Сохранить .
Встречная полоса Святослав Логинов
        Ничто не имеет конца, и все начинается с дороги… Однако отнюдь не «романтика дальних странствий» манит главного героя.
        Святослав Логинов
        Встречная полоса
        Это и есть дорога? - спросил Тирлич. - Она самая! - мальчишка, вызвавшийся проводить приезжего, с готовностью кивнул. Лента дороги лежала перед ним. Серое покрытие (язык не поворачивался назвать его асфальтом), белые строки разметок. Три ряда движения в одну сторону, три - в другую. И никаких ограждений, отбоек, дорожных знаков. Обочина никак не обустроена: ни съездов, ни кювета… ничего. Просто серое покрытие заканчивается, и начинается земля. Здесь она вытоптана, серая, под стать дороге, а в других местах, говорят, растет трава или лес подступает вплотную к дорожному полотну.
        - А вон переход, - мальчишка махнул рукой в сторону невысокого красного столбика. - Идемте покажу.
        Столбик был не металлический, а словно бы пластмассовый. Впрочем, Тирлич знал, что эта пластмасса не поддается никакому инструменту. Столбик несокрушим, как и вся дорога.
        - Это он цвет меняет?
        - Ага. Он сейчас красный, чтобы никто через дорогу не ходил. Скоро машина пойдет, сбить может.
        - А животные как же? Корова у кого-нибудь потеряется и выпрется на трассу. Ей на цвет столбика плевать.
        - Не… ничего не будет. Животные, знаете, как дороги боятся? То есть не боятся ни капельки, но сами по себе на дорогу в жизни не ступят. Наши, когда на волков охотятся, знают, что со стороны дороги можно флажками не обкладывать, туда они и так не пойдут. А деревенские коров у самой дороги пасут и стадо, когда нужно, через дорогу гонят - и ничего. Только телята к матери жмутся.
        - Это что, машина? - спросил Тирлич, указав на черневшее вдали пятно.
        - Не… - парень прищурился, приложил ладонь козырьком ко лбу. - Из хуторских кто-то едет. Не иначе, на ярмарку намылился. На возу едет, и волы запряжены. Кто - не разобрать, далеко еще.
        - Он что, на волах прямо по трассе? - ужаснулся Тирлич.
        - И чего такого? Он же по правой стороне. Там можно.
        - А волы машин не пугаются?
        - Не… Это кони могут понести, а волам по фигу.
        Сзади донеслось негромкое гудение - звук работающего мотора. Тирлич не успел оглянуться, как мимо пронесся автомобиль. Рассмотреть его толком не удалось, но что это именно автомобиль, сомнений не было. Стремительные обводы, низко поставленный мост, красные стоп-сигналы в два ряда. Фигуру водителя не различить за тонированными стеклами, хотя на такой скорости все равно ничего бы не удалось рассмотреть.

«Километров двести пятьдесят, - прикинул Тирлич. - Хорошо идет…»
        Несколько секунд автомобиль дразнил взгляд красными огнями, затем исчез из виду.
        - Сейчас еще будет, - сказал мальчишка. - Видите, столб красным остался.
        Тирлич оглянулся, ожидая увидеть еще одну летящую машину.
        - Никого…
        - Так она еще далеко. Не видать. Столбики с запасом время показывают, чтобы можно было неспешно дорогу перейти.
        - А если кто на красный пойдет?
        - Это как повезет, - рассудительно ответил мальчишка. - Иной пробежит, а кого и собьет, всяко бывает.
        - И часто люди тут погибают?
        - Случается. У пацанов игра есть дурная. Пропустят машину и, не глядя, какой цвет, через дорогу бегут. А следующая машина, может, за первой впритык идет, у них на это никакого правила нет. Повезет перескочить, он и хвастает смелостью. А случается, что и хоронить нечего.
        - Сам небось тоже бегаешь?
        - Я ученый. Я еще шкетом был, когда при мне Котьку машиной сшибло. Дало так, что только брызги полетели. А я у самого края стоял, так меня всего кровью изгваздало. Я ажно зашелся, без памяти домой принесли. С того я даже при зеленом столбе через дорогу иду с опаской.
        - Правильно делаешь. А на месте взрослых я бы и вовсе вдоль дороги ограду поставил.
        - Ага… удержит она, как же.
        Там, где лента магистрали сливалась с горизонтом, возникло неприметное поначалу движение, блеснули притушенные солнечным днем фары, запоздало возник нарастающий звук мотора. Черный автомобиль мелькнул и исчез. Придорожный столбик сменил окраску, засветившись зеленым.
        - Хотите, можно на ту сторону сходить, - предложил гид. - Только там ничего интересного нет.
        - Погоди. Ты вот что скажи: если машина кого собьет, она что же, не останавливается?
        - С чего ей останавливаться? Нешто там люди сидят? Говорят, будто там вовсе никого нет, сама по себе едет.
        - Я слыхал, что если встать у дороги и голосовать… ну… стоять с поднятой рукой, то машина может остановиться. Это правда?
        Мальчишка в сомнении пожевал губами, потом вздохнул и сплюнул в придорожную пыль.
        - Я так и знал, что вы будете про это спрашивать…
        - И все-таки?
        - Я откуда знаю? Мне еще жить не надоело… Говорят, правда.
        - А сам видел, как другие уезжали?
        - Не… Сам не видел.
        - И никто из тех, кто уезжал, назад не вернулся?
        - Может, кто и возвращался, только мы про такое не знаем. Наши вообще редко уезжают, все больше приезжие, вроде вас.
        На этот раз звук послышался с другой стороны. Неспешный, деревенский. Скрипели колеса, глухо тупали по твердому копыта волов. Повозка, которую они разглядывали издали, достигла наконец стоящих при дороге людей.
        - Здрасьте, дядька Маган! - громко поздоровался мальчишка. Усатый возница прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы,
        молча кивнул. Повозка проследовала мимо, один из волов на ходу ронял лепехи жидкого навоза.
        - Что же, с той стороны машины никогда не едут?
        - Нет, конечно. С чего бы им с той стороны ехать?
        - А с этой с чего?
        - С этой они всегда едут. А зачем да почему - вы лучше не думайте, а то с непривычки с ума сойти можете.
        - Вы, значит, привычные…
        - Мы - привычные. Вон хуторские знай себе катаются в город да обратно, но только по этой обочине. У них в город и дороги другой нет; зачем, если тут такая благодать. Они так полагают, что с паршивой овцы - хоть шерсти клок. А если спросить у мужика, зачем ему дорога, так он и в хрюкало заехать может.
        - Чистит дорогу кто? - спросил Тирлич, скользнув взглядом по навозным лепешкам.
        - Она сама чистится. Вот увидите, через полчаса от этих лепех и следа не останется. Вы только не вздумайте на дорогу ничего кидать. Говорят, она мстит тем, кто нарочно гадит. Волам ничего не будет, а человеку не простит.
        - Как она может мстить?
        - Так и может. Задумается человек и попрется на красный. А машина тут как тут, да и не одна. Косяком пойдут, так что тело никто достать не может, пока его дорога нацело не сожрет.
        - Жуткие вещи ты рассказываешь…
        - Уж какие есть. Не я их придумал. Тирлич взглянул на часы.
        - Пожалуй, мне пора. Номер в гостинице, должно быть, уже готов. Пойду отдыхать.
        Он достал пару серебряных монет, протянул их провожатому. Пацан, не ожидавший такой щедрости, просиял.
        - Знаете, что еще здорово? Ночью сюда прийти. Особенно, если тучи низкие. Машины фарами издали светят прямо на облака: вжик! - как молния или зарница. Тут до вас был один, так он говорил, что в жизни ничего красивее не видал. Хотите, я вас отведу? Хоть бы и сегодня ночью…
        - Честно говоря, не знаю. Устал с дороги.
        - Тогда вот что сделаем. Я вам покажу, где живу, а вы, как надумаете, стукните мне в окошко. Я мигом выскочу и провожу.
        - Ты прирожденный чичероне, - сказал Тирлич.
        Судя по всему, мальчишка не знал этого слова, но возражать не стал. Не ожидая особой платы, он проводил Тирлича до дверей гостиницы, указав по дороге свой дом и отметив крестиком окно, в которое следует стучать, когда потребуется ночная экскурсия.
        - Как тебя зовут, чичероне?
        - Корш, - кратко ответил пацан.
        - Парни тебя Коржиком не дразнят?
        - Я им подразнюсь… - пообещал Корш, показав неожиданно большой костистый кулак.
        - Тогда я тоже остерегусь дразниться.
        - Дразнитесь как угодно. Вы только без меня ночью к дороге не ходите.
        - А что так?
        - Место смутительное, мало ли что может случиться.
        - Ас тобой, значит, не случится.
        - Со мной - не случится. Я против ейных прелестей стойкий.
        - Ну, тогда я спокоен, - Тирлич одарил Корша дополнительной мелкой монеткой и вошел в гостиницу.
        Номер и впрямь был готов. Тирлич оглядел выделенные ему апартаменты и заторопился объясниться с хозяином.
        - Я же просил дешевый номер, не дороже талера за ночь. Поймите, я не миллионер, царские палаты мне не по карману!
        - Не извольте беспокоиться! - вскричал владелец заведения. - Все, как заказывали, ровно талер в сутки. Лишнего не беру.
        - Сколько же тогда стоят дешевые номера?
        - Талер в сутки, - отчеканил хозяин. - В моей гостинице любой номер стоит такую сумму. Но для уважаемых туристов - лучшие комнаты.
        - Странно, - сказал Тирлич, но спорить не стал. В конце концов, хозяину виднее, почем сдавать номера. Если он до сих пор не разорился, то знает, что делает. А у приезжего постояльца есть более интересные темы для размышления.
        О таинственном шоссе рассказывали во всех странах и землях. Рассказы рознились как раз настолько, чтобы всякий понимал: все это сказки, и не надо требовать от них большего. Притча, аллегория, иносказание… при чем тут плотная лента автобана, белый пунктир разметки, светофоры странной конструкции и автомобили, стремительно летящие из ниоткуда в никуда?
        Из пункта N в пункт N выехал автомобиль. Спрашивается, зачем он это сделал, что ждет его в пункте назначения и почему навстречу ему не выехал другой автомобиль? В школьных задачниках непременно кто-нибудь выезжает навстречу.

«Жизнь - это не школьный задачник, - снисходительно объясняли Тирличу. - Авремя всегда идет из пункта N в прошлом в тот же самый пункт, находящийся в будущем. И никто и никогда не движется в прошлое. Это же такая простая аллегория, поэтический образ!»
        Вот только аллегория не бывает столь грубо вещественна и не давит мальчишек, вздумавших перебежать наперерез поэтическому образу.
        Ах, эти аллегории! Что угодно можно толковать как угодно. Скажем, такой троп (чтобы не сказать труп): черный лимузин олицетворяет власть, и либо человек ложится власти под колеса, и тогда судьба его неотличима от судьбы навозной кучи, либо рано или поздно автомобиль с затененными стеклами приедет за ним.

«Фи! - сморщится эстет. - Только не надо политики! Дорога, в противовес вашим кучам, символ экзистенции… »

«Дорога - прорыв в грядущее… »

«…путь к Богу…»
        Путь к себе. Недаром никто не едет по ней в обратную сторону. Можно уйти от политики, от грядущего и от Бога, но нельзя от себя.
        Но почему? Если дорога олицетворяет политику, почему она проходит здесь, где нет никого важней благодушно-ленивого мэра? Если это символ будущего, то откуда он взялся в глуши, где до сих пор ездят на волах? Если это путь к Богу, почему на нем убивают детей и уезжают, не оглянувшись? Если это путь к себе, зачем нужен такой путь?
        С подобными мыслями или сразу засыпаешь, или до утра комкаешь простыни бессонницей. Промаявшись пару часов, Тирлич поднялся и вышел в гостиничный холл. Там было темно, лишь на ресепшене горел огонек. Настольная лампа, старомодная, но все же электрическая, хотя Тирлич не удивился бы, увидав свечу или газовый рожок. Пожилой администратор, примостившись к лампе, читал книгу.
        - Доброй ночи, - поздоровался Тирлич.
        - Здравствуйте, - ответил консьерж. Было заметно, что он чувствует себя неловко, не зная, о чем говорить с постояльцем.
        - Не спится, - пожаловался Тирлич. - Слишком много впечатлений, все так необычно. Должно быть, переутомился.
        - Вообще у нас город тихий, достопримечательностей почти нет, туристов мало…
        - У вас - дорога. Я ходил сегодня смотреть.
        - Это да, - нехотя признал консьерж. - Поначалу она впечатляет. Хотя на самом деле в ней ничего особенного. Едут себе и едут. Если под колеса не соваться, считай, что их и нету.
        - Вам, должно быть, надоело, а мне пока в диковинку.
        - Хотите чаю? - предложил консьерж.
        - Не откажусь.
        Консьерж зажег спиртовку под серебряным чайничком, достал из шкафчика жестяную коробку с чаем. Как же это было непохоже на современные чаепития с электрокипятильниками, напоминающими больничную утку, и чайной пылью в пакетиках… в презервативах, как презрительно говорил Тирлич. Чай, который заварили для постояльца, наверняка доставили со сказочной Ланки быстроходным чайным клипером или привезли из Китая караванами по Великому шелковому пути. Такой чай располагает к доверительной беседе, и Тирлич, погрев руки о тонкий фарфор чашки, спросил:
        - Я, наверное, задам бестактный вопрос, но почему хозяин гостиницы так сильно скинул для меня плату за номер?
        - Дело в том, - оглянувшись на двери, ответил консьерж, - что сейчас мертвый сезон. Вы назвали цену, которую готовы платить. Вообще, это нормальная цена за дешевый номер, но для приезжих у нас только номера люкс, так что хозяину оставалось либо сдавать люкс за талер в сутки, либо уступить вас конкурентам, в то время как люксы будут пустовать.
        - А просто номер за нормальную цену…
        - Это невозможно. В обычных номерах останавливаются жители окрестных сел, а это народ суеверный. Хозяин опасается, что вы хотите уехать по дороге, а после этого никто из прибывших по торговым делам в вашем номере не остановится.
        - Боятся, что страсть к дороге заразна?
        - Нет, просто дурная примета. Удачи в делах не будет.
        - Я так и знал, что это как-то окажется связано с дорогой. Осмелюсь предположить, что все странности вашей жизни от того, что рядом проходит дорога. Так что вы напрасно делаете вид, будто ее нет.
        - Это дорога делает вид, будто нас нет.
        Чай оказался под стать фарфоровым чашкам, серебряному чайничку, спиртовке, жестяной чайнице позапрошлого века с изображением зеленого куста на фоне гор. Безо всяких добавок и отдушек, чистый чайный аромат, запах экзотических стран, сказочных приключений, дороги. Странно, как могут люди, пьющие такой чай, всю жизнь просидеть на одном месте, особенно, когда совсем близко гудит моторами овеществленная метафора. С другой стороны (а любую мысль можно рассматривать по меньшей мере с трех сторон), аромат хорошего чая навевает мечты о нехоженых тропах, а не о пробензиненном автобане.
        - Я слышал, что ночью автострада представляет собой изумительное зрелище.
        - Вполне возможно. Только я не рекомендовал бы ходить туда ночью одному.
        - Тоже дурная примета или ночью что-то не так?
        - Вот именно - или… Завораживает она, особенно тех, кто непривычен. Некоторые под колеса бросаются, другие уезжают. Одно время в мэрии даже лежал законопроект, по которому ночная прогулка к дороге приравнивалась к попытке самоубийства и наказывалась довольно ощутимым штрафом. Единственный раз, когда в мэрии обсуждалась проблема дороги. Разумеется, дебаты ни к чему не привели, а жаль. Я придерживаюсь либеральных взглядов, но поймите, одно дело - свободный выбор, совсем иное - самоубийство под влиянием случайного импульса. А ведь это иначе как самоубийством не назовешь.
        - Даже когда человек не бросается под колеса, а уезжает?
        - Особенно, когда человек уезжает. Так что, если угодно, останавливайте машину днем, предварительно распорядившись своим имуществом, и не ходите к дороге ночью один.
        - Не буду ходить один, - пообещал Тирлич. - Меня уже предупреждали, но я решил, что парнишка просто напрашивается на чаевые.
        - Вы говорите о Корше?
        - Совершенно верно. Вы его знаете?
        - Городок маленький, поневоле будешь знать всех. А Корш хоть и мальчишка, но ходить с ним безопасно.
        - Я уже заметил. Очень здравомыслящий молодой человек. Тирлич допил чай, поднялся.
        - Благодарю за чай и беседу. Пожалуй, я пройдусь немного. Если потянет к дороге, то господин Корш показал, в какое окошко я должен постучать. На улицах-то у вас ночью спокойно?
        - На улицах спокойно. Приятной прогулки.
        На улицах и впрямь оказалось тихо, спокойно, безлюдно. Вой моторов сюда не долетал, лишь отсветы фар скользили по низким тучам. По словам чичероне Корша именно в это время суток дорога всего красивей. Ой, хитрец! Сначала расписал красоты, а потом - «вы туда не ходите…»
        Тирлич постоял возле окна, помеченного крестиком, усмехнулся и, не постучав, пошел к дороге.
        Дорога не спала. Меняли свет пешеходные столбики, зеленовато светлела флюоресцирующая разметка. Машины шли с неровными интервалами, иной раз по десять штук кряду. Временами движение замирало на несколько минут, тогда наступала хрупкая тишина, тревожная, заставляющая вслушиваться, когда же раздастся звук мотора. Потом вдалеке вспыхивали фары, свет нарастал, следом рождался гул, ровный, мощный; в то мгновение, когда машина пролетала мимо, звук менялся, словно автомобиль тонко вскрикивал, жалуясь на бесцельную езду. И, хотя понимаешь, что это всего лишь обман слуха, простейший акустический эффект, но когда стоишь у дороги ночью и слушаешь стоны убегающих автомобилей, в это не слишком верится.
        Тирлич осторожно коснулся носком ботинка дорожного покрытия. Не отпускало дурное предчувствие, что, едва он ступит на дорогу, субстанция, так похожая на асфальт, вцепится в ноги и начнет жадно жрать. Навозные лепешки, оставленные волами, истаяли за десять минут. А сколько времени потребуется дороге, чтобы поглотить человека? Юный гид, рассказывая о развлечениях местной пацанвы, обмолвился, что иной раз от сбитого машиной и хоронить нечего. Судя по всему, это не фигура речи, так оно и бывает. Испугаются пацаны, убегут, не вытащив тело неудачника, а когда придут взрослые, мостовая уже чиста, как в день постройки.
        Но ведь люди через дорогу ходят, а жители окрестных деревень и хуторков, собравшись в город, едут на телеге прямо по автотрассе. И ничего, волы копыта не стаптывают, и тележные обода остаются целы. Значит, система утилизации в дорожном покрытии включается не мгновенно. Дорога на то и дорога - двигаться по ней можно безопасно. Она уничтожает только неподвижное.
        И все-таки ступить на твердое было страшно.
        Пропустив три или четыре машины и дождавшись очередного зеленого периода, Тирлич внутренне сжался и перебежал на ту сторону. Разумеется, ничего особого не произошло, столбик зеленел еще минуты полторы.
        Перейдя дорогу, он оказался совсем рядом с полосой, по которой двигались машины, и каждый раз, когда автомобиль проносился мимо, Тирлич чувствовал толчок воздуха, направленный от дороги, но заставляющий качнуться вперед. Так человека, стоящего рядом с железнодорожными путями, затягивает под колеса проходящего поезда.
        Теперь Тирлич понимал, что значит «смутительное место» и как оно завораживает. Нестерпимо хотелось поднять руку, чтобы неведомое хотя бы на минуту прекратило свое коловращение и обратило внимание на человека. Пропасть всегда манит к себе, заряженный пистолет гипнотизирует черным зрачком дула, и нужно быть горцем или профессиональным военным, чтобы не слышать смертельного зова. Нужно быть рассудительным мальчиком Коршем или сонным дядькой Маганом - тогда сможешь жить рядом с дорогой, воспринимая ее как нечто само собой разумеющееся.
        Столбик зеленел, обещая, что машины пока не будет. Тирлич неуверенно поднял руку, но тут же быстро опустил ее, спрятал обе руки за спину, крепко сцепил пальцы, словно боялся, что рука самовольно поднимется и остановит спешащий автомобиль.
        - Эй!..
        Тирлич вскинул голову и увидел Корша. Мальчишка бежал, размахивая руками. Перед самым носом бегущего столбик переменил цвет, предупреждая, что через дорогу идти нельзя. Мальчишка заметался вдоль обочины, а потом рванул поперек трассы.
        Хотя Тирлич помнил, что столбики показывают время с запасом, в расчете на неспешного пешехода, внутри у него все оборвалось в ожидании неминучей беды. Однако мальчишка перебежал благополучно и, тяжело дыша, остановился рядом с Тирличем.
        - Вы чего? Жить надоело?
        - По-моему, это тебе жить надоело, - заметил Тирлич.
        - Это я из-за вас. Так и знал, что умотаете сюда один.
        Черный автомобиль просвистел мимо, позволив Тирличу выдержать паузу и не отвечать.
        - Во, зеленый зажегся, - сказал Корш. - Пошли отсюда.
        - Погоди… ты мне вот что ответь: если не останавливать машину, а просто пойти по дороге, по безопасной стороне, то куда придешь?
        - Никуда.
        - Как это?
        - А вот так. Не будешь же век шагать, когда-нибудь устанешь, а останавливаться на дороге нельзя. Сойдешь на обочину отдохнуть, тут-то дорога и потеряется. Раз - и нет ее, как не было. Выбирайся потом лесом.
        - А на автомобиле никто не пробовал? Не на этих, а на своем.
        - Думаете, вы один такой умный? Люди по-всякому пробовали, да обломались. На своей машине ехать - бензин кончится, а заправок тут нет. В позапрошлом годе один такой приезжал. Рванул прямо по опасной стороне с черными наперегонки. А толку?.. Все равно пришлось затормозить, и, пока он из канистры в бак бензин переливал, дорога ему колеса проела. Пришлось пешком возвращаться, благо, что запасы еды были. За неделю дошел, хорошо, что живой, а то некоторые так и пропадают. В городе на этот счет болтают всякое, что, мол, и на своей машине можно доехать до конца дороги, но я тому не верю. Они или спать на дороге улеглись, или в лесу сгинули. По-моему, так выходит.
        - Слушай, а на вертолете никто не пробовал над дорогой пролететь?
        - Не… вертолетов у нас не было.
        Наступил долгий красный период, машины шли с завидной регулярностью, через каждые полминуты. Отблеск на облаках, свет фар, вой пролетающего автомобиля. Зрелище, конечно, впечатляет, но ничего особо красивого в нем нет. Соврал приезжавший прежде Тирлича турист или просто допустил поэтическое преувеличение.
        Дождались зеленого, перешли дорогу.
        - Если я проголосую, - не унимался Тирлич, - а когда машина остановится, не стану в нее садиться… что, меня туда силком потащат?
        - Она просто не остановится, - хмуро ответил мальчишка. - Они как-то знают, кто всерьез голосует, а кто из баловства. Тут об этом такую историю рассказывают… Жила у нас одна девица. Красивая, многие за ней ухаживали, но все впустую, потому как характер у нее был взбалмошный. Очень ей хотелось, чтобы парни по ней страдали, а она перед ними выкобенивалась. Знаете, бывают такие девки, что со всеми заигрывают, но никому «да» не говорят. В конце концов народ это понял, и стали от нее ухажеры отпадать. Один только и остался, самый затруханный. Стало ей это обидно, и объявила она, что нет для нее в городе ровни и, раз все такие изменщики, она уедет отсюда навсегда. Вышла к дороге и подняла руку. И что бы вы думали, простояла на виду у всего города с поднятой рукой целых два часа. Никто не притормозил. Делать нечего, вернулась домой и послала к последнему убогому кавалеру сказать, что согласна за него замуж. Только тут уже он отказался. Кто к дороге с поднятой рукой выходил - хуже порченного считается, у нас с ним никто дела иметь не будет.
        - И чем все кончилось?
        - Да ничем. Помаялась она сколько-то времени да и бросилась под машину. Так ее дорога и тут не приняла, откинула на сторону. Пришлось ее за кладбищем закапывать. Так-то у нас самоубийц нету, только она за оградой лежит.
        - Что-то твои истории одна мрачней другой, - заметил Тирлич.
        - Как же иначе? - удивился Корш. - По-другому неинтересно будет.
        - Что же твоя девица просто не уехала из города? На поезде.
        - На поезде можно по делам съездить, а потом вернуться. Навсегда наши из города на поезде не уезжают. У нас - дорога.
        Дальше шли в молчании. В голове у Тирлича теснилось множество вопросов и предположений, но все они начинались с инфантильного зачина «а если…», который и без того слишком часто звучал в последнее время.
        Возле гостиницы Тирлич остановился и протянул Коршу серебряный талер.
        - Считай, что это за спасение моей жизни. Но больше через дорогу на красный не бегай.
        - Вы бы лучше мне часы подарили, - сказал Корш, шмыгнув носом.
        - Ничего себе! Часы двадцать талеров стоят. И потом: что же, я сам без часов останусь?
        - Я ведь вижу, вы все равно по дороге уедете, и останавливать вас бесполезно. Сегодня я успел, так вы завтра сбежите и пропадете ни за грош. Так что часы вам больше не понадобятся. А мне бы они пригодились.
        - Вот что, - произнес Тирлич, указательным пальцем приподняв за подбородок голову Корша и заглядывая ему в глаза, - часы мне и самому пригодятся, потому что уезжать я не собираюсь. Хочешь знать, почему?
        - Ну…
        - Сколько, ты говоришь, людей уезжает каждый год?
        - Человек пять, может, больше.
        - Так вот, я не хочу быть ни шестым, ни десятым. Быть первым - куда ни шло, а на шестого я не согласен.
        Тирлич кивнул Коршу и направился к гостинице. Двери оказались заперты, пришлось довольно долго стучать, прежде чем заспанный консьерж отворил припозднившемуся постояльцу.
        - Не ожидали, что вернусь? - приветливо спросил Тирлич.
        - Почему же? Я знаю, что вы пошли гулять, а слишком долго на наших улицах делать нечего. Ночных заведений нет, жители спят, магазины закрыты. А просто ходить быстро надоедает.
        - Мне почему-то кажется, что окружающие смотрят на меня, как на потенциального самоубийцу, который ищет удобного случая, чтобы броситься под колеса.
        - Вы много общались с местными?
        - Практически ни с кем.
        - Так и не делайте поспешных выводов.
        - Фермер, когда здоровался с Коршем, на меня и не взглянул. Словно я уже мертвец.
        - Хуторяне вообще неприветливы. А вот я, если бы полагал, что вы не вернетесь, попросил бы вас оставить ключ от номера. Вы заплатили вперед за три дня, это ровно три талера. Сменить замок на двери за такую сумму не получится.
        - Вы меня убедили! - со смехом ответил Тирлич. - Три талера, это серьезно. Так что я непременно проживу у вас три дня, а перед отъездом обязательно сдам ключ.
        Консьерж улыбнулся, показывая, что понял шутку.
        Проснулся Тирлич поздно, когда на ресепшене сидела миловидная дама средних лет. Тирлич сдал ключ и осведомился, где в городе можно прилично позавтракать. Выяснилось, что по утрам большинство кафе открыты и кормят во всех пристойно. Поначалу показалось странным: кто же может ходить в кафе утром? Но стоило заглянуть в первое же заведение, как несложная тайна открылась. Городские дамы предпочитали пить утренний кофе не в одиночестве, а сбившись в маленькие говорливые коллективы. Стараясь не замечать потаённых взглядов, Тирлич позавтракал и отправился осматривать город. К дороге он твердо решил сегодня не ходить. Сначала следовало осмыслить впечатления минувшего дня. А если ходить к трассе как на службу, можно впасть в подобие гипнотического транса. Хорошим подобные вещи не кончаются.
        Городок оказался уныл и однообразен. Мэрия, перестроенная в конце девятнадцатого века в псевдоготическом стиле, две церкви, скучные, как протестантский проповедник, пожарная команда, перед которой на постаменте выставлена позеленевшая от времени помпа, с какими сто лет назад разъезжали борцы с огнем. Десяток двухэтажных особнячков, составлявших исторический центр города, и пригоршня домов поновее. Многоквартирных громад в городке не водилось, да и кому они могли тут понадобиться?
        Мэрия по совместительству была и картинной галереей; в коридорах первого и второго этажей висели полотна, под каждым из которых была привинчена табличка с именем художника и датой. Даты не впечатляли, имена ничего не говорили. Во всяком случае, можно быть уверенным, что здесь нет ни одной подделки. На полотнах красовались мертворожденные итальянские пейзажи и физиономии уважаемых граждан - мэров и членов исправы. И никакого намека на то, что поблизости гудит дорога.
        Больше смотреть в городе было решительно нечего, разве что отправиться на кладбище, где сторож, несомненно, продемонстрирует пару любопытных надгробий начала восемнадцатого века, а быть может, и могилу той дуры, о которой рассказывал Корш. Впрочем, подобные вещи высмеял еще Джером К.Джером, так что на кладбище Тирлича совершенно не тянуло.
        Зато на одном из относительно новых домов он обнаружил мемориальную доску. Вырезанные на мраморе буквы сообщали, что в этом доме с 1936 по 2005 годы проживал Трэш Граух, а чтобы никто не обознался, чуть выше в овальный картуш был врезан профиль настолько заурядный, что даже инструмент скульптора не мог придать ему значительности. Все это очень напоминало могильную плиту, да и кто в городе, кроме автора кладбищенских шедевров, мог выполнить такую работу?
        Тирлич пожал плечами и пошел обедать. Он выбрал другое кафе и снова не прогадал.
        Вернувшись в гостиницу и получая ключ, он спросил у консьержки:
        - Вы не подскажете, кто такой Трэш Граух?
        - Вы его знали? - оживилась дама.
        - Нет. Я увидал в городе памятную доску, и мне стало любопытно. Никогда не слышал этого имени. Чем он прославился?
        - Он торговал скобяными товарами. Хороший был магазин, я туда часто заходила.
        - И за это ему поставили памятник?
        - Нет, что вы… Он завещал свой дом городу при условии, что там установят мраморную доску с надписью. Он сам ее заказал, потом пришлось только дату смерти добавить. Дом хороший, кто ж от такого откажется? Конечно, власти согласились. Вот и висит доска.
        - Понятно, - сказал Тирлич, не ожидавший такого, но ничуть не удивившийся.
        - Вы не понимаете, - возразила консьержка, - он же одинокий был, ни жены, ни детей. Прожил жизнь, а зачем? Надо же после себя хоть что-то оставить, даже таким способом. Мне, например, его жалко.
        В номере было также нечего делать, как и на улице. Тирлич повалился на заправленную горничной постель и задумался.
        И чего, спрашивается, он узнал? Какую истину постиг? Чего ради стремился сюда?.. Только для того, чтобы увидеть, как машины скрываются за горизонтом?
        Вопросы, вопросы… сорок тысяч риторических вопросов.
        Тирлич был так же одинок, как и Трэш Граух, тоже ничем не прославился. Прямо хоть мемориальную доску заказывай.
        Была в жизни одна даже не мечта, а уверенность: есть на свете дорога, и там он постигнет смысл жизни. Как же, постиг… Дороге нет никакого дела до тех, кто стоит на обочине, хоть на пену изойди в поисках смысла жизни. Она обратит на тебя внимание только в ту минуту, когда ты поднимешь руку, чтобы уйти навстречу неизвестности. Но и это ничего не изменит. «Еще один», - скажут люди и забудут.
        Тирлич не хотел быть «еще одним».
        Поселиться в городе, посвятить остаток жизни наблюдениям за дорогой, ее изучению… Ничего не выйдет, сюда приезжали настоящие ученые, специалисты во всех мыслимых областях, но ничего не выяснили и очень быстро теряли интерес. Должно быть, так дорога защищается - еще одна система самоочистки, растворяющая излишнее любопытство окружающих. Потому и городок тут сонный, безразличный ко всему. Так что думай, пока тебе не стало наплевать. Поселившись в этом городе, станешь таким же, как все.
        Интересно, пробовал ли кто-нибудь остановить проезжающий автомобиль силой? Скажем, внезапно перегородить дорогу… Наверное, пробовал, недаром же Корш рассказывал, что дорога мстит тем, кто нарочно гадит.
        И все-таки зачем существует эта дорога, чего ради мчится по ней поток машин, почему все они едут в одну сторону и зачем в таком случае нужна встречная полоса?
        Природа не знает слова «зачем». Мы не спрашиваем, для чего течет река и с какой целью горы стоят на своем основании. Только героя Мопассана мог интересовать вопрос: «Зачем ночами светит Луна?» Телеологические принципы неприменимы к природе, они имеют смысл лишь для того, кто во всякой мелочи видит промысел Божий. «Река течет для того, чтобы уносить грязную воду и доставлять нам для питья чистую. Горы стоят для того, чтобы мы могли пасти на склонах своих баранов». Глупцы, у природы есть один вопрос: «Почему?» - и один ответ: «Потому что». Зато там, где просматривается воля Создателя, вопрос «зачем?» неизбежен, и ответ на него непременно следует искать. Только Господни пути неисповедимы, да и то потому, что Бога нет.
        Тирлич спустился вниз, спросил у дежурной:
        - Простите, нет ли у вас писчей бумаги и пары конвертов?
        - Да, конечно, ответила женщина.
        Конверты были с фирменной надпечаткой отеля, а бумагу сверх того украшал рисуночек: дорога и спешащий по ней автомобиль. Конечно, ведь письма отсюда пишут только туристы, приехавшие поглазеть на чудесную магистраль.
        Тирлич написал письмо приятелю, единственному, кто знал, куда он уехал. На втором конверте сделал надпись: «Чичероне Коршу на память», - потом снял с руки часы и вложил в конверт.
        Свои вещи Тирлич оставил в номере, а ключ, как и обещал, сдал администраторше.
        - Почта ближайшая где?
        - Можете оставить письма у нас, почтальон заходит по утрам, а раньше письма все равно не уйдут.
        - Лучше я сам.
        На почте Тирлич отправил письмо приятелю. Второй конверт остался в кармане.
        Пока не закрылись кафе, Тирлич поужинал в еще одном городском заведении и снова остался доволен. Когда стемнело, а кафе начали закрываться, не торопясь вышел на улицу.
        Окно, отмеченное крестиком, было открыто, в комнате темно. Тирлич осторожно положил пакет с часами на подоконник и не оглядываясь пошел к автостраде.
        Нагретое за день покрытие дышало теплом, словно большой зверь лежал неподалеку. Мерцала разметка, светились красным столбики переходов. Прошла одинокая машина, зажегся зеленый. Можно безопасно переходить на ту сторону. Тирлич покачал головой и остался стоять. Он и в самом деле не желает быть ни шестым, ни десятым. Иное дело быть первым. Первый неизбежно приносит в мир нечто новое, а люди рождаются на свет именно для этого.
        Столбик сменил цвет на запрещающий. Тирлич шагнул вперед, остановился на самом краю и поднял руку. Он стоял у встречной полосы, где ни разу не прошла ни единая машина, и голосовал у пустой дороги - человек, посмевший бросить вызов притче. Слева прошел автомобиль, сразу за ним второй и третий. Поднятая рука затекла и налилась усталостью. Спрашивается, чего он ждет? Что сейчас из темноты появятся волы, впряженные в повозку, и дядька Маган, коснувшись пальцами полей шляпы, скажет: «Садись, подвезу».
        Глупо, все глупо. Но раз у дороги есть встречная полоса, на это должна быть причина.
        По низким облакам зарницей скользнул отблеск, потом на той стороне, где ночами царила темень, вспыхнуло слепящее пятно. Тирлич переступил с ноги на ногу и выше вздернул уставшую руку.
        Невидимый водитель переключил фары на ближний свет, автомобиль затормозил.
        This file was created
        with BookDesigner program
        [email protected]

13.08.2008

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к