Битва за страну: после Путина Михаил Логинов
        Битва за Кремль #2
        Владимир Путин выпускает в природу диких животных. Дмитрий Медведев руководит «Сколково». Кто же управляет Россией?
        В Кремле новый президент Михаил Столбов. Ему не передали власть, как в свое время Путину и Медведеву. Он вырвал ее сам в трудной, почти безнадежной борьбе.
        Теперь перед Столбовым еще более тяжелая задача. Решать проблемы, о которых власть забывала двадцать лет. Восстанавливать промышленность, строить дороги. Прощать врагов и быть беспощадным к друзьям. Вынести удары в спину от самых близких людей. Выстоять в противоборстве с теми, кто лишился власти и стремится вернуть ее себе любой ценой.
        Победит ли он в этой битве? В битве за страну.
        Михаил Логинов
        БИТВА ЗА СТРАНУ: ПОСЛЕ ПУТИНА
        ПРОЛОГ

* * *
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ», сегодня ночью скоропостижно скончался президент России Михаил Викторович Столбов.
        Диктор - небольшая, блондинистая девушка, немножко сонная, как и положено, для семи утра, прочла «текстовку» на автомате. Дрогнула лишь с последними словами, еще раз склонилась над бумажкой. Было видно, как шевелятся ее губы - читает опять, уже про себя. Поднимает голову, недоуменно оглядывает студию, ожидая то ли подтверждения, то ли опровержения.
        Его не было. Оператор, похоже, растерялся не меньше. Камера отъехала. В кадре появился студийный работник, замерший в метре от стола ведущей. Потом дернулся, протянул руку, выхватил листок у дикторши, обалдело зашевелил губами.
        Никто из пассажиров, коротавших время в зале ожидания областного автовокзала, не заметил ступора столичных телевизионщиков. Негромкие разговоры в очереди к кассе, вдоль фанерной стены, и на вытертых сиденьях замерли. Студенты из райцентров, мелкие коммивояжеры, пригородные работники, бабки, приехавшие в облцентр «за правдой», переглядывались, будто сосед мог подтвердить или отменить новость.
        Дамочка средних лет не заметила, как дрогнул, наклонился стакан с растворимым кофе, и жидкость со злым грибным запахом потекла по белой куртке, закапала на грязный пол. Недоеденный бутерброд закачался в руке - то ли выпадет, то ли нет.
        Кто-то из пассажиров услышал новость на пороге и так и замер, отворив и не закрыв дверь. Словно не знал, нужно ли теперь брать билет, ехать намеченным маршрутом. Морозный, злобный ветер прорвался в зал, обдал жгучей, беспощадной волной, от которой трясет даже в толстой шубе.
        - Господи. Убили, - прошептала бабуся в пуховом платке.
        Пассажир на пороге будто услышал новую информацию, шагнул вперед, и дверь звучно захлопнулась за его спиной.
        Казалось, хлопок двери отозвался в студии. Паралич в прямом эфире прекратился. Кто-то ткнул нужную кнопку, запустил следующий ролик новостной передачи - о фестивале шоколадных пирожных в старинном бельгийском городке.

* * *
        С начала этого года Джульетта взяла дурную привычку - будить именно Славку. Собаченция понимала: утренней прогулки проще всего добиться от него.
        - Мне же ко второму уроку, - вяло возмутился Славка, когда животное стянуло на пол одеяло. Но Джулька уже оттащила одеяло к порогу. Чтобы его вернуть, пришлось прочапать босыми ногами по прохладному ламинату, а как тут не проснуться?
        - Слав, погуляй, - донесся заспанный мамин голос.
        Конечно, можно возмутиться, покачать права - чего это и в среду гулял два раза, и вчера три раза гулял, и сегодня должен? Но Славке хватило ума сообразить: качать права придется лишь перед Джулькой. Так безопасней.
        Мама, сколько не проси, встанет лишь за пять минут до подъема папы. И сразу поспешит хлопотать на кухню, готовить завтрак. Папа с Нового года стал нервным и злым. На маму кричит, Славку обещает пришибить, Джульке однажды дал пендель. Бывало, пьяный приходил, еще злее злого - мама молила, пока не уснет, даже в сортир мимо кабинета не ходить, на балконе пописать, коль невтерпеж.
        Так что папа утром Джульку не выведет. И мама не погуляет, пока не чмокнет папу в прихожей и пожелает удачи в «проклятом департаменте», как с прошлого декабря говорит папа. Поэтому брать поводок и идти во двор - Славке.
        Он вздохнул, оделся, вышел в коридор. Заглянул на кухню - подсластить утреннюю невзгоду шоколадным трюфелем. Телик светился без звука. На папу нынче не угодишь, то озвереет на передачу, то рявкнет: «Чего выключила?! Я должен знать, когда пора сушить сухари!».
        На автомате Славка взял пульт, добавил громкость. Шли новости.
        - … которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ»…
        Славка слушал секунд десять. Потом кинул на стол неразвернутый трюфель и, забыв положить пульт, помчался будить отца.
        - Папа, папа, знаешь какая новость?
        Папа открыл глаза. Хотел рыкнуть, но то ли недостаточно проснулся, то ли заинтересовался восторженным тоном сына.
        - Ну?
        - Столбов УМЕР!!!
        - Чего врешь?
        - Сказали в новостях.
        Славкин интерес объяснялся легко. С декабря папа терроризировал семью, повторяя: «Из-за этого Столбова жизни никому не стало, сваливать надо из департамента, пока не сел». Маму так и не отвез на Новый год на Бали, Славику не купил нормальный скейт.
        Славка еле успел отскочить от кровати. Папа отшвырнул одеяло и быстрее, чем Славка за Джулькой, рванул на кухню, к телевизору.
        - Пап, так ты теперь доску купишь? - крикнул вслед Славка.

* * *
        Фатима открыла дверь коленом медленно и осторожно: если чай разольется, свекровь Асият рассердится. Переступила порог, осторожно ногой прикрыла дверь, та захлопнулась с мягким, войлочным звуком.
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ», сегодня ночью…
        Фатима вздрогнула. По ярко-красной эмали покатились несколько бурых капель. Все же удержала, дошла до стола перед диваном, поставила.
        Оставалось надеяться - свекровь, из-за новости, не заметит оплошность невестки.
        Так и случилось. Свекровь - ноги поджаты, голова откинута на две подушки, - глядела в экран, на безмолвный переполох в студии.
        - Мать, это правда? - спросила Фатима.
        Свекровь чуть помолчала, для авторитета.
        - Аллах сенсокла. Столбов сказал, что теперь по телевизору врать не будут. Значит, правда.
        Фатима стояла у стола. Сесть без разрешения свекрови она не решалась.
        - Хороший был начальник, - произнесла Мадина. Взяла мобилу, ткнула кнопку.
        - Мурат, привет. Ты не замерз в Саратове? Новость слышал? Президент Столбов умер, да будет Аллах к нему милостив. Это плохая новость. Недаром говорят: хороший начальник всегда умирает рано.
        Немножко подождала, хлебнула чаю - не остывать же - и продолжила:
        - Мурат, ты помнишь, весной надо достроить дом и сделать новый коровник? Нанимать людей дорого. Будешь возвращаться, привези уруса. Когда возьмешь у него паспорт, проверь, не женат ли он - женатых иногда ищут. Построим коровник, найдем другую работу. Не бойся, когда советует мать. Если урусы найдут и выберут такого президента, как Столбов, ты вернешь ему паспорт и отвезешь обратно. Но второго Столбова урусы не найдут.

* * *
        - Май дарлинг, плиз, не срывай путешествие! Вылет в одиннадцать, впереди у нас и регистрация, и таможня, и чертова безопасность на входе, а кроме этих радостей еще и пробки.
        - Кисик, мы успеем! Мы же мастера объезжать пробки. Ну что сделает одна минута?! Я только гляну по «Евроньюсу» на погоду в Швейцарии. Ну, пжалста…
        Кисик, он же Антоша, хотел возразить супруге, что объезжать пробки, да еще под непрерывное ворчание: «Разве мы еще не опоздали?» придется именно ему. А также хотел сказать, что погоду в горнолыжных краях можно узнать и по мобильному инету, миновав пробочные и полицейско-пропускные мучения. Но смолчал.
        Супруга заскочила в гостиную, щелк-щелк пультом. Уже хотела перейти на «Евроньюс»…
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ», сегодня ночью…
        - Кисик, ты знаешь, твой Столбов умер?
        Антоша попросил оставить шуточки, но все же сбросил на пол сумку, прошагал к ящику. Супруга, оскорбленная недоверием, прибавила громкости. Беззвучная студия убедила его - не шутка.
        - Почему это «мой Столбов»? - наконец произнес Антоша по принципу «хоть что-то да надо ответить».
        - Ну, он же у тебя в ящике маячил всю осень, - сказала супруга. - А помнишь, как у нас вечер пропал: ты сказал, что тебя Янек на митинг тащит, будто Столбова из прокуратуры не выпускают, и будут какие-то народные гуляния по Кутузовскому проспекту?
        - Ну, было такое, - растерянно сказал Антоша, типа, «кто в детстве не марихуанил?» - Вот теперь-то что будет?
        «В этом маленьком и уютном городке за двести пятьдесят лет родилось более трехсот рецептов пирожных, созданных на основе молочного и горького шоколада…»
        - Что будет? - переспросила жена. - На самолет опоздаем, вот что будет. Путин, Медведев, Столбов - одно и то же. Давай, шевелись.
        Антоша вздохнул, выключили телек и поспешил к дверям. Сколько бы минут они не потеряют по вине майдарлинг, но все равно, если опоздают и не улетят, полторы тысячи сгинувших евро - бронь горнолыжного отеля - будут исключительно его виной. Как иначе?

* * *
        Три литра пива - лучший будильник. Только поднимает он на ноги и если надо тебе вставать, и если не надо. Лешка-Марат за дружеской болтовней завел этот будильник еще с ночи, перед сном толком не разрядил. Потому и поднялся без пяти семь.
        Доплелся до санузла, порадовал организм. Заодно, чтобы лишний раз не ходить, плеснул воды на лицо. Убедился - не рванет, и вывалился в коридор.
        - Какой козерог не вырубил телек? - бормотнул сам себе.
        В этом безадресном вопросе была избирательная придирчивость. Если уж перечислять претензии к козерогам, то они много чего натворили: не закрыли кран, просыпали пепел на пол и колбасную нарезку, утопили хабарики в кружках с чаем. Не дорисовали плакат «Нет православно-державному фашизму!». Сбили с подоконника на пол цветок, заветрили хлеб, окатили линолеум пивом и не подтерли. Чего еще ждать от товарищей по «Левому Альянсу»?
        Но Лешка-Марат прикопался именно к телевизору. Подошел, задумался, что же делать: выключить или дать звук? В программе были новости, потому выбрал второе.
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции. «Ньюс-ФМ», сегодня ночью…
        - А повторить… - растерянно произнес Лешка-Марат. Но студия была растерянна еще больше, чем он.
        Началась гнусная буржуазная реклама - какие-то шоколадные пирожные. Лешка-Марат не слушал. Он развернулся и, едва не поскользнувшись в пивной луже, влетел в единственную гостиную-столовую-спальню московской однокомнатки.
        - Доброе утро, камрады. Фюрер сдох!
        Ответом был несогласованный храп. Впрочем, минуту спустя, он прервался полусонным вопросом:
        - Звездишь опять?
        - Восстаньте, павшие рабы, и посмотрите зомбоящик, - возмущенно ответил Лешка-Марат. Ответом было ворчливое несогласие: пусть и сдох, но разве это повод будить в семь утра!
        Лешка-Марат лечь уже не мог, а потому начал словесно тормошить товарищей по Левому Альянсу. Обошелся без пафоса и патетики, просто задал сугубо практический вопрос:
        - Камрады, а как теперь быть с плакатом: «Нет фашизму, нет Столбову!». Переписывать?
        - Успокойся, - отозвалась Энни (зараза, предпочла разделить одеяло с Рафиком, а не с ним). Столбова нет - столбовщина осталась…
        - …А значит, ей мы сегодня и дадим звездюлей на Пушке, - договорил Рафик. - Лады, выспимся, и на площадь. Устроим, мля, панихиду буржуазному режиму.
        В знак согласия Энн вытащила ногу из под одеяла и трижды махнула ею в воздухе.

* * *
        - Давай, красавчик, не тормози. Катай явку с повинной, говори, что мобилу обменял на косяк или посеял с пьяных глаз. Тогда условный срок, ну еще ущерб компенсируешь. Шесть тонн всего. Нет? Ну, тогда по-плохому. Счас почки помассируем и отдохнуть в камеру отправим. А там такой же пидор, как и ты, только в реальном смысле. Он тебя отцелует на всю свою длину, а мы этот цирк снимем и выложим в инет. И будешь всю жизнь «кукарекать», или под электричку прыгнешь. Хочешь?
        - Не брал я мобилу. Ну, не брал же…
        Похмельный, помятый, но ожесточенный парнишка и ментополицаи искренне не понимали друг друга.
        Мотивация обеих сторон конфликта была простой. Парень и вправду не вытаскивал мобильный телефон из кармана незнакомой ему (и прежде, и даже сейчас) девицы. А менты, обязанные отреагировать на жалобу племяшки районного главы, так и не нашли лучшего кандидата в воры. Куда делась мобила, они догадывались: в туалете клуба «Патайя» из кармана вытащили цыганки. Обкуренная дура не заметила, под таким кайфом могли бы и трусики с нее снять, и отметиться бригадой, а она так и не поняла бы, кем был прекрасный ночной принц.
        Добыча цыган, считай, провалилась в альтернативную реальность. Их хоть режь, своих не сдадут. Пришлось найти невинного, но уж очень подходящего парня, имевшего неосторожность тусоваться по соседству с дурой и быть ею запомненным - для опознания сойдет. Плюс разные бонусы: в прошлом году десять суток по «административке», и никаких дядей-начальников, да и родня - мать-алкоголичка.
        Правда, парнишка упертый. Плюнуть бы. Но когда найдешь замену? Да и кто его знает, какие проблемы возникнут с заменой? На первый взгляд парень кажется лох лохом. А потом помусолит мобилу, вызвонит школьного дружбана - омоновского лейтеху или сестру - секретаршу в суде. Проще этого дожать до признательных показаний.
        - Шериф, пусти в сортир. Имей совесть.
        - Ага, - радостно отозвался капитан, - давай вдвоем совесть поимеем, и ты, и я. Я хочу спать, ты - писать. Скажи, что брал, тогда поссышь и напишешь. Нет - никаких пи-пи.
        - Мужики, - хрипло и зло сказал парень, - я Столбову напишу и вам свистец будет.
        - Лучше Обаме, - ответил офицер. - Но без энтузиазма.
        Патовая ситуация затягивалась. Капитан щелкнул ленивчиком. Нехотя засветился экран - каждый день смотрят, а за год пыль не стирали.
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ», сегодня ночью…
        Минутный ступор - естественный, утренний ступор умотанных за ночь людей. Прервали его бельгийские пирожные.
        - Вот тебе и твой Столбов, - с неподдельной грустью сказал товарищ начальник. - Давай, гражданин Петраков, пиши заяву.
        - А сперва в сортир можно? - хрипло спросил парень.
        - Не. Кончились твои права, чмошник. Навсегда кончились. Вот ручка, валяй!

* * *
        За последние четыре месяца Нина Александровна так и не поняла, радоваться ей, или бояться. С одной стороны, ее муж Игорь Витальевич помолодел, да так, что поднимался на третий этаж быстрее, чем прежде сходил по лестнице. Но при этом Игорь Витальевич в день выпивал кофе больше, чем прежде за неделю. Главное же, Нина Александровна понимала: нового разочарования восьмидесятитрехлетний супруг не перенесет.
        Игорь Витальевич был областной знаменитостью: профессор математики и ректор вуза, Герой соцтруда, гениальный специалист по логистике, когда это слово не было известно. При советской власти его заслуги признавались, но самые главные идеи не вписывались в планы, спускаемые Москвой в область.
        В начале 90-х, когда плановая экономика ушла в прошлое вместе с коммунистами, Игорь Витальевич разработал проект построения капитализма в одном отдельном Заокском районе на три года раньше, чем в остальной России. Под написание проекта удалось получить грант Сороса, работа заняла первое место на каком-то конкурсе и была опубликована в самом прогрессивном экономическом журнале. Но устроитель конкурса разорился, журнал закрылся, а глава района проиграл выборы и его преемник не мог понять, в чем личная экономическая выгода Игоря Витальевича?
        Настали нулевые. Появились национальные проекты, согласно программе развитию области, в районе учредили бизнес-инкубатор. Игорь Витальевич переработал проект, с учетом новых реалий, предложил директору инкубатора, смекалистому молодогвардейцу. Проект получил первое место на конкурсе «Инновации молодых», директор вошел в «тысячу» кадрового президентского резерва, уехал в Москву. Игорь Витальевич пристал с проектом к новому главе района, но тот так и не понял, откуда должны прийти деньги для распила и кто прикроет в случае осечки и, главное, какая в этом личная заинтересованность автора?
        Когда президентом стал Столбов, проект ожил снова. Теперь он был уже не бумажным, но электронным, с графикой, анимацией, даже оригинальным звуком. Но суть осталась прежней. Заокский район становился производственно-туристическим кластером. Возрожденный мебельный комбинат производил плиты из сорных пород дерева, растущих поблизости; здесь же из плит делались разборные элементы одноэтажных домов. Эти дома получала бы молодежь, согласившаяся остаться работать в районе - на домостроительном комбинате, на стекольном заводе, на мясокомбинате и окрестных аграрных комплексах. Зачем ютиться в съемном московском углу, если здесь сразу дают двухкомнатную квартиру со всеми коммунальными удобствами?
        Учитывая специфику нынешнего времени, Игорь Витальевич изначально сделал главным объектом кластера не мясокомбинат, не мебельную фабрику, а реабилитационный центр - лечить наркоманов, игроманов и, конечно же, алкашей всех возрастов.
        Нина Александровна взглянула на часы. Муж, как всегда, встал в пять пятнадцать, сварил кофе и сел за работу. В семь он захочет новую порцию черного напитка - самому бы в этом центре полечиться! Лучше уж она заварит его сама, будет не такой крепчак.
        Голубые язычки лизали днище турки, бурое крошево не спешило вздыматься пеной. Нина Александровна включила телевизор.
        - И вот новость, которая только что поступила в нашу редакцию. По сообщению радиостанции «Ньюс-ФМ», сегодня ночью…
        Нина Александровна простояла минуту в легком оцепенении. Вовремя сняла турку с конфорки, отставила. На цыпочках подошла к комнате мужа. Оттуда доносилась журчащая музыка - звуковое сопровождение ролика о родниковой воде в новых домах: «А из крана будет литься вода, которую в Москве не купишь в пластиковой упаковке».
        Жена вернулась на кухню. Взяла турку и аккуратно вылила кофе в раковину. Струйка крепкого аромата повисла в воздухе тихим укором.
        К мужу подошла не сразу. Пусть еще немного помечтает.

* * *
        - Так что доброе утро, покойничек, - закончила рассказ Татьяна.
        - Мне показаться в новостях, или хватит опровержения? - спросил Столбов, сладко зевнув.
        - Придется показаться, - вздохнула Татьяна.
        Новый лидер страны распорядился будить его лишь в случае вооруженного переворота или вторжения неприятельской армии на территорию России. Известие о собственной смерти не относилось ни к одной из двух причин. Поэтому Татьяна дождалась семи тридцати - времени сегодняшней утренней побудки.
        Сама она, как обычно, встала за час до Столбова. Узнала главную утреннюю новость. Успела понервничать и посмеяться. И вернулась в кремлевскую спальню своего супруга, правителя всея Руси.

* * *
        В залах кофейни «Большая турка» увидеть сообщение о смерти Столбова, равно как и опровержение этой неудачной шутки, было невозможно. На одном огромном и двух маленьких экранах все 24 часа шли «Симпсоны». В промежутках - короткие ролики, рекламирующие сеть кофеен. И все. Для любителей совместить эспрессо с утренними новостями существуют ноутбуки и айфоны. Тот, кто пьет в России натуральный кофе, верит в телевизоре только Симпсонам.
        В дальнем зале, подальше от стойки и экранов, сидели двое мужчин. Их не интересовали ни новости, ни мультфильмы, а только кофе. Одного - дабл-эспрессо, второго - «двойная турка», фирменный напиток заведения.
        Уголок, выбранный неторопливой парой, был темен, с настольной лампой, позволявшей разглядеть меню и счет, но не лица. Именно это и распалило любопытство официантки Айгуль: с чего бы в такую рань забиться в темень? Вдобавок, посетители явно знали важную особенность этого уголка: если резко свернуть от порога, то в объектив наблюдательной камеры не попадешь.
        Говорили кофеманы негромко. Не шепотом, но расслышать их можно было, лишь присев за столик, придвинувшись.
        - Начнем с резюме или портфолио? - сказал любитель эспрессо.
        - С резюме, - кивнул любитель турецкого кофе. - Раз мы встретились, оно должно быть вам известно по нескольким позициям.
        - Вашу биографию со стажерского периода я не отслеживал, - сказал Эспрессо. - Если брать последние три года, то вот мои предположения, в произвольной хронологии. Михаил Ильичев, директор Верхнеозерского ГОКа. Ислам Исханов, отставной глава МВД, второй «кошелек» на Северном Кавказе. Федор Пинский, бывший директор холдинга «Столичный рассвет», инфаркт, утонул в бассейне собственной виллы в Севилье. Иван Шепитько, депутат Верховной Рады, погиб на охоте. Сергей Ляхов, экс-губернатор, автокатастрофа. Людмила Трубицына, крот в правлении ЗАО «Северстрой», убита в подъезде, разбойное нападение.
        Турок чуть сдвинул уголки рта. То ли удивление, то ли интересное воспоминание. Не разберешь.
        - Хорватский генерал Марко Радулович, застрелен в Париже. Григорий Сахаров, мэр Северомайска, нефтяная столица Заполярья - турнир по мини-футболу, инфаркт в раздевалке. Вдова хозяина десяти казино Софико Горганадзе - самоубийство за сутки до вступления в наследство пятью миллиардами. Достаточно?
        Турок отхлебнул кофе, поставил чашку, развел руками, скупо улыбнулся.
        - Пропустили один эпизод. Да, еще, Ляхов разбился сам. Он и на просеке мог устроить «Формулу-1», так что финишировать вверх колесами, с летальным исходом, ему было на роду написано. А так - удивили. Клиенты редко называют половину списка. Знание наша профессия?
        - В том числе, - ответил Эспрессо и, в свою очередь, слегка улыбнулся. - К делу?
        - Да. Мои принципы просты. Все, что полагается в моей сфере, кроме экспресс-услуг вроде «работа должна быть сделана завтра». Этого не делаю. Безопасность заказчика и, что важнее, мою личную безопасность в авральном режиме не обеспечить.
        Эспрессо кивнул - понятно.
        - Называется объект. Не позже чем через семьдесят два часа я даю ответ и называю цену. В нее входят мой гонорар и технические расходы. Предоплата должна быть стопроцентной. Если дополнительных пожеланий нет, сценарий работы определяю сам. Иногда отказываю, не удивляйтесь.
        - Гарантии выполнения? - быстро спросил Эспрессо.
        - Никаких, - сказал Турок после маленького глотка со дна чашки. - Тот, кто работал со мной, просто знает, что я не срываю заказы. Всё.
        Эспрессо кивнул: принято. Продолжил:
        - Дополнительное пожелание есть, и оно будет оговорено сразу. Объект отслеживается, но отработан должен быть по первому требованию.
        - Предельный срок - сорок восемь часов. Кроме того, в случае отработки по первому требованию естественность вероятна, но не гарантирована.
        Эспрессо удерживал уже пустую чашку. С ответом медлил, будто придумывал новые условия.
        Айгуль не знала, как разогнать утреннюю скуку. До конца смены полтора часа, а новых посетителей нет, и не отдохнешь в подсобке. По закону всемирного везения, первым вошедшим посетителем окажется проверяющий инспектор. Прощай, премия, а без нее - зарплата не зарплата.
        Именно скука и потянула ее в очередной раз к двум кофеманам в дальнем зале, назначившим деловую встречу в половине восьмого утра. Судя по отдельным словам, говорили они о чем-то весьма интересном. Жаль, не курили, а значит, пепельницу не поменяешь. Дважды спрашивала, не хотят ли еще чего-нибудь заказать. Принесла пластиковый указатель с рассказом про коктейльную акцию с десяти вечера.
        Решила обновить салфетки, хотя сама понимала нечестность повода: менять было нечего. Подошла…
        - Хорошо, - сказал любитель эспрессо. - Что же касается естественности…
        Его собеседник поднял голову. Взглянул на Айгуль.
        Лицо она не запомнила. Не заметила, не разглядела. Взгляд не дал и крошки шанса проявить наблюдательность. Взгляд самой Айгуль был схвачен и скомкан.
        На миг исчезло сегодняшнее утро. Вместо него вспомнилась глухая осень позапрошлого года, вечерняя смена, десять вечера, аллея - срез через угол лесопарка от дома к остановке. Мягкие шаги за спиной. Тошнотворный, парализующий страх - шея окаменела, не повернуть. Внезапный бег за спиной вместо шага и отстраненная мысль: хищник рванулся, не уйти. Ноги, единственная живая часть тела, вдруг побежали сами, протопали тридцать метров, вынесли к тускло освещенной остановке, где - редкость для такого часа - толпились люди. Шаги сзади затихли, голова смогла обернуться, и глаза увидели силуэт, резко свернувший в кусты. Потом узнала: той осенью в этом районе были убиты и ограблены две девушки.
        В тот вечер смерть посмотрела ей в глаза. Другая смерть, другой человек. Гораздо опаснее того ночного охотника. И уши донесли до мозга короткий, безусловный приказ:
        - Больше не подходи. Поняла?
        Айгуль, кажется, кивнула. И, еле сдерживаясь, чтобы не рвануть, выбралась из дальнего зала. Подошла к освещенной стойке бара, под привычные тупые шутки бармена Пашки - пусть. Сейчас барная стойка стала той самой людной остановкой, где можно отдышаться и понять: смерть осталась в стороне.
        - …Что же касается естественности, - продолжил любитель эспрессо, - то такой задачи перед вами, скорее всего, не будет. Наоборот, отработка объекта должна пройти максимально показательно. Лучше всего вариант хорвата.
        - Хорошо, - ответил Турок, - буду ждать окончательную информацию об объекте.
        - А вам приходится одновременно работать по нескольким заказам? - спросил Эспрессо, вглядываясь в сторону ушедшей любопытной официантки.
        - Да, - то ли сказал, то ли кивнул Турок.
        - Мой объект должен стать вашей основной работой. Совместительство исключено.
        - Можно и так. Гонорар в этом случае увеличивается, сами понимаете.
        Эспрессо развел руками: сам понимаю.
        - Договорились, - сказал Турок, выцедив остатки кофе. - Жду объект. В ответ - согласие, сумма и счет.
        - Договорились. Успехов, - сказал Эспрессо. Сунул под невостребованную пепельницу две бумажки, встал, поспешил к выходу.
        Его партнер поставил чашку на стол. Взглянул, убедился, что оставлено достаточно, и неторопливо поднялся…
        В правилах «Большой турки» было четко оговорено: над душой у платящего клиента не стоять, но непременно проверять счет, пока не вышел. Пусть. Айгуль приготовилась сама заплатить за две чашки кофе. Это проще, чем еще раз приблизиться к человеку-смерти.
        А тот уже удалялся. На пути к двери приостановился напротив бара. Айгуль обмерла: лишь бы голову не поднял, не посмотрел на нее.
        Обошлось. Шаги ускорились. Хлопнула дверь, и смерть вышла из кофейни.
        ЧАСТЬ 1
        Глава 1

* * *
        7.55
        - Если человек жив, он должен встать… О, уже встал, - констатировала Татьяна.
        Столбов и вправду уже встал. Заправил кровать с армейской сноровкой. Отвернулся к красному углу, минут на пять нырнул в молитву. Проснулся окончательно, поспешил в ванную комнату.
        Кремлевское жилье выбирали вместе, в начале января, когда окончательно решили - президент будет жить прямо в Кремле. За пышностью апартаментов новый лидер не гнался: лишь бы удобно, компактно. Остановились на 14-м корпусе: не пафосное, техническое здание 30-х годов, и уж никак не дворец.
        Управделами президента, оставшийся от прежней власти, начал мудро объяснять, почему такой переезд если и возможен, то лишь через месяц. Ремонт, спецсвязь, еще какие-то стандарты безопасности. Столбов на это:
        - Позову парнишек из зимовецкого головного офиса - в три дня все отремонтируют и установят. Вам поучиться, заодно к новому начальству привыкнуть.
        Управдельцы проглотили жгучие матюги, установили все, что нужно, за четыре дня, без зимовецких конкурентов. Так Столбов получил жилище, которое хотел.
        Из ванной вышел бритый, посвежевший и сухой - велел установить сильный фен, обдувать все тело разом, экономить минуту. Спортзал сегодня не планировал, обошелся короткой гимнастикой: настроить дыхалку, проверить суставы, понять, не затаилась ли какая-то боль, что подгадит среди дня, в час самого ответственного официального приема.
        За приседаниями и застала Татьяна.
        - Много ли некрологов прислали в пресс-службу? - выпрямляясь, проговорил Столбов.
        - Пока нет, но звонков изрядно. Сначала со всех телестанций, теперь - губернаторы.
        - Поздновато встают, - проворчал Столбов, дотянувшись напряженными ладонями до пальцев ноги.
        - Зачет, - одобрительно кивнула Татьяна. - Сколько раз так можешь?
        - Рекорд не нужен, профилактика большой трудовой мозоли. - Столбов откинулся, застыл, вглядываясь в потолок. - Будет исследован источник шуточки?
        - Телестудия взяла с ФМ-станции. Станция - с ЖЖ-комьюнити, на двадцать участников. То ли маргиналы, то ли вообще боты - пока неясно. ТВ сослалось на радио, а вот радийщики хотя и сказали лично мне, что новость из инета, но я слушала запись, ссылки нет. Может, сами это комьюнити и завели. Исследовать глубже уже не мое дело.
        - И ты это все за час накопала? - спросил Столбов, хрустко отжимаясь на пальцах от стены.
        - За час с четвертью, - уточнила Татьяна с легким придыхом. Сама поддалась наглядному примеру, начала что-то делать из комплекса упражнений для беременных. - И не столько я, сколько пресс-служба.
        Это было правдой. Татьяна по-прежнему числилась пресс-секретарем Столбова. Как сделалась прошлым летом главной по связям со СМИ при Северо-западном полпредстве, так и перешла на ту же должность. Только сначала лидера партии «Вера», потом лидера страны. Работа хлопотливая, нервная, иногда приходится бегать и торчать возле экрана. Уже шестой месяц беременности, пора бы от тревожных трудов отказаться. Найти замену нетрудно, кандидатов на такую должность больше, чем на саму президентскую. Но отрешить себя от работы пока не хотела, присматривалась к замам. Дала себе зарок до начала апреля выбрать замену и уйти в декрет…
        …Если, конечно, на другой день после своей отставки не шарахнет такой информационный гиньоль.
        Тут уж, позабыв обо всех врачебных рекомендациях, помчишься в информационный центр, отслеживать работу коллег.
        - С радийщиком понятно, - сказал Столбов. Зарядку он уже закончил, надевал тугую майку. Татьяна запомнила это качество еще с прошлой осени, когда, начали регулярно вставать из одной постели: до последнего момента оставаться в домашней, мягкой, ненавязчивой одежде. Правда, и треники, и фланелевая рубаха смотрелись на нем строже, подтянутей, чем офисная униформа на ином менеджере. - А барышня - телевизионный диктор, инфаркт не поймала?
        - Надеюсь, нет. Но звонила, плакалась…
        - Пригласи от ее телеканала на стодневное интервью. Пусть увидит, что жив. Да и комплекса не останется. А во что переходит комплекс вины - сама знаешь.
        Татьяна кивнула. Спорить не стала, лишний раз задумалась о главном событии следующей недели - интервью, посвященном ста дням работы нового лидера России.
        Чтобы не грузить Столбова задумчивым видом, вернулась к главной теме сегодняшнего утра.
        - Если человек жив и встал, то должен есть. Завтрак уже готов. Сам знаешь, в Кремле работают не по телевизионным новостям, а по внутреннему распорядку.

* * *
        8.45
        Завтрак был действительно готов. Кремлевская обслуга, сколько ни ругай ее работу на больших приемах, исполняла камердинерские обязанности в лучших традициях официантов старой школы: своевременно, безупречно, незаметно. Стараниями Татьяны завтрак лидера страны напоминал идеальный европейский отель: кефиры-йогурты, свежий сок трех видов, барный кофейный аппарат, чтобы не тревожить персонал из-за лишней порции капучино. Думала, что Столбов рассердится на такое барство, но он одобрил. Завтрак - заправка перед дневными трудами, пусть будет царским. Это ужину положено быть попроще, без намека на шведский стол.
        Кстати, новый хозяин Кремля немедленно ввел новое правило: государственное спиртное - только на официальных приемах. Во всех остальных случаях, если есть потребность развлечься виски или родной, беленькой - пожалуйте, за свой счет. О том, как в Кремль для вечерних выпивок привозят водку в авоськах, один только «Московский комсомолец» публикнул три карикатуры, а в инете можно было найти десяток демотиваторов.
        Завтрак длился почти полчаса. Дополнительным блюдом стала оперативная сводка - основные события ночи и утра, плюс обобщения по вчерашнему дню. Пять-семь листов бумаги. Не то чтобы новый лидер был завзятым традиционалистом и не одобрил бы электронный планшет, но сама Татьяна понимала важный психологический нюанс: новость на бумаге всегда смотрится серьезнее, чем новость на экране.
        В дни журналистской юности она, думала, будто где-то в Москве есть некое правительственное информагентство - невидимая часть ИТАР-ТАСС. Вот оно-то все знает и снабжает руководящие органы подлинной информацией, тайными сводками, горькой или безвкусной правдой, без примеси желтизны, предвзятости и скрытых интересов.
        Нет, не существует засекреченного источника самой правдивой правды, так же как и волшебной кремлевской таблетки, исцеляющей гайморит и диарею за один прием. И в купленной олигархом газете, и в ведомственном аналитическом отделе сидят живые люди, и свои причины ошибаться и врать есть у всех.
        Поэтому в сводку входили и новости из президентской администрации, и информационных агентств, не важно, государственных или частных, а также из электронных газет. Некоторые были выделены красным или зеленым шрифтом.
        Когда эта привычка только-только вошла в обиход нового хозяина Кремля, Татьяна следила, чтобы Столбов перед тем, как взять в руки листы, выпивал активированный уголь. Каждый раз напоминала бессмертные слова профессора Преображенского о том, что нельзя читать советские газеты перед едой, каждый раз вздыхала - увы, к царям совет не относится.
        Столбов читал новости в тишине, отхлебывая крепчайший кофе, запивал молоком из бурой глиняной кружки. Лицо - бесстрастное, лишь иногда чуть слышно хмыкнет да губы сдвинутся в секундной злой усмешке, мол, предвидел такой оборот. И очень редко улыбался без злости.
        Татьяна вполглаза смотрела за ним, угадывала, до какой новости дошел Михаил Викторович. Кредитный рейтинг России, по версии Блумберга, на той же позиции, что в январе - спасибо, не падаем дальше. Хуже с рейтингом самого президента: если верить «Леваде», ушел вниз на семь процентов за прошедший месяц.
        Глава финансовой группы «Аристарх» вернулся в Москву из Лондона - тут Столбов усмехнулся особо зло. Два месяца назад едва ли не в буквальном смысле отряхнул прах родины со своих элитных подошв. Оказалось, поторопился. Не нужен он Британии ни как новый подданный Ее Величества, ни как русский беженец.
        Затянувшийся зимний грипп пошел на спад, в школах отменен карантин - приятно, но лучше бы пораньше. Синоптики дружно согласны с тем, что зима была долгой, зато весна окажется жаркой до аномалии.
        Столбов отложил лист, отхлебнул кофе, спросил:
        - Ты была в Малоозерске?
        - Только проездом, - ответила Татьяна, подливая апельсиновый сок, - задержаться без повода не захотелось.
        Она поняла, до какой новости дочитал Столбов. В Малоозерске - Приволжский округ - обанкротился Станкостроительный завод, градообразующее предприятие, между прочим. К этой новости, подчеркнутой красным шрифтом, прилагалась короткая справка. Восемьдесят тысяч населения, пять процентов официальной безработицы, со скрытой - пятнадцать. Теперь, если завод закроет ворота, без дела останется треть города.
        Печальную историю завода Столбов помнил в общих чертах. Станкострой еле пережил 90-е, барахтался в нулевые, завалился в кризис 2008. Добрый экс-премьер не позволил обанкротить завод по легкой схеме. Сам не присутствовал, ручку не протягивал, просто грозно рыкнул через приволжского полпреда, а тот заставил областной банк выдать кредит полуживому предприятию. Путин ушел, рыкнуть некому, и завод гикнулся.
        - Ладно, - сказал Столбов. Татьяна поняла: к несчастному Малоозерску он еще вернется.
        Не отрывая глаз от листа, нашел на столе плюшку, откусил. Это значило - пошли международные новости. Они хороши как напоминание - где-то есть свои проблемы. Война в Северной Африке продолжается, уже давно не нужная ни участникам, ни дальним заинтересованным лицам, но никто не хочет признаться, что ее начал, а значит и завершить ее не может никто. На ближайших выборах в Европарламент почти четверть голосов светит новой партии «Рассвет Европы»; победному маршу не мешает даже то, что захлебнувшийся злобой левый сектор называет партию «фашистской». По ту сторону Атлантики намечаются проблемы у лидера региональной нефтяной державы Уго Чавеса: проиграл муниципальные выборы, большие города знать его не хотят, а армия - в нейтралитете. Китай планирует новый железнодорожный путь в Европу, через Гоби и Среднюю Азию; сильный конкурент Транссибу.
        - Без нас не обойтись, - заметил Столбов, заедая кофе вяленым персиком. - Если решили взяться всерьез, позвонят из Пекина.
        Дальше - происшествия. Спасибо, что сегодня не на первых позициях в новостях. Хотя радоваться нечему. В Ставропольском крае на переезде товарняк смял «Фольксваген» времен канцлера Коля; шофер был пьян, переезд - без шлагбаума. Три трупа. Приговор в городе Афанасьевске по изнасилованию и убийству: еще в 2004 году пропали три девятиклашки, нашли их только сейчас, оказалось - надругались, убили, закопали дворовые же ребята, тоже малолетки. Один сейчас сидит, остальные - взрослые, законопослушные граждане. Раз были несовершеннолетние, то применен срок давности: освободили в зале суда, отпустили домой предаваться мукам совести. Из областного центра в Афанасьевск переброшен ОМОН - не случилось бы линчевания.
        Столбов отставил чашку, быстро черкнул на листе резолюцию, зло сказал Татьяне:
        - Значит, десять лет никто девчонок не искал, пока строители не наткнулись… Узнать, кто начальник РУВД. Тут же гнать с позором. На пенсии - прошерстить. Если просто ленивый дурак - одно. А если еще и хапал… Историю - на коллегию МВД. Напомнить: если пропали детишки-подростки, уголовное дело заводить сразу, по статье «убийство». Больше мороки, зато быстрее найдутся.
        - И еще: оперативно исключать из базы, если нашлись, - добавила Татьяна. - История была с двоюродным племянником. В десятом классе учился, загулял с друзьями, папа добился, чтобы объявили всероссийский розыск. Он домой вернулся, а через полгода менты остановили, пробили по базе - ага, попался. Вытащили его из спецприемника через две недели, он потерял пять кило в весе и три зуба, но честь сохранил.
        - В смысле, очко? - уточнил Столбов. - Молодец.
        Новости закончились. Последняя была из цикла «ребятам о зверятах»: председатель Всемирного фонда «Обитаемая планета» Владимир Путин чипировал самку ладожской нерпы по кличке Альдога и выпустил в родное озеро.
        Столбов слегка улыбнулся, улыбнулась и Татьяна. Вспомнили, как в декабре бывший лидер России решал свою судьбу. От поста посла в Германии отказался. Столбов понял - не хочет быть под начальством. Срочно зарегистрировали самый богатый и могущественный природоохранный фонд с генеральной задачей - восстановление и возрождение исчезающих и исчезнувших популяций.
        - Понятно, - сказал Столбов, откладывая листы. - Идем ко дну и как всегда с оркестром. Передай в аналитическую группу, там пометки и поручения. Внеочередные дела не объявились?
        - Есть, - ответила Татьяна, заметив про себя, что по-прежнему работает и пресс-секретаршей, и секретаршей вообще. - Телефонный разговор с китайским генсеком. В Пекине готовы к разговору после десяти вечера по Москве.
        - Хорошо. Еще.
        - Декабристы просят о встрече. Хоть на полчаса.
        - Сегодня для них «окна» нет, - ответил чуть помрачневший Столбов. - На послезавтра. И пусть подготовят повестку дня - напишут, что хотят обсудить.
        - Миш, сам же знаешь, ничего они не напишут, - вздохнула Татьяна. - Все их просьбы не письменные и не телефонные.
        «Декабристами» называлась определенная категория соратников нового лидера - бизнесменов, спонсоров победы. Само собой, в этот неофициальный клуб вошли не прикормленные олигархи прежней системы, выделившие новой партии деньги прошлой осенью, по кремлевской разнарядке, а те, кто сделал ставку на Столбова отчаянно и отпето, до заранее собранного тюремного пакета, если Кремль начнет сажать столбовцев.
        Эти вот Минины, рискнувшие судьбой и кошельком, встретились в середине декабря, выпили напитков по своему вкусу и создали «Декабрьский клуб». Председателем его стал, конечно же, Луцкий - король цветных металлов, первым предложивший деньги на кампанию Столбова, первым их давший.
        …Кстати, выяснилось, что в аппарате президентской администрации действительно был список на арест лидеров и спонсоров партии «Вера». Среди олигархов Луцкий значился первым.
        Теперь он требовал очередной встречи. Новый президент прекрасно понимал, для чего. И откладывал разговор - все равно ничего нового не сказать.
        Столбов допил апельсиновый сок, сам же и нацедил в кружку ручной выжималкой. Сперва поставили электрическую, но когда узнал - есть механическая, велел заменить. С одной стороны, маленькое полезное физическое упражнение…
        «С другой - сброс негатива», - подумала Татьяна. Обступили злые мысли, тряхнул головой, положил сразу два крупных цитруса, выжал ручку до мелкой прожилки на лбу, и хряп-хряп, закапал сок.
        - Танюха, - сказал он, обтирая губы, - тебя в школе к директору вызывали?
        - Бывало. Я до шестого проходила по категории «оторва-пацан», а в седьмом как-то сразу стала оторва-барышня.
        - Тряслась?
        - Немножко. Наш дирибас - Иван Борисович Шестун, дядей был строгим и солидным. Идешь к нему с хиханьками, а в приемной сразу станешь девочкой-идеалом, себя в зеркале не узнаешь.
        - Вот. А я, заметь, через полчаса встречаюсь не с одним директором, а с двадцатью директорами директоров.
        Татьяна вздохнула: да, впереди рабочая коллегия Минобрнауки. Официальный день начался.

* * *
        11.05
        Директора директоров смотрелись жалко и растерянно. Напоминали они учеников тепличной гимназии на выездном уроке ОБЖ. Или, скажем по-старому, НВП. Вывез их за город пожилой педагог, майор запаса - провести урок патриотизма на свежем воздухе, рассказать про героев прежних баталий. И объявил марш-бросок на двадцать километров по пересеченной местности - оврагам, болотцам, густой сорной зеленке.
        Кадровых обновлений в верхушке Минобрнауки пока не произошло. Появилась пара замов - из провинциальных лицеев, но они держались скромно, напоминали стажеров, дело которых приглядеться, а потом уж впрячься в гуж.
        С остальным руководством было так: Столбов навестил педагогическое министерство сразу после победы - так было и с прочими учреждениями. Созвал начальствующих, сказал:
        - Знаю, что вы все гребли, как рабы на галерах. Думаете, власть сменилась, значит, можно весло бросить? Не торопитесь, дорогие мои, хорошие, помучайтесь еще немножко. К тем, кто чует за собой грешки - гребля-то бывает не только галерной, а еще и карманной, это относится особо. Честным трудом искупить можно почти все.
        Иной раз вспыхивали обидой: не заслужили! Было так и у педагогов.
        Столбов с улыбкой извинялся, предлагал обиженному высокому чинуше остаться для персонального разговора. Беседа на двоих, с двумя бумажками: декларацией о доходах за последние три года и справкой, именуемой «фактическая собственность». Упоминались в ней не только заработки, автомобили, квадратные метры и гектары самого чиновника, но и собственность дальних родственников и близких друзей. С лаконичным приложением, доказывающим, что эти люди ну никак не могли за последние три года позволить себе трехкомнатные апартаменты на Бульварном кольце или скромную латифундию в Краснодарском крае, на берегу Черного моря.
        Обиды испарялись, разговор прекращался.
        Сегодня среди присутствующих были двое участников такого вот безрадостного разговора. Они тряслись душой, заражая коллег нервозностью.
        Рабочая коллегия, проходившая в Сенатском дворце Кремля, была, по сути, домашним заданием. Оно называлось «Концепция среднего образования в России до 2025 года». Министерские чины делали «домашку», как в забытые школьные годы: перезванивались с коллегами из других министерств, разве что не списывали. Пытались понять, как угодить новому хозяину Кремля. Написали и сегодня принесли на суд.
        Началась презентация. Доклад - пять минут, минутный перебор - уже навязчивый колокольчик от модератора, выступай хоть министр. Минута на вопросы-ответы. Все ждали вопросов от Столбова, но он молчал. И поднимался следующий оратор.
        Доклады чем-то напоминали сушеные соевые комья, из которых можно сделать хоть псевдотворог, хоть псевдосыр, хоть псевдобифштекс. Констатировался глубокий, и даже катастрофический упадок. Вяло ругали предшественников: отсталую советскую школу, развал образования в лихие 90-е, и продолжение развала в вороватые нулевые. Когда кто-то по второму кругу заявил о преодолении тяжкого наследия ельдинизма и путинизма, Столбов взглянул на оратора с такой злой ухмылкой, что докладчик уложился в четыре минуты.
        Дальше было про сохраненные традиции, про лучшее в отечественной педагогике, про лучшее, взятое из международного опыта, но при этом и про нежелательность непродуманных экспериментов…
        Тут Столбов прервал выступающего.
        - Это смотря какие эксперименты, - улыбнулся он. - Дурные эксперименты не нужны никому, а вот умные - очень даже нужны.
        Ответ - молчание. Оратор взглянул на президента, уловил короткий кивок, правильно понял и сел.
        - Спасибо, - сказал Столбов. - Относится ко всем. Ваше видение концепции я уже понял и с проектом знаком. Не только знаком. Успел отдать его на рецензию и даже получить результаты.
        Аудитория - дяденьки в строгих костюмах, чиновные дамы со строгими прическами - взглянули с настороженным недоумением: что за рецензенты? Иностранные?
        - Кто они? Ваши коллеги, - Столбов, казалось, услышал непроизнесенный вопрос. - Я дал распоряжение рекорам. Кто такие рекоры, надеюсь, знаете?
        Несколько секунд длилось суетливое переглядывание, взгляды-намеки. Мол, я знаю, конечно, но знать не начальское дело, пусть выступят подчиненные. «Мы-то знаем, - казалось, говорили подчиненные, - но отвечать дело начальства».
        - Это региональные координаторы, проводящие на местах политику нового руководства, - наконец сказала дамочка, с вольной, можно сказать, игривой прической. Столбов кивнул.
        - Можно и так. Рекоры - это, в общем-то, обычные люди, которые за последние двадцать лет не спились и не свалили за рубеж, но смогли что-то сберечь или создать, без воровства и прямой связи с ОПГ. Таких вот людей я нахожу или мне находят. И я ставлю им тяжелую и неблагодарную задачу: проследить, чтобы в регионах, а также и в Москве, мои реформы проходили без саботажа, воровства и обычного маразма.
        - Понятно. И вы отдали проект на рецензирование этим комиссарам? - спросил невысокий, молодой, но капитально лысый зам.
        Столбов пристально посмотрел на него, оценивая в полном смысле слова. Костюмчик от Маррини за полторы тысячи евро. Запонки, каждая стоимостью в костюм выпускного бала сельской школы. Часики, Тиссо-эксклюзив, продолжим сравнение - трехмесячный фонд зарплаты районной средней школы. Даже имя вспомнил - Иван Сорин. Компромата - лет на пять. А ведь смельчак. Не стал прибедняться, не стал отсиживаться. Надо попробовать его сохранить, дерзость понадобится.
        - Не им. Я, когда общался с рекорами, кто помоложе, спрашивал впечатление от школы. Кто-то говорил: «Вышел за порог и забыл поскорее». Кто-то: «Всему обязан Сергею Иванычу». Я выясняю, кто этот Иваныч - учитель или директор. Учитель - ладно, если директор - уже интереснее. Школьный директор - губернатор в миниатюре. Ему и балбесов довести до последнего звонка, и здание содержать, и с родителями объясняться. Да еще вытерпеть все реформы и инициативы вашего министерства. А это все равно что выжить под монгольским игом или фашистской оккупацией.
        Последние слова Столбов произнес без улыбки. Резко хлестнул, так, что минобразовцы вздрогнули, уперлись взглядами в стол. Сорин незаметно сел.
        - Так вот, - с прежней мягкостью произнес Столбов, - я поручал узнать, сколько у этого директора за последние годы из школы выпущено состоявшихся людей. Тех, кто устроился в фонды менять бумажки на бумажки, не рассматривал. А руководителей в реальном секторе. И когда две недели назад таких вот директоров средней школы, выпускающих качественный продукт, набралось десять человек, все они фельдъегерской почтой получили проект вашей концепции. С моей личной просьбой: внести свои поправки, чтобы получить школу, за выпускников которой не должно быть стыдно. Ни мне, ни вам.
        Секретарша раздала бумажные папки. Кто-то сразу сунул в них нос, кто-то глядел с тревогой, не раскрывая. Так бедный, но понтоватый подросток, пригласив подружку вместо фаст-фуда в ресторан, робеет раскрыть книжицу счета.
        - Директора, как я и предполагал, оказались людьми деловыми, - продолжил Столбов, - за неделю откликнулись все. Люди они разные. Тут и директор московской языковой гимназии, которую в прошлом году чуть было ваша братия не закрыла за излишнюю элитарность. Точнее, - Столбов опять хлестнул взглядом и фразой, - за то, что никакая элита там не учится, сами знаете, элита учит детей в Англии. Тут и директор районной школы, о которой просто забыли. Ну, ученики бывшие помнили, потому она и выжила. Но мысли у этих разных директоров примерно схожие. И взгляд на российскую школу, точнее, на смысл ее реформирования, у них одинаков.
        Пауза. Столбов опять посмотрел на педагогический генштаб, ожидая то ли вопросов, то ли возражений. Но в ответных взглядах читались лишь раздраженная усталость и неслышные реплики… Сколько этих самых реформ было… Опять за старое, то есть за новое… Неужели непонятно, что в этой стране, с этим народом не то, что ничего не построить, но ничего не перестроить… Сохранить бы, и то вряд ли.
        И все-таки под пеплом усталости и страха (кто из присутствующих не воровал, не пилил?) тлел уголек интереса. Поэтому, не дожидаясь окончания президентской речи, заглядывали в папки.
        - А цель, дорогие мои, хорошие, наша общая цель вот какая: выпускать ученика с хорошими базовыми знаниями. Умеющего работать головой, а также не стыдящегося работать руками. Школа, в которой настоящего умника определят годам к двенадцати и дадут ему такое образование, будто он родился в вашей семье, Иван Анатольевич, - взглянул на Сорина, тот от неожиданности вздрогнул, уронил папку на пол, - а если ученик, наоборот, учиться не хочет, то сориентируют его на хорошую, честную физическую работу. Всех до одиннадцатого класса тащить не будем. Это так, генеральная цель, а конкретных идей много. Уже прочли?
        Дамочка с вольной прической, успевшая пролистать треть плана, подняла глаза на Столбова.
        - Михаил Викторович, это же революция!
        - Нет, - улыбнулся Столбов (лучше бы хмурился!). - Революция в образовании кончились. Это контрреволюция. Да, вот еще: у двоих здесь присутствующих дети учатся в Англии. Сейчас март. Первого сентября они пойдут в российскую школу. Если сами не выберете - подскажу, где в порядке и со знаниями, и с безопасностью. Если не пойдут, то родители - сами на выход. Шеф-повар, который боится обедать в своем ресторане, увольняется и топает в пирожковую.

* * *
        13.15
        Финляндия - северная соседка России, но климат там мягче. Наш март еще зимний месяц, а здесь, в садике возле виллы, и газон освободился от снега, и травка пошла в рост. Впрочем, солидные мужчины, собравшиеся на просторной веранде, думали не о весне, но о таком прозаическом деле, как собственная безопасность.
        - Андрей Васильич, нехорошо! Опоздать на час - не по пацански. Мы уже начали думать, будто вас перехватили агенты столбовской гэбни.
        - Не думали, - грубо ответил Андрей Васильич, мужчина средних лет, в кожаном плаще и кожаном меховом кепи. - Если бы подумали, что меня арестовали, то сейчас наперегонки чесали бы в хельсинкский аэропорт.
        - Ну, не знаю, как товарищи по несчастью, а я, Васильич, в вашей стойкости не сомневаюсь, - продолжил ехидный наезд пожилой господин в костюме от Бриони, не очень гармонировавшем с беседой на веранде. Его кислая ухмылка, вдумчиво презрительный взгляд и сноровка носить костюм напоминали, что бывших парторгов, как и бывших шпионов, не бывает. - Все равно, почему опоздали на час?
        - Гребаная граница, - рыкнул Васильич. - Я изначально заложил, что с финской стороны придется задержаться, думал, хоть нашу пролечу. Буй вам! Полтора часа проторчал в общей очереди. Будто пол России решило съепаться от Столбова в Финляндию.
        - Не будем выдавать мечты за реальность, - желчно заявил дяденька, по возрасту вполне способный считаться старейшиной собрания. - Россия пока от Столбова не бежит, просто Андрюша сам убедился: на границе бывают пробки. Я-то, когда понял, что больше по мидовскому списку не проехать, не стал выеживаться и езжу только жэде - быстро и уютно. Давай, Андрюша, садись и калякай о делах наших скорбных.
        - Да не скорбных - прискорбных, - зло сказал Андрей Васильич. - Я новости привез.
        - Какие?
        - Плохие. Других сейчас не бывает…
        Почтенное общество вздохнуло. Надо же: еще полгода назад считали, что страна под ними. А теперь на родине даже и встретиться не решились. Как оппозиция царских времен, поехали в Финляндию, посовещаться.
        Жило-было садоводство «Мельница». Название - простое и хорошее, чего же спрашивать, что означает? Все равно, товарищи-садоводы спрашивали у местных краеведов, почему озеро зовут Мельничным? Те отвечали: на реке, что в озеро впадает, в финские времена стояла мельница. А по другой версии, эта речка-озеро имеет какое-то отношение к волшебной мельнице Сампо, что способна намолоть всякое добро и обогатить обладателя.
        Вторая версия оснований не имела, но по практике так и вышло. Вроде бы, обычное садоводство, ну, пусть элитное, пусть родилось в 90-е, когда у всех машины, потому и в стороне от железных дорог. Однако в нулевые годы оказалось, что каждый член садоводства, если он не последний лох и если парился в баньке с председателем, да кушал шашлычки в его же компании, устроился на зависть миллионерам 90-х, купившим виллы на Кипре.
        А дело в том, что председатель «Мельницы», с конца тех же 90-х, жил и работал в Москве. Ценил он в людях больше всего надежность, верность обязательствам, причем не всегда озвученным. Поэтому партнеры по садоводству устроились так, как бывает в сказках, про внезапно обретенных покойных дядях-миллиардерах. С той только существенной разницей, что дядька оставил миллиард, а тут миллиарды росли на миллиарде. «Мельница» превратилась в закрытый клуб близких людей. Кто качал нефть, кто ее транспортировал, кто строил терминал для перекачки, кто стал директором банка, финансировавшего все эти операции. И никаких проблем, никаких преград, никаких проверок и претензий. Только небо, только ветер, только счастье впереди…
        Потом настала та самая злосчастная осень, когда небо посерело, ветер переменился, а счастье - сдулось. Бывший председатель кооператива и бывший президент, теперь же и бывший премьер, устроил импровизированное собрание «Мельницы». Объяснил, что со Столбовым он говорил, и тот, приватно, подтвердил свои публичные обещания: никаких посадок, никаких личных репрессий. Но неприкосновенность постов и капиталов не гарантируется. «Мы побежденные, - признал он, - торговаться нет смысла. Вам удачи, и имейте в виду, теперь я забочусь только о диких животных».
        Само собой, в такую подляну судьбы поверить непросто. Была встреча со Столбовым. Тот шутил, смеялся, переспрашивал: «Так вы тогда, в декабре, хотели меня ликвидировать?» Потом сказал совершенно серьезно:
        - Давайте-ка определимся. Или вы считаете, что ваша собственность вполне законна и выдержит любой аудит. А также уголовное расследование. Или я считаю вас не жуликами и мошенниками, а просто людьми, которым очень повезло. Вроде, нашли клад. Что полагается за найденный и сданный клад? Правильно, двадцать пять процентов. Вот столько и можно оставить себе. Публично каяться не надо, просто вернуть три четверти. Это мне придется каяться перед избирателями, почему вам столько оставил. На раздумье - полгода. Что потом? Теряем и деньги, и свободу.
        Был март. Шел четвертый месяц ультиматума.

* * *
        - Что вы успели обсудить без меня? - спросил Васильич.
        - Ничего серьезного, - ответил «Бриони», - только Николаич рассказал подробности своего общения с Евросоюзом.
        - Можно повторить для опоздавших?
        - Да и повторять нечего! Как говорил Козьма Прутков, «какая рифма на слово Европа, надо спрашивать у Бутенопа». Так вот, тля, я понял, на это слово только одна русская рифма есть! После встречи со старым моим дружбаном, князем - парламентарием…
        - С Францем Карловичем, что ли? - лениво спросил «Бриони», мудрец-всезнайка.
        - С ним самым, - ответил Николаич, дядька лет сорока, с лысиной Котовского и усами Буденного. - С Францем фон Гогенлоэ. В роду одни крестоносцы и паладины, помнит прадедов до десятого колена. Такого уже учить ничему не надо, так и рождается весь воспитанный, политесный. Министр хороших манер! Я понял, для чего эти манеры и политесы. Для разводки!
        Общество потребовало уточнений.
        - Я на этот раз его просто прижал. Уже без намеков, прямо говорю: «Вы председатель парламентской комиссии. Если сделка будет успешной, вы гарантируете, что не будет никаких расследований, мол, откуда денежки в нашу экономику?». Он: «Надеюсь, но гарантировать не могу». Я ему: «Давай, как взрослые люди - сколько и кому надо занести?». Он: «Гарантии все равно не будет». Я чуть не ору: «В несчастную, депрессивную экономику вашей депрессивной страны будет вложено двадцать миллиарда евро! Не понимаете?!». А этот фон руками разводит: мол, все понимаем, да я только «за», если бы все только от меня зависело…
        - А ведь когда в две тысячи десятом его назначили почетным директором «Вест-нафты» - синекура на триста тысяч евро в месяц, он сумел объяснить, что именно от него очень многое зависит, - ехидно заметил Бриони.
        - Вот именно! Мало триста тысяч в месяц. Как только его ни обхаживали! Понятное дело: экс-министр, не последнее рыло в своей партии, ко всем имеет подход. Чего ему ни дарили: и Кандинского, и саблю из Златоуста - со справками на вывоз пришлось натрахаться. Я еще в позапрошлом году принимал его у себя на Валдае, в баньке парились. Я ему по пьяни предлагал: хошь, прямо сейчас поедем, медведя застрелим? Хошь, прямо сейчас девку борзыми затравим, как у Достоевского?
        - У Достоевского был мальчик, - уточнил Бриони.
        - Какая, нах, разница? А он лежал на полке, мудями к потолку, и хохотал: «Рус-экзотик». Целовались потом, разве что не трахнулись. А теперь: «Если бы только от меня зависело». Надо было эту Европу в сорок пятом всю до Атлантики вы…бать, а потом еще раз.
        - Время упущено, - вздохнул Бриони, явный модератор заседания. - Ладно, грустные новости с Запада понятны. Нас там никогда не любили. Любили только наши деньги. Васильич, какие ваши плохие вести с Родины?
        Васильич неторопливо, почти без матюгов, рассказал о своих переговорах в новой президентской администрации. А переговоры шли на ту же тему, что и с коварным европейцем, потомком паладинов. От имени всей «Мельницы» Васильич прощупал почву: можно ли договориться? Внести какую-нибудь сумму в какой-нибудь новый фонд, этак миллиарда три евро. Пообещать слушаться, рулить бизнесом так, как скажет координатор от новой власти. А если скажет: уйди с площадки, то уйти по-хорошему, продав бизнес за честную дену, как когда-то Абрамович. Плюс - полная лояльность, никакого политического блудняка. Взамен - забыть, сколько денег осталось у «Мельницы». Разве не разумно?
        Собеседник ответил: да, разумно. Но все равно шансов на вариант нет. Столбов как решил - 25 процентов, так и стоит на своем, без компромисса. И все козыри у него - данные о собственности «Мельницы», не утаишь. Еще раз предложил согласиться на четверть, даже удивился: у вас же, в среднем, пять миллиардов у. е. на человека. Ну останется один миллиард, все равно - мечта Остапа Бендера.
        - Я даже материться не стал, - вздохнул Васильич, - просто его спросил: а ты сам мог бы за месяц все свое имущество сложить, продать и оставить себе четверть? Он только и ответил: у вас было четыре месяца.
        Минута была наполнена матерными междометиями и проклятиями. Кто-то молчал, верно, подсчитывал, как он сможет из всей своей собственности за месяц выкроить четверть.
        Когда собрание приумолкло, парторг-Бриони не спросил даже, утвердительно заметил:
        - Выходит, уважаемые товарищи по несчастью, как ни крути, а вариант остается только один. Плохой, некрасивый, опасный вариант, лучше которого мы ничего не найдем.
        - Отставка под Шопена? - спросил кто-то. Бриони кивнул: пусть люди свои, пусть территория перепроверена на предмет «жучков», есть вещи, о которых вслух не надо.
        - Слушайте, а почему его тогда… ну, когда он только лез в Кремль? - спросил Николаич, не самый богатый и знатный член клуба. Потому и не присутствовавший на нервных совещаниях прошлой осени.
        Бриони ответил не сразу.
        - Это сказать легко. На деле - не так. Всегда есть страх - отдача замучает. И потом, честно говоря, казалось - пронесет. Не псих, не отморозок, никого в Гаагский трибунал не сдаст. Сам насосется, друзей насосет и успокоится. А он и вправду отморозок.
        - За месяц-то успеем? - спросил Николаич. Бриони пожал плечами: как получится.
        - Еще вопрос можно? - продолжил неугомонный Николаич. - Если наше уважаемое собрание прошлой осенью, простите, бзднуло решить проблему, когда он был обычный гражданин, лидер непонятной партии, то сейчас-то, когда у него в кармане и ФСО, и ФСБ, и сам-то он живет в Кремле… Не маловаты ли шансы?
        - И да, и нет, - философски заметил бывший парторг. - Тогда, дурацкой прошлой осенью, вокруг него была стена понадежней кремлевской. Толпа фанатов, готовых за него сдохнуть. Причем - без кавычек. Реальных психов и отморозков, рвавшихся во власть. Скажу по небольшому секрету: и «казачка» заслать пытались, и перекупить тех, кто поближе к телу. Не вышло. Засуетились поздно, а там у них такой уже драйв пошел - до власти рукой достать. Под таким наркозом человек предложения не воспринимает.
        - А сейчас?
        - А сейчас, по скромным, отрывочным сведениям, прежнего монолита уже нет. Власть взята, наркоз прошел. Столбов пока еще никого в миллионеры не произвел и не планирует, поле для торга открыто. Вот сейчас-то, может, и сдадут.

* * *
        15.00
        «„Вертушка“ комфортной не бывает», - в очередной раз подумал Столбов. Эту нехитрую истину, рожденную еще в Афгане, он проверял неоднократно. Вертолет может быть маленьким или большим, нашим или импортным, наследием советских времен или изящной штучкой прошлогоднего выпуска. Все равно самый комфортный вертолет - это самолет.
        Но взлетно-посадочной полосы под аэропланы в Кремле не было. Поэтому до «Шереметьево-2» приходилось добираться вертолетом. Там ждала канцлер Германии.
        Вообще-то, госпожа Канцлер летела в Китай, и остановка в России была для нее отклонением от маршрута. Значит, есть о чем поговорить.
        В переговорные апартаменты Столбов прибыл за пять минут до приземления гостьи. Внутреннюю комнату недавно обновили, избавили от прежнего державного пафоса: к чему он на неофициальной встрече? Аэропорт - это аэропорт; гул постоянно взлетающих самолетов не давал расслабиться, кресло - изящная реплика мебели времен барокко - казалась сиденьем в зале ожидания, а в мозгу пиликал звоночек: не на твой ли рейс объявили регистрацию?
        Канцлер объявилась со спецназовским проворством, минут через десять после посадки. Неофициальный визит церемоний не предполагал, но все же Столбов отметил: торопится, время даром не теряет. Встречались они впервые.
        Без переводчика не обошлось. Пусть российский лидер и подтянул свой английский, все равно с толмачом проще, беседа не застопорится от необходимости найти нужное слово. Секретных тем сегодня не предполагалось.
        Гостья предложила беседовать стоя, Столбов согласился. Ей лететь еще добрую половину Евразии, насидеться успеет.
        Началось с комплиментов.
        - Ваша борьба с коррупцией оказалась большим, чем разговоры, - с улыбкой сказала она. - На днях я побывала на съезде Восточной инвестиционной палаты. Говорят, что в России что-то изменилось. Гранды, хозяева автомобильных концернов и производители труб ничего не заметили, зато бизнесмены поменьше - довольны. Они всегда были откровенны: чтобы в любой российской области был успех, необходимо браться за дело, если на открытие проекта можно пригласить губернатора и начальника ФСБ. Да и то такое сопровождение спасало от побор только на этапе создания проекта. Когда завод начинал работать, приходилось предусмотреть фонд для взятка. Теперь вице-президент палаты герр Шмидт сказал, что можно вкладывать деньги, даже не пригласив на открытие губернатора.
        - Бизнес доволен и готов вкладываться? - спросил Столбов.
        - Герр Шмидт - старый лис бизнеса, - продолжила канцлер, уже без улыбки. - Он впервые оказался в России, еще когда Брежнев начал продавать газ в Западную Европу. Поверьте, он знает русского чиновника так, что может читать лекции молодым русским бизнесменам. Он считает: ваши чиновники ждут. Они хотят понять, насколько вы опасны. Точно так же они ждали три года, когда пришел Путин. Потом они поняли, что новый президент опасен только для строптивых олигархов.
        - Может быть, мне кого-нибудь расстрелять? - развел руками Столбов.
        Переводчик на миг запнулся, но Столбов кивнул - валяй дословно. Канцлер - почти советский человек, шутку поймет.
        - Я на пути в страну, где эта мера общественного порицания применяется довольно часто, - ответила канцлер. - Коррупцию в Китае не вывели, но, конечно, она не такая наглая, как мне жаловались те, кто работает с Россией. Кстати, в Китае на вас мне тоже будут жаловаться.
        - На наш скромный протекционизм? - спросил Столбов.
        - Да, на него. Не скрою, для меня лично он оказался большим сюрпризом, чем ваша борьба с коррупцией. Вы решили поиграть в закрытый рынок?
        - Что поделать, - ответил Столбов, - я же обещал, что ВТО нашей промышленности вредить не должно. Германии как раз грех жаловаться: вы производите то, чего Россия не делает сама, а таким товарам - зеленый свет со спецсигналом. Китай, да… Автомобили - пожалуйста, наш автопром им пока не конкурент. А вот с текстильными товарами другая ситуация. Нам нужно спасти свою промышленность.
        Официантка принесла крепкий кофе с мелкими крендельками - изящный повод сменить тему разговора.
        - Хотя бы в Китае на меня не будут жаловаться по поводу Бурбура? - спросил Столбов, прихлебывая кофе.
        - В Китае не будут, - улыбнулась канцлер, но тут же продолжила без улыбки: - Я тоже не хочу жаловаться, но очень бы хотела узнать, почему вы предоставили убежище диктатору, свергнутому своим народом?
        «Эк фразочку-то загнула, будто меморандум зачитала», - подумал Столбов. И ответил так:
        - Все просто. Это наш сукин сын, а мы в ответе за всех кого приручили, даже за сукиного сына. Мы его когда-то кормили: оружие, кредиты, он голосовал за нас в ООН. Так что теперь мы отвечаем за его жизнь. Да, мы его вывезли на самолете в Россию и не выдадим по любой повестке. Считайте наше поведение сталинским коварством. Или, напротив, традицией нации Толстого и Достоевского - призываем милость к падшему. Как вам удобно, так и считайте.
        Канцлер молчала, только кивала. Не в знак согласия, а констатировала: я услышала.
        - А вы не боитесь, что отношения с его страной разорваны навсегда?
        - Нет. Революционный энтузиазм пройдет, и его буйный народ поймет, какую услугу мы ему оказали. Сейчас бы его расстреляли, и у всей нации возник бы комплекс Чаушеску. Пусть подождут лет десять. Может, опять захотят выбрать в президенты. Или не выбрать. Но с трупом вариантов меньше, его можно только торжественно перезахоронить.
        Канцлер помолчала. Допила кофе.
        - А если завтра такая же история случится с Уго Чавесом? - наконец спросила она.
        - И его примем, - беспечно ответил Столбов. - Если он не направится в Китай. Ведь китайцы вложили в Венесуэлу в три раза больше, чем мы.
        - Пекин его не примет, - без тени улыбки сказала канцлер. - Китай для этого достаточно прагматичная страна.
        - Россия тоже. У нас своя национальная модель прагматизма.
        Скользкую тему оставили. Поговорили о культуре, о будущих фестивалях.
        На прощание Столбов спросил гостью:
        - Правильно ли я понял - вы спросили про Барбура и Чавеса по поручению всего ЕС?
        - Да. Считайте, это был вопрос от Европы.
        - А как относятся в Европе ко мне? Вообще, ко всему, что произошло у нас с прошлого декабря?
        Канцлер помолчала. А потом улыбнулась совсем искренне и неофициально.
        - Как ваши чиновники и наши бизнесмены вместе взятые: боятся и надеются. Кроме того, я пару раз слышала: «Похоже, мы скоро поймем, чего Россия хочет на самом деле».
        - Согласны?
        - Я согласна.
        Это была не последняя фраза беседы. На прощание канцлер протянула Столбову записку. Ее он прочел лишь в самолете.
        Текст был русским, написан чернилами, без ошибок:
        «Наши спецслужбы предупредили меня: в вашем ближайшем окружении есть предатель. Остерегайтесь».

* * *
        17.00
        Статья 18 Конституции Российской Федерации гласит: «Права и свободы гражданина являются непосредственно действующими». Но, как известно, права и свободы действуют сами по себе не чаще, чем машина ездит без шофера. Другое дело, когда есть гражданин, готовый дать правам и свободам непосредственное действие.
        Таковых граждан в новой, столбовской России оказалось довольно много. Каждый месяц, восемнадцатого числа, они собирались на Пушкинской площади, чтобы заявить на всю страну о своих претензиях к власти. Средство было: по распоряжению правящего режима неподалеку от терпеливого Александра Сергеевича находилась телекамера для трансляции по «России-24».
        В прошлый раз свобода в прямом эфире кончилась на восьмой минуте - дракой. Сегодня оппозиция вроде бы договорилась и акция в рамках «Стратегии-18» должна была пройти мирно. Микрофонное время разделили три главных оппозиционных блока: «Объединенные гражданские силы», «Левый альянс» и «Русский реванш». Хотя «граждан» было существенно больше, но на вчерашнем заседании координационного штаба порядок выступлений разыграли в «камень - ножницы - бумага», в «орлянку» и даже погадали на Конституции. Вышло, что первым к микрофону выходить ОГС, потом левакам, далее - реваншистам. Огээсники возрадовались, реваншисты удовлетворенно заметили: за нами последнее слово, а левые уверенно заявили: после нас вся страна переключит телевизор, все равно никто лучше не скажет.
        Конечно, были и другие претенденты на микрофон. Но главные оппозиционеры решили оставить политической мелюзге не больше пятнадцати минут. Пусть сама решает: установить очередь или толкаться.
        До прямого включения оставалось всего ничего. Ни переносных барьеров, ни металлоискателей на площади не было. После смены кремлевской власти столичная мэрия внезапно прозрела: на митингах терактов никогда не бывало и зачем дополнительные барьеры, причем в полном смысле слова? Поэтому народ вольготно толпился в сквере, топтался по еще заснеженному газону. Омоновцы поглядывали на них из припаркованных автобусов: у них был приказ вмешиваться только после начала «большой драки» - ее должны были определить офицеры, внедренные в толпу.
        По договоренности с телевизионщиками ни ведущего, ни оператора возле камеры и микрофона не было. Так, считай, шли люди по улице, нашли камеру и давай говорить, что вздумали.
        Аппаратуру, к слову, брали у коллег с телеканала «Моя планета», рассчитанную на съемки в тайге и джунглях, чтобы аппаратура выжила бы и в медвежьих лапах, и попав в водоворот обезьяньей свадьбы.
        Прямой эфир начался. Два десятка «гражданских силовиков» выстроили защитный коридор - пусть лидеры спокойно отговорят свои четверть часа. Говорить приходилось прямо в микрофон, и все равно до телезрителей доносились выкрики политически озабоченных граждан, не вошедших в один из трех альянсов: «Где ваша демократия?!». А также: «Где ваша справедливость?!» и «Вы патриоты или пидоры?!».
        На этом невежливом фоне и начал речь председатель ОГС, молодой политик Слава Мылов.
        - Здравствуйте! Прежде всего, спасибо тем, кто пришел сегодня на эту площадь. Радостно видеть людей, которым небезразлична судьба гражданского общества.
        Короткая ораторская пауза.
        - К сожалению, больше радоваться нечему. Мы поверили в очередной раз. И в очередной раз были обмануты. Что изменилось? Я включаю телевизор и опять вижу Путина. Пусть теперь он не целует девочек в пупок и не бороздит поля на новых комбайнах, а только выпускает диких животных, меня это ну совсем не радует. Он должен не выпускать барсов из вольера, он должен был занять место Ходорковского. Шконка освободилась - пжалста, Владимир Владимирыч! Ладно, с Путиным договоренность. А как с остальными? Когда будет большой и показательный процесс над ворами и мошенниками прежнего режима? Когда?!
        Реплика сорвала заслуженные аплодисменты. Хлопали и левые, и реваншисты. Что-то одобрительное покрикивали даже недопущенные ораторы.
        - У меня, как и у многих граждан, есть подозрение, что это неспроста. Путинизм сохранился, только поменял первое лицо. Мы все ждали суда над негодяями и восстановления допутинской политической системы. Вместо этого мы получили царя, который совещается с отставными офицерами и уже скоро произведет их в генералы и фельдмаршалы. Полиция получает новые права, продолжается клерикализация, общество готовится к наступлению на гражданские свободы. Будут закрыты границы с нашими братьями по СНГ! Людей пересчитают, как скот! Наша победа украдена!
        - Где конструктив?! - донесся чей-то крик.
        - Он прост, - повысил голос Слава. - Во-первых, отмена всех политических законов, принятых преступным режимом Путина, после захвата власти в двухтысячном году. Во-вторых, создание переходного общественного правительства, контролирующего нынешнего президента. В него войдут видные политики, экономисты, общественные деятели, способные предложить России модель цивилизованного развития. Если господин Столбов согласится на эти условия, я готов считать себя членом партии «Вера», как прошлой осень. А пока…
        Слава огляделся, глубоко вздохнул и сказал, пытаясь (неудачно) подражать Станиславскому:
        - Не верю!
        Раздались сдержанные аплодисменты.
        - А поверим мы только при одном условии…
        Но условие озвучено не было. Микрофон взял сопредседатель ОГС Андрей Борисович, диссидент с полувековым стажем, сидевший еще при Хрущеве. При Брежневе его покарали психиатрией и выдворили. При Ельцине он вернулся и с тех пор жил в России, критикуя власть со всем запалом праведной ненависти свободного гражданина, живущего в вечно несвободной стране.
        - У меня принципиальное несогласие с коллегой. Как говорил мудрый Омар Хайям: «Ты лучше голодай, чем, что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало». Сегодня войти в правительство Столбова - это хуже, чем быть вместе с кем попало. Это значит сотрудничать с людьми, на руках которых кровь невинных жителей Афганистана и Северного Кавказа, с людьми, которые гордятся своим советским прошлым. Идти на сотрудничество с такой компанией - не просто сделать ошибку. Это, как говорили у нас на зоне - ссучиться.
        - Простите, - растерялся Слава, - а как же Ходорковский? Ведь он же согласился…
        - Ссучился, - радостно констатировал Андрей Борисович. - В тюрьме себя сохранил, а как вышел на волю - пошел на недопустимый компромисс. И это относится к каждому, кто будет сотрудничать с новой властью, не добившись от нее принципиальных условий.
        - Андрей Борисович, - взмолился Слава, - у меня еще две минуты, потом вы.
        Однако Андрей Борисович выпустить микрофон уже не мог просто физически. Он сжимал его, как окруженный боец последнюю гранату, и тараторил, будто включил запись:
        - Российская власть должна морально переродиться. Покаяться за прежние преступления путинизма, ельцинизма, сталинизма и царизма. Только при этом условии сотрудничество с ней не сделает человека нерукопожатным…
        Если Слава на словах был почтителен, то его руки действовали по своей программе. Он пощекотал Андрея Борисовича под мышкой, выхватил микрофон.
        - Уважаемые собравшиеся. Мой уважаемый коллега озвучил…
        Андрей Борисович и сам вцепился в микрофон. Создался паритет: никто не мог продолжить выступление, оба вежливо боролись.
        Группа прикрытия, создавшая живой коридор, разделилась. Одни оказались сторонниками Славы, другие - Андрея Борисовича. Осторожно толкая друг друга, граждане пытались разъединить борцов.
        Разлад в рядах либералов не ускользнул от «Левого альянса». Сначала в рядах старичков и старушек с красными гвоздиками на пальто возник ропот: «Сами не говорят и другим не дают». Потом революционная молодежь решила действовать. Она образовала клин, способный с разбега пробить омоновскую цепь, не то что почти распавшийся ряд либералов. Поэтому Слава, уже уверенный, что микрофон у него в руках, увидел, что переходящим трофеем гласности завладел Сережка Молодцов, агитатор и главарь всей столичной радикальной комсомолии.
        - Ваше время кончилось! - заорал он так, что проснулись голуби на чердаке киноцентра «Россия».
        - У нас еще четыре минуты, - возмутился Андрей Борисович.
        - Ваше время кончилось еще в семнадцатом году! - столь же громко уточнил Молодцов. - Дорогие товарищи, российские трудящиеся, как видите, эти господа так и не смогли решить с девяносто первого года, кто лучше - Гайдар или Явлинский. Что лучше - дикий капитализм или лицемерный социал-демократический обман трудящихся. Именно эти люди привели к власти и Путина, и наемника международно-националистического и олигархического капитала - Столбова. Его задача - приватизировать и продать все, что не было отнято у народа при Ельцине и Путине!
        Говорить Молодцову было нелегко. Одной рукой он удерживал микрофон, другой - отбивался от окружавших его либералов. Товарищи по партии пытались создать надежное кольцо, но оно то и дело прорывалось объединенными гражданами, тянувшими руки к Молодцову.
        - Что мы можем делать сейчас? - резко выкрикивал он, размахивая микрофоном. - Очень много. Устраивать забастовки, пикетировать предприятия, на которых особо цинично нарушается Трудовой кодекс. И всегда быть готовыми нанести решительный удар по олигархическому капитализму и его ставленникам в Кремле. Поднимется мускулистая рука рабочего класса…
        От начала свободного митинга прошло лишь восемь минут, но «Русский реванш» решил, что оппоненты будут делить микрофон целый час. И вмешался. Реваншисты понимали, что им придется прорывать слоеный пирог из либералов и леваков. Поэтому применили домашнюю заготовку: трое членов «Опричного царства», явившиеся на площадь не только с метлами, но и конные, разогнались и с диким гиком доскакали до микрофона. За ними ударил пехотный клин, правда, застрял в визжащей толпе, прыснувшей в сторону от лошадей.
        Молодцов не успел договорить про мускулистую руку рабочего класса, как его обожгли арапником, а микрофон оказался у «опричника» - Семена Громова, известного в ЖЖ под ником grom-pogrom.
        - В Кремле новый царь! - заорал Гром-погром. - Кто он? Гроза-государь или расстрига-самозванец? По делам узнаете их! Столбов, где твои дела? Почему демонские капища на Красной площади не разорены? Почему Русь живет по безбожному календарю и пишет красным алфавитом? Почему сергианство и экуменизм не осуждены? Почему жидовствующие на свободе? Когда начнем экзекуции и депортации?
        Список претензий был большим, но зачитать до конца его не удалось. Крепкий физически либерал и мускулистый комсомолец сволокли всадника с коня, выкрутили из рук микрофон.
        После этого к источнику гласности рванулись все. Вырывали микрофон из чужих рук, подносили к губам, но тут же теряли, почти ничего не произнеся.
        Тот, кто не хотел драки, или не добрался к эпицентру, вдруг забеспокоились и даже начали по мере сил освобождать пространство. К микрофону неспешно и неотвратимо пробивалась арт-группа «Каллы» - «самые чистые художники в навсегда запачканной стране». Судя по пластиковой канистре, в которой плескалось нечто коричневое, они приготовили очередной «каллаж».
        - Дамы и господа! - громко сказал Светлый Воин - лидер группы, конечно же, в белом плаще. - Сегодня мы совершим символическое прощание с гавнорашкой.
        Он поднял пульверизатор, направил на толпу. Настала такая тишина, что было слышно, как хлюпнул насос.
        Гром-погром, так и не сумевший забраться в седло, выхватил из ножен достаточно качественную реплику старинной сабли, с диким ревом оказался возле «калл» и перерубил клинком шланг.
        - Вандал! - возмутился Светлый Воин.
        Происшествие стало сигналом для ОМОНа - драться можно, но без холодного оружия. Вздыхая и матерясь, сотрудники вывалились из автобусов и двинулись цепью к толпе.

* * *
        17.30
        - Может, это лучше давать в записи? - сказала Татьяна.
        - Аппетит испортило? - спросил Столбов.
        - Не без того. Но мы-то ладно, ведь дети увидят.
        Столбов развел руками. Еще в прошлом декабре, сразу после победы, он обещал свободный микрофон с телекамерой и прямой трансляцией по государственному каналу митинга непарламентской оппозиции. Похоже, из всех обещаний это оказалось самым выполнимым.
        Хотя - как сказать. Трансляцию пришлось отключить на двадцать пятой минуте, когда свободное выражение политической позиции перешло в кромешную драку.
        Про аппетит было сказано к месту. Президент только что отобедал. Впереди было едва ли не самое важное дело дня. В графике оно обозначалось как заседание рабочей группы при президенте.
        Татьяна, знавшая историю, сравнивала эту группу с Избранной радой Ивана Грозного. Или Негласным комитетом Александра I. Совещание без официального статуса. Люди, которым доверяют.
        Само собой, рабочую группу никто не учреждал. Она стала продолжением заседаний предвыборного штаба. Конечно же, не большого заседания, а его пост-финала: все разошлись, кто-то остался на особо важный вопрос. К тогдашним шести людям прибавились еще шестеро. Вот и вся рада.
        Татьяна тоже была законным участником группы. И оставалась до сих пор. Для себя решила так: «Войду в третий триместр - тогда перестану ходить на совещание». И подумала: «Столько различных отказов запланировано на этот самый триместр: не совещаться, не шариться в инете, не ругаться с мужем - лидером страны. Удастся ли?»

* * *
        17.55
        - Только не говорите «привет, покойничек». Утром уже слышал, - сказал Столбов, входя в кабинет. Немногочисленное собрание чуток посмеялось. Максим Николаевич, которого Татьяна называла не иначе как Макс, даже подошел к Столбову, пригляделся, удовлетворенно заявил, что тот отбрасывает тень - значит, не нежить.
        - Ну, раз все - работаем дальше. Кто там у нас первый. Иван? Давай, огорчай.
        Совещались за овальным столом - не то, чтобы круглым, но принцип тот же. Поэтому, если не было особо важной темы, говорили по часовой стрелке.
        Первым выступал Иван Афанасьев, президентский представитель в Федеральном собрании, а на таких вот собраниях еще и ответственный за статистику.
        Татьяна подружилась с Иваном Тимофеевичем, или просто Ваней, едва ли не с первого дня сотрудничества со Столбовым. Дело не только в схожести функций: он - аналитик, капитан по информации, она - пресс-секретарь.
        Иван, как и многие столбовцы, до середины 90-х носил погоны - разведчик, подрывник, с советскими, российскими и афганскими наградами - «Уже не помню, я больше разминировал или грохнул».
        Не особо болтлив, но едва разговор отходил от дел, выдавал фейерверк шуток и баек, из которых одна-другая знакомы каждому, кто тусовался с грушниками. Зато находился и эксклюзив - было и такое, именно со мной. Высокий, загорелый даже зимой, громкий, Иван умел за секунду стать тихим, серьезным и даже пугающе строгим. За круглые очки и старомодный костюм депутаты прозвали его «профессором».
        - Начнем с Госдумы, - приступил Иван. - Там ничего интересного, потому что все хорошо. Все прошло в первом чтении: и новый закон об игровых зонах, и сниженный бензиновый акциз, и тюремная реформа. Я в следующий раз им предложу, как в анекдоте про Сталина, кремлевскую стену зеленым покрасить. Не будет возражений.
        - Со стеной понятно. А насчет казино не возмущались? - уточнил Столбов.
        - Не, - махнул рукой Иван, - чуток поворчали единороссы, да коммунисты, как всегда. Коммунистам я сказал, что новая система казино - метод перераспределения национального богатства в пользу общества. А «медведки» побухтели, но тихо. У меня есть файл со списком депутатов, что по выходным в минское казино летают. Единороссы там на первой позиции. Кстати, Саня, спасибо за информационную поддержку.
        Саня, а именно Александр Костылев, генерал космических войск, новичок Избранной Рады, высший спец по спутниковой разведке, кивнул.
        Законопроект об игорном бизнесе оказался одной из самых смелых и простых инициатив нового лидера. Суть его была в том, что обычные средства возбуждения азарта, вроде игровых автоматов, приравнивались практически к наркотикам, и за вовлечение в игру несовершеннолетних полагалась весомая тюремная кара. Зато элитная рулетка - традиционное казино - получило право на существование не только в четырех игровых зонах России, как разрешал прежний закон, но в любом населенном пункте. При условии, что игрок старше двадцати одного года и заплатил тысячу рублей за вход. Плюс десятипроцентный налог на выигрыш. И само собой, лицензия у заведения - до второго нарушения за год.
        - Тот, кто деньги заработать умеет, - пояснил Столбов, - пусть тратит, как хочет. А если дурной папаша сыночку-балбесу и после двадцать первого дня рождения деньги дает - тоже пожалуйста, чем больше в бюджет вернется - чем лучше.
        Дума, из которой недавно вернулся Иван, пока что не спешила стать местом для дискуссий. Пусть прошлогодний победитель - партия «Вера», - взяла в ней лишь чуть больше основной соперницы, «Единая Россия» посыпалась еще до первого заседания. Половина единороссов потеряла партбилеты и вступила во фракцию «Веры». К ним присоединилось и немалая толика коммунистов - ленинская совесть подсказала им, что партия-победитель за трудовой народ. Плюс прочие перебежчики. Подавляющее конституционное большинство сложилось с пугающей простотой. Столбову пока еще ни разу не пришлось приходить в парламентский комплекс, уговаривать депутатов.
        - Теперь буду огорчать, - продолжил Иван. - Переходим к статистике. Как всегда, кроме сегодняшних данных, краткосрочные прогнозы. Статистики - люди пуганые, и если говорят, что плохо, значит, еще хуже. Начну с финансов. Международные резервы - пятьсот шестьдесят пять миллиардов долларов, с начала года уменьшились на полпроцента. Впереди серьезное сокращение бюджетных поступлений. Насчет слагаемых, сами понимаете: когда одновременно снижены топливный акциз, страховые взносы и налог на прибыль, то ожидаемая бюджетная недостача порядка восьмисот миллиардов.
        - Надеюсь, рублей? - спросил бывший милиционер Кирилл Степанов.
        - Рублей. Ну, плюс еще бегство капитала, правда, замедлившееся, но все же. Так что, несмотря на труды фонда «Возвращение», по первому полугодию нас ждет дефицит до половины триллиона.
        Прочие статистические новости от Ивана не радовали. Безработица слегка, но подросла. То ли народ слишком уж загулял после победы Столбова прошлым декабрем, то ли - еще вероятнее, малые и большие хозяева начали смелее выгонять наемный персонал. Плюс еще и ожидаемое сокращение управленцев на десять процентов. Срок еще не настал, но кто-то оказался на бирже труда уже сейчас: губернаторы, надеясь сохраниться, беспощадно чистили администрацию, стремились отчитаться пораньше.
        Существенно подросла преступность, но как именно, статистика не сообщала. А как иначе, если милицейским чинам точно дали знать: за лживую отчетность выговором не отделаешься. И даже отставкой не отделаешься.
        - И, наконец, сократилась нефтедобыча. Немножко, но ощутимо. Это такой саботаж, вернее, итальянская забастовка - работа по правилам.
        - Правила уточним, национализации - будут, - сказал Столбов. - Ладно, спасибо за плохие новости. Таня, расскажи, как граждане реагируют на бедствия.
        Татьяна, помимо пресс-секретарских мучений, отвечала и за социологию. Ее доклад, микс из нескольких исследований, тоже порадовать не мог. Рейтинг доверия к Столбову упал на семь процентов - ладно, с кем из новых президентов не бывало? Материальное положение, по мнению опрошенных граждан, ухудшилось на три процента - спишем на статистическую погрешность. К сожалению, на нее не спишешь ответ на вопрос: «Есть ли у вас чувство защищенности вашей жизни?». Пессимистов, сравнительно с декабрем, стало на восемь процентов больше. На пять процентов прибавилось тех, кто готов участвовать в акциях протеста. Учитывая, что в прошлом декабре, сразу после столбовской победы, число таковых свелось к нулю, закономерный откат.
        - Ну, хоть чем-то обрадую на десерт, - сказала Татьяна. - В прошлом году был опрос в московских школах, в трех заведениях. Взяли гимназию, также что-то среднего уровня и бурсу с окраин. Тогда половина выпускников, если конкретно, пятьдесят один процент сказали, что готовы уехать из России. Основания: если нет родителей с конкретным капиталом или теплым местом, то самому не пробиться. Нынче опрос повторили. Таких теперь сорок процентов. Спрашивали тех, кто хочет остаться: почему? Те отвечали - посмотрим, чем закончится новое шоу. Больше радостей нет.
        - Тогда пусть порадует Батяня, - сказал Столбов.
        Поднялся Батяня, начальник безопасности еще с прежних, коммерческих времен. Человек неторопливых движений, в свои пятьдесят раненый четыре раза, способный хоть сразу после совещания выполнить спецназовскую физкультурную норму. Из тех бесценных спецов по безопасности, что понимают весь комплекс интересов охраняемой персоны. Не спорят, не ворчат. И очень редко говорят: «Так нельзя». Зато бесповоротно.
        Сейчас у него появилась дополнительная функция - работа в фонде «Возвращение». Этот орган был создан еще до прошлогодней победы и занялся сбором информации о патриотах тогдашнего режима. Россию эти патриоты любили. Вот только не доверяли ей и хранили деньги на ненавистном Западе. С теми, кто имел более-менее очевидную собственность, от торговых сетей до футбольных клубов, разговор был особый. Но это ведь верхушечка айсберга. Остальные скромняги более-менее успешно делали вид, будто у них лишь два-три миллиона в России. А то, что в других странах тоже миллионы, да не два-три, да не в рублях - бессовестные слухи.
        Задачей «Возвращения» было скорректировать патриотизм этих граждан, убедить их вернуть деньги домой. Причем совсем уж одиозно не обоснованные миллионы - передать в бюджет. Основное средство - грамотно составленное досье, которое принял бы и Интерпол, и полиция страны пребывания капитала.
        Фонд возглавлял заслуженный борец с жуликами Леша Навальный. Но в Избранную Раду он не входил, доклад делал Батяня. В украденных и увезенных деньгах он разбирался вполне - второе высшее образование в Финэке, а когда доходило до беседы с бессовестными патриотами, то со своей вежливостью и убедительностью был незаменим: молодым только учиться.
        Героем сегодняшнего доклада оказался господин Каравайчик, директор стройкомплекса из Восточной Сибири, строивший панельные дома по госпрограммам, по цене мраморных вилл. Понятно, был он лишь звеном в цепочке. Но, как выяснилось, за десять лет звено скопило сто тридцать миллионов долларов. Хранились они не в России.
        - Вчера была проведена конструктивная беседа с товарищем Каравайчиком, - доложил Батяня. - Он напросился сам: понял, что докопались. Хотел оценить степень нашей информированности. Разговор вышел легким: товарищ сейчас в России, дело заведено, он невыездной. Подумал и решил тюремную статистику не портить, передать в бюджет три четверти и воспользоваться законной амнистией. Расстались друзьями.
        - Вот единственная заморочка в Думе, - сказал Иван. - Они расстались друзьями, а коммунисты возмущаются на каждом заседании: почему разоблаченные воры не идут на лесоповал?
        - Товарищи-ленинцы десять лет в Думе помалкивали, хотя о том кто и сколько украл - знали, - усмехнулся Столбов. - Каравайчик не предлагал договориться?
        - Само собой, - ответил Батяня. - Я ответил - согласен. Мне восемьдесят процентов, ему - двадцать. Меньше нельзя - мне придется делиться со всей рабочей группы, а в ней ребята с большими запросами. Матюгнулся и решил: лучше отдать в казну. Кстати, о рабочей группе. Особо хочу отметить Максима Олеговича и его виртуальное подразделение.
        - Рад стараться, - Максим Олегович привстал и поклонился благородному собранию, но тут же пожаловался: - Я из-за выжимания жуликов почти забросил свои президентские шкафы. Когда до них дойдем-то?
        Таня улыбнулась. Каждый раз, когда она глядела на Максима Олеговича, который и по возрасту и по повадкам соответствовал имени Макс, то каждый раз удивлялась: как этот гик, или этот фрик, или еще много подобных определений, оказался в компании Столбова? Этому Гаррипоттеру для таких совещаний лишь составлять сводки, отчеты, справки, самому же на них присутствовать не следует никак. Как говорится: «Это вы, батенька, не в тот анекдот заехали».
        Кто такой Макс? Хороший сисадмин, талантливый хакер. Однажды проявил незаурядную честность, после чего нашел свое место в провинциальной коммерческой империи Столбова. Отвечал за всю виртуальную составляющую предвыборной кампании. Причем, как тогда же, прошлой осенью, заметила Татьяна, начальником оказался правильным. Бывало, брался за что-то сам, но потом говорил на совещании: «Я защиту наших ресурсов не гарантирую, нужно взять такого-то перца, а так как он политический пофигист, то заплатить надо, не пожалев». Так же, не пожалев, отказывал в работе друзьям, если находил профи, готового мучиться у компьютера двадцать четыре часа в сутки, с результатом. Друзья были хорошие: однажды у Макса случилась алкогольная истерика после расставания. Зато вся предвыборная кампания прошла без проблем: последствия вражьих кибератак устранялись быстрее, чем тает майский снег, зато врагов, если надо, и ломали, и спамили до полной дезорганизации.
        Что же касается президентских шкафов, то это была особая региональная программа, придуманная не Максом и одобренная еще до Столбова. Просто до недавних времен она была лишь средством изящного инновационного нанораспила.
        В чем суть? По просторам огромной России, преимущественно в селах и маленьких городах, предлагалось установить терминалы, назначение которых - избавить граждан от многочисленных каждодневных проблем. Гражданин, введя свой личный код, мог выплатить любой полицейский штраф, узнать, не должен ли он по судебному приговору или оператору сотовой связи, выплачены ли все налоги. А также получить любую бумажную справку, написать заявление в прокуратуру и т. д. Одним словом, обойтись без унылого ходжения по различным государственным присутствиям. Чтобы граждане поменьше сталкивались с конторами, и немалую часть чиновников удалось бы сократить не на словах.
        С тех пор, как за проект взялся Макс, дело сдвинулось. Дума приняла закон, создалась рабочая группа, появились первые образцы. Как и полагается, все оказалось дороже, чем планировалось. Макс легко переносил шуточки и подколки коллег, постоянно напоминая: «Идея рассчитана на тех, у кого нет компьютеров, значит, виртуальные фрики, вроде меня, наконец-то подумали о народе».
        - Президентские шкафы - в следующий раз, - сказал Столбов. - Подготовишь короткий доклад о том, что накосячено и как исправлять. Сегодня отвлекаться не будем. Выслушали, как все плохо. Значит, надо подумать о том, как сделать жизнь еще хуже.
        - Про водку? - вздохнул Батяня.
        - Про нее самую.
        Макс уже успел сесть, нарочито вздохнул, заметил: «Михаилу Викторовичу надоели сравнения со Сталиным, хочет, чтоб и с Горбачевым теперь сравнили».
        Столбов махнул на него рукой: молчи, трепло.
        - Предложения были собраны, исследованы, пора подводить итог, - сказал президент. - Общий смысл понятен и прост: любые напитки крепче четырех градусов должны для населения стать малодоступны. А для граждан, не достигших двадцати одного года - недоступны вообще. Подростковое пьянство само по себе - административное преступление. Штраф или арест на сутки. Сумма снижается, арест отменятся при условии, если юноша-девушка укажут, где им продали водку.
        - Без исключений? - спросил Батяня.
        - С одним, - уточнил Столбов, - если у юноши до двадцати одного года государственные боевые награды. Такому налью сам. Других исключений не ждать.
        Прочие антиалкогольные меры выглядели столь же грозно. В крупном поселке или небольшом райцентре, тысяч на десять жителей, мог быть только один винный отдел. В райцентре покрупнее - два или три. В областном центре - побольше, но при соблюдении пропорции: одна точка торговли спиртным на двадцать пять тысяч жителей. Так же и в областных городах. Этим отделам полагалось торговать с десяти до восьми вечера, воскресенье - выходной. Почти шведская система.
        Правда, гуманнее, чем у скандинавов. В крупных магазинах отделы останутся. Но именоваться они теперь будут «элитными», без всяких «народных» и «президентских» водок или пакетов крепленой синтетической бормотухи. Впрочем, баночные коктейли и прочая дешевая химическая дрянь запрещалась повсеместно. Шампанское, виски, мартини, прочие ингредиенты для коктейлей, водка многократных очисток - пожалуйста. Но с двойной наценкой. Принцип был, как и в случае с казино: невозбранно портить себе печень могли лишь богатые россияне.
        Ресторанам и прочим сидячим заведениям было бы чуть легче. Но принцип тот же: дешевую рюмку не налить и там. А совсем уж дешевым рюмочным и забегаловкам пришлось бы закрыться.
        Возрождались лечебно-трудовые профилактории. За количеством и даже охватом не гнались: лишь там, где найдется квалифицированный персонал. Направлять туда планировалось по решению суда, а выпускать - когда вылеченному гражданину обеспечены жилье и работа.
        - Ну и до кучи, - Столбов показал двухлитровую бутыль с жидкостью цвета разведенной марганцовки. - Называется эта радость «Три семерки», к напитку юности отношение имеет разве что по цене. Сделано во Владикавказе. Подготовить, причем оперативно, технические изменения в госрегламент, чтобы такой коммерческий терроризм был бы исключен.
        - Насчет кавказской бормотухи - согласен, - неторопливо сказал Батяня. - Насчет остального не уверен. По деревням начнут гнать «табуретовку», в городах появятся пьяные углы.
        - И будут покупать стеклоочиститель, - усмехнулся кто-то.
        - Сказка, - резко возразил Столбов. - Вся русская интеллигенция знает рецепт коктейля «Сучий потрох». Таня, помнишь?
        Татьяна, склонившись к ноутбуку, строчила очередное письмо-рекомендацию по сегодняшним утренним событиям. Услышала, ответила будто готовилась:
        - Пиво «Жигулевское» - пятьдесят грамм, шампунь «Садко - богатый гость» - тридцать грамм. Резоль для очистки волос от перхоти - пятьдесят грамм…
        - Семьдесят грамм - перебил ее Столбов. - А ты его пила?
        Татьяна буркнула, что «сучий потрох» такая же романтика, как «вересковый мед»: все читали, никто не пил.
        - Вот именно, - кивнул Столбов. - Вся интеллигенция знает рецепт «Сучьего потроха», но не пьет. А также знает, что народ гонит по деревням первач. На самом деле, если взяться резко, чтобы все видели: не болтовня, то самогонная партизанщина будет по минимуму. Сначала много воя и плача, разные жуткие истории: там инвалида в очереди задавили, там денатурата хлебнули. Потом, лет через пять, пойдет честная статистика: раза в два меньше пьяных травм, смертей и зачатий. Только по горбачевским реформам эта статистика была опубликована, когда спирт «Ройяль» продавался во всех киосках, двадцать четыре часа в сутки.
        Спор насчет самогона продолжался.
        - Вот скажи, деревенский детектив, - обратился Столбов к белобрысому парню, почти одного возраста с Максом, - сдохнет русская деревня от спиртовых суррогатов, если сработает проект «Антиводка»?
        - Так я же работал на земле не в совсем русской деревне, - смущенно улыбнулся парень. Что было понятно - на таком серьезном совещании, он присутствовал второй раз.
        - Хорошо, сдохнет ли русско-чухонская деревня?
        - Нет, - уверенно ответил парень. - Любители суррогатов вымерли в девяностые. Кто не пьет - тот не будет. Остальные станут затовариваться заранее, если повод.
        - Будем считать - финальная реплика, - подытожил Столбов. - Что же, проект «Антиводка» разрабатывается, доводится, объявляется народу.

* * *
        Белобрысого парня звали Кирилл Степанов, был по званию капитан полиции, жил до недавних пор в Ленинградской области. В прошлом году, когда полпредом округа стал Столбов, на Таллиннском шоссе, «земле» Степанова, произошла автокатастрофа с машиной, официально перевозившей бананы, а на самом деле - синтетические наркотики из нового порта в Усть-Луге. Степанову грубо объяснили, что два сгоревших транспортных средства и один труп ему померещились.
        Капитан не утопил обиду в водке, не выложил в инет гневное обращение, а связался с полпредом, тот дал совет и вооруженное подкрепление. И вот в дымном августе - небывалая сенсация: капитан из райотдела, с двумя экипажами ДПС, накрыл перевалочную базу и контейнеры с веселыми таблетками, общей стоимостью в консолидированный месячный фонд полицейской зарплаты всей Российской Федерации.
        - Ты не боись, - говорил тогда Столбов. - Это, конечно, серьезная гопота, но она не мстит. Сомневаешься? Давай пари держать, что не отомстят. Ты всяко в выигрыше.
        Степанов тогда посмеялся, пари не состоялось.
        Прошло полгода. Столбов стал лидером России. С прежним мобильным номером расставаться не спешил. И однажды позвонил ему Степанов.
        - Михаил Викторович, узнали?
        - Степанов? Привет, шериф.
        - Здравствуйте, вождь всея Руси. Помните, мы спорили, что со мной ничего не будет?
        - Было дело. И?
        - Проиграли вы спор, Михаил Викторович.
        - Понял. На что спорили?
        - Не помню. Но если на «американку», то берите меня к себе. Иначе убьют.

* * *
        Запись в ЖЖ известного блогера zloyfaker.
        «Фотий в гробу полеживал с приятностью.
        В доме графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской на Дворцовой набережной он устроил себе подземную келью. Посередине кельи - гроб. Фотий спал в нем ночью, а иногда и днем отдыхал».
        Так, по версии Мережковского, развлекался один из самых мрачных русских мракобесов XIX века. Сегодня утром Лидер всея Руси решил поиграть в такую же игру. Улегся в гроб и стал следить через хрустальную крышку, как страна обсуждает эту приятную новость в твиттерах и фейсбуках.
        Вот одно непонятно: зачем потом вылез из гроба? Лучше бы там и остался. И ему приятно, и нам хорошо.

* * *
        21.45
        - Ну что, Миша, еще один день прожит?
        - Танюша, прикалываешься, - недовольно произнес Столбов, вспомнив утреннее происшествие.
        - Нет, серьезно.
        Как-то так сложилось, что Татьяна называла Столбова «Мишей» лишь раз в день. Происходило это вечером. Запланированные дела отработаны, нерадостных неожиданностей не предвидится. Ну, разве что совсем уж дурных событий, о которых положено докладывать двадцать четыре часа в сутки.
        Кремль напоминал подводный крейсер: огромен, как дом на триста квартир, а уютных помещений почти и не найдешь, весь предназначен для боя. «Каюту» для Столбова выделить смогли. Для Татьяны нашлась тоже, по соседству, чуть поменьше.
        Сейчас она собиралась к себе. Понимала: Столбову нужно вечернее одиночество. Прежде, в зимовецкие времена, он имел его, сколько хотел и когда хотел. Принадлежал себе. Теперь, простите за пафос, принадлежит России.
        Принадлежит ли он ей? Хоть чуть-чуть? Об этом Таня предпочитала не думать.
        - День прожит, и ладно, - сказал Столбов. - Вы-то как себя чувствуете?
        - Прекрасно. Я готовилась к большому интервью, он меня слушал и запоминал.
        Первое УЗИ Татьяна сделала в январе. Как и предполагала, был парень. На всякий случай она уже сейчас вводила его в курс государственного управления.
        Ночевать под одним одеялом с мужем врачи не рекомендовали. Вот и еще одна причина, по которой вечера они проводили раздельно.
        - До завтра! - Татьяна поцеловала Столбова и вышла.
        «Сейчас ему самое время накатить сто грамм и выбраться какой-нибудь тайной калиткой в город, снять номер для особо ценной „бабочки“. Ну почему мы, девочки, такие добрые, а мысли у нас такие сучьи», - подумала Таня уже за дверью.

* * *
        22.55
        В кабинете пришлось задержаться - разговор с китайским коллегой. Длился он почти пятнадцать минут и оказался хоть и не напряженным, но все равно трудным. Переводчики не суетились, подбирали правильные аналоги слов. Еще было важно не повторять комплименты.
        В этом мутноватом зеленом чае требовалось найти оборванные листики упреков. Кстати, если не оправданных, то объяснимых. Россия дала понять: прежние соглашения по нефти и газу могут быть пересмотрены и цены станут, если не такими же, по каким топливо идет в Японию, то приближенными. Миграционные службы на Дальнем Востоке, как и прочее чиновничество, после победы Столбова объявили неофициальный, «коррупционный мораторий». Пусть чинуши быстро поняли: никого не расстреляют. Но несколько тысяч нелегальных китайцев не смогли откупиться по старой привычке, и были высланы.
        И, конечно же, защита российского текстиля жесткими пошлинами. Столбов говорил с самого начала: ВТО не ВТО, а свою легкую промышленность губить не дадим. Теперь выяснилось: не шутил.
        Китайский генсек не упрекал, не перечислял обиды. Он намекал на них, как на погодные условия: было лето, почему же сейчас похолодало? Столбов темы старался обходить, а если не удавалось, то так же намекал: после горбачевского замирения Россия сделала своему великому восточному соседу много хорошего: подарила островки на Амуре, не мешает китайцам богатеть на российских рынках, продает нефть и газ по таким ценам, что Европа завидует. Лето не прошло, но градус выгоды должен чуть-чуть измениться.
        Собеседник опять ушел в комплименты. Лишь намекнул, что при встрече будет о чем поговорить. Столбов не сомневался.
        Итак, дела закончены. Теперь можно чуток размяться, выдавить тугой ручной выжималкой стакан сока из разных фруктов. Отвлечься, почитать что-нибудь не из современной литературы, а классику детства, например Джека Лондона. Кстати, вот что любопытно: и бродяжил, и золотишко копал, и в тюряге посидел. А когда стал строить виллу, не уследил, что пролетарии кидают разное дерьмо между стенами. Книжки про пройдох-золотоискателей писать легко, а вот попробуй, уследи за пройдохами, когда их нанял построить дом.
        Столбов уже взял в руки книгу, но вспомнил - забыл вечернее дело, обычное для большинства менеджеров. Щелкнул мышью, осветил экран компьютера, вошел в почту. Адрес этот знали немногие, вряд ли больше тридцати человек. Старые друзья и Избранная Рада.
        Лишь одно новое письмо. Раскрыл, прочел, поморщился.
        «Как Вы, наверное, знаете, информация о Вашей „смерти“ привела к непродолжительной панике на Гонконгской бирже. За этот период был приобретен крупный пакет акций ОАО „Сибирская медь“, принадлежащие г-ну Луцкому. Приобретателем оказалась трастовая компания с Каймановых островов, принадлежащая г-ну Луцкому».
        «Человек советской культуры, - подумал Столбов, закрывая почту. - Подписался „Доброжелатель“».
        О чем-то другом думать не хотелось.
        Глава 2

* * *
        У победы сотня отцов, поражение - сирота. Еще Столбов не въехал в Кремль, а у победы нашлись тысячи отчимов, незваных, горластых и злобных. Недавние враги партии «Вера» оказались сторонниками, а сторонники из рядовых членов превратились в отцов-основателей, главных героев успешного похода на власть. Полноправных акционеров победы. И каждый второй из них вел себя, как держатель контрольного пакета.
        Мелкой местью победителей стали вывешенные на дверях подъездов списки членов «Единой России», живущих в доме. После этого начиналась парковка на месте, прежде занятом тачкой «единоросса». Если тот не сдавался, шины прокалывали, стекла разбивали, а на бампере оставляли листок: «Вор и жулик». «Опять жулика обидели», - вздыхали в ментовке, принимая очередной вызов.
        Впрочем, такие инциденты бывали редко. Гораздо чаще граждане вспоминали о правах, подлинных и мнимых. Ну, к примеру, о праве сосать пивцо из бутылки на Невском проспекте или Тверской. А также покупать водку двадцать четыре часа в сутки. Первые два месяца после столбовской победы контролеры в электричках появлялись лишь в полицейском сопровождении. За ними из вагона в вагон тащились добровольцы-преследователи и орали: «Не платите монополистам, пока не снизят цены!». На некоторых станциях Москвы и Питера граждане отпинали до полного разрушения электронные турникеты. Полиция не мешала: вдруг Столбов и это разрешил?
        По той же причине - борьбе с монополистами-кровососами - жуткий кризис неплатежей постиг управляющие компании. Если бы им не платили! С них требовали перерасчетов за прежние платежи. Работничек, полгода назад получивший ведомственную жилплощадь, писал заявление на приватизацию, а когда отказывали, орал: при Столбове людей обижать нельзя.
        Некоторое время на дорогах можно было услышать лишь пожарные, полицейские и медицинские сирены - обладатели «мигалок» боялись их использовать; прочий автомобильный народ реагировал на них, как лесные птицы на сову, имевшую дурость показаться днем.[1 - По версии орнитологов, заклевывают насмерть.] Нашлись умники, арендовавшие для быстрых поездок частные «скорые», но пару раз такие проказы - «скорая» у супермаркета, рядом тележка с шампанским, попали в объектив, оттуда роликами в инет. Независимо от наличия или отсутствия мигалок, умножилось количество ДТП. Водилы считали, что на дорогах быкуют путинцы, и быковали сами.
        Все, что прежде запрещалось - воспрянуло, можно сказать, стало на крыло. К примеру, даже в самом малом городке появились три-четыре центра народной медицины, исцелявших от алкогольной, табачной, дуревой и прочей зависимости. Методы отличались разнообразием: от розог и многочасового стояния на горохе до очистки кармы в процессе левитации. Открывались и обычные клиники народного знахарства: в одной из них, в качестве профилактики почечных болезней, предлагалось пострелять из пейнтбольного ружья по манекену в белом халате.
        Некоторое время режиссеры телесериалов могли прямо на улице снимать эпизоды из веселых девяностых, а именно массовую торговлю. Бабушки, и, конечно, не только бабушки, подсаживались с коробками, баулами, корзинами к витринам бутиков, торговых комплексов, к дверям супермаркетов, выкладывали товар. И попробуй отгони! Сразу крик: «Олигархи наняли бандитов, чтобы людей обижать!». Охрана, махнув рукой, принималась за основное занятие: следить, чтобы клиенты не ушли, не заплатив - и так бывало.
        Праздник вольной торговли был скомкан тем, что в нем почти не участвовали южные и восточные гости. Они старались появляться на улицах как можно реже, между собой говорили по-русски, если и продавали на перекрестках «зелень-мелень», то уж по совсем демпинговым ценам.
        Южакам было с чего беспокоиться: ДПНИ и прочие организации с особым интересом к мигрантам поднялись, как степные цветы после ливня. В электричках, на вокзалах и автостанциях появились «зверьковые патрули»: иногда они волокли в полицейское отделение даже граждан, загоревших в Египте. Бывало хуже: в Медноуральске атмосфера накалилась так, что объединенная кавказская диаспора перевезла в гостиничный комплекс свои семьи и охраняла его по периметру с автоматическим оружием. Столбову пришлось прилететь на полдня, только что морду не бил дурным энтузиастам, а потом посетил гостиницу и вывез оттуда двенадцать «калашей»; от ответственности освободили всех.
        Национальные страсти объяснялись легко: еще до Нового года был распущен отдел Э и отменен закон о борьбе с экстремизмом. Эйфория победы напомнила реальный случай в Петербурге: после смерти Павла Первого офицер на коне выскочил на тротуар с криком: «Теперь все можно!».

* * *
        Приказ об аресте Римского папы Наполеон снабдил инструкцией: обращаться с пленником, как с королем, у которого двести тысяч солдат. Трудно сказать, знал Сталин это или не знал, когда спрашивал про главу Ватикана: «Сколько у него дивизий?». Может, не знал. А может, знал, но намекал - католик нынче не тот пошел, слабоват в вере.
        У собеседника Столбова была своя армия. Но ее точную численность, а главное качество не знала самая лучшая разведка мира. Только Господь, царь Небесный. Столбов встречался с Патриархом.
        Перед встречей Михаил Викторович лишний раз поблагодарил Лужкова. Сколько ругали бывшего столичного мэра за избыток технических помещений в главном храме России! Зато теперь если лидеру РФ и лидеру РПЦ необходимо встретиться с глазу на глаз, то переговорных комнат - выбирай, не хочу.
        Патриарх предпочел для общения кабинет с самым простым дизайном. Очевидный намек: переговоры - полностью деловые. Только Спас на белой стене - перекреститься, когда войдешь. Стол, два стула, садись и беседуй.
        Столбов заранее трудился над речевым фильтром, чтобы все слова были скромными и, как говорят духовные лица, благоуветливыми. Чтобы не робеть, вспомнил все свои встречи с духовенством, в основном - с приходскими батюшками. И когда крестился, и когда начинал бизнес. Батюшки были самые разные. И пузатые, и физкультурного телосложения, и с длинными бородами, и с невнятным намеком на браду, и златоусты, и слабые на проповедь. Еще, как давным-давно понял Столбов, у хорошего батюшки время - как горбушка, брошенная в голубиную стаю. Придешь к нему в офис на церковном дворе поговорить о благословении районного футбольного турнира, и задать давно изъевший душу вопрос… Так за эти двадцать минут к батюшке подойдет со своим вопросом и свечная бабушка, и алтарник, и бригадир строителей - ремонт колокольни, и чиновник с административной проблемой. Мобила семь-восемь раз прозвонит. Да еще пожилая тетенька спросит, можно ли дочке обвенчаться с православным негром, а дядька в очках спросит, кто прав: Бердяев или Флоренский, и спасутся ли православные сталинисты? И всех еще надо благословить - с улыбкой и ангельским
терпением.
        «Вот из таких попов и нужно набирать идеальных менеджеров среднего звена, - подумал Столбов. - Нет, не надо, еще отлучит меня Патриарх за переманивание кадров».
        Улыбнулся и с улыбкой вошел в комнату. Патриарх улыбнулся тоже, благословил, и разговор начался.
        Сначала, как некогда древние послы обменивались дарами от царей, они обменялись комплиментами. Патриарх заметил, что наконец-то в Кремле появился лидер, который не побоялся публично сказать: «Россия и русский народ созданы православием». Столбов ответил: если в каждой русской семье было бы столько детей, сколько в православных воцерковленных семьях, то наши демографические страхи были бы забыты давно.
        Патриарх кивнул. Предложил дальше говорить только о проблемах. Начал сам. Говорил негромко, но напористо, будто собеседник чуть-чуть в чем-то неуверен и должен быть убежден до конца.
        - Из всех революций и перемен за прошедшую четверть века нынешняя - самая оптимистическая. Все равно люди боятся реформ. Вы многое делаете правильно, жаль, что до вас сделано очень много ошибок. Поэтому старайтесь, чтобы обошлось без резких движений.
        Столбов слушал, кивал - понимаю. Голос Патриарха становился все энергичней, а седые морщинистые брови постоянно сдвигались, будто он сам удивлялся: зачем убеждать в очевидных вещах?
        - Слышал с приходов, опять заговорили об электронных паспортах и чипах. Новые технологии часто полезны, пусть и не все. Но вводить их надо так, чтобы Церкви потом не приходилось месяцами успокаивать кликуш. Необходимо окончательно решить с ювенальной юстицией. Сейчас ювенальщики притихли, но некоторые дела все еще в судопроизводстве. Еще: мне известно, что многие родители хотели бы, чтобы в школах преподавались не только основы православной культуры, но и Закон Божий. Богословие должно быть признано как дисциплина на государственном уровне. И вот еще что: идет очень жесткая антицерковная кампания, особенно в интернете. Я не предлагаю вводить цензуру, но что-то делать нужно.
        Столбов смотрел на собеседника. Удивительная все же эта организация - Русская Православная Церковь. Армия за двести лет пять раз форму меняла, если не десять. А в церкви, все, от Патриарха до дьякона, одеты как тысячу лет назад. Без реформ нельзя ни Церкви, ни стране. Но кто в России самый популярный реформатор? Царь Петр. А в церкви кто самый известный реформатор? Патриарх Никон, ругаются при его имени не одни раскольники.
        Этот патриарх тоже реформатор. Сильный, властный, готовый диктовать свою волю царю, как тот же Никон. Пока власть не устоялась, оттянуть на себя кусок власти.
        - Хорошо, Ваше Святейшество, - ответил Столбов. - Теперь скажу я. Только не обессудьте, говорить буду не как со своим духовником, а как с руководителем корпорации, которая одной ногой на небе, другой - на нашей грешной земле.
        Собеседник кивнул.
        - Цензуру вводить не буду. Лучше вести себя так, чтобы не упрекали. А упрекают чаще всего роскошью. Насчет машин надо быть скромнее. Понимаю, в городах без иномарки нельзя, да она к тому же экономичней. Все равно, Церковь должна продумать, где нельзя, а где можно обойтись приличным ВАЗом. Будь по-моему, так дьяконы, кроме Кураева, вообще катались бы на «Оке» или «ё-мобиле». Раньше ведь существовали ранжиры, какому чину какой конный экипаж положен. Если бы такой документ появился в Церкви, было бы хорошо.
        Патриарх чуть сдвинул седые брови, кивнул. Согласился или нет, но вслух не возразил.
        - Насчет уроков в школах. Здесь нужно идти от возможностей. Если есть тысяча церковных педагогов, умеющих работать с детьми так, чтобы те слушали - уроки будут вестись в тысяче школ, с согласия родителей. Если таких есть сто - в ста школах, профанации не будет. С ювенальной юстицией разберусь.
        - Хорошо, - коротко сказал Патриарх, но взгляд стал чуть жестче: он рассчитывал на другие ответы.
        - Дальше. Надо быть суровее с кликушами и, вообще, всякими самодурами. В январе в Стругинске прихожане выкинули детскую художественную школу из церковного здания. Сами понимаете, поговорку «Какой поп, такой и приход», не я придумал.
        - Отцу Иоанну сделан выговор, здание освободили, - ровным тоном сказал Патриарх, будто зачитал официальную бумагу.
        - И хорошо. На первый раз достаточно. Если повторится - запрет в служении. Можете считать это вмешательством в церковные дела, но ничего другого посоветовать не могу. Кроме церковных кликуш есть и либеральные кликуши, зачем их подкармливать такими скандалами?
        - А мне можно требовать отставки министров? - ответил Патриарх. Вроде, шутливо, но не без напряженности.
        - Можно. Если ваше мнение совпадет с моим, то отставлю. Но, - быстро продолжил Столбов, не дав собеседнику возразить, - я тоже буду предлагать вам снимать с должностей некоторых митрополитов и епископов. Особенно из-за скандала, который на министерском уровне может закончиться только отставкой.
        Патриарх глядел внимательно, но молчал. «Хочет возразить, но не может решить, как, - подумал Столбов. - На конфликт со мной идти ему не с руки. Пожалуй, я для РПЦ самая подходящая фигура в президентском кресле».
        - Какие еще проблемы? - наконец спросил Патриарх, и стало ясно: спора не выйдет.
        - Только пожелания, - улыбнулся Столбов. - Я рад, что Церковь признала мою победу, как свою. Но праздники прошли, пора работать. Знаю, вы, Ваше Святейшество, энергичней и сильнее предшественника, и реформатором ругают вас не зря. Сегодня у РПЦ такие возможности, каких не было в начале девяностых. Только тогда не было зданий и денег.
        - И приходилось спасать паству от нашествия американских и корейских пасторов, - добавил Патриарх.
        - Вот именно. Сегодня проблем нет, а возможности есть. Проповедуйте смелее. Не мне учить Церковь…
        - А поучите, - неожиданно сказал собеседник. - Посоветуйте, как лидер страны, что священники должны говорить, даже не в церкви, а в студенческой аудитории.
        Столбов запрокинул голову, будто встряхивал мысли. «Хороший вопрос. Пожалуй, отвечу».
        - Напоминать, что в православии есть два пути. Один, самый трудный - монашеский. Но он для немногих. Православным мирянам надо быть верными, это без вопросов. А еще - образованными, сильными, волевыми, успешными, иметь детей больше, чем кошек и собак. Ездить по стране, знать ее - тогда полюбишь. А полюбить Россию, не полюбив православие, нельзя. И вести себя так, чтобы говорили: он же православный, ему нельзя быть грязным, глупым, невоспитанным и нищим.
        - Хотели резче сказать? - улыбнулся Патриарх.
        - Да. Батюшке, в разговоре со студентами, можно будет сказать и резче.
        - Такой совет приемлем. А еще будут просьбы?
        - Есть, - на этот раз улыбнулся уже Столбов, чуть ли даже не заискивающе. - Уточните, когда-нибудь, как мирянам надо поститься. Великий пост - тут вопросов быть не может, но есть еще три: Петров, Успенский, Рождественский. Как монахам поститься - известно, а насчет нас, грешных, у батюшек разночтения.
        - Соборное решение нужно, - сказал Патриарх. - Для части паствы оно будет реформой, а с реформами мы не торопимся.
        - А вот у нас времени мало, - вздохнул Столбов.

* * *
        Капитан милиции-полиции Кирилл Степанов выиграл «американку» вот при каких обстоятельствах. Несмотря на великий пожар в окрестностях Петербурга, случившийся сразу после памятного задержания, славы ему избежать не удалось. Журналисты разных телеканалов, и еще чаще - печатных изданий постоянно звонили ему, требуя встретиться: то в полицейском офисе, то дома. Бывало, даже ждали его у калитки.
        Подробности успешной спецоперации капитан Степанов раскрывать не мог. Приходилось врать, что он сам вот такой решительный супермен: с двумя экипажами ДПС напал на логово, где одной охраны вдвое больше.
        Журналюги, не добившись оперативных подробностей, выясняли у Степанова, как он дошел до такой суперменской жизни. Приходилось выдумывать: любил кино про шерифов, отважных оперов и различных суперкопов. Даже в офисе повесил киноплакат с Клинтом Иствудом, а дома - с Брюсом Уиллисом.
        Врать Степанов не любил. Поэтому стал проводить вечера в милицейском тире, а как выпадет свободный час - так отъезжал в глухое место, благо в Лужском районе найти нетрудно, вешал на ветки пустые пивные банки, или просто очищал выстрелами стволы от сухостоя. Еще нашел отставного спецназовца, человека пожилого, никому не обещавшего сделать суперменом за неделю. Но Степанов ему понравился.
        Какое-то время спустя навыки капитана изменились. Он уже не шествовал по улице, как гордый дореволюционный городовой: моя форма - ваше уважение. Он привык зыркать по сторонам, пытаясь вычислить, где опасность. И постоянно мысленно делал то, что позволял себе делать лишь дома: быстрым движением вырывал из кобуры пистолет, сдергивал предохранитель, определял, какой объект самый опасный.
        Самое смешное, но эта забава его спасла. Адрес узнали не только журналисты, но и черт знает кто. Скорее всего, некий подлец среднего уровня, успевший сорваться из России, да еще вывезти пару чемоданчиков, если раньше не перекачал, решил потратить часть наркоденег на месть.
        Короче, однажды вечером, подъехав к дому и выйдя к воротам - раскрыть, Степанов услышал-почувствовал, как впереди по улице стартовал черный «фольксваген». Еще и догадался: программа у экипажа очень простая. Прыжком отправился в канаву, полную разного мусора - до смерти смог бы назвать каждую отдельную гадость, очутившуюся перед глазами. Приземлился с уже расстегнутой кобурой, выхватил, изготовился и вовремя. Машина сбавляла скорость, и из нее непрерывно стреляли, из пистолета и чего-то автоматического.
        Степанов отстреливался расчетливо, понимая: если враги вылезут, то минимум три патрона остаться должны. Однако и пули, всаженные в пассажиров, мимо не прошли. Машина остановилась, потом тронулась - верно, перехватили управление, - и уехала.
        Через час ее обнаружили в лесу, с заляпанными кровью двумя передними сиденьями. Боевики торопились, даже не сожгли. Покушение на полицейского капитана - не шутка, прошерстили больницы и всех прежних владельцев «фольксвагена». Но профессионализм столкнулся с профессионализмом: где залатали раненых, так и не выяснили, а последний покупатель тачки за сутки до покушения подал заявление об угоне.
        Через две недели были заминированы ворота дома. Потом за полкилометра обстреляли из автомата патрульную машину, в которой находился капитан - был ранен водитель. Это уже означало подводить ребят. И Степанов позвонил президенту.

* * *
        У каждого здорового ребенка в детстве была мечта. Настолько неосуществимая, что можно спокойно мечтать, не дергаясь.
        Миша Столбов хотел иметь самолет. Причем не «кукурузник» для борьбы с гадкими насекомыми или обнаружением лесных пожаров. Эти самолеты в детстве пролетали над крышами Зимовца, насмотрелся. Нет, именно реактивный самолет, скажем, Ту-134. Чтобы в кромешно мокрый октябрьский денек взлететь с областного аэродрома и часа через два быть, к примеру, в Симферополе. Или сразу долететь до Севастополя, там тоже вроде есть аэродром. Побродить под еще жарким солнцем, искупаться в море - для него оно уж точно будет по-летнему теплым.
        А если времени нет - скажем, замечтался вечером, когда еще домашка не сделана, тогда просто взмыть, прорваться через мокрые облака, увидеть еще не зашедшее солнце. Покружить, убедиться, что солнце на месте, никуда не делось. И обратно.
        Сейчас Столбов задумался: может, его региональные визиты и есть осуществленная детская мечта? Взлетел облачным мартовским деньком над пасмурной Москвой, посмотрел на солнце. Приземлился, сделал официальные дела и опять взлетел к закатному солнышку.
        Насколько важен сам визит в областной центр - вот вопрос. Все эти управления в ручном режиме Россия уже проходила, особенно в нулевые годы. Прилетел добрый президент-премьер и нефтепровод отвернул на сто километров от озера Байкал. Или заработал завод, из-за которого бедные работяги недавно перекрывали федеральную трассу. Или бедная девочка получила платье как у Золушки (хотя родители, пожалуй, согласились бы на деньги и продукты). Сам визит ничего не изменит, а если что-то изменится, то решение было принято далеко от места действия.
        Столбов задумывался над этим часто. И каждый раз сам себе отвечал: смысл в таких поездках есть. Он, как бывший руководитель небольшой коммерческой империи, знал: даже при недолгом визите на любую производственную площадку можно понять состояние дел. Конечно, могут и газон покрасить. И работников побрить-протрезвить. Все равно каменную стену, не важно, штукатуренную, или нет, от картонной декорации можно отличить всегда. Даже пальцем не тыкая. А если не умеешь, тогда не то, что ездить не надо - не надо управлять.
        Ну и, кроме хозяйства, надо бы глазами посмотреть на хозяина, в его обстановке. Губернаторов пока еще назначали. Все сразу не переменишь - где найдешь людей? Заодно можно и людей поискать, посмотреть на их дела.
        Кстати, заборы перед визитами Столбова не красили и древние бараки не завешивали расписным холстом, как над камином папы Карло. Насчет этого он предупредил сразу и очень жестко. Так и передал всем губернаторам: замечу свежие малярные работы или иное нездоровое мельтешение - сразу начну выяснять, что за крашеным фасадом. Выкину на раз.
        Подействовало. Дошло до того, что однажды в областном центре, за час до визита, губернатор приказал мальчишкам исписать стену недавно отремонтированного дворца культуры.
        Президентский самолет уже заходил на посадку. Столбов отодвинул заслонку иллюминатора, взглянул на веселое мартовское солнышко, еще раз вспомнил о детской мечте.
        Кстати, ее, без дураков, он мог бы воплотить еще лет пять назад. Купить небольшой самолетик, держать на военном аэродроме - все летчики друзья. Иногда летать. Но желания не было. То ли детские мечты хороши только как мечты. То ли не мог позволить себе такую прихоть, пока не сделает главное.
        То, что он сделал прошлой осенью - взял власть в стране.
        А мечта детства никогда не исполняется. То есть соврать себе можно, но зачем? Вот и сейчас: на облаках, будто на экране, мерцали дела официального расписания и неофициального. Это в детстве можно забыть про домашку. Сейчас не забудешь.
        Столбов вспомнил, что среди прочих вечерних дел намечена и встреча с генералом Костылевым. Тот напросился сам, еще и уточнил, чтобы непременно до совещания рабочей группы по Северному Кавказу. Пришлось назначить.

* * *
        Из предложений Рабочей группы, ставших законопроектом, принятым Госдумой.
        Любая политическая партия, равно как и общественное объединение, имеет право создать инициативную группу по сбору подписей о проведении в субъекте Федерации прямых выборов губернатора. Если в течение девяноста дней инициативная группа сможет собрать подписи десяти процентов жителей региона, то в течение года действующий губернатор уходит в отставку и прямые выборы губернатора должны быть проведены.
        Во всех городах, включая Москву и Санкт-Петербург, возобновляются прямые выбора мэров. В крупных поселках и маленьких городах жители имеют право выборы местного опера - «шерифа». Для этой инициативы необходимо письменное согласие 10 процентов местных жителей.
        Из резолюции Столбова:
        Быть по сему (БПС).

* * *
        Последнее удачное, или почти удачное покушение на руководителя Российского государства - выстрел Фанни Каплан. Чекисты его проморгали, то, что Ильич прожил еще пять лет, не их заслуга, а счастливая траектория пули в организме вождя. С тех пор охранники высокопоставленных персон сменили тридцать семь наименований своей организации, и успех Каплан не повторялся.
        Конечно, не потому, что меняли названия. Главное - не менялись принципы работы: тотальный, жесточайший контроль над территорией визита. Изучение маршрутов за неделю до поездки. Посты, мобильные группы. Совокупный свой опыт и опыт стран, в которых не уберегли президентов. Бывали анекдоты. В одном, не самом малом городе Приволжского округа, участковый милиционер расклеил объявления: мол, граждане, в такой-то день состоится президентский визит, а так как вам довелось жить на главной улице, у окон не стойте, на кортеж не пяльтесь. И имейте в виду, кто будет щелкать фотиком, может получить пулю снайпера.
        Не то, чтобы совсем дурость: действительно, когда гонит президентский кортеж, фотосъемками лучше не увлекаться. Но официального объявления в городе, мол, завтра ждите президента - не было. А тут рядовой мент оповестил. Конечно, начальство опровергло-извинилось, как-нибудь и ретивого мента обидели…
        Кирилл Степанов входил в особую группу президентской охраны, не конкурировавшую с ФСО, но ее дополнявшую. Связано это было не в последнюю очередь с тем, что организация поездок президента по России существенно изменилась. Остались плановые мероприятия: там открыли новый мост, там - юбилей градообразующего завода на Урале, там - региональное совещание. Но, кроме плановых поездок, появились неофицальные. После очередного кремлевского совещания Столбов запоминал адреса, куда хотел бы заглянуть. Затем - утренняя «лотерея»: выбор из регионов Европейской части, места визита. Звонок руководству за два часа до взлета. И вылет.
        Плюсы-минусы такой системы Степанов понимал. Потенциальные заговорщики не успеют послать боевую группу в регион визита. Да и местный маньяк-одиночка, а таковых везде хватает, не будет пялиться на календарь, поглаживая старую двустволку - скорей бы прилетел! Минус же в том, что и спецтранспорта не будет, и помещения минерная группа осмотрит на бегу. Впрочем, чтобы мину заложить, тут уж точно надо заранее маршрут знать.
        Так что бояться надо не мины, а какого-нибудь мерзкого инцидента. К примеру, как в Италии, когда идиот обрушил на фейс Берлускони металлическую копию Миланского собора. Или просто дадут президенту пощечину. Какая бы отдача потом ни замучила, будет что вспомнить с собутыльниками - самому Столбову дал в морду!
        Все эти подробности Степанову объяснил Батяня. Безопасность во время «лотерейных» визитов обеспечивал он, поэтому и узнавал маршрут первым. Всегда ругался: не успею прилететь заранее, осмотреть. Президент решает еще в самолете: сначала в школу, потом на трикотажную фабрику, оттуда - в администрацию. Все будет быстро и суматошно. Главное - в этой суматохе разглядеть потенциальную опасность.
        Вот и сегодня у Степанова именно такая задача. Выбежал из самолета на пять минут раньше президента, сел в автомобиль, подъехавший к трапу. Думал ли полгода назад, что доведется самому ощутить себя олигархом? Правда, олигарху не нужно выскакивать из машины, едва та подъехала к очередному объекту, и нестись впереди президента, зыркая по сторонам.
        Несмотря на быструю смену посещаемых объектов, Степанов успевал сделать кое-какие выводы. Город, а значит и область, не очень богаты: мало современных зданий. Но чистенько, красивенько. Пусть середина марта - не самый презентабельный месяц, но снег убран и видно, что площадь в брусчатке, старые домики отреставрированы. В центральной больнице был ремонт. Правда, уж очень поспешный: провел пальцем по стене на втором этаже, плиточка качается, как молочный зуб.
        Еще Степанов иногда глядел на Столбова. Тот останавливался, расспрашивал местных людей. Иногда осматривал стены, проводку. Бывало, резко сворачивал - приходилось угадывать маневр, чтобы оказаться впереди.
        Покружив по центру города, направились к главному предприятию - Машзаводу. Как понял Степанов, это и была главная цель визита.

* * *
        Тот, кто в незапамятные времена обозвал интернет «всемирной помойкой», вряд ли ожидал, что помойка найдет выход в такой канализационный коллектор, как современное российское телевидение. Нашла, и с той поры основные каналы Останкино стали доступны во всем мире, от Нарвика до Кейптауна. Хочешь родных новостей - кликни и наслаждайся.
        «Сегодня, в 12.30 уважаемый всеми нами Михаил Викторович Столбов скоропостижно прибыл в столицу южносибирского машиностроения. После блицосмотра городских достопримечательностей он решил посетить градообразующее предприятие. Надеемся, что наша дежурная съемочная группа сумеет уловить его после завершения визита и наши зрители наконец-то услышат ответы на некоторые вопросы…»
        - У летчиков есть тост, - заметил уже знакомый нам Васильич из садоводства «Мельница», - пусть число приземлений всегда будет равно количеству взлетов. А вот как бы пожелать, чтобы наоборот?
        - Очень простая здравица, - заметил его спутник, из тех же самых счастливцев. - Неподалеку от взлетной полосы посадить расчет с ПЗРК «Стрела». Удачный пуск, и можно объявлять новые президентские выборы.
        - Ага, создать сеть на всю Россию, чтобы в каждом регионе была рабочая группа, со «стингерами», чтоб по первому свисту активироваться и сбить президентский самолет. Запалится на этапе создания.
        Собеседник согласился, но добавил банальность: «То, что нужно, то всегда трудно».
        Место для разговоров о взлетевших и не севших самолетах было выбрано самое подходящее: вип-зал аэропорта Хитроу. Еще полгода назад найти в таком месте российский телеканал с кадрами из какого-то завьюженного Дыропропащенска казалось особо элитным удовольствием. Особенно если ты сам из этого Дыропропащенска.
        Теперь новости с родины только вредили пищеварению.
        Путь Васильичу и компаньону предстоял неблизкий, но зато интересный. В край, где пальмы в садах столь же естественны, как сугробы в Дыропропащенске. Главное же, если все сложится удачно, про Столбова, ну и заодно про страну, избравшую такого дурака, можно забыть. Так, изредка понастальгировать.
        - А если облом? - спросил Васильич.
        - Тогда я сам в кустах засяду со «стрелой» или «стингером»!

* * *
        «Николай Дмитриевич, я к вам еду», - предупредил Столбов губернатора за два часа перед вылетом. Николай Дмитриевич скоро убедился: хотя лидер страны и направился во вверенный ему край, но именно с хозяином общался меньше всего. Поговорил немножко в аэропорту, потом поехал в город, и губернатор, не знавший маршрут, оказался вроде как группой сопровождения.
        Гость заглянул в университет, в ЦБ. Оттуда на Машзавод, где бродил больше часа. Одновременно со звонком губернатору из президентской администрации позвонили директорам всех более-менее крупных производств. Понятно, у каждого день расписан, но ради такой встречи можно похерить любой график. Поэтому, к трем часам дня в ДК Машиностроительного завода примчались все, кто обеспечивал областной валовой продукт.
        Такое импровизированное совещание губернатору очень не нравилось. Если бы, как полагается «по-нормальному», знать за две недели, отфильтровать людей, отфильтровать вопросы, чтобы кто-нибудь ничего лишнего не ляпнул. Впрочем, к чему такие мечтания? Сегодня для Николая Дмитриевича, главное, чтобы его самого не отфильтровали по итогам визита.
        Поэтому он ни во что не вмешивался, а шел в сторонке, стараясь не попадаться на глаза, будто и не главный в области. Но все равно не выдерживал и время от времени приближался к президенту, пытаясь понять, с кем и о чем он говорит на этот раз.
        «Суетливый товарищ, как и все, кого не избирали, - думал Столбов, поглядывая на губернатора. - Пришел в управленцы при Ельцине, назначен Медведевым. Назначен, конечно, не за какую-то особую подлость, но, скорее всего - есть свои скелеты в шкафу».
        В остальном - область, как область, со средним уклоном в воровство. Театр отремонтировали на федеральные деньги, отпилив процентов десять. Снег убран хорошо, правда так, что облицованную площадь придется восстанавливать уже весной - городскому бюджету трата, а кому-то доход. Городом, кстати, управляет сити-менеджер, переведенный из губернаторской администрации, так что за все городские беды и победы отвечать губернатору…
        Но это все мелочи. Важнее - Машзавод. Вот по нему принимать решение - труднее, чем по пяти губернаторам. Двенадцать лет предприятие убыточное. Живет на кредитах, погашать которые приходится федеральному правительству, да еще сдает в аренду треть площадей под оптовые товары. От советской власти остался подарок - громаднейшие корпуса, которые толком не согреть, даже если топливо бесплатное. В любом случае, треть завода лучше оставить под склады.
        Если спасать, то с пониманием: кто купит погрузчики и краны? Если закрывать - что делать с трудовым коллективом? Кстати, его кормил обещалками не только Ельцин и Путин. Людям и прошлой осенью говорили: победит Столбов - все будет хорошо…
        Столбов скрыл гримасу. Или не скрыл, потому что следивший за его лицом губернатор вздрогнул: ну точно, суки из аппарата все рассказали визитеру!
        Не замечая губернаторских страданий, Столбов вошел в ДК, говорить с производственниками.

* * *
        Татьяна осталась в Москве. Во-первых, беременным дамам без нужды лучше не летать. Во-вторых, подготовка к большому интервью. Ну, и втретьих… Третья причина была важнее всех. Она вторгалась в мысли, отвлекала от работы, заставляла замереть возле монитора. Как и сейчас.
        Еще прошлой осенью вопрос, лететь или не лететь, просто бы не возник. Куда Столбов - туда и она, его единственный-незаменимый пресс-секретарь и спичрайтер. Тогда, кстати, когда каждый день был скандалом и сенсацией, на нее не обращали внимания.
        Когда-то Татьяна слышала от друга - провинциального пиарщика такую версию: в России кандидат без жены никуда не изберется. Столбов опроверг самодельную мудрость. Историю о погибшей жене и дочери не тиражировал, но и не скрывал, стала одним из козырей кампании.
        Уже потом, после скоротечных и победных президентских выборов, стало понятно: нужна первая леди. Был короткий визит в районный загс - персонал даже не успел удивиться. И скромный свадебный ужин, среди немногих друзей и в отсутствии родни. «Горько» чуть ли не шептали со смехом.
        Ужинали в резиденции на Рублевке - ее новый лидер игнорировал, так что при всем профессионализме обслуги мелкий налет переполоха был. Гуляли по мелкоснежному парку, Татьяна не поняла, то ли убирают даже под деревьями, то ли снежные тучи обходят эти места стороной. Посмеивались над официальным статусом Татьяны. Та говорила, что готова играть роль первой леди по традиционной программе: посещения школ, благотворительность, поощрение художеств. Пусть только ей дадут адекватные финансовые возможности. Столбов предлагал нарушить традицию и заняться популяризацией «Домостроя»: интересно, оригинально. Татьяна в ответ снова посмеивалась, говорила новобрачному: «Домострой» - это книга для бояр и их жен, так что перед тем, как ее внедрять, надо подарить каждому гражданину России трех-четырех холопов.
        Разговор завершился пятнашками и снежками. Играли, конечно, бережно, помня не столько о статусе Татьяны, сколько о беременности.
        Больше к тому вопросу не возвращались. А Татьяна сама пыталась понять, как же ей держаться: как первой леди, как боярской жене - теремной затворнице, или чтобы все, как прежде?
        Как прежде не получится в любом случае. Носиться не то, что по стране, по этажам, засиживаться у монитора скоро будет преступлением. Непросто быть и первой леди: проплывать вальяжной павой по вернисажам и благотворительным концертам. Такие царские развлечения, когда с полсотни объективов не на мужа, а на тебя - еще тот наркотик. Через полгода появится что-то вроде книжки «Раиса Горбачева, кто она?». Была такая блеклая брошюрка, появилась в конце 80-х, продавалась на каждом углу, насыщала общественный интерес к супруге первого и последнего президента СССР.
        Татьяна прервала размышления, оставив один вопрос: насколько она сама интересна и нужна Столбову? Вопрос, ответить на который очень и очень непросто. Она теперь часть статуса и государственная условность. Муж ее не бросит.
        Поэтому-то она и не должна навязывать ему свое общество чаще, чем положено по церемонии.
        А любовь? Татьяна понимала: логика логикой, а любовь свое возьмет.

* * *
        Губернатор на встрече в ДК Машзавода вел себя уж совсем, как практикант-недотепа, опоздавший на совещание, проскользнувший в кабинет и притаившийся в углу, как мышь под веником. При всяком другом визитере глава региона зыркал бы на производственников то умоляюще, то грозно, мол, гость уедет, а я останусь. Сейчас же лишь скользил взглядом по залу, иногда делал записи в блокнот. Включить айфон не рискнул, вдруг президент подумает, будто губернатор по старой привычке балуется твиттерным щебетом на совещаниях?
        Губернатор Столбову был неинтересен. Он смотрел исключительно на приглашенных - директоров крупных и средних областных производств. Никому из них примчаться не приказывали, даже не звали, просто сообщили ранним утром, что в пять вечера - встреча с президентом. Кто хочет - пусть приезжает. Захотели почти все.
        Насчет повестки встречи тоже никакого насилия. Каждый мог выступить на пять минут, и если тема была очень интересной, попросить лишние три минуты. Предложения приветствовались, жалобы разрешались, благодарности и прочие славословия обрывались без права продолжения.
        Впрочем, дураков в зале не было. Производственники - пожалуй, самая, уязвимая российская управленческая каста. Все они под прессингом и местного начальства, и надзорных структур: выпускай продукцию и соблюдай сто регламентов. Нужно и показатели по области не опустить, и областную статистику по безработице не подпортить. Есть, конечно, наместники столичных олигархов, есть директора совместных предприятий - русский Иван при немце. Но таких директоров в зале не было: с первыми говорить не о чем, с хозяевами надо. Во втором случае наш директор всегда будет о чем-то просить через партнера; иноземцев у нас принимают вне очереди.
        Столбов слушал очередную жалобу и глядел в зал с сочувствием и восхищением. Этих людей он видел впервые, но как класс знал еще с начала девяностых, когда взялся за производство стройматериалов. Встречал как партнеров и конкурентов в кабинетах, в цехах, на губернаторских приемах. За двадцать лет эти директора и собственники заводов научились за день менять политические убеждения, обходить бесконечные регламенты и нормы, снижать зарплату рабочим без официального снижения.
        Но они делали свое дело. Выпускали оборудование, трикотаж, доски, колбасы. Никому из них не пришло в голову продать оборудование на металлом, сдать площади под торговые центры с пятью долби-залами, купить квартиры на Кипре или в Черногории, чтоб, напившись, на ночном пляже тянуть караоке: «Что же будет с Родиной и с нами…» Фанаты.
        - Все высказались? - спросил Столбов. Тон был такой, что ушлые директора поняли: лидер государства хочет говорить сам.
        - Вот что, дорогие мои, хорошие, - начал президент. - Все, о чем вы говорили, я знаю сам. Выпускал и бетон, и деревянные конструкции, и прочую выделанную древесинку, и пиво, и разные колбасы. Сам мучился, и проблемы решал, ничем меня не удивишь. Прежде всего, вам спасибо. За то, что не бросили производства. Теперь попробую вас удивить.
        Короткая пауза. Недоумевающие, даже рассерженные взгляды: и чем же нас сейчас удивят? Новый налог, новая форма социальной ответственности, а по-русски - новый побор?
        - Обещать ничего не буду, просто, отчитаюсь о сделанном. О законах, принятых за последние две недели и тех, что будут приняты в ближайшие дни. Во-первых, налог на прибыль и страховые отчисления снижены почти на четверть. Это вы знаете. Во-вторых, каждому новому производству, новой площадке, новому цеху - три года налоговых каникул. На новое производство можно брать кредиты, проценты погасит государство. В-третьих, оборудование ввозится без пошлины. Я бы приплачивал за экспорт некоторых производственных линий, если в России своего аналога нет, но денег не хватит. Буду медали вручать таким экспортерам.
        Зал расслабился, заулыбался. Кто-то приводил примеры разорения от пошлин на импорт оборудования: «купили линию, сразу восемнадцать процентов НДС».
        - Дальше. Монополистам придется какое-то время поработать в убыток, хотя бы без сверхприбылей. Газ и электричество будут дешевле для всех, для промышленности - особенно. Примерно на четверть. И будет полегче с внешней конкуренцией. Во-первых, уже сейчас прикрыты некоторые таможенные калитки, через которые дешевый импорт тёк, минуя всякое обложение. Во-вторых, будем ставить барьеры. Уточняю: временные. Чтобы наши товары успели укрепиться на рынке и никто бы их не подвинул.
        Зал замер, охваченный радостным недоверием: неужели такое возможно.
        - А сейчас хочу вас спросить: кто из присутствующих член партии «Вера»?
        Половина присутствующих подняла руки. Потом еще несколько. Осторожно, будто тянулись к нагретой железяке или кусачему грызуну - успеть отдернуть.
        - Понял. А кто вступил в партию ДО моей победы?
        Руки начали опускаться. Не сразу, с раздумьем, с оглядкой на соседа. Но сосед за вранье заложить может. Не сейчас, так потом. Осталось явно меньше четверти.
        - Честность - лучшая политика, - вспомнил Столбов рекламный слоган. - Вот вы зачем вступили в партию, когда она уже победила?
        Директор местного мясокомбината (Столбов вспомнил рекламу на въезде в город: «Колбаса - это страшная сила!»), полноватый дядька, поднялся, нервно оглянулся. Понимая, что под президентским взглядом не следует долго молчать, промямлил.
        - Так и в «Единую Россию»…
        - Мотивация понятна. Вообще-то, вступая в партию, надо смотреть уставные документы. Там четко указано, что партийное членство никаких преференций не дает. Но мне и повторить не трудно. Лояльность новой власти не нужна. Нужна честная работа, с уважением к закону. Понимаю, не я первый это говорю…
        Пауза. Аудитория слегка напряглась. Напрягся и губернатор, ведь он тоже покинул «Единую Россию», едва партия «Вера» взяла парламентское большинство.
        - Так вот. Обращаюсь к членам партии «Вера». К членам партии «Единая Россия». К членам партии КПРФ. Забудьте о партийности. Забудьте о том, что вы хорошего сделали для меня, для губернатора, вообще для любого должностного лица. Правила общие, живем по закону. Любимчиков не будет, и прошу в экспериментальном порядке это не проверять. Вот так, дорогие мои, хорошие. Вопросы будут?
        Зал молчал. Конечно, свои связи, свои ходы-выходы есть у каждого, кто в бизнесе. И всегда думаешь: вдруг у конкурента схвачено лучше и надежней? Но новость о больших льготах перевесила любые опасения.
        Поднялась рука. Пожилой дядя, небось был начальником еще при Хрущеве, спросил:
        - Товарищ президент, а деньги-то откуда на все это? Чтобы и тарифы снизились, и налоги меньше стали, и беспроцентные кредиты?
        - Стабфонд пригодился, - ответил Столбов. - Основа государственной стабильности - не миллиарды, работающие на иностранные экономики, а крепкая национальная промышленность. Плюс, возвращаем в казну разную украденную мелочь.

* * *
        Кирилл Степанов стоял на площади перед крыльцом ДК. Конечно же, не один. Коллеги, прилетевшие из Москвы, местная ФСБ, бывшие коллеги - менты. А так же различные аборигены.
        Во-первых, СМИ. Встреча была закрытой, поэтому телевизионщики, радийщики и пишущие журналисты ждали своей минуты. Импровизированные пресс-конференции Столбов устраивал изредка, но на четко заданные вопросы, по пути из здания к машине, отвечал всегда.
        Во-вторых, новость о президентском визите распространилась по областному центру. Когда стало известно про совещание в ДК Машиностроительного завода, туда потянулась самая разная публика, - посмотреть на президента. Да и себя показать, как объяснили Кириллу Степанову.
        Публика, как опять-таки объяснил Батяня, будет в основном безопасной. Но все равно, нужно следить, чтобы к президенту не подкатил какой-нибудь неадекват.
        Милиция и ребята в костюмах образовали цепочку, шагах в десяти перед крыльцом. Отогнать народ подальше не позволял Столбов. Охрана на это изрядно ругалась, но последнее слово было за правителем, а не за регламентом. Степанов прохаживался с внешней стороны оцепления, среди толпы. В основном бабушки и дедушки, бабушек, как и положено, больше. Два красных флажка, портрет Сталина, стилизованный под икону - коммунисты. Чуть особняком - группа юнцов с национальным триколором.
        Степанов пригляделся к загадочному субъекту, уверенно рассекавшему толпу. Парень лет тридцати, в свитере, свитер - в фольклорных орнаментах. Бороденка длинная, тощая, с двумя деревянными кольцами на крашеном кончике. В глазах - загадочная уверенность.
        - Вы к президенту? - спросил его Степанов, когда парень протиснулся к милицейскому оцеплению.
        - Я должен узнать, он это или не он, - напевно произнес парень.
        Уточнять «Кто он?» не имело смысла, поэтому Степанов задал совершенно другой вопрос:
        - А как вы узнаете, он это или нет?
        - Я должен притронуться к его деснице. Тогда мне будет позволено увидеть, является ли он реинкарнацией ТворогА.
        Степанов не смог удержаться от глупого вопроса: «Кого?».
        - ТворогА, - вздохнул парень с интонацией училки начальных классов. - Творог - отец Сварога. Он сотворил твердь и зыбь, навь и явь.
        - Он сумасшедший! - взвизгнула бабуся с иконой Сталина. Взглянув на нее, Степанов подумал, что приехавшая «скорая» забрала бы обоих.
        Рация Степанова коротко пискнула: «Выходит». Журналисты, получившие сигнал по своему каналу, засуетились на подходе к крыльцу. Жрец ТворогА встал в стойку американского футболиста, готового занести мяч в ворота противника, опрокинув всех встречных.
        Жреца следовало бы ухватить, но инструкция гласила - стараться без рукопашных инцидентов.
        - А кто дал вам право прикоснуться рукой к Творогу? - уверенно вопросил Степанов.
        - Я посвящен в руковидцы чертогыном второй степени, - торжественно ответил жрец.
        - А какое имя носит этот чертогын среди непросвещенных?
        - Дмитрий Федосейкин, из города Тверь, - с гордостью ответил парень.
        «А, один бен, скрутить всегда успею, - подумал Степанов, - зато хоть развлекусь». И неожиданно даже для себя произнес торжественным голосом:
        - А известно ли вам, что чертогын второй степени Федосейкин является коварнейшим отступником, а именно - диаконом Истинной Церкви Второго Пришествия, в городе Москве, по адресу Тверская улица, 198? Поэтому посвящение от этого лже-чертогына значит не больше, чем посвящение от меня.
        Степанову казалось, что парень отмахнется. Или даже пошлет его. Но бедняга лишь вздохнул, прошептал: «Измена». Развернулся и заковылял прочь.
        Кстати, вовремя. На крыльце ДК появился Столбов.

* * *
        Лидер страны шел по быстро выстроенному живому коридору. Не останавливаясь, не оборачиваясь, отвечал на журналистские вопросы.
        - Михаил Викторович, правда ли, что Ходорковский назначен вашим советником? - крикнул местный представитель федерального телеканала.
        - Да, - коротко ответил Столбов.
        - Что будет с нашим Машзаводом?
        - Дадим шанс - правительственный кредит, спишем задолженность. Посмотрим до конца года. Если руководство будет грамотно работать, то выживет. Если нет - обанкротим, построим новый, людям найдем работу.
        - Михаил Викторович, будет ли назначен новый губернатор? - выкрикнул пожилой дядька с древним кассетным диктофоном в руке.
        Столбов приостановился даже. Забавно. То ли губернаторский враг со стажем - главред местной газеты, прикормленный прошлым губером и мстящий за отставку. То ли следствие полученной свободы - осмелели на местах.
        - У губернатора есть шанс. Как работать, он знает, за что я снимаю - тоже. Его судьба в его руках.
        - Правда ли, что скоро в России введут сухой закон? - перекричала своих коллег девица в алой куртке и столь же яркой косметике.
        - Сухого закона не будет, - ответил Столбов. - Будет полусухой закон, чтобы пили, как в старой России - по праздникам. Кто умеет жить без водки, его не заметит. Остальным советую завязать уже сейчас.
        Новость оказалась столь сенсационной, что новых вопросов от журналистов не последовало. Зато стали слышны выкрики пожилых, и не обязательно пожилых граждан.
        - Товарищ Столбов… Михаил Викторович… Когда же… Вы обещали… Восемь лет хожу по кабинетам… Трудовому народу нет жизни… Министры на содержании у Госдепа… Что у нас будет - капитализм или коммунизм?
        Люди не просто кричали. У некоторых в руках были бумажки: прозрачные папки-файлы с документами или пожелтевшие листы, чуть ли не архивные раритеты. Прежние льготы, наградные листы, отписки или, напротив, ободрительные письма из ведомств. Просвечивала желтая бумага, верно, собиралось все это еще с советских времен.
        Внезапно надтреснутый языковой разнобой перекрыли выкрики с фанатской отбивкой. «Столбов! Столбов!» - выкрикивал молодняк с триколором.
        - Ребята, чьи будете? - громко спросил Столбов.
        - Мы «нашисты»! - ответил вожак, украшенный ленточками всех цветов радуги.
        С начала года в России слово «нашист» перестало быть ругательством. Означало оно «Наши Столбова». Центральная организация Якеменко приказала долго жить, но на местах нашлись шустрые комиссары, решившие пригодиться новой власти. Переименовались и под новым названием практиковали патриотизм.
        Столбов поинтересовался, откуда ребята. Выяснилось, что из местного университета (само собой, бывший педвуз), в основном с юрфака.
        - Будущие юристы? Отлично. Только не надо орать - не на футболе. Любите меня - идите к бабушкам с заявлениями, возьмите их и постарайтесь помочь. Или идите по инстанциям, или дайте обоснованный отказ, почему государство не может помочь. Кто справится с поручением - получит хороший шанс на госслужбу.
        «Нашисты» приумолкли. Добрая половина, включая командира, смылась. Но кое-кто несмело пошел к гражданам-просителям. До Столбова донеслись слова: «Дайте мне посмотреть, президентское поручение…».
        - Кто сделает, или будут проблемы, - приходите в приемную рекора по области. Открывается на следующей недели, - сказал молодежи Столбов.
        Но не все пришли с бумажками, отписками, заявлениями. Поэтому лидер остановился, громко сказал.
        - Дорогие мои, хорошие! Проблем много, знаю. Обещаю, что не будет голода, дефолта и войны, можно спать спокойно. Будет ли лучше? Будет, но не сразу. Дайте хоть немного разобрать прежние завалы, тогда и спрашивайте результат. Разберем их быстро, на дурное наследство прошлого кивать не стану. Работа началась, это главное.
        - Михаил Викторович, а когда будут расстрелы? - донесся старушачий выкрик, полный искреннего энтузиазма.
        - Постараемся обойтись без них. Народа в России мало осталось, беречь надо. До свидания, дорогие мои, в Москву пора. Мне еще сегодня работать.
        Граждане проявили понимание, прокричали разные добрые пожелания и позволили Столбову пройти через живой коридор к машине.
        Уже когда садился, подбежал губернатор. Услышал про шанс, осмелел.
        - Михаил Викторович, важный вопрос. Вам, наверное, уже докладывали про «Ключ надежды».
        - Нет, - ответил Столбов. - В двух словах, быстро и честно.
        Губернатор взглянул в президентские глаза и понял, что эвфемистические конструкции лучше забыть.
        - Это девелоперская фирма. Мой сын - генеральный директор. Ему уйти?
        - Нет. Но пусть готовится к дополнительным проверкам. Первый серьезный косяк - уходить.
        - Ему? - спросил губернатор.
        - Вам. В его случае решать акционерам или прокуратуре. В вашем - решу я. Все, удачи!

* * *
        Запись в ЖЖ известного блогера tukan-tupan. Точнее, подпись под фотографией: провинциальный юноша берет из рук пожилой дамы какую-то бумажку. На заднем плане - Столбов.
        «Занятная картинка, правда? Наш новый царь дает поручения талантливой молодежи. Еще полгода назад эти юные крокодильчики хором выкрикивали в пикетах: „Фашист-педераст, убирайся в Вашингтон!“. Теперь они прощены и могут опять потрудиться на благо Уродины. Такова крокодильская природа нашей власти, что ей как всегда проще всего найти общий язык с вороватыми крокодилами и быдловатыми крокодильчиками».

* * *
        Достаточно давно Столбов освоил важное умение: работать в режиме решения сразу нескольких задач. Эта способность чаще всего проявлялась под вечер. Мозг понимал, что на покой его не отпустят, пока не сделано все, что нужно. И не бастовал, напротив, работал так, как утром не добьешься.
        Вот и сейчас - беседа с генералом Костылевым. Разговор не просто важен. Это, пожалуй, главное событие дня. И утренняя встреча с Патриархом, и блиц-рабочая группа, и региональный визит - дела едва ли не ординарные.
        Столбов слушал, задавал короткие вопросы, записывал. Конечно, в блокнот. Если будет надо, потом надиктует, а пока его стенографические каракули - идеальная шифровка.
        И все же, несмотря на важность разговора, были открыты параллельные окна. Одно касалось собеседника - генерала Космических войск Андрея Костылева.
        Умница! Из семьи инженеров ЦКБ города Королёва. С детства болел космосом, что в таком городе естественно, и не переболел им в юности, пришедшейся на девяностые, что было бы тоже естественно. Детский кружок космонавтики, школьная золотая медаль. Исправил зрение, подделал справки, окончил летное училище, красный диплом. Академия, опять отличия, Центр управления полетов. В космонавтике нет той злобной ревности, чтоб генерал - только генеральский сын. Поэтому в тридцать пять лет уже имел большие звездочки на погонах.
        По всем отзывам, на своем служебном пути отличался педантичной и разумной исполнительностью. В старину про него бы сказали: «немец при губернаторе», в советские годы: «еврей в главке». Подобные таланты редко возносят до генеральского уровня: пусть такой хороший будет и дальше полезен на своем посту. С Костылевым вышло не так. Была в нем, кроме педантизма, захватывающая любовь к своему роду войск, вообще к космосу. Поэтому ветераны-генералы тянули его выше: пусть хоть один гений-фанатик останется после нас.
        В своей области знает все. Две недели назад прочел короткую, но исчерпывающую лекцию о том, что нужно для ГЛОНАССа, и в каких объемах можно использовать джипиэс. Без дурного патриотизма, а с констатацией: на этом этапе американцы нас обскакали, нужно государственное решение - иди по пятам, или перескакивать.
        При этом в голове не только спутники. Влюблен в любую летательную технику, на всем поднимался в небо, кроме космического корабля и Змея Горыныча. Когда был в Америке, испробовал новинку - летающий автомобиль. В ЦУП прилетает на мотодельтаплане, выбил воздушный коридор. Так и сказал Столбову: «Лучше всего соображаю, когда в небе». Три года назад в Штатах купил реактивный ранец, самой современной конструкции. Обещал Столбову показать в полете, но пока не удавалось найти время для такого аттракциона.
        Сейчас разговор был не только о небесных делах. Не только о том, что видно сверху, но и из других, вполне поверхностных источников информации. Очень полезная беседа!
        В параллельном окне была Татьяна. В который раз поговорить вечером не удалось. Пересеклись на пять минут - пересменок между делами. Столбов подарил ей привезенный сувенир - деревянного мишку-дергунчика, что не лупил молотом на кузне, как обычно, а стучал на компьютерной клавиатуре. Батяня распорядился накупить у тамошнего кремля разной сувенирной экзотики, самый забавный экземпляр достался президентской жене.
        Мишка Татьяне понравился. Она даже пообещала передать ему самые важные дела, чтоб у нее было больше свободного времени.
        Столбов намек понял. Чуть было не пообещал освободить завтрашний вечер. Но нет, не получится, в программе обещанная встреча с «декабристами». Ох, нелегкий разговор! После него самое время поговорить с любимой женщиной. Вот только ждать ей придется невесть сколько: разговор может и затянуться…
        Короткий, неожиданный звук. На мобилу можно позвонить и президенту. Счастливчиков таких немного и объединяет их одно: если позвонят, то только по делу, когда иначе нельзя.
        Кстати, о «декабристах». Может, Луцкий?
        Столбов взглянул на номер. Нет, Быков. Армейский друг по Афганистану, потерявший квартиру в Казахстане, не сдавшийся, не спившийся, начавший новую жизнь в новой стране. Прошлым летом за очередной рюмкой предложил Столбову не маяться дурью, идти во власть, пока в стране остались мужики, иначе потом работать не с кем будет. Всю избирательную кампанию был в местном, питерском штабе. Зато так поставил дело, что к нему командировались штабисты из других регионов на двухдневную выучку.
        Сейчас-то чем занят? Был у него мелкий авторемонтный бизнес, были планы, как его раскрутить, когда вороватые чинуши будут прижаты. Ох, треклятая шапка Мономаха, не позвонил, не поинтересовался.
        - Миша, привет, - раздался голос Быкова. С первого звука понятно - не со скуки звонит. - Миша, я в жуткую ж…у попал.
        - Можно через пятнадцать минут перезвоню?
        - Не. У меня мобилу отберут. Слушаешь? Я с января чуток расширился, автомойку открыл. Там и случилось…
        Быков явно недавно что-то праздновал. Но речь была не пьяной. Напротив, выверенной, рациональной, как бывает у умных людей, протрезвленных большой неприятностью.
        Итак, Быков открыл автомойку. Сегодня днем заявился клиент-азербайджанец. Осмотрел тачку, заявил, будто борт поцарапан. Парнишка, главный на автомойке, договориться с ним не смог, вызвонил Быкова, отмечавшего у друга рождение внука.
        - Подъезжаю, а там уже ихняя шобла кидает предъявы. Давно таких отморозков не видел. Этот, главный зверь, достает визитку какого-то адмирала МВД, тычет под нос: смотри, с кем я знаком! Если я сейчас твоего косорукого механика и тебя самого поимею, у меня никаких проблем с полицаями не будет. Ну, я улыбнулся, показал твою прошлогоднюю, полпредскую визитку. Еще два слова добавил, какой дурью маялся прошлой осенью и какой номерок у меня в телефончике есть. Зверь пасть раззявил, слюнки на бетон капают. А я…
        - А ты? - Столбов понял, что дошло до кульминации.
        - Ну, сначала ему в пасть харкнул. Потом… Короче, водка в голову бросилась. Ну, не для этого же мы, Миша, этих у…анов своротили, чтобы погань могла выделываться. Взял ломик и устроил небольшой тюнинг свежепомытой тачке. От души, на правой ладони мозоль будет. Зверек дергаться начал, ну и ему досталось. Врач сказал - наверное, выживет. Еще пока тюнинг делал, приговаривал: завтра мне лицензию дадут, отстреливать тварей, где увижу. Вся шобла в стороне какала в штаны, но кто-то до ментовки дозвонился… Короче, это мой единственный звонок, положенный по закону. Миша, попробуй…
        - Слушай, Витя, - ответил Столбов. Он перешел в соседний кабинет, дверь не закрывал - помещения такие большие, что не нужно. - До суда тебя отпустить должны - будет и залог, и характеристики. На суде помогу с адвокатом.
        - На х…р адвокат. Мне справедливость нужна!
        - Если по справедливости, то тебе сидеть, - резко сказал Столбов. - Тебе слово сказали, а ты ломом искалечил.
        - Значит, мы за права азеров боролись… - то ли спросил, то ли констатировал Быков. Столбов отключил трубку.
        От шкафа в соседней комнате до кабинета, где остался собеседник, было пятнадцать шагов. Столбов прошел их медленно, успел вспомнить последнюю фразу Костылева, вернуться в струю разговора. Даже улыбнулся: как все ладно.
        - Андрей, извини, - как-то с Костылевым очень легко удавалось общаться на «ты». - Ты говорил, что эта история нуждается в подтверждении…
        - Нуждается, - ответил молодой генерал звездных войск. - Подтвердить, перепроверить, согласиться со мной, или нет - для этого есть все возможности.
        - Добро, - ответил Столбов, - поручу все завтра перепроверить. У тебя-то откуда информация?
        - Мне сверху видно всё, - улыбнулся Костылев. Да так просто и естественно, что Столбов улыбнулся тоже.

* * *
        Перед встречей с космическим генералом Столбов на всякий случай попрощался с Татьяной. Вышло, что предусмотрительно: она уже отправилась спать. Не возразишь, ведь ей вставать всяко раньше, чем ему, готовить утреннюю сводку. Все равно, вот сегодня вечером ой как была бы нужна…
        Столбов прошелся по кабинету, примыкающему к спальне. Открыл окно. В помещение влился холодный воздух, но тишина осталась прежней - кому шуметь вечером в Кремле? Лишь с набережной донесся насекомый звук автомобильного движения.
        Подумал, на уровне ощущения: сейчас где-то на пульте охраны мигнула лампочка или еще какой современный сигнал - президентское окно открылось. Лидер государства - как лабораторное животное, все его рефлексы и импульсы где-то фиксируются.
        Закрыл окно, тронул пальцем пожилой, еще прошлого века, но почти не заезженный музыкальный комбайн - помучить себя новостями.
        Включившийся канал оказался не новостным, а музыкальным. Вот только песня…
        И от не свежих невелика потеха,
        Правда, вот был армейский дружок - уехал…
        «Правда, был армейский дружок», - отметил Столбов. И, не дожидаясь продолжения-рефрена от самой народной рок-группы, продолжил сам:
        Ой-ёй, ой-ёй, ой-ёй, ой-ёй.
        Еще подумал и закрыл окно. Как бы ни умел Кремль хранить тайны, все равно, пойдет в блогосфере слух, будто президент по ночам воет на кремлевские звезды.
        Глава 3

* * *
        Из этой страны уехать было непросто. Требовалась выездная виза - по меркам XXI века штука архаичная. Но учитывая, что одной из процессуальных методик местного правосудия было содержание подследственного в камере со свинцовой крышей, а крыша выходила на солнцепек, архаикой тут не пренебрегали.
        Получить выездную визу было непросто: внятное объяснение - для чего, плюс проверка на задолженности и отсутствие каких-либо претензий государства к заявителю. Впрочем, у Марины с этим проблем не было. Она понимала, если ей хватит глупости подать документы на выездную визу, то задержат не выдачу. Задержат ее саму. Посадят в тюрьму, а дальше - как повезет. Или в цивилизованное, душецелительное заведение - оттуда точно не выпустят.
        Значит, оставалось нарушать закон, мухлевать с документами. В любом случае, если поймают, то запрут не за это.
        Фальшивый паспорт вкупе с фальшивой визой изготовил кореец - местный бы не справился, а русские за такой криминал не брались, шерстили их здесь без повода и запалиться можно было в любую минуту. Срок за такую операцию полагался не маленький, поэтому мастер взял за работу пять республиканских минимальных зарплат. Деньги у Марины еще были, торговаться не стала.
        Теперь надо было понять, как выбираться. Аэропорты отпадали: там такое оборудование, что мастер рисковать не советовал. К тому же, когда аэропортом пользуется гражданин республики не титульной национальности, то, несмотря на самые современные сканеры, его ждет личный досмотр, вплоть до открытия пудреницы и пролистывания записной книжки. Между тем, у Марины была вещь, найдя которую, таможенники получили бы неофициальную благодарность и премию.
        Точно такие же шмоны случаются и на железной дороге. Значит, остается автобус, через Казахстан. Впереди саммит СНГ, этой стране понадобились транзитные преференции, значит, на таможню поступит указ: шерстить без обычной свирепости и не срывать график рейсовых автобусов.
        Значит… Значит, это не гарантированный, но наиболее надежный вариант. Только и всего.

* * *
        «Бейте своего сына каждый вечер. Даже если вы не знаете, что он натворил за день, он-то знает наверняка», - гласит суровая и мудрая китайская пословица. Командующий стратегической авиацией России этой пословицы не знал. Однако его вызвали на ранний, очень ранний визит в Кремль, и он догадывался, что его будут бить.
        Догадок было несколько, из основных версий - три. Во-первых, участок на Черноморском побережье, изначально полигон, но давным-давно застроенный уютными особнячками. Началось, правда, при предшественнике. Но тот давно уже в отставке, кстати, живет в одном из особнячков. За махинацию с территорией полигона, увы, придется отвечать нынешнему командующему.
        Вторая версия - горючее. Тоже, если разобраться, вина командующего невелика. Он всего лишь экономил, ну а то, что сэкономленные излишки попадали гражданской авиации, так это можно было смело назвать бартером. Не будь таких добрых взаимоотношений с авиакомпаниями, так не удалось бы даже сделать нормальный подъезд от федеральной трассы к авиабазе в Тамбовской области. Если речь идет о настоящих, циничных кражах, то тут вопросов быть не может: командующий сам сигналил в прокуратуру. Но если ты нарочно не даешь подчиненным выживать - тебя же самого совесть замучает. Значит, приходится плевать на закон.
        Ну и третья причина, пожалуй, сама неприятная. В некоторых эскадрильях сложилась традиция: половина всех офицерских премий изымается в особый фонд. Якобы поддержать ветеранов. На самом деле - в карман командиров. Об этом рассказывали смелые офицеры-разоблаченцы при поддержке блогеров. Командующий пытался с этим бороться, но добился лишь того, что подарки высшему составу вручали едва ли не борзыми щенками, а щенков покупали за те же офицерские деньги.
        В этих грустных раздумьях, постепенно подстилая мысленную соломку по всем трем опасным направлениям, командующий добрался до Кремля и был сопровожден на командный пункт.
        Столбова он видел третий раз, но предыдущие два - не считались. Впервые - когда до выборов лидер партии «Вера» посещал войска с предвыборным визитом. Командующий на встречу не пошел, посмотрел издали. Второй раз - на инаугурации. И вот наконец встретились лицом к лицу.
        Президент был весел, бодр - энергия разве из ушей не хлестала. Улыбнулся командующему - того предупредили, этой улыбки надо опасаться, под солнечным лучом - гроза.
        - Здравствуйте, Алексей Федорович. Много слышал о вас хорошего, а главное - все у вас в порядке с боеготовностью. Вот мы сейчас ее, вашу боеготовность, и проверим.
        Протянул бумажный лист, на котором был напечатан приказ. Командующий прочел - посмотрел на главу государства со страхом и удивлением.
        - Но ведь это…
        - Реализация конституционных прав Верховного главнокомандующего, и больше ничего. В регионе час назад введен режим контртеррористической операции, так что с правовой точки зрения проблем нет. Дальше - техническая справка. Там уже все рассчитано. От вас требуется только отдать приказ и проследить, чтобы его исполнение заняло не больше четырех часов.
        Генерал еще раз взглянул на приказ и забыл все соображения, кроме технических.
        - За четыре часа? Это почти… очень трудно.
        Хотел сказать «невозможно». Но взглянул в глаза Столбову и не смог. Догадался: в этом случае лидер государства продолжит разговор уже без улыбки.
        А еще командующий, опять некстати, вспомнил такой детский грешок, как вранье. К чему врать, за четыре часа исполнить приказ можно. Если запустить механизм, уже прописанный в голове, прямо сейчас, не выходя из кабинета. Так что нечестное «невозможно» означало: невозможно так вот жестко, без предупреждения, напрягать людей, чтобы заставить их напрячь других людей. От таких варварских требований в России уже отвыкли.
        - Алексей Федорович, - проникновенно сказал Столбов, - вы потому и находитесь на своем посту, что я уверен - вы способны это сделать. Сами понимаете, не за то, что вы самый честный генерал без страха и упрека - таких нет. От мелких грешков очищаться придется, но это не главное. Сейчас главное сделать дело. Исполняйте приказ.
        - Есть, товарищ Главнокомандующий, - ответил генерал.
        Вот ведь что странно. Едва приложил руку к козырьку, как будто взлетел, подобно стратегическому бомбардировщику. Еще раз заметил трудность приказа, близкую к неосуществлению. Но заодно начертил в голове алгоритм действий: кого материть, кто и без мата поймет важность приказа, где надо с занудным матом объяснять, а где надо заранее подстраховаться, найти замену ненадежному звену.
        Одним словом - приступил к выполнению.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        Нанять от ста до ста двадцати сотрудников «Макдональдса», не имеющих перспектив карьерного роста, для работы в пограничном подразделении ФСБ. Использовать для работы на пунктах пограничного контроля, в первую очередь, в аэропортах.
        Обоснование. Профессиональная привычка улыбаться клиентам - в данном случае иностранцам и нашим, вернувшимся, туристам. Россия начинается с улыбки.
        Резолюция Столбова:
        БПС (Быть по сему).

* * *
        Сегодняшний собеседник Столбова был непростой. Можно сказать, особый.
        К примеру, однажды он точно так же пришел в Кремль, к российскому президенту, в спортивном костюме. С одной стороны, понятно почему: за тысячу километров убили его отца, гаранта стабильности на маленьком, но очень уж беспокойном клочке российской территории. Сын тренировался, тут новость, за ней - вызов в Кремль. Стоило ли тратить время на переодевание?
        С другой стороны, у державы есть свои, столетние традиции и обычаи. Вроде того, что как позвали к царю, да не в походную ставку - в главный дворец, то будь ты хоть пьян, хоть в горе, нужно и приосаниться, и почиститься, и вид иметь подходящий для дворца. Тем более, что в народе нынешнего собеседника Столбова традиции и ритуалы блюли получше, чем в России.
        Значит, тогдашнее приглашение в трениках было неспроста. Явный и однозначный намек: будь верным, приходи на первый зов, и тогда позволено почти все.
        Гость в трениках понял намек однозначно. Ваххабиты и сепаратисты, бегавшие с автоматами по лесам, сократились до средней популяции зверя из «Красной книги». «Единая Россия» получала на выборах около ста процентов при стопроцентной явке, а иногда явка была и выше. В республиканской столице, еще не так давно мишени для бомбовых ударов, вздымались небоскребы, били фонтаны не хуже московских. Ветераны бразильского и прочих именитых футболов считали за честь приехать в республику и сразиться с командой, состоящей из местных любителей мяча. Кстати, сегодняшний собеседник Столбова регулярно выходил на поле как форвард, и даже забивал.
        Сегодня Форвард был подчеркнуто официален. Никаких поводов нарушить официальный этикет у него не было, поэтому и явился застегнутый на все пуговицы, отражая блеск люстр в начищенных ботинках. Деловую «тройку» носил он столь же непринужденно, как и камуфляж, когда вместе с отцом бегал по лесам, удачно подстреливая солдат федеральной группировки.
        Чуть сложнее с общением. За последние годы встречи Форварда со всеми государственными чиновниками проходили под неофициальным рекламным слоганом: «Тонкий намек на твое превосходство».
        В чем было превосходство? На любого федерального чинушу всегда может наорать тот, кто рангом повыше. И республиканским главам тоже приходится давать отчет своей, особо приближенной стае. А на Форварда никто не наорет, и отчет он привык давать только Аллаху. Отсюда - маленькое, но ощутимое превосходство.
        Понятно, при встречах с прежними главами государства Форвард его не выказывал. Но здесь было другое, не менее важное ощущение: он, Форвард, незаменим, он природная данность. Президенты становятся премьерами, а он остается на своем месте, в своем статусе. Все равно, как князь или некий древний волхв, который хоть и никаким боком не князь, навидался этих князей за сто лет и поддерживает равновесие мира…
        Вот в общении со Столбовым этого как раз и не ощущалось. Новый князь оказался атеистом. Или верующим, но не в волхвов.
        Разговор вышел долгим. Не обошлось без обмена комплиментами. Форвард как всегда был искренним. Еще прошлой осенью он в одном из интервью назвал лидера партии «Вера» «демагогом и фашистом, позором России». Сегодня так же искренне хвалил первые указы. Даже слегка покритиковал Путина, сказал: «Наконец-то, началось управление страной, а была спецоперация по управлению страной».
        Столбов отвечал комплиментами-цитатами, напоминал о достижениях республики Форварда, говорил, что туда надо возить экскурсии. Заодно предложил сохранить хотя бы одну базу боевиков и отправлять экскурсии туда. С боевиками договориться, чтобы не обижали туристов.
        Форвард с обычной своей телевизионной улыбкой - пообвыкся в разговоре - ответил, что возить туристов можно только по бывшим базам и схронам. Боевики народ кочевой, постоянных логовищ, кстати, в отличие от Дагестана, в республике не осталось.
        Тут разговор на минуту прервался. Вошел секретарь, протянул Столбову несколько листов. Тот удовлетворенно кивнул, вернулся к беседе.
        - Придется мне тебя разочаровать, - то, что президент обращается с собеседником на «ты», установилось с начала разговора. - Постоянных баз, со всеми удобствами: арсенал, госпиталь, продсклад, в республике минимум три. Точнее, было три до сегодняшнего утра. Осталось две.
        Форвард напрягся, ему стало очень интересно.
        - Кроме оперативной разведки, есть еще и аэрокосмическая, - продолжил президент. - Согласно этим данным, в районе бывшего совхоза имени Шаумяна, в лесном массиве, существовала некая подозрительная кошара. Настолько подозрительная, что я, как Верховный главнокомандующий, сегодня утром распорядился ввести режим контртеррористической операции на территории республики, привлечь стратегическую авиацию и накрыть это место тремя ракетами «Точка-М». Приказ выполнен сегодня, в 12.15 по московскому времени.
        Собеседник не то, чтобы вздрогнул или как-то выдал эмоцию, но по нему точно пробежала электроискра.
        - Вот съемка места объекта, до удара, - Столбов положил на лакированную столешницу переговорного столика два листа бумаги, - а вот - после. Как сказали спецы, через секунду после удара второй ракетой последовала детонация в шестикратном тротиловом эквиваленте, сравнительно с зарядом самой ракеты. У меня от сердца отлегло. На мирной кошаре всегда найдется ружьишко, волков отгонять, но, думаю, ружейных патронов для такого фейерверка недостаточно. Так что, когда прибудут криминалисты ФСБ, придется им собирать остатки на генетическую экспертизу.
        Пауза длилась с пол минуты. Потом Форвард сказал:
        - Давайте откровенно. Только совсем откровенно.
        - А иначе и никак, - улыбнулся Столбов. - Это принцип новой России - всегда откровенно.
        - Эта база тебе мешала? - сильно и напряженно сказал Форвард, глядя на Столбова.
        - На «вы», - напомнил тот. - Я для тебя аксакал.
        Короткая, жесткая, чуть не до ломоты в глазах борьба взглядов. Но Столбову приходилось общаться с такими полевыми героями еще в Афганистане. И Форвард отвел взгляд первым.
        - Вам эта база мешала? - спросил он.
        - Теперь точно не помешает. В государстве будет порядок. Оружие - у тех, кто имеет на него лицензию. Если у тех, кто охранял склад, была лицензия - пусть подают иски к Министерству обороны.
        - Так уже было однажды, - сказал Форвард. - Ельцин хотел навести конституционный порядок. И что вышло? Половина Чечни ушла в горы, и я с отцом тоже.
        - Было так, - кивнул Столбов. - Только кое-что изменилось. Внутреннего лобби - «мир любой ценой», как в первую войну, уже не осталось. Как относиться к международному лобби, мы поняли во вторую войну. Кстати, чеченцы тоже поняли, что американцы Москву бомбить, как Белград, не будут. И поступили умно. Как твой отец.
        Если Форвард и хотел возразить, то передумал.
        - По горам тоже бегать опасно, - продолжил Столбов. - С прошлых войн они все изучены, размечены, плюс хорошая аэрокосмическая разведка. Живую силу Россия будет беречь, зато, открою военную тайну, производство тактических ракет с января увеличено в полтора раза. Раз-другой ошибемся, потом цель накроем непременно. Города, конечно, жалко, такие дома отстроены, просто Дубай. Но если что, накроем и дома. Так что уходить в горы или обороняться на тридцатом этаже не советую.
        - Мой народ не запугать, - немного хрипло ответил Форвард.
        - А я сейчас с тобой разговариваю, а не с народом. Всякий народ грешен, но всему народу я не могу предъявлять ни распил федеральных трансфертов, ни неучтенную нефтедобычу, ни контрабанду, ни тайные убийства на территории России. А на тебя следы выходят. Насколько серьезно - дам папочку. Изучи, может, и вранье, может, и поспорить захочешь.
        - Не пора ли мне переселиться в Лондон? - усмехнулся Форвард с не очень радостным смешком.
        - Не советую, - ответил Столбов. - В этой папочке будет и про Лондон. Жила там правозащитница, кстати, баронесса. Повадилась ездить на Кавказ, там и сложила голову. Кстати, в зоне действия твоего полевого отряда. Эксгумировать тело, пожалуй, поздновато, а вот восстановить историю, кто был, кто командовал - это можно.
        - Они же знают и молчат, - вставил Форвард.
        - Да, но после того, как будет озвучено, да еще с доказательствами, вот тогда промолчать уже не сможет никто. Так что в Лондоне тебе будет Березовский носить передачи. Не рыпайся, сам же сказал - говорим откровенно. Ну, и до кучи, чтобы закрыть тему эмиграций. Можно в принципе тебе было бы поближе к Мекке податься, грехи замаливать. Но не получится. Помнишь такого бен-аль-Дауда?
        Форвард замотал головой, но очень уж двусмысленно. Ясно, что вспомнил.
        - Ну, я напомню. Был такой придурок, исламский интернационалист. Не просто придурок, саудовский принц, седьмая вода на киселе. Но все же королевская кровь. Послал его бен Ладен освобождать Кавказ от гяуров. Его ГРУ взяло в разработку, вели, хотели взять, потом с Эр-Риядом торговаться. Ваши опередили, может, благодаря утечке, может, со своим «кротом». Хотели прихватить его сами, уж не знаю, для чего: может, похвастаться, может, выкуп взять - дали бы не меньше миллиарда. Только оплошали, убили парнишку. В Эр-Рияде до сих пор уверены - ФСБ. А как узнают, что лично твой отряд? Дядя того дурачка, между прочим, сейчас зам начальника тамошнего гестапо или кто у них отвечает за госбезопасность. Там у них палаческие традиции с тысячелетним стажем. Так что, если будет такая дилемма, я бы на твоем месте предпочел российское правосудие исламскому гостеприимству.
        Столбов говорил долго, поэтому взял длинную паузу. Форвард тоже думал. Наконец, сказал.
        - Что предлагаете делать?
        - Ничего особенного. Признать конституционный порядок, стать законопослушным гражданином Российской Федерации. Для начала подать нормальную налоговую декларацию, со всем своим гаражом и конюшней. Так, чтобы я не смеялся. Кстати, если забыл про свою собственность, сколько, какая и где, могу дать образец декларации с примерным перечнем.
        Форвард покачал головой - не надо.
        - И еще одна просьба. Принципиальная. Чтобы я понял, что ты понял. Есть такой Герой России - Ачильдиев. Есть?
        Тут уж Форвард по-настоящему напрягся. На его губах, казалось, вспениваются непроизнесенные слова. Но не сказал ничего, лишь кивнул.
        - Рад, что помнишь. Были у Ачильдиева и подвиги, и ошибки. За ошибку он посидел немножко, сейчас амнистирован. У государства к нему претензий нет. Однажды ты назвал его «врагом нашего народа» и сказал, что «его непременно найдут». Было?
        - Да, - кивнул Форвард.
        - Так вот, искать его не надо. Через неделю он совершит поездку по местам боевой славы, возложить цветы. Поездка пройдет без инцидентов.
        - Кровники остались, - сказал Форвард.
        - Ну, ты столько раз хвастался, что кровников мирил. Да и, если честно говорить, у тебя у самого кровников должно быть раз в десять больше. Так что опыт, как уговорить кровников у тебя есть. Две недели обеспечить чью-то безопасность не так и трудно. Кстати, заодно Ачильдиев может заехать к родне, ну я о том инциденте. Извиниться, помириться. Он в той истории был неправ, сам признает. Так что поспособствуй своим авторитетом. Ты же миротворец, для того тебя на Кавказе и держим.
        Форвард снова промолчал.
        - Вот и хорошо. Вопросы есть?
        - А по кошаре в Шаумяновском районе будут уголовные дела? - спросил Форвард.
        - Судя по параметрам взрыва, на месте ничего не найдут. А если ничего не нашли, можно считать, что там ничего и не было. Остальные две базы ликвидируешь сам, без авиации. За неделю.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        Сократить численность сотрудников российского МИДа. Исполнитель - комиссия из мидовских работников и рекоров. Ревизия работы посольств на предмет заботы о российских гражданах, обращавшихся в заграничные представительства. Сотрудники, проявившие наибольшее безразличие к нашим соотечественникам, попавшим в беду, увольняются или переводятся в страны Центральной Африки - куда русские не ездят.
        Резолюция Столбова:
        БПС.

* * *
        Море не знает человеческого выражения «не сезон». На кавказском побережье валы бьются о берег и осенью, и весной. Один и тот же плеск, один и тот же влажный йодистый запах, крики чаек и подвижная громада, на которую можно смотреть часами и понимать: время потрачено не зря.
        Любителю кофе по-турецки нравилось море: оно успокаивало. Если бы он захотел впасть в примитивную философию - пожалуйста. Все мы самоуверенные обломки среди вечной качки. Нас поднимает, опускает, потом внезапно топит. Море, как и жизнь вообще, несправедливо. Оно - море.
        Турок не философствовал. Он просто смотрел на тяжелые валы, слушал удары волн о берег. Домик, который он когда-то купил после долгих поисков и выбора, позволял видеть и слышать море с крыльца.
        Тогда морское побережье считалось землей не давней войны, и кусочек благородной территории достался за очень небольшие деньги. Первое время приходили вооруженные люди, хотели выяснить, не нуждается ли он в защите. Отступили без денег, разочарованные, но зато получившие полезный жизненный урок: не судите опрометчиво. Причем ответы были столь убедительными, что Турок мог позволить себе пропадать вдали от морского побережья месяцами и при этом знать, что никто не позарится на дом, не обидит пожилого сторожа, поддерживавшего жилище весь год.
        Война закончилась еще в прошлом веке, нормальный быт так и не наладился. Все, что нужно для комфортной жизни - обеспечь сам. При домике был автономный генератор, спутниковая тарелка, мощная вай-фай станция.
        Поэтому Турок не удивился, когда ноутбук, стоявший рядом, на журнальном столике, пискнул - новое сообщение. Открыл почту, прочитал про объект и условия.
        Еще не дочитал, как пискнул телефон. Банк сообщал, что счет пополнился на часть оговоренной суммы.
        Турок еще раз посмотрел на письмо, на портрет объекта, на условия. Пробормотал что-то вроде: «Занятно». И быстро отстучал ответ.
        «Заказ принят. До окончания вашего портрета другие заказы не беру. Уточните, в какой день работа должна быть завершена».
        Направился в домик, чтобы в относительной тишине произвести необходимые поиски, написать письма. Когда началась работа, не должно отвлекать даже море.
        Он попрощается с ним, уедет, отработает заказ и вернется.

* * *
        - Васильич, хотел бы здесь поселиться?
        - Не. Климат дурацкий, полгода - жара, полгода - пекло. Да и не доверяю я черножопым. Даже если у них средний доход по стране - сто семьдесят тысяч долларов годовых. Все равно себе на уме. Вроде все цивильно, все культурно, а потом ты узнал, что нарушил местный шариат, и секим-башка. Европа, хоть и дурная, но в ней понятней. Кстати, в этом самом Диндаре голову рубят, как в Аравии?
        - Нет. С позапрошлого года - инъекция.
        - С чего тебя на местные законы потянуло?
        - Надо хоть немного знать про страну, в которую мы хотим вложить сто миллиардов евро. Сам понимаешь, знать, за что в ней казнят, как в ней казнят - не последний момент.
        В отличие от краев, где обосновался Турок, Диндарское королевство не знало понятий «сезон» и «не сезон». Туристы могли плескаться в Аравийском море хоть круглый год. Так и происходило, просто Диндар в туристах не нуждался. Островное королевство, не очень богатое территорией, было очень богато нефтью.
        Поэтому отель, в котором остановились Васильич и его друг - члены кооператива «Мельница», оказался не просто роскошным. Он нагло сверкал во всем: лифты с позолотой, обиходная серебряная посуда, мебель из слоновой кости, жемчужные подвески люстр. Лифты ходили бесшумно и источали аромат, само собой, натуральных благовоний. Серебряная посуда была и в номерах, и в ресторанах. В каждом номере - турецкая баня с небольшим мраморным бассейном.
        Такой интерьер просто требовал курортного досуга, но вот радости здесь были с ограничениями. Даже коньяку или пива выпить непросто. На открытых террасах, в том числе в «Гнезде чайки», вращающемся ресторане на тридцатом этаже, спиртное пить нельзя - нечего смущать правоверных аборигенов. Изволь найти винный бар. Правда, благодаря указателям это было нетрудно, и уж там, в уютном гроте без окон, пей то, что запретил Аллах. Кстати, ассортимент грешных напитков не уступал большинству парижских ресторанов. Но все равно как-то неприятно.
        Еще сложнее здесь с женским полом. Самый надежный вариант - приехать с собственной супругой, вписанной в паспорт. Вспомнить старые добрые советские гостиницы. А вот есть ли здесь, не в отеле, а вообще в стране вольные девицы - непонятно. Вроде бы в комфортабельном гастрбайтерском гетто, индийские и филиппинские официантки, после смены имеют дополнительный приработок. Но морока…
        Обо всем этом и трепался Васильич со своим приятелем. Местом для трепа, после недолгого, но мучительного выбора: пить в бункере или сидеть с комфортом, все же выбрали террасу на пятом этаже. Терраса - рукотворное крымское «Ласточкино гнездо», выдавалось над морем так, что со всех сторон блистала вода, отражая огоньки роскошной подсветки. Такой вид, особо после заснеженного русского марта, дорогого стоит. А глотнуть коньяку можно и в номерах, по старой советской командировочной привычке.
        На душе было чуток тревожно. Даже жалели, что не дернули по стаканчику перед ужином. Но возвращаться в номер, брести коридором-террасой, потом ехать лифтом, а дальше еще коридором, движущейся дорожкой, было лень - южная ночь расслабляет.
        - В этих… королевствах, - Васильич хотел ругнуться, но вовремя придержал язык, мало ли где микрофоны и какая у них чувствительность, - хрен поймешь, кто визирь, кто падишах. Ну, вот этот перец, который с нами беседовал. Если по-нашему, то это вроде как зам заместителя зама главы Минфина. Проще говоря, секретарь или референт. Чего-то темнят товарищи, ответ с прошлой недели дать не могут. Мы, когда с ним говорили неделю назад, думали - уже решат. А он: «Хорошо, хорошо, подождите, подождите». Хотя бы к заму министра подвел. Дело-то на сто миллиардов евриков, даже побольше.
        - Потому и не торопится, что сумма такая, - резонно заметил собеседник. - Не думаю, что тут даже министр будет решать. Король, и только он. Опять-таки, хоть парламента у них нет, а надо посоветоваться со всеми братьями, дядьями и племянниками. Хотят решить, какое обременение наложить на инвестированные гяурские деньги. Попросят еще один опреснительный завод построить или ипподром для верблюжьих бегов. А еще, может, хотят с арабскими соседями посоветоваться. Или даже Госдепартамент запросят - стоит ли связываться с большим русским чемоданом. Короче, не факт, что и на этой неделе нам ответят.
        - Ох, охота верить, что эти шайтаны не знают, какой у нас цигель-цигель, ай лю-лю, - тихо и зло прошептал Васильич, - и что наш большой чемодан надо пристроить за месяц. Будут мариновать до последнего часа, а потом раз и скажут: дайте треть и все тип-топ.
        - Придется согласиться. Столбов нам и трети не оставляет. Только четверть.
        Васильич хотел матюгнуться. Но, несмотря на уважительное расстояние между столиками - легковушка проедет, соседи посматривали с интересом, верно, пытались понять, что за язык, что за страна. Поэтому лишь со свистом втянул безалкогольный «Мохито» и закусил местной сладостью: фиником, фаршированным тертым миндалем и вымоченным в сиропе из верблюжьего молока и меда горной пчелы.

* * *
        Не во всякой палате Кремля можно услышать часы на Спасской башне. Но в этом зале были свои ходики - часы XIX века, с большим циферблатом, медными стрелками и медным кругом, украшенные матерью мудрости - Афиной Палладой. То ли одобрявшей своим присутствием мудрость собравшихся, то ли призывающей их быть мудрее.
        Едва затихли шесть хрипловатых ударов - шесть вечера, как едва ли не треть почтенного собрания злорадно взглянула на наручные часы, ткнула пальцами кнопки мобильников. Хотели узнать точное время, убедиться, насколько опоздает лидер государства. Опоздания Путина на полчаса, на час и больше стали легендой. Медведев иногда проявлял вежливость королей, иногда - нет. Было интересно, а как покажет себя новый лидер?
        Люди в зале собрались непростые - Общественная палата. Вернее, ее сливки - Экспертный совет Общественной палаты. Такие нюансы, как точность государственного лидера, ощущали тонко и комментировали язвительно. Кто в блогах, кто в приватных беседах. Самые смелые - в интервью.
        Злюк ждало разочарование. Смолк шестой удар, и послышались торопливые шаги. В зал вошел лидер государства.
        - Добрый день, дамы и господа. Жду ваших вопросов.
        От вступительной речи Столбов отказался неслучайно. На встрече настояла именно Общественная палата. Правда, вопросы раздались не сразу. Казалось, общественники настроились на опоздание лидера, а как он вошел, так и растерялись.
        Причин для смущения, конечно же, было больше. Ведь вся ОП еще недавно подписывала коллективные письма-обращения к народу России. Призывала не допустить олигархического реванша - не пустить во власть новоявленного фюрера и агента влияния иностранных государств. Народ, как следовало из результатов выборов, к голосу национальной совести и национального же ума не прислушался.
        Поэтому можно было понять нежелание Столбова собирать заседания Общественной палаты. Но совсем уж игнорировать ее тоже было нехорошо.
        Разрозненные просьбы общественников, в конце концов, стали настойчивым хором, и президент назначил встречу.
        - Жду вопросов, - повторил Столбов. Было в его лице, нет, не презрение, конечно, но все же нескрываемое чувство - есть на сердце и в голове и кручины, и дела. И все они как-то не совпадают с повесткой дня этого зала. Как там сказал наглый Вовочка на уроке химии: «Марь Иванна, мне бы ваши проблемы».
        Слово взял Альфред Кантор, знаменитый адвокат. Правда, последний громкий процесс он выиграл лет десять назад, но ведь Пеле и на пенсии великий футболист.
        Речь свою он построил как политик. Похвалил Столбова за «свежий ветер перемен, разогнавший удушливое марево застоя». Потом достаточно изящно заметил, что свежий ветер нередко является сквозняком. А это вызывает обеспокоенность у народа, особенно же у общественности, особенно же у наиболее здоровой и прогрессивной ее части.
        - Что беспокоит прогрессивную часть народа? - лениво поинтересовался Столбов.
        Кантор начал перечислять. Зал уже не молчал, а вел себя, как компашка, снаряжающая гонца в супермаркет: «И чипсы не забудь, и воблу, и зажигалку купи». Если общественникам казалось, что оратор что-то забыл, они подсказывали. «Наступает клерикализм». «Демонстративный отказ от международных обязательств». «Принципиальный отказ от современного образования». «Во власти появились одиозные фигуры». «Планируются кабальные договоры с выпускниками вузов». «Введено принудительное лечение алкоголиков». «Забыта культура»…
        Тут Столбов оборвал оратора, причем резко:
        - В весенних поправках к бюджету Министерству культуры выделены дополнительные сто миллиардов рублей. Кто и что забыл?
        Зал немножко поспорил: ту ли культуру поддерживают, какую надо поддерживать? Но боевой настрой существенно снизился.
        - Вот что, дорогие мои, хорошие, - сказал, наконец, Столбов. - О частностях спорить не хочу. Сразу об общем. Ну, во-первых…
        Лидер говорил тихо, спокойно. Но так уверенно и проникновенно, что стулья не скрипели.
        - Во-первых, напомню, как родилась Общественная палата. Случилось это в недоброй памяти две тысячи четвертом году, когда и губернаторов выбирать перестали, и думских одномандатников. Взамен - конфетка, Общественная палата. Как вы должны знать, порядок формирования Государственной Думы будет пересмотрен, половина - опять одномандатники. У многих из вас есть шанс попытать счастье на следующих выборах. Уже нынешняя Дума стала местом для дискуссий, так что ваше политическое будущее - в ваших руках.
        - Во-вторых, - Столбов повысил голос, чтобы погасить реплики. - Во-вторых, насчет судьбы Общественной палаты в нынешнем виде. Как мне известно, небольшой бюджет у вас есть. Его хватит, чтобы заказать двум вполне адекватным социологическим службам опрос общественного мнения. Вопросов должно быть два: известность и доверие.
        Если, к примеру, я выясню, что господина Кантора знает больше двадцати пяти процентов граждан страны и более двадцати процентов считают его мнение авторитетным, влияющим на принимаемые решения, то он остается в Общественной палате. Касается всех. Мне самому интересно, кто народу известен и пользуется авторитетом.
        Пару минут клокотал ожесточенный спор. Доносилось: «Нечестно!», «Будут одни футболисты и шансон-певцы!».
        - Извините, - сказал Столбов, и все замолкли. - Извините, другого народа у меня для вас нет. А Общественная палата потому и общественная, что выражает мнение общества. Если народ не созрел до общественной палаты, пусть выбирает депутатов. Да, и в-третьих. Если даже такого опроса не будет, среди тех, кто сейчас в зале, есть те, чье мнение для меня важно. Буду иногда беседовать, один на один. Или группой. Вот так.
        Еще немного обиженных и ожесточенных речей. Наконец прозвучал четкий вопрос:
        - А кто мы теперь?
        - Как и прежде, Общественная палата, - ответил Столбов. - Только не при президенте России. Может, при ком-нибудь другом - решайте. А президент России слушает тех, кого избрали, или кто авторитетен хотя бы для каждого пятого гражданина своей страны.

* * *
        Телеканал Россия-24.
        «Мы начинаем выпуск новостей с репортажа из степей Западной Монголии. Сегодня в рамках международного проекта „Человек возвращает долг“ в дикую природу будут выпущены два экземпляра лошади Пржевальского. Фонд „Дикая природа“ приобрел кобылу в зоопарке города Праги, а двухлетнего жеребца Чингиза предоставил Московский зоопарк. Право открыть клетку и подарить свободу уникальным диким лошадям, не сохранившимся в дикой природе, было представлено председателю Фонда Владимиру Владимировичу Путину».

* * *
        - Общественники не очень бухтели? - спросила Татьяна.
        - Побухтели и разошлись, - ответил Столбов.
        - Основной бухтеж впереди, - вздохнула первая леди. - Уже видела первые твитты: «Новости самодержавия: Столбов разогнал Общественный совет». Подозреваю, в итоге шума будет больше, чем когда разрешили выбирать губернаторов и одномандатников. Вот псевдодемократический орган - это ценность.
        Помолчав немножко, добавила:
        - Может, не стоило их так резко разгонять? Собирались бы раз в месяц на чашку чая, давали бы советы.
        - Стоило. Сама сказала - псевдодемократический орган. А я не хочу имитации даже в таких мелочах. Сказал - живем по правде, значит, живем по правде.
        Президент говорил несколько сбивчиво. Из-за раннего подъема и маленькой операции с использованием стратегической авиации сделать зарядку он не успел. Сейчас отдавал долг: пришел в тренажерку, выжимал штангу.
        Татьяна не без толики самодовольства констатировала: во всей России только ей позволено наблюдать, как президент в тренировочном костюме воюет с железом.
        - А про Кавказ отклик был? - спросил Столбов.
        - Да, но по мелочам. В основном про разбомбленную кошару и уничтоженных баранов-террористов. Про твою встречу с горным товарищем - лишь несколько сообщений. С кошарой не увязывают, только одна реплика: «Бей по баранам, чтобы чабан боялся!». То ли шутник в курсе, то ли прикололся по наитию.
        - Да, с чабаном пришлось повозиться, - признался Столбов. - Очень сильный парень. Такой может и класс держать, и казарму - мало кто вспомнит, что он сильнее, или «дедушка», а он - салага.
        - Ты смог, - уважительно заметила Татьяна.
        - Должность обязывает, - коротко ответил Столбов, переходя от штанги к станку для пресса.
        - Все равно… А вообще, хорошая была идея - назначить на один день три напряженных совещания, - то ли сочувственно, то ли с укором сказала Татьяна.
        - Третье будет напряженнее двух, - ответил Столбов, откидываясь, поднимаясь, и касаясь пальцами носков. - Первый раз - пацан, которого никто не хотел поставить на место, второе - мозги нации, что тоже терпимо. Вот обламывать людей, которые тебя считают другом - занятие безрадостное. К тому же, с этой братией придется пить.
        - Тогда тренировал бы не пресс, а печень, - ответила Татьяна. - Или вообще перенес бы посиделку.
        - Нельзя, - ответил Столбов. - Одно дело - просто отложить, другое - позвать и отменить. Тут бы и я обиделся.
        Еще пять минут вечерней физкультуры прошли в тишине. Татьяна понимала, что обязана сделать маленький доклад. Но не начинала, ждала, когда Столбов вспомнит сам.
        Так и случилось.
        - Что с Быковым? - спросил он, уже завершив зарядку.
        - Не очень хорошо. Я и с ним самим связалась, и напрягла питерских друзей-журналистов, чтобы картину восстановить, как было. Чтобы и с ментами поговорили, и с врачами, и свидетелей нашли. Все примерно, как он вчера рассказывал, даже чуть-чуть хуже. Никаких намеков на самооборону, даже на реальные угрозы со стороны гражданина Гусейнова. Чистая агрессия, серьезные травмы: руку сломал, два ребра, повредил челюсть. Во время расправы кричал, что скоро всем нормальным русским, которые в прошлом году шли со Столбовым Путина свергать, всем им выдадут «автоматы, патроны и лицензии на отстрел зверья». При этом в крови у героя - пять промиле. По самому происшествию ни одного смягчающего обстоятельства и ворох отягчающих. Гадкая история.
        Пауза была долгой и ужасной. Татьяна понимала, что заполнить ее чем угодно было бы пошлостью.
        - Сам понимаю, гадкая, гаже не придумаешь, - наконец сказал Столбов. - Что сделаю - уже сказал. Будет хороший адвокат, больше ничего не будет. Ни звонков, ни намеков, что обидели президентского друга.
        Татьяна вспомнила, как в прошлом году Столбов сбежал из полпредства в питерский пригород, выпить водки с Быковым. Как они на пару разгромили местную ментовку, терроризировавшую поселок. Как Быков оказался самым рьяным и, пожалуй, даже толковым региональным организатором предвыборной кампании.
        Теперь ждет суда за решеткой и помнит, что друг - уже не полпред по Северо-Западному округу, а глава государства - обещал ничего не сделать для его освобождения.
        Столбов угадал ее мысли, начал сам:
        - Не сделаю. Ничего не сделаю, из принципа. Кстати, спасибо за разговор - стало понятней, как говорить сегодня вечером.
        «А вот на разговор со мной времени не останется», - подумала Татьяна.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        В рамках тюремной реформы предлагается разработать проект пятизвездочной тюрьмы для олигархов. Дополнительная площадь, улучшенные условия питания, дополнительные свидания с родными. Одновременно вычитать с постояльца достаточно крупную денежную сумму в фонд поддержки обычных зэков.
        Резолюция Столбова:
        БПС.

* * *
        «…заодно и помылся». Эту шуточку про баню Столбов знал с детства. Когда вырос, то понял - так и есть. И не только в смысле сексуальных забав. Баня, если, конечно, стол в соседней горнице не заставлен «пузырями», или если на каменку не лить пиво ковш за ковшом, расслабляет только тело. Голова, напротив, остается очень даже трезвой, собранной, и разговоры в простынях чаще относятся к деловым, чем за банкетным столом. Если, повторимся, не путать баню с местом тотального бухания.
        Сегодняшний вечер подтверждал эту теорию. Добротный пар, заход за заходом, а в голове такая ясность, какой и утром не было.
        Встреча проходила в вотчине одного из «декабристов», в полсотне километров от Рублевки. Хотел было в самом Кремле или в рублевской резиденции, но передумал. Тайных гостей у президента не бывает, а «светить» группу спонсоров победы лишний раз неохота. Да и пусть знают ребята - в Кремль вхожи на тех же основаниях, как и всякий прочий бизнес.
        Решил и не пожалел. Русская банька у Александра Борисовича, олигарха среднего уровня и известности ниже средней, оказалась добротной. Видно, что хозяин знает толк: грамотно задумал, нашел грамотных исполнителей, проследил, чтобы и сделали грамотно. А этот этап, по мнению Столбова, самый сложный. На третьем этапе Русь-матушка себя всегда и губила: гениальный план, делают тяп-ляп, а мозговая лень не дает проверить - то ли самое вышло, что планировали.
        У Александра Борисыча не так. Пригнанные досочки полок, моют их часто и хорошо, каждый раз баня, как новая. Каменка выложена так, что пар от поддачи идет к потолку равномерным облаком и окутывает тело, будто райская дева махровым полотенцем растирает. Венички всех сортов, хорошо замочены, в руку сами ложатся. Даже дверь из парилки - с реверсом, а в коридорчике, едва дверь приоткрыта изнутри, на стенах загораются две стрелки. Одна - на бассейн с душевой, другая - путь подольше, во двор, к озерцу, к полынье.
        Поэтому Столбов попарился от всей души. Лишний раз взгрустнул о своей баньке в оставленном Зимовце. Казенные бани в Кремле, на Рублевке - не то. Говорят, хороша в Селигерской резиденции, но туда еще не добирался.
        Сделал четыре захода - разминочный и три основных. Сам попарился, позволил себя вениками похлестать. Желающих приблизиться к телу национального лидера нашлось немало.
        - Не забьете вениками? - усмехнулся Столбов.
        - Нет, - серьезно ответил Луцкий, сжимавший в правой руке букет банного удовольствия. - Какой смысл тебя убивать? Сам же знаешь, в каком мы списке, так что без тебя жить нам недолго. А самоубийство - грех, сам сколько раз говорил.
        После второго захода Столбов окунулся в бассейне. Потом отважился на прорубь. В четвертый раз опять прыгнул в ледяную воду, подсвеченную разноцветными огнями, будто рядом - новогодняя елка. Из проруби вернулся уже не в парилку - под душ. И понял: пора сидеть.
        Сидели за общим столом. Наблюдалась банная демократия: хочешь - плесни виски, хочешь - держи запотевшую пивную бутылку, хочешь - чокайся кружкой с чаем. Столбов так и делал. И ждал, когда же дойдут до темы, ради которой сюда приехал.
        Сначала говорили о баньках, их обустройстве и всяческом здоровом фитнесе. А потом без околичностей перешли к главному.
        Начал Александр Борисыч, по праву хозяина:
        - Спасибо, Михаил Викторович. Мы опасались поначалу, что ваша зимовецкая корпорация полным составом войдет в правительство и прочие структуры. Могло бы повториться то, на чем обжегся Путин, когда отблагодарил своих друзей из Конторы. Когда до потоков и источников дорывается совсем нищая шпана, это еще не страшно - насосутся и другим дадут. А у этих ребят, у фээсбешников и, вообще, путинских друзей, деньги были еще в девяностые. Понятно, другие деньги, небольшие. Но что такое власть, они знали и раньше. В девяностые узнали, что такое деньги. А потом - раз! И у них большие деньги. И так к ним азартно присосались, что даже их «папа» Владимир Владимирович, при всем его уме, ничего с ними сделать не смог. Воли не хватило.
        - А мне хватить должно? - спросил Столбов.
        Александр Борисыч будто не понял вопрос. Или, скорее всего, свой монолог подготовил заранее.
        - Вы с самого начала решили поиграть в равноудаленность. Но не получится. Все равно найдутся те, кто чуть-чуть ближе к вам. Так было, так и будет.
        «Все равны, но я хочу быть чуть-чуть равнее других», - вспомнил Столбов слова Татьяны. Говорила она их часто, когда, начиная с декабря, приходилось отбиваться от подобных просьб.
        - Не возражаете? Это хорошо. Вам все равно придется иметь некий близкий круг, группу соратников. Не захотите ее иметь, или иметь тайную, скрытую - тогда проблемы. Это, извините, как в случае с вдовствующей королевой: пока жива, женихи не переведутся. Только ухаживание может выйти чересчур наглым. Вплоть до хулиганств: мол, возьмите меня к себе, а то я вот какой опасный. А в нашем случае никого искать не надо. Кто мы? Люди, не побоявшиеся спонсировать вашу кампанию…
        - Спасибо, - прервал его Столбов.
        - Люди, не побоявшиеся пойти против Путина, поэтому оказавшиеся в разных тайных списках. Списки все еще существуют, поэтому мы, без шуток, жизненно заинтересованы, чтобы вы жили и правили. Опять-таки, мы - треть всей российской промышленности. И, заметьте, патриоты.
        «И не поспоришь», - подумал Столбов. Оглядел собеседников, рассевшихся за овальным столом - компромисс между равенством и почтением. Вот они, медные, алюминиевые, сотовые, пищевые, водочные короли. Понятно, у всех виллы на Лазурном побережье, квартиры и особняки в Лондоне, у кого-то даже островок в Эгейском море. Все равно есть такие вот обустроенные баньки на Родине. Все равно рискнули ведь в прошлом году собственностью, а может, и жизнью, чтобы вырваться из липкого маразма узаконенной лжи, в которую была завернута страна.
        Теперь, как деловые люди, хотят благодарности за свой риск.
        - Давайте будем проще: что нужно? - спросил Столбов.
        - Для начала - небольшой, но всем понятный знак. К примеру, форум национально ориентированного бизнеса. Так, чтобы чиновники, особенно из прежней обоймы, увидели на экране, кого глава государства считает своими. Тогда, может, обойдется и без звонков и прочих указаний - это не нужно. Скоро истекает установленный вами срок. (Столбов понял - про три четверти неправедного богатства.) Начнутся аукционы, ну, и, сами понимаете, вы заинтересованы не меньше нас, чтобы собственность в России была у тех, кто ради вас рисковал и другого президента в Кремле не видит. Такое наше общее мнение.
        Столбов сначала допил чай. Ответил:
        - За поддержку спасибо еще раз. Теперь насчет предложения. Я всегда выполняю обещания. Я обещал вам отдать страну в случае своей победы?
        - Вся страна нам не нужна, - после некоторого молчания сказал Александр Борисыч.
        - А только прибыльные активы, - сказал Столбов. - Чтобы прижатое ворье начало их продавать, а мои честные друзья их бы купили. И десятые годы оказались как нулевые или девяностые? Нет, так не будет.
        - Может, хотя бы полстраны на полгода? - с шутливыми смирением произнес Луцкий. Уж очень пауза затянулась.
        - Это пожалуйста. Выберу самые депрессивные регионы - берите. Могу дать в правление Курилы, Бурятию. Кстати, пора опять подтянуть Чукотку, а то прежний хозяин про нее подзабыл.
        - Только если потом будет разрешено купить «Манчестер Юнайтед», - уточнил кто-то, и неприятный разговор перешел в шутки.
        - Ладно, я еще попариться, - сказал Столбов. - Напоследок.
        Банная прислуга, казалось, работала в шапках-невидимках. Гости не просидели за столом и двадцати минут, а уже и веники кто-то сменил, и лишнюю воду подтер; простыни, доски для сидения - новые.
        Еле слышно скрипнула дверь. Столбов, не глядя, догадался - Луцкий. Тоже плеснул ковшик, лег, правда, пониже, а ведь здесь человек шесть уместилось бы на любом уровне.
        - Народ серьезно говорит, что никого, кроме тебя, не видит в Кремле, - негромко сказал он. - Вот я сам, если завтра явятся какие-нибудь козлы тебя свергать, возьму «калаш» и буду отбиваться до последнего рожка.
        - Вставить сумеешь?
        - Обижаешь, Мишка. Кстати, срочную служил в Забайкальском округе. Тогда от китайцев очередной подляны ждали и нас гоняли всерьез. А я косить не стал. Еще не решил, уезжать в Израиль или нет. Думал: если поеду, то навыки пригодятся на очередной войне с арабским миром.
        - Идет. Беру в группу защиты. Слушай, Гриша, - Столбов не дал Луцкому ответить. - Помнишь, на днях случилось одно занятное совпадение…
        Хотел напомнить про летальное сообщение, совпавшее с удачной биржевой сделкой Луцкого. Но тут в парилку вошел хозяин торговой сети в Средней полосе. Пришлось превращать вопрос в какую-то ничего не значащую шутку…
        Когда-то в детстве, когда в жизни Столбова еще был отец, они ездили париться в деревенскую черную баньку, сложенную чуть ли не до революции. Банька была хороша всем: и пар растекался не хуже, чем в парной олигарха, и мостки между камышовой стеной аккурат выводили в озерцо с песчаными берегами. Вот только ездили они на велосипеде: отец крутил педали, Мишка - на багажнике. В пути перегоняли их три-четыре грузовика. И распаренная, ожившая кожа ощущала, как на нее оседает облако пыли, поднятой с проселочной дороги.
        Сегодняшним вечером, вернее, ночью, когда Столбов возвращался из бани на вертолете, чувствовал себя так же. И, конечно же, не только из-за вертолетного грома, хотя «вертушка» - она всегда «вертушка», хоть боевая, хоть президентская. Тело было свежим и чистым. Пыль плохого разговора, разговора, в котором пришлось обидеть людей, что ему помогли, проникала в душу.
        Легче было бы вернуться на велике, вместе с колонной КАМАЗов.
        Глава 4

* * *
        В этой стране парадным входом считался аэропорт, воздушные ворота. Мундиры пограничной службы - «строгий, классический, просвещенный Восток» - разработал чуть ли не Гуччи. Что, конечно же, не мешало просвещенным сарбазам подбрасывать наркотики, присутствовать при обысках женщин, а иногда, без всяких затей, просто отбирать деньги.
        На автомобильных пунктах досмотра происходило то же самое. А так как считались они чем-то вроде калитки на заднем дворе, то форма погранцов была самая произвольная, в основном - камуфляж. Старенький, потрепанный, едва ли не простреленный. Не исключено, что в этом камуфляже еще ходили бойцы правительственных войск, а может, даже и боевики-ваххабиты времен гражданской войны, что привела к власти нынешнего президента.
        Именно такой отряд досматривал автобус. Пограничная группа, паспортный контроль и таможня в одном лице. Паспорта проверяли у всех, насчет багажа и целей поездки цеплялись лишь к трем-четырем пассажирам из тридцати пяти.
        Марина была единственной русской на весь автобус, что увеличивало шанс попасть в группу риска.
        В список лиц, которым запрещено покидать страну, она не входила. Или - вроде бы не входила. В любом случае, хотя единая компьютерная база данных по республике есть, на таких заставах ею пользуются, лишь если пришел приказ проявить особую бдительность. Если указа нет, можно не бояться.
        Другое дело - досмотр вещей. Есть у нее один предмет, на который не среагирует ни собака (впрочем, у этого наряда собак нет), ни сканер, если бы он был. Зато глаз зацепится, даст сигнал рукам - отобрать, передать начальству, пусть разберется. Поэтому досмотра лучше избежать.
        Из вещей, кроме дамской сумочки и полиэтиленового пакета с едой, имелся мягкий дорожный чемоданчик. Если вещей было бы очень много, это повысило бы шансы на вымогание бакшиша (или, как иногда говорили в стране - «баксшиша», пятишести баксов в национальной валюте обычно хватало). Если вещей нет совсем, это вызвало бы неизбежный нездоровый интерес к цели визита.
        Предмет находился в большой сумке. Будь в этой стране нормальный шариат, Марина положила бы его между окороком и книжкой «Три поросенка». Но нынешний режим как раз и сложился в борьбе с ваххабизмом, поэтому у местных силовиков считалось признаком лояльности есть свининку…
        Досматривали возле автобуса. Избранные пассажиры вытягивали чемоданы и тюки из багажного отделения, вываливали содержимое на пыльную траву.
        - Паспорт, - обратился к ней боец в более-менее приличной кепке и нестиранном камуфляже.
        Изучал долго и с интересом. Через этот пункт русские явно ездили редко. Быть может, раньше ездили чаще, но теперь - нет.
        - Вещи смотреть, - сказал парень, и Марина отметила особенность регионального национализма: даже если русского собираются зарезать, то общаться с ним будут на доступном ему языке.
        Марина показала на сумку - достаточно большую, удачно угнездившуюся на второй линии багажного отделения. На самом деле полна она была на две трети, но отсюда выглядела громоздкой. Таможенный пограничник ответил жестом: вытягивай, слуг здесь нет.
        Марина вздохнула - может, не надо? Смысл ее огорчения был понятен: так удобно расположилась, а потом, когда начнется торопливое запихивание вытащенного багажа, найдется ли ей такое удобное место? Таможенник смотрел не столько раздраженно, сколько выжидательно.
        - Может, вы осмотрите эту сумку? - улыбнулась Марина и протянула полиэтиленовый пакет. Там было только печенье, яблоки, урюк и книжка Дины Рубиной. Именно она предназначалась таможеннику.
        Тот раскрыл сумку, сунул туда руку, кивнул. Вернул паспорт, - претензий нет.
        В книжку в качестве закладки была вложена синеватая купюра с портретом великого местного философа и универсальной цифрой - 500. Марина украдкой заглянула в книжку: купюра, конечно, исчезла.
        В душный автобус Марина залезла не сразу, понаблюдала за страданиями соседей, багаж которых подвергался тотальному досмотру.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        Пребывание в России иностранцев дальнего зарубежья на тех же основаниях, что и граждан СНГ - без необходимости регистрироваться в пятидневный срок. Для граждан ЕС и государств, не поставляющих дешевые трудовые ресурсы - отмена виз на два года, как эксперимент. Въездная пошлина - 10 евро.
        Обоснование: упрощенный режим приезда деловых партнеров, туризм.
        Резолюция Столбова:
        БПС.

* * *
        Год назад встреча главы государства с этим человеком непременно стала бы первой новостью телевизионных выпусков. Теперь никакого ажиотажа не было. И не только потому, что на сегодняшний вечер планировалось большое «стодневное» интервью, и все ударные репортерские группы, также как и президентская пресс-служба, были ориентированы именно на вечернее событие.
        Господин Ростислав Перцовый возглавлял комитет по строительству Олимпийских объектов для Сочи-2014. С прошлой весны его ведомство также стало ответственным за подготовку Чемпионата мира 2018. Большие деньги, большой почет - кто бы поспорил. Но только по тем временам. Времена изменились, изменилось и отношение к объектам. К примеру, начальник Ростислава Перцового под Новый год подался в бега. Выяснилось, что прихватил так много и так явно, что готовился ордер для Интерпола, и его приняла бы полиция любой страны.
        Почетное, престижное, вожделенное кресло внезапно накрылось тенью проклятия. Поэтому какое-то время оно оставалось пустым - до тех пор, пока в него почти насильно не посадили господина Перцового. Ощущая себя зиц-председателем Фунтом, он с таким настроением пришел на доклад к Столбову.
        - Ну, рассказывайте, чего там у вас хорошего, вернее, плохого, - сказал Столбов. Сам знал - плохого ощутимо больше. Но нет ничего лучше первоисточника.
        Доклад вышел безрадостным. Деньги почти не приходили, строительство остановилась. Привезенные гастарбайтеры в лучшем случае нашли работу на многочисленных местных объектах, в худшем случае ухудшали местную криминальную статистику.
        Местное население, еще недавно считавшее стройку благодатью, теперь относилось к ней, как к проклятью. Те, кого честно и нечестно выселили из родовых домов, возвращались и селились чуть ли не на олимпийских объектах. Прочие аборигены просто растаскивали все, что можно: под Сочи можно продать любой стройматериал. Охрана, которой не платили, частично уволилась, частично размышляла за вином о своем будущем, частично помогала злодеям.
        На стенах повсюду появлялся рисунок, еще чаще - штамп: сдохшая олимпийская лягушка - зойч - кверху лапками.
        В районе строек то и дело появлялись черкесы. Вспоминали печальный финал Кавказской войны, когда их не без жертв сплавили в Турцию. Требовали зарегистрировать в Сочи Комитет возрождения Великой Черкессии и превратить недостроенную Олимпиаду в мемориал жертв геноцида.
        Столбов на это:
        - С черкесами тогда поступили плохо. Но исправлять свинские дела прошлого современным свинством тоже нехорошо. Если хотят поселиться, то пусть получают российское гражданство на общих основаниях и живут не в ложах недостроенных Ледовых арен.
        - Михаил Викторович, - сказал начальник строительства, - можно общий вопрос? Нужна ли России эта Олимпиада вообще? А то теперь у всех один ответ: Путин придумал, пусть он ее теперь и проводит.
        «Кстати, я предлагал Владимиру Владимировичу эту должность, - вспомнил Столбов. - Он отказался и предпочел спасать диких животных».
        - Олимпиада нужна, - ответил президент. - Не такая дорогая, как задумывалось, сэкономим. Стадионы достроим, тут никуда не денешься. Если достроить гостиницы будет дорого, зафрахтуем лайнеры, пусть туристы живут на них. Местных, кого удастся, вернем обратно, остальным - честную компенсацию. Сам, когда отправлюсь на Кавказ, заеду хоть на день, пусть видят, что работа продолжается.
        Господин Перцовый улыбнулся:
        - В Сочи говорят - мы уже не столица президентского досуга.
        - Что делать, - Столбов развел руками, - не люблю южный отдых. Ничего, без меня Черное море холоднее не станет.
        - А как быть с Чемпионатом? - спросил Перцовый.
        - Это важнее Олимпиады. Не один Сочи, а вся страна. Под это дело можно и инфраструктуру улучшить, и наконец-то научиться говорить по-английски. Будет особое совещание, там и сделаете доклад.
        - Так мне оставаться на посту, или в отставку?
        - Необходимости подавать в отставку не вижу. Кто же лучше вас знает это хозяйство. Кроме того… Сколько вы на этой должности?
        - С прошлой весны.
        - И не обогатились?
        - Не успел, поначалу надо было работать. - Честно признался Ростислав Перцовый. - А когда власть сменилось - стало боязно.
        - И хорошо, - ответил Столбов. - Сочи тоже будем проверять, и тем, кто жульничал, лучше оставить себе четверть, пока все не пришлось потерять.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        Необходимо обеспечить снижение железнодорожных тарифов на пассажирские перевозки в поездах дальнего следования, минимум на треть.
        Обоснование: снижение межличностного общения граждан России из-за высоких тарифов.
        Решение: дотация МПС после тщательного аудита и выяснения, на что потрачены предыдущие дотации.
        Резолюция Столбова:
        БПС.

* * *
        - Кроме того, - продолжил доклад Иван, - в Госдуме обнаружилась неприятная тенденция. Депутаты стали пропускать заседания. Если в начале работы пустовало одно кресло из десяти, сейчас на некоторых заседаниях сачков не меньше половины.
        - Ну, тут ничего придумывать не надо, - заметил Столбов, - вспомним инициативу Медведева штрафовать за неявки. Надо только, чтобы, как и во всем остальном, было не на словах, а на деле.
        - В завершение, - сказал Иван, - не знаю, радостная новость или плохая. В ближайшее время Дума станет местом для дискуссий, с полной явкой личного состава. Это произошло после того, как в Думу попал проект пакета законов «Антиводка». Отклики были такие: если это не шутка, то придем все.
        - Спасибо, - сказал Столбов.
        Очередное заседание Избранной Рады было короче предыдущих. Президент только-только вернулся с заседания в Минобороне. Оно затянулось - уж слишком много вопросов нашлось у генералов к Верховному главнокомандующему.
        - Товарищи военные после истории с чеченской кошарой изрядно повеселели, - сказал он. - Поняли, что они по-прежнему нужны. Я их приободрил, но сказал: меняться все равно придется. Времена реформ ради реформ закончились. Теперь необходимы реформы ради повышения боеспособности.
        - Кстати, - спросил Иван, - а кто так хорошо сработал по кошаре? Я, понятно, не про последний этап, а про разведывательный.
        - Наш звездный воин, - улыбнулся Столбов. Костылев встал, поклонился собранию.
        - Ну, конечно, не только я, - сказал он. - Просто коллеги-силовики: ФСБ, ГРУ и еще кое-кто - предоставили мне некоторые сведения, касающиеся одного уважаемого кавказского лица. Дело в том, что в России уже семь лет существует Объединенный разведывательный комитет, предназначенный для обобщения сведений, собранных различными ведомствами. По разным причинам - не хочу о них здесь говорить - заседания этого комитета не проводились. Мне пришлось проявить инициативу, затребовать сведения, их проанализировать. И вот результат. Но я бы хотел уточнить: результат есть следствие проявления политической воли, чтобы этими сведениями воспользоваться. К примеру, о том, из-за чего погиб саудовский принц, в Кремле знали едва ли не в год происшествия. Но как использовать эти сведения, так и не могли решить, пока не появился новый президент.
        - Ну, хватит льстить, - усмехнулся Столбов. - Вернемся к повестке дня.
        В повестке была работа фонда «Возвращение», его новые достижения и новые проблемы. Еще несколько не очень честных деятелей прежнего режима согласились уподобиться кладоискателям: согласились на четверть имеющихся денег и перешли в категорию честных граждан. Проблемой был кооператив «Мельница». В этой группе чиновников и бизнесменов, а на самом деле, скажем проще, «смотрящих», на компромисс идти не хотел никто. Имелись сведения, что они объединили свои капиталы и сейчас перемещали их по планете, надеясь где-нибудь пристроить. Вопрос был не финансовый - политический. Все разведывательные органы получили приказ следить за тем, где всплывет сумма. Предположительно, деньги дрейфовали в сторону государств, где парламентские запросы отсутствовали, как таковые.
        - Исходя из того, что мы знаем, наиболее вероятен Диндарский вариант, - сказал Макс. - Эта симпатичная арабская монархия немножко не рассчитала нефтяную конъюнктуру и приблизилась к бюджетному дефициту, хотя лет сорок до этого была в постоянном профиците. Поэтому крупное валютное вливание для них сейчас было бы своевременно. Наша задача - уговорить их так не поступать.
        - Послать Черноморский флот с дружественным визитом к их берегам? - усмехнулся Батяня.
        - Можно поступить чуть проще, но тоже по-американски: сделать предложение, от которого невозможно отказаться, - сказал Костылев. - Для этого необходимо опять изучить массив данных нашей разведки. Как мне известно, насчет Диндара могут найтись интересные моменты.
        - Ты разглядел со своих спутников, что они, кроме нефти, занимаются наркотиками? - предположил Иван.
        Костылев загадочно улыбнулся: может, да, может, и нет.
        - Тут все свои, - Батяня чуть повысил тон, явно напирая на слово «все». - Если есть заготовки - выкладывай. Обмозгуем сообща, чего-нибудь придумаем.
        - У спецназа свои приметы, у нас, у космистов - свои, - с той же улыбкой продолжил Костылев. - Примета такая: если есть сомнение в обнаруженном объекте, а мы выдаем рабочую версию, как наиболее вероятную, то столь же вероятен шанс, что на самом деле мы допустили ошибку.
        - Наша главная примета - ничего друг от друга не скрывать, - возразил Батяня.
        - Давайте уважать чужие суеверия, тогда нам и наши простят, - прервал спор Столбов. - Резюме такое: Объединенный разведывательный комитет объявляется постоянно действующей структурой со своим штатным расписанием. Его председателем назначается Вадим Сергеевич Тулин, известный нашему узкому кругу как Батяня. Вице-председателем - Александр Костылев. Право и обязанность объединенных разведчиков - теребить все действующие разведывательные структуры на предмет получения информации. Если нет возражений, тогда к повестке дня…
        Уже после заседания Макс догнал Столбова в дверях.
        - Михаил Викторович…
        - Что такое, опять до электронных шкафов не дошли? Извини уж, в следующий раз. Обещаю.
        - Я о другом. Вы же понимаете, что Батяня председателем Разведывательного комитета не будет - ему просто времени не хватит.
        - Это есть мудрый европейский политик, - усмехнулся Столбов. - Батяня на нашего космонавта чуток взъелся: не любят ветераны, когда молодежь пролезает, да еще со своими правилами. Вот пусть Батяня им и поруководит, хотя бы номинально. Три раза в неделю принять доклад и раз в неделю посовещаться время он найдет. А зная золотой характер нашего Игоря Ивановича, скажу: он, когда дойдет до дела, никогда не позволит своему норову испортить результат. Жила бы страна родная, а кто салага, кто «дед» - это для него вторично.
        - Вы как всегда мудры, Михаил Викторович, - заметил Макс с легким сомнением в голосе.

* * *
        В сегодняшнем заседании Избранной Рады Татьяна не участвовала. У нее была безусловно уважительная отмазка: событие, к которому она готовилась едва ли не месяц. Большое интервью по итогам ста дней пребывания во власти Михаила Столбова.
        Вопросов к новому президенту и у страны, и у СМИ накопилось немало. Столбов собирался ответить на все. Поэтому продолжительность интервью - пять часов, с двумя короткими антрактами. Само собой, в Кремль пригласили всех аккредитованных иностранных репортеров. Это относилось и к нашим. Кроме того, заявку на приглашение получало любое СМИ, если могло доказать, что ее аудитория двадцать тысяч человек и более.
        Рядовые скептики из пресс-службы предостерегали Татьяну: объявятся тысячи желающих потусить с президентом - и главный редактор собаководческого журнала «Тузик-Жучка», и съемочная группа кабельного телеканала «10-й квартал», и спецкор «Правды Комаринского района». У них же, в Комариках, нераспроданный тысячный тираж отдают на рынок для завертывания семечек - вот и охват двадцатитысячной аудитории. Не говоря уже о том, что толпами набегут блогеры.
        Конечно же, все оказалось не так страшно. Любопытных блогеров и маньяков из «районок» нашлось не много. Все равно требовалось всех зарегистрировать и подсчитать аудиторию, чтобы совсем уж одиозно не отступать от критерия. Возникали пограничные, спорные ситуации: как быть с известной региональной газетой, за сутки сообщившей, что меняет командированного корреспондента? С музыкальной FM-станцией, незадолго до интервью перешедшей на новостной формат? С телекомпанией НТВ - внезапно выяснилось, что аккредитации у нее не было. Из всех федеральных телекомпаний, именно она прошлой осенью «мочила» Столбова с таким открытым цинизмом, что ее решили хотя бы временно отлучить от Кремля. Кстати, это касалось лишь московского пункта; во время региональных визитов Столбов отвечал на вопросы энтэвешников, как и прочих съемочных групп.
        Более-менее просто оказалось с аудиторией сетевых изданий и блогеров. Макс, по личной просьбе Татьяны, выдал ей подлинную справку заходов и посещений. Вздохнув, она допускала даже с десятитысячной аудиторией.
        Всего набралось около восьмидесяти съемочных групп и репортеров-одиночек. Каждый имел право на два вопроса, потом, в оставшееся время - по жребию. Столбов изъявил желание ответить на всё.
        До начала интервью оставалась минута. Татьяна сидела слева от двери и глядела на коллег, недавних коллег. Многих узнавала, но незнакомых лиц было больше.
        Обидно не это. Обидно, что кое-кто ее не узнал. Холодно кивнул, или издали ответил на улыбку взглядом - кто это? Недавно, в прежней жизни, коллега, союзник. Теперь пришла во власть, стала частью державной системы, должна оберегать начальника от свободной журналистики. Или прямыми запретами, или хитрыми интригами. Зачастую настолько хитрыми, что их даже и не понять.
        А может, была и еще одна причина. Сколько раз прошлой осенью ей звонили друзья, знакомые, коллеги, друзья и знакомые коллег с одним единственным вопросом: кто такой Столбов? Чей он проект, какой из башен? Какой смысл в этой заманухе, во внезапном народном энтузиазме? Причем спрашивали, как в анекдоте про дефолт 1998 года: «Объяснить я и сам могу, ты просто мне скажи, что это такое»? Татьяна объясняла просто: последняя надежда, чудо, которого мы не заслужили.
        Если страна оказалась разочарована, то ее брат журналист - в квадрате. Разочарование было сродни великому облому начала 90-х: мол, свергнем коммунистов, и будет свободной прессе и освобожденному телевидению великое счастье. Да свергли, да освободили, просто, как и положено после выигранной войны, армия, не важно, наемно-профессиональная, или самая героически-добровольная не нужна. И посыпались тиражи провинциальных газет, как осенняя листва, а телезрители, вместо размышлений о политике и культуре, потребовали экскурсий на Поле чудес, в сериальной Стране дураков.
        Сейчас, после победы Столбова, произошло нечто подобное. Оказалось, что многие российские СМИ являлись обслугой режима, пусть даже не все сотрудники телеканалов и газет об этом знали. Битва проиграна, и не то чтобы проигравшая армия совсем не нужна, но произошла серьезная демобилизация. И Кремль перестал приплачивать за то, чтобы его хвалили, и со многих олигархов сняли повинность по содержанию наемной армии. Многим, очень многим журналистам пришлось даже не искать новую работу, а переквалифицироваться в управдомы.
        И кто же виноват? Кто привел Столбова к власти? Она, Татьяна.
        Впрочем, дело не только в этом. Журналистику последние десять лет не только кормили, но и унижали. В том числе, и кремлевский пул. Томили в отстойниках аэропортов, морозили, сортировали: этому на «прессуху» и фуршет, тому - только на прессуху. Заставляли ощущать себя проказливыми, дебильными детьми, за которыми нужен глаз да глаз: отвернулся, и все сломали.
        Обиды копились годами. Обижал не Столбов, но именно он предоставил шанс отыграться.
        - Татьяна Петровна, - услышала она голос Лизы, заместителя пресс-службы, исполнительной девчонки, на которую, пожалуй, можно оставить хозяйство, - Татьяна Петровна, звонит охрана. Хочет НТВ пройти, однако у них нет аккредитации ни на работу в пуле, ни на посещение мероприятия.
        - Пусть заполнят заявку, мы ее утвердим и пропустим.
        - Предлагали, - ответила исполнительная Лизочка, - они говорят, что у них и так есть кремлевская аккредитация, вторая не нужна.
        - Тогда пусть проходят по той, что есть, или берут друг у друга интервью на Красной площади, - раздраженно ответила Татьяна.

* * *
        Из предложений Рабочей группы.
        Внести закон об охране памятников культуры положение, согласно которому на месте снесенных памятников, даже не подлежащих восстановлению, в течение десяти лет было бы запрещено любое строительство.
        Обоснование: прекращение уничтожения памятников старины под застройку путем снижения капитализации земли.
        Резолюция Столбова:
        БПС.

* * *
        Столбов готовился к пресс-конференции недолго - времени не было, но интенсивно. Четверть часа разминался в тренажерном зале. Залез под холодный душ, растерся. Оделся, показался секретарю, исполнявшему неофициальную обязанность зеркала и хранителя этикета. Тот взглянул, кивнул: да, так сойдет.
        По коридору прошел медленно, молился короткой молитвой. Широким шагом вошел в зал.
        - Здравствуйте, работники пера и топора, - улыбнулся вспышкам и объективам. - Буду отвечать, пока вы не устанете спрашивать. Уважайте коллег, не повторяйте вопросы.
        Журналисты получили номера. Помощник пресс-секретаря нажимал клавишу, экран выдавал случайное число. Благодаря этой системе съемочная группа всемирно известного телеканала и спецкор провинциальной газеты работали в равных условиях. Конференция транслировалась в прямом эфире, без купюр.
        - Виктория Стрельникова, «Самарские ведомости». Михаил Викторович, почему вы обещали, что будет хорошо, а стало еще хуже?
        - Я обещал, что будет трудно. Прежняя власть обращалась со страной, как дурная мамаша с ребенком: дать глотнуть сладкой водички с водкой, в лапку чупа-чупс и посадить перед телевизором, смотреть все подряд. Лишь бы под ногами не путался. Задача новой власти - снять Россию с иглы водки, зрелищ и обещаний. «Ломка» легкой не бывает.
        - Николай Гейко, «Известия». Почему еще не запрещена партия «Единая Россия»?
        - Чтобы не ушла в подполье и не стала пускать под откос поезда. На самом деле, спасибо Ельцину, что не запретил КПРФ. Тогда в девяностые было бы еще хуже. Все, коммунисты, либералы, единороссы могут предлагать свой путь развития страны. Запрещены три вещи: призывать к разделу страны, введению внешнего управления, мятежам и убийствам граждан. В остальном - пожалуйста, добивайтесь власти. Я не ревнив.
        - Алла Садовская, «Пульс-FM». Михаил Викторович, вы сохранили Сколково, чтобы трудоустроить Медведева?
        - Сколково сохранилось потому, что сама идея иннограда изначально правильная. Неправильным было воплощение - слишком близко к мегаполису, мало возможностей для расширения. На первом блине учатся. Таких научных центров в стране создадим не меньше пяти, но на большем удалении от Москвы. Будет ли их все возглавлять Медведев - пока не решено. Подождем результатов от Сколково.
        - Марк Соррель, «Нью-Йорк Таймс». Господин президент, когда начнутся обещанные вами антикоррупционные процессы?
        Столбов глубоко вздохнул в микрофон. Пробормотал: «И чего все так крови жаждут?».
        - Я не обещал процессов и судов. Я обещал, что при мне воровать будет опаснее и труднее, чем до меня. Если же говорить о коррупционерах как таковых… Здесь я вижу одну очень серьезную проблему. К примеру, в прежней оппозиции, похоже, и в нынешней, есть один политик, мой тезка. Пока он был премьером, его звали «Мишка Два Процента». Подчеркивали скромность, мол, больше с каждого отката, чем два процента, не берет. Потом, когда Путин отправил его в отставку, стал оппозиционером, обличителем режима. Ему на этом процессе кем быть: обвинителем или обвиняемым? Или другая история. Жил-был один деятель, возглавлял благотворительный фонд с обязательными отчислениями от крупного бизнеса. Половина на лечение больных детей, половина - на строительство вилл и дворцов для приближенных Владимира Владимировича. Однажды ему приказали изменить процентное соотношение не в пользу детей. У него проснулась совесть, и он всю эту многолетнюю дворцовую махинацию раскрыл. Ему орден на грудь и тоже на скамью подсудимых, с этим орденом? Нет, дорогие мои, прежних воров я судить не хочу. У меня к ним одно требование: пусть
вернут украденные деньги. И то одну четверть могут оставить себе - приз, за благоразумие.
        - Какие же антикоррупционные меры вы готовы предпринять?
        - Сейчас главная задача: сделать так, чтобы не воровали впредь. Как? Путей много. Это и упростить законы, чтобы граждане поменьше контактировали с чиновниками. Наставим в каждом поселке «государственные шкафы», чтобы любую справку выдавали. Зарплату чиновникам повышать не будем - и так высокая, но и снижать не надо, как сейчас требуют. Будем развивать профессиональную честь, напомним обществу, что от чиновника, как и от врача, жизнь человеческая зависит. Но главное: во-первых, воровать должно стать трудно. А во-вторых, если и удалось украсть, то шансы на то, что удастся воспользоваться краденым, должны свестись к минимуму. Это и такая возвращенная в УК мера, как конфискация имущества. Это и, простите за выражение, стукачество, доносительство. Сообщить о крупном посягательстве на общественные деньги, но сообщить, конечно, не анонимно - это достойно и награды, и поощрительного процента. И жесткий поиск увезенных русских денег по всему миру. Мы их начали искать так усердно, как Центр Визенталя - нацистских преступников. Находим, договариваемся с правительствами, явно и тайно. Иногда оставляем
солидный процент. Тут главное - принцип: украденное должно не греть, а обжигать. Вот что делаем и будем делать с коррупцией.
        - Катерина Шварц, «Немецкая волна», - представилась безвкусно одетая фрау с энергичными чертами лица. - Господин Столбов, в период вашей прежней административной деятельности вы неоднократно поступали так, как президент Белоруссии Лукашенко. Вы считаете построенный им режим образцом для России?
        - Хочу ли я стать вторым Лукашенко? - улыбнулся Столбов. - Не смогу. Страна не тех размеров. В ручном режиме с ней не справиться. Задача правителя выстроить систему управления, не нуждающуюся в постоянном контроле одного лица и способную функционировать после его смерти. В этом случае долг правителя исполнен.
        - Илья Свердлов, «Невское время», Санкт-Петербург. Михаил Викторович, что вы считаете главными вашими достижениями за первые сто дней правления?
        - Спасибо, хороший вопрос. Если учесть, что в стране произошла хоть и маленькая и мягкая, но все же революция, одной из первоочередных задач было не допустить столь же маленькой гражданской войны или хотя бы массовой расправы с проигравшими. Считаю, это удалось. Также были еще три простые задачи для любого нового правителя России: не казнить врагов, не озолотить друзей, не спиться самому. Насчет врагов уже сказал - побежденных в обиду не дам. Насчет друзей буду столь же принципиальным. У меня в прошлом декабре, когда мы победили, объявилось восемь одноклассников плюс три забытых одногруппника. Я всех ласково спросил: где были, когда партия создавалась? Помогли? Нет? Всё, свободны. Постарайтесь меня опять забыть и не вспоминать. Тем, у кого бизнес, - проверки.
        - А тем, кто прошлой осенью поддержал новую партию? - спросил журналист.
        - Тем тоже проверки. Любимчиков нет и не будет. Я прямо сейчас скажу перед камерами и прошу во всех новостях повторять. Обращаюсь ко всем, кто со мной когда-то встречался. В роддоме, в яслях, в школе. К дворовым гопникам и к коллективу театральной студии «Фрези Грант». Ко всему моему потоку в универе. К ребятам по Афгану не обращаюсь - их и так помню. Ко всем, кто крутился со мной в девяностые, кто торговал, кто строительный завод поднимал. Короче, ко всем, кто меня помнил все время или вспомнил сейчас. Забудьте. Без шуток говорю. Если кого я сам запомнил - найду, позвоню, такую работу предложу, что, может, и откажется. А самим ко мне лезть не надо. Тем более козырять ради мелких и больших бенефиций, мол, знаком со Столбовым. Заодно обращаюсь и к про курорам, и во все контрольные инстанции: узнали где-то про друга Столбова - быстро его проверяйте, с чего это он хочет открывать двери моим именем. Наверное, нечист на руку.
        - Михаил Викторович, я понимаю, вы забыли тех, кто с вами играл в футбол во дворе, - продолжил Свердлов. - А вот как быть с теми, кто прошлой осенью вместе с вами выиграл битву за Кремль?
        - А моим соратникам по недавней безнадежной борьбе я посоветую осторожничать сугубо. Воришку старого розлива простить могу, у такого воришки инстинкт. Своих не прощу. Знали, что идем с ворами воевать. Значит, это не старая привычка, это предательство.
        Интервью продолжалось…

* * *
        Как и полагается, с самого начала большого интервью начались телефонные социологические замеры: кто смотрит его по ТВ, кто слушает по радио или следит за онлайн трансляцией по интернету? Интерес медленно, но все же рос. Двенадцать процентов, четырнадцать, пятнадцать. Люди звонили знакомым, советовали включить телевизор: Столбов отчитывается.
        Сложно сказать, вошла ли в этот процент группа зрителей, смотревших трансляцию на борту океанской яхты «Черная роза». Поскольку владелец был не беднее Абрамовича, судно тоннажем и комфортностью не уступало яхте бывшего хозяина Чукотки. Но скромнее, поэтому его яхта за пять лет плаваний по океанам так и не стала притчей в языцех.
        В кают-компании, или, скорее, конференц-зале, собрался кооператив «Мельница» в основном составе. Причиной для слета-встречи на борту яхты, крейсировавшей неподалеку от Ниццы, был доклад Васильича о поездке в Диндарское королевство. Доклад обнадеживал, поэтому на его фоне слушать ответы Столбова было не так обидно.
        - Это хорошо, что всех врагов мы изволили простить, - желчно заметил Николаич. - А то, глядишь, узнал бы о нашей скромной вечеринке, да запустил бы какую-нибудь морскую ракету.
        - Тогда плакали денежки - пока поймешь, кто наследник и где, пройдет лет пять, - сказал Васильич. - А деньги этому сукину сыну нужны сегодня. Ну, господа подельники, насколько сами оцениваете наши шансы с Диндаром? Возвращаюсь туда послезавтра, за ответом.
        - Диндар хорошо, - заметил кто-то, - но давайте не забывать про яйца и одну корзинку. Все до цента я бы этим арабским шайтанам не относил. И вообще, бабло пристроили, а самим как быть? Поселиться в этой пустынной экзотике я бы не хотел.
        - Тогда - альтернативный вариант. Николаич, как успехи?
        Николаич ответил не сразу. Он с искренним интересом прислушивался к советам Столбова своим друзьям и знакомым.
        - Вариант готовится. В том, что касается пехоты, все более-менее просто, хотя и дорого. Послезавтра лечу в Киев, поговорю с командиром. Сложнее с информационным обеспечением. Для нас ведь главное узнать, где и когда, только после этого решать как. Как добыть информацию, я узнал. Среди друзей-соратников нашего нынешнего президента есть перспективные личности. Ребята с очень непростой биографией. В прошлом году подходить к ним особого смысла не было: если завтра все царство в награду, чего размениваться по мелочам? Но сегодня он прямо говорит: ничего друзьям не дам. Тут уже можно делать интересные предложения.
        - И что же это за перспективные личности? - спросил Васильич.
        - Скорее, одна личность. Но давайте не торопиться. Контрразведка там еще та, так что палить человека преждевременными контактами было бы неразумно. Сначала поймем, чего хотим, только тогда и будем собирать сребреники.
        - Сребреники собирают под вполне определенную спецоперацию.
        - Вот именно. Потому торопиться и не будем. Как примем решение, тогда и зашлем агента с предложением. О, кстати, что там за клоунада?
        Действительно, на большущем плазменном экране началось то, что иначе, как этим цирковым жанром, и не назовешь.

* * *
        Съемочная группа НТВ тусовалась на Красной площади. В Кремль ее не пустили. Энтэвэшники унывать не стали: к такому варианту они были готовы. Нашли сотрудника, напоминавшего ростом и телосложением нынешнего президента России. В магазине «Прикольная шутка» купили маску Столбова - такой товар делался и продавался без малейшего намека на возможные неприятности для продавца-изготовителя. Накачали импровизированного артиста текстами и начали свое интервью. Благо, полиция и прочие службы заниматься этим на главной площади страны не мешали.
        - Добрый день, - начала ведущая Аня Семечкина, умная, злая, натуральная блондинка. - К сожалению, мы не можем предложить зрителям нашего канала репортаж непосредственно с места главного информационного события дня - стодневного отчета главы государства. В Кремль нас не пустили. Однако вопросы у нас есть, и очень острые. Поэтому мы попросили Столбова выйти к нам ответить на них. Он уже здесь. Михаил Викторович, первый вопрос: почему вы освободили Ходорковского и даже взяли его в советники?
        - Потому что, - ответил лже-Столбов, - у Ходорковского большой тюремный опыт, которым он делится со мной - вдруг пригодится когда-нибудь? А еще Ходорковский великий мастер оптимизировать доходы, проще говоря, воровать. По этой части он уже дал мне много советов, и я ими воспользуюсь.
        - Благодарю. Господин президент, это правда, что вы недавно встречались с Горбачевым для консультаций по введению нового антиалкогольного закона? И правда ли, что этот закон по своему радикализму превзойдет горбачевский?
        - Правда. Но вы должны понять, в каком непростом положении оказалось правительство. Денег на плановую индексацию пенсий не хватает. Вот мы и решили помочь бабушкам: пусть поторгуют водкой на ночных углах. Тех, кому за девяносто, даже не будем сажать в тюрьму…
        Вокруг собралась небольшая толпа. Иностранцы активно фотографировали, наши туристы понимающе посмеивались.

* * *
        - Михаил Викторович, вы человек старой, советской закалки, - обратился к Столбову юноша с девственным пушком на щеках, журналист «Советской России». - Может, лучше восстановить советскую экономику и промышленность, чем подвергать страну новым экспериментам?
        - Основу советской промышленности, - ответил Столбов, - заложили люди, которые работали по двенадцать часов в день, за пайку черного хлеба. Кто-то из них вкалывал под конвоем, кто-то ехал сам - комсомольцы-добровольцы. Сегодня, когда говорят «СССР», вспоминают не эту потную работу, а разные радости позднего социализма: медицину, образование, пенсионную систему. Нынешняя задача власти - научить людей честно и продуктивно работать восемь часов в день, за зарплату. Надеюсь, Россия не дойдет до того, что ее придется восстанавливать советскими методами.
        Столбов поблагодарил журналиста, налил в стакан минералки, неторопливо выпил. Показал левой рукой - погодите чуток с вопросами. Отмахнул - продолжаем.
        - Ирина Сукначева, «Пятый канал». Уважаемый Михаил Викторович, почему, согласно данным «Левада-центра», на десять процентов увеличилось число россиян, не уверенных в своей безопасности?
        - Ирина, можно вопрос на вопрос? - спросил Столбов. - Спасибо. Когда вам в студию последний раз приносили инструкцию с объяснением, как дозировать информацию о криминале в эфир?
        - В прошлом году, в ноябре, - растерянно ответила репортерша.
        - Вот именно. Не так давно власть заботилась о нервах сограждан и рекомендовала телевизионщикам, какими криминальными новостями можно «кормить» публику, а какими не надо. Присутствующие здесь дамы и господа из телекомпаний, ведь так? Теперь же никто не запрещает передавать новости про бандитизм. Народ и боится. Но я считаю нынешнюю политику правильной. Если в московском парке завелся маньяк, который нападает на женщин и детей - о нем надо говорить еще до поимки, для предупреждения одиноких прохожих. Так, Ирина?
        - Я согласна, Михаил Викторович. А как вы думаете, государство сможет гарантировать безопасность населения?
        - Смотря, какую безопасность. От того, что дядя Вася будет пить водку с дядей Петей, и дядя Петя проломит голову дяде Васе сковородкой, от этого государство не застрахует никогда. Но подтянуть полицию до такого уровня, чтобы она брала любую банду после первого разбоя, любого маньяка в парке после первого нападения - это государству по силам. Этим и займемся.
        - Спасибо, - сказала Ирина.
        - И вам персонально, и всем вам спасибо за хорошие вопросы. Дорогие мои, кстати, второй час на исходе. Давайте-ка еще один вопрос, и прервемся на пятнадцать минут.
        - Александр Иванченко, журнал «Огонек». Уважаемый президент, вы намерены продолжать политику десталинизации России?
        - Самая лучшая политика десталинизации - восстановление социального слоя, уничтоженного Сталиным, а именно мелких собственников со своими средствами производства и наемным трудом. И в сельской местности, и в городах. Землевладельцев, домовладельцев, живущих в своем доме, на своей земле. Зачатки такого среднего класса уже существуют. Задача государства - таких людей поддерживать и постараться добиться, чтобы они производили половину валового продукта в России, а то и больше. Лучшая десталинизация, если в России хотя бы сто тысяч горожан захотят работать на селе, и вообще появится дополнительно сто тысяч мелких предпринимателей-производственников. А заниматься идеологической борьбой у меня нет ни времени, ни сил, ни желания. Спасибо, отдыхаем пятнадцать минут.
        По залу пронесся общий вздох, скрип и шуршание - звуки, обычные, что для класса, что для студенческой аудитории. Столбов отвернулся, и тут к нему подошел секретарь, что-то шепнул.
        Столбов сердито взглянул на Татьяну - та вздрогнула от неожиданности. Шепнул: «Кофе с вами не выпьешь!». Вышел в коридор.
        Батяня - секретарь уже сказал ему о ситуации и решении президента - отдал несколько быстрых приказов…

* * *
        - Михаил Викторович, недавно у диктатора Уго Чавеса возникли серьезные проблемы с собственным народом. Вы заявили, что если Чавес попросит политическое убежище в России, то его непременно получит. Это правда?
        - Конечно, - ответил «Столбов», продолжавший свое эксклюзивное интервью для НТВ. - У нас взаимная договоренность: если Чавеса свергнет собственный народ, то Россия его примет. А если уважаемые россияне разочаруются во мне, что, кстати, уже происходит, то он подарит мне фазенду в тропическом лесу, где много диких обезьян и мало журналистов. А российских избирателей, чтобы спросить: чего же ты нас так… обманул, вообще за полвека не встретишь.
        Внезапно съемочная группа поняла, что окрестная толпа перенацелила фотики. И немудрено: к месту конференции быстрым шагом приближался Столбов. Впереди, еще быстрее и энергичнее, двигалось подвижное каре шкафов из ФСО; в стороне шел Батяня.
        Лже-Столбов сбросил маску в полном смысле слова - кинул ее на брусчатку и потрусил к Историческому музею, расталкивая зевак и оглядываясь.
        Настоящий Столбов встал под телеобъектив. Не растерявшаяся Аня Семечкина протянула ему микрофон.
        - Михаил Викторович, недавно у диктатора Уго Чавеса возникли серьезные проблемы с собственным народом…
        Столбов улыбнулся, прервал репортершу:
        - С удовольствием отвечу на этот вопрос. Проблема в том, что сейчас вот там - показал на Кремль, - почти сто ваших коллег тоже хотят услышать мои ответы. Обидеть их я не хочу. Пойдемте, проведу, продолжим разговор.
        И не оглядываясь, зашагал в сторону Кремля. Перезванивать руководству, переспрашивать времени не было - оператор, подхватив камеру, двинулся следом. Семечкина последовала примеру коллеги.

* * *
        Столбов и энтэвэшники вошли в кремлевский зал, когда он был почти заполнен. Охрана нового лидера к журналистам была дружественной: не препятствовала посетить туалет, покурить, выпить кофе. Поэтому, как бы ни было серьезно событие, кто-то задержался на переменке. Увидев президента, входившего в общий коридор, все ломанулись в зал, а так как за лидером государства шел охранный кордон, возникла даже заминка.
        Но никто не обижался - пресс-конференция планировалась «до последнего вопроса».
        - Что вы там у меня спрашивали? - обратился Столбов к энтэвэшникам.
        - Михаил Викторович, недавно у диктатора Уго Чавеса возникли серьезные проблемы с собственным народом. Вы заявили, что если Чавес не захочет покинуть российское посольство и попросит политическое убежище в России, то его непременно получит. Это правда? - повторила Аня Семечкина. Щеки ее зарделись.
        - Правда, - ответил Столбов. - Россия уже оповестила об этом местную оппозицию, которая без пяти минут правящая партия. С добавкой, что если проблемы возникнут у лидера оппозиции, мы тоже разрешим ему пожить в России. Это достаточно ясный и однозначный сигнал всему миру - из всех прав человека мы, в первую очередь, признаем право на жизнь. Мы дружили с Чавесом долго, демонстративно и просто не имеем право делать вид, будто после поражения он стал для нас никем.
        - Но соответствует ли это принципам политического прагматизма? - спросила Семечкина.
        - Еще как соответствует! Доброта и милосердие, даже если они несвоевременны, всегда оставляют хороший осадок. Считайте это вкладом в фонд будущих поколений.
        Больше вопросов у Анны Семечкиной не было, и она села.
        - Петр Бородинский, журнал «Все четыре колеса». Михаил Викторович, правда ли, что правительство России собирается сделать бесплатными все платные автодороги, а также интенсифицировать их строительство?
        - Да, правда. Это принцип новой власти. Дороги будут сначала хорошие, потом - платные. Наших людей надо отучить от инстинкта: если прогресс на копейку, ты за это рубль отдашь. Иначе народ будет вечно думать: любая реформа грабиловка или морилка.
        - Михаил Викторович, а денег на это хватит? - растерянно произнес автожурналист: не ожидал, что слух окажется правдой.
        - Хватит. Россия концентрирует ресурсы, экономит, где можно, особенно на показухе, возвращает увезенные деньги, но на принципиальные вещи денег не пожалеет. Деньги накоплены, пора тратить на дело. Строим хорошие дороги, приучаем людей по ним ездить. Когда проездная плата перестанет быть тяжелой для карманов частников и не будет существенно поднимать цены на перевозимые грузы, вот тогда некоторые дороги и станут платными.
        - Людмила Орлова, телеканал «Дождь». Правда ли, что существует проект о введении унитарного государства, в котором национальные республики будут уравнены в правах с областями?
        Зал, умеренно жужжавший, притих. Тема претендовала на уровень сенсации дня.
        - Существует, - подтвердил Столбов. - Форсировать не будем, но за несколько лет доведем до конца. Руководители национальных республик, как мне известно, люди грамотные, понимающие, и будут только поддерживать этот процесс. В случае саботажа или, не дай бог, старой неумной шутки на тему «устроим вам вторую Чечню», можно не сомневаться - процесс ускорится. Ответ закончен, добавлений не будет.
        Зал опять зашуршал. Татьяна улыбнулась, хоть на душе было тяжко и тоскливо: Столбов ни разу не взглянул на нее после инцидента с НТВ. Казалось, она видит, как на лентах информационных агентств вспыхивают сообщения-«молнии».
        - Всеслав Светлицкий, «Завтра литературной дуэли России». Господин президент, в сети Интернет ходят списки ваших сотрудников, уличенных в контактах с Госдепартаментом США. Как вы намерены реагировать?
        - Любые реакции - после указания авторства и источника. До этого будет, как при Петре Первом - анонимные доносы сжигаются не читая.
        - Виталий Черемушкин, журнал «Ворох сплетен». Михаил Викторович, правда ли, что у вас невенчанная жена, беременная до замужества?
        Столбов сделал шаг вперед и взглянул на Виталия Черемушкина. Тот попытался оторвать взгляд…
        …И понял, что на это шансов не больше, чем трехлетнему малышу вырвать свою лапку из руки мамаши, ведущей его к стоматологу. Черемушкин смотрел в глаза Столбова, и в этом взгляде, действительно, было путешествие, причем в такое место, из которого детский стоматолог кажется добрым волшебником.
        Соседи-журналисты отвернулись, Черемушкину показалось - исчезли. И он, ввергнутый в пустоту, летел-кувыркался в страшный мир, где такой взгляд становится приказом с последствиями. И он уже не видел - чувствовал эти последствия. То ли кино, то ли генетическая память.
        Он ощутил себя рухнувшим навзничь: на унавоженный снег, на склизкий пол застенка - не важно. И над собой злые, веселые лица то ли в волчьих шапках, то ли в треуголках, то ли в фуражках, - короткими, копытными ударами, топчущими его живую требуху. Букет хриплой боли, не находящий выхода из изуродованного тела. И несказанную, но понятную просьбу: «Признайся, скажи, и не то, что, правда, а то, что нужно. Тогда каблук, носок, вся подошва медленно съедет с твоего живота и лица».
        Черемушкин чуть ли не принудительно вздохнул, усилием воли сбросил морок с глаз и понял: ничего такого не произошло, это лишь Столбов на него так посмотрел.
        - Правда, - спокойно ответил Столбов, как отвечал и на другие вопросы. - Беременная до замужества - потому что люблю, не сдержался. Грешен сам. Невенчанная - обвенчаемся на Красную горку.
        И, опять повторив пристальный взгляд, произнес:
        - Уточнения нужны?
        - Нет, - спокойно, едва ли не с достоинством сказал Черемушкин и сел.
        «Узнать бы источник, поспрашивать, откуда дровишки? - подумала Татьяна. - Только зачем? Не мстить же…»
        - Елена Федотова, «Русский репортер». Михаил Викторович, какие задачи для страны вы считаете первоочередными?
        - Спасибо за вопрос по делу. Отвечаю. Задача России сделать смертность, особенно мужскую, более-менее европейской. Одновременно поймем, как рождаемость хотя бы приблизить к азиатской.
        - Так на Кавказе она такая и есть.
        - Пусть и остается. А в Нечерноземье будет кавказской.
        - Вы представляете, как этого добиться? Платить за каждого рожденного ребенка и запретить аборты?
        - В том числе и так. Детские пособия должны покрывать половину расходов на содержание ребенка хотя бы первые десять лет. Сделать аборт так же просто, как вырезать аппендицит, можно будет только в случае замершей беременности или по другому, столь же серьезному медицинскому показанию.
        За четыре с лишним часа зал немного устал, но тут все же проснулся. Кто-то сказал: «Давно пора». Впрочем, реплик: «Варварство», «Клерикализм», «Бесчеловечность» раздалось значительно больше.
        Столбов некоторое время слушал эту воркотню, прихлебывая минералку. Когда стало тише, сказал:
        - Дорогие мои, это не бесчеловечность. Это, напротив, основной принцип новой России: главная наша ценность - люди. Люди должны быть живы, здоровы, образованы - без этого нельзя и понимать, что такое хорошо, а что такое - плохо. Младенец в утробе - тоже человек, и государство сделает все, чтобы дать ему шанс родиться. Государство возьмет на себя все хлопоты, связанные с рождением: все анализы, обследования, чтобы единственным расходом в семье был букет цветов от мужа. А если мать-одиночка, тогда букет от государства. Врач в системе страховой медицины будет получать столько, чтобы с него можно было спрашивать за качество работы. Медицина действительно будет бесплатной, кроме косметических операций. Принудительное лечение пьяниц появится, а вот вытрезвители не вернутся: чрезмерно бухих граждан будем доставлять в больницы, только в специализированные отделения, чтобы если дураку совсем плохо станет, до реанимации было бы недалеко. Людей у нас осталось мало, надо их беречь и делать лучше. Спасибо, что выслушали.

* * *
        Запись в журнале популярного блогера gondon-pavlon.
        «„Аз есмь царь всея Руси“.
        Природная скромность и врожденная застенчивость помешали нашему лидеру сказать эти слова во время вчерашней пресс-конференции. Однако остальные атрибуты коронованной персоны были явлены нам вчера с достаточной откровенностью. Это и убежище для тиранов, свергнутых своим народом, и обещания сделать федеральную страну унитарным царством. Когда же один из холопов отважился на вопрос: правда ли, что царь живет со своей царицей, откровенно говоря, блуд но? - Его Величество посмотрел так, что холоп ощутил себя засеченным, затравленным и извергнутым во тьму внешнюю. Кстати, учитывая особо близкие отношения Царя и Патриарха, странно, что царскую чету еще не обвенчали в порядке особого исключения прямо в Великий пост».

* * *
        Большая пресс-конференция продолжалась почти шесть часов, да еще потом, во время недолгого фуршета, Столбов ответил на несколько вопросов. Не то, чтобы журналисты совсем уж подобрели. Но они устали от долгой совместной работы и ни разу не ощутили себя обманутыми.
        Татьяна весь фуршет бродила между журналистами, кстати, почти на четверть - знакомыми. Они врать не стали, действительно, понравилось. Периодически поднимались тосты, в том числе и «за сбычу мечт кремлевского мечтателя». Татьяна пила только сок, но все же чуть-чуть захмелела от привычного общения, запахов, звона.
        Столбов ушел с фуршета по-английски, минут за десять до завершения. Татьяна нашла его в кабинете-квартире. Президент лежал в кресле, положив ноги на журнальный столик, мерно дышал. Рядом стоял массивный стакан; Татьяна догадалась, что наполнен он был недавно не водой.
        - Миша, поздравляю. Лучшая в твоей жизни пресс-конференция, - сказала Таня, целуя Столбова: «Пил коньяк!».
        - Ага, - ответил Столбов. - И наговорился, и набегался.
        Татьяна поняла не сразу. Потом вспомнила эпизод с НТВ.
        - Прости, - сказала она, некстати потянувшись для повторного поцелуя. Столбов отстранился.
        - Чей косяк? - резко спросил он.
        - Мой, чей еще, - не задумываясь, не успев испугаться или обидеться, сказала она. На самом деле, косяк был, конечно, Лизочкин и прочих девочек из пресс-службы. Но она уже давно привыкла брать на себя вину в любой ситуации. Ее-то уж с поста жены не уволят, а вот девочки не застрахованы.
        - Почему? - продолжил допрос муж.
        - Не доглядела, - просто ответила Татьяна. - Такой заморочки давно не было. И еще… Помнишь ведь, в каком я положении, и на каком месяце.
        - Помню, - еще резче сказал Столбов. - Не меньше, чем ты, помню. Значит, ты готовила пресс-конференцию, ощущая себя на полубольничном?
        - Выходит, так, - сказала Татьяна. Сил спорить не было. Да и о чем спорить? Она, действительно, работает, осторожничая, будто ходит с подносом, полным хрустальной посуды, но ее груз важнее любого хрусталя. Поменьше у монитора, пореже нагрузки, не всегда тратить время на проверку чужой работы. Да, накосячила именно запрограммированной ленью.
        - Как ребенка учить? - сказал Столбов, вставая. Непривычно грузно, без обычной кошачьей легкости прошелся по кабинету. - Детские вещи объяснять. Если спецназ пошел пешком на операцию, или альпинисты в горы пошли, а у одного парня какая-то инфекция в кишках, или еще что серьезное, а он героя корчить стал, не предупредил… Сначала по-ровному идет, как все, потом товарищам пришлось тащить и рюкзак, и оружие, и его самого. А ведь у него и свой груз, и функция, и место в связке. У рядового… Ты же - командир. Не подлянка разве?
        Взмахнул кулаком над столиком, отвел в сторону. Но воображение у Татьяны было развито как надо. Ощутила и треск деревяхи, и звон отскочившего стакана.
        - Решай. Не сама, конечно, с врачом, как тебе надо. Или можно работать, или себя беречь. Скажет беречь - найди замену. Чтобы звено было надежным.
        Конечно, надо найти. Татьяна думала об этом не первый месяц. Дело даже не в том, что так непросто найти замену именно на свое место. Просто, если беречь себя всерьез, то тогда никаких утренних докладов. Вставать на пару часов позже, когда всё в Кремле уже завертелось. Понимая: первым твоего мужа встречает секретарь, говорит об утренних новостях. И они будут еще дальше друг от друга, чем сейчас…
        Татьяна и не заметила, как разревелась. Держалась за краешек стола, дрожала лицом, чувствовала, как стекают слезы. «Мне нельзя, горько ему будет и солоно, - думала она, вспоминая дурацкие народные приметы. - А, ладно, потом сладким наемся». Даже улыбнулась, впрочем, не прекращая рыдать.
        Что-то холодное ткнулось в руку. Приоткрыла глаза. Столбов налил ей стакан воды.
        Первый инстинкт - оттолкнуть. Но зачем играть в дурочку, или, наоборот, укрощать президента стандартной стервозностью? Отхлебнула, облив подбородок и платье. Стало легче.
        Взглянула на Столбова. Тот смотрел на нее без гнева, но и не извиняясь. «Ему было надо сорваться на ком-то. Нашел виновницу, ну да, виновницу, чего спорить. Замена должна быть стрессоустойчивой. Впрочем, в пресс-службах все такие».
        - От кого этот клоп узнал? - проговорил он. - Из моих знал только Батяня, да еще Иван. Парились в январе, на Крещение, разболтался я, - сказал он почти виновато.
        Татьяна поняла, о ком речь. Заодно оценила деликатность мужа: не пытает ее напрямую об источниках утечки, а выдает вслух свои версии.
        - Я тоже особо не трепалась, - почти спокойно сказала она. - А что толку? Была в консультации - это насчет беременности. Насчет свадьбы помалкивала, но все равно утечь могло. Сейчас уж не понять.
        - И не надо, - сказал Столбов. Помолчал, добавил: - Ладно, ждем Красной горки.
        - Ждем, - улыбнулась сквозь слезы Татьяна. - Устроим праздник, свадебный пир. Пригласим Черемушкина, уроним мордой в торт.
        - Ага. С кирпичом в середине, - уточнил Столбов.

* * *
        Татьяна ушла к себе через полчаса, успокоенная, почти веселая. Еще пошутила со Столбовым, обсудила возможность замены главы пресс-службы. Столбов послал ей эсэмэску: «Люблю. Ждем Красной горки». Отправляя, улыбался.
        Потом улыбка сошла с лица. Открыл буфет, наполнил стакан коньяком на треть. Было трудно.
        «Если ты не выносишь жара, - сказал американский президент Трумэн, - тебе нечего делать на кухне». Столбов помнил эту простенькую политическую мудрость. Еще понимал, что за шесть часов сегодняшней пресс-конференции и заслонку распахнул на полную, и пошарил вдоволь в печке, среди горящих углей. Лицу было до сих пор жарко.
        Настроение снова стало дрянным, пожалуй, уже ничем не испортишь. Решил проверить почту.
        Новых писем было лишь одно, от Доброжелателя.
        «Наверное, вам будет интересно узнать, что человек вашего ближайшего круга, Максим Олегович Мартынов, в рамках проекта „Президентский шкаф“, без объявления конкурса и тендера, заключил эксклюзивный договор с фирмой „Альфа-Альфа“ и получил личное вознаграждение (откат) в размере 150 тысяч евро».
        Еще к тексту письма прилагались какие-то документы - видимо, доказательства.
        ЧАСТЬ 2
        Глава 5

* * *
        Причиной, по которой Игоря Зырянова не упекли в психушку по молодости лет, пожалуй, было не столько везение, сколько любовь к отечественной истории первого секретаря райкома. Когда ему сообщили про психа, решившего создать подростковый яхт-клуб на маленьком озерце большой уральской области, он вспомнил Петра Первого, построившего голландский ботик на Плещеевом озере. Царя тоже считали сумасшедшим, а вот как оно вышло. Поэтому Зырянову хотя и не помогали, но и не мешали. Что в добрые советские времена равнялось одобрению.
        У царевича Петра было важное преимущество перед Зыряновым: канаты, паруса, доски, скобы, плотников ему присылали по первому устному запросу. Зырянову приходилось все это доставать самому. И ладно бы ради одной яхты! Он завел шесть суденышек. И экипажем, и капитанами на всех были мальчишки из комбинатского города. Город, между прочим, построили зэка; выжившие тут же и поселились. Казалось, с таким контингентом управиться может лишь тюремный спецназ, а Зырянов управлялся: пацаны все делали сами, если же начинали воображать, плавание при резком, дождливом ветре прочищало им мозги.
        К 80-м годам подростковая преступность в городе снизилась на треть. Несмотря на это, клуб «Риф» дважды закрывался. Зырянов создавал его заново, на других берегах того же озера, находил территорию и шефов. Однажды он попал в больницу с грыжей - надорвался, разбирая сарай, в другой раз - с инфарктом.
        Настали 90-е, шефы превратились в спонсоров, а те турнули яхт-клуб в третий раз - пропадало хорошее место для ресторана. Альтернатива была: создание элитного яхт-клуба, местные бандиты и бывшее райкомовское руководство успели побывать в Италии и пришло к выводу - местное озеро ничем не хуже альпийского озера Гарда. Зырянов с самой идеей элитного клуба не спорил, только требовал, чтобы оставили мальчишек. Спонсоры считали мальчишек неуместными, Зырянов не соглашался и однажды попал в больницу уже с пробитой головой.
        Через два дня в ту же больницу, правда, в элитное отделение, доставили троих новых пациентов: заказчика и двух исполнителей. Оказалось, что некоторые из трудных подростков, исправленных в 80-е, взялись за старое. Они заодно объяснили перетрусившим спонсорам, что «если с дядей Игорем что-нибудь еще случится», то с ними будет примерно то, что показывали в фильмах-ужастиках, столь популярных в ранних 90-х.
        Так Зырянов пришел к выводу: новые времена не очень-то отличаются от старых. Делать то, что он хотел, и не бояться, он уже умел, большего не требовалось. Территорию все же пришлось сменить. Элитный клуб на озере появился тоже, и Зырянов даже работал там инструктором. Все равно половина времени уходила на клуб «Риф». Зырянов освоился в Интернете, когда в городе даже толком не научились лазать на порносайты, списывался с иностранными клубами по перевоспитанию подростков яхтингом, летал в Европу со своими воспитанниками. На борту голландской яхты «Гент» поразил экипаж дважды: в качку завязал двойной беседочный узел с закрытыми глазами и рассказал в кают-компании о своих проблемах. Привез из Европы двадцать тысяч евро.
        Зырянов вообще брал деньги у всех: у процветающей торговли, у полудохлой промышленности, у тех, кто проломил ему голову, даже у настоятеля городского собора отца Дионисия, что казалось уже просто невозможным. При этом всегда отчитывался до копейки.
        Прошлой осенью один из перевоспитанных мальчишек, владелец более-менее работающего завода рассказал ему про партию «Вера». Зырянов походя, почти не тратя усилий, сагитировал полторы тысячи избирателей и забыл о политических переменах в стране.
        А в феврале ему позвонил тот же самый бывший воспитанник.
        - Игорь Виленович, меня берут в региональный институт рекоров. Хотите, я вас тоже порекомендую?

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Андрей Трубский, «Московские новости». Господин президент, ваших рекоров - региональных координаторов - называют опричниками и комиссарами. Кем они являются на самом деле?
        - Пока еще никем. Корпус региональных координаторов только формируется и к работе они еще не приступили. Кто они по происхождению? Это граждане России, иногда, в виде исключения, не граждане, в возрасте от тридцати до шестидесяти лет, опять-таки, с исключением в обе стороны. Два требования к этим людям: желание работать для пользы своей страны и наличие практического опыта такой работы. Они могут быть менеджерами, директорами школ, общественниками и так далее. Главное: опыт не просто выживания в условиях нынешней системы, но опыт созидания. Эти люди не просто умеют бросаться словами «чиновничий беспредел», «коррупционная схема» и т. д. Рекор умеет расшифровать механизм отговорки чиновника и знает, как нужно сделать.
        Столбов отвечал не торопясь. Тема-то любимая.
        - На сегодня уже отобрано около двухсот рекоров. Они пройдут трехмесячные курсы. Кому-то надо подтянуть юриспруденцию, кому-то - улучшить понимание экономики. Самые лучшие игротехники и психологи страны разыгрывают с ними проблемные ситуации, из которых им предстоит выводить тот или иной регион, или направление промышленности. Потом этих, как вы сказали, комиссаров, будут группами из трех-пяти человек направлять в регионы. В каждой группе непременно будет и местный уроженец, и человек со взглядом со стороны. Их работа: составление паспорта региона, определение первоочередных проблем, решение их и контроль над исполнением. Преодоление дурости, воровства и апатии. Рекоры обладают иммунитетом от прокурорских преследований, правом отмены решений всех ветвей власти и даже временного отрешения должностных лиц.
        Какой-то особо горячий журналист влез без очереди.
        - Михаил Викторович, это же абсурд… Извините, это невозможно! Подумайте сами: у региона свои проблемы, а тут явились несколько ковбоев, без знания специфики, и разом все вправили и вставили.
        Столбов улыбнулся.
        - Не знаете вы современной истории. Как проводились выборы в регионах последние десять лет? Я не про те республики, где явка свыше ста процентов, а там, где требовалось не только подбросить бюллетени, но еще и охмурить народ. В регион приезжали несколько деятелей, изучали специфику и начинали управлять им чуть ли не в ручном режиме. Этот закон изменить, этот принять, тут ввести льготы, там отменить непопулярное решение. И все прекрасно работало, и местные ленивые чинуши учились у этих заезжих ловкачей. Просто в случае с рекорами задача будет другая: не надувать популярность действующей власти, а решать реальные проблемы, с учетом дальнейшего развития региона и страны на годы и десятилетия.

* * *
        Кавказ чем-то напоминает Европу: Швейцарию, Австрию, северную Италию. К примеру, можно час, два, еще больше мчаться по русскому Северу из города в город, и не увидеть за окном автомобиля ни одного жилого огонька. А на Северном Кавказе не успел попрощаться взглядом с огоньками одного аула, как за горой сразу засветились другие. Как в Европе.
        Чтобы увидеть отличия Кавказа от Европы, надо ездить по нему днем. Чем Столбов и занимался.
        Сначала, как и обещал, заглянул на полдня в Сочи. Встретился с административным и строительным руководством, с общественностью. Сообщил, что Олимпиада будет в любом случае. Заодно - что Сочи остается основным курортом России, даже если президенту стало неинтересно там отдыхать. Немножко поговорил с губернатором, без особой злости: человек и так напуган. Объяснил, что реабилитироваться и сохранить пост ему можно, но, во-первых, придется завязать с семейным бизнесом, во-вторых, готовиться к выборам.
        Успокоил Сочи и вертолетным прыжком преодолел горы, приземлился в ближайшей республике - Карачаево-Черкесии. По аналогии с Сочи было бы естественно посетить Домбай, Теберду. На худой конец, Архыз - с инфраструктурой бедновато, зато красота. Столбов предпочел самую середину республики, возле поселка Правокубанка, на перекрестке дорог и, само собой, на берегу Кубани. На всякий случай, хозяйственная служба захватила палатку, понятно, не армейскую, но армейской вместительности. Ее разбили на пустыре, где, несмотря на мартовскую растительную скудность, уже бродили худые, диковатые местные коровки. Выгнали их из родимого стойла, чтобы оставляли навоз где угодно, кроме хлева.
        Местное начальство предупредили лишь за шесть часов до визита. Не Красноярский край - из самого дальнего угла можно доехать на автомобиле за три часа.
        Когда Столбов вышел из вертолета, поле было полно народом и начальством. Начальство встречало, народ - окрестные колхозницы, дворники города Черкесска и города Карачаевска - бродили с мешками, собирая мусор. Этот мусор месяцами выбрасывал из окон машин народ, проезжавший по трассе Невинномыск - Домбай, а горный ветер разносил его по пустырю.
        Когда стало понятно, что происходит, Столбов посмеялся и велел отправить дворников обратно, не забыв выплатить сверхурочные. С колхозницами немножко поговорил, потом и они отправились по домам. Дальше общался с начальством. Оно оперативно приготовило угощение из национальных блюд: свежее вареное мясо, хычины - сырные и мясные пироги, манты. Столбов угощался, не прерывая деловые разговоры, все больше о деньгах, приходящих в республику, и почему их всегда не хватает. Привел пару примеров, сказал, что предупреждение - последнее.
        Прямо с порога палатки нашел средство дополнительного дохода.
        - Установите десяток видеокамер на протяжении дороги и штрафуйте всех, кто мусорит на подъезде к Домбаю. Только сначала урны поставьте, да так, чтобы были видны. И дополнительный доход, и чистота.
        Некоторое время спустя бывший начальник предвыборного штаба «Веры» - теперь заместитель полпреда, обратился к Столбову:
        - Михаил Викторович, хотите познакомиться с уникальной личностью? Карачаево-Черкессия, как и все республики, голосовала за «Единую Россию», а вот рядом, в ауле Сары-Тюз, нашелся ваш сторонник, Хусей Чеккуев. Возглавил местный штаб и обеспечил почти треть голосов, исключительно «ножной» агитацией.
        - Зови.
        Скорее всего, по своему возрасту Хусей Чеккуев считался аксакалом, но бороду он брил, так что сразу не понять. Утром работал в поле, узнав, что зовут к главному начальнику страны, переоделся в костюм с галстуком - сидел, как на бюрократе со стажем.
        - Расскажите, как удалось столько народу за меня сагитировать? - спросил Столбов.
        - Это у нас семейная традиция, - ответил Хусей. - Видите Сары-Тюз?
        Аул был виден без бинокля. Ранняя весна уже подернула его сады нежным зеленым налетом.
        - А все мой прадед, Канамат Чеккуев, - сказал Хусей. - Он давно присматривался к казачьим станицам, видел, как там растут яблони. Однажды на базаре в Батал-Пашинской станице, теперь это Черкесск, продал быка и купил саженцы. Над ним смеялся весь аул: обменял быка на прутики. Прошло двадцать лет, и отростки этих прутьев у него стали просить соседи, а теперь мы продаем яблоки в Черкесске. Поэтому, когда советуют Чеккуевы, нас слушают.
        - Хусей Русланович, что, по-вашему, нужно вашей республике? - спросил Столбов. Аксакал немножко подумал.
        - Раньше бы я сказал: пришлите хорошее начальство. Теперь не знаю, осталось ли оно. Нужно, чтобы молодежь могла хорошие деньги заработать. Бабы, особенно старые, им Аллах велел торговать. Мужчины работать должны на земле. Смотрите: у меня шесть коровок, три бычка кормятся, барашков двадцать штук. Бычков отправляю летом на кошару, там трава, какой здесь не бывает. Царское мясо. Но если потом этого бычка хочешь отвезти в Москву, и не в Москву даже, в Ростов, по дороге так гаишники общиплют, будто барана привез. Если менты перестанут воровать, тогда будет выгодно работать в аулах как раньше, когда молодежь не уезжала.
        - Скоро в Сочи будет Олимпиада. Скажите откровенно: если восстановить старую Южную военную дорогу через горы, республике это поможет? Вам продукты возить на продажу, туристы поедут в Домбай, плюс для молодежи работа близко от дома.
        - Восстановить то, что было разрушено, хорошо всегда, - неторопливо ответил Хусей. - Главное, был бы порядок.
        - Хорошо, постараемся, - улыбнулся Столбов. - Хусей Русланович, почему вы за меня стали агитировать?
        - Надоели прежние правители - врут много. Я подумал, хуже не будет. Кстати, скоро черкесы будут с вами общаться. Вы не верьте, когда будут вам рассказывать про карачаевцев. И переспрашивайте потом у нас.
        Столбов пообещал, что так и сделает.

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Сергей Сазонов, «Гудок». Михаил Викторович, правда ли, что в Госдуме находится законопроект, позволяющий работать во властных структурах лицам с двойным гражданством?
        - Да, и я буду настаивать, чтобы закон приняли. И в работе рекоров, и в работе менеджеров вообще, особая ставка будет сделана на кадры из русских бизнесменов Балтии, а также последней волны эмиграции - США, Европа, Израиль. Логика такова: это люди с западным опытом работы и нашим менталитетом. К тому же те, кто приедут из Балтии, умеют работать в условиях прессинга. Двойное гражданство придется сохранить: русские «прибалты» недоверчивы, от своего гражданства не откажутся. Профессиональные патриоты по этому поводу пищат, знаю. Но мне важнее, чтобы был восстановлен комбинат, и построено нормальное шоссе. Из-за метки в паспорте бросаться кадрами нельзя.

* * *
        - Вадим Сергеевич, здесь ваххабиты есть?
        - В Карачае если и есть, то немного. Народ этим не увлекается. Их зовут «евреями Кавказа» - очень себе на уме. Но расслабляться нельзя. Кавказ маленький: если в одной республике дураков дефицит, всегда из другой могут подъехать, как в Беслане.
        Батяня и Кирилл Степанов беседовали на фоне затянувшегося отъезда. Вертолет с первым эшелоном президентской охраны должен был стартовать пятнадцать минут назад, успеть в Кисловодск, за полчаса до прибытия президентского борта. Но президент задержался, задержалась и охрана.
        Подошел охранник, из зимовецких, протянул Батяне пакет, завернутый в полиэтилен. «Кстати, с шести утра не жрал, - понял Степанов, - если от одного запаха так уносит».
        - Держи, - сказал Батяня, - местное угощение проезжему царю. Хычины.
        Степанов сунул рука в пакет, вытянул гибкий круглый пирог, похожий на лепешку. Попробовал, не удержался от второго куска.
        - Именно, - прошамкал Батяня набитым ртом. - Такого у метро не найдешь. Для себя готовят. Горный сыр, горная вода, горный воздух.
        Следующая минута полностью ушла на хычины. Потом Батяня неожиданно сказал:
        - Кирюха, ты удивляешься, или нет, что я тебя так натаскиваю на все наши дела?
        Степанов, еще не прожевав до конца, сделал неопределенный жест головой: то ли понимаю, то ли нет. Из слов можно было разобрать вопрос: «Как всех?».
        - Не, как всех тебя бы другие таскали. Я хочу тебя преемником назначить. На тот случай…
        Степанов, еще не одолев хычин, сделал зверскую гримасу: «Да как вы могли подумать, что с вами такое может случиться? Вы ведь профи, вы, небось, пальцами пули ловить умеете!»
        - Не то! - сказал Батяня. - Если меня вдруг съедят, тогда ты мой преемник. Охранник должен быть такой, которому доверяют. Тебе Викторович доверяет.
        Степанов настолько был изумлен, что недоеденный хычин чуть было не вывалился у него из рук на редкую весеннюю травку. Спасла лишь команда «По коням!».

* * *
        Бывший председатель Госдумы когда-то заметил, что парламент - не место для дискуссий. С не меньшим основанием он мог бы заявить, что парламент - не место для торга. А раз так, то специалисты этого жанра - мастера уговаривать депутатов на лоббистские решения - оказались невостребованными с середины нулевых. Какой смысл мельтешить по кабинетам и коридорам, покупая порознь, если можно договориться с председателем, получив гарантированное большинство? Или, тем более, какой смысл охмурять одиночек, если коллективная воля всегда окажется важнее индивидуальных договоренностей?
        Поэтому парламентские лоббисты переключились на более востребованные занятия. Кто ушел в политтехнологи, кто - в юридические консультанты.
        Именно к одному из таких консультантов и обратился клиент, пожелавший сохранить инкогнито.
        - От вас требуется не очень простая, зато знакомая вам операция, - сказал он. - В ближайшее время в Госдуме будет поставлен на голосование важный законопроект. Ваша задача - добиться результата. Какого - будет сказано позже. А пока готовьте голосование. Вы ведь помощник депутата Кузнецова?
        - Да, - ответил консультант. Пусть лоббизм и остался в прошлом, но, по старой привычке, он всегда имел зацепку, чтобы проходить в Думу и беспрепятственно общаться с ее обитателями.
        - Принимайтесь за работу. Вот аванс.
        Сумма, оставленная в качестве аванса, превышала иной гонорар «веселых 90-х». Все же и нефть с той поры вздорожала.

* * *
        Вечерняя встреча в Кисловодске вымотала Столбова. Этот клинышек Ставропольского края, отделяющий западный Кавказ от восточного Кавказа, оказался средоточием всех региональных проблем: и гастрольный ваххабизм, и воровство, и санатории - то ли живут, то ли нет, и имущественные недоразумения, решаемые пулей в подъезде.
        К тому же пообщаться с лидером страны захотели немало различных просителей. Все говорили о прошлогодней поддержке (врали!), требовали преференций и денег. Столбов смотрел в лица и видел распечатку с досье и перечнем собственности в РФ и за ее пределами.
        Среди чиновной тягомотины случались интересные встречи и жесткие разговоры. К примеру, с объединенным войсковым атаманом Пироговым. Столбов выслушал, в общем-то, справедливые жалобы на вытеснение русских из станиц в той же Карачаево-Черкесии, на безработицу, пустые обещания высоких чиновников и поборы местных. Когда заговорили о возрождении традиций, сказал:
        - В старой России была очень хорошая традиция: водку пить только по праздникам. Вот ее бы возродить… Сегодня днем у ваших соседей слышал такую поговорку: «Чтобы тебе пить, как карачаевец». Понял?
        - Умело, что ли? - спросил атаман Пирогов.
        - Нет. Карачаи пьют, когда у них большой праздник, а так, чтобы с горя или вечер свободный выдался - никогда. Нам бы не грех перенять.
        - У нас еще и поминки, - вздохнул казак.
        Сошлись на том, что поминки бывают не так часто. Столбов запомнил казачьи просьбы, обещал посетить Большой круг, но с условием: в казаки его не принимать - с присягой он не шутит.
        Любопытный разговор вышел с муфтием-балкарцем, приехавшим в Кисловодск: посещать Нальчик Столбов не планировал. Муфтия не очень любили республиканские власти и откровенно ненавидели ваххабиты, поэтому ездил он в бронежилете и защищенном автомобиле. Со Столбовым достаточно долго говорил про ваххабитов, откуда они берутся, как сделать так, чтобы не появлялись. Пообщался и с Батяней, уже по его инициативе, говорили о разных тонкостях организации охраны определенной персоны в условиях перманентной охоты.
        Уже далеко за полночь Столбов принял нарзанную ванну в старом санатории, занимавшем старинный особняк - на стенах сохранился старинный кафель с врачебными советами, в тексте - ижицы и яти. Ванна освежила тело. Зато тотчас полезли воспоминания о том, как в прошлом ноябре, за три недели до финала предвыборной кампании, он вместе с Татьяной принимал такую же ванну. И санаторий был попроще, и ванна поменьше, еле уместились. Зато было легко, весело, душу полнило ощущение безумного полета, когда по всем расчетам горючее давно кончилось, а все равно летим и, наверное, победим.
        Действительно, победили. Татьяна осталась в Москве. Он за день ей так и не позвонил, она тоже. Соблюдался уговор: в таких серьезных поездках звонки только по его инициативе.
        Они не поссорились. Но Столбов прекрасно понимал, какой будет тема разговора - Макс. Вот от этого-то так тоскливо на душе.
        С Максом он расстался, как с рассчитанным слугой, или собакой, оставленной на даче. Вызвал в аэропорт к шести утра. Макс умудрился опоздать даже на служебной машине, видимо, чистил зубы, пока та стояла у подъезда. Времени на разговор нашлось меньше трех минут. Вроде бы и сам Макс виноват, но Столбов душой понимал: заранее прикинул его опоздание, так что подстроил ситуацию.
        Сначала вручил Максу распечатку тех самых документов, присланных Доброжелателем. Спросил:
        - Это правда?
        - Ну да, но вообще… - пробормотал ошарашенный Макс, едва взглянул на листы.
        - Никаких «но», никаких «вообще», - резко сказал Столбов. - Думаешь, я на интервью трепался?
        Потом протянул конверт.
        - Тут все, что был должен тебе по Зимовцу. Плюс твоя нынешняя зарплата с выходным пособием за два месяца. Все. Ты парень талантливый, не пропадешь. Можешь давать интервью: «Как я работал с президентом».
        Макс продолжал что-то бормотать, как человек, которому надо сказать тысячу слов, но не связать и двух. Столбов продолжил:
        - Лично я тебя забыл. Ребята, может, тебя не забудут, захотят с тобой общаться. Но имей в виду, твоя история рано или поздно вылезет, и ребятам общение с изгнанным распильщиком будет только во вред, журналисты и блогеры заклюют. Мой совет: не вреди друзьям, сам удали все контакты. Начинай заново. Прощай.
        Развернулся, ушел. Чуть быстрее, чем привык ходить. Показалось, что от слов «изгнанный распильщик» Макс заплакал.
        «Как он из аэропорта выберется? - некстати подумал Столбов уже в воздухе. - Небось, не знает, как такси вызвать».
        У Татьяны с Максом отношения были особые. Именно по просьбе Татьяны Макс совершил в прошлом году самое важное хакерство в своей жизни, а может, и в истории России. Потому что благодаря взломанной почте, кстати, говоря, почте самого Столбова, удалось предотвратить ошибку, чуть не погубившую претендента в финале кампании.
        Татьяна будет просить за Макса. Это не просто обязанность царицы - молить о милости. Это долг в полном смысле слова. Придется отказать, потому что иначе… Зачем тогда было побеждать?
        Захотелось позвать Батяню, поговорить, хлопнуть полтораста расслабляющих граммов. Но без разговора о Максе не обойдется, а Батяня тоже его пожалеет. Придется разъяснять Батяне вещи, в которых он сам уверен только головой - не сердцем.
        Кроме того, Батяня спит - вставать ему раньше всех. Будить начальника охраны, чтобы с ним бухнуть - не факт, что такое себе и Ельцин позволял.
        Может, одному? Но тут не кремлевский кабинет, а настоящий санаторий. Вот, блин, президент России, а за водкой послать некого.
        Столбов вспомнил дневное совещание в Карачае, местную поговорку: «Чтобы тебе пить, как карачаевец». Кстати, хорошая мудрость. Бухать с горя, по-русски, неправильно и опасно.
        Оставалось еще одно средство - отвлечься на дела. Достал папку относящуюся к королевству Диндар. Ее прошлым вечером дал Костылев. Сказал, что информация столь серьезная, что, кроме президента, никому доверить нельзя.
        Читал минут пятнадцать. Отложил, улыбнулся. Ну, хотя бы одну проблему решили.

* * *
        В Киеве, на правой стороне Крещатика, немало офисных зданий, а в них - много-много арендаторов и субарендаторов. Одна из фирм называлась «Барвинок», что совсем не удивительно. В национальном украинском реестре таких юридических лиц, «барвинков», зарегистрировано не меньше, чем растет на запущенном поле.
        Этот «Барвинок» занимался деятельностью, опять-таки, не оригинальной для Украины - экспортом рабочей силы. Не абы какой - квалифицированной. Монтажники, сварщики, электрики, водители тяжелой техники - любой полезный персонал.
        Особенностей и отличий было немного. Во-первых, подчеркнутый минимализм обстановки: стол, кресло за ним, два стула для посетителей - считалось, прийти могут лишь двое. Вешалка для одежды, и всё.
        Во-вторых, на столе не было компьютера, зато стояла свеча. Если разговор о найме персонала упирался в частности, то обычно торг и уточняющие разговоры велись на бумажках. Быстрая запись, собеседник прочел и сразу на свечку. Пепел - в стакан с водой.
        В третьих, единственным элементом дизайна была блеклая отксеренная картинка. На ней были изображены диктофон и фотоаппарат, оба перечеркнутые. Рядом - тетя Смерть с косой.
        Посетители не улыбались, они понимали - не шутка. За попытку записать разговор или сфотографировать собеседника убить могут без предупреждения.
        Сегодняшний посетитель не нуждался ни в предупреждениях, ни в намеках. Правила игры он знал, как и то, что, случись что плохое с хозяином «Барвинка», ему не проходить свидетелем, а сидеть рядом, на одной скамье. Может, в Киеве, может, в Москве, может - в Гаагском трибунале. Везде нашлось бы, за что.
        - Может возникнуть необходимость поработать в центре Москвы, - сказал посетитель. - Окончательная ясность - через четыре дня, но бригада должна быть на месте уже послезавтра.
        - Ремонт Кремля? - улыбнулся менеджер.
        - Нет. Чуть проще. Но специалисты нужны категории А.
        - Москва это Москва, - заметил менеджер. - Пребывание в ней будет стоить…
        Написал цифру на бумажке, протянул собеседнику. Потом изменил первую цифру, дописал ноль, уточнив, что столько стоит работа без коэффициента за сложность объекта.
        - Устраивает, - небрежно сказал посетитель. - Состав бригады: восемь монтеров, два измерителя и очень хороший бригадир.
        - Объект и хозяин? - спросил менеджер. Посетитель минуты две шуршал ручкой, выдал текст в восемь строк. Менеджер кивнул, потом взял бумажку и написал цифру.
        - Работа выполнимая, - пояснил он. - Но весьма велик шанс для мастеров задержаться на месте работы. А это создает проблемы с привлечением нового персонала.
        - Устраивает, - после недолгого раздумья сказал посетитель.

* * *
        Дети в утробе спят, а потом - просыпаются. Наверное, по-научному все не так. Но в этот день Татьяна не нашла других слов, когда впервые ощутила: у нее под сердцем живет другая жизнь. И даже дрыгает ножками.
        От этого стало легче. Пропала вчерашняя тоска: как же, Столбов улетел, ее не взял. Напротив, появилась убежденность: все правильно. Ей не надо никуда спешить, просто неторопливо делать неотложные дела, чтобы потом ничто не мешало сосредоточиться на своем здоровье.
        На самом деле, мешало. Не забыть историю с Максом. Впереди неизбежный и безнадежный разговор со Столбовым.
        Пока же Татьяна выполняла недавнее поручение мужа - искала себе замену. Делала это старательно и ревниво. Тут важны не только деловые качества пресс-секретаря. Немаловажно и отношение заместителей. Назначить главным того, кто немедленно подвергнется обструкции и начнет тасовать подчиненных, нежелательно с любой точки зрения. На первых порах с жалобами побегут именно к ней, сама же заварила кашу.
        Не все ли равно, где предаваться тяжелым мыслям. Татьяна добрела до облюбованного места - внутреннего садика под стеклянной крышей, залитого лучами жаркого солнца - все же конец марта. Присела, посмотрела на пальму в кадушке, отметила, что смотрит за двоих. Вместо нетбука достала блокнот - чем меньше мониторов, тем лучше. Принялась вписывать фамилии.
        - Добрый день, - услышала знакомый голос.
        Это был Костылев. Верно, тоже захотел тропической природы под стеклом. Спросил, не помешает ли, сел рядом.
        «Забавно, думала ли я год назад, что буду коротать время в компании генерала космических войск», - подумала Татьяна. Еще задумалась над специфичностью этого подразделения. Генерал ВВС до того, как обрести свои звездочки, налетается вдоволь, адмирал - совершит немало плаваний. А вот космическому генералу, пусть и командующему космонавтами, так и придется до конца дней лишь смотреть на звезды.
        Даже пожалела Костылева.
        - Саша, наверное, такие оазисы будут устроены на всех звездолетах будущего? - спросила она. - Летишь сквозь звездную мглу, а тут пальмы, кусты цветут, журчат ручейки.
        - Россия наполовину такой же звездолет, - ответил Костылев. - Возьмите Норильск, Воркуту, Салехард. А если честно, то любой город, кроме, разве что Сочи и Анапы. Всюду половину года, если не больше, за порог смертельно выйти без особого скафандра, называем мы его дубленка или куртка на меху. В этом и есть наша специфика. В других краях можно позволить себе расслабиться, прогуляться в шортиках, тоненьком костюме. Мы живем и боремся с природой за собственное выживание. Так что ничего у нас случайного нет.
        «Звезды располагают к философствованиям», - подумала Татьяна. Вслух же сказала:
        - Александр, я ищу пресс-секретаря, чтобы поработал, пока я в декретном отпуске. Если на уме есть какая-нибудь кандидатура, буду признательна.
        Костылев задумался на несколько секунд - Татьяне показалось, будто он кликает в голове мышкой, раскрывая нужные файлы.
        - Есть. Сергей Белоцерковский, пресс-секретарь корпорации «ГЛОНАСС-Астра», - сказал он. - Парнишка молодой, но очень толковый. Вменяемый футуролог, пишет неплохую фантастику, премия «Самиздата» - «Звездный десант-2011». В своем деле тоже мастак, в позапрошлом году второе место на общероссийском конкурсе молодых журналистов. Характер жесткий, но относительно вашей сестры - застенчивый добряк, поэтому девочек пресс-службы не обидит. Даже несмотря на мелкие косяки.
        «Вроде того, что на пресс-конференции, - поняла Татьяна. - Сам-то ты, Саша, не совсем застенчивый добряк».
        - Хороший фантаст - то, что нужно для президентской пресс-службы, - улыбнулась она. - Ладно, подумаю. Если заочное знакомство меня удовлетворит, тогда приведешь его показать девчонкам. Может, сам их испугается.
        Костылев улыбнулся в ответ.

* * *
        Запись в ЖЖ известного блогера zloyfaker.
        Дурные примеры заразительны. Злосчастный ливийский диктатор Каддафи любил путешествовать по миру со своим бедуинским шатром. Он растягивал свой вонючий балдахин под стенами Елисейского дворца, в Риме, неподалеку от Кремля.
        Наш царь пустился путешествовать по Кавказу со своим шатром. Неужели в его окружении не нашлось ни одного мудрого советника подсказать, что тот, кто подражает Каддафи, может кончить, как Саддам Хусейн?

* * *
        В Москву Столбов вернулся ранним вечером, настроение было хорошим. За день он посетил Грозный и Дербент. В Грозном его в аэропорту встретил Форвард и повез на обязательную экскурсию - красоты восстановленной столицы, чистейшие улицы, небоскребы, радостные жители и т. д. Столбов безропотно вошел в роль восторженного гостя, глазел по сторонам, задавал дурацкие вопросы: «Неужели здесь еще пять лет назад были руины? Неужели на месте этого мультиплекса стояла пятиэтажка, из которой работал снайпер?» И т. д.
        Правда, изредка лукаво поглядывал на Форварда. Так папаша юного чемпиона по легкой атлетике и математической олимпиаде напоминает взглядом сыночку: «Помнишь, медалист, какого ремня ты получил перед решающим соревнованием?» Форвард помнил, и на его лице не было привычного лукавства, как бывало с другими гостями.
        Дагестан покрыли вертолетным вояжем. Садился Столбов на час в Хасавюрте, Махачкале и Дербенте, беседовал с местным руководством. В данном случае происходило сугубая харизматическая инвестиция: взглянуть в глаза. Не угроза, но намек - поосторожнее, полегче. Аналитики вычислили формулу: даже пятипроцентное снижение воровства дает десятипроцентное снижение ваххабизма. Столбов надеялся: эффект достигнут, а что-то серьезнее будем делать потом.
        Лишь приземлившись в Кремле, вспомнил про неизбежный разговор с Татьяной про Макса. Заранее выстроил линию активной обороны. К примеру: «Понимаю, почему тебе его будет так не хватать. Когда еще ты скажешь какую-нибудь рифмованную хрень, а кто-то ответит - „согласен с Бродским“?».
        Но Татьяна нашла совсем другие слова:
        - Ты ему федеральную охрану хотя бы на год оставил?
        - Нет. Все льготы он утратил со вчерашнего утра.
        - Здорово! Человек три месяца проработал в фонде «Возвращение», вернул стране почти десять миллиардов евро, обидел много серьезных людей, а теперь, пожалуйста, выдан на растерзание по первому требованию.
        - Сама знаешь, серьезные люди не мстят, - неуверенно ответил Столбов.
        - Я сама так думала, до случая со Степановым, - сказала Татьяна. И Столбов не стал отвечать.
        Чуть погодя, когда муж рассказал о поездке, подарил дербентский медный кувшин ручной ковки, Татьяна вернулась к разговору.
        - Кто донес? - спросила она.
        - Доброжелатель, - ответил Столбов.
        - Никак Никтоевич Анонимус? - вложила столько сарказма, сколько смогла. - Это кто же совсем недавно перед всей страной вспоминал времена, когда анонимки сжигались рукой палача?
        Тут возмутился Столбов.
        - Мне дали четкую информацию: мой подчиненный - вор! И что я должен был делать? Ждать пока она появится в открытом доступе и прокуратуре придется дело заводить, ордер выписывать. Что делать бы сама стала, беременная гуманистка?!
        - Не знаю, - ответила Татьяна. - Прости за банальность, как мало у тебя людей, поймешь, только когда начнешь ими разбрасываться…
        Как ни странно, они помирились. Еще раз поговорили про поездку, выпили травяного чаю. Столбов обещал, что Батяня выяснит, не появятся ли у Макса проблемы, присмотрит. Татьяна назвала кандидатуры возможных пресс-секретарей, заодно упомянула фантаста. Столбов ответил: «Решай сама».
        Уже перед сном он открыл почту. Доброжелатель проявился опять.
        «У винно-водочного лобби в Государственной Думе появился сильный союзник: президентский представитель Иван Афанасьев. Именно по его инициативе в пакет антиалкогольных законов внесена существенная поправка, позволяющая оставить на прилавках России одну из категорий спиртного».
        Глава 6

* * *
        Биография Алексея Лешукова в чем-то напоминала биографию Михаила Столбова. Разве что, была чуть менее трагической. Хотя и в ней не обошлось без запаха гари.
        Был Лешуков чуть моложе Столбова, тоже родом из провинциального города, чуть меньшего, чем столбовский Зимовец. Учился в Питере, в начале 90-х занялся бизнесом, еще не расставшись со студенческим билетом. Сперва объезжал дальние деревни своей родной Вологодчины, покупал сельский антиквариат, от икон до резных наличников и прялок. Скоро решил: надо торговать не прошлым, а тем, что производят сегодня. И занялся продовольствием.
        Не то чтобы был принципиален, просто всегда умел потрудиться чуть-чуть больше коллег по бизнесу. Не связывался с партиями перемороженных куриных окорочков, называвшихся тогда «ножки Буша», не связывался с прочей просроченной заморской едой, а искал ее в России. Сам за рулем, с такими же шебутными друзьями, объезжал южные области, где целые колхозы решили: раз нет коммунистов, надо не работать, а пить. Восстанавливал элеваторы и мясокомбинаты - начинал, конечно, с охраны, убеждал местный народ, что сеять пшеницу и прочие злаки, разводить скотину - выгодно. Создал солидную региональную продовольственную империю, какое-то время ему принадлежала треть всей российской муки.
        Особняков, даже квартир за границами не покупал, не завел особых угодий и в России - все деньги, все время в дело. Расстался с женой от первого брака, нашел жену-подругу, которой по душе такие психи. Потерял половину всего в 98-м году и с новой силой принялся восстанавливать свое хозяйство.
        Потом сделал то, что показалось сумасшествием даже новой жене. Приехал в свой родной город, к тому времени настолько безработный и спившийся, что его жителей перестали тормозить алчные гайцы - брать нечего. Единственной местной ценностью осталась картошка, что сажали в окрестных колхозах, да в самом одноэтажном городке. Лешуков решил растить лучшие картофельные сорта, а заодно построить в городе комбинат, чтобы этот картофель жарить на чипсы, морозить, паковать в вакуумные упаковки. Одним словом, сделать забытый депрессивный городишко картофельной столицей русского Севера.
        Мало того, Лешуков захотел сделать эксперимент еще безумнее. А именно: ограничился лишь изначальной взяткой-инвестицией. Больше не платил никому: ни ментам, ни чинушам, ни местным бандитам, отбивался охраной и юридическим сопровождением. Даже спонсорством и благотворительностью занялся не раньше, чем была произведена и продана первая партия продукта. Зато платил такую зарплату, что завидовали в областном центре, и вывел из запоя треть населения города. Проблем хватало, например, сожгли дом его прадедушки, почти восстановленный Лешуковым. Правда, никто не погиб…
        Однажды сильно поссорился с районной прокуратурой. Когда прибыл областной ОМОН, чтобы арестовать Лешукова и закрыть предприятие, в городе ударил настоящий набатный колокол. Из тридцати тысяч жителей больше пяти тысяч пришли к комбинату - защищать. Мелкое прокурорское рейдерство неожиданно обернулось общероссийским скандалом, и ордер был отменен.
        Так и жил Лешуков, чудик от бизнеса, как велосипедист, уверенно едущий среди автоколонны. История его приключений даже стала сюжетом для романа «Хозяин корней».
        Со Столбовым был в знакомстве и немножко дружил. Поэтому наплевал на свой принцип «В политику не лезть», бросил всю свою энергию на партию «Вера». А после победы не раз спрашивал: может, что-то еще надо сделать?
        Узнав о появлении региональных координаторов, сразу же отправился в Москву, предложил свой опыт.

* * *
        Восток любит блеск. Поэтому местом для беседы с принцем Диндарского королевства Столбов выбрал кабинет «Палех». Комнату обустроили давно, мастера не халтурили, потому она и сверкала на грани аляповатости, однако же, ее не переступая. Стены, мебель, даже светильники - все в тройках, птицах-сиринах и алой позолоте.
        Восточные люди умеют вставать рано. Поэтому встреча проходила в восемь утра. Причина была уважительная - саммит СНГ. А причина поговорить с принцем - серьезная.
        Королевство Диндар не такое уж и большое, зато богатое - второе по разведанным нефтяным запасам после соседки по региону, Саудовской Аравии. Во всем остальном: автомобилям, скоростному интернету, расходу энергии на душу населения Диндар тоже был на первых позициях не то, что в регионе - в мире. По-своему богат и король - одних сыновей у него восемь.
        Собеседник Столбова - сын номер четыре. Престол ему светит вряд ли. Но дядька умный и пост у него ответственный - глава МИДа. Интересно, для чего носит очки: подчеркнуть интеллектуальность должности, или намекнуть братьям, мол, очкарик, на престол не претендую?
        Столбов поупражнялся в полузабытом арабском и понял: хотя бы комплименты говорить может. Собеседник ограничился двумя русскими фразами и перешел на добротный итонский английский.
        Подали кофе. Столбов наблюдал, как принц берет чашку - поучиться бы. В этом королевстве кофе пьют веков шесть, а то и побольше - отшлифованная традиция, как у японцев - чайная церемония.
        Посетовали на то, что недостаточно развит межгосударственный товарооборот. Увы, того товара, которым Диндар известен на весь мир, в России хватает. Принц проявил неплохое знание истории - вспомнил советский проект переброски сибирских рек на юг, пожаловался, что водопровод на Ближний Восток далеко тянуть. Предложил обоюдную отмену виз: правда, страна не самая дешевая, но если на популярных курортах случится какая-нибудь повальная революция, может, российские туристы потянутся.
        Вот тут Столбов и перешел от комплиментов к легкому шоку:
        - Ваше высочество, я предлагаю вывести наши межгосударственные отношения на принципиально новый уровень…
        И пустился в перечисления: создание союзного государства по белорусской модели, отмена таможенных сборов и, главное, Россия могла бы выступить официальным гарантом территориальной целостности Диндарского королевства.
        После этого предложения сделал паузу, чтобы собеседник мог удивиться вслух и напомнить неосведомленному русскому лидеру: такой договор у его страны уже существует, с Соединенными Штатами. И Америка, по имеющимся сведениям, ухудшать отношения не собирается.
        - Ваше высочество, - без особого удовольствия сказал Столбов (кому приятно заниматься шантажом?) - Ваше высочество, ваши отношения с Вашингтоном могут подвергнуться серьезному испытанию. По сведениям наших спецслужб, в ближайшее время в интернет произойдет серьезный информационный вброс. Один из наиболее сенсационных блоков - рассказ о том, где скрывался покойный бен Ладен поздней осенью две тысячи первого года.
        На лице диндарского принца не дрогнул ни один мускул. Лишь фарфоровая чашечка слегка скрипнула о блюдце.
        - В Афганистане, само собой, было опасно, но дома, в Саудовской Аравии его видеть не хотели. Однако на Аравийском побережье есть и другие, еще более лояльные к Вашингтону государства, на которые подозрение не падет ни в коем случае. Не знаю, в чем тут дело, но факт есть факт: человек, смерти которого вся Америка радовалась с младенческой непосредственностью, прожил четыре месяца во дворце вашего старшего брата.
        - Он был ранен, - после недолгой паузы сказал глава МИД.
        - Да, но это не помешало бен Ладену руководить операциями и делать заявления, якобы на фоне гор. Так что дворец был не только больничной палатой, но и офисом.
        Принц задумался, Столбов не торопил, не подталкивал. Не напоминал, что Диндарское королевство пребывает в вечной ссоре с Ираном, да и с соседями-саудитами особой дружбы нет. Союзник один - заморский, зато такой крепкий, не надо и коалиции. Обижать его такой вот болезненной, хоть и былой историей, совсем не желательно.
        - Вы можете предотвратить утечку? - спросил принц. Столбов кивнул. - Чего вы хотите?
        - Маленькую дружескую услугу, - сказал российский лидер. - По нашим сведениям, в ближайший месяц будет предпринята попытка достаточно крупной инвестиции в ценные бумаги вашего королевства. При минимальном желании нетрудно выяснить, что эти деньги, примерно, сто двадцать миллиардов долларов США - российского происхождения. Думаю, Минфину вашей страны или финансовой полиции будет достаточно проявить интерес к сделке, и она не состоится.
        - Это исключит возможность утечки? - спокойно спросил принц.
        - Да. Любезность всегда вызывает ответную реакцию.
        Принц отхлебнул кофе и кивнул. Столбов то ли расслышал, то ли прочел на губах шепот: «Да». И кивнул сам. Но так как паузу надо было чем-то прервать, то, вернувшись к повестке переговоров, а говорили, кстати, о товарообороте, взял финик с блюдца.
        - К сожалению, он не из вашей страны. Но, насколько мне известно, ваши финики качественнее иранских. Почему бы вам не попытаться захватить российский рынок?
        Принц взял паузу и ответил совсем уж расплывчатой дипломатической любезностью.

* * *
        За два десятилетия существования СНГ эта организация цивилизованного «развода» пропиталась различными принципами и условностями. К примеру, страна проведения саммита менялась каждый раз: все равные, все должны ездить в гости друг к другу.
        Приход к власти Столбова нарушил традицию. Он не просто предложил провести очередную встречу в Москве, а прислал приглашения. Причем всем странам бывшего СССР, и входившим в СНГ, и выходившим из него, и даже никогда не входившим - балтийцам. И, как ни странно, откликнулись все. Даже Балтия прислала представителей.
        Дело было не в том, что Столбов позвал очень уж настоятельно. Просто лидеры союзных республик давно хотели присмотреться к Столбову. Он казался им человеком-загадкой. Пожалуй, главной российской загадкой с 1991 года.
        Это Запад какое-то время мучился вопросом: «Ху из мисте Путин?». В бывшем Союзе: в Киеве, в Баку, в Ташкенте - все поняли сразу. Постаревший Ельцин мудро рассчитал свои силы и нашел в окружении человека, который не обидит «президента всех россиян» вкупе с его семейством, и не покусится на его капиталы. Одним словом, обеспечит спокойную старость. Мудро рассчитал дедушка, Владимир Владимирович его не обидел и никому другому в обиду не дал. Понятен был и украинский синеоранжевый сюжет: «битва трех премьеров». Сначала Ющенко в союзе с Тимошенко победил Януковича, а пять лет спустя Янукович при поддержке Ющенко победил Тимошенко. Кому-то вечная битва бобра с козлом, а на самом деле - обычная политика.
        На этом фоне Столбов казался исключением. Никакого отношения к прежним политиканам, гораздым договориться между собой. Настоящий оппозиционный уличный вождь, взявший власть в стране. Не просто пришел к власти, а прорвался, чтобы править, как считает нужным. Конечно, политика это политика, какие-то вещи всегда приходится принимать во внимание и начинать все с нуля, с чистого листа.
        Все равно отношения на бывшем советском пространстве, как и внутри самой России, держались на определенных условностях и негласных обязательствах игроков, включая самого крупного, эти условия соблюдать. Отсюда и всеобщий интерес к самому главному из игроков: а что, если он перестанет жить по этим условиям?
        Настроение генсека лучше всего можно было понять в столице. Поэтому бывшие республиканские секретари или просто птенцы союзной номенклатуры потянулись в привычное место - в Москву.

* * *
        Кирилл Степанов и без объяснений старших товарищей понял, что сегодняшнее мероприятие относится к событиям повышенной сложности. И не только потому, что в столице собралось десять президентов разных стран, не считая высокопоставленных персон иных званий. И не потому, что постоянно происходят утряски-взаимодействия с коллегами - гостевой охраной. И даже не потому, что, по эстетической прихоти Столбова, мероприятия происходили на ВДНХ - символе былой совместной жизни, в месте, менее подготовленном для саммита, чем официальная резиденция.
        Не в том дело. В отличие от блиц-визитов, о такой встрече известно заранее. Значит, будут и кортежи, и перекрытия. И проблемы не только с немногочисленными случайными истеричками обоего пола и зеваками, решившими поглазеть на внезапно объявившегося царя. Сюда будут приходить пораньше, подгадывать появление под президентский визит. Митинги, пикеты, одинокие правдолюбцы, может, еще какие ординарные события. Или совсем неординарные, из-за которых президентских охранников и называют «телохранителями».
        Степанов уже вырос в чинах - скорый карьерный рост в новой России никого не удивлял. У него появились подчиненные. Именно они и рыскали в толпе перед милицейским оцеплением. Столбов во время официальных событий выходил к народу редко, иногда даже совсем не выходил. Люди, для которых встреча с президентом стала сюрпризом, те, кто не получил инструктажи и накачки, ничего не заготовил - вот кто представлял для него интерес.
        Все равно требовалось работать на дальних подступах, там, где толпились граждане, привлеченные мероприятием.
        Достаточно скоро он увидел завязку инцидента. Милиция теснила граждан подальше от центрального входа, чтобы не мешали президентскому кортежу. Споров не было, только ворчание: «При всех президентах гоняют». Лишь одна женщина средних лет спорила с полицейским.
        Еще издали Степанов оценил выбор тетеньки: она пыталась остаться именно там, где был бы максимальный шанс повстречаться с Столбовым. Если бы тот вышел у центрального входа.
        Хотя Степанов не представился, наметанный глаз полицейского офицера сразу вычислил его, как представителя ведомства, ответственного сегодня за улицу.
        - Пожалуйста, объясните гражданке, что здесь находиться нельзя.
        Степанов кивнул, сразу оценив задачу как максимально сложную. Гражданка, безусловно, понимала, что ей здесь находиться нежелательно. И, несмотря на это - находилась.
        - Мне необходимо встретиться с президентом России, - сказала она. Не то, чтобы совсем уж заученным голосом, но чувствовалось - не в первый раз.
        - Пожалуйста, это адрес президентской приемной. - Степанов столь же отработанно протянул ей визитку. Женщина покачала головой.
        - Меня выследили. Я могу не дойти до приемной, - сказала она.
        «Сдвиг, психоз, глубокая стадия. Впрочем, как гласит расхожая мудрость, если у вас нет мании преследования, это не значит, что за вами не следят», - подумал Степанов.
        - У меня нет мании преследования, - сказала женщина.
        Степанов вздрогнул - с ясновидящими и телепатами он встречался не очень часто. Впрочем, тут же отмел мистику-шмистику. Выражение не то, чтобы самое расхожее, но некий общий культурный код определился сразу.
        Присмотрелся к женщине. Одета как люди, собравшиеся в дальнюю дорогу: джинсы, куртка, кроссовки. Лицо загорелое, но, безусловно, славянка. На лице усталость, озабоченность, пожалуй, даже страх - бывший милицейский капитан читал такие эмоции относительно легко. Еще какое-то важное, не очень часто встречающее чувство: ответственность, долг, но без фанатизма. Это не посланец Высшего разума падшему миру, это дипкурьер с пакетом, который должен быть доставлен из пункта А в пункт В.
        Сравнение было тем более уместно, что женщина держала в руках папку.
        - Меня зовут Марина Ивановна Красницкая, я должна передать президенту России важную информацию о происходящем в одной из республик СНГ, - сказала она.
        - А почему не через посольство? - спросил Степанов.
        - В российском посольстве знают, но предпочитают не вмешиваться, так как считают, что это противоречит стратегическим интересам Российской Федерации. Отдать документы я боюсь - их выкупят спецслужбы. Пожалуйста, скажите мне, как можно встретиться с президентом?
        «Дилетантская ментовская психологическая экспертиза показала, что это не психболезнь и не афера», - подумал Степанов. Проблему такой вывод не решал.
        - Марина Ивановна, речь идет о персональном нарушении ваших прав? - спросил Степанов.
        - Нет. О прямом нарушении прав примерно тридцати русских, в том числе моей дочери - насильственном задержании.
        - Марина Ивановна, я не заведую службой протокола. Даже если я разрешу вам остаться на этом месте, вы вряд ли сможете поговорить с президентом так же, как сейчас говорите со мной. Чтобы гарантированно встретиться с ним, вам необходимо или дождаться приемного дня, или оказаться в месте его регионального визита.
        Красницкая хотела возразить, Степанов не дал:
        - Но я сам лично встречаюсь с ним два-три раза в неделю. Если в этой папке я обнаружу случай, достаточно частный, то, извините, просто передам документы российскому омбудсмену, пусть свяжется с коллегой в вашей стране. Если определю, что случай президентского уровня - заставлю выслушать. Марина Ивановна, поверьте мне, вы вряд ли в ближайшие часы, а может, и дни, встретите в Москве человека, который был бы так близок к Михаилу Столбову, как я. Поверьте.
        Марина Красницкая несколько секунд глядела ему в глаза. Потом сказала:
        - Вы верующий? Если да, то перекреститесь. Пусть Бог будет свидетель, что вы…
        - «…не хотите от меня отвязаться», - закончил мысленно Степанов. Но расстегнул воротник рубашки, прикоснулся к серебряной цепочке, перекрестился.
        - Возьмите и передайте президенту. Не обманите, очень вас прошу. В этой истории уже было несколько самоубийств. Если обманете, новые будут и на вашей душе.
        - Не обману, - искренне сказал Степанов, понимая, что теперь придется самому охотиться за Столбовым. Если, конечно, информация в папке того стоит.
        Пока же оставалось выполнять долг, и Степанов, повторив обещание, отошел от Марины Ивановны. Она тоже сделала шаг в толпу.
        Сразу же нахлынули другие обязанности: группа пикетчиков с лозунгом «Верните СССР!», подростки-анархисты - жди какой-нибудь пакости, а задержать превентивно нельзя. Не очень большая толпа активистов партии «Вера», плакаты: «Верим Столбову».
        В левой руке по-прежнему была папка - кому бы передать? Магия личного общения закончилась, Марина Красницкая - кстати, где же она? - начинала казаться истероидным типом. Бывают же такие…
        - Кирилл Александрович, - услышал он шепот подчиненного, - а гражданочку эту, похоже, пасут…

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Арсений Гроховский, «Военное обозрение». Михаил Викторович, в чем суть изменений, сделанных вами в проходящей военной реформе?
        - Суть проста. Страна должна понимать, какая у нее армия и для чего она ей нужна, а армия должна быть готова для задач, которые поставит ей страна. Основная и постоянная задача: сохранение государственной независимости. Исходя из этого, Россия будет поддерживать ядерный паритет. Его смысл - неизбежный удар возмездия по любой из стран, обладающих ядерным оружием. Это звучит жестоко, но такая мера сдерживания работала с конца сороковых годов прошлого века, и причин отказываться от нее я не вижу. Это касается и тактического ядерного оружия. Россия не откажется от него до тех пор, пока в мире существуют армии, превосходящие нашу по обычным вооружениям. Более того, в случае агрессии, которые обычными средствами не отбить, мы применим ядерное оружие первыми.
        Далее: элитные части, в первую очередь бригады специального назначения, сохраняются, а в некоторых случаях даже восстанавливаются, если прежняя власть их закрыла. Не подлежат сокращению ВДВ. Силы ПВО должны надежно контролировать воздушное пространство страны, прилегающее - тоже. Мотострелковые, танковые, артиллерийские бригады постоянной готовности сохраняется. Но это не будет просто сокращением имеющихся подразделений. Части постоянной готовности должны быть действительно готовы к переброске с Кавказа на Дальний Восток и наоборот. Готовность проверится учениями. Относительно остальных частей возможно дальнейшее сокращение и превращение их в учебные центры.
        Военнослужащие всех родов войск хорошо накормлены, одеты не в модную, а удобную форму, все время или учатся, или отдыхают в увольнительных. Дедовщина, рэкет в частях, прочий маразм только от лени и нищеты. Если солдату делать нечего, он будет маяться дурью. Еще про дедовщину и рэкет. Чтобы солдат не приходилось сажать в тюрьму, необходима гауптвахта и дисбаты, с коротким сроком пребывания. Дисциплина без особого вреда для здоровья, но с такой красной уставщиной, чтобы возвращаться не хотелось. Служить, кстати, придется всем, а тот, кто до двадцати восьми лет успешно бегал от военкомата, заплатит серьезный штраф, так что хоть какую-то пользу в дело укрепления обороноспособности он внесет.
        - Людмила Степанян, телеканал «Первый». Михаил Викторович, вернется ли в школу обязательная военная подготовка?
        - Вернется, и повсеместно, когда государство будет к ней готово. Смысл - пробудить у мальчишек интерес к армии. Уроки должны быть такими, чтобы пацаны приходили, даже если родители купили им справки об освобождении. Каждый мужчина, как минимум в школе, должен понять, что такое оружие, как с ним обращаться. Опыт стран, в которых таких уроков нет, для нас интересен, но не подходит. Мы, как и в древности, граничим с варварами. Тот, кто знает историю, тот помнит: еще полтораста лет назад рядом с Россией находились государства с рынками рабов. Часть рабов на этих рынках была русскими.

* * *
        Каждый саммит СНГ - вроде пира на многоконфессиональной свадьбе: тут важно и раввину не положить поросенка вместо фаршированной щуки, и сыну Аллаха налить компот вместо вина. Кстати, нередко проблемы саммита те же самые. Президент среднеазиатской республики, еще недавно повторявший слова о необходимости построить «светское государство», решит сделать реверанс исламистам и расценит бокал вина как скрытое оскорбление.
        Но в остальном все сложнее и тоньше. Само собой, президенты Азербайджана и Армении должны сидеть подальше друг от друга. Немаловажно, в каком состоянии сейчас украинско-белорусские отношения. Лучше всего тоже президентов - переменного украинского и постоянного белорусского, рассадить подальше.
        Еще интересны намеки, переглядывания лидеров государств и их министров. Само присутствие главы МИД вместо главы государства уже ясный намек на градус интереса к событию. А потому, как переглядывается лидер Боратостана с российским или туркменским президентом, уже можно догадаться, куда хочет его страна направить газ - в «Южный поток» или в «Набуко».
        Впрочем, сегодня интересные намеки были на время забыты. Все слушали Столбова.
        - И, пожалуй, уважаемые присутствующие, самое главное. За прошедшие двадцать лет мы все, ну ладно, почти все, поняли одну маленькую вещь. Россия никуда не делась. Она на своем месте и продолжает выполнять свою главную функцию - быть гарантом безопасности региона. Все попытки ее кем-то заменить оказались бессмысленны. Ну, правда, присутствующие здесь - спасибо за это, - камрады прибалты вступили в НАТО. Насколько это серьезно, и насколько фикция, решать им самим. Надеюсь, практической проверки не последует.
        Позволил себе паузу, подождал, не будет ли возмущения. Не было.
        - Остальным братьям-сестрам по большому Союзу повезло еще меньше: им не удалось найти какой-то общей, объединяющей структуры. А значит, дорогие мои, хорошие, жить нам и дальше вместе. Учитывать обоюдные интересы. И помнить вторую строчку старого советского гимна.
        Кто-то не помнил. Старшие коллеги подсказали, кто навеки сплотил «союз нерушимый республик свободных»…

* * *
        На этот раз Татьяна и Костылев встретились не случайно - звездный генерал сам нашел пока еще действующего пресс-секретаря президента.
        - Как вам кандидатура Белоцерковского? - спросил он.
        Татьяна вздохнула. Отказывать она не очень любила, тем более - с обоснованиями. Сейчас же был именно такой случай.
        - Понимаете, Белоцерковский - человек талантливый. Энергичен, умеет писать и говорить - я прослушала его выступление на заседании Серафимовского клуба. Молод - ладно, такой недостаток проходит.
        - Я и сам его еле преодолел, - улыбнулся Костылев.
        «До конца ли?», - подумала Татьяна и продолжила:
        - Но вот что меня насторожило. Даже решительно не понравилось. В его статье «Четвертый шанс России» упор сделан на такой теме, как русский космизм. И основа русского космизма, по мнению Белоцерковского, зиждется на общении Циолковского и Федорова. Мол, великий космический выдумщик говорил о ракетных двигателях, а Федоров - о всеобщем воскрешении, что заранее предопределило особо глубокое русское восприятие космоса, откуда Королев, Гагарин и т. д.
        - Разве не так?
        - Понимаете, Александр, - Татьяна улыбнулась, причем не наигранно - дело в том, что я чуть-чуть в теме. В школе писала реферат по Циолковскому, потом немножко читала. И знаю то, что должны знать и вы: таких контактов между Циолковский и Федоровым не было. Добрый мечтатель Федоров подсовывал копейки юному фрику Циолковскому, и все.
        - Какая разница? - чуть не воскликнул Костылев. - Главное, что в результате!
        - Результатов, кстати, пока нет, идеи Федорова не пригодились, - ответила Татьяна. - Но дело не в этом. В «желтых» телепередачах, в «желтых» журналах исторические ляпы идут косяком, не «Караван историй», а караван ляпов. Но уровень Белоцерковского - не желтая газета. Поэтому, простите, он не ошибается. Он врет вполне осознанно. У него есть своя идеология, и он подтасовывает под эту идеологию факты. Я не хочу, чтобы пресс-секретарем первого лица государства был человек с таким мировоззрением, - сама чуть не улыбнулась своему пафосу.
        - Татьяна Анатольевна, предположим, он был бы абсолютным честнягой. Но, скажите правду, разве ему на таком посту не пришлось бы научиться врать? Вот, скажем, вам…
        Татьяна решила не обижаться:
        - Александр, вы в последнее время часто общаетесь с Михаилом Викторовичем. Постарайтесь убедить его, что школа лжи незаменима при такой работе. Что же касается меня, то я Сергея Белоцерковского рекомендовать не буду.
        - Что же, принципиальность штука полезная, - улыбнулся Костылев.

* * *
        На то, чтобы предупредить коллег об отлучке - нельзя же просто так бросить свой квадрат - ушло секунд пять. Не то, чтобы Степанов был большим поклонником Сент-Экзюпери, но Марину Красницкую он считал прирученной, а значит - и себя ответственным за нее.
        Красницкая уже отошла шагов на сто пятьдесят. Приблизившись, Степанов понял, что слежка есть, причем пешая и довольно наглая. Не будучи особым спецом в оперативной работе, Кирилл решил: так выслеживать можно, лишь будучи уверенным, что едва подойдет официальное лицо в форме, можно сунуть под нос корочку и послать по короткому адресу.
        «Хорошо бы, чтоб группа фиксации засняла товарища - пробьем по фото, да и заодно посмотрим, как отреагирует». Даже достал рацию, но загадочная «наружка» его опередила. Парень в рыжей кожанке сам вынул мобилу, что-то сказал - Степанов понял, что не по-русски.
        Тотчас же из ближайшего кармана вылетела синяя «мазда», скрежетнула по асфальту, тормозя возле Красницкой. Та, явно ожидавшая атаки, развернулась, пустилась через газон. «Мазда» опять стартовала с ревом, перевалила через бордюр, догнала женщину, ударила, сбила. Из раскрытых дверей выскочили двое парней в таких же рыжих куртках, как и у подбегавшего рыжего шпика, нагнулись над упавшей.
        - Стоять! - рявкнул Кирилл профессиональным ментовским голосом, перепрыгивая бордюр. Папка была переложена в левую руку, в правой - пистолет. Сзади топал коллега, обнаруживший слежку.
        Неизвестные охотники повели себя странно. Двое, не обращая внимания на приказ, схватили Красницую, потащили к машине. А третий бросился навстречу Степанову. В его руке тоже был пистолет.
        - Дай бумага! - крикнул он с нескрываемым акцентом. И, чтобы подкрепить приказ, прицелился в Степанова.
        - Федеральная служба охраны. Брось оружие, - сказал Кирилл. Как показалось, спокойно.
        Вместо этого парень выстрелил. Если хотел предупредить, то очень качественно: пуля просвистела возле головы бывшего мента.
        Или не предупредить? Дуло качнулось, целясь в корпус. Времени не было на обдуманное действие.
        Оказывается, Степанов умел действовать на автомате. Первая выпущенная им пуля вошла в предплечье. Вторая - в грудь. Третьей не понадобилось - парень опрокинулся на газон.
        Перевел взгляд на пару у машины, один тоже достал пистолет. Рядом щелкнул предохранитель - коллега изготовил оружие.
        Степанов выстрелил еще раз - вслед за выстрелом раздался звон обрушившегося стекла. Коллега тоже сделал предупредительный выстрел. Парни из «мазды», не желая продолжать дуэль, оставили на газоне и напарника, и Красницкую. Машина сорвалась с места и вылетела на дорогу.
        Нельзя сказать, чтобы вокруг была тишина, но Степанов услышал стук собственного сердца. Кроме того, обнаружил, что прикрывает грудь папкой. Той самой папкой, которую он полчаса назад искренне считал источником шизофренической информации, и из-за которой его только что чуть было не застрелили.

* * *
        Когда Столбов отошел в сторону с очередным собеседником, щелканье камер заметно возросло. Происходила сенсация, точнее - продолжение сенсации. Сенсацией стало уже то, что лидер этого государства прибыл в Россию. Страну, с которой не так давно воевал и даже иногда называл себя победителем. Страну, прежний президент которой однажды пообещал повесить его за яйца.
        Столбов все это помнил. Но послал Михаилу Саакашвили такое же приглашение, как и всем прочим членам СНГ. Несмотря на то, что Саакашвили вышел из Союза независимых государств с такой патетикой, с какой никто в этот Союз не входил.
        Разговор получился откровенным.
        - Тезка, поймите, - с улыбкой говорил Столбов, - новой России не нужно возбуждать патриотизм за счет наличия слабых пограничных врагов. В этом есть плюсы - сами знаете, я вернул в Россию и боржоми, и «Хванчкару». Но скажу откровенно: если бы я был президентом в две тысячи восьмом году, то не просто дошел бы до Тбилиси, а провел бы полную демилитаризацию Грузии. Собрал бы все оружие, кроме пистолей офицеров полиции, вывез в Черное море, и за борт. Вас пришлось бы убить.
        Саакашвили не обиделся, а спросил:
        - Почему так?
        - У России сейчас новая политика, и внутренняя, и внешняя. Русский человек дорого стоит, убивать его походя неправильно, нежелательно и опасно. А вы наших солдат-миротворцев убили. Ребята-то в чем-то виноваты?
        Грузинский президент промолчал.
        - Ладно, проехали. Лишь бы не повторять. Давайте решать вместе: чего мы хотим друг от друга.
        - Помогите вернуть Южную Осетию. И Абхазию, если повезет, - сказал Саакашвили.
        - А везение тут ни при чем, - ответил Столбов. - Хотите, я вам опишу последовательность возвращения обеих республик?
        Собеседник кивнул.
        - Начать надо с возвращения Грузии в Россию.
        - А иначе нельзя? - растерянно произнес собеседник.
        - Нельзя. Слушайте. Сначала союзный договор, потом соглашение об инкорпорации и все прочие формальности. Не сомневаюсь, два маленьких государства за свою независимость держаться не будут и тоже станут провинциями России. Тогда порядок на улицах того же Сухуми будут блюсти русские городовые из внутренних войск. Межнациональные конфликты - исключены. Вот тогда в Абхазию начнут возвращаться грузинские беженцы. Ну, а дальше, - Столбов улыбнулся, - все зависит от вашего министерства планирования семьи. Если оно заинтересовано в увеличении народа, а не в его сокращении, то лет через сто пятьдесят грузины станут большинством в Сухуми. Сначала грузина выберут мэром города, еще через полвека грузин станет главой Абхазии. После этого Грузия сможет сказать: Абхазия опять наша.
        Грузинский президент молчал с полминуты, не зная, рассмеяться в ответ или возмутиться. Наконец сказал нейтральным тоном:
        - Я правильно понял, что эта программа на двести лет?
        - Думаю, даже на триста. Вы ведь считаете себя великим народом, а разве великие народы торопятся? - улыбнулся Столбов. - И помните главное условие: сначала надо стать частью России.
        Грузинский тезка растерянно кивнул.

* * *
        Домов в Венеции мало, все больше дворцы - палаццо. Венецианцы в них живут редко - все больше иностранцы. Вот и это палаццо средней историко-художественной значимости на Гранд-Канале, переменившее за XX век пяток хозяев, теперь принадлежало гражданину РФ.
        Принадлежать-то принадлежало. Этому гражданину многое еще что принадлежало. К примеру, в его поместье на реке Оредеж, в Ленинградской области, на облицовку стен пошел мрамор из Каррары, и там же он поставил копию Медного всадника. Полюбоваться из окна за утренним кофе.
        Вот только свое поместье скромный чиновник 90-х и большой нефтетрейдер нулевых, миллиардер не видел с января. Пусть ордер на арест не выписан, все равно лучше держаться подальше. Сидеть среди винтажной обстановки, с вкраплениями элементов подлинников, поглядывать на гондолы-вапоретто, и ждать, что же будет в Москве. Образумится ли новая власть, позволит играть по прежним правилам? Или - деньги давай, себе четверть оставляй? Кстати, с палаццо придется расстаться. Отношения у Москвы с Римом дружественные, заочно осужденным олигархам сохранить собственность в Италии не удастся.
        Ждать до развязки оставалось не так и много времени.
        Сегодня у него были гости - друзья по садовому кооперативу «Мельница», объединенные общей судьбой. Еще полгода назад, по меркам Венецианской республики, они считались бы дожами. Сейчас - ощущали себя эмигрантами. Была проблема: как сберечь деньги. И надежда: вдруг проблема решится в Москве. Поэтому и ждали новостей из России и Диндара. Вместе же собрались потому, что есть решения, которые принимают лишь на личной встрече.
        Первыми пришли вести с Родины. Согласно им, выход на одного из столбовских друзей оказался успешен. Нет, конечно, парень не догадывался, кто подсунул ему наживку и, главное, для чего. Но «мельничные» прекрасно понимали ключевой принцип «хард сейла» - силовой продажи. Главное, всунуть товар в руки, пусть считает своим. Тогда будет куплен по любой цене.
        Правда, в данном случае куплен будет сам покупатель.
        Уточнили у Николаича: подготовлено ли продолжение банкета? Тот сказал, что ремонтная бригада уже в Москве, в умеренно-спортивном режиме проедает суточные, ждет приказа. Рабочий инструмент, рабочий транспорт тоже готовы. По первому сигналу будет проведена операция. О которой вслух не хотели говорить даже здесь. Мало ли какие средневековые безэлектронные средства прослушки сохранились в этих стенах?
        Потом пришли новости из Диндара.
        Васильич позвонил из аэропорта, после регистрации и пограничных формальностей. Радости в голосе не было:
        - Писец! Облом! Подкатил ко мне этот Абдул, тот самый референт из королевского Минфина. Говорит, что ваше инвестиционное предложение признано неприемлемым и дальнейшие контакты нежелательны. Потом сказал: если хотите успеть на лондонский рейс в 14.30, то это возможно, места уже забронированы, билеты куплены за счет Его Величества, вам остается собрать вещи. Сувениры и упаковку фиников доставят в аэропорт. Бля! Кто же этим шайтанам перца под хвост насыпал?
        - Спокойней, друг, - ответил Николаич, - еще привлекут тебя за русский мат и чертыханье на исламской земле. Выпей, отдохни, из «Хитроу» лети в «Марко Поло», вечером расскажешь.
        Обратился к собранию:
        - Вот, мужики, и ответ. Без ремонтной операции не обойтись.

* * *
        Если в Венеции нервничали те, кто благодаря Столбову выпал из седла, то в Москве более-менее открыто встречались те, кто надеялся благодаря Столбову оказаться на коне. Но не оказался.
        После смены власти товарищи Григория Луцкого считали себя «национально-ориентированным» бизнесом - это «Мельница» подалась в беглые космополиты. Товарный знак следовало поддерживать, поэтому и встречались они в клубе-ресторане, декорированном под древнерусский терем. Официанты в малиновых кафтанах, расшитых черными орлами, подавали на тяжелых, серебряных подносах лишь те угощения-лакомства, что были присущи русской кухне до Петра I.
        Стены и столпы, подпиравшие низкие своды, были расписаны сценами древнерусского княжеского веселья: скоморохи и шуты, забавляющие честной пир. Сегодня эти картинки казались уместны, как никогда. Обсуждалась шутка не то чтобы самая злая из всех возможных, но доброй ее тоже было бы не назвать.
        Предложил ее Александр Борисович, тот самый, что недавно принимал Столбова в своей великолепной бане. Кстати, по роду своего бизнеса был он заинтересован, чтобы шутка стала чем-то большим, чем шуткой.
        Остальные гости поддерживали на словах: да, пора показать президенту - не один он в доме хозяин. Но побаивались. Как в школе: решили новую училку проучить - контрольную сорвать всем классом. И здорово, и боязно. Тем более, что в новой русской истории олигархи уже так шутили. Один еле успел долететь до Лондона, другой храбро пер на рожон до конца и потом научился под Читой шить рукавицы. Кстати, о нем…
        - Может, спросим Михаила Борисовича, как он спрогнозирует реакцию тезки? - предложил кто-то.
        - Он же теперь государственный человек. Стукнет сразу.
        - Стучать будет вряд ли, но сорвет…
        Собрание обратилось к Луцкому. Кто, в конце концов, здесь лучший столбовский друг?
        - Советы нам не нужны, - сказал тот. - Кто бы нам чего ни сказал, все равно самим отвечать. Мне в первую очередь.
        - Так сделаем, или бздим дальше? - спросил Александр Борисович.
        - Делаем, - храбро заметил Луцкий. - Бабло собираем сразу же и налом. Хотя там, в Думе, быдло еще то, но с запросами.
        - Все равно расход на копейку, - сказал Александр Борисович…
        - Зато будет нам потом отдача, на рубль, - заметил один из участников. Заметил тихо, не хотел заслужить репутацию главного бздуна.

* * *
        Президентский фуршет, как нередко бывает с пиршествами такого уровня, завершился быстро. Среди глав государств встречались не дураки выпить и мастера хорошенько принять на грудь, но они предпочитали делать это в менее официальных условиях. Пообщаться со Столбовым удалось и в перерывах.
        Российский президент уже хотел раньше времени отбыть в Кремль, как вдруг увидел Ивана Афанасьева, думского представителя. Решил не откладывать неприятное дело. Впрочем, когда решение уже принято, от этого всегда легче.
        - Иван Тимофеевич, поговорить надо немножко.
        - О взаимоотношениях парламентов республик СНГ?
        - Нет. О соблазнах государевой службы.
        Реакция Ивана была неожиданной. Ни растерянности, ни страха, ни прочих чувств уличенного мальчишки. Если и сравнивать с мальчишкой, так когда одноклассник предложил отойти от школьного крыльца и выяснить отношения. А тот и сам рад приглашению к драке.
        - Хорошо, поговорим, - сказал Иван. - Сам хочу.
        Сели за накрытый столик. Обслуга, не спрашивая, удалилась на уважительную дистанцию. Поняла, что чужие уши разговору не нужны.
        - Сам хочу, - продолжил Иван, - с вами, Михаил Викторович… С тобой, Миша, водки выпить и душу открыть. Очень много государева времени не займу. Можно?
        - Можно, - кивнул Столбов. - Наливай, Вань.
        - Я родился в Усинске, - сказал думский полпред. - До Полярного круга доехать - два часа. Поэтому там и реальные белые ночи, и темные дни. Только без Эрмитажа. Две погоды есть: плохая и морозная.
        Столбов снова кивнул: видал такие края.
        - Пацаном занимался туризмом, потом пригодилось в десанте. Однажды вывезли нас на Черноморское побережье Кавказа. Разрядный поход. И вот помню, однажды вышли мы к обрыву. Высота - почти «тысячник». Травка свежая, цветочки, сосенки… Пахнет - пить не надо, если запах такой. Облачка рядом проходят. А внизу - море. Пляж, прибой. И такая мечта дурацкая появилась: была бы волшебная палочка, взмахнул бы. Раз - и с этого райского лужка перелетел на пляж. Искупнулся, полежал на песочке. И обратно, в горный ветерок. Такая мечта.
        - Ну, за сбычу, - осторожно сказал Столбов.
        Выпили.
        - И вот, Миша, - продолжил Иван, - с тех пор со мной это просто как мания. По горам шел с автоматом, мыкался после службы, в больнице лежал - всегда море, горы, домик в горах. И волшебная ниточка между ними. Я из запоя-то, сам знаешь, нелегко выходил.
        - Знаю. Поосторожнее с водочкой.
        - Потому тогда и вылез: лежал под капельницей и увидел, как море уходит куда-то. Подумалось: пропил мечту. Испугался, вылез. А недавно…
        Иван опять налил водку в рюмки, запивку, проткнул вилкой соленый рыжик. Наступил постыдный момент рассказа, и торопиться не хотелось.
        - Было заседание комитета по промышленности. Тоже потом фуршет. Я сказал об этой мечте. А дня четыре назад Виктор Крамин, он, хотя и единоросс, но «Веру» тайно спонсировал прошлой осенью. Так вот, этот Крамин говорит: есть дачка под Геленджиком. Она на плато, и индивидуальный канатный спуск к морю. А там - тоже участок. И все это в комплексе. Показал мне видео. Миша, я забыл, как дышать! Вот она, моя мечта!
        - Дачка есть, а ты причем? - жестко спросил Столбов.
        - Говорит, дачку можно купить, хозяин недвижимость сбрасывает, так что скидка будет в пятьдесят процентов. Назвал сумму. У меня таких денег нет все равно, так он обещал беспроцентный кредит.
        - И беспроцентный, и безвозвратный? - предположил Столбов.
        - Да, безвозвратный, - не тушуясь, подтвердил Иван. - И надо мне сделать совсем немножко. Сейчас закон о спиртном будет первое чтение проходить. Так вот, появилось маленькое дополнение, совсем мелкое. Если к нему кто привяжется, я должен был поторопить голосование.
        Столбов не спрашивал. Просто выжидающе глядел на Ивана.
        - Там, где говорится о предельном градусе, будет маленькая оговорочка: «кроме напитков, изготовленных на основе натурального меда и фруктовых соков». Смысл такой: крепкое пиво и все эти дурацкие газированные коктейли заменить натуральными медами, как на Древней Руси. Тогда, кстати, это и детям пить полагалось.
        - Не транслируй пропаганду, - резко сказал Столбов. Иван кивнул.
        - Ладно с этим медом. Просто это, и правда, мелочь. У Крамина, как я понял, уже линия поставлена, эту медовуху разливать. Пусть этим побалуется годик, потом закон изменим. Зато… Неужели я права не имею? За что же мы столько лет боролись, и в Зимовце, и когда шли власть брать?
        Сказал с вызовом, почти подростковым, задиристо взглянул на Столбова. Тот поднял рюмку.
        - Вань, давай за честность. Спасибо, что сказал.
        Чокнулся, выпил. Закусил маслиной, добавил пару канапе - похоже, за день так и не поел всерьез. И продолжил:
        - Насчет медовухи - понятно. Все эти натуральные продукты - как рябчиково-конская колбаса: один рябчик на одну лошадь. Ложка меда на чан, в остальном такая химия, что на Западе ею уже тараканов травить запрещено. Что печень садить подросткам, что почки - невелика разница.
        Иван вздохнул, будто собирал в горле аргументы. Но промолчал.
        - Теперь насчет мечты. Извини, Ваня, ошибся я. Думская работа не для тебя. Найду другое дело. Хочешь - на тех же югах, в Сочи, в Геленджике. Со всех ног бежать с нынешнего поста не надо, вместе обмозгуем, кого на твое место в Думе поставить. Тогда и уйдешь.
        - Я взял кредит, - тихо сказал Иван.
        - Вернешь. Будет рыпаться товарищ - сам с ним вежливо поговорю. А мечту будешь строить. Есть у тебя дачка под Зимовцом, можешь мне продать. Я миллионер официальный, у тебя куплю по очень хорошей цене. Возьмешь другой кредит, надолго. Тебе дадут. Еще деньги подтянешь. Такую волшебную дачку вряд ли найдешь сразу, но участок - может быть. И лет за пять, может, семь - построишь.
        - А иначе? - голос Ивана опять стал подростково резким.
        - Нельзя иначе. Я не для того пошел во власть, чтобы в декабре победить, а в марте у моей команды уже появились бы терема с балконами на море. Будем так себя вести - так нас тряханет, что будешь мечтать об Усинске.
        - Не хочу пять лет ждать, - тихо, но с глубинным ожесточением сказал Иван. - Сопьюсь.
        - А ты не пей, вот и не сопьешься, - ответил Столбов.

* * *
        Спасибо эсенгешным президентам, приехали без жен. Татьяне удалось избежать докучливых церемониалов.
        Радость была невелика. Во-первых, послезавтра все равно придется быть первой леди на все сто. Приезжает французский президент и его великолепная супруга. Значит, неизбежная культурно-благотворительная программа.
        Татьяна попыталась составить ее сама. Придумала тему: «Французская культура с детским акцентом». К примеру, все «Ералаши» и мультики про мушкетеров. Или, посещая интернат для детей-инвалидов - было такое в программе - спросить: «Ребята, сколько вы знаете анекдотов про Красную шапочку?». Только проследить, чтобы педагоги-организаторы не запретили рассказывать неприличные…
        Затея ушла волку под хвост. В Министерстве культуры, по согласованию с МИДом, поменяли тему на «Французское просвещение и российская государственность». Выставка про Екатерину Вторую и французских просветителей, на эту же тему небольшой концерт и посещение лицея, где детишки знают французский с горшка. Чтобы французская сторона подумала: вся Россия такая. Отбиться не удалось. Столбов предложил самой договориться с министерствами: «У меня других дел хватает, кроме этих вольтеров и бомарше». Не договорилась.
        Кстати, как недавно сказал питерский друг ее юности Мальчик Евграф: «Твой Столбов - окончательный капут вольтерьянству в России». Теперь трудись, пиши речь, доказывай, что это не так.
        Еще и будь готова, что все окажется не так, как нужно. Президентские жены речи не пишут - это Татьяна узнала в первый месяц, как оказалась в новом статусе. Ей, сдуру, удалось добиться права стать спичрайтером для самой себя. Сдуру, потому что заодно так и не смогла выбить другое право: быть цензором самой себя. Вот и сейчас она представляла, как серьезные дяди службы протокола прочтут ее писанину, похвалят, но… «Было бы желательно… крайне необходимо… очень важно» поправить то и это. Честное слово, в ее журналистской юности, когда пожилой редактор «Смены» ласково говорил ей: «Сестренка, что за хрень написала?», было куда легче.
        Иногда хотелось сорваться, послать все лесом. Но это не работа, милая. Это, напомним, твой статус - первая леди, царица всероссийская. Пока не родила, пока в силах, изволь быть примой этого театра. Башмачки хрустальные, платье шелковое, на ножках невидимые цепи. Подобрать бы к ним ключик да рвануть подальше, как Мальвина от Карабаса-Барабаса…
        Столбов появился неожиданно, когда Таня с десятой попытки все же сочинила какую-то связную нить. Ждала-ждала, а тут пришлось оторваться. «Я, как и все, рада его видеть, но понимает ли он, что пришел, себя подарил, чужую работу сорвал?» - некстати подумала она.
        Президент был слегка пьян, благодушен и весел. В таком состоянии он, как жемчужная устрица, мог любую проблему обкатать и превратить в драгоценный шарик.
        - Поздравляю, - сказал он с порога, - у Навального инфаркт!
        - Где повод для поздравления? - поинтересовалась Татьяна. - Жив?
        - Конечно. Жив и жить будет. Иначе бы я горевал. Вчера Цурский застрелился. Бывший глава «Нефтестроя», персонаж РосПила с большим стажем, его совсем загнали: подписка о невыезде, арест активов и т. д. Он с пистолетом в сортир и ба-бах, а у Навального - муки совести. Остальной нечестной братии предупреждение: все серьезно. Навальный на месяц на больничном, я уже нашел нового главу фонда «Возвращение».
        - Батяню?
        - Нет. Он говорит, что совсем оставить свою безопасность не может, продолжит на общественных началах. Костылев.
        - Он же генерал звездных войск, - то ли напомнила, то ли спросила Татьяна.
        - Справится, - махнул рукой Столбов. - Добывать информацию он умеет, использовать - научится.
        - Поздравляю с новым назначенцем, - вяло сказала Татьяна. - Еще чего хорошего?
        - Поговорил со всем бывшим Союзом, нашел взаимопонимание. Братские и не братские президенты поняли, что Россия единая, вечная и незаменимая. А еще сделал одно доброе дело…
        Он уже хотел было рассказать о разговоре с Иваном, о том, как сумел обойтись без расправы, без увольнения, сам нашел выход и, кажется, убедил старого друга, что иначе нельзя. Улыбнулся, приготовился, почти открыл рот. Но Татьяна сказала сама:
        - Узнал, где находится Макс?
        - Нет, - без всякой радости сказал Столбов: действительно, подзабыл за злобой дня. - А ты дозвонилась?
        - Все телефоны в отключке. Найти телефоны родни у меня нет полномочий. Так что пропал человек.
        - Не маленький, найдется, - резко сказал Столбов. - И вообще, если по уму, то что с ним могло случиться - будет уроком. Не воруй, и тебя будут по гроб беречь за государственный счет. Своровал - выживай, как знаешь.
        - Макс - не самый подходящий учебный экспонат, - возразила Татьяна.
        - Я не могу думать только о Максе, - уже зло сказал Столбов, - так бывает, когда слегка выпившие люди чувствуют, что их обидели. - Помнишь большое интервью?
        - Мой косяк с НТВ? - беспечно, но с внутренним напряжением произнесла Татьяна.
        - И его тоже. Не в этом дело. Я сказал, что в случае массированной агрессии Россия готова применить на своих границах тактическое ядерное оружие. Это значит, и несколько своих поселков накрыть, может, и города. Потери будут на тысячи. И никто, кроме правителя, такое решение не примет. Такая вот ноша. А тут - застенчивый мальчик украл и пропал после легкой взбучки.
        Татьяна державный пафос не поняла.
        - Я сама ношу сейчас несу, никакому правителю не понять. Слушай, Миша, а скажи совсем по правде: если бы я пропала, ты бы заметил?
        - Смотря когда, - зло сказал Столбов. - Сама знаешь, такие дни бывают, когда не заметишь, как утро кончилось и вечер начался. Если бы хотела, чтобы кроме тебя никого у мужа в голове не было, вышла бы за сторожа автопарковки. И то, достанешь его однажды наездами без повода - забудет и гульнет.
        Татьяна отшатнулась. Устыдился, взял за плечо, притянул к себе.
        - Не хочу без тебя. И не могу.
        Татьяна не вырвалась. Но к груди прижать себя не позволила. Лишь тихо прошептала: «Проверим». Отстранилась и сказала, что хочет спать.
        - И я тоже, - ответил Столбов. - Даже почту проверять не буду. Обойдусь без вечернего массажа для души.
        Глава 7

* * *
        Несмотря на хлопотный день - как-никак визит президента Франции - Батяня нашел три минуты для отдельного разговора со Степановым.
        - Вот что, ковбой. Огорчу тебя и обрадую: ни ордена на грудь не будет, ни погоны срывать не придется.
        - Насчет погон понятно, а вот орден-то за что? - ответил Степанов. Был у него к Батяне и вопрос посерьезней, но решил пока отложить.
        - Шуткуешь? Правильно делаешь. Объясняю. Ты влез не в свою заваруху. Начался кипешь в секторе ответственности - передал информацию, а уж там топтунов от ФСБ хватает.
        - Так времени не было.
        - Твое дело - прежде всего. Но ты сообразил передать, что ушел из квадрата. Участок свой не оставил без прикрытия - это правильно.
        - А что это были за клоуны? - спросил Степанов.
        - Будешь смеяться - коллеги. Охрана президента Кушанстана. У них эта контора с расширенной сферой компетентности: если нужно отловить какую-нибудь персону в другой стране, скрутят без вопросов.
        - Их ищут?
        - Нет. Парнишку, которого ты подстрелил, ночью увезли из больницы. Прямо на каталке, с капельницей. Явились двое ихних, плюс наш эфесбешник - эти конторы дружат по договору. Может, долечивается в посольстве, а может, и добили - за то, что от твоей пули не увернулся. Остальная парочка улетела из России ночным рейсом.
        - А как с Красницкой?
        - Этой гражданкой, из-за которой все и заварилось? У нее перелом ноги, так что в больницу. В обычную брать не хотели - она же гражданка этого Кушанстана, страховки нет. Пришлось отвезти в президентскую. Там с охраной нормально, пусть лечится. Кирюша, ты, кстати, объясни мне историю инцидента.
        Кирилл Степанов рассказал. Потом спросил.
        - Как быть с папкой? Я же обещал.
        - К Михаилу Викторовичу сейчас, в смысле сегодня, подходить не советую - у него проблемы, скажем так, на разных фронтах. Но показать придется. Дай-ка ее мне, попробую оценить, насколько всё серьезно.
        - Я уже вчера оценил, - вздохнул Степанов, - мимо уха просвистело.
        - Не будь так, ей самое место в отделе по обращениям граждан. С учетом инцидента придется разбираться. Сам скажу, когда тебе лучше обратиться к шефу.
        - Вадим Сергеевич, вам в любом случае будет проще.
        Батяня взглянул на Кирилла, вздохнул.
        - Ох, не знаю, не знаю. Может, так сложится, что скоро сам попрошу тебя слово за меня замолвить. Давай, как я просил, учи уставы в свободное время.

* * *
        Отдать кредит просто так Ивану не удалось. Крамин объяснил, почему.
        - Помните, Иван Тимофеевич, как договаривались: деньги даются под обязательство непременно приобрести участок недвижимости «Морская фиалка». Продавалась она с очень серьезной скидкой. Почти тридцать процентов. Пока вы держали дачу при себе, были два предложения, с разницей в восемь-десять миллионов. Потеря очевидна, так что с вас неустойка в три миллиона.
        - Откуда у скромного президентского полпреда такие деньги? - ответил Иван.
        - При таких долгах на государственной службе делать нечего, это управленческая азбука, - сказал Крамин, не заметив вопрос. - Впрочем, есть вариант, позволяющий сохранить дачу и даже получить небольшой кредит на обустройство. Продолжаем переговоры?
        - Продолжаем, - хрипло сказал Иван. Вчера, после разговора со Столбовым, он добавил, причем основательно. Лучшие патентованные похмелины так и не помогли избавиться от муторной тоски.
        - Хорошо. Вы ведь вряд ли смогли грамотно объяснить Михаилу Викторовичу, чем отличаются хорошие природные напитки от синтетического пойла? Ничего, убеждать - тоже профессия, этим должны заниматься профессионалы. Необходимо, чтобы с Михаилом Викторовичем встретились профессиональные эксперты и объяснили ему, что закон лучше чуть смягчить. А ваша задача - помочь добиться встречи президента и экспертов.
        - Он со мной вряд ли второй раз об этом заговорит, - сказал Иван, наполнил стакан минералкой и булькнул в него таблетку-шипучку.
        - Все гораздо проще, - сказал собеседник Крамина, верно, из тех же экспертов. - Михаил Викторович заходит в Думу редко, но заходит. Ваша задача - сообщить нам, когда он придет в Думу в очередной раз. Главное, не раньше, чем часов за двенадцать до визита. Уговорите его - дача ваша.
        - Хорошо, узнаю, когда будет - скажу.
        Иван отхлебнул шипящий коктейль. На миг вернулось трезвомыслие. Подумалось: как же эти алкогольные эксперты смогут за одну встречу переубедить Столбова? Что у них будут за аргументы, какие предложения? Благотворительная программа на несколько миллиардов евро? Не согласится. Тогда что?
        Нутро, преодолев коктейль, выдало в мозг очередную терпимую, но беспросветную болевую волну. Требовался мысленный болеутолитель. И душа создала его, в очередной раз напомнив про зеленый лужок и синеющие волны. Сейчас бы в эти волны с головой. Потом встать на колени в прибое, тряхнуть волосами, фыркнуть, подставить волосы под бриз. И все в порядке.
        У людей, которые дарят тебе мечту, и с аргументами все должно быть в порядке. Иван не то чтобы так подумал. Он так почувствовал, измученным телом и измученной и обиженной душой.

* * *
        Франция - старейшая великая республика Европы - знает толк в парадных церемониалах побольше, чем иные сохранившиеся монархии. Именно потому французский официальный визит всегда считался если не самым проблемным, то самым ответственным событием для службы протокола российского президента.
        Впрочем, с соблюдением ритуалов проблем не возникло. При новом хозяине Кремля и Президентский полк подтянулся. Не то, чтобы Столбов лично устраивал проверки и разносы. Просто, когда новый президент в каждой предвыборной речи напоминал, что он - офицер запаса, служивые само собой поняли: во власти свой человек. Тем более, что сам Столбов, посещая Президентский полк, заметил: между показухой и соответствием церемониалу есть существенная разница.
        Кивера, начищенные пуговицы, всадники на конях одной масти. Совсем как двести лет назад, когда Наполеон и Александр поделили Европу, и один император отправился погостить к другому. Вес, в военном и промышленном смысле, у двух стран разный. Впрочем, Франция - ядерная держава, к тому же, со своим норовом. Умела и Вашингтону возразить, и в ЕС добивается своего - есть чему поучиться.
        Французского президента торжественно встретили, привезли в Кремль. Официальные переговоры начались в Георгиевском зале. Смысл их был двойной. Во-первых, у двух стран есть общие интересы, вопросы, проблемы - есть о чем говорить. Во-вторых, пусть Франция и не председатель Евросоюза, все равно этот визит можно было назвать посольством Европы.
        Президенты обменялись речами. Гость выразил надежду, что Россия при новом лидере будет гарантом мира и стабильности на Евроазиатском континенте, а иностранные инвестиции, понятно, французские, в первую очередь, будут защищены лучше, чем прежде. Столбов отметил про себя, что иной европейский лидер ограничился бы устной надеждой, что Россия будет соблюдать договоренности и права человека.
        Ответную речь Столбов составил сам. Только показал спичрайтеру и экспертам - нет ли логических и прочих ляпов. Не обнаружили.
        Он приветствовал гостя как представителя страны, всегда проводившей независимую политику и умевшей найти компромисс между союзными договоренностями и национальными интересами. Заявил, что и Россия считает такую политику наиболее правильной для себя. Напомнил: страна самая большая в мире, поэтому свой путь и своя идентичность будут у нее в любом случае, хоть нарочно сохраняй, хоть нарочно ломай. Но зачем ломать?
        - При этом, если говорить об основном векторе, наш путь не будет принципиально отличаться от вашего, и европейского пути вообще. Я управляю Россией, потому что этого захотел русский народ. Когда кончится мой первый срок, народ может избрать меня опять, или избрать кого-нибудь другого. Когда же закончится второй срок, тогда к власти придет другой правитель. Так что в главном противоречий нет. Что же касается частностей, то - да, наши страны достаточно разные, кто бы спорил.
        Французский президент спорить не стал. Правда, спросил коллегу: не собирается ли Россия все же выполнить августовские договоренности 2008 года и вывести войска с территории Грузии, то есть Южной Осетии?
        Столбов на это:
        - Если такой шаг позволит нам улучшить отношения, можно и вывести. Но тогда просьба: передайте, пожалуйста, грузинскому лидеру, что в случае первой же серьезной проблемы войска вернутся в течение часа и на этот раз даже дойдут до Тбилиси. Я сказал ему это позавчера, но повторение, да к тому же от столь уважаемого источника, не помешает.
        Француз пообещал передать.

* * *
        Небольшой пансионат-гостиница в ближнем Подмосковье считался отелем среднего класса, и бригаде приезжих строителей в нем было не место. Однако разговор между начальником гастарбайтеров и руководителем проекта был именно таким.
        - Микола, привет. Работа должна начаться завтра. Да, тот самый объект, задача та же самая. Инструмент возьмете в городе, так проще. Сегодня вечером будет рабочий транспорт. Загружайтесь в восемь утра. На исходных точках быть к девяти и ждать заказчика. Если на объекте не будет энергии, тогда вечером возвращайтесь.
        - С инструментом?
        - Нет. Инструмент оставьте в Москве, вывозить не надо. До связи.
        Микола сообщил бригаде из двенадцати мастеров, что самая неприятная часть любой операции - ожидание - подошла к концу.

* * *
        Татьяна стояла у первого клодтовского коня по правой стороне Аничкова моста и гадала: через сколько минут увидит гостя города, который прижмется боком к камню, изогнется, разглядывая части тела жеребца, отличающие его от кобылы? По одной легенде, на конских гениталиях изображен портрет светлейшего князя Потемкина-Таврического, по другой - Наполеона. В высокий туристский сезон любитель залезть под коня находится между третьей и пятой минутой, но в конце марта ждать, пожалуй, придется дольше.
        Почему она так делала? Просто гуляла по городу. А так как гулять ей полагалось медленно, то делала остановки. Почему бы во время одной из них не полюбоваться на любопытных дураков?
        Сложнее было сказать, почему она оказалась в Питере. Вообще-то давно мечтала посетить малую родину. А еще: давно хотела проверить, по силам ли ей побег. Оказалось - по силам. И размолвка со Столбовым. Три причины: сера, селитра, уголь - порох и взрыв. Этот взрыв и перенес ее из Первопрестольной столицы в культурную.
        Для взрыва необходима искра. Искрой стало культурное мероприятие, точнее, инцидент, связанный с ним.
        К французскому лицею подъехали одновременно с супругой французского президента. Француженка вошла в здание быстро, а Татьяне пришлось задержаться. К ней прорвалась пожилая дама в вязаной беретке. Вернее, Татьяна сама подошла к ней, чуть не вырвав у охраны.
        Оказалось, дочка этой дамы работает в школе учительницей. Мать должна была передать ей номерок к какому-то медицинскому светилу - еле достала, причем, по ОМС. Дочка долго не могла отпроситься у начальства, а когда отпросилась, то ФСО уже ввело режим на объекте: «Не впускать, не выпускать».
        Татьяна попыталась убедить охрану, но безуспешно. Если Столбов как-то смог выдрессировать непосредственно свою охрану, чтобы не обижала граждан, то сотрудники, охранявшие других высокопоставленных персон, вели себя бессовестно и беспощадно.
        Уговорить командира не удалось - он извинялся, но повторял, что пока не поступил непосредственный приказ начальства, должен действовать строго по инструкции. Таня хотела было позвонить Батяне и обеспечить приказ, но махнула рукой и пошла в лицей.
        С этой минуты ее ничто не радовало. Ни директриса, подобострастная до неприличия, будто за оплошность ее школу могли закрыть. Ни французская делегация, казалось, изящно намекающая: неужто не могли придумать чего-нибудь поинтереснее, чем песни для французов на французском языке? Ни даже детишки, с такими сосредоточенными мордашками, будто им предстояло не читать стишки и петь песенки, а сказать заклинание, дарующее бессмертие, но при ошибке - смерть. Таня некстати вспомнила, как перед знаменитым свиданием Александра с Наполеоном, на мосту через Неман, русские солдаты-песенники заучивали «Марсельезу»: «Алена сарафан потри».
        Даже прыснула в кулак, вызвав удивление французов и испуг директрисы.
        При первом же удобном случае нашла «заложницу», ожидавшую в кабинете конца мероприятия. Сказала, что выведет, если та покажет запасную лестницу.
        Французская гостья увлеченно болтала с директрисой, на Татьяну не смотрели. Она кивнула издали охране: отлучусь недалеко - и вместе с несчастным педагогом вышла на лестницу.
        Из здания вышли без проблем. У калитки стояли двое сотрудников, старший - парень совсем не симпатичный, недавно ее чем-то доставший. Татьяна подошла чуть ли не танцующей походкой к ошарашенному офицеру и тихо, душевно проворковала:
        - Можно. Отпустили. Жди, сейчас вернусь. Скажешь, что ушла, до возвращения - вылетишь со службы.
        И вышла на шумную московскую улицу. Поскорее рассталась с педагогом, чтоб не слышать благодарностей. По уму требовалось вернуться. Но так не хотелось!
        Побег оказался импровизацией. Татьяна остановила такси, нормальное, с шашечками, торговаться не стала, и на Ленинградский вокзал. Наличных денег было не так и много. Зато проверила карту - впервые с прошлого декабря. Заметила, что жила все это время по безналичному расчету, не замечая, сколько на карте и на кармане. Денег набежало немало, больше ста пятидесяти тысяч.
        Взяла билет на дневной «Сапсано» за пятнадцать минут до отхода поезда. Отключила связь, задремала, попутно обрадовавшись, что первая леди России еще не засветилась на экране и обложках, чтобы ловить на себе недоуменные взгляды попутчиков.
        Приехала еще засветло. Не торопясь покинула вокзал, обогнула площадь Восстания. Не попросить ли мужа переименовать ее, назвав по старому - Знаменская? Перешла Невский, взглянула в створ самого известного проспекта России, увернулась от троллейбуса и поняла - дома.
        Выпила чаю в какой-то новой сетевой забегаловке, съела простенькую плюшку. Дома она чуть-чуть вольничала с режимом, но сейчас, на выезде, а по правде говоря - в побеге, хотелось быть осторожнее. Погладила себя по животу: «Не волнуйся. Может, твоего папу и обижу, но тебя - нет».
        Допив чашку, Татьяна поняла: ей недостаточно приехать в гости к камням. Требовались люди - старые друзья и подруги, хорошая, добрая посиделка. Татьяна знала: отравленные звери, и не обязательно дикие, обычная Мурка, инстинктом найдут на лугу травку, которая их если и не спасет, то даст шанс. Ей надоели эти официальные лица, вежливая, но безликая обслуга, немногочисленные, замотанные друзья. Кстати, где Макс? Помнила песенку из доброго мультфильма: «Нам дворцов заманчивые своды…». Узнала за полгода, насколько эти своды заманчивы, и насколько они не заменят привычных вещей.
        Вынула мобилу, отключенную с прошлой осени. Нашла в контактном списке Димку Горыныча, позвонила. Выдержала минуту эмоционального удивления, потом удивила еще больше, сказав, что заглянет. Впрочем, Горыныч уже преодолел первый шок и назвал имена нескольких людей, которых он бы пригласил, если Танюша не возражает. Танюша не возразила.
        Проблему она поняла, лишь ткнув кнопку отбоя. Рано или поздно об этом номере вспомнит Столбов. Позвонит. И, извини, Димка Горыныч, появятся волшебники на ковре-вертолете и вернут ее под заманчивые своды. Кстати, надо подумать, как? Летать бы она не хотела.
        Да, еще Быков. Надо бы с ним встретиться, понять, что можно для него сделать, поддержать хотя бы. Заодно выяснить подробности этой гадкой истории. Тоже причина избежать отправки в Москву.

* * *
        Переговоры продолжились, уже тет-а-тет. Тон был, как и прежде, максимально дружественным.
        В чем-то они напоминали транзитную беседу с германским канцлером. Француз поблагодарил Столбова за то, что работать в России стало заметно проще, особенно бизнесу средней руки. Волокиты стало чуть меньше, поборов - очевидно меньше. Столбов ответил: это основная задача новой российской власти, будем стараться, чтобы французам было так же просто вложить деньги в российское предприятие, как в любой стране ЕС. Если учесть налоговые льготы, то выгода будет очевидной.
        От бизнеса перешли к визам. Столбов сообщил о русской инициативе: отменить визы для ЕС Француз похвалил. В очередной раз сказал, что был бы рад отмене виз для граждан России.
        - Мне бы все-таки хотелось понять, - улыбнулся Столбов, - что должны сделать мы, чтобы увидеть взаимность от Европы?
        Француз перечислил несколько второстепенных причин технико-бюрократического свойства и перешел к главному. По его словам, ЕС пугает не столько Россия, сколько СНГ: не затопит ли сперва Россию, а потом и Европу азиатский миграционный поток?
        - Буквально вчера я общался с коллегами из стран бывшего СССР, - ответил Столбов. - Постарался приучить их к мысли, пока не всех, лишь некоторых, что внешние границы этих стран должны контролироваться пограничной службой России, иначе нам придется создавать свою, полноценную границу. Само собой, это касается наших азиатских партнеров. Так что именно эта причина, надеюсь, скоро перейдет в категорию несущественных.
        Француз предложил построить еще один «Мистраль». Столбов ответил, что Россия пересматривает свою военную концепцию и временно воздерживается от крупных проектов.
        Во время минутного перерыва официант принес кофе. За ним, по традиции, предполагалось обсудить какую-нибудь проблему. Столбов надеялся, что французский гость, в отличие от коллег из северных стран, обойдется без обсуждений прав педерастов.
        Официант протянул Столбову записку. Почерк Батяни.
        «Миша, прости, проблема: Татьяна исчезла со встречи в лицее. Вышла на улицу, видимо уехала. Головы уже оторвал, ищу».
        Столбов отхлебнул кофе - умеренно-крепкий, с легким, неназойливым ароматом. Убедил себя, что напиток доставляет удовольствие. Взял карандаш, секундным росчерком написал:
        «Отвечу через 20 минут».
        Отдал записку. Коротким усилием воли вогнал в голову мысль, что двадцать минут ничего не решат.
        - Моя страна сделала достаточно много для урегулирования грузинского конфликта и не намерена отказаться от миссии посредника…
        «А… Он опять про Грузию. Придется повторить».
        Столбов улыбнулся и пересказал недавний разговор со своим тезкой. О том, что глупые санкции уже отменены, но если повторится что-то подобное августу 2008 года, тезка, из соображений человеколюбия, будет повешен за шею.
        - В остальном нам спорить не о чем. Конечно, если, не дай бог, отношения изменятся так, что понадобится посредничество, можете не сомневаться, мы обратимся именно к Парижу. Но вряд ли кто-нибудь заинтересован, чтобы такая потребность появилась.
        Француз согласился и перешел к другой проблеме - Уго Чавесу. Вчера, кстати, его тайно вывезли из российского посольства и отправили на Кубу, отдыхать и лечиться. Но кубинцы намекнули, что если ЕС осудит такое гостеприимство, красному диктатору придется искать новое убежище.
        - Объясните, пожалуйста, почему Россия принимает такое участие в судьбе общепризнанного тирана? - спросил француз. И добавил: - Среди некоторых европейских стран бытует устойчивое мнение, будто новое руководство России хотело бы управлять своей страной, используя подобные демагогические и тиранские методы.
        Столбов ответил на это, что политика России действительно изменилось и убежище, сугубо из гуманистических соображений, - часть новой идеологи. Потом добавил:
        - Кстати, если проблемы возникнут и у вас, помните, Россия всегда предоставит вам убежище. Это не современная прихоть, это одна из наших традиций. К примеру, после Французской революции Россия приняла больше французских эмигрантов, чем все остальные страны Европы вместе взятые. Ведь царица Екатерина когда-то спонсировала просветителей, подарила Вольтеру соболью шубу, а значит, русская державность была ответственна за идеологию якобинства. Кстати, эта страничка истории будет сегодня упомянута не раз, но…
        После чего деликатно подошел к теме «срыв культурной программы». Мол, у супруги, как раз собиравшейся сделать доклад на тему «Французские просветители и русская державность», после посещения лицея обострение самочувствия, все же восьмой месяц беременности.
        Француз посмотрел понимающе и начал сам обсуждать интересную тему. Прибегал к эвфемизмам, смягчал. Выходило, что на западе Западной Европы испокон веков жила французская Красавица, а на востоке Восточной Европы - русское Чудовище. Красавица была изящной, остроумной, либеральной, просвещенной, а Чудовище - неуклюжим, грубым и самодержавным. Но душевным, а так как Красавица превыше всего почитала душевность, то они тянулись друг к другу, заключали военные союзы, переводили литературу и т. д.
        Было не понятно, то ли французский гость сам дошел до этих мыслей, то ли ему подсказали. Но он увлекся историческими примерами и логическими конструкциями. Столбов слушал, поддакивал, улыбался. Будто они обсуждали важный двухсторонний договор.
        Наконец французское остроумие иссякло, и был объявлен перерыв чуть подольше. Столбов спокойно вышел из зала, а потом едва ли не бегом удалился в ближайший рабочий кабинет. С Батяней говорить не стал, только кинул: «Буду звонить, смотри, чтобы никто близко не подходил. Найди Таню!».
        Вошел в контактный список, ткнул имя, заодно отметив, что не пользовался этой связью с Татьяной еще с прошлого года.
        Обычно такие заброшенные телефоны отвечают молчанием. Но тут, после короткой паузы - бесконечной паузы, раздался первый, неуверенный гудок. А потом знакомый голос.
        - Да, слушаю.
        - Тань, - Столбов еле удержал себя от радостного крика, - Таня, ты где?
        - В Питере. Со мной все в порядке.

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Борис Семененко, журнал «Огонек». В мае нынешнего года в Москве наверняка будет предпринята очередная попытка провести «Парад гордости». Ваше отношение к этому мероприятию?
        - Отрицательное. Главным условием проведения такого парада будет отсутствие любых милицейских подразделений в радиусе километра от места события. Это достаточно жесткий, но единственный способ объяснить определенным гражданам, что относительно узаконивания противоестественности в обществе нет раскола, а напротив, мнение подавляющего большинства вполне однозначно. Если один гражданин считает, что имеет право убеждать остальных, что быть пидором - достойно и почетно, то другой гражданин имеет полное право ему возразить. И первое, и второе - разные грани свободы самовыражения.
        - Но ведь терпимое отношение к сексуальным меньшинствам является одной из конвенциональных ценностей современного цивилизованного общества…
        - Россия или соблюдает международные договоры, которые подписала, или отказывается от их выполнения. Если же говорить о так называемых неофициальных конвенциях, то хочу напомнить: Россия перестала жить по понятиям. Причем по любым понятиям, и блатным, и либеральным.

* * *
        Застенчивая шкодливость - одно из немногих чувств, не отдаляющих человека от животного мира, но, скорее, с ним сближающих. Пушистый Барсик, обоссавший хозяйский тапок, и ребенок, разбивший графин во время кражи варенья, ведут себя одинаково.
        Точно так же вели себя в этот день и депутаты Госдумы. Воровато переглядывались, но чаще - не глядели друг на друга. Непрестанно улыбались, ведь улыбка не только флаг корабля и «Макдональдса», но и самая надежная маскировка. А если в кафе или в скудной стеклянной «курилке» рождался разговор, то треть думцев была готова говорить о чем угодно, хоть о загадке Тутанхамона, лишь бы не о сегодняшнем голосовании.
        Некоторые, малая часть, все же не лицемерили, понимали, что творят. Перед вечерним заседанием кучковались, спорили. Наконец расселись.
        Основным в повестке дня был законопроект «Антиводка». Идея была смелая, а значит спорная, а значит - имела немало противников. Кто-то, не особо скрываясь, относил себя к алкогольному лобби: пусть сограждане спиваются с доходом в казну, чем травятся паленкой. Еще больше думцев пусть и не были связаны с ликероводочной промышленностью, но соглашались с этим аргументом. Говорили о «пьяных углах», о переходе страны на наркотики, о том, что европейские, в данном случае - скандинавские наработки на родной почве плода не дадут. Называли саму идею законодательно бороться с водкой «горбачевской», а это уже само по себе прибавляло с полсотни противников.
        Если бы не напоминание президентского полпреда в Госдуме Ивана Афанасьева о том, что законопроект разрабатывал непосредственно сам Столбов и что очень просил принять, то, пожалуй, вопрос сняли бы с голосования. А так - внесли в повестку дня, и по предварительным раскладам ожидался перевес в сотню голосов.
        И тут - сенсация. Для принятия законопроекта не хватило тридцати голосов. Такой разрыв часто называли «украинским результатом» - как в Верховной Раде. «Против» голосовала даже треть фракции «Вера». Кое-кто и прежде отвергал «горбачевский» закон, но большинство противников переменили мнение неожиданно и скандально. У них-то и было наиболее шкодливое выражение на лице.
        Согласно новому регламенту Думы отвергнутый закон полагалось ставить на новое голосование лишь на следующий календарный день. Поэтому отдельные крики: «Переголосовать немедленно» успеха не имели. Тем более, что президентский полпред идею не поддержал.
        Некоторое время спустя в кабинет к Ивану зашел Крамин со своим малознакомым референтом. Вот у них на лице никакой шкодливости не было.
        - Ну что, - весело сказал Крамин, - думаю, пора приглашать Михаила Викторовича в Госдуму для беседы с нашими экспертами.
        - Эту бодягу не вы подстроили? - спросил Иван.
        - Нет, - улыбнулся Крамин, - это без нас подсуетились. Честное слово!
        И был он столь искренен, что не поверить - невозможно.

* * *
        Дима Горыныч родился в Кировограде. Огонь изо рта он не извергал, просто имел фамилию Горанович, сокращенную еще в детском саду. В девятом классе он впервые побывал в Ленинграде и поставил перед собой одну из главных задач жизни - поселиться в городе на Неве. К своей мечте шел через смены работ, обмены и продажи квартир, причем какое-то время жил даже в ближнем Подмосковье, откуда принято перебираться в Первопрестольную. Но мечте детства не изменил и обзавелся двухкомнатной квартирой в Коломне - старом питерском районе, где канал Грибоедова впадает в Фонтанку. Вместе с женой работал в одной газете: он - редактор спортивного отдела, она - выпускающий редактор. Татьяна считала Горыныча «более коренным» петербуржцем, чем те, кто может похвастать питерской родней до 1917 года.
        Квартира Горыныча не была идеальным местом для вечерних посиделок - малые дети. Поступили просто: для детей и частной жизни родителей две комнаты, а для гостей - кухня, прокуренная, с покарябанным столом и постоянно обновляемой коллекцией наиболее экзотических бутылок. Когда-то, в советско-перестроечные времена, в такие коллекции входила тара от виски и рома, сейчас же что-нибудь более оригинальное. Скажем, виски кубанского производства, кривая бутыль из-под египетского джина и бутыль с остатками рязанского самогона.
        До визита к Горынычу Татьяна погуляла по Питеру, прошла весь Невский проспект до Васильевского острова. Потом на такси, и поскорее к Быкову. Того перевели под домашний арест: не очень распространенная мера пресечения, но в его случае, безусловно, снисходительная.
        Быков обрадовался Татьяне, как и любому гостю - по его словам, участковый милиционер ходил чаще, чем его друзья. Был он трезвый - дал зарок завязать, и очень грустный.
        - Татьяна Анатольевна, попроси Мишу меня простить, - сказал он едва ли не десять раз за время встречи. - Не ожидал, что так его подставлю.
        Оказывается, Быков был в курсе всего, что пишут в газетах, смотрел телевизор. Его упоминали редко, а в основном - Столбова. Говорили о «распоясавшихся опричниках», о «лицензии на расправу».
        - Наверное, меня надо хоть ненадолго посадить, - несколько раз повторил Быков. - Косяк-то мой, дурил я минуты три, не больше, а Михаилу Викторовичу - позор.
        Татьяна его успокоила, сказала, что дурацкие статьи лучше не замечать, и вообще ему помогут. Сама видела: человек так наказан, больше уже некуда.
        Когда выходила от Быкова, позвонил Столбов. Она сказала ему, что в Питере, хотела извиниться, сообщить про Быкова. Но Столбов, как заранее записанный голосовой файл, просто приказал ей встать на перекрестке и ждать, когда подъедет ФСО и заберет.
        На упреки она бы ответила. А так - просто дождалась, пока он договорит, и сказала, что так и сделает. Но завтра. Сегодня вечером ей охота пообщаться с нормальными людьми, а не с дурацкими дворцовыми куклами. После чего нажала отбой и поехала к Горынычу.
        Через час, на всякий случай, отключила и этот мобильник. Даже вынула аккумулятор.

* * *
        Официальная часть визита завершилась в восемь вечера. Протокол пришлось составить с учетом отсутствия жен. Программу перекроили скоро и умело, заменили выставку винным рестораном. Французскому гостю это явно понравилось. Он похвалил Столбова за то, что здоровье жены оказалось важнее обязательного мероприятия. Его супруга, кстати, отправилась в Академию национальных танцев. В компании беременной жены Столбова это было бы неестественно.
        За бокалом вина говорили о делах второстепенной важности - о культурных обменах, велопробегах дружбы, о пропаганде здорового образа жизни. Француз еще раз похвалил российского лидера за то, что его жена является примером для беременных. Оценил антиалкогольные законы, посоветовал русским пить такие же вина, как они в этот вечер, и тогда проблем с алкоголем у нации не будет.
        Кто бы поспорил? Вино было настолько сухое и изысканное, что Столбов встал из-за стола еще трезвее, чем сел.
        Попрощался с французом - тот отбывал тем же вечером. Тотчас же позвонил Иван и сообщил, что Госдума впервые провалила президентский законопроект.
        - Ты об этом знал? - спокойно спросил Столбов.
        - Нет. Полный сюрприз. Ворчали чуть-чуть, но чтобы столько из нашей фракции были «против»… Пидоры!
        Столбов взял еще несколько секунд паузы - самому сосредоточиться и позволить Ивану осознать свой косяк. Провал президентского законопроекта может быть сюрпризом для президента. Но не для его представителя в парламенте. Среди депутатов из своей фракции, да впрочем, и фракций оппозиции, всегда найдется достаточно стукачей, готовых вовремя предупредить о такой засаде. До этого «Вера» шла в Госдуме от победы к победе, но командир побеждающей армии не должен забывать о разведке.
        - И что делать будем? - наконец спросил Столбов.
        - Со мной просто, - ответил Иван. - Хотел дать мне другую работу - давай поскорей. Если с явным понижением - не обижусь. А насчет закона думаю так: тебе надо в Думу прийти. Причем завтра, причем внезапно. Не то, чтобы наехать на них, а снять эмоцию: понять, почему они так…
        - Во-первых, - сказал Столбов, - вот сейчас, Вань, тебе уходить из Думы не надо. Мой принцип знаешь: я за первый косяк никого коленом под зад не выпихивал. За подлянку да, могу. Но тут если и есть подлянка, то не твоя. Так что пусть господа депутаты твою рожу еще потерпят немножко.
        - Спасибо.
        - А во-вторых, не царское дело бегать в говорильню из-за проваленных законов. Этак они захотят меня видеть на трибуне через день. Или каждый. Захотелось со мной пообщаться, раз - и голосуют «против». Лучше ты пока с ними пообщайся по кабинетам, с кем чайку, с кем покрепче. С кем душевно, на кого топнешь. Поймешь, из-за чего они так. Согласен?
        - Миша, пойми, это не просто закон. Не знаю, слыхал ты или нет, как тебя называли в Думе из-за него?
        - Горбачевым?
        - Именно! Мол, «веселие Руси пити… не можно жити», а он взял да и покусился на святую радость. Нельзя такие вещи пропускать обычным голосовальным конвейером. Ты же сам понимаешь, сейчас в Думе полно людей, которые из-за тебя осенью рисковали и карьерой, и деньгами, кто-то и жизнью. Для них депутатский мандат - не просто полезная корочка, они считают, что по-прежнему в твоей команде. А тут, можно сказать, новую войну объявили и хотя бы посоветовались с ними!
        Голос Ивана стал настойчиво-задушевным. Так мальчишка умоляет родителей купить велосипед или собаку, потому что после этого он станет самым лучшим, самым послушным. Сотни аргументов рождает голова, самые отборные идут на язык, в надежде войти в сознание собеседника. «Ну, пожалуйста…»
        - Понимаешь, Миш, я когда-то интервью читал депутата самого первого Верховного совета, по которому потом из танков, в девяносто третьем. Он жаловался: правительство закон за законом, реформу за реформой предлагает, и хоть бы раз Гайдар объяснил нам, зачем это нужно! С пол-литрой, без пол-литры, попытался бы объяснить, для чего нужна шоковая терапия и ваучеры. Так и сейчас. Миша, честное слово, не верят они, будто эти законы от тебя! Им обидно: такой важный закон, а тебя нет. Зайди, хоть на полчасика!
        «Так меня и Таня просила не раз, а я не послушал», - подумал Столбов.
        Лишний раз поругал себя, почему лишь сейчас понял: парламентская работа - не для Ивана. Он хоть и языкаст, но для такого коллектива этого качества оказалось мало. Кто виноват? Он, Столбов.
        Значит, надо в порядке самонаказания выполнить просьбу.
        - Ладно. Зайду на час. Оповести: кто не придет президента слушать - тому сам уши надеру. Только не сегодня, а завтра, после одиннадцати - внезапный визит. Ох, забыл. Завтра же эта хрень…
        Завтра действительно была хрень: очередной Всемирный конгресс соотечественников. На открытии побывать придется и еще хотелось немножко побродить по рабочим комиссиям, поговорить. Впрочем, с часу до трех у них перерыв. Ладно, поддержу Ваньку.
        - Буду в начале второго. Чтобы к половине в зале были все, кто хочет меня слушать. Лады?
        - Лады! - Иван заметно повеселел. - Слушай, Миш, а можешь ты еще немножко поговорить с экспертами?
        - Какими экспертами?
        - Ну, с экспертами-оппонентами водочного закона. Может, они и объяснят, почему депутаты упрямятся?
        - Эксперты не голосуют. Нечего время тратить.
        - Но эти не дураки…
        - А гении? Пусть подготовят аргументы, хоть письменно, хоть аудио. Главное - на две минуты, не больше. Гений виден за минуту. Все, Вань, извини, времени нет. До встречи в Думе в начале второго.
        Едва отключился от разговора с Иваном, на связь вышел Батяня:
        - Добрый вечер, господин президент. Докладываю: Я в «Пулково».
        Столбов даже не спросил, для чего. Все же сказал:
        - Сам-то зачем?
        - Ты же приказал: найди ее скорее. Я и в Питер.
        - Извини, - вздохнул Столбов, - извини за нечеткую формулировку. По-прежнему не отвечает?
        - Да.
        - Ладно. Успехов.
        За телефонными разговорами домчался до Кремля. Взглянул на часы, вздохнул - чем бы заняться?
        На самом деле, чем заняться Столбов понимал. Можно сказать, зрительно представлял. Видел, как после всего этого гнусного дня подходит к шкафу, вынимает бутылку, льет в стакан янтарную жидкость. И без всякой закуски, без смакующих глоточков, как советуют эстеты, вливает коньяк себе в глотку.
        Представил картинку, заодно и вкус армянского коньяка. После чего резким движением картинку эту стер. Мечтать о том, как выпьешь один… Не опасно ли?
        Но если не один, то с кем? Звонить Ивану не хотелось. Еще заговорит опять о тех же самых экспертах. Кстати. Ведь это, должно быть, те же самые эксперты, что дачку ему подарили. Если он о них скажет хоть слово, отменю завтрашний визит. Лучше не встречаться.
        Батяня летит в Питер. И вообще, чего-то дуется в последнее время. После четвертого тоста начнет выкладывать, что на душе. Спасибо, сегодня не надо. Не хочу.
        Вообще-то, если честно, Столбову очень хотелось отомстить Татьяне за ее свинскую выходку. Обычным мужским способом. Только как организовать? Не те времена, когда царь с верным денщиком кружил по ночной слободе, высматривая двор, перед которым заместо красного фонаря воткнут шест с соломой…
        С этими размышлениями добрался до офиса фонда Возвращение. Несмотря на позднее время, Костылев был еще на месте.
        - Привет, джедай, - усмехнулся Столбов. - Ну-ка, огорчи меня, да поскорей!
        - Для чего? - невозмутимо ответил Костылев. Понятное дело, он оторвался от своих компьютерных дел, встал перед Верховным главнокомандующим. Но чуть-чуть намекал: хорошо бы понять, чего ради оторвали?
        - А все меня сегодня огорчают. Давай и ты, до кучи. Не можешь? Ну, тогда обрадуй, развесели как-нибудь.
        - К концу недели будет готов хороший портфель по питерским нефтетрейдерам, со всеми зарубежными схемами…
        - А если не по работе развеселиться? Саш, ты же москвич, да?
        - Даже коренной, - ответил Костылев.
        - Забавная штука, коренной москвич в генералах. Ладно, как-нибудь биографию расскажешь. Слушай, а расскажи сегодня. Ты чего, коньячок, или беленькую предпочитаешь?
        - Вообще-то…
        - Понял, виски, - закончил Столбов.

* * *
        - Игорь Павлович, вечер добрый, - сказал Иван. - Уговорил я отца нации. Будет завтра в Госдуме во втором часу. Умаялся, честно говоря. С экспертами чуть сложнее.
        Боялся, что Крамин немедленно скажет: «Хорошо, но мало. Пригласил, теперь изволь подвести к нужным людям для важного разговора». А после этого - опять претензии: почему разговора не вышло, почему продал невозделанный участок? Вот был бы разговор с полезными последствиями - тогда дачка твоя.
        К радостному удивлению Ивана, Крамин оказался нетребовательным.
        - Конечно, грустно, что сложнее. Ладно, ничего, накачаем депутатов, чтобы они вывели на экспертов. Спасибо, Иван Тимофеевич. Будем считать, дело сделали…
        - Насчет «Морской фиалки»…
        - Когда Столбов приедет в Думу, - закончил фразу Крамин. - Вот тогда все, ваша часть по договору отработана. Сами понимаете, таких людей, как вы, обманывать нельзя. Точно во втором часу?
        - Точно, - ответил Иван.

* * *
        «Мы снова возвращаемся к главной сенсации дня. Президентский законопроект в нижней палате Федерального собрания не набрал необходимого количества голосов. Большинство депутатов Госдумы недоступны для комментариев, но мы уговорили высказаться одного из них, представителя фракции КПРФ Сергея Метелкина. Сергей, вы голосовали „за“ или „против“?
        - Конечно против!
        - Почему? Ведь председатель КПРФ месяц назад заявил в Думе, что в России продолжается спаивание населения?
        - Не надо воспроизводить ошибки предателя Горбачева! Алкоголизацию населения сможет предотвратить только подлинно народное правительство…»
        Луцкий щелкнул пультом.
        - Получилось! Бля, точно, получилось!
        - Ага!
        Луцкий и его друзья-приятели тусовались в душевной баньке Александра Борисовича. Телевизор в таком месте - обычно неиспользуемая деталь интерьера. В виде исключения взглянули на последние новости - да, сработала. Отсюда и радость, как у детишек, запустивших ракету до третьего этажа.
        Однако и страх, как у таких же пиротехников. Шум, искры, соседкина простыня на веревке прожжена, того и гляди «пожарка» приедет.
        - Не боись, - сказал Луцкий после того, как вздрогнули в очередной раз. - Теперь говорить будет проще.
        - А кому говорить?
        - Мне, кому же еще. Ладно, не впервой.

* * *
        «Забавно, даже не думала, какие ушельцы мои друзья, - подумала Татьяна. - Случись эта тусовка в Москве, уже два часа назад какая-нибудь сука кинула бы новость в твиттер или в ЖЖ: „Жена президента тусит на обычной кухне“. А тут то ли люди честные, то ли непродвинутые. Скорее всего, всё вместе».
        Уже давно стемнело. Кухню, как и положено, освещали голая, неэкономная лампочка под потолком и два синих цветка газовой конфорки. Гостеприимный Горыныч наварил пельменей, выложил на стол все запасы из холодильника, и, похоже, выставил весь бар. Народ подтягивался, кто с парой бутылок пива, кто - с одной, но виски. Кто-то оказал честь столу, придя сам, без всего. Татьяне постоянно приходилось бороться за стакан с соком, чтобы не утащили для запивки.
        Хозяином был, понятное дело, Горыныч - кому приходить, решал он, потому и приходили все, кто хотел, из общих друзей и знакомых. К сожалению, именно из друзей пришли не все - не смогла дозвониться. А из знакомых были те, кого Таня если бы и хотела видеть, то в последнюю очередь.
        Ну ладно, Альдога. Ее тезка, Таня Толстопятова. В Питер приехала из псковского города Опочка. Еще студенткой нашла в себе кровь древних новгородцев, а также финнов и шведов. Пришла к мысли, что Невский край или Ингерманландия должны отделиться от проклятого Московского ханства. Научилась играть на гитаре и флейте, сочинила тридцать песен, в основном оплакивающих проигрыш шведами Северной войны. Была столь изящна и величественна, что даже ОМОН, когда задерживал ее на разных маршах, вел к автобусу так, как фрейлины ведут принцессу.
        Ладно, Альдога-Ладога зазнайка, но молчаливая - терпимо. Хуже было с Пашей.
        Бард Паша обладал всеми качествами гения, кроме одного - им не был. Стандартный хриплый голос, дурной перепев чужих песен и никуда не годные стихи собственного сочинения; о неопрятности, долгах и манерах - умолчим. Иногда он встревал в чужой разговор просто так, иногда начинал поэтикопрозаический речитатив под звон своей гитары. Иногда так делал Галич - Паша постоянно на него и ссылался. Но Таня не сомневалась: при встрече на одной кухне Галич уже через час сломал бы о затылок Паши собственную гитару.
        Комарицын был полной противоположностью Паши. Талантливый, действительно талантливый обозреватель двух печатных и пяти сетевых изданий, известный блогер, что для Питера, кстати, редкость. Метко и беспощадно критиковал всех, всегда ощущая грань, за которой последует разрыв отношений и отлучение от кормушек. И «Единая Россия», и оппозиция в прежние годы звали к себе - не соглашался. Пожалуй, именно он и мог бы кинуть в твиттер новость - «Первая леди на питерской кухне». Но не делал этого - явно хотел насытить любопытство.
        Эту троицу Татьяна выделяла в первую очередь по простой причине: довольно скоро именно они начали задавать тон на вечеринке, превратив остальных присутствующих в статистов.
        - Танюша, может, хотя бы ты объяснишь мне эту непонятную историю с Чавесом? - спросил Комарицин. - Вроде бы, курс на прагматизм во внешней политике. И вдруг? Зачем?
        Татьяна начала пересказывать то, что говорил Столбов на пресс-конференции, пока Альдога не решила ее дополнить. То есть, перебила.
        - Старый сюжет, - улыбнулась она, - несостоявшийся договор Ивана Грозного и Елизаветы Английской. Царь-душегуб, убийца Новгорода, предложил ей: мол, давай, если твои холопы тебя свергнут, будешь жить у меня, в каком-нибудь Касимове. А если меня свергнут - приютишь в Англии. Правда, Елизавета прислала торговый договор, а Ваня-мучитель обозвал ее «пошлой девкой».
        - Ну, Чавес и Столбов все же в разных весовых категориях, - заметил Комарицин, явно придумавший свое объяснение, но еще не решивший, стоит ли его озвучить.
        - А, все просто! - гаркнул Паша и ударил по струнам. - Как там, у Губермана:
        Ни вверх не глядя, ни вперед,
        сижу с друзьями-разгильдяями,
        и наплевать нам, чья берет -
        В борьбе мерзавцев с негодяями.
        - Царская невеста, будь любезна, расскажи, кто, наконец, победит в этой великой и праведной борьбе на ее нынешнем этапе?
        «Бездарные гитаристы», - хотела ответить Татьяна, но пожалела Пашу. Раньше он душевно перепевал Окуджаву, а может, и сейчас не забыл. Поэтому ответила что-то абстрактное, типа «Бобро как всегда победит Козло».
        Иногда сквозь вопросы Комарицына, реплики Альдоги и гитарные импровизации Паши прорывались вопросы прочих гостей, друзей, знакомых. В общем-то, представимые вопросы, о кремлевской жизни. Обидной была даже не их наивность. Обидней было другое: Татьяна надеялась, что сейчас оживет прошлое, атмосфера таких вот кухонь конца 80-х и 90-х, да, именно 90-х, не весь Питер тогда подался в бизнес и в Москву. На кухнях тоже пили и пели.
        Но нет, она оказалась столичной штучкой. Можно сказать, главным угощением вечера. Спасибо, хоть не подавали челобитные, а о свободных кремлевских вакансиях - «Нет ли и для меня местечка?» - говорили с юмором.
        Впрочем, в каждой шутке есть мостик к серьезному продолжению. Поэтому Татьяна не раз напомнила о рекорах: подавайте заявления, это сейчас самая перспективная должность. Правда, придется рвать попу на флаг родины «Битлз», но это условие придумала не она.
        - Забавная идея эти рекоры, - заметил Комарицин. - Может, объяснишь, что это такое?
        - Я объясню, - перебил Паша, для солидности потрепав гитару. - Помнишь, у Галича: «А вослед ей ражие долдоны, шутки отпускали жеребячьи». Это и есть ражие долдоны, чтобы окончательно оприходовать страну.
        - Это люди, которые знают… - начала Татьяна.
        - Продолжаем Галича, - прозвенел в ответ Паша, - «Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы, не бойтесь мора и глада, а бойтесь единственно только того, кто скажет: „Я знаю, как надо“». Кстати, скажи, как близкая к телу: когда за эту песню будут сажать?
        - И мне это интересно, - заметила Альдога.

* * *
        - Вот ты как думаешь, что сейчас нужнее всего для России?
        - Большой скачок, - ответил Костылев, не задумываясь. - Понимаете, Михаил Викторович, самое опасное для нас - это повторить ошибку коммунистов и начать догонять всех, кто нас опередил. Да, по стали и углю мы после войны догнали Америку. Но к тому времени Америка передала выплавку стали другим странам и создала персональный компьютер. Поэтому нужно играть на опережение.
        - Правильно, - согласился Столбов. - А ты чего не играешь на опережение?
        Костылев не понял.
        - Застой в процессе, - пояснил Столбов, указывая на рюмки. Костылев кивнул, наполнил их коньяком. Себе постарался налить поменьше.
        Сидели в президентском кабинете. Резервная бутылка виски так и оказалась невостребованной, генерал космических сил удовлетворился президентским коньяком. Закусывали классическими сухофруктами и орешками.
        - Давай о России говорить, - с самого начала предложил Столбов.
        - О прошлом или настоящем? - уточнил Костылев.
        - О прошлом - надоело, о настоящем - неохота, особенно сегодня. Давай о будущем, о звездных дорогах.
        - Давайте, - охотно подхватил Костылев. И начал излагать свое видение ближайшего будущего.
        - Если мы хотим оказаться впереди, то должны не бежать следом, а обгонять. Это как в игре «Цивилизация» - технология будущего номер один, два и т. д.
        - Играл, помню, - сказал Столбов. - Только тут вот какая штука, Саня. В этой цивилизейшен, если помнишь, перескакивать было нельзя от технологии А к технологии С без промежуточного этапа - технологии В.
        - А мы должны научиться, - ответил Костылев. - Ведь Россия при Петре Первом обогнала Европу, миновав несколько стадий развития.
        - Петр воевал, то с турками, то со шведами, - напомнил Столбов.
        - И мы должны, - непринужденно ответил молодой генерал. - Помните, когда Пушкин сравнивал Николая Первого с Петром: «Россию вдруг он оживил, войной, надеждою, трудами»? Нам тоже война нужна, чтобы слегка встряхнуться. Мобилизовать, для начала, мозги.
        - С кем воевать будем? - заинтересовался Столбов.
        - С кем попроще. К примеру, в Приднестровье. Конечно, лучше в Прибалтике, но это чуть опаснее, нужны хорошие разведданные о том, как отреагирует НАТО. А в Приднестровье просто. Сначала - инцидент. Обстрел приднестровского села, непременно гибель двух мирных семей. Пожар с разрушениями, зафиксированный со спутника. Одновременно уничтожение автомобиля местной полиции и обстрел, хотя бы с ранениями, патруля наших миротворцев. МИД и Минобороны действуют согласованно, динамику не теряют, уже через сорок восемь часов наши танки плюс приднестровские войска идут на Кишинев и берут город. Перебрасываем войска на захваченные аэродромы и берем под контроль всю территорию Молдавии за пару дней.
        - А как возникнет инцидент?
        - Технически это не трудно. Вы же сами должны знать, есть и спецслужбы, и спецподразделения. Была бы политическая воля.
        - Ну, хорошо, победили. Дальше что?
        - Самое главное. Сухопутной и морской границы с подконтрольной территорией у нас нет. Украина захочет преференции за право транзита грузов и людей. Что мы должны сделать? Придется наладить воздушный мост, чтобы вся местная экономика функционировала благодаря транспортной авиации. Тяжелое авиастроение получит такой импульс, какого не было полвека. Вообще, Молдова - не обязательно. Можно и Крым, но тут не хотелось бы мелочиться, от Украины можно взять и побольше. Можно и Балтию, но тут уже самолеты не нужны.
        - А почему именно самолеты?
        - Чтобы с одной стороны развивался авиакосмический комплекс. Ну, тут, извините, я лоббист своего болота. А еще важнее, чтобы в телеящике, каждый день в новостях: десятки «Русланов» летят и везут грузы. Вроде берлинского воздушного моста тысяча девятьсот сорок восьмого года. Америкосы сухое молоко и картошку везли в Берлин, супер реклама своим ВВС и авиапрому вообще. Нам тоже нужна мощная патриотическая телекартинка, чтобы детишки сами хотели оказаться в пилотской кабине. Или проектировать новые самолеты. Ну, и заодно докажем миру, что мы - сверхдержава. Потому что только сверхдержава способна создать воздушный мост.
        - А последствия просчитаем? Санкции, к примеру, - поинтересовался Столбов. Генерал звездных войск махнул рукой:
        - До конца с Западом не поссоримся все равно. Есть нефть и газ, другие ресурсы. Покупали у Сталина, купят и у нас. Мелкие санкции будут, хорошо, чтобы нам на пользу. В идеале, здорово, если бы ЕС запретил нашим гражданам, всем, а не только чиновникам, ездить в Европу. А если такого подарка не дождемся, подсуетиться придется самим. К примеру, всем не прошедшим военные сборы - запрет на выезд.
        «Приятно послушать, - подумал Столбов, - бухтит за державу. Нет, чтобы о различных мелких выгодах, как прочие собеседники за последние сутки».
        - Наливай. Идея интересная, но я думаю, с внешними заморочками торопиться не надо. Сейчас главное, Россию укрепить внутри. А это можно и без войны. Ну, давай, космонавт, за мирное звездное небо над головой.

* * *
        Запись в ЖЖ блогера zloyfaker.
        «Итак, в нашем парламенте произошел акт спонтанного группового неверия. Даже самому народному президенту за всю историю России было бы хорошо помнить народную мудрость: гни-гни, да не перегни. Очередной перегиб, или загиб, как хотите, вызвал в народной памяти горбачевские антиалкогольные эксперименты, и последовала отдача.
        Лично я бы посоветовал зрителям российской трагикомедии запастись не только попкорном и сушеной воблой, но и валидолом. Памятный всем ЕБН, несмотря на свой тяжелый запойный характер, почти полгода бодался с парламентом, пока не прибег к танкам. Господин МВС вряд ли столь же выдержан. Не удивлюсь, если пулеметные очереди и разрывы раздадутся у стен Госдумы уже завтра».

* * *
        Татьяне хотелось плакать. Останавливали, пожалуй, лишь две причины: кто здесь ее поймет? И вторая: постоянная необходимость защищаться - а для этого надо быть сильной. Не столько полемизировать, сколько делать замечания: «Я же беременная женщина! Не можете курить на площадке, так хотя бы курите в вытяжку над плитой». Нет же, обязательно надо протянуть дрожащую руку к газовой плите, прикурить от синего цветка, дойти до стола, стряхнуть пепел в первое попавшееся блюдце.
        Кстати, раньше такого не было. Соблюдалось определенное джентльменство: если присутствует хотя бы одна дама - всем дымить на лестнице.
        Многое, очень многое изменилось. Немало джентльменов покинули кухонные тусовки. Кто-то поселился в дальних краях и общается с друзьями в ЖЖ. Кто-то ушел в мейнстрим, в карьеру. Кто-то - из жизни, от инфаркта или колес бешеной тачки, когда похмельным утром, покачиваясь, переходил трассу.
        А может, и это не главное. Она захотела вернуться в прошлое, когда под щемящие песни и вино, казалось, так мало было нужно, чтобы произошло чудо: хорошие люди однажды не струсят и выйдут на площадь в назначенный час, полковник Васин наконец-то потушит горящий поезд, спящая красавица - Родина-уродина - наконец-то нас полюбит, сволочи покаются, и к власти придет добрый и хороший народ. И жизнь наладится, оставшись такой же душевной, как при социализме, и станет такой же комфортной, как положено при капитализме.
        Мечты не сбылись, а жизнь наладилась, но как-то странно. Выпивать стало можно в заведениях, споры, точнее, срач, продолжились в ЖЖ. Выйти на площадь в назначенный час было не так просто, как в 90-е, но относительно безопасно: больше 15 суток за это не давали. Заодно выяснилось, что на кухне самое естественное занятие - готовить пищу. Остались такие вот редкие заповедники, как у Горыныча. И кто сказал, что в них сохраняются самые лучшие представители вымирающих видов?
        Между тем, Паша опять закатил монолог. Причем настолько серьезный, что даже гитару отложил.
        - Ну что за вечная российская невезуха? Меченый дурашка Горбачев. Потом демократ-алкоголик Ельцин. Потом, по его протекции, застенчивый гопник-дзюдоист и собеседник Ганди - Путин. Потом президент-твиттер, любитель «Дип перпла» Медведев. И на кого мы променяли эту интеллигенцию? На фюрера с армейским ежиком, на все три ипостаси шварцевского дракона?
        - Паша, заткни фонтан, - с тихой тоской сказала Татьяна.
        - Я бы не сказал, что все так плохо, - заметил Комарицин. - Как говорится, в каждом свинстве можно найти кусок ветчины. Именно Миша Столбов - встряска, которая так необходима сегодняшней России. Маленькая проверка на жизнеспособность. Подозреваю, что она закончится печально, но лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
        - Ага. Значит, все в канализационном болоте, но нашелся один мудрец и погнал волну. Кем был Путин? Директором большого хосписа по имени Россия. Комфортные условия, привычные слова, никаких резких движений и планов на будущее. Ну да, олимпиада, потом чемпионат. Это как в хоспис или какой-нибудь инвалидник приходят артисты мирового балета или цирка - пусть порадуется доходяга. И тут явился новый клоун-директор. Хоспису построиться! Марш-бросок на три километра. Вызывай следом труповозку, падаль с обочины подбирать!
        Таня сделала то, что ожидала от себя меньше всего. Вылила на Пашу и его гитару кружку с чаем. Встала, извинилась перед Горынычем, направилась к дверям.
        Сзади слышались рык и борьба. «Ты что, идиот, она же беременная!» - «А, пришибу, вместе с наследным кронпринцем!».
        Не торопясь оделась и вышла в ветреную темень. Ветер был резок и мокр: то ли поднялся за полночь, то ли раньше не замечала…
        Дошла до перекрестка, только тогда заплакала. Сквозь слезы заметила-расслышала, как рядом остановилась машина. Из нее вышел Батяня.
        - Татьяна Анатольевна, зря вы так, - сказал он.

* * *
        Генерал космических войск сошел с орбиты во втором часу. Не то, чтобы упал лицом в лимонные дольки, но очень уж было видно, что застолье ему в тягость.
        Столбов распорядился отправить бедняжку домой, потом включил обычную связь. Отозвался лишь на Батяню.
        - Все в порядке, Михаил Викторович, - сказал тот. - Нашлась, жива, здорова, невредима. Возвращаемся первым же бортом из Питера.
        - Спасибо, - ответил президент. - Прости, что заставил побегать, как маленького.
        Батяня ответил что-то про службу и дружбу. Столбов поблагодарил еще раз.
        Просматривая прочие контакты, заметил, что Луцкий пытался связаться с ним четыре раза. Ему звонить не стал.
        Допивать одному не было желания. Сел в кресло, опять посмотрел на трубку. Татьяна тоже пыталась позвонить, но говорить с ней не хотелось. Спать не хотелось тоже. В голову лезли все гадости прошедшего дня.
        Оживил дремлющий компьютер - посмотреть набросок речи, написанной для утреннего выступления на Конгрессе. Тихий звоночек обозначил новую почту.
        «Что это, объяснение думской провокации? Или рассказ о том, кто подбил Таньку совершить дурость?» - подумал, увидев привычный обратный адрес.
        Оказалось, не то и не то.
        «Я ждал достаточно долго и надеялся, что начальник вашей личной охраны сам расскажет вам о маленьких, или не очень маленьких преференциях, которые он научился извлекать из своего нового положения…»
        - так начал свое послание Доброжелатель.
        Глава 8

* * *
        Русский народ не всегда и не весь жил в России. Бесследно, безвестно исчезал полон, взятый степняками. Когда держава окрепла и сняла степной аркан с шеи народа, сама так прижала своих сыновей, что те уже добровольно потянулись за рубеж. Уходили раскольники, уходили казаки-некрасовцы. Струйками утекали за океан - недаром среди фигур Статуи Свободы стоит и православный поп.
        Потом начался XX век и за рубеж хлынули - целые потоки. Осколки Белой армии, вообще, все, кто не признал красных. Впервые от страны отделились куски с русскими общинами: Польша, Финляндия. Потом - Война и вторая волна эмиграции, от полицая-расстрельщика до дуры-девки, переспавшей с фрицем и не хотевшей узнать, что ей за это будет. Ну, и не все пленные решились на эксперимент «встреча с Родиной».
        Прошло двадцать лет, и подоспела большая третья волна. Литераторы, евреи, евреи-литераторы и прочий народ, разочарованный в скорейшем построении коммунизма. А там недалеко и до 90-х годов, когда случилась вещь, в истории России и вовсе небывалая: целые края, города, населенные русскими, вдруг стали заграницей, и в эмигранты против воли были записаны миллионы человек.
        Чуть позже нашлись люди, частично энтузиасты, частично - бюрократы, решившие объединить русских от Эстонии до Австралии. Так возник Всемирный конгресс соотечественников.

* * *
        Можно ли запретить себе видеть сны? Если очень захотелось - то да. Именно так и поступил, вернее, поступал Иван. Уж слишком хорошо он помнил о своей мечте. Поэтому он спал и нарочно не видел во сне сбывшуюся мечту - домик среди ароматных можжевельников и полоску прибоя.
        Будущее было под запретом. Но совсем без снов спать не смог. Поэтому видел прошлое. Причем не давнее, военное, с тревогами, потерями и работой, которую сделаешь несмотря ни на что. А более-менее недавнее. Безнадежную и при этом выигранную битву прошлой осени. Суету нынешней думской работы. И, конечно же, лица. Совещания, переговоры, встречи, перешедшие в разговор.
        Под утро, среди круговерти и калейдоскопа лиц, мелькнуло одно и запомнилось. Да так крепко - не растворилось в новых снах. Хотя видел это лицо мельком. Этот человек, Олег Делягин, депутатский помощник, пытался подкатиться через него к Столбову - очередная челобитная от кооператива «Мельница», насчет капиталов. Делягин считался грамотный переговорщиком, но ничего не вышло: Иван сразу переадресовал его к фонду «Возвращение», сказал, что занят другими делами и никого к Столбову «подводить» не собирается.
        Уже не во сне, а проснувшись, подумал: «В январе был решительнее, когда отказывал».
        Еще чуть позже понял, где недавно видел этого человека - в компании Крамина. Именно тогда, когда получил предложение, от которого не смог отказаться.

* * *
        - Ну что, дорогие мои, хорошие. Очень хорошо, что мы здесь встретились. Во всем остальном поводов для радости не очень много. Место встречи - наша замечательная Москва - по многим параметрам относится к мировым столицам. К чему можно отнести большинство остальных территорий России, многие из вас видели сами. Была недавно такая дурацкая привычка у чиновников: человек решил вернуться в Россию из Риги или Ташкента, а ему предлагают поселок, в котором канализационные люки на металлолом сданы. И человек уезжает обратно в Ригу, подальше от такой России.
        Ну, конечно, самый беспросветный алкогольный маразм в прошлом. Но кризис, что начал съедать Россию еще при Советах, никуда не ушел. Русское население неторопливо вымирает, поселки и города пустеют. Есть отдельные очаги, оазисы и так далее. Но большинство населения юного возраста не понимает, чем ему заниматься, если не ехать в Москву, или дальше, в эмиграцию. И есть у меня неприятное предчувствие - в этот зал оно не придет.
        Если у нового президента сложился свой стиль - опоздание не больше минуты, то он его соблюл. Вошел в самый большой зал Кремля ровно в десять утра и одну минуту. Бодрый, крепкий, свежий, упругий, на трибуну чуть не взлетел.
        От этой-то бодрости и казались его слова особенно страшными.
        - Сейчас у России лет двадцать-тридцать передышки, без внешних проблем, если, конечно, не будет форс-мажора. Потом - война за русское наследство. Не за русский народ, он никому нужен, ни в рабы, ни на органы для трансплантаций. За территорию, за ресурсы, за то, чтобы территория не досталась кому-нибудь другому. Значит, надо успеть научиться жить на своей родной земле, сохранить старые города и хотя бы те села, какие можно. Дело трудное и делать его придется нашему поколению.
        Оглядел зал. Патриарх, министры, генералы, генералы от искусства, люди бизнеса. В задних рядах затерялись те, кто когда-то захотел вернуться в Россию из Таллинна и попал в поселок с пропитыми люками и пробитыми дверями подъездов. Понятно, вернулся, в Таллинн. Но все равно сейчас приехал на Конгресс. Вдруг Родина возьмет, да и скажет: «Вы нам нужны не только, чтобы закрыть очередную программу, задуманную для распила».
        Большинство, конечно, кто из России, кто из ближних зарубежий, кто из совсем дальнего, настроены на привычный сюжет Конгресса. Долгие разговоры, о проблемах, но еще больше - о духовности, об упадке нравов, которые если и сохранились, то или в русской общине за океаном, или в такой сельской глуши, где год скачи, до океана не доедешь. О том, что надобно сосредоточиться на духовном. Вот сидит в первом ряду великий режиссер, недавно снявший очередной фильм: «Комбриг Котов: Загробные мытарства». Будет нужно - и очередной манифест настрочит, лишь бы был шанс возглавить комиссию по духовным совершенствованиям.
        - Поэтому обращаюсь, в первую очередь, к зарубежным соотечественникам. Мы нуждаемся в вашей помощи. Вообще, помощи всех, кто может помочь. Не деньгами - они всегда нужны, но сейчас в России с ними более-менее неплохо. Нужны люди с опытом организаторской работы. И в бизнесе, и в общественных делах. Знаю, многие пробовали, многие разочаровались. Пожалуйста, попробуйте еще раз. Помогите сделать жизнь цивилизованной! Чиновники-воры хоть на время присмирели, работать будет легче. Помогите нашим менеджерам и управленцам, которые лучше всего научились объяснять, почему так сделать в России невозможно. Должности будут, зовем!
        Под конец не то, чтобы завелся, но самого унесло волной драйва. Услышал аплодисменты, улыбнулся, сошел с трибуны. На минуту из головы исчезла память о разговорах этого утра. Обо всем, что он сказал за полчаса до того, как бодро взлетел на трибуну Всемирного конгресса соотечественников.

* * *
        Кирилл Степанов уже испробовал все виды простейшего отрезвина. Он осторожно себя щипал - точнее, впивался ногтями в ладонь, и мотал головой. Все равно не мог поверить тому, что с ним случилось в это утро.
        В половине седьмого позвонил Батяня. Попросил быть на месте пораньше. Встретил и огорошил:
        - Поздравляю с назначением. Ты теперь первый помощник начальника личной охраны.
        - Кого благодарить? - растерянно произнес Степанов.
        - Меня, кого же еще. Назначать себе первых помощников еще в моей власти. И имей в виду - это должность со скорым повышением. Через час у меня разговор со Столбовым. Надеюсь, он не настолько на меня обиделся, чтобы не согласиться на мою просьбу - назначить тебя моим преемником.
        Степанов сумел сдержать любопытство, но все же задал странный вопрос: «Для чего»?
        - Я не удержался, вот и всё, - просто ответил Батяня. - А ты должен постараться. Регламент знаешь, инструкции тоже. Береги Мишу.
        - Вадим Сергеевич, почему я?
        - Потому что я - дурак. Столько был рядом с Михаилом Викторовичем, а зама хорошего не подготовил. Тебя бы таскать и таскать, но ты - лучший. А уж чтобы и я, и Миша тебе доверяли - вне конкуренции. Так что впрягайся без вопросов.
        Один вопрос у Кирилла все же нашелся.
        - А как же история с той самой папкой?
        - Извини, Кирюша, сейчас не до нее. Потом расскажу. Очень плохая история - без Михаила Викторовича в ней ничего сделать нельзя. Расскажу, посоветую, сам доложишь. А сейчас - извини…
        Слова Батяни казались сном. Сон сбылся меньше, чем через час. Степанова вызвали к Столбову, и тот сообщил, что подписал указ о назначении его главой президентской охраны.

* * *
        Татьяна любовалась весной. В городе весну не то, чтобы не замечаешь, но обычно нет свободной минуты, чтобы остановиться, разглядеть кусок газона, очищенный от снега не только теплом из плохо изолированной теплопроводной трубы, но и солнцем. Заметить, что облака стали чаще отражаться в лужах, чем в тонированных стеклах автомобилей. Что солнце вообще все дольше и дольше задерживается в вечернем небе и зимние сумраки куда-то ушли.
        В городе этого не разглядишь. А за городом, на хорошей, благоустроенной даче, можно сидеть на скамейке, неторопливо разглядывая освобожденную травку. Видеть, как она, поверив мартовскому солнышку, которое уже скоро станет апрельским, потянулась к небу. А чуть в стороне, там, где проходит труба с горячей водой - это была дача с большой котельной и локальным отоплением - уже желтится мать-и-мачеха.
        Татьяна любовалась весной. Это было не только одно из доступных, но и разрешенных ей занятий.
        С того момента, когда Батяня взял ее под руку на набережной канала Грибоедова, она не спорила, не сопротивлялась. Вела себя, как понимающий ребенок: набедокурила по полной программе, каждую минуту надо тратить на хорошее поведение. Не возражала, когда приехали в «Пулково», когда взлетели. Путешествие из Петербурга в Москву, кстати, получилось быстрым и комфортным, так что все ее дурацкие беременные страхи насчет перелетов оказались именно дурацкими.
        Столбову она позвонила - телефон был отключен. Перезванивать не стала. Решила так: пусть позвонит сам.
        Он позвонил в шесть утра, когда ехала из аэропорта. Ждала, подготовила все возможные варианта разговора, все возможные объяснения, извинения. Конечно же, застал врасплох, конечно же, все оказалось не так, как ждала.
        - Извини, Танюша, - начал Столбов. Голос был такой усталый и убитый, что чуть не заревела от жалости. - Понимаю, ты устала, а я этого не замечал.
        - Нет, Миша, дело в том… - растерянно сказала она.
        - Не перебивай. У меня скоро Конгресс, а до него еще одно дело надо уладить. Очень трудное дело. Просто слушай меня. Танюша, ты устала, надо тебе отдохнуть, поберечь себя. Не только себя. Все дела я с тебя снимаю, пресс-секретаря найду сам.
        Тебе сейчас надо отдохнуть как следует. Поезжай и отдыхай. Потом позвоню, подъеду, поговорим.
        Отбой. Слова эти Татьяна запомнила, будто записала, снова и снова прокручивала в голове. Усталость была искренней, не наигранной. А вот забота - поддельной. Так добрый родитель прощает ребенка: «Бедный дурашка, замучился над уроками, вот и покидал учебники в окно, на головы прохожим. Поезжай на дачу к бабушке, отдохни на природе».
        Она и отдыхала на природе, в одной из резиденций ближнего Подмосковья. Догадывалась, что под усиленной охраной, получившей серьезные инструкции. Пусть территория - четыре гектара, но понимать, что на этих замечательных садово-парковых гектарах тебя стерегут денно и нощно… В общем, отдыхать не хотелось. Вошла в дом, включила телевизор.
        «…Поэтому обращаюсь, в первую очередь, к зарубежным соотечественникам. Мы нуждаемся в вашей помощи. Вообще, помощи всех, кто может помочь…»
        Кстати, над этим текстом они работали вместе. Ну, не то, чтобы вместе, Миша набросал свои мысли, она поправила, добавила свои. Пожалуй, их последняя совместная работа. До…
        Не только до того, как она разрешится. До того, как Михаил Столбов, президент России, ее простит. Пусть сначала отругает. Но именно простит, а не пожалеет заблудшую дурашку. Если она беременная баба, так неужели же не имеет права на осознанные ошибки? Или признана невменяемой, которую только пожалеть и можно?..
        Сквозь слезы нащупала пульт, выключила телевизор. Никаких новостей!

* * *
        Есть категория автомобилей, которые замечаешь всегда. Это технический автомобиль с маячками. Летит ли по городу «пожарка», «скорая», полицейский экипаж - именно дежурный, а не сопровождения вип-лица, тут обернется всякий. Обернется и успокоится. Нет, не то, чтобы совсем впадет в благодушие: явно где-то случилась серьезная проблема. Но отметит: жизнь идет, как всегда, случаются происшествия, туда едет машина со спецсигналом. Ничего странного, ничего подозрительного нет. Разве в случае с «пожаркой» потянет носом, попытается высмотреть дым. Если же машины не торопятся, будто дело уже сделано, так вообще, скоро забудет.
        Поэтому, эти два автомобиля - «скорую» и газовую «аварийку», ехавшие по Москве, видели все, но никто не обратил на них внимания. И для «скорой», и для газа выезд был не срочный, сиреной и «маячками» они не злоупотребляли. Полиция провожала их немного тревожным взглядом: вдруг какое-либо происшествие обязывает ее принять соответствующие меры, скажем, поставить оцепление на месте прорыва газовой трубы? Остановить машины, досмотреть, естественно, в голову не приходило.
        Между тем, «скорая» и газовая «аварийка» двигались по разным улицам, но к одной цели, находившейся в самом центре Москвы.

* * *
        Доклад Столбова на открытии Конгресса соотечественников, как, впрочем, и все его доклады, оказался краток, меньше пяти минут. Попытаться переговорить президента России казалось неловко, поэтому речи в зале сократились сами собой, и началась работа в секциях.
        Столбов ходил между зальцами, слушал, очень редко присоединялся к обсуждениям. Одного из соотечественников, балтийского менеджера, открывшего в Риге сборочное производство компьютеров и искавшего новое, столь же непростое развлечение, уговорил стать рекором.
        В другом зале вмешался в дискуссию. Секция называлась: «Россия: воплощенная фантастика». Доклад делал директор Института прогрессивного развития - едва ли не главного госучреждения времен президента Медведева, но потом пришедшего в упадок.
        Столбов прислушался. Идея была в том, чтобы оставить в Европейской части России около тридцати агломераций и не тратить ресурсы на остальную часть страны.
        Попросил слово. Говорил медленно и гневно.
        - Значит, все старые земли - Смоленщину, Рязанские земли, Тверь - бросить? Оставить города с придатками. А между ними что, лес, болотная пустыня, непроглядная темнота? И только городки с музейными смотрителями? Такие городки - стержень страны, и восстановить Россию можно только через них.
        - Что вы предлагаете? - не без страха спросил докладчик.
        - Лично вам - порвать доклад. Урна - слева.
        Пытался говорить как можно тише и сдержанней. Но видимо не смог, потому что докладчик торопливо выполнил просьбу и часть обрывков уронил на пол.
        Кстати, потом немножко устыдился, отловил профессора в коридоре, предложил творить дальше.
        Столбов понимал: этот мини-срыв случился не из-за усталости и недосыпа, а из-за утренних разговоров. С Татьяной как раз все получилось правильно, хотя, может, тоже чуть жестоко. Пусть. Поиграла в хиппующую студентку - прогулялась в Питер отдохнуть. Он тоже поиграет в «Домострой», запрет царицу в тереме дня на три, потом посмотрим.
        С Батяней было сложнее. По масштабам его вина была побольше, чем у других, и в то же время она заключалась лишь в том, что не проследил.
        Оказалось, его племяш в прошлом декабре купил земельный участок во Владимирской области. Точнее, не купил, а стал партнером приятеля. Тот, живо смекнувший в политической конъюнктуре, стал владельцем территории, на которой предполагалось строить крупный торговый центр. Проблема была в том, что из-за этого лакомого кусочка возле федеральной трассы шли одновременно несколько процессов. Пока суд да дело, потенциальные собственники баловались переменным рейдерством.
        До победы Столбова у племяша с приятелем шансов не было никаких. Теперь же они осмелели, или, выражаясь точнее, оборзели. Вломились на территорию с какой-то совсем левой охранной фирмой, подрались со строительной бригадой - та стала защищать технику. А когда охранно-милицейские силы противника осадили в строительном вагончике их самих, племяш дозвонился до Батяни, рассказал про «бандитский налет». Тот время на выяснение тратить не стал, прислал дежурный экипаж. Враги племяша не сразу уразумели статус подмоги, оказали сопротивление, и кто-то из местных ментов даже получил пулю в ногу. Потом все поняли, извинились, сказали: «Больше не приедем».
        Батяня, кстати, узнав обстоятельства, чуть не набил фейс племяшу и приказал не звонить даже в именины. Поздно. История раздулась, и даже выздоровевший простреленный мент нарушил обет молчания в нескольких интервью. Батяня за неделю до этого намекал Столбову насчет трабла, но тот намеков не понимал. А смелости все рассказать самому у старого воина не хватило.
        Встретившись с Батяней, Столбов показал ему распечатанную страницу из виртуального журнала и задал вопрос, допускающий как кару, так и прощение, причем со склонением ко второму:
        - И что мне теперь делать?
        - Как что? - с удивлением ответил Батяня и протянул заявление. - Подписать и все.
        Столбов, конечно, к ручке не потянулся, но Вадим Сергеевич был настойчив.
        - Давай уже поскорее, чего тянуть? Не сейчас, так через неделю тебе придется меня выгнать, как Макса. Или начать тасовать, как Ваньку - Дума не для тебя, найду место почетного козопаса. У меня такая работа, что с нее просто свалить нельзя, я должен дела передать.
        - Вадим Сергеевич, может, подумаем? Лицо надо сохранить, - растерянно спросил Столбов.
        - Нет уж, - Батяня чуть ли не сунул бумагу ему под нос. - Все уже, подумали. Не хочу ждать, когда меня совсем съедят, с лицом и с яйцом. Если уважаешь меня, любишь хоть чуть-чуть, подпишешь!
        Самое ужасное, что в глазах у него были слезы. Правда, когда Столбов подписал, спокойно поговорили о преемнике. Батяня предложил Степанова, президент спорить не стал. Подписал новое назначение, однако попросил Батяню сразу не уходить, побыть куратором. Тот согласился, но не сегодня - надо было ехать в прокуратуру, устаканивать историю с племяшом.
        Вот в таком настроении Столбов и взлетел, бодро и весело, на трибуну Всемирного конгресса соотечественников.

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Светлана Правдина, «Ставропольские ведомости». Михаил Викторович, ваше отношение к деятелям прежнего режима - двум прежним президентам, а также их ближайшему окружению?
        - Люди делали, что могли. Иногда нужные вещи, иногда ошибались. Судить их за это не собираюсь. Путин выпускает в природу диких животных, Медведев управляет «Сколково». Грызлов руководит «Единой Россией» в Думе, ему привычно. Сечин консультирует какую-то фирму, Кудрин преподает высшую экономику, Сурков написал роман «Повышенный градус». Все при деле, никто не обижен.
        - Правда ли, что Анатолий Чубайс получил новую должность?
        - Правда. Роснано возглавил молодой ученый с менеджерскими задатками. А с Анатолием Борисовичем я встретился лично. Поговорили, решили поставить эксперимент: выяснить, является ли он талантливым менеджером, и решили назначить его сити-менеджером небольшого города Октябрьска в Восточной Сибири. На год. Он согласился.
        - Извините, Михаил Викторович, а жителей не жалко?
        - Среди критериев социальные показатели будут на одном из первых мест. Так что все возможности добиться успехов - есть. Буду ждать.

* * *
        - Иван Тимофеевич, скажите, пожалуйста, господин президент придет в Думу вовремя?
        - Михаил Викторович никогда не опаздывает, - ответил Иван.
        - Знаю, - сказал Крамин. - Просто я привык, что когда приезжает президент в Думу, то уже с утра различный шорох, мельтешение, от охраны до протирки стен, а сегодня, вроде, как обычный день.
        - Ну, это не ко мне, - ответил Иван и тут же спросил сам:
        - Кстати, а Олег Делягин-то как оказался в нашем разговоре? Он из экспертов?
        Крамин ответил что-то невразумительное, вроде «Да».
        - Я бы хотел, кстати, встретиться с экспертами, пусть и меня убедят, - предложил Иван. Крамин ответил, что эксперты приедут перед Столбовым, и отключил телефон.
        Иван не то, чтобы испугался, но задумался. Он так и не понял, что важнее для дарителей дачи: встреча Столбова с депутатами или с экспертами. Или главное, чтобы президент вовремя пришел в Думу?
        Он решил позвонить Батяне, проконсультироваться. Так от легкого недомогания: засвербило где-то, возле сердца или появилась непривычная одышка - звонят знакомому врачу. Не записаться на прием, а для дружеской консультации.
        Батяня не отвечал.

* * *
        «С кем же я еще сегодня не поругался?» - подумал Столбов и вспомнил о не принятом звонке Луцкого.
        - Добрый день, Михаил Викторович, - отозвался тот. - Вы уж меня простите…
        - Ты-то чего натворил? - сказал Столбов.
        - А… - казалось, Луцкий хочет признаться, но не в силах, - простите… Прости меня, Миша, что забыл тебя поздравить.
        - С чем? - спросил Столбов, впервые не столько огорченный, сколько удивленный за это утро.
        - С годовщиной твоего знакомства с Таней. Помнишь, ведь год назад…
        Столбов вспомнил. Да, ровно год назад нелегкая профессия занесла в Зимовец журналистку Татьяну, а потом, после различных приключений, в охотничий домик Столбова. Там, кстати, Столбов впервые намекнул, что готов идти на Кремль, а Луцкий его поддержал. Так что это не просто годовщина знакомства, это одна из дат рождения нынешней власти.
        - Помню, - тихо ответил Столбов. - И до сих пор не верю. Танька - моя жена, а я - в Кремле.
        - Слушай, - с энтузиазмом воскликнул Луцкий, - а давай годовщину отметим, как надо? У тебя на вечер дела остались?
        - Ну, только фуршет Конгресса в пять вечера.
        - Так выпей бокал и уйди. Подготовим самолет, слетаем в тот самый домик. Он ведь в порядке? Пусть баньку протопят, зверя выследят - утром застрелим. Татьяну возьмем - пусть природой подышит.
        - Она же на сносях…
        - Не проблема! Лучшего гинеколога Москвы найму, пусть с нами слетает, присмотрит за Танькой. Мишка, давай, правда, а? Пора отдохнуть. Мне надо будет перед тобой покаяться по мелочи, но это после двухсот граммов, не раньше. Слушай, Мишка, организуй себя и Таньку, а остальное я сделаю!
        Луцкий чуть ли не кричал от радости - какая хорошая идея. Столбов внезапно проникся его энтузиазмом. Подумал, надо бы Ивана захватить, и Батяню уговорить. Ну, Макс таких развлечений особо и не любил, но, может, и его поискать…
        Столбов стоял у окна и видел участников конгресса, идущих к лестнице. Поначалу не обратил на них внимания. Хотя странно, чего они уходят?
        - Ну, как, Мишка, нормально?
        - Нормалек! - весело ответил Столбов. - Полетим!
        На один миг представил, как примчится к грустной Татьяне. Обнимет, простит вчерашнюю дурь. Скажет о сюрпризе к годовщине знакомства…
        Отключился, спросил у секретаря, почему участники покидают конгресс.
        - Это депутаты Госдумы. - Ответил тот. - Скоро начнется встреча с президентом. - И осторожно добавил: - Михаил Викторович, вы успеете?

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Александр Костеев, газета «Тюрьма и зона».
        Михаил Викторович, я слышал, что вы являетесь сторонником реформы пенитенциарной системы России. В частности, уже существует программа постройки новых изоляторов временного содержания и тюрем. Так ли это и чем это обусловлено?
        - Спасибо за вопрос. Все это так. Я слышал, что на одном из митингов был лозунг: «Столбов - это тюрьмы!». Я с ним согласен. Так и пишите в газетах, и показывайте по телевизору. Столбов - это хорошие, современные тюрьмы, которые являются местом наказания, изоляции, исправления, но ни в коем случае не местом подготовки новых криминальных кадров. Новые тюрьмы начали строить еще при Путине и Медведеве, но мало и медленно. Будем строить быстрее, чем школы и детские больницы. Школьник-недоучка не так опасен, как отличник тюремных университетов.
        - Как выглядит современная тюрьма? Камеры на двоих, еще лучше - на одного, сносная еда, постоянное наблюдение. Найденная мобила в камере, водка и наркота - такое же ЧП, как побег, с неизбежным наказанием для тех, кто допустил. Работа - как награда, а не обязаловка. Да, такие тюрьмы будут дорогими, затратными, но на безопасности страна экономить не будет. Задача-максимум - добиться за десять лет, чтобы обычная русская зона осталась только в песнях и фильмах.
        Дальше. Меняем сам принцип наказаний. Сроки сокращаем, за многие преступления сажаем на месяцы, а не на годы. Вообще, мой принцип, который, надеюсь, будет учтен в новых законах: за решеткой должны сидеть только звери, которые бросаются на людей. Не важно, для чего - убить, ограбить, изнасиловать. Зверь-рецидивист сидит пожизненно. Тот, кто ворует деньги, сидит немного, зато штраф-конфискация и серьезные ограничения на долгие годы.
        - Анатолий Николаев, «FM-романс».
        Как нам известно, периодически поступают предложения восстановить смертную казнь. Как вы относитесь к ним?
        - Предложений достаточно, аргументы мне понятны, но минусов, считаю, больше. Главный: государство должно избегать непоправимых ошибок. Штраф можно вернуть, отсидку - компенсировать, а труп - не оживишь. У нас, при нынешней системе, ошибки тоже будут, и никуда от них не денемся. Поэтому мое мнение - пусть зверь сидит за решеткой. Для тех, кто повторяет: «Моя дочь - в земле, а этот - дышит», организуем экскурсии в изолятор, пусть посмотрит, в каких условиях этот зверь дышит. Наверное, пожалеет. И еще причина, чисто эгоистическая. Кому подписывать отказ в помиловании? Мне, президенту. Пожалейте.

* * *
        В Средние века, когда фортификация на порядок превосходила осадные технологии, едва ли не треть всех замков, острогов, городов были взяты изгоном. Проще говоря, в наглую. Зевнула стража у ворот и подъемных мостов на рассвете, задремала в жаркий полдень, расслабилась на закате, и нет нужды ни в башнях на колесах, ни в катапультах, ни в наспех сколоченных лестницах. Процокал копытный галоп, взвыла запоздалый «аларм» труба часового, а враг уже в воротах. Караул стоптан, изрублен, мост опущен. Не видать твердыни даже почетной капитуляции - уже взята.
        Расчет экипажей «скорой» и «аварийки» был тот же: по сигналу о том, что президентский автомобиль выехал из Кремля, рвануться к Госдуме. Не дать ни полиции, ни бесчисленным топтунам время сообразить, что-то предпринять. Отрезать президента от въезда в Думу, но и не дать никуда свернуть. И закончить едва ли не самое трудное дело, которое выпадало заезжим «ремонтникам». Дела, после которого можно или до конца дней жить, не работая, или просто - не жить.

* * *
        - Кирилл Александрович, вы знаете, что президент направляется в Госдуму?
        Кирилл Степанов на миг подумал: «Ага, новый статус, и уже „вы“ от вчерашних равных коллег». Но мигом забыл эту мелочь. Сейчас главное другое. Прокрутить в голове положенную программу действий.
        Визит - незапланированный и внезапный. Значит, комплекс мер по сокращенной программе, утвержденной еще отставным Батяней с ФСО. Но Госдума - объект категории А, объект постоянных визитов. Значит, без двух снайперов на высоте и оперативной минной проверки не обойтись. И распорядиться должен именно он!
        Степанов так и делал. Распоряжался на бегу. Про себя, впервые в жизни, материл Столбова: «Забыл! Забыл о мероприятии, не сказал. А нам, всегда и во всем виноватой охране, старайся, гарантируй, сохраняй».
        Еще не выбежав во внутренний двор, узнал: снайперы отбыли к объекту и группа резерва туда же. Чуть задерживается разминирование.
        Столбов уже стоял возле машины. Степанов видел его утром: бодрый, невозмутимый, но с незаметным внутренним надломом. Сейчас же был весел не на показ.
        - Шериф, даешь добро? - улыбнулся он.
        - Сейчас, только пройдет минная проверка.
        Столбову, в мыслях уже вышедшему из Думы и мчавшемуся к Татьяне, показалось, будто его ухватил за руку уличный попрошайка.
        - Какая к чертям проверка? Там чисто!
        - Нельзя, Михаил Викторович, по регламенту не положено, - краснея, чуть ли не заикаясь, сказал Степанов. Столбов отмахнулся от него, как от мухи, шагнул к машине.
        Степанов действовал, как четыре дня назад, в перестрелке на ВДНХ. Одним прыжком очутился возле президентского шофера.
        - Охрана запрещает выезд, - отчетливо произнес он.
        - Поехали! - рявкнул Столбов.
        - Охрана запрещает выезд! - отчеканил Степанов, и шофер отдернул руки от приборной доски, будто боясь нечаянно стартовать.
        - Мать вашу! - рявкнул Столбов, выскакивая из машины. И тут появилась группа минной проверки.
        Решение Степанова было мгновенным. Он приказал минерам сесть в президентский автомобиль и рвануть к Госдуме.
        - Михаил Викторович, - спокойно сказал он, - вы выедете через пять минут, когда подойдет резервное авто.
        - Ну ты… ну ты… - прорычал Столбов, все же сдерживая какие-то слова, а может, и действия. Степанов стоял рядом, скрестив руки на груди, готовый, в том числе, и к апперкоту. Об этом явно думал и Столбов, он даже сунул руки в карман.
        Подошло резервное авто.
        - Гони! - заорал Столбов.
        Гнали-гнали, обогнать не смогли. Еще с полпути, со стороны Думы послышались очереди и разрывы.
        - Не меньше, чем «Фагот»! - крикнул один из охранников. - Поворачивать надо!
        Стрельба у Госдумы продолжалась. К небесам тянулась струя дыма от сожженной техники.

* * *
        От нечего делать Татьяна задремала. Проснулась, когда солнце уже садилось. Хотела включить компьютер, посмотреть новости. Но зачем? Что она может сделать?
        Чувство вины медленно переросло в обиду.
        И тут позвонил Столбов.
        - Танюша, у меня все нормально, - сказал он.
        - Мишенька, - ответила она, сама удивляясь степени стервозности своего голоса, - то, что у тебя все нормально, я видела по телеку, когда ты парил орлом на трибуне. Но уж если я помещена под домашний арест, как опальная царица, то, пожалуйста, перечисли мне мои права. Имею ли я права гулять по лесочкам, по базарам, выезжать на богомолье и когда царь-батюшка с меня опалу снять соизволит?
        - Таня, ты что? - едва ли не крикнул Столбов. Наверное, так кричит утопленник, к которому подплыла спасательная шлюпка, и спасатель вдруг взмахнул веслом, чтобы ударить его по голове.
        - Ничего, - ответила Татьяна, - хочу знать свои права.
        - У тебя есть право пить, есть, гулять по лесочкам, ездить на богомолье. И одна обязанность - уйти на фиг из моей жизни! - взревел Столбов.
        - Псих, - прошептала Татьяна. Отложила аппарат.
        Рассеянно включила телевизор. Было прямое включение, оцепление у Госдумы. Что-то догорало, всюду прикрытые брезентом фигуры.
        - Итак, мы продолжаем прямой репортаж с места неудачного покушения на президента России, - сказала репортер Аня Семечкина. - Предварительный итог: не менее десяти убитых, среди них - четверо боевиков. В Москве продолжаются поиски сбежавших террористов.
        Таня оцепенело глядела на экран.

* * *
        Кирилл Степанов и Александр Костылев сидели перед входом в кабинет Столбова. Заходить им было не велено. Впрочем, такой привилегии - сидеть рядом с кабинетом - больше не удостоился никто.
        Столбов не отрывался от компьютера. На экране было новое письмо от Доброжелателя.
        «… Так что инициатором вашего появления в Госдуме по сути является исключительно г-н Луцкий. Но время мог знать только г-н Афанасьев. Выводы делайте сами».
        - Сделаю, - тихо сказал Столбов, держа в руке почти полный стакан. Потом процитировал Галича: «Ну что ж, говорю, отбой, говорю, пойду, говорю, в запой, говорю. Взял и запил».
        Взял и запил.
        ЧАСТЬ 3
        Глава 9
        Николай Чалин был нестандартным доном. Настоящий «дон» - бизнесмен из Донбасса - обязан неумеренно ненавидеть «оранжевых ю-щенков» и быть умеренным патриотом России. Чалин как раз к оранжевым был равнодушен, хотя в две тысячи четвертом году отдал на борьбу с Майданом столько, сколько просили. Жаль, корм был не в коня. Зато для прославления России делал больше, чем любой российский бизнесмен. Или даже больше, чем три российских бизнесмена вместе взятые.
        А началось со школьной поездки в Севастополь. Их класс поселили на берегу Камышовой бухты, и Колька однажды нашел на пляже старинную медную пуговицу. Учитель-историк сказал, что это пуговица французского солдата, времен Крымской войны. Колька сохранил пуговицу, а на следующий год здесь же, в Севастополе, выменял на трехлезвийный перочинный ножик пулю от британской винтовки. Так родилась его коллекция.
        Еще до окончания института Николай имел в ней с полсотни экспонатов, от пуговиц и гильз до подзорной трубы и русского гусарского мундира той эпохи. Такие экспонаты найти на берегу было невозможно; Чалин их приобретал. Его студенческая пора совпала с эпохой, когда финансовые знания можно было в любой час проверить на практике. Чалин проверял, да так удачно, что в год получения диплома мог бы сам открыть вуз и нанять профессоров.
        С той поры у него были два дома - родной Донецк и Севастополь. Уголь был востребован рынком, как и сто лет назад, Чалин менял эшелон угля на чемодан долларов с такой же легкостью и сноровкой, как ножик на пулю. К удивлению столь же успешных «донов», не спешил расстаться с дачей в Крыму, чтобы купить виллу на Кипре, а то и островок в Эгейском море. Он жил рядом с Севастополем, потому что хотел жить рядом со своей коллекцией, а везти ее за границу - не хотел.
        Когда коллекция Крымской войны достигла тысячи единиц хранения, понадобилось создавать экспозицию. Чалин мелочиться не стал. Он арендовал старинный форт, принадлежавший Министерству обороны Украины. Украинские военные вывезли весь металл, оконные рамы, сантехнику времен всех советских генсеков. Пытались продать камни, но они вынесли прямые попадания гитлеровских фугасов и не поддались. Пришлось сдать форт Чалину. А он его отчистил, восстановил интерьеры XIX века, вплоть до печей, заказанных в Голландии. Так Севастополь, а значит, и Россия получили лучший музей Крымской войны.
        Коллеги по бизнесу и незнакомые почемучки не успели удивиться, как Чалин принялся за новый проект. На мысе Херсонес, который так любят путать с античным городищем Херсонес, стоят развалины 35-й батареи. В июле 42 года здесь погибли и попали в плен почти сто тысяч защитников Севастополя; некоторые отстреливались без воды и пищи больше недели. Батарею - любимое место черных копателей и диггеров-экстремалов - собирались снести под гостиничный комплекс, но Чалин арендовал ее, взял под охрану, проложил дорожки, чтобы не ходить по могилам, и основал лучший в Севастополе музей Великой Отечественной войны. С бесплатным входом, бесплатными экскурсиями и бесплатными туалетами, что для Крыма казалось особо уникальным чудачеством.
        Чинушам ведом лишь патриотизм собственного кармана - они получали взятки аккуратно и безропотно, лишь бы шло дело. Своим, начиная от бухгалтеров до охраны, Чалин платил хорошо, но обладал талантом видеть воровство на уровне пуговицы. Или предвидеть. Слухи о том, что воры пропадают в тайной музейной расстрельной камере, казались столь достоверными, что проверять их не хотелось.
        Украинской политикой интересовался мало. Российской не интересовался вообще, пока однажды его старый друг Подольский не рассказал ему про загадочного Столбова, который решил стать лидером России.
        А потом позвонил в феврале:
        - Я вчера из Москвы. Поговорил с Михаилом Викторовичем, про тебя рассказал, про твои дела. Он сказал, что как только у него будет совсем безумный проект, возьмет тебя рекором.
        - Я же грамадянин незалежной…
        - Так для таких, как ты, и сделано исключение, чтобы можно было с чужим гражданством в России руководить. Жди предложения.

* * *
        Писатель Евгений Гришковец съел собаку на боевом корабле и потом написал об этом пьесу. Блогер Данила Павлов, больше известный виртуальной общественности под ником gondonpavlon, тоже съел собаку, но на своей даче. Мотивации и таланты Гришковца и Павлова были разными, но в судьбах их было и нечто общее: непростые жизненные обстоятельства.
        С Павловым было так. К нему в гости пришел друг-блогер Коля Бурматкин, известный под тремя никами сразу. Гулял по участку, увидел под навесом мангал, предложил сделать шашлык в ожидании еще одного друга - Злого Факера.
        - Откуда мясцо взять? - спросил Павлов. - Сам знаешь, на какой мы мели. Хоть собаку жарь.
        - Можно и собаку, - ответил Бурматкин.
        Как нередко бывает с сугубо виртуальными людьми, шуточки и подначки довели до реала. Отступать не хотелось никому, и бродячий Шарик был пойман, убит, ошкурен, замаринован, зажарен, подан на стол. Характер у пса оказался мерзкий, он даже не пытался глядеть на убийц печальными собачьими глазами, но ожесточенно кусался. Все равно было противно. Разве что развеселила реакция Факера. Тот проблевался и обещал в следующий раз угостить друзей супом с котом.
        - Ха, а что, есть альтернатива? - спросил Павлов.
        История с собакой была символична. Последние четыре месяца друзья почти не имели доходов. Сначала проживали прежний финансовый жирок. А потом? Правильно, суп с котом.
        Первый этап морального падения произошел на презентации романа Суркова, куда по старой дружбе пригласили троих блогеров. Ведь именно Сурков их нанимал, а уж они, в свою очередь, создавали бригады виртуальных бойцов с простой функцией: бродить по инету, находить врагов правительств. И травить их, начиная от ядовитых реплик до обвинения в профашистском мужеложестве.
        Власть проиграла, и потребность в блогерах-бойцах отпала. Столбов в них не нуждался, а такие деятели, как Сурков, политикой больше не занимались. Это он им объяснил на презентации. Блогеры поплакали, напились, наелись и ушли, набив рюкзаки бутербродами и прочей снедью.
        Однако презентации у Боброва бывали не часто, а есть хотелось. И вдруг, на очередной посиделке на даче Павлова - теперь в реале они встречались чаще, чем в инете, - Коля сообщил новость.
        - Ребята, а мне утром письмо пришло. О том, что Столбов своего бывшего сисадмина турнул, который Makson.
        - Не новость, - ответил Факер.
        - А еще там указан его адрес - Первомайск-Московский, улица и квартира. Кстати, ехать недалеко. Прокатимся, навестим пидора, поговорим о всех прошлых гадостях. Он нам осенью крепко нервы потрепал.
        - Отдача не замучает?
        - Не. Он теперь без охраны. Вроде, живет один. И, кстати, если с ним поговорить об адресной инвестиции… Бабло у него точно есть, а уж кого не жалко…
        Вышло, как с собакой. Шуточки и подначки перешли в разработку плана. Причем до той стадии, когда отступать западло. Решили уже на следующее утро отправиться в Первомайск.

* * *
        Запись в ЖЖ известного блогера gondonpavlon.
        «„Уважаемые москвичи и гости столицы! Приглашаем вас на экскурсию по центру столицы нашей Родины. Перед поездкой не забудьте надеть бронежилеты и каски, они могут понадобиться вам в районе Красной площади. За отдельную плату вам может быть предоставлен экскурсионный БТР“.
        Ну, вот и дожили: „дорогие мои, хорошие“. Теперь, чтобы увидеть автомобили, подожженные противотанковыми ракетами, не нужно отправляться в Махачкалу или Назрань. Царь-батюшка, всяческой стабильности и благополучия гарант, привел войну в Москву. С чем и поздравляю вас, соотечественники. Надежды вам, любви и, конечно же, крепкой веры!»

* * *
        «Интересно, с чем можно сравнить мою профессию?» - размышлял Турок. Образование, вернее, самообразование позволяло ему сравнивать себя с писателем-классиком, путешествующим в поисках впечатлений и вдохновений. Он и сравнивал.
        Классик свободен от ежечасного прессинга клиентов, органайзера и заданий, которые должны быть выполнены «еще вчера». Он неторопливо гуляет по бульварам - благо, в Москве это пока еще можно. Кстати, квартиру, небольшую, но с комфортом четырехзвездочного отеля, ему сняли в центре - окраинный вариант даже не обсуждался. Итак, классик гуляет по бульварам, неторопливо обедает в ресторанах, за время его обеда по основному меню за соседним столиком совершаются четыре бизнес-ланча. Посещает выставки, благо их в Москве одновременно не меньше двадцати.
        Однажды, спускаясь по Неглинной, он услышал звуки, непривычные для Москвы: стрельбу, причем не только из автоматического оружия, но и из безоткатных установок. Турок оценил обстановку, как интересную, но относительно безопасную. После чего зашел в ближайшую кофейню - персонал там так перепугался, что даже забыл закрыть заведение. Он успокоил официантку кондитерским заказом и выбрал наблюдательную точку: не у самого окна, но с хорошим обзором. Попутно вспомнил пословицу, приписанную китайцам, про берег реки и труп врага. В подлиннике предлагалось сесть в кофейне Барселоны, в самый разгар Гражданской войны, и наблюдать, как труп твоего врага рано или поздно пронесут под окнами.
        Врагов у Турка в Москве не было, как, кстати, и везде. Были только объекты отработки. Но за оперативными действиями спецслужб он понаблюдал с интересом.
        Турок редко пользовался автомобилем. Он спокойно коллекционировал презрительные взгляды, которые московские шоферы дарят безлошадным. Разве иногда присматривался чуть внимательнее. Классик, пожалуй, задумался бы: «Годится ли этот тип в мои персонажи?» Турок интересовался другим: «Заказали бы мне этого товарища, если бы потребовалось?»
        Однажды Турок завязал роман, конечно, ночной. Мероприятие обошлось ему в два коктейля, порцию суши и бутылку шампанского, выпитую в съемной студии студентки. Интереса ради он предложил барышне угадать его профессию. Девушка думала-думала и решила, что незнакомец, наверное, руководитель съемочной группы, которая путешествует и снимает фильмы о дикой природе. Турок похвалил ее за мудрость и сказал: «Почти угадала». Любопытство - опасная страсть; скорее всего они расстались так легко из-за возмущения девицы: так правду и не сказал.
        Классик гуляет, любуется, потребляет лангеты и девиц. Лишь иногда вмешивается капризно-непредсказуемая дамочка - вдохновение. Поэта потребовал к священной жертве Аполлон, и забыто все, кроме работы.
        Источником вдохновения стал мобильный телефон. Была одна смс:
        «Скоро вы понадобитесь»
        Теперь Турок гулял уже не расслабленно. Он ждал команды.

* * *
        Какой-то шутник-референт придумал аббревиатуру ДВС - дуумвират второй степени. Дуумвирами являлись Костылев и Степанов. Они сидели в приемной президента, без права постучать в кабинет. Учитывая, что со всеми остальными приближенными Столбов не хотел общаться вообще, начальник охраны и космический генерал чувствовали себя почти первыми лицами государства.
        К Костылеву это относилось в первую очередь. Когда Столбов заперся в кабинете, никого не допуская и не отзываясь на звонки, космический генерал взял на себя функции президентского пресс-секретаря, благо после Татьяны пост так и оставался вакантным, и никто не рвался. Он давал указания начальнику службы протокола, которые, как правило, состояли из одного слова: «Отменить». Сам, кстати говоря, провел брифинг, на котором заявил информагентствам и съемочным группам центральных каналов: лидер страны жив-здоров, но намерен отдохнуть. Политических заявлений ближайшие 48 часов не будет, а последствия трагедии на Театральном проезде - работа для следователей, медиков, дворников и ремонтников. Заявление подкрепили кадры прямого эфира, когда Столбов на камеру так оценил теракт: «Судя по реакции, работаем правильно».
        Еще Столбов пообщался со Степановым, коротко сказал ему: «Спасибо».
        Пока Костылев перекраивал ближайшие планы главы государства, Степанов общался с эфэсбешниками. Вчерашний теракт стал шоком для всех силовиков, ревность и подозрительность были забыты, новости передавались по дружбе, пусть и возникшей минуту назад.
        Боевиков было не меньше десяти, действовали они умело и нагло. Не просто подбили, зажгли и раскурочили президентский броневик тремя ракетами, но попытались его осмотреть, несмотря на охрану и доблесть отдельных полицейских - видимо, операция без визуального подтверждения результата не считалась. Их окружили, минимум двое ушли. Остальные, в бронежилетах и сферах, накачанные каким-то боевым химическим живчиком, отбивались жестко, не сдавались. В реанимацию был отвезен лишь один, с минимумом шансов на выживание. Остальных можно было лишь изучать. Хотя три различных ваххабитских ресурса: кавказский и два международных - уже взяли вину-подвиг на себя, рожи погибших были однозначно славянские.
        Все это Степанов рассказал Костылеву. Тот только что вернулся после очередного коридорного разговора. Если Степанов чувствовал себя чуть-чуть оглушенным и карьерным ростом, и драмой, то Костылев, напротив, летал.
        - Ну, Кир, - азартно шептал он, - ну, попали мы в историю! Кое-кто сегодня тоже в историю попал - не завидую. А мы, видишь, тут.
        - Вижу, - мрачно сказал Степанов. - Что делать-то будем? Войти, может?
        - Не. Сам выйдет! Сейчас у него, у Михаила Викторовича, произойдет катарсис. Или перезагрузка, называй, как хочешь. А как выйдет, как с нами заговорит, тут будет эффект импринтинга.
        - Что это?
        - Запечатление. Эффект утенка, или гусенка, не важно. Гусята вылупились и идут гуськом за первым, кого увидели: хоть за гусыней, хоть за дворником, хоть за трактором. Столбов должен нас увидеть, а мы - оправдать его ожидания. Кстати, это увидит и весь растерявшийся двор. Вот главная задача.
        - Моя главная задача, - отрезал Степанов, - чтобы он не ломанулся куда-нибудь без охраны.
        - Кто же спорит? Вот за это я тебя, Кир, и ценю. Наконец-то ты на своем месте. Михаила Викторовича беречь надо. Он жив, и мы живы!
        Своим энтузиазмом Костылев даже удивлял Степанова. Странно, вроде бы старше на пять лет. А ведет себя, как мальчишка перед первым свиданием с перспективным ночным продолжением. Или не так: такой мальчишка робеет. Как пацан, сменивший велик на мопед и пробующий новинку во дворе. Обзавидуйтесь, мелкота!
        Он то названивал куда-то, то выскакивал, приводил и уводил за руку разных пожилых дядек, сохранившихся в президентском аппарате, шептал им что-то на ухо. Подбегал к секретарше, чуть ли не орал на нее, потом целовал, обещал ей построить замок из воздушного шоколада.
        Степанов сам не раз испытывал подобный азарт: например, при инциденте на ВДНХ. Не понимал только, почему у Костылева он так затянулся.

* * *
        Ивану Столбов позвонил сам.
        - Ты понимаешь? - спросил он без «здрасте» и «привет».
        - Да, - хрипло ответил тот. Хотел что-то добавить, но не смог.
        - До одиннадцати утра о времени визита в Думу знал только ты. Даже охрана не знала. Это чтобы ты не стал свою совесть уговаривать: мол, может не через меня утекло… Да и в Думу никто, кроме тебя, меня не звал. Точнее, звали, и ты передал чужое приглашение. Кстати, кто пригласил-то?
        - Крамин, из нашей фракции, и Олег Делягин, от «Мельницы», - тихо, бесцветно сказал Иван, так виноватый пацан выдает друзей, поджегших вместе с ним мусоропровод. Лишь бы простили, пустили на порог квартиры. - Миша, прости…
        - Я-то что, я даже не обоссался. Ты у девяти семей прощения проси - группы минного контроля и эфэсбешников, которые полегли возле Думы. Еще трое в реанимации, список не закрыт. Хотел просто дачку поиметь… Жизни украл.
        Иван то ли всхлипнул, то ли булькнул в трубку.
        - Живи как хочешь. Сам искать тебя не буду. Если пойдет следствие, спросят меня, кто мог допустить информационную утечку, скажу правду. Выпишут на тебя ордер или нет - не мое дело. Со мной не работаешь, меня не знаешь. Все!

* * *
        Поздним вечером второго дня Столбов вышел из кабинета. Походка твердая, речь прямая, только чуть замедленная - явно установил в мозгу фильтр, чтобы пропускать каждую фразу.
        - Вы здесь? Хорошо. Саня, иди в кабинет, поговорить надо.
        Костылев задержался, подхватил со стола несколько листов бумаги и только тогда шагнул в кабинет.
        - Кирюха, с тобой тоже поговорю. Просьба есть, интимная. Саня, ступай, - это Костылеву, который, услышав про «интимную просьбу», притормозил на пороге.
        - Кирюха, - тихо сказал Столбов, - я тебе во дворе по морде точно не съездил?
        Личную дистанцию с собеседником Столбов увеличил сантиметров на тридцать и съел немало финских мятных шоколадок. Все равно бывшего мента не проведешь. «Литр пятьсот граммов выжрано в одно рыло, не меньше», - подумал он.
        - Нет, Михаил Викторович, не съездили, - вежливо ответил президенту.
        - Это хорошо. Извини, что так вышло. Просьба есть. Кирюха, сынок. Найди продолжение. Коньячишку, литр, нет, полтора. И «беленькой» тоже прихвати, не привык я поминать коньяком. И сделай это сам, чтобы без разных там зевак. Конфиденц обеспечь.
        - Михаил Викторович, может…
        - Кириха, надо. Реально надо! Я в засаде, Кирюха, мне из нее выйти необходимо. Если не ты…
        - Хорошо, - кивнул Степанов. - Только вот что. Остается мой зам - Аверьянов, будет сидеть в коридоре. Если захотите выйти и пойти куда-нибудь, слушайтесь его, он лучше меня знает все регламенты.
        - Не волнуйся, - поспешно ответил Столбов. Не просто мудро согласился, но, как заметил Степанов, проявил пьяную уступчивость: на все согласен, все сделаю, лишь бы ты, гонец, не задержался.
        - Пожелания есть? - спросил Степанов, выходя.
        - Э, да мне и спирт сойдет, только чтобы из госпиталя, а не с авиабазы. На твой выбор.
        И удалился в кабинет.
        Пока президент давал поручение главе охраны, Костылев - уже во внутреннем кабинете, не бездельничал. Посмотрел на монитор, где болталось письмо. Посмотрел на стол, на бутылку с коньком. Напитка оставалось еще на палец. Наполнил рюмку Столбова, ловко нашел вторую. Оглянулся по сторонам, на лице чуть ли не обида и злость. Сунулся в холодильник, вытащил стекляшку с «колой», довольно улыбнулся. Аккуратно налил свою рюмку, поставил бутылочку в холодильник, с беспокойством взглянул на шипящие, предательские пузырьки. Впрочем, они отшипели свое быстро и, когда вошел Столбов, рюмка гляделась вполне коньячно.
        - А, молодец. Все правильно, - сказал Столбов. - Давай за то, что кроме гнид, еще остаются люди. Вот. До дна. За себя пьешь, Саня.
        Костылев выпил до дна. Демонстративно поморщился, изобразил борение организма.
        - Молодца, - сказал Столбов. - Саня, цены тебе нет. Ты ведь все знаешь. Ответь на вопрос. Кто это? Он или нет?
        - Он - Луцкий? - спросил Костылев. Столбов кивнул.
        - Если говорить об оперативных данных, на него ничто не указывает, - сказал молодой генерал. - Если по логике, то он тоже в вашей смерти не заинтересован.
        - Именно, - сказал Столбов. - Не верю! Но если от него такая вот думская подлянка с голосованием? Что же мне с ним делать тогда?
        - Расстрелять.
        - Как это? - спросил президент вполне трезвым голосом.
        - Найти исполнителя советских времен, который умел в затылок, с первого патрона. Или нынешнего, из спецназа ГУФСИН, - пояснил Костылев. - Это о технической стороне. А в правовом и политическом аспекте, да, трудно, но придется.
        - Он же не виноват, - вяло ответил Столбов.
        - Так виновных, Михаил Викторович, за убийства казнят и в пошлых цивилизованных странах. А нам, если мы хотим реально встряхнуть Россию, придется наказать невиновного подлеца. Тех, кто эту бяку у Думы организовал, тоже найдем, накажем. Но эффект будет не тот. Это, знаете, есть легенда про Третий рейх, будто там однажды из трамвая вывели всех безбилетников и расстреляли. До сорок пятого - ни одного зайца. И мы должны устроить такой вот госстрах, чтобы боялись реально. Внутри, конечно. Но в мире такие вещи тоже впечатляют.
        - Все равно не понимаю, - задумчиво сказал Столбов, взгляд - на бутылке с остатками коньяка. - Ну, допустим, решили расстрелять. Как по закону-то провернуть?
        - Ага, - с энтузиазмом отозвался Костылев, - значит, все дело в технической стороне вопроса. Действовать будем так. У Думы сейчас чувство вины - мол, президент к ним поехал и чуть не погиб. И страха чуть-чуть. Они сейчас и Конституцию перепишут, и УК, да еще в трех чтениях все и сразу. Трудно - да. Но придется именно так. Иначе над вами будут смеяться. Как в старом фильме: «Ха-ха, вот тебе и Грозный царь!». Его по носу щелкнули, а он побежал уговаривать - одумайтесь, отзовите щелчок. Вот его по дороге чуть было не прихлопнули, как муху. Спасибо, охранник проявил державное упрямство. За такой позор надо мстить. Жестоко и страшно. Не по справедливости, а от души. Вообще, такое нельзя простить и Думе, но она пока нужна, чтобы поменять законы. Потом и ей можно припомнить. А пока на сцену должен выйти Грозный царь.
        - Гриша мне друг, - тихо сказал Столбов.
        - Именно поэтому, - сказал Костылев еще жестче. - Вы же сами сказали - друг-вор вам не друг. А друг-предатель? Тем более. Тут - без намека на пощаду.
        - Я, наверно, еще мало выпил. Не понял. Для чего это все надо?
        - Страну прижать покрепче, - сказал Костылев. - Только сильная, беспощадная власть, вертикаль, от Кремля до поселков. Иначе, нельзя. Ни демократия, ни капитализм у нас не могут существовать. Климат не позволяет.
        - Это в каком смысле?
        - У нас две трети страны в условиях вечной мерзлоты. По сути, наш русский север - это как полярные станции. А где теплее, там все равно такие перепады температуры, каких не бывает в Америке.
        - Это точно. У нас полстраны - Аляска. Кстати, чего сачкуешь? Кирюха ушел, кто младшим на раздаче?
        Костылев понял взгляд-намек Столбова. Взял бутылку коньяка, наполнил президентскую рюмку, вымучил себе оставшиеся капли.
        - Э, так не годится. Нельзя себе меньше, чем грозному даря наливать. Погоди, поделюсь. Будемо!
        На этот раз, Костылев поперхнулся вполне естественно. Но продолжил:
        - Так вот, Михаил Викторович. Из-за этих температурных перепадов любая дорога, шоссейная ли, железная, будет у нас дороже, чем в США. И продукция любая всегда будет неконкурентоспособной. Поэтому открытая экономика, капитализм для нас - смерть. Власть должна быть собственником всего производства. Частники могут только печь пирожки, да и то под контролем.
        Столбов внимательно слушал.

* * *
        Еще с января государственная водка и прочее спиртное существовали в Кремле лишь для официальных мероприятий. Запой лидера страны к таковым вряд ли относился. Поэтому Степанов не стал тратить время на попытки достать его в пределах Кремля. А сразу выбрал служебную машину и отправился в город.
        Машину именно выбрал, точнее, шофера. Женя Шмидт, казахстанский немец, который по пути на запад из Караганды залетел в Москву, да тут и остался. Болтать о поездке не будет, даже можно и не предупреждать.
        Правда, пришлось поторопиться и, к недовольству Шмидта, лихачить на грани нарушений. Было без двадцати одиннадцать.
        Нужный магаз нашли недалеко от Пушкинской. Степанов вбежал в зал, ухватил две бутылки армянского коньяка, плюс пол-литру нашей, родной. Встал в кассу за двумя такими же гражданами-торопыжками.
        На часах было без пяти. Кассирша торопилась и оттого ошибалась: сначала со сдачей, потом уронила на пол карту клиента и не сразу подняла. Сзади топталась-ругалась еще пара клиентов. Один затарился от души, тележка звенела от катавшихся бутылок.
        - Скоро еще веселей будет, - меланхолично заметил охранник, собиравший корзины и тележки. - Этот наш народный герой, как его, Столбов?.. Новый закон готовит, чтобы оставить один магазин на один город.
        - Вот за это его алкаши и заказали, - хохотнул клиент с картой, совершивший оплату.
        - Алкаши заказали, алкаши исполняли, - раздалось сзади. - Вот если бы на трезвую голову - тогда новые выборы и всем в кайф.
        Кирилл обернулся. Парень с громыхавшей тележкой - оказалось, кроме водки там звенит и пиво, правильно понял взгляд.
        - А чего? Столбов же это - свобода, - смущенно заметил парень.
        - Эй, командир, чуток поживее, - попросил Степанова охранник. - Если народ из-за тебя не купит, как бы тебя самого тут, без гранатометов.
        «Дисциплина, - с уважением подумал Степанов, - ни минуты после двадцати трех».
        Секундный страх - вдруг забыл деньги? Но они были, и чтобы не задерживать со сдачей, Кирилл взял две закусочные шоколадки.
        «Небось, когда Ельцин просил Коржакова водку найти, тот тоже себе говорил - последний раз», - примерно так размышлял Кирилл Степанов, выходя с пакетом из магазина.
        Кроме всего прочего, помнился прощальный разговор с Батяней. Тот позвонил часа два спустя после теракта.
        - Вадим Сергеевич, может, вы вернетесь? - с надеждой спросил Степанов, услышав в трубке знакомый голос.
        - Не издевайся, - устало сказал Батяня. - Я тоже, считай, его предал, уволился за шесть часов до покушения на президента. Без мата говорю, а так, как потом в книжках напишут. Куда мне возвращаться? Ты справился - молодец. Держись дальше. Только вот что… Постарайся ему письмо показать этой Красницкой. Я еще раз подумал: грех будет ничего не сделать. Кирюша, тебя он послушает. Не подведи.
        - Обещаю, Вадим Сергеевич, - ответил Степанов.

* * *
        - Поэтому, - закончил Костылев, - у нас всегда будет то, что западники называют «тиранией», а люди, знающие свою страну - державностью.
        - Здорово! Вот гонец-молодец! - чуть не крикнул Столбов. Генерал-космонавт понял, что радость лидера вызвана не его спичем, а появлением Степанова с приятно-громыхающей сумкой. - Давай на стол. Не будем менять ни цвет, ни градус. Поддержишь?
        - Прикажете - поддержу, а так - не хочу.
        - Понял. Давай-ка, проверь караулы. Мы продолжим. Саня, не тормози.
        Степанов вышел, а Костылев наполнил рюмки. Опять пытался схитрить, но Столбов не позволил.
        - Давай-ка за Россию. Хорошо. Эх, коньячишко, русский чай. Теперь слушай. Ты ночевал в русской северной избе?
        - Нет, - ответил Костылев, превозмогая жестокий кашель.
        - Так вот, она зашпаклевана так, что вечером протопил, и хоть минус сорок на улице, ночью можно дров не подкладывать. Закрыл вьюшку вечером и утром - тепло, топаешь босиком. А ведь можно не шпаклевать, оставить щели, швырять всю ночь дрова, утром дрожать и ругаться, что климат в стране для нормальной жизни не приспособлен.
        - Михаил Викторович, вы это к чему?
        - А к тому, что на этих северах, в этих самых климатических условиях, вот там как раз лучшие русские купцы родились - ярославские, костромские, вологодские. Ничего, не жаловались, миллионами ворочали, до Аляски дошли. И нам сегодня надо не жаловаться на климат, а сказать нашим ученым: дорогие мои, хорошие, вы же смогли сделать атомную бомбу для Берии и ракету для Гагарина. Сделайте-ка такие дорожные материалы, чтобы дороги не портились от холодов и стоили не дороже, чем в Америке. Ну-ка, Саня, за русский талант!
        Тост звучал, как приказ. Костылев подавил вздох и, чувствуя давящий взгляд Столбова, наполнил рюмки поровну.
        - Ты шоколадкой заешь, - участливо предложил Столбов, - хоть этой, чухонской, хоть той, что Кирюха привез. Кстати, где он? Чего молчишь?
        Если бы Столбов добавил: «как в рот воды набрал», - то это было бы верно. Генерал, и правда, набрал в рот, только не воду, а коньяк, и не решался проглотить. Но так как молчать дальше было неприлично, судорожно глотнул.
        - Не идет сегодня, - сказал он, прокашлявшись. - А Степанова вы, Михаил Викторович, послали караулы проверять.
        - Жаль. Сходил бы, нашел его. Погоди. Вопрос к тебе. Помнишь, ты говорил, что России война нужна? Было?
        - Было, - отозвался Костылев.
        - А воевать кому?
        - Солдатам, - ответил собеседник, продолжая покашливать. - Профессионалам, конечно. Большой войны постараемся избежать, а региональные задачи сможет выполнить и профессиональная армия. Мы ведь и зарплату уже подняли, льготы дадим, укомплектуем. Чтобы в «горячих точках» только по контракту.
        - Э, значит, одни контрабасы воевать будут? Только контрабасы - те же пацаны, как и по призыву. Им воевать и погибать, а нам - в бой посылать и поминать потом.
        Молодой генерал кивнул.
        - Так объясни, как же ты их поминать будешь, если пить не умеешь? Вот, вчера была война, прямо здесь. Ребята погибли, которые ехали вместо меня. А я лишь раз их помянул. Давай-ка, как надо. Не коньяком.
        На этот раз Столбов взял граненые стаканы, наполнил водкой на две трети.
        - Давай. Раз грозный царь говорит - пей, значит, пей! Куда тянешься чокаться, дурик? Третий тост!
        Как ни странно, водку Костылев опрокинул легко. И даже заговорил о делах: о Госдуме, о полномочиях фонда «Возвращение». Но вдруг, выпучив глаза, спросил шепотом: «Где туалет?» Получив указание, нашел президентское удобство, неплотно прикрыл дверь. Появился через минуту. Лицо было мокрым. Ботинки являли плюрализм: сами решали, куда которому идти, руки искали стены.
        - Значит, с главным вы согласны, Михаил Викторович: внешней войны пока не нужно. Но внутри страны - никакой пощады предателям.
        Столбов кивнул.
        - Тогда, Михаил Викторович, я пойду, отдохну, - с трудом сказал Костылев. - Вы подписали?
        - Подписал. Ты-то дойдешь? - поинтересовался Столбов. - Вышел следом, увидел Степанова на диване. И забыл про Костылева.
        - Кирюха, - сказал он Степанову. - Давай так: я тебе не приказываю. Я тебя прошу: выпей со мной. Очень прошу.
        - Уговорили, Михаил Викторович, - сказал Степанов.
        Оказалось, что опытный Столбов и бедный Костылев почти прикончили первую бутылку коньяка. Она тотчас же был разлита и отправлена под стол.
        - Только смотрите, Михаил Викторович, - сказал Степанов. - Я чухна, я пить не умею. Как выпью, так начну чухню нести.
        - Ну и неси, - разрешил Столбов. - А вообще, забавно. Стоило мне разогнать питерскую группировку, и вот уже в Кремле не с кем бухать, как только с питерским ментом?
        - Не с питерским, а из Ленобласти, - ответил Степанов.
        - Один буй. Наливай.
        Выпили.
        - Кирюха, в тебя стреляли? - спросил Столбов. Степанов кивнул: было дело.
        - И ты стрелял, знаю. Значит, хоть и не вояка, поймешь меня. Смотри, вот война. Этот, который со звезд, он хороший пацан, но не понимает. Ты должен. На войне убивают, но не всех же. А здесь: Макс, Ванька, Батяня, Быков. Непонятно, что с Танькой, тоже предала. И все за две недели. Это как шла колонна в долине, с гор тра-та-та, бабах. И ты - один. Так и тут. Все бросили. Я один в горах.
        Степанов молчал, и президент принял его молчание за укор.
        - Кирюха, извини. Ты же меня не бросишь, правда? Пойдешь со мной, до конца?
        - Не брошу, Михаил Викторович.
        - Тогда наливай.
        - Макс-то что сделал? - спросил Степанов.
        - Тоже позарился на евро, как мышь на крупу. Не удержался парнишка. Ну, чтобы ты так никогда. Чтобы до конца!

* * *
        Татьяна когда-то удивлялась выносливости и плодовитости русских крестьянок: вышла на жатву, родила, перерезала пуповину серпом, запеленала младенца и тут же серп в руки - жни дальше. Теперь начала их понимать. Живому существу естественно вынашивать на ходу. Не существует перинатальных палат ни для волчих, ни для лосих, да и для крестьянок не было.
        Она, кстати, все эти кремлевские месяцы вела жизнь то ли крестьянки, то ли волчихи. С утра на ногах, между пресс-центром и прочими ведомствами, а, между прочим, в одном пресс-центре шесть кабинетов. Работать дистанционно она так и не научилась: чтоб сидеть перед монитором и открывать по одному письму каждые две минуты, править, рекомендовать, отсылать обратно. Привычнее и проще дойти до кабинета, посмотреть на еще не отосланный текст, поменять пару слов, спросить о чем-то автора. Или пойти в другой кабинет, отсмотреть снятый сюжет, услышать мысли коллег. А уж сколько находишься-набегаешься на мероприятии! Из всех этих метров по паркету, коридорной плитке, иногда уличной брусчатке и асфальту, за день наберется километров пять-семь.
        Теперь ей остались метры. Гостиная, спальня, сад с цветником и уютной дорожкой, по которой гуляй - не хочу. Не хотелось. Лучше лежать на диване, листать книгу, еще лучше - альбом с репродукциями старого мастера - не импрессионистов. А вот включать любой экран - телевизионный, компьютерный - ни в коем случае. Еще ждала звонка Столбова, но он не отвечал - тревожно.
        Еще тревожилась: малому такой санаторный режим не нравился категорически. Когда Татьяна рыскала по кабинетам, он как раз вел себя смиренно, лишь изредка напоминал о себе. Иногда она даже читала вполголоса интересные новости: займешься ты политикой, или нет, но должен получить представление о том, как живет страна. Тогда малой затихал - прислушивался.
        Теперь он отыгрывался за прежнее спокойствие. Ворочался, может и дрыгался, не давал маме покоя. Казалось, за два дня ощутимо прибавил в весе. Время от времени возвращались прежние симптомы: резкая головная боль, тошнота.
        Утром Татьяна съездила в клинику. Врач, мудрый пожилой дядька, выслушал ее, задал с десяток вопросов и добился точных ответов. Были сделаны безопасные анализы и обработаны немедленно.
        Врач сказал, что все в порядке, только не надо нервничать и накручивать себя. Советы давал осторожно, паузы брал для эвфемизмов, помнил - с президентской женой говорит. Таня чуть не заплакала: ей захотелось стать обычной мамашей, которую такой седой доктор, может, и назвал бы дурехой. Зато его советам было бы больше веры.
        На предложение лечь на всякий случай в клинику, не согласилась. Во время выезда было столько ненавязчивой и вежливой охраны, что поняла: в палате ощутит себя пленной радисткой Кэт. Уж лучше на дачной веранде.
        Именно там она сейчас и находилась. Смотрела на закатное солнце, без всхлипов лила слезы. Иногда начинала говорить с малым.
        «Миленький мой. Зачем ты толкаешься? Зачем ты торопишься на свет? Здесь опасности, предательства, а главное - глупости. Не торопись расстаться со мной. Что я буду делать без тебя? Поверь, маленький, тебе еще рано…»
        «Мамочка, ты такая дурочка, как же я могу тебе верить?»
        Интересно, сказал или показалось?

* * *
        Идея иметь свой остров привлекательна в теории и не очень хороша на практике. Во-первых, это всегда игра в Робинзона: инфраструктуру привычного комфорта придется создать заново, что не дешево. Во-вторых, унылый островок не интересен и хозяину, а если он живописен, то глазеть на него будут и с бортов проплывающих яхт, и даже с экскурсионных суденышек. Нудизм на своем, собственном пляже станет дискомфортным. В-третьих, даже самое нелепое государство отдает земли навсегда только другому государству. Как ни пыжься, ты всегда будешь на своем острове арендатором и если устроишь дебош в ближайшем континентальном баре, к тебе пришлют не ноту протеста, а обычный судебный иск.
        Илья Фишер был романтиком. Он занимался транзитом нефти через Петербург, точнее, был кремлевским «смотрящим» за процессом от кооператива «Мельница». Едва появился первый свободный миллиард, задумался об острове. Конечно, не в Финском заливе: грязно, мелко, да и слишком близко от источника дохода. Нашел остров в Эгейском море, арендовал у правительства Греции. Неплохо обустроился, а сегодня гостеприимно принимал товарищей по несчастью.
        Была идеальная средиземноморская весна: мягкое солнышко, легкий ветерок, море, примерявшее летнюю искристость. Все, что нужно, чтобы еще жестче оттенить лютую тоску на душе. После последнего события.
        Сидели на открытой веранде, говорили о разных новостях, о делах и финансах. О главном не решался сказать никто.
        Наконец, парторг-Бриони, считавшийся безбородым аксакалом, заметил:
        - Ну что, шуты плаща и кинжала, давай-ка не темнить. Надо выяснить: кто слил. Кто так удачно предупредил товарища-президента, что он успел послать подставной автомобиль? Предлагаю дождаться отсутствующих, и никому не покидать этот гостеприимный островок, пока не разберемся.

* * *
        - Так пойдешь со мной? - повторил Столбов.
        - Пойду, - повторил Степанов.
        - Тогда наливай.
        Едва войдя в кабинет, Степанов позвонил заму Аверьянову и попросил сообразить на кухне полезную закуску: квашеной капусты, огурчиков да пельмешек. Закусывал сам, заставлял Столбова с непреклонностью суровой воспиталки из детсада.
        Во второй коньячной бутылке уже проблескивало донышко. Разговор крутился, как заевшая пластинка.
        Степанов держал хмельной удар крепко. Не то, чтобы умел пить, но его недаром звали «Дукалисом» - крепкая, массивная фигура. Разве что чуть тормозил. Или нарочно прикидывался человеком финского происхождения.
        - Ты вот что мне скажи, - в очередной раз проговорил Столбов. - Ты объясни мне, что такое произошло? Почему меня все предали? Почему я один остался, а?
        - Попробую, - ответил Степанов. - Только помните, Михаил Викторович, я вас предупреждал - буду чухню нести…
        - Неси, - махнул рукой Столбов. - А то этот, звездун, весь вечер проговорил, как мне надо грозным царем стать. Так и не решил, стать или нет. Вот стану: будет он у меня генерал-опричником, а ты - шутом. Или наоборот.
        - Ну, раз шутом, чего стесняться. Правду скажу. Михаил Викторович, никто вас не предал.
        - Чего?!
        - Не предал, а дал слабину. Мы же все люди слабые. Только каждый по-разному. Это как в ментовке: кто взятки берет, кто «палки» рубит, коллег подставляет и лезет по чужим плечам к звездам. А кто просто пьет на рабочем посту.
        - Погодь стрелки переводить. Вот ты, к примеру, взятки брал?
        - Не предлагали, - просто ответил Степанов. - Ни тогда, ни сейчас. Ну, бывало, других покрывал, не сдашь же своего. Правда, предупреждал: совсем будет беспредел - сдам. И сдавал. Но, по правде, Михаил Викторович, если бы мне сделали предложение, какое Ивану Тимофеевичу или Максиму - не знаю. Ну, в смысле, не именно такое предложили, что-то другое, что для меня ценно. Может, устоял бы, может, и нет.
        - Э, по уму - хорошо. По совести - нет, - мотнул головой Столбов. - Предательство, Кирюха, оно и есть предательство. Всегда и везде. Хоть ты и знал, что красть нельзя - украл. Хоть ты друга под пули подвел. Хоть в простреленную душу плюнул, как Танька…
        - Михаил Викторович, а можно и я по совести скажу? - Голос Степанова стал жестким, так что Столбов прервался. Махнул рукой - валяй.
        - Вы про предательство говорите. А сами уже третьи сутки пьете. Не удивляйтесь, второй час ночи пошел. Люди по-своему дали слабину, вы - по-своему. Будете дальше пить - сами станете предателем.
        - Это как? - Столбов даже поставил стакан.
        - А вот так. Всех пропьете, кто вам доверился. Всех, кто поверил в вашу «Веру». До вас боялись, теперь поверили, как вы поверили Путину когда-то.
        - Я что, ворую?
        - Вы не воруете, вы пьете. А есть такие дела, которые, кроме вас, никто в России не может сделать. Вот Вадим Сергеевич мне сказал…
        - Не говори про него! - чуть не рыкнул Столбов.
        - Раз пить позвали - значит надо слушать, - неожиданно строго ответил Степанов. - Он сказал: в этом деле только вы сможете помочь людям, больше - никто. Ни в России, ни в мире. Я прочитал и согласен.
        - Что за дело такое? - недоверчиво спросил президент. Степанов протянул бумажную папку.
        - Опять бумажки! - заревел Столбов, отшвыривая папку. - Затрахали бумажками. Этому подпиши, этому прочитай. Достали! Пошел!
        - Пойду, - сказал Степанов. - Шагнул к двери. Столбов рванул следом, схватил за локоть. Охранник остановился.
        - Без рук, пожалуйста. Вы меня в трезвую сильнее, а сейчас - скручу, без вопросов.
        - Попробуй! - Столбов встал в боевую стойку. Но поскользнулся в коньячной лужице и еле удержался, совершив изящное балетное па. Отдышался и рассмеялся.
        - Смотри, какая у меня растяжка… Кирюха, извини. Останься.
        - Да я, Михаил Викторович, и останусь, и пойду с вами, как обещал. Только вы помните, что мы сейчас президентское время пропиваем.
        - Зануда, - махнул рукой Столбов. - Ладно, на посошок и на боковую. Чего морщишься? Президентское слово.
        - Михаил Викторович, дайте, пожалуйста, еще одно слово. Что вы завтра эти бумажки прочитаете. Ну, когда я вас о чем-то просил?
        Столбов нахмурился, взглянул в глаза Степанову. Увидел слезинку. Махнул рукой, улыбнулся опять и налил две рюмки.

* * *
        Из обращения Марины Красницкой.
        Уважаемый президент Российской Федерации!
        Простите, что я трачу Ваше время, обращаясь к Вам с этим письмом, но больше мне обратиться не к кому. Вы моя последняя надежда.
        Наша беда вот в чем. В 120 километрах от столицы нашего государства существует пансионат, который называется «Долина роз». Пансионат принадлежит президентской администрации. Последние годы он используется как гарем, в котором насильно удерживается около тридцати девушек, от пятнадцати до двадцати пяти лет, в основном русских. Среди них и моя дочь Дарья.
        Девушки попадают в «Долину роз» по-разному. Одних находят через социальные сети, других, как Дашу, похищают на улице. Их заставляют подписать контракт, который потом продлевается без их согласия.
        Профессиональных проституток среди девушек нет, но всех пленниц принуждают заниматься проституцией, в извращенных формах. Похоже, авторы этого проекта попытались создать модель мусульманского рая, в котором «гурии» всячески ублажают души праведников. Иногда девушек заставляют показывать на практике сцены из порнографических фильмов Пазолини, Тинто Брасса и т. д.
        Неоднократно пленницы совершали самоубийства, не вытерпев унижений. Были попытки убежать, но охрана ловит пленниц и убивает после самых изощренных истязаний. Право добить измученную жертву представляется участникам ночных оргий.
        Жалобы на существование «Долины роз» безрезультатны. Фактически хозяином пансионата является племянник президента. Он приглашает на оргии республиканскую элиту, включая руководство силовых ведомств. По некоторым сведениям, иногда в оргиях участвует элита соседних государств и высшие офицеры американского контингента в Афганистане - им обещают «экскурсию в рай».
        Уважаемый президент, я обращаюсь к Вам, потому что надеюсь: в отличие от Ваших предшественников, Вы не оставите людей в беде. Кроме Вас, больше надеяться не на кого. К моему заявлению прилагаются другие документы о том, что происходят в «Долине роз». Пусть Ваша разведка подтвердит, что это не ложь.
        Помогите или ответьте, что мне остается только молиться. Я даже не знаю, жива моя Даша, или нет, и боюсь, что она может умереть в любую минуту. Если же вы не уверены, что сможете спасти мою дочь и других русских девушек, не делайте ничего. Не используйте мою фамилию. Если спецслужбы президента узнают, что я была в России и передала какие-то документы, то Дарью убьют.
        Марина Красницкая
        Глава 10
        Есть ли разница между психологической и физиологической зависимостью? И если есть, то где она начинается? Дилетант ответит сразу. Профессионал задумается. Особенно, если вопрос касается его самого.
        Был ли Валера Муравский профессионалом? Пожалуй, да. Диплом выпускника Первого медицинского института ему предстояло получить только летом, но у него было все в порядке и с теорией, и с практикой. Был он не из медицинской семьи, но биологией интересовался еще в школе. Поэтому и вуз выбирал не ради армейской отсрочки, но с перспективой на будущее.
        Вот только с будущим было не очень ясно. Точнее, географически - более-менее ясно. Учился Валера в Питере, здесь же и собирался работать. Не возвращаться же в родной Орлец - райцентр северной области, на тридцать тысяч жителей. Зарплата молодого специалиста чистыми - четыре тысячи двести рублей. Понятно, можно крутиться, получать надбавки, брать дополнительные дежурства, дотянуть до десяти тысяч. А к тридцати годам будешь получать тринадцать, может даже, четырнадцать тысяч… Всё равно более-менее приличные деньги - конвертные благодарности от пациентов - ты получишь лишь в областной больнице. Но там надо иметь хороший блат. Или, без всякого блата, просто самому занести в конверте пятьдесят тысяч главврачу. Причем еще подпадешь под кампанию по войне с упырями в белых халатах. Скрутят, как взяткодателя.
        Поэтому гораздо лучше, без всей этой нищеты и страха, поискать работу в Питере. И здесь, конечно, непросто: самая денежная, да и престижная работа тоже дается по блату. Сыновья профессоров сами идут в Мед, а начинать в окраинной поликлинике неохота. Тогда какая-нибудь частная клиника, пусть не по профилю, зато сразу двадцать тысяч в зубы.
        Так что же насчет психологической зависимости? Для Валеры это был интернет. Не утренняя чашка кофе, не сигарета - да-да, он же врач, а не пропагандист ЗОЖ. А переползти через задремавшую Ксюшу, спрыгнуть с кровати, тронуть «мышкой» спящий экран. Комната - Ксюшкина, комп - Ксюшкин, но сегодня утром он первый юзер.
        Вошел в почту. От кого письмо? От комитета региональных координаторов по родной области?
        Открыл. Начал читать. Медицинские тексты понимал хорошо, а вот в беллетристическом и эпистолярном жанре обычно тормозил. Поэтому, чтобы лучше воспринимался текст, начал читать вслух, шевеля губами.
        - Валер, чего ты? - спросила заспанная Ксюха. - Письмо счастья пришло?
        - Ну да, чего-то вроде этого.
        - Чего предлагают?
        - Говорят, что изучили мою биографию, также результаты учебы. Предлагают войти в программу «Новый сельский врач». Считай, моя деревня. Ну, не совсем моя - поселок Кулябово.
        - А платить будут солеными кулябликами?
        - Не. Взрослый оклад - сразу пятнадцать. Как врачу общей практики. Также коттедж на три комнаты, с двором, котельной, участком. Водопровод, интернет-вайфай, беспроцентный кредит на автомобиль - объезжать пациентов.
        - Ничего себе замануха! И что за это хотят?
        - Контракт на пять лет. Если продлить еще на три года - дом мой. Если женюсь, двух детей рожу, тогда раньше. Еще и объясняют, зачем это все надо. Они считают, что эти места, не само Кулябово, а вообще, вокруг - перспективная территория. Лес, агрокомплекс, Беломошское озеро - туризм. Хотят народ удержать в деревне, может, даже кто-нибудь переселится.
        - Забавно.
        - Знаешь, если это не лажа, то даже не забавно, а интересно. Там у нас и правда, туристский край. Настоящий бор на берегу, белый мох. Грибы, ягоды, рыба - ловить некому. Если бы электрические провода не рвались, вообще - рай. А так, без электричества по два дня, какой тут белый мох.
        - Ты клюнул?
        - Нет, пока. Летом съезжу в родные места по грибы - посмотрю на месте. Они еще говорят: обратите внимание, это не предвыборный, это послевыборный проект. Всерьез и надолго. Короче, Ксюша, поехали. Вдруг не врут.

* * *
        Столбов выпил много. Но даже если бы выпил вдвое больше, все равно проснулся бы без будильника, в привычный час.
        Протопал в санузел, почистил зубы - ощущение во рту было таким, что не хотелось говорить даже с самим собой. Ополоснул лицо. Свет не включал - услужливо горела дежурная подсветка. Вышел, плюхнулся в кресло.
        В дверь постучались, секретарь предложил прочитать утреннюю сводку.
        - Через полчаса, ладно? - сказал Столбов. Пробормотав себе: «Грехи наши тяжкие» - доплелся до холодильника. Поблагодарил Степанова за доброту: там появился набор полезных утренних напитков. Выбрал легкий айран, отхлебнул.
        Вспомнил про обещание тому же Степанову. Взял в руки папку.
        Уважаемый президент Российской Федерации!
        Простите, что я трачу Ваше время, обращаясь к Вам с этим письмом, но больше мне обратиться не к кому. Вы моя последняя надежда…
        Читал медленно, не двигаясь. Все вздохи и охи куда-то ушли.
        Дочитал. Повторил вслух.
        Уважаемый президент. Я обращаюсь к Вам, потому что надеюсь: в отличие от Ваших предшественников, Вы не оставите людей в беде.
        Потом закрыл глаза и прошептал другие, очень похожие слова..
        Уважаемый Президент. Я никогда бы не стал обращаться к Ельцину. Он обещал лечь на рельсы, если от его реформ хоть кому-то станет хуже. После этого мне говорить с ним не о чем. Но к власти пришли Вы, и я поверил в то, что годы лжи закончились…
        Это были строки из совсем другого письма. Письма, которое, в далеком 2000 году предприниматель Столбов направил новому президенту России, тоже с надеждой на защиту от рейдерского разбоя. И получил в ответ сожженный дом и погибшую семью.
        Еще несколько секунд просидел молча. Потом внезапно рявкнул: «Сволочь!» - люстра дрогнула. Так же зло прошептал: «Что же ты, сволочь такая, наделал? Говоришь, достали, лезут с бумажками?!».
        Гнев не помогал. Тогда упал на колени и минуту ожесточенно, сильно молился, повторяя: «Прости меня за то, что людей судил, а себя - жалел. Что расслаблялся водкой. Что в запое, в обиде забыл свой долг, свое дело, которое кроме меня никому не сделать. За все это и прочие грехи прости меня!»
        Встал, смахнул две слезинки. Нажал кнопку, связался с Костылевым. Голос звездного генерала был слабым, но вполне вменяемым.
        - Доброе утро, Михаил Викторович. Хорошо, что вы встали.
        - А уж я-то как рад, Саша, - ответил Столбов. Голос был бодрый, веселый, уверенный, будто спал человек здоровым сном и окунулся с утра в нарзанную ванну. - Саня, ты когда сможешь быть у меня?
        - Мне надо чуток собраться… Так, через час, ну минут, пятьдесят.
        - Значит, и через полчаса сможешь, - так же весело сказал Столбов. - Ты особо не умывайся, служба протокола простит. А проблема с ногами - могу носилки прислать. Очень ты нужен, Саня.
        Костылев пробормотал, что будет в срок.
        Появился он через двадцать восемь минут. К тому времени Столбов принял душ, сделал блиц-зарядку, выпил зеленого чаю и просмотрел утренние дела.
        Костылев обошелся без носилок, но сразу же попросил разрешение сесть. Столбов ему посочувствовал и протянул папку.
        - Саня, будь другом, собери свою аналитическую группу и разберись с этой историей. Подними все, что было, дай оценку - правда, или нет, и рекомендации - что делать. Срок - три часа.
        - Михаил Викторович, насчет Госдумы… - несмело начал Костылев. Столбов его перебил:
        - Время пошло. На прочее не отвлекайся. Жду.

* * *
        Татьяна выдержала без интернета лишь два дня. Потом решила хотя бы проверить почту. Включила компьютер, вошла в свой ящик, стараясь даже краем глаза не зацепить новости. Не хотелось знать, что произошло в стране. Ведь она еще два дня назад не была праздным читателем информации. Не то, что могла - была должна докладывать президенту, да еще допускались с ее стороны мнения и предложения - что сделать, как решить проблему.
        «Пожалуй, так включают телик изгнанные „не-последние“ герои, или изгнанники из „Дома-2“, - с ехидной улыбкой подумала она. - Да уж, Танюшка, крепко ты подсела на роль информационной царицы».
        Открыла ящик. Новых писем было всего десяток. Еще не так давно гораздо больше, но спам вычищался жестокой фильтрацией, а послания от знакомых и не по делу попадали в категорию «Спам».
        Из всех писем Татьяна увидела только одно, и тотчас забыла про все остальные. И немудрено - писал Макс.
        «Таня, спасай. Меня держат в моей квартире - Пер-М, улица Энг, 18-67. Требуют деньги. Они спали - еле отправил. Спасай».
        Почти минуту Татьяна лихорадочно размышляла. Казалось, проблема решится одним звонком… Но кому? Батяня не отвечал. В таких делах хорошо понимал Иван, но и он пропал со связи.
        Миша… Позвонить: «Здравствуй, прости…».
        «У тебя есть право пить, есть, гулять по лесочкам, ездить на богомолье. И одна обязанность - уйти из моей жизни», - вспомнила она последние слова мужа. И отдернула руку от телефона.
        Может ли она сейчас ему позвонить? Принесет ли пользу разговор, смогут ли они дойти до проблем Макса… Которого, кстати, Столбов тоже выкинул из своей жизни.
        Вариант звонка в тамошнюю, Первомайскую ментовку, Татьяна не исключала тоже. Но придется объяснять, давить: хоть она и президентская жена, менты не любят реагировать на информацию, пришедшую по интернету на частный почтовый ящик. И вообще, старый добрый босяцко-хипповский принцип: проблемы решать без ментов. Кто его знает, что произошло, что происходит в квартире? Если есть шанс обойтись без протокола, надо стараться.
        Кстати, о полиции… Таня нашла один из самых свежих телефонов - номер Кирилла Степанова. Позвонила.

* * *
        Аналитическая группа сработала оперативно, Костылев вернулся к президенту уже через два с половиной часа.
        - Михаил Викторович, - сказал он, - вот справка. Если без нее, то скажу коротко: всё правда. Существует этот бордель-концлагерь уже восемь лет. Пропущено через него не меньше пятидесяти девушек и смертные случаи - да, были. По статусу пансионат считается санаторием, относится к местному минздраву, и если на его территории умирает человек, то выписывают заключение о причинах смерти, а трупы тут же ликвидируют. Кстати, сведения о том, что американцы-генералы отправлялись туда же на уик-энд, расслабиться, подтвердились тоже.
        - Хорошо сработала разведка! - искренне обрадовался Столбов. - А президенту и МИДу докладывали?
        - Да. Президент дал поручение МИДу, министр аккуратно поставил вопрос о судьбе двух девушек, не указывая источник информации. Результат: обе девушки исчезли из республики. Согласно официальному ответу МИДа Кушанстана, они пересекли государственную границу и навсегда покинули пределы страны.
        - Утерли нос гяурам, - зло заметил Столбов. - Что делать-то будем, джедай? Опять послать официальный запрос, нажать при личном общении? Только, боюсь, в лучшем случае, опять исчезнет девица, о которой спросим. А, как думаешь?
        - Так же и думаю, - ответил Костылев.
        - Так что же сделаем?
        - Конечно, надавить можно очень сильно, даже пригрозить, - задумчиво ответил звездный генерал, - вот только… Могут испугаться, а могут и упереться рогом. Для них проще выйти из СНГ, чем уступить в вопросе царского гарема. Саддам Хусейн предпочел пойти на виселицу, чем пустить америкосов в свои дворцы. Так что отношения испортим, а своего - не добьемся. При этом забывать о геополитике тоже не стоит. Кушанстан пока еще в нашей орбите, и шансы привязать его к нам покрепче пока еще есть. Вот когда привяжем, когда они будут у нас на крючке, тогда от них и потребуем…
        - То есть, пока эти черти не в орбите и не на крючке, нужно терпеть? - в глазах Столбова мелькнули молнии. Лишь тяжелая похмельная контузия Костылева не позволила ему увидеть их.
        - Да, терпеть. К сожалению, придется терпеть. На все направления сейчас сил у нас не хватит.
        Его голос стал печальнее и тверже.
        - Михаил Викторович, в нашей истории такое уже бывало. Московским князьям, Ивану Калите, например, приходилось терпеть. Видеть, как орда сжигает до пепла русские города, тех же девушек уводит в рабство. Да, надо перетерпеть, набраться сил, окрепнуть. А потом… Кстати, американцы… Хорошее дело для внешней разведки: внедриться, выяснить, какие там персоны развлекаются по выходным. Собрать хороший видеоархив. И будет бомба двойного действия: и для Вашингтона, и для этой орды. Выходить на Госдеп: пусть оставят Кушанстан в покое, а не то мы устроим утечку в мировых масштабах, о том, какие садо-педофилы служат Америке. После этого давить будет уже проще. Да, Михаил Викторович?
        - Да, - кивнул Столбов буднично, почти рассеянно, уже без капли гнева. - Калита, орда, американцы… Хорошо, поставьте такую задачу. Пусть собирают информацию. Ладно, Александр, идите.
        - Михаил Викторович, извините, тут еще…
        - Вечером поговорим, ладно? Все, иди.

* * *
        Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
        - Наталья Дятлова, «Вечерняя Рязань». Михаил Викторович, как вы относитесь к идее создания экологических городов, полного замкнутого цикла жизнеобеспечения, предложенных Калашниковым?
        - Что, Михаил Тимофеевич еще и города проектирует? Нет, другого Калашникова не знаю. Сама идея, конечно, интересная. Но города замкнутого цикла нашей стране понадобятся лишь с учетом перспективы освоения планет Солнечной системы и более отдаленных космических объектов.
        Что же касается России, то, современное жильем нам, конечно, нужно, и не только в больших городах, но и в малых. Земли там много, ресурсов - воды, леса тоже. Чтобы удержать молодежь в малых городах и поселках, будем там строить именно такое жилье, с очень простой философией: весь комфорт - холодная-горячая вода, газ, или современная брикетная котельная с генератором, интернет - все, как в городе. При этом все выгоды сельской жизни: минимальные коммунальные расходы и большая жилплощадь, которую в городе юношам и девушкам без богатых родителей купить просто невозможно. Создадим несколько пилотных зон, отработаем, начнем строить везде, где есть хотя бы какой-то смысл и шансы удержать людей.
        Дальше. В таких городках инфраструктура большого города: физкультурный комплекс с бассейном, теннисным кортом, зимними аренами. Также скоростной интернет, клиника с современным оборудованием, а главное - квалифицированным персоналом, стационар с оборудованными палатами. Хорошие детские сады, без очередей. Культурный центр с многозальным кинотеатром, театром, музыкальной школой. Чтобы в таком городе хотелось жить больше, чем в Москве.

* * *
        Степанов вошел в кабинет Столбова бодрым шагом, без намека на вчерашнюю нагрузку. Улыбнулся, увидев, какой президент веселый и живой, вообще, без капли усталости.
        - Привет, шериф. Спасибо!
        - За кефир и рассольник?
        - Не. За то, что вчера на меня не обиделся, не унес письмо Красницкой. И за кефир тоже спасибо.
        - Не обижайте меня, Михаил Викторович. Это письмо я бы вам стал предлагать, даже если бы вы мне плюнули в лицо.
        - Значит, читал и понимаешь, о чем речь. Скажи мне, шериф, что делать в такой ситуации?
        Не должностному лицу. Что стране делать, когда она узнала, что происходит с ее гражданами? Или, по-человечески скажем - с ее людьми.
        - Поступить нужно, как цивилизованная страна. Слабая страна будет плакаться и жаловаться. Сильная - просто пошлет спецназ. А вот решать, какая у нас страна: сильная или нет - это вам и никому другому. Для этого вас и выбирали. Решайте.
        Столбов шагнул к бывшему менту, обнял до хруста, до остановки дыхания. «Хорошо, что вчера не подрались», - подумал Степанов.
        - Спасибо еще раз. Не обманул. Дальше идем. Вот что, друг Кирилл. Будет через час незапланированная поездка. Сейчас адрес напишу. Пошли туда минеров, наблюдателей - кого нужно. Слушаюсь тебя, как няньку, когда скажешь: готово, тогда и поедем. Лишь бы поскорей.
        - Не в «Долину роз»? - улыбнулся Степанов.
        - Рад бы, да не получится. Но мысль угадал. Давай, торопись.
        Степанов вышел из кабинета. Достал аппарат, начал давать поспешные приказы подчиненным. И тут зазвонил мобильник.
        - Алло, вы бы не могли… Здравствуйте, Татьяна Анатольевна.
        Таня уверенно вызванивала Степанова. А когда услышала - растерялась.
        С Кириллом Степановым она была знакома с лета прошлого года, когда капитан полиции обратился в полпредство за поддержкой. Помнится, подумала тогда: вот еще один житель Города Забытых Людей. Позднее Степанов снова объявился в Кремле, участвовал в нескольких заседаниях Рабочей группы, мелькал в охране, похоже, был любимым учеником Батяни. Кстати, не стал ли его преемником?
        В отличие, скажем, от Ивана или, тем более, Макса, с Кириллом Татьяна не общалась, все больше наблюдала за ним со стороны. Иногда она сравнивала Рабочую группу со штабом времен Октябрьской революции. В такой революционной тусовке Степанов играл бы роль латышского стрелка: немногословный, белобрысый, не всегда догоняющий, но надежный и честный. Правда, вот душевно общаться с таким выдуманным персонажем было непросто.
        Любому другому Татьяна бы крикнула: «Макс нашелся!». Степанову не решилась. Вместо этого сказала:
        - Кирилл Александрович, извините, дело очень важное и срочное.
        «Извините, у меня срочное и важное дело - поручение президента, на другом телефоне», - ответил бы Степанов кому угодно. Татьяне, понятно, не мог. Но установка на скорейшее прекращение разговора сложилась сразу.
        - Слушаю, - сказал он.
        - Необходимо помочь человеку, у него проблема. Возможно, он похищен, надо это проверить.
        Татьяне казалось, она слышит себя со стороны - какая-то невнятица. От этого голова шла кругом, и было непонятно, какие слова найти.
        - …Да, надо выехать через пять минут. Извините, Татьяна Анатольевна, это не вам. Какой человек, кто его похитил?
        - Это Максим. Наш Макс (конечно, забыла фамилию, хорошо, хоть не в ментовку звоню).
        - Извините, Татьяна Анатольевна. Но Михаил Викторович сказал по поводу Максима… Да, я еду тоже. Если нарушение закона, то надо обратиться в отделение милиции.
        - Кирилл, может… - хотела сказать «ты» - не смогла, - вы сможете сказать Михаилу Викторовичу, что Макс нашелся?
        - Могу, Татьяна Анатольевна. Извините, у нас сейчас незапланированная поездка, я, как, начальник охраны, ее еще не организовал. Я скажу, попозже. Но, может, вы…
        - Хорошо, спасибо, - чуть не крикнула Татьяна и отключила телефон.

* * *
        О звонке Татьяны Степанов не то, чтобы забыл, просто отодвинул его на обочину сознания. Простить Кирилла было можно. Он внезапно понял, по какому адресу намечена незапланированная поездка Столбова. Произошло то, что не так часто происходит в жизни начальника охраны. Президент решил навестить своего предшественника.
        О мотивации президента думать не было времени. Все силы следовало потратить на то, чтобы подготовить визит на высочайшем профессиональном уровне. Все равно, как молодой шеф-повар готовит обед для повара-маэстро на пенсии.
        Как выяснилось, Батяня был не в том состоянии, чтобы оценить организационные таланты Степанова. Причина: он занимался примерно тем же, что и Столбов три дня подряд. Только, в отличие от Столбова, в одиночку. Происходило это, кстати, на вилле злосчастного племяша, в ближайшем Подмосковье. Племяш - позже выяснилось, с фингалом под глазом - где-то хоронился, его испуганная супруга приносила на веранду бутылки и миски с огурцами.
        Поначалу чуть не дошло до ругани. Батяня не хотел видеть бывшего друга, мол, я тебя предал, о чем дальше говорить?
        - Хорошо, сейчас прикажу привезти из Кремля мундир Верховного главнокомандующего, тогда ты, как офицер, дашь мне консультацию? - рыкнул Столбов из-за двери.
        Батяня сменил пластинку, сказал, что в таком виде показаться он не может. Столбов предупредил: «На счет „пять“ ломаю дверь». На «четыре» дверь открылась…
        Хотя Батяня выпил больше, чем Столбов со-товарищи, протрезвился он быстрее и легче. Уже минут через двадцать президент и экс-начальник его охраны приступили к разговору.
        - Читал это? - показал Столбов письмо Марины Красницкой. Батяня кивнул.
        - Есть два противоположных мнения на этот счет. Одно: не тронь г…но, осиное гнездо, это же геополитика. Утрись и молись за несчастные души. Второе: надо что-то сделать. Причем, самое правильное, что можно сделать это по твоему профилю. Как думаешь?
        Вадим Сергеевич задумался. Ради этого даже еще раз запил две таблетки рассолом.
        - Не хуже меня знаешь - пошлешь людей на это «правильное дело», придет «груз двести». В лучше случае. Может, вообще не придет. Скажи, как президент: можно это решить дипломатически?
        - Пробовали. Две девчонки вообще растворились безномерным грузом.
        - Ну, тогда… - Батяня провел рукой по губам, смахнул приставшую веточку укропа… - Тогда можно и посетить объект. Письмо распечатать, ребятам показать - мотивация будет сильная.
        - Ребятам. Вот вопрос, каким. Охота задействовать не только «Альфа», а чтобы были самые-самые спецы, - сказал Столбов.
        - Значит, соберем сборный отряд. Из учебных центров, из всех бригад ГРУ, вообще, тех, кого при двух последних президентах погнали в отставку. Понятно, тех, кто в хорошей форме. Кто и во сне может разобрать, собрать, прицелиться и не промахнуться. А кто лучше тебя способен собрать людей в эту бригаду? Возьмешься?
        - Взялся, - вздохнул Батяня. - Товарищ главнокомандующий, у вас полчаса свободных будет?
        - Найдется, день на сегодня я расчистил, - ответил Столбов. Остаточные трудности он ощущал все равно, поэтому налил себе в стаканчик рассола из трехлитровой банки.
        - Тогда садись. Прямо сейчас все распишем. Где помещение, куда людям приезжать. Кто отвечает за разведку, кто за транспорт. Переводчики нужны с боевым стажем. И обязательно кто-нибудь, кто этот путь проходил ножками или проезжал хотя бы. Вообще-то я и сам там бывал - это недалеко от Кокорешского военного аэродрома, в пятнадцати километрах. Думаю, вся эта секс-туристическая сволочь там и садится. Все равно хочу, чтобы свежий глаз оценил мои наброски. Давай, главком, обеспечивай базу. Собирать людей, начинать разведку можно хоть сейчас. Да, вот что: еще надо узнать, как дела у гражданки, которую ихнее гестапо чуть не утащило.
        - Работа - лучший опохмелин, - усмехнулся Столбов. - Сейчас выпьем чаю и все распишем.

* * *
        «Ага, у нас новые кадровые назначения, - зло подумала Татьяна. - Вот кто Батяню подсидел!»
        Прикусила губу, наказав себя за неправду. Конечно, не подсидел. Конечно, если думать о безопасности Миши, то лучшей кандидатуры найти невозможно. Очень хорошо, что на этом посту именно Степанов.
        Только как быть с Максом? Ждать, изводя себя неведением? Но чего ждать? Звонить в тамошнюю ментовку: «Здравствуйте, мне пришло письмо. Нет, не требуйте, чтобы я приехала в отделение с заявлением. Во-первых, я на восьмом месяце беременности, а во-вторых - супруга президента России. Не верите?»
        Татьяна подумала, что в нынешнем статусе у нее стало значительно меньше возможностей, чем когда она разъезжала по стране с журналистской корочкой. Корочка от хорошего издания, да еще при грамотной подаче, и кабинеты открывала, и даже могла подвигнуть сотрудников на приказ. Например, приказ участковому: «Сходите с журналисткой по такому-то адресу». Теперь такой возможности нет.
        Возможность смыться она, кстати, уже потратила. На очень полезную вещь: безалкогольный вечер с друзьями-разгильдяями. Теперь куда бы ни пошла, сзади многочисленный шлейф-хвост охраны. Да и куда пойти - ограничено. Что там входит в ее права опальной боярыни? В баньку, в лесок, на богомолье.
        Банька и ухоженный лесок - тут же, далеко ходить не надо…
        Кстати, идея… Татьяна села за компьютер, погуляла в разделе «Карты», присмотрелась. И чуть не взвизгнула от радости. Везуха!

* * *
        Перед началом оргработы Столбову и Батяне пришлось отвлечься. Во-первых, в комнату заглянул Кирилл. Он прогуливался по двору, благо день солнечный, апрельский. Но пришлось вмешаться в президентский разговор:
        - Михаил Викторович, звонит Татьяна Анатольевна. Говорит, что вы ей разрешили выезжать на богомолье. Она хочет воспользоваться этим правом.
        - Сначала грехи замолить, потом извиниться? - без особой радости улыбнулся Столбов. - Ну да, дал я ей такое право. Не ожидал…
        Захотелось вырвать телефон из рук Степанова, обозвать Таньку самой любимой дурой на свете. Сказать, что быстро-быстро решу все проблемы, потом приеду. Обнимемся, помиримся. И все будет в порядке.
        Но не вырвал, застеснялся Батяни и Степанова. А куда-то уходить для разговора не хотелось. Тем более, комната чужого особняка - не личный кабинет. Молчаливые, профессиональные топтуны будут повсюду, не скроешься. «Лучше сам потом позвоню».
        - Передай: если хочет, то пусть едет. Дашь хорошее сопровождение, чтобы монастырское подворье, или святой источник, не знаю, куда ее несет, обнюхали, осмотрели, как следует. Чтобы опять в Питер не смылась. Степанов, отвечаешь за нее, как за меня.
        - Так точно, все сделаю. Михаил Викторович, я еще забыл вам сказать: Макс нашелся.
        - Ну и чудно. Посоветуй и ему на богомолье съездить.
        Степанов вспомнил, что Макс, по словам Татьяны, вроде бы похищен. Наверное, это следовало сказать Столбову. Но тот уже сидел за столом, что-то обсуждая с Батяней. Так нырнул разговор, что видно даже по напряженным плечам и наклоненной голове: дальше тревожить не надо.
        И Степанов не потревожил.
        Во-вторых, отвлек племяш. Он бродил по дому, встретился с охраной, не понял, что за гости пожаловали, решил, будто арестовать дядю и его. Со страха позвонил дяде.
        - Пусть зайдет, - приказал Столбов, подслушавший разговор.
        Бедный племяш был украшен фингалом, но и во всем остальном печален и жалок. Увидел Столбова, чуть не пал на колени, начал извиняться, не мог понять, чего на него такое нашло.
        - Вот что, Алексей Григорьевич, - сказал ему Столбов. - Теперь твой дядя у меня в советниках на общественных началах. Хочешь, чтобы он этот пост сохранил?
        Племяш закивал, чуть ли не заплакал.
        - Тогда забудь о нем. Не о дяде, а его посте. Навсегда забудь. И родственникам своим скажи. Понятно? Кстати, на компьютере стучать умеешь?
        Племяш не столько подтвердил, сколько отстучал согласие зубами.
        - Тогда садись. Мы будем диктовать, а ты - записывай.
        Мини-совещание продолжилось.

* * *
        Маленький остров, будь на нем хоть маяк с одиноким смотрителем, хоть мини-отель, рождает привычки Робинзона Крузо. А именно: запасливость. У Ильи Фишера был небольшой склад, который позволил бы хозяину и гостям пережить на острове двухнедельный шторм. Пусть таких штормов в уютном заливчике и не случалось никогда.
        Конечно, некоторые гастрономические радости: свежие фрукты, зелень - могли закончиться быстро. На этот случай существовал спутниковый телефон и номер супермаркета в ближайшем прибрежном городе. За относительно щадящие деньги можно было заказать необходимую снедь, и ее доставили бы на катере прямо к причалу.
        Того, что кто-нибудь из добровольных робинзонов прокрадется на пристань и прыгнет в катер, можно было не опасаться. Атмосфера сложилась такая, что дойти незамеченным до катера не удалось бы никому. Увидят из окна, перехватят на причале.
        А дело было в том, что когда последний из акционеров «Мельницы» - Васильич - прибыл на остров, всем стало ясно: предатель - здесь. Оставалось его вычислить.
        Выход предложил Бриони - бывший парторг. Каждый из присутствующих должен был сделать доклад об одном из коллег. Остальным предлагалось дополнять согласно имеющимся знаниям. Так и узнали бы, кто здесь «акула с самым коротким хвостом».
        О том, что сделают с акулой, вслух не говорили. Но никто не сомневался: разорвут и проглотят. Даже если разоблачение произойдет после сытного обеда.

* * *
        «Думала ли я, что буду жить в доме с дворецким? - улыбнулась Татьяна. - Явился гость, и не стучится, и не звонит на подходе, а стоит под дверью и ждет, когда о нем доложат. Прикажите принять, откажите принять».
        Докладывал, конечно, не дворецкий - офицер ФСО. Но делал это с вежливостью и вышколенностью многолетних традиций кремлевской обслуги. Деликатно постучался, вступил на порог - и ни шагу дальше. Доложил.
        Гостем был, между прочим, Александр Костылев. Татьяну это удивило. У них до этого был только один деловой разговор, и то с отрицательным результатом.
        Но остальные друзья, знакомые и сослуживцы, казалось, забыли про нее вообще. Поэтому Татьяна обрадовалась и такому визитеру. Как говорится, на чужой сторонушке рад своей воронушке. А эта уютная резиденция давно стала для Тани чужой стороной.
        И она обрадовалась Костылеву, как кусочку уже почти забытой жизни. Жизни, полной хлопот, сюрпризов, проблем, внезапно обнаружившихся дел и вечных опозданий. Жизни, от которой хочется отдохнуть, а когда удалось, то, пожалуйста, вот на тебе, «ломка» соскочившего наркомана.
        - Татьяна Анатольевна, я к вам за консультацией. Даже не за одной, - чуть смущенно, с легким заиканием, сказал Костылев. - Я теперь пресс-секретарь президента.
        - Основная работа? - Таня удивилась, да так, что на миг забылись все проблемы и обиды.
        - Нет, совместительство, - еще больше смутился Костылев. - Поэтому так трудно. Понял, что проконсультироваться смогу только у вас. Послезавтра у Михаила Викторовича региональная поездка, как всегда по незапланированному маршруту. Много заявок на аккредитацию, самолет, сами знаете, не резиновый. Нужно сделать отсев, а без вашей помощи - не обойтись…
        Таня улыбнулась. Стало чуть легче. С одной стороны - легкое, почти ненавязчивое ощущение наставничества, если не сказать, дедовщины. С другой - хоть и в ссылке, а нужна, как носитель эксклюзивного знания.
        И она минут пятнадцать объясняла Костылеву нюансы своей работы: кого брать в поездку, а кому отказать, но так, чтобы человека не обидеть. Или наоборот, есть такие персонажи, что бери или не бери, все равно отомстят на страницах или в телевизионных комментариях. Таким товарищам можно отказать без особых стеснений.
        Костылев слушал внимательно, уточнял, записывал, придумывал гипотетические ситуации: «А если до конца поездки выяснится, что журналист дал инфу и переврал слова Михаила Викторовича, что делать?». Это тоже льстило.
        Разговор не то, чтобы затянулся, просто начал казаться подобием разбавленного чая, когда заварки уже нет, но сидеть хочется и доливают кипяток.
        Татьяна понимала, в чем дело. Гость чего-то недоговаривал. Похоже, у него была еще одна миссия, но он ждал встречного шага. И дождался.
        - Как вам на новом посту? - спросила Татьяна. - Приспособились к характеру Михаила Викторовича? А то вспылить он может, а потом непонятно, как быть. И ему, ну и объекту вспышки.
        - Как я понял, - осторожно ответил гость, осознавший намек, - Михаил Викторович особенно обижается, когда видит: человек ошибся, а ошибку осознать не хочет, наоборот, идет в контратаку. Вот тут может серьезно рассердиться. Но есть же особые случаи, когда сердиться вечно он просто не сможет.
        - Значит, ждать недолго? - улыбнулась Татьяна.
        - Думаю, недолго. Не знаю, как поступит Михаил Викторович: позвонит, или приедет, скорее, даже приедет. Опять-таки, предполагаю, станет извиняться: вспылил он крепко.
        Костылев замялся, подыскивая слова.
        - Вашу незапланированную поездку он забудет нескоро. Вряд ли будет требовать, зато будет намекать. Мол, больше никаких инцидентов. И слово с человека взять он умеет, - тоже улыбнувшись, договорил генерал.
        Татьяне стало легче. Верно, все разговоры о президентском журналистском пуле, о коварных репортерах были камуфляжем. Вот она, главная цель визита. Значит, впереди примирение.
        Только вот насчет «глупостей»… Впереди была одна. Менее рискованная, чем поездка в Питер, но Столбов не разрешил бы и ее. Будем верить, успеем.
        Слегка покраснела и, чтобы скрыть застенчивость, сказала:
        - У меня глупости в ближайшее время не планируется. Разве что, небольшое святое паломничество, но без отступлений от регламента.
        - Паломничество глупостью быть не может, - ответил гость. - Кстати, если вы собрались в паломничество, возьмите путеводную звезду. Маленький подарок от космических войск России.
        Таня с интересом рассматривала подарок: маленький гаджет, умещающийся на ладони. Похож на мобильник, а может, и был изначально собран в корпусе от мобильника.
        - Навигатор с расширенными функциями, - уточнил Костылев. - Глаза портить не надо: вот сюда палец, так… смотрите.
        Татьяна восхитилась. Из корпуса вылезла пластина и развернулась в экран, шириной в лист школьной тетради. Будто огромная бабочка расправила крыло.
        - Здесь и GPS, и ГЛОНАСС под одной крышкой. Место, где вы находитесь, с высокой точностью, плюс разная дополнительная информация об этом месте. Функций много, думаю, разберетесь.
        - Спасибо, Саша, - сказала Татьяна. - Обещаю для глупостей не применять.
        - Я с самого начала понимал, что приходить к вам с шоколадкой нет смысла, - улыбнулся Костылев.

* * *
        - Ну, все, - удовлетворенно сказал Столбов, - работа пошла. Вадим Сергеевич, можешь переехать в запасной штаб ГРУ. Там будет и сбор, и старт. Торопиться, конечно, не надо, но и тянуть с добрым делом нечего. Что у тебя?
        - Извините, господин президент, товарищ главнокомандующий… - племяш не был уверен, правильно ли он обращается к лидеру страны.
        - Дело срочное - говори «дядя Миша», - ободрил его Столбов. - Что такое?
        - Вы сказали, связаться с больницей по поводу той самой гражданки Красницкой…
        - И что?
        - Говорят, что все в порядке. Только вчера был официальный запрос из МИДа России - по поводу запроса от посольства Кушанстана, с просьбой ответить, находятся ли в данной клинике на лечении граждане их страны. Я уточнил: на запрос был дан положительный ответ.
        - То есть, в переводе с дипломато-кретинского на русский, гражданку сдали? - резко спросил Батяня.
        - Выходит, что так, - кивнул Столбов. - Первое из возможных следствий кретинизма: дочь Красницкой исчезнет из пансионата навсегда. Как думаешь, за полтора дня операцию подготовить можно?
        Батяня вздохнул, что-то прикидывая, погладил короткие седые усы.
        - Можем, - зло ответил он. - Если кретины будут не вредить, а содействовать.

* * *
        Московский офис Григория Луцкого был скромен и малолюден. Посмотришь с улицы, зайдешь внутрь и не догадаешься, что хозяин входит в первую российскую богатую сотню. На самом деле, даже и в полусотню. Двухэтажный корпус в Черемушках, небольшой паркинг, седоусый охранник у входа, причем из той охранной конторы, что охраняет детсады и школы. Взглянешь со стороны и решишь: тоже школа, разве элитная, в которую привезли детей на «ауди-6», «БМВ Х5» или «лексусе». Такие машинки считаются элитными лишь для престижной школы районного уровня.
        Причин для скромности две. Во-первых, Григорий Федорович никогда не считался равноудаленным олигархом, ни, тем более, первым среди равных. Никакого смысла кидать понты перед нефтяниками, газовиками и прочими друзьями царя-дзюдоиста у него не было. По роскоши, по внешнему блеску никакой «Лукойл» не переплюнешь, да и хорошо, что не переплюнешь.
        Во-вторых, Луцкий хотел показать всем, и властям, и партнерам и сотрудникам: его интерес не здесь. В Москве медь и прочие металлы не добывают, и не плавят. Поэтому будем скромничать.
        Времена изменились, но Луцкий пока менять офис не собирался. Его друг сердечный, Михаил Викторович, к идее насчет равноудаленных и равноприближенных отнесся серьезно. Поэтому демонстративно строить в центре Москвы наглый и роскошный билдинг Луцкий не стал.
        Сегодняшним вечером его настроение было тревожным и радостным одновременно. Тревожным: после той самой злосчастной истории с купленным думским голосованием. Первые часы он побаивался внезапного звонка Столбова и гневного всплеска: «Как же ты посмел так удружить? Уж от тебя такой гадости не ждал».
        Сам пытался дозвониться - поговорить, объясниться. Столбов не отвечал. Ну, а после известия о неудачном покушении у стен Госдумы, Луцкого объяло глубочайшее чувство вины. Обматерил друзей-заговорщиков: тут вот такие проблемы у Миши, а мы дурью маемся! Опять пытался дозвониться, просить прощения без всяких объяснений. Не удалось.
        Ну, а радость вызвало событие, напрямую связанное с бизнесом. Много лет подряд Луцкий пытался решить одну логистическую проблему в Горно-Ленинске. Металлургический комбинат граничил с воинской частью. Через нее протекала маленькая, но коварная речка, весной разливалась и подтопляла комбинат. Решить проблему раз и навсегда можно было, лишь создав отводы на самой территории части.
        Вроде просто. Но вояки уперлись рогом: территория наша, а интересы бизнеса, пусть и промышленного, нас не интересуют. Самим разобраться с речкой - нет средств, продать четыре гектара предприятию - нет прав. Хотя весь поселок знал: этот угол полигона использовался лишь для сбора грибов. Все равно не пустим.
        Луцкому намекали: проблему можно решить. Но поощрять наглость на сумму в тридцать тысяч долларов не хотелось. К тому же сделки с военными штука опасная. Сменился командующий округа или кто-то пониже - и финита договоренностям. Безопаснее после каждого половодья тратить вдвое большую сумму на ликвидацию последствий.
        В этом году руководство комбината, узнав, что в области начал работать рекор, обратилось к нему с изложением проблемы. Тот связался с координаторами, работающими в Министерстве обороны, и за полтора месяца проблема решилась: четыре гектара земли достались Луцкому в бессрочную аренду, за вполне приемлемые деньги, с разрешением построить защитный комплекс. Чудо! И непонятно, как отблагодарить. Даже коньяк рекору не подаришь: согласно одной из своих заповедей, коньяк они имеют право принимать лишь в рюмках, за столом.
        Луцкий радовался, вспоминал Столбова, благодаря которому стали возможны такие чудеса. И опять ощущал стыд: «Как я мог так сделать? Пусть новый царь и не отдал страну спонсорам победы ни на год, ни на месяц, зато жить стало легче…»
        Зазвонил мобильник. По первым звукам Луцкий определил: что-то официозно-деловое. Взглянул на имя, не сразу сообразил кто. Потом вспомнил: прокурорский работник мелкого уровня, когда-то прикормленный по земляческому принципу, на всякий случай. Года два не проявлялся, где же он сейчас? Кажется, перешел в Генпрокуратуру.
        - Здравствуйте, Григорий Федорович.
        - Здравствуй, Василий. Как дела?
        - У меня неплохо. Григорий Федорович, сегодня в Генпрокуратуре выписан ордер на ваш арест.
        Глава 11
        В Россию, как всегда неожиданно, пришла весна. Конечно, ее ждали, но устали от бесконечной зимы и обманчивого марта - разуверились, что придет. Вроде и солнце стало дольше гостить на небосклоне, и припекать чуть-чуть. Но лишь ненадолго пригрелся мир, как наступил звездный морозный вечер, завьюжило по-февральски. Споткнулся пьяный человечек среди вьюги, упал на твердый сугроб, заснул. И замерз, будто декабрь никуда не уходил. Обман!
        И вдруг ночной мороз стал прохладой. А солнце, вспомнив, что апрель - перевернутый август, наконец-то растопило многомесячные залежи, двинуло воды. Осмелели травинки и цветы. Уже скоро пасхальным перезвоном откликнутся колокола: снова побеждена смерть.
        Разуверившаяся, много раз обманутая страна в очередной раз беспокойно заворочалась: зачем? Ведь уже привыкли к меховым ботинкам и модным валенкам, теплым курткам, зимней резине, плотно заклеенным оконным щелям, наглухо замкнутым стеклопакетам. Зачем нужна полуденная истома, зачем грязь на башмаках, внезапные лужи и ароматический букет городских подснежников? Ведь к зиме привыкли все!
        Но весна не спрашивает. Она приходит.

* * *
        Вечер был по-настоящему апрельским. Солнце, собираясь на отдых, хоть чуть-чуть, но грело. Заодно напоминало о краях, в которые весна пришла уже давно, с листьями, цветами, настоящей жарой, загоняющей в тень.
        На краю летного поля стояли люди, которым предстояло путешествие в весну. Вот только собрались они не так, как принято собираться в пляжные страны. Сейчас они в куртках, шерстяных брюках, но когда прилетят, то наденут не футболки-шорты и пляжные туфли, а камуфляж. И в огромных сумках не ракетки для тенниса или бадминтона, не аксессуары для дайвинга. Иное оборудование, более ценное и дорогое.
        Логистика рассчитана по минутам, даже на стадии доставки. Сначала в Оренбург, там соединиться на аэродроме с другой группой, и уже вылет до объекта. Рассчитан и воздушный коридор - совпадает со временем полета пассажирского лайнера. Гражданский рейс будет отменен. Какой бы ни была дурной ПВО Кушанстана, какими бы ограниченными ресурсами она ни обладала, но совсем уж не брать ее в расчет - нельзя.
        Операция готовилась быстро, вопреки всей теории потайного ремесла. С практикой - сложнее. Как будет на самом деле, не скажет никто и никогда. К примеру, израильтяне однажды сумели освободить заложников в самом сердце Африке - в Уганде, а вот американцы хотели вывезти свое посольство из революционного Тегерана - только мир насмешили. Тут все должно сложиться: расчет, профессионализм, который за год не накачать, и фарт. И, кроме фарта, твердая решимость: есть вещи, которые сделать нужно. Даже если кажется, что готов недостаточно.
        Батяня распорядился раздать всем причастным к работе на объекте распечатку письма Марины Красницкой. С коротким устным добавлением: адресат обращения к президенту России раскрыт, Дарью могут убить в любую минуту. Все были готовы работать по принципу: возможное - сделали, невозможное - сделаем.
        Может быть, именно поэтому меньше, чем за двое суток и собрали команду, и получили информацию, которую в иной ситуации собирали бы месяц-другой, да потом и похерили бы за ненадобностью. Двое «дремлющих» агентов активировались и выдвинулись к аэродрому. Передали сведения: где можно сесть без опасения врезаться в другой самолет, где найти транспорт для выдвижения к санаторию. А главное, они должны были стать проводниками для «отряда встречи», которому полагалось захватить диспетчерскую. Сделать это с оружием, отобранным у местной полиции, а отобрать его - голыми руками, чтобы не запалиться со своим оружием.
        Не всем находившимся на аэродроме предстоял далекий путь. Для короткого напутствия прибыл человек, увидеть которого никто не ожидал, хотя и предупреждали: операция проводится под президентским патронажем. Верховный главнокомандующий. Рядом с ним шагал начальник охраны с красными глазами, уже не раз сказавший шефу, в каком органе у него засели эти незапланированные поездки. Столбов лишь смиренно кивал.
        Сейчас он обходил спецназ. Настоящая сборная действующих и отставных ветеранов. В основном из России, хотя было пятеро украинских спецназовцев, из тех, кто никогда бы не согласился поехать куда-то «монтажником», для работы на неизвестном объекте. Но куда и для чего полетят сейчас, знали все.
        Среди них оказался даже один белорусский спецназовец, два года назад обосновавшийся в России, а сейчас служивший в восстановленной Бердской бригаде. Удивленный Столбов даже задержался для минутного разговора.
        - Как фамилия?
        - Кмитиц, имя - Андрей. Про фамилию не спрашивайте, задолбали еще с детства. Из-за нее в спецназ и пошел.
        - А почему в Россию от Батьки подался?
        - Там работы нет настоящей. Не хочу убивать тех, у кого нет стволов.
        - Ну и молодец, - сказал президент России. - Вот что, ребята. Постарайтесь сработать. Сами знаете, почему. Буду вас прикрывать, как могу. Но постарайтесь вернуться. Все. Удачи вам, и сохрани вас Господь.
        Едва договорил, как ребята развернулись и, не теряя ни минуты, заскочили в старый Икарус, и покатили к самолету. А там и пятнадцати минут не прошло, как он взлетел, взяв курс на юго-восток.

* * *
        Нельзя сказать, что настроение у Болтока было дурным. Если и было, то лишь на пути из аэропорта в столицу, куда он направился на выволочку к Бабаю. Так бы сразу в «Долину роз» - любил такие контрасты. Но президент требовал к себе, и после неприятного разговора приехать в пансионат раньше трех ночи не удалось бы ни при каких обстоятельствах.
        Если быть честным, то выволочку он не заслуживал. Психованную русскую дуру - мать красотки Дарьи, выпустила из республики президентская пограничная служба. Уже потом, в России, президентские аскеры лопухнулись еще раз: не помешали дамочке, напоминавшую Красницкую, передать пакет с документами российскому президентскому чиновнику, а главное - лишь через две недели смогли подтвердить, что эта дамочка и есть Красницкая.
        Все равно во всем виноват именно он, Болток. Во-первых, Бабай сам решает, кого назначать виновным. Во-вторых, особой несправедливости нет. Ведь «Долина роз» - сугубо его затея. Так что в том, что сама эта история заварилась, и пограничникам, а потом президентской охране довелось лопухнуться в Москве, есть и сугубая вина его, Болтока.
        К счастью, Бабай получил плохие новости, когда он, Болток, был в Лондоне. За два дня не то, чтобы остыл, но понял: никаких последствий не будет. Россия не отреагировала - ни официально, ни каким-либо дипломатическим намеком. Похоже, предпочла спустить на тормозах.
        Если бы визит виновника и дурная весть совпали, Бабай мог бы взяться за кьямчу. А так только грозился, подходил к ковру, на котором, рядом с саблей, висел и этот атрибут государственного суверенитета. В очередной раз отругал племянника, спросил, почему ему не хватает проституток в Европе: там же работают гурии всех стран и народов. Нужны русские - есть и русские.
        Нет, Бабай не против «Долины роз». По его словам, вполне нормальная забава, жаль, сам для нее староват. Только надо забавляться правильно. «Ешь арбуз - не бросай корки на кошму, - сказал дядя, - а бросил - убирай». Болток насторожился. Еще потребует убрать весь арбуз - закрыть пансионат. Но, как понял, достаточно будет убрать одну корку, чья мамаша имела глупость добраться до Москвы.
        Болток… Почему же Болток? Просто на вечеринках в клубах Европы, особенно в любимом Лондоне, его то и дело называли «Борат». Сначала не жалея сил объяснял: он не из Казахстана, и зовут его не Борат. Потом, вызывая смех у знакомых, отвечал: я не Борат, а его отец - Насильник Болток.
        Укуренная золотая молодежь всей Европы и мира посмеивалась. А он смеялся тоже, самым ценным смехом - хохотом души.
        Приятно говорить людям правду, хотя бы наполовину. Пусть он и не Болток, зато - Насильник. Эта дурочка Эллис, которая однажды заставила его сплясать национальный танец своего «казагстана» с бокалом на голове, может ли она представить, что пройдет два дня, и перед Болтоком замрут десять обнаженных девушек, молящих своего гяурского Бога, или просто надеющихся, что сегодня он от них не потребует чего-нибудь особенно болезненного?
        Болток даже думал похитить какую-нибудь европейскую дурочку, ту же самую Эллис. Пусть узнает, какими разнообразными, иногда даже не голливудскими бывают сказки о прекрасном принце. Видимо, поведал желание кому-то из друзей… У стен нашлись уши, а может, и у друга. Бабай связался с ним на другой день и пригрозил: за такие шутки посадит самого на цепь.
        Поэтому пусть Эллис останется в Лондоне. Здесь он будет Болтоком. Насильником Болтоком. Англичане, конечно, дураки, но когда окончательно поняли - Запад есть Запад, Восток - есть Восток, и ушли с Востока, то забрали всех своих. Те, кто остался - под надежной консульской защитой. А русские так и не решили, кто они: русские или советские. Поэтому своих даже не подсчитали.
        Не подсчитана и Дарья Красницкая. В том, что с ней случится, виновата ее мать и никто другой. Вот только что же с ней должно случиться? Конечно, с Дарьей.
        Болток еще не решил. По крайней мере, за его дурное настроение она ответит. Этой же ночью, уже через три часа. Гостей немного, и это к лучшему. Не все поймут, почему именно сегодняшней ночью гостеприимный хозяин захотел разыграть мизансцену: обманутый султан и неверная жена. Зато все поймут, что трюки в этом аттракционе - не комбинированы, а актриса - одноразового употребления.
        Хотелось мчаться скорей. Но нельзя: стемнело, и горная дорога, последний раз ремонтировавшаяся, когда Бабай числился Первым секретарем республиканского ЦК, ограничивала скорость. Болток не любил подлянок - ни от природы, ни от людей, и его злость росла в обратной пропорции к снижению скорости движения автомобиля.
        Мелькнул КПП - обязательная остановка для всех, кроме Болтока. Караульные начальники умели узнавать его по шуму мотора, иные на этой должности бы не удержались.
        Офицер в парадной форме поднес руку к козырьку - любуйся, начальник. Начальник пронесся мимо. Началась дорога, по которой никто и никогда не смог бы проехать без его личного разрешения. Кроме, конечно, Бабая. Но Бабай стар для таких развлечений.

* * *
        Татьяна тоже разработала спецоперацию. Простую, но с шансами на успех. Основа операции - обещание, которое дал в гневе ее муж.
        Он разрешил съездить на богомолье. А она в качестве места паломничества указала Успенскую церковь в городе Первомайск-Московский. Чем славна именно эта церковь, почему молитвы, вознесенные там, особо действенны? Это ее личное дело, но никак не Федеральной службы охраны. Президентская охрана обязана привезти ее на объект и дождаться, когда она выстоит богослужение.
        Так что, попасть в эту церковь нетрудно. Трудности начнутся дальше. Придется молить уже не Бога, а людей, подчиненных жесткому регламенту. Придется их уговорить, иначе вся затея пойдет прахом. Надо готовиться.
        Именно этим и занималась Татьяна во сне. То улыбалась: придумала аргумент, то вздрагивала: сама же его и парировала. Иногда мотала головой - нет, так не пойдет. Придется искать другие слова.
        Задача была непростой. Уговорить своих спутников пройти двести метров от церкви до квартиры Макса. Или - двести метров и больше, если она ошиблась в расстоянии.
        Что будет дальше, что обнаружится в квартире, что делать тогда? Об этом Татьяна не думала. Сначала главное - доехать.
        И она доезжала, молилась, уговаривала охрану, поднималась, спасала Макса. Или не спасала: то многоквартирного дома не оказывалось на месте, то все квартиры начинались с номера «200», и это-то в хрущевке. А один раз сам дом оказался бетонным бункером, без окон, без дверей - стучись куда хочешь. Ведь во сне может быть все, что угодно.

* * *
        Если Татьяна спала плохо, то на острове в ласковом Эгейском море не спали вообще. Южная ночь манила под звездное небо: дурачки, пройдитесь по гравийной аллее, еще лучше - по глыбам прибрежных камней и по привезенному с континента песку пляжа. Хватит глядеть друг на друга усталыми, злыми глазами и обсуждать проблемы вашего севера.
        Ночь манила безрезультатно. Почтенное собрание сидело, запершись, уже несколько часов. Даже кондиционер не включили - лень. Если кто-то вставал, выходил по нужному делу, то смотрели вслед подозрительно, чуть ли не отсчитывали минуты отсутствия. Вдруг почуял разоблачение и вместо сортира побежал к припрятанному катеру?
        Единого формата у заседания не было. Разговор о каждом неизбежно переходил в разговор обо всех. Лишь благодаря усилиям модератора - Бриони он еще не превратился в разъяренную свару.
        - Кто мог нас сдать Столбову? - риторически спрашивал Васильич. - Тот, у кого родня в столбовском правительстве. Алексей Олегович, объясни, почему твоего сына еще из Минобразования не поперли?
        Алексей Сорин побледнел от возмущения и ответил:
        - Сын карьеру делал сам, а сейчас - на волоске. Странно, что еще не выгнали.
        - Ты же хвастал, будто он работает в комиссии «антиреформа», - не унимался Васильич. - И поговорил со Столбовым на каком-то совещании. Понимаю отцовскую мотивацию: зачем отнимать у сына перспективного работодателя? Он же и для папы - крыша.
        Сорин побагровел. Но оправдание - признание вины. И он перевел стрелки.
        - Мой Иван - на волоске, со дня на день уйдет. Другое интересно. Когда присутствующий здесь уважаемый Виталий Юрьевич Фокин приобрел газету «Новый взгляд», где на каждой странице обличение «кровавой гэбни» - чем он руководствовался?
        - Правительственное задание! - возмутился Фокин, банкир и хозяин регионального медиа-холдинга. - Для того чтобы эти обличения прекратились. Неужели непонятно?
        - Непонятно! - усилил напор Сорин. - Они сократились, да, но не прекратились. Могу в архиве поднять номера, там Путина называли «царем от КГБ» раза три в месяц, не меньше.
        Фокин тяжко задышал, как медведь, подмявший быка. Уставился на Сорина, но ничего нового про него не вспомнил. Тогда перевел взгляд на экс-вице-губернатора Санкт-Петербурга Илью Афонского. До недавнего времени бессменного зама градоначальника, вне зависимости от пола последнего.
        - Путина ругать - тоже было правительственным заданием, чтобы либеральная общественность не подумала, будто газету перекупили. А вот интересно, кто дал задание Илье Львовичу, через три дня после победы партии Столбова, сказать в интервью: «Наконец-то эпоха воровской власти осталась в прошлом, и путинщина отправилась туда же, куда и ельцинизм»? Зудело к новой власти примазаться?
        - Так ведь не примазался, - развел руками Афонский. - Сами знаете, погнали меня победители, и никакие интервью не помогли. Победителям не слова нужны, а дела. Причем - до победы. Небольшие, но полезные услуги. Кстати, о них…
        Афонский оглядел коллег. Выбрал жертву - Сергея Богданчикова, владельца мощного химического холдинга, выживавшего последние десять лет не столько благодаря талантам бизнесмена, сколько неофициальным конкурентным преференциям. Расчищая поляну, даже посадил кого-то, в острастку.
        - Вот, Сергей Григорьевич, объясните, откуда у вас такая горячая любовь к Столбову?
        - В смысле? - Богданчиков, дремавший с блаженной улыбкой, встрепенулся, как посетитель Колизея, явившийся поглазеть на гладиаторский бой и вдруг обнаружившей себя в центре арены. - Я - люблю Столбова?!
        - А как иначе объяснить итоги голосования в Краснофосфоритске? Поясняю, кто не знает, - продолжил Богданчиков, - это закрытый городок, тридцать тысяч жителей, в основном «химики», те, кого сослали туда при Советах, да там и остались. Если этому контингенту выставишь перед голосованием ящик водки на цех, он даже папу римского в бюллетень впишет. Почему же в таком управляемом городе, больше половины электората проголосовали за партию «Вера»? И, заметьте, Сергей Григорьевич, пока что при своей химии. Никто у него контрольный пакет не отнял. Странная гуманность…
        Окончательно проснувшийся Сергей Григорьевич оглядел присутствующих, пытаясь понять, что о ком из них он помнит.
        - Да, кстати, если вспомнить загадки прошлогодних выборов…
        Волны бились о берег, светились, манили выйти, насладиться южной ночью. Но двери оставались запертыми изнутри. Злобное собрание продолжалось.

* * *
        Болток проснулся и удивился - от чего? В такое время он привык просыпаться только ради какого-то неотложного дела, к примеру, авиарейса. Приходилось летать пассажирскими авиалиниями: личный самолет был лишь у Бабая, и завести у себе такую вызывающую роскошь не посмел бы даже любимый племянник.
        Рейс из Лондона был вчера. Что же разбудило его сегодня? Какое-то другое, неотложное дело?
        Дел назначенных на этот предрассветный час не было тоже. Точнее, было одно, но перенесенное на вечер.
        Вчера, когда он только въезжал в «Долину роз», позвонила Мать Народа - мама Бабая. Бабушка и в свои девяносто любила болтать по телефону, и вот воспользовалась им, а заодно и эксклюзивным правом: делать выволочку даже тем членам президентской семьи, которым ее уже сделал и кого простил сам Бабай.
        Она не ругала Болтока. Просто, как хранительница древней мудрости, рассказала ему притчу про дурачка, съевшего чужой мед и не заметившего, что по его липким щекам ползают мухи. Притча была старинная, не столько смешная, сколько поучительная, но Болтоку все равно пришлось рассмеяться. А потом пообещать стать умным и никогда не позорить своего великого дядю. Слышала бы какая-нибудь Эллис этот лепет!
        От нежданного унижения Болток разъярился. Придрался к охране на въезде в пансионат, изматерил менеджера по хозяйству за два сухих листочка, нанесенных ветром на мраморную дорожку. Велел внутреннему охраннику привести к нему в кабинет Дарью Красницкую…
        И уж тут не удержался. Собирался побеседовать, загадочно и зловеще, понять - не сама ли она передала маме сведения о тайном гареме? Но сорвался почти сразу. Бил кулаками, ногой, потом, жалея кулак, сорвал с ковра плетку… Когда выплеснул гнев, то внятный разговор был невозможен: девушка корчилась на узорчатом паркете, не в силах встать на четвереньки. Даже не смогла толком повторить: «Твоя мать - вонючая сука!». Лишь невнятно бормотала: то ли повторяла, то ли говорила - «Простите».
        Пришлось вызвать медика. Врач-китаец нравился Болтоку тем, что за четыре года работы в Долине Роз ни одна живая, или не живая картинка не вызвала у него не то, чтобы дополнительных вопросов, даже гримас на лице. Вот и сейчас он быстро осмотрел Дарью, растер, что-то вколол. А на несколько торопливых вопросов Болтока ответил один раз и одним словом: «Завтра».
        Значит, для любого общения, и не важно, такого же, как этой ночью, или нежного, Дарья будет готова лишь к вечеру. С доктором Болток не спорил.
        Поэтому притих, даже себя поругал за срыв. Прогулялся по пансионату, посмотрел, как готовятся к завтрашней вечеринке. Навестил девичьи номера, скромные, уютные, с постоянным видеонаблюдением: следить за мониторами - дополнительный бонус для внутренней охраны. Замечал робкие улыбки, улыбался в ответ, ласкал. Решил, что Красницкую надо непременно показать ее товаркам, чтобы вели себя благоразумно. И в нынешнем состоянии, и в последующем.
        Успокоив душу, прошел в свою комнату, лег на кровать, которую ни с кем не делил - для этого существовали другие помещения. Прежде это были апартаменты директора пансионата, само собой, новый хозяин взял их себе. Не ограничился косметическим ремонтом, создал Башню Художника. Велел срезать крышу, надстроил вогнутый стеклянный купол. Если падал снег - бывало редко, или происходило какое-нибудь иное погодное безобразие - стекло накрывалось защитной кровлей. Во всякое иное время - над головой стеклянный потолок. А иногда раздвигалось и стекло, чтобы дремать под звездным небом, поглядывая на огромный экран с включенным MTV. Ну, кто еще на грязном Востоке и тупом Западе может додуматься до такого кайфового сочетания?
        Иногда такую дрему нарушал крик горной совы, решившей поохотиться на соловьев «Долины роз» - бюль-бюлей здесь специально разводили для услаждающего пения. Но сегодняшней холодной весенней ночью над головой был стеклянный купол. Что же случилось?
        Еще не открывая глаз, Болток попытался повторить в голове услышанный звук. Что же происходит в пансионате в час горных сов?
        Отключенный телевизор обеспечивал полную тишину в комнате. Дверь не была ни плотной, ни массивной, в пансионате вообще не было плотных дверей, кого и чем здесь удивишь? Чуть не до боли обострив слух, Болток разобрал какие-то звуки. Странно. Ночью, когда нет вечеринки, никаких звуков не должно было быть вообще. Убирают утром.
        Внезапно комната озарилась желтым, неожиданным, тревожным светом. «Аварийное освещение», - понял Болток. Свет не просто тревожный - неприятный, погасить его, не выходя из комнаты, было нельзя.
        Может быть, гурии решились на побег? Кто-то из ишаков-охранников рассказал девочкам о неприятностях, случившихся с Красницкой, а они не поняли, за что, и решили - так может быть с каждой, терять нечего, так хоть попытаться…
        Болток накинул халат - настоящий, рукодельный, вышитый строфами Фирдоуси. Приблизился к двери. Звуки приблизились, стали разборчивы. В коридорах открываются двери, причем быстро. Звучат короткие крики и еще какие-то странные хлопки.
        Плазменный экран, часы на слоновьих бивнях, эскиз Сальвадора Дали в рамке на стене - все казалось странным и чужим в этом непривычном лимонном свете. Хотелось поскорее выйти из него, понять, что случилось.
        Он открыл дверь. Но выйти не смог. На пороге стоял человек в камуфляже и маске. В коридоре мерцал тот же тревожный, непривычный свет, но все равно Болток успел понять, что автомат в руках незваного гостя - не той формы, что штурмовая винтовка регулярного солдата.
        А еще он снова услышал хлопки в коридоре, чей-то вскрик и понял: стреляют, вернее, добивают.
        Незнакомец отступил на шаг, увеличив расстояние - не дотянуться, и произнес по-русски:
        - Скажи, что-нибудь Аллаху. Две секунды.
        Болток глубоко вдохнул. Кислород прояснил его сонные мозги, и его сознание возмутилось, не приняло, отвергло чудовищную неправду и нелогичность происходящего. «Здесь? Со мной?»
        Он хотел спросить. Или предложить. Или позвать на помощь. Но вместо этого возмущенно заорал:
        - Бля-я-ять!
        Доорать не смог, голос погасили удар и боль в животе и груди. Там, куда вошли пять пуль. Боль успела сказать мозгу: «Я - последняя».
        А еще Болток увидел светлый коридор. Не просто светлый, а горящий, пылающий. Из этого коридора вылетели черные твари с кабаньими головами, подхватили его с радостным ревом и потащили. То ли в вечный огонь, то ли в вечный лед - решать им.

* * *
        Следователь был не выспавшийся, молодой и испуганный. Не выспался - потому что восемь часов утра, а он, понимая важность сегодняшней процедуры, встал в половину пятого. Выглядел молодо, но, может быть, по той же причине, по которой был испуган. Ведь он находился в Кремле и брал показания у президента России.
        Секретарь по протоколу сказал, что это процессуальная норма, но, может быть, лучше сделать исключение - заполнить вопросник или надиктовать запись на диктофон, а девочки в Следственном комитете расшифруют. «Пусть будет по норме», - ответил Столбов. Найти четверть часа, чтобы до отлета в региональный визит поговорить со следователем - сможет.
        Столбов не выспался тоже. Заснуть-то заснул, но и с закрытыми глазами видел старую огромную карту, на всю стену, с городами, реками, темными рельефами гор. По этой карте медленно полз самолет. Прикоснулся к Оренбургу, оттуда вылетели уже два самолета и поползли дальше, на юго-восток, туда, где сгущаются горы.
        Самолеты нырнули в горы и пропали. Наверное, сели. Теперь картинка стала другой: огромные песочные часы и песок, лениво струящийся из колбы в колбу. Пока не вытечет до последней песчинки, никто не узнает ничего. Он, по крайней мере. Сам приказал Батяне: ничего не сообщать о любых промежуточных событиях. Только конечный результат: удалось или нет. Он, как лидер страны, и так отдал много сил на эту операцию, чтобы тратить время на информацию, по которой ничего сделать не сможет.
        О провале стало бы известно по мировой новостной ленте, да еще по ноте протеста МИДа Кушанстана. Успехом стала бы информация о том, что группа визита села на территории России. Или хотя бы вошла в зону прикрытия российских ВВС. Известий следовало ждать с минуты на минуту.
        Вот что крутилось в голове у президента. А сам же он отвечал на вопросы о том, как вышел из Большого Кремлевского дворца, почему задержался, как услышал перестрелку и отказался от визита по прямому приказу начальника охраны. На вопрос о причинах внеурочного посещения Госдумы объяснял - ответ на депутатские вопросы по президентским законопроектам.
        Был со следователем вежлив, без капли ободряющего панибратства. Человек делает свою работу. Как - его дело. И не должен никто из посторонних, учить или подталкивать. Шутить будем вне исполнения государственных обязанностей.
        Все ждал прямого вопроса следователя: кто мог знать точное время президентского визита в Госдуму? И следователь спросил: кто мог знать из депутатов?
        - Виктор Крамин из партии «Вера», Олег Делягин, эксперт «Единой России», - ответил Столбов.
        Если бы спросили: «Кто мог знать из вашего ближайшего окружения?» - назвал бы Ивана, не задумываясь, как и решил. Но сейчас спрятался за словами, как ребенок. И не стыдился этого. Негодяев он назвал, на заказчиков-исполнителей выходить надо через них, Иван же не знает. Конечно, если их возьмут, может быть, Ивана они назовут, может быть, привлекут-арестуют и его. А он сам этому помогать не будет. Друг его выдал, а он друга не выдаст. Вот так!
        Следователь записал фамилии. Задал стандартный вопрос: кого подозревает жертва несостоявшегося покушения?
        И тут зазвучал телефон. Следователь деликатно отвернулся, даже захотел встать и выйти, мол, не собираюсь подслушивать государственные тайны. Столбов показал взглядом - оставайтесь.
        Взял свой обычный мобильник. Торопливо, не посмотрел номер. Ткнул кнопку.
        - Алло, Миша. Это Иван.
        Бывший президентский полпред в Госдуме правильно сделал, что представился. Голос у него был непривычный, безжизненный, бесцветный, будто пропустил через несколько синтезаторов с фильтрами. А может, таким голосом делают предупреждение с того света.
        - Да, слушаю, - сказал Столбов. Ждал-то другого звонка.
        - Не бросай, пожалуйста. Предупредить нужно. Ты и без меня, наверное, знаешь, но вдруг…
        - Что? О чем ты?
        - Не все депутаты знают, что я уже не твой полпред. Звонили вчера, говорили, что сегодня в двенадцать будет поставлен законопроект о введении поста вице-президента. Ты это сам предложил?
        - Нет, - растерянно ответил Столбов. - Так кто же назначен моим первым замом?
        - Ваш пресс-секретарь, руководитель фонда «Возвращение», полномочный представитель президента РФ в Федеральном собрании, директор Оперативно-аналитического комитета Александр Костылев.
        Столбов умел привыкнуть к любой неожиданной информации, но все равно, чтобы переварить эту, понадобилось несколько секунд. К примеру, что такое «Оперативно-аналитический комитет»? И, кстати, назначал ли он космического генерала думским полпредом? Может, и назначил, подмахнул же он в первый день какие-то бумажки, когда выпивал со звездным мальчиком. Понятно, почему последние два дня Костылев почти не проявлялся - столько новых обязанностей, столько новых дел…
        - Больше не знаю ничего, - сказал Иван.
        - Спасибо, - сказал Столбов. - А я думал, ты сотовый отключил…
        - Зачем? - ответил Иван тем же бесцветным голосом. - Водка в рот не идет, пулю в башку пустить не хочу, посадят, не посадят - все равно.
        - Ну и ладно, - сказал Столбов, отключая телефон. - Извините, - это уже следователю. - Напомните вопрос.
        Следователь напомнил. Столбов отвечал долго, назвал много фамилий. О том, чем занят Олег Делягин, он знал, поэтому перечислил почти всю «Мельницу». Пусть вся информация и так уже у ФСБ - передал почти сразу, как Иван назвал имена «экспертов по медовухе», все равно, все равно, пусть будет дан официальный ход.
        Уже на прощание, следователь, покраснев, обратился к Столбову:
        - Господин президент, Михаил Викторович, можно вопрос вне процессуальных рамок?
        - Да, - ответил Столбов.
        - Господин президент, правда ли, что теперь СКП при Генпрокуратуре является подразделением Оперативно-аналитического комитета и должен выполнять все его указания?
        «Где я, кто я, какое я дерево и в каком саду расту? - подумал Столбов. - Не пора ли дернуть себя за ухо и проснуться?» Но сумел сориентироваться в водопаде новых сведений.
        - Если такое постановление существует, то да, - ответил он. - В любом случае, СКП не упраздняется и выполняет все свои законные функции. Еще вопросы есть?
        Успокоенный следователь сказал, что нет, поблагодарил, откланялся. Едва он вышел, опять зазвучала мобила.
        - Товарищ Верховный главнокомандующий. Докладывает начальник штаба операции «Курорт» Вадим Тулин. Операция проведена успешно. С объекта эвакуированы все незаконно удерживавшиеся там граждане. Наши потери: два тяжелых ранения, три легких, травма от падения.
        - Че… Слава богу! Ты где?
        - Лично я - на Чкаловском. Два борта дозаправились и будут здесь через час тридцать, не позже.
        - Не улечу на Урал, пока вас не увижу! Черт, гусары летучие! Молодцы!
        Потом подозвал Степанова. Опять принял смиренный и извиняющийся вид, но радостная улыбка то и дело наползала на лицо.
        - Кирюша, прости, опять срыв графика. Летим на Чкаловский не через пять минут, а через полчаса. Надо сделать небольшую ревизию своей канцелярии, понять, что из нее такое исходило за последние дни. А потом - на Чкаловский.
        Последние слова сказал с такой улыбкой, с такой радостью, что Степанов понял.
        - Победа? - шепнул он, будто боясь сглазить.
        - Да, - ответил Столбов. - Наша, общая. Тебе особое спасибо.
        Потом что-то вспомнил, набрал номер.
        - Саня, привет. Понимаю, дел много, все равно отвлеку. Будь-ка на Чкаловском аэродроме через час, проводи меня на Урал. Постарайся успеть. До встречи.

* * *
        «Как хорошо, что телепатия - сказка, - подумала Татьяна. - Иначе я, как минимум, сгорела бы со стыда. Сама-то встала в семь утра, а эти бедняги, пожалуй, в пять. И ради чего? Исполнить прихоть дамочки, которой захотелось помолиться именно в Успенской церкви города Первомайск-Московский. Ладно - муж, ему положено терпеть любую блажь жены на такой стадии беременности. Но они-то причем?»
        Отсутствие телепатии - действительно, полезная штука. Они ехали на двух машинах, обе с маячками, обгоняя попутный транспорт. Недавнее всеобщее неприятие мигалок вошло во вменяемое русло, и мигалок стало на трассах заметно меньше. Все равно некоторые машины с такой неохотой уступали дорогу, что злые слова - «Затрахали козлы, сигналят-мигают!», казалось, плыли над дорогой, как дым, забивались в машину. «Знали бы, кто едет - вместо „козлов“, говорили бы „коза“», - невесело думала Татьяна.
        Все же, кроме телепатии, существуют и другие паранормальные чувства. Маленький кортеж ехал так уверенно и профессионально, что большинство попутчиков понимали - это не золотая сотня, купившая себе мигалку. Дорогу, как правило, уступали.
        Татьяна не сомневалась: шофер знает, в каком она положении. Поэтому едет особенно бережно. Пусть и со скоростью сто шестьдесят в час. Татьяна подремывала на заднем сиденье, не ощущая езды. Будто в самолете.
        Малый тоже вел себя понимающе. Едва ли не с того часа, как Таня приняла решение отправиться спасать Макса, никак себя не проявлял. Может быть, оттого, что мамочка вошла в привычный ритм жизни. По крайней мере, мысленно.
        - Не хотите включить радио? - спросила Татьяна. Она уже давно поняла: шоферы кремлевского гаража - не таксисты-варвары, готовые глушить пассажиров «Шансоном» или «Кавказ-ФМ». Похоже, шоферу было скучновато, и он включил радио. Попал на новости.
        - …Судя по первой информации, поступившей с места события, речь идет о крупнейшей вылазке исламистского подполья республики за последние десять лет. Основной целью боевиков стал военный Кокорешский военный аэродром. На нем были выведен из строя четыре истребителя МиГ-29, а также взорван радар комплекса ПВО. Кроме этого, в пяти километрах к западу от аэродрома боевики взорвали мост через реку Кара-Суу, временно прервав сообщение региона с внешним миром. Однако основной целью боевиков стал президентский пансионат «Долина роз», известный как место отдыха вестернизированной молодежи, из числа властной элиты. Территория, непосредственно примыкающая к пансионату, оцеплена армейским спецназом и подробности о жертвах среди отдыхающих неизвестны. Сведения о том, что террористы захватили заложников и удерживают их непосредственно в корпусах пансионата, отсутствуют. Возможно, заложники уведены боевиками в горы, но это пока лишь предположение.
        Чтобы не увлекаться предположениями, слово предоставили комментатору, знатному востоковеду Александру Плугину. Похоже, радийщики дозвонились к нему в ванную - слышался шум воды. Но комментатор ее мужественно перекрывал.
        - Прежде всего, я хочу выразить соболезнования жертвам террористической вылазки. Также я обязан подчеркнуть - жертвы были неизбежны. Исламский восток сопротивляется любым попыткам навязать чуждые ему ценности: права человека, феминизацию и культуру Макдональдса в любом проявлении. Иногда сопротивление происходит с «Калашниковым» в руках. Трагедия в «Долине роз» должна стать важным уроком для руководства республики с его ярко выраженной ориентацией на западный центр силы…
        Шофер переключил канал на ностальгическую музыку. Татьяна не возражала и даже задремала под голос юной Аллы Борисовны, напоминавшей, что «этот мир придуман не нами».
        Проснулась уже в Первомайском. Машина промчалась мимо кирпичных высоток и ехала к центру, к пятиэтажкам и частному сектору. На одном из перекрестков федеральным машинам пришлось проявить дорожный слалом: древний «жигуль» ответил маячкам миганиям фар, сирене - собственным гудением и постарался обогнуть перекресток первым. Еле не столкнулись.
        - Хамский город, - вздохнул офицер на переднем сиденье. - Татьяна Анатольевна, мы правильно подъезжаем?
        - Да, правильно, - машинально ответила она, вглядываясь в окошко. Картинка была именно такой, как она увидела по «звездочке пилигрима» - так назвала подарок Костылева. Покосившиеся домишки частного сектора, участок, расчищенный под особняк, но еще не застроенный, ряд хрущевок. Между одним из домиков и ближайшей пятиэтажкой стояла старая, щербатая кирпичная церковь.
        «А вдруг она закрыта? Что из того, что золотится крест на блестящей маковке, разве мало запертых церквей под крестами?» - со страхом подумала она.
        И тут зазвучал благовест к службе.

* * *
        Столбов немножко задержался в Кремле. Поэтому и он, и самолеты с участниками операции «Курорт» прибыли на Чкаловский аэродром почти одновременно.
        То ли под рукой не оказалось автобуса, то ли ради шика, но герои операции подъехали к правительственному выходу в кузове багажного грузовика. Все разом откозыряли Столбову. А он жал руки, обнимал бойцов.
        К самолетам неслись сразу десять «скорых». Большинству привезенных женщин требовалась помощь. «Неужели мы в России?», - без конца повторяли они.
        - Всех девушек - в президентскую клинику, - сказал Столбов. - Вылечатся, придут в порядок, пройдут психологическую реабилитацию, пусть решают, как жить дальше. Гражданство России, кто хочет, получат без проблем. Если кто-нибудь захочет пластическую операцию - обеспечим.
        - Михаил Викторович, - это приблизился Батяня. Веселый, помолодевший, чуть ли не плясал на бетонке, - вам еще не звонят из мировых столиц? С претензиями насчет нарушения суверенитета молодой и гордой страны?
        - А что вы там такого натворили, чтобы мне стали звонить? - усмехнулся Столбов.
        - Ничего особенного. Аэродром пришлось чуток попортить, самолеты тоже. На аэродроме, кстати, ни одного трупа. Побитые, раненые, связанные - это да. Но летный состав и местную ментуру не гробили. Группа встречи уже подобрала транспорт. Заодно взяли полицейскую машину: чтобы проще было пройти внешний пост. Там тоже всех скрутили без летального исхода. Зато в пансионате…
        - Без жертв не обошлось?
        - Дворников, садовников, баб местных, само собой, не трогали. Но всю охрану положили. И парочку каких-то вип-джигитов. Я не смотрел, ребята не запомнили, не сфоткали. И, для страховки, мост подорвали, чтобы никто не мешал спокойно загружаться и взлетать.
        - Вы что, кроме женщин еще и трофеи взяли?
        - Да еще какие! Заранее определили трофейную команду - скачивать информацию и забирать вещдоки. С информацией надо еще разбираться, хоть и сейчас ясно - можно год порнуху крутить. Зато вещдоки… Такую плеть нашли, я и в музее подобного не видел. Так что, Михаил Викторович, если кто из заграницы будет всерьез докапываться: как мы могли, как посмели, то собрать информационный пакет и показывать можно хоть завтра.
        Столбов еще раз обнял Батяню.
        - Молодцы. Жить легче стало. Жаль, нельзя вас возить по пионерским собраниям, с рассказами. Ребята, отдыхайте, а мне уже скоро на Урал улетать.
        Почти тут же появился Костылев. Батяня его не очень любил, поэтому поспешил к ребятам, решать мелкие, но неизбежные проблемы. К примеру, у кого-то не было денег на гостиницу и поесть. Батяня начал раздачу из своего кармана.
        Между тем, Столбов и Костылев заперлись в ближайшей переговорной комнате.
        - Михаил Викторович, поздравляю с удачной операцией, - сказал Костылев. - Если бы провалились - не поздравил бы, - искренне добавил он.
        - Да, операция получилась что надо, - почти рассеянно сказал Столбов. - Саня, хочу извиниться перед тобой и принести благодарность.
        - За что, Михаил Викторович? - скрывать свое удивление Костылев не стал.
        - Извиниться - за то, что запил в твоем присутствии, и, будем честны, перебрал немножко. Тебя склонял к змию, при ярко выраженном твоем нежелании. А еще извини за то, что взвалил на тебя лишний груз.
        Костылев забубнил: «Не за что». Столбов его оборвал.
        - Молчи. Грозный царь сам решает, как ему каяться, - и на миг озорно взглянул на молодого генерала, будто и не был в запое и шутит. - Так вот, Саня, за что надо, я извинился. Теперь приношу благодарность. За то, что взял на себя чужую ношу. Включая, кстати, мою. Справился, как справился. Пора тебя разгрузить. Начнем с главного. Ты, как я понял, сегодня собирался быть в Думе в полдень?
        Костылев кивнул. Хотел сказать - Столбов не дал.
        - Будь. Сообщи парламентариям, что законопроект о введении поста вице-президента отозван главой государства. Сам предложил, сам отменил. Я твое беспокойство понимаю, особенно в такой день. Но преемник у меня уже есть.
        Костылев внимательно взглянул на Столбова. Казалось, на губах повис незаданный вопрос - кто?
        - Есть у меня преемник, конституционный. Глава правительства, бывший вологодский губернатор Позгалев. Как премьер - не идеал, но человек честный. И если со мной случится то, чего я и сам себе не желаю, он не помешает России избрать того президента, которого захочет большинство.
        Генерал решил не спорить.
        - Дальше. Пресс-секретарь ты толковый. Но отвлекаешься на посторонние дела. К примеру, идешь сегодня в Думу, а должен бы лететь со мной на Урал. Так что надо тебе этот груз с себя снять. Эх, Танька, ничего мне так и не посоветовала насчет своего зама.
        Замолчал. В очередной раз вспомнил Татьяну и молча выругал себя за затянувшуюся ссору.
        - Ну и, пожалуй, самое главное: насчет Оперативно-информационного комитета. Насчет того, откуда он вылез, как смог отпочковаться от фонда «Возвращение», выяснять не буду. Просто его деятельность прекращена. Существует Следственный комитет, а умножать силовые структуры не нужно.
        - Михаил Викторович, помните, мы же с вами говорили, что олигархический реванш требует ответа?
        - Это когда? А, когда мы немножко засиделись. Ну, извини, Саня. Ты тогда проблевался, я заболтался. Водка, сам знаешь, оружие индивидуального воздействия. На тебя так подействовала, на меня - по-другому. И вообще, я страну никому дарить не обещал, и пропить не обещал тоже.
        Костылев смотрел на Столбова серьезно. В его взгляде была толика мальчишеской злости: обещали, а теперь как? Но злость была особого, стального качества, та, что делает из мальчишки олимпийского чемпиона, звезду эстрады или главаря большой уличной банды. По обстоятельствам.
        - Михаил Викторович, я согласен: есть вещи, которые можно принимать только на трезвую голову. Но вы тоже поймите: царя должны бояться. И за границей, и внутри. Не боятся - пойдут на всё. Я не про врагов, с ними понятно. Я про псевдодрузей.
        - Это про кого? - резко спросил Столбов. Сколько раз не то, чтоб намекал, прямо говорил подчиненным: «Не надо мне открывать глаза. Кто мне брат, кто мне враг - разберусь как-нибудь. Без помощников».
        - Луцкий, - генерал сумел выдержать взгляд. - Луцкий и его команда. Нужна крепкая, жесткая ответка. С кровью. Все остальное - несерьезно.
        - Не, я могу с кровью мстить только за женщин, - серьезно сказал Столбов. - Вот, кстати…
        Донеслась сирена «скорой» - медицинский транспорт уезжал с летного поля. Костылев понял.
        - Да, вы правы, Михаил Викторович. Именно в этом вы правы - нельзя было оставлять такое без наказания. Вот сейчас, после такого качественного внешнего удара, стоило бы и внутри…
        - Саня, - чуть ли не душевно ответил Столбов, - жаль, что тебе надо в Думу. Сел бы в борт, поговорили бы в пути, поспорили. Может, я тебя бы уговорил, может ты меня. А так мне пора вылетать. Иначе меня охрана убьет: внезапный визит, он и должен быть внезапным. Насчет твоих должностей еще поговорим, насчет вице-президента и нового комитета разговоров нет - отмена. Пока!
        - Охрана ваша хороша. Бережет вас, как надо. Вас и только вас. Счастливого пути, Михаил Викторович, - сказал Костылев в спину уходящему Столбову. Но сказал громко, так что тот не мог не разобрать слова насчет охраны.

* * *
        Татьяна, как и все русские горожанки, ходить в церкви любила, но чуть-чуть побаивалась. Она не одобряла такие эксперименты, как появление в храме без головного прикрытия или в трехслойной косметике. По своему личному журналистскому опыту знала: дамочки, пишущие статьи о том, что женщине шляпа в церкви не нужна, очень даже соблюдают дресс-код в общении с начальством.
        Все равно чуть-чуть боязно. Или боишься вступить на порог равнодушной, прохладной церкви, в которой если служба, то батюшка экономит время и свое и прихожан, сокращая богослужение, как только можно, а прихожане не знают друг друга. Или, что и чаще, и хуже, в храме сложилась своя семья, точнее, своя секта. Нового прихожанина встречают удивленным, настороженным, недобрым взглядом. Откуда он, зачем пришел сюда? Не займет ли чье-то облюбованное место во время службы? Почему вчерашняя косметика не смыта с губ до последней песчинки, почему платок так вызывающе бел? Почему так ставит свечку, так кладет поклоны? Иногда адресованный шепот, иногда - пересуды за спиной. И взгляды, настолько пронзительные, что слышны, как шепот.
        К счастью, в Успенской церкви было не так. Контингент обычный для будничной утренней службы: два десятка бабушек, четверо дедушек, двое молодых мужчин, один с бородой, другой - нет, и оба в очках. Бабушки если и перешептывались, то лишь о внуках и о своем здоровье. На незнакомую прихожанку посмотрели с любопытством. Одна бабушка, вошедшая одновременно с Таней, с особенным - увидела две огромные, черные машины у входа. Но сообразив, что она не явилась глазеть, как турист, а собирается молиться, решили любопытство особенно не демонстрировать.
        Охрана осмотрела храм быстро и деликатно. «Наверное, думают, нет ли тайного выхода, которым можно улизнуть», - подумала Таня. Один из охранников остался внутри. Начальнику Татьяна передала мобилу: выключать ее она права не имела, но и стоять службу с включенным телефоном не могла тоже.
        Сам храм был маленьким, простеньким и очень уютным. Пусть немного икон, пусть скамейки для немощных явно принесены из чьего-нибудь дома - так даже лучше. Старушка за свечным прилавком была приветлива со всеми прихожанами, но и к Татьяне обратилась, как к старой знакомой.
        План спасения Макса требовал присутствия на службе до конца. Татьяне стало неловко: хорошо ли использовать церковь как средство, пусть и для доброго дела? Надо постараться быть честной: поехала на богомолье - молись.
        Таня подала записки, взяла свечи, принялась обходить иконы. Почти возле каждой из них были свободные свечные лунки. Поклон, поцелуй, и в полутьме загорался еще один огонек. Надолго застывала перед Богоматерью, вспоминала все молитвы, просила.
        Половина бабушек группировалась в левой части храма, перед аналоем. «На исповедь, - поняла Татьяна, - надо и мне». Пристроилась к бабушкам, вспоминая все, в чем ей нужно покаяться. К аналою подошел священник, недолгая вступительная молитва, и вот уже бабушки пропускают дедушек и выталкивают вперед молодых людей. «Наша Церковь по большинству прихожан - женская, а по сути - главная антифеминистическая организация страны», - с внутренней улыбкой подумала Татьяна.
        Больше не улыбалась. Старичков батюшка исповедовал быстро, молодые люди задержались чуть подольше, но скоро отошли и они. Настала очередь бабушек, было их не так много, как показалось вначале. К тому же, Татьяна заметила, что в процессе подталкивания мужчин оказалась в серединке и идти ей скоро.
        Она торопливо вспоминала грехи, как человек, опаздывающий на поезд, собирает чемодан и понимает - как будет трудно без забытых вещей. Вспоминала гнев, лень, гордость, апатию, которая - уныние. И при этом больше всего боялась двух вещей. Батюшка поймет, кто она такая: кто-нибудь из алтарников рассказал про две машины с мигалками. И не столько ожидая богатого дара, сколько по модной привычке, примет исповедь без вопросов. Или, наоборот, будет строг, спросит, когда была в церкви последний раз, венчан ли брак, от которого ждет ребенка?
        Кстати, этот грех - невенчанную, и даже добрачную беременность - она уже исповедовала в храме Христа Спасителя. Батюшка держался сурово, но она ощущала кредит прощения, выданный ей, как президентской жене. А как будет, если спросит сейчас?
        Но батюшка - пожилой, сухонький, с небольшой бородкой, избрал среднюю линию. Не спрашивал, кто она, а про ее состояние лишь спросил, законен ли брак. Татьяна прошептала: «Да», батюшка кивнул, покрыл голову епитрахилью, указал поцеловать крест и Евангелие. Не торопил. Благословил причащаться, и Татьяна отошла, уступив место бабушке с листочком грехов в руках.
        Стало легче: отошел страх, да и, вообще, радость, какая бывает после любого, наконец-то совершенного трудного дела. Но осталось что-то неприятное, что-то точившую душу. «Я же планирую обман.
        Пусть „ложь во спасение“, но все равно. Господи, помилуй!»…
        «Благослови, владыко», - раздался крепкий баритон дьякона. «Благословен Бог наш, всегда, ныне, присно и во веки веков», - ответил чуть надтреснутый голос батюшки. Татьяна перешла в облюбованный уголок храма и присоединилась к молитве.
        Сообразила, что сейчас, в Великий пост, служится Литургия Преждеосвященных Даров - значит, служба будет дольше обычной. Но стояла легко, даже ни разу не захотелось присесть на скамейку. Бабушки метались на колени, она плавно кланялась. Хор пел слаженно, красиво и от души, лучше, чем в иных соборах.
        Когда старушка из свечного прилавка обходила храм с подносом, Таня издали увидела: кладут металлические или замусоленные бумажные десятки, лишь с краю синел чей-то полтинник. Поругала себя за неготовность: не дать ничего было бы плохо, а кинуть сверху тысячу - еще хуже. К счастью, в кармане нашлась сотня, верно, от питерского приключения.
        Причастилась. Отошла к своему месту, потом приблизилась для прощального благословения, Поняла, что не может выйти из храма, ничего не сделав с мучавшей ее лжинкой. Поэтому, когда батюшка протянул ей крест, тихо сказала:
        - Пожалуйста, благословите меня помогать людям, спасать их.
        Последние слова проговорила быстро, не желая, чтобы батюшка их расслышал. Но он расслышал и спросил:
        - От чего спасать, дочь?
        - От разных трудных проблем, - так же торопливо сказала Татьяна.
        - Надеюсь, вы не целительница? - спросил батюшка, насупив брови. Выглядел не как сердитый священник, а как пожилой учитель, столкнувшийся с попыткой обмана.
        - Что вы, батюшка? Я бы это исповедовала, - искренне сказала Татьяна. - Помогать людям, которые даже не могут выйти из своей квартиры.
        Батюшка уточнять не стал и благословил.

* * *
        Столбов приземлялся в Челябинске, когда ему сказали, что с ним хочет неотложно поговорить президент Соединенных Штатов. «Ему же скоро баиньки, - подумал Столбов. - Эк, потянуло поговорить. ЦРУ даром хлеб не ест, доложили быстро, оперативно и правильно».
        - Господин Столбов, как вы считаете, такие события, как инцидент в горах Кушанстана, способствуют улучшению взаимоотношений между нашими государствами?
        - Безусловно, способствуют, - ответил Столбов. - Стратегические партнеры должны знать, на что способен каждый из них. Такое понимание делает принятые решения более взвешенными и продуманными.
        - Непосредственно сам инцидент стал возможным по вашей личной инициативе? - спросил американец.
        Столбов даже обиделся. Постарался, чтобы собеседник уловил ответную обиду:
        - В России серьезные политические решения принимают не генералы, а исключительно лидер страны. Мне бы хотелось верить, что и у вас центр принятия столь же серьезных решений расположен в Белом доме.
        Собеседник не обиделся, а спросил:
        - Зачем вы это сделали?
        - В девяностые годы я не раз слышал, что Россия будет счастливой страной, если научится брать пример с Соединенных Штатов. Мы взяли с вас пример: сделали то, что считали нужным для блага и в интересах своей страны.
        После короткого молчания американец продолжил:
        - По вашим прогнозам, как произошедший инцидент повлияет на ваши отношения с Кушанстаном и другими странами региона?
        - Улучшит взаимопонимание. Особенно в отношениях с Кушанстаном. По самым последним известиям, полученным мною, версия о том, что на один горный объект, а также окружающую инфраструктуру напали боевики-исламисты, окончательно стала официальной версией.
        - Так вы уверены, что Кушанстан промолчит о случившемся, даже когда не будет сомневаться, что произошло на самом деле?
        - Видите ли, господин президент, - Столбов говорил медленно, стараясь подобрать нужные слова, - у мальчишки, который тайно пробрался в сад соседки воровать яблоки, был пойман ею и выпорот, есть две причины сохранить в тайне этот неприятный инцидент.
        - Вообще-то, в данном случае в чужой сад забрались вы, - уточнил американец.
        - Меняем пример. Если соседка, по непонятной причине, похитила младшую сестренку мальчика, а он пробрался в дом, освободил сестренку и изнасиловал соседку, у нее есть еще больше причин сохранить в тайне инцидент. Хотя, формально, чужих границ она не нарушала.
        Американец опять взял паузу. То ли думал, то ли давил смех.
        - Мы не намерены официально касаться этого инцидента, пока одна из заинтересованных сторон не сообщит о нем официально, - наконец сказал он. - Но помнить о нем будем и непременно учитывать его в наших будущих отношениях.
        - Принимая решение, я подразумевал и этот аспект, - ответил Столбов. - Мы долго наблюдали за тем, что можете вы. Теперь вы убедились, что мы тоже иногда кое-что умеем.
        - И как это поможет в наших отношениях?
        - Если, к примеру, в Кушанстане или в еще более дикой стране ваши граждане попадут в неприятную ситуацию, то вы можете рассчитывать на нашу квалифицированную помощь, - сказал Столбов.
        Американец отшутился и разговор завершился.
        - Уф, - громко вздохнул Столбов и озорно оглянулся по сторонам: - Кажись, малой и чужой кровью подняли престиж до новой планки.
        На душе стало легко. Да так, что опять почувствовались прежние занозы. Татьяна.
        «Она беременна, а я все же мужик», - пробормотал он, нажав кнопку. Слушал несколько секунд. Потом лицо изменилось - удивление и даже страх.
        - Капитан Васильев? Почему аппарат у вас? Она в храме? Ладно. Хорошо. Берегите ее, пожалуйста.
        Огляделся и удивленно проговорил:
        - Действительно, молится в церкви!

* * *
        Рассвет на море не менее прекрасен, чем ночь. Члены кооператива «Мельница» умудрились его не заметить.
        Разговор был уныл - часть собрания уже дремала. Обсуждение шло по третьему кругу. И все равно вычисление того, кому больше остальных выгодно выживание Столбова, продолжалось.
        - Мне неудобно это говорить, очень неудобно, - застенчиво сказал Васильич. - Но все же есть вопрос даже к уважаемому хозяину. Илья Львович, как вы объясните, что холдинг «Закамская нефть» оказался в списке спонсоров партии «Вера»? Проще говоря, спонсоров Столбова.
        Илья Фишер взглянул не столько гневно, сколько тоскливо:
        - Сколько раз можно повторять? Раз-на-ряд-ка. Я, между прочим, даже не владелец контрольного пакета. Потом, кстати, отдал в фонд «Единой России» даже вдвое больше, чем от меня требовали. И, кстати…
        - Кстати, вот лично я сижу здесь с прошлого декабря. Так, на всякий случай. Странный поклонник Столбова. И свои активы продал. А наш уважаемый председатель, Петр Сергеевич, эти активы взял, да и купил. Интересно, что за такая надежная договоренность с победителем уважаемого председателя нашего кооператива? Мы мотаем из России, а Петр Сергеевич решил там остаться?
        Тут проснулись уже все, кто не дремал. Взглянули пристально и грозно. Мол, объясняйся, не то несдобровать.
        Парторг-Бриони умел держать удар. Спокойно взглянул на коллег:
        - Потому что я - правильно информированный пессимист. То есть - оптимист. Поэтому скажу: надежда жива, здорова, не умирает и вам не советует. Вы ведь помните, как собирали денежку для одного московского товарища, который пронюхал про наши собрания. Было ведь?
        - Было ведь, - признал Васильич. - Кстати, двадцать «лимонов» евриков собрали, и какой выхлоп? Вы ведь отвечали за контакты с этим товарищем?
        - Я отвечал. Результат такой - нас не ищет Интерпол, - спокойно ответил парторг. - Что же касается полезного товарища, то по самым последним сведениям он занял существенный пост в России. И даже не один. Вот это и делает меня оптимистом.
        - На высоких постах мелкие обязательства забывают, - мудро заметил Васильич.
        Парторг развел руками:
        - Ну, во-первых, новый статус контрагента - новые нули в предлагаемых суммах. Не такая и большая трата в сравнении с потерями при иных вариантах. Во-вторых, что особенно ценно, в столбовском окружении наконец-то появляются договороспособные фигуры. Уточняю: не восторженные лохи вроде дурачков из Госдумы, которых приходится «разводить» втемную, а нормальные деятели, которых можно покупать или арендовать. И, пожалуй, самый приятный сигнал: именно такой деятель занял вакантный пост представителя Столбова в Госдуме. Так что надежда есть…
        Хозяина отвлек охранник. Заявил, что к причалу подошел полицейский катер, с него сошел офицер в высоком звании и скоро пожалует сюда.
        Разговор прервался. Часть гостей разбрелась по вилле. Расспрашивали Илью Фишера: какие местные законы он умудрился нарушить? Заодно спрашивали у слуг: нет ли здесь второй пристани? Но остров это остров…
        Потом в зал вошел господин в штатском. С интересом посмотрел на лица почтенной публики - рулеткой баловались всю ночь, что ли? Вежливо попросил хозяина собрать всех гостей.
        Те пришли быстро и держались еще вежливей. На офицера смотрели не то, чтобы с подобострастием, но с подчеркнутым уважением. Привыкали к эмигрантскому стилю общения с полицией.
        - Уважаемые господа, - сказал гость, - я прибыл по личной просьбе министра внутренних дел. Я не имею оснований сомневаться в законопослушности каждого из вас. Однако должен вам сообщить, что сегодня утром состоялось заседание Государственного совета безопасности, на котором было принято принципиальное решение. Согласно которому, если Российская Федерация обратится к нам с запросом на арест и выдачу любого из присутствующих здесь, то мы, согласно двухстороннему договору, передадим упомянутое лицо российскому правосудию независимо от наличия ордера Интерпола. Такой вариант не в интересах ни нашей стороны, ни вас лично. Поэтому решайте, следует ли ждать от Москвы запроса на арест и выдачу каждого из вас.
        Вежливо попрощался, удалился. Илья Фишер попытался выяснить: что за обстоятельства сделали эту страну столь лояльной относительно России - гость не ответил. Лишь сказал: «Лично вас это касается тоже».
        - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - растерянно сказал Фишер. - Расходимся огородами…
        - Расплываемся на ломберных столиках, - заметил кто-то. Но смеха не было.

* * *
        Еще один этап операции завершился успешно. Пожалуй самый трудный этап. Ведь они ехали к дому Макса.
        Выйдя из храма, Татьяна трижды перекрестилась и настроила себя на психологический штурм. Всегда трудно требовать от людей сделать то, что они не обязаны. И, кстати, сбилась с боевого настроя, когда Васильев сказал ей, что пока она молилась, звонил Столбов.
        - И что просил передать? - растерянно спросила она.
        - Любит, целует, - смущенно сказал капитан, - еще просил свечку поставить за него. А нас - чтобы вас берегли.
        Еще недавно Татьяна обиделась бы: беречь, сторожить. Сейчас же поняла мысль Столбова.
        - Вернусь - свечку поставлю. А потом у меня будет к вам особая просьба…
        И она, заново собравшись с силами, объяснила капитану, как была важна для нее сегодняшняя исповедь и причастие, что она получила епитимию не только на дополнительные поклоны, но чтобы обязательно творить добрые дела. Причем одно из них просили сделать как можно скорее.
        Оказывается, племянник одной из прихожанок запил, прогнал бедняжку из квартиры. Несчастная приютилась у сестры. Но нужно забрать документы, а квартира стала притоном и туда не войти. Участковый шериф - одноклассник племянника, поэтому волынит. Бабушка ходит не то, чтобы с палочкой - на костылях, прокурорские пороги ей обивать тяжко. Проще всего - прямо сейчас войти в квартиру, вот, кстати, в этом доме, с красноармейцем на торце, нарисованном к пятидесятилетию СССР, и забрать документы из верхней полки тумбочки.
        Охрана начала уточнять: куда обращалась бабушка, где она сейчас? Татьяна чуть не плакала от собственной лжи, но ловко сплетала: бабушка на службе не была, болеет у подруги. Ей бы на обследование и госпитализацию, но нужна карта ОМС, а она среди документов.
        - Батюшка говорил, что хотел даже попросить бандитов, которые приходят каяться, спасти бедную бабку, но тут я подвернулась. Если не сможем помочь, то я зря съездила.
        К собственному удивлению, сама зарыдала, то ли ото лжи, то ли от сочувствия к выдуманной жертве пьяного племянника. Чем сильно смутила офицеров.
        - Этот дом, что ли? - спросил Васильев, и Татьяна поняла: началось обсуждение технических деталей…
        Через пару минут выяснилось: даже если до дома двести метров по диагонали, полагается ехать. Ехали минут пять, разбитыми дорогами и просто, пустырями, с остатками сугробов. Вроде бы не старинный город, с улочками-ущельями, дворами-колодцами, но советская планировка вкупе с постсоветской строительной вольницей сделали поездку таким аттракционом, что никакой навигатор не поможет.
        Между гаражами-сараями и новым, размалеванным продуктовым лабазом пришлось включить спецсигнал. Остатки проезда перегородил старый «бумер» с наглыми парнями и пропустил не сразу. «Хамский город», - опять заметил капитан.
        От такого путешествия Татьяна тряслась в полном смысле слова. Даже живот заболел. И боялась: вдруг охрана переменит решение?
        Еще думала: не позвонить ли Столбову? Но как быть, если он напрямую спросит, чем занята. Не сказать же - еду спасать Макса.

* * *
        «В обычной ситуации ваше условие - отработка объекта по первому требованию - невыполнимо», - сообщил Турок заказчику после того, как стало известно, по какой персоне придется работать. Заказчик ответил, что не требует невыполнимого. Необычная ситуация будет создана, и тогда - требование.
        Вчера он перешел в предстартовую позицию. Заказчик опять встретился с ним, буквально на минуту, на углу Садового и Кутузовского проспекта. Турок наметанным глазом заметил, что у заказчика то ли появились понты, то ли сменился статус. Первый раз он сидел за рулем сам. Теперь приехал с шофером, плюс неподалеку затормозила машина с охраной.
        Охрана себя не афишировала, и Турок понял: это не понты, а новый статус.
        Заказчик протянул маленькую коробочку и сказал:
        - Пеленгатор, настроен на «маячок» объекта. Включаете по моему сигналу, обнаруживаете объект и отрабатываете.
        Сигнал должен был последовать завтра утром. Для того, чтобы принять его в наиболее оптимальном месте, Турок переехал в придорожный отель возле МКАДа.
        Там ночевал. Там проснулся, встал и долго завтракал, поглядывая сквозь немытое окно на бесконечную тянущуюся ленту автомобилей.
        Тут его и застала эсмс с одним коротким словом: «Старт». Третья чашка кофе так и осталась на столе, не допитой на две трети. Сигарета еще дымилась в неубранной пепельнице, а его «лексус» уже выехал со стоянки.

* * *
        Еще одну битву Татьяне пришлось выдержать в подъезде с мощной деревянной дверью, тяжелым кодовым звонком и со спертым кошачье-помоечным запахом внутри. Офицеры требовали, чтобы она оставалась в машине. Татьяна, концентрируя остатки логики, убеждала их, что уговорить дурного племяша и компанию сможет лишь сама. Добилась лишь компромисса: остаться на площадке между вторым и третьим этажом.
        Пока поднималась - устала. Малой, дремавший и поездку, и службу, первый раз напомнил о себе. Вспомнилась бабушка в церкви, несколько раз показывавшая ей на скамейку и качавшая головой: отдохнула бы, дурочка.
        К двери подошли двое офицеров. Таня боялась, что они постараются избавиться от возложенной миссии: позвонят-постучат, услышат отказ, уйдут прочь. Но зря обижала людей. Федеральные охранники относились к тем служакам, что, получив приказ, выполняют его, да так, чтобы шансы на успех были максимальными.
        Один из офицеров позвонил, чутким ухом уловил внутренний шорох. Выждал полминуты, потом сказал напарнику, да таким хриплым, пролетарским, голосом, что Таня в первую минуту решила: на площадку вышел сосед.
        - Бля, Петрович, опять никого! Если показания не снять сегодня - х…й, а не премия. Петрович, струмент есть?
        - Увесь комплект, бля, - ответил напарник.
        - Тогда выноси дверь, на х…й, потом замок починим. Давай!
        Татьяна, забыв запрет, потянулась наверх: такой спектакль надо было не только слушать, но и смотреть. Стоявший рядом охранник тихо сказал: «Нельзя». Так как инструкции хватать президентскую жену за руку у него не было, то просто шагнул на две ступеньки вверх.
        Офицер так грамотно сгруппировался, что хлипкая дверь чуть-чуть действительно не вылетела. Отворилась сама.
        Если Макс по внешности и повадкам напоминал компьютерного гения-фрика из голливудского боевика 90-х, то фигура, стоящая на пороге - персонажа комедийного шоу. Правда, не про компьютерного гения, но, скорее, виртуального задрота, засевшего в инете, да такого, что, поедая хот-доги возле монитора, льет кетчуп не в булку, а на брюки.
        - Что, кто, бля? - пробормотал он. Капитан Васильев отодвинул его резким толчком, вошел в коридор.
        В полутьме обозначилась еще одна фигура, столь же обрюзгшая, в неприличной фланелевой рубахе, да еще и бородатая. У бородача в руке была бутылка пива. Увидев вторжение, он перехватил ее за горлышко, замахнулся, но капитан легко уклонился, захватил парня за руку, потянул на себя и приложил головой о стену.
        В тылу, на кухне, обозначился еще один обитатель квартиры, худой и усатый, как почтальон Печкин. Вероятно, он резал колбасу, так как появился в коротком коридоре с ножом в одной руке и половинкой сервелата в другой. Капитан развернулся, шагнул и сделал жест. Парень уронил колбасу и нож и прижался к стене.
        - Макс, ты жив? - крикнула Таня, добравшаяся до лестничной площадки.
        - Жив, - донесся голос Макса из глубины квартиры.

* * *
        Первой точкой визита был город Воляйск, расположенный в восьмидесяти километрах от аэропорта. Сначала Столбов хотел преодолеть это расстояние вертолетом. Но президентскую «вертушку» на борт не возьмешь, арендовать аппарат у МЧС или военных было дорого. А главное, «вертушка» - это «вертушка», не отдохнешь. Хотелось именно отдыха. И выбрал автомобиль.
        Вздремнуть не удалось. Отвлекали звонками европейские коллеги и бывшие друзья по Союзу. Президентские разговоры не записываются, поэтому Столбов отвечал откровенно. Два раза даже сказал напрямую:
        - Сейчас у нас к вам претензий нет. Но если возникнет нехорошая ситуация - пошлем команду и к вам. Действовать будем деликатно, свое вывезем. Так что, если у вас появятся граждане России - заложники, или наш гражданин вывезет из России миллиард и захочет у вас поселиться, то механизм беззапросной экстрадиции уже отработан.
        Из-за таких вот разговоров, да еще утреннего настроения, тревожного и радостного, спать не хотелось. Думал, не слишком ли гуманно он обошелся с Костылевым. «Мальчик, шутки ради, чуть не перехватил управление государством, а я с ним, как с годовалым карапузом, который заполз за руль отцовской бибики и стал рычажки дергать. Можно и построже…»
        Решил проверить почту. Как ни смейся над айфонами, все равно в дороге полезная штука. Интересно, чем порадует его анонимный друг - Доброжелатель? Или уже исчерпаны темы?
        Оказалось, что нет. Причем письмо было датировано сегодняшним утром.
        «Господин президент, я хочу рассеять заблуждение, будто анонимки существуют лишь для того, чтобы сказать о ком-то что-нибудь плохое. Хочу похвалить начальника вашей личной охраны Кирилла Степанова. Он честно исполняет свой долг, работает за страх и за совесть, и пока он рядом, вам вряд ли следует чего-либо опасаться. Вы полностью заняли его сердце. Настолько полностью, что в нем вряд ли осталось место еще для кого-то и если есть какое-то чувство, то здоровая ревность к тем, кто тоже занимает место в вашем сердце. Именно поэтому самым разумным было бы доверять ему охрану исключительно вас лично, а для охраны тех, кто дорог вам, найти другое лицо. Хочется верить, что мое письмо не будет прочитано слишком поздно».
        Доброжелатель
        «Муть какая-то, - подумал Столбов. - Права была Таня, когда напомнила: нет веры анонимкам. Кстати, кто же еще занимает место в моем сердце? И причем тут Степанов? Он ее, что ли, не охраняет? Муть!»
        Глава 12
        Государственная Дума уже вторую неделю напоминала муравейник, на который помочился юный шалун: обитатели бегают, суетятся, исполняют долг, как могут, и пытаются понять, что случилось. Антиалкогольный закон, столь неосмотрительно отвергнутый в день покушения, был принят при первой же регламентной возможности без всяких напоминаний, из чувства вины.
        Потом появились новые поводы искупить вину. Автором поводов был новый думский полпред - Александр Костылев. В коридорах, в кабинетах слегка заикался, а на трибуне будто включился двойник: речь полилась гладкая, убедительная. Похвалил за сообразительность, напугал, припомнив недавнюю трагедию. Озвучил в микрофон то, о чем шептались: вы же его пригласили своим демаршем, так что, случись трагедия, - все на вашей совести. Давайте не повторяться.
        Депутаты кивнули - понимаем. Причем не только фракция «Вера», даже единороссы и некоторые коммунисты. Поэтому последующие дни с регламентом обращались не очень вежливо. Пропускали через голосование в трех чтениях то, что требовалось голосовать в одном и отправлять на согласования. Так возник никому прежде не известный Оперативно-информационный отдел: структура для отслеживания олигархов, способных еще раз устроить покушение на президента. Полномочия нового органа были вполне сравнимы с полномочиями ВЧК 1918 года.
        Когда депутаты оценили возможности нового органа, то не то, чтобы послышались протесты, но хотя бы шутки. «Зачем теперь нужен Следственный комитет при Генпрокуратуре? Видимо, чтобы работать курьером у Оперативного отдела. А сама Генпрокуратура? Видимо, секретаршей». Все равно проголосовали, как рекомендовал новый полпред Костылев. Точно так же быстро приняли закон о вице-президенте - назначать его должен был действующий лидер государства. Уже была прописана схема, как, не тратя времени, изменить Конституцию под новый государственный пост.
        Из-за всех этих хлопот депутаты подтянулись, дисциплинировались. Посещали каждое заседание, не доверяя коллегам бегать по залу, тыкать кнопочки. Вне заседаний ходили по буфетам и курилкам, шушукались, ждали.
        Сегодня шушуканье стало особенно активным. Было непонятно: поставят на голосование законопроект о вице-президенте, или сбудется слух, что его отменили, причем свыше. По думским креслам пока еще не разнесли проект закона, но и отмены не было.
        Больше всего шумел секретариат. Именно на него выпала основная нагрузка: по первому сигналу множить изменившиеся законы и распространять среди думцев. Костылев появлялся в секретариате еще чаще, чем в зале. Целовал девчонок, шутил, раздавал шоколадки, изредка покрикивал. Носился, как щенок, спущенный с поводка, того и гляди, сам начнет печатать листы и убежит с ними в зал заседаний. «Не супермен, а супербой», - вспоминала старую песенку одна из ветеранш секретарской службы.
        В этот день Костылев вообще всех удивил.
        - Девочки, законопроект о вице-президенте распечатан? Хорошо. Нет, разносить не надо. Повестка? Да, меняется. Надо распечатать вот этот документ, чтобы был готов к раздаче. Но нести в зал лишь по моему сигналу. Ладненько?
        Девочки вздохнули - опять суета. Без особого интереса распечатали первый экземпляр. Одна, помладше и новичок, взяла бумагу с принтера и охнула, прочтя содержание:
        - «О приостановлении моратория на высшую меру наказания для лиц, причастных к покушению на первых должностных лиц государства и их близких». Это, что ли, нашли заказчиков, тех, кто Столбова убить хотел?
        Секретарши, общей мудростью, пришли к выводу, что скорее всего так и есть.

* * *
        Город Воляйск построил или гений, или везунчик. Сам город растекся на гребне невысокой горы, а рудоплавильный завод - внизу, у реки, чтобы вода крутила колеса. Когда работу воды взял на себя пар, и к небу потянулись заводские трубы, выяснилось: ветры из близких прииртышских степей гонят дым в сторону от города, по коридору с невидимыми стенами. Там, где дождик прибьет к земле заводской дым, родятся грибы-мутанты, а в самом городе - хоть санатории строй, среди многоэтажек.
        Именно поэтому мэр города придумал ежегодный «Уральский марафон». Нынче для участия в нем приехал президент России.
        Мэр, Николай Кольцов, по происхождению был горкомовским секретарем. Но, в отличие от большинства своих братьев по статусу, в 90-е принялся не грести под себя народное добро, а воплощать разные идеи и инициативы, которые прежде вызвали бы недоумение. К примеру, на пешеходной улице - реально пешеходной, сам себе не позволял по ней ездить и другим тоже, поставил небольшие памятники великим певцам: Шаляпину, Вертинскому, Высоцкому. После многочисленных просьб молодежи и обещаний не мусорить на «пешеходке» - Цою.
        Памятники были дешевы, отливались на местном чугунном заводе, славного среди прочего, художественным литьем. Поэтому в городе появилось их много, простых, добрых и понятных. Памятник заводчанину на отдыхе - Субботний Гармонист. Пес, задравший ногу у первого электрического фонаря. Вагоноважатая, Вернувшийся Солдат - у его стоптанных чугунных сапог лежали цветы не только в дни официальной памяти. А старинное заводское управление в псевдоготическом стиле, в стороне от дымного коридора, мэр не отдал под торговый центр. Завел ежегодный театральный фестиваль, до которого иногда добирались даже европейские труппы: ради экзотики и очень красивых мест.
        «Уральский марафон» был любимой затеей мэра. Кто хочет (правда, молодые чиновники и спортивная школа - обязаны) должны были пробежать дистанцию от километра до сорока по улицам города. Почему-то выходило так, что в этот день всегда светило солнце. И бегуны, а их было всегда не меньше двадцати тысяч, бежали по чистым весенним улицам, что кружились вокруг городского холма. Устал - взглянул вперед, как за поворотом показалось синее море леса - к северу и востоку. Или степные проплешины - на юг. Или холмы на западе. И от этого разнообразного пространства ноги несут еще быстрее.
        Сегодня в пробеге участвовал Столбов. Бежал рядом с мэром Кольцовым. Они выбрали скромную дистанцию - десять километров. Мэру годы не позволяли большее, Столбов пробежал бы и двадцать, но время поджимало, а визитный марафон только начался. Опыт разговора на бегу у мэра был, поэтому общение можно было назвать «встречей в спортивных костюмах».
        - Михаил Викторович, - говорил мэр, - если можно, давайте чуть быстрее. Меня одного, может быть, и перегнали бы, а вас - стесняются.
        Столбов улыбался, увеличивал скорость и продолжал расспрашивать Кольцова о том, как тот управляет, как обходит те рифы и скалы, на которые натыкались иные мэры, старавшиеся не красть, а хоть что-то еще и делать.
        …Прошлой осенью Кольцов, как верный член «Единой России», делал все, чтобы партия «Вера» взяла минимум голосов на подвластной ему муниципальной территории. Так старался, что председатель одного из ТИКов (территориальных комиссий) получила условный срок за фальсификации. После победы Столбова на Кольцова пошел вал доносов. Столбов, много слышавший о мэре и прежде, не позволил расправиться.
        Выбежали за очередной поворот. Впереди, между городским парком и загородным поселком, синело озеро Глубокое, уже свободное от ледяного чехла. Кажется, разбегись сейчас, и ноги понесут тебя вперед, навстречу синеве и солнцу…
        - Николай Витальевич, давайте немного вырвемся. Надо поговорить, - сказал Столбов. Мэр кивнул и ускорился, а когда чиновная толпа прибавила тоже скорость, обернулся, мотнул головой, и те притормозили. В деликатной близости бежали только президентские охранники.
        - Николай Витальевич, - сказал Столбов, - очень вы мне нравитесь. Заставить бегать каждого пятого мужика хотя бы раз в год - чудо. Хочу, чтобы вы и дальше городом управляли.
        Кольцов чуть не сбил скорость от комплиментов. Столбов продолжил.
        - Поэтому не угрожаю и даже не предупреждаю - умоляю. Вот тот поселок, который мы сейчас видели. Арсеньевский? Экологи, конечно, народ кипишистый, но в этом случае правы: нельзя строить в водоохранной зоне. Уговорите, чтобы баньки убрали. Торговый комплекс «Подсолнух» не обязательно строить прямо на мелком рынке, пусть они существуют вместе. Плохо получилось с «Ветхим жильем» - застройщик по программе какой-то совсем нечестный, смените его. И, напоследок, извините, лезу в семейные дела, но пусть зять сменит работу - сами лучше меня знаете, какую и почему. Сделайте так, очень прошу. Хочу, чтобы вы и дальше руководили городом.
        - Я понял, Михаил Викторович, - со вздохом: проговорил мэр: кому приятны выволочки.
        - И хорошо. Через год прилечу, побегаем подольше. Хорошо у вас!
        И вправду, хорошо. Аккуратные трехэтажки послевоенного классицизма, сосны вдоль улицы, идущей в гору, а наверху - синева и солнце. Весь день бы тут бегал или ходил!

* * *
        - Эти идиоты, к счастью для меня, быстро перепрограммировались с большой кровавой мести на желание поиметь бабло. А у меня налички оказалось немного. Будто предвидел: почти все, что мне отдал Михаил Викторович (не мелочь, кстати), положил на карту. Когда они меня первые полчаса мутузили, да еще обсуждали разные анальные и оральные кары из репертуара пресс-хаты, у меня был большой соблазн сказать, где карта и назвать код. Не назвал. Так что, Татьяна Анатольевна, считайте меня пионером-героем.
        Макс обнаружился в собственном кабинете, прикованный к батарейной трубе. Чувствовал себя он более-менее прилично: хотя в синяках, и на щеках полосы от скотча, но внутренних повреждений вроде не было, мог свободно ходить.
        Его похитителей собрали в соседней комнате. Татьяне пришлось повиниться: со щеками свекольного цвета она рассказала охранникам, как хотела спасти сотрудника фонда «Возвращение», работавшего на аутсорсинге. То, что сотрудник до недавнего времени был не рядовой, она умолчала. К счастью, охрана никаких подробностей не знала. Пришлось выслушать очень деликатную, но все же укоризненную нотацию и согласиться с ней. Разве что, поспорив в одном пункте: «Я дурочка, я не знала, как иначе поступить».
        Как поступить с похмельными похитителями, решили просто: вызвать милицию, и пусть оформляет. Поводом для разногласий стала лишь судьба Макса: капитан Васильев считал, что и его надо отправить в отделение, пусть дает показания там. Но Макс сказал, что если его не арестуют, он не отвяжется от Татьяны, пока не сообщит ей сведения государственной важности. Татьяна его полностью поддержала, и капитан вздохнул: «Нехай едет с нами».
        Пока же Макс рассказывал о своих злоключениях. Он сидел в кресле - хотел посидеть на чем угодно, кроме пола. Татьяна лежала на диване. Как бы ни было радостно от того, что ее план удался и все закончилось хорошо, как бы ни был интересен рассказ Макса и обещанные им сведения, кажется впервые за все эти восемь месяцев ее внутреннее состояние оказалось важнее внешних событий. Малой совсем разыгрался.
        - Потом бить им меня надоело, - продолжил Макс, - и они стали решать, как можно из меня выкачать деньги. Нашли наличку, пошли в ближайший супермаркет, прикатили тележку жрачки в контейнерах, короче, устроили на кухне еще больший бардак, чем был до меня. Когда отношения перешли в режим диалога, я предложил им создать что-то вроде хакерского кооператива. Они великие пейсатели в уютную жэжэшку, а насчет матчасти - тут я их разводил как лохов. Развел бурную хакерскую деятельность, обналичил несколько сумм со своей карты. Они сообразили, что меня выгоднее доить, чем резать, даже разрешили умыться и кормили-поили. Сами каждый вечер нажирались и отключались. Но, суки, пристегнуть меня и проверить не забывали. Ни до ключа, ни до телефона дотянуться не смог, зато однажды зацепил клаву и мышь - спасибо, что у меня не ноут, а ПК. Уж как я, не видя экран, смог войти в почту и напечатать твой адрес - отдельная песня.
        - Согласна, - улыбнулась Татьяна. Улыбка получилась вымученной. «Что же это такое со мной? Бывало и раньше, но лишь если никаких интересных отвлекающих факторов».
        - Письмо я написал, спасибо, что быстро приехала. Как видишь, меня не убили. Но так усугубили мой перманентный срач и свинорой, что отмывать квартиру надо дня три.
        - Тебе надо в больницу, - сказала Татьяна, подумав: «Обоим бы неплохо; мне, хотя бы показаться и получить устное успокоение от специалиста».
        - Надо, - сказал Макс. - Но сначала поговорим об очень важных делах. И плевать, что я сейчас безработный программист, с позором изгнанный с госслужбы. Извини за пафос, это гражданский долг.
        Татьяна взглянула на Макса. Не обнаружила в глазах ни пафоса, ни фанатизма.
        - Эти перцы, как люди политизированные, новости не пропускали по ящику и мне давали ходить по лентам, в инете. Так что я в курсе всего, что происходило. Очень мне не понравился взлет звездного мальчика…
        - Ты о том, что он заменил меня на посту пресс-секретаря? - спросила Татьяна.
        - Если бы, - вздохнул Макс. - Ты решила не мучить себя новостями?
        Татьяна кивнула. Макс перечислил ей новые должности Костылева.
        - «Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть», - пробормотала она классическую цитату вождя.
        - Именно так. Правда, для него главным кумиром оказался не Сталин. Но это впереди. Во-первых, все началось с одного задушевного разговора в январе. Мы немножечко спелись: один возраст, одни любимые группы и альбомы, одни игры. Как говорил Макаревич, росли на одних букварях. Вот только одна проблема нашего звездного мальчика: он не умеет пить. Не понятно, как с такой проблемой дорос до генерала. Так вот, мы посидели, я, без всякой дурной мысли, влил в него лишний литр пива и получил незапланированную откровенность.
        - А именно?
        - Он начал продвигать свои любимые исторические теории. Насчет того, что революции пожирают своих детей, и этот процесс лучше не наблюдать, а в нем участвовать и возглавить. Дескать, Столбову, если хочет остаться вождем, придется убрать всех, кто вместе с ним шел к власти. В первую очередь - афганцев, вроде Батяни. Если этого не сделает, его сметет какой-нибудь демагог из народа. Единственное средство для Столбова выжить - стать грозным царем, который так двинул по боярам, что и народ его испугался и зауважал. И тот, кто будет в этом процессе верным помощником и координатором, станет, как Малюта Скуратов, верным царским псом и слугой. Мне эта шизовая затея сразу не понравилась, я хоть историю плохо знаю, но помню, что Малюта был один, а нас - двое. Если я соглашусь, мы пост Малюты разыграем в «контр-страйк». Или он уже придумал, кому быть Малютой, а кому - Малюте сапоги чистить?
        - И как же он решил сделать из Миши грозного царя? - с улыбкой спросила Таня, хотя чувствовала - боль возвращается.
        - Очень просто: тайно сливать информацию о боярских грешках, причем, конечно, грешках реальных, как в моем случае. А явно - оказывать полезные информационные услуги. Чужой авторитет подтачивать, свой - поднимать. И потом, когда бояре его предадут, оказаться единственным верным и полезным. Занять верхнюю ступеньку возле трона и никого не подпускать. Когда царь - грозный, а Малюта - умный, никто на эту ступеньку не покусится, опасно. Для этого, кстати, предлагал и смертную казнь вернуть, и границы закрыть. Короче, поиграть в игрушку «Великое царство».
        - И что ты ему ответил?
        - Да я к тому времени два литра в себя вкачал, не очень хорошо помню. Вроде того, что я такой разгильдяй, что мне невыгодно делать из Столбова грозного царя. Он же сам меня отправит на собачий корм, за раздолбайство.
        - Интересная комбинация, - сказала Татьяна. - Только наш звездный мальчик то ли плохо знает историю, то ли литературу. Для превращения доброго царя в Грозного нужен еще один компонент.
        - Какой?
        - Коварные бояре не только должны изменить Ивану Васильевичу. Они должны еще извести ядом его жену Анастасию. Или ликвидировать ее как-нибудь по-иному. Вот тогда царь разгневается и взаправду станет Грозным, - улыбнулась Татьяна.

* * *
        - Всё, с завтрашнего утра занимаюсь бегом, - сказал Столбов. - И десятку не пробежал, а все еще отдышаться не могу.
        - Так ведь в горку, - уточнил Степанов. Перед выездом из Волейска он попросился в президентскую машину.
        - Не только в горку, и под горку было, - ответил Столбов.
        Они мчались в Екатеринбург. Среди прочих дел, в программе значилось общероссийское совещание, посвященное развитию ювенальной юстиции. У Столбова были свои соображения на этот счет, но он хотел пообщаться с ювенальщиками лично.
        - Слышал, что обычно просят их разогнать, - сказал Степанов.
        - Есть такое, - ответил Столбов. - Но проблемы у неблагополучных детишек действительно есть, нужно решать. Чем и займемся.
        - Михаил Викторович, а отвлечь вас на свой, шкурный вопрос можно?
        - Тебе - всегда. Только не злоупотребляй.
        - Я не про себя, а про свою контору. Знаете, что «опера», в смысле новая контора, Оперативноинформационный центр, имеет право слушать все структуры?
        - Новость, - ответил Столбов. - И кого они начали слушать?
        - За всех не скажу, но нас - точно. Затребовали коды, и теперь переговоры ФСО под колпаком.
        - Как много интересного в этом мире, - искренне сказал Столбов. - А кадры они откуда набрали?
        - Да сейчас сокращенных силовиков - бери не хочу. К примеру, взять весь распущенный центр «Э». Плюс специалисты по связи из его ведомства. Крепкая команда получилась.
        - Да, насчет мальчика я проявил мягкодушие и гуманизм, - вздохнул Столбов. - Ладно, Кирилл, уже сегодня упразднится и структура, и прослушка. Нас-то он сейчас, надеюсь, не слышит?
        - Нас - нет. Московских коллег слышит.
        - Шалун! Жене не позвонить! Кстати, дай-ка позвоню.
        Ткнул кнопку.
        - Таня? Привет! Как помолилась? Это хорошо. У меня тоже все хорошо, твоими молитвами. Макс нашелся? Даже не нашелся, а освобожден? Потом расскажешь. Передай, я на него не сержусь. Я сегодня ни на кого не могу сердиться - девочек спасли, тебя услышал. Что, говоришь, богатырь бушует? Веди себя тихо, если ему и пора, то потерпи до подходящего места. Пока, солнышко!
        Повернулся к Степанову. Его лицо сияло.
        - Уфф! Помирился. И она не сердится, и я. Только шутит, что скоро рожать.

* * *
        Назвать Ашота законопослушным гражданином было бы, по меньшей мере, нечестно. Но порядок он любил и старался поддерживать, по крайней мере, в заречной части Первомайска.
        К примеру, в 90-е годы многие местные жители привыкли покупать водку и другие столь же крепкие напитки в ларьках. Потом продавать спиртное в киосках запретили, позже был введен ночной сухой закон. Но от привычки отказаться трудно, и люди по-прежнему тянулись ночью в киоски. Ашот гарантировал, что ассортимент будет не совсем уж одиозно паленый, а также урегулировал потенциальные проблемы с милицией-полицией.
        Иногда, в особых случаях, водка отпускалось в долг. Тут уже начиналась индивидуальная программа: если квартира должника приватизирована (нет - поможем), живет он один, или пожилая, но безответная пара, то в долг продавали долго. Потом - предъявляли, подписывали договор о продаже. И увозили алконавта, или парочку, в дальнюю деревню, в жилье с единственным удобством - дырявой крышей над головой. В качестве бонуса оставляли ящик водки, такой паленки, что продавать стыдно.
        Сегодня Ашот как раз обсуждал с хозяином киоска, поставщиком информации, судьбу одного деятеля. Говорили долго, взвешивали все «про» и «контра». И кусок лакомый - приличный подъезд, вид из окон на сквер. Но есть московский сын, который, якобы, охранник, и у него свои виды на однокомнатку отца-алкоголика. Проблема!
        Да, насчет порядка. Ашот не то, чтобы считал себя главным в городе, нет, не считал себя главным даже в Заречье - на то есть глава РУВД. Но уважения требовал. Потому-то, кстати, и оставался в этой дыре-заповеднике: здесь заставить себя уважать он мог.
        Поэтому обиделся от души, когда машина, пусть и с мигалкой, нетерпеливо загудела, приказывая отодвинуться от магазинчика, расчистить путь. По чесноку, дать дорогу он был должен. Но зачем сразу гудеть, а потом говорить в мегафон: «Номер 666, уйдите с дороги»? Даже если не знать, что он Ашот Хоренович, можно же просто выйти из машины, попросить?
        Пригляделся к номерам, понял: этим гостям города простительно не знать, кто он такой и вообще, позволено кидать понты на всей территории РФ. Приказал отъехать.
        Все равно осталась обида. И она взыграла в полной мере, когда через четверть часа на проезде показался новый автомобиль. Именно в эту минуту из машины Ашота переносили в киоск ящик с таким товаром, который даже в городе, где тебя уважают, светить не нужно. Неужели не видит? Тогда зачем бибикает?
        Ашот почувствовал, что ему полегает, если он сам задаст эти вопросы наглому москвичу - номера были столичные, но никак не блатные.
        - Слюшай, дорогой, - сказал он с комедийной интонацией, которую и следовало ждать от него, - ты куда торопишься?
        - Пропусти, - сказал шофер, опустив стекло.
        - А где «пожалуйста»? - спросил Ашот.
        - Пожалуйста, пропусти, - попросил шофер.
        Ашот пригляделся к незнакомцу, взглянул в его глаза. Вздрогнул, понял, что очень бы хотел, чтоб на большой разборке парень с таким взглядом был в его команде, и очень бы не хотел, чтоб у противника. Больше того, пожалуй, стоило бы пропустить…
        Но подошли ребята - нельзя терять лицо. Он же сказал им: «Пока не разгрузимся, ни один х…й не проедет».
        - А почему не отвечаешь? Может, у тебя проблема? Так мы решим.
        - Или создадим, - хохотнул Ник, подошедший к машине справа. В его руке была бейсбольная бита.
        - Я больше просить не буду, - сказал парень. У него в руке появилась хорошая модель какого-то армейского пистолета, с насадкой на стволе.
        Переход от понтов к угрозам успокоил Ашота. У людей, которые сразу вынимают пневматические дурилки, за душой обычно ничего нет.
        - Дорогой, но у нас тоже есть такой хлам. Вазген, покажи…
        Потом произошло что-то неожиданное, неправильное и быстрое. Ник слегка ткнул битой в стекло, поднял ее для удара посильнее. Незнакомец буквально вылетел из машины, встал на одно колено. Раздались два хлопка, громче, чем из пневматики, но тише, чем из газа. Ник уронил биту, осел на асфальт. Ашот ясно увидел два красных пятна, расползающихся по его куртке.
        Еще два хлопка, и Вазген опрокинулся на киоск.
        На все это ушло вряд ли больше двух секунд, и теперь ствол смотрел на Ашота.
        «Пожалуй, лучше было бы пропустить после „пожалуйста“, - успел подумать он, - а теперь что, руки поднять?»
        Не успел даже додумать. Парень выстрелил один раз, точно в голову.
        Встал, отряхнул колено, взглянул перед собой. Пробормотал:
        - А кто уберет свою адскую колесницу? Ладно, в объезд.

* * *
        Из новостей телеканала Россия-24.
        «Завтра на Украине в Национальном заповеднике Аскания Нова на волю будут выпущены самка и самец тарпана - результат успешного эксперимента по клонированию диких лошадей, когда-то бродивших огромными табунами по всему пространству Евразии. Как обычно, свободу животным предоставит председатель фонда „Дикая природа“ Владимир Владимирович Путин».

* * *
        - Поначалу я думал: так, пивной треп. Хотя очень уж специфический. Но когда мы начали работать в фонде «Возвращение», то я понял: звездный мальчик собирает информацию не только о беглых или не беглых жуликах, а вообще, обо всех, кто во власти. Он и в своем ведомстве создал очень грамотный аппарат из связистов и хакеров, были там даже мои знакомые. Вот тогда я и задал себе вопрос: а на какие шиши он их нанял? Ребята циничные и практичные, за идею или место в грядущей боярской думе при Грозном царе работать не будут. И я решил: если мальчик не соблюдает права граждан на неприкосновенность личных данных, мне соблюдать политес тоже нет смысла.
        Разговор продолжался в машине. Когда в квартире Макса появилась полиция, капитан Васильев опять блеснул талантами: смог за пять минут объяснить сотрудникам суть происшествия и убедить их, что заковать в наручники и увезти нужно именно небритую и похмельную тройку, а потерпевшего, столь же небритого, отпустить, с обязательством явиться позже, для дачи показаний. Заодно попросить не распространяться о происшествии.
        «Все равно уйдет в „комсомолки“ и „комсомольцы“, - со вздохом подумала Татьяна, - будет разворот: „Приключения царицы на богомолье“».
        Продолжал болеть живот. Но сейчас самым важным было то, что рассказывал Макс.
        - И я сам начал проверять его. Мальчик больше думал об информационной разведке, чем о безопасности, и я нарыл о нем кое-что интересное. Хотел создать доказательную базу, не просто сильную, а очевидную для людей, скажем так, далеких от технологий.
        - Для Михаила Викторовича, - уточнила Татьяна. Макс кивнул.
        - Ну да, чтобы можно было не привлекать экспертов, а самому все объяснить. И тут, в самый разгар работы, такая вот подножка. Представь, я, простите, вор и распильщик, в порядке оправдания обвиняю коллегу, который не запятнан. Понятно, у меня пивная депрессия на неделю, - Макс виновато взглянул на Татьяну. - Потом оклемался, все равно стал подбивать результаты. Информация-то вся у меня.
        - И краткий вывод?
        - Простой. Ты же знаешь про кооператив «Мельница»? Так вот, он еще в прошлом году, сугубо ведомственными ресурсами - своими аэрокосмическими, засек их собрания, получил информацию. И им продал. То есть он не сообщал нашим, что знает про этих заговорщиков, и за это получал транзакции до трех миллионов евро в месяц. И если выяснится, что эта жуть возле Думы - дело «Мельницы», то мы имеем преступление, которое могло быть предотвращено государственным чиновником, но не предотвращено. Но теперь звездный мальчик сам потенциальный объект шантажа. И в его выгодах - получить такой статус, при котором он может уничтожать любых врагов на уровне приготовления. Кстати, как ты думаешь, он сможет договориться со Степановым? Я не удивился, что Батяня отправился за мной, но удивился, когда на его месте оказался Степанов. Ожидал, что мальчик протолкнет своего.
        - Не знаю, - улыбнулась Татьяна. - Мне кажется, это честный горячий чухонский парень.
        - Тогда постарается спровадить его вслед за Батяней. Если под контролем пресс-служба президента и охрана, то лидер - в коконе.
        - А как же я? - улыбнулась Татьяна. - Ой!!!

* * *
        Сказать, что Савельев был обижен на мир, было бы неточно. Он его ненавидел.
        Всему виной - дурацкая посиделка у Иваныча. Дурак, конечно, хозяин. Одна бутылка на пятерых - разве это серьезно? Начали поздно, когда спохватились - без пяти одиннадцать.
        Затем дурная идея - смотаться в Заречье и взять в киоске. Смотались на пожилом коммунальном «ГАЗе» Степаныча, взяли. Оказалось - дрянь-дрянью. Сто грамм на брата: нет ни повода для похмелья, ни причины не сесть завтра за руль. Но башка болела, хоть руби. Выпил четыре таблетки анальгина, не помогло.
        Вот и гнал злобный Савельев по узким от спрессованного черного снега грязным улицам Первомайска. Еще и с женой вечером разбираться, чего не ночевал. Сучья жизнь!
        Подъезжал к перекрестку, услышал сирену. Выглянул, уже заранее приняв решение: пропустит только «пожарку» или «скорую». Даже ментов не пропустит: не бывает у них дел в такое время, да и что они сделают с коммунальным шоферюгой на коммунальном газе? Башку оторвут - и так болит.
        Но это были не менты, а какие-то козлы, купившие мигалки, чтобы шпарить на красный свет. Ненавижу!
        - Бля! - рявкнул Савельев, вылетая на перекресток. Был уверен, услышит скрип тормозов, но машина стала обходить.
        Обошла бы. Но он по дурному инстинкту прибавил газку и понял, что летит на бок вместе с автомобилем.

* * *
        Региональное совещание, посвященное проблемам ювенальной юстиции, перенесли на четыре дня - к визиту президента, а также из здания областной администрации в резиденцию рекора. «Ювенальщики» вынесли и это. Социальных работников, рисковавших назвать себя ювенальной юстицией, осталось с прошлого года не очень-то и много: после победы Столбова некоторое время их интенсивно травили все кому не лень, а не лень было многим.
        Остались фанатики процесса, или так углубившиеся в ЮЮ, что уже и не знали, на что переквалифицироваться. Пожилые самоуверенные тети понимали, что судьба их решится на встрече с президентом, и готовились к ней речами и аргументами.
        И вот день визита. Президент почти не опоздал, но все равно извинился. Предложил последовать за ним. Оказалось, что в маленький спортзал.
        Пройти пригласили трех теток.
        - Извините, что не предлагаю сесть, - сказал Столбов, - но скоро разговор продолжится в обычном формате. Только для начала вам придется выполнить ваш долг. В этом помещении - многодетная мамаша, у которой надо отобрать хотя бы половину детей.
        Тетки не успели удивиться, как Столбов открыл дверь в соседнюю комнату. На подстилке - кавказская овчарка и четыре щенка.
        - Возьмите их, - сказал Столбов. Тон был настолько повелительным, что одна из теток даже шагнула вперед. Самка подняла голову и зарычала.
        - Возьмите на воспитание сукиных детей, - повторил Столбов. - И убедите маму, что в новой семье им будет лучше.
        Собака встала и рыкнула. Тетки попятились.
        - Михаил Викторович, вы что, хотели сказать, что мы суки? - пробормотала одна в коридоре.
        - Конечно нет, - улыбнулся Столбов. - Просто я хотел показать вам, и кажется смог, какая это деликатная вещь - родительские чувства. Наши природные инстинкты связаны с культурой и цивилизацией. Я же хотел показать вам материнский инстинкт во всей его силе. Защита детеныша - очень сильный инстинкт, и пренебрегать им недопустимо.
        - Собачья сука водку не пьет, - сказала одна из дам, отошедшая от испуга.
        - Не спорю, - согласился Столбов. - Ваша работа может быть полезной. Но при одном условии: уважении к чувствам людей. И еще… Знаете анекдот про алкаша, ключи и уличный фонарь? Напоминаю: потерял ключи на темном углу, а ищет под фонарем, под ним светлее. Не надо искать, где проще, а там, где нужно. Далеко ходить не надо: в вашей области существовал детский лагерь «Прямой путь», основали его какие-то то ли сектанты, то ли раскольники. Скандал полгода, статьи, расследования, потом прокуратура вмешалась. Один из деятелей вообще оказался педофилом с садистско-литературным уклоном, некий Нефед. А вы где были, защитники детей?
        - Ну, это ведь патриархия… - пробормотала одна из «ювенальщиц».
        - Патриархия сама поняла, что позволять себя дискредитировать разным пустосвятам - ей же хуже. Так что с это стороны проблем не будет. А теперь - в зал, поговорим и решим, как сделать вашу службу полезной для семьи и страны.

* * *
        - Придурок жив? - спросил капитан Васильев у шофера.
        - Жив, ничего с таким не будет, только шишка.
        - Значит, сядет, - сказал капитан. И больше Савельевым не интересовался.
        Первая машина перекресток проскочить успела. Сложнее вышло со второй - она ударилась в газик, опрокинула его на бок и сама отлетела с разбитым носом. И шофер, и капитан, надежно пристегнутые, отделались секундным шоком.
        С пассажирами заднего сиденья было так. Согласно инструкции, пристегнуты они были тоже. С Максом все в порядке. Татьяна чувствовала, что встряска для нее не прошла даром. Первые несколько секунд просто жевала губы, подавляя новые болевые волны. На этот раз они были готовы ее захлестнуть.
        Из глаз потекли слезы. Стало чуть легче, и одновременно она стала понимать, что должно с ней произойти в ближайшие часы, если не быстрее.
        - Таня, ты как? - прошептал встревоженный Макс. - Таня, скажи.
        - Сейчас. Вот это кранты, - отчетливо выговорила она прикушенными губами. - Быстро в больницу, в баню, в сарай, хоть под куст. Лишь бы ровно и мягко.

* * *
        На Большое Уральское собрание Столбов прибыл сразу после разговора с ювенальщиками. Несмотря на собачью преамбулу, общение вышло полезным. Собеседницы кое-что поняли. К примеру, то, что не человек для субботы, а наоборот. Обещали защищать детей и дальше с условием непременно защищать и семьи.
        Собрание оказалось действительно серьезным. Губернаторы, мэры больших городов, директора крупных предприятий. Все получили установку говорить кратко и на одну тему: как жить Уралу дальше, как развиваться? Хватит ли трудовых ресурсов, или нужны гастарбайтеры? Нужны ли запретительные импортные пошлины и если да, то на какие товары?
        На пятом докладе к Столбову подошел Степанов, сказал на ухо:
        - Михаил Викторович, звонит Татьяна. Дело действительно важное.
        «Раз тебя убедило, значит и вправду важное», - подумал Столбов. Встал, вышел в коридор, в кольцо охраны.
        - Миша, - услышал ясный, четкий голос Татьяны, - Миша, не пугайся, похоже наш богатырь решил увидеть солнце раньше, чем мы планировали. А теперь, пожалуйста, внимательно слушай: времени мало, вдруг я потеряю сознание. Обещай, что не пропустишь мимо ушей.
        - Обещаю, - ответил Столбов самым спокойным и беспечным тоном, каким мог. А сам сжал кулаки.
        - Я узнала, будто бы Александр Костылев собрал чуть ли не половину постов в государстве. Это так?
        - Почти так. Поиграл, и будя, - ответил Столбов.
        - Это правильно. Он, неизвестно с какого перепуга, решил поиграть в грозного царя. Держи его подальше от любых силовых ведомств, иначе может быть очень плохо. Пожалуйста, отнесись серьезно. Обещай.
        - Обещаю, - повторил Столбов. - Ты где?
        - На пути в районную больницу. Если будет нужно, меня оттуда заберут в Москву. Все, милый, я немножко утомилась. Со мной все в порядке, будь в порядке и ты. Держись, а я тоже выдержу. Пока!
        Отбой. Столбов повернулся к Степанову.
        - Ты знал об этом?
        - О чем?
        - О том, что Таня поехала неизвестно куда и у нее случилось осложнение.
        Начальник охраны выдержал взгляд.
        - Об осложнении - только что. О том, что должна поехать на богомолье, - от вас, три дня назад.
        - И что за охрану ты ей дал? - чуть не крикнул Столбов.
        - Самую лучшую, - спокойно ответил Степанов, разве что чуть побледнел.
        Секунды три, едва ли не самые трудные за весь день, Столбов боролся с гневом, темным гневом бессилия. Ничего сейчас сделать он не мог, а что-то сделать хотелось, например, дать Степанову по его спокойной роже. Ведь он виноват…
        «А для охраны тех, кто дорог вам, найти другое лицо», - всплыло в голове. Значит, сейчас, действуя по сценарию анонимщика, он должен расправиться со Степановым. Не много ли чести для…
        «Никак Никтоевича Анонимуса» - так, вроде, назвала его Татьяна. И еще сказала - держись. «Буду держаться».
        Вернулся в зал, где в его отсутствие доклады остановились. Но тотчас же начались заново. Губернатор Курганской области сделал короткий доклад о плюсах и минусах открытой границы с Казахстаном. Столбов слушал внимательно, задал пару вопросов.
        Минут через пятнадцать Степанов протянул записку.
        «Они в больнице. Все в порядке», - было написано в ней.

* * *
        Капитан Васильев подтвердил, что готов к любой ситуации. За две минуты он сумел связаться с врачом президентской клиники и заставил Татьяну перечислить все симптомы. Врач пришел к выводу, что помочь смогут в местной районной больнице. Туда и поехали.
        Больница была огромной, еще советской постройки, и когда-то, должно быть, выглядела красиво. Родильное отделение находилось в общем корпусе.
        Комфортной она вряд ли была когда-нибудь. Регистраторша внизу спросила про медстраховку. «Кстати, так обращаются со всеми поступившими мамочками», - подумала Татьяна.
        Капитан Васильев прошел в кабинет заведующей отделением, объяснил ситуацию. Появилась каталка, Татьяну переложили на нее и повезли на второй этаж. Капитан и два сотрудника шли рядом, за ними увязался и Макс, на которого никго не обращал внимания.
        Заминка вышла у дверей. Выяснилось, что внутрь нельзя никому, ни Максу, ни охране. Заведующая по силе характера оказалась сродни кавказской овчарке.
        - Я обещаю, что не убегу, - шепнула Татьяна. - Подождите меня здесь.
        Заодно выяснилось, что в день поступления рожающие мамочки не имеют права брать с собой мобильные телефоны. Чтобы не спорить, Татьяна протянула свой аппарат Васильеву.
        - Держите. В ближайшие часы он мне не понадобится, а когда я рожу, вам сообщат.
        Когда Татьяну оформляли, выяснилось, что у нее есть еще одна мобила - именно так заведующая назвала «звезду пилигрима», подарок от Костылева. Татьяна было заартачилась…
        - Вы же жена президента, - укоризненно сказала пожилая тетя. - А он обещал: отныне никаких исключений. Почему же вы его дискредитируете?
        Татьяна вздохнула, отдала ей коробочку.
        Врач ее осмотрел и принял решение:
        - В родильную палату. Немедленно.

* * *
        Он немножко покружил по незнакомому городу. У него была путеводная звезда - экран с дрожащей линией, указывающей, куда удалился объект. Точнее, куда удаляется. Плохо было лишь то, что по такому городу, как Первомайск, напрямую не проехать. Кончик линии задержался, потом двинулся дальше. Проезжая перекресток, Турок увидел перевернутый грузовик, стоящего рядом дядьку. Дядька покачивался от удивления, не веря, что легковушка могла опрокинуть его машину.
        Подъехал к районной больнице. Учитывая дурацкое происшествие возле ларька, терять время было нежелательно. Поэтому он прямо-таки взлетел по ступеням в вестибюль.
        Его остановил охранник:
        - Вы к кому?
        Турок протянул удостоверение. Охранник уважительно кивнул и объяснил посетителю, как пройти в родильное отделение.
        - Можно и нам посмотреть документик? - спросил плечистый мужчина в костюме. Его напарник стоял в трех шагах, преграждая путь к двери.
        Турок протянул удостоверение.
        - О, коллега на три буквы, - заметил мужчина. - Все-таки, майор Сверчков, вы не ответили на вопрос охранника - к кому идем?
        Гость сунул правую руку в портфель, повернул его бортом к фэсэошнику. Два хлопка, две дыры в портфеле, и плечистый парень повалился на щербатый кафель холла.
        Напарник прыгнул вперед, но не успел. Турок выхватил пистолет из портфеля и дважды хлопнул, почти в упор. Не глядя на результат стрельбы, кинулся вверх по лестнице.
        - Мамочка, - пробормотал больничный охранник, - так он эфэсбешник или нет?

* * *
        В ста пятнадцати километрах к северо-западу от Первомайска-Московского была другая клиника. Регламент безопасности соблюдался там строго и подобное нападение было исключено.
        Все равно Марине Красницкой было больно и тревожно. Особенно после того, как три дня назад в ее палату вошел какой-то товарищ в белом халате, напяленном на пиджак, попросил ее документы, сфотографировал паспорт. Когда она спросила, зачем, товарищ ответил, что это «официальный запрос вашего государства», и быстро удалился. Марина пробовала догнать его на костылях, со словами, «Дашу убьют!», но упала.
        Врач ее отругал, сказал, что ничего страшного не случилось. К сожалению, это относилось лишь к ноге. Насчет дочери осталась страшная неизвестность…
        Этим утром к ней подошла медсестра и сказала: «Пойдемте в холл». Для чего - не уточнила.
        Едва Марина спустилась, как привезли ожидаемых пациентов - девушек. Их вводили по одной, поддерживая за руки. Некоторые девушки плакали, другие истерично посмеивались. И все глядели по сторонам. Некоторые потирали глаза, видимо ожидая, когда проснутся…
        - Даша!
        Дарья Красницкая появилась одной из последних. Шла она медленно, к ней сразу подкатили каталку. Но она успела увидеть мать…
        Медсестра, не та, что привела Красницкую, захотела пресечь столь очевидное нарушение порядка, но ее остановил кто-то из группы сопровождения.
        - Я ваш коллега, только из полевой медицины. У одной психологическая травма, у другой - травма и шок. Они друг другу не повредят, а вот помогут - обязательно.
        Мать и дочь продолжали обниматься.

* * *
        Начался большой перерыв. Мэр рабочего поселка спросил Столбова, можно ли законодательно запретить прием цветного и черного лома - надоело менять канализационные люки.
        - Давно пора, - ответил Столбов.
        Мэр более крупного города спросил, можно ли, по многочисленным обращениям граждан, совершить обратное переименование: вместо исторического имени Айзенверкенбаум, возвращенного городу в 90-е, называть так, как было при Советах - Колыбельцев.
        - Не возражаю, - сказал Столбов. - Готовьте обращение.
        Нашел свободную минуту, позвонил Татьяне.
        - Солнышко, ты как?.. Капитан Васильев? Еще раз здравствуйте. Говорите, уже на отделении? Хорошо, охраняйте дальше. Если Татьяна Анатольевна здесь задержится, тогда вас сменим. Что? Не слышу.
        На самом деле Столбов слышал. Шорох, судя по всему, чьи-то шаги. Голос Васильева: «Эй, друг, куда? Куда?».
        И хлопки, которые могли быть только выстрелами. Столбов насчитал их шесть.
        Через несколько секунд послышался чей-то испуганный голос, который что-то спрашивал. И стон Васильева:
        - Всё. Писец.
        Связь он не отключил. Но и не отвечал.

* * *
        Турок двигался по зданию быстро. Так быстро, как только может двигаться человек, вынужденный одновременно смотреть перед собой и сверять путь по маленькому светящемуся планшету.
        Архитектура времен поздней империи оригинальностью не отличалась. Можно было и без пояснений-указаний добраться до нужного отделения больницы. Что Турок и сделал.
        На отработку объекта он выделил две минуту. Потом - отход. Он успеет сменить внешность, а корочки позволят получить любой нужный транспорт, чтобы уже через двадцать минут быть вдали от эпицентра драмы.
        На входе, в холле, пришлось задержаться. На три-четыре секунды и шесть выстрелов. Гарантированно контрольным был лишь один из шести, но ни одна пуля мимо не прошла, и Турок счел: за спиной проблем не будет. Не считать же проблемой какого-то фрика возле кофейного автомата.
        Тетю в белом халате, интуитивно преградившую путь, он просто отшвырнул. Взгляд на планшет, и дальше, по коридору. Дверь налево, пинок, вход.
        Здесь, первый раз, начиная от вестибюля, произошел реальный сбой. Точка указала сюда. И здесь были две девушки в белых халатах. Но ни одна из них не являлась Объектом - не было смысла даже вынимать фотографию и сверяться.
        - Люська, смотри, какая цацка прикольная! Это что, наша больница из космоса? Интересно, что она еще может?
        - Не, Светка, это называется «гаджет». А это у него функция навига… Мужчина, куда вы? Мужчина, сюда нельзя! Мужчина…
        Продвинутая Люся замолкла. Посторонний мужчина, без белого халата и бахил, приблизился к сестрам, рассматривавшим «звезду пилигрима», и навел на них пистолет.
        - Где она? - спросил он не очень громко, спокойно, будто заплатил за ответ и имел право его требовать.
        - Кто она? - пролепетала Светка, уже задыхаясь от страха. Взгляд незнакомца был достаточным подтверждением того, что пистолет - настоящий.
        - Она, - с нажимом повторил мужчина.
        - Кто? - прошептала Светка.
        - Не надо! - сдавленно крикнула Люська, но мужчина уже дернул спусковой крючок, шагнул вперед и вырвал «гаджет» из руки Светки, еще до того, как она осела на пол.
        Обернулся к Люське. Взгляд его содержал в себе короткое, исчерпывающее объяснение. «Ты умнее, ты все поняла, ты проведешь».
        - Да, - то ли пробормотала, то ли кивнула Люська.
        Мужчина сунул гаджет в карман, взял ее за локоть, вывел из кабинета.

* * *
        Макс толком не поел, зато воспользовался кофейным аппаратом в холле - выпил два натуральных эспрессо. Выстрел кофеина в мозг прочистил его сознание, и теперь он видел мир так остро, как только мог. И запоминал.
        Он как раз подошел к мусорнице возле автомата, чтобы выкинуть второй стаканчик, когда в холле произошло то, что он до этого видел в кино. И, скажем прямо, думал: «Возможно такое лишь в кино».
        Даже успел подумать: «С точки зрения режиссуры неправильно. Динамично, но не зрелищно». Никаких прыжков и красивых поз. Просто человек вышел из лестничной двери и прошел наискосок через холл. Когда к нему шагнул начальник охраны, человек выпустил в него две пули из пистолета с глушителем. Потом сбавил скорость, повернул дуло и выстрелил еще четыре раза. Макс отчетливо видел: оба охранника успели потянуться к оружию, один даже вытащил. Именно возле него киллер задержался и выпустил вторую пулю точно в голову. Главное же, действовал на секунду быстрее.
        Потом прошел на отделение, оттолкнув кого-то в дверях, в белом халате. Закрыл ногой дверь. И все.
        И все. Только в холле на полу лежат три тела, замерли трое мужчин: двое посетителей, и Макс, принятый киллером за непонятного фрика. И еще катится по полу пустой пластиковый стакан, не донесенный Максом до урны.
        Макс подскочил к капитану Васильеву.
        - Вы… Вы ранены?
        - Всё, писец, - ответил Васильев и замолчал. Макс так и остался рядом, на корточках.
        - Эй, парень, - услышал он то ли стон, то ли голос. Обернулся и увидел, как другой охранник протягивает ему пистолет.
        - Возьми, иди и попытайся… Давай, не тяни.
        - А вы? - растерянно спросил Макс.
        - Я отстрелялся. Снял с предохранителя. Давай.
        Макс взял пистолет. Оглянулся, услышав где-то знакомый голос. Понял, чей, и поднял мобилу.
        - Михаил Викторович?
        - Что там у вас? Макс. Ты?! Где охрана?
        - На охрану напали, кажется, убили. Взял пистолет, попробую помочь.
        Столбов молчал секунды две: такую инфу сразу не усвоишь. Потом закричал Максу, чтобы тот немедленно бросил пистолет и не творил глупостей, не суперменил - ничего хорошего с пистолетом он не сделает.
        Но Макс не отвечал. Потому что положил трубку рядом с капитаном Васильевым. Взял пистолет и вошел в коридор.

* * *
        И жизнь положивши за други своя,
        Наш князь воротился на круги своя,
        И се продолжает, как бе и досель,
        Крутиться его карусель…
        Продвинутый в роке и поэзии однокурсник Лешка когда-то - гуляли три месяца - затащил ее на какой-то альтернативный фестиваль никому не известных групп. Одна из них с ожесточенной серьезностью отожгла тогда эту странную балладу, напоминавшую то ли вальс, то ли танго - Люська не знала. Не запомнила группу, не интересовалась, кто автор текста. Песню почему-то запомнила, и сейчас она проигрывалась в ее мозгу.
        И понял аз грешный, что право живет
        Лишь тот, кто за другы положит живот,
        Живот же глаголемый брюхо сиречь,
        Чего же нам брюхо стеречь?
        Почему же именно эта песня именно сейчас металась в ее голове? Верно, из-за следующего куплета:
        А жизнь это, братие, узкая зга,
        И се ты глядишь на улыбку врага,
        Меж тем как уж кровью червонишь снега,
        В снега оседая, в снега.
        Она взглянула на улыбку врага. Точнее, в его глаза. Точнее, он сам взглянул. И поняла: ей не жить. Убийцу она запомнила, ну, а насчет его решимости - Светка на полу, в луже крови.
        Сотни, тысячи раз исхоженный коридор. Первый раз такими ватными ногами. Он подталкивает, он торопит ее, торопится сам. Расходный материал, временно оставленный в живых, должен быстрее сделать свою работу и перейти из категории «свидетель» в категорию «жертва».
        Вот только песня мешает ускориться. Прыгает в голове, перескакивает в сердце и даже готова сдвинуть язык.
        Внимайте же князю, сый рекл: это - зга.
        И кто-то трубит. И визжит мелюзга.
        Алеет морозными розами шаль.
        И-эх, ничего-то не жаль.
        «Ты уже труп, девочка, - отстраненно подумала Люся. - Чего же тогда…»
        - На помощь! - завизжала-заорала она. - Киллер в коридоре!
        Турок на миг от удивления замер. Потом, не целясь, выстрелил ей в живот, оттолкнул. Перескочил через тело, пошел дальше. Сунулся в одну палату, потом в другую. Быстро приглядывался, выходил, продолжал путь.

* * *
        Татьяне было легко. В первую очередь оттого, что она ощущала себя обычной рожающей бабой. Надо тужиться, можно кричать. Каким бы обезболивающим на нее ни прыскали, кричать можно все равно.
        А теперь уже не надо. Да, действительно, парень. Мужик. Мужчина. Кто бы сомневался?
        Еще чуть-чуть полежать, понимая, что самое трудное закончилось…
        …Какая-то волна беспокойства смяла ее безмятежность. Что это? Уши услышали посторонний шум? Чей-то беззвучный крик достиг мозга?
        И тут же, уже не беззвучный крик, а вполне различимый:
        - На помощь! Киллер в коридоре!
        Апрель, но не первое число. Да и по интонации понятно - не шутка. Заодно логика подсказала: сегодня в этой больнице у киллера может быть только одна мишень.
        Логика, интуиция работали вовсю, вот только тело бастовало. Сейчас бы соскочить, побежать - кстати, куда? Но Татьяна продолжала лежать, продолжала быстро думать, как отсрочить смерть, есть ли шанс.
        Дверь открылась. На пороге мужчина в бежевой куртке, с пистолетом в руке. Оглядел палату, шагнул к Татьяне.

* * *
        Максу пришлось выдержать не простую и не быструю битву на пороге отделения. Дежурная, опрокинутая киллером, вернулась на пост и попыталась не пустить его. «Хулиганы! Совсем совесть потеряли! Милицию вызову!» - повторяла она.
        Макс сначала сказал: «Вызывайте, только скорей!». Потом: «Вызывай, дура». Потом: «Отойди, дура» и оттолкнул. Даже наставил пистолет - баба умолкла и отползла. «И я дурак, он же не на предохранителе», - вспомнил Макс.
        Дурацкая борьба, отнявшая столько времени, разозлила его, придала решимости. Он свернул за угол, увидел посередине коридора лежащую девушку. Девушка попыталась подняться, указала рукой - вперед, направо, и легла опять.
        Макс пошел следом. Услышал голос Тани из-за раскрытой двери, сунулся туда.

* * *
        - Деньги придут в вашу область, как и по всей России. Сельскую медицину рекомендую восстановить, - сказал Столбов.
        Губернатор слушал внимательно, пытаясь понять, сердится на него президент или нет. Видимо, не сердится. Но почему такое странное выражение в глазах?
        - Что же касается сокращенных работников в области культуры, - сказал Столбов, - извините, чуть позже.
        Подошел к Степанову - тот издали поманил рукой. И чуть не застонал от надвигающейся волны ужаса. Такого выражения лица у начальника охраны он еще не видел.
        - Михаил Викторович, - прошептал тот, - я смог дозвониться только до шофера. Он вошел в вестибюль. Внешняя охрана убита. Он выдвинулся к родильному отделению, когда что-то узнает - позвонит.
        - Так, - спокойно сказал Столбов. - Еще?
        - Оперативная группа на вертолетах направлена в Первомайск, будет через двадцать минут. Через десять минут к больнице подъедут местные эфэсбешники. Может, милиция будет раньше. Пока все.
        Прозвенел колокольчик, перерыв закончилось. Столбов вошел в зал. Ни он, ни участники собрания, помочь Тане не смогли бы. Тогда чего грузить?

* * *
        До Татьяны оставалось шагов примерно пять.
        - Ой-й-й, - пискнула одна из застывших врачих. Киллер мгновенно взглянул на нее - та замолчала.
        - Убивать меня нет смысла. Я двойник, - громко и отчетливо сказала Татьяна. Киллер остановился, посмотрел на нее с удивлением, поднял пистолет.
        - Убьешь - не узнаешь, где она. Если дурак, то стреляй, - из последних сил произнесла она, готовая заорать или разрыдаться. «Малого-то далеко унесли?»
        Киллер, не опуская пистолета, подошел к кровати.
        - И где она? - спросил с недоверчивым интересом.
        У Татьяны хватило сил на действие, задуманное еще до того, как убийца вошел в палату. Она подняла с живота ледяную грелку - обычную полуторалитровую бутыль со льдом и, сама удивляясь своим силам, приподнялась и вдвинула ледяное дно киллеру в лицо.
        Убийца отшатнулся. Прицелился.
        В эту минуту в дверях показался Макс. Неуверенно поднял пистолет.
        - Стреляй! - приказала Татьяна. Киллер обернулся, и в эту же секунду Макс открыл огонь.
        Стрелял он с пяти шагов и все же неумело: из пяти выпущенных пуль, две пролетели мимо. Остальные попали в корпус, и Турок, повалился на пол.
        Пара секунд молчания, визг. Удивленный голос Татьяны:
        - А это у него откуда?
        Она показывала пальцем на «звезду пилигрима», выпавшую из кармана убитого убийцы.

* * *
        Никто из участников Большого Собрания не понял, почему Президент страны так сократил речь на фуршете. Предложил выпить за то, чтобы все хорошие начинания заканчивались хорошо, а стране - везло всегда и во всем.
        Правда, наиболее продвинутые сибиряки и уральцы уже узнали: в дальнем Подмосковье произошло нападение на больницу, есть убитые и раненые. Видимо, глава государства отслеживает информацию, потому и торопится.
        Это было действительно так. Столбов сидел в губернаторском кабинете, выслушивал заместителя начальника охраны.
        - Из нашего ведомства трое убитых, двое в реанимации. Еще сильно ранены две медсестры. Их тоже отвезли на операционный стол. Да, сейчас передам трубку Максиму, говорит, очень нужно.
        - Здравствуйте, Михаил Викторович, - дерганым голосом сказал Макс, - не надо «спасибо», потом. Я успел до оперативников рассмотреть трофеи от этого гада. И вот вывод: гад наводился по маяку, который был подарен Татьяне перед покушением, под видом обычного навигатора. Подарен Александром Костылевым.
        Секунд пять молчания.
        - Зачем? - наконец, с болью сказал Столбов.
        - Тут могут быть только версии, - ответил Макс. - Но самая естественная такая: хотел одним выстрелом убрать две фигуры: Татьяну и Степанова. А заодно окончательно сделать вас грозным царем. Другого близкого друга у вас бы не осталось.
        На этот раз пауза была еще дольше. Наконец, Столбов сказал.
        - Макс, спасибо. Твой должник, ну сам понимаешь. А насчет этого… Ладно. Хочет, чтобы я был грозным - буду. Для него персонально.

* * *
        «Саня, я остался один. Понимаешь, совсем один! Самый лучший друг меня предал - убил мою любовь. Пусть не сам, пусть это допустил. Все равно он убийца и предатель. Есть вещи, которые равны предательству. Не прощу. Никому не прощу. И себе…
        Михаил Викторович, себя вы обязаны простить. Это ваш долг перед страной. Вам хочется карать? Нет? Тогда карайте - это и будет ваше наказание для себя…
        Что мне делать?
        Только подписать. Остальное сделаю я…»
        Костылев открыл глаза. Он сделал ошибку - долго злоупотреблял энергетиками, а когда решился соскочить, то организм не то, чтобы забастовал, но стал мелочно мстить. К примеру, как сейчас: позволил продержаться две ночи на обычном кофе и полуторачасовом экспресс-сне. А потом подвел. Предложил в полдень вздремнуть в рабочем кресле, отключив телефоны. Почти все телефоны.
        Открыть шторы, пустив апрельский луч по полу, рядом с ногами. Сдвинуть бумаги на столе и ноутбук, положить голову на руки. И задремать. Всего на полчасика, не поставив будильник.
        Вздремнул. А тело не просто погрузило его в сон, но еще и вынудило встать во сне, переместиться в обычное кресло, у стены. Где он заснул крепко и надолго.
        Сколько же сейчас времени? Явно вечер - солнце полностью ушло из кабинета, развернутого на юг. И от этой вечерней полутьмы сердце окутала тоска: чем ты занят, как живешь, что успеешь в жизни?
        «Все успею», - привычно сказал себе Саня Костылев и улыбнулся.
        Протер глаза, нахмурился. Восьмой час. Организм не просто сделал шкодливую подлянку. Он с тупой беспощадностью мытаря взял задолженность по сну - семь часов. Что же могло произойти за это время?
        Перед ним лежали две трубки. Одну, перед тем, как уснуть, перевел в беззвучный режим. Около сорока непринятых звонков. Но он даже не стал выяснять, кто звонил. Сейчас важнее другой телефон.
        На него должна была прийти только одна эсэмэска. Только она одна имела право прервать его короткий сон, заставить вскочить и начать действовать.
        Но она не пришла.
        Чтобы не гадать, не выяснять, щелкнул пультом. Если произошло то, что должно было произойти - эта новость повторяется на всех каналах, включая «Мир домашних животных».
        Повезло: сразу попал на новости.
        - Только что в Екатеринбурге началась пресс-конференция по результатам Большого Уральского собрания. Однако никого не удивило, что главной темой пресс-конференции стало происшествие в Подмосковье - нападение на роддом в городе Первомайск-Московский. Похоже, нашему репортеру Анастасии Сорокиной удалось задать вопрос Михаилу Столбову.
        - Михаил Викторович, что вы намерены предпринять в связи с террористической вылазкой на территории Московской области?
        - По имеющимся оперативным сведениям, в нападении на больницу участвовал лишь один боевик. Был ли он маньяком-одиночкой, или являлся наемным убийцей, что с моей точки зрения более вероятно, выяснит следствие.
        - Михаил Викторович, по имеющейся информации, среди пациентов родильного отделения районной больницы была ваша жена. Это так?
        - Да. Насколько мне известно, она благополучно родила, и сейчас ее жизнь в безопасности.
        - Михаил Викторович, что вы намерены предпринять в связи с произошедшим?
        - Ответить на вопросы ваших коллег и отправиться домой. Заодно, пользуясь случаем, хочу передать: Таня, я тебя очень люблю. Спасибо за сына! А теперь я отвечаю только на вопросы, относящиеся к повестке дня.
        Костылев тряхнул головой. Не отключенный телефон не отозвался по простой причине: его владелец или погиб, или взят. Потому-то, без помех, так долго снились приятные сны: некому было прервать.
        Затрясся не включенный на звук мобильник. Костылев посмотрел, не сразу узнал номер. Потом вспомнил: это милая барышня Маша из пограничного управления ФСБ. Позавчера заглянул на рабочее совещание этого подразделения: обсуждали, как почистить проржавевший замок границы, чтобы в случае необходимости можно было сразу щелкнуть ключом. Хорошая барышня, сообразительная, в звании капитана. Поговорили и на совещании, и после, даже выпили кофе за знакомство. Он тонко, но настойчиво намекал на свою крутость, но дал понять: я звезда восходящая, по гиперболической траектории. Держись за меня, и будет тебе счастье.
        Что она хочет предложить - вечерний коктейль?
        - Александр Николаевич, - сказала Маша, - какая-то ошибка произошла…
        Голос ее был настолько встревоженным, что Костылев понял: ошибки никакой нет. Произошло что-то, очень неожиданное для бедной девушки.
        И предчувствие не обмануло.
        - Александр Николаевич. Только что-то вас внесли в особый невыездной список. Вы понимаете?..
        Чего понимать. В поезде, в аэропорту, на причале его не только должны были развернуть с позором, как злостного должника, развернуть к ближайшему филиалу Сбербанка. Его полагалось задержать. Спасибо, Маша. Все ясно.
        - Маша, - с улыбкой сказал Костылев, - я понимаю. Но главное - помню.
        - О чем? - растерянно сказала Маша.
        - В старинной Европе было два апрельских Дня дурака: первое апреля - это мы все знаем, и тридцатое - это знают не все. А в некоторых странах была особая традиция - все апрельские дни считались дурацкими и можно было обманывать друг дружку с первого по тридцатое. Похоже, древняя традиция не умерла.
        - А что вы сделаете с шутником, когда узнаете, кто он? - спросила Маша.
        - Обману, - просто ответил Костылев. - Что еще с ним можно сделать?
        Закончил разговор, попрощался с Машей. Теперь бы понять, сколько у него времени. Выйти из здания Государственной Думы он сможет через пять минут. Проблема в том, что оно недостаточно изучено. Нет, изучено, конечно. Но он знает его хуже, чем те, кому могут отдать приказ… Схватят в дверях - не ускользнет, не отобьется.
        Опять дрыгнул телефон. А он думал, что сунул его в карман. Отключить?
        Но взглянув, кто звонил, понял: ради такого разговора можно изменить все планы.
        - Александр? - спросил Столбов.
        - Да, я, Михаил Викторович, - ответил Костылев. - Это про…
        - Не надо. Не отвлекай. Говорим последний раз. Совет дам. Слушай.
        - Слушаю, - ответил Костылев. Сам думал: что бы ответить, как бы перевести монолог в диалог, как бы заинтересовать президента?
        - Смертную казнь ты восстановить не успел. Я тоже ради тебя не буду. Тем более, жизнь тебя ждет нелегкая. Так вот, совет. Ты не пытайся суд охмурить, не траться на адвокатов: мол, я такого не приказывал, не заказывал, была инициатива покойника… Тебе выгодно получить по полной, чтоб до последнего дня париться в одиночке. На обычную строгую зону тебе попадать не советую.
        - Почему, Михаил Викторович? - чуть ли не шепотом спросил Костылев, придавленный голосом президента.
        - А потому, что обычные отморозки на «строгаче», узнав, что ты заказал беременную женщину в роддоме, поступят с тобой так, как ни один суд в мире не приговорит. Я их пойму.
        «Михаил Викторович…» - не сказал, попытался сказать Костылев. Не смог. Будто раскрытым ртом попал под струю брандспойта.
        - Решай сам. Всё!
        Голос в трубке пропал, и Костылев не без труда восстановил дыхание. Взгляд на экран. На разговор с президентом ушла минута. Может, именно её и не хватит.
        Он не злился, тем более, не ужасался. Такой вариант был просчитан с самого начала. В его плане вероятность неудачи изначально закладывалась на 60 процентов. Почему не 50? Был реалистом. Почему не больше - не хотел сам себя расстраивать.
        Был ли его замысел авантюрой? Безусловно. Был ли глупостью? Нет. Глупостью было остаться одним из несчетных тысяч российских генералов. Он решил обменять эту судьбу на шанс стать самым главным вице-президентом России за всю историю. Может, и не вице-президентом.
        Он хотел сыграть в Империю. Построить новую Россию: современную и сильную. Жаль, император оказался твердым, надежным, но непонятливым. Наверное, надо было действовать иначе, но сейчас это уже не имело значение.
        К шестидесяти процентам возможного срыва он с самого начала относился как к вполне реальной возможности. Вариант «все или ничего» ему не подходил: неудача еще не конец. Жизнь продолжится, надо лишь подготовиться к тому, чтобы она, начавшись заново, не оказалась слишком уж дискомфортной.
        Костылев готовился к неудаче еще серьезнее, чем большевики в 19-м году, когда Деникин подходил к Туле и они готовились к своему поражению. Сделал документы гражданина России, а заодно паспорт гражданина Австралии - скитаться по Европе. Купил квартиру в одном из прибрежных городков беспечной Черногории. Отложил достаточные денежные суммы, причем частично в золоте и наличке. Наличка была разной, от долларов до динаров стран Персидского залива.
        Короче, не спеши ты нас хоронить!
        Еще раз взглянул на монитор, передававший изображения со скрытых камер: сам позавчера установил их в коридоре. Картинка изменилось: на дальних подступах к кабинету стояла группа из пяти человек. Явно ждала чего-то, возможно, еще не привезенной письменной санкции.
        Этот вариант он предусмотрел тоже. Приготовился использовать высокие технологии в полном смысле слова.
        Легкий реактивный ранец, купленный в США год назад, был там же и испробован, причем дважды.
        Первый раз просто поднялся, второй раз - пролетел сто метров на пятидесятиметровой высоте. Оставалось надеяться, что на родине сработает тоже.
        Приладил, закрыл голову шлемом. Вспомнил порядок действий. Проверил, все ли необходимые вещи распределены по карманам. В этот кабинет он не вернется.
        Хорошо бы долететь до Манежной площади. Там замечательный ранец придется оставить. «Корочки», чтобы отвязались копы, у него были, а как покупать карточку метро, он помнил.
        Картинка на экране изменилась. Группа захвата подходила к дверям.
        Аккуратно открыл окно, брезгливо стер пыль с ладоней о занавески. Услышал уличный шум, вобрал его в уши, как вдыхают свежий воздух.
        В эту суету московского центра прыгнет генерал, а вынырнет… неизвестно кто. Игра вышла на новый уровень, вот и все.
        Рука на рычаге. Рев за спиной, мягкий толчок. И подоконник - сзади. Москвичи не любят смотреть вверх, но все равно кто-нибудь сейчас запрокинет голову, откроет рот…
        Внезапный толчок, боль. Не до потери сознания. И вот земля, точнее улица, несется навстречу.
        Новый толчок, сильнее прежнего. Точнее удар. И фонтан огня на тротуаре. Ярче и ярче пылает пламя, еще быстрее гаснет жизнь. Все.
        «Незарегистрированный провод», - успел понять он.
        ЭПИЛОГ
        В том, что теплоход назывался «Ока», не было ничего странного, ведь ходил он именно по Оке. Точнее, не столько ходил, сколько стоял в порту Коломны. Иногда - гораздо реже, чем хотелось бы капитану, - его нанимали для речных прогулок. Первые наниматели этого сезона оказались самыми необычными за всю двадцатилетнюю речную карьеру капитана «Оки». Сперва они просто осмотрели судно и признали готовым к плаванию. При этом на вопрос, кто же путешественник, так и не ответили.
        Наняли суденышко для сюрпризной корпоративной прогулки. Среди прежних заказчиков хватало любителей поиграть в тайну, так что капитан не удивился. Удивляться пришлось на другой день, когда на пристань въехала небольшая колонна и «Ока» была уже не просто осмотрена, но изучена, разве что не вытащили из реки. В середине процесса, капитан уже без тени шутки предположил: не президент ли нанимает его судно? И не удивился, услышав в ответ: так и есть. Примерно на сутки «Ока» становится режимным объектом, хотя и совершает прогулочный рейс по привычному маршруту: от Коломны до Тарусы.
        Ближе к вечеру последовал завершающий осмотр. Приехал явно военный отставник уважаемых лет - лицо неофициальное, но охрана, уже обосновавшаяся на судне, взяла под козырек. Облазал судно, умудрившись ни капельку не запылить-загрязнить костюм. Ворчливо спросил капитана: как он сумел так хорошо сохранить ветерана Цусимы? Капитан не сразу понял, что речь об «Оке».
        Что же касается самого президента и его свиты, то они появились, как любая небольшая компашка, решившая прогуляться по Оке. Загрузили некоторое количество провизии и напитков. Капитан предположил, что президент намерен отдохнуть от своих обязанностей и оторваться по полной. Но нет же: вина захватили немного, а уж напитков покрепче и вовсе не было. Точно так же не оказалось и иных атрибутов выездных безобразий.
        Дамочка на борт взошла лишь одна; как понял капитан, первая леди государства. Была она с младенцем, очень тихим и спокойным, за вечер всплакнул лишь пару раз.
        Немногочисленные президентские друзья особо не куролесили. Гуляли по палубе, любовались берегами, потом, когда стемнело, устроили небольшой банкет. Не было тостов, криков, и когда зазвучала гитара, никто не пытался переорать певца, лишь тихо подтягивали старые песни о войне и путешествиях.
        За полночь кто-то из обслуги напомнил, что взят фейерверк, но от затеи отказались: зачем портить тихую майскую ночь шипением и сверканием. Лучше так и идти вверх по реке, между молчаливых, темных берегов, с редкими огоньками, ощущая себя в одиночестве.
        Впрочем, полного одиночества все же не было. Перед «Окой» шел небольшой катерок с мощным прожектором на носу. Верно, там была и другая аппаратура - исключить любые речные случайности.
        Около двух часов ночи пассажиры разошлись по каютам. Одним из последних ушли президент с супругой. Долго стояли обнявшись, глядели на берега. Пожелали капитану спокойной ночи, пошли к себе.

* * *
        - Татьяна Анатольевна, это что у нас по левому борту? Знакомый пейзаж.
        - Наукоград Пущино, - ответила Татьяна. - Город биологов. Здесь много фильмов снималось: «Неоконченная пьеса», «Чародеи»…
        Столбов вгляделся в песчаные отмели и прибрежные сосняки левого берега. Благодаря этой желто-зеленой оправе даже стандартные городские многоэтажки выглядели более-менее симпатично. Правый берег Оки - там, где Приокский заповедник, еще был затянут туманом.
        - Вот где надо было бы устроить «Сколково», - сказала Татьяна. - Тут тебе и творчество, и отдых.
        - А здесь и будет биотехнопарк, - ответил Столбов. - Без налогов на пять лет.
        Вот ведь странно: легли вчера позже всех, а встали всех раньше. На свежем речном воздухе - не заменишь никакими кондиционерами - спать легко, а вставать - еще легче.
        Татьяна время от времени прислушивалась, не раздастся ли плач из каюты. Но маленький Леша не плакал. Похоже, он помнил, в каких экстремальных обстоятельствах появился на свет, и по мелочам не огорчался.
        Путешествию предшествовал небольшой консилиум. После размышлений медики президентской клиники дали добро. В конце концов, все, что нужно малышу в таком возрасте, у мамы с собой.
        Сама Татьяна поправилась за неделю, но в себя приходила полтора месяца. Прошла Пасха, миновала Красная горка, настало время исполнять обещание - венчаться.
        Татьяна и Столбов меньше всего хотели стать героями светской хроники. Но идею сочетаться браком в совсем уж дальней и захолустной сельской церкви отвергли тоже.
        - Хочу, чтобы было красиво и памятно, - сказала Таня. И сама нашла место - собор Петра и Павла в Тарусе, на берегу Оки.
        Расположение собора подсказало путь. Тем более, и Татьяна, и Михаил давным-давно мечтали проплыть по Оке.
        Идею прикатить на трейлере президентскую яхту отвергли сразу. Чтобы не обременять госбюджет, помогли друзья, благо они уже не на госслужбе. Нашли лучший прогулочный теплоход, арендовали на сутки. И отправились в путь по небольшому маршруту, по самой русской реке.
        Гостей на венчальный обряд пригласили немного, были это в основном бывшие сослуживцы и друзья. Батяня, Макс и даже Иван. Столбов помнил, как он предупредил его о коварной затее генерала космических войск. Подумал: «А ведь мужика, как-никак, развели „в темную“». И пригласил.
        Иван попытался добраться до авторов «разводки», но те, включая депутата Крамина, покинули Россию. Кооператив «Мельница» распался окончательно. Его члены, в индивидуальном порядке, договорились о возврате трех четвертей неправильного богатства. И как Золушка, соскочившая с бала при двенадцатом ударе курантов, едва ли не в последний день данного им срока обогатили российский бюджет почти на тридцать миллиардов евро одновременно.
        К организаторам покушения это не относилось. Их искал Интерпол.
        Впереди показалась громада автомобильного моста через Оку. Уже были отчетливо видны машины, мчавшиеся на юг или в Москву. Скоро можно будет различать марки.
        - Сейчас начнется безопасность, - вздохнул Столбов и не ошибся.
        На палубу поднялся Степанов. Был он на корабле не только гостем, но и по служебному долгу. Поздоровался со Столбовым и Таней. Упросил их на пять минут зайти в кубрик, пока пройдут под мостом. Столбов успел помахать стайке велосипедистов, собравшихся в дальний пробег, может даже до Крыма.

* * *
        - Кстати, Танюша, за новостями следишь? Порадуй чем-нибудь. Только действительно порадуй, о проблемах вечером сам узнаю.
        Они вернулись на палубу не сразу. Выпили чаю, заваренного по распоряжению заботливого Степанова. Из окна наблюдали Серпухов по правому борту - город, чей белый кремль был разобран на строительство московского метро, остался лишь кусок стены.
        От чая и ночного недосыпа Татьяна задремала. Положила голову на плечо Столбова, тот просидел неподвижно почти час, поглаживая жену, глядя в иллюминатор на проплывающий берег. На душе было легко, пожалуй, как никогда в этом году. Рядом друзья и любимая, самые трудные дела сделаны. Можно отдохнуть.
        Правда, друзья, кроме Степанова, нашли себе частную работу - президент был непреклонен. Они поняли и не обижались. И как бы ни был занят глава государства, три-четыре раза в год он может выкроить сутки или половину дня, чтобы пообщаться с друзьями…
        Татьяна проснулась, помотала головой, начала извиняться. Столбов взял ее за руку, и они вернулись на палубу. Утренний туман уже исчез без остатка, по-летнему жаркий майский день вступил в свои права.
        Тогда-то Столбов и спросил про новости, как делал каждое утро в этом году, за исключением последних полутора месяцев. Шутил, конечно. Было понятно: если произойдет что-то совсем уж безобразно-серьезное, президенту доложат и без Татьяны.
        Она была в честном декретном отпуске и новостями, как и делами пресс-службы вообще, не занималась. К счастью, за вечер, ночь и утро ни в России, ни на остальной планете не произошло чего-то столь серьезного, чтобы прервать президентский отдых.
        За новостями Таня не следила, однако ответила:
        - Слежу и утро не испорчу. Считай это маленьким предсвадебным презентом.
        - Что это?
        - Свежая социология. Думаешь, я совсем из темы выпала? Когда мы только-только победили, был задан вопрос: «Считаете ли вы новую власть своей властью?». Тогда ответило «да» сорок процентов. Два месяца назад народ немножко разочаровался, снизилось до тридцати. А сейчас - вернулось. Сорок два процента, не важно, какие возраста и группы, отвечают: «это наша власть».
        - Приятно, - помолчав сказал Столбов.
        - И, в довесок, еще одна приятность. Идея с шерифами пошла в народ. Сообщили данные из Минюста: уже созданы шестьдесят четыре инициативные группы для выборов. Для начала неплохо.
        - Если даже и половина сработает, уже хорошо, - ответил Столбов. - Объяснили людям, что надо что-то делать самим.
        Таня улыбнулась, прижалась к мужу. Зажмурилась под лучом солнца. Так и стояла в теплой и светлой истоме, слушая крики птиц и тихий шум корабельного двигателя.
        Открыла глаза. Из-за очередного поворота Оки показалась Воскресенская горка и купол собора Петра и Павла. Подходили к Тарусе.
        На берегу стояли несколько автомобилей - ФСО и президентский микроавтобус. О венчании знал настоятель собора, но до утра хранил новость в тайне. Сегодня, конечно, пришлось сообщить районной и областной администрации. Скоро начнется обычная визитная круговерть: местные чиновники, зеваки, слетится пресса. Как же, президент венчается!
        Но еще есть полчаса или чуть меньше спокойных минут, когда они принадлежат сами себе. Пока корабль, сбавив ход, приближается к самому гармоничному городу России. Пока уже проснувшиеся друзья деликатно не прерывают эти спокойные минуты. Пока можно забыть про кабинеты, приемы, визиты, сверкание объективов. А просто посмотреть вперед и увидеть лишь гладь реки. Потом поднять голову и увидеть солнце. А чуть ниже солнца - стену деревьев и поднимающийся над ней церковный купол.
        ПРИЛОЖЕНИЕ
        Послевыборная программа действий президента Столбова
        Меня тревожит, что у нас практически не происходит обсуждения того, что надо делать за рамками выборов, после выборов. На мой взгляд, это не отвечает интересам страны…
        Владимир Путин
        Принципы новой России
        Главная ценность - люди. Образованные, здоровые, умеющие отстоять свои права и не желающие жить в любой другой стране кроме России.
        Лидер страны успешен, если размер страны и число граждан не уменьшились. Как минимум.
        Честность в государстве начинается с лидера.
        Россию создали русские, а русских - православие. Все народы и веры равноправны, но об истоках - помним.
        В области государства и права
        1. Амнистия деятелям побежденного режима, в первую очередь, ближайшему окружению Путина. Амнистия обещана до падения режима и законодательно подтверждена после победы. Единственное возможное наказание - частичная конфискация имущества. Учитывая, что бенефицианты режима держат собственность в заграничных активах, им законодательно оставляется 25 % незаконно полученной собственности при условии возврата остальной части. Это позволит им жить в России или на теплых берегах, не опасаясь Генпрокуратуры и Интерпола. Также амнистия всем исполнявшим преступные приказы: фальсифицировавшим выборы, осуждавшим невиновных людей и т. д. В особо одиозных случаях - временный запрет на профессию.
        2. Одновременно широкая амнистия по уголовным преступлениям, освобождение политзаключенных. Упразднение управления «Э» и 282-й статьи УК. В новой России за решеткой годами сидят лишь звери, нападающие на людей. В остальных случаях - сроки, исчисляемые месяцами и неделями. В УК возвращена конфискация имущества.
        3. Изменения в Конституции. Президент правит не больше двух сроков. Возвращение на пост в будущем (через преемника) - исключен.
        4. Конституционное уравнивание в правах всех субъектов Федерации. Права республик и областей - одинаковы.
        5. Контроль за прямым и косвенным субсидированием субъектов Федерации. Контроль саботируется - деньги не приходят.
        6. Собственность недоказанного происхождения госслужащего и его семьи - конфискуется.
        7. Сокращение надзорных инстанций - поэтапно, с предупреждением и трудоустройством сотрудников. Упрощенный порядок выдачи разрешений на строительство, создание предприятий и т. д.
        8. Выборность губернаторов и мэров. В небольших населенных пунктов шерифов (поселковых оперов).
        Экономика
        9. Опора на производителей. Целевые кредиты на модернизацию и переоборудование производства - без залога, но с обязательным страхованием кредита. Кредитование в частных банках, включая иностранные банки, - без залога, под государственные гарантии. Процент не больше, чем у западных банков. В некоторых случаях - производство считается приоритетным, проценты могут быть аннулированы. Налоговые каникулы до трех лет.
        10. Создание условий для развития мелкого и среднего бизнеса в крупный. Снижение налогов, доступное кредитование под реальные проекты.
        11. Стабфонд расходуется только на развитие производства и обновление инфраструктуры, в первую очередь, на строительство дорог в регионах.
        12. Льготы для производств, предусматривающих глубокую переработку сырья, внедрение передовых производственных технологий.
        13. Никаких таможенных сборов за ввозимое производственное оборудование.
        14. Существенное снижение цен на электроэнергию и газ внутри России. Льготный тариф для производственников. Открылась новая АЭС - в регионе электроэнергия становится дешевле на четверть. Цены на бензин и прочее топливо должны снизиться. Энергосберегающие технологии стимулируются налоговыми льготами.
        15. Протекционистская защита избранных отраслей. Интересы России важнее любых международных обязательств.
        Региональное развитие
        16. В дотационных регионах - налоговые льготы для производителей, помощь государства в проектировании, согласовании с надзорными органами и финансировании.
        17. Строительство широкополосных дорог с покрытием, учитывающим климатические условия региона. Дороги бесплатны.
        18. Вынос производств в регионы, развитие их в малых городах. Стимуляция производства в регионах.
        19. Выпускники вузов из малых городов и мегаполисов (педагоги, врачи, инженерно-технические работники) стимулируются к переезду в малые города. Земельные участки с коммуникациями, дома, кредиты на строительство, формирование класса земельных собственников, формирование «одноэтажной России».
        20. Развитие малых городов и районных центров (от 5 до 20 тысяч жителей). Инфраструктуры полностью соответствует большому городу: ФОК с бассейном, теннисным кортом, зимними аренами. Пользование бесплатное, тренеры на госзарплате с обеспечением жильем. Скоростной интернет, клиника с современным оборудованием, а главное - квалифицированным персоналом, стационар с оборудованными палатами. Хорошие детские сады, нет очередей. Культурный центр с многозальным кинотеатром, театром, музыкальной школой. В 50-тысячном городе - филиал престижного вуза.
        21. Максимальная помощь сельскому хозяйству. Кредиты на оборудование, семена, удобрения, племенной фонд, дорогостоящая техника по государственному лизингу.
        Социальная сфера
        22. Комплекс мер по остановке вымирания страны, в первую очередь, сокращение мужской смертности. Борьба с алкоголизмом, вплоть до госмонополии на продажу крепкого спиртного. Запрет официальных суррогатов, в первую очередь, алкогольных газированных напитков (коктейлей в жестянках).
        23. Ограничение скоростного режима на дорогах, усиление наказаний особо опасных нарушителей ПДД.
        24. Благоприятствование увеличению рождаемости. Замужняя или одинокая беременная женщина не тратит деньги на медицинское сопровождение вынашивания: анализы, исследования, консультации, лекарства оплачивает государство. Реальная, а не нынешняя имитационная поддержка семей с детьми.
        25. Бесплатная медицина, кроме косметических операций и абортов по «социальным показаниям». Увеличение зарплаты всему медицинскому персоналу государственных учреждений, что позволит более жестко спрашивать за работу. Развитие педиатрии, исключающее лимит на сложные операции для детей.
        26. Не все регионы РФ в одинаковой демографической ситуации, подход дифференцирован. Необходимо выделить 20-30 особо проблемных субъектов РФ. К примеру, Тульская область, в которой сокращение населения началось еще в начале 80-х, в этот список войдет, а Дагестан - нет.
        27. Кредиты на индивидуальное жилье связаны со стимуляцией рождаемости. Первый ребенок - государство оплачивает четверть стоимости жилья, второй - половину, третий - всю стоимость.
        28. Среднее образование бесплатное повсеместно. Должно быть возрождено техническое образование, после 9-го класса - востребованные профессии, хорошее оборудование. Высшее образование бесплатное - с обязательной отработкой по специальности.
        29. Восстановление образования, начиная со школьного. Зарплаты учителей столь высоки, что возможен реальный кастинг при приеме на работу. Разграничение платных и бесплатных услуг, прекращение поборов с родителей учеников и шантажа учителей, вынужденных собирать деньги.
        30. Государственные и частные каналы обязаны передавать социальную рекламу. Воспитание моды на трудолюбие, образованность, вежливость.
        Правопорядок, силовые ведомства
        31. Борьба с организованной преступностью. Реформирование тюремной системы с полным устранением «тюремных университетов».
        32. Борьба с тунеядством. Определенный срок пребывания на бирже труда, после - привлечение к общественным работам. Возрождение ЛТП, принудительное лечение от пьянства и наркомании по решению суда. За уклонение от армии - крупный штраф, даже после непризывного возраста.
        33. Визовый режим со странами Средней Азии. Трудовые иммигранты работают с полным социальным пакетом или уезжают.
        34. Временное сокращение оборонных расходов, сокращение генералитета. Повышение стандартов содержания и обучения военнослужащих.
        35. Повышение уголовной ответственности за хранение и распространение наркотиков. Серьезные сроки, вплоть до пожизненного заключения, не рядовым торговцам, а боссам наркомафии.
        Культура
        36. Государство благосклонно относится к частному развитию современного искусства, но бюджетные деньги идут на поддержку классической культуры.
        37. Льготы для книжных издательств. Государственные книжные сети. Книжные магазины в каждом крупном населенном пункте. Нулевая аренда, дешевая бумага.
        38. На месте уничтоженного памятника культуры запрещено строительство сроком на 10 лет.
        notes
        Примечания
        1
        По версии орнитологов, заклевывают насмерть.