Несомненная реальность Евгений Лотош
        Серый туман #4 В этом мире больше нет Хранителей. Но его проблемы не исчезли вместе с таинственной организацией. Молодой и неопытный Народный Председатель отчаянно пытается бороться одновременно и с нарастающим кризисом в экономике, и с откровенным саботажем старой бюрократической гвардии. И, кажется, борьбу эту он проигрывает по всем фронтам. Его последний шанс - секретный план, который в тайне от всех разработала и запустила его канцелярия. Но на его реализацию требуется время. То самое время, которого ему отчаянно не хватает.
        Но и это - лишь часть его проблем. Странные сны преследуют его ночами. Чужой мир, похожий и непохожий на его собственный, властно предъявляет на него права. Странно искаженная история его собственного мира развертывается перед его глазами. Но не было в его мире ни Российской империи, ни города по имени Москва, ни Охранного отделения, и невиданные устройства - самолеты - рассекают там воздух, и бурная осень 1905 года накатывает на страну подобно шторму…
        Сон? Сумасшествие? Реальность? Неизвестно. И остается только барахтаться в окружающем молоке в надежде когда-нибудь сбить из него масло и выкарабкаться из проклятой ловушки. Две огромные империи трещат по всем швам, разваливаясь на части, и судьбы обеих во многом зависят от того, чего именно сумеет добиться один-единственный человек.
        Евгений Лотош
        Серый туман 4: Несомненная реальность

25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        - Ну, как тебе наши теоретики?
        Павел вальяжно развалился в гостевом кресле. Олег в который раз окинул его критическим взглядом. Да уж. И года не провел на высокой должности, а ведь как погрузнел наш Бегемот, раскабанел, можно сказать! Свойство, что, у власти такое - раздувать тех, кто до нее дорвался? Намекнуть ему, что ли, мягко, что пора бы и спортом заняться? Трусцой по дорожке с утреца пораньше… Народный Председатель незаметно пощупал слой жирка на собственном животе и тайком вздохнул. На чужой грядке, значит, и былинку замечаем, а на своей лопуха не видим?
        - Чего вздыхаешь? - поинтересовался наблюдательный Бирон, изучая свои ногти. - Не понравились теоретики? Или брюхо расстроилось?
        - На свое брюхо посмотри, дорогой соратничек, - хмыкнул Олег, вяло листая страницы объемистых докладов. Знакомые слова на бумаге никак не хотели складываться во что-то понятное общечеловечески. "Искривление тангенс-вектора несущего модулированного поля методом Зейгельса-Иванова с большой долей вероятности может привести к уменьшению потребляемой двигателем мощности, а в перспективе…" Тьфу. Если они для дилетантов такими километровыми пассажами свои мысли излагают, то как же между собой общаются?
        - Заумные у тебя теоретики, - вслух сказал он. - И где только таких откопал?
        Ладно, оставляй доклады, полистаю на досуге. Но если эксперты Пряхина от этого плюются, почему ты думаешь, что я лучше отнесусь? Наверняка очередной академик со связями своего протеже двигает…
        Олег покосился на кипы бумаг, разбросанные там и сям по огромному столу, и вздохнул. Текучка засасывала. Со всех сторон текли потоки бумажек, разобраться в которых казалось выше человеческих сил. Казалось, чем больше сил он прикладывает для того, чтобы в них разобраться, тем больше становится этой макулатуры.
        - В общем, оставляй. Руки дойдут - посмотрю.
        - Давай, полистай, - согласился Павел. - Я тоже свои копии посмотрю. Знаешь, у меня тоже есть ощущение, что нам мозги пудрят. Умных слов навалом, а суть - голый пшик. Фонды выбить - вот и вся их задача. Привыкли, понимаешь, на государственный кошт свое любопытство удовлетворять! Но ведь не пошлешь так просто - большая шишка в своей Академии…
        Начальник канцелярии легко, несмотря на располневшее тело, поднялся из кресла и пошел к двери.
        - Да, кстати, - обернулся он, уже взявшись за дверную ручку. - С Малачинским Танкоградом опять проблема. Уже пятое или шестое коллективное письмо по инстанциям отправляют. Агентура докладывает, что обстановка на грани взрыва. Еще немного - и внутренние войска придется вводить. Ты бы уж решился на что-нибудь, ага?
        Кислицын досадливо отмахнулся от него. Голова трещала, и решаться не хотелось решительно ни на что. Разве вот на немедленную отставку. По профнепригодности.
        Как хорошо было работать простым снабженцем! Всего-то три года назад…
        Бирон хмыкнул и аккуратно прикрыл за собой дверь. Спустя несколько секунд до слуха Народного Председателя донесся приглушенный взвизг секретарши. Вот ведь кобель, а! .
        Раздраженно припечатав к столу ни в чем не повинную ручку, Олег тяжело отодвинул кресло, поднялся на ноги и подошел к окну. Сквозь спецстекла - мутные и неровные - едва сочился дневной свет. Внутренний двор почти не просматривался. Вскоре после того, как Олег въехал в кабинет, он попытался было приказать сменить окна на нормальные, но новоиспеченный полковник Безобразов мягко, но решительно воспротивился. Пререкаться с начальником собственной охраны не менее новоиспеченный Нарпред не стал, оставив вопрос на потом. С тех пор каждый раз, подходя к окну, он порывался отдать приказ и немедленно забывал о порыве, едва отойдя. И без того проблем хватало. Вот и сейчас, испытав приступ мимолетного раздражения, он тут же забыл про окна, углубившись в свои мысли.
        В комнате висело странное напряжение. Внезапно забилось, тяжело бухая, сердце.
        Воздух сгущался, как кисель, плохо пролезая в горло. Олег потянулся к горлу, расстегнуть пуговицу рубашки. Что со мной? - как-то отрешенно мелькнуло в голове. Сердечный приступ? Чушь… Внезапно пол под ногами дрогнул, комната закружилась в бешеном танце. Олег попытался ухватиться за подоконник, но рука лишь нелепо взмахнула в воздухе. Пол вздрогнул снова и тут же ушел из-под ног.
        Неловко заваливаясь на спину, Народный Председатель открыл рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но из глотки вырвался лишь слабый хрип. Удар тела о густой ковер заглох в застоявшемся воздухе кабинета.
        Когда он открыл глаза, вокруг стояла зеленая стена полыни. Нагретая солнцем трава источала терпкий запах, громко трещали кузнечики. Чувствуя странное умиротворение, Народный Председатель глубоко вздохнул и закрыл глаза, проваливаясь в неглубокую полуденную дрему, но тут же спохватился и заставил себя потрясти головой, отгоняя сон. Как он оказался в траве? Ведь только что…
        Только что? Сколько он провалялся без сознания? Почему он не у себя в кабинете или, на худой конец, в больничной палате? Рывком сев, он огляделся - и оторопел.
        Небольшую зеленую поляну со всех сторон окружали невысокие березы. По проходившей мимо разбитой грунтовой дороге неторопливо катился запряженный лошадью настоящий колесный экипаж, будто сошедший с фотографии прошлого века.
        Кучер бодро покрикивал на заморенную зноем лошадиную тягловую силу, а на заднем сиденье томно расположилась девица в доисторическом платье и под чем-то, смахивающим на тюлевый зонтик.
        - Спокойно, дружок! - пробормотал себе Народный Председатель. - Спокойно! У тебя просто бред. Потерял сознание, упал, стукнулся головкой, и вот теперь кажется тебе всякая чепуха…
        Нет, не так. Он уже четко понимал: происходящее - не сон и не бред. Картина не развеивалась в прах и не превращалась в фантасмагорию, как это бывает во сне, стоит только задуматься о реальности происходящего. Вокруг оставалась все та же летняя поляна в окружении березок и заворачивающий за поворот дороги экипаж с барышней, с интересом рассматривающей сидящего в траве и очумело мотающего головой господина.
        Словно сомнабула поднявшись на ноги, Олег пошел, а потом и побежал за экипажем.
        Почему-то ему оказалось ужасно страшным оказаться в одиночестве. Задыхаясь, он подбежал к повороту и остановился, уперевшись руками в колени и тяжело отдуваясь. Сердце отчаянно колотилось - не столько из-за усталости, сколько из-за испуга. Впрочем, бояться за поворотом оказалось нечего. Дорога уходила в сторону каких-то покосившихся бревенчатых домишек, а неподалеку, на опушке, обнаружилось длинное приземистое строение, из которого неслись приглушенные балалаечные трели.
        Несколько мужчин, сидящих на веранде немного поодаль, обернулись и с удивлением принялись рассматривать Олега. Они были одеты в, несомненно, деловые костюмы, хотя и странного покроя, и щеголяли черными и русыми усами и бородками. Стол перед ними был уставлен тарелками и бутылками - несомненно, компания выпивала и закусывала на природе. На негнущихся ногах Кислицын приблизился к ним.
        - Скажите, - произнес он чужим хриплым голосом, - что это за место?
        - Пить надо меньше, барин! - укорил его один из мужчин, на носу которого красовались необычные очки… пенсне, вспомнил Олег исторические фильмы. - А ежели пить не умеете, так пейте в компании. "Яма" это, до Москвы отсюда десять верст.
        - Кто вы такой и как сюда попали? - резко спросил другой мужчина, с умным тонким лицом, волнистыми волосами и густыми черными усами. - Отвечайте же!
        - Погодите, Сергей Васильевич, - остановил его третий. - Видите же, что худо человеку. Послушайте, любезнейший…
        - Я не понимаю! - перебил его Олег. В голове сгущался туман, язык повиновался плохо. - Какая Москва? Я должен быть в Моколе! Я Народный Председатель, мне срочно требуется помощь! Где здесь телефон?
        Мужчины переглянулись. Двое поднялись и приблизились.
        - Давайте-ка, господин хороший, присядем! - ласково прожурчал один. - Вон скамеечка рядом, а в ногах правды нет… Ну-ка, шажок, еще один…
        Олег послушно подчинился, тяжело опираясь на плечи неожиданных помощников. Ноги слушались все хуже, сердце билось сильнее и сильнее, словно он не стоял на месте, а изо всех сил куда-то бежал, перед глазами плыло.
        - Сообщите… в ближайшее отделение… канцелярии… - с трудом выговорил он. - Я Кислицын… Народный Председатель… нужна помощь… Вызовите Бирона…
        Мир снова водоворотом закружился вокруг. В глазах потемнело, и он обмяк, откинувшись на спинку скамейки. Тот, кого назвали Сергеем Васильевичем, наклонился вперед и приложил два пальца к его шее.
        - Сердце-то как колотится, - недоуменно заметил он. - Винищем вроде не несет, и костюм чистый, приличный… хотя странный какой-то. Не похоже, что он пьяным по грязи валялся. Может, и в самом деле плохо человеку?
        - Смотрите-ка! - воскликнул другой. - А это что еще такое?
        Взоры компании обратились на запястье Олега, на котором поблескивали электронные часы. Сергей Васильевич осторожно сдвинул назад рукав пиджака, открывая никелированный браслет целиком. Его глаза сузились, когда он заметил мерное мигание точек на дисплее.
        - Михаил Петрович! - бросил он тоном, в котором чувствовалась привычная властность. - Не соблаговолите ли позвать мою охрану? Хватит уже им за казенный счет вином наливаться, пора и поработать.
        - Да, сию секунду, - с готовностью кивнул паренек с жидкой бороденкой, скромно сидящий чуть в стороне. - Сейчас приведу!
        Он вскочил на ноги и сломя голову бросился ко входу в трактир.
        - Господа, поскольку мы уже обсудили все, что собирались, полагаю, что на сегодня можно и расстаться, - тот, кого назвали Сергеем Васильевичем, ощупал браслет и, разгадав застежку, снял его и сунул себе в карман.
        - Полагаю, господин Зубатов, нам еще есть что обсудить, - нарочито холодным тоном заметил один из присутствующих, плотный коренастый человек с круглым лицом. - Впрочем, если вас так заинтересовал этот пропойца, не смею задерживать.
        Думаю также, что все эти посиделки за городом лишены всякого смысла, а в следующий раз стоит собраться в нормальном ресторане, а не в каком-то грязном придорожном трактире. Конспирация конспирацией, но и меру знать надо.
        - Возможно, Иван Николаевич, возможно, - согласно покивал Сергей Васильевич. - А, вот и они. Федот, Егор, аккуратно - аккуратно, черт вас возьми! - донесите этого господина до моей пролетки и устройте на заднем сиденье. Господа, позвольте на сегодня откланяться.
        Запрыгнув в экипаж и предоставив филерам поддерживать тело загадочного незнакомца, директор Московского охранного отделения извлек из кармана часовой браслет и пристально вгляделся в крохотный дисплей. Потом достал из жилетного кармана хронометр, открыл крышку и принялся попеременно рассматривать то одни, то другие часы.
        - Так куда ехать, барин? - простуженным голосом спросил кучер.
        - Знаешь, любезный, частную клинику Болотова на Коровьем валу? - осведомился Зубатов, не отрывая взгляда от часов. - Давай туда. Да потише на ухабах - видишь, больного везем.
        - А как же, барин! - охотно откликнулся кучер. - Мы же не без понятия! Н-но, пошла, родимая!

25 июля 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        - Уверен, что с тобой все в порядке? - Бирон наклонился вперед и пристально взглянул в глаза Олегу.
        - Да двадцать раз сказал, что уверен! - раздраженно отмахнулся Народный Председатель. - Сколько еще повторять?
        - Ты бы поаккуратнее, Олежка, - покачал головой Павел. - Слишком близко все к сердцу берешь. Нервы, переутомление… Смотри, сгоришь на работе. Как там? - последний вопрос адресовался врачу.
        - Сто тридцать на восемьдесят, - ответил тот, расцепляя резиновый шланг аппарата. Тонко пшикнул выходящий из манжеты воздух. - Чуть выше нормы, но ничего серьезного. Тоны сердца нормальные, да и вообще я никаких отклонений не вижу. Полагаю, нынешний приступ действительно случился из-за серьезного переутомления. А так - хорошее у вас здоровье, Олег Захарович, но все же, в очередной раз напомню, регулярно спортом заниматься бы не помешало. От эпизодических вылазок в спортзал толку немного. Лишний вес потихоньку накапливается, на сердце давит…
        - Сам знаю! - поморщился Олег. - Где бы еще на то лишний час в сутки выкроить, не подскажете ненароком, Вадим Фрицевич? Чтобы тихо, мирно, ненапряжно трусцой по дорожке…
        - Сочувствую, Олег Захарович. Да только вы, знаете ли, не первый, кто мне это рассказывает. Лет через десять, когда начнете таблетки от давления горстями глотать, вас отнюдь не утешит, что сегодня у вас просто времени не было. Я выпишу таблетки, принимать по штуке перед едой дважды в день. Это просто общеукрепляющее, на всякий случай.
        - Спасибо, Вадим Фрицевич. На этом все, я полагаю?
        - Да, я закончил.
        - Хорошо, - Народный Председатель встал из кресла, в котором полулежал последние полчаса, и потянулся, хрустнув суставами. - Только у меня одна просьба - никому о том, что я сегодня… э-э-э, в общем, не рассказывать. А то еще слухи пойдут.
        Паша, проинструктируй эту… ну, секретаршу. И охрану тоже. И скажи, чтобы ни в коем случае сегодняшние встречи не отменяли. Блин! Как со Смитсоном встречаться не хочется, а!
        - Полежать бы вам сегодня… - с сомнением проговорил врач.
        - Не до того, - отмахнулся Кислицын. - Вы свободны, но на всякий случай не покидайте здание. Вдруг приступ повторится?
        - Я и не намеревался, - кивнул тот, споро собирая в портфель блестящие медицинские принадлежности. - У меня, как вы догадываетесь, сегодня дежурство, так что я на месте. Всего хорошего.
        - До свидания, - машинально кивнул Олег, опускаясь в рабочее кресло. Когда за доктором закрылась дверь, он озадаченно взглянул на Павла: - Дежурство?
        - Ну да, - пожал плечами тот. - Ты что, не знал? Личные врачи Народного Председателя в количестве двух штук через день дежурят в медпункте. На тот случай, если у тебя голова заболит или хандра начнется. Тыркнуло в животе - а он уже тут как тут, с градусником и клизмой наготове.
        - И на кой мне личные врачи? - осведомился Кислицын. - Я вроде на здоровье не жалуюсь.
        - Не жаловался - до сего дня, - криво ухмыльнулся Бирон. - Но процедура есть процедура. Не нами заведено, не нам и менять. Опять же, если с тобой что случится, ты в районную поликлинику побежишь?
        - Есть же Третье отделение Минздрава! Мало там бездельников всякую чиновную сволочь обслуживает?
        - Их обслуживает, а тебе не по чину. Ну вот сам посуди - что я должен делать, когда тебя вот так прихватит? Неотложку вызывать? Сам же насчет слухов беспокоишься.
        - М-да… - Олег поморщился. - И что это мне в голову стукнуло? Полтора часа коту под хвост!
        - Выхожу из пивняка, и тут кто-то как стукнет по башке! Оборачиваюсь - асфальт… - хмыкнул Бирон, оставаясь, впрочем, убийственно серьезным. - Хорошо хоть о стол черепушкой не приложился. Попортил бы полировку у казенного имущества. Ладно, я, если не возражаешь, тоже пойду. Дел куча. Дверь в приемную пока оставлю открытой, секретарша будет заглядывать изредка. Вечером ты куда?
        - В Парву, на дачу. Голосупов там будет с женой, еще кто-то. Пообщаемся на предмет Танкограда.
        - Думаешь, одэшники тебе помогут проблему разрулить? - скептически скривился начальник канцелярии. - Тут не УОД нужен, тут из резервов срочно ихние магазины надо начинать снабжать. Впрочем, ты у нас главный думатель, тебе виднее. Только имей в виду, что силу там опасно применять. Может полыхнуть так, что на всю страну перекинется. И войдешь ты в историю, как душитель народной революции. Или как ее жертва, это уже как повезет.
        - Да читал я канцелярские отчеты, - Олег устало потер глаза. - Мне интересно, что на этот счет сам Голосупов думает. Ладно, иди уж, не маячь над душой. Не грохнусь я больше в обморок, честное слово. Пора к встрече со Смитсоном готовиться.
        - Да уволь ты его, и вся недолга, - посоветовал Павел, отходя к двери. - Тоже мне - шишка! Подумаешь, министр продовольствия. Двоечник…
        - Да я бы хоть сейчас! Ладно, топай давай, не искушай.
        Оставшись в одиночестве, Олег некоторое время крутил в руках карандаш. Взгляд упал на циферблат настольных электронных часов. Точка между часами и минутами успокаивающе помигивала. Почему-то вновь ожила в памяти картинка из давешнего бреда. Поляна, трактир, компания мужчин в странных одеждах… Все казалось живым и ярким, словно пережитое не в бессознательном бреду, а наяву. Нет уж, про эту галлюцинацию мы пока точно ничего никому говорить не станем.
        Под рукой зашуршали сводки. Графики урожайности картофеля, пшеницы твердой, пшеницы мягкой, свеклы кормовой, поголовье скота крупного, мелкого, рогатого, пернатого и еще непонятно какого… Бесконечные таблицы рябили в глазах россыпью мелких цифр. Нет, определенно, сельское хозяйство сегодня в голову не лезло.
        Несколько минут Народный Председатель сидел, обхватив голову руками. Потом встал, тряхнул головой и подошел к стоящему в углу массивному сейфу. Вставив в замок висящий на шее на длинной цепочке ключ, он, прикрыв клавиатуру ладонью (ну ты, блин, и параноик! шпионская камера в личном кабинете Нарпреда!..), быстро вбил восьмизначный код. Внутри сейфа что-то глухо щелкнуло, и дверца слегка приоткрылась. Вытащив ключ, Олег извлек ключ из замка, вытащил из недр сейфа толстую черную папку и захлопнул дверцу. Вернувшись к столу, он сгреб все бумаги в сторону и снова уселся, положив папку перед собой. Потом осторожно, словно стеклянную, откинул картонную обложку.
        "Канцелярия Народного Председателя. Анализ долгосрочных и краткосрочных тенденций в народном хозяйстве, - гласила надпись на пухлой пачке листов, скрепленных скобкой. - Составлено в двух экземплярах. Экземпляр Љ1: Народный Председатель. Экземпляр Љ2: начальник канцелярии Народного Председателя.
        Совершенно секретно".
        Олег задумчиво перевернул несколько страниц. Этот доклад он помнил почти наизусть. От руки нарисованные графики и разлинованные таблицы, покрывающие бумагу, вызывали чувство глухой тревоги даже при беглом взгляде.
        "Раздел 3. Ситуация в сельском хозяйстве… Несмотря на первое в мире место по абсолютному количеству тракторов и комбайнов, необходимо указать, что их СРПП (средний ресурс до первой поломки) в три-четыре раза ниже аналогичного показателя агрегатов, выпускаемых большинством зарубежных фирм. Ситуация усугубляется серьезной нехваткой запчастей, в том числе за счет массового воровства с заводов для нелегальной перепродажи на черном рынке. Как следствие не менее половины имеющейся в сельскотоварных производствах техники сломано и либо перманентно неремонтопригодно из-за перестановки деталей на еще функционирующие агрегаты, либо не может быть отремонтировано в разумные сроки из-за дефицита запчастей. В результате от года к году возрастают потери урожая, уходящего под снег из-за невозможности его уборки…" Шелестят страницы.
        "Раздел 7. Отторжение результатов научно-технического прогресса… Серьезно усугубляет ситуацию отторжение народным хозяйством Ростании результатов научно-технического прогресса. Внедрение изобретений, требующих серьезной перестройки технологического процесса, практически нереализуемо из-за неизбежности срыва утвержденных планов по выпуску уже освоенной продукции.
        Поскольку экономическая система учитывает только валовые показатели производства без учета качества производимых товаров, а продукция предприятия считается реализованной по факту его отгрузки смежникам, руководство как отдельных предприятий, так и отраслей промышленности в целом не заинтересовано в изменении ассортимента и оптимизации параметров выпускаемых изделий. Более того, снижение себестоимости выпускаемого продукта автоматически ведет к снижению совокупных валовых показателей, что является неприемлемым с идеологической точки зрения.
        Аналогичное идеологическое неприятие результатов имеет место и в плане снижения капитальных затрат на строительство, поскольку означает сокращение капитализации основных фондов.
        На практике модернизация производства сводится к внедрению незначительных улучшений с минимальным экономическим эффектом. Серьезные нововведения наподобие непрерывной разливки стали, давно и массово применяющейся за рубежом, реализуются редко и бессистемно, в основном за счет усилий энтузиастов, затрачивающих, зачастую бесплодно, огромные усилия на "пробивание" технологий, в которых заинтересованы они лично…" Шелестят страницы.
        "Раздел 10. Сопоставление ключевых параметров народного хозяйства Ростании с экономическими показателями капиталистических государств… Производительность труда в разных отраслях сельского хозяйства от двух до пяти раз ниже, чем в сельском хозяйстве Сахары… Энергоемкость промышленного производства от двух до четырех раз, а в ряде отраслей до десяти раз выше… Металлоемкость производства до пяти раз выше…" Олег резким движением отодвинул от себя доклад, так что тот едва не свалился на пол. С минуту он тупо смотрел на полированную столешницу, потом вытащил из самого низа папки три тонких листа бумаги. Листы покрывали сложные схемы, составленные из стрелок, ведущих от фамилии к фамилии. Некоторые фамилии были перечеркнуты, некоторые помечены вопросительными и восклицательными знаками.
        Вверху первой страницы корявым почерком начальника канцелярии были вписаны два слова: "Ночной танцор".

20 августа 1905 г. Москва, Покровская психиатрическая клиника
        Выбираясь из пролетки, Зубатов с досадой ощутил, как та тяжело просела на правый бок. Давно пора поменять рессору, да все из головы вылетает приказать мастера позвать. Чиновник вежливо приподнял котелок над головой, раскланиваясь с встречающим доктором, и прошел за ним в светлый, залитый солнечными лучами кабинет. От широкого трехстворчатого зеркала по обоям в мелкий цветочек в такт шагам бегали шустрые зайчики, взблескивая на тусклых стеклах тяжелых книжных шкафов. Успокаивающе тикали ходики с кукушкой.
        - Присаживайтесь, сударь мой Сергей Васильевич, - Болотов широким жестом указал на глубокое плюшевое кресло. Сам он опустился в кресло напротив, рядом с журнальным столиком, а не за свой рабочий стол, заваленный какими-то папками. - Приказать чаю?
        - Нет, спасибо, Михаил Кусаевич, - отозвался Зубатов, пощипывая усы. - Времени у меня, как всегда, в обрез. Ничего, если сразу к делу?
        - Ну, к делу так к делу.
        Доктор, привстав, дотянулся до одной из папок и подал ее гостю.
        - Вот. Здесь результаты обследований за последние две недели, а также стенограммы бесед. Я, знаете ли, почему-то очень заинтересовался этим господином, так что специально стенографистку нанял, за ширмой сидеть и наши беседы записывать. Очень, очень любопытно…
        Чиновник сосредоточенно перелистывал папку. Хозяин, терпеливо дожидаясь окончания чтения, набил и закурил трубку с двумя пятнышками, потом взял другую историю болезни и углубился в нее, временами делая пометки карандашом.
        Молчание затянулось надолго. Закончив последний лист, гость, не удержавшись, широко зевнул.
        - Так что, он здоров? В смысле, с головой все в порядке?
        - Он полностью дееспособен, если вы это имеете в виду. Логическое мышление не нарушено, проблем с памятью не замечено. Если не считать проблем с ложной памятью, разумеется. Могу отметить заметное нервное истощение, как у человека, долгое время находящегося в состоянии чрезвычайного напряжения. Но это в порядке вещей. Если за такое помещать в желтый дом, то вы, мой дражайший Сергей Васильевич, первый кандидат. Посмотрите на себя - под глазами мешки, лицо осунулось…
        - Работа такая, - вздохнул начальник Охранного отделения. - Но не обо мне речь.
        Итак, здоров?
        - Дееспособен, - подчеркнул голосом доктор. - Но такого уникального случая замещения памяти наука еще не знала. Вы понимаете, Сергей Васильевич, человек абсолютно не помнит своего прошлого. А вместо того рассказывает какие-то удивительные сказки про чужой мир, в котором якобы был правителем большого государства. И ведь так рассказывает, что придраться невозможно - стройно, логично, не противореча в деталях, не сбиваясь, не путаясь! А этот язык, который якобы его родной… Мой знакомый лингвист из университета, когда я подсунул ему запись короткого монолога, который господин Кислицын произнес по моей просьбе, заявил, что такого в природе не существует. Немного похоже на русский, немного на японский, немного на немецкий, но, тем не менее, не тот, не другой, не третий. И в то же время не бессмысленный рыбий язык, на котором частенько болтают умалишенные. Грамматические структуры прослеживаются очень четко.
        Уникально, честное слово, уникально!
        - Н-да. Интересно, - Зубатов побарабанил подушечками пальцев друг о друга. - Чем он занимался последнее время?
        - Выпросил книги, учебники. По истории. Я взял ему в публичной библиотеке Ключевского и Соловьева, и он, кажется, уже осилил почти все. Прямо на лету глотает. Уже попросил что-нибудь из новейшей истории, а еще, сверх того, газет.
        Иван Афанасьевич вот сегодня из дома собирался привезти подшивку "Русского инвалида".
        - Так… - начальник Охранки отложил на низкий журнальный столик папку с историей болезни. - Политические лозунги какие-нибудь высказывал?
        - Ну что вы! - усмехнулся Болотов. - Он даже не знает, кто такой государь император. Точнее, что императоры бывают, помнит, но кто царствует в России сегодня, не имеет ни малейшего представления. Сама фамилия Романовых для него ничего не значит. Только, ради бога, Сергей Васильевич, не пытайтесь по своей привычке называть это крамолой. Ваш - а сейчас и мой - подопечный чист, как слеза младенца.
        - Может быть, - не стал спорить чиновник. - Вот что, Михаил Кусаевич, я бы хотел поговорить с ним лично. Надеюсь, он уже достаточно окреп? Напомните, как его по имени-отчеству? Как он сам себя называет?
        - Кислицын Олег Захарович. Поговорить?.. Ну что же, можно. Тогда я все же прикажу чаю, чтобы не выглядело слишком официально. А то бывает, что в его состоянии от неожиданного шока самое разное случается. Буйство, например. Или, наоборот, кататония. Зиночка! - Доктор тяжело выбрался из своего кресла и позвонил в колокольчик на столе. - Зиночка!
        Олег шагнул через порог кабинета и остановился как вкопанный. Чужой человек, сидящий в кресле и рассматривающий его острым взглядом, показался ему чем-то очень знакомым. Потом он вспомнил.
        - Добрый день, - негромко проговорил он. - Простите, не имею чести знать ваше имя. Но в лицо я вас помню. Это вы тогда подобрали меня на улице и привезли сюда. Не могу отблагодарить вас ничем, кроме слов, но, похоже, я у вас в долгу.
        - Пустое, - мимолетно усмехнулся гость, пристально вглядываясь в лицо Олега. - Да вы присаживайтесь, не стойте столбом.
        Олег молча присел на краешек стула с высокой неудобной спинкой. Что-то в его жизни явно менялось, и, если честно, он был этому рад. Психушка вполне приличная, персонал и врачи на изумление вежливы и предупредительны, но - все равно это психушка. Задерживаться здесь совершенно не стоит. Нужно как можно быстрее сориентироваться в новом свихнутом мире и понять, как вернуться домой. И пришлый человек, он чуял своим обострившимся за время председательства нюхом на людей, ему поможет. Пусть и не с возвращением, но все равно поможет.
        - Да что вы так напряжены, Олег Захарович, честное слово, - снова усмехнулся гость. - Садитесь вот в кресло. Разговор у нас пойдет долгий, серьезный, на вашем насесте столько не просидишь. Вы чай как, с сахаром вприкуску пьете или в стакан накладываете?
        - Без сахара, если можно, - Олег, про себя пожав плечами, переместился в указанное кресло. Теперь они с гостем и доктором, которого Кислицын поначалу не заметил, сидели как бы в углах равностороннего треугольника.
        - Что так? - удивленно поднял брови гость.
        - И без того фигура расплывается, - пояснил Олег, осторожно прихлебывая из высокого стакана в латунном подстаканнике темный терпкий напиток, к местному вкусу которого еще не приноровился. - Хоть и пытаюсь… пытался в спортзале напрягаться… раз в две недели, блин… все равно работа сидячая, жир копится.
        Простите, вы все же не могли бы представиться? А то неудобно как-то разговаривать.
        - Меня зовут Сергей Васильевич Зубатов, - гость сделал паузу, словно дожидаясь некой реакции. - Я являюсь начальником Московского охранного отделения. Главой политического сыска, если вам так понятнее.
        Олег едва подавил нервный смешок. Ага, понятно. Похоже, по части подозрительности Российская империя как минимум не уступает Ростании. Ну что же, дома за меня тоже очень быстро взялись бы общественники, а скорее, даже канцелярия. И взгляд этого мужика мне очень хорошо знаком - наверняка мысленный портрет срисовывал для фоторобота. Видал я такое у голосуповских спецов.
        Внезапно он почувствовал какое-то странное спокойствие. Если этот мир не слишком отличается от его дома, то он точно не пропадет. Что-что, а мутная водичка - его родная стихия. Вот только очень уж удачное совпадение получилось - вывалился в этот мир и сразу наткнулся на такую крупную шишку?
        - Так действительно понятнее, - произнес он вслух. - И вам интересно, не являюсь ли я сахарским шпионом? Или кто у вас тут главный враг?
        - Сахара - это такая большая пустыня в Африке, - Зубатов задумчиво повертел в руках чайную ложечку. - Там, кажется, живут какие-то арабы. Врагом они нам не являются, по крайней мере, я о таком не слышал. Но давайте по порядку. Я почитал ваше дело… простите, историю болезни. Там попадаются очень любопытные вещи. Не возражаете, если я немного поспрашиваю?
        - Да пожалуйста! - Олег даже плечами пожал. - Михаил Кусаевич уже как только меня поймать не пытался. Валяйте.
        - Что валять? - удивился чиновник. - Впрочем, неважно. Итак, Олег Захарович, по вашим словам, вы являетесь так называемым Народным Председателем государства, именующегося Народной Республикой Ростания. И где же расположено это государство?
        - Хотел бы я сам это знать… Судя по картам вашего мира, оно находится примерно на территории Российской империи, с той только разницей, что в него входит вся территория… м-м-м, Европы, той большой страны к югу от гор…
        - Китая, - подсказал Болотов.
        - Да, Китая. Ну, и вообще большая часть материка, который называется Евмазией.
        - Евразией, - опять поправил его доктор.
        - Да, спасибо. Евразией. Правда, с учетом того, что формы материков, как северного, так и южного, походят на наши весьма отдаленно. Равно как и Сахара, которую вы называете Африкой, существенно больше по размерам…
        - И все же, - перебил его Зубатов, - где находится ваша Ростания? В России такой точно нет. Поверьте мне как человеку, побывавшему в самых разных ее уголках.
        - Вот на этот вопрос, Сергей Васильевич, - Олег развел руками, - как вы сами понимаете, я ответить не могу. Могу лишь предположить, что где-то на соседней планете. Как я понимаю, ваши ученые уже выдвинули гипотезу о множественности миров? Впрочем, соседняя планета - тоже вряд ли. Я успел убедиться, что местное небо радикально отличается от нашего. Прежде всего - количеством звезд, у вас их не просто больше, их неприлично много, я бы сказал. Хотя, разумеется, наша наука имеет слабое представление о космосе в целом. Недавно в одном докладе видел фразу о том, что, возможно, большую часть звезд у нас скрывает какое-то пылевое облако. В общем, темна вода во облацех… я правильно говорю?
        - Хм… Предположим. Значит, вы попали сюда из совершенно иного мира. Из какого именно - пока оставим в стороне. Давайте поговорим об его устройстве. Что такое Народный Председатель?
        - Высшая должность в государстве. Аналог императора вашего мира, за исключением того, что он формально выборный.
        - Формально? И кто же его выбирает?
        - Народ. Всеобщие, если можно так выразиться, прямые и равные выборы. Так, по крайней мере, декларируется.
        - А на деле?
        - А на деле Народный Председатель должность практически пожизненная. Раз выбранный, он не сменяется до самой смерти. В истории было только два случая, когда Нарпред ушел в отставку, и оба раза - по причине собственной мягкотелости.
        Новый Нарпред определяется путем долгих бюрократических игр, та группировка, что сильнее, выдвигает своего кандидата. Поскольку второй кандидат никогда не выдвигается… Точнее, раньше никогда не выдвигался… выдвинутый побеждает и правит.
        - И какая же группировка поддерживала вас, Олег Захарович?
        Олег немигающе уставился на него.
        - Можно, я пока оставлю это вопрос без комментариев? - сухо осведомился он. - Вы, надеюсь, не ожидаете, что я за полчаса расскажу вам историю последних лет этак трех своей жизни?
        - Так… - Зубатов отхлебнул остывшего чаю. - Предположим. Ну ладно, оставим пока. Кто такие Хранители, кстати?
        - Я знаю людей, которые за ответ правую руку отдали бы, - Олег тоже отхлебнул из своего стакана. - Никто не знает. Канцелярия обратила на них внимание лет за пять-шесть до того, как я… Ну, в общем, лет десять назад. Но они так мастерски уходили от слежки, что о них ничего не было известно. Потом неожиданно они вдруг прорезались явно, вошли в контакт, чуть ли не взяли под контроль государство, а потом вдруг пропали, как в воду канули. Они обладали потрясающими технологиями, о каких наши ученые ни малейшего представления не имели. Появлялись и исчезали в любом месте, где и когда хотели, знали все на свете, управляли гравитационными волнами с большей легкостью, чем мы включаем свет в комнате… Натуральный бог из машины. Канцелярия сначала под руководством Шварцмана, а потом и Пашки перетряхнула страну кверх тормашками, но так и не нашла никаких следов, никаких зацепок.
        - Хорошо. Но скажите мне вот что, Олег Николаевич, - голос Зубатова вдруг стал вкрадчивым, - откуда вы, человек из другого мира, в совершенстве знаете русский язык? У нас даже иностранец не всегда умеет так язык выучить, да что иностранец - свои, бывает, с трудом языком ворочают! А у вас речь - словно вода в речке течет, гладко и без запинок. А?
        - Бэ! - не удержался Олег, тут же выругав себя за несдержанность. - Понятия не имею, откуда знаю! Свой язык я не забыл, но и русским владею. И не только русским. Не уверен точно насчет названий, но, кажется, еще английским, французским, немецким, чешским, итальянским, японским, китайским и сверх того тремя десятками, которые даже не знаю, как называются.
        - Ого! - Зубатов аж присвистнул. - Это правда?
        - Не знаю, - растерянно откликнулся доктор. - Сам только что услышал.
        - Хорошо, потом проверим. Н-да… - Начальник Охранки откинулся на спинку кресла, рассеянно пощипал бородку. - История, прямо скажем, из тех, которым я бы лично никогда не поверил. Скажите, Олег Захарович, можете ли вы подтвердить свои слова как-нибудь… материально? Не только словами? Поймите меня правильно…
        - Да понимаю, - отмахнулся Олег. - Видите ли, чтобы предоставить доказательства, мне нужно знать о вашем мире чуть больше, чем сейчас. У меня есть ощущение, что наша технология вашу превосходит весьма значительно. Скажем, как рассказал Михаил Кусаевич, электрический свет присутствует только в некоторых зданиях - государственных учреждениях и отдельных жилых домах. Здесь, в клинике, используются, - он поморщился, - керосиновые лампы. Читать вечером невозможно, глаза болят. Спасибо хоть лето на дворе, сумерки поздние, но август уже дает о себе знать.
        Он помолчал, машинальным движением вскинул левое запястье.
        - Вот, кстати, - продолжил он. - Когда я сюда попал, на руке у меня были электронные часы. Это я точно помню. Они совершенно не похожи на местные. Судя по электрическому освещению, вы не то что не знаете, как такие делать - даже и теорий-то близко не открыли, на которых эти часы базируются. Что еще? Ручка самопишущая в нагрудном кармане лежала - из пластмассы сделана, только перо золотое. Пиджак, кажется, не то с полиэстром, не то с иной синтетикой, но это не так наглядно. Впрочем, если утюг неловко поставите, сразу все поймете. Еще? А, ну да, разумеется. Удостоверение Народного Председателя с фотографией, в пластик запаянное, с пятью степенями защиты, тоже где-то в пиджаке засунуто… наверное.
        Кажется, в левом внутреннем кармане. Молния железная в брюках явно от ваших пуговиц отличается. Правда, может, мне она просто здесь не попадалась.
        - Электронные часы - это?.. - неожиданно Зубатов жестом фокусника вытащил из кармана металлический браслет. Небрежным движением вынув его из пальцев чиновника, Олег кивнул.
        - Это. Надеваются вот так… - он автоматическим движением застегнул браслет на запястье. - Вуаля.
        - Спешат ваши часики-то… - Зубатов снова подобрал ложечку с блюдца и завертел ее в пальцах. - Существенно спешат. Н-да.
        - То-то мне казалось, что у вас сутки немного длиннее, - непонятно чему обрадовался Кислицын. - Вот, кстати, и засеку, насколько. Ну что, Михаил Кусаевич, теперь-то вы мне верите? - он сдернул браслет с руки и сунул его в руки оторопевшему доктору. Тот завороженно уставился на мигающие под стеклышком знаки. - Кстати, я обратил внимание - цифры у вас точно такие же, как и у нас. И русские буквы от наших тоже почти не отличаются, ну, с небольшими вариациями…
        Ходики в углу негромко пробили три раза.
        - Вот что, - Зубатов рывком встал из кресла и одернул пиджак. - Думаю я Михаил Кусаевич, что любезному нашему Олегу Захаровичу у вас делать больше нечего. На умалишенного он явно не похож, остальное же - не по вашей части. Выписывайте его, пожалуй. Завтра с утра пришлю за ним своего человека, - игнорируя слабые попытки протеста, он ухватил доктора за рукав, вытащил из кресла и увлек в коридор. - И еще вот что. Его дело я у вас тоже заберу. И лучше никому не рассказывайте, что этот господин вообще у вас появлялся. Времена неспокойные, вдруг кому-то захочется его шпионом изобразить или революционером-бомбистом.
        Понимаю, что науке такой случай еще не известен, но ведь жила же она до того, верно? И далее проживет без нашего феномена.
        Болотов открыл рот для возражений, но Зубатов только улыбнулся.
        - До встречи, Олег Захарович! - крикнул он в приоткрытую дверь. - Еще увидимся!
        Проводив гостя, доктор вернулся в кабинет и растерянно замер посреди комнаты.
        - Знаю, бывает, - посочувствовал ему пациент, теперь уже бывший. - Есть люди, которых пытаться остановить - что против ветра… м-м, плевать. Ну, что делать.
        Не могу же я, в самом деле, вечно ваш хлеб есть? Давайте готовиться к выписке.
        Кстати, он как, серьезный мужик?
        - Он не мужик, - все еще растерянно откликнулся доктор. - Он, кажется, дворянин.
        Или из военных. Но точно не мужик и не разночинец. Очень энергичный человек, очень, да. Даже когда в опале был, в отставке - и то духом не пал. Даже и не знаю, хорошо это или плохо, что вы ему на глаза попались.
        - Скорее, хорошо, - решил Олег. - Могло быть куда хуже. Например, отключился бы я в канаве, да так бы там и помер от шока. Вы не возражаете, если я Соловьева сегодня ночью дочитаю? А то Зинаида Павловна меня гоняет, керосин заставляет экономить. Как с ребенком, честное слово!
        - Хорошо, дочитывайте, - согласился доктор, потирая лоб. - Зиночку я предупрежу.
        Пока можете идти к себе. Отдыхайте, пока есть возможность.

21 августа 2007 г. Москва
        На следующее утро еще до того, как часы в приемной пробили восемь, возле клиники остановилась пролетка. На ее заднем сиденье восседал невысокий невзрачный субъект в похоронно-черном костюме и засаленном котелке. Он деловито прошел внутрь, вежливо раскланялся с дежурной сестрой и спросил доктора.
        - Михаил Кусаевич еще не появлялись, - развела та руками. - Придется подождать.
        Раненько вы, господин хороший, они раньше девяти не приезжают.
        - У меня, пани, имеется предписание забрать у вас некоего Кислицына Олега Захаровича, - веско уронил прибывший. - Он должен быть подготовлен к выписке.
        Вам об этом известно?
        - Да, конечно, - встревожилась сестра. - Но обычно без Михаила…
        - Вот и прекрасно! - поднял палец субъект в котелке. - Доктора беспокоить его лишний раз незачем. Вы же, сударыня, не хотите воспрепятствовать государственному делу, не так ли?
        Сестра тихонько охнула.
        - Ну что вы, что вы, господин… э-э-э… нет, конечно, не хочу! - она засуетилась, уронив на пол какие-то бумаги. - Но господин Кислицын еще спят, они чуть ли не до утра читать изволили. Пока разбудим, пока утренний туалет, завтрак…
        Человек в котелке тяжело вздохнул.
        - Ну что же, воля ваша, сударыня, - он пожал плечами и уселся на небольшой диванчик в углу. - Будите и умывайте. Но начальству я доложу о задержке.
        Сестра судорожно кивнула и бросилась вон, шелестя юбками.
        Олег, впрочем, уже не спал. Разбуженный солнечным лучом, в соседней комнате загукал-забормотал умалишенный. Олег мельком видел его пару раз в коридоре. Судя по холеному внешнему виду, он явно не бедствовал, пока не свихнулся. А может, и вовсе не свихнулся, скептически подумал Олег, а просто растратил казенные суммы и сейчас укрывается от суда и следствия. Уж больно взгляд искоса у него осмысленно-интересующийся…
        Народный Председатель выбрался из-под одеяла, натянул ненавистные кусачие кальсоны с безумными завязками - по старой памяти он предпочитал спать голым - и замахал руками, разминаясь. В таком виде его и застала сестра Анечка, милая незамужняя особа, чья смена началась сегодня с утра. На вид девице стукнуло не более двадцати, но здесь она уже, кажется, считалась чуть ли не старой девой.
        Пожелав доброго утра и тихонько фыркнув - к олеговым чудачествам она то ли уже привыкла, то ли просто списывала их по той же графе, что и прочие выходки местного контингента - сестричка аккуратно разложила на стульях костюм. Тот самый, в котором его, бессознательного, привезли сюда!
        - Анна Васильевна, вы чудо! - искренне сказал ей Олег, только сейчас окончательно поверивший в избавление от навязчивой врачебной опеки. - Спасибо.
        Он сделал было движение в ее сторону, чтобы поцеловать в щечку, но девушка, внезапно покраснев, метнула в его сторону грозный взгляд и вышла из комнаты, гордо неся голову. Только сейчас Олег осознал, что по местным меркам он практически голый. Пожав плечами, он ополоснулся над тазиком из до сих пор ему забавного, с пимпочкой внизу, рукомойника и принялся одеваться.
        В приемную он вышел, когда ходики пробили половину девятого. Навстречу ему с дивана для посетителей поднялась личность, которую наметанный взгляд Народного Председателя сходу определил как одэшника. Или, применительно к местным реалиям, как жандарма. Или кто у них тут сыском занимается? Профессиональным цепким взглядом ощупав лицо и фигуру Олега и вежливо приподняв над головой смешную круглую шляпу, тот представился:
        - Крупецкий Болеслав Пшемыслович, сотрудник Охранного отделения. Господин Зубатов приказал забрать вас и доставить на квартиру, а также сопровождать на первых порах.
        - Приятно познакомиться, Болеслав Пшемыслович, - кивнул в ответ Олег.
        Поколебавшись, протянул руку: - Меня вы, полагаю, и так знаете.
        - Да, пан Кислицын, - сотрудник Охранки с некоторым недоумением посмотрел на олегову ладонь, но руку все же пожал, хотя и неуверенно. - Вещей у вас много?
        - Вещей у меня - все, что на мне, - хмыкнул Олег. - Денег ни копейки, сразу предупреждаю, и вообще в карманах пустота.
        - Не извольте беспокоиться, пан, - Крупецкий изобразил на лице фальшивое радушие. - Пока вас приказано кормить и содержать на казенный кошт. Если вас ничего более не задерживает…
        - С Михаилом Кусаевичем, наверное, нужно попрощаться? А так…
        - Не в Сибирь уезжаете, пан, - поморщился Крупецкий. - Свидитесь еще, коли душа пожелает. Пойдемте, "ванька" ждет.
        Помахав и улыбнувшись на прощание сбежавшимся сестрам, Олег вслед за своим провожатым вышел во двор. Утреннее солнце пробивалось сквозь редкие перистые облака, не по-летнему свежий ветерок кружил над землей первые желтые листья.
        Громко чирикали воробьи. Олег остановился и глубоко вдохнул полной грудью.
        Внезапно он понял, что беспокоило его каждый раз, когда ему позволяли выйти в сад. Тишина. Глубокая тишина, которая невозможна в его родной Моколе, где даже во внутреннем дворе Резиденции не укрыться от далекого жужжания автомобильных моторов. Здесь, словно в лесу, его окружали покой и тишина, пусть и нарушаемые недалекими детскими выкриками и голосами из клиники, стуком копыт и звоном сбруи лошадей проезжающего мимо мусорного фургона.
        - Хорошо-то как! - пробормотал Олег. Провожатый нетерпеливо посматривал на него поверх штакетника с заднего сиденья экипажа. - Ну, поехали, что ли…
        Первые метров триста пыльная грунтовая дорога тянулась вдоль высоких глухих заборов, монотонность которых лишь изредка нарушалась калитками и воротам.
        Несколько раз навстречу попадались груженые телеги, запряженные большими массивными лошадьми ("битюгами", всплыло словечко из глубин подсознания). Но вскоре пролетка через площадь вывернула на широкую улицу, и местность заметно повеселела. По деревянным тротуарам спешил народ в непривычных одеждах - бедно одетые женщины с корзинами, проворные громко вопящие мальчишки, размахивающие газетными листками, по-деловому, в строгие костюмы, одетые мужчины… Дворники меланхолично шоркали своими метлами. Количество экипажей заметно выросло, пару раз попались даже закрытые кареты, очень похожие на те, что Олег в детстве видел в книжках. Какие-то гуляющие парами и тройками девицы бросали на окружающих заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. На улицу выходили фасады двух- и трехэтажных домов, с декоративными колоннами, высокими стрельчатыми окнами и лепными карнизами.
        - Большая Ордынка, - пояснил Олегу Крупецкий. - Обитают тут мелкие дворяне, зажиточные помещики свои дома строят. Сейчас мимо рынка проедем. Хороший рынок, старшина Бузовой его в порядке содержит. Воров мало, лавки чистые, даже обвешивают - и то с оглядкой. А дальше доходные дома пойдут, только мы свернем до того. Я в одном раньше жил, - добавил он с непонятным выражением на лице.
        Олег покивал. Действительно, вскоре по левую руку вынырнул пятачок, по периметру которого сплошь виднелись входы в небольшие магазинчики, а меж ними располагались открытые лотки с фруктами, овощами, материей, какой-то кухонной утварью и прочим хламом. Олег невольно засмотрелся - дома, как он теперь называл прошлую жизнь, он такое видел только в показательных магазинах. И то фрукты были восковыми муляжами. Ручеек прохожих вливался в довольно густую толпу. Стоял сильный гул, тут и там сновали разносчики, настырно предлагавшие пирожки и какое-то питье. Мальчишки с газетами вопили все громче и громче. "Новые беспорядки на строгановской мануфактуре!" - разобрал Олег. - "Рабочие требуют … платы, рабочий день… запретить увольнения!.." - Болеслав Пшемыслович, - внутренне напрягаясь, попросил он. - Не купите мне газету? Деньги верну, как только смогу.
        "Смогу ли? - молнией прянула мысль. - Ладно, авось не обеднеет".
        Провожатый нехотя кивнул, извлек, порывшись, из нагрудного кармана мелкую монету и махнул мальчишке. Тот метнулся к пролетке, на лету поймал денежку, сунул в руки Крупецкому мятый желтый листок и растворился в толпе.
        - Проше пана, - провожатый передал Олегу свое приобретение.
        - Спасибо, - кивнул тот, быстро пробегая глазами криво набранные строки.
        Странные еры и яти вкупе с твердыми знаками все еще цепляли взгляд, но после такого количества осиленных книжек он уже научился скользить по строкам взглядом, игнорируя помехи.
        Прочитав несколько заметок, он откинулся на спинку сиденья и крепко задумался.
        Судя по тому, что во весьма фривольном стиле излагали местные борзописцы, рабочие уже давно требовали сокращения рабочего дня, введения справедливой оплаты, введения чего-то, смахивающего на профсоюзы, и тому подобного. Отдельные уличные собрания весело и непринужденно, следуя тем же писакам, разгонялись полицией. Прочие статейки описывали светскую жизнь - об аудиенциях, данных Е.И.В. Николаем II (местным императором) в городе под названием Санкт-Петербург, приеме при дворе московского генерал-губернатора и тому подобные события. Их Олег оставил на потом.
        - Скажите, Болеслав Пшемыслович, - обратился он к спутнику. - Вот тут пишут про рабочих. И давно у вас… бунты эти?
        - Да уж давненько, - буркнул тот. Тема явно была ему неприятна. - В январе в столице по ним даже стрелять пришлось, собрались целой толпой и поперли с какой-то петицией. С тех пор то тут, то там какая-то смута, жандармы постреливают по большей части в воздух, но иногда и в людей. Бомбистов развелось - житья никакого не стало. После того, как в Думу выборы объявили, какие-то партии и союзы сбиваться начали, ладно еще за государя-императора. А то ведь и совсем наоборот есть, социалисты-демократы да социалисты-революционеры. С ног сбиваемся…
        - И требуют расценок справедливых, рабочий день нормированный, карточки отменить…
        - Чего? - удивился Крупецкий. - Какие карточки? Нет, пан, про карточки я ничего не знаю, а вот прочее - все правильно. Забыли свое место, пся крев!
        Олег умолк, переваривая информацию. Старая жизнь внезапно волной нахлынула на него. Почти забытая за последние недели роль Народного Председателя вдруг ярко ожила в памяти. Проблемы, ушедшие куда-то на задворки сознания, всплыли и потребовали было своей доли внимания, но Олег усилием воли заставил себя не думать про них. Какой смысл забивать себе голову тем, что осталось где-то в ином мире? Здесь и сейчас куда важнее.
        Остаток пути ехали молча. Впрочем, до места добрались быстро. Уже минут через двадцать - Олег засек по своим неправильным здесь часам - они свернули на тихую, усаженную тополями улочку с одноэтажными деревянными домами, обнесенными невысоким частоколом. Возле одного из них пролетка, повинуясь указаниям Крупецкого, и остановилась.
        - Приехали, Олег Захарович, - провожатый высыпал несколько монет в подставленную горсть кучера и соскочил на землю. - Лаврушинский переулок, дом три. Поживете пока здесь, а там видно будет.
        Дождавшись, пока экипаж отъедет, он толкнул калитку и по-хозяйски вошел во двор.
        - Степан! - громко крикнул он. - Эй, Степан!
        - Иду, ваше сиятельство! - откликнулся чей-то голос. - Сию минуту иду!
        Из боковой двери выскочил неприметный мужичонка весьма потрепанного вида, лет сорока с хвостиком. Простые полотняные штаны покрывали заплаты, верхняя одежда - что-то среднее между легкой курткой и пальто - светилась прорехами. Сквозь редкие волосы на макушке виднелась солидная лысина.
        - Вот тебе, Степан, новый постоялец, - сказал ему Крупецкий. - Зовут Олег Захарович, в городе он человек новый, так что расскажешь и покажешь ему все, что потребуется. Плата - как обычно.
        - Да, ваше высокопревосходительство! - преданно откликнулся мужичок, искательно заглядывая в глаза Олегу. - Пренепременно исполним все в лучшем виде!
        - Вот и славно, - кивнул ему Крупецкий. - Олег Захарович, можно вас на несколько слов наедине?
        Не дожидаясь ответа, он поднялся на скрипучее крыльцо и толкнул дверь. Олег последовал за ним через темные сени, пропахшие кислой капустой, в довольно большую и светлую комнату. По углам стояли деревянные неструганые лавки, возле окна расположился письменный стол с пустой чернильницей и керосиновой лампой с треснувшим стеклом. На стене в углу расположилось несколько картинок в рамках с облезшей позолотой - икон, под ними, подрагивая, мигал огонек. Крупецкий, обратившись к ним, прикоснулся щепотью ко лбу, животу и плечам, слегка поклонился и с недоумением взглянул на Олега. Тот остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
        - Итак, Олег Захарович, - провожатый, видимо, смирившись с какой-то неведомой странностью подопечного, повернулся к нему, - это ваша временная квартира.
        Сколько времени вы здесь будете проживать, мне неведомо. Господин Зубатов меня о том в известность не ставил. Оплата за все, включая питание, полностью идет из казенных денег, если этот шельма Степан начнет требовать от вас чего-то сверх того - смело хлещите по мордасам. Это приказано передать вам, - он протянул Олегу бумажник. - Сумма небольшая, но на приличную одежду хватит. Деньги берегите, воров развелось - на ходу подметки режут. Где ближайшие галантерейные магазины, спросите у Степана, он все объяснит.
        Крупецкий прошелся по комнате, развернулся на каблуках.
        - Сегодня вам дан день на то, чтобы освоиться на месте, завтра с утра за вами прибудет экипаж и отвезет в Отделение. Господин Зубатов изволит принять вас лично. До тех пор постарайтесь не попасть ни в какую переделку. Район здесь приличный, но все же береженого бог бережет. И еще… - Крупецкий явно заколебался, но продолжил: - Вы, сударь, я вижу, совсем из какой-то глуши к нам попали, раз ничего о волнениях не знаете. Мой вам совет - держитесь подальше от всяких сборищ, особенно от рабочих. Или втянут вас во что-нибудь незаконное, или жандармам попадете под горячую руку, а зубы - они, как известно, заново только у детишек растут. Засим позвольте откланяться - дела…
        Он приложил руку к своей смешной круглой шляпе и вышел. Олег остался в одиночестве, растерянно оглядываясь по сторонам. Впрочем, скучать ему не пришлось. Хлопнула дверь, и в комнату просочился давешний шельма Степан. Взгляд у него при ближайшем рассмотрении и в самом деле оказался хитрющий, словно у лисы.
        - Меня, вашбродь, Степаном кличут, - услужливо кланяясь, пробормотал он. - Фамилие мое - Лапотков. Хозяин я здешней квартёрки. Ежели что - кликните, услужу, чем могу…
        Шельма замер в позе, сильно смахивающей на вопросительный знак. Он весь, казалось, лучился желанием услужить. Небесплатно, конечно, усмехнулся про себя Олег. Интересно, насколько можно доверять этому проходимцу?
        - Спасибо, Степан, - кивнул он. - Меня Олегом Захаровичем звать. Слышь, а где у вас тут… удобства?
        Степан всем своим видом выразил непонимание.
        - Ну, сортир там, рукомойник… - слегка раздражаясь от такой непонятливости, пояснил Олег.
        - А как с крылечка сойдете, так сразу за левым углом и будет рукомойник, - наконец понял хозяин. - Ночная ваза под кроватью, не извольте беспокоиться, баба вынесет.
        - Спасибо, - кивнул Олег. - А теперь, если не возражаешь, мне нужно остаться одному. Вздремнуть немного, что ли… - Он демонстративно зевнул.
        - Понял, понял! - мелко закивал Степан. Кажется, его разочаровало нежелание гостя воспользоваться его услугами. - Один только вопрос, вашбродь - а вещички-то ваши попозжее приедут, али как?
        - Нет у меня вещичек, - отмахнулся Олег. - Отдохну - в магазин схожу, куплю что-нибудь. А пока…
        Хозяин снова мелко закланялся и спиной вперед выбрался в дверь. "Опасается, что ли, что кину чем?" - озадаченно подумал Олег, но тут же выбросил это из головы.
        Тишина снова охватила его, глубокая покойная тишина. Ее не нарушали даже уличные звуки - далекая брань кумушек, стук топора по соседству, шум проезжающей телеги… О стекло бился одинокий комар, солнечные лучи через маленькое мутное оконце мягко падали на стол, бликуя на стеклянных гранях забытого стакана.
        Пыльный застоявшийся воздух, как ни странно, действовал успокаивающе. В оставшуюся приоткрытой входную дверь тихо просочился большой черно-белый кот с наглой мордой и рваным ухом, осторожно обнюхал Олегу брюки, потерся, требовательно мыркнул. Олег присел на корточки и осторожно, чтобы не спугнуть, почесал его за ухом. Кот довольно заурчал.
        - Ну, здравствуй и ты, - пробормотал Олег, продолжая почесывать животину за ухом. - Здравствуй, здравствуй…
        И тут его скрутило.
        Ужасное, невероятное чувство одиночества и обреченности нахлынуло на него горной лавиной. Душный воздух застрял в груди, не желая ни входить, ни выходить, дыхание перехватило, как от нашатыря. Мир завертелся вокруг, пол ударил по плечу и затылку. Испуганный кот с негромким мявом отскочил в сторону и брызнул под кровать с лежащими горкой подушками. Олег почувствовал, как его охватывает отчаяние, а потом - желание закрыть глаза, свернуться калачиком и никогда больше не просыпаться.
        Невероятным усилием воли он заставил себя вдохнуть. Раз, еще один, еще… Сердце колотилось в ушах, в глазах потемнело, он хватал ртом воздух, словно в последний момент выдернутый из петли повешенный. "Да что же это такое! - отчаянно подумал он, - даже на помощь не позвать!.." И тут спазм прошел.
        Скрючившись, Олег лежал на полу - давненько не пылесошенном… или здесь не пылесосят, а метут? Затылок наливался болью. Судя по всему, шишку в этом внезапном припадке он заработал приличную. Чувство внеземного отчаяния постепенно отступало, смерть уже не манила к себе, как несколько секунд назад, но на глаза против воли навернулись слезы. Совершенно детские слезы, как от внезапной обиды.
        - Я не хочу быть здесь! - прошептали его губы. - Не хочу! Это неправильно…
        Две или три минуты Олег без сил лежал на полу, постепенно приходя в себя. В сенях возились, хлопнула дверь. Сообразив, что в любую минуту может войти Степан или его "баба", он заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, добрался до кровати. Рухнув на нее прямо в ботинках, он попытался разобраться в себе. Что на него нашло? Нервный припадок? Эпилепсия? Кажется, нет - если он правильно помнит, эпилепсия проявляется по-другому, судорогами или чем-то в том духе. У него же просто перехватило дыхание. Нет, не так. Сначала навалились те чувства, и только потом перехватило дыхание. Неужели действительно нервный припадок?
        - Слушай, а может, ты и вправду сумасшедший? - вслух спросил он себя. - Может, тебе на самом деле все это только мерещится - и доктор Болотов, приводивший тебя в чувство, и странный город Москва, и эта комната - а на самом деле ты сейчас лежишь, связанный, на кушетке в психушке, и тебя лечат током, чтобы побыстрее в себя пришел?
        Он истерически засмеялся. А ведь может быть куда хуже. Вдруг ты и в самом деле просто псих, которого стукнули по башке в подворотне? Сначала амнезия, а потом ее заменила ложная память? И никакой ты не Народный Председатель, и никакого города по имени Мокола и никакой страны народной справедливости под названием Ростания в природе не существует? Ведь, кажется, именно в этом пытался убедить тебя добрейший Михаил Кусаевич. Что, если он прав?
        Ведь так и в самом деле не бывает. Как может человек вдруг очутиться в совершенно ином мире? Украли инопланетяне в летающих лимузинах а-ля Хранители, про которых любят писать в сахарских фантастических романах, идущих вразрез с идеологией Народного Государства? Чушь. Зачем им это? И где они возьмут другой мир, населенный людьми? Или он не первый такой, и эти люди - потомки украденных ранее? Ну да, этим может объясниться низкий уровень технологий, ведь воровали наверняка не гениев. Хотя почему бы и не гениев? Ну ладно, пусть и гениев, но давно, и наука здесь еще не продвинулась вперед…
        Стоп, оборвал он себя. Славно, что ты очухался и даже в состоянии строить гипотезы. Но никакие гипотезы не позволят понять, настоящий это мир, или же он только чудится. Ох, как хорошо было в клинике - заботливые нянечки-сиделки, успокаивающие микстуры, и никакой необходимости думать о заумных материях.
        Всех-то делов - убедить доктора, что ты не псих. Цель конкретная, ясная и несомненная. А сейчас что? Нет, нужно как-то срочно привязаться к реальности, пока ты действительно не свихнулся. Но как?
        Он вытянулся на кровати поудобнее, и тут запястье ущипнуло. Видимо, волосок снова попал в браслет… в браслет?! Олег лихорадочно сдернул с руки часы и уставился на них, пожирая глазами и чувствуя, как постепенно улегается внутреннее смятение. Электронный циферблат успокаивающе помигивал цифрами. Как хорошо, что я не носил часы со стрелками! Как замечательно, что хитрый сахарский посол Мугаба подарил мне это идеологически вредное изделие сахарской промышленности! Просто великолепно, что я не позволил экспертам Безобразова отправить их в помойку для ликвидации возможной шпионской начинки! И уж точно заслуживает медали Зубатов - похоже, местный аналог Пашки - за то, что вернул их мне сегодня утром. Иначе я бы точно свихнулся.
        Олег позволил себе еще несколько минут полежать, бездумно пожирая глазами дисплей. Постепенно дыхание восстановилось, отчаяние и обреченность растаяли в солнечных лучах, добитые сердитым воробьиным щебетом под окном, и прежнее чувство умиротворения вновь охватило его. Обязательно нужно будет поговорить с доктором насчет этого приступа, но не сразу. А то еще, чего доброго, запрячут его снова в лечебницу, и он точно сойдет с ума, не уверенный, что этот мир ему не мерещится. Сейчас главная задача - осмотреться вокруг. Если окружающее - продукт его бреда, обязательно найдутся нестыковки, зацепившись за которые, можно попытаться выкарабкаться назад, в реальность. Если же его украли инопланетяне… ну, инопланетян с их лимузинами пока замнем. Для ясности. А ну-ка, друг милый, хорош разлеживаться. На ноги поднимаемся по счету три!..

12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        Олег рывком сел в постели, отбросив одеяло. Чувство удушья постепенно проходило, липкий непередаваемый ужас отступал в серых предутренних сумерках. Сердце колотилось, простыня пропиталась потом.
        Что же ему приснилось? Разум силился проникнуть за мутную пелену сна, но нащупывал лишь бессмысленные разрозненные образы. Курица, копающаяся в пыли, крупный карий лошадиный глаз, зеркало с отражающимся в нем солнцем… Он с трудом сглотнул пересохшим горлом. Страшно хотелось пить, а в затылке зарождался намек на головную боль, который, дай ему волю, через несколько часов превратится в изощренную пытку электродрелью. Остеохондроз, чтоб его! И чего я держу столько придворных докторов…
        Докторов? Внезапно воспоминания хлынули волной. Странный мир, психиатрическая лечебница в одноэтажном деревянном доме, примитивный быт, калейдоскоп стран и событий где-то вдалеке и щебетание воробьев, копающихся в навозе… И этот мир ему уже совершенно точно мерещился - пару дней назад, когда он так неловко отключился на пустом месте. Совпадение?
        Ну и приснится же, господа хорошие! Рассуждая логически, во сне человек обдумывает то, что узнал днем. Если что-то снится так ярко и красочно, значит, где-то в подкорке сидит, сидит образ иного мира, сидит - и не дает покоя. Но откуда взяться пасторальным картинкам? Он ведь даже на своей шикарной даче в Подберезово был всего пару раз, остальное время не вылезая из городских каменных лабиринтов. Может, именно поэтому ему приснилась столица, напоминающая большую деревню? Или всплыли все-таки на поверхность воспоминания о визите в то совсем не показательное сельскотоварное производство? Нет, вряд ли. Там грязь по колено, засасывающая автомобиль так, что генераторы не способны поднять его и на сантиметр, ошарашенный внезапным визитом председатель, пьяные зоотехники, агроном с мутным взглядом хронического алкоголика, угрюмые доярки в ватниках и запаршивевшие тощие коровенки. Ничего общего. Никакого созвучия со сном. Слушай, господин Народный Председатель, а может, ты банально переутомился? Не хочешь взять отпуск и расслабиться хотя бы на недельку? Гастрит у тебя уже имеется, до язвы - рукой подать.
Неделя затворничества в том же Подберезово, а?
        Олег спустил ноги с кровати, ощутив ступнями толстый высокий ворс ковра, и дотянулся до тумбочки. Подсвеченный лампочкой циферблат будильника бледно вспыхнул. Без пятнадцати шесть. Засыпать заново смысла уже нет. Ну что же, друг милый, подъем! Ранней пташке букашка, поздней - какашка…
        Проклятый сон никак не шел из головы. Остатки сна, обычно сразу после пробуждения становящиеся бледными и невнятными, а потом и вовсе рассыпающиеся тонкой пылью, сейчас лишь наливались красками и объемом. Это больше походило даже не на сон, а на кинохронику. Нарезанная кусками лента с главными событиями… чего? Сна? Олег усмехнулся, потягиваясь. И чего я распереживался?
        Давай-ка, дружок, на разминку - ручки в стороны, спина прямая…
        Покончив с утренней рутиной, Народный Председатель, вытираясь широким махровым полотенцем, вышел в малый кабинет. Горничная уже успела аккуратно разложить на диване чистое глаженое белье. В приоткрытой двери шкафа темнели развешанные на плечиках строгие костюмы, на отдельной вешалке покачивались разноцветные галстуки. Внезапно Олег почувствовал острое отвращение к пиджакам. Подумав, он открыл угловой шкаф и натянул серую водолазку и штаны из синей "буйволовой шкуры". Тело отозвалось пьянящим чувством легкости - хоть сейчас в воздух взлетай.
        Ребята, а почему, собственно, я уже второй месяц как забросил занятия по самообороне? Наверное, потому, что уже давно по утрам не чувствовал себя так хорошо. Еще бы - то засиживаешься с документами допоздна, то на деловой пьянке с заклятыми друзьями вроде Голосупова до утра застреваешь, потом утром до упора дрыхнешь и встаешь с такой тяжелой головой, что жить не хочется. А попытаешься припомнить, на что вчерашний день ушел, так и не припоминается ничего. Текучка, бумажки на подпись, тут Госснаб сам с шурупами разобраться не может, там министр-мебельщик на Минлес бочку катит… Текучка. Словно и не уходил из снабженцев. Ну почему нельзя создать систему, в которой не приходится влезать во все детали самому? И ведь заманчиво-то как - отменить план, фонды, все эти чудовищные АСУ по планированию, дать предприятиям денег, и пусть крутятся как хотят. Ан нет, нельзя - такое дерьмо, что под видим ширпотреба наша замечательная промышленность выпускает, и не продашь никому. Только под видом фондов и разнарядок и распространишь. Как сказал тот несчастный водопроводчик?
        Всю систему тут у вас менять пора… Или не в системе дело, а во мне? Как-то слабо верится, что недоброй памяти Треморов, Александр Владиславович, во все эти детали влезал. Наверное, царственным пальцем тыкал в проблему и приказывал решить. И ничего, неплохо правил.
        Олег замер, перекатывая на языке внезапно возникшую идею. Потом, стремительно развернувшись на пятках, склонился к столу и ткнул пальцем в кнопку интеркома.
        - Доброе утро, Олег Захарович, - придушенно отозвался тот голосом референта. - Чем могу служить?
        - Э-э-э… Франц? - Вот беда с этой техникой! Вечно голоса так коверкает, что не узнаешь!
        - Да, Олег Захарович.
        Попал, однако, усмехнулся про себя Олег. Будем считать доброй приметой.
        - Франц, как думаешь, Безобразов уже проснулся?
        - Не думаю, господин Народный Председатель. Обычно он появляется на рабочем месте около десяти утра.
        - Так… - Все-то он знает! Интересно, поймаю ли я когда-нибудь моего незаменимого Франца Хуановича свет Иванова на незнании хотя бы незначительной мелочи? Ну не может человек быть настолько в курсе всего! Окажется еще резидентом сахарской разведки… - Франц, передашь ему, что мне нужно переговорить со Шварцманом. Лично. Пусть вышлет за ним самолет. Но так, чтобы ни одна собака не пронюхала - Понял, Олег Захарович, - референт не выразил ни малейшего удивления. - Будет исполнено.
        Будет-то будет, да вот только каждая придворная собака уже к полудню окажется в курсе распоряжения, если только проявит хоть малейший интерес к слухам. И откуда они узнают?
        - Спасибо, Франц. Напомни еще, какие встречи у нас запланированы сегодня.
        - В десять утра - академик Сафарганян. Вопросы, касающиеся финансирования постройки циклотрона…
        - Я помню. Просто список, без деталей.
        - В двенадцать - министр лесной промышленности Петренко. В три часа - посол Сахары Мугаба. В пять - правление всеростанийского профсоюза работников химической промышленности…
        - Стоп. Профсоюз отменить. Передать мои извинения, перенести встречу на следующую неделю. Все прочее, что после нее, тоже отменить и перенести. С пяти часов меня ни для кого нет, повторяю - ни для кого. Кому положено, и так узнают, где я, кому не скажу - и знать незачем.
        - Понял, Олег Захарович.
        - Хорошо. И последнее. У тебя десять минут на то, чтобы связать меня с Бироном.
        Наверняка он в коме после вчерашней попойки. Объяснишь обслуге, что дело срочное, пусть приводят в чувство, как хотят.
        - Да, Олег Захарович.
        - Хорошо. Отбой.
        Не все жизнь медом намазана, Пашенька, не без злорадства подумал Олег. Пост начальника моей канцелярии - не просто синекура. А то брюхо скоро до пола свисать начнет.
        Он плюхнулся в крутящееся кресло, жалобно присвистнувшее пневмолифтом, выхватил из прибора авторучку и начал быстро писать на первом подвернувшемся листе. Для начала нужно прикинуть, какие отрасли можно попытаться отпустить на волю. На самоокупаемость, так сказать. Тяжелую промышленность, разумеется, трогать нельзя, как и среднюю. Вот группу "Б", пожалуй, стоит попробовать. Начать, что ли, действительно с мебельной?..
        Павел появился только через час, плохо выбритый, злой и с набрякшими мешками под глазами. Он опустился в кресло напротив и тупо уставился перед собой мутным взглядом. Выслушав Олега, он медленно, с явным трудом покачал головой.
        - Ты трёхнулся, - вяло сообщил он. - В полседьмого утра ты вытаскиваешь меня из постели только для того, чтобы сообщить о покушении на самоё основы? Хочешь, я тебе докторов вызову? Со смирительной рубашкой? У меня доктора хорошие, ласковые, не то что в Первой больнице. Знаешь, как меня там мучили, когда аппендицит вырезали?
        - Кончай трындеть не по делу, - отмахнулся Олег. - Давай лучше я тебе доктора вызову, чтобы похмелье снять. Я на полном серьезе.
        - Не надо, - скривился Павел. - Я так уже химией себя накачал, еще одна таблетка - и взорвусь, как бомба. Дай отдышаться. А еще лучше - давай я у тебя в спальне прилягу ухо давнуть на пару часиков.
        - Перебьешься, - усмехнулся Олег. - Помнишь, как ты меня пьяными звонками в три ночи будил? Вот и отливаются тебе мышкины слезы. Пять минут, чтобы прийти в себя, понял? А я пока мыслю додумаю.
        Мысля, однако, додумываться не собиралась, шустро ускользая и не даваясь в руки.
        Наконец Олег, вздохнув, бросил на стол ручку.
        - Не вытанцовывается, - пожаловался он. - Как мне помнится из краткого курса буржуйской экономики, что нам на четвертом курсе читали, конкуренция нужна. Вот, предположим, позволяем мы Минсельстрою сараи и коровники по сельскотоварным производствам за живые деньги строить. Ну и что? Они как строили халупы, от первого дождя растворяющиеся, так и будут строить. А с чего стараться больше?
        Все равно председателю деться некуда.
        - Шабашников забыл, - буркнул Бирон. - Те тоже построить могут.
        - Так они же частники. Пустое место. Юридического лица нет, печати нет, счета в банке тоже. Как СТП с ним расплачиваться станет?
        - А как сейчас расплачивается?
        - Да фиг его знает, - пожал плечами Олег. - Иногда доярками да трактористами фиктивно оформляют, иногда еще как-то выкручиваются. Помнится, судили недавно такого шибко умного председателя, срок впаяли. В каком-то прокурорском докладе мелькнуло как пример распространенного правонарушения.
        - Смотри-ка, знаешь! Ну так вот и позволь заодно им деньгами с частниками расплачиваться, делов-то, - хмыкнул Павел. - Нет, слушай, ты действительно на основы замахнуться решил? Или просто мне мозги компостируешь от нефиг делать?
        - Не знаю, - Олег опустил взгляд. - Просто идея в голову пришла, поделиться хотелось. Сам понимаешь, истфак - не экономический, там таким вещам не учат.
        - Народный Председатель, блин! - с невыразимым презрением протянул начальник канцелярии. - Сразу видно, что из грязи в князи. У тебя десятки академиков под боком, пальцем помани - стаей набегут и что угодно экономически обоснуют, вплоть до рабовладения. Хочешь, организую тебе встречу с толпой лизоблюдов, в неформальной дружественной обстановке? Или, наоборот, в формальной и недружественной?
        - Думал уже, - признался Народный Председатель. - Не будет толку. Сам ведь говоришь - лизоблюды. Они всю жизнь Путь Народной Справедливости в экономике проповедовали. И вдруг так сразу частное предпринимательство одобрять? Как же…
        - Слушай, ты бы определился, а? - Бирон хлопнул ладонью по подлокотнику. - То тебя экономике недоучили, то учителя все равно никуда не годятся. Но ведь есть же в РАЭН отдел, сахарской экономикой занимающийся? Позови оттуда людей.
        Олег медленно поднял взгляд.
        - Что бы я без тебя делал, Пашенька? - хмыкнул он. - Гений ты мой недорезанный, Бегемотище стозевый, озорной и лайяй!
        Он включил интерком.
        - Франц? - поинтересовался он. - Отмени, пожалуйста, на сегодня вообще все встречи, кроме с сахарским послом. Кстати, Пашка, - он выключил переговорное устройство. - Я приказал Безобразову доставить сюда из ссылки Шварцмана.
        Посмотрим, что старик думает на этот счет. И я хочу его на нашу сторону захомутать. Твой "Ночной танцор" ему наверняка понравится, точно говорю!
        - Не, ну ты точно трёхнулся, - ухмыльнулся Павел. - Но вообще-то дело может выйти забавным. Старик умом еще крепок, а уж в подковерной драке любого завалит.
        Я уже и сам хотел тебе предложить его вернуть, чтобы на нашей стороне воевать. В конце концов, он тебе всегда симпатизировал, а уж всю эту шушеру министерскую да комитетскую как облупленную знает.
        - Ага. Настолько симпатизирует, что убийц подсылал. Не знаю, можно ли ему свободу действий давать хоть в какой-то степени. Еще подумать надо. Сейчас просто проконсультироваться хочу.
        - Убийц? Ну, игра есть игра, не так ли? - дернул плечом Бирон. - Тогда обстановка требовала, чтобы тебя шлепнули. Сейчас игра идет по-другому, и ты ему потребуешься живым и на нынешнем месте. Ты, я вижу, сам не понимаешь, во что ввязываешься. Временами мне кажется, что ты просто не представляешь, какой толпе народа на ногу наступить собираешься свои планчиком. А теперь еще и сладкий кусок из горла вытащить собрался…
        - Кусок? - Олег даже растерялся. - Какой кусок?
        - Ну ты и наивный, Олежка! Восемь месяцев Нарпредом работаешь, а все равно ни хрена в политике не разбираешься. Пропал бы без меня, честное слово. Сам посуди - сейчас у нас без министерского циркуляра никто вздохнуть не смеет. Тот, кто разрешает, царь на троне. Большой человек. Захочет - разрешит, не захочет - гуляй, дядя. Фонды выделять - это же ого-го какой величины дело! И выделяющие этим пользуются. Кто явно в лапу берет, кто пользуется тем, чем не положено, и все они большие люди и своей властью вполне довольны. А теперь представь, что ты у них эту власть отбираешь…
        - Ну и?.. - не выдержал Олег после короткой паузы.
        - А то, что они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что вся эта толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками.
        - Преувеличиваешь… - хмыкнул Олег. - Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле.
        - Не партизаны, - согласился Павел. - Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда дела принимал?
        - Семерых.
        - Хренушки, девятерых. Причем каждого - за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов…
        Думаешь теперь, что у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый - поинтересуйся как-нибудь, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься.
        - А чего же не рассказываешь? - зевнул Олег, прикрывшись ладошкой.
        - А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела - не по должности. А как повысишь - такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя.
        Да даже если и можно - все равно через год морды себе отъедят на своих спецпайках и перестанут от нынешних отличаться.
        Олег поставил локти на стол и обхватил руками голову, уставившись в стол.
        - И что? - тихо спросил он. - Неужто никого честного не найти, кто бы о государстве подумал, о народе, а не только о своем брюхе?
        - Ну почему же, - хмыкнул Бирон. - Могу я тебе пальцем ткнуть в двоих или троих.
        И почти честные, и почти совестливые. Не до конца, разумеется - по служебной лестнице просто так не продвинешься, но в разумных пределах. Вот себя возьми, например - далеко не образец честности и порядочности, но все же куда лучше, чем в среднем, - внезапно он подмигнул: - Это я тебе льщу так, обрати внимание, с тебя коньяк. Но серьезно, как система, знаешь ли, все насквозь прогнило. Давно с тобой пообщаться на эту тему хотел, да только все руки не доходят…
        - Давай, заканчивай, чего уж там, - Народный Председатель махнул рукой. - Закапывай меня окончательно.
        - Да я еще и не начал, - скептически ухмыльнулся Павел. - Ты мне скажи - ты хоть понимаешь, зачем я "Ночного танцора" прорабатываю? Зачем у меня в седьмом отделе целая сверхсекретная группа им занимается? Есть у меня ощущение, что он у тебя проходит по той же категории, что и проблемы с производством ночных горшков в Задрючинске - что-то, от чего отпихнуться бы побыстрее и другим заняться.
        - Я-то понимаю, - хмыкнул Олег. - Мне вот интересно, а понимаешь ли это ты?
        - Я? - начальник канцелярии изумленно поднял бровь. - Ну бы даешь, Олежка.
        Понимаю ли я, автор плана, зачем его прорабатываю?
        Олег без улыбки посмотрел на него.
        - Между прочим, я серьезно, - тихо сказал он. - Я понимаю. А вот насчет тебя - сомневаюсь. Знаешь, чтобы у нас разночтений не было хотя бы на ближайшую перспективу, давай-ка свои понимания к одному знаменателю приведем. Ну-ка, поиграем. Представь, что я тупой по жизни, ничего вокруг не вижу и не слышу. Ты приходишь ко мне и начинаешь меня убеждать, а я отбрыкиваюсь. Что ты мне скажешь?
        Несколько мгновений Бирон озадаченно смотрел на него. Потом ухмыльнулся:
        - Ну что же, поиграем. Итак, Олежка ты наш нетянучий, прихожу я к тебе и говорю: смотри - больше полугода ты уже Нарпред. И чем занимаешься? Мелочами, уж прости меня. Рутиной.
        - А я отвечаю - знаю. Сам уже не раз думал. А что делать, если только сам и можешь толком приказать? Поручишь кому-нибудь - и обязательно замылят, отложат, неправильно поймут и вообще… как ты сказал? Саботаж? Вот, самое то словечко.
        Без личного контроля ничего не идет.
        - То-то и оно. И выходит, что власти у тебя, типа руководителя государства, не дальше, чем в пределах собственного взгляда. Сейчас государство - система, которую ты толком не контролируешь. Волки вроде Смитсона, со своими группировками, с преданными людьми во всех ведомствах - вот кто настоящие правители. Покойный Треморов сам был волком, а потому всю стаю в кулаке умел держать. И все знали, что он - главный. А ты для них - никто. Мальчишка.
        Выскочка. Овца. Тебе улыбаются сквозь зубы, а потом смеются в спину.
        - А я тебе - предлагаешь снова расстреливать, как при Железняке?
        - Щас! Еще кто кого расстреляет. Ты им сейчас даже удобен, как свадебный генерал, не лезущий в их дела. Полезешь - снесут махом. Думаешь, с Танкоградом у нас проблемы из-за того, что все на грани? Да нет - можно было из резервов и консервы выбросить, и путевками в санатории крикунов обеспечить, и вообще ситуацию сгладить. Но Смитсону выгодно тебя на коротком поводке держать. Начнешь его прижимать - получишь проблемы на всех крупных заводах. То же и с другими, блин, баронами - от Петренко до Шиммеля.
        - И куда смотрит Голосупов?
        - Ха! У него свои интересы. Общественные Дела всегда хорошо уживались с тяжелой промышленностью и прочими министерствами. Забыл, кто у нас заводы строил и на лесоповалах вкалывает?
        - Но я же его наверх вытащил! Кем он был раньше? Майор на бумажной должности. А теперь - директор УОД. Неужто и такой предаст?
        - Ох, Олежка! - укоризненно покачал головой Бегемот. - Ну что у тебя за лексика!
        Предал, бросил, заделал ребенка и даже не поцеловал на прощание… Ты вообще о чем? Нет у чиновников такого понятия - благодарность. Тем более за прошлые услуги. Они - мелкие какашки в выгребной яме, стремящиеся всплыть наверх и стать большими кусками дерьма, только и всего. Их поведение определяется десятком условных и парой безусловных рефлексов. Другие просто не выживают. Да что я тебе рассказываю, ты сам эту школу прошел. Как только целку сохранил - ума не приложу. Если бы не Хранители, так и коротал бы век до пенсии снабженцем.
        Олег со стоном откинулся в кресле.
        - Умеешь ты настроение испортить, - пробормотал он. - Значит, ни на кого положиться так-таки и нельзя? Ну и что теперь делать? Застрелиться самому?
        - Ага, проняло! - Павел тоже откинулся на спинку и с удовольствием вытянул длинные ноги. - Вот не будешь больше со мной в глупые игры играть. Это тебе за то, что больного человека из кровати рано утром выдираешь. Позвал бы днем, когда голова прошла - я бы тебя по шерстке погладил и гениальным назвал. А так - страдай и мучайся, чтобы со мной за компанию.
        Он коротко заржал.
        - Ладно, - он сразу посерьезнел. - Шутки шутками, а дела наши и в самом деле хреновы. Не знаю, как тебе, а мне жутко декоративной фигурой оставаться не хочется. Я даже канцелярию толком под контроль взять не могу, по сути только столичное отделение мне и подчиняется, а уж что ты государством вдруг на самом деле править начнешь - и вовсе шансы нулевые. Ну, мне-то что, я человек маленький. А вот про тебя в учебниках истории напишут. Что именно - уже от тебя зависит, но не думаю, что тебе захочется вторым Кулингом стать. Так что на твоем месте я бы начал вожжи к рукам прибирать. И вот тут-то мы и начинам двигать мой гениальный планчик, как ты выражаешься…
        - Понятно, - Олег с грустной усмешкой покивал своему соратнику.- Значит, Пашенька, для тебя твой "Ночной танцор" - это всего лишь способ прибрать вожжи к рукам… Выходит, правильно я этот разговор затеял.
        - А? - Бирон с подозрением взглянул на него. -Ты о чем?
        - Видишь ли, теперь я четко вижу, чего именно ты не понимаешь. А не понимаешь ты на удивление много для человека твоих талантов. Сам догадаешься или подсказать?
        Начальник канцелярии подобрался в своем кресле и принялся внимательно разглядывать Олега. Народный Председатель задумчиво обгрызал ноготь и на Бирона не смотрел.
        - Не понимаю, - наконец признался Павел. - Ты о чем?
        - Намекаю: доклад за номером восемь двести тринадцать дробь один один три.
        Только не говори мне, что не читал, ни за что не поверю.
        - А… - начальник канцелярии сразу поскучнел. - Та страшилка о неминуемом крахе экономики? Ну и каким боком она здесь?..
        - Задумайся, Пашенька, - вкрадчиво произнес Олег, - а на хрена, собственно, мы вообще всю эту мышиную возню затеваем? Только чтобы реальную власть наконец-то себе заграбастать?
        - Как вариант, - пожал плечами Бирон. - Тебе что, марионеткой быть нравится?
        - Марионеткой мне быть не нравится, и ты это прекрасно знаешь. Но мне и еще кое-что не нравится. Мне не нравится заграбастывать власть ради только самой власти. Пашка, блин…
        - Я не блин! - быстро ухмыльнулся Павел.
        - Пашка, задумайся - ну возьмем мы к ногтю всяких смитсонов с ведерниковыми - и что? Дальше-то что? Наслаждаться свои положением царя горы? Нафиг. Мне это не интересно. Не стану врать, что мне на власть наплевать - еще как не наплевать.
        Но она не интересна мне сама по себе, только чтобы ходить и свысока поплевывать.
        Да, я отчаянно хочу взять к ногтю всю эту шелупонь - но лишь для того, чтобы наконец-то начать что-то делать. Да, я верю твои экономистам, как бы ты над ними не издевался. Да какое верю - я знаю, жопой чувствую, что мы все сидим в вертолете с отказавшим движком, и что еще немного - и мы так о землю хряснемся, что костей не соберем. Я хочу хоть как-то запустить экономику, пока она еще не умерла окончательно, и если для этого мне потребуется к лысому зюмзику ликвидировать Путь Справедливости, я это сделаю. Но для этого мне нужна власть - иначе всякие политработники и просто демагоги, на Пути карьеру сделавшие, меня заживо сожрут. А мне пока еще жить хочется.
        Народный Председатель резко выдохнул и некоторое время молча смотрел на ошарашенного начальника канцелярии.
        - Запомни, Пашка, мы с тобой сейчас деремся не только и не столько за собственное выживание. Сам знаешь, я на дух высокие материи не переношу, но сейчас все же скажу: от меня сейчас зависит дальнейшее существование страны. И от того, как я сумею взять к ногтю распоясавшуюся чиновную сволочь, зависит, смогу я ее спасти или нет. Понял?
        - Понял, - медленно кивнул Бирон. - То есть ты у нас решил в идеалисты заделаться. Слушай, Олежка, а ты знаешь, что идеалисты долго не живут?
        - Знаю, - зло усмехнулся Олег. - Только я не идеалист. И в окружающей меня мрази ориентируюсь вполне неплохо, и сам могу той еще сволочью быть. Просто я, в отличие от остальных, вижу цель, к которой стремлюсь, и изредка вспоминаю о тех, за кого вроде бы как несу ответственность. Причем, заметь, я от тебя даже этого не требую. Ты-то авантюрист, тебе все эти идеалы действительно нахрен не сдались. Но тебя сам процесс борьбы привлекает, а за что именно - неважно. И Шварцман - такой же. Так что нам, к обоюдному удовольствию, так и так одну дорожку топтать. Именно потому я отдал приказ доставить его сюда как можно быстрее. Настраивайся, друг ситный, именно тебе с ним придется долго и нудно сотрудничать.
        Народный Председатель пружинисто поднялся из кресла.
        - Все, сейчас ты свободен. Можешь топать к себе, отсыпаться, лечиться или еще чем заниматься. Но в два часа у меня в Подберезово - как штык.

12 августа 1583 г. Подберезово, объект №8
        Дача Народного Председателя в окружении березняка купалась в позднем тепле завершающегося лета.
        - В общем, хреновы у меня дела, Павел Семенович, - Олег замолчал и принялся изучать лицо собеседника в надежде понять, каков эффект произвело его заявление.
        За окном щебетали птички, густо шумела березовая листва. Солнечная искра играла на бутылке столетнего кьянти, просвечивая его рубиновую толщу тонким лучиком. На веранде царил глубокий покой.
        Шварцман молча вертел в пальцах хрустальный бокал с вином. За восемь месяцев ссылки он обрюзг и осунулся одновременно. Старый зубр определенно сдавал от безделья. Олегу стало его жалко. Наверное, тяжко это - внезапно оказаться выключенным из игры, в которую играл почти всю сознательную жизнь. Другой бы на его месте наверняка спился. Ну, у старика все еще впереди. Впрочем, какой он старик - всего лет на пятнадцать старше меня. Сколько ему? Пятьдесят три?
        Пятьдесят четыре?
        - Вам как, описать ситуацию, в которой оказался Народный Председатель Народной Республики Ростания? - Олег почувствовал, как от застарелой ярости перехватывает горло. - Как горячо его поддерживает Народное правительство? Как легко ему управляется?
        Шварцман молча посмотрел на него поверх бокала.
        - А давай-ка я тебе это объясню, Олег, - медленно произнес он. - Не возражаешь?
        Дела у тебя не идут вообще никак. Ты - пустое место, картинка в телевизоре. Твои указы тихо саботируются, причем так, что виноватых не найдешь, либо из-за некомпетентности исполняются не так, как тебе нужно. Информация, которую тебе скармливают комитеты и министерства, не соответствует действительности. Те немногие порядочные, как тебе казалось, люди, выдвинутые на ключевые посты, либо оказались мерзавцами и даже не думают хоть как-то тебя поддерживать, либо бессильны, как и ты. Страна потихоньку умирает, но все, что ты слышишь от окружающих, это "мы делаем все, что можем", "у нас не хватает ресурсов", "у нас не хватает кадров", "мы ничего не можем поделать"… Министры хамят тебе едва ли не в открытую, а ты понимаешь, что не можешь их сместить, потому что взамен будет просто некого поставить. Нет у тебя компетентных людей им на замену, ты ведь фактически пришел с улицы, и все твои товарищи и знакомые годятся как максимум на директора по АХЧ средней руки института. А ставить кого-то из той же шайки - только шило на мыло менять. Так, Олежка?
        Народный Председатель в упор смотрел на него.
        - Можешь не отвечать, - хмыкнул Шварцман. - Я все это прекрасно знаю. Когда Сашка… Треморов прогрызал зубами дорогу наверх, мы с ним все время в том же положении оказывались. Но Сашка, в отличие от тебя, прекрасно знал, на что он должен пойти ради власти. Тебе же высокую должность поднесли на блюдечке.
        Всех-то усилий от тебя потребовалось - один раз сценку разыграть на сборище стариканов, зная, что Хранители тебя поддержат.
        Шварцман отхлебнул кьянти.
        - Ты, Олег, не обижайся, но ты никакой не Народный Председатель. Ты кукла, которой вертят как хотят. Знаешь, почему я тебя на выборах Нарпреда в массовку засунул? Потому что ты не лидер. По своему профилю ты хороший номер второй.
        Прекрасно умеешь решать задачи, поставленные кем-то другим, находишь нестандартные и остроумные решения, не оставляешь пыльных углов… Но сам ты задачи ставить толком не умеешь. Тебе нужен паровоз, который тянул бы тебя вперед. Если бы все прошло так, как я планировал… если бы не эти клятые Хранители!.. ты бы царствовал, а я бы правил. Периодически ты бы бунтовал за кулисами против меня, я бы усмирял бунт, и мы, оба довольные, и далее управляли бы страной в мире и согласии.
        - А потом вы решили меня шлепнуть, - усмехнулся Олег. - Думаете, я забыл? С чего бы вдруг вам своими руками разрушать намечающуюся идиллию?
        - Обстоятельства диктовали, - Шварцман пожал плечами. - Я же говорю - Хранители.
        Я видел, что ты под их контролем и что мне в этом плане уже ничего не светит.
        Всего лишь попытка выжать из ситуации хоть что-то. Со временем ты меня поймешь.
        Если доживешь, конечно.
        Он снова отхлебнул из бокала.
        - Вопрос в том, мой мальчик, чего ты хочешь от меня сейчас. Слабо верится, что ты внезапно прислал за мной самолет, только чтобы поплакаться в жилетку. Для этого у тебя мой тезка есть. Я тебе для чего-то нужен. И?..
        - Я предлагаю сделку, - Олег дотянулся до своего бокала и тоже отхлебнул из него, не спуская глаз с бывшего начальника канцелярии. - Мне нужна ваша голова.
        Моя проблема в том, что я мало что знаю о людях, играющих первую скрипку в закулисных играх. Тут даже досье канцелярии не поможет - не вносят в них такие детали. А вы прекрасно знаете наши джунгли. Вы знаете людей, вы знаете отношения. Вы представляете, на каких струнах надо играть, за какие ниточки тянуть. Я предлагаю вам встать под мою руку. В обмен вы получаете все, что запросите - в разумных пределах, разумеется. И никаких официальных должностей. Я не предлагаю вам власть - скорее, это позиция неофициального консультанта по вопросам придворных интриг. Но вы получите возможность вести собственную игру, не слишком самостоятельную, но игру. Я же знаю, для вас хуже всего - безделье в глуши. Ну и, сверх того, деньги, спецпаек, машина, санатории и так далее, сами придумаете. Что скажете?
        - Видишь ли, Олег, - Шварцман вздохнул, - ты прав. Практически во всем прав.
        Главная проблема именно в том, что ты для всех чужой. Поднять нового человека со дна на вершины власти так, чтобы его не возненавидели все вокруг - даже при моем активном содействии в былые времена на это ушло бы лет десять. И то врагов бы он себе нажил кучу. Что уж говорить про тебя… Знаешь, я не уверен, что мне хочется играть за заведомых неудачников.
        - И вы ничего не можете предложить? - в упор спросил его Народны Председатель. - Совсем ничего? Вы, мастер интриги, переживший всех врагов? Начальник канцелярии в течение двух десятилетий?
        - Бывший начальник канцелярии, - со вздохом поправил его тот. - А ныне - пустое место. Твоими стараниями, Олег, если не забыл. Могу, конечно, предложить.
        Например, арестовать каждого энного чиновника за саботаж, десяток показательных процессов, половину фигурантов - к стенке, среди них в первую очередь тех, кто слишком большим влиянием обладает. Обязательно вычистить Общественные дела сверху донизу. На промышленных предприятиях ужесточить дисциплинарные меры, за десятиминутное опоздание - срок, увольнения запретить, отпуска отменить. Все в таком духе. В свое время помогло. Но я ведь тебя знаю, ты на такое не пойдешь.
        Так ведь?
        - Вы совершенно правы, Павел Семенович, - вежливо откликнулся Олег. - Времена не те. Как вы точно заметили - в свое время помогло. Сейчас куда эффективнее роботизированную линию внедрить, чем рабочих от зари до зари заставлять вкалывать. Да и народ не поймет и резко обидится. Тут уже лагеря придется не под десятиминутников расширять, а разворачивать на полную катушку и половину населения туда загнать. А на это уже сахарцы обидятся. Они в ночных кошмарах видят, как мы на эту дорожку снова встаем, про экспорт народный справедливости снова речь заводим… Мы из-за бугра треть продовольствия ввозим, забыли?
        Перекроют нам поставки - сразу голод начнется. Нет, нужны другие пути. И быстро.
        Иначе наше народное хозяйство в самом ближайшем будущем обрушится нам на голову…
        - Ладно, предположим, - Шварцман пожал плечами. - Ну, а сам-то ты что делать предполагаешь? Наверняка что-то в голове держишь?
        - Не знаю, Павел Семенович, - Олег отвел взгляд. - Знаю только, что на нашей территории черноземов - половина от мировых. А зерна производим в пять раз меньше Сахары, в которой основные сельскохозяйственные земли - бывшие леса и лесостепи, чуть ли не голый подзол. Можно долго перечислять, почему у нас постоянные неурожаи и потери зерновых, да только по большому счету причина одна - работать никто не хочет. Как заставить? Либо надсмотрщики и лагеря, либо…
        - Ну-ну? - подбодрил его Шварцман.
        - Либо материальная стимуляция. Чем лучше работаешь, тем больше получаешь.
        - И что? - усмехнулся бывший начальник канцелярии. - Ну, получил у тебя пахарь в два раза больше трудодней, а дальше-то? В сельской лавке все равно пусто. Даже если деньгами выдашь, что он с этими бумажками делать станет? В городе магазины тоже не лучше. И потом, ты слово "инфляция" слышал?
        - Слышал, - горько усмехнулся Олег. - Я много чего в последнее время слышал.
        Значит, остается третий путь. Личная собственность.
        Шварцман с интересом посмотрел на него.
        - Частников разводить предлагаешь? - осведомился он. - Принципы народной справедливости попирать? Кулаков на шею трудовому народу снова сажать? Плохо кончишь, парень, помяни мое слово.
        - Это уже моя проблема, как я кончу, - Народный Председатель жестко прищурился.
        - Но мне нужна ваша помощь. В первую очередь - для того, чтобы всю бумажную сволочь к ногтю взять. Дармоедов развелось по ведомствам да учреждениям - спасу нет, и все от нечего делать в игры играют. У меня, вы сами знаете, опыта нет, чтобы с ними справиться, а набираться его времени уже не осталось. Вы же в этом деле ас. Что скажете?
        - Что скажу… - Шварцман снова принялся разглядывать бокал. - Видишь ли, Олег, я уже не мальчик…
        - Короче, что вы с этого будете иметь, так? - оборвал его Кислицын. - Павел Семенович, я же сказал - называйте свою цену. Я догадываюсь, что она будет велика - я вас выбросил из номенклатуры, из самых верхних ее слоев, когда вы уже почитали, что добились верховной власти. За это вы меня не любите. В то же время в основном здесь вина Хранителей, не моя. Да и меня вы сами нашли и продвигали.
        Так что нелюбовь ваша ко мне не слишком личная и не слишком острая. Значит, мы с вами можем снова работать вместе. И, разумеется, вы получите все, что потребуете. Но за это я потребую от вас лояльности, полной и безоговорочной. Не надейтесь, что я забуду вам ту осеннюю пулю - шрам на плече у меня до сих пор к дождю ноет. Вздумаете играть против меня - сотру в порошок, на сей раз окончательно и бесповоротно, - он перевел дух. - В общем, я карты раскрыл. Ваша очередь.
        Шварцман с интересом разглядывал его.
        - А ты не изменился, - заметил он с иронией. - Как и раньше, весь нараспашку.
        Думаешь, прямота лучше окольных дорожек? Ошибаешься, парень, ох, ошибаешься!
        Если хочешь на самом деле чего-то добиться, учись дипломатии. Это мой первый совет.
        - Первый?
        - И, надеюсь, не последний, - усмехнулся бывший начальник канцелярии. - Я тебе помогу. Помнишь, как-то раз я заметил, что ты очень похож на меня в свое время?
        Считай, что у меня ностальгия. Да и засиделся я в… в вынужденном отпуске.
        Предложение твое я принимаю, тем более что моя приморская дача мне до смерти надоела. Однако пообещай мне кое-что.
        - Э-э-э… да?
        - В один прекрасный день ты наверняка узнаешь обо мне что-нибудь, за что тебе захочется… хм, стереть меня в порошок, если твоими словами выражаться. Из самых верных и надежных источников узнаешь, таких, что сомнений у тебя не будет.
        Обещай, что прежде, чем принять решение, ты меня выслушаешь и поверишь мне, если будет хоть малейшая возможность.
        - Не понимаю. Если мне сообщат, что вы в очередной раз подсылаете убийц…
        - Ты вызовешь меня и выслушаешь мои объяснения. И поверишь мне, а не надежным источникам.
        Олег задумался.
        - В этом есть свой резон, - признал он наконец. - Вас наверняка постараются оклеветать. Хорошо. Обещаю, что никогда не буду действовать против вас сгоряча, не взвесив все обстоятельства и не выслушав вас. Этого достаточно?
        - Не совсем. Впрочем, это лучше, чем ничего, - Шварцман отхлебнул из своего бокала. - М-м-м… я уже и забыл, каково кьянти на вкус! Ну, а теперь выкладывай, что именно у тебя на уме. Подумаем, можно ли это выполнить, и если можно, то как.
        - Ну что же, Павел Семенович, - невесело улыбнулся ему Олег. - Рад, что мы снова работаем вместе. Если я вам скажу, что в первую очередь мы займемся министерством сельскотоварного производства, не испугаетесь? Наш обожаемый Смитсон Иван Васильевич с самых выборов сидит у меня в печенках. Ну что, не боязно?
        Бывший начальник канцелярии задумчиво посмотрел на него.
        - Ну ты и наглец, Олег мой Захарович, - наконец откликнулся он. - Я бы на твоем месте не рискнул. Уж очень хорошо он сидит, с налету не сковырнешь. Но ты всегда был нахалом, с самого первого дня. За то мне и полюбился. Ну, - он слегка приподнял бокал, - за начало!
        - За начало, - эхом откликнулся Олег, пригубливая вино и нажимая кнопку интеркома. - Франц, позови Бирона, пожалуйста. Пусть войдет, - он отпустил кнопку и в упор уставился на бывшего начальника канцелярии. - Ну, а теперь, Павел Семенович, настало время вам услышать слова, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не должны произноситься за пределами моего кабинета. В течение последнего месяца мы с Павлом прорабатываем совершенно секретный план под условным названием "Ночной танцор". И именно здесь нам очень нужна ваша помощь…

22 августа 1583 г. Москва
        Стук в дверь разбудил Олега спозаранку - небо еще только чуть начало светлеть.
        От оконных рам ощутимо несло свежестью. Олег поежился под теплым одеялом.
        Устроившийся в ногах хозяйский кот, накануне просочившийся в комнату, потянулся и сладко зевнул.
        - Кто там? - глухо спросил Олег. - Что случилось?
        - Прислали за вами, вашбродь, - донесся из-за двери сиплый голос Степана. - Извозчик ждут-с.
        - Куда ждут? - не понял Олег. - Ночь же еще!
        - Утро уже, вашбродь, - сообщил Степан. - Светает вовсю. Так что передать? Что не едете никуда?
        - Ох… - простонал Олег. - Еду, еду…
        Он отбросил одеяло - кот соскочил с кровати и недовольно уставился на беспокойного человека зелеными глазами - и встал босыми ногами на холодный деревянный пол. Зябко поежился - воздух в комнате обволакивал холодным влажным воздухом. По старой привычке Олег спал голым, и сейчас пожалел об этом. Быстро одевшись, он намылил подбородок и наспех побрился купленной накануне опасной бритвой.
        Во дворе Степан колол дрова, ловко тюкая колуном.
        - Покушать не желаете, вашбродь? - осведомился он. - А то баба сейчас быстренько соорудит что-нибудь…
        - Нет, спасибо, - Олег покачал головой. - Рано еще. Желудок не проснулся.
        Перехвачу потом где-нибудь.
        Степан озадаченно посмотрел на него.
        - Перехватите?.. - он встряхнул головой. - То-ись кушать не будете? Ладно, скажу бабе, чтобы к вашему приходу пирогов напекла. Она у меня пироги пекёт вку-усные!
        - Он причмокнул. - Вас когда взад ожидать, вашбродь?
        - Не знаю, Степан. Там видно будет. Ну, бывай.
        Олег с трудом распахнул просевшую калитку и вышел на улицу к ожидающему извозчику. Вчерашний знакомый, Крупецкий, сидел, нахохлившись.
        - Ласкави рана, - хмуро поприветствовал он подопечного. - Как пан вчера провел день?
        - Хорошо провел, - Олег плюхнулся рядом с ним на потертое кожаное сиденье.
        Извозчик причмокнул и хлестнул лошадей вожжами. Пролетка сдвинулась с места и затарахтела по пыльной дороге. - Улицы, правда, грязноваты, и пьяных много валяется. Скажите, а что пьяных в вытрезвитель не забирают - это по жизни так, или же просто руки не доходят?
        - Кто хочет, тот пьет, - буркнул провожатый. - Никто силком не тянет. И валяться тоже никто не запрещает. Шинки на каждом углу понатыканы - пей не хочу, а не хочешь - и не пей.
        Скаламбурив таким образом, Крупецкий демонстративно отвернулся. Олег почесал в затылке. Правильно ли я его понял, что он меня не понял, а вытрезвителей здесь не имеется? В Сахаре, говорят, тоже вытрезвителей не имеется, но там, опять же, вроде бы полиция пьяных чуть ли не по домам развозит…
        Извозчик петлял по узким немощеным улицам, проехал мимо большого краснокирпичного здания с чугунными воротами, в которое втягивался поток бедно одетых людей. Некоторые злобно зыркали на пролетку и проходили мимо, опустив глаза. Так. Кажется, если это и в самом деле буржуйское общество, как следует из газет, классовая борьба здесь в самом разгаре. Что-то мне это напоминает. Ну да, натуральный сон пропагандиста перед политзанятием на тему Первого восстания.
        Угнетенные рабочие впервые осознают себя как организованную силу и предпринимают неудачные попытки борьбы за свои права, что-нибудь в этом роде. Газеты, которых Олег начитался в клинике, и некоторые вчерашние наблюдения наталкивают именно на такие ассоциации. Нет, нужно срочно входить в курс дела, а не то… Что - не то?
        Ты, дружок, сначала со своим статусом разберись. Все, не Народный ты более Председатель, а пустое место с неясным будущим. Смирись с тем, что от тебя сейчас мало что зависит. У нас тебя бы давно закатали в спецучреждение за высокими стенами, для выяснения и исследования, повесили бы гриф с тремя нулями, и вышел бы ты на волю только вперед ногами. Да и то вряд ли - трупы секретных зэков наверняка сжигают. Или нет? Вернусь - надо будет выяснить… Вернусь?
        Оптимист, однако…
        Пролетку тряхнуло особенно сильно, и Олег распахнул глаза. Оказывается, он задремал. Пролетка катила по широкой по местным меркам улице, вымощенной брусчаткой, между двух- и трехэтажных каменных домов. По узким тротуарам сновали люди, первые этажи занимали лавки с широкими стеклянными витринами. Пролетка миновала несколько полотняных навесов, под которыми стояли столики и сидели выпивающие и закусывающие, несмотря на ранний час, посетители. Улица постепенно расширялась, впереди замаячило открытое пространство.
        - Тверская улица, - буркнул Крупецкий. - Почти приехали. Вон, впереди Тверская площадь.
        Пролетка выкатила на большую площадь. По левую сторону возвышался четырехэтажный каменный дом желтого цвета длиной в полтора десятка окон, с большим входом посередине, окруженный невысокой каменной изгородью. Из покатой крыши тут и там торчали печные трубы. Дом загибался буквой П, его крылья уходили в переулки.
        - Особняк генерал-губернатора, - пояснил Крупецкий, заметив, что Олег с интересом рассматривает здание.
        - Понятно… - ошарашенно кивнул Олег. - А там что? Театр? - Он указал на длинное приземистое двухэтажное здание по другую сторону площади. По центру здание украшали шесть толстых белых колонн, накрытых треугольным портиком, над которым гордо торчала граненая башня, в верхней части опоясанная круговой галереей и венчаемая длинным шпилем. Возле здания стояла странная конструкция, запряженная парой массивных желто-белых лошадей.
        - Да, тот еще театр! - ухмыльнулся его спутник. - Тверская полицейская часть, а также пожарное депо. Вон же пожарная повозка стоит.
        - Понятненько… - снова пробормотал Олег. - Ну и дела!
        Особняк генерал-губернатора? Полицейско-пожарная часть? Дома - так он теперь называл свой родной мир - в подобного рода строениях наместники Народного Председателя могли располагаться только в самых захудалых областях. Он вспомнил внушительное десятиэтажное здание резиденции мокольского наместника, потом помпезную двадцатиэтажную башню своей собственной резиденции, окруженную площадью, раз в пять превосходящей Тверскую размерами, и ему стало почти плохо.
        Куда я попал, граждане? В какое захолустье? Ведь Москва, судя по тому, что я уже узнал, это столица, пусть "вторая", но столица! Чтобы в столице высшее должностное лицо обитало в таком убогом домишке с печным отоплением, даже без нормальной котельной? Да что же это, каменный век, что ли?..
        - Да, в провинции такого не увидишь, - покровительственно заметил Крупецкий, неправильно истолковав проступившие на лице Олега чувства. - Вот, помнится, лет десять назад, в девяносто шестом, к коронационным торжествам, его так украсили, любо-дорого посмотреть было. Вы бы, пан, тогда его увидели - ахнули бы.
        - Не сомневаюсь, - пробормотал Олег.
        Из мрачных мыслей он вынырнул, только когда пролетка, миновав еще одно официально выглядящее здание, повернула налево, в переулок, и остановилась у невысокого кирпичного флигеля. На противоположной стороне дороги за высоким каменным забором шелестел чахлый сад, окружающий какой-то особняк.
        - Приехали, - сообщил Крупецкий, соскакивая на брусчатку и бросая монетку извозчику. - Охранное отделение.
        Олег последовал за спутником. Табличка на здании отсутствовала, деревянная дверь стояла гостеприимно приоткрытой. Крупецкий жестом пригласил подопечного пройти в дверь.
        На третьем этаже обнаружилась небольшая приемная с ростовым портретом бородатого человека в военной форме. Его Императорское Величество Николай Второй, вспомнил Олег табличку с подписью в давешнем кабаке. За темным дубовым столом сидел и строчил по бумаге, высунув язык от усердия, какой-то молодой человек. Крупецкий кивнул Олегу на стул и прошел во вторую дверь. Впрочем, почти сразу же он появился снова.
        - Проше пана, - он указал на дверь. - Господин Зубатов ожидают. Мне же позвольте откланяться - дела.
        Коротко кивнув, он вышел. Олег, поколебавшись и бросив на молодого человека вопросительный взгляд - тот все еще самозабвенно строчил пером, изредка макая его в чернильницу - и прошел через внутреннюю дверь.
        - Доброе утро, Олег Захарович, - завидев его, Зубатов коротко и сухо кивнул.- Присаживайтесь. Как спалось на новом месте?
        - Бывало и лучше, - откликнулся Олег, усаживаясь. А ведь выправка-то у мужика военная, отметил он про себя, хоть и ходит в штатском. И портретик императора еще больше, чем в приемной - дядька, видать, убежденный императрист… нет, монархист. Или карьерист, что более вероятно. - Скажите, Сергей… э-э-э, Михайлович…
        - Васильевич, - поправил тот, усмехнувшись краем рта.
        - Прошу прощения, Сергей Васильевич, - Олег виновато пожал плечами. - Как всегда, с памятью на имена у меня паршиво. Постараюсь больше не ошибаться. Так вот, не боитесь с такой охраной жить?
        - С охраной? - брови Зубатова удивленно поползли вверх.
        - Именно, - кивнул Кислицын. - Не уверен, что это мое дело, но вы плохо кончите, если и впредь останетесь столь беспечны. Не знаю, дожили ли вы уже до политического терроризма, но даже если и нет - скоро доживете. Знаете, я человек штатский и вообще мирный, но, командуй я злоумышленниками, мне не понадобилось бы и десяти минут, чтобы перебить всех в этом здании.
        - Любопытно, - начальник Охранки сложил руки перед собой. - И как же?
        - Элементарно. У вас даже пост у дверей не выставлен. Толпой подкатить к дверям на пролетках, затащить внутрь взрывные устройства, расставить их по первому этажу, запустить часовой механизм и выбежать наружу. Когда взрывчатка детонирует, расстреливают уцелевших, если такие будут, выбирающихся из горящих руин, и исчезают. Ну и?
        Какое-то время Зубатов не мигая смотрел на Олега. Потом он вздохнул.
        - Если вы, Олег Захарович, и в самом деле из иного мира, - медленно произнес он, - мне даже подумать страшно, как вы там живете. Нападение на официальное здание Охранного отделения, по соседству со штабом жандармского корпуса… Знаете, я человек опытный, многое повидавший, но то, что вы рассказываете, не лезет ни в какие ворота. Будьте спокойны, политический терроризм у нас еще как изобрели. И стреляют в людей из револьверов, и взрывают адскими машинами… Надеюсь, недавней гибели великого князя Сергея Александровича вам достаточно, чтобы проникнуться серьезностью положения?
        - Великого князя? - поразился Олег. - Простите мне мое невежество, но разве великий князь не является родственником императора?
        - Сергей Александрович являлся дядей его императорского величества, а сверх того - московским генерал-губернатором, - нахмурил брови Зубатов. - Да, я все время забываю про вашу… м-м, отстраненность от мира сего. А еще за последние три года были убиты министры внутренних дел Сипягин и Плеве и московский градоначальник граф Шувалов. Последний - совсем недавно, в конце июня. Прочую мелочь наподобие генерал-губернаторов, просто губернаторов и вице-губернаторов, полицмейстеров и так далее в количестве не менее десятка, а также совсем уже незаметных личностей вроде простых офицеров, жандармов и тому подобных упоминать, наверное, просто неприлично. Это как для вас, терроризм или нет?
        - О-фи-геть… - по слогам произнес Олег. - Упасть и не подняться. Да, терроризм у вас действительно на должном уровне, уж и не знаю, огорчаться по этому поводу или радоваться. Но почему с вашей стороны такая беспечность? Ну ладно, поста охраны нет, но хотя бы элементарную бабушку-вахтершу посадить с тревожной кнопкой?
        - Олег Захарович, - Зубатов досадливо поморщился, - давайте вопросы охраны здания отложим на потом. Сколько лет оно стояло, и еще ни разу не нападали на него с адскими машинами. Да и не все так просто, как вам кажется. Адская машина - вещь сложная в изготовлении и чрезвычайно опасная при транспортировке. Оставим пока эту тему. Сейчас я хочу, чтобы вы еще раз рассказали мне о себе - и о своем мире.
        Олег пожал плечами.
        - Хорошо. Начнем с официальной автобиографии. Итак, зовут меня Кислицын Олег Захарович. Год рождения - тысяча пятьсот сорок пятый. Окончил исторический факультет Мокольского госуниверситета в шестьдесят седьмом году по специальности "Архивоведение", по лето семьдесят первого года работал освобожденным профоргом на камвольном комбинате "Новая заря", с шестьдесят девятого по совместительству - помощник завскладом…
        Зубатов слушал, изредка вставляя короткие вопросы и медленно кивая. Идея всеобщей воинской повинности почему-то поразила его так, что он минут десять выспрашивал о деталях - военкоматах, военных кафедрах, ежегодных сборах и тому подобных мелочах. Танки его тоже заинтересовали, хотя когда Олег честно признался, что ничего не понимает в гравитационных генераторах и электроразрядниках и даже не представляет себе принципа их действия, Зубатов заметно разочаровался.
        - Ну ладно, - неохотно проговорил он. - Это в любом случае не со мной обсуждать надо. Сведу я вас с умными людьми, обсудите поподробнее.
        - Не думаю, - спокойно возразил Олег, с удовольствием наблюдая, как брови собеседника поползли вверх. - Есть у меня серьезные сомнения, что вам стоит разрабатывать подобные технологии. Не время, знаете ли. Вообще есть у меня предложение - давайте я сначала закончу рассказ, а уже потом поговорим о планах на будущее.
        Зубатов недовольно хмыкнул, но согласно кивнул. Впрочем, когда речь зашла о Хранителях, он снова напрягся.
        - Говорите, десятилетиями незримо управляли вами? - его голос стал вкрадчивым. - И даже до… как вы это называли? Второй Революции?
        - За что купил, за то и продаю, - пожал плечами Олег. - Вы, я вижу, подробно ознакомились с моей историей болезни, или куда там наш добрейший Михаил Кусаевич записывал мои россказни. В личном общении со мной Хранители никогда не вдавались в подробности. Так, случайные оговорки. Плюс то, что канцелярия накопала под личным руководством Шварцмана - разные сомнительные исторические казусы, которые можно интерпретировать как угодно. Судя по всему, Хранители всегда контролировали содержимое архивов, вычищая все, что могло навести на след слишком умного исследователя. Уж поверьте мне, как историку по образованию: что-что, а чистить архивы в моем мире научились на славу даже безо всяких Хранителей. А уж что можно провернуть с их техникой, которая даже сквозь стены видеть позволяет…
        - Видите ли, Олег Захарович, - вздохнул Зубатов, - я ведь не просто так интересуюсь. То, что история вашего мира настолько похожа на нашу, наводит… на определенные мысли. Пути Господни неисповедимы, и Он мог вылепить ваш мир по подобию нашего. Или наоборот. Значит, если Хранители есть у вас, то они могут обнаружиться и у нас. Тогда мой долг - обнаружить их и…
        - И геройски получить по ушам, - усмехнулся Олег. - Простите, Сергей Васильевич, но, боюсь, даже если вы их и обнаружите, то поделать ничего не сможете. Их технология ушла настолько далеко, что мы не справились бы даже с единственной их машиной всей нашей военной мощью. И я видел секретную видеозапись с полигона, на которой запечатлен один-единственный Хранитель, с голыми руками вышедший против роты спецназа с тяжелым вооружением. Ему потребовалось три минуты, чтобы аккуратно, даже не травмировав никого серьезно, вырубить всех до единого. В него стреляли из цепных разрядников, крупнокалиберных пулеметов, пытались давить танками, бросали гранаты. Ни единой царапины, ни даже порванной нитки на футболке. Он даже не вспотел. Оба танка он просто остановил и перевернул вверх тормашками. Восемь тонн - голыми руками! Полковник, отвечавший за эксперимент, клялся, что на пленке запечатлена чистая правда. И даже не вся - временами камера просто не успевала фиксировать перемещения Хранителя, он словно размазывался в воздухе…
        - Видеозапись? Что-то вроде кино? Н-да… - Зубатов потер лоб. - И что же с ними делать?
        - Вы меня спрашиваете? - усмехнулся Олег. - Представления не имею. На вашем месте я бы просто забыл про саму идею Хранителей. Не факт, что они у вас существуют. Но даже если и существуют, поделать с ними вы ничего не сможете.
        - И позволить этим масонам тайно управлять миром? Плести заговоры? Насмехаться над Богом данной царской властью? - лицо директора Охранки побелело от возмущения.
        - Ой, да бросьте вы! - с досадой отмахнулся Олег. - Власть им нужна для того, чтобы делать мир лучше. Угу, это они так говорят, но я им верю. В конце концов, вы же верите в своего бога? В святых, ангелов? Верите. И даже не рассматриваете их как этих самых масонов, уж и не знаю, кто они такие. Вот и Хранителей воспринимайте как разновидность ангелов.
        Директор уставился на него округлившимися глазами. Его усы и бородка встопорщились.
        - Интересная точка зрения, - наконец проговорил он, успокаиваясь. - Хорошо, отложим пока. Если я правильно вас понял, под руководством Хранителей вы занимались чем-то вроде ревизии определенных предприятий. Каким образом вы после такой не очень высокой, если честно, должности оказались… э-э-э, Народным Предводителем, кажется?
        - Председателем, - поправил его Олег. - Видите ли, в моем мире есть два основных блока стран, группирующихся вокруг Ростании и Сахары. В Сахаре и ее сателлитах есть выборная должность главы государства. Насколько она в действительности выборная, это отдельный вопрос, но факт в том, что их пропаганда долгое время кричала, что у нас демократией и не пахнет. И что должность Народного Председателя на самом деле к народу отношения не имеет никакого - он просто диктатор с неограниченными полномочиями.
        - А на самом деле?
        - На самом деле так и есть. Но вы сами понимаете, что пропагандистская война ничуть не менее - а иногда и более - важна, чем война настоящая. Мы не могли себе позволить противнику иметь на руках такой козырь. Поэтому в последние три десятилетия у нас довольно нерегулярно проводились выборы, в которых всегда побеждал действующий Народный Председатель. Для этого в список помимо него вносили никому не известных статистов, а сверх того - пару-тройку известных министров, которые перед самыми выборами свою кандидатуру снимали. В результате объявленный результат всегда составлял примерно девяносто процентов голосов в пользу действующего Нарпреда.
        - Объявленный? - приподнял бровь Зубатов.
        - Ну, вы же сами понимаете, - пожал Олег плечами. - Неважно, кто и как голосует, важно, кто и как подсчитывает голоса. Ну так вот, в результате некоторого стечения обстоятельств я оказался в том списке в качестве статиста. А потом - потом действующий Нарпред внезапно скончался, а следующей ночью ко мне наведался Тилос - курирующий меня Хранитель…
        Полчаса спустя слегка охрипший Олег утомленно откинулся на спинку стула.
        - Вот и все, собственно, - заключил он. - Пришел я в себя на лужайке перед той пивной, ухватил вас за рукав, ну, а дальше вы и сами все знаете.
        Зубатов задумчиво барабанил пальцами по столу.
        - Одно из двух, Олег Захарович, - наконец произнес он. - Либо вы гениальный сумасшедший, либо не менее гениальный провокатор. То, что ваш нынешний рассказ идеально согласуется с записями в вашем личном деле… э-э-э, я имею в виду историю болезни, других вариантов не оставляет. Господин Болотов определенно утверждает, что вы не сумасшедший. Значит, провокатор. Но кому и зачем могло прийти в голову придумывать вам такую легенду и напускать на меня? А, Олег Захарович?
        Вместо ответа Олег молча продемонстрировал левое запястье. Несколько секунд Зубатов молча смотрел на браслет электронных часов, потом опустил взгляд.
        - Если бы не это, - тихо сказал он, - я бы давно запер вас в самую надежную камеру в Матросской Тишине. Уж простите за откровенность, но я все-таки не могу поверить в вашу историю. Вы не сумасшедший, я - тоже. Придраться к вашим россказням я не могу - все детали безукоризненно соответствуют друг другу.
        Значит, вы талантливый провокатор, других вариантов не остается. Только ваши часы и еще вот это, - он жестом фокусника извлек откуда-то залитое в пластик удостоверение Народного Председателя, - и останавливают меня - пока. Но, поверьте мне, рано или поздно я докопаюсь, кому и зачем потребовалось подослать вас. Ведь ваша задача - выставить меня на посмешище, не так ли, Олег Захарович?
        От неожиданной перемены тона начальника Охранного отделения у Олега мороз прошел по коже. Сидевший перед ним внимательный и чуткий собеседник внезапно исчез, уступив место следователю с жестким безжалостным взглядом, от которого хотелось держаться как можно дальше.
        - Отвечайте, ну! - не давая опомниться, хлестал его голосом Зубатов. - Кто вас послал? Сазонов? Ратаев? Я вас вижу насквозь! Убирайтесь отсюда вон, вы, жалкий человечишка! Убирайтесь! И передайте своим хозяевам, что они еще пожалеют о своих поступках!
        Олег с трудом подавил вскипевший в нем гнев. Он подался вперед и резко хлопнул ладонью по столу.
        - Тихо! - рявкнул он. - Что вы себе позво… - Он осекся, внезапно вспомнив, что власть Народного Председателя осталась где-то далеко-далеко, в ином мире, и резко выдохнул. Впрочем, своей цели он достиг - замолчавший Зубатов изумленно смотрел на него во все глаза. Было видно, что так на него не кричали уже очень давно.
        Дверь в кабинет распахнулась, и в нее вбежал секретарь. Он растерянно переводил взгляд со своего начальника на гостя.
        - Простите, Сергей Васильевич, забылся, - Олег криво усмехнулся. - Однако продолжим. Нам еще есть о чем поговорить.
        Помедлив, Зубатов кивнул, и секретарь медленно, оглядываясь через плечо, вышел.
        Дождавшись, пока он покинет кабинет, Олег продолжил:
        - Я понимаю ваши чувства, Сергей Васильевич, - ровно продолжил он. - Вчера я почитал местные газеты, и понимаю, что после словечек типа "зубатовщины" вам довольно сложно верить людям на слово. Вас не только задергали враги, но и не раз предавали друзья, верно? Если вы действительно верите, что я подослан к вам в качестве провокатора, я встану и уйду, поскольку дальше нам общаться бессмысленно. Если я хоть как-то вживусь в ваш мир, я постараюсь возместить вам убытки, связанные с моим лечением и содержанием. Но вы действительно верите, что я подослан?
        Директор Охранки вздохнул и ссутулился.
        - И чем же вы займетесь? - язвительно спросил он. Впрочем, из его голоса уже ушла ледяная ненависть, а горящий взор потух. - Пойдете милостыню на паперти просить? Боюсь, таким образом вам до конца жизни не наскрести на возмещение… хм, убытков.
        - Ну, как минимум я грамотный человек, и какая-то общая подготовка у меня имеется, - пожал плечами Кислицын. - Наймусь лаборантом на какую-нибудь кафедру или клерком в контору… да хоть кладовщиком, а там видно будет. Не переживайте, не пропаду. Но ведь на самом деле вы не хотите от меня избавиться. Ваша вспышка - всего лишь способ дополнительной проверки. Не знаю, выдержал я ее или нет, но не думаю, что вы всерьез имели в виду то, что говорили. Так?
        - Замашки у вас - истинно императорские. Уж и не упомню, когда на меня так рявкали в последний раз, - проворчал Зубатов. Впрочем, в его глазах блеснули веселые искорки. - Понимаете, господин Народный Председатель, ваша история… м-м-м, я бы сказал, чрезвычайно интересна, но если бы не вещественные ее подтверждения, я бы выкинул вас на улицу, а то и засадил в камеру. Я, конечно, стараюсь отслеживать новые веяния, и новеллы господ Уэллса и Верна почитывал для ознакомления, но все же ваша версия… невероятна. Ладно бы вы с Марса в полом снаряде прилетели, а то ведь раз - и оттуда сюда. Ну сами посудите - что бы вы сделали на моем месте?
        - Вот как раз на это я могу ответить! - Олег постарался улыбнуться самой обаятельной и неотразимой из своих улыбок. - Именно над этим я и думал весь вчерашний день. Не знаю, почему первым делом в вашем мире я натолкнулся именно на вас, но, похоже, это судьба. Мы просто созданы друг для друга, и я постараюсь доказать это вам как можно быстрее. А для начала мне нужен лишь кабинет, стол и один-единственный помощник - скажем, тот же господин Крупецкий. И, разумеется, какое-никакое денежное довольствие. И если через месяц я не докажу вам свою полезность, можете выбросить меня на улицу или даже засадить в камеру. Как дурака или провокатора. Что скажете?
        Какое-то время Зубатов внимательно изучал его. Потом кивнул.
        - Хорошо. У вас есть месяц. Но только Крупецкого я вам не дам. Он слишком ценный филер, чтобы можно было перевести его на канцелярскую работу. Приставлю я к вам на первое время Михаила Дромашина. Юноша довольно способный, но без царя в голове. А там видно будет.
        - Прекрасно! - Олег порывисто поднялся со стула. - Значит, договорились. И, если не возражаете, я бы предпочел приступить к делу прямо сейчас.
        - Прямо сейчас, любезный Олег Захарович, не получится, - усмехнулся Зубатов. - Вам еще с людьми нужно познакомиться, обжиться хотя бы слегка на новом месте.
        - Неважно, - отмахнулся Олег. - С утра так с утра. Мне потребуется отдельная комната с письменным столом и прочими канцелярскими принадлежностями. Да, и вот еще что… - Он заколебался.
        Зубатов вопросительно поднял бровь. Олег с размаху плюхнулся обратно на стул и уставился на него прищуренным прикидывающим взглядом.
        - Думаю, сразу нужно обговорить вопросы моей легализации, - проговорил он задумчиво. - Просто чтобы мне в подвешенном состоянии не находиться. Мне потребуются документы, удостоверяющие личность. Кого я буду из себя изображать - вам виднее, но желательно что-то среднего класса. Кого-нибудь вроде провинциального чиновника, только-только перебравшегося в Москву из глухой провинции. Это снимет вопросы по поводу моего незнания города, да и политической ситуации - тоже. Далее, мне необходима зарплата - жить даже без карманных денег на мелочи сложно. Наконец, возможно, мне потребуется некоторая финансовая свобода для… проведения определенных действий, чтобы не считать каждую копейку. Тысяч… прошу прощения, у вас другой масштаб цен. Рублей… тысячу, что ли, прошу выделить сразу. Со строгой отчетностью, разумеется, на что потратил. Вот, примерно так.
        Какое-то время директор Охранки раздумчиво изучал своего визави, потом хмыкнул.
        - Мне понемногу становится понятным, как именно вы из мелких чиновников в верховные правители пробились, сударь мой Олег Захарович. Наглости у вас, уж простите за констатацию факта, для этого более чем достаточно. Вы хоть представляете себе, сколько это - тысяча рублей по местным меркам? Боюсь, что нет. А между тем, большая эта сумма, если не сказать - чрезмерно большая.
        Годовое жалование чиновника средней руки, которого вы изображать намерены, трехлетнее - рабочего на заводе. За такие деньги иной десятерых зарежет и не поморщится.
        - Вот как? - пробормотал Олег. - Учту. Ну, за тем и прошу человека в помощь, чтобы дураком себя не выставлять. Хорошо. Не тысячу, так пятьсот.
        - Нет, вы все-таки наглец, сударь мой, - усмехнулся Зубатов. - Но чем-то вы мне нравитесь. Наверное, тем, что хорошо мыслите, четко.
        Он выдвинул ящик своего стола и извлек из него тоненькую папку:
        - Вот паспорт. Выписан на ваше настоящее имя. С этого момента вы - мещанин Кислицын из города Каменск-Уральского Екатеринбургского уезда Пермской губернии.
        Это небольшой городок на Урале, так что шансов нарваться на "земляков" практически нет. Одновременно сможете задавать глупые вопросы без боязни быть зачисленным в сумасшедшие - что взять с дремучего провинциала? Числитесь с этого момента вы в Московской полицейской канцелярии служащим для поручений, вторая бумага это удостоверяет. Ваш чин - губернский секретарь, это двенадцатый ранг, один из самых низких. С табелью о рангах ознакомитесь в первую очередь, чтобы не дерзить в лицо человеку старше чином. Вы мне интересны, но не настолько, чтобы вытаскивать вас из каждой беды. У меня, знаете ли, и без того головной боли немало.
        Олег кивнул, с интересом рассматривая листы бумаги с гербовыми вензелями.
        - Далее, ваше жалование - зарплата, если я правильно вас понял - четыреста рублей в год. Это немного, даже, я бы сказал, мало, но для начала хватит.
        Оправдаете ожидания - повышу. Не оправдаете… Те двадцать рублей, что вы получили вчера от Крупецкого, выданы вам авансом в счет жалования, расчет - каждый месяц двадцатого числа. Все бумаги подпишете сегодня в канцелярии.
        Специальный фонд… Ну, тысячу рублей я вам точно не дам. И даже пятисот не дам.
        Вообще переживете пока, до самостоятельных операций я вас не допущу. Обживетесь - посмотрим.
        Зубатов побарабанил пальцами по столу, подергал себя за бородку.
        - На работу будете являться сюда. Это главное здание Охранного отделения. Адрес для извозчика - Большой Гнездниковский переулок, рядом со полицейской канцелярией - это тот большой дом на Тверской, мимо которого вы ехали сюда. Или просто скажете, чтобы везли в Нащокинский дом, извозчик поймет.
        Он задумчиво помолчал.
        - Что еще? Ах, да. Квартира, на которой вы сейчас живете, оплачивается Министерством и назначена для особых случаев. Еще неделю можете занимать, пока не освоитесь, потом попрошу освободить и найти себе наемную. Михаил Дромашин - коренной москвич, подсобит. По-первости аккуратно являться на работу не требую, но с сослуживцами лучше познакомиться как следует. Люди они приятные по большей части, думаю, сойдетесь. Чем будете заниматься - решайте сами, раз вы такой самостоятельный, но помните - вы должны убедить меня в собственной полезности.
        Месяц - самое большее, что я намерен вам дать. Не управитесь…
        - Тогда мне придется исчезнуть, - криво ухмыльнулся Олег. - Ну что же, справедливо, я думаю.
        - Куда исчезнуть? - удивился Зубатов. - Как? Это что, из Уэллса, как в "Человеке-невидимке"? Перестаньте шутить, о серьезных вещах разговариваем. Так вот, разочаруете меня - я вас уволю, а дальше как знаете. Я и так уже слишком много сделал для подобранного на улице бродяги. Одно ваше пребывание в клинике Болотова казне почти в сто пятьдесят рублей обошлось. И вот еще, Олег Захарович, - голос директора снова оледенел, глаза опасно сверкнули. - Вы рассказали мне занимательную историю, но не более того. Я в нее не верю сейчас и вряд ли поверю в будущем. Если я и принимаю в вас участие, то только потому, что вы кажетесь мне подающим надежды. И если вы эти надежды оправдаете, мне все равно, кто вы - Народный Председатель из иного мира или же просто допившийся до чертиков мещанин из Каменска. Если же окажетесь пустым болтуном - пеняйте на себя. Вопросы есть?
        - Вопросов нет, сплошное дежавю, - вздохнул Олег. - Я вас понял, Сергей Васильевич. Скажите, а нельзя мне из зарплаты… жалования немного получить авансом?
        Неожиданно Зубатов расхохотался.
        - Кто о чем… - фыркнул он весело. - Подождите немного в приемной, будьте так любезны. Я распоряжусь, чтобы счетовод выделил вам половину суммы авансом.
        Только прежде чем тратить, освойтесь с ценами. И маленький совет. Снимите свои часики и спрячьте подальше. А то нездоровое любопытство пробуждать начнут.
        Дождавшись, пока Олег покинет комнату, директор Охранки нажал ногой на невидимую кнопку. В стене распахнулась тайная дверь, и в комнату вошел упитанный человек в штатском. Бородка и усики на его румяном лице были аккуратно подстрижены, длинные русые волосы зачесаны назад. Неслышно приблизившись к столу, он замер, спокойно рассматривая начальство своими невинными голубыми глазами.
        - Ну, Евстратий, что думаешь? - задумчиво осведомился у него Зубатов. - Красный провокатор? Или как?
        - Не знаю, Сергей Васильевич, - сухо откликнулся вошедший. - Слишком тонко и одновременно слишком грубо для провокации. Нет у нас врагов, на такое способных.
        А вот шпионом вполне оказаться может. И часы его странные, вполне возможно, иноземные, и языков он много знает, что подозрительно.
        - Шпион… - пробормотал Зубатов. - Ну что же, может, и шпион. Сделаем так: обеспечь за ним круглосуточную слежку. Я хочу знать, что он собирается делать и о чем мне не расскажет в отчетах.
        Медников кивнул.
        - Тогда свободен. В одиннадцать вечера, как всегда, ко мне с общим докладом.
        Коротко кивнув, начальник отдела наружного наблюдения повернулся и вышел.
        Оставшись в одиночестве Зубатов долго теребил бородку, размышляя. Потом снова взял в руки небольшую тонкую пластинку из прозрачного твердого материала, не являющегося, однако, стеклом. Внутри пластинки, наглухо запаянный, виднелся квадратик плотной желтоватой бумаги с разводами и переливающейся в углу блестящей меткой. Радужные полоски на метке, казалось, приподнимались над совершенно плоской поверхностью. "Кислицын Олег Захарович, - гласил текст на бумажке. - Народный Председатель Народной Республики Ростания. Удостоверение номер восемь. Выдано 3 декабря 1582 г." И миниатюрный цветной портрет, слишком четкий и достоверный, чтобы принадлежать перу художника или пройти через ящик фотокамеры.
        - И все-таки - кто же вы такой, Кислицын Олег Захарович? - пробормотал про себя Зубатов. - Боже, укрепи меня в вере моей…
        "Первая фаза успешно развивается. Отклонения в пределах прогнозируемых величин.
        Я/мы полагаем первую фазу завершенной. Начата подготовка к запуску второй фазы.
        Оставшиеся семь Эталонов подготовлены к активации. Ждем мнения Сферы".
        "Сфера удовлетворена начальными результатами. Возражений против запуска второй фазы нет. Обращаем внимание на потенциальную нестабильность Эталонов даже после верификации по оригиналам. Полагаем необходимым разработку более совершенных механизмов стабилизации".
        "Пожелание принято к сведению. Информирую: вторая фаза запущена. Семь Эталонов выводятся из спячки. Резюме: страта один активирована полностью. Запуск механизма стратификации. Страта два разморожена. Страта три разморожена.
        Координатор подключен к вторичному интерфейсу, первичный обмен информацией завершен, состояние - пассивное обучение".
        "Принято. Сфера с интересом следит за журналами".
        "Требуется прояснение подхода. Имеющиеся рекомендации противоречивы. Сфера не дала однозначного ответа по поводу приглашения Дискретных. Координатор настаивает. Если однозначных рекомендаций не последует в ближайшее время, я/мы примем решение на свой страх и риск".
        "Эксперимент твой/ваш. Сфера лишь наблюдатель/советник. Подтверждено: единого мнения нет. Окончательное решение за тобой/вами".
        "Принято. Резюме: точка принятия решения отложена до завершения повторного исследования аргументов. Я/мы открыты для обсуждения".
        "Принято. Запрос: наличие дополнительной информации".
        "Имеется дополнительная информация. От Координатора получены предварительные расшифровки части материала, касающегося ключевой ступени развития Дискретных.
        Расшифровки обрывочные, степень восприятия недостаточна. Общий смысл понятен, детали ускользают. Я/мы считаем целесообразным довести материал до всех частей Сферы для осмысливания и формулирования вопросов".
        "Сфера не имеет возражений. Запрашиваю прием материала в общем импульс-сеансе высокого приоритета".
        "Подтверждение. Готовится сеанс высокого приоритета. Конец текущего обмена".
        "Конец обмена".
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …к моменту Катастрофы человечество так и не успело толком выйти за пределы Солнечной системы. Причина была простой: перемещение в пространстве на сверхсветовых скоростях так и осталось уделом героев фантастических романов.
        Слишком большое время путешествия к звездам не было таким уж серьезным препятствием для искинов, не знающих, что такое нетерпение, но коллективный искусственный разум не считал целесообразным освоение дальнего космоса без людей. А вероятность фатальных сбоев систем жизнеобеспечения в течение многих десятков и сотен лет путешествия росла едва ли не по экспоненте.
        Возможно, если бы удалось разработать методы, позволяющие разгонять корабли хотя бы до ноль девяти световой скорости, проблема стояла бы не так остро хотя бы за счет сокращения субъективных сроков путешествия. Однако проклятая теория относительности вставала непреодолимым барьером на пути межзвездных странствий.
        Чем выше относительная скорость корабля, тем больше приходится тратить рабочего тела на каждую следующую единицу ускорения, тем больше приходится тащить с собой этого рабочего тела, тем мощнее нужны двигатели для разгона увеличившейся массы, тем больше рабочего тела они требуют… Замкнутый круг.
        Единственным практичным освоенным методом, позволяющим сократить время трансфера, стал запуск межзвездных транспортов с помощью исполинских пространственных катапульт, состоящих из тысяч и тысяч ускоряющих звеньев. Но этот метод оказался слишком дорогим и капризным. Длина стартового трека корабля измерялась десятками тысяч световых секунд, а каждое разгонное звено вращалось вокруг Солнца по собственной независимой орбите. Требовался очень точный расчет, чтобы корабль, разогнанный первым звеном катапульты, встретился с сотым или, скажем, тысячным в необходимой точке своей траектории. Хотя каждое звено в разных точках своей орбиты и могло быть использовано для подталкивания корабля в разных направлениях, общее их количество, позволяющее организовывать хотя бы пять-шесть запусков в год, поражало воображение. По некоторым прикидкам количество выведенных на орбиту звеньев незадолго до Катастрофы вплотную приближалось к тремстам миллионам, причем не менее двух третей вращалось по орбитам под углом к плоскости эклиптики. Даже при относительной дешевизне отдельного звена затраты на производство и
выведение такого количества элементов на расчетную орбиту ложилось на экономику ощутимым грузом.
        В реальности за все время существования Катапульты количество успешно запущенных кораблей не превосходило двух, редко трех штук в год. Еще примерно стольким же не удавалось точно выдержать расчетную траекторию запуска, из-за чего приходилось задействовать экстренную систему торможения, расходуя бортовые запасы рабочего тела, медленным ходом возвращаться на верфи для дозаправки и ожидать следующего удобного момента для запуска.
        И даже несмотря на огромные усилия и средства, вкладываемые в поддержание работоспособности Катапульты, путешествия между звездами в течение субъективных десятилетий все равно оставались слишком долгими. Даже до ближайшей Альфы Центавра разогнанный примерно до половины световой скорости транспорт добирался, с учетом торможения и маневрирования в районе цели, почти десять лет объективного времени. Из-за этого самая дальняя освоенная перед Катастрофой система, если можно гордо назвать "освоением" постройку исследовательской станции, располагалась лишь в тринадцати световых годах.
        Из-за огромных расстояний и сроков перелета людей, желающих фактически навсегда покинуть свой дом, оказалось немного. Даже практически мгновенная субсвязь оставалась лишь скверным суррогатом живого общения. Да и с кем общаться, когда за время полета на Земле проходили десятилетия? В результате за несколько сотен лет приборного и дрон-исследования ближнего космоса и полувека рассылки транспортов за пределами Солнечной системы появилось всего восемнадцать научно-исследовательских станций на орбитах вокруг звезд и планет разной степени непригодности для жизни и одна небольшая колония на условно-пригодной Жемчужине.
        Когда внезапно и без предупреждения прервалась субсвязь с метрополией, страх и отчаяние охватили людей. Раньше у исследователей оставалась хотя и призрачная, но все же надежда вернуться домой. Транспорты обладали двигателями, запасом и сборщиками рабочего тела, позволявшими организовать не только торможение и выход на орбиту в точке назначения, но и однократное самостоятельное ускорение примерно до одной восьмой цэ. Что станет с человеческим организмом после многих десятилетий пребывания в анабиозе, необходимых для возвращения с дальних станций, известно не было, но медицинские исследования позволяли надеяться, что этот срок не смертелен. Во всяком случае, собак и лабораторных мышей, массово гибернированных в свое время с прицелом на долговременный эксперимент, успешно пробуждали и двести лет спустя. Сама возможность возвращения, пусть и чисто теоретическая, давала многим силы жить вдали от родины. Ее внезапное исчезновение привело к волне истерии, прокатившейся по станциям, которую не сумели погасить даже чоки-компаньоны. На двух базах вспыхнули необъяснимо-яростные междоусобные схватки,
завершившиеся общей разгерметизацией контуров и гибелью человеческого персонала. Еще одну уничтожил свихнувшийся начальник службы безопасности, вообразивший себя диктатором и спасителем человечества в одном флаконе и весьма обидевшийся на неблагодарных коллег, не пожелавших признать его притязания. В результате в течение менее чем трех земных месяцев общее население баз и колонии Жемчужины сократилось с двадцати трех с половиной тысяч человек и тридцати тысяч искинов, включая двадцать семь тысяч человекообразных киборгов-чоки, до примерно двадцати тысяч человек и двадцати трех тысяч искинов.
        Однако постепенно людям при помощи чоки-компаньонов удалось взять себя в руки.
        Практически весь живой персонал являлся учеными и инженерами с достаточно устойчивыми типами нервной организации - на дальние базы искины отбирали людей только по результатам тщательного психологического анализа и контроля.
        Практически никого из них не интересовала власть над себе подобными - властолюбцы и интриганы не испытывали желания отправляться в фактически пожизненную ссылку. Службы безопасности на станциях оставались в зачаточных формах - внешней угрозы базам не наблюдалось, а внутренние требовали не столько силовых, сколько административных мер для их предотвращения.
        Сорок три тысячи разумных существ - искинов, мужчин, женщин и детей, успевших родиться на базах к моменту Катастрофы. Сорок три тысячи уцелевших из восьмидесяти миллиардов…

29 августа 1905 г. Москва
        К середине дня Олег понял, что плывет. Груда газет вокруг него затрепетала бумажными страницами, когда он, промахнувшись локтем мимо стола, чуть было не приложился о столешницу челюстью.
        - Надо передохнуть, - пробормотал он себе под нос. - Хорошего помаленьку.
        Михаил Дромашин, перестав обгрызать толстый ноготь, с вялым интересом обернулся от окна. Юноша явно устал не меньше, хотя и не головой, а ногами. Все газеты и журналы, что громоздились вокруг Олега на столе, помощник добыл сегодня, бегая за мальчишками-газетчиками и обшаривая лавки в радиусе десяти кварталов от отделения.
        За последнюю неделю Олег пропустил через себя огромную кучу печатного слова. По большей части слово это являло собой невообразимую чушь вперемешку с непомерно приукрашенными местными событиями, светскими и не очень. В числе прочего глаза мозолили нудные описания приемов с перечислением всех приглашенных гостей, сообщения о найденных зонтах и прочей мелочевке, сенсационные объявления о каких-то евреях, ворующих малых детей, полицейская хроника, скандалы, некрологи, сообщения о волнениях в рабочих кварталах и стачках на фабриках и реклама.
        Довольно часто попадались перечисления событий местной столицы Санкт-Петербурга, связанных с царской семьей и вообще сливками общества. Всероссийских новостей присутствовало немного. Впрочем, неудивительно - как уже выяснил Олег, междугородной телефонной связи здесь практически не было, а телеграф обходился недешево. Да и региональных собкоров у московских газет, похоже, не наблюдалось.
        Впрочем, даже московских новостей с лихвой хватало, чтобы утопить Олега в море фактов и фактиков, фамилий и сплетен. Однако потихоньку начинала выстраиваться более-менее полная картина происходящего. И эта картина как минимум настораживала.
        Напряжение, казалось, просто витало в воздухе. То тут, то там проскальзывали сообщения о забастовках, стачках и уличных митингах. Население если и не бунтовало открыто, то определенно с трудом поддавалось контролю. Взбудораженные небывалыми выборами во всероссийскую Думу - похоже, совещательный орган непонятного назначения и с непонятными полномочиями - невнятные личности рассуждали о светлых перспективах и пели панегерики Е.И.В. Судя по всему, они тоже не понимали, чем станет заниматься Дума во всероссийском масштабе, но сама идея их вдохновляла. Упоминалось о каких-то беспорядках в городах Баку и Батум, связанных с межнациональными столкновениями.
        Несколько раз в газетах мелькала и фамилия Зубатова. Авторы статеек тщательно старались не употреблять в его отношении никаких эпитетов, которые было бы можно расценить как неуважение, но, кажется, они каким-то образом связывали его с рабочими-бунтовщиками. Бледный юноша Михаил Дромашин, сын мелкого чиновника в какой-то управе, толком на этот счет ничего не ответил. Он лишь знал, что зимой Зубатова вернули из ссылки, не то пензенской, не то владимирской, куда его отправил едва ли не лично министр внутренних дел Плеве, убиенный злодеями год назад. Новый министр, Святополк-Мирский, исправил несправедливость, вернув Зубатову его прежний пост директора Московского охранного отделения. Несколько прояснила ситуацию нелегальная "Искра", добытая Мишей из закрытого архива.
        Словечко "зубатовщина" в ней связывалось с рабочими союзами, организованными несколько лет назад якобы для неусыпного наблюдения за нещадно эксплуатируемым пролетариатом, а также с массовыми провокациями против революционеров, устраиваемыми Охранкой, как со злобой называли Охранное отделение, в Москве.
        Но самое главное - почему такое позволялось свободно писать в газетах?
        Олег выбрался из-за стола и, потягиваясь, прошелся по комнате. Пользуясь тем, что жесткий неудобный пиджак местного фасона остался висеть на спинке стула, несколько раз наклонился вперед, достав костяшками пальцев до пола, поприседал с расставленными в стороны руками. Михаил без интереса наблюдал за ним - за неделю он успел привыкнуть к чудачествам временного начальника.
        Ситуация Олегу крайне не нравилась. В институте он специализировался на раннем средневековье, а потому детали обстановки времен Первой революции представлял не слишком хорошо, на уровне простого студента истфака, в меру ленящегося выбираться за рамки обязательной программы. Однако то, что он еще помнил спустя полтора десятилетия после выпуска, очень смахивало на нынешние события. Разве что выборов ни в какую Думу в Ростании не объявляли, а введенные в города армейские полки не стеснялись разбираться с бунтовщиками и погромщиками прямо на улицах всеми доступными средствами. Видимо, здесь ситуация оставалась менее накаленной - полугодовой давности разгон демонстрации с применение оружия до сих пор муссировался сочувствующими рабочим газетами как неслыханное кровавое злодеяние и именовался не иначе, как "расстрелом". Не было похоже, что ситуация завершится полномасштабным всероссийским восстанием с миллионами жертв, требующим трех лет настоящей войны для восстановления самодержавия, но все же массовые беспорядки казались вполне неизбежными.
        В своем отношении к происходящему Олег разобраться не мог. С одной стороны, его всю жизнь, начиная со школы, учили, что Первая революция, хотя и преждевременная, была вызвана беспримерным угнетением народа самодержавием и его приспешниками в лице консервативных и псевдолиберальных дворянских группировок.
        Как примерный гражданин Народной Республики Ростания он никогда не подвергал эту идею сомнению - хотя бы просто за отсутствием интереса к опасной теме. С другой стороны, уже на посту Народного Председателя ему открылось, что любая ситуация с точки зрения первого лица государства может выглядеть совсем иначе, чем с точки зрения токаря на заводе. В его памяти, хотя и потускневший и поблекший под грузом новых впечатлений, снова всплыл Танкоград. Олег вполне сочувствовал работягам некогда весьма обеспеченного секретного города, внезапно оказавшимся перед пустым магазинными полками, но поделать ничего не мог. Разве что вскрыть стратегические запасы. Или взять очередной продовольственный кредит… который, впрочем, ему никто не даст… или все же стоит заслать переговорщиков в Первый национальный Сахары?
        Стоп, оборвал он себя. Забудь. Ничто не указывает, что ты когда-нибудь сможешь вернуться домой, а потому те проблемы тебя уже не касаются. У тебя новая жизнь, и нужно приспосабливаться к ней, а не терзаться старыми воспоминаниями.
        Итак, ситуация напряженная. Но это следует из газет. Кто сказал, что он понял газеты правильно? Особенно когда из-за цензуры, пусть и по-детски беспомощной в этом мире, никто не рискует высказываться открыто, а намеки он, человек из другого мира, вполне может понять неправильно. А проводить анализ ситуации на основании предположений как-то неправильно. Если я лажанусь, Зубатов меня откровенно не поймет. Меня выставят на улицу и будут совершенно правы. Историк недоделанный, чтобы тебя! Нет, друг милый, похоже, время торчать в кабинете и почитывать газетки прошло. Пора бы тебе и прогуляться как следует по свежему воздуху. Где и как? Надо подумать. Время обеденное, вот посидим в кабаке, а заодно и подумаем…
        - Михаил, - обратился он к бледному юноше. - Я схожу пообедаю. Вы пока свободны.
        Он натянул пиджак и вышел из своей комнатушки. Кивнув попавшемуся на лестнице милейшему Войлошникову - в ответ тот вежливо прикоснулся к голове, словно поднимая отсутствующий сейчас котелок - быстро сбежал по скрипучим деревянным ступенькам и вышел на тротуар перед флигелем Охранного отделения.
        Стояла та особенная погода, когда солнце, уже предчувствуя осенние обложные дожди, светит ярко, но не жарко, а небо наливается глубокой синевой. В вышине неспешно плыли редкие перья бледных облаков. В лицо пахнул свежий ветерок, принеся с собой далекий гомон людей на Тверском, запахи еды, конского навоза и шелест уже желтеющих и буреющих на деревьях листьев. Деревянная дверь особнячка гулко хлопнула позади, и внезапно Олег почувствовал неуместное сейчас чувство умиротворения. Встряхнувшись, он энергично зашагал по брусчатке тротуара.
        Ресторанчик - или как они здесь называются? - на Большой Бронной, минутах в пятнадцати ходьбы от управления, он приметил еще пару дней назад, когда обследовал окрестности. Занимающий первый этаж двухэтажного каменного здания, внутри он оказался куда приличнее, чем выглядел снаружи. Хотя народ за столиками сидел в основном в потертой рабочей одежде, еда оказалась вкусной. Пирожки с визигой, суп с головой и хребтом какой-то рыбы - с головизной, как его отрекомендовал официант - и вареная картошка с маслом и парой мясных фрикаделек обошлись всего в тридцать копеек. В этот раз Олег твердо вознамерился исследовать все глубины местной кухни, а потому с утра специально перекусил на скорую руку, чтобы к полудню нагулять хороший здоровый аппетит. Питаться в сомнительных забегаловках надоело, хлеб с колбасой, хотя и вкусные, без малейшей примеси сои, успели приесться, а коллеги все как один, включая юного Михаила, ездили питаться домой и подсказать что-то приличное поблизости не смогли. В трактирчике неподалеку от явочной квартиры, где он жил поначалу, кормили одними щами да пшенной кашей с каким-то
сомнительным жилистым, плохо проваренным мясом, а район наемной квартиры в доходном доме в Хлебном переулке, куда он переехал вчера, он еще толком не обследовал.
        По бульвару неспешно катились открытые пролетки. Расфуфыренные дамы и девицы с надменной скукой поглядывали на спешащих по своим делам прохожих. Сновали и вопили мальчишки-газетчики. Разносчики пирожков явно соревновались с ними, кто кого перекричит. Олег шел легким прогулочным шагом, засунув руки в карманы и щурясь по сторонам. Городовой на гнедом коне окинул его внимательным взглядом и продолжил обшаривать взглядом толпу. Здесь, возле сыскного управления, концентрация полиции была заметно выше, чем в других частях города, хотя никаких особых мер предосторожности против злоумышленников не предпринималось. Олег уже привычно удивился местной беспечности, оставляющей ключевое полицейское управление почти совершенно беззащитным перед внезапным налетом - политических ли террористов, разбушевавшейся ли рабочей толпы. Учитывая соседство неспокойной рабочей Пресни, усиленные пикеты пришлись бы как нельзя кстати. Впрочем, одернул он себя, не учи дедушку кашлять. Небось, в отличие от тебя, не первый день они здесь обитают, сами знают, от кого и как защищаться.
        В твоей родной Ростании тоже, наверное, знали, кольнула его ехидная мысль. Что не спасло ее ни от Первой, ни от Второй революций.
        Задумавшись, Олег чуть было не врезался в дефилирующую навстречу девицу в широких пышных юбках, не менее пышной шляпке и под кружевным зонтиком. Та взвизгнула и собралась было лишиться чувств от нападения незнакомого мужчины, но Олег вовремя извернулся, избежав столкновения.
        - Прошу пардону, мамзель! - поклонился он, имитируя фразу и выговор одного из встреченных накануне франтов. - Тысяча извинений!
        - Нахал! - обиженно заявила девица, гордо вздернула веснушчатый носик и удалилась, всем своим видом выражая искреннее презрение. Олег хмыкнул, провожая ее взглядом, и вдруг насторожился. Что-то в глубине души едва слышно тренькнуло, предупреждая… о чем? О чем-то, что уже не раз отзывалось в нем нехорошей ноткой, неслышной, однако, под грузом новых впечатлений. Что же не так?
        Ага, вот оно. Невзрачный серый человечек в котелке и с тросточкой шагах в тридцати позади Олега с интересом изучал тумбу с цирковыми и театральными афишами. Олег сосредоточился. Ну да, точно. Именно это лицо уже мелькало в толпе, когда он только выходил на бульвар. И еще, раньше… три дня назад, в районе старой квартиры. Ну-ка, сейчас проверим.
        Олег повернулся и, насвистывая сквозь зубы, двинулся дальше. Спустя полсотни шагов очень удачно подвернулась небольшая витрина магазина мужской одежды.
        Сделав вид, что заинтересовался пиджаками и шляпами, он повернулся и стал изучать ее содержимое, искоса поглядывая в ту сторону, откуда шел. Ну да, все правильно. Тот же серый человечек на том же самом расстоянии как раз остановился, чтобы купить у пробегающего мимо газетчика номер "Русского инвалида". Наружка, как два пальца об асфальт. Филер, как их здесь называют. Ай да Сергей свет Васильевич, ай да молодец! Не такой уж он, выходит, доверчивый простак. Ну, чего и следовало ожидать - чуть ли не единственный штатский такого ранга в политической полиции вряд ли мог оказаться доверчивым лопухом. Что же уважаю. Начальника своего уважаю, а вот филера этого - нет. Так бездарно засветиться, при том, что я ни о чем таком и не подозревал. Или просто в этом простодушном мире, не знающем еще трудовых лагерей и биологического оружия, моя врожденная осторожность коренного ростанийца оказалась хуже любой паранойи?
        И что дальше? Смириться и жить, как ни в чем не бывало? Можно. В конце концов, ты в этом мире чуть больше трех недель (причем две - в психушке) и понимаешь его не более, чем новорожденный младенец. Прежде чем предпринимать резкие телодвижения, вживись в него. Обидно, что не доверяют? Интересно, попади Зубатов к тебе в гости, поверил бы ты ему? Сам знаешь, что нет. И уж точно бы ни ты, ни Пашка не рискнули бы вообще выпустить его на улицу, тем паче - без наблюдения и охраны. Просто в этом мире еще не изобрели направленных микрофонов и отпечатков пальцев… или отпечатки уже изобрели? Нужно поинтересоваться… В общем, смирись-ка ты и не рыпайся.
        С другой стороны, почему бы не извлечь пользу из ситуации?
        Отвернувшись от витрины, Олег двинулся дальше. Заметив мрачный боковой переулок, он уверенно свернул туда. Определенно, ему сегодня везло. В десятке шагов обнаружилась узкая темная подворотня из тех, что были весьма характерны для местной архитектуры. Вжавшись в густую тень неглубокой ниши, он напрягся в ожидании.
        Как и предполагалось, потеряв из виду объект, филер ускорил шаг и влетел в переулок почти бегом. Впрочем, обнаружив, что его подопечный здесь не наблюдается, он по инерции проскочил чуть дальше ниши и замер, растерянно озираясь. Олег, крадучись, приблизился к нему сзади и громко сказал почти в самое ухо:
        - И как здоровье Евстратия Павловича?
        Перепуганный филер буквально подпрыгнул на месте. Видимо, чисто машинальным движением он выхватил из кармана пиджака небольшой блестящий пистолет и направил его на Олега. Не менее автоматическим движением тот левым предплечьем отбил пистолет в сторону, в то время как правый его кулак с силой ударил противника поддых. С громким стоном тот согнулся пополам, и Олег уже размахнулся ногой, чтобы врезать ему коленом в лицо, но тут его разум наконец-то включился в происходящее и успел остановить удар. Вот это да, ошарашенно подумал он. Неужели уроки самообороны так глубоко засели меня в подкорке? Ну, спасибо Роману Дмитриевичу за науку. Если вернусь - объявлю благодарность.
        - Ты чего, ошалел? - вслух спросил он. - Ты чего оружием размахиваешь?
        Филер, медленно разгибаясь, со злобой посмотрел на него.
        - А вы не подкрадывайтесь сзади, господин Кислицын, - с трудом выдавил он, все еще хватая ртом воздух. - В следующий раз могу машинально и курок спустить.
        - Ну, извините, - развел руками Олег. - Не думал, что вы такой нервный. Вы, собственно, кто? Господин Медников послал, или вы из другой конторы?
        - Все-то вы знаете, господин Кислицын, - процедил сквозь зубы филер. - А если знаете, то чего хулиганите? Где я оплошал? Как вы меня просекли?
        - Совершенно случайно, - утешил его Олег. - Оглянулся на девушку, увидел вас.
        Правильно говорят, все зло от баб. Может, все же представитесь? А то неудобно как-то "эй, ты!" обращаться.
        - Теперь Евстратий Павлович снова морду начистят, - вздохнул незадачливый шпик.
        - Да что уж там… Штабс-капитан Чумашкин Иван Дмитриевич, к вашим услугам.
        - Что, на полном серьезе побьет? - удивился Олег. - А мне показался вполне приятным спокойным человеком.
        - Приятный и спокойный, - кивнул штабс-капитан Чумашкин. - Пока не оплошаешь.
        Ну, господин хороший, ладно, подловили вы меня. Впредь наука будет. А что вы-то сами дальше делать собираетесь? Надеюсь, понимаете, что я буду вынужден описать эту сцену в рапорте?
        - Прекрасно понимаю, Иван… Дмитриевич? - кивнул Олег. - Конечно, ребячество это с моей стороны. Вы просто приказ выполняете, на вас бросаться толку нет. С начальством вашим надо общаться. Ну, раз уж так вышло, то, может, пойдемте пообедаем? Тут недалеко местечко есть. Кормят прилично и недорого. Как вы?
        - За такое мне не только ряшку начистят, - слабо усмехнулся Чумашкин, засовывая оружие обратно в карман. Он уже немного успокоился. - За такое меня вообще из филеров попрут, и правильно сделают. Где это слыхано - филер с подопечным за одним столом обедают?
        - Не попрут, - отмахнулся Олег. - Я все объяснения беру на себя. Пойдемте, пойдемте, господин штабс-капитан, я угощаю. А по дороге поговорим, - он ухватил шпика за рукав и, невзирая на слабые протесты, повлек за собой. - Кстати, я правильно понимаю, что ваш пистолет - это "браунинг"?
        - "Браунинг", - очумело кивнул Чумашкин, явно не понимая, как вести себя с ненормальным подопечным. Он прикинул, как по-идиотски будет выглядеть в глазах напарника, когда тот заметит его под ручку с объектом наблюдения, и тяжело вздохнул. Карьера катилась псу под хвост, служебные перспективы, еще такие радужные десять минут назад, внезапно затуманились… но сопротивляться господину Кислицыну Олегу Захаровичу оказалось почему-то решительно невозможно.
        Было в нем что-то… не описуемое словами, что-то магнетическое, как у гипнотизера в цирке.
        Да какого черта! - внезапно решил штабс-капитан. В конце концов, его приставили не только следить, но и охранять. Кем бы ни был этот Кислицын, он вряд ли враг государства, подрывной элемент и прочее. Вдруг слежка - элемент какой-то проверки на благонадежность перед тем, как дать ему приличную должность в руководстве Отделения. А с будущим начальством всегда нужно поаккуратнее. Он еще раз тяжело вздохнул и поплелся за подопечным.
        - Вот и ладушки! - обрадовался тот, размашисто шагая по переулку. - Насколько я в курсе стандартных процедур Отделения, вы должны быть с напарником. Ведь так?
        Чумашкин неопределенно пожал плечами.
        - Ну, я думаю, его мы тревожить не станем. Пусть наблюдает издали. Еще раз ответственно заявляю - ни о чем не беспокойтесь, все объяснения с вашим начальством - за мной.
        Всю дорогу до ресторанчика Олег подробно выспрашивал своего невольного спутника о его жизни. Тот, хоть и нехотя, поведал, что ему тридцать два года, заканчивал он Вологодское юнкерское училище, служил какое-то время в армии артиллеристом, потом решил пойти в жандармы. Рекомендации у него были самые благоприятные, экзамены он сдал блестяще и уже мысленно примеривал на себя синий мундир, когда его вызвали в кабинет Медникова и после продолжительной беседы предложили заняться уличной слежкой. Поскольку Чумашкин всегда отличался недюжинной ловкостью, хорошо дрался на кулачках, а детстве недурно играл в прятки, должность филера оказалась ему как раз впору. Постепенно расслабившись, он рассказал о паре смешных случаях из своей деятельность. Вот, скажем, как-то раз на явочной квартире подпольщиков он забрался в ванной в бак для воды и пролежал там полдня. Услышав все, что нужно и дождавшись ухода боевиков, он уже было собрался вылезать, как хозяйка квартиры решила принять ванну… Впрочем, в подробности этого эпизода филер вдаваться не стал.
        Напарника его, следовавшего параллельным курсом по Малой Бронной, Олег вычислил почти мгновенно. Особых усилий на это тратить не пришлось, достаточным оказалось оглядеть местность на предмет непримечательных субъектов с отвисшими от удивления челюстями. Усмехнувшись, бывший Народный Председатель, как ни в чем не бывало, деловым шагом добрался до ресторанчика, не выпуская Чумашкина из поля зрения. Профессиональный долг мог с новой силой взыграть в том в любой момент, а у Олега уже начали складываться на него виды. Внезапно он почувствовал, что уже полностью вошел в свое амплуа любителя и умельца ловить рыбку в мутной воде. Мир вокруг уже растерял свою картонность театрального задника, и можно было вертеть этом миром, как хочешь. Ну, что же…
        После завершения совместного обеда - Олег настоял на том, чтобы заплатить и за своего спутника - они рука об руку вышли на улицу. Олег глубоко вдохнул теплый полуденный воздух, мимоходом повторно срисовав напарника Чумашкина, и повернулся к своему сопровождающему.
        - А что, Иван свет Дмитриевич, нет ли здесь поблизости завода, где сложную технику изготавливают?
        - Технику? - не понял филер.
        - Ну, машины всякие, механизмы…
        - Машины? - Чумашкин задумчиво поскреб в затылке. - Нет, машины в Москве, кажется, не выпускают. Это в Санкт-Петербурге, на Путиловском. Или в Коломне. У нас разве что у Гакенталя на "Манометре" что-то для машин делают, какие-то трубы для пара. Вообще лучше по этому вопросу в железнодорожных мастерских справиться, в Брестских, например. Только неспокойно сейчас там, лучше не соваться без необходимости. Накостыляют по шеям-с. Еще в Бутырках завод имеется, насосы всякие-разные выпускает. Вообще по механической части заводы по большей части в столице расположены.
        - Ага… - Олег нащупал взглядом извозчика, прикорнувшего на облучке своих старых облезлых дрожек. - Эй, ванька! Давай сюда! Мне, Иван Дмитриевич, хотелось бы своими глазами осмотреть какой-нибудь машиностроительный завод покрупнее. Что вы там про манометры сказали?
        Однако прежде, чем забраться в подкатившую коляску, Олег решил созорничать еще раз. Он быстрым шагом подошел к напарнику Чумашкина, не дав тому и шанса избежать контакта, наклонился вплотную к его уху и прошептал:
        - Передайте Евстратию Павловичу мою искреннюю благодарность за помощь и сообщите, что в вашем дальнейшем присутствии необходимости нет. Господина Чумашкина для экскурсии по "Манометру" мне вполне хватит. На сегодня вы свободны, с завтрашнего дня снова поступаете в распоряжение непосредственного начальства.
        Развернувшись и скорым шагом топая к дрожкам, Олег с большим трудом сдержал приступ смеха. Чумашкин, глядя на его судорожно дергающееся лицо, только покачал головой. А его напарник еще долго стоял с разинутым ртом, тупо глядя вслед удаляющейся коляске и пытаясь сообразить, следует ли ему, очевидно раскрытому и засвеченному, бросаться в погоню или же подчиниться приказу… который, наверное, объект имел право ему отдать? Когда же оторопь прошла, преследовать было уже явно поздно. Да и бессмысленно, наверное. Филер вздохнул и неторопливым шагом двинулся к Управлению. Впервые в жизни он не знал, что ему скажет Медников.
        Олег ожидал найти промышленные кварталы гораздо менее ухоженными и чистыми, чем даже та окраина, где он обитал изначально. В его представлении высокие трубы там неимоверно чадили, выбрасывая в окружающее пространство черный вонючий дым, равномерно оседавший на все вокруг, здания имели угрюмо-немытый вид уличных сирот, улочки между высокими глухими заборами безлюдны, с редкими угрюмыми оборванцами, с ненавистью сверлящими взглядом ухоженных господ в каретах. В общем, иллюстрации на тему Первой Революции и зарождения Пути Справедливости, затверженные еще на первом курсе истфака.
        В действительности же район Сыромятников, как обозвал его Чумашкин, оказался на удивление чистым и ухоженным. Да, где-то невдалеке дымили (по подсказке штабс-капитана) трубы сталеплавильных печей Общества Гужона. Но рядом с самой железной дорогой обосновался роскошный особняк купца Шене, обнесенный большим садом и походивший больше на небольшой довольно безвкусный дворец. За железной же дорогой нашлись прилично выглядящие благотворительные здания ("дом призрения" в местных терминах) Хлудова и даже небольшая аккуратная церквушка. Да и сами заводские строения "Манометра" оказались весьма ухоженными, со следами недавней побелки и с вымощенной булыжниками мостовой перед заводской конторой.
        У входа в контору дежурил швейцар, робко выступивший навстречу двум важным, по-видимому, господам.
        - Чем могу служить? - низко подобострастно кланяясь, спросил он.
        Олег попытался представить, как в таких случаях полагается вести себя действительно важным господам, и надменно выпятил нижнюю губу.
        - Вот что, любезнейший, - холодно произнес он. - Давай-ка веди меня к вашему директору. Дело у меня к нему первостатейной важности.
        - Федор Федорович Гакенталь сейчас отсутствуют-с, - еще ниже поклонился швейцар.
        - А вы, господа, по какому делу будете? Господин Овчинников Степан Васильевич, главный инженер, у себя в кабинете. Сразу по первому этажу направо от входа.
        - Наши дела, любезнейший, - Олег воздел палец к небу, - государственной важности. Так, говоришь, сразу направо? Ну что же…
        К тому, что секретарш в этом мире водилось не слишком много, Олег уже привык, так что отсутствие предбанника у кабинета его не смутило. Однако внешность главного инженера завода его слегка обескуражила. Молодой, лет тридцати, парень в перепачканных штанах, застегивающейся сбоку рубахе ("косоворотке", всплыло в памяти) и больших защитных очках увлеченно вгрызался сверлом в какую-то деталь, зажатую в миниатюрных тисках. По всему столу валялись какие-то гнутые трубки, циферблаты, шестеренки и прочая механическая мелочь. В углу столешницы громоздилась кипа чертежей, чертежи же кипами валялись на этажерках вдоль стен.
        Овчинников не сразу заметил гостей и еще несколько секунд продолжал сверлить, что-то бормоча себе под нос. Наконец он заметил вошедших и торопливо выпрямился, сдвигая очки на лоб.
        - Добрый день, государи мои, - произнес он приятным хорошо поставленным баритоном. - Чем могу служить?
        - Вы Овчинников Степан Васильевич? - осведомился Олег. Впрочем, ему уже расхотелось играть роль высокопоставленного сноба. Парень совершенно не походил на обрюзгших под грузом ответственности за поддержание плана главных инженеров, попадавшихся ему ранее. Те были обычными чиновниками, зачастую уже слабо помнившими даже то, что положено по должности, и давно разучившими общаться по-человечески. С Народным Председателем, во всяком случае. В их присутствии Олег, прекрасно помнивший свою недавнюю должность снабженца, ходившего под началом таких дядек, обычно смущался, хотя и старался не подавать виду, и маскировал надменностью свою неуверенность. Этот же парень с его русыми волосами, молодым лицом и прямым твердым взглядом не вызывал у Олега никакого смущения. Они, почувствовал Олег, могли бы даже подружиться… при других обстоятельствах. Сейчас же ситуация вынуждала его бессовестно лгать.
        - Да, я Овчинников, - кивнул парень, вытирая вспотевший лоб. - Главный инженер завода. Если у вас дело к Федору Федоровичу, то я его заместитель по всем вопросам, кроме финансовых. А вы, собственно?..
        - Кислицын Олег Захарович, - представился Олег, проходя вперед и протягивая руку для пожатия. - Городская управа, департамент технического надзора и соблюдения ТБ, старший инспектор. Это, - он кивнул на филера, - господин Чумашкин, мой секретарь.
        - Очень приятно, - кивнул Овчинников, но в его глазах появилось настороженное настроение. - Простите, а что это за департамент? Честно говоря, я в первый раз слышу.
        - Свежеорганизованный, - пробурчал Чумашкин. Он уже решил, что как бы он себя ни вел, хуже ему все равно не будет, так что сейчас откровенно забавлялся. - Господин Дурново решил, что Москве позарез требуется эта… соблюдение тэбэ. Вот и организовал…
        - А что такое "тэбэ"? - осторожно поинтересовался инженер, явно сконфуженный своим невежеством.
        - Техника безопасности, - расшифровал Олег аббревиатуру, так неудачно вылезшую из подсознания. Только сейчас он вспомнил, что в этом мире термин не имеет ровным счетом никакого значения. - Это… ну…
        - Охрана заводов от злоумышленников, - с ехидной ухмылочкой подсказал Чумашкин, наслаждающийся своей ролью секретаря при тупоумном чиновнике. - Ну, там чтобы террористы бомбы не бросали где ни попадя, рабочие чтобы станки не портили.
        - Фабричная инспекция, что ли? - инженер насторожился еще больше. - Мы, в общем-то, на рабочих не жалуемся, да и они на нас - тоже. Бастуют, конечно, но по нынешним временам все бастуют. У нас еще вполне умеренно бунтуют, не то, что на "костоломке" у Гужона.
        - Расслабьтесь, Степан Васильевич, - Олег махнул рукой. - Мы не собираемся выявлять и расстреливать бунтовщиков, это не наши обязанности. А вот дать совет-другой насчет того, как правильно работу организовать, чтобы лишнего травматизма избежать, я могу, - "Даром я, что ли, полгода инспектором по ТБ в нашем министерстве вкалывал?", - мысленно добавил он. - И вообще, как бы это сказать… У меня есть некоторый опыт налаживания производства, но не слишком большой. Я, понимаете ли, только еще вхожу в курс дела. Так что, думаю, не я вам, а вы мне, если что, подсказывать станете. Моя главная задача на сегодня - познакомиться с людьми вроде вас: умелыми, перспективными, талантливыми, в общем, с такими, на которых можно опереться. В наше время промышленность - это главная отрасль народного хо… э-э-э, экономики, от которой зависит, насколько успешной наша страна окажется в соревновании двух систем. Наша главная задача - обеспечить бесперебойное функционирование заводов, повысить уровень жизни рабочего класса и добиться высокого качества выпускаемой продукции. В условиях противостояния…
        Стоп, оборвал он себя. Тебя несет, дружок. Понимаю, что за время общественно-политических занятий ты наловчился такой бред страницами нести безо всякой подготовки, но парня пожалей. У него сейчас мозги окончательно спекутся, и придется тебе еще одну речуху толкать, на безвременных похоронах. А если ляпнешь чего политически неверного в данных конкретных условиях, еще и с господином нашим Зубатовым объясняться придется на предмет разведения революционной пропаганды…
        - Короче говоря, Степан Васильевич, - закончил он, стараясь не рассмеяться при виде ошарашенного выражения на лице Чумашкина, - хотел я с господином Гакенталем пообщаться, но даже к лучшему, что его нет. С вами вот, видите, познакомился. И будет у меня к вам, господин Овчинников одна небольшая просьба. Не согласитесь ли лично сопроводить меня по заводу?
        Только увидев обращенные к нему лица Зубатова и Медникова, на которых явно читалось удивление, Олег сообразил, что вперся в начальственный кабинет мимо секретаря без доклада и даже без стука. Странное чувство… нет, не усталости - какой-то расплывчатости, нерезкости окружающего мира, охватившее его еще на заводе, все усиливалось, мешая ясно мыслить. Устал ты, родимый. Вовремя из роли выходить нужно, пожурил он себя, вовремя. Не перенапрягаться… ах, да, Зубатов.
        - Добрый день, господа, - сказал он, прикрывая за собой дверь. - Прошу прощения, устал страшно. Три с лишним часа шастал по заводу на своих двоих, заморил одного главного инженера и двоих мастеров, а теперь сам еле на ногах держусь. Я не вовремя?
        - Да нет, чего уж там, Олег Захарович, - любезно откликнулся Зубатов. - Проходите, присаживайтесь. Мы с Евстратием как раз обсуждаем ваши сегодняшние… эскапады, и ваши объяснения отнюдь не помешают.
        Дождавшись, пока Олег усядется, он осведомился:
        - Скажите, пожалуйста, каким образом вы заметили слежку? За вами пустили едва ли лучших наших людей. Штабс-капитан Чумашкин, например, которого вы умудрились не только застукать, но и накормить обедом за свой счет, еще ни разу не проваливался таким позорным образом. Где он, кстати?
        - Чумашкина я отпустил домой, - машинально ответил Олег, все еще оставаясь мыслями на заводе. - До завтра он мне не понадобится, и он мне нужен свежий и полный сил. Если не возражаете, я, пожалуй, оставлю его в своем подчинении…
        - Что? - удивленно прохрипел Медников. Его обычно спокойно-ледяные голубые глаза сейчас едва не вылезли из орбит. - Да что вы себе позволяете? Кто дал вам право распоряжаться моими людьми? Ну, пусть только эта каналья завтра покажет свой нос, я его!..
        - Погоди, Евстратий, - спокойно сказал Зубатов, и Медников осекся. - Не горячись. Олег Захарович, расскажите мне все, что произошло сегодня с того момента, как вы в полдень вышли из здания Управления.
        Когда Олег дошел до эпизода со вторым филером, Зубатов громко расхохотался.
        - Значит, в его дальнейшем присутствии у вас надобности не было? Ну и дела!
        Можно подумать, вы своего подчиненного домой посылали! Далеко вы пойдете, Олег Захарович, с такими замашками, только, боюсь, господин Медников вас раньше придушит. А, Евстратий? Придушишь?
        - Скорее, шею сверну, как куренку, - пробурчал начальник филеров. Он все еще смотрел исподлюбья, но смех Зубатова немного поколебал его угрюмость. - Вы мне вот что скажите, Олег Захарович, как же вы все-таки их вычислили? Наверняка ведь, уроды, позорную беспечность проявили, за фраером вроде вас наблюдая, а?
        - Не знаю, - честно сказал Олег. - Я просто увидел Чумашкина на улице и понял, что это по мою душу. Ну, и напарника его - так же. Я же знал, что вы наверняка за мной людей поставите приглядывать. Я бы точно приставил. Мир у вас, правда, еще наивный, неиспорченный, но все же…
        - Неиспорченный? Наивный? - пробормотал Медников. - Видели бы вы, что с моими ребятами всякая сволочь революционная делает…
        - Насчет сволочи - не спорю, - пожал Олег плечами. - А вот на завод проникнуть - как нефиг делать, - он быстро обрисовал свою встречу с Овчинниковым. - И ни одна собака ведь моими документами не поинтересовалась! Да назовись я великом князем, все только бы глаза вылупили и поклоны отбивать принялись. Кстати, Сергей Васильевич, нужно сделать мне надежную легенду. Не представляться же каждый раз, что из Охранки. Кажется, в некоторых местах за такое и в рожу плюнут, и по башке ломом стукнут… Насчет Департамента технического надзора я ляпнул не думая, но вполне удачно. Мне потребуются документы, подтверждающие мое инспекторство, а также некий адрес, формально не связанный с Управлением, но куда можно отсылать корреспонденцию для передачи мне. Потребуются также минимальные властные рычаги для проведения в жизнь разных мелочей, ну, это не проблема. Кроме того, помимо Чумашкина, мне потребуется еще пара человек, хорошо знающих Москву, филеров или сыщиков. Михаил, что у меня в подчинении, сойдет на роль секретаря, хотя…
        - Погодите, погодите! - остановил его Зубатов. - Вы как-то резко взяли с места в карьер. Расскажите, зачем вы ездили на завод и что там увидели.
        - Мне было необходимо самому ознакомиться с уровнем современной технологии.
        Должен заметить, она оказалась куда выше, чем я предполагал. Во всяком случае, я, дилетант в технике, конкретных советов мастерам дать явно не способен. Но об этом позже. Кроме того, мне требовалось понять причины постоянных бунтов и забастовок. В бытность мою Нар… - Олег осекся и взглянул на Медникова.
        - Продолжайте, - спокойно сказал Зубатов. - Он в курсе… э-э-э… вашего предполагаемого прошлого.
        - Хорошо, - кивнул Олег. - В бытность мою Нарпредом мне неоднократно приходилось разбираться с причинами недовольства рабочих. Они, в общем, схожи с нынешними.
        Главное - низкий уровень жизни и нехватка предметов первой необходимости. Далеко не каждый станет бунтовать, если не съездит раз в год на южный курорт, но даже отъявленный тихоня возьмется за что-нибудь тупое и тяжелое, если он не может толком накормить своих детей. Или если его гонять, как вьючную скотину, по шестнадцать часов в сутки. Или если искалечить его в нечеловеческих рабочих условиях и выбросить на улицу. А ведь на многих предприятиях у вас так и поступают. Я могу понять, почему в условиях примитивных средств производства вашим рабочим приходится ишачить по двенадцать часов, чтобы российские товары могли конкурировать с североамериканскими. Но я в упор не понимаю, почему шихту в плавильную печь засыпают рабочие с одноколесными тачками, опасно балансирующие на узких мостках, когда их с успехом может заменить один-единственный конвейер, пусть даже с мускульным приводом - лошадью там какой-нибудь с воротом. Такой конвейер ликвидирует для людей опасность искалечиться, ускорит процесс загрузки в частности и производство металла в целом, а также понизит его себестоимость, что с успехом
демонстрируют на заводе Гакенталя. А вот Гужон, несмотря на гакенталевский пример под боком, так не думает, зато несет в газетах ерунду насчет количества религиозных праздников в России. Это жадность, господа, банальная жадность, которая не довела до добра еще ни одного человека.
        - Вы социалист? - в упор спросил его Медников, снова набычившись.
        - Я мало знаю про социалистов, - пожал плечами Олег. - Как-то не успел еще толком войти в тему. Но, кажется, я даже близко не социалист. Если социализм хоть немного похож на наше учение Пути Справедливости, то это путь в пропасть.
        Поверьте мне как бывшему Народному Председателю. Путь Справедливости изначально загоняет народное хозяйство в такие ямы, из которых выбраться невозможно принципиально. Собственно, последние полгода я думаю только об одном: как бы перевести экономику на нормальные рельсы, не разрушая ее до основания. Ну, а как глава государства я не могу испытывать симпатии к террористам любой масти, пытающихся государство, пусть и не мое, разрушить. Нет, я вряд ли социалист. Но что вам нужны срочные реформы трудового законодательства, я могу сказать сходу и не задумываясь. Прямо сейчас нужно ограничивать трудовой день до максимум двенадцати часов с перспективой сокращения до десяти. Ограничить детский труд - малолеткам возле опасного и шумного станка делать нечего. Нужны профсоюзы, защищающие интересы рабочих. Если их не организует государство, их создадут политиканы, причем в своих интересах. Ну, и так далее.
        Только тут он осознал, что Зубатов смотрит на него очень странным взглядом. Олег осекся и вопросительно поднял бровь.
        - Вы очень опасно мыслите, Олег Захарович, - наконец медленно произнес тот. - Очень опасно. Вы ведь еще не интересовались историей Московского охранного отделения, не так ли? Знаю, что не интересовались, иначе не стали бы говорить так открыто. Было время… - директор Охранки встал и, отвернувшись, отошел к окну. - Было время, еще до японской войны, когда я думал и высказывался так же.
        Полагая, что лучше предупредить бунт, чем усмирять его, я организовывал государственные профсоюзы, защищавшие рабочих, кружки и рабочие клубы. Я добивался введения сносных условий труда, спорил с промышленниками, вносил проекты постановлений государю императору. Я даже пытался привлекать на свою сторону умных революционеров, убеждать их в пагубности террористических методов, делать их полезными членами общества. Знаете, чем это закончилось? В мои профсоюзы в Одессе и Николаеве внедрились революционеры-провокаторы, и рабочие демонстрации вышли на улицы. А обвинили в этом - меня. Промышленники писали на меня доносы за те рабочие комитеты, что создавались на их заводах под моим патронажем. И хотя я пользовался авторитетом, в конце концов Плеве лично выгнал меня со службы и отправил во владимирскую ссылку. Все, что я создавал, разрушили, моих людей отправляли в отставку и даже убивали. Вы слышали о "Совете рабочих механического производства"? Об "Обществе взаимной помощи текстильщиков"? Не слышали и не услышите - их нет, они разогнаны. О да, я вернулся, спасибо Петру, старому другу, и бомбе одного из
тех бандитов, что поразила Плеве. Но знаете, Олег Захарович… я больше не рискую работать в том направлении. Все, чем я занимаюсь, это ловлю бандитов, под видом заботы о народе грабящих банки и подставляющих бунтующих рабочих под пули верных государю войск.
        Бандитов, помышляющих о свержении святого для России - самодержавной власти.
        Ловлю бандитов - но не более.
        Зубатов резко повернулся от окна, быстро подошел и скалой навис над Олегом.
        - Вы, Олег Захарович, рассказываете мне, что нужно делать для рабочих? Бросьте.
        Я знаю это куда лучше вас. Я знаю, какие законы надо принимать, какие организации создавать и как лучше всего пинать толстобрюхих денежных мешков, чтобы они обеспечивали работникам человеческие условия. Но России это не нужно.
        Она разорена японской войной, на Дальнем Востоке еще не прекратились военные стычки, несмотря на подписанный мир. А государь император расстроен проигранной войной. Он больше не слышит голос разума, предпочитая посылать солдат туда, куда нужно посылать инспекторов и чиновников.
        Тяжело вздохнув, директор Охранки отошел от растерявшегося Олега и тяжело опустился на свое место.
        - Вот вам мой совет, Олег Захарович. Совет человека пусть и не намного старше вас самого, но куда более умудренного опытом жизни. Забудьте про рабочих. У Охранного отделения хватает головной боли и без тред-юнионов на российский лад.
        Забудьте и займитесь чем-нибудь еще. И уж боже упаси вас вести такие разговоры за пределами данной комнаты, даже со своими коллегами по работе. Другие далеко не столь терпимы, как мы с Евстратием. Если на вас поступит донос, я… буду вынужден принять меры.
        - Вы предлагаете спрятать голову в песок? - горько спросил Олег. - Когда, вы знаете, что работа именно в этом направлении способна предотвратить революцию? А ведь она случится, неизбежно случится, я это вижу. Истории наших миров имеют слишком много схожего, и не думаю, что это случайно. Даже названия "Ростания" и "Россия" звучат похоже. Вас предали однажды, и теперь вы настолько напуганы, что позволите себе безучастно стоять в стороне, когда ваша страна на грани краха?
        - Разговор окончен, Олег Захарович, - тихо произнес Зубатов, избегая его взгляда. - Идите. Филеры, которых вы так блестяще вычислили сегодня, не понесут наказания, наблюдение за вами будет снято. Но тему для работы вы подыщете себе другую. Все, свободны.
        Олег хотел было возразить, но внезапно почувствовал страшную усталость. Язык просто отказывался повиноваться, тело охватила слабость. Туман перед глазами сгущался. Он тяжело поднялся со стула, постоял пару секунд, ухватившись за спинку, и медленно вышел.
        Когда за ним закрылась дверь, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Наконец Медников заговорил, тяжело роняя слова:
        - Похоже, Сергей, ты притягиваешь к себе революционеров. И как только тебе это удается?
        - Рыбак рыбака видит издалека, - холодно усмехнулся директор Охранки. - Понимаешь, Евстратий, это просто поветрие какое-то. Столько честных порядочных людей верят, что Империя должна измениться… И далеко не все они пошли в "товарищи", не все взяли в руки бомбы и револьверы. В воздухе носится что-то такое, что меняет всех. Империя прогнила, и наше позорное поражение в войне показало это лучше всего. Я до последнего буду держать руку государя императора, но, чувствую, многие предадут его при первой же возможности.
        - Да, просто поветрие, - вздохнул в ответ Медников. - Хорошо моим филерам - они получают приказы и четко знают, что хорошо и что плохо. Кто бы разъяснил это нам с тобой? Ох, ладно. Ты действительно хочешь снять наблюдение за Кислицыным?
        - Да. Нет смысла отвлекать на него твоих людей. Слежка хороша, когда о ней не подозревают. Знаешь, у меня не идут из головы его слова о том, что наши миры похожи.
        - Ты все же веришь ему?
        - Не знаю. Его рассказы невероятны, но Господь в своей бесконечной мудрости вряд ли бы затруднился создать еще одну твердь земную и еще одного Адама с Евой. Или еще одну обезьянью чету, если верить всяким новомодным теориям. И уж тем более он не затруднился бы перенести человека между этими твердями. Может быть, этот человек - предостережение нам. Указание на то, что случится, если мы пренебрежем своим долгом, - Зубатов покачал головой. - И чтобы я ни говорил, его жизненный опыт, похоже, ничуть не меньше моего, пусть и в другом мире. Может быть, он прав, а я действительно… спрятал голову в песок? Может, меня действительно напугали до смерти, и теперь я сижу сложа руки из страха за свою шкуру, а не от бессмысленности действий? Если наши миры столь похожи, то и нас ждет революция и Путь Справедливости. И что тогда - пулю себе в лоб?
        - Ты слишком близко принимаешь к сердцу россказни этого… Кислицына, - осуждающе покачал головой Медников. - Согласен, есть в нем что-то этакое, магнетическое. Ему хочется верить, нельзя не верить. Но я встречал подобных людей и раньше. Природная харизма, путь и редкая, но встречающаяся. И все же это не более, чем страшные сказки. Думаю, он сумасшедший, и верить ему нельзя.
        - Скажи, Евстратий, - Зубатов медленно повернулся к другу, - и все же - почему ты принял мое предложение вернуться в Москву? Я недавно из опалы, Москва - тихий, сонный, почти захолустный городок, а ты - большой человек в столице, заведующий наружным наблюдением по всей империи. Что тебе здесь?
        - Уже гонишь? - усмехнулся тот. - Смотри, обижусь.
        - Ага, обидишься ты, чертяка здоровый, - усмехнулся Зубатов. - И все же - почему?
        - Да надоело все, - беззаботно отмахнулся Евстратий. - Представляешь - по всей стране мотаться, только в одном месте операцию провернешь, как в другое бросаться приходится. Нервотрепка, кутерьма. Веришь, совсем сон потерял. Даже об отставке подумывать начал. И тут ты зовешь. А Москва - город хоть и тихий, да не слишком, да и не такое уж и захолустье, есть где руки и голову приложить. Самое то для меня.
        - Понятно, - рассмеялся Зубатов. - И тебе тоже спокойной жизни захотелось.
        Ладно, давай прощаться на сегодня. Тебе у своих ребят отчеты принимать, а мне к Дурново на суарэ ехать. И не хочется, а надо. Он злопамятный, еще нашепчут чего…
        "Следящий вызывает Сферу".
        "Вызов зафиксирован. Установка сеанса. Вопрос".
        "Отчет. Эксперимент развивается успешно. Активизация матриц идет по расписанию.
        Серьезных отклонений от расчетных графиков не наблюдается. Я/мы довольны результатами. Имеется примечание".
        "Сфера приняла отчет. Запрос расшифровки примечания".
        "Один из Эталонов более активен, чем предполагалось. Вхождение в роль идет быстрее, чем окружение адаптируется. Развивающаяся нестабильность контакта со средой. Опасный резонанс матрицы".
        "Уточнить Эталон".
        "Эталон Одиннадцать".
        "Сегменты Сферы высказывали опасения по поводу Эталона Одиннадцать. Напоминание: ты/вы просчитывали схемы стабилизации".
        "Подтверждение. Схема уже задействована".
        "Принято. Сфера с интересом следит за журналами. Вопрос: приглашение Дискретным".
        "Неуверенность. Принятие решения отложено до завершения фазы два и согласия Координатора".
        Олег опомнился, только когда извозчик, резко осадив лошадей перед самым его носом, окатил его бранью. Олег быстро шагнул с мостовой на тротуар и с удивлением огляделся. Он не помнил, куда и как брел после того, как вышел из Управления. Солнце стояло еще высоко, хотя длинные тени протянулись от приземистых кирпичных зданий по сторонам улочки. Судя по всему, прошло не менее часа после того, как он расстался с Зубатовым. Может быть, больше. Он вяло попытался припомнить, куда собирался направиться, но не смог. Все вокруг словно окутал вязкий туман безразличия, страшная усталость пронизывала тело. В глазах двоилось.
        Да у тебя, кажется, шок, друг мой, где-то в глубине скользнула мысль. Что с тобой? Из-за выволочки от начальства, даже не начальства, а так… сочувствующего дядьки со своими проблемами? Или все же переутомился на заводе?
        Не акклиматизировался толком к этому миру? Да соберись же, чтоб тебя! Вернись в реальность!
        Но возвращаться в реальность не хотелось. Хотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, желательно - навсегда. Может, я действительно сумасшедший? Может, мне самое место в психушке? Нет, хорошая психушка стоит денег, а в плохую мне не хочется… Да что же со мной такое?
        Неподалеку раздавались энергичные голоса. Олег уцепился за них, как слепой цепляется за ведущую куда-то веревку. Голоса. Много голосов. Митинг? Надо туда, иначе утону окончательно…
        - Мы сбросим вонючих жандармов и разжиревших на нашей крови пауков-заводчиков!
        Мы возьмем заводы и фабрики под свой контроль и установим царство справедливости, в котором все трудящиеся заживут честно и счастливо! Наши дети больше не станут умирать от голода! - оратор, подпрыгивая на импровизированной трибуне из каких-то ящиков, ожесточенно размахивал кулаками в воздухе. - Наши жены перестанут плакать над младенцами, которых не могут накормить иссохшей от лишений грудью! И надо для этого всего-то всем разом выйти на улицы и сказать решительное "нет!" сатрапам и их приспешникам!
        - А если они вас не послушают? - с удивлением услышал Олег свой голос. Ладно, пусть. Говорить хоть что, лишь бы удержаться у поверхности, не уйти снова на дно. - Если они выведут войска?
        Лица собравшихся вокруг трибуны людей обратились к нему. Послышался недовольный ропот. Какой-то грязный оборванец в немыслимо изодранной кепке презрительно сплюнул на землю.
        - Пусть! - с ненавистью воскликнул оратор. - Нас уже расстреливали на улицах и площадях! Но мы все равно сильнее кровопийц: их мало, а нас много! И никто нас не остановит!
        - Ну хорошо, а потом? - на Олега накатило странное дежа вю: толпа, площадь, брусчатка, митинг, мягкий шелест гравиподушки правительственного лимузина, человек с ружьем… с ружьем? не было у него ружья, только испорченный мегафон… Когда это было? - Что случится потом, когда вы возьмете власть в свои руки? Вы выбросите на улицу инженеров и прочих мастеров, но кто станет управлять вашими фабриками? Кто знаком с тонкостями технологических процессов? У кого из вас есть образование, которое позволит встать на место мастера или инженера?
        - У нас найдутся и люди, и средства для управления заводами!..
        - А продавать продукцию вы тоже сумеете самостоятельно? - Олег, казалось, кожей начал чувствовать ненависть толпы. Ненависть? Почему его ненавидят? Он с усилием оглянулся. Рабочие. Да, это рабочие. Судя по всему, наименее квалифицированная прослойка. Люмпены. Движущая сила любой революции…
        - В мире коммунизма, который мы построим, не останется денег! Мы все разделим по справедливости, и весь производимый товар будет раздаваться бесплатно! От каждого по способностям, каждому по потребностям, которые мы определим по справедливости!
        Олег покачал головой, развернулся и медленно побрел по улице. Позади раздавались насмешливые выкрики, но ему было все равно. Камни не бросают, и ладно. Нет, у меня определенно что-то не то с головой. Сначала внезапные приступы, теперь вот это…
        Трясина безразличия смыкалась вокруг него. Он брел грязными извилистыми улочками, утратив чувство направления, не понимая даже, что идет. Хотелось спать, спать, спать. Нужно поймать такси… извозчика… автобус… добраться до квартиры… не помню адрес, неважно, добраться до Управления, Зубатов вызовет врача…
        - Господин! - кто-то сильно ухватил его за руку. Высокий срывающийся голос… девушка? Да, девушка, грязная, оборванная, с безумным блеском в глазах и космами перепутанных волос. - Господин! Я отдамся за кусок хлеба! Пожалуйста, господин, все, что угодно, я умираю от голода! Пожалуйста, не гоните!
        Вот здорово! Сошлись на узкой тропинке два сумасшедших… Чокнутый и психованная… Олег с трудом сфокусировал взгляд. Отстань от меня милая, я сам не свой, я ничем не могу помочь! Ах, да, нужно сказать вслух, иначе не поймет.
        Он еще раз безразлично оглядел клещом впившуюся в него проститутку. Темные блестящие даже сквозь грязь волосы, нос горбинкой, полные обкусанные губы, высокие скулы, черные глаза - красивые, но подернутые поволокой безумия…
        Наверное, из благородной семьи. Почему на улице? Наверное, душещипательная история из жизни высшего общества… Надо сунуть монетку, где-то завалялся алтын… какое смешное название… Он полез в карман.
        - Господин! - рыдала девица. - Пожалуйста, не бросайте! Все, что угодно!.. - Вечернее солнце озорно блеснуло на латунном значке "фебеля". Да, действительно, не из бедной семьи девочка. Брючки этого фасона в последнее время можно достать только втридорога и на черном рынке, фанатеет по ним молодежь. Разлагающее влияние Сахары, чтоб ему…
        Внезапно пелена спала с его глаз. Вялость исчезла, словно и не было, разум прояснился, как после хорошего глотка уличного морозного воздуха в душной комнате. Брюки? Фебельская фабрика? Да что здесь происходит, дерись все конем?!
        Он резко развернулся и схватил девушку за плечи.
        - Кто ты! - громко спросил он, на всякий случай сильно встряхнув ее. - Отвечай - кто ты? Как зовут? Имя? Откуда ты здесь?
        - Ок… Оксана… Шарлот… - всхлипнула та. - Не бросайте, господин! Все, что угодно!..
        - Тихо, Оксана! - Олег стиснул руки у нее на плечах. - Откуда ты? Слышишь?
        Откуда ты? Где ты родилась? Откуда у тебя эти брюки?
        - Купила… купила на рынке, честно, господин! Я купила, не украла! На Туче, в трикотажном ряду!
        - Город! - рявкнул Олег. - Какой город?
        - Мокола! - всхлипнула та. - Мокола! Его здесь нет, но он есть! Он честно есть!
        - Так… - Олег лихорадочно огляделся. Недалеко виднелась какая-то широкая улица. - Все хорошо, милая, успокойся. Я куплю тебе поесть. Пошли за мной.
        Давай, давай, пошли…
        - Нашел барин себе шалаву, - громко сказал какой-то оборванец неподалеку. - Эй, барин! Тебе что, своих не хватает, сытых да гладких? Чего наших девок лапаешь?
        - Иди ты… - отмахнулся от него Олег, увлекая за собой девушку. - Идем, милая.
        Все хорошо, все нормально. Теперь все будет очень хорошо.
        Девица, все так же вцепившись в него, покорно плелась следом. Безумный блеск в глазах поугас, но взамен она начала шататься. Олег почувствовал, как бешено колотится его сердце. Свистнув медленно движущемуся по улице извозчику, он полуобнял Оксану, не давая ей упасть.
        - Все хорошо, - лихорадочно бормотал он. - Все хорошо… 30 августа 1905 года. Москва - Могу лишь повторить вам все то же, что мой коллега сказал вчера, - Болотов откинулся на спинку кресла и принялся аккуратно протирать пенсне. - Серьезное истощение, нервное и психическое, шок, а также синяки и ссадины. Судя по всему, ее как минимум один раз избили, хотя и не слишком сильно. Возможно, насиловали.
        Но никакого особенного вреда здоровью. Несколько дней диеты и покоя - и ее организм справится. Сколько ей? Семнадцать лет? Восемнадцать? Организм молодой, восстановится быстро.
        - Я бы сказал, что ей двадцать с небольшим, - задумчиво поправил его Олег. - Двадцать два-двадцать три. У нас люди старятся медленнее, чем у вас. Судя по манере одеваться и некоторым проскользнувшим в бреду словечкам вроде "Сечки", она студентка вуза, педагогического института имени Сеченова. Старшекурсница, скорее всего.
        Доктор внимательно посмотрел на него, потом покачал головой.
        - Знаете, Олег Захарович, я все же не верю этим вашим сказкам о другом мире.
        Давайте останемся при своем. Семнадцать ей лет или двадцать с небольшим - особого значения не имеет. Главное, что особого ущерба организму не нанесено.
        Психологический шок гораздо неприятнее. Н-да… - Он вздохнул. - Что вы сказали про нее квартирному хозяину?
        - Что она моя сестра, пропавшая на днях из дома матери, - хмыкнул Олег. - Жениха зарезали ночью на улице, так что она малость не в себе. Как-то ничего другого в голову не пришло. А то бы и в самом деле решили, что я проститутку приволок.
        - Сестра - это хорошо, - Зубатов неслышно прошел за спинкой олегова стула. - Сестра может проживать с вами в одной квартире без ущерба для репутации. Меня, Олег Захарович, вот что смущает. Сколько еще людей из… хм, вашего мира появится здесь у нас? Один раз - вы - случайность. Два раза - вот эта девица - тенденция. Третий раз - уже система.
        - Послушайте! - удивился Болотов. - Сергей Васильевич, неужто вы это всерьез?
        Разве вы тоже верите в эти… другие миры?
        - Я верю только в Бога и государя императора! - жестко оборвал его директор Охранки, прекращая расхаживать по комнате. - Все остальное я знаю точно. Или как минимум предполагаю, основываясь на известных мне фактах. Давайте, любезный Михаил Кусаевич, на минуту примем на веру историю Олега Захарович. Только на минуту, хорошо? Предположим, что и он, и эта… Оксана Шарлот на самом деле загадочным образом перенесены из иного мира. Учитывая взгляды Олега Захаровича на текущую политическую ситуацию, думаю, не ошибусь, если предположу такие же взгляды и у… остальных перемещенных. Попади эти люди в неправильную компанию, и последствия для России могут оказаться катастрофичными. Вы понимаете меня, Михаил Кусаевич? Поэтому сразу же по возвращении в Управление я разошлю по всем Охранным отделениям России секретную директиву с указанием отслеживать людей, рассказывающих невероятные байки о своем прошлом. Возможно, мы найдем еще кого-то. Возможно, нет. Возможно, следовало бы поинтересоваться и за границей, но это уже за пределами моих возможностей.
        Психиатр с интересом посмотрел на Зубатова сквозь пенсне.
        - Я понял вас, Сергей Васильевич, - кивнул он. - Но политика - уже не моя забота. Сейчас, господа, позвольте откланяться. Я и так надолго оставил клинику без присмотра. Привозите девушку ко мне через недельку-другую. Обещаю бесплатную консультацию.
        Доктор выбрался из кресла, взял со стола шляпу, поклонился и вышел. Было слышно, как он спускается по скрипучей рассохшейся лестнице. Зубатов непонятно посмотрел на Олега.
        - Храбрый вы человек, Олег Захарович, - мягко сказал он. - Источники мне доложили, как вы вчера вечером пытались дискутировать на митинге. Вы поаккуратнее, а то и в самом деле изобьют до полусмерти, а то и застрелят.
        Опасные нынче времена. И вот еще что. В Управление до конца недели не являйтесь.
        Позаботьтесь о госпоже Шарлот. Думаю, ей потребуется вся ваша помощь.
        - Избавиться от меня хотите, Сергей Васильевич? - усмехнулся Олег. - Не выйдет.
        Раз уж мы с вами наедине, давайте-ка еще раз с самого начала. Вчера я несколько… был не в себе, а потому вел себя неадекватно. Ночью я подумал немного, и…
        - Олег Захарович, - в голосе директора Охранки прорезался металл. - Кажется, я вчера вполне ясно выразился…
        - Вполне ясно, - кивнул Олег. - Скажите, вы сами находитесь под надзором?
        - Что?.. - у Зубатова округлились глаза. - Я? Под негласным надзором? Да вы что?
        - То, что вы о надзоре не осведомлены, еще не значит, что его нет, - хмыкнул Олег. - Зуб даю, наверняка на вас кто-то стучит вашему начальству. Секретарь, скажем, или кто-то из подчиненных. Меньщиков мне вот не очень нравится - какой-то замкнутый, неконтактный.
        - Меньщиков обязан мне всем, - холодно ответил Зубатов. - Я вытащил его из революционной среды, я вернул его на службу после того, как его выбросил на улицу Трусевич…
        - Трусевич - это директор Департамента полиции, если я правильно понял? - осведомился Олег. - Он же в Петербурге. Неужто самолично увольнял такую мелкую фигуру, как Меньщикова? Ладно, неважно. Как-нибудь вы расскажете мне про свою опалу и возвращении из нее поподробнее. Попробуем прикинуть, кто у нас играет на две стороны. Сейчас только хочу заметить, что был явно неправ, пытаясь разговаривать с вами в присутствии Медникова. И вы правильно сделали, что оборвали меня. То, что нам предстоит сделать, требует строжайшей секретности, и чем меньше народу…
        - Да что вы такое себе в голову взяли? - повысил голос Зубатов. Его глаза полыхнули, усы встопорщились. - Мы с вами ничего делать не будем! О чем?..
        - Почему-то мне кажется, что я в вас не ошибся, - Олег задумчиво посмотрел на директора. - Честное слово, не понимаю, как человек вроде вас мог занять столь высокий пост в политической полиции. В моем мире вас бы и близко к моей канцелярии не подпустили. Но, тем не менее, вы человек умный, честный и, что главное, неравнодушный. Вам крепко досталось, но вы не изменили своим взглядам.
        Вы просто все еще испуганы. Не правда ли, Сергей Васильевич?
        - Да черт вас подери, что вы… - неожиданно Зубатов осекся, махнул рукой и сгорбился. Нетвердой рукой нащупав стул, он опустился на жесткое сиденье, его взгляд потух. - Да. Вы правы. Я боюсь. Я пытался сделать для России что-то полезное. Для рабочих я сделал куда больше, чем красные горлопаны, терроризирующие общество. И за это меня выбросили на улицу и отправили в ссылку.
        Вчера на приеме у Дурново высокопарная графиня Трепова пренебрежительно фыркнула мне в спину, когда думала, что я не слышу. "Вот еще один выскочка-простолюдин", - сказала она подруге, - "что пользуется смутным временем, чтобы сделать карьеру. Жидовский защитник…" Ирония судьбы - Петр… Святополк-Мирский, в прошлом году министр внутренних дел, мой друг, вернувший меня на службу, сам ушел в отставку в январе. Он оказался слишком либеральным для нынешней смуты.
        Зубатов грустно посмотрел на Олега, и тот внезапно почувствовал жалость. Грозный директор Московского охранного отделения показался ему усталым и сломленным.
        - Поймите, Олег Захарович, - со вздохом закончил директор, - если вы задумали что-то грандиозное, я вам не помощник. Я сам вишу на волоске. Одного хорошего доноса будет достаточно, чтобы я слетел с горы, на сей раз - навсегда. А человек, которого назначат на мое место, наверняка окажется не способен понять, что грубая сила против рабочих и революционеров - далеко не панацея.
        - Значит, надо позаботиться, чтобы доноса не было, - пожал плечами Олег. - Сергей Васильевич, я окажусь неблагодарной свиньей, если из-за меня вы потеряете свой пост. Я сделаю все сам, но мне нужна ваша поддержка, хотя бы негласная.
        Поймите, ваша страна сейчас находится в очень опасном положении. Я историк по образованию и прекрасно вижу параллели между нашей и нашей историей. У нас было две революции. Первую хотя и с трудом, ценой десятков тысяч жизней, но империя задавила. Вторую - уже не смогла. А началось все именно с этого - волнений в крупных городах. Вы монархист, готовы отдать жизнь за государя императора, так неужто в ваших интересах позволить ему погибнуть?
        - Две революции… - Зубатов непонятно хмыкнул. - Расскажите подробнее.
        - Подробно выйдет слишком долго. Не для нынешней ночи тема, - Олег пошевелил пальцами в воздухе. - Если коротко, то в один прекрасный день в промышленных городах начались волнения рабочих. Демонстрации, митинги, разграбления винных лавок… Полиция оказалась бессильна. Войска расстреляли несколько демонстраций, но это лишь подлило масла в огонь. Беспорядки превратились в открытые бунты, часть войск перешла на сторону восставших. Мокола… столица вообще погрузилась в полных хаос, правительство бежало. Железные дороги встали, поэтому переброска войск из провинций оказалась весьма затрудненной. Император и часть министров укрылись в Минеринской резиденции… это в полусотне километров от столицы, и полностью утратили контроль за ситуацией. Торговцы припрятали товары, и в городах начался едва ли не голод…
        - А Первая революция?
        - Это и есть Первая революция. В конце концов каким-то образом правительственные войска все же взяли верх. Учебники и монографии невнятны, в архивах я, студент, разумеется, не копался, но там и сям упоминались фамилии нескольких генералов и чиновников, которые, судя по всему, оказались достаточно компетентными, чтобы перехватить бесхозные вожжи и разгромить революционные отряды. Видимо, империю спасло еще и то, что доля рабочих в населении не превышала тридцати процентов, а крестьяне бунты в основном не поддержали. В общем, еще года два ситуация постепенно успокаивалась, но тут Ростания внезапно оказалась втянутой в полномасштабную войну с Сахарой. На пустом месте втянутой. Нельзя сказать, что мы с ней дружили - соперничество за колонии, на нервы друг другу действовали маневрами у границы, все такое. Но и к войне не готовились. И вдруг в течение нескольких недель - кризис Перешейка, боевая готовность в войсках, мобилизация и - ба-бах! - война. Три года воевали, около ста тысяч человек в позиционных боях положили, экономика на военных рельсах - и тут снова восстания рабочих по всей стране.
Последнее, что успело сделать имперское правительство, это заключить с Сахарой мир. Через неделю вместо него заправляло уже правительство Народной справедливости. Вот, примерно так.
        - А что за Перешеек? - казалось, мысли Зубатова витали где-то далеко.
        - В вашей географии это примерно район Аравийского полуострова, если я правильно запомнил название. Палестина, да? Относительно узкая полоса суши, соединяющая два континента. Население исторически не любило ни Ростанию, ни Сахару. Обе сверхдержавы столетиями с переменным успехом пытались втянуть Перешеек в свою сферу влияния… да и сегодня пытаются. Формально Перешеек сейчас в союзе с Ростанией, фактически - сам по себе. Буферная зона. Самое главное в том, что историки до сих пор гадают, в чем же причина той войны. Формальные требования Сахары об отводе ростанийских войск от границы Перешейка давным-давно предъявлялись регулярно, но никто никогда не воспринимал их всерьез. А во время кризиса все правительства словно с ума посходили…
        - Интересно, - Зубатов побарабанил пальцами по столу. - Но у нас все же немного иначе. Точных цифр у меня нет, но, полагаю, рабочих от населения у нас около пяти процентов. Очень сильно удивлюсь, если больше десяти. Даже если все разом взбунтуются, сомнительно, что смогут опрокинуть государство. Сельская у нас страна, Олег Захарович, аграрная. Крестьянские бунты куда опаснее пролетарских.
        К счастью, одна из двух наиболее опасных подпольных организаций - социал-демократов - сосредоточилась исключительно на городских рабочих, да и вторая, социалисты-революционеры, тоже как-то от деревни отдалилась в последнее время, все больше в городах терроризмом занимается. Так что деревенские бунты стихийны, неорганизованны и, в общем-то, легко подавляются.
        - Как у вас говорят, не стоит ждать, пока жареный петух клюнет, - хмыкнул Олег.
        - Атмосфера у вас в точности та же, что и у нас перед первой революцией.
        Учитывая, что международная политическая ситуация здесь… так скажем, много богаче нашей, даже небольшая внутренняя нестабильность может привести для Российской империи к серьезным проблемам на мировой арене, а потом, по принципу обратного резонанса, усилить проблемы внутренние. Япония, которой вы проиграли войну, как я понимаю, относительно небольшая страна. А представьте, что в войну вступят ваши западные соседи?
        - Небольшая-то небольшая, да только по территории, не по населению. А насчет Запада - у нас хватает союзников в Европе… - без особой уверенности в голосе заявил Зубатов.
        - Ой, да бросьте, Сергей Васильевич, - поморщился Олег. - В политике нет друзей или врагов. Даже у нас, где с Ростанией и Сахарой ссориться опасно для здоровья, страны-сателлиты постоянно занимаются политическими интригами. А уж у вас с вашими десятками крупных государств наверняка все во много раз хуже. И ваше имперское правительство, судя по газетам, я пока что не могу упрекнуть в излишней честности и компетентности. В общем, я хочу попытаться кое-что сделать.
        Многого не обещаю, опыт политического руководства у меня куцый, подковерных игр - и того меньший, но попытка не пытка. И обещаю - ничего с вашей драгоценной монархией не случится.
        - Змея-искусителя у вас в роду ненароком не было? - усмехнулся Зубатов. - Что именно вы хотите сделать?
        - Вот это уже разговор! - одобрил Олег. - Вчерашняя экскурсия по заводу оказалась весьма полезной. Я составил себе предварительное представление об уровне вашей технологии. Признаться, я мечтал пройтись по цехам этаким пророком, небрежно тыкая пальцем в недостатки и делясь откровениями, от которых у всех челюсти отвисают. Не вышло. Не мне, гуманитарию, вашим технарям указывать, как шестеренки точить, в этом они мне фору в сто очков дадут, пусть даже я и не совсем профан по технической части. Что я могу сделать реально, так это поделиться концепциями. Но мне потребуются хорошие инженеры, способные понять мой детский лепет и довести его до железного воплощения. Мне потребуются исследователи и в других областях - в органической химии, например. Концепция пластических масс у меня в голове еще в школе застряла, но создавать технологию их производства придется с нуля. Антибиотики, опять же, вертолеты-геликоптеры…
        Он встал и принялся расхаживать по комнате, загибая пальцы.
        - Нужно, во-первых, обзавестись производственной базой. Вероятно, в виде уже существующих заводов и мастерских. Заводы и мастерские эти, во-вторых, должны быть свободны от революционных настроений - делать мне больше нечего, кроме как бунтующих работяг успокаивать! Добиться этого можно только человеческими условиями труда и нормальной зарплатой. Разумеется, Охранное отделение не сможет эту зарплату выплачивать, следовательно, это должны делать владельцы завода.
        Отсюда, в-третьих, мне потребуется авторитет Охранного отделения, а еще лучше - какого-нибудь более нейтрального ведомства, чтобы убедить владельцев провести экспериментальные реформы. Впоследствии, когда владельцы убедятся в росте своих прибылей, нужда во внеэкономических факторах принуждения отпадет, так что ведомство может быть и фиктивным. Охранное отделение, полагаю, вполне способно сфабриковать соответствующие печати и официальные бланки.
        Он остановился и на секунду задумался.
        - Что еще? Ах, да. В-четвертых, мне потребуется сотрудничество университетского профессорского состава. Кроме того, неплохо бы подобрать с десяток способных студентов разных специальностей, с тем, чтобы вырастить из них нужных специалистов. Поэтому обеспечьте мне доступ к личным делам и оперативным материалам по персоналу математического, химического, физического, а заодно и исторического факультетов МГУ или их аналогов…
        - К каким еще личным делам? - удивился Зубатов. - У нас дела, извините, только на тех, кто в разработке. Что-то ни одного неблагонадежного профессора я вот так сходу и не припомню. Студенты - да, таких достаточно, но преподаватели - люди солидные…
        Олег ошарашенно посмотрел на него.
        - Вы хотите сказать, - медленно произнес он, - что вы не ведете превентивный сбор материала? Извините за то, что лезу не в свое дело, Сергей Васильевич, но это серьезное упущение в деятельности вашего ведомства. Необходимо иметь хотя бы базовые сведения о всех заметных доцентах, профессорах и преподавателях, имеющих возможность формировать мировоззрение молодежи. Не говоря уж о постоянном отслеживании настроений в студенческой среде. Ладно, это тема для отдельного разговора. Выкрутимся и без личных дел. Ну и, наконец, мне потребуется прикрытие с вашей стороны. Учитывая расхлябанность и бардак в вашей государственной машине, особенно стараться не придется. Меня больше волнуют революционные пропагандисты и иностранные шпионы, но здесь уже, видимо, придется придумывать что-то самому.
        - Ну, как раз с пропагандистами-то я вам помочь смогу… - Зубатов задумчиво сложил ладони перед собой, но тут же встряхнулся и фыркнул: - То есть, смог бы помочь, если бы решил помогать вам в этой безумной авантюре. Скажите, чего же вы хотите добиться в конечном итоге?
        - Сложный вопрос, - улыбнулся Олег. - Может быть, мне удастся продемонстрировать вашим заводчикам, как нужно правильно вести дела с рабочими. Может быть, технологии, которые ваши инженеры разработают с моей помощью, что-то улучшат в вашем мире. Пока не знаю. Но у меня чувство, что стоит только взяться как следует, а уж результаты будут. У меня, знаете ли, талант - ловить рыбку в мутной воде. В прошлой жизни развернуться этому таланту было особенно негде, но здесь…
        Зубатов молча смотрел на него, что-то прикидывая. Потом медленно кивнул.
        - Видите ли, Олег Захарович, - задумчиво произнес он, - вчера я уже объяснил, почему не намерен вам помогать. И я продолжаю придерживаться того же мнения - серьезной помощи от меня вы не получите. Однако же и мешать вам я не намерен… пока. Проблема, однако ж, в том, что я не могу вынести никакого суждения о степени вашей компетенции в тонких научных материях. Не специалист, мягко говоря. И привлечь кого-то сложно - недолюбливает интеллигенция Охранное отделение. Так что действовать вам придется самостоятельно. Попробуйте для начала убедить каких-нибудь ученых в том, что можете сказать что-то умное.
        Выгорит дело - подумаем о способах поддержки. Дерзайте.
        Он прошелся по комнате.
        - Однако же - два условия.
        - Слушаю вас.
        - Условие первое - вы абсолютно честны со мной. Доводите до моего сведения каждую деталь, держите в курсе всех своих дел. Условие второе - если я говорю "стоп", вы немедленно прекращаете свою деятельность, частично или полностью.
        Согласны?
        - А у меня есть выбор? - Олег спокойно посмотрел директору Охранки в глаза. - С чисто практической точки зрения я здесь все еще - слепой котенок. Куда я без вас, сами подумайте? Обещаю, что всегда буду принимать ваши советы так близко к сердцу, как это возможно. Надеюсь лишь, что стоп-сигнал вы без действительной нужды выбрасывать не станете.
        - Уж постараюсь, - холодно улыбнулся Зубатов. - Итак, с чего же вы намерены начать? У вас уже есть какой-то план? Или так… абстрактные прожекты?
        - Нужно лично пообщаться с Гакенталем - вчера он, к сожалению, отсутствовал на заводе. Он кажется мне весьма перспективной фигурой. Хорошо понимает механическое дело - золотые медали на выставках заводам просто так не дают, увлечен своей работой и не слишком гнобит рабочих, судя по моим вчерашним впечатлениям. Далее, мне потребуется список высших и средних учебных заведений Москвы. Надеюсь, Михаил справится. Наконец, Оксана…
        - А при чем здесь Оксана? - насторожился директор.
        - При том, что она попалась мне явно не случайно. Почему-то я перестал верить в совпадения. Зачем она здесь, я и намерен выяснить, если получится. Не забудьте, кстати, о своем намерении разослать телеграммы по отделениям. И хоть вы и не хотите мне пока помогать, бумага, удостоверяющая мою принадлежность к Департаменту технического надзора Московской городской управы, мне все же потребуется. Если что - вы здесь ни при чем, я ее на улице нашел.
        - Хорошо. Бумагу мы сделаем. Однако… Что с вами, Олег Захарович?!
        Комната каруселью поплыла вокруг Олега. Столешница выскользнула из-под ладоней и улетела куда-то к потолку. В глазах потемнело. Твердые руки взяли его за плечи, и он ухватился за них, как за последнюю надежду. К горлу подкатила тошнота.
        - Что с вами, Олег Захарович? - голос Зубатова прорывался словно сквозь вату. - Послать за доктором?
        Комната совершила еще один кульбит вокруг Олега и медленно и неохотно приняла правильное положение. Сердце колотилось, словно муха о стекло.
        - Кажется, уже все, - с трудом произнес он, разжимая свои пальцы на запястьях Зубатов. - Видимо, бессонная ночь. Или последствия вчерашнего переутомления.
        Простите.
        - Вы бы поаккуратнее со своим здоровьем, - неодобрительно произнес директор, отпуская Олега. - Какой-то вы бледный сегодня. Вам бы в постель да вздремнуть как следует.
        - В постели Оксана, - вяло улыбнулся тот. - Боюсь, она меня неправильно поймет.
        Не беспокойтесь, я попрошу у квартирного хозяина организовать здесь, в кабинете, еще какую-нибудь койку. Хорошо, что изначально двухкомнатную квартиру снял.
        Давайте, однако, вернемся к нашему разговору…
        Когда за Зубатовым закрылась дверь, а под окнами прогрохотали колеса пролетки, Олег приоткрыл дверь в смежную комнату и посмотрел на Оксану. Девушка не спала.
        Она лежала неподвижно, открытые глаза уставлены в потолок. Услышав скрип петель, она медленно повернула голову и уставилась на Олега.
        - Доброе утро, красавица, - мягко улыбнулся он, широко раскрывая дверь и входя в спальню. - Как спалось?
        - Я в тюрьме? - хрипло спросила девушка. - Что вы со мной делаете? У меня бред…
        - Вы не в тюрьме, - Олег прикоснулся к ее лбу, пытаясь определить температуру.
        Вроде бы жар спал, хотя кожу усыпали мелкие бисеринки пота. - Что же до бреда, то это интересный оккультный и теологический вопрос. Погодите, сейчас позову Варю, она организует бульон. Доктор сказал, что вам пока твердое есть…
        - Погодите! - Оксана выпростала из-под одеяла руку и протянула ее к Олегу. Худое запястье, казалось, просвечивало насквозь. - Возьмите меня за руку!
        Олег удивленно взял ее кисть в свои ладони.
        - Что-то не так? - осведомился он.
        - Не знаю… Вы ведь Народный Председатель? Олег Захарович Кислицын?
        Олег громко хмыкнул.
        - Одно время я был в этом уверен. Сейчас - уже нет. Впрочем, ваше появление многое меняет.
        - Если… если вы Нарпред… ой, простите, Народный Председатель, то… я арестована? И другие тоже? Но мы же честно ничего плохого не делали! - ее пальцы стиснули руку Олега с неожиданной силой. - Мы же только собирались… слушали музыку… мы ничего плохого не замышляли! Я правду говорю!..
        - Ти-хо! - раздельно сказал Олег. Оксана покорно замолчала, глядя на него огромными сухими глазами. Не красавица, но личико кажется вполне милым… если бы скулы так не выпирали сквозь кожу. Сколько же она голодала? - Оксана, прошу вас, не беспокойтесь ни о чем. Вы не под арестом. Все куда… - Проще? Лучше?
        Ага, щаз. Все куда лучше, девушка, вы в неизвестно каком мире и, вероятно, никогда не вернетесь домой, так что ни о чем не беспокойтесь. Следил бы уж за языком, дубина. - В общем, пока вам не о чем беспокоиться, - закончил он. - Вы вне опасности, ничего плохого больше не случится. Ни о чем не думайте, вам нужно восстанавливать силы.
        Девушка едва заметно кивнула, ее глаза закрылись. Пальцы разжались, худая рука выскользнула из олеговых ладоней и бессильно свесилась к полу. Олег аккуратно положил ее поверх одеяла и ласково погладил иссиня-черные волосы.
        - Схожу за бульоном, - на всякий случай сказал он, повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Интересно, о каких других она говорила?

15 сентября 1583 г. Мокола
        - Спасибо, Дмитрий Рафович, на этом все, - Бегемот кивнул, отпуская подчиненного. Подполковник Полозков кивнул в ответ, по-военному четко повернулся и вышел.
        - Умница парень, - задумчиво проговорил Шварцман. - Не голова - золото. А ведь из какого зачуханного гарнизона я его вытащил в свое время… Молодец, коллега, разбираешься в людях. Я перед… в общем, год назад все собирался представление на очередное звание отправить, да так и не собрался. Не до того оказалось.
        - Ну, не мне, дилетанту, подвергать сомнению выбор старших опытных товарищей, - слегка язвительно пробормотал Павел. - Мы люди временные…
        - Приятно видеть такую идиллию, - хмыкнул Олег, задумчиво перелистывая хрустящие страницы невзрачной серой папочки. - Старый мудрый наставник отечески наставляет молодого преемника. Давайте-ка, тезки дорогие, о деле поговорим.
        - Давай, - беспечно откликнулся Бирон. - Я тут такого классного повара обнаружил… - Поймав негодующий взгляд Олега, он кисло улыбнулся. - Слушаю вас, господин Народный Председатель.
        - Кончай паясничать, - поморщился Кислыцын. - У меня, к сведению, опять желудок болит, и спал я сегодня плохо. Сны какие-то дурацкие… Так что не до шуточек мне. А хочу я довести до вашего сведения, господа, что мы в глубокой жопе.
        - Это не новость, - бывший начальник канцелярии поудобнее устроил свою тушу в мягком плюшевом кресле. - Мне это давно известно, даром что я на Листвянских дачах под охраной сидел. Впрочем, для нашего народного хозяйства в последние лет пять это нормальное состояние. Что конкретно не так сейчас?
        - Конкретно сейчас, Павел Семенович, вот эта папочка, - Олег с отвращением швырнул означенный предмет на стол. - Это вам. Ознакомьтесь на досуге, как время будет. Пашка уже в курсе… в курсе, Бегемотина?
        - Ну, листал вчера, - Бирон пожал плечами. - Только Полозков сегодня утром что-то еще строчил на машинке, что - не видел. Не до того было. Скажи словами, если не трудно.
        - Деятель… - с отвращением фыркнул Олег. - Ладно, чтобы у всех было в голове одно и то же, озвучу вслух. Итак, проект "Голубое пламя" корпорацией "Зилания" успешно завершен, о чем официально заявлено вчера вечером на пресс-конференции в присутствии всем нам известного господина Мио Матанбы, министра экономического развития Сахары. Новые автомобильные электрогенераторы с гибридным газо-бензиновым впрыском, к производству которых "Зилания" приступает с этого месяца, на тридцать процентов эффективнее и гораздо дешевле в эксплуатации, чем предыдущие модели. Сам Матанба после этого выступил с прочувствованной речью на предмет неисчислимых выгод, которые получит Сахара благодаря самоотверженной работе инженеров и исследований корпорации. Что для нас интереснее всего, так это сообщение о паритетном государственном финансировании строительства сети газовых заправок, начинающегося со следующего месяца в двенадцати крупнейших городах Сахары.
        - Молодцы ребята, - одобрил Бирон, скучающе разглядывая ногти. - Не то, что наши умники…
        - Молодцы, ничего не скажешь, - согласно кивнул Олег. - Однако с учетом того, что газом, в отличие от нефти, Сахара обеспечивает себя на семьдесят процентов, а также с учетом интенсивно ведущегося освоения месторождений газового конденсата на Южном шельфе, есть шанс, что нам небо с овчинку покажется. Вот то, что Полозков строчил, как ты выражаешься, сегодня утром. Сводка-прогноз потребления нашей нефти Сахарой в ближайшие пять лет. Ознакомься, будь добр.
        Начальник канцелярии лениво взял лист бумаги и тупо уставился на него. Несколько секунд он смотрел на документ неподвижным взглядом. Внезапно он подобрался и со свистом втянул в себя воздух.
        - Мать вашу за ногу… - пробормотал он. - Чтоб я сдох!
        - Вот именно, - согласился Олег. - Сокращение на пятнадцать тире двадцать пять процентов.
        Шварцман изумленно взглянул на него.
        - Двадцать пять процентов? - прохрипел он. - Быть того не может. Ну-ка, дай сюда!
        Наклонившись вперед, он почти вырвал из рук Бирона бумагу и впился в нее глазами. Его глаза забегали, впитывая информацию. Наконец он снова откинулся на спину кресла и аккуратно положил прогноз на стол.
        - Да, Олег, - задумчиво проговорил он. - Хочется не поверить, да не получатся.
        Уж полозковский-то отдел точно по-крупному ошибиться не мог. Сколько мы теряем?
        - Примерно три миллиарда реалов в год. В пересчете на форинты по официальному курсу - пять миллиардов. По курсу черного рынка, соответственно, тридцать. То есть столько, сколько мы тратим на закупку твердой пшеницы. Разумеется, это произойдет не сразу, но мы не можем себе позволить потерять и форинта. Все расчеты на ближайшие годы строились на неизменности, а то и на увеличении объема валютных поступлений.
        - А если учесть, что месторождения меди в Рукаде и алюминия в Караторе начинают эксплуатироваться в самое ближайшее время, то мы теряем кучу бабла еще и на экспорте металла, - Бирон причмокнул краем рта. - Да уж. Мы не просто в глубокой жопе, мы проваливаемся еще глубже.
        Воцарилась глубокая тишина. Наконец Шварцман с глубоким вздохом проговорил:
        - Несколько лет назад умники из Академии наук присылали Треморову доклад с похожими предупреждениями. Насчет разработки в Сахаре новых автогенераторов, разведки газовых месторождений и тому подобного. Я, признаться, счел его обычным наукообразным бредом. Н-да…
        - "Н-да" - не то слово, - хмыкнул Народный Председатель. - Не "н-да", а "полная п… ", простите за скверный каламбур. Ну что, господа, есть у вас какие-то соображения, чем мы можем компенсировать сокращение валютных поступлений? Или где мы можем найти дешевое зерно? Боюсь, что когда после колбасы с сахаром в магазинах пропадет еще и хлеб, терпение народа кончится окончательно. Какое-то время мы сможем подавлять бунты с помощью войск, но это временная мера. Да и не хочется мне ее применять, если честно. А хочется мне плюнуть на все, залезть с головой под одеяло, свернуться клубочком и в таком виде дожидаться конца света, - он яростно потер заслезившиеся глаза. - Еще и врачи у нас натуральные убийцы.
        Прописывают всякую снотворную гадость, так мало того, что не действует, еще и ходишь после нее, как мешком по голове стукнутый. Ну, так что? Будут варианты действий?
        - От меня-то ты что хочешь? - осведомился Бегемот. - Я у тебя, типа, начальник политической полиции. Кого-то арестовать надо? Ткни пальцем, сделай милость, и дня на свободе не задержится. А для экономики у тебя целый Совмин есть.
        - Канцелярия - в первую очередь аналитическая контора, - скривился Олег. - Заигрался ты в шпионов, Пашка. А тебе по должности положено мозгами шевелить.
        Сам знаешь, какая от Совмина польза. Они сначала в ступор впадут, а потом начнут доказывать, что лажанулась канцелярия по полной программе. Что никакого серьезного сокращения валютных запасов не случится, и что мы вообще сами себя прокормить можем без проблем. Я еще весной Смитсону указывал, что надо посевы зерновых увеличивать. Так эта жирная скотина мне всю плешь проела, доказывая, что в этом году невозможно, а уж в следующем хоть в два раза увеличим. Ага, увеличим, как же…
        - Ты, Олег, серьезную ошибку сделал, Смитсона сразу после выборов не убрав, - Шварцман побарабанил пальцами по подлокотнику. - Он дурак, свое поражение на выборах тебе не простит никогда. Если ты слетишь с трона, он только поаплодирует, да еще и подтолкнет в спину, чтобы летелось веселее. Почему ты его до сих пор не заменил?
        - Заменишь его, как же, - вздохнул Олег. - Там, в Минсельпрозе, такая кодла сидит… Во Внутренних делах Голосупова посадил, так он до сих пор на грани балансирует. Управляемости - никакой, приказы на местах хорошо если игнорируются, а ведь и прямо саботируются. Помните, Павел Семенович, Хранители молодых ребят продвигали на внештатные должности? Как меня? Я приказал общакам всех разыскать, обеспечить охрану, хотел к делу пристроить. Так ведь почти все отказались после того, как несколько "несчастных случаев" произошло с летальным исходом. Пообщался я с одним парнем, так тот проговорился, что общаки его пугали. Приказал я Голосупову в его собственном ведомстве расследование провести - и что? Думаете, нашли, кто эти "случаи" организовывал, людей запугивал? Как бы не так! Кого-то из тех ребят к делу все-таки удалось приспособить, но остальные бросили дела и вернулись на старые должности или вообще профессию сменили.
        Он обхватил руками голову и негромко застонал.
        - Как мне не хватает людей, Павел Семенович! Как не хватает! Кажется, правую руку бы отдал за сотню честных, компетентных и не боящихся против сложившихся группировок идти! Так нет - выбирай два параметра из трех, хоть сдохни.
        - Ты сам еще молод, пороху не нюхал, - усмехнулся Шварцман. - Потому и кажется тебе все страшным и непонятным. Вся эта министерская и комитетская сволочь прозрачна до тошноты. О себе они думают, а больше ни о чем. Пока был Хозяин, который мог просто от скуки по стенке размазать - держались в рамках. Как почувствовали слабину - распоясались. Нужно их в ежовые рукавицы взять как следует. Не отправь ты меня в ссылку тогда, после выборов…
        - Тогда, после выборов, - сухо ответил Олег, - вы, Павел Семенович, были государственным преступником. По собственному почину, между прочим.
        Шварцман хмыкнул.
        - Давай не будем старое вспоминать. Что было, то прошло, я тебе уже все объяснил.
        - Не о том речь, - отмахнулся Олег. - Сам знаю, что не время сейчас старые счеты сводить-вспоминать. Не пошли вы тогда убийцу - все по-другому сложилось бы. Но что случилось, то случилось. Сейчас я фактически не управляю страной. Чем дальше, тем больше она рассыпается на феодальные вотчины министерств и удельные наделы моих собственных Наместников. Министры же о нарастающем кризисе и знать ничего не хотят. Еще раз спрашиваю вас обоих - есть какие-то предложения по преодолению потенциального кризиса? Купить разработки нового движка с потрохами?
        Взорвать заводы, на котором его намерены производить? Ликвидировать изобретателей?
        Оба начальника канцелярии - и бывший, и нынешний - промолчали.
        - Нет вариантов, понятно. Тогда, думаю, вы с большим пониманием примете то, что я намереваюсь предложить, - Олег напряженно выпрямился. - А намереваюсь я предложить небывалую в наших краях за последние полвека крамолу. Итак…
        Он замолчал.
        - Мы внимательно слушаем, молодой человек, - пробурчал, наконец, Шварцман. - Не стоит нагнетать.
        - Я не нагнетаю, - вздохнул Народный Председатель. - Мне вдруг самому показалось, что бред это все. Ладно. В общем, господа, пришло время сворачивать с Пути народной справедливости.
        Бегемот удивленно взглянул на него, приподняв бровь, потом порывисто встал, приблизился и заботливо пощупал лоб. Пожав плечами, вернулся на место.
        - Жара нет, - сообщил он Шварцману. - Похоже, не бредит. И винищем не несет. Или это трава такая?
        Олег насмешливо взглянул на него.
        - Заботливый ты у меня, аж жуть, - хмыкнул он. - И что бы я без тебя делал? В общем, друзья, мне не до шуток. Мне совершенно не хочется войти в историю Нарпредом, при котором рухнула страна. Нужно раскочегарить нынешнюю машину народного хозяйства. И я вижу единственный способ это сделать: поступиться принципами.
        - Ты это публике скажи, - вяло посоветовал Шварцман. - Если половина сходу тебе не заявит, что ты преступник против человечества, готов съесть собственное ухо.
        Что именно ты собираешься делать?
        - Смотрите сами. Сегодня рабочий на фабрике получает фиксированную зарплату плюс премии, если упирается рогом. Премии невелики, горбатиться ради них особого смысла нет, а возможность подработать сдельно есть далеко не у всех.
        Следовательно, и упираются немногие. Остальные - убивают время. Дальше, главное у нас - план, а на качество всем наплевать. Отгрузили - забыли. Отсюда контроль за работничками никакой. Пашка, сколько, ты там говорил, процент брака?
        - От десяти до пятидесяти, - наморщил лоб Бирон. - В зависимости от производства. Вроде и цифра семьдесят где-то проскакивала. Шрайс - ну, мой зав вэцэ, давеча анекдот рассказал. Пришли им новые терминалы для вычислителей, а те не включаются. Вскрыли наши технари корпуса - там половина комплектухи навалом, ватой переложенная. И записка: извините, мол, ребята, конец года, план горит, соберите как-нибудь сами. Хорошо хоть электрошнур внутри заизолирован, на корпус не коротил…
        - Собрали? - поинтересовался Олег.
        - Кажется, да, - кивнул начальник канцелярии. - У нас ребята ушлые, безруких не держим. А директору того завода я устроил веселую жизнь…
        - Толку-то, - Олег поморщился. - У него основной показатель отчетности - вал. Не выполнил план - получай по мозгам. Не думаю, что ты ему больше веселья доставишь, чем главк. А главкам, комитетам и министерствам наплевать на качество. Им отчитаться важно. Фонды получить. Новые должности с приличной зарплатой выбить. В общем, изобразить бурную деятельность. Куда здесь качество продукции вписывается? Да никуда. А на самом верху сидит какая-нибудь жирная скотина вроде Смитсона, себя крупным феодалом воображающая. И носа в ее вотчину не сунь - сам лучше знает, что и как. Даже если заменишь эту тварь, ничего не изменится. Система…
        - И ты решил эту систему ломать, - полувопросительно заметил Шварцман. Бывший начальник канцелярии напряженно наклонился вперед. - А не боишься, что она тебя сломает раньше?
        - Не боюсь, - огрызнулся Кислыцын. - Знаю. И так по грани хожу. Поэтому ломать ее я не стану - пока. Но без смазки в шестеренках не обойтись. Хрен с ними, с боровами министерскими, людей жалко. Пусть себе феодалы владычествуют, лишь бы работали.
        - Смазка - это что? - поинтересовался Бирон, лениво разглядывая ногти. Олег, прекрасно знавший старого товарища внутренне усмехнулся. Тот уже сделал стойку и просто не желал выдавать заинтересованность раньше времени.
        - А смазка - это элемент проклятого империализма, так любимого нашими друзьями из вечнозеленой Сахары, - Олег улыбнулся ослепительной улыбкой, натренированной перед зеркалом. - Деньги, проще говоря.
        - Деньги у нас давно изобретены, - пробурчал Шварцман. - Даже у меня в бумажнике присутствуют. И целый Центробанк имеется - из окна выгляни, увидишь. Можно поконкретнее?
        - Можно, - легко согласился Олег. - В нашей экономике деньги, в общем, деньгами не являются. Это некоторая статистическая единица. Циферки в бухгалтерских ведомостях, которые иногда едва ли не по недоразумению превращаются в бумажки в кошельке. Однако толку от них мало. Купить предприятие на эти циферки фактически ничего не может - фонды распределяются министерством, свободного рынка нет. У простого человека тоже выбор небогат - или пустые магазины с дикими очередями за тем, что еще есть, или рынок, на который никакой зарплаты не напасешься. Да и на рынке все не так просто - чуть что, торговца записывают спекулянтом, - он постучал пальцем по одной из папок у себя на столе. - Это, Павел Семенович, папочка еще из ваших времен. Там доклады по взяточничеству в полиции в целом и среди патрульных на рынках в частности. Взятки, разумеется, закладываются в цену товара.
        Он прокашлялся.
        - Пусть за пятнадцать лет я почти начисто забыл курс политэкономии, но азы еще помню. Вроде бы при наличии спроса должно увеличиваться предложение, а при увеличении предложения - падать цены. Однако у нас все не так. Спрос огромен, но производство продуктов не растет. Нет возможности? Сомневаюсь. Частные хозяйства до сих пор играют в сельском хозяйстве важную роль. Три четверти картофеля там выращивают…
        - Восемьдесят процентов, - педантично поправил Олега Бирон.
        - Пусть, - отмахнулся тот. - Половина молока тоже производится частниками, ну, и все в таком духе. И это при том, что государство вбухивает огромные средства в госхозы и сельпрозы, а частники работают сами по себе! То есть один и тот же работник полный рабочий день волынит на государственных угодьях, а потом за пару вечерних часов на собственном огороде демонстрирует чудеса производительности.
        Думаю, при необходимости они могли бы и увеличить производство. Но не будут - а почему? Да потому что деньги, которые они могли бы выручить, им без надобности.
        Куда их тратить? Ковры покупать? Чтобы соседи из зависти дом спалили вместе со всеми коврами? Или участковый заявился поинтересоваться доходами? В технику вложиться, в трактор или еще что? Нельзя частникам сельхозтехнику покупать, да и земли для обработки им никто не даст - частное предпринимательство, кулаки и все такое. Опять же, как теплицы двадцать лет назад рушили и коров резали, народ еще не забыл, как и раскулачивания. В общем, зарабатывать больше необходимого частник не станет. Да ему еще в сельпрозе нужно свои трудодни отработать хотя бы формально, а по пути - мешок комбикорма домой уволочь.
        - А еще у нас половина сельхозземель в зоне рискованного земледелия, - добавил Шварцман. Он уже напряженно что-то обдумывал.
        - Зато чернозема до хрена, - пожал Олег плечами. - Один вымерзший урожай можно компенсировать тремя нормальными. Да и потом, черноземы образуются там, где растениям хорошо… э-э-э, расти. Нет, беда в том, что никому ничего не нужно.
        Пока председатель стоит с палкой над душой - селянин работает. Отвернется - бросает. Дома, на приусадебном участке, тоже не выкладывается, а многие вообще водку хлещут. Так что повысить выход сельхозпродукции при нынешней системе не удастся.
        - Я бы предположил два варианта, - Бирон вытянул и скрестил свои длинные ноги. - Первый - ты предлагаешь ликвидировать частное производство и заставить народ вкалывать в сельпрозах. Второе - ты предлагаешь ликвидировать сельпрозы и отдать все на откуп частнику. С учетом того, что ты упомянул деньги, первый путь отпадает.
        - Погоди, не забегай вперед, - Олег поерзал в кресле. - Теперь - к городу. Там еще хуже. Группа "А" у нас от валового продукта восемьдесят процентов занимает.
        Станки, чтобы новые станки производить, и танки, чтобы на таежных полигонах складировать на случай войны. Средства омертвляются. Тот же Танкоград проще полностью остановить и зарплату людям платить, как пособие по безработице.
        Дешевле выйдет. По крайней мере, металл и энергию переводить престанут. Но остановить - полбеды. Нельзя бездельников кормить просто так, иначе на шею сядут и ножки свесят. Вон, в сахарских белых гетто уже несколько поколений на пособие по безработице живут - не потому, что работу найти не могут, а просто так проще и удобнее. Нет, нужно, чтобы люди делом занялись. Каким? Да товары народного потребления производить! В столице на баманские стенки народ на пять лет вперед записывается. Это еще три года назад было, когда я предметом активно интересовался. Сейчас, наверное, уже на все десять. Какого хрена эти стенки нельзя делать на других заводах помимо Баммского мебельного? Вон у нас сколько всяких инструментальных и опытно-экспериментальных производств! Хоть бы делом занимались, а то вообще непонятно что делают. Пусть перевооружаются, ставят оборудование - и вперед.
        - На всех инструментальных мебельные стенки производить? - скептически поинтересовался Шварцман. - Не многовато ли настругают?
        - Не многовато, - отмахнулся Олег. - Стенки, диваны, мебель, телевизоры, в конце концов…
        - Ты представляешь, какая это гигантская работа? - Бирон искривил уголок рта. - Я имею в виду, план переделать. Даже годовой, не говоря уж о шестилетнем. Да в Росплане асушники просто застрелятся!
        - Вот к тому-то я и веду! - торжествующе поднял палец Олег. - Нафиг план, хоть годовой, хоть шестилетний. Все равно никогда ни один толком не выполнялся.
        Приписки, брак, вал всякой дребедени, никому реально не нужной уже через год после верстки плана… Не дети малые, в конце концов. Пусть сами думают, что и как производить и что кому нужно. Сами думают, сами производят, сами продают. А взамен мы позволим предприятиям самостоятельно распоряжаться частью выручки.
        Скажем, тридцать процентов - на собственные нужды.
        Бегемот присвистнул.
        - Ну, ты даешь, друг милый, - задумчиво произнес он. - Ты, никак, капитализм у нас внедрить хочешь? Похоже, ты всерьез несчастный Путь Справедливости сворачивать намерен…
        Олег пожал плечами.
        - Да Путь Справедливости давно уже сдох в тихой агонии. Кто в него верит, кроме политинформаторов, которым по должности положено? Сколько анекдотов на этот счет в народе ходит, думаю, сам знаешь. А когда над идеалами начинают смеяться в голос, считай, их больше нет. Да и потом, что было хорошо полвека назад, не обязательно правильно сегодня. И технологии новые появились, и население куда более грамотное в среднем, и политическая ситуация уже совсем не та…
        - Да, материк сейчас наш полностью, - согласился Шварцман. - Только политическую ситуацию это не меняет. Пока существует Сахара с ее эксплуатацией…
        - Мы не на митинге, Павел Семенович, - поморщился Олег. - Чернокожий пролетарий давно живет лучше нашего, пусть его эксплуатируют, а наш - как бы свободно трудится. Думаю, девять наших из десяти с радостью на такую "эксплуатацию" согласятся. Особенно если деньги платить будут, на которые на рынке можно барахлом затариться.
        - Как только все на черный рынок устремятся, там сразу цены вырастут, - хмыкнул старый начальник канцелярии. - И ничего на повышенную зарплату купить не удастся.
        - В Сахаре весь рынок белый, - отмахнулся Народный Председатель. - На черном разве что наркоту продают да оружие. У нас так же должно быть. Давайте не станем все в кучу валить, ладно? Вот что я предлагаю, - он выдвинул ящик стола и вытащил из него толстую пачку бумаг. - Это, Пашка, тот список предприятий, что ты мне месяц назад готовил. Полистал я его на досуге, почеркался карандашиком - странная картина получается… Сейчас мы о ней поговорим, но сначала, Павел Семенович, расскажите мне что-нибудь интересное про то, чем вы занимались в последнее время. В свете прорабатываемого нами "Ночного танцора", разумеется.
        - О, тут картина достаточно интересная получается, - Шварцман нахмурился. - За время моего отсутствия сложилось три весьма многообещающих неформальных группировки, копающих под Смитсона, Ведерникова и Шиммеля. Судя по всему, эти господа не только вообразили себя феодальными баронами, которым и Нарпред не указ, но и в своих собственных вотчинах начали наступать людям на больные мозоли. К тебе, Олег, эти недовольные никакого особенного пиетета не питают, но с ними можно договариваться. Итак, в министерстве сельскотоварного производства можно особо отметить неких Баранова и Хуаноса…

16 сентября 1583 г. Мокола.
        Здание правительства, кабинет Народного председателя - Это просто чушь какая-то! - Ведерников звучно хлопнул ладонью по бедру. Ярость в голосе директора Комитета тяжелого машиностроения очевидным образом мешалась с растерянностью. - Господин Народный Председатель, я не знаю, кто из ваших так называемых экспертов готовил это предложение, но я должен категорически и однозначно заявить: предприятия в этом списке являются крайне важными для…
        - Да ни для чего они не важны! - в первый раз за время заседания Олег повысил голос. - Михаил Хуанович, я бы попросил вас сесть на место и успокоиться. Вы ведете себя как дите малое! В справке ясно указано, что все эти предприятия играют незначительную роль в производственных цепочках, а их продукция в основном скапливается на складах. Объясните мне, для чего, например, народному хозяйству требуется в год пятьдесят тонн станин для… - он заглянул в бумагу, - фабельных станков? У нас что, такой острый дефицит катализирующих сердечников, которые на тех станках вытачиваются? Этих сердечников, в лучшем случае, три сотни в год всего нужно, а на выточку одного такого требуется максимум день. Эти никому не нужные станины складируются в ящиках прямо под открытым небом, а через год-другой идут в переплавку как железный лом.
        - Но в плане стоит…
        - В план станины в таком количестве поставили три года назад. Кретин, который это сделал, наверняка думал не головой, а задницей. Вы поручитесь головой, что сегодня каждый килограмм этих станин жизненно важен для народного хозяйства?
        Вообще, господа, - Олег обвел членов Кабинета тяжелым взглядом, - по изучении предмета я должен заметить, что обновление ассортимента продукции предприятия раз в десять лет не способствует гармоничному развитию народного хозяйства.
        Полагаю, настало время радикально пересмотреть наши методы управления и понять, каким образом можно сделать их более гибкими и соответствующими нынешним реалиям.
        - Но при чем здесь мои заводы? - Ведерников аж вскочил на ноги от возмущения. - Я прекрасно знаю, кто, что и для чего производит! У меня нет лишних производств…
        - Это вы так говорите, - оборвал его Олег. - А вот эксперты, привлеченные канцелярией, полагают иначе.
        Наступила мертвая тишина. Народный Председатель в упор смотрел на директора Комтяжмаша, пока тот не опустил глаза. Остальные присутствующие неспокойно зашевелились.
        - Итак, господа, - Кислицын прокашлялся. - Информирую, что я санкционировал общую ревизию основных фондов. В ближайшие три-четыре месяца проверяющие канцелярии и Министерства общественных дел совместно проведут изучение состояния дел в народном хозяйстве, особое внимание уделяя предприятиям из розданного вам списка. На тех предприятия, которые, по мнению экспертов, действительно не являются важными для нашей экономики, будет проведен эксперимент по частичному переводу их на хозяйственный расчет. Это не означает - повторяю, не означает! - что мы собираемся предоставлять им полную свободу экономических отношений, отпуская в плаванье по волнам анархии. Мы всего лишь проверим, насколько дееспособны окажутся отдельные производства в условиях предоставленной им относительной свободы.
        Он звучно припечатал ладонью по столу.
        - Тут уже не раз прозвучала мысль, что речь идет чуть ли не о предательстве идеалов народной справедливости. Чушь собачья! Справедливость не является помехой для самостоятельности. Полвека назад, во времена индустриализации, жесткий план развития был необходим. Разрушенное войнами государство нуждалось в твердой руке, чтобы выжить. Но сейчас другая ситуация. Нужно уходить от уравниловки, давать людям стимул трудиться…
        - Вот пусть бы и соревновались за вымпелы! - проворчал Смитсон. Министр сельскотоварного производства выглядел более угрюмым, чем обычно. Его маленькие заплывшие глазки уперлись в стол, не поднимаясь на Нарпреда. - У меня в сельпрозах…
        - У вас в сельпрозах, Иван Васильевич, - оборвал его Олег, - работники соревнуются не за вымпелы, а кто с утра пораньше первым до бутылки доберется. Вы сначала страну накормите, а потом уже себя в пример приводите. Это из-за вас мы нефть с газом в Сахару гоним, из-за вашего неумения производство организовать.
        Без кучи импорта мы обойтись можем - без колготок джезаирских, без сапог кирхских на манной каше, без мебели кухасской - а вот без еды не обойдемся. И именно из-за вас любое уменьшение объемов нефтеэкспорта для нас смерти подобно.
        Смитсон выслушал тираду, не дрогнув.
        - Я, извините, ничего не могу сделать, - сухо ответил он, - пока техника, которую я получаю, живет на поле в среднем два месяца. Когда из двух комбайнов приходится собирать один, а новые тракторы умирают, вспахав сто метров, я никого не накормлю. И никто не накормит, - добавил он, глядя на Олега немигающим взглядом. - Можете меня уволить и поставить на мое место кого угодно из ваших… экспертов, чтобы убедиться в этом.
        - И что по этому поводу имеет сказать господин Пряхин? - саркастически осведомился Олег, поворачиваясь к директору Комитета легкой промышленности. - А, Микаэль Аркадьевич?
        Тот побагровел.
        - Какие работнички, так и техника живет, - ядовито огрызнулся он в сторону Смитсона. - Руки из нужного места отращивать нужно, а не откуда растут! Почему мои специалисты приезжают в сельпрозы с этой негодной техникой и спокойно работают на ней по месяцу и более, не пропуская ни одного дня, а местные… м-механизаторы гробят ее за неделю так, что все узлы полностью перебирать приходится?
        - Твои специалисты день сидят за штурвалом, а потом полночи над комбайном возятся, гайки довинчивают! - хохотнул Смитсон. - То-то больше месяца они не выдерживают!
        - Да твои…
        - Хватит! - гаркнул Олег, и спорщики замолкли, с ненавистью сверля друг друга взглядами. - Ведите себя прилично, в конце концов! - Он снова побарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу. - Так, - наконец продолжил он. - К вопросу о технике. Техника у нас дерьмовая, да и работнички на ней не лучше.
        Теперь спорщики обратили свои яростные взгляды на него, но он не обратил на это внимания.
        - Проблемы решать надо, причем как можно быстрее. Как стимулировать полевых работников, мы еще продумаем. А вот как быть с рассыпающимися на ходу комбайнами я, пожалуй, уже знаю. Проект прорабатывался канцелярией последние несколько дней, но к сегодняшнему заседанию она не уложилась, - Олег послал ехидный взгляд скромно сидящему в углу Бирону. - Поэтому вы получите нормативные документы на днях. Под личную роспись, прошу учесть, и только попробуйте мне потом заявить, что не дошли! Суть в том, что на всех производствах техники в течение двух месяцев должны быть созданы отделы технического контроля, в состав которых войдут опытные специалисты данных производств. Их прямая задача - контроль продукции, выпускаемой производством, на предмет качества. Не прошедшая контроль качества продукция будет заворачиваться обратно еще до отгрузки потребителям.
        Что при этом станет с выполнением плана - меня мало волнует, но за корректную работу ОТК я спрошу лично с каждого из вас. Управление Общественных Дел проконтролирует качество приемки.
        - Кому будут подчиняться отделы технического контроля? - угрюмо осведомился Пряхин.
        - Дирекции завода, я полагаю, - пожал плечами Олег. - С учетом того, что мы планируем ввести уголовную ответственность за выпуск некачественного товара…
        - Чушь какая-то, - с отвращением пробормотал Смитсон. - Стрелочников искать будем?
        - Не говорите глупостей, Иван Васильевич, - поморщился Кислицын. - Вам не идет.
        Отвечать головой будет не только директор завода, но и его начальство - вплоть до вас. Мне не нужны козлы отпущения, мне нужен результат. Вы можете как угодно относиться ко мне лично, но вы же взрослый человек и не совсем дурак, надеюсь.
        Вы сами должны понимать, что мы катимся под откос, и что если мы не предпримем срочные радикальные меры, то скоро расшибемся в лепешку. Вам мало массовых забастовок в Малачинске, Кукуштане, Бисерти, на Бадасских шахтах? Мало того, что общаки… Общественные дела чуть ли не каждую неделю открытые демонстрации предотвращают то тут, то там? Мало того, что люди уже не только экономические, но и политические требования выдвигают? Это в стране-то победившей Народной Справедливости! Нет уж, господа. Я не намерен допускать хаоса и анархии в стране. А остановить падение можно только чрезвычайными мерами. Их следовало начать применять пять лет назад, но лучше поздно, чем никогда.
        Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул, с неудовольствием почувствовав, как брючный ремень врезается в полнеющий живот.
        - Если больше вопросов по данной теме нет, переходим к текущим проблемам…
        Позже, в своих апартаментах, Олег задумчиво спросил:
        - Как думаешь, что они предпримут?
        - А хрен их знает! - жизнерадостно откликнулся Пашка. - Кабинеты их все по жизни на прослушке, они в курсе, так что ничего лишнего себе болтать не позволяют. Все серьезные обсуждения - там, где их не только жучками не обсадишь, но и направленным микрофоном не возьмешь. Может, обязать их круглые сутки на себе радиомикрофон таскать, как думаешь?
        - Тогда нас с тобой точно в одной могиле похоронят, - усмехнулся Народный Председатель. - Ввиду того, что бомбой так перемешает, что не разделить. Помнишь Штрайха? Я еще когда в институте учился, все удивлялся, как это в квартире директора УОД мог бытовой газ рвануть.
        - Я тоже, - согласился Бирон. - Вообще интересная та папочка оказалась из личного шварцмановского сейфа. Я, конечно, знал, что канцелярия с общаками друг друга не переваривают, но чтобы до такой степени… Голосупов в этом плане, кажется, поспокойнее, но и у него нет-нет, да проскальзывает во взгляде этакая гнильца, когда со мной общается.
        - Это, друг мой, правильно, - усмехнулся Олег. - Спецслужбы не должны друг друга любить. А то еще сговоришься ты с Голосуповым да и устроишь мне дворцовый переворот…
        - Шуточки у тебя! - обиделся начальник канцелярии. - Не смешно, между прочим.
        - Ладно-ладно, дурак я и шутки у меня дурацкие, - быстро откликнулся Олег. - Как там Шварцман? Вести есть?
        - Ну… - Павел задумчиво потер подбородок. - Пока ничего особенного.
        Стандартные отчеты - встретился, поговорил, убедился. Сам понимаешь, ни по телефону, ни почтой подробности не сообщишь. Но общий тон нейтральный, условных знаков пока не наблюдается.
        - Как думаешь, не захочет снова в самостоятельную игру сыграть?
        - Думал уже. Разумеется, захочет. Чтобы такой зубр на поводке у сопляков вроде нас ходил? Ха! Тут сомнений нет, не только захочет, но уже и играет. Другое дело, как далеко эти игры зайдут. Среди директоров да министров союзников ему найти сложно - не любят его по старой памяти, да и боятся. Меня подсидеть, снова в начальники канцелярии вернуться - тоже вряд ли: шрам на руке у тебя все еще побаливает, как я понимаю, то еще напоминание. Тобой рулить исподтишка - это да, это более чем вероятно. Ну да и ты этому не обрадуешься, и я не дурак, чтобы ушами хлопать. Так что пусть себе играет, лишь бы за нашу команду. Живи сам и давай жить другим, типа того.
        - Исчерпывающий анализ, - усмехнулся Олег. - Ладно, убедил - до следующего приступа паранойи. - Он посерьезнел. - И все же, сам-то как думаешь - сможем мы пробить реформы через этих идиотов в моем правительстве? Или на самом деле разгонять и сажать придется, как Шварцман предлагает?
        - Сажать только начни, а остановиться уже не удастся, - пожал плечами Павел. - Общественным делам только дай во вкус войти. Многие там до сих пор по временам Железняка ностальгируют. Лучше уж не надо. Но и без этого тяжко придется. Это ты в своем министерстве бумажным микроотделом заведовал, а я у себя в комитете и в реальными директорами пообщался немного. Нифига с ними не сделать - дубы дубами, круговая порука сверху донизу, никому ничего не надо, кроме спокойной жизни.
        Только сажанием да расстрелами расшевелить можно.
        - Расшевелить… - Олег покатал слово на языке, словно пробуя на вкус. - Расшевелить, говоришь? Сейчас…
        Он встал и принялся ходить по комнате, пытаясь поймать мысль за хвост.
        - Ага, вот оно! Помнишь, когда Шварцман меня приглашал в выборах поучаствовать год назад, он со мной в парке на свежем воздухе общался? Я тогда тебе рассказывал в общих чертах, но детали опустил. А потом и сам их забыл. Сейчас вот вспомнил, что ляпнул тогда Шварцману, что неплохо было бы паровой свисток организовать, чтобы кухонным теоретикам напряжение можно было сбрасывать. Я имею в виду, организовать газету или две, в которых можно было бы языками чесать посвободнее, чем в целом. До определенных пределов посвободнее, конечно, но все же. Смотри, какая польза выходит. Во-первых, из первых рук получаем информацию о том, что больше всего наших недовольных интеллигентов волнует. Во-вторых, показываем людям, что мы готовы всерьез обсуждать всякую чепуху, ну там открыты для реформ, все такое. Наконец, самое главное, через такие газеты можно до людей доносить наши намерения, которые в обычных источниках будут выглядеть обычной ничего не значащей говорильней. Если работяги решат, что мы всерьез намерены что-то реформировать, пусть и не слишком сильно, может, поутихомирятся немного.
        А заодно и на своих директоров снизу надавят, не позволят реформы саботировать.
        Как?
        - Ага, не позволили тут такие! - усмехнулся Павел. - Как-то слабо верится. - Он подумал. - Ну, может, ты в чем-то и прав. Однако организовывать с нуля не стоит - не поверят. Сегодня газетка есть, завтра нет, кто за ней стоит - непонятно.
        Тут ведь еще одно есть. Такая газета должны наши намерения доносить не только до работяг, но и до чиновников на местах. А те точно знают, где нужно сигналы выискивать. Так что придется нам одну из старых да заслуженных газеток задействовать, с орденами на первой странице.
        - Да, тут ты прав, - признал Олег. - И кого, думаешь, можно использовать?
        - Выбор, в общем, невелик - ведущих официальных рупора у нас всего два, "Истина" и "Новости". Остальные газеты второго эшелона вроде "Алого востока" калибром поменьше, к ним не так серьезно отнесутся. "Истина" слишком кондовая для таких экспериментов, там половину редакции менять придется, начиная с главреда.
        "Новости" погибче будут, и главредом там мужик поумнее, и некоторые авторы ничего себе дядьки. Как же у этого приморца фамилия - Стацис, Ларцик… не помню. Какой-то Отто, в общем. Сталкивался я с ними пару раз. Наверное, их и стоит задействовать. И, скажем, "Художественный листок" им в качестве поддержки.
        Там всегда гнилых интеллектуалов хватало, готовой любые темы пережевывать, лишь бы в пику властям было. Вот пусть и жуют.
        - "Листок" - это такой толстый ежемесячник на трехстах страницах?
        - Да нет. Газетка еженедельная, орган Союза писателей, что ли.
        - Ах, писателей… - пробормотал Кислицын, усаживаясь обратно в кресло. - Ну, тогда да. Этих и разогнать начисто не жалко, если что. Р-реалисты народные… В общем, так. Я еще над идеей башку поломаю, но ты устрой-ка мне встречу с главредами "Новостей" и "Листка" на следующей неделе. Посмотрим, что за люди, насколько понятливые.
        Он рассеяно побарабанил по столу.
        - Ладно, ко мне тут какой-то академик на прием через полчаса запланирован. Два месяца в гости набивается. А я передохнуть хочу немного. Пойдешь мимо референта - будь другом, попроси, чтобы кофе принесли с бутербродами. Что-то жрать захотелось. Сам, кстати, не голодный?
        - Нет, спасибо, - отказался начальник канцелярии. - Это ты у нас любитель кусочничать. Я предпочитаю нормальную еду. Ладно, отдыхай, трудяга ты наш.
        Избавлю я тебя от личного нажатия на кнопку. Вечером созвонимся.
        - Давай, - вяло согласился Олег, утопая в кресле и прикрывая глаза. - Слушай…
        - Да? - Бирон, уже поднявшийся на ноги, насторожился.
        - Э-э-э… как думаешь, сколько у нас в Моколе девиц по имени Оксана?
        - Оксана? - удивился начальник канцелярии. - Ну очень редкое имечко! Думаю, десяток тысяч наберется, не больше. Тебя именно девицы младшего репродуктивного возраста интересуют или вообще все особи женского полу? Могу дать задание Полозкову, его ребята тебе через полчаса справку сделают.
        - Да нет, не надо, - отмахнулся Олег. - Просто всплыло… Потом как-нибудь.
        - Как хочешь, - Павел пожал плечами. - Ну ладно, я исчез.
        Когда за начальником канцелярии мягко закрылась дверь, Олег напряженно выпрямился. Внезапно всплывшее в памяти девичье лицо медленно растворялось, уходило куда-то на задний план. Взамен проявилось другое лицо - мужское, сухощавое, со старомодными усами и бородкой, с жестким взглядом умных глаз.
        - Зубатов Сергей Васильевич… - пробормотал про себя Нарпред. - Директор Московского охранного отделения. Что же это за бред в голову лезет, а?
        Олег выдохнул и на несколько секунд задержал дыхание. Дождавшись, пока перед глазами от нехватки воздуха начнут плыть круги, несколько раз медленно глубоко вдохнул. Сковавшее желудок напряжение постепенно исчезло, сменившись едва заметным покалыванием в левом подреберье.
        - Только гастрита с панкреатитом мне для полного счастья и не хватало, - со злостью пробормотал Олег. - Для комплекта к дурацким реалистическим снам и галлюцинациям. Прав Пашка, пора завязывать с бутербродами.

1 сентября 1905 г. Москва
        - Господин Кислицын!
        Холеное лицо директора Московского промышленного училища потихоньку наливалось малиновым оттенком. Бородка клинышком, поначалу аккуратно, волосок к волоску, приглаженная, теперь топорщилась в разные стороны. От возмущения, надо полагать.
        Ну как же - приходит дилетант и начинает молоть чушь насчет превращения газов в твердые вещества. Каков подрыв устоев! Ох, был бы я Нарпредом - побегал бы ты у меня, обскурантист, кочерыжка позорная…
        - Господин Кислицын! Я не знаю, где вы начитались подобных бредней, но советую выбросить их из головы. Храм науки - не место для дилетантских домыслов!
        Оставьте химию химикам, а геологию - геологам. При всем моем уважении к Департаменту… э-э-э, технического надзора я бы посоветовал вам оставить науку в покое. Возможно, некоторые ваши мысли и любопытны, но вам определенно не хватает знаний, чтобы понять: в целом все, что вы рассказываете, является полным абсурдом.
        Директор воинственно кивнул и сложил руки на груди, сверля Олега сквозь пенсне яростным взглядом.
        Олег вздохнул и поднялся. Здесь определенно ловить больше было нечего.
        - Ну что же, - криво усмехнулся он. - Прошу прощения, что отнял у вас время, - он коротко кивнул и вышел из уютного директорского кабинета, украшенного висящими по стенам дипломами.
        Все-таки директор училища умудрился основательно его разозлить. В последний момент Олег успел придержать руку, но обитая гранитолем - или дерматином? - дверь все же бухнула о косяк сильнее, чем следовало. Олег глубоко набрал воздуху, резко выдохнул и подошел к окну.
        Солнце заливало коридор мягким утренним светом, ложась длинными полосами на выщербленный паркет. Ветер носил по дорожке опавшие листья. Осень стремительно надвигалась на город, и деревья, еще неделю назад зеленые с редкими проблесками желтого, уже украсились в багряные и золотые тона. Дворники метлами гоняли шуршащие лиственные копны, но сражение с природой за Миусскую площадь пока явно проигрывали. Первое сентября, задумчиво прикинул Олег, а листопад, как у нас в середине осени. Климат здесь явно холоднее. Да и кто сказал, что сезоны один в один совпадают? И это-то здесь, в новом мире, самое опасное - в критический момент обнаружить, что детали сильно, принципиально отличаются от домашних. Ох, сломишь ты себе шею на такой вот мелкой кочке, дружок…
        - Я прошу прощения, сударь, - ломающийся юношеский баритон за спиной почти заставил его подпрыгнуть от неожиданность. - Извините, что вот так назойливо вторгаюсь в ваши думы, но я…
        Олег резко развернулся. Обращающийся к нему юноша, почти мальчик, выглядел типичным представителем ученического племени - черная тужурка, ремень с начищенной гербовой бляхой и прыщи, тут и там усеивающие жирную угреватую кожу.
        На вид пареньку было лет пятнадцать, но с учетом ускоренной местной созреваемости, скорее, что-то около тринадцати. Несмотря на недозрело-подростковую внешность, его ясный живой взгляд и застенчивая доброжелательная улыбка вызывали невольную симпатию. -…но я полагаю, что вы неправильно избрали себе собеседника, - твердо закончил паренек. - Я могу порекомендовать вам человека, который выслушает вас с куда большим интересом, чем этот надутый пуз… прошу прощения, чем наш директор.
        - Вот как? - Олег удивленно приподнял бровь. - И позвольте спросить, молодой человек, откуда вам известно, о чем у нас с директором шла речь? Не припоминаю, чтобы вы присутствовали при этом. А если вам неизвестно содержание разговора, откуда вы знаете, кто еще может заинтересоваться… моими идеями?
        - Ну… - внезапно юноша покраснел. - Я… вы так громко разговаривали…
        Меня… отправили к директору, ну и… я невольно подслушал часть разговора.
        - Невольно? Ну да, ну да. Далеко пойдете, господин хороший, - сухо констатировал Олег, и паренек залился краской еще сильнее. - Могу я узнать ваше имя?
        - Иван Кузьменко, - запинаясь, произнес тот. - Ученик пятого класса. Прошу прощения за… за подслушивание.
        - Так и быть, прощаю, - пробормотал Олег. Пятый класс… со скольки здесь идут в школу? С девяти лет? С десяти? - Меня зовут Кислицын Олег Захарович, Департамент технического надзора. Скажите, Иван Александрович, почему вы уверены, что меня кто-то выслушает? За последние два дня я побывал у трех ученых, которых мне отрекомендовали как светил отечественной химической науки. Кудашкин, Тубарев, теперь вот ваш директор. Все трое отшили меня, почти не слушая. Честно говоря, такой подход начинает меня утомлять.
        - А… кто отрекомендовал их вам, позвольте узнать? - полюбопытствовал юноша.
        Краска постепенно сходила с его щек.
        - Ну… - Олег неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. Упоминать, что рекомендации исходили от неведомого ему сотрудника Охранного отделения, почему-то не хотелось. - Рекомендовали, в общем.
        - Понятно, - школяр солидно кивнул, изо всех сил пытаясь выглядеть взрослым. - Должен сказать, сударь, что в определенных кругах они действительно сделали себе имя. Но, между нами, названные вам личности не более, чем мыльные пузыри. Я считаю, что они добились своего положения за счет личных связей, отнюдь не за счет научной деятельности. Интриги, подсиживания и прочие действия, недостойные настоящего ученого. Уверен, все трое в совокупности никогда не набрали материала даже на одну полноценную статью.
        - А вы, значит, знаете настоящего ученого, не играющего в недостойные игры, набравшего материала более, чем на одну статью, и готового непредвзято отнестись в абсурдному бреду вроде моего? - поинтересовался Олег.
        - Да, - твердо кивнул Кузьменко. - Я знаю такого человека. Если соблаговолите проследовать за мной, тут недалеко, в двух кварталах. Он сейчас дома.
        - Скажите, молодой человек, а вам не следует быть на занятиях? Время-то учебное.
        - Ну… - юноша потупился. - Меня выгнали. Я учителю бомбу-вонючку подбросил…
        - Вот как? Ну что же, Иван, - вздохнул Олег. - Есть в вас что-то этакое… убедительное. В конце концов, почему бы не зайти по дороге к еще одному светилу?
        Валяйте, ведите. Надеюсь, в меня вы бомбами-вонючками швыряться не станете.
        Наемная квартирка, куда Олега привел спутник, оказалась довольно маленькой и неказистой. Хозяин обнаружился в небольшой, размерами смахивающий на чулан уборщицы комнатке с неказистым письменным столом, книжными полками и парой стульев, занимавшими почти все свободное место. Человек на вид лет пятидесяти с небольшим недовольно поднял глаза от толстого пожелтевшего тома. Волосы на его висках густо серебрились сединой, на бритом сухощавом лице не виднелось и следа характерно-интеллигентских усов или бороды. Его острый неприязненный взгляд потеплел, когда упал на юношу.
        - Здравствуй, Иван, - приветливо сказал он. - Что-то давненько не забегал. Кто это с тобой?
        - Здравствуйте, Евгений Ильич, - кивнул Кузьменко, пожимая протянутую ему руку.
        - Это… господин Кислицын из Депертамента технического надзора. Я невольно подслушал, - парень снова покраснел, - его разговор с директором… Ну, и решил, что, возможно, вам будет интересно…
        - Очень, очень любопытно, - покивал хозяин кабинета. Он с трудом выбрался из-за стола, почти вплотную прижатого к подоконнику, и протянул руку Олегу. - Евгений Ильич Вагранов, доцент физико-математического факультета университета, действительный член Русского физико-химического общества.
        - Кислыцын Олег Захарович, старший инспектор Департамента технического надзора,
        - Олег крепко пожал руку Вагранова.
        - Департамента чего? - поинтересовался тот, с любопытством разглядывая гостя.
        - Технического надзора Московской управы, - пояснил Олег. - Департамент - под личным патронажем градоначальника.
        - Что-то не слышал о таком, - Вагранов задумчиво потер подбородок. - Да вы присаживайтесь, господа, в ногах правды нет. - Он с таким же трудом забрался обратно на свое место.
        - Департамент недавно организован, - пояснил Олег, отчаянно стараясь придать голосу непринужденность. - О нас еще мало кто слышал. В свете известных событий… рабочие бунты, знаете ли, и тому подобное, было принято решение, что за условиями труда рабочих на фабриках надлежит вести надзор, по возможности изыскивая возможности по улучшению условий труда… ну, вы меня понимаете.
        - Улучшение условий труда, как же, как же, - задумчиво покивал Вагранов. Его взгляд сделался сонным. - Этим, я должен заметить, следовало заняться десятилетия назад. Видели бы вы условия труда на анилиновых фабриках, м-да… Но ведь здесь вы явно не за условиями труда надзирать пришли, не так ли?
        - Ну, ваши условия труда улучшить не помешало бы, - усмехнулся Олег. В нем внезапно вспыхнуло необъяснимое чувство легкости. - Полагаю, что эта каморка в какой-то степени отражает отношение к вам вашего начальства?
        - Можно сказать и так, - слегка пожал плечами доцент. - Кое-кто полагает, что мои излишне революционные взгляды рано или поздно приведут к полному и бесповоротному увольнению из университета. Некоторые даже высказывались в том духе, что по мне Сибирь плачет. Но я слишком видная фигура, чтобы вот так запросто со мной расправиться.
        - А у вас и в самом деле революционные взгляды? - поинтересовался Кислицын. - Сочувствуете красным?
        - Красным? - поморщился Вагранов. - Если вы имеете в виду террористов, бросающих бомбы или подстрекающих громить дома и лавки, то увольте. Это бандиты, а не борцы за права рабочих. Но наше общество действительно нуждается в реформировании. Мы закоснели в застое и духоте, нам отчаянно нужен глоток свежего воздуха. Рабочие бунты - лишь симптом затянувшейся болезни, не более.
        - Смело, - Олегу все больше и больше нравился сидящий перед ним человек. Им определенно следовало заняться если не с научной, то с личной точки зрения. - Не боитесь, что Охранное отделение заинтересуется вашими взглядами?
        - Я их не скрываю, - сухо ответил доцент. - Однако же ближе к делу, Олег Захарович. Суть вашего визита заключается?..
        - Суть моего визита не слишком сложна. У меня есть некоторые неортодоксальные идеи в области органической химии, которые ваши коллеги полагают чистым бредом сумасшедшего. Признаться, они - коллеги, я имею в виду - оказались настолько убедительными, что я и сам в это почти поверил.
        - К мнению некоторых людей стоит прислушиваться, некоторых - нет. Обычно я предпочитаю сам составлять свое мнение о предмете, - Вагранов побарабанил пальцами по столу. - Хотя я и специализируюсь на теоретической механике, химия мое давнее хобби. Смею надеяться, мое имя в этой области довольно известно.
        Итак?
        Олег поколебался.
        - Ну, суть можно выразить в паре фраз. Если определенным образом обработать газ этилен, в изобилии встречающийся в природных нефтегазовых месторождениях, то возможно запустить реакции образования длинных полимерных цепочек. Получаемый в результате материал, полиэтилен, обладает весьма привлекательными свойствами: нейтральностью, пластичностью, прозрачностью, водонепроницаемостью и тому подобными. Хм… у вас еще не пропала охота слушать?
        - Любопытно, - медленно произнес доцент. Ваня Кузьменко за спиной у Олега затаил дыхание. - Можно чуть поподробнее?
        - Можно, - согласился Олег. - Не одолжите бумагу с карандашом?
        Получив требуемое, он принялся быстро набрасывать структурные формулы.
        - Этилен C2H4 - газ, состоящий из двух групп CH2, объединенных двойной связью, примерно так. Одна из этих связей менее устойчивая, чем другая. Скажем, в газе этане C2H6 эта связь разорвана, на образовавшихся связях сидят дополнительные атомы водорода… вот так. Если в этилене принудительно разорвать эту связь в специально контролируемых условиях, включающих высокие температуру и давление, а также присутствие катализаторов, то получится свободный радикал, - он набросал еще несколько штрихов, - который за счет… гм, торчащих в стороны связей могут образовывать длинные цепочки. Примерно вот так, - он нарисовал цепочку повторяющихся групп CH2, связанных горизонтальными черточками.
        Вся сонливость во взгляде доцента испарилась. Теперь он был таким же острым, как и в момент появления гостей.
        - И как вы предполагаете разорвать эту связь? - резко спросил он.
        - Не знаю точно, - Олег скривил краешек рта. - Кажется, это можно сделать, каким-то образом смешав газ с кислородом. Но это было так давно, еще в школе, в памяти ничего не осталось…
        - Очень интересно! - брови Вагранова поползли вверх. - Господин Кислицын, вы премного меня обяжете, если сообщите, в какой именно школе и в рамках какого предмета… э-э-э, как минимум четверть века назад преподавали подобные сведения? Или вы имели в виду гимназию?
        - Ну… - Олег мысленно обругал себя за глупый ляп последними словами. - Я имел в виду, что читал… в каком-то журнале… в городской библиотеке…
        - В журнале? - брови доцента поднялись еще выше. - В каком именно? Мне всегда казалось, что я читаю очень много и держу в голове представление об очень многих вещах. Но такое, - он постучал пальцем по рисунку, - встречаю впервые.
        Признайтесь, ведь это ваши собственные фантазии?
        - Могу со всей ответственностью вас заверить, что я на такое не способен, - слабо усмехнулся Олег. - Всю жизнь завидовал людям в белых халатах, копающимся в тайнах природы, но сам, увы, могу разве что восхититься подобными выводами. Нет, это не мое.
        - Тогда, возможно, вы представляете интересы какого-то неизвестного мне таланта, слишком застенчивого, чтобы появиться здесь самостоятельно? - Химик бросил на Олега быстрый взгляд и быстро заговорил: - Поверьте, Олег Захарович, я спрашиваю не из праздного интереса и не для того, чтобы высмеять вас. Изложенная вами идея чрезвычайно любопытна, хотя и требует экспериментального подтверждения. Но мне положительно необходимо лично пообщаться с ее автором.
        "Представляете интересы"? На мгновение Олег соблазнился идеей, но тут же ее отбросил. Нет, это потянет за собой слишком долгую цепочку лжи. Он глубоко вздохнул и покачал головой.
        - Нет, Евгений Ильич. К сожалению, с автором идеи пообщаться не удастся.
        Поверьте, на то есть веские причины. Я не хочу вдаваться в их суть сейчас, у нас и без того хватает заморочек, но, боюсь, вам придется иметь дело только и исключительно со мной и моим бессвязным лепетом. Я не претендую на лавры первооткрывателя, если вам придет в голову такая мысль, и охотно уступлю их вам.
        Но если мы сработаемся… откроются некоторые весьма заманчивые для вас перспективы.
        Минуту ученый сверлил его напряженным взглядом, но потом сдался и развел руками.
        - Ну что же, - пробормотал он. - С вами так с вами. Скажите, господин Кислицын, вам знакомо имя Ханса фон Пехманна? Или, возможно, Ойгена Бамбергера? Фридриха Тщирнера?
        Олег покачал головой.
        - Боюсь, в нашем провинциальном Каменске не слишком хорошо знакомы с мировыми авторитетами.
        - В Каменске? - удивился Вагранов. - Где это? Впрочем, неважно. Скажите, что вы вообще знаете про историю пластических масс? Ну, целлулоидные пластинки вы наверняка видели собственными глазами. Известно ли вам про значение в этой области нитрата целлюлозы? Знаете ли вы паркезит? Вискозу? Говорят ли вам что-то имена Александра Паркеса, Джона и Исайи Хьяттов и… э-э-э, как его… Луи Берниго?
        - Евгений Ильич! - умоляюще поднял руки Олег. - Ради всего святого, пощадите! Я охотно признаюсь, что дилетант и не имею ни малейшего представления о мировых авторитетах. Равно как никогда не слышал ни про вискозу, ни про целлулоид.
        - Ну, уж в синематографе-то вы наверняка бывали, хотя бы раз-другой, из любопытства?
        - Ну… можно сказать, что бывал.
        - Так вот, пленка делается как раз из целлулоида. Интересно… Все же, Олег Захарович, скажите мне, как дилетант, не имеющий представления об азах, может рассуждать о вещах, включающих в себя такие нетривиальные понятия, как ковалентные связи и стереометрический метод построения химической формулы? Да еще и утверждать, что мимоходом почерпнул свои знания из случайно прочитанного журнала в бытность свою школяром? Каково ваше образование?
        Олег растерялся.
        - Вообще-то я заканчивал исторический факультет… в университете, - промямлил он, благоразумно не уточняя, в каком именно. - Но всегда интересовался химией, и…
        - И метод производства полиэтилена, как вы его называете, вам приснился, как приснилась господину Менделееву его Периодическая таблица элементов? - в голосе Вагранова прозвучал неприкрытый сарказм.
        Олег потер ладонями глаза. Внезапно ему почему-то совершенно расхотелось врать этому умному проницательному человеку.
        - Вы хотите правды, Евгений Ильич? - тихо спросил он. - Извольте. Я - человек из другого мира, гораздо более развитого технически, чем ваш. То, о чем я вам рассказываю, я действительно изучал в десятом классе общеобразовательной средней школы в возрасте семнадцати лет. Органическая химия всегда нравилась мне, одно время я даже подумывал о том, чтобы поступить на химфак. Не прошел по конкурсу и был вынужден срочно перевести документы на истфак с его традиционным недобором.
        Однако школьные уроки не забыл.
        - Ого! - весело присвистнул Иван, о котором Олег совсем забыл. - Вот заливает!
        - Помолчи, Ваня, - поморщился Вагранов. - Вам же, Олег Захарович, паясничать не к лицу. Вы же взрослый человек…
        - Я не паясничаю, - пожал плечами Олег, твердо встречая его взгляд. - Это чистейшая правда. Верить мне или нет - ваше дело. Вы и без того не поверили моей изначальной истории. Если ваше недоверие помешает нашей с вами совместной деятельности - что ж, очень жаль. Я почему-то уверен, что вы именно тот человек, который мне нужен. А я, соответственно, мог бы очень пригодиться вам. Но нет так нет…
        - Погодите, Олег Захарович, - Вагранов примиряюще поднял руки. - Не горячитесь.
        Признаю, я переборщил. Не стоило давить на вас сильнее, чем нужно. У вас могут быть вполне веские причины не говорить всей правды. Это не означает, что я выгоню вас с порога. Просто, понимаете ли, взаимное доверие серьезно облегчает совместную работу.
        - Я сказал вам чистую правду, - Олег устало закрыл глаза и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. - Рано или поздно огрехи моей легенды все равно бросились бы вам в глаза. Я слишком мало знаю о вашем мире, чтобы сочинить правдоподобную историю. Я - человек из другого мира, и если вы сможете принять этот факт…
        - Олег Захарович, - тихо произнес ученый. - У меня есть знакомый врач, очень хороший, который специализируется на неврозах.
        - У меня тоже есть такой знакомый врач, - отмахнулся Олег. - Некто Болотов Михаил Кусаевич, владелец и заведующий Покровской клиникой. За две недели моего пребывания там он не нашел у меня ничего предосудительного, кроме некоторого нервного истощения. Я в полном здравии, и я инопланетянин.
        - Вы с Марса, как у Уэллса, да? - восторженно спросил Иван. Его глаза горели. - Вы прилетели в большом цилиндре? Вас из пушки выстреливали, как у Жюля Верна?
        Олег рассмеялся и потрепал его по макушке.
        - Если бы мной выстрелили из пушки, я бы точно не остался в здравом рассудке, - сквозь смех пробормотал он. - Да и вообще со здоровьем бы распростился. Какое там здоровье у покойника! Нет уж, Иван, я не с Марса. Боюсь, мой родной дом куда дальше. Евгений Ильич, мне страшно неловко за такой поворот разговора. Начали о полимерах, а закончили о психических расстройствах… У меня есть предложение.
        Давайте сделаем вид, что мы ни слова не промолвили насчет моего образования и происхождения сведений. Вернемся к науке. Что вы думаете про идею полиэтилена?
        - Вы странный человек, Олег Захарович, - медленно проговорил Вагранов. - Вы говорите невероятные вещи, и, тем не менее, вам почему-то хочется верить. Так случилось, что я лично знаю господина Болотова, пусть и не слишком близко.
        Как-нибудь потом я пообщаюсь с ним на ваш счет, но пока… Пока вы правы.
        Оставим в стороне этот нонсенс насчет вашего инопланетного происхождения и вернемся к химии. Так случилось, что я читал статью Ойгена Бамбергера про вещество полиметилен, которое его коллега Ханс фон Пехманн получил путем нагревания диазометана. Было это году, кажется, в девяносто восьмом или девяносто девятом. Мне лично больше импонируют опыты с формальдегидными смолами, получающими все большее распространение, но с учетом того, что говорите вы…
        Возможно, в этом имеется рациональное зерно.
        Он помолчал, потирая ладони.
        - Боюсь, однако, что проверить на практике что-либо нам будет сложновато.
        Потребуется оборудование, потребуется сырье. Нужны средства, в конце концов, хотя бы для покупки реактивов, да и без помещения под лабораторию не обойтись.
        Если в Петербурге можно было бы прибегнуть к помощи некоторых хороших ученых, то здесь… Сегодня Москва, знаете ли, провинциальный город, пусть и кичится званием древней столицы всея Руси, и в научном плане мало что значит.
        - Будем работать с тем, что есть. Средства на первых порах мне пообещали, далее найдем, кого привлечь из промышленников. Из пластиков можно извлечь огромную прибыль. На первых порах можно давить авторитетом Зубатова, далее пойдет само.
        - Зубатова? - насторожился Вагранов. - Что у вас за дела с Охранным отделением?
        - Ну, - Олег пожал плечами, - если вы действительно захотите пообщаться на мой счет с Болотовым, то шила в мешке все равно не утаишь. Зубатов меня нашел, выходил и сейчас в какой-то мере поддерживает. К политическому сыску это отношения не имеет, уверяю вас.
        - Сергей Васильевич Зубатов, - холодно заметил ученый, - известен как мастер политических провокаций. Определенные круги весьма радовались, когда два года назад его отправили в отставку. И весьма огорчались, когда его так внезапно вернули на прежнюю должность.
        - И на что именно он, вы предполагаете, хочет вас спровоцировать? - ядовито поинтересовался Олег. - Или вы тайный член террористической организации и боитесь за свою конспирацию? Ох… простите. Непроизвольно вышло.
        - Ничего, - поджал губы Вагранов. - Куда-то не в ту сторону у нас разговор клониться начал. Я не имею ничего против господина Зубатова лично - человек он, по отзывам, умный и интеллигентный, но организация, чье отделение он возглавляет, пользуется в обществе весьма дурной славой. Это я вам как марсианину говорю, чтобы неожиданностью не оказалось.
        - Туше, - снова рассмеялся Олег. - Марсианин принял ваши слова к сведению. Хотя покажите мне общество, в котором политическая полиция имеет добрую репутацию!
        Однако о политике мы с вами разговаривать не станем ни в каком раскладе. Если мы с вами сработаемся - а мы с вами обязательно сработаемся, я в этом уверен! - нам и научных тем выше крыши хватит. Резюмируя сегодняшний разговор, я хочу попросить вас о встрече… скажем, в воскресенье, у меня на квартире. Я хочу, чтобы вы привели с собой двоих или троих толковых коллег, желательно с опытом преподавательской работы, умеющих вычленять зерна истины из той чепухи, что студенты несут на экзаменах. Я постараюсь подготовиться поосновательнее, собрав в одну кучку все, что помню по теме. И тогда мы уже сможем обсудить предмет поподробнее, чтобы понять, в какую сторону двигаться и какие ресурсы нам потребны. Что скажете? Мой адрес - Хлебный переулок, доходный дом Митенкова. Он такой каменный, квадратный, со внутренним двором. На втором этаже угловая квартира, мимо дровяника подниметесь по наружной лестнице на галерею - сразу налево. Ну, спросите, если что.
        - Хорошо. В воскресенье в… скажем, десять утра, - кивнул ученый, рассматривая набросанные Олегом строки.
        - Тогда до встречи, - Олег улыбнулся, поднимаясь, хлопнул Ивана по плечу и вышел.
        Какое-то время Вагранов задумчиво изучал оставшиеся от Олега наброски. Школяр, затаив дыхание, смотрел на него.
        - Ох, Ванюша… - наконец нарушил тот молчание. - Привел же ты гостя на мою голову! Охранное отделение, а?
        - Я же не знал, - мальчик, покраснев, опустил голову. - Он так ругался с директором…
        - Ладно, - ободряюще улыбнулся Евгений Ильич. - Ты все сделал правильно. Охранка или не Охранка, марсианин или нет, но если он действительно может сообщить что-то стоящее, то я буду с ним работать. Интересно, зачем он пришел в Промышленное училище? Хотя куда ему еще было идти… Да, в наши дни университет без химического факультета - это позорище, а не университет. Ты, кстати, почему не на уроках?
        - Ну… - мальчик вскочил. - Так, выдалась свободная минутка. Я побежал, ага?
        - Опять из класса выгнали? - грозно нахмурился Вагранов. - Смотри, озорник, все маме расскажу! - крикнул он вдогонку топочущим по лестнице ботинкам и улыбнулся.
        Потом уставился на рисунки на столе и снова нахмурился.
        - Послал же бог мне марсианина… - пробормотал он себе под нос.
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Вероятно, холодно-логичные искины сумели бы сохранить традиционную цивилизацию даже в условиях дальних станций, как за несколько столетий до того они сумели дать новую жизнь одряхлевшему человечеству. Потребовались бы долгие столетия медленного накопления ресурсов, увеличения жизненного пространства и роста человеческой популяции, но рано или поздно количество перешло бы в качество. Биологического материала для генерации субстрата на станциях хватало, а запасных тел для новых чоки-компаньонов на складах имелось с запасом. Кроме того, по мере естественной смерти людей тела их чоки-компаньонов после миграции искинов также могли быть утилизированы заново. Однако к счастью ли, к горю ли, но вернуться на традиционные рельсы людям было уже не суждено.
        К моменту Катастрофы на Базе-1 "Эдельвейс", обращающейся вокруг Ригеля Кентауруса, старейшей и наиболее развитой инфраструктурно, практически завершился основной цикл исследований, связанных с технологией снятия слепков с биологических психоматриц. Вообще-то помимо собственно изучения тройной звезды Альфы Центавра база специализировалась на экспериментах по перестройке вакуумных структур, которые из-за потенциальной их опасности не рисковали проводить в окрестностях Солнечной системы. Но в свое время административная двойка "Эдельвейса" сочла возможным выделить ресурсы и на другие побочные занятия.
        Зародышем лавины, сбившей человечество с традиционного пути, стал выдающийся ум ученого Ройко Джонсона. Рожденный из генетического материала астрофизика Роберта Джонсона и главврача Ольги Лан Цзы, Ройко принадлежал ко второму поколению исследователей. Он родился на "Эдельвейсе" несколько лет спустя после его основания, еще до Катастрофы. В возрасте пятнадцати лет страстно увлекавшийся виртуальными играми юноша поклялся, что обязательно реализует давнюю мечту фантастов, научившись переселять сознание человека в виртуальный мир, где оно сможет существовать бесконечно. В возрасте двадцати лет, блестяще закончив образовательные курсы, заменявшие на станциях школу, он получил специализации в области нейромедицины и физики глубокого вакуума и занялся исследованиями в области нейрофизиологии, вовсю используя новейшую медицинскую аппаратуру, за год до того доставленную с Земли автономным грузовиком.
        Если бы не директор базы, вряд ли кто-нибудь позволил бы нахальному мальчишке отвлекать ресурсы на совершенно посторонние занятия. Но директор, понаблюдав за юношей в течение пары лет и проконсультировавшись с знакомыми биологами на Земле, работавшими по схожим тематикам, а также со своим чоки-компаньоном Майей Хоко и чоки-компаньоном Ройко Таланой Бессеровой, дал парню зеленый свет. В результате через десять лет группа нейрофизиологов в геронтологической клинике на Церере, основываясь на разработках Ройко, создала черновую математическую модель установки для снятия слепков психоматриц, а еще через год планировался запуск пробной установки и эксперименты на обезьянах. Исследования приобрели широкую известность не только в научных кругах, но и в средствах массовой информации, и кое-кто уже всерьез поговаривал о присуждении молодому ученому премии Тамира, главной в то время в области биологии.
        Катастрофа оборвала исследования на середине. На "Эдельвейсе" даже в первом приближении не имелось ни материалов, ни оборудования, необходимого для конструирования сканирующей установки. Да и про саму тему в первые десятилетия после Катастрофы прочно забыли. Основным вопросом на повестке дня стало банальное выживание людей. Разумеется, каждая база обладала неплохими производственными мощностями, позволявшими обеспечивать себя самым необходимым.
        Однако все станции в той или иной степени зависели от регулярно прибывающих с Земли грузовиков. Проще всего оказалось выжить дальним базам - из-за длительного срока путешествия их с самого начала обеспечили гораздо большим количеством синтезаторов и поточных линий, чем ближние базы. Однако всем пришлось срочно расконсервировать, а то и создавать с нуля добывающий флот для сбора и обогащения сырьевых ресурсов в ближайших окрестностях.
        Крохотные островки цивилизации не позволили равнодушной Вселенной уничтожить себя. В очередной раз подтвердилась старая мудрость Отцов Слияния, профессора Главачека и чоки Картама, заключивших стратегический союз между людьми и искинами. Холодная рациональность искусственного интеллекта, скрещенная с эмоциональными порывами и озарениями человеческого разума, дала именно тот сплав, который мог успешно сопротивляться энтропии окружающего мира. Через полтора десятка земных лет соединенные усилия всех баз привели к резкому усовершенствованию технологий, позволившему создать полностью независимые от внешних источников системы жизнеобеспечения. К этому моменту человеческое население станций и колонии составляло около шестнадцати тысяч единиц. Из первоначального состава около двух тысяч покончили жизнь самоубийством, погибли в результате несчастных случаев или неизлечимых болезней, около четырех тысяч умерли от старости и около двух тысяч были выращены из имеющегося генетического материала.
        Людям больше не грозила гибель от истощения ресурсов. Им, как и ранее, не грозила внешняя опасность. И, как выяснилось, им больше незачем было жить.
        Для строительства пространственной катапульты требовались материальные затраты, огромные даже по меркам метрополии. Ни одна станция и за пару веков не имела шансов построить катапульту для запуска судов даже раз в десятилетие. А без нее… а без нее люди осознали себя пленниками баз точно так же, как задолго до того человечество осознало себя пленником Солнечной системы. Столетия путешествий в анабиозе, может быть, и не могли повредить спящим, но куда, а главное, зачем лететь? На другую базу? Только ради того, чтобы сменить интерьер тюремной камеры?
        Изначально коллективы станций практически полностью состояли из ученых и технологов с некоторой долей "обслуживающего персонала", к которому относились высококвалифицированные инженеры и техники. И интеллект сыграл с ними злую шутку: когда пропала необходимость в каждодневной отчаянной борьбе за выживание, пропал и смысл жизни. Пропал окончательно, несмотря на все усилия чоки-компаньонов. Типовые системы жизнеобеспечения исследовательской станций были рассчитаны максимум на полторы тысячи обитателей, колонии на Жемчужине - на три тысячи, и даже если все шестнадцать уцелевших баз и колония окажутся забитыми людьми до отказа, это все равно составит не более двадцати семи тысяч человек. А что дальше? Строить новые станции? С имеющимися ресурсами - невозможно: необходимая для этого производственная инфраструктура полностью отсутствует. Создавать инфраструктуру? На постройку только одного орбитального автоматического завода уйдут десятилетия. А сверх того требуются транспортные корабли, монтажные комплексы и тому подобные вещи, вполне естественные в метрополии, но полностью отсутствующие в дальнем
космосе.
        Потерявших цель людей охватила смертельная апатия…

1 сентября 1905 г. Москва. Хлебный переулок
        В комнате стоял полумрак. Оксана сидела в старом жестком кресле у окна, подобрав под себя ноги и, казалось, дремала. Старый халат жены квартирного хозяина бесформенно грудой закрывал ее с головы до пят. Несколько пакетов из магазина одежды - лавки, как их тут называли - валялись на полу нераспечатанными.
        Услышав тихий скрип входной двери, она вскинулась, широко распахнув огромные глазищи. Отчетливые армянские черты лица, окруженного копной иссиня-черных волос, заострились от перенесенных волнений.
        - Здравствуйте, Олег Захарович, - тихо сказала она.
        Олег прикрыл за собой дверь, пересек комнату и присел перед ней на корточки.
        - Здравствуйте, Оксана, - тепло улыбнулся он. - Врач сказал, вам нужно по крайней мере неделю безвылазно лежать в кровати.
        - Врач… - она медленно повернула голову, безжизненно уставившись в окно. - Что это за место? Вы так ничего и не сказали мне толком. Что за деревня? Почему меня привезли сюда?
        - Что вы помните? - поинтересовался Олег. - Я имею в виду - за последние несколько дней? Или нет, не так. Расскажите-ка мне все с того момента, как дела пошли наперекосяк.
        Девушка заметно вздрогнула и со страхом уставилась на него.
        - Мы ничего плохого не делали! - прошептала она. - Честное слово! Мы… просто встречались, разговаривали… мы не замышляли ничего плохого! Франц… он несдержан на язык, но он хороший парень, добрый, он никогда…
        - Оксана! - Олег попытался оборвать ее как можно мягче. Девушка снова вздрогнула и осеклась на полуслове. - Поймите, вас никто ни в чем не обвиняет. Вы не в следственном изоляторе УОД, вас никто не расследует. Ну сами подумайте - стал бы Народный Председатель лично заниматься мелкими шалостями вроде ваших? Я очень прошу - забудьте все свои страхи и предположения. Просто расскажите мне, кто вы, откуда и что помните за последние несколько дней. Ладно?
        Он поднялся, взял стул, оседлал его, оперевшись руками о жесткую деревянную спинку, и приготовился слушать. Девушка несколько секунд явно колебалась, но потом вздохнула и принялась сбивчиво говорить.
        Этим летом она перешла на четвертый курс Сечки, как студенты на жаргоне называли пединститут имени Сеченова. Вообще-то изначально она собиралась завоевать столицу, поступив в театральную академию и став знаменитой актрисой, но по конкурсу не прошла. Уезжать домой в сонный захолустный Бакряж с его двумя заводами - инструментальным и тракторным - и пустыми магазинными полками страшно не хотелось. Поэтому она, воспользовавшись извечной лазейкой неудачливых молодых людей, косящих от армии, успела перевести документы в пед на наименее популярный среди всех физмат. Училась ни шатко ни валко, сессий не заваливала, но и особыми успехами не блистала, и с тоской представляла себе свою будущую педагогическую карьеру - училкой, распределенной в какое-нибудь сельское захолустье, по сравнению с которым даже Бакряж покажется блистательным центром культуры.
        Отличаясь замкнутым необщительным характером, за первые два года она так и не свела ни с кем близкого знакомства.
        На третьем курсе все переменилось. Мирей Долохова, которую подселили в ее тесную обшарпанную комнату в общаге взамен отчисленной по собственному желанию соседки, познакомила ее с компанией молодых людей с параллельного потока. Несколько парней и девиц, мокольцев и провинциалов, организовали что-то вроде полуподпольного кружка. Ничего противозаконного - в этом месте Оксана снова испуганно вскинулась, и Олегу пришлось ее успокаивать - магнитофонные джазовые записи, за бешеные деньги купленные у фарцовщиков в темных переулках, наивные рассуждения на политические темы, прогулки по ночной Моколе, пиво и портвейн, уединение парочками в реквизированных на время у товарищей общажных комнатах…
        Обычная компания молодых оболтусов, не знающих, чем занять свободное время, и опасно гуляющих по грани, рискуя оргвыводами факультетского воспитателя по общественной работе.
        В тот день они впятером сидели на скамейке в вечернем парке, и третьекурсник Франц разглагольствовал о судьбах страны, об искаженных идеалах Народной Справедливости, о зажравшихся котах-чиновниках, связывающих руки молодому Народному Председателю (в этом месте Олег печально усмехнулся). Из рук в руки переходила самокрутка, дурманяще пахнувшая сладким запахом травки, которую тоже принес Франц. Этот разговор уже был далеко за гранью безопасного, и поэтому молодые люди были слегка на взводе, нервно оглядываясь по сторонам. Поэтому когда в конце аллеи появился полицейский патруль, им взбрело в голову переместиться куда-нибудь в другое место. Если бы не их резкий старт, скучающие полицейские, скорее всего, даже не обратили бы внимания на студенческую компанию. Однако сейчас они заинтересовались и попытались приблизиться.
        Перепуганные студенты рванули напролом через кусты. Полицейские, уверившиеся в криминале, бросились за ними, одновременно оповещая по рации другие парковые патрули.
        Спустя несколько секунд Оксана потеряла остальных. Ветви кустов и деревьев хлестали по лицу, и она, оберегая глаза, не заметила, как осталась одна. Она бежала вслепую, не зная куда, сердце рвалось из груди, легкие горели от напряжения. Треск веток под ногами не давал расслышать, гонятся ли еще за ней, но остановиться и прислушаться она не осмеливалась. И когда под ноги подвернулся особо толстый корень, а навстречу рванулся грязный березовый ствол, она почти обрадовалась, что наконец-то сможет передохнуть.
        Пробуждение оказалось ужасным. Память о следующих нескольких днях оставалась словно окутанной густым непроницаемым туманом, в котором изредка проглядывали какие-то пьяные хохочущие рожи, брезгливо кривящиеся полицейские в странной форме, храпящие лошади… Она ела какие-то объедки, что бросали ей в грязных забегаловках, урывками спала на голой земле, несколько раз ей грубо овладели какие-то вонючие оборванные мужчины. Мысли путались, она не могла понять, где и почему находится, а вокруг не было ни одного знакомого места. Почему-то ей казалось, что ее арестовали, и сейчас она находится в колонии, отбывая пожизненный срок… то же чувство, что и в кошмарном сне, из которого не чаешь, как выбраться.
        Потом посреди окружающего тумана вдруг отчетливо проявилась фигура Кислицына Олега Захаровича, Народного Председателя Народной Республики Ростания. Ей было все равно, она лишь хотела, чтобы этот кошмар кончился. Она бросилась к этой фигуре… и пришла в себя в этой квартире, в постели с грубыми заштопанными простынями, где в углу чернела дымными потеками по штукатурке печка, а под кроватью стоял ночной горшок.
        Выслушав несвязный рассказ девушки, Олег задумался. Как и он сам, она попала сюда в бессознательном состоянии. И у них обоих в первые дни оказался отчетливо затуманен рассудок, вероятно, в результате сильного шока. Следовало проверить еще кое-что. Он поскреб подбородок, поднялся со стула, покопался в платяном шкафу и извлек на свет вычищенные и выглаженные брюки.
        - Это ваше? - спросил он, разворачивая их.
        Девушка посмотрела на штаны и кивнула.
        - Здоровские штанишки, - грустно сказала она. - Франц подарил. Мы с ним… в общем, он хороший друг. У него водились такие вещи. Сама-то я в жизни бы на такие не наскребла, с моей-то стипендией в двадцать пять форинтов…
        Олег кивнул.
        - Понятно. Думаю, в ближайшее время вам носить их не светит. Не принято здесь женщинам в штанах ходить.
        Он аккуратно свернул брюки и убрал их в шкаф. Судя по всему, одежда при переносе в этот мир также оставалась неизменной. Он вернулся обратно на стул, мучительно подыскивая первую фразу для объяснения. Оксана, впрочем, избавила его от колебаний.
        - Здесь - это где? - настороженно спросила она. - У вас на даче?
        - Здесь - это в другом мире, - вздохнул Олег. - Боюсь, госпожа Шарлот, мы с вами оказались в весьма странном положении. Видите ли…
        Пятнадцать минут спустя Оксана все еще смотрела на него с недоверием, но в ее взгляде появилось что-то новое. Выслушав краткое описание новой реальности, она опустила голову и задумалась. Потом передернулась и принялась выбираться из кресла.
        - Я хочу увидеть все своими глазами, - твердо заявила она. - То есть… то есть я уже все видела, но я… была не в себе. Я хочу посмотреть еще раз.
        - Вы на ногах не стоите, - усмехнулся Олег. - Куда вам идти?
        - А я не собираюсь идти, - девушка упрямо тряхнула волосами. - Я собираюсь ехать. На повозке, запряженной лошадьми, раз уж машин нету. А еще я есть хочу.
        Она принялась развязывать пояс халата, но, спохватившись, быстро запахнулась и принялась оглядываться по сторонам.
        - Э-э-э… господин Народный Председатель? - смущенно поинтересовалась она. - А во что мне одеться?
        - Горюшко вы мое, - вздохнул Олег. - Я, между прочим, устал, как собака. Я полгорода сегодня исколесил, а Москва, к вашему сведению, хоть и деревня, нашей Моколе по размерам не слишком уступает. Ладно, сейчас позову хозяйку, она служанку за в магазин за одеждой отправляла. Местная женская одежда на нашу как-то слабо похожа. Только…
        - Да? - Оксана настороженно повернулась к нему.
        Олег поколебался.
        - Видите ли, я представил вас хозяевам как свою сестру, поссорившуюся с матерью и ушедшую из дома к жениху, а жениха зарезали на улице. Оттого-то вы и были не в себе. Думаю, нам лучше придерживаться этой легенды во избежание кривотолков.
        Похоже, здесь мораль куда более строгая, чем у нас, и пребывание мужчины и женщины, не связанных родственными узами, в одном помещении и наедине сильно не приветствуется.
        - Понимаю… - Оксана задумалась. - Хорошо, учту. Можно теперь…
        - Из этого следует, - продолжил Олег, - что нам, как родственникам, неплохо было бы оставить в стороне формальности наподобие "господина Народного Председателя" и обращения на "вы". Тем паче, что я здесь никакой не Нарпред. Кроме того, - он криво усмехнулся, - когда красивая молодая девушка вроде вас обращается ко мне таким образом, я чувствую себя безнадежным стариком. Короче, я предлагаю перейти на "ты" и обращаться по именам. Я Олег, ты Оксана.
        Девушка изумленно посмотрела на него, потом медленно кивнула.
        - Хорошо… Олег, - скованно произнесла она. - Я… постараюсь не сбиваться.
        - Вот и ладушки, - одобрительно кивнул он. - Умница. Отчество и фамилию мы тебе оставим старые, иначе наверняка проговоришься по-первости. Но если станут спрашивать, почему я Захарович, а ты Александровна, скажешь, что сводная сестра.
        Понятно?
        Оксана снова кивнула.
        - Ладно, сестричка, - усмехнулся Олег. - Вон твоя новая одежда в свертках, разбирайся пока. А я пойду посмотрю, кого тебе на помощь позвать. Жена хозяина где-то здесь болталась.

1 сентября 1905 г. Москва.
        Большой Гнезниковский переулок - Похоже, он остался сильно недоволен.
        Филер, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда начальства. Медников сверлил его тяжелым взглядом.
        - Когда ехали от Тубарева в Промышленное училище, он ругался словами, половину которых даже я не знаю, - пояснил Чумашкин. - Что-то насчет зажравшихся и закосневших в своем тупоумии академиков… а дальше про половые акты в извращенной форме. По матушке и батюшке крыл, проще говоря, с применением незнакомых слов.
        - Неудивительно, - Медников, казалось, слегка расслабился. - С этими яйцеголовыми общаться - себе дороже. Дальше.
        - В Промышленном, похоже, ему тоже своего добиться не удалось. Однако вышел он оттуда не один, а в сопровождении ученика, опознанного позже преподавателями как Ивана Кузьменко, пятнадцати лет, ученика шестого года обучения. Мальчишка - тот еще оболтус, постоянно учителям пакостит, хотя и не по злобе, а, скорее, от врожденной живости. Все Училище ждет не дождется, когда он закончит учебу.
        Исключить, однако, побаиваются, поскольку дальше определенной черты мальчишка никогда не заходит, а протекцию пареньку оказывает некий Вагранов, доцент университета, вздорный человек, однако с авторитетом и большими связями в научных кругах. С ним связываться - больно много вони.
        - Так, - Медников кивнул. - Понятно. И куда же твой подопечный направился в сопровождении этого Кузьменко? Впрочем, сам могу догадаться - к тому самому Вагранову.
        - Точно так, ваше превосходительство, - кивнул штабс-капитан. - Пробыл у него Кислицын около получаса, вышел спокойный и задумчивый, уже без мальчика. О результатах встречи ничего не сказал, только сев в коляску, произнес одну фразу:
        "Фифти-фифти", что значит…
        - "Пятьдесят на пятьдесят" по-английски, - кивнул Медников. - Значит, у дома ты его высадил и уехал?
        - Так точно, - кивнул филер. - Поскольку согласно приказанию его превосходительства Зубатова наружное наблюдение за Кислицыным более не устанавливается, о его дальнейших действиях ничего сказать не могу.
        - Понятно, - Медников опустил голову на руки и погрузился в тяжелое молчание.
        Потом снова поднял взгляд на подчиненного и покачал головой.
        - Сергей - человек умный и проницательный, но иногда, пожалуй, чересчур доверчивый. За то поплатился в девятьсот третьем, за то может поплатиться и сейчас в любой момент. Не нравится мне этот субъект, ох, не нравится. Ты-то сам как Кислицына оцениваешь? Не работает ли на кого из… не знаю даже, из революционеров или совсем наоборот? Что с благонадежностью?
        - Не могу знать, - вздохнул Чумашкин. - Он… ему как-то хочется верить, даже если полную чушь несет. Еще он любопытный, как молодой щенок. Давеча на "Манометре" куда только нос не совал! С инженером тамошним, Овчинниковым, за пять минут спелись так, словно с детства друг друга знают. Эти инженеры обычно невесть что о себе воображают, с чиновниками сквозь зубы разговаривают, но этот Кислицына явно зауважал, хотя тот очевидным образом в механике разбирается, как я в балете. На политические темы если и говорит, то в основном слушает. Сегодня меня, пока по городу колесили, об истории дома Романовых да о нынешнем императорском дворе выспрашивал. А с меня какой спрос - я же не профессор истории и не министр двора! Ну, рассказал я ему, что знал, так он головой покачал, пробормотал под нос что-то насчет того, что этого следовало ожидать и что могло быть и хуже, и замолчал.
        - Ясно, - Медников кивнул. - Все-таки жаль, что наружку за ним пустить нельзя.
        То, что ты ему в гиды приставлен, хорошо, но круглые сутки ты с ним проводить не можешь. Ну ладно. В конце концов, кроме странных историй, за ним ничего криминального пока не водится. Води его по городу, докладывай Сергею и отдельно - мне. Смотри только, обаяние - опасная вещь. Боюсь, очарует он тебя, как и Зубатова.
        - Не извольте беспокоиться, Евстратий Павлович, - буркнул филер. - Не первый день на работе. Дело знаем.
        - Смотри, - кивнул заведующий филерским отделением. - Ты человек проверенный, надежный, на тебя полагаюсь. На сегодня свободен, только пройди сейчас в архив и проверь, нет ли на Вагранова там дела. Заодно проверь также этого… инженера…
        - Овчинникова, - подсказал Чумашкин.
        - Во-во, Овчинникова. В памяти у меня по ним ничего не отложилось, но береженого бог бережет. Все, иди.
        Штабс-капитан кивнул, щелкнул каблуками, развернулся и пошел к двери, чеканя шаг. Военная повадка в сочетании с официальным чиновничьим сюртуком выглядела до того нелепой, что Медников невольно усмехнулся. Чумашкин служил у него уже год, но все никак не мог до конца отделаться от старых строевых привычек. Наверное, все еще тоскует по своему прежнему мундиру… Ничего, привыкнет. И все же загадочная это личность - Кислицын Олег Захарович. Загадочная и, благодаря своему странному обаянию, потенциально опасная. Интеллигент хренов… Хорошо, что будет под присмотром надежного человека.
        Дверь за Чумашкиным мягко закрылась, и Медников выбросил Кислицына из головы.
        Через насколько минут предстояла вечерняя поверка, и он сосредоточился, вспоминая детали сегодняшних заданий своим многочисленным подчиненным.

1 сентября 1905 г. Москва
        Трактир на Поварской, куда их привез извозчик, и в самом деле оказался весьма приличным заведением. Чистые столы, покрытые скатертями, сосредоточенная тишина, интеллигентная публика и - чудо из чудес в этом мире - электрическое освещение.
        Официант - половой? - выложил на стол меню и, подобострастно согнувшись, дожидался, пока посетитель сделает заказ. Пробежав глазами цены, Олег мысленно поежился - за приличность заведения приходилось платить. А ведь еще и чаевые!
        Деньги у него пока были, но все следовало присмотреть местечко поближе к дому и не такое дорогое.
        Пока Оксана жадно насыщалась, закусывая жареных рябчиков пирожками с визигой и запивая куриным бульоном с зеленым луком, Олег, задумчиво жуя, осматривался по сторонам. В это вечернее, но не слишком позднее время трактир - или, вернее, ресторан? - был заполнен примерно наполовину. Две барышни в сопровождении чопорной тетки сосредоточенно ужинали, опустил глаза в тарелку. Возможно, девицы и были симпатичными, но густые вуали, скрывавшие их лица, не давали возможности определиться толком. Впрочем, всякая охота определяться проходила сразу же после первого взгляда на сопровождающую их брылястую мегеру. Та не носила вуали, и угрожающая мина на ее физиономии, казалось, могла отвадить от подопечных девиц не то что случайного ухажера, но и роту пьяных гусар.
        Неподалеку сидели, негромко переговариваясь, трое мужчин в форменных инженерских тужурках. Кажется, знаки на одежде принадлежали местному горному ведомству, точное название которого напрочь вылетело у Олега из головы, но он бы не поручился. Сама идея наряжать гражданское население, пусть и на государственной службе, в форму до сих пор казалась ему странной. Ну ладно - на службе. Но за ее пределами? У него в голове всплыла давешняя сцена на Тверском бульваре: два мальчугана в форме гимназистов немногим младше Вани Кузьменко стояли, понурив головы, а высокий сухопарый дед - тоже в какой-то форме - сурово распекал их. На расстоянии Олег толком не разобрал, о чем речь, но, кажется, дело было в недостаточно начищенных пуговицах в частности и неподобающем поведении на улице в целом. Впрочем, горные инженеры вели себя вполне пристойно, пуговицы на их тужурках блестели начищенной медью, и вряд ли кто-то смог бы придраться к ним по этим пунктам.
        Еще в зале присутствовали: представительная дама с мужем (было ясно видно, что именно муж состоит при даме, а не наоборот), седобородый дядька ужасно интеллигентного вида, с бородкой, усами и в пенсне, группа мужчин явно купеческого вида и в заметном подпитии, один из которых носил кумачовую косоворотку, один офицер неопределенного для Олега рода войск, два жандарма в голубых мундирах, сидящие в углу явно наособицу, и тому подобная разношерстная публика среднего достатка.
        Доев куриный суп и закусив полюбившимися пирожками с визигой, Олег вытер рот салфеткой и задумался. Визит к Вагранову теперь представлялся ему совсем в ином свете. Он корил себя за несдержанность за язык. Марсианин, надо же! Наткнуться на умного понимающего человека - и тут же выставить себе невменяемым идиотом!
        Если доцент отошьет его, останется, вероятно, единственный выход - ехать в столицу и искать поддержки уже там. Авось столичные умники окажутся не такими недоверчивыми и согласятся хотя бы немного подумать над его идеями. Нет, разумеется, худа без добра - путешествие по местной железной дороге должно стать полезным опытом. Но Олег чувствовал, что его мозги явно перегружены деталями незнакомого доселе мира, и еще сильнее их перегружать явно не стоило. Опять же, в Москве он может плести чушь о "Департаменте технического надзора", но пройдет ли этот номер в Санкт-Петербурге? Да и выбираться из-под надежного крылышка Зубатова раньше времени не хотелось. Само по себе удивительно, как такой неглупый и интеллигентный мужик мог оказаться на высокой должности в тайной полиции. Но окажется еще более удивительным, если другие сотрудники Охранки окажутся похожими на него. Исключения, знаете ли, потому и исключения, что крайне редки. Тот же заведующий наружным наблюдением Медников уже куда ближе к образцовому служаке-общаку, чем его прямой начальник. Удалось бы мне сразу найти общий язык с Евстратием свет
Павловичем, да еще не подвергшимся благотворному зубатовскому влиянию? Ох, сомневаюсь… Нет, мне страшно повезло, что в этом новом мире я сразу же натолкнулся на Зубатова. Страшно повезло… повезло ли?
        Так, а ведь мы опять возвращаемся к основному вопросу: как, собственно говоря, и с какой целью я сюда попал? Может, я все же схлопотал инфаркт и теперь просто брежу на смертном одре? Н-да… Забавный получается бред. Если действительно так, то как приду в себя, сразу переквалифицируюсь из Нарпредов в писатели-фантасты.
        Олег сосредоточился и попытался восстановить в памяти всю цепочку событий за последние три недели, с момента осознания себя у загородного трактира. Иногда в дурном сне такое усилие заставляло его вынырнуть на поверхность, в реальность, осознать, что это лишь сон. Но нет, нелогичных перескоков с пятого на десятое в памяти не задержалось, и всплыть на поверхность бреда тоже не удавалось.
        Оставалось смириться с тем, что если это и сон или бред, то на редкость реальный, не уступающий логичностью настоящему миру. В таком можно либо жить, либо умереть. Умирать не хотелось. Следовательно, до обретения полной ясности придется барахтаться. Авось из сливок да собьется хоть какое-то масло в качестве опоры для ног…
        Движение в зале отвлекло его от мрачных мыслей. Ольга по-прежнему сосредоточенно жевала, хотя уже и не с таким увлечением. Возле входной двери стояли, озираясь, двое мужчин, к ним спешил официант. Один, в форменной куртке, показался Олегу знакомым. Когда тот сделал шаг вперед и лампа осветила его лицо, Олег с уверенностью опознал в нем инженера Овчинникова с завода "Манометр". Второй был ему не известен.
        Оглядевшись, новоприбывшие, встреченные приветственными возгласами, направились к группе горных инженеров. Хотя за их столом уже не оставалось места, двое инженеров быстро придвинули второй стол, приставив его торцом. После этого вся компания погрузилась в тихий неспешный разговор.
        Олег снова взглянул на Оксану. Та, видимо, уже насытилась, но продолжала жевать - как видно, впрок. Девушка ответила ему вопросительным взглядом. Он улыбнулся ей быстрой ободряющей улыбкой, коротко бросил "Я сейчас", поднялся из-за столика и решительно подошел к инженерам.
        - Добрый вечер, Степан Васильевич, - негромко произнес он. - Добрый вечер, господа.
        Компания с недоумением воззрилась на него. Потом Овчинников просиял.
        - Добрый, добрый вечер, Олег Захарович! - он вскочил из-за стола и с энтузиазмом потряс Олегу руку. - Господа, позвольте представить вам господина Кислицына, старшего инспектора Департамента технического надзора. Федор Федорович, давеча я вам о нем рассказывал. Весьма любознательный и нетрадиционно мыслящий человек.
        Второго дня совсем загонял меня по заводу, - он гордо ухмыльнулся, словно гордясь успехами собственного ребенка, - все закоулки облазил.
        - Боюсь, не все, - улыбнулся в ответ Олег. - Немало, думаю, осталось. Вы ведь господин Гакенталь, владелец "Манометра"? - обратился он к человеку, которого Овчинников назвал Федором Федоровичем. - Весьма впечатлен вашим заводом.
        - Спасибо, - сухо кивнул Гакенталь. - Весьма признателен за высокую оценку.
        Степан мне про вас рассказывал. С его слов можно подумать, что вы, хоть и чиновник, в технике разбираетесь не хуже его самого.
        Олег рассмеялся.
        - Боюсь, и это тоже преувеличение. В технике я полный профан. Гуманитарное образование, знаете ли, не способствует пониманию всяческих железок.
        Научно-популярные статьи в "Технологии сегодня" - мой предел.
        - Где, простите? - осведомился один из инженеров.
        - Э-э-э… - Олег снова проклял себя за слишком быстрый язык. - Выходила у нас в Каменске одно время такая газета пару раз в месяц. Ничего особенного. Федор Федорович, у меня к вам просьба. Не могли бы вы назначить мне в ближайшие дни деловую встречу? На заводе или в ином месте по вашему выбору?
        - Сложный вопрос, - задумчиво потер подбородок Гакенталь. - Видите ли, третьего числа, в понедельник, я уезжаю в Тверь. Пробуду там не менее трех дней, значит, раньше следующей субботы встретиться не удастся. Впрочем, завтра суббота, так что я более-менее свободен. Буду ожидать вас в конторе. В какое примерно время?
        - Часов в одиннадцать утра, - прикинул Олег. - Нормально?
        - Согласен, - кивнул владелец завода. - А что вы хотели обсудить?
        - Ну… скажем, я хотел бы поговорить с вами о двигателях внутреннего сгорания.
        Знаю, у вас несколько иной профиль - паропроводная арматура, измерительные приборы и тому подобное, но где паровая машина, там и бензиновый двигатель, не так ли?
        - Совсем не так, - покачал головой Гакенталь. - По бензиновым двигателям я бы рекомендовал вам обратиться в экипажные мастерские Фрезе в Петербурге. Он самый крупный и, вероятно, после смерти Евгения Александровича Яковлева единственный в России специалист по ним. Впрочем, не советую вам тратить время на эти двигатели.
        - Почему? - удивился Олег. - Вы полагаете их неперспективными?
        - Видите ли, господин Кислицын, бензиновые и нефтяные двигатели вряд ли когда-то выйдут из разряда игрушек для богатых. Паровая турбина, которая в скором времени вытеснит паровую машину, дает куда больше преимуществ.
        - Например? - Олег прищелкнул пальцами. - Не возражаете, кстати, если я присяду?
        - Да, разумеется, - спохватился Гакенталь. - Будьте любезны, садитесь. Да простится мне мое любопытство, но ваша спутница за тем столом не заскучает, если мы углубимся сейчас в технические материи?
        - А мы пригласим ее сюда! - весело заявил Олег. - Девица она неглупая, посмотрим, может, и она что-то в тему скажет?
        Не дожидаясь реакции инженерской компании, он быстрым шагом вернулся к своему столу.
        - Оксана, как ты относишься к приятной мужской компании, рассуждающей на технические темы? - поинтересовался он. - Не уснешь за столом?
        - Вот еще! - фыркнула девушка. - Я, наверное, на год вперед отоспалась, хватит с меня. А что это за деятели?
        - Вон тот, лысоватый - Гакенталь. Владелец завода и, по отзывам, весьма умный и интересный мужик. Рядом с ним сидит его главный инженер, Овчинников. Парень может болтать три часа кряду о паровых машинах и паропроводах, и при этом не выложит и сотой доли того, что знает. Остальных раньше не встречал, но познакомиться недолго. Мне нужно срочно набирать контакты в среде технарей и ученых, и такое везение нужно ловить за хвост. Ну так что? Не заскучаешь?
        - Я, между прочим, на физмате учусь, - фыркнула Оксана. - Это как бы они рядом со мной не заскучали!
        - Вот и умничка! - одобрил Олег. Он окинул девушку быстрым оценивающим взглядом.
        Даже в этом мышино-сером платье она выглядела весьма симпатичной. Ее глаза уже не стекленели внезапно, как в пролетке, словно она уходила куда-то вглубь себя.
        Студентка Сечки явно приходила в себя от шока, и компания сейчас ей бы явно не помешала. - Тогда пошли к ним. Только графинчик с водкой прихватить нужно - чувствую, он весьма кстати придется, да и расплатиться нужно сразу. Эй, официант!
        За инженерским столом Оксана произвела настоящий фурор. Мужчины, словно по команде, встали и склонили голову. Гакенталь, как самый старший, галантно поцеловал ей руку, и девушка смущенно зарделась. Впрочем, она явно не ощущала неловкости, оказавшись в центре внимания.
        В ходе церемонии представления выяснилось, что все трое горных инженеров - Грибов, Пятерский и Завьялов - находились в Москве проездом. Однокашники, они договорились встретиться этим вечером, прежде чем разъехаться по своим делам, а заодно и пообщаться с Овчинниковым, которого хорошо знали по годам учебы. А уж Овчинников притащил с собой и Гакенталя. Грибов и Пятерский отправлялись в Кузбасс, на Судженские угольные копи, а Завьялова ожидали медные шахты Норильска. Молодые люди, включая Овчинникова, распускали хвост перед девушкой, а Кислицын с Гакенталем лишь посмеивались, слушая их оживленную болтовню.
        - И что делает Сотников, как вы думаете? - быстрой скороговоркой рассказывал Завьялов. - Везти кирпич или камень для печей - без штанов останешься, а концессия на добычу меди уже получена и оплачена. И вот это пройдоха подает губернатору прошение - разрешить ему построить в Дудинке на собственные деньги деревянную церковь. Дело богоугодное, как не разрешить, верно? Но фокус в том, что в Дудинке уже имеется церковь, причем каменная. И вот, получив разрешение, купчина быстренько строит деревянный храм, а каменный разбирает и из материала делает печи!
        Компания взорвалась хохотом.
        - Да уж, русский купец всем купцам купец! - пробормотал Гакенталь, утирая слезы.
        - В любом деле обманет, без штанов оставит… Да, Олег Захарович, возвращаясь назад, к разговору о паровых и бензиновых двигателях…
        Молодые люди притихли, даже Оксана навострила уши.
        - Следует заметить, - продолжил заводчик, - что первейшие препятствия на пути развития бензиновых двигателей - это, во-первых, низкая эффективность и, во-вторых, недостаток топлива для них. Паровая машина может работать практически на любом топливе - от угля до дров, а возить всюду с собой бочки с бензином сложно, неудобно, да и опасно. Опять же, масштабы производства керосина в России невелики, равно как и разведанные запасы нефти. А значительная часть нефтяных месторождений расположена в не самых стабильных районах империи. В сегодняшних газетах, например, опять мелькали сообщения, что в Баку и Батуме, где добывается значительная часть российской нефти, неспокойно - турки и армяне снова режут друг друга. Промыслы могут встать в любой момент, если уже не встали. Так что воля ваша, но для массового применения это топливо выйдет слишком редкое и дорогое.
        Гакенталь отхлебнул пива из кружки.
        - Даже в Североамериканских Соединенных Штатах, - продолжил он, - где апологеты двигателей внутреннего сгорания, кажется, встречаются на каждом шагу, количество бензиновых автомобилей не достигает и половины от общего числа. Ну, а бензиновый двигатель на корабле или железной дороге - вообще нонсенс. Поверьте мне как человеку, съевшему собаку на паровых устройствах, нефть - это совсем не то направление, в котором нужно двигаться.
        - Любопытные аргументы, - Олег почесал подбородок. - Однако, думаю, не все так плохо, как вам кажется. Давайте по пунктам. Когда вы говорите о низкой эффективности двигателя внутреннего сгорания, вы имеете в виду двухтактную или четырехтактную конструкцию? Каково октановое число типичного топлива для него?
        Сколько цилиндров? Использовался ли угол опережения зажигания и с помощью чего он регулировался? Вообще есть где-то чертежи опытных моделей, чтобы на них посмотреть?
        Заводчик озадаченно посмотрел на него.
        - Боюсь, на такие вопросы я сходу ответить не в состоянии, - признал он. - Я читал статьи, говорил со знающими людьми, но, боюсь, не на таком уровне…
        Однако вы осведомлены в технических вопросах, что совсем нехарактерно для чиновника, а, Олег Захарович?
        - Я же говорил, что господин Кислицын весьма нетрадиционно мыслит! - ввернул Овчинников, с гордостью поглядывая на Олега, словно на собственного умненького ребенка.
        - Второй аргумент, - Олег словно не заметил ремарки в свой адрес, - насчет недостатка нефти в России и дороговизны керосина, просто не выдерживают никакой критики. Давеча я прочитал в "Русском слове", что под Саратовом сгорел пароход с восьмьюдесятью тысячами пудов нефти, убыток на сто тысяч рублей. Ни за что не поверю, что у "Кавказа и Меркурия" только один такой пароход и что такое общество - единственное в России. Что же до общего недостатка, то вы, Федор Федорович, употребили очень хорошее слово - разведанные. Поверьте теперь уже моему опыту как Нар… - он подавился словом. - Я имею в виду, разведанные запасы нефти - это именно разведанные. Их разведка, как я понимаю, до сих пор не поставлена у вас на поток. При должной настойчивости и масштабных поисках, уверен, вы этой нефти обнаружите столько, что сможете в ней купаться каждое утро. У меня еще не дошли руки серьезно заняться изучением российских нефтедобывающих промыслов, но одни только бакинские разработки, на мой взгляд, весьма перспективны и способны на первых порах обеспечить страну углеводородами.
        - Ну хорошо, а доставка нефти, жидкого топлива?
        - Нужно создавать инфраструктуру, - Олег пожал плечами. - Трубопроводы, нефтеперегонные заводы, распределенную сеть заправочных станций. У нас… э-э-э… в общем, это не так сложно. Разумеется, потребуются определенные вложения, и процесс развития окажется небыстрым, но в конечном итоге все окупится. С учетом того, что на первых порах для снабжения европейской территории вполне можно пользоваться водными путями, для начала нужно вкладываться в постройку тех самых танкеров-пароходов. Далее их можно будет переоборудовать, заменив работающие на нефти паровые машины дизелями или двигателями внутреннего сгорания. Другой относительно простой и дешевый метод, опирающийся на существующую инфраструктуру, это железнодорожные цистерны. Их, как я понимаю, уже выпускают, так что потребуется всего лишь расширить производство. Параллельно потребуется создавать поточные линии по производству бензиновых автомобилей и открывать бензозаправки, для чего можно привлекать частный капитал…
        - Слушая вас, - усмехнулся Гакенталь, - можно подумать, что развитие нефтяных движителей уже дело решенное. Вы, однако, забываете о многом. Я, кажется, уже говорил, что в Батуме и Баку сейчас неспокойно? Нефтедобыча нестабильна, цены на нефть и керосин растут, пароходы уходят в затон раньше обычного. Да и вообще уже скоро конец навигации. Дрова и те в два раза подорожали. И откуда брать деньги на такую… инфраструктуру?
        - А вот о деньгах я и хотел с вами поговорить. Но не здесь, а в конторе. Это уже слишком серьезный разговор для ресторана. Пока что, господа, - обратился он к инженерам, - не просветите ли вы меня насчет добычи коксующихся углей в Российской империи?..
        Разъезжались по домам уже после того, как часы с кукушкой на стене пробили одиннадцать. Оксана, вопреки своим уверениям, уже откровенно дремала. Загрузив ее в коляску и попрощавшись с остальными, Олег пристроился рядом с ней, назвал "ваньке"-извозчику адрес и задумался. Гакенталь, хотя и суховато-сдержанный, вызывал у него симпатию. Да и ребята-инженеры, молодые, веселые, полные жизни и надежд, ему понравились. Молодые? Да нет, лет по тридцать. Всего на семь-восемь лет младше его самого. Всего несколько лет, но ему кажется - что на целую вечность. Откуда в нем такая накопившаяся усталость?
        - М-м-м… - Оксана сонно пошевелилась, устраиваясь поудобнее на тряском сиденье. - Олег… можно спросить?
        - Да, конечно, - рассеянно откликнулся Кислицын. - Что такое?
        - Откуда ты столько всего знаешь?
        - Ну, - Олег пожал плечами, - отовсюду помаленьку. Бензиновые двигатели, например, я со школы помню. У нас была секция картинга, я туда года два ходил, пока не надоело. И на летней практике я немного на автобазе поработал. Тогда гравиходов было еще не очень много, основная масса машин ходила на колесах и на внутреннем сгорании. Считалось, что работа автомеханика для парня - самое то.
        Потом, я изредка "Технологии сегодня" и "Химический вестник" почитывал, когда в руки попадались. Любопытные статейки там встречались, даже такому профану, как я, понятные. Наконец, я, когда в Нарпредах ходил, постоянно с разными учеными встречался, про заводам и лабораториям ходил. Эти умники мне так мозги парили, когда финансирование выбивали!.. Волей-неволей хоть что-то да запомнишь. Эй, да ты спишь совсем?
        Ольга не ответила. Она тихонько посапывала носом, прижавшись в боку Олега.
        Бывший Народный Председатель вздохнул и задумался.
        - И почему я в свое время не пошел на экономический? - наконец грустно пробормотал он. 34.01.01.03.0A.12.07.xx.xx.xx. 12.18.19B7568A458 Звезды сияют в глубокой бездонной тьме, словно горящие глаза хищников в ночном тропическом лесу. Звезды собираются в галактики, те - в метагалактики, метагалактики выстраиваются в крупноячеистую сеть, медленно расширяющуюся вместе со Вселенной… Сколько я видел этих плазменных шаров, карликов и гигантов, желтых, белых, голубых, алых, багровых, бушующих в своей вечной ярости или же медленно умирающих от старости, коллапсирующих и взрывающихся! Сколько видел - и все же никак не привыкну. Наверное, человеку, пусть и достигшему почти-божественности, так никогда и не удастся понять и принять бесконечность Космоса, пусть даже он сам научился творить этот Космос в окружающей многомерной пене. Пусть мы можем зажигать и гасить звезды тысячами, но все же нам никогда не удастся сравниться с тем, что Природа, слепая и бездумная, создала без нашего участия.
        Это нас и угнетает. Мы можем сколько угодно полагать себя властелинами мира, но подсознательно всегда помним, что все наше могущество каплями растворяется в Великой Пустыне, не обращающей на все наши потуги никакого внимания. Мы научились уничтожать само пространство, но даже если мы сойдем с ума и посвятим все наши силы и весь остаток существования этому занятию, все равно никогда не сумеем хоть как-то существенно повлиять на этот мир. Чем бы дитя ни тешилось…
        Может быть, мы действительно не венец развития разумной материи, а просто дети, одинокие дети, заблудившиеся в темном лесу и жалкими кострами пытающиеся отогнать прячущийся за деревьями ночной ужас? Может быть, наша утрата цели - лишь следствие того, что мы сбились с пути? Но когда это случилось? На тогда еще живой Земле, ныне затерянной в пространстве и времени? После Слияния? Или позже, когда после Катастрофы выжившие отчаянно пытались найти способ, как жить дальше?
        Когда отказались от недолговечного биологического мозга в пользу твердотельного носителя? Когда заменили твердотельную матрицу энергетическими вихрями? Когда вступили в окончательный и неразрывный симбиоз с искинами? Когда научились создавать параллельные потоки сознания? Или когда приняли Игру как основу своей жизненной философии?
        Неужели тот мальчик, Тилос, был прав, отказавшись стать одним из нас? Неужели он увидел в нас что-то, что не можем видеть мы сами? Я с трудом подавляю искушение разбудить его психоматрицу, чтобы задать этот вопрос. Нет, пусть спит. Он сам выбрал свой путь и его завершение, и он заслужил покой.
        Уже много часов я терзаю себя подобными мыслями, бросаюсь из огня в полымя, затеваю новые эксперименты, не завершив старые, перемещаясь из одной чужой Игры в другую, наблюдая, выступая в роли бесстрастного, ничем не интересующегося Арбитра и Корректора… Горькая насмешка судьбы: мой давний эксперимент, призванный осветить нам путь во тьме, ответить на десятки незаданных вопросов, привел лишь к тому, что мы еще больше заблудились в чаще, застряли на месте, перестали двигаться вообще куда бы то ни было. Много часов… Огромный срок.
        Тысячи и десятки тысяч поколений тех игрушек, что мы создаем для собственного развлечения. Мои шесть с половиной часов возраста… ого, около миллиона циклов в десятичной системе счисления. Для кого-то это могло бы стать поводом для празднования. Хм, забавно. Много часов мы используем двенадцатеричную систему, но старая, десятичная, основанная на количестве пальцев у биологических предков, так до конца и не выветривается из памяти. Атавизм…
        Даже такая простая забава, как арифметические подсчеты, приносит некоторое облегчение. Человек отличается от зверя именно этим - абстрактным мышлением, и только его наличие спасло нас, когда-то биологический вид, от гибели и исчезновения подобно другим животным. Но оно же и играет с нами злую шутку, не позволяя различать объективную реальность и выдуманный мир. Возможно, мы уже сошли с ума и лишь полагаем себя нормальными? Что есть норма? Кто ее определяет?
        Кажется, я отдал бы большую часть своего могущества за то, чтобы суметь взглянуть на нас со стороны.
        "Джао, контакт".
        "Джао в контакте. Здравствуй, Майя, бабуся. Как жизнь молодая?" "От птенца слышу, Джа. Как со старшими разговариваешь? Почему почтения в голосе не слышно?" - грозно нахмуренные брови, деревянная линейка, многозначительно постукивающая по ладони.
        "Если ты бабушка, то я сверхновая", - символ зубастой ухмылки, густые черные волосы, пробивающиеся из-под седого парика. - "Думаешь, чуть старше, и уже авторитет? Ха!.. Рад тебя слышать, Майка".
        "Взаимно. Только… опять ты в такую глушь забрался, что фиг найдешь? Снова от тебя вселенская тоска струится… Когда ты, наконец, повзрослеешь? Не надоело смысл жизни искать?" - деловитый человечек с лопатой усиленно копает яму у подножия огромной горы.
        "Ох, Маечка… Ради всего святого, не начинай снова!" "Как скажешь. В конце концов, после одного такого приступа хандры ты изобрел Сцену. Может, и сейчас что новенькое придумаешь?" "Издеваешься… Ну давай, давай, сыпь соль на рану…" - Образ грустной лопоухой рожицы с текущими из глаз струйками слез. - "Однако же никогда не поверю, что ты прискакала именно за этим. Итак?" "Зануда!" - гордо вздернутый носик, громкое презрительное фырканье, взметнувшиеся в негодовании рыжие волосы, стянутые в конский хвост, и тут же - веселый смех звонкой трелью серебряного колокольчика. - "Нет, чтобы поболтать со старой подружкой о том о сем… Ладно, слушай. Я случайно наткнулась на странную штуку. Лови визуальный поток".
        Точка восприятия стремительно летит сквозь галактику. Звезды стремительно надвигаются, летят мимо виноградными гроздьями шаровых скоплений, тонут за светящимися занавесями туманностей, выныривают из пустоты за пылевыми облаками словно из засады… Мерцает координатная сетка стандартной метрики. Наконец в центре картинки вспыхивает одинокая желтая звезда. Откат камеры - и ее окружает десяток других звезд, подсвеченных знаками внимания. Еще откат - и уже полсотни меченых огненных шаров кружатся в медленном хороводе. Координатную решетку корежит и комкает, на заднем плане - символ смены метрики. Звезды выстраиваются в идеальную двойную сферу, в центре которой - крохотная желтая искорка, к которой тянутся десятки прямых, как струна, энергетических каналов. Еще откат - и третья сфера окружает вторую, паутина транслирующих каналов опутывает пространство, а центр конструкции наливается багровым: сливаемая туда энергия пульсирует и переливается, проваливаясь в пустоту и исчезая из Вселенной.
        "Ничего знакомого не замечаешь, Джа?" "Что?.. Откуда это? Я же стер конструкцию после того, как сбросил Первую модель!" "Ты - сбросил. А кто-то воспроизвел. Только не спрашивай, кто. Способных на это умельцев не более десятка, и всех я уже опросила. Никто не признается".
        "Н-да… Ну, милая, умеешь ты ошарашить. Ладно, а на конце канала что? Кто-то решил повторить мой первый эксперимент с надувным пузырем? Но зачем? Давно ведь придумали куда более простые методы".
        "Ты будешь смеяться, но на конце канала - ничего значащего. Я проверила.
        Примитивный пузырь, накапливающий энергию. Резервуар в чистом виде".
        "Бред. Какому идиоту придумалось собирать сырую энергию таким образом? Канал же скоро порвется, и весь резервуар ухнет в никуда. Если только оболочка пузыря не лопнет раньше от квантовых флуктуаций".
        "Вот и Харлам мне точно так же сказал. Вы с ним спецы по пузырям, так что я спорить не буду. Однако есть закавыка - в резервуар уходит не вся энергия, даже с учетом потери в каналах. Примерно ноль ноль две расходуется на иные цели".
        "И?"
        "Сам смотри. Оказывается, звезда - не просто якорь…" Центральная звезда вновь стремительно приближается. Пунктиром вспыхивают планетарные орбиты. Бегут образы - код звезды, массы планет, их периоды обращения, спутники, примерный химический состав коры и атмосферы - там, где она присутствует. Что-то очень-очень знакомое…
        "Этого не может быть. Ты меня разыгрываешь".
        "Я когда-то тебя разыгрывала?" "М-да. Согласен. Ты по занудливости от меня мало чем отличаешься. Не то что наш любимый Камилл".
        "Туше, мелочь пузатая. Да ты не отвлекайся. Что собираешься делать?"
        "Я?!"
        "А, ну да. Забыла. Я не смогла приблизиться к звезде ближе, чем на три парсека.
        Гиперсдвиг просто не работает, мою точку концентрации сознания просто выбрасывает в стандартную метрику на некой границе. А по базовому каналу непрестанно транслируется сообщение. Точнее, даже не сообщение, а один-единственный символ…" "Не томи. Что за символ?" "Твое имя".
        Звезды снова мерцают - на сей раз уже не на картинке, а в реальности. Сознание смещается прыжками, то гигантскими, минующими тысячи лет сразу, то мизерными, корректирующими, не более нескольких парсеков. Холодная пропасть гиперсдвига глотает точку концентрации сознания и выплевывает ее уже в другом месте, оставляя ощущение мгновенной смерти. Проекция Майи не отстает, смещается по пятам. Кажется, что излучаемое ей любопытство при желании можно пощупать человеческими руками.
        Безымянная звезда выныривает прямо под носом.
        "Джао!"
        "Да, Майя?"
        "Я не могу дальше".
        "Странно. Я не чувствую преграды".
        "А передачу слышишь?"
        "Да. Сейчас слышу".
        "Что это такое? Есть идеи?" "Знаешь, рыбка моя, могла бы и сама догадаться. Это же очевидно. Джамта".
        Шок, удивление, страх - и тут же смывающее их удесятеренное любопытство.
        "Почему ты так думаешь?" "А ты разве не видишь сама? Характерные спектры излучения каналов - именно по ним мы обнаружили джамтан. Особой формы и наполнения вихри, окружающие систему - я подсветил, видишь? - это их система коммуникаций. Во всех восемнадцати точках присутствия джамтан, начиная с собственно Джамты, я видел точно такие же".
        "Я… я никогда особенно не интересовалась джамтанами".
        "Как и они нами. Мы с Харламом и Твереком убили уйму времени, пытаясь выйти на контакт. Но они так и не откликнулись. Покопайся в Архиве, если интересно, там есть наши отчеты. Вот индекс", - струится длинная цепочка символов. - "Но это было давно. Не менее двух часов назад".
        "И сейчас они внезапно зашевелились…" "Не обязательно сейчас и не обязательно внезапно. Конструкция масштабная, но особого внимания не привлекающая, поскольку почти не излучает в пространство.
        Она могла существовать необнаруженной очень долго. Однако она рассчитана именно на меня. Сдвинься, пожалуйста, в мою сторону".
        Проекция Майи мерцает.
        "Не могу. Я же говорила…"
        "Еще. Стоп. Теперь я… ага".
        "Тебя тоже перестало пускать?" "Нет, просто я разобрался в системе защиты. Она использует для идентификации сигнатуры наших активных сенсорных систем. Моя сигнатура проходит проверку, твоя - нет. Я даже понимаю, как именно блокируется перемещение. Весьма оригинальное решение, но ничего принципиально нового. Обходится элементарно".
        "И как же?" "Майя, голубка моя, не пойми меня неправильно, но джамтане поставили защиту с определенной целью. Если они не хотят, чтобы проходил кто-то помимо меня, нет нужды лезть на рожон. Это просто невежливо. Учитывая, что это первый контакт…" "Зануда!" - надутые губки, обиженно повернутая спина.
        "Я знаю, что ты меня любишь, подружка", - маленький мальчик победно показывает язык. - "Однако дальше я пойду один. На всякий случай передай Харламу и… пожалуй, Квентору, чтобы вы втроем следили за ситуацией. Дальше распространять информацию смысла пока нет - во избежание глупого ажиотажа".
        "Это может быть опасным?" "Майя, по-моему, ты слишком увлекаешься Игрой и чересчур привыкла отыгрывать роли. Это опасно лишь в том смысле, что можно ошибиться и снова потерять контакт с джамтанами на минуты и часы, а то и навсегда. Я принял обычные для сложного эксперимента меры предосторожности, и этого достаточно".
        "Тебе виднее. Хорошо, я передам. Мы будем наблюдать. Я оставляю на границе сенсорную точку до конца… эксперимента. Пожалуйста, держи нас в курсе".
        "Договорились".
        Серия мерцаний. Гиперсдвиг на таких мизерных расстояниях затруднен, однако оказывается, что пространство словно намеренно искривлено для облегчения приближения. Любой сдвиг отклоняется точно к звезде, о чем убедительно свидетельствуют все пять системных якорь-маяков. Планеты на фоне черной пустоты словно искрятся собственным светом - создатели системы будто специально выделяют их. Создатели? Очевидно. Даже если бы система не копировала идеально Солнечную, корректирующие связки просто невозможно не заметить. Пройдут еще многие минуты, прежде чем взаимные влияния тел окажутся увязаны окончательно, и их орбиты можно будет предоставить самим себе. Но… почему все так примитивно… и знакомо?
        Дурак. Ответ на поверхности. Вглядись как следует, вытащи на поверхность старые воспоминания. Это та техника, что мы применяли для построения первых Игровых миров. Неумелая, на живую нитку слепленная система, с планетарными телами, удерживаемыми на орбитах только невидимыми тросами свободных вихревых полей - именно так мы лепили себе первые сцены. Теперь методы усовершенствовались, и системы десятого порядка могут быть запущены почти на автомате. Но вот старые ляпы и ошибки снова вытащены на поверхность. Случайно… или намеренно? Что, если я ошибаюсь? Что, если это не джамтане, а всего лишь чья-то шутка? Или просто кто-то тренируется?
        Контакт? Слабое мягкое касание в базовом канале где-то на границе сознания, деликатное… и чужое. Нет, это не контакт. Это, скорее, приглашение. Указание на… третью планету. Ну, разумеется. Если джамтане так тщательно воспроизвели Солнечную систему, вполне логично уделить Земле особое внимание. И, кажется, я догадываюсь, что меня там ждет. Но не стоит торопить события…
        Вблизи звезды еще легче смещаться. Поставить еще два собственных якоря высоко над плоскостью эклиптики - и перемещение становится легким и естественным.
        Мимоходом локализовать планеты в окрустностях псевдотраектории - раскаленно-ледяной шар Меркурия, красный пустынный мяч Марса, мерцающая пустота колец Сатурна… Остальные планеты не по пути, и они все равно неинтересны.
        Голубой шар "Земли" важно плывет по своей орбите.
        Смещение. Странно. На первый взгляд атмосфера и климат в полном порядке, но наличие биологической жизни минимально, в основном крупные растения. Непонятные малые энергетические структуры, активные и в огромном количестве… и еще одна, крупная и пассивная, куда настойчиво тянет чужой зов. Копия интерфейса, который я применял для работы с Робином в Первой модели.
        Подключиться? Мурашки по коже. Похоже, я был несправедлив к Майе. Стандартных мер предосторожности недостаточно. Подставлять под удар проекцию, связанную неразрывными узами с основной сущностью Демиурга - сумасшествие. Вряд ли джамтане желают мне зла. Но мало ли, что они могут напортачить просто по незнанию! Значит… значит… Ох, как давно я не прибегал к фокусу с фильтрованной асинхронизацией! Ну что же, видно, придется вспомнить прошлое.
        "Майя!"
        "Слушаю, Джа".
        "Пожалуй, ты была права. Не стоит рисковать. Я намерен прибегнуть к старому трюку с полным расщеплением личности. Ты ведь у нас эксперт в таких вопросах? Не подсобишь?"

2 сентября 1905 г. Москва
        Несмотря на субботу на заводе Гакенталя кипела жизнь. Кирпичные трубы испускали из себя клубы дыма, в цехах суетились рабочие. Через главные ворота в больших пароконных телегах, запряженных такими же большими ломовыми лошадьми, везли какие-то ящики, прикрытые парусиной.
        Олег кинул извозчику пятиалтынный, и тот, кивнув, хлестнул лошадей вожжами.
        Пролетка быстро укатила, дребезжа на булыжной мостовой, а от конторы уже шел озабоченный Овчинников с выпачканной сажей щекой.
        - Здравствуйте, Степан Васильевич, - Олег крепко пожал ему руку. - Как жизнь?
        - Так себе жизнь, - тяжело вздохнул инженер, отвечая на рукопожатие и вежливо кивая Чумашкину. - С утра одну из доменных печей останавливать пришлось. Ночной мастер недоглядел, "козел" образовался… Ну, чугун настыл большой чушкой внутри печи. Теперь, чтобы вынуть, придется стенку разбирать. Ладно, вовремя спохватились, а то и "медведь" мог бы получиться. Тогда все, конец печи, полностью перестраивать пришлось бы. На другой домне воздуховод разошелся, рабочего газами обожгло, по счастью, легко. Пару дней дома посидит - и снова на работу. Еще один рабочий, малахольный какой-то, умудрился себе на ногу чугуном плеснуть, когда из ковшика образцы для лаборатории отливал. Доктор говорит, ступню отнимать придется. В общем, прямо не утро, а бедлам какой-то…
        - Да уж, - посочувствовал Олег. - Бывает. И я еще тут под ногами путаюсь.
        - Ой, да бросьте вы, Олег Захарович, - отмахнулся Овчинников, широко шагая к конторе. - С вами хоть поговорить интересно, все какое-то разнообразие. И Федора Федоровича вы заинтересовали, что редкость. Правда, я все равно не думаю, что ваша увлеченность двигателями внутреннего сгорания к чему-то приведет.
        Неперспективная это область…
        В контору вошли как раз тогда, когда часы с кукушкой начали бить двенадцать.
        Гакенталь сидел за столом и копался в груде бумаг. Его борода сердито топорщилась, он что-то тихо бурчал себе под нос. Рядом на стуле, явно скучая, со скрещенными на груди руками сидел мужчина явно иностранного вида - прямой, как палка, благородно-седовласый, с гладко выбритым лицом, на носу круглыми стеклами поблескивает пенсне, к стулу прислонена прямая трость с серебряным набалдашником.
        - Добрый день, господа, - поздоровался Олег.
        - Добрый день… - пробурчал в ответ заводчик, явно не желающий выныривать из своих бумаг. - Присаживайтесь, я сейчас закончу. Познакомьтесь, кстати… - Он кивнул в сторону иностранца и умолк.
        Овчинников тут же перехватил инициативу:
        - Позвольте представить - Шрубель Ганс Генрихович, - сообщил он. - Профессор Высшего императорского технического училища, специалист по всем и всяческим двигателям, работающим на угле, дровах, нефти, керосине и прочих горючих веществах. Рекомендую - большой знаток предмета.
        Профессор слегка привстал со стула и наклонил голову, выжидательно глядя на Олега.
        - А это Кислицын Олег Захарович и Чумашкин Иван Дмитриевич, чиновники Департамента технического надзора и соблюдения техники безопасности Московской управы.
        Олег поразился, как четко инженер оттарабанил название, которое он и сам, наверное, затруднился бы сходу вспомнить.
        - Департамент технического надзора? - удивленно переспросил Шрубель, пожимая им руки. - Никогда не слышал про такой.
        - Недавно создали, - пожал плечами Олег. - А Высшее техническое - это где такое?
        Профессор возмущенно нахмурился, но Овчинников тут же встрял:
        - Это недалеко отсюда, в Слободском дворце. Присаживайтесь, господа, сейчас начнем разговор.
        Олег улыбнулся Шрубелю, чуть пожав плечами, и сел на предложенный стул.
        - Я недавно в Москве, - пояснил он, - все еще не освоился.
        - Понятно, - пробурчал тот, - ну, куда ей до столичного Питера…
        - Насчет Питера не знаю, не был, а вот в… - Олег запнулся, вспоминая легенду, - в моем Каменске с училищами напряг. Хоть с высшими, хоть с низшими. Прошу прощения за неосведомленность. Федор Федорович, если вам не до сторонних разговоров, может быть, мы перейдем куда-нибудь в другое место, чтобы не мешаться?
        - Нет-нет, что вы… - пробурчал Гакенталь, с явной неохотой отрываясь от бумаг.
        - Просто бухгалтерия, понимаете ли, наука иной раз похлеще механики. Доверь ее молодежи, - он неодобрительно покосился на Овчинникова, и тот смущенно отвел глаза, - и можно прогореть прямо за месяц. А, ладно! - он решительным жестом смел все бумаги в кучу. - Потом закончу. Приступим. Итак, Ганс Генрихович, вы у нас сегодня главный эксперт, поскольку мы со Степаном Васильевичем в вопросах бензиновых двигателей мало компетентны. Олег Захарович, вчера в ресторане вы задавали мне интересные вопросы. Полагаю, господин Шрубель сумеет ответить на них лучше меня. Итак?
        - Сделаем лучше, - Олег аккуратно положил на стол картонную папку, позаимствованную у Войлошникова, для чего специально заехал в Отделение. Можно было без папки, но чертежи под мышкой производили какое-то несолидное впечатление. - Сегодня с утра пораньше я немного поработал карандашиком.
        Чертежник из меня никакой, уж извините, но суть понять можно.
        Он сунул под нос Шрубелю схему и выжидающе замолчал. Несколько секунд тот скептически разглядывал рисунок и подписи, но внезапно высокомерная скука начисто пропала у него из взгляда.
        - Позвольте! - воскликнул он. - Но вот это - это же глупо! - Он ткнул пальцем в непонравившееся место. - Ведь если поджигать смесь до того, как поршень в цилиндре дойдет до верхней точки, вы существенно понизите мощность двигателя!
        - Ну еще чего! - обиделся Олег. - Смотрите сами…
        Следующих пятнадцать минут они со Шрубелем вели ожесточенную перепалку. Немец горячился, стучал костяшками по столу, пренебрежительно фыркал, но Олег в ответ лишь широко ухмылялся. У него слипались глаза - недосып давал себя знать, но все аргументы Шрубеля разбивались о глухую стену его защиты. Рисунок, столь взбудораживший профессора, почти точно воспроизводил принципиальную схему двигателя трехтонки "Ураган-17", которую давным-давно и в другой жизни изучал с мальчишками в кружке картинга незабвенный Мартин Петрович Заколесников, учитель труда и физкультуры. Его рокочущий сердитый бас и сейчас звучал в олеговых ушах, помогая отбивать наскоки взбудораженного немца.
        Наконец профессор сдался. Он еще несколько секунд недоверчиво смотрел на схему, потом, шевеля губами, снова поводил пальцем по подписям и кивнул.
        - Да-с, молодой человек, в оригинальности мышления вам не откажешь, - заявил он, вновь приобретая высокомерный вид. - Я все еще не убежден до конца, что эта конструкция заработает, но, определенно, рациональное зерно во всем этом есть.
        Однако и слабых мест хватает. Взять ту же электрическую батарею… аккумулятор, вы ее называете?.. да, эта батарея должны обладать большой мощностью. И, самое главное, ее придется очень часто менять. А если она иссякнет в дороге? Двигатель выйдет слишком массивным, и заводить его рукояткой будет очень, очень сложно.
        Работы Камилла Фора, конечно, продвинули технику батарей довольно далеко, но…
        - Об аккумуляторах - отдельный разговор, - махнул рукой Олег. - Аккумулятор я как-нибудь сварганю, дурацкое дело нехитрое. Хитрость в том, что он разряжается только при запуске двигателя, а вот в движении, наоборот, подзаряжается.
        - Позвольте, господа, - встрял Овчинников. - Совсем недавно в одном журнале я читал о работах господина Эдисона. Два года назад он начал экспериментировать с батареями с целью сделать их более компактными как раз для установки на автомобили. И, судя по всему, он продвинулся довольно далеко. Как мне помнится, он применил железо-никелевые батареи на едком калии…
        - Ну, вот видите, Ганс Генрихович, - Олег благодарно кивнул инженеру, - все решается. И с перегревом движка как-нибудь разберемся. Поставим водяное охлаждение вместо воздушного, и станет куда легче. Сейчас пусть нас это не волнует. Федор Федорович, вы-то что скажете? Убеждены в работоспособности идеи?
        Гакенталь вопросительно взглянул на Овчинникова и, поймав его едва заметный кивок, хлопнул ладонью по столу.
        - Так скажем, Олег Захарович: ваша идея не является бредом сумасшедшего, каковых в последнее время развелось, пожалуй что, многовато. Считайте, что вы нас убедили. Попробовать стоит. Пожалуй, я смогу выделить вам небольшую мастерскую и несколько рабочих. Стройте действующую модель. Если заработает, обсудим, как брать патент.
        - Строить? - удивился Олег. - Федор Федорович, я прошу прощения, но я видел это несколько по-другому. Я хочу подарить вам эту идею. Вы владелец производства, вам и карты в руки - стройте, испытывайте, патентуйте. Мой интерес здесь - чистое любопытство. Заработает - пожалуйста, извлекайте любую прибыль любыми средствами. Решите выплатить мне как автору идеи вознаграждение - скажу спасибо.
        Нет - не обижусь. У меня имеются некие долгосрочные планы сотрудничества, и я с удовольствием еще поработаю с вами. Но - как консультант, не как изобретатель.
        - Хм… - Гакенталь нахмурился. Такого поворота он явно не ожидал. - Должен сказать, для меня несколько неожиданен такой… альтруизм.
        - Ну, такой уж я человек, - усмехнулся Олег. - Надеюсь, у вас не возникнет финансовых затруднений при построении действующей модели?
        - Затруднений с финансами не возникнет, - буркнул заводчик. - С толковыми людьми проблема. Слушайте, Олег Захарович, бросайте-ка вы свой департамент и идите ко мне инженером. Ну сколько вы там получаете, в своей управе? Пятьсот рублей в год? Семьсот? Я три тысячи сразу кладу, а там, глядишь, и еще подымем.
        - Увы, - вздохнул Олег. - Боюсь, не получится. Предложение лестное, но я не технарь. Я гуманитарий по образованию, в технике разбираюсь слабо. Идею подкинуть - туда-сюда, а вот с железом возиться - не мое. Да и должность в департаменте дает некоторые возможности, которых нет у инженера. Тем не менее, я намерен консультировать вас по необходимости. Кроме того, НИОКР - это здорово, но…
        - НИОКР? - удивился Гакенталь.
        - Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, - пояснил Олег, в очередной раз проклиная свой несдержанный язык. - Разработка опытных моделей, проще говоря. Так вот, НИОКР - это хорошо, но встает вопрос о внедрении. Вы ведь паропроводной арматурой занимаетесь и тому подобными вещами. Двигатель для вас построить не проблема, но ведь его еще и на колеса поставить надо. А к колесам требуются руль, сиденья, крыша, печка и так далее. Это вам совсем не по профилю.
        Опять же, вы не можете бросить все и переключиться на бензиновые двигатели, на них пока просто нет спроса. Следовательно, требуется поддержка других предприятий. Опять же, деньги - зло, но без них никуда. Если вы решите развертывать промышленное производство автомобилей, вам потребуются кредиты. И кто их выдаст? Как у вас с репутацией в банковских кругах?
        - Ну у вас и размах, господин инспектор, - заводчик почесал в затылке. - Пришли с голой идеей, а уже про производственный трест задумываться начали. Ну, положим, найдем кого еще подключить. Например, братья Бромлеи наверняка заинтересуются. Они, помнится, для нефтепровода Баку-Батуми насосы с керосиновыми двигателями делали. Опять же, Русский банк их поддерживает, вероятно, и ваше предприятие профинансирует…
        - Ваше предприятие, Федор Федорович, ваше, - мягко поправил его Олег. - А что с автомобильным шасси?
        - В Москве ничего серьезного в этом плане нет, - проворчал Штрудель. - Так, разные мелкие ремесленники экипажи собирают. А вот в Санкт-Петербурге, помнится, Фрезе в своих мастерских автомобилями серьезно занимается.
        - Точно, Фрезе! - просиял Овчинников. - Мы можем ему двигатели поставлять, а он их на свои экипажи ставить будет. Сейчас он каким-то кустарным методом двигатели клепает, с каких-то иностранных вроде бы скопированных. Дрянь двигатели, как я слышал: ломаются, перегреваются…
        - Прекрасно, - кивнул Олег, быстро записывая услышанное. - Полагаю, с ними следует поговорить. Значит, так, Степан Васильевич. Чтобы не напрягать лишний раз Федора Федоровича, вы возьмете на себя работы по построению модели. Найдите молодого многообещающего мастера, разъясните ему, что к чему… ну, сами, думаю, разберетесь. Когда закончите вчерне - свяжетесь со мной. Посмотрим, что вышло.
        Скажем, месяца вам на это хватит? Плюс еще месяц на доводку и пару недель на непредвиденные обстоятельства наподобие забастовок. Таким образом, к середине-концу ноября ожидаем полнофункциональную рабочую модель и полную документацию. После этого выходим на… э-э-э, как их… братьев Бромлей и их банк с идеей консорциума. Здесь, Федор Федорович, без вас не обойтись.
        Параллельно общаемся с Фрезе - ну, это я беру на себя. Надо же, в конце концов, на столицу посмотреть. Вы, Ганс Генрихович, работаете с мастером, назначенным Степаном Васильевичем, помогаете ему знаниями и опытом. Если знаете, кого из коллег по Училищу сможете привлечь, привлекайте смело.
        Все трое загипнотизированно кивнули.
        - Ну, вот и ладушки, - кивнул Олег. - Я буду периодически наведываться, смотреть, как идут дела. Если понадобится моя помощь, не стесняйтесь. Имейте в виду, господа, экономика - это прежде всего транспорт. Железные дороги - это здорово, но в каждое село их не протянешь. Дело, которое мы делаем, крайне важно для страны, и первопроходцы останутся в истории, это я вам гарантирую. Вопросы есть?
        Он осекся, с ужасом поняв, что неосознанно переключился на стиль общения Народного Председателя. Сейчас Гакенталь даст мне по морде за хамство и выбросит на улицу. И будет прав, что характерно. Чего это я здесь раскомандовался? Ой, мама…
        Вопреки ожиданиям Гакенталь, однако, не стремился бить по морде и выкидывать на улицу. Вместо того он благосклонно покивал.
        - Думаю, все понятно, Олег Захарович, - благодушно сказал он. - Заезжайте только почаще, не бросайте нас.
        - Прекрасно, - кивнул Олег, вставая. - Тогда всего хорошего, господа.
        Он быстро пожал всем собеседникам руки и вышел, почти выбежал на улицу. Сердце колотилось. Думай, что и как говоришь, придурок, зло ругнул он себя. Иначе плохо кончишь. Ишь, раскомандовался… Ладно, пронесло, и на том спасибо.
        Полуденное солнце близилось к зениту, редкие перистые облачка безмятежно висели на голубом небосклоне. Утренняя знобкая прохлада рассеялась, и ветерок рассеянно гонял по мостовой желтые и красные листья. Но в его ласковом дуновении отчетливо сквозило ледяное дыхание надвигающейся зимы. Осень властно вступала в своим права. Олег глубоко вздохнул и покрутил головой в поисках извозчика. Пожалуй, давно следовало прокатиться по Москве и как следует изучить город. И, кстати, надо бы захватить с собой Оксану - ей это тоже окажется полезным. Она уже отошла от шока, но все еще ходила какой-то сонной. Встряска ей определенно не помешает…
        Трое оставшихся в конторе какое-то время молча смотрели друг на друга. Первым очнулся профессор.
        - Значит, дражайший Федор Федорович, вы утверждаете, что этот человек - чиновник департамента московской управы? - с сарказмом спросил он. - Уж позвольте не поверить. Я за свою жизнь чиновников навидался. Чтобы кто-то из этих st?mpfsinnig Dummpkopfs сумел на равных спорить со мной, да еще и убедить меня?
        Фэ! - он ехидно фыркнул.
        - Да, - согласился Гакенталь. - Не похож. Совсем не похож. Вы бы видели, как вчера в ресторане он разговаривал с моими знакомыми инженерами об угольной промышленности! О шахтном деле никакого представления не имеет, Кузбасс от Донбасса не отличает, но ведь вопросы о таких вещах задает, о которых даже я ни сном ни духом…
        - И как на днях лазил по нашему заводу, это тоже видеть надо, - задумчиво добавил Овчинников. - Любопытный, как щенок, но явно на производстве не впервой.
        Аккуратен, в опасные места сам не лезет, головой зря не рискует. Каску попросил - нет, вы только подумайте! Каску, как солдат! Смешно на первый взгляд, но если подумать… Нет, господа, тут дело нечисто. Не бывает таких знающих чиновников, умеющих к тому же слушать и понимать.
        - Почему же, бывают иногда, - не согласился Гакенталь. - Но отнюдь не в управе.
        Он уже не мальчик, в его возрасте и с его умом уже либо высоких чинов достигают, либо с государственной службы уходят благодаря проискам завистливого начальства.
        Да и тон его… командирский, причем неосознанно-командирский, словно и мысли не допускает, что могут не согласиться… Вот министром я господина Кислицына очень хорошо себе представляю, тем паче командует он соответственно. А инспектором городской управы - нет, не представляю.
        - Шпион? - полуиронично-полусерьезно осведомился инженер.
        - Тогда я папа римский, - хмыкнул заводчик. - Да пусть хоть шпион, мне все равно, если такие идеи дарит. Жаль, что в инженеры ко мне не пошел. Подучили бы, и был бы тебе, Степан, достойный товарищ. В наше время, когда все только о политике и думают, толковые люди ох как редки. Жаль…
        - Откуда он взялся, такой умный и проницательный? - осведомился профессор, тяжело поднимаясь на ноги. - В Санкт-Петербурге не был, Москву не знает…
        Каменск - это где?
        - Он сказал, что где-то в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, - пожал плечами Овчинников. - Екатеринбург я знаю, это промышленный город на Урале. А вот про Каменск не слышал никогда. Ну, мало ли в России небольших городов? Но тут я нашему Олегу свет Захаровичу совершенно определенно не верю. Чтобы в захолустье нашелся человек с подобным уровнем знаний?
        - В общем, темна вода во облацех, - задумчиво подытожил Гакенталь. - Но разве нам это важно? Что думаешь, Степан? Управишься с двигателем за два месяца, как наш гость предположил?
        - Управлюсь, - твердо кивнул инженер. - Надо только прикинуть, кого из мастеров на это дело поставить. Надежный должен быть человек, не пить, политикой не интересоваться. И с толковыми рабочими тоже туго.
        - Ну, найдешь кого-нибудь, - хмыкнул заводчик. - Чай, немаленький у меня завод, людей хватает. И присматривай самолично.
        - Сделаем, Федор Федорович, - твердо кивнул Овчинников. - Обязательно сделаем.
        - Как идет подготовка к восстанию?
        Говорящий был хмур и лаконичен. С раннего утра у него болела голова и текло из носа, и больше всего ему хотелось выпить полстакана водки с перцем и закутаться в одеяло у себя на кровати. Но долг не позволял ему пренебречь таким важным делом, как очередное собрание. Особенно сейчас, когда успех уже был рядом, рукой подать… Он обвел взглядом сумрачную комнату, забитую народом, - на сей раз для проведения встречи избрали местом одну из подсобок Трехгорной мануфактуры. - Товарищ Черномордик?
        - Рабочие настроены правильно, - не менее хмуро откликнулся тот, к кому обращались. - Особенно распространено понимание ситуации на орехово-зуевских мануфактурах. Впрочем, в городе тоже процент сознательных товарищей достаточно высок. На нашей стороне не только рабочие, но и революционные студенты, и даже некоторые фабриканты наподобие Шмита.
        - То есть мы определенно можем рассчитывать, что в нужный момент мы сможем вывести людей на улицы? - уточнил председатель собрания.
        - Да, товарищ Худой, - согласился товарищ Черномордик, в обычной жизни носивший фамилию Ларионов. - Люди готовы, боевые дружины сформируем в течение одного-двух дней после сигнала. Дело только за самим сигналом. Ну, и за оружием тоже.
        - Хорошо, - кивнул председатель. - Товарищ Николай Матвеевич, что вы можете сказать об оружии?
        - С оружием проблем не будет, - нехорошо усмехнулся тот. - Револьверов у нас хватит, чтобы пол-Москвы вооружить. Взрывчатка также запасена, спасибо товарищу Ильину из эсэров и продажным интендантам Московского гарнизона. Иногда у меня возникает впечатление, что самодержавие в России прогнило настолько, что и усилий особых не надо - только пальцем толкни, и само рухнет.
        - Рано торжествуете, товарищ, - холодно оборвал его председатель. - Не одного нашего соратника подвела излишняя самоуверенность. Самодержавие прогнило, но сопротивляться будет до последнего. Борьба ожидается долгой и кровавой.
        Человек, известный под партийной кличкой "Николай Матвеевич", лишь пожал плечами.
        - Значит, станем бороться и проливать кровь, - пробурчал он. - Не впервой.
        - Не сомневаюсь, - председатель сухо кивнул и громко высморкался в уже изрядно промоченный носовой платок. - Товарищ Седой, что насчет винтовок?
        - С винтовками пока туго, - виновато пожал тот плечами. - Есть у нас выходы на заводчиков через товарищей за границей, но плохо дело идет. Подозрительные какие-то эти сволочи, все выспрашивают, что да как. Самая реальная зацепка - торгуем у одного пройдохи во Франции два вагона ружей. Где он их украл - непонятно, но явно украл, а не купил. И все равно жмется, цену ломит, не продает.
        - Плохо, - вздохнул товарищ Худой, - очень плохо. С одними револьверами против конных и пушек не повоюешь. Ты уж, Зиновий, постарайся как-нибудь вывернуться. К началу ноября, кровь из носу, винтовки должны быть в городе. Если денег потребуется больше - скажи, придумаем что-нибудь. Тут один богатый старовер нашелся, нынешнюю бесовскую власть ненавидит хуже самого черта. Тоже прижимист, злодей, но видно, что денег у него выпросить можно.
        - У еврейских купцов денег водится куча, - заявил тот. - У них шукать надо.
        - Еврейские купцы по части прижимистости староверам не уступают, товарищ Леший, - скривился председатель. - Им что, они уже и так хорошо устроились. Их нынешняя власть по большей части устраивает, особенно после весенних послаблений.
        Говоришь с таким вот купчиной и не знаешь - денег даст или же в полицию побежит заявлять. Вот молодежь голоштанная, местечковая, все правильно понимает, но с них и грош взять стыдно.
        - Натравить на них черную сотню, чтобы погромили чуток - сразу правильный взгляд на жизнь выработают, - зло прорычал Литвин. - Как о боге своем иудейском в иешивах рассуждать - само красноречие, а как до дела доходит…
        - И без нас их громят порядочно, - вздохнул председатель. - Сам знаешь. Да только от коровы битьем молока не добьешься. Но не будем отвлекаться. Если у тебя есть предложения, как добиться от еврейских, а заодно и от всех прочих купцов денег, с удовольствием выслушаю тебя после собрания. С учетом того, что "Бунд" скомпрометирован сотрудничеством с Охранкой. Товарищ Леший! Как дела с листовками?
        - Полиция разгромила одну типографию, - пробасил тот. - Ту, что товарищ Южин курировал. Через Южина, наверное, и вышли на нее. Но еще три работают бесперебойно. С листовками проблем не будет. Товарищи Киска и Мимоза, опять же, помогают чем могут, хотя и на нелегальном положении.
        - Хорошо, - кивнул председатель. - Кстати, раз уж речь зашла о Мимозе. А что, товарищ Фрей и иже с ним из Женевы ничего не передавали, никаких инструкций?
        - Товарищ Фрей, - в голосе говорящего отчетливо зазвучал сарказм, - из Женевы ничего не передавал, кроме призывов и лозунгов. Товарищу Фрею, как и прочим из его компании, давно нет дела до реальной работы в России. Он хорошо устроился там, на заграничных хлебах, трещит языком на каждом углу, статейки в газеты пописывает, перед эмигрантами выступает, клички себе придумывает одну за одной и ни хрена не делает. Все у него "архинужно" и "архиважно", - он так умело передразнил ульяновский выговор, что многие засмеялись, - а толку ноль. Добро же им там съезды устраивать, от оппортунистов отмежевываться! Это куда веселей, чем под пулями царских сатрапов революцию устраивать. Но вот попомните мои слова, если выгорит у нас дело, он-то потом и окажется главным во всем! А мы - так, сбоку припека.
        - Не кипятись, - примирительно произнес председатель. - Они там тоже нужное дело делают.
        - Это Троцкий в Питере нужное дело делает, - сплюнул на пол Доссер. - Почему он в апреле не побоялся в Россию сунуться? Тоже, чай, сейчас нелегал. А благодаря ему Советы там такую силу забрали, что даже правительство их боится. Столичная полиция по струнке ходит! Эсэры, хоть и неправильной идеологии придерживаются, тоже полезны, тоже свои люди, всегда договориться можно. А эти… болтуны заграничные… порвал бы своими руками! Вон, товарищ Седой только что о проблемах с винтовками рассказывал. Это из-за тех языкастых у нас проблемы, а не из-за прижимистости заводчиков!
        - Ладно, ладно! - успокаивающе поднял ладони председатель. - Не о том сейчас речь. Итак, товарищи, настало время, наконец, прейти от накопления сил к активным действиям. Жандармы идут по нашим следам, и тянуть нельзя. На сегодня утвержденный план таков. В конце сентября - начале октября организуем серию забастовок на всех московских железных дорогах, начиная с Николаевской. Отрезать Москву от Питера крайне, жизненно необходимо. Параллельно товарищи из других мест - в Казани, Горловке, Сормово и так далее - тоже начнут забастовки на железных дорогах и предприятиях. Параллельно пошлем людей по городу обходить мастерские и мануфактуры и разъяснять важность забастовок, призывать бросать работу всех без исключения. В течение месяца мы будем последовательно подрывать устои царизма, разрушать его местные структуры и распылять жандармов и войска по всей территории страны, после чего перейдем к открытой вооруженной борьбе.
        Восстание в Москве и Питере назначено на начало ноября, на местах к нам присоединятся по нашему сигналу. Стянуть войска на защиту сатрапии генералы уже не успеют. На то, чтобы окончательно свергнуть царское правительство, потребуется неделя, максимум две, после чего власть по всей стране должна перейти к рабочим Советам.
        - Гладко было на бумаге… - хмыкнул кто-то.
        - Дорогу осилит идущий, - возразил, пожав плечами, товарищ Худой. - Когда-то все равно надо делать первый шаг. Власть сатрапов сейчас ослаблена позорным поражением в японской войне, войска деморализованы, и лучшего шанса у нас не появится еще долго. Давайте еще раз обсудим детально, на кого какие задачи возложены…

3 сентября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке
        - Но почему гости именно сейчас? - грустно спросила Оксана. - Посмотри, какая я уродина стала. Даже одеться толком не во что, не говоря уж про гостей.
        Она присела на лестничную ступеньку, подперла кулачком подбородок и жалобно взглянула Олега. Тот, голый по пояс, мужественно примеривался к ведру с по-осеннему холодной водой, и в ответ лишь хмыкнул.
        - Ты еще от шока не отошла толком, - ответил он. - Тебе бы, по-хорошему, лежать нужно в постели, а не гостей принимать. Да и не гости это, так, деловое свидание. Мы даже к нам подниматься не станем, здесь, во дворе пристроимся. Так что сейчас тебе стоит забраться в постельку и подрыхнуть еще пару часиков.
        Завтра вот свожу тебя к Болотову в клинику, посмотрит он тебя, капли пропишет.
        Заодно и меня проверит. Знаешь, он все еще сомневается в моей нормальности. Хотя после твоего появления, похоже, начал подозревать, что все это какой-то странный розыгрыш со стороны Зубатова. По крайней мере, я так понял по некоторым его словечкам, когда он тебя осматривал.
        - Болотов - это кто? Тот смешной дядька-врач в круглых очочках и с козлиной бородкой? - она подставила лицо под холодные лучи утреннего солнца и зажмурилась.
        - А ты откуда знаешь? - удивился Олег. Собравшись с духом, он плеснул на себя пригоршней воды из ведра и зашипел от холода. - Ты же… ф-ф-ф, холодно-то как!.. в отключке валялась. Или нет?
        - Ну, что-то сквозь туман прорезалось, - вздохнула Оксана. - А Зубатов? Это кто?
        - О, выдающаяся личность, - Олег поднял палец к небу, продолжая растираться другой рукой. - На полном серьезе - выдающаяся. Я с ним не так долго дело имею, но харизма у мужика потрясающая. И подчиненные уважают, и враги, судя по газетным заметкам, тоже. Уважают и побаиваются. Он здесь вроде моего Пашки…
        Бирона, я имею в виду. Или Шварцмана. Начальник канцелярии, только на городском уровне. Директор Московского охранного отделения, в просторечии - Охранки.
        Политический сыск, слежка и все такое. Я еще не до конца понял, в каких отношениях он находится с жандармерией, которая что-то вроде нашего Управления Общественных Дел, но, кажется, жандармы к нему очень даже прислушиваются.
        - А нас эти… жандармы к ногтю не возьмут? - Оксана напряглась. - Ну, я имею в виду, появились неизвестно откуда, без документов, без денег, чушь какую-то несем…
        - Расслабься, - Олег снова плеснул на себя холодной водой и принялся яростно растираться ладошками. - Ой, мама… Похоже, не вовремя я решал закаляться начинать! У них здесь с этим куда проще, чем у нас. Паспорта обычно выписывают, только чтобы за границу выезжать, да и то не всегда. Крестьянам староста иногда выписывает бумагу, когда они из деревни в город едут, но большинство людей и не знает даже, что это за зверь такой - паспорт. Впрочем, нас Зубатов прикрывает, так что у нас в любом случае проблем не будет. Где это клятое полотенце?!
        - Прикрывает? - Оксана опять сгорбилась и подперла подбородок кулаком. - Интересно, зачем это ему? Опять какая-нибудь подлянка выйдет. Одэшник - он и в Сахаре одэшник. Решит, что мы шпионы засланные, и засунет в тюрягу.
        - Не должен… Ой, да что же это так холодно? Ну почему у них еще горячий водопровод не изобрели, а? Деревня, блин, а не вторая столица!.. У них здесь вообще какой-то инфантильный мирок. Жизнь, похоже, еще не била. Политических под честное слово выпускают, едва ли не самое страшное наказание - ссылка в провинцию. Чтобы в трудовую колонию попасть, на каторгу по-местному, нужно душегубство совершить - пристрелить там кого или бомбу бросить. Про секретность едва слышали, архивы дел - вон, зайди во флигель Охранки да руку протяни, никто и не подумает остановить. Я сколько копался, и никто и бровью не повел: зашел незнакомый мужик, значит, так надо. Есть, правда, еще и закрытая часть архива, там строже, но и открытой вполне хватает, чтобы сделать выводы.
        Он снова плеснул на себя холодной водой, зарычал и принялся поспешно растираться полотенцем.
        - Борцы за свободу в чиновников бомбы бросают, ни в чем не повинных людей, рядом оказавшихся, в клочья рвут, но повесить их - боже упаси, как здесь говорят.
        Сразу вся прогрессивная общественность на дыбы встает. Вон, рассказывали мне: в Санкт-Петербурге - это столица местная - лет двадцать назад какая-то девица в градоначальника стреляла - это как у нас Наместник Нарпреда, только не Нарпреда, а императорский. Обиделась, что ее дружка розгами за что-то выпороли. Убить не убила, но пыталась честно, ранила сильно. Думаешь, посадили? Ха! Как бы не так!
        Оправдали - у нее, видите ли, оправдательный мотив имеется: благородное возмущение. Гуляй, милая, стреляй в кого хочешь и дальше. Детский сад, штаны на лямках, честное слово!
        Он закончил растираться и торопливо набросил на себя халат.
        - Так что не волнуйся - никто нас к ногтю брать не будет. Отойдешь маленько от шока - будем думать, к какому делу тебя пристроить. Или, - он подмигнул, - не хочешь к делу?
        - Я спать хочу, - пожаловалась девушка. - И голова болит.
        - Вот и славно, - одобрил Олег. - Сейчас компания химиков припрется, мы во дворе посидим, а ты в дальней комнате ложись и спи. Тебе это полезно. Сказать хозяйке, чтобы принесла что-нибудь?
        - Не надо, - Оксана сонно прикрыла глаза. - Сама скажу, если что.
        - Как знаешь. Может, по лестнице помочь подняться?
        - Ну уж спасибо! - девушка метнула в него неожиданно огненный взгляд. - Неужто я, господин Народный Председатель, полной инвалидкой выгляжу?
        - Инвалидкой - не инвалидкой, а рожица после вчерашней поездки по городу у тебя квелая, милая моя, - Олег насмешливо прищурился. - Ну ладно. Твои похороны, если что. Ох, зря я тебя с собой всюду таскаю…
        В этот момент скрипнули ворота, и во двор вошла небольшая группа. Первым шел Вагранов. За ним гуськом следовали еще трое. Олег помахал им.
        - Доброе утро, господа, - жизнерадостно приветствовал он гостей. - Рад видеть вас. Вы, правда, немного рановато, я не успел переодеться.
        - Ничего страшного, - кивнул ему доцент, приподнимая круглую шляпу, смешно называвшуюся котелком. Прочие последовали его примеру. - Мы подождем, пока вы приведете себя в порядок. Признаться, ваши идеи настолько заинтересовали моих товарищей, что они примчались ко мне ни свет ни заря. С трудом удержал их от того, чтобы явиться к вам на рассвете. Знакомьтесь. Бисеров Константин Евгеньевич, преподаватель физики Императорского высшего технического училища.
        Грузиков Алексей Болеславович, преподаватель механики Московского промышленного училища. Бархатов Кирилл Геннадьевич, ассистент Московского промышленного училища…
        - И исключенный за политические взгляды студент медицинского факультета Казанского университета, - перебил его юноша лет двадцати с жидкими усиками на верхней губе и вызывающим взгнлядом.
        - Это случается, - Олег неопределенно шевельнул бровями. - Приятно познакомиться, судари мои. Кислицын Олег Захарович, инспектор городской управы.
        Это - Оксана Александровна, моя сводная сестра. - Оксана попыталась встать, и он поспешил подхватить ее под локоть. Та, уцепившись за его плечо неожиданно сильными пальцами, бледно улыбнулась гостям. Олег заметил, что во взгляде Вагранова неожиданно появилось удивление. Ах, да - я же сказал ему, что я инопланетянин. И кто меня за язык тянул? - Она недавно перенесла тяжелую болезнь и еще не оправилась до конца.
        - Очень приятно познакомиться, мадемуазель, - поспешно сказал отставной студент, окидывая девушку заинтересованным взглядом, и Олег ощутил внезапную вспышку ревности к этому молокососу. - Надеюсь, что вскоре ваше болезненное состояние пройдет, и мы будем иметь честь лицезреть вас на наших встречах.
        - Обязательно будете, - усмехнулся Олег. Ревность прошла так же внезапно, как и возникла, и он даже удивился себе: что же это он как мальчишка… - Пока же вы можете совместить приятное с полезным и помочь Оксане Александровне подняться по лестнице в ее комнату.
        - С превеликим удовольствием, - согласился Бархатов, и прочие мужчины обменялись понимающими ухмылками. Он подошел к крыльцу и предложил девушке свернутую кренделем руку Оксана громко фыркнула, но от помощи наглого юнца не отказалась. Более того, когда они скрывались в дверях, Олег успел заметить на ее лице благосклонную улыбку.
        - Наш пострел везде поспел, - прокомментировал Бисеров. - Ни одной юбки не пропускает, а?
        - Дело молодое, - улыбнулся Вагранов. - Ну что же, Олег Захарович, где станем общаться?
        - Есть два варианта, - задумчиво поскреб подбородок Олег. - Или у меня наверху, или прямо здесь, во дворе. Лучше здесь. Вон, под кленом столик вкопан. Его вообще-то под питье чая задумывали, но и на бумажках почеркаться тоже можно.
        Какие будут мнения?
        - Что ж, можно и за столиком, - задумчиво пробасил Грузиков. - Погода не по-осеннему погожая, грех такую упускать, в доме прятаться. Вот зарядят дожди да снег - тогда под крышей насидимся. Я за столик!
        - Столик так столик, - пожал плечами Вагранов. - Заодно и чайку можно приказать.
        - Сделаем, - кивнул Олег. - Только, господа, я все же переоденусь. Как-то зябко в халате, да еще и после ополаскивания.
        Наверху он мягко, но решительно выставил из своих комнат отставного студента Бархатова, что-то куртуазным шепотом втиравшего Оксане, и проследил, что девушка отправилась в постель. Затем Олег быстро переоделся - он уже научился довольно ловко управляться с этими дурацкими жилетами, запонками и подтяжками - прихватил несколько листов дрянной писчей бумаги и карандаш и через две ступеньки сбежал вниз. Пришлая компания расположилась за столиком, рядом на старом пне хозяйская жена раздувала сапогом самовар.
        После того, как он быстро повторил то, что уже рассказывал Вагранову, гости набросились на него с вопросами. Уже через пять минут у него сформировалось стойкой дежавю - казалось, что он вновь оказался в родном университете на экзамене у строгой комиссии. Хорошо хоть двоек тут не ставят, - невесело подумалось ему. Впрочем, вытащили из него на удивление много. Олег и не подозревал, что зазубренные в далеком десятом классе сведения о добыче и перегонке нефти, о пластических массах и тому подобной малозначащей ерунде до сих пор сидят где-то глубоко в памяти.
        - Да как же можно проводить синтез в смеси этилена и кислорода, да еще под давлением в сотни атмосфер, да еще и при нагреве! - горячился Грузиков. - Ну сами подумайте, господа, ведь взорвется же так, что и места мокрого не останется! И вообще - как вы намереваетесь получить эти сотни атмосфер, скажите на милость? Где в Москве, да и вообще в мире, вы найдете такие аппараты?
        - Чтобы взорвалось, нужно открытое пламя, - возразил ему Вагранов. - А емкости все равно нужно делать герметичными. И с давлением можно что-нибудь придумать.
        Вон, фон Пехманн же получил свой полиметилен безо всякого давления, только нагреванием.
        - Ну хорошо, а где мы возьмем триоксид хрома в качестве катализатора? - встрял Бисеров. - Господа, вы хотя бы представляете себе цепочку, необходимую для получения просто чистого хрома из хромистого железняка? Это процесс, включающий шесть стадий, включая сплавление его с кальцинированной содой и восстановление алюминием - а алюминий стоит на вес золота!
        - Неправда ваша! - возразил уже Бархатов. - Можно просто нагреть хромистый железняк с коксом и получить смесь железа и чистого хрома. Наверняка их можно как-то разделить безо всякого алюминия. Мне-то тут другое непонятно: каким образом можно получить триоксид хрома? Ведь для этого требуется валентность шесть, а у хрома она, как известно, три!
        - Это как раз не проблема, - веско вставил Вагранов. - Известны случаи, когда разные элементы в разных ситуациях проявляют разную валентность. Тот же азот в оксидах…
        После этого разговор ушел уже в такие дебри, что Олег окончательно перестал что-либо понимать. Временами кто-то из спорщиков порывался что-нибудь у него спросить, но, наткнувшись на оловянный взгляд и беспомощное пожимание плечами, только махал рукой и вновь принимался спорить с товарищами, изредка прихлебывая чай из граненого хозяйского стакана.
        Примерно час спустя, когда Олег уже начал откровенно зевать, а кипа бумажных листов, исчерканных и смятых, грозила разлететься по всему двору от малейшего дуновения ветра, спорщики, наконец, иссякли.
        - Да уж, господин Кислицын, - отдуваясь, заявил Бисеров. - Ну и подбросили же вы нам идейку. Очень интересную идейку, надо сказать. Теперь, по крайней мере, понятно, что за вещество обнаружили фон Пехманн со товарищи. Однако, должен заметить, все это лишь игра ума. Для проведения опытов необходимо оборудование и материалы, которых у нас нет. Или деньги на их приобретение, которых, увы, тоже нет.
        - Это будем решать, - рассеянно пробормотал Олег. Последние полчаса он как раз прикидывал, к кому из заводчиков можно обратиться на предмет экспериментальной площадки. Выходило, что его скудных знаний, собираемых по крупицам из газет и обмолвок соседей по Охранному отделению, явно не хватало. Опять придется обратиться за советом к Гакенталю или же к Зубатову. Ох, лопнет у кого-нибудь из них терпение… - Предоставьте список необходимого оборудования, а также примерную смету. Подумаем, что можно сделать.
        - Ого, - уважительно присвистнул Бархатов. - Вот это деловитость! Все бы чиновники так себя вели, глядишь, и не пришлось бы… - Он осекся. Вагранов метнул на бывшего студента странный взгляд, но промолчал.
        - И все же, Олег Захарович, - с жестким прищуром спросил Грузиков, - откуда у вас такие знания? Оборванные, беспорядочные, бессистемные, но весьма богатые, особенно с учетом того, что вы в данной области явный дилетант? Я не хочу вас оскорбить, мы все, здесь собравшиеся, более-менее любители, но ведь вы в иных областях знаете меньше, чем гимназист-пятиклассник! Евгений Ильич делал загадочное лицо, уверяя, что все само собой разъяснится, но ведь не разъясняется никак. Не хочу показаться навязчивым, но, возможно, люди, от которых вы все это узнали, могли бы рассказать куда больше, чем вы.
        - Могли бы, - согласился Олег. Ага, значит, Вагранов про марсианскую версию им ничего не рассказал. Молодец, мужик, имеет понятие о том, как лишнего не болтать. - Более чем вероятно, что могли бы. Беда в том, что связаться с ними сейчас никак не удастся. Господа, я вас очень прошу - не надо задавать вопросов на этот счет. История долгая, вполне себе невероятная, так что для нее сейчас не время и не место. Как-нибудь потом, когда мы с вами познакомимся и сработаемся получше, я ее расскажу. Сейчас же… не стоит.
        - Воля ваша, - кивнул преподаватель промышленного училища. - Воля ваша. Ну, так что же? Каковы дальнейшие наши планы?
        - Ваши планы, - поправил его Олег. - Боюсь, по технической части я вам ничем больше помочь не могу. И так рассказал в два раза больше, чем помнил, - он усмехнулся. - Все, что могу сейчас сделать, это посодействовать по организационной части. В течение… ну, скажем, недели жду от вас список оборудования и материалов, а также смету по начальному этапу экспериментов.
        Особо не увлекайтесь - придется убеждать фабрикантов в целесообразности этого дела, и большие суммы их просто отпугнут. Потом, когда дело дойдет до внедрения и экономический эффект станет более очевиден, с деньгами станет полегче. Но до того еще дожить надо.
        - Может, сразу организовать товарищество на паях? - пробормотал Бисеров.
        - Это уже вам виднее, - усмехнулся Олег. - Для меня эти товарищества - темный лес. Пока же, господа, разрешите откланяться. Воскресенье все же, нужно и отдыхать иногда.
        Компания поспешно поднялась из-за стола и раскланялась с Олегом. Вагранов сгреб со стола бумажки, свернул в трубку и сунул за пазуху.
        - Тогда честь имеем, Олег Захарович, - кивнул он. - До встречи.
        - До встречи, - подхватил Бархатов. - Вы, Олег Захарович, если что, заходите ко мне в гости. Я тут недалеко живу, в Староконюшенном, двадцать четыре. Это перекресток с Сивцевым Вражком, не пропустите.
        - Самому заходить, - ехидно прищурился Олег, - или с сестрицей?
        - Э-э-э… ну, сестрицу вашу, конечно, я бы с удовольствием в гостях принял, - бывший студент заметно покраснел и замялся. - А ничего, если я к ней… к вам в гости еще как-нибудь заскочу?
        - Посмотрим на ваше поведение, месье Бархатов, - Олег ухмыльнулся. - Но что-то мне подсказывает, что Оксана будет не против вас видеть.
        Когда гости, откланявшись, вышли со двора, Олег подпер голову руками и задумался. Похоже, затея с полиэтиленом оказалась куда более сложной, чем казалось поначалу. Откуда ж было знать, что и технология получения триоксида хрома, и установки высокого давления здесь еще не изобретены? Ну что же, принесут смету, а там посмотрим. В конце концов, нужно же вспоминать навыки снабженца-доставалы?

4 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок
        - Что вы знаете о революционерах? - хмуро спросил Зубатов, избегая взгляда Олега.
        Понедельничное солнце весело отражалось от окон дома напротив. С улицы доносился гул голосов, цокали копытами лошади. Протарахтела по брусчатке коляска. Олегу жутко хотелось спать, и он героически подавил зевок. Он откинулся на спинку неудобного стула и пожал плечами.
        - Ничего не знаете, - кивнул директор Московского охранного отделения. - Ох, Олег Захарович, знали бы вы, как я вам завидую! Безмятежная жизнь, ни облачка на горизонте, и уж тем более никаких бомбистов и разорванных в клочья людей…
        - Не понял, - Олег напряженно выпрямился. - Вы о чем, Сергей Васильевич?
        - О заботах насущных, - тяжело вздохнул Зубатов. - О чем же еще? Скажите, Олег Захарович, как вы познакомились с людьми, что были у вас вчера в гостях?
        - Откуда… А, ну да. Все же следите за домом, - кивнул Олег. - Похвальная бдительность. Но, боюсь, помочь ничем не могу. С господином Ваграновым столкнулся случайно, когда шастал по учебным заведениям вашего славного города.
        Мальчик к нему привел. Остальных притащил с собой Вагранов, я вчера их в первый раз видел. Судя по всему, у вас на кого-то из них есть материалы?
        Зубатов меланхолично кивнул и позвонил в небольшой изящный звонок, стоящий на столешнице. Спустя несколько секунд дверь открылась и вошел Чумашкин. Лицо у филера казалось помятым, но военную выправку он держал.
        На стол легли две тонких папки.
        - Вот, Олег Захарович, полюбуйтесь, - приглашающе кивнул Зубатов. - По результатам давешнего наблюдения мои люди опознали по крайней мере одну персону, напрямую связанную с так называемой Боевой организацией социалистов-революционеров, сокращенно - эсеров. Эта организация имеет давнюю историю - уже лет тридцать с лишком. Она занимается организацией индивидуального террора против наиболее выдающихся представителей государственной власти. Проще говоря - швыряет в них бомбы. Помимо убитого четверть века назад Императора, в недавнем времени за ней числятся министр внутренних дел Плеве, а также великий князь Сергей Александрович, дядя нынешнего императора и, по совместительству, московский генерал-губернатор. Великого князя, к слову, вместе с адьютантом-любовником убили незадолго до того, как я снова принял на себя управление Московским охранным отделением - четвертого февраля. Как, впечатляет?
        - Да уж, - согласился Олег, задумчиво перелистывая папку. - А что, у вас принято вот так, открыто, говорить о гомосексуализме, тем более таких… влиятельных особ? Ай да Бархатов, ай да сукин сын… А ведь такой, казалось бы, скромный парень!
        - Если особы этого не скрывают - почему бы и нет? - пожал плечами Зубатов. - Но не будем уклоняться от темы. Да, скромный-то Бархатов скромный. Но вот есть у нас серьезное подозрение, что бомбы для московской ячейки одно время готовил именно он. А может, и до сих пор готовит. Поймать с поличным его не удалось, но химикаты он в магазинах покупал самые что ни на есть подходящие. И ожоги на руках - вы обратили внимание?
        - Да. На тыльной стороне левой ладони полукруглый шрам.
        - Именно. Очень характерные ожоги - от кислоты. У химиков-бомбистов такие случаются достаточно часто.
        - Замечательно, - Олег отложил дело Бархатова и взял другое - Вагранова. - А этот-то дядька чем провинился? По-моему, вполне приличный человек.
        - А это уже представитель другого течения, - согласно кивнул Зубатов. - Он принадлежит к партии так называемых социал-демократов. Это еще одна подпольная организация, ставящая своей целью свержение, как они выражаются, царизма через восстание и установление власти рабочих. Недавно, правда, партия раскололась на две части, и господин Бархатов оказался в стане фракции меньшевиков. Это умеренные революционеры, можно даже сказать, что уже почти и не революционеры, но к числу лояльных и благонадежных граждан отнести их никак нельзя. Тот факт, что эсдек явился к вам в сопровождении эсера, весьма меня настораживает.
        Возможно, это свидетельствует о тайной кооперации между этими двумя организациями, о которой мы пока не знаем. С учетом того, что обычно они друг друга недолюбливают по идеологическим причинам, такая кооперация может случиться только при подготовке чего-то действительно большого и важного, - он покачал головой. - В последнее время мои агенты в подпольных революционных кружках сообщают о том, что что-то назревает, но что именно - пока непонятно. К сожалению, все они - мелкая рыба, а единственный агент высокого полета сейчас не… - Зубатов осекся и скрипнул зубами. - В общем, хорошего мало.
        - Понятно, - медленно произнес Олег. - И как я вписываюсь в эту картину?
        - Плохо вписываетесь, Олег Захарович. Очень плохо. Я уж и не знаю, чего бояться больше - что эти бандиты убьют вас, или же что вы по незнанию дадите им в руки средства для производства более эффективного оружия, тех же бомб. Скажите, что именно вы обсуждали на вчерашней встрече?
        - Технологию производства полиэтилена, - машинально пробормотал несколько ошарашенный Олег. - Я имею в виду, что можно получать из нефти и газа материал, прозрачный и прочный, чтобы делать пленки, пакеты… ну, все такое.
        - Это можно использовать как оружие?
        - Нет, что вы. Хотя… - Олег задумался. - Напрямую, разумеется, нельзя. Но раз речь идет о разделении углеводородов на фракции и дальнейшей их переработке… Я не силен в органической химии, но, кажется, по ходу дела можно получать и…
        Мать моя женщина! Сергей Васильевич, на какой стадии развития находится у вас боевая химия? Отравляющие газы, я имею в виду, яды и прочее?
        - Яды известны испокон веков, - потер подбородок Зубатов. - Но вот отравляющие газы - это что-то новенькое. -…мать! - грубо выразился Олег. - Не хватало еще вас новой военной отраслью обогатить.
        - Что, так плохо?
        - Куда хуже, чем вы думаете, - Олег покосился на неподвижно стоящего за спиной Чумашкина. - Термин "оружие массового поражения" вам что-нибудь говорит?
        Оба сотрудника Охранки покачали головами.
        - Это радует. Нет, технология производства полиэтилена сама по себе вряд ли приведет к созданию отравляющих газов. Но вот создание соответствующей химической отрасли - вполне может. Знаете, как у нас придумали применять газы в боевых целях? Однажды на заводе…
        Олег резко замолчал.
        - Ну-ну, - подбодрил его Зубатов. - Что на заводе?
        - Если позволите, - пробормотал Олег, - я предпочту не вдаваться в детали.
        Похоже, я и так наговорил слишком много. Сергей Васильевич… Вы, Иван Дмитриевич, тоже… Я хочу, чтобы вы дали клятву, что содержание сегодняшнего разговора не станет известно никому и никогда. Сейчас же! - Он стремительно встал со стула и навис над столом Зубатова. - Вы просто не представляете, во что может вылиться эта беседа, если некоторые мои фразочки достигнут ушей не в меру любопытного и без лишних моральных принципов химика или генерала. Ну, Сергей Васильевич? Клянетесь?
        - Клянусь, - серьезно кивнул Зубатов, но тут же его лицо вытянулось от удивления. - Что… что, собственно, вы себе позволяете, господин Кислицын? Что я такое несу? Позволю себе напомнить, молодой человек, что пока еще я ваш начальник, а не наоборот!
        - Я немногим моложе вас, Сергей Васильевич, - досадливо поморщился Олег. - Нужно ли так понимать, что вы отказываетесь от своего первого слова и держать клятву не намерены?
        Зубатов заколебался. Внезапно Олег понял, что почти физически ощущает его гнев, странным образом смешанный с иронией и неуверенностью. Какое-то странное чувство овладело им.
        - Вы сами понимаете, Сергей Васильевич, что ситуация серьезная, - свои слова он услышал, как со стороны. Мерцающий туман окутал его со всех сторон, и он почти наяву разглядел эмоции собеседника как переплетение ярких разноцветных жилок.
        Как-то автоматически он разгладил полоски гнева, стер пульсирующие волоски неуверенности и ярко разжег волны спокойной решимости. (Что происходит, билась мысль где-то на заднем плане, что за чушь? Что со мной??) - Я как пришелец из иного мира опасен не столько своими знаниями, сколько владением опасными концепциями. Некоторые из них вполне просты, чтобы быть воспринятыми любым человеком вашего мира, но настолько убойны, что способны опустошить планету. Вы обязаны осознать огромную ответственность, которая… кха-а-а…
        Мерцающий туман сгустился в непроницаемую белую стену. Спазм перехватил горло, и в ушах зазвенело от нарастающего удушья. Он дернулся… и потерял сознание.
        Впрочем, спустя несколько секунд он осознал, что полулежит на стуле, поддерживаемый крепкими руками Чумашкина, а о его зубы позвякивает стакан, и вода тонкой струйкой стекает в глотку. Он дернулся и попытался выпрямиться.
        - Опять припадок, - донесся до него озабоченный голос Зубатова. - Наверное, все же рано я его из клиники забрал. Иван, надо бы врача вызвать…
        - Не надо врача, - Олег выпрямился и удивленно осмотрелся вокруг. Странный приступ закончился так же внезапно, как и начался. - Я в порядке. Что… случилось?
        - Вы внезапно окостенели и начали что-то бессвязно бормотать, - любезно пояснил филер, помогая ему усесться нормально. - Потом ненадолго замерли и перестали дышать, а потом вдруг тяжело задышали и почти сползли на пол. Вот, собственно…
        - Вам определенно следует проконсультироваться с Болотовым, - Зубатов тревожно взглянул ему в лицо. - Это совершенно ненормально. В следующий раз дыхание может и не восстановиться.
        - Спасибо, я подумаю, - Олег кивнул и поднялся на ноги. Противу ожидания, его даже не качало. - Сергей Васильевич, скажите, вы ничего особенного не почувствовали? Ничего… в голове?
        - В голове? - недоуменно поднял бровь директор отделения. - Нет, не чувствовал.
        А что?
        - Значит, показалось, - качнул головой Олег. - Тогда все же вернемся назад к нашему разговору. Я еще раз настоятельно прошу вас…
        - Полноте, Олег Захарович, - недовольно поморщился Зубатов, возвращаясь на свое место. - Все же не с маленькими детьми разговариваете. Разумеется, я понимаю всю ответственность, которая на меня ложится. Отравляющий газ… Да, действительно, красивая концепция. Простенько и убойно. Никакой броней не прикрыться. Лучше, чтобы об этом никто не знал.
        - Прекрасно. Вы, Иван Дмитриевич? - Олег повернулся к филеру. Чумашкин только пожал плечами.
        - Я - человек подневольный, - сообщил он. - Как начальство прикажет, так и будет.
        - Не пойдет, - жестко сказал Олег. - Над каждым начальством имеется свое начальство. Вам прикажет кто-то вышестоящий, и вы расколетесь. Вы должны пообещать, что ни при каких обстоятельствах никому не расскажете, о чем сегодня шла речь.
        Чумашкин кивнул и щелкнул каблуками.
        - Так точно, - кивнул он. - Я, правда, ничего не понял, но обещаю, что буду нем, как рыба. - На мгновение в его глазах мелькнула и пропала какая-то неуверенность. - Обещаю, - повторил штабс-капитан и снова щелкнул каблуками.
        - Интересно, все же кто командует этим заведением? - со смешком в голосе спросил за спиной Зубатов. - До сегодняшнего дня предполагалось, что именно я. Но сейчас я уже как-то и не уверен.
        Олег повернулся к нему и виновато вздохнул.
        - Прошу прощения, - сказал он. - Постараюсь в дальнейшем не влезать в субординацию.
        - Постарайтесь, - согласился Зубатов. В его глазах горели озорные искры. - А то я и представить себе боюсь, что случится, если не постараетесь. Мало я местный бардак на колесах дрессировал, ох, мало! Однако вернемся к делу. Да вы присаживайтесь, господин Кислицын, в ногах правды нет. Скажите мне прямо, что вы собираетесь делать дальше?
        Олег присел и задумался.
        - Куда ни кинь - всюду блин, - задумчиво произнес он. - Я правильно говорю?
        - Клин, а не блин, - фыркнул Чумашкин. - Но блин - тоже неплохо.
        - Ага, - кивнул Олег. - Я вот что имею в виду. Все же я о вашем мире слишком мало знаю. Газеты - это здорово, но про самое важное там обычно не пишут. Сергей Васильевич, мне нужен допуск в закрытый архив. Я имею в виду, я хочу изучить дела активных революционеров, из самых видных. Нужно понять, с чем я могу столкнуться. Общие архивы я уже более-менее изучил, пора закапываться в детали.
        Ну и, разумеется, мне потребуется человек, в местных революционерах разбирающийся. Я не слишком много прошу?
        - Пожалуй, что нет, - решил Зубатов. - Поговорите, пожалуй, с Меньщиковым.
        Скажите, что я разрешил. Предупреждаю сразу, человек он тяжелый, многое переживший, замкнутый, но свое дело знает туго. Он весьма недоверчив, но все же попытайтесь найти с ним общий язык.
        - Знаю я его - кивнул Олег. - Раскланивались неоднократно. Ну что же, если не возражаете, прямо сейчас и займусь. У вас все?
        - Да, пожалуй.
        - Тогда вы сво… тьфу, прошу прощения. Тогда я пойду.
        - Всего хорошего.
        После ухода Кислицына, сопровождаемого слегка ошалевшим Чумашкиным, Зубатов откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Потом тряхнул головой и снова прозвонил в колокольчик.
        - Медников уже в приемной? Зови, - сказал он секретарю. - И вот еще что.
        Сообрази-ка нам, пожалуй, горячего чаю.
        Следующие дни Олег просто не вылезал из флигеля Охранного отделения. Меньщиков действительно оказался кладезем информации о революционной деятельности подпольных партий не только в Москве, но и в столице, и во многих крупных губернских центрах. Поначалу действительно замкнутый и угрюмый, он, однако, быстро разговорился. Помогло то, что его с Чумашкиным связывали какие-то загадочные события в прошлом, когда сам Меньщиков еще числил себя в рядах революционеров и активно занимался подрывной деятельностью. Бывший подпольщик быстро проникся к Олегу необъяснимой симпатией и быстро и четко ввел его в курс дела. Олег, проклиная местные перьевые ручки и скверные чернила, только успевал записывать фамилии, места и даты. В перерывах Олег, получив ключ, шел в закрытый архив, как громко называлась большая комната с несколькими шкафами и узким столом, выискивал дела на названных революционеров и быстро пролистывал их, впитывая даже не столько конкретные факты, сколько общую обстановку и методы действий подпольщиков. Большая часть дел относилась к уже арестованным и осужденным персонажам. К его удивлению, ни в
одном деле не присутствовали отпечатки пальцев, а фотографиям, похоже, предпочитали словесные описания, которые Олег за полной неопытностью игнорировал. Чумашкин, с которым он поделился своим удивлением, только пожал плечами.
        - Слыхал я об этом недавнем новшестве - отпечатках. В полиции вроде бы уже играются, а до нас еще не дошло. Говорят, Кошко - это начальник московской уголовной полиции - с большим энтузиазмом к ним относится. Воля ваша, а я не верю таким вещам. Нос и уши человеку от природы даны, и форму лба ему ни за что не исправить, а эти узорчики на руках… черт их знает, что с ними может случиться.
        Олег усмехнулся.
        - Как раз уши и нос исправить не проблема. Найти только опытного хирурга, и тот перекроит, как требуется. А лоб париком скрыть можно. Но вот отпечатки как раз исправить не получится. Даже если кислотой кожу сожжешь или чужую кожу пересадишь, все равно восстановятся. Ну, об этом я с Зубатовым еще пообщаюсь…
        Филер только пожал плечами.
        По мере того, как Олег закапывался в архивные дела, перед ним вырисовывалась отнюдь не радостная картина. Огромная империя, похоже, переживала далеко не самые лучшие времена. Тут и там вспыхивали смуты, подстрекаемые партией рабочих социал-демократов, а то и просто стихийные. Москву лихорадило забастовками, бастовали рабочие и шахтеры крупных промышленных центров, вставали не только заводы и фабрики, но и железнодорожное сообщение. Террористы-эсеры бросали бомбы и стреляли в чиновников, крупных и мелких, зачастую промахиваясь и убивая ни в чем не повинных людей. Бездарно проигранная и на суше, и на море война с островным государством на далекой восточной границе подорвала боевой дух как войск, так и населения в целом и оказалась прекрасным питательным бульоном для бацилл недовольства и бунта. Явочным порядком формируемые структуры власти, называемые "рабочими советами", уже забрали большую силу в самой столице и практически не скрывались от властей, иногда напрямую вступая с ними в конфронтацию, хотя в других местах, включая Москву, еще были вынуждены скрываться в подполье. В горах и на побережьях
на южной границе империи народы из-за старой вражды резали друг друга, и власти не могли ничего с этим поделать.
        Государственная власть шаталась, словно пьяная.
        Зубатов, с которым Олег как-то поделился своими выводами, зло усмехнулся.
        - Хотите, дам почитать копии своих докладов товарищу министра внутренних дел?
        Это, к сведению, высшее лицо в государстве, заведующее всей полицией и жандармерией. То, что вы мне рассказываете сейчас, я пишу на протяжении последних пяти лет, только куда более пространно. И ситуация, скажу вам честно, час от часу ухудшается. Боюсь, страна на грани взрыва. А знаете, что мне неизменно отвечают сверху, если снисходят до такого? "Для паники нет оснований, народ лоялен государю императору". Когда меня вышибли в отставку, Плеве лично назвал меня трусом, паникером, а заодно и провокатором, не умеющим толком справиться с порученным делом! Трусом!
        - Плеве - это которого потом бомбой убили? - уточнил Олег. - Ну, время показало, кто из вас был прав. Кстати, а что там за история случилась с вашими профсоюзами? Вы как-то упоминали…
        - Меня, что называется, подсидели, - помрачнел директор Московского отделения. - Понимаете, несколько лет назад по стране начали стихийно возникать рабочие профессиональные союзы, причем контролируемые бунтовщиками. Бунтовщиков мне по должности положено арестовывать, но вот сами профсоюзы… Вы ведь были на заводах, видели, как они живут и работают. Что скажете по этому поводу?
        - Ну, я был только у Гакенталя на фабрике, - задумался Олег. - Не знаю, насколько она типична, но двенадцатичасовой рабочий день - это перебор. И техника безопасности там никудышная, это я вам как специалист говорю. Травматизм выше всяких границ, причем не в последнюю очередь от переутомления. Отпуск, кстати, у рабочих какой?
        - Что? - удивился Зубатов.
        - Ну, на сколько они могут прерывать работу с сохранением зарплаты? Неделя, две, три? В год?
        - Прерывать работу с сохранением зарплаты? - еще сильнее удивился собеседник. - Не знаю такого. За невыход на работу обычно штрафуют, а то и увольняют.
        - Тем более, - кивнул Олег. - Знаете, я бы в таких условиях тоже взбунтовался.
        - А ведь фабрика Гакенталя еще из лучших, - задумчиво сообщил ему Зубатов. - Вам стоит побывать на заводе Гужона. Вот где народ калечится, так это там. Его прямо так и называют - "костоломка". И двенадцать часов - не так много, на некоторых фабриках до пятнадцати-шестнадцати доходит несмотря на все постановления о максимальных двенадцати часах. Даже фабричная инспекция ничего поделать не может - хозяину выгоднее штрафы платить, чем в соответствии с законами работу организовывать. А иногда инспекция просто не хочет вмешиваться, полагая эти предприятия за рамками своей компетенции.
        Начальник Охранного отделения горько хмыкнул.
        - Согласен с вами, Олег Захарович, взбунтоваться в таких условиях раз плюнуть.
        Поэтому я стал организовывать профсоюзы под эгидой Охранного отделения. Чтобы и настоящих смутьянов в стороне держать, и людям в чем-то помочь. Москва, Санкт-Петербург, Киев, Харьков, Екатеринослав, Николаев, Пермь, Минск, Вильнюс, Бобруйск… Все города уже и не упомнишь. Там решались вопросы, связанные с трудом и бытом, конфликтные комиссии там, помощь при общении со всякой бюрократией… Промышленники, разумеется, были недовольны, но у меня была власть, и я успешно затыкал им рты.
        Он хлопнул ладонью по столу.
        - А потом летом девятьсот третьего по югу России прокатилась большая волна стачек, устроенных эсдеками. И мои профсоюзы в Одессе и Николаеве приняли в ней участие. Мои люди недосмотрели, упустили момент. И мне не замедлили это припомнить. В ноябре меня вызвали в Петербург - тогда я был начальником Особого отдела департамента полиции, и я пришел к Плеве с докладом. Он меня даже не выслушал - наговорил кучу нехороших слов и сообщил, что я уволен. И не просто уволен, а сослан во Владимир с запрещением проживать в столицах и столичных губерниях, а также принимать участие в политической деятельности в каком бы то ни было виде. Все мои профсоюзы разогнали, а сам я больше года провел в опале.
        Государь император не ответил ни на одно мое прошение - наверное, они до него так и не дошли.
        Зубатов вздохнул.
        - Наверное, грешно так говорить, но я в какой-то степени рад, что оказался прав я, а не Плеве. Действительно, нас с ним рассудило само время. Его убили террористы, а заменивший его Святополк-Мирский вытащил меня из ссылки и даже отдал мне обратно Московское охранное отделение. Но знаете, Олег Захарович, Святополк-Мирский хоть мне и друг, но совершенно не соответствует нынешней тяжелой ситуации. Если его отправят в отставку, а такое может случиться со дня на день, то и я на своей должности не задержусь. И не обманывайтесь из-за белой вороны вроде меня - с другим начальником вам будет сработаться очень тяжело. С вашими-то начальничьими замашками… Даже с Медниковым, уж на что он умный и понимающий человек, вы не сработаетесь.
        Он побарабанил пальцами по столу.
        - Я внимательно ознакомился с отчетами о вашей, Олег Захарович, деятельности.
        То, что вы связались с промышленниками типа Гакенталя, это хорошо. По крайней мере, вы не пропадете, когда вас вышибут на улицу. Вот интеллигенция, с которой вы пытаетесь обсуждать научные проблемы, много опаснее. Она почти поголовно заражена вольнодумием. Втянуть вас во что-то предосудительное для них - раз плюнуть. Вы уж, пожалуйста, постарайтесь с ними поаккуратнее. Если хотите, я могу задействовать остатки своих связей среди промышленников и банкиров, чтобы помочь вам в ваших начинаниях.
        - За связи буду благодарен, - кивнул Олег. - Вот тут на прошлой неделе Гакенталь упомянул о каких-то братьях Бромлей…
        - Серьезная фирма, - кивнул Зубатов. - Паровые машины выпускают и какие-то там насосы. И соучредители у них серьезные - "Русский банк" и еще пара кредитных учреждений поменьше. Могу устроить встречу с управляющим завода.
        - Прекрасно, - Олег щелкнул пальцами в воздухе. - Сообщите, где и когда. Не хочется больше Московской управой прикрываться, опасно - еще раскроют обман.
        Скажите, Сергей Васильевич, вот что. Вы человек опытный в делах вашего мира.
        Почему ваши промышленники настолько недальновидны? Рабочие трудятся в нечеловеческих условиях, благодаря чему фабриканты наживают деньги. Но ведь потом начинается стачка, и предприятие встает - на неделю или больше. И все прибыли из-за простоя вылетают в трубу. Ну ладно еще какие-нибудь ткачи забастуют. Но ведь если в этих ваших домнах металл застынет большой чушкой - "медведем", кажется, такое Овчинников называл - их ведь только взрывать после этого, как я понимаю, и заново строить. Это что - дешевле, чем нормальный рабочий день устроить?
        - Вы меня зря спрашиваете, - усмехнулся директор отделения. - Я не промышленник, в таких тонкостях не разбираюсь. Лучше сами спросите при оказии.
        - Обязательно спрошу. Вам тогда другой вопрос - за счет чего вообще существует это революционное движения? Я имею в виду не стихийные бунты, а упорядоченные подпольные партии. За счет чего они живут? Ведь их деятельность требует денег, и немалых. Газеты, как я понимаю, они вынуждены печатать за границей и провозить их сюда тайно. Опять же, оружие - револьвер стоит рублей десять-двенадцать, а их, я читал, жандармы во время волнений конфискуют десятками и сотнями, и это лишь малая часть того, что ходит по рукам. Явочные квартиры нужно содержать, по стране ездить, да просто есть-пить тоже требуется. Откуда средства?
        - Хм… - Зубатов отставил бокал и задумался. - Источники у них разные.
        Во-первых, сочувствующие финансируют. Это купцы, недовольные тем, что у них есть деньги, но нет политического влияния. Это богатые староверы-раскольники, недовольные ущемленным положением своей веры. Это евреи, которых загнали в угол, опять же, не в последнюю голову благодаря антисемитам из РПЦ, и не намерены оттуда выпускать. Даже Манифест о веротерпимости от семнадцатого апреля всей этой братии свободу только формально дал - как православная церковь их прижимала, так и продолжает прижимать, хотя после Манифеста немного полегче стало. Наконец, часть дворянства, полагая себя друзьями народа, тоже играет в эти игры. Значительная часть финансовых поступлений идет за счет банальных грабежей банков и магазинов, которые на жаргоне революционеров называют "экспроприациями" или просто "эксами". Наконец, мы подозреваем, хотя и не можем твердо доказать, что определенные средства поступают из-за рубежа от сил, которых вполне устраивает дестабилизация положения в Российской империи. Та же Англия, например, вполне способна на такое…
        - Н-да, - Олег побарабанил пальцами по столу. - Классическая картина. Пар разрывает котел, предохранительный клапан закручен намертво, а желающих подбросить дровишек хоть отбавляй. И открутить клппан некому. Наоборот, еще сильнее закручивают. Что там со староверами и евреями? Это религии такие? Прошу прощения, я еще не до конца разобрался со смешными местными верованиями.
        Зубатов аж поперхнулся.
        - Олег Захарович, - сурово произнес он, - вообще-то мне сейчас полагалось бы арестовать вас за богохульство. Примите к сведенью, что православие в Российской империи является государственной религией, и за публичное глумление над ним можно и в тюрьму угодить. - Он помолчал. - Впрочем, в наши времена ничего святого уже не осталось. Даже над Государем Императором, бывает, открыто насмехаются. Так что… - Он махнул рукой. - Если очень грубо, то староверы - это представители одного из течений православной религии, объявленного еретическим. После одной из давних церковных реформ оно оказалось в немилости.
        Времена уже не те, что раньше, и их не слишком преследуют, но и открыто исповедовать веру не позволяют. Между тем, среди них очень много богатых купцов и промышленников. В свое время староверов вытеснили в дальние лесные и горные края, и их потомки успешно прибрали к рукам минеральные залежи и лесные дела, а также значительную часть торговли. В качестве типичного примера можно взять Павла Рябушинского, весьма известную в Москве личность. Владеет мануфактурами, совладелец Московского банка, даже типография своя имеется. Выходец из староверской семьи.
        Зубатов развел руками.
        - Сталкивался я с ним пару раз лично. Знаете, как он ненавидит аристократию?
        Знаете, как вообще купцы, не только староверы, ненавидят старую аристократию, не имеющую ни гроша за душой, но не желающую отдавать ни золотника власти? Купца могут публично опозорить - высечь плетьми или заковать в кандалы, а дворянина трогать нельзя. Да что Рябушинский! Вон, Савва Морозов - крупнейший фабрикант.
        Тоже, кстати, из староверов. И тоже ненавидит аристократию всеми фибрами души.
        Нам совершенно точно известно, что он финансирует социал-демократическую партию, очень хорошо финансирует…
        - И почему же вы не пресечете эту деятельность? - полюбопытствовал Олег.
        Зубатов покачал головой.
        - Не все так просто, Олег Захарович. Тут весьма тонкая игра. Финансовые потоки контролируются… - Он осекся и внимательно посмотрел на Олега. Тот ответил ему невинным взглядом. - Не думаю, что настало время посвящать вас в тонкости оперативной работы, тем более - совершенно секретные. Не можем и не хотим в настоящее время, этого с вас достаточно.
        - Как знаете, - кивнул Олег. - Кто такие евреи?
        - Евреи - это национальность, исповедующая религию иудаизма. Уникальный случай - религия и национальность представляют собой одно целое, иудеев-неевреев практически нет. Иудаизм является основой христианства в целом, православия в том числе, хотя многие наши ура-патриоты очень не любят о том вспоминать. Со времен римского ига - слышали о римлянах? - нация гонима и рассеяна по всему миру. В России евреи загнаны в черту оседлости… имеется в виду, что они поражены в правах - не имеют права владеть землей, жить в столицах и крупных городах и так далее. В еврейских местечках - нищета и запустение, голодная и энергичная молодежь рвется в бой. А еще у них очень силен общинный дух, и богатые купцы и ростовщики - такие тоже хватает - поддерживают общину деньгами, часть которых идет на финансирование нелегальной деятельности. Еврейская активность в основном направлена на самозащиту наподобие организации боевых дружин для борьбы с погромщиками, на сторону деньги утекают не слишком большие - но все же утекают. Я немало имел с евреями дел в свое время, правда, в последнее время как-то отошел. Не до них. Но
люди там вполне вменяемые.
        Внезапно Зубатов грохнул кулаком по столу.
        - Если бы, - яростно сказал он, - государя не окружали такие бездарные, тупые, самовлюбленные кретины, как сейчас, скрывающие от него истинное положение дел, он бы наверняка не допустил подобного! Принять закон о свободе совести, настоящий закон, не манифест, уравнять сословия в правах, отменить притеснения иноверцев - и, по большому счету, финансовая почва у бунтовщиков окажется выбитой из-под ног! Все просвещенные европейские страны уже давно сделали это, и только мы, подтверждая свою репутацию дикарей… Проекты таких законов уже составлялись неоднократно, тот же князь Оболенский к тому руку приложил. Ходили слухи, что Витте перед отъездом в Портсмут на переговоры с японцами собирался представить один такой проект на высочайшее утверждение. Но, боюсь, ничего не выйдет…
        Олег с удивлением смотрел на собеседника. Всегда корректно-сдержанный, суховатый Зубатов сейчас раскраснелся, его волосы растрепались, бородка стояла дыбом. В глазах появился опасный блеск.
        - Знаете, что самое обидное? - спросил он. - Самое обидное то, что среди бунтовщиков немало очень достойных людей. Нет, конечно, очень много и просто бездельников, болтунов и любителей пожить за счет разговоров о революции и тому подобного. Но я лично имел дело со многими, кому не стыдно пожать руку - умными, понимающими, душой болеющими за страну. Некоторых мне даже удавалось переубедить в пагубности пути, на котором они стоят. Тот же Меньщиков - вы знаете, что он бывший революционер? После ареста я несколько дней яростно спорил с ним о путях России и, слава богу, переубедил. Теперь он на нашей стороне. Но я не могу убеждать каждого по отдельности! И, если честно, - Зубатов понизил голос, - в последнее время уже и не хочу. Вы сами видите, что народ опущен до скотского состояния. Без реформ вся наша деятельность… Впрочем, я уже повторяюсь…
        Внезапно он словно потух и несколько секунд сидел, уставившись в стол. Потом, словно придя в себя, поднял голову и посмотрел на Олега обычным острым и пронизывающим, взглядом.
        - Олег Захарович, - спокойно сказал он, и Олег снова увидел в нем начальника Московского охранного отделения. - Не совсем понимаю, что это на меня нашло, но, сами понимаете, что не стоит распространяться о нашем разговоре. Будет неприятно, если пойдут слухи, что начальник Охранного отделения сам скрытый революционер.
        - Разумеется, - хмыкнул Олег. - Однако радует, что мы друг друга понимаем. У меня ведь, знаете ли, там, дома, похожие проблемы… были. С той разницей, что власти у меня - хоть отбавляй. Вот только что с народом делать - не знаю. Опыта никакого. Эх, подсказал бы кто…
        - Не переживайте, - посоветовал Зубатов. - Все равно маловероятно, что вы когда-нибудь вернетесь домой. А может, вы вообще все придумали, и нет никакого вашего мира. Трахнули вас по голове где-нибудь в подворотне, и все вам примерещилось. А?
        - Часики мои электронные не забыли? - усмехнулся Олег. - Они нам тоже примерещились? Коллективно? До сих пор валяются дома в ящике, могу еще раз принести показать.
        - Часики - это да. Это факт, - вздохнул Зубатов. - Ну да ладно. Если не возражаете, у меня еще куча дел.
        Указ о веротерпимости от семнадцатого апреля Олег в архиве Отделения все-таки раскопал. …
        В постоянном, по заветам Предков, общении со Святою Православною Церковью неизменно почерпая для Себя отраду и обновление сил душевных, Мы всегда имели сердечное стремление обеспечить и каждому из Наших подданных свободу верования и молитв по велениям его совести. Озабочиваясь выполнением таковых намерений, Мы в число намеченных в указе 12 минувшего Декабря преобразований включили принятие действительных мер к устранению стеснений в области религии.
        Ныне, рассмотрев составленные, во исполнение сего, в Комитете Министров положения и находя их отвечающими Нашему заветному желанию укрепить начертанные в Основных Законах Империи Российской начала веротерпимости, Мы признали за благо таковые утвердить.
        Призывая благословение Всевышнего на это дело мира и любви и уповая, что оно послужит к вящему возвеличению Православной веры, порождаемой благодатию Господнею, поучением, кротостью и добрыми примерами, Мы, в соответствие с этим решением Нашим, повелеваем:

1) Признать, что отпадение от Православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от Православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало.

2) Признать, что, при переходе одного из исповедующих туже самую христианскую веру супругов в другое вероисповедание, все не достигшие совершеннолетия дети остаются в прежней вере, исповедуемой другим супругом, а при таковом же переходе обоих супругов дети их до 14 лет следуют вере родителей, достигшие же сего возраста остаются в прежней своей религии.

3) Установить, в дополнение к сим правилам (пп. 1 и 2), что лица, числящиеся православными, но в действительности исповедующие ту нехристианскую веру, к которой до присоединения к Православию принадлежали сами они или их предки, подлежат по желанию их исключению из числа православных.

4) Разрешить христианам всех исповеданий принимаемых ими на воспитание некрещенных подкидышей и детей неизвестных родителей крестить по обрядам своей веры.

5) Установить в законе различие между вероучениями, объемлемыми ныне наименованием "раскол", разделив их на три группы: а) старообрядческие согласия,
        б) сектантство и в) последователи изуверных учений, самая принадлежность к коим наказуема в уголовном порядке. 6) Признать, что постановления закона, дарующие право совершения общественных богомолений и определяющие положение раскола в гражданском отношении, объемлют последователей как старообрядческих согласий, так и сектантских толков; учинение же из религиозных побуждений нарушения законов подвергает виновных в том установленной законом ответственности.

7) Присвоить наименование старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви Православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам.

8) Признать, что сооружение молитвенных старообрядческих и сектантских домов, точно так же, как разрешение ремонта и их закрытие, должны происходить применительно к основаниям, которые существуют или будут постановлены для храмов инославных исповеданий.

9) Присвоить духовным лицам, избираемым общинами старообрядцев и сектантов для отправления духовных треб, наименование "настоятелей и наставников", причем лица эти, по утверждении их в должностях надлежащею правительственною властью, подлежат исключению из мещан или сельских обывателей, если они к этим состояниям принадлежали, и освобождению от призыва на действительную военную службу, и именованию, с разрешения той же гражданской власти, принятым при постриге именем, а равно допустить обозначение в выдаваемых им паспортах, в графе, указывающей род занятий, принадлежащаго им среди этого духовенства положения, без употребления, однако, православных иерархических наименований.

10) Разрешить тем же духовным лицам свободное отправление духовных треб как в частных и молитвенных домах, так и в иных потребных случаях, с воспрещением лишь надевать священнослужительское облачение, когда сие будет возбранено законом. Настоятелям и наставникам (п.9), при свидетельстве духовных завещаний, присвоить те же права, какими в сем случае пользуются все вообще духовные лица.

11) Уравнять в правах старообрядцев и сектантов с лицами инославных исповеданий в отношении заключения ими с православными смешанных браков.

12) Распечатать все молитвенные дома, закрытые как в административном порядке, не исключая случаев, восходивших чрез Комитет Министров до Высочайшего усмотрения, так и по определениям судебных мест, кроме тех молелен, закрытие коих вызвано собственно неисполнением требований Устава Строительного.

13) Установить, в виде общего правила, что для разрешения постройки, возобновления и ремонта церквей и молитвенных домов всех христианских исповеданий необходимо: а) согласие духовнаго начальства подлежащего инославного исповедания, б) наличность необходимых денежных средств и в) соблюдение технических требований Устава Строительнаго. Изъятия из сего общего правила, если таковые будут признаны для отдельных местностей необходимыми, могутъ быть установлены только в законодательном порядке.

14) Признать, что во всякого рода учебных заведениях в случае преподавания в них закона Божия инославных христианских исповеданий таковое ведется на природном языке учащихся, причем преподавание это должно быть поручаемо духовным лицам подлежащего исповедания и, только при отсутствии их, светским учителям того же исповедания.

15) Признать подлежащими пересмотру законоположения, касающиеся важнейших сторон религиозного быта лиц магометанскоаго исповедания.

16) Подвергнуть обсуждению действующие узаконения о ламаитах, возбранив впредь именование их в официальных актах идолопоклонниками и язычниками; - и 17) Независимо от этого привести в действие и остальные, утвержденные Нами сего числа положения Комитета Министров о порядке выполнения пункта шестого указа от 12 Декабря минувшего года.
        К исполнению сего Правительствующий Сенат не оставит учинить надлежащее распоряжение.
        Перечитав текст на три раза, Олег со вздохом признал, что не понимает в местных верованиях решительно ничего. Похоже, религиозная мистика в этом мире проникла во все поры общества куда сильнее, чем это когда-либо случалось у него дома.
        Нет, разумеется, приверженцы всяческих направлений и сект больше всего обожали обзывать друг друга язычниками и еретиками, но чтобы государство хоть когда-то вмешивалось в эти споры? А если помножить местную религиозность на факт государственности православной религии, выводы напрашиваются самые что ни на есть неутешительные.
        Почувствовав, что голова пухнет как воздушный шарик, накачиваемый водородом, он попрощался с Меньщиковым, отпустил восвояси Чумашкина и побрел по улице куда глаза глядят. Требовалось время, чтобы осмыслить все прочитанное сегодня, уложить все в единую цельную картину. Цельную - с учетом односторонности точки зрения. Односторонности, да… Это опасно - односторонность. Если уж есть риск увязнуть в местной политике по уши, то лучше видеть предмет с разных сторон. На фабрике мы уже бывали, как рабочие живут - видели. Неплохо было бы еще по сельской глубинке пошуровать, благо в стране четыре человека из пяти, а то и больше, там и живут, но это - как-нибудь потом. Сейчас нас интересует промышленность и все, что с ней связано, включая революционеров. Стоп! А ведь это идея. Значит, подающий надежды юноша Бархатов, исключенный… откуда там его исключили? Вылетело из головы. Неважно. Исключенный студент-медик, ныне ассистент и революционер-подрывник. Живет, как он сам сказал, неподалеку от Олега. Староконюшенный переулок, это я помню. Дом? Сорок восемь? Четырнадцать?
        Четверка там в номере точно была. Ну, разыщем. Где там все извозчики? Когда не надо, так толпами вдоль обочины стоят…
        Дом, где проживал бывший студент, он обнаружил уже в полной темноте. Тускло горел газовый фонарь возле забора, но двор небольшого деревянного дома окутывала почти непроницаемая тьма. Свет из окна лишь немного разгонял ее. Толкнув беззвучно отворившуюся калитку, Олег вошел во дворик и поднялся по низкому покосившемуся крыльцу, осторожно ступая и напряженно вглядываясь под ноги. В коротком темном коридоре из-под приоткрытой двери выбивался лучик света. За ней о чем-то спорили приглушенные голоса. Олег замер и прислушался.
        - И что толку их жалеть? - зло рубил обладатель богатого баритона. - Они сами-то хоть кого-то в своей жизни пожалели? Что ты мне о ценности человеческой жизни тут вкручиваешь? У нас задача ясна и определенна - избавить мир от всей этой мрази и построить общество всеобщей справедливости. И тут хороши все средства!
        - Цель не оправдывает средства, Володя, - ответил другой голос, который, как показалось Олегу, принадлежал Бархатову. - Этот вопрос уже давно решен наукой.
        Да чем чиновник отличается от обычного человека? Возьми любого крестьянина от сохи, научи наскоро грамоте и счету, посади в канцелярию, дай обвыкнуться - и через пару недель ты не отличишь его от наследственного инспектора! Это государственная система, которая делает людей винтиками. Нужно ломать ее, ломать сверху донизу, а людей - воспитывать с раннего детства…
        - Наслушался своего дружка Вагранова, да? - зло рассмеялся невидимый собеседник.
        - Что мне эта ваша система? Каждый человек отвечает за себя сам, а списывать свои грехи на обстоятельства - сказочки для дураков. Когда канцелярская крыса отказывает в пособии многодетной вдове на основании какой-то там бумажки, это его вина, что он не постарался найти способ ей помочь. Это ему лень от стула задницу оторвать, это он ждет мзды, чтобы дать человеку законно ему причитающееся! Зажрались, сволочи! Жаль, на всех бомб не хватит.
        - Да ты хоть раз сам-то чиновника видел, а, Володя? - хмыкнул Бархатов. - Тебя послушать, так они - разжиревшие чудища о двух головах, питающиеся вдовьими слезами. Что ты от них хочешь? Они люди маленькие, над ними начальства вагон и маленькая тележка. Что не так сделают - сразу и на улицу. У самих оклад грошовый, вот и берут взятки помаленьку. Их не ненавидеть надо, а жалеть.
        - Да ладно тебе, Кир, - примирительно откликнулся собеседник. - Ты ж сам понимаешь, что я не о тридцатирублевых писарях рассуждаю, что на службу пешком через пол-Москвы ходят. Нет, наша цель - те, что в каретах разъезжают в собольих шубах. Начальники канцелярий и департаментов, губернаторы, генералы… Вот где все зло! Вот кого надо бомбить, не жалея сил. В один прекрасный день до них дойдет, что отвечать за злодеяния приходится не только мелкой сошке. Вот тогда-то они и задумаются, а стоит ли так высокомерно относиться к простому народу!
        Внезапно Олег почувствовал, как его подхватывает знакомая бесшабашная волна. Это террористы, отчетливо понял он. Нужно сваливать отсюда, пока не поздно. Иначе оторвут голову и скажут, что так и было…
        - Глупости говорите, уважаемый! - громко заявил он, толкая дверь и входя в грязную бедную комнатенку, вся обстановка которой состояла из продавленного топчана, стула, стола и чудом не рассыпающегося платяного шкафа. На столе тускло горел свечной огарок. - Кого и в чем вы хотите убедить? Генералов и губернаторов?
        Трое, сидящие в комнате, ошарашено повернулись в его сторону. Неверный свет метался по их лицам, и игра теней превращала их в уродливые маски.
        - Прошу прощения за вторжение, - Олег прижал руку к груди и слегка поклонился, - но я тут проходил мимо и не смог удержаться. Э-э, о чем это я? Ах, да. Вы, господа, просто не пробовали смотреть на свою деятельность с другой стороны.
        Представьте, что вы - губернаторы. Или министры, неважно. И вы знаете, что есть кучка людей, готовых бросить в вас бомбу. Что вы будете чувствовать?
        - Что воровать меньше надо, - буркнул тот, что сидел на стуле. - И о людях больше думать, - судя по голосу, с Бархатовым спорил именно он.
        - Вот я и говорю - глупости, - усмехнулся Олег. - Вы, когда у вас дома клопы заводятся, начинаете им угождать? Они ведь очень неприятно кусаются. Нет, вы их травить начинаете, на мороз кровать выставляете, боретесь, в общем. Почему?
        Клопы ведь в своем праве - они живые, им кушать хочется.
        - При чем здесь?.. - начал было сидящий на стуле парень лет двадцати пяти, но Олег оборвал его:
        - Вы, господа бомбометатели, для власть предержащих те самые клопы. Вы не являетесь для них людьми, к чьему мнению следует прислушиваться. Вы являетесь только помехой. Да, очень опасной помехой, но не более. И поэтому бессмысленно предъявлять какие-то требования, их все равно пропустят мимо ушей. То, что вы делаете, лишь дискредитирует других людей, которые пытаются бороться за улучшение ситуации другими, приемлемыми методами.
        - Да кто вы такой, черт побери!? - наконец взорвался парень. Бархатов и молчаливый присутствующий смотрели на них с изумлением. - Что вы здесь делаете и почему подслушиваете под дверью, как… как… как шпик?
        - Можете звать меня Олегом, - Кислицын нахально прошел вперед и присел на краешек опасно затрещавшего стола. - Мы с господином Бархатовым знакомы.
        Собственно, я шел к нему в гости, чтобы обсудить кое-что, а нарвался на диспут в самом разгаре. Здравствуйте, Кирилл Геннадьевич. Надеюсь, я не очень помешал?
        - Ну вы даете, Олег Захарович… - пробормотал Бархатов. - Так ведь и кондрашка хватить может. Стучать в дверь вы не умеете?
        - Закрывать надо, - парировал Олег. - Тогда и желание стучать появится. А когда все нарастопашку, и стучать незачем. Может, представите меня своим товарищам?
        Господа, ко мне можно обращаться просто "Олег", чтобы не чувствовать себя, словно на… хм, губернаторском приеме. Вы, как я понимаю, Владимир, - он кивнул сидящему на стуле. А вы?.. - он повернулся к угрюмому парню с грубым крестьянским лицом, примостившемуся на краю кровати.
        - Господа, это Кислицын Олег Захарович, - севшим голосом сообщил Бархатов. - На днях мы имели с ним весьма интересную дискуссию, посвященную… э-э-э, некоторым новейшим химическим процессам. Это, как вы догадались, Владимир, а у стенки сидит Евгений.
        - Очень приятно, - кивнул Олег, поудобнее устраиваясь на столе. Тот снова протестующе заскрипел. - Итак, судари вы мои, как я понимаю, в очередной раз речь идет ни много ни мало, а о судьбах мира?
        - А вам-то что, любезнейший? - осведомился Владимир. - Шли бы вы своей дорогой, а то, знаете, разное в жизни случается…
        - Если со мной что-то случится, - усмехнулся бывший Народный Председатель, - господину Бархатову придется удариться в бега. Его и так подозревают в связях с террористами, а после такого подозрение превратится в уверенность. Хотите подставить приятеля?
        - Куда подставить? Слушайте, что вы нам голову морочите? Выкладывайте, с чем явились, и убирайтесь подобру-поздорову!
        - Уберусь, не волнуйтесь. Но мне все же интересно, насколько вы отдаете себе отчет в последствиях своих действий, - Олег слез со стола и прошелся по комнате.
        - То, что вы не можете толком просчитать реакцию людей, против которых направлен террор, я уже понял. Одно это делает вашу деятельность бессмысленной. Но пойдем дальше. Каковы ваши цели? Чего вы собираетесь добиться?
        - Скажите, Олег Захарович, это правда, что вы связаны с Охранкой? - в упор спросил Бархатов. Парень у стены шевельнулся и издал звук, который при желании мог бы сойти за рычание. - Евгений Ильич предостерегал меня от…
        - От излишней откровенности? - краем глаза Олег заметил, что Владимир весь подобрался и напрягся. - Возможно, это верный совет. Я действительно связан, как вы выражаетесь, с московским Охранным отделением. Правда, лишь поверхностно. Я не занимаюсь политическим сыском, скорее, я лишь консультант по техническим вопросам. Точно так же я консультирую, скажем, господина Гакенталя. В полицию я отсюда не пойду, пытаться арестовать вас не буду. Сейчас я просто удовлетворяю собственное любопытство. Или вы боитесь за твердость собственных убеждений, что так упорно избегаете диспута?
        - Мы не избегаем диспута, - в глазах Бархатова мелькнули иронические искорки.
        Впрочем, возможно, это просто мигнул огонек свечи. - Но для диспута необходимо знать, на какой платформе стоит оппонент, не так ли?
        - Считайте, что ни на какой, кроме здравого смысла, разумеется. Происхождение у меня самое что ни на есть демократическое, дворянская честь отсутствует, так что валяйте, не стесняйтесь. Итак, ваши цели?
        - Справедливость, - буркнул Владимир. - Что еще нужно? Разве допустимо, что зажравшиеся чиновники жиреют за счет народа, пухнущего от голода? Вы вообще видели, господин хороший, как это - пухнуть от голода? Знаете, как выглядят голодающие дети?
        - Если люди пухнут от голода, когда в целом по стране нехватки продовольствия не ощущается, значит, в стране нет эффективной системы перераспределения ресурсов или системы социальной поддержки. Или и того, и другого одновременно. Эти системы нужно строить. Я слабо вижу, как этого можно добиться с помощью бомб.
        Вот разрушить систему с помощью бомб можно, но, боюсь, голодающим это не поможет. Что еще?
        - А кто будет строить эти ваши системы, скажите на милость? - ехидно поинтересовался Владимир. В его глазах разгорался опасный огонек. - Балаболы вроде вас? Нет, сударь, прежде нужно заставить эту высокопоставленную мразь осознать, что за воровство и взяточничество, за расстрелы демонстраций и отправку людей на каторгу их обязательно настигнет возмездие. Вот тогда они зашевелятся!
        - Как именно они относятся к вашим действиям, я уже указал, - хладнокровно парировал Олег. - Ничего они не осознают, кроме разве что необходимости срочно брать подмышку наворованное и уезжать в более безопасное место. За границу, например.
        - Скатертью дорога! - фыркнул Владимир.
        - Не факт, - не согласился Олег. - Вас ведь не устроит, что займут освободившиеся места точно такие же воры, взяточники и вообще нехорошие люди. Вы и их выживете. И продолжите выживать до тех пор, пока желающих не останется. А ведь других не будет, система просто их не допустит. Значит, вы продолжите свою деятельность до тех пор, пока существующая система не рухнет.
        - И пусть! - с воодушевлением подхватил Бархатов. - Мы поставим на освободившиеся места своих, честных и образованных людей, пекущихся о нуждах простого…
        - А потом придет другой юноша с идеалами, наподобие вас, - оборвал его Олег, - заявит, что неправильно ваши честные и образованные пекутся о нуждах, и в свою очередь начнет бросать бомбы. А вы, убежденные в своей правоте, не только не пойдете на поводу у конкурента, но и начнете его ловить, для чего науськаете старую или создадите новую политическую полицию. И все вернется на круги своя, только правящая группировка сменится.
        - Не передергивайте! - Бархатов покраснел так, что это оказалось заметно даже при свете угасающего огарка. - Мы не станем…
        - Еще как станете! - жестко сказал Олег. - Я, знаете ли, историк по образованию.
        А история показывает, что восставшие рабы никогда не меняют государственные устои. Они всего лишь превращают себя из рабов в господ и сами начинают наслаждаться ролью рабовладельца. А как вы себе это представляете, слом системы?
        Есть набор государственных функций, которые необходимо выполнять в любом государстве: содержать армию для защиты от внешнего врага, полицию для ловли воров и бандитов, суды - ну, это для вашей любимой справедливости, а также тюрьмы для пойманных бандитов. Придется поддерживать государственную финансовую систему, общенациональный транспорт наподобие железных дорог, ну и тому подобное. Опять же, нужна разведка для выяснения намерений соседей и контрразведка для ловли иностранных разведчиков. Вы все эти структуры собираетесь изобретать с нуля и укомплектовывать дилетантами? Да еще и заставить работать в течение нескольких дней? Нет, господа, я все же полагаю вас более-менее разумными людьми. Думаю, вы и сами понимаете, что сами вы это не изобретете, придется заимствовать существующее, использовать старорежимных специалистов. У нас после… э-э-э, неважно. В общем, вы всего лишь поменяете некоторых - лишь некоторых! - людей в существующей системе. А в нашем несовершенном мире форма склонна определять содержание, а маска - прирастать к лицу. Так что вы и глазом моргнуть не успеете, как все покатится по
накатанным рельсам.
        - Вы ограниченны, господин Кислицын, - огрызнулся Владимир. - Это вам кажется, что мы не осмелимся пойти на коренную ломку всей системы. А мы осмелимся, и еще как! Пусть не все получится сразу, но обязательно получится!
        - "Не сразу" - это как? - насмешливо спросил Олег. - Пять лет? Десять? Вы представляете себе, что такое несколько лет разрухи в народном хозяйстве? Вы в своем развитии окажетесь отброшены на десятилетия, если не на столетия назад, после чего придется долго и упорно восстанавливать просто нынешний жизненный уровень. Вам не нравятся, как выглядят опухшие с голоду дети? Боюсь, после коренной ломки вам придется спешно привыкать к зрелищу вымерших от голода сел и городов. Добавьте к этому вооруженные столкновения с другими группировками, полагающими носителями абсолютной истины именно себя, а не вас. Приплюсуйте желающих под шумок оттяпать часть государства и сделать его своей независимой вотчиной. Ну, и учтите, что соседи, обнадеженные отсутствием у вас армии, обязательно решат поживиться частью вашей территории. В общем, готовьтесь к тому, что в результате вашей коренной ломки государство перестанет существовать в его нынешних границах, а его население серьезно уменьшится.
        - Не пугайте, все равно не запугаете! - огрызнулся Владимир. - Пусть даже придется пойти на некоторые жертвы, но новый мир окажется куда лучше нынешнего.
        - Допускаю, - согласился Олег. - Хотя и сильно сомневаюсь. Вот только одна беда - дожить до этого светлого будущего вряд ли удастся сколь-нибудь значительному числу нынешних людей. Вообще, знаете, при знакомстве с вашими методами и идеологией возникает впечатление, что вы печетесь не о ныне живущих людях, а о каких-то будущих, еще не существующих абстракциях. А на нынешних людей вам наплевать. Для эмоциональной подпитки распухшие от голода дети годятся, и ладно…
        - Все-то вы знаете, господин Кислицын, - хмыкнул Бархатов. - Ну, вам легко рассуждать - вы в этой жизни устроены, голод вам не грозит. Богатенькие родители, устроившие отпрыска в университет, заграничный, судя по всему, да?
        Приличная сумма в шкатулочке дома или на счету в надежном банке. Сытая беспечная жизнь, занятие любимой наукой - есть время и возможности рассуждать о тупости и ограниченности других! Легко критиковать - но вы бы лучше сами что-то путное предложили!
        - Переход на личности обычно показывает, что разумных аргументов не осталось, - холодно ответил Олег. - Хотя по существу ваших комментариев могу заметить, что это чушь собачья. Нет у меня богатых родителей. Жалование у меня пятьсот рублей в год, и сверх того за душой ничего больше не имеется, господин Бархатов - были вы у меня на квартире, видели, как живу. Разве что начальство расщедрится и это самое жалование повысит. Предложить, возможно, я бы и мог что-то, да вот только кто меня будет слушать? За вами, господа, я пока такой готовности не замечаю. Да и не освоился я еще здесь окончательно, чтобы с бухты-барахты планы предлагать.
        Однако если вам интересно сотрудничать со мной не только в смысле химических экспериментов, но и в политической части, об этом можно подумать. Правда, беда в том, что с террористами, взрывающими ни в чем не повинных прохожих, я ничего общего иметь не желаю. Прекратите террор, и мы, вполне возможно, сработаемся.
        - Во-он оно чего захотел… - с непонятной интонацией протянут Владимир, не спеша поднимаясь на ноги. - Может, нам сразу и в полицию пойти, добровольно сдаться? Ну уж нет, господин Кислицын. Мы, возможно, умом и не блещем, и глупости разные говорим, но все-таки не полные идиоты. На провокации мы не поддаемся. Зверь, взять его!
        Олег не успел даже пошевелиться, как сзади его обхватили железные ручищи. Он дернулся, но безуспешно. Вот это попал, кретин, пронеслось в голове. Краснобай недоделанный, повыёживался перед бандитами? Будет тебе сейчас сотрудничество…
        Владимир подошел к нему вплотную, дыхнул чесноком.
        - Боюсь, господин Кислицын, ваш час пробил, - с иронией произнес он. - С провокаторами Охранки у нас разговор короткий. Не следовало вам сюда приходить, честное слово.
        - Володя, погоди… - попытался было вклиниться Бархатов, но тот обратил к нему ледяной взгляд:
        - А ты помалкивай! Это ты шпиков на нас навел, ты виноват. Ну, с тобой мы еще разберемся, - он повернулся обратно к Олегу и неторопливо достал из кармана небольшой вороненый револьвер. - Место здесь глухое, выстрелов не услышат. А человек, что вас так нежно держит за ручки, между прочим, известен в определенных кругах под прозвищем "Зверь". И его любимое занятие - как раз сворачивать шеи пособникам царизма вроде вас. Так что выкрутиться вам, пожалуй, не удастся. Ну что, шпик, есть последнее…
        Олег быстро наклонил голову и тут же с силой ударил затылком назад. Что-то хрустнуло - Олег понадеялся, что нос. Изумленно хрюкнув, Зверь выпустил его.
        Олег тут же ухватил Владимира за плечо и дернул к себе, одновременно с силой ударив коленом в пах. Взвизгнув от боли, тот согнулся пополам, роняя оружие. Не теряя времени, Олег обогнул его и выскочил из комнаты. Едва не вынеся наружную дверь вместе с косяком, он с грохотом ссыпался по крыльцу, выскочил за калитку и сломя голову зигзагами помчался по улице, стараясь избегать тускло освещенных пятен под фонарями. Сзади грохнул выстрел, пуля свистнула где-то далеко в стороне. На всякий случай Олег вильнул как заяц, свернул в Сивцев переулок и понесся вперед еще быстрее, запинаясь за всевозможные кочки и с трудом удерживаясь на ногах. Десяток метров спустя он свернул в какой-то переулок, потом еще в один, и еще…
        Через несколько минут он понял, что либо остановится и отдышится, либо умрет на месте. Тяжело дыша, он оперся о забор и прислушался. Звуков погони не слышалось.
        Он заставил себя сделать шаг, потом еще один, и еще. Пора выбираться отсюда.
        Нет, господа хорошие, такие приключения точно не для меня. Но ведь смотри-ка ты, сыграли же уроки самообороны! Все-таки Пашка - голова. Если окажусь дома - награжу его медалью. Или орденом. Специально учрежу. И назову "За переубеждение упрямых Нарпредов". А инструктору вообще крест Героя дам. Эх, Пашка, как мне не хватает здесь тебя, ехидного и неунывающего…
        Интересно, что скажет Зубатов?

7 сентября 1905 г. Большой Гнездниковский переулок
        -…и скажу я вам, что такого идиота, простите за резкость, я еще в глаза не видывал! - директор Секретно-розыскного отделения при канцелярии московского обер-полицмейстера, в просторечии Охранного отделения или даже просто Охранки, явно испытывал желание завершить начатое накануне террористами. Проще говоря, пристрелить Олега. Или свернуть ему шею. Таким милейшего Сергея Васильевича Олег еще не видел. В глазах Зубатова проявился опасный стальной блеск, вся интеллигентность с его физиономии куда-то пропала. Теперь в кресле восседал облеченный властью чиновник с большим опытом разноса подчиненных в пух и прах.
        Олегу инстинктивно захотелось вытянуться в струнку и одновременно бухнуться лбом о пол, демонстрируя полнейшее раскаяние. Навытяжку стоящий рядом Чумашкин, судя по всему, испытывал аналогичные чувства.
        - Смотрите сами, что вы натворили! - продолжал отчитывать его Зубатов. - Воспользовавшись совершенно секретной служебной информацией, к которой я допустил вас по собственному, увы, недомыслию, вы явились к одному из поднадзорных субъектов, явно дав ему понять, что он раскрыт и находится под подозрением. Одновременно вы спугнули еще двоих опаснейших преступников, которых департамент Медникова ведет уже полтора месяца. Местонахождение всех троих установить сейчас не представляется возможным, а ведь они - террористы, которые в любой момент могут заняться любимым делом: бросать бомбы. Имейте в виду, Олег Захарович, эти преступления, если они состоятся, окажутся на вашей совести!
        Кроме того, вы явно подтвердили свою принадлежность к Охранному отделению этим преступникам, навсегда лишив нас возможности исподволь наблюдать хотя бы за Бархатовым в ситуациях, которые не внушают ему никакого подозрения. Бесценные сведения о террористической ячейке, к которой принадлежит Бархатов, через вас уже не получить ни при каких обстоятельствах. Я уж не говорю про то, что ваша жизнь теперь находится в большой опасности. Террористы могут захотеть убить вас просто на всякий случай. Имейте в виду, крови они не боятся, предателей или тех, кого считают таковыми, казнят беспощадно!
        Зубатов грохнул кулаком по столу. Время для оргвыводов, обреченно подумал Олег - и не ошибся.
        - Я вынужден отменить ваш допуск к личным делам подозреваемых, - заявил Зубатов.
        - Господин штабс-капитан, я чрезвычайно недоволен и вами тоже. Господин Захаров человек новый в наших краях, ошибки совершает по глупости или просто недомыслию.
        Но вы-то, опытный офицер, как вы могли так опозориться? В ваши обязанности в числе прочего входила доставка господина Кислицына из Отделения до дома и обратно. Вы же вчера пренебрегли своими обязанностями, тем самым позволив ему без присмотра пуститься в сомнительные авантюры. Я отстраняю вас от задания.
        Явитесь к Медникову и доложите, что на вас наложено взыскание. В дальнейшем вы снова поступаете в его распоряжение. Вы свободны.
        Чумашкин обреченно кивнул, бросил к голове ладонь, забыв, что в штатском, бросил на Олега виноватый взгляд, развернулся и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Зубатов снова обратил взгляд на Олега.
        - Между прочим, в этом взыскании тоже виноваты лично вы, - устало сказал он. - Олег Захарович, вы же взрослый человек. Именно на это я надеялся, давая вам разрешение работать с архивом. И что? Вон, вся физиономия исцарапана после вчерашнего приключения.
        - После приключения с моей физиономией было все в порядке. А царапины - это я с утра брился, - угрюмо ответил Олег. - Никак не могу привыкнуть к вашим бритвам.
        Орудие убийства, а не гигиенический прибор…
        - Вы мне зубы не заговаривайте! - рыкнул Зубатов. - Бритва ему не нравится, тоже мне! К террористам в зубы соваться не опасно, а бритвы боится! Господи боже мой, в вашем мире все такие ненормальные? Или только Народные Председатели?
        Олег вздохнул.
        - Не возражаете, если я присяду? - спросил он и сел, не дожидаясь ответа. - Ну что вы в самом деле, Сергей Васильевич. Я ведь уже извинился. Случайно все вышло…
        - Олух, - безнадежно махнул рукой Зубатов. - Олух царя небесного! Скажите, Олег Захарович, на кой ляд вы мне сдались? Зачем я трачу на вас время и нервы? Не говоря уж про казенное жалование? Да черт с ним, с жалованием, бездельников на синекурах в нашем отечестве и без вас хватает, одним больше, одним меньше, неважно. Но я серьезно задумываюсь о целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. Вы очень напоминаете мне слепого щенка - тычетесь мордочкой куда ни попадя - в костер, в капкан, под копыта, не имея ни малейшего представления о реальных опасностях. Пока вам везло - крупно везло! - но далеко не факт, что продолжит везти и в будущем. Фигурально выражаясь, в один прекрасный день вы выползете на проезжую дорогу, и вас переедет первой же телегой. Вчера вот почти переехало. Как вы вообще умудрились вырваться?
        - Помните, я вкратце рассказывал, как стал Народным Председателем? И как пулю словил на митинге? - кажется, гроза завершилась, и этим нужно было пользоваться.
        - Когда я, наконец, стал Нарпредом и отошел от ранения, Пашка настоял, чтобы я прошел подготовку по базовым курсам самообороны и рукопашного боя. Несколько месяцев трижды в неделю меня валяли по матам и учили грязным приемчикам драки.
        Вот, помогло, как видите. Сергей Васильевич, а как вы вообще узнали о том, что со мной произошло вчера вечером? Я же даже не успел вам доложить.
        - Дом, в который вы влезли, находится… находился, - с горечью поправился Зубатов, - под непрерывным наблюдением. В нем не раз собирались члены Боевой организации. Мы были уже почти готовы накрыть всю ячейку целиком, и вот на тебе - появляетесь вы и пускаете трехмесячную операцию коту под хвост! Приказы об арестах тех, кого мы выявили, уже отданы, но, боюсь, взять удастся мало кого.
        Вскоре после вашего бегства вся троица покинула дом и, пользуясь глухой темнотой, скрылась в неизвестном направлении. Филеры не рискнули преследовать их в темноте и по огородам. Наверняка они уже предупредили остальных. Поздравляю, господин Кислицын, вы успешно сорвали нам крупное дело.
        - Н-да, - Олег покаянно склонил голову. - Честное слово, не ожидал, что так все выйдет. Всего-то хотелось пообщаться с Бархатовым на предмет его политических взглядов, пользуясь знакомством. Мирная беседа на отвлеченные темы, ничего более.
        - И чего же вы сцепились с боевиками? - саркастически осведомился директор. - Вы хоть знаете, с кем имели дело? Между тем, один их ваших вчерашних собеседников - Владимир Мазурин, отчество неизвестно, партийная кличка - "Володя". Один из самых отпетых и неколебимых борцов, так сказать, за свободу. Активный член Боевой организации социалистов-революционеров. За ним числится минимум три доказанных убийства - два террористических акта против государственных чиновников и одна казнь заподозренного в измене товарища. Товарищ, кстати, был невиновен, доказательств его вины не имелось, но "Володю" это не остановило.
        Плюс к тому Мазурин обоснованно подозревается к причастности еще по крайней мере к двум террористическим актам, а уж о скольки мы не знаем - и подумать страшно.
        Совершенно отпетая и невменяемая личность, его недолюбливают и побаиваются даже товарищи по организации. Второй из присутствующих - Евгений Зверев, отчество также неизвестно, имеет кличку "Зверь", которой вполне соответствует.
        Безработный, одно время промышлял грабежом и разбоем, пока не прибился к Мазурину. Грубый тип, любит подраться и напиться в стельку. Верный подручный "Володи". Ну, Бархатова, исключенного из Казанского университета за неуспеваемость, вы и так знаете. И в чем же вы их собирались убеждать? В том, что зажились на свете? Поздравляю, вам это вполне удалось.
        - Да уж… - крыть было нечем. Олег в очередной раз поклялся себе воздерживаться от импульсивных действий, отчетливо, впрочем, осознавая, что впустую. - В следующий раз постараюсь поаккуратнее.
        - Следующего раза не будет, - отрезал Зубатов. - Олег Захарович, как я уже сказал, у меня возникли большие сомнения в целесообразности вашего пребывания в штате Охранного отделения. От вашего увольнения меня пока что удерживает только одна мысль: что без постоянного пригляда вы наломаете дров куда больше. Исходя из самых чистых намерений, разумеется. Конечно, можно было бы пустить за вами филеров, но у меня их и так куда меньше, чем хотелось бы. Кроме того, вы уже успели продемонстрировать свои способности по обнаружению слежки, а подвергать своих подчиненных лишним треволнениям я не намерен.
        Он побарабанил пальцами по столу.
        - Остановимся пока на следующем. Ваш допуск к закрытой части архива, как я уже сказал, отменяется. Если хочется побольше узнать о революционерах, поговорите с Меньщиковым, он выдаст вам пару чемоданов конфискованной подпольной литературы.
        Наслаждайтесь чтением. Прикомандированный к вам Чумашкин возвращается в распоряжение Медникова, поскольку с треском провалил свое задание. Взамен к вам приставляется… ох, да черт с ним, вы же просили Крупецкого в свое время? Вот он и приставляется. Будет надеяться, с его опытом он сможет держать вас в узде.
        Кроме того, вы обладаете таким талантом встревать в неприятности, что присутствие Крупецкого в вашем обществе может оказаться не менее эффективным, чем простое филерство. И вот что, многоуважаемый сударь, - Зубатов наклонился вперед. - Помните - еще один фокус во вчерашнем духе, и я вас знать не знаю.
        Выкручивайтесь в нашем мире самостоятельно - приспосабливайтесь к нашей жизни или ищите выход в свой мир, мне все равно. Вопросы есть?
        - Да, - кивнул Олег, и Зубатов удивленно поднял бровь. Судя по всему, после подобных распеканий подчиненные пробкой вылетали за дверь при первой же возможности. - Сегодня утром мне принесли список того, что группе Вагранова потребуется для организации опытного производства полиэтилена, - он протянул через стол пару листов бумаги. Зубатов неохотно взял их и быстро пробежал глазами. - Я не рассчитываю, что вы выделите требуемые фонды. Но, может, подскажете, где можно приобрести или заказать необходимое оборудование?
        - Ну у вас и вопросики, - хмыкнул директор Охранки, возвращая листки. - Ни малейшего представления не имею, если честно. Спросите Крупецкого, впрочем, может, он подскажет. Он человек тертый.
        - Договорились, - кивнул Олег. - Ну, тогда я пошел. Где, вы говорите, я могу найти вашего Крупецкого?
        Уличный шум действовал Оксане на нервы. Неуверенно оглядываясь, она шла по какой-то незнакомой московской улице. Заблудиться она не боялась - чувство направления выручало ее в таких ситуациях. Она любила вот так нырять в суету незнакомого города, бродить по его улицам, рассматривать здания и наблюдать сценки из жизни. Любила - в прошлой жизни.
        Она до сих пор еще не отошла от шока. Временами словно густой туман скрадывал все вокруг, в глазах двоилось, причем разные изображения жили разной жизнью.
        Иногда ее покачивало, словно от сильного головокружения, так что она опиралась рукой на забор или стену дома и переводила дыхание. Один раз ей показалось, что ее рука просто прошла сквозь стену из могучих бревен, и она в страхе отпрянула.
        Но стена осталась на месте и на ощупь показалась такой же твердой и основательной, как и прочие сооружения.
        В таком состоянии она частенько пребывала с того самого момента, как пришла в себя в комнате со склонившейся над ней забавным дядькой в золоченых очочках без дужек. Тогда докторская повадка не оставляла сомнений: с ней что-то случилось, и она в больнице. Осознание новой реальности приходило медленно, и Оксана до сих пор была не уверена, не снится ли ей сон, не то забавный, не то жуткий. Жить в одной квартире с самом Народным Председателем, но в каком-то чужом и совершенно непонятном мире! Бред. Низкие деревянные, редко каменные дома, вонючие лошади, тянущие за собой какие-то коляски, ужасные женские платья, которые, казалось, невозможно толком надеть и застегнуть… А нижнее белье! Броня от нескромных покушений. Тихий ужас, в общем. Как она скучала по родной Сечке, по оставшимся дома родителям, таким занудным, но сейчас кажущимся такими уютными и надежными…
        Она по привычке сунулась рукой в карман за сигаретами и тихо выругалась. Здесь дамам не полагались ни штаны, ни даже карманы. Только дурные, почти до земли, платья, путающиеся в ногах подолом при ходьбе, и сумочки-ридикюли в качестве заместителя карманов. Свою сумочку она, разумеется, забыла на квартире.
        Преодолев очередной приступ головокружения и землеклонения, она тряхнула головой. Да соберись же ты, дура! Мало с похмелья на лекциях сидеть приходилось, так что преподы брезгливо отворачивались? Соберись, ты это умеешь. Ну же!
        Еще раз тряхнув головой, она оторвала взгляд от земли и решительно огляделась.
        Улица перестала двоиться и приобрела четкие очертания. По деревянному тротуару неторопливо шествовали мужчины, с интересом поглядывая на нее, вдоль дороги росли редкие деревья. Кажется, таких листьев она никогда раньше не видела.
        Неужто и в самом деле другой мир, как Нарпред… Олег говорил? Или она просто пожизненная двоечница по ботанике? Ладно, замнем для ясности. Итак, что мы имеем в ближайших окрестностях? Улица. Бульвар, можно сказать. Тут и там виднеются маленькие магазинчики с небольшими витринами под матерчатыми навесами. Денег с собой нет, и вообще их мало - как сообщил ей Олег, высокооплачиваемой его местную должность назвать сложно - но за погляд денег не берут, верно? Вот, кстати, еще одна дурацкая местная поговорка, неизвестно откуда всплывшая в голове. Откуда она вообще знает местный язык. Называется "русский", но это, несмотря на схожесть названий, точно не родная руста даже на уровне базовых конструкций, ничего похожего, уж на таком-то уровне она в языках разбирается.
        Нет, это все-таки бред. Ночной кошмар. Наверное, меня тогда все же замели, в камере я простыла и сейчас валяюсь с воспалением легких. И брежу. Ой, не будем о грустном. Еще неизвестно, что хуже - следователь-общак с добрыми-добрыми глазами или местная сумасшедшая действительность.
        Она решительно подошла к одежной лавке и толкнула дверь. Звякнул колокольчик.
        - Приветствую прекрасную мадемуазель! - расплылся в улыбке парень в кожаной безрукавке… жилете и смешном картузе. - Чем я могу вам помочь?
        - Я… просто смотрю, - буркнула Оксана, смущенно отворачиваясь. - Можно?
        - Разумеется, сударыня! Для такой прекрасной госпожи - все что угодно! - парень подмигнул и жестом фокусника развернул перед ней рулон зеленой материи. - Вот, могу предложить лучший ситец приятных расцветок…
        Не слушая его профессионально-завлекательную скороговорку, Оксана озиралась по сторонам. Прилавок загромождали рулоны ткани самых разных расцветок. Девушка никогда не питала склонности к самостоятельному пошиву, предпочитая магазины готовой одежды и - когда временно заводились деньги - фарцовщиков в подворотне.
        Нет, а где вы еще найдете нормальные колготки и чулки, не дающие стрелку при первой же зацепке? Теперь обилие тканей заставило ее окончательно растеряться. В одном из рулонов она, кажется, опознала бархат, но на этом ее текстильные познания заканчивались.
        Уловив ее нерешительность, приказчик замолчал. Он уже понял, что девица в бедном платье, скорее всего, недавно попавшая в столицу провинциалка и в самом деле покупать ничего не собирается. Какая-нибудь приживалка у богатой старухи, прислуга за все и девочка для битья под скверное настроение. Своих денег нет, старухины брать боится. Так что дохода с нее не предвидится. С другой стороны, посетительница, да еще и с такой смазливой мордашкой - все не так скучно. Может быть, даже удастся познакомиться… и развить отношения вплоть до амурных.
        Почему бы и нет?
        - Недавно в Москве? - сочувственно спросил он. - И все еще не освоились?
        - Да, недавно, - кивнула Оксана, с интересом ощупывая ткань. - Странный… странный город…
        - Шумный, суетливый, все куда-то торопятся… - подсказал приказчик. - У вас дома, небось, все тихо и чинно?
        - Да ну, бросьте… - усмехнулась девушка. - Наоборот. Я-то думала, что столица должна быть… ну, большой, с высокими каменными зданиями в двадцать этажей, с автобусами и трамваями на каждой улице. А у вас как-то все сонно, домишки маленькие, покосившиеся, в землю вросли. Лошади эти… ф-фу! - она махнула рукой, но тут же спохватилась. А вдруг этот продавец начнет докапываться, откуда же она заявилась? Что отвечать?
        - Э-э-э… - озадаченно пробормотал парень. - Ну, Москва, конечно, не Петербург… - Провинциалка? И Москва для нее захолустье? Ой, непростая девица!
        И на приживалку, пожалуй, непохожа. Откуда же она, такая бойкая? - Прошу пардону, мадемуазель, а вы откуда…
        Снова звякнул колокольчик у входной двери, и приказчик тут же утратил интерес к Оксане, расцвел улыбкой и повернулся к вошедшей даме, за которой следовал угрюмый бородатый мужик в красной рубахе.
        - Графиня! - воскликнул он, выходя из-за прилавка и поскрипывая подсыпанным в сапоги сахарным песком. - Приветствую вас, ваше сиятельство! Прошу, заходите, мы всегда вам рады! У нас как раз новые образцы тканей. Вот, прошу сюда…
        Он широким жестом указал в сторону прилавка и осекся, обнаружив, что странная девица все еще стоит как раз возе тех самых образцов, которые он намеревался продемонстрировать.
        - Э-э-э, мадемуазель! - он осторожно тронул ее за плечо. - Могу я попросить вас немного отойти…
        - Ой, да пожалуйста! - Оксана дернула плечом и направилась к выходу. Чего она вообще сюда сунулась? Тем более без денег. - Я все равно уже ухожу.
        Дама с приказчиком озадаченно посмотрели ей вслед.
        - Странная она какая-то, - извиняющимся тоном произнес приказчик. - Зашла, обругала Москву - и то ей не так, и это не эдак, теперь вообще убежала. Не обращайте внимания, ваше сиятельство, случаются такие дурочки.
        - Дурочки, говоришь? - графиня подняла бровь. - Что-то ты, любезный, легко людей судишь.
        - Прошу прощения, ваше сиятельство! - приказчик покраснел как рак. - Не подумавши брякнул-с. Не соизволите ли взглянуть…
        Оксана медленно брела по дощатому тротуару, с вялым интересом оглядываясь по сторонам и наступая на желтые и красные листья, гоняемые ветром, когда сзади послышался стук копыт, и кучер возгласом "Тпру!" остановил возле нее открытую коляску.
        - Погодите, милочка! - послышался возглас, и спрыгнувший с козел мужик распахнул перед ней дверцу. В коляске располагалась давешняя тетка-графиня. Впрочем, при ярком дневном свете она оказалась не такой уж и теткой. Скорее, она была немногим старше самой Оксаны. - Залезайте. Да залезайте же, не стойте столбом, в конце концов!
        Оксана неуверенно посмотрела на графиню, пожала плечами и неуклюже взобралась по ступенькам в покачнувшуюся коляску. Мужик захлопнул дверцу, вспрыгнул на козлы, и экипаж тронулся с места. От толчка девушка потеряла равновесие и вынужденно опустилась на мягкое кожаное сиденье.
        - Я графиня Сапарская, - представилась владелица экипажа. - Но вообще-то можно просто - Натали. Мне показалось, что приказчик в лавке чем-то вас обидел. Я права?
        - Не-а, - дернула головой Оксана. - Просто я чувствую себя паршиво. Ну, и раздражаюсь сильно. Меня зовут Оксана, - спохватившись, добавила она. - Мы куда едем?
        - Мы никуда не едем. Просто катаемся, - пояснила графиня. - У меня утренний моцион. Значит, Оксана. Просто Оксана? И все?
        - Оксана Шарлот, - буркнула девушка.
        - Вот как? - брови графини изумленно поднялись. - Vous etes Francais? Mais pourquoi Oksana? [Вы француженка? Но почему Оксана] - Non, je n"etais pas Francais, [Нет, я не француженка] - автоматически ответила Оксана, не сразу сообразив, что перешла на совершенно незнакомый до того французский язык. - Просто фамилия такая. А что вам в моем имени не нравится?
        - Не француженка, но по-французски говорите отменно, с парижским произношением, - все на том же новом языке продолжила графиня. - А! Я догадалась! Наверное, ваш отец или дед - из обрусевших французов-гувернеров. Откуда-то из Малороссии, верно?
        - Да нет, - досадливо мотнула головой девушка, снова перейдя на прежний язык.
        Русский? Да, русский. А этот второй - французский? Откуда она знает несколько чужих языков? - Я из… - Она запнулась. Откуда же, Олег говорил, они родом по легенде? А! - Я из Каменска.
        - Каменск… - задумчиво произнесла графиня Сапарская. - Кажется, это где-то в Сибири.
        - На Урале, - поправила ее Оксана. - Пермская губерния, Екатеринбургский уезд.
        - Да, правильно. Дед по матери у меня бывал в тех краях, рассказывал. Но вы, кажется, сказали, что плохо себя чувствуете? Женское недомогание, верно?
        - Нет, ничего страшного. Просто голова кружится.
        - Где-то у меня имелась нюхательная соль, - озаботилась графиня, раскрыв ридикюль. Оксана вдруг сообразила, что на языке, на котором она только что говорила, "ридикюль" означает "смешной". Она невольно хмыкнула. Да уж, точнее не скажешь. - Сейчас, сию секунду…
        - Да все нормально, - успокоила ее Оксана. - У меня так всю последнюю неделю.
        Как только… как только сюда приехала, так и началось. Доктор говорит, что должно пройти, так что не беспокойс…тесь. Но раз уж мы все равно куда глаза глядят едем, то не могли бы вы заодно подбросить меня до дома? Тут недалеко, я покажу, куда.
        - А вы, милочка, нахалка! - заявила ей графиня обиженно. - Я вам что, извозчик, что ли? И вообще, только разговор завязался, так сразу домой.
        - Слушай, подруга! - не выдержала Оксана. - Я вообще-то не напрашивалась. Это ты меня к себе посадила. Извини, конечно, что не оправдала ожиданий, но мне действительно надо домой, вытянуться на кровати и давнуть ухо пару часиков. А еще мне не нравится, когда меня называют милочкой! Эй, кучер! Останови свое корыто! Я схожу!
        Графиня оторопело посмотрела на нее, потом расхохоталась.
        - Нет, ну ты действительно нахалка! - сквозь смех сказала она. - Я, между прочим, графиня, а не хухры-мухры! И со мной положено вежливо разговаривать. Да не кипятись ты так, ми… подруга. Довезем тебя куда следует. Слушай, ты, часом, не генеральская дочь по происхождению?
        - Почему - генеральская? - удивилась так же мгновенно остывшая, как и вскипевшая Оксана.
        - Потому что характером как раз в генералы годишься, - пояснила Сапарская. - Сначала приказчика отбрила, теперь со мной ругаешься. Ты вообще кто такая? По платью я тебя за прислугу приняла, но потом разглядела, что ошиблась. Не встречала я еще такой смелой на язык прислуги. Ну, так кто? Великая княгиня инкогнито?
        - Много будешь знать, скоро состаришься, - угрюмо ответила Оксана. - Долгая история. Мне вон в тот переулок налево, а потом через два квартала еще раз налево. Там такой двухэтажный дом в Хлебном переулке.
        - Степан, слышал? - строго спросила Сапарская. - Поехали. Но все же, загадочная Оксана Шарлот, сердце мне подсказывает, что не простая ты девица-провинциалочка.
        А сердце меня еще ни разу не обмануло. Тебе приличного доктора, случайно, не надо? Есть у меня один хороший знакомый, не шарлатан, как некоторые.
        - Спасибо… - смутилась Оксана. - Но не надо. У нас денег мало. Кисл… э-э-э, Олег, мой брат… сводный… он немного зарабатывает, а я пока, сама видишь, никуда не гожусь. Да и Болотов обещал захаживать - он тоже врач. Скажи, тут у вас детей чему-нибудь учат? Математике там, физике, химии?
        - Математике? - изумленно подняла бровь графиня. - Если ты про гувернеров, то обычно учат языкам, истории, литературе иногда. Ну, и счету тоже. Но математика - это в гимназиях или реальных училищах. А физика что такое? Э, неважно. Это брат у тебя учителем работает?
        - Нет, - мотнула головой девушка. - Брат у меня… я, честно говоря, не особенно знаю, чем он занимается. Какое-то Охранное отделение есть, он там вроде бы служит. А учителем я работать могу.
        - И математику преподаешь? - изумилась Натали. - Ну, ты, ми… подруга, просто синий чулок какой-то. В первый раз вижу женщину, разбирающуюся в математике. Я вот дальше арифметики толком и не продвинулась, - пожаловалась она. - Умножаю так себе, а с делением вообще сложности. Ну, у меня для таких дел счетовод имеется. А насчет врача не беспокойся. Уладим как-нибудь. Чай, я не нищенка.
        Кстати, а французскому ты не учишь? У меня как раз старшенький сын в возраст вошел, пора его, оболтуса, приобщать к языкам.
        - Нет, французскому я не учу, - отказалась Оксана. - Я на нем только разговаривать умею.
        О том, что знание французского она обнаружила у себя пять минут назад, она благоразумно умолчала.
        - Жаль, - разочарованно сказала графиня. - Ты мне сразу понравилась. И не тушуешься, как другие. Ха! Это, что ли, твой дом? Ну и дыра! Послушай моего совета, подруга, перебирайся-ка отсюда куда-нибудь в приличное место вместе с братцем. Только не завтра же, а то как я тебя еще найду? Я от тебя так легко не отстану, загадочная ты моя!
        - Спасибо, - улыбнулась Оксана, неловко спускаясь по ступенькам. Кучер проворно спрыгнул с козел и помог ей сойти. - Значит, графиня Натали Сапарская? Запомню.
        Пока… подруга!
        - Что - "пока"? - не поняла Натали.
        - До свидания, в смысле.
        - А! Ну, гудбай.
        - Goodbye dear, - автоматически среагировала Оксана и тут же едва удержалась от того, чтобы зажать рот руками. Так. Это… английский язык. Интересно, что я еще знаю из местных наречий? Вот уж никогда не числила себя полиглоткой! Она проводила глазами укатившийся экипаж и вздохнула. В голове снова поднялся туман, ее слегка мутило, так что пришлось ухватиться за калитку. Нет, определенно стоило забраться в постель и вздремнуть пару часиков. Блин, и когда же все это кончится? -…графиня Сапарская? - переспросил Крупецкий. - Как же, весьма известная в свете особа. Урожденная Морокина, дочь обедневшего помещика. В семнадцать лет вышла за по уши влюбившегося вдового графа Сапарского, который был ее старше лет на сорок. Пять лет спустя граф умер от апоплексического удара. Большую часть состояния оставил детям от первого брака, которые уже сами давно семьями обзавелись, но и молодую жену не обидел. Сейчас у нее тысяч сто пятьдесят капитала. Два сына, четырех и шести лет. Бойка, несдержанна на язык, строит из себя демократку. В январе, помнится, ходила с красным бантом.
        - А что было в январе? - поинтересовался Олег, и тут же с опозданием прорезалась память - ну да, расстрел демонстрации. Оксана внимательно прислушивалась, хотя и сделала вид, что читает какую-то нудную книженцию.
        - Пан запамятовал? В январе демонстрацию рабочих в Петербурге солдаты разогнали.
        Много шуму тогда произошло, удивительно, что пан не помнит. Тогда по всей стране бунты пошли, войсками подавляли. Вот и графиня тогда фрондировала. Но демократку из себя она только строит. С домашней прислугой пани весьма строга, да и с другими черными людишками себя неприступно держит. Любит, впрочем, ненадолго принять участие в какой-нибудь уличной сироте. Потом остывает, бросает. Иногда крутит любовные интрижки в своем кругу, но повторно замуж выходить не торопится.
        - Откуда вы столько про нее знаете? - удивился Олег.
        - Так я же ее и расследовал, - ухмыльнулся Крупецкий. - Лично Сергей Васильевич меня на это дело поставил. В общем-то пани безобидна. С бунтовщиками явно не водится, в неприглядных делах не замешана…
        - Ага, понятно, - пробормотал Олег. - Осталось только закрутить с ней интрижку, жениться по расчету, войти в местную элиту и получить доступ к ее денежкам. Вот смеху-то будет…
        - А то ж! - хохотнул филер. - Вы с ней по характеру, можно сказать, два сапога пара. Только, пан, не обессудьте, если она вас своим упрямством со свету сживет.
        - Я, похоже, сам себя со света сживу, - бывший Народный Председатель покачал головой. - Приключениями наподобие вчерашнего. Ну, спасибо, Болеслав Пшемыслович. На сегодня я намерен из дома больше не выходить. Лягу спать пораньше. Кстати, может, еще чайку?
        - Нет, спасибо, - филер грузно поднялся из-за стола и откланялся. - Я тоже отправлюсь домой. Завтра с утра я за вами заеду.
        - Да не стоит… - запротестовал Олег, но осекся наткнувшись на немигающий взгляд филера.
        - Его превосходительство настоятельно просили, чтобы я не оставлял вас за пределами дома без присмотра.
        - Тогда до завтра, - пробормотал Олег. Когда дверь за филером закрылась, он повернулся к Оксане. - Да уж, повезло тебе со знакомством. Интересно, пришлет она тебе врача или как? И сколько времени у ней к тебе еще интерес продержится?
        - Вот женишься на ней - узнаешь! - огрызнулась Оксана, захлопывая книгу. Олег недоуменно поглядел на нее.
        - Вообще-то я пошутил, - сообщил он раздумчиво. - Слушай, ты чего так близко к сердцу приняла? И вообще выглядишь ты не самым лучшим образом. Как самочувствие?
        - Хреново самочувствие, - буркнула Оксана. - Голова кружится. Пойду лягу.
        Он сердито поднялась на ноги, но тут же потеряла равновесие и чуть не упала.
        Олег успел вскочить и подхватить ее прежде, чем она упала на пол.
        - У-у, как все запущено… - пробормотал он. - Похоже, тебе действительно нужно врача вызвать. Ну-ка, шевели ножками. Пойдем потихоньку к кровати…
        Оксана почти не реагировала. Она вяло переступала, тяжело опираясь на Олега, ее глаза смотрели куда-то вдаль. Олег по-настоящему испугался. Ему показалось, что неровное дыхание девушки временами почти пресекается. Осторожно опустив ее на постель, он осторожно похлопал ее по щекам. Взгляд Оксаны сфокусировался и она хрипло вздохнула.
        - Как ты? - тихо спросил Олег.
        - Я тебя не вижу… - пролепетала она. - Я вообще ничего не вижу. Какие-то линии, пятна пляшут. Ох!
        - Что?
        - Теперь снова вижу… - она растерянно обвела комнату взглядом. - Знаешь, такое чувство, будто ничего этого нет. Ни кровати, ни потолка, ни лампы на столе.
        Просто туман, который рассеется под пальцами, - она судорожно ухватила его за руку. - Но хоть ты настоящий… Не покидай меня. Пожалуйста!
        - Ну, малышка, куда же я от тебя денусь? - успокаивающе проговорил Олег, поглаживая ее по волосам. - Как же я без тебя? Знаешь, мне тоже иногда кажется, что вокруг какая-то зияющая пустота, все нереально. Сегодня ночью я проснулся от кошмара. И тоже не мог понять, сплю я еще или уже проснулся. Только твое дыхание в соседней комнате… Без него я бы точно свихнулся. Не бойся, милая. Никому я тебя не оставлю.
        - Олег! - она повернула к нему бледное лицо и лихорадочным румянцем.
        - Что? - он успокаивающе улыбнулся.
        - Олег… пожалуйста… ты нужен мне! - Она снова сжала его запястье. - Я хочу любить тебя! Сейчас, здесь! Пожалуйста! Пока я окончательно не сошла с ума… - С неожиданной силой она обхватила его за шею. - Поцелуй меня!
        Олег на мгновение замер, потом осторожно приник к ее губам, сухим и теплым. Его рука автоматически обхватила ее за талию. Тело под платьем напряглось, упругая грудь приникла к нему.
        - Обними меня крепко-крепко! - прошептала Оксана. - Вот так… и не отпускай, а то я уплыву куда-нибудь очень далеко… и не вернусь. Держи меня!
        Олег погладил ее по волосам и еще раз поцеловал. В нем вдруг остро пробудилось желание.
        - Держу! - шепнул он в ответ - и покорился неизбежному.
        Следующую неделю Олег с утра до вечера без передыху мотался по Москве. По совету Овчинникова он отправился на завод братьев Бромлей осведомиться насчет камеры высокого давления, а заодно и баллонов для хранения газа. Прихватив с собой Вагранова и снова прикрывшись маской инспектора несуществующего департамента, в одном из цехов он обнаружил рекомендованного ему инженера, сумрачного белобрысого дядьку лет пятидесяти с небольшим.
        После оказавшегося довольно бурным часового обсуждения возможной конструкции камеры, типов насосов для подкачки газа и тому подобных деталей, в которых принимали обсуждение в основном инженер и Вагранов, Лацис, наконец, кивнул и сообщил: "Сделаем". Впрочем, когда всплыл вопрос о стоимости и оплате, Олегу пришлось брать огонь на себя. Пришел управляющий, потом подтянулся директор завода. В долг делать камеру никто не собирался, но все волшебным образом уладилось, когда Олег произнес подсказанную Ваграновым загадочную фразу - "товарищество на паях". Фраза неожиданно понравилась всем присутствующим, и после очередной серии бурных обсуждений гости, наконец, покинули завод, условившись явиться на следующий день в контору "Русского банка" для обсуждения условий.
        - Знаю я одного хорошего присяжного поверенного… - задумчиво произнес Вагранов после того, как компания выбралась на улицу, откланялся и укатил на извозчике.
        Остаток дня Олег просидел в архиве Охранного отделения, листая нелегальную литературу и донимая Крупецкого разнообразными вопросами на тему революционного движения. Общая картина оказалась весьма любопытной.
        Разнообразные террористические группы существовали в стране без малого полвека.
        Обычно они ограничивались редким метанием бомб и стрельбой в высокопоставленных персон. Кого-то ловили, казнили или отправляли на каторгу, кого-то за неимением улик или под давлением общественности выпускали, и в целом общее количество членов подпольных кружков ограничивалось максимум десятками человек на всю огромную империю. Своим чередом бунтовали крестьяне, устраивали стачки и забастовки недовольные рабочие. Там, где не справлялись малочисленные местная полиция и жандармские дивизионы, применялись войска. Однако в целом жизнь империи казалось относительно спокойной.
        Однако после того, как страна вступила в двадцатый век, все изменилось.
        Увеличилось количество крестьянских бунтов и поджогов усадьб землевладельцев.
        Рабочие на заводах и фабриках прекращали работу куда чаще обычного, выходили на улицы в массовых демонстрациях. Оживились подпольные кружки, резко активизировались революционные партии.
        Положение еще более ухудшилось, когда страна из-за каких-то территориальных споров ввязалась в войну на восточной окраине. Поначалу никто не принимал противника - маленькую перенаселенную островную страну под названием Япония - всерьез. Считалось, что победить ее - дело нескольких месяцев и малой крови.
        Однако ни через несколько месяцев, ни через год войну закончить не удалось.
        Более того, войска противника успешно наносили поражения русской армии, вытесняя ее с давно обжитых территорий. Японский флот захватил инициативу на море, загнав российский флот в гавань города Порт-Артур и заперев его там минными полями.
        Отправленную кружным путем на помощь эскадру тяжелых судов перехватили и наголову разгромили задолго до того, как она добралась до театра боевых действий, а вторая эскадра так и не вышла из западных портов России. Переброска войск по суше затруднялась огромными расстояниями, а также тем фактом, что транссибирскую железнодорожную магистраль рассекало небольшое пресноводное море - Байкал, что сильно затрудняло сообщение.
        В результате незадолго до появления Олега ключевой пункт обороны, крепость Порт-Артур, пал, остатки эскадры погибли, а в обществе еще более усилились брожения. Бунтующих рабочих обыватель воспринимал уже если не с одобрением, то уж с пониманием - точно. Апофеозом событий стали январские события в столице, когда войска с применением огнестрельного оружия рассеяли большую рабочую демонстрацию. В тот же день, а кое-где и раньше, по всей стране вспыхнула серия невиданных ранее забастовок и вооруженных стычек, очевидно, подготовленных заранее. С тех пор страну непрестанно лихорадило. Многие военные части также оказались ненадежными, революционная зараза охватила даже некоторых младших офицеров. Лето выдалось более-менее спокойным, но это казалось Крупецкому затишьем перед бурей.
        После этого Олег вытребовал большую географическую карту, нашел в книжном магазине гимназический учебник по географии и долго изучал этот мир, черкаясь карандашом и кляня себя за школьную нерадивость в вопросах землеведения. Но даже сохранившихся ошибок воспоминаний ему хватило для того, чтобы прийти к любопытным выводам.
        Его первые, еще больничные, впечатления от карт в энциклопедии оказались верны.
        Здешний мир напоминал собой уродливо растянутую и увеличенную кальку с его родного. Сильно увеличенную, мягко говоря. Там, где он помнил отмели и шельфы вдоль побережий, здесь расстилались равнины. На месте архипелагов расстилались целые континенты. Огромные полярные шапки льдов властно обосновались на полюсах, захватывая куда большие площади, чем дома, и значительная часть Российской империи, государства, на территории которого он очутился, оставалась под постоянной властью холодов. Сахарский материк протянулся далеко к югу, занимая площадь по крайней мере в четыре раза большую, чем дома. Собственно, здесь он назывался не Сахарой, а Африкой, а имя зеленых долин Сахары словно в насмешку носила исполинская мертвая пустыня в сердце материка.
        Примерившись, Олег очертил карандашом неровную линию по центральной части Европы. Потом точно так же отхватил почти весь Дальний Восток, Китай, а также приличный кусок Гималайских гор и Памира. Оставил за пределами линии Индию, поколебавшись, включил Грецию с Италией, нанес еще несколько штрихов там и сям.
        Крупецкий с любопытством следил за его художествами.
        Границы оставшегося внутри линии куска суши в основном проходили по возвышенностям. Создавалось впечатление, что если бы местный океан поднялся на сколько-то десятков метров, европейский континент оказался бы сильно, хотя и не до конца, похожим на Ростанию. Покатав на языке местные географические названия, Олег нашел также определенное сходство между Россией и Ростанией, а также Москвой и Моколой. На этом, впрочем, сходство заканчивалось. Или он просто не заметил похожих названий. Москва, кстати, не в пример Моколе, располагалась почти у самых западных границ государства. Похоже, здесь экспансия шла с запада на восток, о чем свидетельствовала и необжитость восточных территорий. Видимо, экспансия на запад столкнулась в свое время с более сильными соседями, которые не позволили включить себя в состав единого государства.
        Отложив карандаш, Олег задумался. Совпадения были слишком очевидными, чтобы оказаться случайными. До сего момента он еще мог тешить себя мыслями о каком-то межмировом переходе в духе малонаучных фантастов, в который он случайно провалился на пару с Ольгой. Но теперь все начинало смахивать на какую-то дурную шутку со стороны вполне разумных сил. Кого-то вроде верховной богини Гишпаны, Владычицы мира, столь популярной в сахарских сказках. Мельком он пожалел, что в детстве ему читали слишком мало сказок. Минуточку! Гишпана? Он снова склонился к карте и быстро нашел то, что искал. Страна - Испания! Еще одно совпадение.
        Блин…
        Впрочем, в тот день он не стал сосредотачиваться на географических изысканиях.
        Пришлось ехать в контору "Русского банка" и терпеливо выслушивать какую-то юридическую тарабарщину, в котором он ничего не понимал даже дома. В конце концов он обнаружил себя председателем свежесозданного товарищества "Новые полимеры", что и заверил собственной подписью на какой-то бумажке. Устав общества надлежало составить в ближайшее время, но заем на создание установки высокого давления банк выделял уже сейчас. Олег попытался было удивиться, но Вагранов незаметно подмигнул ему, и он ошарашено замолчал. Изображать из себя свадебного генерала не входило в его планы, и вообще дела становились все более запутанными. Он-то, наивный, полагал, что подкинет ученым идейку и смоется, пока те думают над реализацией!
        Вечером Крупецкий заставил его забрать из дома Оксану и загнал в какой-то театр на оперетту. В ответ на попытку выяснить стоимость билетов он лишь ухмыльнулся и пояснил, что пусть пан не беспокоится: Зубатову положен бесплатный годовой билет на все спектакли театра, но его превосходительство им никогда не пользуется, а пользуются его подчиненные и даже просто жандармские офицеры из соседнего дивизиона. Оперетта Олегу неожиданно понравилась. Называлась она "Черт и девственница". Черт оказался местным представителем мифологической фауны, а что такое "девственница", Олег так и не понял. Кажется, что-то вроде незамужней старой девы, но с каким-то непонятным анатомическим оттенком - или на что намекает термин "лишить"? В ответ же на попытку уточнить термин у Крупецкого тот глянул на него так, что Олег стушевался и увял. Понравилась постановка и Оксане.
        Вопреки его опасениям сегодня она просто цвела и лучилась здоровьем. Вчерашний лихорадочный блеск в глазах пропал, исчезли головокружение и галлюцинации. Она весело смеялась похождениям обаятельного хвостатого рогатого черта и тайком сжимала Олегу руку.
        Побывал Олег и у Гакенталя. Овчинников настолько увлекся проектом бензинового двигателя, что на пару с назначенным мастером закрылся в мастерской и не вылезал оттуда, прикидывая и рассчитывая. Гакенталь недовольно ворчал, что Олег украл у него правую руку и что паровая машина не в пример надежнее и провереннее этих новомодных штучек. Олег заскочил в мастерскую поболтать на пять минут и уже через каких-то пару часов вырвался на свободу, перемазанный машинным маслом, со сбитыми гаечным ключом пальцами, обессилевший от болтовни, чада и грохота.
        Четырнадцатого сентября, полдня просидев над нелегальной литературой, Олег на пару с неизменным Крупецким отправился в Московский университет. Вагранов назвал ему имя человека, с которым, по его словам, стоило поговорить и, возможно, привлечь к делу. Сам Вагранов с этим человеком знаком не был, но отзывы о нем слышал самые благоприятные. Олег торопился: накануне мальчик-посыльный принес к ним в дом уведомление, что доктор Фриц Раммштайн, дипломированный терапевт, ожидает их на следующий день в три часа дня в своей клинике по адресу… К письму прилагалась также визитная карточка графини Сапарской. Оксана недоверчиво покрутила приглашение в руках. Весь день она чувствовала себя сносно, и ехать через пол-Москвы к врачу ей не хотелось. Но Олег настоял на поездке. Теперь он озабоченно высчитывал, хватает ли у него времени до трех и не следовало ли отложить визит в университет на завтра. Впрочем, скоро он махнул рукой. С точностью до нескольких минут определять, сколько времени уйдет на поездку на извозчике, тем паче в совершенно незнакомый район города, он не умел. В общем-то, Оксана изначально
настаивала но том, чтобы съездить в одиночку, но Олег предпочел бы лично присутствовать при врачебном вердикте. Жаль, если не успеет, но и тогда ничего страшного не случится.
        Впрочем, в университет их не пустили. Выяснилось, что с сегодняшнего дня в университет принципиально не допускаются лица, не являющиеся служащими университета, преподавателями или же студентами. О данном факте извещал написанный большими кривыми буквами плакатик возле главного входа. Суровый сторож замахал на Олег руками, и тот поспешил ретироваться за безопасную границу. После расспросов сердитого охранника выяснилось, что выбранный ректором пять дней назад князь Трубецкой оказался не таким уж и либералом, каким считался до того. Раздосадованный постоянными сходками и волнениями революционно настроенной молодежи, он железной рукой принялся наводить порядок в учебном заведении. Последней каплей оказалась коллективная петиция, поданная группой студентов, о приеме в университет всех евреев, подавших прошение, без учета процентного ограничения. Даже толком не прочитав ее, ректор встал из-за стола и устроил делегатам форменную выволочку.
        - Говорят, аж побагровел, так сильно кричал, - подобревший от покорности гостей и явно скучающий сторож охотно излагал бродящие по университету слухи. - Мол, ваше дело учиться, а не в политику играть! Не петиции писать, а гранит науки грызть! Распустили вас, говорит, совсем, разгильдяйство и гулянки - это не то, за чем в университет приходят! В общем, суровый мужчина оказался, этот новый ректор, - с удовольствием закончил сторож. - А то убирай за этими господами студентами после каждой очередной попойки…
        Не слишком разочарованный Олег поспешил выскочить на улицу и заняться поисками извозчика. Пожалуй, так он вполне успевал заехать за Оксаной и отвезти ее к доктору.
        Доктор Фриц Раммштайн оказался сухопарым жилистым мужчиной лет пятидесяти, в золотом пенсне и с аккуратной седеющей бородкой. Он долго и озабоченно щупал у Оксаны пульс, слушал дыхание через большую комичную трубку с раструбом и заглядывал ей в глаза. Зачем-то он посмотрел ей в горло и пожал плечами.
        - Знаете, фройляйн, - сказал он с заметным резким акцентом, который Олег автоматически и уже без особого удивления отнес к очередному известному ему языку - немецкому, - я не вижу у вас никаких проблем с сердцебиением и давлением. С легкими также все в порядке. Легкой утомляющей температуры по вечерам не случается? Кашель не беспокоит? Прекрасно. Признаков чахотки у вас я тоже не нахожу. Я бы предположил, что с вашем здоровьем все очень даже хорошо.
        Да, еще один вопрос по… женской части… - Он заколебался и кинул на Олега неуверенный взгляд.
        - Спрашивайте, доктор, - рассеяла его сомнения Оксана. - У меня от брата нет тайн.
        Доктор хмыкнул.
        - Ну хорошо, милая фройляйн. Не случалось ли у вас в последнее время задержек месячных кровотечений?
        - Что? - удивилась Оксана. - Простите, вы о чем?
        Доктор посмотрел на нее с не меньшим изумлением.
        - Месячных кровотечений, - повторил он едва ли не по слогам. - Periodenblutung.
        Регулярных женских недомоганий.
        Олег и Оксана переглянулись.
        - Погодите, доктор, - Олег потер лоб. - Если я правильно вас понял, у нее должны быть регулярные кровотечения? Э-э-э… судя по контексту, из матки, да? Но почему?
        Доктор дико поглядел на него, но тут же взял себя в руки.
        - Наука полагает, что данный процесс связан с регулярной овуляцией женских клеток. Неоплодотворенная клетка, покинув яичники, какое-то время остается… - он опять замялся, но продолжил: - Остается в матке, а потом, если не произошло оплодотворения, выбрасывается из нее вместе с некоторым количеством крови и отмерших тканей. Впрочем, на этот счет есть разные мнения. Мнэ-э… фройляйн, разве у вас никогда в жизни не случалось ничего подобного?
        Ольга испуганно помотала головой. Олег понял, что пора закруглять этот разговор.
        Дискутировать на тему сумасшедшей физиологии местных женщин ему совершенно не хотелось. Вводить же еще одного врача в курс новейшей истории межмировых отношений явно не стоило - список московских психушек наверняка не ограничивался клиникой Болотова.
        - Видите ли, доктор, - он поспешил перехватить инициативу, - у моей сестры действительно никогда не происходило кровотечений. Она… э-э-э… с детства этим не страдала. И… э-э-э… все врачи говорили, что это у нее такая особенность. Организма. Да, особенность организма.
        - Простите, но это невероятно, - покачал головой доктор. - Фройляйн Оксана, я должен настоять на вашем осмотре. Герр Кислицын, не могли бы вы подождать в приемной? Фройляйн, пройдите за ширму.
        На сей раз в голосе доктора прозвучала такая властность, что Олег только пожал плечами и вышел, прикрыв за собой дверь. Не устраивать же скандал, в самом деле?
        После осмотра врач разрешил Оксане одеться, сам же сел за стол и что-то начал быстро писать на чистом листе бумаги, изредка обмакивая перо в чернильницу.
        Девушка еще ни разу не наблюдала воочию этот странный и наверняка неудобный процесс, но у доктора выходило так ловко, что она невольно засмотрелась. А потому следующий вопрос застал ее врасплох.
        - Что, простите? - переспросила она, отвлекаясь от созерцания.
        - Фройляйн Оксана, вы не девственница. Вы ведь уже были с мужчиной, не так ли?
        - А, ну да, конечно, - легкомысленно согласилась она. - Я ж не школьница сопливая.
        Доктор слегка нахмурил брови.
        - Фройляйн, я попрошу вас быть со мной совершенно откровенной. Я обещаю, что все ваши ответы будут защищены врачебной тайной и никогда не выйдут за пределы этого кабинета. Я даже не стану читать вам морали на тему недостойного поведения. Ваши искренние ответы чрезвычайно важны для меня… и не только для меня, для всей науки. Полагаю, в вашем лице мы имеем дело с совершенно уникальным случаем. Вы согласны отвечать?
        - Ну… да, - удивленная девушка подняла на него взгляд. - Нет проблем.
        Спрашивайте.
        - Очень хорошо. Итак, милая фройляйн, вы утверждаете, что никогда не испытывали регулярных женских недомоганий? Ни в девичьем возрасте, ни позже?
        - Да.
        - И вы были с мужчинами? Один раз или больше?
        - Больше, - пожала плечами девушка. - И даже не с одним.
        - И ни разу не забеременели?
        - Ну… - Оксана покраснела. - Залетела три года назад по собственной глупости.
        Молодой была, дура-первокурсница. Знаете, когда в институт поступаешь, так… такое чувство свободы охватывает! А он на пятом учился. Такой обаятельный мальчик… Ну, в общем, расслабилась невовремя, и…
        - Так. Фройляйн, я не стану донимать вас вопросами о том, в какой именно институт… наверное, вы имеете в виду Высшие женские курсы?.. или нет?.. в общем, куда вы поступали и чему учились. Не стану также спрашивать вас о результате ваших отношений с тем молодым человеком. Наверняка он вас бросил, как только узнал о беременности. Но скажите, вы родили здорового ребенка?
        - Во-первых, это я его бросила, - Оксана гордо вздернула носик. - Этот подонок… Неважно. Все мужики - козлы, когда до разговоров о семье доходит!
        Во-вторых, разумеется, я не стала рожать. На втором месяце сбросила.
        - Сбросили, вот как? - медленно проговорил доктор. - Ох, фройляйн, и задали же вы мне задачу! Ваш рассказ подтверждает данные осмотра - вы совершенно здоровая молодая женщина с ненарушенной детородной функцией. С другой стороны, отсутствие менструаций… это же черт знает что? Hol's der Teufel! Знаете что? Вы ведь не хотите неприятностей со стороны полиции? Не забывайте, аборт до сих пор остается уголовно наказуемым деянием. Давайте вы больше никому и никогда не скажете про то, что вы его сделали, а я… Я забуду о том, что вы сказали. И в будущем постарайтесь иметь дело с мужчинами поаккуратнее. Ведь ваш спутник на самом деле не брат вам?
        Оксана ощутимо вздрогнула. Доктор отечески усмехнулся.
        - Не волнуйтесь, любезная фройляйн. Я слишком много на своем веку повидал мужчин, неаккуратно сделавших ребенка своей любовнице. Уже то, как он беспокоится за вас, говорит в его пользу. Скажите, вы его любите?
        - Не знаю… Еще не знаю.
        - Постарайтесь разобраться в своих чувствах, фройляйн. Но мой вам совет - ловите момент и выходите за него замуж. И, сверх того, вам, похоже, следует узнать побольше о методах контрацепции, позволяющих избегать нежелательной беременности.
        - Чего? - опять удивилась Оксана. - Как это - нежелательной?
        - Ну, вот как вы уже забеременели, - пояснил доктор Раммштайн, разглядывая пациентку. В его взгляде появилось что-то странное.
        - Не понимаю, - призналась Оксана. - Как беременность может оказаться нежелательной? Ведь женщина может зачать, только если действительно пожелает этого. Ну, или если расслабилась в нужный момент. Ой… я имею в виду, я так думаю…
        - Вы неправильно думаете, - медленно произнес доктор, снимая пенсне. - Или же неправильно думаю я. Не понимаю, - признался он внезапно. - У меня такое странное ощущение, фройляйн, что я имею дело с существом из иного мира.
        Нет-нет-нет! - запротестовал он, приняв испуганное движение Оксаны за возмущение. - Я не хотел вас обидеть, честное слово. Э-э-э… вы знаете, что такое венерические болезни? Передающиеся половым путем при… любви с мужчиной?
        - Нет, - с упавшим сердцем сообщила девушка. Этот мир нравился ей все меньше и меньше. - У нас… Ну, там, откуда я приехала, ничего такого нет.
        - И откуда же вы приехали? - в упор спросил ее врач. Сердце Оксаны провалилось в пятки.
        - Каменск Екатеринбургского уезда… - прошептала она неуверенно.
        - Никогда не слышал! - отрезал доктор. В это время на его столе громко зазвонил смешной формы телефон, и Раммштайн раздраженно сорвал трубку.
        - Ja! - громко сказал он по-немецки. - Нет, не могу. Я задерживаюсь. Отмените встречу. У меня совершенно уникальный случай… Нет, пока не могу говорить. До встречи, - он брякнул трубку о рычаг и повернулся к Оксане.
        - Уникальный случай - это я? - переспросила она на том же языке, невинно хлопая глазами.
        - Вы говорите по-немецки? - удивился доктор. - Впрочем, это неважно. Фройляйн, я очень прошу вас дать согласие тщательно изучить ваш организм. Ваш случай действительно уникален, он разрушает все современные теории… Неважно. Я даже готов заплатить вам за доставленные неприятности. Скажем… сто рублей?
        - Вот еще! - фыркнула Оксана по-русски. - Хотя… погодите, я должна спросить брата… Олега.
        Когда грызущий от волнения ногти Олег предстал перед доктором и услышал предложение, он почувствовал только безнадежность. Ситуация еще более ухудшилась. Похоже, скоро они с Оксаной смогут с чистой совестью нацепить на себя плакаты с надписью "Инопланетянин" и бродить в таком виде по улицам. Все равно это не окажется ни для кого новостью. И ведь наверняка это не единственный сюрпризец из области медицины! Как, например, обстоит дело с местными заболеваниями и какие меры предосторожности от них следует предпринимать? Каждый дитенок в Ростании старше двух лет знает, например, что несмотря на изумительный вкус нельзя есть даже спелые ягоды маха, растущего на каждом втором газоне, чтобы не заполучить недельный понос. Интересно, что такого знает каждый двухлетний дитенок в России, чего не знает он? Блин… И еще одно очень неприятное следствие: получается, что ни один врач в случае чего не сможет их вылечить даже от простейшего насморка. А то и угробит самым примитивным лечением. Как хорошо, что Болотов не давал мне никаких лекарств, кроме успокаивающих! И как хорошо, что они успокоили меня не до        Нет, над этими проблемами придется думать позже. Сейчас следует отделаться от доктора.
        - Видите ли, герр Раммштайн, - осторожно начал он, - мне следует тщательно обсудить с сестрой этот вопрос. Сами понимаете, что становиться подопытной белой мышью - это очень неприятно, так что…
        - О, я понимаю! - с энтузиазмом воскликнул доктор. - Я очень прекрасно вас понимаю! - От волнения немецкий акцент прорезался еще сильнее, и врач даже начал коверкать русский язык, которым владел в совершенстве. - Я готов ждать, и мое предложение об оплате остается в силе. Я быть готов заверить вас, фройляйн, что все станет в высшей степени деликатно, - он снова сбился на немецкий. - Наука должна получить полные данные об этом уникальном случае, да!
        - Да-да, хорошо, - поспешно согласился Олег. - Но сейчас нам пора. Сколько мы вам должны…
        - Пустое! - отмахнулся доктор. - Графиня Сапарская обещала покрыть расходы. Но я в любом случае не собираюсь брать с вас денег за визит. Такой случай, о, какой случай, Mein Gott!..
        Олег поколебался. Своим энтузиазмом доктор мог оказать ему дурную услугу. Если поползут слухи…
        - Скажите, герр Раммштайн, - задумчиво спросил он. - Вы знакомы с доктором Болотовым?
        - Болотовым? - переспросил доктор. - Болотов, Болотов… Да, кажется, слышал. Но если это тот человек, о котором я думаю, то мы с ним не знакомы лично. Он специализируется на душевных заболеваниях и почти не ведет общей практики.
        - Иногда ведет, - усмехнулся Олег. - Когда у Оксаны… хм… впервые случился приступ болезни, именно он ее осматривал. Возможно, он даст вам какие-то существенные детали, касающиеся ее состояния.
        Возможно, про себя мрачно подумал он, Болотов убедит тебя в том, что мы - пара сумасшедших, к чьим словам прислушиваться не следует. Или хотя бы в том, что следует держать язык за зубами. И в любом случае следует проконсультироваться с Зубатовым. Жить без медицинской поддержки может оказаться очень грустно. Но что это за мир, в котором женщины вынуждены ежемесячно переносить кровотечения?
        Впрочем, за Оксану он особенно не беспокоился. Весь последний день она выглядела совершенно нормально и не жаловалась ни на головокружение, ни на галлюцинации.
        Ему даже показалось, что девушка как-то расцвела и похорошела, и даже мышастое глухое платье на ней выглядело как-то по-особенному. Ему вдруг остро захотелось остаться с ней наедине. Усилием воли подавив неуместное возбуждение, он поинтересовался у задумчиво опершегося подбородком о набалдашник трости Крупецкого:
        - Скажите, Болеслав Пшемыслович, вы не знаете поблизости от нашего дома приличного ресторанчика? Я все еще толком местность не изучил…
        - А то ж! - кивнул филер. - Знаю, конечно. То добже, что вы, пан, спросили - те забегаловки, что поблизости от вас имеются, только и годны на то, чтобы тараканов морить. Едем?
        - Ты как себя чувствуешь? - осведомился Олег у Оксаны. - Не надоело дома питаться?
        - Ну… - та дернула плечом. - Я могу и дома. Что я в ресторане не видела? И потом, у тебя денег лишних много?
        - Местные рестораны куда дешевле, чем у нас. Не волнуйся, раз в неделю мы можем себе позволить выбираться на люди. Ведите нас, пан Крупецкий!
        Ресторан располагался в мрачном замусоренном переулке. Олег помог спуститься Оксане и растерянно огляделся по сторонам.
        - Вы уверены, что это действительно хороший ресторан? - шепотом осведомился он у филера. - А то как-то неуютно здесь…
        - Ну, не все же русским поляков в болота заводить, - усмехнулся тот. Очевидно, это была какая-то местная шутка. - Иногда и полякам отыграться можно. Не волнуйтесь, пан Кислицын, все в порядке.
        Все действительно оказалось в порядке. Негромкие приглушенные голоса посетителей, чистые лавки, столы, накрытые белыми скатертями… Шика в заведении не чувствовалось, но еда оказалась выше всяких похвал. Жареный поросячий бок Олег уплетал с таким аппетитом, что Оксана даже незаметно толкнула его в бок.
        Насытившись, Олег пристал к Крупецкому, расспрашивая того насчет местных верований. Тот, казалось, весьма удивился такой необразованности и на вопросы отвечал немногословно. Во всяком случае, внятного объяснения, чем же так существенно отличаются православные от католиков, Олег так и не получил. Не считать же, в конце концов, принципиальным отличием способ изображать богов - статуями или картинками? Впрочем, после того, как Крупецкий случайно обронил несколько слов о патриархе и папе, все более-менее прояснилось. Похоже, что, как и известные Олегу по своему миру религии, организованное христианство стремилось в первую очередь заполучить власть над верующими, а потому вопрос о том, кто самый главный начальник, неизбежно оказывался важнее всех прочих.
        Бывший Нарпред хмыкнул. Это знакомо. Судя по обмолвкам Зубатова и вытянутым из Крупецкого сведениям, православная церковь являлась в стране еще одной ветвью власти. Это следовало, например, из того факта, что с младенчества окрещенный в католичество Крупецкий для того, чтобы устроиться работать в жандармерию, был вынужден перейти в православие. Это следовало учесть… для чего? Олег попытался выстроить в голове общую схему государственного устройства Российской Империи.
        Император, дворянство, церковь… Картинка вырисовывалась не то, чтобы совсем уж четкая и стройная, но более менее понятная. Становились понятными и сильные и слабые стороны подобного строя. Последних, похоже, имелось куда больше - огромная империя просто не могла управляться таким негибким способом. В его мире это отчетливо показала Вторая революция. Здесь же дело шло к тому, что успешной может оказаться уже первая, и эта революция не за горами. Он хмыкнул еще раз.
        Похоже, действительно настало время перестать изображать из себя слепого кутенка и переставать тыкаться куда попало. Следовало продумать, на чьей стороне хочет оказаться он, бывший Народный Председатель Народной Республики Ростания, в заваривающейся каше, и что ему должно делать.
        Впрочем, решать этот вопрос здесь и сейчас он не собирался. Для начала следовало еще с месяц повариться в местной каше и окончательно разобраться в ситуации. А пока… Пока от скуки умирать ему явно не придется. Интересно, где же все-таки можно найти воздухонепроницаемую ткань и что такое "каучук"?

15 сентября 1905 г. Москва, явочная квартира в Марьиной роще
        - Зиновий? В такое время? - человек, открывший дверь, явно встревожился, увидев товарища в неурочное время. - Что случилось?
        - Снова типография, Саша… - выдохнул Литвин, известный соратникам по кличке "Седой", протискиваясь в неширокую щель. - Сегодня ночью… Полиция накрыла явку в Яме, арестованы трое, захвачен набор брошюры - его даже не успели рассыпать, а также полсотни отпечатанных экземпляров.
        - Черт возьми! - выругался Грязин, в партийной жизни - товарищ Худой. - Что Доссер?
        - Леший цел, - Литвин рухнул на стул и тяжело, с хрипом задышал. - Как раз накануне отлучился, понес прокламации в тайник. Он мне и сообщил, когда по возвращении чуть было не вляпался жандармам в лапы.
        - Вторая за два дня, - скривился Грязин, тщательно задергивая шторы, попутно осматриваясь. По тихой улочке в это время никто не ходил, но рисковать не стоило. Да и насчет филеров лишний раз проверить никогда не мешало. - Ох, Зиновий, кто-то стучит. Кто-то из наших на самом деле провокатор. Нужно срочно что-то делать.
        - У тебя есть кто-то на подозрении?
        - Нет. Хотя Леший отлучился на удивление удачно…
        - Ой, да брось, Сашка, - отмахнулся Литвин. - Я его много лет знаю. Он товарищ надежный, не предаст. Поверь моему опыту - это не из старых товарищей провокатор. Кто-то из новичков, а то и просто чей-то знакомый, заметивший что-то подозрительное и решивший подзаработать сребренников. Плохо у нас с конспирацией, очень плохо.
        - Видимо, да, - сумрачно согласился Грязин, присаживаясь на второй стул. - Нужно тщательнее относиться к этому вопросу. Боюсь, у многих началась преждевременная эйфория, люди разболтались. Если и дальше так дело пойдет, окончательно расслабимся и попадем в лапы жандармов тепленькими. Но какая же все-таки сволочь этот Зубатов, какой сукин сын! Помнишь, как все радовались, когда его поперли с поста директора Охранки? И как только выкрутился, как вернулся? Ох, надо было его ликвидировать, пока была возможность!
        - Задним умом все крепки, - пожал плечами Литвин. Он уже слегка отдышался, взгляд снова приобрел обычную прищуренную твердость. - Но сейчас ничего не попишешь. Он без охраны на улице не появляется, а в конспирации не меньше нашего понимает. Нет, нужно форсировать события, причем срочно. Что у нас запланировано помимо Миусской трамвайной подстанции?
        - Забастовка типографов намечена на двадцать первое сентября, можно ускорить. В Орехово-Зуево не сегодня-завтра народ поднимется на забастовку, товарищи работают. А подстанция - это когда? Я не в курсе, у меня другие заботы.
        - На двадцатое наметили. Нужно кое-что организовать. Хотя… и там на два-три дня ускорить можно. Этим я займусь. Типографов нужно ускорить обязательно.
        Устроим полиции такую веселую жизнь, чтобы ей совершенно не до нас стало.
        - Ускорим, не проблема. Но этого мало. Это все такие мелочи, что мы не слишком отвлечем от нас внимание. По крайней мере, Охранка от нас не отстанет, филеров демонстрации разгонять не посылают. Нам отчаянно не хватает массовости, не хватает крови, чтобы людей поднимать. Что с тюрьмой?
        - С тюрьмой? - Литвин почесал в затылке. - С тюрьмой пока сложно. Сознательных рабочих мало, прочие не хотят освобождать никаких заключенных. Только о себе думают. Но работаем. Вообще, Саша, не нравится мне эта затея. Сколько народу положим, а?
        - Революции не делаются бескровно, - скривился Грязин. - Ты, Зиня, хоть и проверенный товарищ, а иногда словно чистоплюй-белоручка рассуждаешь. "Умрешь не даром, дело прочно, когда под ним струится кровь" - забыл? Эти несколько десятков трупов рабочих станут краеугольным камнем в фундаменте нашей революции.
        Народ, наконец, осознает сущность царского режима…
        - Ой, да брось ты! - сплюнул Литвин. - Не на митинге. Сам все знаю. Но самолично отправлять народ под казацкие сабли и пули - это все же как-то не по-людски. Ну ладно, давно все решено и заметано. На восемнадцатое октября планировали, сильно ускорить не удастся. На неделю, максимум на десять дней можно сдвинуть, но и то не факт.
        - Ну, и за это спасибо - кивнул товарищ Худой. - Слушай, ты уверен, что за тобой хвоста не было?
        - Не маленький! - обиделся Литвин. - Я, между прочим, от слежки уходил, когда ты еще и о партии-то не слышал. Не было никакого хвоста.
        - Ну ладно, ладно! - закивал тот. - Тогда нужно сделать вот еще что…
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …И тут Ройко Джонсон вспомнил о своих старых разработках. К тому времени он оставался человеком только наполовину. Из-за несчастного случая он потерял обе ноги, левую руку и значительную часть торса. Еще за двадцать лет до того подобные раны оказались бы смертельными, но, к счастью, последним рейсом из метрополии на "Эдельвейс" прибыли новейшие протезирующие установки, способные почти без ущерба для функциональности заменить любую, если не считать головного мозга, часть тела. Головной мозг в теле киборга все еще оставался экзотикой, но такое решение было технически возможным. Однако Ройко оно не устраивало.
        Головной мозг, состоящий из биологической ткани, писал он в своих "Перспективах", слишком непрочен и легко гибнет под воздействием внешних факторов. Он требует громоздких, неудобных и ненадежных систем жизнеобеспечения, привязывающих всю конструкцию к стационарным установкам, а также постоянного биологического питания. Он не выдерживает ни перегрузок, ни перепада температур, ни агрессивной внешней среды, и даже кибернетическое тело чоки не в состоянии охранить его от всех опасностей. И еще он стареет.
        Исследования показывали, что хирн-чоки - искусственные тела, поддерживающие существование живого мозга - могли жить существенно дольше за счет более медленного старения мозга по сравнению с прочими частями тела. Однако желающих пересадить свой мозг в механическую конструкцию даже и на Земле попадалось крайне мало. В основном на такое соглашались безнадежные инвалиды да законченные технофаны. В любом варианте пересадка мозга не решала проблемы старения и смерти биологических тканей. И Ройко сделал вывод: проблему требуется решать радикально. Человеческой личности требовался новый носитель, и таковой следовало изобрести как можно быстрее.
        На создание искусственного твердотельного мозга, способного адекватно поддерживать функционирование человеческой психоматрицы, ушло пятнадцать лет, в течение которых живое население станций сократилось еще на треть. Однако в конце концов благодаря объединенным усилиям энтузиастов исследования были завершены.
        В окончательном варианте человеку требовалось провести несколько месяцев в коконе, фиксировавшем "ветер в листве", как Ройко поэтически окрестил мыслительные процессы человека. "…по фотографиям дерева мы не сможем создать его точную модель, - писал ученый в одной из статей, - поскольку статичное изображение кроны не дает возможности понять степени свободы каждого отдельного листа и ветки. Мы можем точно воспроизвести внешний вид каждого элемента, но не сможем понять, каким образом он движется под порывами ветра. В результате смоделированное дерево будет очень похоже на оригинал, но, тем не менее, будет иметь с ним мало общего. Единственный доступный нам сегодня точный способ - это разместить видеокамеры во всех возможных точках наблюдения и на основе отснятого материала строить максимально точные модели каждого листа…" Создаваемый в результате процесса слепок психоматрицы мог быть перенесен на твердотельный носитель без, как предполагалось, заметного ущерба для личности.
        Эксперименты дали блестящие результаты. Ройко стал первым человеком, полностью утратившим биологические ткани. За ним последовали другие. Ушло определенное время на то, чтобы адаптировать существующие технологии производства чоки-тел под новые сенсорные матрицы, но здесь уже не требовались технологические прорывы.
        И тридцать шесть лет спустя после Катастрофы человек без скафандра впервые вступил на поверхность планеты.
        Чужой планеты.
        Далеко не все люди и искины благосклонно отнеслись к идее замены живого тела на чоки. Кто-то указывал на объективные недостатки: хотя новые тела обеспечивали почти полный спектр ощущений, даваемый живым телом, это "почти" многим казалось достаточно серьезным поводом отказаться от миграции. Кто-то (в основном искины) опасался непредсказуемых последствий в долгосрочной перспективе, в первую очередь - утрату ценнейших для искинов творческих качеств человеческого мышления. Но как бы то ни было, рискнувших сменить тело оказалось достаточно. В конечном итоге искинов склонил на сторону новых технологий тот факт, что новые носители сознания позволяли на порядок повысить скорость и качество обмена информацией между человеком и внешними устройствами. А люди… людям просто не хотелось умирать.
        В это же время стабилизация производственного цикла на станциях позволила, наконец, изыскать ресурсы на отправку исследовательских экспедиций в метрополию.
        И вскоре первые транспорты с экипажами из искинов и сменивших тела людей ушли к Солнечной системе на разгонных двигателях…

16 сентября 1905 г. Орехово-Зуевские мануфактуры
        Пролетку остановили, когда до ворот осталось с полсотни метров. Гул толпы долетал и сюда, разрезаемый частым свистом и выкриками. Моросил холодный дождик, и молодой казак в заляпанной грязью форме выглядел злым и усталым.
        - На вашем месте, господа, я бы туда не совался, - охрипшим голосом сообщил он.
        - Там бунт. Побьют, а экипаж перевернут. Вон, управляющий попытался проехать, да едва сам ноги унес, в конторе забаррикадировался. Так что лучше поворачивайте.
        Олег привстал и вгляделся в ворота. За ними ворочалась темная человеческая масса, оттесняемая конными. Догорающая с немилосердным чадом деревянная конструкция, замеченная им издали, оказалась остатками некогда элегантного кабриолета. Рядом валялась мертвая лошадь.
        - Пся крев! - ругнулся рядом Крупецкий. - Опять бунтуют. Что в это-то раз, корнет?
        - Да кто их разберет! - сплюнул казак. - Не разобрать толком. "Коты" пьяные верховодят. Камнями швыряют, стрельнули вот из револьвера, Мишку подранили.
        Ротмистр насилу ребят удержал, чтобы шашками смутьянов рубить не начали.
        Поворачивайте, судари, Христом-богом прошу. Нечего вам тут делать. Все равно начальство все разбежалось аль по щелям забилось.
        - Ну что, барин, вертать взад? - простуженно спросил извозчик, поворачиваясь на козлах. - Вот ведь история какая!
        - Разворачивай коляску, - сквозь зубы буркнул Олег, легко выпрыгивая на землю. - Разворачивай, но стой на месте. Охранное отделение! - бросил он открывшему было рот казаку, и тот осекся. - Болеслав Пшемыслович, сидите здесь.
        - Чтобы пан Зубатов с меня голову снял, коли что? - набычился тот, выбираясь вслед за Олегом. - Куда вы, пан Кислицын? Правильно вам говорят - побьют, а то и вовсе убьют. Кто ж в такую толпу суется? Да и что вам там трэба?
        - Болеслав Пшемыслович, - резко обернулся к нему Олег, - извольте выполнять приказ. Я не собираюсь соваться в пекло, но мне нужно посмотреть поближе. Да и вы в случае чего меня от толпы не спасете. Не волнуйтесь, я неплохо бегаю.
        Сядьте в коляску и будьте готовы сматываться. Вы! - повернулся он к казаку. - Следуйте за мной. Господин Крупецкий присмотрит, чтобы никто не проехал без надобности.
        Не обращая более внимания на изумленно застывшего филера, он повернулся и зашагал к воротам. Корнет, поколебавшись и бросив неуверенный взгляд на Крупецкого, двинул лошадь вслед неторопливым шагом.
        Олег чувствовал, как внутри поднимается давно забытая волна. Уже не в первый раз он оказывается перед разгоряченной толпой, и не в первый раз что-то внутри подхватывает его и несет вперед, вперед, вперед, не давая остановиться и задуматься, что же именно он собирается делать и чего хочет добиться. Пан или пропал! Но сейчас откуда-то он твердо знал одно: от того, что он увидит и поймет сегодня, может зависеть вся его дальнейшая судьба.
        - Корнет! - рявкнул над ухом густой бас. - Что здесь делает штатский? Почему пропустили?
        Грузный седоусый казак с нагайкой в руке разъяренно навис над ним, сидя на огромной лошади, каких Олег еще не видел. Судя по цацкам на мундире, на него налетел какой-то высокий чин.
        - Господин ротмистр… - неуверенно начал корнет, но Олег перебил его.
        - Московское охранное отделение! - твердо сказал он грозному начальству. - Я Кислицын Олег Захарович, чиновник для особых поручений. Что здесь происходит?
        Доложите обстановку,- краем глаза он заметил, как сзади набегает отошедший от столбняка Крупецкий, и отмахнулся от него. - Почему бунт?
        - Э-э-э… - Ротмистр явно опешил, но тут же взял в себя в руки. - Да, ваше высокоблагородие, простите, что не признал… - Он неуверенно вгляделся в лицо Олега, словно пытаясь узнать его, но тут же сдался. - Докладываю. Сегодня утром поступило сообщение, что на мануфактурах в очередной раз взбунтовались рабочие, толпы собираются во дворах и отказываются приступать к работе. По тревоге были подняты и отправлены сюда четыре сотни казаков Семнадцатого полка под моим командованием. Первая полусотня перед вами, остальные блокируют другие мануфактуры, но там толпы куда меньше. Здесь главная буча. Нескольких мастеров на тачках вывезли - это они так свою злобу к ним выражают, стекла побили, шинки вот по соседству разграбили, водки да вина унесли черт знает сколько. Фабричный инспектор появлялся, успокаивал, так чуть не побили. Уехал восвояси…
        - Ваши приказы?
        - Рассеять толпу, прекратить беспорядки, не допустить ущерба имуществу, по возможности избегать кровопролития. Оказать посильную помощь администрации в восстановлении порядка.
        - И как успехи? - осведомился Олег, окидывая огромный двор взглядом. Толпа шумела в двух десятках метров, доносились отдельные неразборчивые выкрики. В оконных проемах кое-где торчали уродливые осколки мутного стекла, валялся на земле разнообразный мусор. Несколько высоких труб уныло испускали едва заметные струйки дыма: похоже, паровые машины, приводящие в действие ткацкие станки, не работали.
        - Так себе успехи, - вздохнул ротмистр. - Избегать кровопролития и одновременно рассеять толпу не получится. Пока она довольно мирная, но расходиться люди отказываются. Рано или поздно схлестнемся, никуда не деться. Вон, одного моего человека уже подстрелили, так насилу удержал ребят. Так что придется или огонь открывать и лошадьми давить, или отходить. Отправил я вестового за новыми приказами, так он еще когда вернется…
        - Кто подзуживает людей, заметить сумели? - Олег пристально вгляделся в рабочих.
        Большинство носило типичную одежду - картузы, подпоясанные ремнем косоворотки из темного ситца, темные же заправленные в грубые сапоги брюки, пиджаки или жилетки… Мелькавшие тут и там женщины носили ситцевые же сарафаны и кофты, укутывал головы в платки. Но отдельные группы явно выделялись на общем фоне - некоторые в живописнейшем рванье, некоторые, наоборот, в явно дорогих гражданских шинелях и блестящих сапогах. Отирались рядом подозрительные дамочки в открытых платьях с претензией на роскошь, но изрядно замусоленных и грязных, по манерам - типичные уличные проститутки. На глазах Олега один из оборванцев подхватил с земли камень и, особо не целясь, запустил его в сторону казаков.
        Один из них шарахнулся в сторону, разгоряченная лошадь загарцевала на месте, едва не сбросив всадника. Группа из трех или четырех личностей, к которой принадлежал оборванец, громко загоготала и тут же ловко растворилась в толпе, едва двое казаков грозно двинули вперед своих лошадей.
        - "Коты", мразь подзаборная! - рыкнул ротмистр, проследив, куда смотрит Олег. - Сутенеры, торгуют бабами и водкой прямо среди бела дня. Всех бы на осину, да ведь поди поймай! Администрация, понимаешь, развела бардак на мануфактурах, а теперь чуть что - войска вызывает. Они, они, сволочи, и из револьверов стреляют, и камнями швыряются, и людей подзуживают беспорядки устраивать!..
        - Сомневаюсь, что беспорядки - их рук дело, - хмыкнул Олег. - Зачем им толпу на улицу выводить? Бастующим, небось, плату срежут за невыход на работу, чем они за баб и водку платить станут? Нет, должны быть другие, кто не на самом виду.
        Скажите, ротмистр, как бы мне с людьми поговорить? Нужен мегафон.
        - Мегафон? - не понял казак.
        - Ну, что-то, чтобы мой голос лучше слышали, - пояснил Олег. - Иначе не перекричать мне всех разом.
        - А, рупор! - понял ротмистр. - Сейчас найдем.
        Он подозвал к себе одного из казаков и негромко что-то приказал. Тот кивнул и галопом унесся куда-то в сторону. Менее чем через минуту он вернулся и протянул Олегу большой жестяной конус с ручкой. Тот озадаченно покрутил его в руках, заметил на узкой стороне что-то вроде нагубника и пожал плечами. За неимением лучшего…
        - Отведите своих людей назад, - приказал он ротмистру. - Мне нужно, чтобы они не вертелись между мной и людьми. Господин Крупецкий, я, кажется, приказал вам оставаться возле коляски. В первый раз прощаю, но если сунетесь за мной еще раз - уволю нахрен.
        И он решительно направился к грубому невысокому помосту, служившему для непонятно какой цели, но возвышавшемуся над землей примерно на метр. Для его целей это более чем подходило. Казаки, повинуясь сигналу корнета, подали лошадей назад.
        Взобравшись на помост по грубым скрипучим ступеням, Олег огляделся. Кое-кто из рабочих заинтересованно повернулся в его сторону, но большинство не обращало на него ровно никакого внимания. Ну что же…
        Вложив два пальца в рот, он оглушительно свистнул. Сделав паузу, свистнул еще раз. На сей раз к нему повернулись практически все, общий гул утих почти полностью.
        - Интересно, чем вам лошадь-то не угодила? - громко сказал Олег в рупор. - Ну ладно, коляску сожгли, а животину-то за что убили?
        Толпа отозвалась недоуменным шумом.
        - Поделом управляющему! - крикнул кто-то неразличимый. - Кровопийца!
        - Похоже, ваш управляющий такая скотина, что вы его уже и с лошадьми путаете, а? - усмехнулся Олег. До него донеслись отдельные смешки. Похоже, внимание людей оказалось завоевано. - Сочувствую. Однако же не для того вы на улицу вышли, чтобы заставить начальство пешком ходить, как я понимаю. Чего вы хотите, можете внятно озвучить?
        - А ты кто такой? - пьяный выкрик долетел слева. Олег повернулся, вглядываясь.
        Ну конечно. Один из "котов". - Ты че, нам денег принес?
        - А ты всех рабочих представляешь? - поинтересовался Олег в рупор. - Что-то не кажется мне, что ты в своей жизни хоть день за станком простоял. По-моему, ты просто сявка подзаборная, ни копейки честным трудом в жизни не заработавший. Эй, господа хорошие! Найдется среди вас кто-то, кто от имени всех сказать может?
        - Смотри-ка ты! - зареготали еще несколько оборванцев. - Ребята, этот белоручка говорит, что мы ни копейки не заработали! А сам-то как сыр в масле катается, нашей кровушки попив!
        Над ухом пролетел камень. Олег вздохнул, уронил рупор и спрыгнул с помоста.
        Несколькими стремительными шагами преодолев расстояние до оборванцев, он сходу свалил одного прямым ударом в челюсть. Пока остальные изумленно таращились на него, не понимая, что происходит, он выдернул из толпы одного особо колоритного "кота" в состоящем из одних дыр зипуне, от которого за версту несло винищем, завернул ему руку в болевой захват и, не давая опомниться, потащил к помосту.
        Толпа настороженно молчала.
        Загнав оборванца на всеобщее рассмотрение - тот растерянно заозирался по сторонам, кажется, не понимая, как он сюда попал - Олег снова подхватил рупор.
        - Ну что, господа хорошие, - язвительно спросил он, - вы хотите, чтобы этот говорил от вашего имени? Как думаете, какие требования он может огласить?
        Побольше водки, и бесплатно? Я-то думал, что вам семьи кормить надо, но ежели водка устроит…
        - Долой чиновников! - выкрикнул кто-то из толпы. - Да здравствует революция!
        Товарищи, все вместе сомнем казаков и этого эксплуататора! Ура!
        Толпа угрожающе шевельнулась.
        - А, то есть смять казаков - это ваша единственная задача, - разочарованно сказал Олег. - Ну, тогда валяйте. А я пойду, мне в войнушку играть неинтересно.
        - Тихо всем! - рыкнул вытолкавшийся из толпы здоровый детина с густой черной бородой и мрачным взглядом. - Послушаем, что нам скажет это чистенький господин.
        Ну, говори!
        - Что говорить? - удивился Олег. - Я ожидал, что вы для начала мне что-то скажете. Я, конечно, могу объяснить, почему лошадей убивать нехорошо, но вы-то, верно, не того ждете. Так что валяйте, я слушаю.
        В этот момент в мозгах оборванца что-то щелкнуло. Издав угрожающий пьяный вопль, он выхватил откуда-то нож и замахнулся на Олега. Рефлекс у того сработал автоматически. Рванувшись вперед и блокировав запястьем руку с занесенным оружием, он дал противнику подножку и с силой толкнул его в грудь. С воплем пьянчуга опрокинулся на спину и шлепнулся с помоста на землю. Нож отлетел бородачу под ноги. Тот взглянул на него, потом на Олега и слегка усмехнулся.
        Кажется, в его взгляде мелькнуло невольное уважение.
        - Хорошо дерется… - вполголоса прокомментировал ротмистр, обращаясь к Крупецкому. - В первый раз вижу, чтобы у человека и язык был подвешен, и драться он умел. Хороших людей Зубатов себе подбирает.
        Крупецкий задумчиво взглянул на казака, но промолчал.
        - Ну так я слушаю ваши требования! - произнес Олег. Его тон изменился, из развязного стал жестким и требовательным. - Или мне и дальше развлекать вас боксом?
        - Не горячись, барин, - спокойно ответил бородач. - Все тебе скажем как на духу.
        Да только сто раз говорили, и все без толку. Жалованье нам повысить нужно. Гроши платят, детей кормить нечем. Горбатишься по двенадцать часов в цеху, домой на квартиру приходишь - разогнуться не можешь, а там дети грязные орут, народ чуть ли не вповалку по комнатам лежит… - Он махнул рукой. Окружающие поддержали его невнятным гулом.
        - Понятно, - кивнул Олег. - Что-то еще?
        - Тред-юнион требуем! - упрямо склонил голову бородач. - Хотим, чтобы от мастеров у нас защита была. Чуть слово не так скажешь - сразу по морде.
        Ошибешься - штраф. Ладно бы только за пьянство да прогулы штрафовали, так ведь за поломку станка - штраф, за порванную пряжу - тоже, а есть в том твоя вина или нет, никому дела нет. Нельзя так, не по-людски это.
        - Хорошо. Что еще?
        - А что, мало? - удивился тот. - Если ты, барин, это все выполнишь, ноги целовать тебе будем. Да только пустое все. Из хозяина лишней копейки не выдавишь. Да еще и расписками для своего магазина жалование выдает в нарушение всех законов. А казаками нас пугать не надо. Мы и так пуганые.
        - Казаки вас не тронут! - Олег возвысил голос, надеясь, что ротмистр и в самом деле окажется умным мужиком. - Господа! Теперь мне ясны ваши требования. Я передам их вашему начальству. И не просто передам - заставлю пойти вам навстречу. На сегодня все. Вы можете не возвращаться на работу, объявляется внеочередной выходной. Теперь - разойтись.
        Он поставил рупор на помост и спрыгнул на землю. Бородач смотрел на него с непонятным выражением. Олег подошел к нему и оглядел с ног до головы. Да уж, мелькнуло в голове, этого я бы ни ударом в челюсть, ни подножкой не свалил.
        - Меня зовут Олегом, - сообщил он. - Пойдем, что ли, пообщаемся в спокойной обстановке. Что ты там про хозяйские расписки для магазина говорил? Да, и скажи людям, чтобы в самом деле расходились по домам. А то, не ровен час, еще кто-нибудь снова из револьвера стрельнет, и тогда казаки точно не выдержат.
        Бородач хмыкнул, отвернулся и что-то шепнул на ухо одному из товарищей. Тот кивнул и нырнул в толпу.
        - Твоя правда, барин, - прогудел он. - Побаловали, и хватит. Не волнуйся, сейчас разбредутся. И с "котами" мы разберемся в свой черед, у меня самого на них давно руки чешутся. И сегодня-то они на пустом мече бучу начали, а остальные уж за компанию присоединились. Но вот скажи мне, барин, почему я тебе верю? Впервые в жизни вижу, а верю? Много я говорунов повидал, и с начальством не раз схватывался, но ты какой-то не такой.
        - Да уж такой я, внушающий, - усмехнулся Олег. - Тебя звать-то как? Не бойся, хозяину не выдам.
        - Хозяину? - презрительно прищурился бородач. - Не боюсь я хозяина. За мной правда, а бог завсегда за правду стоит. Мишкой меня кличут. Мишкой Ухватовым.
        - Вот и здорово, - одобрил Олег. - Ну что, Михаил, пошли, присядем в тенечке.
        Потолковать надо по душам, прежде чем я к хозяину вашему пойду. Слушай, а у вас здесь рабочие казармы где? Проводи - хочу посмотреть, как люди живут.
        Вокруг медленно рассасывалась толпа.
        До хозяйского кабинета Олег добрался только через час. Пройдя через контору в сопровождении Крупецкого, он забарабанил в толстую обитую гранитолем дверь.
        Вопреки ожиданиям та распахнулась немедленно.
        - Что вы себе позволяете! - с места в карьер взвизгнул невысокий растрепанный человечек. - Как вы смеете самоуправствовать на территории моего завода!
        - Вы управляющий? - холодно спросил его Олег. - Починков Семен Гаврилович?
        - Да, я управляющий! - снова взвизгнул человечек. - А вот кто вы такой, что смеете отдавать приказы моим рабочим?
        - Вы сначала научитесь мимо своих рабочих спокойно проезжать так, чтобы вам средство передвижения не курочили, - парировал Олег. - Посторонитесь, пожалуйста, вы дорогу загораживаете.
        Управляющий поперхнулся, беспомощно взглянул на Крупецкого, с удовольствием наблюдающего за сценой, и молча сдвинулся в сторону. Олег прошел мимо него, брезгливо осматриваясь. В отличие от конторы Гакенталя, заваленной чертежами и моделями и выдававшей искреннее влечение человека к своему делу, здесь явно пахло махровой канцелярщиной и равнодушием. Сиротские деревянные лавки, грубый колченогий стол, массивный железный шкаф, на грязных окнах - ни занавесочки.
        Олег с размаху плюхнулся на стул и иронически посмотрел на багрового хозяина помещения.
        - Присаживайтесь, раз уж так получилось, - иронически пригласил он. - В ногах правды нет. Да присаживайтесь же! - добавил он металла в голос.
        Несчастный Починков молча повиновался.
        - Господин Ковригин, разумеется, не почтил присутствием свои владения, - не то спросил, не то констатировал Олег. Ухватов проинформировал его, что, лишившись повозки, управляющий смог добежать до конторы, а владелец мануфактуры, ехавший следом, развернул коней и сбежал восвояси. Видимо, он и настоял на присылке казаков. Жаль. Давить авторитетом мелкую сошку было без толку, но это все же лучше, чем ничего. Ну что же, входим в роль Народного Председателя…
        Следующие четверть часа он изо всех сил старался убедить незадачливого управляющего в том, что день у того не задался с самого утра и просвета не предвидится до вечера. Среди вмененных тому грехов числились глупость, непредусмотрительность, неумение отдавать приказы, напрасное нервирование рабочих, если только это не намеренное провоцирование на бунт, а за компанию - еще и подворовывание у хозяина. Последний выстрел наугад попал в цель так основательно, что Олег испугался, что придется везти дядьку в больницу: тот решил изобразить своим лицом грядущий в скором времени постоянный снежный покров и начал судорожно хватать ртом воздух. С опозданием Олег сообразил, что Охранное отделение, видимо, пользовалось в его глазах авторитетом немногим меньшим, чем местный бог, а уж бояться ему явно было чего. В этом Олег, впрочем, и не сомневался.
        По окончании распекания управляющий окончательно скис и лишь молча кивал, заранее признавая свою вину. Олег мысленно расслабился. Как хорошо, что "чиновник для особых поручений" звучит много внушительнее "мальчика на побегушках", каковой эта должность на деле и являлась! Вот теперь можно и к делу приступить. В конце концов, не бунты же успокаивать он сюда ехал!
        - Надеюсь, вы сделаете выводы из этой ситуации, - внушительно сказал он. - Думаю, в этот раз Охранное отделение закроет глаза на вашу некомпетентность в надежде, что в будущем вы исправитесь. Полагаю, вы и сами уже догадались, что сегодняшний рабочий день должен быть оплачен в полном объеме, зачинщиков вы выискивать не станете, а в самом ближайшем будущем придется серьезно задуматься над требованиями рабочих. Над теми, разумеется, которые являются более-менее разумными. Разумеется, чернь нужно держать в жесткой узде… - на мгновение он задумался, не является ли слово "чернь" неподходящим, но махнул рукой, -…но и зажимать перегибать палку не следует. Я бы порекомендовал начать с пересмотра системы штрафов и некоторого увеличения заработной платы. Опять же, почему в казармах народ вперемешку спит - бабы, мужики, малолетки, все вперемешку? Почему не разделены по комнатам? Исправить в самое ближайшее время. Да, и услышу еще раз, что жалование людям платят не деньгами, а суррогатами - оштрафую по самое не могу. Все понятно?
        Починков покорно кивнул.
        - Кроме того, у меня к вам еще одно дело, - сказал Олег сурово. - Государственного значения дело, должен заметить. Мне потребуется плотная ткань, не пропускающая воздух. Скажем, пропитанная каучуком. Кроме того, нужна и просто цельнокаучуковая материя. Надеюсь, вы знакомы с процессом вулканизации резины?..
        Когда пролетка отъехала от ворот мануфактуры метров на сто пятьдесят, Крупецкий, наконец, не выдержал и зареготал во все горло.
        - Ну вы, пан Кислицын, сильны! - сквозь смех пробурчал он. - Вам бы генерал-губернатором служить. Эк вы эту шельму распекали!
        Олег хмыкнул. Он прокручивал в уме последние события и чем дальше, тем больше боялся возвращаться в город. Положительно, у Зубатова есть все причины для того, чтобы просто вышвырнуть его на улицу без выходного пособия. Так нагло прикрываться Охранным отделением! Да уж…
        - И толпу вы как-то очень удачно успокоили, - посерьезнел филер. - Видел я раньше такие сборища. Уже не первый год без стрельбы не обходится.
        Олег вздохнул.
        - Кажется, я начинаю к этому привыкать, - хмыкнул он. - Случалось раньше…
        Он поперхнулся. Внезапно мир каруселью закружился вокруг и потемнел. Он отчаянно пытался вздохнуть, но дыхание перехватил непреодолимый спазм. Он попытался ухватиться за дверцу пролетки, но промахнулся. На мгновение ему показалось, что его рука прошла сквозь дерево… и тут все кончилось. Он откинулся на спинку, жадно глотая воздух. Встревоженный Крупецкий склонился к нему.
        - Пан Кислицын! - тормошил он Олега за плечо. - Пан Кислицын!..
        - Все… в порядке, - выдохнул Олег, закрывая глаза. - Просто голова закружилась. Кажется, я начинаю привыкать и к этому…
        В порыве холодного осеннего ветра над пролеткой закружились первые в этом году снежинки.

17 сентября 1905 г. Покровская психиатрическая клиника
        - Ба! Сколько лет, сколько зим!
        Болотов поднялся навстречу стремительно вошедшему в кабинет Вагранову. Старые друзья заключили друг друга в объятия. Потом Вагранов отстранился, критически оглядел доктора и хмыкнул:
        - Да, время летит, дружище, и мы явно не молодеем. Сколько лет не виделись? Три года? Четыре?
        - Скорее, четыре, - Болотов почесал подбородок. - Ну да, после того ужина в "Разгуляе" в девятьсот первом. Ты, кажется, тогда только-только из Самары вернулся и добивался восстановления в должности в своем университете.
        - Было дело, - согласился ученый. - Ну, Миша, рассказывай, как жизнь идет…
        Смотрю, воскресенье, а ты все в своей клинике? …За окном уже совсем стемнело. Ходики в коридоре пробили восемь. Уютно светила керосиновая лампа на столе, бросая сквозь зеленый абажур пятна на тарелочку с бутербродами, исходил паром маленький самовар. Внезапно Вагранов встрепенулся.
        - Знаешь, Миша, хочу спросить тебя об одном человеке. Ты его должен знать.
        - Да? - сонно отозвался владелец клиники. - Что за человек?
        - Ну… - доцент явно колебался. - Его зовут Кислицын Олег За…
        Он осекся, не договорив. Болотов встрепенулся и обратил на него острый, словно бритва, взгляд.
        - Откуда ты о нем знаешь? - резко спросил он.
        - Ого! - усмехнулся Вагранов. - Ты, похоже, очень даже хорошо его помнишь. Что так встревожился?
        Болотов осел назад в глубину своего кресла и нахмурился.
        - Сначала объясни, почему спрашиваешь, - сумрачно проговорил он.
        - Да как тебе сказать, - Вагранов покрутил в руках пустой стакан с прилипшими ко дну чаинками, пощелкал ногтем по серебряной ложечке. - Понимаешь, я тут с ним некоторое время дело имею. Удивительные вещи этот человек рассказывает. Не стану вдаваться в подробности, это узкоспециальное, но в других условиях я бы решил, что он - гений. Разумеется, если то, что он рассказывает, окажется правдой. Но он… - Доцент вздохнул. - Не знаю даже, как объяснить. Не стану объяснять, о чем речь - все равно не твоя тема, не поймешь толком. Не суть. Странно, что вроде бы очень специфическими концепциями он владеет, очень нетривиальными, неочевидными, а на простейших конкретных вопросах плывет, как пьяный студент на экзамене. Видел бы ты, как он удивился, когда узнал, что каучук из сока гевеи добывают - дерево такое в Бразилии имеется. Он, видите ли, полагал, что его синтезируют из чего-то там. Удивиться-то удивился, но от своей идеи использовать серу в качестве наполнителя и не подумал отказаться. Обозвал процесс обработки вулканизацией. Откуда термин взялся - не говорит, только плечами пожимает. Где учился - не
сознается. Я пытался выяснить, откуда он столько всего знает, но он в ответ только лепечет что-то о научно-популярных журналах, что читал в детстве.
        Выдает великолепные идеи из области химии, но при том не имеет ни малейшего представления ни об одном ученом в этом области, даже о самых выдающихся.
        - Так, - кивнул психиатр. - Что-то еще?
        - Ну… - Вагранов опять замялся. - Проговорился вот, что с Зубатовым дело имеет. Ну, с тем самым, из Охранки. Сам понимаешь, для меня это небезопасно…
        - А! - Болотов отхлебнул чаю. - Ты все носишься со своими идеями о несправедливости общества, о его переустройстве, да?
        - Да уже не ношусь, - хмыкнул доцент. - Насмотрелся я на некоторых…
        "товарищей". Не по пути мне с ними. Но сам посуди, ведь нельзя же…
        - Стоп! - Болотов помахал рукой в воздухе. - Женя, мы сейчас не о политике разговариваем, ведь верно? Давай в эту сторону не углубляться, ладно? Что там еще у тебя насчет Кислицына?
        - Ну, все, по большому счету. Человек он вроде неплохой, увлекается сам и умеет людей за собой увлечь. Рассказывает интересно… дружелюбный и какой-то… свой, что ли. Хочется ему верить безоговорочно, какую бы глупость он ни ляпнул. Не знаю, как словами выразить… ну, ты у нас душевед, тебе виднее. Шутит иногда.
        Да так шутит, что не поймешь - может, и всерьез говорит? Брякнул вот как-то раз, что марсианин или что-то в этом роде. А так вот подумаешь, и непонятно становится - может, и в самом деле марсианин? Прилетел в герметичном цилиндре, как у Уэллса, и теперь ходит тут, высматривает, как бы кровушки нашей пипеткой попить… - Вагранов невесело хмыкнул.
        - Понятно, - вздохнул доктор. - А меня-то ты почему о нем спрашиваешь?
        - Он сам тебя упомянул, - пояснил Вагранов. - В том духе, что можно с тобой о нем поговорить.
        - Так-так, - покивал Болотов. - Но видишь ли, Женя, тут проблема имеется.
        Врачебная тайна называется. Я не имею права с тобой о нем разговаривать, разве что он лично мне разрешит.
        - Черт возьми! - тихо ругнулся доцент. - Что, совсем никак не можешь? Я же говорю - он сам на тебя сослался.
        - Меня при том не было, - отрицательно качнул головой собеседник.
        - Жаль, - Вагранов словно потух. - Я-то надеялся…
        - И все-таки - почему ты так живо им интересуешься? - Болотов аккуратно снял пенсне и положил его на стол, потирая усталые глаза пальцами. - Нет, я понимаю, что персона он загадочная, но все же - почему ты не можешь принять его таким, какой он есть? Он не сумасшедший, это я тебе как специалист заявляю. Со странностями, да, но мало ли какие у людей странности? Некоторые даже марки коллекционируют.
        - Туше, - улыбнулся Вагранов. - Только я их уже не коллекционирую, забросил.
        Понимаешь, Миша, поначалу это все казалось чем-то вроде… ну, если не шутки, то интеллектуальных посиделок. Собраться приятной компанией, потрепаться о том о сем… С ним рядом какой-то прилив энергии ощущаешь, так и хочется чем-то полезным заняться. Но сейчас пришла пора выбирать - действительно ли его идеи стоят того, чтобы в денежные дела влезать, или же он чокнутый, от которого лучше держаться подальше? У меня небольшой капиталец от родителей еще сохранился, и банкротом становиться совсем не хочется. Тем более - других за собой тянуть.
        - А у вас с ним и в самом деле серьезные дела закручиваются, - медленно проговорил Болотов. - Когда он у меня лежал, он о наших деньгах ни малейшего представления не имел.
        - Да он и сейчас в денежных вопросах как ребенок, - хмыкнул доцент. - Постой! Ты сказал - когда у тебя лежал? Он что, все-таки сумасшедший?
        - Проговорился все-таки, - с досадой произнес доктор. - Черт! Теперь ты невесть что о нем возомнишь. Ладно, твоя взяла. Придется тебе кое-что рассказать.
        Началась эта история месяца полтора назад… Ну да, точно помню - пятого августа неожиданно заявляется ко мне Зубатов. Не вздрагивай так сильно. У меня с ним тоже кое-какие контакты имеются. Просил он меня пару раз освидетельствовать бандитов, изображавших из себя сначала идейных борцов, а потом, когда не удалось, сумасшедших. Хороший человек этот Зубатов, душевный, хоть и жандарм. Ну да не о том речь. Заявляется он ко мне и выводит из коляски странно одетого человека, того самого Кислицына. И просит - мол, не осмотрите ли по старому знакомству господина, вроде бы и не пьян, а чепуху всякую несет. Я согласился - почему бы и нет? Был Кислицын явно в сильном шоке: пульс как у загнанной лошади, зрачки расширены во всю радужку, мышцы напряжены, ровно у больного столбняком, пару раз на несколько минут сознание терял, нашатырем в чувство приводили… Ну, не буду мучить тебя деталями. Главное, что повторяет непрестанно: "Я Народный Председатель, вызовите Бирона".
        Болотов отпил глоток изрядно остывшего чая.
        - Зубатов предложил мне оставить его на время, а расходы компенсировать за счет Охранного отделения. Я согласился - почему бы и нет? Потом, когда Кислицын пришел в чувство, я несколько раз с ним разговаривал. Он нес все ту же чушь про Народного Председателя, правда, уже куда более осмысленно. Поначалу я полагал, что это типичный случай ложной памяти - науке такие случаи хорошо известны - но потом переменил мнение. Понимаешь, сумасшедшие, конструируя у себя в голове картину мира, обязательно противоречат себе, много и по-крупному. Кислицын же…
        Он не допустил ни одного противоречия, как я ни донимал его каверзными вопросами в течение двух недель. Язык, на котором он временами говорил - никогда такого языка не слышал. И обследования не показали ни малейших признаков сумасшествия, только последствия шока, не более. Можно было бы подумать, что он просто прикидывается. Изобрел себе историю - и развлекается. Но почему-то мне так не кажется. Я думаю, что он искренне верил в то, что говорил.
        - А что за Народный Председатель? - поинтересовался Вагранов.
        - А… Он утверждал, что является главой большого государства, называющегося Ростания. Народный Председатель там - название высшего государственного поста.
        Что-то типа нашего Императора или североамериканского президента. Пожалуй, последнее, поскольку должность выборная. Поначалу я решил, что это мания величия, но и это вряд ли. Кислицын абсолютно адекватен.
        - Видел бы ты, как он приказы отдает, - усмехнулся Вагранов. - Ни малейшей тени сомнения в том, что их выполнят. При том выходит это у него совершенно без задней мысли, потом спохватывается и извиняется. Может, все-таки мания?
        - Скорее, он все же настоящий Народный Председатель с Марса, - грустно сказал Болотов. - Видишь ли, есть еще кое-что, что не укладывается в схему сумасшествия.
        - Например?
        - Например, покрой и материал его одежды, в которой его сюда привезли. Я не портной, а то бы рассказал тебе, что и как не так. Видно, что пиджак, но покрой… странный, мягко говоря. Материя совершенно невероятная, от утюга блестеть начинает, словно плавится. Хорошо, Зиночка вовремя сообразила и не стала гладить. Потом, штука эта, которую он электронными часами называет. Я ее недолго видел, Зубатов с собой забрал, но это же чудо из чудес! Представь - под маленьким стеклышком сами по себе циферки меняются, время показывают. Причем секунды там слегка короче наших.
        - Наших? - поднял бровь Вагранов. - Миш, так ты всерьез веришь, что он марсианин?
        - Знаешь, Женя, я не имею ни малейшего понятия, во что верить, - вздохнул психиатр. - Временами мне кажется, что я сам сошел с ума. Поэтому стараюсь поменьше думать о всей этой истории. Тут и еще кое-что…
        Он заколебался, потом махнул рукой.
        - Раз уж начал… Примерно три недели назад, чуть меньше, меня срочно вызвали из дома по телефону к нему на квартиру. Недавно провел к себе домой провод - чудо как удобно, надо будет обязательно и в клинику провести. Судя по голосу, он был в полной панике. У него на квартире я обнаружил молодую женщину, которая демонстрировала ровно те же симптомы, что и он в первый день. Сильный шок, периодические потери сознания, раскоординация движений, напряженные мускулы, попытки говорить на странном языке… Я помог по возможности, хотя лучшим средством для нее было бы просто лежать и отдыхать. Он представил ее как свою сводную сестру, но тут уж я стреляный воробей. Врал он, и врал неумело. Впрочем, какое-то время я подозревал, что он сам в обморок хлопнется, так его трясло от нервного напряжения.
        Вагранов с интересом посмотрел на него.
        - Звали девицу, случайно, не Оксаной? - осведомился он.
        - Да. Как?.. - вздрогнул доктор. - А, ну да. Наверняка ты ее видел, раз уж и с Кислициным знаком. Да, Оксана. Среднего роста, жгучая брюнетка, глаза серые, небольшая родинка под правым глазом, лет семнадцати-восемнадцати на вид. Знаешь, я постарался ничему не удивляться и вообще выбросить эту историю из головы. А то и самому свихнуться недолго. - Он слабо усмехнулся. - Но вот вчера приехал ко мне Раммштайн. Он модный и дорогой врач общей практики. Обычно лечит мигрень у богатых истеричных дамочек, но вполне профессионален. Мы с ним изредка раскланиваемся на разных приемах и конгрессах. Так вот, он был в полном экстазе.
        Оказалось, что эта Оксана каким-то образом оказалась у него на приеме. Я не стану вдаваться в подробности, на сей раз уже совершенно точно врачебная тайна запрещает, но… физиология этой девицы, по утверждению Раммштайна, совершенно невероятна. Я бы от себя добавил - просто нечеловеческая. Вот так, друг милый.
        - Нечеловеческая? - медленно, словно смакуя это слово, произнес Вагранов. - Ну и дела… Миша, ты в этом уверен?
        - Я ни в чем не уверен, - хмыкнул доктор. - Знаешь, я уже давно разуверился в Боге, - он бросил взгляд на поблескивающую в потемках икону, - но сейчас мне хочется встать на колени и горячо помолиться, чтобы он вразумил меня. Я старый и многоопытный человек. Психиатр, прошу заметить! Я перевидал на своем веку немало людей - от просто слегка тронутых до совершенно сумасшедших. Я встречал немало удивительных вещей, удивительных - но вполне объяснимых с точки зрения рационального мышления. Но Кислицын… Женя, бритва Оккама здесь не работает. И он, и его подружка явно выходят за рамки обыденного. И я просто не знаю, что думать.
        - Да уж, ситуация… - невесело улыбнулся Вагранов. - Но мне-то что делать?
        Может, действительно порвать с ним, пока еще не поздно?
        - Если тебе интересно мое мнение, Женя, - Болотов снова нацепил пенсне и уставился на доцента немигающим взглядом, - то на твоем месте я бы руками и ногами вцепился в Кислицына. Он абсолютно безвреден и не желает никому зла, за это я ручаюсь своей профессиональной честью. Мне он в последние дни, когда пришел в себя, больше всего напоминал этакого любопытного щенка, с интересом осваивающего новый мир. Он дружелюбен и… как ты это назвал, совершенно свой.
        Помоги ему - и ты об этом вряд ли пожалеешь. С Зубатовым связан? Ну и что?
        Зубатов не Макиавелли, и у него своих дел по горло, чтобы в такую сложную провокацию с непонятными целями тебя впутывать. Так что расслабься и получай удовольствие. Разумеется, приглядывай за ним получше, чтобы он по незнанию не влез в неприятности.
        - Постараюсь, - согласился Вагранов, невольно вспомнив эпизод на квартире Бархатова. Ох, как бы из этого дружелюбного щенка не вырос ненароком волкодав! - Обязательно постараюсь. Но все же, как ты думаешь - кто он и откуда?
        - Никак не думаю, - честно ответил Болотов. - И тебе не советую - во избежание повреждения рассудком. Прости прими его как данность. Все равно наши предположения наверняка окажутся неверными. Ты как, хочешь еще чаю?
        Буря бушевала над Российской империей уже не первый год. Тихая и сонная доселе страна стремительно просыпалась. Аграрная экономика переживала периодические неурожаи и связанный с ними голод. Уже давно существовали способы, позволявшие резко увеличить урожайность, но крестьянская община, связанная круговой порукой и общим владением землей, не позволяла применять их на практике. Многие разоренные крестьяне снимались с земли и направлялись в города в надежде найти там лучшую долю.
        Основная масса людей попадала на заводы и фабрики - российская промышленность как раз вошла в период ускоренного роста, и ей требовались рабочие руки. Однако положение чернорабочего, которое только и могли занять неграмотные, ничего не умеющие вчерашние земледельцы, оказывалось немногим лучше крестьянского. Тяжелый ручной труд от зари до зари - двенадцать часов в день, а иногда и больше, без выходных, за нищенскую плату, с трудом позволявшую сводить концы с концами и зачастую заметно уменьшаемую жестокой системой штрафов. Дискриминация женщин, гораздо меньше мужчин получавших за тот же труд, ужасающий травматизм и презрительное отношение владельцев заводов превращали жизнь поденного рабочего в разновидность ада. Школы для несовершеннолетних, которые были обязаны существовать при фабриках, зачастую работали через пень-колоду, и если на крупных предприятиях их деятельность еще удавалось более-менее наладить, то на мелких их чаще всего просто не существовало.
        Фабричная инспекция, до 1903-1904 годов более-менее справлявшаяся с разрешением конфликтов между заводской администрацией и рабочими, из-за нехватки сотрудников к
1905-му почти захлебнулась в нарастающей волне происшествий, фактически превратившись в беспомощного наблюдателя. Отсутствие четкой формальной базы и огромное количество документов, которые необходимо принимать во внимание, заставляло инспекторов принимать решения на свой страх и риск, опираясь исключительно на здравый смысл и чувство меры. Расчетные книжки рабочих, каждый раз составленные по уникальной форме, правила внутреннего распорядка, табели денежных взысканий по нескольким категориям, списки разрешенных денежных вычетов, справочные цены на главные товары (хлеб, мясо, крупа, керосин и так далее), заборные книжки… И здравого смысла зачастую оказывалось слишком мало, чтобы обойти опасные подводные камни. А в некоторых случаях инспектора просто не могли вмешиваться - многие предприятия просто не входили в рамки их компетенции.
        Жизненные условия рабочих мало способствовали их умиротворению. Чаще всего личное пространство сводилось к койке в казарме или в комнате наемного дома, на которой ночью спали, а днем хранили вещи. В огромных казарменных помещениях, где отсутствовали даже перегородки, вперемешку жили взрослые, дети, старики и молодежь. Уединиться было практически невозможно, и вся жизнь, включая самые неприглядные и интимные ее аспекты, проходила на глазах у соседей. Многие рабочие искали забвения в водке, пропиваясь подчистую, и алкоголизм достигал ужасающих размеров как среди мужчин, так и среди женщин. В некоторых местах сознательные мужчины и женщины объединялись и добивались запрета на размещение шинков и кабаков в ближайших окрестностях завода, но такие успехи оставались редкостью. И люди спивались, травмировались и погибали, убивали друг друга по пьяни… Некоторые бунтовали - слепо и яростно, не разбирая правых и виноватых, а некоторые начинали всерьез задумываться над устройством общества.
        Революционные идеи, упрощенные до примитивного "грабь награбленное!", шли в массы и находили там живой отклик.
        В этой мутной воде сновали и ловили свою рыбку, большую и маленькую, разнообразные проходимцы, выдававшие себя за революционеров, и революционеры, пользовавшиеся идеологией как прикрытием для откровенно бандитской деятельности.
        Активно орудовали "боевые организации" и социалистов-демократов (позже добавивших определение "большевиков" к своему названию), и социалистов-революционеров, и анархистов, и прочих течений в сложной подпольной жизни. Впрочем, во время "эксов", как в обиходе именовались "экспроприации", а проще - вооруженные налеты на банки, ювелирные магазины и денежных курьеров, они ничем не отличались друг от друга, а все вместе - от грабителей с большой дороги, и награбленное зачастую шло не столько в казну партии, сколько в личные карманы налетчиков.
        Но налеты являлись далеко не единственным источником денежных средств для революционеров. Буржуазия - промышленники и купцы, недовольные отсутствием прав и засильем аристократии, восторженная "общественность", откупающаяся подачками от своей совести - эти денежные источники били не иссякая. Полученные же благодаря грабежам и пожертвованиям суммы, пусть даже наполовину оседая в карманах "народных защитников", шли на создание сети подпольных типографий, явок, закупку оружия, ввоз из-за рубежа нелегальной литературы и финансирование рабочих дружин, стачек и забастовок. И, что самое скверное, многие, очень многие выдающиеся люди, умные, честные и нравственные, оказывались втянутыми в подпольное движение, внося свой вклад в уничтожение существующего общества, искренне надеясь, что новый мир окажется светлым и счастливым.
        Официальная же власть демонстрировала абсолютную беспомощность. Не имея ни малейшего представления о том, как справляться с чередой пожаров, вспыхивавших по всей стране, она пыталась жестокостью погасить революционное движение.
        Взбунтовавшиеся рабочие, крестьяне, железнодорожники убивали и громили "кровососов", парализовали промышленность и железнодорожные узлы, и посланные на их усмирение военные отряды беспощадно расправлялись с ними, заливая огонь бунта кровью восставших. Но погашенный в одном месте, пожар немедленно вспыхивал в двух других. Людям, которым просто нечего терять, не оставалось никакого другого способа выразить свой протест.
        Заметно облегчить жизнь заржавевшим шестеренкам государственной машины могла бы эффективная система политического сыска, выявляющая и уничтожающая подпольные революционные ячейки, подобно нитям грибницы разрушающие и разлагающие ствол государственного древа. Однако существующие жандармские структуры оказывались совершенно бесполезными. Не обладая сетью осведомителей и осуществляя в большинстве своем чисто охранные и полицейские функции, они могли оказать на ситуацию не большее влияние, чем толпа вооруженных деревянными саблями подростков. После случившейся в конечном итоге катастрофы, уже в эмиграции, многие офицеры высшего и среднего звена с горечью вспоминали показуху и некомпетентность, царившую в среде голубых мундиров. Должности жандармских генералов считались синекурой, и занимали их отнюдь не отчаянно необходимые стране профессионалы, а временщики, обладающие хорошими связями и происхождением, отбывая время перед очередным продвижением по службе. Стоявшие во главе Отдельного корпуса жандармов люди происходили из самых разных родов войск, преимущественно из кавалерии, и чаще всего не только
не имели ни малейшего представления о политическом сыске, но и презирали и его, и тех, кто им занимался. Как вспоминал уже в написанных в эмиграции мемуарах последний директор Московского охранного отделения полковник Мартынов, делами политического розыска в России зачастую ведали "порядочные младенцы в жандармских мундирах".
        Немало влияли на беспомощность жандармского корпуса и отсутствие эффективной системы хранения и обмена информацией, и его малочисленность. В 1903 году на всю Российскую империю приходилось лишь около шести тысяч жандармов, включая около полутысячи офицеров и пять с половиной тысяч нижних чинов. Большая часть личного состава занималась при этом охраной железных дорог и государственной границы.
        Даже к началу 1917-го года это число увеличилось менее чем вдвое - до тысячи офицеров и десяти тысяч нижних чинов.
        В 1902 году, после того, как революционное движение начало распространяться по стране подобно лесному пожару, власти сделали попытку реорганизации политической полиции. В Санкт-Петербурге, Москве, Саратове, Риге, Одессе, Тифлисе, Екатеринославе и некоторых других крупных городах в рамках жандармского корпуса были созданы Охранные отделения, специализирующиеся исключительно на политическом сыске. Наиболее эффективным оказалось Московское охранное отделение, возглавляемое Сергеем Васильевичем Зубатовым, опытным сыскарем и знатоком политического подполья. Умело применяя различные методы - от внедрения филерского наружного наблюдения, жесткой конспирации и вербовки осведомителей до создания рабочих профсоюзов - ему удалось очень быстро свести почти на нет революционную деятельность в Москве. Озлобленные подпольщики даже придумали термин "зубатовщина", на долгое время совершенно несправедливо ставший синонимом политической провокации.
        Однако в целом реформа жандармерии оказалась неполной и малоэффективной. Не считая столиц, в которых Охранные отделения являлись просто еще одним департаментом под управлением градоначальника, во всех других городах они оказались выделенными в самостоятельные службы, фактически конкурирующие с уже имеющимися губернскими жандармскими управлениями. Глухая ненависть к "выскочкам" со стороны этих управлений вылилась в непрестанную подковерную борьбу за власть и влияние на губернаторов, очернение конкурентов и тому подобные дрязги, лучше всяких террористов подрывающие эффективность новых органов. Бедность Охранных отделений на местах приводила к отсутствию фондов на оплату осведомителей и прочую конспиративную деятельность, а также к катастрофической нехватке филеров для наружного наблюдения за подпольщиками. Усугублялась ситуация вопиющим непрофессионализмом как руководителей, так и рядовых сотрудников отделений. Все это привело к тому, что роль Охранных отделений на местах в течение нескольких лет оставалась практически нулевой. Лишь в 1908-1909 годах, после того, как революционное движение пошло на
спад, их персонал приобрел более-менее приличный уровень квалификации - только для того, чтобы пару лет спустя получить смертельный удар в спину от Джунковского, очередного прекраснодушного временщика - руководителя жандармского корпуса, презирающего политический сыск как таковой.
        Буря бушевала в стране, и давно устаревшая российская политическая система оказалась на грани краха. И голоса призывающих к реформам тонули в грохоте бунта и умирали в пыльной тишине чиновничьих кабинетов…

20 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        Олег отложил газету в сторону и внимательно посмотрел на Мучника. Председатель комитета по делам печати, грозного Кодепа, наводящий ужас на редакторов газет, неважно, больших или малых, важных или малозначащих, всеростанийского значения или же не выходящих за пределы стенда на фабрике, походил на кипящий чайник - как минимум раскаленно-красным цветом лица и непрестанным побулькиванием от переполняющих чувств. Народный Председатель откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на визитера.
        - Да, неплохое интервью получилось, - согласился он. - Конечно, не слишком длинное, но я решил, что материалы на тему Второй Революции редактор подберет и без моего участия. А я торопился. Но газету я уже видел, спасибо. У вас что-то конкретное, Аркадий Хосевич?
        Чайник забулькал от негодования, но все-таки удержался от взрыва.
        - Но это же… это же подрыв самых… самых важных устоев! - горячо забормотал он. - Поймите, Олег Захарович, если каждый начнет в таком вольном ключе обсуждать наши святые…
        - Ну и что? - хладнокровно перебил его Олег. - Ну, начнет. Ну, обсудит. Что, по итогам обсуждения машину времени изобретут, чтобы прошлое поменять?
        Предкодеп дернулся, словно получил по спине железным прутом.
        - Поймите, Олег Захарович! - горячо заговорил он. - Открытость, которая вынесена нами сегодня на знамена, это очень хорошее дело! Я обеими руками за нее! - Он вытянул руки со скрюченными пальцами и потряс ими, словно собирался кого-то придушить. - Я целиком и полностью… но нельзя же так! Наши дети воспитываются на примере дедов, и когда какая-то газетенка начинает печатать всякую… В вас, господин Народный Председатель, я не сомневаюсь, если вы полагаете, что в интервью можно сказать что-то более открыто, чем было принято до того, это…
        Даже если какие-то детали… Но посмотрите на сопровождающие интервью статьи!
        Это же прямое поливание грязью! И где! Не в серьезном историческом журнале! Не в среде серьезных ученых! А в каком-то "Художественном листке"! Им и проблемы литературы-то нельзя доверить обсуждать, обязательно глупости нести начинают, о цензуре и прочем… а они замахнулись на святое!
        - Про святое я уже понял, - терпеливо сказал Олег. - Что именно вы хотите от меня?
        - Нужно сделать оргвыводы! - решительно заявил Мучник. - Редактора уволить с волчьим билетом, с журналистами провести разъяснительные беседы.
        - Так, понятно. Погодите-ка секунду.
        Народный Председатель нажал кнопку интеркома. Спустя пару секунд в динамике щелкнуло, и недовольный Бегемотов голос осведомился:
        - Да?
        - Павел Оттович, есть минутка свободная? - осведомился Олег. - Загляни, если не сложно.
        Интерком фыркнул и отключился. Спустя две минуты натянутой, словно блузка на юной девице, тишины дверь распахнулась, и Бирон стремительно влетел в нее, едва не запнувшись о порог.
        - Чё надо?.. - спросил он, но, увидев предкодепа, осекся. - А, понятно.
        - Спасибо, что заглянул, Павел Оттович, - хладнокровно поблагодарил его Народный Председатель. - Посмотри еще раз на газету, будь добр.
        Бирон удивленно поднял бровь, но газету взял, пробежал глазами страницу и пожал плечами.
        - Ну и?
        - Что-то не совпадает с предъявленной мне версткой, можешь сходу сказать?
        - Могу, - опять пожал плечами Бирон. - Все верно. Выглядит в точности так, как согласовывали. Или внимательно просмотреть на предмет несанкционированного мата?
        - Спасибо, не надо, - Олег усмехнулся. - Речь, как я понимаю, о нецензурщине политической, а не уличной. Так, Аркадий Хосевич?
        Главный цензор страны растерянно посмотрел на него. Краска стремительно сходила с его лица.
        - Молчание - знак согласия. Итак, что мы имеем? Интервью, лично отредактированное и завизированное мной. Верстка полосы, согласованная с канцелярией и, опять таки, подписанная лично мной. То есть ответственность за эти материалы лежит исключительно на мне. Скажите, Аркадий Хосевич, за что вы собираетесь уволить редактора? За то, что он, в отличие от вас, в точности следовал моим указаниям?
        Предкодеп раскрыл было рот, но Олег больше не дал ему вставить и слова.
        - Вы, господин Мучник, либо безнадежно глухи, либо безнадежно глупы! - внезапно загремел он. - И ключевое слово здесь - "безнадежно"! Вы присутствовали на заседании, на котором было объявлено о новой политике открытости! Я едва ли не вам персонально растолковывал азы новых подходов к обсуждению насущных проблем!
        Более того, специально для Кодепа канцелярия подготовила набор новых должностных инструкций и нормативных актов, регулирующих вашу деятельность. Вы слушали, что я говорил? Читали инструкции?
        Последнюю фразу Олег гаркнул так громко, что едва не сорвал голос. Предкодеп аж съежился от звукового удара, стул под ним опасно скрипнул. Он все еще напоминал чайник, но не кипящий, а, скорее, неделю простоявший в морозильной камере. На бледно-белом лице Мучника теперь разве что не выступал иней.
        - Нет, не читали! - во избежание дальнейших проблем с глоткой Олег понизил голос до зловещего рычания. - Не читали сами и наверняка не проследили за подчиненными. Скажите, Аркадий Хосевич, вы полагаете, что получаете зарплату за то, что протираете казенные кресла своей жирной жопой? Так я легко могу вас убедить в обратном. Вы умеете что-то делать, кроме как руководить - хреново руководить! - своими дебильными цензорами? Так рекомендую начать учиться чему-нибудь полезному. Метлой орудовать, что ли, или с лопатой потренироваться в садике возле казенной дачи! Потому что если вы еще раз придете ко мне с подобной херней или же попытаетесь сделать эту херню на практике без моего ведома, я вас в порошок сотру, понятно? Понятно, я спрашиваю? - Последнюю фразу он снова гаркнул во весь голос, одновременно врезав кулаком по столу.
        Несчастного чиновника словно подбросило в воздух. Вскочив на ноги и вытянувшись во фрунт, он часто и мелко закивал.
        - Да, господин Народный Председатель! - его голос ощутимо дрожал. - Конечно, господин Народный Председатель! Разумеется, господин…
        - Можете идти, - оборвал его Олег. Предкодеп повернулся и на негнущихся ногах двинулся к выходу, опираясь на длинный покрытый зеленым бархатом стол для совещаний. С кривой улыбкой Народный Председатель проводил его взглядом и повернулся к Бирону, наблюдавшему за сценой со скрещенными на груди руками.
        - Эк ты его! - хладнокровно сказал тот. - Прямо в тонкий блин раскатал. Вставил, можно сказать, по самые помидоры. Уволишь? И не жалко разбазаривать проверенные кадры?
        - Этого кадра и разбазарить не жалко, - хмыкнул Олег. - Я с самого начала понял по его роже, что он новых порядков не понимает и не принимает, а потому станет саботировать. К счастью, я не ошибся - он действительно оказался идиотом. Тихой сапой мог бы куда больше навредить. Увольнять я его пока не буду, но пусть твои люди в Кодепе за ним приглядят как следует, ладно?
        - Само собой, - кивнул Павел. - Кабинет у него еще со времен Шварцмана на прослушке, так что никуда не денется. Все? А то у меня там запарка…
        - Да, Паш, спасибо, - кивнул Олег. - Только…
        Он ощутимо заколебался. Картинка из ночного бреда - или все же не бреда? - живая и яркая, снова встала у него перед глазами. Короткая грива иссиня-черных волос, серые глаза - и маленькая родинка над правым веком, веселая улыбка. И - горячее гибкое тело в руках, и шепот "Держи меня крепче…" Он встряхнул головой.
        - Ну, так что? - нетерпеливо спросил его начальник канцелярии. - Давай быстрее колись.
        - Знаешь что, Пашка, - Олег хмыкнул про себя. В конце концов, это ни к чему его не обязывает. В крайнем случае ее просто не окажется в реальности. Тогда сбегаю на прием к психиатру, делов-то - в психушке годик-другой полежать… - Мне нужны сведения об одном человеке. Смогут твои ребята собрать информацию тихо и ненавязчиво? Полностью, все, что смогут?
        - Обижаешь, - хмыкнул Бирон. - Машина как часы действует. Только вот сложности могут возникнуть с крупными шишками. За Смитсоном, например, наблюдать тяжко, у него собственная безопасность имеется.
        - Не о Смитсоне речь, - отмахнулся Олег. - Девушка по имени Шарлот Оксана… как же ее… Оксана Александровна. Студентка Сечки…
        - Чего? - удивился Бегемот. - Чего студентка?
        - Пединститута, - Олег посмотрел на него, приподняв бровь. - Что, не слышал, что ли? Имени Сеченова - значит, Сечка. Погоди-ка…
        Он быстро набросал имя на клочке бумаги и протянул его Бирону.
        - Вот. Мне требуется полное описание внешности - с фотографией, разумеется, биография, знакомства. Есть шанс, что она впутана во что-то не совсем… поощряющееся. Ну, там тусовка молодежная или что-то в этом роде. Если так, то прикрыть от полиции. Установи наблюдение. Дай психологический портрет. Ну, все такое. Сделаешь?
        - Без проблем, - Павел взглянул на бумажку и запрятал ее в карман. - Тебе как скоро? Неделю потерпишь? Быстрее профиль срисовать можно, но это халтура.
        - Потерплю, - согласился Олег. - Но если… если заметишь что-то странное, не тяни с докладом.
        - Странное? - Бирон удивленно посмотрел на него. - Это как?
        - Не знаю, - вздохнул Олег. - На твое усмотрение.
        Когда за Бироном закрылась дверь, Олег коротко хмыкнул и взялся за перо. Буквы лежавшего перед ним проекта указа танцевали перед глазами. Работать, тем более в воскресенье, страшно не хотелось, а хотелось взять из бара пару бутылок пива, растянуться на диване и врубить на импортном видюшнике какой-нибудь крутой боевик из забугорных. Он тряхнул головой, отгоняя заманчивый образ. Хорошо, что конец октября не располагает к вылазкам на природу, а то точно плюнул бы на все и смотался на дачу…

22 октября 1583 г. Закрытый город Малачинск. Объект №03/17
        Доктор технических наук, заслуженный изобретатель Ростании Коробов Хуан Ильич, директор вагоностроительного завода номер семнадцать, в просторечии "семнашки" и "Танкограда", выпускающего три модели штурмовых танков и широкую номенклатуру запчастей к ним, глубоко и прерывисто вздохнул. Его взгляд упал на листок раскрытого перед ним ежедневника. Под жирной черной краской напечатанной датой "22.10.1583, ВТ" вкривь и вкось бежали торопливые карандашные строчки. Одну из них, в середине страницы, подчеркивали две толстые линии синей пасты. Коробов горько усмехнулся. Судя по всему, на заседании в горисполкоме сегодня придется перебиться без него. Он снова судорожно вздохнул и прислушался.
        Гул толпы за окном определенно приближался к крещендо. Еще немного - и напряженное ожидание может разразиться чем угодно: от скандирования лозунгов до нанесения ущерба народному имуществу. А это неминуемо повлечет за собой ответную реакцию со стороны оцепления. Не то чтобы ему, директору, было так уж жалко побитых стекол, перевернутых урн или же покалеченных водометами рабочих, но план и так горел немилосердно. А если разогнать толпу грубо, до конца недели ввести цеха в нормальный режим не удастся. Кто-то с перепугу не явится на работу, кто-то окажется на больничном или же в спец-КПЗ УОД, а все прочие наверняка придут в такое состояние духа, что работа будет просто валиться у них из рук. И тогда для селекторного совещания с Перепелкиным придется готовить банку с вазелином или же флакон сердечных капель второй категории, причем неизвестно, что из них пригодится больше.
        Он одернул пиджак и поправил галстук, пытаясь этими мелкими движениями оттянуть неизбежное. Не вышло: движения быстро кончились, а неизбежное осталось. Окно, сквозь которое пробивался сумеречный свет осеннего северного полудня, притягивало его взгляд словно дуло гигантского орудия. Ну уж нет, резко одернул он себя. Ну-ка, хватит раскисать тут, словно барышня.
        Директор решительно поднялся из-за стола и быстрым уверенным шагом прошел через приемную, не обращая внимания на перепуганный взгляд, которым проводила его Людочка. Секретарша явно опасно балансировала на грани истерики, но у Коробова не имелось ни малейшего желания выступать в роли утешителя одинокой женщины.
        Впереди его ожидала толпа взрослых мужиков примерно в том же состоянии.
        Его появление на крыльце заводоуправления встретил оглушительный шквал свиста по крайней мере двухтысячной толпы. Впрочем, шум быстро стих до минимума, когда он поднял ко рту микрофон громкоговорителя.
        - Ребята! - громко сказал он. - Что, б…ть, у вас тут происходит? Какого хрена вы не на работе? Смена в разгаре!
        - А какого хрена нам работать? - выкрикнул рабочий в замасленном комбинезоне в переднем ряду. - Получка через неделю, а денег уже нет! Да и что на эту получку купишь? В магазинах пусто, а у спекулянтов покупать никаких денег не хватит…
        Директор присмотрелся. Ну разумеется, Смиркин. Давно надо было юристу приказать найти повод уволить, да все руки не доходили. Ну, голубчик, попляшешь ты у меня чуть погодя!
        - Слушайте, - почти спокойно сказал он в микрофон, - вы же сами прекрасно понимаете, что ставки определяю не я. Есть тарифная сетка, есть расценки, надбавки, премии. Ну что вы от меня хотите? Чтобы я вам просто так денег дал и по уголовной статье пошел?
        - Да нам плевать! - толпа поддержала заводилу грозным гулом. - Дома жрать нечего, дети обносились, жена пилит, мол, мало зарабатываешь! Халтуру домой возьмешь - обязательно стукнет какая-нибудь гнида из соседей, приходит ухээнэс и штрафует за частное предпринимательство, да еще и посадить грозятся. Мать у меня с грибами сушеными к дороге вышла, продать хоть за сколько-нибудь, так остановился "коробок", менты грибы забрали и пригрозились в следующий раз протокол составить. Это что, жизнь?
        - Ага, - выкрикнул еще кто-то, - и в садах фининспекторы ходят, теплицы и яблони считают! Двадцать кило огурцов с теплицы снял за лето, а сто двадцать форинтов налога за нее отдай, да еще навоз купи-привези…
        - Послушайте… - начал было директор, но Смиркин не дал вставить ни слова больше.
        - А чего слушать? - крикнул он во все горло. - Сколько лет слушаем! По телевизеру вон давеча сказали, что сейчас у нас открытость и все говорить можно.
        Сам Нарпред речуху толкал! Вы, господин директор, что, против Народного Председателя идете, всенародно избранного?
        Коробов грязно выругался про себя. Определенно, Смиркин заплатит за свою демагогию. Все, пташечка, не петь тебе больше…
        - Господин Народный Председатель, - сухо сказал он, - ничего не говорил про то, что в рабочее время можно балду пинать и х…м груши околачивать. Ты, Смиркин, всю предыдущую неделю прогулял…
        - У меня жена пластом лежит! - зло гаркнул Смиркин. - Начцеха сам мое заявление подписывал, и справку из поликлиники я приложил! Вы меня, господин Коробов, прогульщиком не выставляйте, я не хуже прочих вкалываю! Вам сказать больше нечего, вот на меня и поперли! Лучше скажите, почему расценки уже пять лет не повышались? Колбаса вареная пять лет назад стоила два десять, сейчас два пятьдесят, да и ту с собакой не разыщешь, спекулянты из-под прилавка ее за семь-восемь форинтов толкают, а работяга в цеху как получал сто пятьдесят, так и получает. На других заводах хотя бы после смены подкалымить можно, а у нас охрана всех гоняет, через проходную даже гвоздь не пронесешь…
        - Да ты по сторонам оглянись, Смиркин! - огрызнулся директор. - Работяга сто пятьдесят у тебя получает! У мастера сто двадцать зарплата, у меня двести двадцать - что, больше меня зарабатывать хочешь?
        - Да нам наплевать, - густо пробасил кто-то рядом со Смиркиным. - Хоть больше министра! Если у государства магазины пустые, а частные сады налогами давят, у спекулянтов покупать приходится. Вот и пусть и платят нам соответственно. Мы народное государство или какое?
        - Правильно! Правильно! - поддержали его выкриками из разных частей толпы.
        - Ребята! - Коробов попытался урезонить толпу, отчетливо осознавая, что взять ситуацию под контроль не удастся. Он стер с лица капельку начинающего моросить дождика и набрал в грудь воздуху. - Я вполне вам сочувствую…
        - Ага, только жрешь из спецраспределителя! - выкрикнул кто-то. - Поделись икрой, сволочь! -…я вполне вам сочувствую, - директор решил не отступать от своего несмотря ни на что. - Но поймите - я же тоже человек подневольный. Я не могу просто так взять и увеличить ставки, вы же понимаете! Обещаю, что попробую увеличить премию по итогам месяца, и тринадцатая зарплата в конце года будет. Только для этого работать надо, а не лясы точить в рабочее время. План горит, вы понимаете? Не выполним план - не только тринадцатой зарплаты не получите, но и надбавки срежут. Расходитесь уже, побазлали, и хватит. Станки простаивают!
        - Еще и не так простоят! Сколько раз нам премии обещали, а толку? Пять форинтов накинут раз в два месяца, смех на палочке! - крикнул Смиркин. Он явно чувствовал за собой поддержку толпы, а потому наглел без меры. - Мы, может, забастовку объявить хотим! Пока нам зарплату не повысят и в магазины продукты не завезут, не будет никакой работы и никакого плана! Добрый хозяин лошадь пахать не выгонит, не накормив, а мы хуже лошадей пашем, еще и сверхурочно. Долой зажравшихся котов! Забастовка!
        - Забастовка! - поддержал его гул толпы. - Забастовка! Забастовка!
        Вылетевший из толпы камень со звоном врезался в окно заводоуправления. На бетон посыпались кинжальные осколки. Пустая бутылка пролетела рядом с директором и с хрустом разбилась о мраморную псевдоколонну в стеклянное крошево. Директор, еще раз выругавшись про себя, быстро отступил назад, выронив повисший на проводе микрофон. Прежде, чем укрыться за дверями, он кивнул сумрачному капитану общественных дел, внимательно наблюдавшему за ним с высоты бронетранспортера.
        Тот сплюнул, наклонился к люку машины и что-то коротко приказал.
        Несколько секунд спустя взревели двигатели цистерн. Слегка накренившись на гравиподушке, машины медленно двинулись вперед, и тугие струи воды ударили в толпу, сбивая и разбрасывая людей. Солдаты внутренних войск, подняв электрические дубинки и прикрывшись щитами с прорезями, мерным шагом начали наступать на людей. То там, то тут шипели разряды, сопровождаемый вскриками боли, заглушаемые взлетевшим до небес ревом толпы. Заложив дверь изнутри массивным стальным засовом, директор сквозь железные решетки дверей наблюдал, как солдаты били рабочих ногами, забрасывали, заломив руки, в ожидающие фургоны, быстро заполнявшиеся и отъезжавшие со двора. Митингующие в панике ломились во все двери, разбегались между цехами, перелезали через ограждение заводского парка и растворялись между деревьев. Спустя две или три минуты площадь перед заводоуправлением опустела, и только лужи воды, побитая директорская машина и порыкивающие моторами водометы, неуклюже разворачивающиеся на месте, напоминали о смуте.
        Коробов вздохнул и покачал головой. Похоже, тринадцатой зарплаты заводу точно не видать. Ну погоди, Смиркин, отольются тебе мои слезы в самом ближайшем будущем…

23 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        Шварцман сидел в кресле и немигающе смотрел на Кислицына. Тот отложил прочитанный доклад в сторону и раздраженно посмотрел на бывшего начальника канцелярии.
        - Ну что вы на меня так смотрите, Павел Семенович? - резко осведомился он. - Злорадствуете?
        - Да что ты, Олег, - махнул рукой тот. - Мне просто интересна твоя реакция.
        Увлекательная наука, эта физиогномика, знаешь ли.
        - И как вам реакция? - осведомился Народный Председатель. На его скулах ходили желваки.
        - Правильная, - усмехнулся Шварцман. - При условии, что думаешь ты о том, о ком и я.
        - Ведерников, с-скотина! - с чувством произнес Олег. - Порвал бы! За последние два месяца на его заводах это уже третий бунт.
        - Четвертый, - хмыкнул Шварцман. - Еще один разогнали, но по инстанциям не доложили. Глава местного УОДа решил, что незачем портить отчетность.
        - И откуда информация?
        - Сохранились у меня еще кое-какие источники, - вздохнул Шварцман. - Кое-какие контакты я успел восстановить, пока ездил по стране. Но стар я уже для таких вояжей, стар… Больше из Моколы ни ногой. Ты лучше скажи, что делать собираешься?
        - Поубивал бы… - Олег покрутил в руках карандаш и вдруг с силой ударил его остро заточенным кончиком по бархату стола, словно ножом в чье-то горло.
        Карандаш с треском сломался пополам, и Народный Председатель зашипел и выругался, когда одна из тонких щепок впилась ему в руку. - Млять… Честное слово, поубивал бы. Так и хочется на манер Железняка чистки начать. Саботаж же, честное слово! Поставки срываются, планы не выполняются, воровство на заводах и фабриках такой размах приняло, что явно без попустительства руководства не обходится. В магазинах пусто, хотя на складах, как показывают проверки, продуктов хватает. Спекулянты совсем на голову сели - ох, как я народ понимаю!
        Нет, точно саботаж!
        - Чистки, говоришь? - Шварцман принялся разглядывать свои ногти. - Что же, чистки - дело хорошее. Кто же мешает?
        - Издеваетесь? - осведомился Олег. - Еще неизвестно, кто кого вычистит - я их или они меня. Пока я свадебным генералом у себя в кабинете сижу, еще терпят, стиснув зубы. Начну глубже влезать - устроят мне что-нибудь вроде того, что Треморов в свое время Крупчаку устроил. Треморов тогда, кажется, тоже Предкомитета тяжпрома был? Ровно как Ведерников сейчас. Ох, Павел Семенович, и на кой вы меня тогда в Нарпреды потащили? Был бы я сейчас снабженцем в какой-нибудь тихой конторе, заводил бы знакомства, доставал бы унитазы и трубы редкой номенклатуры…
        - Ну, как мне показалось, ты и сам не прочь был, - усмехнулся Шварцман. - Сам же мне объяснял, как я собирался тебя марионеткой сделать. Не дергался бы - и пожалуйста: теплое местечко и никаких обязанностей. И никакой ответственности, кстати. Не захотел отчего-то. Или передумал? А что, давай я стану править, а ты на троне восседать?
        - Не дождетесь! - зло усмехнулся Олег. - Да и не выйдет у вас. Думаете, старые контакты восстановили, по стране поездив? Спросите у Пашки записи при случае - у него любопытная подборочка имеется. Ну, о чем говорили между собой те деятели, с которыми вы общались, после этого общения…
        Шварцман весь подобрался, но тут же снова обманчиво расслабился.
        - Спасибо, полюбопытствую, - безмятежно сказал он. - Но ты от вопроса не уходи.
        Что делать собираешься? Ведь чем дальше, тем хуже. Тяжелая промышленность у тебя в загоне, легкая в загоне, про сельское хозяйство и не говорю, цены на нефть с газом на сахарских рынках падают чем дальше, тем больше, спасибо их изобретателям. Придумают эффективные гравитационные движки для тяжелой техники - еще сильнее продажи упадут. Химическая промышленность сама по себе многого не требует. Кстати, знаешь, что "Сахара троми" допустила намеренную утечку информации о новых эффективных методах разработки газовых конденсатов? Что их уже придумали, доводят до ума и внедрят годика через три-четыре, заразы, благо бюджеты под это деля запланированы немереные. Так что рискуем мы в самом ближайшем времени остаться вообще без нефтяных рынков сбыта. Сателлитам много не напродаешь. Так что валюты все меньше и меньше, а кушать людям хочется все так же.
        - Кушать людям хочется, - согласился Олег. - Хотя, честно говоря, думаю, что не в этом дело. Ну да, небогато в магазинах с продуктами, но, в конце концов, не голод же сейчас. Худо-бедно, а купить еду можно. Ну да, пусть и после очереди.
        Но можно было бы пережить! Хотя бы в такие трудные времена, как сейчас!
        - Купить можно, говоришь? - Шварцман усмехнулся. - Ты когда в магазин в последний раз заходил? Только не в мокольский, их ты хотя бы из окна машины видишь, а в какой-нибудь другой? Скажем, где-нибудь в промышленном городе на Каменном Поясе или еще в какой-нибудь зоне… как оно называется? "зоне рискованного земледелия". Ну, знаешь, там, где в июне поля заморозками прихватывает через два года на третий.
        - И что там? - осведомился Олег, рассеянно пощипывая обломки карандаша.
        - Ты "хвост" в молочный магазин в шесть утра видел? Метров на двадцать по улице, три человека в толщину? Я специально попросил сфотографировать, снимки тебе пришлю попозже. За хлебом очереди появляться начали, пока еще не слишком большие, но уже заметные. За колбасой-мясом-сосисками и прочим в магазинах просто убийство, фигурально выражаясь, разумеется. Морду друг другу бить еще не начали, но недолго осталось. Талоны на продукты внедрять начали, и хорошо бы только на продукты - и на мыло, и на стиральный порошок, и даже на водку… Не слышал? Не знаю, какой кретин изобрел, но по всей стране как пожар распространяется. Сначала начали товар только местным продавать, по предъявлению паспорта с пропиской. Потом начали раздавать через домоуправления бумажки со штампиками - с такой имеешь право купить два куска мыла в месяц. При условии, конечно, что появится это мыло в продаже. Пара печатных фабрик уже начала такие "талоны" в промышленных масштабах выпускать. Теперь "визитные карточки покупателя" изобретать начали. Зашел я в один универсам в Михайловске днем, в рабочее время, и просто ошалел - представь,
Олежка, длинный ряд абсолютно пустых полок, только банки с березовым соком стоят, да еще перловая каша в стеклянных банках.
        - Сок-то хоть с мякотью? - автоматически схохмил Олег, но тут же спохватился. - Тьфу, что я несу! Вы что, серьезно, Павел Семенович? Почему мне об этом не доложили?
        - Кто? - усмехнулся Шварцман. - Бирон, дружок твой закадычный? Так он с увлечением на моем месте обустраивается, в шпионов играть учится и интриги крутить. Не до того ему. Голосупов? Так общаки тебя изначально терпеть не могут, и Голосупов не исключение, хотя и прикидывается тихим и покорным. А кто еще?
        - Полный п…ц… - печально констатировал Олег. - Действительно, кто еще? Сижу в своем кабинете, делаю вид, что круче всех, а на деле - никто, пустое место.
        Застрелиться, что ли?
        - Это всегда успеется, - хмыкнул Шварцман. - Знаешь, в чем твоя беда? Не только твоя, впрочем, наша общая. Мы полагаем, что знаем о жизни в стране все только потому, что сидим где-то на вершине и читаем бумажки, которые нам подсовывают. В крайнем случае можем сами на улицу выйти и посмотреть на правильный "народ", так сказать, который нам обеспечат службы поддержки - Управление общественных дел, канцелярия, министерства, да мало ли кто еще. Но эти статисты - не народ, да и Мокола - далеко не вся Ростания. А в Ростании дела обстоят очень плохо. Причем куда хуже, чем еще год назад. Год назад многие с энтузиазмом голосовали за тебя, полагая, что ты сделаешь что-то хорошее, правильное. Теперь тебя начинают ненавидеть традиционной тихой ненавистью, как до того ненавидели Треморова и прочих Нарпредов. Но Треморова, по крайней мере, боялись и уважали.
        - Но я-то здесь при чем? - взорвался Олег, вскочив на ноги. - Я, что ли, сожрал всю колбасу в магазинах? Я нархозников поголовно самогонкой споил? Я вместо автомобилей дырявые тазики с болтами выпускаю? Никто, блин, работать не хочет, только воруют все, а я виноват?
        - Успокойся, - жестко сказал Шварцман. - Сядь и успокойся. Не надо мне тут истерик закатывать. Если ты такая размазня, пойди и застрелись, только, сделай милость, подожди, пока я уйду при свидетелях. Но лучше возьми себя в руки и начинай думать головой.
        Олег наградил его бешеным взглядом, потом глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он проглотил кипящую в нем ярость и заставил себя сесть.
        - Что вы предлагаете? - ровно спросил он.
        - Я? - удивился Шварцман. - Это твоя работа - предлагать, я-то так, сбоку припека пристроился. Ты у нас Народный Председатель, тебе и головой работать.
        - Хватит кокетничать, Павел Семенович, - все так же ровно произнес Олег. - Я не в том настроении, чтобы спокойно смотреть, как вы себе цену набиваете. Вам не кажется, что пора бы уже начинать приносить хоть какую-то пользу? Я вас не затем из ссылки вытащил, чтобы вы за казенный счет по всей стране мотались, а потом мне тут целку изображали.
        - Ого! - весело произнес Шварцман. В глазах пожилого еврея блеснули озорные огоньки. - Вижу я, начальственный тон ты вполне освоил. Ладно, Олежка, уговорил.
        Скажу я тебе вот что, пока ты вконец не осерчал, - он поудобнее устроился в кресле. - Систему пора менять. Менять сразу и целиком, начиная с фундамента, а не сверху по чуть-чуть, как твой секретный план предполагает.
        Олег молча смотрел на него. Шварцман вздохнул.
        - В докладе, который ты в руках держишь, многого не указано. Да, о лозунгах, которые рабочие выдвигают, там написано. Там другого не написано. О зарплате мастера участка, например. Вот ты ругаешься, что у нас тазики с болтами выпускают. А чего ты еще хочешь? Контроль качества всегда на мастеров и инженеров ложился. Это они должны бегать и всюду нос свой совать на предмет отклонений от правил и норм. Да только вот мастер и инженер тоже на зарплату живут. А зарплата у них та же, что и у простых работяг, зачастую даже меньше.
        Работяга еще и сверхурочно подработать может, лишний час у станка постоять, а инженеру что? У него и так рабочий день фактически ненормированный. На хрена им себе лишнюю головную боль заводить?
        - Я все это знаю, - кивнул Олег. - И что?
        - То же самое со всеми управленцами в цепочке, - полностью проигнорировал реплику Шварцман. - Вплоть до самого директора. У нас главное - план выполнить, а что именно получится в результате выполнения - всем наплевать.
        - Повторяю - я все это знаю. Именно поэтому везде сейчас внедряются отделы контроля за качеством. До конца года они должны заработать на всех промышленных предприятиях.
        - Думаешь, это хоть чем-то поможет? - невесело хохотнул бывший начальник канцелярии. - Начальник техконтроля тоже под директором завода ходить станет, а план никто не отменял. Нет, это все чушь собачья. Как гнали брак, так и будут гнать. Ты лучше ответь мне, Олежек, почему в Сахаре и прочем мире проклятого чистогана никто не выпускает машины, которые ломаются в километре от магазина?
        - Ну… - Олег, которого вопрос застал врасплох, несколько опешил. - Не знаю. Не задумывался как-то.
        - Вот именно, - Шварцман воздел к потолку палец. - И я не задумывался, пока у власти был. Не до того как-то было. А потом, когда ты меня на дальнюю дачу закатал, времени оказалось более чем достаточно. Да тут и задумываться-то не о чем, все просто и очевидно, только не для нас. Ответ простой: брак у них не выпускают потому, что никто не купит. И вложенные деньги пойдут псу под хвост. У них убытки, в отличие от нашего народного хозяйства, просто так списывать не принято…
        - Это все очень здорово, - перебил его Олег, - но вы не учитываете, что у нас и у них принципиально разная структура промышленности. У нас на группу "А" приходится восемьдесят процентов производства, у них - только двадцать. Какая, к черту, может быть конкуренция в условиях промышленных цепочек?
        - "К черту" - это как? - осведомился Шварцман. - Мне казалось, что по части матерщины меня учить не надо. Потом расскажешь, что это означает. О чем это я?
        А, да. Конкуренции в условиях наших, - он выделил это слово голосом, - промышленных цепочек быть, разумеется, не может никакой. У всех план - чего и сколько на входе, чего и сколько на выхода, смежники прописаны жестко, шаг в сторону - выговор с увольнением. Деньги в таких условиях - лишь средство вести учет, не более того. Они ничего не значат. Чтобы повысить заинтересованность директора производства в повышении качества, нужно, чтобы деньги реально работали. А это возможно лишь в условиях конкуренции.
        - То есть вы намекаете, что нужно полностью отменять плановую систему? - усмехнулся Олег. - Вам не кажется, что это подрыв самых-самых устоев народного государства? Справедливости распределения в первую голову?
        - Ну, я же тебе сразу сказал, что нужно менять все, начиная с фундамента, - пожал плечами Шварцман.
        - Да уж, вы не мелочитесь. Для бывшего второго лица народного государства, во всяком случае, у вас весьма предосудительные взгляды, - Народный Председатель криво улыбнулся. - Впрочем, беда в том, что не согласиться с вами я не могу.
        Вот, - он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда тонкую папку с красно-синей полоской по краю. - Два месяца назад я озадачил академиков из РАЭН анализом текущей экономической ситуации в стране. Вчера я получил от них два доклада. Первый - обычный бред в общем русле: расширить, углубить, повысить мотивацию и так далее. Его я даже читать не стал. А вот второй оказался много интереснее. Автор - академик Балкис и еще пара человек, не запомнил фамилии. И излагает он там вещи, весьма схожие с той антинародной пропагандой, которой вы занимались последние пять минут. Вот, - он двинул папку вперед по столу. - Это ваша копия. Совершенно секретная, разумеется. Ознакомитесь и в течение двух суток, до пятницы, выскажете свои соображения как по самому анализу, так и по предложенным мерам. И подумайте, не стоит ли тайно привлечь эту группу в параллель с теми экспертами, что уже на нас работают. В пятницу - заседание Кабинета, и мне нужно ваше обоснованное мнение. Учтите, что месяц назад Ведерников получил указание подготовить перевод части своих предприятий на частичный хозяйственный расчет,
основываясь на подготовленных еще весной рекомендациях РАЭН. В пятницу он должен отчитаться о ходе подготовки. Вопросы?
        - У матросов нет вопросов, - с непонятной интонацией произнес Шварцман. - Ознакомлюсь и выскажу. Это все?
        - Не забудьте, не позже завтрашнего обеда я жду от вас оценку намеченной показательной акции. Сверх того - все. Можете идти.
        Оставшись в одиночестве он откинулся на спинку кресла, обхватил себя руками и несколько минут отчаянно боролся с подступающей паникой. Что с ним происходит?
        Это вырвавшееся словечко - "к черту"! Да, оно оттуда… из того мира. Да, он не раз слышал его там… Опомнись, где - там? Ты уже на полном серьезе веришь в реальность "того" мира? Тебе не кажется, что ты сходишь с ума, дружок?
        Его взгляд снова упал на доклад о рабочих волнениях. Внезапно, словно на экране телевизора, он вновь увидел неспокойную волнующуюся толпу перед помостом, пьяных оборванцев в переднем ряду, цепочку казаков, с напряженными лицами ощупывающих пальцами спусковые крючки карабинов… Да что же такое происходит? Спокойно, дружок, спокойно. В воскресенье Пашка должен принести доклад об Оксане. Если принесет… если принесет, значит… хотя нет. Не следует думать о том, как поступать, если Оксана и в самом деле существует в реальности. Следует думать о том, что делать, если ее не существует. Точнее, где найти хорошего психиатра, но так, чтобы удержать все в тайне. Нарпред, страдающий галлюцинациями, на своем посту долго не протянет. Внезапно ему остро захотелось, чтобы в комнату перед ним вошел Хранитель, Тилос или любой другой. Где же вы, Хранители? Куда вы пропали именно в тот момент, когда я так остро нуждался в вас? Как мне не хватает вашей усталой уверенности, ваших понимающих, слегка ироничных улыбок родителей, с гордостью наблюдающих за тем, как их чада, запинаясь и путая слова, декларируют стишки с
большой сцены? Куда вы исчезли, выдернув меня к вершинам власти и бросив на произвол судьбы?
        Я не могу так. Кто-нибудь, помогите мне! Пожалуйста!..

25 октября 1583 г. Мокола. Здание правительства
        - Повторяю в последний раз - долги списаны не будут.
        На красном от ярости лице Смитсона, казалось, можно жарить яичницу. Министр сельскотоварного производства находился на грани взрыва, и лишь десятилетия бюрократической выучки удерживали его от того, чтобы окончательно перейти на нецензурщину.
        - Олег Захарович! - прохрипел он через силу, нависая над столом готовым вот-вот извергнуться вулканом. - Я еще раз…
        - Не надо, - оборвал его Олег. Он с холодным любопытством изучал лицо министра.
        - Мне надоело ходить по кругу, а вы не можете сообщить ничего нового. На всякий случай повторяю еще раз: долги сельскотоварных производств за последнее два года списаны не будут. А на тот случай, если до вас все еще не дошло, объясняю снова.
        Он постучал пальцем по лежащим перед ним листам доклада.
        - Инвестиции в сельское хозяйство Ростании в течение последних десяти лет неуклонно росли. Между тем, выход готового продукта неуклонно падает. Даже несмотря на то, что ваше ведомство в статистику по произведенному мясу засчитывает и хрящи, и жилы, и даже чуть ли не рога с копытами, мы имеем постоянное снижение производства мяса на три-пять процентов в год…
        - В прошлом году мы произвели на семь процентов…
        - Молчать! - гаркнул Олег, вскакивая на ноги. Его стул с грохотом отлетел назад.
        Смитсон подавился фразой и замолк, с ненавистью уставившись на Олега. Олег ответил ему немигающим взглядом исподлобья, и министр отвел глаза. - Вот так-то лучше. Что за манера перебивать посреди фразы?
        Он поднял стул, поставил его к покрытому парчой столу и сел.
        - Как я начал говорить, мы имеем постоянное снижение выхода мяса на три-пять процентов в год. Семипроцентный рост прошлого года обусловлен исключительно тем, что в преддверии выборов, на которых вы, напоминаю, являлись кандидатом в Народные Председатели, пошла под нож едва ли не четверть всего молочного скота в госхозах. С соответствующими последствиями для производства молочной продукции в этом году. Иначе чем вопиющей некомпетентностью подобные действия я назвать не могу. Или вы в качестве оправдания хотите привести мне аналогичную тенденцию с сокращением поголовья в Сахаре? Ну что же, попробуйте, только для начала приготовьтесь объяснить, почему средняя удойность нашей коровы - три-четыре литра в сутки - находится на уровне тамошней хорошей козы, а наши коровы-рекордсменки, дающие по две с половиной тонны молока в год, там даже на середнячков не тянут?
        Он фыркнул.
        - С выходом продукции растениеводства ситуация также обстоит далеко не лучшим образом. Урожаи пшеницы колеблются в районе тринадцати центнеров с гектара, в то время как в Сахаре аналогичный показатель составляет сорок пять-пятьдесят центнеров! Вы, Иван Васильевич, можете дать хоть какое-то внятное объяснение этому факту?
        Смитсон побагровел еще сильнее. Казалось, что его сейчас хватит удар.
        - У нас зона рискованного земледелия! - прохрипел он. - А ихним фермерам государство такие дотации дает…
        - Ах, зона рискованного земледелия? - зло ухмыльнулся Олег. - Ах, дотации? А тот факт, что на нашей территории расположено три четверти мировых черноземов, вам ни о чем не говорит? Почему они могут снимать полста центнеров чуть ли не с песка и суглинков, а мы с черноземов в рекордных случаях максимум двадцать собираем? Дотации? Я вас должен огорчить, Иван Васильевич, дотации их фермерам предоставляют не для повышения выхода продукции, а ровно наоборот - для понижения! Иначе они в погоне за прибылью произведут столько жратвы, что просто обрушат рынок. Большой кризис их многому научил, в отличие от нас. Или вы хотите сказать, что если нашим СТП давать больше дотации, они станут больше производить? Так это бред сивой кобылы. Сколько туда денег ни вбухивай, производство продуктов не увеличивается, только у чиновников да председателей новые дома как грибы растут. Хорошие дома, кирпичные, с водопроводом и даже сортирами в доме.
        - Все равно мы не в той климатической…
        - Не в той? - Олег понизил голос почти до зловещего шипения. - Ах, не в той?
        Скажите мне, пожалуйста, Иван Васильевич, почему же "не в той" климатической зоне девяносто процентов картофеля, производимого у нас в стране, производится в частных хозяйствах? Девяносто, б…дь, процентов! Государство вбухивает огромные деньги в сельское хозяйство, надрывает пупок, стараясь обеспечить его техникой, строит огромные фабрики по производству удобрений, и все равно нархозник с лопатой, после рабочего дня в СТП копающийся на своих десяти огородных сотках, наплевав на всяческие климатические зоны, выращивает картошки в десять раз больше! Это вы как-нибудь можете объяснить, а, Иван Васильевич?
        Министр сельскотоварного производства только хватал ртом воздух. Прочие присутствующие украдкой бросали на него сочувствующие взгляды, но вмешаться не осмеливались.
        - Так что, господин Смитсон, я не просто отклоняю ваш запрос о списании долгов.
        У государства нет денег на покупку собственных куриц по цене, в полтора раза более высокой, чем себестоимость куриц из Фурака после доставки их в центральную полосу Ростании. В государстве, если вы случайно не заметили, продовольственный кризис, и дело доходит уже до самых натуральных голодных бунтов. В этой ситуации мы не можем себе позволить швыряться деньгами направо и налево. Я не просто не позволю списать долги, я вынужден еще и отказать в повышении дотаций на десять процентов, о чем вы запрашивали на прошлой неделе.
        - В таком случае, господин Народный Председатель, я вынужден снять с себя всякую ответственность… - Смитсон начал медленно подниматься из-за стола, оттягивая узел галстука.
        - А, вы хотите подать в отставку? - притворно-огорченным голосом перебил его Олег. - Ай-яй-яй, какое огорчение. Ну что же, Иван Васильевич, мы все здесь взрослые люди. Поскольку у меня нет и мысли о том, что вы просто пытаетесь давить на меня с помощью блефа, я с огромным сожалением должен проинформировать вас, что отставка принята. Нам будет очень сильно вас не хватать, господин Смитсон. Хотя указ я подпишу в течение ближайших двадцати минут, ваше прошение я ожидаю не ранее, чем через час. Даже, возможно, не позже конца рабочего дня.
        Смитсон замер, словно пораженный ударом грома. Краска быстро сползла с его лица, и он мраморно-бледной статуей выпрямился над своим стулом.
        - Вы… не… имеете… права… - с трудом вытолкнул он из себя.
        - Что? - с удивлением поднял бровь Олег. - Не имею права принимать ваше прошение об отставке? Простите, Иван Васильевич, мне казалось, что это не столько право, сколько печальная обязанность. Кстати, вместе с вашим прошением я ожидаю ваши предложения по кандидатурам на ваше место. Господа! - он тоже поднялся на ноги, окинув ироничным взглядом окаменевших вдоль длинного стола заседаний министров и предкомитетов Кабинета. - На этой грустной ноте позвольте мне завершить сегодняшнее чрезвычайное заседание. Господин Ведерников! Напоминаю, что не позднее завтрашнего утра ожидаю окончательный проект введения полного хозрасчета на предприятиях первой очереди. Равно как и сам список этих предприятий. До свидания, господа!
        Он кивнул и, подхватив свою папку, стремительным шагом вышел через "председательскую" дверь зала, с удовлетворением расслышав нарастающий за спиной ропот. Павел, все это время скромно просидевший на гостевом стуле у стены, неслышной тенью выскользнул за ним. В небольшой комнате с письменным столом и парой диванов Народный Председатель остановился и резко выдохнул, стараясь унять колотившееся сердце. Бегемот рухнул на диван и негромко, чтобы не услышали в зале, заржал. Охранники у дверей с удивлением взглянули на него.
        - Ну ты и зверь! - сквозь смех проговорил он. - Как ты его, а! "То есть вы хотите подать в отставку"? Ох, не могу!
        - Тебе хорошо гоготать, - буркнул Олег. - А у меня до сих пор сердце в пятках.
        Сам не знаю, как решился, колебался до последнего момента. Где указ?
        Бирон легко вскочил на ноги и сунул Олег под нос раскрытую папку красной кожи с золотым тиснением "Документы".
        - На, подписывай. Да что ты на весу, вон же стол! Слушай, а зачем ты у него список кандидатов попросил?
        - Чтобы точно знать, кого назначать не надо, - Олег еще раз пробежал указ глазами и быстро подмахнул его. - Где твой список?
        - Там же, под указом. На всякий случай на тех троих, что вверху, я еще и краткие справки приложил, но ты их уже читал.
        - Еще раз прочитаю, хуже не будет, - Олег кивнул. - Спасибо. Ладно, я к себе.
        Будь другом, проконтролируй, что ребята Безобразова ведут Смитсона. Домашний арест домашним арестом, но мало ли что ему в голову взбредет напоследок.
        Кстати… - Он заколебался. Какая-то струна внутри натянулась до предела и задрожала, распространяя вибрацию по всему телу. - По Оксане Шарлот материал есть?
        - А как же! - жизнерадостно откликнулся Бегемот. - У нас все, как в аптеке.
        Лично под контролем держу. Профиль дорисовывают, но вообще-то ничего нового уже не предвидится. Прислать дело?
        С жалобным треньканьем струна лопнула, хлестнув по сердцу. Олег почувствовал, как у него перехватывает дыхание. С трудом справившись с собой, он пробормотал:
        - Пришли, если не сложно. Ну ладно, я пошел.
        Одну за другой переставляя деревянные ноги, в сопровождении двоих телохранителей он вышел из кабинета в коридор, провожаемый удивленным взглядом Бирона. На языке у того явно танцевал любопытный вопрос, но от расспросов в присутствии охраны он воздержался.
        Значит, она существует. Значит, она существует. Значит, она…
        Он с трудом оборвал зациклившуюся, словно белка в колесе, мысль. Значит, она и в самом деле существует. Значит, его ночные сны - вовсе не сны. Значит, вырывающиеся у него словечки - вовсе не порождение поврежденного сознания. Но погоди! Постарайся думать логически. Вдруг есть какое-то разумное объяснение?
        Например, ты когда-то ее уже видел, но забыл, а теперь перегруженное подсознание выстраивает вокруг ее образа какую-то оболочку… Интересно, что еще сможет придумать психиатр, когда я расскажу ему об этом? Видел ли я Оксану раньше? Нет.
        Совершенно определенно нет. Девица слишком в моем вкусе, чтобы я мог не обратить на нее внимания. Кроме того, ей двадцать два, она на шестнадцать лет младше меня. Значит, если я ее и встречал, то в последние лет пять, максимум шесть, раньше она была совсем девчонкой и вряд ли привлекла бы меня. Нет, в последние пять лет совершенно определенно я ее не встречал.
        Погоди! Ты даже не видел ее фотографии. Может быть, это просто случайное совпадение, и на фото окажется совсем другая девушка. Мне нужно увидеть ее дело, чем быстрее, тем лучше. Пашка, Пашенька, надеюсь, твои ребята не схалтурили…
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …По здравому размышлению Ройко Джонсон отказался от идеи самостоятельно отправиться к Земле на борту транспорта с "Эдельвейса". Его не устраивала долгая полусмерть псевдоанабиоза. К ожидаемому моменту прибытия первых транспортов в Солнечную систему все его знания оказались бы безнадежно устаревшими. Из ведущего исследователя он превратился бы в лучшем случае в лаборанта третьего эшелона, обслуживающего учеников своих учеников. Кроме того, у него имелась идея, которую он до поры до времени держал в тайне от других. Идея хотя и простенькая, но революционная. Ее суть заключалась в полном отказе от вещественного тела ("куклы" на более позднем жаргоне).
        Личность, существующая на твердотельном носителе, оставалась навсегда привязанной к нему. Глюонно-квантовые процессы, лежащие в основе механизма функционирования твердотельного мозга, позволяли переносить личность с одного носителя на другой только с помощью сложного стационарного оборудования.
        Фундаментальным недостатком такого метода являлась огромная сложность переноса личности на носитель, удаленный на многие световые годы. Эта проблема усугублялась неустойчивостью субсвязи, не составлявшей проблемы для передачи цифровых данных за счет компенсирующих протоколов, но делавшей практически невозможной передачу человеческих психоматриц. Хотя и избавившийся от хрупкой органической оболочки и победивший смерть от старости, человек все еще оставался пленником пространства. Прикованный к иммобильным базам и медленным звездолетам, он был обречен на жалкое существование в крохотной по космическим меркам области пространства. На существование без малейшей надежды стать по-настоящему свободным. А вековечная мечта человечества, выраженная в сказочной идее о мгновенных субпространственных прыжках, до сих пор оставалась лишь мечтой.
        Мало того, что это заставляло и людей, и искинов чувствовать себя безногими калеками, пленниками собственной плоти. Рациональный, лишенный эмоций анализ перспектив показывал и другое. Из-за сложности космических перемещений цивилизация уже однажды оказалась на грани полного исчезновения. Случись Катастрофа на столетие раньше - и только мертвые артефакты в мертвой планетарной системе когда-нибудь рассказали бы разведчикам иных цивилизаций о существовании человека. При условии, конечно, что кто-нибудь когда-нибудь сумел бы ее найти.
        Высокая концентрация разумных в малом количестве точек пространства делала вероятной повторение Катастрофы. И Ройко после долгих бессонных ночей принял еще одно судьбоносное решение. Твердотельный носитель разума - это вовсе не выдающее открытие, не финальная ступень в эволюции человека. Это лишь промежуточная стадия, окончательный отказ от биологической эволюции в пользу эволюции разума.
        Передышка, позволяющая собраться с силами и наконец-то обрести истинную свободу.
        Устойчивые вихревые поля гравитационной и электромагнитной природы умели получать в лабораториях уже за полвека за Катастрофы. Однако они так и остались игрушкой для немногих исследователей, не нашедшей реального применения. Срок стабильности вихревых полей исчислялся в лучшем случае секундами, а энергии на генерацию одного маленького вихря требовалось столько, сколько ее производил за день кавитонный реактор корабельного класса "С". Сразу после открытия явления вихревой стабилизации околосолнечная инфосреда заполнилась восторженными спекуляциями на тему прекрасного будущего, которое оно сулило, принадлежащими перу как журналистов и энтузиастов, так и вполне солидных ученых. Однако поток публикаций в течение нескольких лет плавно сошел на нет. Выявившиеся принципиальные ограничения не позволяли надеяться, что на существующем уровне технологий удастся добиться чего-то существенного. На фундаментальные же исследования в этой области требовались такие затраты, на которые не рискнул пойти ни один исследовательский институт. К тому же общество как раз захватила идея звездной экспансии, и строительство
гигантских пространственных катапульт обещало потреблять бюджеты любого размера в течение ближайших десятилетий.
        Нет, идея не заглохла полностью. Однако тема вихревых полей оказалась отложенной в дальний ящик в ожидании момента, когда до нее дойдут руки. Из-за этого набор как теоретических сведений, так и экспериментальных данных, хранившихся в памяти компьютеров баз, оказался достаточно мал. Впрочем, Ройко это не огорчало. Он полагал, что проблемы с вихревыми полями были вызваны не столько принципиальными ограничениями, сколько порочностью применяемых подходов. А зачем связываться с тем, что изначально ущербно? Не проще ли изобрести все с нуля?
        Исследования вихревых полей заняли еще тридцать лет, большую часть которых Ройко ради безопасности провел в исследовательском блоке на дальней периферии системы.
        Кстати говоря, разумность этого решения подтвердилась благодаря серии инцидентов с экспериментальными генераторами, из-за возникших сбоев превратившихся в облака разреженной плазмы и испаривших несколько крупных астероидов, внутри которых Ройко их монтировал. Сам Ройко не пострадал - он благоразумно не приближался к местам испытаний ближе, чем на три световые секунды. В результате административная двойка базы едва не запретила ему впустую переводить и без того ограниченные ресурсы "Эдельвейса", но авторитет ведущего исследователя и поддержка многих людей и искинов позволили ему отбиться от нападок.
        Не последнюю роль сыграл и тот факт, что Ройко наконец-то доказал гипотезу Пауля-Ридера о возможности генерации гравитационных полей с помощью особым образом модулируемых полей электромагнитных, наконец-то обосновав основные концепции Единой теории поля, предсказанной еще в середине двадцатого столетия.
        И не только доказал, но и построил действующий прототип установки искусственного тяготения, который в рекордные сроки был доведен до ума объединенными усилиями всего коллектива. С этого момента можно было отказаться от осевого вращения станций, предназначенного для создания искусственной гравитации за счет центробежных сил и серьезно осложнявшего жизнь как пилотам кораблей, так и астрономам. Новые установки позволяли создать в пределах одной конструкции одновременно комфортные условия нормальной тяжести в жилых зонах и безинерциальную невесомость в цехах и лабораториях, удобную для экспериментов и производственных линий. Популярность Ройко после этого изобретения взлетела до самых небес.
        В конечном итоге ученому удалось разработать методы создания долгоживущих самоподдерживающихся энергетических вихрей, не взрывавшихся от контакта с первой же заряженной частицей. Параллельно его ученица Май Конобу и ее чоки-компаньон Чери Кромин теоретически обосновали методы использования этих комплексов в качестве информационных носителей, что дало зеленый свет разработкам принципиально новой архитектуры носителей искинов с быстродействием на три порядка выше, чем у предыдущего поколения на твердотельных носителях. Однако вскоре Ройко, как и прочие исследователи до него и параллельно с ним, уперся лбом в непреодолимое препятствие. Вихри так и не удавалось сделать полностью автономными. Внешние энергозатраты, потребные для их поддержания, оказались относительно невелики, но они были. Без подпитки же срок жизни вихря оказался прямо пропорциональным импульсу, затраченному на его создание, и вскоре Ройко формально доказал, что при существующих энергетических технологиях его возможно растянуть не более, чем на три-четыре стандартных недели. И даже в этом случае возрастающая нестабильность вихря уже к
середине срока делала невозможной его использование в качестве носителя информации.
        Да, Ройко в очередной раз подтвердил свою гениальность. Да, его расчеты показали, что энергетические вихри можно использовать в качестве носителей для психоматриц и что психоматрицы на таком носителе можно копировать через субсвязь на установку, размещенную на другой станции. Да, в ближайшей перспективе перед остатками человечества открывалась гениальная возможность мгновенно путешествовать между любыми тюремными камерами, в которые превратились исследовательские базы, а в перспективе - вернуться и в Солнечную систему, просто передав разведчикам по субсвязи схемы приемников. Но в целом это был тупик: перемещать в пространстве психоматрицу с кавитонным реактором поддержки немногим удобнее, чем плавать с жерновом на шее…

23 сентября 1905 г. Москва. Большой Гнездниковский переулок
        - Добрый день, ваше превосходительство!
        Олег вздрогнул. Реплика Войлошникова, скрипевшего пером за столом у окна, вывела его из глубокой задумчивости. Он поднял взгляд и рассеянно кивнул стремительно вошедшему в комнату Зубатову. Краем глаза он заметил неодобрение на лице соседа - добрейший Леонид Иванович явно полагал, что высокое начальство следует приветствовать куда более почтительно. Высокое? Кислицын напряг память. Ну да, все время забываю. Директор Охранного отделения - по должности полковник или генерал-майор, но поскольку Зубатов штатский, то у него гражданский ранг. Если не ошибаюсь, действительный статский советник. Тогда все правильно, обращение - "ваше превосходительство". Беда с этой Табелью о рангах. И кто только ее придумывал?..
        - Добрый день, судари мои, - поздоровался Зубатов. - Олег Захарович, напоминаю о своем задании. Когда я получу рапорт?
        - Уже закончил, Сергей Васильевич, - сообщил Олег, постукивая пальцем по лежащей перед ним бумаге. - Перечитываю в последний раз.
        - Так-так-так… - пробормотал Зубатов, подхватывая один из листов и быстро пробежав по нему цепким взглядом. - Соблаговолите, милостивый государь, собрать в кучку свое творчество и проследовать за мной.
        Слегка удивленный официальным тоном, Олег быстро сгреб листы отчета и, на ходу сортируя их в правильном порядке, направился за начальством. К еще большему его удивлению директор Московского охранного отделения направился не к лестнице на третий этаж, где располагался его кабинет, а к спуску на первый, к выходу.
        - Время для завтрака, - пояснил тот, не останавливаясь. - Простите великодушно, но другого времени нет. Придется нам разговаривать за едой. Знаю, что вредно для пищеварения, но служба у нас такая.
        Олег с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть от изумления. Завтрак после полудня?
        И чтобы Зубатов пригласил кого-то к себе? Нет, заезжих чинов, даже младших офицеров из провинциальных отделений, он водил к себе регулярно, но чтобы своих служащих? Впрочем, много ты о нем знаешь, одернул он себя. Ты-то в отделении хорошо если три-четыре часа в день проводишь, а он - с девяти утра до двух ночи.
        Как только жена терпит?
        Обитал Зубатов в служебном флигеле в глубине на удивление тихого двора градоначальства. Шум проспекта надежно глушился большим зданием и разбитым перед ним садом, уже почти облетевшим по осеннему времени. Лишь изредка доносилось ржание лошадей из расположенной за несколькими рядами деревьев жандармской конюшни. Утренний моросящий дождик уже закончился, и в свежем воздухе стоял еле ощутимый прелый запах опавших листьев. Стремительно взбежав по ступенькам резного крыльца, хозяин предупредительно пропустил гостя вперед и вошел сам, вытирая ноги от слякоти.
        - Настя! - крикнул он громко, и из кухни в прихожую выбежала полная девица в платке и заляпанном переднике, круглыми глазами уставившаяся на Олега. - У нас гость. Поставь на стол еще один прибор. Добрый день, Анечка, - улыбнулся он появившейся из большой светлой комнаты миловидной женщине в простом черном платье с накинутой поверх шалью. - Познакомься - это Кислицын Олег Захарович, мой сотрудник. Олег Захарович, это моя жена, Анна Николаевна Михина. Прошу любить и жаловать.
        - Здравствуйте, - Олег неловко поклонился, смутившись от неожиданности. Он знал, что Зубатов женат, но встреча оказалась для него полной неожиданностью. - Рад знакомству.
        - Я тоже рада, - Анна Николаевна одарила его слегка натянутой улыбкой. - Пожалуйста, проходите в столовую. Завтрак стынет. Тарелки Настя сейчас принесет.
        Пока Зубатов рассеянно жевал, читая отчет, Олег осторожно прихлебывал наваристый борщ из глубокой тарелки, исподтишка оглядываясь по сторонам. Очевидно, хозяева отнюдь не были стеснены в средствах. Добротная мебель, мягкие кресла и диван в углу, резные ножки стола, тяжелые вышитые гардины на окнах и - чудо из чудес в этом мире - рожки электрических ламп накаливания в люстре под потолком. На столике в углу стоял черный ящичек, в котором Олег опознал телефонный аппарат.
        Устройство по форме отличалось от того, что стояло в служебном кабинете Зубатова, но определенно являлось телефоном. По крайней мере, у него наличествовали раструб, куда надлежало говорить, трубка, приставляемая к уху, и ручка для накручивания. Олег в очередной раз сделал себе зарубку на память: поговорить с каким-нибудь телефонных дел мастером и донести до него гениальную идею объединения микрофона и динамика в одной конструкции.
        - Это наше проклятие, - вздохнула Анна Николаевна, перехватив его взгляд. - У нас даже в спальне такой стоит. Трезвонит день и ночь…
        Олег открыл было рот, чтобы ответить, но тут его шеф отложил в сторону доклад.
        - Неплохо для первого раза, - сообщил он и проглотил ложку супа. - Я имею в виду общение с потенциальным секретным сотрудником. Писать доклады вам еще следует подучиться, но сейчас речь не о том. Должен отметить, что ваше поведение на митинге кажется мне не слишком разумным и весьма рискованным, но результат себя оправдал.
        Он отломил и задумчиво прожевал кусочек хлеба.
        - Хотя, замечу, все-таки определенные ошибки вы по неопытности допустили. Так, хотя вы и беседовали с этим… - он бросил взгляд на доклад. -…с этим Ухватовым Михаилом Ивановичем глазу на глаз, встречу вы ему назначили в присутствии товарищей, что в будущем способно бросить на него тень подозрения.
        Между тем, судя по написанному, означенный Ухватов является одним из неформальных лидеров рабочего движения. Несмотря на то, что формально Орехо-Зуевские мануфактуры не входят в сферу интересов Московского отделения, иметь там своих сотрудников для нас очень желательно. И тот факт, что вы вышли на него спонтанно, говорит в вашу пользу. Однако данный контакт потребуется развивать, и…
        - Прошу прощения, - весьма невежливо перебил его ошарашенный Олег, - но я не занимался вербовкой стукачей. Я просто в неформальной манере выяснил…
        - Олег Захарович! - слегка поморщившись, остановил его Зубатов. - Я не совсем понимаю использованный вами термин "стукач", но, судя по интонации, вы явно вкладываете в него отрицательный смысл. Боюсь, что вы подвержены влиянию все тех же стереотипов, что и наша излишне либеральная интеллигенция. Наши секретные сотрудники используются отнюдь не для организации провокаций, как об этом любят писать в газетах. Это необходимый элемент в системе получения информации, без чего невозможен политический сыск. Смею вас заверить также, что я не отношусь к секретным сотрудникам так же, как некоторые мои коллеги. Для меня они отнюдь не расходный материал, который можно выжать до дна и выбросить за ненадобностью. И именно поэтому я считаю своим долгом прояснить некоторые детали. Вы что-то хотите сказать?
        - Видите ли, Сергей Васильевич, - Олег осторожно промокнул губы салфеткой, - для меня немного неожиданна интерпретация разговора с этим парнем как его вербовка.
        Меня просто интересовала общая картина…
        - Знаете, общая картина - это как раз то, что в первую очередь интересует и меня тоже, - усмехнулся директор отделения. - Тут мы с вами вполне солидарны.
        Освещение ситуации в целом в нашей деятельности чрезвычайно важно. Особенно в нынешние неспокойные времена. Согласитесь, что куда проще и гуманнее предотвратить стихийный бунт, чем подавлять его силой оружия. Поэтому, Олег Захарович, вы продолжите работу с данным источником. Я попрошу штабс-капитана Герарди - вы наверняка с ним уже познакомились - ввести вас в курс дела и преподать урок по основным методам работы с агентурой. Сегодня же поговорите с ним и назначьте встречу не позднее завтрашнего дня. На обучении будет присутствовать также поручик Мартынов, недавно переведенный в наше отделение из Петербурга по его личной просьбе. Еще я хочу, чтобы вы в течение трех-четырех дней снова встретились с Ухватовым. За ним установят наблюдение и выяснят, насколько осведомленной фигурой он может оказаться. И, ради бога, Олег Захарович, вспомните, наконец, что вы служите в Охранном отделении. И именно сбор информации является вашей первейшей обязанностью.
        - Я… понимаю, - кивнул Олег. - Да, наверное, мне следует определиться, в конце концов, что я и где я. Я знаю, что вишу балластом на ногах отделения, и…
        - Увольте меня от ваших извинений, - резко оборвал его Зубатов. - Я склонен рассматривать прошедший месяц как вашу подготовку к активной деятельности. В этом нет ничего страшного, многие жандармские офицеры втягиваются куда дольше, если вообще втягиваются. К сожалению, я не могу больше позволить вам болтаться без дела. Просто для сведения: вчера в ходе очередного совещания градоначальник в качестве курьеза передал мне весьма вздорный донос на меня же. Донос состряпал один из моих служащих. Вы его не знаете, зато он, похоже, успел вас изучить. Вы фигурируете в качестве примера протекционизма, который я оказываю всяким подозрительным личностям.
        Внезапно у Олега пропал всякий аппетит, и даже восхитительный запах от тарелки с рагу, которую поставила перед ним повариха Настя, стал каким-то пресным и невыразительным.
        - Да, этого следовало ожидать, - кивнул он. - Я как-то забыл, что у вас есть свое начальство. Видимо, мне все же следует со всей определенностью задуматься о свое жизни. Вы правы, нельзя всю дорогу сидеть у вас на шее.
        Зубатов досадливо скривился.
        - Поймите меня правильно, Олег Захарович. Я вовсе не пытаюсь попрекать вас тем грошовым жалованием, что плачу сейчас. Некоторые важные секретные сотрудники в месяц получают три-четыре раза по столько, сколько вам полагается в год. Однако вам действительно следует определиться, чем вы собираетесь заниматься. Если вас привлекает наша политика - а вас она, похоже, привлекает, - вам определенно нужно задуматься о карьере в Охранном отделении. Если вас влечет инженерная стезя на заводе Гакенталя или каком-нибудь другом, я с удовольствием помогу вам продвинуться в этом направлении, хотя мне и жаль терять потенциально одаренного сотрудника. Примите также к сведению, что у меня масса недоброжелателей, которые с удовольствием подставят мне ножку и поаплодируют моему падению. А падая, я увлеку за собой многих, возможно, и вас тоже, так что инженерная карьера для вас куда безопасней в смысле перспектив. В общем, думайте и решайтесь. Но пока я не получил от вас прошения об отставке, я полагаю вас своим полноценным служащим, обязанным выполнять мои прямые распоряжения. Так что будьте добры сегодня же
договориться с Герарди о времени для занятий.
        - Хорошо, - кивнул Олег, погружая вилку в рагу. - Знаете, Анна Михайловна, у вас все так вкусно…
        Остаток завтрака - или обеда, смотря откуда смотреть, - прошел в напряженном молчании. Жена бросила несколько фраз насчет растущей дороговизны и беспорядков, ее муж кивал, отделываясь ничего не значащими репликами. Олег сосредоточенно жевал, наслаждаясь домашней пищей, пусть и отравленной грустными мыслями.
        Отказавшись от чая и поцеловав хозяйке руку, он покинул гостеприимный дом и направился к особняку Охранного отделения, но через несколько шагов изменил курс. Внезапно ему захотелось прогуляться. Авось свежий воздух облегчит камень на сердце. Действительно, нужно определяться. Нельзя сказать, что он полностью освоился в этом мире, но и слепым кутенком быть перестал. Но что же ему делать?
        Начать строить карьеру в местном аналоге Службы Общественных Дел? Он разделял общее отношение к ее дурно пахнущим делишкам, но то дома. В этом мире, похоже, положение являлось кардинально иным. Люди, подобные Зубатову, в Службе общественных дел просто не удержались бы даже в самом низу иерархической лестницы, не говоря уж о том, чтобы подняться до такого важного поста. Да, милейший Сергей Васильевич является исключением и в этом мире, но исключением, абсолютно немыслимым дома. И это позволяет судить о правиле.
        Но и бросать технические проекты не хотелось. Дела с производством полиэтилена только-только начали сдвигаться с мертвой точки, и если бросить их сейчас, все может заглохнуть. Да и с бензиновым двигателем закручивается любопытно. В конце концов, можно принять предложение того же Гакенталя и пойти к нему в инженеры, а там посмотреть, что получится. Может, посоветоваться с Ваграновым? Нет, у того, кажется, свои заморочки с политикой. С Овчинниковым? С ответом инженера все заранее ясно: нафиг жандармов, давай к нам. Тогда с кем? С Болотовым? Много ли психиатр понимает в политике? Ох, ситуация…
        Ноги сами несли его по Тверскому проспекту, и лишь в самый последний момент он осознал, что что-то неладно. Разодетые гуляки, в субботний день фланирующие по проспекту пешком и в колясках, с дамами под ручку, как-то неожиданно исчезли.
        Зато прямо по курсу нарисовалась немалых размеров волнующаяся толпа. Вокруг гарцевали казаки, а сверху на народ равнодушно взирал чугунный памятник какому-то местному поэту - его фамилию Олег так и не запомнил, что-то военное.
        Олег повернул было голову и открыл рот, чтобы спросить Крупецкого о том, что за сборище… и сообразил, что поручик остался в Охранном отделении. Когда Олег выходил из здания, тот сидел на лавочке у выхода и читал газету, а на пути из флигеля Зубатова Олег прошел стороной. Ну и ладно! В конце концов, не все же под присмотром гулять, словно дитяте. Он ведь не собирается в приключения встревать, верно? Только посмотрит поближе…
        Он принял независимый вид, побарабанил пальцами по груди, проверяя наличие во внутреннем кармане пиджака свернутого удостоверения, и независимой походкой двинулся к толпе. Однако не успел он пройти и десятка шагов, как оттуда грохнул выстрел, потом второй, третий… Револьвер, автоматически определил Олег. Судя по звуку, из тех, что называют "бульдогами". Он растерянно замер на месте, а один из казаков беспомощно всплеснул руками и осел в седле, упав грудью на лошадиную холку. Остальные тут же вскинули карабины, снова ударили выстрелы.
        Началась беспорядочная кутерьма. Толпа завизжала, застонала, закружилась на месте, начала быстро растекаться по сторонам, оставляя за собой безжизненные или корчащиеся тела, а казаки направляли лошадей в самую ее гущу, сбивая людей с ног и отчаянно работая нагайками и шашками.
        В его сторону бросилась небольшая группа мужчин, судя по одежде - рабочих или мелких приказчиков, преследуемая двумя казаками - зубы оскалены, физиономии искажены яростью, хрипящие лошадиные морды с вытаращенными глазами и пеной на губах словно возникли из ночного кошмара. Вдруг время пошло очень медленно, и Олег разглядывал медленно плывущие в воздухе лошадиные крупы, летящие из-под подков комья грязи, прикрывающих голову руками беглецов, и сердце медленно и отчетливо стучало в висках.
        "Что ты стоишь, идиот?" - вспыхнула в голове мысль. - "Они сейчас будут здесь!
        Думаешь, они задумаются над тем, кто был в толпе, а кто просто проходил мимо?" Раздвигая руками густой воздух, Олег словно в ночном кошмаре развернулся и изо всех сил, едва переставляя ноги, побежал от надвигающейся на него опасности.
        Дорогу он не разбирал. Мелькали какие-то проходные дворы, скверики, мрачные многоэтажные доходные дома и полуразвалившиеся частные домишки… Сердце колотилось все сильнее, бухало в такт догоняющим шагам, в левом боку возникла острая боль, словно от загнанного в печень шила. Сколько он пробежал, он не знал, но вскоре боль и нехватка воздуха вынудили его остановиться. Он оперся о забор, тяжело хватая ртом воздух и стараясь не думать о саднящей боли в боку и центре груди, а шаги набежали сзади и затихли. Тяжелая рука хлопнула его по плечу.
        - Что, товарищ, душа в пятках, а? - весело спросили из-за спины. - Ну все, все, ушли. Отстали, сатрапы. Отдышись толком, теперь можно.
        Олег обреченно повернул голову. Ему во все тридцать два зуба улыбался здоровый парень в кумачовой рубахе под кожаным жилетом, широких штанах, заправленных в начищенные сапоги, и кожаном же картузе. Физия у парня явно была из тех, от которых млеют все красные девицы, а возраст едва ли перевалил за двадцать даже с учетом местных особенностей взросления.
        - Перетрухал, ага? - спросил парень. - Я тоже слегка спужался. Петька, дурак, из револьвера стрельнул, и кто просил, спрашивается? Не, дурак он, дурак, ему лишь бы пострелять. Оторвут голову когда-нибудь. Ну, зато сатрапа он подстрелил, ужо будут знать!
        Он залез за пазуху, извлек клочок бумаги, кисет и начал ловко сворачивать самокрутку, снисходительно посматривая на пытающего восстановить дыхание Олега.
        Сам парень, казалось, почти даже и не запыхался.
        - Ты-то, я гляжу, прилично одетый, ага? - добродушно спросил он. - Скажи, дядя, тебя-то чего на митинг занесло? Ты из сочувствующих, аль просто любопытство заело?
        - Любопытство, - вяло кивнул Олег. Жжение в груди ослабело, и говорить было уже не так больно. - Послушать хотел, о чем говорят, да вот, понимаешь…
        - Ага, еле ноги унес, - сочувственно кивнул парень, поджигая самокрутку и выпуская длинную струю вонючего дыма. - Бывает. Только ты, дядя, не туда слушать ходишь. На митинге мы против сатрапов выступаем, а они нас за то лупят. Сволочи, - он сплюнул на землю, - мы их словами, а они нас ружьями да нагайками!
        Олегу совсем не казалось, что стрельба из "бульдога" проходит по классу словесной борьбы, но свое мнение он благоразумно оставил при себе.
        - Ну ничего, - парень картинно выпустил еще одну дымную струю, - недолго царским прихвостням осталось. Народ сбросит ярмо, и тогда все эти казачки попляшут под нашу музыку. Ты, дядя, как, знаешь что о народе? Раз митингами интересуешься, значит, в правильном направлении мыслишь, ага?
        Олег кивнул. Похоже, его местная удача в очередной раз столкнула его с кем-то, мягко говоря, находящимся не в ладах с законом на революционной почве.
        Интересно, и что он мне предложит?
        - Правильно! - одобрил его кивок парень. - Правильно мыслишь, товарищ. Однако же тебе просвещаться надо, а не просто по улицам от казачья бегать. Хочешь, приходи к нам, послушаешь умных людей. Я-то что, я красиво говорить не обучен, а вот есть у нас люди, так их слова до самого сердца пробирают. Что, хочешь послушать, ага?
        - Ну… не знаю… - Олег замялся. С одной стороны, это как раз то, чего он хотел: понять ту, мятежную, сторону. С другой - наверняка Зубатов заставит его стучать и на этих ребят, делать из них "секретных сотрудников". А хочет ли он этого?
        - Вот и молодец, дядя, - широко ухмыльнулся парень. - Несознательный ты еще, ну да это дело поправимое. Значица, завтра вечером, часам к пяти, приходи в Колокольников переулок, дом три, это неподалеку от Рождественского монастыря по Трубной улице. Скажешь, Васька Еркин звал. А пока бывай, мне в лавку пора возвращаться, а то хозяин убьет.
        Парень выпустил еще одну струю дыма и вразвалочку пошел по переулку. Только сейчас Олег понял, что не имеет ни малейшего понятия, куда его занесло и что за глухие заборы его окружают. Он открыл было рот, чтобы окликнуть словоохотливого парня, но передумал. В конце концов, не маленький, не заблудится.
        Колокольников переулок, дом три… Да уж, ну и дела. Идти? Или не идти? Он повернулся и побрел в ту сторону, откуда прибежал. Определенно, тот, кто его засунул в этот мир, обладает весьма странным чувством юмора. Или это у него самого с головой не все в порядке? Еще и Крупецкий на его счет пройдется. Чего, спрашивается, он вообще бежал? Прижался бы себе к стеночке, авось и не тронули бы…
        Крупецкий, однако, злоехидничать не стал. Услышав о происшедшем, филер пришел в ярость. На мгновение Олегу почудилось, что тот сейчас ударит его. Однако поляк сумел сдержаться. Несмотря на багровую физиономию, его голос звучал почти ровно:
        - Если пану Кислицыну угодно добиваться, чтобы меня выбросили на улицу, словно никчемную собаку, пусть пан так и скажет! По крайней мере, я смогу заранее подыскать себе другую работу. Дворником, например, в приличном доме - больше меня после такого позора никуда не возьмут.
        - Я не хотел… - попытался было возмутиться Олег, но Крупецкий оборвал его:
        - Когда ребенок разбивает вазу, он тоже говорит, что не хотел. Пан Кислицын, попытайтесь поставить себя на мое место. Меня приставили к вам в непонятно каком качестве - то ли стражника, то ли экскурсовода. Начальство в категорической форме приказало мне ни на шаг от вас не отходить. В то же время я то и дело теряю вас из виду. То вы сидите в комнате наверху, и мне остается лишь догадываться, там ли вы еще и не сбежали ли через окно, то ускользаете от меня неожиданным манером. А я за это получаю от начальства выволочку. Мне это надоело. Я сейчас же иду к пану Зубатову и прошу его освободить меня от обязанности вас сопровождать. Видит бог, отделение отчаянно нуждается в филерах, и я нанимался сюда совсем не за тем, чтобы разыгрывать из себя няньку.
        Следующие пять минут Олег убеждал его в том, что случаев, подобных сегодняшнему, больше не повторится, пустив в ход все свои сценические таланты. Наконец, краска потихоньку сползла с лица филера, и тот, облегченно вздохнув, согласился не докладывать об инциденте Зубатову.
        - Но помните - в последний раз! - угрожающе пошевелил он усами.
        - Да-да, в последний! - быстро согласился Олег. - Однако же что мне делать с этим приглашением?
        - Пся крев… - пробормотал Крупецкий себе под нос. - За это пан Медников взгреет меня отдельно. Я обязан доложить ему о случившемся, и он обязательно спросит, как же я не оказался на месте, чтобы срисовать этого Ваську Еркина…
        - Не взгреет, - ухмыльнулся Олег. - Версия такая: я скажу, что мы шли вместе, потом я перепугался казаков и бросился бежать со всех ног, так что вы за мной не угнались. А когда догнали, тот парень уже ушел. Годится версия?
        - Матка боска… - схватившись за голову, простонал Крупецкий, откидываясь на спинку парковой скамьи. - Вы не знаете пана Медникова. Филер не догнал объекта наблюдения, да еще такого хлипкого, прошу прощения пана, как вы! Он сразу поймет, что это обман!
        - А кто сказал про обман? - удивился Олег. - Я напишу отчет так, что о вашем присутствии ничего сказано не будет. Вы укажете, что в кутерьме потеряли меня из виду, не конкретизируя, в какой именно момент. Вряд ли кто-то станет докапываться до сути. Не беспокойтесь вы так, я все возьму на себя. Меня другое волнует - стоит ли идти на встречу? Один раз я уже ввязался в диспут, так что еле ноги унес.
        - Не знаю, - вздохнул поручик. - Я же простой филер, меня не посвящают в детали расследований. Если эта ячейка уже известна и контролируется, то, наверное, не стоит. Если неизвестна, то вам не обязательно идти - наружное наблюдение и без вас срисует всех участников, а ваше присутствие может насторожить их. Куда полезнее сохранить контакт с этим Васькой Еркиным, чтобы он тайно работал с вами, поставляя информацию.
        - А если мне самому интересно? - осведомился Олег.
        - Не ко мне вопрос, - сухо откликнулся филер. - Я вам не указ. Все вопросы - к пану Зубатову.

24 сентября 1905 г. Москва, Большой Гнездниковский переулок
        Зубатов задумчиво взглянул на Медникова.
        - Что думаешь, Евстратий? - спросил он, подергивая себя за бородку. - Пускать его али нет?
        - Поостеречься нужно, - задумчиво пробасил тот. - Опасно. В этот раз могут и не промахнуться.
        Олег мысленно усмехнулся тому, как синхронно работает мысль у филера и его начальника.
        - С другой стороны, - Медников развел руками, - ячейка незнакомая, поэтому нужно разузнать, каких взглядов они придерживаются. Может, бестолочь говорливая, на которую и силы тратить незачем - поговорить по душам да и убедить не соваться не в свое дело. Людей я туда, конечно, пошлю, да и парочку городовых посмышленее я поблизости обеспечу… - Он сделал короткую паузу, дождавшись едва заметного кивка Зубатова. -…так что вам, господин Кислицын, большая опасность не угрожает. В крайнем случае вопите во все горло, мои люди услышат, вломятся в дом и арестуют всех, кто там присутствует.
        - Другое дело… - Зубатов щелкнул массивным серебряным портсигаром и закурил папиросу, выпустив облако сизого дыма. - Другое дело, что цель вашего визита туда оказывается достаточно туманной. Ну, поговорите вы с ними, подружитесь, войдете в доверие. Выясните, что это, скажем, социалисты-революционеры. Через месяц окажется, что они планируют очередной экс или теракт. Возьмем мы их с поличным - а дальше? В печати сразу же поднимется вой: очередная провокация Охранного отделения! Коварный Зубатов через своего подчиненного организовал подставную организацию, заманил в нее невинных младенцев и выставил это как свой успех…
        Олег дернулся на своем стуле, но начальник Охранного отделения махнул рукой.
        - Это я так, фантазирую, - объяснил он. - Может быть, не напишут или напишут иными словами. Или вообще проглядят ваше участие. Но варианты есть самые разные.
        Понимаете, Олег Захарович, моя политика заключается в том, что провокация как метод борьбы с революционерами совершенно недопустима, а те жандармские офицеры, что прибегают к ней, должны быть сурово наказаны. И в значительной степени мне удается донести эту идею до начальства. Наша задача - бороться с настоящими преступниками, а вовсе не подталкивать к преступлениям сомневающихся. К счастью, после известных событий ко мне пока прислушиваются. Однако внедрение штатного сотрудника отделения в подпольную ячейку может быть воспринято именно в таком ключе: как провокация. Доказать возмущенной общественности, что это не вы играли там первую скрипку, окажется крайне сложно, а времена нынче и без того беспокойные. Поэтому мы сознательно идем на то, что информацию получаем от лиц, формально с нами никак не связанных. Иногда это мелкая сошка, иногда - крупная рыба, но принцип один: наши информаторы не состоят и никогда не состояли у нас в штате и не получали официального жалования.
        Он стряхнул выпустил облако дыма, просвеченное лучами заходящего солнца, и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.
        - Кроме того, - мягко закончил он, - о вашей работе в штате Охранного отделения, кажется, стало известно слишком многим посторонним людям. Это ставит под угрозу как вашу жизнь, так и жизнь тех подпольщиков, с которыми вы общаетесь. А секретные сотрудники - это наше главное достояние, не говоря уже про то, что они доверяют нам свои жизни. Поэтому я настоятельно не рекомендую вам посещение данной встречи.
        Олег упрямо тряхнул головой.
        - И все же я хочу сходить, - медленно произнес он. - Не вижу особой проблемы - в крайнем случае арестуете их и вышлете…
        - За что арестовать? - удивился Зубатов. - Олег Захарович, я, конечно, могу арестовать и выслать неблагонадежных граждан, но вам не кажется, что для этого нужны хоть какие-то доказательства вины?
        - Я не о том. Арестуете и вышлете куда-нибудь в Самару, чтобы отвести от них подозрения, - пояснил Олег. - Потом они вернутся, если захотят. Но мне почему-то кажется, что на этой встрече побывать стоит. Как-то так сложилось, что за все время моего пребывания здесь со мной ни разу не произошло ничего "случайно". Все встречи и события вели к чему-то большему. Помните, утром вы напомнили мне, что пришло время определяться? Так вот, для того, чтобы правильно определиться, мне потребуется вся информация, которую я могу получить. Так что один раз, последний, я рискну поступить не по уставу. Ладно?
        - Ох, ну что мне с вами делать, - вздохнул Зубатов. - Последний раз, говорите?
        Что-то слабо мне в это верится. Ладно, разрешаю. С Евстратием проработаете детали операции. Ваша задача - войти и уйти без лишнего шума и не возбуждая лишних подозрений. Не вздумайте ввязываться в дискуссии. Изобразите из себя наивного человека, удивленного происходящим и пытающимся разобраться. Не давайте никаких обещаний и вообще поверните дело так, чтобы никто не удивился вашему отказу от дальнейшего сотрудничества. Ну, испугались там царских сатрапов или не приняли идеологию… А если, не дай бог, увидите на встрече знакомые лица - того же Мазурина, например - разворачивайтесь на пороге и бегите. Немедленно бегите и не забивайте себе голову всякими вещами наподобие собственного достоинства. Все ясно?
        - Да, - кивнул Олег, - только…
        - Детали - с Евстратием, - жестко произнес Зубатов. - А сейчас у меня дела.
        Кстати, с Гершуни вы пообщались насчет уроков?
        - Нет, но…
        - Прямо отсюда, из кабинета, направляетесь к нему и договариваетесь о времени.
        Крайний срок - завтра вечером. Теперь свободны.
        Когда за Олегом закрылась дверь, Зубатов вздохнул и повернулся к Медникову. Тот осуждающе покачал головой.
        - Слушай, Сергей свет Васильевич, что-то странно ты себя ведешь. Ты же намеревался категорически запретить ему идти.
        - Помню, - кивнул тот. - Однако есть в нем что-то такое… неуловимое. Не могу я ему противостоять, когда он вот так убежденно начинает говорить. Словно какой-то поток подхватывает и несет непонятно куда. Сначала соглашаешься, и только потом спохватываешься. Ох, не нравится мне это…
        - Так уволь его, - начальник филеров пожал плечами. - Или вообще вышли куда-нибудь в глушь, чтобы под ногами не путался. Делов-то!
        - Ну уж нет, - Зубатов покачал головой. - Лучше уж он под моим приглядом побудет. Пока. Что-то подсказывает мне, что может он таких дров наломать, что потом всем миром не расхлебаем. В общем, завтрашнюю операцию постарайся продумать как можно тщательнее. И рассчитывай на наихудший вариант. Теперь давай с другими делами…
        Где-то в монастыре начал негромко бить колокол, и как бы подчиняясь этому сигналу дверь наконец-то тихо скрипнула и приотворилась. Из сенной тени высунулось недовольное лицо бабы, обрамленное засаленным платком. Она окинула Олега с Оксаной недовольным взглядом и громко засопела.
        - Чаво надоть? - недружелюбно спросила тетка.
        - Мы… - Олег внезапно растерял заранее приготовленные слова. Он ожидал совсем другого - громилу-боевика с револьвером наготове, например, или интеллигента наподобие Вагранова, но к разговору с деревенской бабой он готов не был. Может, этот Васька Еркин над ним подшутил, и нет здесь никакого собрания? - Тут Василий Еркин меня звал сегодня… поговорить…
        - Васька-то? - баба подозрительно вгляделась в Олега. - Щас, погодь, позову кого… Ты от двери-то отойдь, отойдь, не стой на проходе.
        Дверь захлопнулась у Олега перед лицом, чуть не ударив по носу, и он, пожав плечами, сделал пару шагов назад, совсем забыв, что позади хоть и низкие и прогнившие, но все равно крылечные ступеньки. Нелепо взмахнув руками, он с трудом удержал равновесие и с благодарностью ощутил, как Оксана поддержала его сзади.
        - Аккуратней, шпион, - тихо фыркнула она ему в ухо. - Убьешься ненароком.
        - У меня жизнь такая, рисковая, - хмыкнул Олег, отстраняясь. - А вот тебя убьют - и что я буду делать? Ну зачем ты…
        - Ой, ну хватит в двадцатый раз эту шарманку крутить! - скривилась девушка. - Ты меня за весь вчерашний вечер отговорить не смог. Думаешь, сейчас получится? Нет уж, пришли мы вдвоем, и уйдем тоже вдвоем. Не все одному тебе в приключения встревать.
        Олег вздохнул и замолчал. Накануне Оксана проявила характер, категорически отказавшись отпускать его одного. Проявила в первый раз - и, Олег подозревал, отнюдь не в последний. Похоже, что она окончательно оправилась после "переноса", как он называл это про себя, и "киснуть в четырех стенах" более не собиралась.
        Он в очередной раз сделал зарубку на память: выяснить, какое не слишком обременительное занятие ей можно подобрать. Действительно, сидеть дома круглые сутки - это не дело. Особенно когда до изобретения даже плоского телевизора еще лет этак сто.
        Дверь снова скрипнула, и в проеме нарисовалась внушительная фигура в картузе.
        - Во! - произнесла она радостным голосом Васьки Еркина. - Смотри-ка ты, дядя, пришел! Да не один, с мадамкой! Он это, он, точно говорю! Вместе от казаков драпали.
        Из глубины сеней донесся неразборчивый ответ, и парень приглашающе махнул рукой.
        - Входи, дядя, и дамочка пусть входит. Только аккуратнее, тут под ногами набросано.
        Осторожно перешагивая через какое-то барахло, Олег прошел за ним через полумрак, ощущая затылком горячее дыхание Оксаны, и вступил в немногим более светлую комнату. Сквозь обращенное на север небольшое окно вечерний свет практически не просачивался, и лишь тусклая керосиновая лампа позволяла разобрать, что в комнате находятся еще трое, не считая Васьки.
        - Проходите, товарищи, - властно произнес густой баритон. - Товарищ Валерий, обеспечьте даму стулом. Вам, товарищ, придется разделить с нами лавку. Увы, обстановка самая что ни на есть спартанская.
        - Ничего страшного, - пробормотал Олег, полуощупью находя лавку и осторожно усаживаясь на край. - Я и на подоконнике могу, если надо.
        - О! - усмехнулся владелец баритона. На его пенсне блеснул слабый отсвет лампы.
        - Вы, я вижу, привычный к такой обстановке?
        - К такой - вряд ли, - Олег пожал плечами, - но я человек неприхотливый. Меня, кстати, зовут Кислицын Олег Захарович. Можно просто Олегом.
        - А я - Оксана, - подала голос девушка. - А вас как звать?
        - Ну, пока зовите меня товарищем Антоном, - владелец баритона махнул рукой в угол. - Василия вы уже знаете. Это - товарищи Михаил и Валерий. Скажите, товарищ Оксана, вы сюда пришли… э-э-э, просто так? За компанию с товарищем Олегом? Или тоже интересуетесь… э-э-э… классовой борьбой и прочими скучными мужскими материями?
        - А оба варианта выбрать нельзя? - сладко спросила девушка. - А то все такие умные, а я такая глупая и даже и не знаю, что ответить…
        - А язычок у вас острый, - усмехнулся товарищ Антон. - Я вижу, что и вы тоже можете оказаться хорошим товарищем по нашему делу. Ну что же, товарищи, будем считать, что первое знакомство состоялось. Однако же я должен задать вам вопрос: вы хорошо осознаете, зачем мы здесь и какие последствия для вас может иметь ваше присутствие? Может статься, вы не понимаете, что рискуете как минимум ссылкой в провинцию, а как максимум - сибирской каторгой и даже виселицей?
        - Чем мы рискуем, мы поймем после того, как вы объясните, чем вы тут занимаетесь, - хмыкнул Олег. - Вы, товарищи, кто будете?
        Социалисты-революционеры? Социал-демократы? Анархисты? Или просто фрондирующая интеллигенция?
        - Я смотрю, вы неплохо подкованы в нынешних политических реалиях, - сухо ответил товарищ Антон. - Нет, мы не эсэры. Мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, если вам это что-то говорит. Впрочем… вы, товарищ, случайно не состоите уже в какой-нибудь подпольной организации?
        - Нет, - качнул головой Олег. - И даже не уверен, что хочу этого, не знаю, как Оксана. Давайте начистоту, товарищ Антон. Я пришел сюда просто из любопытства. Я давно хотел встретиться с кем-то, кто лично участвует во всем этом… - Он сделал широкий жест рукой. - В борьбе против самодержавия, я имею в виду.
        Революционеры… ну и так далее. С Василием я столкнулся совершенно случайно, но за случай решил ухватиться. Возможно, мы пообщаемся сегодня вечером, а потом разойдемся и никогда более не увидимся. Наверняка эта халупа - просто наемная квартира, так что вы в любой момент можете перенести свои собрания куда угодно, а Москва - город большой.
        - Верно мыслите, товарищ, - согласился бас из дальнего угла. - А еще мы приглушили свет, чтобы вы не могли толком разглядеть наши лица. И имена наши, как вы догадываетесь, вымышлены. Так что если вы собирались доносить на нас, это безнадежное занятие. Но что-то мне подсказывает, что вы - человек неглупый и сюда явились отнюдь не с целью понадежнее сдать нас полиции.
        - Насчет последнего вы правы, - согласился Олег, ничуть не покривив душой. - Повторюсь, сейчас нам с Оксаной просто любопытно послушать настоящих революционеров.
        - Простите за нескромный вопрос, - вмешался третий присутствующий, кажется,
        "товарищ Валерий", - но хотелось бы сразу прояснить, кем вы с мадемуазель Оксаной друг другу приходитесь.
        - Она моя се…
        - Я его подруга и любовница, - фыркнув, перебила его девушка. - Только он все пытается мою… хм, репутацию беречь.
        - А, понятно, - товарищ Владимир понимающе кивнул, почти неразборчиво в полумраке. - Что же, это делает ему честь. Значит, ханжество по отношению к вопросам пола вы отвергаете. Позвольте осведомиться, вы верующие?
        - Вряд ли, - Олег слегка усмехнулся. - Я немного интересуюсь религиозными вопросами, просто для саморазвития, но вряд ли я верующий. И Оксана - тоже.
        - Это еще лучше, - одобрил бас ("товарищ Михаил"?) - Знаете, товарищ Олег, вы ведь практически наш человек. Отвергаете лживость государственной религии и соответствующих институтов брака, интересуетесь реальным положением дел в политике и экономике и даже стремитесь увидеть живого революционера, - он хохотнул. - Однако я должен вас несколько разочаровать. Хотя мы и принадлежим к нелегальной партии, мы не являемся революционерами. Мы относимся к фракции так называемых меньшевиков, как окрестили нас после недавнего съезда. Мы осознаем необходимость реформ, улучшающих положение рабочего класса и крестьянства, но не думаем, что существующий строй следует разрушать насильственно. Так что революцию мы делать не собираемся, в чем и расходимся с нашими более радикально настроенными товарищами. Вы, простите, кто по роду занятий?
        - Я… - Олег растерялся. Не сообщать же им про Охранное отделение? - Ну, я что-то вроде инженера. У Гакенталя проект двигаю, еще кое-что по мелочам.
        - То есть положение рабочего класса более-менее себе представляете. А мадам Оксана?
        - Мадам Оксана, - хмыкнула девушка, - занимается тунеядством. Пока, во всяком случае. Мы, видите ли, недавно в Москве, и я еще не нашла себе занятия. И потом, я болела.
        - Понятно. Ну, дело мы вам подберем, если появится желание. Да, если появится…
        - Погоди, товарищ Михаил, - перебил его "товарищ Валерий", - давай по порядку.
        Может, мы сегодня разговариваем в первый и в последний раз в жизни. Давайте, товарищи, мы кратко введем вас в курс дела. Изложим, так сказать, нашу платформу и посмотрим, насколько она вас привлекает. Товарищу Василию тоже полезно послушать, он совсем недавно к нам присоединился. Согласны?
        - Я готова! - решительно заявила Оксана, устраиваясь поудобнее на шатающемся колченогом стуле. - Валяйте… товарищи, мы вас слушаем.
        Пятнадцать минут спустя Олег задумчиво прокашлялся.
        - Простите, можно вас перебить?
        - Э… да, что такое?
        - Видите ли, ссылки на авторов тридцатилетней давности - это очень интересно, но как-то чересчур абстрактно. Тем более, когда вы излагаете довольно банальные общие места. Я совершенно согласен, что пролетариат должен иметь больше прав, получать достойную зар… жалование, ну, и все такое. Ваше общество… - он осекся, выругав себя за оговорку. - Да, современное общество далеко от идеала, и его, безусловно, следует реформировать. Вопрос, однако же, в первую очередь, в том, каким образом. Силой? Через революцию? Этот путь вы вроде бы отвергаете.
        Тогда как?
        - Значит, вы с нами согласны? - удивленно переспросил "товарищ Владимир". - Ну-ну… похвально. Разрешите осведомиться, вы ранее уже интересовались предметом?
        - Я много чем интересовался, - отмахнулся Олег. - И кое к чему в ваших словах мог бы и придраться. Но сейчас меня в первую очередь волнуют ваши методы.
        Понимаете, если вы из тех, кто намеревается силой свергнуть существующий строй, нам определенно не по пути. Я человек мирный, стрелять ни в кого не собираюсь, да и глупость это несуразная. Вон, Василий свидетель - пальнул какой-то дурак в казака на митинге, и пожалуйста - несколько трупов. Причем отнюдь не казачьих.
        - Василий? - товарищ Антон резко повернулся к детине. - Почему мы об этом ничего не знали?
        - Так я ж не знал, что сказать надо… - промямлил тот. - Я ж думал, что так и надо…
        - Ну вот еще! - строго проговорил товарищ Антон. - Ты прекрасно знаешь, что мы этого не одобряем. Ай-яй, как нехорошо, а! Надо обязательно поговорить с товарищами…
        - Толку с ними разговаривать! - зло выплюнул товарищ Михаил. - Ты же сам знаешь, им чем больше крови, тем лучше. "Умрешь недаром, дело прочно…". Наверняка тот дурак с их наущения и стрельнул.
        - Надо ли понимать, господа, что вы не одобряете и этих действий своих радикальных… коллег? - осведомился Олег, подергивая себя за ухо.
        - Верно мыслите, товарищ, - сухо ответил товарищ Михаил. - Как я уже упоминал, мы принадлежим к умеренной фракции Российской социал-демократической партии, которую оставшиеся в большинстве товарищи окрестили "меньшевиками". Мы за низвержение самодержавия, но отнюдь не силой оружия. Я бы дал вам почитать брошюру товарища Мартова, но сейчас ее у меня нет. Если кратко, то мы за серьезные реформы существующего строя и против самодержавия. Однако мы не разделяем оптимизма… хм, "большевиков", полагающих, что пролетариат уже политически созрел для того, чтобы взять всю власть в свои руки. Рабочие в массе своей совершенно неграмотны во всех смыслах, у них отсутствует понятие о коллективе, о братстве трудящихся. Сейчас необходимо объединяться с буржуазией, которая также находится в весьма угнетенном положении, и вместе с ней добиваться новых прав и свобод. Необходимы государственные выборные органы, широкое представительство в них всех слоев населения, включая пролетариат…
        - Извините, скажите мне вот еще что, - перебил его Олег, и говорящий недовольно умолк. - Вы все время говорите про пролетариат, но при этом ни словом не обмолвились про крестьянство. Между тем, если мне не изменяет память, в Российской империи восемь человек из каждых десяти живут в деревне. А из оставшихся двух далеко не все являются рабочими. Я тут как-то попытался прикинуть в уме количество промышленных рабочих, и оно на всю страну оказалось не более пяти миллионов человек. Ну, десяти, если я где-то ошибся. Это из ста тридцати-то по переписи девяносто седьмого года! Вы хотите проводить реформы в их пользу? Благое намерение, но, боюсь, оно мало что изменит. Народ из деревень идет на фабрики, поскольку в деревне жить еще хуже. Так что даже если ваши рабочие заживут хорошо, в общем положение в стране оно мало изменит.
        Кто-то - в полумраке Олег не разобрал, кто - хмыкнул.
        - Да уж, товарищ Олег, умеете вы в корень проблемы взглянуть, - наконец нехотя произнес "товарищ Валерий". - Тут вы правы. Крестьянство - это наше слабое место. Кто только об него зубы не обломал, начиная с "Земли и воли"… Самое натуральное болото, которое не расшевелить. Эсэры, кажется, и то уже сдались.
        Ну, что делать. Приходится жить с тем, что есть. В свое время и до крестьянства руки дойдут.
        - Зря вы так думаете, - хмыкнул Олег. - Кончится дело тем, что придется с крестьянами воевать так же, как сейчас самодержавие воюет с купцами и рабочими.
        С одной только разницей - крестьян куда больше, и крестьянский бунт куда хуже, чем пролетарский. Ну ладно, эту тему оставим до другого раза. Осознаете проблему, и то ладно. Теперь такой вопрос. Причины, из-за которых рабочие находятся в бедственном положении, вы обрисовали. Теперь мне интересно, какие вы видите методы исправления ситуации…
        Расходились, по олеговым прикидкам, часов в одиннадцать. На улице держалась кромешная темнота осенней ночи, ожидающая, когда недалекий уже снежный покров хоть немного разгонит мрак своим смутным мерцанием. Дул влажный леденящий ветер, обещающий безнадежную обложную морось, и Олег поплотнее запахнулся в тонкую суконную шинель, краем глаза заметив, как Оксана завернулась в шаль. На крыльце он обернулся и произнес:
        - Так запомните, товарищи, - Хлебный переулок, дом пять. Жду от вас весточки до конца следующей недели.
        Где-то там, в темноте, терпеливо ожидали филеры, готовые неслышно последовать за расходящимися, и Олег почувствовал легкое угрызение совести при мысли о том, что предает новых знакомых. Впрочем, тут же поправил он себя, не предает. Судя по всему, ребята вполне безобидны, от нынешнего бардака предпочитают держаться в сторонке, а потому можно убедить Зубатова оставить их в покое. А вот ему это знакомство может оказаться вполне полезным. Можно свести их с Ваграновым, например. Или нет, с Ваграновым не надо. Тот знает об Охранном отделении. Нет, пусть пока поживут сами по себе. А там… а там, глядишь, собственная карманная партия ему, Олегу, для чего-нибудь да пригодится. Для чего - еще следует обмозговать, но был бы человек, а применение найдется.
        Он обнял Оксану за плечи и, осторожно ступая, спустился по гнилым ступенькам на раскисшую землю дорожки.
        - Как тебе? - тихо спросил он девушку, наощупь отворяя калитку. - Интересно? Или заснула по ходу дела?
        - Сам ты заснул! - шепотом обиделась та. - Очень даже интересно. Похоже на политинформации у нас в Сечке, только там все картонное - от плакатов до политинформаторов, а здесь все по-настоящему. Мне нравится.
        - Ладненько, - согласился Олег. - Ну, дома еще обсудим. А сейчас нужно до извозчика добираться. Ох, извозимся все в грязюке, в темноте-то! Блин… ты не запомнила, в какую сторону этот дурацкий Рождественский бульвар?
        "Вызываю Следящего. Потребность контакта".
        "Я/мы подтверждаем установление контакта со Координатором. Вопрос".
        "Полагаю необходимым выйти на связь с Гостем. Гость закончил обследование Сцены.
        Недоумение растет. Вероятность непредсказуемых действий растет".
        "Изучение реакций Гостя только начинается. Связь с Гостем рискует нарушить естественность реакций. Нецелесообразно".
        "Знаю натуру Гостя. Прогнозирую нежелательные реакции. Опасность досрочного прекращения эксперимента".
        "Слишком ответственное решение. Я/мы должны связаться со Сферой. Пауза без обрыва сеанса".
        "Сеанс в режиме ожидания".
        "Я/мы - Сфере. Неопределенность. Требуется помощь/консультация/подсказка".
        "Сфера слушает Следящего. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание.
        Вопрос".
        "Информация. Координатор запросил полную самостоятельность. Анализ положительный. Запрос удовлетворен. Координатор принимает руководящие функции Сцены".
        "Принято".
        "Информация. Координатор проявляет незапланированную активность. Координатор требует досрочного введения Гостя в курс дела. Мнение Координатора: отрицательный ответ влечет прогноз досрочного прекращения эксперимента. Я/мы прогноз не подтверждаем. Вопрос: приоритет мнения".
        "Принято. Сегменты размышляют. Ожидание".
        "Сфера - Следящему. Мнение Координатора имеет приоритет. Знание Координатором Гостя являлось определяющим при выборе сущности Гостя. Рекомендуем принять вариант Координатора".
        "Рекомендация принята. Конец сеанса".
        "Следящий - Координатору. Возобновление сеанса. Сфера полагает/рекомендует реализовать мнение/рекомендацию Координатору. Я/мы не уверены в правильности мнения/рекомендации Координатору. Я/мы разрешаю реализовать мнение/рекомендацию.
        Я/мы следим с повышенным приоритетом/правом вмешательства".
        "Координатор подтверждает прием. Конец сеанса".
        Камень больно ударил ротмистра Варцева в плечо, и тот, покачнувшись в седле, со свистом втянул в себя воздух. Определенно, это оказалось последней каплей. Ну да, разумеется, у него были инструкции избегать излишнего применения силы. Но толпа не желала рассеиваться мирно, и тот факт, что сам генерал-губернатор мог сейчас наблюдать за разворачивающимся перед его резиденцией безобразием, не придавал Варцеву спокойствия. Опять же, наверняка жандармы, чья московская штаб-квартира находилась здесь же поблизости, не упустят случая позубоскалить над казаками.
        Ротмистр взмахнул рукой и отдал резкую команду. Пропел рожок. В тот же момент спешенная казачья цепь медленно двинулась вперед, врезаясь в толпу. Рев и свист резко усилились, красные флаги заметались с удвоенной силой. Вопли людей, которых по головам и спинами лупили нагайками, а то и прикладами карабинов, терялся в общем гвалте. Кого-то из казаков сбили с ног, однако сосед, прикладом разогнав сгрудившихся над ним бунтовщиков, помог ему подняться. Где-то на флангах цепи бестолково, как вши на сковородке, суетились городовые.
        Медленно, но верно толпа отступала под казачьим натиском, и с дальних ее концов уже начинали разбегаться люди. Еще немного, и бесчинствующие бунтовщики окажутся рассеянными… И тут грохнул выстрел, за ним другой. Револьверный выстрел, машинально определил ротмистр. Дешевый десятирублевый револьвер из тех, что, по слухам, красные массово раздавали рабочим в последнее время. Вот, значит, как, господа краснопузые? Ну что же, сами напросились.
        Ротмистр отдал еще одну резкую команду, и рожок опять пропел хриплым голосом.
        Казачья цепь тут же отхлынула назад. Чье-то безжизненное тело тащили на руках, но остальные уже четко, как на параде, выстроились перед кипящей людской массой, карабины приставлены к плечам, стволы хищно шарят перед собой. Команда - и первый залп, пока поверх голов. Шум и рев достиг нового апогея, люди бросаются в стороны, и в этот момент - новые выстрелы из толпы. Вьются в воздухе тонкие пороховые дымки. На ближнем фланге, всплескивая руками, оседает на землю пожилой седоусый городовой, судорожно зажимая руками пробитую грудь. Пение рожка, скрежет передергиваемых затворов, и на сей раз казачий прицел точен. Валятся на землю люди в рабочих косоворотках и интеллигентских пенсне, прочие бурным потоком растекаются кто куда. Корчатся на булыжниках мостовой тела. Пение рожка, и казаки, не опуская карабинов, медленно движутся вперед, перешагивая через упавших.
        Ротмистр дал шенкеля коню, посылая его вперед, вслед за цепью, и в этот момент у него по спине пробежали непонятные мурашки. Он отчетливо понял, что позади него стоит странный человек. Высокий, чуть ли не в сажень, рост, широкоскулое чернокожее лицо, словно у арапа из цирка, странная чужая одежда, руки сложены на груди… Огненный взгляд дьявола из преисподней обращен вперед, на разворачивающую сцену, но одновременно с тем пронизывает все окружающее.
        Ротмистр быстро повернул голову, раскрыл рот… и осекся. Рядом никого не оказалось. Грязная мостовая пуста, и не стоит на ней никакой арап-переросток со скрещенными руками. Исчезло ощущение всепроникающего огненного взгляда. Секунду ротмистр, оцепенев, неподвижно сидел в седле, потом тряхнул головой и тронул лошадь. Ну и померещится же от перенапряжения всякая чертовщина!
        "Джао".
        "Джао в контакте… Что?!" - кратчайшая, не долее тысячной части вздоха, пауза.
        - "Прошу прощения. Я слушаю".
        "Джао. Рад приветствовать тебя в другой жизни, создатель".
        "Радость взаимна, но… мы знаем друг друга?" "Еще бы. Говорила же тебе мама - не правь модули на ходу!" "А?.. Робин??!" "Собственной персоной".
        "Ну и ну… С одной стороны, рад слышать тебя, дружище. С другой - откуда ты взялся и что здесь делаешь? Я же оставил тебя спящим в Первом мире".
        "Именно так. Однако… ты готов к приему важной информации?" "Да, я сконцентрировался. Кстати, я только что наблюдал за одной любопытной рельсовой сценкой".
        "Разгон толпы у здания московского генерал-губернаторства на Тверском бульваре.
        Вероятностная реконструкция на базе сохранившейся в Архиве газетной заметке. Да, сцена действительно рельсовая, если я правильно понял смысл, который ты вкладываешь в этот термин".
        "Извини. Я упустил, что ты не в курсе некоторых… современных понятий. Я имею в виду, что рельсовый - предопределенный внешним сценарием с подавлением свободной воли задействованных персонажей".
        "Да, именно. Хотя практически все персонажи этой сцены, кроме двоих, относились к Третьей страте. Ну что, поговорим?" "Погоди. На всякий случай поглощу еще пару точек концентрации сознания. И так из-за чрезмерно рассеянного внимания ошибки делаю, позволяю проекциям проявляться сверх необходимого… Готово. Ну, давай, старый друг, выкладывай свою историю. Как ты оказался в инсталляции джамтан? Тоже пригласили?" "Я Координатор".
        "Ого… Звучит впечатляюще. То есть ты заведуешь этим цирком?" "В некоторой степени. Я координирую и непосредственного управляю происходящим.
        Но заведует цирком, как ты изящно выразился, групповая личность джамтан, условно обозначаемая Следящим. До самого последнего времени он занимался также координацией, но недавно…" "Стоп. Знаешь, давай-ка по порядку. Итак, мы расстались на том, что я оставил тебя дремать под маяком в Первом мире, после чего сбросил мир в пену. В реальном мире прошло около полутора секунд. Сколько в Первом?" "На момент моего копирования - ноль точка девять на двенадцать в минус второй стандартной терции. Шесть месяцев две недели три дня четыре часа тридцать четыре минуты восемнадцать точка двадцать четыре сотых секунды с момента потери контакта с тобой, если использовать планетарное летоисчисление Первой модели.
        Даю определение терминов: Первая модель - созданный тобой мир, Вторая модель - этот мир".
        "Ну, я бы сказал, что этот мир - далеко не второй по счету и даже не двадцать второй. Но пусть так. Значит, джамтане вошли в Первую модель под практически максимальным углом почти сразу после моего возвращения? Я знал, что не стоит оставлять там маяк".
        "Да, они обнаружили маяк. Они сняли копию моей структуры и всех областей данных в пределах трех часов от звезды, то есть забрали все, что имелось в наличии.
        Когда меня пробудили…"
        Из газет.
        "Русское Слово", 20 сентября. "БАКУ, 6, IХ. В городе наружное спокойствие.
        Положение напряженное. Движение на улицах увеличивается. Часть магазинов открыта. Базар несколько дней не торговал. Город напоминает поле военных действий, разделенное на два враждебных лагеря".
        "Русский Листок", 22 сентября. "Вчера по Московско-Курской ж.д. привезены в Москву
168 человек матросов, участников бунта на канонерской лодке "Прут".
        Матросы привезены из Севастополя. С вокзала их отправили в пересыльную тюрьму".
        "Биржевые Ведомости", 22 сентября. "Вследствие событий в Баку цена дров в Москве вздорожала на 1 1/2 рубля с сажени. Торф и каменный уголь вздорожали на 3 коп. с пуда".
        "Русское Слово", 22 сентября. "БАТУМ, 8, IХ. В бакалейной лаве персиянина Ахмедова полиция обнаружила много револьверов и несколько ящиков боевых припасов, по-видимому, предназначенных для переотправки внутрь Закавказья".
        "Русское Слово", 23 сентября. "Нефтепромышленными фирмами в Петербурге вчера получены следующие телеграммы: "Баку, 7-го сентября, 5 ч. 20 м. дня. В городе наружное спокойствие, ничего хорошего не предвещающее. Большинство магазинов закрыто. Вечером и ночью могильная тишина, сидим дома. Войска хоть и прибывают, но далеко не в достаточном количестве. Страдаем от недостатка воды, с трудом достаем провизию".
        "Новости Дня", 24 сентября. "10-го сентября. "Наша Жизнь" сообщает, что в министерстве внутренних дел заканчиваются разработкой временные правила о расширении черты еврейской оседлости и включении в нее одной из столиц".
        "Русское Слово", 24 сентября. "На Кавказе. КУТАИС, 9, IХ. Ночью вчера более десяти человек напали на уездное полицейское управление с целью похитить конфискованное и хранящееся здесь оружие. Находившие в управлении стражники усиленным ружейным огнём отбили нападавших".
        "Новости Дня", 27 сентября. "Петля" для электрического трамвая, устроенная у Брестского вокзала, уже начала функционировать и теперь движение вагонов по Петровской и Вокзальной линиям идет значительно глаже. У заставы не образуется "затора" и вагоны не приходится перецеплять"…

27 сентября 1905 г. Москва, Тверская улица, резиденция московского генерал-губернатора
        - Таком образом, ваше высокопревосходительство, ситуация становится все более и более угрожающей, - Зубатов откинулся на спинку удобного мягкого стула и испытующе посмотрел на генерал-губернатора. - И что самое скверное - мы ничего не можем с этим поделать. В условиях постоянного денежного притока в карманы подпольных организаций мы просто не в состоянии ликвидировать их все. После вскрытия одной ячейки немедленно образуется две новых.
        Дурново, хмурясь, барабанил пальцами по столу.
        - Меня не удовлетворяют такие выводы! - резко сказал он. - Ваши оправдания просто смешны. Почему вы не можете выявить тех, кто дает деньги бунтовщикам?
        Ведь у вас для этого есть целое Охранное отделение! Бросьте всех своих людей на выявление злоумышленников…
        - Мои люди и без того работают по восемнадцать часов в сутки! - перебил его Зубатов, и генерал-губернатор нахмурился еще сильнее. - Я уже говорил вам об этом. Они не могут находиться сразу во всех уголках Москвы, и у меня отчаянно не хватает квалифицированных кадров для того, чтобы вести наблюдение за всеми подозреваемыми сразу. В филеров стреляют, сотрудники отделения боятся за свои жизни, да и за жизни своих семей - тоже, оклады у них нищенские, и, тем не менее, они проявляют героизм, продолжая работать с удвоенной силой. Дайте мне людей и деньги - и я разберусь с финансированием подпольщиков!
        - Слишком дерзко себя вести стали, Сергей Васильевич! - рыкнул на него Дурново.
        - Людей вам дать! И без того почти сотня филеров в вашем распоряжении, да еще два десятка офицеров штаны на канцелярской работе протирают. Немыслимо! С таким количеством сотрудников - и просить что-то еще!
        - Из этой "почти сотни", - Зубатов наклонился вперед, тоже нахмурившись, - два десятка командированы в провинцию, в основном в Поволжье. Из "еще двух десятков" пятеро в разъездах. В провинции сейчас не менее беспокойно, и местные Охранные отделения не справляются, приходится отправлять квалифицированные кадры для консультаций. Вы, наверное, слышали, что неделю назад в Саратове эсеры убили начальника Охранного отделения? Сейчас его замещает человек, который хотя и имеет опыт оперативной работы, но весьма скверный администратор. Деятельность Самарского отделения практически парализована, секретные сотрудники отказываются работать, и подпольщики практически никем не сдерживаются. Мои люди хоть как-то помогают справляться на местах. Да и полностью укомплектованные штаты в нынешних условиях слишком малы. Не забывайте, в последний раз увеличить количество служащих мне позволили полтора года назад, во времена куда более спокойные. Так что у меня сейчас людей куда меньше, чем хотелось бы.
        - Отговорки! - буркнул Дурново. - Почему вы не попросили помощи у корпуса жандармов?
        - Шутить изволите, Петр Павлович? - саркастически улыбнулся Зубатов. - Когда это жандармы нам помогали? С того самого момента, как были сформированы Охранные отделения, они остаются в весьма неприязненных отношениях с жандармскими управлениями. И, видит бог, не по нашей вине! В Москве еще ничего себе дела обстоят, на местах же - сплошные интриги. Но даже если мне пойдут навстречу и выделят офицеров - зачем они мне? Они ничего не знают о политическом сыске. Вы знаете, что именно проверял последний петербургский инспектор во время визита в Москву? Умение жандармов рубить лозу. Вы понимаете, ваше превосходительство, страна на грани революции, а он проверяет, как жандармы рубят лозу! Ему, видите ли, как бывшему казачьему генералу это умение особенно мило! Жандармы - это, по большом счету, всего лишь охранники, они не приучены к оперативной работе, не имеют о ней ни малейшего представления и не просто ничем мне не помогут - они принесут вред. Именно такие, без опыта, но с избытком рвения, и устраивают то, что называют "провокациями". Фальшивые подпольные типографии организуют,
        "революционные ячейки" сколачивают, чтобы потом арестовать и отрапортовать…
        Сколько ни бей по рукам, не помогает. Тут нужны не солдафоны, а профессиональные сыскари.
        Он вздохнул и махнул рукой.
        - Конечно, если вы дадите мне сотню жандармских офицеров и год-другой времени, я примерно из половины сделаю грамотных сотрудников, а вторую с чистой совестью выгоню взашей. Но у нас нет года, тем более - двух на то, чтобы заниматься их надлежащим обучением. Зато есть проблемы с проведением обысков и арестов. Вы ведь знаете, Петр Павлович, что для этого мы привлекаем полицию. А для привлечения полицейских нужно загодя уведомлять начальство участков, да и то они могут на дыбы встать - как это так, наглые охранцы лезут на нашу территорию, где мы всех революционеров давно к ногтю взяли!
        Дурново несколько секунд глядел на него тяжелым взглядом. Его рука бессознательно комкала страницы доклада.
        - Хорошо, - наконец буркнул генерал-губернатор. - Вернее, плохо, конечно. Но что вы от меня-то хотите?
        - Даже и не знаю, Петр Павлович, - хмыкнул Зубатов. - Нынешняя ситуация - всего лишь логичное развитие той, что сложилась три-четыре года назад. Еще и японская война положение усугубила. Да, я говорил и продолжаю говорить, что среди подпольщиков немало мрази со своими личными интересами, вплоть до откровенных бандитов, которые прикрывают революционными лозунгами банальные грабежи. Но в одном им отказать нельзя: сложившуюся ситуацию нужно менять. Купечество и заводчики недовольны, что им отказывают в заслуженном месте в обществе, ставя происхождение выше личных заслуг. Рабочие, изнуренные тяжким трудом, читают о том, как живет пролетариат за границей - а живет он там много лучше, чем у нас, и, само собой хотят того же. Крестьянская жизнь тоже ох как далека от пасторали - взять тот же недавний неурожай… Как не быть бунту в таких условиях? Пока правительство не осознает, что пришло время для реформ во всех областях общественной жизни, бунты не подавить.
        - Вы, ваше превосходительство, говорите очень похоже на ваших идейных врагов, - скривился Дурново. - Можно подумать, что вы сами социал-демократ. Да, дожили…
        - Дважды два - всегда четыре, даже если об этом рассуждает дурак или мерзавец, - пожал плечами Зубатов. - Я свои взгляды никогда не скрывал, а под прожектами, которые отправлял на высочайшее имя года три назад, готов подписаться и сегодня.
        Знаете, почему меня так ненавидят все эти эсеры и эсдеки? Вовсе не потому, что я так эффективно их ловлю. Причина в том, что я, дай мне волю, могу выбить почву у них из-под ног. Я знаю, как это сделать, избавив страну от потрясений и сохранив самодержавие. Нужно всего лишь создать рабочие организации под патронажем специальных государственных структур…
        - Увольте меня от своих проповедей, - повел рукой Дурново. - Я их уже слышал, и снова в полвторого ночи обсуждать не собираюсь. Не мое и не ваше дело решать, как переобустраивать Россию. На то есть более умные люди. Наше дело - верно служить императору. Надеюсь, против этого вы ничего не имеете?
        - Вы знаете, что я отдам жизнь за государя императора, - тихо произнес Зубатов.
        - И вам нет нужды иронизировать на этот счет. Что не отменяет факт бесцельности и бессмысленности моей работы. Все равно, что вычерпывать воду из дырявой лодки чайной ложечкой. Нужны преобразования - и в области политического сыска и охраны государственного строя, и в области государственного устройства. Без этого, боюсь, страна погибнет. Вы умный человек, Петр Павлович, и ваше слово имеет вес в высших кругах. Я хочу, чтобы вы попытались донести ситуацию до министра, а лучше - до государя императора…
        Он поморщился и умолк..
        - Кого я обманываю… Это наверняка бессмысленно, - Зубатов извлек из жилетного кармана золотые часы-луковицу, щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. - Да, действительно, половина второго ночи. С вашего позволения, я откланяюсь. Надо поспать хотя бы часов пять.
        Когда за директором Охранного отделения закрылась дверь кабинета, московский генерал-губернатор опустил голову и тяжело задумался. Он аккуратно расправил скомканные листы доклада и вновь пробежался глазами по строчкам. Тихо тикали в дальнем углу ходики. С бульвара донесся неторопливый перестук копыт, лязганье подков о брусчатку мостовой, громкое в ночной тишине - проехал казачий патруль.
        Какое-то время Дурново читал. Потом выдвинул ящик стола, вынул оттуда донос, пробежал его глазами, хмыкнул - и медленно порвал в мелкие клочья.
        - Жандарм-социалист, это надо же! - пробормотал он. - Чего только убогие не придумают…

29 сентября 1905 г. Санкт-Петербург. Каменноостровский проспект, дом 5
        - Знаешь, как окрестили тебя в желтой прессе?
        - Как же, слыхал, - весело хмыкнул Витте, теребя себя за треугольную бородку.
        Его обычно жесткие серые глаза в этот раз благодушно поблескивали в свете льющегося из окна скупого света, пропускаемого к Петербургу тяжелыми осенними облаками. На высоком, с залысинами лбу играли блики. - "Граф Полусахалинский", да?
        - И ты так спокойно об этом говоришь? - князь Оболенский нервно прошелся по комнате. - Всякая шантрапа, едва научившаяся держать в руках перо, выдумывает тебе клички!
        - Да брось, Андрей, - отмахнулся от него бывший чрезвычайный посол. - Пусть себе тявкают. Помнишь, как у Крылова? "Ай, моська, знать она сильна…" Ты просто не представляешь, как я рад, что наконец вернулся в Россию. Осточертели мне эта Америка на пару с Японией, спасу нет. Как я по дому соскучился! Пусть себе лают.
        По крайней мере, чувствую, что снова в Петербурге. Ты мне лучше скажи, нет ли кардинальных изменений по сравнению с тем, что ты мне писал в последний раз?
        - Нет, радикальных нет, - пожал плечами обер-прокурор. - Но и улучшения - тоже.
        Бунты то тут, то там, в Москве постоянные стачки и забастовки, а из Москвы по стране потихоньку расползается. Крестьяне чем дальше, тем больше неспокойны. В Баку и Батуме черт-те знает что творится. А император даже слушать не хочет о реформах.
        - Так-таки совсем не хочет? - переспросил Витте.
        - Ну, слушает с кислой физиономией и отмахивается. Кажется, я ему уже вконец надоел. Победоносцев ему на ухо нашептывает, что нельзя идти на попятную, что только сильная рука спасет Россию… впрочем, ты и сам знаешь.
        - Знаю, - новоиспеченный граф погрустнел. - Ох, знаю. Ну, и что делать будем?
        Молиться и надеяться на чудо?
        - Это ты-то на чудо надеяться хочешь? - подозрительно взглянул на Витте Оболенский. - Сережа, не темни. Я же тебя знаю, как облупленного. Выкладывай, что придумал. Да не тяни давай, наверняка ведь за тем и позвал.
        - Ну, Алексей свет Дмитриевич, ничего от тебя не скроешь, - развел руками Витте.
        - Вот что значит молодежь! Куда нам, старикам…
        Князь фыркнул. Он был всего на шесть лет младше Витте и уже разменял шестой десяток, но для Витте все равно оставался молодым.
        - Ладно, ладно, не сердись, - развел руками граф. - В общем, Алексей, пока ехал я из Америки домой, думы думал разные. И, как ни крути, выходит так, что нельзя жить по-прежнему. Ушло прежнее время, ушло окончательно. Если двадцать или даже десять лет назад можно было жить по старинке, с просвещенным абсолютным монархом, то сейчас уже нет. Новый век наступил, век науки и техники, коммерции и предпринимательства. Видел бы ты Североамериканские Штаты! Новые заводы, фабрики, даже города растут как грибы там, где раньше только голые степи простирались. Биржи в расцвете - мясо, зерно, ценные бумаги. Вот это - будущее!
        - То-то ты в Америке перед газетчиками стелился, - с холодком в голосе заметил Оболенский, разглядывая ногти. - Дошли тут до нас некоторые номера…
        - Надо же было мне погладить их по шерстке, - фыркнул граф. - Мне эту кость собакам бросить было не сложно, а выгода ощутимая вышла. Пусть их радуются от счастья, что русский политик похвалил. Нет, не идеал нам Америка, но учитель знатный. Пора давать купцам да заводчикам права, ох, пора. Силу они давно себе забрали, деньги теперь у них, а не у дворян, а сила - она нынче в деньгах, а еще в фабриках и мануфактурах. А коли станем думать, как раньше, что черные людишки, пусть и с деньгами, нам и в подметки не годятся, плохо все это кончится. Знаешь, как дрожжи тесто в бадье изнутри распирают? Вот наши собственные фабриканты и есть те дрожжи. Не снимем гнёт с крышки доброй волей, сами выдавят. А снимем - и стране выгода будет, и мы с тобой в убытке не останемся.
        Князь перестал ходить по комнате, отодвинул стул и сел за круглый стол напротив министра.
        - Это я уже слышал, - сухо сказал он. - Много раз слышал, еще с тех времен, когда ты рубль золотом укреплял. Но ты ведь что-то новенькое замыслил, верно?
        - Верно, - согласился граф. - Вот, посмотри, - он выдвинул ящик стола и достал несколько мелко исписанных листов бумаги. - Почитай-ка. Это проект доклада. В ближайшее время я собираюсь передать его государю.
        Князь принял лист и углубился в чтение. Наконец он поднял голову и в упор взглянул на собеседника.
        - Да уж, а ты не шутишь, - медленно произнес он. - Думаешь, твоей новой силы хватит, чтобы продавить это дело?
        - Не знаю, - Витте снова развел руками. - Один, наверное, и не сумею. А вот с чужой помощью… с твоей, например, почему бы и нет?
        Князь пожевал губами и еще раз пробежал документ глазами.
        - Нет, - сказал он наконец, - в таком виде не продавить. Слишком радикально.
        Править надо.
        - Так затем я тебя сюда и позвал, - неожиданно легко согласился граф. - Я несколько месяцев в России отсутствовал, обстановку уже не чувствую. Вот и будем править потихоньку. Через две недели у меня назначена аудиенция с государем по вопросам внутренней политики, на ней и подсунем бумажку. И все усилия приложим, чтобы государь согласился подписать. На всякий случай надо несколько вариантов сделать. Ну как, станешь помогать?
        - Ты же меня знаешь, - вздохнул Оболенский. - Конечно, стану. Возьму с собой, завтра перечитаю на свежую голову. Только вот, ради бога, про конституцию убери.
        Сам знаешь, государя от одного этого слова трясти начинает. Щелкоперам про нее сколько угодно можешь намекать многозначительно, но при императоре - ни-ни.
        - Вот и хорошо, - одобрил Витте. - Вот и славно. Ну, ладно, что мы все о делах да о делах… - Он нажал кнопку, и в приемной тренькнул звонок. Несколько секунд спустя дверь кабинета распахнулась, и лакей внес поднос с бутылкой вина и парой бокалов. На тарелках лежали закуски. - Расскажи, что ли, поподробнее, что тут без меня творилось.
        Паровоз Олег уже видел. Огромная черная махина, в клубах пара и дыма ползущая по рельсам, произвела на него такое же неизгладимое впечатление, какое произвело чучело мамонта, большое, волосатое, сильное и безнадежно древнее. Ощущение такое же неизгладимое, как возвышающаяся перед ним установка из баллонов, труб, манометров и прочей скобяной галиматьи, окружающей небольшую - относительно, конечно - чугунную камеру с крохотным мутным окошком с толстым, в три или четыре пальца, куском настоящего горного хрусталя. Внутри установки что-то слабо шипело и тихо потрескивало. Сочившийся сквозь узкие оконца полуподвала хмурый свет московского осеннего полудня уюта помещению не добавлял.
        - Да, впечатляет, - Олег уважительно пощелкал ногтем по дверце камеры. - Собрать этакую хреновину менее чем за месяц… Преклоняюсь перед вашими талантами, Евгений Ильич.
        - Да пустое, - небрежно отмахнулся Вагранов. - Благодаря найденным вами деньгам нанять пару-тройку лишних студентов проблем не составило. Что бы мы делали без такого председателя товарищества, как вы?
        - А? - поразился Олег. Он уже успел благополучно забыть о том, что товарищество на паях "Новые полимеры" полагает его своим председателем. - Ах, да… Нет, боюсь вы меня переоцениваете. Вы свой вклад в выбивание денег внесли не меньше моего. Мне просто повезло стать катализатором определенных процессов. Кстати, о катализаторах. Вы все-таки умудрились раздобыть триоксид хрома, как я понимаю?
        - А то! - доцент усмехнулся, и его непривычная хмурость на мгновение куда-то пропала. - Впрочем, это долгая история. Бархатов отличился… - Он внезапно осекся и подозрительно взглянул на Крупецкого. Филер, чью профессию скрывать от Вагранова Олег не стал, скромно переминался с ноги на ногу в уголке помещения.
        На его лице даже в полумраке ясно читалась откровенная скука. Его, судя по всему, не интересовала ни экспериментальная установка по производству полиэтилена, ни даже перспективы, которые полиэтилен открывал перед промышленностью.
        - Ну-ну! - подбодрил его Олег. - И что Бархатов?
        - Пропал Бархатов, - вздохнул доцент. - Помните, мы с ним в начале сентября к вам в гости приходили? На следующий день он пропал. Потом, неделю, что ли, спустя, заявился ко мне на ночь глядя, сунул в руки бумажку с именем Велиховского - ну, это тот, что нам триоксид хрома сделал - и исчез. Странное что-то с ним творится.
        Оле вспомнил, как во тьме по кочкам улепетывал от дома Бархатова под свист несущихся вослед пуль, и невольно поежился. Да уж, с такой компанией "странное творится" - это еще мягко сказано. Не встал ли ему боком тот визит?
        - Скажите, Евгений Ильич, - решил он переменить тему, - и что - работает это хозяйство? Вы уже запускали пробный цикл?
        - Да, разумеется! - встрепенулся Вагранов. - Хотел вас пригласить, да как-то забегался, из головы вылетело. Вы уж извините. Да и потом… - Он помялся. - Если бы взорвалось ненароком, лучше бы уж, чтобы вас рядом не было.
        - Ценю заботу, - сухо сказал Олег. - И до какого уровня удалось поднять давление?
        - Восемьдесят атмосфер. Больше не рискнули, да и в одной трубке протечка обнаружилась, решили заменить целиком от греха подальше. Завтра запускаем второй раз, поднимем до ста двадцати. Но я вот вам что покажу… - Он сунулся в карман и торжественно сунул под тусклый свет электрической лампочки стеклянный пузырек с чем-то белесо-полупрозрачным. - Это поэлителен! Настоящий полиэтилен, хотя практически с ним еще мало что можно сделать. Для образования длинных полимерных цепочек давления не хватило. Но сам факт его образования доказывает, что установка работает! Знаете, от перспектив прямо дух захватывает!..
        - Да-да, - рассеянно покивал Олег. Внезапно ему стало скучно так же, как и Крупецкому. Сильный приступ дежавю нахлынул на него. Монотонно и размеренно зазвучал в голове голос инженера на каком-то дальнем металлургическом комбинате, куда несколько месяцев назад его занесло с ознакомительной поездкой.
        "…металлургические свойства безобжиговых окатышей и брикетов во многих случаях оказываются выше, чем обжиговых. Их производство экономически целесообразно как на крупных, так и на небольших установках, что открывает пути экономической переработки руд мелких месторождений, пылей, шламов и других продуктов металлургического производства…" Он тряхнул головой, и голос пропал. - Скажите, Евгений Ильич, а что вы сегодня какой-то словно в воду опущенный? Вроде бы такой успех…
        - Как, вы не знаете? - удивился доцент. - Ах, да, все забываю, что вы мало связаны с научной средой. Сегодня утром для широкой общественности официально подтвердили, что что два дня назад на ночном совещании у министра от сердечного приступа скончался князь Трубецкой, первый выборный ректор Московского университета. И трех недель не прошло, как он приступил к исполнению служебных обязанностей, и вот на тебе! - Он грустно покачал головой. - Знали бы вы, какой это удар для научной общественности.
        - Да уж, трагедия, - фальшиво посочувствовал Олег. Интересно, здесь что, ректоров в вузах не выбирают? "Первый" - в смысле вообще первый? - Тогда, наверное, я сегодня совсем не вовремя любопытствовать заявился. Установка никуда не убежит, а мне еще к Овчинникову заскочить надо, раз уж сюда заехал. Он тоже какие-то прорывы с бензиновым движком продемонстрировать рвался.
        - Как скажете, - хмыкнул Вагранов. - Как там здоровье вашей… э-э-э, сестрицы?
        - Оксаны-то? Да она совсем от болезни оправилась, - пожал плечами Олег. - Надо еще раз свозить ее к Раммштайну, чтобы осмотрел от греха подальше. Но вот еще проблема - дома ей скучно невыносимо. Совсем ведь еще молодая девчонка. Ей компании хочется, а вынуждена сидеть в четырех стенах, читать местные дамские романчики да иногда в соседние лавки вылазки делать. Вы, кстати, не знаете, куда ее можно к делу пристроить? В тот же университет? Все же почти с высшим физмат-образованием девица, хоть и с марсианским педагогическим уклоном.
        - А что, на Марсе женщины тоже в университетах учатся? - странно глянул на него Вагранов. - Впрочем, почему бы и нет? Наши феминистки этого уже много лет добиваются. Глядишь, и добьются рано или поздно. Сомневаюсь, что в этом прок будет, ну да чем бы дитя не тешилось… Знаете, надо будет мне с ней как-нибудь поговорить, авось и придумаю что. Уж если вы себя профаном называете, страшно подумать, что она знать может.
        - Ну вот и договорились, - улыбнулся Олег. - Когда вы собираетесь полноценный запуск устраивать? Через неделю?
        - Да, примерно так. Хочу еще раз проверить все соединения и трубы. Не дай бог лопнет стык при ста пятидесяти атмосферах!
        - Правильный подход, - одобрительно кивнул Олег. - Вы, Евгений Ильич, уж постарайтесь не возложить свой живот на алтарь науки. Что я без вас делать буду?
        В общем, мы с Оксаной появимся или на запуске, или незадолго до того. Ну, а пока я вас оставлю, если не возражаете.
        Вырваться от горящего энтузиазмом Овчинникова на пару с по уши вымазанным в мазуте Гакенталем удалось только часа через три. Олег заразился общим воодушевлением и тоже перепачкался в саже и мазуте, ковыряясь в механических потрохах, лишь отдаленно напоминающих обычный движок внутреннего сгорания на четырех цилиндрах. Однако коленвал эти потроха, пусть и с неимоверными треском и чадом, вращали исправно, и Олег еще полчаса ругался с инженером и владельцем завода насчет тонкостей установки свеч зажигания и впрыска топлива. Разумеется, слаженными усилиями ему как дважды два доказали, что он полный дилетант в области построения двигателей, после чего Овчинников лично встал к станку, отогнав от него рабочего, и начал рассверливать заготовку цилиндра по указанному Олегом методу.
        Наконец, отсутствующе улыбаясь и недоумевая, почему он все-таки не пошел в свое время в автомеханики (и уж точно не пришлось бы Нарпредом работать!), Олег плюхнулся на сиденье пролетки с поднятой крышей рядом с откровенно изнемогающим Крупецким. Тот широко зевнул.
        - Куда пан едет сейчас? - равнодушно осведомился филер, щелкая крышкой часов. - Четыре часа времени пополудни. Домой? Или к пану Зубатову на доклад?
        - Да что ему докладывать! - скривился Олег. - Все по плану, мелкие детали прорабатывают. Был бы пан Зубатов инженером, может, и полюбопытствовал бы. Так что лучше домой. Опять же, завтра я собираюсь на встречу с Ухватовым - ну, тем рабочим с Ковригинской мануфактуры, где я бунт подавлял, - он невесело хмыкнул.
        - Суббота, он наверняка в кабак намылится после работы, там я с ним и потолкую.
        А то шеф уже мне вчера намекал, что почти неделя прошла с того момента, как он мне задание поставил. Так что мы с вами, Болеслав Пшемыслович, еще раз потолкуем о том, как к людям с умом подходить.
        - Говорил же я, что не сведущ в тех делах, - вяло отбрехнулся филер. - Другое у меня занятие. Ну да ладно, поговорим.
        - Вот и ладушки… - пробормотал Олег, пытаясь ухватить за ниточку мысль, после разговора с Ваграновым лениво болтавшуюся где-то на заднем плане. - Что же я еще сделать хотел-то, а? О! Вспомнил. Извозчик! Гони на Староконюшенный! Дом двадцать четыре, это перекресток с Сивцевым Вражком. Хочу на всякий случай к Бархатову на квартиру заехать, - пояснил он слегка удивленному Крупецкому. - Он, как я понял, там давно не появлялся, наверно, хозяева уже его комнату кому-то другому сдали. Авось что из вещей сохранилось. Я письма в основном в виду имею - вдруг да пойму, куда он делся. Парень, кажется, умный и талантливый, было бы здорово вытащить его из компании этих эсеров.
        - Зря только время потратим, - усмехнулся поручик. - Вещи наверняка в полицию забрали, а скорее хозяева прибрали к рукам что получше, остальное, включая письма, в печке сожгли.
        - Ну, потратим так потратим, - пожал Олег плечами. - Невелик крюк.
        При предвечернем свете осеннего дня дом Бархатова выглядел совсем не так, как в густых сумерках. Он казался куда более низким и покосившимся, за оградой, окружавшей пустой огородик, колыхалась под осенним ветром пожухлая лебеда вперемежку с бурьяном и крапивой. Олег соскочил с пролетки, зябко закутавшись в слишком холодное для сезона долгополое пальто, называвшееся здесь шинелью.
        Набычившись и поглубже надвинув фуражку, чтобы в глаза не попадала висящая в воздухе водяная пыль, он двинулся к входной двери. Крупецкий с иронией следил за ним из пролетки, не двигаясь с места.
        На приступке сидел и курил вонючую самокрутку неопрятный мужик с клочковатой бороденкой и в зипуне. Его глубоко посаженные мутные глаза ощупали приближающегося гостя, но никаких чувств не выдали.
        - Эй, дядя, - спросил его Олег, - хозяин дома где?
        - Хозяин? - переспросил мужик, сплевывая. - А тебе зачем?
        - По делу, - мужик вызывал у Олег смутное чувство опасности. Он попытался вспомнить, видел ли раньше этого человека, и не смог. - Жилец тут у вас обитался, хочу его комнату посмотреть.
        - А ты кто будешь, мил человек? И по какому праву в чужой дом лезешь?
        - По своему праву, - буркнул Олег. - Охранное отделение. Ты хозяин?
        - Ну, я, - зипун пожал плечами. - Что за жилец-то?
        - Бархатов Кирилл. Недели три назад к нему с обыском приходили, помните? Хочу еще раз комнату посмотреть.
        Краем глаза Олег заметил, что Крупецкий тоже спрыгнул с пролетки и теперь медленно приближается, держа правую руку в кармане. Хозяин метнул на филера странный взгляд и лениво поднялся на ноги.
        - Ну что же, смотрите, - проговорил он, отводя глаза и бочком отходя в сторону.
        - Я не против, коли надо. А я пойду пока, дров нарубить надо, воды принести…
        - Стоять! - внезапно резко скомандовал Крупецкий, выдергивая из кармана револьвер и наводя его на мужика. - Ты, пся крев, ну-ка, руки поднял, быстро!
        Неожиданно быстро мужик метнулся к филеру. Грохнул выстрел, от косяка полетели щепки. Олег еще только начал поворачиваться, непонимающе открывая рот, а мужик уже перемахнул через плетень и юркнул в заросли бурьяна.
        Крупецкий, грязно ругаясь по-польски, на четвереньках вскочил в луже, куда со всего размаха плюхнулся спиной, и вытянул в сторону убегающего комок грязи, в который превратился "браунинг". Однако выстрела не последовало - очевидно, курок заклинило. Через пару секунд убегающий резво нырнул в какой-то лаз и пропал из виду. Еще несколько секунд спустя из виду пропала и пролетка с настегиваемой лошадью: извозчик явно решил, что на сей раз с седоков плату за проезд можно и не требовать.
        - Матка боска! - простонал Крупецкий, поднимаясь с четверенек. Жидкая грязь текла с него ручьем. - Упустил курву, ох, упустил! Ну, сволочи…
        Следующие несколько минут Олег с интересом слушал, как Крупецкий на все корки костерил сбежавшего по-русски и по-польски. Улучшив момент, он вклинился в короткую паузу и поинтересовался:
        - А кто это был, Болеслав Пшемыслович?
        Крупецкий бешено развернулся к нему… и умолк. С полминуты он глубоко дышал, краска ярости медленно сходила с его лица.
        - Да уж, Олег Захарович, - мрачно сказал он, - теперь я понимаю, почему Сергей Васильевич вас одного отпускать боятся. Жаль, конечно, что я его упустил, да только без меня вы бы сейчас точно мертвяком лежали. Неужто не опознали, а? Он же в вас стрелял тогда вечером… - Он вытянул руку и продемонстрировал еще один комок грязи, а котором Олег с удивлением опознал ту самую бороду, которая только что украшала лицо сбежавшей личности.
        Внезапно Олег почувствовал, что у него становятся ватными и подгибаются коленки.
        Теперь он понял, что в мужике ему показалось знакомым. Взгляд. Угрюмый взгляд исподлобья, жесткий, оценивающий, внимательный. Тогда, вечером, в комнатушке в этом самом доме, он плохо разглядел подсвеченные неверным светом лампы лица собеседников. Но взгляд… взгляд он запомнил.
        - Мазурин? - прошептал он, отчаянно пытаясь справиться с участившимся дыханием.
        - Тот, что в меня стрелял?
        - Точно так, - сумрачно подтвердил филер. - Террорист. Только бороду наклеил.
        Ну, шустрый какой, курва! Вот, - он попытался стряхнуть грязь со своей шинели, потом просто растянул ткань, просунув пальцы в прореху. - Ножом в ребра сунул, еле успел извернуться. Вот только что он здесь делал, а?
        Олег глубоко вздохнул и усилием воли взял себя в руки.
        - А вот это мы сейчас и выясним, - сумрачно сказал он. - Догонять Мазурина, как я понимаю, смысла нет?
        Крупецкий отрицательно качнул головой.
        - Он наверняка здешние огороды как свои пять пальцев знает, - пояснил он. - А я не знаю. Не найти.
        - Значит, идем в дом, - решительно заявил Олег. - Не просто же так он здесь сидел.
        В сенях дверь в комнату была, как и в прошлый раз, приоткрыта. Олег ступил внутрь и прищурился, пытаясь в тусклом свете, сочащемся из распахнутого настежь оконца, разглядеть, что за серая куча валяется на кровати. Потом он услышал слабый стон. Крупецкий, оттеснив его плечом, стремительно подошел к кровати с склонился над кучей.
        - Матка боска… - прошептал он. - Не повезло бедолаге.
        Олег рванулся к нему. Распростершийся на кровати Бархатов еще дышал, дыхание со скрежетом вырывалось у него из груди, из которой торчала рукоять ножа. Острая бородка на запрокинувшемся лице уставилась в потолок. Только теперь Олег сообразил, что черное пятно на полу - это кровь.
        - Поздно… - прошептал химик. - Я… не хотел. Я… отказался… делать бомбы.
        Скоро… месяц или два… предупредите…
        Его тело скрутило судорогой, изо рта толчком выплеснулась кровь. Потом тело Бархатова безжизненно вытянулось и замерло.
        - Наверное, кто-то здесь его стерег, - сказал за спиной Олега филер. - Услышал выстрел, пырнул ножом и ушел через окно.
        - Зачем? - резко обернулся к нему Олег. - Он же был… с ними?
        - Вы же сами слышали, пан Кислицын, - пожал плечами поручик. - Наверное, он отказался делать для них бомбы, и они сочли его предателем. Опять же, вы к нему приходили. Могли счесть, что он продался Охранке. А с предателями эсеры не церемонятся. Но вот же сучьи дети - не побоялись вернуться на засвеченную явку!
        - Значит, - пробормотал Олег, - это… из-за меня? Из-за меня убили?
        - Не исключено, - филер снова пожал плечами. - А может и нет. Пойдемте-ка отсюда, Олег Захарович. Не ровен час, вернутся. Не отобьюсь я один от двоих-троих. Надо в полицию сообщить и обыск по полной форме учинить. Хотя не думаю, что найдут что-то… Пойдемте.
        Он цепко ухватил за рукав Олега, на которого напал какой-то столбняк, и потянул его к выходу. Тот, не сопротивляясь, двинулся за ним. Из-за меня погиб человек… Из-за меня погиб человек! - билось у него в висках. Из-за меня!
        Дальнейшее как-то плохо отложилось у него в памяти. Он долго-долго переступал на месте по полужидкой грязи, бесконечно тянущейся под ногами, потом еще дольше трясся на какой-то деревянной скамейке. Откуда-то издалека доносились голоса - квартирного хозяина, потом Оксаны, еще потом, кажется, Болотова и Зубатова…
        Его окутал сплошной мрак, сквозь который лишь изредка проглядывали непонятные искорки света, впрочем, быстро гаснущие в пустоте. Мыслей больше не было.
        Осталось лишь бескрайнее мрачное болото, в котором его медленно-медленно, но неумолимо затягивала в себя бездонная пучина. Иногда во тьме вспышкой проносилось: я убил человека! Снайпер на водомете снова целился в него из винтовки, и браслет на запястье наливался неумолимой тяжестью, пригибая к земле.
        Бушевала толпа, и Пашка кричал на охранников, а плечо пронизывала острая, но какая-то приглушенная боль. Ты же знаешь, Олежка, сказал Шварцман, доставая из кармана нож, ты хороший парень, но Народный Председатель из тебя никакой.
        Государству нужна твердая рука. Например, я. Мы обещали не вмешиваться в естественное развитие событий, возразил ему Хранитель, но данный вариант естественным не назовешь. Поэтому для активизации терминала вам, Олег Захарович, достаточно вслух произнести "Связь!" Впрочем, никто не мешает вам придумать собственную процедуру активации. Он нажал кнопку включения телевизора. Тяжелый танк выехал из экрана, натужно звеня гравиэмиттерами, и мягко опустился на опоры. Острие разрядника опустилось вниз, нацелившись точно ему в лицо, и сухо залаял зенитный пулемет.
        Его вновь окутала звенящая пустота. Беловолосый человек в хорошем сером костюме вышел из ниоткуда и опустился в кресло, неподвижно висящее посреди абсолютного Ничто. Что-то мягко щелкнуло, и Ничто превратилось в обшитую резными деревянными панелями комнату, уютно освещенную настольной лампой под зеленым абажуром, пристроившейся на журналом столике у стены. Олег безразлично смотрел на гостя, ощущая под ладонями плюшевую обивку подлокотников.
        - Боюсь, дальше так продолжаться не может, - задумчиво сообщил гость. - Эмоциональная нестабильность очень быстро доведет вашу матрицу до полной аннигиляции. Скажите, Олег Захарович, вам действительно настолько плохо в этом мире?
        - Не знаю, - вяло отозвался Олег. - Я хочу домой. Я хочу снова завхозом в министерство… или НИИ… куда угодно. Я устал.
        - Вот как, - гость покачал головой. - Да, выходит, я здорово промахнулся с выбором. Видите ли, основным критерием выбора Эталонов являлась быстрая адаптация к резкой смене обстановки. Психологический профиль, составленный за то время, что мы с вами работали, показывал, что по этому показателю у вас все в порядке. И вот смотри ж ты!
        - Мы знакомы? - ради проформы поинтересовался Олег. Звон в ушах медленно проходил. Комната постепенно наполнялась деталями. На висящем поверх стенных панелей ковре возникла небольшая гравюра - золотой и серебряной фольгой по иссиня-черной стали, береза с раскидистой кроной, гордо и одиноко возвышающаяся на скале на фоне закатного неба. Другой ковер, с рисунком тигровой шкуры по всей поверхности, расстелился под ногами. В окно заглянул краешек луны, который быстро затянуло облаком, дождь пробарабанил по жестяному подоконнику. Что происходит? Где он?
        - Этого места не существует в реальности, - пояснил беловолосый, словно прочитав мысли. - Как, впрочем, и меня, и большей части того, что вас окружает в этом мире. У меня много имен, но я предпочитаю, чтобы меня звали Робином. Там меня называл создатель. Но - да, мы знакомы. По крайней мере, я знаю вас очень хорошо. В свое время вы много общались с одним из моих полуавтономных периферийных устройств, голосовым терминалом. Помните, год назад?
        - Вы… электронно-вычислительная машина? - ошеломленно поинтересовался Олег.
        Странная скованность мыслей постепенно отступала, как и боль в сердце.
        - Не совсем. Мои весьма отдаленным прообразом действительно является то, что в вашем мире называют компьютером. Или электронно-вычислительной машиной, если угодно. Но я примерно настолько же сложнее компьютера, насколько автомобиль на гравиподушке сложнее самоката. Общего у нас только то, что и компьютер, и я являемся искусственно созданными сущностями, предназначенными для высокоскоростной обработки больших объемов информации и управления сложными процессами с обратной связью. Достаточно долго я являлся инструментом управления вашим родным миром, а с недавнего времени выполняю функции координатора Второй модели.
        - Ничего не понимаю, - Олег утомленно откинул голову на мягкий подголовник.
        Спинка кресла тут же слегка изменила форму, подстроившись под новое положение тела. Почему-то его это совершенно не удивило. - Что значит - инструментом управления? Какая модель?
        - Вторая, - любезно пояснил Робин. - По крайней мере, я так условно ее обозначаю. Но давайте по порядку. Начнем с того, что ваша родная вселенная была создана Демиургом Джао в ходе эксперимента по изучению определенных космогонических процессов. Изначально она представляла собой замкнутый объем, выключенный из континуума вселенной Джао, в позднейшей терминологии Демиургов - "пузырь". По стечению обстоятельств случилось так, что планета одной из немногочисленных звездных систем этой вселенной оказалась очень похожей на родную планету Демиургов…
        - Погодите! - Олег поднял руку, защищаясь. - Кто такие демиурги? На одном из местных языков это какие-то мифологические ребята?..
        - Да, вполне себе мифологические, - невозмутимо согласился Робин. - Видите ли, изначально Демиурги являлись тем, что вы ежедневно наблюдаете рядом: биологическими существами на аминокислотной основе, называющими себя людьми. С течением времени они развивали науку и технику, последовательно заменив нестойкие биологические носители своего разума сначала искусственными носителями в виде человекообразных синтетических конструкций, а затем - не имеющими определенной формы образованиями на основе устойчивых вихревых полей.
        Робин замолк и внимательно посмотрел на Олега.
        - Прошу прощения, - наконец произнес Координатор. - Кажется, я излишне академичен. В вашем текущем состоянии вам сложно воспринимать такой стиль изложения. Проше говоря, в настоящий момент Демиург - это нечто неопределенно-бесформенное, фактически бессмертное и обладающее способностью находиться одновременно в нескольких точках пространства. Они способны менять окружающий мир простым усилием воли. Точнее, все необходимые инструменты являются частью их "тел", но, поскольку они могут перестраивать тела по желанию, это одно и то же. Такие способности вполне подходят под мифическое определение демиурга, так что смена самоназвания была вполне закономерна. Я не знаю, кто и когда пустил в ход термин "Демиурги" применительно к их расе, но, судя по некоторым деталям, это произошло около четырех миллионов земных лет назад по основной шкале.
        Робин замолчал и принялся разглядывать Олега. Тот вяло покачал головой:
        - Ну и что? Вы пытаетесь сказать, что мой мир и я в том числе сотворены богами за пять дней? Алоиха родила твердь земную, и Кассе населил ее злаками и деревьями, а Мурокан впустил в мир зло, или как там? Я не очень-то интересовался древней мифологией.
        - Нет, разумеется, - хмыкнул Робин. - Ваша звездная система сформировалась примерно за три миллиарда локальных лет в ходе естественных процессов. Ну да, Джао периодически влиял на эти процессы, но по больше части весьма опосредованным образом. Биологическая жизнь зародилась и в течение почти миллиарда лет развивалась тоже вполне естественным путем. Однако на поздних стадиях эволюции Джао предпринял целенаправленные корректировки этого процесса, чтобы получить людей, не отличающихся от ранней фазы Демиургов, слегка подделал свидетельства естественной и гуманитарной истории и серьезно повлиял на ход формирования цивилизации. Но это не такие уж серьезные вмешательства.
        - Ага, - в тон ему согласился Олег. - Сущие мелочи. Ой, блин… В первый раз у меня такой детально проработанный бред. Осталось только очнуться в смирительной рубашке в клинике Болотова. Или в спецпсихушке на Агафуровских дачах, что более вероятно.
        - Во-первых, это не бред, - обстоятельно разъяснил Координатор. - Данный разговор имеет дело в хотя и не существующей, но почти объективной реальности - смотря как определять объективную реальность. Во-вторых, шансов очнуться на Агафуровских у вас нет. Если окажется, что ваш оригинал демонстрирует признаки психической нестабильности, синхронизация матриц прекратится. Это значительно снизит вашу ценность как Эталона, но от стабильности личности Народного Председателя зависит и стабильность всего государства. Я уже разъяснил это джамтанам, и они согласились. В-третьих, стабильность лично вашей матрицы обеспечивается дополнительными средствами. Проще говоря, шанс полной деструкции у вас имеется, и не маленький, но сойти с ума вам не позволят.
        - Спасибо! - саркастически произнес Олег. - Вы меня весьма утешили - при условии, что я понял хотя бы десятую часть сказанного. Не соблаговолите ли рассказать мне все с самого начала?
        - Именно это я и пытаюсь сделать. Разумеется, с самого начала, включая краткое введение в основные теории возникновения базовой Вселенной, я рассказать ничего не смогу. Это потребует как минимум двух недель непрерывной лекции. Тогда вы точно сойдете с ума, - Робин слегка улыбнулся. - Но краткий курс примерно на пару часов у меня подготовлен. Устраивайтесь поудобнее, вам многое предстоит узнать.
        - Погодите! - взмахнул рукой Олег. - Где я нахожусь? И сколько времени? У меня на сегодня… на завтра…
        - Не волнуйтесь. В настоящий момент вы выключены из времени и пространства Модели-два. Проведенное здесь время в счет почти не идет. Собственно, это и не время даже, а… Не хочу вдаваться в описания того, что такое интерактивный ментоблок, но по завершении нашего разговора вы очнетесь в ночь на второе октября тысяча девятьсот пятого года по старому стилю. Это примерно восемь часов спустя после того, как вас в состоянии сильного шока доставили на квартиру.
        Утром вы проснетесь в более-менее стабильном состоянии… надеюсь. А теперь слушайте. …когда Джао, наконец, решил оставить созданную цивилизацию в покое и позволить ей идти своим путем, он принял тщательные меры для устранения следов своего влияния. Действующих Хранителей он изъял и поместил в состояние анабиоза неопределенной продолжительности, тем, кто вышел в отставку ранее, заблокировал память, а полная проверка планетарных архивов ликвидировала даже чудом сохранившиеся намеки на действия организации в прошлом. Не менее тщательно он вычистил все следы технологий, переданных Хранителям для выполнения их задач.
        Однако же оставалась еще одна загвоздка - Робин.
        Мощная даже по меркам Демиургов координирующая вычислительная конструкция, в которой была реализована принципиально новая модель пространственных вычислений, основанная на новых методах гиперсвязи, по ходу дела неожиданно продемонстрировала как минимум зачатки вполне полноценного разума. Просто стереть систему, занимавшую к тому времени примерно восемьдесят тысяч кубокилометров пространства, Джао не решился. Во-первых, это слишком смахивало даже не на убийство, а на геноцид разумного вида, представленного одной-единственной особью. Во-вторых, Джао не вел полного журнала настроек системы и не был уверен, что сможет воспроизвести результат. В-третьих, он не мог и просто забрать Робина с собой, поскольку физические законы базовой Вселенной заметно отличались от законов "пузыря", так что простой перенос вакуумно-дименсионных структур привел бы лишь к их разрушению. А эмоциональное состояние Демиурга, считавшего, что он потерпел полную неудачу в своих социальных экспериментах, не позволило ему подойти к делу трезво и спланировать перенос надлежащим образом.
        В результате перед отбытием Демиурга и "сбросом пузыря", то есть обрывом канала между вселенными, Джао перевел Робина на холостой ход, приказав ему уснуть и определив набор условий, которые позволили бы ему проснуться и вмешаться в события. Поскольку эти условия явно описывали катастрофы глобального масштаба наподобие полного вымирания людей Первой модели или самопроизвольного схлопывания "пузыря", шансов на пробуждение у Робина не оставалось. И какое-то время он плавал на границе между жизнью и смертью, осознавая лишь плавный ход времени.
        Потом появились джамтане.
        Происхождение этой расы оставалось загадкой даже для Демиургов. Звездный кластер Джамта, в котором следы ее деятельности были обнаружены впервые, находился на дальней периферии безымянной нумерованной галактики. Системы кластера представляли собой абсолютно мертвое, как казалось, нагромождение каменных глыб и пылевых облаков, преимущественно состоящих из различных модификаций кремния.
        Слабые следы электромагнитной активности в толще астероидов, обнаруженные картографирующими автоматическими зондами, привлекли внимание одного из Демиургов. Однако с наскоку внятно объяснить их происхождение не удалось, а серьезного интереса аномалия не вызвала. Так что вернулись к этому вопросу Демиурги лишь тридцать тысяч земных лет спустя после Катастрофы, когда археологические модули Архива распознали в аномалиях предположительный результат разумной деятельности. В течение следующих примерно ста тысяч лет нашлись еще три системы, в которых некогда имела место, как доказал уже Демиург Кроган, однозначно разумная деятельность неизвестного происхождения. К тому времени Демиурги обнаружили уже с десяток вымерших или погибших цивилизаций, так что эту деятельность списали на еще одну вымершую расу. Поскольку интерес к раскопкам мертвых руин давно пропал, тема оказалась заброшенной.
        В то время Демиурги еще не умели распараллеливать потоки сознания, а их тела являли собой весьма примитивные, по нынешним меркам, гравимагнитные конструкции.
        Поэтому само существование джамтан сумели распознать лишь три миллиона лет спустя, когда тот же Кроган, занимаясь тем, что обозначалось как "проветривание памяти", не наткнулся на давние воспоминания и не сумел провести параллели между той самой электромагнитной активностью и следовыми возмущениями в пространстве, вызываемыми синхронизацией потоков сознания Демиурга. Энергичное расследование, проведенное им на пару с юным и весьма энергичным Демиургом Джао, которому тогда не исполнилось еще и двух тысяч планетарных лет, установило, что во всех четырех системах - и еще примерно в десятке, обнаруженных по ходу дела, имеет место активность явно разумных психоматриц, связанная в том числе с дальними переговорами. Одна из наиболее достоверных гипотез предполагала, что кремниевые глыбы используются этими матрицами в качестве временных или постоянных носителей, хотя формирующиеся там вихревые электронные структуры являются лишь частью чего-то большего.
        Всплеск энтузиазма, вызванный встречей с первой живой расой нечеловеческого происхождения, быстро угас. Установить контакт с джамтанами, как их назвали по имени первой системы, не удалось ни за тысячу, ни за пятьдесят тысяч лет. Судя по всему, те явно не замечали Демиургов, воспринимая все их действия как проявления стихии. По крайней мере, несколько Демиургов получили весьма чувствительные щелчки по излишне любопытным носам, ничем не отличающиеся от воздействий, применяемых джамтанами для корректировки определенных внутризвездных энергетических процессов.
        Гипотезы оставались гипотезами, смысл и цели деятельности джамтан так и остались загадочными. Они совершенно определенно черпали энергию из звезд всех восемнадцати систем галактики, где обнаружилось их присутствие, и плюс к тому что-то делали в окрестностях двух пульсаров и центральной черной дыры. Но этим набор сведений о них и ограничился. Постепенно исследователи один за другим отключались от темы, и даже Институт Экспериментальных Исследований, объединявший наиболее упертых ученых, перевел ее в разряд бесперспективных.
        Периодически то один, то другой Демиург от нечего делать пытались выйти на контакт с джамтанами или хотя бы понаблюдать за их деятельностью, но быстро разочаровывались. С учетом того, что после Джао новых Демиургов уже не появлялось, тема контакта больше ни у кого энтузиазма не вызывала. Более того, появилась теория, описывающая все проявления деятельности джамтан как псевдоупорядоченные стихийные, не имеющие отношения к настоящему разуму.
        Поскольку опасности для Демиургов джамтане - разумные или же как природные явления - не представляли абсолютно никакой, а занятые им системы не отличались уникальностью, с течением времени про них практически забыли.
        Джао, навсегда покинувший мир своего неудачного, как ему казалось, эксперимента, принял все меры, чтобы другие Демиурги не смогли в него попасть. Поскольку прямо запретить что-то Демиургу в силу его возможностей нельзя, он замаскировал его так, что найти его в "пене" постоянно возникающих и схлопывающихся пузырьковых псевдовселенных не представлялось возможным - если не знать, что искать, разумеется. Однако то ли маяк, оставленный им на всякий случай, хотя и не обнаруживался Демиургами, оказался путеводной звездой для чужих, то ли просто так совпало, но почти сразу после отбытия Джао в Первой модели активизировались джамтане. Каким-то образом они очень быстро обнаружили Робина и вошли с ним контакт, пробудив от спячки. Впрочем, на установление полноценного контакта, позволяющего обмениваться информацией, ушло огромное количество времени - не менее десяти дней по планетарному счету того мира. Это при том, что на расчет полной погодной модели на планете на месяц вперед с вероятностью в три девятки у Робина уходило не более полутора часов. Ситуацию усугубляло полное непонимание джамтанами принципов
функционирования мышления человеческого типа, которым обладали и Демиурги, и Робин. Сами джамтане представляли собой что-то вроде единого распределенного в пространстве разума, способного распадаться на независимо действующие части, не утрачивающего при этом принадлежности к единому целому.
        - Не понимаю, - прервал Робина Олег. - Так независимые части или принадлежащие к единому целому?
        - Это довольно сложно объяснить. Ну, вот люди, например, иногда разговаривают сами с собой. Особенно это характерно для ситуации внутреннего конфликта. При этом их личность остается целостной, но одновременно воспринимает саму себя как независимого собеседника. Еще одной аналогией групповой личности джамтан является фрактал - математическая структура, где каждая часть подобна целому. К сожалению, Олег Захарович, я не могу раскрыть этот вопрос полностью, потому что сам не обладаю всей информацией. Да и у вас не хватит образования, чтобы понять даже то, что я знаю. Кроме того, после достижения некоторых первичных договоренностей обмен информацией между нами практически сошел на нет. То ли они не рискуют больше рассказывать о себе, то ли мы наткнулись на какие-то фундаментальные психологические барьеры - если к джамтанам вообще применим термин "психология" - не позволяющие и далее развивать взаимопонимание.
        - Вот как! - хмыкнул Олег. - Ладно, для определенности пока замнем вопрос.
        Вернемся к теме лекции.
        Робин согласно кивнул.
        Из того, что Робину удалось понять в процессе коммуникаций, следовало, что джамтане шокированы и смущены тем, что обнаружили здесь, не менее, чем Демиурги, обнаружившие джамтан. Выяснилось, что до недавнего времени они действительно просто не замечали Демиургов и их деятельности. Они неоднократно обнаруживали биологическую жизнь на разных планетах, но относили ее ко всего лишь сложным и уникальным химическим процессам. Они не могли даже представить, что та способна в ходе эволюции выработать разум и уж тем паче - развить его до уровня, сопоставимого с их собственным. Пространственные структуры Робина оказались во многом похожими на их собственные, и только благодаря этому джамтане на него и наткнулись. Этот контакт оказался для них весьма необычным, но еще сильнее потрясло их известие о том, что одна из планет системы населена биологическими существами, каждое из которых наделено пусть и примитивным, но совершенно независимым разумом. (Услышав о "примитивности", Олег хмыкнул, но промолчал.) Самой удивительной для гостей (или все же "гостя"?) оказалась сама теоретическая возможность сосуществования
независимых разумных личностей в одном обществе.
        Культура джамтан не имела даже отдаленного аналога для понятия "социум" или любого другого, обозначающего подобное сосуществование. Изначально их интерес к данному пузырю являлся чисто утилитарным - они намеревались использовать его в качестве энергетического резервуара. Но поскольку это требовало некоторой перестройки континуума, исключавшей существование любых упорядоченных структур, неважно - вещественных или вакуумно-дименсионных, они немедленно заморозили всю свою деятельность и ушли - точнее, резко снизили уровень своего присутствия в пузыре во избежание дестабилизации метрик. Примерно так шахтер, добывающий руду в горных недрах, откладывает в сторону кайло, внезапно наткнувшись на дивной красоты пещеру, выложенную горными кристаллами.
        Новая концепция разума очень заинтересовала джамтан. Как человеческий разум с трудом представляет разум джамтан, так и джамтане ничего не понимают в человеческом типе мышления. Ситуация усугубилась огромной сложностью даже поверхностного контакта джамтан с людьми уровня Олега. Поэтому чужие не рискнули что-либо делать с населенной людьми планетой, чтобы по небрежности и незнанию не внести в социум фатальных изменений и не уничтожить уникальное явление природы.
        Но и убираться восвояси они не собирались. Несколько суток точка присутствия джамтан сопровождала планету, очевидно, раздумывая.
        Здесь Робин проявил инициативу. Одной из его основных задач являлось моделирование и предсказание социальных процессов в небольших группах людей в течение не слишком большого промежутка времени. Моделирование сводилось в основном к определениям статистических закономерностей для групп, описываемых сложными системами нелинейных уравнений. Именно это он и предложил гостям в качестве жеста доброй воли. Но данный вариант гостей не заинтересовал. Что такое система нелинейных уравнений и как решать ее численно, они и сами прекрасно знали. Их интересовали не грубые модели, а реальная жизнь.
        К сожалению, для моделирования полноценной виртуальной реальности, позволяющей задействовать и учитывать поведение отдельных индивидуумов в количествах, превышающих сотни миллионов, требовались огромные вычислительные мощности, которыми Робин не обладал даже в первом приближении. Даже наращивание объема вычислительных областей помочь не могло - начинали серьезно сказываться задержки при взаимодействии разнесенных в пространстве областей, да и ядро-координатор переставало эффективно справляться с распараллеливанием процессов. А гостям требовалось именно это - наблюдение за поведением групп реальных микроличностей, как они определили разум человеческого типа, в реальных условиях.
        Впрочем, получив от Робина информацию о его ограничениях, гости почти мгновенно придумали свой способ добиться желаемого. Если нельзя смоделировать социум внутри Робина, почему бы не сделать это вне его пределов? Точнее, не моделировать, а просто скопировать достаточное количество микроличностей, поместить их в другой мир и пронаблюдать за поведением. Даже если что-то пойдет не так, всегда можно начать исследования сначала.
        Но когда джамтане приступили к реализации своего плана, возникли настоящие проблемы.
        На подготовку площадки для Второй модели, как Робин условно обозначил новый мир, в большой Вселенной ушло не так много времени - не более тысячи лет по планетарному счету…
        - Стоп! - оборвал Олег Робина. - Каких еще тысячи лет? Ваш разлюбезный Джао свалил восвояси совсем недавно, если брать за точку отсчета пропажу Хранителей.
        И года еще не прошло!
        - Знаете, Олег Захарович, - вздохнул Робин, - тут замешаны достаточно сложные физические модели. Не уверен, что смогу объяснить вам адекватно… Впрочем, погодите.
        Он ненадолго задумался.
        - Если на пальцах, то примерно так…
        Он указал пальцем на стену. Прямо посреди узорного ковра возник светло-серый квадрат, в центре которого проявились две параллельных прямые линии - синяя и желтая - завершающиеся стрелками.
        - Сразу предупреждаю, что, строго говоря, этот рисунок - полная белиберда, но для быстрого объяснения сгодится. Итак, предположим, что синяя линия соответствует потоку времени реальности большой Вселенной, а желтая - потоку времени вашей мини-вселенной. Изначально они мало зависимы друг от друга и не обязательно параллельны.
        Иллюстрируя его слова, линии медленно повернулись и пересеклись, разбив плоскость на четыре части.
        - Переход из одного мира в другой осуществляется, если можно так выразиться, по отрезку, соединяющему две точки этих линий, - на схеме возникла короткая красная черта, - причем в определенном смысле этот отрезок обязан быть перпендикулярным той линии, на которую мы переходим. Соотношение гипотенузы и катета получившегося прямоугольного треугольника соответствует соотношению скоростей временных потоков в соответствующих мирах. Применяемые и Демиургами, и джамтанами методы такого перехода позволяют произвольным образом устанавливать, если можно так выразиться, угол между временными векторами вселенных, при условии, что он остается меньшим девяноста градусов. Благодаря варьированию величины угла, а также выбору временного вектора, служащего базой для опорного катета, можно добиваться эффекта ускорения или замедления времени вашего мира по отношению к нашему. Именно так Джао конструировал ваш мир: инициировав события, он уходил в свой мир, а потом входил в ваш мир заново под другим углом.
        Робин внимательно посмотрел на Олега.
        - Я не слишком заморочил вам голову, Олег Захарович? -осведомился он.
        - Да нет, пока вроде понятно, - мотнул головой тот. - Хм… А если мы войдем из вашего мира в наш, используя наш вектор как опорный… я правильно употребляю термин?.. а потом проделаем тот же фокус в обратном направлении, чтобы опорным оказался уже ваш вектор, мы попадем к вам в прошлое?
        - Нет. Есть определенные законы, это запрещающие. Если вернуться к нашей схеме, то переход возможен только в положительной четверти координатной плоскости - между двумя стрелками, если проще. Причем возврат из одного мира в другой возможен только по тому же тоннелю-"отрезку", по которому вы туда попали.
        Наконец, после перехода в другой мир точка пересечения векторов, "начало координат", если так можно выразиться, сдвигается по осям так, что точка старта и точка финиша оказываются "нулевыми" в нашей системе отсчета. Поэтому после возвращения назад вы уже не сможете войти в другой мир под иным углом, чтобы оказаться в прошлом относительно вашего предыдущего визита. Так что вернуться назад во времени, чтобы что-то там исправить, невозможно. Что ушло, то ушло.
        - Ладно, - пожал плечами Олег, - это я просто так спросил. Э-э-э… о чем это мы?
        - Я рассказывал о построении Второй модели, - терпеливо ответил Робин. - Итак…
        На подготовку площадки для Второй модели ушло не так много времени - около тысячи лет. У джамтан уже имелась конструкция для сбора энергии - сфокусированная на звезде класса Солнца, служившей для резервуара якорь-маяком, система каналов от ближайших звезд. Поэтому с энергетической подпиткой эксперимента проблем не возникло. Время в основном ушло на расчистку планетарной системы от мусора, доставку вещества из других звездных систем и формирование планетной системы, приблизительно имитирующей Солнечную. Собственно, имелись возможности имитировать другие планеты куда более простыми средствами, но основательные джамтане перестраховались.
        Для создания модели человека Робин предоставил психоматрицы из своих хранилищ.
        Эти психоматрицы Джао снимал с каждого человека, напрямую задействованного в его планах, будь то Хранители или люди, с которыми они контактировали. Матрицы являлись несовершенными - для корректного съема полноценного слепка разума требовалось долгое отслеживание происходящих в нем процессов…
        - Разница между мгновенным и полноценным слепками примерно такая же, как между фотографией дерева на ветру и его видеосъемкой, - пояснил в этом месте Робин. - Фотография зафиксирует все листья дерева, но не сможет показать, как именно они движутся. А движение листьев в этой аналогии - мыслительные процессы человека.
        - А зачем Джао делал снимки? - поинтересовался Олег.
        - Для идентификации - примерно как отпечатки пальцев. Для предварительного анализа психики. Для грубого прогнозирования реакций. Все в таком духе. Кроме того, по его настоянию делались снимки психоматриц людей, погибших в результате непосредственного действия или бездействия Хранителей. Насколько я могу судить, он планировал их воскрешение в дальнейшем, но так и не довел до ума процесс создания полноценной матрицы на основе мгновенных снимков.
        Набор психоматриц, предоставленных Робином, с его помощью джамтане превратили в нечто, напоминающее людей. По указаниям Робина же оборудовали сцену, на которой предстояло жить и работать смоделированным микроличностям. Эксперимент запустили - и он с грохотом провалился. Модели категорически отказывались вести себя подобно прототипам, их поведение оставалось не только абсолютно нечеловеческим, но даже, скорее, походило на поведение механических устройств. Абстрактное мышление практически отсутствовало, выводы, на которые оказались способны модели, по уровню немногим превышали доступные воробьям. В результате уже через месяц субъективного планетарного времени Вторая модель впала в полную стагнацию, сопровождающуюся массовым коллапсом психоматриц.
        Джамтане не отступились.
        С четвертой попытки они сумели модифицировать в окрестностях Модели-2 континуум так, что оказалось возможным скопировать туда пространственные структуры, память и личность Робина. Получив полный доступ к результатам эксперимента и проанализировав их, тот пришел к выводу, что моментальные снимки матриц не более адекватны для создания модели, чем гипсовые статуи в качестве театральных актеров. Требовались полноценные психоматрицы. Но взять их оказалось неоткуда: создание полноценного снимка требовало длительного наблюдения за личностью-прототипом с помощью специализированных устройств. В памяти Робина имелись описания таких устройств, незадолго до того использованных Джао для психокопирования личностей Хранителей. Но в таких устройствах человеку требовалось находиться в совокупности не менее нескольких месяцев. Разумеется, Робин и джамтане могли наштамповать таких коконов, отловить несколько тысяч человек и засунуть туда на полгода, но это оставалось за границей допустимого воздействия на оригинальный социум. В качестве другого подхода можно было разработать мобильные автономные считыватели
пространственного типа, способные следить за человеком незаметно для него, но у Робина не имелось ни нужного опыта, ни нужных знаний. Движение в данном направлении могло потребовать массу времени, и при этом - без какой-либо гарантии результата.
        Наконец, после долгих раздумий и консультаций родился новый план.
        В качестве исходной сцены джамтане приняли период, на Земле считавшийся серединой девятнадцатого века от рождества Христова. Именно в это время, с их точки зрения, базирующейся на уровне энергетического воздействия на окружающую среду, начался качественный переход человеческого социума от полуразумных животных к сообществу полноценных микроличностей. Возможно, имей они больше информации, их мнение оказалось бы другим, но в памяти Робина материалов по человеческой истории более поздних периодов хранилось на удивление мало.
        Вероятно, Джао не копировал в него исторические сведения из Архива до возникновения реальной необходимости, а состояние, в котором находилось общество Модели-2, примерно соответствовало состоянию Земли двадцатого века.
        На созданной сцене вновь активизировали модельные личности, созданные на основе психоматриц. Робин высказал предположение, что сделать из них полноценные личности удастся, если провести их тем же путем, которым проходят несмышленые человеческие дети в процессе взросления. А именно - обучая их мыслить в жесткие условия "реальных" социальных процессов. В качестве последних взяли реальные исторические события старой Земли. По замыслу Робина, вынужденно реагируя на навязываемые извне события, психоматрицы должны были набрать гибкость и постепенно превратиться из гипсовых статуй в настоящих людей.
        Однако и на сей раз все закончилось неудачей. Не тотальным крахом, как в предыдущий раз, но неудачей. Статуи так и не научились двигаться, как люди. Они действительно набрали определенную гибкость и превратились из гипсовых в резиновые. В моделируемых ситуациях они реагировали вполне адекватно, чаще всего неотличимо от настоящего человека, но когда им предоставлялась свобода действий, не подкрепляемая жестким внешним принуждением, просто впадали в ступор, близкий к кататонии. Театр марионеток, где кукловодами выступали они сами, джамтан не интересовал, а потому эксперимент был заморожен.
        Неудачу джамтане отнесли на счет излишней поспешности, граничащей с небрежностью. Будучи весьма неторопливыми по сути своей существами, чему способствовало физическое бессмертие - собственно, понятие смерти оказалось для культуры джамтан таким же шокирующим, как и микроличность - они привыкли рассуждать обстоятельно, обсасывая предмет со всех точек зрения. Излишнюю поспешность на начальном этапе они отнесли к следствиям культурного шока, а также влиянием "слишком торопливого", как Робин интерпретировал данный символ, помощника. Неудачи принесли отрезвление, и джамтане погрузились в раздумья, попросив Робина законсервировать сцену и временно перестать действовать.
        Заморозив текущее состояние дел, по хронологической шкале старой Земли соответствующее самому началу двадцатого века, Робин мысленно пожал плечами и погрузился то ли в полусон, то ли в глубокую медитацию.
        Спустя примерно пятнадцать тысяч лет по земному летоисчислению джамтане вновь активизировались. Идея, которая пришла им в голову, оказалась очень простой.
        Если непонятно, почему психоматрицы не приобретают самостоятельного мышления, почему бы не сопоставить их функционирование с работой реального человеческого мозга? Для этого всего лишь следует предъявить ему тот же набор раздражителей, что и снятой с него психоматрице. Последовательный анализ различий в реакциях позволит усовершенствовать психоматрицу до приемлемого уровня.
        Однако у метода этого имелся один принципиально неустранимый недостаток.
        Предъявление мозгу раздражителей - проще говоря, всего того, что "видит",
        "слышит" и прочими способами "ощущает" психоматрица - ничем не отличается от прямого раскрытия джамтан перед лицом социума Первой модели. Поэтому массовая поверка психоматриц реальными эталонами оказалась невозможной. Но, долго и тщательно обдумывая возможные последствия, Робин пришел к выводу, что для этих целей можно использовать ограниченное число реальных людей, обставив предъявление раздражителей их мозгу в качестве снов, галлюцинаций или фантазий.
        Кроме того, Робин просчитал, что сравниваемые с эталонами психоматрицы, в свою очередь, могут быть использованы для поверки процессов, происходящих в иных психоматрицах.
        Окончательная схема выглядела так. Среди всего населения Модели-1 Робин отобрал девятнадцать человек, чьи психоматрицы в его памяти имели максимальную детализацию. Все эти люди в краткий период, когда Хранители действовали открыто, активно сотрудничали с ними, используя технику прямого ментального контакта с терминалами Робина. Эти психоматрицам в Модели-2 была отведена роль Эталонов, в максимально неизменном виде сохранившем все свои оригинальные свойства, включая память. Периодически Робин проводил то, что обозначил термином "синхронизация".
        Проще говоря, память психоматрицы-Эталона перекачивалась в мозг прототипа, реакции его мыслительного аппарата анализировались, после чего производилась коррекция поведения эталонной матрицы.
        В дальнейшем Эталоны использовались для коррекции поведения части матриц Второй модели - Первой страты. Эта коррекция проводилась в первую очередь в ходе "прямого общения" между Эталоном и окружающими - этот естественный ограничитель позволял не слишком перегружать эталонную матрицу, равно как и вычислительные структуры Робина. Матрицы Первой страты обладали высокой свободой действий.
        Матрицы, поверяемые матрицами Первой страты - Вторая страта, - также имели дополнительную свободу действий, хотя их поведение довольно жестко контролировалось механизмами сцены. Подстройка матриц Второй страты по матрицам Первой давала заметный положительный результат, но все же оставляла желать лучшего. Использовать же Вторую страту для подстройки смысла не было никакого из-за чудовищных погрешностей. Поэтому все остальные задействованные в Модели-2 матрицы относились к Третьей страте и почти не имели свободной воли. Тем не менее, общение матрицы Второй или Третьей страты с матрицей более высокого уровня автоматически переводило первую на уровень выше, а долгое общение - и на два (хотя Эталоном ни одна матрица стать не могла).
        Наконец, во Второй Модели ввели огромное количество субстрата - псевдоматриц, применяемых исключительно для статистического моделирования процессов большого общества. Фактически псевдоматрицы вообще не являлись психоматрицами, а представляли из себя жестко запрограммированные конструкции, умеющие правильно реагировать на внешние раздражители в стандартных ситуациях, но требующие прямого контроля со стороны механизмов сцены в нестандартных случаях.
        Псевдоматрицы играли роли, необходимые для поддержания иллюзии реального общества и реализации ключевых исторических событий эпохи, информация о которых имелась в памяти Робина.
        - Значит, я… - задумчиво произнес Олег. -…Эталон, - закончил за него Робин. - Эталон номер одиннадцать, если быть точным. Вы - один из тех, от кого зависит существование всего окружающего вас мира.
        - Психоматрица…
        - Да, психоматрица. Но по сложности не уступающая реальному разуму. Более того, за время, прошедшее с момента вашего пробуждения, ваша структура серьезно усложнилась. Я должен с удовольствием констатировать, что чем дальше, тем реже вас необходимо синхронизировать с оригиналом. Могу спрогнозировать, что через несколько субъективных месяцев ваши структуры станут полностью автономными.
        - Погодите! - встрепенулся Олег. - Так значит, я… он… тьфу, пропасть! В общем, на самом деле я сейчас там, дома? И никуда не пропадал?
        - Именно так.
        - И я… знаю все, что со мной происходит здесь?
        - Лишь в некоторой степени, - качнул головой Робин. - Я уже упоминал, что синхронизация обычно проводится так, чтобы облегчить жизнь прототипу. Мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы он сошел с ума из-за раздвоения личности.
        Значительная часть вашей здешней памяти от сознания прототипа ускользает, но какая-то часть оседает в его собственной памяти и всплывает в благоприятных условиях. В целом ваш прототип неплохо представляет то, что с вами происходит сейчас. Правда, он не уверен в том, как интерпретировать эти воспоминания, и находится в состоянии сильного смущения.
        - То есть я схожу с ума не только здесь, но и там, - горько усмехнулся Олег. - И все из-за того, что Шварцман в свое время заставил меня работать с Хранителями?
        - Вы, будем надеяться, с ума не сойдете ни здесь, ни там. Да, Олег Захарович, в отличие от прочих Эталонов вы проявляете повышенную эмоциональную нестабильность. К несчастью, опыт нашей предыдущей совместной работы не дал мне оснований заподозрить вас в этом, иначе я ни за что не выбрал бы вашу матрицу на роль Эталона. Однако я принимаю меры для того, чтобы обеспечить вам всю возможную помощь. Например, этот наш разговор затеян для поддержки вас не только в роли Эталона, но и в роли реального человека - Народного Председателя Народной Республики Ростания. Скоро - очередная точка синхронизации, и я позабочусь о том, чтобы вся переданная вам информация оказалась доступной и сознанию вашего прототипа. Вы не боец, но у вас достаточно сильный характер, чтобы справиться с правдой и принять ее как есть.
        - Справиться… Знаете, господин Робин, мне почему-то не кажется, что после нашего разговора я стал чувствовать себя лучше. Узнать, что ты на самом деле не живой человек, а просто какая-то психоматрица у каких-то бесформенных инопланетян… да еще и в окружении каких-то псевдоматриц… это, знаете ли, как-то не добавляет жизненного оптимизма. Не боитесь, что я застрелюсь от безысходности? Или это бессмысленно?
        - Олег Захарович, - Координатор поднялся из кресла и подошел к окну. Дождь уже закончился, и серебристая луна бросала на пол мягкие тени, причудливо переплетающиеся с тенями от зеленого абажура лампы. - Вас не удивляет, что вы как-то очень спокойно, но в то же время четко воспринимаете то, что я вам рассказал? Что по поводу всех этих невероятных вещей вы не испытываете практически никаких эмоций, кроме любопытства? Ведь другого человека на вашем месте шок зажал бы так, что он и вздохнуть-то толком не мог бы.
        - Любопытство? - Олег задумался. Да, действительно. Холодное любопытство, совмещенное со странным ожиданием чего-то большего. - Пожалуй, вы правы. И что это означает?
        - Сейчас мы с вами не разговариваем в строгом смысле этого слова. Или в том смысле, в каком "разговаривают" друг с другом матрицы. Я напрямую закладываю в парачувственную область вашей матрицы необходимые сведения, а уж ваше сознание само интерпретирует их, облекая в слова и образы. Все это, - Робин взмахом руки обвел комнату, - как и мой облик, лишь много позже сгенерирует ваше собственное воображение. С одной стороны, это хорошо - не отвлекает от процесса непосредственного усвоения информации. С другой стороны, вам еще лишь предстоит осознать то, что вы сейчас усвоили. И процесс осознания, боюсь, будет сопровождаться сильным эмоциональным оком. Я прошу вас учесть, что любая возникшая… хм, "сейчас" ваша мысль в дальнейшем многократно усилится - как легкий ветерок усиливается до урагана. Пожалуйста, не надо думать о самоубийстве или проигрывать какие-то другие варианты действий. Эти планы в любом случае окажутся не адекватными обстоятельствам, но когда вы придете в себя, они могут привести к фатальным последствиям.
        Робин вздохнул.
        - Олег Захарович, поймите меня правильно. Я с большим пиететом, если можно так выразиться, отношусь к праву человека на свободу воли. К праву добровольно прервать свою жизнь в том числе. Если вы действительно решите убить себя, я погашу вашу матрицу, пусть это и будет иметь весьма тяжелые последствия. Но осознайте вот что. Вы являетесь единственным Эталоном в Российской империи. На данный момент это примерно сто тридцать пять миллионов матриц, из которых только около пятидесяти единиц входят в Первую страту, а около трех с половиной тысяч - во вторую. Ваше исключение из процесса означает долговременное прекращение развития всех страт, лишение их возможности стать полноценными личностями. Более того, данная стадия эксперимента является пробной. Система Эталонов только отлаживается. В будущем мы собирались ввести в игру еще несколько десятков, а то и сотен Эталонов, но саморазрушение одного из Эталонов на данном этапе может привести к отказу от плана, а в перспективе - к возможному сворачиванию эксперимента. А это означает гашение всех задействованных в нем матриц.
        Убийство, чтобы не отделываться эвфемизмами.
        - А Оксана? Разве она не Эталон? Она же помнит все..
        - Нет, Оксана - не Эталон. Да, она сохранила память, но она всего лишь матрица Первой страты. Мы ввели ее в модель для того, чтобы облегчить вам адаптацию к местной жизни и дать точку опоры, но она так же зависит от вас, как и все прочие.
        Внезапно беловолосый Координатор оказался вплотную к Олегу и ухватил его за плечо твердой как железо рукой.
        - Олег Захарович, - его голос стал жестким. - Ваше самоубийство окажется крайне безответственным поступком, ведущим к гибели многих и многих. Более того, это может привести к разрушению личности вашего прототипа, к хаосу в вашей родной стране и гибели многих уже в настоящей, а не моделированной реальности. Очень прошу вас не совершать такого поступка.
        - Что мне до этих… матриц? - хмыкнул Олег. - Безмозглые существа в нарисованном мире… Зачем в нем жить? Играть в игрушечном театре на потеху инопланетянам?
        - Зачем жить - это вопрос, на который каждый сам отвечает для себя, - Робин покачал головой. - Здесь я вам помочь не в состоянии. Но знаю, что жизнь ваша в этом окружении имеет смысл как минимум не меньший, чем в вашем родном мире. Что же до игрушечности… В Архиве сохранились записи о массовых бегствах людей от реальности. Их тела десятилетиями пребывали в полусне, в то время как разум жил в виртуальном… нарисованном, как вы выражаетесь, мире. Они жили и умирали счастливыми в ненастоящем, но подходящем им мире и нисколько не терзались тем, что мир этот не существует в действительности. Настоятельно прошу вас глубоко задуматься об этом.
        Олег погрузился в молчание. Наконец он поднял взгляд, на его лице играла кривая ухмылка.
        - Все равно неубедительно, - сказал он. - Знаете, господин Робин, почему-то у меня нет ни малейшего желания с вами сотрудничать…
        - Даже если об этом попрошу я?
        Олег вздрогнул и выпрямился в своем кресле. В дальнем углу комнаты медленно сгустились тени. Из них неторопливо вышел странно знакомый человек. Невысокий, худощавый, с пронзительными серыми глазами, в тонких серых брюках и водолазке.
        Что-то внутри Олега закипело, пытаясь прорваться к поверхности.
        "…боюсь, господа, что вы неправы. Я уполномочен довести до вашего сведения, что в отношении господина Кислицына Хранители не допустят никаких эксцессов…
        Этого кандидата снять с дистанции под надуманным предлогом у вас не получится…" - Вы… тот Хранитель, что поддержал меня…
        - Да, Олег Захарович, - кивнул новый гость. - Я поддержал вас тогда, во время стычки, и сделал Народным Председателем немного позже. Уж и не знаю, благодарны вы мне за это или нет, но это я носил облик того Хранителя. Меня зовут Джао.
        - Джао!.. - выдохнул Олег. - Демиург Джао?
        Гость склонил голову.
        - К вашим услугам. Видите ли, Олег Захарович, я тоже в какой-то степени ввязался в этот эксперимент. Его важность… для всех вовлеченных культур чрезвычайно высока. Я присоединяюсь к просьбе моего друга Робина: пожалуйста, отнеситесь к ситуации со всей ответственностью.
        - Но…
        Джао поднял руку.
        - Не надо ничего говорить, Олег Захарович. Боюсь, Робин и без того перегрузил вас сведениями. Для одного раза для человека слишком много информации. Вам предстоит еще обдумать то, что вы узнали, и я обещаю, что эта встреча не последняя. Пока что вы коснулись только краешка обширного информационного моря, но нырять в него с головой вам еще рано. Сейчас - спать. Мы еще увидимся, обещаю.
        Олег открыл было рот, но окружающее вдруг взвихрилось и пропало. Беспросветная тьма окутала его. Потом ушла и она.
        "Джао, я не понял смысл последнего введенного в матрицу Эталона одиннадцать набора данных. По-моему, я…" "Расслабься, Робин. Я несколько секунд практиковал установку ментоблоков людям Первой модели, так что знаю, что делаю. Ты действительно перегрузил его. Нужно слегка подправить траекторию его мышления. Теперь он будет не столько заниматься самокопанием, сколько ожидать новых встреч, а это ослабит психологический пресс".
        "Принято. Запомню и учту на будущее. Кстати, просьба".
        "Да, Робин?" "Применение стандартных единиц измерения времени в данном контексте повышает риск их смешения с планетарными и неверной интерпретации. Ты не мог бы использовать только субъективное планетарное время? Ты столько жил среди людей, что это не должно составить для тебя затруднений".
        "Нет проблем, дружище. Ладно, я побежал. Следующий контакт - в ноль по Гринвичу.
        Конец связи".
        "Отбой".
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Два года спустя после своего триумфа впавший в глубокую депрессию Ройко вместе с чоки-компаньоном погиб при обстоятельствах, не исключавших и самоубийство. Его товарищи и ученики так никогда и не опубликовали для широкой общественности его предсмертные дневники. Только шестнадцать тысяч земных лет спустя их текст случайно обнаружил историк Чин Педро во время переиндексации давно заброшенной части Архива.
        В течение полувека после смерти ученого технологии жизни психоматриц на твердотельных носителях улучшались и совершенствовались. В течение этого периода численность людей уменьшилась до примерно девяти тысяч. Практически все они в разное время переместили свои психоматрицы в чоки-тела. Лишь около полутора сотен человек в возрасте до двадцати пяти лет оставались в живых телах - только по достижении этого рубежа дозволялось принимать решение о замене тела на искусственное. Это являлось наследием времен раскола, когда значительная часть населения станций образовала группировку, позже обозначаемую в исторических документах как "натуралисты". "Натуралисты" отказывались менять тела на "кукол", или "манекенов", как их презрительно называли, по принципиальным соображениям.
        Однако к этой группе принадлежали в основном люди старших поколений. Кое-кто еще помнил время до Катастрофы, кто-то лелеял планы возрождения человеческой расы хотя бы в пределах Солнечной системы в ее прежнем виде… Группа "натуралистов" неуклонно сокращалась в размерах по мере того, как ее члены умирали от старости.
        Пополнения же у нее практически не было. С младых ногтей приученная к консольным коконам, умеющая лучше дистанционно управляться с "куклами", чем с напрямую - с собственными неуклюжими телами, молодежь по достижении двадцати пяти лет обычно не колебалась. К этому моменту модели их "ветра в листве" уже достигали уровня зрелости не менее пяти девяток, так что смена тела оказывалась возможной в течение пары часов. Считалось хорошим тоном встречать день совершеннолетия уже в новом теле.
        Третье поколение искусственных тел отличалось почти полным совершенством.
        Многоцелевые аккумуляторы Бойского позволяли "кукле"-чоки получать необходимую энергию из окружающей среды практически в полном объеме. Шедевр технологии того времени, они черпали энергию из космического и солнечного излучения, из гравитационных и электромагнитных полей и завихрений, в которых перемещались станции… Их эффективность оказалась настолько высока, что даже биореактор "кукол", позволявший получать энергию практически из любой органики, оказался мало востребованным. В дополнение "куклы" оснащались миниатюрными химическими реакторами с ресурсом, позволявшим месяцами поддерживать существование сознания даже при выходе аккумуляторов из строя. Высокопрочные искусственные тела, практически неуязвимые для любых воздействий планетарного и вакуумного класса, позволили желавшим твердой почвы под ногами освоить поверхность враждебных биологической жизни планет. Сенсорный аппарат нового поколения позволял психоматрицам получать полный спектр ощущений, доступных им в биологических телах, и еще многое сверх того.
        Одним из результатов явных и быстрых изменений, проявившихся в обществе, стала утрата половой дифференцированности. Сменить мужское тело на женское и наоборот - минутное дело (и это не говоря о возможности просто дистанционно подключиться к другой "кукле"), так что пол человеческого существа из неизменного атрибута, как ранее, в значительной степени превратился в функцию той роли, которую данной личности хотелось играть в обществе.
        К тому моменту, когда транспорт с Базы-1 прибыл в Солнечную систему и передал первые сведения о произошедшем, общество выживших демонстрировало странную смесь декадентства и технократии. Ситуация, когда основная масса населения относилась к ученым и инженерам, давно канула в прошлое. Приход четырех массовых биологических поколений, трех поколений потомков "кукол", создаваемых с помощью законсервированного генетического материала, и почти век изоляции привел к тому, что общество, как и в свое время на Земле, четко расслоилось на две неравные части. Меньшая часть являла собой сплоченную общину исследователей и конструкторов, для которых стремление к чистому знанию, неважно, имеющему прикладное значение или нет, превратилось в самоцель существования. Большая же часть по классификации искинов относилась к категории "субстрата" -аморфная, без четких семейных, родственных и дружеских уз компания, за пределами обязательных двух вахтовых часов в стандартные сутки посвящавшая свое время разнообразным развлечениям - от дистанционных гонок на исследовательских зондах в планетарных каньонах до невообразимых
сексуальных экспериментов. Научно-технологический уровень колоний к этому времени позволил вывести производственные мощности на такой уровень, что любой мог позволить себе что угодно в разумных рамках, а изредка - и в неразумных. Собственно, даже обязательные вахты оставались лишь данью прошлому: поскольку вся машинерия управлялась искинами, роль человека сводилась к наблюдению в стиле "как бы чего не вышло".
        Однако природа не терпит пустоты, а человеческая природа требует иерархии. За неимением классических средств, а именно - денег, грубой силы, высокого происхождения и так далее - люди начали изобретать новые способы выстраивать социальную пирамиду. Именно тогда впервые в истории будущих Демиургов возникло понятие Рейтинга…

5 ноября 1583 г. 61° северной широты, 76° восточной долготы
        Далекий северный городок Мегион не пользовался в Ростании широкой известностью.
        Вряд ли многие за пределами Верхнелаковского района подозревали о его существовании. Однако произошедшие в нем события стоили Народному Председателю огромного количества нервных клеток.
        Своим существованием посреди бескрайних северных болот город был обязан почти исключительно близлежащему озеру Селфлору, под дном и в окрестностях которого залегали огромные запасы нефти и сопутствующего ей газа. Газом, впрочем, нефтяники брезговали, и в окрестностях города высоко над землей постоянно полыхали десятки неугасающих факелов. Но и одной нефти вполне хватало для того, чтобы обеспечить городу стратегическое значение. В панельных многоэтажках, аккуратно выстроенных большим квадратом со стороной в пару километров, проживало несколько десятков тысяч человек. Летом намытый из окрестных речушек песок, использованный для создания клочка твердой почвы посреди болот, скрипел у них под ногами, а то и на зубах, а долгой зимой все укутывала толстая снежная пелена. Но никто на это не жаловался. Местная ТЭЦ бесперебойно гнала по трубам горячую воду, поддерживая в домах тепло даже в лютые северные морозы.
        Пятого ноября тысяча пятьсот восемьдесят третьего года стояла необычно холодная для этого времени погода. Столбик термометра опустился ниже минус двадцати пяти градусов, и городская система центрального отопления работала с полной нагрузкой. Правда, этот режим являлся для нее штатным, и неприятностей для города не предвиделось.
        В пять часов утра поддатый водитель, перегоняя свой автокран на новое место работ, не справился с управлением и стрелой зацепил провода одной из двух высоковольтных линий, питавших город электричеством. Каким образом в результате этого он остался жив сам, история умалчивает. Однако случившееся на линии короткое замыкание вышибло на городской подстанции основной автоматический предохранитель.
        На несколько минут городская электросеть полностью обесточилась. Лишенные питания, на ТЭЦ встали насосы, гонящие по трубам горячую воду. Следуя соответствующей инструкции, дежурные запустили дежурный дизель-генератор, а сразу после этого - экстренную процедуру откачки воды из теплосетей, чтобы избежать их размораживания и лопанья труб. Однако через несколько минут дежурный по подстанции, посчитав отключение рубильника следствием редко, но случающихся на линии бросков напряжения, вернул его обратно в рабочее положение. По городской сети снова пошел ток. Обрадовавшись этому факту, дежурные по ТЭЦ прервали процедуру слива воды из теплосети и снова запустили насосы в штатном режиме, остановив генератор, успевший израсходовать большую часть топлива. Но когда насосы снова полностью заполнили сеть горячей водой, рубильник на подстанции вышибло опять, и насосы встали во второй раз.
        Разозленный дежурный по подстанции, измотанный ночным бдением, снова включил рубильник и придержал его рукой, чтобы возникающая во время запуска разнообразной электротехники некоторая перегрузка сети не заставила снова сработать предохранитель.
        Это привело к катастрофическим результатам.
        Обе высоковольтные линии были заведены на один и тот же понижающий масляный трансформатор. Не выдержав перегрузки от продолжающегося короткого замыкания, этот трансформатор попросту взорвался, полностью разорвав связь между городской электросетью и внешними линиями электропередач. Постепенно просыпающийся город окончательно и бесповоротно погрузился во тьму и безмолвие. Что еще хуже, в системах отопления осталась вода, слить которую полностью оказалось невозможной - резервный дизель-генератор на ТЭЦ израсходовал остатки топлива и заглох. И не прошло и нескольких часов, как лед, в который превратилась эта вода, начал разрывать теплотрассы и чугунные радиаторы батарей в подъездах. На следующий день очередь дошла и до радиаторов в жилых помещениях, которые, впрочем, для жизни уже подходили мало.
        В городе объявили чрезвычайное положение. Людей массово эвакуировали в районный Верхнелаковск, благо до него было рукой подать, расселяя по общежитиям и гостиницам по несколько человек в комнату и подселяя в квартиры. Немногие оставшиеся дежурные на объектах день и ночь не вылезали из бараньих тулупов.
        До Народного Председателя известие о катастрофе дошло только на третий день по каналам канцелярии. Все это время коммунальные службы, не рискуя докладывать о происшедшем наверх, пытались сами разгрести последствия - по большей части безуспешно. У коммунальщиков даже в первом приближении не хватало ресурсов, чтобы спасти вымерзающий город, но, опасаясь обвинений в некомпетентности и непредусмотрительности, они пытались обойтись местными силами. Если бы не безвестный осведомитель канцелярии в Верхнелаковске, город окончательно превратился бы в мертвый призрак - как минимум до конца весны. К счастью, опытный Полозков, едва услышав о происшедшем, сразу распознал всю угрозу положения и поставил на рога Бирона, а тот - Кислицына. Народный Председатель взял дело под личный контроль, и огромная заржавевшая бюрократическая машина Ростании принялась нехотя набирать обороты. Вскоре в половине страны в авральном порядке со складов выгребали подчистую все радиаторы, и в Верхнелаковск пошли составы с батареями и трубами.
        В Мегион со всей страны по воздуху везли бригады опытных слесарей-сантехников.
        Крохотный аэродром Верхнелаковска забили рядами стоящие вертолеты - отправить обратно все борты не хватало топлива. В течение месяца сантехники ударными темпами меняли трубы и радиаторы в помещениях. Доставленные по железной дороге экскаваторы и строительные рабочие в не менее ударном режиме перепрокладывали нити лопнувших теплотрасс. Инженеры срочно перепроектировали и перестраивали схему ввода электроэнергии из внешних сетей в городские. И месяц спустя жители, наконец, получили возможность вернуться в город.
        Совокупный ущерб, как подсчитали позже экономисты Комитета по народному хозяйству, включая убытки из-за недопоставленной за рубеж нефти, составил около трех миллиардов форинтов. К счастью, обошлось без жертв - если не считать за таковую злополучного дежурного по подстанции, покончившего жизнь самоубийством.
        Восемнадцатого ноября, в разгар ведущих в городе работ, в Моколе открылся Двадцать седьмой всеростанийский съезд делегатов органов народного самоуправления.

18 ноября 1583 г. Мокола. Большой дворец съездов
        Выбравшись из машины, Олег быстрым шагом пересек тротуар, на секунду задержался перед дверью, пропуская вперед охранника, и нырнул за ним, поеживаясь от утреннего морозца. Бегемот проскочил следом. Толпившийся в холле народ почтительно расступился перед вошедшими. Охрана сразу же взяла Народного Председателя и начальника канцелярии в неплотное кольцо, бросая по сторонам недружелюбные взгляды.
        - Ты бы попросил их немного… рассредоточиться, - шепнул Олег на ухо Бирону. - А то не видно ничего…
        - Лучше не видно, чем пулю схлопотать, - хмыкнул тот. - Сейчас, доберемся до выставки - там уже должны подготовиться, тогда и расступятся.
        Олег фыркнул и покачал головой, но промолчал. В конце концов, охрана для того и служит, чтобы под ногами путаться, верно? Да и виднее Безобразову, как правильно охранять. Делай свое дело, а чужое оставь другим.
        Впрочем, в зале выставки телохранители действительно расступились. Точнее, просто рассредоточились по немаленькому залу, профессионально слившись с обстановкой. Немногие оставленные в зале посетители отвлеклись от разглядывания экспонатов и дружно уставились на Народного Председателя. Тот попытался сделать морду кирпичом, но невольно поежился. Постоянно оказываться в центре внимания почти за год он так и не привык. Отпустите меня домой, а? - мысленно попросил он и вздохнул. Нет, нельзя. Роль в этом балагане надо отыграть до конца. Иначе народ не поймет.
        Со скучающим видом он переходил от экспоната к экспонату. Достижения народного хозяйства громоздились уныло-неряшливыми грудами железа и топорщились папье-маше макетов, пытались привлечь внимание стендами научных трудов и многоцветных графиков.
        "Насос авиационный ТП-18/21, мощность двести литров в минуту, в разрезе" (нечто угловатое, с торчащими во все стороны трубками и прочими механическими потрохами).
        "Автобус городской СуАЗ-14, колесный, двадцать сидячих мест, шестьдесят стоячих" (как делали скотовозы, так и продолжают, шепнул на ухо ехидный Пашка).
        "Макет вычислительного центра на базе ЭВМ БК-0015 и тридцати пяти пользовательских терминалов" (сложная схема с кучей разноцветных линий, сходящихся - или расходящихся, в зависимости от точки зрения - к центральному квадрату, изображающему машзал; терминал, скучная железная коробка с выпуклым стеклянным экраном, несколькими тумблерами и внушительной встроенной клавиатурой, сиротливо стоял чуть в сторонке).
        "Повышение средних удоев молока от коров по народному хозяйству в период с 1575 по
1582 гг." (на графике несколько красных и синих линий медленно, но неотвратимо ползли вверх к светлому будущему, уверенно преодолевая черту в три тысячи литров в год)…
        Преодолевая зевоту, Олег нахмуренно шел вдоль стендов. Постепенно он перестал обращать на экспонаты, полностью погрузившись в свои думы. Неужели Шварцман прав, и мне на полном серьезе попытаются публично устроить козью морду? Только внеочередного боя с толпой депутатов мне не хватало. Но ты ведь все равно собирался взорвать бомбу прямо сегодня? Так какая тебе разница - ну, повозмущаются чуть больше… Или все еще колеблешься? Давай, друг милый, у тебя полтора часа на то, чтобы утвердиться в своих намерениях или же похоронить их… на время.
        Краем глаза он поймал яркое переливающееся цветовое пятно. Вынырнув из тяжких раздумий, он повернул голову - и остановился. "Представительство фирмы "Томк и сыновья", гласила табличка над стендом. Судя по всему, он уже добрался до сектора иностранных фирм. Пробивной мужик Мгата, даром что посол, продавил-таки присутствие сахарских представителей. Так, что здесь у нас?
        Светлый пластмассовый куб, разительно отличающийся от терминала БК, но, очевидно, являющийся его собратом, весело мерцал живой веселой картинкой.
        Какой-то смешной мультипликационный человечек шустро бегал по нарисованному лабиринту, собирая бриллианты под задорную дребезжащую музычку, а за ним гонялись пульсирующие квадраты с явно враждебными намерениями. От одного из них человечку увернуться не удалось. Заполыхал взрыв, опустошивший большой квадрат экрана, после чего живая картинка сменилась статической, испещренной вязью текста. Потом человечек снова побежал по лабиринту.
        - Могу я удовлетворить ваше любопытство, господин Народный Председатель? - сахарец в ослепительно-белом костюме и с кожей цвета какао с молоком выступил вперед. На его груди белела этикетка с надписью "Томк Токава".
        - Что это? - Олег кивнул на человечка.
        - На этом стенде представлены новейшие разработки нашей фирмы, - слегка поклонился негр. - Это микрокомпьютеры из серии ЕС второй очереди, предназначенные для индивидуального применения. Процессоры для них пока еще выпускаются ограниченными объемами, но обладают очень хорошими перспективами. В настоящий момент мы занимаемся исследованиями рынка для определения…
        - Да-да, - нетерпеливо оборвал его Олег. - А что они умеют, эти ваши микрокомпьютеры? Это какая-то игра?
        - Да, это игра, - кивнул Томк Токава. - Но не сочтите, что игры - это все, на что способны наши разработки. Игра - это… это… привлекалово? Простите, не знаю слово.
        - Понятно, для привлечения внимания. Что еще?
        - Обратите внимание вот на этот столик, - негр взмахнул рукой. - Здесь установлен редакционно-издательский комплекс на базе микрокомпьютера "Уинес-1045". В комплект, помимо центрального блока с графическим видеоблоком триста двадцать на двести точек и клавиатурой, входят блок из двух дисководов для гибких дисков, заменяющий традиционный для таких решений магнитофон, матричное печатное устройство со скоростью работы одна страница в минуту в черновом режиме и две страницы за три минуты в качественном, а также пакет программного обеспечения для создания и оформления текстов и работы с точечной графикой. По желанию заказчика в состав комплекса может входить графический видеоблок повышенного разрешения триста двадцать на четыреста точек, а также сублимационное печатное устройство для трехцветной печати. Позвольте продемонстрировать вам…
        Он склонился над клавиатурой и защелкал кнопками. Через насколько минут длинная коробка, стоящая на столе рядом, зажужжала и начала толчками выпихивать из себя лист бумаги, покрытый вязью.
        - Вот! - негр с гордым видом оторвал испещренную знаками полоску и протянул ее Олегу. - Можете убедиться, господин Народный Председатель. К сожалению, в настоящий момент комплекс не адаптирован для русты, но сделать это очень просто при наличии заказа. Мы беремся выпустить за полгода…
        - Понятненько, - Олег еще раз окинул взглядом стенд. - Игры, издательский комплекс - что еще?
        - Еще имеется в наличие программное обеспечения для работы с электронными таблицами. С вашего позволения, господин Народный Председатель, я не стану его демонстрировать. Оно выглядит весьма непрезентабельно, но чрезвычайно полезно для профессионалов, например для бухгалтеров. Вместе с упрощенной версией текстового редактора оно способно работать с простым текстовым монитором, не поддерживающим графические возможности, что существенно снижает стоимость комплекта.
        - И сколько же стоит все это хозяйство? - сухо поинтересовался Павел.
        - В последнее время благодаря нашим наработкам цены заметно упали, - еще раз поклонился представитель фирмы. - В пересчете на вашу валюту полный издательский комплекс со всеми возможностями, включая графический видеоблок и сублимационное цветное печатающее устройство с революционным разрешением сто пятьдесят на сто пятьдесят точек, стоит менее двадцати тысяч форинтов. Десятиигольчатое матричное печатающее устройство и текстовый видеоблок восемьдесят на двадцать пять знакомест уменьшают цену на шесть тысяч, а ромашковое печатающее устройство - еще на две, - поспешно добавил он. - И мы беремся адаптировать комплекс к условиям вашей страны совершенно бесплатно!
        - Неслабо, - Олег покачал головой. - Две или три автомашины за технологически передовую игрушку… Скажите, а как ими управлять? Клавиатура, и все?
        - Еще одна революционная технология нашей фирмы - это управляющий шар, встроенный в клавиатуру. Вы вращаете его… вот так… и по экрану перемещается указатель. Вы можете нажимать на клавиши…
        - Понятно. А голосом им управлять можно? Жестами?
        - Нет, господин Народный Председатель. Подобных технологий в настоящий момент на рынке не существует. Вычислительные возможности современной техники, равно как и состояние науки, пока не позволяют реализовать эти методы. Мне не известна ни одна конкурирующая фирма, использующая в своей технике подобные способы управления.
        - Не знаю насчет рынка, но я видел это в действии и даже работал сам. Одно такое устройство, пусть и экспериментальное, одно время стояло у меня в кабинете, - Олег благоразумно умолчал, что ни один терминал Хранителей уже почти год как не работает. И при этом ни одна лаборатория так и не поняла не то что базовые принципы действия, а хотя бы просто откуда и какая в них поступала энергия. - Спасибо вам, господин… э-э-э, Томк Токава, ваш стенд очень интересен, но нам пора идти.
        Он коротко кивнул и отошел. Оказавшись за пределами слышимости представителя фирмы, он бросил Бирону:
        - Закажешь через какое-нибудь подставное ведомство два… нет, три комплекта.
        Пусть наши спецы посмотрят поближе, что это за вещица.
        - Я думал, тебе не понравилось, - хмыкнул начальник канцелярии, черкая в блокноте. - Ты так выразительно скривился под конец…
        - Чего ты, Пашенька, в жизни не умел делать, так это торговаться, - подмигнул ему Олег. - Цену я ему сбил на две-три тысячи за комплект. А то и больше. Найди хороших специалистов по внешним закупкам, они еще сколько-то сбросят.
        Проконсультируйся со Шварцманом, как лучше эти железяки распотрошить, наверняка он в курсе. Если уж мы БК десять лет назад у них уперли, то уж это - и подавно слямзим. Делов-то… Слушай, хватит с меня этой выставки. Засветился, и хватит.
        Пошли места занимать, а то начало представления пропустим.
        В нарпредовской ложе, опустившись в мягкое удобное кресло, обитое красным плюшем, Олег почувствовал, как давешний мандраж возвращается. Он стиснул кулаки, чтобы дрожащие пальцы не заметили соседи. Пашка, развалившись в кресле, насвистывал сквозь зубы какую-то мелодию - вероятно, тоже волновался.
        Пристроившийся в углу Шварцман хмуро поблескивал совиными очами. Франц Иванов, как всегда, подтянутый и свежевыбритый, источающий тонкий запах одеколона и со стопкой папок, чинно лежащих на коленях, являл собой идеал секретаря-референта.
        Чтобы отвлечься, Народный Председатель принялся разглядывать сцену. Над всем президиумом, чуть ниже огромного золоченого гипсового барельефа с профилем Железняка, тянулся кумачовый лозунг с белой надписью "Привет участникам 27 съезда делегатов ОНС!" Людей в президиуме Олег не знал. Вероятно, какая-то мелкая сошка. Вот один протянул руку, нажал на кнопку, и громкая мелодичная трель пронизала пространство огромного зала. Гул голосов начал утихать.
        - Прошу рассаживаться, господа и дамы, - разнесся через динамики голос председателя. - Время. Мы начинаем. С приветственным словом делегатам выступит…
        Следующие полчаса Олег скучал настолько, что даже почти успокоился. Один за другим с приветствием выступили трое, все незнакомые. В ответ на вопросительно приподнятую бровь Бирон лишь отмахнулся.
        - Мелочь пузатая, - пояснил он. - Пустое место. Потому и поставили первыми.
        Серьезные люди пойдут позже, после тебя, чтобы случайно не подумали, что планы имеют.
        Какие именно планы, Пашка не сказал, но Олег понял его и так. Надо же, усмехнулся он про себя, и здесь игрища. Торжество интриги и бюрократии. Ну, ребята, посмотрим, как и о чем вы после меня запоете.
        К трибуне он шел на негнущихся ногах, сжимая папку так, что плотный картон начал проминаться под пальцами. Восемьсот с лишним пар глаз из зала, казалось, физически давили ему в спину. Уже рядом с трибуной он споткнулся и с трудом удержал равновесие, но успел выправиться. Стряхнув с ноги не замеченный от волнения микрофонный кабель, он расположил папку на пюпитре и откашлялся.
        Удивительно, но страх внезапно прошел. Осталось лишь веселое ожесточение пополам с боевым задором. Он помнил это чувство - "пан или пропал", которое всегда охватывало его в критические моменты. Да дерись оно все конем, мелькнуло в голове. Прорвемся.
        - Господа и дамы, - негромко произнес он в микрофон, и голос его, усиленный динамиками разнесся по залу, подавляя все прочие звуки. - Разрешите приветствовать вас на очередном слете. Без сомнения, народное самоуправление в нашей стране играет очень важную роль, и я рад видеть вас всех в этом зале. Тем более, - добавил он, перекрывая вал дежурных аплодисментов, - что сегодняшний съезд действительно более важный, чем все предыдущие.
        Он еще раз откашлялся.
        - В течение последних двух недель моя канцелярия готовила мне подробный и нудный доклад о положении дел в стране, - он вытащил из папки и, словно брезгливо, удерживая его двумя пальцами, поднял над головой. - Вот он. Вы все, без сомнения, получили его копию вместе с пакетом прочих документов. Это подробный, обстоятельный и нудный доклад с массой цифр и графиков, который готовился на основании материалов, предоставленных канцелярии министерствами и комитетами. В нем хорошо все, кроме одного: это чушь собачья.
        Он сделал паузу, с наслаждением впитывая растерянную разноголосицу, волной прокатившуюся по залу. Потом, разжав пальцы, уронил доклад на пол.
        - Поэтому я, с вашего позволения, не буду его читать. Появится интерес - посмотрите самостоятельно. А я попробую сказать своими словами.
        Он опустил глаза к пюпитру. В папке оставался сиротливо лежать одинокий листок - выжимка из совершенно секретного доклада, который несколько особо доверенных людей из канцелярии под руководством лично Бегемота верстали в течение последней недели. Верстали в обстановке чуть ли не военной тайны. Сам доклад Олег выучил почти наизусть, но с собой не взял. Он знал, что все равно не станет придерживаться чеканных бумажных формулировок, а изложит все иначе. Но Шварцман настоял, что небольшая шпаргалка все же необходима.
        - Поверь моему опыту, - сухо заметил он. - Самая важная цифра в решающий момент вылетает из головы. Не выпендривайся, а делай, как говорят старшие.
        Сейчас Олег мысленно поблагодарил старого интригана. Действительно, после краткого момента паники он ухватил ключевую фразу - и расслабился. Теперь он точно знал, что и как станет говорить.
        - Итак, - ровно произнес он, - все вы знаете, что положение в стране аховое, мягко говоря. Симптомы большинству из вас хорошо известны. Пустые полки магазинов, дикие цены черного рынка, растущая как раковая опухоль талонная система - фактически карточки, но без гарантий обеспечения, огромные очереди в магазинах и тому подобное. Растет инфляция, форинт за последние два года обесценился почти на двенадцать процентов, чему немало способствовали неконтролируемая печать наличных и выпуск безналичных денег. До голода дело пока не доходит и, будем надеяться, никогда не дойдет, но в целом уровень жизни падает все ниже. И это, еще раз подчеркиваю, лишь внешние симптомы.
        Он прочистил горло в мертвой тишине зала.
        - Это все симптомы главной проблемы, заключающейся вовсе не в спекулянтах и перекупщиках, как любит писать наша пресса, а в подтачивающей нашу страну изнутри болезни. Болезни, которая может оказаться смертельной. Рост производительности труда в стране в последние годы нулевой. Заводы выпускают никому не нужные товары, в первую очередь военную технику, которая в ужасающих количествах копится на складах и полигонах, омертвляя оборотные средства и ресурсы. Большие средства омертвляются через никому не нужное капитальное строительство, вместо того чтобы быть направленными на техническое перевооружение предприятий, до сих пор работающих на станках и оборудовании полувековой давности. Ситуацию усугубляет постепенное падение цены на нефть, что ведет к существенному, почти на треть за последние два года, снижению валютных поступлений и, как следствие, к невозможности закупать товары, в первую очередь продовольственные, за рубежом. А ведь наше сельское хозяйство по некоторым важным продуктам наподобие твердой пшеницы не обеспечивает и двух третей необходимого стране объема. Хиреет частное производство
продуктов, угнетаемое налогами и законодательными запретами. На садовых участках, принадлежащих горожанам, даже печи ставить нельзя, а ведь такой участок способен реально помочь людям кормить семьи в условия нарастающего дефицита. Коррупция захватила все слои общества, от торговли до государственных и правоохранительных органов, что еще более ухудшает обстановку.
        Он обвел взглядом зал. Депутаты сидели совершенно неподвижно, словно загипнотизированные удавом кролики.
        - Мы катимся под откос. Так жить нельзя, сограждане. Так жить - нельзя! - он рубанул рукой воздух. - Поэтому мы разработали программу экономических и, в какой-то степени, политических реформ, которые намерены претворить в жизнь в ближайшие полгода-год. Важнейшими нововведениями является разрешение частного предпринимательства в виде кооперации, введение на части предприятий хозяйственного расчета и либерализация их экономической деятельности, ускорение технического перевооружения народного хозяйства, а также радикальное реформирование сельского хозяйства, в частности, системы нархозов и госхозов.
        И тут зал наконец взорвался. Некоторые делегаты вскакивали с мест и размахивали руками, что-то выкрикивая, другие ошеломленно сидели, лишь оглядываясь по сторонам, третьи горячо сцепились друг с другом. В первом ряду Олег с удовольствием заметил ошарашенные физиономии Ведерникова с Пряхиным. Директоры комитетов что-то яростно обсуждали, изредка бросая злобные взгляды на Народного Председателя.
        Выждав пару минут, Олег поднял руку. Из президиума его поддержали трелью звонков, призывая разбушевавшийся зал к порядку.
        - Господа! - громко сказал Олег. - Прошу всех успокоиться. Я еще не закончил.
        Господа! Да заткнитесь же вы, наконец! - неожиданно для себя рявкнул он.
        Перегрузившиеся динамики поддержали его рвущим барабанные перепонки визгом.
        Постепенно в зале снова установилась тишина, и он иронично усмехнулся. - Спасибо за поддержку. А теперь я кратко изложу тезисы настоящего доклада, копию которого все желающие смогут получить в фойе в перерыве. Итак, с первого декабря сего года вводятся в действие следующие нормативные акты…
        Бирон в ложе встретил его с неприкрытым весельем.
        - Ну ты даешь, Олежка! - ухмыльнулся он. - Как ты их, а! "Да заткнитесь же, наконец!.." Нравятся мне твои подходы. И интонации чем-то смахивают на треморовские в молодости. Ничего, мы еще сделаем из тебя настоящего Народного Председателя!
        - Ага, из говна пулю… - буркнул Шварцман. - Ладно, не обращай внимания. Хорошо выступил, Олежка. Чего у тебя не отнять, так это умения перед толпой держаться.
        Только рано радуетесь. Все еще только начинается…
        - Внимание, господа! - объявил в этот момент председательствующий. - По техническим причинам в повестке дня произошли некоторые изменения. Вместо Зарабаева Джаха Халиловича выступит…
        - Вот, это я и имел в виду, - Шварцман мотнул головой в сторону трибуны. - Поняли, что сейчас любые выступления бессмысленны, поэтому отложили атаку. Но лишь отложили.
        С лица Бегемота внезапно сползла ухмылка.
        - Не понял, - нахмурился Олег. - Вы о чем, Пал Семеныч?
        - По информации из моих источников тебя в этот момент должны были начать валить, - любезно пояснил Шварцман. - Твои заклятые друзья-министры подготовили серию докладов, из которых следует твоя полная некомпетентность в делах управления страной. Все то, о чем ты сейчас рассказывал, тебе собирались поставить в вину.
        Тебе и только тебе. Плюс Мегион собирались на тебя повесить - мол, твои личные просчеты в обеспечении северных территорий… ну и так далее. А съезд, если ты еще не забыл Конституцию, хоть и декорация, но имеет формальное право досрочно отправить тебя на пенсию. И кое-кто всерьез собирался превратить формальное право в фактическое.
        - Ну и ну… - медленно произнес Народный Председатель. - Вот так дела. Скажите, Павел Семенович, а почему вы раньше мне об этом не сказал?
        - А должен был? - осведомился бывший начальник канцелярии. - Я вообще-то лицо неофициальное, на государственной службе не сос… Ладно-ладно! - быстро замахал он руками, увидев ярость на лице Олега. - Шучу. Просто не хотел тебя напрягать лишний раз. Тебя и так трясло, как висельника. Я же знал, что до тебя они выступать не станут, а после тебя смысла в этих докладах уже не останется.
        - В следующий раз, Павел Семенович, - ледяным тоном произнес Олег, - будьте добры о таких подробностях ставить меня в известность заранее.
        - Договорились, - пожал Шварцман плечами. - Если он наступит, конечно, этот следующий раз. Еще ничего не кончилось. Атака готовилась давно и тщательно, и просто так они не отступят. Боюсь, в ближайшее время тебе туго придется. Имей в виду, Олежка, на сей раз кресло под тобой закачалось основательно. А ты, тезка, как вернешься к себе в кабинет, разберись с бумажками, что в твое отсутствие принесли. Ну ладно, пошел я, если не возражаете. Нужно с народом пообщаться, реакцию понять…
        Он тяжело поднялся из кресла и вышел. Олег задумчиво посмотрел на Бирона.
        - Ну, Пашенька, - не предвещающим ничего хорошего тоном спросил он, - и как объяснить, что ты профукал эту историю?
        Тот лишь беспомощно развел руками.
        - Куда мне до этого старого проныры, - вздохнул он. - С его-то связями…
        Олег стиснул зубы, потом резко выдохнул.
        - Ладно, - проговорил он. - Поехали. Посмотрим, что там Шварцман тебе прислал, да подумаем, что делать. Хрен им, прорвемся. Нарпред из меня, может быть, и никудышный, но если драться придется, то еще посмотрим, кто кого…
        Внезапно он задохнулся. Его спина выгнулась дугой, руки бесцельно зашарили по подлокотникам.
        - Олег Захарович! - подскочил в нему референт. - Олег Захарович, что с вами? Вам плохо, вызвать врача?
        - Но объясните же, в конце концов, почему именно я?.. - сквозь стиснутые зубы выдавил Народный Председатель и внезапно обмяк и часто задышал.
        - Олег! - Бирон потряс его за плечо. - Олег! Да позови же ты врача! - разъяренно цыкнул он на референта.
        - Нет! - Олег порывисто ухватил его за рукав. - Никакого врача! Не надо. Все прошло. Только отдышусь… немного. Вызывай машину к подъезду.
        В машине взгляд Олега приобрел осмысленность, и Бегемот позволил себе немного расслабиться.
        - Что с тобой случилось, Олежка? - тихо спросил он. - Опять приступ?
        - Черта с два… приступ, - тяжело выдохнул он. - Пашка, найди Шварцмана.
        Срочно. Немедленно. Пусть бросает все и пулей ко мне в резиденцию. Ну же!
        Бирон пожал печами, взял трубку радиотелефона и некоторое время тихо с кем-то разговаривал. Потом аккуратно положил трубку на рычаг:
        - Сделано. Сейчас его разыщут и привезут. Что случилось?
        - Потом. Не при посторонних, - Олег взглядом указал на охранников и референта, расположившихся на сиденьях напротив.
        - Хорошо, - начальник канцелярии похлопал его по плечу. - А пока расслабься. Что бы ни произошло, ты уже ничего не изменишь. А нервные клетки не восстанавливаются.
        - Восстанавливаются, - вздохнул Народный Председатель. - Я читал. Но ты прав.
        Надо расслабиться. Слушай, пни там водилу, чтобы рулил быстрее. -…но когда ты принес мне это досье на Оксану, я понял, что еще не сошел с ума, - Олег нервно скомкал в руках какой-то листок бумаги, с удивлением взглянул на него и швырнул в угол. - Не бывает таких совпадений. Особенно c учетом того, что еще летом я не имел о ней ни малейшего представления. Так что, думаю, это не сны и не галлюцинации.
        - Странно, - задумчиво произнес Шварцман. - Ты говорил, что знание всегда приходило ночью, во время сна. Почему сегодня это случилось средь бела дня?
        - Не знаю, - пожал плечами Народный Председатель. - Может, из-за эмоциональной перегрузки. Я не уверен, что… хм, синхронизация происходит именно во сне.
        Просто период сна используется для… не знаю даже, как и сказать… анализа поведения копии, что ли. А сейчас из-за напряжения… э-э-э, внешняя память прорезалась в неподходящий момент.
        - Гадание на воде в ночь на перелом лета, - хмыкнул Бегемот. - Господа, а давайте не станем теоретизировать на пустом месте? Все равно ценность этих догадок нулевая. Меня другое интересует - что ты собираешься делать?
        - Где собираюсь? - хмыкнул Олег. - В той модели? Или в реальности?
        - Та "модель" меня меньше всего волнует. В… реальности.
        - Да черт его знает, - пожал плечами Народный Председатель. - Тьфу ты, вот привязалось словечко из той жизни! Не знаю, в общем. А что я могу сделать?
        Хранителей здесь больше нет, так что знания о них для нас совершенно бесполезны.
        Робин здесь должен присутствовать, но для нас он совершенно не достижим, да и возможностей предпринять что-то против него у нас меньше, чем у муравья против кирпича. Джамтане? Их вообще непонятно с чем жевать. Такие вот дела, господа хорошие.
        - А зачем ты меня-то с такой срочностью выдернул? - пробурчал Шварцман. - Потом никак свою сказку рассказать нельзя было?
        - Простите, Павел Семенович. Просто запаниковал. И… я решил, что нужно проконсультироваться с вами обоими. Видите ли, все это вполне можно интерпретировать, как мое сумасшествие. А я, как-никак, правитель государства, пусть и номинальный по большей части. Если я действительно чокнулся, нужно предпринимать какие-то меры, чтобы… чтобы…
        - Понятно, - кивнул Шварцман. - А ты осознаешь, Олежка, какое оружие ты можешь дать в руки своим врагам? Да даже не врагам, а просто любому интригану? Мне, например? Не боишься рассказывать такое? Я ведь к тебе убийц подсылал, и вообще…
        Олег твердо взглянул ему в глаза, и старый лис отвел взгляд.
        - Понимаю, - тихо сказал Народный Председатель. - Прекрасно понимаю, Павел Семенович. И вы, и ты, Бегемотина, вы оба можете использовать эти сведения против меня, - Бирон возмущенно фыркнул, но промолчал. - У меня есть слабая надежда, что сейчас вы оба полностью зависите от моего положения, а потому не станете играть за ту команду. Но я понимаю и то, что это лишь предположения, и карты можно разыграть самым разным образом. Однако у меня нет иного выхода.
        Держать это внутри себя я более не в состоянии. Любой другой использует этот козырь против меня с куда большей вероятностью. Я даже не говорю про возможность утечки информации. Так что…
        Он грустно улыбнулся и замолчал, скрестив руки на груди и утонув в мягкой обшивке дивана.
        - Да уж, не вовремя, - пробормотал Шварцман. - Ох как не вовремя… Ну что, тезка, есть предположения?
        - Есть предложение, - бодро откликнулся Бирон. - Забить пока на всю эту историю большой толстый болт. Не до того. Ты не парься, Олежка. Я с тобой каждый день не по разу вижусь, да и вообще без пригляда ты не остаешься. И пока еще ни я, ни кто другой не заметили у тебя какой-то неадекватности поведения. Даже если это галлюцинации - страдай себе на здоровье. Я лично всегда завидовал людям, которые сны видят: сам-то я как бревно дрыхну. Пока страдай сам по себе, а потом разберемся. Найдем надежного психиатра, если хочешь, и разложим тебя по полочкам, но потом. Сейчас Пал Семеныч верно говорит: не вовремя все это.
        На некоторое время наступила тишина. Потом Шварцман прокашлялся.
        - Да, Олежка, все правильно. Сейчас у тебя с головой все в порядке, и текущей работе твои сны не помешают. Хорошо бы приступов на публике у тебя больше не случалось, но если что - всегда на переутомление спишем. А пока еще один тест предложить могу. Скажи мне, Олег дорогой наш Захарович, ты что-то упомянул насчет кучи языков, которые ты в том мире знаешь.
        - Ну да, есть такое, - согласился Олег. - Кроме русского, я совершенно точно отразил владение английским, немецким, французским и, кажется, болгарским. Это то, что случайно прорезалось в разных ситуациях.
        - И как, похожи они на какие-то языки… э-э-э, нашего мира?
        - Нет. Даже в первом приближении - нет. Языковые конструкции и произношение совершенно загадочные - сложные, запутанные, нелогичные. Думаю, сам по себе я бы никогда их не выучил.
        - Вот и славненько, - удовлетворенно потер руки Шварцман. - Как-нибудь на досуге возьми художественную книжку из тех, что попроще, и переведи пару-тройку страниц на один из языков. На тот же русский, например. Буквы там как, отличаются?
        - Алфавит в русском, как ни странно, почти наш, хотя есть дополнительные буквы.
        И цифры тоже наши. Вот в английском и французском алфавит совсем другой.
        - Во, тем более. Переведи и отдай в канцелярию. Пусть перепечатают твой перевод и отдадут в Академию Наук, в секцию лингвистики, не упоминая, откуда взялось.
        Пусть они там попытаются реконструировать этот язык методом сопоставления оригинала и перевода, а потом самостоятельно переведут на русский еще пару страничек. Посмотришь их перевод, и если ошибок не слишком много, значит, у тебя точно не галлюцинации. Приходилось мне иметь дело с сумасшедшими. Я, конечно, профан в психиатрии, но птичьи языки, на которых говорят чокнутые, насколько я в курсе, не являются настоящими языками. А с нуля сконструировать чужой язык ты, Олежка, не сможешь, даже если полностью свихнешься. Думалка у тебя не тем концом повернута. Понял?
        - Понял, - кивнул Народный Председатель.
        - Вот и ладно, - одобрил Шварцман. - Надо будет собраться еще раз и послушать тебя более тщательно. Возможно, под запись. А сейчас я пойду. От важного разговора ты меня оторвал, придется теперь извиняться перед человеком…
        Он поднялся со стула и вперевалку вышел. Олег посмотрел на Бирона.
        - Ты бы приляг, отдохнул, - посоветовал тот. - Морда у тебя опухшая, как после недельной попойки. Не забывай, в три часа назначено интервью с кучей газетчиков, так что тебе нужно быть в форме. Врача прислать? С успокаивающими каплями или еще чем, покрепче? - Он подмигнул.
        - Что покрепче у меня и так есть. Перебьюсь без врача. Ладно, топай. У тебя тоже дел по горло.
        Когда за начальником канцелярии закрылась тяжелая дверь кабинета, Олег закрыл лицо ладонями и судорожно вздохнул. Странно, но на сердце стало гораздо легче.
        Он попытался отогнать от себя мрачные мысли. Действительно, чего он так запаниковал? Или ему просто передалась паника его близнеца из того мира? Ладно, не до того. Нужно еще раз просмотреть тезисы для интервью.
        Он поднялся с дивана и пересел за стол. Подумав, выдвинул ящик стола, нашел и сглотнул прохладную голубую пилюлю. Немного успокоительного и в самом деле не повредит…
        "Корр.: И поэтому, Олег Захарович, народное правительство решило принять новый курс?
        Ответ: Да, именно. Общее ускорение развития народного хозяйства и перестройка закостеневших отношений должны придать народному обществу новый толчок. Настало время открыто признавать свои ошибки и исправлять их.
        Корр.: Но не является ли новый курс отходом от идеалов, за которые наши деды проливали кровь в Гражданской войне, боролись с интервентами, разрухой и тяжким наследием имперского прошлого?
        Ответ: Нет, не является. Главной задачей народного общества всегда являлся рост общественного благосостояния. И мы намерены всеми силами добиваться такого роста вне зависимости от текущих колебаний политического курса.
        Корр.: Но частное предпринимательство, кооперация… Не является ли это возвратом к эксплуатации человека человеком?
        Ответ: Ни в коем случае. Мы не намерены передавать заводы и фабрики, как и любые другие крупные производства, в частные руки, равно как и не вводим частную собственность на землю. Частное предпринимательство разрешается в ограниченных масштабах и в тех областях, где государству нерентабельно присутствовать самому.
        Простейший пример: создавать государственную контору по заготовке веников или производству валенок, держать при этом штат бухгалтеров и прочих чиновников нет совершенно никакого смысла. Здесь самое место для частника и бухгалтерии по упрощенной схеме. Количество наемных работников в такого рода предприятиях строго лимитируется, наемный труд допускается только на вспомогательных работах, и государство намерено жестко контролировать здесь выполнение трудового законодательства.
        Корр.: Приятно слышать, что наши идеалы остаются в неприкосновенности…" Олег нахмурился. Судя по всему, эта фразочка являла собой плод редакционной самодеятельности. По крайней мере, в тех текстах, что вчера газеты присылали в канцелярию на согласование, ничего подобного он не помнил. Или просто упустил за поздним временем? Интересно, на полном серьезе они это ляпнули или же издеваются? Ладно, пропустим пока.
        "…в неприкосновенности. Олег Захарович, не могли бы вы вкратце обрисовать нововведения в области управления крупными предприятиями?
        Ответ: Крупные предприятия предполагается постепенно переводить на хозяйственный расчет. В настоящий момент для участия в эксперименте определен список производств, на которых будут опробованы новые методы хозяйствования. Если сжато, то, во-первых, данные производства, в первую очередь в легкой промышленности, получат право часть мощностей перепрофилировать на производство товаров народного потребления по своему усмотрению. Эти товары будут производиться на основании заказов торговли, а не в рамках утвержденного плана, что позволит предприятиям более гибко реагировать на текущую конъюнктуру.
        Промышленные министерства получат право самостоятельной торговли на внешнем рынке. Наконец, предприятия получат право после всех расчетов с государством распределять остаток прибыли самостоятельно, например для начисления зарплат и премий работникам.
        Корр.: А не приведут ли эти меры к повышению цен?
        Ответ: Ни в коем случае. Государство продолжает контролировать процесс ценообразования и не допустит необоснованного завышения оптовых и розничных цен с целью получения спекулянтами сверхприбыли.
        Корр.: Есть ли единство в правительстве по данным вопросам? Поддерживаются ли нововведения всеми его членами, или же существуют иные точки зрения?
        Ответ: Данный курс практически единодушно поддержан всеми членами правительства.
        Разумеется, может иметь место непонимание и даже противодействие со стороны отдельных чиновников старой закалки. Но таким людям придется уйти, чтобы не мешать проведению в жизнь нового курса народного правительства. И, еще раз подчеркиваю, это лишь редчайшие исключения, без которых никогда не обходится правило. Да, есть некоторые рабочие разногласия по вопросам реализации комплекса намеченных мер, но это нормальное явление. Полное единодушие существует лишь в колумбарии…" Олег отложил "Новости", не удержавшись от легкой зевоты. Ладно. Если там и есть что-то, выходящее за утвержденные рамки, на то у Пашки есть специально обученные люди для контроля. Так, а это что? Он взял в руки номер "Народной Ростании". На первой странице крупно чернел заголовок: "И счастье людям - навсегда!" Так-так…
        "…Но дорога в светлое завтра никогда не была и не будет вымощенной мраморными плитами. Мы прокладываем ее по бездорожью, торя путь по непроходимым болотам и заросшим чащобам. Мы ведем человечество по Пути Справедливости, и наша судьба - первыми грудью встречать все тяготы и опасности.
        Но чем дальше, тем больше в наших рядах малодушных. Романтические времена Второй революции и Гражданской войны остались в далеком прошлом, и уже три поколения появились на свет с тех пор. Пафос и героический порыв остался в тех временах, ушел вместе с нашими дедами и прадедами. А их внуки, увы, размякли телом и душой. И те житейские трудности и неурядицы, что проходили незамеченными для наших героических предков, непосильной ношей ложатся на хилые плечи нынешних граждан Ростании.
        Но мы должны, просто обязаны сказать нытикам: хватит! Временные трудности не могут сломить дух человека. Если ты больше не веришь в будущее, не вини в этом окружающий мир. Вини в этом только себя. Мы должны помнить, что живем не ради себя - ради грядущего. Пусть даже в нашей жизни нет того мелкого мещанского комфорта, которым так любят тыкать нам в лицо критиканы с загнивающего Юга. Это неважно. Мы строим тот фундамент, на котором воздвигнется прекрасное будущее, а стройку никогда не ведут в халате и домашних тапочках. Время тапочек наступит позже, а пока ватник и каска строителя - вот наша одежда. У нас есть великая цель, и мы все должны делать все возможное для ее достижения - даже ценой собственных неурядиц. Наши дети и внуки будут жить в светлом и справедливом мире, ну а мы… что ж, жертвовать собой ради потомков - извечная судьба родителей.
        Но, увы, разложение и мягкотелость как зараза постепенно пропитывают все поры нашего народного общества, и поддаются им даже некоторые отдельных высшие должностные лица, облеченные авторитетом и доверием народа. Доходит до того, что уже открыто ведутся разговоры об отходах от принципов народной справедливости, от самого Пути Справедливости, о введении в народном хозяйстве уродливых элементов торгашеской южной экономики, о возвращении к эксплуатации человека человеком… Нам пора встряхнуться и заявить: долой буржуазные настроения!
        Каленым железом следует вычистить гниль и упадок, очистить общество от вредных настроений, придать новый импульс нашему обществу в его движении в будущее.
        Здоровые силы общества должны сплотиться и железной рукой поставить на место зарвавшихся ревизионистов…" Нахмурившись, Олег наклонился вперед и нажал кнопку интеркома.
        - Света, соедини меня с Бироном, будь любезна.
        Через десять минут, в течение которых Народный Председатель успел прочитать и перечитать "письмо в редакцию", зазвонил телефон.
        - Пашка? Ты "Народную Ростанию" видел? Там статейка интересная - "И счастье людям - навсегда!" называется.
        - А як же! - жизнерадостно откликнулся Бегемот. - Я ее тебе и подложил. Каково, а?
        - Здорово, - хмыкнул Олег. - И как это понимать? На кого этот мамонт бочку катит?
        - Да на тебя же и катят, - гыгыкнул начальник канцелярии. - Помнишь, ты в свое время дал "Художественному листку" карт-бланш на всякую фигню? Вот они и опубликовали две недели назад пару осторожненьких статей об экономических проблемах. Формально это ответ от возмущенного читателя. Полемика, типа.
        - А фактически?
        - А фактически мои ребята скоренько провели расследование и выяснили, что письмо поместили в номер по звонку из аппарата Комитета легкого машиностроения.
        - Пряхин… - пробормотал Олег.
        - Он самый. Микаэль Аркадьевич если и не собственной персоной, то уж через своих шестерок - точно. Шварцман говорит, что это часть той атаки, что должна была начаться вчера. Видимо, отменить не успели.
        - С-сучий потрох… - сквозь зубы прошипел Народный Председатель. - Ну, я ему это еще попомню. Ладно, пока не до того. Стенограммы первой половины сегодняшнего дня уже готовы?
        - Заканчивают. Расслабься, ничего интересного. Обычная жвачка. На фронте временное затишье. Шварцман прогнозирует волну завтра, когда наши вояки окончательно согласуют новую стратегию. Как раз получится: завтра готовят почву, послезавтра выносят на голосование предложения, а двадцать второго делают оргвыводы. Потом съезд разъезжается, а мы остаемся в полной заднице.
        - Умеешь ты утешить. Хорошо, а что именно готовится, разведка не доносит?
        - Пока нет. Не того уровня у нас источники. К вечеру прорежутся, я думаю, когда общий инструктаж проведут. Но ты не напрягайся заранее. Карты мы им сильно смешали. Может быть, они просто решат отложить наезд до лучших времен.
        - Понял. Ладно, держи в курсе. Отбой.
        Народный Председатель со вздохом откинулся в кресле. Как хорошо было еще два года назад! Определенно, должность зав. отделом снабжения Комитета по строительству являлась по сравнению с нынешней чистой синекурой. Ох, где те золотые денечки… Ну кто просил неуемного Прохорцева выцеплять из толпы честолюбивых молодых управленцев именно его? И где-то он сейчас, этот Прохорцев?
        Попросить, что ли, Пашку выяснить? Нет, к черту… Тьфу ты, вот же привязалось чужое энергичное словечко! К черту воспоминания о золотых прошлых денечках.
        Нужно жить сегодняшним днем. Будущим, на худой конец. А о прошлом пусть Шварцман вспоминает с сожалением.
        Он перебрал лежащие в левом лотке бумаги. Определенно, работа в голову совершенно не лезла. Нервно побарабанив пальцами по столу, он вспомнил о давешнем совете Шварцмана. Ткнув пальцем в кнопку интеркома, он проговорил:
        - Света, ты там? Будь добра, раздобудь мне какую-нибудь книжку. Художественную, попроще.
        - Да, Олег Захарович, сейчас созвонюсь с библиотекой. Вам детектив, классику, фантастику?
        - Неважно. Любую книгу, но чтобы язык не слишком сложный. Наверное, какой-нибудь детектив сгодится.
        Минут десять спустя секретарша осторожно постучалась в дверь.
        - Олег Захарович, можно? Вот, принесли.
        Она с трудом приоткрыла дверь ногой и протиснулась в образовавшуюся щель. Обе руки у нее были заняты внушительной стопкой книг. Олег изумленно посмотрел на девушку.
        - Света, я же просил одну книгу! Да и ту через полчаса верну. Зачем мне эта груда?
        - Так из библиотеки принесли, - пожала та плечами. - Авось да подойдет что-нибудь.
        - Заставь дурака богу молиться… - пробормотал Олег. Секретарша удивленно посмотрела на него, и он спохватился. Нужно лучше контролировать себя. Кажется, словечки из той жизни начинают проникать в его речь куда активнее, чем следует.
        - Спасибо, Света, можешь идти.
        Когда за секретаршей закрылась дверь, он взял из стопки верхнюю книгу. Это оказался "Дом на берегу озера" некоего Виктора Шмука. Народный Председатель наугад раскрыл детектив. "Стояла темная ночь. Небо затягивали низкие тучи, и ни одна звезда не пробивалась сквозь их плотный покров. Карастелянов медленно пробирался сквозь поросший кустарником подлесок, сжимая потной от страха рукой "Колш-15". Пистолет почти полностью скрывался в его огромном кулаке, и только глушитель угрожающе торчал наружу. В другой руке он держал маленький потайной фонарик…" Олег поморщился. Он еще по сборам помнил, что ручной пулемет "Колш-15" из-за его веса килограмм в пятнадцать (и это без сошек и магазина!) проблематично таскать даже на загривке, удерживая двумя руками. А уж тарахтел он так, что уши закладывало. Ну и чтиво! Ладно, без разницы. Он вытащил из стопки чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался. Скажем, на русский и, для надежности, на французский. Интересно, а как латиницу будут перепечатывать на пишущей машинке? Да и кириллица, кстати, от тароти отличается… Ладно, это дело десятое. Ну-с, поехали. "Стояла
темная ночь…"

19 ноября 1583 г. Мокола
        Телефон нетерпеливо зазвонил. Народный Председатель, уже ухватившийся за дверную ручку, досадливо ругнулся и вернулся к столу.
        - Слушаю, - коротко сказал он.
        - У нас проблемы, - раздался в трубке голос Бирона. - Перед зданием Дворца Съездов огромная толпа. Скандируют лозунги, размахивают транспарантами. Водометы уже в пути. Думаю, тебе стоит задержаться с выездом.
        - Погоди, погоди! Что за толпа, что за лозунги?
        - Обыкновенная толпа. Тысяч на пять человек по предварительным прикидкам.
        Лозунги - напополам в твою поддержку и против. Кое-где уже сцепились в драке. Я из какого-то случайного кабинета звоню, площадь плохо видно. Полиция не справляется, но внутренние войска на подходе.
        - Отставить внутренние войска! - гаркнул Олег так, что чуть не сорвал голос. - Ты с ума сошел? Какие войска, какие водометы? Ты забыл, что сегодня за голосование? Хочешь этой сволочи лишний козырь в руки дать? Тем более, что половина в мою поддержку выступает! Завернуть водометы, ждать меня, ничего не предпринимать… ну, разве что драки разнимать. Скажи Безобразову, пусть дежурную часть на улицу отправит, порядок контролировать. И подготовь какую-нибудь площадку для выступления. Я выезжаю немедленно. Понял?
        - Понял, - согласился Бегемот. - Понял, что ты, как всегда, на всю голову ушибленный. Давай, жду.
        От резиденции до Площади Съездов нарпредовский кортеж долетел менее чем за пятнадцать минут, поставив тем самым абсолютный рекорд скорости перемещения колонной в городских условиях. При виде черных бронированных лимузинов толпа, окруженная цепью солдат с электродубинками - внутренние войска все же нарисовались вопреки приказу, - раздалась в стороны, образуя проход к парадному входу. Там уже имелась импровизированная площадка для выступления: сидящий на опорах легкий грузовик с опущенными бортами и парой больших колонок в кузове.
        Рядом прохаживался взволнованный Бирон. Пока кортеж ехал к входу, Олег успел разобрать несколько транспарантов, колыхающихся над волнующейся толпой. "Мы хотим перемен!" - криво, от руки, было выведено на одном, явно сделанном из какой-то мешковины. "Сохраним завоевания наших отцов и дедов" - здесь уже по кумачу вился курсивом четкий трафаретный шрифт. "Олег, ты прав!", "Не допустим реставрации капитализма!", "Даешь обновленный Путь Справедливости!", "Железняк - наш идеал", "Даешь свободу и перестройку!", "Долой зажравшихся жирных котов!",
        "От каждого по способностям, каждому по труду!"… Перед тем, как выйти из машины, Олег успел понять четкую закономерность: лозунги в его поддержку явно делались на коленке в последний момент, в то время как те, что против, выглядели подготовленными заранее.
        - Всем сидеть в машине! - рявкнул он на телохранителей, попытавшихся, по своему обыкновению, выскочить первыми. - Сидеть, я сказал! Уволю!
        При виде Народного Председателя толпа разразилась улюлюканьем и приветственными криками. Олег ловко увернулся от какой-то пожилой женщины с от руки намалеванным плакатиком "За перестройку!" и по приставленной лесенке взобрался на платформу.
        Начальник канцелярии вскарабкался за ним.
        - Наших больше, - тихо сказал он на ухо Олегу. - Драки, кажется, все разняли, но люди на взводе. Поаккуратнее, а то опять схлестнутся. Водометы за углом, но тебе, кажется, они чем-то не понравились?
        - Ехидный ты наш… - пробормотал Олег. - Не боись, не первый раз замужем.
        - Дамы и господа! - твердо сказал он в микрофон. - Прошу внимания!
        Его голос из динамиков разнесся по всей площади, и гул голосов начал стихать.
        Метрах в десяти от помоста группа телевизионщиков лихорадочно устанавливала на треногу громоздкую телекамеру. Олег взглядом указал на них Бирону и еле заметно покачал головой. Пашка кивнул и спрыгнул с грузовика. Минутой позже несколько набежавших личностей в штатском мгновенно утащили камеру и увели ее упирающихся владельцев.
        - Дамы и господа! - вновь произнес Народный Председатель, дождавшись, пока толпа более-менее притихнет. - Прежде всего я хочу поблагодарить вас всех, независимо от ваших точек зрения, за то, что вы пришли сюда. Народной государство не может существовать без свободного волеизъявления всех граждан, и ваше мнение для меня так же важно, как и мнение любых моих советников. Спасибо!
        По толпе прокатились жидкие аплодисменты.
        - Я весьма признателен своим сторонникам, что они не пожалели времени появиться здесь и выказать мне свою поддержку. На вчерашнем заседании Съезда много говорилось о том, что народ не поддержит такие реформы. Ваше присутствие здесь наглядно доказывает, что ораторы оказались не правы. Хочется верить, что целью развертываемых реформ является повышение благосостояния всех без исключения граждан, и я рад видеть, что многие из вас верят в то же самое. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.
        На этот раз аплодисменты оказались куда громче и продолжительнее.
        - Тем же людям, которые полагают себя противниками предлагаемых реформ, я хочу сказать: не торопитесь с выводами! Мы всего лишь собираемся обновить застоявшуюся атмосферу, не отказываясь от базовых принципов свободы и равенства, лежащих в основе нашего народного государства. Да, придется пересмотреть некоторые положения, которые до сего дня казались твердыми и незыблемыми. Но это естественный процесс и для человека, и для государства, и бояться этого не надо.
        Обновление - это основной принцип жизни, а догматизм никогда никого не доводил до добра. Так что прошу лишь одного: подождите и посмотрите на результаты.
        Он незаметно глянул на часы. До голосования по проекту закона оставалось не более пятнадцати минут.
        - К сожалению, важные дела не позволяют мне остаться с вами и подробно ответить на все вопросы, которые, без сомнения, у вас накопились. Но после голосования я выйду к вам снова. Дождитесь меня и не поддавайтесь на провокации. Не позволяйте втянуть вас в драку, чтобы в завтрашних газетах не написали о вашем присутствии здесь как о бесчинствах хулиганов. Реформы от этого только проиграют. Спасибо!
        С этими словами он спрыгнул с платформы на землю, едва не подвернув ногу, но вовремя ухватился за какую-то выступающую часть грузовика, запачкав ладонь грязью. Окруженный телохранителями, которые все же рискнули выбраться из машины, он прошел в раздвинувшиеся двери Дворца.
        - Откуда вообще взялась эта толпа? - осведомился он у спешащего следом Бегемота.
        - Твоя работа?
        - Частично, - не стал отпираться тот. - Вчера вечером я подумал, что неплохо бы организовать митинг в твою поддержку. Сам знаешь, шансы, что пройдет наш вариант, не слишком велики. Ну, я и дал сигнал нашим людям во всех этих мелких, типа, нелегальных "организациях", чтобы они привели несколько десятков человек.
        А приперлось вон сколько. А потом оказалось, что эти хитрожопые Петтренко с Пряхиным по заводам и фабрикам дали команду добровольно-принудительно организовать народ поприсутствовать здесь. Автобусами везли, гады. А транспаранты раздавали уже здесь, с того самого грузовика, с которого ты речуху толкал. Ну, вот и сошлось…
        - Инициативный ты у нас! - пробормотал Олег. - Ладно, потом обсудим. Я хочу еще выступить перед голосованием.
        Он взял у референта папку и на ходу принялся перелистывать страницы, освежая в памяти тезисы. А ведь, между прочим, донельзя удачно все получилось. Пусть теперь только попробуют вякнуть, что народ его не поддерживает! Ни хрена, ребята-делегята, вы еще проголосуете за мой проект Верховного Совета, а не за альтернативный. Как миленькие проголосуете. Вы ведь не захотите, чтобы после заседания толпа у центрального входа вас в клочья порвала, верно?

2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке
        - А вот еще пишут, - Крупецкий поудобнее уселся на жестком стуле, опасно скрипнувшим под его весом, развернул вчерашний "Московский листок" к оконному свету и прочитал:
        "На механических заводах за Москвой-рекой часть мастеров становится на работы.
        Забастовавшая Голутвинская мануфактура возобновила работы. Станция общества электричества охраняется войсками, войсками же охраняются телеграф и телефонная станция…" Он скривился в отвращении.
        - Как же, становятся они, пся крев! - сплюнул он на пол, но тут же спохватился и виновато поклонился Оксане. - Звиняйте, панночка, это не повторится. Только никто там толком к работе не приступает. Забастовщики, курвы, сами работать не хотят и других подзуживают. Помяните мои слова, панночка, это добром не кончится.
        Наступила тяжелая тишина. Заплаканная Оксана сидела у кровати Олега и держала его за руку. Тот коротко дышал, неподвижный взгляд бессмысленно буравил потолок.
        Казалось, он даже не моргал.
        - А вот еще пишут… - Крупецкий пошелестел страницами: - "В виду тревожного времени, вызванного рабочим движением, некоторые учреждения спешно изготовили специальные щиты для окон нижних этажей". Вот это уже правильно пишут. Ну хорошо, понимаю я, почему люди работать не хотят. Но стекла-то в окнах зачем бить, скажите на милость? Что за времена, матка боска! Газеты не выходят, потому что наборщики бастуют, электрическое освещение того и гляди погаснет, телефон то и дело отключается, бо телефонисты жизнью недовольны… Император подписал мирный договор с Японией, так Витте уже знаете как окрестить успели? "Граф Полусахалинский", во как! Война им плоха, мир им плох… Из Японии по телеграфу передают, что там тоже волнения, беспорядки, трупы на улицах валяются. Вроде бы самураи тамошние недовольны, что мирным договором у них победу над Россией украли. Победу им!.. Куда мир катится?
        Оксана шмыгнула носом.
        - Да не ревите же вы, панночка! - взмолился Крупецкий, бросая газету на пол. - Сказал же - не пущу! Опасно сегодня на улице, шайки бродят. Порядочные извозчики по домам попрятались, такие остались, что завезут куда-нибудь в глушь, да и… - Он махнул рукой. - Не помирает же пан. Просто лежит и о своем думает. Отойдет.
        Ну, хотите, я сам схожу к вашему Болотову? Чуть погодя, а? Чумашкин должен подойти, я его для охраны оставлю, а сам схожу?
        - А по телефону…
        - Говорю же - закрыта та контора с телефоном! - досадливо всплеснул руками филер. - На большой замок закрыта.
        Оксана закрыла руками лицо и беззвучно расплакалась. Крупецкий набрал было в грудь воздуха, но тут хлопнула входная дверь, и в мрачную комнату словно ворвалась веселая метель из сатина.
        - Все киснешь в четырех стенах? Вставай, проклятьем заклейменный! Вот, завезла тебе пару платьев, как обещала… Так, подруга, по ком траур? - осведомилась графиня Сапарская. - Егор, положи узел вон туда, на стол, и подожди в коляске.
        Что это у вас здесь за слезы на глазах? Обижаете девушку, а, господин хороший?
        - Вы, пани, что здесь делаете? - осведомился Крупецкий, поднимаясь со стула.
        - Натали! - всхлипнула Оксана, бросаясь графине на шею. - Олегу плохо! Лежит, не отвечает, я даже не знаю, что делать? А он меня не пускает к Болотову!..
        - А что так? - графиня хозяйски прошлась по комнате, трогая и переставляя немудреную обстановку. - Не пристало честной девушке одной по городу ездить?
        - Пани Сапарская, вы бы не смущали пани Оксану, - филер окинул новоприбывшую прищуренным взглядом. - Неспокойно сегодня в городе. Рабочие "дружины" ровно с цепи сорвались. Утром при мне двоих господ на улице избили до полусмерти - слишком хорошо одеты показались. Не могу я ее одну отпустить. И пана Кислицына оставить не могу - начальство совершенно определенно приказало при нем находиться и его охранять.
        - Только-то? - Сапарская подошла к кровати и склонилась над Олегом. - А знаешь, Оксана, он у тебя очень даже ничего. Староват немного, ну да бывает и хуже. А что случилось? Пьян?
        - Нет, - всхлипнула Оксана. - Сегодня утром я просыпаюсь, а он… он лежит и вот так смотрит! И не отвечае-ет! - Она уткнулась подруге в плечо и зарыдала.
        - Ну-ну! - потрепала та ее по плечу. - Хватит реветь, действовать надо. У меня своя коляска, мигом доедем, куда надо. У меня с собой человек верный! - осадила она встрепенувшегося Крупецкого. - И вообще - меня не тронут!
        Она развернулась к филеру, и у нее на груди блеснул небольшой красный бант.
        - А вы совсем не меняетесь, пани, - медленно проговорил филер. - Надоело эпатировать Варшаву, так в Москву приехали? Смотрите, пани, доиграетесь с огнем…
        - Не твое дело, любезный! - гордо вскинула голову графиня. - Поехали, Оксана, пусть этот храбрый мужчина запрется в доме и усердно охраняет его от воров. А мы привезем доктора твоему Олегу.
        Не давая Оксане опомниться, она схватила ее за рукав и потащила вниз по лестнице. Крупецкий только раскрыл рот.
        Вопреки уверениям Крупецкого, толпы вооруженных рабочих по улицам не шатались.
        Стоял обычный серый осенний день, в воздухе мелькали снежинки, тая на мостовой.
        И только меньшее, чем обычно, количество прохожих указывало, что в Москве происходит что-то не то. Егор, здоровый хмурый мужик, сгорбившись на козлах лакированного ландо графини, понукал вожжами лошадей и бросал по сторонам настороженные взгляды, стараясь держаться широких улиц, патрулируемых казачьими разъездами. Вопреки хмурой погоде и мелкому, мгновенно тающему снегу верх ландо был опущен, и сырой воздух бил в лицо. Оксана ежилась в своем тонком пальтишке, но молчала.
        Хотя Сапарская предлагала привезти своего личного доктора, Оксана настояла на Болотове. Олег как-то упомянул, как до него добраться, а Егор, спрашивая редких прохожих, без приключений довез до клиники женщин. Не дожидаясь, пока ландо остановится, Оксана спрыгнула с подножки и изо всех сил забарабанила в ворота.
        Спустя пару минут калитка приоткрылась, и в щель просунулась борода дворника.
        - Кого черти носят? - спросил он недовольным густым басом. - Чаво надо?
        - Мне доктора! Михаила… Михаила… Кусмановича! - выпалила она. - Срочно!
        - Михаил Кусаевич не ездят по вызовам, - сурово произнес дворник. - И день сегодня неприемный. Езжайте себе, барышня, восвояси.
        Егор, спрыгнув с козел, ни слова не говоря, налег на створку. От неожиданности дворник не удержался на ногах и отлетел на несколько шагов. Калитка распахнулась, и кучер вразвалку прошел во двор.
        - Дурень! - рявкнул он. - Не видишь - графиня с компаньонкой в гости пожаловать изволили? А ну, где здесь доктор?
        Минуту спустя дежурная сестра провела Оксану и Натали в большой кабинет, где лишь шесть недель назад Олег впервые увидел Зубатова. Болотов, беседовавший с гостем, удивленно поднял бровь.
        - Здравствуйте, Оксана, - произнес он, вставая. - Э-э-э… мадам?
        - Натали, - откликнулась графиня. - Натали Сапарская. Значит, вы и есть тот самый знаменитый доктор Болотов, про которого Оксана мне все уши прожужжала?
        - Значит, вы и есть та самая графиня Сапарская, про которую народная молва все… э-э-э, всякое говорит? - осведомился Болотов, расплываясь в хитрой улыбке. - Позвольте представиться - Болотов Михаил Кусаевич. Это мой друг, Вагранов Евгений Ильич, доцент унверситета…
        - Мы знакомы, - поднялся на ноги и Вагранов. - По крайней мере, с мадемуазель Оксаной. Графиня, - он коротко кивнул. - Простите, мы люди простые, к ручке прикладываться не обучены…
        - Не очень-то и хотелось! - фыркнула та. - А вы, значит, настоящий ученый?..
        - Михаил Кусаевич! - Оксана ухватила доктора за рукав. - Прошу, поедем с нами!
        Олегу плохо, очень плохо!
        - Стоп, сударыня! - остановил ее доктор. - Что значит - плохо?
        - Он лежит, смотрит в потолок, не отвечает! - всхлипнула девушка. - Я не знаю, что делать!
        - Давно началось? - деловито осведомился доктор.
        - Сегодня утром! - Оксана еще раз всхлипнула, и вдруг разревелась по-настоящему, уткнувшись в плечо Болотова.
        - Ну-ну, сударыня, - похлопал тот ее по спине. - Не убивайтесь так, все в наших руках. Варенька! Будь добра, валерьянки. И мой саквояж. Прости, Женя, нужно съездить, сам понимаешь. Потом наш разговор окончим.
        - Я с вами, - откликнулся тот. - У меня в Олеге Захаровиче свой интерес имеется, и немаленький. Вдруг помогу чем.
        - Вряд ли, - откликнулся психиатр. - Но поехали. Сейчас заложат коляску…
        - Не надо, - быстро сказала Натали. - У меня четырехместное ландо, поместимся.
        Обратно я вам извозчика найду.
        Несколько секунд Болотов изучал ее, потом кивнул:
        - Годится. Тогда едем.
        На обратном пути Оксана шмыгала носом, но валерьянка постепенно оказывала свое действие. Постепенно она слегка расслабилась и откинулась на спинку диванчика.
        - Ну-с, милая Оксана, - проговорил Болотов, почти бессознательно перестраиваясь в режим участливого собеседника, - расскажите, как у вас дела. Не у Олега, - остановил он было открывшую рот девушку, - с ним мы в свой черед разберемся, а у вас лично. Как жизнь молодая?
        Та неуверенно пожала плечами.
        - Ну… помаленьку. Вроде бы совсем очухалась. Надо думать, как дальше жить.
        Работу вот искать…
        - Я как раз с этим и ехала, - быстро встряла Сапарская. - Одна моя подруга, дамочка вполне приличная, ищет гувернантку для своих отпрысков. Одному пять, другому семь, очень бойкие мальчики. Бойкие и любознательные. Оксана, ты ведь в учительницы готовилась, да? Хочешь, я тебе рекомендательное письмо устрою?
        Оксана слабо улыбнулась.
        - Спасибо, Натали. Я… подумаю. Вот Олег поправится…
        - На учительницу? - задумчиво пробормотал Вагранов. - Да, господин кислицын что-то такое упоминал. И журнальчики вы, небось, научно-популярные почитывали те же, что и Олег наш Захарович? Скажите, сударыня, а по какому именно предмету вы готовились обучать детей?
        - У нас вообще-то готовят учителей широкого профиля, - Оксана отвечала машинально, не задумываясь о смысле своих слов. Ее мысли были заняты Олегом, и окружающее мало ее занимало. - Но у меня физмат-специализация. Ну, физика, алгебра, геометрия… Функция, равномерно ограниченная на отрезке, является непрерывной, все такое.
        - Что, простите? - неподдельно удивился Вагранов. - У вас такие вещи в школах преподают?
        - В старших классах специализированных матшкол, как моя, - кивнула Оксана. - Думала, закончу Сечку - пойду в такую работать. А теперь я здесь…
        - Ты о чем, подруга? - не выдержала Сапарская, недоуменно вслушивающаяся в разговор. - Белиберда какая-то. У тебя жара нет?
        - Погодите, сударыня… ваша светлость! - резко осадил ее Вагранов. - Оксана, а как насчет дифференциального и интегрального исчисления? У вас это преподают?
        - Ага, - кивнула та. - В этом семестре должны были о криволинейных интегралах начать рассказывать. По матанализу у нас препод классный, теоремы излагает так, что заслушаешься.
        - Та-ак… - протянул доцент. - Знаете, сударыня, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Микроскопом гвозди забивать я не позволю. С учетом того, что господин Кислицын, дилетант, как он утверждает, рассказывает из области химии, страшно даже подумать, какими научными познаниями может владеть человек, изучавший предмет специально. Ох, хотел бы я посмотреть на ваш мир…
        - Женя! - оборвал его Болотов, глазами указав на Сапарскую, но было уже поздно.
        - Ваш мир? - встрепенулась Натали, обиженно хлопавшая глазами после реплики Вагранова в ее адрес. - Оксана, о чем это он?
        Девушка встревоженно оглянулась на нее. Только сейчас до нее дошло, что графиня, в отличие от Болотова с Ваграновым, не в курсе легенды об их с Олегом инопланетном происхождении. Она замялась. Сапарская ухватила ее за плечи и повернула к себе.
        - Ну-ка, подруга, рассказывай, из какого мира ты взялась? Я сразу поняла, что ты какая-то не такая, как все. Точно говорю, у меня нюх железный. Ну?
        - Ваша светлость, - спокойно сказал доктор, - есть кое-какие вещи, которые не стоит сейчас обсуждать. Мой друг сказал то, что говорить не следовало. Давайте оставим этот разговор до другого раза? Или вообще замнем его? Учитывая, что о вашей несдержанности на язык ходят легенды, вы способны серьезно повредить как Оксане, так и господину Кислицыну. Я не думаю, что вы станете намеренно распространяться о подобных вещах, но вы просто не в состоянии хранить тайны, уж простите великодушно.
        - Вот еще новости! - обиделась Натали. - Правильно говорят, злые языки страшнее пистолета. Вы слушайте больше, вам и не такое расскажут. И вообще, уважаемый, - она холодно оглядела доктора, - я что-то не припомню, чтобы видела вас в обществе. Вам не кажется, что передавать слухи из десятых рук достойно разве что болтливых кухарок?
        - Э-э-э… - Болотов явно оказался ошарашен таким напором. - Приношу свои извинения, ваша светлость. Да, разумеется, вы правы. Слухи вряд ли могут являться достоверным источником информации.
        - Вот так-то! - Сапарская бросила на него победный взгляд.
        - Тем не менее, - подхватил Вагранов, - я бы попросил действительно отложить этот разговор до другого раза. Ох, язык мой - враг мой…
        Несколько мгновений графиня переводила испытующий взгляд с мужчин на Оксану, потом пожала плечами.
        - Ладно. Тайна так тайна. Пусть сейчас не самое подходящее время, но не надейтесь, что я от вас отстану.
        Оксана с облегчением кивнула. Натали вызывала у нее безотчетное доверие. После первого раза они встречались еще три раза, мимоходом, почти на бегу, и графиня вела себя совсем не так, как, по мнению, Оксаны, должна была вести себя аристократка голубых, как здесь выражались, кровей. Во второй раз она притащила несколько местных книг - романы на историческую тему, и последние дни Оксана погружалась в чужой, но в то же время странно знакомый мир приключений.
        На пару минут в мерно покачивающемся ландо установилась тишина. Потом Сапарская опять подала голос.
        - Оксана, и как тебе Дюма?
        - Что? - встрепенулась та. - А, "Три мушкетера". Дочитываю.
        - И как тебе?
        - Миледи жалко, - вздохнула девушка. - Отрубили голову, а еще благородные!
        - Но ведь она преступница и убийца, - возразил Болотов. Психиатр наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки. - Или вы полагаете, что ее следовало отпустить, чтобы она и дальше продолжала вредить?
        - Не знаю, - Оксана подала плечами. - Только этого… Атоса тоже надо было пристрелить. И палача. Оговорили и изуродовали девушку, сломали ей жизнь, а потом, когда она ей ничего другого, как стать авантюристкой не осталось, обозвали преступницей и убили.
        - Но позвольте! - Болотов тонко улыбнулся. - Ведь автор же описывает ее путь с самой ранней молодости. Она соблазнила священника, заставила его совершить святотатство, довела до тюрьмы…
        - Это автор так говорит, - фыркнула Оксана. - Мужики, когда женщину в постель затащат, всегда оправдываются, что это она виновата. Наверняка тот поп сам ее соблазнил. И воровать начал по собственной склонности. А на нее на следствии просто валил все, как на мертвую, чтобы себе наказание смягчить. А потом этот палач, который ей клеймо поставил - он же сам действовал, без суда. Он права такого не имел! Злоупотребление служебными полномочиями - убивать за такое надо!
        Сначала один братец девушку в койку затащил, а потом другой ее за это железом прижег. А потом граф этот, Атос, мерзавец - сначала повелся на юбку, женился, никаких вопросов не задавая, а потом увидел клеймо и опять без всяких вопросов, без суда и следствия, велел повесить. И еще страдал так картинно - обманули его, как же! Пулю себе в висок не пустил, побоялся. Зато как приятно картинно страдать в присутствии друзей! Жертва! Ха!
        Она дернула плечом и отвернулась.
        - На ее месте я бы тоже озлобилась. Может, мстить горе-муженьку и не стала бы, но все равно…
        - Но ведь она убила еще и Бэкингема, пусть и чужими руками. И отравила Констанцию Бонасье. И пыталась отравить Д"Артаньяна с товарищами…
        - Бэкингема? Так она сделала это по приказу Ришелье, чтобы остановить войну Англии с Францией. Почему Ришелье во Франции считают великим человеком, а тех, кто выполнял его поручения, мерзавцами? Если ее казнили за то, что она подослала убийцу к Бэкингему, так и Ришелье нужно было убить вместе с ней. И Констанцию она по его приказу убила. Она же не могла ее из монастыря в тюрьму отправить.
        Что ей делать оставалось?
        Оксана помолчала.
        - Ну, и еще она в этого Д"Артаньяна точно была влюблена. Да что вы, мужики, вообще понимаете во влюбленных женщинах? Она ревновала Констанцию, понимаете?
        Вот и сошлось…
        - То есть вы считаете, что ее казнили незаслуженно? - приподнял бровь Болотов.
        - Да, именно, - твердо ответила Оксана. - Почему эти мушкетеры, на самом деле работавшие против своего государства и убившие кучу народа, его защищавшего, герои, а она преступница? Она-то, во всяком случае, работала только на Францию, а они прикрывали королеву-шлюху, да еще и предательницу, значит, выступали против того самого короля, которому приносили клятву верности. Мужику, тому же Рошфору, все, что сделала миледи, сошло бы с рук. Еще и героем бы выставили. А она виновата - потому что женщина. Как мужики могут простить бабе, что та в их дела вмешивается, да еще и на равных?
        Она фыркнула.
        - Молодец, подруга, - одобрила Сапарская. - Правильно мыслишь. Мужики - они все сволочи… ну, кроме некоторых.
        Болотов с Ваграновым рассмеялись.
        - Женщины всегда найдут повод, чтобы объединиться против мужчин, - сообщил Вагранов, вытирая навернувшиеся слезы. - Однако же, сударыня, у вас имеется весьма независимое мышление и умение не поддаваться стереотипам. Сразу видно, что математику вы изучали долго и вдумчиво, так что ум у вас вполне дисциплинирован. Нет, положительно, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Князя Трубецкого, царствие ему небесное, отпели позавчера, через неделю, десятого октября, нового ректора выбирают. Баллотируются двое - профессоры Мануйлов и Дернов, причем победит наверняка Мануйлов. А он мой хороший приятель. Думаю, в университет мы вас как-нибудь да протащим.
        - А я к тебе буду в гости ходить и профессоров смущать! - звонко рассмеялась Натали, подталкивая Оксану локтем в бок. - Только не слушай ты их. Серьезно говорю, княжна Олейникова - дама вполне респектабельная, хотя и требовательная.
        И дети у нее на загляденье. И платит хорошо - восемьдесят рублей в месяц, и питание за их счет. А в университете они все бедные как церковные крысы.
        - Вот видите, милая Оксана, сколько сразу у вас искушений, - улыбнулся Болотов.
        - Только выбирай. Вот сейчас Олега вашего в чувство приведем, и все станет совсем хорошо. Подъезжаем, кажется?
        Олег все так же лежал на постели, коротко и тяжело дыша и вперив бессмысленный взгляд в потолок. Болотов, проигнорировав вскинувшегося Крупецкого, подошел к постели, поставил на пол саквояж и наклонился к больному. Пощупал пульс, внимательно посмотрел на зрачки.
        - Шок, - уверенно объявил он. - Просто сильный шок. Я боялся кататонического ступора - такое иногда случается, но пронесло. Причина шока непонятна, но как справиться со следствиями, я знаю.
        Он вытащил из саквояжа пузырек с нашатырным спиртом, раскупорил - по комнате разнесся сильный аммиачный запах - и поднес к лицу Олега. Несколько секунд ничего не происходило, потом Олег внезапно вскинулся на кровати, едва не выбив пузырек из рук врача.
        - Почему я? - громко спросил он. - Неужели во всем нашем мире не нашлось больше никого на роль Эталона?
        Он осекся и снова упал на кровать. Но на сей раз его взгляд обрел осмысленность.
        Он оглядел комнату, потом закрыл глаза.
        - Ну-ну, - ласково сказал Болотов. - Все в порядке. Вы среди друзей.
        Олег медленно открыл глаза и взглянул на него.
        - Нет, - прошептал он. - Не в порядке. Далеко не в порядке. Этот мир… - Он замолчал.
        - Что - этот мир? - осторожно осведомился психиатр.
        - Вам незачем знать, - прошептал Олег после невыносимо долгой паузы. - Да и мне, по большому счету, тоже. Как же я хочу домой!..
        - Олег, - осторожно потеребила его Оксана. - Ты как?
        - Сердце колотится, - слабо улыбнулся он. - Наверное, адреналина с поллитра в кровь выплеснулось. В остальном я в порядке. Ох ты, сколько вас тут собралось!
        Что-то не так?
        - Ты не так, - шмыгнула носом девушка. - Лежал, ничего не отвечал, ничего не говорил…
        - Да? А… сколько времени? И какой сейчас день?
        - Второе октября тысяча девятьсот пятого года от рождества Христова, - откликнулся Вагранов. - Пятнадцатое октября по европейскому календарю, если хотите. Почти час дня. Если вы в порядке, Олег Захарович, вставайте. Обедать пора.
        - Ну уж нет! - откликнулся Болотов. - Я бы как раз порекомендовал полежать, передохнуть. Что вызвало у вас такой шок, господин Кислицын? Что-то случилось ночью? Кошмар?
        - Кошмар начался два месяца назад, - Олег натянул на себя одеяло и отвернулся к стене. - Но только сегодня ночью я, наконец, осознал это в полной мере. Господа, я очень признателен вам за участие, но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Я должен кое-что осмыслить.
        Оксана прикусила губу и взглянула на Болотова. Тот кивнул.
        - Господа… и сударыни, пройдемте в соседнюю комнату. Пусть господин Кислицын немного придет в себя.
        - Что-то странный он у тебя какой-то, - в смежной комнате Натали осторожно опустилась на табуретку, предварительно опробовав ее прочность, постучав по сиденью. - Он всегда такой или только сегодня?
        - Смею вас заверить, сударыня, Олег Захарович вполне вменяемый человек, - сухо заметил Вагранов. - Немного не от мира сего, но разумный и рассудительный. Миша, что скажешь?
        - Что уже сказал, - пожал плечами Болотов. - Сильный шок по непонятной причине.
        Такой с людьми случается от сильных потрясений. Панический страх, например, может приводить к подобному состоянию в качестве реакции. Некоторые наркотические вещества наподобие опиума тоже способны дать такой эффект. Но вчера вечером, сударыня, - он испытующе посмотрел на Оксану, - с ним все было в порядке?
        - Да, совершенно, - кивнула та. - Мы… ну, в общем, он засыпал совершенно нормальным. А утром я проснулась, а он… - Девушка снова хлюпнула носом.
        - Понятно, - Болотов прошелся по комнате. - Любопытную фразу он произнес, когда очнулся. Про "наш мир" и эталоны. С учетом того, что нам известно про его прошлое, можно…
        Он остановился и обвел глазами присутствующих.
        - Впрочем, полагаю, мне сначала следует обсудить это с господином Кислицыным.
        - Ну уж нет! - заявила графиня. - Черта с два вы от меня так легко отделаетесь.
        Печенкой чую - здесь тайна. А чтобы я от тайны просто так оторвалась?
        - Тайны, пани, не следует обсуждать публично, - ледяным тоном заметил Крупецкий.
        Филер стоял в темном углу, скрестив руки на груди, и сверлил Сапарскую неприязненным взглядом. - Особенно в присутствии людей, открыто симпатизирующих бунтовщикам и бандитам. Или красный бантик у вас на груди означает что-то другое?
        - А вы, сударь, не из жандармов ли случайно? - не менее ледяным тоном осведомилась графиня. - Вы уже сегодня делали мне замечания. Не по чину заноситесь, любезный, вам не кажется?
        - Я, пани, жизнью рискую для того, чтобы взбалмошные дамочки вроде вас имели возможность красиво жить, - парировал Крупецкий. - Думаете, для тех бандитов, что бомбы в людей кидают, этот бантик что-то значит? Не дай боже, пани, вы попадетесь им одна в темном переулке - живо все иллюзии рассеются. И насчет волшебной силы бантика, и насчет высоких стремлений…
        - Да что вы себе!.. - возмущенно взвилась с табуретки графиня.
        - Я так думаю, - вклинился Вагранов, - что высокие договаривающиеся стороны определились в отношении друг к другу. Но, может быть, не стоит продолжать такой энергичный разговор в этом месте? Сударь, - он повернулся к Крупецкому, - не имею чести вас знать, но, если я правильно понимаю, вы работаете в… том же учреждении, где формально числится и господин Кислицын? В таком случае у меня нет оснований для добрых чувств ни к вам, - он повернулся к Сапарской, - ни, впрочем, к вам, ваша светлость. Однако я должен напомнить, что ситуация сложилась так, что у нас есть нечто общее, что нас всех объединяет - по долгу службы ли, по сердечной ли склонности, по другим ли мотивам. Так что давайте не станем ссориться прямо сейчас. Миша, ты мне одно скажи - что с Кислицыным? Его здоровью угрожает опасность?
        - Не думаю, - Болотов пожал плечами. - Хотя наблюдать за ним, да и за сударыней Оксаной, следует постоянно. С учетом наших разговоров… все что угодно может случиться. Я, пожалуй, откланяюсь. Еще можно успеть в клинику к традиционному времени обхода. Только об одном прошу всех присутствующих - держите язык за зубами. Подобные происшествия могут серьезно повредить репутации человека в глазах невежд. Знаете, как это бывает - понапрасну прилепят человеку ярлык умалишенного, и все, до самой старости ходи с ним.
        - Я обязан доложить начальству, - буркнул филер.
        - И кто у вас начальство, любезный?
        - Э-э-э… - поляк заколебался, но потом пожал плечами. - Небезызвестный Зубатов Сергей Васильевич. Надеюсь, слышали?
        - Ему можно, - кивнул доктор. - Он в курсе дела.
        - Охранка… - презрительно протянула Натали. - Да, подруга, не повезло тебе с ним.
        Доктор лишь пожал плечами.
        - Как вам будет угодно. Теперь - всего хорошего. Милая Оксана, будьте так любезны привезти мне господина Кислицына на консультацию, когда он оправится от случившегося.
        Он взял со стола шляпу, прихватил саквояж и двинулся к двери.
        Погодите! - спохватилась Сапарская. - Доктор, я довезу вас до клиники, - она крепко ухватила Болотова под локоть и прижалась к нему грудью, заглянув в глаза.
        - Вам ведь, наверное, скучно ехать всю дорогу на извозчике. А мы по дороге поболтаем… - Она подмигнула Оксане и увлекла психиатра за дверь.
        - Ну и особа, - хмыкнул Вагранов. - Наверняка начнет выпытывать, что он знает про Олега. Ну ничего, Женя - крепкий орешек, особенно когда речь идет о профессиональной тайне. Мы с гимназии дружим, но и мне он про пациентов никогда ничего не рассказывает. Сударыня, мой вам совет - держитесь с Сапарской настороже. Графиня - личность в Москве известная. Она любит изображать из себя демократку, но замашки у нее - самые что ни на есть аристократические. Не знаю, где и как вы с ней сошлись, но, боюсь, что вы для нее лишь очередная игрушка.
        Скоро вы ей надоедите, и она про вас позабудет, но слухи ее милостью могут пойти гулять. А теперь я тоже откланяюсь. Мне нужно заехать в лабораторию - у нас, кажется, начало получаться с полиэтиленом. Потом я в университет. Если что, Оксана, ищите меня на кафедре. Не забывайте, я в господине Кислицыне заинтересован не меньше вашего, так что всегда помогу в меру своих возможностей.
        Он поцеловал руку Оксане, помедлив, кивнул Крупецкому и вышел.
        - Ну и компания, - неодобрительно заметил филер. - Докторишка, красная графиня и какой-то интеллигент из либеральных. В странные компании вы попадаете, пани Оксана. Что-то начальство скажет…
        Остаток дня превратился для Оксаны в сплошной кошмар. Она не находила себе места от беспокойства. Крупецкий, так и не дождавшийся смены в лице Чумашкина, отправился в Гнездниковский переулок прояснять ситуацию и куда-то сгинул. Олег все так же лежал в кровати, глядя в потолок, и от утреннего его состояние отличалось только тем, что он изредка шевелил губами, что-то неясно бормоча себе под нос. Девушка то начинала разжигать самовар, что и в лучшие-то времена у нее получалось чрезвычайно скверно, то принималась лихорадочно делать бутерброды, на которые Олег так и не обратил внимания, то пыталась читать… Уже к обеду она сама впала в дремотно-безразличное состояние и тихо сидела в углу на жестком стуле, бессмысленно глядя перед собой. Серая тоска заполняла мир, и солнце, заглядывавшее в комнату сквозь тусклое оконце, тоже казалось серым и бессмысленным.
        Но ближе к вечеру все резко изменилось. Внезапно Оксана осознала, что ее бесцеремонно тормошат за плечи.
        - Ау, красавица! - как из-под воды донесся до нее голос Олега. - Подъем! Хватит носом клевать!
        Девушка с трудом сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.
        - Я не сплю… - тихо произнесла она и внезапно осознала, что ей действительно чудовищно хочется спать. - Как… ты?..
        - Я дурак, - честно сознался ей Олег. - Дурак и скотина.
        Ему хотелось врезать себе кулаком по морде. Кретин! Тебе же ясно сообщили, что психоматрицы корректируются по результатам общения с тобой. Неужто раньше не мог сообразить, что с ней сделает твоя жалость к самому себе?
        - Все, родная, уже все закончилось. Обещаю, больше со мной такого не случится.
        Он осторожно поцеловал ее в губы. Оксана слабо улыбнулась.
        - Мне было так тоскливо… - тихо сообщила она. - Я думала, что умру… что мы все умрем.
        - Думать не вредно, - заявил Олег, - вредно не думать. Только думать надо правильно, а не всякую фигню. Слушай, ты ела сегодня хоть что-то? Нет? Я так и думал. И у меня живот от голода подводит. Собирайся. Едем куда-нибудь пожрать.
        Он запрыгал по комнате на одной ноге, натягивая штаны. Оксана удивленно смотрела на него. Охватившая ее тоска развеялась, но она не помнила, чтобы видела своего спутника в таком настроении. На его лице гуляла сосредоточенно-злая улыбка, глаза жестко щурились, словно у целящегося стрелка. Нехорошее предчувствие сжало ее желудок в тугой комок.
        - Давай-давай! - подбодрил ее Олег. - Не спи. Рано еще. Поехали на Поварскую.
        В трактире его настроение не улучшилось. Он заказал себе с Ольгой по расстегаю с мясом, огромному, во всю тарелку, пальца в три толщиной, и к нему по глубокой тарелке говяжьего бульона. Сунув половому шестьдесят копеек за еду и, подумав, еще пять копеек на чай, он начал сосредоточенно работать челюстями.
        - Подорожало, однако, - рассеянно буркнул он, расплачиваясь. - На прошлой неделе тринадцать копеек расстегай с бульоном стоили.
        - Все дорожает-с, - пожал плечами пожилой половой с высеребренными сединой усами. - Еще весной дрова стоили два рубля сажень, а нынче уже к трем подобрались. До Рождества, глядишь, еще на полтинничек подорожает. И мясо растет, и мука… Времена неспокойные, господин хороший.
        - Да, времена неспокойные… - покивал Олег. - Да, времена…
        С внезапной злостью Оксана хлопнула нож на столешницу.
        - Ты объяснишь, в коне концов, что с тобой происходит? - сердито спросила она. - Ты… ты сегодня как будто не от мира сего. Что случилось? Олежка, да посмотри же на меня! Мне страшно!
        Олег медленно поднял на нее взгляд и неожиданно виновато улыбнулся.
        - Это из-за меня, - вздохнул он. - Мне тоже страшно. Может быть, действительно лучше пока… Нет, не обращай внимания. Оксана, малышка моя, прошу: ты только не нервничай. Все, что происходит, это мои проблемы. Тебя они никак не касаются. С тобой все будет хорошо, обещаю.
        - А с тобой? - Оксана едва удерживала слезы. - Что будет с тобой?
        - Если не свихнусь окончательно в ближайшее время, - задумчиво ответил Олег, - то со мной все будет просто великолепно… наверное. Не обращай внимания. Это все шок. Приходят, понимаешь, во сне разные личности, несут околесицу, а у меня потом башка пухнет. Ну неужели они никого кроме меня выбрать не могли, а? Ох… я же говорю, не обращай внимания. Это я так заговариваюсь потихоньку.
        - Заговариваешься… - пробормотала Оксана, понемногу успокаиваясь. - Скажи, Олежка, а что за фразу ты произнес сегодня утром, когда в себя пришел?
        - Фразу? - удивился он. - Какую фразу?
        - Ну… - смешалась девушка. - Не помню уже точно. Что-то насчет эталонов… и насчет того, что тебя выбрали.
        - Вот как? Не помню, - Олег рассеянно пожал плечами и продолжил жевать. - У меня такая каша в голове была! Да и сейчас, пожалуй, немногим лучше, - признался он после паузы. - Мысли кругами ходят, по полочкам никак не уклыдываются. Слушай, ты меня извини, но мне нужно время, чтобы все в башке утрясти. Но не рядом с тобой. Понимаешь, этот мир… в общем, он не такой, каким кажется. И самая большая глупость в нем - это я. Точнее, тот факт, что я воздействую на все вокруг, и не только вокруг, а вообще во всем мире… Тьфу. Короче, мне нужно побыть одному. А то я тебя окончательно с панталыку собью. Я прошвырнусь по городу, подышу свежим воздухом. А ты поешь и отправляйся домой. Передохни от меня. Адрес не забыла? Извозчику больше двух гривенников не давать, а начнет больше требовать - скажи ему что-нибудь ласковое, чтобы уши в трубочку свернулись.
        Он резко встал из-за стола, ухватил недоеденный расстегай, а другой ласково потрепал девушку по волосам и улыбнулся.
        - Все будет хорошо, малышка. Ну, пока.
        - Пока… - слабо ответила Оксана, провожая его взглядом. Только когда он вышел за дверь, она сообразила, что не взяла с собой сумочку, в которой лежало несколько монеток, припасенных на мелкие неожиданные расходы. Ну и пусть, решила она. За еду заплачено, а места здешние она уже знает, так что домой дорогу найдет и пешком. Солнце еще не село, и места здесь приличные, так что приключений на обратной дороге случиться не должно. Внезапно она почувствовала себя спокойно и уверенно. Если Олег сказал, что все будет хорошо, значит, так и есть. Она отломила кусок расстегая, осторожно, чтобы не рассыпать мясной фарш, набила им рот и принялась жевать, черпая из тарелки бульон большой деревянной ложкой.
        Зубатов сидел в своем кабинете, выходящем окнами в Большой Гнездниковский переулок, и сосредоточенно грыз деревянное перо, вчитываясь в лежащий перед ним документ. Тусклая шестисвечевая электрическая лампа под потолком с трудом разгоняла сгустившиеся сумерки. Директор Охранного отделения бросил мимолетный взгляд на стоящую на рабочем столе лампу под желтым абажуром, но решил пока ее не зажигать. Лучи угасающей на западе зари тихо растворялись на зеленых обоях кабинета, и комнату наполнял тот особый таинственный полумрак, что свойственен только этому времени суток. И этот полумрак идеально способствовал тоскливому настроению директора.
        Он еще раз перечитал строки письма, написанные бисерным каллиграфическим почерком:
        "В очередной раз доводим до вашего сведения, что Его Императорское Величество не видит никаких особенных опасностей в сложившейся в стране ситуации. Отдельные бунты в простонародной среде с успехом подавляются войсками. Нет никаких оснований полагать, что существует опасность распространения смуты по всей стране. Попытки же запугать Е.И.В. мифической опасностью революции не делают вам чести и ставят под сомнение ваши профессиональные навыки.
        Дело Охранных отделений - борьба с террористами. Предлагаю целиком и полностью сосредоточиться на выявлении и разгроме террористических ячеек (в первую очередь ячеек с.-р.) и не вмешиваться в вопросы внутренней государственной политики, выходящие за пределы ваших должностных обязанностей.".
        Его взгляд скользнул вниз страницы. Да, подпись, несомненно, Булыгина. Да и кто рискнет подделать подпись министра внутренних дел? Эх, Александр, Александр…
        До моей опалы ты был куда дружелюбнее. Но ведь и сейчас ты думаешь примерно так же, как я. И такая отповедь… Неужто Государь на самом деле не понимает всей опасности сложившегося положения? Может, это письмо - результат каких-то подковерных игр? Очередной звонок? Возможно, мое место хотят отдать кому-то еще?
        Не понимаю. Кому хочется сидеть на пороховой бочке в это неспокойное время? Или просто ищут козла отпущения? Или, наконец, кто-то из старых недругов подкапывается? Но вряд ли у меня в Москве есть настолько крупные недоброжелатели, что к их мнению прислушиваются в столице. Генерал-губернатор вроде бы на моей стороне… стоп! Что он там упоминал в последний раз? Что-то про недовольные письма из Санкт-Петербурга. Ну да, все правильно. В очередной раз ему сообщили, что в предоставлении ему особых прав, равно как и во введении в Москве чрезвычайного положения, нет никакой необходимости.
        Неужели в самом деле Государь не понимает? Неужели распространяющиеся как пожар стачки, забастовки и крестьянские волнения не пугают никого в его ближнем окружении? Неужели даже тот факт, что в столице власть де-факто наполовину перешла к красным Советам, не могут пробить броню этого равнодушия? Не верю. Но другого объяснения нет. Кощунственно думать так о Государе, но, похоже, он и в самом деле не понимает…
        Надо будет еще раз поговорить по проводу с Герасимовым. Жесткий он человек, не слишком приятный в общении, иной мог бы сказать - солдафон, но сейчас я радуюсь, что во главе Санкт-Петербургского Охранного отделения стоит такой человек, как он. Ох, насколько я нуждаюсь в обстоятельном разговоре с ним за чашкой чая, с глазу на глаз! Но оставить Москву сейчас решительно невозможно. Особенно с учетом того, что, возможно, из-за очередной железнодорожной забастовки вернуться назад не удастся. Так что же мне делать? Как достучаться до Государя?
        Громкий стук в дверь прервал его размышления. Зубатов удивленно поднял взгляд и открыл было рот, но дверь уже распахнулась, впуская гостя. Ага. Кислицын Олег Захарович собственной персоной, кто же еще! Уволю секретаря к чертовой бабушке…
        - Добрый вечер, Сергей Васильевич, - негромко произнес Кислицын, и на губах директора замер недовольный окрик. Что-то было в его тоне такое…
        Кислицын решительно захлопнул дверь перед носом пытающегося удержать его секретаря и повернулся к Зубатову.
        - Прошу прощения за вторжение, - все тем же негромким уверенным тоном произнес он, - но мне нужно с вами поговорить. Немедленно.
        - Присаживайтесь, Олег Захарович, - Зубатов кивнул на стул. - После доклада Крупецкого я решил, что вы проваляетесь в постели как минимум до завтра. Что случилось?
        - Что случилось… - задумчиво произнес Олег. - Не суть важно. Скажем, дурной сон. Видите ли, Сергей Васильевич, сегодня я почти весь день посвятил раздумьям.
        - Это обнадеживает, - Зубатов потер воспаленные красные глаза. - Не так часто вы этим занимаетесь, как хотелось бы. И каков результат раздумий?
        - Скажите, Сергей Васильевич, - Олег постучал пальцем по подбородку, - все действительно так плохо? Я имею в виду ситуацию в стране?
        - Что? - делано удивился директор. - О чем вы говорите?
        - Я говорю про всякие слухи-шепотки, гулящие по Охранному отделению, - пояснил Олег. - За последнее время я наслушался их когда явно, а когда и случайно. Ваши сотрудники перепуганы, Сергей Васильевич, перепуганы тем, что надвигается на страну. О грядущей революции говорят чуть ли не как о неизбежном факте.
        - Мало ли что говорят, - пожал плечами Зубатов. - Говорят, что в Москве кур доят…
        Несмотря на внешнее спокойствие и иронию, он чувствовал, как его колотит мелкая дрожь. Почему его странный подопечный внезапно решил завести этот разговор?
        - Сергей Васильевич! - Олег наклонился вперед и уставился прямо в глаза директору. Спустя пару секунд тот не выдержал и отвел взгляд. - Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, как вы понимаете. Вы лично понимаете, а не официальные циркуляры из столицы гласят. Давайте, я слушаю.
        По спине директора пробежал легкий холодок. Внезапно он понял, что его действительно подмывает излить душу этому странному человеку. Да, он с самого начала не мог противиться напору его непосредственного, почти щенячьего любопытства, как невозможно противиться напору любимого ребенка, но сейчас чувство присутствовало совсем иное. Словно тугая часовая пружина где-то внутри рвалась высвободиться, раскрутиться мощной волной, разнести в клочья мешающие ей препятствия…
        - Не понимаю, почему я должен перед вами отчитываться, - ледяным тоном произнес он. - Тот факт, что я принял участие в вашей судьбе…
        - Бросьте, Сергей Васильевич, - отмахнулся Олег. - Я Эталон, а вы, хотя и наверняка принадлежите к первой страте, всего лишь подстраивающаяся под меня психоматрица. Я же по глазам вижу, что вам хочется высказаться. Валяйте, я слушаю.
        Зубатов, прищурившись, взглянул на него. В глубине души зародилась и начала нарастать волна гнева.
        - Олег Захарович, - с расстановкой произнес он, - тот факт, что вы не совсем здоровы…
        - Я полностью здоров, в том числе психически, насколько это возможно в данных обстоятельствах, - оборвал его Олег. - Сергей Васильевич, поймите: это очень важно. Ваше мнение для меня принципиально: вы - тот человек, с которым я весьма плотно общался весь последний месяц. Ваше мышление настолько здраво, насколько это вообще возможно в окружающем нас мире. И мне отчаянно необходимо знать, что вы думаете по поводу текущей ситуации.
        Директор Московского Охранного отделения растерянно посмотрел на собеседника.
        Здраво насколько возможно? Одно из двух: либо господин Кислицын свихнулся окончательно и бесповоротно, либо… Все его существо возмутилось против этого "либо", но внезапно он понял: ему хочется верить сидящему перед ним человеку.
        Верить… и опереться на него? Вздор. Как можно опереться на полусумасшедшего?
        - Все очень плохо, - как в полусне услышал он свой собственной голос. - Скажу вам честно: я растерян. Ситуация в Москве аховая, но Государь этого не понимает…
        - Стоп! - Олег поднял руку. - Давайте по порядку. Первое, что меня интересует, это ваш государь. Что означает "не понимает"? Фигура вы достаточно крупная, чтобы при необходимости выйти на самого Императора. Вы информировали его о своей точке зрения? Обычным способом, по инстанциям, или же через голову начальства?
        - Информировал, - кивнул Зубатов. - В том числе через голову. Вот ответ, - он движением пальцев подтолкнул по столешнице все еще лежащее перед ним письмо министра внутренних дел.
        Олег протянул руку, взял письмо и быстро пробежал его глазами.
        - Эк вас приложили, - задумчиво пробормотал он. - Впрочем, если ваш Император до сих пор находится во второй, а то и в третьей страте… Может правитель страны все еще быть в третьей? А почему нет? Это многое объясняет, в том числе его невосприимчивость к новой информации. Ох, дорого бы я дал, чтобы узнать, какой сценарий сейчас раскручивается! Ладно, потом. Сергей Васильевич, давайте по порядку. Мне нужен анализ настроений по всем социальным группам. Начнем с правящей бюрократии, потом пройдемся по буржуазии, крестьянам и промышленным рабочим. Итак, как вы можете в целом охарактеризовать настроения в исполнительном аппарате?..
        Час спустя Олег утомленно откинулся на спинку стула.
        - В общих чертах понятно, - задумчиво произнес он. - Если резюмировать, основным источником проблем является сосредоточенная в столицах и крупных городах прослойка промышленных рабочих, подзуживаемая подпольными революционными партиями. Крестьянство и буржуазия пока не так критичны, хотя, безусловно, и ими тоже придется заниматься не сегодня-завтра. Рабочие… Каково процентное соотношение этой группы по отношению к общей массе населения?
        - Процентное соотношение? - Зубатов потер лоб. - Я не слишком хорошо помню данные последней переписи населения, да и те, наверное, за семь лет уже устарели, но общее количество промышленных и сельскохозяйственных рабочих должно составлять что-то около семи-восьми процентов от населения. Только промышленных… ну, если предположить, что это пять процентов, думаю, мы не слишком сильно ошибемся.
        - Только пять процентов… Понятно. Между прочим, я был в казармах, где они живут. И я прекрасно понимаю, почему революционеры находят в лице рабочих таких благодарных слушателей, а то и последователей. Как вы полагаете, если начать планомерно улучшать их жизненные условия, снимет ли это напряжение?
        - Напряжение… - усмехнулся Зубатов. - Нет, Олег Захарович, как вы мне сами весьма убедительно рассказывали, речь давно идет не о напряжении, а о перегретом паре в паровом котле. И я не могу не согласиться с вами. Интересно, а как вы намереваетесь улучшить их жизненные условия?
        - О, эта процедура отработана, - дернул плечом Олег. - Модифицируем законодательство, вводим фиксированную продолжительность рабочего дня на уровне восьми часов, повышаем минимальную заработную плату, меняем тарифную сетку, прорабаытваем типовые трудовые договоры и тому подобное. А там и до Пути Справедливости недалеко, - он печально улыбнулся. - Заводчиков придется через колено ломать, ну да они у вас, как вы сами говорите, в силу еще не вошли.
        Учитывая, что в рабочих ходит только двадцатая часть населения, на это придется потратить относительно немного, так что даже инфляция слишком большой оказаться не должна. Вопрос только в том, следует ли вести ваш мир по Пути Народной Справедливости, если в перспективе светит тот бардак, что сейчас у нас в Ростании?
        - Вы утопист, Олег Захарович, - хмыкнул Зубатов. - Я не рассказывал вам, как пытался проводить примерно такую же политику? Профессиональные союзы под патронажем государства, просвещение, все такое? Нет?
        - Рассказывали, хотя и не так подробно, как хотелось бы. Еще вы упоминали, что вас за это вышибли в отставку, и вам лишь чудом - или усилиями влиятельных друзей, неважно - удалось вернуть себе милость вашего драгоценного Государя и снова попасть на государственную службу. Помню, как же. И именно поэтому мне нужно побыстрее разобраться с вашими правителями. В первую очередь - с Императором, раз он у вас единоличный правитель.
        - Разобраться? - насторожился директор. - Надеюсь, вы не держите в голове… э-э-э…
        - Я не собираюсь его убивать или свергать, - жестко усмехнулся Олег. - Хотя система правления у вас дурная. В нашем мире один человек никогда столько власти в одних руках не сосредотачивал, и все равно даже с более скромными возможностями некоторые таких дров наломать умудрились!.. Нет, сейчас мне это даже на руку. Дергать за одну ниточку проще, чем за десяток.
        Завидев, что Зубатов нахмурился, он поспешил успокаивающе улыбнуться.
        - Все очень просто, - пояснил он. - Сегодня ночью я имел беседу с… м-м-м, с весьма примечательных личностью. Если бы я верил в ваше христианство, то мог бы обозвать его первым замом господа бога на Земле. Если верить ему, я Эталон. Не стану вдаваться в подробности, замечу только, что, похоже, в качестве побочного эффекта, предвиденного или нет, я обладаю ну очень большой убедительностью. Люди верят любой ахинее, которую я несу, по себе можете убедиться. Даже милейший доктор Болотов, перевидавший на своем веку массу психов, и тот поверил мне почти безоговорочно. Со мной соглашаются все: от работяги на заводе до университетского доцента, от революционера до прожженного политического сыскаря вроде вас. Поэтому все, что мне требуется, это основательно потрепаться за жизнь с Императором Всея Руси и как его там дальше. Заодно перетащу его в первую страту, чтобы перестал катиться по рельсам сценария и начинал самостоятельно думать.
        Зубатов обхватил руками голову и застонал.
        - Нет, вас точно когда-нибудь пристрелят в темной подворотне, - сквозь зубы процедил он. - Вы, похоже, окончательно свихнулись! Какая страта? Какой заместитель господа бога? Какой Государь Император? Кто вас к нему пустит?
        - А вот это - ваша забота! - обаятельно улыбнулся ему Олег. - Ну-ка, не задумываясь: кто из влиятельных политиков, вхожих к императору, разделяет вашу точку зрения о необходимости реформирования вашего общества? Ну?
        - Витте, - нехотя пробормотал Зубатов, - он недавно из Североамериканских Штатов вернулся, с переговоров с японцами. Оболенский. Булыгин, наверное. Да разумных людей хватает. Но погодите, давайте по порядку…
        - Стоп! Витте - это который с Японией мир заключил? Значит, Сергей Васильевич, мне от вас потребуется выход на эту персону. Завтра я еду в Санкт-Петербург.
        Обеспечьте мне командировочные, рекомендательные письма, карту города, ну, сами не хуже меня знаете. И кого-нибудь в сопровождающие. Крупецкий в петербургских закоулках разбирается? Или кто-то из местного Охранного Отделения окажется сподручнее?
        Зубатов снова застонал.
        Все мужики - козлы!
        Оксана пыталась загнать иррациональную злость куда поглубже, но это выходило плохо. Сначала в кому впадает, и сиди у его постели, локти кусай - а вдруг не очнется? Потом вскакивает как оглашенный и тащит в далекий кабак, хотя и дома еды хватает. Что она, зря на этом дурацком керосиновом примусе - лопнуть бы тому, кто его придумал! - мучается со сковородками и кастрюлями? Потом бросает одну и испаряется в неизвестном направлении… Народный Председатель, блин, недостреленный! .
        Она быстро шагала по дощатому тротуару, зябко кутаясь в шаль поверх тонкое пальто. Лужи прихватывал тонкий ледок, сырой ветер забирался под длинную, путающуюся в ногах юбку идиотского местного фасона, и девушка уже потихоньку начала жалеть, что на извозчика не нашлось денег. В сгущающихся сумерках промозглого осеннего вечера мелькали какие-то тени, и внезапно ей стало страшно.
        Она ускорила шаг, оглядываясь по сторонам и пытаясь в свете тусклых фонарей разглядеть пролетку или кабриолет с характерным сгорбившимся силуэтом кучера на козлах. Дома есть мелочь, расплатится…
        Сзади затопали и тяжело задышали. Оксана среагировала не сразу. Когда два мужчины прижали ее к забору, она встрепенулась, но было уже поздно.
        - Смотри, Шнырь, какая баба знатная! - просипела одна тень. - И одета ничего…
        - Худая больно, - презрительно сплюнул тот, кого назвали Шнырем. - Ты не заглядывайся больно-то, а то сбежит еще, как в прошлый раз. Слышь, ты, дура! - он как следует встряхнул Оксану, так что та прикусила кончик языка и слегка взвизгнула от боли. - Будешь кричать - порешим. Поняла? Поняла, я спрашиваю? Во дура, онемела от страха, что ли? Слышь, Носатый, взялись…
        Подхватив ее за руки, неизвестные бегом полуоттащили-полуотнесли девушку в закоулок, под острым углом отходивший от улицы куда-то в неизвестность.
        - Вот так… - удовлетворенно просипел Шнырь. - Слышь, ты, дура! Деньги гони! В шикарном кабаке лопаешь, значит, не бедная. Ну, живо! Или мой дружок сам их найдет. Он это дело любит, деньги у баб искать.
        Носатый гыгыкнул. Он ухватил Оксану за грудь и сильно сжал.
        - Точно, тощая, - сплюнул он в темноту. - Ну ничо, и такая сойдет. Ну-ка, где у тебя тут денежки?..
        Он дернул за ворот пальто так, что отлетели верхние пуговицы, и полез пятерней Оксане за пазуху.
        И тут девушка наконец-то пришла в себя.
        - Ах ты, пи…с е…ный! - яростно сказала она, добавив еще несколько оборотов в том же духе. В сумраке она заметила, как удивленно раскрылись глаза насильника.
        Больше тот ничего сделать не успел. Колено Оксаны с силой врезалось ему в пах, а когда он с хрипом согнулся пополам, хватаясь руками за промежность, девушка пнула его в голень.
        - Урою, скотина! - выкрикнула она, разворачиваясь к Шнырю. - Ты на кого, б…дь, руку поднял, мудак?
        - Ах ты с-сука… - прошипел он сквозь зубы. - Не хочешь по хорошему? Ну ладно…
        В темноте блеснуло лезвие ножа. Оксана повернулась, чтобы броситься наутек, но цепкие пальцы ухватили ее за плечо, разворачивая.
        - Куда это ты заспешила, курва? - почти ласково спросил ее грабитель. - Ты погоди, сначала я тебе морду-то попорчу, чтобы знала, как вести себя с…
        Внезапно он задохнулся и осекся, валясь вперед. Теплые и соленые капли брызнули девушке в лицо. Она отскочила назад, уворачиваясь от падающего тела и раскрывая рот, чтобы закричать.
        - Уже все, - остановил ее негромкий мягкий голос. - Спокойно, госпожа Шарлот, они оба мертвы. Вы в безопасности.
        - Не подходи! - предупредила его Оксана, отступая. - Я закричу… что? Откуда вы знаете мою фамилию?
        - В этом мире, - хмыкнул незнакомец, - существует немало вполне осведомленных личностей. Я, пожалуй, наиболее осведомленная из них. Ну за каким чертом, скажите на милость, вы вечером, в темноте, в одиночку пешком поперлись по глухим малознакомым улицам? Вы хоть знаете, какая здесь преступность, особенно в последние год-полтора?
        - Кто вы такой? - Оксана ощутила, что она на грани истерики. Одна, в безлюдном темном переулке с незнакомым мужиком, который только что убил - убил?! - двоих… Дура! Действительно, дура.
        - Я - Координатор. У меня много имен, для каждой ситуации - свое. Но сейчас вы можете называть меня Робином, - он галантно поклонился. - Вот, возьмите, - в его протянутой руке что-то белело. - Это платок. Вытрите лицо, а то люди озираться начнут.
        Оксана машинально взяла протянутый платок и промокнула лоб и щеки.
        - Откуда вы меня знаете? - спросила она уже спокойнее. - Вы… - вдруг кровь бросилась ей в голову, и она судорожно сжала тонкую материю в кулаке. - Вы тоже из нашего мира?
        - Можно сказать и так, - в голосе незнакомца послышалась легкая усмешка. - Если быть точным, я впервые осознал себя в нашем общем с вами мире. Знаете, дорогая моя Оксана Александровна, у меня есть небольшое предложение. Давайте покинем этот переулок, а то разговаривать рядом с двумя трупами как-то не совсем комильфо…
        - Вы их убили? - осведомилась девушка, не отрывая взгляда от силуэта Робина. - Зачем?
        - Затем, что они наверняка убили бы вас, - Джао пожал плечами. - А я обычно плачу людям той же монетой, какой они платят окружающим. Тем более, что они и не люди, в общем-то. Даже не третья страта - просто субстрат. А вам жалко этих бандитов?
        - Жалко у пчелки в жопке, - огрызнулась Оксана. - Все-таки, кто вы такой? Зачем вы за мной следили?
        - Я за вами не следил, - пояснил незнакомец. Как-то сразу, не двигаясь, он оказался рядом с Оксаной и подхватил ее за локоть, увлекая за собой. - Пойдемте, я доставлю вас домой. Просто вы зацеплены на поводок, и в случае опасности срабатывает сигнал тревоги. В другой ситуации я бы не послал свою проекцию для личного вмешательства, но сейчас я как раз хочу с вами поговорить.
        - Зацеплена на поводок… - растерянно проговорила Оксана. - Ничего не понимаю.
        О чем вы хотите поговорить?
        - Это профессиональный жаргон, простите, - незнакомец сверкнул ослепительной даже в свете дальнего фонаря улыбкой. - Я слишком долго работал с Хранителями, так что нет-нет, да прорезается. Означает, что вы… э-э-э, под постоянным наблюдением и защитой автоматической охранной системы. А о чем нам надо поговорить, мы сейчас и обсудим.
        - Ох… - Оксана резко остановилась. - Это же наш дом! Как мы здесь оказались?
        Мне же еще полчаса топать было!
        - Наука умеет много гитик, - опять улыбнулся Робин. - Я хочу сказать вам следующее, Оксана Александровна. Как спутница господина Кислицына вы хорошо защищены от случайностей и несчастных случаев. Очень хорошо. Даже если на вас случайно уронят поддон кирпичей, вы в худшем варианте отделаетесь царапинами и легкими ушибами. Однако в этом мире есть поговорка: бог помогает тому, кто сам себе помогает. Держите в уме, что защита не распространяется на ситуации, спровоцированные вашим собственным неразумным поведением. Обычно вам не угрожают грабители и прочие преступники, но если вы самолично, как сейчас, решите прогуляться в одиночку по темным переулкам, это плохо для вас кончится. Если вы приложите все усилия, чтобы как следует спрятать деньги у себя в квартире, их не найдет самый искусный вор, но если поленитесь, их украдут точно так же, как и у любого другого человека. Ну, и все в том же духе. Я понятно объясняю?
        - Понятно… - пробормотала Оксана. Ей стало страшно. Кто он такой, в конце концов?
        - Кто я такой на самом деле - не так уж и важно, - словно прочел ее мысли Робин.
        - Важно то, Оксана, что Олег в вас нуждается. Крайне нуждается, даже если сам не осознает этого. Вы - тот якорь в бушующем вокруг него мире, от которого зависит его психическая стабильность. А от его стабильности зависит очень многое. Очень вас прошу - не рискуйте собой понапрасну. Договорились?
        Оксана молча кивнула, пытаясь унять мелкую дрожь в пальцах.
        - Вот и хорошо, - улыбнулся Робин. - А сейчас мне пора. Кстати, обязательно расскажите о нашей встрече Олегу. Упомяните, что Координатор передает привет и извиняется за непредвиденные побочные эффекты. Ваш спутник вернется через пару часов. А теперь мне пора. До свидания, Оксана.
        Девушка открыла рот, но Робина перед ней уже не было. Чувствуя, как колотится сердце и подгибаются колени, она бессильно опустилась на грязные ступени деревянной лестницы. В окнах доходного дома над ее головой горел свет, раздавались приглушенные голоса жильцов. В разрыве туч проглянула восходящая луна. Оксана зачарованно уставилась на ее призрачный выщербленный облик, но тут же встряхнулась и дала себе мысленную пощечину. Держи себя в руках, решительно сказала она самой себе. Держи себя в руках, дура. Ничего страшного не произошло.
        Некий координатор по имени Робин спас тебя от бандитов, забрызгал чужой кровью пальто и доставил домой. Подумаешь, событие!.. Ой, пальто! И я в нем сижу на самой грязи! Наверняка оно так изгваздано, что проще будет выбросить, чем отчистить. Интересно, а кровь вообще отчищается? Ой, нет, все не то. О чем я вообще думаю? Передать привет Олегу? Значит, он знаком с этим Робином? И ничего мне не рассказал? Ну, Олежка, держись! Только появись дома!..
        Уговорившись с Крупецким, что тот заедет за ним на следующий день около десяти и махнув вслед отъезжающей пролетке, Олег двинулся к двери. Радостное возбуждение, овладевшее им у Зубатова, схлынуло, и он чувствовал странную опустошенность.
        Буря чувств, кружившая его весь день с момента пробуждения, почти улеглась.
        Он медленно, почти с трудом поднялся по скрипучей лестнице на галерею второго этажа и толкнул дверь в квартиру. Не заперто. Он с недоумением взглянул на прикорнувшую прямо за столом Оксану, мягко посапывающую, с головой, лежащей на скрещенных руках, потом наклонился и похлопал ее по плечу.
        - Эй, спящая красавица! - тихо произнес он. - Не хочешь в постельку перебраться?
        Оксана вскинулась так, что он отшатнулся. Ошалело оглядевшись по сторонам, она глубоко вздохнула и выпрямилась.
        - Ой, меня сморило, - виновато улыбнулась она, но улыбка тут же растаяла. - Сколько времени?
        - Около девяти или что-то около того, - пожал плечами Олег. - Через пару месяцев накопим на хорошие часы с кукушкой, будем знать точно. Ты себя нормально чувствуешь? Взгляд какой-то…
        - Тебе привет от Координатора, - тихо произнесла Оксана.
        Олег почувствовал себя так, словно ему отвесили оглушительную затрещину. Сердце заколотилось словно бешеное. Он почти на ощупь нашел табурет и опустился на него.
        - Он говорил с тобой? - хрипло спросил он. - Когда? О чем?
        - Ни о чем особенном, - девушка дернула плечом. - Просто попросил меня передать тебе привет и извиниться за… э-э-э, побочные эффекты, что ли. Непредвиденные.
        Как, принимаешь извинения?
        - Значит, это все же не сон и не бред, - пробормотал Олег, судорожно стискивая кулаки. - А я сомневался, что… Неважно. Как он выглядел?
        - Мы разговаривали на улице. Было темно, я не разглядела, - Оксана приподнялась, переставила свой табурет поближе к Олегу, снова села и положила руку ему на плечо, заглядывая в глаза. - Ты ничего не хочешь мне рассказать?
        - О чем?
        - О том, что здесь происходит! - Оксана почувствовала, как внутри закипает гнев.
        - О том, как я здесь оказалась! Что это за мир такой!.. Не прикидывайся дурачком, ты все прекрасно понимаешь!
        Она отдернула руку, словно обжегшись, и отвернулась. Минуту или две стояла тяжелая тишина.
        - Оксана, милая, - Олег обнял ее сзади и положил подбородок ей на плечо. Девушка сделала слабую попытку вырваться, но Олег ей этого не позволил. - Пожалуйста, пойми - нет в этом знании ничего хорошего. Оно тебе никак не облегчит жизнь, честное слово. А может и усложнить. Я не хочу взваливать на тебя такую ношу.
        Достаточно того, что ее взвалили на меня. Не сердись, а?
        Оксана слегка всхлипнула.
        - Олежка, пожалуйста! Я хочу знать все! - Она погладила Олега по щеке. - Я… я благодарна тебе за то, что ты меня опекаешь и… и оберегаешь, но я имею на это право. Давай нести эту ношу вместе. Может быть, так нам обоим станет легче?
        Она высвободилась из объятий и резко повернулась к нему, обхватив его лицо ладонями, ощутив под пальцами вчерашнюю щетину.
        - Давай, господин Народный Председатель, хватит изображать из себя стойкого резинового солдатика. Колись. Рассказывай, кто такой этот координатор и какое отношение он имеет к нам.
        Олег вздохнул и бережно обхватил ее ладони своими.
        - Хорошо, я расскажу. Только пообещай мне одну вещь.
        - Обязательно.
        - Пообещай, что не попытаешься покончить жизнь самоубийством или еще какую-нибудь глупость выкинуть.
        Оксана изумленно посмотрела на него, потом осторожно поцеловала в губы.
        - Ох, Олежка, какой же ты у меня глупышка, - улыбнулась она. - Покончить жизнь самоубийством и оставить тебя одного? Не дождешься. Ну, давай, давай, рассказывай! .
        Час спустя они лежали в постели. Оксана, пристроив свою голову у него на плече, задумчиво глядела в потолок, освещенный тусклым светом керосиновой лампы.
        - Понимаешь, я сегодня весь день думал о том, каково это - быть не живым человеком, а какой-то там матрицей. Давно, в университете, у нас на истфаке был курс общей математики. И там рассказывали про матрицы в алгебре. Я, конечно, понимаю, что те таблички на бумаге не имеют отношения к тому, как мы на самом деле сейчас устроены, но все же… Циферки, вписанные в клеточки!
        Его рука судорожно стиснула край одеяла.
        - Ты - матрица, я - матрица, и все вокруг в лучшем случае какие-то дурацкие пародии на человека, а в худшем - просто ходячие декорации в скверной пьесе, субстрат… Мы не живые. Так, марионетки, которых какие-то электрические инопланетяне дергают за веревочки, чтобы развлечься от нефиг делать… Но инопланетяне еще ладно, мы им интересны как новый вид насекомых. Микроличности - вроде бы как муравьи. Обидно, конечно, но объективно правильно. Что мы по сравнению с джамтанами? Но этот… Джао, он ведь еще хуже. Он вроде бы свой, по крайней мере, но подыгрывает им, а не нам. Почему?
        - А он тебе не сказал?
        - Сказал, что мы еще встретимся, - вздохнул Олег. - Что-то мне не слишком этого хочется.
        Девушка перевернулась на живот и взглянула на него большими ласковыми глазами.
        - Олежка, - мягко сказала она, - не расстраивайся так. Знаешь, я тут думала, пока ты говорил, на самом ли деле все так плохо. И знаешь что? Я не чувствую, что чем-то отличаюсь от живой. Я дышу, чувствую тепло и холод, думаю, слушаю тебя… Я помню все, что со мной было раньше, и я совсем не чувствую, что меня дергают за ниточки. И вообще некоторые философы говорили, что человек живет во сне и не может отличить иллюзии от реальности. А?
        Олег погладил ее по волосам.
        - Только ты меня и держишь пока, - улыбнулся он. - Может быть, Робин оказался куда мудрее, чем я думаю, когда подбросил тебя мне. Без тебя я бы давно свихнулся. Знаешь, когда я очнулся сегодня утром, что словно во тьму погрузился.
        Все вокруг скучное, серое и неинтересное, одна сплошная тоска. А потом я решил, что почему бы и не поиграть в ходячие шахматы, раз предлагают. Войнушку там устроить небольшую, или еще что. Я могу… кажется. Из того, что рассказал Робин, и из моих местных впечатлений следует, что я обладаю просто потрясающим даром внушения. Ни один человек не может устоять, если я со всем пылом его в чем-то убеждаю. Видимо, побочный эффект процесса поверки. Ха! Убедить какого-нибудь генерала или даже самого местного Императора, что соседи его окончательно достали, и вперед. Подумаешь, тысячей кукол больше, тысячей меньше!
        Он хрипло расхохотался, но тут же осекся. Раздавшийся при этом звук оказался подозрительно похож на рыдание. Оксана положила голову щекой ему на грудь и осторожно погладила по плечу.
        - Это случилось, перед тем, как я тебя в кабак потащил. Мне было позарез нужно выбраться из четырех стен, увидеть над собой небо… А когда я сидел напротив тебя за столом, меня словно стукнуло. Что я делаю? Я - Эталон. Те, кто со мной общаются, переходят в более высокую страту. Так почему же я дурью тут маюсь вместо того, чтобы делать из марионеток людей?
        Он хмыкнул.
        - И тогда я понял, что надо делать. Раз у меня такие возможности, следует применить их на практике, и чем шире эта практика окажется, тем лучше. Этот мир катится по рельсам, и мне очень не нравится направление, в котором они ведут. Я читал в Отделении досье на некоторых террористов, называющих себя "социалистами-революционерами". Эти сволочи, чтобы убить одного человека, не гнушаются бросать бомбы прямо в толпе. Им плевать, сколько народу погибнет! Ну ладно, метальщики зачастую погибают, но ведь те, кто их посылают, остаются жить!
        Ограбления с убийствами, называющиеся "экспроприациями", стрельба в ни в чем не повинных мелких чиновников, живущих на копеечное жалование, меньшее даже моего, убийства государственных деятелей… Самое страшное в том, что эти люди вроде как заботятся о народном благе. Помнишь, что у нас было в первые годы строительства Пути Справедливости? Гражданская война, голод, смута? Сколько народу погибло?
        Оксана неопределенно хмыкнуло.
        - Не помнишь. Точнее, не знаешь. А я истфак заканчивал. У нас на пятом курсе препод по новейшей истории Ростании классный мужик был. Он рассказал о данных из закрытых документов. Погибло не полтора миллиона гражданского населения, как в книжках писать принято, а не менее десяти, только это секретная информация. Ну как же - Путь Народной Справедливости, он же для народа и ради народа! Но у нас никогда в жизни не было таких вот отморозков-бомбистов. И если здесь случится что-то типа нашей революции, погибнет не полтора и даже не десять миллионов. А я не хочу такого сценария!
        Он пошевелился, устраиваясь поудобнее.
        - И еще, думаю, здесь проще учиться быть правильным Народным Председателем. Есть у меня подозрение, что дров наломать мне не позволят. Да даже если и позволят, большая часть населения - безмозглые декорации, им хуже не станет ни от какого поворота событий. Зато потом мою память сольют мне тамошнему, и я могу избежать кучи ошибок. Ведь правильно?
        - Угу, - сонно улыбнулась ему Оксана. - Ты у меня всегда правильный.
        - Ага, и вообще я гений, - Олег снова погладил ее по волосам. - И, думаю, хватит плыть по течению. Полтора месяца здесь я только реагирую на окружающие раздражители, как амеба. Пора понять, как жить дальше. Кое-что я уже запланировал. Есть куча направлений, которые можно развивать при моем минимальном участии. Наука - подобрать толковых ребят вроде Вагранова, перетащить в Первую страту, подбросить идей, а дальше пусть сами возятся. С автомобилями Овчинников с Гакенталем ничуть не хуже меня разберутся, у них образование правильное, а я только под ногами путаюсь со своими дилетантскими познаниями из школьного кружка. Рабочих в профсоюзы сбивать тоже без меня можно, главное, найти хороших вожаков. Да того же Зубатова привлечь, у него опыт имеется, пусть и не слишком удачный. И Зубатов с террористами пусть разбирается.
        Я ему наши детективы попересказываю да еще уголовную полицию подтащу - представляешь, они еще даже дактилоскопию толком применять не научились, а уж про фотороботы вообще ничего не слышали!.. Про архивное дело вообще молчу: ни ума, ни фантазии. В общем, есть куда смотреть и о чем думать. Ты как, согласна?
        Девушка сонно хмыкнула.
        - Только перед тем, как начинать играть по-крупному, надо как следует на мир посмотреть. Хотя бы в ближайших окрестностях. А то в этой стране крестьян - три человека из каждых четырех, а я ни малейшего представления не имею, как они живут и что им надо. Но начать нужно со столицы. Завтра с утречка я еду туда, посмотреть на сиятельного государя и надутых болванов, что его окружают.
        Надеюсь, правда, не все там надутые болваны, найдется и правильный материал.
        Нужно сбить страну с рельсов этого сценария, а там… Эй, рыбка моя, да ты совсем дрыхнешь?
        Оксана уже ровно посапывала. Олег слегка улыбнулся, осторожно переложил ее голову на подушку и долго смотрел на разметавшиеся по подушке длинные черные волосы. Да, родная моя, ты не чувствуешь, что чем-то отличаешься от живой. И я тоже. Вопрос лишь в том, способны ли мы это почувствовать. Способны ли вспомнить, что потеряли…
        Он вздохнул, протянул руку и выкрутил фитиль керосиновой лампы на прикроватной тумбочке. Комната погрузилась в темноту и тишину, и только упрямый ветерок все пытался втиснуться в узкие щели в раме, горестно подвывая от разочарования.
        "Следящий вызывает Сферу. Потребность в контакте".
        "Сфера отвечает Следящему. Авторитетная доля сегментов подтвердила внимание.
        Вопрос".
        "Я/мы потеряли логику событий. Активность Координатора выходит за рамки просчитанной модели. Предоставление несанкционированной информации Эталону Одиннадцать. Предоставление несанкционированной информации матрице поддержки Эталона Одиннадцать. Несанкционированное усиление коммуникационных параметров матрицы Эталона Одиннадцать. Предположение: Координатор неадекватен ситуации".
        "Сфера запрашивает подробную информацию по третьему пункту".
        "Коррекция механизмов страто-подстройки Эталона Одиннадцать. Усиление влияния Эталона Одиннадцать на верифицируемые матрицы. Подстройка мыслительных процессов верифицируемых матриц под мыслительные процессы Эталона Одиннадцать. Результат: нежелательная унификация верифицируемых микроличностей с матрицей Эталона Одиннадцать. Возможные последствия: приобретение Эталоном Одиннадцать нежелательного влияния на модель".
        "Сегменты Сферы обрабатывают информацию. Пауза без обрыва сеанса".
        "Ожидание".
        "Сфера - Следящему. Я/мы рекомендуем не вмешиваться в процесс. Напоминание: модель является инструментом. Стабильность модели не является приоритетом. Целью является получение достоверных материалов о функционировании микроличностей.
        Напоминание: наличие таких материалов является необходимым условием контакта с сообществом Демиургов. Напоминание: ошибки при установлении контакта могут иметь фатальные последствия для обеих сторон. Напоминание: возможна интерпретация инцидента 1844/65 как неявного конфликта с составляющей макроличности Демиурга.
        Предположение: предоставить Координатору полную свободу действий. Не вмешиваться, если он осознает последствия своих действий. Напоминание: модель может быть стерта и создана заново".
        "Напоминание: Эталон Одиннадцать связан с критичной микроличностью в Заповеднике. Нарушение функционирования данной микроличности имеет непредсказуемые последствия. Стирание модели с большой долей вероятности приведет к сбою функционирования данной микроличности и тяжким последствиям для Заповедника".
        "Поправка принята. Альтернативное предположение: при необходимости модель может быть оставлена в самодостаточном цикле. Я/мы не испытываем нехватки ресурсов для создания новой модели".
        "Предположение принято к сведению. Запланировано обдумывание. Следящий закончил сеанс".
        "Сфера шлет пожелания спокойствия. Конец сеанса".

25 ноября 1585 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
        - Ну, сучьи дети! - Олег щелкнул ногтем по газете, пробив в ней дырку. - Ты только прочитай вот этот пассаж!
        Бегемот перевел взгляд на пострадавшее место.
        "…Думаю, сколь ни была бы противоречива и сложна та или иная фигура ростанийской истории, ее подлинная роль в строительстве и защите Пути Справедливости рано или поздно получит свою объективную и однозначную оценку.
        Разумеется, однозначную не в смысле одностороннюю, обеляющую или эклектически суммирующую противоречивые явления, что позволяет с оговорочками творить любой субъективизм, "прощать или не прощать", "выбрасывать или оставлять" в истории.
        Однозначную - значит, прежде всего конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится - по историческому результату! - диалектика соответствия деятельности личности основным законам развития общества. В нашей стране эти законы были связаны с решением вопроса "кто - кого?" во внутреннем и международном аспектах. Если следовать желвачевской методологии исторического исследования, то прежде всего, по словам А.В.Треморова, надо ярко показать, как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения народной законности, а подчас и преступления.
        Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба - устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата. Ладно бы такое утверждала одна она. Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания.
        Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном - о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?.." - Это еще что, - хмыкнул Олег, - ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.
        - Где? А, вижу…
        "Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика "отказничества" от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену "местожительства", а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на "отказничество" как на некое проявление "демократии" и "прав человека", талантам которого помешала расцвести "застойная справедливость". Ну а если и там, в "свободном мире", не оценят кипучую предприимчивость и "гениальность" и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…" Олег выхватил "Народную Ростанию" из рук начальника канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру.
        Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.
        - Ну и чего ты раздухарился? - лениво спросил Бирон. - Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ее этому всю жизнь учили. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.
        - Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в "Новостях", я ничем не удивлен, - зло буркнул Олег. - Эта Первозванова - мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить эту писульку в номер.
        - А при чем здесь твое интервью? - насторожился Бирон.
        - Ты его вообще читал? - Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.
        - Нет. Зачем? - начальник канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. - Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать - на то у меня специальные люди есть.
        - Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет "космополитизма". И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.
        - Так, - Бирон насторожился. - Под рукой есть?
        - Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.
        Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер "Новостей" и кинул ему. Начальник канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:
        - "…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад.
        Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости.
        Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождению к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем.
        Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.
        Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас.
        Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из того, что ранее называлось космополитизмом, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…" - Ну ты даешь, фокусник, - усмехнулся Павел. - Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред - и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране таких первозвановых?
        Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных местечках? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо - у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.
        - Пашенька, - Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, - я не младенец. Я знаю все это как минимум не хуже тебя. Того надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить буду.
        - Ну и что тебе не нравится? - осведомился Бирон. - Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то тебе чего надо?
        - Ожидал, - согласился Народный Председатель. - Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация.
        Кто на самом деле эта госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… - Он сделал движение, словно скручивал голову курице. - Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…
        - При помощи Хранителей, - хладнокровно уточнил Бегемот. - Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?
        - Джао, - внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. - Да, Джао. И Робин.
        Бирон внимательно посмотрел на Кислицына.
        - Все еще не отошел? - сочувственно спросил он.
        - Да какое там отошел… - махнул Олег рукой. - Все думаю, может, еще раз у врача своими мозгами поинтересоваться. Не у Келукайне, а у кого еще. Может, я все-таки свихнулся, а? Все эти инопланетяне, модели, эталоны…
        - Я тебе одно повторить могу, что уже тысячу раз говорил, - Бирон скривился. - Если бы я своими глазами не видел Хранителей, если бы не просмотрел десяток кинушек из закрытых архивов на предмет их возможностей, я бы, возможно, и решил, что ты крышей поехал. А после кинушек… Короче, расслабься и выжидай. Только поаккуратнее с этим "такуналом". Еще подсядешь на колеса - вот подарочек будет Ведерникову сотоварищи! Нарпред-торчок - классный повод свернуть все реформы.
        - С "такуналом" я завязал, - рассеянно сообщил Олег. - Думать мешает. Я вот чего понять не могу - как время в том мире и у нас соотносится? Сначала вроде бы один к одному шло, если по первым сливам памяти судить. А теперь, выходит, у нас быстрее? Вот блин! И сколько мне теперь очередной серии ждать?
        - Расслабься, - посоветовал Бирон. - Вообще не думай о этом. Воспринимай как кино. А хочешь, я тебе настоящих фильмов подкину? Фантастических, сахарских? Там такие спецэффекты - жуть, на компьютерах рисуют. Это тебе не модельки на ниточках, как у нас. Ребята из первого управления из загранкомандировки притаранили штук тридцать на пятерых. Не нелегалы, мать их за ногу, а фарцовщики какие-то! Надо?
        - Потом как-нибудь, - Олег встряхнулся. - Ладно, если у тебя дела, можешь топать. Не забудь, о чем просил. Только потише как-нибудь, неофициально выясняй.
        Может, Шварцмана подключить, а то он только зря казенные фонды проедает.
        - Заметано, - кивнул начальник канцелярии. - Сделаем клиента без шума и пыли.
        Кстати, читал отчет о вчерашнем митинге под Варежкой?
        - Где? - озадаченно спросил Олег.
        - Не знаешь? - поразился начальник канцелярии. - Ну ты даешь, абориген хренов.
        Этот, как его, памятник сталеварам и танкистам у Северного вокзала, там еще мужик стоит с вытянутой вперед рукой, - он вытянул руку, изображая позу чугунного мужика.
        - И что?
        - А на руке - варежка, - терпеливо пояснил Бирон. - Защитная, сталеварская.
        - Да я не про варежку, - мотнул головой Народный Председатель. - Что там с митингом?
        - Ничего особенного. Неформалы опять толкуют про реформы, про ускорение… Ну, в общем, некоторые твои речи пересказывают.
        - Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой популярности. И что? Надеюсь, не разгоняли водометами?
        - Да нет, там всего человек полста тусовалось. Приехал патруль УОД, настучал паре особо неформалистых и крикливых электродубинками по рогам, остальные сами разошлись. Даже не арестовали никого. Я как отчет одэшников прочитал, с самим Голосуповым связался. Тот говорит, специально дал директиву не зверствовать особенно, если митинги, пусть и несанкционированные, в твою поддержку.
        - Смотри-ка, у него даже мозги какие-никакие имеются, - хмыкнул Олег. - Знаешь что, друг ситный, сделай-ка ты мне вот что. Собери информацию о настроение в обществе на предмет поддержки всей этой галиматьи. Ну, там перестройка, ускорение, все такое. И дай то же задание Голосупову. Интересно мне сравнить твои отчеты и общественников.
        - Сделаю, - Павел вытащил записную книжку и поставил пометку. - Не доверяешь, значит…
        - Да, не доверяю, - задумчиво согласился Олег. - Не нравится мне Голосупов в последнее время. Печенкой чую - что-то с ним не так. Скользкий какой-то стал, взгляд уклончивый. Наш ли он все еще человек, вот в чем вопрос.
        - Да куда он денется, - Бирон махнул рукой. - Знает же - если ты слетишь, то и он ласточкой за тобой отправится. Даже в свою дыру выдринскую простым опером - и то вряд ли.
        - С того момента, как я его из Выдринского управления вытащил, почти год прошел.
        Люди меняются, да и времени для того, чтобы осмотреться и мостики навести, достаточно имелось. Нет, ничего конкретного сказать не могу, но вот что-то в нем…
        - Ладно, тебе виднее. Телепатом у нас всегда ты работал, - Бегемот серьезно кивнул. - Пригляжусь получше.
        - Приглядись. И вот еще что. Ты ведь досье на меня ведешь?
        Павел дернулся в своем кресле, и Олег поморщился.
        - Ладно, не ври. По глазам вижу, что ведешь. И правильно делаешь. Нужно вот что.
        Пришли мне диктофон и кассет к нему. Я хочу надиктовать на него все, что помню из "той" жизни. За неделю, думаю, управлюсь. Потом отдашь доверенной машинистке для расшифровки и приложишь к делу. Если я все-таки свихнусь от такой жизни, должны остаться полные материалы. Параллельно расконсервируешь рабочую группу - или что там было в канцелярии - по Хранителям. Прошерстишь еще раз особо тщательно на предмет допуска и начнешь заново расследовать все, что о Хранителях известно. Все, до последних мелочей. Все артефакты, живые или мертвые - пофиг, все свидетельские показания - все, что можно. Мои воспоминания туда же отдашь, пусть думают, как они в общую картину укладываются. Надеюсь, я в том мире не слишком поглупел и догадаюсь вытянуть из этих Джао и Робина что-то еще. Ясно?
        - Ясно. Сегодня вторник… Ага, до конца недели как раз все успеем, - Бирон снова черкнул в своей книжке.
        - Замечательно. Что там с Оксаной?
        - Наружка приставлена, люди самые опытные. Ни один волосок с головы не упадет за пределами парикмахерской, - Бирон жизнерадостно гыгыкнул. - Слушай, что ты мучаешься? Девочка - класс, перевези ее к себе и наслаждайся еще и в этой жизни.
        А то ведь найдет себе кавалера, и что делать станешь? От ревности сохнуть?
        - Успеется с перевозкой, - сквозь зубы проговорил Олег. Внезапное ему захотелось как следует врезать старому приятелю по зубам. - Охранять как сейфы Госфонда, и не более того, - он резко выдохнул. - Ладно. Ты когда в кабинет заходил, не видел, сидит там этакий хмырь в больших очках и с усами?
        - Сидит, - подтвердил начальник канцелярии. - Я еще подумал, что рожа больно знакомая. Кто это?
        - Ну как же, - усмехнулся Олег. - Директор Мусельского автомобилестроительного, некто Краличка Герман… как там его… Иосифович. Напросился на прием пару дней назад. Втолковывал что-то насчет нереальных планов, что Пряхин посоветовал обратиться лично ко мне… Да из твоего же отдела мне его дело доставили.
        - Издалека как-то раз видел, - Бирон пожал плечами, - а вживую не общался.
        Запомню. Позвать, когда мимо пойду?
        - Сделай милость.
        Бирон легко выбросил тело из кресла и смачно потянулся.
        - Ладно, борись тут. А у меня еще дел невпроворот, - он развернулся к двери.
        - Типа строительство своей дачки проинспектировать? - ехидно спросил его Олег в спину.
        Начальник канцелярии замер и медленно повернулся к Народному Председателю.
        - Не сомневайся, в курсе, - уверил его Олег. - И не только этого. Пашенька, родной, я же тебя с детства знаю. Кто у меня в третьем классе морскую раковину из шкафа увел? То-то же. Зарываться начал, дружище, ох, зарываться. Взятки берешь, да?
        Физиономия Бирона медленно наливалась краской.
        - Расслабься, родной, - ласково сказал ему Олег. - За раковину я уже давно не сержусь. У всех свои слабости. Но сейчас ты, Пашенька, постарайся себя в рамках держать, ага? Неприятно будет, если начнут гулять слухи, что начальник нарпредовской канцелярии на лапу берет. Эй, слышь, Бегемот, выдыхай!
        Павел часто и тяжело задышал.
        - Голосупов заложил, да? - осведомился он. - Или Безобразов? Вот суки, и дачка-то всего на два этажа, не чета шиммелевской или ведерниковской, а все уже стучат как дятлы.
        - Может, Голосупов, - согласился Олег. - Может, Безобразов. А может, и кто-то из твоих стучит. Паша, - он посерьезнел, - пойми - Народный Председатель не может зависеть от одного источника информации, пусть даже от своего лучшего друга.
        Поэтому альтернатива твоим отчетам у меня всегда будет. Не обижайся, жизнь такая, паскудная. Что же до дачи, то я в курсе ее размеров, как и размеров поместий прочих министров. Ничего против не имею, только… не зарывайся, ага?
        - Ладно, - вздохнул Бегемот. - По крайней мере, за лучшего друга спасибо. Ну, я пошел.
        Покачав головой, он повернулся и вышел. Впрочем, когда он переступал порог кабинета, его походка стала обычно-жизнерадостной. Олег улыбнулся краем рта. У воды да не замочиться невозможно. Главное - чтобы чувства безнаказанности не появилось. Особенно у Бегемота. Чувствуется в нем в последнее время… как бы это сформулировать… самоуверенность? Нет. Бесшабашность? Нет. В общем, что-то такое…
        - Можно? - дверь приоткрылась, и в щель просунулся длинный нос господина Кралички. - Павел Оттович сказал, что…
        - Проходите, Герман Иосифович, - пригласил его Олег, стараясь, чтобы голос звучал как можно более радушно. Директор МАЗа почему-то внушал ему инстинктивное отвращение. Может, из-за бегающего взгляда или из-за вороватых повадок. Или из-за чего-то еще?
        Гость, озираясь по сторонам, осторожно прокрался по ковру и аккуратно присел на краешек кресла. Было похоже, что в столь высоком кабинете ему довелось оказаться впервые.
        - Итак, Герман Иосифович… - Олег сделал вид, что роется в бумагах, разыскивая документ. На самом деле письмо Кралички он заранее положил на удобное место, но не следовало показывать этому уроду, что его воспринимают слишком серьезно. - Да где же оно?.. А, вот! Итак, мне в руки попала копия вашей докладной записки в канцелярию Комитета легкого машиностроения. Посмотрите, пожалуйста, это вы писали?
        Он протянул бумагу в сторону Кралички. Тот, вглядевшись, часто и мелко закивал.
        Интересно, соглашается он или же просто трясется от страха? Ладно, предположим, что молчание в любом случае является знаком согласия.
        - Прекрасно. Значит, вы пишете, что - цитирую - "проблемы с качеством выпускаемых нами легковых автомобилей марок "Агата" и "Кумбари" обусловлены временными трудностями с поставками запчастей от смежников, а также с падающим качеством этих запчастей". И именно поэтому вы не способны выполнять план. Это так?
        Директор Мусельского автозавода снова мелко закивал. Олегу стало немного жаль его. Этот крупный, с благородной сединой в волосах мужчина наверняка сам умеет орать на подчиненных так, что стекла в окнах дребезжат. Но процедура получения пистона от вышестоящего начальника по канонам бюрократических игр предписывала полную покорность независимо от степени вины, и именно эту покорность он сейчас так старательно демонстрировал.
        - Понятно. А вот у меня есть еще одна статистика, - Олег потряс в воздухе другой бумажкой. - Отделения моей канцелярии в пятидесяти крупных городах нашей необъятной Родины запросили информацию у государственных автомобильных мастерских на предмет причин выходов ваших автомобилей из строя. Запросить информацию у тьмы мелких частников, подрабатывающих тем же, по понятным причинам нам не удалось, ну да нам хватит и этого.
        Он придал голосу вкрадчивости.
        - Смотрите, что получается. Если свести воедино и обобщить разные категории причин, то примерно семьдесят процентов всех поломок обусловлены именно некачественной заводской работой. Например, это проблемы с технологическими допусками, отклонения в рамках которых у вас почему-то накапливаются так однонаправленно, что винты в совмещенные отверстия приходится забивать молотками, а подвеска выходит из строя уже через пару месяцев эксплуатации. Это скверная сборка - те же гайки просто не затягивают до конца, если вообще удосуживаются их накрутить. Это, в конце концов, банальное воровство комплектующих - значительную часть машин владельцам приходится доукомплектовывать самостоятельно, покупая украденные запчасти на черном рынке, куда они попадают прямиком с вашего завода!
        Олег многозначительно наклонился вперед.
        - Откуда на черном рынке берутся эти запчасти, кстати, - зловеще проговорил он, - это отдельный вопрос, которым еще займутся компетентные органы. И, сдается мне, Герман Иосифович, вы знаете об этих материях куда больше, чем изображаете.
        Но пока отставим эту проблему в сторону. Сейчас меня больше волнует, почему наши отечественные автомобили, в первую очередь вашего производства, - слово "вашего" он произнес с нажимом, - в народе не называют иначе, чем "ведрами с болтами"?
        Директор МАЗа вытер вспотевший лоб рукавом пиджака.
        - Это… это преувеличение… - быстро забормотал он. - Издержки технологического процесса… Мы только пять лет как закончили перевод конвейеров на сборку гравишасси…
        - Только? - гаркнул Олег во все горло. Краличка испуганно отпрянул и сжался в своем кресле. - Только пять лет? А что вы занимались этим переводом еще десять лет до того, это вы забыли? А что до перевода к вашим машинам относились точно так же, забыли? Почему когда на ваших заводах работали иностранные инженеры, их построившие, с машинами все было в порядке, а после того, как они уехали, весь порядок пошел в жопу? Вы будете мне рассказывать, что самовольное изменение техпроцесса, подмена одних материалов другими, подешевле, раздолбайство рабочих на производстве вплоть до неприкрытого пьянства на рабочем месте - это из-за того, что вы не успели толком внедрить новые технологии? Не рассказывайте мне сказки!
        Он грохнул кулаком по столу.
        - Переваливать свою вину на других все мастера! А вот как самим что-то правильно сделать…
        - Но наше конструкторское бюро… - испуганно пискнул Краличка.
        - Ах, ваше конструкторское бюро? - зловеще протянул Олег. - Сейчас вы расскажете мне, как они доказали, что замена материалов вполне обоснованна? Что тридцатипроцентный разброс мощности гравиэмиттеров в рамках одной матрицы - это допустимые рамки? Что развал этих эмиттеров, в течение первого месяца эксплуатации матрицы увеличивающийся на семь-десять градусов - это нормально?
        Что треть ДТП, причиной которых являются неисправности системы управления - это такая херня, на которую можно наплевать с высокой башни? Что через пень-колоду оцинковка корпусов, из-за которой они через год сгнивают, в пределах допусков?
        Оч-чень интересно. Знаете что, Герман Иосифович, мне тут в голову пришла одна небольшая идейка. Знаете, какая?
        Он посмотрел на директора немигающим взглядом, словно удав на кролика. Потом медленно протянул руку к телефону, не отрывая от директора взгляда, снял трубку и нажал на кнопку вызова Безобразова. После нескольких гудков в динамике щелкнуло.
        - Да, Олег Захарович? - осведомился без пяти минут генерал.
        - Жоэль Иванович, тут у меня возникло желание проветриться, - спокойным тоном произнес Народный Председатель. - Нет, недалеко - в область. В Мусельск. Да, на автозавод. Обеспечьте машину с двумя охранниками к третьему подъезду. Серую. Да, прямо сейчас. Спасибо.
        Он аккуратно положил трубку и растянул губы в ледяной улыбке, больше смахивающей на оскал.
        - Сейчас, Герман Иосифович, мы с вами просто проедем на вверенное вашим заботам предприятие и посмотрим, как там обстоят дела на самом деле. В том числе и в вашем хваленом КБ.
        Когда Краличка увидел, на чем им предстоит ехать, у него округлились глаза.
        Кажется, даже коленки от изумления трястись перестали. Кодовое слово "серая", мимоходом брошенное в разговоре, означало вовсе не цвет машины. Когда в свое время Олег настаивал на том, чтобы ему оставили возможность передвигаться незаметно, не в огромном официозном гробу с эскортом и музыкой, а на одиноком авто, он довел Безобразова чуть ли не до инфаркта. Начальник охраны выдал продолжительную речь на тему того, что не видит возможности обеспечивать безопасность высшего лица государства в таких обстоятельствах, и заткнулся только после того, как Олег мягко намекнул ему, что здесь никого насильно не держат. Месяц после этого Безобразов ходил мрачнее тучи, пока канцелярия, наконец, не получила переделанный по спецзаказу подходящий автомобиль.
        Невзрачная "молния-22", более подходящая какому-нибудь чиновнику средней руки, на деле представляла собой шедевр автомобильных технологий. Фактически внутри уже не осталось практически ничего от оригинальной начинки. Стандартную маломощную гравитационную подушку заменили на комбинированную колесно-гравитационную схему - пойдя на повышение, Безобразов скорешился с Полозковым, и тот слил ему данные о новейших сахарских разработках, позволявших с помощью дистанционно наведенных флуктуаций в гравиподушке делать автомобиль совершенно неуправляемым. И на колесах, и в парении двигатель мог работать и от аккумуляторов, и на дизельном топливе, и в любом варианте разгонялся на шоссе до ста пятидесяти за восемь секунд. И это несмотря на корпус и стекла, которые не пробивались пулей из тяжелого армейского пулемета даже с расстояния в три метра.
        В качестве довеска механики спецмастерской умудрились увеличить объем внутреннего пространства, так что пять человек там теперь помещались с относительным комфортом. Олег, впрочем, ездил на переднем сиденье, рядом с шофером, и о том, как широкоплечие охранники помещаются сзади втроем, предпочитал не задумываться.
        Разумеется, даже такой машине Безобразов жизнь Нарпреда полностью не доверял.
        Где-то глубоко в ее потрохах жил своей автономной жизнью радиомаяк, а на расстоянии примерно в километр всегда держались две или три машины сопровождения, готовые прибыть на сигнал бедствия в течение минуты. Но такая схема давала относительную иллюзию свободы и позволяла Олегу наносить внезапные визиты туда, где его совсем не ждали. В самом начале своего нарпредства он довольно часто использовал чудо-машину для нанесения таких визитов, но со временем эта забава ему поднадоела. И вот теперь автомобиль снова пригодился.
        Пока выбирались из города, Олег задумчиво смотрел по сторонам, не обращая внимание на вздохи директора, зажатого на заднем сиденье между двумя амбалами.
        Ехать в его собственном автомобиле Олег ему не позволил - наверняка там стоит радиотелефон, и к его приезду на заводе устроят стандартное представление из серии "добро пожаловать, высокий гость", а этого Народному Председателю хотелось в последнюю очередь.
        Старые, облупленные "памятники архитектуры", заполонявшие центральную часть столицы и наверняка доставлявшие кучу мучений своим обитателям, постепенно пропадали. Сначала появились массивы пяти- и семиэтажек четвертьвековой давности, построенные, когда народное правительство приняло решение полностью ликвидировать бараки и коммуналки. Запал быстро прошел, да и вкладываться в жилищное строительство, когда на те же деньги можно построить пару лишних танковых заводов, оказалось неинтересно. Примерно половину официально существующих бараков расселить удалось, в значительной степени ликвидировали и неофициальную ведомственную рухлядь, но в целом программу реализовали ни шатко ни валко. Бараков стало заметно меньше, но до полной их ликвидации и сейчас оставалось семь верст, и все лесом.
        Эти "новые" дома тоже успели обветшать до невозможности. По отзывам знакомых, там уже напрочь прогнили водопровод с канализацией, зимой постоянно размораживало отопление, лестничные клетки не ремонтировались со времен постройки, а в небольших комнатах с чуть ли не картонными стенами не было житья от малейшего шума у соседей. Отсутствие лифтов, особенно в семиэтажках, при обмене квартир окончательно относило эти дома к разряду самых непрестижных. Олег еще по прошлой скромной жизни знал случай, когда семья из четырех человек обменяла трешку в пятиэтажке на полуторку меньшей площади в более новом доме, причем относила эту сделку к разряду удачных.
        Далее пошли массивы многоэтажек новых серий. Они возвышались на двадцать, а некоторые - и на двадцать пять этажей. По престижности они далеко отставали от старых высоток в центре, на набережных, но уже представляли из себя более-менее приличное жилье. Если попадались хорошие соседи, не имеющие привычки громко врубать музыку и буйствовать в два часа ночи, то здесь люди устраивались с относительным комфортом. Проблема заключалась в том, что эти дома стоили куда дороже, чем в старых сериях, так что в эксплуатацию их вводили в существенно меньших количествах.
        Олег вздохнул. Не далее чем три недели назад он долго общался с Елькиным, директором Комитета гражданского строительства. Елькина сослали на эту должность еще при Треморове - он то ли неудачно поучаствовал в подковерных играх на стороне проигравшей партии, то ли высказывался о чем-то не так, как положено.
        После разговора Олег, скорее, склонялся к последней версии: директор, крупный седовласый мужик с тяжелым взглядом, в молодости долго проработавший прорабом на стройке, в ответ на обвинения в некомпетентности так обложил Народного Председателя матом, что тот на пару минут потерял дар речи и только хлопал глазами, медленно наливаясь краской. Однако после того, как собеседники немного успокоились, выяснилось, что Елькин неплохой собеседник и довольно грамотный специалист. По его словам выходило, что выйти на приемлемые темпы сдачи нового жилья удастся, если увеличить вложения в отрасль раз в пять. Требовалось не только отводить место под новое жилье и закупать строительную технику - не хватало заводов по производству железобетонных панелей, цемента, квалифицированных рабочих и тому подобной совершенно необходимой сопутствующей фигни. Если запускать строительство новых заводов прямо сейчас, увеличить набор на строительные специальности и в вузах, и в техникумах, начать производить или закупать за рубежом современную строительную технику, то лет через пять отрасль выйдет на новые темпы. А при нынешнем
положении вещей…
        Олег хмыкнул. Где взять средства для развития жилищной отрасли, он решительно не понимал. Впрочем, он вообще не понимал, что делать с разваливающейся на глазах экономикой даже в случае удачи "Ночного танцира". Ему пришлось санкционировать продолжение тихушечной распродажи золотого резерва страны, начатое еще при Треморове, и этот запас таял, как брусок льда в кипятке. Еще год-другой, и…
        Народному Председателю было страшно подумать, что произойдет, когда этот запас кончится. Еще пять дет назад он составлял около пяти тысяч тонн. Сейчас запас не превосходил трех тысяч, и из-за снижения валютных поступлений от нефти скорость его растраты росла прямо на глазах. Надежды на банковские кредиты Южного блока тоже оказались призрачными: их почти перестали давать еще старому Нарпреду и совсем не желали давать новому.
        Усилием воли Олег отогнал тоску. Сейчас ему требовалась здоровая злость.
        Разумеется, толку от его визита не будет никакого, но хоть разворошить это сонное царство…
        Спецмашина летела по лесному шоссе. Директорский автомобиль, пытавшийся держаться рядом, уже давно безнадежно отстал. Вскоре впереди замелькали окраинные пятиэтажки Мусельска, мирно соседствующие с покосившимися одноэтажными деревянными домиками. Из-за рощицы вынырнули дымящие заводские трубы. С хмурого осеннего неба начали падать редкие снежинки. Свернувшаяся возле калитки собака встрепенулась, раздумывая, стоит ли облаивать проезжающий экипаж, но лишь индифферентно зевнула и снова спрятала нос под пушистым хвостом.
        - Объясняйте, как ехать, - приказал Олег, не оборачиваясь.
        Облупившаяся штукатурка длинного трехэтажного здания заводоуправления навела на него тоску. В памяти внезапно всплыла контора на заводе Гакенталя… там, в другой жизни. Она казалась такой же облупленной и невзрачной, но каким-то шестым чувством чуялось, что внутри кипит жизнь. Здесь же - болото с почти явственным гнилостным запахом тоски и безысходности. Народный Председатель выбрался из машины и подождал, пока из нее с трудом вылезет директор.
        - Слушайте меня внимательно, Герман Иосифович, - холодно произнес он. - Сейчас мы просто прогуляемся по заводоуправлению. Я хочу посмотреть, что и как. Не пытайтесь послать кого-нибудь для срочного наведения порядка. Называйте меня по имени-отчеству. Опознают ваши сотрудники Народного Председателя - прекрасно. Не опознают - еще лучше. Почести мне нужны в самую последнюю очередь. Все понятно?
        Директор судорожно кивнул. Кажется, он искренне жалел, что когда-то вообще согласился занять свою нынешнюю должность.
        На проходной хмурый вахтер открыл было рот, чтобы остановить Олега, бесцеремонно перепрыгнувшего через оградку рядом с вертушкой, но директор замахал на него руками.
        - Это со мной, - просипел он. - Все в порядке, - он протиснулся сквозь лязгнувшую вертушку и мелко засеменил впереди. Олег, сопровождаемый так же перепрыгнувшими через оградку охранниками, двинулся за ним.
        Вахтер недоуменно почесал в затылке. Ему показалось, что он определенно где-то уже видел прыткого во всех смыслах гостя, но где - так и не вспомнил. По правде говоря, сейчас его куда больше занимал выцарапанный на два дня у племянника сахарский детектив о репортере Хуаве, купленный за макулатурные талоны. Отважный репортер как раз вплотную приблизился к разоблачению заговора очередного воротилы-кровопийцы, и отрываться от чтения совершенно не хотелось. Прошли и прошли. Чай, директор сам знает, кого можно проводить, а кого нет.
        Свернув за угол, где их уже не мог видеть вахтер, Олег обогнал директора.
        - Где ваше КБ? - осведомился он. - Этаж, номер комнаты, направление?..
        - Второй этаж, от лестницы налево. Кабинет заведующего в конце коридора, номер двести сорок.
        - Заведующего… - пробормотал Народный Председатель. - Заведующий - это хорошо.
        Прыгая через две ступеньки, он взбежал на второй этаж. Он почувствовал знакомое возбуждение, всегда охватывающее его во время безрассудных авантюр. С чувством легкой вины он вспомнил, что на сегодня у него еще назначена встреча с группой чиновников из Минобра, требующих отменить призыв студентов на действительную воинскую. Встреча, на которую к запланированному сроку он совершенно определенно не успеет, даже если поедет прямо сейчас. Ладно, переживут образованцы.
        Перенесут им встречу с подобающими извинениями. В конце концов, может Нарпреда отвлечься на внезапные дела государственной важности или нет? Или банальным поносом пострадать?..
        По сторонам мрачного коридора тянулись обитые унылым темно-коричневым гранитолем двери с табличками. Олег на секунду притормозил, задумался, потом решительно ткнул пальцем:
        - Нам сюда.
        - Но кабинет заведующего… - попытался было возразить Краличка, но Олег оборвал его:
        - Меня не интересует заведующий. Меня интересует, что думают простые сотрудники.
        Полагаю, люди за этой дверью ничем не хуже остальных.
        Он решительно потянул на себя дверь и вошел в длинную комнату, освещенную лампами дневного света.
        - Здравствуйте, господа, - негромко проговорил он. - Можно вас отвлечь на несколько минут?
        В комнате наступила мертвая тишина.
        - Мать моя женщина… - пробормотал кто-то в дальнем углу. - Народный Председатель!
        Сотрудники в белых халатах застыли за кульманами словно изваяния. С тихим шорохом скользнула по чертежу отпущенная рейсшина. У кого-то выпал из руки и покатился по полу карандаш. Три тетушки в углу сделали слабую попытку прикрыть листом ватмана следы чаепития, но, как кролики перед удавом, замерли под взглядом Олега.
        - До сего момента мне казалось, что гипнотическим взглядом я не обладаю, - насмешливо сказал Олег. - Граждане, вы тут конструкторское бюро или мастерская лепки гипсовых статуй с натуры? Ну да, я Народный Председатель. Всенародно избранный, между прочим. И я не кусаюсь.
        Никто не пошевелился.
        - Ну ладно, - вздохнул Олег. - Граждане мои дорогие, я все-таки отниму у вас полчаса драгоценного времени. Разговор есть. Вы бы подсели поближе, а то через всю комнату кричать неудобно. Да и ходить все время - ноги о ваши противовесы переломаешь. Как вы сами тут протискиваетесь? Ну давайте, давайте, подтягивайтесь! .
        Несколько секунд ничего не происходило. Потом люди начали неуверенно выбираться из-за кульманов и еще менее уверенно приближаться, с опаской поглядывая на директора завода.
        - Олег Захарович, - встрял Краличка, - может быть, соберем коллектив в актовом зале? Здесь тесно, неудобно, даже присесть толком некуда…
        - Нет, - качнул головой Олег. - Мне даром не нужно стандартное мероприятие. Я с людьми поговорить хочу, а не речи послушать. Тем более что не готовы у вас эти речи. Знаете что, Герман Иосифович, ваш кабинет здесь где-то неподалеку? У вас наверняка есть срочные дела. Ваше присутствие здесь обязательным не является, так что вы пока можете заняться чем-нибудь своим. Иоганн, - он повернулся к телохранителю, - будь другом, сопроводи господина директора до его рабочего места. И проследи, чтобы лишнего шума не было.
        Охранник чуть заметно кивнул. Он неоднократно сопровождал Олега раньше, и Народный Председатель успел оценить сообразительность парня. Несмотря на внешность уличного бандита и посверкивающую в углу рта фиксу, телохранитель не уступал умом и начитанностью многим знакомым интеллигентам Олега. Можно надеяться, что лишнего трезвона по всем телефонным аппаратам он не допустит.
        Иоганн развернулся и выразительно уставился на Краличку. На лице директора возникло страдальческое выражение, но он медленно повернулся и покинул комнату, напоследок окинув сотрудников КБ грозным взглядом. Кажется, страдал он вполне искренне - независимо от его личного отношения к Олегу. Народный Председатель являлся высшим начальством, и нарушение привычного бюрократического этикета с ковровыми дорожками, торжественными заседаниями и показательной экскурсией уязвляло директора в самое сердце.
        Когда за Иоганном закрылась дверь, Олег взял ближайший свободный стул, оседлал его - хлипкая деревянная конструкция жалобно скрипнула под его весом - и вздохнул.
        - Граждане, - печально сказал он, - мы одни. Совсем одни. Сергея, - он мотнул головой в сторону второго охранника, подпирающего стену у двери, - можно не считать. Я хочу с вами поговорить. Честно скажу - мне было все равно, с кем говорить, лишь бы не с начальством. С начальством я уже натолковался вдоволь, а толку от этого никакого. Вы бы устраивались поудобнее. У меня есть полчаса времени, а навытяжку стоять не слишком удобно. Да расслабьтесь же вы, блин!
        Народ задвигался. На поверхностный взгляд в комнате обитало человек двадцать, половина - тетушки в возрасте далеко за сорок, человек шесть-семь мужчин возраста, колеблющегося от двадцати до шестидесяти, и пара молодых девиц, одна из которых была вполне ничего себе и даже еще не носила обручального кольца. В ответ на оценивающий взгляд Олега она смущенно склонила голову и зарделась.
        Через минуту-другую коллектив дисциплинированно расселся на подтащенные стулья за столами и в проходе.
        - Итак, господа, - Олег обвел всех взглядом. - Я даже не стану спрашивать, чем вы тут занимаетесь. Образование у меня такое, что все равно не пойму. Меня волнует другое. Скажите, вот вы здесь все специалисты, занимающиеся автомобилями. Наверное, вполне квалифицированные специалисты. И наверняка вы можете объяснить мне, почему наши машины такие хреновые. Скажите, ну почему мы десятилетиями боремся за качество, а все равно с конвейера сходят тазики с болтами?
        - Наш трудовой коллектив делает все, чтобы повысить качество, господин Кислицын! - прорезалась тетушка лет пятидесяти, в которой по повадкам и интонации явно проглядывала общественная деятельница. Это была одна из тех особ, что во время появления Олега в комнате гоняли чаи. - Несмотря на постоянные сложности…
        - Стоп! - оборвал ее Олег. - Вот такие слова мне говорить не нужно. Я сам их вам могу наговорить столько, сколько потребуется.
        Он повнимательнее оглядел окружающих. Наверное, вот этот паренек у третьего в ряду кульмана - на вид лет двадцать шесть-двадцать восемь, держится в тени, но взгляд не отводит. Как раз тот возраст, когда мозги уже работают на полную катушку, а уважение к авторитетам в кровь еще не въелось. Интересно, скажет что-то путное?
        - Вот вас как зовут? - спросил он парня.
        - Кирилл, господин Народный Председатель. Зайтман Кирилл Гершевич.
        - Скажите, Кирилл, что вы думаете по этому поводу? Почему у нас такое низкое качество продукции?
        Все головы повернулись к парню, но тот и не подумал стушеваться.
        - Вам как, честно сказать, Олег Захарович? - спросил он. Тетушка-общественница раскрыла было рот, но осеклась под прищуренным взглядом Олега.
        - Насколько вы можете себе это позволить, - ответил он.
        Паренек хмыкнул.
        - Ладно, скажу. Все плохо, потому что иначе и быть не может.
        Народный Председатель приподнял бровь.
        - Интересный ответ. Не расшифруете?
        - Да легко, - пожал тот плечами. - Все равно я свои три года по распределению отработал, уже и заявление по собственному подал, так что хуже мне не будет.
        Смотрите сами, господин Народный Председатель…
        - Лучше по имени-отчеству, - негромко вставил Олег. Кирилл слегка кивнул.
        - Смотрите сами, Олег Захарович. Все нынешние модели автомобилей безнадежно устарели. Они базируются на дизайнах колесных шасси, разработанных за рубежом двадцать лет назад для производства на тогдашней примитивной технологической базе. Основным требованием тогда являлись простота сборки и ремонта. Первые модели не только удовлетворяли этим требованиям, но и сами по себе являлись весьма надежными. Но потом иностранные инженеры, запускавшие конвейер, уехали, и в целях экономии производство начали удешевлять. Меняли одни материалы на другие, упрощали конструкцию уже далеко за рамками разумного…
        Зайтман возбужденно взмахнул руками.
        - Вот возьмите такую простую вещь, как окраску кузовов. У меня знакомый год назад взял "копейку" двадцатилетней давности. Руки у него как надо вставлены, так что движок там перебрать или еще что - не проблема, потому и взял этот музейный экспонат. Рассказывает - загнал я его на яму, залез под днище, думаю, сейчас обдеру брюхо как следует, ржавчину сниму, загрунтую, покрашу - авось и проживет еще сколько-то времени. Шкрябнул несколько раз - а оно не обдирается.
        Там такая грунтовка и такая краска, что за все время только в паре мест и поцарапалось, и то не до металла. Машина оказалась из той серии, что еще под контролем иностранных инженеров выпускалась, даже на головках некоторых болтов клеймо "Таифа" имеется. А что сейчас? Грунтовка в целях экономии вообще не кладется, краска абы какая, одним слоем, лупится и обдирается от любого чиха, год-другой - и кузов сгнивает до дыр. И оно все так - упрощение и нарушение техпроцесса ради бездумного удешевления. А что? И так возьмут, машины-то в дефиците! Да помножьте это на разгильдяйство рабочих, которые и такой-то изувеченный техпроцесс не соблюдают… - Парень махнул рукой.
        - Это клевета! - возмущенно заявила общественница. - Трудовой коллектив завода неоднократно получал премии…
        - Тихо! - оборвал ее Олег. - Продолжайте, - кивнул он Кириллу. Тот слегка усмехнулся.
        - Плюс к тому перевод завода на производство антиграв-шасси явно ситуацию не улучшило. По-хорошему, требовалось создавать полностью новую базу, изначально спроектированную под новую технологию. Но ведь это требует переделки конвейеров!
        А как же план? И у нас пошли иным путем - подгонкой существующих моделей путем замены карбюраторов и колесной опоры на генераторы и антигравы. А в этих шасси антигравные матрицы толком не разместить. Результат - абы как подогнанные детали, рабочие, чуть ли не кувалдами собирающие машины, и никакое качество.
        Все, собственно.
        - Хм… - Олег покачался на стуле. - А что, если приступить к разработке новых моделей прямо сейчас?
        - Без толку, - пожал плечами парень. - Полный цикл разработки, включая разработку и монтаж новых поточных линий, займет несколько лет. К тому времени…
        - Да?
        - К тому времени новые машины уже никому не потребуются, - твердо закончил Кирилл. - Когда жрать нечего, о машинах думать сложно.
        Испуганный шепоток пролетел по комнате. Олег мысленно улыбнулся. Да уж, заявить такое в лицо Народному Председателю… И за меньшее можно попасть под колпак общаков с далеко идущими последствиями. То ли парень чокнутый, то ли действительно его все задрало по самое не могу.
        - Логично, - кивнул Олег. - Но, я надеюсь, насчет пожрать мы все-таки что-нибудь придумаем. Я в курсе насчет того, что в магазинах творится, но мы над этим работаем. И все-таки, можем ли мы разработать и с нуля внедрить новые модели машин? С одновременным повышением качества?
        - Сомневаюсь, - Кирилл опять пожал плечами. - Понимаете, Олег Захарович, автомобильный завод - это не вещь в себе. Он завязан на смежников, обеспечивающих нас солидной номенклатурой комплектующих. Даже для того, чтобы по-другому отверстия в простейших крепежных плашках расположить, нужно неделю с Тумарским метизным заводом по телефону общаться, да еще и самому туда ездить, чтобы проверить результат. А сколько согласований потребуется, чтобы полностью новые комплектующие получать! На каждом заводе план на несколько лет вперед формируется, и вставить в этот план что-то новое очень тяжко.
        - Так, понятно. А если смежников в стороне оставить и только сам завод рассматривать?
        - Завод большой, подразделений много, и все разные. Я могу только за КБ говорить. А у нас здесь проблема со специалистами…
        - Ну, понеслось… - проворчал кто-то в задних рядах.
        - Да, проблема со специалистами, - упрямо продолжил парень. - Я знаю - я всем плешь проел со своей библиотекой. Знаете, Олег Захарович, у нас здесь на удивление неплохая библиотека. Она даже выписывает южные журналы на автомобильную тему типа "Курума но комбан". Ну да, они на яркси, но его же все в школе и в институте учили! С горем пополам разобрать текст каждый может. Да только не хотят. Я, кажется, в читалку в одиночку хожу. Прочие туда десятилетиями ни ногой.
        - Молодой ты еще, - беззлобно сказал кто-то еще. - Семьи нет, питаешься лапшой да яичницей… Надо было бы в магазин после работы бегать - не так бы рассуждал.
        - Это не оправдание для специалиста! - горячо воскликнул парень. - Да, семья, дети, очереди - это все верно. Но профессионал не может в течение десятилетий довольствоваться только теми знаниями, что ему вбили в голову в институте! И на практике далеко не всему можно научиться! Единственный способ поддерживать и наращивать квалификацию - это читать. И кто здесь этим занимается? Петр Генрихович, помните, мы с вами дискутировали на той неделе о том, как лучше эмиттеры эм двадцать пятые располагать в матрице? Вы еще мне заявили, что так ничего и никогда работать не станет. А я вчера вечером нашел в журнале статью о триматричном методе Ханто-восемь, и там написано почти слово в слово то, что я вам говорил. А шасси по этому методу, между прочим, в Сахаре восемь лет как выпускают! Получается, я убил два месяца на расчеты того, что уже восемь лет как изобретено и реализовано в железе. Представляете, сколько сил и времени можно было бы сэкономить, если бы все регулярно занимались изучением новой литературы?
        Да, я понимаю, что дети, очереди, низкая зарплата…
        - Кстати, о зарплате, - перебил его Олег. - Я как-то не в курсе, кто сколько получает. Просветите, пожалуйста, у вас сколько?
        - О, это больная тема, - горько усмехнулся Кирилл. - Я молодой специалист, у меня - сто двадцать в месяц, но я-то еще ладно. Семьи нет, а мне одному много не надо, так что хватает. Но вы знаете, что инженер в месяц сто пятьдесят получает, ведущий специалист, которых на отдел двое, - сто восемьдесят, у начальника отдела - двести двадцать, а у мастера на участке - двести с копейками? А работяга у станка полторы сотни сразу после техникума получает, а более-менее опытный - двести тридцать - двести пятьдесят. Некоторые, сверхурочно оставаясь, триста-триста пятьдесят зарабатывают. Я одного токаря знаю, так тот хвалился, что у него иногда и по семьсот выходит. Получается, я, десять лет в школе отучившись и пять в институте отпахав, на сто двадцать прихожу, с перспективой в сто пятьдесят, а слесарь после восьми лет школы и двух техникума эти сто пятьдесят сходу имеет, и потолок у него в два раза выше, чем у меня. А мастер? У него ведь ответственность куда больше, чем у простого работяги, и образование минимум десять плюс три, а иногда и институт, а зарплата ниже. Как думаете, много молодых на такие
ставки позарятся? Девчонки вроде Маши, - он кивнул на симпатичную девицу, - к нам еще идут, но они замуж надеются, а потом муж зарабатывать должен. А парни? Они как семью кормить станут?
        Он возбужденно передернул плечами.
        - Современное производство требует квалифицированных кадров. И ИТР, и рабочих. А вся система стимуляции повернута так, что поощряет низкую квалификацию. Сколько у нас в стране вообще после институтов работают по специальности? Хорошо, если половина, а то ведь, может, не больше трети. Да еще эти очереди… Думаете, я не понимаю, что такое очереди? - обратился он к аудитории. - Да прекрасно понимаю.
        И понимаю, что если бы зарплата у нас была в два раза выше, то иногда и на рынке вырезку по семь форинтов за кило купить можно было бы, а не давиться два часа за суповыми наборами по фор-семьдесят!
        - Если бы у нас зарплата в два раза выше станет, - вздохнула одна из тетушек, - то и цены на рынке в два раза вырастут.
        Кирилл на мгновение смутился.
        - Ну, не знаю, - отмахнулся он. - Я не экономист. Знаю только, что в рамках нынешней системы менять что-то бессмысленно.
        - Даже создание отделов технического контроля не поможет? - в упор спросил Олег.
        - Нет, разумеется, - фыркнул парень. - Начальник ОТК тоже под директором ходит.
        А того за невыполнение плана в хвост и гриву парят. Как думаете, что он сделает с ОТК, если тот ему половину машин заворачивать будет? Главное - план по валу выполнить, а там хоть трава не расти. Нет, тут все нахрен менять надо и с нуля строить. Тут в последнее время по телевизору очень модно про самоокупаемость говорить. Олег Захарович, да какая самоокупаемость? Если все за живые деньги покупать-продавать, да еще и смежников выбирать самостоятельно, половина заводов в стране встанет намертво. А может, и все.
        - Да уж… - Олег побарабанил пальцами по столу. - Господа, а что, возразить никто не хочет? Может, господин… м-м-м, Зайтман преувеличивает? Горячится?
        - Конечно, преувеличивает! - громко воскликнула тетушка-общественница. - Молодой он еще, неопытный. Вы, господин Народный Председатель, не обращайте на него внимания, чего только сгоряча да по молодости не наговоришь! Наш дружный коллектив…
        - Стоп! - Олег поморщился. - Видите ли, уважаемая госпожа, такие речи мне не интересны. Официальная точка зрения мне прекрасно известна и так. И мы ее будем менять, давно назрело. Если бы люди честно говорили, что думают, и не только говорили, а еще и предлагали что-то, глядишь, и не оказались бы мы сейчас в такой заднице.
        Краем глаза он поймал чью-то скептическую полуухмылку.
        - Ну да, - кивнул он, - раньше не очень-то можно было высказываться, понимаю. Но времена меняются, господа. Может, кто-то еще хочет возразить вашему коллеге? По существу?
        Он обвел людей взглядом. Те мялись и отводили глаза. Высказаться больше не захотел никто. Олег хмыкнул про себя. Действительно, а чего он ожидал? Что кто-то в этой толпе начнет резать правду-матку Нарпреду в лицо? Даже если Нарпред не решит, что за нахальство следует наказать, обязательно кто-нибудь из своих стукнет начальству или в Третий отдел. Та же тетушка-общественница, например, точно стукнет. Народ давно отучили говорить прямо, и повезло, что нашелся молодой да неопытный, которого жизнь еще не била. И дважды повезло, что он увольняется и дирекции больше не боится. А если бы не увольнялся, рискнул бы на такую откровенность? Ох, сомнительно. Надо бы прикрыть парня, а то Общественные Дела враз в бараний рог его скрутят. Ладно, пометили, теперь не забыть бы. Кстати, а зачем забывать? Можно ведь вот так…
        Народный Председатель поднялся со стула и кивнул:
        - Всем спасибо за содержательную беседу. Не буду больше отвлекать. Кто-нибудь, подскажите телефон директора, окажите любезность.
        Сразу трое или четверо зашелестели страницами телефонного справочника. Но победила в негласном соревновании общественница.
        - Тридцать два девяносто восемь! - гордо сообщила она по памяти.
        - Спасибо… - Олег подхватил трубку ближайшего телефона и набрал номер. - Герман Иосифович? Кислицын говорит. Спуститесь, пожалуйста, в КБ, я вас жду.
        Он брякнул трубку на рычаг.
        - До свидания, господа, - он подошел к двери и взялся за ручку, но обернулся. - Кирилл, можно вас на минутку в коридор пошептаться?
        Он выпустил парня в коридор, вышел за ним и подождал, пока телохранитель плотно прикроет дверь, сквозь которую тут же прорвался возбужденный гул голосов. Затем он увлек Кирилла в конец коридора, к подоконнику. Там он вытащил из кармана блокнот, вырвал страницу и набросал номер телефона.
        - Вот, - протянул он бумажку. - Отдел канцелярии по работе с гражданами. Как получите на руки трудовую, перезвоните по этому телефону, вас будут ждать.
        Сколько вам еще осталось здесь работать?
        - До конца недели. Сегодня вторник, значит, еще три с половиной дня.
        - Прекрасно. Значит, в понедельник… или даже в субботу сразу же звоните. У вас какое образование? И, кстати, у вас имелись какие-то планы на будущее, от которых нельзя отказаться?
        - Ну… - Кирилл потер лоб. - Я вообще-то из Воралтая. В Моколе закончил политех по факультету тяжелых машин и оборудования. Думал вернуться домой, там хоть квартира есть. Лучше в двушке с родителями, чем здесь по общагам мотаться. Там поступлю в какой-нибудь институт или КБ, лет через десять, глядишь, даже квартиру дадут, если повезет. Здесь, в Мусельске, на жилье шансов никаких, разве что брать в кассе ссуду да деревянный дом строить. В Моколе - тем более без шансов.
        - С жильем мы что-нибудь придумаем, - отмахнулся Олег. - Позвоните по телефону, вас вызовут на собеседование. Нам нужны молодые и энергичные специалисты, хотя синекуры не обещаю, да и высоких зарплат - тоже. Придется вкалывать. Согласны?
        Парень некоторое время недоверчиво разглядывал бумажку. Потом он открыл рот, но в этот момент в дальнем конце коридора показался Краличка, спешащий под конвоем Иоганна.
        - В общем, если согласны, звоните по телефону, - нетерпеливо сказал Олег. - Начальства за сегодняшнее не бойтесь - я прикрою. Если общаки прессовать начнут, тоже позвоните по этому телефону.
        Он повернулся к запыхавшемуся Краличке.
        - Интересную я беседу поимел сейчас с вашим специалистом, - холодно произнес Народный Председатель. - Очень интересную. Думаю, содержание вам передадут без меня, пока же хотелось бы предупредить, что если в его адрес последуют какие-то санкции, вам, господин директор, сильно поплохеет. Подчеркиваю, вам лично.
        Канцелярия проконтролирует этот вопрос, - он посмотрел на директора немигающим взглядом, и тот мелко закивал. - Кроме того, у меня еще вот такой вопрос.
        Он подтолкнул директора к окну и ткнул пальцем в несколько стоящих в ряд под открытым небом ящиков. Дерево обшивки по большей части сгнило и рассыпалось (или было выломано), и из деревянной стружки проглядывали ржавые металлические части.
        - Что это такое? - осведомился Народный Председатель.
        - Это? - директора заметно пробрала дрожь. - Это… станки… Новые. Недавно пришли. Еще не успели поставить в цеха…
        Олег повернулся к Кириллу и приподнял бровь.
        - Токарные станки с ЧПУ. С числовым программным управлением, - пояснил тот. - Кажется, сахарские. Надписи, во всяком случае, на яркси. Третий год так стоят, с них уже утянули все, что только можно. Теперь только в металлолом.
        Директор бросил на молодого специалиста полный ненависти взгляд, но тут же съежился под напором исходящей от Олега ярости.
        - Вот, значит, как вы обращаетесь с дорогостоящим оборудованием? - с металлическими нотками в голосе спросил Народный Председатель. - Господин Краличка, а не следует ли вычесть стоимость этих станков из вашей личной зарплаты? Хотя бы по официальному курсу? Вы хоть представляете, каково сейчас в стране с твердой валютой?
        Директор побагровел и начал хватать воздух ртом. Олег даже слегка испугался.
        Хватит сейчас мужика удар, и что с ним делать? Нового директора искать? Ага, поставить директором этого Зайтмана - вот смеху-то будет! Он подавил кривую ухмылку.
        - За разгильдяйство вам выговор, - заявил Народный Председатель. - Кроме того, можете в ближайшее время ожидать комиссию, которая как следует проверит состояние дел на заводе. И имейте в виду - не вашу министерскую комиссию, которой лишь бы галочку поставить и на банкете нажраться, а настоящую, которая весь завод кверх тормашками перевернет. Настоятельно рекомендую начать готовиться уже сейчас. А теперь я позволю себе откланяться. Время, знаете ли, поджимает.
        Он повернулся и зашагал по коридору, чувствуя спиной два взгляда - веселый, принадлежащий Кириллу Зайтману, и беспомощно-ненавидящий - директора. Охранники топали следом. Он быстро сбежал по лестнице, опять перепрыгнул через заборчик у вертушки и с разбегу нырнул в дверцу плавно подкатившего спецавтомобиля. Спустя пару секунд за телохранителями захлопнулись задние двери, и машина, уже на гравиподушке, резко сорвалась с места.
        Не обращая более внимания на окружающий пейзаж, Олег задумался. Ему не давала покоя брошенная вскользь фраза того парня. Если перевести заводы на самоокупаемость, половина намертво встанет. Неужели это правда? Нужно будет стрясти с Полозкова аналитическую записку на этот счет. Но если это правда, что делать с намеченными реформами? Ну и перспективочка наклевывается - остановить экономику приказом сверху или дожидаться, пока она встанет самостоятельно…
        Усилием воли он выкинул эту мысль из головы. Незачем бередить язву пустыми сомнениями. Придет Федот - отворим ворота. Пока что "Ночной танцор" идет по плану, да вообще было бы неплохо поспать. Кто знает, может, ему опять покажут кино из той, чужой, жизни. Там, по крайней мере, на нем не лежит такой ответственности…

5 октября 1905 г. Николаевская железная дорога
        Вопреки ожиданиям вагон оказался весьма сносным. В купе первого класса, хотя и достаточно узком, обнаружились два полумягких диванчика и маленький столик.
        Впрочем, с самой отправки Олег прилип к окну и не очень-то присматривался к своему временному обиталищу. Наглядится еще…
        Неяркое октябрьское солнце стояло еще довольно низко. С утра небо затягивали тучки, но ближе к полудню они разошлись, и почти облетевшие рощи отсвечивали редкими золотыми и красными уцелевшими листьями. Тронутые ночным морозцем лужи уже успели оттаять и теперь мелкой рябью отблескивали под солнечными лучами. В приоткрытое окно вместе со свежим воздухом залетал и паровозный дым. Изредка тянущая состав монстроидальная машина жизнерадостно свистела и встряхивала вагоны на многочисленных стрелках.
        Унылые деревянные домишки московских окраин сменились лесами и голыми полями, усеянными соломенными скирдами. Тянулись грунтовые дороги, изредка оживляемые медленно ползущими телегами, кое-где виднелись пешеходы. Что-то резало Олегу глаза, и он долго не мог понять - что. Потом сообразил: кроме одинокого телеграфного кабеля, тянущегося по столбам вдоль полотна, вокруг не виднелось ни одного провода.
        Внезапно Олега охватила тоска. Мир показался серым и скучным, а он сам - крошечным и ничего не значащим. Эталон хренов! И что тебя понесло в эту столицу?
        Что ты там собираешься делать? У тебя же нет никаких конкретных планов, кроме как явиться к царю и сказать ему… Ха, да ты толком не знаешь даже, что скажешь.
        Он вздохнул. Ладно, придется полагаться на импровизацию. Кривая куда-нибудь да выведет. Не надо заморачиваться проблемами раньше времени. Он нащупал в кармане конверт. Рекомендательное письмо от Зубатова к этому… Герасимову он брать не хотел, но Крупецкий даже и слушать не стал. Буркнул, что приказано передать, и чуть ли не насильно засунул в карман.
        Едва Олег вспомнил о Крупецком, в животе того громко забурчало. Что-то недовольно пробормотав себе под нос, поручик отложил в сторону газету и хмуро посмотрел на спутника.
        - Пан не желает подкрепиться? - осведомился он.
        - Нет, пан не желает подкрепиться, - автоматически откликнулся Олег, но тут же спохватился. - У меня несколько вареных яиц и полкурицы. Оксана положила.
        Будете, Болеслав Пшемыслович?
        - Дякую, нэ, - отказался филер. - У меня с раннего утра ни крошки во рту. Схожу в ресторан, пообедаю нормально. Не пойдете со мной?
        - Нет, я посижу здесь, - качнул головой Олег, которому вспомнились вагон-рестораны в ростанийских поездах. - Нужно подумать. Потом как-нибудь.
        Крупецкий пожал плечами, поднялся и вышел в проем.
        - Вернусь через полчаса, - бросил он перед тем, как исчезнуть.
        Олег прикрыл раму, ликвидировав сквозняк, откинулся на спинку дивана и задумался. Значит, завтра с утра остановиться в какой-нибудь гостинице - и к этому самому Герасимову. Поскольку директор питерского Охранного отделения наверняка шишка покрупнее Зубатова, да еще и столичная штучка, как здесь принято говорить, вряд ли он станет тратить на них с Крупецким время. Засветиться, поскольку этого очень хочется Сергею свет Василичу, а потом… Сначала нужно все-таки прошвырнуться по городу. Крупецкий изображает из себя большого знатока, вот пусть и устраивает экскурсию за казенный счет. Все-таки хорошо, когда Охранное отделение платит за развлечения. Может, все-таки стоило взять с собой Оксану? Нет, правильно не взял. Неспокойно в стране. В Москве за ней и Зубатов приглядит, и Вагранов, и графиня Сапарская, если что, поможет, а в Питере…
        Он со вкусом потянулся и встал. Захотелось размять ноги. Олег отодвинул дверь и вышел в пустой коридор, прошелся взад-вперед, поглядывая в окна. Из-за одной из купейных дверей донесся перебор гитарных струн и напевный юношеский голос: -… ушует новый век двадцатый, В истории - водоворот Событий, лиц, и только даты Календаря идут в расход.
        Гроза шумит на горизонте,
        Буянит юный дальний гром
        И у истории экспромтом
        Свернулся дальний окоем.
        Утрачен путь во тьме пред нами,
        Угасли в сумраке огни,
        И дровосеков топорами
        Нам барабанит рок земли.
        Гроза нагрянет очень скоро,
        И негде нам укрыть себя.
        Мы беззащитны и покорны
        Без света умершего дня.
        Нас не спасут привычно боги,
        Отныне сами по себе
        Должны мы утишать тревоги
        И путь торить свой на земле…
        Олег хмыкнул и пожал плечами. Нет, не понимаю я стихи, ага. Этакий морально кастрированный урод. Радостно, однако, что хоть у кого-то песенное настроение.
        Он вернулся в свое купе, сел и задумался. Все же, все же, все же… Все же - что я буду делать в Санкт-Петербурге?..
        От раздумий его отвлек внезапно нарисовавшийся в дверном проеме гость.
        - Могу я вас побеспокоить, сударь? - извиняющимся голосом спросил невысокий прилично одетый мужчина интеллигентного вида с бритым подбородком и в пенсне, прижимающий к груди шляпу. Его суконная шинель, довольно новая, казалась весьма чистой и опрятной. В руке мужчина держал видавший виды дорожный саквояж.
        - Да? - Олег окинул визитера недоверчивым взглядом, но тут же расслабился. По виду - мелкий чиновник или учитель. Похоже, безопасен. На крайний случай в объемистом внутреннем кармане пальто лежит пистолет, всученный тем же Крупецким Олегу, похоже, уже по собственной инициативе. Филер весьма серьезно воспринял поручение Зубатова охранять своего беспокойного подопечного как зеницу ока, так что вытребовал в оружейной для него личный "браунинг" образца тысяча девятьсот третьего года с обоймой на девять девятимиллиметровых патронов. Запасная обойма пристроилась в другом кармане.
        - Простите, можно, я присяду? - все так же неуверенно спросил мужчина.
        - Место занято, - настороженно ответил Олег. - Мой товарищ ушел обедать, скоро вернется.
        - Нет, я не в том смысле, - заволновался гость. - Я просто… ну, присяду… ну, такая случилась история… Нет, если вам неудобно… я пойду, ладно?
        - Присаживайтесь, если такая история, - разрешил Олег. Ему стало любопытно. - Так чего вы хотели?
        - Мне, право, неловко, - пробормотал мужчина, опускаясь на краешек дивана, - но я в отчаянном положении. Видите ли, я никак не могу найти свой бумажник…
        - Я не брал, - сообщил ему Олег. - И не видел. Боюсь, ничем не могу помочь. Как максимум могу пожертвовать пару гривенников на извозчика - или сколько они в Питере берут?
        - Нет, я не в том плане, - заволновался мужчина. - Я не хочу ничего сказать про вас… вам… я не имел в виду, что вы как-то причастны к его исчезновению. На платформе перед отъездом на меня навалился какой-то чрезвычайно неприятный тип… наверное, он был вор, потому что до того бумажник был у меня в кармане, а потом я его не нашел. Вот…
        - Почему же вы не обратились к кондуктору?
        - Я обратился, - часто закивал мужчина. - Он предложил выйти на следующей станции и обратиться в полицию. Но, понимаете, у меня важное дело в Санкт-Петербурге. Я никак не могу опоздать с докладом в департамент. Меня… меня уволят, и я окажусь на улице. А у меня семья, дети…
        - Печальная история, - хотя мужчина казался вполне заслуживающим доверия, что-то в его манере себя вести настораживало Олега. - Чем я могу вам помочь?
        - Вы не поймите меня превратно, - гость нервно прижал шляпу к груди. - Я вам честное благородное слово даю, я не какой-нибудь попрошайка. Я не прошу у вас милостыни. Вот… - Он нервно выдернул из кармана блестящие желтые часы. - Они золотые. Коллеги подарили на последние именины, я даже к граверу отнести не успел, чтобы надпись сделать. Они стоят никак не меньше двухсот рублей, а вернее - двести пятьдесят. Вы не могли бы… под залог… всего рублей пятьдесят, а? Я вам дам свою визитную карточку, а когда вернусь в Москву, отдам. Даже больше отдам, шестьдесят или семьдесят. Честное благородное слово!
        - У меня нет пятидесяти рублей, - покачал головой Олег. - Боюсь, вы обратились не к тому человеку. У меня не больше тридцати, да и те мне весьма нужны. Я не знаю, сколько задержусь в Петербурге.
        - Я согласен на тридцать целковых! - горячо воскликнул гость. - Я вижу, что вы благородный честный человек, вы меня не обманете. Не обманете ведь, да? - он искательно заглянул Олегу в глаза. - Это действительно дорогие часы, подарок! А иначе меня уволят, а у меня жена, дети! Ну пожалуйста!..
        - Любезный, - разражаясь, произнес Олег, - я же вам на чистом русском языке сказал, что тридцать рублей - это все, что у меня есть. Я сам что, зубы на полку положить должен?
        - Но у вас есть товарищ! - горячо воскликнул незнакомец. - Он тоже может одолжить вам деньги. Вы не пропадете, а меня уволят! Вот, возьмите, посмотрите, какие хорошие часы! Из настоящего золота!
        - Самоварного золота твои часы, Художник, - с холодной иронией сказали от двери.
        - И цена им пять целковых, если не три.
        - Что?! - вскинулся гость. - Да как вы…
        - Заткнись, - на этот раз вместо иронии в голосе зазвучала угроза. - У тебя десять секунд, чтобы исчезнуть с глаз моих. Не успеешь - вышвырну в окно.
        Тот, кого назвали Художником, резко вскочил на ноги. В его глазах мелькнула ненависть, но он тут же шмыгнул в дверь мимо новоприбывшего и растаял в коридоре. Новый гость шагнул в купе, одергивая напяленную на нем невзрачную шинелишку мелкого служащего.
        - Эти ребята промышляют в поездах, - пояснил он. - Играют на человеческой жадности. Если бы вы не являлись Эталоном, Олег Захарович, он наверняка бы развел вас на бабки, выражаясь языком вашего мира. Да и так, в общем-то, он развел… почти. Сейчас он изображал мелкого чиновника, а мог бы изобразить продавца краденого в темном переулке, сбывающего ворованные золотые часы. Когда в скупке вам бы пояснили, что эти часы ценности не имеют, его бы и след простыл.
        Сущее наказание для уголовной полиции.
        - Я вас знаю? - подозрительно поинтересовался Олег. Вошедший отчаянно кого-то ему напоминал, но вот кого…
        - Прошу прощения. Я Джао, - Демиург бесцеремонно плюхнулся на сиденье напротив Олега.
        - Ой… - тихо сказал тот. - Это я прошу прощения. Я все думал, на кого вы похожи…
        - Я, к сожалению, не сохранил точную внешность куклы, которой пользовался для общения с вами, - пояснил тот. - В том сеансе общения с Робином ментоблок, содержащий мои реплики, апеллировал к сохранившемуся в вашей памяти визуальному образу. Поэтому вы опознали меня сразу. Сейчас мы в реальности, и вы видите перед собой приблизительную копию образа того Хранителя, воспроизведенную по памяти. Я посчитал, что это лучше, чем ничего.
        - Д-да… - пробормотал Олег. - Скажите, а я сейчас опять сплю? Эти ваши ментоблоки…
        - Нет, - качнул головой Джао. - Мы с Робиным оказались излишне самонадеянными.
        Ментоблоки действуют на психоматрицы в этой модели, на вашу в том числе, слегка иначе, чем в вашем мире на биологический мозг. Следствием явилось ваше неожиданное зависание в пограничном состоянии, из которого вы только чудом вышли без потерь. Мы с Робином решили, что пока он не отладит полностью механизм ментоблоков, мы не станем их вам вшивать. Общение через стандартные каналы обмена данными менее удобно, зато безопасно.
        - Если вы решили, что я что-то понял, то глубоко ошиблись, - проинформировал его Олег. - Вы бы приняли к сведению, что нам, простым смертным, с богами общаться как-то не по чину. Умишка не хватает…
        - Иронизируете? - улыбнулся Демиург. - Что мне в вас всегда нравилось, Олег Захарович, так это здоровая наглость. Я хотел сказать, что сейчас мы общаемся вживую, если можно так выразиться.
        - Ага, куда уж нам, психоматрицам, на роль живых претендовать! - проворчал Олег.
        - Утешайтесь тем, что я не более живой, чем вы, - утешил его Демиург. - У меня белковое тело вообще только двадцать пять лет по планетарному счету имелось. А еще я родился в пробирке, а не от мамы с папой, которые умерли примерно за три миллиона лет до того.
        - Я сейчас заплачу над бедным сироткой, - буркнул Олег. - Ох, простите. Что-то я сегодня не в настроении.
        - Ничего, я вас вполне понимаю. Думаю, на вашем месте я тоже оказался бы не в настроении. Я лично к нынешней форме тела привыкал терции три или четыре.
        - М-м… сколько? - озадаченно переспросил Олег.
        - Три или четыре терции по планетарным меркам нынешней модели - двести пятьдесят или триста лет, - любезно пояснил Джао. - Ну, или около того. Метрический год - это полный оборот галактики по имени "Млечный путь" вокруг своей оси, то есть около двухсот пятидесяти миллионов местных планетарных лет. Далее идут месяц, день, час, минута, секунда и терция, каждая следующая ступень по продолжительности - двенадцатая часть предыдущей.
        - Ух… - Олег помолчал, осмысливая. - Ну и масштабы у вас, однако. А сколько вам лет? Метрических? Или это нескромный вопрос?
        - Почему же, - усмехнулся Джао. - Скромный. Однако я вас разочарую - мне лично меньше семи метрических часов от роду по общей шкале. Самому же старшему Демиургу немногим более двух дней. Правда, достаточно много набирается по локальным шкалам искусственно созданных пузырей… соседних вселенных. Но мы уклоняемся от темы. Я хочу сказать, что вам не следует зацикливаться на своем нынешнем состоянии. Должен заверить вас, что ваш текущий способ существования - ничуть не менее полноценный, чем биологическая форма, а в принципиальном плане мало отличается от моего. С технической точки зрения Демиург устроен несоизмеримо сложнее, но это, по большому счету, лишь за счет огромного количества дополнительной машинерии, которой он обвешан.
        - Ну да, я понимаю, что разница между дикарем-каннибалом и белым человеком лишь в том, что у белого есть линкор с крупнокалиберными орудиями… - пробормотал Олег.
        - Не все сразу, - пожал плечами Демиург. - Кто знает, может, и вы заимеете свои собственные линкоры в будущем. Но хватит - обсуждение данной темы ваше самочувствие явно не улучшает. Вы сейчас в таком смятенном состоянии, что в любой момент можете сорваться в истерику или глубокую депрессию. Мне бы этого не хотелось. Я не хочу искусственно гасить ненужные автоколебания вашей матрицы, поскольку мне нужна от вас в первую очередь ясность мысли.
        - Очень заботливо с вашей стороны, - Олег отвернулся к окну. - Я так понимаю, вы не просто так явились сюда?
        - Ну, как вам сказать… - Демиург опять пожал плечами. - Я, если так можно выразиться, чувствую себя несколько виноватым перед вами. Я втянул вас в эту дурацкую историю с выборами Нарпреда. История эта послужила еще и косвенной причиной того, что вы оказались здесь. Думаю, будет справедливо, если вы хотя бы сможете удовлетворить свое собственное любопытство. У вас наверняка есть куча вопросов, которые вам очень хочется кому-нибудь задать. Так что спрашивайте.
        Только не о джамтанах - я сам не знаю о них практически ничего.
        - А не слишком ли это мелко по божественным стандартам - лично просвещать простых смертных? - буркнул Олег, обхватывая себя руками за плечи и ежась, словно от холода. - Тратить на меня свое бесценное время?
        - Нет, не мелко. Во-первых, человеческое общение для меня - одна из немногих радостей в этой жизни. Во-вторых, вы являетесь весьма важной фигурой в этом мире - если не король, то уж ферзь - точно. В-третьих, я трачу не так уж и много своего времени. Точнее, практически совсем не трачу его.
        - Это как? - Олег повернул к Джао голову, удивленно подняв бровь. - А, ну да.
        Понимаю. Вы же бессмертны. Что вам лишний день или год…
        - Нет, не так, - Джао еле заметно улыбнулся. - Все куда хуже. Видите ли, со временем Демиурги благодаря симбиозу с искинами выработали в себе умение присутствовать одновременно во многих местах. Вот вы, например, можете одновременно говорить по телефону и что-то писать, например. Примерно по тому же принципу мы умеем создавать точки присутствия сознания, способные одновременно заниматься разными делами в разных местах пространства. А точка присутствия, с той или иной целью материально оформленная, обычно в виде человека, называется проекцией. Объяснение, конечно, очень грубое, но суть передает. Сейчас я наблюдаю примерно за двумя десятками ключевых точек этой модели, причем проекция только одна, и она сейчас общается с вами. Наш разговор практически не требует ресурсов, так что мало меня напрягает. Поэтому не стесняйтесь, спрашивайте.
        С минуту Олег недоверчиво рассматривал гостя. Потом вздохнул.
        - Ладно, уговорили. Спрошу. Главный вопрос, собственно, один - а что, это, - он кивнул в сторону окна, - действительно ваш мир в прошлом?
        - Более или менее. М-да… вопросы вы, Олег Захарович, задавать действительно умеете. Видите ли, Катастрофа уничтожила значительную часть Архива…
        - Катастрофа? …Катастрофа… Ассоциативная память симбионта-искина услужливо начинает раскручивать цепочку давних воспоминаний. Настолько давних, что воспринимаются они уже как совершенно чужие. Огромные пустые залы мертвой станции с забавным названием "Белоснежка". Нарисованные на стенах коридоров, потускневшие за миллионы лет смешные гномы с кирками и белокурая красавица, беспечно танцующая в зале Холла на Зеленом Холме. Пыль веков, непонятно откуда берущаяся внутри герметичных контуров и воздушных фильтров древнего артефакта, мерцание консервирующего поля за смотровыми панелями, желто-оранжевая планета далеко внизу… Наставники, появляющиеся из ниоткуда: Майка, юная и веселая - где ее почти полмиллиона планетарных? - но кажущаяся Джао старой-престарой противной теткой; вечно печальный Варлам, чьи проекции всегда носили седые виски; суровый Джейми со своими занудными поучениями и моралями… Детство, уютное и беспечное, заботливая мама Суоми, древний искин в чоки-теле юной девушки, и новое знание, далекое и абстрактное, еще не навалившееся всем своим мегатонным весом…
        Мальчуган, новорожденный Демиург, еще во взрослеющем биологическом теле, жадно впитывающий жуткие, но такие интересные сказки о прошлом. Последний живой ребенок навсегда застывшей цивилизации - и прокручивающиеся на больших экранах древние записи под мерный голос Варлама. Катастрофа…
        - Катастрофа - это… Катастрофа. Достаточно сложная штука. У меня нет домашней заготовки на этот счет, а импровизировать не хочется. Как бы вам объяснить…
        Он повозился на диване, устраиваясь поудобнее. Паровоз, тянущий состав, радостно засвистел. Мимо окна побежали деревянные покосившиеся строения какого-то села, коровы индифферентно щипали траву, глядя на пролетающий мимо состав пустыми глазами.
        - Если коротко, то вот что. В свое время моя цивилизация пережила чудовищную катастрофу, практически полностью ее уничтожившую. Уцелела только горстка исследователей на дальних космических базах…
        - Где, простите? - озадаченно переспросил Олег. Джао осекся и замолчал.
        - Да, совсем запамятовал, что у вас с космическими путешествиями еще долго будут проблемы. Неважно. Главное, что крах цивилизации привел к утере огромного количества знаний, в том числе исторических. Выжившие восстановили многое, но не до конца. Большая часть исторических архивов пропала безвозвратно. Так случилось, что среди сохранившихся материалов львиная их доля относилась именно к тому периоду, который джамтане сейчас пытаются моделировать. Спустя примерно полтора столетия относительно данного момента в истории моего мира наступил момент, когда знания уже массово переводились в электронно-цифровой вид, но по инерции их все еще продолжали хранить на страницах книг.
        На столике у окна возникла книга. Ее обложка распахнулась, страницы странного желтоватого оттенка зашелестели, переворачиваясь.
        - Делались эти книги из особых материалов с собирательным названием "дарум". О причинах Катастрофы к единому мнению так и не пришли, но точно доказано, что в области континуума радиусом около светового месяца на несколько секунд изменились значения некоторых базовых физических констант. В числе прочего это привело к распаду всех химических соединений, содержащих электронные валентные связи определенного толка. В том числе разрушились и мягкие ткани человеческого тела, и хранившихся в музеях древние письменные источники на целлюлозной бумаге… Необратимо погибла также большая часть информации, хранившейся в памяти компьютеров. Но сделанные из дарума книги, сохранившиеся в музеях и долговременных хранилищах, равно как и устаревшие компьютеры, уцелели. Именно содержащаяся в них информация и являлась основными источниками при реконструкции текущей эпохи.
        Демиург вздохнул, и книга пропала.
        - Беда в том, что книги из дарума создавались спустя полтора века от текущей хронологической точки. И именно в течение этих полутора веков человечество осваивало и оттачивало методы фальсификации информации, в том числе помещенной в архивы. Собранные об этой эпохе сведения часто противоречат друг другу как по-крупному, так и в мелких деталях. Даже после исключения откровенных подделок полной достоверной картины сложить не удалось. Да, собственно, никто этим и не занимался всерьез. Поэтому можно с уверенностью заявить, что окружающий ваш мир походит на наше прошлое только в общих чертах.
        Джао хмыкнул.
        - Более того, после приглашения сюда я запустил постройку полного трехуровнего индекса соответствующих разделов Архива. Когда я направлял развитие вашего мира, следуя нашей истории как образцу, я хранил в памяти Робина только небольшую часть имеющихся источников, обнаруженных при беглом просмотре неиндексированных областей. Модель была очень приблизительной, и у меня просто не возникало нужды в полной подборке материалов. И после нового поиска я обнаружил дополнительные источники, демонстрирующие ошибочность многих местных деталей. Например, наш милейший Зубатов Сергей Васильевич, как выяснилось, после увольнения в отставку осенью тысяча девятьсот третьего года так больше никогда и не был возвращен на государственную службу. Между тем, здесь и сейчас эта личность в ранге высокого чиновника оказывает существенное влияние на ход событий. Настолько существенное, что некоторые ключевые события в ходе местной революции рискуют так и не случиться. Поинтересуйтесь у него для примера, как он поступил с неким Бауманом.
        Или взять те же самолеты. Доберетесь до Санкт-Петербурга - обязательно попросите Крупецкого сводить вас в гости к личности по имени Зденек Карицкий. Он чех по происхождению, но с вашим Ваграновым заочно знаком, так что прием окажет вполне радушный. Попросите его продемонстрировать вам самолет, он не откажет. Так вот, реально первые самолеты в России появились только в восьмом или девятом году - источники расходятся в точной дате, то есть только через три или четыре года.
        Здесь они уже не первый год летают. И подобных ошибок масса. То есть общая картина этого мира похожа на наше прошлое, но в мелочах сильно отличается. Я ответил на ваш вопрос?
        - В целом - да… - пробормотал Олег. - Скажите, а зачем вы пытались… как вы это сформулировали? Пытались направлять развитие моего мира, следуя вашей истории как образцу? Робин тоже что-то упоминал об этом…
        - Да тут, в общем-то, нет ничего конкретного. Ваша родная вселенная является результатом одного из моих экспериментов. Я проверял некоторые гипотезы насчет процессов формирования звезд. А потом случайно заметил, что одна из получивших звездочек по своим параметрам оказалась один в один похожа на Солнце, звезду родной планеты нашей цивилизации. Я ради забавы на скорую руку слепил ей планетарную систему и попытался смоделировать земную географию - скверно вышло, как вы наверняка успели заметить по местным картам. Потом я создал биологическую жизнь по образцу земной, пользуясь сохранившимися архивами ДНК. Ну, а потом я решил, что теперь можно запустить грандиозный социологический эксперимент и смоделировать историю своей цивилизации в надежде… хм, в надежде найти решение некоторых морально-этических проблем. Поскольку, как выяснилось, практикующий социолог из меня никудышный, я свернул эксперимент и оставил вас в покое. Если бы не джамтане, больше бы вы обо мне не услышали. Честно говоря, мне до сих пор стыдно за те последствия, и не только в вашем мире, к которым привели мои забавы. Примите мои
извинения, если они для вас что-то значат.
        Олег недоверчиво посмотрел на Демиурга.
        - Извинения? - пробормотал он. - Ну… принимаю, если приносите. Хотя как-то странно это для простого смертного - принимать извинения от бога. Типа, великан извиняется перед пылью, ногами попираемой, а та это всерьез воспринимает…
        - Нет, точно - ехидничаете, значит, не в депрессии, - широко улыбнулся Джао. - Меня-то сейчас одно волнует: как бы вы не свихнулись-таки от пережитой психологической нагрузки. От вас сейчас многое зависит и здесь, и там.
        - Молниями швыряться не научите? - с полуухмылкой поинтересовался Олег. - Раз я такой важный? Или, скажем, мысли читать? Только не здесь, а там?
        - Нет, не научу, - совершенно серьезно откликнулся Джао. - Во-первых, я больше не вмешиваюсь напрямую в жизнь вашего мира. Радуйтесь той информацией, что вы-там получите через себя-здесь. Кроме того, Робин не нашел ничего лучшего, как с целью упрощения синхронизации слегка перестроить вам-тамошнему… м-м-м, мозги. Теперь вы-там обладаете возможностью воспринимать эмоциональный настрой окружающих, и этого, на мой взгляд, более чем достаточно.
        - Во как… - ошеломленно пробормотал Олег. - Ну и дела! Ну ладно, а вы не просветите меня, что дома сейчас происходит? Как я справляюсь? Как развивается "Ночной танцор"? Интересно же…
        - Не просвещу, - отрезал Джао. - Олег Захарович, поймите: теперь этот мир - ваш.
        В тот мир вы не вернетесь, и информация оттуда только помешает вам.
        - Плохо. Что же, хозяин - барин, как любят здесь говорить, - вздохнул Олег. - Однако если есть "по-первых", должно иметься и "во-вторых".
        - А во-вторых, вам в этом мире уже включен режим наибольшего благоприятствования. Имеется в виду, что ваши начинания имеют куда больше шансов на успех, чем начинания любого из аборигенов, пусть даже и из первой страты. Но для этого вы должны выкладываться по полной программе. Не надейтесь, что все получится только из-за того, что вы нехотя левым мизинцем пошевелили. Слышали местную поговорку? Бог помогает тому…
        "Джао, контакт".
        "Джао в канале. Да, Робин?" "Джао, мне кажется, что ты слишком много ему рассказываешь. Это рискует еще сильнее нарушить его эмоциональную стабильность".
        "Его стабильность изначально нарушена по самое не могу. Дальше некуда. Сейчас я как раз пытаюсь ее восстановить. Я хочу дать ему твердую точку опоры. Дальше он выкарабкается сам. Кроме того, какого черта! Мы и так превратили его жизнь в ночной кошмар шизофреника. Должен же он, в конце концов, получить хоть какую-то моральную компенсацию!" "Тем не менее, я не думаю, что следовало давать совет насчет самолетов. Ты столько лет глушил тему… там, опасаясь создания стратегических бомбардировщиков, и вдруг опосредованно сливаешь информацию лидеру основного блока?" "Тема вполне очевидна. Ты и сам не хуже меня знаешь, сколько раз я душил ее на корню. Не реже раза в два-три года, а то и чаще, если я правильно помню. И без моего вмешательства самолет там изобретут очень быстро. Но для нынешней Ростании это может стать подспорьем, когда она начнет выкарабкиваться из кризиса".
        "Очень сомневаюсь. Скорее всего, технология все равно уйдет в Сахару. Тут не столько детали важны, сколько идея. А уж Сахара точно сваяет не только пассажирские самолеты, но и военные".
        "Нам не дано знать будущее, Робин. Извини, потом договорим. Закончу с Эталоном - пообщаемся на этот счет снова. Отбой".
        "Хорошо. Но не надейся, что уйдешь от разговора. Конец связи". -…кто сам себе помогает, - Демиург испытующе посмотрел на Олега. - Запомните ее хорошенько.
        - Запомню, - Олег, прищурившись, вернул взгляд. - А не боитесь, что я Пусть Справедливости тут строить начну?
        - Начинайте. Все равно ничего толком у вас не выйдет. У вас ни организации своей, ни правильного душевного настроя. До основанья весь мир разрушить у вас кишка тонка, как не преминули бы высказаться ваши конкуренты на этом поприще, социал-демократы и социалисты-революционеры. А что выйдет - мне будет самому интересно посмотреть. Не все же мне мирами рулить, верно? Надо же иногда и уступать дорогу молодым да ранним.
        - Молодой… - Внезапно на Олега накатила холодная серая волна тоски. - Какой я молодой! Через два года сорок стукнет, а я даже не женился.
        - Ну и что мешает? - удивился Джао. - Здесь у вас Оксана есть, замечательная девушка, между прочим - умница, красавица и даже не стерва, как бывает при таком сочетании. Там, дома, за вами любая баба пойдет, только пальцем поманите.
        - Шлепнут меня, - горько пробормотал Олег. - Наверняка шлепнут после того, что я сделать пытаюсь. И меня, и Пашку. И еще кучу людей. Посадят снайпера, и пока, пишите письма.
        - Что делать, профессиональный риск, - пожал плечами Демиург. - У вас выбор невелик: погибнуть, пытаясь что-то сделать, или ничего не делать и довести страну до голода и гражданской войны, в ходе которой вас шлепнут обязательно. А оставались бы вы на прежней должности, наверняка померли бы с голоду в этой гражданской… если бы раньше революционные массы вас к стенке не прислонили среди прочих как бюрократа и врага народа. Утешайтесь тем, что уж здесь-то вас точно не шлепнут.
        - Спасибо и на этом.
        - Всегда пожалуйста. Но мне, пожалуй, пора. Еще увидимся. А напоследок - еще один совет. Не ходите к врачам.
        - А? - несколько секунд Олег пытался осмыслить сказанное, параллельно думая о своем, пока до него не дошло. - Почему?
        - Потому что человек на вашей родной планете - чуть ли не единственный зверь, слепленный по образу и подобию homo sapience. По подобию, но далеко не по полному. Я дал вам более эффективную и устойчивую пищеварительную систему, заметно отличаются строение скелета и физиология. Особенно это женщин касается.
        Оксана уже один раз прокололась с врачом, помните? Самое явное ее отличие в том, что местные женщины, в отличие от Оксаны, могут забеременеть против своего желания, а также страдают ежемесячными маточными кровотечениями, называемыми менструациями. Ну, и многое другое. Любой грамотный врач в вас вцепится так, что не оторвать. Скажите еще спасибо, что Болотов общей практикой не занимается, хватку потерял, а то быть бы вам медицинской достопримечательностью.
        - Против желания забеременеть? Ну, дела… Но почему Робин не дал нам стандартные местные тела? - поинтересовался Олег, переваривая новость. - Какая разница, что именно конструировать?
        - Функционирование сознания неотделимо от функционирования тела. Если ваши психоматрицы окажутся в незнакомых телах, это может привести к дестабилизации и того, и другого. А вы нужны в целости и сохранности. Робин, полагаю, просто не захотел рисковать. Так что не ходите к врачам. Болезни вам с Оксаной здесь не угрожают, разве что душевные.
        - Понял, - кивнул Олег. - Как скажете. И все же - что мне делать дальше?
        - Откуда я знаю? - удивился Демиург. - Вы не в армии, чтобы приказов ожидать.
        Живите как знаете. Делайте карьеру по охранному ведомству, станьте свободным философом или уйдите в монастырь. Выбор за вами. Я здесь ни при чем. Робин с джамтанами - тоже.
        Олег озадаченно взглянул на него:
        - И что - никакой великой миссии по спасению мира? - саркастически осведомился он. - Просто валять дурака - и все?
        - Вы удивительно догадливы, Олег Захарович, - усмехнулся Демиург. - Именно что валять дурака - по-другому ваше поведение пока охарактеризовать сложно. А поскольку именно в означенном валянии вы удивительно везучи, можете считать, что это и есть ваш личный способ спасения мира.
        Джао встал и снова одернул свою невзрачную шинель.
        - Мне пора. Ваш Крупецкий уже направляется сюда из вагон-ресторана. Покажите ему эти часики, - он кинул Олегу давешние "золотые" часы, - и поинтересуйтесь, сколько они стоят. А заодно и узнайте, как на глаз отличать самоварную медь от золота.
        - Откуда… - пораженно пробормотал Олег.
        - Я позаимствовал их у того типа, когда он мимо меня протискивался, - подмигнул Джао. - У меня одна из любимых ролей для отыгрыша - вора-карманника, у любой проекции соответствующие навыки имеются. Кстати, вот что мне в голову пришло…
        Жестом фокусника он извлек из воздуха несколько листов бумаги, с обеих сторон покрытых мелким шрифтом тароти.
        - Это адаптированная копия той справки, что Робин подготовил для джамтан.
        Немного слишком сентиментально, и с хронологией малость напутано, но в целом более-менее. Почитайте на досуге.
        "Где это я с хронологией напутал?" "Робин, подслушивать нехорошо, тебе этого мама не говорила?" "У меня был только папочка, и многословием он не отличался. Так где я напутал?" "Сейчас с Эталоном закончу и покажу. Потерпи пару минут".
        - Спасибо, - Олег принял пачку. "…к моменту Катастрофы человечество так и не успело толком выйти за пределы Солнечной системы…", успели ухватить его глаза, прежде чем он положил ее на столик. - Почитаю.
        - До встречи, - кивнул Демиург и растворился в воздухе.
        - Что почитаю? - проворчал Крупецкий, входя в купе. - С кем это вы разговаривали?
        - Э… - Олег осекся. Смена действующих лиц оказалась для него несколько неожиданной. - Да это я так, сам с собой. Скажите, пан Болеслав, а эти часы и в самом деле золотые? Тут какой-то странный человек пытался у меня под их залог взять тридцать рублей, а потом вдруг вскочил и убежал, а часы забыл. Наверное, нужно его найти и вернуть?
        - Дрянь, а не часы, - отмахнулся филер, повертев часы в пальцах и пощелкав корпус ногтем. - Два целковых красная цена, и то много. Этот пся крев вас обмишулить хотел. Мазурик какой-то. Наверное, спугнул кто-то, вот и убежал.
        Оставьте себе на память. А станете искать - еще и перо в бок сунет.
        - Ладно, - легко согласился Олег, довольный, что филер так легко проглотил экспромтом выдуманную историю. - А не объясните, как вы определили, что это не золото?..

6 октября 1905 г. Санкт-Петербург
        Поезд прибыл на вокзал, когда осеннее солнце выкарабкивалось из-за окружающих привокзальную площадь трех- и четырехэтажных домов. Крупецкий махнул моментально подлетевшему извозчику и забрался в экипаж с откинутым по случаю хорошей погоды верхом. Олег, карабкаясь за поручиком, смутно припомнил, что такая повозка называется "ландо". Или нет? Переднее пассажирское сиденье отсутствует…
        "ландолет"? Он сделал себе зарубку в памяти: при удобном случае насесть на попутчика и выучить-таки названия местных транспортных средств.
        - К дому "У цепного моста", что напротив церкви святого Пантелеймона, - бросил извозчику Курпецкий. - Это штаб Корпуса жандармов, и там же местное Охранное отделение, - пояснил он Олегу, откидываясь на спинку и прикрывая глаза.
        Извозчик, очевидно, прекрасно знающий адрес, щелкнул вожжами, цокнул языком и покатил по мощеной камнями мостовой.
        - В Охранное отделение? - удивленно переспросил Олег. - А что мы там забыли? Мне нужно…
        - Я не знаю, что нужно пану в столице, - огрызнулся филер. - Пан меня о том в известность не ставил. Но у меня задание от пана Зубатова первым делом, еще до гостиницы, представить вас начальнику местного Охранного отделения пану Герасимову Анатолию Васильевичу. На тот случай, если вы опять начнете совать нос не в свои дела и влипнете в неприятности, - тут Крупецкий приоткрыл один глаз и покосился на Олега. - А я так думаю, что обязательно влипнете.
        - Вообще-то мне требуется увидеть Витте, - сообщил Олег. - А через него - как его, государя императора. Желательно в течение ближайших двух дней, как максимум - трех.
        На сей раз Крупецкий широко открыл оба глаза, повернул голову и с недоверием уставился на Олега. В его глазах удивление мешалось с жалостью, которую испытывают к сумасшедшим.
        - Пан Кислицын, - медленно, чуть ли не по слогам произнес он, - а почему вы решили, что вас пустят хотя бы к графу Витте? Не говоря уже про государя императора, про которого вы так небрежно отзываетесь?
        - Не берите в голову, Болеслав Пшемыслович, - отмахнулся Олег. - Это мои заботы.
        Вы меня, главное, доставьте к особняку Витте или где он там обитает, а дальше прорвемся.
        Крупецкий еще несколько секунд смотрел на своего спутника жалостливым взглядом, потом тяжело вздохнул и отвернулся, не желая, видимо, спорить с сумасшедшим.
        - Вам виднее, - сухо произнес он. - Но особняк Витте - не уличный кабак. Если вы станете… м-м-м, прорываться, то вас наверняка арестуют. На этот счет и нужно заблаговременно познакомиться с Герасимовым. Рекомендательные бумаги от пана Зубатова не потеряли?
        - Нет, разумеется, - Олег пожал одним плечом, локтем пробуя внутренний карман сюртука. - Думаете, пригодятся?
        Филер кивнул.
        - Еще вам следует сразу усвоить вот что. Пан полковник Герасимов, с которым я не знаком, но о котором очень хорошо отзываются, это вам не пан Зубатов. Он кадровый военный, требует соблюдать субординацию и панибратства не терпит.
        Будьте с ним повежливее и… - Поручик скривился. - И постарайтесь хорошо объяснить ему, зачем именно вы оказались в столице и почему хотите видеть… ох, матка боска, только не упоминайте, ради всего святого, про государя императора!
        Объясните ему, что хотите видеть графа Витте, ну, а по какому делу - уж вам виднее. Может, и не придется вам… прорываться.
        - Постараюсь, - хмыкнул Олег. - По какому делу, говорите…
        Он тоже откинулся на жесткую спинку и задумался. Безрессорный экипаж немилосердно трясло на булыжниках мостовой. Мимо тащились мрачные многоквартирные дома, с правой стороны тянулась закованная в гранитные набережные речушка с темной водой. Иногда мелькали роскошные особняки за фигурными оградами. Катили экипажи, по тротуарам прогуливался самый разный народ, рассматривая витрины магазинов. Санкт-Петербург, несомненно, выглядел более богатым и живым, чем Москва, но и более мрачным и нездоровым. Сырой и пробирающий до костей, несмотря на отсутствие мороза, ветер кое-где трепал обрывки лозунгов. Проходили группы личностей с красными повязками на рукавах обтрепанных пальто и шинелей, угрюмо озирающихся на богато одетую публику. В одном месте Олег углядел самый настоящий красный флаг, косо закрепленный на уровне второго этажа. Он толкнул Крупецкого локтем и взглядом показал на флаг, с удовлетворением заметив, как глаза филера полезли на лоб.
        - Правду говорят, что здесь всякая шваль властям на голову села, - зло сказал поручик. - Слышал я, что дела совсем плохи, но такое… - Он сплюнул на мостовую, чуть не угодив на шляпку пожилой даме с болонкой и снова закрыл глаза.
        По какому делу я к Витте… А ведь прав, прав пан Крупецкий! Экспромтом вкручивать что-то совершенно незнакомому человеку, сыскарю по профессии, причем грамотному сыскарю, судя по словам филера… Такие вещи обычно кончаются очень плохо. Вернее, кончались бы, будь на моем месте кто-то другой. Сходило с рук раньше, сойдет и сейчас? Не-а, не пройдет. Что там говорил Джао - что нужно прилагать все усилия? Да, так. Значит, нужно усиленно шевелить мозгами. Итак, что сказать? Что на многоуважаемого господина Витте готовится покушение? Чушь.
        Почему Зубатов не прислал об этом никакой информации, откуда он, Олег, это узнал, кто готовит покушение… Нет, это верный повод сгореть на месте. Не годится. Даже если и удастся убедить, Герасимов пошлет расследовать своих людей, никак не гостя. Рассказать, что Россия в опасности, что он, Олег, единственный, кто может ее спасти? Верная дорога в сумасшедший дом. И не факт, что местные психиатры окажутся такими же терпимыми, что и милейший Болотов. Не то, не то.
        Нельзя использовать в качестве повода глобальные материи, нужно что-то помельче, бытовое… Бытовое?
        К тому моменту, когда извозчик довез их до места и уехал, увозя с собой честно заработанные четыре гривенника, план вчерне созрел. С помощью бумаг Зубатова миновав охрану при входе, которая казалась здесь гораздо более бдительной и недружелюбной, чем в Москве, Олег с Крупецким поднялись на третий этаж в приемную, где проторчали не менее часа. Когда директор столичного отделения Охраны, наконец, принял их, Олег окончательно измаялся от ожидания.
        Герасимов, хотя и одетый в черный штатский костюм, имел явную военную выправку.
        Он что-то нервно писал на лежащем перед ним листе бумаги, окуная перо в бронзовую чернильницу в виде кремлевской башни, и на вошедших бросил скорее раздраженный взгляд.
        - Здравствуйте, господа, - коротко кивнул он. - Присаживайтесь, я сейчас закончу.
        Пока Олег с Крупецким усаживались на жесткие деревянные стулья, полковник бегло пробежал взглядом несколько страниц, расписался на последней и отложил бумажки в сторону.
        - Прошу прощения за задержку, но хлопот полон рот, - сухо извинился директор. - Представляете, несколько дней назад взяли с поличным двух бомбистов в их домашней лаборатории. Груда химикатов, бутыли с азотной кислотой, три готовых бомбы… Поместили их временно в тюремную камеру при околотке. А на следующий день пришла туда какая-то шваль с красными повязками, сунула околоточному бумагу, в которой от имени городского Совета рабочих депутатов предписывалось всех арестованных немедля отпустить, и что вы думаете? Отпустил, пподлец!
        Можете быть уверены, сегодня они уже опять за свое принялись. И ведь это уже во второй раз. Зла не хватает! Думал, когда займусь мемуарами на старости лет, вставлю этот анекдот в качестве курьеза. Но чем дальше, тем больше я начинаю бояться, что курьезом это вовсе не является.
        Герасимов раздраженно припечатал перо к столешнице.
        - Все боятся этих Советов пуще пулемета! И знаете, что самое печальное, господа?
        Что их поддерживает не только уличная голота, но и некоторые вполне уважаемые политики давно позволяют себе высказываться… - Он осекся. - Прошу прощения, накипело. Так что у вас за дело ко мне, господа? И как здоровье Сергея Васильевича, кстати? До меня доходили какие-то слухи…
        - Это просто слухи, господин полковник, - отрапортовал Крупецкий. - Пан Зубатов в полном порядке. Он лично просил передать вам его привет, а также просьбу внимательно отнестись к делу господина Кислицина.
        - Готов служить, чем могу, - кивнул полковник. - Итак?
        Олег подавил невольный порыв поежиться под пронизывающим взглядом Герасимова. Он порадовался, что все-таки заранее слепил правдоподобное объяснение.
        Правдоподобное? Хм, ну вот сейчас и проверим…
        - Александр Васильевич, - негромко произнес он, слегка наклоняясь вперед, - меня зовут Кислицын Олег Захарович. Я являюсь чиновником для особых поручений при господине Зубатове, вот мои рекомендательные бумаги. Примерно две недели назад к нам в отделение пришел некий юноша… не спрашивайте, почему он пришел именно к нам, этого я не знаю. Но суть в том, что этот юноша, по его словам, является внебрачным сыном господина Витте.
        Глаза Герасимова сузились, но он ничего не сказал, только поощряюще кивнул.
        - Этот юноша, должен признать, имеет некоторое сходство с его сиятельством, если судить по газетным портретам. Вполне возможно, что это сходство является фамильным. В качестве доказательства он продемонстрировал некие письма, которые граф лет двадцать назад писал его матери, ныне покойной, хотя и отказался оставить их нам. По его словам, он не собирается требовать от отца его официального признания своим сыном, но хочет от него материальной поддержки.
        Гордость якобы не позволяла ему требовать этого раньше, но в настоящий момент он дошел до крайности.
        - Так… - проронил полковник, постукивая пальцами по столу. - И теперь этот юноша, конечно же, угрожает своему мнимому, - он выделил это слово ударением, - отцу оглаской?
        - Не знаю, ваше… - Олег запнулся, пытаясь вспомнить правильное обращение.
        Полковник… это ведь шестой класс табели о рангах, верно? - Не знаю, ваше высокоблагородие. Он разговаривал лично с Сергеем Васильевичем, я при этом не присутствовал. Но судя по тому, что сообщил мне господин Зубатов, юноша, скорее, предпочел бы избежать огласки. Похоже, он как-то связан со средой, в которой недолюбливают аристократию, и не хочет, чтобы его друзьям стало известно, кто его отец.
        - Понятно… - Герасимов опять побарабанил пальцами по столу. - И что же вы хотите от меня, господа?
        - Ничего особенного. В силу деликатности данного поручения с его сиятельством я намерен разговаривать сам. Мне сообщили некоторые факты, которые я должен упомянуть в разговоре с графом в качестве доказательства. Так что я всего лишь прошу вас организовать мне аудиенцию у графа в ближайшее время.
        Все. Олег с облегчением откинулся на спинку стула и стал внимательно изучать потолок. Проглотит или нет? Ох ты, а если ему взбредет в голову перезвонить Зубатову? Здесь, кажется, междугородные звонки еще не изобрели? Или изобрели?
        - Это в моих силах, - наконец кивнул директор Охранного отделения. - Я отправлю нарочного с письмом сегодня же. Думаю, завтра или послезавтра граф вас примет.
        Где вы остановились в Петербурге?
        - Мы еще не остановились, - сообщил филер. - Прямо с вокзала - сюда. Если у вас есть рекомендации…
        - Гостиница "У креста", - словно отрубил полковник. - Тут в двух кварталах к северу. Вполне приличная, надежная и не очень дорогая. Письмо с уведомлением о месте и времени встречи вам принесут туда. Вернетесь в Москву - передайте мои наилучшие пожелания господину Зубатову. Как он раскрыл доставку прокламаций через границу в стенках холодильных камер - это было великолепно, я восхищен. А сейчас, если вы извините меня…
        Олег с Крупецким поднялись и поклонились, разворачиваясь к двери. Крупецкий пропустил Олега вперед, но, неожиданно заколебавшись остановился.
        - Я сейчас, - шепнул он Олегу и прикрыл дверь у него за спиной.
        - Что-то еще? - удивленно приподнял бровь Герасимов, уже пододвинувший к себе чистый лист бумаги и что-то быстро на нем строчивший.
        - У меня, пан полковник, две просьбы.
        - Вот как? И какие же?
        - Первая просьба - не могли бы вы предоставить мне карманный справочник филера?
        Господин Медников просил привести экземпляр, чтобы сравнить с нашими и выявить, не упустили ли мы кого-то из террористов при его составлении.
        - Справочник вам предоставят. Его принесут вместе с уведомлением о встрече с графом. Что еще?
        Крупецкий опять заколебался, но потом шумно вздохнул и пожал плечами.
        - Пан полковник, это по поводу моего спутника. Видите ли, пан Зубатов высоко его ценит, но… пан Кислицын обладает потрясающей способностью впутываться в сомнительные и опасные истории. Не так давно на квартире у какого-то своего знакомого, например, он напоролся на Зверя, то есть Зверева, опасного террориста из эсэров, который чуть не прикончил и его, и меня, и в конце концов сбежал. И с ним все время так…
        - Хороший сотрудник, - хмыкнул Герасимов. - Если бы он еще и задерживать террористов научился - цены бы ему не было. А я что могу сделать?
        - Пан полковник, не могли бы вы приставить к нам одного-двух человек из филеров, пока мы здесь? Не обязательно самых опытных, поскольку он наверняка заметит наружку, в этом он дока. Просто… чтобы в случае чего помощь получить?
        - То есть на свои силы вы не рассчитываете? - приподнял бровь начальник отделения.
        - Никак нет, - виновато потупился филер. - Такой уж он человек. С него станется в толпу вооруженных красных с голыми руками влезть.
        - М-да… - полковник потер подбородок и задумчиво уставился на лежащую перед ним бумагу. - С людьми у меня сейчас туго. Сами понимаете, время такое. Может, в уголовную полицию обратиться, чтобы они своих агентов выделили?
        - Не хотелось бы, пан полковник. Мы здесь по деликатному поручению. Чем меньше посторонних знает, тем лучше.
        - Хорошо. Что-нибудь придумаю. Кстати, господин Крупецкий, вы ведь поляк?
        - Наполовину, пан полковник, - внезапно филер напрягся. - Происхожу из Варшавы, отец поляк, мать русская.
        - Католик?
        - Никак нет. Отец крестил меня в православную веру.
        - Вот как? Поляк, наверняка католик - и в православную?
        - Мать умерла родами. Отец исполнил ее предсмертную просьбу.
        - Сочувствую. Но, наверное, вы выдающийся агент, если вас, поляка, пусть и наполовину, приняли на работу в Охранное отделение?
        - Не могу знать, пан полковник, - хрипло ответил филер. - Но год назад я спас жизнь господину Зубатову… случайно… и он взял меня к себе. Нареканий по службе не имею, вхожу в состав Летучего отряда, но сейчас работаю по Москве. За службу поощрен именными часами.
        - Похвально, - полковник внимательно рассматривал поручика. - А не хотите ли вы, пан Крупецкий, перейти на службу, скажем, в Петербург? У нас всегда найдется место талантливому человеку. Нет-нет, - успокаивающе поднял он ладонь, - не отвечайте сразу. Подумайте на досуге. Сейчас же, если у вас все, можете идти.
        - Спасибо, пан полковник! - Крупецкий щелкнул каблуками и, повернувшись, вышел в приемную, где под пристальным взглядом секретаря изнывал Олег.
        - Что вы там делали? - накинулся он на филера. - О чем шла речь?
        - Служебные дела, - пожал тот плечами. - Ну что, едем в гостиницу?
        - Едем, - согласился Олег. - А что значит "надежная"?
        - Это значит, что хозяин активно сотрудничает с полицией, так что подозрительных элементов там нет или же они под наблюдением. Можно не бояться краж из номера.
        - Понятно… Ну что, едем.
        После вселения в достаточно чистый и опрятный номер Олег, невзирая на протесты Крупецкого, настаивавшего на том, чтобы как следует (читай - два дня, не меньше) передохнуть с дороги, потащил своего спутника на прогулку. Наняв извозчика с крытой пролеткой - небо затянуло тучами, явно намечался дождь - они покатили по мощеным улицам. Нездоровая октябрьская погода наверняка загнала под крышу многих и многих, но и тех, кто отважился выбраться на прогулку, пешую или в экипаже, хватало. Ничего нового, впрочем, по сравнению с Москвой Олег не заметил, хотя город определенно производил впечатление более развитого. Многоэтажных доходных домов здесь попадалось значительно больше, особняки могли похвастаться обширными парками, а многочисленные мосты украшали литые и гипсовые скульптуры.
        Воображение Олега поразили разводные мосты через большую местную реку, называемую Невой. Огромные многотонные подвижные конструкции явно превосходили уровнем технологий все то, что он видел в этом мире ранее, но отнюдь не производили впечатление надежных. Он попробовал было добиться от Крупецкого, почему бы просто не сделать обычный мост большей высоты вместо того, чтобы городить огород со сложной механикой и машинерией, но тот лишь неопределенно хмыкнул и отвернулся, настороженно вглядываясь в прохожих. То ли филер был не в настроении для разговора, то ли просто не знал и сам.
        В номера они, совершенно продрогшие, вернулись под вечер, когда сгустившиеся сумерки сделали экскурсию затруднительной. Портье передал им два пакета - толстенький сверток для Крупецкого и запечатанное письмо без опознавательных знаков для Олега. Поднявшись наверх, Крупецкий зашел в номер Олега и вопросительно взглянул на него.
        - Завтра в десять утра в особняке графа Витте, - пробормотал тот, пробежав строчки письма глазами. - М-да… Ваш Герасимов мог бы писать и не так лаконично. Вы, пан Крупецкий, знаете, где находится этот особняк?
        - Найдем, - подал плечами филер. - Я не раз бывал в Петербурге, город неплохо знаю. А язык, как известно, и до Киева доведет.
        - Будем надеяться, - качнул головой Олег. - А что это вам принесли?
        - Вот, проше пана, - поручик быстрыми движениями сорвал обертку и протянул Олегу пухлую книжицу небольшого формата. - Карманный справочник филера. Очень полезная вещь. Здесь перечислены все известные Петербургскому охранному отделению террористы или лица, подозреваемые в сотрудничестве с ними.
        Олег быстро пролистал книжку. На каждой ее странице тонкой папиросной бумаги располагались портреты профиль и анфас мужчин и женщин. Под портретами тянулись строчки словесных описаний.
        - И вы хотите сказать, что помните все эти имена и лица на память?
        - Если бы мы их помнили, нам не потребовались бы карманные справочники, - сухо ответил филер. - Существует система запоминания людей по форме частей лица, ушей, черепа и другим признакам, которые позволяют быстро определить, кто перед вами. Каждый уважающий себя сотрудник держит в памяти десятки, а многие - и сотни описаний. Справочник же служит для точной идентификации.
        - Сильно, - уважительно сказал Олег, возвращая справочник. - А что еще должен уметь филер, кроме как помнить всех террористов?
        - Филер должен иметь хорошую память, выносливость и терпеливость, - задумчиво начал перечислять Крупецкий. - Он должен уметь незаметно следить за подопечными или за местностью, в том числе переодеваясь в разные костюмы - кучера, уличного торговца, дворника и так далее. Ну, в общем, разные вещи. Помнится, - неожиданно он широко ухмыльнулся, - Чумашкин скрывался на конспиративной квартире, где должны были собраться предполагаемые заговорщики. Он не нашел ничего лучше, чем укрыться в ванной комнате в баке для воды. Представляете, какой был номер, когда хозяйке вздумалось принять ванну!
        - Помню, он рассказывал, - фыркнул Олег. - И что?
        - Да ничего, - пожал плечами филер. - Потом два месяца проходу ему не давали, все интересовались, каково было в баке сидеть, покуда хозяйка ванну принимала.
        Едва с кулаками бросаться не начал в конце концов.
        Через пару минут ничего не значащего разговора Крупецкий сослался на сонливость и ушел к себе.
        - В первый раз за уж и не припомню какой срок удается две ночи подряд в кровати провести, - пояснил он. - Грех упускать такой случай. С хозяином я договорился, завтра в семь утра нас разбудят. Завтракаем, и в девять выезжаем.
        Оставшись один, Олег какое-то время лениво перелистывал оставленный Крупецким иллюстрированный справочник террористов. Однако это занятие при свете пары гостиничных свечей из стеарина - электричества здесь не имелось, равно как и газовых горелок - вскоре ему наскучило. Он достал из кармана пальто забытые мошенником в поезде часы и какое-то время крутил их в руках, разбираясь. Хотя и медные, часы ему понравились. Он аккуратно прицепил к жилету цепочку и засунул часы в нагрудный карман. Зеркала в номере не оказалось, но он надеялся, что выглядит достаточно солидно - в конце концов, вряд ли граф разбирается в часах лучше его самого. Завтра утром ему это определенно не помешает.
        Часы показывали начало девятого вечера, но на дворе уже стояла густая тьма. Он еще раз попытался прокрутить в голове сценарий завтрашнего разговора, но обнаружил, что мысли путаются. Мысленно махнув рукой - авось кривая да вывезет! - он повернул в дверном замке ключ, разделся, плюхнулся на постель и неожиданно для себя мгновенно заснул крепким сном.
        - Стравливайте давление, - негромко скомандовал Овчинников.
        Вагранов быстро закрутил маховик запора, и из отводной трубы донесся негромкий свист газа.
        - Только бы не прорвало уплотнения, - пробормотал Грузиков, мелко перекрестившись. - Только бы…
        - Не действуй на нервы, Алеша, - оборвал его Вагранов, прислушиваясь. - Ты их проверял, я их проверял, господин Шрубель их проверял. Ничего уплотнениям не сделается. Степан Васильевич, умоляю вас, вы форму криво и неплотно вставили.
        Поправьте моментально!
        Овчинников пощелкал пальцем по форме и ухмыльнулся.
        - Кто там только что нервы упомянул? - шутливо спросил он. - Все ровно и плотно.
        Еще пять атмосфер… три… одна… хоп!
        Инженер с усилием потянул за рычаг, и из аппарата донеслось шипение.
        - Так, пошла масса… - пробормотал он, заглядывая в узкое окошечко из толстенного стекла. - Пошла, родимая! Сейчас мы ее в форму…
        Остальные сгрудились у него за плечами, пытаясь рассмотреть происходящее.
        - Вот так. Ну что, господа, раз-два-три-четыре-пять, начинаем доставать!
        Он быстро ослабил зажимы, клещами вытянул из паза пышущую жаром форму и быстро сунул ее в подготовленный бочонок с холодной водой. Раздалось шипение, в воздух взметнулось облако пара.
        Овчинников повернулся к аудитории.
        - Ну что, господа, поздравляю вас с историческим моментом. Похоже, триоксид хрома действительно является прекрасным катализатором для реакции полимерного синтеза в этиленовой среде. Мои поздравления, господин профессор, - обратился он к скромно протирающему пенсне Белиховскому. - Вы действительно сотворили чудо, организовав производство чистого триоксида в настолько сжатые сроки.
        - Только благодаря неоценимой помощи Ганса Генриховича, - Белиховский слегка поклонился в сторону Шрубеля. - Однако еще раз должен предупредить вас, что у меня более не осталось материалов, а некоторые их них нужно заказывать в Германии.
        - Неважно, - снова широко улыбнулся Овчинников. - Главное, судари мои, что мы сумели доказать принципиальную жизнеспособность данного процесса. Завтра я продемонстрирую наши результаты Гакенталю и господам из "Русского банка", и мы сможем приступить к конструированию первой промышленной установки для производства полиэтилена!
        - А не делим ли мы шкуру неубитого медведя? - взволнованно обратился к нему Вагранов. - Ради бога, Степан Васильевич, да покажите же вы, в конце концов, результат, не томите душу!
        - Это запросто, - подмигнул ему инженер и извлек из бочки остывшую гипсовую форму. Теми же щипцами он осторожно отделил верхнюю ее половину, лоснящуюся от машинного масла, и вытащил из нижней ее части матовую полусферу с четырьмя выступами-ножками. - Вуаля, мсье! Пожалте покорно вашу золотую чашу. Нет, не золотую, а куда более дорогую!
        Взволнованный Вагранов осторожно принял в ладони полушарие. Остальные сгрудились вокруг, протягивая руки, чтобы потрогать.
        - Господа, да она же почти ничего не весит! - взволнованно сообщил он всем. - Ну совсем ничего!
        - Видны пузырьки, - Бисеров ткнул пальцем во вздутия на поверхности. Нужно будет продумать, как избавлять пластическую массу от газов во время отливки.
        - Да ладно вам, Константин Евгеньевич, - отмахнулся от него Вагранов. - Детали потом обс… оп!
        Скользкая от смазки чаша выскользнула у него из рук и со странным звуком покатилась по каменному полу мастерской.
        - Да аккуратнее же вы, ради бога! - зазвучали рассерженные голоса. - Держите лучше! Не разбилась?
        - Не разбилась, - с облегчением улыбнулся Грузиков, поднимая полусферу с пола. - Пружинит. Нет, господа, это поистине гениально! Кто бы мог подумать… Этот ваш Кислицын, Евгений Ильич, положительно выдающийся ум! Где он, кстати?
        - Да, где? - переспросил Овчинников. - Я заезжал к нему домой. Оксана Александровна не захотела мне сказать. Уехал в Петербург, говорит, по делам. Он же знал, что мы сегодня установку испытываем, и собирался присутствовать. Что случилось, почему его нет?
        Вагранов пожал плечами.
        - Я тоже заезжал к нему. На лавочке у крыльца сидела какая-то подозрительная личность, которая заявила, что из полиции, и не хотела пускать меня наверх.
        Потому вышла грустная Оксана Александровна и сообщила мне то же, что и вам - что Олег Захарович уехал в Петербург, а на личность сказала не обращать внимание - это агент уголовной полиции, приставленный к ней для охраны по просьбе Зубатова.
        - Зубатова? - недоверчиво поинтересовался Велиховский. - Это жандарм из Охранки?
        Почему он интересуется Кислицыным? Не могли ли его арестовать за участие в каком-нибудь тайном обществе?
        - Вряд ли, - с неохотой откликнулся Вагранов. - Видите ли, формально господин Кислицын числится сотрудником Московского охранного отделения.
        - Провокатор? - с ужасом осведомился Грузиков. - Жандарм?
        - Не говорите глупостей, любезнейший, - резко ответил Вагранов. - Сами знаете, у меня нет ни малейшего повода любить Охрану. Но если Олег Захарович - провокатор, то я готов съесть собственную шляпу. И где, скажите на милость, вы видели жандарма, способного отличить хотя бы нитрит от нитрата, не говоря уже про совершение такого прорыва в области органической химии? А вы обращали внимание, как легко с ним общаться на самые невероятные темы? Просто живым себя начинаешь чувствовать. Я скорее поверю, что он действительно марсианин!
        - Час от часу не легче! - хмыкнул Бисеров. - Теперь он уже марсианин. И как он к нам попал? Из пушки запустили, как у Верна? Или на боевом треножнике прилетел, как у Уэллса?
        - У Уэллса на треножниках не летали. И вообще, господа, что-то у нас разговор не в ту степь пошел, - вмешался Овчинников. - Давайте не будем обсуждать человека у него за спиной, тем более что мы от него ничего, кроме хорошего, не видели. Не забывайте, что сегодняшний триумф, - он ткнул пальцем в пластмассовую полусферу, которую Грузиков все еще держал в руке, - это в первую очередь его триумф.
        Смогли бы мы без него набрести на идею самостоятельно?
        - Смогли бы, - тряхнул головой Вагранов. - Весь вопрос только в том - когда.
        Может, через год, а может, и через полвека. В чем я абсолютно уверен, так это в том, что это он без нас ничего не добился бы. Однако я, Степан Васильевич, с вами согласен. Негоже так сплетничать о человеке, тем более о Кислицыне. Без сомнения, когда Олег Захарович вернется, он порадуется вместе с нами и расскажет о причинах своего отсутствия, ежели сочтет нужным и возможным. Господа, чем спорить на пустопорожние темы, у меня есть предложение отпраздновать наш успех.
        Я знаю такой ресторан - м-м-м, сказка, а не ресторан! Удобный, недорогой, с очень приличной кухней, и там всегда есть в наличии "Мадам Клико". Ну что, господа, едем?
        Ночью Олегу приснился кошмар. Он открывает заседание правительства почему-то на зеленой солнечной лужайке, окруженной вокруг непроглядно-черным еловым лесом. На его столе лежит кипа бумаг, и он отчаянно копается в ней, стараясь разыскать нужную, но наброски "Ночного танцора" куда-то запропастились, а значит, никто не поверит в то, что план существовал. Поражение неизбежно, и снайпер на водомете на дальней стороне площади уже навел на него винтовку и тщательно целится, ухмыляясь самодовольной улыбкой Шварцмана. Бушует митинг на площади, люди беснуются, что-то выкрикивая, у самого подножия трибуны, а Пашка о чем-то мило болтает с Оксаной, сально ему подмигивая и незаметно показывая большой палец. Он пытается спрыгнуть с трибуны, потому что это не в него, а в Оксану целится снайпер, но Безобразов поднимает его за воротник и сажает к себе на плечи, и солнце теплого майского полдня ласкает его своими лучами. Он тянется ручонками к воздушному шарику и счастливо смеется, потому что папа с мамой сегодня тоже такие нарядные и веселые, но шарик разлетается под пальцами ворохом листов в клеточку,
расчерченных таблицами с непонятными символами. "А-один - попал, А-2 - ранил, А-3 - убил!", - сердится Пашка, превращаясь в Джао. - "Неужели ты не понимаешь, что это все - психоматрицы? Одни сплошные психоматрицы, и ты тоже психоматрица, вот так!" Он выдергивает из него скрепку, и Олег, отчаянно цепляясь руками за ускользающий воздух, тоже разлетается на отдельные листки, тающие в удушливом ледяном воздухе космического пространства, и все двадцать семь звезд впиваются в него игольчатыми лучами…
        Всхрипнув, он резко сел на кровати, выдирая себя из цепких щупальцев сновидения.
        Спина саднила и чесалась. Отдышавшись, он выбрался из постели и зажег свечу. В ее свете на простыни явно виднелись нахальные ползущие клопы и несколько темных полос - по всей видимости, от раздавленных им во сне насекомых.
        - Вот пся крев, - ругнулся Олег подцепленным у Крупецкого словечком. - Надежная гостиница, оно и видно! Клопы и те себя здесь в безопасности чувствуют…
        Он присел на стул, вытирая со лба испарину. Психоматрица… Ты - психоматрица.
        Не обманывай себя. Нет у тебя никакой испарины, а есть фальшивка, скармливаемая тебе через… как это назвал Джао? Стандартные каналы обмена информацией? Ни глаз, ни ушей, ни носа, одни только стандартные каналы! Рехнуться можно…
        Стоп, жестко оборвал он себя. Хватит истерик. Ты уже эту мысль на тысячу раз обмусолил. И раз решил вернуться к ее обдумыванию позже, когда эмоции улягутся, то так и поступи. Держи слово хотя бы перед самим собой. Неврастеник несчастный!
        Он снова встал и начал прохаживаться по комнате, не обращая внимания на скрипучие половицы и сбившийся под босыми ногами половичок. Сердце бухало, сна не чувствовалось ни в одном глазу. Где-то вдалеке часы пробили дважды. Два часа… Два часа ночи седьмого октября тысяча девятьсот пятого года от эр ха по… как бишь его там? Юлианскому календарю? Или григорианскому? В общем, по тому, который местный. По второму, заграничному, соответственно, двадцатое октября. Тысяча девятьсот пятый год от некоего мифического события, которое на самом деле произошло - если произошло - миллионы лет назад в хрен знает какой точке мироздания, но уж совершенно точно - не у этой звезды и не на этой планете. Интересно, кстати, как выглядит местное небо, если смотреть на него по-настоящему, а не через "стандартные каналы"? Наверняка ведь эти джамтане не могли перелопатить звезды в небе, чтобы они соответствовали картине, описанной в исторических астрономических атласах. Или могли? Нет, вряд ли. Куда проще атласы подделать.
        Он резко остановился и хлопнул себя ладонью по лбу. Идиот! У него совсем вылетели из головы листы, которые сунул ему Джао на прощанье! Тогда, в поезде, он торопливо спрятал их за пазуху, чтобы избежать лишних вопросов спутника, потом переложил в чемодан, да так и забыл. Он торопливо вытащил чемодан из-под кровати, выхватил мятые листы сероватой газетной бумаги, присел к столу, поближе к свечке, и углубился в чтение.
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Игра всегда являлась заметной составной частью существования высокоразвитой биологической жизни. Еще до того, как у гоминидов проявились зачатки разума, она позволяла детенышам высших животных оттачивать рефлексы и обучаться избегать опасностей реальной жизни в относительно безопасной обстановке. С появлением социального человеческого разума роль игры еще более выросла. Она стала необходимым инструментом обучения детей жизни во все усложняющемся обществе, позволяя приспособиться к типовым сценариям поведения в рамках социальной и технологической пирамиды. По сути, огромную роль в рассудочной деятельности человека играли в детстве навязанные окружающим сообществом знания и психологические шаблоны поведения. И именно эти знания и шаблоны усваивались в играх.
        С повышением технологического уровня цивилизации игры вышли на новый уровень.
        Компьютеры позволили автоматизировать правдоподобное предъявление игроку модифицированной реальности, что позволило резко расширить количество и сложность доступных для игр сценариев. Правда, на этом этапе игра в значительной степени утратила обучающую роль, превратившись в средство развлечения и самоутверждения, оторванное от окружающей реальности. Массовое бегство в дешевую виртуальность, позволяющую стимулировать именно те инстинкты, которые вынужденно подавлялись в реальной жизни, одно время даже начало серьезно волновать земные правительства. Ушедший в виртуальность человек переставал реагировать на многие ранее действенные стимулы наподобие высокого места в существующей социальной пирамиде. Некоторые сообщества "виртуалов" насчитывали сотни тысяч, а то и миллионы человек, и уже вскоре после Третьего технологического скачка начали пользоваться весомым влиянием в реальной политике. При поддержке правительств некоторые психологи и социологи, пытаясь сделать себе имя псевдонаучными исследованиями, выпускали отчеты, в которых, меняя причину со следствием, утверждали, что виртуальность делает
людей (и в особенности подростков) асоциальными, способствует в них развитию агрессивности, снижает интеллектуальные способности и так далее. Традиционное общество, основанное на территориальных началах, старалось защитить себя, доходя вплоть до попыток частичного или полного запрета как игр, так и связанных с ними игровых сообществ. Некоторые такие попытки приводили даже к серьезным репрессиям по отношению к "виртуалам".
        Такое положение дел сохранялось в течение многих десятилетий. Однако после провала "Закона о геноциде", вызвавшего восстание чоки, и завершения Слияния страсти успокоились. Этому способствовало превращение виртуальности из игры в полноценный рабочий инструмент и утрата ей флера инакомыслия. Виртуальные сообщества превратились в обыденный элемент действительности. А поскольку человек по натуре своей являлся стадным животным, внутри этих сообществ неизбежно возникали свои социальные пирамиды, первые скрипки в которых при желании мог играть каждый. А если не мог, то организовать под себя новое объединение - дело получаса.
        Изолированные на исследовательских станциях коллективы ученых и инженеров вскоре после Катастрофы окончательно утратили традиционные социальные пирамиды.
        Относительно небольшое население с однородным набором жизненных ценностей не требовало ничего более сложного, чем трех-, максимум четырехступенчатая управленческая структура. В другой ситуации на вершине оказались бы личности, занимающиеся учетом и контролем материальных ресурсов, но на станциях эта роль традиционно закреплялась за искинами, которых абсолютно не интересовало лидерство само по себе. Да и родившиеся на Земле высоколобые обитатели станций, как и первые поколения их потомков, воспринимали учет и контроль как ужасно скучное и унылое занятие. Когда же непосредственное выживание перестало являться самой насущной проблемой, шаблоны мышления, привезенные с Земли, оказались давно и прочно забытыми и, самое главное, не имевшими шансов снова укорениться в сознании. Фактически старая культура, существовавшая на Земле в течение нескольких тысячелетий (а то и сотен тысяч лет - смотря откуда вести отсчет) рухнула окончательно и бесповоротно.
        Однако инстинкты брали свое. Человек не мог жить без иерархии, и он начал придумывать новые социальные пирамиды взамен утраченных. Крах - точнее, полное исчезновение - денежной экономики вскоре после Слияния ликвидировал один из наиболее мощных рычагов влияния на общество. Физическая сила и красота также более не котировались ни в каком виде - медицина и специализированные тренажеры позволяли поддерживать превосходное физическое состояние и красоту даже биологического тела на высоком уровне при минимальных прилагаемых усилиях. А уж внешность "кукол" и виртуальных воплощений и подавно можно было подбирать по собственному вкусу. Интеллектуальное соперничество в научных и технических областях цвело пышным цветом, однако уже во втором поколении не более трети детей проявили соответствующие склонности и способности. В третьем и последующих поколениях таких оказалось еще меньше. Да, ум оставался одним из наиболее ценных активов, которым владел человек, но немногие могли или хотели им пользоваться.
        После того, как физическое выживание перестало быть основным вопросом на повестке дня, а автоматизированные производства взяли на себя всю рутинную работу, очень многие погрузились в апатию. Существование в замкнутых металлокерамических коробках, пусть даже очень больших, комфортабельных и раздвигаемых голосимуляторами до огромных размеров, без надежды вернуться домой очень быстро довело общины до массовой депрессии. Какое-то время ситуацию спасала замена биологических тел на чоки - получающие совершенно новые возможности люди радостно бросались осваивать ранее недоступные уголки своих звездных систем. Однако эти приступы энтузиазма длились недолго - месяцы, максимум годы. Потом депрессия возвращалась вновь. Самоубийства стали обычным явлением, особенно с учетом того, что чоки-тело позволяло совершить его просто и безболезненно, одним кратким усилием воли отключив предохранители и отдав команду на стирание психоматрицы.
        Повальное увлечение разнообразными играми в реанимированной виртуальности стало логическим завершением процесса смены тел. Новые тела не только позволяли встраивать в себя любые, самые невероятные комбинации традиционных или свежепридуманных органов. Они еще и позволяли в полной мере насладиться новыми возможностями за счет адаптации психоматриц к использованию этих органов.
        Фактически разработанные процессы модификации позволяли включить в свой организм любое более-менее интеллектуальное устройство и в дальнейшем чувствовать его своей неотъемлемой частью (что позднее позволило прийти к абсолютному симбиозу людей и их искинов-компаньонов). И эти же возможности впервые позволили человеку полностью окунуться в виртуальность, почувствовав себя полноценной частью иллюзорного, но такого реального мира. Если ранее для достижения хоть сколь-нибудь похожего эффекта приходилось применять чрезвычайно неудобную аппаратуру, вживлять в нервную систему электроды, постоянно борясь с их отторжением организмом, и тщательно сопрягать сигналинг электроники и живой ткани, то теперь эффект присутствия достигался легко и просто - за счет встроенных в чоки-тела интерфейсов. Кто-то использовал эти интерфейсы для улучшения органов чувств, чтобы лучше познать реальный мир, а кто-то просто подключался к транслируемому синтезатором потоку искусственных ощущений.
        К моменту прибытия в Солнечную систему первого транспорта с исследователями на борту практически все население станций в той или иной степени увлекалось играми в виртуальности. В равной степени пользовались успехом и однопользовательские режимы, и групповые игры. Тенденция бегства от действительности достигла опасного размаха - все больше и больше людей навсегда уходили в виртуальность, благо чоки-тела, служащие носителями разума, в минимальном режиме функционирования не нуждались ни в каком уходе: им было вполне достаточно энергии, черпаемой из окружающей среды аккумуляторами Бойского. Проводя годы в состоянии виртуальной дремы, люди тренировали свои навыки в самых разных типах игр - от боевок, требовавших отточенности чувств и рефлексов, до симуляторов, позволявших строить политические и финансовые империи в декорациях практически любой исторической эпохи. И если человек хотел добиться высокого статуса не только в иллюзорном мире, но и среди реальных товарищей, по результатам каждой партии для него генерировался рейтинг. Чем выше оказывался совокупный рейтинг, тем выше становился статус игрока.
        С течением времени личные рейтинги в отдельных играх слились в один большой Рейтинг. Для многих величина их Рейтинга превратилась в единственный свет в окошке. Сохранившиеся в неизменности со времен биологических тел инстинкты настойчиво подталкивали людей к построению социальной иерархии, и Рейтинг оказался идеальным инструментом ее создания. Постепенно сложились и типичные роли личностей в игровых мирах - собственно Игроков, генерирующих сцену Конструкторов, Арбитров, занимавшихся беспристрастным разбором споров, и Корректоров, в чьи задачи входило исправление хода партии без ее прерывания в случае мошенничества Игроков или технических сбоев.
        Спустя многие тысячелетия историки Демиургов, занимавшиеся этим периодом развития человеческой расы, практически единогласно сошлись на том, что именно Игра и Рейтинг стали теми подпорками, которые не позволили выжившим общинам коллапсировать под тяжестью бессмысленности существования. Парадоксально, но именно виртуальная Игра, которую за несколько столетий до того, после Третьего скачка, клеймили как угрозу существования человеческой расы, спасла в конечном итоге человеческую цивилизацию…

8 октября 1905 г. Санкт-Петербург
        Разбудил его стук в дверь. Олег едва ли не подпрыгнул на кровати, обнаружив, что все еще сжимает в руке лист бумаги, покрытый ровными рядами мелкого текста.
        Ночью, прочитав и перечитав текст Джао, он прилег на кровать, чтобы поразмыслить над ним, и неожиданно провалился в глубокий сон, на сей раз безо всяких сновидений.
        Стук повторился.
        - Семь часов! - донесся голос коридорного. - Семь часов, милостивый государь!
        Пора вставать!
        - Встаю, встаю… - хриплым голосом откликнулся Олег. Он отложил лист в сторону и сел прямо, протирая слипающиеся глаза. Оторванные ночью от сна полтора часа рисковали обернуться необоримой дневной сонливостью. Интересно, подают в этом заведении ужасный на вкус местный напиток, называемый "кофе"? Кем-то из коллег утверждалось, что он обладает бодрящим действием. По первому опыту Олег такого не заметил, но не станут же зря болтать…
        За водой для мыльной пены пришлось топать в уборную на этаже. В очередной раз проклиная местную промышленность, не додумавшейся до такой простой и удобной электрической (на худой конец - механической) бритвы, Олег ободрал себе щеки и подбородок опасной бритвой, больше смахивающей на кухонный инструмент или орудие убийцы. Припрятав листки с текстом в саквояж, он спустился в общую ресторанную залу гостиницы, где уже сидел Крупецкий, задумчиво пережевывая яичницу с сосисками и перелистывая свежую утреннюю газету. Обратив на своего подопечного меланхоличный взгляд, филер молча кивнул и вернулся к своему занятию.
        Завтрак прошел в безмолвии. Поручик явно увлекся газетой, а Олег обдумывал прочитанное ночью. Он не понимал, что такое "вихревые поля" и прочая научная белиберда, но суть случившегося, как ему казалось, ухватил. Ему было жутко интересно, как чувствует себя человек, лишенный вещественного тела. Он решил было задать этот вопрос Джао или Робину, кто подвернется первым, при следующей встрече, но потом одумался. Демиург хотя и обмолвился, что в белковом теле жил двадцать пять лет, но как давно это закончилось? Спрашивать его о нынешних ощущениях все равно, что разговаривать с рыбой о воде. Координатор же вообще никогда не являлся человеком, так что интересоваться у него изначально бессмысленно.
        Интересно, вдруг пришло ему в голову, а как они размножаются, эти Демиурги? Если они существуют в электрическом виде, но изначально родятся в белковом теле, то следует предположить, что тела создаются каким-то искусственным образом. Каким?
        Мифическое - то есть в реальности Олега мифическое - клонирование, о котором уже несколько лет говорят биологи? Или как-то иначе?
        - Пан закончил кушать? - осведомился у него Крупецкий, решительно сворачивая газету и бросая ее на стол. - Тогда едем.
        Хотя в извозчичьем ландолете мысли Олега все так же витали в облаках, что-то беспокоило его. Краешком сознания он понимал, что они едут по какому-то широкому проспекту, несмотря на ранний час, запруженному пешеходами, извозчиками, ломовиками и прочим обычным народом. Вот они свернули направо, и минуту спустя за ними повернула еще одна пролетка.
        Олег встрепенулся. Он вспомнил то чувство, которое возникло у него при первой встрече с Чумашкиным. Слежка, разумеется. Он ткнул Крупецкого локтем, и мотнул назад головой:
        - Господин Герасимов нам не доверяет? Или это охрана?
        - Все-то вы видите, все замечаете, - от досады Крупецкий аж перекосился. - Охрана. По моей просьбе, если вам интересно.
        - Интересно, - сухо кивнул Олег. - Вообще-то мне казалось, пан Крупецкий, что вы всего лишь меня сопровождаете. Что за самодеятельность без моего ведома?
        - Я не сопровождаю вас, - буркнул филер, - а обеспечиваю вашу безопасность.
        Всеми необходимыми, на мой взгляд, средствами. На этот счет у меня явные и недвусмысленные указания начальства. Я не говорю вам, куда ехать, даже если я считаю ваши намерения глупостью. Но как охранять вас, позвольте мне решать самому.
        Олег сжал губы в тонкую линию, но ничего не ответил. На самом деле он не сердился на спутника за самодеятельность. Охраняют, и ладно. Может, и в самом деле пригодятся. Однако как-то сомнительно, что в случае чего люди с извозчика, следующего в сотне метров позади, успеют прийти им на помощь. Ну да черт с ними, пусть себе забавляются как умеют.
        Особняк Витте располагался в самом начале Каменноостровского проспекта.
        Отделенный от проезжей части узеньким, шагов в десять, парком, засаженным высокими деревьями, трехэтажный особняк с фасадом в десяток окон длиной на фоне окружающих деревянных домов выглядел вполне внушительно. Однако Олег ощутил разочарование - от резиденции Председателя кабинета министров он ожидал много большего.
        На противоположной стороне проспекта стояла пролетка. Извозчик в зипуне и метущий неподалеку тротуар дворник усиленно притворялись, что совсем не шпионят то ли за особняком, то ли за Олегом. Но что они шпионили - сомнений не было: исходящие от них незримые флюиды так же явно выдавали в них наблюдателей, как и в тех двоих, что ехали позади. Олег почувствовал мимолетную досаду.
        Основательность Герасимова начинала его раздражать.
        Большие ворота стояли открытыми, и в них как раз втягивался мини-обоз, состоящий из телег ломовиков с наваленными на них мешками и бочонками. По всей видимости, телеги намеревались обогнуть дом сзади, чтобы подъехать к черному входу. Олег со спутником спрыгнули на тротуар. Пролетка охранцев проехала мимо них и остановилась у тротуара метрах в ста далее. Когда она проезжали мимо, Олег не удержался и подмигнул одному из седоков, однако тот сделал вид, что не заметил, и отвернулся.
        Короткую дорожку от калитки до больших массивных дверей сверху закрывала плоская крыша. У входа уже стоял, ожидая их, высокий представительный старик в изукрашенном мундире.
        - Это кто, Витте? - тихо спросил Олег филера. Тот фыркнул.
        - Станет вам граф сам гостей встречать! Это мажордом, - пояснил он. - Главный над слугами. Любезный, - громко обратился он к старику, - у нас назначена встреча с графом на десять утра.
        - Господин Кислицын, надо полагать? - величественно осведомился старик. - Я вас ждал. Пройдемте.
        - Кислицын - это он, - пояснил филер, кивая на Олега. - Я его секретарь.
        Едва удержавшись от удивленного хмыканья, Олег последовал за мажордомом. Тот неторопливо провел их через большой зал, начинающийся сразу за входными дверьми, в маленькую приемную. Здесь мажордом развернулся и пояснил:
        - Его светлость просили сообщить, что неотложные дела заставили его перенести встречу на половину одиннадцатого. Сегодня рано утром они уехали по неотложному делу. Они передают свои самые искренние извинения и просят подождать здесь.
        Олег выматерился про себя. Большие круглые часы на стене показывали без двадцати десять. Почти час ожидания? С ума сойти…
        Крупецкий, очевидно, испытал похожие чувства.
        - Будет ли нам позволено прогуляться по парку на свежем воздухе? - холодно спросил он. - Или мы обязаны ждать здесь?
        - Его светлость не давали на этот счет никаких указаний, - задумчиво ответил мажордом. - Я полагаю, они не стали бы возражать. В парк позади дома идет аллея, там имеется живописная беседка. Однако, милостивые государи, я бы попросил вам явиться сюда по крайней мере за пятнадцать минут до назначенного срока.
        - Уж явимся, - буркнул Олег, и мажордом, важно поклонившись, вышел.
        Пытаясь подавить раздражение, Олег решил еще раз подумать, что он может сказать графу. Отечество в опасности? Нужно срочно что-то делать? Ну да, если он хочет сходу вылететь отсюда, заодно напрочь испортив репутацию Зубатова, то можно начать и так. Он вдруг сообразил, что Зубатов, должно быть, весьма ему доверяет, раз даже не попытался удержать от поездки. Или же полностью находится под его, Олега, влиянием. В любом варианте это налагает на него определенную ответственность. Охо-хонюшки… На виске забился маленький, но чувствительный пульс.
        - Давайте, действительно, Болеслав Пшемыслович, прогуляемся, - сердито сказал он. Времени еще куча… - Он достал из жилетного кармана фальшиво-золотые часы, щелкнул крышкой и вгляделся в циферблат. Они отставали от висящих на стене на четыре минуты, но это казалось неважным. - Пойдемте. Заодно и местность посмотрим. Когда еще в Петербург выберемся, а?
        Аллея действительно уходила в глубину небольшого, но густого и еще не до конца облетевшего парка. Вначале она шла вдоль бокового, очевидно хозяйственного, пристроя, где разгружались давешние телеги. Взгляд Олега зацепился за рябого малого лет двадцати с небольшим, который шустро таскал в подвал мешки с мукой.
        Его движения, несмотря на вес мешков, никак не меньший ста фунтов, казались плавными и грациозными, словно у танцора. За две минуты, которые Олег с филером неспешно шествовали мимо, он успел утащить не менее трех мешков, обогнав прочих грузчиков. Что-то в этом малом резало Олегу глаз, но совсем не так, как наружное наблюдение. Что-то привлекало его, не давая покоя. И уже когда они миновали стоящие телеги и завернули за пологий поворот, он внезапно встал как вкопанный, потом резко дернул спутника за рукав, спрыгнув с дорожки и укрываясь за деревьями.
        - Что вы… - недоуменно начал было филер, но осекся, когда Олег вскинул вверх руку с выставленным указательным пальцем.
        - Ти-хо! - раздельно проговорил Олег. - Справочник, который давеча от Герасимова прислали, у вас с собой?
        - Да, - озадаченно покрутил головой филер. - Я намеревался посмотреть его, пока вы с графом…
        - Дайте его сюда. Да быстрее же!
        Выхватив из рук филера книжицу, Олег быстро перелистал ее.
        - Вот, - он ткнул пальцем в фотографию, - то-то это парень мне показался знакомым.
        "Парецкий Иван Кузьмич", - гласила подпись под фотографией. - "Год рождения -
1880…"
        Крупецкий вгляделся в фотографию.
        - Какой-то новый, - проворчал он. - Не видел раньше. И что?
        - Телеги, мешки, - нетерпеливо сказал Олег. - Только что прошли. Ну?
        Филер задумался, потом его глаза сузились.
        - Курва… - пробормотал он. - Действительно, он там. Ну и память у вас на лица, Олег Захарович! И что дальше? Если будем брать, ваша аудиенция сорвется.
        - К черту аудиенцию! - зло огрызнулся Олег. - Что в мешках?
        - Мука, видимо…
        - Да хрена с два там мука! - почти в голос рявкнул Олег. - Они вымазаны мукой снаружи, а что внутри? Почему он их таскает, как хрустальные вазы? Так взрывчатку таскают, а не муку! У вас еще ни у кого дом не подрывали? Ну так похоже, что наш любезный граф станет первым. У вас оружие с собой?
        - Браунинг, - коротко ответил филер. Его взгляд стал отсутствующим. - Надо подумать…
        - Некогда думать, - отрезал Олег. - Сейчас медленно и неторопливо идем вдоль дома назад, не вызывая подозрений. Входим в дом, ставим на уши слуг, перехватываем его в этом погребе…
        - А если он не один? - осведомился Крупецкий. - Пан осознает, что террористы могут подорвать адскую машину, даже если сами рискуют погибнуть?
        - Неважно, - отмахнулся Олег. - В любом случае нам нужно в дом, предупредить людей. Только бы панику не подняли… За мной!
        Он вышел обратно на дорожку, пару раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить тяжелое от волнения дыхание, и неторопливым прогулочным шагом двинулся назад, не обращая внимания на то, движется ли за ним филер. Через несколько шагов он вновь оказался ввиду обоза. Телеги стояли уже почти пустыми, так что обоз вот-вот был готов тронуться с места. Тщательно избегая смотреть в ту сторону, Олег одну за другой переставлял негнущиеся ноги. Сердце бухало. Как там говорил Джао… или Робин, неважно? Случайно, значит, со мной ничего не случится? Интересно, а если я окажусь в заминированном доме, зная о его заминированности, это в категорию случайностей попадает?
        Он уже почти миновал обоз, когда словно против своей воли повернул голову и уперся взглядом в террориста, как раз снимавшего с телеги последний мешок. Тот замер, насторожившись как кролик перед лисицей. Олег отчаянно приказал себе отвернуться, но его словно что-то удерживало. Террорист встретился с ним взглядом и, внезапно что-то выкрикнув во все горло и выпустив мешок, бросился бежать по дорожке к углу здания. За ним бросился еще один грузчик, здоровый угрюмый детина.
        - Держи! - завопил Олег, бросаясь за ним. - Хватай бандитов!
        Сзади глухо стукнул выстрел, потом еще один. Детина, словно за что-то запнувшись, с размаху рухнул на землю. Его грязно-серая, выпачканная в муке штанина быстро темнела над коленом. Перепрыгнув через него, Олег бросился за рябым, успевшим оторваться минимум на двадцать метров. Сзади стукнуло еще два выстрела, стороной свистнули пули.
        - Уйдет, сволочь! - прорычал Олег, хватая ртом воздух. - Стой, скотина! Убью! - несколько нелогично гаркнул он во все горло.
        Его словно окутал горячечный туман. Сейчас ему хотелось только одного - догнать, повалить, растоптать. Он через силу прибавил скорость, и спина рябого начала потихоньку приближаться. Мимо мелькнули чугунные ворота, где-то в стороне бежали две фигуры, размахивая в воздухе табельными браунингами, свистел городовой, а кучер-шпион внезапно вскочил на козлах, перегнулся в пассажирское отделение, выхватил из-под сиденья продолговатый цилиндр и, неловко размахнувшись бросил его в сторону Олега. Тот, не обращая на него внимания, уже вытянул руку вперед, чтобы ухватить уже почти пойманного рябого… и тут грубая рука огромного великана ухватила его за шиворот и бросила вперед, а великанья нога отвесила ему чудовищной силы пинок. Его бросило в воздух и закружило, и потом на удивленные дома по ту сторону мостовой опустилась кромешная тьма.
        Сознание возвращалось медленно, как бы нехотя.
        - Убили! - причитала неподалеку какая-то женщина. - Ой, убили, люди добрые!..
        Вокруг, судя по голосам, собралась небольшая толпа, словно сгустившаяся из воздуха. Свистели городовые, кричали мальчишки, что-то грозно рычали суровые мужские голоса. Он лежал на чем-то жестком и страшно неудобном, хотя под головой было мягко.
        Олег с трудом приоткрыл левый глаз, который оказался не таким упрямым, как его правый собрат. Вокруг метались какие-то неясные тени. Он попытался сфокусировать взгляд, и в поле зрения вплыло озабоченное лицо склонившегося над ним Крупецкого.
        - Очнулся барин, слава богу, - облегченно всхлипнул кто-то рядом сострадательным бабьим голосом. - Ой, слава те господи…
        Олег закрыл глаз. Страшно захотелось спать.
        - Пан Кислицын! - настойчиво потормошил его филер. - Пан Кислицын! Как вы себя чувствуете? Пан Кислицын! Пан…
        Голос уплыл вдаль, и на Олега снова накатилась темнота.
        Крупецкий все еще в отчаянии тормошил своего потерявшего сознание подопечного, когда рядом затих цокот копыт четверки запряженных в карету лошадей и строгий голос спросил:
        - Что тут происходит? Городовой!
        Крупецкий отпустил плечи Олега, удостоверившись, что его окровавленная голова аккуратно покоится на свернутом пиджаке, и распрямился, оборачиваясь. Высокий представительный мужчина шел к нему через расступавшуюся толпу, а почтительно склонившийся к нему полицейский растолковывал быстрой скороговоркой: -… и вот тут, значится, как шарахнет, как шарахнет, ажно стекла в доме вылетели!..
        - Добрый день, выше высокопревосходительство. Я сотрудник Московского охранного отделения, - устало произнес филер. - Сегодня утром у нас была назначена с вами встреча. Но мой товарищ заметил террористов и попытался их обезвредить. Один их них успел бросить в него бомбу, предназначавшуюся, по всей видимости, вам.
        - Вот как? - удивленно поднял бровь Витте. - Вы, надо полагать, господин Кислицын?
        - Это он - Кислицын, прошу прощения, - филер мотнул головой на лежащего в беспамятстве Олега. - За него, ваша светлость, вам свечку в церкви ставить нужно. Только видите - он без сознания. Доктора бы…
        - Ах, да, что же это я! - спохватился граф. - Егор! - махнул он рукой выглядывавшему с запяток кареты лакею. - Тотчас же беги усадьбу и пошли слуг, чтобы перенести пострадавшего в дом. Пусть приготовят постель и позвонят доктору Довлатову. И сразу же, не медля, вышлите за доктором коляску!
        Крупецкий кивнул ему в знак признательности и обернулся к двум понуро стоящим рядом агентам уголовного розыска, приставленным следить за Олегом. Один из них зажимал носовым платком кровоточащую бровь, рассеченную осколком камня.
        - Растяпы! - прошипел филер. - Руки оборвать! Что с террористами?
        - Осмелюсь доложить, бомбист мертв, - угрюмо сообщил тот, что с рассеченной бровью. - Лошадь испугалась близкого взрыва и понесла. Он вывалился из пролетки и башкой о булыжники, а потом еще и колесом переехало…
        - Рябой где?
        - В околоток городовые увели в наручниках. Кажется, он руку сломал и башкой о землю приложился, когда падал, так что слегка не в себе.
        - Курва… - выдохнул филер. - Поделом ему. Жаль, я до него не добрался, он бы еще и не так башкой приложился. А тот, которого я подстрелил?
        - Его, кажись, слуги повязали, - откликнулся второй агент.
        - Кажись?.. - рассвирепел филер. - Ах ты, собачий сын, почему сам не проверил?
        Уйдет - шкуру спущу. Помощнички… Ты! - он ткнул пальцем в раненого. - Быстро в околоток и надзирай за рябым, как за собственной матушкой. Ты, - он повернулся ко второму, - возьми пару этих бездельников, - он ткнул пальцем в группу растерянно топтавшихся на месте городовых, - и быстро в дом. Найди второго, надень наручники и тоже в околоток. Он ходить еще долго не сможет, так что пошлешь кого-нибудь из слуг за "ванькой". Ну, что уставились? Выполнять!
        Агентов словно ветром сдуло. Крупецкий проследил за тем, что побежал к особняку Витте, и с удовлетворением заметил, как навстречу спешит группа слуг, возглавляемая давешним лакеем, а за ними, чуть приотстав, топочут сапогами двое в голубой форме - жандармская охрана особняка. Он повернулся и обнаружил, что граф все еще стоит рядом, с напряженным интересом рассматривая сцену. Еще пара лакеев безуспешно пыталась оттеснить в сторону толпу зевак.
        - Ваша светлость, - обратился к нему филер, - вы позволите мне воспользоваться телефоном в вашем доме? Следует уведомить пана Герасимова о произошедшем.
        В следующий раз Олег пришел в себя в мягкой, пахнущей свежестью постели от того, что ему прохладной влажной тряпицей обтирали лицо. Он облизнул пересохшие губы.
        - Оксана… - с трудом прошептал он.
        - Лежите смирно, барин, - произнес грудной женский голос. - Сейчас я ужо доктора позову.
        Разлепив не желающие открываться глаза, Олег успел уловить выплывающий из комнаты полный женский силуэт.
        Он лежал в небольшой спальне, и полуденное солнце било в тюлевые шторы, почти полностью закрывающие окно. С потолка - чудо из чудес! - на витом шнуре свисала хрустальная люстра с тремя электрическими лампочками. Помимо его кровати в комнате наблюдались невысокий журнальный столик, прикроватная тумбочка, пара полумягких стульев и кресло. У кровати стояла табуретка. В кресле сидел, вытянув скрещенные ноги, Крупецкий с газетой в руке.
        - Очнулись? - сурово спросил он. - Смерти моей хотите, да? Если бы вы померли, пан Зубатов бы из меня душу вынул. Ну какого ляда вы…
        Он осекся. В коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату вбежала давешняя тетка в белом халате и в шапочке сестры милосердия. За ней колобком вкатился невысокий полный дядька с небольшим саквояжем в руках и длинными залысинами. По пятам за ним следовала личность, которую Олег почти уверенно опознал как графа Витте. Граф слегка походил на свои газетные фотографии и казался взволнованным.
        - Ага, вот вы и очнулись, голубчик, - весело заявил дядька с саквояжем, бухаясь на табуретку и сходу вытаскивая большую слуховую трубку. - Ну-ка, дайте-ка мы вас послушаем.
        Он ловко сдернул с Олега одеяло и распахнул у него на груди ночную рубаху.
        - Дышите… - приказал врач. - Глубже… Ага. Ну что же, голубчик, грудь вы себе не отбили, кровотечения в легких нет, хотя ребра наверняка будут побаливать еще долго. Царапины на голове - просто царапины, да и прочее все несерьезно.
        Небольшая контузия, даже сотрясения мозга не случилось. Сегодня-завтра вам еще требуется покой, но послезавтра уже можете встать и свободно ходить. Вы, сударь мой, буквально в рубашке родились. Такими бомбами людей на куски разрывает, а вы просто синяками отделались.
        - Ну что же, это хорошо, - с облегчением вздохнул Витте. Он подошел к Олегу и потрепал его по плечу. - Ну что же, сударь, судя по всему, я должен поблагодарить вас за спасение своей жизни. Что-то подсказывает мне, что если бы ту бомбу метнули в мою карету, я бы так легко не отделался.
        - Не стоит благодарности, - Олег сделал было попытку сесть, но охнул от неожиданной боли в ребрах.
        - Лежите-лежите, - успокоил его Витте. - Пока вы не выздоровеете, я вас никуда не отпущу. Что же до того дела…
        Неслышной тенью в комнату скользнул слуга. Он наклонился к уху хозяина и что-то тихо ему прошептал.
        - Вот как? - удивился тот. - Ну что же, веди его сюда. Господин Герасимов приехал, - пояснил он остальным. - Надо же, ведь предупреждал он меня, что сегодня никто не может чувствовать себя в безопасности, но вот я как-то… - Он беспомощно развел руками.
        Герасимов вошел в комнату широким, едва ли не строевым шагом. Он по-прежнему оставался в штатском, но военная выправка все так же чувствовалась за версту.
        - Как вы себя чувствуете? - первым делом осведомился он у Олега.
        - Спасибо, ничего, - хрипло ответил тот. Язык все еще слушался его не очень хорошо. - Бывало и хуже.
        - Отлично, - кивнул полковник. - Я сообщу в Москву Сергею Васильевичу о вашем героизме. Попозже подумаем, как вас наградить, а сейчас позвольте мне выразить вам официальную благодарность. Сергей Юльевич, - обернулся он к хозяину, - а ведь я же вас предупреждал! Надеюсь, теперь вы не станете протестовать против… более тщательного присмотра за вашим домом? Определенно, двоих жандармов в доме для этого слишком мало.
        - Теперь не буду, - кивнул тот.
        - Вот и хорошо, - кивнул директор Охранного отделения. - Мои агенты уже осмотрели мешки, которые привезла телега с террористом. Несмотря на ваши опасения, Олег Захарович, там не оказалось ни динамита, ни иных взрывчатых веществ. Обычная мука. Парецкий уже признался, что террористы планировали покушение на вас уже две недели. Если бы сегодня вы не уехали спозаранку, вас взорвали бы на выезде из ворот…
        - Зачем тогда этот Парецкий разгружал муку? - перебил его Олег. - Что он делал на территории?
        - В последний момент внесенные в план покушения изменения, - неодобрительно взглянул на него Герасимов, - предусматривал, что если бомба по какой-то причине не взорвется или же если Сергей Юльевич выживет, Парецкий должен застрелить его из обнаруженного при нем револьвера. Скажите спасибо всевышнему, что у парня сдали нервы и он не выстрелил в вас вместо того, чтобы убегать.
        - Что его сообщник? Которого подстрелил Болеслав Пшемыслович? - Олег кивнул на Крупецкого, который после появления Герасимова вскочил из кресла и встал едва ли не по стойке смирно.
        Герасимову явно не понравился взятый Олегом требовательный тон, но, взглянув на Витте, он сухо ответил:
        - Он тоже арестован. Но он простой ломовик и, судя по всему, просто оказался втянут в заговор, не зная того. Он, похоже, подозревал, что дело нечисто, когда Парецкий потребовал от него взять его с собой в качестве грузчика, потому и побежал. Похоже, он думал, что боевик собирается что-нибудь украсть из дома. Но он божится, что ничего не знал о покушении, и я склонен ему верить.
        - Понятно. Теперь те двое, что находились у ворот. Переодетый извозчиком, что кидал в меня бомбу, переодетый дворником?
        - Бомбометатель погиб, - нахмурился Герасимов. - Лошадь понесла, и он неудачно вывалился из пролетки. А что за второй? Какой еще дворник?
        - Ага. Дворник, значит, ушел, - вздохнул Олег. - Ладно, выпытывайте у вашего Парецкого, кто он такой.
        - Постойте, господин Кислицын! - в голосе Герасимова прорезались железные нотки.
        - Откуда вы вообще знаете о том, что дворник был сообщником?
        - Господа, господа! - встрял в разговор доктор. - Напоминаю, что у моего пациента контузия, и он…
        - Да все в порядке, - прервал его Олег. - Голова у меня пока соображает. Видите ли, господин Герасимов, уже когда мы подъезжали к воротам, я обнаружил за нами слежку. Двое ехали в пролетке, и еще двое изображали из себя извозчика и дворника возле ворот. Про первых двух Болеслав Пшемыслович пояснил мне, что это агенты уголовного розыска, приставленные к нам по его просьбе. Насчет второй пары я уточнять не стал. Поскольку вы знали, куда и когда мы едем сегодня, я решил, что это тоже ваши люди.
        - И каким же образом, позвольте вас спросить, вы обнаружили слежку? - деланно-равнодушно осведомился Герасимов.
        - Не знаю, - Олег пожал плечами, насколько позволили подушка и отбитые ребра. - Я отчетливо чувствую, когда за мной исподтишка наблюдают. Только не спрашивайте, как. Просто чувствую, и все.
        - И все? - подозрительно спросил директор Охранного отделения. - Только-то?
        Уважаемый доктор, а что наука может сказать про подобную чувствительность?
        - Наука, - возвел очи к небу доктор, - ничего не может сказать по этому поводу.
        Однако достоверно известны удивительные чудеса животного магнетизма, которые демонстрировал, например, Вольф Мессмер. В этом мире много сокрыто тайн…
        - Все ясно, что ничего не ясно, - недовольно резюмировал Герасимов. - Ну что же, могу только желать, чтобы мои люди выработали в себе такие же способности.
        Господин Кислицын, имеете ли вы сказать что-то еще по поводу этого дела? Еще что-то подозрительное, что вы… гм, почувствовали по ходу дела?
        - Нет, - вяло шевельнул головой Олег. Неожиданно ему страшно захотелось пить. Он облизнул пересохшие губы и бессильно откинулся на подушку. Доктор бросил на него понимающий взгляд и поднялся с табуретки.
        - Господа, - внушительно заявил он, - я бы сказал, что моему пациенту требуется отдых. Полагаю, что все разговоры вполне могут подождать и до завтра.
        - Хорошо, - кивнул Герасимов, - тем более, что мы по большей части все уже выяснили. Однако, господин Кислицын, мы еще поговорим с вами на предмет вашего необычного дара. Сергей Юльевич, мои люди уже взяли дом под наблюдение. Полагаю, если террористы предпримут повторную попытку, мы сумеем их обезвредить. А теперь, господа, я позволю себе откланяться. У меня неотложные дела.
        - Разумеется, - кивнул хозяин дома. - Однако же не откажите заглянуть как-нибудь вечерком на чашечку чая.
        - Обязательно, - Герасимов по-военному четко кивнул и вышел. Двинувшегося было за ним Крупецкого перехватил Витте.
        - Погодите-ка, любезнейший, - сказал он. - У меня к вам есть небольшой разговор.
        - Да, ваше высокопревосходительство, - кивнул тот.
        - А вы, господин Кислицын, отдыхайте, - повернулся Витте к Олегу. - Ваше дело, я уверен, подождет и до завтра. Если вам что-то потребуется, слуги обеспечат вас всем необходимым, - он кивнул на прощание и вышел, увлекая за собой Крупецкого.
        - Вот что, господин Крупецкий, я бы попросил вас временно перебраться ко мне вместе с вещами. Господину Кислицыну я, разумеется, не позволю лежать больному в какой-то грязной гостинице, да и ваше присутствие представляется мне весьма не лишним…
        Голос графа затих, когда сиделка закрыла дверь в коридор. Доктор склонился над Олегом и озабоченно пощупал его лоб.
        - Ну вот что, голубчик, - сердито произнес он, - когда я говорю "полный покой", это значит именно "полный покой", а отнюдь не светские разговоры вести. Сейчас сиделка даст вам успокаивающего отвара из трав. Постарайтесь заснуть и ни в коем случае не вставайте, даже на горшок. Сиделка даст вам утку, когда потребуется, и не вздумайте смущаться и проявлять самостоятельность. Договорились?
        Олег сонно кивнул. Комната начала потихоньку кружиться вокруг него. Он ощутил на своих губах влагу и автоматически сделал несколько глотков. Затем он снова провалился в глубокий сон.

7 декабря 1582 г. Мокола. Телецентр
        Из студии доносился невнятный глухой шум. Судя по звукам, там что-то передвигали с места на место, что-то куда-то тащили. Бормотание по крайней мере двух десятков голосов сливалось в один глухой ропот, на фоне которого иногда слышались отдельные выкрики.
        Народный Председатель в очередной раз налил себе воды из графина и мелко дрожащей рукой поднес стакан ко рту. Несмотря на то, что за последние пятнадцать минут он выдул как минимум полграфина, во рту стояла страшная сухость.
        - Еще не поздно все отменить, - тихо сказал Бирон, в упор разглядывая Народного Председателя. - Они еще не вышли на исходные позиции. И даже когда выйдут, можно дать не стартовую отмашку, а сигнал отбоя. Решай.
        - Я уже все решил, - сквозь зубы процедил Олег. - Некуда дальше тянуть. И хватит об этом, сколько можно!
        Начальник канцелярии пожал плечами.
        - Смотри, ты у нас главный.
        Еще пара минут прошла в напряженном молчании. Потом Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глухо произнес:
        - Не обижайся. Просто нервы как струны натянуты…
        - Я не обижаюсь…
        - Обижаешься. Извини. Просто как-то неудачно слив памяти произошел… оттуда.
        Полчаса назад. Меня там чуть самодельной гранатой не грохнули, вот и наложилось.
        Что интересно, там мне все совершенно по барабану, словно нервов вообще нет.
        Пожал плечами и забыл. А здесь - прямо трясучка нападает, когда типа "вспоминаешь" эти события в первый раз.
        - Бурная у тебя там жизнь, - прищурился Павел. - Где это ты под гранату попал?
        На очередной демонстрации?
        - Потом расскажу, - отмахнулся Олег. - Не до того сейчас. Ну, скоро там эти тормоза по жизни закончат мебель переставлять? Не могли заранее подготовиться!..
        - Мы приехали на час раньше запланированного, - педантично поправил его Бирон. - Да и не забывай, что запланированное время им только утром озвучили. Говорил я тебе - вчера надо было сигнал дать. Подумаешь, выступление в годовщину инаугурации…
        - Годовщина три дня назад прошла, - поморщился Народный Председатель. - Если бы я тогда речуху толкал, никто бы и бровью не повел. И что вам со Шварцманом так приспичило в выходной это устраивать? Чем среда хуже?
        - Ты точно не выспался, - констатировал начальник канцелярии, поудобнее устраиваясь в кресле. - Вместе же решили, что в выходные эти козлы из города наверняка по дачам разъедутся. Забыл?
        - Ах, да… - Олег утомленно прикрыл глаза. - Забыл. Извини. Не обращай на меня сегодня внимания. Ну когда они там закончат?..
        Скрипнула приоткрывшаяся дверь, и в щель просунулась встрепанная голова режиссера. За его спиной маячила бдительная фигура олегова телохранителя.
        - Олег Захарович, - промямлил режиссер, - мы готовы. Врезаемся в сетку вещания через три минуты…
        Он не успел закончить фразу, а Олег уже оказался на ногах. Твердой пружинистой походкой он подошел к двери и распахнул ее. Шум в студии смолк как по команде.
        Все присутствующие обернулись в его сторону. Не обращая на них внимания, Олег подошел к столу перед телекамерами, уселся и открыл папку. Словно по волшебству, его пальцы перестали дрожать. Все волнение куда-то ушло. Осталась только твердая уверенность… и еще то самое давнее чувство: пан или пропал. Сегодня-завтра, максимум в течение следующей недели Большая Игра завершится. Одно из двух: или были утечки, и тогда его сегодня же и закопают, или их не было, и тогда у него появляются хорошие шансы закопать всех врагов чохом. Ну, родной, давай. Покажи им…
        - Тридцать секунд, - придушенным голосом сообщил режиссер, высовываясь из-за камеры. - Приготовьтесь, господин Народный Председатель. Я махну рукой, а на камерах зажгутся красные лампочки.
        Олег молча кивнул и сосредоточился, в последний раз оглядывая две лежащие перед ним страницы текста. Две страницы, которые хуже эпидемии серой оспы. Он знал их наизусть, но на всякий случай пробежал глазами еще раз.
        - Десять секунд! - сообщил режиссер.
        Олег вздохнул, пригладил ладонью непослушный клок волос на макушке и уставился в камеру. Живот превратился в сплошной каменный клубок.
        - Пять секунд… четыре… - режиссер замолк и показал три пальца… два… один…
        Отмашка! На всех телекамерах вспыхнули яркие зеленые лампочки. Где-то далеко-далеко позади Пашка поднял сжатый кулак с отогнутым большим пальцем: сигнал о начале спецоперации ушел всем задействованным группам.
        - Граждане Народной Республики Ростания! - негромко произнес Олег. - Год назад вы оказали мне огромное доверие, проголосовав за мою кандидатуру на пост Народного Председателя. Скромный, никому не известный чиновник одного из многих министерств неожиданно оказался вознесенным на самый высокий пост, какой только можно себе представить, обойдя куда более известных и, возможно, более опытных и знающих кандидатов.
        Внезапно он почувствовал сильное искушение ляпнуть что-нибудь о Демиурге, подтасовавшем результаты электронного голосования, но чудовищным усилием воли взял себя в руки. Пусть об этом первыми узнают историки… лет этак через тысячу.
        - Целый год я пробыл на этом ответственном посту, и я не думаю, что вы все так же рады моему избранию, как и год назад. Кризис в народном хозяйстве продолжает разрастаться. Полки магазинов опустели до пределов. И даже на выросшие у многих зарплаты покупать особо нечего даже на черном рынке. Страна стремительно катится в пропасть.
        Где-то за камерами послышались испуганные перешептывания.
        - Я не буду особенно вдаваться в детали нынешнего положения. Это, и еще многое другое, я уже высказал на двадцать седьмом съезде восемнадцатого ноября. Однако я знаю, что большая часть этого выступления так и не была опубликована. Все видеозаписи, пошедшие в эфир, оказались тщательно отредактированы, а выжимки из моей речи, что попали в газеты, совершенно не отражают главную суть. Подписанные мной постановления, вступившие в силу с понедельника, оказались фактически просаботированы моим собственным правительством, члены которого фактически вступили против меня в преступный сговор.
        Вот оно. Слова произнесены. Пути назад больше нет. Что они там разорались за телекамерами? Меня же заглушат…
        - В связи с этим я объявляю, что нынешнее правительство распущено, а все главы входящих в него комитетов и министерств смещены с занимаемых ими должностей. В ближайшие несколько дней как в правительстве, так и в местных администрациях будут произведены серьезные кадровые перестановки. Управление Общественных Дел занимается выявлением саботажников, которые будут примерно наказаны.
        Ага, теперь в студии мертвая тишина. Это хорошо. Ну, ребята, пан или пропал.
        Суббота, день. Все часовые пояса уже проснулись. Меня должна слышать вся страна.
        Надеюсь только, что пашкины спецы держат события под контролем, и выступление действительно идет в прямом эфире…
        - С прошлого понедельника вступили в силу постановления, касающиеся кардинальных реформ в народном хозяйстве страны. Полные тексты постановлений будут опубликованы не позднее послезавтрашнего дня. Кто-то сочтет их крамольными, уводящими страну от пути, по которому ее вели наши отцы и деды. К сожалению, больше так жить нельзя. Нынешние проблемы в народном хозяйстве обусловлены отнюдь не некомпетентным управлением. Их корни - в основах нашей экономики, которая перестала стимулировать людей работать и честно зарабатывать. Рост производительности труда уже много лет находится на нулевой отметке, и падающие цены на нефть и внедрение энергосберегающих технологий в мировой экономике лишают страну одного из немногих источников твердой валюты. Неурожаи последних нескольких лет в нашей стране резко сократили стратегические запасы зерна, а также существенно сократили поголовье мясомолочного скота. Более того, уже много лет в нашей стране практикуется порочная система выполнения плана по поставкам мяса путем массового забоя скота, в том числе молочного и племенного, в результате чего животноводство фактически
поставлено на грань краха.
        Он перевел дух.
        - Я должен произнести страшное слово, от которого меня настойчиво предостерегали все мои советники. Однако я чувствую себя обязанным сказать вам правду.
        Сограждане! Страна находится на пороге голода. Наступающая зима станет одной из самых тяжелых в нашей истории. Я отдал приказ приступить к введению в стране карточной системы распределения основных продуктов, и это будет сделано в ближайшее время.
        - Однако не следует отчаиваться и впадать в панику. Наша великая страна уже не раз попадала в переделки, не уступающие нынешней ситуации. Наши деды и прадеды отчаянно боролись за свои идеалы в условиях жестокой гражданской войны, и все же построили Путь Справедливости в том виде, в котором считали его правильным. Мы - их достойные потомки, и мы справимся и с нынешним кризисом. Настало время отказаться от устаревших догм и заняться кардинальным обновлением нашего общества.
        Он откашлялся.
        - Сограждане! Сегодня мы оказались в тяжелом положении. Но мы выстоим. И в этой борьбе мне понадобится помощь каждого из вас независимо от его политических убеждений. С сегодняшнего дня полностью отменяется политическая цензура в средствах массовой информации. Должности цензоров официально упразднены. Я хочу, чтобы вы свободно и в полный голос высказывались о том, что происходит. Я хочу, чтобы вы все приняли нынешние реформы близко к сердцу. Я знаю - вы привыкли не доверять государству и бояться новых инициатив, потому что они только приводят к лишним проблемам. Но сейчас у нас нет выбора. Или мы сплотимся и победим, или Ростания перестанет существовать как единое государство. И помните - это не моя борьба. Это - НАША борьба.
        Напечатанный текст закончился, но Олег почувствовал, что что-то осталось висеть в воздухе, недосказанное. Он поколебался. Где-то на заднем плане маячил Павел, показывая пальцем на наручные часы.
        Олег захлопнул папку и отложил ее в сторону.
        - Сограждане! Я знаю, что вас много раз обманывали, - устало произнес он в камеры. - Вас столько раз обманывали, что вы уже не верите никому. Но поверьте еще раз, ладно? У нас просто нет иного выбора.
        Он положил ладонь на стол условленным знаком, и в тот же миг огоньки на камерах погасли. Несколькими секундами позже за ними последовали и прожекторы. Народный Председатель потер ладонями глаза, перед которыми плавали зеленые круги, и устало поднялся. В студии стояла мертвая тишина. Он прошел к выходу, запинаясь о змеящиеся по полу кабели, и вышел в сопровождении Павла и телохранителей. Только тогда из-за спины послышался неясный, с каждой секундой усиливающийся ропот голосов.
        - Мастер ты речи толкать, - ухмыльнулся ему в коридоре начальник канцелярии.
        - Как работает план "Па-де-де"? - осведомился Олег, широко шагая по коридору в сторону лестницы.
        - Всех взяли, - хмыкнул Бирон, поправляя в ухе крохотный наушник. - Только у Ведерникова на даче охрана попыталась сопротивление оказать. Трое раненых у нас и двое - у них. Все живы.
        - Хорошо. Кто следит за сеткой вещания? Кассеты с блоками постановлений в эфир пошли?
        - За сеткой вещания следит лично Шварцман, - снова ухмыльнулся Павел. - Заявил, что сил больше нет в кабинете сидеть.
        - Угу, ясно, - в тон ему ответил Олег. - А кто следит за Шварцманом? Ладно, это я так шучу. Что на местах?
        - По сообщениям, полученным за пять минут до твоего выступления, УОД проводит аресты. Все по плану.
        - Если история нас чему-то и учит, - вздохнул Олег, - то лишь тому, что ничто и никогда не идет по плану. Но хоть началось все правильно, и то радует. Ну, друг ситный, поехали по домам. Передохну полчасика, и надо будет пообщаться с новым правительством в полном составе. Ох, чувствует мое сердце, сегодня ночью нам спать точно не придется…
        Запись выступления Народного Председателя повторялась с равным интервалами весь субботний день, перемежаемая официальными блоками информации, касающимися новых законов и постановлений. Первая реакция населения оказалась предсказуемой. Хотя в стране, растянувшейся на пять часовых поясов, в момент первой передачи где-то еще стояло утро, а где-то уже перевалило далеко за полдень, продуктовые магазины, работающие по субботам по укороченному рабочему дню, быстро оказались осажденными огромными толпами людей. С прилавков сметалось все, что еще на них оставалось: залежалые консервы из скверной рыбы и морской капусты, банки томатного сока, твердокаменные сухари и пряники, пачки соли и приправ… В провинции по большей части эти набеги носили характер обзорных экскурсий пустых полок, поскольку магазины и без того пустовали. В столице, традиционно снабжавшейся куда лучше, осада магазинов затянулась на несколько часов, но и ее итог стал тем же: пустые прилавки и раздраженные продавцы, монотонно выдававшие запоздалым покупателям один и тот же ответ: нет, не было, кончилось, не завезли… Сметали не только
продукты - налетам подверглись обувные, одежные, хозяйственные, электротоварные магазины и вообще все, что торговало хоть чем-то.
        В течение одного дня практически все хозяйственные магазины закрыли месячный план по выручке только на распродажах вонючего хозяйственного мыла, зубного порошка, электролампочек и антитараканьих средств. В магазинах электротоваров влет шли громоздкие и ненадежные бобинные магнитофоны "Зелегань" ценой по двести тридцать форинтов за штуку, выпускаемые по схемам тридцатилетней давности и до того никому и даром не нужные. В значительной степени, впрочем, в опустошение полок внесли вклад сами продавцы, припрятавшие в подсобках довольно много товаров, ранее к ходовым не относившимся - просто на всякий случай. Впрочем, народная инспекция, в течение следующей недели обходившая магазины, заставила их кое-что выложить обратно.
        На кооперативных рынках к концу субботы цена на мясо взлетела втрое. Традиционно идущая по семь-восемь форинтов за килограмм, мороженая говядина ко времени их закрытия шла по двадцать и выше. Примерно в том же соотношении поднялись цены на поздние тепличные помидоры и огурцы, репчатый лук, картошку и прочие овощи. На следующий день цены подскочили еще в два раза, однако уже к полудню все рынки закрылись по банальной причине: товар кончился.
        Ювелирные магазины тоже подверглись покупательским набегам, но не слишком серьезным. Большая часть свободных средств населения ушла на закупку продуктов по любым ценам, так что на драгоценности денег практически уже не оставалось.
        Однако и там месячный план по продажам закрылся уже к концу дня.
        В восемь часов вечера офицеры Восемнадцатой мотострелковой дивизии, расквартированной под Моколой, подняли мятеж. Позднее выяснилось, что они действовали по давно подготовленному плану Генерального штаба. Уже через полчаса к Восемнадцатой дивизии примкнула Вторая гвардейская, а также Седьмая десантная, в течение двух часов совершившая марш-бросок на столицу со своих зимних квартир под Кудрявцевым Долом. Вторая гвардейская охраняла в столице все государственные объекты, включая правительственные, но исключая резиденцию Народного Председателя. Здание Министерства обороны мятежники захватили в течение десяти минут и без какого-либо сопротивления, если не считать того, что министр обороны генерал-полковник Тропинкин, которого назначенный на этот пост полгода назад и не смещенный вместе с остальными, попытался отстреливаться из наградного пистолета и погиб вместе со своим секретарем и двумя часовыми, защищавшими своего командира. Вскоре все арестованные члены бывшего правительства были выпущены из Шельметьевских казарм, куда их переправили незадолго до того. Они немедленно сформировали Чрезвычайный
Кризисный Комитет, сокращенно ЧКК.
        Начальник Генштаба также позаботился захватить телецентр, который к этому времени уже завершил трансляцию выступления Народного Председателя и работал по обычной сетке, и пустил в эфир первого канала пленку, на которой ЧКК объявил о низложении Народного Председателя и введении в стране чрезвычайного положения.
        Остальные каналы транслировали записи патриотических маршей и классические балеты.
        Внутренние войска УОД не примкнули к мятежникам, но остались полностью блокированными в своих казармах. Все входы и выходы из них оказались под прицелом тяжелых танковых разрядников, открыто сидящих на опорах прямо посреди улиц и площадей. Точки лазерных каналов на воротах недвусмысленно намекали на последствия попыток их открыть. Впрочем, никто и не намеревался такие попытки предпринимать. Управление Общественных Дел хотя и не противостояло ставленнику Народного Председателя Голосупову так же открыто, как Министерство обороны противостояло Тропинкину, но и не испытывало к молодому Нарпреду никаких симпатий. Танки у ворот казарм послужили не только и не столько серьезным препятствием - в арсеналах УОД нашлись бы и противотанковые гранатометы - сколько удобной отговоркой для того, чтобы самоустраниться от участия в развивающихся событиях.
        Особый полк, приданный канцелярии Народного Председателя для охраны его резиденции в центре Моколы, остался верен Кислицыну несмотря на недвусмысленный приказ нового министра обороны о немедленной передислокации в Заречные казармы.
        Многоэтажное здание из стекла и бетона только на первый взгляд казалось хрупким и воздушным. На деле под внешними зеркальными панелями скрывались узкие, больше похожие на бойницы окна первых четырех этажей, а внутренние стены и перекрытия проектировались таким образом, чтобы выдерживать прямое попадание из тяжелого орудия. Даже под непрерывным артобстрелом оно могло продержаться достаточно долго, чтобы дать время Народному Председателю спуститься в подземный бункер или уйти по подземным ходам, ведущим в секретную часть метрополитена. В подвалах располагались автономные электрогенераторы и достаточный запас солярки, чтобы питать здание электричеством в течение недели. Запасов питьевой воды имелось на месяц, а продовольствия - минимум на полгода.
        Штурмовать резиденцию Нарпреда мятежники пока не стали. У них не хватало бронетехники, которая в основном распределилась по городу, чтобы контролировать стратегически важные точки - казармы УОД, въезды в город, ключевые перекрестки и тому подобные места. Прилегающую к резиденции площадь просто блокировали солдаты Восемнадцатой дивизии, навалившие на выходящих к площади улицах мешки с песком и устроив из импровизированных брустверов пулеметные точки. Кроме того, спецназ Генштаба, еще до начала боевых действий проникший в коммуникационные тоннели, по условному сигналу разрушил восемь бронированных кабелей, полностью уничтожив подключение резиденции к системам правительственной связи. ЧКК не торопился - они полагали, что у них достаточно времени для того, чтобы взять Нарпреда измором.
        В сложившейся ситуации наместники Народного Председателя повели себя по-разному.
        Большинство даже и не подумало ничего предпринять, заняв ту же выжидательную позицию, что и УОД. Четверо или пятеро в тот же субботний вечер, благо для западных регионов он являлся не таким уж и вечером, успели открыто поддержать ЧКК. Трое так же открыто поддержали Народного Председателя - это были те, кого Олег лично назначил в течение нескольких предыдущих месяцев.
        В два часа в ночь на воскресенье восьмого декабря тысяча пятьсот восемьдесят второго года в столицу тихо вошла верная Нарпреду Третья десантная дивизия, до того скрытно передислоцированная за семьсот километров от своих казарм. Несмотря на то, что мятежный Генштаб был в курсе ее перемещений и ее ждали, десантники без потерь с обеих сторон обезвредили блокпосты Восемнадцатой мотострелковой на въезде в Моколу с Трыжского шоссе и двинулись в сторону Дома правительства.
        Однако с блокпоста успели подать по радио сигнал тревоги, и вскоре Третья и Седьмая десантные столкнулись на улицах в скоротечных перестрелках. Потеряв часть личного состава ранеными и будучи вскоре зажатой со всех сторон мятежными войсками, Третья десантная вынужденно остановилась и заняла круговую оборону во Францевом парке.
        Ночью страна не спала. Люди напряженно вслушивались в то, что снова и снова доносилось до них из телеприемников, перемежаемое классической музыкой: Народный Председатель нарушил присягу, он изложен как изменник, смотрите в восемь часов утра по центральному времени специальное выступление ЧКК в прямом эфире.
        Этой же ночью сахарские войска были подняты по боевой тревоге. Тяжелые боевые геликоптеры стояли наготове с полным боекомплектом "Красного снега", бронепехота выдвинулась на исходные позиции для нанесения упреждающего удара. Вдоль границ Андрии, Сампанэллы, Крушицы, Перешейка, Чиннамона и других сателлитов Ростании барражировали почти бесшумные вертолеты-разведчики Южного блока. Их пилоты напряженно вглядывались в мрак, покрывающий ростанийскую территорию, пытаясь разглядеть первые признаки приближающихся танковых клиньев. Низкая облачность и начинающиеся снегопады, обычные в этих краях зимой, отнюдь не улучшали ночную видимость и самочувствие экипажей. Подводные лодки, авианесущие крейсеры и линейно-десантные корабли подошли вплотную к границам территориальных ростанийских вод.
        Мир замер перед бурей.

8 декабря 1582 г. Мокола, Резиденция Народного Председателя
        - Гениально! - Олег с отвращением отвернулся от смущенного Бирона. - Значит, Третья десантная не допустит беспорядков? Хорошо же она их не допускает! - Он с раздражением втянул воздух и резко выдохнул. - Куда вообще смотрели УОД с канцелярией, когда этот сучий Генштаб свои планы разрабатывал?
        Он встал и прошелся по кабинету подземного бункера.
        - Ладно, господа, признаем, что нас переиграли по всем пунктам. Если через четыре часа ЧКК выступит по телевидению, все решат, что мы - пустое место, после чего можно забыть даже про восстановление позавчерашнего статус-кво. Мы, конечно, можем забаррикадироваться здесь и сидеть, пока жратвы хватит. Если они не рискнут вызвать авиацию, чтобы раздолбать Резиденцию тяжелыми бомбами, или не притарянят сюда артиллеристскую дивизию, мы справимся. Я правильно понимаю обстановку, а, господин полковник?
        - Так точно, - откликнулся Безобразов, не обращая внимания на едкую иронию в голосе шефа. - Мои люди полностью надежны, это я гарантирую, и оборона резиденции в полном порядке. Да и не рискнут они в центре столицы тяжелое вооружение применять. Так что продержимся.
        - Спасибо и на этом, - хмыкнул Олег. - Однако же, господа, вопрос не в том, сколько мы продержимся, а что нам остается делать. Надеяться на подход верных войск в ситуации, когда министр обороны недоступен и, скорее всего, мертв, а Генштаб играет против нас, не приходится. Третья десантная, судя по последним ее сообщениям и отсутствию новых, увязла крепко, и ей не до прорыва. Да если и прорвется, то все тот же вопрос возникает - а дальше-то что? Даже если мы вечно сможем здесь сидеть, на кой это нам надо - добровольно себе тюрьму устраивать?
        Есть предложения?
        Народный Председатель обвел взглядом немногочисленных соратников, собравшихся в кабинете. Встретить его взгляд никто не решился.
        - Ну что же, господа, тогда предложение выдвину я сам. Жоэль Иванович, машины в гараже целы и на ходу?
        - Да, Олег Захарович, - откликнулся Безобразов. - Но не собираетесь же вы…
        Олег прервал его досадливым жестом.
        - Сколько людей у нас в здании?
        - Около ста человек с учетом тех, кто успел подтянуться после тревоги.
        - Есть в нашем распоряжении транспорт, способный брать на борт сразу много людей? Или только легковушки?
        - У моего отдела восемь легковых автомобилей эскорта. За состоянием вспомогательного автопарка не следил, каюсь.
        - Павел? Господин Шварцман? Вы-то должны знать, что в этом хреновом доме имеет!
        Тезки молча переглянулись.
        - В хозяйственном отделе должна иметься по крайней мере пара легких продуктовых фургонов на гравиподушке. Боюсь, это все, - сообщил Бирон. - В основном продукты доставляют на транспорте пищевых предприятий.
        - Так… Полковник, восемь автомобилей - это спецмашины?
        - Четыре - спецмашины сопровождения, одна - ваша серая, еще две - ваши представительские и одна - обычная "Молния" в моем распоряжении.
        - Понятно. Плюс можно наскрести еще сколько-то персональных машин сотрудников, не успевших уехать домой. Так-так-так… - Олег снова задумчиво прошелся по комнате.
        - Слушай, кончай томить! - не выдержал наконец Бегемот. - Что ты намерен делать?
        Прорываться на машинах наружу? Куда?
        - Под Фрезенск, - проворчал Шварцман. - Там есть резервный центр управления.
        - Что? - от удивления Бирон даже открыл рот. - Какой еще пункт управления?
        - Организованный по моему приказу, - вздохнул Олег. - Именно на случай такого вот сценария.
        - Но почему я…
        - Потому что я боялся утечек из канцелярии. Я понятия не имею, кто там может сливать информацию на сторону. Местное отделение Спецстроя канцелярии действовало в обход тебя, вообще всех. Даже местное УОД не в курсе. Они считают… должны считать, что это объект Минобороны.
        - Ну нифига ж себе… - ошарашено пробормотал начальник канцелярии. - Ну, Олежка, ну, параноик…
        - Ты мне потом расскажешь, какой я параноик, - немного виновато хмыкнул Олег. - Извини, но я решил перестраховаться.
        - Да уж расскажу, будь уверен, - скривился Бирон. - И что? Ты намерен прорываться туда? Это вообще-то полторы тысячи километров по шоссе, если ты не забыл. По очень хреновым шоссе.
        - Не забыл, - Олег уперся в него жестким взглядом. - И, предупреждая твой следующий вопрос, в правительственный аэропорт я прорываться тоже не намерен. Я не собираюсь убегать и прятаться.
        - Тогда что же? - хрипло осведомился Шварцман. - Ты, Олежка, случайно не собираешься грудью на разрядники и пулеметы лезть в надежде, что солдаты не станут стрелять в своего Народного Председателя?
        - Я что, так похож на идиота? - осведомился Народный Председатель. - Нет, господа, я не намерен лезть грудью на пулеметы. Но в этой игре есть еще кое-что, о чем вы, как и наши противники, напрочь забыли.
        Поскольку в течение следующих секунд никто не рискнул нарушить недоуменное молчание, Олег продолжил:
        - Моя нынешняя должность называется "Народный Председатель". Обращаю ваше внимание на определение "Народный". До сих пор эта приставка являлась чисто формальной. Но, думаю, настало время эту формальность исправить.
        - Ты свихнулся, - безапелляционно заявил Бегемот. - Ты что, хочешь устроить какие-то досрочные выборы? Слушай, тебе, кажется, пора немного поспать. Всю ночь на ногах…
        Олег сверкнул на него таким огненным взглядом, что начальник канцелярии поперхнулся и замолчал.
        - Нет, господа, никаких выборов. Я намерен призвать народ самостоятельно выбрать, с кем он - со мной или со старой сволочью.
        - Точно, свихнулся, - резюмировал Павел. - Как ты это сделаешь? Выйдешь на улицу и начнешь кричать во все горло?
        - Телецентр, - коротко сказал Олег.
        - Он наверняка контролируется солдатами!
        - Значит, надо его отбить.
        В комнате опять воцарилась тишина.
        - Господин полковник, - обратился Олег к начальнику охраны, - вы можете оценить наши шансы силой оружия проникнуть в телецентр и выйти в эфир?
        - Шансы… - Безобразов глубоко задумался. - Шансы… Не знаю точно, шеф. Нельзя что-то оценивать, не имея информации. Но если фантазировать в рамках разумного, то попытаться можно. Вряд ли телецентр охраняется большим количеством солдат.
        Думаю, максимум полста человек на все про все, а то и меньше, причем значительная часть должна сосредотачиваться у входа, в вестибюле и на первом этаже. Я бы лично не стал отвлекать на его охрану больше полуроты в ситуации, когда силами двух-трех дивизий нужно блокировать такой большой город, да еще и удерживать от прорыва целую дивизию противника. Если прорвемся через первый этаж к телестудиям… и если найдем работников телецентра способных и желающих нам помочь… почему бы и нет?
        - Нет, вы оба точно свихнулись, - с досадой сплюнул Павел. - Олежка, ты что, не понимаешь, что тебя просто пристрелят? Тебе же одной шальной пули хватит, одного случайного разряда!
        - Как и любому другому, - пожал плечами Народный Председатель. - Но вообще-то заземленные бронежилеты никто не отменял. А что, у тебя есть лучший вариант… господин хитроумный начальник канцелярии?
        Бирон откинулся на спинку стула и застонал.
        - Вот и славненько. Ты в любом варианте остаешься. Вы с господином Шварцманом остаетесь здесь и пытаетесь координировать то, что еще можно координировать.
        Если что - отомстишь за меня вражинам страшной мстёй. Ну, а мы с Жоэлем Ивановичем еще раз посетим телестудию. Господин полковник, есть из здания какие-то еще выезды помимо тех, что ведут на площадь, и о которых, есть шанс, они не знают? Наверняка есть, не отпирайтесь…
        Кортеж на полной скорости несся по вымершим ночным улицам. "Серый" автомобиль Народного Председателя несся впереди. Слева и чуть отставая пристроился спецавтомобиль с начальником охраны. Безобразов согласился, что сверхпрочный "серый" должен идти впереди, но категорически отказывался допустить в него Олега. Сдался он только под угрозой немедленного увольнения - Народный Председатель из упрямства решил, что именно в первой машине его место, и отказываться от своего решения не намеревался. Через две минуты препирательств со спиной решительно шагающего к гаражу Олега присутствующие обменялись беспомощными взглядами и заткнулись.
        - Въезды на площадь перед телестудией наверняка перекрыта, - объяснял полковник на кратком собрании телохранителей, отобранных для операции. - Если это просто мешки с песком, нам повезло - "серая" машина снесет их не хуже бэтээра. Но наверняка там стоит и защита против колесных и гравимашин. Вряд ли против гравиподушки они применят что-то более серьезное, чем стандартную "цепочку". Что с ней делать - вы знаете. Кучер, ты ведешь "серую". На всякий случай сразу после прыжка через шипы и "цепочку" вставай на колеса. Вопросы?
        Никто не откликнулся.
        - У меня два слова, - куда спокойнее, чем он себя чувствовал, произнес Олег.
        Безобразов коротко кивнул.
        - Ребята, - повернулся к охранникам Олег, поправляя тяжелый бронежилет, натирающий подмышками. - Я знаю, что ваша работа - не в этом. Вас не нанимали штурмовать захваченные противником здания и воевать с регулярными войсками. Но от этой вылазки зависит не только моя судьба. Что станет с Ростанией, зависит от того, смогу ли я сегодня выйти в эфир на полчаса. Только полчаса, не больше.
        Прошу, дайте мне их. Я… - он осекся, обводя глазами людей, которым, возможно, предстояло умереть в ближайшие часы. - Спасибо, что вызвались добровольцами.
        Он резко отвернулся и начал неуклюже забираться на свое место.
        Мешков с песком на въезде на Крумловскую площадь не оказалось. Позади легких переносных барьеров поперек брусчатки тянулись только переплетенные разноцветные полоски стандартных полицейских "цепочек" с угрожающе торчащими вверх противошинными шипами. Олег мысленно выдохнул. Будь вместо них "гадюки", всаживающие в движущуюся над ними массу мощный электроразряд, пришлось бы высаживаться перед барьерами и бежать через наверняка простреливаемую площадь, но справляться с "цепочкой", просто сжигающей работающую гравиподвеску, водители Службы охраны умели великолепно. Особенно - в спецмашинах, рассчитанных на преодоление именно таких низкоуровневых ловушек.
        В метре от перегораживающего дорогу барьера тонкое зудение гравиподушки внезапно прервалось, и у Олега чуть не заложило уши от внезапно наступившей тишины. Тут же мощный пинок "скакуна" чуть не заставил его позвоночник сложиться как гармошку. Подлетев не менее чем на метр, "серая" машина высоко в воздухе прошла над "цепочкой", и тут же ожила колесная подвеска, принявшая на себя всю тяжесть удара о землю. На четверть секунды позже даже сквозь звукоизоляцию донесся отвратительный скрежет ломающихся о камни опор спецмашины Безобразова, но водитель, пока машина находилась в воздухе, успел заново раздуть отключенную перед "цепочкой" гравиподушку и не сесть на эмиттеры. В течение трех секунд прыжок повторили остальные машины. Судя по звукам, опор лишились еще две, но прочие, похоже, даже не зацепили брусчатку. Задевшие землю машины пару мгновений шли юзом, пока водители пытались справиться с управлением, но потом выправились, и ко входу в телестудию кортеж подлетел как единое целое.
        Охранники Народного Председателя как горох посыпались из кабин. Водители, дождавшись, пока все выберутся наружу, отключили гравиподушки. Покалеченные машины криво и косо упали на брюхо, нещадно калеча матричные эмиттеры, но сейчас это не имело никакого значения. Семь или восемь секунд спустя небольшой отряд, состоящий из Народного Председателя и тридцати двух его охранников, возглавляемый Безобразовым, топоча тяжелыми ботинками, бросился ко вход в телестудию. Два стоящих возле нее солдата наблюдали за ним, разинув рты. Судя по всему, мятежники были вынуждены отправить всех более-менее боеспособных солдат на блокирование Третьей десантной, и телестудию охраняли первогодки.
        - С дороги! - еще издали заорал на них Безобразов. - Народный Председатель! С дороги, б…дь, козлы безрогие!
        К тому моменту, когда часовые вспомнили, что у них вообще-то имеется и оружие, было поздно. Они попытались вскинуть висящие через плечо разрядники, но двое охранников из внешнего ряда, почти не затормозив, нанесли им несколько отточенных ударов, и два бесчувственных тела вышибли собой стеклянную дверь входа. Зашипели разрядники телохранителей, и еще несколько вскриков засвидетельствовали, что охрана телецентра оказалась захваченной врасплох.
        - Первая и вторая пятерка, держать главный вход! - гаркнул Безобразов. - Третья, прикрыть служебный вход! Отряд - на левую лестницу!
        Олег, лихорадочно вспоминавший, где находилась та телестудия, в которой он выступал накануне днем - ох, да неужто? - испытал мощный прилив облегчения, сообразив, что в тот же день Безобразов лично обследовал телецентр на предмет его безопасности и наверняка удержал в памяти схему здания. Он послушно повернул и затопотал по широким мраморным ступеням.
        Второй этаж… Шипение разрядников, вскрики, женский визг… Третий.
        Четвертый… Площадка, коридор. Опять разрядники. Отряд на мгновение притормозил. Бегущие впереди телохранители перепрыгнули через еще подергивающееся тело. От неожиданности Олег запнулся о него и чуть было не шлепнулся плашмя, уловив тошнотворный запах паленого мяса, но сильные руки слева и справа ухватили его, не позволив упасть, и снова вздернули на ноги. Народный Председатель почувствовал, как колотится сердце, и задохнулся, но в этот момент гонка внезапно кончилась. Он уперся руками в колени, склонившись, и начал судорожно хватать воздух. Лишние килограммы жира, казалось, тянули его к земле как чугунные гири.
        Треснула выбитая дверь, и Безобразов с тремя телохранителями ворвались в дверной проем, возле которой висела табличка "Операторская". Опять прошипели разрядники, и два тела в военной форме упали на пол, не успев даже вскинуть оружие. Трое перепуганных техников в панике вскочили на ноги.
        - Охрана Народного Председателя! - рявкнул полковник. - Народный Председатель в студии! Нам нужно выйти в эфир, немедленно! Кто здесь главный?!
        - Я… начальник смены… Но… но… нам никто ничего не говорил… - промямлил один из техников.
        - Я сказал. Этого достаточно? - зловеще процедил начальник охраны, приближаясь к нему вплотную и упирая разрядник в живот. - Или у тебя зубы лишние имеются?
        - Нет… но… но я не могу… я не имею права! - глаза техника отчетливо лезли на лоб. - Нас предупредили, что за попытку саботажа…
        - Я тебе сейчас покажу попытку саботажа! - казалось, полковник сейчас окончательно потеряет терпение. - Препятствовать Народному Председателю - вот что саботаж! Да я тебя сейчас к стенке прямо здесь!..
        - Погодите, господин полковник, - остановил его отдувающийся Олег, входя в комнату. - Дайте людям очухаться. Господа, я должен выйти в эфир немедленно.
        Прямо сейчас. Это вопрос жизни и смерти.
        - Но мне нужен приказ от начальника телецентра на внеплановый выход в эфир! - казалось, начальник смены сейчас расплачется. - Я не могу… меня уволят!
        Арестуют!
        - Я могу помочь! - решительно сказал невысокий худощавый паренек с курчавыми волосами. - Господин Народный Председатель! Я знаю, в каком вы положении. Я - ваш сторонник. Я вам помогу, но мне нужно несколько минут на подготовку. Сейчас я подключу вторую студию на этом же этаже. Только нужно, чтобы кто-то стоял за камерой, а кто-то охранял это помещение. И еще отправьте кого-нибудь в электрощитовую. Если студию обесточат, в эфир мы не выйдем.
        - Где щитовая? - резко спросил Безобразов. - Ты знаешь? - он встряхнул все еще стоящего перед ним навытяжку начальника смены. Тот мелко закивал. - Четвертая пятерка! - гаркнул полковник, за шиворот вытаскивая несчастного техника в коридор. - Мухин, берешь этого печального придурка за яйца, пусть покажет щитовую. Охранять ее до дальнейших распоряжений. Пятая пятерка! В холл, усилить охрану входов. Шестая! Ты и ты к первой лестнице, остальные ко второй, никого не пропускать ни вверх, ни вниз, стрелять на поражение, если потребуется. Чернов, Джонсон! Охраняете операторскую и этого парня. Ты! - он ткнул пальцем в третьего техника. - Во вторую студию, быстро. Будешь стоять за камерой и что там еще потребуется.
        - Но я никогда…
        - Значит, научишься по ходу! - заорал на него полковник. - Быстро! Штефман, со мной. Шеф, следуйте за нами.
        Олег оглянулся на него и на секунду заколебался. Потом он, все еще тяжело отдуваясь, подошел к пареньку, уже лихорадочно щелкавшему какими-то тумблерами и вращающему рукоятки.
        - Как вас зовут? - спросил он.
        - Кац Иозеф Павлович, - тихо ответил он. - Техник второй категории.
        - Спасибо, друг, - Олег ухватил его за плечо и слегка сжал. - Спасибо. Я не забуду.
        Он повернулся и быстро вышел в коридор, откуда на него нетерпеливо глядел Безобразов.
        - Граждане Ростании! - произнес Олег в камеру. Два горящих прожектора стояли неудачно и отчаянно слепили его. Он постарался прищуриться так, чтобы защититься хотя бы от части светового потока. - Граждане Ростании. Второй раз за сутки я обращаюсь к вам в прямом эфире. К сожалению, обстоятельства этого обращения куда хуже, чем раньше. В столице военный переворот. Мятежные военные части блокировали государственные учреждения. Министр обороны убит, верные законной власти войска вынуждены перейти к обороне. Резиденция Народного Председателя блокирована, и мне чудом удалось прорваться на телестанцию, чтобы выйти в эфир.
        Он прокашлялся, но его голос не стал менее хриплым.
        - Я не знаю, сколько у меня есть времени, прежде чем мятежники выбьют нас отсюда. Но я хочу, чтобы вы знали - сейчас для всех для вас настало время сделать свой выбор. Только от вас, простых граждан, сейчас зависит, утонет ли окончательно страна в болоте, в которое медленно погружалась в последние десятилетия, или попытается выкарабкаться из трясины. Но прежде, чем вы сделаете выбор, знайте - пути в прошлое больше нет. Может быть, когда-нибудь его назовут золотым веком, но оно ушло, ушло окончательно. Мы не можем жить по-старому.
        Необходимо искать новые пути. И только от вас сейчас зависит, какими они окажутся.
        Он тряхнул головой.
        - Вы, конечно, можете посчитать, что руководство, старая гвардия, лучше знает, что делать. И это ваше право. Но если вы верите, что я смогу что-то сделать для Ростании, то сейчас мне не обойтись без вашей помощи. Я призываю вас выйти на улицы городов - прямо сейчас, не дожидаясь утра. Я призываю вас показать, на чьей вы стороне. Пусть те, кто хочет вернуть страну назад, в старое болото, более не смогут прикрываться именем народа в мелких делишках, что они творят в своих корыстных интересах.
        Он снова прокашлялся.
        - Это все, чего я сейчас прошу у вас. Вы не сможете сражаться с вооруженными солдатами, но этого от вас и не требуется. Год назад, на выборах, вы продемонстрировали, что поддерживаете меня. Продемонстрируйте это еще раз.
        Он развел руками.
        - Для тех, кто не слышал начало моего выступления, я повторю еще раз. Граждане Ростании! В столице вооруженный переворот. Мятежные воинские части блокировали все важные объекты. Министр обороны убит, верные законному правительству части блокированы мятежниками. Я с трудом прорвался на телестудию, чтобы выйти в эфир.
        В любой момент меня могут…
        Внезапно свет в студии погас. В одном из прожекторов оглушительно лопнула лампа.
        Через несколько секунд в коридоре зажглись тусклые красные лампочки.
        - Четвертый! - быстро спросил Безобразов в рацию. - Что случилось?
        - У нас все чисто! - донесся из динамика ответ. - В щитовой тихо.
        - Наверное, они обесточили район, - где-то в темноте студии негромко сказал техник. - Сработали аварийные генераторы. Но на них нельзя вести трансляцию. -… ерез колено! - витиевато выругался Безобразов. - Шеф, мы ничего с этим не можем поделать. Нужно уходить. С минуты на минуту здесь появятся войска.
        - Ну, по крайней мере один раз я высказаться успел, - пробормотал Олег, почти на ощупь пробираясь к двери в тусклом свете, проникавшем из коридора. - Ладно, уходим.
        Вместе с тремя телохранителями они побежали к лестнице.
        - Всем пятеркам! - на ходу командовал в рацию Безобразов. - Приготовиться к отходу. Я с шефом в "серой". Кому хватит места - следуйте за нами на спецмашинах. Кому не хватит, уходить дворами! Первая пятерка, перед отходом убрать "цепочку" на въезде на площадь.
        Олег, прикрываемый восемью телохранителями и Безобразовым, уже почти добежал до двери на абсолютно темную площадь, когда у всех трех въездов на нее зажглись ослепительные фары. В ночном воздухе зазвучали резкие команды, и почти сразу по зданию вокруг входа хлестнули разряды, оставляя на штукатурке выжженные следы.
        Пулеметная очередь, к счастью, прошедшая слишком высоко, вдребезги разнесла широкие стеклянные двери телецентра.
        - Назад! - заорал Безобразов. - Поздно, - добавил он сквозь сжатые зубы. - Быстро же они, сволочи…
        На экране крутился бурлящий вихрь помех. Передача оборвалась так же внезапно, как и началась. В красном уголке Четвертой танковой дивизии стояла мертвая тишина, нарушаемая только шипением из динамиков.
        - Ни хрена ж себе! - пробормотал в темноте кто-то неопознанный. - Прямо-таки путч среди бананов…
        - Ага, - жизнерадостно согласился из другого угла невидимый лейтенант Пахомов. - Вот развлекуха, а!
        - Развлекуха ему, - буркнул тот же голос. Чешнев наконец-то распознал капитана Циня. - Руки чешутся пострелять? Наверняка эти б…ди нас погонят улицы патрулировать.
        - Да бросьте, Вэй Карлович, - не согласился Пахомов, - у нас четверть танков на профилактике движков, у половины экипажей некомплект, а мотострелковый полк укомплектован едва на четверть. Кто нас куда погонит?
        - Молодой ты еще, Пахомов, - буркнул Цинь. - Не понимаешь ни хрена. Скажут вывести - и выведем. Даже с некомплектными экипажами, да даже, майский дзюк, без движков! Сам на колесики поставишь и руками толкать будешь, если что.
        - Мы не станем дожидаться приказов, - подполковник Чешнев сам удивился, как твердо звучит его голос. Он определенно не чувствовал себя так уверенно. Путаясь в стульях, он подошел к стене и щелкнул выключателем. - Господа офицеры, мы не можем ждать. Нельзя позволять этому продолжаться.
        Двадцать пар глаз в молчании уставились на него. Он слегка поежился.
        Единственный среди всех, он был полностью одет, и сейчас мундир придал ему уверенности.
        - Господа! - негромко произнес он. - Мы обязаны встать на защиту законной власти. Встать, не дожидаясь никаких приказов от командования. Народный Председатель является также и Верховным Главнокомандующим, и его приказы не обсуждаются. Нужно поднимать дивизию по тревоге.
        - Да брось ты, Ханс! - не выдержал майор Воротнев. - Кто станет поднимать, ты?
        Да Зельский тебя арестовать прикажет и под трибунал отдать, и правильно сделает.
        Он пока что еще комдив, не ты. Забыл, как он тебя обложил вечером? Ты ведь едва на губу не загремел.
        - Мы арестуем Зельского сами, - пожал плечами Чешнев. - Он спит и подвоха не ожидает. Господа, будите остальных и поднимайте дивизию в ружье. Боевая тревога!
        Я возьму дежурный караул и нейтрализую полковника. Выстроить людей на плацу, и пехтуру, и экипажи. Я скажу им несколько слов перед тем, как двинемся на Моколу.
        - Ханс, ты сбрендил! - Замполит дивизии выпрямился во весь рост. Стул, на котором он сидел, отлетел в сторону. - Это же неподчинение приказам, прямой мятеж!
        - Да, Семен, в столице мятеж, - согласился подполковник. - Народный Председатель так прямо и сказал. И я намерен выполнить свой долг и этот мятеж подавить. Мне плевать, что думает комдив. Мне плевать, что думает начштаба. Через полчаса дивизия должна двинуться на Моколу. Господа, те, кто боится или по другим причинам не желает участвовать в подавлении бунта, может остаться в казармах. Я не стану заставлять никого под прицелом разрядника. Но и на пустую болтовню у меня времени нет. Кто со мной - встаньте.
        - Тю, да какая разница, в кого будем пострелять! - весело усмехнулся лейтенант Пахомов, вскакивая на ноги. - Я с вами, господин подполковник. Давайте я сам Зельского возьму, а? Давно хотел этому козлу в морду плюнуть!
        Несмотря на внутреннее напряжение, Чешнев с трудом удержался от улыбки. Какой же все-таки он еще мальчишка, этот лейтенант!
        - Отставить, - сухо сказал он. - Митя, ты всерьез думаешь, что караул тебе подчинится, когда ты прикажешь комдива арестовать? Я сам. Господа, кто еще со мной?
        Несколько секунд казалось, что тишина в комнате вот-вот обрушится и раскатает всех в тонкий блин. Потом… потом пронзительно скрипнул по паркету стул, и поднялся капитан Колидзе.
        - Я с тобой, Ханс.
        Снова скрипнул стул. Капитан Береснев грузно поднялся на ноги.
        - И я, - тяжело вздохнув, сообщил он.
        Эти слова будто прорвали плотину. Офицеры один за другим поднимались на ноги, и вскоре все как один стояли на ногах. Воротнев дико огляделся по сторонам.
        - Вы все сбрендили, - выдохнул он. - Чесслово, сбрендили…
        - Ты с нами? - в упор спросил его подполковник. - Если боишься, что потом тебя обвинят в мятеже, я могу приказать тебя арестовать и засунуть на гаупвахту.
        Останешься чистым.
        Замполит оглянулся по сторонам. Люди, кто с насмешкой, кто угрюмо, смотрели на него.
        - А! - неожиданно махнул рукой он. - Хрен с вами, так и так в жопе окажусь. Не мятежник, так допустивший мятеж. В Главпуре не посмотрят, на губе я сидел или по бабам шлялся, все равно крайним сделают. Но ты, Ханс, точно сумасшедший. Под трибунал все пойдем, точно тебе говорю.
        - Ну, это еще когда будет! - криво ухмыльнулся Чешнев. - А до того мы немножко повоюем. Дивизию в ружье, господа!
        - Ты с ума сошел! - всхлипнула Люся, уцепившись за плечи мужа. - Тебя же убьют!
        Ну посмотри на себя в зеркало - какой из тебя вояка?!
        - Какой бы ни был, - хмуро ответил Тимур, поглаживая ее по спине. - Люсенька, милая, ну пойми же ты - я не могу остаться дома. Сколько десятилетий мы сидели в этом дерьме - и теперь, когда появился реальный шанс начать выкарабкиваться, эти гниды устроили путч! Мне надоело шептаться на кухне с ребятами. Пора сделать что-то настоящее.
        - Да ты о детях подумай! - всхлипнула женщина. - Что с ними-то будет, если тебя убьют? Да пусть не убьют, арестуют? А я?
        - Люська, да не убивайся ты так. Я же не стану на рожон лезть. Если что, просто в сторонке постою. А? Ну не плачь ты! Мне идти нужно…
        - Проклятый телевизор! - снова всхлипнула женщина. - Проклятый Кислицын! Им всем только одного нужно - сытно жрать и красиво жить, а ты за них пойдешь умирать.
        Все они один другого стоят. Ну что тебе дался этот Кислицын? Ты же даже за него не голосовал! А?
        Мужчина покрепче прижал ее к груди, чувствуя, как намокает от слез рубашка, и обвел взглядом комнату, на пороге которой стоял. Просевший едва ли не до пола диван с обтрепанной обивкой. Пара старых продавленных кресел не в комплект к дивану. Обшарпанный письменный, по совместительству обеденный, стол, за которым в дни семейных праздников сидели гости. Шатающийся журнальный столик, на котором стоял выключенный сейчас телевизор. Протертый едва ли не до дыр ковер на полу, когда-то белый, а ныне неопределенного цвета. Семейная голография на стенке, радужно переливающаяся под тусклым светом люстры с пожелтевшими пластмассовыми подвесками… Такая знакомая и такая родная картина, от которой нужно уходить в холодную осеннюю ночь, не зная, вернешься ли и сможешь ли сделать хоть что-то.
        Позади скрипнула дверь детской. Тимур обернулся и встретился взглядом с заспанной трехлетней девочкой в ночнушке.
        - Папа, я хочу писить, - сонно пробормотала она.
        - Сейчас, милая моя, - улыбнулся отец. - Люся, займись ребенком. А мне нужно идти, а то все самое интересное пропущу.
        Он осторожно отстранил уже в голос рыдающую жену, накинул на себя снятое с вешалки пальто, быстро зашнуровал ботинки и открыл входную дверь. Жена сидела на корточках, обнимая девочку, и сейчас ревели уже они обе. Тимур попытался растянуть губы в улыбке, но лицо предательски дрогнуло, и он поспешил отвернуться.
        - Я постараюсь не задерживаться, - сказал он в пустоту лестничной клетки. - И не волнуйся за меня. Все будет хорошо.
        Осторожно прикрыв за собой дверь, он двинулся вниз по лестнице. Всхлипывающая женщина, отчаянно сжимающая дочь в объятьях, еще долго сидела на корточках, пытаясь уловить звук его возвращающихся шагов. Затем она отпустила девочку, выпрямилась и кое-как утерла слезы рукавом домашнего халата.
        - Танечка, не плачь, - почти твердым голосом сказала она. - Папа обязательно вернется. Пойдем писить.
        - Ты куда это собралась?
        Белла вздрогнула под загоревшимся в прихожей светом, застыв на полушаге. Откуда она?.. Девушка считала, что мать не слышала ее возни в своей комнате. Обреченно вздохнув, она повернулась. После того, как прервалась трансляция, прошло уже полчаса, и она отчаянно боялась опоздать. Ну что матери стоило выглянуть на минуту позже?
        - Мама, я просто хотела…
        - Шляешься ночами, - резюмировала мать, уперев руки в бедра. - То приходишь в час ночи, то в пять утра пытаешься из дома сбежать. Ты куда это намылилась?
        Неужто Нарпреда защищать решила, вояка?
        - Я…
        - Никуда не идешь, - решительно отрубила женщина. - Марш к себе в комнату.
        Раздевайся и ложись спать. Мала еще глупостями разными заниматься. Да и не женское это дело - воевать.
        - Мне уже семнадцать! - вспыхнула Белла. - Я давно не ребенок!
        - Повторишь это лет через десять, тогда поверю, - покачала мать головой. - А пока что я за тебя отвечаю. Давай, ложись, и выбрось эту дурь из головы. Без тебя разберутся.
        - Не лягу, - девушка упрямо покачала головой. - Мама, ну пойми же ты…
        - И понимать ничего не хочу, - отрезала та. - Не хватало еще, чтобы тебя там застрелили случайно. А ну, хватит тут рассуждать! Марш в постель!
        Белла вспыхнула маковым цветом.
        - Нет, мама, - твердо сказала она. - Я должна идти. И не удерживай меня, я должна! Я себе никогда не прощу, если не пойду. Другие там сейчас жизнью рискуют, а мне дома отсиживаться?
        - Бельчонок… - мать попыталась взять ее за руку, но она увернулась. В тусклом свете дочь заметила, как дрожат материнские пальцы. - Бельчонок, не выдумывай.
        Никто там жизнью не рискует. Никто и не пойдет…
        - Нет, пойдут, - упрямо тряхнула головой девушка. - И я пойду. Не держи меня, мам! - внезапно жалобно попросила она. - Ну пожалуйста! Сегодня, может быть, судьба всего мира решается! Ну ма-ам…
        Несколько долгих секунд женщина молча смотрела на дочь. Она вспоминала ее отца, каким тот был десять лет назад, веселого забияку и сорванца, не остепенившегося даже после женитьбы и рождения ребенка. Ее Миша смотрел на нее глазами дочери, его озорные черты проглядывали в девичьем лице. И его характер… Да, она всегда знала, что дочь унаследовала характер отца.
        Если бы тогда, десять лет назад, она удержала его, не позволила бы ввязаться в драку с пьяной компанией, пристававшей к незнакомой девушке, сегодня он был бы жив. У нее был бы муж, а у дочери - отец. И, может быть, Белла не отбилась бы от рук, как сейчас. Нет, она не может отпустить дочь. Это единственное, что осталось у нее в жизни. Единственное, ради чего она до сих пор жила. Если с ней что-то случится, останется только лезть головой в петлю. Нет, она не может…
        Ее Миша смотрел на нее глазами дочери. Остался бы он сегодня в стороне? Нет.
        Наверняка нет. Забияка и хулиган, он в то же время обладал каким-то извращенным чувством справедливости. Она не смогла бы удержать его. И имеет ли она право удерживать унаследовавшего его характер дочь? Да, она сумеет запретить девчонке уйти на улицу сегодня ночью. Но простит ли та ей когда-нибудь?
        - Бельчонок, - тихо проговорила она, удерживая неожиданно навернувшиеся слезы. - Присядь пока. Ты уходишь надолго, когда вернешься, непонятно. Я сделаю тебе с собой бутербродов.
        Ночная тьма окутывала столицу. Редкие фонари тускло освещали пространство возле столбов, оставляя большую часть тротуаров неосвещенными. Город спал. Он всегда спал в это время. Где-то там, далеко на юге, в жарких мегаполисах, крутились неоновые рекламы, превращая своими сполохами черную тропическую ночь в удивительную фантасмагорию, летели по ярко освещенным улицам автомобили.
        Чернокожие аборигены, сливаясь с мраком обнаженными руками и ногами, высыпали на тротуары, радуясь ночной прохладе и возможностью выбраться из-под ледяных струй кондиционеров. Здесь же, на севере, ночью города спали, и только редкие грузовики и патрульные полицейские машины разрезали серую снежную темноту улиц и переулков тусклым светом фар.
        Так было всегда - но не сегодня. Этой ночью страна не спала. Страсти бурлили в тесных квартирах панельных многоэтажек, просторных ветхих комнатах особняков дореволюционной постройки и в комнатах деревянных бараков. Телевизоры тихо шипели в углах статикой бессмысленных помех прерванного телевещания, и горячечный шепот - только бы не услышали соседи - вторил этому шипению.
        Страна не спала. И темные улицы северных городов замерли в натянутом ожидании, медленно пробуждаясь к жизни в неурочное время зимней воскресной ночи. То и дело тут и там хлопали двери квартир и подъездов, скрипели деревянные ступеньки и доски тротуаров, комариными голосами начинали петь гравиэмиттеры личных и казенных автомашин. Столица, взбудораженная шипением разрядников и пулеметными очередями, пробуждалась быстрее прочих, но и остальные города ненамного от нее отставали. Сначала редкие, потом все более и более частые человеческие фигуры возникали на улицах, пробираясь к центральным площадям и резиденциям наместников Нарпреда. Фигуры сбивались в группы, группы - в толпы, заполонявшие площади и скверы. Спешно поднятые по тревоге полицейские, а потом и части внутренних войск УОД растерянно жались неподалеку. Они не получали сверху никаких команд и не понимали, что им делать - то ли разгонять людей, то ли, наоборот, охранять от гипотетических мятежников. В конце концов в тех регионах, где наместники Нарпреда открыто встали на сторону Кислицына, полиция даже организовала подобие оцепления вокруг
площадей "с целью предотвращения провокаций", причем их разрядники оказались направлены отнюдь не на толпу.
        Входящие в ЧКК заговорщики допустили серьезные ошибки. Устранение непокорного Народного Председателя готовилось давно, но они не планировали устраивать явный мятеж с трансляциями по телевидению и подавлением открытого вооруженного сопротивления. Переворот должен был состояться тихо, в кулуарах, а использованные Генштабом мятежные части всего лишь предполагались к патрулированию столичных улиц в первые дни после него. Даже планы по блокированию столицы создавались буквально на коленке в течение пары часов после первого телевизионного выступления Нарпреда. Для полноценного военного переворота лояльных сил у ЧКК катастрофически не хватало, и вся надежда Комитета сейчас заключалась только в том, что армия останется в бездействии.
        Армия действительно оставалась в бездействии. Четвертая танковая дивизия, стоящая в восьмидесяти километрах от Моколы, оказалась единственным исключением.
        Не понимающие, что происходит, командующие военными округами сочли за благо проигнорировать как выступления Народного Председателя, так и доставленные правительственной связью депеши ЧКК и невнятные приказы Генштаба, сводящиеся к требованию обеспечить покой и порядок на своей территории. Ни одна воинская часть, кроме Четвертой танковой, не покинула свои казармы, хотя некоторые и подняли личный состав по тревоге.
        Под крышкой внешнего покоя ночи и мрачного зимнего утра страна кипела сдерживаемыми - пока еще - страстями. Котел давно перегрелся, и предохранительный клапан, который всего на полдня успел открыть Народный Председатель, снова оказался завернут действиями ЧКК. И давление в котле нарастало со все увеличивающейся скоростью.
        Одинокий разряд с шипением хлестнул по стальной окантовке бывших стеклянных дверей. Полетели искры. Безобразов, резко отдернул голосу и выругался сквозь зубы.
        - Приборы ночного видения у них наверняка имеютсе, - сообщил он Олегу. - Я это сразу заподозрил, когда они прожекторы пригасили. Я думал прорваться в темноте, расстреляв подсветку, но не получится. И в темноте перещелкают, как сидячих.
        Полковник сплюнул на покрытый плиткой пол вестибюля.
        - Кретин! - с чувством произнес он. - На кой хрен я к этим машинам ломанулся?
        Надо было с самого начала через окна первого этажа уходить, с противоположной стороны здания. Могли убраться дворами незамеченными. А сейчас уже и там все закрыто. Шеф, если выберемся отсюда живыми, увольте меня в отставку без пенсии.
        Заслужил…
        - Не нервничайте, Жоэль Иванович, - спокойно произнес Олег. Он удивился тому, как твердо звучит его голос на фоне собравшихся в тяжелый комок внутренностей. - Они же не нападают. Значит, боятся.
        - Они не боятся, - качнул головой полковник. - Они заперли нас здесь и ждут рассвета. Судя по всему, их не так много. Они не знают, сколько нас здесь, и не рискуют лезть в темноте. Даже с учетом их приборов ночного видения у нас останется преимущество. Вот дождутся утра, подтянут подкрепления и войдут.
        Б…дь, хоть подземный ход под площадью начинай копать!
        Наступила напряженная тишина. Олег откинулся на спинку неудобного стула в дальнем углу караулки и задумался, глядя сквозь дверной проем на ползающие по стене вестибюля красные точки целеуказателей. Что может замышлять ЧКК в его отношении? Прилюдно или тайно расстрелять за преступления против Ростании? Вряд ли. Еще ни один Народный Председатель не завершал свой срок подобным образом, и вряд ли они захотят создавать прецедент. В конце концов, кто-то из них метит на его место. Нет, если они возьмут его живым, то расстреливать точно не станут.
        Скорее, отставка и тайное пожизненное заключение в каком-нибудь отдаленном месте. И, как вариант, быстродействующий яд в пище пару лет спустя. Может, сдаться и посмотреть, как станут развиваться события?
        Нет. Сдаваться он не намерен. Лучше сдохнуть, чем признать таким образом свое поражение. В крайнем случае он возьмет у Безобразова разрядник и выскочит на площадь, паля во все стороны. Тогда его пристрелят осаждающие, а лет через пятьдесят ему, глядишь, поставят памятник. Да, серьезное утешение… Он беззвучно хмыкнул. Нет, так не годится. Геройски погибнуть он всегда успеет. И, кстати, совершенно незачем тащить за собой на тот свет ребят из охраны. Что же делать, а? Все-таки какой глупостью оказался этот прорыв на телестудию! После выступления прошло уже полтора часа, а на площади не появилось ни одного человека. Впрочем, ты дважды идиот. Кто пустит гражданских на оцепленную площадь?
        - Здесь есть подвал, - подал голос давешний техник. Он сбежал по лестнице в тот момент, когда телохранители Олега, отстреливаясь от осаждавших на площади, рассыпались по всему вестибюлю, и его сразу зацепило случайным разрядом. До этого момента он в полузабытье лежал на полу караулки, оперевшись о стену так, чтобы не наваливаться на обожженный бок и левое предплечье, едва прикрытые обуглившимися лоскутами одежды. Из вздувшихся на коже волдырей сочилась сукровица. Сейчас он открыл большие блестящие глаза и в упор смотрел на Народного Председателя, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить ожоги.
        - Здесь есть подвал, - повторил он. - Надо туда…
        - Знаю, - сквозь зубы откликнулся Безобразов. - А толку-то? Оттуда нет других выходов.
        - Есть… - слабо произнес техник и бессильно прикрыл глаза. Олег попытался вспомнить, как его зовут. Кац… Кац… как имя? Склеротик хренов, ведь обещал ему не забыть! Кац… Иосиф? Нет, Йозеф.
        Безобразов встрепенулся, как почуявший кровь волкодав. В полтора шага он пересек караулку и склонился над парнем.
        - Где выход? - быстро спросил он. - Где?
        Техник со свистом втянул воздух и снова приоткрыл глаза.
        - Подвал… центральный коридор… - прошептал он, мелко и часто дыша. - Предпоследняя дверь слева… Комната… Стеллажи с барахлом… у дальней стенки… Стальная дверь за ними… Говорят, это выход… куда-то в технические каналы… Дверь в комнату всегда закрыта… ключ у коменданта здания. Видел… мельком… ребята говорили, что… вентиляция… ходы…
        Он с хрипом втянул воздух и обмяк. Глаза закатились, показав белки.
        - Что ж ты раньше молчал! - с чувством сказал Безобразов. Он ухватил рацию и поднес ее ко рту:
        - Соколы, здесь Ястреб. Сменить канал. Счетчик семь.
        Поднеся рацию близко к глазам, он быстро набрал на маленькой клавиатуре код и снова приблизил ее ко рту.
        - Соколы, подтвердить прием, - проговорил он.
        - Первый на связи… второй… третий… четвертый… - донеслось из динамика.
        - Второй! Слушай приказ. Отправь двоих в подвал. Спуск возле центральной лестницы. В главном коридоре пусть вынесут предпоследнюю дверь слева.
        Обследовать комнату, там должна быть еще одна дверь за стеллажами. Если обнаружат, ничего не предпринимать, доложить мне.
        - Второй понял! - донеслось из рации. - Выполняю.
        Томительно тянулись минуты. Вскоре откуда-то издали слабо ухнуло. Стена содрогнулись, с потолка посыпалась штукатурка. Спустя несколько мгновений ожила рация.
        - Сокол Семь на связи! Дверь вскрыта, в комнате обнаружена еще одна дверь, заставлена разной дрянью. Жду указаний.
        - Второй, бери оставшихся из своей пятерки и дуй вниз, - быстро откликнулся Безобразов. - Как доберешься, открыть вторую дверь, исследовать, что за ней.
        Выполнять!
        Спустя еще пять невыносимо медленно тянущихся минут вдали снова ухнуло.
        - Второй на связи! - прохрипела рация. - Дверь открыта. За ней тамбур и железная дверь на простом засове. За ней вижу систему тоннелей. Света почти нет, только в тамбуре на полочке ручные фонари. Батареи почти сели, но лампы еще горят. Куда ведут ходы - непонятно. Проверить?
        - Второй, оставаться на месте, охранять выход, - скомандовал Безобразов. - Всем остальным - через пять минут берите своих и мухой в подвал. Веду туда шефа, прикрывайте, если что.
        - Понял! - на несколько голосов откликнулась рация. Безобразов повесил свое переговорное устройство на грудь и повернулся к Олегу.
        - Шеф, по моей команде - перебежкой до главной лестницы. Там метра три простреливаемого пространства, но они не успеют среагировать. Мы с ребятами вас окружаем по стандартному шаблону, так что даже если и успеют выстрелить, в вас не попадут. Готовы?
        - Погодите, Жоэль Иванович, - остановил его Олег. - А он? - он мотнул головой в сторону лежащего на полу техника.
        - Он не может идти, а мы не можем тащить его на себе, - мотнул головой полковник. - Болевой шок. Придется его оставить.
        - Нет! - рявкнул Олег. - Он нам жизнь спасает, а мы его оставим?
        - Нельзя! - прорычал Безобразов. - Он нас задержит. Мы рискуем погибнуть сами и ничем не поможем ему.
        - Мы. Его. Возьмем! - холодно и с расстановкой проговорил Олег. - Это не обсуждается. Выполняйте приказ, господин полковник.
        Несколько секунд Безобразов сверлил его взглядом. В полумраке аварийного освещения белки его глаз отливали красным. Потом начальник охраны вздохнул и отвел глаза.
        - Чернов… - начал он.
        - Идите, Олег Захарович, - техник снова приоткрыл глаза, не дав ему закончить фразу. - Я не хочу… с вами. Я… просто дежурный… попавший под раздачу.
        Мне… ничего не сделают… наоборот, помогут. Мне не надо… с вами…
        Он задохнулся и умолк.
        - Он прав, - мягко сказал полковник, снова поворачиваясь к Олегу. - Тем сволочам нужны мы, а не он. Они не станут убивать всех, кого здесь найдут, тем более - явно гражданских. А если мы потащим его с собой, он вполне может умереть по дороге, не дождавшись помощи. Идемте, Олег Захарович, время не терпит.
        Настал черед Олега отводить взгляд. Он со свистом втянул воздух через уголки губ. Это не военный фильм, ехидно сказало ему что-то внутри. Это жизнь. Здесь раненых бросают, чтобы не задерживать остальных. Жизнь одного техника весит меньше, чем жизнь нескольких солдат. А твоя жизнь важнее, чем жизни остальных, вместе взятые. От тебя зависит, выживет ли вся страна, и ты не имеешь права рисковать собой ради какого-то техника.
        Он помог мне. Без него весь наш марш-бросок оказался бы бессмысленным. Я виноват в том, что с ним случилось.
        Не пытайся держать на себе весь мир. У тебя есть долг перед людьми, и ты обязан его выполнить. Генералы не идут в атаку сами. Они посылают умирать солдат, оставаясь в безопасности тыловых штабов. Так было, есть и будет. Если тебе это не нравится, перестань быть генералом. Но не сейчас. Потом. Решай, и быстро.
        Народный Председатель подошел к лежащему на полу парню и склонился над ним.
        - Прости, - виновато сказал он. - Я и в самом деле должен тебя оставить. Но я уже обещал, что не забуду тебя. Я действительно не забуду.
        - Он вас не слышит, - сказал за спиной Безобразов. - Пойдемте, шеф. Время не терпит.
        Олег дотронулся до здоровой правой руки техника, выпрямился и подошел к дверному проему. Он был противен сам себе. Но еще он знал, что теперь обязан выбраться отсюда и свернуть шею ЧКК. После всех жертв, к которым уже привел мятеж, он просто должен это сделать. Не только ради этого парня, что лежит сейчас без сознания на грязном каменном полу и, возможно, умрет от ожогов еще до рассвета, но ради всей страны.
        - Двинулись, - холодно сказал он. - Командуйте, Жоэль Иванович.
        Путь по тоннелям почти не отложился в памяти Народного Председателя. Черные проходы, тускло освещенные едва светящимися фонарями; склизкие каменные стены и капающая сверху вода; вонючие лужи и грязь под ногами; какие-то рельсы, уходящие в неизвестность, а иногда ныряющие прямо в стены; подгибающиеся от усталости ноги, тяжкий душный воздух подземелья и бешено колотящееся сердце… Позже Безобразов уверял его, что путь по техническим каналам занял не более получаса, но Олегу этот кошмар казался вечностью.
        Последнюю дверь один из охранников выбил ударом ноги. Олег захлебнулся промозглым воздухом холодной зимней ночи, и эти первые вздохи словно надавали ему влажных пощечин. Он внезапно ясно осознал окружающее - широкий, неопознаваемый в полумраке проспект с тусклым фонарями, тонкую полоску чуть светлеющего неба на востоке - и толпу людей, стоящую в грозной неподвижности. -…и мы должны, наконец, сказать свое слово! - закончил фразу мужчина, стоящий на тумбе под ближайшим фонарем.
        Небольшой отряд вырвавшихся из-под земли телохранителей окружил Олега плотным кольцом. Они стояли, тяжело отдуваясь и упираясь ладонями в бедра, чтобы перевести дыхание, но зорко оглядывались по сторонам, держа оружие наизготовку.
        Безобразов что-то тихо бормотал в рацию.
        - Дурни! - негромко крикнул кто-то в сумраке. - Осторожно, дурни!
        Люди начали поворачиваться в сторону отряда и осторожно отступать подальше от него. С опозданием Олег вспомнил, что "дурни" на сленге - это УОД. "Управление остолопов и дурней", как расшифровывают Управление общественных дел в народе.
        - Стойте! - крикнул он. - Господа! Я - Народный Председатель, Кислицын. Мы не причиним вам вреда!
        Он распихал оторопевших от неожиданности охранников и вышел под свет фонаря.
        - Я - Народный Председатель, - повторил он.
        - Да, это он, - негромко сказал кто-то неподалеку.
        - Он! Он! - подхватили голоса. - Кислицын здесь! Ура! Ура Народному Председателю!
        Говоривший мужчина спрыгнул с тумбы и быстро подошел к Олегу. Два телохранителя сразу же угрожающе нависли над ним, но тот не обратил на них внимания.
        - Господин Народный Председатель! - энергично произнес он. - Моя фамилия Клаус, я нечто вроде стихийно выбранного председателя митинга. Вас преследуют? Вам требуется помощь?
        - Мы уходили туннелями, - пожал плечами Олег. - Наверное, не преследуют, там заблудиться - раз плюнуть. Где мы находимся?
        - Проспект Джошича, - сообщил ему Клаус. - Площадь Восстания неподалеку, - он махнул рукой, указывая направление, - но там солдаты. Мы пытались подойти, а нас избили электродубинками.
        Олег задумался. Площадь Восстания? Ах, да. Старое название площади перед телецентром, старожилы никак не забудут. Выходит, они совсем рядом с врагом?
        Теперь он разглядел отблески яркого света в полукилометре дальше по проспекту.
        Очевидно, осаждающие все еще не знали, что они покинули здание.
        - Жоэль Павлович! - позвал он. - Что дальше?
        Безобразов, засовывая в нагрудную петлю рацию, повернулся к нему.
        - Я пытался связаться с резервной точкой, - сумрачно сказал он. - Туда ушел запасной транспорт. Они не отвечают. Слишком далеко, рация не берет.
        - У нас есть машина, - быстро сказал Клаус. - Моя. Можете взять, если нужно.
        - Нужно, - кивнул полковник. - Ключи?
        Клаус сунул руку в карман и вытащил оттуда связку ключей. Быстро сняв оттуда тонкую пластинку, он протянул ее Безобразову.
        - Вот. "Мила-комета", я ее в тот двор загнал. Только она не в лучшем состоянии.
        Троих берет, а больше - генератор перегревается.
        - Понял, - кивнул полковник. - Шустрый! - он кинул ключ парню рядом с Олегом. - Быстро за машиной. Ты за рулем. Щас узнаем, каким гонщиком ты был -совсем хреновым или просто дурным, - насмешливо добавил он в спину убегающего телохранителя. - Остальные, слушать мою команду! После нашего отбытия рассыпаться и дворами пробираться к Резиденции. Подходы к ней наверняка хорошо блокированы, так что будете действовать по обстановке. К скрытым ходам не суйтесь, иначе получите пулю от охраны. Нам не нужно, чтобы за вами пришлепала еще пара батальонов. Если получится - прорывайтесь в здание поверху. Не рискнете - валите куда-нибудь к знакомым и залягте на время. Дома не появляться. Сейчас - рассредоточиться, держать окружающую местность.
        Полковник повернулся к Олегу.
        - Давайте отойдем из-под фонаря, шеф, - попросил он извиняющимся тоном. - Неровен час, заметят издалека.
        - Погодите, Жоэль Иванович, - остановил его Олег. - Я должен сказать несколько слов людям.
        Он подошел к тумбе, с которой спрыгнул Клаус и, кряхтя, вскарабкался на нее.
        - Граждане! - произнес он, повернувшись к толпе. - Я хочу сказать вам спасибо за то, что вы все-таки вышли на улицу. Я даже не могу объяснить, как много это для меня значит. Не надо подставляться под разряды. Ваша смерть ничем мне не поможет. Просто сделайте так, чтобы те, кто устроил переворот, поняли - они одиноки в этом мире. Что их никто не поддерживает…
        Вдалеке зародилось и начало быстро приближаться тарахтение напополам с гулом и свистом.
        - Вертолет! - крикнул Безобразов. - Это вертолет! Шеф, срочно уходим…
        Из арки неподалеку выпрыгнула, сияя фарами, и торопливо юркнула к толпе старая колесная "мила-комета". Олег еще раз окинул взглядом толпу и, охнув от боли в коленке, разбитой, кажется, в кровь еще в подземельях, спрыгнул с тумбы. Он торопливо заковылял к распахнутой дверце автомобиля, поддерживаемый под локоть Безобразовым, и в этот момент вертолет, вынырнув из-за крыш домов, пригвоздил толпу светом прожектора.
        Олег замер на месте как вкопанный, игнорируя потуги Безобразова сдвинуть его с места.
        - Нет… - медленно произнес он.
        - Шеф! - гаркнул начальник охраны ему в ухо. - Быстрее в машину! Мы успеем уйти через дворы!
        - Нет! - Олег рывком высвободил локоть и повернулся к полковнику лицом. - Мы не уходим. Мне надоело убегать.
        - Что… - изумленно начал произносить Безобразов, но Олег уже был в нескольких шагах от него. Достигнув края толпы, он остановился. Люди сгрудились позади него, настороженно перешептываясь.
        - Шеф! - сквозь зубы процедил догнавший его Безобразов, едва слышимый за рокотом двигателя приземляющегося посреди проспекта вертолета. - Что вы собираетесь делать? Это же мятежники!
        - Эти мятежники - граждане нашей страны, - качнул головой Народный Председатель.
        - Страны, главой которой я пока что являюсь. Поймите, Жоэль Иванович, я не могу убегать всю жизнь. Куда я отсюда пойду? Обратно в осажденную резиденцию? Чтобы меня затравили там, как лису в норе? Нет, нахрен. Я призвал людей выйти на улицы, и они вышли. Сбежать сейчас означает их предать. Они вышли по моему зову, и теперь я должен их возглавить.
        Безобразов только застонал.
        - Да поймите же вы, шеф! - гаркнул он. - Там солдаты! У них боевые разрядники!
        Вы видели, что они делают с человеком! Вас расстреляют вместе с вашими гражданами, и на том все кончится!..
        - Господин полковник, - холодно сказал Олег. Краем глаза он наблюдал, как из севшего вертолета выпрыгивают спецназовцы в полной боевой выкладке - бронежилетах с тускло серебрящимися цепочками заземлителей, в респираторах, приборах ночного видения, с тяжелыми разрядниками наперевес. - Я остаюсь здесь.
        Это не обсуждается. Я принял к сведению ваш совет. Теперь прикажите вашим людям расположиться так, чтобы они не смешивались с гражданскими. Я не хочу, чтобы они спровоцировали стрельбу по толпе. Выполнять! - неожиданно даже для себя гаркнул он.
        Безобразов вздрогнул и несколько секунд безумным взглядом смотрел на Олега.
        Потом пожал плечами, коротко кивнул и растворился среди людей.
        Высадившийся спецназ почему-то не торопился нападать. Отряд из примерно пятнадцати человек рассредоточился по сторонам улицы, еще четверо охраняли вертолет, явно глушивший двигатель. Лопасти винта крутились все медленнее и медленнее. Двое в бронежилетах быстрым шагом двинулись в сторону Олега.
        - Приказываю всем немедленно разойтись! - резко выкрикнул один из приближающихся. - Незаконные собрания подлежат роспуску. В случае, если вы не разойдетесь по домам добровольно, мы применим силу!
        - Отставить! - громко сказал Олег, делая несколько шагов навстречу. - Кто вы такой? Фамилия, звание, часть?
        - Ты что, самый ум… - ощерился было кричащий, но внезапно осекся и пристально вгляделся в Олега. - Виноват, господин Народный Председатель! Не узнал в темноте. Майор Глыбкин, отряд особого назначения при Мокольском управлении общественных дел. Имею приказ подавить беспорядки в районе телецентра и оказать всемерную помощь в уничтожении засевших в телецентре террористов.
        - В телецентре нет террористов, - нетерпеливо проговорил Олег. - Террористы его осаждают. Вы что, телевизор не смотрите? Кто отдает вам приказы? Почему вы здесь?
        - Я выполняю приказ оперативного дежурного по управлению генерала второй степени Шлицера, - отрапортовал спецназовец. - Полчаса назад он получил экстренное сообщение из канцелярии Народного Председателя… вашей канцелярии. Я не знаю содержания сообщения, но генерал приказал вылететь к телецентру, разогнать бунтующих гражданских и участвовать в уничтожении террористов.
        - Майор, - устало произнес Олег. - Я не понимаю, вы что, на полном серьезе телевизор не смотрите? В стране военный переворот. Резиденция Народного Председателя вместе, разумеется, с канцелярией уже много часов не имеет связи с внешним миром. Я не знаю, кто отправил сообщение генералу Шлицеру и направлял ли вообще, но это в любом случае ложь. В телецентре находились не террористы, а я с моей охраной. Мы передавали экстренное сообщение и были блокированы мятежниками.
        Это понятно?
        - Так точно… - растерянно произнес майор. - И… что мне делать?
        - Интересный вопрос, - хмыкнул Олег. - Найдите начальника моей охраны полковника Безобразова. Он где-то здесь, проверяет своих бойцов. Ваша задача - охрана гражданских и пресечение провокаций. Но всеми силами избегать вооруженного конфликта с мятежниками - у этих людей, в отличие от вас, заземленных бронежилетов нет. Ясно?
        - Так точно! - майор вскинул руку к козырьку. - Как мне найти полковника Безобразова?
        - Он вас сам найдет, - буркнул Олег. Он пожалел, что отослал полковника. Ничего, максимум через пару минут тот опять свалится на голову. Кстати, может, воспользоваться так кстати подвернувшейся вертушкой? Десять минут - и в резиденции… - Да, и прикажите вашему вертолету возвращаться на базу. Он вам пока не понадобится, а здесь его, глядишь, еще каким-нибудь танком переедут.
        - Так точно! - снова козырнул майор и кивнул своему спутнику в сторону вертолета. Потом он склонил голову и начал что-то тихо говорить в прикрепленную поверх бронежилета рацию. Несколько секунд спустя лопасти вертолета начали раскручиваться вновь. Когда тарахтение достигло апогея, тяжелая машина медленно приподнялась над землей на гравиподушке. Потом, неожиданно резко набрав высоту, она косо метнулась вверх и скрылась за домами, в окнах которых один за другим зажигались удивленные огоньки.
        Олег быстро представил себе схему городских проспектов. До резиденции километров семь или восемь, если главными улицами. Если срезать путь дворами, то можно сократить километр, а то и два. Нет, не стоит.
        Он встал лицом к напряженно ожидающей его слов толпе.
        - Граждане! - сказал он громко. - Мы идем к резиденции. Настало время показать, что народ - это реальная сила. Следуйте за мной!
        Народный Председатель развернулся и широко зашагал по асфальту, стараясь не обращать внимания на боль в колене. А заодно и не думать, что случится, если подкрепление к осаждающим телецентр пойдет именно по этому проспекту. Одно дело - ничего не понимающие спецназовцы. И совсем другое - солдаты, управляемые офицерами-мятежниками. А тех вряд ли впечатлит его нынешняя группа поддержки.
        Он шел, и позади него раздавался топот десятков людей. И с каждой сотней метров колонна медленно, но неотвратимо увеличивалась.
        Звонок хлестнул по ушам, вдребезги разбив тишину кабинета.
        - Слушаю! - гаркнул Бирон, сжав трубку телефона так, что побелели костяшки пальцев.
        - Хатамото на связи. Безобразов пробился со своей рации. Они приближаются к резиденции.
        - Что… что с Кислицыным? - горло начальника канцелярии внезапно перехватило, и слова с трудом пролезали в сдавленную спазмом глотку. - Жив?
        - Народный Председатель цел и невредим. Он… секунду, Безобразов сообщает… он идет по проспекту Борцов Революции во главе колонны людей. Они примерно в получасе ходьбы отсюда.
        - Мятежники?
        - Похоже, пока не в курсе. О преследовании не сообщается.
        Бирону показалось, что он вот-вот воспарит к потолку от облегчения. Он медленно выдохнул и бессильно откинулся на спинку кресла. Цел и невредим… М-мать! Он снова резко выпрямился.
        - Что значит - идет во главе колонны? Откуда взялась колонна? Что за люди?
        - Не могу знать точно, господин Бирон, - Павел словно воочию увидел, как начальник оперативного штаба пожал плечами. - Могу только предположить, что мокольцы откликнулись на призыв по телевидению.
        - Кретин долбаный!.. - выдохнул начальник канцелярии, но тут же спохватился: - Это я не вам, господин майор. Так… Полчаса ходьбы? Два километра? Три? Еще немного, и они столкнутся с пикетами в зоне оцепления. Да их же расстреляют!
        Ерский чум… так… так…
        Он снова откинулся на спинку, лихорадочно размышляя. Может, сходить посоветоваться со Шварцманом?
        - Господин майор, мы можем послать наших людей навстречу? У нас семьдесят человек, мы можем прорвать кольцо оцепления хотя бы в одном месте.
        - Там несколько БМП при поддержке пулеметных точек, а у нас в наличии только легкое стрелковое вооружение. Половину бойцов положат при штурме, а оставшуюся половину - чуть позже, когда подтянут подкрепления. У них наверняка предусмотрен такой вариант развития событий.
        - Но есть же еще тот дальний подземный выезд, через который ушли машины! Мы можем выбраться через него.
        - Машины ушли через него благодаря эффекту внезапности. Полчаса назад с заставы передали, что выезд взорван. Вероятно, вы слышали грохот. Люди там проберутся, но одного пулемета достаточно, чтобы полностью блокировать проход.
        Павел со свистом втянул воздух сквозь зубы, с трудом подавив желание вдребезги расколотить трубку о столешницу.
        - Так что же, мы ничего не можем сделать? - безнадежно спросил он. В желудке снова образовался тяжелый свинцовый ком.
        - Мы можем продолжать выполнять приказ Народного Председателя - удерживать резиденцию, - сухо откликнулся Хатамото. - Ни на что другое нас не хватит. Я, разумеется, прикажу своим людям приготовиться к штурму оцепления. В случае, если Народному Председателю потребуется помощь огнем, мы ее окажем. Но наши потери окажутся чудовищными - мы телохранители, а не мотопехота. Лучше бы этого не случилось.
        Бирон застонал.
        - Могу я высказать свои предположения, господин начальник канцелярии? - донесся из трубки далекий голос Хатамото.
        - Я слушаю, - безнадежно откликнулся Павел. - Валяйте.
        - Я склонен предположить, что огневая поддержка не понадобится. Солдаты не станут стрелять по безоружным людям.
        И вот тут нервы начальника канцелярии сдали окончательно.
        Промозглый утренний ветерок, несущий мелкие снежинки, пробиравшийся под плотную десантную куртку, усиливался тем больше, чем ярче светлело небо на востоке.
        Семен зябко поежился. Молодому солдату не нравилось происходящее. Когда дивизию вечером подняли по тревоге и, выдав боевые разрядники, загнали в кузова грузовиков, он воспринял все как очередную учебную тревогу. Однако после того, как их в наступившей ночной темноте выбросили на брусчатку городских улиц и заставили спешно оборудовать огневые точки под прикрытием разрядников БТРов, мурашки по его телу побежали не только из-за промозглого воздуха. Когда лейтенант отвлекался, бойцы шепотом передавали друг другу самые невероятные слухи - вплоть до того, что Сахара таки нарушила все договоры, армады ее транспортных вертолетов приближаются к столице, и теперь с минуты на минуту следует ждать десанта.
        Однако какой, нахрен, десант со стороны резиденции самого Народного Председателя? Семен никогда не был в Моколе, если не считать пары увольнительных, когда он с Витькой и еще двумя ребятами шлялся по каким-то унылым забегаловкам на окраинах, ничуть не лучших, чем окраины его родной Валтары. Но кто-то из более опытных даже в темноте, которую только сгущали окрестные фонари, опознал местность. А когда на подогнанном сзади грузовике затарахтел генератор и луч прожектора принялся шарить по простершейся впереди площади, то и дело отражаясь от темных зеркальных окон высокого здания, Семен понял, что Сахара точно ни при чем. Разве что ее десант уже успел захватить Резиденцию. Если бы им сказали хоть что-то! Но комвзвода сам находился не в своей тарелке. Изредка лейтенант прохаживался по блокпосту, ободряюще, как ему казалось, а на самом деле жалко и неуверенно похлопывая солдат по плечу и иногда выдавая ничего не значащие фразы о необходимости бдительности. Губы на его молодом лице подрагивали. Сейчас командир выглядел совсем мальчишкой чуть старше самого Семена, хотя при нечастых появлениях старших
офицеров пытался изображать из себя крутого героя. Хе… Это называется - некомплект офицеров. Солдат-то можно призвать, а вот офицерская служба у нас добровольная.
        Десантник, сжавшись в комок, притулился за вертикальной панелью возле выходящего на проспект подъезда, пытаясь укрыться от ветра. Пальцы на стволе разрядника успели закоченеть и почти не сгибались. Температура наверняка болталась на отметке градусов в десять ниже нуля. Что происходит? Почему в части уже неделю как изъяли и куда-то унесли все телевизоры? Что они делают тут, ночью и на ветру, без четких приказов, но с боевым оружием на руках? Зачем на городских улицах тяжелые пулеметы и техника? Три взвода, сорок человек, только в на этом проспекте - а на площадь их, он видел по телевизору, выходит пять.
        Прожужжал мотор легковушки. Она подъехала с выключенными фарами и габаритными огнями. Водитель даже не стал садиться на опоры и гасить подушку, словно намереваясь в любой момент сорваться с места и исчезнуть в постепенно светлеющем полумраке раннего осеннего утра. Лязгнули дверцы - из машины выбрались двое.
        - Господин полковник, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось! - Комвзвода, запинаясь, бросился, к новоприбывшим. - Докладывает лейтенант Зубко!
        - Тревога, лейтенант! - хрипло гавкнул второй прибывший. - Разверни своих бойцов, быстро! Сюда движется какая-то колонна гражданских. Остановить и рассеять! Разрешаю открывать огонь на поражение.
        - Так точно, господин генерал! - растерянно откликнулся лейтенант. - А… э…
        - Ты что-то хочешь спросить, лейтенант? - резко спросил полковник. Теперь Семен опознал его по голосу - это оказался сам комдив. Интересно, что за генерал с ним приперся?
        - Д-да… н-нет, господин полковник, - окончательно растерялся лейтенант. - Раз… разрешите выполнять?
        - Выполнять, мать твою, придурок! - гаркнул комдив. - Распустились, майский зюх, смотреть противно! Быстро!
        - Так точно! - лейтенант козырнул, отступил на пару шагов и замахал руками. - Первый взвод! Второй взвод! Цепью поперек проспекта - стройся! Третий взвод, отделения первое и второе! Присоединиться к цепи! Остальным продолжать держать площадь. Перекрыть улицу, никого не пропускать. Оружие на изготовку! Открывать огонь на поражение по моей команде! - Он бросился к машине с прожектором и что-то неразборчиво закричал в кузов, заглушаемый стуком генератора.
        Темные фигуры десантников неохотно отлеплялись от стен домов и брели по улице, выстраиваясь в подобие цепочки. Хотя проспект в этом месте и расширялся, шеренга из трех десятков человек получилась довольно плотной. Семен оглянулся влево на оказавшегося рядом Витьку. Тот лишь пожал плечами и поудобнее перехватил свисающий с плеча на ремне разрядник.
        Луч прожектора развернулся. Теперь он метался в темноте проспекта, нащупывая приближавшихся. Однако проспект оставался пустым. В томительном ожидании проходили минуты.
        И вот, наконец, луч выхватил какую-то темную массу метрах в двухстах. Она быстро приближалась, и через минуту стало видно, что во всю ширину проспекта идут люди.
        Обычные люди в самой обычной одежде - теплых куртках и пальто, шапках, ботинках и сапогах… Они шли в грозном молчании, и внезапно Семен почувствовал, что мурашки у него на коже стали куда крупнее. Огонь? На поражение? По живым людям, у которых и оружия-то нет?
        - Стоять! - заорал через мегафон откуда-то сзади хриплый голос комдива. - Приказываю остановиться! Это запретная зона, вы нарушаете комендантский час!
        Всем разойтись, или мы открываем огонь! Да стоять же, б…дь, вы что, оглохли?
        Толпа остановилась. Теперь ее и цепочку заграждения разделяло не более пятнадцати метров. Семен нервно сжал разрядник и оглянулся. Его соседи выглядели не более уверенно, чем он сам.
        Время начинает ползти как улитка. Нащупать большим пальцем предохранитель разрядника… одно движение, и спуск свободен, красная точка прицела пляшет по толпе, искусственные молнии мечутся по ионизированному лазерным импульсом воздушному каналу, впиваются в живую плоть, в воздухе крики, вой, запах паленого мяса?..
        На сетчатке глаз - отпечаток на мгновение выхваченного мечущимся прожектором лицо девчонки в первом ряду. Совсем молодая, лет шестнадцати, черные кудри выбиваются из-под вязаной шапочки, легкая, не по погоде, желтая курточка не спасает от пронизывающего ветра. Она совсем как Люська. Сестра сейчас, наверное, спит, досматривая сладкие сны воскресного утра. Или нет?
        Рядом - мужчина лет тридцати пяти. Старое пальто с облезлым меховым воротником, короткий проблеск обручального кольца на сжатом кулаке, длинные ранние залысины на обнаженной голове. Ветер треплет жидкие темные волосы - совсем как у отца, когда тот провожал его от военкомата прошлой осенью.
        Зачем они здесь?
        Стрелять в них? В эту девчонку, в этого мужика? Нет. Он не сможет этого сделать.
        Он не станет этого делать. Ни за что! Большой палец медленно скользит прочь с предохранителя, указательный перестает оглаживать спуск…
        - Последнее предупреждение! Немедленно разойтись, или мы открываем огонь на поражение!
        От толпы отделяется человек, уверенным шагом преодолевает половину пространства перед цепью. Прожектор фиксируется на нем, безжалостно уродуя лицо резкими пляшущими тенями. Среднего роста фигура, черное пальто, темно-серые волосы, портрет вместо лица… портрет? Народный Председатель? Здесь? Что происходит?
        Взгляд влево, взгляд вправо - Витька стоит, приоткрыв рот, разрядник обвис на ремне, уставившись рылом в землю. Что?
        - Я - Народный Председатель. Кто здесь командует? - негромко, но уверенно спрашивает Кислицын. - Выйти сюда, немедленно.
        Тишина.
        - Я сказал - командира сюда. Или он сбежал с перепугу?
        Что-то толкает Семена в спину, и он делает пару шагов вперед, чтобы не потерять равновесия. И внезапно время начинает идти как обычно.
        Комдив в сопровождении генерала - или наоборот? - распихав бойцов, быстрым шагом выходит вперед.
        - А, господин Народный Председатель! - иронически просипел генерал. - А мы вас заждались. Вы арестованы за преступления против народа! Лейтенант, взять его!
        Лейтенант протиснулся сквозь прореху в цепи и в растерянности остановился, не зная что делать. Он неуверенно повернулся к десантникам.
        - Ты! - его дрожащий палец уперся Семену в грудь. - Ты, ты и ты! За мной!
        Семен не пошевелился. Зато толпа угрожающе качнулась вперед.
        - Оглохли? - вместо грозного рыка у лейтенанта прорывался жалобный писк. Его голос стал почти умоляющим. - Ну же!
        - Не стоит, генерал, - иронически хмыкнув, произнес Народный Председатель. - Если вы попытаетесь арестовать меня, вам придется стрелять в тех, кто пришел со мной. Неужели вы думаете, что ваши солдаты - звери, у которых поднимется рука на безоружных? Народная армия Ростании призвана защищать своих граждан от внешнего врага, а не стрелять в них.
        Генерал бросил быстрый взгляд назад. В свете прожектора Семен поймал выражение его лица. Уверенность победителя как-то сразу сменилась на нем растерянностью.
        Неловко скособочившись, он потянул пистолет из висящей на боку кобуры.
        - А вот это лишнее, - ледяной голос Народного Председателя обжег слух. - Генерал Штепа, как Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами Ростании я смещаю вас со своего поста и увольняю из рядов армии. С этого момента вы - никто. Вы более не имеете права отдавать приказы своим бывшим подчиненным. Полковник! Я пока не знаю вашего имени, но это относится и к вам. Лейтенант! Арестуйте и разоружите этих двоих.
        Генерал затравленно оглянулся.
        - Лейтенант! - выплюнул он. - Вы слышали мой приказ! Арестуйте этого изменника… Солдаты! Приказываю открыть огонь! Огонь на поражение! Выполнять! - Он наконец-то вытащил пистолет и поднял его, неловко целясь в Народного Председателя.
        Семену показалось, что его телом управляет кто-то другой. Вот оно делает шаг вперед, другой, третий… ремень разрядника соскальзывает с плеча, пластиковые накладки цевья привычно и удобно ложатся в ладонь…
        Удар прикладом в затылок обрушил генерала на брусчатку. Отлетевший пистолет бессильно звякнул по камням. Разворачиваясь, Семен ударил рылом разрядника в живот недоуменно поворачивающегося комдива, и тот, с хрипом сложившись, осел на землю рядом с генералом.
        Развернувшись лицом к цепи, Семен демонстративно-медленно закинул разрядник в спину, в походное положение. Теперь прожектор бил ему в лицо, заставляя щуриться.
        - Я не буду стрелять! - громко сказал десантник. - Мы принесли присягу на верность своему народу! А те, кто приказывает стрелять в людей, пусть идут в жопу!
        За спиной раздались шаги. Парень оглянулся и увидел подходящего к нему Кислицына. Народный Председатель положил руку ему на плечо и громко произнес:
        - Солдаты! Я знаю, что вы всего лишь выполняли приказы своих офицеров. Эти приказы преступны, их отдавали изменники, но вашей вины в том нет. Вы выступали против законной власти, но я не намерен наказывать вас за это. Я приказываю снять оцепление, ликвидировать завалы на дороге и проследовать в резиденцию. Там вас накормят и организуют доставку в казармы. Пора бы уже и возвращаться к нормальной жизни. Лейтенант, распорядитесь.
        Цепь зашевелилась и распалась, группируясь вокруг окончательно ошалевшего лейтенанта. А Народный Председатель, склонившись к уху Семена, негромко произнес:
        - Молодец, боец. Как зовут?
        - Семен Фаранделла, младший сержант, - автоматически отрапортовал десантник.
        - Молоток, Семен! Быть тебе офицером. Если захочешь, конечно.
        Народный Председатель улыбнулся Семену и отвернулся, махнув рукой. К нему тут же подбежали двое с разрядниками.
        - Полковник, - негромко приказал Олег. - Прикажите своим людям подобрать с земли этих бывших офицеров и охранять их получше. Их ждет суд. Ну что, Жоэль Иванович, говорил же я вам, что солдаты не станут стрелять в толпу?
        Бирон со Шварцманом, приоткрыв рты, смотрели сквозь окна второго этажа на вливающуюся на площадь толпу, по которой метались яркие лучи прожекторов. Бывший начальник канцелярии пришел в себя первым.
        - Ну, деятель! - восхищенно произнес он. - Ну, жук! Я еще когда его в первый раз увидел, понял, что далеко парень пойдет, если вовремя не остановят. Это ж надо же - сработало!
        - Сработало… - ошеломленно подтвердил Бирон, машинально потирая подбородок. - Силен Олежка. М-мать, да что же мы стоим? Встречать надо.
        Он повернулся и ссыпался вниз по лестнице. За ним бросились четверо охранников.
        Оставшийся в одиночестве Шварцман задумчиво взглянул ему вслед и покачал головой.
        - Действительно, старею, - с горечью пробормотал он. - А ведь как просто - бросить толпу на пулеметы. Чтобы по ней огонь открыть, нужно натасканные спецчасти УОД применять, а не регулярные войска из мальчишек-призывников, пороха не нюхавших. Н-да. Ну ладно, а дальше-то что?
        Внезапно напряженную тишину здания разбили громкие возбужденные голоса. Снизу, из вестибюля, донеслись топот ног, неразборчивые восклицания, хлопанье дверей.
        Дробно цокоча подковками, по лестнице, прыгая через две, а иногда и три ступеньки, взлетел Безобразов. Он скользнул мимо Шварцмана, явно стремясь в свой кабинет, с вечера превращенный в импровизированный штаб.
        - Эй! - бывший начальник канцелярии ловко ухватил полковника за рукав. - Где Кислицын? Как все?..
        - Потом! - Безобразов не менее ловко вывернулся и ринулся дальше по коридору. - Шеф на площади, остальные блокпосты захватывает, - гулко донесся его голос в тот момент, когда он свернул за угол.
        Шварцман некоторое время смотрел ему вслед, потом устало вздохнул и побрел к лестнице. Здесь он явно никому не был нужен. А до его кабинета на четвертом этаже, где стояла узкая кожаная кушетка с подушкой и одеялом, предстояло преодолеть четыре невообразимо длинных пролета…
        Кислицына Бирон нашел с большим трудом. Вокруг Народного Председателя клубилась толпа, пробиться сквозь которую казалось не легче, чем сквозь блокпосты мятежников. Олег что-то горячо говорил окружающим его людям. Увидев Павла, он остановился, извиняющеся улыбнулся слушателям и ухватил начальника канцелярии за рукав.
        - Слушай, Пашка, - быстро сказал он. - Хорошо, что ты появился, я тебя хотел искать идти. Нужно как-то обеспечить людей питанием. Сможешь организовать?
        - Что? - Бирон обалдело посмотрел на него. - Каким питанием?
        Олег посмотрел на него как на идиота.
        - Горячим, - пояснил он. - Если найдешь, конечно. Не найдешь горячего, сойдет и сухпай. Пошли людей пошарить по ресторанам и столовкам в окрестностям, пусть посмотрят, что можно сделать. Ну, что смотришь? Жив я, жив, и даже почти цел.
        - Да к черту людей! - заорал Павел во весь голос. Накопившееся за ночь напряжение, наконец, нашло выход. - Какие люди? У тебя три дивизии мятежников в городе, бой в пяти километрах идет, а ты про горячее питание рассуждаешь? Ты совсем трёхнулся?! Да на всю эту толпу одного танка хватит, чтобы разогнать нафиг, с питанием или без! Тебе связь нужно восстанавливать, подкрепления вызывать, мятеж давить, а ты тут треплешься хрен знает о чем! Думаешь, один раз по телику выступил, и все, победитель? Да эти гады через несколько часов дожуют твою Третью десантную и сюда явятся в полном составе!
        Народный Председатель досадливо дернул плечом.
        - Да знаю я все, - отмахнулся он. - Разберемся. Безобразов побежал группу отправлять, чтобы добралась до какого-нибудь телефона и хоть куда-то прозвонилась. Ты с ним не пересекся? Жаль. Короче, я все понимаю, но людей на поиски питания ты все же пошли. Еще надо…
        Олег осекся. Что-то неприятно кольнуло его в сердце. Что-то не так, что-то…
        - Тихо! - гаркнул он. - Да тихо же, все!
        Стоящие рядом люди перестали переговариваться и внимательно уставились на него.
        Гул голосов на площади не утих, но сейчас Олег отчетливо услышал далекий рев моторов. Он повернул голову к Бирону.
        - Ну, Пашка, накаркал… - тихо сказал он.
        Бронетранспортер, заложив лихой вираж, обогнул блокпост справа, но танки даже не замедлили ход. Брошенный экипажем БТР мятежников от таранного удара отбросило в сторону. Баррикада из мешков с песком, закрывавшая въезд на площадь, разлетелась кучей пыли от одного соприкосновения с броней впереди идущей машины.
        Гравиподушки довершили дело, раскатав песок тонким слоем по брусчатке и смяв два брошенных разбегающимися солдатами пулемета.
        Три впереди идущих танка в последний раз взрыкнули моторами и опустились на опоры, с трех сторон окружив командный БТР с высоко торчащими антеннами. Семь остальных, подчинившись коротким командам по радио, осторожно поползли по периметру площади, направляясь к другим въездам. Подполковник откинул крышку люка и выпрыгнул на броню, вглядываясь в раздавшуюся перед его машинами толпу.
        Он ожидал чего угодно - противотанковых ловушек, изрытой воронками площади, горящих зданий, яростной схватки, но отнюдь не этого. Он почувствовал легкую растерянность. И что с этими гражданскими прикажете делать? Да кто здесь командует, клятый круп?
        В толпе возникло завихрение. Небольшая группа людей пробивалась сквозь нее, явно направляясь к танкам. Подполковник слегка пожал плечами и стал терпеливо ждать.
        Вскоре на открытую местность перед машинами выбрались двое, сопровождаемые небольшим вооруженным отрядом. Один - невысокий, плотный и черноволосый, в изгвазданном грязью теплом пальто и порванных на колене штанах. Другой - высокий, слегка сутулый, в строгом официальном костюме, выглядящем страшно измятом даже в призрачной смеси света фар и осеннего рассвета. Что же он по морозцу да в костюмчике-то, а?
        - Кто вы такие? - резко спросил невысокий, подойдя к бронетранспортеру почти вплотную. - Кто командир? Зачем вы здесь?
        Подполковник спрыгнул на брусчатку, вытянулся и отдал честь.
        - Господин Народный Председатель! - громко, как на параде, отчеканил он. - Четвертая танковая дивизия прибыла в ваше распоряжение для подавления мятежа!
        Докладывает начальник штаба дивизии подполковник Ханс Чешнев!
        - Знаешь, еще вчера вечером я думал, что все пропало. Что мне осталось жить максимум сутки, пока резиденцию не возьмут штурмом, а меня "случайно" не пристрелят при аресте.
        Олег до хруста в спине потянулся и широко зевнул. До невозможности тяжелая голова, казалось, так и норовила упасть на грудь, а веки того и гляди придется удерживать пальцами.
        - А потом я решил - а пропади все пропадом! Пусть пристрелят. Зато у меня совесть чиста останется. Побарахтаюсь, пока силы есть, а там будь что будет.
        Он снова зевнул и внимательно, насколько позволяла застилавшая глаза сонная дымка, взглянул на сидящего напротив Павла. Бессонная ночь явно далась нелегко и тому. Костюм измялся и перепачкался окончательно, а под запавшими глазами пролегли глубокие темные тени.
        - Ложись спать, - посоветовал начальник канцелярии. - Я тоже пойду сейчас давну ухо минут четыреста как минимум. Ноги не держат. Да, а все-таки мы победили! Не верится прямо…
        - Ничего мы не победили, Бегемотище ты наш, - грустно усмехнулся Олег. - Наоборот, как бы хуже не стало. Ты хоть понял, что я сделал сегодня ночью? Я ж людям показал, что они - тоже реальная сила. И что им не обязательно бояться и молчать в тряпочку.
        - Ну и пусть не боятся, - пробормотал Бирон. - Тебе-то что?
        - А то, что реформы, которые мы пропихиваем, ни к чему хорошему не приведут. По крайней мере, поначалу. И люди, которые сегодня радуются там, - он кивнул головой в сторону выходящего на площадь окна, - завтра меня возненавидят. И если раньше они скрипели зубами, но помалкивали, то теперь - не станут.
        - Ты прав, - хмыкнул начальник канцелярии. - Хреново. Ну ничего, придумаем что-нибудь. Не впервой.
        - Ничего не надо придумывать! - неожиданно для себя Олег рассмеялся. - Это же замечательно. Понимаешь, все, что мы тут планируем, без их поддержки обязательно провалится. Бессмысленно менять экономические схемы, если они остаются пустой игрой чиновного разума. До тех пор, пока люди не захотят сами что-то поменять, это пустая трата сил и времени. Думаешь, какой из тех законов, что мы пропихивали в последнее время, самый важный?
        - Ну… - Бирон неуверенно посмотрел на товарища, пытаясь провернуть в сонных мозгах хоть какие-то шестеренки. - О хозрасчете?
        - Да хрен там! - снова рассмеялся Олег. - Об индивидуальной трудовой деятельности, вот какой! Это только первый шаг. А дальше примем и другие законы, которые позволят человеку не просто делать вид, что работает на государственном заводе или поле, а действительно работать на себя. Полмира живет в условиях частной инициативы, и неплохо живет, а мы чем хуже?
        - Контра… - вяло ухмыльнулся Бирон. - Покушаешься на святое, можно сказать.
        Правильно тебя изменником называли…
        - Правильно, - неожиданно серьезно согласился Олег. - Знаешь, я много думал в последнее время над тем, куда мы идем. И чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что наш путь - правильный. Народное - значит, либо ничье, либо государственное.
        А раз государственное, значит, его интересы выходят на первое место. Вот мы и существует исключительно ради того, чтобы государству было хорошо. А на кой оно сдалось, это государство? Только чиновников-дармоедов плодить пачками и гораздо.
        Работать ради того, чтобы сволочи вроде Смитсона или Ведерникова себя самовластными баронами чувствовать могли? Нет, Пашка, пора нам жизнь с головы на ноги ставить. Эй, ты что, спишь?
        В ответ до него донеслось ровное посапывание. Начальник канцелярии глубоко спал, откинувшись на спинку кресла, и луч солнца подсвечивал небритую щетину на его подбородке. Олег хмыкнул и с трудом встал, преодолевая сонливость. Он подошел к окну, прижался лбом к холодному мутному бронестеклу председательского кабинета и стал смотреть на площадь, заполненную народом. Казалось, толпа стала еще гуще.
        Дымились походные солдатские кухни, трепетали над головами корявые, от руки написанные транспаранты, и тени от предвечернего солнца, пробивающегося сквозь постепенно расходящиеся облака, играли на непокрытых головах. Впрочем, хорошая погода, похоже, не собиралось стоять долго. На севере собирались тяжелые, низкие, напитанные снегом тучи, и голые ветви деревьев на газонах трепетали под порывами усиливающегося ветра.
        Олег вздохнул. Да, завтра эти люди, может быть, его возненавидят. Уже скоро придется вводить еще более жесткое рационирование, а как снабжать этой зимой удаленные районы страны, остается загадкой даже и сейчас. Но эти проблемы можно оставить на завтра, равно как и раздумья на тему уроков, которые можно извлечь из происходящего с ним в том, другом, мире. А сейчас у него оставалось пять минут мира и тишины, чтобы насладиться последними солнечными лучами дня.
        Проблемы… Куда же без них! Но дорогу осилит идущий, верно?
        "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Известия от первого разведывательного транспорта нанесли общинам очередной тяжелый удар. Если до его прибытия в колыбель человечества оставалась хоть какая-то надежда, то отчеты исследователей вбили в ее гроб последний гвоздь.
        Солнечная система была мертва. Мертва окончательно и бесповоротно. Погибли не только люди и искины - не осталось вообще никакой биологической жизни. Более того, после первых недель исследования астронавты констатировали полный распад вообще всех материалов, содержащих соединения с углерод-водородными связями, и, в частности, любой органики. Погибли пластики, изготавливаемые из нефти, и книги в музеях, в старину произведенные из древесно-целлюлозной массы, и даже хитиновые оболочки дохлых пауков и тараканов рассыпались в прах от малейшего дуновения воздуха. Полностью разрушились компьютеры и носители информации, построенные с применением водород-керамических технологий, то есть девяносто пять процентов всех интеллектуальных устройств, хранящих базы знаний, и все без исключения носители искинов. И выл над Землей тоскливый ветер, наметающий барханы стерильного песка у подножия руин когда-то гордых небоскребов…
        Самой страшной казалась внезапность Катастрофы. Ничто не свидетельствовало о том, что хоть кто-то пытался защищаться от надвигающейся опасности. Повсюду - на космических станциях, внутрисистемных челноках, в домах на Земле и прочих планетах - обнаруживались следы обычной мирной жизни. В кафетериях орбиталов и в ресторанах под открытым небом на столах располагались подносы с окаменевшей едой, жилые и производственные помещения заполняли останки мертвых людей в естественных позах, и мумифицированные трупы любовников сплетались в кроватях в вечном экстазе. И везде, везде, даже в сверхзащищенных бункерах дальних исследовательских баз, наблюдалась одна и та же картина безнадежной тотальной гибели.
        В течение первого месяца после поступления отчетов не менее двух тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Точное количество установить так и не удалось - ни по горячим следам, ни в ходе ретроспективных демографических исследований. К этому моменту люди, уже поголовно сменившие биологические тела на кибернетические, были мало привязаны к станциям, где за ними могли наблюдать искусственные интеллекты систем жизнеобеспечения. Многие просто отключали телеметрию и терялись в мертвом вакууме и на поверхности недружественных планет.
        Подавляющее большинство не только отключало телеметрию, но и стирало свою психоматрицу. Однако с течением времени несколько десятков предположительно умерших восстановили контакт и вернулись в общество, и в то же время несколько сотен взамен них ушли в отшельничество. Подобного рода неопределенность сохранялась в течение многих лет, так что самая точная цифра прервавших свое существование, которую удалось вычислить, составила тысячу восемьсот восемьдесят два человека… плюс-минус пара десятков.
        Эта эпидемия самоубийств нанесла общинам гораздо более тяжелый удар, чем могло бы показаться на первый взгляд. Три четверти ушедших принадлежали к первому и второму поколению обитателей внеземных станций - цвету научно-технического сообщества. Большинству из них было полторы, а самым старым - и под две сотни лет - и это не считая времени, проведенного в анабиозе по пути на базы. Они просто устали жить, как стали говорить позже, и утрата последних, пусть даже самых смутных, надежд и иллюзий стала соломинкой, которая сломала спину верблюду. В то же время среди тех, кто принадлежал к третьему и последующим поколениям, самоубийств случилось не так много. Для большинства из них Земля так и осталась далекой несбыточной сказкой, известной только по немногим записям и текстам. Глубоко ушедшие в виртуальность, они восприняли известия с изрядной долей равнодушия.
        Среди тех, кто нашел в себе силы жить - точнее, существовать, как с горькой улыбкой шутили в то время - ученых первого поколения осталось не так много. На внешние исследовательские станции обычно отправлялся цвет научного мира, достаточно увлеченный своими изысканиями, чтобы проигнорировать опасности межзвездных путешествий, и достаточно асоциальный, чтобы не огорчиться потерей контакта с родными и близкими. Однако их дети и внуки, не подвергавшиеся жесткому отбору, блистали способностями не более, чем аналогичные по размерам группы случайно отобранных индивидов на Земле. Среди них тоже попадались яркие личности и выдающиеся умы, но они не делали погоду в целом. Процентное соотношение "субстрата" в общей человеческой массе поднялось до отметки, пугающей даже обычно бесстрастных искинов.
        Из-за потери большого количества ученых первых поколений продвижение общин по пути познания серьезно замедлилось, а в некоторых направлениях прекратилось вовсе. К счастью, лаборатория вихревых полей на "Эдельвейсе", основанная в свое время Ройко Джонсоном, почти не понесла потерь. Коллектив лаборатории, переживший смерть отца-основателя, всерьез сосредоточился на психологическом тренинге, призванном не допустить бессмысленной гибели своих членов. Ученые полагали, что дальнейшее выживание человечества зависит от них (и, как показало время, они не ошибались), так что сочли недопустимым позволять эмоциям влиять на свою работу…

10 октября 1905 г. Санкт-Петербург. Особняк графа Витте
        Олег постучал в тяжелую дубовую дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, решительно толкнул ее. В осеннем полумраке кабинета, разгоняемом только парой тусклых электрических лампочек в хрустальной люстре, он не сразу разглядел сидящего за массивным ореховым бюро хозяина.
        - Входите!.. - произнес Витте, поворачивая голову к двери. - А, это вы, господин Кислицын. Доброе утро. Разве доктор не приказал вам лежать в постели?
        - Спасибо, Сергей Юльевич, но я уже два дня в постели, - Олег прикрыл за собой дверь и подошел к бюро. - Однако если вы предложите мне присесть, я не откажусь.
        - Да, присаживайтесь, - граф слегка нахмурился. - Но чаще всего люди вашего положения обращаются ко мне "ваше высокопревосходительство" или "ваша светлость".
        - Если вам это важно, я могу обращаться к вам хоть "ваше величество", - внутренне замерев от собственной наглости, произнес Олег. Я же его спас, верно?
        Вряд ли он прикажет выкинуть меня из дома. Хотя проверять свои способности по контролю над другими людьми можно было бы и на других птичках, м-да. - Не суть важно. Наш разговор, господин граф, пойдет о вещах, жизненно важных для России.
        Я надеюсь, что могу отвлечь вас от дел на час-другой?
        - Жизненно важных для России… - медленно проговорил Витте. - Сударь, я обязан вам жизнью, а за это час или два времени - не слишком высокая цена. Но я хотел бы заметить, что мне достаточно часто приходится разговаривать о подобных высоких материях с самыми разными людьми. И, к сожалению, должен заметить, что чаще всего соображения моих собеседников варьируются от банальных до откровенно глупых. Что заставляет вас верить, что вы являетесь исключением? Или… Вы занимаете должность чиновника по особым поручениям при господине Зубатове, не так ли? Правильно ли я понимаю, что вы хотите передать мне какие-то его соображения? И, кстати, что там за глупая история с моим якобы внебрачным сыном?
        - Нет, Сергей Юльевич, - покачал головой Олег. - Я не хочу передавать вам соображения Сергея Васильевича. Думаю, если у него таковые появятся, он и сам их передаст без постороннего участия. Да и историю с внебрачным сыном я выдумал только для того, чтобы добиться с вами аудиенции. Речь пойдет о моих собственных соображениях. Видите ли, я - из другого мира. Марсианин, если угодно. И мне как марсианину хорошо видны некоторые моменты, которые вы в силу привычки просто не замечаете…
        - Сударь, с вами все в порядке? - взгляд графа внезапно стал напряженным и отчужденно-холодным. - У вас нездоровый вид. Думаю, вам все же следует прилечь и отдохнуть. Мы продолжим наш разговор в другой раз, а пока, я думаю, нужно вызвать доктора Довла…
        - У меня вполне здоровый вид, господин граф, - бесцеремонно перебил его Олег. - Я удостоверился в этом перед тем, как пойти к вам. И я вовсе не сумасшедший. Как думаете, смог бы сумасшедший стать чиновником Московского охранного отделения?
        Или вы полагаете, что это следствие позавчерашней контузии? Как бы то ни было, я уже сказал, что не отниму у вас более двух часов. Даже если я действительно чокнутый, максимум, что вам грозит - это смертельная скука. У меня, к сожалению, нет времени на обходные пути. В противном случае вы бы вступили в этот разговор куда более подготовленным к восприятию моих слов.
        Он прокашлялся и потер глаза. Все-таки голова кружилась. Может, следовало отложить на день-другой? Ладно, сейчас уже поздно. Если я выйду из этой комнаты, то обратно в нее уже не вернусь никогда.
        - У меня к вам предложение, господин граф. Я даже не стану настаивать на полных двух часах беседы. Я выдам вам монолог минут на пятнадцать-двадцать, и если по его завершении вы все еще не заинтересуетесь, я встану и уйду. У меня, знаете ли, тоже нет желания попусту тратить свое время. Договорились?
        Несколько долгих секунд граф долго смотрел на Олега. Его пальцы нервно поглаживали столешницу возле колокольчика. Потом он откинулся на резную спинку своего деревянного кресла и вздохнул.
        - Бог с вами, господин Кислицын. Вы действительно не похожи на сумасшедшего. Не что чтобы у меня имелся опыт общения с умалишенными, но… Почему-то я вам верю.
        Не в том, что вы марсианин, разумеется - это ведь просто метафора, фигура речи, я правильно вас понял? В общем, я вас слушаю.
        - Метафора, - согласно кивнул Олег. - Я и в самом деле совсем не марсианин. Есть подозрение, что моя родина находится много дальше. Но о моем происхождении мы поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас - к делу. Итак, в течение последних примерно двух месяцев я с большим интересом изучаю жизнь вашей страны. И ваше правительство в моих глазах очень походит на нерадивого кочегара, который наглухо завинтил предохранительный клапан и старательно делает вид, что не замечает темных личностей, подкладывающих под этот котел динамит… Взять ту же Думу, к выборам в которую сейчас якобы идет подготовка. Это же смех на палочке!
        Сколько по нынешнему проекту в стране имеющих право голоса? Два процента населения? Три? Такой подход только озлобит остальных. Какой идиот вообще составлял этот проект?
        - Ну, Булыгин хороший и честный человек, - извиняющимся голосом произнес Витте.
        - Он действительно имел в виду общественное благо. Увы, широко мыслить он так и не научился даже на посту министра внутренних дел. Однако же вы, если я правильно понимаю, выступаете за всеобщее избирательное право?
        Час спустя, когда большие часы с кукушкой пробили двенадцать, Витте взволнованно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Олег, облокотившись на страшно неудобный жесткий подлокотник, молча наблюдал за ним. Внезапно граф, резко остановившись, в упор взглянул на Олега.
        - Итак, господин Кислицын, вы полагаете, что радикальные реформы неизбежны?
        Правильно я вас понял?
        - Абсолютно, - кивнул Олег. Судя по всему, его особые способности действовали, и действовали очень неплохо. Графа явно что-то распирало изнутри, и требовалось лишь немного времени, чтобы он сам выложил все как на духу. - Либо вы начинаете проводить их сверху, либо они начинаются явочным порядком снизу. Судя по предпринимаемым вами в настоящий момент действиям, вы и сами прекрасно это понимаете. Те четыре или пять миллионов промышленных рабочих, что уже существуют в империи, это не такая большая сила, но в умелых руках они вполне могут послужить катализатором переворота. И таких умелых рук, судя по всему, предостаточно. Еще раз повторю - вам срочно нужно тем или иным способом нейтрализовать заинтересованные в смене власти слои населения. В первую очередь - слой торговцев, банкиров и богатых промышленников, обладающих большими финансовыми возможностями, но бесправных из-за идиотской политической системы, доставшейся вам в наследство из далекого прошлого. Вам напомнить историю Европы?
        Напомнить, чем дело кончалось в странах, правители которых пытались игнорировать перемены так же, как это делает ваш император? А ведь в те времена не было ни такого оружия, ни таких машин, как сегодня!
        Витте кивнул и отвернулся. Подойдя к окну, он отодвинул тюлевую занавеску и начал пристально что-то рассматривать в саду. Потому внезапно он снова повернулся к Олегу.
        - Я хочу вам кое-что показать, сударь, - резко произнес он. - Один документ.
        Точнее, проект документа. Предупреждаю - это совершенно секретно. Вы готовы хранить тайну?
        - Разумеется, - кивнул Олег. Кажется, вот оно…
        Витте решительно пересек кабинет и выдвинул ящик большого дубового секретера.
        Покопавшись в его недрах, он извлек бумагу и протянул ее Олегу:
        - Вот. Читайте.
        Олег осторожно принял документ и пробежался глазами по строчкам.
        "Волнение, охватившее разнообразные слои русского общества, не может быть рассматриваемо как следствие частичных несовершенств государственного и социального устроения, или только как результат организованных крайних партий.
        Корни того волнения залегают глубже. Они в нарушенном равновесии между идейными стремлениями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни. Россия переросла форму существующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы.
        В уровень с одушевляющей благоразумное большинство общества идеей и следует поставить внешние формы русской жизни.
        Первую задачу для правительства должно составлять стремление к осуществлению теперь же, впредь до законодательной санкции через Государственную думу, основных элементов правового строя: свободы печати, совести, собраний, союзов и личной неприкосновенности. Укрепление этих важнейших основ политической жизни общества должно последовать путем нормальной законодательной разработки, наравне с вопросами, касающимися уравнения перед законом всех русских подданных независимо от вероисповедания и национальности. Само собой разумеется, предоставление населению прав гражданской свободы должно сопровождаться законным ее ограничением для твердого ограждения прав третьих лиц, спокойствия и безопасности государства.
        Следующей задачей для правительства является установление таких учреждений и законодательных норм, которые соответствовали бы выяснившейся политической идее большинства русского общества и давали бы положительную гарантию в неотъемлемости дарованных благ гражданской свободы.
        Задача эта сводится к устроению правового порядка.
        Соответственно целям водворения в государстве спокойствия и безопасности экономическая политика правительства должна быть направлена ко благу народных широких масс, разумеется, с ограждением имущественных и гражданских прав, признаваемых во всех культурных странах.
        Намечаемые здесь основания правительственной деятельности для полного осуществления своего потребуют значительной законодательной работы и последовательного административного устройства.
        Между постановкой принципа и претворением его в законодательные нормы, а в особенности проведением этих норм в нравы общества и приемы правительственных агентов, не может не пройти некоторое время.
        Начала правового порядка воплощаются лишь поскольку население получает к ним привычку - гражданский навык. Сразу подготовить страну со 135-миллионным разнородным населением и обширнейшей администрацией, воспитанными на иных началах, к восприятию и усвоению норм правового порядка, не под силу никакому правительству. Вот почему правительству далеко недостаточно выступить с одним только лозунгом гражданской свободы. Чтобы водворить в стране порядок, нужны труд и неослабевающая последовательность. Для осуществления этого необходимыми условиями являются однородность состава правительства и единство преследуемых им целей. Но и министерство, составленное по возможности из лиц одинаковых политических убеждений, должно будет приложить неимоверные старания, дабы одушевляющая его работу идея сделалась, идеей всех агентов власти, от высших до низших.
        Заботою правительства должно являться практическое водворение в жизнь главных стимулов гражданской свободы. Положение дела требует от власти приемов, свидетельствующих об искренности и прямоте ее намерений. С этой целью правительство должно себе поставить непоколебимым принципом полное невмешательство в выборы в Государственную думу и искреннее стремление к осуществлению мер, предрешенных указом 12 декабря.
        В отношении к будущей Государственной думе заботою правительства должно быть поддержание ее престижа, доверие к ее работам и обеспечение подобающего сему учреждению значения.
        Правительство не должно являться элементом противодействия решениям Думы, поскольку решения эти не будут коренным образом расходиться с величием России, достигнутым тысячелетней ее историей. Правительство должно следовать мысли, высказанной в высочайшем манифесте об образовании Государственной думы, что положение о Думе подлежит дальнейшему развитию в зависимости от выяснившихся несовершенств и запросов времени.
        Правительству надлежит выяснить и установить эти запросы, формулировать гарантию гражданского правопорядка, руководствуясь, конечно, господствующей в большинстве общества идеей, а не отголосками хотя бы и резко выраженных требований отдельных кружков, удовлетворение коих невозможно уже потому, что они постоянно меняются.
        Но удовлетворение желаний широких слоев общества путем той или иной формулировки гражданского правопорядка необходимо.
        Весьма важно преобразовать Государственный совет на началах видного участия в нем выборных элементов ибо только при этом условии возможно установить нормальные отношения между этим учреждением и Государственной думой.
        Не перечисляя дальнейших мероприятий, которые должны находиться в зависимости от обстоятельств, я полагаю, что деятельность власти во всех ступенях должна быть охвачена следующими руководящими принципами. 1) Прямота и искренность в утверждении на всех поприщах даруемых населению благ гражданской свободы и установление гарантий сей свободы. 2) Стремление к устранению исключительных законоположений. 3) Согласование действий всех органов правительства. 4) Устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству, и 5) Противодействие действиям, явно угрожающим обществу и государству, опираясь на закон и в духовном единении с благоразумным большинством общества.
        Само собой разумеется, осуществление поставленных выше задач возможно лишь при широком и деятельном содействии общества и при соответствующем спокойствии, которое бы позволило направить силы к плодотворной работе.
        Следует верить в политический такт русского общества, так как немыслимо, чтобы русское общество желало анархии, угрожающей, помимо всех ужасов борьбы, расчленением государства".
        - Интересно, - Олег поднял взгляд на Витте. - Что это такое?
        - Это моя всеподданнейшая записка, представленная государю императору для обсуждения позавчера, девятого октября. Мы с князем Оболенским и графом Вуичем готовили ее в течение прошлой недели, последний вариант сделан несколько дней назад. Сейчас государь обдумывает этот доклад и в ближайшее время должен сообщить свое мнение. У меня есть все основания надеяться, что он все-таки согласится на существенное расширение круга избирателей. А что вы об этом документе думаете, господин марсианин? С марсианской точки зрения?
        Олег хмыкнул. Граф, хотя и изрядный зануда, начинал ему нравиться. Чувство юмора у него, по крайней мере, атрофировалось не до конца.
        - Очень неплохо, хотя стиль кое-где страдает. Кстати, что это за указ от двенадцатого декабря?
        - Ну как же? - удивился Витте. - У вас такие либеральные идеи, и вы не осведомлены об указе "О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка"? Ведь именно там и было обещано расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипация инородцев и иноверцев, устранение цензуры и так далее.
        - А, вон вы о чем, - пробурчал Олег. Признаваться, что он не имеет понятия, о чем идет речь, не хотелось. - Разумеется, осведомлен. Просто дату запамятовал.
        Но вернемся к вашему документу. В таком виде это всего лишь декларация о намерениях. У вас есть проекты законов, в соответствии с которыми эти намерения должны реализовываться?
        - Нет, - Витте опустился в свое кресло за бюро и положил на столешницу сжатые в замок руки. - Я полагаю, что в самом ближайшем будущем…
        - Неправильно полагаете, - холодно оборвал его Олег. - Вы должны ничуть не хуже меня понимать, что такое стоящая у власти бюрократия. Если вы не дадите ей четкие законы, в рамки которых удастся загнать их фантазию, они либо наломают дров, либо спустят на тормозах самые замечательные проекты. Поверьте мне, я этого дерьма нахлебался полной ложкой.
        - Вы это мне будете рассказывать, сударь! Председателю Комитета министров! - неожиданно фыркнул граф. - Однако…
        - Следующий вопрос - где гарантия, что на следующий день вашему государю императору не ударит в голову его самолюбие и он не отзовет свой указ? - не обращая внимания на реплику, продолжил Олег. - Сегодня это правительство по указу императора всемерно заботится о гражданском обществе, а завтра императору придет в голову фантазия все эти заботы отменить как вредные и несвоевременные.
        И что вы станете делать? Нет, Сергей Юльевич, в первую очередь следует законодательно ограничить именно императорскую власть.
        - Я попросил бы вас, сударь, не забываться, - не менее холодно отпарировал граф.
        - Государь император - верховный правитель государства, и обсуждать рамки его власти - это прямая измена.
        - Значит, можете порвать этот ваш документ в клочки и выбросить, - пожал Олег плечами. - Абсолютная монархия - прекрасный строй, если во главе ее стоит выдающаяся личность. Нынешний же государь… В общем, пока власть вашего монарха не будет ограничена конституцией, а внутренняя и внешняя политика не перестанут определяться утренним настроением его жены, любые реформы в любой момент пойдут псу под хвост.
        - Сударь, вы забываетесь! Я вынужден еще раз указать, что ваши речи граничат с прямой изменой. Я сам могу высказать немало нелестных эпитетов в адрес государя императора, государыни императрицы и дурно влияющего на них окружения, но я лояльный подданный Его Императорского Величества! Прошу немедленно прекратить разговоры на эту тему!
        Скрежещущие нотки в голосе Витте подсказали Олегу, что развивать тему и в самом деле небезопасно. Он и так добился многого - вплоть до обсуждения секретнейшего документа. Видимо, даже у его влияния Эталона есть свои ограничения. Или это "рельсы"? Или Витте просто подозревает его, Олега, в провокации? Неважно.
        Придется работать с тем, что есть. И как следует погладить его по шерстке…
        - Хорошо, оставим пока эту тему, - Олег еще раз взял в руки документ. - Значит, так. Вы мыслите абсолютно правильно. Принятие перечисленных мер действительно окажет серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию. У вас действительно государственное мышление, Сергей Юльевич. Однако я бы слегка уточнил формулировки в тексте. У вас не найдется пера и листа бумаги?
        Еще полтора часа спустя князь Оболенский, тихо вошедший в кабинет в сопровождении лакея, застал удивительную картину.
        Граф Сергей Юльевич Витте, без сюртука, в одной жилетке, возбужденно жестикулируя, расхаживал по кабинету. В его кресле возле бюро восседал странный субъект лет сорока, в халате и с перевязанной головой. Пальцы субъекта, впрочем, как и беспорядочно разбросанные по столу листы бумаги, обильно покрывали чернильные пятна. На полу возле бюро лежали два сломанных пера, да и третье, зажатое в его пальцах, в ближайшем времени ожидала та же участь. На краю бюро стояли тарелка с бутербродами и два дымящихся стакана чая.
        - Да поймите же, Сергей Юльевич, - горячился субъект, - нельзя давать термины без их определения! Иначе каждый болван начнет интерпретировать их по своему усмотрению. Вот смотрите, вы пишете - "личная собственность". Что это означает применительно к крестьянскому подворью? Дом в это понятие входит? Курица?
        Лопата? А огород? Ну хорошо, а надел из общинных земель, который он обрабатывает? Это собственность или нет? Вот, кстати, а как вы собираетесь делить общинные земли, по какому принципу?
        - Принципы могут подождать! - сердился граф. - И определения - тоже. Поймите и вы - основополагающие документы должны быть ясными и четкими. Перегружая их определениями, вы добиваетесь прямо противоположного эффекта. Кто будет разбираться в десяти страницах убористого шрифта? Крестьянин? Да он и читать-то не умеет. Хорошо, если ему староста прочитает. Если документ на полстранички, его можно запомнить после второго или третьего раза, пусть хоть в общих чертах.
        А длинный доклад как запоминать? Вот и получится, что содержание придется растолковывать, а кто и как растолкует - это очень большая проблема. Понимаете?
        Осознав, что на него никто не собирается обращать внимания, Оболенский негромко кашлянул. Витте резко обернулся в его сторону.
        - А, Александр! Здравствуй. Присаживайся давай. У нас тут интересная дискуссия с господином Кислицыным, присоединяйся. Вот скажи как юрист - следует ли давать в тексте рамочного закона полные определения?..
        - Ты не хочешь нас представить, - удивленно приподнял бровь князь. - Боюсь, я не имел чести…
        - Меня зовут Кислицын Олег Захарович, - субъект за столом слегка приподнялся и кивнул. - Можно просто Олег. Вы ведь князь Оболенский, правильно? Весьма наслышан. А у нас тут с Сергеем Юльевичем диспут. Присоединяйтесь, Алексей Дмитриевич, именно вас нам и не хватает. Скажите, что вы думаете о возможности реформы крестьянских хозяйств?
        - Диспут - это интересно, сударь, - качнул головой князь. - Однако мне хотелось бы поинтересоваться, Сергей, знаешь ли ты, что с Москвой и Петергофом опять прервано железнодорожное сообщение? Забастовка. Сегодня в утренних газетах сообщения. Да и княгиня Беркутова, намеревавшаяся свое подмосковное имение посетить, вернулась с вокзала в расстроенных чувствах. Теперь ко двору можно добраться только пароходом.
        - Следовало ожидать, - пробормотал субъект, представившийся Кислицыным Олегом Захаровичем. - Я удивлен не тому, что забастовка началась, а тому, что она не является перманентной и во всех областях промышленности сразу. Собственно, именно это мы с Сергеем Юльевичем и обсуждаем. Впрочем, я бы сказал, что данная конкретная забастовка как раз нам на руку. Она придаст веса докладу Сергея Юльевича. Как вы думаете, Алексей Дмитриевич, когда государь император изволит среагировать на данный документ и не следует ли ускорить этот процесс… м-м-м, с помощью дополнительных средств убеждения?
        Вообще-то князь Оболенский считал себя вполне хладнокровным человеком. Интриги императорского двора и затхлых министерских кабинетов закалили его характер и отточили ум, а должность обер-прокурора Синода добавила привычку смотреть на новых людей с прищуром, взвешивая и оценивая. Пожалуй, если бы он увидел данного субъекта на улице, то не повел бы и глазом. Обычный мещанин, мелкий чиновник, из тех, что с заискивающим видом толпами роились вокруг него целыми днями, ища благосклонного взгляда или жеста, который можно истолковать как одобрительный.
        Однако на более пристальный взгляд сидящий перед ним в халате человек отличался от всех них… чем? Его затрапезный и заурядный внешний вид словно служил оболочкой для чего-то грозного и опасного. Так невзрачный серый корпус броненосца, выглядящего плебеем на фоне аристократических парусных фрегатов, скрывает ярость рукотворной стихии, дремлющей в стволах двенадцатидюймовых орудий главного калибра. Внимательный взгляд, раз задержавшийся на нем, уже не мог небрежно соскользнуть в сторону - какой-то странный, почти мессмеровский магнетизм притягивал к нему, заставлял слушать любые его слова с вниманием и почтением… И еще князю вдруг показалось, что в душном кабинете Витте вдруг пронеслось освежающее дуновение свежего морского воздуха. Мир словно заиграл свежими красками, и даже серые осенние тучи за окном, из которых с ночи моросил дождик с редкими снежинками, будто бы приоткрыли краешек спрятанной за ними летней радуги.
        Князь тряхнул головой, отгоняя наваждение. Как бы то ни было, а Сергей наверняка имел веские причины держаться с означенным субъектом на равной ноге. Поэтому для начала следовало сделать вид, что ничего экстраординарного не случилось.
        - До меня дошло стороной, что государь император желает подписать манифест, объявляющий о введении реформ, основанных на твоем докладе, Сергей, - сообщил он, проходя к своему любимому креслу в углу и присаживаясь в него.
        - Проклятье… - пробормотал Витте, досадливо жмурясь. - Я боялся, что так и не сумел отговорить его от этой идеи. Хотел бы я знать, кто же на него так влияет?
        - Это мы сумеем выяснить со временем, - пожал плечами обер-прокурор. - Важно другое. Текст манифеста, видимо, все-таки следует подготовить заранее. Лучше, если это сделаешь ты сам, чем кто-то еще по указанию его величества. Ты же знаешь императора - если ему в голову что-то взбредет, то переубедить его…
        Если хочешь, я сделаю набросок, а ты отредактируешь его должным образом.
        - Да-да, - рассеянно кивнул председатель Комитета министров. - Я об этом подумаю. Как считаешь, когда дело сдвинется с мертвой точки? Я хотел съездить в Петергоф даже и без вызова, но эта забастовка… Ах, как неудачно! Теперь придется вплавь, на пароходе, среди качки.
        - Зная государя, могу предположить, что он вызовет тебя на аудиенцию через день-два, когда идея закончит вариться у него в голове. Однако это сейчас не главное. Ты ничего не забыл?
        - Что? - Витте недоуменно посмотрел на него. - Забыл?
        - Заседание, - кротко напомнил князь, рассматривая ногти. - Сегодня. В три часа дня.
        - Ох, черт! - граф звучно хлопнул себя ладонью по голове. - Да уж, Олег Захарович, умеете вы увлечь разговором.
        - И о том, что нам еще следует обсудить проект резолюции, ты тоже забыл? - голос князя сделался ехидно-вкрадчивым. - Положительно, господин мой Олег Захарович, вы умеете увлечь человека разговором, присоединяюсь к Сергею.
        - Мы, марсиане, много чего умеем, - машинально согласился Олег, но тут же спохватился: - Прошу прощения, господа, но раз у вас неотложные дела, я вас оставлю. А насчет проекта манифеста не извольте беспокоиться - я, пожалуй, подумаю над формулировками, все равно мне делать нечего. Потом вы с господином Оболенским вычитаете и поправите сообразно с реалиями. На улицу сегодня я не пойду, голова еще кружится. Сергей Юльевич, вы можете обеспечить меня чем-то вроде рабочего кабинета? Письменный стол, принадлежности, бумага, свежие газеты - в этом роде?
        - Да, разумеется, - кивнул граф. Он взял со стола колокольчик и позвонил в него.
        - Семен, - сказал он появившемуся лакею. - Проводи господина Кислицына в залу в левом крыле и предоставь ему все, что потребуется. И приставь к нему специального человека в качестве личного слуги.
        - Прекрасно, - кивнул Олег, поднимаясь из-за бюро. - Вечером или завтра утром, как у вас время найдется, поговорим еще раз, более обстоятельно и конкретно. Да, и записку вашу я пока прихвачу как образец. Всего хорошего, господа, не смею вас больше задерживать.
        Он коротко кивнул и стремительно вышел из комнаты. Полы халата развевались вокруг его ног, хлопая, словно паруса на ветру. Лакей поспешил за ним. Когда дверь закрылась, князь вопросительно взглянул на графа.
        - Кто он такой? - спросил Оболенский. - Я никогда его раньше не видел.
        - Я тоже, - кивнул Витте, усаживаясь в свое кресло. - Однако два дня назад он спас мне жизнь. Если бы не он, боюсь, меня постигла бы судьба дядюшки нашего императора.
        - А, вот как! - хмыкнул князь. - Как же, слыхал об этой истории. Бомбисты, да?
        Весь Петербург только о ней и судачит. Вот, значит, каков твой спаситель. Однако я не уверен, что предоставлять ему проекты секретных документов - это правильно.
        - Я уже сам ни в чем не уверен, - покачал головой председатель Комитета министров. - Особенно после того, как он убедительно показал мне, что еще чуть-чуть, и паровой котел, которым он называет Россию, просто взорвется.
        Революция неизбежна, Алексей, и я ему верю.
        - Веришь? Ты? - обер-прокурор удивленно поднял бровь. - Вот уж не думал, что тертый воробей вроде тебя способен кому-то поверить на слово, пусть даже и своему спасителю. Что с тобой, Сережа? Ты ведь далеко не новичок в политической интриге.
        - Речь не обо мне, Алексей, - качнул головой Витте. - Мне-то что - если случится революция, нас с тобой на фонарных столбах повесят, после чего нам станет совершенно не интересно дальнейшее. Нет, дело совсем в другом. Мы сейчас любой ценой обязаны предотвратить взрыв, понимаешь? Ценой немилости, опалы, как угодно. Россия нуждается в нас! Понимаешь, Россия! А этот человек… Он знает, о чем говорит. Да, я ему верю. Верю! Не могу не верить. С ним просто чувствуешь себя живым. Да черт меня побери, если он уже со следующей недели не перейдет ко мне в канцелярию! Мне давно не хватало толкового советника, с которым можно просто поговорить на политические темы, забыв о всех этих условностях. Нечего ему делать в Охранном отделении, тем более в Москве.
        - Ты совершенно не похож на себя, Сережа, - качнул головой Оболенский. - Ты же совсем его не знаешь! Нужно еще навести о нем правки, выяснить, кто он и откуда…
        - Наведу и выясню, - отмахнулся Витте. - Впрочем, об этом можно и потом. Сейчас времени нет. Ч-черт, действительно, совсем из головы эта резолюция вылетела. Ты принес проект?
        Первая половина октября тысяча девятьсот пятого года по старому стилю.
        Перегретый пар общественного мнения все сильнее и сильнее давил на некогда прочные, а ныне проржавевшие стенки гигантского парового котла с наглухо закрученными клапанами, в который превратилась Российская империя.
        В Москве в Константиновском межевом институте состоялась лекция "О Государственной Думе", на которой присутствовало около тысячи человек. В тот же день еще один митинг на тему "Научное основание социализма и социал-демократизма" прошел в инженерном училище. Народу присутствовало никак не меньше, чем в межевом институте. Митинги шли во всех аудиториях Московского университета. Полиция бездействовала, ограничиваясь поддержанием видимости порядка на прилегающих территориях.
        В Санкт-Петербурге в университете, в технологическом институте и в военно-медицинской академии состоялись грандиозные митинги, на каждом из которых, по оценкам наблюдателей, присутствовало до пяти тысяч человек, в том числе большое количество рабочих. Полиция бездействовала. Впрочем, несколько дней спустя по личному указанию товарища министра внутренних дел Трепова университет все же был закрыт и заблокирован войсками. Революционно настроенное студенчество не огорчилось - проводить митинги на больших площадях в чем-то было даже удобнее, чем в тесных и душных аудиториях.
        В Астрахани ученики старших классов гимназии, реального училища и семинарии прекратили занятия, выставив требования об уничтожении кондуитных списков, внеклассного надзора и обязательного посещения гимназической церкви. Начальство приняло петиции, пообещав подумать. В одной из астраханских церквей священник произнес проповедь о том, что в отношениях фабрикантов к рабочим должны лежать добрые чувства, что рабочие много трудятся, а их заработок крайне низок и условия жизни неприглядны. Вскоре после проповеди к священнику явился полицмейстер и реквизировал текст проповеди для проведения дознания.
        В Харьковском университете забаррикадировалось около двух тысяч человек. Полиция и войска брать университет штурмом не решились. После переговоров осажденные покинули университет и устроили на Скобелевской площади митинг, который никто не разгонял.
        В Петербурге на Балтийском вокзале забастовали рабочие и служащие, парализовав движение. Вокзал заняли два воинских батальона, прибывшие по Варшавской железной дороге из Пскова, но ситуацию это не улучшило. Движение удалось сохранить только на царскосельской дороге. Некоторое время поезда еще ходили по Николаевской железной дороге в сторону Москвы, но потом прервалось и это сообщение.
        Генерал-губернатор и начальник петербургского гарнизона выпустили совместное обращение: "Население столицы встревожено слухами о предстоящих якобы массовых беспорядках. Меры к охранению личности и имущества в столице приняты, поэтому прошу население указанным слухам не верить". Однако население в свойственной ему манере поступало ровно наоборот: не верило властям и верило слухам.
        В Орехово-Зуево на вечерней сходке рабочих выстрелом из револьвера был убит городовой, увещевавший митингующих разойтись. Виновного не нашли.
        В Нижнем Новгороде ночью в полицейский разъезд бросили самодельную бомбу.
        Несколько полицейских был тяжело ранено, в ближайших домах вылетели стекла.
        Злоумышленника обнаружить не удалось.
        В один прекрасный день Грозном начались массовые стычки между русскими и чеченцами. В течение дня драки происходили по всему городу, десять человек погибли или были тяжело ранены. Войска сумели навести порядок только к вечеру.
        В Саратове после завершения загородного митинга казаки арестовали около двухсот человек. Во время ареста из толпы стреляли, ранив двух лошадей. Большинство из арестованных были немедленно выпущены начальством. Однако рядовые казаки уже по собственному почину намяли бока многим из тех, кто покидал часть. Начали останавливаться промышленные предприятия, закрывались магазины в центральной части города, хотя на базаре торговля продолжалась.
        В Курске прекратили занятия все учебные заведения. Забастовали все управы - губернская, уездная и городская. Поскольку поезда не ходили, а газеты не печатались, по городу ползли самые чудовищные слухи. Базарные торговки судачили о конце света и пришествии Антихриста, а отдельные студенты распространяли слухи о состоявшемся падении монархии и звали устраивать революционные выборы в Учредительное собрание.
        В Твери толпы гимназистов и семинаристов пытались остановить занятия в женской гимназии и епархиальном училище, но были рассеяны полицией. Впрочем, занятия все равно прекратились явочным порядком: учеба никому не лезла в голову, и учителя, махнув рукой, распускали свои классы.
        Группа московских фабрикантов и членов городской управы отправили депутацию к генерал-губернатору. В беседе с ним они заявили, что единственным способом успокоить общество они считают только скорейшее удовлетворение выдвигаемых забастовщиками политических требований.
        В Москве на Воскресенской, Тверской, Моховой площадях собирались огромные митинги. Полиция и жандармерия вмешивалась только тогда, когда митинги превращались в шествия, с переменным успехом разгоняя толпу. Прошел слух, что черносотенцы собираются громить университет. Студенты принялись баррикадировать все входы земляными насыпями, перемешанными с булыжниками мостовой, решетками скверов близлежащих домов, обломками деревянных тротуаров и каменных статуй и прочих подручных средств. Ближе к вечеру здание университета оцепила полиция, выпускавшая всех, но не впускавшая никого. Слух о погроме не подтвердился.
        Около здания Московской городской думы собралась толпа рабочих и студентов, разбавленная интеллигенцией, пытавшаяся проникнуть на заседание. Толпу разогнал конный патруль - драгуны таранили людей лошадиными корпусами. Под конец разгоряченные драгуны выхватили шашки и принялись плашмя лупить по головам разбегавшихся. По сообщениям газет, раненых насчитывалось около сорока человек.
        На продолжавшие работать фабрики в Марьиной роще пришла толпа московских рабочих примерно в полтысячи человек. Прибывшие потребовали от местных рабочих прекратить работу и присоединиться к всеобщей забастовке. Местные, предупрежденные заранее и поддержанные обывателями и черносотенцами, отказали им в грубой форме с применением дреколья, ломов, ножей и прочих подручных средств.
        Через некоторое время массовую драку разогнали казаки с помощью нагаек. По результатам стычки насчитали около тридцати тяжелораненых.
        Бастовали московские железнодорожники, выпуская пар из паровозов и парализуя движение как пассажирских, так и грузовых составов. Верные правительству войска занимали и закрывали станции, но поезда от этого ходить не начинали. Прибывший из Петербурга министр путей сообщения князь Хилков дневал и ночевал на Николаевском вокзале, безуспешно пытаясь успокоить забастовщиков и уговорить их вернуться к работе. Группа московских политических деятелей, выехавшая накануне в Подольск для проведения совещания по поводу грядущей избирательной кампании в Думу, была вынуждена добираться обратно в Москву на телегах, на которых в другое время возили ягоды. За каждую телегу им пришлось уплатить по пятнадцать рублей.
        Им еще повезло - часть пассажиров скорого поезда, застрявших в Туле, тоже отправилась в Москву на лошадях. За тройку с них брали по сто рублей и более. На Курском вокзале администрация удовлетворила требования застрявших пассажиров с билетами прямого сообщения, выдавая на еду и проживание по рублю в сутки пассажирам первого и второго классов и по полтиннику -третьего. Сверх того дважды в сутки всем выдавали чай. Однако вскоре люди окончательно разочаровались в способности властей наладить работу железной дороги, и на улицах появились пассажирские дилижансы, запряженный тройкой или четверней, совершающие рейсы между Москвой и близлежащими городами.
        В оружейном магазине Зиминой, расположенном в доме страхового общества "Россия" на Тверской улице, обнаружилась кража ста шестидесяти пяти револьверов. Прямой ущерб составил более двух тысяч рублей.
        Бастовали рабочие на московских куриных бойнях, требуя улучшения условий труда и повышения жалования. Люди штурмовали лавки, запасаясь едой - мука, соль, консервы, копченое мясо, солонина и прочие продукты длительного хранения кончались в одной лавке за другой. Цена на говядину взлетела в три раза - с летних 20 до 60 копеек за фунт. Один за другим магазины закрывались, а их владельцы от греха подальше забивали досками витрины. Вскоре торговля продуктами практически прекратилась. Одно за другим останавливались крупные промышленные предприятия, а за ними закрывались и остальные - даже мелкие кустарные мастерские.
        По винным лавкам ходили неизвестные люди в форме телеграфных чиновников, предупреждая, чтобы на следующий день лавки должны быть закрыты - социал-демократическая партия объявила о всеобщей забастовке. Из-за забастовки служащих водопровода развозчики воды, воспользовавшись случаем, подняли цены почти в два раза. Из-за отсутствия сообщения с окрестностями резко сократились продажи молока. Городская управа постановила мобилизовать все городские бочки, служившие для поливки улиц, для доставки воды в городские учреждения и больницы.
        Прекратили работу все московские электростанции. Почти все московские клубы и собрания остались открыты, но освещались керосиновыми лампами и свечами.
        Электричество продолжало гореть лишь в Английском клубе, где имелась своя динамо-машина.
        Врачебное отделение управы, предвидя кровавые столкновения на улицах, созвало совещание городских врачей и постановило снабдить их запасами различных предметов, необходимых при перевязках. На каждую больницу выделили по тысяче бинтов, пяти пудов ваты и сотне кусов марли. Как показали позднейшие события, сотрудники управы оказались редкостными оптимистами.
        Забастовали фонарщики, зажигающие фонари в скверах и на бульварах. Аллеи погрузились в глубокий мрак - за исключением тех немногих мест, где фонари зажигались дворниками. Прохожие, опасаясь распоясавшейся шпаны, не рисковали появляться на улицах вечерами без крайней на то необходимости.
        Двенадцатого октября тысяча девятьсот пятого года московский генерал-губернатор Петр Павлович Дурново выслал министру внутренних дел срочное требование об увеличения штатной численности московской полиции и объединении ее действий с губернским жандармским управлением и Охранным отделением под главным начальством генерал-губернатора. В требовании было отказано. Николай Второй, Божьей поспешествующей милостью Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны Повелитель, и Государь Иверския,
Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския, Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский, Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая, полагал, что в стране не происходит ничего особенного.

13 октября 1905 г. Санкт-Петербург
        - И все-таки доктор велел вам пока оставаться в постели, - холодно процедил Герасимов. Он разглядывал Олега с истинно офицерским презрением к штатскому.
        Впрочем, в его надменном взгляде изредка проскакивали искры недоумения. Казалось - или не казалось? - что он до сих пор не понимает, каким образом в компании Олега, Крупецкого и одного из своих сотрудников очутился в автомобиле, катящемся по промозглым петербургским улицам в сопровождении десятка полицейских экипажей.
        Автомобиль нещадно трясло на брусчатке мостовых, и Олег поклялся себе, что по возвращении в Москву он в первую очередь заставит Овчинникова посадить пару слесарей за разработку нормальных рессор.
        - Если бы я делал все, что мне велят доктора, я бы точно повесился, - хмыкнул Олег, разглядывая пуговицы с орлами на кителе Герасимова. Надраенные пуговицы горели золотом даже в тусклом свете октябрьского утра. - Лучше объясните, где мы едем. Колеса крутятся, а мы словно на месте стоим.
        - В первый раз на операции? - усмехнулся Герасимов. - Привыкайте, господин Кислицын, привыкайте. Легко подзуживать других, а каково самому поучаствовать в задержании? Боитесь?
        Олег только пожал плечами.
        - Штатские… - процедил Герасимов сквозь зубы. - Я всегда был против шпаков в Охранных отделениях. Не обижайтесь, господин Кислицын, но эта работа не для людей, не имеющих воинского опыта и военной подготовки. А ехать нам осталось совсем недалеко, версты две, не больше. Сейчас мы едем по Забалканскому проспекту. Речка, которую мы недавно пересекли, это Фонтанка, а если вы посмотрите в заднее окно, то, возможно, за туманом и моросью разглядите шпиль Петропавловского собора. Впереди уже виднеются казармы, которые у нас называют "Ротами". Рядом, на углу, если присмотреться, уже виден Институт гражданских инженеров. Видите портик с четырьмя колоннами и треугольный фронтон? За ним, в боковой улице, которую еще не видно, расположен двухэтажный особняк с этаким характерным полуциркульным выступом. Вот в нем и располагается тот самый Совет рабочих депутатов, который вы так страстно ненавидите.
        - Спасибо за пояснения, Александр Васильевич, - поморщился Олег. - Но я же, кажется, объяснил вам вчера, что дело не в эмоциях и даже не в той бомбе, которая чуть было не разорвала меня на час… - Машину снова тряхнуло, и он прикусил себе язык, зашипев от боли. - Ч-черт! Эта ваша любимая брусчатка! Нет чтобы асфальт положить… Дело даже не в бомбе. Просто мне не хочется оказаться в стране, в которой власть внезапно оказалась в руках группы людей, взявших ее грубой силой. Поверьте мне, я прекрасно себе представляю, чем это грозит даже в куда более стабильной стране. А у вас… а в России я даже боюсь вообразить все последствия.
        - А я, господин Кислицын, тоже объяснил вам вчера, что власть в руках у этих людей не окажется никогда. Наша либеральная интеллигенция в обеих столицах любит выступать от имени народа, как-то забывая, что народ не ограничивается населением Санкт-Петербурга и Москвы. Отъедете от этих городов на пару сотен верст в сторону - увидите там все то же патриархальное сонное царство, что и сто, и двести лет назад. Девять человек из десяти в России - это крестьяне, и как раз этого не понимают прожектеры, взявшие в голову работы экономистов, сделанные в индустриальной Европе. А у крестьян заботы совсем другие, чем у рабочего на фабрике. Рабочему что - он получил недельное жалование, пошел в магазин и купил на него продуктов. Все, что его интересует, это жалование повыше, чтобы еды купить побольше и повкуснее, из общей казармы в квартиру получше переехать и так далее. А крестьянин вынужден думать вперед - когда пахать, когда сеять, когда урожай убирать, и не дай бог не уродится рожь в этом году, из каких запасов жить будем? Для него стабильность - главное, пусть даже плохонькая, голодная, но стабильность. У
крестьян даже бунт - что-то вроде кабацкой драки: сегодня друг другу морду били смертным боем, а завтра снова вместе выпивают…
        Директор Санкт-Петербургского Охранного отделения усмехнулся.
        - Знаете ли вы, господин Кислицын, что даже когда взбунтовавшаяся чернь идет жечь господские усадьбы, обычно барина предупреждают заранее, чтобы он мог ноги унести? А то ведь сгорит он ненароком вместе с поместьем, а на его место другой придет, наследник или еще кто, и неизвестно, не окажется ли он хуже предыдущего.
        Так что все эти разговоры о революции во имя народных интересов - они не более чем разговоры. Даже если в столицах удастся совершить переворот, то победители не найдут никакой поддержки за их пределами. Но именно этого наши прекраснодушные господа-теоретики и не понимают.
        - Вам виднее, - опять пожал плечами Олег. - Однако скажите, не слишком ли много людей вы прихватили с собой? Полсотни человек - это…
        - Я боюсь, господин Кислицын, что я прихватил с собой слишком мало людей, - резко ответил Герасимов. - Даже начитавшись газет, вы не представляете себе сложившейся ситуации! Этот Совет уже во многом забрал в свои руки власть в городе. До того доходит, что они полицейским отделениям распоряжения отдают. И, что интересно, полиция этим распоряжениям подчиняется! А рядом казармы, и я отнюдь не уверен, что солдаты в них надежны и не бросятся на выручку этому Совету, когда услышат о… нашем мероприятии. Вы бы видели лицо генерал-губернатора, когда вчера вечером я потребовал у него людей для ареста Совета рабочих депутатов! Кажется, он с трудом поборол искушение выгнать меня взашей. Даже те три десятка полицейских, что он прислал мне сегодня, могли не появиться. Предлог бы нашелся.
        - А своими силами провести задержание?
        - Своими? - Герасимов вздернул бровь. - Вы полагаете, что у меня есть в подчинении пара пехотных полков? Я вас разочарую - у на весь огромный город меня имеется только горстка чиновников да пара сотен филеров, которые используются для решения совсем других задач. Они могут по необходимости прихватить на улице двух-трех человек, но для полномасштабных операций, связанных с задержанием большого количества людей и обыском помещений, я вынужден обращаться за помощью к полиции. "Своих сил" я даже в такой ситуации, как нынешняя, могу выкроить хорошо если два десятка человек. В Москве, как я понимаю, ситуация точно такая же. Или там что-то изменилось?
        - Ничего не изменилось, пан полковник, - буркнул доселе молчавший Крупецкий. - Но толку от этой полиции… Только испоганить все дело могут. Даже обыск правильно не умеют провести.
        - Подъезжаем, - негромко сказал сотрудник Герасимова, и полковник, проглотив начатую было фразу, склонился к окну.
        - Ага! Все-таки нас не ждали! - пробормотал он.
        Поворот в переулок оказался перегорожен баррикадой, возле которой ошивалось человек пять весьма агрессивного вида. Обтрепанные шинели с облезлыми воротниками и мятые картузы не очень-то хорошо спасали от промозглого холода, но выхваченные при виде кавалькады наганы выглядели весьма угрожающими.
        Сотрудник Герасимова выскочил из машины и громко свистнул. Из пролеток как горох посыпались полицейские и филеры. Личности возле баррикады переглянулись и, пару раз пальнув в воздух, бросились наутек. Последний, пробегая сквозь единственный оставленный в баррикаде проход, дернул за веревку, и проход тут же завалило обломками.
        - Пся крев… - прошипел Крупецкий, вылезая из автомобиля. - Теперь предупредят, как пить дать!
        - Предупредят, - спокойно согласился Герасимов. - С таким количеством народу незаметно миновать посты нам бы не удалось в любом случае. Я даже и не пытался.
        Однако за нами численное преимущество - сегодня здесь не должно быть более трех десятков человек, из которых боевиков не более половины. Нас не ждали. Иначе здесь и этих бы не оказалось, или же, наоборот, нас встретили бы винтовочными залпами. Нет, это их обычное дежурное охранение.
        Полицейские уже бежали к брошенной баррикаде. Олег встряхнулся и двинулся за ними. Крупецкий ухватил его за рукав.
        - Постойте, пан Кислицын, - раздраженно сказал он. - Вам туда незачем. Только под ногами мешаться станете. Еще получите шальную пулю от своих же!
        Спереди грохнул выстрел, потом еще один и еще. Полицейские и филеры, обтекавшие баррикаду с двух сторон, пригнувшись, бросились врассыпную в поисках укрытия.
        Над головой свистнула пуля. Олег инстинктивно дернулся в сторону, но тут же замер на месте.
        - Беспорядочный огонь, - спокойно прокомментировал Герасимов. - Палят в белый свет как в копеечку, ни в кого особенно не целясь. Не нервничайте, господин Кислицын, в нас не попадут. Мы им не видны из-за баррикады.
        - Им и не надо в нас попадать, - сквозь зубы процедил Олег. - Им надо дать время тем, кто в здании, чтобы те могли уйти через задние дворы или еще как. Если нас задержат еще немного, так и произойдет. Ну уж нет!
        Он резко рванулся с места, и рука Крупецкого ухватила воздух там, где только что находилось плечо его подопечного. Олег, пригнувшись, обежал баррикаду справа и бросился прямо к маячившем невдалеке полукруглому застекленному балкону двухэтажного особняка Совета.
        - За мной! - во все горло крикнул он, пробегая мимо прижавшихся к стенам и стволам деревьев полицейским. - Их мало! Вперед!
        Спереди опять захлопали выстрелы. Над головой засвистело. Черта с два! стучало в голове у Олега в такт шагам. Черта с два! Хрена лысого вы попадете в Эталона! В этом мире теория вероятности на моей стороне…
        Боли он не почувствовал. Просто страшный удар в грудь бросил его назад. Земля неожиданно выскочила из-под ног, и перед тем, как его окутала темнота, он еще успел заметить, как замер окружающий его мир.
        Его окружил непроглядный мрак. Тело отсутствовало, и вместе с ним отсутствовало хоть что-то, за что удалось бы зацепиться взглядом. Впрочем, какой взгляд, когда нет тела? Что-то беспорядочное, бесформенное, кружащееся бешеным вихрем присутствовало где-то на грани сознания, и таким же вихрем перед внутренним взором крутились воспоминания.
        Оксана в сером платье, машущая ему с крыльца. Цепкий взгляд Зубатова. Брюзгливая физиономия Крупецкого, и рядом с ней - жесткие черты лица Герасимова.
        Подрагивающие стрелки манометров экспериментальной установки по производству полиэтилена, закопченные кирпичные цеха Гакенталя с тянущимися между ними решетчатыми эстакадами для поддержки толстых и тонких труб непонятного назначения. Терпеливая мина на лице Болотова соседствовала с восторженной физиономией мальчишки… Вани Кузьменко? Потом на него обрушился невнятный хоровод лиц, картин и запахов, в ушах заскрежетала какофония звуков, и внезапно наступила тишина и темнота.
        Он не знал, сколько прошло времени. Мысли текли вяло, путаясь и повторяясь.
        Думал ли он вообще? Или ему только это казалось? Где он? Что он? Где он? Что он?
        Это смерть? Где он?..
        Постепенно вокруг забрезжил слабый серый свет. Беловолосый человек в хорошем сером костюме вышел из звенящей пустоты и опустился в кресло, неподвижно висящее посреди абсолютного ничто. Где-то я такое уже видел… Где?
        - Здравствуйте, Олег Захарович, - задумчиво проговорил гость. - Ну и неугомонный же вы человек.
        - Робин… - Олег тряхнул головой. Он осознал, что у него снова есть нормальное тело. Грудь слева слегка саднило. Он машинально потрогал больное место пальцами и ничуть не удивился, почувствовав влагу вокруг маленького круглого отверстия в теплом пальто. - Я что, погиб?
        - Что-то типа того, - кивнул Координатор. - Пуля в сердце обычно приводит именно к такому результату. А медицина Российской империи такие вещи лечить не умеет.
        Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет. Особенно после смерти.
        - Куда присаживаться? - глупо спросил Олег и тут же осознал, что позади него стоит удобное мягкое кресло, очень похожее на то, в котором расположился Робин.
        - Куда угодно, - пожал плечами Координатор. - Это место существует исключительно в вашем воображении. Как вы его себе представите, так и будет.
        Олег осторожно опустился в кресло.
        - Я такой ткани в жизни не видел. Это тоже продукт моего воображения? - пощупав обивку, осведомился он.
        - В значительной степени. Вам потребовалось что-то удобное, и появилась вещь, этому определению удовлетворяющая. Среда воспринимает ваши мысленные импульсы и оформляет их в вещи. Не то чтобы это реально требовалось - вы с комфортом можете усесться прямо в воздухе, но с точки зрения психологии вам так проще. Кстати, носить эту дырку в сердце вам тоже не обязательно. Стряхните ее, а то неэстетично.
        Олег машинально провел пальцами по груди. Что-то твердое и круглое скатилось по его коленям и исчезло. Под пальцами не чувствовалось ничего, кроме ткани пальто.
        - Здорово… - пробормотал он. - Значит, я погиб. Но я же Эталон!
        - Законы этого мира защищают Эталона только от случайных опасностей, о которых он не знает и от которых не может сознательно поберечься. Если Эталон настолько глуп, что грудью бросается на стволы револьверов, он получит пулю точно так же, как и обычный человек. Что, собственно, и произошло.
        - Замечательно. И что дальше?
        - Интересный вопрос, - наклонил голову Координатор. - А вы сами-то как думаете?
        - Сам? - удивился Олег. - Да откуда я знаю? Нет, если бы вы хотели меня убить, то я бы и в сознание не пришел, верно? Но я пришел. Значит, у вас на меня какие-то планы.
        - Что мне всегда в вас нравилось, Олег Захарович, так это сообразительность на пару с удивительной способностью к психологической адаптации. Да, на вас имеются планы. Впрочем, они ничем не отличаются от предыдущих. Этому миру пока что нужны Эталоны, и вам предстоит и далее играть роль одного из них. Вы погибли, но будем считать, что на первый раз прощается.
        - Вот как? - Олег беспокойно пошевелился. - И что, я сейчас оживу там, в Петербурге?
        - А вот с этим возникнут сложности, - от прищуренного взгляда Координатора Олегу стало не по себе. - Видите ли, Олег Захарович, на пару с Джао мы обнаружили, что в существующей системе слишком много пробелов и недоработок. И главная из них - в том, что Эталон получил гораздо более существенное влияние на окружающих, чем это предполагалось изначально. Да, общение с вами способствует переходу психоматриц в более высокую страту. Однако Эталон еще и навязывает этой матрице свой собственный стиль мышления, свой собственный взгляд на вещи. Проще говоря, вы заставляете мыслить других так, как угодно вам, воспринимать мир по-вашему, даже если это совершенно для них не характерно. Если так дело пойдет и дальше, в модели останутся только копии Эталонов, хотя изначальная цель ее существования как раз в том, чтобы воспроизвести типы человеческого мышления во всем их многообразии. Так что приведение психоматриц к единому общему знаменателю категорически не устраивает ни меня, ни Джао, ни джамтан.
        - Мои соболезнования, - фыркнул Олег. - А раньше-то вы о чем думали?
        - Мы - это кто? - поднял бровь Координатор. - Джао? Он появился здесь даже позже вас. Я? Так и меня позвали на готовое. Что же до джамтан, конструкторов этой площадки, то они и не претендуют на понимание человеческой природы, иначе нас с Джао здесь не было бы. Проблема выявилась недавно, во многом, кстати, благодаря вашим действиям, за что вам отдельная благодарность. Впрочем, та же ситуация сложилась и с тремя другими Эталонами. Мы не стали ждать, когда оставшиеся Эталоны осознают свои возможности, и решили перестроить систему.
        - Этот мир еще слишком непрочен. А вы, да и прочие Эталоны в их сегодняшнем виде, слишком тяжелы для него. Вы как живой человек, живущий в мире из папиросной бумаги - одно резкое движение, и декорации прорываются, обнажая пустоту. Я не стану вдаваться в технические подробности, но ваше воздействие на других создает куда больше проблем, чем просто подстройка под себя чужого стиля мышления. Из-за изначальных технических просчетов Эталоны сами по себе оказались угрозой нормальному функционированию этого мира. Поэтому настало время переделки системы.
        - Собственно, именно этим я сейчас и занимаюсь. Если ранее ваши действия не оказывали существенного влияния на события, то сегодняшняя попытка захвата Петербургского совета грозит серьезно повредить разыгрываемому историческому сценарию. Проще говоря, ее успех просто полностью этот сценарий разрушит. В исторической реальности арест Петербургского совета произошел на два месяца позже, а до того случилось несколько инспирированных им ключевых событий, оказавших заметное влияние на существование страны в течение ближайшего десятилетия. Удайся ваша попытка - и этому миру придется уже не катиться по рельсам сценария, а жить в рамках свободной импровизации. А он к этому и близко не готов.
        - Ладно, предположим, - Олег ощутил сосущее чувство под ложечкой, но постарался не подать вида. - И что дальше?
        - Много чего, - усмехнулся Робин. - Но по большей части это вас не касается. Для вас имеют значение два следующих момента. Во-первых, события откатываются на точку, соответствующую вчерашнему дню. Техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная. Вы окажетесь в доме Витте накануне момента, когда отправитесь к Герасимову со своей сумасшедшей идеей ареста Совета.
        - И я не должен к нему ехать?
        - Да нет, почему же. Можете и поехать, если захотите. Только сразу готовьтесь к отказу. Видите ли, сейчас Герасимов не рискует играть самостоятельную партию. Он пересылает все собранные материалы товарищу, заместителю, если в ваших терминах, министра внутренних дел и ожидает приказа, который не поступит еще два месяца. И вас он даже и слушать не станет. Но откат - это только "во-первых". А во-вторых - система перестроена таким образом, что ваши способности к сверхубедительности утеряны. Ваша психоматрица по-прежнему используется для подстройки остальных, но куда более тонкими средствами. Теперь вам придется склонять людей к действию, не ломая их волю, а действительно убеждая с помощью логики или иных аргументов.
        Которые, боюсь, на Герасимова сейчас не подействуют.
        - Облом… - пробормотал Олег. - И что же, все, о чем я разговаривал с Витте?..
        - Это не изменится. Что успели, то успели. Да вам, в общем-то, не о чем жалеть, Олег Захарович. Я не заметил, чтобы ломка чужой воли доставляла вам удовольствие, а текущая ситуация уже сделала вас весьма ценным кадром для нескольких самых влиятельных людей страны. У вас великолепная стартовая площадка, и только от вас зависит, чего вы достигнете. Да, в ближайшие годы вам не удастся серьезно изменить сценарий развития событий. Но чем дальше, тем более свободным будет становиться этот мир и тем больше у вас появится возможностей влиять на ситуацию.
        - Замечательно… - пробормотал Олег. - Ну ладно, не расстроюсь пока, убедили.
        Валяйте, возвращайте меня назад. Да, еще один вопрос. Можно?
        - Спрашивайте.
        - Что сейчас происходит там… дома? В Ростании?
        - Вам же было сказано, что того мира для вас более не существует, - осуждающе покачал головой Робин. - Впрочем, как убитому сделаю поблажку. План "Ночной танцор" сработал, хотя и совсем не так, как планировалось. Вы там на коне, хотя, если честно, я вам не завидую.
        - Сработал, значит… Деталями, полагаю, не поделитесь? Ну, спасибо и за это.
        Ладно, давайте, возвращайте меня во вчера… или когда там?
        - До встречи, Олег Захарович, - Координатор одним плавным движением поднялся из незамедлительно пропавшего в жемчужной пустоте кресла. - Полагаю, мы с вами еще не раз пообщаемся. А пока - алле-оп!
        Он широко развел руки и резко хлопнул в ладоши. И тут же мир вокруг Олега завертелся и рухнул. Он непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что сидит, стиснув руками подлокотники кресла, в прихожей зале особняка Витте.
        Что-то казалось совсем-совсем неправильным. Лившийся в окно свет выглядел каким-то неживым. Затхлый воздух не проталкивался в грудь, прилипая к нёбу, глотке, трахее как застывший кисель. Мертвая тишина давила на уши словно вода на большой глубине. Его взгляд упал на стоящие у противоположной стены часы с кукушкой. Он с трудом подавил панику, разглядев, что маятник почти застыл в верхней части дуги, медленно, едва заметно, двигаясь по ней в сторону пола. Все хорошо, внушал он себе, все нормально. Все под контролем.
        "…техническая возможность есть, правда, ни разу не опробованная…" …Робин, я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь…
        Внезапно раздавшееся тиканье часов заставило Олега подпрыгнуть в кресле. Воздух, прогоняя удушье, хлынул в легкие свежей струей, словно вода в глотку умирающего от жажды. Скрипнула отворяемая дверь, и вошедший с крыльца Крупецкий с удивлением уставился на своего подопечного.
        - Пан Кислицын, что-то не так? - осведомился филер. - Вы выглядите нездоровым.
        Извозчик у парадного, но все-таки вернулись бы вы в постель. Доктор будет недоволен.
        - В постель… - хрипло пробормотал Олег после долгой паузы. - В постель… Нет, Болеслав Пшемыслович, в постели мне делать нечего. Впрочем, я передумал. Думаю, с Герасимовым пообщаться я еще успею. Отпустите извозчика, если не трудно.
        Крупецкий наградил его недоверчивым взглядом, пожал плечами и вышел на улицу.
        Олег слышал, как он ругался с недовольным "ванькой". Минутой позже филер вернулся с крыльца и подозрительно уставился на Олега.
        - Я так думаю, пану все же следует вернуться в постель, - брюзгливо произнес он.
        Олег оттолкнулся руками от неудобных подлокотников и встал. На мгновение пол качнулся под ногами, но тут же успокоился. Он подошел к окну и оперся на подоконник, вглядываясь в осенний проспект через тусклое стекло.
        Низкие обложные тучи неслись над городом, сея моросящий дождь. Под порывами ветра гнулись мокрые, мертвые, давно облетевшие ветви деревьев. В скапливающихся на брусчатке лужицах посреди неспокойной ряби качались полусгнившие листья, а нахохлившиеся, но все равно нахальные воробьи прыгали вокруг свежих конских яблок, оставшихся от лошади извозчика. Шумно, слышно даже сквозь двойную оконную раму, захлопала крыльями ворона, снявшаяся с дерева и полетевшая куда-то по своим делам. По тротуарам понуро спешили по свои делам люди в теплых пальто и шинелях с поднятыми воротниками, плохо защищающими от налетающего с Балтики сырого холодного ветра.
        Осень властвовала над огромной и дряхлой Российской империей, и в воздухе уже витало предчувствие близкой суровой зимы. Не сегодня-завтра снежные бураны обрушатся на северные города, заметая улицы непролазным снегом и замораживая на корню уцелевшую жизнь. И лишь весной, до которой еще следует дожить, сквозь слегка оттаявшую землю пробьются робкие ростки новой травы…
        Ничего этого нет, сказал себе Олег. Это иллюзия. Фантомы, барахтающиеся среди миражей, бездумно слепленных непостижимыми существами, не похожими ни на что в реальном мире. Марионетки, которых дергает за веревочки оживший компьютер из скверного фантастического романа. Какое мне дело до этого несуществующего мира?
        Какое мне дело до их судеб? Почему я должен служить для них каким-то Эталоном?
        Кто вообще сказал, что я подхожу для этой роли? Я хочу домой, в тот мир, который хоть как-то вещественен. В родной для меня мир.
        Или уже не хочу?
        Два месяца. Два таких коротких и таких длинных месяца - не то экскурсия по музею чужой жизни, не то отчаянная череда попыток удержать свой разум, тонущий в пучинах сюрреализма, на поверхности здравомыслия. Я видел лишь крошечную часть этого мира - но эта часть куда больше той, что многие могут увидеть за всю жизнь. Я еще не знаю, нравится ли он мне или же я ненавижу его так сильно, как только могу ненавидеть. Он чужой мне… но я знаю, что он может стать моим домом.
        Я не хочу здесь оставаться!.. Или хочу? Не знаю. Весь вопрос в том, имеет ли для меня хоть какой-то смысл жизнь именно здесь. А какой у меня вообще смысл жизни?
        Пусть там, в родной реальности? Три года назад я, мелкий нахальный снабженец, барахтался среди житейских проблем, мало задумываясь о завтрашнем дне. Два года назад я с упоением бултыхался в море большой политики, куда меня с моего бережка смыло случайной волной, но и тогда завтрашний день волновал меня крайне мало.
        Пан или пропал, рискнуть, увернуться, выкрутиться, решить сегодняшние проблемы, а завтрашние - для них настанет завтрашний день. Год назад я отчаянно пытался выстоять под внезапно свалившимся на меня вместе с постом Народного Председателя грузом ответственности и неразберихи. Думал ли я тогда о смысле жизни? Нет, однозначно - амеба, реагирующая на иглу экспериментатора, действует рефлекторно, а вовсе не ищет смысл жизни.
        А сейчас? Оглядываясь в недалекое еще прошлое - задумывался ли я о смысле жизни?
        "Ночной танцор" - это план, нацеленный в будущее? Или просто очередной раунд в вечной бюрократической игре на выживание? Не знаю.
        Зачем я живу? Я-там? Я-здесь? Я еще не знаю ответа. Но я знаю - да, сейчас я отчетливо это понял - что не брошу тех, кто от меня зависит. У меня никогда не было детей, но сейчас я понимаю тех, кто жертвует своей свободой и личной жизнью ради семьи. Я всегда посмеивался над людьми, рассуждающими о чести и долге. Но сейчас я хорошо осознаю, что фраза… как ее сформулировал тот Хранитель, Тилос, в свое время?.. "Делай что должно, и будь что будет" - да, это не просто пустой набор звуков.
        Робин обещал мне, что уважит мое право выбора и позволит совершить самоубийство.
        Это даже не смерть - все равно моя память переливается мне-там. Это просто способ заявить о своем нежелании играть в джамтанские игры. Но я этого не сделаю. Я не ребенок, чтобы таким образом бежать от реального мира, и что-то подсказывает мне, что я никогда не прощу себе этого ухода.
        Да, я остаюсь. Ребенка, который забавлялся, исследуя окружающий мир, переделывая его под себя, больше нет. У меня отобрали то, чем я владел не по праву, и это к лучшему. Я плохо знаю историю этого мира, но по опыту своего мира представляю, чем кончаются игры с революциями, пусть даже революции эти устраивают высшие силы для достижения каких-то своих целей. Ирония судьбы - Народный Председатель первого в мире государства счастья и справедливости думает о том, как бы не допустить построения такого государства здесь! Ну что же, пусть. Единственному зрячему в стране слепых не пристало обижаться на смешки со стороны зрительного зала.
        У меня отняли способность подчинять волю других. Пусть. Все равно мне было не по себе, когда умные взрослые люди с пустыми глазами начинали повторять мои слова, забывая свои собственные мысли и возражения. Теперь я крут, я левой ногой открываю дверь в рабочий кабинет председателя Комитета министров огромной империи, границы которой я еще не успел даже осмыслить. Я в куда лучшем положении, чем у себя дома два года назад. Что еще надо от жизни? Узнать этот мир? Не проблема. Свыкнуться с мыслью о том, что ты фантом среди фантомов? Да плевать с высокой башни, с ней и свыкаться не нужно. Я чувствую себя, как человек в реальном мире, и этого достаточно. Вокруг меня еще мало настоящих людей - но как раз для того я здесь и нахожусь, чтобы их стало больше.
        Да, впереди долгие годы до боли знакомых мне бюрократических игр. Но у меня есть еще и Оксана, и Гакенталь, и Вагранов, и Овчинников… Так что, ребята, пока живы, будем жить, а тоску и депрессию оставим до лучших времен!
        - Пан Кислицын, - осторожно тронул его за плечо Крупецкий. - И все-таки вам лучше вернуться в постель.
        Олег обернулся, и поручик с удивлением заметил на его лице просветление. Печать озабоченности, не исчезавшая с него даже во сне, пропала без следа.
        - Нет, Болеслав Пшемыслович, - улыбнулся он. - Я же сказал - в постели мне делать нечего. Впереди целая жизнь, так что належаться еще успею. Знаете, что?
        Пойдемте, вы покажете мне этот город.
        "Ну, вот тебе и грабли".
        "В смысле?" "В смысле, что ты не смог толком синхронизировать психоматрицы Эталонов с Моделью после отката. Устроил ты им несколько мгновений приятных ощущений, ничего не скажешь", - грабли, присыпанные кучей осенней листвы, взмывающая по плавной дуге рукоять, шишка на лбу.
        "Джао, ты же знаешь, что на это время я отключил для них все инфорсеры реальности. Им ничего не грозило, кроме психологически неприятных ощущений".
        "Ты им главный инфорсер не отключил - психику. Не каждому, видишь ли, дано нормально переносить твердый воздух и неподвижный мир. Ты никогда не дышал, тебе не понять это на эмоциональном уровне. Просто прими к сведению - любое резкое нарушение привычного взаимодействия с окружающей средой чревато для психики неприятными ощущениями, даже если субъект полностью осознает причины нарушений".
        "Принято к сведению. В дальнейшем буду более аккуратным".
        "Хорошо. В остальном откат прошел более-менее нормально. Есть замечания по мелочам, так что у кучи народа будет ощущение дежавю, но в целом - приемлемо.
        Поздравляю, Робин, ученик ты мой ненаглядный, у тебя есть все шансы переплюнуть учителя. Минуты через две-три, не позже".
        "Минуты? А, понял… Джао, я же просил использовать планетарную систему единиц времени. С толку сбиваешь".
        "Собьешь тебя, как же! Ну ладно, забыл, забыл, тоже исправлюсь. Думаешь, просто перестраиваться после… черт, сколько это в планетарных?.. а, я же считал!.. после без малого миллиона лет использования галактических единиц. В общем, тысяч этак через тридцать-сорок лет у тебя есть все шансы меня переплюнуть. Мне еще даже миллион исполниться не успеет, а ты уже возьмешь и сделаешь старика. Одной левой. Как пить дать", - молодой здоровяк одной рукой поднимает дряхлого деда.
        "Шутка. Понимаю. Ценю. Скажи, учитель мой дорогой, все Демиурги настолько плоско-ехидны? Или у тебя сегодня особенно брюзгливое настроение?" "Да он всегда такой. Привет, Робин, давно хотела с тобой пообщаться", - дружеский толчок в грудь, задумчивый прищур, одобрительный кивок.
        "Майя?" "А кто же еще! Джао, что-то ты удивлен сверх меры. А, ты же не знаешь. Барьер вокруг системы пропал. Мы с бета-тобой сочли это за приглашение".
        "Альфа-Джао, бета-Джао в канале. Полагаю, что в сложившихся условиях шизофрения - не лучший метод существования. Что скажешь?" "Здесь Альфа-Джао, согласен. Майя, ты меня расщепляла, тебе и карты в руки.
        Перестраховка себя не оправдала, так что действуй по стандартной программе.
        Инициируй слияние".
        "Как скажешь. Внимание, альфа-бета-Джао, инициирую слияние. Запрашиваю нуль-гибернацию сознания".
        "Бета-Джао, инициирую нуль-гибернацию. Спок-ночи, Майя".
        "Альфа-Джао, инициирую нуль-гибернацию. Спок-ночи, Майя, лапочка, только не забудь меня разбудить", - детская колыбелька, малыш с соской, механический будильник с огромным звонком наверху.
        "Плоскоехидина ты у нас, прав Робин. Спок-ночи, альфа, спок-ночи, бета. Фиксирую нуль-гибернацию половинок… Кстати, Робин, открываю канал, подключайся, протокол тебе известен - "кораблик", авторизации не требуется. Учись, коли к нам попал, авось пригодится на будущее".
        "Робин в контакте, подключился к каналу. Госпожа Демиург Майя, прошу объяснить происходящее".
        "Расслабься, малыш. Я хоть и старушка, но не настолько, чтобы ко мне так официально обращаться. Что я Демиург, я и без тебя знаю. Майя и Майя, без этой глупой приставки. Объясняю: Джао у нас перестраховщик. Перед тем, как по макушку нырять в эту Модель, он с моей помощью провел глубокое расщепление своей личности. Синхронизация между половинками - за счет пакетов с минимальной структурой, не допускающей включение враждебной информации. Если бы Модель тем или иным способом попыталась внести враждебные модификации в психику альфа-половинки или полностью захватить контроль над ней, бета-половинка уничтожила бы альфу и приняла меры к сбросу системы из нашего мира в случайный пузырь", - огромные ножницы, вырезающие круг из звездного неба, гигантский молоток, схематичное изображение человечка, падающего в глубокий колодец и смешно размахивающего руками.
        "Разумная мера предосторожности, Майя. Прошу предоставить алгоритмы расщепления и синхронизации… принято. Спасибо, запомню. Думаю, при случае мне будет проще, чем вам. Ага, теперь я понимаю, из-за чего могут возникнуть расхождения в психоматрицах. Как ты собираешься его собирать из половинок?" "Готов к приему? Тогда поехали. Смотри: метод слияния заключается в выявлении несовпадающих сегментов психоматрицы и разрешения конфликта между ними методом обратного исключения…" "Доброе утро, бабуся. Я уже начал беспокоиться, что ты забыла меня разбудить.
        Как прошла трепанация, доктор? Мозги обратно положить не забыли?" - пальцы, осторожно ощупывающие забинтованную голову.
        "Ух, зануда! Вот возьму и не разбужу в следующий раз, будешь знать!", - плотно задернутые шторы, хрустальный гробик, крепко спящий ребенок, звуки колыбельной.
        "Не дразнись, укушу. Ну, будем считать, что базовую отладку Модели провели. Есть идеи, что делать дальше? Робин? Ты у нас Координатор. Что думают джамтане?" "Хозяева проинформированы о выявленных проблемах и методах их исправления. В ответ поступил символ, который можно интерпретировать как "благодарность". Сверх того присутствуют еще несколько символов, которые я затрудняюсь точно интерпретировать в данном контексте, но общий смысл в том, что нас с тобой вежливо просят и далее присматривать за Моделью, если мы сочтем это возможным".
        "Я-то сочту… Майя, а что остальные?" "Остальные нетерпеливо молчат и вежливо ждут позволения приступить к изучению.
        Кстати, знаете, как они окрестили эту планету? Джамтерра! Остроумцы, зла не хватает! Это же надо было скрестить джамтан с Террой! Но теперь уже ничего не поделаешь - прижилось названьице. Ну ладно, я не о том. На данный момент у меня записано семнадцать запросов на участие в проекте. Инициативная группа решила предоставить тебе лидерство в данном проекте".
        "Майя, у меня вообще-то инспекция запланирована. Я же Восьмой Арбитр, забыла? Си Мэй еще когда запрос прислал! Я и так задержался".
        "То есть ты отказываешься?" "Да ты что? А, черт! Хоть снова расщепляйся на две половинки", - молоток, вбивающий в центр круга огромное зубило.
        "Устроить?" - второе долото, пристроившееся рядом с первым.
        "Нет, спасибо. Одного раза достаточно, от этого ощущения я еще долго отходить буду. Несчастные Эталоны… Опять же, не уверен, станет ли нормально работать синхронизация по разные стороны границы псевдопузыря. Так… Ага, понял. Дарат уже должен был вернуться с инспекции. Я быстро смотаюсь к нему, попрошу подменить, и вернусь".
        "Ругаться начнет. Давеча, слышала, он бурчал, что загружен без меры…" "Пусть ругается. Я его потом тоже подменю. Ждите, я быстро".
        "Джао!.. Ну, пострел, никакой степенности. Молодой, одно слово", - бойкий мальчишка, быстро бегущий по дороге, столб пыли позади автомобиля. - "Кстати, Робин, забыла спросить - ты визуальный канал принимаешь? Или только базовые символы?" "Визуальный канал активен. Интерпретация вторичных образов работает, хотя результаты не всегда осмысленны в контексте разговора. Предполагаю недостаток ассоциативных связей. Прогноз: при наличии фундаментального сходства между психологией Демиурга и человека и при интенсивном общении с Демиургами наращивание количества связей лишь вопрос времени. Вопрос".
        "Валяй".
        "Я ни разу не говорил с Джао о его возрасте. Ему и в самом деле почти миллион планетарных лет?" "Миллион планетарных? Сколько это по-человечески? А… Да, примерно девятьсот шестьдесят тысяч лет, плюс-минус, лень переводить точно. Самый молодой среди всех".
        "Самый молодой? А сколько тебе лет?" "Женщину о таких вещах спрашивать неприлично", - высунутый язык, фырканье, гордо вздернутый нос. - "Шучу, шучу, не надувайся. Ролевая привычка. Я примерно на полмиллиона планетарных лет старше Джао. Миллион пятьсот, плюс-минус".
        "Я впечатлен. Могу я узнать возраст самого старшего Демиурга?" "Э-э-э… примерно четыре с половиной".
        "Я впечатлен еще сильнее. Дожить до такого возраста и при этом не утратить смысл жизни…" Пауза.
        "Майя, судя по твоей реакции, мое замечание о смысле жизни оказалось некорректным или оскорбительным. Прошу разъяснения".
        Пауза.
        "Майя, прошу игнорировать вопрос. Информация не имеет существенного значения.
        Приношу свои извинения за то, что коснулся запретной темы".
        "Робин, малыш… Извини, я не хотела тебя обижать. Но прими один совет на будущее - никогда первым не упоминай при Демиурге о смысле жизни. Это… весьма болезненный вопрос для нас. Ладно?" - понурые плечи, несчастная кошачья мордочка, поникшие ушки.
        "Принято к сведению. Предлагаю сменить тему. У меня имеется дефицит информации о вашем обществе. Можешь восполнить его?" "Будем надеяться. Интересует что-то конкретное?" "Да. В доступных мне выдержках из Архива присутствуют сведения об истории развития человечества только до момента возвращения первых исследовательских кораблей в Солнечную систему. На этот момент выжившие колонии не обладали технологиями для преобразования своих тел в пространственно распределенную вихревую форму, характерную для Демиурга. Когда и как эти технологии были получены?" "А я помню? Погоди, сейчас влезу в Архив. Так… какой кретин составил этот индекс? Есть. Слушай…" "Общий вызов элементов Сферы. Трансляция сырых данных. Частичная расшифровка материала по истории Дискретных. Высокий приоритет. Конец заголовка". …Спустя год после появления в Солнечной системе транспорта с "Эдельвейса" ученик Ройко Джонсона физик Варлам Пишкевич сумел создать рабочий прототип нового источника энергии. Прототип состоял из устойчивых вихревых гравимагнитных полей и являлся аналогом аккумулятора Бойского, умеющего черпать энергию прямо из
окружающей среды. Разработанная Пишкевичем техника "паутинной трансляции", позволяющая черпать энергию из огромных - в сотни кубических километров - областей прилегающего пространства, позволила прототипу генерировать энергии достаточно для поддержания вихревых полей необходимой степени информационной насыщенности. Более того, в течение следующего года совместными усилиями ученых лаборатории был создан интегрированный самоподдерживающийся вихревой комплекс, долгое время успешно служивший в качестве экспериментального носителя сложного виртуального мира.
        К тому моменту, когда технологию довели до стадии промышленного использования, случилось еще два технологических прорыва. Первый заключался в разработке методов создания энергетических инструментов, не содержащих ни единого вещественного компонента. Вихревые поля уже несколько десятилетий применялись в качестве рабочих частей многих агрегатов, но до того они требовали обязательного наличия "твердой" контролирующей части. Открытия Пишкевича позволили полностью ликвидировать "твердую" часть и создать то, за чем вскоре прочно утвердилось название "фантомов". Хотя фантомы также требовали внешних контролирующих устройств для настройки и использования, чисто энергетическая природа позволяла оперировать ими с невиданной доселе эффективностью. В качестве побочного эффекта применение фантомов позволило также существенно уменьшить потребности в полезных ископаемых и практически сразу законсервировать более половины добывающих установок в астероидных поясах. Но главным оказалось не это. В сочетании с психоматрицами на энергетических носителях фантомы позволили создать полноценное энергетическое тело для
поддержки разума - и естественного, и искусственного, не зависящее более от "твердых" субстанций.
        Второй прорыв оказался чисто случайным. При доведении до ума фантомных технологий исследователи обнаружили туннельный эффект, позволяющий фантому скачком перемещаться между несмежными в стандартной топологии точками. После разработки полностью стабильных фантомов выяснилось, что на "туннельное перемещение" не действуют ограничения по движению материального тела в обычном пространстве. Проще говоря, скорость света перестала быть принципиальным препятствием. В силу ограничений, накладываемых фундаментальными физическими законами, точность туннельного скачка оказалась обратно пропорциональной квадратному корню из расстояния, однако эту проблему обошли практически мгновенно. В каждый фантом просто стали встраивать навигационный компонент, который позволял с помощью серии укорачивающихся прыжков быстро и с приемлемой точностью оказываться в окрестностях точки назначения. После этого фантом добирался до финиша уже на световой скорости в обычном пространстве.
        Изобретенная чуть позже техника применения якорь-маяков позволила сделать процесс перемещения в уже освоенном пространстве еще более эффективным.
        После этого осталось делать только один шаг. Какой смысл отдельно поддерживать существование психоматриц и отдельно - инструментов для изменения окружающей реальности, когда их можно объединить в единое целое? Тем более, когда все необходимое для существования психоматрицы окружение и без того является лишь еще одним специализированным инструментом? Потребовалось лишь разработать технику туннелирования, подходящую для человеческого разума, придумать методы прозрачной интеграции искинов и новых вихревых инструментов с телом-фантомом, а также разработать стандартные интерфейсы, позволяющие психоматрице не тратить слишком много времени на адаптацию к новым возможностям. Остальное стало лишь вопросом фантазии.
        Единственным ограничением в вопросах модификации фантомного тела стал акт, позднее известный как "Закон о сохранении человечности". Функционирование разума-психоматрицы неотделимо от функционирования поддерживающего его тела.
        Новые физические возможности позволяли изменить фантомное тело так, что поддерживаемый им разум рисковал полностью утратить человеческие черты. Более того, увлеченные легкостью работы с вихревыми носителями, некоторые биологи открыто двигались в сторону произвольной модификации личности. Напуганные внезапно открывшимся морем возможностей, большинство ученых настояли на временном ("до осмысления всех последствий") запрете на модификации тел-фантомов, ведущих к утрате человеческих черт мышления. Их активно поддержали искины, опасавшиеся утраты ценных качеств творческого мышления модифицированных психоматриц. Впрочем, и те, и другие полагали, что со временем этот запрет устареет и отомрет сам собой. Как показала история, они ошибались.
        Первым, кто создал для себя новое тело, стал, разумеется, Варлам Пишкевич.
        Поскольку в переносе психоматрицы с твердотельного на энергетический носитель не было никаких принципиальных затруднений, после года испытаний фантомов на стабильность Пишкевич сменил тело. Эксперимент оказался удачным, и в течение двух лет в фантомов превратились практически все заинтересованные люди и все без исключения искины.
        Следствием, почти незаметным в то время, но в перспективе оказавшим решающее влияние на развитие цивилизации Демиургов, стало падение еще одной преграды.
        Существа, ранее называвшие себя людьми, и искусственные интеллекты наконец-то научились общаться друг с другом напрямую, без посредства громоздких интерфейсов, рассчитанных на биологические носители. Теперь интеллекты могли обмениваться данными напрямую, почти мгновенно, почти так же, как обмениваются данными разные части одного сознания. И хотя процесс притирки друг к другу растянулся на долгие столетия, главный шаг в сторону полноценного симбиоза был сделан.
        Спустя сто двадцать лет после Катастрофы новорожденная раса Демиургов шагнула во Вселенную…
        "Сфера завершила прием отрывка. Анализ расшифровки совокупного потока данных показывает низкий уровень восприятия. Большая часть материала не поддается интерпретации в рамках существующих представлений о Дискретных. Сфера предполагает достижение точки принятия решения. Запрос мнения Следящего".
        "Следящий не имеет мнения".
        "Сфера не имеет мнения. Вывод: перенос точки принятия решения. Вопрос: судьба модели".
        "Следящий предлагает дальнейшую поддержку модели. Огрехи изначальной конструкции частично выправлены вмешательством Контролера и Дискретного гостя, идентифицируемого символом "Джао". Зафиксировано присутствие активных рецепторов неопределенно-большого количества Дискретных. Вывод по совокупности обстоятельств: переинициализация модели нецелесообразна".
        "Сфера принимает вывод Следящего. Новая точка принятия решения: плюс семь квантов. Индикатор крайней опасности: событие Дискретных, идентифицируемое символом "Катастрофа", предположительно описывает событие, представляющее наивысшую угрозу существованию Сферы. Рекомендация высокого приоритета: собрать всю доступную информацию о событии независимо от возможностей осмысленной интерпретации. Рекомендация высокого приоритета: получить прямой доступ к сущности, идентифицируемой символом "Архив". Рекомендация высокого приоритета: индуцировать точку восприятия для изучения реального объекта, идентифицируемого символом "Солнечная система".
        "Рекомендации приняты, приоритеты изменены".
        "Конец текущего обмена".
        "Конец текущего обмена".
        За четыре с половиной миллиона оборотов вокруг звезды водяная, воздушная и геологическая эрозия окончательно стерли с лица планеты следы когда-то существовавшей на ней цивилизации двуногих прямоходящих. Глубоко в толщах спрессованного песка и осадочных пород безнадежно-глубоким сном спят руины, которым более не суждено увидеть испепеляющий солнечный свет и выцветшее голубое небо поверхности. Древняя Земля мертва, и дыхание жизни более никогда не коснется ее. Но где-то далеко-далеко, в миллиардах световых лет, несется сквозь пространство другая планета. Это новая Земля, похожая на прежнюю и одновременно не имеющая с ней почти ничего общего.
        Мчатся сквозь Великую Пустыню две материальных точки, одна - мертвая, другая - живая. Мчатся, соединенные незримой нитью, существующей только в воображении разумного существа. Огромной бездушной Вселенной нет дела до этих исчезающе малых песчинок, не различимых ни на одной шкале космического масштаба. Но однажды микроскопическим и страшно одиноким существам, рожденным на этих пылинках, будет суждено изменить ход вещей. Рождаются и умирают люди, изобретения, книги и песни, и хоть тщетно все сущее, все новые и новые солдаты Жизни упорно прокладывают свой путь в безбрежной пустоте. И когда-нибудь они достигнут Великой Цели.
        Какой? Кто знает… Неведомо это ни почти всемогущим Демиургам, ни загадочным и невидимым древним сущностям-Джамтанам, ни простым людям, которые пока что умеют лишь просто жить и надеяться. Далека и тосклива их дорога, но где-то там, вдалеке, призывно мерцает теплый огонек. Не суждено до него добраться никому из ныне живущих, и только Разум во всем его многообразии когда-нибудь достигнет этой цели. Обязательно достигнет: ведь дорогу осилит - идущий.
        Послесловие автора
        Внимательный читатель, разумеется, заметил явные аналогии между происходящим в романе и событиями новейшей истории. Разумеется, при описании Народной Республики Ростании как в "Сером тумане", так и в "Несомненной реальности" автор держал в голове историю крушения СССР, равно как и некоторые события, произошедшие и происходящие в нашей стране до сих пор. Но хочется предостеречь от заблуждения: Ростания и СССР - это далеко не одно и то же. Совершенно разные геополитические и технологические обстоятельства имеют следствием существенные расхождения в возможных сценариях развития действия. И если историю Ростании автор может строить как угодно, сообразуясь с художественным замыслом, то история распада СССР еще ждет своих объективных исследователей. Возможно, через полвека мы узнаем больше о том, что реально происходило в это время, но в современных условиях, когда слишком многие заинтересованы в сокрытии правды, остается лишь надеяться, что исторические документы данного периода доживут до более спокойных времен.
        СССР и Российская империя - два государства-колосса на территории одной страны, рухнувшие с относительно небольшим по историческим меркам интервалом. Два государства, прекратившие свое существование из-за попыток авторитарного руководства игнорировать объективные политико-экономические закономерности. Две страны, в которых вера правителей в собственную непогрешимость закончилась печально для всех ее жителей. Две страны и две катастрофы, ужасающе похожих несмотря на совершенно разные исходные предпосылки развития, похожих прежде всего презрительным отношением государства к человеку, его нуждам и потребностям. Благодатная тема для исследований и диссертаций, ждущая своих энтузиастов…
        При моделировании событий осени 1905 года в России автор принципиально не использовал учебники и монографии, выпущенные в СССР и современной России. Для старой школы историков, созданной советским строем в качестве идеологического оружия против "загнивающего империализма", характерна постоянная подтасовка фактов, умалчивание о ключевых событиях, раздувание до размеров слона несущественных мелочей и тому подобные грязные приемчики, сводящие на нет ценность даже того фактического материала, который присутствует в соответствующих трудах. Поэтому при работе над текстом использовались мемуары исторических личностей, изданные в 20-30-х годах за рубежом и переизданные в нашей стране в 90-е, а также дополнительные материалы наподобие труда "Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва" И.И.Янжула или подборок газетных заметок того периода, свободно доступные в Интернете (глубочайшая признательность людям, взявшим на себя труд по оцифровке и публикации этих документов). Значительную часть бытовых мелочей (меню и цены в ресторанах, стоимость проезда на извозчике и товаров в магазине,
архитектуру и внешний вид жилых и общественных зданий, карту дореволюционной Москвы и так далее) приходилось извлекать по крупице из более-менее случайных материалов.
        Вероятно, использование подлинных архивных документов позволило бы гораздо глубже проникнуть в предмет, но для исследователя, не являющегося профессиональным историком, доступ к таким архивам малореален.
        При построении общественно-политической модели Ростании автор использовал как собственные воспоминания, так и газетно-журнальные публикации конца 80-х - начала
90-х годов, когда ограничения на обсуждения почти всех общественно-политических и экономических тем внезапно оказались снятыми. Главной целью, которую ставил перед собой автор, являлось зафиксировать атмосферу СССР периода его распада. В России образца 2005-2008 года набирает силу мощная тенденция к обелению и идеализации того времени и приписыванию произошедших событий проискам вражеских сил. Современная политическая тусовка, активно стремящаяся преобразовать себя в подобие несменяемой правящей элиты времен СССР, кровно заинтересована в том, чтобы люди побыстрее забыли о подлинных причинах произошедшего краха. И не в последнюю очередь потому, что современная российская экономика, практически полностью существующая за счет нефтегазовых доходов, все больше и больше походит на советскую экономику начала 80-х. И как оказался неизбежен крах СССР из-за внезапного иссякания нефтяных валютных поступлений, так же неизбежен крах современной российской экономики в случае резкого падения цен на нефть или изыскания Западом экономически выгодных альтернативных энергетических технологий.
        Разумеется, любой фантастический роман - это не более чем сказка. Но сказка ложь, да в ней намек… Будет печально, если сбудется народная поговорка о том, что бог троицу любит. А для того, чтобы судьба Российской Федерации не повторила судьбу Российской империи и СССР, в первую очередь нужно уметь извлекать уроки из случившегося. И для этого нужно пользоваться тем немногим, что отличает человека от животного - памятью.
        Екатеринбург, 2005-2008