Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Ломм Александр : " Удивительные Превращения Дика Мюррея " - читать онлайн

Сохранить .
Удивительные превращения Дика Мюррея Александр Иозефович Ломм
        # Фантастическая повесть из сборника произведений чешского писателя Александра Ломма (настоящее имя - Вацлав Кличка [Vaclav Klicka]) «Ночной орел. Фантастические повести и рассказы.» (Москва, «Детская литература», 1973 г.)
        Ломм Александр
        Удивительные превращения Дика Мюррея
        В широкое окно свободно лились потоки солнечного света. На их пути оказался старинный овальный стол, покрытый клеенкой в мелкую зеленую клетку. Яркие лучи падали на одну половину стола, и она сверкала, словно грядка молодой зелени.
        На теневой половине стояли тарелка с манной кашей и белая фаянсовая кружка с молоком. Перед ними сидел худенький черноглазый мальчик лет четырех. Он смотрел на освещенную половину стола, аккуратно раскладывал кашу по маленьким зеленым клеткам и при этом монотонно тянул:
        - Тетя Кле-е-еми, я хочу игра-а-ать! Я не хочу ка-а-аши! Тетя Кле-е-еми!..
        - Тише, Дик, тише, мой мальчик! Кушай и не шали! Папе плохо, папе очень плохо! - приглушенным голосом отвечала тетя Клеми, сидевшая в стороне на диване.
        По полному, еще красивому лицу сорокалетней женщины катились крупные слезы. Она не смотрела на мальчика, не замечала, как он расправляется с кашей, и лишь машинально отзывалась на его нытье. Глаза ее при этом неотрывно следили за дверью, словно там решалась в эту минуту ее судьба.
        - Тетя Кле-е-еми, ты обещала, что я буду играть с кошкой!..
        - Тише, Дик, тише!..
        Но вот дверь медленно раскрылась, и в комнату вошел толстоватый лысый человек в черном костюме. Его большое розовое лицо с мягкими добрыми чертами выражало глубочайшую скорбь. Это был старый друг семьи доктор Кларк.
        Он сел на диван рядом с тетей Клеми, вынул платок и стал молча вытирать вспотевшее лицо.
        - Ну как он, доктор? Говорите скорей! - громко всхлипнув, спросила тетя Клеми.
        Доктор погладил лежавшую на диване кошку, посмотрел на мальчика и с тяжелым вздохом ответил:
        - Плохо, Клементайн, совсем плохо… Он хочет проститься с сыном…
        Вот уже два месяца, как Томас Мюррей вернулся из столицы в родной городок и поселился в доме своей старшей незамужней сестры. Много лет о нем ничего не было слышно. Клементайн уже считала его погибшим. И вдруг он вернулся. Но в каком состоянии! Нищий, убитый горем и безнадежно больной! Единственным его богатством был сын - маленький, болезненно-хрупкий мальчик. О судьбе матери Дика Томас ничего не рассказал, а Клементайн постеснялась расспрашивать брата, сердцем чувствуя, что в этом и кроется причина всех его несчастий.
        Томас знал, что дни его сочтены, и был готов встретиться с неизбежным. Когда сестра и сын подошли к его постели, он собрался с силами и сказал:
        - Клеми, дорогая, я ничего тебе не буду поручать, ни о чем не буду просить. И так все ясно. Дик остается у тебя… Не обижай его… Я ничего не нажил, чтобы оставить сыну… Уж ты прости… Но кое-что я еще могу для него сделать… Подай мой черный саквояж, Клеми!..
        Она достала из шкафа потертый черный саквояж и поставила его на край постели. Дик придвинулся ближе, уверенный, что отец хочет ему что-то подарить.
        Мюррей вынул из саквояжа две блестящие никелированные коробки. У мальчика при виде их разгорелись глаза.
        - Это мне, папочка, это мне?
        Отец погладил его по голове:
        - Тебе, мой хороший, тебе… Клеми, сними с него куртку и засучи рукав рубашки.
        - Том, милый, зачем? Что ты хочешь делать?! - испуганно спросила Клементайн, не замедлив, впрочем, выполнить просьбу брата.
        Бескровные губы больного тронула легкая улыбка:
        - Не волнуйся, дорогая. Я просто хочу уменьшить бремя твоих забот. Дик болезненный ребенок. И ест из рук вон плохо… Я сделаю так, что он никогда ничем не будет болеть… Подведи его ближе и подержи ему руку… Вот так, хорошо…
        Из одной коробки Мюррей извлек шприц с тонкой иглой, аз другой - небольшой флакон с молочно-белой жидкостью. Проколов пластмассовый предохранитель, он втянул всю жидкость в шприц.
        - Может, лучше позвать доктора Кларка? Он еще здесь… Ведь иглу, Том, прокипятить надо, - робко заметила тетя Клеми.
        - Не нужно… Никого не нужно… Я сам… А игла в порядке… Ну, сынок, будь мужчиной! Не боишься?
        - Не боюсь, папа! Нисколько не боюсь!
        Когда из комнаты больного донесся пронзительный детский крик, доктор Кларк вскочил с дивана и со всех ног бросился на голос. Он был уверен, что случилось самое ужасное. Пробежав по коридору, он уже взялся за ручку двери, но голоса из комнаты заставили его остановиться.
        - Ты противный! Я не люблю тебя! - кричал мальчик сквозь громкие рыдания.
        Тут же послышался голос больного:
        - Вот и все… А ты плачешь!.. Отдай ему эти коробки, Клеми, и уведи его. Через час он уснет и проспит до завтрашнего утра… А доктору Кларку об этом ни слова. Обещаешь?
        - Да, да, Том, обещаю! - взволнованно ответила женщина.
        Доктор Кларк пожал плечами и медленно побрел обратно в комнату, где сел на диван и погрузился в задумчивость.
        Тем временем Клементайн одела Дика, сунула ему в руки блестящие коробки и, всхлипывающего не столько от боли, сколько от обиды, поспешно увела прочь.
        Мюррей проводил сына широко раскрытыми глазами, полными тоски.
        - Прощай, Дик! Я умру, и с этим ничего не поделаешь… Но ты, сынок, будешь жить всегда! - прошептал он, когда дверь за ушедшими закрылась.
        Прошло два года. Дик за это время изменился до неузнаваемости. Теперь это был рослый, крепкий, упитанный мальчуган, которому можно было смело дать не шесть лет, а все восемь.
        О странной сцене с уколом Клементайн очень скоро забыла. А ведь, говоря по совести, в тот момент поступок больного брата ужасно перепугал ее. У нее даже возникло подозрение, что бедный Томас, находясь в состоянии сильнейшего душевного расстройства, решил не оставлять беспомощного ребенка одного и ввел ему в кровь смертельный яд.
        Подозрение ужасное, но вполне простительное - ведь Клементайн десять лет не виделась с братом и ничего не знала ни о его работе, ни о жизни, ни о мыслях. Тревога за маленького племянника настолько захватила ее, что заглушила все тяжелые переживания, связанные с кончиной и похоронами брата. Даже во время ночного переполоха, вызванного смертью Томаса, Клементайн то и дело бегала в комнату Дика и, склонившись над кроваткой, со страхом прислушивалась к его мерному дыханию.
        Но, к счастью, все ее опасения оказались напрасными. Все обошлось как нельзя лучше…
«Причуда ученого!» - решила тогда Клементайн и перестала думать об удивительном поступке брата.
        А блестящие коробки и шприц она упрятала в черный саквояж, который затолкала под кучу старого хлама на чердаке. Ведь эти вещи должны были вызывать у Дика неприятные воспоминания об отце. А это ни к чему. Пусть мальчик до времени думает, что отец уехал в далекое путешествие.
        Дик недолго спрашивал об отце. В смутных, мимолетных воспоминаниях или в легких, мгновенно забываемых сновидениях отец являлся ему большим и добрым человеком без определенного лица, без определенного значения.
        Дни Дика были заполнены едой, играми, сказками и снова едой. Он много бегал, много ел, его любознательность была неистощима, а поразительной изобретательностью он ставил в тупик даже доктора Кларка.
        Весь дом и сад были в распоряжении мальчика, и он пользовался ими во всю ширь своей неукротимой энергии и фантазии.
        Но лучшими часами для Дика были те, которые он проводил с доктором Кларком.
        Старый врач полюбил Дика, как родного, и отдавал ему все свое свободное время. Собственная судьба сложилась у доктора так, что он не успел обзавестись семьей, и теперь весь нерастраченный жар его сердца, вся его доброта и любовь к детям достались Дику. Их общение заключалось в бесконечных беседах, во время которых мальчик задавал уйму вопросов, а старик терпеливо и с увлечением отвечал на них.
        Вначале Клементайн порывалась принимать участие в этих беседах, но потом примирилась с тем, что Дик любит толковать с доктором Кларком наедине.
        - Ты не обижайся, тетя Клеми! - уговаривал ее мальчик. - Я сильно, сильно люблю тебя, но у нас с доктором такие разговоры, такие разговоры, что ты только помешаешь!
        - Ну что это за разговоры, которые мне нельзя слушать? О чем?
        - Обо всем, тетя. Честное слово, обо всем!
        - Ну, если обо всем, тогда другое дело. Не буду вам мешать…
        А доктор Кларк с улыбкой ждал, когда Клементайн сдастся, и с довольным видом уводил Дика в сад.

«И все-таки он мой! Мой и ничей больше!» - утешала себя Клементайн, глядя вслед доктору Кларку и здоровенному мальчугану, кудрявая голова которого уже доходила старику до плеча.
        Новые неожиданные заботы возникли, когда Дику пришло время поступать в школу. Дело в том, что мальчик рос все быстрее и быстрее и в свои семь лет больше походил на пятнадцатилетнего подростка, чем на первоклассника. И вот тогда Клементайн впервые заговорила с доктором Кларком о необыкновенном здоровье и бурном росте своего племянника.
        Доктор Кларк внимательно выслушал ее и сказал:
        - Напрасно вы волнуетесь, Клементайн. Мальчик находится под постоянным медицинским надзором, отлично питается, живет в благоприятном для него климате…
        - Но его рост, доктор! Ведь он выглядит на пятнадцать лет!
        - Ну и что же? Вы слыхали об акселерации, Клементайн?
        - Об акселерации? Это еще что такое?
        - Ничего страшного. Акселерацией называют доселе неразгаданную способность современных детей расти и развиваться быстрее, чем росли и развивались дети предыдущих поколений. Это явление наблюдается во всемирном масштабе и объясняется тем, что дети стали лучше питаться и меньше болеть. Разумеется, каждый ребенок подвержен влиянию акселерации по-своему - один больше, другой меньше. Наш Дик, по-видимому, с исключительной силой реагирует на акселерацию. Отсюда его здоровье, его рост, его общее развитие.
        - А это не опасно, доктор?
        - Напротив. Это очень положительное явление в эволюции человеческого рода.
        - А в школе у Дика не будут неприятности из-за этой… акселерации?
        - Уверен, что ни малейших!
        Прошло еще немного времени, и Дик предстал перед комиссией учителей. Он был выше своей тетки и почти сравнялся с доктором Кларком. Только круглая розовощекая физиономия с большими удивленными глазищами да чистый заливистый дискант выдавали в нем семилетнего ребенка.
        Школьная комиссия была несказанно поражена видом такого первоклассника.
        - Ребенку семь лет. Вот его метрика. Прошу зачислить его в первый класс, - решительно заявила Клементайн и положила на стол документы Дика.
        - Что? Семь лет? В первый класс?! Вы, госпожа Мюррей, надо полагать, ошиблись. Вы, вероятно, хотели сказать, что юноше семнадцать лет и он поступает в первый класс лицея?.. - в замешательстве проговорил председатель приемной комиссии.
        Тогда в разговор вмешался доктор Кларк:
        - Никакой ошибки тут нет, господа. Перед вами действительно семилетний ребенок. Это сын уроженца нашего города Томаса Мюррея. Мальчик рос на моих глазах. Три года назад это был худенький малыш, который не дотягивал до своих четырех лет ни по весу, ни по росту. Но три года нормальной жизни, отличное питание, врачебный надзор сделали свое дело. Мальчик побил все рекорды роста. Но это не дает оснований сомневаться в том, что ему действительно семь лет. Его документы выданы в столице, и подлинность их бесспорна.
        Члены комиссии переглянулись, потом стали изучать метрику Дика. После этого председатель обратился к самому Дику:
        - Сколько тебе лет… э-э-э… мальчик?
        - Семь лет, сударь. Месяц назад исполнилось.
        - А как звать тебя?
        - Ричард Мюррей.
        - Читать ты умеешь?
        - Да, сударь. Я очень люблю читать. Книг у меня много-премного!
        - Ну хорошо, Дик. Выйди пока в коридор и подожди там. Только не шали. В школе шалить нельзя.
        - Я не буду шалить. Мне тетя Клеми уже говорила.
        Дик неуклюже поклонился и вышел.
        Председатель почесал переносицу и сказал:
        - Да-а, рост феноменальный… Он даже в парте для малышей не поместится…
        - Что поделаешь, акселерация! - глубокомысленно заметила Клементайн и добавила: - А насчет парты не беспокойтесь. Если возникнут особые расходы, я уплачу.
        - Что вы, госпожа Мюррей! Какие расходы! Возьмем парту у старшеклассников и поставим вашему Дику. Вот и вся проблема… Вот только если он и дальше будет так расти…
        - Это абсолютно исключено, - авторитетно заявил доктор Кларк. - Акселерация ускоряет развитие детей, но отнюдь не порождает великанов. Дик, конечно, обещает быть рослым человеком, но смею вас уверить, это будет в пределах нормы.
        - В таком случае, все в порядке. Ваш племянник принят, госпожа Мюррей. Занятия начнутся первого сентября.
        - Благодарю вас. Идемте, доктор Кларк!..
        Как-то раз, в дообеденное время, когда Дик был в школе, Клементайн вызвала доктора Кларка по телефону. Старик не заставил себя ждать - ведь вызов касался его дорогого Дика, а голос госпожи Мюррей звучал в трубке слишком взволнованно.
        - В чем дело? Что случилось? Где Дик?! - вскричал доктор, ворвавшись в гостиную и забыв от волнения снять шляпу.
        - Дик в школе. Но я хотела…
        - Погодите! Он здоров?
        - Здоров, здоров. Позавтракал с аппетитом и с собой взял кучу еды.
        - Слава богу!.. Ох, и напугали же вы меня, дорогая Клементайн!
        Доктор снял шляпу, вытер лысину носовым платком и устало опустился в кресло.
        - Я боюсь за Дика, доктор, - проговорила госпожа Мюррей.
        - Чего боитесь? Почему? Чем вызваны ваши страхи?
        - Он непрерывно растет, доктор!
        - И пусть себе растет на здоровье! Детям положено расти!
        - Да, но Дик растет так, что становится страшно! С тех пор как он пошел в школу, я внимательно слежу за его ростом. И что же я обнаружила? Вместо того чтобы расти все медленнее и медленнее, Дик растет все быстрее и быстрее. Первого сентября, когда он первый раз пошел в школу, в нем было семьдесят килограммов весу и сто семьдесят два сантиметра росту. За один только месяц Дик прибавил двенадцать сантиметров! Но это не самое страшное. Хуже то, что за первую неделю он вырос на полтора сантиметра, за вторую - на два с половиной, за третью - на три, а за четвертую, - на целых пять сантиметров. Что же будет дальше, доктор?
        - Вы в самом деле так тщательно следили за его ростом? Вы не ошиблись, Клементайн?
        - Нет, доктор. Я не могла ошибиться. Вот пометки на косяке, вот даты. Еще неделя - и Дик не пройдет в двери, не наклонив головы!..
        Доктор Кларк внимательно осмотрел пометки на дверном косяке. Потом он долго сидел в глубокой задумчивости. Наконец поднял на женщину растерянный взгляд.
        - Это… это… просто невероятно… Я не слыхал о чем-либо подобном… А как в школе, уже заметили что-нибудь?
        - Пока нет, но через месяц обязательно заметят. Ведь если это будет продолжаться, через месяц наш Дик достигнет двух с половиной метров. Это будет просто ужасно! Ведь он совсем еще ребенок!..
        - Не надо, Клементайн, не отчаивайтесь. Будем надеяться на лучшее. Я теперь сам займусь Диком. В школу пусть пока не ходит. Сообщите туда, что он заболел.
        С необходимостью прервать посещение школы Дик легко примирился. Отчасти потому, что все-таки чувствовал себя неловко среди малышей, отчасти же потому, что скучал на уроках, так как всю программу первого класса успел пройти с доктором Кларком. Возвращение к привольной жизни - к книгам, играм и непринужденным беседам со старым другом - он приветствовал от всей души.
        Однако вскоре мальчик стал замечать, что опекуны его чем-то сильно озабочены и уделяют ему гораздо больше внимания, чем прежде. Доктор ежедневно взвешивал и измерял его, следил за рационом его питания, подвергал тщательным осмотрам и различным анализам. А Клементайн забросила все свои дела ради того, чтобы неотступно находиться при Дике. Она смотрела на него печальными, испуганными глазами и часто повторяла:
        - Бедный мой Дик! Бедный мой мальчик!
        Однажды, гуляя один в саду, Дик подошел к высокому забору, до которого еще летом не мог дотянуться руками, и тут он с удивлением обнаружил, что может смотреть через забор, даже не поднимаясь на носки. Ему стало немного не по себе.
        В эту минуту соседские мальчишки, с которыми он летом водил дружбу, заметили над забором его голову и принялись кривляться, показывая на него пальцами:
        - Смотрите, смотрите, великан идет! Вот так первоклашка! Эй, Дик, достань с крыши воробышка!
        - Дураки! - ответил им Дик. - Вот поймаю, плохо вам будет!
        Мальчишки поняли, что им и в самом деле может быть плохо, если они попадутся в руки к такому верзиле, и, прекратив поэтому крик, поспешно убежали прочь.
        Красный, с трясущимися губами. Дик ушел в самый глухой угол сада, лег на ворох сухих листьев и горько расплакался.
        Напрасно звал его доктор Кларк. Мальчик впервые не откликнулся на голос любимого наставника, не прибежал со всех ног по его зову.
        В тот же вечер, когда Дик уснул на своем диване, к которому теперь приставляли кресло и два стула, доктор Кларк имел с госпожой Мюррей очень серьезный разговор. Она сидела на диване с вязаньем в руках, а старый доктор расхаживал по гостиной и говорил:
        - Я ничего не понимаю, дорогая Клементайн. Мне горько в этом признаваться, но это так. Я подвергал Дика самым тщательным осмотрам и не нашел в нем решительно никаких нарушений. Кровь, железы, печень, гипофиз - одним словом, все органы абсолютно в норме. Нигде и ни в чем ни малейших отклонений! И тем не менее он растет. Растет самым непостижимым образом!
        Спицы в руках женщины замерли, лицо побледнело.
        - Даже вы ничего не понимаете… Это ужасно, доктор!.. Сколько в нем уже?
        - Сегодня он достиг двух с половиной метров. А весит сто сорок килограммов…
        - Уму непостижимо!.. Вы и теперь считаете, доктор, что это просто акселерация?
        - Нет, Клементайн, не считаю. Это что-то другое.
        - Но что, что?!
        - Трудно сказать… Я думал посадить его на диету. Но это не поможет, а лишь ухудшит его самочувствие. Он ведь не потому растет, что много ест, а, скорее, наоборот - потому много ест, что быстро растет. Его клетки размножаются как бешеные. Им нужно все больше и больше материала, чтобы строить это несуразно большое тело. Ведь обычно по мере роста деятельность клеток в организме - я имею в виду их непрерывное размножение путем деления постепенно затухает. Многие клетки начинают отмирать, чтобы размеры человека оставались в определенных пределах. Это тонкая и сложная механика. Науке еще далеко не все удалось в ней постичь. Во всяком случае, я склонен рассматривать феноменальный рост нашего мальчика как некое нарушение в работе клеток. Но простому врачу эти проблемы не по силам. Тут нужны специалисты, цитологи, которые знают характер клеток и способны уловить малейшие в них изменения…
        - Вы хотите пригласить ученых из столицы, доктор?
        - Нет, Клементайн, приглашать никого не нужно. Дику нельзя оставаться в вашем доме. Его нужно самого увезти в столицу, пока это возможно… Погодите, не возражайте! Положение серьезнее, чем вы думаете. Сегодня Дика обидели мальчишки. Увидели над стеной сада его голову и принялись дразнить его. Дик чуткий мальчик. Он обиделся и плакал. Но потом вскочил и крикнул, что изобьет обидчиков. Вы понимаете, Клементайн, что это значит? Дик обладает нечеловеческой силой. Ударом кулака он может свалить взрослого мужчину! И при этом он ребенок, семилетний мальчишка, способный не помнить себя в драке. Сегодня он плакал, а завтра он может перемахнуть через забор и напасть на своих обидчиков. Вы представляете, что тогда будет?! В лучшем случае он их искалечит, но скорей всего просто убьет. И тогда его закуют в цепи и посадят в железную, клетку, как опасное для людей чудовище…
        - Пощадите, доктор! Довольно! - воскликнула госпожа Мюррей, обливаясь слезами. - Вы убедили меня. Когда вы намерены ехать?
        - Сегодня ночью, Клементайн. У меня уже заказаны билеты на поезд…
        Вскоре после полуночи Клементайн и доктор Кларк вывели заспанного Дика из дома. На мальчике был короткий макинтош и шляпа. Вся одежда ему была мала, тесна и едва прикрывала его тело. Он ежился от ночного холода и сладко зевал. Ему так хотелось спать, что он даже не спросил, куда это его ведут по темным улицам.
        До вокзала было близко, а улицы городка в этот час были совершенно безлюдны. И все же, когда они проходили мимо какого-то подъезда, из него вдруг послышался чей-то приглушенный голос:
        - Смотри, смотри, Дик Мюррей идет! Великан идет!
        Хорошо еще, что заспанный Дик не обратил на это внимания. Но перепуганные госпожа Мюррей и доктор Кларк чуть ли не бегом повлекли гигантского мальчика к вокзалу…
        Пусто и грустно стало в доме Клементайн после отъезда Дика. В комнатах царила гнетущая тишина, а безмолвие сада нарушалось лишь унылым шелестом опавших листьев. Не было больше ни криков, ни смеха, ни громкого топота, сотрясавшего стены старого дома. Осиротел диван с приставленными стульями, осиротели игрушки, книги, осиротели огромные кастрюли на кухне.
        Первые дни Клементайн не находила себе места: тосковала, плакала, ходила как неприкаянная по пустому дому. Потом взяла себя в руки и стала думать.
        В полной тишине думалось хорошо. Она часами сидела неподвижно в кресле вспоминала, доискивалась, сравнивала. Ей мучительно хотелось найти первопричину той ужасной и таинственной беды, которая постигла ее дорогого Дика. Что вызвало в нем этот ужасный рост?
        Перебирая события всех трех лет, которые Дик провел под ее опекой, Клементайн дошла до последнего свидания мальчика с умирающим отцом. И тут, словно внезапное озарение, в ее памяти вспыхнули слова Томаса: «Я сделаю так, что Дик никогда ничем не будет болеть…»
        А ведь Дик за эти три года в самом деле ни разу не болел!
        Значит - укол!
        Ни секунды не раздумывая, Клементайн бросилась на чердак. Не обращая внимания на пыль, она расшвыряла кучи хлама, нашла черный саквояж и, прижав его к груди, поспешно вернулась в комнату.
        Обтерев тряпкой тусклую потертую кожу, Клементайн с нетерпением открыла саквояж. Вот они, блестящие коробки из-под шприца и неведомого лекарства. А что под ними? Под ними оказалось два десятка толстых тетрадей в клеенчатом переплете. Сердце женщины так и замерло от радости: «Здесь, конечно, здесь хранится объяснение всему, что происходит с бедным Диком!»
        Она взяла верхнюю тетрадь и уселась в кресло. Сначала она раскрыла ее наугад где-то посередине. В глазах зарябило от схем, уравнений и формул. Тогда она вернулась к началу. На первых страницах был обычный текст, написанный размашистым, торопливым почерком Томаса. Вот что прочла госпожа Мюррей:
«Жить вечно, жить всегда, никогда не уходить из этого прекрасного мира, никогда не расставаться с милыми нашему сердцу людьми - это ли не самое давнее, самое горячее желание человека! Многие тысячелетия искал человек средство стать бессмертным, многие тысячелетия гонялся за призрачными синими птицами счастья. Но нужно ему было пройти весь огромный и сложный путь развития, чтобы найти наконец то, что было его всегдашней мечтой: ключи к бессмертию.
        Где же они оказались, эти золотые ключи? Кто хранил их от человека так крепко и надежно?
        Хранителями ключей к биологическому бессмертию природа назначила невидим о к - самых крохотных существ в мире. Их нельзя увидеть простым глазом, они меньше острия иголки, и каждое из них состоит из одной-единственной клетки.
        Человек познакомился с этими существами лишь тогда, когда изобрел первый микроскоп. Увидел их человек, удивился и назвал простейшими.
        Да, простейшие! Это самые древние живые организмы Земли. Миллиарды лет назад ими буквально кишели теплые воды первозданного океана. В наше время простейшие тоже в основном живут в воде. Но некоторые виды свирепствуют и на суше: расселяются в виде болезнетворных клеток по чужим организмам.
        Но где же у них золотые ключи? А вот где.
        Одноклеточные малютки с самого начала своего существования наделены теми чудесными свойствами, о которых так страстно мечтает человек: они бессмертны! Каждая самостоятельная клетка, становясь взрослой, делится пополам, и из каждой таким образом возникают две новые клетки. Нет ни смерти, ни трупов одно лишь вечное деление.
        А что такое человеческое тело? Это огромная колония таких же одноклеточных существ. Только здесь они организованы по особому плану, разделены на отряды специалистов и действуют по одной общей программе. В такой колонии у клетки нет собственных интересов, несовместимых с интересами всего организма. Высшая цель деятельности этих клеток - благополучие и процветание всей родной колонии, то есть всего организма. Наши мышцы, кровь, кости, нервные ткани состоят приблизительно из тысячи миллиардов отдельных клеток. Общее устройство каждой из этих клеток ничем, в сущности, не отличается от устройства одноклеточных простейших, обитающих в обыкновенной луже. И там и тут оболочка, цитоплазма, ядро. Разница между ними лишь в том, что клетки, составляющие сложный организм, несут в себе задатки своей собственной смерти, а клетки неорганизованные, так сказать дикие, - бессмертны.
        Если взять отдельные человеческие клетки и поместить их в питательную среду, иными словами - вернуть им первозданную свободу и независимость, то вначале они будут вести себя столь же активно, как и их „дикие“ собратья. Они будут делиться на новые, омоложенные, клетки, а эти, достигнув зрелости, в свою очередь разделятся пополам. А потом снова и снова. Казалось бы, путь в бесконечность открыт: размножайтесь, человеческие клетки, на свободе, и да не будет этому ни конца, ни предела! Но не тут-то было!
        По какой-то непонятной причине эти подопытные человеческие клетки теряют вдруг способность к делению и погибают. Да, да, они умирают в самом буквальном значении этого слова, и вскоре в питательном растворе нет ничего, кроме их крошечных трупиков.
        Повальная смерть клеток, которая в лабораторных условиях наблюдается после пятидесятого деления, происходит и в человеческом организме. „Трагедия“ человеческих клеток начинается приблизительно в тридцатилетнем возрасте. Для самого человека это происходит абсолютно незаметно. Однако в возрасте восьмидесяти лет в человеке умирает уже до десяти килограммов клеток, и это, конечно, заметно отражается как на внешнем облике человека, так и на деятельности всех его органов. Вскоре после этого на колонию обрушивается смерть. Погибает колония клеток, а с нею погибает и человек.
        Почему же клетки тела умирают, а свободные одноклеточные, эти самые простейшие, нет?
        Ответ на этот вопрос предельно прост:

„Дикие“ клетки свободны и независимы. Им ни о чем не нужно заботиться, кроме добывания пищи и деления. Они не служат никаким высшим целям. Другое дело клетки сложного организма - их жизнь и деятельность подчинены высшим целям: неумолимым законам эволюции вида.
        Любое многоклеточное существо обязано развиваться и приспосабливаться к изменчивой среде. А это возможно только при непрерывно действующем естественном отборе. В какой-то мере бессмертие клеток здесь заменено бессмертием вида в целом. Не отдельной особи, а именно вида.
        Немаловажным фактором в эволюции вида являются и определенные, присущие только данному виду размеры тела отдельной особи. Не поэтому ли гибель клеток в сложном организме начинается тогда, когда особь достигает предела своего роста и дальше расти не смеет? Да, это так. Именно поэтому мышь всегда остается мышью и никогда не достигает размеров слона. У человека рост полностью прекращается где-то в пределах тридцати лет. И что же? Как раз в этом возрасте эволюция наносит первый удар по колонии его клеток.
        И, наконец, третьим фактором, определяющим продолжительность жизни колонии клеток, следует считать частоту ритмов в смене поколений. Эта частота определяется продолжительностью жизни отдельной особи, принадлежащей к тому или иному виду. Так, например, человек живет в среднем 80 - 90 лет, лошадь 25 - 30, мышь - 3 - 5 лет.
        Итак, смертный приговор колонии клеток в сложном организме выносит трибунал из трех неумолимых судей. Вот их имена: Естественный Отбор, Предел Роста и Ритм Смены Поколений.
        Если клетки в колонии человеческого тела избавить от этого беспощадного трибунала, они будут жить и размножаться вечно. А это и есть золотые ключи к бессмертию. Но вот вопрос: не вызовет ли это непрерывное увеличение человеческого тела? Несомненно вызовет. Однако это увеличение будет настолько незначительным, настолько пренебрежимым, что о нем и говорить не стоит. За тысячу лет человек среднего роста достигнет от силы двух с половиной метров. Прибавки будут менее заметными, чем между двадцатью пятью и тридцатью годами. Объясняется это просто: интенсивность обновления клеток останется сбалансированной в пределах, установленных самой природой.
        А теперь конкретное решение проблемы. Для этого прежде всего нужно подвергнуть тщательному анализу клеточный белок - протеин и производителей белка - рибосомы.»
        И все. Больше Клементайн не нашла ни слова ни в этой, ни во всех остальных тетрадях. Сотни страниц в них были заполнены одними формулами, схемами, уравнениями, диаграммами. Однако и прочитанного было более чем достаточно.
        Уложив тетради обратно в саквояж, госпожа Мюррей задумалась.
        Биологическое бессмертие! Так вот к чему стремился этот неисправимый гордец Томас! .
        Но разве это возможно - жить всегда? Да и зачем? Люди привыкли умирать. Это страшно, но это неизбежно. Вот и сам Томас тоже умер…
        Да, сам умер, а сыну перед смертью ввел препарат, в котором что-то важное осталось, по-видимому, недоработанным. За тысячу лет до двух с половиной метров! Какая страшная ошибка! Дик за три года достиг этих двух с половиной метров и продолжает расти все быстрее и быстрее. Томас допустил ошибку в своих расчетах. Это ясно. Но кто сумеет разобраться в его ошибке?
        Клементайн встала и взволнованно прошлась по комнате. Ей почудился звонкий голос Дика, прозвучавший где-то в саду. Она вздрогнула и невольно метнулась к двери. Но тут же опомнилась. Это не Дик, это тишина звенит голосом Дика. А может быть, это кричит ее собственное сердце?..
        Она остановилась перед черным саквояжем и сжала виски ладонями.
        Что делать? Забрать эти тетради и отправиться в столицу? Но где она там будет разыскивать доктора Кларка?.. Нет, нет, так она может лишь напрасно затянуть время. Лучше подождать, когда доктор вернется или как-нибудь о себе сообщит…
        Однажды, возвращаясь домой с покупками, Клементайн заметила, что возле газетного киоска на соседней улице собралась большая толпа. Это показалось ей странным, и она пошла посмотреть, что там происходит.
        Люди нарасхват раскупали газеты. Из общего возбужденного гула то и дело выделялось слово «сенсация». Когда госпожа Мюррей приблизилась, разговоры умолкли, и толпа расступилась. Купив несколько столичных газет, Клементайн повернулась уходить, но тут ее остановила взволнованная молодая женщина:
        - Простите, у меня только один вопрос. Можно?
        - Пожалуйста, - согласилась госпожа Мюррей.
        - Скажите, чем вы кормили своего племянника Дика, что он вырос у вас такой большой?
        - Чем кормила?.. Странно… А откуда вы знаете про моего Дика?
        - Да вот из этих газет, которые и вы купили.
        Клементайн глянула на газеты и обомлела. Всюду на первых полосах были напечатаны фотоснимки Дика - поясные, на фоне сада, в обществе доктора Кларка. На всех снимках Дик улыбался и выглядел абсолютно нормальным, только чрезмерно большим мальчишкой.
        Из глаз Клементайн хлынули слезы. Пробормотав извинение, она схватила газеты и чуть ли не бегом бросилась к себе домой.
        - Себя не помнит от счастья! - прогудел ей вслед чей-то завистливый голос.
        Дома Клементайн с жадностью набросилась на газеты.
        В статьях, посвященных мальчику-великану, не было ни тени тревоги. Тон их был радостный, возбужденный, порой даже восторженный. Одна статья, например, называлась так:

«НАКОНЕЦ-ТО ЧЕЛОВЕК СЛОМАЛ БАРЬЕРЫ РОСТА!»
        Прочитав все эти газеты, Клементайн отложила их в сторону и, глядя куда-то в окно, громко проговорила:
        - Теперь восторги, восхваления, а что будет через год?.. Ох, скорей бы уж пришло письмо от доктора Кларка!..
        Письмо пришло на другой день.
        Доктор Кларк подробно описывал поездку, прибытие в столицу и первую встречу Дика со столпами науки.
        Мальчик-великан вызвал среди ученых настоящий переполох. Доктор Кларк даже не ожидал, что бедного мальчика окружат таким вниманием и заботами. По указанию правительства была в спешном порядке сформирована специальная комиссия для изучения небывалого в истории человечества феномена. Этой комиссии были выделены огромные средства.
        И вот один из самых больших столичных парков обнесли шестиметровой стеной и здесь наскоро собрали для Дика высокий павильон. Комнату Дика сделали восьмиметровой высоты, кровать изготовили пятиметровую - с запасом. Соответствующих размеров были и остальные предметы: стол, стул, шкаф с книгами и даже набор разнообразных игрушек.
        Специальный повар готовил для Дика пищу, специальный портной обшивал его, специальные педагоги занимались с ним по школьной программе.
        Доктору Кларку разрешили остаться при Дике. Глубоко потрясенный и перепуганный мальчик ни на минуту не хотел расставаться со своим старым наставником. Пришлось руководителю КИРМа (сокращенное название КОМИССИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ РИЧАРДА МЮРРЕЯ) известному ученому-биологу профессору Артуру Джексону зачислить доктора Кларка в штат на должность Главного Опекуна. А доктор, конечно, с радостью согласился остаться.

«А теперь относительно Вас, Клементайн, - писал в заключение старый врач. - Я знаю, что Вам очень хотелось бы повидать и обнять своего Дика. Я уже говорил об этом с профессором Джексоном. Это очень честный и отзывчивый человек. Он разрешил Вам раз в месяц навещать Дика. Обязательно приезжайте! Искренне Ваш доктор Сэмюэль Кларк».
        Известность и популярность Дика росли, пожалуй, быстрее, чем он сам. Прошло всего лишь две недели, как в газетах появились первые снимки мальчика-великана и первые туманные сведения о нем, а он уже стал для всего мира сенсацией.
        Толпы репортеров осаждали Павильон Мюррея, требуя доступа к феноменальному мальчику. Телевизионные компании предлагали взять на себя все расходы по содержанию непрерывно растущего великана, если им будет позволено установить в парке и павильоне постоянно действующие телекамеры. Крупнейшие киностудии готовы были уплатить Дику баснословные гонорары за согласие сняться в одном-единственном фильме. Соблазнительные предложения сыпались со всех сторон.
        Короче говоря, увлечение было всеобщим и небывалым по своему масштабу. Одни лишь ученые из КИРМа не разделяли этих восторгов. У них не было причин для ликования. За две недели их работа не продвинулась ни на шаг. Материала было собрано много, но из него невозможно было сделать никаких конкретных выводов.
        Шло очередное, десятое по счету, заседание КИРМа. Перед собранием именитых ученых выступал профессор Джексон. Глава комиссии был высок, строен, как юноша, с четким орлиным профилем и пышной гривой белых волос. Ему было уже за шестьдесят, но его черные глаза горели молодым задором, а голос звучал чисто и раскатисто, как медный колокол. Он сказал:
        - Две недели уже Дик Мюррей находится под нашим наблюдением. Мы подвергли его всем доступным науке исследованиям, исчерпали все возможности современной диагностики, но результаты наших усилий равны нулю. Показатели здоровья Дика абсолютно идеальны, а показатели роста абсолютно беспрецедентны. Это необыкновенно живой, одаренный и жизнерадостный ребенок. Он добр и отзывчив, энергичен и смел, честен и справедлив. В нем собраны все лучшие человеческие качества. Но… он растет, непрерывно растет, так что портной едва успевает шить для него новые костюмы… Несколько дней назад, уважаемые коллеги, к Дику приехала его родная тетка Клементайн Мюррей. Думаю, нам будет полезно поближе познакомиться с этой женщиной и кое о чем расспросить ее. Быть может, нам посчастливится уловить в ее рассказе что-нибудь такое, что послужит нам отправной точкой для дальнейших поисков…
        Дик влетел в комнату доктора Кларка, чуть не сорвав с петель высокую дверь.
        - Тетя Клеми, идем! Я покажу тебе мое самое любимое дерево, на которое мне разрешают взбираться!
        Дик захлебывался от восторга. Присев перед теткой на корточки, он с нетерпением тянул ее за рукав.
        - Идите с ним, Клементайн. Теперь он на два часа ваш, - с улыбкой сказал доктор Кларк.
        - Не слишком ли много строгостей для такого маленького мальчика, доктор? - ворчливо заметила госпожа Мюррей.
        - Так надо, дорогая Клементайн. Санаторный режим!
        - Ну, тетечка, ну идем же! - закричал Дик с таким отчаянием, что Клементайн поспешно поднялась и пошла за племянником в парк.
        Любимым деревом Дика оказался гигантский платан. На нем Дик продемонстрировал перед теткой свою ловкость и силу. С непостижимой быстротой взбирался он по ветвям могучего дерева, раскачивался на многометровой высоте, так что у госпожи Мюррей от страха замирало сердце, а толстые мускулистые ветви платана гнулись и потрескивали под его тяжестью.
        Потом он спрыгнул вниз, бесконечно довольный, запыхавшийся и, не дав себе ни минуты передышки, потащил свою тетку дальше показывать диковинные деревья парка, уже полностью освободившиеся от листвы.
        Ни госпожа Мюррей, ни Дик не заметили, что всю сцену у платана заснял на кинопленку маленький юркий человек, укрывшийся в соседних кустах. Когда они ушли, человечек выбрался из кустов, засунул кинокамеру в кожаный футляр и радостно пробормотал:
        - Вот это удача так удача!
        После этого он бегом припустил к стене парка, где его ждала веревочная лестница.
        За огромным круглым столом сидело человек сорок. При появлении профессора Джексона и госпожи Мюррей все встали. Глава КИРМа усадил гостью рядом с собой и сказал:
        - Мы все отлично понимаем, сударыня, что необъяснимое состояние организма вашего племянника не сенсация для широкой публики, а странное патологическое явление, чреватое многими последствиями как для самого Дика, так и для человеческого рода в целом. Ваш племянник обладает исключительным здоровьем, и он растет. Мы не знаем, что послужило толчком для такого бурного роста. Мы не знаем, есть ли этому росту какой-нибудь предел. Мы можем лишь предполагать, что Дик будет расти до семнадцати-восемнадцати лет. Однако и в таком случае он достигнет совершенно немыслимых размеров. Не буду вас пугать точными цифрами. Скажу лишь, что легче будет прокормить город со стотысячным населением, чем вашего восемнадцатилетнего племянника. Мы ищем возможности затормозить его рост без грубых посягательств на его исключительное здоровье. Его теперешние размеры еще вполне приемлемы. Даже шесть-семь метров не будут бедствием. Но до десяти метров мы доходить не смеем. Такие размеры полностью исключат Дика из человеческого общества и обрекут на вечное одиночество. Времени у нас мало, сударыня. Мы очень спешим и поэтому
убедительно просим вас рассказать без утайки все, что вы знаете о Дике Мюррее…
        Женщина выслушала эту тираду с опущенной головой. Когда профессор Джексон умолк, она горько вздохнула и принялась подробно излагать историю Дика.
        Ученые мужи внимательно выслушали Клементайн, но ничего нового из ее рассказа не почерпнули. Она повторила лишь то, что они знали уже от доктора Кларка…
        Но в чем же дело? Почему Клементайн, так спешившая передать ученым тайну черного саквояжа, вдруг изменила свои намерения и ни словом не обмолвилась ни о роковом уколе, ни о тетрадях в клеенчатом переплете?
        Дело в том, что все эти дни, проведенные в столице, ее сердце терзали грозные сомнения. Она поняла вдруг, что, ознакомившись с записками ее покойного брата, ученые бросятся лечить Дика от… бессмертия. Да, да, они начнут отнимать у ребенка
«лишние» запасы здоровья, «лишние» годы жизни. Но это еще полбеды. Хуже будет, если они окажутся бессильными перед этим неудержимым ростом и несокрушимым здоровьем. Зная, что Дик бессмертен и что, стало быть, будет расти всегда, ученые не задумываясь убьют его. Убьют по той простой причине, что бессмертный великан, непрерывно увеличивающий свои размеры, станет через десять - пятнадцать лет угрозой для всего человечества… Выходит, что отдав записки Томаса ученым КИРМа, она собственноручно подпишет смертный приговор своему дорогому Дику?
        Вот почему Клементайн замкнула свою душу на семьдесят семь замков, упрятав в ее самых сокровенных глубинах тайну здоровья и роста бедного Дика. Она уехала домой и увезла с собой драгоценные записки брата, не показав их даже доктору Кларку, которого считала своим преданным другом.

«Надо об этом крепко подумать, прежде чем совершить непоправимый поступок…» - решила она.
        Прошла зима, наступила весна, и всеобщее восхищение Диком Мюрреем постепенно превратилось в панический страх перед ним. Кумир толпы нарушил к тому времени все границы здравого смысла.
        Вот краткие данные его роста за эти месяцы:
        Декабрь: рост 4 м 12 см, вес - 554 кг.
        Январь: рост - 5 м 76 см, вес - 937 кг.
        Февраль: рост - 7 м 93 см, вес - 2233 кг.
        Март: рост - 10 м 17 см, вес - 4106 кг.
        Апрель: рост - 13 м 69 см, вес - 7701 кг.
        Май: рост - 17 м 82 см, вес - 13153 кг.
        К тому времени, когда парк украсился свежей зеленью, на Дика Мюррея можно было смотреть, не перелезая через стену. Эта шестиметровая преграда укрывала великана лишь немногим выше колен.
        Павильон Мюррея за это время перестраивали трижды, а персонал для обслуживания малолетнего великана пришлось увеличить вдвое.
        Дик и сам был немало испуган своим страшным ростом. Порой ему казалось, что его обманывают, что это не он растет, а все люди, сговорившись, начали уменьшаться в размерах вместе со своими домами и машинами, деревьями и животными. Постепенно он утратил веселое расположение духа, стал раздражителен, потерял аппетит и неохотно подчинялся своим наставникам.
        По утрам великана трудно было поднять с постели. От зарядки он категорически отказывался. Через силу проглотив завтрак, уходил в парк к своему любимому платану, садился на траву и часами сидел неподвижно, глядя вверх на яркое голубое небо.
        Иногда его находили горько плачущим. В такие минуты никто, кроме доктора Кларка, не рисковал подходить к нему. От чужих он отмахивался не глядя, а небрежный взмах его руки мог искалечить или даже убить человека.
        Перед воротами парка стали собираться толпы людей с транспарантами в руках. Это были недовольные. Они громко скандировали свои требования:
        - Великан, прочь из столицы!
        На транспарантах была изображена гигантская рука, сжимающая маленького человечка с вытаращенными глазами. Над рисунком - короткая энергичная надпись: «ЭТОМУ НЕ БЫТЬ!
        Какие-то типы, проезжая близ стены парка, обстреляли Дика из крупнокалиберного пулемета и скрылись. Пули, к счастью, лишь слегка оцарапали великана, но испугали его неимоверно. Он стал бояться выходить в сад и все дни напролет проводил теперь у себя в комнате, довольствуясь обществом Доктора Кларка.
…Теперь, чтобы беседовать со своим дорогим Диком, доктору Кларку приходилось устраиваться в кресле прямо у великана на столе. Конечно, это был уже не стол, а гигантский навес на четырех восьмиметровых столбах. Дик сам поднимал старика на стол вместе с его креслом. Бедный доктор Кларк при этом крепко зажмуривался, а лысина его покрывалась испариной.
        Как-то раз во время одной из таких бесед Дик спросил:
        - Доктор, за что они меня не любят? Почему они стреляли?
        - Они боятся тебя, мой мальчик. Ты стал слишком большим.
        - Это правда. Мне и самому страшно… - вздохнул великан.
        - Не расстраивайся, дорогой. Мы ведь для того сюда и приехали, чтобы вылечить тебя от этого «великанства».
        - А когда меня вылечат, я снова стану как все?
        - Непременно, Дик, непременно!
        Мальчик склонил голову к самому столу и уперся подбородком в могучие кулаки. На доктора в упор уставились два огромных черных глаза, до краев наполненные печалью. Дик тяжело вздохнул и спросил:
        - Доктор, а почему вы меня не лечите? Ведь вы тоже умеете лечить больных. Я знаю! Вы даже папу моего лечили!
        - Разве ты помнишь его?
        - Кого? Папу? Помню, доктор. Мой папа был сильно болен, когда мы приехали к тете Клеми. И вы лечили его. Но потом он умер…
        - Кто тебе сказал об этом?
        - Никто. Я сам догадался… Жалко, доктор, что мой папа умер. Уж он бы наверно побыстрее вылечил меня!
        - Разве твой папа лечил людей?
        - Людей? Не знаю… А меня лечил. Он сделал мне укол. Это было очень больно. Но потом я стал много есть и быстро расти…
        Доктор вскочил с кресла, словно ему самому неожиданно сделали укол. Лицо его исказилось от волнения, вызванного внезапной догадкой.
        - Дик, что ты говоришь? Когда отец делал тебе укол?
        - Когда был совсем больной и тетя Клеми повела меня к нему прощаться. Вы еще тогда вошли и погладили кошку. А я сидел за столом и ел кашу. И вы сказали…
        - Погоди, довольно! Почему ты не сказал об этом раньше?
        - Просто забыл. Да ведь никто и не спрашивал меня про папу… А что такое, доктор? Почему вы так рассердились?
        - Я не рассердился, Дик. Но мне немедленно нужно поговорить с профессором Джексоном. Ты вот что. Дик, спусти меня обратно на пол. Только поскорее!
        А в кабинете профессора Джексона сидел в это время представитель правительства генерал Лоопинг. Это был широкоплечий коренастый мужчина с каменным квадратным лицом и с безукоризненной выправкой военного. Он появился в КИРМе неспроста. Наделенный большими полномочиями, он мог по собственному усмотрению решить судьбу Дика.
        Генерал Лоопинг сказал:
        - Вчера вечером, дорогой профессор, вопрос о Ричарде Мюррее обсуждался на закрытом заседании парламента. Большинство депутатов высказались за удаление вашего феномена за пределы страны. Правительство поручило мне заняться этим вопросом. Но, прежде чем высказывать свои соображения, я хотел бы услышать что-нибудь о дальнейших планах КИРМа.
        - У нас нет никаких планов, генерал, - твердо ответил Джексон. - Наша комиссия зашла в тупик. Мальчик растет, и мы пока что бессильны остановить или хотя бы замедлить его рост.
        - Значит, он будет расти без конца?
        - В нашей природе ничего не бывает «без конца», генерал. В организме нашего мальчика произошло загадочное разрушение барьера видовых размеров. Человеку не свойственно достигать такого гигантского роста. Но для животного мира в целом рост и вес Дика отнюдь не являются феноменальными. Земля рождала исполинов, во много раз превосходивших своими размерами нашего великана. А в океане и теперь обитают гиганты, вес которых достигает сотни тонн. Однако природа и здесь поставила строгие барьеры. Помимо видовых, существуют общие биологические пределы роста для всех живущих на нашей планете организмов. Животное в тысячу тонн - это нонсенс. Я уверен, что и наш мальчик не вырвется за эти пределы.
        - А вам известно, профессор, какими числами может быть обозначен этот биологический барьер?
        - Не берусь утверждать, генерал. Фауна океанских глубин еще недостаточно изучена. Там могут скрываться сюрпризы весьма внушительных размеров. Но уверяю вас, что человек-гора нам не угрожает.
        - Можно подумать, профессор, что человек-утес вас вполне устраивает… Ответьте мне на такой вопрос. Вы задумывались над тем, какая участь ожидает вашего малыша, если он не подчинится законам природы и поломает все биологические барьеры роста?
        - Не представляю себе…
        - Его придется ликвидировать!
        Седые брови Джексона резко сдвинулись, глаза засверкали.
        - Вам не кажется, генерал, что, помимо биологических барьеров, существуют еще барьеры нравственные, правовые? По какому, интересно, закону вы приговорите к смерти восьмилетнего ребенка, вся вина которого состоит лишь в том, что он непрерывно растет?
        - Вы сами отлично понимаете, что ни о какой вине тут не может быть речи. Наводнения, засухи, извержения вулканов и тому подобные стихийные бедствия тоже ни в чем не виноваты, и тем не менее человек с ними борется и устраняет их, потому что они для него опасны. Поэтому за законом дело не станет, уважаемый профессор. Сегодня его нет, завтра будет. Но сейчас нам надо поговорить о другом. Вы, как я понял, намерены продолжать изучение этого феноменального мальчика Ричарда Мюррея. Ну что ж, правительство не возражает и некоторое время еще будет финансировать работу КИРМа в надежде, что когда-нибудь эта работа принесет свои ощутимые плоды. Но вам придется избавить страну от присутствия вашего феномена. Человек-утес становится слишком неудобен и опасен. Вы можете что-нибудь предложить в этом направлении?
        - К сожалению, нет. Мне в голову не приходило, что мальчика придется изгнать из его родной страны.
        - Давайте без сантиментов. Это не изгнание, а всего-навсего мера предосторожности. Так будет лучше и для Дика, и для нашей общественности. Мне кажется, самым подходящим решением был бы остров. У меня уже есть один на примете. Небольшой клочок земли, скал и леса посреди океана. Размеры его ничтожны: восемнадцать километров в длину и одиннадцать в ширину. Две речушки с отличной водой, пятьсот гектаров леса. Местные обитатели - их там человек семьсот - занимаются рыбной ловлей и скотоводством. Мешать не будут. А если все-таки взбунтуются, переселим их в другое место… Ну как, профессор, хорошая идея?
        - Не берусь сразу отвечать, генерал. Мы обсудим ваше предложение, - сдержанно сказал Джексон.
        Генералу это не понравилось. Отбросив личину любезного собеседника, он одним движением бровей превратился в грозного начальника.
        - Некогда обсуждать, профессор! - сказал он резко. - Действовать надо быстро и решительно. Пока ваш феномен транспортабелен. Завтра же пришлите ко мне представителей для согласования наших действий. Переезжать нужно немедленно! Это приказ!
        - А коли приказ, то и говорить не о чем. Завтра в девять ноль-ноль представители КИРМа явятся в ваше распоряжение! - бодро воскликнул профессор, смеясь одними глазами.
        Ему вдруг почему-то стало ужасно весело. Но генерал этого не заметил и ушел, вполне довольный собой.
        Едва дождавшись ухода важного посетителя, доктор Кларк тут же вбежал в кабинет шефа:
        - Потрясающая новость, профессор!
        - Рад вас видеть, Кларк. Садитесь и рассказывайте.
        Но доктор Кларк не стал садиться. Когда он волновался, ему хотелось двигаться.
        - Сегодня Дик вспомнил, что его отец Томас Мюррей, сделал ему перед смертью какой-то укол! - выпалил он.
        - Погодите… Какой укол? Почему? Мальчик был болен?
        - В том-то и дело, что Дик был абсолютно здоров. Я же видел его! Он говорит, что отец сделал ему укол, когда тетка привела его проститься с умирающим. Я находился в это время рядом, в гостиной. Мальчик пронзительно закричал. Я бросился туда, но у дверей остановился, потому что услышал голос больного. Он отчетливо произнес:
«Доктору Кларку об этом ни слова!» Услышав такое, я, конечно, поспешно вернулся в гостиную, уверенный, что дело касается какой-то семейной тайны.
        - Значит, тетка Дика присутствовала при этом?
        - Вне всяких сомнений.
        - Почему же она скрыла от нас такой важный факт?.. Странно… Впрочем, лучше всего поговорить с ней лично. Вот что, доктор, дайте госпоже Мюррей телеграмму, пусть приезжает немедленно. Позже нам трудно будет встретиться с ней. Нас ждут большие перемены.
        - Что-нибудь случилось, шеф?
        - Да, доктор. Правительство расщедрилось и подарило нам целый остров, который лежит где-то посреди океана. Но при одном условии: мы немедленно должны все свернуть и освободить столицу от своего присутствия.
        Как только радио, телевидение и газеты распространили весть о том, что Ричард Мюррей переселяется на далекий остров, жители столицы сразу изменили свое отношение к малолетнему великану. Вместо демонстрантов, требовавших удаления Дика, стали приходить многочисленные делегации с ценными подарками. Их было очень много, этих подарков, и среди них были такие, которые пришлись кстати особенно теперь, накануне большого путешествия.
        Различные фирмы в спешном порядке изготовили для Дика свою продукцию, придав ей небывалые размеры. Фабрика готового платья сшила для Дика огромный матросский костюм и просторный плащ из алого сукна. Шляпная фирма поднесла ему две исполинские шляпы и бархатный берет с пером. Местный обувной король подарил Дику пару ботфортов и пару башмаков фантастического 216-го размера. Эту чудовищную обувь везли на грузовике, на бортах которого красовалась рекламная надпись: «ФИРМА ХОБАРТ И К° ОБУВАЕТ ВСЕХ, ДАЖЕ ВЕЛИКАНОВ!» Печатники поднесли Дику книгу Свифта
«Гулливер в стране лилипутов». Трехметровая книга была в кожаном переплете с золотым тиснением, а на нее пошла самая высококачественная бумага. Главным назначением всех этих подарков была реклама: каждая фирма стремилась продемонстрировать свое превосходство над конкурентами.
        Но были подарки и другого рода. Их от чистого сердца давали рабочие профсоюзы и ассоциации ремесленников. Эти отличались не только практичностью, но и бесконечным разнообразием. Чего тут только не было! Гигантские рыболовные снасти, которыми впору было ловить акул; охотничьи ружья величиной с пушку; исполинские бинокль и фотоаппарат; несколько наборов самых разнообразных инструментов; кухонная и столовая посуда; школьные принадлежности и всевозможные игрушки и многое, многое иное. Некоторые предметы были таких невероятных размеров, что даже Дику при его теперешнем росте они казались несуразно большими. По-видимому, они делались, так сказать, навырост.
        Клементайн приехала в столицу как раз к началу этого нескончаемого потока подарков. Дика она застала в парке. Разодетый во все новое, он трубил в гигантский медный рожок, хохотал, пел песни и плясал, к несказанному удовольствию многотысячной толпы, усеявшей все здания вокруг парка.
        Заметив тетку, которая уже минут десять стояла, прижавшись к знаменитому платану, и со слезами на глазах наблюдала за своим мальчиком, Дик отшвырнул рожок и присел на корточки.
        - Тетечка, милая, наконец-то ты приехала! Смотри, смотри, меня снова все любят! И я уезжаю, на взаправдашный остров!
        В порыве радости мальчик сел на траву и привлек тетку к себе,
        - Тише, тише, увалень! Ты же раздавишь меня! - взмолилась госпожа Мюррей.
        - Не бойся, я потихонечку!
        Дик поставил тетку на ноги и лег возле нее, чтобы удобнее было заглядывать ей в лицо.
        - Ты чуть мне кости не поломал! - ворчала госпожа Мюррей, оправляя на себе платье.
        - И ради бога, не кричи так громко. Ведь оглохнуть можно!
        - Я буду говорить совсем-совсем тихо! - прогремел Дик с широченной улыбкой и принялся рассказывать тетке про остров, про море, про подарки и про то, как его снова полюбили все жители столицы.
        Переселение на остров не удалось осуществить так быстро, как хотелось генералу Лоопингу. В конце июня на острове еще шли работы по строительству нового павильона. Но ждать было больше нельзя. Дик к этому времени достиг двадцати метров и весил семнадцать с лишним тонн. Теперь он уже казался не просто мальчиком-великаном, живым воплощением здоровья, красоты и силы, а чуждым для людей пришельцем с какой-то неведомой гигантской планеты.
        Генерал Лоопинг, ежедневно следивший за прибавками в росте и весе Дика, решил не дожидаться конца работ на острове и начать переселение немедленно.
        - Завтра второе июля, профессор, завтра и отправляйтесь. Я не могу вам больше дать ни одного часа. Общественность сейчас настроена благоприятно, нужно этим воспользоваться. Завтра я направлю батальон гвардейцев для охраны Мюррея, а на шоссе от столицы до порта расставлю усиленные наряды полиции. Завтра отправляйтесь!
        Профессор Джексон не счел нужным противиться этому, тем более, что рекомендация генерала и на сей раз звучала как категорический приказ. Он отдал все нужные распоряжения, а вечером выкроил полчаса для беседы с теткой великана.
        На столе профессора то и дело звенел один из телефонов, в кабинет заходили усталые люди за указаниями и советами. Разговор из-за этого получился с перебоями.
        - Ваш племянник, госпожа Мюррей, рассказал доктору Кларку о том, что умирающий отец сделал ему какой-то укол и что вы при этом присутствовали. Вы помните об этом случае?
        Клементайн страшно побледнела и с минуту не могла вымолвить ни слова. Джексон не обратил внимания на ее замешательство. Он просматривал в это время какие-то бумаги, принесенные секретарем для подписи.
        - Вы говорите, укол?.. Ни о каком уколе я ничего не знаю, профессор. Мальчик, должно быть, перепутал что-нибудь… - проговорила наконец Клементайн.
        - Я тоже полагаю, что в воспоминаниях Дика произошла какая-то путаница. Ведь вы бы рассказали нам об этом, если бы что-либо подобное в самом деле произошло?
        Профессор отвлекся от бумаг и пытливо глянул на женщину поверх очков.
        - Конечно, рассказала бы! - в полнейшем замешательстве вздохнула та и опустила глаза.
        На сей раз ее смятенное состояние не ускользнуло от Джексона. Он вдруг встал, подошел вплотную к Клементайн и взял ее за руку. Несколько мгновений он исследовал ее лицо внимательным взглядом, затем тихо и раздельно, проговорил:
        - Дорогая госпожа Мюррей, будьте со мной откровенны. Или вы не доверяете мне?
        - Что вы, профессор! Клянусь вам…
        - Не надо, не клянитесь напрасно. Я вижу, что вы что-то скрываете. Ваш брат Томас Мюррей делал Дику укол в вашем присутствии?
        - Зачем?.. Зачем ему было делать укол?.. Ведь Дик был совершенно здоров!..
        - Вот именно! Мальчик был совершенно здоров, а отец перед смертью сделал ему какой-то укол и запретил говорить об этом даже доктору Кларку!
        Клементайн вздрогнула, испуганно посмотрела на профессора, но удержалась и смолчала. Профессор продолжал:
        - Биологический институт, в котором работал ваш брат вплоть до возвращения в родной город, сообщил нам, что, помимо официальной темы, Томас Мюррей занимался в институтской лаборатории какими-то частными опытами над простейшими. На эти опыты он тратил все свои средства. Но цель их держал в строжайшем секрете. Вам известно что-нибудь об этом? Ваш брат ничего вам не рассказывал об этих своих опытах?
        - Нет, профессор, он не рассказывал мне абсолютно ничего. Он приехал совсем больной, ему было не до рассказов, - с этими словами госпожа Мюррей смело посмотрела профессору в глаза. Ей стало легче, ей хоть в чем-то дали говорить правду.
        - Значит, не рассказывал… А среди его вещей не было каких-нибудь бумаг? Я имею в виду дневники, записки, протоколы опытов.
        Клементайн опять вся съежилась и затрепетала.
        - Нет, профессор, нет… У него не было ничего такого…
        - И все же вы подумайте и постарайтесь вспомнить хорошенько. Я знаю, почему вы не доверяете мне. Вы боитесь за жизнь Дика. Но я даю вам слово ученого, что ни при каких обстоятельствах жизнь вашего племянника не будет подвержена опасности. А вот излечению его ваша полная откровенность могла бы помочь. Обещайте мне подумать об этом!
        - Хорошо, профессор, я подумаю… - чуть слышно прошептала Клементайн и, чувствуя, что еще минута такой пытки - и она во всем признается, поспешно ушла.
        Джексон не стал ее задерживать. Он понял, что теперь эта женщина сама откроет ему тайну своего племянника.
        Отъезд Ричарда Мюррея из столицы стал событием номер один. Город узнал об этом накануне вечером и всю ночь провел без сна, в невероятном волнении. Нужно было украсить дома, запастись цветами и флагами, занять лучшие места для наблюдения.
        С наступлением рассвета отряды полицейских выстроились вдоль тротуаров и, взявшись за руки, едва сдерживали взбудораженную толпу. Все главные магистрали города, ведущие к морскому побережью, были очищены от транспорта. Шествие мальчика-великана началось ровно в девять часов.
        В новом костюме, в ботфортах, с алым плащом за спиной и с широким беретом на голове, Дик перешагнул через стену парка и очутился на улице. На груди у него болтался бинокль, в руке был все тот же полюбившийся медный рожок.
        По сигналу зеленой ракеты вперед двинулись броневики. За ними пошла легковая машина, в которой ехали профессор Джексон и генерал Лоопинг. В сотне шагов за машиной, окруженный эскортом мотоциклистов в белых шлемах, медленно двинулся гигантский мальчик в алом плаще. За ним на расстоянии еще ста шагов тронулась машина с Клементайн и доктором Кларком. А в заключение - снова колонна броневиков.
        Как только Дик появился на улицах, люди совершенно обезумели. Из окон, с крыш, с балконов хлынул яркий ливень цветов. Со всех сторон оглушительным шквалом налетел восторженный крик из многих тысяч горл. А Дик медленно шел по самой середине мостовой, возвышаясь над улицей до самых шестых этажей. На лице мальчика-великана блуждала растерянная улыбка. Поворачивая голову то налево, то направо, он вздрагивал от множества цветов, которые сыпались на него со всех сторон, ложились на берет, на плечи, а нередко попадали и прямо в лицо.
        Вровень с его глазами висели исполинские транспаранты с яркими надписями:

«СЧАСТЛИВОГО ПУТИ, ДОРОГОЙ ВЕЛИКАН!», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАША ГОРДОСТЬ, САМЫЙ БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК В МИРЕ РИЧАРД МЮРРЕЙ!», «МИЛЫЙ, МИЛЫЙ ВЕЛИКАН, МЫ ТЕБЯ НЕ ЗАБУДЕМ!»,
«РАСТИ ДО НЕБА ВСЕМ НАЗЛО, ДРУЖИЩЕ ДИК!»
        Этих надписей с самыми различными пожеланиями было бесчисленное множество. Дик читал их и, по детской простоте своего сердца, верил в их искренность и правдивость.
        Наконец центральные улицы кончились. Потянулись заводские корпуса, а затем предместья, где жила городская беднота. Дома здесь были низкие - они едва доходили Дику до колен, но и тут все крыши были усеяны народом. Цветов стало меньше, но восторженного ликования гораздо больше.
        Но вот последние строения остались позади. Дик вышел на открытое шоссе и сразу очутился среди полей и рощ. Перед его глазами распахнулся такой чудесный зеленый простор, что он остановился в радостном изумлении. С высоты своих двадцати метров он видел далеко-далеко, и всюду перед ним были поля, перелески, красные крыши ферм, утопавших в садах. А над всем этим раскинулось голубое небо, на котором весело сияло жаркое летнее солнце.
        Задняя колонна броневиков мощно рявкнула в мегафоны:
        - Вперед, Дик, вперед!!!
        Дик вздохнул полной грудью и бодро зашагал по шоссе к сверкающему горизонту.
        По расчетам генерала Лоопинга, переход от столицы до порта должен был продолжаться ровно неделю. В соответствии с этим он разработал график движения и заранее организовал места привалов и ночлегов. Но все эти расчеты провалились в первый же день.
        Прошагав без передышки сорок пять километров, Дик вдруг заявил, что устал и дальше идти не может.
        - Мне жарко! Я стер себе ноги! - со слезами на глазах крикнул он выскочившему из машины профессору Джексону.
        - Но еще рано останавливаться на ночлег, мой мальчик! Ты должен пройти еще тридцать километров! Там для тебя готовы палатка, постель и ужин!
        - Я устал, господин профессор! Я не могу дальше идти!
        По потному лицу мальчика-великана катились огромные слезы.
        - Слабый он у вас какой-то! - с неудовольствием заметил генерал Лоопинг, который тоже вышел из машины, чтобы проверить, в чем заминка.
        Но тут подоспели доктор Кларк и госпожа Мюррей, которой разрешили проводить племянника до порта. Услышав замечание-генерала, Клементайн так и вскипела от гнева.
        - Мой Дик слабый? Мало вам, генерал, что восьмилетний ребенок отшагал по жаре сорок пять километров, как солдат на ученье, вам хотелось бы до смерти загнать его?!
        - Успокойтесь, Клементайн, - вмешался доктор Кларк. - Вам вредно так волноваться…
        - Потом он обратился к Джексону: - Этого следовало ожидать, шеф. Последний месяц мальчик совсем не занимался гимнастикой. Да и одежда у него… Я же предупреждал, что для такого путешествия его следует одеть полегче. Ботфорты, плащ - это, конечно, эффектно, но для пешего перехода не годится.
        - Он ведь сам хотел так одеться… Да и для жителей столицы… Ведь момент был очень торжественный… - смущенно пробормотал Джексон, чувствуя себя виноватым.
        Пока они так переговаривались, Дик вдруг крикнул:
        - Я не могу больше стоять! Я сяду!
        Не дожидаясь разрешения, он перешагнул через кювет и деревья, достиг в несколько шагов недалекого холма и растянулся на нем во всю свою внушительную длину.
        Жители окрестных деревень, сбежавшиеся к дороге посмотреть на великана, бросились было врассыпную, но, поняв, что он просто смертельно устал и прилег на холме отдохнуть, стали собираться вокруг него. Они возбужденно переговаривались, удивляясь его невероятным размерам.
        Дик посмотрел на них с жалобной улыбкой и сказал:
        - Я хочу пить! Пожалуйста, дайте мне пить!
        - Дадим! Дадим! Потерпи, Дик, сейчас мы тебя напоим! - закричали собравшиеся, и тут же несколько мужчин во весь дух побежали к недалекому селу.
        Со стороны шоссе к холму подошли профессор Джексон, генерал, доктор Кларк и Клементайн.
        Тетка погладила Дика по щеке и сказала:
        - Разуйся, дитя мое! Дай ногам отдохнуть!
        Дик кряхтя стащил с себя ботфорты и поставил их в сторонке. Ими тотчас же заинтересовались мальчишки. Сначала они в немом восторге глазели на гигантские сапоги, но потом, набравшись храбрости, опрокинули их и стали в них со смехом забираться, как в пещеры.
        - Ботфорты мы увезем. Я уже распорядился, чтобы тебе доставили башмаки, сказал Дику генерал Лоопинг,
        - Я хочу пить! - прохныкал в ответ Дик густым басом.
        - За едой и питьем послано, мой мальчик. Через час придет грузовик, и ты пообедаешь, - сказал профессор Джексон.
        - Могли бы этот грузовик с собой взять! - колко заметила госпожа Мюррей. - Броневиков нагнали, а о питье для ребенка не позаботились! Эх, вы, мужчины!
        В это время со стороны села показалась автоцистерна. На ее белом боку красовалась яркая синяя надпись: «МОЛОКО». За первой цистерной показалась вторая, потом третья. Машины остановились под холмом на проселочной дороге. Десятки мужчин вооружились большими белыми ведрами из пластмассы. Наполненные молоком ведра быстро по живой цепи двинулись к Дику, словно вереница лебедей.
        С первым ведром к великану подошел пожилой человек в светлом летнем костюме.
        - Милый Дик Мюррей, я староста Форт-Хейма, на земле которого ты решил отдохнуть. Будь нашим гостем! Мы напоим и накормим тебя. Пей на здоровье!
        С этими словами он подал Дику ведро с молоком. Дик взял его и выпил в три глотка. Лишь после этого он улыбнулся и радостно пророкотал:
        - Благодарю вас, сударь! Я в жизни не пил такого вкусного молока!
        - Еще бы, сынок! Молоко Форт-Хейма лучшее в мире!
        Ведра подавали одно за другим. Лишь опорожнив до конца две цистерны, Дик похлопал себя по животу и весело крикнул:
        - Вот это напился так напился! Теперь бы покушать!
        Фермеры засмеялись и принялись дружно разгружать подошедшие тем временем грузовики с едой… Тут были и вареные куры, и жареные гуси, и окорока, и куски говядины, и колбасы, и огромные белые хлебы, и круги сыра, и корзины с помидорами и огурцами,
        - короче говоря, тут было все, что успели наскоро собрать гостеприимные жители Форт-Хейма. Пища была простая, но зато в изобилии.
        Насытившись, Дик с блаженством растянулся на холме, прикрыл лицо шляпой и мгновенно уснул.
        Во время всей предыдущей сцены в воздухе непрерывно кружили вертолеты с кинооператорами, для которых непредвиденная остановка великана и гостеприимство, оказанное ему жителями Форт-Хейма, были чистой находкой. Когда Дик уснул, вертолеты снизились в километре от холма и высадили десант из доброй сотни фоторепортеров и корреспондентов газет. Все они устремились к профессору Джексону и генералу Лоопингу, которые расположились в палатке неподалекуот холма.
        Посыпались вопросы:
        - Сколько часов Дик Мюррей будет спать?
        - Чем вызвана неожиданная остановка?
        - Дойдет Дик до намеченного для ночлега места или останется ночевать здесь?
        - Сколько и каких продуктов съел и выпил великан?
        На такие и подобные вопросы профессор отвечал коротко и сухо. Он считал их абсолютно праздным любопытством. И лишь вопрос корреспондента центральной столичной газеты заставил его оживиться. Корреспондент спросил:
        - Скажите, профессор, не станут ли для Дика Мюррея пагубными его непрерывно увеличивающиеся размеры и вес?
        Джексон внимательно посмотрел на корреспондента и впервые чуть-чуть улыбнулся:
        - Что вы имеете в виду, друг мой?
        - А тот общеизвестный факт, что кит, например, выброшенный штормом на сушу, погибает от собственной тяжести. Его кости просто не выдерживают нагрузки в десятки тонн и ломаются. Не угрожает ли это и нашему милому великану?
        - Мне приятно ответить на первый толковый вопрос со стороны прессы. Могу вас успокоить. Нашему Дику не угрожает участь кита, выброшенного на сушу, даже если его размеры увеличатся еще вдвое. Кит эволюционировал в водной стихии, а в воде вес его не имеет ровным счетом никакого значения. Отсюда у кита возникало два существенных, с точки зрения сухопутных животных, недостатка: сравнительно слабый костяк, не приспособленный к серьезным нагрузкам, и гигантские жировые отложения, составляющие половину его живого веса. Что же касается нашего Дика, то его организм развивается абсолютно гармонично. Его скелет прочен и эластичен, словно выкован из стали. А под кожей нет ни грамма лишнего жира. Пока что он даже не замечает собственной тяжести, хотя и весит уже восемнадцать тонн, что лишь в два раза меньше веса самого крупного кита.
        - Благодарю вас, профессор. Еще один вопрос. Считаете ли вы непрерывный рост Дика абсолютно патологическим явлением?
        - Для мира животных - да. Для живых организмов вообще - нет. Среди растений, например, есть виды, которые практически растут всю свою жизнь. Это и тропическая ротанговая пальма, закрученный ствол которой достигает четырехсот метров, и водоросль макроцистис, которая дорастает до трехсот метров, и Мамонтове дерево, секвойя, которая живет бесконечно долго - до пяти тысяч лет! - и непрерывно растет, достигая более сотни метров в высоту и соответствующей внушительной толщины. В мире животных наука не знает подобных феноменов, но полностью их существование не исключается. Конечно, подозреваемыми здесь могут быть только обитатели океана. Например, медуза цианея или гигантский кальмар…
        Продолжать поход в этот день не пришлось. Дик проспал до самого вечера. Когда он проснулся, фермеры из Форт-Хейма снова накормили и напоили его. После этого молодежь из села разожгла вокруг холма костры и устроила для Дика целое представление: песни, пляски, игры, состязания. Потом мужчины соорудили для него палатку и мягкое ложе из парусины и сена.
        - Спи, великан! Приятных тебе снов на земле Форт-Хейма!
        Поворочавшись с боку на бок на своей душистой постели, Дик. вскоре забылся сладким сном. Вокруг холма встали часовые из батальона гвардейцев…
        Переход до порта растянулся на три недели. Дик делал в сутки по 40-50 километров и устраивал привалы в самых неожиданных местах. Своей собственной палаткой он так ни разу и не воспользовался. И в городах, и в селах ему оказывали самый радушный прием. А когда он вступил наконец в портовый город, по размерам своим мало уступавший столице, его здесь встретили карнавальным шествием, поднесли массу подарков, а вечером устроили в его честь огромный фейерверк.
        Утомленный, счастливый, переполненный новыми яркими впечатлениями, простился Дик поздним вечером 23 июля со своей теткой и по широким прочным сходням перешел с набережной на палубу гигантского авианосца «Хэттинджер». Палуба, принимавшая на свою грудь боевые самолеты, застонала под ударами его могучих каблуков, а он ступал по ней осторожно, словно по шатким мосткам.
        Вся пристань была забита празднично одетыми людьми. В небе рвались и рассыпались причудливыми гроздьями разноцветные ракеты. Все заводы города и все суда в порту гудели на разные голоса. Десятки прожекторов уставились на огромный корабль, словно специально созданный для перевозки великанов, и на высокую фигуру исполинского мальчика, опершегося на орудийную башню.
        Наконец сходни убрали, якоря подняли, и гигантский морской левиафан, тяжело развернувшись, пошел на буксире из бухты в открытое море. За ним потянулись тысячи катеров и яхт. Выйдя на внешний рейд и отдав буксиру концы, «Хэттинджер» коротко гуднул сиреной и, постепенно набирая скорость, двинулся в океан.
        Дик долго стоял на палубе, наблюдая, как огни портового города постепенно исчезают во мраке ночи. И лишь когда вокруг не было больше ничего, кроме звездного неба да темной массы воды, он вздохнул и перевел взгляд на ярко освещенную палубу.
        У его ног стояли доктор Кларк, профессор Джексон, генерал Лоопинг и незнакомый человек в форме военно-морского офицера.
        - Познакомься, Дик. Это наш начальник на время плавания, капитан Фрэнсис Стейнхейл. Ты должен его слушаться и во всем ему повиноваться! - громко сказал профессор Джексон, указав Дику на человека в форме.
        Дик опустился на корточки и осторожно коснулся руки капитана.
        - Я буду вас слушаться, капитан. Что мне теперь делать?
        - Теперь тебе остается только лечь спать, мой мальчик, - с улыбкой ответил Стейнхейл. - Доктор Кларк покажет тебе твое место.
        На главной палубе авианосца для Дика соорудили высокую надстройку. Впрочем, высокой она казалась обычным людям, а для Дика это была просто тесная каюта с койкой и столом.
        Умывшись в корабельном бассейне и поужинав прямо на палубе в обществе матросов, Дик с удовольствием разделся и растянулся на койке. Корабль, мерно покачиваясь и глухо ворча мощными двигателями, уходил все дальше и дальше от родных берегов. Под эту качку и монотонный гул Дик быстро уснул. Во сне ему привиделся какой-то сказочный остров с дворцами, парками и чудесными пляжами…
        Плавание на авианосце продолжалось две недели. Для Дика это было самое счастливое время, какое он когда-либо переживал.
        Капитан, офицеры и многочисленная команда корабля баловала симпатичного мальчика-великана, не обращая внимания на просьбы доктора Кларка и строгие окрики генерала Лоопинга.
        На другое утро после отплытия капитан Стейнхейл устроил церемонию провозглашения Дика почетным членом экипажа. На главной палубе выстроились две тысячи матросов в парадной форме. Корабельный оркестр надрывался от веселых маршей. Дик вышел на палубу в матроске, ботфортах и широкополой шляпе. Он понятия не имел, что тут будет происходить. Его разбудил вахтенный офицер, приказал одеться и вывел на палубу.
        При виде выстроившихся в ровные шеренги матросов мальчик смутился. Его смуглое лицо залилось темным румянцем, огромные черные глаза до краев налились удивлением. Он машинально снял шляпу и по-детски неуклюже поклонился. Густые черные кудри, как крылья исполинских воронов, разлетелись по его могучим плечам. Он был великолепен в этот момент, и тысячи глаз смотрели на него в восхищении, затаив дыхание.
        Но вот перед строем появился сам капитан Стейнхейл, при всех орденах и регалиях. Прозвучала команда «смирно», ряды матросов подтянулись и застыли. Громким, отчетливым голосом капитан зачитал приказ по кораблю. В приказе говорилось, что
«невиданный и небывалый среди людей великан Ричард Мюррей объявляется почетным членом экипажа авианосца „Хэттинджер“ на вечные времена». Оркестр разразился торжественным маршем, на мачте взвился национальный флаг, из всех орудий трижды прогремел салют.
        Разбуженные шумом, на палубу выскочили полуодетые профессор Джексон, генерал Лоопинг и доктор Кларк. Капитан любезно объяснил им причину столь ранней пальбы из орудий и громкой музыки и пригласил их принять участие в торжественном завтраке.
        - Вы окончательно испортите мальчишку, капитан Стейнхейл! - проворчал генерал и ушел к себе в каюту одеваться.
        Джексон и Кларк лишь молча переглянулись и тоже удалились приводить себя в порядок.
        В эту минуту матросы дружно закричали «ура», и тут же над горизонтом поднялось огромное багровое солнце.
        После этого события для Дика началась чудесная вольготная жизнь на корабле. Капитан прикомандировал к нему постоянного «адъютанта», молодого лейтенанта Кларенса, освободив его на это время от всех других обязанностей.
        Дик и Кларенс все дни напролет проводили вместе. Чаще всего их можно было видеть на носу корабля. Обнаженный по пояс великан стоял, широко расставив ноги, и рассматривал в свой исполинский бинокль безбрежную равнину океана. А Кларенс, тоже без рубашки, сидел у великана на плече, как на выступе орудийной башни, придерживался одной рукой за прядь его черных кудрей и рассказывал ему обо всем, что попадалось в их поле зрения.
        Так Дик узнал много любопытного об авианосце «Хеттинджер», о разрушительной мощи его орудий, о загадочной жизни удивительных обитателей глубин и о грозных повадках самого океана.
        Но, увы, всему бывает конец. Две недели промелькнули, как сон, и вот однажды утром корабль приблизился к острову, на котором Дику предстояло провести многие годы, а быть может, и остаться навсегда…
        К прибытию на остров Дик достиг двадцати пяти метров и выглядел необыкновенно здоровым и могучим, словно колосс, высеченный из скалы. Лицо его покрылось бронзовым загаром, движения приобрели уверенность и четкость. Однако при всем при этом он оставался ребенком и только ребенком.
        Когда авианосцу пришло время отправляться в обратный путь, а Дику расстаться со своим новым другом, великан расплакался навзрыд, и его ничем нельзя было утешить. За время плавания он успел привязаться к веселому моряку.
        - Я вернусь к тебе. Дик! Даю тебе слово офицера, что вернусь! - взволнованно говорил Кларенс, сидя на плече у Дика и гладя его загорелую шею.
        - Оставайся теперь! Почему ты не хочешь остаться со мной, Кларенс?! - всхлипывал мальчик, заливаясь слезами. От горя он ничего вокруг себя не видел.
        - Не могу теперь! Клянусь килем «Хэттинджера», не могу! Я ведь служу! Вот кончится контракт, и я навсегда перееду к тебе на остров. Тогда мы знаешь как заживем!..
        - Это будет не скоро! А я… как я буду тут один, без тебя?!
        - Разве ты будешь один? Гром и молния! С тобой тут будет столько народу! И доктор Кларк, который пойдет за тебя в огонь и в воду, и профессор Джексон…
        - Они старые! Разве они будут со мной играть в робинзонов и купаться в море?
        - Сто тысяч кашалотов! Я же говорю тебе, что вернусь! Только ты не расти больше. Ты и так уже такой громадный, что любой кит будет скулить перед тобой, как побитый щенок. Обещаешь не расти?
        - Обещаю… Только ты обязательно приезжай, Кларенс!
        - Приеду!.. Ну, до скорой встречи, морской волк!
        Кларенс поцеловал друга в мочку уха, спустился на землю и отбыл в шлюпке на корабль. «Хэттинджер» погудел сиреной, дал три прощальных залпа и пошел прочь от острова. А Дик стоял на утесе, смотрел ему вслед и горько плакал.
…Новый павильон Мюррея был построен без малейших претензий на архитектурное изящество. Его строители явно преследовали сугубо практические цели: вместительность и прочность. Гигантское сооружение напоминало ангар.
        Дику отвели в павильоне две комнаты-залы. Это были просторные, высокие, но с виду весьма невзрачные помещения: голые серые стены с десятками стеклянных квадратов вместо окон, обнаженные железные фермы каркаса вместо потолка. Осмотрев свое новое жилье, Дик остался недоволен.
        - Разве это комнаты? - с горечью спросил он у доктора Кларка.
        - Ты прав, друг мой, - согласился старик. - Им далеко до нашего жилища в столице. Там были настоящие окна со шторами, на стенах росписи… Но ты не унывай, мы и здесь наведем порядок!
        - Сами?
        - Разумеется, сами!.. Давай перетаскивать сюда наше добро. Сам увидишь, как здесь сразу станет по-другому.
        Дик с радостью согласился и тут же начал перетаскивать в свои комнаты горы ящиков и контейнеров, сваленных штабелями неподалеку от павильона. Вскоре жилье великана преобразилось. В рабочей комнате появился радиоприемник, в спальне - телевизор. Стены украсились десятками огромных картин. Железные фермы потолка скрылись под белой парусиной. Кровать, покрытая гигантским пледом, стала вполне привлекательной. На рабочем столе появились книга и письменные принадлежности, на полках под стеклом разместились игрушки.
        С головой погрузившись в новое дело, Дик так увлекся, что на какое-то время забыл о том горе, которое причинила ему разлука с лейтенантом Кларенсом.
        Когда жители острова узнали, что у них должен поселиться гигантский человек, они сначала просто не поверили этому. Правда, слухи об удивительном великане дошли и до них - у трех рыбаков были радиоприемники, а иногда на остров попадали и газеты,
        - но в реальность этого великана никто не верил.
        Строительство огромного павильона в необитаемой, покрытой сплошным лесом долине островитяне встретили настороженно. Они были уверены, что под видом жилья для великана у них строят какую-то военно-ракетную базу. После посещения авианосца по острову пронеслись слухи, что великан прибыл. И вот тогда жители решили проверить правдивость этих слухов.
        Делегация островитян из двенадцати человек вынырнула как-то утром из лесной чащи и осторожно приблизилась к павильону. Их долго никто не замечал. Они слонялись вокруг гигантского здания, громко выражая свое удивление. Через час их случайно увидел в окно один из работников кухни и поспешно известил об этом профессора Джексона. Дик в это время находился внутри здания на очередных врачебных процедурах.
        Профессор вышел из павильона и окликнул делегатов:
        - С чем пожаловали, друзья?
        Высокий бородатый рыбак с темным, обветренным лицом вышел вперед, снял шляпу и смущенно прогудел:
        - Доброе утро, ваша честь! Дело у нас к вам такое. Дошли до нас слухи, что домину эту для человека-великана построили, для Дика Мюррея. А нас сомнения берут, правда ли это. Боятся наши, что дом этот для каких других, для военных целей построили. А про великана всё так, для отвода глаз. Вот мы и пришли узнать, здесь Дик Мюррей или нет.
        - Не верите, значит, властям? - улыбнулся профессор.
        - Стало быть, не верим, ваша честь…
        - Могу вас успокоить. Дик Мюррей действительно находится здесь. Только он занят сейчас.
        - Ничего, мы согласны подождать. Посмотреть надо, ваша честь!
        Поняв, что эти простые люди ему не верят, Джексон решил не мучить их долгим ожиданием. Он удалился в павильон и минут через десять вернулся через главный вход вместе с Диком.
        Увидев Дика, островитяне рты разинули от удивления. Ведь одно дело слышать рассказы, а другое - увидеть живого сказочного великана, который появился перед ними, как богатырь из древних легенд. Дик поговорил с островитянами, и те удалились, потрясенные и восхищенные, унося в душе ни с чем не сравнимую радость соприкосновения с настоящим чудом.
        Клементайн понимала, что от волнения и страха почти проговорилась, почти призналась Джексону в том, что ей известна какая-то тайна, касающаяся болезни Дика. Одно обещание подумать выдавало ее с головой.
        Проводив Дика до порта и вернувшись домой, Клементайн недолго предавалась внутренней борьбе. Из газет она узнала о счастливом плавании Дика и о благополучном его прибытии на остров. Рассматривая красочные виды гор и лесов вокруг нового павильона Мюррея, она все больше проникалась уверенностью, что к ее мальчику относятся хорошо, что жизнь его не будет подвержена опасности, даже если тайна его здоровья и роста будет раскрыта.
        Кончилось тем, что Клементайн пошла на чердак и снова извлекла из-под хлама заветный черный саквояж. Все его содержимое, не исключая блестящих коробок, шприца и пустого флакона из-под неведомого препарата, она тщательно упаковала в прочный деревянный ящик. Обшив его поверху белым полотном, Клементайн, аккуратно вывела на нем адрес, в котором значились остров, павильон Мюррея и имя профессора Артура Джексона.
        Дик сидел за столом и обедал. Неподалеку от его тарелки расположился в кресле доктор Кларк. Великан орудовал гигантской ложкой, словно живой экскаватор ковшом, разве что более ловко и быстро. При этом он внимательно слушал, что ему говорит его старый наставник. А доктор Кларк с необыкновенным волнением рассказывал ему о самых маленьких частичках жизни - клетках.
        Через запасную дверцу, проделанную в огромной двери великана, в зал вошел профессор Джексон. Ни Дик, ни доктор Кларк не заметили его прихода. Они увидели его лишь тогда, когда он поднялся по специальной лестнице и очутился на столе.
        - Здравствуйте, господин профессор! - радостно прогудел Дик и отложил ложку в сторону.
        Джексон ответил на приветствие, пожал руку доктору Кларку и прошел ближе к Дику, на самый край стола. Вид у него был чрезвычайно утомленный, но в выражении лица, в движениях, во всей осанке чувствовалась какая-то приподнятость и даже торжественность.
        - Дорогой мой мальчик! - обратился он к Дику своим бесподобным звучным голосом, который многократным эхом прокатился по всем закоулкам огромного зала. - Я пришел сообщить тебе радостную новость: тайна твоей удивительной болезни раскрыта!
        - Разве я болен? - искренне удивился Дик.
        - Извини, мой милый, я выразился так по привычке. Не зная ничего о причинах твоего необыкновенного роста, мы считали его болезнью. Но теперь нам ясно: это не болезнь, это другое. Помнишь укол, который сделал тебе твой умирающий отец?
        - Да… Тетя Клеми держала мою руку, а папа воткнул иглу… Я хорошо это помню.
        - Ты молодец, Дик! У тебя прекрасная память! А теперь слушай. Твой отец был большим ученым. Он сделал великолепное открытие. Беда лишь в том, что ему не удалось его доработать и проверить. Помешали болезнь и смерть. Но он был настолько уверен в своей удаче, что без малейших колебаний использовал свое открытие для тебя. Он ввел тебе в кровь препарат, который должен был дать тебе железное здоровье и бесконечно долгую жизнь. Он не хотел превращать тебя в великана. Это произошло лишь потому, что в расчеты твоего отца вкралась ошибка, а обнаружить ее у него уже не было времени.
        В широко раскрытых глазах Дика сверкнули слезы. Губы его скривились. Он готов был расплакаться, но сдержался. Протерев глаза огромными кулаками, глухо прогудел:
        - Мне можно узнать… что это за открытие?
        - Не расстраивайся, Дик. Ты, конечно, имеешь право знать все. Боюсь только, что тебе этого не понять.
        В разговор вмешался доктор Кларк:
        - Уверяю вас, профессор, что Дик поймет. Он не только смышлен и сообразителен, но и достаточно узнал от меня о происхождении жизни и различных ее проявлениях. Эти два месяца, с тех пор как пришла посылка от госпожи Мюррей и вы ознакомили нас со вступительным текстом записок ее брата, я готовил Дика к сегодняшнему разговору с вами. Я знал, профессор, что этот разговор неизбежен.
        - Благодарю вас, доктор Кларк, вы проявили необыкновенную предусмотрительность!.. Ну что ж, Дик, слушай тогда внимательно. Начнем так. Человеческое тело состоит из огромного числа клеток…
        - Это я знаю! - прогремел Дик, и тень грусти сменилась на его лице мягким светом гордости. - Мне доктор Кларк только что об этом рассказывал. Клетки это кирпичики, из которых построено все живое на Земле. Из клеток состоят и слоны, и деревья, и даже крохотные бактерии, которым дано по одной клетке. И хотя они очень маленькие, эти клетки, они похожи на целые самостоятельные государства. У каждой клетки есть своя столица, это ее ядро, и своя обширная провинция, которая называется… называется…
        - Цито… - громким шепотом подсказал доктор Кларк.
        - Цитоплазма! - гаркнул Дик во все горло.
        - Ого! Ты и в самом деле прекрасно подготовлен, Дик! - похвалил его профессор. - В таком случае, я могу опустить вступление и сразу познакомить тебя с открытием твоего отца!
        Профессор Джексон погладил свою пышную шевелюру, немного помолчал, собираясь с мыслями, и заговорил так:
        - Ты правильно сказал, Дик, что основой всех форм жизни на Земле являются клетки. Их можно назвать квантами жизни. Все, что меньше клетки, - это уже не жизнь. Это правило, но, как и каждое правило, оно допускает исключения. Существуют в природе очень маленькие, меньше любых бактерий, создания, которые не обладают даже одной целой клеткой, а лишь частичкой ее. Эти создания называются вирусами. В отличие от живой клетки - от бактерии, амебы или клетки нашего тела - вирус сам по себе не может жить и размножаться. Чтобы существовать и обеспечить себе потомство, вирус должен проникнуть в клетку и подчинить ее своей власти. Вирусы так и поступают. Тебе все понятно, Дик?
        - Да!
        - Хорошо. Ты правильно назвал клетку маленьким самостоятельным государством, в котором есть своя столица - ядро, и своя провинция цитоплазма. Обе эти части клетки чрезвычайно сложны, выполняют множество различных функций, и при этом они крепко связаны друг с другом. Цитоплазма не может долгое время существовать без ядра, а ядро погибает без цитоплазмы. Но столица есть столица, и поэтому именно здесь находится правительство нашего маленького государства. Это правительство разумно управляет всей страной и заботится о новых поколениях. Члены этого правительства называются не министрами, а хромосомами. Что же такое хромосомы? Это длинные цепочки из крохотных бусинок, которые называются гены. А что такое гены, которым доверена самая ответственная задача передавать по наследству признаки и свойства организма? Гены - это ничтожно малые капельки химического соединения, у которого длинное и трудное название: ДЕЗОКСИРИБОНУКЛЕИНОВАЯ КИСЛОТА. Объяснять тебе, что это такое, я не буду. Во-первых, ты не поймешь, а во-вторых, это уведет нас слишком далеко от сути дела. Скажу лишь, что это самое великое чудо
природы и что в науке это сокращенно называется ДНК. Запомнил название?
        - Запомнил, запомнил! Дезокси… Нет лучше просто ДНК!
        - Еще бы! Но вернемся к вирусу. Крошка вирус состоит из молекулы ДНК и ничтожной порции белка. Белок выполняет роль оболочки, внутри которой и заключена ниточка ДНК. Когда вирус нападает на клетку, он прилепляется к ее поверхности и как бы впрыскивает внутрь клетки свое содержимое, то есть свою ДНК. По сути дела, вирус - это настоящий узурпатор. ДНК вируса свергает правительство клетки и захватывает власть над всем государством. Теперь бедная клетка работает не на себя и свое потомство, а на вирус. Она покорно строит новые нити вирусной ДНК и новый белок для ее оболочек. По сути дела, она рожает вместо вируса его детей. Молекулы ДНК размножаются, каждая из них надевает свою оболочку, клетка, израсходовав все свои силы и возможности, гибнет, а сотни новорожденных вирусов вырываются на волю и спешат захватить новые клетки, чтобы впрыснуть им свою губительную ДНК. Это происходит при всех вирусных заболеваниях, из которых самым распространенным является грипп.
        - Это когда простуда, и кашель, и насморк?
        - Вот именно. Ты, наверное, испытал это на себе?
        - Конечно, сударь. Только это было, когда я был совсем еще маленьким. Потом, когда я стал жить у тети Клеми, я ничем не болел.
        - Знаю, дорогой, знаю. Сейчас ты узнаешь, почему ты не болел. Когда твой отец приступил к поискам средства для предотвращения старости и смерти, он отлично понимал, что тут не обойдешься без непосредственного воздействия на ДНК живых клеток человеческого тела. Но как на них воздействовать? И тут, наблюдая за действиями вирусов, твой отец нашел гениально простое решение: нужно создать или, вернее, выпестовать вирус с заданными свойствами ДНК. И твой отец, Дик, создал такой вирус!
        - Значит, все-таки болезнь?!
        - Погоди. В отличие от диких вирусов, свирепствующих на воле, этот прирученный вирус твоего отца не агрессор, не узурпатор и не паразит. Он не терроризирует клетку и не доводит ее до гибели. Он действует демократично, гуманно, деликатно. Впрыснутая в клетку, ДНК этого вируса не заменяет собой, а лишь дополняет собственную ДНК клетки, направляет ее в сторону непрерывного обновления. Сам прирученный вирус возрождается в ограниченном количестве и лишь до тех пор, пока не охватит, не переориентирует все клетки организма. После этого, убедившись, что все бесконечные миллиарды клеток тела работают по новому плану, прирученный вирус просто исчезает. Нет, он не добровольно обрекает себя на гибель, он просто так устроен, что нападать на измененные клетки ему не дано. Так сказать, сделал свое дело и уходи. К тому времени, когда доктор Кларк привез тебя в столицу и наша комиссия стала тобой заниматься, в твоем теле уже не было ни одного прирученного вируса, созданного твоим отцом. Иначе мы, конечно же, обнаружили бы их!..
        После этого профессор Джексон подробно рассказал Дику о том, что читателю уже известно из вступления к запискам Томаса Мюррея, и заключил свою речь так:
        - Теперь, Дик, перед нами стоит абсолютно конкретная задача. Прежде всего мы должны овладеть методом твоего отца по выращиванию прирученных вирусов с заданными свойствами. Затем нам придется научиться создавать ту культуру вируса, которую отец ввел тебе в кровь четыре года назад. И только тогда мы сможем заняться выведением такой породы вируса, который направил бы деятельность твоих клеток в совершенно противоположную сторону. И тогда, вместо того чтобы расти, ты станешь уменьшаться, пока не приобретешь нормальные человеческие размеры.
        - И тогда я вернусь к тете Клеми?
        - А как же! Обязательно вернешься!
        После этого Джексон подошел к доктору Кларку и, положив ему руку на плечо, сказал:
        - С завтрашнего дня, доктор, КИРМ начнет работать по новой программе. Исследования самого Дика будут прекращены. Вам теперь придется уделять ему гораздо больше внимания. Вас не затруднит это?
        - Что вы, профессор! Я готов заниматься с Диком круглые сутки!
        - Вот и отлично! До свиданья. До свиданья, Дик!
        - До свиданья, господин профессор!
        Джексон направился к лестнице, чтобы спуститься со стола. Провожавший его доктор Кларк смущенно заметил:
        - Зачем вы утруждаете себя, профессор? Дик в одну секунду снимет вас на пол!
        - Я предпочитаю пользоваться собственными ногами, доктор Кларк, - насмешливо ответил Джексон и стал осторожно спускаться по деревянным ступенькам, держась за перила.
        Время шло, и показатели роста и веса Дика становились все более и более тревожными. Мальчик продолжал расти, требовал все больше пищи, а его одежду и обувь приходилось все чаще переделывать и увеличивать. Правда, цифры, прибавок стали теперь показывать неожиданные торможения. По-видимому, рост Дика уже вплотную приближался к пределу, дозволенному природой Земли. Но месячные показатели все еще неуклонно толкали вверх кривую роста и веса.
        Вот данные за первое полугодие на острове:
        Август: рост - 32,3 м, вес - 42 т.
        Сентябрь: рост - 35,1 м, вес - 56 т.
        Октябрь: рост - 37,2 м, вес - 63 т.
        Ноябрь: рост - 38,4 м, вес - 75 т.
        Декабрь: рост - 40,2 м, вес - 85 т.
        Чтобы прокормить такого гиганта, требовалось огромное количество пищи. Когда снабжение стало заметно отставать от его чудовищного аппетита, Дику разрешили забрасывать в море огромные неводы и даже охотиться на китов, если они появлялись близ берегов острова.
        Несколько месяцев упорной работы всех научных сотрудников КИРМа принесли наконец первые ощутимые результаты. Джексону удалось вывести культуру прирученных вирусов
        - возбудителей роста, тех самых, которых Томас Мюррей ввел в кровь своему сыну. По предложению профессора препарат был назван мюрреином. Что же касается антипрепарата, то на этом пути был достигнут лишь частичный успех. Созданный антимюрреин не способен был толкнуть клетки на уменьшение организма, но зато способен был вызвать полное заторможение его дальнейшего роста.
        Правительству была тут же отправлена телеграмма о достигнутых результатах. Джексон надеялся на увеличение дотаций и премии для всех сотрудников КИРМа, но реакция правительства оказалась совершенно иной.
        В ночь под Новый год Дик был усыплен гигантской дозой снотворного. В его могучее обнаженное тело впились двадцать чудовищных шприцев. Чтобы ввести всю назначенную дозу первого антимюрреина, пришлось пятьдесят раз повторить процедуру уколов.
        После этого Дика накрыли одеялом, и толпа людей в белых халатах спустилась по лестнице с высокой кровати великана. Все отправились в общий зал встречать Новый год и праздновать первую победу над неслыханным феноменом роста.
        В конце января, когда Дика должны были подвергнуть контрольному измерению и взвешиванию, на остров прибыл генерал Лоопинг. На сей раз в нем не было ни тени прежней покладистости. Он был возмутительно самоуверен и криклив.
        Тщательная проверка показала, что рост Дика увеличился на двадцать семь сантиметров, но зато вес резко снизился - на целых пять тонн.
        - Медленно, но все же растет! - мрачно заявил генерал Лоопинг, ознакомившись с этими данными.
        - Это инерционный рост, генерал. А вообще вы должны согласиться, что успех достигнут. Не будь нашего вмешательства, Дик вырос бы за январь до сорока пяти метров и весил бы не менее ста тонн, - возразил ему профессор Джексон.
        Но Лоопинг пропустил его слова мимо ушей.
        - За все время существования вашей комиссии, уважаемый профессор, государство израсходовало на изучение Мюррея около двадцати миллионов. Пора подумать и о доходах. Вы сумели создать мюрреин. Это великолепно, ибо может дать грандиозный эффект в интенсивном животноводстве. Представляете себе корова величиной с кита! Только из-за этого правительство и взяло на себя расходы по изучению вечно растущего мальчика. Непрерывно растущие люди нам, разумеется, не нужны. А вот расширение продовольственной базы для нормальных людей - это великое дело. Короче говоря, профессор, я имею от правительства полномочия прекратить дальнейшую деятельность КИРМа и увезти отсюда весь ее персонал.
        Это был недозволенный удар - прямо в солнечное сплетение. Джексон даже потерял на мгновение дар речи. Он был потрясен, растерян - словом, полностью выбит из седла.
        - А как же Дик? - спросил он, немного опомнившись.
        Генерал злорадно ухмыльнулся над такой наивностью.
        - Нам нет решительно никакого дела до этого несуразно большого мальчика. Пусть остается на острове и заботится сам о своем пропитании. Государство не может больше содержать его за свой счет. Он ест, как десять тысяч безработных!
        - Но это же бесчеловечно! Это несправедливо, наконец! Мюрреин открыл не я, а отец Дика Томас Мюррей. Я лишь восстановил его по запискам Мюррея!
        - Для нас это не имеет значения, профессор. Никакого Томаса Мюррея мы не знаем. Для нас первооткрыватель вы, профессор Артур Джексон, руководитель государственного научного учреждения.
        - Позвольте! Мюрреин принесет государству баснословные прибыли. Неужели нельзя предоставить хотя бы сотую долю процента этих прибылей сыну подлинного автора этого гениального открытия, чтобы обеспечить ему пропитание и в конечном итоге излечение? Ведь это элементарная порядочность!
        - Оставьте ваши советы при себе, профессор! Правительство в них не нуждается! - налившись кровью, крикнул генерал.
        Но профессор не испугался окрика. Он уже понял до конца всю эту подлую игру. Страшно побледнев и засверкав глазами, он медленно произнес:
        - Вы поторопились, генерал. Поторопились раскрывать свои карты. Насколько мне известно, правительство еще не получило мюрреин, и никто, кроме меня, не даст ему этого препарата. А я его отдам только в обмен на полные гарантии дальнейшего существования и работы учреждения, которое я возглавляю. Либо КИРМ будет продолжать работу, пока не будет найден действенный антимюрреин, либо правительство никогда не увидит баснословных доходов от интенсивного животноводства. Доложите о моем решении правительству.
        - Мне нечего докладывать! Я облечен достаточными полномочиями, чтобы решить все на месте!
        - В таком случае, решайте.
        - Я прекращаю работу КИРМа! Немедленно! А что касается мюрреина, то в этом мы разберемся с помощью судебных органов. Не забывайте, что вы сделали открытие, находясь на государственной службе! Прощайте!
        И генерал стремительно покинул кабинет профессора.
        Дик лежал на полу с поджатыми под себя ногами. Размеры комнаты уже не позволяли ему вытянуться во весь рост. С недовольным, скучающим видом он листал свою единственную большую, книгу «Гулливер в стране лилипутов». В зал вошел доктор Кларк. Дик улыбнулся ему и пророкотал:
        - Что случилось, доктор? Почему нет никаких занятий?
        Кларк приблизился к самому уху великана и крикнул:
        - Привыкай, дружок! Они решили бросить нас на острове!
        - Кто решил? Почему?
        - Генерал Лоопинг решил! Правительству нужен мюрреин, а не ты! Но наш шеф не сдался! Он прямо сказал генералу: не будет КИРМа - не будет и мюрреина! Решать все будут в столице! А пока всем сотрудникам приказано покинуть остров! Все подчинились, а я отказался! У них семьи, им без жалованья нельзя, а мне наплевать на деньги! Меня этим не испугаешь!
        Голос старика звучал для Дика, как мышиный писк. Но великан давно уже привык к этому. Озадаченный новостью, он сел и обхватил колени руками.
        - Значит, никаких занятий больше не будет?
        - Ничего больше не будет! Теперь ты должен сам о себе заботиться!
        Дик долго сидел в глубокой задумчивости. Потом пророкотал:
        - Ну что ж, в таком случае, я иду к морю!..
        Весь месяц, в течение которого сотрудники КИРМа готовились к отплытию с острова, Дик почти не появлялся в своем павильоне. Дни он проводил у моря ловил рыбу, охотился за огромными морскими черепахами; на ночь скрывался в одном из горных ущелий, где соорудил себе примитивный шалаш.
        Лишь дважды за весь месяц побывал Дик в павильоне: первый раз забрал свои рыболовные снасти, во второй - кое-что из инструментов. Сотрудники КИРМа уговаривали его остаться в павильоне, склады которого были доверху набиты продовольствием, но Дик молча отклонял эти дружеские предложения.
        За короткое время он сильно похудел и осунулся. Лицо его почернело, а нечесаные волосы придавали ему устрашающе дикий вид.
        Даже уговоры доктора Кларка, который часто приходил в далекое ущелье за своим обиженным питомцем, не возымели действия.
        Дик не мог простить предательства недавним друзьям.
        Накануне отплытия профессор Джексон решил поговорить с Диком по душам. Он нашел великана на берегу моря, в самом отдаленном конце острова.
        Дик сидел на прибрежной гальке, обхватив руками колени, и задумчиво смотрел в бесконечный зеленовато-серый простор океана. Издали он был похож на утес, покрытый странной черной растительностью. Профессор Джексон вплотную подошел к «утесу» и похлопал его по обнаженной щиколотке.
        - Дик, мальчик мой, посмотри на меня! Я пришел проститься!
        Черная вершина утеса медленно колыхнулась, и на Джексона с двадцатиметровой высоты уставились два черных сверкающих озерка, полных до краев бездонной печали.
        - Это вы, профессор? Что вам нужно от меня? - громыхнуло сверху.
        - Я не хочу, чтобы ты считал меня врагом, Дик! Я твой друг!
        - У меня нет друзей, кроме доктора Кларка! Даже Кларенс обманул!
        - Не горюй, Дик! И Кларенс вернется, и я тебя не оставлю! Подними меня к себе на плечо, я все расскажу тебе!
        Дик помедлил, но все же выполнил просьбу профессора. Очутившись на широком плече великана, Джексон отодвинул прядь его тяжелых кудрей и принялся рассказывать ему о своем столкновении с генералом Лоопингом и о своем твердом решении не отдавать правительству мюрреин, если КИРМ не будет восстановлен. Он горячо уверял Дика, что поможет ему, что не оставит его в беде и обязательно сделает его нормальным человеком. И тогда Дик вернется к тете Клеми и опять будет ходить в школу, и у него снова будут и родной дом, и друзья, и книги, и прежние игры…
        Целый час провел Джексон на плече великана и все говорил, говорил страстно, горячо, убедительно. Кончилось тем, что Дик поверил ученому. Лед в груди великана растаял, лицо осветилось улыбкой. Бережно придерживая профессора рукой на своем плече, он осторожно поднялся и быстрым шагом пошел к павильону.
        Мир был восстановлен.
        Первые дни, вернувшись в свой опустевший, но теплый и надежный дом, Дик отсыпался и отъедался за весь месяц добровольных лишений. Доктору Кларку стоило немалых трудов заставить его вновь ежедневно мыться в бассейне, расчесывать волосы и не глотать пищу в сыром виде.
        Отдохнув, Дик с еще большим рвением занялся морской охотой и рыболовством. Добыча его не всегда была качественной, но зато всегда богатой и разнообразной. Великан ничем не брезговал - ни акулами, ни кальмарами. Все годилось для его гигантской ухи…
        Однажды, выйдя на берег с неводом в руках, Дик увидел в море крупного кашалота. Ружья с собой не было, но упускать добычу не хотелось. Ссадив с плеча доктора Кларка и бросив невод, Дик с одним ножом в руках бросился в волны.
        Пробежав немного по «отмели», великан зажал в зубах свой гигантский нож и поплыл. Заметив страшного охотника, кашалот бросился в открытое море, а потом, увидев, что не уйти, нырнул вглубь. Но разве он мог спастись от Дика, который и плавал и нырял получше любого кашалота.
        Трижды зверь и охотник погружались на огромную глубину, уходя при этом все дальше и дальше в океан. Наконец загнанный кашалот всплыл на поверхность совсем неподалеку от Дика. Мощным рывком великан настиг его и прикончил тремя молниеносными ударами своего страшного ножа. После этого он схватил зверя за хвост и, загребая одной рукой, поплыл обратно к берегу.
        - Вот нам и жаркое, доктор! На целую неделю хватит! - восторженно прогремел он, сбрасывая с плеча свою добычу.
        А доктор с ужасом смотрел то на двадцатиметрового морского гиганта, то на своего
«мальчика», который в эту минуту сам походил на грозное морское чудовище.
        С жителями острова у Дика сложились самые добрые отношения. Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы навестить их и что-нибудь для них сделать. Ему нравилось помогать «маленьким человечкам» в их ежедневных трудах и заботах. А когда однажды в марте, во время шторма, он спас от верной гибели три рыбачьих баркаса с экипажами из двадцати пяти человек, привязанность островитян к нему превратилась в горячую любовь, доходящую до обожания.
        - Наш Дик! Наш добрый великан! - говорили о нем эти простые, добрые люди, уверенные, что само небо послало им этого мальчика-исполина.
        - Дик идет! Великан идет! Ура-а-а! - восторженно вопили дети, заслышав мерный гул тяжелых шагов и увидев над лесом могучую фигуру своего друга.
        Деревья кланялись ему, как травы, а земля глухо стонала под его стопами от изумления, ибо ей никогда не доводилось носить на себе таких колоссов.
        Дети с криком и визгом выбегали из поселка навстречу великану, а тот шел к ним с широченной улыбкой, осторожно глядя себе под ноги, чтобы не раздавить ненароком какого-нибудь слишком быстроногого и смелого человечка. В поселки Дик не заходил - слишком маленькие тут были лачуги и слишком узкие улочки. Обычно он садился на опушке леса и принимался играть с детворой. Ему приятно было ощущать, как крохотные человечки доверчиво лазают по нем, а дети были вне себя от восторга, что могут так запросто играть с великаном, о котором даже взрослые говорят с глубоким уважением. Для детей это была добрая живая гора.
        Спор профессора Джексона с правительством затянулся. Ни одна из сторон не желала уступать другой. Постоянные вызовы в следственную комиссию, в верховный суд и другие инстанции изматывали ученого, отвлекали его от работы по созданию действенного антимюрреина. Но, несмотря ни на что, профессор пядь за пядью продвигал вперед свои научные поиски. Он твердо решил вернуть мальчику-великану нормальный человеческий облик. Это стало для него не только делом чести, но и единственной целью всей его дальнейшей жизни.
        Утомительная тяжба и изнурительные ночные бдения в частной лаборатории довели вскоре Джексона до такого состояния, что он как бы полностью оторвался от окружающей его реальной жизни. Только этим можно объяснить, что некая новая идея, всколыхнувшая всю столичную общественность, ускользнула от его внимания. А ведь идея прямо касалась его работы: мюрреина и антимюрреина. Для профессора Джексона глашатаем этой идеи стал его главный противник, генерал Лоопинг.
        После ссоры на острове генерал и ученый ни разу не встречались в интимной обстановке. И вдруг Лоопинг явился к профессору прямо в его лабораторию. Джексон как раз испытывал новую культуру прирученных вирусов и был с головой погружен в работу. Когда лаборант доложил, что с ним хочет говорить «какой-то квадратный господин с решительным лицом», профессор отмахнулся и проворчал что-то вроде:
«Гоните в шею кто бы ни был!» Но когда лаборант вернулся и сказал, что это сам генерал Лоопинг, профессор насторожился. Если к тебе приходит враг, это обязательно означает какой-нибудь важный перелом в событиях. Прогнать его проще всего, но лучше принять и выслушать.
        Профессор убрал препараты, вымыл руки и пригласил генерала в маленький кабинет рядом с лабораторией. Лоопинг был в штатском и вел себя с несвойственной ему изысканной вежливостью. Одно это говорило о том, что он пришел неспроста.
        Начал генерал издалека. Он похвально отозвался о работе КИРМа, высоко оценил заслуги самого профессора Джексона, долго и горячо сожалел о возникшей между ними ссоре. И вдруг, как бы между прочим, спросил:
        - Скажите, дорогой профессор, ваш первый антипрепарат, которым вы остановили рост нашего милого великана, не может отозваться пагубно на его здоровье? Не сократит фантастических сроков его жизни?
        Не догадываясь, куда генерал клонит, Джексон не счел нужным скрывать истину.
        - Первый антимюрреин, генерал, лишь затормозил рост бедного мальчика. Что же касается здоровья, выносливости и предрасположенности к долгому, почти бессмертному существованию, то этих свойств его организма мой первый антимюрреин не коснулся.
        - А если бы вы создали этот антимюрреин еще тогда, когда Дик находился в столице и едва достиг пяти-шести метров, вы смогли бы остановить его на этом уровне, профессор?
        - Безусловно. Но почему вас это интересует, генерал?
        - Сейчас объясню, все объясню, дорогой профессор!
        И генерал начал излагать ту самую новую идею, о которой в последние дни так много говорилось в различных кругах столичной общественности. Чем дальше профессор слушал его, тем больше проникался уверенностью, что идея, излагаемая генералом, не только чудовищно абсурдна, но и опасна. Однако он ни разу не перебил Лоопинга и дал ему высказаться.
        Ссылаясь на труды известного генетика Морлингтона, генерал пытался доказать, что люди самой природой созданы неравными, что одни по своему генетическому коду одарены способностью к руководству, изобретательству, научной работе, а другие полностью лишены этих талантов и все их потомки в силу железного закона наследственности должны быть столь же бездарны, как и они.
        - В очень влиятельных кругах нашего общества, профессор, появилась уверенность, что открытие Томаса Мюррея, столь блестяще вами воспроизведенное и дополненное вашим гениальным антимюрреином, сможет навечно закрепить существующее социально-биологическое равновесие, совершив тем самым эпохальный переворот в истории человечества. Эволюция человека завершилась, ничего нового она принести не может. Дальнейшие смены поколений лишены, таким образом, и цели и смысла. Наступил самый подходящий момент закрепить навечно то положение, которого мы достигли…
        В заключение своей пространной и не очень толковой речи генерал прозрачно намекнул, что, если профессор не будет упрямиться, его ждет баснословное богатство, не говоря уж о самом высоком положении в «новом сбалансированном обществе».
        Когда генерал кончил и умолк, уверенный, что его речь произвела на собеседника неотразимое впечатление, профессор Джексон долго молчал, рассматривая своего гостя так, словно это был не человек, а неведомое морское чудище. Потом он улыбнулся какой-то своей мысли, тряхнул пышной шевелюрой и без тени неприязни спросил:
        - Господин Лоопинг, вы пришли ко мне как представитель правительства или как частное лицо?
        - Разумеется, как частное лицо…
        - Но ведь вы не от себя тут выступали, агитируя меня за это странное использование мюрреина? Вас, надо полагать, кто-то направил ко мне?
        - Вы не ошиблись, профессор. Меня направило наше… Впрочем, я лично тоже в этом кровно заинтересован!
        - Понимаю. Значит, пока правительство носится с идеей интенсивного животноводства, пока ему мерещатся гигантские коровы и всемирная мясная монополия, у кого-то из ваших появилось желание обеспечить себе железное здоровье суперменов и бесконечно долгую жизнь в «новом сбалансированном обществе»? Ну что ж, желание это вполне понятно. Странно только, что для его оправдания в моих глазах вы решили вытащить на свет убогие расистские идейки Морлингтона. В свое время их высмеяли и генетики и философы.
        - Высмеять можно все, что угодно, профессор.
        - Вы правы, генерал. Именно поэтому я постараюсь сначала растолковать вам всю. бредовость вашего «нового сбалансированного общества», а уж после этого мы вместе с вами над ним посмеемся.
        - Готов вас выслушать, - сухо сказал генерал.
        Профессор откинулся на спинку кресла и, глядя в потолок, заговорил медленно и спокойно:
        - Идея бессмертия, генерал, толкнула Томаса Мюррея на создание его удивительного препарата. Эта же идея заставила ваших хозяев раскопать расистскую теорийку Морлингтона. Независимо от побудительных мотивов обе эти идеи противоестественны и опасны. Не может быть родовых человеческих групп, классов и рас, заклейменных навечно со всем своим потомством генетическим кодом бездарности и неполноценности. Не может быть в этом отношении и привилегированных групп. Каждый живущий на Земле человек является представителем некой отдельной эволюционной волны генетического наследства. Эти волны или, если хотите, линии переживают периоды восхождения, зрелости, спада, отдыха и нового восхождения. Потенциально каждый человек, независимо от его классовой или расовой принадлежности, несет в себе зародыши дарования, таланта и даже гениальности. В этом отношении все люди абсолютно между собой равны. Вы заметили, что дети гениев всегда бывают неизмеримо менее способными, чем их отцы? Это генетическая волна идет на убыль, идет на отдых. Для того чтобы появлялись новые гении, необходимо непрерывное и самое разнообразное
скрещение генетических кодов. Без этого человечество деградирует и быстро вернется к животному состоянию. Какое же тут может быть бессмертие, если человечество, напротив, заинтересовано в как можно более частой смене поколений? Закрепить навечно существующий общественный порядок - значит обречь человечество на деградацию и гибель. Вы поняли меня, генерал?
        - Я понял вас, профессор, но я не согласен с вами. При чем тут деградация? Вот вы блестящий ученый-биолог. Если вам дать вечную жизнь, то и через десять тысяч лет вы будете все тем же блестящим ученым-биологом, лишь неизмеримо более эрудированным и опытным. Честное слово, вы не превратитесь ни в дегенерата, ни в обезьяну! Те открытия, которые иначе будут делаться сотнями поколений биологов, сделаете вы одни! Чем же вам не нравится наше «новое сбалансированное общество»?
        - В ваших рассуждениях есть две ошибки, генерал. Во-первых, если я стану бессмертным ученым-биологом, я не сделаю в течение десяти тысяч лет ни одного нового открытия. Возможно, я не стану дегенератом, хотя и на это нет никаких гарантий, но возможности своего мозга я исчерпаю в лучшем случае в течение ста лет. После этого наступит стагнация. Прогресс человеческой цивилизации прекратится. Возможно, какое-то время мы будем топтаться на месте, но рано или поздно обязательно покатимся назад. Это во-первых. А во-вторых, закрепить существующее социально-биологическое положение - значит оборвать все генетические линии, лишить миллиарды людей своих новых грядущих воплощений. А это равносильно убийству. Нам, генерал, надо брать пример с наших собственных клеток. Они отказались от свободы и бессмертия, чтобы служить высшей цели развитию и процветанию человека. Клетка - квант жизни. А человек? Человек квант общества. И как клетка жертвует собой ради жизни человека, так и человек должен жертвовать собой ради развития и процветания общества. И в том и в другом случае смерть отдельных особей, отдельных квантов,
служит продлению жизни целого. Для клетки целое - это человек, для человека - общество и даже все человечество. Надеюсь, теперь вы со мной согласны, генерал?
        Лоопинг поднялся и выпятил грудь.
        - Я понял, профессор, что вы вновь отталкиваете мою дружескую руку. Я пришел к вам с благородным предложением…
        - Напрасно вы обижаетесь, генерал! - весело перебил его Джексон. - Сказанное мною не моя личная выдумка, чтобы досадить вам, а закон природы. Впрочем, я благодарен вам за откровенную беседу. Теперь я вижу, что мюрреин социально опасное открытие, и что его ни при каких обстоятельствах нельзя превращать в достояние нашего, мягко выражаясь, не очень щепетильного общества. Передайте правительству, генерал, что интенсивного животноводства не будет, даже если мои требования по восстановлению КИРМа будут удовлетворены. Да не забудьте объяснить, что именно вызвало с моей стороны такую непримиримость.
        Лицо генерала побагровело от гнева.
        - Вы пожалеете об этом, Джексон! Правительство получит мюрреин, даже если придется вашего мальчишку искромсать на эксперименты и анализы. А раз его получит правительство, значит, его получим и мы! «Новое сбалансированное общество» будет, только для вас в нем не найдется даже самого скромного местечка! Время переговоров прошло! Теперь мы будем действовать!
        И генерал удалился, крепко хлопнув дверью.
        Дик поднимался с первыми лучами солнца. Сначала он отправлялся на берег, где по приказу доктора Кларка делал утреннюю зарядку и купался в море.
        Загорелый полуобнаженный гигант кувыркался на прибрежной гальке, ходил на руках, швырял далеко в море огромные каменные глыбы и при этом пел и хохотал во все горло, так что громы разносились над островом. Подурачившись с полчаса, он с разбегу кидался в море и уплывал далеко-далеко, за много километров.
        Однажды утром Дик, как обычно, убежал на берег моря, но тут же вернулся к павильону. Его громовый голос наполнил весь обширный павильон и буквально выдернул доктора Кларка из постели. В голосе Дика не было тревоги, скорее, необыкновенно радостное волнение, тем не менее доктор Кларк выбежал из дома полуодетый и крайне испуганный.
        - Что случилось, мой мальчик? Почему ты вернулся?
        - Корабли, доктор! Три корабля стоят близ острова! - прогремел в ответ великан, радостно сверкая глазами.
        - Корабли, говоришь? Это неспроста! Неси меня скорее на берег!
        - Есть нести на берег!
        Великан подставил своему наставнику ладонь и, когда старик расположился в ней, как в просторной лодке, поднял ее на высоту груди и быстро зашагал к побережью.
        Минуты через две доктор Кларк убедился, что близ острова стоят на якорях три больших грузовых судна. К берегу от них уже направлялось несколько катеров и шлюпок, в которых виднелись вооруженные люди. Когда они приблизились, доктор Кларк увидел, что это большой отряд полиции. Сердце его болезненно сжалось в предчувствии беды.
        Вот передний катер врезался носом в берег, и из него выскочили трое мужчин в штатском и двадцать шесть полицейских с автоматами. Юный великан смотрел на них с беспечным любопытством. Зато у доктора Кларка при виде их болезненно сжалось сердце.
        Посовещавшись, штатские оставили отряд возле катера, а сами решительно направились к Дику. Не доходя до него шагов пятьдесят, они остановились, и один из них вынул мегафон:
        - Привет тебе, Дик Мюррей!
        - Здравствуйте! - прогудел в ответ мальчик.
        - Мы прибыли по делу! Нам нужно видеть доктора Кларка!
        - Я здесь, господа! Что вам угодно? - слабым голосом отозвался доктор Кларк и поднялся на ладони великана во весь рост.
        - Доктор Кларк! Вы немедленно должны отправиться на корабль! С вами хочет говорить уполномоченный правительства!
        Это прозвучало как приказ, но доктор Кларк не испугался.
        - Кто этот уполномоченный? Генерал Лоопинг? - спросил он.
        - Нет, его заместитель. Извольте сойти вниз и следовать за нами! Дик, опусти доктора на землю!
        - Не смей этого делать, Дик! - крикнул доктор. - А вы, господа, передайте уполномоченному, что я буду говорить с ним только в павильоне на острове! Я старый, больной человек, мне не к лицу спешить по первому зову неизвестно к кому и неизвестно зачем!
        - Если вы откажетесь идти с нами добровольно, мы будем вынуждены арестовать вас! Таков приказ!
        - Ну что ж, выполняйте этот приказ!
        - Дик Мюррей, именем закона приказываю тебе выдать нам человека, которого ты держишь в руке!
        - Зачем? - хмуро прогремел Дик, которому поведение соотечественников совсем перестало нравиться.
        - Не задавай глупых вопросов, Дик Мюррей! Ты должен беспрекословно выполнять наши приказания!
        - Но доктор Кларк не хочет идти с вами!
        - Видите, господа, как просто: я не хочу идти с вами, и всё. А Дик не обязан вам подчиняться. Его здесь бросили на произвол судьбы, и, стало быть, на него ваши законы не распространяются! - крикнул доктор Кларк.
        - Значит, отказываетесь?
        - Отказываюсь!
        Не сказав больше ни слова, штатские повернулись и пошли обратно к катеру.
        - Что они будут делать, доктор? - с тревогой спросил Дик.
        - Не знаю, дитя мое. Но надо готовиться к самому худшему… - тихо проговорил старик и в полном изнеможении лег на ладонь великана.
        - Доктор, вам плохо?! - испуганно загремел Дик.
        - Тише, дружок, тише! Сердце у меня слабое, и волноваться мне вредно. Неси меня домой, мне надо отдохнуть!..
        Не спуская с доктора тревожного взгляда. Дик огромными шагами покинул побережье.
        За весь день в долине, где стоял павильон Мюррея, не появилось ни одного человека. Когда солнце приготовилось нырнуть за горы, Дик, утомленный ожиданием и бездействием, решил украдкой от доктора сходить на берег и посмотреть, что там происходит.
        Чтобы остаться незамеченным, он пополз по-индийски, скрываясь за утесами. Добравшись до побережья, осторожно выглянул из-за скалы и замер от удивления.
        Широкая береговая полоса, обычно такая пустынная и дикая, походила теперь то ли на ярмарку, то ли на лагерь беженцев. Всюду виднелись группы островитян - с детьми, скотом и бедным скарбом. Мычание коров, лай собак, плач женщин и детей, грубые окрики полицейских и неустанный треск моторов нескольких грузовиков, пополнявших эту сумятицу всё новыми и новыми семьями островитян, все это производило крайне удручающее впечатление и вызывало тревогу.
        Позабыв об осторожности. Дик поднялся во весь рост и вышел на побережье. Косые лучи заходящего солнца ударили ему в спину, и на всю прибрежную полосу упала огромная тень. Сотни голов тотчас же повернулись в его сторону.
        - Дик идет! Великан идет! Он спасет нас! - закричали островитяне.
        Все еще ничего не понимая. Дик молча смотрел на происходящее. Но одно ему было уже ясно: его друзей постигла беда, и беду эту принесли корабли.
        - Зачем вы их обижаете?! - гневно крикнул Дик полицейским, которые бросились к нему навстречу, ощетинившись автоматами.
        - Они увозят нас с родного острова! - крикнул один рыбак.
        - Почему вы их увозите? Это не ваш остров! - загремел Дик во всю силу своего чудовищного голоса, так что по всему острову пошли гулы, словно это не человек заговорил, а загрохотал проснувшийся вулкан.
        Люди с автоматами шарахнулись назад, многие не выдержали и в ужасе побежали к лодкам. Толпа островитян затихла. Тогда из цепи полицейских вышел вперед молодой офицер и поднял руку:
        - Стой, Дик Мюррей! Ни шагу дальше! В это дело тебе вмешиваться нельзя!
        - Почему? Ведь вы обижаете моих друзей!
        - Мы их не обижаем, а перевозим на другой остров! Так надо!
        - Но они не хотят уезжать!
        - Это приказ правительства, Дик Мюррей! Я знаю, наших автоматов ты не боишься и наши корабли тебе тоже не страшны. Но если ты не оставишь нас в покое, мы вызовем военную эскадру! Она уничтожит тебя из орудий вместе с твоим островом! Лучше отойди и не мешай!
        Дик заколебался. В его детское сердце вкрался страх. Он вспомнил могучие орудийные башни «Хэттинджера» и поник. А бедные островитяне снова подняли крик и бросились к нему:
        - Спаси нас. Дик! Защити нас, добрый великан!
        К горлу мальчика-гиганта подкатил комок, губы задрожали. И вдруг из глаз его хлынули слезы, а из горла вырвались оглушительные раскаты детского плача. Круто повернувшись, Дик бросился бежать обратно к павильону.
        Офицер вытер со лба пот и пробормотал:
        - Боже мой, да ведь он совсем еще ребенок!.. И тем не менее… - Он не договорил и молча уставился на гигантские следы, оставленные на прибрежной полосе убежавшим великаном.
        Когда на другой день утром Дик вышел на побережье, он нашел его пустым. Лишь кое-где на песке валялись вещи, оброненные в спешке островитянами. Корабли исчезли. Океан был пустынен и задумчив, словно и его озадачила совершившаяся здесь несправедливость.
        Дик медленно брел по берегу. Вот он нашел рыбацкую шляпу, поднял ее и с трудом натянул на кончик мизинца. Все, что осталось от его друзей!
        Покинув побережье, Дик направился в поселки. Здесь тоже было тихо и безлюдно. Двери лачуг были распахнуты настежь, будто в безмолвном крике. Ни из одной трубы не струился дым. Все живое исчезло. Лишь на хуторе скотоводов Дик обнаружил собаку
        - большую лохматую овчарку. Она сидела посреди двора и жалобно выла. Увидев знакомого великана, пес бросился к нему навстречу и радостно заскулил.
        Дик осторожно взял собаку двумя пальцами и посадил к себе на ладонь. На обратном пути к павильону он снова обливался горючими слезами.
        Столкновение с полицией окончательно подкосило доктора Кларка. Он жаловался на боль в груди, был бледен и не вставал с постели. Кровать его стояла теперь на огромном столе - так Дику удобнее было ухаживать за больным наставником.
        Когда над стариком склонилось большое, мокрое от слез лицо Дика, доктор с трудом открыл глаза и чуть слышно спросил:
        - Ну как… они… там?
        - Их увезли! Всех увезли! Мы остались одни на острове!
        - Боюсь, дружок, что Лоопинг затеял что-то нехорошее…
        - Против меня?.. Почему? Разве я ему мешаю?
        - Кто знает… А я вот свалился и долго теперь не протяну…
        - Не надо, доктор! Не говорите так! Я боюсь оставаться один!
        - Эх, Дик, Дик! Думаешь, мне легко покидать тебя в такое время? Одна теперь надежда… на профессора Джексона…
        Доктор умолк и закрыл глаза. Он чувствовал себя очень плохо.
        Дику стало страшно. Полными ужаса глазами смотрел он на крошечного старичка, который был меньше его мизинца и вместе с тем заполнял для него всю Вселенную. Лицо доктора Кларка было бледно, на лбу и лысине блестели капельки пота.
        Стараясь не шуметь, Дик вышел из своей комнаты и долго с собакой на ладони бродил вокруг павильона. Потом снова осторожно прокрался в комнату и склонился над столом. Доктор Кларк по-прежнему лежал с закрытыми глазами и дышал прерывисто, с хрипами. Дик шепотом окликнул его. Старик не отозвался - он был без сознания.
        Дик сел на стул и до самого вечера просидел неподвижно возле постели наставника. Было уже совсем темно, когда он снова попытался заговорить с больным. Не услышав в ответ ни малейшего звука, торопливо зажег свечу и увидел, что доктор Кларк мертв.
        Новое страшное горе не только не сразило Дика, но, наоборот, заставило его собрать всю энергию и твердость духа. Он понял, что ему не на кого больше опереться, не с кем больше посоветоваться, что вся его дальнейшая судьба будет зависеть только от него самого. Совершая над своим старым другом печальный обряд погребения, он не уронил ни единой слезы.
        Могилу доктору Кларку он выдолбил на вершине самого большого утеса. Гробом послужил футляр из-под флейты, выложенный внутри пенопластом и оклеенный синим бархатом. Крепко запечатав могилу песком и огромными каменными глыбами, Дик прямо на утесе нацарапал ножом надпись:

«САМЫЙ ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК НА СВЕТЕ
        ДОКТОР СЭМЮЭЛЬ КЛАРК».
        Лучшей эпитафии он придумать не смог.
        Теперь Дик Мюррей остался на острове совсем один. Но он не предавался отчаянию. Чувство полного одиночества и безраздельной власти над островом наполняло его даже какой-то мрачной, безрадостной гордостью.
        Весь во власти невеселых дум. Дик отправился со своим маленьким четвероногим другом на берег океана. Его гнала туда неведомая прежде тоска по людям. По пути он вспомнил, что не знает, как зовут собаку. Решил придумать ей имя.
        - Хочешь называться Пиратом?
        Пес радостно запрыгал на ладони и залаял.
        - Ну, ну, вижу, что согласен! Значит, теперь ты Пират!.. Эх, Пират, Пират, плохи наши дела!..
        До глубокого вечера просидел Дик на берегу океана, разглядывая в бинокль пустынные воды… О, как бы он был счастлив теперь, если бы произошло чудо и на остров приплыл лейтенант Кларенс!..
        Томительное одиночество продолжалось семнадцать дней.
        Все это время на острове царила тоскливая тишина. Не было слышно ни песен, ни хохота, ни громовых криков. Дик молчал. Целыми днями бродил он с Пиратом на ладони от одного берега к другому и до боли в глазах всматривался в океанские просторы. Напрасно! После эвакуации островитян ни один корабль не появлялся поблизости этих всеми забытых берегов.
        Припасы на складе подходили к концу, пора было подумать об их обновлении, но Дик никак не мог вернуться к занятию рыбной ловлей и охотой. Тоска по людям, ожидание их прибытия полностью исчерпывали его душевные и физические силы.
        На восемнадцатый день океан сжалился над Диком.
        В два часа пополудни на юго-восточной стороне горизонта Дик увидел в бинокль дымки
        - один, второй, третий… целых двенадцать сизо-белых султанчиков дыма. Они вырастали за чертой горизонта, словно их рождала бездонная синева океана, и, приближаясь, становились крошечными корабликами.
        Дик вскочил как ужаленный, взобрался на утес и стал жадно глядеть на море. Да, да, никаких сомнений - к острову идут корабли!
        - Ура-а-а!!! - загрохотало над островом, будто лопнули и разрушились прибрежные скалы.
        К небу, словно белый салют, взвились бесчисленные стаи перепуганных птиц. А Дик, не переставая кричать, спрыгнул с утеса и помчался к лесу.
        Он не знал, как выразить свою радость, и сделал первое, что пришло в голову: натаскал на вершину горы сотни вырванных с корнем деревьев и устроил гигантский костер. Пусть люди видят, что он жив и приветствует их от всей души.
        Над островом поднялся величественный столб дыма и пламени. Безобидная гора превратилась в действующий вулкан.
        А Дик поспешно вернулся к берегу и снова взобрался на утес. Что такое? Почему корабли не приблизились? Почему они по-прежнему маячат у самой черты горизонта и, вместо того чтобы плыть к острову, расходятся в разные стороны?
        Загадочные корабли в самом деле расходились по кругу. Некоторые уже скрылись за выступами гор. Радость Дика погасла, в душе проснулась тревога. Снова и снова всматривался он в едва различимые силуэты и вдруг похолодел от ужаса - в одном из кораблей он узнал авианосец «Хэттинджер».
        Чего же испугался Дик? Ведь на этом корабле служит его друг лейтенант Кларенс, а командует им добрый и благородный капитан Стейнхейл! Да и сам он, Дик Мюррей, был особым приказом объявлен почетным членом экипажа этого корабля на вечные времена! В чем же дело?
        А дело было в том, что не о Кларенсе подумал Дик, когда узнал очертания знакомого военного корабля, а об угрозе того полицейского офицера, который крикнул ему: «Мы вызовем военную эскадру, и она уничтожит тебя вместе с островом!» Раз это
«Хэттинджер», значит, всё вместе - это военная эскадра, которая прибыла сюда, чтобы уничтожить Дика вместе с островом! Нажаловался все-таки полицейский офицер, хотя Дик и не помешал ему увозить бедных островитян!.. А Кларенс? Неужели и Кларенс будет стоять у орудия и давать команду «огонь»?.. Наверное, будет… Ведь он обманул, не вернулся…
        Ослабевший, Дик спустился с утеса и сел на горячий песок. Что делать? Куда спрятаться? Броситься в море и попытаться проскользнуть мимо кораблей? Бесполезно! Все равно заметят и убьют. Такого большого нельзя не заметить!.. Эх, если бы стать маленьким, как все!..
        Дик в отчаянии закрыл лицо руками. На палец его ноги прыгнуло что-то пушистое, живое. Пират! Бедный глупый Пират! Дик взял собаку на ладонь и поднес к глазам.
        - Пропали мы с тобой, песик! Сейчас грянет залп, и нас убьют! - прошептал он дрожащими губами и беззвучно расплакался.
        Долго, мучительно долго тянулся этот кошмарный день. Дик несколько раз выглядывал из-за утеса и смотрел на далекие грозные корабли. Они по-прежнему виднелись на горизонте, и трудно было понять, что они собираются делать.
        Когда наступили сумерки, Дик поднялся и, еле волоча ноги, поплелся к своему павильону. Костер на горе все еще разбрасывал снопы ярких искр, но Дику противно было смотреть в его сторону.
        Ничто не могло разуверить великана в злых намерениях военной эскадры. Ведь если бы на ней были друзья, они давно бы уже высадились на остров, чтобы встретиться с Диком. А раз не пришли, раз окружили, значит, это не друзья, а враги!.. Почему не стреляют? Это подлая хитрость: ждут ночи, ждут, когда Дик уснет, чтобы покончить с ним одним залпом. Да, да, это так! Он разгадал их предательские планы! Но, в таком случае, в павильоне нельзя оставаться ни одной минуты!
        Наспех схватив на складе кое-что из продовольствия, Дик ушел в горы и засел там в ущелье, которое уже однажды послужило ему пристанищем.
        Сумерки быстро сгущались. Поднялся ветер. Многодневная жара притянула, по-видимому, отличную грозу с ливнем. На небо, заслоняя звезды, надвинулись тяжелые черные тучи.
        - Это хорошо! - сказал Дик Пирату. - Это они потому и не стреляли, что заметили приближение грозы. Хорошо бы еще шторм, большой шторм, чтобы он расшвырял эти дурацкие корабли и потопил их вместе с пушками!
        Ветер крепчал и пронзительно выл в длинном ущелье. Быстро наступила полная темнота. Со стороны побережья донесся яростный рокот волн. Ветер подул с такой силой, что где-то жалобно застонало и рухнуло большое дерево.
        - Сильнее! Давай! Еще сильнее! - крикнул Дик ветру, и, словно в ответ на его громоподобный призыв, по небу хлестанула длинная ослепительная молния и прокатились первые гулкие раскаты.
        В ту же секунду хлынул ливень, и все смешалось: рев океана, раскаты грома, вой ветра и яростный плеск дождя. Это была великолепная сокрушительная буря.
        - Пойдем домой, Пират! Сегодня уже больше ничего не будет, - сказал Дик своему маленькому лохматому другу, свернувшемуся в его закрытой горсти, как в просторной будке, и, выбравшись из ущелья, пошел сквозь непогоду обратно к павильону.
        Страх прошел. Омытый ливнем, Дик чувствовал себя бодрым и решительным. Появилась надежда, что шторм разгонит эскадру, расшвыряет ее по океану, а пока она завтра снова соберется, можно будет удрать с острова - на плоту или даже просто так, вплавь.
        Буря нарастала, сотрясая могучие стены павильона. Под ее неумолчный грохот Дик стал засыпать, уложив в уголке возле подушки перепуганного Пирата. Он совсем было погрузился в сон, когда ему послышалось, что к шуму бури стал примешиваться какой-то тонкий, едва слышный голосок, зовущий его по имени. Из-за подушки яростно залаял Пират.
        С трудом открыв глаза, Дик прислушался.
        - Дик! Дик Мюррей! Отзовись, Дик! Ты здесь? - доносилось откуда-то с пола возле самой кровати.
        Дик замер и перестал дышать. Сонливость мгновенно исчезла. Пират, получив толчок пальцем, затих. В комнате было темно, как в подземелье.
        - Кто тут? - загремел Дик и, выхватив нож, сел на кровати.
        - Это я, Кларенс! - послышалось с полу.
        - Что? Кларенс?! Не может быть!
        Дик торопливо нашарил толстый огарок свечи, зажег его и, склонившись с кровати, осветил пространство вокруг нее. У ножки гигантской койки, под самым изголовьем, стоял крошечный человечек в черной штормовке и махал ему рукой. Дик всмотрелся в его лицо и чуть не задохнулся от радости:
        - Кларенс! Кларенс вернулся! Ура-а-а!
        Лейтенант Кларенс расхаживал по столу в кольце огромных рук великана и не спускал глаз с гигантского, расплывшегося в счастливой улыбке лица. Он был взволнован встречей не меньше Дика.
        - А ты вырос, дружище! Гром и молния, ты стал таким большим, что на тебя смотреть страшно!
        - А как ты попал на остров, Кларенс? Ведь такой шторм!
        - На вертолете! Это было опасно, но другого выхода не было!.. У нас очень мало времени, Дик! Надо спешить!
        - А что, разве они будут стрелять из орудий?
        - Они совсем не собираются стрелять из орудий. Все обстоит гораздо хуже! Слушай! Профессор Джексон не договорился с правительством. Дела сложились так, что ему вообще пришлось скрыться. А правительству позарез нужен препарат твоего отца, мюрреин. У них там какие-то грандиозные планы по животноводству. Когда стало ясно, что Джексон мюрреин не выдаст, правительство решило найти секрет этого препарата в твоем теле…
        - А почему профессор не выдаст мюрреин? Он ведь…
        - Погоди, великан! Теперь все стало по-другому! В столице какие-то типы, вероятно, из самых богатых, которым нечем заняться, сколотили полулегальную, организацию под названием «Новое сбалансированное общество». Они все хотят стать большими, здоровыми и долговечными.
        - Такими, как я?
        - Не совсем, но в этом роде. Для этого им нужен мюрреин и антимюрреин. Они втянули в свою организацию генерала Лоопинга и послали его к Джексону. Генерал должен был уговорить профессора выдать организации секрет обоих препаратов. Предлагали огромные деньги. Но профессор отказал им. Лоопинг ушел ни с чем, и теперь
«сбалансированные» решили приняться за тебя. Не прямо, конечно, а через правительство. У них всюду свои люди. Они наскоро собрали группу ученых, способных ради денег на любую жестокость. Это настоящие фашисты! Им приказано подвергать тебя любым экспериментам, хоть на куски искромсать, лишь бы найти в твоем организме секрет мюрреина.
        - Но в моем организме давно и следов не осталось, потому что мюрреин - это особые прирученные вирусы, которые очень быстро исчезают.
        - Молчи, Дик, молчи! Если люди Лоопинга об этом узнают, они убьют тебя!.. А теперь вот что. Эскадре приказано окружить остров и отрезать тебе все пути к бегству. А твои ученые палачи должны прибыть завтра утром на вертолете. Недавно, перед самым отплытием, я получил записку от профессора Джексона. Он скрывается в надежном месте. Второй антимюрреин, чтобы сделать тебя нормальным человеком, у него уже готов. Он ждет тебя и доктора Кларка…
        - Доктор Кларк умер! Когда увезли всех жителей, он заболел и умер. Я похоронил его на вершине утеса…
        - Жаль старика… Очень он любил тебя… Но слушай дальше! Ты должен этой ночью покинуть остров. Я знаю, в такой шторм это будет трудно, но ты должен справиться. Завтра уже будет поздно. Тебе придется плыть на юго-восток, пока не достигнешь Скалистого побережья. Это совершенно пустынная и безлюдная местность. Там для тебя приготовлено убежище, и там тебя будет ждать профессор Джексон со своими людьми. Проплыть придется около двух тысяч миль. Если будет трудно, отдыхай на отмели у островов. По пути их будет много. Но нигде не смей выходить на сушу!
        У Дика все в голове смешалось: сторожевая эскадра, пытки, профессор Джексон, Скалистое побережье, жуткое плавание по океану в страшный шторм…
        - Кларенс, разве я проплыву две тысячи миль? - растерянно прогудел он.
        - Проплывешь, Дик! Ты большой и сильный! Ты должен прорвать блокаду возле
«Хэттинджера», чтобы с других кораблей тебя не заметили. На «Хэттинджере» не забыли, что ты почетный член экипажа на вечные времена. Капитан Стейнхейл и вся команда за тебя! Профессор Джексон знал, кому доверить твое спасение. Ну, вперед, Дик! Нельзя терять ни минуты!
        Дик вскочил и, пошарив за подушкой, поднял на ладони своего верного Пирата.
        - Кларенс, ты возьмешь на корабль моего друга?
        - Собаку? Это можно! Ну, пошли, победитель штормов!
        Дик сунул в ножны свой гигантский нож, посадил Кларенса на свое загорелое плечо и вышел из павильона навстречу буре.
        Вертолет, на котором прибыл Кларенс, было решено утопить, чтобы не осталось следов. Дик зашвырнул его далеко в бушующее море. После этого Кларенс перебрался к великану на шею и крепко обвязал себя прядями его волос. Таким же образом он закрепил и повизгивавшего от страха Пирата.
        Дик смело пошел навстречу яростному прибою, гнавшему на берег волны высотой с пятиэтажный дом. Достигнув глубины, он поплыл.
        Океан разыгрался не на шутку. Дик плыл вперед, ничего перед собой не видя. Один он ни за что не нашел бы «Хэттинджер» в этой кромешной тьме и бешеной пляске волн. Но Кларенс все время направлял его, крича в самое ухо:
        - Левей, гроза кашалотов, левей! Так держать! А теперь право руля! Еще правее, сын Нептуна, еще!.. Так, так! Молодец! Хорошо идем! Скорость не меньше двадцати узлов! Да при таких ходовых качествах ты вокруг света обойдешь, не то что две тысячи миль!.. А вон и наш старик «Хэттинджер»!
        Но Дик еще долго ничего перед собой не видел. Гигантские волны хлестали ему в лицо, а порой и накрывали с головой. Наконец совсем неподалеку он заметил огни большого корабля.
        - Осторожнее, Дик, подходим! Заходи с левого борта! Там тише!
        Дик послушно выполнял все приказы своего маленького друга. Обогнув корабль, он приблизился к нему с подветренной стороны и схватился рукой за борт. Другой рукой он осторожно снял с шеи Кларенса и собаку и поставил их на качающуюся палубу.
        К борту тотчас же подошел человек в штормовке:
        - Ну как, Кларенс?
        - Все в порядке, капитан! Задание выполнено!
        Капитан Стейнхейл похлопал Дика по пальцу и, перегнувшись через борт, крикнул в кромешную тьму:
        - Привет, Дик Мюррей! Как самочувствие?
        Дик сразу узнал Фрэнсиса Стейнхейла. Перекрыв рев бури, он загрохотал в ответ:
        - Отлично, капитан! Спасибо!
        - Я думаю, такой шторм пустяк для почетного моряка с «Хэттинджера»? Как ты считаешь, Дик?
        - Пустяк, капитан! Это даже весело плыть по таким волнам!
        - Значит, доплывешь до Скалистого побережья?
        - Доплыву, капитан!
        - Молодец! В таком случае, Дик, отправляйся. Курс - юго-восток. Сейчас в сторону кормы, а дальше следи по ветру. Волны должны тебя хлестать в правую щеку. Понял?
        - Понял, капитан!
        - Ну, счастливого плавания, мой мальчик!
        - До свиданья, капитан! До свиданья, Кларенс!
        - До свиданья, Дик! Будь молодцом, морской волк!
        Гигантская рука отпустила борт корабля, махнула на прощанье и исчезла в темноте.
        Прошло четверо суток. Океан продолжал бесноваться с неослабевающей силой.
        Профессор Джексон и двое его верных друзей вот уже вторые сутки подряд ни на минуту не покидали наблюдательного поста на вершине утеса. Исхлестанные ветром, промокшие до нитки, они валились с ног от усталости, а Дик Мюррей все не появлялся.
        По расчетам профессора, Дик должен был доплыть до Скалистого побережья за пятьдесят часов. Неужели с ним что-нибудь случилось? Неужели погиб? Или его выследили с воздуха ищейки генерала Лоопинга и с помощью военных кораблей загнали обратно? Но тогда Стейнхейл сообщил бы об этом по радио.
        - Что будем делать, профессор? - спросил один из его друзей, молодой биохимик Уилсон, отняв бинокль от усталых, покрасневших глаз. - Может, попытаемся поискать его на островах?
        - Наша легкая посудинка не выдержит такого шторма, Уилсон. Выходить в ней сейчас в море - значит обречь себя на верную гибель. Будем ждать и надеяться, - твердо ответил профессор.
        Они снова взялись за бинокли и стали напряженно всматриваться в кипящую поверхность океана.
        За окном была глухая ночь, наполненная свистом, воем и грохотом бури. Лачуга вздрагивала от порывов ветра, как заезженная кляча от ударов кнута, и жалобно поскрипывала.
        Старый рыбак Хуан Перес чинил при свете лампы невод. Жена его лежала на кровати, закутавшись в одеяло, и молча прислушивалась к реву бури.
        - Долго штормит, слишком долго! - ворчал старый рыбак. - Давно такого не было с океаном. Разыгрался не ко времени, а мы из-за него без рыбы сиди… Да еще, того и гляди, баркас унесет! Совсем плохо дело будет…
        - А ты бы, Хуан, сходил поглядел, - озабоченно отозвалась жена.
        - Ладно уж, схожу…
        Хуан Перес отложил сети, закутался в брезентовый плащ с капюшоном и вышел из лачуги. Захлопнув за собой дверь, он несколько минут постоял, привыкая к темноте. Потом вышел из-за укрытия и ощупью побрел по тропинке к морю.
        Грохот прибоя становился все яростнее. Перед последним поворотом, за которым до моря оставалось лишь несколько шагов, старик остановился и замер в полной неподвижности. Ему почудилось, будто к реву океана прибавились какие-то новые, столь же мощные трубные звуки. Сначала они казались просто воплем, но, прислушавшись, рыбак стал различать в них отдельные слова:
        - Помогите!!! Люди!!! Помоги-и-ите!!! - гремело где-то за утесами с нечеловеческой мощью, словно это сам ураган молил о помощи.
        Старик задрожал и откинул капюшон, чтобы лучше слышать. В громоподобном вопле звучали тоска, жалоба, смертельный страх. Рыбака стал бить озноб. Он уже хотел бежать обратно к лачуге, когда новый вопль пригвоздил его к месту.
        - Помогите!!! - прогремело где-то совсем рядом.
        В этот миг сквозь рваные тучи прорвался месяц и осветил прибрежные скалы. На вершине соседнего утеса рыбак увидел гигантскую руку. Она хваталась за скалу, царапала ее, соскальзывала, наконец вцепилась в нее крепко и тут же к ней присоединилась вторая. Это было похоже на кошмарный сон.
        Призывы о помощи прекратились. Вслед за гигантскими руками над утесом показалась страшная исполинская голова с выпученными глазами и перекошенным ртом.
        - Земля! Скалистое побережье! - мощно отдуваясь, прохрипела голова.
        Месяц снова скрылся за тучами, и страшное видение погрузилось во мрак. Лишь мощное сопение раздавалось все ближе и ближе.
        Суеверный рыбак опомнился и, почувствовав, что может двигаться, со всех ног бросился вверх по тропинке. Достигнув своей лачуги, он постоял возле нее, отдышался и пошел дальше, в поселок.
        На другое утро шторм внезапно утих. Океан еще гнал к берегу зеленые стены валов, но тучи на небе уже рассеялись, и горячее летнее солнце взошло как ни в чем не бывало.
        Рыбак Хуан Перес снова шел по тропинке к морю, только на сей раз не один. Его сопровождал молодой бургомистр острова дон Педро Маркес.
        - Я уверен, что тебе померещилось, папаша Хуан! - недовольно ворчал бургомистр, без всякой охоты следуя за стариком.
        - Погоди, дон Педро, не спеши…
        Рыбак опытным взглядом окинул пустынные утесы и, заметив, что над одним местом с криком носятся потревоженные чайки, свернул с тропинки и повел бургомистра к этому месту.
        И вот они увидели живого великана.
        Гигантский полуголый мальчик лежал в просторной лощине, заполнив ее всю своим необъятным телом, и спал крепким сном. Ноги его были поджаты, одна рука под щекой, другая крепко держала рукоять исполинского ножа, висевшего в ножнах у пояса. На великане не было ничего, кроме коротких трусов, сшитых из какой-то кожи. Длинные черные волосы его были рассыпаны по камням.
        Чтобы лучше рассмотреть невиданного мальчика-гиганта, рыбак и бургомистр вскарабкались на скалу, которая возвышалась над спящим. Из-под ног у них неожиданно сорвался камень и с грохотом устремился вниз. Оба так и присели от страха.
        - Я знаю, кто это, - тихо сказал бургомистр. - Это знаменитый великан Ричард Мюррей. О нем много писали в газетах. Но как он попал сюда?..
        - Заблудился, поди, во время шторма… - неуверенно сказал рыбак.
        - Что ты, папаша Хуан! Знаешь, где он последний год находился? На острове, до которого от нас пять тысяч миль!..
        Снизу вдруг раздался громкий зевок. Рыбак и бургомистр осторожно выглянули из-за скалы. Бургомистр набрался смелости и громко крикнул:
        - Эй ты, большой человек! Ты кто? Дик Мюррей, да?
        Великан продолжал лежать неподвижно, но его огромные черные глаза были открыты. Казалось, он не слышал окрика. Бургомистр сложил ладони рупором и крикнул еще раз. Великан медленно повернул голову и посмотрел на скалу. Увидев людей, он болезненно сморщился и прохрипел:
        - Да, я Дик… Мюррей… Мне холодно… Все тело болит. Хочу пить… пить и есть…
        - Как ты сюда попал, Дик Мюррей? - спросил бургомистр.
        - Я плыл… к Скалистому побережью… заблудился в шторме… А это что?.. Скалистое побережье, да?..
        - Скалистое, да не то. Дик! Тебя отнесло в сторону! Наш остров лежит далеко от Скалистого побережья! Но ты не отчаивайся! Будешь нашим гостем! Мы напоим и накормим тебя, а твоим друзьям мы о тебе сообщим! Понял?
        - Понял! Большое спасибо!..
        Дик снова закрыл глаза, а бургомистр и старый рыбак быстро спустились со скалы и со всех ног бросились обратно в селение. Вскоре о принесенном бурей гигантском госте узнали все жители маленького острова.
        Профессор Джексон тайно навестил госпожу Мюррей. Он застал бедную женщину в глубоком трауре и в слезах. Уже десять дней назад узнала она из газет, что
«мальчик-великан Дик Мюррей заплыл во время купания слишком далеко от острова и, застигнутый десятибалльным штормом, погиб в морской пучине». Выходило, что Дик погиб по собственной неосторожности, а правительство лишь понесло из-за этого огромные расходы, потому что бросило на поиски великана весь свой военный флот.
        Госпожа Мюррей поверила этой версии, так как слишком хорошо знала неуемный характер своего племянника. Но профессор Джексон не оставил ее в этом заблуждении. Он рассказал ей всю правду.
        Узнав, какая страшная участь ожидала Дика, если бы он не бежал с острова с помощью военных моряков с авианосца «Хэттинджер», Клеми вытерла слезы и гневно воскликнула:
        - Пусть он лучше утонул в океане, чем остался бы в руках этого живодера Лоопинга! А газеты-то наши тоже хороши! Заплыл слишком далеко!.. Нужно, чтобы весь мир узнал правду о гибели моего милого великана! И о Лоопинге, и об этих сбалансированных негодяях, и о нашем правительстве, которое не умеет их приструнить! И эту правду должны рассказать вы, профессор!
        - Дика мы этим не вернем, сударыня, а неприятностей из-за этого может быть немало,
        - устало проговорил профессор. - У меня нет никаких доказательств, и меня легко обвинят в клевете на правительство. Вряд ли нам это что-нибудь даст!.. Вот если бы Дик остался жив!.. Я сделал бы его нормальным человеком в течение десяти лет… А теперь… теперь мой антимюрреин никому больше не понадобится. Ни первый, который останавливает рост, ни второй, который может из великана сделать нормального человека. Великанов больше не будет! Опасное открытие вашего брата я навеки похоронил в своем мозгу. Все документы о нем я сжег. А повторить такое открытие вряд ли кто-нибудь сможет…
        Клементайн хотела что-то возразить, но тут в окно сильно постучали, и с улицы послышался звонкий мальчишеский голос:
        - Госпожа Мюррей! Госпожа Мюррей! Новости!
        Профессор и Клеми одновременно посмотрели на окно и увидели за стеклом взволнованное лицо незнакомого десятилетнего мальчугана… Он размахивал газетой и изо всех сил барабанил по стеклу.
        Клементайн открыла окно.
        - В чем дело, мальчик? Что тебе нужно?
        - Госпожа Мюррей, я услышал разговоры возле киоска и сразу купил газету и побежал к вам! Большая новость! Ваш Дик жив! Он не погиб в океане! Он доплыл до какого-то острова!
        Клементайн ахнула, схватилась за сердце и медленно опустилась на пол.
        Сообщение, опубликованное в газете, было поразительно, однако не верить ему не было никаких причин.
        Корреспондент столичной газеты сообщал из-за границы, что во время недавнего шторма к берегу острова, принадлежащего нейтральной стране, прибило великана Ричарда Мюррея. Великан был жив, и жители острова оказали ему радушное гостеприимство. Представитель нейтральной страны сделал для печати заявление, что его правительство предоставило Ричарду Мюррею политическое убежище. Согласно показанию мальчика-великана, со стороны властей его родины ему угрожала серьезная опасность: его хотели сделать предметом бесчеловечных научных экспериментов. Именно поэтому он вынужден был покинуть свой дом на острове и пуститься в опасное плавание по бушующему океану. Ему лишь чудом удалось избежать гибели. На время пребывания Ричарда Мюррея на острове нейтральной страны туда полностью закрыт доступ для туристов, научных экспедиций и прочих посторонних лиц.
        Приведя госпожу Мюррей в чувство, профессор Джексон прочел ей вслух это радостное сообщение. Она смеялась и плакала от счастья и как безумная целовала газету. Когда первый порыв радости миновал, Клементайн посмотрела на профессора сияющими глазами.
        - Ну что, дорогой профессор, вы и теперь будете молчать о подлых намерениях генерала Лоопинга и его покровителей?
        Профессор усмехнулся, поцеловал Клементайн руку и ответил:
        - Теперь тем более. Я буду нем, как рыба. Не стоит дразнить гусей, пока Дику не возвращен нормальный человеческий облик. Борьба и так будет достаточно опасной. А что касается разоблачения, давайте договоримся так: я сделаю его в самой широкой форме, когда полностью вылечу Дика. А пока нам придется довольствоваться сознанием, что мы победили, хотя и понесли потери. Жизнь доктора Кларка - вот единственная жертва, которую они вырвали из наших рядов. Бедный доктор Кларк, он любил Дика до полного самозабвения!..
        - Не надо, профессор, не омрачайте моей радости. Все эти десять дней я оплакивала их обоих - и Дика и доктора Кларка. Пусть же мои слезы принадлежат одному ему, нашему доброму старому другу. Я всегда буду помнить, какое у него было золотое сердце и как много он сделал для моего мальчика…
        После всех пережитых злоключений жизнь на гостеприимном острове показалась Дику приятным и спокойным отдыхом. Правда, у него не было здесь такого великолепного павильона, как на прежнем месте, - жить пока приходилось под открытым небом, - но зато обитатели острова окружили его такими заботами, таким вниманием, словно уход за великаном был для них самым радостным занятием.
        Через месяц к берегам острова подошли два корабля. Их флаги были уже знакомы Дику
        - он видел такой же в поселке, на доме бургомистра дона Маркеса.
        На одном из кораблей приехали профессор Джексон со своими двумя ассистентами и, к великому удивлению и радости Дика, лейтенант Кларенс. Только теперь его следовало называть бывшим лейтенантом. Впрочем, штатский костюм шел ему ничуть не меньше, чем форма морского офицера.
        После бурной встречи, во время которой Дик сплясал от радости какой-то дикий танец, начались расспросы и разговоры.
        - Кларенс, милый, почему ты ушел с «Хэттинджера»? Кончился твой контракт, да?
        - Нет, брат океана, контракт мой еще не кончился, - ответил Кларенс, расположившийся, по привычке, на плече у друга. - Меня просто-напросто списали на берег.
        - За что?
        - За потопленный вертолет. Ты знаешь, что там, на острове, творилось, когда ты удрал? Плач акул и крокодилов! Сам Лоопинг прилетел из столицы. Началось расследование. Ну, и пронюхали как-то, что на «Хэттинджере» не хватает вертолета. Тут вспомнили, что это мы везли тебя на остров, вспомнили и про то, что Стейнхейл сделал тебя почетным членом экипажа. Лоопинг добивался суда над капитаном, но доказательств у них не было, так что до суда дело не дошло. А вертолет я взял на себя. Самовольно, говорю, летал в шторм на прогулку и утопил. Едва, говорю, сам спасся. Меня за это дело и офицерского звания лишили, и к военным кораблям запретили подходить на пушечный выстрел. А Стейнхейла разжаловали. Он теперь служит старпомом на одном ржавом корыте, которое по недоразумению до сих пор называется крейсером. И Пирата твоего с собой прихватил в память о тебе! Трудно старику. На «Хэттинджере» он был первым после адмирала!.. А мне ничего. Я даже рад, что так получилось. Отыскал я твоего профессора Джексона, и он меня взял к себе. Главным опекуном вместо бедняги доктора Кларка…
        - И теперь мы всегда будем вместе, Кларенс?
        - Всегда не всегда, а несколько лет нам придется подрейфовать вместе на этом клочке земли. Гром и молния! Я уверен, что скучать мы с тобой не будем. Верно, я говорю, морской волк?
        - Верно, Кларенс! Мне так с тобой хорошо, что я согласен остаться здесь на всю жизнь, лишь бы ты не уезжал!
        - Всю жизнь? О могучий потрошитель китов и кашалотов! Разве ты знаешь, что такое вся жизнь? Это очень-очень много, и не будем загадывать на такой долгий срок!..
        Новый штат профессора Джексона был гораздо меньше, чем в КИРМе, да и материальная часть была скромнее. Но все же правительство нейтральной страны нашло средства, чтобы снабдить гостя-великана самым необходимым.
        На остров был доставлен вместительный надувной дом для Дика, удобные разборные домики для обслуживающего персонала, множество разнообразной утвари и инструментов, сотни тонн продовольствия, а главное - пять драгоценных ящиков с многолитровыми ампулами, содержащими новую культуру прирученных вирусов под названием «Антимюрреин-2».
        Профессор без промедления приступил к лечению Дика от «великанства». В организм мальчика-гиганта была введена первая огромная доза антимюрреина-2.
        Вначале Дик не ощутил в себе никаких перемен. Но прошла неделя, и препарат дал о себе знать. Мальчик-великан, всегда поглощавший целые горы пищи, потерял вдруг аппетит и заметно похудел. Вместе с тем он стал вялым, сонливым, апатичным. Спал по двенадцать - четырнадцать часов в сутки; нехотя, через силу, поддаваясь лишь на веселые уговоры Кларенса, совершал обязательный моцион по острову; как только его оставляли в покое, тут же снова ложился в постель. Есть он стал раз в десять меньше обычного и лишь непрерывно пил воду, все время жалуясь на сухость во рту и неутолимую жажду. Пресной воды было на острове достаточно, а к еде Дика не принуждали - голодовка была основой всей лечебной процедуры.
        Когда миновало три месяца, профессор решил ввести Дику еще одну дозу лекарства. Вирусная культура антимюрреина-2 была очень неустойчива и малоактивна. Ей нужно было периодически давать подкрепление. После второй дозы Дик еще резче сократил свою потребность в еде, но зато к нему вернулись подвижность, веселое настроение и интерес к окружающему миру. От еды он отказывался еще упорнее, но пить стал умеренно. Его худоба тревожила профессора Джексона, однако никаких мер для возвращения великану прежнего аппетита он не принимал. В общем и целом, процесс превращения, как уверял профессор Джексон, протекал в пределах нормы. Оставалось только ждать кризиса.
        И вот долгожданный кризис наступил. На шестом месяце при очередном измерении было обнаружено, что рост Дика уменьшился на тридцать пять сантиметров. Это была огромная победа. С этого момента все клетки огромного тела великана стали работать по новой программе.
        - Поздравляю, укротитель бурь! Скоро ты станешь как все и поступишь матросом на
«Хэттинджер»! Клянусь трезубцем Нептуна, ты все равно будешь в любом строю правофланговым! - сказал ему по этому случаю Кларенс.
        А профессор Джексон и бургомистр дон Маркес устроили на радостях маленький праздник с обильным угощением для всех обитателей острова.
        Проходили месяцы, проходили годы…
        Дику еще несколько раз впрыскивали в кровь антимюрреин-2. Он свыкся с ним и отлично на него реагировал. Худоба его постепенно исчезла. Из костлявого, долговязого гиганта с обвисшей кожей и худым, морщинистым лицом Дик снова превратился в отлично упитанного мальчика-великана, стал веселым, озорным, любознательным, лишь несколько уменьшенных размеров. Это означало, что его клетки под действием антимюрреина полностью переориентировались и теперь дружно и слаженно работали на уменьшение, учитывая особенности отдельных органов и тканей.
        Гигантский аппетит к Дику больше не вернулся. С каждым месяцем он ел все меньше и меньше.
        - Гром и молния! Почему же он не худеет? - удивлялся Кларенс. - Почему он такой крепкий и толстощекий при такой совершенно убийственной диете? Вы понимаете что-нибудь, профессор?
        Профессор, конечно, все понимал и с удовольствием объяснял это Кларенсу:
        - Тут нет никакого чуда, друг мой. Антимюрреин-2 восстановил в генах Дика информацию о видовых размерах человека. Клетки принялись работать на уменьшение тела, и для этого им пришлось в организованном порядке обрекать себя на гибель. У Дика как бы происходит рост наоборот - сверху вниз. Ежедневно в его организме накапливаются десятки килограммов отработанного вещества из погибших клеток. Незначительную часть их организм выбрасывает, но основную массу усваивает и использует для своей жизнедеятельности. Дик сейчас питается за счет собственных огромных накоплений…
        Когда Дику исполнилось семнадцать лет, он вытащил однажды из-под своей кровати тот самый нож, который когда-то носил у пояса и которым так легко расправлялся с кашалотами. Удивившись размерам этого ножа, много лет провалявшегося без дела под кроватью, юноша воскликнул:
        - Кларенс, посмотри, какой огромный заржавленный меч! Я с трудом поднимаю его обеими руками!
        - Эх ты, гроза кашалотов! Разве это меч? - со смехом ответил Кларенс. - Это же твой «ножичек», с которым ты переплыл через бушующий океан и которого так боялись все твои знакомые киты!
        Присутствовавший при этом профессор Джексон пристально посмотрел на Дика и тихо сказал:
        - Теперь уже скоро, мой мальчик…
        - Что скоро, профессор?
        - Скоро ты вернешься к своей тете Клеми!
        Высокая белокурая девушка лет шестнадцати стремительно вбежала в гостиную и крикнула:
        - Тетя Клеми, к нам гости!
        Госпожа Мюррей, сильно располневшая, но, в общем-то, мало изменившаяся за прошедшие двенадцать лет, поднялась с кресла и направилась в переднюю.
        - Что еще за гости? - ворчала она недовольно.
        Открыв дверь, она остолбенела.
        Перед ней стоял седой, сгорбленный старик, в котором она с трудом, но все же узнала профессора Джексона; рядом с профессором - незнакомый, спортивного вида мужчина лет тридцати пяти, с мужественным загорелым лицом; а за ними, за этими двумя, возвышался чуть не под самый потолок юный гигант: смуглый, стройный, черноволосый, с веселыми глазами.
        Двое первых молча смотрели на госпожу Мюррей и загадочно улыбались. Она уже раскрыла рот, чтобы поздороваться с профессором Джексоном, но высокий юноша вдруг шагнул вперед и весело пробасил:
        - Здравствуй, тетя Клеми! Не узнаешь? А ведь это я, твой Дик!
        - Боже мой, Дик! - прошептала госпожа Мюррей, не веря своим глазам, и тут же крикнула на весь дом: - Дик! Мальчик мой!
        Юноша раскрыл объятия и подхватил на руки метнувшуюся к нему женщину. Не замечая, что племянник держит ее на руках, она целовала его в глаза, щеки, губы.
        Войдя со своей ношей в гостиную и увидев незнакомую девушку, Дик смутился и опустил тетку на пол. Повернувшись к вошедшим вслед за ним профессору Джексону и Кларенсу, он сказал:
        - А тут, кажется, прибавление семейства!
        - Дурачок! - сказала госпожа Мюррей. - Это же Мери, моя воспитанница. Мы уже десять лет живем вместе. Познакомься с ней!
        - С удовольствием! - прогудел Дик и направился к девушке.
        Госпожа Мюррей повернулась к гостям:
        - Ах, профессор, простите, я даже не поздоровалась с вами!
        - Ничего, ничего, госпожа Мюррей, здравствуйте! А это главный опекун Дика - господин Кларенс. Прошу любить и жаловать!
        - Боже мой, вы и есть Кларенс?! Самый большой друг моего Дика! Я рада, очень рада вас видеть!
        - И мне приятно познакомиться с вами, госпожа Мюррей. Именно такой я и представлял себе тетю Клеми, о которой Дик мне так много рассказывал, - галантно раскланялся Кларенс и, лукаво улыбнувшись, спросил: - А как Дик, госпожа Мюррей? Молодец, не правда ли?
        Госпожа Мюррей искоса глянула на Дика, который в это время старался убедить Мери, что с ним не опасно поздороваться за руку, и покачала головой:
        - Все еще великоват! Не бывает таких людей!
        - Не бывают, - значит, будут, - рассмеялся Кларенс. - В нем ровно два с половиной метра.
        - По всей вероятности, сударыня, это и есть допустимый предел человеческого роста,
        - вмешался в разговор профессор. - Ниже этого барьера мы никакими средствами не могли уменьшить Дика. Впрочем, - улыбнулся он, - если вы его не принимаете, мы попытаемся еще поработать. Боюсь только, что, если мы сломаем этот естественный барьер роста в направлении сверху вниз, то наш милый Дик без конца пойдет на убыль, и лет через десять я привезу вам его в спичечной коробке!..
        - Ах, что вы, профессор! Не говорите таких ужасов!..
        Во время обеда Клеми наклонилась к профессору Джексону и доверительно спросила:
        - Вы говорили про уменьшение, профессор. Неужели это серьезно?
        - Да, госпожа Мюррей. В процессе лечения меня очень беспокоило это обстоятельство. Но, к счастью, барьер оказался крепким, как и все созданное природой. Дик-лилипутик - ведь это было бы не менее ужасно, чем Дик-великан?
        - Еще ужаснее, профессор, еще ужаснее!..
        - Зато с Диком-лилипутиком легче было бы управляться. Уж я-то знаю, как трудно воспитывать великанов! Лилипутиков куда легче! - с деланной серьезностью заметил Кларенс.
        - Что вы, господин Кларенс, что вы! - воскликнула госпожа Мюррей. - Пусть лучше Дик остается как все… или хотя бы почти как все!
        - Вот именно «почти», - задумчиво сказал профессор. - В нем ведь много осталось от прежнего гиганта. За все десять лет он ни разу ничем не болел, и я сильно сомневаюсь, подвержен ли он вообще старости и смерти, как мы с вами и как бедный доктор Кларк…
        - Как жаль, что доктор Кларк не дожил до этой счастливой минуты… - вздохнула госпожа Мюррей и украдкой вытерла слезу.
        Обед подходил к концу. Уже успевший подружиться с Мери, Дик попросил разрешения пройтись по саду.
        - Ступайте, дети, ступайте! - сказала госпожа Мюррей, которой нужно было еще очень о многом поговорить с профессором Джексоном и Кларенсом.
        Молодые люди выбежали в сад. При их появлении со стороны садовой стены раздались приглушенные возгласы, полные восхищения и ужаса:
        - Смотрите, смотрите! Дик Мюррей идет! Великан идет!
        Вся стена была облеплена детворой. Для них, для малышей, Дик и теперь еще был удивительным сказочным великаном.
        Скорчив страшную гримасу, Дик погрозил малышам пальцем и грозно рявкнул:
        - А ну кыш со стены!
        Малышей словно ветром сдуло. Визжа от восторга и страха, они убегали прочь во все лопатки и при этом продолжали кричать пронзительными голосами:
        - Великан приехал! Дик Мюррей! Великан!..
        А Дик посмотрел на Мери, улыбнулся и сказал:
        - Ну какой же я теперь великан? Я самый обыкновенный человек. Правда, Мери?..

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к