Экспедиция на Бермуды Александр Левченко
        #
        Левченко Александр
        Экспедиция на Бермуды
        Легкий ветерок, ещё не утративший окончательно утренней свежести, приятно щекочет спину, робко отгоняя от моей скамейки жару, которая неотвратимо наступает со стороны залитого горячими солнечными лучами газона. Прохладная ещё водица вытекает из широко раскрытого рта неизвестной рыбины, навечно застывшей на невысоком постаменте в немом удивлении: «Как же это я сюда забралась?!», и дальше тихо журчит по проложенному людьми русле к маленькому пруду. Это место - излюбленное не только для меня, и уже несколько огорченных, досадливых и даже сердитых взглядов останавливаются на моем лице в бесплодных попытках внушить мысль, что пора уже подниматься. Но я ещё не исчерпал всего, что принадлежит мне по праву владельца этой скамьи, и поэтому не обращаю на них никакого внимания.
        Здесь - едва ли не единственное место, где я всегда могу успокоиться, полностью отключившись от всего, и просто тупо смотреть на водяные ручейки, льющиеся из широко раскрытого рта. Если существует на Земле настоящее блаженство, то оно - как раз в этом, в забвении своей человеческой сущности с её надоедливой обязанностью размышлять обо всем на свете и полном слиянии с природой, не ведающей ни мыслей, ни мелких страстей, ни дальновидных целей и планов на будущее. Однако вечное блаженство обещано нам лишь после смерти, да и то не каждому, а в этой жизни не может длиться слишком долго, ибо, переступив неощутимую грань, перестает быть самым собой и превращается в простое сидение возле неуместной в нашем сухопутном городе скульптуры. И я, бросив взгляд на часы, медленно поднимаюсь и иду прочь. Краешком глаза вижу, как торопливо срываются со своих мест на противоположной стороне газона несколько пар, но счастье уже улыбнулось такому же одиночке, как и я, поднимающемуся по дорожке навстречу. Из трехметрового расстояния он бросает портфель на освобожденное мною место и торопливо плюхается рядом,
удовлетворенно потирая руки, а я, порадовавшись за него, медленно бреду вниз к выходу из парка.
        Переполненный троллейбус тяжело открывает свои двери, пытаясь обольстить млеющих пассажиров свежестью затененных дорожек, но желающих оставить передвижную парилку совсем немного. Что поделаешь, сегодня обычный рабочий день. Мне как-то удается втиснуться в салон, и упитанный мужчина, вообще неизвестно каким образом очутившийся в троллейбусе, прочно прижимает меня к молоденькой девушке в коротком белом платье. Густые светлые волосы, пахнущие травами, маленький симпатичный носик, пухленькие губки и аккуратные ушки - все это вызывает волну острого, щемящего ощущения чего-то желанного, ожидаемого всю жизнь и вместе с тем недосягаемого и неосуществимого.
        О моя вечная проблема, удастся ли мне когда-нибудь тебя решить? Встречу ли я в конце концов ту, кого не захочется избегать уже после недели знакомства, к кому будет стремиться и душа, и сердце, и тело? Ту, которая сделает и мне доступным все, что другими считается обычными, будничными атрибутами мужской жизни? Когда мои товарищи делятся на перекурах пикантными подробностями вчерашнего вечера, я хохочу вместе со всеми, а в душе жестоко им завидую, им, настоящим мужчинам. «А я вчера видел Нику с такой роскошной кралей, что сам едва не кончил», - говорит иногда кто-либо из них, и все смотрят на меня с понимающими улыбками. Не станешь же объяснять, что «роскошная краля» - это моя двоюродная сестра или бывшая сокурсница, с которой у меня нет ничего общего, кроме давних знакомых.
        Я подаюсь чуть в сторону, и рука сама ложится на теплую упругую ягодицу соседки. Милая моя, как бы это было чудесно, если бы ты повернулась ко мне и слегка улыбнулась, а не продолжала стоять и безразлично смотреть в окно, будто ничего и не случилось. Я бы улыбнулся в ответ и сказал: «Извините…». А она что-нибудь наподобие: «Ничего, в этих троллейбусах тяжело быть джентльменом». Тогда я набрался бы храбрости и спросил: «А вы далеко едете?». А она: «До Института». Тут я бы обрадовался: «Как хорошо, мне тоже туда. А вы случайно у нас не работаете?». А она… не успевает ничего ответить, потому что в этот момент звучит металлический голос водителя:
        - Следующая остановка - Институт.
        После его слов пассажиры начинают шевелиться, кое-кто пробирается из середины салона поближе к выходу, а моя очаровательная соседка неожиданно поворачивается ко мне и, едва улыбаясь одними уголками губ, спрашивает:
        - Вы выходите?
        - Да, - отвечаю, тоже улыбаясь, но это все, на что я способен. Замечательный план знакомства при столкновении с жизнью лопает, как мыльный пузырь, и я с отчаянием думаю о потере ещё одного шанса, ещё одного подарка Судьбы, которая до сих пор милостиво прощает мою полную беспомощность. Дверь со стуком отворяется, нас выталкивают на тротуар, и девушка сразу же поворачивает налево, а я, бросив ей вдогонку последний безнадежный взгляд, направляюсь через небольшой скверик к блестящему стеклобетонному сооружению Института.
        Все причастные к нашему общему делу уже здесь: Стас и Робер курят, Сашо слоняется туда-сюда, выламывая себе пальцы, а Лилиан тихонько сидит на скамье, затиснув ладони между коленями. Каждый из них время от времени бросает нетерпеливые взгляды на четыре окна третьего этажа, за которыми заседает Ученый совет, решая судьбу нашей небольшой экспедиции. При виде моей персоны Сашо изменяет траекторию своего движения, через миг хватает меня за руку и трясет, приговаривая:
        - Ну ты же и хитрый гриб, я здесь истощаю свою нервную систему, а он…
        - Сашо, - говорю ему почти серьезно, - береги пальцы, они тебе могут ещё понадобиться.
        Мой друг лишь отмахивается, а я молча обмениваюсь рукопожатиями с Робером и Стасом и, улыбаясь, киваю Лилиан:
        - Добрый день, Лили!
        - Привет, Нику, - отвечает она нежно, задерживая на мне свой взгляд на миг дольше, чем нужно, и её руки ещё крепче сжимают друг дружку, а лицо едва краснеет. Боже мой, как это заметно, как это все понятно, когда твое сердце стучит ритмично, как часы, а дыхание ничуть не ускоряется от близости больших голубых глаз, красиво очерченных губ и превосходной спортивной фигурки. Понятно это и Сашо, который, закусив губу, резко отворачивается, хрустя своими пальцами так громко, будто изо всей силы лупит по столу косточками домино.
        Я ещё не успеваю ни разу взглянуть в сторону притягательных окон, когда вдруг одно из них открывается, и в нем появляется голова моего шефа:
        - Эй, водоплавающие, - кричит он весело, - поднимайтесь побыстрее наверх!
        Мы все, как один, радостно вскрикиваем и гурьбой бежим ко входу.
        - Люди, - возбужденно провозглашаю я, похлопывая по широкой спине Робера, - мы едем на Бермуды!
        - Слабодушных и нервных просим оставаться дома для организации символических похорон! - в тон мне продолжает Сашо.
        - А почему символических? - со смехом спрашивает Лили.
        - Ведь тела же там исчезают бесследно!
        Радостно улыбаясь, мы заходим в небольшой зал, где только что закончилось заседание Ученого совета. Среди всех присутствующих мой шеф занимает далеко не самую высокую должность, но как раз ему поручено известить о результатах обсуждения.
        - Уважаемые коллеги, - обращается он к нам, - у меня, как в том анекдоте, есть два сообщения: одно - приятное, а второе - не очень приятное… для вас.
        Мы настороженно пересматриваемся.
        - Начну, как годится, с приятного. Вопрос с экспедицией практически решен, об этом вы уже, пожалуй, догадались. С руководством военно-морской базы есть предварительная договоренность, оно в принципе не возражает, детали, без сомнения, будут урегулированы.
        - Ура, - говорим мы с Робером почти синхронно, тем не менее пока что без особого энтузиазма. Остальные молчат.
        - Теперь неприятное. Решено… - шеф колеблется, но не уточняет, кем именно, - что экспедиция будет состоять из четырех участников.
        В меня становится легче на душе, но я вместе с другими опускаю голову, стараясь не смотреть на Лили. Она же порывисто поднимается с места и голосом, исполненным гнева и обиды, спрашивает:
        - Так ли нужно понимать Ваши слова, что пятый член экспедиции… что выводят из состава меня?
        - Лилиан, - начинает один из заместителей директора, важный седой мужчина, - все-таки это экспедиция в аномальный район, а Вы как женщина, будущая мать…
        - Что за ерунду Вы мелете! - неожиданно обрывает его Лили, её голос вздрагивает, и, не говоря больше ни слова, она выбегает в коридор, изо всех сил хлопая дверью.
        - Следовательно, экспедиция будет состоять из четырех человек, вздохнув, продолжает шеф, - старшим Совет утвердил Нику.
        Сашо первым поздравляет меня с высоким назначением, улыбаясь и похлопывая по плечу, но вид в него немного огорченный. «Друг мой, - говорю я ему одними глазами,
        - это же лучше, пойми, это же лучше для нас обоих, что её не будет вместе с нами».
«Я понимаю, - отвечает Сашо тем же способом, - я все прекрасно понимаю, но… но…».
        Мы шагаем по длиннющему коридору в ногу, сознательно или подсознательно, справа - я, слева и слегка сзади - Влад. Мое тело двигается с размеренностью автомата, решительно и быстро, словно бы подчиняясь каким-то внешним сигналам, хотя все естество стремится оттянуть, отдалить решающий момент. Видно, дав вчера слово Сашо, я перестал принадлежать самому себе.
        Мог ли я ещё две недели тому назад предсказать такое развитие событий? Кажется, легче, сидя на пляже июльским днем, спрогнозировать назавтра снежную бурю. Но недаром же район, где мы собираемся провести наши исследования, имеет такую недобрую славу. Проклятые Бермуды сделали свой первый ход ещё до начала партии.
        Через неделю после исторического заседания Ученого совета Робер и Стас вместе зашли в кабинет моего шефа и молча положили ему на стол заявления. Денис, прочитав, что они оба в связи с семейными обстоятельствами отказываются от участия в экспедиции, на первых порах не поверил и даже рассмеялся, однако быстро сообразил, что оснований для смеха нет никаких. Добрых полчаса он пытался выбить из ребят хоть какое-то объяснение, ругал их, умолял, высмеивал и даже грозил, но все это время они простояли, смотря себе под ноги, и не проронили ни слова. Еще несколько дней после этого мы с Сашо пытались встретиться с отступниками и поговорить с ними по-человечески, но они так мастерски избегали нас, словно бы видели сквозь стены. А когда мне в конце концов удалось загнать Стаса в перекрытый ремонтом переход в соседний корпус, он посмотрел на меня таким затравленным взглядом и спросил таким обреченным тоном: «Ну чего тебе ещё нужно, Нику?», что я сразу же повернулся и отошел, прервав вместе с Сашо все дальнейшие попытки прояснить это темное дело.
        Необходимо было искать замену. В принципе это казалось не таким уж и трудным делом, желающих - море, и самая первая кандидатура, конечно, Лили, но учитывая то, что произошло, работа ожидалась не слишком приятная. Однако неожиданно все решилось без нашего участия.
        На небольшое заседание, где мы должны были обсудить это вопросы, Денис пришел не сам, а с двумя парнями спортивного вида, немного старшими от нас с Сашо, которых звали Алек и Станко. Непонятно, как они узнали об экспедиции и кто их навел на шефа, но то, что ребята притащили с собой, было достойным ответом на коварный удар Бермуд. Хотя наш институт занимается исследованиями аномальных явлений и поэтому имеет высокую репутацию среди широких кругов общественности, но оснащение, которым он хочет вооружить экспедицию, можно сразу оставлять дома. А то, что принесли эти двое, вызывало немалое уважение: кроме показа на цветном экранчике смоделированного рельефа солидного участка дна, небольшой прибор давал возможность также определять некоторые физические параметры выявленных под водой объектов и быстро проводить несложные экспресс-анализы. И питался он от одного-единственного крохотного аккумулятора! Возможно, в мире современной техники, о которой мы с Сашо имели не слишком детальное представление, это не было чем-то особенно впечатляющим, но показали бы вы неандертальцам велосипед! Да и шеф, который
разбирался в таких вещах намного лучше нас, пришел в восторг и сразу же полюбил прибор вместе из его владельцами. Так экспедиция снова стала полностью укомплектованной, и мы с Сашо были полностью удовлетворены этим, тем более, что Алек со Станко оказались приятными ребятами, без каких-либо комплексов. И лишь где-то глубоко в душе я чувствовал себя виноватым перед Лили.
        Жизнь снова стала прекрасной, и подготовка к экспедиции перешла в завершающую фазу. Однако неожиданно Бермуды нанесли такой удар, после которого придется отходить не один день.
        Вчера после обеда шеф заглянул в мою комнату. Таким я его не видел ещё ни разу. Молча поманив меня пальцем в коридор, он бросил подозрительный взгляд на двух молодых сотрудников, курящих возле дверей, и, заведя в самый темный уголок, глухо спросил:
        - Нику, ты давно видел Сашо?
        - Позавчера утром, - ответил я простодушно, и ни одна подозрительная мысль даже не попыталась появиться в моей голове. - А в чем дело?
        - Вот только что он позвонил мне и сообщил, что не сможет принять участия в экспедиции.
        Не могу припомнить, сколько времени я молча смотрел на Дениса, пока не сумел выжать из себя:
        - А почему?
        В ответ шеф лишь пожал плечами и, глубоко вздохнув, обернулся и ушел.
        Обратно я возвращался будто в полусне, чувствуя в коридоре какие-то возгласы, но совсем не воспринимая их и никак на них не реагируя, и пришел в себя только тогда, когда меня кто-то легонько тряхнул. Это был сосед по комнате.
        - Нику, ты что, оглох? - удивленно смотрел он на меня. - Давай быстрее к телефону!
        Подняв трубку, я услышал какой-то лишенный жизни голос Сашо:
        - Нику, заскочи после работы ко мне, - и сразу же короткие сигналы отбоя.
        Ждать конца рабочего дня я, конечно же, не стал, я просто не выдержал бы такого испытания. Уже через полчаса я бежал по лестнице на восьмой этаж, будучи не в состоянии дождаться возвращения лифта. В души моей клокотало: я то настраивался на смертельную борьбу против всех дьявольских сил, которые стали на пути Сашо, то желал собственными руками удавить самого близкого друга. Десятки вопросов я готовился задать, нажимая на кнопку звонка, но когда дверь отворилась и я очутился в квартире, то не смог промолвить ни слова.
        Передо мной стоял неопределенного возраста мужчина с запавшими щеками, темными разводами под глазами, весь словно бы изможденный продолжительным тяжелым недугом. Я молча смотрел на него, сравнивая с позавчерашним Сашо, и никак не мог отважиться что-нибудь спросить. Сашо, по-видимому, был больше готов к этой встрече, и первым тихо промолвил:
        - Нику, я не могу поехать с тобой на Бермуды…
        - Но почему, Сашо?
        Он потупил взгляд, покачал головой и протянул:
        - Не мо-о-гу-у…
        И вдруг у меня появилась мысль, которая все объясняла: и поведение Стаса с Робером, и поступок Сашо, но никогда не приходившая раньше, так как была слишком обидной для людей, которых я очень хорошо знал.
        - Послушай, Сашо, - начал я осторожно, - скажи мне честно, ты… боишься?
        - Да что ты, Нику, что ты, - с мучением в голосе ответил Сашо, и на его глазах выступили слезы, - как ты мог такое подумать. Еще вчера не боялся, а сегодня уже наложил в штаны?
        Аргумент был не очень убедительным, но вдруг мне в голову пришло новое объяснение. Я бросился к Сашо, схватил его за руку и с силой тряхнул:
        - Сашо, неужели тебе кто-то угрожает?
        - Да нет, нет!! - сорвался он на крик. - Кто это может мне угрожать?! Что за ерунду ты несешь!
        - Но почему же тогда, почему?! - перешел и я на высокие тона.
        - Как это почему?! Да посмотри на меня!! Разве ты не видишь, в каком я состоянии?!
        С этими словами он выдернул руку, упал на диван и забился в немых рыданиях. Я присел на полу возле него и попытался как-то проанализировать все увиденное и услышанное. Сашо вроде бы объяснил причину своего отказа, но в то же время я не мог понять решительно ничего.
        - Послушай, - спросил я, когда он немного успокоился, - а ты обращался к врачу?
        - Обращался и к врачу, - иронически хмыкнул мой друг, - к самому лучшему в городе специалисту, своему знакомому.
        - И что?
        - «Это что-то на нервной почве», - сказал он, если по-простому.
        - Подожди, но у тебя же самого вроде медицинское образование?
        Сашо сполз с дивана и сел возле меня.
        - Нику, - сказал он зловещим тоном, - это какая-то дьявольщина.
        Несколько минут мы сидели молча.
        - Жаль, - я первым нарушил молчание, - если бы ты знал, Сашо, как мне досадно, что тебя не будет рядом со мной. Но что поделаешь… Придется теперь взять Лили, мы больше не имеем права ей отказывать.
        Услышав мои слова, Сашо зашевелился, потом набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул его и снова затих.
        - Нику, - сказал он наконец, смотря в пол, - Нику, ты ещё считаешь меня своим другом?
        Тон, которым он это произнес, так больно кольнул сердце, что я в мгновенном приступе угрызений совести схватил его в объятия и заговорил каким-то чужим голосом:
        - Что за вопрос, Сашо? Извини, если я дал тебе повод в этом усомниться…
        - Нику, у меня к тебе одна-единственная просьба.
        - Нет проблем, Сашо.
        - Возьми в экспедицию вместо меня одного парня.
        Мне вдруг перестало хватать воздуха.
        - Но как же… - начал я неуверенно после небольшой паузы.
        - Это единственное, что я тебя прошу.
        - Но есть же ещё Денис, и Алек со Станко, и…
        - Нику, - сказал Сашо твердо, - дай слово, что сделаешь все возможное.
        Откровенно говоря, я не знал, как мне повести себя в такой ситуации.
        - А что это за тип? - попробовал я выиграть немного времени.
        - Он врач, и может очень понадобиться на Бермудах. Это хороший парень, ты сам убедишься, когда познакомишься с ним.
        - Но почему именно он?
        - Я тебя прошу, как своего самого близкого друга.
        - Поня-атно, - протянул я. В принципе у меня оставался всего лишь один вопрос, которого нельзя никак обойти, и я должен был задать его Сашо: - Но что я скажу Лили?
        - Нику… - простонал мой друг, и в его голосе было столько страдания, что я не выдержал и решительно сказал:
        - Даю слово.
        Неожиданно в коридоре послышался звонок.
        - Это он, - хватился Сашо, - подожди немножко.
        Через полминуты в комнату в сопровождении Сашо вошел высокий чернявый мужчина, на вид немного старше нас. Он подошел ко мне, протянул руку и коротко отрекомендовался:
        - Влад.
        - Нику, - ответил я, обменявшись с ним рукопожатием. У него были привлекательные черты лица и приятный тембр голоса, но в тот миг меня переполняли другие чувства. Откровенно говоря, я его ненавидел…
        И вот мы идем вдвоем по длиннющему институтскому коридору. Возле нужных дверей я резко останавливаюсь, бросаю «сюда!» и без лишних церемоний первым захожу в комнату. Под окном за большим столом сидит шеф, слева от него за меньшим - Алек со Станко, а немного дальше справа в кресле под стеной - Лили. Завидев меня, все они, кроме Дениса, улыбаются, но улыбки тут же превращаются в удивленные выражения. Шеф также поднимает брови и говорит:
        - А вот и начальник… Но кто это с тобой?
        Я сажусь поближе к окну так, чтобы не видеть Лили, и начинаю свою партию:
        - Шеф, прежде всего нужно решить вопрос о четвертом члене экспедиции.
        - Мы здесь посоветовались, - Денис бросает взгляд на ребят, - и пришли к заключению, что самая лучшая кандидатура - это Лилиан. Но у тебя, я вижу, другая мысль?
        - Да, - отвечаю, невольно сжимая кулаки, - я предлагаю взять вот этого парня.
        Все переводят свои взгляды на Влада, и я ощущаю, как внутренне замирает он под этими потоками откровенной антипатии.
        - Та-а-к, - тянет шеф, и его пальцы начинают ломать китайскую авторучку.
        - Кстати, это предложение Сашо, - говорю я, мысленно проклиная себя, поскольку знаю, что Лили никогда не простит ему этого. Но сейчас не до сантиментов, а мои слова - весомый аргумент в пользу Влада.
        - И чем же он может заниматься в экспедиции? - тон шефа немного теплеет.
        - Исполнять обязанности врача, - отзывается Влад своим приятным голосом. - Кроме того, в случае необходимости могу работать под водой.
        - Гм-м-м… - неопределенно реагирует Денис на его слова и неожиданно спрашивает: - А диплом у Вас есть?
        - Я пользуюсь нетрадиционными методами, - отвечает Влад, и я вижу, как на лицах шефа и ребят появляются скептические улыбки. Вчера я спрашивал своего сегодняшнего протеже, можно ли помочь Сашо, но он лишь молча покачал головой, а потом добавил, что болезнь должна вскоре пройти сама. И потому сейчас я мысленно присоединяюсь к своим коллегам.
        Неожиданно Влад поднимается на ноги и под удивленными взглядами присутствующих идет к шефу.
        - Если позволите, - говорит он Денису и, зайдя за спину, опускает руки ему на плечи. Потом забирает левую ладонь и кладет её рядом из правой. Все это время на губах шефа играет идиотская улыбка.
        - А ну попробуйте, - говорит наконец Влад. Денис осторожно поднимает правую руку и вдруг резко взмахивает ею.
        - Ты смотри! - восклицает он, и выражение его лица становится радостно-удивленным. Он привстает из-за стола и хватает своего исцелителя за руку. - Я вас оценил! Целое утро проклятое плечо болело!
        Влад скромно улыбается и возвращается на свое место. Шеф обводит нас удовлетворенным взглядом, но тут же суровеет и тяжело опускается на стул.
        - Ну так что будем делать? - спрашивает он, и в комнате повисает гнетущая тишина.
        Я чувствую, что ребята и Денис теперь на моей стороне, но не могут так легко переступить через элементарную человеческую порядочность. Что же, я уже принес в жертву своего ближайшего друга, и зря было бы надеяться, что очередь не дойдет и до меня самого.
        - Если вы не примете моего предложения, я выйду из состава группы, медленно говорю внезапно охрипшим голосом. Шеф бросает на меня короткий неприязненный взгляд, но не отвечает и только опускает голову.
        - Извините нас, Лилиан, - неожиданно звучит голос Алека, - но мы не можем остаться без Нику.
        Я слышу, как Лили поднимается и без единого слова выходит в коридор.
        - На сегодня все, - говорит Денис и, не смотря ни на кого, тоже оставляет комнату.
        Ко мне подходит Влад.
        - Спасибо, Нику, - говорит он.
        В ответ я лишь киваю головой, поднимаюсь и тоже иду к двери, уперев взгляд себе под ноги. В коридоре привычно поворачиваю налево, но мне внезапно преграждают дорогу. Я поднимаю голову и молча смотрю в большие голубые глаза Лили. В них не видно ни ненависти, ни гнева, ни осуждения, а только удивление, непонимание и… невыразимое страдание.
        - За что ты так со мной, Нику, за что? - спрашивает она дрожащим голосом и вдруг, упав мне на грудь, забивается в рыданиях. Я обнимаю её за плечи, глажу рукой волосы и бормочу:
        - Дорогая моя, милая моя Лили… Прости, моя дорогая, моя замечательная… Прости…
        В голове клубятся обрывки каких-то мыслей, я отчаянно хочу объяснить Лили, как все произошло, но с губ срывается только одно:
        - Прости… прости… прости…
        Довольно молодой ещё офицер в рубашке с погонами подполковника (никак не держатся в памяти военно-морские звания), опекавший нас на протяжении всего времени нашего пребывания на базе, прощально пожимает всем руки, и экспедиция на некоторое время разделяется. Алек со Станко отправляются в сторону площадки, где их ждет вертолет, а мы с Владом бежим вниз к морю, не сводя глаз с небольшого катера, который руководство базы передало нам для проведения исследований. Мне уже не раз приходилось раньше иметь дела с военными, как правило, кабинетными служаками, и здесь едва ли не впервые я почувствовал к их представителям искреннюю симпатию и уважение.
        Ослепительный солнечный диск висит в чистом летнем небе, напрочь выцветшему от постоянной жары, лишь вон там над горизонтом зависли два приблудившихся облачка. Легкий ветерок дует в спину, море спокойное и ласковое. Правда, морской подполковник обещал после трех часов волнения до двух баллов, но в это время мы планируем уже давно быть на месте. В катере нет ничего, кроме небольшой армейской рации на случай совсем непредвиденных обстоятельств, весь экспедиционный груз будет доставлен вертолетом. Предчувствие замечательной морской прогулки наполняет душу светлой детской радостью, и мы с Владом мчим к морю, будто на крыльях.
        В последнюю ночь, которую нам пришлось провести на базе, в большой комнате с десятью скрипучими кроватями на пружинах, я почти не спал, будучи не в силах преодолеть возбуждение перед началом экспедиции, и лишь время от времени дремал. Правда, я сделал очень приятное открытие: все мои спутники спят совсем беззвучно, даже не сопят, но, честное слово, заплатить за это пришлось слишком дорого. Все утро в теле ощущались последствия бессонной ночи, после завтрака меня так разобрало, что я едва не заснул за столом, но сейчас все это в прошлом. В эти минуты я доверху заполнен радостным подъемом, и на что-то другое уже просто не остается места.
        Я выигрываю короткое соревнование с Владом и первым прыгаю в катер, хватаясь за руль. Часовой, уже второй час неспешно прогуливающийся по бетонной дорожке, которая врезается в море, облегченно вздыхает и бросает нам канат. Удивительно легко заводится двигатель, и берег начинает помалу отдаляться от нас. Морское путешествие к Бермудам началось!
        Кто не мчался на быстроходном катере по спокойному зеленоватому плесу моря в безоблачную солнечную погоду, тот вряд ли может понять те чувства, которые охватывают душу в первые минуты. Кажется, все на свете исчезает, остаются только ветер, солнце и море, и хочется, чтобы это длилось вечно! Правда, вскоре ощущения начинают притупляться, ещё позднее появляется мысль, что вечность - то как-то многовато, но первые минуты! За них без сожаления можно отдать несколько месяцев пресной институтской жизни.
        Невысокий скалистый берег мало-помалу отступает от правого борта нашего катера и вдруг совсем исчезает, будто провалившись в бездонную морскую яму. Мы немного корректируем курс, и теперь мчимся просто к цели.
        Бермуды… Три маленьких островка, лежащие почти при выходе из небольшого в морских масштабах залива, с давних пор носили название Скалистые, но я ещё ни разу ни от кого его не слышал. Для людей, которые знают о существовании островков, это место освящено недоброй славой своего старшего брата - Бермудского треугольника. Вся акватория в окрестности нескольких десятков морских миль - аномальный район.
        Любопытно, что историческая память не донесла до нас из глубины веков каких-либо свидетельств о загадочных явлениях природы вблизи островков. А ведь берега залива были достаточно густо заселены, и в море вокруг Бермуд постоянно сновали небольшие рыболовецкие флотилии. Но нигде в богатом фольклоре жителей побережья, которые повсюду славятся буйностью фантазии, вы не обнаружите даже намеков на столбы густого молочно-белого тумана или странное сияние над водой. Конечно, не обходилось и без страшных морских трагедий, но, по-видимому, все они были результатами обычных сильных штормов.
        И вот в начале позапрошлого века стали появляться первые признаки аномальности. Команды кораблей, оснащенных компасами, начинают наблюдать странную пляску магнитных стрелок. Ни с того ни с сего на воде может появиться густой туманный столб и так же неожиданно исчезнуть, и если он накроет корабль или лодку, то те исчезают вместе из ним. Или вдруг какое-то судно начинает быстро погружаться в морскую пучину вместе со своим экипажем, причем никто даже не пытается спасаться вплавь. Конечно, эти чудеса происходили редко, да и различные слухи и домыслы составляли, наверное, не менее девяноста процентов всех историй, но не могло же побережье залива и близлежащие районы просто так, без достаточно уважительных причин, за несколько десятков лет полностью обезлюдеть!
        Да, через сто лет здесь не было уже ни одного жителя. Немногочисленные энтузиасты науки периодически высаживались на Бермудах, но им не удавалось обнаружить ничего подозрительного, и они разочарованно возвращались обратно, поддавая насмешкам авторов страшных рассказов. Правда, ходили слухи, что один чересчур ревностный исследователь, решивший провести наблюдения с высоты птичьего полета, растаял как дым вместе со своим воздушным шаром неподалеку от островков, но они быстро растворились в массе подобной информации, которой практично никто уже не верил и которой интересовалось все меньше и меньше людей. Тем более, что Европа входила в трагическую полосу своей истории, и десятки или даже сотни загадочных смертей казались ничем перед страшной угрозой, неотвратимо надвигающейся на мир.
        Без сомнения, в той ситуации совершенно понятным, если не закономерным, было появление неподалеку от Бермуд небольшой базы военно-морских сил. Она не только пережила две опустошительных мировых войны, но и неустанно развивалась и крепла, и через более чем три четверти столетия выглядела маленьким государством в государстве, под юрисдикцией которого очутился и залив с островками. Вся информация об аномальных явлениях легла в закрытые архивы министерства обороны, и лишь после ажиотажа, поднявшегося вокруг Бермудского треугольника, стала по каплям просачиваться к научным кругам, связанным с этой тематикой. Но район уже не называли Скалистыми островами, к нему прочно приклеилось неофициальное название Малые Бермуды, которое со временем трансформировалась в просто Бермуды.
        Вот и все, что я знаю о месте будущей дислокации нашей небольшой исследовательской группы. Я убежден, что сведения, которыми обладают военные, намного интереснее и шире, не могло же ничего не случиться за эти годы, но нас там только и ждут с распростертыми объятиями. Недавно Денис поделился слухами, что в минувшем году один из патрульных катеров, приписанных к базе, обнаружили на берегу залива без единого члена экипажа, однако никакого официального или хотя бы полуофициального подтверждения мы, конечно же, не получали. И я понимаю военных, хотя и совсем не одобряю и не поддерживаю их, потому что сам тоже стараюсь как можно меньше упоминать о Бермудах за пределами Института, поскольку вся информация об аномальном районе, как не идиотски это звучит, - служебная тайна.
        Завершаются два часа нашего морского путешествия, и я начинаю чувствовать себя уставшим. Мне как-то странно, что Влад даже жестом не изъявляет желания самому вести катер, и я уже собираюсь ему это предложить, когда вдруг он едва привстает над сидением и восклицает:
        - Нику, Бермуды!
        Я напряженно всматриваюсь в даль и в конце концов замечаю на горизонте крохотное темное пятнышко.
        - Вижу! - кричу в ответ, чувствуя, как усталость мигом куда-то девается, а в душе зарождается новый подъем. И, забыв о своем желании передать руль Владу, я гоню катер дальше.
        Пятнышко медленно приближается, разрастается, вот уже можно различить детали небольшого островка, который и носит такое название - Малый. За ним начинают вырисовываться очертания самого большого острова - Центрального, где мы собираемся разместить свой лагерь, а ещё дальше за скалистыми плечами старшего брата прячется Каменистый, получивший это имя из-за поверхности, почти полностью покрытой каменным панцирем.
        Бермуды подступают все ближе и ближе, и я беру немного влево от Малого, чтобы случайно не наскочить на какую-нибудь подводную каменюку. Потом, заложив эффектный вираж, направляю катер просто в центр песчаного пляжа, на котором возле кучи экспедиционного багажа хозяйничают наши товарищи. Станко первым замечает нас, толкает в бок Алека, и они оба приветственно машут руками.
        Бермудская экспедиция успешно воссоединяется на месте постоянной дислокации, и мы радостно поздравляем друг друга с этим знаменательным событием и коротко делимся впечатлениями от прогулок. Алек со Станко тянут нас вглубь острова, и в двух сотнях метров от воды показывают нам свою первую находку: небольшую площадку, со всех сторон прикрытую от ветра скалами. Прекрасное место для лагеря, возражение вызывает лишь расстояние, на которое необходимо перенести наше имущество, но для предотвращения бесплодных дискуссий ребята уже разбили палатки: две меньших - жилых и одну большую, где разместится полевая лаборатория.
        - Но ведь, люди, - говорю я, осмотрев наше с Владом помещение и выбравшись наружу,
        - отсюда совсем не видно катера!
        - Если его кто-то украдет, - смеется Алек в ответ, - то я действительно поверю, что на Бермудах водятся черти.
        - Однако надежно привязать катер к чему-нибудь не повредит, - замечает Влад, - а мы с той радости просто уткнули его носом в песок и все.
        Мы возвращаемся к морю, перетягиваем свое небольшое суденышко метров на двадцать влево и прочно привязываем канатом к каменному клыку, торчащему прямо из песка. Потом начинаем переносить экспедиционное имущество в лагерь. После третьей ходки я окончательно умираю и сажусь передохнуть, Влад с Алеком также едва держатся на ногах, и лишь Станко неутомимо таскает поклажу. Честное слово, становится не по себе, когда видишь, как он несет на руках тяжеленный ящик без единого следа усилий на лице, и это заставляет подниматься и снова плестись к ненавистной куче, которая, впрочем, достаточно быстро тает. Мне почему-то вспоминаются вечера, проведенные на военно-морской базе, когда я с удивлением обнаружил, что Станко прекрасно ориентируется в темноте. Странный он немного парень, однако именно благодаря ему мы за какой-то час с небольшим перемещаем весь груз от побережья в лагерь.
        Сил на приготовление полноценного обеда не остается ни у кого, и мы наскоро подкрепляемся холодными мясными консервами.
        - Ну что, Нику, будем разворачивать лабораторию? - спрашивает Алек, но по его голосу чувствуется, что делает он это лишь ради приличия.
        - Побойтесь бога, ребята, - отвечаю я, - разве ж можно устраивать две каторги в один день?
        - Ну тогда я отдыхаю, - облегченно вздыхает Алек.
        - Я тоже, - присоединяется к нему Станко.
        - А ты? - поворачиваюсь к Владу.
        - Еще не знаю, - неопределенно отвечает тот.
        - А никто из вас не хочет поплавать с аквалангом? - подбрасываю идею, которая, уверен, воодушевит всех.
        Однако в ответ слышно лишь скромное молчание.
        - Ну вы, ребята, даете, - тихо поражаюсь их равнодушию, - как же это вы попали в экспедицию?
        Реакции на мои слова, разумеется, никакой, и я недоуменно поднимаюсь и иду к лабораторной палатке, куда мы позатаскивали все наши вещи. Среди кучи хлама нахожу свой акваланг, а возле выхода - ящик с компрессором. Мне ещё хватает сил вытянуть его из палатки, но как самому распаковать неизвестно, и я растерянно замираю в позе мыслителя.
        - Давай помогу, - слышу вдруг голос Станко. Он стоит рядом и смотрит на меня со снисходительной улыбкой.
        Вдвоем мы быстро приводим компрессор в рабочее состояние, я завожу двигатель и наполняю воздухом баллоны акваланга. Станко возвращается в свою палатку, а я беру снаряжение подмышку и направляюсь к морю, подталкиваемый в спину предчувствием наслаждения, которое нельзя сравнить ни с чем.
        На пляже оставляю акваланг и иду искать место поглубже. Однако возле берега всюду жабе по колена, и я возвращаюсь обратно немного огорченный. А здесь меня уже поджидает Влад.
        - Что, всюду мелко? - спрашивает он утвердительным тоном, как бы читая мои мысли.
        - Знаешь что, Нику, давай съездим на Малый, я осмотрю островок, а ты поплаваешь возле него. Там есть замечательные глубокие места.
        - А ты, интересно, откуда это знаешь? - недоверчиво смотрю на него.
        - Ну ведь я же какой-никакой экстрасенс, - смеется Влад. - Ну так что?
        - Поехали, - соглашаюсь я.
        На этот раз Влад сам садится за руль катера, а я примащиваюсь сбоку, держа на коленях акваланг. Ветерок сейчас намного свежее, чем утром, и море уже не такое спокойное, но это совсем не мешает тому, чтобы преодолеть несколько сот метров до соседнего острова. И за какую-то минуту-другую мы пристаем к небольшому песчаному клочку на побережье Малого.
        - Но где же здесь глубокие места? - разочарованно спрашиваю Влада, видя вокруг все ту же мель.
        - Иди посмотри за вон тем камнем, - показывает он рукой, и я, схватив акваланг, трусцой бегу туда. И в самом деле, опытным глазом определяю, что сразу же возле берега здесь отнюдь не меньше пяти метров. Нетерпеливо снимаю одежду, натягиваю ласты, навешиваю на плечи баллоны с воздухом, открываю вентили, накладываю на лицо маску, беру в рот загубник и делаю первый вдох. Все вроде бы нормально, и теперь можно помаленьку сползать с камня в воду. Когда приятное щекотание поднимается выше пояса, откидываюсь на спину, уже в воде поворачиваюсь лицом вниз, перегибаюсь поперек и резким толчком ног направляю тело вниз.
        О Море! Найдутся ли у меня слова, которыми я смог бы достойно описать чувства, охватывающие душу при погружении в Твой таинственный подводный мир? Даже те, кто всю жизнь плещется на Твоей поверхности и ныряет с закрытыми глазами на глубину не больше метра, не могут сдержать своего восхищения Тобой! А что же говорить мне в те чудесные мгновения, когда я свободно лечу, будто в сказочном сне, над удивительными красными зарослями, в которых пасутся Твои чудные стада! Достаточно наименьшего движения руки или ноги, чтобы изменить направление полета, и сладкое ощущение не ограниченного ничем владения телом и пространством пьянит не хуже крепкого вина. За эти неповторимые минуты я готов простить Судьбе все неприятности и обиды, всю свою неустроенную личную жизнь и, став на колени, благодарить Ее за то, что когда-то привела меня в группу аквалангистов.
        Я полностью отдаюсь радостям наблюдений и маленьких подводных открытий и совсем не отвлекаю внимания на те мелочи, которыми всегда сопровождается пребывание под водой. Все необходимое мое тело выполняет автоматически: нарастает боль в ушах - и оно само делает глотательное движение, уравновешивая давление; маска начинает обжимать лицо - и нос сразу же поддувает немного воздуха. А я в это время слежу за раком-отшельником, смешными перебежками пытающегося добраться до облюбованного камушка, прикрываясь от нападения врагов чужой ракушкой. Немного в стороне зеленухи пасутся возле обросшего мхом обломка скалы, кружа в своем предвечном медленном танце и настороженно посматривая на меня. А вот на самом дне виднеется небольшой потешный горбочек, из которого торчат двое живых глаз. Он так и просит, чтобы на него положили ладонь, но лично у меня этого желания не возникает уже давно, с того времени, как один мой товарищ таким образом поколол руку отравленными спинными плавниками морского дракончика и несколько дней пролежал после этого в кровати.
        Я чувствую себя прекрасно, как и всегда, когда оставляю грешную землю и погружаюсь в зеленоватое пространство молчаливого царства Нептуна. Вот только непонятно, что это так тихонько звенит в ушах? Совершенно понятно, что гидростатическое давление здесь ни при чем, и тем не менее я пробую все известные мне методы его уравновешивания. Напрасно. Ну что ж, это не слишком большое неудобство.
        Плавно работая одними ногами, я подплываю к колонии мидий, укрывших своими ракушками поверхность шарообразной формы валуна. Может, прихватить с собой несколько наибольших экземпляров для первой бермудской похлебки? Мысль вроде неплохая, однако она ещё не успевает окончательно сформироваться, как меня охватывает непонятная апатия, и, не задерживаясь ни на миг возле колонии, я плыву дальше.
        Но куда я, собственно, направляюсь? И что мне здесь нужно? Эти вопросы встают передо мной совершенно неожиданно, и вслед за ними появляется какое-то смутное тревожное ощущение. Я начинаю вспоминать, с какой целью опускался под воду, но все нарастающая боль в голове никак не позволяет сосредоточиться. Может, мне нужно что-то срочно сделать? Но что именно? И тут меня осеняет: я под водой для того, чтобы раскрыть тайну Бермуд!

«Ха-ха-ха», - слышится вдруг за спиной, и мне становится так жутко, что я едва не кричу от ужаса. Потеряв самообладание, вразнобой машу руками и ногами и выкручиваю шею, пытаясь побыстрее обернуться, но вода мягко гасит эти недостойные аквалангиста конвульсии. В конце концов немного овладеваю собой и выполняю желанный поворот, однако перед глазами, естественно, никого. «Стоп, Нику, - делаю попытку трезво разобраться в ситуации, - с тобой творится что-то неладное. Давай быстрее на берег!». Разворачиваюсь в ту сторону, где дно поднимается вверх, образовывая мель, и начинаю что есть сил работать ногами. Вспышка активности внезапно сменяется приступом равнодушия к всему, но тело продолжает свою работу в заданном темпе. Я уже почти достигаю того места, где можно подняться над водой, как новая волна холодного липкого ужаса догоняет меня. Я начинаю неистово колотить руками и ногами, отчаянным криком стремлюсь заглушить в себе ощущение животного страха, но челюсти будто окаменели и не дают пробиться наружу ни одному звуку. Слой воды все утончается и утончается, но мое состояние не позволяет подняться и
побежать, и я продолжаю бессмысленно барахтаться в воде, а когда это становится невозможным, на карачках ползу к берегу. Кто-то хватает меня за руку, порывисто поднимает на ноги и освобождает от маски и загубника. Это Влад.
        - Что с тобой, Нику?! - перепугано кричит он.
        Я пытаюсь ему что-нибудь ответить, но изо рта вырывается лишь какой-то хрип, и я из последних сил просто тяну Влада на берег. Как только мы выходим из воды, я падаю на мокрый песок и теряю сознание.
        Когда чувства возвращаются ко мне, на дворе уже темно. Я лежу, по шею запихнутый в спальный мешок, в нашей палатке, освещенной подводным фонарем. Рядом сидит Влад и молча смотрит на меня.
        - Что это со мной было? - тихо спрашиваю его.
        - А я думал, ты нам расскажешь, - невесело улыбаясь, отвечает он.
        Я постепенно припоминаю все, что случилось под водой, и коротко описываю Владу свои ощущения. Он кивает головой, но на его лице сохраняется непонимающее выражение.
        - Ну что же, будем считать это первым Бермудским крещением, - говорит он, когда я замолкаю. - А сейчас тебе нужно поспать.
        После этих слов его теплая ладонь ложится мне на лоб, и я засыпаю.
        Обычный день в районе Бермуд - это чистое, без единого облачка небо, обожженное горячим летним солнцем, легкий ветерок, гонящий по морю небольшие волны, и превосходная теплая вода, в которой, кажется, можно сидеть с самого утра до позднего вечера. Если исходить только из погодных условий, то, оглядываясь назад, видишь за собой череду солнечных дней, похожих друг на друга, как близнецы. Да и в нашей работе пока что не ощущается особого разнообразия: Влад со Станко поочередно остаются на хозяйстве, Алек постоянно находится на корме со своим «телевизором», рассматривая дно и проводя анализы морской воды и грунта, а я большую часть своего времени отсиживаю за рулем катера, периодически меняясь с третьим членом экипажа. Но расположение духа сегодня у нас намного лучше, чем было в предыдущие дни, а если взять меня лично, то я словно выздоровел после тяжелой душевной болезни. И когда взгляд скользит по баллонам аквалангов, лежащим на днище под правым бортом, мой рот растягивает улыбка, а в голове появляется незлобивое «Вот скотина!».
        На следующий день после непонятной подводной истории, происшедшей со мной, мы взяли для анализа пробы воды и донного грунта на злосчастном месте, а также неподалеку от нашего острова и ещё немного дальше в сторону открытого моря для сравнения. Результаты, как и ожидалось, были полностью нормальными и практически одинаковыми для всех трех точек. Я сразу же скептически отнесся к этому замыслу, поскольку не понимал, как состав воды или дно могут повлиять на психику аквалангиста, но Влад с Алеком почему-то думали иначе. Теперь всем понятно, что я был на волосок от разгадки, однако тогда никому не хватило ума хоть немного продолжить мои рассуждения. В конце концов мне стало казаться, что такое странное состояние моего организма было обусловлено бессонной ночью, проведенной накануне, и я решил ещё раз погрузиться. Последствия эксперимента не были неожиданными, но от этого не стали более приятными: после нескольких минут пребывания в воде я почувствовал те же самые тревожные симптомы, что и тогда, и, не испытывая больше судьбу, быстро вернулся к катеру. Бермуды явно решили не допустить нас к своим тайнам
и тонко реализовывали собственный замысел.
        После короткого обсуждения мы решили до выяснения причин непонятного явления не проводить больше никаких подводных исследований, а в случае необходимости погружения ограничить его четырьмя-пятью минутами. Станко воспринял такой приговор с равнодушием, которое граничило с удовольствием, и это вызывало неприятное удивление: как может человек, стремившийся попасть в экспедицию на место аквалангиста, оказаться таким безразличным к работе под водой! Лично я был очень подавлен и где-то в глубине души затаил жестокую обиду на Море, задумавшее лишить меня наибольшего наслаждения, которое я связывал с Бермудской экспедицией.
        Однако против того, что творится высшими силами, не попрешь, и я достаточно быстро смирился со своей потерей. Откровенно говоря, потребности в широкомасштабных подводных исследованиях у нас не было, в особенности при наличии «телевизора», поэтому с научной точки зрения экспедиция практически не пострадала. А все остальное - это уже личное дело каждого. И, не тратя больше времени, мы взялись за формирование общей стратегии исследований.
        Конечно, предыдущие наметки были нами сделаны ещё на материке, и здесь, оценив на месте реальное положение, после короткой дискуссии мы пришли к окончательному согласию: на первых порах действовать по плану, предложенному Алеком. Он состоял в том, чтобы описать вокруг островов несколько концентрических кругов и попытаться обнаружить зоны, в которых характеристики воды или грунта выделялись бы из фоновых. А более детально обследовать уже сами зоны. Правда, они ещё должны были существовать, в чем я имел основания глубоко сомневаться, но тем не менее Алек сумел нас убедить в целесообразности именно такого подхода. Правильнее, не всех нас, а лично меня, поскольку Влад и Станко почти сразу согласились с ним. В конце концов, в случае неудачи мы могли воспользоваться и любой другой методикой.
        Что касается организации работы и распределения обязанностей, то экспедиция согласилась с моими предложениями: мы с Алеком - постоянные члены экипажа катера, а Влад со Станко будут чередовать работу в море с хозяйственными и лаборантскими функциями на острове.
        В тот же день мы все четверо залезли в катер и первый раз обошли Бермуды, описав вокруг них плоховатый эллипс. Вода всюду была однородной, в грунте - ничего особенного, однако в моей душе зародилось предчувствие чего-то неожиданного. Вторую кривую, уже больше похожую на окружность, мы почти замкнули, когда вдруг Алек зашевелился возле своего «телевизора» и воскликнул: «Нику, подожди! Дно вроде бы твердеет!». Влад и Станко сразу же бросились к нему, а я лишь через несколько секунд догадался выключить двигатель и присоединиться ко всем. «Телевизор» бесстрастно свидетельствовал о том, что физические характеристики донного грунта немного изменились, а вода возле дна стала чуть солонее. После короткой остановки катер продолжил свой путь, и через несколько десятков метров все параметры снова вернулись к фоновому уровню.
        Признаюсь, у меня слегка дрожали руки и сбивалось дыхание, когда я отошел от островов ещё на полкилометра и начал описывать третью окружность. И, услышав примерно в том же районе возглас Алека: «Стоп машина!», я понял: под нами - Зона.
        Мы, как и годится, горячо поздравили автора единственно правильной теории, который при этом держался так спокойно, будто бы наперед знал о существовании зон. Теперь нам было понятно, что необходимо делать, по крайней мере на первое время, и перспективы грандиозных открытий начали вырисовываться намного четче, нежели до этого. Мне вдруг стало ужасно жаль, что нельзя одеть акваланг и нырнуть на дно, чтобы самому посмотреть, что же такое эта Зона и что в ней особенного. Неприятные воспоминания о предыдущих погружениях обрывали любые мысли в этом направлении. Оставалось лишь поблагодарить Бермуды, что глубина моря в их районе незначительная, всего 20-60 метров в радиусе десятка миль, и мы удовлетворились тем, что подняли на борт катера немного донного песка. На вид и ощупь он ничем не отличался от обычного, но у меня было такое ощущение, словно я держу в руках лунный грунт.
        Со следующего дня мы начали методическое обследование Зоны. Если исходить из того, что нам на сегодня о нем известно, то это - участок моря, ограниченный двумя пологими ветками параболы, с осью, проходящей неподалеку от нашего острова. Мы просматриваем дно и толщу воды узкими полосками, двигаясь от одной ветки к другой, и это уже стало для нас монотонной и даже немного скучной работой, отодвинув куда-то в глубины памяти радость первого открытия. Во мне пока что живет слабая надежда, что границы Зоны в скором времени перестанут расходиться, и мы в конце концов попадем в её центр (если он, конечно, существует), где нас ждет новая неожиданность.
        - Ну, что там у тебя интересного? - спрашиваю Алека, бросая короткий взгляд в сторону кормы.
        - Все параметры в пределах нормы, - отзывается тот постным голосом.

«Нормальные» - это те, которые присущи практически всему обследованному участку, который оказался таким же однородным, как и все, что лежит вне его. Вообще, если не подходить слишком близко к краям Зоны, то может показаться, что её просто не существует, потому что характеристики воды и дна совершенно естественные и вызывают интерес лишь при сравнении их со внезонными.
        - А сейчас под нами какой-то небольшой овражек, - продолжает Алек тем же тоном, но я сразу же выключаю двигатель и резко поворачиваюсь к нему.
        - Как это «какой-то овражек»?! - выкрикиваю негодующе. - Ведь как раз здесь может скрываться разгадка всех Бермудских тайн!
        - Успокойся, Нику, - снисходительно улыбается Станко, который тоже сидит возле
«телевизора», - овражек абсолютно неинтересен. Ты не волнуйся, мы здесь совсем не спим, ситуация под постоянным контролем.
        - Не понимаю тогда, что вас может заинтересовать, - качаю я головой и возвращаюсь к штурвалу. Создается такое впечатление, что эти ребята знают наперед, что именно нужно искать.
        - Нику, если ты просто хочешь поплавать с аквалангом, то мы уже вроде договорились о времени, - смеется Алек. - Если желаешь, то я засеку как раз это место.
        Я киваю головой, и мы отправляемся дальше. При воспоминании об акваланге в моей голове снова проносятся события вчерашнего вечера. Когда мы возвращались на остров, то ещё издали увидели Влада, стоявшего на берегу и махавшего нам рукой. Вообще-то он должен был весь день работать с нами, но после обеда попросил оставить его в лагере для проверки одной догадки. Станко, конечно, с готовностью поменялся с ним. И вот, судя по всему, догадка Влада оказалась верной.
        - Ребята, кричите ура! - бросился он к нам, как только катер уткнулся носом в песок. - А ты, Нику, кричи трижды!
        Мы уже давно были заинтригованы его сегодняшним поведением.
        - Я раскрыл первую тайну Бермуд! Если бы вы только знали, что букетом дышал Нику под водой! - Влад бросил на нас победный взгляд и похлопал меня по плечу. - Наш компрессор подсасывает часть выхлопа и закачивает его в баллоны аквалангов!
        - Боже мой! - схватился я за голову. - Как же я раньше не додумался?!
        В тот же вечер Алек и Станко, наши признанные специалисты в области техники, устранили роковой недостаток компрессора, и мы наполнили баллоны аквалангов чистым воздухом. С того времени я живу ожиданием первого нормального погружения в морские глубины.
        Мои мысли переходят на излюбленную тему и так захватывают меня, что неожиданный возглас «Стой! Останавливай, Нику!» звучит, как гром с ясного неба, и я не сразу реагирую на него. Быстро присоединяюсь к Алеку и Станко, которые наклонились над
«телевизором», и вижу на глубине сорока трех метров какой продолговатый бугорок. Алек наводит на него красную точку анализатора, и в окошке, появившемся сбоку на экране, высвечиваются физические характеристики объекта.
        - Интересный материальчик! - невольно вырывается у меня.
        - Донные отложения искажают сигнал, - коротко объясняет Алек, и я вдруг ощущаю в его голосе немалое напряжение. - Ясно только, что это не камень. Нужно кому-то лезть под воду. Идешь, Нику? - и он легенько толкает меня в плечо.
        Я сажусь на скамейку, чтобы достать свою гидрорубашку и акваланг, и тут… Силы небесные, что это со мной?! Мое тело внезапно деревенеет, и я не могу даже нагнуться! Хочу поднять руку, но она продолжает лежать на колене, будто чужая. Ребята нетерпеливо смотрят на меня, а я сижу на скамье, словно вытесанная из камня фигура фараона.
        - Нику, что это с тобой? - спрашивает в конце концов Алек.
        - Ребята, я не могу пошевелиться, - выдавливаю из себя деревянными губами.
        Алек делает большие глаза.
        - Интересно, - говорит он, качая головой. - Наверное, это от долгого сидения за рулем. Тогда пусть Станко ныряет, ты не против?
        Мне хватает сил кивнуть головой, и дальше я лишь оцепенело слежу за тем, как Станко достает свое снаряжение, одевает баллоны акваланга прямо на голое тело, методически выполняет все необходимые операции и, жестом попросив Алека выключить
«телевизор», садится на борт катера и падает в воду.
        Наверное, ещё никогда, даже в минуты тяжелейшей душевной депрессии, на душе у меня не было так горько и тоскливо, как сейчас. Спустя некоторое время оцепенение начинает отпускать, и на моих глазах появляются слезы. Это слезы отчаяния и бессильной злости. Они медленно катятся по щекам, а я мысленно проклинаю себя, свою судьбу, свое непонятное состояние, не появлявшегося у меня до этого ещё ни разу, и мстительно угрожаю собственному телу суровым медицинским обследованием.
        Не знаю, сколько прошло времени, пока я пришел в себя, но то, что я вижу, оглянувшись вокруг, заставляет меня сразу сорваться на ноги. Правильнее, то, что я не вижу ничего!!!
        - Где Станко?!! - кричу Алеку, который, вопреки здравому смыслу, сидит на корме, уставившись в днище. - Где пузырьки?!!
        - Какие пузырьки? - недоуменно переспрашивает Алек, удивленно смотря на меня.
        - От дыхания Станко!!!
        До него наконец доходит. Он быстро включает «телевизор», хоть это, по его собственному выражению, и «не полезно для здоровья» того, кто находится под ним, но на экране появляется уже совсем другой ландшафт.
        - Давай обратно! - кричит Алек мне. - Видимо, нас немного снесло.
        Я прыгаю за руль, завожу мотор и начинаю двигаться против волн, пока в конце концов не слышу: - Вот он! Давай ещё немного!
        Я снова осматриваюсь в напрасной надежде, что просто не заметил пузырьков издали, но их нет, и я бросаюсь к «телевизору». На экране хорошо видно силуэт Станко, медленно опускающийся на дно. Я начинаю лихорадочно одевать подводное снаряжение, прямо на голое тело, хотя на глубине сорока метров температура воды далека от комнатной, и когда наконец это мне удается, просто прыгаю за борт. Зеленоватое зеркало поверхности смыкается надо мной, и я во весь дух мчусь вниз, гонимый страшными предчувствиями.
        Вот уже становится заметным дно, ещё немного - и я вижу Станко. Напрягая все свои силы, плыву к нему, и по мере приближения к неподвижному телу меня все больше и больше охватывает ужас. Руки Станко как-то неестественно выгнуты, и в голове мигом проносится: «Кессонка!». Но откуда, откуда она могла здесь взяться, да ещё и в такой тяжелой форме?!
        Я подплываю к Станко и первым движением, хотя и отдаю себе отчет в полной абсурдности своих действий, пытаюсь запихнуть ему в рот загубник, висящий у него перед лицом. Бесполезно. Тогда хватаю за лямку баллона и начинаю тянуть вверх. Быстрее, быстрее! Но чем выше я поднимаюсь, тем все тяжелее и тяжелее кажется мне мой ужасный груз. В конце концов я догадываюсь снять свинцовый пояс сначала с себя, а потом со Станко, и с новыми силами тяну его на поверхность.
        Днище нашего катера, чернеющее почти прямо над нами, медленно, но неуклонно приближается. Я бросаю короткий взгляд на Станко, и вдруг едва не выпускаю лямки. Из его рта вырывается и плывет вверх небольшой пузырек! Боже мой, неужели в легких у него мог остаться воздух?! Я не способен ничего понять и просто продолжаю свою работу, удвоив силы, которые мне придала неожиданно появившаяся призрачная надежда.
        Последние несколько метров - и вот я уже цепляюсь одной рукой за борт, а второй повыше подтягиваю Станко. Алек хватает его подмышки и затягивает в катер, а я продолжаю висеть, найдя в себе силы только выплюнуть загубник. В конце концов Алек обращает внимание и на меня и помогает выбраться из воды. «Ему нужное искусственное дыхание и рекомпрессия», - хриплю я, кивая в сторону Станко, на что получаю лишь короткое: «Давай к острову!». Освободившись от снаряжения, залезаю на свое рабочее место, резко трогаю вперед и гоню что есть сил к Центральному.
        На пляже нас встречает Влад, заинтригованный преждевременным возвращением катера. Я прыгаю на песок и бросаюсь к нему со словами: «Влад, со Станко беда!», но неожиданно слышу позади себя короткий смешок и голос Алека:
        - Нику, не поднимай зря паники!
        Я ошарашено оборачиваюсь и застываю с открытым ртом: Алек уже стоит на песке, а по катеру с кормы на нос пробирается сам Станко! Правда, его движения ещё неуверенны, но он идет!!!
        - А что случилось? - обеспокоено спрашивает Влад, однако я больше не могу произнести ни слова.
        - У Станко был приступ эпилепсии, - будничным голосом сообщает Алек. Правда, это случилось, к сожалению, в воде, но Нику оказался на высоте и спас нашего друга.
        - Как приступ эпилепсии? - недоверчиво переспрашивает Влад. - Станко, мне нужно немедленно тебя осмотреть!
        Он делает шаг к потерпевшему, но тут Алек решительно преграждает ему дорогу.
        - Я не думаю, что Станко это необходимо, - говорит он. - Ты же видишь, с ним уже все в порядке.
        - Извини, Влад, - прибавляет Станко, - Алек сам знает, что со мной нужно делать в таких случаях. Мне было бы очень неприятно втягивать в это дело ещё и тебя.
        Странно, но Влад не настаивает и отступает обратно.
        - А что, вы обнаружили на дне что-нибудь интересное? - спрашивает он совершенно миролюбиво.
        - Да нет, - улыбается Станко, - как оказалось - обычная металлическая бочка.
        Они с Алеком направляются к лагерю, и мы остаемся на пляже вдвоем.
        - Влад, нам непременно нужно поговорить, - отзываюсь в конце концов. Иначе я просто свихнусь.
        Влад кивает головой, и мы отправляемся к «каменному дивану». Так я назвал свое открытие на острове, место для раздумий и наблюдений за морем, надежно прикрытое от лагеря скалистой стеной. Через несколько минут мы добираемся туда, садимся на теплое каменное ложе, и я начинаю детально рассказывать Владу о событиях сегодняшнего дня. Он внимательно слушает, а после завершения моего рассказа глубоко вздыхает и говорит:
        - Что же, теперь мне все понятно.
        - Но что тебе понятно, что?! - набрасываюсь я на него. - Я знаю только одно: этого не может быть, не может! Неужели ты в самом деле веришь Алеку, что это была эпилепсия?!
        - Нет, друг, - спокойно отвечает Влад, - это была кессонная болезнь. Алек со Станко ещё многого не знают в этой жизни.
        - Но как, как у человека может появиться кессонка после такого кратковременного пребывания на глубине сорока метров?! - едва не стону я. И почему в его легких не было воды?
        Влад молчит.
        - И вообще, как ты объяснишь его способность видеть в абсолютной тьме? Или его нечеловеческая сила, она тебе тоже понятна?!
        - Нику, - говорит Влад неожиданно, - дай мне свою руку.
        Он берет мою ладонь, и вдруг я почти физически начинаю ощущать, как в меня вливается что-то успокоительное, расслабляющее.
        - Нику, - продолжает мой собеседник, - все дело в том, что Станко - не совсем человек.
        Как это ни странно, но Владово объяснение почему-то кажется мне совершенно естественным.
        - А-а-а, - отвечаю я, - тогда мне тоже все понятно. Но кто же в таком случае Алек?
        - Алек? - Влад задумывается. - Алек - это тот, кому Станко должен подчиняться.
        Я киваю головой.
        - Нику, ты попал в очень опасную историю, и будет лучше всего, если ты на некоторое время отойдешь от активного участия в исследованиях. Я гарантирую тебе любой легкий недуг на твой собственный вкус.
        На какое-то мгновение я замираю с открытым ртом, но тут же овладеваю собой.
        - Я не сделаю этого, Влад, - говорю ему решительно, - и очень прошу не принуждать меня к позорным поступкам. Я пока что ничего не понимаю в этой истории, но одно тебе могу сказать твердо: во всех случаях я на твоей стороне. Но чтобы быть полезным, нужно знать хоть что-нибудь…
        Влад долго молча смотрит на меня.
        - Я не знаю, имею ли на это право, - в конце концов произносит он. Возможно, скоро ты узнаешь обо всем, и тогда сможешь осознанно сделать свой выбор. А сейчас идем в лагерь, ребята нас уже заждались.
        Он поднимается, но я хватаю его за руку.
        - Влад, скажи мне, если можно, кто ты?
        Он колеблется лишь один миг.
        - Я - сотрудник службы Планетарной безопасности.
        - А что, разве такая есть? - немного удивляюсь я.
        - Есть, - отвечает Влад, смотря мне прямо в глаза, и улыбается одними уголками губ.
        Я не припоминаю, чтобы ещё когда-нибудь так желал плохой погоды, как сегодня. И совсем не потому, что мне надоело жгучее солнце, теплая вода или почти полное отсутствие ветра, нет. Просто хочется расслабиться, побыть хоть немного в одиночестве, проанализировать в спокойной обстановке все, что случилось, а до воскресенья, когда мы решили сделать выходной, ещё целых два дня. И нужно бы в конце концов серьезно поговорить с Владом, потому что за время, истекшее после нашего предыдущего разговора, у меня возникло столько новых вопросов, что я уже не в состоянии своими силами отбиваться от них.
        Мы тщательно делаем вид, что ничего не случилось, но глупо было бы надеяться, что все останется, как и раньше. Правда, мне тяжело понять, а поэтому и до конца поверить в сказанное Владом об Алеке и Станко, но во взаимоотношениях между мной и ними появился холодок, которого не растопить никакими, даже самыми искренними, стараниями. И наоборот, мое душевное влечение к Владу переросло в стойкое чувство приязни, и я с удовлетворением ощущаю с его стороны то же самое. Жаль только, что никак не удается найти немного времени, чтобы прогуляться с ним где-нибудь подальше от лагеря и прояснить хотя бы те вопросы, которые волнуют больше всего, потому что говорить о таких вещах в палатке при тихой безветренной погоде просто опасно.
        Все эти три дня, прошедших после истории со Станко, в море с нами выходит Влад, а сам потерпевший остается на береге для восстановления прежней формы. Правда, Алек уже начинал ворчать, что не следует так жестоко наказывать парня, но мы с Владом настояли на том, чтобы продолжить ему каникулы ещё на два рабочих дня. Алек вынужден был согласиться, но сделал это с большим неудовольствием, и я ощущаю, что он подозревает меня в заговоре с Владом. Боже мой, как бы дорого я заплатил, чтобы понять в конце концов хоть что-нибудь!
        А моя мечта о плохой погоде, кажется, начинает сбываться. Ветерок, который под вечер обычно стихает совсем, сегодня решает положить конец всем надоевшему однообразию и становится заметно свежее. Волны, хотя и продолжают оставаться ещё совсем небольшими, все заметнее сказываются на движении катера, а над горизонтом появляются первые за все время нашего пребывания на Бермудах облака. Мысленно поприветствовав их, я бросаю последний взгляд на экран «телевизора» и поднимаюсь с места наблюдателя, чтобы сменить Влада за рулем, когда вдруг что-то заставляет меня задержаться. Я ещё не успеваю сообразить, что именно, а Алек уже поднимает руку и коротко бросает водителю:
        - Влад, сбавь-ка ход!
        Наконец я замечаю что-то невыразительное, медленно проползающее по самому правому краю экрана. Алек пытается получить характеристики объекта, однако «телевизор» стыдливо отмалчивается, не в состоянии предоставить достоверной информации. Тогда Алек глубоко вдыхает и восклицает:
        - Стоп машина!
        Двигатель мигом замолкает, заинтригованный Влад бросается к нам, на ходу спрашивая:
        - Что там такое?
        - Пока что не знаю, - отвечает Алек, - но похоже на что-то интересное, тем более, что мы как раз возле оси Зоны. Я предлагаю повернуть налево и обследовать.
        До сих пор мы ещё ни разу не меняли маршрута обследования Зоны, но сейчас я совсем не против того, чтобы нарушить неписаное правило.
        - Согласен, - киваю головой.
        - Я тоже, - поддерживает Влад и поворачивается в мою сторону: - Нику, ты не сменишь меня?
        Я отвечаю ему немного обиженным взглядом, но ничего не говорю, а молча сажусь за руль, завожу двигатель, поворачиваю налево перпендикулярно к нашему предыдущему курсу и двигаюсь вперед, пока не слышу за спиной: «Достаточно, останавливай!». Под нами на глубине сорока метров лежит какое-то неизвестное тело в форме продолговатого гиперболоида длиной метров пять, изготовленное или по крайней мере покрытое оболочкой из очень легкого, но вместе с тем чрезвычайно прочного материала. На нем не видно никаких донных отложений, которые бы сглаживали его форму, и это свидетельствует о том, что тело появилось здесь совсем недавно. После такого открытия мой интерес к находке немного уменьшается, но подобных мыслей совсем не разделяют сильно возбужденный Алек и напряженно застывший Влад.
        - Эту вещь стоит осмотреть, - в конце концов глухо говорит Алек. - Кто пойдет?
        - Как кто? - хмыкаю я и начинаю одевать гидрорубашку. Вижу, Алек собирается возразить, но его опережает Влад:
        - Нику, прошу тебя, внимательно осмотри конструкцию, но ничего не трогай руками.
        - А это почему? - удивляюсь я.
        - Не забывай, что мы в аномальной зоне. Я тебя прошу…
        - Да ладно, - пожимаю плечами, беря с днища баллоны с воздухом. Через минуту все снаряжение уже на мне, и я пересаживаюсь на левый борт. Смотрите, чтобы вас далеко не снесло, - говорю напоследок и, взяв в рот загубник, падаю спиной в теплое море.
        Видимость сегодня не очень хорошая, и мне приходится достаточно долго спускаться вниз, я уже даже начинаю терять ориентацию, пока в конце концов не замечаю немного сбоку темнеющее пятно нашей находки. «Телевизор» не врал: это и в самом деле гиперболоид длиной в три моих роста, изготовленный из какого-то неизвестного материала или сплава, имеющего здесь, на дне, серовато-зеленый оттенок. Боковая поверхность его чрезвычайно гладкая, торцы также, и лишь по самому краю с обеих сторон идет причудливое металлическое плетение: крючки, кольца, ровнехонькие ряды зубцов, творения более сложной формы. Я внимательно осматриваю все тело, но нигде не могу обнаружить на нем чего-нибудь обнадеживающего: ни отверстия, ни углубления, ни шва, ни каких-либо дверец или окошка, даже и царапины ни одной не видно! Создается впечатление, что это просто цельнометаллическая болванка, обточенная и отшлифованная на каком-то исполинском станке, а потом неизвестно для чего оправленная крючками и зубцами. Разве что, может быть, что-то более интересное спрятано на том участке поверхности, который соприкасается с дном, но, честно
говоря, в это тяжело поверить, да и едва ли нам удастся перевернуть такую массу, даже под водой.
        Разочарованный результатами своей разведки, я забываю о Владовых предостережениях и хватаюсь рукой за кольцо, так соблазнительно выступающее на месте пересечения боковой поверхности гиперболоида с торцевой и, кажется, должно легко отломаться. Ага, смеюсь сам с себя, безрезультатно дернув несколько раз, как легко обмануть простодушного человека. Кольцо явно не предназначено для таких любителей дармовых сувениров, как я. Ну что же, делать здесь больше нечего, нужно возвращаться обратно.
        Похлопав по гладкому боку гиперболоида, я начинаю подниматься вверх. На высоте нескольких метров зависаю, бросаю взгляд на всю конструкцию в целом и плыву дальше. Впечатления у меня неоднозначные: с одной стороны, вещь это, конечно, достойная внимания, очень любопытно было бы знать, откуда она здесь взялась и что оно такое вообще, но, с другой… Поверхность абсолютно гладкая, похоже даже, что сплошная, никаких донных отложений, ни одного следа деятельности многочисленной армии морских организмов, отсутствие любых признаков эрозии - все это утверждает меня в мысли, что гиперболоид очутился здесь совсем недавно. И поэтому, разумеется, не может иметь отношения к аномальным явлениям, которые вскоре будут отмечать свой двухсотлетний юбилей.
        Вынырнув на поверхность и ещё даже не сняв маски, я чувствую: что-то сейчас не так, как всегда. Ага, вот оно что: впервые в бермудском небе не видно ослепительного солнечного диска, заслонившегося небольшим пухлым облачком. Я хочу поделиться этим открытием со своими товарищами, но не успеваю ещё раскрыть рта, как меня хватают за руки и втягивают в катер. Поднявшись на ноги, я вижу напряженные лица Алека и Влада и сразу же оставляю свое предыдущее намерение. От меня явно ждут чего-то потрясающего, и сентенции на тему погоды будут звучать просто глупо.
        Как можно подробнее я рассказываю ребятам обо всем увиденном под водой, не забыв под конец поделиться с ними своими соображениями. Влад слушает меня молча, лишь изредка кивая головой, а Алек несколько раз перебивает, уточняя некоторые детали. Несмотря на то, что выводы мои в целом скептические, я чувствую, что нисколько не разочаровал их.
        - Та-а-к, - подытоживает Алек сказанное мной, - интересную вещь мы сегодня обнаружили. Голыми руками её не возьмешь, здесь нужен серьезный план исследований.
        Я, мысленно хмыкнув, лишь пожимаю плечами, а Влад бросает взгляд на небо и говорит:
        - Ну, времени на разработку плана у нас будет более чем достаточно. Похоже на то, что вскоре начнется шторм. Давайте пока что надежно отметим место нашей находки.
        - Я уже это сделал, - отвечает Алек, - прибор фиксирует координаты с точностью до сантиметров.
        - Нет, Алек, - возражает Влад, - ты меня извини, но самая совершенная техника в нужную минуту может выйти из строя. Нужно просто поставить буй.
        - Чтобы его надежно закрепить, необходимо иметь хороший якорь, а не нашу «кошку»,
        - качает головой Алек, - иначе шторм, если он будет настоящим, снесет его на самое побережье залива. Да и, ребята, что за недоверие к моему прибору, он этого не заслужил. Я гарантирую стопроцентную надежность.
        - Алек, нам совсем не нужен якорь, - решаю поддержать Влада, - я же вам говорил, там по краю торцов много различных крючков, колец и потому подобного. Достаточно просто привязать канат от буя к нескольким самым толстым из них, они прочно держатся.
        - А ты что, пробовал их отламывать? - укоризненным тоном спрашивает меня Влад.
        - Извини, - отвечаю примирительно, - очень уж хотелось принести вам что-то такое, что можно подержать в руках.
        Влад лишь молча отмахивается и приседает возле носового отсека, откуда достает небольшой белый буек и пятидесятиметровый моток тонкого нейлонового каната. Я беру один конец себе, накладываю маску, запихиваю в рот загубник и снова иду под воду.
        Когда я выныриваю обратно, неподалеку от катера уже весело плещется белый поплавок. Теперь гиперболоид никуда от нас не убежит, даже если с «телевизором» что-то случится, это я могу смело гарантировать при условии, что не произойдет очередного Бермудского чуда. Правда, непонятно, что мы будем делать с этой железякой, но если Алек надеется придумать какой-то хитрый план, то мне остается лишь пожелать ему успеха.
        На этот раз никто не проявляет особого желания вытянуть меня из воды, и я своими силами выдираюсь на борт почти до пояса, пока во Владе не просыпается сочувствия и он не помогает мне. Спросив для видимости, надежно ли я привязал канат, он садится за руль, и наш катер, заложив крутой вираж, направляется к Центральному, виднеющемуся в нескольких километрах от нас.
        Мы все молчим, как и всегда, когда на полной скорости возвращаемся к своему лагерю, и лишь ветер свистит у нас в ушах. А вот расположение духа сегодня совсем не такое, как обычно. Алек не держит руки над водой, чтобы ловить ладонью стайки соленых капель, а неподвижно сидит, схватившись за борт и уставившись куда-то в днище. Влад тоже замер возле руля, будто вытесанный из камня, и ни разу его голова не повернулась куда-нибудь в сторону. Что же, сегодня у нас действительно необыкновенный день, и я также ловлю себя на том, что снова и снова мысленно возвращаюсь на глубину сорока метров, где на песчаном дне лежит серовато-зеленый гиперболоид. Время от времени катер легко подпрыгивает над водой, преодолевая трамплинчик чересчур высокой волны, и я с удовлетворением констатирую, что завтра у меня будет достаточно времени для того, чтобы все детально обсудить с Владом.
        Высадившись на берег, мы крепче, чем всегда, привязываем катер к каменному столбцу, Алек снимает свой «телевизор» и несет его в лагерь. Я предлагаю забрать также и три наших акваланга, два из которых имеют ещё нетронутые запасы воздуха, но Влад резонно спрашивает: «Зачем?», и я вытягиваю только свой. Мы накрываем внутренности катера брезентовыми фартуками и тоже медленно бредем к лагерю. Небо полностью затянуто тучами, ветер становится все крепче, начинает налетать порывами, и ни у кого из нас не возникает сомнений, что ночью разгуляется настоящий шторм.
        Станко уже знает о нашей находке и с довольно равнодушным видом расспрашивает меня о моих впечатлениях от гиперболоида. Я рассказываю очень коротко, но он удовлетворяется и этим, и мы садимся ужинать. Беседа явно не клеится, второпях попив чая, Алек со Станко быстро убирают посуду и идут в свою палатку, а мы с Владом - в свою. Я собираюсь немного прилечь, но по тому, как ведет себя Влад, внезапно догадываюсь, что долго ожидаемый мной разговор состоится именно сегодня.
        - Нику, ты не хочешь немного прогуляться? - спрашивает он, выразительно посматривая в мою сторону.
        - С удовольствием, - с готовностью откликаюсь я, - эта жара уже так надоела мне, что хочется в конце концов пройтись под настоящим ветром.
        - И, возможно, дождем, - усмехается Влад. - Нужно только хорошо одеться.
        Мы натягиваем на себя водонепроницаемые штормовки, потом Влад нагибается и кладет в карман подводный фонарь. На мой вопросительный взгляд следует красноречивый ответ одними глазами, и я и себе беру фонарик, тоже подводный, поскольку других у нас просто нет. Мы вылезаем из палатки, затягиваем обе молнии внешнего навеса, и Влад кричит соседям:
        - Ребята, вы не хотите с нами прогуляться?
        Я удивленно округляю глаза, но в ответ уже долетает голос Алека:
        - Да нет, спасибо, вы же знаете, какие мы лентяи.
        - Вы зря времени не теряйте, - прибавляет Станко, - думайте, что нам делать с этим гиперболоидом.
        - Ну и задание ты нам даешь, - смеется Влад, - это же нужно гулять до самого утра.
        - Ничего, завтра отоспитесь.
        Мы оставляем относительно тихую территорию лагеря, выходим на пляж, насквозь продувающийся ветром, и, не сговариваясь, идем к «каменному дивану». На дворе заметно потемнело, правда, пока что только из-за плотной завесы туч, но нас ждет серьезный разговор, и я, карабкаясь по камням, отдаю должное предусмотрительности Влада.
        Примостившись на каменном ложе и откинувшись на «спинку», мы долго молчим. Я просто не знаю, как начать разговор, а Влад никак не может собраться с мыслями. Наконец он глубоко вздыхает и говорит:
        - Знаешь, Нику, лучше всего было бы, если бы я ничего тебе не рассказывал, но… мне не хочется, чтобы ты после этой истории долго чувствовал себя обманутым. За время экспедиции я успел полюбить тебя, как… как своего самого близкого друга, и чувствую твою взаимность, хотя на свете ещё не было друзей, таких далеких, как мы. Тяжело предусмотреть, какие последствия будет иметь мой рассказ, и все же… Я расскажу тебе то, что знаю о Бермудах и… о нашей экспедиции.
        - Я слушаю тебя, Влад, - говорю внезапно охрипшим голосом, и сердце после такого вступления начинает ускоренно колотиться.
        - Почти два столетия, а точнее, сто девяносто три года тому назад в районе Бермуд, тогда ещё просто Скалистых, произошла катастрофа. Разведывательный катер, возвращаясь к материнскому кораблю, неожиданно взорвался. Экипаж погиб мгновенно, обломки разлетелись в разные стороны, но, как оказалось чуть позже, энергетическая станция осталась практически неповрежденной. Она упала в море в нескольких километрах от Бермуд и опустилась на глубину сорока метров.
        - Подожди, Влад, - не выдерживаю я, - как это упала? Она что, так высоко подлетела вверх? И что это у тебя за странная терминология?
        - Упала потому, - говорит Влад, не изменяя тона, - что взрыв произошел на высоте полутора километра. Это был космический катер планетарного типа.
        - Космический?!! - ошарашено переспрашиваю я. - Извини, Влад, но ведь на Земле тогда ещё не было космических аппаратов!!!
        - Ты прав, Нику, - отвечает Влад, улыбаясь одними уголками губ, - на Земле тогда ещё не было. Они создавались на расстояния трех с половиной парсеков от этой планеты.
        Меня внезапно будто кто обливает ледяной водой, которая тут же мгновенно замерзает. Влад бросает в мою сторону короткий взгляд, опускает руку мне на колено, и я начинаю оттаивать.
        - Продолжай, - отзываюсь в конце концов более-менее спокойным голосом, и Влад ведет дальше:
        - То, что энергетическая станция катера не разлетелась на куски, было установлено сразу же после взрыва при изучении голограмм события. То, что она осталась неповрежденной и в рабочем состоянии, обнаружилось позднее, после детального анализа информации, переданной автоматической обсерваторией, установленной неподалеку от Земли той экспедицией.
        Я больше не перебиваю Влада, слушаю внимательно, спокойно, и на моем лице нет ни одного признака недоверия. Нет, так как я верю Владу, как самому себе. Даже не то, что верю, я просто знаю, что он говорит правду.
        - Как не прозаично это звучит, но причины аномальности района кроются в том, что энергетическая станция такого типа, как на катере, настроена на периодический автоконтроль. Состояние тех контуров, которые часто работают, оценивается по результатам выполнения ими своих функций, а по тем, что долгое время не инициируются, приходится прогонять тесты. Все, что я говорю, достаточно приблизительно описывает действительность, но важно, чтобы ты понял суть того, что происходит возле Бермуд. Когда стрелки компасов крутятся в разные стороны, то это означает, что станция тестирует свой магнитный контур. Если конструкции, которые свободно плавают по поверхности, внезапно идут на дно, то виноваты в этом локальные изменения гравитационного поля, осуществляемые гравитационным контуром. А при возникновении стены белого тумана работает контур, который я не могу назвать, потому что земная наука ещё не открыла этого явления.
        - А если в тех конструкциях, которые идут на дно, сидят люди? - вдруг спрашиваю я, неожиданно даже для самого себя.
        Впервые за все время нашего знакомства Влад утрачивает свою уравновешенность и лихорадочно хватает меня за руку.
        - Извини, Нику, извини! - эти слова он произносит каким-то совсем чужим голосом, но тут же снова становится прежним Владом. - Никто не смог предусмотреть, что будет, если станцию лишить защитной оболочки, без которой она просто никем не представлялась… Мы страшно виноваты перед вами…
        Эти его «мы» и «вами» так поражают меня, что, несмотря даже на успокоительную дозу, полученную от Влада, я срываюсь с места и едва не кричу:
        - Боже мой, Влад, что это за «мы» и «вы»?!! Скажи же мне наконец, кто ты?!! Откуда ты все это знаешь?!!
        - Я уже давал тебе ответ на вопрос, кто я такой, - Влад поднимает голову и смотрит на меня снизу вверх. Сумерки вокруг быстро густеют, и черты лица моего собеседника становятся все менее четкими. - Но для того, чтобы ты правильно понял меня, выслушай ещё кое-что.
        Я опускаюсь на свое место и, глубоко вдохнув, затихаю.
        - Трагедии, виновником которых является станция без защитной оболочки, - это лишь одна сторона дела. Энергия, которая выделилась при тестировании на протяжении двух столетий, - ничтожная капля по сравнению с тем, что спрятано в сердце станции - её энергетической установке. Это величина, несравненная с мощностью даже водородной бомбы. Опасно, когда такая вещь попадет в руки человека, не имеющего представления о настоящей природе своей находки, хотя и блокирующие системы достаточно надежны. Но будет просто страшно, когда установкой завладеет тот, кому известно все и кого не сдерживают моральные ограничения, так как эту энергию можно освободить за одно мгновение…
        Я уже снова спокоен и воспринимаю то, что говорит Влад, без резких эмоциональных вспышек.
        - За время, истекшее после старта первой экспедиции на Землю, изменилось очень много. Повысился уровень науки, значительно усовершенствовалась техника, появились принципиально новые возможности межзвездных перелетов. И, что очень важно, был найден относительно безопасный источник энергии, и все установки старого типа заменили на новые. Все, кроме одной, которая лежит сейчас на глубине сорока метров неподалеку от Бермуд. Я, представитель службы Планетарной безопасности, прибыл на Землю для того, чтобы вернуть последний экземпляр на родную планету или, в крайнем случае, уничтожить его.
        Я ощущаю, как медленно цепенеет мое тело: сперва ноги, потом руки, наконец очередь доходит и до мышц лица, но мне ещё удается выдавить из себя:
        - Как, Влад… неужели ты?..
        - Да, Нику, - его голос даже не дрогнет, - я - не землянин.
        Он замолкает, и вдруг словно какие-то неощутимые до сих пор пробки вылетают из моих ушей, и туда врываются завывание ветра в скалах, грохотание внизу под нами волн, несмелое лопотание первых капель дождя. Ненастье пока что не задевает нас, однако вскоре достаточно будет всего нескольких порывов, чтобы мощными завихрениями воздуха швырнуть нам в лица потоки воды и вымочить с ног до головы. Но если какая-то мысль не может сейчас никак появиться у меня, то это лишь о том, чтобы вернуться обратно в лагерь.
        - Наш мир - не такой, как ваш, - продолжает Влад, смотря куда-то вдаль, я чувствую это по голосу. - В нашем небе - два солнца, совсем не похожих на ваше, другие атмосфера, давление, температура, и дома я выгляжу немного иначе, чем здесь. Но отличия, в конце концов, не такие уж и существенные. Общего у нас намного больше. Мы с вами - близкие родственники…
        Владов голос звучит довольно спокойно, но в нем слышится мучительный крик одиночества, обостренного до края сомнениями во мне, в моей способности поверить, понять и воспринять все таким, каким оно есть. Поэтому я нахожу во тьме теплую ладонь Влада и крепко сжимаю её. Это - мой искренний ответ на его сомнения.
        - Мы оба - люди, - прибавляю на словах и получаю от него такое же крепкое пожатие. Контакт полностью восстановлен, и мы продолжаем наш разговор.
        - А кто такие Алек и Станко? - задаю вопрос, который мучает меня уже несколько дней. Правда, сейчас он несет совсем другое содержание, чем даже час назад. - Что ты имел в виду, когда говорил, что Станко - не совсем человек?
        Влад отвечает не зразу.
        - Понимаешь, Нику, - говорит он, - в каждом обществе, даже наиболее развитом, есть люди, не желающие жить по принятым всеми законам. Пока в руках у них лишь их идеи, они не представляют серьезной опасности для цивилизации, но если в эти руки вложить оружие… А та энергетическая установка, которая лежит на дне моря и никем абсолютно не контролируется, это оружие страшной силы. Мы оба, я и Алек, хотим ею завладеть, но я уполномочен на это высшими планетарными властями, а он - нет.
        - Значит, Алек - тоже не землянин, - вслух делаю для себя необходимый вывод. - А Станко?
        - Станко - не совсем человек в том смысле, что он является андроидом, человекообразным биороботом. Поэтому вся ответственность ложится только на Алека.
        - Но ведь, Влад, - в мой живот заползает легкий холодок, - почему же тогда твое поведение так пассивно? Ведь если бы сегодня в катере находился Станко, то они с Алеком наверное попробовали бы достать установку сами! Я вряд ли смог бы им помешать, ничего вдобавок и не понимая!
        - Конечно, Нику, - Влад тяжело вздыхает, - они уже раз тебя отключали. Но как же мне было вести себя в такой ситуации? Кроме этого, ты, может, и не поверишь, но окончательно я все понял лишь после той истории со Станко. Если бы они основательнее разобрались в проблемах влияния земных сред на наш организм, то мои неясные подозрения наверное остались бы просто подозрениями.
        - Но почему же? - мне тяжело сдержать свое удивление. - Неужели ты не мог организовать какой-нибудь медосмотр или ещё что-то?
        - Мог бы, конечно, - отзывается Влад после паузы. - Но это было бы неэтично…
        Почувствовав мою реакцию, он добавляет:
        - Кроме того, в этом таилась бы опасность моего собственного разоблачения…
        - Ты думаешь, они ещё не знают, кто ты такой? - спрашиваю я с легкой дозой недоверия.
        - Трудно сказать… Кажется, я ещё не делал неосмотрительных шагов, здесь я чувствую, что Влад улыбается, - кроме одного…
        - Влад, клянусь тебе!.. - вырывается у меня, но он уже успокоительно пожимает мне руку.
        Неожиданно в моей голове возникает новый вопрос.
        - Влад, - говорю я нерешительно, - но почему ты действуешь один? Разве не надежнее было послать хотя бы двоих? Как, например, Алека со Станко?
        Влад долго не отвечает.
        - Нас было двое, - слышу наконец его голос, - и мы имели все необходимое: аппаратуру, катер, комфортабельное временное жилье, специальные скафандры для подводных работ. Не было у нас лишь одного: информации о том, что акватория залива
        - закрытая зона.
        Он делает короткую паузу, потом продолжает:
        - Наша стратегия была немного иной, поскольку мы примерно знали район, в котором нужно вести поиски. Как только мы устроили свой лагерь на Малом, я вышел в море, чтобы провести некоторые предварительные исследования, а мой товарищ остался на острове. Патрульный катер подходил, все время прикрытый скалами Малого, и я слишком поздно обнаружил его… У меня не было другого выхода, как побыстрее оставить залив, потому что только так можно было спасти наше задание…
        Мы сидим вплотную друг к другу, и мне кажется, что я сам ощущаю те душевные мучения, те угрызения совести, которые сейчас переживает Влад. И я не осмеливаюсь промолвить ни слова.
        - Ты, наверное, хочешь спросить меня, в чем же состояла такая серьезная опасность? Конечно, морской патруль - это отнюдь не шайка пиратов-головорезов, и я не имею в виду угрозу собственной жизни. Просто… аппаратура и скафандры не были замаскированными под земное производство, а мы сами - не земляне, и это было совсем нетрудно установить… Мы не имели права раскрываться…
        Снова наступает продолжительное молчание.
        - И где же твой товарищ сейчас? - нарушаю наконец тишину.
        - Не знаю, - голос Влада звучит спокойно, но мне кажется, что сам он стал чаще дышать. - На Малом нет ни одного следа. Хотя я ещё не потерял окончательно надежды, что ему удалось выйти из той ситуации живым…
        Тон, которым произнесены последние слова, так резко контрастирует с содержанием, что мне отчаянно хочется возразить, запротестовать, убедить Влада в ошибочности его опасений, но какой-то внутренний голос подсказывает: все это не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд.
        - Послушай, Влад, - произношу наконец, немного успокоившись, - а почему бы вам не установить с нами официального контакта? И тогда совершенно открыто вернуть себе всю станцию.
        Влад вздыхает.
        - К сожалению, пока что это невозможно, - говорит он, - потому что первый вопрос - с кем «вами»? Пока Земля будет делиться на части, враждующие между собой, пока на ней будут уживаться такие несовместимые вещи, как благосостояние и ужасная бедность, пока она не станет общим домом для всех, кто на ней живет, - до тех пор наша цивилизация не будет делать даже попыток завязать с вами какие-то контакты. Извини, если это звучит чересчур напыщенно, но такова позиция нашего планетарного руководства.
        Мы снова долго молчим, думая каждый о своем.
        - Это все, Нику, о чем я хотел тебе рассказать, - наконец нарушает молчание Влад.
        - Об остальном ты уже можешь догадаться.
        В общих чертах я догадываюсь, детали же выяснять сейчас не хочется, и поэтому спрашиваю о главном:
        - И что же ты собираешься делать дальше?
        - Сейчас я возьму катер, разыщу станцию и извлеку из неё энергетическую установку,
        - отвечает Влад таким тоном, как будто речь идет об обычной прогулке при солнечной погоде.
        - Ты что?! - невольно вырывается у меня. - Это же почти самоубийство!!!
        - У меня нет другого выхода. Если не я сегодня, то Алек и Станко сделают это завтра. Да и шторм не такой сильный, чтобы у меня совсем не было шансов, даже хороших шансов. Тебя я попрошу лишь немного посидеть здесь, пока я не выведу катер в море. Завтра свяжешься с базой, скажешь, что пропал член экспедиции. Финал, конечно, не очень достойный, зато в конечном итоге выиграют все.
        То, что задумал Влад, является полнейшей неожиданностью для меня, но я поражен не самым планом, а той ролью, которая отводится в нем мне.
        - Влад, Влад, - говорю с горечью, и голос мой вздрагивает от обиды, зачем же ты так со мной?
        - Извини, Нику, но зачем это тебе? - в ответе Влада проскальзывают извинительные нотки. - Я должен выполнить задание, это моя обязанность, и я выполню его даже ценой собственной жизни, ведь в конце концов к станции можно добраться и в самом акваланге. Но чего хочешь ты?
        - Я - твой друг, и должен тебе помочь, - лихорадочно начинаю искать аргументы в свою пользу. - Уверяю, вдвоем нам будет намного легче. Я лучше тебя вожу катер, при необходимости помогу под водой, да и мало что может случиться! А в случае чего доберусь до Бермуд в акваланге.
        - Ты не сможешь определить направления, - голос Влада невозмутим.
        - Ты хочешь меня на целую ночь оставить в компании инопланетян?!
        - Я сам инопланетянин…
        Видя, что мне никак не удается пошатнуть позицию Влада, я начинаю впадать в отчаяние. И здесь спасительная мысль приходит мне в голову.
        - Влад, ты держишь свое слово? - спрашиваю почти торжественно.
        Ответ звучит не сразу:
        - Да, можешь не сомневаться.
        - В прошлый раз ты обещал мне предоставить право осознанного выбора. Я его только что сделал. Как же твое слово?
        К моему удивлению, пауза на этот раз не тянется слишком долго.
        - Идем, - бросает Влад и порывисто встает.
        Я тоже поднимаюсь с «каменного дивана» и лишь в этот миг замечаю, что вокруг уже полнейшая темнота, по штормовке сечет отвратительный мелкий дождик, а где-то внизу, под нами, неистовствуют волны, со всего разбега ударяясь об исполинские камни, молчаливыми часовыми стоящие возле побережья.
        Волны накатываются на вязкий пляжный песок с интервалом в несколько секунд и, мягко говоря, не содействуют осуществлению нашего замысла: протолкать катер вдоль побережья к тому месту, где береговая линия резко поворачивает вправо, оттуда немного продрейфовать, отдавшись на милость моря, и лишь после этого заводить двигатель. Потому что хотя шум волн, свист ветра и лопотание дождевых капель и создают неплохой звуковой занавес, но лучше надежно застраховаться от всяческих неожиданностей.
        Меня уже длительное время не оставляет легкое ощущение ирреальности того, что происходит со мной. Внеземные цивилизации, инопланетяне, энергетические станции, локальные изменения гравитационного поля, - все это похоже на не слишком умелый розыгрыш. Но вместе с тем нельзя не видеть того, что ситуация, в которую я попал, чрезвычайно серьезная. Позорная мысль «И какого черта я сюда влез?» уже пыталась подняться из глубин подсознания, и хотя первый раз мне легко удалось загнать её обратно, она никуда не пропала, а просто затаилась в недосягаемом месте.
        Но отступать уже поздно. В связи с моим участием в операции Влад решает немного изменить свой план, вернее, порядком его усложнить. Теперь нам нужно не только добраться до станции, но и вернуться обратно. Правда, это идеальный вариант, завершающая часть может остаться нереализованной, но размышлять над ней будем позднее, да и то лишь в случае надобности. А сейчас перед нашим катером, по горло заправленным горючим из канистры НЗ, стоит одна задача: проплыть несколько километров по штормовому морю и не затонуть.
        В конце концов берег отступает куда-то в сторону, но мы толкаем катер ещё немного дальше, и лишь тогда, когда это становится невозможным, забираемся внутрь. Влад занимает место за рулем, я - справа от него, и нам остается только ждать, пока ветер и волны не отгонят наше суденышко от острова настолько, чтобы звук двигателя никак не смог достичь лагеря.
        Раньше нам приходилось водить катер исключительно в тихую погоду, когда поверхность моря похожа на бесконечную зеленовато-синюю степь, и поэтому сейчас будет очень важно научиться управлять им в новых условиях до того, как мы перевернемся. Из теории известно лишь, что нельзя ставить судно бортом к волнам, а катеру почему-то как раз этого и хочется, и, лишенный собственной подвижности, он очень неохотно слушается водителя.
        Однако страшного ещё нет ничего, настоящая опасность появится позднее, и я пока что внутренне отдыхаю, откинувшись на спинку. И вдруг мне кажется, что с берега доносится чей-то крик. Инстинктивно я начинаю оборачиваться, но не успеваю ещё ничего сделать, как неожиданно оказываюсь в неуклюжей позе на днище катера, прижатый сверху Владовым телом. «Оу, оу, оу», пропевает над нами какая-то дьявольская птичка. «Чмок, чмок», - несколько неприятных странных звуков, потом снова: «Оу, оу», и вдруг непонятный тупой удар, от которого тело Влада вздрагивает и обмякает. Я не отваживаюсь даже пошевелиться, но тут нас обдает холодным водяным душем, и в этот миг в моей голове вспыхивает страшная догадка.
        - Влад, - осторожно зову своего друга, но в ответ - молчание. - Влад, Влад! - срываюсь на крик и начинаю лихорадочно подниматься, когда вдруг слышу его ровный голос:
        - Спокойно, Нику, не суетись. Подниматься ещё рискованно, Станко видит в инфракрасной части спектра.
        - Что с тобой, Влад? - я немного успокаиваюсь, услышав его голос, однако чувствую: с ним что-то случилось. - Неужели они стреляли по катеру?
        - Это расплата мне за то, что я втянул тебя в это дело, - медленно произносит Влад, и тут нас ещё раз накрывает соленая волна.
        - Влад, нужно выровнять катер, иначе пойдем на дно, - ощущение такой опасности заглушает во мне все остальное, и я снова начинаю подниматься.
        - Подожди, Нику, не будем спешить, - Влад продолжает лежать сверху. Заводи лучше двигатель и осторожно трогайся вперед, а я попробую выровнять.
        В моем распоряжении - лишь правая рука, да ещё и при полном отсутствии видимости, но я уже настолько изучил наше судно, что сейчас мне вполне достаточно и этого. В кормовой части начинает что-то глухо бормотать (спасибо же, тебе, Господи!), я легонько нажимаю рукой на педаль, и катер медленно поворачивается кормой к волнам.
        Наш «дрейф» продолжается ещё несколько минут, наконец Влад поднимается, и я снова могу сесть по-человечески, только теперь почувствовав, что мышцы спины свело, а левая нога стала как будто чужой. Мой товарищ некоторое время сидит неподвижно, потом поворачивается ко мне и говорит:
        - Нику, давай поменяемся местами. Я не смогу вести катер.
        Волна беспокойства снова поднимается во мне, я уже раскрываю рот, чтобы ещё раз спросить Влада о его самочувствии, когда вдруг при свете очередной молнии вижу перед собой совсем чужое лицо, да ещё и с закрытыми глазами, и из груди вырывается полустон-полукрик:
        - Боже мой, Влад!..
        - Все нормально, Нику, - мгновенно реагирует он, - но теперь нам нужно спешить. У меня не так уж и много времени.
        - Ты ранен?! - высказываю наконец запоздалую догадку.
        - Нику, умоляю тебя, садись за руль…
        Я меняюсь с ним местами, стремясь как можно меньше касаться его тела, чтобы случайно не причинить боли, и только теперь осознаю, что не знаю, в каком направлении нам нужно двигаться и как вообще можно разыскать в таких условиях небольшой буек. Беспомощно поворачиваюсь к Владу, но он опережает мой вопрос, вставляет мне что-то в ухо и говорит:
        - Плыви на звук.
        Я поворачиваю голову направо, потом налево и в конце концов улавливаю тоненький писк. Как это все просто, оказывается! Одна только неприятность: наш курс проходит почти параллельно к фронту волн. По-видимому, придется лавировать, а это большая затрата времени и сил.
        Азарт борьбы со стихией вскоре захватывает меня целиком, и я больше не отвлекаюсь ни на что. Постепенно писк в правом ухе становится громче, мои движения приобретают необходимую уверенность, а уровень воды, плещущейся у нас под ногами, как будто перестает подниматься. Наша цель все ближе и ближе, и я напряженно всматриваюсь во тьму, готовясь вот-вот праздновать победу, как вдруг обнаруживаю, что писк начинает стихать.
        - Черт возьми, Влад! - кричу своему товарищу. - Кажется, проскочили!
        - Извини, Нику, - отзывается Влад, - выйти точно на буй и в самом деле не так легко. Давай снова поменяемся местами, - и он забирает пеленгатор из моего уха.
        - Смотри, Влад, - говорю ему, перебираясь обратно, - я уже немного набил руку, а ты ещё новичок, можешь перевернуть катер.
        - Значит, такова наша судьба, - без тени улыбки отвечает он.
        Мои опасения небезосновательны: нас несколько раз окатывает с головы до ног, но награда за это тоже не задерживается.
        - Смотри за борт! - кричит мне Влад, и - о чудо! - я вижу в десяти метрах от себя светлое пятно буйка! Еще несколько маневров, и моя рука хватает за вершину белого конуса.
        - Канат, быстрее! - кричу я, и через минуту наш катер жестко привязан к бую правым бортом. Я облегченно опускаюсь на сидение: теперь можно не бояться по крайней мере за то, что мы перевернемся.
        - Нику, доставай акваланг, - нарушает Влад короткую паузу. Я отстегиваю брезентовый фартук, закрывающий кормовую часть катера, засвечиваю фонарь, цепляю его на какой-то крючок и нахожу Владово снаряжение. Сам хозяин за это время снимает штормовку, перелезает, или точнее, переваливается ко мне, и я помогаю ему одеть акваланг на себя. Наконец все готово, Влад садится на борт и говорит:
        - Нику, теперь готовься сам. Если меня не будет минут через двадцать, иди на помощь.
        - Хорошо, Влад, а ты будь осторожен, - предостерегаю его, - помни о декомпрессии. При подъеме не забудь останавливаться.
        Влад молча кивает головой и исчезает во тьме разбушевавшегося моря, а я достаю второй акваланг, кажется, Алека, и начинаю медленно, как только могу, его одевать. В конце концов все на мне, даже маска с дыхательной трубкой на лбу, но, судя из показаний часов, не прошло ещё даже половины отведенного времени. Мысленно я давно уже там, под водой, где вместе с Владом стараюсь проникнуть на станцию и достать её энергетическое сердце, которое почему-то воображается мне большим черным ящиком. «Боже мой, а как же Влад поднимет его на поверхность, он ведь ранен?!», - вспыхивает вдруг в голове. Я начинаю беспокоиться ещё больше, и тут новая черная мысль молнией пронизывает меня: а что, если вход в станцию находится на той части поверхности, которая прижата ко дну?!
        Часы притягивают взгляд, будто магнит, и я огромными усилиями оттягиваю тот миг, когда уже станет совсем невмоготу и рука сама поднимется к глазам. Однако всех моих усилий хватает лишь на минуту-другую. Двенадцать… тринадцать… пятнадцать… шестнадцать… Я весь дрожу от нервного возбуждения, но если Влад сказал, что через двадцать, то нужно потерпеть ещё четыре минуты.
        - Нику… - неожиданно слышится за спиной голос, едва выделяющийся на фоне штормовых шумов. Вот кретин, упрекаю сам себя, бросаясь туда: так зациклился на неизбежности своего погружения, что следил только за левым бортом. Влад висит на одной руке, второй держит фонарь, и у меня внезапно холодеет в животе: а где же энергетическая установка?! Вопрос застревает в горле, и я молча втягиваю своего друга в катер.
        Влад садится просто на днище, прислоняется спиной к борту и закрывает глаза. Я не отваживаюсь спросить его о результатах погружения и тоже опускаюсь на мокрое деревянное покрытие. Вокруг нас свищет ветер, плещется вода и сечет мелкий дождь.
        - Нику, - произносит наконец Влад, - слушай меня внимательно.
        Он мог бы этого и не говорить, я и так ловлю каждое его слово, но, судя по голосу, речь пойдет о слишком серьезных вещах.
        - Я сделал почти все, что было необходимо, - говорит Влад и после этих слов, расстегнув кожаную сумку на свинцовом поясе, вытягивает из её небольшую плоскую коробку. - Вот она.
        Я чувствую, как мои глаза округляются, губы ползут куда-то в сторону, а плечи медленно поднимаются вверх. Как, это та вещь, в которой сконцентрирована колоссальная энергия?
        - Да, Нику, - едва усмехается Влад в ответ на мой немой вопрос, - это - энергетическая установка. Осталось решить, что с ней делать дальше.
        - Первым делом нужно отсюда выбраться, а потом будем решать, - говорю я и сразу же поправляюсь: - ты будешь, - и начинаю подниматься.
        - Подожди, Нику, - отрицательно качает головой Влад, - у нас есть ещё немного времени. Мой последний выбор труден, как никогда.
        Я не совсем понимаю его, но слово «последний» режет слух, будто лезвие бритвы.
        - Что ты хочешь… - начинаю я и тут же смолкаю, видя поднятую руку Влада.
        - Самым надежным было бы просто уничтожить установку, - говорит он, как бы размышляя вслух, - но тем самым я оставлю планету в состоянии неуверенности на долгое, очень долгое время. А это - постоянное напряжение, постоянное ожидание наихудшего для многих, многих людей… Ликвидация последний способ, когда уже не останется больше ничего… А у меня есть ещё одна возможность…
        Он поднимает голову, смотрит мне в лицо, и я понимаю, что у него есть последняя надежда, и эта надежда связана со мной.
        - Влад, друг мой… - голос у меня дрожит, а на глазах появляется предательская влага, - я сделаю для тебя все, клянусь тебе… но ты не можешь… ты не имеешь права…
        Я никак не могу найти нужного слова и бессильно замолкаю, а Влад глубоко вздыхает и говорит:
        - Спасибо, Нику… Однако оставим эмоции. Выслушай меня, это очень важно.
        Я киваю головой и, на несколько секунд подставив лицо под дождь, рукой стираю капли вместе с непрошеными слезами, а Влад между тем ведет дальше:
        - Честное слово, у меня не было никаких предчувствий, когда я отправлялся на Бермуды, но на всякий случай я оставил в условленном месте твой адрес. Если мой товарищ остался жив, он придет к тебе. С того дня, когда должна официально завершиться наша экспедиция, ты будешь ждать его ровно две недели. Запомни, Нику, с третьего по шестнадцатое августа. Если он не придет в эти дни, то не придет больше никогда…
        Влад делает короткую паузу и продолжает:
        - Ты отдашь ему эту вещь и расскажешь обо всем, что здесь происходило. А если он не придет, то на следующий день, семнадцатого, уничтожишь установку. Я разблокировал защитные системы, и теперь это делается очень просто: снимешь с лицевой стороны золотую фольгу, она легко отклеится, и коснешься пальцем красного кружка.
        Влад снова на миг замолкает и заканчивает с какими-то новыми нотками в голосе:
        - Вот и все, Нику… Это - моя последняя просьба к тебе. Я уверен, ты все сделаешь, как нужно…
        Слезы душат меня, я не могу вымолвить ни слова и лишь коротко киваю головой. Влад собирается передать установку мне, но вдруг останавливается, на минутку закрывает глаза и только после этого кладет её на мою ладонь.
        - Держи, Нику. Обещаю тебе, что несколько дней она ни у кого не будет вызывать излишнего любопытства. За это время ты должен добраться домой… А теперь - поехали!
        Я кладу концентрированные гигатонны энергии в сумку на поясе и начинаю снимать баллоны акваланга, но Влад делает отрицательный жест рукой и говорит:
        - Не надо, Нику, пусть будут на тебе. Немного неудобно, но зато надежнее. Я сейчас думаю, что мы должны были сразу одеть акваланги, чтобы застраховаться от разных неожиданностей. Правда… тогда Станко вряд ли промахнулся бы…
        Я перебираюсь в тесную носовую часть и жду этого же и от Влада, но он остается на месте, объясняя виноватым голосом:
        - Извини, мне там будет тяжело…
        Вместе с необходимостью действовать ко мне возвращается решительность и уверенность в своих силах. С большим трудом разместившись на сидении водителя, я оборачиваю голову к Владу, вижу его спокойное лицо, и неожиданно зажигаюсь верой в то, что все закончится хорошо.
        - Еще ничего не потеряно, Влад, - говорю ему почти весело, - ты, главное, держись. Дай только выбраться из этого залива, добраться до населенных мест. Мы найдем там хорошего врача, даже лучше знахаря, и вылечим тебя, ты только держись!
        Влад усмехается, хлопает меня рукой по спине и, наклонившись за борт, перерезывает нейлоновый канат, соединяющий нас со станцией. Наш катер снова становится свободным морским судном, а белый конус буя - простым металлическим поплавком. Я завожу двигатель и спрашиваю Влада:
        - Какой у нас теперь курс?
        - Держись пока что за волнами, а дальше пойдешь вдоль побережья, отвечает он.
        Я трогаюсь с места и снова погружаюсь в борьбу с морской стихией. Правда, сейчас вести катер немного легче, чем тогда, когда мы добирались до буя. Тактика несложная: оседлать волну и двигаться вместе с ней, пока можно, однако в последнее мгновение нужно быть очень осторожным, чтобы не очутиться под следующим водным валом. Пока я приобретаю нужные навыки, нас несколько раз хорошенько обливает, но в конце концов мы начинаем двигаться уверенно и без особых приключений.
        Вдруг я чувствую на плече Владову руку и слышу тихий голос своего друга:
        - Извини, Нику… Может, это покажется тебе чересчур сентиментальным, но… если когда-нибудь ты будешь смотреть на звездное небо, отыщи на нем созвездие Лебедя. Там среди более ярких, но далеких звезд есть одна близкая, слабенькая двойная звезда. Она не имеет своего имени, а лишь цифровое обозначение - шестьдесят один. Вспомни в эту минуту, что раньше у тебя был друг, который жил возле нее… И ещё одно: попроси за меня извинения у Сашо…
        Владовы слова бьют в самое сердце, и снова удушливая волна подкатывается к горлу. Моя светлая надежда тает, как весенний снег, вместо этого в душу заползает холодное тревожное ощущение чего-то непоправимого, и я едва не кричу в отчаянии:
        - О чем речь, Влад! Но почему так трагично?! Нам осталось ещё совсем немного, ты только держись! Я же знаю твои возможности, тебе это не так уж и сложно! Ты только держись!
        Мое внимание немного отвлеклось, и море сразу же напоминает о себе, устроив нам очередную холодную купель. Я пытаюсь взять себя в руки и полностью сосредоточиться на состязании с волнами, но тревога уже не исчезает. «Все будет хорошо, все будет хорошо!» - повторяю то и дело, но где-то глубоко в подсознании сидит тот, кто нисколько в это не верит.
        И вдруг мне начинает казаться, что где-то далеко впереди взблеснули какие-то светлые точечки. Я даже поднимаюсь над сидением и напряженно всматриваюсь туда, пока не убеждаюсь окончательно, что это и в самом деле береговые огни. Я весь переполняюсь радостью, будто бы там, на небосклоне, засияла счастливая развязка нашей авантюры, и весело кричу:
        - Влад, смотри, огни! Мы уже совсем близко от берега!
        Влад почему-то молчит, и я оборачиваюсь к нему. Мое тело ещё продолжает двигаться, на лице ещё остается радостное выражение, а я уже знаю, почему не слышно его реакции. На катере, кроме меня, нет больше никого.
        То, что происходит дальше - это какой-то кошмарный замедленный сон. Я медленно-медленно поднимаюсь на ноги, медленно-медленно поднимаю вверх руки и медленно кричу страшным голосом, как не кричал ещё ни разу в жизни:
        - Вла-а-а-д!!! З-а-аче-е-ем ты-ы - та-ак, Вла-а-а-д!!! З-а-аче-е-е-е-ем!!!
        Еще никогда мир не казался мне таким гадким, таким ужасным и преступно равнодушным, как сейчас. Медленно движутся по ветру темные холмы волн, капли дождя друг за другом пролетают свой короткий жизненный путь, совсем близко на береге люди спокойно спят в кроватях, и ничего не изменилось от того, что в бывшем аномальном районе Бермуд так бессмысленно, так нелогично, так несправедливо погиб посланец другой цивилизации. Из моего горла рвутся самые неприличные, самые язвительные слова, которые мне только известны, я проклинаю землю, море, все естественные и сверхъестественные силы за то, что Влада нет и больше никогда не будет.
        Неожиданно мир, словно обидевшись на меня, переворачивается вверх ногами, и я, на миг зависнув в воздухе, лечу в холодные объятия волн. Мой сумасшедший крик затухает, переходя в обычные пузыри воздуха, закипающие перед лицом, я чувствую непреодолимое желание вдохнуть и, теряя над собою контроль, начинаю неистово рваться на поверхность, как обычный утопающий. Спасибо моему подсознанию аквалангиста, заставившему руку схватить загубник и почти силком впихнуть его в рот, обрывая этим никому не нужное смертельное представление. Я несколько раз жадно втягиваю животворный воздух и, придя немного в себя, посылаю морю последнее проклятие.
        Ситуация резко ухудшилась, непривлекательная перспектива найти свой вечный приют на морском дне становится совершенно реальной, но сейчас это почему-то мало волнует меня. Я превращаюсь в своеобразный гибрид человека и робота, существо, лишенное собственных эмоций и страха за жизнь и стремящееся лишь к одному: выполнить просьбу-приказ, поставленный перед ним. Внезапное осознание того, что каждый вдох понижает шансы на успех, это сигнал к активным действиям, и я решительно направляю свое тело вверх, чтобы определить, куда нужно двигаться. За то мгновение, что мне удается продержаться на поверхности, я успеваю заметить все, что необходимо: и направление волн, и слабенькие огоньки, которое мигают вдали. Теперь остается только плыть.
        Вскоре я определяю оптимальную глубину для своего движения и начинаю работать по-настоящему. Поскольку до поверхности не очень далеко, то направление волн я примерно ощущаю спиной. Правда, постоянные небольшие изменения давления вызывают неприятные ощущения в ушах, но зато я могу намного реже подниматься вверх для уточнения курса. Это тем более удобно, что мою маску смыло сразу же при падении с катера, и теперь каждый раз, выныривая на поверхность, я вынужден обтирать лицо рукой. Под водой же я быстро приспособился плыть с закрытыми глазами, поскольку и так ничего не видно, и если немного жалею о чем-то, то это за дыхательной трубкой, которая была прикреплена к маске.
        Ощущение времени я утратил ещё на острове, и поэтому даже примерно не могу оценить, как долго нахожусь в воде. Огоньки на берегу стали лишь едва ярче, это дает основания надеяться, что мой заплыв начался не так уж давно, и поэтому резкое щелканье в ушах для меня становится полнейшей неожиданностью. Оно свидетельствует о том, что давление в баллонах акваланга упало ниже контрольного уровня и воздуха осталось всего лишь на несколько минут.
        Те последние атмосферы я высасываю до капельки и только тогда, когда уже не могу больше ничего вдохнуть, поднимаюсь на поверхность. На этот раз мое аквалангистское подсознание ничем не способно помочь, и, немного побарахтавшись, я сознательно отстегиваю лямки и сбрасываю со спины баллоны. Свинцовый пояс тоже, конечно, не подарок, но от него никак не избавишься, и я продолжаю свое плавание с несколькими лишними килограммами.
        Да, вот теперь настало время по-настоящему пожалеть за дыхательной трубкой. Правда, без маски её нечем прикрепить к голове, но в конце концов можно было бы просто держать рукой и лежать на поверхности воды, работая одними ногами, пока волны сами не вынесут на берег. Ведь сил, я уже начинаю это чувствовать, осталось маловато.
        Я плыву, держа лицо в воде и поднимая голову лишь для того, чтобы вдохнуть, и мало-помалу начинаю ощущать, как какой-то новый звук вплетается в свист ветра и плескание воды. В конце концов я специально прислушиваюсь, и что-то похожее на радость заполняет мою душу: это шум волн, набегающих на побережья! Боже мой, неужели я доплыву?!
        Только теперь я чувствую, что хочу жить не только для того, чтобы выполнить последнюю просьбу Влада. Близость берега прибавляет мне новых сил, и я невольно начинаю делать более энергичные гребки, хотя и знаю, что включен последний резерв организма и его нужно беречь. Шум прибоя все сильнее и сильнее, но с каждой минутой пояс будто бы тяжелеет на килограмм. У меня уже начинает появляться мысль, что установку можно просто взять в руку и избавиться в конце концов от свинцового балласта, но пока что я гоню её подальше, как провокационную. «Еще немножко, ещё совсем немного! «призываю к борьбе свое немеющее тело. Впереди уже видно песчаную косу, дальше будто бы какие-то одинокие деревья, и я собираю вместе остатки последних сил, когда вдруг… чувствую под собой что-то твердое!
        Первое желание, которое приходит в голову - это стать на ноги и радостно закричать во все горло, но в последний миг мое аквалангистское «я» сдерживает душевный порыв, и новая волна, подхватив меня, заботливо несет к берегу. Я держусь на воде до тех пор, пока не упираюсь руками и ногами в песчаное дно, и тогда начинаю ползти вперед. Следующая волна уже не похожа на предыдущие, она грубо хватает мое тело и тянет его по песку, пока не обессиливается и не откатывается обратно, стремясь утащить за собой. Я ползу дальше, меня снова волочит по дну, и снова ползу, и ещё раз волочит, и еще, и еще… Наконец я чувствую, что волны уже не добираются до меня, делаю попытку подняться на ноги и… теряю сознание.
        Я выныриваю из сна, будто из темной вязкой жидкости, куда не проникает ни один лучик света, и продолжаю лежать с закрытыми глазами. «Странно, почему это правая рука не тянется сразу под подушку?» - вспыхивает неожиданная мысль. Я несколько недоуменно убеждаюсь, что установка там, и лишь теперь догадываюсь о причине такой расслабленности: сегодня семнадцатое августа, и тот, кто ещё вчера мог прийти, уже никогда не переступит мой порог.
        Весь промежуток времени, который пролег между проклятой ночью гибели Влада и сегодняшним днем, можно без сожаления вычеркнуть из своей жизни, и, клянусь, я так и сделал бы, если бы это было в моих силах. Протянуть несколько предлинных недель под гнетущим влиянием бермудских событий, в постоянном напряжении, а иногда и просто страха, - такое можно пожелать только злейшему врагу. Но другого выхода не было, ибо когда судьба обрекает кого-то донести свою ношу до последнего рубежа, то он должен сделать это.
        Утром после той роковой ночи меня в бессознательном состоянии подобрал на побережье залива морской патруль. Одной рукой я сжимал сумку с энергетической установкой, а второй - пряжку пояса. Его так и не смогли с меня снять, или точнее, не захотели с ним возиться, и я отлежал свои сутки в медчасти вместе со свинцовым балластом. К счастью, тогда, возле станции, собираясь на помощь Владу, я одел на себя гидрорубашку, и поэтому из неравного поединка со штормовым морем вышел хотя и до края обессиленным, но не переохлажденным. Благодаря этому через два дня я уже был практически здоров.
        Сразу же после того, как меня привезли на базу, на Бермуды с целью эвакуации остатков экспедиции вылетел вертолет. Никогда в жизни я не выступал в роли предсказателя, но если бы мое состояние в то время позволило мне говорить, то я мог бы рассказать ребятам, что они там увидят: почти все наши вещи, кроме катера,
«телевизора» и двухместной надувной лодки, преспокойно лежат на своих местах, но ни в лагере, ни вообще на острове нет никого. За те несколько дней, что я пробыл на базе, никаких сведений о ком-либо из пропавшей тройки не поступало, и это давало серьезные основания считать, что все они погибли. Один лишь я понимал: отсутствие следов Алека и Станко ещё совсем ничего не значит.
        Объяснения, которые давал я относительно своего смертельно опасного путешествия, были таковы: наш катер сорвало и понесло в море, я его догнал и долгое время пытался завести двигатель, однако сделать этого мне не удалось, а возвращаться обратно вплавь было уже поздно; я надеялся, что волны пригонят меня к берегу, но плохо управляемый катер в конце концов перевернулся, и дальше я поплыл под водой в акваланге, который заранее надел, а когда запас воздуха иссяк, то снял с себя баллоны и остаток дороги преодолел по поверхности. На различные каверзные вопросы, например, как мне удалось пройти такое большое расстояние всего лишь за одну ночь или почему меня вынесло на берег далеко от того места, где должно было, а также на всяческие домогательства пролить свет на судьбу моих товарищей по экспедиции я коротко отвечал: «Не знаю» или вообще отмалчивался. И, даю честное слово, все, кто вел со мной подобные разговоры, делали для себя однозначный вывод: эта история - ещё одно яркое свидетельство аномальности Бермуд.
        Через несколько дней я уже был дома. Как и обещал мне Влад, к энергетической установке никто не проявлял никакого интереса, и я довез её до двери собственной квартиры без каких-либо проблем. Они начались позднее и носили совсем иной характер. Влад не предусмотрел одной детали: кроме его товарища, на Земле ещё могли оставаться Алек и Станко.
        Впервые я столкнулся с этим, когда поехал в Институт, не взяв установки с собой. Мужчина, который стоял рядом в троллейбусе спиной ко мне, вдруг показался похожим на Алека. Я весь даже похолодел от ужаса и оттаял только тогда, когда мой сосед обернулся. До этого времени я почему-то совсем не думал о тех ребятах, хотя сам нисколько не верил в их гибель, и такое сходство сразу же напомнило о реальной опасности с их стороны.
        Наверное, меня ещё издали увидели через окно, потому что когда я шел своей обычной дорогой к кабинету Дениса, казалось, весь Институт вышел встречать мою скромную персону. Люди толпились в проходах, коридорах, на лестницах, выглядывали в двери, но никто не отваживался заговорить со мной, а я шел прямо, не оглядываясь ни на кого и здороваясь со знакомыми лишь едва заметными кивками головы. Шеф ни о чем не расспрашивал, молча принял мое заявление с просьбой предоставить очередной отпуск, сразу же её подписал и только после этого коротко сказал: «Хорошо, Нику. Побыстрее поправляйся». Его взгляд и в особенности тон красноречиво свидетельствовали о том, что он видит перед собой смертельно больного человека, на выздоровление которого нет никаких надежд.
        Я уже вышел из кабинета в коридор, когда вдруг вспомнил мужчину, похожего сзади на Алека, и установку, оставшуюся дома. Выдержка изменила мне, и я бросился во весь дух бежать под жалостливыми взглядами сотрудников, гонимый вперед страшными мыслями о возможности ограбления. Я бегом преодолел расстояние до следующей остановки, будучи не в состоянии дождаться троллейбуса, который меня там и догнал, по лестнице взлетел на свой шестой этаж и успокоился лишь тогда, когда плоская коробка очутилась в моих руках. Больше я с ней не разлучался.
        В шкафу среди кучи старого хлама я разыскал какие-то затертые джинсы, на передних карманах которых были замки-молнии, и с того времени носил только их, периодически похлопывая себя рукой по правому бедру. Из квартиры выходил лишь для того, чтобы купить продуктов в ближайшем гастрономе, причем набирал припасов сразу на несколько дней. Телевизор смотрел при полностью отключенном звуке, чтобы случайно не прозевать какого-нибудь подозрительного шума. Очень беспокоился, что позвонит или даже придет Сашо, но он так и не дал о себе знать, видно, подался отдыхать куда-нибудь подальше от города. И все это время в моей голове крутились различные планы действий на случай, когда меня разыщут Алек или Станко.
        Наконец наступило третье августа, принеся мне какую-то радостную, светлую надежду, связанную с возможным приходом Владового товарища. Однако шел день за днем, никто не появлялся перед моей дверью, и оптимизм мало-помалу угасал, уступая место прежним страхам. Более того, однажды мне пришло в голову, что Алек со Станко способны изменить свою внешность, и после этого жизнь вообще стала похожей на сплошной кошмар. Целыми днями я размышлял над хитроумными планами установления личности будущего гостя, время от времени сводящимися насмарку опасениями, что пришельцы способны подчинить мою психику и через дверь, а ночью часто просыпался в холодном поту и сразу же лез рукой под подушку. Но сегодня - семнадцатое августа, и все это уже в прошлом.
        Я бросаю взгляд на часы, висящие над столом, и удивленно качаю головой: да, уже двадцать пять минут одиннадцатого! Быстро встаю с дивана, убираю постель, выхожу на балкон, где делаю короткую зарядку, и после этого с удовольствием умываюсь до пояса холодной водой - все так же, как и прежде, до этой проклятой Бермудской экспедиции! Наспех завтракаю на кухне какими-то рыбными консервами, выпиваю стакан холодного чая, энергично встаю и возвращаюсь в комнату. Беру со стола в руки энергетическую установку и сажусь с ней в мягкое кресло, стоящее возле окна.
        С виду это обычная плоская коробочка, изготовленная из какого-то неизвестного мне материала черного цвета, немного тяжелее, чем от неё ожидаешь. На первый взгляд она кажется сплошной, но если достаточно сильно нажать на какое-нибудь ребро, то там появляется тоненькая продолговатая щелочка, вскоре снова исчезающая неизвестно куда. С одной стороны коробка имеет абсолютно гладкую и ровную поверхность, а на другой, едва выпуклой, налеплена небольшая прямоугольная полоска фольги тускло-желтого цвета. Все, что от меня требуется, - это снять её и нажать пальцем на красный кружок.
        Моя рука тянется к желтому прямоугольнику, но вдруг останавливается на полпути. Словно электрическим разрядом пронизывает меня мысль, которая ещё никогда не приходила в голову: «А куда, по-твоему, должна деваться вся энергия, сконцентрированная в этой коробке?». Мое тело цепенеет, кожа покрывается холодным потом, а рука бессильно падает на колени. Такого поворота я не предусматривал.

«Но же ты обещал Владу уничтожить установку, - произносит наконец та часть меня, которую я считаю настоящим собой, - неужели ты можешь нарушить свое слово?».

«А зачем нарушать его? - мгновенно реагирует другое, подленькое «я». Ведь суть твоего обещания - в том, чтобы обезвредить установку, а это можно сделать многими другими способами: например, бросить в речку или в одно из тех грязных озерец, которых немало в округе, или, скажем, закопать в каком-то безлюдном месте, где никто никогда её не обнаружит».
        Мое настоящее «я» молчит, пораженное беспринципностью своего двойника, и вдруг в голове появляется чужая, совсем чужая мысль, которая медленно проходит через сознание, не подчиняясь никаким волевым приказам!

«Нику, ты взял на себя огромную ответственность перед Цивилизацией. Цена отказа от данного тобой Слова может оказаться слишком высокой. Извини, но если ты сознательно нарушишь…».
        - Нет, Влад, нет, ты не понял меня! - кричу я той мысли, стремясь перебить её, заглушить обидные, несправедливые, незаслуженные слова: «твое тело сделает это независимо…». - Я выполню все, что ты просил, почему ты сомневаешься?! Скажи мне только одно: это опасно… для людей?!
        Странно было бы услышать ответ, обращаясь к чужой мысли в собственной голове, но я жду его, жду до тех пор, пока не осознаю, что такие вопросы можно адресовать только самому себе.
        Неожиданный звонок в дверь ошеломляет меня, как гром с ясного неба. Держа установку в левой руке, выхожу в коридор и припадаю к дверному глазку. «Он!» - молнией проносится в голове, и я решительно, не колеблясь ни секунды, отворяю дверь. Передо мной стоит молодой мужчина в безупречном темном костюме (это в такую жару!) с небольшим кейсом в руках. Он смотрит на меня вопросительным взглядом, и вдруг виноватая улыбка появляется у него на губах:
        - Извините, а Раду разве не здесь живет?
        - Нет, - отвечаю механически, - этажом выше.
        Он благодарит и, не обращая никакого внимания на черную коробку в моей руке, оборачивается и идет к лестнице.
        Жестокое разочарование исчезает так же мгновенно, как и появляется, и когда я возвращаюсь в комнату, то уже твердо знаю, что должен делать. В последний раз натягиваю старые джинсы, в один карман запихиваю установку, в другой - деньги, беру рубашку, кроссовки на босую ногу и выхожу из квартиры.
        Через час я сижу в мягком кресле междугородного автобуса и лениво осматриваю пейзаж, неторопливо проплывающий за окном. Когда наконец позади остается широкий плес реки, я решаю, что расстояние до города уже достаточно большое, и начинаю придирчиво изучать местность. Несколько раз я порываюсь встать, но в последний миг меня сдерживают то избушки, белеющие за холмом, то стадо коров или табун коней, которых сразу не приметил. Но вот, кажется, в окне появляется как раз то, что мне нужно. Я решительно встаю, подхожу к водителю и прошу в этом месте остановиться. Он удивленно-иронично смотрит на меня, собираясь произнести что-то язвительное, но мой вид быстро убеждает его в том, что лишних дискуссий лучше не разводить.
        Я вежливо благодарю водителя и, сойдя на обочину, смотрю вслед автобусу до тех пор, пока он не скрывается из виду за поворотом. Ну что же, вздыхаю, возможно, это последние люди, которых я вижу. С такой мыслью спускаюсь к небольшой речке и иду вдоль неё по узенькой полоске выцветшей травы. По обе стороны от русла берега круто поднимаются вверх, и чем дальше я отхожу от дороги, тем все выше и выше становятся они, и кое-где из них начинают выпирать огромные каменные глыбы. Через несколько сот метров речка круто поворачивает вправо, потом уже плавнее влево, и я удовлетворенно улыбаюсь сам себе: лучшего места для осуществления задуманного даже не придумаешь.
        Я останавливаюсь, достаю из кармана установку и медленно опускаюсь на теплую травку. Фольга отстает не то чтобы легко, но и без особых с моей стороны усилий, и на едва выпуклой черной поверхности остается гореть каким-то неестественно ярко-красным цветом небольшой кружок. Я осторожно кладу коробку на траву и долго-долго смотрю в голубое летнее небо, сдерживая дрожь в теле. Наконец перевожу взгляд на установку, закрываю глаза и опускаю большой палец правой руки на красный кружочек.
        Я ощущаю контакт лишь на какое-то мгновение, после чего мой палец продолжает двигаться дальше, пока не упирается во что-то горячее. Не понимая, что произошло, я открываю глаза и вижу на земле перед собой тоненький слой черного порошка. Я смотрю на него, не в силах отвести взгляд, и изображение внезапно теряет четкость, расплывается, размывается небольшими капельками влаги, которые потом медленно стекают по щекам и падают на траву. Все, Влад, я выполнил свое обязательство перед тобой, твоей Цивилизацией и… самым собой…
        Когда я возвращаюсь в город на попутном грузовике, начинает уже темнеть. Люди, утомленные очередным, ничем не примечательным рабочим днем, заполняют своими горячими телами автобусы, троллейбусы, такси, стремясь кто побыстрее попасть домой, кто в гости к родственникам или знакомым, а кто просто куда-нибудь развлечься перед завтрашними хлопотами. Для меня же сейчас существует лишь одно место на земле, где я хотел бы очутиться. И я втискиваюсь в переполненный троллейбус, отвозящий все дальше и дальше от дома, поднимаюсь дорожкой вдоль веселого журчащего ручейка к Рыбине и, вопреки всем неписаным правилам, падаю на краешек скамьи, где уже сидит влюбленная пара. Пораженный парень порывается сказать мне что-то не совсем ласковое, но девушка тянет его прочь, и он, оценив в конце концов различие в наших комплекциях, мнимо неохотно подчиняется своей подруге. А я сижу, смотрю на игривый ручеек воды, выливающийся изо рта рыбины, и, вместе с лунным сиянием растворяясь в нем, теку туда, где нет ни города, ни Бермуд, ни извечных проблем жизни и смерти, а одно лишь ощущение полного блаженства. Возможно, завтра я
снова проснусь прежним Нику, снова смогу смеяться, влюбляться, радоваться жизни, но это будет только завтра, а сейчас я теку, теку, теку, убегая от самого себя.
        Очарование, как и всегда, исчезает внезапно. Я поднимаю голову и нахожу на темном ночном небе созвездие Лебедя. До недавнего времени я знал на нем лишь самую яркую звезду, носящую романтическое имя Денеб. Теперь мне известна ещё одна, совсем слабенькая, под прозаическим номером шестьдесят один. Там, на расстояния трех с половиной парсеков от нас, живут люди, которые с тревогой и надеждой ждут вестей с планеты Земля. А я, сделав для них все, что было в моих силах, лишь молча смотрю в небо…