Цыганское золото Святослав Владимирович Логинов
        Рассказ не был принят в сборник фантастических детективов. А тут ему самое место. Написан в 2014 году.
        Святослав Логинов
        Цыганское золото
        - В избу пожалте, вашества, в горницу, я самоварчик живой рукой вздую, - хозяйка металась, как заполошная курица, стараясь угодить гостям во всём сразу. Только что её голос доносился с проулка: - Маруська, лучину тащи и воду - самовар ставить! - и вот она уже здесь, тараторит, что крупорушка на полном ходу: - Уж и не знаю, чем вас угощать, нашего, крестьянского, вы, поди, не кушаете… Разве яишенку сделать на коровьем масле.
        - Яичницу - это хорошо, - согласился следователь особой палаты Кушицин. - Глазунью. И чайку тоже неплохо.
        Хозяйка унеслась во двор, командовать Маруськой, самоваром, курами, у которых следовало отобрать самые свежие яйца, ещё чем-то непонятным интеллигентному человеку.
        Фёдор Стенгартен, молодой человек из обрусевших немцев, выпускник Горного института, окончивший курс в звании кандидата, наклонился к напарнику и чуть слышно прошептал:
        - Сергей Евлампиевич, мы же приехали к этим людям с проверкой. Этично ли будет пользоваться их гостеприимством?
        - Ничего, - не снижая голоса, ответил Кушицин. - Пусть боятся. Мы начальство, они подследственные. Будут артачиться, и вовсе в холодную посажу. - Кушицин потянулся и добавил мечтательно: - Хотя, по такой жаре в холодной посидеть было бы неплохо.
        - Сергей Евлампиевич, вы говорите, живут они не по средствам, а я смотрю - изба курная, топится по-чёрному.
        - И что с того? Курная изба ещё получше белой будет. Прежде всего, смотри: стены, матица, потолочные плахи от дыма прокоптились и не гниют. Этому дому лет полтораста, а он как новый, и сноса ему не будет. Мужики сами говорят: «Курная изба два века стоит». Стены и потолок хозяева от копоти конопляным маслом смазывают, оттого стены не маркие и блестят, как лакированные. Каждый раз, как хозяйка печь топит, курную избу проветривают, отчего дух в ней свежий и здоровый. Опять же, если изба топится по-чёрному, то ни клопов, ни тараканов в ней не бывает. Так что, на трубу ты, Фёдор Иванович, не гляди, а поглядывай на хозяйство. Прежде всего, самовар в доме есть. Опять же, урыльник над лоханью не глиняный, а чугунный, каслинского литья - такой денег стоит. И ковшик над ведром не берестянка, а чеканенный из листовой меди. Знаешь, в народе говорят: «Ну да ланно, тётка Анна, что ковшик менный упал на нно. И досанно, и обинно, но не винно - всё ранно!» - Кушицин посмеялся своей же шутке и продолжил серьёзно: - Земли здесь худые, откуда у мужиков такое богачество? Изба хоть и чёрная, а крыта тёсом. В иных
местах тёсом только церкви кроют, а поповский дом - уже соломою. Лошадь в хозяйстве есть, и корова, да, поди, и не одна. Кур полон двор. С каких нажитков всё это? Недоимков за ними вовек не бывало. Я к тем дворам, где налоги исправно платят, всегда с подозрением присматриваюсь; где свободные деньги водятся, там и грабежи, и всякое смертоубийство. Смертоубийства, думается, здесь покуда не было, а есть незаконное старательство. Хозяин сыскал место, безуказно моет золото и сбывает переводчикам. Переводчики народ такой, его с поличным возьмёшь, он на каторгу идёт, а незаконного старателя не выдаст. Вроде бы хороший принцип - круговая порука - а и у него есть обратная сторона.
        - Помилуйте, Сергей Евлампиевич, какое золото в здешних краях? Золото находят там, где есть выходы коренных пород: на Урале, Кавказе, в Индии и Калифорнии… на крайний случай - в Финляндии, на краю Карельского щита, немного, но есть. А здесь - сплошь переотложенные породы, делювиальные отложения. Да ещё и ледник всё перемешал. Золота в здешних краях нет и быть не может. Места геологически скучные: марены, а под ними глины, мергели и известняки. Где известняк к поверхности выходит, там строительный камень можно сыскать. Песок есть повсеместно, мелкий для засыпки опок и хрящеватый для дорожного строительства. Опять же, гончарная глина, а кое-где и каолин. Но, ни золота, ни самоцветных камней и в заводе нет, такое благолепие только на Урале и в странах Востока.
        - Тебе видней, ты человек учёный. Для того я тебя и взял, чтобы ты определил, что они и где копают. По твоему разумению золота здесь нет, а по моему - есть. Я ведь тоже кой-чему учился. Говоришь, окрестные холмы ледник приволок? А откуда? Из Финляндии, из самых золотых мест! Может и золота малость притащил. А наш подследственный его нашёл и теперь жирует. Сейчас Маруська бегает босиком и в драном сарафанишке, а под венец как пойдёт? Я в сундук с приданым не заглядывал, но знаю, что кокошник у ней златошивный, серьги золотые с каменьями. А ты видал, как он старшего сына женил? Костюм от городского портного, предводителю дворянства этакое впору. У меня часовая цепочка на жилетке серебряная, а у него - золотая! И колечко невесте жених поднёс не дутое, а литое, с яхонтом. Можно подумать, не мужик женится, а купец первой гильдии. После той свадьбы я семью на заметку и взял.
        - Так может, не настоящее золото? Цыгане ловко подделывают золотые украшения, а потом сбывают доверчивым простакам. Даже термин есть у ювелиров - цыганское золото.
        - Тебе лучше знать, зря, что ли, науки изучал. Но и для цыганского золота денежки нужны, разве что они сами его фабрикуют, а через цыган сбывают. В любом случае, дело тут не чисто и требует расследования.
        Кушицин приподнялся на лавке, выглядывая что-то в проулке, и громко воскликнул:
        - Ты только полюбуйся! Я гадал, как хозяйка станет с яичницей управляться, печь у неё не топлена, таганок в чёрной избе не затеплишь, на костре яйца дымом пропахнут. А хозяйка в проулке с самовара трубу сняла, на самоварную конфорку сковороду водрузила - и жарит! Всё-таки, русский народ хитёр и пронырлив, и во всякой мелочи требует строжайшего следствия. Невинных среди русских мужиков нет, есть лишь не пойманные.
        Хозяйка внесла сковороду с яичницей, достала из поставца неведомо для каких нужд хранимые тарелки и, что уже вовсе удивительно, железные вилки с костяными ручками. Бесовской этой штукой русский человек не ест, вилка - господская придумка и даже не во всяком трактире найдётся.
        Кушицин ел, щедро разбивая сбережённые стряпухой желтки, Стенгартен, напротив, старался ни одного желтка не проткнуть, а подцепить и отправить в рот целиком, чтобы ничто не пропало. Кухарка, сложивши руки на переднике, наблюдала за трапезой.
        - Муж твой где? - утирая тыльной стороной руки масляные губы, спросил Кушицин.
        - Косит.
        - Какая ж косьба? Август на носу, травы вызрели, сенокос у добрых людей закончен.
        - Так он в лесу на дальних кулигах. Там трава свежая. У нас дельных покосов, считай, и нет почти. Скудаемся мы землицей.
        - Чем тогда живёте?
        - Так птицей, вашество, исключительно курями. Мы и хлеба сеем самую чуть, а больше пшено, курей кормить. По отавам травку косим - тоже им, родимым. С огорода репу парим, свёклу, вместе с тиной - куры всё склюют. Всякий базарный день я с яйцами на рынке. И пару курочек живых беру. Продам, так хорошо, а не продам - назад привезу. После Покрова - битой птицей торгуем. Хохлаток оставляем, а петушкам головы долой - и в ощип. Наша птица до самой Москвы доходит. Перо, опять же, на продажу и пух. Подушки-думочки, перинки. От курочки всё в дело идёт.
        - Сколько же у вас кур в хозяйстве?
        - Ой, и не скажу, вашество! Сегодня одно, а завтра ястреб пролетит, своё возьмёт, наше поубавит. Цыплят, их по осени считают.
        - Складно у тебя получается. Не куры, а жар-птицы золотые. Яйца-то почём на рынке продаёшь?
        - Три копейки пяток, ваше благородие.
        - Недорого. Назад поедем, куплю у тебя десятка три свеженьких. Муж-то, когда вернётся? С ним бы переговорить…
        - Так завтра и вернётся. Скопнает накошенное и начнёт возить. Так я ему скажу, чтобы вас дождался.
        - Я вот что думаю, Фёдор Иванович, - раздумчиво произнёс Кушицин, - что нам человека зря с работы срывать? Давай заедем к нему на кулиги, поговорим ладком, а там и в Пушнино направимся.
        - Ой, вашества! - всполошилась хозяйка. - Да зачем вам себя трудить напрасно? Мой у самой Грязнухи косит по ручьевинам. Мокро там, сено на волокуше вывозим, ваша коляска по грязи и не пройдёт, поди. Я бы послала кого, так Микифор на лошади охлюпкой живо бы прискакал, да некого послать. Старшие вместе с отцом труждаются, а Маруська мала ещё одной в лес бежать. Но, если надо для государева дела, то и Маруську пошлю.
        - Вот ещё выдумала - малую в лес гонять. Государево дело неспешное, поговорим и на обратном пути. Ты, лучше скажи, самовар скоро готов будет? А то нам в дорогу пора.
        Напившись чаю, Кушицин и Стенгартен загрузились в коляску и покинули деревню, жители которой так и не поняли, зачем приезжало начальство.
        Уже за околицей Стенгартен, политично молчавший во время разговоров следователя, спросил:
        - Зачем нам в Пушнино ехать?
        - Нам туда и не надо. Нам надо в Грязнуху. Я Пушнино так просто назвал, а хозяйка в ответ разболтала, где её суженый прячется. Вот мы туда нагрянем, возьмём его тёпленьким и поглядим, что за кулижки он выкашивает.
        Кушицин согнутым пальцем, словно в дверь стучал, поторкал в спину вознице:
        - Ты, любезный, знаешь, где тут дорога на Грязнуху?
        Возницей у чиновников был отставной солдат из инвалидной команды, взятый ушлым следователем за отличное знание окрестных троп и дорог.
        - Я, ваше благородие, - отвечал инвалид, - тут каждую стёжку знаю. Мы на Грязнухе, лет семь тому, браконьеров ловили.
        - И как, поймали?
        - Не… там сами лесные обходчики браконьерили, где их поймать! Только комаров зря кормили.
        - Тем русский народ и живёт, - нравоучительно произнёс Кушицин. - Сам от себя стережёт, сам у себя ворует. Хищничество у нас пышным цветом цветёт, а я с этого цвета только пыльцу сбиваю. Но эту семейку я на чистую воду выведу, да и всю деревню потрясу. Тоже нашли прибыльное дело - яйцами торговать. В России в каждом селе куры кудахчут - много не наторгуешь.
        - Вам виднее, - эхом откликнулся Стенгартен, - но и золота в здешних краях тоже нет.
        - Вот и посмотрим, кто из нас лучше видит, - согласился Кушицин. - А пока, давай, свернём с тропы и обождём часок. Может, что интересное случится.
        К тому времени коляска свернула с езженой дороги на Пушнино и, не жалея рессор, тряслась по тропе, которая, как обещал инвалид, выводила к Грязнухе.
        Возница завернул лошадь и поставил коляску за разросшимся кустом брединника, что всё плотнее обступал тропу.
        Ждать пришлось меньше часа. Среди зарослей замелькал выцветший сарафан, и на тропе показалась Маруська. Кушицин тигром выпрыгнул из засады и ухватил девчонку за руку.
        - Чего ж ты, малая, в лес одна намылилась?
        - Дядька, пусти! - Маруся пыталась вырваться, но силёнок против сыщика у неё не хватало.
        - Я тебе не дядька, а ваше благородие, господин следователь. Ещё раз попробуешь дядькой назвать, я тебе по-родственному таких шелепов пропишу, до самой свадьбы сесть не сможешь. Теперь живо отвечай: тебя мать послала?
        - Ну…
        - Что велела передать?
        - Что начальство приехало, к ответу требует. Чтобы все дела бросал и в деревню вертался.
        - Правильно говоришь. А то, смотри, врать мне нельзя, я на это дело ужас, какой строгий. Теперь полезай в коляску, будешь дорогу показывать. Вместе поедем твоему батьке привет передавать. Да не вздумай шуметь, а пуще того - бежать. Видишь, у меня пистолет о двух стволах: в одном пуля золотая, в другом - серебряная. Они тебя где угодно достанут.
        В экипаж Маруська полезла, ни жива, ни мертва.
        Коляска, то постукивая колёсами о сосновые корни, то увязая едва не по ступицы, тащилась в глубину Грязнухи. Маруська и отставной солдат сходились, что там есть ручей, и по мокривинам вдоль берега можно накосить болотных трав.
        - Ручей - это хорошо!.. - протянул Кушицин, имея в виду вовсе не косьбу у чёрта на куличиках.
        Заросли ольхи, как оплёванные белой пеной, в которой копошатся чьи-то личинки, липкая паутина, высокая до плеча, жирная трава, которая ни на сено доброе не годится, ни в иную работу, но всё равно ложится под крестьянскую косу: в весенний недокорм скотина всё съест.
        - Приехали, - сказала Маруся. - Тут у бати балаган поставлен.
        Пара невысоких бугров в самом сердце Грязнухи. Когда-то их покрывал строевой лес, сведённый браконьерами-обходчиками. Теперь на пустоши торчит жердяной шалаш, крытый прошлогодним сеном, перед ним остывшее кострище. Низинка за буграми выкошена, там сгребают траву трое: один совсем мальчишка, другой - парень постарше, и молодая женщина в платке по-бабьи, не иначе жена старшего сына, чья богатая свадьба привлекла внимание следователя. Досушивать скошенное придётся на буграх, в низине под ногами чавкает мокреть, и очумело кружат охочие до крови слепни.
        Но не эта мирная картина привлекла внимание сыщика. Чуть в стороне у подножия бугра бил родник, и ручеёк от него падал в речку Грязнуху. Там по колени в ледяной воде стоял глава преступной семьи, и не было ни малейшего сомнения, чем он занят. Лопата, лоток, кубышка, куда ссыпаются промытые шлихи. Какие ещё нужны доказательства противозаконной золотодобычи?
        - Стоять! - закричал Кушицин и, размахивая пистолетом, помчался к старателю. - Ни с места, стрелять буду!
        Бежать преступник не пробовал. Стоял, разиня рот и опустив руки.
        - Попался! - гремел Кушицин. - Чем ты тут занимаешься?
        - Дык, я ничего… - смутно оправдывался Микифор. - Так, от скуки балуюсь.
        - Старательский билет у тебя выписан? Налог в казну уплачен? Добытое кому сдаёшь?
        - Я ничего…
        - Ты ничего? А кто тогда чего? Ну-ка, что у тебя в кубышке?
        Кушицин поднял кубышку, открыл. Та на три четверти была полна крупным жёлтым песком.
        - Ого! Да тут не знаю, на сколько тысяч золота намыто! А он из себя смирняя корчит. Фёдор Иванович, поглянь только! Ты говорил, тут золота нет, а у него - вон сколько!
        Стенгартен подошёл, глянул через плечо, затем, поджав губы, взвесил кубышку на руке.
        - Какое же это золото? Этакая прорва золота пуда два весить должна, а это какой-то легковес. Не иначе - халькопирит. Его ещё лягушачьим золотом называют или цыганским. Я сейчас проверю, у меня всё потребное с собой.
        Стенгартен вынес из коляски саквояж, разложил его прямо на берегу, принялся вынимать склянки, пузырьки и прочие штуки, понятные лишь аптекарям и химикам. На часовое стекло пустил каплю ртути, сверху кинул щепоть кристаллов из кубышки.
        - Ну, что я говорил? Это вещество ртутью не смачивается, а золото, будь его здесь хоть немного, немедля бы образовало амальгаму. Теперь попытаем царской водкой. Золото даст нам бурый газ, а раствор окрасится в зелёный цвет, в основном из-за примесей меди. А пирит и халькопирит выделит смесь сероводорода и сернистой кислоты, которые легко обнаружить по запаху. Готово… Кристаллы почернели и частично растворились, а запах - вот он, извольте понюхать.
        Кушицин недоверчиво поднёс проборку к волосатым ноздрям.
        - Яйцом тухлым шибает, - сообщил он.
        - Сероводород и есть, - подтвердил Стенгартен. - Так что в этом сосуде находится пирит или халькопирит. Точнее можно установить в лаборатории. Но это никак не золото, а совершенно бросовый минерал. Его можно намыть в любой луже.
        - Так что ты, сукин сын, мне голову морочишь? - взревел следователь, ухватив незадачливого старателя за грудки.
        - Ваше высокопревосходительство! - взвыл Микифор, в ужасе награждая Кушицина званием, о каком тот и в бреду не мечтал, - я не морочил! Я вообще ничего не говорил!
        - Значит так, - постановил Кушицин, с трудом успокаиваясь. - Песок этот жёлтый я конфискую, а тебя, Микифор, арестую и доставлю на съезжую. Смотри, как бы тебе не загреметь на каторгу, как фальшивому монетчику. И радуйся, что я лично видел, как твои отпрыски мирным делом занимались, а то бы и они с тобой вместе по этапу пошли.
        После этого оставалось только валяться в ногах и просить пощады.
        Уличённого неясно в чём Микифора загрузили в коляску. Марусе вместе с братьями и невесткой позволили ехать на отцовской телеге, и кортеж со следователями и подследственными отправился в обратный путь. Теперь в особо вязких местах инвалиду приходилось слезать с козел и вести лошадь в поводу. Зато Сергей Евлампиевич едва ли не всю дорогу допрашивал Микифора, доведя его до полного изнеможения:
        - И кто тебя, Микифор, научил этому ремеслу?
        - Дык, солдатик отставной проходил, он и смутил меня на это дело. Вы, говорит, на золоте живёте, а богачества своего не знаете.
        - И давно это приключилось?
        - В аккурат на Троицу.
        - Ой, врёшь, Микифор. Лоток у тебя изработанный, истёртый. По всему видать, ты этим делом не первый год промышляешь.
        - Лоток-то не мой, я его за рубль серебром у солдата купил. Дорога не вещь, такой лоток за час сколотить можно, дорога наука. Теперь-то я понимаю, что насмеялся надо мной служивый. Небось, пропивал мой целковик да похохатывал.
        - А ты подумал, что старатель должен добытое в казну сдавать по государственной цене?
        - Так я бы со всей охотой, но вы сами сказали, что золото цыганское, неверное. Я и сам подумывал: что-то оно не веское.
        - Подумывать - подумывал, а мыть продолжал.
        - Дык чего не мыть-то? Полагал сдуру, что хоть в полцены продать получится.
        - Ишь, разохотился! С такими делами тебе только в каторгу идти получится.
        - Помилуйте, вашбродие!
        - Милую не я, милует царь, а ты пред ним виноват.
        Кушицин строжил мужика на все лады, а сам понимал, что никакого дела тут не выгорит. Посечь дурня можно, но неуказное золото оттого не появится. Вот только чем они, проклятущие, живут? Неужели и в самом деле разведением кур? Надо будет цыган проверить, быть может, они у крестьян халькопирит скупают, доверчивых простаков дурить. Хотя, цыганский сброд широкой глоткой не возьмешь - народ ушлый.
        Под такие мысли доехали обратно, а там Кушицин дал Микифору для острастки по шее и отпустил с миром. Взял у хозяйки лукошко с яйцами и, забыв уплатить три копейки с пятка, отбыл в город.
        Когда начальственная гроза отгремела, и стало ясно, что на этот раз громы прошли стороной, хозяйка принялась выпытывать у мужа, что приключилось на Грязнухе.
        - То и приключилось, - отвечал Микифор, - схватил он меня аккурат за работой. Стращал, ажно душу вынал. Спасибо, при нём был второй начальник из учёных людей. Так он меня выручил, сказал, что это пурит какой-то, не то халкин, не то галкин, я не разобрал. На том и покончили. Лоток он забрал и долблёнку почти полную. А так даже обыску не сделали. Две других долблёнки мальчишки под сеном привезли. На первое время хватит. А у тебя что?
        - Тоже ничего. Наели на четвертак и напугали на целковый. Всего делов.
        Хозяин принёс с улицы две кубышки, высыпал на стол сияющую кучу жёлтого песка. Жена поворошила кристаллы пальцем.
        - Ничего не скажешь, на Грязнухе самолучшее золото. По другим ручьям беднее, да и мельче.
        - Ты смотри, - предупредил Микифор, - лягушачье али цыганское, но слова «золото» больше не говори. Пурит это. Поняла?
        - Как не понять… Не дура.
        Хозяйка сгребла намытое богатство в коробок, лишь одну горстку кинула в ведро. Сошла в амбар, досыпала сверху пшена. Перемешала золотое зерно с золотым песком. В курятнике принялась сыпать корм птице.
        - Цыпа, цыпа, цыпа!..
        Кур было немало, одних несушек полсотни. Они набежали на зов, толкались боками, толпились кругом хозяйки.
        - Цыпа, цыпа, цыпа!..
        Петух ходил в сторонке с важным видом, словно это он обеспечил хохлаткам обед.
        Полсотни несушек, каждая приносит одно, а то и два яичка в день. Не так велик оказался ущерб, причинённый наехавшими чиновниками.
        Накормив птицу, хозяйка с корзиной в руках пошла собирать яйца. Большинство кур привычно откладывали яйца в подставленные плетёнки, но некоторые прятали в местах самых неожиданных. Все их нужно было проверить и яйца изъять. В самом углу на соломе обнаружилось мелкое яйцо, какие обычно называют молодкой. Но когда хозяйка взяла его, рука сразу почувствовала непривычную тяжесть. Хозяйка стукнула яйцом о стену, скорлупа треснула, и в глаза блеснул жёлтый металл.
        Не так часто такое случается. Каждый день кур надо прикармливать жёлтым песком, а золотое яичко объявляется хорошо, если раз в месяц. Теперь Микифор пробьет яичко зубилом, выпустит негодный, горький желток, промоет золотую фольгу и сомнёт её ударами молотка. Городской ювелир купит комок, не спрашивая, откуда у мужика взялась червонная жесть. Заплатит также, как выжигам, не то, чтобы слишком, но достаточно для безбедной жизни. И все будут довольны, лишь бы неугомонный Кушицин обходил деревню стороной.