Сохранить .
Ничья Юлия Леонидовна Латынина
        Они оба начинали в 90-м году - будущий «крестный отец» Нарыма и его самый крупный предприниматель. Предприниматель покупал прииск - и бандит покупал прииск. Предприниматель приобретал нефтяную компанию - на ту же компанию имел виды бандит. Малюта и Сыч претендовали на одни и те же прииски и одни и те же заводы. В конце концов, они поделили край и жили в мире, пока не сцепились из-за того, что нельзя было поделить, - из-за женщины.
        Юлия Латынина
        Ничья

***
        Изнутри новый бизнес-центр был потрясающе красив. Вся середина его была как закрытый мусульманский дворик, с вечнозелеными зарослями, раскинувшимися внизу, легкими мостками, соединявшими между собой этажи, и унесенной далеко-далеко, на девятый этаж, стеклянной крышей.
        Многие сомневались, что здесь, в далеком сибирском крае, хотя бы и лопавшемся от нефти и глинозема, инвестиции в подобную недвижимость будут рентабельны. Однако ж компания «Акрон» вложилась в здание вместе с краевой администрацией и не прогадала: уже за месяц до сдачи объекта помещения под офисы были разобраны, и сейчас на многих этажах красовались латунные таблички с названиями компаний и фирм. Поговаривали, что в краевой администрации о-очень поощряли желание бизнесменов арендовать помещение в «Акрон-Плаза»; кроме того, «Акрон» получил на здание ссуду от властей.
        Сейчас большинство арендаторов собрались на втором этаже, на вознесенной над зеленью площадке ресторана: хозяева праздновали сдачу объекта. Крупные начальники и влиятельные бизнесмены по очереди подходили к хозяину «Акрона» Виктору Семину, - высокому, слегка полноватому мужчине лет сорока пяти и тут же раскланивались со стоящей рядом Еленой. Комплименты их, как правило, были однообразны: либо они восхищались красотой Елены Сергеевны, либо поздравляли с удачным архитектурным решением, потому что именно Елена была главным архитектором проекта.
        Спустя час после начала веселья прибыл губернатор. Губернатор скинул на руки охраннику тяжелое кожаное пальто, взял предложенный ему стеклянный бокал на тонкой ножке и произнес несколько приветственных слов. Губернатор был так же неоригинален, как другие: он поздравил Семина и Елену, а потом высоко воздел бокал и сказал:
        - За союз, так сказать, капитала и искусства!
        И поцеловал Елену в щечку.
        Стоявший рядом Семин слегка напрягся, под щеками его заходили крупные желваки, и он сразу сделался похожим на сыча - толстого и взъерошенного. Собственно, под этим прозвищем он и был известен среди бизнесменов - Сыч.
        - Ну что ты, Виктор, - рассмеялся губернатор, - не будь таким собственником. Талант Елены Сергеевны - достояние, так сказать, всего народа.
        Губернатор быстро напился, и вскоре был утащен в угол какими-то нефтяниками. В ресторане приглашенный квартет играл Брамса. Улыбчивые официантки разносили между гостей бокалы с шампанским, и тут же шныряли красивые девочки с подведенными глазами и немыслимо тонкими талиями: девочек этих на всякий случай заказал Семин, но успехом они пока не пользовались.
        Елена с невольной завистью следила за этими девочками глазами: они были очень хрупкие и такие ухоженные. Елена тоже была тоненькой, но, как и многие женщины, все время переживала, глядя в зеркало на свою талию, и считала себя ужасно толстой. И еще ей казалось, что эти девочки, наверное, не затрачивают ни малейших усилий, чтобы поддерживать себя в форме.
        Елена затосковала и, допив бокал, спустилась на первый этаж. Он весь был занят садом. Когда-то, вначале, Елена была именно ландшафтным архитектором, и ей больше всего нравилось работать не с холодным камнем, а с живым растением. Здесь она развернулась в полную силу. Ничто не стесняло ее - ни холодная сибирская зима, ни недостаток солнца (в неурочные часы сад освещали мощные галогенные лампы), ни даже сухой сибирский воздух. Большинство растений, собранных в саду, были средиземноморскими и предпочитали повышенную влажность, и эту проблему Елена решила с помощью небольшого фонтана: каменная кладка, шепоток струи и уходящий вдоль дорожки ручеек.
        Сад обошелся очень дорого, вдвое дороже чем прикидывала Елена. Когда она показала его план Семину и тот увидел, что Елена будет сажать пяти-, шестилетние деревца, Семин брезгливо поморщился:
        - Это что ж, десять лет ждать, пока они вырастут?
        И взрослые двадцатилетние деревья доставили из Италии на специально зафрахтованном рейсе. Но зато у людей, которые придут в это здание, не будет ощущения, что бизнес в России начался месяц назад и через месяц кончится.
        Сначала Елене показалось, что в саду она одна, но, обогнув пышный, усыпанный желтыми цветами куст рододендрона, она увидела, что у фонтана сидит человек и смотрит на плавающих в нем разноцветных рыбок. Человек обернулся на стук каблучков Елены по мрамору и неторопливо встал. Человеку было лет тридцать пять, он был высок и худощав. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не странное сочетание высокого лба мыслителя и твердого подбородка гангстера. У человека были грустные серые глаза и полные, изящно очерченные губы, и волосы его, по старой привычке, были коротко подстрижены. Немного прищурившись, Елена увидела, что человек не один - где-то за деревьями маячили две кожаных куртки.
        - Сергей, - сказал человек, - Вырубов. Он улыбнулся, показывая белые искусственные зубы. Собственные зубы бывшему боксеру Вырубову выбили еще лет пятнадцать назад.
        - Елена.
        Она протянула руку, как обычно протягивала, чтобы поздороваться по-мужски. Вырубов на секунду удивленно замешкался, а потом пожал ей руку. Запястье у Вырубова было узким, а ладонь - широкой и холодной, словно он только что пришел с мороза. Их руки соединились на мгновение, и внезапно Елене захотелось вырвать свою.
        - Красивый домик, - сказал Вырубов.
        - Мне нравится. И бабки Витя срубил немаленькие.
        - Правда? - удивилась Елена. - А я думала, вам нравится, когда пухлые ангелочки на стенах и букет в стиле бидермейер…
        - Елена запнулась, сообразив, что слова «бидермейер» ее собеседник, скорее всего, не знает, и прибавила:
        - Знаете, такой, пышным веником…
        - Почему вы так думаете?
        - Это вкус всех бандитов.
        - Ну, какой же я бандит, - усмехнулся Вырубов, - черт-те знает что про меня в городе говорят…
        Вырубов помолчал секунду, потом, прищурившись, взглянул вокруг.
        - Красивый сад, - проговорил он, - как настоящий… Опа! Даже мыши есть!
        - Где?
        - Да вон же! - Цепкие пальцы Вырубова схватили Елену и развернули к одной из яблонь. Там, у ствола, сидела серенькая мышь-полевка. Видимо, ее так и привезли вместе с землей. Мышь слепо щурилась на людей и на фонтан, а потом опомнилась и. прыснула вдоль дорожки.
        - О господи, - сказала Елена, - какая гадость! Она же все корни поест!
        Хватка Вырубова мгновенно ослабла. В воздухе мелькнуло что-то серебристое. Мышь замерла у самого ствола яблони. Над ней раскачивалась наборная рукоятка брошенного ножа. Вырубов неторопливо шагнул с дорожки на землю, поднял нож и снял с лезвия нанизавшуюся на него мышь. Нож он сунул куда-то в рукав, а мышь бросил на землю.
        - Надо же, - сказал Вырубов, - а она еще живая.
        Мышь дергалась и смотрела на Елену черными бусинками глаз.
        Елена поскорей отвернулась.
        - У меня есть этот универмаг… в центре, - шевельнулся за спиной Вырубов. - Я его перестраиваю. Хотели бы заняться интерьером?
        Елена понимала, что надо отказаться, но вместо этого кивнула.
        - Заезжайте ко мне завтра в офис. Они договорились на два часа.

***
        Елена и Семин вернулись домой поздно ночью, около двух. Квартира была двухуровневая и шикарная, тоже выстроенная фирмой, принадлежавшей Семину. Елена, собственно, и познакомилась с Семиным, когда тот приехал осматривать декорируемую под него квартиру.

…Вместе с Семиным была тогда какая-то длинноногая девица в белой шляпке с вуалью. Девица была младше Елены лет на семь. Девица хихикала и грызла орешки, несмотря на свою белую шляпку, а Семин посмотрел на Елену, которая ползала вдоль стен с рулеткой, и сказал:
        - Детка, позови Елену Сергеевну.
        Елена встала и представилась. В квартире было темно и уютно пахло домом, и охранники почтительно распрощались с ними у порога. Елена сразу ушла в свою ванную и там долго оттирала лицо от парадной косметики. Когда она пришла в спальню, Семин уже лежал в постели и рассеянно щелкал «ленивчиком», ловя припозднившиеся спутниковые каналы. Елена юркнула к нему под одеяло.
        - Ты грустная, - сказал Семин. - Что случилось?
        - Не знаю. Они все какие-то… одинаковые там были. И одинаково завистливые. Говорили глупые комплименты и думали:

«Вот стоит баба Семина, и поэтому она была главным архитектором. А моя баба сделала бы не хуже…»
        - Глупости, - сказал Семин, - ты лучшая в крае. Я бы не заказал отделку своей квартиры никому, кроме самого лучшего художника по интерьерам.
        Он засмеялся и начал целовать ее, все нежней и настойчивей, как будто не было ни поздней ночи, ни длинного, отупляющего вечернего празднества.
        Спустя час они еще не спали: Елена лежала, прижавшись к Семину, и круглая, как сыр, луна светила через кисейные занавеси спальни, освещая уголок старинной вазы и использованный презерватив, скинутый куда-то на ковер. Им было так хорошо, как только может быть хорошо двоим беззаветно влюбленным друг в друга людям.
        - А как Вырубов попал на прием? - вдруг спросила Елена.
        - Малюта? Офис, наверное, снял. У нас штуки три компаний, в которых он значится в членах совета директоров, я даже внимание обратил. А ты что, с ним знакома?
        - Сегодня познакомилась. Он предложил мне заняться реконструкцией универмага.
        - Какого?
        - Наверное, центрального. У него же центральный универмаг? Мы договорились завтра на три часа.
        - Тебе не стоило договариваться, не посоветовавшись со мной, - сказал Семин.
        - Почему?
        - Потому что теперь тебе придется отказаться от встречи.
        - Я не откажусь, - сказал Елена.
        - Почему?
        - Потому что, если я буду переделывать универмаг Малюты, мне уж точно никто не скажет, что это твоя протекция…
        - Дура, - равнодушно сказал Семин.
        - Ты с ним когда-нибудь сталкивался?
        Семин не ответил.
        Уже ночью, когда Елена заснула, Семин долго ворочался с боку на бок, а потом нашарил халат и спустился вниз, в большую и темную кухню, освещенную белым заоконным светом от мерцающих во дворе фонарей.
        Ты когда-нибудь с ним сталкивался?
        Впервые Семин и Малюта столкнулись осенью 1989 года. Тогда у Семина был кооператив «Крепь». «Крепь» занималась тем, что по желанию жильцов навешивала общие двери в многоэтажных панельных домах. Еще она ставила домофоны и индивидуальные двери, но чаще всего заказы приходили на общие двери, ведущие в отсек, где находилось по пять-шесть квартир. Общие двери выходили жильцам дешевле частных. Семин уволился из университета, где он шесть лет преподавал экономику, и занимался только дверями.
        У него было шесть рабочих и один партнер - Игорь Тахирмуратов, двадцатисемилетний преподаватель физики из того же университета.
        За лето и осень Семин и Игорь хорошо заработали. Семин купил себе первую в жизни машину - синюю «девятку» и подумывал, куда вложить деньги.

18 октября 1989 года Семин вышел из панельной многоэтажки на северо-западе, где он в то время жил.
        Когда Семин завернул за угол, он увидел, что возле его «девятки» стоит старенький «мере» вишневого цвета. На боках «мерса» пузырилась краска, и вообще Семин впервые видел «мере», который так походил бы на довоенный «Запорожец». В
«мерее» сидели четверо. Семин прошел мимо них спокойным шагом, почему-то ожидая выстрела в спину.
        За спиной хлопнула дверца.
        - Виктор Иваныч?
        Семин обернулся.
        Ребята вышли из «мерса». Их действительно было четверо, и главный у них был парень лет двадцати пяти с бледным, очень красивым лицом и раскосыми никелированными глазами.
        - Садись в машину, Виктор Иваныч, потолкуем.
        - О чем нам толковать?
        - Ты, говорят, много денег зарабатываешь?
        Семин помолчал, потом сказал:
        - На этот счет разные мнения. Кому много, а я так считаю, что мало.
        - Если я говорю - много, это значит - много. И, говорят, не делишься ни с кем.
        - Не правда.
        - Если я говорю - правда, это значит - правда. Будешь делиться с нами.
        - А если я уже делюсь?
        - Тогда пусть те, с кем ты делишься, приедут завтра к двенадцати к магазину на Брешковской. Если приедешь один, привезешь бабки.
        Молодой человек усмехнулся одними губами и нырнул в теплое нутро «мерседеса». Машина сорвалась с места, обдав Семина бело-рыжим снегом из-под колес.
        Забравшись в свою «девятку» и включив зажигание, Семин долго смотрел, как дворники ходят туда-сюда, очищая от свежевыпавшего снега два выгнутых, словно брови, полукружия на стекле. Он думал, что никогда и никому не отдаст того, что он заработал.
        Спустя четыре часа Семин, волнуясь и потея от страха, сидел в какой-то заплеванной кафешке с невысоким, сухощавым человеком - майором уголовного розыска Всеволодом Прашкевичем. На Прашкевича Семин вышел в результате осторожных, но отчаянных расспросов. Встреча продолжалась от силы пятнадцать минут. Прашкевич равнодушно расспросил Семина о номере «мерседеса» и приметах ребят, отодвинул от себя маленький блокнот, в который ничего не записывал, и уточнил:
        - Брешковская, в двенадцать?
        Семин кивнул.
        - Жаль. Времени мало. Но ничего, что-нибудь придумаем. Завтра на Брешковской не появляйся.
        - А если человек говорит, что кому-то платит, а на самом деле он никому не платит, что с ним делают? - спросил Семин.
        - По-разному По ушам бьют. Один парень, вчера сказали, привычку завел пальцы резать…
        - Какой парень?
        - Да я его не видел. Безбашенный какой-то. Зовут Малюта.

***
        Но Семин все-таки появился на Брешковской. Он приехал на два часа раньше назначенного срока, запарковал «девятку» в пяти кварталах от мебельного магазина и осторожно пробрался на верхушку недостроенной семиэтажки, застывшей нелепым журавлем наискосок от места стрелки. Там он вынул из кармана бинокль, скособочился за рамой и стал ждать.
        Вишневый «мерседес» приехал ровно в двенадцать. Даже издалека было видно, что это очень старая и очень потрепанная модель. Высокий парень с раскосыми глазами еще не успел вылезти из него, как к магазину подкатился белый и похожий на кусок рафинада «БМВ». Из «БМВ» высадился полный седоватый человек, по виду дагестанец или чечен, сунул руки в карманы и пошел навстречу людям из «мерседеса». В кильватере седоватого следовали три бритых викинга.
        Разговор продолжался недолго - парень из «мерседеса» развел руками, словно извиняясь, седоватый сел в свою роскошную тачку и укатил.
        Семин выбрался из недостроенной семиэтажки, не зная, что и думать. Он полагал, что майор Прашкевич будет брать бандитов со стрельбой и спецназом. Седовласый обитатель белоснежного «БМВ» походил на спецназовца не больше, чем Семин на голливудскую старлетку.
        Спустя три часа они встретились с Прашкевичем на том же месте, в дешевой забегаловке. Прашкевич меланхолично курил одну сигарету за другой, стряхивая пепел в тарелку с нетронутыми разваренными сосисками.
        - Думаю, что больше вас не тронут, - сказал Прашкевич.
        - Вы их арестовали - рэкетиров?
        - Нет, - голос мента был равнодушным и ровным, как асфальт на американском хайвее. - Их бы выпустили, а они бы вас убили. Просто есть люди, которые мне кое-что должны.
        Семин кивнул и полез в карман за бумажником.
        - Я вам очень обязан, - сказал Виктор, - вы не возражаете?
        На стол лег пухлый белый конверт. Из конверта, как комбинашка из-под слишком короткой юбки, выглядывал зеленый корешок доллара.
        - Возражаю, - сказал Прашкевич, - убери деньги, спекулянт.
        Поднялся и пошел к выходу.
        Тогда Семин еще не знал всех значений слова «спекулянт», и он решил, что милиционер назвал его так по старой советской привычке. Только впоследствии Семин понял, что Прашкевич употребил это слово безо всякого осуждения, в том значении, в котором его использовали воры, для которых весь мир делился на
«воров», живших по закону, «бандитов», живших по понятиям, и «спекулянтов», занимавшихся бизнесом.

***
        Прашкевич позвонил Семину спустя неделю.
        - Надо встретиться, - сказал майор. На этот раз местом встречи оказался городской парк, с запущенными дорожками, усыпанными желтой листвой вперемешку с первым снегом, и покосившимися плакатами в честь XXVII съезда КПСС. Мент, скорчившись, сидел на скамейке возле пустой детской площадки и курил сигареты одну за другой. Семин не ждал от этой встречи ничего хорошего. Ему не нравилось, что опер не взял денег.
        - Я тут покопался в твоем случае, - сказал мент, - и думаю, тебе не мешало бы это знать.

«Начинается», - подумал Семин. Он не знал еще, что именно начинается, но понимал, что это что-то нехорошее. Не зря опер не взял денег.
        - Парень, который из «мерседеса», - его зовут Сергей Вырубов. Погоняло Малюта. Погоняло вполне соответствует характеру. Не судим, не пьет, не курит. Бывший спортсмен. Когда ему было шесть лет, мать умерла по пьянке. Отец был в колонии. Его взяла к себе тетка, очень приличная женщина, доцент Нарымского университета. Он так и рос в семье тетки вместе с ее сыном. Сына звали Игорь. Игорь Тахирмуратов.
        Слова отдались тупой болью где-то в низу живота.
        - Вы что хотите сказать, - спросил после некоторого молчания Семин, - что мой партнер навел на меня своего двоюродного брата?
        - Просто считаю, что вам следует знать эту информацию, - ответил майор.
        Поднялся, чтобы уйти, щелчком сбросил сигарету в детскую песочницу.
        - Можно еще вопрос? - задержал его Семин.
        - Да.
        - Кто в нашем городе ездит на белом «БМВ»? Новом?
        Мент внимательно оглядел коммерсанта.
        - Вор в законе по кличке Дорофей, - ответил он. - Смотрящий над краем.

***
        Игорь Тахирмуратов прилетел с омским рейсом следующим утром. Ночью внезапно ударил отчаянный тридцатиградусный мороз, и новенькая «девятка» Семина никак не хотела заводиться, когда он поехал в аэропорт встречать Игоря.
        Это сейчас казалось смешным, чтобы Семин ездил встречать в аэропорт кого-то, кроме, допустим, премьера. А тогда он должен был ехать сам, на «девятке», и ему пришлось два раза спускаться и подниматься на самый верх девятиэтажки за сменным аккумулятором.
        Тахирмуратов был двадцатисемилетний смешливый толстячок, пухлый, как пряник, и веселый, как канарейка. Кроме звания доцента, полученного полтора года назад, он имел два ценных преимущества: он был секретарем комитета комсомола университета и зятем директора Яснобогучанского трубного завода.
        Яснобогучанский завод производил трубы для нефтяной промышленности, и благодаря этому обстоятельству партнеры надеялись потихоньку влезть в нефтяной бизнес. Семин и Тахирмуратов поставляли бы трубы на нефтеперерабатывающий завод, тот бы расплачивался трубами за нефть, а нефть Семин и Тахирмуратов собирались продавать на АЗС, которые они благодаря связям Семина взяли бы в аренду у
«Нарымнефтепродукта».
        Тахирмуратов был доволен поездкой: он порешал все проблемы на НПЗ и даже договорился о времени поставки первой бочки.
        - А как у тебя дела? - спросил наконец Тахирмуратов.
        - На меня наезжали, - сказал Семин.
        - Господи? Кто?
        - Бандиты. Главного зовут - Сергей Вырубов.
        Игорь вздрогнул.
        - А как он выглядит, этот… Вырубов?
        - Ты знаешь, как он выглядит, лучше меня. В милиции считают, что это ты его навел на фирму. Знаешь, что он делает, чтобы запугать коммерсанта? Он режет ему палец.
        - Я не виделся с Сережей восемь лет, - сказал Игорь. - И я не знаю, как он выглядит.

1997 год. Декабрь
        Елена подъехала к служебному входу в универмаг в два часа. Охранник с омоновскими нашивками отставил в сторону автомат, поелозил пальцем по толстому затрепанному гроссбуху, насупился и сказал:
        - Вас в списках нет.
        Елена пожала плечами и повернулась, чтобы уйти. Охранник, зажав трубку между плечом и пятнистым беретом, крутил диск телефона.
        Елена вышла из универмага и стала копаться в сумке, ища ключи. Она уже садилась в машину, когда охранник вылетел из дверей.
        - Извините, Елена Сергеевна, - сказал он, - Сергею Павловичу позвонили и сказали, что вы не придете. Но он здесь и просит вас подняться.
        Одна из секций универмага, на третьем этаже, была отдана под небольшой, но отлично оборудованный спортзал: именно туда-то и провели Елену.
        Вырубов, в старых тренировочных штанах, лежал навзничь на тренажере и выжимал штангу со сверкающей пирамидкой стальных дисков на обоих концах. Над Вырубовым стоял телохранитель, ловя движения босса и готовясь подхватить штангу, когда тот устанет или, не дай бог, уронит ее.
        Малюта пожал штангу раз десять, телохранитель подхватил ее и осторожно закрепил на специальных бороздках, предусмотренных в тренажере. Вырубов вскочил с места и подошел поближе.
        - Извини, что в таком виде, - сказал Вырубов, - мне сказали, ты не придешь.
        Он слегка переминался с ноги на ногу, как крадущаяся рысь, и косился на тренажеры, как мальчишка косится на лоток с мороженым. Он был без майки, в одних чистых холщовых штанах, и Елене невольно бросилась в глаза чеканная мускулатура Малюты. Руки и грудь у Малюты были покрыты ровным загаром и почти совершенно лишены волос - крайне нехарактерная черта для европейца. Уже потом Елена вспомнила, что полукровка Игорь Тахирмуратов - двоюродный брат Малюты. Малюта стоял довольно близко, чуть ближе, чем обычно водится между интеллигентными людьми, и Елена учуяла дразнящий запах свежего пота.
        - Ничего, если я закончу тренировку? - спросил Малюта.
        - Ничего, - сказала Елена. - А сколько в этой штанге килограмм?
        - Сто пятьдесят, - ответил Вырубов. Прищурился и осведомился:
        - А Семин сколько вытягивает?
        - Семин со штангой - это такое же невероятное зрелище, как вы с томиком Иммануила Канта, - ответила Елена. Вырубов засмеялся и, отойдя к середине зала, легко сел в поперечный шпагат. Елена ждала еще минут двадцать, сидя на стульчике в углу. В спортзал зашло еще несколько человек, и среди них красивый двадцатилетний парень со свернутым на сторону носом. Вырубов остался разминаться на тренажерах, а один из его друзей принял боксерскую стойку и начал драться с парнем.
        Елена встала и пошла бродить по универмагу. Она не любила драк.
        Принадлежавший Вырубову универмаг в центре города был одним из самых странных и, в общем-то, безобразных зданий Нарыма. Его задумал в конце двадцатых годов знаменитый российский архитектор-конструктивист Фатеев. Косая пирамида из стекла и стали, по замыслу архитектора, должна была стать новейшим социалистическим дворцом, в котором работали, жили и творили будущее партийные руководители края. Стеклянные панели кабинетов должны были подчеркивать прозрачность и доступность рабоче-крестьянской власти; в другой половине пирамиды располагались крошечные жилые комнатки и огромные столовые и спортзалы. Предполагалось, что партийное руководство не будет тратить время на единоличное приготовление пищи, и кухни в квартирах отсутствовали начисто. Лестниц в здании не было: вместо них были широкие пандусы. На самом верху здания располагалась личная вилла секретаря крайкома, к которой тот подъезжал на большом черном авто.
        Секретарь крайкома прожил в своей вилле полтора месяца, после чего в один прекрасный день к самым дверям его пентхауса подъехала черная машина, но не с личным шофером, а с чекистами. Секретаря увезли, а спустя неделю забрали зачем-то и архитектора. Здание в центре города долго мокло под снегом, а потом его отдали под дом быта и универмаг. Все четыре входа украсили безобразными стеклянными дверьми, на этажах грубо исказили первоначальную планировку. Центральную галерею, пронизывавшую дом и отделявшую жилые помещения от служебных, выложили цветным с прожилками мрамором и украсили на всякий случай статуей вождя мирового пролетариата Лениным.
        Последний раз Елена была в этом универмаге лет пятнадцать назад. Тогда вдоль прилавков слонялись сонные продавщицы, а в отделах продавались стопки льняного белья производства Нарымской ткацкой фабрики и дорогие индийские вазы. Сейчас универмаг представлял собой нечто среднее между торговым центром и блошиным рынком. Вокруг статуи Ленина обосновались мясные и фруктовые ряды.
        Малюта нагнал Елену на первом этаже: она стояла, прислонившись к колонне, и не без иронии смотрела вверх, на стеклянную дверь салона, где продавались
«мерседесы». Прямо у двери начинался прилавок с китайскими резиновыми тапочками.
        - Осторожней, - сказал Малюта, - а то сумку порежут.
        От Малюты теперь пахло дешевым мужским одеколоном; он был в черных брюках и черной рубашке, а сверху накинул какой-то серый пиджак.
        Справа от Ленина был установлен здоровенный аквариум. Вокруг аквариума толпился народ, но Вырубов как-то удивительно легко прошел сквозь толпу, как нож сквозь масло, и через мгновение Елена оказалась около аквариума.
        Рыбки, плававшие в аквариуме, были какие-то мелкие и невзрачные.
        - Пираньи, - сказал Сергей.
        Елена с интересом посмотрела на рыбок.
        - А чем их кормят? - спросила она.
        - Курами. Живыми курами. По две куры на рынке каждый день покупают. Ты думаешь, чего толпа-то стоит?
        Елену слегка передернуло.
        - А куры… с перьями? - спросила она почему-то.
        - Перья потом убирают, - пояснил Сергей. - Как же с нее с живой перья можно драть?
        Вырубов посмотрел на часы.
        - Как раз через десять минут кормежка. Посмотришь?
        Елена покачала головой.
        Спустя десять минут Вырубов и Елена как раз шли по второму этажу. Вырубов услышал истошный куричий крик и подошел к балюстраде. Один из петухов, предназначенных к кормежке, каким-то чудом вырвался из рук охранников и теперь летал над собравшейся на зрелище толпой. Толпа хохотала и норовила петуха словить, а Вырубов в полном восторге влупил кулаком по балюстраде и заорал:
        - Лови его, б…! Врешь, фраер, не уйдешь!
        Они все-таки пообедали вместе в небольшом ресторанчике, расположенном тут же, в здании универмага. Ресторан назывался «Оранжерея» и действительно утопал в зелени: у него были большие, во всю стену, окна, и стеклянный купол вместо крыши. Столики стояли между пальм и мандариновых деревьев со сморщенными зелеными плодами.
        Это был знаменитый ресторан: полтора года назад, когда Вырубов завтракал в нем с каким-то бизнесменом, по ресторану стреляли из гранатомета. Стекла в окнах были пуленепробиваемые, но на гранатомет они не были рассчитаны. Бизнесмен был убит на месте, и пострадало несколько людей Вырубова, сидевших за соседним столом. После этого в городе началась война. К Елене и Сергею подошел полный, улыбчивый официант и принял заказ. Елена попросила салат и суп, а Вырубов - только водичку со льдом.
        - Есть после тренировки не хочется, - объяснил он. Подумал и прибавил:
        - Видела парня, с которым пацаны дрались? Миша Стариков. Между прочим, призер чемпионата Европы. Мой воспитанник. Третья спортивная школа.
        - И много вы на него потратили?
        - Мы на спорт много тратим, - серьезно сказал Вырубов, - надо помогать детям. Я везде говорю - пусть лучше занимаются спортом, чем пьют водку. Слыхала?
        - Слыхала, что вы выращиваете новую смену бандитов, - ответила Елена.
        - Про меня много всяких глупостей рассказывают, - спокойно сказал Вырубов. - Разве я похож на бандита?
        Елена промолчала. Самое удивительное, что Вырубов был действительно непохож на бандита, - такого, каким его рисуют бульварные книжки и фильмы.
        - Так как тебе универмаг? - спросил Малюта.
        - Честно говоря, если из него убрать китайские тапочки и оставить одни
«мерседесы», это может быть потрясающе, - проговорила Елена. - Кстати, я не понимаю, почему Виктор не покупает машины здесь.
        Малюта расхохотался, как школьник, попавший в окно из рогатки.
        - Они же все паленые, - сказал Малюта.

***
        Елена забрала с собой строительную документацию и договорилась встретиться с Вырубовым через неделю. В следующий четверг Вырубов заехал к ней в офис посмотреть наброски, глянул и сказал:
        - О! Класс! То, что надо.
        Но Вырубов куда-то торопился, и у него не было времени договориться по срокам и по деньгам, и он предложил пообедать завтра в два. Елена сказала, что согласна. Ей льстило внимание Малюты. Он чем-то походил на ее мужа.
        Эта история случилась, когда Елена уже кончала отделывать семинскую квартиру. Там не хватало только каких-то мелочей, тяжелых бархатных портьер да позолоченных кранов в ванной. С кранами случился перебой, их везли из самой Москвы и привезли вечерним рейсом, и Елена со своим финансовым директором, Мишей Гущевым, отправляясь из офиса домой, завезли краны в квартиру, чтобы рабочие с утра все сделали.
        Когда они повернули в двери ключ, они увидели, что в пустой прихожей горит свет. Елена поняла, что она не одна в квартире. Она решила, что это Семин, но это оказался не Семин: в гостиной, поджав тонкие ножки, сидела красивая девушка лет восемнадцати. Это была другая девушка, не та, которую она видела с Семиным в прошлый раз. Девушка была золотоволосая и зеленоглазая.
        Квартира была абсолютно пуста: в ней не было ни книг, ни телефона, ни холодильника с едой, ни даже воды.
        - Вы что здесь делаете? - удивленно спросила Елена.
        - А Виктор Иванович оставил меня утром здесь, - сказала девушка, - сказал, чтобы я посмотрела квартиру, а он вернется через часок.
        Елена поджала губы и вышла в соседнюю комнату. Там она набрала на сотовом прямой номер Семина. Тот оказался в офисе - через сильную мембрану Елене было слышно, как Семин спорит с партнерами.
        - Виктор Иванович, - сказала Елена, - вы тут девушку в квартире забыли. Здесь, между прочим, даже воды нет.
        - О, черт! Действительно, - сказал Семин, - погодите секунду.
        Он положил трубку, и Елене опять стало слышно, как он кричит на партнеров. Через минуту Семин снова подхватил телефон.
        - Елена Сергеевна, скажите Вике, чтобы она ехала домой, - сказал Семин.
        - Куда домой? - уточнила машинально Елена.
        - В Самару. Она из Самары, пусть туда и возвращается. Она мне надоела.

***
        Елена увезла наброски интерьеров к себе домой, и, когда Семин вернулся с переговоров в одиннадцать вечера, она еще сидела над ними. Семин спустился в мастерскую, и они поцеловались, а потом Семин принялся разглядывать чертежи.
        - Красиво, - сказал Семин. - Это что, центральный универмаг?
        - Да.
        - Мне не нравится, что ты встречаешься с Вырубовым.
        Елена пожала плечами.
        - Ты играешь… - Семин задумался, ища подходящее слово… - с гексогеном.
        - Он что, такой страшный?
        - Да.
        - А он правда убил Кривицкого?
        - Он очень многих убил. Он убил Кривицкого и Шанина. Он убил Лашкевича. И был такой человек по кличке Дорофей, он его тоже убил. Он убивает, как ты ешь витамины: без удовольствия и без малейших колебаний.
        Елена вспомнила несчастного петуха, предназначенного для пираний, и азартный крик Вырубова: «Врешь, мля! Не уйдешь!»
        - Я встречаюсь с ним завтра, - сказала Елена.
        Семин рассматривал наброски.
        - Тебе придется отказаться от работы.
        - Но почему?
        - Лена, жена Виктора Семина не может реконструировать вырубовский универмаг.
        - Но я не твоя жена.
        Семин засмеялся и принялся целовать ее.
        - Ну, так давай поженимся, - сказал он.

1994 год. Осень
        Осенью 1994 года Тахирмуратов и Семин решили купить Гагаринский золотой рудник. До этого самым крупным их бизнесом была торговля бензином. Они хорошо поднялись, арендовав десять автозаправок у «Нарымнефтепродукта», поставили семь контейнерных АЗС и через год заменили их стационарными заправками, но промышленной собственности у них не было. Гагаринский был не такой уж большой рудничок в трехстах километрах от города, в тайге, с прогнозными запасами в сорок тонн золота и неглубоким залеганием рудного тела. Документы на рудничок Семин выменял на бутылку водки в «Нарымгеологоразведке».
        Чиновника, который продавал рудник, звали Нарышкин, а все переговоры вел его заместитель Гурза. Нарышкин и Гурза были готовы продать рудник почти даром, но при этом они хотели, чтобы половина рудника принадлежала им.
        Игорь Тахирмуратов был категорически против такой сделки.
        - Смотри, что получается, - говорил Тахирмуратов, - мы будем вкладывать в рудник деньги, да? И вкалывать мы будем, как проклятые. А половина доходов пойдет Нарышкину. Давай лучше заплатим ему побольше денег сейчас, но затем все будет принадлежать нам.
        - Не бойся, - сказал Семин, - мы им ничего не заплатим. И доли они тоже не получат. Делай как я скажу.
        На следующий день Семин отобедал в ресторане с Всеволодом Прашкевичем: так, просто для поддержания дружбы. Прашкевич теперь был замначальника краевого УВД. Он дружил с Семиным и время от времени оказывал ему разные дружеские любезности, но взяток или того, что могло быть сочтено взяткой, ни разу от Семина не брал.
        Когда в прошлом году одну из заправок Семина забросали гранатами, он быстро нашел тех, кто это сделал, и все они получили срок.
        Семин спросил у Прашкевича, как его жена, и тот ответил:
        - Хорошо. Через два месяца родит.
        - Это у тебя третий будет? - спросил Семин.
        - Да.
        - Не тесно вам будет впятером-то в двухкомнатной?
        - Тесно, - сказал Прашкевич, - а что поделаешь?
        - Я дом на Палашевской набережной строю, - сказал Семин. - Улучшенная планировка. Может моя фирма вашему управлению несколько квартир выделить?
        Прашкевич долго думал.
        - Нет, - равнодушно и окончательно сказал он.
        - Всеволод Михайлович, - сказал Семин. - Это не взятка. Я обязан вам своим бизнесом. А может быть, и жизнью. Это… не имеет цены. Это стоит гораздо дороже новой квартиры.
        Прашкевич равнодушно кивнул.
        - Всеволод, пойми. Я чувствую себя… неудобно. Ты никогда ничего не брал у меня…
        - Я никогда ни у кого ничего не беру, Виктор Иванович. Я не беру ни у коммерсантов, ни у бандитов, ни у подследственных. Видите ли, когда я беру деньги, это означает, что вы расплатились за оказанную вам услугу согласно прейскуранту. Как в парикмахерской. А я предпочитаю, чтобы вы мне были должны.

***
        Инвестиционный конкурс на Гагаринский золотой рудник был назначен на январь 1995 года. До конкурса оставалось пять недель. Все документы уже были подписаны, все позиции сверены, и все фирмы, изъявившие желание участвовать в конкурсе, уже подали заявки. Всего фирм оказалось четыре штуки: две представляли Семина и Тахирмуратова, еще одна - какого-то местного железнодорожника, видимо, не понимавшего, что результаты тендера предрешены, и еще в последний день принесли заявку от некоего неведомого АОЗТ «Синельга».
        Нарышкин и Гурза потихоньку вскрыли заявки (разумеется, это было строжайше запрещено условиями конкурса), и оказалось, что «Синельга» предлагает сумму инвестиций несколько большую, чем Семин и Тахирмуратов, - семь миллионов долларов, а не три. Тогда Семин передал им новую заявку, в которой была указана сумма в восемь миллионов долларов.
        Нарышкин и Гурза заменили старую заявку Семина новой и на всякий случай объявили, что заявка от «Синельги» не будет участвовать в тендере, потому что она оформлена не по правилам. Нарышкин и Гурза очень старались за причитающиеся им пятьдесят процентов рудника.
        Семнадцатого декабря был пятый год, как Семин ушел из университета, и в ознаменование этой годовщины Семину пригнали из Германии черный «БМВ», почти новый, изящный, как китайская ваза, и с большими фарами, похожими формой на лист яблони.
        На этом-то новом «БМВ» Семин и приехал в ресторан «Гамбит».
        Семин вошел в ресторан, необыкновенно довольный собой. За пять лет он проделал немалый путь - от обыкновенного кооператора, зарабатывающего на жизнь собственными руками, до президента крупной компании. Десятки нарымчан, начинавших так же, как он, остались при своих фирмочках из трех человек и частных гаражах с автосервисом, сотни - разорились.
        Семин отдавал себе отчет в том, что своим прозябанием многие из бывших кооператоров обязаны бандитской крыше, а он, Семин, соответственно, обязан процветанием майору милиции Прашкевичу. Или, точнее, так - он бы никогда не пошел под крышу. Но если бы не майор, то его, скорее всего, убили бы.
        Тахирмуратов ждал его за накрытым столиком: на белоснежных тарелках с синей каймой уже были разложены пестрые закуски: нежная красная рыба, оттененная зеленью и лимоном, черная икра с желтыми розочками масла, горка устриц и ослепительно сверкающая в высоких стаканах газированная вода.
        Широкие окна ресторана выходили на набережную: за окном валил снег, река уходила куда-то вдаль сплошной белой змеей, и прямо перед окнами семинский водитель заботливо счищал снег с его нового «БМВ». Рядом с «БМВ» стоял большой черный
«лендкрузер», с белозубым оскалом решетки и тоже с водителем. Семин внезапно вспомнил о наглом рэкетире с его дряхлым «мерседесом». Интересно, что с ним? Так и ходит в тренировочных штанах?
        Потом чей-то силуэт загородил Семину вид на «БМВ», Семин поднял глаза и поперхнулся. Перед ним стоял Малюта. Он был в дорогой кожаной куртке и темной рубашке без галстука.
        - Привет, Виктор Иваныч, привет, Игорек, - сказал Малюта, - как дела?
        И бесцеремонно плюхнулся за стол рядом с партнерами.
        - Нормально, - сухо ответил Тахирмуратов.
        - Вы, говорят, Гагаринский прииск собрались покупать?
        Семин пожал плечами и сказал:
        - Врут.
        - А-а… хорошо, если врут.
        - Почему?
        - Потому что я его тоже хочу купить, - с усмешкой объяснил Малюта, - и ни с кем тягаться не намерен. Прииск - это не мисс Нарым, чтобы ради него конкурс устраивать…
        Семин ощутил в глубине души звенящую злобу. Это было несправедливо. Это он, Виктор Семин, нашел месторождение. Он просчитал его рентабельность. Он организовал конкурс. Он составлял чиновникам документы. И сейчас на все готовое приходил обыкновенный бандит и разевал рот на его кусок.
        - «Синельга» - это твоя контора? - спросил Семин.
        - Допустим.
        - Ну, так эта твоя контора получит шиш с маслом.
        Малюта резко встал. Его красивое гладкое лицо вдруг жутко оскалилось.
        - Я тебя выхарю, козел, - сказал он и покинул ресторан.
        Через несколько секунд Семин увидел, как хлопнула дверца черного «лендкрузера» с тонированными стеклами, и тачка Малюты сорвалась с места, обдав новенький «БМВ» Семина фонтаном рыжего снега.
        Малюта не соврал, говоря, что он всерьез намерен заняться Гагаринским прииском. На следующий день после того, как Нарышкин и Гурза вычеркнули «Синельгу» из списка фирм, участвовавших в конкурсе, в окно семинского офиса влетела граната.
        Семин проконсультировался с Прашкевичем и по его совету стал ходить с удвоенной охраной, а Тахирмуратов отправил свою семью из города.
        А еще спустя два дня Нарышкин и Гурза позвали Игоря Тахирмуратова на разговор. Оба чиновника были бледны: накануне вечером к ним зашел человек от Малюты. Во-первых, это был очень большой человек, хорошо известный в городе. Бывший первый секретарь крайкома. Во-вторых, после его ухода им звонили уже непосредственно братки.
        Как выяснилось, фирма, которую принимали за железнодорожную, тоже на самом деле принадлежала Малюте, и пришедший к Нарышкину бывший первый секретарь крайкома посоветовал присудить победу именно этой фирме.
        - Мы не можем рисковать своей головой, - сказали Нарышкин и Гурза.
        - Вы рискуете не задаром, - ответил Тахирмуратов, - а за половину доли.
        - Малюта тоже предлагает нам половину, - ответил Нарышкин, - поэтому мы хотим шестьдесят процентов.
        Тахирмуратов понимал, что это, скорее всего, шантаж, и что никакой доли бандит чиновникам не предлагает. Но такой поворот разговора был обговорен между ним и Семиным.
        - Хорошо, - сказал Тахирмуратов. Когда партнер Семина Игорь Тахирмуратов вышел из здания краевой администрации, он увидел, что перед зданием стоит черный
«лендкрузер», и у раскрытой его дверцы курит высокий человек в кожаной куртке и с гладким мальчишеским лицом. При виде Игоря человек бросил сигарету в снег и шагнул ему навстречу:
        - Сядь в машину.
        Охранники Игоря сунули руки под куртки, и двое пацанов, бывших с Вырубовым, сделали то же самое.
        - Не валяй дурака, Игорь, - сказал Малюта. - Я у всех на глазах людей не краду.
        Игорь поколебался и сел на заднее сиденье «лендкрузера». Малюта, запрыгнул следом.
        - Ну, здравствуй, брат, - сказал Малюта. Игорь помолчал.
        - Чего ты хочешь?
        Малюта рассмеялся, весело и заразительно, так же, как он обычно смеялся в детстве.
        - На фиг ты ишачишь на этого Семина? Ты уезжаешь из офиса в одиннадцать вечера, а как что, так «Семин», «Семин», «Семин в „Акроне“ главный»… У тебя в «Акроне» какая доля?
        - Не твое дело.
        - Приходи ко мне. Будешь заведовать всем. Я ваще не буду вмешиваться. Только обеспечу защиту.
        Игорь долго молчал. Потом сказал:
        - Приезжай сегодня в девять в «Глобус». Там и поговорим.
        Вылез из «лендкрузера» и хлопнул дверцей.

***
        Когда в девять вечера Малюта приехал в «Глобус», он увидел, что столик для Игоря уже заказан, и что Игорь сидит за столиком не один: вместе с ним были Семин и еще один мужик.
        Малюта остановился у входа в отдельный кабинет и насмешливо оскалил зубы, а Игорь встал и представил третьего:
        - Ты не знаком, Сережа? - спросил он. - Это Всеволод Прашкевич, замначальника краевого УВД.
        Малюта по-прежнему стоял у входа, гибкий и смертоносный, как готовая к нападению кобра.
        - Да вы садитесь, Сергей Павлович, - сказал Семин.
        - Я с пидорами и с мусорами за один стол не сажусь, - ответил Малюта.
        Прашкевич безразлично пожевал губами.
        - Я вас всех сюда позвал, - продолжал Семин, - чтобы обсудить ситуацию с Гагаринским прииском. Это ненормальная ситуация, когда моего юриста избили обрезком трубы. Парень только из университета, а ему руку сломали.
        - Пусть твой Прашкевич отзовет своих шавок, тогда и юристов перестанут трогать. У меня из двоих, когда принимали, котлету сделали, - отозвался Малюта.
        Взялся за единственный свободный стул, демонстративно отодвинул его в угол, подальше от столика, и сел. В полном молчании Игорь налил себе стакан минералки, выпил, вытер усы и спокойно сказал:
        - Сережа, тут есть такая проблема. Ты помнишь, как ты жил у нас в семье?
        - Что было давно, то было давно.
        - Сергей несколько лет жил у нас, - объяснил Игорь, - он был на год меня старше, и он меня защищал. А так как я был дохляк, ему приходилось часто меня защищать.
        Вырубов улыбался.
        - До того, как он поселился у нас, я просто боялся выходить во двор. У нас во дворе была компания, человек пять мальчишек и еще один парень, Петя Грушев, уже взрослый, отсидевший два года, они мне проходу не давали. А Сережка стал предводителем этих мальчишек, и больше меня не трогали.
        - А Грушев? - спросил Семин.
        - Мне повезло. Его вскоре убили. Он шел домой пьяный, его ограбили и убили. - Игорь помолчал. - Я видел, кто это сделал. Это сделал ты, Сережа. Ты впервые убил человека в четырнадцать лет.
        Сергей пожал плечами.
        - Игорек, ты не перепил, часом? Что ж ты молчал столько времени?
        - Я не перепил. Ты сделал это ради меня. Чтобы Грушев меня не трогал. Игорь внимательно глядел в глаза своему двоюродному брату. - Ты не будешь участвовать в конкурсе, Сергей, - спокойно сказал он. - Иначе я напишу заявление майору Прашкевичу, что ты убил Грушева. Это дело еще не закрыто. Убийца не найден.
        Малюта натянуто рассмеялся.
        - У вас ничего не срастется, ребята.
        - Не думаю, - сказал Тахирмуратов. - Ты же больше никогда не убиваешь сам, Малюта. Ты поручаешь это другим, и очень трудно доказать, что это твоих рук дело. Я думаю, что убийство Грушева - это один из немногих случаев, когда ты сделал все сам.
        - Малюта, этой заявы будет достаточно, чтобы ты посидел пару дней в изоляторе, - сказал Прашкевич. - Ты же сам сказал, что с твоими людьми в изоляторах случаются неприятности. И ты знаешь, что эти неприятности вовсе не из-за милиционеров, а из-за того, что тебя очень не любят воры. Так?
        Вырубов встал, с грохотом отодвигая стул.
        - А и срань же ты, Игорек, - задумчиво сказал бандит;
        Через мгновенье за ним хлопнула выходная дверь.
        - Он действительно замочил этого… Грушева? - спросил Прашкевич.
        - Я же сказал, майор. Если к нам в окна будут продолжать залетать гранаты, я напишу заявление. - Игорь помолчал и добавил:
        - По-моему, он не хотел его убивать. Он хотел перебить ему ноги, чтобы тот стал калекой. Но Грушев потерял слишком много крови и замерз.
        - А если бы он этого не сделал?
        - Грушев искалечил бы меня, - ответил Игорь - рано или поздно. Или убил бы.

***
        К некоторому удивлению Семина, угроза Игоря возымела свое действие: наезды на
«Акрон» прекратились совершенно, и «Акрон» беспрепятственно выиграл тендер по Гагаринскому руднику. Разумеется, формально рудник получила подставная фирма. Называлась фирма «Гея».
        Спустя два месяца после выигрыша конкурса Семин встретился в ресторане с Прашкевичем.
        - У меня есть проблема, - сказал Семин.
        - Ну.
        - Ты помнишь мою фирму «Гея», которая выиграла тендер на Гагаринский прииск?
        Прашкевич коротко улыбнулся: мол, еще бы не помнить.
        - Конкурс устраивали два чиновника, Нарышкин и Гурза, - сказал Семин, - и из-за этой ситуации с бандитами они буквально вывернули нам руки. Представляешь, получилось так, что деньги за прииск заплатил я, а контрольный пакет получили они. Допустим, я был бы еще согласен работать на таких условиях, но эти два долбоеба вообще сошли с ума! Они не дают мне строить, они не дают мне инвестировать, вообще ничего! Они требуют половину от всех денег, которые я хочу туда вложить.
        Семин досадливо поморщился.
        - Да что половину! Ты представляешь, я привез рабочим мешок с зарплатой, а Нарышкин узнал об этом и вызывает меня: «Я, - говорит, - пайщик? Пайщик. Значит, когда ты зарплату платишь всяким бомжам, шестьдесят процентов мои».
        И Семин в возмущении всплеснул руками.
        - Круто, - сказал Прашкевич. - А как Нарышкин с Гурзой присутствуют в фирме?
        - Они владеют тридцатью процентами «Геи». Каждый.
        Прашкевич приподнял брови.
        - Что, так и записано в уставных документах?
        - Да. Так и записано в уставных документах. Ты понимаешь, я все думаю об этой ситуации - это просто кошмар. Я не могу работать. Я не могу развивать производство. Я уже вложил в этот рудник семьсот тысяч долларов, а теперь с каждого вложенного рубля они требуют шестьдесят копеек. «Иначе, - говорят, - мы продадим свой пакет Малюте!»
        - Чем я могу помочь? - сказал Прашкевич.
        - Организуй звонок из Москвы.
        - Какой?
        - От проверяющих органов: мол, поступил сигнал о коррупции и о том, что такие-то чиновники владеют акциями рудника. Непосредственно. Они испугаются скандала и продадут акции. Ты пойми, я же честно готов заплатить им деньги, но я не могу с ними работать! Я за рабочих несу ответственность!
        - Я организую звонок, - сказал Прашкевич.

***
        Нарышкин и Гурза прибежали в «Акрон» спустя три дня с вытаращенными глазами. Им позвонили из Москвы, из ФСБ, и сказали, что в апреле в край прибывает инспекция. Проверять будут чистоту нравов при приватизации и поинтересовались, мол, правда ли, что члены конкурсной комиссии по Гагаринскому прииску - Нарышкин и Гурза, и владельцы контрольного пакета выигравшей фирмы тоже Нарышкин и Гурза. А?
        - Ребята, - сказал Семин, - я же предлагал вам, чтобы все было на доверии. А вы захотели, чтобы ваша доля была оформлена на бумаге. Это, наверное, вам Малюта мстит.
        Нарышкин и Гурза переглянулись и сказали:
        - Мы бы хотели продать свои доли.
        - Но у меня нет столько денег, чтобы выкупить вас целиком, - резонно заметил Семин.
        Тогда они договорились, что Семин сейчас якобы выкупит долю Нарышкина и Гурзы за двадцать тысяч долларов, а на самом деле они останутся пайщиками в месторождении, каждый по двадцать пять процентов.
        Комиссия приехала и ничего особо не нашла, но Нарышкина и Гурзу из администрации все-таки уволили. Они снова пришли к Семину просить свою долю, и Семин сказал им:
        - Какие двадцать пять процентов? Вот тут в договоре записано, что вы продали мне все. Или мне в ФСБ этот договор переслать?
        Нарышкин уехал в Челябинск работать в какую-то мелкую фирму, а Гурза потом спился.
        Спустя три месяца подставная фирма, принадлежавшая Сергею Вырубову по кличке Малюта, выиграла тендер на разработку Верхнеикшинского прииска. Никаких чиновников она в долю не брала: просто накануне тендера у нового начальника фонда имущества пропала дочка, а сразу после тендера дочка нашлась.

1998 год. Зима
        Когда Елена на следующий день подъехала к офису Вырубова, оказалось, что о приезде ее уже оповещены. Едва она вылезла из машины, как за плечом ее оказался похожий на тролля охранник в кожаной куртке.
        - Сергей Иванович сейчас спустится, - сказал он, - подождете в машине или подниметесь наверх?
        Елена скосила глаза, и увидела, что из ворот высовывается рыло вырубовского
«мерседеса», а чуть поодаль стоит машина сопровождения. Она зябко переступила по снегу, но в эту секунду дверь офиса отворилась, и по крыльцу сбежал Вырубов - легкий и смертоносный, как кобра, в черном длинном плаще.
        - Прошу, - сказал Вырубов.
        Елена села в «мерседес». Вырубов запрыгнул в него с другой стороны, и машина сорвалась с места, обдав охранников у двери офиса щедрым фонтаном снежной каши.
        Елена, по чисто профессиональным причинам, знала все рестораны в городе, половину из них отделывала либо она, либо ее хорошие знакомые. И когда машина свернула с Кропоткинской на ведущее к аэропорту шоссе, она настороженно спросила:
        - Куда мы?
        Вырубов удивленно вскинул брови.
        - Пообедать, - сказал он, - да помилуйте, Елена Сергеевна, я вас не украду.
        - А вы много людей крали?
        - Не понял.
        - Ну… неплательщиков там всяких… или еще как…
        Вырубов расхохотался.
        - Грехи молодости, - сказал он, - мало ли когда что было. Все мы раньше делали глупые вещи.
        Елена слегка удивилась: до сих пор в разговоре с ней Вырубов ни разу не признавался, хотя бы косвенно, в самой малейшей уголовщине.
        Ехали они действительно не очень долго: выскочили из города по Елизовскому шоссе, почти сразу свернули направо, промчались по расчищенной и потому уже оттаявшей дороге и тут же свернули еще раз - в огромные распахнутые ворота краснокирпичного особняка.

«Мерседес» въехал во двор, машина сопровождения осталась за оградой, и шофер, выскочив из машины, галантно открыл пассажирам двери. Сначала Вырубову, потом Елене.
        Елена сразу поняла, что перед ней - загородный особняк Вырубова. Особняк этот был знаменит в архитектурных кругах города - не творческими находками, разумеется, а историей постройки.
        Первым застройщиком особняка была некая контора, призванная из самой Москвы. Никаких особых изысков Малюта не требовал, а милостиво согласился на типовой проект. Первый застройщик выстроил дом до самой крыши, изредка заглядывая в чертежи и руководствуясь эпизодическими пожеланиями хозяина типа: «А чтобы спальня была сто квадратных метров». Дом уже крыли черепицей, когда выяснилось, что москвичи украли на строительстве около двухсот тысяч долларов.
        Последовало короткое разбирательство, в ходе которого москвичей искупали в речке Нарым и взяли с них штраф, а следующим застройщиком дома стал нарымский архитектор Кабанцев.
        Кабанцев отделал дом и включил отопление, и тут выяснилось, что дом не отапливается. Стали выяснять, почему дом не отапливается, и оказалось, что подвал, в котором расположен котел, до самого верха забит строительным мусором, а дымоход, ведущий через все перекрытия, залит бетоном. Застройщик маленько не разобрался с типовым чертежом и принял дымоход за опорную конструкцию.
        Выхода из подвала предусмотрено не было, и поэтому Кабанцев пробил в стенке подвала дыру и вычерпал оттуда весь мусор. После этого он разобрал четыре этажа перекрытий и крышу и перестроил дымоход, потому что иначе это сделать было нельзя. После этого крышу и перекрытия настелили вновь и включили котел, и тут оказалось, что котел опять не работает, потому что за время своего пребывания под слоем мусора он вроде как сопрел.
        Малюта выгнал Кабанцева и отечески пожурил его, после чего Кабанцев спешно продал свой бизнес в Нарыме и слинял в Новосибирск, а Малюта нанял третьего архитектора.
        Третий архитектор снова разобрал крышу, перекрытия и подвал, вынул оттуда старый котел с помощью вертолета и поставил новый. После этого в подвал зашел Малюта, обозрел владения и удивился тому, что у него есть такой большой подвал, посреди которого стоит такой маленький котел. И велел обустроить в подвале сауну с бассейном.
        Тут оказалось, что сауну с бассейном в подвале при такой планировке обустроить нельзя, потому что котел стоял посреди подвала, а чтобы в подвале помещался бассейн, котел должен был быть в углу. После этого архитектор еще раз разобрал крышу, перекрытия и подвал и переставил с помощью вертолета котел в угол, а посреди подвала устроил сауну и бассейн.
        После этого сауна в первый же месяц сгорела.
        Больше ничего примечательного архитекторы об этом доме не рассказывали, потому что по изяществу планировки он походил на общагу с позолоченными унитазами.
        Ни малейшей попытки хоть как-то отличить себя от других многочисленных кирпичных хором, сделано не было: все та же кирпично-романская архитектура, неизбежная башенка, вставная челюсть балкона и стрельчатое окно общей залы, агрессивно выдвинутое, как брыли у бульдога. Между домом и крепкой оградой, увенчанной битым стеклом, высоковольтной проволокой и телекамерами, не было ни единого кустика, сколь можно было судить под мартовским снегом. Только далеко в стороне стояли несколько высоких таежных сосен с розовыми стволами, и по тому, как высоко начинались нижние ветки, было ясно, что еще год назад здесь был сплошной лес, вырубленный теперь под особняк.
        - Нравится? - спросил Вырубов.
        - Нет.
        - Вот и мне тоже нет, - с детским простодушием признался Сергей, - я, когда его строил, я им говорю, чего я хочу. А они мне, вместо того, чтобы сказать, «это нельзя», так и строят чушь какую-то. Ну почему по-человечески нельзя объяснить, а? Я что думаю: либо его продать, либо вон туда оранжерею с бассейном приделать. И сад насадить… Я зачем тебя сюда привез, чтобы ты насчет сада сказала… Давай обойдем это чудо кругом…
        И они пошли вокруг дома. Вырубов шел впереди, широким, размашистым шагом, равнодушно ступая то по скользкой тропинке, протоптанной его пацанами, то в неглубокий и мокрый февральский снег. Елена, не предполагавшая, что ей придется уезжать из города, была не в сапогах, а в коричневых плотных туфлях, и снег очень быстро намочил и туфли, и нейлоновые гольфы, и отвороты замшевых брюк.
        Сад действительно впечатлял: от забора до забора здесь было гектара три, не меньше. Девственно чистое пространство, на котором можно было изобразить что угодно - хоть альпийскую горку, хоть пруд с уточками.
        Возле сосен снег был залит в солидный каток с двумя воротами, - видимо, пацаны Вырубова уважали хоккей. Тут же дорожка расширялась, по ней можно было идти вдвоем. Вырубов подождал Елену и пошел с ней рядом. Елена слышала его ровное, спокойное, как у ребенка, дыхание и, скосив глаза, видела освещенные весенним солнцем сосны и на фоне их - чуть смуглое гладкое лицо с жестким подбородком убийцы и слегка скошенными вверх, грустными глазами Пьеро.
        Они шли и шли, и Елене вдруг показалась, что эта дорожка идет бесконечно, и что розовые стволы сосен похожи на ступеньки, по которым можно подняться на небо. А потом вдруг дорожка кончилась, и они оказались у массивного кирпичного крыльца, формой и изяществом точь-в-точь напоминающего буханку бородинского хлеба.
        Охранник в кожаной куртке отворил перед ними дверь, и Вырубов сказал:
        - Столовая прямо, туалет направо. Сапоги можешь не снимать.
        - Лучше снять, а то простужусь, - ответила Елена. - Они все промокли.
        Вырубов скосил глаза и увидел, что у Елены не сапоги, а туфли и что кончики брюк у нее мокрые.
        - Лара! - заорал Вырубов.
        Где- то наверху хлопнула дверь, послышались легкие шаги, и по лестнице в прихожую сбежала девушка. У Елены перехватило дыхание. Девушке было лет девятнадцать, и больше всего она походила на эльфийскую царевну из сказок. На ней была белая кружевная кофта и пестрая, воланом, юбка, подчеркивавшая стройную талию. Пока девушка бежала вниз, юбка вилась вокруг ее ног, и снизу было видно, что ножки у нее длинные и стройные. Елена стояла и глядела на нее, раскрыв рот, потому что девушка была так хороша, что -редкостный случай - даже у женщин перехватывало дыхание. Тут Елена спохватилась, что ее, чего доброго, могут принять за какую-нибудь извращенку, и рот поскорее закрыла.
        А потом у Елены вдруг все зашлось внутри от немыслимой и совершенно беспричинной ревности. Почему-то мелькнула мысль о том, что он совершенно не имел права ходить с ней по дорожке и держать в это время дома какую-то Лару.
        - Лариска, дай гостье тапочки, - приказал Вырубов. - И носки дай, у нее они тоже промокли.
        Тапочки у Лары, как и следовало ожидать, оказались какие-то совершенно блядские: без задника, зато с шестисантиметровым каблуком и пушистой розочкой у носка. Других не было. Лара очень радушно улыбнулась ей. Елена поняла, что Лара не видит в ней даже потенциальной соперницы, и это еще раз ее взбесило.
        Ванная у Малюты была площадью в пятьдесят метров. Посреди ванны стоял золоченый джакузи - непременный атрибут новорусского успеха, как цветной телевизор «Рубин» в 70-е годы. В одном углу, наискосок от джакузи, стоял черный мраморный унитаз, а в другом углу, тоже наискосок, черное же мраморное биде. Вся композиция очень напоминала разлученных навеки утку и селезня.
        Елена вымыла руки, тщательно причесала волосы и спустя минуту вошла в столовую. Вырубов уже наливал себе суп из фарфоровой дымящейся супницы.
        - А Лариса? - недоуменно сказала Елена, заметив, что стол накрыт на двоих.
        - На кухне поест, - сказал Вырубов. - Хороша, а?
        - Очень.
        - И притом глупа, как карась. Люблю глупых женщин.
        Вырубов ел с аппетитом породистого щенка, и застольные его манеры немногим отличались от манер бультерьера. Обед был сытен и прост: грибной суп из сушеных белых грибов, пироги с визигой, квашеная капуста и на второе - жестковатый тетерев, видимо, застреленный самолично в близлежащем лесу. Водки на столе не было. Вырубов спросил Елену, что она будет пить, и та отрицательно покачала головой.
        - Правильно, - сказал Малюта, - я тоже не пью.
        Тетерева он ел руками, разрывая жесткое мясо длинными крепкими пальцами.
        - Кстати, - сказал Вырубов, - я прочитал Канта.
        - Всего?!
        - Не-а. Чуть-чуть. Мне понравилась одна идея.
        - Какая же?
        - Поступай с другими так, как они бы поступили с тобой. Только делай это раньше.
        Елена поперхнулась.
        - У Канта сказано по-другому, - проговорила она, - поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой.
        - Лена, - усмехнулся Вырубов, - если бы я поступал так, как у Канта написано, я бы давно был покойником. Так на фига мне его читать?
        Елена недоуменно смотрела на Малюту. Было невозможно понять, говорит он серьезно или смеется.
        - А что за человек Семин? - внезапно спросил Вырубов. Елена задумалась.
        - Он очень умный человек, - сказала она.
        - И что, ты любишь его за то, что он умный?
        - Да.
        Вырубов, расхохотавшись, откинулся в кресле.
        - Да он же урод, - сказал Вырубов. - Ты его любишь за его деньги.
        Елена некоторое время размышляла.
        - Ну, в какой-то степени да. Это же часть его - что он умеет зарабатывать деньги. Если бы он не умел зарабатывать деньги, он был бы совсем другим человеком.
        Елена задумалась и прибавила:
        - И я у него никогда ничего не просила.
        - А он тебе чего-нибудь дарил?
        - Нет. И слава богу.
        Вырубов улыбнулся.
        - Витя скаредный человек, я смотрю, он нашел себе дешевую… жену.
        - Не смейте так говорить, - сказала Елена.
        Под рукой Вырубова зачирикал мобильный телефон. Сергей зацепил его за ухо, выслушал сказанное, коротко дакнул, и выключил аппарат наглухо.
        - Ладно, - усмехнулся Сергей, - теперь о деле. Пятьдесят тысяч за универмаг и еще этот дом надоел мне к черту. Я хочу чего-нибудь такое, чего ни у кого нет. Дом, оранжерея и сад. Двадцать тысяч. Идет?
        - Я… я вынуждена отказаться… - сказала Елена.
        - Почему?
        - У меня слишком много другой работы.
        - А именно?
        - Шубин просил отделать дом. И Казанцев.
        - Сто сорок тысяч, - сказал Вырубов.
        - Что?
        - Я удваиваю сумму. Сто сорок тысяч. Ведь ты должна работать там, где выгодней? Вот и скажешь Шубину, что его очередь потом.
        Елена покачала головой.
        - Твой Сыч - трус, - проговорил Малюта.
        - Что?
        - Он должен был позвонить мне сам и отказаться. А он посылает на разбор бабу.
        - Семин тут ни при чем. У меня много работы.
        - У тебя будет мало работы, - сказал Вырубов. - Выбирай, либо ты берешь эти деньги и делаешь мой универмаг, либо ни Шубин, ни Казанцев тебе ни хрена не закажут.
        - Я не могу делать ваш универмаг, - тихо, не подымая глаз, сказала Елена.
        Вырубов некоторое время молчал. Потом резко поднялся, распахнул ногой дверь и крикнул куда-то в прихожую:
        - Ерш! Свези Елену Сергеевну в город!
        Вырубов не соврал: Шубин и Казанцев отказались от услуг архитектора Ратмирцевой. Шубин был владелец небольшой сети магазинов, и ему был нужен загородный особняк, а Казанцев открывал новый ресторан. Елена могла бы нажаловаться Семину, и, наверное, тогда Шубин и Казанцев заметались бы между молотом и наковальней, но Елене было даже жалко обоих предпринимателей, и она никому ничего не сказала.
        Правда, через неделю Елена услышала, что Шубин везде рассказывает, что он не заключил контракта с Ратмирцевой потому, что она не представила в срок чертежей и притом попросила все деньги вперед. И что Ратмирцева, в общем, бессовестная баба, с которой невозможно иметь дело. Это ужасно Елену обидело, но потом она подумала, что Шубин рассказывает это не сам, а по приказанию Вырубова, и тогда она испугалась за мужа.
        Если бы она пожаловалась Семину, Семин бы принялся выяснять отношения, рано или поздно это кончилось бы конфликтом между ним и Вырубовым, а Елена не сомневалась, что хладнокровный убийца Вырубов для такого конфликта был подготовлен куда лучше.
        Семин был прав - ей, Елене, с самого начала следовало сторониться обаятельного бандита с глазами Пьеро. Она была виновата, она по бабьей глупости полезла туда, где сильный и оскорбленный мужик, защищая свое самолюбие, начинает ломать судьбы людей, и было бы нечестно, если бы за ее глупость расплачивался своими магазинами наглец Шубин.
        Так что Семину Елена соврала, что они не сошлись с Шубиным в цене, и вообще имя Малюты между ними никак больше не упоминалось. Только один раз, когда приехали какие-то высокие милицейские чины из Москвы, Семин с Прашкевичем возили их на вертолете на заимку и очень много с ними пили. Утром, отмокая в ванной с головной болью, Семин сказал, что без попойки с ментами нельзя.
        - Все пьют, - пожаловался Семин. Елена неожиданно для себя возразила:
        - Малюта не пьет. Совсем. Ни разу не брал в рот ни капли.
        Семин пьяно расхохотался.
        - Он тебе соврал, Ленчик. Когда нужно, вполне пьет. Однажды на моих глазах пьяный блевал…

1996 год. Осень
        В 1996 году в крае прошли выборы губернатора, и на них победил старый губернатор Нефедушкин. Нефедушкин был крайне непопулярен, и поэтому на выборы пришлось потратить довольно много денег. Половина потраченного принадлежала Семину, который тогда полностью контролировал Нарымский нефтехимический комбинат. Между Семиным и губернатором было неформальное соглашение, что после выборов к комбинату присовокупится «Нарымгеологоразведка» - государственная нефтяная компания с небольшим объемом добычи и хорошими запасами.
        Семин знал, что другую часть денег на выборы дал Малюта. Поговаривали, что за это Малюте были обещаны два гидролизных завода, производивших паленую водку, и объединение «Виноспирт», которое этой водкой торговало. «Виноспирт» тоже на бумаге принадлежал государству, но губернатор обещал отдать его Малюте в доверительное управление: впрочем, Малюта и так уже явочным порядком давно контролировал и заводы, и «Виноспирт».
        Малюта старался держаться в тени, и Семин с Малютой во время этих выборов нигде не пересекались.
        Осенью 1996 года, когда до выборов оставалось еще два месяца, а Семин на неделю уехал в Бразилию с красивой девушкой Галей, к директору Нарымского нефтехимического комбината явился Сергей Вырубов.
        Вырубов попросил директора отгрузить семнадцать тысяч тонн высокооктанового бензина фирме «Филлис», представитель которой сидел тут же в приемной. Директор, запинаясь, сказал, что ничего подобного он не сделает, и Вырубов ужасно удивился.
        - Тебе разве не звонили? - спросил он.
        - Нет, - ответил директор.
        Тогда Вырубов подошел к батарее телефонов, расположившихся на вспомогательном столике справа от директорского, и по «вертушке» набрал номер губернаторского кабинета. Поговорил немного и передал трубку директору.
        - Тебя.
        - Да-да, Андрей Афанасьич. Все сделаем, конечно, - ответил директор через минуту.
        Спустя неделю контракт между заводом и «Филлисом» был подписан. Операция состояла в следующем: у завода были большие долги перед краевым бюджетом около пятнадцати миллионов долларов. У краевого бюджета тоже были всякие долги - перед врачами, учителями, бюджетными учреждениями и так далее. «Филлис» получал бензину на пятнадцать миллионов долларов, продавал его на рынке, на вырученные деньги закупал всяческий товар народного потребления и этим товаром рассчитывался с бюджетниками.
        Так, во всяком случае, предполагалось.
        Прошел месяц, другой - о «Филлисе» не было ни слуху ни духу. Продукция на пятнадцать миллионов долларов смылась бесследно. Завод по-прежнему был должен бюджету.
        Семин узнал об этой ситуации случайно, вскоре после выборов и за месяц до того, как краевой фонд имущества должен был передать ему в траст государственный пакет
«Нарымнефтехима». Семину доложили, что какие-то хмыри ведут активную скупку акций комбината.
        Семин встревожился и попросил Прашкевича расследовать это дело. Оказалось, что акции скупает несколько контор, из которых самая главная - «Ставен», - была дочкой некоей «Ники», а среди учредителей «Ники» значился Вырубов. Стали смотреть, откуда деньги, и выяснилось, что «Ставену» деньги перевела «Ника»,
«Нике» - некий «Карильон», а «Карильону» - контора под названием «Филлис». Стали смотреть, откуда бабки у «Филлиса» - и оказалось, что это бабки от продажи ворованного бензина.
        Наглость Малюты не знала границ - он скупал завод на деньги, которые были украдены у этого же завода!
        Семин передал через общих знакомых, чтобы Вырубов прекратил это безобразие. Вырубов, разумеется, и не собирался. Его пакет акций «Нарымнефтехима» уже подползал к десяти процентам, к деньгам, полученным «Филлисом», подключились деньги водочных заводов, перешедших под его полный контроль, и по городу поползли нехорошие слухи, что «Нарымнефтехим» в управление получит тоже Вырубов.
        Ответный ход Семина был эффективен, хотя и слишком предсказуем: по факту хищения денег «Филлисом» было заведено уголовное дело, а на Тинзенский гидролизный завод в тридцати километрах от Нарыма пожаловала бригада из следственного управления МВД во главе с капитаном Очипком.
        На следующий же день после приезда Очипка в заводоуправлении случился пожар, причем сгорела часть документов, связанных с отпуском технического спирта. Очипок пригрозил арестовать директора завода. Ответная реплика не заставила себя ждать: вечером по окну номера, занимаемого Очипком, прошлись автоматной очередью.
        Спустя неделю Прашкевич встретился с Семиным в ресторане и рассказал ему:
        - Продукцию с завода покупало около пятнадцати фирм. Якобы на технические цели. Фирмы пропадают раз в три-четыре месяца, последняя пропала за день до визита комиссии. Зарегистрирована фирма была, разумеется, по подложному паспорту.
        - За спирт платили?
        - Нет.
        - Судебные перспективы? - спросил Семин.
        - Перспективы, конечно, есть, - усмехнулся Прашкевич. - Только ты же знаешь, что тебе скажут. Что с каждой цистерны спирта шла денежка на выборы.
        - Меня тоже доили под выборы, - сказал Семин, - и меня доили под обещание отдать мне нефтянку. И если этот бандит хочет заниматься паленой водкой, пусть занимается водкой. А если он хочет лезть в приличный бизнес, он получит по рогам.

***
        На следующий день после того, как по факту мошенничества при реализации технического спирта на гидролизном заводе было возбуждено уголовное дело, Вырубову передали, что Семин хочет с ним встретиться.
        Встречу Семин назначил в ресторане при бывшей обкомовской гостинице. Однако, когда Малюта пришел в ресторан, Семина там не было: вместо коммерсанта в отдельном кабинете за накрытым белой скатертью столом сидел смотрящий по краю Дорофей.
        Дорофей был не один: вдоль стола сидели все городские воры. Сидел армянский авторитет Арсак, выпускник Московского государственного университета, белая ворона среди чурок, болезненно образованный и столь же болезненно жестокий. Сидел кореец Александр Пак, морщинистый шестидесятилетний мужик, хозяин игорных домов, двух универмагов и студии порнофильмов. Сидел ингуш Дауд, распорядитель всего левого нарымского золота, сидел веселый хохол Крось, обожавший баню, девок и стрельбу из автоматов по конкурентам, и два дорофеевых пристяжных с золотыми цепями на шеях и надписью «не буди» на сморщенных веках.
        Дорофей сидел неподвижно, положив на стол худые старческие руки, вылазящие оглоблями из-под меховой безрукавки. Пальцы его слегка дрожали, но Малюта знал, что на самом деле Дорофей совершенно спокоен, а пальцы дрожат потому, что вор давно колется.
        Малюта остановился у двери кабинета, не входя внутрь:
        - А где Семин?
        - Семин - барыга, - сказал Дорофей.
        - А ты щенок. О чем с ним базарить?
        - Без Семина базара не будет, - ответил Малюта, - я стрелку забивал ему, а не вам.
        - Семин - мой барыга, - сказал Дорофей, - он полезное дело делает. С него лавэ в край идут. А ты в общак не платишь.
        - А ты кто такой, чтобы мне указывать? - спросил Малюта.
        - Я вор.
        - Ну, раз ты вор, - ответил Малюта, - иди и воруй.
        - Помолчал и добавил:
        - А Семин тебе ни гроша не платит. Он мусорам платит. А ты у мусоров на пристяжи.
        Дорофей на мгновение растерялся от эдакой наглости, но тут же с места вскочили двое блатных. Один - старый и жилистый, с веками, украшенными надписью «не буди», и второй, в свитере на голое тело, походившее на передвижную выставку нательной живописи. В руках у обоих оказались финки.
        Малюта резко шагнул назад, и в ладони его блеснула ребристая граната. Малюта вырвал кольцо.
        - Ща, Дорофей, - сказал Малюта, - ты не охотник, а я не кабан, чтобы меня резать.
        Урки остановились. Малюта резко повернулся и вышел из зала.

***
        На следующий день во двор, в котором проживал вор в законе Дорофей, въехал большой старый экскаватор с надписью «Ивановец» и принялся грызть мерзлый грунт возле мусорных бачков, обдавая окрестности мерзким выхлопом из-под солярки и оглушая мир иерихонским ревом неисправного движка.
        В это время белый «БМВ» Дорофея уже въехал во двор и застыл в парадном карауле подле подъезда, ожидая пассажира. Двое телохранителей, вышедших из «БМВ», к экскаватору даже не подошли, потому что вот уже третий день возле мусорных ящиков из-под раскрошенного асфальта сочилась какая-то парная лужица, и не далее как вчера пацаны Дорофея заглянули в ДЭЗ и обратили внимание тамошнего начальника на эту лужицу Было приятно, что начальник прореагировал на просьбу новых хозяев жизни с похвальной быстротой. В заиндевевшем окне экскаватора виднелась фигура типичного представителя рабочего класса, облаченного в ватник и широченные стеганые штаны.
        В это самое время начальник ДЭЗ-10 стоял на ремонтном участке номер три, расположенном на пересечении улиц Осенней и Каретникова в трех километрах от двора Дорофея, и недоумевал. Ночью с участка какие-то уроды угнали экскаватор спрашивается, кому это могло понадобиться?
        Ровно в 10.30 утра Дорофей спустился вниз и сел в свой белый «БМВ». В это время экскаватор взвыл и наддал, и Дорофей, оглянувшись, увидел, что экскаватор теперь перегораживает выезд из левой подворотни (что, впрочем, было совершенно неважно, так как «БМВ» выезжал на другую улицу и через другую подворотню), а рабочий, отклячив зад, неторопливо копается на вольном воздухе в траншее. В следующую секунду рабочий выпрямился, и на плече его Дорофей заметил какую-то стальную трубу, видимо добытую в земле.
        Мгновение ушло у Дорофея на то, чтобы осознать, что своим видом железяка до крайности напоминает одноразовый гранатомет, и больше ни на что времени не осталось: рабочий выстрелил, и белый «БМВ» превратился в клубок сияющего пламени. Большинство жильцов дома, измученных грохотом отбойного молотка, даже не услышали взрыва.
        Рабочий скинул гранатомет на землю и бросился в подворотню. Там, с другой стороны дома, его ожидала синяя «девятка» с умеренно грязными номерами. Киллер, отвоевавший два года в составе спецназа ГРУ, не считал надобным проверять, остался ли кто живой в «БМВ». Он вскочил в «девятку», водитель машины нажал на газ, «девятка» рванула вдоль Осенней и вывернула на проспект Ленина.
        В следующую секунду она влетела в лоб тяжелогруженому КамАЗу, заворачивавшему, противу всяких правил, с проспекта Ленина на улицу с односторонним движением.
        КамАЗ своротил половину «девятки», содрал крышу, завернул капот и въехал колесом на правое переднее сиденье. Киллер, прошедший Анголу и Никарагуа, погиб мгновенно: его косточки перемешало с рессорами и подвеской. Водитель, как бы это ни показалось удивительным, остался жив. Его сильно порвало капотом и зажало между сиденьем и рулевой колонкой, но он даже не потерял сознания. Он стал выдираться из машины, и спустя несколько минут ему это удалось.
        У него были сломаны обе ноги, он упал на мостовую и пополз прочь от машины. Он одолел несколько десятков метров, прежде чем подлетевшие менты скрутили его и водворили на носилки.
        Это был первый раз, когда нарымские менты могли гордиться, что они поймали на месте участника заказного убийства - хотя бы им в этом помог в дупель пьяный иногородний водитель КамАЗа, отделавшийся, кстати, двумя синяками.
        Спустя два часа после убийства Дорофея специальный отряд быстрого реагирования при Нарымском УВД ворвался в офис Сергея Вырубова. Братков, случившихся в здании, впечатали сапогами в пол, а Вырубову завернули руки назад и приложили мордой о наборный паркет. И пока он лежал репой вниз, в кабинет вошел заместитель начальника краевого УВД Всеволод Прашкевич.
        - Ну что, допрыгался? - спросил Прашкевич.
        - А в чем дело?
        - А то ты не знаешь? - усмехнулся мент. - Два часа назад какой-то придурок в ватнике всадил гранату в «БМВ» Дорофея.
        - И ты что, огорчен смертью шефа? - спросил Малюта, приподняв голову и прищурив насмешливые серые глаза.
        Прашкевич навис над Вырубовым.
        - Ты беспределыцик, Малюта, - сказал он. - Ты убиваешь, как кролик срет часто и где хочет. Ты лезешь в бизнес, в который улица никогда не лезла, и сегодня тебе пришел конец. Твой киллер жив. И Лешка Анциферов жив. И они оба показывают на тебя, как на заказчика.
        На самом деле Прашкевич врал. Он даже не знал, кто был киллером, и опознать погибшего по тому, что от него осталось, было достаточно затруднительно. Он, правда, опознал другого человека, Алексея Анциферова, одного из быков Малюты. Но сейчас Анциферов лежал в больнице на операционном столе, а когда Прашкевич с начальником СОБРа пришли в больницу, они увидели, что Анциферов в глубокой коме.
        Но Малюта всего этого не знал. Место аварии окружили плотным кольцом, остатки машины подчистили и увезли, слухи менты нарочно запускали самые противоречивые, и трудно было понять, живы ли те, кто сидели в «девятке», и если живы, то как себя чувствуют.
        - Собирайся, - повторил Прашкевич, - тебя уже ждут на Посадской.
        На Посадской находился единственный в городе следственный изолятор.
        - Завтра меня выпустят, - проговорил бандит, - а тебя уволят.
        Прашкевич уже не мог сдерживаться…
        - Тебя выпустят завтра, а пришьют ночью, - рявкнул он.
        Камера, в которую определили Сергея Вырубова, была отнюдь не пресс-хата, употребляемая для внушений несознательным арестантам. Это была обычная камера с десятью шконками и двенадцатью подследственными. Четверо из подследственных были почетными рецидивистами, свято соблюдавшими воровские традиции и отмотавшими у хозяина не один срок. Пятый был авторитетный бродяга по кличке Мешок, чалившийся десять лет назад с Дорофеем в одной зоне.
        Все они к вечеру очень хорошо знали, что случилось с Дорофеем. Прашкевич позаботился, чтобы тюремная почта загодя оповестила обитателей камеры, что показания против Малюты не то дал, не то может дать только один свидетель, да и тот находится на операционном столе и помрет в любую секунду.
        Майор Всеволод Прашкевич провел ночь там, где никто не мог его найти - на даче у старого школьного знакомого. Его отыскали только на следующее утро, когда он явился на работу. В здание УВД ввалилась целая депутация, в которой, как бриллианты в короне, сверкали замгубернатора, курирующий силовые ведомства, и замначальника ФСБ. Как впоследствии донесли Прашкевичу, эфесбешник еще ночью попытался освободить Малюту своей властью, но ничего у него вышло. Начальник Прашкевича был в отпуске, и приказ мог подмахнуть только сам Прашкевич или краевой прокурор: прокурор же был человек опасливый и ставить свои подписи на таких документах обычно воздерживался.
        Вся эта публика ввалилась в тесный кабинет Прашкевича, не стесняясь присутствия пары мелких оперов, и эфесбешник взял с места в карьер:
        - На каком основании вы бросили в камеру бизнесмена Вырубова?
        Прашкевич улыбнулся делегации. Улыбка Прашкевича смахивала больше всего на улыбку бультерьера.
        - Какого хрена ты арестовал Малюту? - рявкнул замгубернатора, уже не сдерживаясь.
        Прашкевич неторопливо раскрыл бывшую при нем папку.
        - Я его не арестовал, - сказал Прашкевич, - я его задержал. На семьдесят два часа. Для выяснения обстоятельств. У меня есть показания о том, что позавчера в гостинице «Восход» была стрелка. На которой смотрящий над краем Дорофей вдрызг разругался с Вырубовым. Суток не исполнилось, Дорофея убили.
        - Воры, которые были на стрелке, рассказали про Вырубова и Дорофея? недоверчиво спросил замгубернатора, курирующий правоохранительные органы. - Это ж не по понятиям?
        Прашкевич молча подал три листа, исписанных школьным убористым почерком. Это были показания авторитета Дауда, и не очень точные: Дауд рассказал о том, что Вырубов отказался платить в общак, о Семине же не было ни слова.
        - Мне сказали, что вы задержали Вырубова на основании показаний киллера! взвился человек из ФСБ. - Это ж мало ли кто и что может наговорить! Киллер, подонок, мразь, врет бог знает что, а вы из-за этого вранья бросаете в камеру уважаемого в городе человека!
        Замгубернатора тем временем просмотрел показания Дауда.
        - Это же чурка пишет, «чех»! - напустился он на Прашкевича, - разве неясно, чего он хочет? Он хочет, чтобы мы гонялись за русскими группировками, а сам он в это время подберет под себя город!
        - Я что-то не понял, кого я закрыл, - сказал Прашкевич, - лидера русской группировки или уважаемого в городе человека. Вы как-то договоритесь между собой, товарищи…
        Эфесбешник побагровел.
        - Вот что, Всеволод, либо ты подписываешь бумагу об освобождении Вырубова, либо ты подписываешь заявление по собственному желанию.
        Прашкевич молча сложил руки на груди.
        - Ни того ни другого не подпишу, - заявил он. - Надо - увольняйте.
        - И уволим, не сомневайтесь, - прошипел зам губернатора.

***
        Через пятнадцать минут кавалькада представительских машин остановилась перед мрачным зданием следственного изолятора, и зам губернатора вместе с уполномоченным ФСБ по краю были допущены внутрь. Два немногословных вертухая провели их по склизким коридорам.
        Загремела отпираемая дверь. - Вырубов! С вещами на выход!
        Ответом вертухаям была мертвая тишина. Начальство зашло в камеру. Вырубов лежал на шконке, закинув руки за голову и улыбаясь. На тех же нарах внизу лежал авторитет по кличке Мешок. Он был давно и безнадежно мертв.
        Все, что последовало за смертью Дорофея и освобождением Вырубова, можно было охарактеризовать одним словом - «резня». Взлетали на воздух «мерседесы» и
«крузеры», из запертых квартир бесследно пропадали люди, горели ларьки и рынки, лишая противоборствующие группировки экономической базы. Обезглавленная воровская община затихла в ужасе. Малюта знал, на что шел, убирая Дорофея. Тот был последним из могикан, готовым противиться Малюте до последнего. Остальные воры Нарыма давно были либо перекуплены, либо переманены, либо убиты. Главным противником Малюты очень скоро стали «чехи» - чеченская группировка, глава которой столь неосторожно дал показания о стрелке в «Восходе». И всех чеченов, которых не перестрелял Малюта, арестовали менты.
        А еще в городе поговаривали, что со стороны Малюты в этой бойне погибли почему-то только те пацаны, которым он не доверял или которых он опасался.
        Последние угли гангстерской войны еще догорали, когда Семин пригласил губернатора на охоту - на заимку в двухстах километрах от Нарыма. Было всего минус пять, и снег, свалявшийся в Нарыме отвратительными черными хлопьями, здесь, в сердце тайги, сверкал, как праздничная дискотека.
        Губернатор вылез из вертолета в бараньем полушубке, слегка раскрасневшись - видимо, уже в пути он успел хлебнуть, - затопал на резном крыльце охотничьего домика. Следом за ним выпрыгнул еще один человек, которого Семин принял поначалу за телохранителя, прошел за губернатором в сени и там снял куртку. В сенях было темно, где-то вверху под стрехой тускло светилось закопченное окошко, и только когда все трое вошли в горницу, Семин, оглянувшись, узнал в спутнике Малюту.
        Губернатор меж тем вынул из кармана бутылку водки, по-хозяйски расположил на столе три стакана и набулькал их доверху. Грузно опустился на табурет. Семин стоял неподвижно, привалившись к оконной раме. Малюта сидел спиной к печке: небрежно и очень настороженно. Семин внезапно понял, что Малюта тоже не знал, куда его повезут.
        - Ну, вздрогнули, - сказал губернатор и сграбастал стакан.
        Малюта не шевельнулся.
        - Я не пью, - сказал Семин.
        - А ну кончай, - прикрикнул губернатор, - это вот он не пьет, знаю! Ну-ка оба, разом!
        Семин мертвой рукой взял стакан и чокнулся с обоими - Малютой и губернатором. На мгновение он встретился с глазами Вырубова, светло-серыми и похожими на замерзшее шампанское.
        Губернатор оборотился к Малюте, крякнул, вытер губы и сказал:
        - А теперь послушай, что я тебе скажу, Сережа. До меня дошли слухи, что Витю кто-то заказал. А? Ходят такие слухи?
        - Откуда я знаю? - ответил Малюта. Глаза губернатора стали как два ствола спаренной пушки.
        - А теперь запомните оба, - сказал губернатор, - ты мне, Витя, сильно помог, когда я избирался. А я добра не забываю. И ты мне, Сережа, сильно помог. И я вас обоих хочу видеть живыми и невредимыми, а чтобы у меня в городе на улицах
«мерседесы» взрывались, этого я не хочу. Поэтому ты, Сережа, забудь про нефть, а ты, Витя, кончай рыть компромат на водку. Все поняли?
        Семин все понял. Губернатору было плевать, по большому счету, на иллюминацию от взорванных «мерседесов». Его страшила безоговорочная победа, и, как следствие, бесконтрольное усиление, одной из противоборствующих сторон. Ему было бы гораздо выгодней, если бы один жирный кусок контролировал коммерсант Семин, другой - бандит Вырубов, и они оба собачились бы друг с другом и носили наличные губернатору, чтобы тот не очень-то потворствовал их сопернику.
        Семину очень хотелось сказать губернатору, что последний человек, который взялся разводить его с Малютой, был покойник Дорофей.
        - Ну-ка вздрогнули! - еще раз велел губернатор.
        Вот тогда-то Вырубов и напился на глазах Семина. Губернатор заставил его выпить три стакана водки, и непривычный к спиртному спортсмен поплыл уже после первой порции. Семина поразило тогда его состояние: Вырубов шатался и даже не мог найти дверь из горницы, но все это время, пока они пили, Сергей не произнес ни единого пьяного слова: только улыбался и соглашался с губернатором.
        Через полчаса он пошел к своим пацанам во двор, где долго и шумно блевал, а проблевавшись, свалился на кровать в соседней комнате и заснул мертвым сном.

1998 год
        Планам Семина скушать нарымскую нефть в одиночку и без остатка не суждено было осуществиться.
        В конце 1997-го федеральное правительство в Москве объединило Нарымский нефтехимический комбинат и «Нарымгеологоразведку» в небольшую вертикально-интегрированную компанию с общим объемом добычи в 1,1 млн. тонн в год. Правительство заявило, что контрольный пакет акций компании будет продан на аукционе в марте 1998 года.
        Москва хотела за Нарымскую нефтяную компанию около трехсот миллионов долларов, и ее нынешний менеджмент, разворовывавший компанию почем зря, не мог собрать такой суммы. Зато ее мог собрать московский банк, который давно облизывался на нефтяные угодья Нарыма. Банк брал деньги на Западе под залог будущих экспортных поставок.
        Проблема для банка заключалась в том, что в регионе его никто особо не жаловал. Ни губернатор, полагавший, что он не сможет приказывать московскому банку так, как местным менеджерам, ни менеджеры, полагавшие, что после покупки компании банком они не смогут дербанить компанию, а делать это вместо них будет банк, ни, наконец, Семин. Дело в том, что последние полтора года как раз Семин контролировал большую часть экспорта «Нарымгеологоразведки».
        Именно Семин был реальным владельцем небольшой компании «Narym Oil Trade», зарегистрированной на острове Науру. Компания эта реализовывала нарымскую нефть на следующих условиях: пятьдесят процентов выручки от реализации нефти возвращалось в «Нарымгеологоразведку», а остальные пятьдесят процентов считались инвестициями уважаемой компании «Нарым Ойл Трейд» в нефтяные поля Исторское и Верхнелужское, принадлежавшие «Нарымгеологоразведке». Получалось, что чем больше
«Нарымгеологоразведка» экспортировала нефти, тем больше она была должна своему трейдеру, и тем больше росли вложения уважаемого наурийского трейдера в сибирские нефтяные поля. И хотя часть наурийских денег шла директору компании и губернатору, основную долю получал-таки Семин.
        Разумеется, планы московского банка не нравились Семину, а планы Семина не нравились московскому банку. Весь март 1998-го Семин пропадал в Москве. Домой он прилетал мрачный и иногда жаловался Елене на проблемы, чего с ним раньше никогда не случалось.
        - Если наша нефть уйдет в Москву, - говорил Семин, - то край вымрет от голода. У этого банка уже есть нефть, в Тюмени. Ты знаешь, что они делают? Они продают эту нефть своей головной компании, но они говорят, что это не нефть, а «жидкость из скважины», и цена ей пятьдесят рублей. Нефть на рынке стоит двадцать долларов баррель, а они платят налоги за пятьдесят рублей с тонны.
        - А разве нельзя их вразумить? - спрашивала Елена.
        - Нельзя. Они даже взяток не дают, они такие крутые. Они все решают через премьеров. Когда им чего-то надо, они не приходят с деньгами. Они звонят из Минфина и говорят, что край не получит трансферта.
        Было заметно, что Семин репетирует с Еленой свои речи перед губернатором.

***
        Московский банк «Мелос» купил Нарымскую нефтяную компанию на тендере 3 марта
1998 года, выложив за нее четыреста семьдесят миллионов долларов. Основными активами компании были «Нарымгеологоразведка» и Нарымский нефтехимический комбинат.
        Московские менеджеры приехали в Нарым и пришли в здание «Нарымнефтехима», выкинув из окошек службу охраны Семина. Но когда они туда попали, выяснилось, что «Нарымгеологоразведка» и «Нарымнефтехим» больше компании не принадлежат.
        Дело в том, что «Нарымгеологоразведка», как уже было сказано, экспортировала нефть через «Нарым Ойл Трейд», и в договоре «Нарымгеологоразведки» с «Нарым Ойл Трейд» было указано, что ежели нефтяники перестанут экспортировать добытое через
«Нарым Ойл Трейд», то им придется выплатить наурийской фирмочке наличными все деньги, которые та инвестировала в месторождения и которые были, как мы помним, не чем иным, как деньгами, полученными от продажи нарымской нефти.
        В начале февраля нефтяники разорвали контракт с «Нарым ойл», и, как следствие,
«Нарымгеологоразведка» оказалась должна островной компании около четырехсот миллионов своих собственных долларов. Четырехсот миллионов долларов у нефтяников не было, и поэтому «Нарымгеологоразведка» передала обделенным наурийцам, в погашение долга, большую часть собственных активов, - всяческие там качалки, компрессоры, нефтяные вышки и, разумеется, сами скважины.
        Что же касается акционерного общества «Нарымский нефтехимический комбинат», то по указанию Семина его имущество передали в аренду муниципальному предприятию
«Нарымский нефтехимический комбинат».
        Московские банкиры подумали-подумали, сели в арендованный по случаю «мере» и поехали прочь от заводоуправления. Спустя полчаса «мере» их остановился перед офисом Сергея Вырубова.
        Через два дня Елена проснулась очень рано, от какого-то неясного ощущения тревоги. В квартире попискивали телефоны и раздавались невнятные шаги, постель рядом с ней была пуста. Елена накинула халатик и выглянула в коридор.
        Семин, в домашних мятых брюках и без рубашки стоял, скрестив руки, у окна и смотрел вниз. Вокруг него бегал охранник.
        - Виктор Иванович, ради бога, отойдите, - умолял он. - Неровен час…
        Елена подошла и стала рядом. За окном зачинался серый мартовский рассвет: с неба, как из неисправного крана, сочился дождь, из оплывших сугробов прорастали пустые бычки, консервные банки, и весь прочий накопившийся за зиму сор, и окруженный домами двор напоминал высокий тюремный колодец, в котором прогуливают заключенных.
        Во дворе стояли люди. Их было около двухсот человек. Все как на подбор крепкие молодые мужики в кожаных куртках и с короткой стрижкой. Далеко за ними, в глубине размыкавшейся подковы двора, были видны машины, на которых они приехали: черные с серебряным оскалом «лендкрузеры» и похожие на спичечные коробки
«мерседесы» - внедорожники. Утренний туман был такой густой, а машин было так много, что конца их было не видно - дальние ряды истаивали в тумане, и белый пар от работающих двигателей мешался со струями утреннего дождя.
        - Боже мой, - сказала Елена, - что это такое?
        - Это московские банкиры. Они вчера встречались с Малютой.
        - А… он имеет какое-то отношение к Нарымской нефтяной компании?
        - В свое время сильно пытался.
        - А разве им… ну, не плохо для имиджа иметь дело с Вырубовым?
        - Ну, ты же хотела перестраивать его универмаг? Почему же москвичи не могут с ним дружить?
        Елена оглянулась и увидела, что в квартиру входит начальник службы безопасности
«Акрона» Прашкевич, хлопая друг о дружку ботинками и счищая с них налипшую грязь.
        - Черт знает что, - сказал Прашкевич, - я до дома доехать не мог, представляете? На четыре квартала вся улица забита ихними тачками…
        На журнальном столике забился оживший сотовый телефон, и Прашкевич первым подхватил трубку. Выслушал сказанное и протянул телефон Семину:
        - Это Малюта. Предлагает встретиться… Тоже мне, массовик-затейник…
        Молчаливые молодые люди простояли перед квартирой Семина два часа. Они ничего не делали и никому не угрожали - просто стояли, изредка усмехаясь и время от времени переговариваясь между собой. Во двор приехала милиция, но милиционеры ничего не могли сделать: враждебных действий пацаны Малюты не предпринимали, никаких плакатов не вывешивали, и несанкционированным митингом их тоже назвать было нельзя.
        Когда люди Малюты разошлись, Семин повернулся к Елене и сказал:
        - Собирайся. Ты уезжаешь из России.
        - Я не могу, - возразила Елена. - У меня два договора, с Карельским и Шейко. И если мы не закончим проект для Шейко в срок, он решит, что ты чего-то боишься.
        Этот аргумент, казалось, убедил Семина. Он сел за стол и принялся рассеянно теребить конец галстука - так он всегда поступал, когда был растерян.
        - Разве ты не можешь пожаловаться губернатору? - сказала Елена, - в конце концов, я не знаю, правы эти москвичи или нет, но ведь получается так, что ты сейчас помогаешь оставить деньги от нефти в крае, а если победит Вырубов с москвичами, то деньги пойдут в Москву. Ведь ты же помогал губернатору перед выборами, а?
        - Мы оба помогали губернатору, - ответил Семин, - я и Малюта. Мы оба были самыми крупными спонсорами. У него те же права, что у меня.
        Семин не встретился с Малютой ни через день, ни через неделю. Стрелка все переносилась и переносилась: то Семин отказывался вести переговоры на территории, подконтрольной Малюте, то Малюта, наоборот, заявлял, что это ниже его достоинства - приходить к Семину, то московские банкиры категорически отказывались являться в «Акрон-Плаза», В конце концов стрелку забили на четвертое апреля в кабинете первого заместителя губернатора, Сащи Вяземцева.
        Вечером второго числа Малюте донесли - в Москве состоялась воровская сходка, и на сходке этой воры назначили старого самарского вора, Зубка, смотрящим по нарымскому краю.
        Начальником службы безопасности у Малюты был человек по прозвищу Миша-кимоно.
        - Это Сыч старался, - сказал Миша-кимоно, - его мусорок, Прашкевич, две недели в Самаре пропадал, с тамошними эфесбешниками все кабаки обтер.
        - Когда Зубок прилетает?
        - Послезавтра. Дневным рейсом.
        - Один? - уточнил Малюта.
        - Один. В аэропорту его, понятно, встречают…
        Совещание у первого заместителя губернатора назначено было на 14.30, а самолет прилетает в 14.05. Семину было хорошо известно, что машина с мигалкою доезжает от аэропорта до города за 22-23 минуты.
        Офис Семина располагался в квартале от здания краевой администрации, и Семин еще сидел в офисе, когда ему доложили, что самолет из Москвы сядет точно по расписанию.
        - Михаил, машину! - распорядился в интерком Семин.

***
        Круглопузый Ил-62 приземлился в аэропорту ровно в 14.05, как и было написано в расписании. Из самолета выкатили трапы, и к переднему трапу тут же подлетел черный «мерседес», - местная братва встречала Зубка. Рядом с «мерседесом» стояло еще несколько воровских машин, а чуть поодаль - две «Волги» с сотрудниками ФСБ. Формально у них был приказ следить за известным вором. Неформально у них был приказ охранять вора в законе от могущих воспоследовать неприятностей.
        По переднему трапу должен был сойти Зубок, а через задний трап погнали всех остальных пассажиров.
        Темная толпа людей в пальто и шубах уже заполонила задний трап, а передний все еще оставался пустым. Один из блатных выждав минуты две, взбежал по трапу и исчез в чреве самолета, а через минуту показался снова, разводя руками.
        Встречающие переключили свое внимание на задний трап, решив, что Зубок спустился там, но в толпе на заднем трапе его уже не было. Впоследствии видеосъемка эфесбешников, фиксировавших всех, в том числе и тех, кто спускался по заднему трапу, показала, что Зубок на заднем трапе не появлялся.
        Пассажиры в это время набились в автобус, тот изверг из своих недр клуб черного дыма, стрельнул неисправным глушителем и поехал к выходу с летного поля. Один из
«мерседесов» сорвался с места и с визгом обогнал автобус, блокируя ему путь. Разъяренная братва принялась выгонять людей вон. Блатные провозились минут десять, прежде чем удостоверились, что Зубка в автобусе точно нет.

***
        Совещание у первого зама губернатора все не начиналось и не начиналось: сначала на пять минут опоздал Малюта, а потом чем-то обеспокоенный Семин сунул хозяину кабинета записочку, тот растерянно забегал глазами, извинился и вышел из комнаты.
        Участники совещания - еще один зам губернатора, генеральный директор
«Нарымгеологоразведки», Семин, Малюта и близкий к Малюте коммерсант Иван Пырьев, - остались одни.
        Директор «Нарымгеологоразведки» Гиляев поднялся и стал расхаживать по кабинету Семин сидел неподвижно, выложив перед собой два мобильника. Малюта, напротив, получал удовольствие от всей ситуации. Он развалился на присутственном стуле, а потом вынул из бывшей на столе вазы зеленое яблоко, слегка потер его о рукав свитера и принялся громко яблоком хрустеть.
        Ел Малюта с таким аппетитом, словно прибыл в кабинет из блокадного Ленинграда.
        Прошло еще пять минут, - Малюта дожрал яблоко, потянулся, и щелчком отправил огрызок в пепельницу, красовавшуюся посередине стола. Директор
«Нарымгеологоразведки» внезапно не выдержал.
        - Сергей Павлович, - сказал он Малюте, - вы что, на совещание в администрации края пиджака не могли надеть?
        - А что? - спросил Малюта.
        - А то, что вы в этом свитере на бандита похожи.
        Малюта плотоядно улыбнулся и широко развел руками. Пристяжной коммерсант Малюты, Пырьев, посмотрел на часы и выразительно постучал пальцем по циферблату:
        - Что за дела, Витя? - спросил он. - Почему не начинаем?
        - Мы еще кое-кого ждем, - ответил Семин.
        Он сильно нервничал.
        - Вы его не дождетесь, - сказал Вырубов.
        - Почему?
        - Потому что этот человек решил заняться не своим делом, - усмехнулся Малюта, - а мало ли что может случиться с человеком, который занялся не своим делом?
        Зубка не нашли ни в тот день, ни в следующий, ни через год. Ни в Москве, ни в Нарыме. Достоверно было известно, что он прошел в Шереметьеве спецконтроль и был подвезен из VIP-зала к самому трапу самолета. Куда и как он умудрился деться из герметичного самолета, летящего на высоте десять тысяч метров над Самарой и Уралом, так и не выяснили.
        С пропажей Зубка у Семина начались серьезные неприятности. Московский банк в союзе с крупнейшей преступной группировкой края целенаправленно и жестко загоняли его в угол. Банк выиграл один за другим несколько арбитражных исков. К московским партнерам Семина начала приставать налоговая полиция, собрания акционеров Нарымской нефтяной компании проводились раз в неделю по три штуки, а в Швейцарии судья арестовал какой-то подозрительный счет сына губернатора, деньги на который поступали непосредственно со счета «Нарым Ойл Трейд».
        Текущим нарымским бизнесом теперь заведовал Тахирмуратов. Судьба нарымской нефти решалась в федеральных судах, и Семин все больше времени проводил в Москве. У него тоже появились какие-то московские партнеры, - одна из крупнейших нефтяных компаний страны, которая не прочь.была купить ситуацию.
        Тринадцатого мая Семин прилетел в Нарым утренним рейсом, но домой не заехал, а сразу поехал в офис. С Еленой он договорился пообедать в небольшом ресторанчике
«Гамбит».
        К обеду он сильно опоздал. Елена уже вся извертелась, звоня ему по сотовому, но сотовый был отключен. Потом она дозвонилась водителю, водитель сказал, что они подъезжают. Наконец Сыч появился в ресторане и сразу велел официанту нести свое любимое вино - «Ротшильд» 76-го года.
        - За мир и дружбу между народами, - сказал Семин, разливая красное вино в хрустальные бокалы с вензелями «Гамбита», - мы помирились с москвичами.
        - А на каких условиях?
        - Мы возвращаем активы в компанию и взамен получаем половину акций. Как ты понимаешь, мне гораздо выгодней отдавать половину москвичам и взамен получить доступ к федеральной власти и международным деньгам, чем отдавать ту же самую половину Гиляеву и смотреть, как Гиляев загоняет деньги на Багамы. Генеральным директором становлюсь я. Председателем совета директоров - Неборин.
        - Семен Неборин был хозяин московского банка.
        - А Малюта? - спросила Елена. Семин пожал плечами.
        - Сергей Вырубов по кличке Малюта не контролирует нарымских менеджеров. Сергей Вырубов имеет вполне определенную репутацию и вполне определенный словарный запас. И наконец, у Вырубова сейчас большие трудности. У него, извините, опять война с «чехами». Завтра Вырубова убьют, и с кем москвичи будут договариваться?
        Елена помолчала. Она не понимала всех тонкостей договора, но она понимала, что вся история началась с того, что генеральный директор «Нарымгеологоразведки» Гиляев попросил Семина защитить его от москвичей. И вот теперь Семин так защитил его, что занял место Гиляева, а москвичи образовались в «Нарымгеологоразведке» все равно.
        - Но вы же чуть не убили друг друга, - сказала Елена.
        - Кто?
        - Ну, вы с Небориным.
        - Это такая форма общения, - сказал Семин.
        - И надолго этот мир?
        - Навсегда, - сказал Семин. Он выпил еще бокал, попросил официанта принести минералки и добавил безразличным тоном:
        - Да, ты знаешь, я женюсь.
        Елена глядела недоуменно.
        - Ее зовут Лариса, - сказал Семин, - Лариса Неборина. - Мы уже подали заявление.
        И только тут Елена поняла, почему Семин, кинувший менеджеров
«Нарымгеологоразведки», и Неборин, кинувший Малюту, уверены во взаимной надежности новых партнеров.
        - Ты женишься на ней, потому что в приданое ты получишь Нарымскую нефтяную компанию?
        - Я женюсь на ней, потому что уверен, что ее, в отличие от тебя, не интересуют мои деньги.
        Елена сидела совершенно неподвижно, как на фотографии.
        - И тебе совершенно незачем плакать, - сказал Семин, - на слезы, Леночка, ничего не купишь.

***
        Впоследствии Елена так и не могла припомнить того, что происходило с ней в следующие месяцы - хотя, несомненно, что-то да происходило?
        Где- то с неделю она лежала, -не рисовала, не думала, не смотрела телевизор, - просто лежала, задумчиво смотря в белый слегка облупленный потолок. Самое печальное было то, что нельзя было шевельнуться, чтобы это как-то не напомнило о Семине. Кофеварка на столе немедленно напоминала, что Семин любит кофе,
«Жигули», проехавшие под окном, напоминали, что у Семина не «Жигули», а
«мерседес», ну, а если ехал «мерседес», тут вообще не о чем было говорить.
        Самым же скверным были газеты, почти каждый день они писали о Семине, а если не о Семине - так о ком-нибудь, кого она встречала вместе с Семиным или о чем-нибудь, с Семиным связанным. В июне газеты написали, что московский банк
«Мелос» урегулировал все вопросы, связанные с установлением контроля над нарымской нефтью, и что на собрании акционеров генеральным директором Нарымской нефтяной компании избран Виктор Семин, а председателем совета директоров Семен Неборин.
        Вместе с Семиным куда-то исчезли деньги. Елена и раньше была чрезвычайно непрактичной особой: всем было известно, что с Ратмирцевой можно договориться за самые маленькие бабки и не платить ей дольше всех, и именно этому обстоятельству Елена, в числе прочего, была обязана в прошлом изобилием заказов.
        Семин тоже дважды не платил ей, за отделку одного офиса и другого офиса, а когда он в третий раз позвал ее делать квартиру они наконец познакомились лично и Семин почему-то заплатил.
        Тогда же Семин взял на себя все переговоры. Впрочем, и переговоров-то особых не было: все стояли в очередь к жене или почти что жене Семина, и деньги, разумеется, несли только что не вперед заказа. Сейчас клиентов как вымело помелом. Одни тушевались, не будучи в силах предугадать реакцию Семина, других пугали слухи, распространяемые Шубиным и Казанцевым, третьи слышали какую-то неясную историю о конфликте с Малютой.
        Фирма Елены, доселе занимавшая помещение в одном из семинских зданий, переехала в другой дом. Сотрудники - а их всего-то было человек шесть потихоньку разбрелись в поисках другой работы, прихватив на всякий случай сделанные Еленой эскизы.
        Окончательный крах наступил 17 августа когда банк, в котором фирма держала счет, а Елена - деньги, прекратил платежи. Банк, разумеется, принадлежал Семину, то есть в марте Семин из руководства банка вышел и нигде формально не светился, но на самом деле банк контролировал Семин. Счета фирмы были переведены туда, когда роман Семина и Елены был в самом разгаре, а потом забрать деньги Елене как-то не пришло в голову.
        Елена могла бы позвонить Семину, и тот, может быть, деньги бы отдал. Она умирала - так ей хотелось позвонить и встретиться, но звонить и встречаться по такому поводу казалось ей более чем неуместным.
        В конце сентября, когда все дни слились в сплошную грязную пелену, в квартире Елены неожиданно раздался звонок. Звонивший спросил Елену Сергеевну.
        - Это я, - ответила Елена.
        - Вы меня вряд ли помните, - сказал человек по ту сторону трубки, - но меня зовут Неелов, Михаил Игнатьевич Неелов. Вы когда-то оформляли ресторан, где я был совладельцем, а теперь у меня собственный клуб «Капитолий», и я хотел бы поручить интерьер вам.
        Елена, как ни странно, помнила Неелова. Это был неприметный господин среднего роста с самодовольным лицом и маленькими руками, из числа тех странных людей, при взгляде на которых чиновник сразу думает, что этот человек принес ему взятку, а женщине сразу кажется, что вот сейчас ее притиснут и начнут лапать.
        Клуб Неелова оказался гибридом кабака и борделя. В нем было два этажа, на первом размещался небольшой обеденный зал и еще комнатка для игроков. Когда Елена поднялась на второй этаж, она увидела там коридор, по правую сторону которого тянулись пустые квадратные комнаты.
        - А это зачем? - уточнила она.
        - А это если клиент захочет уединиться со спутницей, - безо всякого смущения объявил Неелов. - Это тоже, разумеется, надо оформить. - Закатил глаза, причмокнул языком и, приблизив свое лицо к лицу Елены, сказал: Роскошно оформить.
        Елене стало ужасно противно, но делать было нечего. Это был единственный заказ, который поступил ей в течение этого месяца. Ей надо было на что-то жить. И надо было как-то возвращаться к жизни.
        Елена отделала основной зал всего за месяц. Идею отделки предложил Неелов: он вообще оказался довольно капризен. Он хотел, чтобы стены были расписаны сценками на тему еды, и Елена так их ему и расписала. Неелов был очень доволен, особенно одной картинкой, где была изображена Россия в виде тушки быка, и поверх было написано: «Схема раздела тушки».
        Когда отделка интерьера была закончена, Елена встретилась с Нееловым и тот, доверительно наклонившись к Елене и почти щекоча языком ее ухо, сказал, что это прекрасная работа.
        - Но остались еще комнаты наверху, - чмокнул Неелов.
        Елена внутренне перекосилась и показала ему наброски. Это был обычный гостиничный интерьер: широкие кровати, затянутый ковролином пол и зеркала.
        - Не, так не пойдет, - сказал Неелов, едва взглянув на рисунки. - Что за дела? У меня должно быть уникальное заведение. Запоминающееся заведение. А не номер в гостинице «Советский Нарым». Я хочу, чтобы ты расписала стены, так же, как в зале.
        - В каком смысле - так же? - уточнила Елена.
        - А вот в каком.
        Неелов, плотоядно улыбаясь, выложил перед Еленой на стол пачку фотографий. Все это были довольно похабные снимки. Видимо, не снимки даже, а кадры из какого-то порнографического фильма. Как правило, количество участвующих в сцене было больше двух.
        - Вот так и распиши, Ленусик, - сказал Неелов, подмигивая, - чтобы здесь, значит, кушали, а там - любили.
        Кровь бросилась Елене в лицо.
        - Я не собираюсь рисовать ничего подобного, - заявила Елена.
        - Значит, на этом наш контракт кончился, - сказал Неелов.
        - Ради бога. Заплатите мне деньги за отделку зала и ищите себе кого хотите, чтобы он отделывал ваш бордель.
        - С чего это я должен платить тебе деньги? - спросил Неелов. - У нас в контракте было записано, что ты обязуешься отделать все помещения. Ты контракта не выполнила, и денег ты ни копейки не получишь.
        Прошло некоторое время, и клуб «Капитолий» вступил в строй, известив об этом объявлениями в городских газетах и ненавязчивой, но куда более эффективной рекламой в узком кругу городской элиты.
        Елена так и не получила своих денег: Неелов не отвечал на ее звонки, а когда она пришла к ресторану, двое вышибал выкинули ее вон. Елене показалось, что в одном из вышибал она узнала паренька, которого видела в охранниках Малюты, и ей даже подумалось, что поведение Неелова, очень возможно, - это последняя порция мести со стороны Вырубова. Потом она, впрочем, укорила себя во вздорной мнительности - Вырубов наверняка давно забыл о ее существовании. Если она когда-то и интересовала бандита, то исключительно как любовница Семина.
        После этой гадкой истории Елена заболела. Неделю она лежала с температурой сорок, а когда она поправилась, оказалось, что она больше не может различать цвета. Весь мир стал черно-белый, как на старой кинопленке. Сначала Елена надеялась, что зрение вот-вот восстановится, но шли дни, мир оставался черно-белым, и Елена поняла, что с ее профессией архитектора и художника покончено навсегда.
        Больше она ничего не умела.

***
        В конце ноября Елена вновь пришла в «Капитолий». Она оделась в лучшее свое платье и замшевые сапоги с изящными каблучками и пушистым, чуть потертым верхом, и свою машину она предусмотрительно оставила за углом. Расчет оправдался: охранник у входа не заметил ее, она проскользнула внутрь с несколькими гостями и уселась за столик в глубине помещения. Зал медленно заполнялся народом, под потолком, разбрасывая блики, крутился стеклянный шар, и на эстраде музыканты уже настраивали инструменты.
        Официант подал ей кожаную папку с меню и осведомился, что она будет пить, и Елена попросила его позвать Неелова. Елена рассеянно листала меню, смотрела на холеных женщин, чинно рассаживающихся по столикам в сопровождении пузатых кавалеров, и чувствовала себя как ребенок, который наблюдает сквозь аквариумное стекло за совершенно чужой и такой красивой жизнью вуалехвостых рыб, морских коньков и колышущихся водорослей. И то, что этот мир стал из цветного черно-белым, делало его вдвойне чужим и незаконченным, как брошенный второпях чертеж.
        Елена рассчитывала, что Неелов не захочет скандала в разгар вечера, и оказалась права, Неелов бочком, по-рыбьи, обогнул стол и присел рядом с ней.
        - Я пришла за деньгами, - сказала Елена.
        Неелов помолчал и поглядел на Елену жадными плотоядными глазами.
        - Ну хорошо, - проговорил он, - я… я погорячился. Я готов извиниться…
        - Мне не нужны извинения. Мне нужны деньги.
        - Мы будем обсуждать это здесь или в моем кабинете?
        Неелов встал, легким движением корпуса освобождая путь для Елены, и они вышли из зала вдвоем.
        Они прошли мимо кухни, - на Елену пахнуло чем-то морским и жареным, послышалось скворчание шипящей в масле осетрины, - и оказались в длинном черном коридоре. У винтовой лестницы, ведшей наверх, в кабинет Неелова, стояли несколько щуплых ментов. Тут же курил сигарету высокий мужик, с бледным, как истлевший кленовый лист, лицом.
        При виде Елены мужик с истлевшим лицом неторопливо затушил сигарету. Неелов внезапно отстал, и Елена даже не успела сообразить, что происходит, прежде чем менты подхватили ее под руки.
        Она дернулась, ее несильно, но больно ударили в живот и приложили лицом о стену, а потом Елена почувствовала чью-то руку в кармане пальто и, скосив глаза, увидела, как человек с истлевшим лицом вытаскивает из этого кармана пакетик с порошком. Откуда-то изо всех щелей, как муравьи на сладкое, внезапно набежала охрана Неелова.
        - Внимание, - объявил человек своим сотрудникам, - при личном досмотре гражданки был обнаружен порошок белого цвета, в количестве…
        - На три года тянет, - сказал кто-то сбоку.
        Один из милиционеров уже составлял протокол задержания. Двух охранников определили в понятые.
        - Твое, детка, - ласково сказал испитый мент, поднося пакетик поближе к глазам Елена.
        Елена изо всех сил плюнула ему в лицо. Мент побагровел.
        - Ax ты сучка! - заорал он. - Да мы тя ща…
        Он ударил Елену два раза, как взрослого мужика, один раз в солнечное сплетение и другой - чуть ниже, и Елена согнулась от боли и почти перестала соображать, что происходит, а потом охранники что-то зашептали на ухо менту и поволокли Елену прочь. Когда она очнулась, оказалось, что она сидит на стуле в кабинете Неелова и на глазах у нее - слезы после удара, а Неелов нависает над ней и хитро щерится.
        - Тебе все понятно? - спросил Неелов.
        Елена молчала.
        - Ты маленькая негодная шлюха, - сказал Неелов, - ты меня обманула. Ты ни хрена не сделала той работы, которую я просил, и еще осмеливаешься просить за свое безделье деньги. Я мог бы сдать тебя в ментовку и посадить за распространение наркотиков, но я добрый человек. Выбирай: или ты уйдешь отсюда, тихо, не поднимая шума, и я придержу этот протокол. Либо ты уйдешь с ментами. Все поняла?
        Елена кивнула. На глазах у нее по-прежнему стояли слезы - от физической боли.
        Она и не знала, что когда бьют, так хочется плакать.
        - Тебе не стоит плакать, сучка, - сказал Неелов, - раньше надо было думать, когда ты пыталась меня обжулить.
        Когда Елена вышла из кабинета, испитый мент и его подручные по-прежнему стояли в коридоре. Один из них бросил какую-то сальную фразу, и по этой фразе Елена поняла, что менты принимают ее за одну из здешних продажных девок, которая пыталась шантажировать хозяина.
        Елена, наклонив голову, вышла в ночь. На улице творилась метель, и пока Елена обходила кругом здание, добираясь до машины, она основательно закоченела.
        Вдобавок оказалось, что Елена, нервничая, забыла выключить у машины фары, и за те сорок минут, которые она была в клубе, аккумулятор сел окончательно. Елена попыталась изловить машину, но машин было мало, а те, которые проезжали мимо, не спешили останавливаться.
        Она ловила машину минут двадцать, а потом поняла, что на набережной это бесполезно, и вернулась к освещенному подъезду клуба. Туда каждые пять минут подъезжали те самые иномарки, которые не останавливались на набережной, и там можно было попросить хозяина машины или, по крайней мере, его шофера, завести двигатель.
        Однако на этот раз швейцар узнал ее, ощерился и сказал:
        - Брысь, соска! Ща в ментовку тебя сдадим!
        Елена закуталась поплотнее и отошла прочь. Мороз усилился: недавняя оттепель превратила мостовую в каток, и по этому катку ветер мел мелкую снежную крошку. Была уже поздняя ночь, холод забирался Елене под пальтишко, выдувая из души последнюю теплоту.
        Елена вдруг вспомнила такой же прием несколько месяцев назад, в день открытия
«Акрон-Плаза». Прием, на который она приехала вместе с Семиным, радостная и довольная, когда губернатор целовал ее в Щечку, и когда никакой Неелов даже близко не осмелился бы угрожать ей ментовкой и подсыпанным наркотиком…
        На глазах Елены показались слезы, и она отвернулась, чтобы стать против ветра, а когда она повернулась опять, она увидела, что у портика «Капитолия» тормозит семинский «мере». «Мере» остался таким же белым, каким был всегда. Она вздрогнула и шагнула к «мерсу».
        Из «мерса» вылез Семин, в короткой дубленке, а с заднего сиденья выпорхнула его жена, в длинной блестящей шубке. Елена. услышала заливистый женский смех, и ветер донес до нее обрывок начатой в машине фразы:
        - Как можно жить в вашем Нарыме зимой? Котик, поедем на Новый год в Эмираты, а?
        Елена застыла в тени колонны, и Семин прошел мимо нее в тепло отделанного ею клуба, не заметив своей бывшей любовницы, и в этот момент Елена поняла, что она больше не хочет жить, потому что ничего, что она могла бы сделать в жизни, не имеет смысла без Семина.
        Под портик «Капитолия» вкатилась еще одна машина, щупленькая, среднего класса
«японка», и Елена чуть было не шагнула ей навстречу, а потом сообразила, что делать этого не стоит: здесь, у подъезда, и света было достаточно, и машины ехали совсем медленно, и никто бы ее, конечно, не сбил, а так - только помял бы чуть-чуть.
        Елена сделала несколько шагов и оказалась на набережной, в десяти метрах от собственного безмолвного «ниссана». Метель била в лицо Елене, набережная была погружена во тьму, и редкие машины катились по ней осторожно, прощупывая тьму щупальцами противотуманных фар. Елена пропустила первую машину, щупленький
«жигуленок», пробиравшийся по улице бочком и на скорости в двадцать километров в час. Вторая машина была «БМВ», но она мигала левым поворотником в знак того, что сейчас свернет к «Капитолию», и оттого двигалась довольно медленно.
        Третья машина оказалась то, что надо. Она летела по набережной на немыслимой для ночного гололеда скорости в восемьдесят километров в час, и, судя по яркости габаритов, это был огромный и тяжелый джип. Елена шагнула на середину улицу. Она еще успела заметить внезапно включившийся левый поворотник (джип, оказывается, таки-тоже ехал в «Капитолий»), отчаянный визг тормозов и закрутившуюся волчком угольно-черную громаду, а потом ее крепко приложило о тонированные стекла и черный хром крыла, и Елена провалилась в глубокую воронку без дна.
        Елена открыла глаза. Она лежала на широкой двуспальной постели, в светлой комнате с белыми стенами и затянутым в ковролин полом, и если это был рай, то следовало признать, что рай в последнее время стали отделывать как спальню
«нового русского». Окно было забрано роскошным узором из заиндевевших снежинок и искрилось на солнце, и сквозь неровное оттаявшее пятно на окне был виден кусочек ослепительно синего неба и закатывающегося за горизонт солнца.
        Надо было быть ужасно везучей, чтобы ночью на ледяной дороге броситься под джип, который прет со скоростью восемьдесят километров в час, и остаться в живых. И кроме того, у джипа должен был быть чертовски хороший водитель.
        Елена лежала в постели минут пятнадцать, прислушиваясь к собственным ощущениям, а потом нашарила на тумбочке «ленивчик» и включила большой плоскоэкранный телевизор, расположившийся на полу наискосок от кровати. По телевизору показали губернатора, агитирующего депутатов за краевой бюджет, а потом - здание арбитражного суда.
        Телеведущий сказал, что сегодня Нарымский краевой суд удовлетворил иск фирмы
«Кром-инвест» о введении внешнего наблюдения в компании «Нарымгеологоразведка». Затем на экране показали офис нарымского предпринимателя Виктора Семина, и самого Семина, стоявшего в распахнутой дубленке на фоне ледяной царь-птицы при входе. Корреспондент спросил Семина, правда ли, что за иском «Кром-инвеста» стоит сам Семин, и Виктор ответил, что доходы от нарымской нефти должны оставаться в крае.
        Елена поняла, что она не может смотреть телевизор и поскорее его выключила. Она полежала еще немного, а потом осторожно встала, прислушиваясь к собственным ощущениям. Когда она встала, у нее потемнело в глазах, но оказалось, что она вполне может ходить, держась рукой за стенку. Под кроватью отыскались пушистые тапочки, а в сверкающей ванной, соединенной со спальней ослепительно свежий халат.
        Елена надела халат и вышла из спальни. Она оказалась в холле второго этажа, широком и просторном. Холл кончался балюстрадой, увитой листьями и цветами, а за балюстрадой, в сквозном эркере, пронизывавшем здание с первого этажа по третий, качались верхушки пальм. Было странно впервые в жизни видеть живую листву серого цвета.
        Елена прислушалась: в доме было абсолютно тихо, и только откуда-то сверху доносился шум. Елена поднялась на третий этаж. Третий этаж был мансардой, и всю площадь его - без малого сто квадратных метров, - занимал спортивный зал. Справа от лестницы стоял низенький бильярдный стол с полосатыми шарами, а дальше начинались маты. С потолка на растяжке свисала похожая на гигантскую урючину боксерская груша.
        По этой-то груше и лупил безостановочно Сергей Вырубов.
        Елена оперлась о бильярд и стала смотреть. Прошла, наверное, минута, и Вырубов внезапно обернулся. На мгновение глаза Елены встретились с его глазами. В холодных обесцвеченных зрачках пряталась жадная нежность и какое-то странное одиночество. Сердце Елены вздрогнуло, но тут Сергей улыбнулся и отвел глаза в сторону, и Елена поняла, что то, что она приняла за заинтересованный мужской взгляд, было всего лишь игрой света и, возможно, блеском глаз раззадоренного тренировкой хищника.
        - Очнулась? - спросил Сергей.
        - Как я сюда попала?
        - Ты бросилась под мой джип. У меня водила бывший раллист.
        Елена опустила глаза.
        - Я не нарочно, - проговорила она… - Было… было темно… а я искала машину побольше…
        Вырубов молчал. Елена вдруг вскинула голову:
        - Почему вы не отвезли меня в больницу?
        - Не хочу, чтобы про меня писали, что моя тачка сбила пешехода, - ответил Вырубов. - Это порочит честный облик простого российского авторитета.
        Помолчал и добавил:
        - Иди ложись. Завтрак тебе принесут в постель.

***
        Вырубов появился в спальне спустя десять минут, с подносом, на котором красовался стакан с апельсиновым соком, баночка йогурта и свежие поджаренные гренки. Там же стояла плошка с пахнущим малиной джемом, и исходил ароматным паром узорчатый чайник.
        Елена не могла не удивиться, что Вырубов пришел сам. «А интересно, это по их бандитским понятиям не унизительно - прислуживать женщине? - подумала она. И вообще, где все его люди?»
        Елена оказалась голодной. Она быстро проглотила и свежую, восхитительно тающую во рту гренку, выела баночку с йогуртом и неторопливо, глоточками стала пить кофе. Вырубов сел в кресло рядом, и Елене. показалось, что он смотрит, как она ест. Но когда она скосила глаза, она увидела, что он читает газету.
        Когда с гренками и кофе было покончено, Вырубов переставил поднос с постели, на столик, стряхнул несколько крошек и спросил:
        - Почему ты хотела убить себя?
        Елена подумала, что сейчас самое время назвать имя Неелова. Интересно, что он сделает с владельцем клуба? Самое меньшее, - заставит выплатить деньги.
        - Так, - сказала Елена. Вырубов помолчал.
        - Так, значит, так.
        Поднялся гибким и легким движением со стула.
        - Когда поешь, позови девочку Она уберет.
        Он уже стоял у двери комнаты, когда Елена спросила:
        - Ой, Сергей Павлович, а вы сами… не пострадали?
        - Нет, - сказал Вырубов.
        - А джип?
        - А за джип будет платить водитель.
        - Почему?! - изумилась Елена.
        - Потому что по инструкции он в таких случаях тормозить не должен. А вдруг это ловушка?

***
        Елена слишком рано выползла из постели. Какие бы призы в свое время ни брал бывший раллист, сидевший за рулем злополучного джипа, - сотрясение мозга она заработала. К тому же Елена элементарно простыла, бегая по морозу в неприспособленном для этого пальтишке, и уже вечером того дня, в который она очнулась, она лежала в постели с воспаленным горлом, ангиной и температурой тридцать девять и пять.
        Время от времени она просыпалась и таращила воспаленные глаза, и тогда смазливая девочка лет двадцати, видимо попавшая в вырубовский особняк совсем по другой надобности, поила ее горячим молоком и кормила таблетками. Один раз Елена очнулась поздно ночью и услышала, несмотря на отличную звукоизоляцию, как вздрагивает дом от музыки и пьянки. Елена нашарила упаковку таблеток и сказала фигуре в кресле:
        - Варя, ты лучше вниз иди. Тебе же внизу надо быть.
        Человек, сидевший в кресле, повернул голову, и Елена увидела, что это Вырубов.

***
        Более или менее пришла в себя Елена дня через три. Горло уже болело меньше, температура упала до тридцати семи с половиной, и как-то вечером Варя на всякий случай принесла ей одежду: белье, джинсы и свитер. Елена надела джинсы и свитер и вышла из спальни.
        На этот раз никакой пьянки в доме не намечалось, да и была ли та пьянка или Елене все прибредилось, поручиться было нельзя. Елена осторожно спустилась в подвал, толкнулась в дверь гаража и вошла.
        Гараж был просторный, на четыре машины, но сейчас в нем стояла только одна - тот самый черный, похожий на спичечный коробок джип с трехлучевой звездой на заду и надписью «брабус». Вблизи джип казался устрашающе огромным. Елена обошла его кругом и увидела, что левая передняя скула джипа смята, как использованная салфетка, - видимо, отвернув, водитель влепился в какой-то столб. В изломах крыла было что-то странное и, приглядевшись, Елена сообразила, что «брабус» бронированный.
        Елена постояла в пустом гараже минут пять, а потом поднялась на первый этаж в кабинет Вырубова.
        Вырубов сидел в кожаном вращающемся кресле, боком к столу и спиной к двери. Елена видела коротко стриженную голову, отливавшую белым на фоне бронированного стеклопакета, закатанный рукав черной рубашки и телефонную трубку у уха. Вырубов говорил с кем-то: Елена услышала название «Кроминвест» и «Ларин» - так звали нового временного управляющего «Нарымгеологоразведки». К слову «Ларин» было прибавлено слово: «еб…о» и еще несколько таких же слов. Вырубов договорил, швырнул трубку на рычаг и развернулся к двери.
        - О, привет! - сказал Вырубов. - Сама нашла дорогу?
        - Я планировку домов не забываю.
        Вырубов подошел к Елене, взял ее за плечи и развернул навстречу солнцу.
        - Отлично выглядишь, - сказал он. Елена опустила глаза. Она не могла отлично выглядеть. Если бы она отлично выглядела, то Семин не променял бы ее на длинноногую москвичку.
        Вырубов между тем как-то неловко переступил с ноги на ногу, сделал шаг назад и, наконец, шумно плюхнулся на кожаный диван.
        - Вы правда хотите заставить своего водителя платить за этот джип? спросила Елена.
        - Да, - сказал Вырубов.
        - Но он же бронированный.
        - И что?
        - Ведь его из-за этого, наверное, нельзя починить?
        - Нельзя.
        - У вашего водителя нет столько денег, - сказала Елена, - я заплачу за него. Вырубов помолчал.
        - А у тебя есть столько денег?
        Елена подумала о пятидесяти тысячах долларов, пропавших в банке Семина. Она опустила глаза и принялась перебирать складки на свитере.
        - Ну ладно, девочка, - сказал Вырубов, - тебя никто за язык не тянул. Когда-то ты отказалась заняться моим домом. Это, конечно, не столько, сколько бронированный джип, но остаток я так и быть прощу.

***
        Телевизор не соврал: за иском о банкротстве «Нарымгеологоразведки» действительно стоял Виктор Семин. После 17 августа влияние московского банка, распоряжавшегося компанией, сошло на нет: баланс банка сыпался на глазах, они прятали собственные активы от иностранных кредиторов и бегали от обманутых вкладчиков, и до далекой Сибири руки у них не доходили.
        Семин давно знал, что так оно и случится - на этом и строился весь его расчет, когда он поделился компанией с москвичами. Губернатор был категорически против, боялся, что гордые москвичи не будут откатывать ему денег на выборы, но Семин объяснил губернатору, что, как только рубль обесценится, банк «Мелос» наверняка станет банкротом. И тогда у банка будет столько хлопот, что ему станет не до нарымской нефти; Губернатор долго-долго вникал в доводы Семина, так и не вник, но дал согласие.
        Все предыдущее время, с мая по август, управление «Нарымгеологоразведкой» строилось так, что нарымская нефть продавалась ниже себестоимости фирмам, которые контролировал Семин. Собственно, продавалась она не как нефть, а как
«жидкость из скважины» - Семин нашел это московское изобретение очень удобным. Взамен фирмы Семина по завышенным ценам поставляли нефтяникам оборудование, и в результате долг «Нарымгеологоразведки» перед фирмами Семина рос и рос. Москвичам практически так и не удалось вмешаться в управление компанией.
        Губернатору Семин объяснял, что половину черных доходов он вынужден отдавать москвичам, а москвичам Семин объяснял, что половину черных доходов он вынужден отдавать губернатору.
        А когда «Мелос» рухнул и вынужден был разбираться с обворованными им кредиторами, фирмы Семина впарили Нарымской нефтяной компании иск на все имевшиеся у них долги - и начали банкротить самые вкусные ее части.
        Когда из арбитражного суда Семину сообщили, что иск о введении внешнего управления удовлетворен и, стало быть, банку в Нарымской нефтяной компании принадлежат от дохлого осла уши, он как раз сидел в своем офисе. Семин повесил трубку, достал из сейфа коллекционный коньяк и налил его в хрустальную рюмку восемнадцатого века. Он подошел к зеркалу и чокнулся рюмкой со своим отражением в зеркале. И выпил коньяк.
        Потом Виктор Семин сел обратно в кресло и, подумав, набрал номер Елены. Вместо Елены был автоответчик.
        - Это Семин, - сказал Виктор, - заедь ко мне. Через час.
        Однако Елена не заехала ни через час, ни через два. Вечером в десять часов Семин купил букет и приехал домой к Елене, однако на звонок в дверь никто не отозвался. Семин даже постучал в дверь ногой. Тогда открылась вторая дверь, напротив квартиры Лены, и старуха соседка сказала:
        - А Елены Сергеевны нет вторую неделю.
        Семин внутренне подосадовал, потому что ему казалось невероятным, чтобы Елены не было на месте.
        - А где она?
        - А кто ее знает.
        Вечером Семин поехал в «Капитолий». Неприятное чувство неудачи ушло, загналось куда-то вглубь, и Семин улыбался, принимая поздравления с выигранным иском. Вокруг него суетились два зама губернатора и глава какой-то местной администрации.
        Они сели за столик ужинать, и ужин оказался очень веселый, не пьяный, а именно веселый, с шампанским и шутками, а потом один из замов губернатора наклонился к Семину и совершенно незвначай спросил его:
        - А кстати, это правда, что Елена Сергеевна теперь живет у Вырубова?
        Семин почувствовал, как что-то тупое ударило его в грудь.

***
        Прошла неделя, другая, - Елена понемногу оправлялась от простуды. Вырубов улетел куда-то на несколько дней, потом прилетел обратно, но пропадал в городе, возвращаясь домой к двум-трем часам ночи.
        С визгом распахивались ворота дачи, машина Вырубова ныряла в подземный гараж, а джип сопровождения оставался снаружи, и полупустой дом внезапно становился жилым, наполняясь голосами, топотом ног и человеческим запахом.
        С далекого расстояния - в офисе, на официальном мероприятии, - Вырубова можно было принять за бизнесмена. Теперь, вблизи, было очень хорошо видно, что Вырубов именно бандит - не по жестокости ухваток, не по манерам, - а именно по образу жизни. Семин всегда ходил окруженный телохранителями, и Вырубов ходил в окружении крепких парней. Но у Семина были служащие, а у Вырубова - «друзья». Телохранители Семина сидели в отдалении, как верные псы: друзья Вырубова садились с ним за один длинный стол, и в ресторане, и дома.
        На участке было выстроено два одинаковых дома: в одном жил сам Вырубов, в другом водились вот эти крепкие ребята. По утрам они бегали и обливались водой, днем они часто играли в хоккей на разгороженной площадке. Это был немного странный хоккей, без особых правил, - в нем разрешалось не только забивать шайбы, но и бить противника, и иногда бывало, что кого-то калечили. Малюта тоже часто играл в хоккей.
        Поначалу Елена ужасно боялась свиты Вырубова. Она слишком хорошо помнила ненастное мартовское утро и молчаливую стену боевиков вокруг их дома, безглазую и безликую, с распахнутыми дверцами черных «лендкрузеров» и бритыми головами, уткнутыми в кожаные куртки. Все они раньше казались Елене какой-то неведомой породой людей, и людей ли? Елена читала где-то, что, по тибетским поверьям, ведьма может зародиться из темного провала леса, неверно легшей тени, которую боятся путники, один за другим проходящие по дороге. Этот-то совокупный людской страх и наделяет неверно легшую тень душой, и такой одушевленной тенью окраин и представлялись ей боевики Малюты.
        Теперь из этой грозной толпы начали выступать отдельные лица - и лица это были вполне обыденные и человеческие. Всех, кто появлялся в доме, можно было условно разделить на два вида - ближние подручные Малюты, приближенные к нему бизнесмены - и собственно быки, охранники, та серая масса, которая когда-то так напугала Елену.
        Ближнее окружение во всем старалось подражать Малюте. Он предпочитал полуспортивную одежду, мягкие кашемировые свитера и свободные брюки - и они носили мягкие свитера и свободные брюки. Он стригся не очень коротко, оставляя надо лбом косую челку и пряча смешно оттопыренные уши за прядями жестких каштановых волос - и они стриглись так, чтоб закрывало уши. У него в ванной на полочке всегда стоял дешевый «Харли-Дэвидсон», - и от них пахло тем же одеколоном.
        Единственным исключением из правила был Иван Пырьев, или Пырей - главный финансист Малюты. Обыкновенно он появлялся в доме в прикиде, позаимствованном из гангстерских фильмов тридцатых годов - до блеска начищенные ботинки, безупречный костюм с поддетой под него накрахмаленной рубашкой, и галстук за двести долларов. Елена так никогда и не могла установить статус Пырьева - то ли он был коммерсантом, нахватавшимся бандитских понятий, то ли, наоборот, бандитом, раньше других ушедшим в бизнес. Скорее всего, первое - в обращении Пырьева с Малютой чувствовалась легкая скованность и подобострастность, не свойственная прочим парням с окраин. Когда Пырей глядел на нее, Елене всегда казалось, что у нее на блузке не застегнуты пуговицы.
        Легче всего Елене было с человеком, которого звали Миша-кимоно и коттедж которого стоял в поселке напротив коттеджа Малюты. Миша-кимоно был у Малюты чем-то вроде начальника службы безопасности. Ему приписывались самые дерзкие из тактических комбинаций Малюты, о жестокости его ходили легенды, но внешне он не производил пугающего впечатления. Миша-кимоно был невысокий и расплывшийся, как пончик, и он смешно не выговаривал букву "р". Миша-кимоно часто появлялся в доме рано утром, когда Малюта еще спал или качался, и тогда Елена варила Мише любимый им ароматный кофе, а Миша, скаля желтые зубки, смешил ее жутковатыми байками. Однажды Миша выглянул в окно и увидел, что во двор въезжает машина Пырьева. Тогда он заметил:
        - Кстати, держись от Пырея подальше.
        - Почему?
        - Во-первых, он стал много пить. А Сергей Павлович не любит пьяных.
        - А во-вторых?
        - У Пырея крыша дымится, когда он выпьет.

***
        Елена днями ходила по огромному дому. От тщательной уборки дом казался пустым и нежилым, как душа его хозяина. Елена сама себе казалось маленькой девочкой, похищенной драконом.
        Дракон умел оборачиваться человеком. По утрам он сидел в столовой, пил апельсиновый сок и листал свежие газеты, у него были умные серые глаза. Но в этих глазах светился отблеск адского пламени, и Елена знала, что дракон уже сожрал не меньше тринадцати человек.
        Интересно, бывало ли так, чтобы похищенная принцесса влюбилась в дракона? В любом случае драконы не влюблялись в принцесс. Они принадлежали к разным биологическим родам.

***
        Во вторник ночью Елену разбудили веселые голоса и смех. Она проснулась и выглянула в окно. Во дворе стояли два «мерса» - внедорожника и длинный, как лист осоки, «БМВ», дверцы машин были распахнуты, и вокруг «БМВ» по неглубокому весеннему снегу с хохотом бегали две девушки в коротких юбках, уворачиваясь от разгоряченных мужиков.
        Потом из внедорожника выскочил Пырей и тоже стал выволакивать за собой девушку. Пырей был, видимо, пьян, он поскользнулся и свалился в снег, а девушка захохотала и села на него верхом. По двору бил луч мощного прожектора, и в этом луче Елена хорошо видела фигуру Малюты: он стоял в легкой кожаной куртке, опершись на капот «БМВ», и был как будто совершенно безучастен к балагану вокруг. На мгновение Елене показалось, что темная и одинокая фигура во дворе ищет взглядом ее окно, но потом одна из девочек, бегавших вокруг «БМВ», с визгом обвернулась вокруг Малюты, и Малюта тоже расхохотался, поднял девочку легко, как пушинку, и потащил ее в дом. Ничего человеческого не было в его хохоте: так визжит кот перед случкой.
        Елена забилась под одеяло и попыталась уснуть. Но это было невозможно: в доме тяжко забухала музыка, он наполнился топотом ног и запахом снеди. К музыке снова примешался женский визг и звон разбитой тарелки: судя по всему, кого-то заставили танцевать на столе.
        Елена вспомнила, как утром Миша-кимоно говорил что-то насчет дня рождения одного из коммерсантов Малюты, - мол, надо бы заехать на праздник. Видимо, заехали, поздравили и решили продолжить в узком кругу. Елена представила,.что творилось бы в доме, будь это день рождения самого Сергея, и закусила губу. Малюта не имел права держать ее здесь и сам развлекаться с девками.
        Елена ворочалась с боку на бок, представляя высокую фигуру Малюты и повисшую у него на руках девицу, и почему-то думала о том, что ее Малюта еще ни разу не носил на руках. Ну конечно, она была не так красива, как эта шлюха, и она никогда не носила таких коротких юбок. Елена встала и, повинуясь безотчетному инстинкту, продела в бронзовые ручки двери перевернутый вверх ножками стул.
        Елена забылась уже под утро, часа в четыре, чтобы проснуться от мощного удара. Кто-то шмякнулся о дверь всем телом, дернул за ручку, а потом гулко и пьяно ухнул:
        - Ленка, открывай!
        Елена вскочила в постели: прожекторы во дворе давно погасли, но комната была полна лунного света, и Елена сразу заметила, что человек, который ломится в дверь, забыл, в какую сторону она открывается. Дверь распахивалась внутрь комнаты, а человек с той стороны дергал ее на себя. Потом человек сообразил, в чем дело, пихнулся, как следует, и ножка стула, продетая в ручку двери, жалобно хрустнула. Стул с грохотом повалился на пол, за ним отлетела ручка, и в комнату ввалилась абсолютно голая и грузная фигура. Елена, к своему изумлению, узнала Пырьева.
        Елена завизжала. Пьяный Пырьев мгновенно очутился возле ее постели, опрокинул ее на простыни и тут же сам оказался сверху.
        - Пусти, шлюха, - сказал Пырьев. - Кому ты тут нужна? Без меня пропадешь… Левая его рука полезла сдергивать одеяло, а правой он держал Елену за волосы. Одеяло сдергивалось плохо - Пырьев мешал этому своей тяжестью. Елена примерилась и вцепилась Пырьеву зубами чуть повыше запястья. Пырьев зашипел, вырвал руку и хряснул Елене по лицу.
        - Я тебя хочу, сучка, - сказал Пырей, - тебя никто не хочет. Тебя Малюта мне отдал.
        Елена стала визжать и царапаться. Пырей упал с кровати на пол, потом снова поднялся, сдернул с нее одеяло и упал сверху Елена попыталась садануть его коленом в пах, но у нее ничего не получилось. Руки Пырея вцепились ей в горло, и она увидела в лунном свете вблизи его лицо - пьяное, перекошенное, с безумными глазами.
        А потом где-то близко раздались голоса, Пырей обмяк и свалился с нее на пол, как валится с дерева созревшее яблоко. Елена открыла глаза. Дверь в комнату была распахнута настежь, в ярко освещенном коридоре виднелись два охранника, а рядом с постелью стоял Малюта. Охранники были одетые. Малюта был совершенно голый, и в правой его руке был пистолет. Рукоятью его он и приложил, судя по всему. Пырея. Охранники тронуть коммерсанта не осмелились.
        Пырей тяжко вздохнул и завозился на полу, и Малюта расчетливо ударил его ногой в висок. Малюта был не пьян. Он пристально - очень пристально - посмотрел на Елену. Не в лицо, а туда, где чуть ниже края задранной ночнушки белели ее бедра. Елена лежала неподвижно несколько мгновений, а потом охнула, засуетилась и судорожно стала натягивать на себя одеяло. Малюта что-то сказал вполголоса, охранники вошли в комнату, зацепили Пырея и поволокли его вон. Елена на мгновенье закрыла глаза. Когда она открыла их, Малюта уже исчез.

***
        На следующее утро Елена нашла Малюту в кабинете. Тот, противу обыкновения, не занимался с утра со штангой, а ходил по паркету, из угла в угол, не останавливаясь, как маятник, и глядя перед собой довольно отсутствующим взором. Он даже не сразу заметил Елену, а заметив, продолжал смотреть куда-то вбок. Елена впервые обратила внимание на его взгляд - стеклянистый и какой-то замороженный, как у мертвого карася.
        - А где Пырьев? - спросила Елена.
        - Что? А, уехал.
        - Куда?
        Малюта пожал плечами.
        - Мне какое дело? Протрезвел и уехал. Еще ночью.
        - Вы не поссорились?
        - Из-за чего? - Малюта искренне удивился.
        - Из-за меня.
        Малюта расхохотался.
        - Бог с тобой, детка, - сказал он, - чтобы я с Пыреем да из-за бабы поссорился? Ты что, Нарымский ликеро-водочный, что ли?
        Елене стало ужасно обидно.
        Через два дня Пырея убили. По телевизору сказали, что Пырей в последнее время чего-то опасался и ездил с многочисленной охраной, но охрана не помогла: его стрельнули вечером, когда он вышел в кухню попить чай и его нечеткий силуэт обрисовался на фоне колышущихся штор.
        В тот день Малюта вернулся домой около часу ночи. Машина и джип сопровождения, не снижая скорости, пролетели ворота и нырнули в гараж, и через несколько мгновений Елена услышала стук ведущей из гаража двери и шаги поднимающегося по лестнице человека.
        Она выскочила из спальни, накинув халатик, и столкнулась с Малютой на площадке второго этажа.
        - Пырея застрелили! - закричала она.
        - Знаю, - сказал Малюта. Он был абсолютно невозмутим, совсем не так, как позавчера в кабинете, когда он ходил из угла в угол.
        - Это из-за меня? - спросила Елена.
        - Я его предупреждал, что так нельзя, - ответил Малюта. - Он не послушался. Ну что я мог поделать?
        У Елены потемнело в глазах, а Малюта спокойно отодвинул ее, как шахматную фигурку, от перил, и прошел наверх.

***
        На следующее утро, когда Елена задумчиво болтала ложечкой в чашке чая и смотрела во двор, к ней подсел Миша-кимоно. Елена смутно помнила, что Миша Корытов тогда тоже был среди приехавших с девицами гостей. Кажется, с ним было даже две девицы.
        - Ну что ты такая грустная? - с усмешкой спросил Миша-кимоно.
        Елена поежилась.
        - Скажи… Пырьев - его убили из-за меня?
        Миша- кимоно помолчал.
        - Понимаешь, Лена, у Пырея давно была куча проблем. И долги, и кидалово…
        - Но с Малютой у него проблем не было?
        Корытов сочувствующе улыбался. Корытов нравился Елене. Он был, казалось, единственным нормальным человеком среди всех на этой даче.
        - - У него были проблемы с Малютой. У них была фирма, которая получала доходы от ликеро-водочного, и этой фирмой они владели сообща. А деньги пятый месяц забирал себе Малюта.
        Елена почувствовала горькое даже какое-то разочарование. Смешно было хоть на мгновение вообразить себя дамой, из-за которой современные рыцари ну пусть не убивают… пусть заказывают друг друга.
        - А почему Сергей Павлович сказал мне, что это из-за меня?
        Корытов заулыбался, и Елена вдруг сообразила, что если приказ об убийстве исходил от Малюты, то практической стороной вопроса должен был заниматься Миша-кимоно.
        - Да это же Малюта, - сказал Корытов, - он всегда так разводит, чтоб человек себя виноватым считал. Ты не бери в голову, девочка.
        После этой истории Елена надолго забилась к себе в комнату и два дня оттуда не вылезала. Малюта внушал ей ужас. Она вспоминала его снова и снова, упорно ходящего по кабинету и со стеклянными глазами, и она понимала, что он ходил и решал: быть Пырею или не быть? И решил, что нет, лучше все-таки - не быть.
        Ночью Елена заснула, и ей приснилась все та же высокая худощавая фигура, ходящая, как маятник, из угла в угол. Фигура увидела Елену, улыбнулась, сняла рубашку и принялась раздеваться дальше. Елена проснулась в поту и с какой-то странной дрожью.
        Малюта не любил ее. У него были слишком красивые шлюхи, чтобы он мог любить серую мышь. Он не мог любить вообще. Он мог только принимать решения, быть или не быть. Было странно, что человек столь могущественный, как он, продолжает пользоваться методами уголовника.
        Елена не понимала, как можно принимать такие решения. Она вообще не умела выбирать. Ничего. Раньше она умела выбирать, розовым или желтым должен быть кафель в ванной, а теперь она даже не умела отличать розовое от желтого. А когда требовалось решить, у той фирмы или у этой закупать кафель, она не могла этого решить. Ей требовался для этого финансовый директор.

***
        А еще спустя два дня, когда Елена вернулась домой после прогулки, и, громко хлопнув дверью, стала счищать с сапожек налипший снег, она увидела, что в зимнем саду, скорчившись над полупустой бутылкой с коньяком, сидят двое. Силуэты их ярко рисовались на фоне закатного солнца, - один был хищный и стремительный, как силуэт сокола-перепелятника, а другой человек был похож на кадушку. Елена пригляделась и ахнула: второй был Игорь Тахирмуратов.
        Тахирмуратов сидел уронив голову в руки, и плечи его вздрагивали. Елена увидела, что он плачет, раньше, чем услышала всхлипы.
        - Ты пойми… - услышала Елена, - мне не денег жалко… но мы же семь лет были вместе… кому верить, Сережка…
        Елена неслышными шагами метнулась наверх. Ей казалось, что Тахирмуратов вовсе не обрадуется, если кто-то заметит, как он хнычет в гостиной Малюты.
        Через час Елена увидела из окна, как Тахирмуратов нетвердой походкой добрался до своего «мерса». Вырубов шел рядом, обняв его за плечи. Машина мигнула фарами, замурлыкала и поехала со двора.
        Елена спустилась вниз. Вырубов уже вернулся в зимний сад и сидел в кожаном кресле, закинув на кадушку с пальмой длинные ноги в черных мятых штанах. В руке у него был стакан с коньяком. Елена сперва подумала, что это кока-кола, потому что Вырубов практически никогда не пил, но потом она увидела, что кока-колы на столе нет, а есть только бутылка коньяка.
        Елена осторожно присела в соседнее кресло. Оно было еще теплым от грузной тушки Тахирмуратова. Малюта потянулся за бутылкой, плеснул себе добавку и повернулся к Елене.
        - Хочешь? - спросил он.
        - Нет, - сказала Елена.
        Вырубов нянчил стакан в цепких пальцах, и Елена на мгновение представила себя на месте этого стакана. За окном не по-весеннему быстро темнело. Поверх тающего снега полз какой-то белый пар, и из этого пара за стеклами вставали верхушки сосен.
        - Почему Игорь плакал? - спросила Елена.
        - Твой Сыч его швырнул, - сказал Вырубов.
        - Как?!
        Вырубов выпил коньяк, отставил стакан и заложил руки за голову.
        - Красиво швырнул. Они же ведь вместе банкротили нефтяную компанию. Та фирма, которой нефтяники были должны, принадлежала наполовину Сычу, наполовину Тахирмуратову. И все долги скупал Тахирмуратов. А потом он заболел.
        - Ну и что? - спросила Елена.
        - И Сыч перевел всю задолженность на другую фирму.
        Вырубов улыбнулся.
        - Понимаешь, Сыч сожрал всех. Своих врагов. Своего тестя. А потом он оглянулся и подумал, чего бы еще сожрать, и увидел, что самое съедобное - это его партнер.
        - А почему Тахирмуратов не может по жаловаться в милицию? - спросила Елена.
        - А потому что все бумаги подписана им, - ответил Малюта. - Он пожалуется, - его же и посадят. Он совсем беззащитный. Если бы ему надо было воевать с врагом, у него бы нашлись и менты, прокуроры, а сейчас все его друзья - общие с Семиным. Парень так перепугался что даже жену с детьми в Японию отправил.
        Елена молчала. Вырубов глядел на нее исподлобья и слегка улыбаясь.
        - У тебя детей не было? - внезапна спросил он.
        - Нет, - сказала Елена, - а у вас?
        - Была. Дочка.
        Елена спросила и тут же чуть не прикусила язык. Она вспомнила, что случилось с дочкой Малюты. Это было в газетах.
        - Убили дочку, - сказал Малюта, - и жену убили. Когда меня взрывал. Я, когда в коме лежал, все время с женой разговаривал.
        - А кто вас взрывал? - спросила Лена.
        - Друг один, - сказал Малюта. - Очень близкий друг. Ближе, чем Игорь Семину. Он захотел больше, чем я ему давал.
        - А вы ему давали достаточно? - спросила Елена.
        Малюта долго молчал - так долго, что Елена подумала, что он не ответит.
        - Нет, - сказал Малюта, - я ему давал недостаточно. Помолчал и добавил: Я когда в больнице лежал, он меня навещал. Клялся, что найдет убийц.
        - А потом?
        - А потом менты собрали остатки бомбы, и оказалось, что точно такую же бомбу он сделал для меня за полгода до этого. Киллеров тоже нашли. Эта бригада следила за мной месяц, а потом этот человек позвал их и говорит: «Пятнадцатого Малюта будет в машине там-то и тогда-то». Киллер сказал: «Но с ним же будут жена и дочь». А этот человек крестил мою дочку.
        - И что он ответил?
        - А он ответил, мне какое дело, кто с ним будет?
        Вырубов повернулся и поглядел на Лену, и ей показалось, что вместо глаз у него два глубоких темных провала.
        - Зачем это все? - спросил Вырубов. - А? Зачем мы друг друга убиваем? Ради денег? Не нужны мне на хрен эти деньги, тошнит, как персиков переел… Просто если человек начал делать деньги, он не может остановиться, и если он начал убивать, он тоже не может перестать.

***
        На следующий день Сергей Вырубов обедал в «Капитолии» у господина Неелова, и снова его сотрапезником был партнер Семина Игорь Тахирмуратов. Тахирмуратов постарел за эту неделю лет на десять.
        - Ты знаешь, как он начинал? - спросил в конце обеда Игорь. - Он собирал деньги с населения, пирамидка у него была такая маленькая… У тех, кто это делал… они переступили какие-то нравственные барьеры.
        - Я тоже начинал тем, что собирал деньги с населения, - сказал Вырубов, несколько другим способом.
        - И Лену он до сих пор любит, - сказал Игорь, - представляешь?
        - Просто для него любовь - это вроде болезни, которая не должна мешать бизнесу. Понимаешь? Если у него почки болят, это для него не повод провалить сделку. А если он кого-то любит, это тоже не повод провалить сделку.
        Когда Игорь ушел, Вырубов спустился в главный зал поглядеть на представление. Подвыпивший Неелов крутился вокруг своего хозяина, как стриптизерка вокруг шеста: весь февраль он провел в Америке и вернулся только позавчера. Вырубов пил крепкий черный кофе и, сощурясь, разглядывал голых девок.
        - А кстати, - сказал Неелов, заговорщически склоняясь к уху шефа, знаете, кто расписывал зал? Ратмирцева, бывшая любовница Семина.
        - И сколько ты ей заплатил? - поинтересовался Вырубов.
        Неелов пьяно хихикнул.
        - Я что, дурак платить? - сказал он. - Я обещал ей десять штук. За все. А когда она расписала этот зальчик, я сказал, чтобы она расписала кабинки для свиданий. Сказал, чтоб она нарисовала голых баб и мужиков. И чтобы у мужика был вот такой хрен…
        - И она?
        Неелов захохотал.
        - Она отказалась! А мы так, извини, не договаривались! Мы договаривались, чтоб она все сделала, как я хочу. А не сделала, так и пошла, сучка, на хрен!
        Вырубов глядел на своего коммерсанта, и на губах его играла холодная и очень жестокая улыбка.

***
        На восьмое марта выдался роскошный весенний день, холодный, ясный, с ослепительно горящим в зените солнцем и хрустящим настом, сверкающим тысячью огней. Елена час гуляла по дорожкам дачи, а потом зашла в зимний сад, и ее сморило. Она заснула на диване, и проснулась от звука открывшейся двери.
        Когда она подняла голову, она увидела, что на пороге стоит Вырубов, и в его руках большой букет темных роз. Наверное, розы были красные, но Елене, с ее испорченным зрением, они казались черными, как свернувшаяся кровь. Вырубов положил букет на кресло, стоявшее тут же рядом, улыбнулся своей старившей его улыбкой и сказал:
        - Пошли на улицу. У меня для тебя подарок.
        Елена накинула шаль и вышла из дома.
        Солнце только-только начало заваливаться за деревья, и на улице было еще довольно тепло. С крыши понемногу сочился подтаявший снег, и возле крыльца, пропахав в насте глубокие колеи, стоял черный, как розы, внедорожник.
        Вырубов кивнул, и по знаку двое ребят открыли заднюю дверцу джипа и вытащили оттуда здоровенный ящик из-под телевизора, весь обмотанный прочной клейкой лентой.
        - Пошли, - сказал Вырубов. Елена недоуменно последовала за ним. Она не понимала, что за подарок? Зачем ей телевизор? И почему телевизор тащат не в ее комнату, а вниз?
        Ящик из-под телевизора действительно притащили в подвал. Двое ребят поставили его на цементный пол. Вырубов, улыбаясь, подал Елене большие ножницы.
        - Прошу, сударыня. Режьте…
        Елена поддела ленту зубчиком ножниц и принялась отдирать. Лента отдиралась плохо, и в конце концов Вырубов отобрал у нее ножницы и в два счета взрезал ленточку сам.
        Потом Вырубов открыл ящик, кивнул своим парням, - и те, как большого плюшевого мишку, вытащили из коробки избитого и, видимо, потерявшего сознание человека. Елена вскрикнула.
        Пацаны подтащили человека к толстой паровой трубе, змеящейся по стенке гаража" и защелкнули его о трубу наручниками. Человек забился, как мышь, свалившаяся в бутылку из-под кефира, заскреб по полу коготками, и Елена с ужасом узнала в этом дрожащем, почти потерявшем от страха человеческий вид существе Неелова.
        - Ты деньги Елене должен? - спросил Вырубов.
        Неелов только булькал.
        - Не слышу! Громче!
        - Я… я заплачу… Сергей Павлович…
        - Ты ей платить собирался или нет?
        - Да… конечно…
        - А мне сказал, что нет…
        - Я… а… да господи, кто же знал… А-а-а! Неелов заорал, мешая крик со слезами. Вырубов взмахнул рукой. Миша-кимоно подхватил канистру, стоявшую в углу, и принялся поливать из этой канистры Неелова. В воздухе отвратительно и тревожно запахло бензином.
        Вырубов неторопливо щелкнул зажигалкой, и вверх взвился прозрачный язычок пламени.
        - Что с ним сделать, Елена Сергеевна? - спросил Вырубов. - Сжечь вместо свечки?
        Елена в ужасе прикрыла рот рукой.
        - Господи, Сергей… я прошу вас, отпустите его… ну, пожалуйста…
        Вырубов размахнулся и бросил горящую зажигалку под ноги Неелову, в растекшуюся лужу бензина. Коммерсант дико взвизгнул. Елена отшатнулась, ожидая вспышки.
        Вырубов расхохотался, и вслед за ним захохотали Миша-кимоно и еще два парня, стоявшие в углу. И только спустя несколько секунд, когда живой и невредимый Неелов перестал орать, Елена поняла, что в канистре был отнюдь не бензин, а обыкновенная вода или, скорее всего, какое-то химическое соединение с характерным запахом ароматических углеродов.
        Вырубов ударил Неелова по лицу и сказал:
        - Твой бизнес больше не твой. Половина твоего клуба принадлежит Елене. Все понял?
        Неелов часто-часто дышал и кивал.
        - Миша, - повернулся Вырубов, - позови юриста. Пусть оформят сделку.
        Елена бросилась вон из гаража.
        На дворе еще сверкало яркое весеннее солнце, отражаясь в подтаявших лужицах вдоль газона и в блестящем хромированном боку «мерседеса» - внедорожника, гревшемся, подобно огромному черному коту, у закрытых ворот. Возле внедорожника стояли двое парней и о чем-то мирно базарили.
        Елена пробежала мимо парней по скользкой, как намыленной, дорожке, упала, несильно ударилась о бок внедорожника, тут же вскочила вновь и принялась биться о наглухо запертые ворота, как язычок колокола.
        - Выпустите меня! - закричала Елена. Парни бросились к ней, она увернулась и побежала в глубь участка, петляя между прогалин, из которых поднимались высокие розовые сосны. Потом она опять оскользнулась, неловко задела руками сосну и съехала с ледяного взгорка вниз, на каток, напоминавший сейчас ледяное корытце, по щиколотку заполненное водой. Через мгновение рядом с ней оказался Вырубов. Он был сильно зол: он выудил ее из воды и принялся орать, и это было первый раз, когда Елена слышала, чтобы он ругался на нее матом.
        - Ну что случилось, что такого страшного случилось, чтоб о ворота биться? - орал Вырубов.
        - Это… это ужасно, то, что вы делаете, Сергей. Нельзя так обращаться с людьми. Нельзя… ну нельзя жечь связанного человека…
        - А так обращаться с людьми, чтобы они под колеса бросались, можно?
        Елена помолчала.
        - Вам плевать, что люди бросаются под колеса. Вы их сами туда бросаете. Вы сначала говорите человеку: «Ты мне должен», а когда человек не отдает долга, вы бросаете его под колеса…
        - Между прочим, ты мне тоже должна. Проект нового дома, не забыла?
        Елена помертвела.
        - Ты не забыла?
        Вырубов стоял перед ней, в легком спортивном джемпере, в котором он был в гараже, и со старившей его улыбкой на загорелом лице. Малюта по-прежнему держал ее за локти, и когда Елена взглянула на его длинные крепкие пальцы, она увидела под ногтями темные ободки.
        - Неужели вы не заметили? - спросила Елена. - Я никогда не смогу построить вам дом. Я больше ничего не смогу построить. Я не различаю цвета. Я даже не вижу, это кровь у вас под ногтями или грязь.
        Вырубов глядел на нее ошеломленно. Потом осторожно - очень осторожно обнял се за плечи.
        - Господи, - сказал он, - и ты… молчала?
        Елена уткнулась в спортивный джемпер и заплакала.

***
        Вырубов оказался великолепным любовником. Елена подсознательно боялась его, - боялась всего, до чего он может дойти в постели и всех тех безобразий, которые он, наверняка, требовал от покорных ему проституток и которые для бандитов, по ее мнению, являются неотъемлемым признаком жизненного успеха. Но боялась она напрасно: Вырубов был нежен и силен одновременно, он нуждался не в том, чтобы самоутверждаться за счет слабой женщины. Он нуждался в любви.
        Елена устала первая, откинувшись без сил на подушки, и Вырубов, опять-таки противу ее ожиданий, не стал тормошить ее, а тихо улегся рядом и прижал к себе, и Елена очень быстро заснула, уткнувшись головой ему в грудь.
        Она проснулась в середине ночи: Вырубов никуда не ушел, а спал лицом вверх, раскинув руки и неслышно дыша. Одеяло сбилось ему на пояс, открывая гладкую накачанную грудь и перевитые мускулами плечи. Сейчас, расслабленный и залитый лунным светом, он походил на мраморную стартую какого-нибудь античного убийцы. Они были почти ровесники - Вырубов был старше Елены на три-четыре года и младше Семина лет на десять, и Елена вспомнила, что у Семина на поясе давно уже скатался небольшой валик жира и что в постели у него, как почти у всякого немолодого уже человека, который слишком много работает и слишком мало занимается спортом, нет нет да и случались всякие проблемы.
        Елена поплотнее прижалась к Сергею и понемногу уплыла в сон, и ей снилось, что ее обнимает Семин.
        Истаял снег, и наступил апрель. Елена оттаяла и похорошела. Изменился и Вырубов - улыбка впервые перестала старить его. Со зрением ее вдруг начало что-то происходить - к белому и черному цветам, которые она различала, вдруг прибавился фиолетовый. Вырубов с Еленой съездили в Лос-Анджелес, а другой раз в Москву. Врачи изучили Елену, услышали, что у нее всю зиму была температура и болел живот, а никакой язвы даже и в помине не было, и сказали, что это нервы. «В один прекрасный день ваша жена снова станет различать цвета», - сказал Вырубову пожилой врач из Кремлевки. «Она, кстати, кто по профессии?» «Архитектор», - ответил Малюта.
        Врач внимательно посмотрел на него и вздохнул.
        Игорь Тахирмуратов, двоюродный брат Малюты и бывший партнер Сыча, так и не стал своим для нового - бандитского - окружения. Последнее время, после того, как его выгнал Сыч, он очень много пил. Один раз закодировался, потом сорвался и снова запил. В окружении Малюты не очень-то доверяли тем, кто много пьет, а на Тахирмуратова смотрели особенно настороженно.
        Тогда же, в апреле, Тахирмуратов взялся за свой первый бизнес-проект, разработанный им для Малюты, и был этот проект не чем иным, как реконструкцией центрального универмага.
        Обустроена эта реконструкция была с большим умом. Во-первых, до сих пор пятьдесят один процент акций универмага принадлежал государству, а Малюта контролировал универмаг только де-факто. Рассказывали, что предыдущий директор универмага, взопрев от жадности, решил спросить, на каких основаниях все деньги за аренду получают фирмы Малюты. После этого с директором случился казус: у здания не было лестниц, и этажи его соединялись широкими и пологими пандусами. По этим-то пандусам и гонялись за директором шесть бронированных «мерседесов», видимо желающих разъяснить вопрос об аренде. Директор от разговора всячески уклонялся, и, уклоняясь, сиганул со второго этажа и сломал ноги. Малюта остался очень доволен архитектурными особенностями русского конструктивизма.
        Теперь, с началом реконструкции, образовывалось новое закрытое акционерное общество "Торговый дом «Нарымский Пассаж», в которое и переходили все активы универмага. Как то: само строение, автостоянки, договоры с субарендаторами и право собственности на землю под зданием… Пайщики закрытого общества, в свою очередь, должны были заплатить за реконструкцию. При этом Тахирмуратов так хитро обустроил оплату, что край, которому в этом обществе принадлежало пятнадцать процентов, вносил девяносто процентов инвестиций, а Малюта и Игорь, которые совместно владели контрольным пакетом, вкладывали только десять процентов.
        Но мало этого. Никаких денег край, конечно, в Торговый дом «Нарымский Пассаж» не вносил. Взамен губернатор издал постановление правительства края, согласно которому должники в краевой бюджет могли гасить налоги платежами в адрес Торгового Дома.
        И должники очень быстро заторопились. погашать свою задолженность перед бюджетом, потому что, во-первых, их аккуратно навещали стриженые ребята Малюты и рассказывали о необходимости платить законные и причитающиеся государству налоги, а во-вторых, с каждого безналичного рубля, перечисленного Торговому Дому, тридцать наличных копеек откатывалось обратно плательщику.
        Правда, для строительства все равно были нужны живые деньги - не меньше пяти миллионов долларов. Деньги Игорь предложил взять у своих старых иностранных партнеров. Он привел к Малюте какого-то белоголового немца по имени Марк Раттшнейдер, с которым работал последние десять лет, и тот сказал, что предоставит кредит под залог контрольного пакета универмага. Малюта не хотел отдавать залог, потому что пять миллионов долларов было все-таки гораздо меньше, чем сам универмаг.
        Но Игорь сказал, что кредит они отобьют и вернут в срок, а белоголовый немец стоит дорого: ведь он когда-то работал с Семиным и Тахирмуратовым, а теперь вот будет работать с Малютой. И приведет еще много нужных инвесторов. Малюта сказал, что Игорь раньше доставал деньги, не отдавая в залог контрольных пакетов, а Игорь, вспылив, ответил, что человека, для которого он доставал деньги, не звали Малютой. После этого вопрос с кредитом завис.

***
        Они поженились в июне. Свадьбу устроили в Таиланде. Вырубов нанял два чартерных рейса и вывез в Таиланд краевое начальство со всеми, какие случились при нем, холуями, и еще куча народу прилетела сама.
        На свадьбе по левую руку от невесты сидел Игорь Тахирмуратов, и тут же рядом сидела его жена - хорошенькая, но рано расплывшаяся казачка лет тридцати. Игорь по обыкновению много пил и смурно глядел в тарелки.
        - Игорь, ты что-то совсем грустный, - сказала Елена.
        - Скучаю.
        - Почему? Я думала, у тебя проекты с Сережей.
        - Малюта не очень-то пускает меня в свой бизнес, - сказал Тахирмуратов, улыбаясь своей невеселой улыбкой. - Он привык подозревать людей.
        - А тебя-то в чем подозревать? - спросила Елена.
        - Витя везде рассказывает, что я воровал деньги из бизнеса. Когда я заболел и ему пришлось вести дела, он это все и увидел.
        Тахирмуратов помолчал.
        - А еще он рассказывает, что я его заказал. Помнишь, как в прошлом году у него под машиной нашли бомбу. Он уверяет, что сначала я крал деньги, а когда пришла пора заметать следы, попытался убрать Семина.
        - И Сережа этому верит?
        - Я же тебе сказал: он очень подозрительный человек.
        Елена внезапно обиделась.
        - Не замечала, - сухо сказала она.
        Тахирмуратов рассмеялся, невесело и тихо.
        - Леночка, ты мне напоминаешь девочку, которая нашла в поле такую блестящую круглую штуку и колет ею орехи. Весьма возможно, что этой круглой штукой можно колоть орехи. Но вообще-то это противопехотная мина. Так и Малюта. Скажи спасибо, что ты можешь колоть им орехи. Но, в общем-то, он для другого предназначен.
        Тахирмуратов помолчал и добавил:
        - Я просто не вовремя заболел, понимаешь? Российскому бизнесмену опасно болеть, особенно если у него есть компаньоны. Если бы я не заболел, ничего этого не случилось бы.
        Елена поговорила с Малютой, и через два дня после свадьбы Малюта позвал к себе Игоря и сказал, чтобы тот брал у Раттшнайдера кредит под залог здания.
        В середине июля Виктор Семин отпраздновал свой сорок седьмой день рождения. Он снял самый роскошный ресторан в центре города, с хором цыган и с заезжими звездами, и он приехал в ресторан с десятью охранниками и любимой собакой.
        Охранники остались у входа, а собаку Семин посадил к себе за стол. Больше никого из гостей, кроме Семина и собаки, не было. Кристина Орбакайте, которая пела на этом дне рождения для Семина и его собаки, говорила потом в Москве, что это был самый странный праздник, который она видела.
        После Таиланда Малюта с Еленой отправились на два месяца в свадебное путешествие. Они были в Англии и в Швейцарии, вдвоем, практически без охраны, если не считать Миши-кимоно, и Малюта вел себя безукоризненно.
        Неприятность случилась только один раз, когда Малюту на горной дороге подрезала компания каких-то подвыпивших юнцов на желтом спортивном «порше».
        Через десять минут, когда они проезжали автозаправку, Малюта заметил «порше» возле ресторанчика быстрого питания, соседствовавшего, по обыкновению, с бензоколонкой. Малюта остановил машину и зашел внутрь: компания уже веселилась там с пивком.
        Малюта и Миша-кимоно избили парней быстро, чрезвычайно профессионально и совершенно не обращая внимания на истошный визг посетителей. После этого они сели в автомобиль и уехали.
        Их спасло только то, что они улетели из Швейцарии через два часа, раньше, чем изумленная полиция успела вывесить везде фотороботы злоумышленников и пробить их фамилии и паспорта по агентству, где они арендовали машину.
        Когда Малюта вернулся в Нарым, к нему в офис потянулась вереница коммерсантов - отчитываться о положении дел во вверенных предприятиях. Все было хорошо, если не считать реконструкции универмага: Игорь обещал сдать универмаг в будущем месяце, - а в нем едва-едва крыли крышу.
        - Почему сорвали график? - спросил Малюта.
        Игорь потупился.
        - Фирма, которая закупала для нас отделочные материалы за границей, - она слиняла с деньгами.
        - Много денег пропало?
        - Двести пятьдесят тысяч долларов.
        - Почему так много?
        - Мы закупали через нее материалы раньше. Мелкими партиями. У нее всегда были хорошие цены и хорошее качество.
        - Как называется фирма? - спросил Малюта.
        - «Десница». - Игорь сморгнул и виновато добавил:
        - Они недавно появились на рынке и они очень здорово работали. С ними куча народу назаключала контракты.
        - Надо возместить, - сказал Малюта.
        - То есть как это?
        - Очень просто,. - сказал Малюта, - из-за тебя компания понесла убыток. Кто должен возмещать? Я или ты? Тебе дело доверили, твоя и вина.
        - Хорошо, - сказал Игорь. Когда Игорь вышел из кабинета, Малюта подозвал к себе Мишу-кимоно и велел:
        - Проверь, много ли строителей заключило контракты с фирмой «Десница».
        - Уже проверял. Почти никто не заключил, кроме нас. Малюта помолчал.
        - Пробей, чья это фирма. Была.
        Реконструкция универмага была закончена к октябрю: как раз с тем расчетом, чтобы народу было где отовариться перед Новым Годом. Малюта потребовал, чтобы главным архитектором проекта была Елена. Она попыталась было объяснить Малюте, что это невозможно, что человек, не различающий цвета, не может быть архитектором, но Малюта, как всегда в таких случаях, попер как танк:
        - Не въехал, - сказал он, - вы когда все эти свои чертежи рисуете, они что, цветные? Сделай наброски, а шестерки пусть раскрашивают.
        И как сказал Малюта, так оно и стало.
        Елена и ее архитекторы постарались восстановить, сколько возможно, замысел Фатеева: гигантский куб из стали и стекла, столь же простой и нарочитый, как черный квадрат Малевича. Интерьеры внутри восстановлению не подлежали: почти все наброски опального конструктивиста были утрачены.
        Поэтому Елена поступила по своему разумению. Вместо статуи Ленина в конце галереи установили зеркальную стену, по которой летел вниз водопад, и на самом верху водопада реяла маленькая фигурка Гермеса. Над центральным проходом убрали перекрытия и крышу устлали фасеточным стеклом в прочной дюралюминиевой окантовке.
        Бывшие отделы нижнего белья и галантереи, где когда-то скучающие продавщицы торговали засиженной мухами косметикой, превратились в сверкающие бутики с дверьми, украшенными названиями модных домов и с внушительным пасьянсом кредитных карточек, принимаемых к оплате.
        Открывали универмаг 17 октября. Начальственного народа было, по выражению Миши-кимоно, «больше, чем мух на куске дерьма». Церемония началась в семь, а Малюта обещал подъехать к восьми, и тогда же, к восьми, ожидался губернатор. Героями дня оказались Елена и генеральный директор торгового дома «Пассаж» Игорь Тахирмуратов.
        Стол, установленный посереди центрального прохода, ломился от жратвы и выпивки, у водопада играл оркестр, и с третьего этажа специально нанятые люди осыпали гостей пригоршнями конфетти. Тахирмуратов напился чрезвычайно быстро. Он был невесел: на отделочных работах опять случилась финансовая неприятность. Несколько фирм, перечисливших «Пассажу» налоги, не получили обещанного возврата наличными, потому что фирма, на которую были переведены деньги, пропала.
        Владельцы фирм пришли удивляться к Тахирмуратову, и Игорь попросил их подождать неделю от имени Малюты. Владельцы, разумеется, подождали, а потом Игорь все-таки выплатил им деньги, - снял с других мест и выплатил. Но не тридцать процентов отката, а десять.
        Эта история, и предыдущая, с «Десницей», сильно подпортили настроение Тахирмуратова. Все раздражало его: не вовремя подвезенная плитка, не правильно подключенное отопление и даже слишком дорогой проект с водопадом, против которого Тахирмуратов возражать не осмелился.
        Да и то сказать, задержек было слишком много, словно против стройки работала какая-то злая воля. Вот и сейчас универмаг был открыт, по требованию Малюты, а работы еще не завершились. День и ночь рабочие на четвертом этаже отделывали помещения и варили трубы. Ночью с крыши здания бенгальским огнем летела электросварка, и Торговый дом «Нарымский Пассаж» оставался должен подрядчикам еще около трехсот тысяч долларов.
        Малюта прибыл в универмаг к восьми, когда праздник уже гремел вовсю. На сцене плясали девицы в красных и желтых тряпочках, перед ними метался конферансье во фраке, и между столов важно передвигался оператор с черным профессиональным
«бетакамом», габаритами не уступающим переносному зенитному комплексу «игла».
        Малюта поцеловал Елену и поздоровался с мэром, а потом отозвал своего двоюродного брата в сторону и сказал:
        - Мне тут Рыбников пожаловался, что ты задержал ему деньги на две недели. А потом отдал не тридцать процентов, а десять. Это правда?
        Рыбников был один из тех бизнесменов, что переводили налоги на реконструкцию универмага.
        - Да, - кивнул Тахирмуратов.
        - Я не коммерсант, - сказал Малюта, - Я в авторитете. Я за базар отвечаю. Если я сказал, что люди получат тридцать процентов отката, они должны получить Тридцать процентов, а не десять. Что случилось с деньгами?
        - Пропали.
        - У кого?
        - Фирма называлась «Синита». Мы переводили через нее деньги, за строительные материалы, а она взяла и пропала.
        Малюта помолчал.
        - Чья фирма?
        - Не знаю, я пытался выяснить…
        - Это не твоя тема. Сами выясним. Твоя доля в универмаге будет меньше на десять процентов.
        - То есть как это? - захолонулся Игорь.
        - Я за что тебе дал половину от доли? За то, что ты классный бизнесмен. А какой же ты классный бизнесмен, если у тебя каждый месяц пропадают деньги?
        Малюта повернулся и тут же исчез в толпе. Игорь механически потянулся к бутылке и налил себе полстакана. Он выпил, зажмурился и снова выпил, а когда он открыл глаза, то он обнаружил, что сидит за столом не один: напротив восторженно улыбался один из коммерсантов Малюты. Кажется, его звали Шамраев.
        - Потрясающе, - сказал Шамраев, - невероятно! В такие сроки и такую хреновину отгрохали, я в час домой еду, так каждую ночь видно было, как сварщики крышу варят. - Потом перегнулся через столик и зашептал:
        - Слушай, а эта фирма, ну, которая с деньгами универмага, - Малюта тебе много от них отломил?
        - Какая фирма?
        - «Синита».
        Тахирмуратов непонимающе сморгнул, а Шамраев расхохотался и шлепнул его по плечу.
        - Да брось, я никому не скажу. У меня же брат в банке работает, где у «Синиты» счет был, он видел, куда со счета деньги ушли: как раз на оффшорку, которая при Мише-кимоно…
        Тахирмуратов налил в стакан водки, зажмурился и снова выпил.

«Этого следовало ожидать», - подумал он. И, в общем-то, это было очевидно. Не скажи это Шамраев, через неделю ему сказал бы кто-то еще.
        Малюту открытие универмага почему-то привело в необыкновенно веселое состояние духа. Он носился между столами, пел караоке и, с подначки конферансье, сплясал на столе в обнимку с женой губернатора. Фотографу, который заснял эту пляску, разбили камеру и выдали деньги на новую.
        Он потащил Елену по всем этажам, заглядывая в каждый бутик и пробегая мимо стройных рядов новеньких женских сапожек, мужских костюмов и детских ползунков, словно породистый спаниель, обнюхивающий новый дом. Арендаторы толпой скакали за ним. Представитель «Армани» осмелился ухватить Малюту за мягкий кашемировый свитер:
        - Может быть, - сказал он, - вы осмотрите нашу новую коллекцию? Вам, безусловно, пойдет…
        От торговца пиджаками Малюта отмахнулся, но на следующем этаже между ним и Мишей-кимоно всунулся какой-то коммерсант. Малюта заинтересовался, щелкнул пальцами, - и коммерсант с Малютой и Корытовым скрылись в небольшом кафе на третьем этаже. Свита Малюты осталась у дверей.
        Елена, скучая, оперлась о балюстраду и стала следить за тем, как падает вниз подсвеченная вода.
        - Привет.
        Елена обернулась.
        Справа от нее, у зеркальной двери с надписью «Боско да Чильеджи» стоял Семин, и в руках у него был большой и, наверное, разноцветный букет.
        - Здравствуйте, Виктор Сергеевич, - сказала Елена.
        Семин молча глядел на нее.
        - Я слышал, у тебя проблемы… с глазами, - сказал он. - Если бы я мог как-то помочь…
        Рука его, с обручальным кольцом на безымянном пальце, нервно мяла стебли. Елена опустила глаза.
        - А это что? - спросила Елена. - Вам где-то подарили цветы?
        - Это, собственно, тебе, - сказал Семин, - по дороге купил.
        Букет был безвкусный и дорогой: тринадцать или пятнадцать темно-красных роз, ирисы и желтые ветки.
        Елена сначала не поняла, что произошло, а потом застыла как вкопанная: она различала цвета. Видимо, ее лицо очень сильно изменилось, потому что Семин испуганно на нее посмотрел, потом взглянул на букет, кашлянул и добавил:
        - Из машины вышел и купил.
        - Что с вами, Виктор Сергеич? - спросила Елена. - Вы же никогда не покупали цветов. Или это вас жена приучила?
        Семин хотел что-то сказать, но не успел. Двери кафе распахнулись, и из них вышел Малюта. За ним плелся криво улыбающийся коммерсант. Малюта и Семин преувеличенно вежливо поздоровались, а потом Малюта обнял ее за плечи и сказал:
        - Поехали?
        Елена кивнула. На Малюте были черная водолазка и черный пиджак, а часы на узком запястье сверкали желтым. Пиджак на конферансье был красный.
        Спустя минуту они вышли на улицу. С крыш сочился холодный, предвещающий зиму дождь, и черные бока бандитских внедорожников ослепительно переливались отблесками вывесок.
        Теперь Елена видела, что ступени, ведущие вниз от универмага, выложены бордовой плиткой, а японский ресторан напротив светится красным и синим. Машины Малюты остановились у самых дверей универмага, въехав на пандус, а на той стороне площади, через проезжую часть, стояли продавщицы с цветами, и Елена даже издалека видела, что цветы у них и желтые, и голубые, и фиолетовые. Елена шла машинально: зрение вернулось к ней, как внезапно возвращается цветная картинка в телевизоре, если пошевелить антенну, и теперь Елена боялась, что оно так же внезапно пропадет снова.
        Стриженые мальчики распахнули дверцу джипа. По всем соображениям безопасности Малюте следовало сесть внутрь, но он вдруг мальчишески улыбнулся, сказал «ща!» и сорвался с места.
        Он перебежал улицу, увернувшись от остолбеневшего «жигуленка», в две секунды оказался на углу и через минуту нырнул в машину с огромным букетом в руках.
        - Держи! - Через мгновение вгляделся в ее лицо и озабоченно добавил: Лена, что с тобой?
        - Ты знаешь, - проговорила Елена, врач сказал правду. Я различаю цвета. Вот… взглянула на букет и увидела…
        Уже поздно ночью, когда Елена, умаявшись, свернулась клубком подле Вырубова и заснула, когда букет, виновник праздника, был водружен Вырубовым в самую шикарную вазу, которую спешно нашли по его приказанию, и торжественно водворен в углу спальни, и Вырубов поклялся, что никогда этот букет не выбросит, - уже поздно ночью Вырубову пришла в голову простая мысль: а собственно, чей букет увидела Елена?
        Он приподнялся и посмотрел туда, где в полумраке спальни отсвечивали темно-красные лепестки роз, и тихо присвистнул, а потом заложил руки за голову и стал мрачно размышлять о том, что человек, к сожалению, устроен гораздо хитрее, чем автомат Калашникова.

***
        На следующее утро Малюта встал гораздо раньше Елены. У него была назначена встреча на восемь часов, он сидел полусонный на кухне и просматривал газеты, глотая кофе и громко при этом хлюпая. Миша-кимоно ехал на встречу вместе с Малютой. Когда машины трогались со двора, Миша, против обыкновения, не сел в джип охраны, а плюхнулся на заднее сиденье к Малюте.
        - Надо поговорить, - сказал он. Кортеж тронулся и, мягко набирая скорость, понесся на рысях по проселочной дороге. Сверху, как гигантские конфетти, на дорогу сыпались красные и золотые листья кленов, и желтое солнце было нанизано, как. бабочка, на вершину далекой сопки.
        - Ну? - проговорил Малюта.
        - Это по поводу Игоря. Он сказал тебе, что занял деньги под универмаг у Раттшнейдера. Он уверял, что Сыч не оставил ему ни копейки, но он врал. На самом деле все деньги Раттшнейдера - это деньги Игоря.
        Малюта, откинувшись на кожаный подлокотник, читал передовицу «Нарымского рабочего». Передовица была посвящена вчерашней презентации и сравнивала реконструкцию универмага с возведением ДнепроГЭСа. «Голосуйте на выборах за таких, как Сергей Вырубов и Игорь Тахирмуратов - и эти люди возродят не только замыслы передовых архитекторов, но и идеалы Страны Советов!» - призывала статья. Упоминание страны Советов объяснялось весьма просто: «Нарымский рабочий» издавался компартией.
        Миша- кимоно подумал было, что Малюта не слыхал его слов, но Вырубов перевернул газету, тщательно разгладил складку между листами и спросил:
        - Это все?
        - Ты же знаешь, Игорь составил договор так, что весь универмаг заложен в обеспечение этого кредита. Он сказал, что иначе герр Раттшнейдер не дал бы денег. А никакого герра Раттшнейдера нет. А теперь он сгоняет деньги на липовые фирмы и срывает сроки строительства.
        Малюта думал довольно долго, а потом набрал сотовый телефон главного редактора
«Нарымского рабочего»:
        - Михалыч? - сказал Малюта. - Ты когда завтра будешь про универмаг писать, имени Тахирмуратова не употребляй. Ясно?
        В день второго декабря Игорь Тахирмуратов вернулся домой поздно вечером. После того как его выгнал Семин, он очень много пил. Чем больше Игорь пил, тем меньше доверял ему Малюта, а чем меньше доверял ему Малюта, тем больше он пил.
        И в этот раз Тахирмуратов был довольно сильно пьян. Он сначала сидел в баре вместе с Мишей-кимоно, и когда он начал бить стаканы, Миша-кимоно повез его в казино «Стрелец». Там Игорь проиграл тысяч десять, заплакал и сказал: «Пропади все пропадом!» Упал головой на сукно и заснул.
        Миша- кимоно проиграл значительно меньше, долларов семьсот, что вообще имело мало значения, поскольку «Стрелец» был его казино. Когда Игорь заснул, Миша-кимоно погрузил его в свой джип и повез домой.
        В машине Игорь проснулся и более-менее пришел в себя, так что, когда Миша затащил его в дом, он еще нашел силы удивиться. В доме гостиная была ярко освещена, в камине пылало синтетическое полено, а в кресле, напротив полена, сидел бледный и усталый Малюта.
        - П-привет, брат, - сказал Игорь, - а ты откуда здесь? Я т-твоей машины не видел.
        Машины Малюты перед коттеджем действительно не было. И вообще никаких машин не было, не считая той, на которой приехали Игорь с Мишей-кимоно.
        - Поговорить надо, - сказал Малюта.
        - Я это… н-не очень в форме.
        - Ты слишком часто не в форме. Игорь остановился перед Малютой, уцепившись за спинку пышного кожаного кресла, и Миша-кимоно не то усадил, не то толкнул его в это кресло.
        - Тут такая проблема, - сказал Малюта, - помнишь фирму «Десница», из-за которой с универмага пропали двести пятьдесят тысяч долларов? Мы пробили эту фирму, и она зарегистрирована по фальшивому паспорту, а деньги с нее снял твой человек.
        Игорь долго думал.
        - Ты что, хочешь сказать, я эти деньги украл? - наконец нетвердо спросил он.
        - Да.
        - Эт-то… я разберусь. Эт…то подстава.
        - Теперь это называется подстава? Раньше это называлось крысятничество.
        Малюта резким движением бросил на стол папку с документами.
        - Когда мы стали проверять, таких историй обнаружилось четыре. Не две, как ты мне сказал, про «Десницу» и «Синиту», а четыре. Два раза деньги пропали с концами, но ты об этом мне не сказал.
        - Я… наверно, я много пью… - сказал Игорь. - Меня, наверно, швырнули…
        - А с кредитом тебя не швырнули? - спросил Малюта.
        - К-каким кредитом?
        - Когда ты полгода назад пришел ко мне, ты сказал, что Сыч тебя обобрал. Что у тебя ни копейки. А когда мы стали ремонтировать универмаг, ты сказал, что добудешь кредит. Ты добыл деньги, ведь так? У германского подданного Раттшнейдера… А теперь когда мы стали смотреть, то получается, что это деньги не Раттшнейдера, а твои, и что кредит-то всего на пять миллионов долларов, а под него заложено все здание.
        - Дай мне выпить, - неуверенно сказал Игорь.
        Малюта встал.
        - После выпьешь. Ты мне все-таки ответь, когда ты ко мне пришел и сказал, что тебя до копейки обобрали, у тебя были деньги или нет?
        - Были.
        - А почему ты мне соврал, брат?
        Игорь покачался в кресле.
        - Я боялся, что ты отберешь то, что осталось.
        Малюта помолчал. Горело в камине синтетическое бревно, и в продолжение всего диалога за спиной Игоря мягко, как медведь в берлоге, расхаживал Миша-кимоно.
        - Так как же все-таки получилось, брат, - спросил Малюта, - что ты свои деньги назвал чужим кредитом и что под этот кредит оказалось заложено все здание?
        - Бес попутал, - сказал Тахирмуратов.
        - Еще в чем тебя бес попутал? Тахирмуратов покачал головой. Он трезвел достаточно быстро, чтобы понять: происходит что-то не то.
        - Сережа, я это… немного не в форме. Давай завтра поговорим, а?
        - Еще в чем тебя бес попутал? - повторил Малюта.
        - Ни в чем.
        - Ты знаешь такого паренька, Изотова? Он еще в Чечне воевал.
        - Н-не знаю.
        - А он говорит, что знаешь. Говорит, что ты его спас. Ему в Чечне позвоночник вынесло, его списали и кинули догнивать в коммуналку, а ты ему операцию в Швейцарии оплатил. Он тебя охранял, пока ты к нам не ушел.
        - А… Леха… - озадаченно обрадовался Игорь, - Леху я знаю. Конечно.
        - Почему ты попросил Леху убить меня? - голос Малюты прозвучал, как выстрел.
        - Я?… это… это не правда… он…
        Малюта встал.
        - Ты приехал к Лехе семнадцатого ноября, лично. Без моей охраны и на своем
«БМВ». Ты повез его в японский ресторан, а потом в баню. Потом вы поехали домой и ты стал рассказывать ему, какой я негодяй. Ты сказал ему, что две мои фирмы обнесли тебя на триста с лишним штук, и что я повесил этот косяк на тебя и велел тебе покрыть недостачу из собственного кармана. Ты сказал, что моя фирма подала иск на банкротство «Нарымского Пассажа» и хочет забрать себе, все на халяву. Ты сказал, что сначала я тебя убью, а потом заберу универмаг.
        - Он это самое… он спутал…
        - Это ты спутал, Игорек. В этом городе нет такого отморозка, которому можно меня заказать. Даже если этот человек обязан тебе всем. Я не колбаса в магазине. Твой Леха приперся к нам на следующий же день, а когда ты приехал к нему вчера, мы все записали на пленку. Почему ты не сказал ему правду? Что это твои фирмы обнесли универмаг? Что это твоя фирма подала на банкротство? Что я нужен был тебе мертвый, чтобы покрыть твои косяки?
        Игорь тяжело, пошатнувшись, вскочил.
        - Эт-то не мои фирмы!
        Неслышно прохаживающийся по комнате Миша-кимоно оказался рядом и мгновенно пихнул его обратно в кресло.
        - Это был твой последний шанс, да? - холодно, безо всякой рисовки спросил Ма-люта. - Тебя выперли отовсюду, но по просьбе Лены ты получил этот кусок. И ты знал, что после моей смерти будет такой бардак, что универмаг сам ляжет тебе в руки. Я, честно говоря, разочарован. Я никогда не думал, что меня закажут, чтобы украсть чаевые с моего стола.
        Тахирмуратов молчал. Он был очень сильно пьян. Малюта обошел вокруг стола и остановился над его плечом.
        - Зачем ты заказал меня, Игорь? У меня так мало друзей.
        Тахирмуратов обернулся, и на Малюту пахнуло шампанским и водкой.
        - У тебя было бы больше друзей, Малюта, - сказал Игорь, - если бы ты не кидал всех, с кем дружишь. Не кидал и не убивал. Перед кем ты врешь? Это твои фирмы обнесли универмаг.
        - Ты это уже говорил киллеру, - усмехнулся Малюта, - и ты не убедил даже его.
        - Это твои фирмы! - закричал Игорь. Малюта пожал плечами и сел обратно в кресло. Миша-кимоно стоял у входа, скрестив руки на груди. Игорь неловко поднялся, сделал шаг к Малюте, шатаясь, и вдруг кинулся к задним дверям. Тело Малюты вылетело из кресла раньше, чем Игорь вцепился в ручку двери. Малюта сбил брата на пол и сам упал сверху. Игорь завизжал и попытался укусить Малюту за руку, но тот схватил Игоря за волосы и несколько раз ударил головой об пол. Коммерсант закрыл глаза и заплакал.
        Миша- кимоно стоял рядом, предусмотрительно держа снятый с предохранителя ствол.
        - Ты плохой бизнесмен, Игорь, - сказал Малюта. - Зачем ты начал обманывать меня? Вместе мы были бы сильнее Сыча.
        - Это не мои фирмы, - прошептал Игорь.
        - А че, и в самом деле, может, не его, - сказал Миша-кимоно.
        Игорь плакал. Стены гостиной были покрашены в темно-бордовый, цвет, и на фоне пляшущего в камине огня красное пьяное лицо И горя казалось еще краснее.
        - Ударился? - спросил Малюта.
        Игорь часто-часто закивал.
        Малюта поднял брата под мышки и перетащил его на диван. Миша-кимоно налил Игорю стакан коньяку.
        - Ты выпьешь со мной? - спросил Игорь, вытирая слезы и с надеждой поглядывая на брата.
        Малюта покачал головой.
        - А завтра? - спросил Игорь. - Давай мы посидим завтра, и я все тебе объясню. Этот парень афганец, да? Я ему просто пожаловался. Я был пьяный, и я ему жаловался. Я сам не соображал, что говорил. А он не так понял. Как я могу тебя заказать? Ты меня спас. Ты два раза меня спас.
        - Ты слишком пьян, Игорь, - сказал Малюта.
        - Ага. Я пьяный. Честно. Давай поговорим завтра. Ты мне обещаешь? Малюта встал.
        - Хорошо, - сказал он, - давай поговорим завтра, и ты мне все объяснишь. Миша останется с тобой.
        Утром Елена проснулась от приглушенного клекота мобильника. Мобильник у Малюты был с хитростью - чем дольше его не брали, тем громче он орал. Мобильник чирикнул сначала негромко, потом чуть настойчивей, и, когда он зазвенел в полный голос, Малюта наконец перекатился на кровати и взял трубку.
        Елена, не открывая глаз, слышала, как он шлепает босыми ногами по полу и переговаривается.
        - Сейчас буду, - сказал Малюта. Окончательно ее разбудил только звук отъезжающих машин.
        Малюта вернулся через два часа к утренним гренкам. Он был сильно не в духе. Елена налила ему кофе, такой, какой он любил, со сливками и целой кучей сахара, Малюта залпом выпил чашку и сказал:
        - Игорь повесился.
        Елена ахнула:
        - Как?
        - Как-как! - с неожиданной злостью скривился Малюта. - Крыша у него дымилась, вот как. Три раза кодировался, а все равно пил. Вчера вечером пил с Мишкой до зеленых чертиков, потом в пансионат к девкам поехали. Напрыгались с девками, Мишка пошел спать, в четыре его Игорь будит с бутылкой в руках. «Пошли, - говорит, - выпьем». Мишка его послал. Через три часа пошел в ванную отлить, смотрит, там Игорь качается…
        Елена с внезапной тревогой поняла, что Сергей говорит слишком много. Никто не просил его подробно расписывать, как именно провел Игорь последние часы своей жизни.
        - Но почему? - спросила Елена.
        - Откуда я знаю, почему? Блин, с этим универмагом такой теперь бардак будет…
        Малюта резко встал, отодвигая стул, и, махнув рукой, пошел прочь из кухни.

***
        На следующий день после похорон Игоря Малюта впервые за много месяцев не ночевал дома. Он напился в дым, чего с ним никогда не случалось, он избил в собственном кабинете незадачливого просителя и ввязался в пьяную драку с заместителем губернатора, и когда на исходе четвертого дня Миша-кимоно с Леной приехали вытаскивать его из кабака, от Малюты несло спиртным, женским потом и застарелой блевотиной.
        Слишком резкий свет на улице не понравился Малюте, он взял у охранника пистолет и выстрелил в прожектор, освещавший вывеску ресторана. Прожектор погас, а Малюта встал на колени и принялся стрелять в луну.
        Миша- кимоно тащил его в машину, а Малюта плакал и просил дать ему другой ствол.
        - Прицел сбитый, - бормотал Малюта, - никогда не промахивался… никогда… прицел сбили, уроды…
        Миша- кимоно вел джип на предельной скорости, в городе стояла предзимняя оттепель, воды на улицах было по щиколотку, и кавалькада черных внедорожников мчалась по фарватеру, как дикая охота короля Стаха, обдавая редких прохожих двухметровыми веерами грязной воды.

***
        Осенью бывший замначальника УВД Всеволод Прашкевич стал замечать, что его оттесняют от руководства службы безопасности холдинга «Акрон». Нет, его никто не увольнял с занимаемых постов. Просто так получилось, что в руководстве холдинга замелькали новые люди, ничем Прашкевичу не обязанные, а, скорее, обязанные Семрюку, бывшему начальнику службы безопасности Тахирмуратова. Потом вдруг из тех людей, которым покровительствовал Прашкевич, был создан целый новый департамент, ответственный за проект в Казахстане. Проект был гигантский. Прибыли предполагались фантастические, Семин практически отдал этот проект Прашкевичу, как император жалует любимому герцогу обширный лен.
        А потом проект провалился.
        И большинство людей Прашкевича оказались не у дел, причем по собственной вине:
        Оскоромились. Запороли грандиозный проект.
        И тогда Прашкевич понял, что проект был пустышкой с самого начала. Не было никаких радужных перспектив, о которых говорил Семин, дружбы с казахским президентом, золотых полей и алмазных россыпей. Семин сгреб всех людей Прашкевича и аккуратно сунул их в одну кучу дерьма, и они как бы и получались виноваты.
        Покамест Прашкевич еще оставался вторым лицом в империи Семина. У него был шестисотый «мерседес» с машиной сопровождения, трое охранников, и он занимал второй по величине после семинского кабинет, в который он въехал после изгнания Тахирмуратова.
        Но реально безопасностью Семина теперь заведовал не Прашкевич. Служба охраны - та вообще подчинялась другому человеку, Мише Егорову, бывшему майору спецназа, которого Прашкевич сам когда-то привел к Семину за ручку. Егоров был вынослив, как бульдог, столь же технически натренировал и совершенно неспособен к интриге. За это Прашкевич его и привел, знал, что Миша Егоров его не подсидит, ибо был Миша прост, бесхитростен и доходчив, как автомат Калашникова. А теперь вот за эти же самые качества Семин выдвигал его на первый план, опасаясь хитрого Прашкевича.
        Конечно, не Егоров разрабатывал самые деликатные операции. Но и не Прашкевич. Этим теперь занимался человек по имени Василий Рындя, заместитель уполномоченного ФСБ по краю. Сам уполномоченный пил, не просыхая: с девяти утра трезвым его нельзя было застать. Все знали, что Рындя фактически и руководил ФСБ, и все знали, что ФСБ работает в пользу Семина.
        Рождество Прашкевич отмечал на даче вдвоем с одним из старых своих сослуживцев, которому тоже предложили недавно работу в коммерческой структуре, и Прашкевича сказал:
        - Знаешь, в чем была моя ошибка? В том, что я ушел из органов. Моя должность - это был мой капитал. И когда я ушел, со всеми моими связями случилось то же, что с рублем в девяносто втором году. Они о-бес-цени-лись. И Семину теперь нужен не я, а Рындя.
        - Брось, Володя, - сказал бывший подчиненный, - у тебя все твои связи остались.
        - Мои связи - старые связи, - проговорил Прашкевич, - мои люди - старые люди. А сейчас в органы пришло новое поколение. Мы могли дать по морде или подкинуть ствол. Но когда мы сажали, мы сажали бандитов. А новое поколение они могут посадить всех, а кого не посадят - убьют. А я так не могу.
        Прашкевич, зажмурясь, выхлестал стакан водки, кинул в рот ломоть осетрины и продолжил:
        - Все началось с того, что я не смог посадить Тахирмуратова. Сыч меня вызвал и сказал, что Тахирмуратов должен сесть, но сесть так, чтобы при этом не замазать Сыча, или не сесть, но ходить под статьей и не вякать… А я не смог. И тогда у него пристяжным стал Рындя.
        - Но Рындя же тоже не посадил Тахирмуратова? - законно удивился старый приятель.
        Взгляд Прашкевича на мгновенье собрался и стал донельзя осмысленным:
        - Да, - сказал он, - я об этом не думал. В самом деле, Рындя же тоже не посадил Тахирмуратова…

***
        Виктор Семин сидел в просторном салоне Боинга-777 и читал газету «Нарымский вестник». «Боинг» еще стоял на земле: мимо широких кресел первого класса шли пассажиры второго салона, обремененные поклажей и детьми. Рейс «Москва-Бангкок» с промежуточной посадкой в Нарыме готовился к взлету, и в промороженное окошко было видно, как рабочие где-то внизу грузят багаж.
        Рядом с Семиным сидела красивая с фарфоровым личиком девушка. Девушку эту Семин обнаружил месяц назад в собственной постели после особо тяжкой пьянки.
        На первой полосе газеты, которую читал Виктор Семин, была фотография центрального универмага, и, хотя никакого снимка Елены там не было, в тексте под фотографией упоминалось, что реконструкцией универмага занималась архитектор Елена Ратмирцева.
        Семин летел с девушкой Викой в Таиланд на новогодние праздники. Девушка охотно смеялась, показывая красивые белые зубки, и в постели она была безупречна. Да и вообще не было за ней никаких недостатков, кроме разве одного телефонного разговора, случившегося дня через три после их знакомства. Девушка Вика позвонила своей подруге и велела ей передать Вадику, чтобы тот больше не приходил, потому что она, Вика, нашла себе мужика покруче. "У него «мерсюк» бронированный, - сказала девушка Вика, - куда там Вадику с его драным
«ниссаном».
        Это была уже третья девушка, которую Семин сменил за три месяца.
        Девушка Вика заметила, что Семин смотрит на газету, как рысь на белку, и нежно спросила:
        - Котик, что-то случилось?
        - Нет, я сейчас вернусь, - ответил Семин, встал и начал пробираться к выходу. За ним поспешил охранник.
        Уже когда они выходили из самолета, охранник недоуменно оглянулся на грязную тушку «боинга» и спросил:
        - А как же Вика?
        - Пусть летит куда хочет, - ответил Семин, - кстати, проследи, чтобы мой багаж выгрузили.
        Через три дня доверенный охранник Семина договорился с пацаном, который часто возил Елену. Охранник предложил пацану тысячу долларов затем только, чтобы тот устроил Семину встречу с Еленой. Охранник и пацан учились когда-то вместе в одном классе, и быстро нашли друг с другом общий язык. Пацан согласился, что никакого вреда не будет, если бывший хахаль Елены Сергеевны посмотрит на нее в ресторане, а польза, напротив, будет ощутимая - в тысячу баксов.
        - Она, если окажется где-нибудь одна, - сказал охранник, - ну, постричься там поедет или после встречи одна в кабак зайдет позвони мне, а?

***
        Вторник пятнадцатого января вьщался для Елены хлопотным. С утра она оказалась в мэрии, где надо было поставить закорючку под проектом, потом она отправилась в старинный особнячок, в котором вот уже три года обретался РУБОП милицейское начальство, руководствуясь какой-то не совсем архитектурной логикой, поручило ее фирме реставрацию особнячка, - и уже днем заглянула в «Нарымский пассаж». Отделка помещений на четвертом этаже, затянувшаяся после самоубийства Тахирмуратова, была почти завершена. Новым директором торгового дома был парень лет двадцати пяти, детдомовец и выпускник Уортонской школы бизнеса - учеба его была оплачена Малютой через какой-то фонд. У парня были приятные манеры и мертвые глаза.
        Елена посмотрела с ним отделанные помещения и подписала какие-то бумаги, а потом, проголодавшись, зашла в японский ресторанчик на первом этаже. Она сделала заказ и пошла вымыть руки, а когда вернулась, увидела, что за ее столиком сидит плотный и лысый человек в безукоризненном деловом костюме глава службы безопасности Семина, бывший замначальника Нарымского УВД, полковник Геннадий Прашкевич.
        - Привет, красавица, - сказал Прашкевич, поднимаясь и кланяясь Елене, - я смотрю, ты хорошеешь день ото дня.
        Елена привычно сжалась. Она боялась комплиментов мужчин и никогда им не верила. Но Прашкевич не заметил ее реакции, как он почти никогда не замечал реакции женщин. Вообще женщины в его профессии Прашкевича интересовали, как ни странно, мало. Он знал, что они любят деньги и комплименты. Будучи ментом, он был вынужден довольствоваться вторым, сейчас же с большим облегчением перешел на первое. За редкими случаями, ему не довелось ошибаться.
        - Как жизнь? - спросил Прашкевич. Елена помолчала.
        - Вам что-то нужно? - спросила она.
        - В общем, да. Я хотел бы встретиться с Вырубовым.
        - Зачем?
        Прашкевич помолчал.
        - Я думаю, ему было бы интересно узнать, как получилось, что Игорь Тахирмуратов оказался в ванной на веревочке.
        - Игорь Тахирмуратов покончил с собой, - сухо сказала Елена.
        - Ну, Леночка, и вы, и я - мы оба знаем, что его повесили. И мы знаем, кто его повесил.
        Повесил его, скорее всего, Миша-кимоно, а приказ отдал ваш муж.
        Прашкевич усмехнулся.
        - Дело в том, что Игорь заказал Малюту Он заказал его своему бывшему охраннику. Помнишь, тому парню, который воевал в Чечне и которому осколки перебили позвоночник. Он бы лежал всю оставшуюся жизнь, если бы Игорь не оплатил его лечение. И вот этому Леше Игорь заказал Малюту.
        - Зачем? - одними губами спросила Елена.
        - О! У Игоря были серьезные основания. Пока он строил универмаг, его несколько раз кинули. На большие деньги. Малюта повесил этот косяк на него, а Игорь докопался, что фирмы, которые его кинули, принадлежали Малюте. Потом оказалось, что есть фирма, которая хочет оттяпать универмаг. Игорю сказали, что она тоже принадлежит Малюте. И Игорь решил, что Малюта решил отобрать у него все. Как это уже сделал Семин. С той только разницей, что Семин просто кинул Игоря, а Малюта предпочитает в таких случаях убивать.
        Елена молчала.
        - Но самое занимательное, - сказал Прашкевич, - заключается в том, что ничего этого не было. Малюта не кидал Игоря. И не собирался его убивать. Все это было подстроено Семиным.
        - Я не поняла.
        - Тахирмуратов был слишком сильный финансист, чтобы оставлять его Малюте. Семин рассчитал все почти правильно. Малюта - человек подозрительный, Игорь тоже. Оба видели столько предательств, что склонны трактовать любую непонятную финансовую операцию как злой умысел со стороны партнера. Ну, и о верном спецназовце Семин тоже знал. Он прикинул, что спецназовец убьет Малюту, а потом Игоря за это посадят. Империи Малюты придет конец. - Прашкевич помолчал и добавил:
        - У Сыча не получилась самая малость. Он не рассчитывал, что спецназовец Леша помучается-помучается, да и сдаст хозяина. Потому что больно уж скоромное это дело - убивать Малюту. И еще, конечно, он очень неосторожно вел некоторые переговоры у себя в офисе. Потому что его офис по его же требованию пишет его служба безопасности. То есть я. - Прашкевич наклонился, и, порывшись, выложил из пузатого портфеля на стол видеокассету. - Я ведь понимаю, - сказал он, - что без этих переговоров вся моя реконструкция событий - просто сотрясение воздуха.
        Елена дернулась рукой по направлению к кассете, но Прашкевич покачал головой и сказал:
        - Извини, Леночка, эта пленка мне дорого стоила.
        - Хотите за нее денег? Глаза бывшего мента вспыхнули на мгновение янтарным алчным огоньком, потом он дернулся и сказал:
        - Хочу поговорить с Малютой.
        - Тебе позвонят, - сказала Елена. - У тебя старый мобильник или как?
        Прашкевич, покачав головой, написал на салфетке номер телефона. Это был новый мобильник, который был куплен на имя одного из его друзей и который он решил употреблять только для этого дела.

***
        Елена позвонила Прашкевичу спустя два дня. Они договорились встретиться в том же японском ресторанчике, в кабинетах на втором этаже, но когда Прашкевич пришел, его ждало разочарование.
        Елена сидела одна: ни Малюты, ни кого-либо из доверенных его лиц не было. На ней была белая блузка и длинная клетчатая юбка, делавшая ее похожей на викторианскую классную даму, и Прашкевич неожиданно заметил, что лицо ее стало еще уже, а глаза - еще больше.
        - Сергей Павлович велел, чтобы ты отдал мне кассету, - сказала Елена, подчеркнуто называя мужа по имени-отчеству, - и, если он найдет ее убедительной, он с тобой встретится. На всякий случай он передает тебе вот это.
        Елена подтолкнула к Прашкевичу большой белый конверт, завернутый вокруг себя два раза и перевязанный клейкой лентой. Прашкевич надорвал угол конверта и увидел пачки долларов в банковской упаковке.
        - Здесь пятьдесят тысяч долларов, - сказала Елена, - в знак того, что Сергей Павлович ценит твою инициативу. Но он велел передать, что будет очень огорчен, если выйдет, что доллары настоящие, а пленка ненастоящая.
        Прашкевич некоторое время раздумывал, но расчет, чей бы он ни был, оказался верным. Прашкевич быстро запихал конверт себе в портфель, вынул оттуда кассету, поднялся и пошел к выходу. Через несколько шагов он обернулся.
        - А ты очень изменилась, Лена, - вдруг сказал он.
        И пропал в дверях.

***
        Минуты три спустя после того, как Елена и Прашкевич расстались, в кабинет напротив зашла официантка. Человек в кабинете сидел совершенно неподвижно. Перед ним была нетронутая чашка кофе и огромный букет роз.
        - Вам что-нибудь еще?
        - Счет, - ответил человек.
        Это был Виктор Семин. Он, разумеется, не собирался шпионить за собственным замом. Просто три часа назад приставленный к Елене охранник сообщил по пейджеру, что Елена заказала на час столик в «Такедо». Семин отпустил собственную охрану и на такси приехал в ресторан. Он хотел поговорить с Еленой и не хотел, чтобы это кто-нибудь видел. Семин не слышал разговора между Еленой и Прашкевичем. Но ему было достаточно самого факта встречи.
        - Вы забыли розы, - испуганно окликнула его официантка, когда Семин расплатился и пошел к выходу, доставая на ходу мобильник.
        - Забери их себе, - сказал Сыч. В этот момент мобильник наконец сработал, на другом конце подняли трубку, и Семин радостно закричал:
        - Але, Всеволод? Это Семин. У меня тут на даче намечается маленький сабантуйчик, бери бутылку и приезжай, Рындя за тобой сейчас заедет…
        Елена вернулась домой довольно рано, но, к удивлению ее, машины Малюты уже стояли у гаража. Охранники разбрелись по двору, как выпущенные из загородки гуси. Сам Малюта был в спальне - лежал раздетый в постели, и рассеянно щелкал переключателем.
        Елена испугалась мгновенно и сразу.
        - Сережа, что-то случилось? - спросила она. - Ты… не заболел?
        - Случилось, - серьезно сказал Малюта, - ты понимаешь, я так тебя захотел, что сил не было ждать до ночи…
        Весело захохотал и повалил ее на постель, и улыбка почти не старила его бледное, как будто из пенопласта вырезанное лицо.
        Малюта успокоился только через час, откинулся на подушки и закурил.
        - Кстати, - неожиданно спросил Вырубов, - ты зачем у Неелова просила двадцать кусков? В долг?
        - А зачем Неелов тебе это донес?
        Тонкие, сильные пальцы Малюты легли ей на плечо и безо всякого усилия развернули тело Елены, как щепку.
        - Я задал вопрос. Отвечай. Ты просила деньги у Неелова, и тридцать тысяч сняла со своего счета.
        - У меня в Москве сестра двоюродная. Муж ушел, она с ребенком без квартиры осталась. Хочу купить ей квартиру.
        Малюта по-прежнему глядел ей в глаза.
        - Такие вещи ты всегда должна говорить мне, - сказал Малюта. - Квартиру ребята сделают. А на деньги Неелова купи себе тряпок.
        - Я их лучше Неелову отдам, - сказала Елена.
        - Переживет. Он мне должен. Я его проблемы решал.
        Через два часа Малюта все же уехал, у него была встреча в городе вечером. Елена некоторое время лежала в постели, рассеянно разглаживая складки одеяла, потом встала, принесла из гостиной-забытую там сумочку и сунула кассету из сумочки в видеопроигрыватель. Кассета была двадцатиминутная, и Елена посмотрела ее два раза.
        Она знала Семина. Она знала, что он был способен спланировать всю эту операцию заранее. Еще тогда, когда он выгонял Тахирмуратова. Она помнила, как вел себя Малюта после смерти Игоря, после того, как ему еще раз доказали, что предать могут все. А между тем на этот раз его не предавали.
        Елена оделась, подошла к зеркалу и стала разглядывать свое отражение.

«Ты же хотела отомстить Семину, - сказала себе она. - Ты же хотела отомстить человеку, который променял тебя на нефтяную компанию. Но ты же его любишь именно за это. За то, что он способен менять любимых женщин на нефтяные компании».
        Елена смотрела в зеркало и видела гусиные лапки у себя под глазами.
        Она совершенно точно понимала, что кому-то из участников этой истории придется умереть. И что решение о том, кто должен умереть, зависит от нее. И она никогда не решала ничего подобного.
        Она вообще не умела решать.

***
        Семин и заместитель уполномоченного ФСБ по краю, Валентин Рындя, встретились на квартире у Семина в семь часов утра. Прашкевич на квартире, надо сказать, так и не появился. Это могли бы подтвердить все охранники. Равно не было на квартире и никакого праздника.
        Рындя был усталый и помятый, словно после бессонной ночи, и Семин заметил у него под ногтями красные незамытые ободки, о происхождении которых спрашивать не стал.
        - Ну что? - спросил Семин.
        - Он продал твоей Елене кассету. На кассете ты даешь мне указания насчет
«Десницы».
        Подумал и, поколебавшись, вынул белый мятый пакет.
        - Деньги за товар. Пятьдесят тысяч. Кстати, если тебя интересует, Елена вчера просила эти деньги в долг у одного из коммерсантов Мадюты. Коммерсант стукнул мне. То есть, считай, пленка у Малюты.
        Семин побледнел.
        - Но погоди. Если она просила деньги в долг, то значит, она покупала пленку за свои деньги. Почему она должна отдать ее Малюте?
        - Не валяй дурака, Витя, - не выдержал Рындя. - Ты плюнул этой бабе в душу. Ты променял ее на нефтяную компанию. Она должна тебя ненавидеть. Она спит и смотрит во сне, как тебя кастрируют…
        Семин молчал.
        - Витя, ты же не дурак. Ты посмотри на себя в зеркало и посмотри на Вырубова. Ты старше его на десять лет и шире на двадцать килограммов.

***
        На следующий день заместитель уполномоченного ФСБ по краю Валентин Рындя отдал негласный приказ усилить слежку за организованной преступной группировкой, возглавляемой Сергеем Вырубовым по кличке Малюта. Все телефоны Малюты прослушивались; территорию возле его офиса обложили тройным кольцом. За машинами Малюты и Миши-кимоно везде следовал хвост.
        Но самое поразительное, что никакого ощутимого улова эти меры не дали. Малюта никак не готовился к войне. Не созывал боевиков, не проводил длинных совещаний и на виллу Малюты не приезжали те люди через которых вернее всего был бы передан приказ киллеру. Малюта ездил по городу как обычно, не усиливая мер безопасности. Правда, «как обычно» означало бронированный «мерседес» и джип с автоматчиками. Единственное, о чем донесли осведомители Рынди, так это о том, что Малюта заметил усилившуюся слежку и был весьма недоволен.
        На всякий случай Рындя проинструктировал одну из вызванных для слежки групп, чтобы они были готовы к любым действиям. Чекист, возглавлявший эту группу, очень сильно зависел от Рынди. Месяцев восемь назад он брал по приказу Рынди под крышу небольшую сеть ларьков, и так случилось, что хозяин ларьков, из которого он выбивал подпись под дарственной, помер прямо в кабинете чекиста. Рындя отмазал своих подчиненных и замел следы, но именно этой группе Рындя поручил поработать с Прашкевичем.
        Рындя был из совсем другого поколения правоохранителей, чем Прашкевич. Прашкевич, в конце концов, умел только арестовывать и подставлять. Бывший замначальника УВД справедливо полагал, что он тем и отличается от бандитов, что не убивает людей. Зам уполномоченного ФСБ по краю Валентин Рындя знал, что такое вкус крови.
        И сейчас - впервые в жизни - Рындя не понимал, что происходит.
        Человек деятельный и жестокий, он не мог понять одной простой вещи: Елена была слишком нерешительным человеком. Она не отдала пленку Малюте и она не вернула ее Семину. Она положила ее в ящик стола рядом с коробочками сангины и угля для рисования, и стала думать, что делать с пленкой.
        Она думала час, потом два, потом день, и оказалось, что историю с пленкой можно отодвинуть немного подальше, а вместо этого взять мольберт и начать рисовать. Зам уполномоченного ФСБ по краю Валентин Рындя не мог себе представить, что за пленку заплатит не Вырубов, а сама Елена. Кроме того, он не мог себе представить, что человек может заплатить за пленку пятьдесят тысяч долларов и положить эту покупку в дальний ящик стола.
        Спустя несколько дней в Нарыме начался хоккейный турнир: Малюта, разумеется, открывал мероприятие, а по окончании первого матча победившую команду повезли в полном составе ужинать в клуб «Капитолий». Клуб, кстати, давно уже не принадлежал Неелову: тот спешно продал его своим партнерам и уехал из города. Малюта, разумеется, праздновал тут же, только команду посадили в общем зале, а Малюта с несколькими приближенными затворился в отдельном кабинете. Елена тоже была с ними.
        Малюта мало пил и много веселился, и только один раз, после чьего-то звонка, сделался задумчив.
        - Что такое? - спросила Елена.
        - Да пустяки. Опять Семин с жиру бесится. Не лень ему чекистам деньги скармливать, вторую неделю они за мной таскаются…
        Елена едва заметно вздрогнула. Ужин кончился, и Елена спустилась вниз, в вестибюль, а Малюта со свитой ненадолго задержались в общем зале. Учтивый швейцар подал Елене шубку и помог ей одеться, а когда она повернулась, то увидела, что рядом с ней стоит Виктор Семин и еще кто-то - вероятно, его охранник - контролирует выход из зала.
        - Лена, мне надо с тобой поговорить, - сказал Семин.
        - О чем?
        - Ты знаешь, о чем.
        Елена вскинула голову.
        - О кино, да?
        Семин смертельно побледнел.
        - Нам не о чем говорить спустя столько месяцев, кроме как об интересном кино, - с усмешкой спросила Елена.
        - Лена, ты делаешь громадную ошибку. Эта пленка, я о ней знаю - это монтаж. Фальшивка. Ее запустили очень ловко, чтобы заставить подраться меня и Малюту. И пока мы будем драться, москвичи вернутся в наш регион.
        Елена молчала.
        - Лена, я понимаю. Я страшно виноват перед тобой. Я… поверь мне, все эти месяцы не было дня, чтобы… Я понимаю, как ты относишься ко мне, но пожалей хотя бы Вырубова. Ты думаешь, ему будет хорошо, когда в городе начнется гражданская война?
        Елена по-прежнему не поднимала глаз от пола.
        - Я клянусь, что если ты отдашь мне эту пленку, я сам принесу ее Малюте. Но я должен это сделать сам… Черт побери, но ты же не думаешь, что я способен так подставить своего партнера?
        Елена внезапно подняла голову, и Семин обернулся. К ним, через весь вестибюль, шел Малюта. Вестибюль был огромен и весь украшен старинными зеркалами в барочных бронзовых рамах, и в этих зеркалах они трое отражались очень хорошо: высокий, поджарый Вырубов с твердым подбородком гангстера и печальными глазами Пьеро, и Виктор Семин - полноватый сорокасемилетний мужик, с намечающейся залысиной и в очках. И между ними - худенькая невысокая женщина в длинном черном платье.
        Семин глядел в зеркало, как жертва глядит в дуло пистолета. Никогда еще в жизни он не испытывал такого унижения.
        Всю жизнь самый известный нарымский предприниматель шел нос в нос с самым крутым нарымским авторитетом. Семин мог позволить себе новенькую «девятку», а Малюта мог позволить себе старенький «мерседес». Семин покупал прииск - и Малюта покупал прииск. Семин крал нефтяную компанию - и на ту же компанию претендовал Малюта.
        Но чтобы купить прииск и украсть компанию, Семин просиживал дни и ночи за письменным столом. А Малюта - ему не было дела до письменного стола. В конечном итоге, он так и не стал бизнесменом, потому что его последним аргументом всегда был ствол.
        И теперь зеркало беспощадно демонстрировало, что разница во внешности между Семиным и Малютой та же, что между иномаркой «запорожец» и иномаркой «мерседес».
        Семин молча повернулся и вышел из клуба.

***
        На обратном пути Малюта ни разу не перемолвился с Еленой. Он сидел на заднем сиденье просторной иномарки и то и дело тыкал пальцами в кнопки мобильника, делая вид, будто страшно поглощен.делами.
        Дома он молча прошел в спальню, скинул куда-то на пол пиджак, расстегнул пуговицу черной рубашки, сел на кровать и закурил. Когда Елена вернулась из ванной, он все так же сидел, расставив длинные сильные ноги, и курил. На ковре темнела кучка пепла.
        Елена, в белом шелковом пеньюаре, подсела к Малюте и обняла его за плечи.
        - Надеюсь, ты меня к нему не ревнуешь? - спросила Елена.
        Вырубов взял ее за подбородок.
        - Представь себе, ревную, - ответил он. - Исключительно к нему, и причем независимо от его внешнего вида. Даже если завтра он поправится на полцентнера, все равно буду ревновать.
        Елена улыбнулась через силу.
        - Почему? - одними губами спросила она.
        - Тебе нравятся плохие люди. Я, видимо, для тебя недостаточно плох.

***
        Елена позвонила Семину утром на следующий день. Сначала она позвонила ему на мобильный, который был отключен эдак года полтора назад, а потом - на прямой офисный телефон, который, как выяснилось, не поменялся.
        - Это я, - сказала Елена, - мы могли бы встретиться сегодня в семь. Там же, где последний раз.
        - В смысле, где вчера? - спросил Семин.
        - Нет, где мы встречались полтора года назад. Когда ты сказал мне, что женишься.

***
        Миша- кимоно в полном одиночестве гонял бильярдные шары на третьем этаже, когда на пороге спортзала появилась Елена. Она была очень тщательно причесана и накрашена, и на ней был черный шелковый жакет и белая узкая юбка. В ушах ее Миша-кимоно заметил сережки с крупными бриллиантами -рождественский подарок Малюты. Последний раз на памяти Миши Лена одевалась так на Новый год.
        В руках у Лены была черная сумочка крокодиловой кожи.
        - Миша, ты не занят? - спросил Елена.
        - Что такое?
        - Семин просил меня о встрече. Ты не мог бы съездить со мной?
        Миша- кимоно очень внимательно оглядел наряд Елены.
        - И что же он от тебя хочет?
        - Он говорит, что меняет квартиру и хотел бы посоветоваться об отделке.
        - Сережа будет не очень-то доволен, - сказал Корытов, - если ты будешь давать Семину советы. Особенно в таком наряде.
        - Я тоже не очень-то довольна, - ответила Елена, - когда ты привозишь его домой в пять утра и говоришь, что это были деловые переговоры.
        Миша- кимоно резко ударил кием, шары стукнулись друг о друга с грохотом пистолетного выстрела, и один за другим залетели в лузу.
        - Ну что ж, поехали, - сказал Миша, бросая кий на зеленое сукно.

***
        В ресторане, к неудовольствию Семина, было мало народа и много зорких слоняющихся без дела официантов. Елену он увидел сразу - она сидела посередине зала боком ко входу, и Семин отметил про себя, что она так и не научилась садиться так, как всегда садился Малюта. В месте, откуда ты видишь зал и всех, кто в него входит.
        Пока Семин шел по ковровой дорожке, в кармане у него зазвонил телефон. Это был Рындя.
        - Учти, - сказал эфесбешник, - она приехала не на своей машине. Она приехала с Мишей-кимоно. Он сидит и ждет ее в машине. Черный «мерс» - внедорожник, сопровождения нет. Я подтянул пару тачек, мы контролируем въезд и выезд.
        Рындя был в соседнем зале. Он настоял на том, чтобы у Семина был с собой маломощный жучок, и Рындя мог слышать весь разговор.
        Елена была в черной блузке, с глухим воротом и обнаженными плечами, и сзади нее на спинке стула висел шелковый жакет. Она сидела неподвижно, сложив руки, как школьница, и на безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо. Семин посмотрел на это кольцо, и ему показалось, что оно надето ему на горло.
        Семин пододвинул стул и сел напротив Елены. Меньше всего ему хотелось садиться напротив, но на глазах официантов он не мог сесть иначе. Это был ресторан Рынди, чужих жучков здесь не водилось, но официантов было слишком много, и кто-то из них обязательно разболтает Вырубову об этой встрече.
        К Семину тут же подлетел высокий халдей, согнулся ниже спинки стула, и затараторил, хорошо зная вкусы посетителя:
        - Есть совершенно изумительное вино, Виктор Иваныч, - «Chateau de Pape», красное, французское, урожай восемьдесят второго года. Ваша дама будет просто очарована…
        - Заткнись, - сказал Семин.
        Халдей пристально вгляделся в женщину напротив Семина, слегка побледнел и действительно заткнулся.
        - Ну почему же, - проговорила Елена, - пусть принесет вино. Только другое.
«Ротшильд». Урожай семьдесят шестого года. Я очень давно не пила это вино.
        Официант исчез, как будто его стерли тряпкой с доски.
        Елена порылась в сумочке и молча выложила на стол видеокассету - безо всякой надписи, в простой черной коробочке с надписью «сони». У Семина мгновенно вспотели руки, он посмотрел безумными глазами на кассету и спросил:
        - Ты что, принесла ее с собой?
        - Мне интересно посмотреть, на кого ты будешь глядеть чаще: на меня или на нее. Семин, вспыхнув, отвел глаза от кассеты.
        - Неужели ты не понимаешь, - сказал Семин, - я всегда тебя любил. Я не собирался тебя бросать. Это была просто выгодная сделка. Любой умный человек в мае 1998 года мог догадаться, что курс рубля завышен и что к осени это кончится крахом. Я знал, что «Мелос» рухнет, а как только он рухнет, его можно будет растащить вдоль и поперек. Мне важно было просто продержаться несколько месяцев. Мне в голову не пришло, что ты не можешь меня подождать.
        Елена молчала.
        - Ну что, я должен был тебе, по-твоему, это сказать? - не выдержал Сыч. А если бы ты разболтала? Такие вещи нельзя говорить женщинам, знали только два человека: Игорь и губернатор.
        - Жалко, что мы не может больше спросить Игоря, - не разжимая губ, сказала Елена.
        - Опять двадцать пять! - скривился Семин. - Слушай, Леночка, ну это уже смешно. Я уже говорил, это фальшивка, этот сучонок Прашкевич продался Москве, скинул пленку и убежал, мы его вторую неделю найти не можем. Ему важно, чтобы я и Малюта вцепились друг другу в глотку…
        - Это не фальшивка, - ровным голосом сказала Елена, - Виктор, я слишком хорошо тебя знаю. Ты не мог позволить Игорю работать на Сережу. Ты продумал всю эту историю еще до того, как выгнал Игоря.
        Семин, скосив глаза, глядел на кассету. Черная обложка с белой надписью «сони» кружила ему голову. Елена усмехнулась и передвинула кассету по скатерти, и вместе с ней повернулась голова Семина.
        - Хорошо, не будем спорить о том, фальшивка это или нет - сказал Семин. Я покупаю эту фальшивку за сто тысяч.
        Елена уставилась на него.
        - В чем дело? Ты ведь не отдала пленку Малюте, значит, ты ждешь, сколько я за нее дам. Ты заплатила пятьдесят, я плачу сто, ты за три дня заработала сто кусков. Это выгодней, чем отделывать ресторанчик.
        - Двести, - сказала Елена. Семин удовлетворенно улыбнулся.
        - Ну, хорошо, двести.
        Елена молниеносно поднялась. Ее тонкая рука хлестнула Семина по щеке. И раньше, чем Сыч успел открыть рот, кассета исчезла в черной дамской сумочке и Елена выскочила из ресторана.

***
        Спустя пять минут Семин прибежал в небольшой кабинет на втором этаже, где должен был ждать его Рындя. Эфесбешника в кабинете, однако, не было: Семин принялся звонить ему, и мобильник Рынди весело отозвался ему из кармана свалившейся на пол кожаной куртки. Второй мобильник был брошен на стул.
        Семин заметался по кабинету, кинулся к окну и тут же обернулся на стук двери. Рындя снова появился в кабинете. Зам уполномоченного ФСБ по краю стоял, прислонившись спиной к косяку, и невозмутимо прихлебывал из баночки с безалкогольным пивом. Глаза у Рынди были цвета пива - желтые и жидкие.
        - Ты где был? - спросил Семин.
        - Надо было распорядиться, - ответил Рындя.
        Пустая баночка с пивом полетела в угол и попала точно в корзинку для бумаг.
        - Где машины? - резко спросил Семин.
        - Какие?
        - С твоими уродами. Которые ты вызвал за Леной следить.
        - Они не уроды, а нормальные люди. Только очень-очень сильно мне обязанные.
        - Где машины?! - вскрикнул Семин. Рындя отлепился от косяка и подошел к коммерсанту В эфесбешнике было два метра роста и центнер весу, и Семин, человек, в общем-то, немаленького размера, увидел, что на него смотрят сверху вниз.
        - Послушай, Витя, ты все испортил, понял? Она брала кассету с собой, а ты не смог ее уболтать. Как только она вернется, она отдаст ее Малюте.
        Семин стал белый, как пенопласт.
        - Девочка допустила ошибку, - сказал Рындя, - девочка приехала на важную встречу, совершенно не проложившись. Когда дело перейдет в руки серьезных людей, они уже не сделают таких ошибок.
        - Малюта подумает на нас, - пробормотал Семин.
        - Малюта никогда не подумает на нас, если не найдет кассеты, - ответил чекист. - С какой тебе стати убивать свою бывшую любовницу, с которой ты не виделся полтора года? Она приехала на машине Миши-кимоно, в этом городе найдется полтора десятка людей, которые пристрелят Мишу с большой радостью. Малюта посчитает, что охотились за Мишей.
        Семин хлопнул дверью и вышел в коридор, на ходу вытаскивая мобильный телефон. Он уже закончил набирать цифры, когда за его спиной возник Рындя.
        - Кому ты звонишь?
        - Лене.
        Рындя молча вывернул боссу запястье. Телефон оказался в его руках и даже как будто хрустнул, а Семин с грохотом свалился на пол. Рындя сел на него сверху и принялся обшаривать в поисках второго мобильника. Дверь в конце коридора распахнулась, ив ней возникли два охранника Семина.
        - Снимите его с меня! - заорал Сыч. Один из охранников поддел Рындю ногой под подбородок, а другой схватил его за руки и потащил в угол. Семин, на карачках и тяжело дыша, ползал по полу в поисках мобильника. Рындя сидел в углу, и изо рта его стекала тонкая струйка крови. Глаза эфесбешника были закрыты. Семин наконец нашарил мобильник и убедился, что тот работает. В этот миг веки у Рынди поползли вверх, и на Семина глянули желтые, как у совы, зрачки.
        - Ну, звони, - с усмешкой сказал Рындя. - У тебя хороший случай доказать, что ты только что говорил ей правду.
        Семин поглядел на мобильник в своей руке и, замахнувшись, запустил его в мусорную корзину.
        - Я говорил ей правду, - сказал Семин.

***
        Семин не ложился в эту ночь. Он поехал в казино, где выиграл пять тысяч и полюбовался девочками без лифчиков, и пока он стоял у игорного столика и приветствовал знакомых, он ждал новостей.
        Первые новости образовались в два часа ночи. Городское радио «Четвертая скорость» сообщило, что на загородном шоссе Нарым-Челябинск обстреляна дорогая иномарка. Шофер убит, иномарка потеряла управление, свалилась с шоссе и загорелась.
        Радио похвалило высокую оперативность ментов и чекистов, которые появились на месте происшествия буквально через десять минут. О судьбе пассажиров не сообщалось ничего - предполагали, что это либо гости, либо приближенные Малюты, направлявшиеся к нему на дачу.
        Казино загудело, как растревоженный улей. Нарым был город маленький, все спали под одним одеялом - и посетители схватились за мобильники, выясняя подданство иномарки. Кто-то сказал, что все пассажиры живы, один шофер убит, потом прошел слух, что машина сгорела как свечка, и только через полчаса по казино вспыхнуло и пошло гулять: «Миша-кимоно».
        Управляющий центральным универмагом, тоже кайфовавший в казино, всплеснул руками:
        - Боже мой! Я видел Мишу всего три часа назад, он встречался с какими-то пацанами из Лесноречья! Они чуть не подрались!
        Какой-то отдельной частичкой разума Семин отметил это как необыкновенную удачу: Миша Корытов не повез Елену обратно домой, Миша Корытов заехал на деловую встречу. Наверняка пацанам из Лесноречья придется долго объяснять разъяренному Малюте, о чем шла речь на стрелке с Мишей-кимоно. Если, конечно, они успеют что-то объяснить.
        А потом, почти сразу же после того, как на сцену выбежали полуголые девицы и конферансье объявил розыгрыш «мерседеса», по залу пошло гулять второе имя: Елена Ратмирцева.
        Кто- то из людей Малюты велел девкам убираться со сцены, розыгрыш «мерседеса» перенесли на послезавтра, и, когда бледный и сонный Семин вернулся к своему столику, к нему подошел хозяин казино, некто Шубин.
        - Слыхал? - сказал с усмешкой Шубин, - Похоже, Малюта приревновал свою жену к своему помощничку…
        Семин уехал из казино, не забыв поменять выигранные фишки на доллары.
        В офисе он появился в семь утра. Все это время он не имел ни малейших известий от Рынди. Это было бы опасно, а смысла не имело.
        Сотрудники не ждали его так рано. Семин заперся в кабинете, принял душ и сменил одежду: свежий костюм всегда висел у него в шкафу. Сон сморил его, и на час Семин заснул прямо в кресле.
        Проснулся он от щелканья замка в двери-в кабинет через комнату отдыха вошел Рындя. Зам уполномоченного ФСБ по краю был небрит, и рукав его пиджака украшала темная полоса копоти. Судя по всему, Рындя лично выезжал на место происшествия, на что, кстати, имел полное законное право. Семин встряхнулся и протер глаза.
        - Кассета? - спросил Семин. Рындя молча развел руками.
        - Сгорела?
        - Машина не сгорела, - ответил Рындя, - черт знает почему, но она не сгорела. Так, аккумулятор немного оплавился. ФСБ было на месте покушения через двадцать минут, мои люди обыскали все. Там была кассета в бардачке, но это была обыкновенная порнушка, наверное, Корытов для себя купил. Я думаю, она тебя обманывала, Витя. У нее не было с собой настоящей кассеты, она давно отдала ее Вырубову. Поэтому она и взяла на стрелку Мишу-кимоно. А тебе она показала эту самую порнушку, хотела посмотреть на твою реакцию.
        Семин молчал. Грустный, взъерошенный, он сидел за столом, расставив локти, в одной белой рубашке с раздернутым галстуком, и глаза его были пусты, как граненый стакан, в который он глядел.
        - Так что если мы сейчас удавимся, - с усмешкой сказал Рындя, - мы сильно сэкономим Малюте расходы на боеприпасы. В эти игры он играет лучше тебя.
        - Ты думаешь, он нас пристрелит? - спросил Семин.
        - Ну, ради разнообразия посадит, - усмехнулся Рындя, - хотя вряд ли. Ему будет недосуг объяснять, что случилось с Тахирмуратовым.
        Развел руками, как бы извиняясь, и вышел через комнату отдыха.
        В кабинете стало очень тихо, только было слышно, как тикают часы. Семин встал и, поправив галстук, подошел к окну. За тонированным стеклопакетом текла жизнь: далеко внизу сновали спичечные коробки автомобилей, над администрацией края реял государственный флаг цвета пасты «Аквафреш», и за зданием администрации блестел, как змеиная кожа, серый от низко нависших облаков, широко разлившийся Нарым.
        Кабинет Семина располагался на верхнем этаже самого высокого здания в городе. Здания, выстроенного им самим. Зримого воплощения всей империи Семина. И теперь Семину казалось, что золотые часики Фа-берже, распятые на стене, отсчитывают последние секунды до взрыва, который разнесет все это здание в пух и прах.
        Скрипнула дверь. Семин обернулся, и увидел, что у дверного проема стоит секретарша с длинными ножками и с короткой юбочкой.
        - Ваша почта, Виктор Павлович, - сказала секретарша.
        Сгрузила бумаги на стол и неслышно ушла.
        Семин подошел к рабочему столу. Почта была скудная: несколько официальных писем от адвокатов, одно письмо из Австрии, и небольшая ценная бандероль, отправленная, судя по дрянной упаковке, из Нарыма. Адрес на бандероли был написан рукой Елены.
        Семин, не торопясь, разорвал бечевку и распечатал коричневую бумагу. Он уже понял, что это за посылка. И что именно делала Елена, пока Миша-кимоно разбирался с пацанами из Лесноречья. И не ошибся. Из-под бумаги показалась белая кассета фирмы «сони» и безо всяких опознавательных меток. Из-под кассеты выпал белый листок бумаги. Семин посмотрел на листок, но внимательно вчитываться не стал. Кажется, там было что-то насчет того, что Елене не нужно его денег, и что за все эти годы он так и не понял, что именно нужно женщинам.
        Семин взял кассету и вставил в видеомагнитофон. Запись была недолгой - две записи по семь и пять минут. Семин сидел неподвижно, смотрел запись и курил. Когда запись кончилась, он выключил видео, нажал на кнопку интеркома и поинтересовался, есть ли в предбаннике посетители.
        - Есть, Виктор Палыч, - испуганно ответила секретарша, - вы сами Аркаеву назначили на девять утра.
        - Так чего он ждет? - грубо сказал Семин, - пусть заходит. И закажи столик в
«Гамбите», у меня обед с замом губернатора.
        Докуренная сигарета полетела в пепельницу.

«Дура ты все-таки, Ленка», - подумал Семин, вставая навстречу посетителю.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к