Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Лукины Любовь Евгений : " Портрет Кудесника В Юности " - читать онлайн

Сохранить .
Портрет кудесника в юности Евгений Юрьевич Лукин
        Романы
        Для всех истинных любителей отечественной иронической фантастики Евгений Лукин - примерно то же, что Марк Твен или Михаил Зощенко - для любителей иронической прозы вообще. Потому что это - имя автора, таланту которого, безупречно яркому и оригинальному, подвластны практически ЛЮБЫЕ повороты (и навороты) в непростом сочетании фантастики и юмора - от искрометных притч до едких, почти циничных рассказов, от великолепной сказовой прозы, обыгрывающей издавна любимый российским народом канон «кухонной байки», - до безжалостного социального сарказма.
        Перед вами - сборник Евгения Лукина. Сборник произведений равно блестящих и очень по-разному СМЕШНЫХ!
        Евгений Лукин
        Портрет кудесника в юности
        (Баклужинские истории)
        Игорю Шахину, колдуну и чертвертологу
        А вы на земле проживёте,
        Как черви слепые живут:
        Ни сказок о вас не расскажут,
        Ни песен о вас не споют!
        Максим Горький
        Глушилка
        И тут я включаю свой аппарат! Они в страхе, в ужасе, как перепуганные овцы!
        Рэй Брэдбери
        - Вот такая ты падла… - ворчливо упрекнул заказчика старый колдун Ефрем Нехорошев, выслушав до конца его горестную историю. - Не любишь, значит, когда народ душой отдыхает?
        Выходя из запоя, он всегда бывал грубоват в общении, но хамил настолько добродушно, что на него почти не обижались.
        А тут попался такой клиент - спичку не поднеси. Дёрганый, руки бессмысленно перепархивают с места на место, острый кадык выставлен жертвенно и вызывающе, как у гугенота в канун Варфоломеевской ночи: нате, режьте!
        - Я, между прочим, тоже народ! - завёлся он с пол-оборота. - И еще неизвестно, кого больше: таких, как я, или…
        Чародей взгоготнул.
        - Больше, меньше… - лениво молвил он. - Кто громче - тот и народ, понял?
        Гость стиснул зубы. Скулы и впалые бледные щёки его пошли пятнами. На мгновение показалось даже, что встанет сейчас и хлопнет дверью.
        Не встал. Сдержался.
        - Ладно! - бросил он. - Будь по-вашему. Такая я падла… Но в принципе-то их заткнуть можно вообще?
        - Да можно… - хмуро отозвался ведун, чувствуя, что не отвяжется клиент, ох, не отвяжется. А бить кудесы с похмелья Нехорошев страсть как не любил. - Всё можно… Почему ж нельзя? Наложу на тебя заклятие…
        - На меня?!
        - Ну не на себя же! Чик-пок - и все дела. И не будешь ты их больше слышать…
        Пару секунд посетитель пребывал в оцепенении.
        - Ну нет, - сказал он наконец. - Я зачем дачу покупал? Чтобы в мёртвой тишине сидеть?.. А скворцы? А лягушки?.. Опять же здороваться надо, если сосед окликнет…
        - Так я ж тебя не совсем оглушу… - поморщившись, успокоил кудесник. - Лягушек будешь слышать, скворцов… соседей… если поздороваются…
        Заказчик метнул быстрый недоверчивый взгляд на колдуна и погрузился в тревожное раздумье.
        - Хм… Я-то думал, вы на других заклятие наложите… - с сомнением пробормотал он. - Или уж сразу на всю территорию…
        - На территорию - дорогонько станет, - заметил старый чудодей.
        Помолчали, соображая. На мониторе, свесив сонную морду на пыльный, слепой, чуть ли не паутиной подёрнутый экран, распростёрся лохматый котяра, но не чёрный, как можно было бы предположить, а белый с серыми пятнами. Зверюга, видимо, линял, потому что ковёр в захламлённой комнатёнке чародея являл собой подобие плохо убранного хлопкового поля.
        - Одного не понимаю, - пожаловался клиент. - Зачем они с собой динамики на природу тащат? Неужели в городе не наслушались? С соседями тоже повезло… Справа Дмитро Карабастов, слева Валерка Прокопьев, а дачные участки узенькие, ленточками нарезанные, чтобы у каждого выход к озеру был…
        Хозяин комнатёнки делал вид, что слушает, даже временами кивал с сочувствием, сам же прикидывал, как бы это ему схитрить и обойтись каким-нибудь колдовством подешевле да попроще, чтобы особо мозги не напрягать. Муторно было Ефрему, маятно. А на порог заказчику тоже не укажешь - примета плохая.
        - И вот как врубят они с двух сторон!.. - простонал клиент.
        Кот на мониторе со скукой раззявил розовую пасть и, потянувшись, извернулся до кончика хвоста. Клиентов он видывал всяких.
        - Ну хорошо, не можешь ты без грохота в ушах, - с надрывом продолжал гость. - Ну и купи себе дебильник с наушниками! Но зачем же всю округу-то глушить?..
        При слове «глушить» старый чародей встрепенулся, мутные глазёнки вспыхнули. Стало быть, осенило.
        - Во! - вскричал он. - Точно! Поди купи дебильник… простенький, без наворотов…
        - Вы что, издеваетесь?! - Клиент всё-таки вскочил.
        - Ты знай слушай! Луна сейчас в первой четверти, так? Выйдешь сегодня из дому ровно в полночь, дебильник держи за пазухой. И следи, чтобы месяц всё время был за левым плечом. Потом поплюй на четыре стороны и проводки с наушничками, слышь, пооборви… Прям под корешок, не стесняясь. Только, смотри, не вздумай выбросить - я из них потом на дебильнике наузы навяжу, понял?
        - Что-что навяжете?
        - Наузы. Узлы такие с наговором… И начнёт он у тебя работать как глушилка. Дёшево и сердито! Гектар покроет запросто, а тебе ведь больше и не надо, верно? Сколько у тебя там участок? Соток шесть?..

* * *
        Высадившись из дребезжащего разболтанного автобусика на конечной остановке «Хуливы хутора», Егор Надточий обогнул селение и двинулся дубравой в направлении дачного посёлка. Кончался апрель. С корявых веток в изобилии свисали светло-зелёные червячки на взблёскивающих исчезающе-тонких шелковинках, и Егору то и дело приходилось между ними лавировать.
        Он шёл, не пряча язвительной улыбки, и время от времени оглаживал глубокий карман шорт, где таился зачарованный дебильник с наузами из проводков. Проще говоря, глушилка. Постановщик помех. Нужды в нем пока не было: ни приёмника окрест, ни телевизора. Обирая сухие веточки, сердито потявкивал невидимый дятел - надо полагать, не та личинка пошла. Справа в промежутках между стволами пошевеливала серым расплавом листвы осиновая роща, слева синело небо да пучилось плотное белокочанное облако.
        «Ох, попрыгаете вы у меня, господа… - предвкушал Егор, проныривая под очередным светло-зелёным червячком. - Ох и попрыгаете…»
        Прямо по курсу воссияли заливные луга, и тут же, отразившись от водной глади, ясный женский голос из отдалённого динамика ликующе объявил: «А теперь в исполнении казачьего хора послушайте песню на слова поэта Гийома Аполлинера „Под мостом Мирабо тихо Сена текёть…“»
        Впереди заголосили, задишканили - с гиканьем, топотом и присвистом. Егор содрогнулся.
        Вскоре показались первые дачи. Аудиодуэль Карабастова и Прокопьева была слышна издали. От взрывов тяжелого рока вдребезги разлетался среброголосый хор мальчиков из неблагополучных семей, а на противоположном конце посёлка кто-то оглушительно пел навзрыд «Очи чёрные», причем врал, как даже цыган не соврёт, продавая лошадь.
        Пожалуй, пора… Егор достал дебильник и развернул бумажку, на которой вдохновенно всклокоченным почерком старого чародея Ефрема Нехорошева начертан был текст пускового заговора. Старательно произнёс всё до последнего словечка - и с выражением крайнего злорадства на остром, как штевень, лице утопил помеченную магическим крестиком кнопку.
        Не подведи, колдун, сделай милость…
        И колдун не подвёл. Уже в следующий миг все динамики в округе разразились по волшебству мерзким прерывистым воем. Будь Егор Надточий постарше лет этак на пятьдесят, он бы, конечно, узнал это беспощадное тупое взрёвывание, сквозь которое с переменным успехом пытались когда-то пробиться «Голос Америки», «Свобода» и прочие вражьи радиостанции, призванные сеять сомнения в честных и простых сердцах советских граждан.
        - Ну, посмотрим, посмотрим, надолго ли вас хватит… - глумливо молвил Егор, отправляя глушилку в карман шорт.
        Насмерть перепуганная жуткими звуками, от которых, казалось, вибрировал уже весь посёлок, метнулась с истошным карканьем встрёпанная ворона, но дачники - народ упрямый - всё никак не могли поверить, что это всерьёз и надолго.
        Ничего-ничего. Ещё минут пять-десять - и кинутся они, родимые, в город - чинить аппаратуру. А в городе им скажут: в чём проблема-то? Всё исправно, всё работает…
        За штакетником, опершись натруженными руками на бульбу штыковой лопаты, высился Дмитро Карабастов и с тяжким недоумением слушал завывания, рвущиеся из утробы стоящего перед ним на табуретке радиоприёмника.
        - Здорово, сосед! - осторожно окликнул Егор.
        Дмитро покосился на него из-под насупленной брови.
        - Здорово, здорово… - мрачно отозвался он, после чего вновь озадаченно уставился на бесноватый приёмник. - Что хотят, то творят! Ты такое когда-нибудь слышал?
        Думая лишь о том, как бы нечаянно себя не выдать, Егор Надточий приподнял плечи и испуганно затряс головой.
        - Нет, не понимаю я современной музыки, - удручённо признался Дмитро. - Раньше какие песни были! Раздольные, задушевные… А это что такое? Ни слов, ни мелодии - рёв один…
        Покряхтел и, безнадёжно махнув рукой, прибавил громкость.
        Тридцать три головы молодецкие
        - Попробуй меня, Фроим, - ответил Беня, - и перестанем размазывать белую кашу по чистому столу.
        Исаак Бабель
        Как и подобает истому интеллигенту, во дни безденежья Аркадий Залуженцев принимался угрюмо размышлять об ограблении банка. Примерно с тем же успехом какой-нибудь матёрый взломщик, оказавшись на мели, мог задуматься вдруг: а не защитить ли ему диссертацию?
        Кстати сказать, диссертацию Аркадий так и не защитил. Тема подвела. «Алиментарный маразм в сказочном дискурсе: креативный фактор становления национального архетипа». Собственно, само-то исследование образа Иванушки-дурачка в свете детского недоедания никого не смутило, однако в название темы вкрались ненароком несколько общеупотребительных слов, что в глазах учёной комиссии граничило с разглашением военно-промышленных секретов.
        Над парковой скамьёй пошевеливалась листва. За витиеватой чугунной оградкой белели пузатенькие колонны учреждения, на взлом которого мысленно замахивался Аркадий Залуженцев. Вернее, уже и не замахивался…
        Придя сюда, он совершил ошибку. Он убил мечту. Как было славно, давши волю воображению, расправляться в домашних условиях с архетипами сейфов, и как надменно, неприступно смотрела сквозь вычурные завитки чугунного литья твердыня банка в натуре! Затосковавшему Аркадию мигом вспомнилось, что ремеслом грабителя он, ясное дело, не владеет, духом - робок, телом - саранча сушёная.
        Во всём, конечно, виноваты были родители, по старинке, а может, по скупости подарившие дошколёнку Аркашику взамен компьютера набор кубиков с буквами и оставившие малыша наедине с запылённой дедовской библиотекой. Видно, не попалось им ни разу на глаза предостережение Лескова, позже повторённое Честертоном, что самостоятельное чтение - занятие опасное. Оба классика, правда, говорили исключительно о Библии, но сказанное ими вполне приложимо и к любой другой книге. Действительно, без объяснений наставника постоянно рискуешь понять всё так, как написано.
        Низкий поклон тем, кто приводит нас к единомыслию, то есть к одной мысли на всех, но за каждым, сами знаете, не уследишь. На секунду представьте, зажмурясь, в каком удручающем виде оттиснется наше славное прошлое в головёнке малолетнего читателя, которого забыли предупредить о том, что «Война и мир» - патриотическое произведение, а Наташа Ростова - положительная героиня!
        Хорошо ещё подобные особи в большинстве своём отягощены моралью и легко становятся жертвой общества, а не наоборот. От дурной привычки докапываться до сути прочитанного мозг их сморщился, пошёл извилинами. А ведь был как яблочко наливное…
        Мимо скамейки проколыхалась дама с нашлёпкой тренажёра на правом виске. Вот вам прямо противоположный пример! Последнее слово техники: гоняет импульс по обоим полушариям, избавляя от необходимости думать самому. Этакий оздоровительный массаж, чтобы клетки не отмирали. Удобная штука, а по нашим временам просто необходимая, учитывая возросшую мощь динамиков, в результате чего каждый сплошь и рядом испытывает примерно ту же нагрузку на череп, что и профессиональный боксёр в бою за титул. Какие уж тут к чёрту мысли!
        «Зря я здесь расселся, - тревожно подумалось Аркадию. - У них же там, перед банком, наверное, и камеры слежения есть…»
        - Снаружи только две, - негромко сообщили поблизости.
        Там, где прочие вздрагивают, Залуженцев обмирал. Обмер он и теперь. Потом дерзнул скосить глаз и увидел, что на дальнем конце скамьи сидит и тоже искоса поглядывает на него коротко стриженный юноша крепкого сложения. Должно быть, подсел, когда Аркадий смотрел вослед даме с нашлёпкой.
        - Вы, простите… о чём?.. - с запинкой осведомился захваченный врасплох злоумышленник.
        - Ну… очи чёрные… - пояснил неожиданный сосед. - Их там две штуки на входе. Но они только за тротуаром следят…
        После этих поистине убийственных слов Аркадий был уже не властен над собственным лицом. Субъектов с подобным выражением надлежит немедленно брать в наручники. Что собеседник каким-то образом проник в его мысли, Залуженцева скорее ужаснуло, чем удивило: молодой человек наверняка имел отношение к органам, а от них, как известно, всего можно ждать. Подобно многим культурным людям Аркадий с негодованием отвергал бытовые суеверия, но в инфернальную сущность спецслужб верил истово и безоглядно.
        - Но вы же… не подумали, надеюсь… - с нервным смехом проговорил уличённый, - что я всерьёз собрался…
        Юноша встал, однако для того лишь, чтобы подсесть поближе.
        - «Воздух» кончился? - участливо спросил он вполголоса.
        Воздух и впрямь кончался, накатывало удушье. Аркадий был уверен, что сейчас из-за тёмно-зелёных плотных шпалер по обе стороны аллеи поднимутся ещё несколько рослых парней с такими же выдающимися подбородками - и начнётся задержание…
        - А на пару дельце слепить? - еле расслышал он следующий интимно заданный вопрос.
        Ответил не сразу. Со стороны могло показаться даже, что Аркадий Залуженцев всерьёз обдумывает внезапное предложение. На самом деле услышанное только ещё укладывалось в сознании.
        Уложилось.
        - Нет… - торопливо произнёс Аркадий. - Я… э-э… я - волк-одиночка, я… И потом, знаете, - соврал он, - банки не моя специальность…
        Или не соврал? Пожалуй, что не соврал… В любом случае был чертовски польщён. За равного приняли.
        Юноша посмотрел на него с изумлением.
        - Слышь! - одёрнул он. - Волк-одиночка! Пробки перегорели?.. - Обиделся, помолчал. - Короче, так… Тайничок один вскрыть надо… за городом.
        - Чей тайничок? - заискивающе спросил пристыжённый отповедью Залуженцев.
        - Да хрен его знает, чей… Ничей пока.
        - Что-нибудь ценное?
        - Не-ет… Так, чепуха. На статью не тянет…
        Кажется, Аркадия сманивали в чёрные археологи. Кстати, кладоискательство было во дни безденежья вторым его бзиком. Как-то раз он даже пробовал овладеть начатками лозоходства, предпочитая, правда, более наукообразный термин - биолокация. Добром это, ясное дело, не кончилось: согласно самоучителю, следовало предварительно прогреть Муладхару-чакру путём ритмичного втягивания в себя ануса. Ну и перестарался от волнения - пришлось потом к проктологу идти…
        - А в одиночку - никак?
        - В одиночку - никак. Напарник нужен. Даю сто баксов.
        - А в чём, простите, будет заключаться…
        - Копать.
        - Много? - деловито уточнил Аркадий.
        - Аршин. Там уже раз десять копали…
        - М-м… - усомнился вербуемый. - Копать - копали, а до тайника не добрались?
        - Меня не было, - сухо пояснил странный юноша.
        - Простите… - спохватился Аркадий. - А с кем я вообще говорю? Вы сами по себе или на кого-то работаете?
        Собеседник поглядел многозначительно и таинственно. А может, просто выбирал, на который вопрос ответить.
        - На одного колдуна, - с достоинством изронил он.
        Оторопелое молчание длилось секунды две.
        - Э-э… В смысле - на экстрасенса?
        - Можно и так…
        Ну вот и прояснилась чертовщина с чтением мыслей! Аркадий Залуженцев перевёл дух. Честно сказать, колдунов, гадалок и прочих там нигромантов он не жаловал, подозревая в них откровенных мошенников, хотя под напором общественного мнения и признавал с неохотой, что встречаются иногда среди этой публики подлинные самородки.
        - И-и… давно вы на него…
        - Недавно.
        - Тогда ещё один вопрос, - решительно сказал Аркадий. - Землекоп я, сами видите… неопытный… Тем не менее обратились вы именно ко мне. Просто к первому встречному или…
        Юноша усмехнулся.
        - Или, - ласково молвил он. - К кому попало я бы не обратился…

* * *
        Так уж складывалась у Глеба Портнягина жизнь, что древнее искусство врать без вранья он волей-неволей освоил ещё в отрочестве. На первый взгляд, ничего мудрёного. Основное правило: отвечай честно и прямо, но только о чём спросили, ни слова сверх того не прибавляя. И собеседник неминуемо начнёт обманывать сам себя своими же вопросами.
        Высший пилотаж подобной диалектики приведён, конечно, в третьей главе Книги Бытия, где искуситель лжёт с помощью истины, а Творец изрекает истину в виде лжи.
        Назвавшись представителем колдуна, Глеб Портнягин опять-таки не погрешил против правды ни на йоту. Действительно, сегодня утром он ходил проситься в ученики к самому Ефрему Нехорошеву - и пережил при этом лёгкое потрясение, когда, достигши промежуточной площадки между четвёртым и пятым этажами, увидел, как из двери нужной ему квартиры выносят вперёд ногами кого-то завёрнутого в дерюжку.
        «Опоздал», - просквозила горестная мысль.
        Впрочем, на похоронную команду выносившие не очень-то и походили: кто в лабораторном халате, кто в костюме и при галстуке. Физии у всех, следует заметить, были малость ошарашенные. Потом дерюжка нечаянно оползла - и глазам содрогнувшегося Глеба явились стальные хромированные ступни. Из квартиры кудесника вытаскивали всамделишного робота. Ну надо же!
        Отступив к стене, Портнягин пропустил скорбную процессию. Затем взбежал по лестнице, постучал в незапертую дверь - и, не дождавшись отзыва, рискнул войти. Старый колдун Ефрем Нехорошев в халате и шлёпанцах сутулился у стола на табурете.
        - Вот химики-то, прости Господи! - посетовал он в сердцах, нисколько не удивившись появлению малознакомого юноши.
        - А что такое? - не понял тот.
        - Умудрились: три закона роботехники выдумали, - сокрушённо покачивая кудлатой головой, известил престарелый чародей. - И, главное, сами же теперь удивляются, почему не работает…
        - Три закона… чего?
        - Да я бы их уже за один первый закон всех поувольнял, четырёхглазых! - распаляясь, продолжал кудесник. - Вот послушай: оказывается, робот не имеет права своим действием или бездействием причинить вред человеку! А теперь прикинь: выходит робот на площадь, а там спецназовцы несанкционированный митинг дубинками разгоняют. Да у него сразу все мозги спекутся, у робота…
        - Н-ну… запросто, - моргнув, согласился Глеб.
        - А второй закон того хлеще: робот обязан выполнять приказы человека, если они (ты слушай, слушай!) не противоречат первому закону… А? Ни хрена себе? Да как же она будет работать, железяка ваша, если каждый приказ - либо во вред себе, либо ближнему своему!
        - А, скажем, яму выкопать? - не удержавшись, поддел чародея Портнягин.
        - Кому? - угрюмо уточнил тот.
        Глеб посмотрел на него с уважением.
        - А третий закон?
        - Ну, третий ладно, третий куда ни шло… - вынужден был признать колдун. - Робот должен заботиться о собственной безопасности. Но опять же! Через первые-то два не перепрыгнешь… Они б ещё в гранатомёт эти свои законы встроили!
        - И что ты им посоветовал? - не упустив случая перейти на «ты», полюбопытствовал Портнягин.
        - А ну-ка марш под койку! - сурово насупив кудлатые брови, повелел хозяин кому-то незримому, ползком подбирающемуся к пришельцу. - Я т-тебе!.. - Выждал, пока невидимка вернётся под кровать, и снова покосился на Глеба. - А что тут советовать? Как мы законы соблюдаем - так и роботы пускай… А иначе… - Спохватился, нахмурился. - Погоди! Ты кто?
        - Вот… пришёл… - как мог объяснил Портнягин.
        - И чего надо? Отворожить, приворожить?
        То ли с похмелья был колдун, то ли всегда такой.
        В двух словах Глеб изложил цель визита.
        - В ученики? - слегка привизгнув от изумления, переспросил Ефрем Нехорошев. - Ко мне? А не круто берёшь, паренёк?
        - Круто! - с вызовом согласился Глеб. - А ты что? Одних лохов колдовать учишь?
        Услышав дерзкий ответ, кудесник расстроился, почесал лохматую бровь и, уныло поразмыслив, кивнул на свободный табурет. Ладно, мол, присаживайся. Куда ж от тебя такого денешься!
        Неприбранная комнатёнка была напоена одуряющими запахами сеновала, источник которых обнаружился в углу, где теребимые струёй воздуха от напольного вентилятора сохли связки трав. Ещё в глаза лезли теснящиеся на самодельном стеллаже ветхие корешки древних книг, а из мебели - замшелая зловещая плаха, которой явно чего-то недоставало. Глеб огляделся. Тронутого ржавчиной палаческого топора он нигде не приметил, зато обратил внимание, что у вентилятора отсутствует шнур и, кажется, мотор.
        - Ну и чего это ради тебя вдруг в колдуны понесло? - ворчливо осведомился хозяин. - Думаешь, жизнь сладкая пойдёт? Нет, мил человек. Каторжная пойдёт жизнь… - Замолчал, всмотрелся. - А-а… - понимающе протянул он. - Ну, ясно… По какой, говоришь, статье срок отбывал?
        Глеб молча достал и предъявил справку о досрочном освобождении. Специфика документа, похоже, ничуть не смутила старого чародея. Многие известнейшие маги начинали именно с правонарушений. Собственно, оно и понятно: кто преступает законы общества, тот и с законами природы, скорее всего, чикаться не станет. Сами кудесники, естественно, с этим ни за что не согласятся - напротив, будут клятвенно уверять, что действуют в согласии с мирозданием… словом, повторят примерно то же, что говорили на суде, прося о снисхождении.
        - Ладно, - разочарованно молвил колдун, возвращая справку. - Устрою я тебе екзамент… - умышленно исковеркал он умное зарубежное слово.
        - Экзамен? - насторожился Глеб.
        - А ты как хотел? Ко мне, брат, в ученики попасть не просто. Вот слушай: есть за городом тайничок… Где - не скажу, сам по записи прочтёшь… Только не вслух, уразумел?
        - А что так секретно?
        - А то так секретно, что подслушать могут. И клад тут же на аршин в землю уйдёт! А тот, кто подслушал, другому скажет - это, считай, ещё на аршин… Понял, в чём клюква?
        - Ага… - сообразил Глеб. - Рыл-рыл, ничего не вырыл, а потом доказывай, что не разболтал?
        Старый колдун Ефрем Нехорошев долго, внимательно смотрел на юношу.
        - Нет, ты-то вроде не разболтаешь… - произнёс он, словно бы помыслил вслух. - Только ведь с тайничком этим ещё одна загвоздка…

* * *
        По лестнице Портнягин спускался в глубокой задумчивости. Не иначе хочет от него отделаться старикан. «Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что…» Хотя с заданием сказочного самодержца Глеб как раз справился бы играючи. Ещё в раннем детстве он, помнится, искренне удивлялся, зачем богатыри отправлялись на край света, разные чудеса искали. Делов-то! Принеси какую-нибудь фигню помельче - и пусть попробует царь-батюшка угадает, где ты весь день шлялся и что у тебя в кулаке зажато.
        Достигнув городского парка, испытуемый присел на скамью, достал полученную от колдуна бумагу, именуемую записью, и внимательнейшим образом перечёл. Тайничок был заныкан неподалёку от точки слияния Чумахлинки с Ворожейкой. Земли те издавна почитались гиблыми, аномальными. Сгинули там две археологические экспедиции, а в 1991 году, если не врут, ушёл под воду целый населённый пункт. До сих пор в безветренные дни со дна озера красные флаги просвечивают и пение чудится.
        Будучи воспитан бабушкой, Глеб сызмальства наслушался от неё всяческих страстей о тех краях. «Бегать на Колдушку» настрого запрещалось, поэтому, само собой разумеется, гибельную местность он излазал пацаном вдоль и поперёк - до последнего овражка.
        Дурман-бугор… Не было там никакого Дурман-бугра! Может, раньше так назывался, а потом переназвали?..
        Ладно. Бугор по записи найдём, а вот с самим тайничком что делать? Условия, поставленные старым хрычом, были просты, как три закона роботехники, и так же, как они, неисполнимы.
        Ночь в канун Ивана Купала случилась неделю назад - значит, вариант с цветком папоротника отпадает. Не ждать же в самом деле следующего раза! Другой вариант, если верить колдуну, был равен самоубийству. Третий прямиком приводил в объятия одной из самых неприятных статей уголовного кодекса, не говоря уже о неминуемых угрызениях совести.
        Кто-то сел на ту же скамейку. Портнягин на всякий случай убрал запись в карман, недовольно посмотрел на соседа - и заинтересовался. Это была весьма примечательная личность хрупкого, чтобы не сказать, ломкого телосложения, и она грезила наяву. Присутствия Глеба подсевший не заметил, отрешённый взгляд его пронизал вычурную чугунную оградку и принялся ласкать пузатенькие колонны банка. Щёки чудика впали, кожа облегла скулы.
        Как всегда, жизнь сама подсказала Портнягину искомое решение. Теперь оставалось лишь удостовериться, что рядом с ним сидит именно тот, кто ему нужен. Вскоре незнакомец поник, приуныл, на устах его застыла растерянная улыбка завязавшего алкоголика. Затем начал бредить вслух.
        - У них же там, перед банком, наверное, и камеры слежения есть… - боязливо пробормотал он.
        Пора было приступать к разговору.
        - Снаружи только две, - сказал Портнягин.

* * *
        Заброшенная железнодорожная ветка, проложенная чуть ли не Павкой Корчагиным в незапамятные времена, пребывала в жутком состоянии, но, как ни странно, ещё использовалась кем-то по назначению. В поросшем бурьяном тупике стояла грузовая платформа, и возле этого тронутого ржавчиной и мазутом многоколёсного чудища мало-помалу собирался с утречка народ. Кто с удочками, кто с металлодетектором. Многие в накомарниках.
        Не увидев среди них своего работодателя, Аркадий хотел прикинуться случайным прохожим и пройти мимо, однако идти здесь было некуда. Разве что обратно. Потоптавшись, он как бы невзначай сместился к переднему рылу платформы, тупо уставившемуся в простёганную редким ковылём зелёную с подпалинами степь. У подклиненного тормозным башмаком колеса притулились на корточках двое с миноискателями.
        - Арисаки? - лениво переспрашивал один. - Откуда? Первуха сюда не достала…
        - Зато гражданка достала, - так же лениво возражал другой. - Марабуты погуляли… Забыл?
        - Ну, от марабутов моськи, в основном…
        Залуженцев ощутил тревогу и неуверенность. Сегодня он проснулся среди ночи, осенённый догадкой. Конечно, не для земляных работ пригласили его в подельники! Главная причина, как ни странно, заключалась в теме диссертации. Фольклор! Древние клады всегда окутаны легендами и преданиями. Таинственному юноше, скупо назвавшемуся Глебом, наверняка нужен был консультант.
        Не в силах более уснуть, Аркадий встал, включил свет и принялся листать специальную литературу. Чего-чего только не скрывали земные недра к северу от Ворожейки! По слухам, был там даже прикопан заряженный шайтан-травой «калаш», заключавший в себе смерть, якобы, живого до сих пор Арби Бараева…
        Увлёкшись, читал до утра.
        И вот теперь, нечаянно подслушав степенную беседу чёрных копателей, Аркадий Залуженцев внезапно усомнился в собственной компетентности. «Первуха» и «гражданка», допустим, в переводе не нуждались. Зато смущали загадочные «марабуты». (Заметим в скобках, что жаргонное словечко всего-навсего подразумевало бойцов Красногвардейского полка имени товарища Марабу.)
        Как бы от нечего делать он отступил на шаг-другой и, независимо выставив хрупкий кадык, со скучающим видом принялся обозревать транспорное средство. Вряд ли оно было самодвижущимся. Значит, будут к чему-нибудь цеплять. К чему?
        Аркадий оглянулся на уходящие вдаль рельсы. Из-за древних холмов и курганов могло появиться всё что угодно: от воловьей упряжки до паровоза братьев Черепановых. Такой она, верно, была, эта степь, ещё в те времена, когда, уклоняясь от воинской службы, рубили большой палец взамен указательного, а схрон называли мечом-кладенцом.
        - Если делать нечего, лезь сюда, поможешь… - прозвучало сверху.
        Залуженцев обернулся. На краю платформы стоял и вытирал ветошкой почерневшие ладони крепыш в местами выгоревшей, местами промасленной спецовке.
        Отказать было как-то неловко. По короткой металлической лесенке Аркадий поднялся на борт. В передней части платформы высился в человеческий рост чудовищный маховик, сработанный явно не в заводских условиях. Полый обод, сваренный из толстого листового железа, делился переборками на восемь отсеков. Одна боковая заслонка была снята, глубокая пазуха зияла пустотой.
        - Давай-ка вместе…
        Вдвоём они подняли тяжёлый мешок (на ощупь - с песком) и бережно поместили в отверстую нишу.
        - Главное - отцентровать как следует, - доверительно сообщил крепыш, с бряцанием надевая заслонку дырками на торчащие болты.
        Аркадий вежливо с ним согласился и, пока тот затягивал гайки, обошёл страшилище кругом, с преувеличенным уважением трогая червеобразные сварочные швы. С той стороны у маховика обнаружился шкив с ремённой передачей, уходящей через прорубленное днище прямиком на одну из осей. Не веря глазам, Залуженцев присмотрелся и приметил ещё одно диво: сквозь приваренное к ободу ухо был продет дворницкий лом, весь в рубцах, с косо стёртым жалом. Чтобы, значит, само не завелось. А на станине криво чернела охальная безграмотная надпись, сделанная кем-то, видать, из пассажиров: «Перпетуй мобиль».
        - Так это что… двигатель? - с запинкой спросил Аркадий.
        - Двигатель, двигатель… - дружелюбно отозвался крепыш, поднимаясь с корточек и пряча ключ.
        - Вечный?!
        - Да если бы вечный! То подшипник полетит, то ремень…
        - А законы термодинамики вы в школе учили?!
        Вопрос был выкрикнут, что называется, петушьим горлом. Не сдержался Аркадий. И зря. Едва лишь отзвучала его мерзкая фистула, как изумлённо-угрожающая тишина поразила поросший бурьяном тупичок. Разговоры смолкли. Все повернулись к платформе - и послышался быстрый шорох падающих противокомарных сеток.
        Спустя минуту вокруг запоздало онемевшего Залуженцева уже сплотилась свора зеленомордых чудовищ, только что бывших мирными рыбаками и копателями. Единственное обнажённое лицо принадлежало крепышу в спецовке, но теперь оно стало таким беспощадным, что лучше бы его тоже не видеть.
        - Какие законы, командир? - выговорил крепыш, не разжимая зубов. - Раз не запрещено, значит, разрешено…
        - Я о физических законах… - пискнул Аркадий.
        - Физических? - задохнулись от злости под одним из накомарников. - А то мы не знаем, как они там в академиях своих законы принимают! Куда хочу, туда ворочу! Сколько лет чёрными дырами людям голову морочили! Купленые все…
        - Да из нефтяной компании он! По морде видно!
        - Спят и видят, как бы нас на шланг посадить!
        - Давно бензозаправки не горели?
        - Короче, так… - постановил крепыш. - Дизель я на свою телегу не поставлю. И соляру вашу поганую брать не стану. Так и передай своему боссу, понял? А натравит опять отморозков - будет как в прошлый раз…
        - Не-е… - благодушно пробасили в толпе. - Хуже будет…
        - Даже хуже, - согласился крепыш, бывший, очевидно, не только механиком, но и владельцем платформы.
        - Тёмную гаду! - кровожадно рявкнули из задних рядов.
        И принять бы Аркадию безвинные муки, но тут некто решиельный протолкнулся к центру событий и оказался Глебом.
        - Чего шумишь, Андрон? - недовольно сказал он крепышу. - Это напарник мой…
        - Ну и напарники у тебя… - подивились в толпе.

* * *
        Древняя железнодорожная ветка пролегала прихотливо, извилисто. Встречный ветерок то потрёпывал двусмысленно по щеке, то учинял форменный мордобой. За бортом платформы ворочалась степь, проплывали откосы. Когда-то в советские времена они были фигурно высажены рыжими бархатцами, бледно-розовой петуньей, прочими цветами, при должном уходе образующими идеологически выверенные лозунги, а кое-где и портреты вождей. Теперь же, лишённые пригляда, буквы утратили очертания, разбрелись самосевом по округе, некоторые сложились в непристойные слова.
        Скамеек на платформе не было: сидели на рюкзаках, ведёрках и проволочно-матерчатых рыбацких стульчиках. Угнездившийся в углу Аркадий Залуженцев имел несчастный вид и время от времени бросал затравленные взгляды на исправно ухающий и погрохатывающий маховик, разгонявшийся подчас до такой скорости, что его приходилось подтормаживать всё тем же дворницким инструментом, вытирая из обода снопы бенгальских искр. Страшная это штука - идеологическая ломка. Будучи искренне убеждён, что лишь глубоко безнравственный человек способен утверждать, будто угол падения не равен углу отражения, Аркадий даже выключал в сердцах телевизор, если передавали что-нибудь сильно эзотерическое. Можно себе представить, насколько угнетало его теперь зрелище «перпетуй мобиля» в действии. К счастью, вспомнилось, что местность, по которой они ехали, издавна слывёт аномальной зоной, - и мировоззрение, слава богу, стало полегоньку восстанавливаться.
        О недавней перепалке было забыто. Не унимался один лишь плюгавенький морщинистый рыбачок, да и тот, судя по всему, ершился забавы ради. Людей смешил.
        - Начальники хреновы! - удавалось иногда разобрать сквозь шум. - Того нельзя, этого нельзя… Термодинамику придумали, язви их в душу… Обратную сторону Луны до сих пор от народа скрывают… А? Что? Неправда?..
        Слушателей у него было немного. Прочие рыбаки, люди серьёзные, не склонные к философии и зубоскальству, давно толковали о насущном: верно ли, например, что на Слиянке жерех хвостом бьёт? Копатели осели особым кружком, и разговор у них тоже шёл особый:
        - Можно и не снимать… Только потом сам пожалеешь! Вон Сосноха… Слыхал про Сосноху?.. Чугунную пушку отрыл, старинную, серебром набитую! Аж монеты в слиток слежались… Взять - взял, а заклятия не снял. А менты, они ж это дело за милю чуют! Тут же всё конфисковали, Сосноха до сих пор адвокатов кормит…
        Чем дальше, тем разболтаннее становился путь. Раскатившуюся под уклон платформу шатало, подбрасывало, грозило снести с рельс.
        - Штормит, блин… - снисходительно изронил коренастый Андрон, опускаясь на корточки рядом с Аркадием. - Да не горюй ты, слышь? Все мы жертвы школьных учебников. Ну вечный двигатель, ну… Что ж теперь, застрелиться и не жить? Пифагор тоже вон только перед смертью и признался: подогнал, мол…
        - Что подогнал? - испугался Аркадий.
        - Известно, что. Сумму квадратов катетов под квадрат гипотенузы… Ты кто по образованию-то будешь?
        - Филолог, - сдавленно ответил Аркадий. - Язык, литература… История…
        - Ну тебе легче… - поразмыслив, утешил Андрон. - Не то что физикам. Ты-то людские ошибки изучаешь, а они-то - Божьи… - Изрёкши глубокую эту мысль, владелец платформы крякнул, помолчал. - Далеко собрались?
        Оба посмотрели в противоположный угол, где сосредоточенный Глеб выпытывал что-то втихаря у чёрных следопытов.
        - Не знаю, не сказал…
        Похоже, ответ сильно озадачил Андрона.
        - Погоди! Я думал, ты его в проводники взял…
        - Не я его… он меня… То есть не в проводники, конечно…
        - Он - тебя? - Квадратное лицо владельца платформы отяжелело, снова стало беспощадным. - Нанял, что ли?
        - Ну, в общем… да. Копать…
        - Много заплатил?
        - Не заплатил ещё… заплатит… Сто баксов.
        Андрон с сожалением посмотрел на него, поднялся, помрачнел и, ни слова не прибавив, двинулся, по-моряцки приволакивая ноги, к чересчур разогнавшемуся маховику.

* * *
        Тормозили долго, с душераздирающим визгом. Физии у всех стали, как у китайцев. Пока «перпетуй мобиль» окончательно остановили и стреножили, сточенное наискосок остриё лома разогрелось до вишнёвого свечения и стёрлось по меньшей мере ещё сантиметра на полтора.
        В ушах отзвенело не сразу. Высаживались с перебранкой.
        - Андрон! Ты когда нормальный тормоз заведёшь?
        - Не замай его! А то ещё плату за проезд поднимет…
        Такое впечатление, что за вычетом железнодорожного тупичка пейзаж ничуть не изменился. Единственное отличие: в просвете между пологими песчаными буграми посверкивало озерцо. «И стоило переться в такую даль!» - невольно подумалось Аркадию.
        Разбрестись не спешили: проверяли снаряжение, амуницию, досказывали байку, меняли «палец» в «клюке». Проще говоря: батарейку в металлодетекторе.
        - Слышь, Харлам! Может, и нам тоже с ними на Чумахлинку?
        - А! Хрен нА хрен менять - только время терять…
        Раздался звук пощёчины, одним комаром стало меньше.
        - Начинается… - пробормотал кто-то из копателей, спешно опуская зелёную вуаль. - А всё Стенька Разин! Просили его комара заклясть - не заклял…
        - Правильно сделал! - огрызнулся кто-то из рыболовов. - Это вам, кротам, всё едино! А Стенька умный был, так и сказал: «Дураки вы! Сами же без рыбы насидитесь…»
        Наконец с платформы спрыгнул Глеб. Видимо, задерживаться было вообще в обычае юноши. С плеча его, напоминая размерами опавший монгольфьер, свисал пустой рюкзак. Если это под будущую находку, сколько же там копать?
        - Пошли, - сказал он, вручая напарнику сапёрную лопатку.
        Оба кладоискателя двинулись было по направлению к темнеющей невдалеке дубраве, но были окликнуты Андроном.
        - Эй! Филолог! Как тебя?.. Сдай назад! Забыл кое-что…
        Вроде бы забывать Аркадию было нечего, но, раз говорят «забыл», значит забыл. Пожал плечами, извинился перед насупившимся Глебом и трусцой вернулся к платформе. Вскарабкался по железной лесенке, вопросительно посмотрел на монументального Андрона. Тот медленно, с думой на челе вытирал ладони всё той же ветошкой и ничего возвращать не спешил.
        - А ну-ка честно! - негромко потребовал он. - На Дурман-бугор идёте?
        - Понятия не имею, - честно сказал Аркадий.
        - А ты знаешь, что там две экспедиции пропали? - зловеще осведомился эксплуататор вечного двигателя. - Клад-то - заговорённый… На тридцать три головы, между прочим! Молодецких, самолучших… И никто не знает, сколько их ещё положить осталось… Лишняя она у тебя, что ли?
        - И вы в это верите? - с любопытством спросил Аркадий.
        Но Андрон так на него посмотрел, что мировоззрение вновь дало трещину. А тут ещё со стороны озерца пришёл пронзительный вибрирующий вопль. То ли резали кого, то ли учили плавать.
        - Короче, мой тебе совет: деньги - верни…
        - Да я не брал пока!
        - Тогда совсем просто. Скажи: передумал…
        - Н-но… он же на меня рассчитывает… договорились… Да что вы беспокоитесь, ей-богу! Мы же вдвоём идём… Глеб вроде человек опытный… местный…
        - В том-то и дело… - мрачно прогудел Андрон.

* * *
        Родившемуся в аномальной зоне обидно слышать, когда её так величают. Вросши корнями в энергетически неблагополучную почву, сердцем к ней прикипев, он вам может за малую родину и рыло начистить. Поймите же наконец: вы для него тоже аномальны!
        Говорят, привычка - вторая натура, из чего неумолимо следует, что натура - это первая привычка. Однако натурой мы называем не только склад характера, но и окружающую нас природу. Взять любой клочок земли, объявить аномальной зоной - и он, будьте уверены, тут же станет таковой. Почему? Потому что нам об этом сказали.
        И не случайно многие авторы сравнивают наземный транспорт с машиной времени: чем дальше уезжаешь от города, тем глубже погружаешься в прошлое. А в прошлом не только моральные нормы - там и физические законы иные. Кто не верит, пусть полистает учёные труды средневековых схоластов!
        Зная с детства Колдушку как свои пять пальцев, Глеб Портнягин не видел в ней ничего необычного. Вечный двигатель? Делов-то! Пацанами они здесь и не такое мастерили. Другое дело Аркадий Залуженцев, чьё детство прошло в иной аномальной зоне, именуемой культурным обществом. Для него тут почти всё было в диковинку.
        - Это - Дурман-бугор? - поражённо спросил он.
        Увиденное напоминало старую воронку от тяжёлой авиабомбы. Точнее - от нескольких авиабомб, старавшихся попасть вопреки поговорке в воронку от первой.
        - Сколько бы ни рыться, - проворчал Глеб, сбрасывая пустой рюкзак на плотную поросшую травой обваловку. Чувствовалось, давненько никто не тревожил эти ямины шанцевым инструментом.
        - И много тут экспедиций пропало? - как бы невзначай поинтересовался будущий землекоп, втайне рассчитывая смутить напарника своей осведомлённостью.
        Расчёты не оправдались.
        - Если не врут, то две…
        - А причины?
        - Я ж говорю: меня не было, - равнодушно отозвался самоуверенный юноша, высматривая что-то на дне и сверяясь отнюдь не с пергаментом, но с половинкой тетрадного листка.
        - А всё-таки! - не отставал Аркадий.
        - По записи выходит: там… - задумчиво молвил подельник, указав на самую глубокую выемку. - Ну что?.. Раньше сядешь - раньше выйдешь. Лезь…
        Обречённому на заклание стало весело и жутко.
        - А сам-то что ж? - подначил он.
        - Мне нельзя, - коротко объяснил Глеб.
        - А мне?
        - Тебе - можно.
        «Да он же просто суеверный! - осенило Залуженцева. - Ну правильно, на колдуна работает…»
        Вот оно, оказывается, в чём дело! Действительно, человек с предрассудками, копнув разок на Дурман-бугре, может и от разрыва сердца помереть. Или помешаться. У Аркадия же критический склад ума… Да, но археологи-то, по слухам, тоже сгинули!
        - Что случилось с первой экспедицией? - не сумев унять внезапную дрожь в голосе, спросил Залуженцев.
        - Да разное говорят. Давно это было…
        - Ещё при Советском Союзе?
        - Конечно…
        То есть все атеисты. Ощупанный страхом, Аркадий заглянул в котлованчик. Обычно он любил шокировать знакомых дам пренебрежением к приметам, гаданиям и прочей чертовщине, например, не упускал случая публично пересечь след чёрной кошки, даже если ради этого приходилось слегка менять маршрут. Высказывания его также отличались по нашим временам безумной отвагой. Зябко молвить, астрологию отвергал! Впрочем, понимая, что таким образом легко заработать репутацию нигилиста и циника, Аркадий после каждой своей особо отчаянной выходки вовремя спохватывался, и, воздев указательный палец, изрекал торопливо: «Нет, всё-таки что-то есть…» После чего производил перстом пару-тройку многозначительных колебаний.
        Но это там, в городе.
        «Я ни во что не верю… Я ни во что не верю…» - спускаясь бочком по местами оползающему, местами закременелому склону, мысленно твердил он.
        Как заклинание.
        Достигнув дна, обессилел, опёрся на будущее орудие труда. Потом взглянул вверх. Рослый Глеб стоял на травянистом бугорке, как грех над душой. «Убийца», - тоскливо подумал Аркадий и, решившись, вонзил лопату в грунт.
        Что-то звякнуло.
        - Есть!.. - хрипло выдохнул он, сам ещё не веря, что вот так, мгновенно, с первого штыка…

* * *
        - Оно? - с надеждой спросил Залуженцев, выбираясь на обваловку и протягивая Глебу металлический развинчивающийся цилиндр, в каких обычно секретчики хранят печать воинской части.
        Озадаченный работодатель принял находку, отряхнул от земли, с сомнением осмотрел. На древний клад железяка не походила нисколько. Вдобавок на боку у неё обнаружилось загадочное, но явно современное клеймо «Опромет».
        Снова развернул полученную от колдуна запись и углубился в дебри всклокоченного почерка.
        - Больше там в яме ничего не было?
        Аркадий почувствовал себя виноватым.
        - Ничего…
        - А глубоко лежало?
        - Нет, не очень… Да на поверхности почти!
        Всё ещё не зная, как ему отнестись к такой добыче, Глеб взвесил цилиндр на ладони. Затем крякнул, убрал запись и извлёк взамен стодолларовую купюру.
        Щёки Аркадия стыдливо потеплели. Почему-то это происходило каждый раз, когда ему выпадал случай принимать гонорар или даже зарплату. Проделанная работа немедленно показалась ему пустяковой, а пережитые страхи - смехотворными.
        - Я м-могу ещё слазать… посмотреть… - в избытке чувств предложил он, пряча нажитое лёгким, хотя и праведным трудом. - Вдруг не то!
        - Или не то… - процедил Глеб, - или наколол он меня, что клад на аршин в землю уйдёт…
        О сладостное осознание превосходства! Аркадий приосанился.
        - Ну а чего бы вы ожидали? - мягко, но свысока пристыдил он. - Какой-то, простите, колдун…
        - Ничего себе «какой-то»! - оскорбился Глеб. - К нему вон роботов на консультацию носят… Во фишка будет, если и с головами наколол! - с кривоватой усмешкой заключил он. - И не проверишь ведь… Нычка-то уже вынута!
        При упоминании о головах Аркадия метнуло в противоположную крайность: мигом вспомнилась вся глубина унижения, пережитого на дне котлованчика, - и горло перехватило от злости.
        - А если бы я не вернулся? - скрипуче спросил он.
        - А куда бы ты из ямы делся? - не понял Глеб.
        И Аркадий сорвался вновь.
        - Только не пытайтесь меня убедить, будто сами не верите, что Дурман-бугор заклят! - в тихом бешенстве заговорил он. - На тридцать три головы! Молодецких, самолучших… Мне об этом Андрон сказал!
        - Всяко бывает… - уклончиво отозвался Глеб, явно прикидывая, развинтить цилиндр самому или пусть колдун развинчивает. - Может и заклят… Это, знаешь, как с тремя законами роботехники…
        - Да не можете вы в это не верить!.. - плачуще выкрикнул Аркадий. - Что ж вы меня, на всякий случай туда посылали?
        - Ну а вдруг!
        Залуженцев обомлел. С таким цинизмом ему ещё сталкиваться не приходилось ни разу.
        - И вы… - пролепетал он. - Вы вот так, спокойно… могли…
        Глеб с недоумением взглянул на невменяемого подельника - и сообразил наконец, о чём идёт речь.
        - Слышь, ты! - изумлённо оборвал он. - Самолучший! Ты когда последний раз в зеркало смотрелся? Клады-то не от лохов, а от крутых заклинают! Тоже мне, молодец выискался…
        И пока Аркадий Залуженцев моргал, столбенея от новой обиды, Глеб Портнягин решительно развинтил цилиндр. Внутри оказалась вторая половинка листа, на которой печатными буквами было выведено одно-единственное слово: «Годен».
        - Вот же падла старая! - с искренним восхищением выдохнул Глеб.
        Снова сунул записку в цилиндр и, свинтив, непочтительно кинул его в просторный, как монгольфьер, рюкзак.
        Астральная история
        Ментал, астрал и… забыл.
        Борис Завгородний
        Утро последней субботы каждого месяца старый колдун Ефрем Нехорошев встречал в неизменно дурном настроении, а с обеда, по обыкновению, уходил в запой. Колдуны вообще не любят работать за спасибо, и не потому что жадные. Просто заклинания даром не действуют - хоть копеечку, а заплати. Однако с властями тоже не поспоришь: согласно закону о благотворительности, четыре часа в пользу неимущих велено отдавать безвозмездно.
        - Много их там? - недружелюбно осведомился Ефрем, усаживаясь на выкаченную в середину комнаты замшелую плаху. Можно было, конечно, обойтись и простой табуреткой, но плаха производила на ходоков очень сильное впечатление. По легенде, на ней четвертовали когда-то известного баклужинского звездомола и суеплёта Рафлю, стрелявшего из пищали по чудотворному образу. - Ну-ка, глянь поди…
        Тот, к кому обращались, рослый плечистый юноша с лицом, дышавшим суровой уголовной красотой, приоткрыл дверь и выглянул в прихожую.
        - Как всегда, - сухо известил он. - Битком.
        Звали юношу Глеб Портнягин. Месяц назад старый чародей приметил его на проспекте, где тот продавал астральные мечи, точнее - рукоятки от них, поскольку само-то лезвие хрен увидишь и хрен ощупаешь. Вместо сертификата юный прощелыга нагло предъявил справку о досрочном освобождении, но, узнав, что перед ним сам Ефрем Нехорошев, оробел, исполнился уважения, а через пару дней пришёл проситься в ученики.
        - Битком - это плохо… - вздохнул колдун. - Ну ладно, запускай по одному.
        Первый ходок нисколько не походил на неимущего.
        - Мне тут типа акции хотели впарить… - начал было он.
        - Читать умеешь? - холодно прервал его Ефрем.
        - Не по-нял…
        - Ну, выйди прочти, что на двери написано…
        Тот заморгал, но подчинился.
        - «Деловых, политических и мелкобытовых вопросов не задавать…» - с запинкой доложил он, вернувшись. - А какие ж тогда задавать?
        - О высоком о чём-нибудь… о вечном…
        При мысли о вечном посетителя прошибла такая оторопь, что надбровья наехали на глаза, а нижняя губа отвисла самым кретиническим образом. Казалось, лицо его проваливается в глубь веков: неандерталец - питекантроп - австралопитек… Нечеловеческим усилием он заставил себя встряхнуться, вновь обретя более или менее современные черты.
        - А-а… типа подумать можно?
        - Это запросто… Только за дверью. Следующий!
        Следующий, пожалуй, был и впрямь неимущ: дикорастущая борода, сандалии на босу немыту ногу, жёваные брючата, неглаженая рубаха навыпуск. Жена ушла, с работы выгнали, пенсии не предвидится. Малый джентльменский набор.
        - Будет ли разгадана тайна этрусской письменности? - с трепетом осведомился он.
        - Нет.
        Поражённый категоричностью ответа ходок вздернул всклокоченную бороду и недоверчиво воззрился на кудесника.
        - Не было у них письменности, - вынужден был пояснить тот. - Стыдились они этого, стеснялись… Народы-то вокруг грамотные, культурные! Ну вот и писали твои этруски белиберду всякую греческими буквами: дескать, тоже, мол, не лыком шиты… Ещё вопросы есть?.. Давай следующего, Глеб…
        И пока рослый ученик чародея, придерживая за плечи, выпроваживал ошарашенного любителя криптоистории, сам чародей с тоской покосился в угол, где под связками сохнущих дурманных трав таился початый ящик водки.
        - Я насчёт Тунгусского метеорита… - испуганно предупредил розоволикий лысеющий блондинчик.
        - Понято, - кивнул Ефрем. - Значит, так… В латиноамериканской пустыне Наска выложены из камней рисунки… причём такие огромные, что смотреть нужно с самолета… или, скажем, с орбиты…
        - Простите, а при чём тут…
        - Ты не перебивай, ты слушай… Рисунки эти на самом деле мишени. Тунгусский метеорит - промах. Сейчас перезаряжают… Следующий!
        Тут в прихожей случилась некая суматоха, давка, толкотня - и дверь распахнулась, явив в проеме того самого посетителя, которому типа хотели акции впарить. Надумал, значит…
        - В чём смысл жизни? - выпалил он с порога.
        - Чьей?
        - Моей!
        - Отсутствует. Следующий…

* * *
        В установленные законом четыре часа, конечно же, не уложились. Заветных вопросов у населения за месяц накопилось с избытком.
        - Всё, что ли? - обессиленно спросил Ефрем. - Глянь, никого больше не осталось?
        В распахнутую настежь форточку дышал горячим ртом баклужинский июль. Лопасти напольного вентилятора секли воздух с сабельным свистом. Мотор у вентилятора сгорел года два назад, шнур был вырван под корень, так что теперь устройство приводилось в действие зациклившимся барабашкой. Или, как ещё принято говорить, вечным двигателем первого рода.
        Услышав, что ходоки закончились, старый колдун кряхтя поднялся с плахи и пересел на стоящий у стола табурет.
        - Да ладно тебе! - сказал он с досадой Глебу, тут же повалившему исторический древесный обрубок с целью откатить его на место. - Водки лучше налей…
        Сделав вид, что не расслышал, юноша доставил плаху в дальний угол, где снова воздвиг её на попа.
        - Оглох? - Кудесник повысил голос.
        - Может, не надо, а, Ефрем? - отважился ученик.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев нахохлился, засопел.
        - «Не надо…» - ворчливо передразнил он. - А как иначе-то? Думаешь, легко всё ведать? Вот погоди, узнаешь с моё - тоже запьёшь…
        Бормоча что-то камерное, юноша в сердцах смел пучки нечай-травы на пол и переставил початый ящик к ногам учителя. Колдун извлёк бутылку, подбросил на ладошке, звучно её, родимую, чмокнул и со стуком поставил перед собой.
        - Кто-то меня сегодня обещал в астрал взять… - тихонько напомнил Глеб.
        - Оно тебе интересно? - со скукой осведомился чародей.
        - А то!
        - Это поначалу, - утешил колдун, протягивая руку к зелью. - Надоест еще…
        Необходимо было что-то предпринять. Если свинтит первую пробку - потом уже не остановишь.
        - Ефрем, - помявшись, решился Глеб. - А ведь тебя никто за язык не тянул…
        Готовая сомкнуться на горлышке пятерня застыла и медленно опустилась на стол. Кудесник изумлённо обернулся к своему досрочно освобождённому ученичку, но, встретив непреклонный, исполненный правоты взгляд, расстроился и обмяк.
        - Ну не падла ли ты после этого?.. - вопросил он плаксиво.
        - Нет, - жёстко отвечал ему Глеб Портнягин. - Не падла. Взялся учить - учи.

* * *
        Покинуть свою материальную оболочку для старого колдуна Ефрема Нехорошева было раз плюнуть. Сказывалась многолетняя практика - астральное тело выскакивало из физического, как смазанное. Зависнув над столом, оно с тоской покосилось на невскрытую бутылку водки и с нетерпеливым видом принялось поджидать Глеба, которому с непривычки приходилось туго. Накатывал страх, имели место эффекты проваливания и скручивания, а также обычный в таких случаях крупноразмашистый тремор.
        Наконец колдуну это надоело, и он просто вынул ученика из тела, взявши за руку. Астральная сущность, естественно, потащила за собой эфирную и ментальную, так что пришлось их отцеплять и заталкивать обратно. Учи Ефрем Нехорошев детишек плавать, он бы просто спихивал их в бассейн.
        Ошеломлённый внезапным да еще и насильственным переходом в иную реальность, Глеб расплылся было серебристым облачком, но тут же волевой судорогой собрал себя воедино, после чего уставился во все астральные глаза на собственное тело, простёртое под ним на половичке.
        Захламлённая комнатёнка чародея преобразилась: разбросанные как попало предметы заняли предназначенные им места, некоторые исчезли вовсе, а в лопастях вентилятора стал различим зыбкий от проворства барабашка, упоённо пытающийся поймать себя за пятку. Над исторической плахой, подъедая отрицательную энергию, красиво роились угланчики. Из-под койки угрюмо выглядывала учёная хыка, натасканная на непрошенных посетителей.
        Внимание Глеба привлек затаившийся у мышиной норки лохматый полупрозрачный котяра. Удивившись, ученик чародея обернулся и обнаружил, что сам Калиостро (так звали кота) преспокойно дрыхнет на пыльном мониторе. Стало быть, охотилась только его астральная сущность, надеясь, очевидно, что душа какой-нибудь придремавшей мышки тоже рискнёт выйти на прогулку.
        - Ну и как оно? - отдался в сознании Глеба звучный, отдалённо знакомый голос.
        Тут только догадался он взглянуть на учителя и увидел, что за руку его держит отнюдь не старик, а почти ровесник - парень лет двадцати двух с насмешливым, ладно вылепленным лицом. Разумеется, Глеб знал, что сильные души не стареют, но одно дело знать - другое убедиться воочию.
        Далее произошло нечто и вовсе странное. Две устрашающих размеров амёбы (а может, и медузы), возникшие вдруг за плечом помолодевшего Ефрема, стремительно обрели человекообразность и тоже взялись за руки. Колдун оглянулся.
        - Брысь! - прицыкнул он - и призраки сгинули.
        - Кто это?
        - СтрашкИ, - пренебрежительно молвил учитель. - Шлёндают тут, обезьянничают… Ну что? Пойдём прогуляемся?
        Не разнимая рук, они выплыли на улицу прямо сквозь стену - и Глеб ощутил лёгкий приступ головокружения. Всё двоилось: люди, здания. Присмотревшись, он понял, в чём дело: материальный мир не совпадал с духовным. На очертания уродливой коробки кинотеатра накладывались изысканные контуры первоначального архитектурного проекта, искажённого затем строителями. Астральные тела прохожих сплошь и рядом не вписывались в физические, а те - в ментальные. Вокруг некоторых особей что-то клубилось, но не угланчики - помельче, посуетливее.
        - Вирусы, - объяснил Ефрем. - В астрале их тоже полно. Ты к таким лучше не приближайся. Подцепишь болезнь…
        - Какую еще болезнь? - всполошился Глеб.
        - Какую-какую! Душевную! Депрессию, шизофрению… В космос выйти не желаешь?
        - А можно?..
        Вместо ответа Ефрем усмехнулся и скользнул ввысь, увлекая за собой оробевшего ученика.
        Вопреки репутации, космос оказался скорее радужным, нежели чёрным. Виртуальные частицы, которых в вакууме, как известно, до чёртовой матери, разом вышли из небытия. Мироздание пылало и переливалось. Кроме того, оно еще и звучало - величественно, органно, - ужасом и восторгом наполняя юную душу Глеба Портнягина. Тревогу он почувствовал всего раз, когда мимо просквозил ощетинившийся ракетными и лазерными установками серый фотонный крейсер. «Бей землян - спасай Галактику!» - было выведено огромными корявыми буквами на его борту.
        - А это откуда?
        - Из будущего, надо полагать, - уклончиво отозвался учитель и добавил, как бы извиняясь: - Тут ещё и не такое увидишь…
        По-прежнему сцепив руки, они медленно плыли немыслимым туннелем, а впереди подобно полярному сиянию колебалась Мембрана, отделяющая астрал от Царства Небесного.
        - А давно я здесь не был… - задумчиво молвил Ефрем. - Даже что-то и в запой уходить расхотелось… А ты хитрый, Глеб! Ох, хитрый… Знал ведь, чем поманить!
        Крайне лестный упрёк впечатления не произвёл - Глеб был слишком счастлив, чтобы осознать его в полной мере.
        Однако всё хорошее рано или поздно кончается.
        - Пожалуй, для первого раза достаточно, - определил кудесник. Крякнул, отвел глаза. - Слышь… - сказал он, явно испытывая сильнейшую неловкость. - Сейчас вернёмся - ты ящик этот куда-нибудь с глаз долой… от греха подальше…
        Во мгновение ока проделав обратный путь, они проникли сквозь стену в знакомую комнатёнку, где, поражённые увиденным, оцепенело зависли под потолком.
        Телесная оболочка Глеба по-прежнему смирно лежала на половичке. Что же касается физического тела старого колдуна, то, опрометчиво оставленное без присмотра, оно сидело у стола на табурете - и тупо допивало водку.
        Хирургия
        Я ускользнул от Эскулапа
        Худой, обритый - но живой…
        А. С. Пушкин
        Даже приобретя кое-какую оргтехнику, старый колдун Ефрем Нехорошев привычкам своим не изменил и замка во входную дверь не врезал. Трудно было представить себе отморозка, который бы рискнул ради подержанного компьютера подвергнуться нападению учёной хыки, тем более что прецеденты уже имелись.
        Глеба Портнягина тварь давно признала своим, поэтому дверь в квартиру колдуна юноша открывал без боязни. На этот раз он застал хозяина жилплощади в позиции любопытного прохожего, припавшего глазом к щёлке в заборе, что выглядело несколько нелепо, ибо заборов в помещении, понятное дело, не наблюдалось. Стараясь ступать потише, Глеб прошел в кухню, где открыл дверцу холодильника и сунул внутрь пластиковый пакет с приворотным корешком, выкопанным полчаса назад у ворот городского парка.
        Вернувшись в комнату, присел на табурет и стал ждать. Происходящее не составляло для него тайны: старый чародей опять провертел дырку в действительности и теперь напряжённо высматривал что-то в одном из тонких миров. Минут через пять юноша заскучал, и взгляд его перекочевал на пыльного Калиостро, дрыхнущего на пыльном мониторе. Еще через пару минут лохматый котяра задергался во сне, затрепетал и сладострастно распустил когти. Возможно, его астральной сущности посчастливилось-таки подкараулить неосторожную мышкину душу. Колдун тем временем вздохнул, выпрямился и, загладив невидимую дырку подушечкой большого пальца, сокрушённо покачал головой.
        - Ефрем, - позвал Глеб. - А почему ты никогда компьютер не включаешь? Кота будить не хочешь?
        Старый чародей покосился на него и не ответил.
        - Может, ты и в интернет ни разу не выходил?
        Колдун пожевал губами.
        - Интернет… - недовольно повторил он. - Ну был я там… однажды… Баловство! Тот же астрал, только понарошку…
        - А там? - Глеб кивнул в ту сторону, где несколько секунд назад, по идее, зияла дырка для подсматривания в иной мир.
        Ефрем Нехорошев, пришаркивая, достиг стола и мешковато опустился на свободный табурет.
        - А там всё взаправду, - задумчиво молвил он. - Настолько взаправду, что напиться впору…
        - Э! Э! - всполошился Глеб. - Ты это брось! До понедельника же обещал: ни капли…
        - Да помню… - безрадостно откликнулся кудесник.
        Мог ли предполагать Глеб Портнягин, отбывая срок за взлом продовольственного склада, что, освободившись, станет заботливой строгой нянькой престарелого колдуна!
        - Ну чего стряслось-то? - с ленивой насмешкой осведомился он. - Опять человечество на грани катастрофы?
        - Считай, что уже за гранью, - сдавленно сказал чародей. - Оперировать решили…
        - Кого?
        - Нас, Глебушка, нас… Вырежут, к чёртовой бабушке, до последнего метастаза…
        - Ты прям как про опухоль, - заметил Глеб.
        - А мы и есть опухоль, - последовал угрюмый ответ. - Раковая опухоль в потрохах мироздания. Одну планету доедаем, другие на очереди. Так-то вот…
        Глебу стало обидно за человечество.
        - А я тогда кто? - воинственно спросил он.
        - А ты раковая клеточка…
        - Ага, клеточка! - возмутился Глеб. - Клеточки на месте сидят! А мы на иномарках гоняем, видики смотрим…
        - На выборы ходим… - жёлчно присовокупил колдун. - В том-то, брат, вся и штука, что каждая опухоль мнит себя цивилизацией. Помню, - со скорбной гримасой продолжал он, - пришёл ко мне однажды хворый - порчу снять. Оказалось: саркома… Заглянул я к нему в опухоль, а у них там, Глеб, такая философия развилась - Канту не снилось…
        - Где? - ошалело переспросил ученик.
        - В саркоме! - злобно выговорил кудесник.
        - У кого?
        - У клеточек, ясное дело!
        - И… чем всё кончилось?
        - Погнал к хирургу, - нехотя отозвался Ефрем. - Что было дальше - не знаю. Наверно, оттяпал он ему эту хренотень… со всей философией… за компанию…
        Слова наставника прозвучали убедительно и зловеще. Всё же Глеб нашел в себе силы осклабиться:
        - Не жалко было?
        - Жалко, - опечалившись, признался колдун. - Дефиниции мне у них шибко нравились… А куда денешься? Вот и нас теперь тоже… - Стукнул кулаком по колену, гневно ухнул нутром. - И ведь говорили, говорили придуркам: кончайте размножаться - заметят… Куда там! В Европе - ещё ладно: у христиан души одноразовые, сильно не расплодишься. А на Востоке-то - реинкарнация! Вот и достукались… Куда ни глянь - НЛО так и роятся! А это ведь, Глеб, медицинские зонды: исследуют они нас, кое-кого даже вон на анализ берут… перед операцией…
        И столько послышалось в его голосе отчаяния, что юноше и впрямь стало не по себе.
        - Вырежут… - оторопело повторил он. - И… куда мы потом? В Царство Небесное?
        - Жди! Разлетелся! - бросил в сердцах кудесник. - Всё вырежут, понял? И астрал, и Царство Небесное! Я ж сказал: до последнего метастаза!
        Вот теперь, похоже, Глеб испугался всерьёз.
        - Когда начнут? - еле выпершил он.
        Ефрем Нехорошев уклончиво повел бровью.
        - Уже инструменты готовят…
        Глеб вскочил.
        - Да сиди ты! - буркнул колдун. - Это по ихним меркам - уже. А по нашим… - Задумался, прикинул. - Миллениума полтора еще протянем…
        Дрыхнущий на мониторе Калиостро шевельнулся, приоткрыл циничные светло-зеленые глаза и укоризненно взглянул на остолбеневшего Глеба, как бы желая сказать: «Ну а ты что, первый день с ним знаком, что ли?»

* * *
        До встречи с Ефремом Глеб Портнягин неизменно предпочитал мимолётное вечному - и был, пожалуй, прав, поскольку вечное, в отличие от мимолётного, никуда, согласитесь, не денется.
        Выяснив, что конец света отодвигается за грань разумения, он мигом воспрянул духом и двинулся в кухню - похвастаться самостоятельно добытым приворотным корешком. Однако общение с кудесником даром не проходит: приоткрыв уже дверцу холодильника, юноша помедлил, недоумённо сдвинул брови. Вырежут. Чепуха какая-то! Вот так просто возьмут и вырежут?
        Он захлопнул дверцу и пошёл обратно. Старый колдун Ефрем Нехорошев по-прежнему горестно цепенел на табурете.
        - А эти! - с вызовом сказал Глеб. - Ну, которые нас резать собрались… Может, они сами опухоль!
        - Да наверняка… - безразлично ответил чародей.
        - Так может, их раньше, чем нас, оттяпают!
        Кудесник вздохнул.
        - Во-первых, вряд ли. У тех, в ком они завелись, время ещё медленней идет… А во-вторых, нам-то какая разница?
        Юноша подумал и тоже сел.
        - Козлы! - расстроенно сказал он. - Чуть что - сразу под нож! А лечить не пытались?
        - Ещё как пытались! Чума, оспа, сифилис… теперь вот спид…
        - А говорили, чума - это кара Божья…
        Колдун раздражённо дернул бровью:
        - Да там уже не разберёшь: где лечение, где самолечение… В Царстве-то Небесном тоже забеспокоились! Сначала просто промывали…
        - Чем?
        - Водой! Кстати, подействовало… поначалу… Потом опять рецидив. Решили прижигание попробовать - два города прижгли: Содом и Гоморру… Нет чтобы сразу! Не помогло, короче… Растёт опухоль и растёт! Христа прислали. Апостолы - те сразу поняли, к чему он клонит: лучше не жениться. Чтобы, значит, людишек зря не плодить…
        - Эх… - прервал его с чувством Глеб. - Да разве можно с таким народом по-хорошему!
        - По-всякому пытались, Глебушка, по-всякому… Гитлер, Сталин, Пол Пот… Тоже ведь добра хотели - человечество уменьшить, чтобы ни одна сволочь нас в микроскоп не углядела… Ничего не помогает… - Колдун пригорюнился, подпёр кулаком щёку. - Живучие мы, Глебушка… - Он опустил свободную руку почти до уровня пола и меланхолически принялся оглаживать что-то плоское и незримое. Надо полагать, учёная хыка, почувствовав, что у хозяина дурное настроение, рискнула выбраться из-под кровати и теперь, неслышно поскуливая, путалась в ногах.

* * *
        Глеб ворочался на узком ученическом топчанчике, ежеминутно проваливаясь то ли в сон, то ли прямиком в не вырезанный ещё астрал. Мерещились ему (а может, и не мерещились, может, действительно каким-то образом воспринимались) стальные отсветы огромных ланцетов и оглушительный, как армагеддон, шорох сдираемого с лезвий целлофана.
        Понятно теперь, почему человечество одиноко во Вселенной: чуть какая цивилизация разовьется - чик! - и оттяпают, пока метастазы в космос не пустила. А выживают только маленькие, неприметные - вроде жировичков…
        Внезапно ученик чародея обмер и, широко раскрыв глаза, уставился в низкий неровный потолок. Сонливости - как не бывало. Предельно простая, всё объясняющая мысль вторглась в сознание юноши: а что если никакой дырки между мирами не было и Ефрем просто морочит ему голову, раскалывая на выпивку?
        Уже в следующий миг, словно бы подтверждая его подозрение, под дверью обозначилась тусклая полоска света. Клянчить идёт. Глеб запустил руку под топчан и, нашарив конфискованный с позволения наставника ящик, на всякий случай пересчитал горлышки на ощупь. Но нет, шаркающих шагов не последовало - и Глебу стало стыдно. Конечно, измученный воздержанием Ефрем готов на многое, но шутить столь ужасными вещами он вроде бы не должен.
        Значит, всё-таки правда… Не одолев нахлынувшей тоски, Глеб поднялся с топчанчика и босиком покинул свой закуток. Как он и ожидал, старый колдун Ефрем Нехорошев опять стоял, припавши глазом к невидимой дырке в невидимом заборе.
        - Ну что там, Ефрем?..
        Кудесник обернулся, явив взамен привычной насмешливо-страдальческой физии нечто очумелое, рассыпанное на отдельные черты и тщетно пытающееся собраться воедино.
        - Слышь… - растерянно известил он. - Операцию-то… того… отменили…
        - Врёшь!.. - просипел Глеб перехваченным горлом.
        Механически затерев ладошкой незримую дырку, колдун хмыкнул, поскрёб в затылке.
        - Так это обмыть надо… - обессиленно выдохнул Глеб.
        Ефрем встрепенулся, потом насупился и, взвесив предложение на внутренних весах, бесшабашно махнул рукой:
        - Тащи!
        Глеб метнулся в свой чуланчик и спустя секунду возник вновь, свинчивая пробку на ходу. Разлили, чокнулись, выпили.
        - А точно отменили? - жадно спросил ученик.
        - Да точно, точно… Инструменты на место кладут!
        - Кладут! Мало ли что кладут! Может, сроки перенесли?
        Колдун усмехнулся.
        - Поздно уже резать, - развязно пояснил он. - Выяснилось: запущенные мы, Глебушка, неоперабельные. Так что, глядишь, внуки твои еще к звёздам слетают…
        Наперекор стихиям
        Человек не может выиграть у природы.
        Человек не может сыграть с природой вничью.
        Человек не может не проиграть природе.
        Законы термодинамики в популярном изложении.
        С учениками старый колдун Ефрем Нехорошев не церемонился, и редко кто из них выдерживал больше месяца такой жизни: либо спивались, либо сбегали. Один лишь Глеб Портнягин обещал стать небывалым доселе исключением. Смышлёный, упрямый, чем-то он напоминал самого Ефрема: никогда нельзя было с полной уверенностью предсказать, что сей отрок отмочит в следующий момент.
        Утреннюю приборку помещения Глеб начал с того, что, ухватив за шкирку астральную сущность Калиостро, натыкал её носом в астральную лужицу, происхождение которой было очевидно и сомнений не вызывало. Далее, запихнув котяру в его дрыхнущую на пыльном мониторе материальную оболочку (немедленно проснувшуюся и заоравшую), юноша привёл в порядок энергетику, размёл по углам мелкую потустороннюю живность и, возвратившись в своё физическое тело, бодро спрыгнул с топчанчика.
        Вскоре поднялся и сам Ефрем. Хотя вряд ли он спал - скорее тоже шастал по тонким мирам (в противном случае его бы неминуемо разбудил оскорблённый кошачий вопль). Кудесник сел на койке, окинул прищуренным оком прибранную комнатёнку и, одобрительно хмыкнув, покрутил носом, внимая плывущим из кухни умопомрачительным ресторанным запахам. Глеб варил пшёнку.
        Дело в том, что ученик чародея изобрёл оригинальный способ экономить на еде: зайдя в супермаркет и убедившись в отсутствии поблизости цыганок или, скажем, каких-нибудь духовидцев, которых в Баклужино пруд пруди, он попросту изымал астральную сущность из наиболее аппетитного лангета, с тем чтобы позже вложить её в пшённую кашу. Ефрем, разумеется, догадывался, в чём суть, но предпочитал смотреть сквозь пальцы на проделки бойкого ученичка.
        Впрочем, ничто не ново под луной. Вы и сами наверняка не раз удивлялись тому, что свежий, полчаса назад купленный эскалоп оказывается на вкус не лучше картона. Видимо, нехитрый этот приёмчик использовался не одним поколением кудесников, так что в патенте Глебу скорее всего отказали бы. Не случайно ведь, пытаясь однажды тем же способом обезвкусить потребляемую Ефремом водку, хитроумный ученик чародея никакой астральной сущности в ней не обнаружил. Профаны такую водку называют палёной.
        Пока завтракали, Глеб бросал на Ефрема осторожные взгляды, явно что-то прикидывая. Кажется, кудесник пребывал в добром расположении духа, и этим надлежало воспользоваться. Покончив с трапезой, он удалился в комнату. Глеб последовал за ним, прихватив пакет с приворотным корешком и неразборчиво исписанный листок, смахивающий слегка на аптечный рецепт. Вообще следует заметить, что в смысле запутляканности почерка врачи и колдуны вполне достойны друг друга.
        - Слышь, Ефрем… - застенчиво начал Глеб. - Я тут один спелл кастанул. Вернее, не кастанул еще…
        - Что-о?! - вскипел чародей, оборачиваясь. - Ты где этой гадости нахватался? Я т-те такой спелл кастану - астрала не взвидишь!
        Иноязычных словес он на дух не переносил.
        - Родной речи мало? - гремел Ефрем. - Чтобы я больше от тебя такого не слышал! «Марихуа-ана», - язвительно передразнил он кого-то. - Ну почему попросту не сказать: иван-да-марья?..
        Здесь, конечно, старый колдун перегнул. Да, наплыв чужеземных речений - бедствие, но оно вызвано необходимостью смягчить выражения. Отсутствие иносказаний подчас смерти подобно. В том же Баклужино жулика, к примеру, могут побить штакетником, а на дилера как-то рука не поднимется, хотя это в общем-то синонимы. Опять же слово «главарь» куда понятнее нам и роднее, чем «президент», однако никто в здравом уме, будь он хоть трижды патриот, такой замены не потребует.
        Тем не менее бушевал Ефрем долго и громко. И всё это время Глеб Портнягин, терпеливо переминаясь, стоял перед ним в позе царевича Алексея с известной картины Ге.
        Наконец гроза пошла на убыль.
        - Так какой ты там спелл кастовать собрался? - ядовито осведомился кудесник.
        Глеб шмыгнул носом и развернул бумажку.
        - Тут это… пенитенциарная магия…
        - Петиционная, что ли? - брюзгливо переспросил Ефрем.
        - Ага, - торопливо исправился Глеб. - Петиционная…
        - А корешок зачем?
        - Н-ну… на всякий случай.
        - Положь обратно, - буркнул старый чародей и, пока юноша выполнял приказ, углубился в тезисы. - Ну и что ты тут наворотил? - накинулся он на вернувшегося ученика. - Мало я тебе хренОв за клептокинез выписал?
        Глеб зарделся, потупился. Действительно, за клептокинез ему в прошлый раз влетело по первое число.
        - Нет, ну я ж теперь по-честному… - возразил он обиженным баском. - Выиграет сусловский «Ливерпуль» у нашей «Албасты» - курить брошу…
        Чародей с жалостью глядел на юношу.
        - Заруби себе на носу, - проникновенно молвил он. - В профессиональный футбол лучше не лезть. Там уже всё схвачено. Там такие колдуны работают - не тебе чета… И второе: никогда не ставь условий. Курить он бросит! Этого, знаешь, ни одна стихия не любит…
        - А если наоборот? - поспешно предложил Глеб. - Курить брошу прямо сейчас, а взамен попрошу… - Он взглянул на кислую физию учителя и, смешавшись, умолк.
        - Да пойми ты… - мученически кротко принялся втолковывать кудесник. - Вот обращаешься ты к стихии. А что такое стихия? Ту же растительность возьми… У каждой травинки свой трепет, свой колотун. Слабенький, правда, но… Травинка к травинке, трепет к трепету - и, глядишь, рождается из общей дрожи - что? Правильно, единая душа. Коллективное бессознательное. Юнга читал?.. А теперь прикинь, сколько у нас травы. А деревьев! А мхов, а лишайников всяких! И этой стихии ты ставишь какие-то условия? Да она - природе ровесница! Что ей твое курево? Тьфу!..
        Юноша мрачнел на глазах.
        - Значит, не надо, говоришь?..
        - Да почему ж не надо? - удивился Ефрем. - Надо! Я ведь тебя, упёртого, знаю: пока шишек не набьёшь, не успокоишься. Решил с куревом завязать? Завязывай. Оно и для здоровья полезней… Только учти, просьбой на бумажке тут не обойдёшься. Такое положено вслух колдовать и под музыку… - Он не глядя ткнул пальцем в угол, где валялся изрядно пропылившийся туттут - местная разновидность тамтама, только чуть поглуше. - И определись, к какой стихии будешь обращаться. А то ведь у каждой свой ритм - в него ещё попади попробуй…
        - И попробую! - буркнул Глеб.
        - Попробуй-попробуй… Когда, говоришь, матч?
        - На той неделе.
        - Вот на той неделе и посмеёмся…

* * *
        Понятно, что неделя выдалась шумная. Ритмические упражнения Глеба достали даже Калиостро - котяра покинул налёжанный монитор и ушел в форточку. Угрюмая хыка отступила в чёрные подкроватные глубины, где, вполне возможно, таился лаз в иное измерение. Потом начал запинаться вентилятор - барабашка то и дело сбивался с такта. Один лишь Ефрем Нехорошев, казалось, был доволен происходящим и веселился от души, глядя на серьёзного старательного ученика.
        - Слышь, Глеб! - поддразнивал он. - А ты знаешь вообще, откуда слово «спорт» взялось?
        - Из Англии…
        - Хрен там - из Англии! От нашего слова «спортить». Был мужик - как мужик, землю пахал, а спортили - смотришь: полоска сорняком поросла, а ему и горя мало - знай себе мячик пинает… Ну чего уставился? Барабань, барабань, не отвлекайся давай…
        Старый колдун ошибался редко. То ли мяч оказался слишком круглым, то ли Глеб обратился за помощью не к той стихии, то ли в дело из вредности вмешался сам Ефрем, но столичный «Ливерпуль» продул баклужинской «Албасте» с крупным счётом.
        - Ну что? - возликовал чародей, когда компьютер выдал результат матча. - Уразумел, дитятко? Природу, брат, не наколешь! Стихия, она и есть стихия: куда хочу, туда ворочу… Выслушать - выслушала, а всё назло сделала!
        - Зато курить бросил! - огрызнулся Глеб, старательно избегая охального взгляда колдуна.
        - А! Ну, если с этой стороны, тогда конечно… Вроде как закодировался, да? А «Ливерпуль»-то твой всё ж припух!
        - Почему мой?
        - Так ты ж за него просил!
        Тут Глеб повернулся наконец к Ефрему, и обнаружилось, что физиономия у воспитанника, вопреки ожиданиям, самая довольная.
        - Просил за «Ливер», - ухмыльнувшись, согласился он. - А ставил на «Албасту». Система…
        Пираты обоих полушарий
        Не ложися на краю…
        Колыбельная
        Всю ночь снилась какая-то дрянь. Сначала Портнягин гонялся за кем-то с оружием в руках, потом, когда у него кончился боезапас, кто-то стал гоняться за ним и под утро прикончил самым унизительным образом, воткнув канцелярскую кнопку в позвоночник. Было не больно, но очень обидно. Портнягин лежал ничком у подножия дурацкого серо-зелёного баобаба, обездвиженный, с кнопкой в спине, знал, что убит, и задыхался от бессильной злости.
        С этим чувством он и проснулся. Поёживаясь от неловкости, поднялся, убрал постель, накрыл узкий топчанчик позитивно заряженным байковым одеялом, если и похожим на тюремное, то лишь с виду. Запомнившийся клочками сон по-прежнему вызывал раздражение. Во-первых, не надо было спрыгивать с дерева. Сидел бы и сидел себе в листве. Во-вторых, дура-напарница. Чёрт её знает, откуда она такая взялась! Тётенька лет сорока в ярком демаскирующем пончо, вдобавок унизанная гремучими цепочками, браслетами, кольцами. Мечта снайпера. В течение всего сновидения незнакомка путалась под ногами, бренчала, отсвечивала и заслоняла собой сектор обстрела. Если бы не она, хрен бы его загнали на баобаб!
        Ощущая себя разбитым физически и духовно, ученик чародея выбрался из своего чуланчика и, убедившись, что старый колдун Ефрем Нехорошев ещё почивать изволят, побрёл к двери совмещённого санузла. Ну вот с чего бы такое могло присниться? В компьютерные бродилки-стрелялки Глеб не играл уже месяца два. Некогда было…
        Почистил зубы - почисть чакры. Но для начала, как советует наставник, неплохо бы проверить себя на предмет порчи или сглаза. Портнягин взял со стеклянной полочки стакан, налил в него с горкой святой воды из графинчика, сосредоточился и чиркнул спичкой. Разумеется, от себя, ибо чиркать к себе - как говорят, великий грех, да и глаз выжечь можно. Вовремя перехватил спичку за спёкшуюся горячую головку, выждал, пока хвостик сгорит дотла, бросил в воду. Хрупкий древесноугольный червячок стал торчком, затем внезапно взял и утонул.
        Так…
        Портнягин нахмурился и, отставив стакан, затеплил тонкую церковную свечу. Слабое потрескивание фитилька свидетельствовало отнюдь не о качестве продукции, как подумал бы какой-нибудь отпетый материалист, но о локальном нарушении работы одной или нескольких чакр (сглаз). Тонкий шлейф копоти говорил о наличии посторонней программы (порча). И то и другое прослеживалось, правда, в лёгкой форме, и тем не менее результат озадачивал. Вчера вечером всё было в порядке. Получалось, что Глеб нахватался отрицаловки во сне.
        Надо будет с Ефремом потолковать… когда тот продерёт ясны очи. А пока - что ж - займёмся самолечением.
        Как известно даже малым детям, энергетическую чистку надлежит проводить по нисходящей, начиная с верхней чакры. Портнягин поднял над макушкой горящую свечу и принялся совершать ею троекратные круговые движения по часовой стрелке. Треск и копоть не прекратились, и обряд пришлось повторить. Сверху и спереди это сделать легко. А вот чиститься со спины - всё равно что одному в бане мыться: и руки коротки, и некого попросить об одолжении. Того гляди лопатку прижжёшь…
        Когда наконец ученик чародея добился духовной чистоты, то есть ровного горения фитилька, ощущение разбитости частично исчезло, однако усталость уходить всё ещё не желала. Тогда подхарчимся энергией. Портнягин сел на табуретку и, держа свечку перед собой, сделал первый вдох, представляя, как тепло и свет входят в самую серёдку его закапанной воском макушки. При выдохе прогонял волну вниз, к ногам.
        Ну вот, уже гораздо лучше. Теперь главное - уберечь и сохранить достигнутое. Упражнение довольно простое: не вставая с табуретки, мысленно намечаем светящуюся точку над темечком и мысленно же запускаем её на манер орбитальной станции по спирали от головы до пят и обратно, постепенно убыстряя вращение, пока не получится непроницаемый кокон. Ефрем говорил, что со временем привыкаешь ставить такую защиту моментально, автоматом - при малейшем подозрительном шорохе в астрале.

* * *
        Совмещённый санузел ученик колдуна покидал совершенно другим человеком. Как будто заново родился.
        Ефрем ещё дрых без задних ног. Портнягин подошёл к самодельному стеллажу с эзотерической литературой, провёл пальцем по корешкам сонников. Наиболее соблазнительно выглядели два ископаемых фолианта с застёжками, но их-то Глеб как раз решил не трогать. Во-первых, там всё наверняка на древнерусском, а во-вторых, вряд ли нашим пращурам являлись во снах канцелярские кнопки. Поколебавшись, выбрал относительно новое издание и переместился с ним за стол. В списке статей «баобаба» не обнаружилось, и Портнягин решил попытать удачи со словом «дерево».
        Ага, есть! «Дерево, основной частью которого следует считать ствол, является символом мужских половых органов». Нет, пожалуй, ствола у приснившегося баобаба, можно сказать, не было вообще - так, ветви одни, мощные, правда, развилистые. Ну-ка, дальше… «Если мужчина видит во сне какое-нибудь дерево, то это говорит об его интересе к гомосексуализму».
        Портнягин выпрямился, стиснул зубы, потом медленно закрыл книгу и, взглянув на обложку, на всякий случай запомнил фамилию автора.
        Справившись с неприязнью, открыл снова. «Мужчина, сидящий под деревом…» Фигня! «Если Вы сажаете дерево…» «Если Вы рубите дерево…» Тоже фигня… А! Вот! «Увидеть во сне экзотические деревья в ходе увлекательного путешествия - к тому, что все горести и печали быстро забудутся». Что ж, неплохо… «Если во сне Вы залезли на дерево, то Вас ожидает блестящая карьера». Ну, это мы и сами знаем… Так! Вот он, наш случай: «Если во сне Вы упали с дерева и сильно ударились, то, несмотря на все Ваши попытки, Вам не удастся довести до конца задуманное. Возможно, Вы потеряете работу».
        А он сильно ударился? Помнится, удара не было вообще. Да и не упал он вовсе, а сам спрыгнул, поскользнулся просто… Посмотрим-ка «незнакомку».
        «Встреча с незнакомцами может являться признаком как добра, так и зла. Всё зависит от того, какое впечатление на Вас производит внешность этих людей».
        Портнягин пожал плечами. Внешность у нечаянной напарницы была не добрая, не злая, а самая что ни есть дурацкая. Да и поведение не лучше… Едем дальше. Убийство. «Если во сне Вас пытаются убить - будьте предельно осторожны на улице и бдительны за рулём…» Такое впечатление, что сонник составляли бывшие менты.
        Та-ак… А что у нас с «канцелярской кнопкой»? Ого! Довольно много. «Видеть во сне канцелярскую кнопку предвещает разумное решение в спорном вопросе. Сесть на неё - в голову придёт оригинальная идея, осуществление которой может принести известность и достаток».
        Вот и думай теперь…
        - Доброе утро, Глебушка… Сновидения толкуешь?
        Насмешливый голос наставника застал по обыкновению Глеба врасплох. Старый колдун Ефрем Нехорошев в шлёпанцах и в халате уже стоял посреди комнаты. Бодр, свеж, даже, кажется, умыт. Когда успел? И койка прибрана…
        - Неужто единорог пригрезился? - вкрадчиво, с елейным благоговением осведомился старикан. - Белой масти, небось?
        - Да так, - хмуро отвечал Глеб, захлопывая книжку. - Фигня всякая…

* * *
        Только-только учитель с учеником успели позавтракать, как послышался первый стук в дверь.
        - Ранняя пташка, - заметил Ефрем. - Ну, встреть поди…
        Глеб Портнягин вышёл в прихожую, открыл. На пороге стояла дама лет сорока, облачённая в яркое демаскирующее пончо. Мечта снайпера. При виде открывшего пришедшая отшатнулась с громким бренчанием, поскольку руки её, шея и, как вскоре выяснилось, лодыжки были сплошь унизаны браслетами, цепочками и кольцами. Пару мгновений оба, не веря глазам, смотрели друг на друга.
        - Простите… - жалобно выговорила она, хлопая накладными ресницами. - Мы с вами раньше нигде?.. Откуда-то мне ваше лицо…
        - Ваше мне… тоже… - растерянно отозвался он. - Откуда-то…
        - Вы… не художник?..
        - Н-нет…
        - И-и… к театру никакого отношения?..
        - Нет, - придя в себя, решительно сказал Портнягин. - Вы, наверно, к Ефрему Нехорошеву?
        Обоих можно было понять: заикнёшься, что видел собеседника во сне, - тот, пожалуй, заподозрит тебя в попытке завязать с порога неуставные отношения.
        Огласив комнатёнку дребезгом бронзовых висюлек, так и не оправившаяся от неожиданности гостья проследовала к предложенному ей креслу и, севши, почти полностью накрыла его обширным, как парашют, пончо.
        - Я - Ирина Расстригина… - представилась она с лёгким недоумением, будто уже и в собственном имени усомнясь. - Завлит драмтеатра имени доктора Калигари… - Не выдержав, снова повернулась к Портнягину. - Нет, но… просто поразительно… Одно лицо!
        - У кого? - мигом заинтересовался Ефрем.
        - Да вот у вашего… м-м…
        - Мой ученик, - веско изронил кудесник. - Глеб Портнягин. Неужто кто похожий нашёлся?
        - Приснился… - вынуждена была расколоться она.
        - Ишь, озорник! А подробнее?
        - Мы… переехали… - то ли объяснила, то ли напомнила Ирина Расстригина. - И в первую ночь… такой сон странный…
        - На новом месте приснись жених невесте? - со скабрёзной ухмылкой, предположил старый циник.
        Гостья вспыхнула.
        - Во-первых, я замужем, - известила она свысока. - Если на то пошло, даже и не во-первых…
        - А во-вторых?
        - А во-вторых, не склонна к педофилии!
        Ишь ты! А жальце-то у неё - востренькое. Хотя… В театре работает - там без этого не выживешь.
        - Так, - сказал Ефрем, усмехнувшись в бородёнку. - Сон, говоришь, странный… А что странного-то? Нормальный сон в руку. Увидела молодого парня, пришла, а он тут как тут…
        - Странного - много, - холодно возразила Ирина Расстригина, неприятно поражённая склонностью кудесника к простонародному юмору. - Утром позвонила Зине… нашей костюмерше… начала рассказывать… Она говорит: да что ты?!
        - Так… - насупился колдун. - То же самое приснилось?
        - Да!
        - И тоже переезжала?
        - Н-нет… Насколько я знаю, нет.
        - Другие какие перемены…
        - У Зины? Вообще-то копают под неё… в последнее время… Собственно, не под неё, а под директора, но это всё равно…
        - Ну, копают - подо всех копают… А ещё что странного? Кроме Глеба, конечно…
        - Во сне или наяву?
        - Во сне, матушка, во сне…
        - Жанр, - с брезгливой гримаской произнесла заведующая литературной частью. - Даже не детектив… Экшн. Причём самого вульгарного пошиба… Всю ночь беготня, стрельба… В руках у меня почему-то пистолет… или револьвер… Честно сказать, я не очень их различаю…
        - Нет, ну разница-то есть, - мягко заметил старый чародей.
        - Знаю, - сказала она. - Уже смотрела… Пистолет - знак несчастий, газовый, понятно, к слезам, револьвер - печальное расставание…
        Кажется, ученик колдуна и завлит драмтеатра имени Калигари, не сговариваясь, пользовались одним и тем же сонником. Кстати, а из чего сам-то Глеб ночью палил? Из чего-то с прикладом… оскорбительно допотопного… вроде бы даже однозарядного… С «калашом» он бы их всех сделал!
        Портнягин покосился на учителя и внезапно уразумел, что дело-то, кажется, нешуточное. Нехороший огонёк теплился в желтоватых глазёнках старого колдуна.
        - Много народу поубивала?
        - Да какой из меня стрелок!
        - Наяву - никакой. А во сне - это ещё как посмотреть… Вспоминай давай!
        - Кажется, никого… Мазала всё время…
        - Как одета была?
        - Как сейчас… - испуганно отозвалась мечта снайпера. Беседа всё более напоминала допрос с пристрастием.
        - А он? - Ефрем, не глядя, кивнул на Портнягина.
        - Чуть не прикончил! - не устояв, нажаловалась она. - Палил над самым ухом. Вообще вёл себя… - Ирина Расстригина смерила Глеба неприязненным взглядом, - …не по-джентльменски… Использовал как прикрытие!
        - Ай-яй-яй… - машинально съязвил колдун. Морщинистое лицо его, однако, весельем не светилось. - И как? Помогло?
        - В смысле?
        - Ну… многих он положил? Из-за прикрытия…
        - Понятия не имею! Не до того было…
        - А подружка твоя?
        - Какая подружка?
        - Костюмерша…
        - Ну, не то чтобы подружка… Её танком переехало.
        - Бэтээром, - имел неосторожность вслух уточнить Глеб.
        Брякнули украшения. Учитель и гостья смотрели на Портнягина с нездоровым любопытством.
        - Женщинам танки снятся довольно редко, - вынужден был пояснить он и, видимо, не соврал. Вопреки общему мнению, соврать не так-то просто. Для этого, прежде всего, надо знать правду, а многие ли её знают? Портнягин, например, не знал.
        - Это верно… - подумав, согласился колдун и снова повернулся к сновидице. - Картина в целом ясная, - утешил он. - В театре у вас интрига на полном ходу… Так?
        - Естественно! - с царственным достоинством подтвердила Ирина Расстригина.
        - Зину твою, костюмершу, скорее всего, уволят…
        - За что?
        - Ну если броневичком переехало… Найдут, за что!
        - А избежать… никак?
        - Надо будет, сама придёт… Ты о себе, о себе, матушка, думай! Отстреливалась - хорошо. Ни разу не попала - плохо. А на Глебушку не серчай. Он ведь тебя, получается, защищал. Как мог, так и защищал…
        - Но я пока не просила о защите!
        - А куда ж ты, дурашка, денешься? - ласково сказал Ефрем. - Сон-то - вещий. Сама, чай, по адресу пришла…

* * *
        Плотно закрыв входную дверь за гостьей из ночного кошмара, Портнягин вернулся в комнату, где был встречен неистовым взглядом наставника.
        - Совсем обнаглели! - проскрежетал старый колдун Ефрем Нехорошев. Встал с табурета и заходил взад-вперёд, чего с ним до сей поры, кажется, ещё не случалось, как бы сильно он ни был выведен из себя.
        - Кто обнаглел? - не понял Глеб.
        - Да такие же, как ты, обормоты! - выписал учитель мимоходом чертей ни в чём не повинному воспитаннику. - Нахватаются вершков - и ну дурака валять! Сонтехники хреновы… - Остановился, уставился. - Про броневичок откуда узнал? И тебе то же самое приснилось?
        - Ну да… Что? Вправду вещий сон?
        - Вещий он там… - пробурчал кудесник, снова опускаясь на табурет. - Зловещий… Одно из двух, - малость успокоясь, заключил он. - Либо нюх потеряли… Ну, не знали просто, что ты - мой ученик… Либо отмёрзли вконец, никого уже в грош не ставят… Ох, дождутся они у меня, ох, допрыгаются!
        - Да кто они-то?
        Как и подобает истинному колдуну, ответил Ефрем не сразу. Сначала вымотал душу долгим сердитым молчанием, потом наконец соизволил снизойти.
        - Человек спит, а мозг работает, - бросил он. - На кого?
        - Как это на кого? - опешил Глеб. - Сам по себе…
        Кудесник усмехнулся.
        - Сам по себе, - с горечью повторил он. - Чисто дети малые! Используют черепушку вашу как хотят, а вам, лохам, и невдомёк! Сам по себе…
        - Кто использует?
        - Хакеры, - сказал, как сплюнул, Ефрем. - Пираты… Ну чего разморгался? В астрале, чтоб ты знал, хакерство ещё сильней, чем в Интернете твоём… Всю ночь на обоих ваших полушариях в игрушки играют, а вы думаете, что сны вам снятся!
        - Кто играет? - недобро прищурясь, процедил Глеб Портнягин.
        - Я ж говорю: недоучки всякие вроде тебя… В астрал по ночам хоть не выходи! Понапутают энергетических шнуров своих… от мозга к мозгу…
        - А колдуны?
        - Ну… ты колдунов-то с подколдовками не равняй! - одёрнул ученика Ефрем. - Колдуны - народ серьёзный. Только по крупному заказу спящим мозги ломают. Должника во сне припугнуть… или там сведения какие выудить…
        - Погоди… А сонники?
        - А сонники - сонниками… Приснилось - нехай толкуют! Пожар - к потопу, потоп - к пожару. Фрейду, например, в своё время за это дело большие деньги плочены были…
        - Слышь, - ошеломлённо вымолвил Портнягин, присаживаясь на свободный табурет и пытаясь собраться с мыслями. - Это, что ж выходит? Это выходит, они нас, гады, вчера в одну сеть замкнули?.. Меня, Ирину эту Расстригину, Зинку её… костюмершу… Троих?
        - Да наверно поболе, чем троих. Обычно игроки мозгов пятнадцать вместе цепляют… Скажем, приснился тебе незнакомый город. А он из другой памяти выдернут! «Железо»-то у нас… - Старый колдун Ефрем Нехорошев выразительно постучал себя полусогнутым пальцем повыше виска. - …не чета компьютеру - ёмкое. Вот только программы хреновенькие… - посетовал он.
        - А уберечься как?
        - Обыкновенно. Защиту поставить. Дело нехитрое… На порчу себя утром проверял?
        - Проверял.
        - И что?
        - Чиститься пришлось…
        - То есть ещё и вирусов астральных занесли, - крякнул Ефрем. - Ш-шалопаи!
        По мере прояснения ситуации настроение Глеба стремительно улучшалось. Если виновные - его ровесники, разобраться с ними труда не составит.
        - Выходит, ты Ирине этой лапшу на уши вешал? - с ухмылкой уличил он наставника.
        - Это почему же? - вскинулся тот. - Что я не так сказал?
        - Ну… что сон вещий…
        - Конечно, вещий. Думаешь, кто теперь её умную голову по ночам охранять будет? Ты и будешь.
        - А я умею?
        - Научу. Какие твои годы!

* * *
        Сон Ирины Расстригиной был глубок, но беспокоен. Оба полушария работали на всю катушку. Портнягин обошёл кругом чудовищный баобаб, поглядел ввысь, хмыкнул. Согласно соннику, если женщине пригрезится хотя бы одно-единственное хиленькое деревцо, то, стало быть, она не удовлетворена сексуально.
        А тут такой баобабище!
        Впрочем, нет худа без добра. Зато из листвы хорошо отстреливаться…
        В остальном местность представляла собой плоскую пустыню в стиле Дали с колоссальным, полым, полуразрушенным бюстом какого-то исторического лица на горизонте. Истолковать сей артефакт самостоятельно Портнягин бы не рискнул. Ещё неподалёку громоздился фанерный крашеный сундук, из-под крышки которого выглядывал красный обшлаг с золотыми пуговицами. Должно быть, клочок сна костюмерши Зины.
        - Опаньки! - озадаченно вымолвили сзади.
        Глеб обернулся и увидел двоих вооружённых молодых людей, одного из которых он, помнится, где-то уже встречал наяву.
        - Так это вы, падлы, позавчера в моём сне шарились? - зловеще осведомился ученик чародея. - А если на Ворожейке встречу?
        Те переглянулись.
        - Ошибочка вышла, Глеб, - заискивающе сказал полузнакомый. - Подцепились не глядя, ну и…
        - Второго раза не будет! - истово заверил другой.
        - Не будет, - кивнул Портнягин. - И здесь тоже ничего не будет. Ни бродилок, ни стрелялок. Это нашего клиента сон.
        - Какие дела? - с готовностью вскричал полузнакомый, округлив от искренности глаза. - Что ж мы, не понимаем? Раз сонтехника вызвали… Под охраной, так под охраной. Тем более Поликарпыча клиентура…
        Несмотря на упоминание отчества старого колдуна, обоих явно страшила не столько астральная разборка с Ефремом Нехорошевым, сколько физическая с Глебом Портнягиным.
        - Так мы пойдём… - как бы прося позволения, сказал один - и корсары мозговых извилин попятились, собираясь, судя по всему, сгинуть с глаз долой.
        - А ну-ка тормозни! - последовал негромкий оклик.
        Оба замерли.
        - Канцелярскую кнопку - прощаю… - угрюмо оповестил Портнягин. Чувствовалось, однако, что продолжение ещё последует. Запала тишина. Глеб почесал вздёрнутую бровь - и вдруг махнул рукой. - А, ладно! - решился он. - Пока под охрану не взял… Может, сыгранём разок?
        Шутик
        С кем ты мне изменяешь, память?
        Великий Нгуен
        Глеб Портнягин был свято убеждён в том, что свою ученическую тетрадку в приметной клетчатой обложке он бросил по обыкновению на край тумбочки. Теперь её там не наблюдалось.
        Многие полагают, будто забывчивость - следствие скверной памяти. Они ошибаются. Забывчивость, прежде всего, проистекает из неуверенности в себе. Допустим, лезет человек за бумажником и обнаруживает в кармане пустоту.
        «Куда же я его дел?» - холодеет один.
        «Спёрли!» - мысленно ахает второй.
        И, даже если потом выяснится, что спёрли-то как раз у первого, а второй по рассеянности сунул кошелёк не туда, сути это нисколько не меняет. Нашёлся в другом кармане? Ну, значит, спёрли, а потом испугались и снова подбросили. Версия, понятно, сомнительная, но, когда речь заходит о собственной правоте, тут уж, согласитесь, не до правдоподобия.
        Думаете, почему женщина отлично помнит то, о чём мужчина впервые слышит? Именно поэтому!
        Так вот, склеротиком себя Глеб никогда не считал. С младых ногтей, заметив пропажу какой-либо личной вещи, он брал ближних в оборот - и рано ли, поздно ли, но утраченное ему приносили. В крайнем случае, возмещали стоимость.
        Сложность, однако, заключалась в том, что, кроме самого Глеба, в узкий снабжённый бойницеобразным оконцем чуланчик, где он обитал на правах ученика, никто с утра не входил - во всяком случае, из материально оформленных сущностей. Волей-неволей пришлось выдвинуть ящичек, потом открыть дверцу тумбочки и, не найдя в её недрах искомого, испить чашу унижения до дна - заглянуть под топчан.
        Под топчаном имелось всё что душе угодно, включая початый ящик водки, принятый позавчера на хранение у склонного к запоям наставника. Не было только тетрадки.
        В задумчивости юноша покинул тесное своё обиталище и проследовал в комнатёнку, загромождённую древней мебелью и не менее древней утварью. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел у застеленного газеткой стола, одетый по-домашнему, и сооружал нечто напоминающее лорнет с закопченным стёклышком. Мастерил по заказу. Покосился из-под всклокоченной брови на вошедшего и снова сосредоточился на рукоделии.
        - Ефрем, - сердито сказал Глеб. - Ты мою тетрадку брал?
        Чародей восторженно хрюкнул. Вообще был смешлив.
        - Брал, как же, брал! - с язвительной готовностью подхватил он. - Ошибки исправить… Вдруг запятая где не там стоит!
        Срезал, что называется. Продолжать дознание не имело смысла. Даже если и вправду брал, попробуй уличи! Память способнейшего из учеников неизменно пасует перед памятью учителя уже в силу возможной выволочки.
        Вторым внимание Глеба привлёк распластавшийся на мониторе серо-белый кот Калиостро. Дрых он там чуть ли не со вчерашнего вечера, что, впрочем, ни о чём ещё не говорило, поскольку алиби у кошек нет и быть не может - в связи с их способностью находиться одновременно в нескольких местах. Специальная литература полна историй о котах с двумя, а то и с тремя хозяевами. Проникнуть в запертое помещение для этих тварей тоже не проблема. Однако с лохматой серо-белой бестией Глеб чуть ли не в первый день своего ученичества заключил пакт о ненападении. Допустим даже, что котяра, рискуя испортить отношения, уволок тетрадку из вредности, но ведь не дальше чуланчика! Сквозь дверь он бы её никак не протащил… А чуланчик Глеб только что обыскал.
        Ладно, положим, материальные сущности отмазались. А что с нематериальными? Учёная хыка отваживается выходить из-под койки на долгую прогулку только в безлунные ночи при выключенном свете. Днём её вылазки редки, мгновенны и обязательно связаны с изгнанием нежеланного посетителя, дай ему Бог здоровья, если, конечно, получится. Однако с утра в дом кудесника никто самовольно не вламывался, а тетрадка лежала себе на тумбочке. Стало быть, и на хыку стрелки не переведёшь…
        Оставался всего один подозреваемый.
        Портнягин приблизился к яростно вращающемуся напольному вентилятору, лишённому шнура и мотора.
        - Ефрем, - снова позвал учителя ученик. - А он всё время его крутит или как?
        - Барабашка-то? - откликнулся тот, склонив над столом редеющие нечёсанные патлы. - Всё время… Никак сам себя, бедолага, не ухватит. Проворный…
        - И с чего его так зациклило?
        - А с чего вас перед игровыми автоматами циклит? - с ухмылкой отвечал колдун. - Вот и его с того же… Азарт, Глебушка, азарт! Вся разница: вам-то, слышь, то поспать надо, то поесть, то на работу сходить… А ему ж ничего такого не требуется. Энергетика… - Ефрем выпрямил хребеток, приставил собранный лорнет к правому глазу, посмотрел на дребезжащий подпрыгивающий ветряк и, судя по гримасе, остался доволен изделием. - Поди взгляни…
        Глеб подошёл, взглянул. Обычно старикан запрещал ему баловаться приборами астрального видения: сам, дескать, духовное зрение развивай! Вообще держал в ежовых руковицах… Но тут, конечно, случай был особый: своей работой - да не похвастаться?
        Физический мир сквозь закопченное стёклышко был почти не виден. Зато явственно проступил астрал: в частности, увлечённый ловлей собственной пятки барабашка, заодно приводящий в движение лопасти вентилятора. Строго говоря, барабашки четвероруки, но так уж принято выражаться: за пятку, мол, себя ловит.
        - Да, круто подсел пацан… - заметил Глеб, возвращая хитроумное, хотя и простенькое устройство. - А домовые к тебе не заглядывают?
        - Гоняю я их… - с кислой миной промолвил Ефрем. - Зверушки ничего, забавные, но линяют. И ладно бы физически, а то ведь весь эфирный слой от них в пуху…
        - Значит, забредают иногда, раз гоняешь?
        - А что это ты вдруг про них?
        - Тетрадка у меня пропала! - досадливо напомнил Глеб. - Вот думаю теперь, кто взял…
        - А чего тут думать? - удивился колдун. - Если нечисть какая спрятала, вежливенько попроси вернуть. А не вернёт - матом обругай, они этого сильно не любят, особенно домовые…

* * *
        С лёгкой руки репортёров, введённых в заблуждение недобросовестными свидетелями, принято считать барабашек городской разновидностью домового. Когда подобную нелепость повторяет обыватель, его трудно за это винить, но, когда то же самое слышишь от человека, имеющего дерзость называть себя специалистом, право, досада берёт. Невозможно даже вообразить более далёкое от истины утверждение, однако оно уже становится расхожим.
        Дальше, как говорится, ехать некуда!
        И стоит ли удивляться уровню профессиональной подготовки, если рынок заполонили проходимцы и самоучки, овладевавшие азами ремесла по одноразовым (и, как правило, уже использованным!) учебникам магии, а то и вовсе по комиксам. Будучи прямым наследником заборной живописи, данный вид бумажной продукции, несмотря на отчаянную борьбу министерства просвещения с грамотностью, у нас до сих пор приживается неохотно. И слава Богу! Вся эта эзотерика в картинках и оккультные книжки-раскраски способны лишь ввести потребителя в заблуждение, поскольку астральная фауна представлена в них с вопиющими ошибками.
        Между тем достаточно сравнить носопырку домового с дрыхальцем барабашки, чтобы уяснить, до какой степени несходно их строение. То же касается и остальных органалей. Далее. Барабашка - исключительно потустороннее существо, способное, правда, перемещать физические предметы. Домовой, напротив, одинаково хорошо чувствует себя по обе стороны незримой грани, отделяющей грубоматериальный мир от тонкоматериального. Обычно он является нам в виде обаятельного пушистого зверька, но может принять и облик морщинистого карлика в ношеной национальной одежде. И наконец главное: домовые в отличие от барабашек владеют членораздельной речью.
        Происходя от разных корней, принадлежа к заведомо нескрещивающимся видам (барабашки вообще почкуются), и те, и другие тем не менее делят один ареал и зачастую ведут себя очень похоже, что, видимо, и послужило причиной досадной путаницы.

* * *
        - Шутик, шутик, поиграй и отдай! - вежливо попросил Глеб Портнягин, сильно подозревая, что без мата тут всё-таки не обойтись.
        Потом вспомнил, что под приглядом ни барабашка, ни тем более домовой никогда ничего не возвратят, и отвернулся. Выждав с полминуты, украдкой покосился на тумбочку. Там, как и предполагалось, было по-прежнему пусто. Глеб набрал уже воздуху, собираясь приступить ко второму, решающему этапу убеждения, когда заметил вдруг торчащий из-под подушки клетчатый уголок тетради.
        Ну то-то же…
        Кто бы это, интересно, проказничал?
        Созерцать потустороннее, не покидая при этом бренной своей оболочки, Портнягин ещё не умел, так что застукать незримого озорника можно было всего двумя способами. Первый: временно позаимствовать собранный Ефремом приборчик. Второй: возлечь, как полагается, на топчан, отрешиться, сосредоточиться - и выйти в астрал целиком. Посомневавшись, Глеб остановился на втором варианте, поскольку первый был чреват нешуточной разборкой.
        Лёг на спину, изгнал мысли - и вскоре ощутил дрожь, сопровождаемую примерно тем же дребезжащим звуком, что издавал разгоняемый зациклившимся барабашкой напольный вентилятор, только гораздо громче, словно вертушку вставили прямиком в череп. Затем ученик чародея почувствовал, как тело его (астральное, разумеется) всплывает над топчаном. Предметы налились тусклым светом неопределённого оттенка, из стены справа вынырнула стайка полупрозрачных удлинённых клочков позитивной энергии и, торопливо пересёкши тесное помещение, сгинула в той стене, что слева. Продолговатики.
        Внезапно Глеба с необоримой неспешностью развернуло и поставило торчьмя, хотя сам он ничего подобного делать не собирался. На секунду стало страшновато, однако вскоре Портнягин сообразил, что астральное тело просто-напросто выполняет установку, неосознанно данную хозяином перед вылазкой в тонкие миры. А установка была: выйти на виновного. Наконец невидимая сила уткнула Глеба лицом в простенок между углом и дверью. Всмотревшись, он различил контуры некрупного барабашки, припавшего к эфирной притолоке. Хватательный рефлекс в отличие от логического мышления в астрале не утрачивается - напротив, обостряется, и, прежде чем ученик колдуна успел оценить собственные действия, его пятерня, не дожидаясь приказа, сграбастала прозрачный загривочек твари, сопротивления, кстати, не оказавшей.
        Поначалу Глебу почудилось, что барабашка - тот самый, из вентилятора. Хотя их ещё поди различи! Да и Ефрем недавно сказал, что, если зациклился, то навсегда… Или опять пошутил?
        Пройдя с неожиданной добычей прямо сквозь хлипкую гипсолитовую переборку, Портнягин вновь очутился в комнате, но учитель был там уже не один. Клиент пожаловал.
        Старый колдун бросил неприязненный взгляд на физически незримого питомца, однако смолчал и знака удалиться не подал. Поэтому Глеб счёл себя вправе подождать конца визита, так сказать, инкогнито. Вентилятор трясся и дребезжал, как всегда.
        - Ну, что тебе тут можно посоветовать… - неторопливо вещал Ефрем. - Лестница у тебя в особняке как закручена? По часовой стрелке или против?
        Клиент был исполнен почтения.
        - Если поднимаешься - против… - отвечал он как на духу.
        - Вот! - Старый колдун многозначительно понял палец. - Потому-то у тебя с делами порядок, а дома нелады… Ты ж, Господи прости, в офис-то свой из особняка, получается, по часовой стрелке идёшь, а домой-то возвращаешься - наоборот! Вишь, незадача какая… - Ефрем задумался. Клиент смотрел на него с надеждой. - Слышь! - вскричал осенённый чародей. - А ты возьми и вторую лестницу пристрой! Чтобы, значит, и подыматься так же, как спускаешься, по часовой… Или накладно?
        - Что вы, что вы! Какое «накладно»! Да я ради семьи…
        - Вот и славно… Теперь паркет. - Колдун опечалился, помотал бородёнкой. - С паркетом - бяда-а…
        - А что такое? - всполошился клиент.
        - Ну как… Ежели, не дай Бог, хоронить кого, гроб-то положено вдоль половицы ставить! Иначе повымрут все! А как ты его на паркете вдоль половицы поставишь? Крути, не крути - всё поперёк получается!
        - И как же тогда? А то линолеум, знаете… несолидно…
        - Значит, обычай такой: купи новые тапки, отдай у церкви и, помянув усопшего, скажи: «Нам в разные стороны».
        - Вслух?
        - Можно и про себя…
        Чужой барабашка понуро свисал из ухватистой пятерни Глеба без единой попытки вырваться и лишь иногда вяло поджимал четырёхпалые ручонки. Странно. Ефрем предупреждал: брыкучие, хрен удержишь… Может, больной? Как бы от него ещё инфекцию какую-нибудь астральную не подцепить…
        Тем временем владелец особняка расплатился, откланялся и в задумчивости отбыл. Лестницу пристраивать пошёл. Или тапки покупать. Старый колдун с интересом повернулся к энергетической ипостаси ученика.
        - Гляди-ка! - одобрительно заметил он. - И впрямь поймал… А чего это он у тебя квёлый такой?
        - Да я вот тоже думаю: вдруг заразный… - озабоченно отозвался Глеб.
        - Покажи-ка поближе…
        Портнягин подплыл к Ефрему, предъявил задержанного.
        - Не-е… - приглядевшись, успокоил наставник. - Зараза тут ни при чём. Это, видать, тяпнул его кто-то… Лапка-то, а? Ай-яй-яй-яй…
        Действительно, задняя хватательная конечность потустороннего существа была заметно тоньше, прозрачнее других и вдобавок рахитично скрючена.
        - И кто же это нас так тяпнул? - задумчиво продолжал Ефрем. - А-а… Понятно. На хыку нарвался, - сообщил он Глебу. - Может, даже и на нашу…
        - А разве хыки негативку хавают? - усомнился ученик.
        - С голодухи? Запросто!
        - И что с ним теперь делать?
        - Ну не наказывать же! - резонно молвил колдун. - И так вон досталось задохлику… Тетрадку, небось, из последних силёнок прятал… Сразу вернул или материть пришлось?
        - Сразу.
        - Ну вот видишь… Отпусти. Может, ещё оклемается…

* * *
        Снова преодолев гипсолитовую перегородку, Глеб Портнягин, колеблясь в обоих смыслах этого слова, завис посреди чуланчика. Отпускать пойманных на месте преступления барабашек ему ещё не доводилось. Просто разжать кулак: ступай, дескать, на все шесть сторон? А ну как не захочет? Ну как останется и опять что-нибудь заныкает?
        Однажды Ефрем в присутствии Глеба выхватил из воздуха нечто недоступное глазу и кинул ко всем чертям сквозь стену. Кстати, а вдруг не сквозь? Вдруг именно об стену? Точнее - об эфирный её эквивалент…
        Живодёром Портнягин никогда не был. Пусть даже наставник уничтожил в тот раз нечто зловредное, но сейчас-то случай другой… В сомнении Глеб подплыл к внешней капитальной стене и, бережно просунув руку с барабашкой во двор, растопырил пальцы.
        Ныне отпущаеши…
        Физическое тело Портнягина лежало навзничь на топчанчике и, прикрыв веки, с блаженным идиотизмом улыбалось в потолок. Каждый раз после выхода в астрал, вновь одеваясь, как говорят староверы, в ризы кожаные, Глеб неизменно испытывал неловкость за свою бренную оболочку, хотя прикид у него, конечно, был - позавидуешь: рост, размер, покрой. Да и качество - дай Бог каждому!
        И вот тем не менее…
        Совсем уже собравшись вернуться в наш суетный мир, ученик чародея внезапно уловил лёгкое движение в изголовье топчанчика. Вернувшийся со двора барабашка пытался ослабевшей, но всё ещё шаловливой ручонкой запихнуть уголок тетради под подушку. Прятал.
        Решительно облачась в грубую материю, Глеб покинул чуланчик.
        - Ефрем! - хмуро молвил он, снова появляясь в комнате. - Может, подкормить его сначала? Пропадёт же…
        - А что ж? - согласился покладистый чародей, снимая очки и кладя на стол чёрную книгу. - Подкорми…
        - Как?
        - А посади вон на плаху…
        Оба посмотрели в угол, где стоял набрякший негативной энергетикой замшелый плоский пень, на котором, согласно легенде, простился когда-то с жизнью известный Рафля.
        - В самый раз для барабашки, - заверил Ефрем. - Заодно угланчиками подхарчится… Вон их сколько! Роем ходят…
        Действительно, даже не навострившийся ещё глаз ученика и то различал слабое поползновение стеклистых пузырьков над трухлявым древесным обрубком.
        - Это с тех пор отрицаловка не выдохлась? - недоверчиво хмыкнул Глеб.
        - Подновляем помаленьку… - не стал запираться колдун. - Да и начальный заряд сильный был… Мало, что казнили, ещё и надсмеялись! Рафле-то, слышь, стрелецкий полковник предложил: выбирай, мол, сам, что тебе отрубить…
        - А он?
        - Отрубите меня, говорит, ваша милость, всего сразу.
        - Ловко! - восхитился Глеб.
        - Чего ловко-то? - насупился колдун. - Всё равно четвертовали… Ироды! Ну давай тащи сюда инвалида своего…

* * *
        В отличие от тамтама, туттут требует длительного нагрева - и всё равно звучит глуховато. Плотно задрапировав застеклённую бойницу байковым одеялом, Портнягин расположился на коврике в позе астраханского лотоса, зажёг свечи, спиртовку и, сунув руку под топчан, не обнаружил там инструмента.
        - Шутик, шутик, поиграй и отдай! - процедил он, нечеловеческим усилием воли смирив соблазн сразу же прибегнуть к матерному ритуалу.
        Выждав, взял одну из свечей, посветил под дощатое ложе. Нету.
        Встал, включил лампочку. Туттут преспокойно лежал на топчане. И Глеб Портнягин заматерился всуе.
        Дверь чуланчика приоткрылась.
        - Воюешь? - насмешливо полюбопытствовал старый чародей, окидывая зорким оком спиртовку, свечи, туттут, задрапированное оконце, магические знаки на полу, меловой круг и лежащую посередине финку с наборной рукоятью.
        - А чо она! - в остервенении проговорил Портнягин.
        - Она? - опешил колдун. - Барабашка? Они ж бесполые!
        - Его счастье! - проскрежетал доведённый, видать, до белого каления ученик. - Оторвать нечего, а то бы…
        - Опять спрятал что-нибудь?
        - Всю медитацию мне сломал! - Глеб задул свечи, погасил спиртовку, сорвал одеяло с окна. - Весь расслабон…
        - А чего ты хотел-то? Финку, что ли, на остриё поднять?
        - Ну!
        - Так вроде уже…
        Портнягин обернулся. Холодное оружие стояло отвесно в центре мелового круга - и даже не покачивалось.
        - Брысь! - рявкнул Глеб.
        Финка упала со стуком.
        - Вот ведь дёрнуло меня… - гневно отфыркиваясь, ученик чародея швырнул одеяло на топчан. - Пожалел дистрофика… Нет, но за неделю так обнаглеть, а? Подыхал ведь… А теперь, глянь, отъелся на наших угланчиках - щёки из-за спины видать!
        - Щёки? - прыснул колдун. - Откуда?.. Не щёки это, Глебушка, это у них ощущалки такие. Два пузыря, как у лягушки: надует - и всё ими чувствует. Да-а, братец ты мой, - с удовольствием продолжал он. - Прикормил калачом - не отбить кирпичом. Так-то вот… Ну да не кручинься. Шутик твой вроде из перелётных. До октября пошкодит, а там и на юг махнёт… в горячие точки…
        - До октября?! - ужаснулся Портнягин. - Да я его в святой воде утоплю до октября! Своими руками!.. - Устыдился, поднял с пола нож, положил на тумбочку. - Может, отнести подальше в астрал да оставить? - понизив голос, озабоченно предложил он.
        - Попробуй, - одобрил колдун.
        Бородёнка у Ефрема Нехорошева произрастала реденько, поэтому спрятать в ней ухмылку было крайне затруднительно.

* * *
        Неизвестно, привёл ли Глеб свою угрозу в исполнение, но, судя по его день ото дня мрачнеющей физиономии, привёл и не однажды - разумеется, каждый раз при возвращении обнаруживая в чуланчике всё того же Шутика, успевшего вернуться раньше.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев (сам забавник не хуже барабашки) с наслаждением истинного ценителя наблюдал за развитием непростых отношений воспитанника и приёмыша. Его-то вся эта история, можно сказать, не коснулась. Учёная хыка быстро поняла, что Шутик свой, однако тот, умудрённый горьким опытом, в комнату кудесника по-прежнему даже и дрыхальца сунуть не смел, предпочитая бедокурить в тесных пределах Глебовых владений.
        Так продолжалось около недели. А потом что-то вдруг изменилось. Старый колдун почуял это сразу. Портнягин уже никого не сулил утопить в святой воде, да и сдавленного мата за гипсолитовой переборкой больше не слышалось.
        - Помирились, что ли?
        - А чего ссориться? - невозмутимо отвечал Глеб. - Нормальная зверушка…
        - Не прячет больше ничего?
        - Ну так возвращает же…
        Наставник мудро ограничился кивком. И правильно сделал. Загадочной молчаливости Глеба хватило не надолго.
        - Знаешь, Ефрем… - признался он ни с того ни с сего. - А память-то у меня, оказывается, хреновенькая была…
        Признание прозвучало неожиданно, поскольку самокритичностью Портнягин не отличался никогда.
        - Ну-ка, ну-ка… - с живым интересом поворачиваясь к ученику, подбодрил колдун.
        - Достал он меня, - честно сознался Глеб. - Аж зажлобило! Дай, думаю, и я над ним приколюсь. Говорю: «Шутик, шутик, поиграй и отдай…» А всё на месте, ничего не пропадало, прикинь…
        - Та-ак… И что?
        - Поворачиваюсь, смотрю: лежит на тумбочке сотик - месяц назад на проспекте спёрли… Я опять: «Шутик, шутик, поиграй и отдай!» Приносит цепочку - мне её однажды на Чумахлинке друганы утопить помогли. И началось… Вот не поверишь: что пацаном посеял - всё нашлось. Прямо в чуланчике!
        - Я гляжу, богатый ты был пацан, - заметил наставник, кивнув на украсившие запястье Глеба дорогие наручные часы. - Неужто бабушка подарила?
        Портнягин замялся.
        - Вот насчёт «роллекса»… - удручённо молвил он. - Насчёт «роллекса», Ефрем, чепуха какая-то получается… Ну не было его у меня, не помню! Может, кто другой потерял?..
        Первый отворот
        Трах-тарарах! Ты будешь знать,
        Как с девочкой чужой гулять!..
        Александр Блок
        От рождения Глеб Портнягин был ангельски незлобив. Однако упрямые надбровья и глубоко вырезанная переносица в сочетании с архитектурным завитком подбородка придавали ему вызывающий вид. Пришлось вырасти драчуном.
        Помнится, старый колдун Ефрем Нехорошев, впервые увидев на проспекте юного проходимца, торгующего грубо вытесанными рукоятками астральных мечей, сразу подумал, что хорошо бы иметь такого на подхвате. Пусть даже в смысле магии он окажется бездарен - слабому полу нравятся надменные плечистые задиры. А женская клиентура, надо сказать, всю жизнь была зубной болью старого знахаря.
        Ставши учеником чародея, Глеб Портнягин оправдал надежды полностью. Дамы в его присутствии замолкали и, какую бы глупость он ни сморозил, внимали с трепетом. Крайняя молодость кудесника не только не вызывала у них сомнений - напротив, завораживала, чему вдобавок сильно способствовала скупость мимики, усвоенная Глебом ещё в пору предварительного заключения.
        - Перекрасить ауру? - со сдержанным недоумением спрашивал он. - Зачем?
        - Под цвет глаз, - лепетала посетительница.
        - Да она у вас и так под цвет глаз…
        Из угла слышалось одобрительное покряхтыванье старого чародея. Сам бы Ефрем до такого ответа не додумался. В крайнем случае порекомендовал бы контактные линзы под цвет ауры.
        Дама изумлённо распахивала глаза:
        - Разве? А мне говорили…
        - Кто? - всё так же равнодушно вопрошал Глеб.
        - Ну… - Дама кокетливо поводила плечиком. - Один знакомый…
        - Колдун?
        - Не совсем… Народный целитель. Восточная стоматология.
        - Фламенко, что ли? Который подзатыльниками зубы удаляет?
        - Д-да…
        - Ну, это и мы умеем… - со скукой ронял Глеб. - Короче, выделывается ваш знакомый. Классная аура! «Маренго». Последний писк. Чего ему не нравится?
        Посетительница менялась в лице и, забыв об изначальной цели визита, переводила разговор на приворотные зелья.
        Если же затруднение действительно требовало вмешательства специалиста, Ефрем Нехорошев вылезал из угла и принимался за дело сам, а ученик отступал за плечо наставника, где мог стоять часами, постигая азы ремесла.
        - На душе тяжело, - слезливо жаловалась матрона лет сорока.
        - А ты, матушка, когда последний раз взвешивалась? - с обычным своим грубоватым добродушием интересовался Ефрем.
        - Каждое утро на весы становлюсь…
        На морщинистом челе знахаря изображалась лёгкая досада.
        - Да я не про тело… - ворчливо отзывался он и, не оборачиваясь, подавал знак ученику.
        Вдвоём они усаживали посетительницу поудобнее, затем, погрузив в гипнотический сон, вынимали из неё справненькую стыдливо хихикающую душу и водружали на чашу безмена, собранного из астральных сущностей церковной утвари и косой перекладины могильного креста.
        - Что-то не так? - с тревогой спрашивала матрона, придя в себя после процедуры.
        - Избыточный вес у тебя, матушка… - сокрушённо сообщал ей старый колдун. - Ну а как ты хотела? Душа должна быть тонкой, звонкой, прозрачной. Плоский живот и всё такое… На диету пора садиться… - И, видя испуг на обширном личике, предостерегающе вскидывал морщинистую длань. - Знаю, трудно! А куда денешься? Долг подружке верни, прелюбодеяния сократи в два раза, лжесвидетельствовать прекращай… Так-то вот!
        - А кроме диеты? - скулила несчастная.
        - Н-ну, можно ещё с утра духовную гимнастику попробовать. Скажем, врага своего попрощать… Поначалу разиков этак семь, не больше, а то, знаешь, с непривычки и душу надсадить недолго… Да я тебе все упражнения на бумажку выпишу…
        Текст, конечно, можно было бы вывести и на принтере, однако имидж требовал написания вручную. Промурыжив посетительницу ещё минут десять, Ефрем вручал ей нечто слегка напоминающее клочок пушкинского черновика, после чего вновь передавал бразды питомцу и удалялся на прямоугольный балкончик чуть просторнее посылочного ящика. На углу железных перил гнездились солнечные часы, древнее устройство, изготовленное безымянным волхвом незадолго до Крещения Руси. Врали они безбожно. Недовольно фыркнув, колдун ногтем переводил тень от стерженька на полделения и возвращался в комнату, где его ждала неизбежная разборка с Портнягиным.
        - Ты меня чему учишь? - заходился Глеб, спровадивший к тому времени клиентшу. - Колдовать? Или мозги тёлкам пудрить? Так это я и раньше мог! Что ж мне, всю жизнь на подхвате торчать?
        «Въедливый… - дивился про себя Ефрем. - Того и гляди по уху смажет! Может, и впрямь из него что получится…»
        Тем не менее доверить воспитаннику первую женскую судьбу он рискнул лишь к началу августа.

* * *
        Она вошла без стука и столь стремительно, что Глеб едва успел ухватить за шкирку учёную хыку, алчно устремившуюся из подкроватных недр к незванной гостье.
        - Ефрем Нехорошев… - задыхаясь, произнесла вошедшая. - …здесь живёт?
        Со стола запоздало упала вилка.
        - Значит, так… - с гаденькой улыбкой изрёк старый колдун, переводя честные пуленепробиваемые глазёнки с посетительницы на ученика и обратно. - Нехорошев - это я, только женщины, матушка, того… не по моей части… Вот специалист, прошу любить и жаловать…
        У Глеба стало холодно в животе, он разжал пальцы - и хыка, обиженно ворча, убралась восвояси. Нагнулся, подобрал вилку, положил на стол. Этого дня он ждал два долгих месяца.
        - Нет, позвольте… - возмущённо начала гостья - и примолкла. Перед ней стоял рослый юноша с неподвижным суровым лицом и загадочно бесстрастными глазами. Это подкупало.
        - А я пока пойду прогуляюсь… - тихонько примолвил Ефрем.
        Гостья была сухощава, стремительна в движениях и тверда на ощупь. Во всяком случае, локоток, за который Глеб галантно её поддержал, помогая усесться в кресло, по прочности не уступал чугуну. Такое чувство, что Бог сотворил эту даму из ребра батареи парового отопления.
        Закурила и принялась рассказывать, время от времени яростно выбрасывая дым из ноздрей. Она - предприниматель. Он - кобелина. Завёл кого-то на стороне. Известно даже, кого именно. Требуется отсушить, а когда приползёт обратно, она с ним, козлом, разведётся.
        С задумчивым видом Глеб выслушал историю до конца, затем спросил имя, данное при крещении, и, подойдя к образу Миколы Угодника, затеплил свечу за здравие рабы Божьей Домны. Убедившись в отсутствии копоти, треска и обильных восковых слёз, задул огонёк, вернулся к столу.
        - Да, - молвил он. - Дело не в вас. Дело в нём.
        - Дело в ней! - сверкнула глазами раба Божья Домна, с размаху гася окурок в пододвинутой пепельнице.
        - Фотографии с вами?
        - Да. На дискете.
        - Ну давайте посмотрим…
        На устаревшем громоздком мониторе, разумеется, почивал серо-белый Калиостро, в данный момент сильно смахивавший на лохматый свалявшийся треух. Впрочем, ничего удивительного: сон его был глубок, а в спокойном состоянии астральная сущность кота, как известно, имеет форму шапки.
        Прогонять зверя не стали. Включили компьютер, просмотрели фотографии. Кобелина представлял собою нечто затюканное и одутловатое. В разлучнице же Глеб без особого удивления узнал Танюху Пенскую, чьё бескорыстное мужелюбие давно уже вошло на Лысой горе в поговорку. Если эта особа хотела морально уничтожить мужчину, то бросала ему в лицо, что он-де застёгнут на все пуговицы, - и, право, не стоило пояснять, о каких пуговицах речь.
        - Понятно… - процедил Глеб. - Капнула месячной крови в вино и дала ему выпить…
        Это был обычный Танюхин приём, за что ей не раз влетало от потерпевших, как только о проделке становилось известно.
        Обнадёжив и проводив железную леди до порога, Глеб не в силах сдержать волнения вышел на балкончик. С болезненной гримасой потирая предплечье, ушибленное невзначай о жёсткий бюст гостьи, выглянул во двор. Вскоре из дверей подъезда показалась раба Божья Домна и, с доминошным стуком выставляя каблуки на асфальт, направилась к сверкающему, как антрацит, джипу. Отбыла.
        Возвратясь к монитору, Глеб ещё раз вмотрелся в одутловатые черты неправедного мужа, затем в избытке чувств погладил по башке спящего Калиостро - и ласковая ладонь была немедленно исхлёстана кошачьими ушами.

* * *
        Кончалась первая неделя августа. Илья Пророк уже совершил с особым цинизмом свой антиобщественный поступок, и вода в озёрах заметно похолодела. Продравшись сквозь заросли богохульника, Глеб разулся, подсучил штанины повыше и, зайдя в пруд по колено, приступил к сбору свежих ингредиентов.
        Вчерашняя попытка отвадить кобелину от Танюхи обернулась очередным пролётом. Хлопнув в ресторане «Мёртвый якорь» стопку водки с отворотным зельем (спасибо Алке Зельцер, работавшей там официанткой!), негодяй двинулся отнюдь не домой, но опять-таки к известной особе, у которой и заночевал. Одно из двух: либо сваренное Портнягиным пойло отличалось замедленным действием, либо усохший и сморщенный корешок, извлечённый из холодильника, успел утратить отталкивающие свойства. Как хотите, а слова остудного заговора («…как кошка с собакой, как хохлы с москалями…») Глеб перепутать не мог!
        Неделю назад он начал с того, что попробовал вправить мозги изменщику, воздействуя на него через фотографию. Молодым людям вообще свойственно переоценивать свои возможности. Естественно, успеха попытка не возымела, поскольку требовала куда более высокой квалификации.
        Ничуть не обескураженный первой неудачей, Глеб решил перейти к средствам попроще и понадёжнее: нашептал на медвежье сало, которым раба Божья Домна следующей ночью тайно смазала преступный орган неверного супруга - и вновь безрезультатно.
        После такого облома акции Глеба Портнягина заметно упали. Железная леди стала поглядывать на него несколько вопросительно, а Ефрем - с откровенной ехидцей. Не иначе ждал, что вот-вот запаникует ученичок, кинется к наставнику за советом, а то и за помощью. Ну, жди-жди…
        Портнягин выбрался на осклизлый отлогий берег и призадумался. В отличие от артистов цирка, повторяющих на публике один и тот же трюк, пока не получится, он исповедовал прямо противоположный принцип: в случае провала немедленно пробовать что-либо другое. Беда, однако, заключалась в том, что колдовской его арсенал был пока ещё крайне скуден. Хотя… Если не удалось отворожить кобелину от Танюхи, почему бы не попытаться приворожить его к Божьей рабе Домне? Тоже ведь вариант…
        Портнягин бросил пластиковый пакет с водяной растительностью под вербу и, наскоро вытерев ступни, принялся обуваться.

* * *
        - Ну и как оно? - полюбопытствовал старый колдун Ефрем Нехорошев, завидев в дверном проёме озабоченную физию Глеба.
        - Всё по плану, - заверил ученик, выхватывая из шкафчика крохотный пузырёк тёмного стекла и вновь устремляясь к выходу.
        Подопечного своего он обнаружил за столиком летнего кафе, где тот собирался побаловаться пивком. Задуманное было выполнено дерзко и молниеносно: на пару секунд отведя жертве глаза, Глеб мимоходом выплеснул содержимое склянки в высокий пластиковый стакан. Подопытный мотнул плешью, стряхивая внезапную одурь, и, проморгавшись, поднёс одноразовую посудину к губам. Глоток… второй… третий… Затем поперхнулся, вскочил и ринулся к стойке - выяснять, что за отраву ему налили.
        Пока скандалист препирался с барменом, возле столика возник местный алкаш с землистым, раскромсанным морщинами рылом и, не кочевряжась, проглотил остаток осквернённого пива.
        Дальнейшее достойно удивления. Судя по всему, зелье на кобелину, как и в прошлый раз, ни малейшего воздействия не оказало. Зато причастившийся пойла бомж спустя полчаса уже шастал вокруг особняка железной леди, хрипло исполняя некое подобие серенады, и даже начертал на воротах пронзённое сердце, за что был нещадно травлен бультерьером.
        Что предположить? Или раба Божья Домна достала супруга до такой степени, что его теперь не проймёшь ничем, или кобелина умнее, чем кажется, и заранее принял меры. Скажем, опоясался лыком по голому телу. Ещё, говорят, против колдовских штучек хорошо помогают крапива, плакун и радиоактивная трава чернобыльник. Но лыко надёжнее.
        Самое печальное, что в запасе у Портнягина оставалось одно-единственное чародейство, вдобавок не имеющее прямого отношения к вопросам любви и верности, а именно - заклясть порог.
        Глеб поймал такси и велел ехать на Лысую гору.

* * *
        Фонари во дворе, как водится, не горели. Бледная, в синяках, луна бессмысленно пялилась на плотные кусты по обе стороны Танюхиного подъезда и на исковерканные конструкции, бывшие когда-то детской игровой площадкой.
        Конечно, Глебу Портнягину без крайней нужды не стоило бы появляться после захода солнца в этом районе, однако в том-то и дело, что нужда давно уже стала крайней. Бог с ней с гордостью - на кону стояла карьера колдуна в целом.
        Три ступеньки плоского порожка Глеб постарался заклясть как положено. Ловушка представляла собой род энергетического капкана: ступившему в неё грозил мгновенный пробой позитива на землю - и, как следствие, необоримый страх. Разум отказывался вообразить придурка, который, вляпавшись однажды в подобную жуть, рискнёт это повторить!
        Время от времени из лунного полумрака к подъезду устремлялась серая тень - и обязательно вздрагивала, коснувшись подошвой первой ступени. Капкан был именной, настроенный на конкретного человека, и тем не менее отрицаловкой от него шибало крепко. Недаром же подвыпившие подростки перекочевали сегодня всей тусовкой в противоположный конец двора!
        К половине двенадцатого показался конкретный человек. Шёл, подлец, и, насколько можно было судить, улыбался. Не дойдя до подъезда пяти шагов, внезапно прикипел к асфальту, и на одутловатых чертах обозначилась тревога. Почуял, значит. Поколебавшись с минуту, опасливо подобрался поближе. Занёс ногу - и снова опустил. Неужто догадается обойти?
        Есть! Наступил! Приглушённый вопль - и гуляку отбросило от крыльца. Сейчас побежит… Нет. Вернулся и… Глеб глазам своим не поверил: с обезумевшим лицом, подскуливая от ужаса, кобелина тем не менее одолевал уже третью ступеньку. То ли Танюхины чары оказались сильнее, то ли впрямь лыком опоясался…
        Одолел. И тогда из непроглядной черноты подъезда навстречу ему шагнул огромный Портнягин. Он был страшен.
        - Падла!.. - широко, по-львиному разевая пасть, неистово исторг он. - Да я ж тебя сейчас… в гроб! в рог! в Святую Троицу!.. Ещё раз встречу у Танюхиного дома…
        Ах, как удирал кобелина! Как он, пакостник, улепётывал! Несмотря на многочисленные синяки, кривая луна светила достаточно ярко, давая Глебу полную возможность насладиться отрадным зрелищем.
        - Ноги вырву!.. - кровожадно досылал он вослед. - Спички вставлю!.. Глаз натяну!..
        Выдохся. Умолк. И в тот же самый миг мягкие женские руки обняли его сзади за шею. Портнягин похолодел.
        - Глебушка… - услышал он хрипловатый вкрадчивый голос Танюхи Пенской. - Глупенький… Ревнивый… Да у меня же с ним ничего и не было…
        Глеб вырвался - и побежал.
        Ответное чувство
        Любимая! Меня вы не любили.
        Сергей Есенин
        - Значит, жизненные, говоришь, неурядицы, - скроив то ли сочувственную, то ли скептическую гримасу, молвил старый колдун Ефрем Нехорошев. - А у кого их, мил человек, нету?
        - Но не до такой же степени! - возрыдал клиент. - Погубит она меня, живьём съест! Уже, можно сказать, погубила…
        В глазах его стоял ужас. Во весь рост.
        Ученик чародея Глеб Портнягин (он сидел за столом и мастерил куколку из воска) прервал на миг творческий процесс и окинул гостя оценивающим взглядом искоса. Опять страдалец. Явно жертвенная натура. В каждом движении - мольба, надлом, немой упрёк. Вдобавок внешность самая смехотворная: крысиная мордочка, стёсанный подбородочек, усики щетинкой. Такого - да чтоб не погубить?
        Глеб усмехнулся и, взглянув на календарик, решительно изваял и прилепил к восковому тулову детородный орган. Как известно, для изготовления мужских фигурок наиболее благоприятные дни - понедельник и четверг, для женских - среда и пятница. Пару дней назад к Ефрему Нехорошеву обратилась за помощью молодая супружеская пара, причём порознь, не сговариваясь, и каждый умолял, чтобы дражайшая половина как-нибудь случайно не пронюхала об этом его (её) визите. Причина обычная: блудливы были оба, как Соломон, и ревнивы, как Иегова.
        Ефрем посоветовал самое простое: вшить в трусы партнёра волосок (можно даже без заговора), ну и, понятное дело, помочиться через обручальное кольцо. Ни то, ни другое не сработало. Прибегнуть же к такому сильному средству, как «завязка», молодожёны не рискнули, честно предупреждённые о том, что данный вид порчи в большинстве случаев ведёт к импотенции у мужчин и фригидности у женщин.
        Оставалось одно: изготовить так называемый вольт.
        Ни муж, ни жена художественными способностями не обладали, поэтому лепкой пришлось заняться Глебу. Поскольку выпала эта радость на понедельник, куколку он, естественно, ваял мужскую. Потом обманутой супруге предстояло впечатать в воск обрезки ногтей и волос любимого человека, окунуть фигурку в воду с капелькой собственной крови, наречь при зажжённых свечах именем изменника, завернуть заготовку в тёмную натуральную ткань - и, выждав сутки, завязать на восковых гениталиях свой волосок со словами: «Со мною стой, а с чужой лежмя лежи!»
        Что касается куколок женского пола, то, как с ними поступать в таких случаях, Портнягин не представлял, но надеялся услышать об этом послезавтра, когда Ефрем будет с пояснениями вручать молодому рогоносцу восковое изделие номер два.
        А пока он трудился праксителем (почему-то Глеб был уверен, что это не имя, а профессия), старый колдун неспешно разбирался с очередным клиентом.
        - И как же это она тебя, Митрич, погубила? - без особого интереса выспрашивал он.
        - Известно, как, - с тоской отвечал крысоподобный Митрич. - Разорила вчистую, вот-вот квартиру отберёт…
        - Стерва… - одобрительно заметил колдун.
        - Не то слово! - округляя глаза, шёпотом подхватил клиент.
        - Другую себе найти не пробовал?
        Бедняга вздрогнул и, ощерившись по-суслячьи, оглянулся на распахнутую в прихожую дверь. Сильно, видать, был замордован совместной жизнью.
        - Да вы что? - испуганно сказал он. - Тут же перед людьми опозорит! А то и посадит… Были уже случаи, были!
        - А-а… - сообразил кудесник. - Так ты у неё, выходит, ещё и не первый?
        Митрич уставился, заморгал.
        - Н-ну… д-да… А как же! Конечно…
        Колдун покряхтел, поскрёб ногтями впалый старческий висок, покосился на ученика.
        - Чует моё сердце, Глебушка, - с прискорбием известил он, - лепить тебе третью куколку… - Снова повернулся к страдальцу. - Сам-то её любишь? Или одна только злоба осталась?
        На крысиной мордочке отразилось отчаяние. Плечи просителя бессильно опали.
        - В том-то и дело, что люблю, - со слезой признался он. - До сих пор. Несмотря ни на что… Я ж её, суку, защищал! Умереть был за неё готов! Да и сейчас тоже… Всю жизнь ей отдал!
        - Даже так? - мрачнея, пробормотал Ефрем.
        - Не знает уже, как меня ещё унизить, - взахлёб продолжал жаловаться Митрич. - Снюхалась с какими-то… прости Господи, мерзавцами… жуликами, карьеристами…
        - Стало быть, выгоду имеет, - вздохнул колдун.
        - Да нет там никакой выгоды! - взвыл клиент. - Обирают они её, дурёху, обирают! А случись что-нибудь, не дай Бог, за грош ведь продадут! За медный грошик… Но даже не в этом дело! Всё бы простил! Равнодушие меня убивает, равнодушие её…
        - Короче! - прервал колдун начинающуюся истерику. - Что надо? Приворожить?
        - Да! - истово выдохнул несчастный, уставив на Ефрема исполненные надежды глаза. - Неужели получится?
        - Ну а почему ж нет? - невозмутимо отозвался старый чародей. - Фотографию принёс?
        - Вот… - На Божий свет из внутреннего кармана явился незапечатанный конверт.
        - А зовут как?
        Почему-то этот вполне естественный вопрос привёл Митрича в замешательство.
        - Т-то есть… что значит…
        - Ну, кого присушивать будем?
        - А я разве не сказал?
        - Нет. С самого начала твердишь: она, она… А кто она?
        - Родина… - с запинкой выговорил тот.
        Колдун поморщился.
        - Фамилия мне не нужна. Имя давай.
        Клиент растерялся окончательно.
        - Ну так… Какое тут имя? Отчизна…
        Несколько мгновений старый чародей недоверчиво смотрел на сконфуженного часто помаргивающего гостя. Потом молча забрал у него конверт, извлёк фотографию. Снимок был несомненно взят из Интернета, распечатан на принтере, а сделан со спутника.
        - Так… - приходя в себя, проговорил Ефрем Нехорошев. - По лестнице сам спустишься или Глеба попросить, чтоб помог?

* * *
        По лестнице клиент предпочёл спуститься сам.
        - По-моему, псих, - искренне поделился Глеб. - Во даёт! Отчизну ему приворожи…
        Колдун был хмур и задумчив. Не стоило, конечно, вот так напрямую выдворять клиента - примета плохая.
        - Мало ли извращенцев… - проворчал он. - Есенина взять. Тоже ведь: «Я люблю Родину! Я очень люблю Родину…» Хотя этот-то на всё кидался: что шевелится, что не шевелится. Дерева стоячего не пропускал. «Так и хочется к сердцу прижать обнажённые груди берёз…»
        - Ну… к сердцу же… - вступился за любимого поэта отбывавший срок Портнягин.
        - А дальше-то? - огрызнулся колдун. - «Так и хочется руки сомкнуть над древесными бёдрами ив…» Это уж не к сердцу, это к чему другому. Ежели по науке: дендрофил, выходит…
        Раз и навсегда нацепив личину полуграмотной запойной деревенщины, Ефрем Нехорошев тем не менее подчас забывался и заставал собеседника врасплох неслыханным заморским словцом. А Глебу, между прочим, за малейшую иностранщину чертей выписывал.
        - Слышь… - решился он наконец. - Ты этого болезного поди всё-таки верни. Куколку потом долепишь. А то нехорошо выгонять-то…
        Портнягин выглянул в окно. Узкая понурая спина обманутого Родиной клиента обнаружилась почти у самой арки. Ученик чародея легко вскочил на хлипкий подоконник и, отворив форточку, гаркнул.
        - Идёт, - сообщил он пару секунд спустя, с той же лёгкостью спрыгивая на пол.
        Можно было, конечно, сколдовать «зазыв», то есть упереться раскинутыми руками в косяки входной двери и пробормотать простенький приманивающий заговор, но, во-первых, срабатывает это не сразу, во-вторых, далеко не всегда получается.
        - А что? - с весёлым вызовом сказал юноша. - Возьми да приворожи! Глядишь, Президентом станет…
        - Нашим? - язвительно переспросил ядовитый старикашка. - Не уверен. Шут его знает, что у него там за страна сфотографирована и откуда он родом вообще! Больно морда не здешняя. Присушишь к нему ненароком какой-нибудь Израиль… или Татарстан… Отвечай потом… на международном уровне!
        - А! Так, значит, присушить всё-таки можно?
        - Ох, не ведаю, Глебушка, не пробовал. Политики не люблю. С ней ведь, с политикой, только свяжись… не развяжешься…
        - Да-а… - покручивая головой, протянул Портнягин. - А я, главное, слушаю - удивляюсь: где это он такую бабу позорную откопал? А он - вон чего…
        В прихожей нежно заныла с опаской приотворяемая входная дверь, и слегка задыхающийся голос вернувшегося Митрича (лестницу он, надо полагать, одолевал бегом) спросил не без робости:
        - Можно?
        - Проходи, садись… - насупив кудлатые брови, отрывисто велел колдун. И, выждав, пока патриот-рогоносец примет в облезлом гостевом кресле исполненную почтения позу, прямо приступил к делу: - Может, не будем державу трогать, а? Тебе чего по жизни-то надо? Деньжонок там, льготишку какую-никакую… чтобы квартиру за долги не отобрали… Что ещё?
        - Н-ничего…
        Чародей бросил сердитый взгляд на откровенно скалящегося Глеба - и тот счёл за лучшее снова убраться за стол, где взял уже готовую куколку и, осмотрев для виду, решил, что и так сойдёт.
        - Ну давай я тебе амулетишко на удачу вырежу, - чуть ли не заискивающе предложил гостю Ефрем.
        Тот усомнился, отупел лицом:
        - Э-э… талисман?
        - Нет. Талисман - это так, пустышка. Носишь его при себе и веришь, будто помогает. А вот амулет - это, брат, штука серьёзная, умственная… Его ещё не всякий мастер изготовит. Амулет тебе и удары судьбы смягчит, и от злых людей обережёт…
        Митрич колебался. Глядя со стороны, можно было подумать, что ему предлагают уступить право первородства за чечевичную похлёбку. Затем крысиное личико отвердело, преобразилось, стало едва ли не вдохновенным. С такими лицами восходят на эшафот. Во имя идеи.
        - Нет! - выдохнул он, преодолев соблазн до конца. - Дело принципа, понимаете? Тут же не в личной удаче вопрос… Это моя держава! Я её люблю! Бескорыстно, учтите! Но почему безответно? Должна же быть какая-то справедливость…
        Ефрем Нехорошев зарычал, вскочил с табурета и, запахнув халат, заходил из угла в угол, провожаемый боязливым взглядом клиента.
        - Эх!.. - с досадой вскричал колдун, резко поворачиваясь к креслу. - Голова твоя два уха! Любит он бескорыстно! Потому вы так, дурики, и зовётесь: лю-би-те-ли! Ты в котором веке живёшь? В двадцатом или в двадцать первом? Сейчас век профессионалов! Во всём! От веры до патриотизма… Знаешь хоть, чем профессионал от дилетанта отличается? Нет? Да тем, что ничего бесплатно не делает! Уразумел?..
        Митрич пришибленно молчал и только вжимался спиной в засаленную обивку кресла, почему-то подбирая при этом ноги. Старый колдун Ефрем Нехорошев во гневе был страшен.
        - Тебе сколько лет? - гремел он. - Молчи! Сам вижу, что сорок два! Так если ты сорок два года за Родиной ухаживал, а уломать не смог, какая тебе тут присушка поможет?..
        - Н-ну… с женщинами-то… говорят, помогает… - отважился перетрусивший до дрожи проситель.
        - Сравнил! С женщинами!.. - Чародей приостановился, поостыл. - Да по правде сказать, и с женщинами раз на раз не приходится… - удручённо признался он. - Ты пойми: с помощью приворота настоящей большой любви не добьёшься. Ну, вызовешь половое влечение, ну… Брось ты это дело, Митрич! Давай амулет вырежу, а? Удача улыбнётся, денежки водиться будут…
        - Нет, - поёжившись, выговорил упрямец.
        - Ну ты ж смотри! - всплеснул обтёрханными рукавами Ефрем. - И откуда вас таких упёртых берут? Так и тянет под статью, так и тянет… Это ж чёрные технологии - то, что ты хочешь! - Сел на табурет, перевёл дух, подумал. - Так, короче, - угрюмо приговорил он. - Фотографий ты мне не показывал, имён не называл. Называл он какие-нибудь имена? - повернулся колдун к ученику.
        Глеб Портнягин молча помотал головой.
        - И вообще мы с тобой не встречались, - осипшим голосом подытожил Ефрем. - Не был ты у меня и даже не знаешь, в какую здесь сторону дверь открывается…
        - Почему? - не понял Митрич.
        - Потому что молва пойдёт! Поди разбери, что с тобой после этого приворота стрясётся… Хорошо, если не сработает! А ну как в откат сыграет - что тогда? А? Тогда, мил человек, всё колдовство на твою же задницу и воротится! А кто присоветовал? Ефрем Нехорошев присоветовал… Короче, я тебя предупредил, а дальше живи как знаешь. Заговор на присушку - дам. Про ритуал - расскажу. А уж как ты там из воска будешь страну лепить и на каком ей месте волос навязывать - дело твоё!

* * *
        О том, что Митрича отдали под суд, Ефрем и Глеб узнали из газет неделю спустя. Само по себе уклонение от коммунальных платежей, пусть даже и злостное, вряд ли привлекло бы внимание прессы, но, оказывая сопротивление властям, выселяемый, как сообщалось в заметке, укусил пристава - и, видно, хорошо укусил, раз того пришлось госпитализировать.
        - Доигрался хрен с бритвой… - угрюмо прокомментировал прочитанное старый чародей. - Допривораживался…
        - Может, совпадение? - усомнился ученик. - Его ж так и так выселять собирались…
        - Совпадений не бывает, - буркнул колдун.
        Расположение духа у обоих было подавленное. Вроде бы и винить себя не за что, а всё равно скверная история. Скверная. Да и погодишка за окном собиралась под стать настроению: серенькая, слякотная. Впрочем, согласно симпатической магии, вполне могло случиться и так, что настроение передалось погоде.
        - Что-то я никак не въеду, - с недоумением сказал Глеб. - Почему под суд? Откат, что ли, вышел?
        - Хорошо, коль откат… - недобро усмехнулся колдун.
        - А что ещё? - опешил ученик.
        Ответить Ефрем не успел. Энергетика в помещении дрогнула, помутилась, затем некто бесноватый рванул входную дверь - и в тесную захламлённую комнатку, всхлипывая, ворвалась особа юных лет. Присмотревшись, учитель и ученик узнали в ней прекрасную половину той самой супружеской четы, для которой Глеб неделю назад слепил на предмет приворота пару восковых куколок.
        Видимо, ворвавшейся стоило больших трудов не разрыдаться раньше времени, не расплескать отчаяние зря. Едва добежала. Упала в кресло и дала наконец волю слезам, благо водостойкая косметика позволяла такую роскошь.
        - И кто же это нас так обидел? - полюбопытствовал старый колдун.
        Портнягин прикинул, какое примерно время потребуется Ефрему для приведения гостьи в чувство, и ушёл на кухню мыть посуду. Расчёт оказался верным. К его возвращению слёзы успели иссякнуть - и потерпевшая взахлёб рассказывала об очередной проделке своего, как она выражалась, урода комнатного, накрытого ею в момент измены орального характера.
        - Значит, что-то ты, матушка, с обрядом напутала, - сокрушённо молвил Ефрем. - Ну-ка, давай по порядку… Крови в воду капнула?
        - Да-а…
        - Имя на груди куколки ножом чертила?
        - Да-а… Во-от…
        В доказательство из сумочки был выхвачен и развёрнут кусок тёмной натуральной ткани. Действительно, торс восковой фигурки украшала глубоко вырезанная надпись: «Гарик».
        - А свечей сколько зажгла?
        - Пя-ать…
        Колдун задумался.
        - А повтори-ка, что говорила, когда волос завязывала!
        Гостья наморщила лобик и слегка гнусавым от слёз голоском сбивчиво произнесла магическую фразу.
        - Дурында ты, прости Господи, - отечески ласково упрекнул её Ефрем. - Язык у тебя, что ли, с подбоем? Чётко надо слова выговаривать. «Лежмя лежи», а не «лижмя лижи». Колданула, называется, на свою голову!
        После этих роковых слов молодая особа сама обратилась в подобие восковой фигуры.
        - Ой, а как же теперь… - пролепетала она.
        - Переколдовывать будем, - развёл руками старый чародей.

* * *
        Обговорив условия, гостью отпустили восвояси. Свёрточек из тёмной натуральной ткани отправился в нижний выдвижной ящик комода. Глеб поставил на спиртовку жестяную миску, бросил в неё три свечи - материал для новой куколки - и повернулся к Ефрему.
        - Ну ясно, - всё понял он. - Тоже, наверно, оговорился… когда привораживал.
        Старый колдун пронзительно взглянул на ученика из-под косматой брови.
        - Ты про Митрича?
        - Ну да…
        - Складно у тебя выходит, - жёлчно позавидовал Ефрем. - Не откат, так оговорка… Нет, Глебушка! С Митричем сложнее. Хотя, с другой стороны, может, и проще. Думается мне: за что боролся, на то и напоролся. Я ж его предупреждал, я ж ему говорил: приворотом любви не добьёшься. А добьёшься только полового влечения…
        - Ну!
        - Ну вот и поимела…
        - Так она ж женского рода!
        - А это, смотря, какие он слова в заговоре употребил, - тонко заметил старикан. - Родина-то, по Фрейду, вагинальная символика, а Отечество-то - фаллическая…
        Двадцать пятая
        Когда цензор одну половину фразы вымарывал, а в остальную половину, в видах округления, вставлял: «О ты, пространством бесконечный!» - даже и в то время я понимал. Отсеку, бывало, одно слово, другое от себя прибавлю - и понимаю.
        М. Е. Салтыков-Щедрин
        Астральные течения существуют повсюду. В сельской местности и на газонах их направление легко проследить по протоптанным в траве стёжкам. Зрелище народного гулянья, отснятое на видеокамеру с вертолёта, позволяет запечатлеть процесс в движении. В городах астральные потоки обычно устремляются параллельно электрическим проводам, иногда лишь перекидываясь с одной стороны улицы на другую и побуждая пешехода перейти проезжую часть в неположенном месте. Сотрудники милиции прекрасно знают расположение таких аномалий и пасут нарушителей именно там.
        Человек, спешащий по делам, подобен океанскому лайнеру - с тупым упорством следует он заданным курсом, почти не подвергаясь боковому сносу, разве что притрёт его разок в толкучке к стене дома или, напротив, выжмет на ту же проезжую часть. А вот человек, вышедший на прогулку, скорее уподобляется дрейфующему айсбергу - плывёт себе, влекомый незримыми струями, пока в него не впишется сдуру какой-нибудь спешащий по делам «Титаник».
        Астраловорот, издавна сложившийся вокруг памятника жертвам инквизиции, обычно подхватывал гуляющего и, помотав его по площади, либо утыкал физией в стеклянную дверь кафе «Старый барабашка», либо проносил мимо - прямиком в ворота сквера, где течение утрачивало силу и прогуливающемуся ничего больше не оставалось, как, малость поколебавшись, плавно осесть на одну из садовых скамеек.
        Примерно в такой ситуации оказалась юная женщина с несчастным личиком, приостановившаяся посреди промытого ночным дождём сквера. Асфальт был влажен, листва дышала свежестью, но лавки, судя по тому, что везде уже кто-нибудь да сидел, успели просохнуть. Залётный ветерок (физический, не астральный) тронул мелкие прозрачные лужицы - и по лбу молодой особы тоже пробежала лёгкая рябь морщинок.
        Затем бровки пришелицы слегка вздёрнулись - очевидно, узнала в одном из отдыхающих своего знакомого. На ближней к ней скамье сидел, откинувшись, рослый молодой человек - то ли сильно призадумавшийся, то ли хвативший какой-то дряни: глаза у юноши были студенистые, незрячие, хотя ушных затычек с проводками, обычно сопутствующих такому состоянию, не наблюдалось.
        - Глеб? - неуверенно окликнула молодая особа.
        Несколько мгновений сидящий продолжал пребывать в неподвижности, затем глаза его разом утратили стеклянный блеск, осмыслились, навелись на резкость.
        - А! Олька! - обрадовался он. - Присаживайся. Будь как дома.
        - С тобой всё в порядке?
        - Не обращай внимания, - успокоил юноша. - Так… Чуток потренировался в астрал выходить…
        - Ах, да, - припоминая, медленно проговорила она. - Ты же, говорят, теперь ученик колдуна… - Подумала и опустилась на скамью рядом с тем, кого звали Глебом.
        - И не просто колдуна, - многозначительно добавил тот. - А самого Ефрема Нехорошева.
        - Серьёзно? - Она задумалась на секунду. - Надо было мне сразу к вам обратиться…
        - Случилось что-нибудь?
        Ответила Ольга не сразу. По лбу её, вновь совпав с порывом ветерка, пробежала тревожная рябь морщинок.
        - Игорька моего отсушили, - призналась она. - Охладел, на сторону смотрит…
        Лицо её собеседника стало суровым. Любовь у Игорька с Олей длилась с восьмого класса, и посягнувший на их союз посягал тем самым на школьные воспоминания Глеба.
        - А к кому обращалась?
        Ольга назвала фамилию специалиста. Фамилия была, конечно же, известна ученику чародея. Не столь громкая, как у Ефрема Нехорошева, но всё равно владелец её заслуживал уважения: профессионал, не шушера какая-нибудь с проспекта.
        - И что сказал?
        Пожала плечиком:
        - Сказал, что никакой отсушки не было. Всё, видно, само собой вышло…
        - Так не бывает, - убеждённо возразил Глеб. - Под порогом смотрели? - Не дожидаясь ответа, достал из нагрудного кармана крохотный пластиковый пакетик с необычайно длинной иголкой внутри и предъявил его бывшей однокласснице. - Тоже до развода дело доходило, - сообщил он. - А позавчера, видишь, что у них в тряпке нашёл?
        Ольга безрадостно осмотрела пакетик с иглой, оказавшейся, впрочем, двумя иглами, примотанными одна к другой посредством ниточки.
        - Нет, - сказала она. - Под порогом у нас всё чисто…
        - Почтовый ящик проверяла?
        - Н-нет… А разве?..
        - Это в прошлом веке в основном под порог подкидывали! - сумрачно поведал Глеб. - Сейчас больше в ящики суют. Халявные календарики, газеты, предвыборные плакатики всякие, пепел, шприцы - и всё, учти, заговорённое… На прошлой неделе одному с Божемойки бумажку подложили. В виде бланка с печатью. Так пацан под суд загремел… Компьютер есть?
        - А как же!
        - Имей в виду: через спам тоже порча лезет… Ты, как какую рекламку по электронной почте получишь, сразу смотри: удваиваются в первых строчках буквы или не удваиваются. Если удваиваются - убивай, не читая…
        - Молодые люди! - вмешался в их беседу чей-то неестественно жизнерадостный голос. - Вы уже определились, за кого будете голосовать?
        Взглянули. Перед скамьёй, лучась щербатой улыбкой, переминался мужичок бомжеватого вида с кипой ярких глянцевых листовок политического характера, от которых так и разило негативной энергетикой. Ученик чародея нахмурился и, создав большую шарообразную мыслеформу: «Ползи отсюда! Видишь, разговариваем?», - послал ее бестактному разносчику порчи.
        - Понял, - озадаченно произнёс тот и, обратив улыбку к следующей скамейке, двинулся охмурять другую жертву.
        - А сама что думаешь? - продолжал допытываться Глеб.
        - Вот, - сказала несчастная Оля, извлекая из сумочки книгу с вооружённым мужчиной на обложке. - Ты же знаешь, он всегда про шпионов читать любил. Как подарили ему на день рождения этот шестнадцатитомник, так всё у нас и разладилось…
        - Кто подарил?
        - Машка! Почему я и заподозрила…
        Глеб осторожно принял в руки полиграфическое изделие, оглядел корешок, обрез, прочёл имя автора, заголовок. Роман Романов. «Приказано долго жить».
        - Колдун смотрел?
        - Смотрел… Говорит, книга - как книга.
        Глеб и сам уже видел, что книга - как книга. Не в пример листовкам, отрицательной энергетики маловато.
        - Он её даже как-то там по вьетнамскому гороскопу проверял… - робко добавила Оля.
        Ученик чародея презрительно скривил рот.
        - Вьетнамцы! - выговорил он. - Кота от кролика отличить не могут, а туда же, гороскопы составляют… - Взвесил книгу в руке, задумчиво двинул бровью. - Ты мне её не дашь - Ефрему показать?
        - Господи! Да конечно же!
        - А если я её… это… распотрошу немножко?
        - Да хоть совсем сожги! Лишь бы толк был…

* * *
        Вернувшись с прогулки, старый колдун Ефрем Нехорошев застал ученика за несколько необычным занятием: склонясь над освобождённым от всего лишнего столом, Глеб Портнягин завершал ликвидацию книги Романа Романова «Приказано долго жить» как единого целого. В данный момент он водил магнитом над разъятым на слои корешком, пытаясь обнаружить заговорённую иголку.
        Пользуясь таким случаем, серо-белый кот Калиостро оккупировал монитор, где, расположившись со всеми удобствами, приводил себя в порядок: астральная его сущность сосредоточенно выкусывала флюиды - физическая слепо копировала движения астральной.
        - Смежную специальность осваиваешь? - осведомился со смешком колдун. - В переплётчики податься решил?
        Кот вскинул голову, но, сообразив, что обращаются не к нему, фыркнул и вернулся к прерванному занятию.
        - Да вот, - с досадой бросил Глеб, откладывая магнит, - второй час бьюсь - нигде ничего…
        Заинтересовавшись, старый чародей приблизился к столу, взял двойной книжный листок, повертел, хмыкнул.
        - Ну правильно. Нигде ничего… А что должно быть?
        - Подружку встретил, - хмуро пояснил Глеб. - Мужа у неё через эту книжку отворожили. Получил шестнадцать томов в подарок - ну и…
        - А-а… - Колдун поднёс лист поближе, всмотрелся попристальней. Изучал долго. - Подружку Олей зовут? - внезапно спросил он.
        - Да…
        - А разлучницу - Машей?
        - Откуда знаешь?
        Сухие старческие губы сложились в довольную полуулыбку.
        - Прямого колдовства здесь нету… - известил Ефрем. - А без чёрных технологий не обошлось. На, прочти…
        - Где?
        - Всю страницу. С начала до конца.
        Глеб пробежал глазами текст. Нормальный триллер. Пять выстрелов. Два трупа.
        - И что?
        - Ещё раз читай! - осерчал колдун. - Только внимательней, слышь?
        Глеб прочёл ещё раз. Пять выстрелов. Два трупа.
        - Да что ж вы за народ такой? - начал уже закипать Ефрем. - Давай тогда вслух!
        Глеб пожал плечами и стал читать вслух. Если старый колдун выходил из себя, лучше ему было не перечить. На мониторе занервничал серо-белый Калиостро, очень не любивший, когда люди начинают говорить чужими голосами.
        - «Услышав шорох, - заунывно оглашал ученик чародея, - Сникерс молниеносно повернулся на триста шестьдесят градусов и вскинул оружие…»
        Осёкся. Заморгал.
        - Ну! - нетерпеливо прикрикнул Ефрем.
        - «Брось свою Ольку, - не веря, с запинкой прочёл Глеб. - Уйди к Маше…» Что это?
        - Двадцать пятая строка… - угрюмо сообщил кудесник. - Страшная штука. Вроде двадцать пятого кадра, только хуже, опаснее. В некоторых странах даже закон против неё приняли. В электронном виде эту пакость ещё как-то, говорят, вылавливают, а уж в бумажном - и пробовать бесполезно… Сколько, говоришь, ему томов подарили?
        - Шестнадцать…
        - Все шестнадцать - в огонь!
        - Погоди! - опомнился Глеб. - А сам-то ты как её углядел? Эту двадцать пятую строку!
        Старый чародей хмыкнул, приосанился.
        - Думаешь, колдовство? - самодовольно переспросил он. - Экстрасенсорика всякая?.. Нет, Глебушка, нет. Просто в мои времена принято было всё подряд читать. Это теперь книжки не жуя глотают, да ещё и на курсы скорочтения записываются, а мы-то по старинке - каждую строчку, каждое слово. Так-то вот…
        - Каждое слово?! - Портнягин ужаснулся. - Как в школе на уроке?
        - Во-во…
        - Замучишься же!
        - Ну вот тем не менее… - Кудесник усмехнулся снисходительно и снова стал серьёзен. - Это что! Рассказывали мне: дескать, когда-то давным-давно при советской власти люди между строк читать умели!
        - Как это? - обомлел Глеб.
        - Сам не знаю, Глебушка, сам не знаю… Не иначе в ментальные слои проникать могли. Физически слОва в строчке нет, а ментально - присутствует. Такие, говорят, чудеса творили! Положат перед человеком чистую страницу - так он, представляешь, сам всё за автора возьмёт и домыслит…
        Проклятьем заклеймённый
        Тени убитых являются,
        Целая рать - не сочтёшь.
        Николай Некрасов
        Лето кончалось великой сушью. Пойма Чумахлинки жаждуще глядела в безоблачное небо глубоко запавшими озерцами. По обмелевшему ерику шлёпала днищем допотопная «казанка», толкаемая столь же допотопным подвесным «вихрем». В отличие от какого-нибудь там, скажем, сияющего белизной гидроцикла, обшарпанная дюралька цвета тины вполне естественно вписывалась в окружающую природу и казалась близкой роднёй серому от пыли татарнику и мохноногим ивам. Мохноногость их была отнюдь не видовым отличием, а скорее плодом излишней доверчивости: во время разлива стволы оказались целиком под водой и на радостях выбросили путаницу нитевидных корешков - теперь высохшую и омертвевшую.
        Местные дачники сваливали в протоку что попало: от проржавевшей сетки-рабицы до битого кирпича и стеклотары. Обитающий в двигателе моторыжка (нечисть бывалая, многое повидавшая) поначалу сильно беспокоился за вертикальный вал. В то время как во всём цивилизованном мире эта деталь традиционно представляет собой стержень круглого сечения, в «вихре» она, по строгим законам безумия, склёпана из двух стальных полос. Скрутить её в сверло, ударив гребным винтом о неровности дна, - раз плюнуть. Будь на месте моторыжки заморский гремлин, он давно бы уже принял меры, учинив тревожный стук изнутри или что-нибудь ещё в том же духе. Однако в «вихре» никакой гремлин не выживет. Судите сами: непомерно огромный выхлопной патрубок свисает неприличнейшим образом, вода в редуктор проникает с лёгкостью, при откидывании мотора топливо вечно проливается в поддон. А перегрев поршней, а пригорание колец, а неразъёмная тяга реверса…
        Но даже если бы выжил! Местного жителя на голый стук в моторе не возьмёшь. Обложит мультиэтажно - пожалуй, не зарадуешься. Мат, он ведь на любой энергетике отзывается крайне болезненно, даже на привычных к загибам моторыжках. Что уж там говорить об изнеженных продвинутыми технологиями гремлинах!
        Впрочем, вскоре чумазая лопоухая нечисть ощутила с удивлением, что ей кто-то помогает. Некая сила вовремя налегала на румпель, облегчая поворот, сгоняла избыточное тепло с толстостенных чугунных цилиндров. Хозяин - вне подозрений. Значит, пассажир.
        Так оно и было. Ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева Глеб Портнягин сам чувствовал, что путешествие может прерваться в любую секунду, и в меру своих пока ещё скромных возможностей всячески старался этого избежать.
        - Значит, думаешь, прокляли вас? - расспрашивал он между делом владельца лодки - худющего, сизого от загара парня, вся одежда которого состояла из закатанных до колен камуфлированных штанов и лыжной шапочки.
        - Ну! - отозвался тот, блеснув зубом из жёлтого металла. - В позапрошлом году Пашок дядь Славу спалил - ну а тот, видать, обиделся… Взял и проклял.
        - Как?
        - Как ещё проклинают? Обыкновенно. Вернулся весной с города, гля-а: от дома головешки одни…
        - Он что, ваш дядя Слава, в городе зимует?
        - Городской… Укроп Помидорыч… Дядь Сёмин дом у наследников за полсотни баксов купил - под дачу. Ну вот… Перезимовал, приехал, гля-а: а там зола одна… Мы тоже собрались: вся деревня, все пятеро. Баб Маня, баб Варя, дед Никодим, мы с Пашком. Смотрим, как горевать будет…
        - И Пашок с вами?
        - Йех! А как же! Зря поджигал, что ли?
        - Поджигал-то зачем?
        Юное испитое лицо приняло несколько озадаченное выражение.
        - Ну… - промолвил в затруднении кормчий. - Зима же… тоска, тоси-боси…
        Внезапно дюральку занесло и неумолимо повлекло кормой на рукотворный риф, придурковато скалящийся обломками силикатного кирпича. Лишь совместными усилиями рулевого, пассажира и моторыжки удара удалось избежать. Странно. Течения практически нет, нечисть в ериках обычно тихая, незадиристая. Хотя всяко бывает. Выплеснул кто-нибудь из местных в протоку пару вёдер барды - вот и закуролесил водяной дедушка, лодки ворочать принялся…
        - Как же он вас проклинал? - вернулся к начатому разговору Глеб.
        - Как-как! Запросто… Как! Зачерпнул золы и сдул с ладошки на все четыре стороны…
        - Говорил при этом что-нибудь?
        - Не-е… Повернулся да пошёл. Больше мы его здесь не видели. Может, где в другой деревне дом купил…
        - А какой он из себя?
        - Лысый, бородатый… На Льва Толстого похож.
        Портнягин задумался. В какой-то степени все пожилые колдуны похожи на классиков с бородами. Не на Льва Толстого - так на Некрасова… Колдун дядя Слава. Живёт в городе. Кто бы это мог быть?
        - Так. Проклял. И что?
        - Ну и началось… Месяца не прошло - Пашок на мотоцикле в столб вмазался, ногу размозжил…
        - Выжил хоть?
        - Выжил… Ногу только выше колена оттяпали. Ничего. Научился с одной ногой на мотоцикле гонять… И что ж ты думаешь? На следующий год опять в столб вмазался! Вторую оттяпали…
        - И как же он теперь?
        - Руками заводит…
        Бережок слева стал помаленьку понижаться, потом разом упал ниже уровня глаз. По ту сторону распахнулась, сверкнула Чумахлинка. Над самой её поверхностью летел дикий гусь. Вернее даже не летел, а словно бы стелился прыжками, отталкиваясь от воды кончиками маховых перьев. Туловища у него, как и у всех диких гусей, считай, что не было: голова, шея, крылья, лапы, хвост - и всё.
        Кормчий проводил птицу взглядом, сплюнул за борт и неожиданно запел, хрипловато, но с чувством:
        А я остай-юся с тобой-ёй,
        роднай-я навек сторона!
        Не нужно мне солнце чужой-ёй-ёй…
        - А остальные? - прервал его Глеб.
        - И остальным досталось, - беспечно отвечал певец. - Баб Варю отнесли, дедка тоже скоро отнесём…
        - Плох?
        - Да не то чтобы плох… Знак ему был.
        - Что за знак?
        - Бадик он баб Варин взял… Ну, когда хоронили, на память там, тоси-боси… Опёрся на него разок - бадик хруп! На три части, прикинь… Такие вот дела. И денег - ни копья…
        - А с пожара, говоришь, полтора года уже прошло… И ничего хорошего?
        Теперь задумался кормчий.
        - А знаешь, нет, - признался он вдруг. - Месяца два назад прям счастье попёрло: бабке с дедком пособие принесли, Пашуньке за инвалидность тоже чой-то там накинули, я на рыбе подзаработал. А потом опять всё по новой…
        Портнягин понимающе кивнул. Как ни странно, причина кратковременного улучшения жизни в баклужинской глубинке была известна ему лучше, чем кому-либо другому. Именно два месяца назад к его учителю Ефрему Нехорошеву заявился крупный бизнесмен, которому два других не менее крупных бизнесмена задолжали настолько сильно, что не хотели отдавать. Старый чародей посоветовал правдоискателю взять несколько монеток, закопать на сутки в землю, затем подержать под струёй воды, обсушить феном и прокалить на огне, причём каждый из этих обрядов начинать с приговора: «Моё - мне, чужое - обратно хозяину (рабу Божьему такому-то)». Бизнесмен оказался человеком нетерпеливым и решил рабов Божьих не перечислять, имён их не называть, а заклясть всех скопом.
        Опасная это штука, безадресное заклинание! За какие-нибудь сутки всё, что было наварено в течение многих лет, вернулось изначальным владельцам, и воротила разорился вчистую, оставшись со смехотворно малой суммой, с которой, собственно, и начинал когда-то первые свои махинации. Вне себя банкрот кинулся разбираться с колдуном, но был перехвачен представителями силовых структур, поскольку без денег ты даже правосудию не страшен.
        Стало быть, кое-что из разлетевшихся капиталов перепало по заклинанию и обитателям деревеньки, проклятой таинственным дядей Славой, похожим на Льва Толстого…
        Ученик колдуна шевельнул ноздрями, поморщился. Чем дальше продвигалась лодка, тем отчётливее становилось зловоние.
        - Что ж вы так ерик загадили? - упрекнул он.
        - Мы, что ли? - огрызнулся хозяин лодки. - Сюда вон тот буржуин канализацию провёл…
        Глеб обернулся. Покатый холм на правом берегу был увенчан особняком из красного декоративного кирпича под зелёной чешуйчатой крышей. Наивная пышность архитектуры в сочетании с кричащими красками вызывала в памяти картинки из детских книжек.
        Протока обогнула холм и двинулась прочь от Чумахлинки.

* * *
        Издали деревня Потёмкинская и впрямь напоминала действующий населённый пункт. Однако стоило подойти поближе, как впечатление это утрачивалось. Три жилых дома. Остальное раскулачивали помаленьку. Нетрудно представить, сколь горестное чувство испытал бы основатель деревни, в честь которого она, согласно преданию, была наречена, взглянув на хрупкую ржавчину крыш, просевшие подстенки, серые лишаистые доски разломанного забора…
        Провожая ученика в командировку, старый колдун Ефрем Нехорошев выразился так: «Если вправду проклятье, шумни - приеду. А нет - сам справишься…» Что местность энергетически неблагополучна, сомнению не подлежало. Оставалось выяснить, почему.
        Откуда-то взялись кряжистая баб Маня и скрюченный дед Никодим. Поздоровались, уставили в землю батожки (по-здешнему - бадики) и стали упорно смотреть на Глеба. Безногого поджигателя нигде не наблюдалось. Не иначе опять гонял по округе на мотоцикле. Столб искал.
        Портнягин нахмурился, отвёл глаза. Старики смотрели на него без надежды и без упрёка, почти равнодушно. Всяких видывали. Наезжали сюда журналисты, депутаты, врачи, поп с кадилом… Теперь вот колдун пожаловал. А пару лет назад так даже микробиологи нагрянули - после того как пресса шум подняла: дескать, напустили на глубинку стратегический вирус - потому и вымирает… Придумают же! Биологическое оружие по международному соглашению давным-давно уничтожено: целую неделю, говорят, на загородной свалке колбы с микробами били.
        - Ну и где это пепелище? - нарушил молчание Глеб.
        - Дядь Славино? - уточнил судовладелец, которого, кстати, звали Ромкой.
        - У вас их много, что ли?
        - А то! Каждую зиму горим…
        Пожарище представляло собой островок старой перемешанной с пылью золы, из которой местами выглядывал чёрный щербатый фундамент и всякая ржавь, не пригодившаяся даже соседям. Тушить, очевидно, никто не пытался, так что дом горел в своё удовольствие. Дотла. Портнягин обошёл кругом давнее место происшествия, поднял хрупкое зёрнышко древесного угля, растёр в пальцах.
        - Короче, так, - обрадовал он сельчан. - Никакой вас дядя Слава не проклинал.
        И, похоже, скорее огорчил, чем обрадовал. Получалось, что беды их вроде как беспричинны и не на ком даже сердце сорвать.
        - Да брось… - обиженно возразил Ромка.
        - Точно говорю. Если бы проклял, тут бы энергетика совсем другая была. И астральный каркас дома сохранился бы… А его нет.
        - Сам видел, как он золу с ладошки сдувал!
        - Испачкал - и сдул. Что ж ему, в золе ходить?
        И, пока сизый от загара судовладелец недоверчиво оглядывал пустоту над остатками кирпичной кладки, словно бы пытаясь различить астральный каркас (во-первых, незримый, во-вторых, не сохранившийся), рослый ученик колдуна призадумался вновь. С одной стороны, такое развитие событий его устраивало. С другой, всё надо было начинать сызнова.
        Порча и сглаз отпадают. И то, и другое - результат зависти. Вообразить чудика, завидующего обитателям Потёмкинской, Глеб не смог бы при всём желании. Можно, конечно, допустить, что когда-то при царе Горохе селянам и впрямь жилось вольготно, однако, простите, с момента трагической гибели того царя любая порча неминуемо должна была выдохнуться. Не говоря уже о сглазе.
        Одержание? Глеб покосился на Ромку. Различить сидящего в человеке беса и для матёрых-то колдунов дело хитрое. Поди пойми, добровольно он водку хлещет или кто-нибудь у него там внутри завёлся и подзуживает… Кстати, бытует мнение, будто по нынешним временам, если даже и вселится лукавый в жителя глубинки, то долго в нём не продержится. Как гремлин в «вихре».
        - Кладбище у вас далеко?
        - А вон, за взгорком…
        По дороге Ромка, должно быть, желая развлечь гостя, принялся подробно рассказывать, как однажды, изрядно подвыпивши, шёл он домой, упал, поднялся, снова упал… Внезапно прервал повествование, недоумённо свёл брови. Дескать, а суть-то в чём? Потом сокрушённо крякнул - и всё-таки решил досказать…
        Кладбище выглядело немногим лучше самой деревни. Степью огороженное, не имело оно и той символической естественной границы (канавки, тропинки), отделяющей обычно мир мёртвых от мира живых. Глеб, например, перехода не заметил вообще.
        На относительно свежей могилке, сердито подпёрши энергетическим кулачком энергетическую щёку, неподвижно сидела эфирная оболочка недавно похороненной баб Вари. Уяснив, что идут не к ней, спесиво отвернулась. Поперёк бугорка лежал эфирный двойник бадика - надо понимать, того самого, что разломился на три части в руках деда Никодима. Это она, значит, астральную суть из палки забрала, ну и деревяшка, понятно, мигом стала хрупкая, трухлявая… С норовом, видать, была усопшая. Впрочем, оболочки, ни в коем случае не являясь душами, обычно заимствуют у покойного оставшиеся, то есть наименее приятные черты характера. Именно поэтому крайне редко можно услышать что-либо доброе о кладбищенских привидениях.
        Кстати…
        Портнягин окинул спутников цепким внимательным взглядом. Баб Маня и дед Никодим култыхали потихоньку следом, сами как эфирные оболочки. Сизый Ромка стянул с забубённой башки лыжную шапочку, обнажив интимно белый лоб. Нет. Не видят они баб Варю. Слишком солнце яркое. В сумерках - другое дело…
        Собственно, можно было возвращаться. Как это ни странно, но пепелище и кладбище оказались в астральном смысле наиболее благополучными уголками здешних мест.
        Так откуда же, чёрт возьми, прёт всё это энергетическое отрицалово, весь этот потусторонний негатив - спаивая людей, разваливая дома?
        Придётся побродить по округе…

* * *
        Старый колдун Ефрем Нехорошев слыл личностью непредсказуемой: олигарха с охраной мог полчаса промурыжить в прихожей, а какого-нибудь бродяжку встретить у порога и самолично усадить в кресло. Могло, впрочем, случиться и наоборот. Что именно выкинет учитель, Глеб сказать бы заранее не решился.
        Сегодня утром он, например, поспорить был готов, что визит сизого от загара юного деревенского забулдыги не продлится и пяти минут, однако вскоре, к удивлению своему, услышал бесцеремонное обращение «дядь Ефрем» и в который раз осознал свою неправоту. Оба - и хозяин, и гость - были, представьте, почти земляки. Даже общие знакомые у них отыскались! Словом, прошибла старика ностальгия, а крайним, как всегда, оказался Портнягин.
        - И впрямь съездил бы ты к ним, Глебушка… - умильно попросил размякший чародей. - Чует моё сердце, колданули деревеньку-то…
        - Может, в астральном виде сначала… - попытался выкрутиться тот. - Самому-то мне зачем ездить?
        Ефрем насупился.
        - Нет, - порешил он сурово. - В астральном - это вроде как неуважение получается к людям… Вроде как подсматриваешь тишком. Ты уж давай открыто, как есть…
        И вот теперь Глеб Портнягин бродил в окрестностях деревни Потёмкинской, прикидывая напряжённость негативной энергетики и поругивая втихомолку старого путаника.
        Внезапно он ухватил краем глаза некое движение воздуха шагах в двадцати от себя. Замер, всмотрелся. Там, не касаясь ступнями пологого склона, поросшего бирюзовым полынком, и опираясь на тот же бадик, брела едва различимая в солнечном свете эфирная оболочка усопшей баб Вари. С трудом передвигая ноги и слегка наклонившись вперёд, она словно бы продавливала впалой грудью встречный ветер, хотя день стоял тихий, жаркий.
        Куда это она, интересно, с кладбища нацелилась?
        Странно. Если верить такому общепризнаному авторитету, как Ледбитер, оболочки не могут удаляться от могилы больше, чем на пару ярдов. А тут уже добрых полтора километра. Может, это и не оболочка вовсе? Может, чья-нибудь мыслеформа? Портнягин подошёл поближе. Нет, всё-таки оболочка. Вроде бы…
        Он сделал ещё один шаг - и сразу угодил в сильнейший негативный поток, тот самый, что с такими усилиями одолевала эфирная копия покойницы. На душе сразу стало скверно, захотелось вдруг напиться, набить кому-нибудь морду, основать свою фирму и перехватить всю клиентуру учителя… Вот оно что! Энергоотвод. Какая-то падла накапливала где-то поблизости отрицаловку и канализировала её в сторону деревни.
        Содрогаясь от мерзких ощущений, Глеб ринулся против течения. Быстро оторвался от баб Вари и, взбежав на пригорок, увидел то, что ожидал увидеть: красный пятиэтажный особняк под зелёной чешуйчатой крышей.

* * *
        Неустанно браня учёную братию за бездуховность, многие известные мистики тем не менее не раз уже проговаривались сгоряча, что циничный, безбожный закон Ломоносова-Лавуазье, оказывается, вовсю действует в астрале. Да, господа! Даже если не трогать учение о карме, наслушаешься оккультистов - и волей-неволей придёшь к выводу, что зло не возникает само собой и не исчезает бесследно, а мы с вами в меру сил лишь перепихиваем его друг другу.
        Негодяй, наивно полагающий, будто он творит зло, в действительности обуян гордыней, ибо лицензия на данный род деятельности выдана Творцом одному только дьяволу, который негодяя и попутал. Остроумна догадка, будто именно враг рода человеческого умышленно поддерживает уровень мирового зла на должной отметке, но это, повторяю, не более чем догадка.
        Взять обычную целительскую практику. Больному предлагают приобрести дорогостоящую игрушку или что-нибудь из бижутерии, затем с помощью колдовского ритуала, сопровождаемого заговором, а то и молитвой, пересаживают хворь в купленный предмет и велят оставить на тротуаре. Вещица красивая - кто-нибудь да поднимет. В итоге подбросивший выздоровел, нашедший заболел, но количество зла на душу населения, согласитесь, осталось прежним!
        Собственно говоря, что такое бизнес (в широком, конечно, понимании слова), если не ряд магических обрядов и манипуляций, переводящих стрелки на ближнего твоего?
        Каждому ребёнку известно: основываешь ли ты фирму, обживаешь ли особняк - перво-наперво зови попа с кадилом. Освятил - считай, все напасти выгнал. Правда недалеко и ненадолго, вроде как пыль сухим веником поднял: глядь - осела гуще прежнего. Почему гуще? Да потому что любое место, где денежка плодится и размножается, обречено стать накопителем негативной энергетики. Но не сворачивать же из-за этого дело! Стало быть, умный человек заблаговременно должен позаботиться о том, куда сбрасывать отрицательные эмоции и прочую дрянь. Вспомним римлян. Не зря слыли они лучшими градостроителями древности: сначала прокладывали канализацию, а там уж дома возводили.
        Схему Глеб выявил довольно быстро. От особняка до овражка оба слива шли вместе, потом разбегались: материальное дерьмо - в ерик, духовное - в деревню. Должно быть, проектировщики прикинули, что так и так пропадать глубинке. Строго судить их за это не следовало: они же наверняка ни разу в глаза не видели ни баб Маню, ни деда Никодима, ни запойного Ромку, ни обезноженного поджигателя. А когда вредишь неизвестно кому, это всё равно что никому не вредишь…
        Портнягин выбрался из незримого стока астральных нечистот и снова почувствовал себя человеком. А почувствовав, нахмурился.
        Ладно. Схему выявил. И что дальше? Перекрыть энергоотвод? Знать бы ещё для начала, как это делается! Кроме того, частная собственность. Посягнёшь - влетит от наставника. Да и не только от него, пожалуй. Вон она какая, собственность-то, в пять этажей! Собаки, охрана, сигнализация, может, даже колдун обслуживает… по вызову…
        Так и не решив, что ему конкретно предпринять, ученик чародея двинулся к синеющей неподалёку полосе асфальта, проложенной, надо думать, от железных узорчатых ворот особняка до самой магистрали. В любом случае звонить Ефрему не стоило. Отругает - Бог с ним. Хуже, если велит вернуться в город и приедет разбираться лично. Такого унижения Глеб Портнягин допустить не мог: легкомыслие и безалаберность сочетались в нём с самомнением и упрямством, что, как известно, даёт в итоге гармоничную личность.
        Выбравшись на асфальт, он первым делом обобрал репьи с левой штанины и уже собирался взяться за правую, когда рядом притормозила скромная серенькая иномарка чумахлинской сборки и весёлый знакомый голос произнёс:
        - Ну где бы мы ещё с тобой встретились!
        Из-за наполовину опущенного тёмного стекла выглянула румяная улыбающаяся физия Игната Фастунова.
        Действительно, где бы ещё? Встреча, неожиданная сама по себе, представлялась вовсе подозрительной, если вспомнить, что бывший одноклассник Портнягина - тоже ученик колдуна. Конкурента и нигроманта с неуловимо белогвардейской фамилией Кудесов. Хотя это могло быть и псевдонимом…
        - Ну я - понятно, - всё так же весело продолжал питомец чёрного мага. - А ты-то как сюда попал?
        - Водным путём, - не стал лукавить Портнягин.
        - По ерику? - содрогнулся Игнат. - Бр-р… И что же тебя подвигло?
        - Не видишь? Травы собираю… - невозмутимо отозвался Глеб. Нагнулся и открепил от штанины ещё два репья. - А ты домой? - Он выпрямился и посмотрел на особняк.
        Это был хороший удар. В подначках оба изощрялись ещё со школьной скамьи, причём с прискорбием следует признать, что в большинстве поединков верх брал Игнат.
        - Обижаешь! - с готовностью откликнулся он. - Что это за дом - в пять этажей? Строить - так строить!
        В салоне кто-то крякнул.
        - Вообще-то мы… а-а… сначала как бы в семь этажей хотели, да… - прозвучало из тёмного чрева иномарки.
        Игнат залился румянцем.
        - Это я чтоб не сглазить, - шмыгнув носом, пояснил он тому, кто сидел за рулём.
        - А ваш… а-а… коллега… как бы тоже - да? - по очистным сооружениям? - поинтересовался незримый водитель, бывший, надо полагать, ещё и владельцем пятиэтажника.
        - Сущностям, - поправил Игнат. - Сооружения - это у вас тут. А у нас в астрале - сущности.
        - Так, может, он тоже… а-а… примет участие?.. Я бы заплатил…
        - Только в качестве консультанта, - поспешно сказал Портнягин.
        Грешно было упускать такой случай. Заодно посмотрим, как работает поднаторевший в колдовском ремесле Игнат, ума наберёмся… Дело в том, что, в отличие от своего бывшего одноклассника, сразу подавшегося в ученье, Глеб вынужден был сначала отдать долг государству, отбыв полтора года в местах не столь отдалённых.

* * *
        Удивительно, но изнутри особняк казался больше, чем снаружи. Сначала хотелось сравнить его с городом, потом - со страной, и наконец - с отдельно взятым мирозданием. Лестницы, лестницы, этажи, подвалы, котельная, два лифта… И, куда ни загляни, всюду чувствуется заботливая рука дизайнера: в меру навороченная обстановка, комфорт, чистота. Даже те отсеки, которым отделка только ещё предстояла (скажем, нижний уровень двухъярусного подвала, где намеревались оборудовать тир), не выглядели устрашающе, как это часто бывает с незавершёнкой. Возможно, причина тут заключалась в том, что планы владельцев уже воплотились ментально и стали почти зримыми.
        Но главное, конечно, астральный микроклимат. Если не вспоминать о напастях, одолевавших деревню Потёмкинскую, работу неизвестного экстрасенса следовало признать шедевром. Переступив порог, ты не просто попадал из жары в прохладу, ты попадал из отрицательной энергетики страны в положительную энергетику особняка.
        Приятное впечатление производили и хозяева. Холёный упитанный Кирсан Устинович вёл себя с мягким барственным достоинством, ничуть не напоминая хамоватого нувориша. Правильная речь: никаких «типа», никаких «бля» - всего три связки, три вполне интеллигентных слова-паразита: величественное «а-а…», осторожное «как бы» и исполненное лёгкого сомнения «да».
        - Вот, прошу любить и жаловать, моя… а-а… как бы супруга, да?..
        Осанистая Полина Леопольдовна отнеслась к молодым колдунам также вполне благосклонно.
        - Ну-с, так что у нас тут? - вежливо отклонив предложение испить чайку, взялся за дело улыбчивый Игнат.
        Вместо ответа хозяйка побледнела, попятилась, округлила глаза.
        - Вот! - выдохнула она, указывая дрогнувшей рукой куда-то в угол.
        Мужчины обернулись. В гостинную прямо сквозь евростену вторглась уже знакомая Глебу эфирная оболочка усопшей баб Вари, легко различимая невооружённым глазом, поскольку еврошторы на евроокнах были задёрнуты. Добралась, странница. Неслышно ворча и опираясь на заветный бадик, престарелая покойница пересекла гостинную и ушла в стену напротив.
        - Из родственников кто-нибудь? - проводив призрак ошалелым взглядом, спросил Игнат.
        - Нет, - отрывисто ответил Кирсан Устинович. - Все архивы подняли, все фотографии… Не было у нас таких.
        - Та-ак… - протянул румяный ученик нигроманта. - А ещё кто-нибудь наведывается?
        - Ещё… - Полина Леопольдовна всхлипнула, прижала к губам платочек. Владелец особняка сделал постное лицо, мягко ступая, подошёл к супруге, успокаивающе тронул за плечико. - Ещё… - кое-как совладав с собой, продолжала она, - ноги по лестницам бегают… Представляете, ноги! Муж не видел - я видела… Одна выше колена отрублена, другая - чуть ниже…
        - Ясно, - неожиданно бодрым голосом объявил Игнат. - С вашего позволения, мы тут с коллегой уединимся на минутку… Маленький, так сказать, консилиум. Не возражаете?
        Хозяева не возражали, и коллеги удалились в соседнюю комнату.
        - А ну колись давай, - страшным шёпотом приказал Игнат. - Твоя работа?
        - Нет, - честно ответил Глеб.
        - Не свисти! Я ж на тебя смотрел, когда она про ноги рассказывала… Чьи ноги?
        - Пашкины, - сказал Глеб. - Одну в позапрошлом году ампутировали (выше колена которая), другую чуть позже…
        - А бабка с палкой кто?
        - Баб Варя. Эту вроде совсем недавно схоронили.
        - А, так ты, значит, в деревне был… - мрачнея, проговорил Игнат. - Слушай, как же они сюда попадают? Особняк охранной чертой обведён, заклинания на каждом углу…
        - Через очистные сущности, - любезно растолковал Портнягин. - Не путать с сооружениями…
        - Ч-чёрт! - зардевшись, вымолвил Игнат. - Про канализацию-то я не подумал… - Вновь повеселел, повернулся к другу детства, с насмешливым сочувствием заглянул в глаза. - Значит, так… - огласил он своё решение. - Когда в следующий раз пересечёмся, я у тебя с дороги ухожу-ухожу-ухожу, лады? А сейчас, звиняй, Грицко, не тот случай… Ну сам прикинь! В деревеньку тебя Поликарпыч загнал не иначе с похмелья… Заплатят тебе… Да смешно говорить, сколько тебе там заплатят! А Устиныч - давний наш клиент…
        - Стоп! - перебил Портнягин. - Так это, значит, вы с учителем энергоотвод ладили?
        - Скажи, классная работа! - нарочито просиял Игнат Фастунов. Не менее нарочито погрустнел, развёл большие белые ладони. - Жаль, что не наша…
        - А чья?
        - Да был тут один иностранный подданный… из Питера, что ли… - нехотя признался Игнат. - Купил в деревне дом - под летнюю лабораторию, алхимией заняться хотел, кабалистикой. Потом вроде раздумал, уехал…
        - На Льва Толстого похож?
        - Не знаю, не видел. Но специалист, говорят, классный. А мы со стариком - так, обслуживаем иногда. Чужих лавров нам не надо - своих девать некуда… Ты не телись, не телись! Решайся давай! У меня там клиенты ждут.
        Портнягин пожал плечами. Что тут было решать? По всем понятиям следовало отступить без боя.
        - Ладно, - сказал он. - Будем считать: должок за тобой.
        - Не заржавеет! - просиял белозубой улыбкой Игнат.
        И они вернулись в гостинную.
        - Полина Леопольдовна! А ночью? Ночью к вам никто не являлся? Ну, может, во снах…
        Выяснилось, что являлись и неоднократно. Троих хозяйка обрисовала словесно. Глеб слушал и мысленно кивал, узнавая Ромку, деда Никодима, баб Маню… Всё верно. Живым душам тоже тепла хочется, вот и поднимаются они, пока тело спит, ночами по энергоотводу, преодолевая встречный поток, чуя астральным нутром, что у истоков их ждёт огромный сияющий сгусток благополучия…
        - Значит, дела у нас такие, - решительно подвёл черту Игнат. - Отстойник переполнен, напор ослабел, вот и попёрло оттуда всякое. Что тут можно посоветовать? По-хорошему, конечно, переделывать систему надо. Но это, сами понимаете, не к нам…
        И Глеб невольно восхитился умением Игната не потревожить как-нибудь ненароком совесть клиента. Молодой чернокнижник подобрал слова настолько деликатно, что можно было подумать, будто речь идёт о чём-то неодушевлённом.
        - Переделывать… а-а… в каком смысле? - слегка обеспокоился Кирсан Устинович.
        - Вообще-то это не совсем моя специальность, - уклончиво молвил Игнат. - Насколько я знаю, необходима чистка отстойника, восстановление поглощающего материала…
        - Иными… а-а… словами… как бы сменить, да?.. население деревни?..
        Видно было, что такая формулировка покоробила Фастунова.
        - Как бы да, - ответил он почти сердито. - А пока… Ну что я могу? Могу поставить на сток астральную решётку…
        - А-а… смысл? Это же как бы… ещё уменьшит напор…
        - Уменьшит, - согласился Игнат. - Зато к вам никто из отстойника не проникнет. Я же говорю: временная мера. По большому счёту она вас не спасает… Кирсан Устинович! Полина Леопольдовна! Может, в пока в город съездите, развеетесь? Или на природе погуляете…
        - А-а… почему вдруг?
        - Да понимаете… На время работ сброс придётся прервать… Начнёт накапливаться отрицательная энергетика. Неуютно здесь будет. Мягко говоря…
        - Надолго это? - озабоченно спросила Полина Леопольдовна.
        - Часа на два. Решётку я думаю поставить подальше от дома, где-нибудь у овражка…
        - Ну, два часа это как бы… а-а… не страшно… - успокоил свысока хозяин. - Нервы у нас крепкие, выдержим, да…

* * *
        Ритуал отключения энергоканала показался Глебу откровенно невразумительным. Да и сопровождающие заклинания - тоже. Насколько же всё-таки разные школы у разных колдунов!
        Как и предостерегал Игнат, стоило прервать сброс, настроение немедленно упало, в голову полезли грязные мысли, а за евростеной, на которой вдруг нестерпимо захотелось намалевать непристойное слово, послышался визгливый женский голос, несомненно принадлежавший милейшей Полине Леопольдовне:
        - Да откуда я знаю, чьи это были ноги!.. Сам, небось, заказал кого-нибудь, а я виновата?..
        - Да?.. - рычал в ответ интеллигентнейший Кирсан Устинович. - А ночью кто к тебе приходил, а?.. С золотым зубом!..
        Что-то упало и разбилось.
        - Предупреждал ведь козлов, - процедил Игнат. - Ещё и подерутся, вот увидишь! Тут сейчас как в отстойнике будет. Пошли отсюда…
        Молодые колдуны - чёрный и белый - спустились по лестнице и, выйдя на обрамлённое голубыми елями крыльцо, приостановились у левого пылающего сусальным золотом чугунного льва. За узорной оградой дрожала, как отражение в воде, рыжая августовская степь.
        - Знаешь, - сказал Игнат, тревожно глядя, как шофёр, которому велено было доставить их до овражка, пинает в беспричинной злобе ни в чём не повинную покрышку. - Как бы нам с тобой в кювет не загреметь! Давай-ка лучше пешком. Тут ведь недалеко…
        И они пошли пешком.
        - Слабаки! - презрительно сплюнув, заметил Глеб. - Морда - зверская, мышцы - накачаны, а энергетический кокон - как у трёхлетнего пацана. Чуть негативкой накрыло - сразу в истерику!
        - Шофёр?
        - Не только… - Портнягин помолчал, покряхтел. - Что-то жалко мне деревенских… - признался он. - Наяву жизни нет, а теперь и во снах не будет… Да и покойникам…
        Знал, что подставляется, но ничего с собой поделать не мог. Расплаты однако не последовало. Игнату тоже было не до шуток.
        - Мы же вроде договорились, - хмуро напомнил он. - Пригласят в следующий раз в деревню, тогда хоть плугом её опахивай, хоть головнёй обноси! А сегодня работаю я… - Однако через пару шагов взорвался сам: - Придурки! - изрыгнул он. - Ну почему не сделать всё по уму? Как положено!
        - А как положено? - спросил Глеб.
        Над пыльным тополем вились какие-то птахи. Воздух вибрировал от их криков и, казалось, делался ещё жарче.
        - Население ему смени! - ядовито выговорил Игнат. - Там населения уже скоро не останется! Вот повымрут все, сопьются - и что дальше? Твой же отстойник - ну так позаботься о нём! Работой людей обеспечь, отстроиться помоги… А!
        Махнул рукой и умолк. В угрюмом молчании друзья достигли овражка, когда сзади послышалась приглушённая расстоянием и тем не менее отчётливая автоматная очередь. Оба обернулись и замерли.
        Особняк - горел.
        - Ну… тут уж я ни при чём… - обретя дар речи, в искреннем возмущении вымолвил Игнат и повернулся к Глебу, словно бы приглашая его в свидетели.
        Подобрав уголки рта в жестоком подобии улыбки, тот молча смотрел на рвущееся из окошек пламя. Наконец очнулся.
        - Слышь… - напомнил он не без ехидства. - А должок-то всё-таки за тобой…
        Прометей прикопанный
        Древний хаос потревожим.
        Мы ведь можем, можем, можем.
        Сергей Городецкий
        Странное дело: в любом более или менее престижном районе города, где многоэтажники воюют с особняками за передел территории, а аршин земли стоит дороже, чем на кладбище, обязательно отыщется утонувший в бурьяне и вроде бы никому не нужный пустырь, этакий затерянный мир, реликтовый клочок того, что в доисторические времёна именовали частным сектором. Из желтоватого облака тростниковых метёлок выдаётся мусорный курган, чем-то напоминая «Апофеоз войны» художника Верещагина, а чуть поодаль торчит углом серый, как наждак, перехлёстнутый ветхими рейками рубероид крыши. Оказывается, кроме бродячих котов и бомжей, здесь ещё обитает хомо доместикус - человек прописанный.
        В течение полувека кто только не точил зубы на этот пустырь, намереваясь заложить там супермаркет, а то и небоскрёб! Да и сам хомо доместикус спал и видел, что назначат домишко на слом, а его переселят в какую-никакую однокомнатку, пусть без огорода, зато с удобствами.
        Но каждый раз обязательно что-нибудь да мешало. То претенденты друг друга перестреляют, то власть сменится. На самом деле причина, конечно, глубже: заведомо лежит на домишке обережное заклятие - и поди различи, само оно образовалось или же кто с умыслом зачаровал.
        Если с умыслом, то надобно первым делом взять лопату и, освятивши её в церкви, проверить, не прикопан ли где в огороде котёл с золотыми десятками. Прикопан - значит и переезжать не стоит: район престижный, прямой резон отстроиться на месте. Не прикопан - стало быть, заклятие, скорее всего, самородное. Тут, хочешь не хочешь, вызывай специалиста, а уж тот смекнёт, что к чему.
        О самородных заклятиях споры идут не первый век. Некоторые обскуранты (есть они и среди колдунов) отрицают в принципе возможность такого явления, однако сегодня в продвинутом обществе подобные взгляды лучше не оглашать. Принято думать, что добрые две трети совпадений и случайностей в нашей с вами жизни вызваны не злонамеренными, а именно самородными чарами. Простейший пример: расположение звёзд на небе. Их ведь никто нарочно там не расставлял! Хотя нам от этого, разумеется, не легче.
        Или вот додумались делать лапшу в виде букв. Интересно, отдаёт ли себе хоть кто-нибудь отчёт, сколько стихийно сложившихся заговоров, какую неведомую кабалистику он каждый раз зачёрпывает ложкой и, как это ни грустно, поглощает и переваривает вместе с куриным бульоном?
        К самородным обычно относят и неумышленные заклятия: чередуя различные действия, человек нет-нет да и совершит нечаянно какой-нибудь колдовской обряд. Скажем, встанет с левой ноги или водку не до дна выпьет. Последствия общеизвестны.
        Устраняются напасти такого рода, как правило, легко, хотя существуют и здесь свои тонкости. К примеру, первое средство от сглаза (постучать по дереву) известно каждому, однако далеко не все знают, что разные породы дерева по-разному отзываются на стук. Допустим, по древесностружечной плите стучать бесполезно, а по ясеню и авокадо, имейте в виду, просто опасно. Так откликнется, что мало не покажется.
        К сожалению, многочисленные проходимцы, выдающие себя за гадалок и знахарей, весьма успешно пользуются нашей неосведомлённостью. Наплетёт с три короба о напущенной соседом порче, а порча-то вся в том, что чистку зубов надлежит начинать не справа налево, а слева направо - как пишем.
        Что же касается неуязвимого для гири и бульдозера домика, то тут закавыка, понятно, посерьёзнее, ситуация наверняка запущенная: поспорить можно, что, придя по вызову, обнаружишь целый колтун самородных и неумышленных заклятий. За год не распутлякаешь. Впрочем попадаются иногда такие спецы - в любой путанице нужную ниточку отыщут. В позапрошлом, дай Бог памяти, году обратилось семейство с Новостройки к одному колдуну. Та же история: сорок лет сноса ждут - не дождутся. Того и гляди домишко сам развалится безо всякой гири. Случай, что говорить, трудный. Но, правда, и колдун был известный - Ефрем Нехорошев. Старичок уже, капризный, идти никуда не хочет. Семейство в слёзы. Уговорили, на частнике привезли. Походил он по двору, посмотрел. Видит: по проволоке цепная шавка бегает, надрывается. От конуры до крыльца. «А собачку вашу, - спрашивает, - как зовут?» - «Мальчиком», - отвечают. «А прежнюю как звали?» - «И прежнюю Мальчиком». - «Ага, - говорит. - Тогда дождитесь, как эта издохнет, а следующую Дружком назовите. Или Шариком». - «И всё?!» - «И всё».
        С тем и отбыл.
        На следующий день собачка, понятно, сдохла. Взяли щеночка, назвали Шариком. И что ж вы думаете! Месяца не прошло - предлагают переселиться, ордер приносят на квартиру улучшенной планировки - в новом доме, в строящемся. А обратись страдальцы наши к кому другому - ещё неизвестно, что вышло бы.
        Переехать, правда, так и не переехали: лопнула фирма, только фундамент заложить успела. А хибарку-то снесли уже. Семейство в суд. Так до сих пор и судятся. Живут где-то у родственников… А не фиг было псину травить! Кудесник же ясно сказал: «Дождитесь, пока издохнет». А они на радостях не утерпели, видать…
        Хуже всего, что история в газеты попала. Естественно, один умник решил провернуть то же самое своими силами. Трёх собачонок, изверг, извёл - ясное дело, без толку. Чародей выискался! А там, между нами, всего-то и надо было, что воробья из-под конька крыши выгнать.

* * *
        Обитатели пустыря, о котором пойдёт речь, поступили проще: не ходя ни к каким колдунам, сдали свою реликтовую жилплощадь приезжему квартиранту, а сами подались куда-то на заработки. Они бы её, может быть, и совсем продали, но законы не обойдёшь - заклятье не позволит.
        Жилец оказался тихий, за периметр пустыря выходил только в магазины, причём чаще в хозяйственные, чем в продовольственные. Если не копался в огороде, то сидел целыми днями у окошка и мастерил что-то невразумительное. По слухам, чёрный ящик с красной кнопкой.
        И как-то сразу не по-хорошему зашевелился бурьян вокруг отданной внаём халупы. Сгинули куда-то бомжи и бродячие кошки, зачастили к серой дощатой калитке почтальоны, коммивояжёры, работники социальной сферы, мелкая предвыборная сволочь. Узенькая прерывистая стёжка углубилась, расширилась, достигла статуса народной тропы. Что вынюхивали - непонятно. Потом нагрянул спецназ. Обложили пустырь, изготовились к захвату, как вдруг заколебались и, не дождавшись внятного приказа, рассеялись. Не иначе опять обережные чары сработали: как ни крути, а угроза домику при штурме возникала прямая. Спецназ - он ведь покруче бульдозера будет. В бульдозере хотя бы подствольный гранатомёт не предусмотрен.
        Возможно, в загадочном квартиранте заподозрили террориста-рационализатора. Мигрант, вдобавок выходец из Царицына, этого извечного рассадника злых гениев. Недаром же именно там, стоило всё позволить, были придуманы и вечный двигатель, и машина времени, и усечённая финансовая пирамида. Собственно, их и раньше придумывали, но как-то, знаете, по-доброму, ради общего блага.
        Если вникнуть, самородок-изобретатель - тоже в каком-то роде стихийно сложившееся заклятие. Не учили его, не воспитывали - до всего самодуром дошёл. Ну книжки читал, ну фильмы смотрел, так ведь в произведениях искусства неумышленных чар, пожалуй, больше, чем в жизни. Взять литературу. Метафора (это вам любой колдун скажет) строится по законам симпатической магии, а стало быть, запросто может сработать, как заклинание, особенно при декламации. Посмотрите на любителей поэзии! Посмотрите на этих романтических мымр в очках и кривобоких узкоплечих недомерков, половина из которых ещё и заикается. Порченые поголовно!
        Кинематограф - и вовсе чума. Вот запретили двадцать пятый кадр - а проку? В результате фильмы теперь сплошь монтируют из одних двадцать пятых кадров - и попробуй что-нибудь докажи!
        То ли дело при советской власти! В ту пору каждая метафора тщательно проверялась и обезвреживалась цензурой. Не обходилось, конечно, без перегибов: шили образ там, где его и в помине не было. Допытывались, например, кого ты имел в виду, написав «листья падают». А ведь имел кого-то… Поди теперь вспомни!
        Где вы, безмятежные времена, когда образ психопата-учёного был неведом самородкам из захолустья - тем самым самородкам, по поводу которых ещё Салтыков-Щедрин брюзжал, будто они употребляют все свои способности или на то, чтобы изобретать изобрётенное, или на то, чтобы разрешать неразрешимое! Стоило идиллически прозрачному пруду социалистического искусства замутиться, провинциальные кулибины, поражённые чёрной магией Голливуда, призадумались: а нужно ли вообще осчастливливать человечество? Может, действительно, проще взорвать его к едрене фене?
        И, как только в очередной раз кому-либо из них удавалось разрешить неразрешимое, подобная возможность представлялась.

* * *
        Достигнув вершины бугра оземленелых обломков, Глеб Портнягин осторожно раздвинул бурьян. За дощатым, серым от дождей забором виднелся в меру ухоженный огородишко. Помидоры на грядках надували бледно-зелёные щёки. Вообще чувствовалось, что нынешний жилец тяпкой владеет неплохо. Сам он, кстати говоря, в данный момент, пригнувшись, подкрадывался к беспечно розовеющему плоду, причём делал это по науке, заходя против ветра. Если верить современным ботаникам, срываемый помидор с помощью запаха информирует собратьев о своей беде - и те, обороняясь, начинают накапливать нитраты.
        Глеб усмехнулся. Ботаники - они и есть ботаники. Конечно, растения общаются между собой, но только не с помощью запахов, а с помощью флюидов, которым совершенно всё равно, куда в этом грубоматериальном мире дует ветер.
        Глубоко утонувшее в пухлой белёной стене окошко смотрело прямо на Портнягина. Два нижних стекла были чёрные, пыльные, верхнее от старости подёрнулось радужной поволокой. Попасть в него отсюда камушком - раз плюнуть. Случись такое - тугой, намертво затянувшийся узел самородных заклятий, оберегающих дом от сноса, начнёт помаленьку распускаться - и, глядишь, недельки через две развяжется окончательно. Разумеется, Глеб Портнягин, самостоятельно это стёклышко нипочём бы не вычислил - ученику, тем более только начинающему постигать азы колдовства, подобная задача явно не по зубам. Про зачарованное окошко ему рассказал наставник - старый колдун Ефрем Нехорошев, побывавший здесь вчера в астральном виде и самолично всё исследовавший.
        Зная склонность своего ученика к волевым, а то и вовсе хулиганским решениям, выбивать стекло он запретил ему категорически, потому как возможен откат, то есть переход порчи на того, кто неумело её снимает. По уровню опасности подобные операции подчас сопоставимы с ликвидацией взрывного устройства, так что недоучке в это дело лучше не лезть.
        - Заклятие-то обережное, - с недоумением напомнил Глеб. - Какая ж тут опасность?
        - От иного оберега, - угрюмо отвечал ему наставник, - сам в прорубь сиганёшь. Заключённых тоже вон на зоне оберегают. Пуще глаза. Я ж тебе про ту семейку с Новостройки - рассказывал?
        Как именно оберегают заключённых на зоне, Глеб знал не понаслышке. История с невинно убиенным Мальчиком также была хорошо известна Портнягину.
        - А пацанёнка с рогаткой подговорить? Сам же сказал: порча только на тех переходит, кто о ней знает…
        - Не суетись, торопыга, - насупив кудлатые брови, осадил прыткого питомца Ефрем Нехорошев. - Нехай усё идёть своим чередом…
        Если помните, Андрей Болконский в романе графа Толстого, желая выразить пренебрежение, произносил русские слова с французским акцентом. Старый колдун Ефрем Нехорошев в подобных случаях переходил на суржик.
        - А без меня оно своим чередом идти не может? - прямо спросил Глеб.
        - Может.
        - Зачем тогда посылаешь?
        - А чтоб самому не ехать, - невозмутимо отвечал колдун. - Честно тебе, Глебушка, скажу: не люблю я с этим народом якшаться. Не люб-лю…
        - С каким ещё народом?
        - Увидишь…
        …Портнягин с сожалением бросил ещё один взгляд на тускло-радужное стекло и, вздохнув, двинулся в обратный путь.

* * *
        Узкая, извилисто сбегающая с курганчика тропка вывела Глеба на крепко утоптанную поляну под сенью одичавшей сливы общественного пользования. С четырёх сторон высился бурьян. Посередине чернело пепелище, из которого выдавался клыком полусгоревший обуглившийся пень. На земле какое-то тряпьё, пара разнокалиберных деревянных ящиков для сидения. На меньшем выжжены в столбик раскалённой проволокой три слова: «Матрос», «Партизан» и «Железняк». Видимо, клички прежних обитателей здешних мест.
        Нынешняя компания в интерьер решительно не вписывалась: двое мужчин, оба в костюмах, при галстуках. Чуть поодаль, опершись на снайперскую винтовку, хранила презрительное молчание костлявая блондинка в белых колготках, белой блузке и шортах защитного цвета. Блёклые рыбьи глаза, подбородок - как у таранного броненосца.
        - А где поп? - негромко спросил Портнягин (от серого дощатого забора их по прямой отделяло метров тридцать, не больше).
        - Кадить пошёл, - любезно сообщил тот, что пониже ростом, милый улыбчивый интеллигент. И всё-то в нём было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Вот только о руках трудно что-либо сказать - руки он почему-то всё время держал в карманах.
        - Что-то я его во дворе не видел, - заметил Глеб.
        - Ну, значит, не дошёл ещё…
        Из-за бугра послышался стук по дереву, лязг цепи, надрывный лай, потом заглушаемые захлёбывающимся рычанием голоса. Улыбчивый интеллигент оглядел собравшихся на поляне.
        - Малый джентльменский набор, - сказал он. - Кстати, Поликрат Поликратыч, а почему я здесь не вижу криминалитета? Репутацию бережёте?
        - Тупые они, - угрюмо отозвался дородный Поликрат Поликратыч. Лицо у него было обширное, озабоченное. Официальное. - Нюансов не ловят. Прикопают без намёка, а я отвечай потом…
        - Прометей прикопанный, - с удовольствием изрёк его рафинированный собеседник. - И какие же требования выдвигает этот ваш самородок?
        - Никаких.
        - Как? Вообще?
        - Вообще.
        - Так может, он не психопат-учёный, а просто психопат? В этот его ящик с кнопкой кто-нибудь заглядывал?
        - Да все кому не лень! Сам обычно хвастаться ведёт…
        - И что там внутри?
        - В принципе вообще… физик один смотрел - говорит: бред сивой кобылы.
        - Тогда, простите, из-за чего весь сыр-бор?
        Официальное лицо закряхтело, достало носовой платок и, расстелив, с омерзением присело на ящик с тремя кликухами.
        - Физик, - повторило оно тоскливо. - Мало ли что физик! В Царицыне вон Чернобров машину времени изобрёл. Тоже вроде бред, но… работает же!
        На поляне тревожно задумались. Любой самородок опасен в первую очередь своей непредсказуемостью. Не имея ни малейшего понятия о существующей в научных кругах конъюнктуре, он по простодушию вторгается в такие области познания, куда серьёзные исследователи давно уже договорились не соваться ни при каких обстоятельствах.
        Хотя встречаются отморозки и среди профессионалов. До сих пор памятен скандал, учинённый в начале двадцатого столетия известным авиахулиганом Сикорским. Знал же, знал, что мотор в аэроплане принято ставить точно по центру! Вот расчёты, вот формулы, вот наконец честное слово академика: поставишь сбоку - закружится самолёт и упадёт. И что ж вы думаете? Назло всем четыре мотора на крыльях укрепил. Мало того: в полёте из озорства половину с одной стороны взял и выключил. А народ-то внизу - стоит смотрит! Видят: не крутится, не падает - летит себе и летит. Пришлось из-за него, баламута, всю аэродинамику переписывать…
        - Тогда уж скорее Пандора, чем Прометей, - неожиданно промолвил интеллигент. - Тем более ящик у него…
        Вынул руку из кармана и рассеянно взглянул на часы. Рука оказалась под стать облику, изящная, с ухоженными ногтями, но почему-то этот простой жест сильно взволновал представительного Поликрата Поликратыча. Официальное лицо поспешно встало с дощатой тары и отступило подальше, словно гранату из кармана вынули.
        - А вы что молчите, молодой человек? - нервно спросило оно Глеба - явно для того, чтобы как-то оправдать странную свою ретираду.
        - А что такое?
        - Ну вот физик говорит: бред сивой кобылы. А вы что скажете? Вы же… э… без пяти минут специалист… Есть там колдовство? В принципе вообще…
        Ученик чародея внутренне приосанился.
        - Колдовство есть везде…
        - Нет, я в смысле… в самом приборе.
        - Так, чепуха, - равнодушно изронил Глеб.
        Поликрат Поликратыч остался недоволен его ответом.
        - А почему ваш руководитель сам не прибыл? - несколько раздражённо спросил он. - Нет, вы поймите, я вообще в принципе против вас ничего не имею, но… возраст, опыт… Всё-таки не кто-нибудь - исполнительная власть просит выступить в качестве эксперта. Мне кажется, Ефрем Поликарпович мог бы отнестись к такому предложению и повнимательней…
        - Хворает, - скупо отмерил информацию Глеб Портнягин.
        - А позвонить ему нельзя? В принципе вообще…
        - Можно. Сам сказал: ежели что стрясётся - звони.
        - Ипсэ диксит, - непонятно прокомментировал интеллигент, задумчиво разглядывая произрастающий на сливовой ветке мужской рваный носок.
        - Ну так позвоните! - приглушённо, учитывая опасную близость объекта, рявкнул Поликрат Поликратыч.
        - Разве что-нибудь стряслось? - не понял Глеб.
        - А когда стрясётся, поздно будет! - Не совладав с чувствами, официальное лицо опрометчиво повысило голос. За бугром немедленно загремела цепь, грянул заполошный лай и, кажется, лязгнула щеколда. - А, чтоб тебя! - Поликрат Поликратыч замолчал, успокоился и снова обратился к Портнягину, взяв тоном ниже. - А на доме? Вы вроде говорили: на нём заклятье лежит…
        - Лежит, - согласился тот.
        - А если снять?
        - Тогда через полмесяца дом под снос пойдёт.
        - И что?
        - Н-ну… тут уж не до изобретений станет.
        - Мысль, между прочим, здравая, - заметил интеллигент.
        - Здравая она! - вполголоса вспылил Поликрат Поликратыч. - Этот придурок за полмесяца триста раз кнопку нажать надумает! - посопел, прикинул. - И потом, - добавил он как бы про себя, - это ж всё и без колдовства можно решить… Прислать бульдозер…
        - Попробуйте, - хладнокровно согласился Портнягин. - Спецназ, по-моему, уже вызывали.
        К представителям власти, тем более исполнительной, он испытывал после отсидки стойкую неприязнь.
        Костлявая блондинка слегка изменила позу.
        - Кадс леший тур ходит бля? - надменно осведомилась она, не поймёшь на каком языке. Возможно, даже на русском.
        Все повернулись в ту сторону, куда теперь был устремлён её таранный подбородок. Вскоре там зашуршали, закачались тростники - и на поляну вышел поп с ещё дымящимся кадилом.
        - Заодно исповедал, - старательно окая, с удовлетворением оповестил он и небрежно передёрнул затвор. На утоптанную землю посыпались остатки курящегося ладана.
        - Выяснили что-нибудь? - кинулся к пришедшему Поликрат Поликратыч.
        Священнослужитель ухмыльнулся.
        - Тайна исповеди, сын мой, - несколько глумливо напомнил он. - Тайна исповеди.
        - Не морочьте голову, капитан! Вы такой же поп, как я дьяконесса!
        - Так ведь тайна исповеди, она ж не только в церкви соблюдается, - резонно возразил тот. - В нашей конторе с этим делом, пожалуй, ещё и построже будет. - Нахмурился, принялся разоблачаться. - Значит, так, - известил он, отставляя кадило на освободившийся ящик. - Если нажать на красную кнопку, мир погрузится в хаос. Ну, это и без исповеди было известно…
        На поляне задумались вновь. Портнягин попытался представить всемирный хаос, не смог, но на всякий случай содрогнулся. Уж больно зловеще звучало.
        - А кстати, зачем? - снова вмешался интеллигент.
        - Что зачем?
        - Зачем ему погружать мир в хаос?
        - Да он сам ещё не решил. Колеблется. То ли ради добра, то ли…
        - Потому и не нажимает?
        Капитан упаковал рясу и кадило в спортивную сумку, чиркнул «молнией».
        - Нет, - сказал он, вздохнув. - Просто ящик у него пока до ума не доведён. На целую планету мощности не хватит. Даже город целиком не накроет…
        - Хм… Стало быть, для нас разницы - никакой?
        - Для нас - никакой. - Капитан вскинул сумку на плечо и двинулся в сторону тропки.
        - Вы куда? - всполошился Поликрат Поликратыч.
        - На службу. Задание выполнено. А мне ещё сегодня маньяка брать.
        - Ну что за бардак! - с горечью вымолвило официальное лицо, когда тростники вновь сомкнулись за сотрудником органов. - Тут весь город навернуться может, а он какого-то маньяка шугать пошёл!
        - Вообще-то у меня тоже дел полно… - подал голос Портнягин.
        - Ну уж нет! - вскинулся представитель власти. - Этак все разбегутся!
        - Да что ж вы так сердечко-то своё золотое надрываете, Поликрат Поликратыч! - посетовал интеллигент. - Успокойтесь. В нерадивости вас не упрекнёшь: рукопашника вызвали, колдуна вызвали, чудь эту белоглазую… Велено вам было держать руку на пульсе? Вот и держите дальше! Всё идёт по плану: снайпер не стреляет, колдун не колдует…
        Услышав про чудь белоглазую, костлявая блондинка медленно повернула голову и брезгливо оглядела говорящего.
        - Не пойму только, чем вам так дорог этот псих? - проникновенно продолжал интеллигент. - Этот ваш Прометей прикопанный! Что вы с ним церемонитесь? Кнопка есть? Есть. Значит, часть взрывного устройства. Раз часть взрывного устройства - значит террорист. Ну что мне вас, учить, что ли?
        - «Ястребы» наши сусловские не позволят, - расстроенно признался Поликрат Поликратыч, снова присаживаясь на ту же тару с тремя кликухами. - Попробуй тронь - такой шум поднимут…
        - А «ястребам» он зачем?
        - Ну как зачем! Вдруг в самом деле заработает ящик… Тогда будет чем глобалистов пугнуть… если сунутся…
        - Так в первую очередь нас же самих накроет!
        - Н-ну… - закряхтев, отвечал Поликрат Поликратыч. - Считается, что нам вроде меньше терять…
        - Ох, братья вы мои по разуму! - язвительно вымолвил интеллигент. - Да примите вы его службу, в какой-нибудь, я не знаю, исследовательский институт! Положите жалование, лабораторию оборудуйте…
        - А вот этого уже оппозиция не допустит, - хмуро отозвался Поликрат Поликратыч.
        - Тьфу на вас! - сказал интеллигент. - Мне, что ли, тоже на разведку сходить?
        И, не дожидаясь разрешения, скрылся в высокорослом бурьяне, по-прежнему держа руки в карманах. Со стороны можно было подумать, что у него там с каждого бока по пистолету.
        - Кто он такой? - спросил Портнягин. Своей бесцеремонной манерой разговаривать с властями, интеллигент ему очень понравился.
        - Кто-кто! - буркнул Поликрат Поликратыч. - Незлобин.
        - Сам?! - не поверил Глеб и ошалело уставился вослед живой легенде.
        Из-за бугра вновь послышался стук в калитку, но на этот раз собака почему-то даже не пикнула.

* * *
        О Родионе Незлобине Портнягин много слышал, но никак не предполагал встретиться с ним, так сказать, вживе. Тем более при подобных обстоятельствах.
        Удивительна судьба этого человека. Удивительна и в чём-то даже назидательна. Хлипкий студентик с философского факультета обитал в самом криминальном районе Баклужино. Местное хулиганьё повадилось каждый день встречать его в подворотне и бить морду на удачу. Суеверие, конечно, дикое, но отморозки искренне полагали, что после зубодробительного обряда им обязательно улыбнётся счастье.
        И вот однажды кто-то из сокурсников, желая, очевидно, подшутить над бедолагой, подарил ему по случаю свежей мордобоины самоучитель какого-то ещё неслыханного в здешних местах восточного единоборства, отпечатанный в Японии, да ещё и иероглифами. Наивный Родион принял книжку чуть ли не со слезами благодарности и с тем же усердием, с каким корпел над диалогами Платона, взялся за древнее боевое искусство, поскольку иного выхода не видел.
        Языка он, ясное дело, не знал, но тексты были обильно снабжены рисунками, правда, очень схематичными, так что приходилось напрягать не только мышцы, но и извилины. Вот, например, картинка: один человечек изображён присевшим на корточки, второй стоит перед ним и держит сидящего за подбородок. Поясняющих стрелок нет. Что куда вывихивать - непонятно. А главная загадка: каким образом противник оказался на корточках?
        Компьютерная программа-переводчик скорее усложнила дело, нежели упростила. На монитор выползала такая жутковатая бредятина, что оторопь брала. Наконец спустя полгода студентик решил для пробы оказать лёгкое сопротивление нападающим. Неизвестно, кто был больше потрясён случившимся: сам Родион Незлобин или его жертвы. Во всяком случае, наутро все они, за исключением сильно травмированных, явились к нему с изъявлениями добрых чувств и признанием своей глубочайшей неправоты.
        Но наверное сильнее всех оторопел, услышав о происшествии, шутник-сокурсник, ибо подаренная им книжка была пособием по возвращению к жизни извлечённых из воды утопающих.
        После такого казуса иной на месте Родиона Незлобина по меньшей бы мере смутился, однако ежедневные мордобои в подворотне и чтение античных авторов выковали в нём философский ум. К тому времени он и сам уже пришёл к выводу, что успеха можно достичь лишь в результате досадной ошибки. Было бы, согласитесь, грешно упустить столь драгоценную возможность.
        Став пятикратным чемпионом Суслова в боях без правил, Незлобин решил, что этого вполне достаточно, и перешёл на тренерскую работу, причём учениками его были в основном приезжие японцы, которые, как известно, тоже не лыком шиты и ни за что не упустят шанса воскресить какое-нибудь своё древнее боевое искусство, будь то дзюдо (в прошлом - род массажа) или, допустим, каратэ (в старину - способ выбивания циновок).

* * *
        Пятикратный чемпион вернулся довольно быстро, причём вид у него был крайне смущённый.
        - Что?! - ахнул, отшатнувшись, представитель исполнительной власти.
        Родион Незлобин хотел беспомощно развести руками, но, поскольку руки у него по-прежнему располагались в карманах, ограничился тем, что беспомощно развёл локти.
        - Казните, Поликрат Поликратыч, - покаялся он всё с той же обезоруживающей улыбкой. - Виноват…
        Поликрат Поликратыч, взявшись за приостановившееся сердце, обречённо ждал продолжения.
        - Как-то всё само собой вышло, - с неловкостью признался Незлобин. - Хотел он мне руку пожать, а я машинально…
        - Жив?!
        - Жив-то жив… А в сознание пришёл - к ящику своему кинулся… Пришлось привязать.
        - Как?!
        - Шнуром от удлиннителя. К стулу. Вы уж строго не судите, Поликрат Поликратыч…
        Представитель исполнительной власти очумело оглядел присутствующих.
        - Все свободны, - хрипло бросил он, но тут же спохватился. - Нет, только вы, госпожа Скучайте! А вы… - Поликрат Поликратыч повернулся к Глебу, - срочно звоните своему руководителю! Хворает он там, не хворает… Пусть едет. Машину - пришлём.
        Ученик чародея выхватил сотовый телефон.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев откликнулся не сразу.
        - Ну и что у нас там плохого? - мрачно осведомился он.
        - Психа к стулу привязали, - отрапортовал Глеб.
        - И что?
        - Теперь тебя ждут. Машина уже едет.
        - У, грыжа мудяная! - заругался кудесник.
        Значит, прибудет.
        «Белая колготка», как её мысленно окрестил Глеб, с прибалтийской обстоятельностью разбирала и укладывала в бархатные ниши специального кофра непригодившийся огнестрельный инструмент.

* * *
        Логово учёного психопата, на взгляд Портнягина, мало чем отличалось от жилища старого колдуна Ефрема Нехорошева: такое же захламлённое, с паутиной по углам, кругом разбросаны какие-то совершенно невразумительные предметы. Сам жилец ёрзал, примотанный к шаткому стулу, пытаясь его своим ёрзаньем развалить. Рот жильца был заткнут каким-то, видать, подобранным с пола артефактом. Чёрный ящик располагался на подоконнике в аккурат под тем самым стёклышком радужного отлива, что вот уже столько лет хранило домишко от сноса.
        Четверо мужчин остановились перед частично обездвиженным самородком.
        - Развяжите, - приказал колдун.
        Трое встревоженно переглянулись.
        - Так ведь он же… в отместку… - ужаснулся Поликрат Поликратыч. - Кнопку нажмёт!
        - Нехай жмёт, - равнодушно позволил Ефрем.
        - А-а… - сообразил Незлобин. - То есть всё-таки…
        С уважением поглядел на колдуна и принялся отматывать узника от стула. Стоило последнему витку электропровода упасть на пол, освобождённый Прометей стремглав бросился к чёрному ящику и утвердил палец на красной кнопке. Потом спохватился, воткнул вилку в розетку и лишь после этого выдернул кляп изо рта.
        - Всем покинуть помещение, - сиплым голосом выдвинул он первое условие. - Иначе…
        - Пошли, пошли отсюда… - миролюбиво заворковал старый колдун, подталкивая остальных к выходу. На пороге оглянулся. - А ты, милок, не серчай… - успокоил он тяжело дышащего самородка. - Это ограбление. Просто видим: взять у тебя нечего - ну и…
        Во дворе раззявившая было пасть шавка увидела Незлобина и, поджав хвост, юркнула в конуру. Не залаяла она и после того, как серая дощатая калитка закрылась со стуком за незваными гостями. Пёс его знает - вдруг вернётся!
        - Спасибо вам! - обессиленно выдохнул Поликрат Поликратыч и, повернувшись к старичку колдуну, принялся с благодарностью трясти его хрупкую ручонку. - Какой вы всё-таки психолог…
        - Это ты о чём? - подозрительно осведомился тот.
        - Ну как же! Я-то грешным делом думал: нажмёт сейчас, не дай Бог… - Представитель власти содрогнулся и с ужасом оглядел курган обломков и заросли бурьяна, видимо, представляя, как всё это погружается в бездну мирового хаоса.
        - Позвольте, - озадаченно сказал Незлобин. - То есть вы тем не менее полагаете, что установка действующая?
        - Нешто я знаю? - благодушно усмехнулся Ефрем Нехорошев. - Может, и действующая…
        На вершине бугра колдун с учеником, приотстав, задержались.
        - Сам-то не боишься? - вполголоса спросил Портнягин.
        - Чего?
        - Ну… хаоса там…
        - Эх, милай! - развеселившись, отвечал старый колдун Ефрем Нехорошев. - Нашёл, чем пужать! Да по сравнению с нашим бардаком ихний хаос - это почти порядок!
        Глеб ошарашенно оглянулся на тусклое радужное стекло в окошке домика.
        - Тогда, может, вернуться да самим кнопку нажать? - неуверенно подначил он.
        - И думать не моги, - сурово оборвал наставник. - Сколько раз повторять: всё должно идти своим чередом… И потом, знаешь, Глебушка, - признался он вдруг с неловкостью. - Как ни крути, а чужой он, хаос-то, пришлый. А к бардаку вроде привыкли уже, можно сказать, душой прикипели…
        Числа
        Раз-два-три-четыре-пять…
        Фёдор Миллер
        Цифры, составляющие дату рождения Глеба Портнягина, в сумме давали семёрку, что уже само по себе свидетельствовало о нешуточных магических способностях. Трудно сказать, как бы сложилась судьба юноши, родись он в стране с иным летосчислением, однако, живя в Баклужино, Глеб просто не мог не стать учеником колдуна, даже если бы сильно постарался.
        А старался он сильно. Рос хулиганом, взломал в порядке самоутверждения продовольственный склад, угодил за решётку, и быть бы ему - чем чёрт не шутит! - вором в законе, когда бы не магическая цифра семь. Кстати, о взломе. Ни за какие коврижки не приблизился бы Глеб Портнягин к железной складской двери, овладей он предварительно хотя бы начатками астрологии, потому что в тот погожий апрельский вечер все светила беззвучным хором отчаянно и тщетно кричали ему с небосклона: «Не надо, Глеб! Ну его на фиг, этот продовольственный склад!»
        И как бы там ни ёрничал Гераклит, говоря, что «многознание никому не прибавляло ума, в чём легко убедиться на примере Пифагора», прозорлив был великий геометр: миром действительно правят числа. Другое дело, что не всегда понятно, чем они при этом руководствуются. Почему, например, с жалобами на плохое качество колдовства клиенты шли гуртом к старому чародею Ефрему Нехорошеву именно во вторник, когда тяжёлыми днями в народе считаются понедельник и пятница?
        Ещё с вечера Глеб Портнягин прикинул на клочке бумаги, что его ждёт завтра: сложил цифры грядущего вторника с собственной семёркой - и в сумме ничего хорошего не получил. Проще, конечно, было подбить итог на калькуляторе, но вычислительная техника при всей её точности меняет качество знаков, что неминуемо ведёт к ошибочным выводам. Поэтому строгая традиция требует карандаша и бумаги. По схожим причинам истинные колдуны, воздействуя на расстоянии, никогда не пользуются цифровыми фотографиями.
        Так или иначе, но результат Портнягина решительно не устроил - и, перевернув листок, юный чародей начал расчёты сызнова, умышленно прибегнув к более сложному способу. К счастью, нумерология распадается на несколько школ, каждая из которых достойна равного уважения. Так что выбор целиком зависит от вас. Первый метод исчисления основывается на переводе в цифровые величины текста священных книг, второй - на геометрии Великой Пирамиды в Гизе, третий - на измерениях мавзолея В. И. Ленина на Красной площади, в пропорциях которого, как недавно установили оккультисты, тоже таится глубокий мистический смысл. Есть и другие способы, но эти три - самые распространённые.
        Перепробовав всё, что знал, и ухлопав на нелюбимую арифметику добрых полчаса, упрямый ученик колдуна добился-таки относительно благоприятного ответа и, спалив бумагу на свечке, смешал растёртый в ступке пепел с молотым кофе, каковой затем и употребил - на ночь глядя.

* * *
        Утро следующего дня началось вполне терпимо, согласно расчётам. Обиженных клиентов набежало немного, и, что самое ценное, ни одна их претензия не касалась впрямую Глеба Портнягина. Последний челобитчик, как водится, оказался стервознее всех. С виду было ему лет двадцать пять, не больше. Хрящеватый кадык, глаза маньяка. И голос - бабий, вредный.
        - Погоди-ка, - сразу же прервал его Ефрем. - Ты откуда взялся такой? Мы ж с тобой не встречались ни разу…
        - Ну да! - воинственно отвечал ему на повышенных тонах молодой скандалист. - Лично - ни разу! Зато я с вашего сайта полгода не вылезал!
        Портнягин сидел у окна и запитывал положительной энергией крепко подсевший амулет. При слове «сайт» отложил резную деревяшку на подоконник и с надменным изумлением повернулся к жалобщику. За дела компьютерные и сетевые он отвечал персонально.
        - И что? - не понял колдун.
        - А у вас там приметы на сайте! Целый список! Как будущую жену выбирать! По имени, по гороскопу, по морде…
        - Ну правильно…
        - Да как же правильно, если я по ним такую стерву выбрал?
        - Например! Хоть одну примету назови…
        - «Нельзя жениться в мае, иначе век маяться». Ещё и пословицу привели: «Рад бы жениться, да май не велит»!
        - А ты когда женился?
        - В марте!
        - А кто в марте - тому век материться…
        - Не было этого на сайте!!!
        - Было. И не шуми, а то проверим! Ещё какие приметы?
        - Ну вот хотя бы… «Кто щекотлив, тот и ревнив». Щекотал-щекотал её до свадьбы - ни разу ведь не хихикнула, мымра, зубами только скрипела! А чуть обвенчались - каждый день скандалы закатывает!
        Старый чародей восторженно уставил желтоватые глазёнки на потерпевшего - и захихикал сам.
        - А после свадьбы щекотать не пробовал?
        - Вы что, прикалываетесь? - взвизгнул гость.
        - Мудёр… - с наслаждением выговорил Ефрем. - Ох, мудёр… Если ты на Глебушкином сайте ума набирался, думаешь, невеста твоя глупее тебя, что ли, была? Наверняка тоже там паслась… Все приметы срисовала. И про щекотку…
        Скандалист поперхнулся, но быстро пришёл в себя.
        - Щекотку? Допустим! - снова ринулся он на приступ. - А цвет глаз?
        - На контактные линзы не проверял? - задумчиво спросил колдун.
        - Ах, контактные… - задохнулся тот. - Ловко у вас всё получается! А с паспортом как быть? Имя, дата рождения, место рождения… Что ж она, и гороскоп срисовала? Или с поддельным паспортом замуж выходила? Мы же с ней по зодиаку подходим идеально! По таблице по вашей…
        - Ну так имя тем более сменить недолго…
        - Имя? Допустим! А дату? Цифры-то не обманешь!..
        - Эх ма! - шлёпнул себя по коленям старый чародей. - Ты где живёшь, мил человек? В Африке или в Суслово? Который уже год как позволили, а тебе всё невдомёк…
        И обмяк скандалист. Вспомнил. Действительно, несколько лет назад был принят закон, разрешающий менять не только неблагозвучные имена и фамилии, но и неблагозвучные даты рождения, если они оскорбляют религиозное, национальное или партийное достоинство владельца. Скажем, демократ, а родился седьмого ноября. Или, положим, смотришься на тридцать, а в паспорте все сорок пять.
        Поражённый внезапно открывшейся истиной склочник онемел и пару секунд сидел неподвижно. Наконец судорожно передёрнул хрящеватым своим кадыком, встал и походкой зомби направился к дверям. Следующего жалобщика старый колдун Ефрем Нехорошев не дождался. Кончились.
        - А знаешь, Глебушка, - умиротворённо молвил он. - Пойду-ка я прогуляюсь. Уж больно погода хорошая. Да и утомил он меня что-то…
        - А если кто опять нагрянет? - встревожился ученик. - Кому их принимать, мне, что ли?
        - Тебе, Глебушка, тебе… - ласково подтвердил кудесник. - На кого ж ещё свалить-то? Только на тебя…
        - Эх, ничего себе, кармическая сила! - пробормотал Портнягин.
        В глубине души он был даже польщён - столь высокое доверие оказывалось ему впервые, хотя заговаривать зубы обиженке - удовольствие, честно признаться, ниже среднего.

* * *
        Оставшись один, Глеб оторвал четвертушку ксероксного листа и, не увидев на краю стола позитивно заряженного карандашного огрызка, стиснул кулаки, огляделся. Прикормленный барабашка опять позволял себе лишнее.
        - Шутик, блинн!.. - неистово взвыл Портнягин, а когда снова повернулся к столу, там уже лежал пыльный «паркер» с золотым жалом, подобранный Бог знает на какой обочине. Стало быть, в исчезновении карандаша проказливый барабашка не был повинен ни сном, ни духом - принёс с перепугу первое подвернувшееся под астральную хваталку.
        Что ж, кто-то теряет, кто-то находит… Убедившись, что предмет роскоши, оброненный неким состоятельным лохом, не содержит порчи, ученик колдуна обтёр пыль и, водрузив колпачок на место, отправил «паркер» в задний или, как его ещё называют, чужой карман.
        (А огрызок карандаша обнаружился за ухом. За правым, естественно. Заложишь за левое - добра не жди…)
        Итак, вооружась заговорённым стилом, Портнягин сверился с дорогими, тоже, кстати, добытыми Шутиком часами, и склонился к столу, желая попрактиковаться всё в той же нумерологии. Для начала смекнул в столбик, долго ли будет отсутствовать Ефрем. Получилось: недолго. Тогда он решил подсчитать, предвидятся ли посетители и, если да, то сильно ли достанут…
        - Я смотрю, у вас и дверь нараспашку… - прозвучал в прихожей приятный девичий голос.
        Ну вот, можно уже не подсчитывать.
        - Минутку… - попросил Глеб и на всякий случай проверил, что творится под койкой. Там было всё спокойно. Натасканная на незваных гостей учёная хыка и маленький перелётный барабашка Шутик мирно дрыхли в дальнем углу, уютно свернувшись в единый энергетический клубок. Гляди-ка, подружились! А ведь мерещилось поначалу, что смертоубийства не миновать. Славно, славно…
        - Прошу! - крикнул Портнягин. - Входите…
        Вопреки ожиданиям из прихожей возникла отнюдь не ровесница, но дама лет тридцати-пятидесяти. Уточнить навскидку возраст Портнягин бы не рискнул, однако не было сомнений, что вошедшая принадлежит к тем редким натурам, имеющим возмутительную для подружек манеру хорошеть с годами.
        Наука физиогномика часто сталкивается с загадочным явлением: прямой зависимостью между образом жизни и чертами лица. Пустишься во все тяжкие - тут же увеличивается нижнее веко. Исполнишься теплоты и сердечности - нос принимает луковичные очертания. Чуть добьёшься успеха - выпячиваются губы. Простейший пример: классическое пропорциональное ухо свидетельствует о счастливом детстве, однако, стоит детству стать несчастным, как уши делаются бесформенными, бледными, а то и вовсе рваными. Известно также, что, чем выше они расположены, тем значительнее уровень интеллекта. В некоторых университетах, по слухам, даже собираются заменить выпускные экзамены замерами с помощью системы антропометрических линеек.
        С точки зрения эзотерики, всё объясняется просто: изменяясь, душа преображает тело. Так, отмечены были удивительные случаи, когда раскаявшийся матёрый преступник перерождался целиком не только внутренне, но и внешне: вплоть до отпечатков пальцев.
        Короче, как поучал не раз в подпитии старый охальник Ефрем Нехорошев, девичье лицо - всё равно что голая болванка. Нет в нём завершённости. Вот покроется лет через двадцать художественной резьбой - тогда уже можно судить…
        В лице вошедшей завершённость присутствовала. Мало того, такое впечатление, что, убери с него морщины, всё испортишь.
        Достигнув середины комнаты, гостья приостановилась.
        - Как здорово… - заворожённо произнесла она, оглядывая лежащий в живописном беспорядке колдовской инвентарь.
        Привыкши иметь дело с озабоченной осунувшейся клиентурой, Портнягин слегка был сбит с толку. Пришелица же тем временем приблизилась к древнему трюмо, с уважением огладила облупившийся тёмно-красный лак рамы. Трюмо это, между прочим, запросто фиксировало неотраженцев, то есть субъектов, способных, изгнав все мысли до единой, стать невидимыми в зеркале. В любом, кроме этого. И посторонним его трогать не стоило.
        - А вам - сюда? - прямо спросил Портнягин.
        Обернулась, уставила на Глеба тёмные весёлые глаза.
        - Колдун здесь живёт?
        - Здесь…
        - Значит, сюда.
        - Ну… присаживайтесь тогда…
        - Спасибо, я, с вашего позволения… - И она прямой наводкой нацелилась на подоконник, где лежал подзаряженный амулет. - Какая деревяшка интересная…
        - Если вы присядете, - терпеливо пояснил ученик чародея, - мне легче будет работать. Вот, кстати, кресло…
        - Да?.. - с сожалением отозвалась она и, взглянув ещё раз на амулет, двинулась, куда было велено.
        - Понимаете, - с прежней беззаботностью продолжала гостья, опускаясь в кресло. - По Зодиаку я - Рыба…
        Рыба? Вообще-то Рыбы в незнакомом месте ведут себя по-другому. Либо теряются от робости, либо от робости хамят. А такая вот непринуждённость им, мягко говоря, не свойственна.
        - Меня зовут Глеб, - с намёком представился Портнягин, сам наслаждаясь собственной вежливостью.
        - Ой, да какая разница, как кого зовут! - сказала она.
        Что ж, анонимность - неотъемлемое право клиента.
        - Слушаю вас, - вдумчиво подбодрил ученик колдуна.
        - Так вот… муж у меня - Овен…
        - А-а!.. - с интонациями Ефрема Нехорошева радостно возопил Глеб. - Так чего ж вы, матушка, хотите? Это ж полная несовместимость… Овен - знак Огня. Рыба - знак Воды. Либо вы его потушите, либо он вас высушит…
        - Ну да, ну да… - с готовностью покивала она. - И свадьба у нас была в пятницу… тринадцатого…
        - Как же это вас угораздило? - с сочувствием и в то же время с укоризной покачал головой Портнягин.
        - Да так уж вышло. Остальные-то дни расхватаны были… И это ещё, я вам скажу, не всё!
        - А что ещё?
        - Оба свидетеля - разведённые, кольцо уронила… - принялась перечислять странная гостья. - Дорогу нам все кому не лень переходили, каблук сломала, смотрелась в зеркало - впереди меня подружка влезла… Всё-таки какая деревяшечка симпатичная! - снова поразилась она лежащему на подоконнике амулету.
        - Вот такую деревяшечку, - назидательно молвил Глеб, - перед обручением надо было заказать. А не сейчас…
        Приведённых предзнаменований хватило бы на десять свадеб с лихвой. Однако Портнягина смущала ребяческая беспечность неудачницы. Минутку-минутку… Ребяческая? Глеб присмотрелся - и обратил внимание, что верхняя губа дамы имеет младенческую припухлость. Согласно физиогномике, пришелица просто забыла повзрослеть. Именно этот феномен специалисты и называют секретом вечной молодости («вечной», разумеется, не от слова «вечность», а от слова «век»). Ничего сверхъестественного: впади в детство, минуя зрелость, - вот и весь секрет!
        Тогда, конечно, поведение её становится понятным. Возможно, попала под сочетание Луны с этим… как его?.. Ладно, потом посмотрим! Попала, короче…
        - Да Бог с ними с приметами, - легкомысленно отмахнулась она. - Вы мне вот что лучше скажите… Есть же, говорят, у супругов критические годы, когда браки чаще всего распадаются… То ли пять, то ли семь лет…
        - А как же, - солидно проговорил молодой колдун. - Целые науки этим занимаются: астрология, нумерология… Оп-паньки, - выдохнул он вдруг, сообразив. - Вы который год замужем?
        - Двенадцатый.
        - И-и…
        - Вполне счастлива.
        - Как? Вообще? - всполошился Глеб.
        - Ну да «вообще»! Долгов - выше крыши, детишки тоже - те ещё оторвы, хлопот с ними полон рот. С мужем только повезло. Если не врёт, то и ему со мной…
        - Но если у вас в супружеской жизни и так всё хорошо, - с искренним недоумением спросил Портнягин, - зачем было к колдуну идти?
        Честно говоря, внутренне он уже начинал закипать. Мало того, что припёрлась неизвестно зачем, ещё и на мировоззрение посягает! На секунду даже мелькнула мысль: порчу, что ли, на неё навести - чтоб знала?
        - Да понимаете… - замялась она. - Странно как-то, согласитесь, всё получается. Кругом люди как люди, а мы… Смотрю: в газете ваша рекламка с адресом. Как раз шла мимо… Вот и подумала… Вдруг вы объясните!
        - Так… - пробормотал ученик чародея, тщетно потирая лоб. - Может, в паспорте ошибка? - с надеждой спросил он, припомнив разговор Ефрема со склочным молодым человеком. - Или нарочно дату поменяли…
        - А смысл?
        Да, действительно… Одно дело, когда подгоняешь свой гороскоп под гороскоп жениха (или там невесты) и совсем другое, когда наоборот.
        В этом состоянии крайней озадаченности и застал воспитанника старый колдун Ефрем Нехорошев, вернувшийся с недолгой, в полном соответствии с нумерологией, прогулки.
        - Трудный случай? - как всегда с подковыркой осведомился он, смерив гостью взглядом и поприветствовав кивком.
        - Да вот ни приметы на неё, ни числа не действуют, - пожаловался Глеб. - Двенадцать лет с мужем живёт - и хоть бы хны!
        - А тебе сколько, матушка, лет?
        - Пятьдесят два.
        - Так чего ж ты хочешь? Кто после сорока в брак вступил - хоть гороскопы на него не составляй! Весь цикл напрочь отшибает. Не у всех, конечно, но случается, случается…
        - Вроде климакса что-то? - дерзко спросила гостья.
        Шутка Ефрему понравилась. Смеялся долго.

* * *
        - А правда, - с недоумением сказал Глеб, когда, проводив неуязвимую для чисел и знамений посетительницу, оба подсели к столу побаловаться кофейком. - Почему так? До сорока действует, а после сорока - хрен…
        - Да понимаешь, Глебушка… - закряхтел старый колдун. - С возрастом-то люди умнеют… иногда… А как поумнел - считай, фраер порченый, ничем его не проймёшь: ни планидами, ни приметами… На всё ему наплевать, для него счастье, вишь, главное… Это если, конечно, поумнел… - Отпил крохотный глоток, посмаковал. - Не ждал, что так скоро вернусь?
        - Ну как не ждал? - с гордостью отвечал ему Портнягин. - Вычислил…
        Чашка старого чародея со стуком опустилась на блюдце.
        - Расчёт покажь… - внезапно потребовал Ефрем.
        Портнягин подал исчёрканную четвертушку ксерокского листа. Колдун насупил брови, надел очки.
        - Математик… - сказал он, спустя малое время, как клеймо приложил. - Лобачевский… Семь и восемь у тебя четырнадцать получается?
        - Где? - вскинулся Глеб.
        - Да вот… А я, главное, не пойму: что это меня раньше времени домой потянуло? Ты с числами-то осторожнее в следующий раз!
        Портнягин схватил заговорённый огрызок карандаша и кинулся пересчитывать. Спустя минуту поднял очумелые глаза.
        - Не понял! Расчёт неправильный, а всё равно сработал?
        - А ты думал? Как ошибёшься - так оно всё и выйдет. Что в жизни, что в колдовстве…
        - Погоди! - спохватился Портнягин. - А как же у этого… у клиента у твоего… Жена паспортные данные сменила, а всё равно стерва!
        - Стало быть, и старый паспорт где-нибудь прячет… - пояснил колдун. - На всякий случай…
        - Так их же уничтожают!
        - Значит, запасной был. А то сам не знаешь, как это делается! Соврала, что потеряла. Новый выдали. Ну а с ним уже дату рожденья менять пошла…
        Духоборец
        Мудрость - убежище философа от ума.
        Фридрих Ницше
        Портнягина выручило исключительно то, что его астральное тело не стало дожидаться физического. Попробуй ученик чародея вскочить с топчанчика, так сказать, в полной экипировке, никакая бы реакция не спасла. Ну сами прикиньте: пока мозг отдаст команду, пока она добежит по нервам до мышц, пока те соблаговолят сократиться… Вообще главное неудобство нашего земного бытия заключается именно в том, что сначала приходится думать, а уж потом действовать. В астрале же, как известно, данные процессы происходят одновременно, а то и вовсе в обратной последовательности.
        Тем не менее в первые секунды схватки Глебу мало бы кто позавидовал. Лишь по наитию он ухитрился перехватить в кромешной черноте руку (если это, конечно, была рука), вооружённую скальпелем (если это, конечно, был скальпель), и нанести удар коленом по предполагаемым астральным гениталиям. Разумеется, Портнягин знал, что половые признаки в астрале свидетельствуют только о косности нашего восприятия, но, как было сказано выше, время в тонких мирах слишком дорого, чтобы тратить его на мыслительную деятельность. В следующий миг Глеб уже катился в обнимку с нападающим по тесному чуланчику, пытаясь как можно крепче приложить гада затылком об эфирную оболочку пола. Если это, конечно, был затылок.
        На ощупь ночной визитёр оказался невелик, но чертовски силён и такое ощущение, что четверорук, вроде барабашки. Удержать его Глебу не удалось - вырвался, отморозок! Оказавшись на ногах, Портнягин, не глядя, выстрелил растопыренную пятерню к тумбочке, где лежала раритетная сделанная лагерным умельцем финка с наборной рукоятью, - и шансы уравнялись. По легенде, ножичком этим ещё в советские времена успели отправить на тот свет человек шесть, так что его астральные свойства нисколько не уступали физическим.
        Далее юный чародей сообразил наконец включить духовное зрение, однако, прежде чем ему удалось разглядеть противника, тот шарахнулся прочь - и сгинул.
        Сквозь узкое бойницеподобное окно в торцовой стенке чуланчика точился жидкий лунный свет. Лежащие на тумбочке наручные часы показывали пятнадцать минут второго. На топчанчике тихо посапывало физическое тело Глеба Портнягина. На секунду учеником чародея овладело праведное желание поднять себя пинком в рёбра: спишь, козёл? А тут вон что делается! Не целясь, он кинул грешную душу финки туда, где лежала её материальная оболочка, заранее уверенный в том, что родственные сущности найдут друг друга.
        Затем в тесноте чуланчика возник парнишка лет двадцати двух с ладно вылепленным насмешливым лицом - в данный момент, правда, несколько встревоженным.
        - Где ж ты гулял? - с упреком сказал ему Глеб. - Меня тут чуть скальпелем не пописАли…
        Не отвечая, паренёк (именно так выглядело неветшающее астральное тело старого колдуна Ефрема Нехорошева) зорко оглядел помещеньице - и, нагнувшись, поднял оброненный ночным гостем эфирный дубликат медицинского скальпеля.
        - Где гулял, говоришь? - рассеянно переспросил он, сосредоточив внимание на кромке лезвия. - Далеко. Отсюда не видать… Ну, что не видать, полбеды, - сварливо прибавил он, - а вот что туда шнура не хватает…
        В виду имелся энергетический «шнур», соединяющий тонкое тело с физическим, но Глеба сейчас больше занимало его собственное приключение.
        - Хорошо ещё финка под руку подвернулась… - обиженно бросил он.
        - Это ты правильно, - машинально одобрил Ефрем, продолжая изучать лезвие. - Ножа духи опасаются. Ножа, сабли, заточки… Да и живые души тоже. Покажут иному бритву в переулке - из него и душа вон… с перепугу…
        - Душа - ладно! - сердито сказал Глеб. - А этот-то чего испугался? Материального тела нет: порежешь - тут же срастётся…
        - Срастётся, - кивнул Ефрем, опуская скальпель. - Только всё равно ведь больно, когда режут… И когда протыкают - не слаще… - Оборвал фразу, озадаченно крутнул головой. - Давай-ка оденемся да поговорим, - скорее приказал, нежели предложил он. - Дело серьёзное…
        Глеб тихонько ругнулся, подплыл к своему спящему без задних ног молодому организму, но, видимо, сказалась общая взбудораженность - «нырком» войти в тело не удалось. Раздосадованный, он применил тогда методику «влезания в рукава» - и тоже тщетно. Наконец невидимые руки наставника взяли его сзади за поясницу и довольно бесцеремонно подправили коленом.

* * *
        Когда Портнягин, напялив на хорошо развитую физическую оболочку тренировочные брюки и тенниску, появился в комнатёнке учителя, тот уже варил кофе на лабораторной спиртовке, употреблявшейся обычно для приготовления небольших доз выворотного зелья.
        - А чего пустой? - спросил он. - Бутылку неси.
        - Ты ж в завязке, - напомнил Глеб.
        - Я-то в завязке, - равнодушно откликнулся наставник, колдуя над джезвой. Измождённое морщинистое лицо его выглядело сумрачней обычного. Подобно многим достигшим преклонных лет Ефрем Нехорошев являл собою разительный контраст с собственным астральным телом. - А вот тебе сейчас надо бы стакашку принять…
        - За слабонервного держишь?
        - Нервы тут ни при чём, - назидательно изрёк старый колдун, снимая с огня готовый убежать кофе и бросая в него пару крохотных заговорённых кристалликов, отчего возбухшая шапкой коричневая пена съёжилась и спешно уползла обратно, в горловину джезвы. - А мозги оглушить не вредно…
        Хода его мысли Портнягин не уловил.
        Подсели к столу. Глеб ждал, что старый колдун примется выспрашивать о ночной драке, но тот молчал и лишь как-то странно поглядывал на питомца. За окном под единственным во дворе исправным фонарём подобно рождественскому снегу кружились мохнатые мотыльки да пара неприкаянных душ с соседнего кладбища.
        - Ну и чего он на меня прыгнул? - не выдержал наконец ученик чародея. - Со скальпелем, главное…
        - А ты побольше умничай, - невпопад, как показалось Глебу, ответил учитель, поднося выщербленный край чашки к сероватым сухим губам и по-прежнему не сводя заинтригованно прищуренных глаз с воспитанника. Как и все колдуны, Ефрем Нехорошев в разговоре любил заезжать околицей, ответ из него приходилось вытаскивать клещами, поэтому Портнягин счёл за лучшее промолчать.
        Решение оказалось правильным. Произведя пару осторожных глотков, кудесник отставил чашку.
        - А не помнишь, - промолвил он без видимой связи с чем бы то ни было, - на сколько процентов человек свои мозги грузит?
        - Н-ну… одни говорят, на полпроцента, другие - на пятнадцать… По-разному говорят.
        - А дети - на сколько?
        Про детей Глеб не знал ничего.
        - А дети все гениальны, - объявил колдун. - До пяти, до шести лет гениальны, а в школу пойдут - тупеют… Почему так?
        - Ты ещё спроси, почему в армии тупеют! - буркнул Глеб.
        Кудесник воззрился вновь.
        - Ишь ты! - сказал он. - Верно подметил… Так вот послушай, Глебушка: годам к пяти прилетает к человеку мелкая потусторонняя погань - и чик его скальпелем по мозгам! В астрале, конечно, не здесь… И всю гениальность - как корова языком слизнула!
        - Скальпелем? - встрепенулся Глеб. - Так это я…
        - С ней, с ней, - покивал Ефрем. - С этой самой поганью…
        - А не поздновато она спохватилась? - съязвил Портнягин.
        - Может, и поздновато… «Розу мира» читал?
        - Читал.
        - Демона великодержавной государственности помнишь?
        - М-м… Да. Помню.
        - Ну так вот это мелкая его разновидность…
        - Мелкая… - Глеб поиграл желваками. - Опустить бы его, мелкого… чисто духовно…
        Колдун крякнул, насупился.
        - Ты горячку-то не пори, - сурово одёрнул он. - Привык там у себя на зоне! Он же не совсем нас идиотами делает. Так, слегка, чтобы жить было можно…
        - Лохами, что ли?
        - Слышь! - осерчал колдун. - Да коли на то пошло, одни только лохи и задумываются. Остальные - прикидывают.
        Портнягин прикинул. В чём-то наставник был прав. Взять хотя бы роденовского «Мыслителя». Если отбросить восторги искусствоведов и взглянуть на это изваяние спроста, то первым чувством неизбежно будет сожаление: эк тебя скрючило, болезного! Собственно, оно и понятно: от хорошей жизни человек в подобное состояние не впадёт.
        - Но разум-то нам зачем-то дан…
        - Разум, - ядовито повторил Ефрем. - Вот именно что раз-ум! Скажем, распоп - кто такой? Поп, которого из церкви попёрли. А разгильдяй? Купец, которого из гильдии выгнали. А разум?.. - Глеб молчал, и пришлось кудеснику завершить мысль самому: - А разум, Глебушка, это ум, который из ума выжил. Философия всякая…
        - Всё равно, - упрямо сказал Портнягин. - Раз мозги повреждены - значит, хрен чего в жизни добьёшься!
        - Наоборот, - с загадочным видом изронил колдун. Поднялся, кряхтя, и двинулся к стеллажу, где выстроились напоказ всевозможные «Рафли», «Аристотелевы врата», «Астроумие», «Острология», Блаватская, Парацельс и прочая эзотерика. Вытащил какой-то стержень и с натугой сдвинул в сторону весь внешний ряд полок, за которым, к удивлению Глеба, обнаружилась тайная - и неплохая! - библиотечка русской и зарубежной классики. - Вот, - глуховато произнёс кудесник, разнимая на нужной закладке томик Салтыкова-Щедрина. - «Как ни загадочным кажется успех ограниченных людей, - зачитал он, - тем не менее, это факт, против реальности которого не поспоришь». - Томик отправился на место, а взамен в сухой руке чернокнижника возник тёмно-красный кирпич, на обложке которого блеснуло золотом: «Монтень». И тоже весь в закладках. - Та-ак… - молвил Ефрем, находя нужную страницу. - «Посмотрите, кто в наших городах наиболее могуществен и лучше всего делает свое дело, - и вы найдёте, что обычно это бывают наименее способные люди». - Ничего не прибавив, вернул всё в исходное положение и снова подсел к столу.
        - Ладно, - процедил Портнягин. - Твоя правда. Одни придурки наверх выбираются… А демону-то это зачем?
        - Эх, ничего себе! - сказал колдун. - Если все гениями вырастут, на ком государство держаться будет? А?.. Навернись оно - демону тоже несладко придётся. Он же патриотическими чувствами питается!
        Портнягин пришибленно молчал.
        - Нет, бывают, понятно, и у него промашки, - поспешил добавить колдун. - Скажем, летит эта погань и видит, что дитё - того… умственно отсталое. Чего попусту скальпелем махать? Ну и летит себе дальше… А ребёныш-то целеньким остался! Глядишь, под старость Эйнштейном станет. Или Державиным. Сколько их таких, что в детстве тупыми считались! - Ефрем снова поднёс остывший кофе к губам - и снова отставил. - Или того хлеще! Возьмёт и полноценного зевнёт. Ну тут, конечно, скандал: парню уже за двадцать, а он всё ещё гений! Хотя с этими разговор короткий: долго им жить не дают… Или под дуэль подведут, или так из астрала жахнут, что психом навеки сделают…
        - Погоди-погоди… - ошеломлённо прервал Портнягин. - Ты к чему это клонишь?
        Колдун понимающе взглянул на ученика и ухмыльнулся.
        - Не-ет, Глебушка, нет… Об этом даже и не думай. Будь уверен, скальпелем тебя чикнули вовремя… - Согнал ухмылку, помрачнел. - Но, оказывается, не до конца, - сказал он, как узлом завязал.
        - А тебя? - ревниво спросил Глеб.
        - А вот меня как раз прозевали вчистую.
        - А как же ты живой до сих пор? Да и не псих вроде… когда трезвый…
        Колдун самодовольно крякнул, потянулся за чашкой.
        - Вот ты меня всё за пьянку коришь, - упрекнул он, разглядывая кофейную гущу, - а ведь только ею и спасся. Как ни прилетят - я в умате! Или с похмелья… Ну и летят себе дальше.

* * *
        Нечто смутное, прозрачно-белёсое припало снаружи к пыльному чёрному стеклу, тихонько заскребло, заскулило.
        - За скальпелем вернулся, - обеспокоенно известил Ефрем. - Ну-ка быстро в чуланчик! И чтобы полный стакан - до дна и залпом!
        - Не хочу.
        Колдун отшатнулся в изумлении и широко раскрыл страшные византийские глаза.
        - Глеб! - сдавленно прикрикнул он, треснув по столу узкой резной ладошкой. - Не вводи в грех! Станешь придурком - выгоню на хрен!..
        - Сказал - не буду.
        - У, навязался ты на мою голову! - Бурля от гнева, кудесник схватил щепотью что-то невидимое и торопливо заковылял к форточке. Должно быть, хотел таким образом отвести опасность от ученика. Проникни астральная погань в дом и цапни эфирный дубликат скальпеля прямо со стола, вряд ли бы устояла она перед соблазном чикнуть мимоходом Портнягина по мозгам. - На, держи! - крикнул колдун и выбросил незримый инструмент в пыльную августовскую ночь.
        Глеб с любопытством следил за происходящим.
        - Слышь, - поддел он, когда Ефрем, тяжело дыша, опустился на табурет. - Сам-то чего ж не боишься к нему подходить? Ты ж сейчас - как стёклышко… и голова работает - дай Бог каждому…
        - Мало ли что как стёклышко! - огрызнулся тот. - У меня одних остаточных эманаций на четверых хватит… А вот ты, Глеб, попомни моё слово, доиграешься! Героя он передо мной корчить будет! Девка я тебе, что ли?..
        Однако Портнягин что-то уже прикидывал, поэтому отповедь цели не достигла.
        - А этот демонёнок… - внезапно спросил Глеб. - Как его там?..
        - Великодержавной государственности, - с недовольным видом напомнил колдун.
        - Ага… Значит, чикнул он меня в детстве, но не до конца… Теперь, значит, решил ошибку исправить. А чего ж до сих пор клювом щёлкал?
        - Времена были другие, - со вздохом объяснил колдун. - А нынче-то, глянь, Суслово по швам трещит, вот-вот на районы развалится. Почуяли демонята, что последние их деньки приходят, всполошились. Я ведь почему за тебя волнуюсь: не дай Бог полоснёт наотмашь, не примериваясь… - Ефрем помолчал и добавил уныло: - Начал народ умнеть - считай, конец державе. Это, брат, давно известно… Либо варвары придут и завоюют (они ж тупые, варвары-то!), либо сами от великого ума революцию учиним…
        - А с чего он вдруг умнеть начал?
        - Народ-то?.. Да они же и прошляпили - с кем ты сейчас в чуланчике барахтался… Возьми, к примеру, Советский Союз. При Сталине, говорят, чуть задумался - к стенке тебя! А демонята видят, что и без них прекрасно обходятся - ну и разбаловались. Какой, думают, смысл?.. И вдруг - бабах! Указ! Мыслить разрешили! А мозги-то у народа не обезврежены! И пошло государство вразнос. Если бы не зарубежные шампуни - и Россия бы вместе с Союзом тогда же накрылась, в девяносто первом…
        - При чём тут шампуни? - ошалело спросил Портнягин.
        - А это, Глебушка, кто-то, видать, в верхах сообразил: из-за границы моющие средства ввозить. Свои-то тогда в дефиците были. А наш человек как устроен? Перестал в затылке скрести - значит, и задумываться перестал…

* * *
        Зыбкая тень заслонила на секунду тусклую лампочку на кривоватом шнуре - и старый колдун, оборвав фразу, вскочил на ноги с нестарческой резвостью. Стукнул об пол опрокинутый табурет.
        - Вернулся! - В голосе Ефрема звучал неподдельный страх. Руки чародея судорожно шарили по столу в поисках хоть какого-то острого предмета, которых так боятся духи и демоны. - Говорил я тебе? Бегом за водкой! Бегом! А я его пока…
        Портнягин не пошевелился.
        - Бегом, я сказал!.. - надрывался кудесник. Внезапно замолчал, огляделся недоверчиво. - Улетел, что ли?..
        Никаких теней в комнате больше не сквозило.
        - Я ж сам видел, как он скальпелем замахнулся… - ошарашенно пробормотал Ефрем. Резко повернулся к Портнягину, с опаской всмотрелся в глаза. - Э! Ты как?..
        - Нормально, - довольно бодро откликнулся тот. - Да всё в порядке, Ефрем. Ты ж меня предупредил…
        - О чём?
        - Н-ну… Что дурачком надо прикинуться.
        Безнадёжно скривив рот, кудесник глядел на ученика с откровенным сожалением.
        - Морду, что ль, дурацкую скроить? Этим ты его, мил человек, не наколешь. Он в мысли смотрит!
        - Так и я про мысли, а не про морду…
        Ефрем запнулся.
        - Н-ну, если на время… - с сомнением промычал он. - Но ты ж не знаешь, когда к тебе в следующий раз прилетят!
        - Почему на время? Вообще.
        Колдун остолбенел.
        - Вообще?! Да это всё равно, что дураком стать!
        - Ну не скажи, - с достоинством возразил Глеб Портнягин. - Дурак - он и есть дурак. А тут думаешь для виду по-дурацки, а делаешь-то всё по уму…
        Венец всему
        Пробовал честно жить, пробовал, теперь надо попробовать иначе…
        Фёдор Достоевский
        Ну что ты тут прикажешь делать! Портнягин сбросил с плеча рюкзак с наговорённым горохом и присел на корточки, разглядывая чёткие оттиски узких шин, коих на перекрестии песчаных тропинок насчитывалось ровно три. Наверняка их оставил здесь грузовой мотороллер, излюбленный транспорт юных хуторян - мерзкое, оглушительное, всепроникающее устройство с кузовом чуть больше чемодана, куда однако при случае помещается восемнадцать человек. Только что на деревья они на нём не въезжают…
        И ещё велосипеды. В детстве ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева сам любил гонять на велике, теперь же видеть не мог без содрогания этот насекомый механизм. «Народу, - как учили в школе, - пределы не поставлены». А посади его на два колеса с педалями - тогда и вовсе караул.
        Сорвали, короче, обряд, аборигены хреновы, испортили тропинку… Теперь изволь переться чуть ли не до самых Колдобышей, если и там стёжку не раздолбали.
        Предстоящее Глебу колдовство относилось к разряду трудноисполнимых и получалось исключительно с голодухи. Шёл тринадцатый день строгого поста (хлеб, вода, отварная рыба), так что раздражительность Портнягина была вполне объяснима и даже простительна.
        Единственное, что утешало: по словам Ефрема, подобные подвиги предстояли ученику не чаще, чем раз в полгода. Настоящий венец безбрачия, хотя и считается не менее модной напастью, чем родовое проклятие, в действительности явление крайне редкое и в чистом виде практически не встречается.
        Но дамам-то этого не растолкуешь. Идут и идут. И у каждой венец безбрачия. Бабе тридцать с хвостиком, двое детей, никак второй раз замуж не выскочит - представляете, и она туда же! Венец, говорит, пришёл… Ты ж не девственница, дура! Какой венец?
        Потом, конечно, выясняется, что перепутала с печатью одиночества. Ну, это порча не столь серьёзная. Выявить с помощью обычных гадальных карт - раз плюнуть. Выпали при раскладе три дамы и пустой (пиковый) валет - значит, кто-то тебя, голубушку, того… запечатлел. Снимается печать одиночества тоже относительно легко. Всего-то делов: купить живую курицу (холостяку, естественно, петуха), принести специалисту, а дальше уже дело техники. В полночь связываем квочке ноги, кладём на стол, накрываем новым платком, и водим над ней зажжённой свечкой, приговаривая: «Как этой птице не кричать - так и снимется печать…» Назавтра до зари выносим цыпу из дому и продаём за копейку любому бомжу. Есть, конечно, и другие способы, но этот самый простой…
        Или того хлеще: замужняя припрётся. Супруг для неё, видите ли, не в счёт!
        А вот истинный венец безбрачия снимать - замучишься. Мало того, что паечка двенадцать дней - хуже, чем на зоне, изволь отыскать три пеших перекрёстка. Пеших! Где ты их в наши дни найдёшь? Два квартала в центре, правда, объявили прогулочным сектором, бордюрчиком огородили, однако, во-первых, пацанва там всё равно рассекает на роликах и на скейтах, а во-вторых, попробуй рассыпь посреди улицы дюжину горстей гороха! Тут же и загребут.
        Но как же они всё-таки на мотороллере-то сюда проскочили?
        Глеб Портнягин вскинул рюкзак на плечо и направился по той тропке, что вела в сребролистую осиновую рощицу, выезд из которой он пару недель назад заклял самолично. Вот оно, это неодолимое для колеса место. Должна была здесь лежать заговорённая дощечка с торчащими для верности остриями гвоздей. Нету. Возможно, грибники наступили и выкинули, а потом уже мотороллер проехал…
        Внезапно в густом кустарнике кто-то невидимый устрашающе зашуршал и вроде бы даже заворочался по-медвежьи. Казалось, что из зарослей намеревается вылезти некое доисторическое чудовище. Всего-навсего куры. Ни медведь, ни динозавр - никто не способен поднять столько шума в буреломе, сколько его может произвести немногочисленная куриная банда, внезапно обнаружившая харч.
        А бомжам за копейку вас давно не продавали, пернатые?
        Зла не хватает!
        Ладно, попытаем счастья возле Колдобышей.

* * *
        Говорят, в языках северных народов существует до двадцати и более слов, обозначающих снег. Вот и у нас тоже. Согласно словарю Даля: сапожник - наклюкался, портной - настегался, музыкант - наканифолился, немец - насвистался, лакей - нализался, барин - налимонился, солдат - употребил. Будучи склонен ко всем вышеперечисленным действиям, старый колдун Ефрем Нехорошев посты превозмогал с трудом. Поэтому венцов безбрачия у него за полгода накопилось не много не мало - пять штук. Три женских, два мужеских. И все их сейчас предстояло снять оголодавшему Глебу Портнягину. Разом. На хапок. Хотя и поимённо.
        «Адам, я тебе невесту дам, - бормотал ученик колдуна, расбрасывая на перекрестии не осквернённых колесом тропок второй килограмм наговорённого гороха. - Иди не в ад, а в благословенный сад. Иди к Еве, там на святом Древе…»
        И по мере его бормотания где-то в городе с некой рабы Божьей Агнии, которую Глеб даже и в глаза ни разу не видел, неслышно спадало родовое проклятье, обрекавшее несчастную на невнимание мужчин и вечный перед ними страх. Проще сказать, происходила духовная дефлорация, за которой вскоре должна была последовать и дефлорация телесная. В полном соответствии с древней максимой Герметизма: «Как наверху, так и внизу».
        Портнягин бросил двенадцатую горсть, причитающуюся рабе Божьей Агнии, и приостановился. Тут главное со счёта не сбиться. Дальше - перебор. Наградишь невзначай нимфоманией - красней потом. Ефрем говорит, были такие случаи: сняли венец безбрачия - пошла по рукам. С жалобами, правда, никто потом не обращался, ни она, ни партнёры её, но всё равно… неловко, неприятно…
        Нет, не умеем мы правильно распорядиться своей ущербностью. Казалось бы, ну что тут сложного? Не дал тебе Бог ума - живи чувствами, не дал чувств - живи умом. Не дал ни того ни другого - ещё лучше: просто живи! Мы же вместо этого учиняем борьбу с собственными недостатками, совершенно бессмысленную, как и всякая борьба, а после неимоверных лишений и мук получаем в итоге те же недостатки, только вывернутые наизнанку.
        Если вдуматься, что есть порок? Неверно использованное достоинство. Работай Чикатило следователем - ох, несладко пришлось бы преступному миру! Или, допустим, тот же венец безбрачия. Да тебе с ним в монастыре цены не будет! Ну так ступай в монашки - куда ты замуж прёшься? Иные вон и рады бы в рай, да грехи не пускают.

* * *
        Всякий пост хорош уже тем, что когда-нибудь кончается. Оказавшись в черте города, Глеб Портнягин разом вознаградил себя за все двенадцать с половиной дней. Путь его пролегал причудливым зигзагом - от мангала к мангалу.
        Сытый, довольный до благодушия, нисколько не напоминающий того нервного молодого человека, что разбрасывал горстями горох возле Колдобышей, входил ученик чародея в тесную загромождённую колдовским инвентарём однокомнатку. Наставника он застал за работой: склонясь над широкой узловатой ладонью клиента, старый чародей Ефрем Нехорошев сосредоточенно вникал в её замысловатую картографию.
        - Да-а… - говорил он, соболезнующе кивая бородёнкой. - Четырёхугольничек-то у нас… того… подгулял… великоват, к бугру Юпитера расширяется… да и линия жизни у нас, значит, без островка… Старомодная ручка-то… Трудненько сейчас с такой, трудненько…
        Стараясь не шуметь, Портнягин бросил опустевший рюкзак в кладовку и подошёл поближе. Среди баклужинских колдунов Ефрем считался одним из опытнейших рукоглядцев. Был случай (это уже при Глебе), когда к чародею ворвался крутой клиент со свежим следом пощёчины на левой стороне лица. И Ефрем, всего раз взглянув мельком на красноватый оттиск, безошибочно вычислил оставшийся срок жизни неизвестного ему владельца ладони.
        Что тут говорить? Высший пилотаж!
        Сам Портнягин был ещё не слишком искушён в благородном искусстве хиромантии. Рука нынешнего гостя сказала бы ему примерно столько же, сколько лицо: широкое, простое и в то же время несколько сумрачное, с глубоковато упрятанными глазами.
        - В «Ладошку» не обращался? - спросил Ефрем.
        - Нет, - ответил клиент.
        Глеб пренебрежительно усмехнулся.
        Фирма с интимным ласковым названием «Ладошка», с точки зрения серьёзного колдуна интереса не представляла: за умеренную плату там под местным наркозом перекраивали линию судьбы неудачникам и наращивали бугор Марса тем, кому лень было самому наколотить его в спортзале о макивару. Казалось бы, примерно с тем же успехом какой-нибудь курносый мужичонка мог решиться на пластическую операцию по удлиннению носа в надежде укрупнить себе первичные половые признаки, поскольку, согласно народной примете, одно другому соответствует. Тем не менее люди в «Ладошку» шли и даже не слишком потом раскаивались.
        Объяснялось всё просто: почувствовав себя счастливцем, человек начинал жить по-другому и зачастую добивался успеха. Ничего особо волшебного в этом нет. Ещё в древние времёна было замечено, что, скажем, стоит женщине усложнить причёску, как характер её тоже усложняется. А тут не причёска - тут ладонь.
        - И не ходи, - сказал Ефрем. - Не помогут. Случай не тот.
        - Значит, всё-таки венец? - обречённо спросил клиент.
        Портнягин насторожился.
        - И ещё какой… - вздохнул старый чародей.
        - Но снять-то - можно?
        - Да можно… Всё можно… Дело, правда, непростое, прямо тебе скажу, недешёвое… Так что прикинь, подумай. Только не тяни, слышь! В твоём возрасте лучше это надолго не откладывать… Будь ласков, Глебушка, проводи…
        Из прихожей Портнягин вернулся, клокоча.
        - Опять наколол? - обратился он вне себя к Ефрему. - С венцом безбрачия… Ничего себе редкое явление! Это, что ли, мне по новой на диету садиться, пеший перекрёсток искать?
        - Раз венец, значит обязательно безбрачия? - хмыкнул тот.
        - А какой ещё?
        - Венцов, Глебушка, - снисходительно пояснил колдун, - в нашем деле столько, что вешалки не хватит. Вот, скажем, венец честности…
        - Эх, ничего себе! - ужаснулся Портнягин. - Даже и такое бывает?
        - А ты думал! Знаешь, как люди маются? Ходит дурак дураком, пальцем на него показывают, обидные слова на заборах пишут. Лох, дескать… А он-то, может быть, и не виноват ни в чём. Порченый! Либо венец честности на нём, либо венец порядочности…
        - Так это ж одно и то же!
        - А вот не скажи, не скажи… Бывает, что и непорядочный, а честный.
        - То есть как?
        - А так, что сам честно признаётся: грешен-де, непорядочен. Словом, заруби, Глебушка, на носу: разные это порчи. Разные… И убираются они тоже по-разному.
        - Например? - жадно спросил Глеб.
        - Если, скажем, венец честности, как у этого Коли, инкассатора… ну, которого ты сейчас проводил… там чепуха: заказываешь ему на часочек сауну, причём так подгадываешь, чтобы и до него, и после него криминалитет купался… Наговариваешь воду в трёх бассейнах. Помылся порченый в каждом по очереди - пускай оботрётся новым полотенцем. А полотенце это надо отнести за город и бросить на лох серебристый… Ну, знаешь, деревцо такое кустистое… полынного цвета…
        - Знаю, - сказал Глеб. - Воду как наговаривать?
        - Обыкновенно. «Божья вода Вован, кликуха моя Колян. Лоха с себя смываю, крутой прикид надеваю. Ключ и замок».
        - А венец порядочности?
        - Ну, там малость посложнее. Улику нужно какую-никакую у следствия уворовать. Или там с ментами договориться, чтобы продали… Небольшую, желательно.
        - Это просто, - заверил Глеб. - Дальше!
        - Улику растереть в порошок - и пускай порченый его семь дней в вино себе подсыпает. Лучше в кагор. А наговор такой: «Пётр соборовался, народ собрался; глядят и ждут, когда понятые придут. Приведи, Пётр, и мне мою долю. Аминь. Аминь. Аминь».
        - Поститься надо?
        - Не обязательно. Обычно и так выходит. Правда там другая закавыка: вещдок могут и подложный продать, с них станется. Пьёт-пьёт клиент кагор с порошком, а порча как была - так и есть. Поэтому, когда покупаешь, гляди на энергетику. Да и это тоже не всегда помогает. Какую вещь из ментовки ни возьми - любая отрицательно заряжена… Поди разбери…
        К сожалению, беседа их была прервана на самом интересном месте. Кто-то деликатно постучал во входную дверь, затем осторожно её приоткрыл и не менее деликатно осведомился:
        - Можно?
        - Можно, можно… - ворчливо откликнулся старый колдун.
        В дверном проёме прихожей показался долговязый детина с беспощадной челюстью и умоляющими о пощаде глазами.
        - Вы Ефрем Нехорошев?
        - Да вроде бы… Садись, мил человек…
        Потёртое гостевое кресло оказалось для гостя маловато. Верзила поёрзал, не зная, куда деть колени и локти.
        - Помогите! - бросив конечности как попало, слёзно попросил он. - Был у одной бабки, она меня к вам направила… Испортили тебя, говорит, милок, ещё в детстве. Ты-то, говорит, думал: воспитание, а оказывается: порча…
        - Так…
        - Сил уже моих больше нет! Вроде Богом не обижен, всё при мне, с тринадцати лет пулевой стрельбой увлекаюсь, работу хорошую предлагают…
        - И в чём трудность?
        - Клиентов жалко! - с надрывом признался бедняга. - Рука не поднимается! А вы, говорят, венец милосердия снимаете…
        Понарошку
        Что на того сердиться, кто нас не боится?
        В. И. Даль
        - Ну? И что ты тут в моё отсутствие понатворил?
        Каждый раз, выходя из очередного запоя, старый колдун Ефрем Нехорошев начинал новую жизнь непременно с этой страдальчески-насмешливой фразы.
        - Да много чего… - с недовольным видом отозвался Глеб Портнягин, подавая учителю рассол, тайно и без особой надежды заговорённый им на внушение неприязни к спиртному. - Отсушки-присушки, порчи всякие… У тётеньки одной молоток для отбивных со стола упал…
        - И что?
        - За отмазкой прибежала… Решила: силовые структуры придут…
        - А серьёзное что-нибудь было?
        - Было, - доложил Глеб. - Сейчас принесу…
        Он прошёл в свой чуланчик и, взяв с тумбочки ученическую тетрадку, открыл на странице, заложенной листиком слепынь-травы. В памяти компьютера эти данные держать не стоило - базу могли взломать. Пробормотал заклятье, от которого написанное делается видимым, и пробежал глазами кудрявые строчки. Даже залюбовался слегка. Почерк колдуна должен быть либо корявым, либо вычурным, но ни в коем случае не каллиграфическим - клиенты уважать перестанут.
        Жалко - итога подбить не успел. А с другой стороны, кто ж знал, что Ефрем опомнится так скоро!
        Глеб смежил веки и вроде бы погрузился в раздумье. На самом деле вышел на минуту в астрал, где быстренько всё подсчитал в уме. Принадлежа к поколению, не заставшему ужасов зубрёжки и педагогической муштры, он не помнил, сколько будет семью восемь. Но это в нашей обычной реальности. Иное дело - тонкоматериальные слои. Будь ты последний двоечник, вычислить там квадратуру круга - раз плюнуть! Единственная сложность: вернувшись в земную оболочку, ты не сможешь восстановить ход собственных рассуждений. Поэтому не надо подтрунивать над фанатами тонких миров, не стоит дразнить их астралопитеками и менталозаврами, как это иногда случается. Да, в общении с нами они подчас туповаты и лишены чувства юмора. Зато они умны в астрале.
        Возвратясь в физическое тело, Портнягин вписал в тетрадку итоговую цифру и направился к учителю.
        - Вот, - сказал он, ткнув пальцем в нужную строчку.
        Конечно, можно было бы, не прибегая к записям, растолковать всё на словах, но лишний раз содрогать воздух именами - плохая примета. Рискуешь спугнуть удачу.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев вчитался, насупился.
        - Это какого ты Эгрегора Жругровича колдовать собираешься? - грозно спросил он, выгибая бровь. - Владельца «Валгаллы»?
        - Да… - ответил Глеб, неприятно удивлённый тем, что наставник произнёс заветное имя-отчество вслух.
        Кудесник достал клетчатый платок и со скрежетом высморкался.
        - Задаток взял? - скрипуче осведомился он.
        - Взял.
        - Верни, - сказал колдун, пряча платок.
        Секунды три Глеб пребывал в остолбенении.
        - Почему? - спросил он наконец, упрямо склонив лоб.
        - Атеист… - вяло выговорил Ефрем. На большее его не хватило.
        - Какая разница? - возмутился Глеб. - Атеист он там, не атеист… Всё равно ж астральное тело есть! И энергетический кокон!
        Пришлось колдуну собраться с силами.
        - Это ты просто не связывался ещё с атеистами, - морщась, пояснил он. - У них у всех такой кокон, что никаким заклятьем не прошибёшь - ни во что не верят! И у шибко грамотных - тоже… Ты Забылина почитай на досуге. Знаешь, что пишет? «Порча не действует на образованных людей…» Так-то вот… - Передохнул, продолжил: - Помню, гипнотизировал это я по молодости лет одну корректоршу… И чувствую: что-то не то… Вроде всё правильно делаю, пассы у неё перед глазами произвожу… «Не бойся, - говорю, - мы играемся… играемся…» Так и не загипнотизировал… Оказывается, по ихним дурацким правилам такого слова вообще не бывает! «Играем» - есть, а «играемся» - нет. Как её такую загипнотизируешь? Вот то-то и оно! Умные больно…
        Обиделся - и умолк.
        Действительно, колдуны не всемогущи. К примеру, избавиться от орфографических ошибок, им практически не удаётся никогда. Наличие рядом твердолобого скептика зачастую напрочь лишает их магической силы. Известно, что вера с горчичное зерно способна сдвинуть гору. К сожалению, справедливо и другое: неверие столь же скромных размеров способно приковать гору к месту. Хотя, может, оно и к лучшему. Если все уверуют и начнут горами двигать - это что будет?
        - Погоди! - внезапно сообразил Портнягин. - Какой же он к чёрту атеист? В церковь ходит, свечки ставит, через левое плечо плюёт! На Лигу Колдунов недавно что-то там пожертвовал…
        - Притворяется…
        - Зачем? Так бы прямо и сказал: атеист!
        - Ага! - съязвил колдун. - Тогда уж сразу - антихрист. С такой репутацией, слышь, у него весь бизнес прахом пойдёт! У атеистов, чтоб ты знал, даже киллеры в последнее время заказов не принимают… Да я и сам случайно выяснил, что он неверующий… - Взял со стола банку с заговорённым рассолом, приложился. - Хреново заговариваешь… - ворчливо заметил он, отправляя ёмкость на место. - Ну, и что ты там сделать подрядился?
        - А, ерунда! - сказал Глеб. - Напротив «Валгаллы» нищий стоит, а этот Эгрегор Жругрович, как в офис направляется, каждый раз ему подаёт. Короче, мОрок надо завтра навести небольшой. Чтоб подал не из правого кармана, а из левого…
        - Ничего себе ерунда! А что у него в левом кармане?
        - Не знаю, - честно сказал Глеб. - Расписка, наверно, какая-нибудь…

* * *
        Осень только подбиралась к Баклужино. Дни стояли тёплые, пыльная листва ещё и не думала редеть. Свернув с Соловьиной на Обережную, Глеб достиг проспекта и приостановился в раздумье.
        Аванс отдавать не хотелось.
        Дело было не в жадности - упрямство заело.
        Между тем время близилось к перерыву, а офис «Валгаллы» располагался неподалёку - в каких-нибудь двух кварталах. Вскоре Глеб очутился у ступеней парадного входа, где имел возможность лицезреть владельца фирмы, отбывающего на обед. Прислонив своё физическое тело плечом к фонарному столбу, юноша вышел в астрал и как бы невзначай ощупал энергетическую оболочку бизнесмена. Да. Правильно предупреждал учитель. Сейф, а не кокон.
        Чёрт его знает, кто он был по национальности, этот Эгрегор Жругрович! Остряки утверждали: великожмот. Морда, во всяком случае, откровенно кочевничья: широкие медные скулы, припухшие полуприкрытые веки, над вывернутой чуток верхней губой - щетинка усов.
        Странно, что фамилию он при этом носил исконно баклужинскую - Двоеглазов. Согласно историческим исследованиям, именно здесь, в среднем течении речки Ворожейки, обитало когда-то скифское племя аримаспов, о которых Геродот сообщает, будто в детстве они выкалывали себе левый глаз, дабы сподручнее было целиться из лука. Отступникам давали презрительные клички и за людей не считали. Отсюда и фамилия.
        Ещё об Эгрегоре Жругровиче поговаривали, что в молодости он занимался поставками план-травы, но вовремя сообразил бросить это опасное дело и переключиться на фармацевтику.
        Угнетённый увиденным и ощупанным, Портнягин повернулся и побрёл восвояси, причём не по проспекту, а дворами. Кажется, задаток придётся всё-таки вернуть. То, что не заколдуешь такого, - полбеды. Главная беда в том, что хрен такого чем запугаешь…
        - Пошли! - потребовал внезапно звонкий голосок, и цепкая ручонка ухватила Глеба за указательный палец.
        От неожиданности ученик чародея попробовал упереться, но девчушка лет четырёх уже тащила его к песочнице, над деревянным порожком которой торчали три чумазые встревоженные физии. До игровой площадки оставалось шагов десять, когда все трое, похватав совочки, лопатки и ведёрки, опрометью кинулись кто куда.
        - Чего это они? - не понял Глеб.
        - Я сказала, ты им уши надерёшь! - победно сообщило бойкое дитя, пальца по-прежнему не выпуская.
        - Нормально… - только и смог пробормотать Глеб. - А играть ты теперь с кем будешь?
        - С тобой!
        Портнягин внимательно посмотрел на девочку. Совершенно точно, он видел её впервые. Такие дети не забываются. Энергетика у неё была уникальная. Столь возбуждённого и взбаламученного биополя ученику чародея встречать ещё не доводилось.
        - А во что?
        - Полетели! - завопила она в ответ, вскидывая ручонки.
        - Куда?
        - Вон туда! На крышу!
        Глеб улыбнулся:
        - Я не умею…
        - А ты понарошку!
        Понарошку?.. На Портнягина пало озарение. Возможно, толчком был совет, сию минуту прозвеневший из детских уст, но, скорее всего, приключилась индукция, взвихрившая энергетику самого Глеба. В любом случае, он уже догадывался, что ему следует предпринять.
        - Как тебя зовут, девочка? - поражённо спросил он.
        - Ника!
        - А кто твои папа с мамой?
        - Невыразиновы!
        - А живёшь ты где?
        - У тебя на башке! - чеканной рифмой ответило удивительное создание.

* * *
        Кабинет Эгрегора Жругровича, вопреки ожиданиям, был невелик, но обставлен со вкусом.
        - Вы ко мне, наверное, от Лиги Колдунов, - медлительно заговорил владелец «Валгаллы», приглашающе шевельнув пальцами в сторону кресла.
        Портнягин сел.
        - Нет, - сказал он. - От себя лично.
        Широкоскулое медное лицо пребывало в состоянии всё той же неподвижной задумчивости. Возможно, именно с такими лицами золотоордынские ханы принимали когда-то удельных князей. Ну надо же! Настоящий живой атеист! Ничего не боится: ни порчи, ни сглаза, ни грома небесного. Портнягин глядел и не знал: завидовать этой державной невозмутимости или же всё-таки не стоит. Неуязвимость - она ведь тоже наверняка имеет свои неудобства. Допустим, живи Ахилл в наши дни, аппендикс ему бы пришлось удалять через пятку.
        - Говорите.
        - Колдовать вас будут. Завтра утром, возле офиса.
        Известие было воспринято с видимым равнодушием.
        - Чего хотят?
        - Хотят, чтобы вы подали милостыню не из правого, а из левого кармана.
        - А кто колдует?
        - Я.
        Принимая факт, Эгрегор Жругрович наклонил широкий лоб.
        - Колдуй, - как-то очень естественно перейдя на «ты», милостиво разрешил он.
        Глеб Портнягин позволил себе горько усмехнуться.
        - Эгрегор Жругрович, - сказал он. - Ну вы же знаете, что заколдовать я вас не смогу. И никто не сможет.
        Выражение неподвижного лица не изменилось, но глаза стали заметно внимательнее. Момент для заветного, заранее обдуманного вранья - назрел, и упустить его было бы непростительно.
        - Эгрегор Жругрович! Дело-то ведь не в том, что там у вас должно завестись в левом кармане. Кстати, нищий не в курсе, он тут вообще ни при чём… Вас на другом ловят. Все колдовские операции заверят нотариально, а сам процесс отснимут на видеокамеру. Им важно доказать, что вы не верите в колдовство, понимаете? А там, глядишь, под шумок и в безбожии обвинят… - Портнягин сделал изрядную паузу, однако владедец «Валгаллы» ею не воспользовался. Пришлось продолжить, изо всех сил стараясь не сбиться на заискивающий тон: - Я вот думаю: если вы завтра понарошку сделаете вид, что заколдованы…
        Глеб не договорил и умолк. Пауза тянулась и тянулась. Эгрегор Жругрович взвешивал предложение.
        - Хорошо, - сказал он наконец. - Подам из левого… Заказчиков, конечно, не назовёшь?
        - Не назову, - с облегчением подтвердил Глеб.
        - И не надо, - после краткого раздумья, постановил Эгрегор Жругрович. - Аванс от них получил?
        - Получил.
        - Какими купюрами?
        - Разными, - несколько удивившись, ответил Глеб.
        - Самая мелкая какая?
        - Десять баксов.
        - Давай сюда.
        - Эгрегор Жругрович, - укоризненно молвил Глеб, доставая бумажник и находя нужную купюру. - Если вы хотите через эту десятку навести на них порчу, могли бы и меня попросить. На стороне-то зачем заказывать?
        Жёсткая щетинка усов над несколько вывернутой верхней губой едва заметно шевельнулась.
        - Да что заказывать? - сказал владелец «Валгаллы». - Сам наведу. Порча - дело нехитрое.
        От неожиданности Портнягин поперхнулся.
        - Как же вы её наведёте, - малость опомнившись, выговорил он, - если в колдовство не верите?
        - Верю, не верю… - последовал эпически неспешный ответ. - Какая разница! Главное, чтоб они верили.
        Кувырок без возврата
        Надо в лесу найти срубленный гладко пень, воткнуть с приговором нож и перекувырнуться через него - станешь оборотнем; если же кто унесёт нож, то останешься таким навек…
        Народное средство
        - Что это? - холодно спросил Перверзев, покосившись с неприязнью на пододвигаемый к нему конверт.
        - Ну… с вами же в прошлый раз вроде договорились… - напомнил посетитель, глядя в глаза.
        - Ни о чём я ни с кем не договаривался…
        - Нет, не впрямую, конечно… - уточнил податель конверта. - Но намёк-то был…
        - И намёка никакого не было! - упёрся Перверзев. - Я вас, молодой человек, вообще впервые вижу…
        Происходящее не нуждалось в истолковании и втайне возмущало начальника господнадзора до глубины души. За полтора года пребывания на этом посту он, как ему казалось, приучил всех челобитчиков к мысли, что взяток здесь не берут. Получается, не всех.
        Да и сам облик посетителя, по правде сказать, симпатии ему не внушал. Касьян Перверзев гордился своей наружностью. Был он молод, представителен, подтянут, полагая, что настоящий чиновник должен быть безупречен не только внутренне, но и внешне. Приходилось, однако, признать, что сидящий по ту сторону стола юноша выглядел моложе, представительнее, держался с не меньшим достоинством, смотрел прямо, честно и, судя по всему, тоже не числил за собой ни единого греха.
        - Конечно, впервые, - спокойно согласился он. - В прошлый раз тут был мой учитель… Ефрем Нехорошев.
        - А-а… - откидываясь на спинку широкого кресла, предвкушающе протянул чиновник. - Вот оно что… Продлить лицензию желаете?
        - Да. Через три месяца кончается.
        - А знаете, молодой человек, насколько я помню, претензий к вашему учителю за последний год у нас накопилось… э… более чем достаточно… - Начальник господнадзора потянулся к открытому ноутбуку, тронул клавиатуру, с нежностью вгляделся в возникшие на экране данные и, растягивая удовольствие, горестно покивал. - Ну вот видите, - как бы извиняясь, обратился он к просителю. - Жалоба от коллектива целого учреждения. Пенсионерка, уборщица. Бабулька, как они её называют… Трижды подливала воду из кружки на порог рабочего кабинета, топталась вокруг лужи, что-то бормотала… Когда поймали за этим занятием, убежала, на следующий день уволилась. А у сотрудников неприятности, выговоры посыпались, увольнения. Естественно, обратились к нам. А как бы вы поступили на их месте?
        Посетитель удивлённо посмотрел на хозяина кабинета.
        - Воткнул бы нож в порог… - со сдержанным недоумением ответил он. - С наговором. «Железо холодное, оборони дом от рабы Божьей бабульки, от слова и от дела, отныне и навсегда». Повторил бы три раза, вынул нож. Всего-то делов… А мы тут с Ефремом при чём?
        - Дело в том, что за неделю до этих событий, - любезно информировал Перверзев, - бабулька хвастала, будто была на приёме у самого Ефрема Нехорошева. Грозила, что теперь у неё все попрыгают…
        - Могла и соврать, - резонно возразил юноша. - Но даже если была! Скажем, продали кому-то молоток, а он этим молотком взял и соседа пришиб. Что ж теперь, того, кто продавал, к суду привлекать? Или того, кто изготовил?
        Аргумент был выстроен довольно грамотно, однако логика - логикой, а жизнь - жизнью. Всяк пойманный тобою на противоречии имеет право обвинить тебя в казуистике.
        - Это демагогия, - улыбнулся чиновник. - Забирайте ваш конверт… уж не знаю, что в нём содержится…
        - Я тоже, - утешил юноша.
        - Что ж, это мудро, - одобрил Перверзев. - Короче, берите его, пока я не пригласил свидетелей, и идите, молодой человек, идите, идите… Разговаривать я намерен только с самим Ефремом Поликарповичем.
        Посетитель встал, с невозмутимым видом забрал конверт и, ни сказав ни слова, двинулся к дверям. Начальник господнадзора ощутил некую растерянность. Вроде бы и выставил, а радости никакой. Ведь ни для кого не секрет, что чиновники, хотя бы и безупречные, питаются отрицательными эмоциями посетителей. Поэтому для них главное не сам отказ, но ответные чувства, возникающие в том, кому отказано.
        В данном случае ответных чувств как-то не улавливалось.

* * *
        Помнится, когда Глеб Портнягин входил в кабинет, приёмная была пуста. Теперь же в ней, кроме секретарши, находились двое: на одном из металлических стульев, выпрямив спину, терпеливо ждала своей очереди худощавая девушка с неподвижным горбоносым лицом индейского вождя, на другом вальяжно расположился дородный породистый мужчина с седеющей львиной гривой, в котором Портнягин узнал известного баклужинского нигроманта Платона Кудесова.
        - Как? - дружески поинтересовался нигромант.
        - Никак, - известил вышедший. - Ефрема требует.
        - Да-а… - негромко, но раскатисто промолвил старший собрат по ремеслу. - Узнаю Поликарпыча. Водкой не пои - дай ученика подставить…
        - Что ж вы? - забеспокоилась девушка. - Заходите!
        - Только после вас, - галантно пророкотал Платон Кудесов и, дождавшись, когда горбоносая скроется за дверью, доверительно обратился к Портнягину. - Молодая, неопытная… Не знает ещё, что второй по счёту лучше не соваться…
        - Провидица какая-нибудь? - спросил Глеб, тоже посмотрев на светлый натуральный шпон двери.
        - Да так… В городской библиотеке комнату арендовала, порчу куриными яйцами выкачивала. А желтки, дурашка, сливала в общественный туалет. У персонала, понятно, проблемы со здоровьем начались. Накатали телегу, теперь вот неприятности у девчоночки…
        - Знакомая история… Как там Игнат?
        - Игнат-то? Ничего… Пока не жалуюсь. Смышлёный парень. О тебе часто рассказывает… Вы ж с ним в одном классе учились?
        - Х-ха! Даже за одной партой сидели…
        - Тесен астрал, - глубокомысленно заметил маститый чернокнижник. - А всё-таки, прости старика, зверь твой Ефрем… Нет чтобы самому сюда сходить - тебя послал! Не чаешь уже, наверно, как от него сбежать…
        - Это он не чает, как от меня сбежать, - хмуро огрызнулся Глеб.
        - Ну-ну… - развеселившись, сказал Платон Кудесов. - А сейчас что делать думаешь? Поликарпыч-то страсть не любит, когда ученики помощи просят…
        - Не стану я ничего просить, - буркнул Глеб. - Сам что-нибудь соображу…
        Дверь кабинета медленно открылась, и в проёме возникла всё та же худощавая девушка с лицом индейского вождя. Скальп был на месте, но в остановившихся глазах просительницы стыло отчаянье. Из блёклой кожаной сумочки сиротливо торчал уголок конверта.

* * *
        «Что может быть покладистее, уживчее и готовнее хорошего, доброго взяточника?» - воскликнул когда-то Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин и был совершенно прав. Чиновник, не подверженный мздоимству, существо решительно невыносимое. Как говаривал другой титан нашей словесности, ему обязательно нужно «отмстить вам за своё ничтожество». Вот он приходит домой со службы, выедаемый изнутри чувством собственной неполноценности, - и кажется озлобленному клерку, что уже и родня глядит на него с немым укором: лопух ты, лопух! И чего, спрашивается, день деньской штаны в кабинете просиживаешь? Все люди как люди, а ты…
        Касьян Парамонович Перверзев был не таков, хотя одному Богу известно, каких сил ему стоило подчас сохранять самообладание даже в общении с близкими и родными.
        - А знаешь, Глаша, - удручённо признался он дома за чаем. - Мне сегодня опять на работе взятку предлагали… И не одну…
        Супруга сделала сочувственное лицо, ободряюще огладила усталую руку мужа.
        - Причём нагло так, в конверте… - Перверзев ссутулился, вздохнул и отложил серебряную ложечку на фарфоровое блюдце.
        - Много? - соболезнующе спросила Глафира.
        - Не знаю, не смотрел… Просто указал на дверь.
        - Правильно сделал, - решительно сказала она. - Наверняка ментовка подослала. Купюры, небось, меченые, во всех пуговицах скрытые камеры понапрятаны! Вчера вон по телевизору…
        - Да не в том дело… - тихонько застонал Касьян. - За кого ж они меня все принимают… Ну почему так, Глаша, почему?
        - Потому что ума у людей нет, - грубовато отвечала Глафира. - Не понимают, что карьера дороже. Засиделся ты что-то, Касьянушка, в господнадзоре, - спохватившись, ласково добавила она. - Пора уже и в госнадзор перебираться…
        - Эх… - с тоской молвил Касьян. - И ты тоже, Глаша, думаешь, что я ради карьеры…
        Скорбно улыбнувшись, встал из-за чайного столика красного дерева и устремил светлый печальный взор в стрельчатое готическое окно особняка, где нежно синело небо ранней осени и алела кленовая ветвь.
        - Съездить прошвырнуться? - уныло помыслил он вслух.

* * *
        Остановив иномарку на опушке, Перверзев выбрался наружу и, захлопнув дверцу, полной грудью вдохнул насыщенный грибной прелью воздух. Проверил противоугонку и, застегнув тёмную замшевую куртку, побрёл среди ясеней, нарочно шурша палой листвой.
        Благодать. Если бы не эти одиночные вылазки на природу - с ума сойти недолго. Вскоре ясени кончились, пошла дубрава. Потом меж стволами блеснула вода. Свет предзакатного солнца, отражаясь в озёрной глади, ложился на песчаный бережок, размывая тени, делая их прозрачными.
        Самое начало сентября. Дубы ещё не начали желтеть, но их листья уже стали жёсткими, как бы жестяными, подёрнулись белёсым налётом. Если смотреть со стороны солнца, кроны - будто кованые.
        Песчаная дорожка вильнула и вывела Перверзева на пологий бугорок, увенчанный гладко срубленным пнём. Вернее не срубленным, а срезанным мотопилой, что, впрочем, тоже годилось для предстоящего ритуала. Сердце толкнуло в рёбра, замерло, заколотилось. Касьян приостановился, пристально оглядел округу. Глушь. Безлюдье. Достал из кармана куртки ножик, приблизился к пню и, что-то пробормотав, с маху снайперски вонзил лезвие в самый центр годовых колец.
        Ещё раз огляделся. Никого.
        Ну, с Богом…
        Начальник господнадзора отступил на шаг, примериваясь, затем вдруг кинулся головой вперёд. Кувырнувшись, оказался на четвереньках. Есть! Вышло! С первого раза…
        Поднялся, отряхнул замшу и направился к озерцу. Нечаянный свидетель, окажись он, не дай Бог, поблизости, неминуемо поразился бы, как странно изменилась походка Перверзева. Это уже был не праздный соглядатай природы, беспечно шуршащий листвой и умиляющийся размывам теней на песчаном бережку, нет, теперь сквозь дубраву неслышным кошачьим шагом пробирался хищник, почуявший жертву. Ноздри его чутко подрагивали.
        Подкравшись к старой дуплистой вербе, зверь, бывший недавно Касьяном Перверзевым, запустил цепкую пятерню в трухлявое древесное чрево - и на беспощадном, словно бы исхудавшем лице обозначилась жестокая волчья улыбка.
        Извлечённый из глубокого дупла свёрточек был куда толще и туже того жалкого конверта, что пытался всучить ему утром безымянный, хотя и представительный юноша. Что ж, с чёрного мага и спрос больше. Тем паче с такого прожжённого нигроманта, как Платон Кудесов.
        Чиновник-оборотень сунул свёрточек в карман и двинулся обратным путём, цинично размышляя, брал или не брал взятки Вронский, когда, женившись на Анне Карениной, ушёл с военной службы и подался в дела судейские. Положив за правило, что ответственный работник должен предпочитать классику модной литературе, роман Льва Толстого Перверзев перечёл в прошлом году, но так и не понял, откуда взялись у нищего отставного офицерика средства на роскошное поместье с паровыми молотилками и прочими прибамбасами. Ну не на алименты же!
        А вот кого было жаль Касьяну, так самого Каренина…
        Но это тогда, в бытность человеком. Монстрам, как известно, жалость неведома.
        Оборотень в замшевой куртке добрался до увенчанного пнём пологого бугорка - и обмер, не веря глазам.
        Ножа не было.
        На отнимающихся ногах приблизился вплотную, тронул пальцем узкую дырку, оставшуюся от глубоко всаженного лезвия. Осязание подтвердило страшную истину: нету. Выпасть нож никак не мог, и всё-таки Перверзев кинулся на четвереньки, принялся щупать путаницу сухих травинок вокруг пня. Внезапно обессилел и со стоном впечатал лоб в сухую твёрдую почву.
        Случилось то, чего он боялся всегда. Шёл мимо грибник, увидел нож… Где теперь искать этого грибника?
        Никогда, никогда не сможет отныне Касьян Перверзев почувствовать себя честным человеком, никогда не осмелится открыто взглянуть в глаза жены Глафиры и маленького Максимилиана!
        Назад дороги нет. Завтра он придёт на службу и не в силах вернуть себе прежний облик начнёт брать прямо на рабочем месте. Его разоблачат через неделю, через две… Сначала поползут слухи, потом сигналы… Подошлют посетителя с конвертом и со скрытой камерой в каждой пуговице…
        Перверзев вскинул к небу обезумевший лик - и тоскливый волчий вой огласил собирающуюся желтеть дубраву.

* * *
        - Волк? Откуда? - удивилась худощавая девушка с неподвижным горбоносым лицом индейского вождя, оглянувшись на блескучие, словно бы выкованные из металла кроны дубов, из-за которых донёсся странный вопль.
        Портнягин усмехнулся и продолжил орудовать сапёрной лопаткой, с помощью которой, кстати, каких-нибудь несколько месяцев назад был извлечён клад, заговорённый на тридцать три головы молодецкие.
        - Оттуда, - уклончиво молвил он, меряя глубину ямки. Два штыка. То есть примерно аршин. - Хорош! - определил он. - Грузи…
        - А вдруг он и впрямь волколак?
        - Нет никаких волколаков… - бросил Глеб, вонзая лопатку в землю.
        - То есть, я хотела сказать, волкодлак…
        - И волкодлаков нет. Вот водколаки есть. Алкаши заклятые. Страшная, между прочим, порча. Бывает, за неделю человек сгорает. А народ недослышал, видать: решил, что они в волков перекидываются. Мне это всё Ефрем растолковал, а уж он-то знает… Грузи давай!
        Молодая колдунья присела на корточки и, достав из внутреннего кармана тесной джинсовой жилетки краденый нож, кинула его с наговором на земляное дно. Глеб взял ржавый жестяной лист, на который он, копая, выкладывал грунт, и принялся засыпать и утрамбовывать. Когда аккуратно вырезанный квадрат дёрна лёг на прежнее своё место, от содеянного не осталось и следа.
        Со стороны дубравы снова послышался тягучий вой.
        - А вот раньше надо было базлать, - проворчал Портнягин, отбрасывая железный лист подальше, к оврагу. - Волк позорный…
        И сообщники, бормоча что-то эзотерическое, двинулись по часовой стрелке вокруг схрона. Заклинали от нечаянной находки.
        Возмездие
        Мне отмщение, и Аз воздам.
        Последнее тепло, последний выдох лета. Ещё пара дней - и размокропогодится по полной программе. Ну а пока что сквер шуршит напоследок серо-жёлтыми клеёнчатыми обносками тополей. На платанах листья покоробились, высохли до звонкой коричневой хрупкости: достаточно лёгкого ветерка - обрываются на асфальт и, сбиваясь в стайки, ползают по дорожкам, будто крабы. Ничего удивительного: известно, что душа этих членистоногих имеет привычку переселяться именно в лист платана. Отсюда и повадки…
        На первый взгляд кадыкастый наголо стриженный подросток в кожаной куртке второго бы взгляда не удостоился. Шёл себе вразвалочку по центральной аллее, иногда лишь косясь через неширокое плечо и производя губами призывный звук, каким обычно подзывают выведенную на прогулку собаку.
        Однако ни собаки, ни какого-либо другого животного нигде не наблюдалось - и вскоре навстречу прохожему поднялся со скамейки упитанный детина, тоже стриженный и тоже в кожаной куртке. Тугая мордень его изображала живейший интерес.
        - Слышь, земляк! - радостно спросил он. - Ты кому это чмокаешь?
        Улыбающаяся осеннему солнышку дама в просторном бежевом плаще, давно уже расположившаяся на противоположной скамье, повернула голову, прислушалась.
        - Кому-кому! - дерзко отвечал кадыкастый тинейджер. - Кому надо, тому и чмокаю!
        Ответ был, мягко говоря, безрассуден. Бритоголовых и мордастых так срезать не стоит. Особенно если сам ты малоросл, субтилен и прогуливаешься в одиночестве. Но, по счастью, вопрошавший детина оказался на удивление миролюбив.
        - Не, правда… - изнемогая от любопытства, продолжал дознаваться он. - Кому?
        Подросток покосился на даму, тут же навострившую уши, после чего невнятно и таинственно что-то сообщил мордастому. Тот с готовностью ухмыльнулся.
        - Кончай грузить! - огласил он во всеуслышание и повернулся к даме, как бы приглашая её в свидетели. - Во даёт! Барабашку он выгуливает!
        - А ты что, в барабашек не веришь? - подначил подросток.
        - Верить-то - верю, но… Они ж не приручаются!
        - Ну, это смотря кто приручает.
        Детина моргнул. Действительно, поведение тинейджера наводило на мысль, что чувствует он себя в полной безопасности - подобно человеку, за которым следует угрюмая тварь голубых кровей, прошедшая натаску у дипломированного инструктора.
        - Да ладно тебе туфту гнать! - уже с меньшей уверенностью возразил мордастый - и тут же быстро спросил: - А что она у тебя умеет? Полтергейст умеет?
        - Да это они все умеют. Хрен отучишь! Как критические дни у неё - с нарезки срывается, нипочём не удержишь…
        - Критические дни? - усомнился мордастый.
        - А как же! - с достоинством ответствовал хозяин незримой нечисти. - Энергетика - она, хоть и бесполая, а тоже от луны зависит. Флюиды…
        - И как ты с ней тогда?
        - Ну, как почувствую, что занервничала, - к соседям запускаю… - Подросток засмеялся. - Прикол! - лыбясь, сообщил он. - У них там шкафы пляшут, вода с потолка льётся… Они бегом к колдуну. Приходит колдун, а критические дни уже кончились, нет барабашки…
        - А в промежутках?
        - А в промежутках - без проблем. Ножками стульев стучать любит, паркетом скрипеть. А так - тихая…
        - Мухи не обидит?
        - Какой мухи! Ты чего? Мухи от барабашек, знаешь, как разлетаются! Мухи, комары…
        Дама в бежевом плаще, заворожённо хлопая ресницами, медленно поднялась со скамьи и уже сделала первый робкий шажок к разговаривающим, как вдруг мордастый детина охнул и с ошеломлённым видом схватился за мясистое ухо.
        - Цыц! - вскинулся подросток, подаваясь вперёд и пытаясь ухватить нечто невидимое. - Я т-тебе! Кто разрешал?
        - Эх, ничего себе… - выдохнул детина, всё ещё держась за поражённый орган. - Это она, что ли?
        - А то кто же! - Подросток грозил кому-то в кроне платана, откуда то ли в связи с порывом ветерка, то ли по какой иной причине с сухим шорохом сошёл лёгкий обвал листвы. - Иди сюда! Резко иди сюда, я сказал!
        - Да больно щиплется… - ошарашенно пожаловался мордастый.
        - Не стыдно? - укорял тем временем хозяин своего незримого питомца, который, если верить взгляду подростка, юлил, метался туда-сюда, а временами и вовсе взмывал на двухметровую высоту. - Видишь же: стоим разговариваем, никто никого не трогает… Ревнивые они, - сообщил он, как бы извиняясь. - Чуть заговоришься с кем - или ущипнёт, как сейчас, или шнурки начнёт развязывать…
        - А если бы кто кого тронул? - замирающим голосом спросила дама, успевшая приблизиться к ним почти вплотную. Наивные голубенькие глаза её были широко распахнуты.
        Собеседники обернулись.
        - Ну, если бы тронул, тогда другое дело, - охотно пояснил подросток. - Скажешь «взять» - истреплет не хуже овчарки…
        - Слышь, друг… - покряхтев, решился мордастый. - А она у тебя не продаётся?
        - Опа! - вместо ответа ликующе выпалил тинейджер, ловко хватая нечто увёртливое и с видимым трудом подтаскивая к себе. - Будешь ещё шкодить? - грозно обратился он к отбрыкивающейся пустоте, встряхнув её при этом, судя по хватке, за шкирку. - Смотри у меня… - Разжал руку и снова повернулся к детине. - Барабашки не продаются, - спесиво изрёк он.
        - Ещё как продаются! - тут же уличил его мордастый. - У меня друган на той неделе пролетел. Сотню баксов выложил, а она в тот же день сбежала…
        Подросток пренебрежительно усмехнулся:
        - Это он на жуликов нарвался, друган твой, - пояснил он с видом знатока. - Их сейчас таких, знаешь, сколько развелось! Вот возьму я, допустим, у тебя сейчас сотню баксов, скажу: бери, твоя барабашка. Так ведь она «купи-продай» не понимает! Тут же обратно и прибежит. Обмен - другое дело. Хотя, знаешь, с обменом тоже обуть могут. Ритуал неправильно проведут или совсем без ритуала впарят…
        - Ты смотри! - подивился детина. - Выходит, и тут кидалы работают?
        - Вовсю, - подтвердил словоохотливый подросток. - И ладно бы ещё колдуны шустрили! А то ведь ни одного заклинания не знает, а туда же…
        - Позвольте, - ошеломлённо перебила дама. - Но, если жулики, вы говорите, не колдуны, то откуда же у них власть над барабашками?
        - А где вы здесь видите барабашку? - запальчиво повернулся к ней подросток. - Пальцем покажите! Нет здесь никакой барабашки. С чего вы взяли, что она тут есть? Может, это я прикалываюсь, мозги вам пудрю… Вот так вас и обувают, - назидательно закончил он, обращаясь то ли к даме, то ли к детине.
        Тот моргал.
        - Не-е… - протянул он наконец, расплываясь в понимающей ухмылке и осторожно берясь двумя пальцами за мясистую мочку. - Как это нету! А кто ж меня тогда за ухо цапнул?
        По скверу пробежал ветерок.
        - Ой!.. - испуганно сказала дама - и поёжилась. - По-моему, она меня по шее погладила…
        - Рука - тёплая пушистая? - деловито уточнил подросток. - Или голая холодная?
        - Тёплая пушистая… Это к добру?
        - К добру, - заверил тот. - Если тёплая пушистая, значит, нравитесь вы ей… А вообще-то барабашки чужих не любят…
        Мордастый засопел, ревниво покосился на даму.
        - А сам-то ты кто? - подозрительно спросил он кадыкастого собеседника. - Колдун?
        Тот замялся. Видно было, что очень бы ему хотелось назваться колдуном, да порядочность не позволяет.
        - Ученик, - признался он со вздохом после краткой внутренней борьбы.
        - Ага… - соображая, промолвил детина. - А меняют их на что?
        - Тоже на энергетику на какую-нибудь… на амулеты…
        - А на чисто конкретное? На золотишко там…
        - Или на золотишко, - согласился подросток. - Благородные металлы - это они понимают. А купюры… Им ведь, барабашкам, что бакс, что водочная наклейка… А зачем тебе?
        Губастая мордень приняла мечтательное выражение.
        - Ну вот, скажем, разборка… - начал детина и снова схватился за ухо. - Завязывай, да? - взвыл он, яростно отмахиваясь наугад, как от слепня.
        Вдвоём с хозяином они кое-как отогнали шаловливую энергетику и продолжили беседу. Всё ещё потирая многострадальную мочку, мордастый полез свободной пятернёй за горловину рубашки - сгрёб и предъявил толстенную золотую цепь.
        - Столько хватит?
        Подросток поскучнел.
        - Да дело ж не в количестве, - уклончиво проговорил он. - Тут и крупинки достаточно, лишь бы проба высокая была…
        - Проба - высокая! - истово заверил мордастый.
        - Да и не в пробе дело… - Подросток жалобно наморщил узкий лоб. - Ну не стану я меняться! Я её уже неделю натаскиваю…
        - Другую натаскаешь! Трудно, что ли?
        - А то нет? Сам же говорил: приручаются плохо…
        Однако противостоять мордастому было сложно.
        - Ну, край как нужна, земляк… - ныл детина. - Не нужна была бы - не просил…
        - Да не пойдёт она к тебе! - нашёлся тинейджер. - Раз щипаться начала - ни за что не пойдёт…
        - А ритуал? - с надеждой вспомнил тот.
        - И ритуал никакой не поможет. Вот к ней, - указал хозяин на даму, - пойдёт запросто! Потому что погладила… мохнатой лапой…
        Дама вновь широко раскрыла глаза. На пухленьком личике её обозначилось приятное удивление. Облизнула губки, скривилась от нерешительности. Так в итоге и не устояла. Уж больно велик был соблазн.
        - Только, знаете… - пролепетала она, свинчивая с мизинца тоненькое колечко. - Этого же, наверное, мало…
        Хмурый подросток с досады чуть не плюнул. Хотел от одного покупателя отбиться, а в итоге нарвался на второго.
        - Да я ж сказал уже: не в этом дело… - буркнул он, нехотя принимая крохотное ювелирное изделие и выискивая пробу. - На количество металла барабашки не смотрят. Они на качество смотрят.
        - Слышь, земляк… - Детина уже чуть не плакал, видя, что чаемое приобретение на глазах уплывает из рук.
        - Ну а что «земляк»? - огрызнулся тот. - Я ж её на тебя не науськивал, правда? Сама хозяйку выбрала…
        До этого мгновения всё шло как по нотам, а вот слово «хозяйка» прозвучало явно преждевременно. Дама насторожилась.
        - Позвольте, - встрепенулась она, не сводя глаз со своего колечка в чужих руках. - А если всё-таки убежит?
        - Вряд ли, - успокоил подросток. - А убежит - вернём. Учитель мой - Ефрем Нехорошев, человек известный… Адрес я вам сейчас напишу… - С этими словами он подбросил колечко на ладони - и замер с полуоткрытым ртом.
        Ювелирное изделие испарилось на лету.
        Не веря, повернулся к даме.
        Дамы не было. Надо полагать, исчезла одновременно с колечком.
        - Не крути башкой - шея отломится, - надменно посоветовали неподалёку.
        В опасной близости от жуликов возвышался сумрачный юноша атлетического сложения. Хуже этой встречи оба обладателя кожаных курток и стриженных голов мало что могли себе представить. Перед ними стоял Глеб Портнягин, в прошлом хулиган и гроза Ворожейки, а ныне ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева, на которого имел дерзость сослаться младший из кидал.
        - Что, Капитон? - недобро поглядывая на мордастого, полюбопытствовал питомец чародея. - Пустоту на золотишко меняем?
        - А-а?.. - Мордастый Капитон очумело оглянулся туда, где несколько секунд назад располагалась почти уже облапошенная дамочка в бежевом плаще.
        - А это фантом называется… - любезно пояснил пришелец. - Как видишь, кое-что уже умеем.
        Здесь он, конечно, малость прихвастнул. Соорудить столь достоверный призрак Глебу Портнягину при всей его одарённости было бы не под силу. Даму с колечком, разумеется, сотворил старый колдун Ефрем Нехорошев, которому тоже надоело, что вот уже который раз подряд его подставляют какие-то мазурики, продавая от имени известного кудесника липовых барабашек.
        - Сначала на Тихих Омутах лохов шелушили, - задумчиво продолжал ученик чародея, - а теперь до Ворожейки добрались? Третий день вас, гадов, караулю…
        Тут наконец кадыкастого бритоголового подельника осенило - и, распугивая крабовидную листву, лжевладелец лжебарабашки опрометью кинулся к выходу из сквера. Погони не последовало - мстителя интересовал только сам Капитон Недоступин, тоже личность достаточно известная. Во всяком случае, на Тихих Омутах.
        - Я ж тебе за учителя, - надвигаясь на прощелыгу, с нежностью известил Глеб, - астральную пасть порву - будешь потом чуть что к травматологу бегать… Из-за таких, как ты, люди колдунам верить перестают. Материалистами становятся…
        Вес у противников был приблизительно равный, но, сойдись они на ринге, ставки делались бы исключительно на плечистого рослого Глеба. Однако мордастый проходимец и не помышлял о бегстве: судорожно расстегнув кожаную куртку, извлёк грубо вытесанную деревяшку странной формы - этакий эфес без лезвия - и злорадно осклабился.
        - А на астральный меч ты давно не нарывался? - с вызовом осведомился он, занося руку.
        Глеб Портнягин самоубийственно шагнул вперёд - и Капитон торопливо взмахнул незримым клинком. По идее, астральный меч должен был развалить надвое тонкоматериальное тело Глеба, что в большинстве случаев ведёт к немедленной потере сознания. Но ничего подобного не произошло. Портнягин лишь усмехнулся. Возможно, он заранее предвидел подобный поворот событий и пододел что-нибудь заговорённое. В отчаянии Капитон повторил удар. В ответ неумолимая ухватистая пятерня Глеба рванула мазурика за толстую золотую цепуру - и началось торжество справедливости.

* * *
        Дождавшись, пока мерзавец - сначала ползком, потом на карачках, потом заплетающимся шагом и наконец грузной прихрамывающей трусцой - покинет сквер, ученик чародея нагнулся и поднял с асфальта грубо вытесанную рукоять астрального меча.
        Изделие было ему хорошо знакомо. Полгода назад, выйдя на свободу и даже не помышляя ещё о том, чтобы стать учеником Ефрема Нехорошева, он сам выстругал эту штуковину в надежде сбыть на проспекте какому-нибудь лоху. Чёрт его знает, у кого перекупил её потом мордастый Капитон!
        Несколько мгновений Портнягин растроганно смотрел на деревяшку, потом улыбнулся и спрятал во внутренний карман куртки. На память.
        Гонка за черепахой
        Зачем, глупец, хочешь ты распутать узел, который, даже запутанный, доставляет нам столько хлопот?
        Аристипп
        - Присаживайтесь, - предложил Глеб. Слово «садитесь» его отучили употреблять ещё в местах не столь отдалённых.
        Клиент колебался.
        - Простите, - рискнул он, - а вы в самом деле Ефрем Нехорошев? Мне казалось, он старше…
        - Нет, - нахмурившись, прервал его Глеб. - Ефрем Нехорошев сейчас на прогулке, будет через полчаса. А я - его ученик. Портнягин моя фамилия. Глеб Портнягин.
        - Так может, я тоже через полчаса…
        - Как хотите. Но за полчаса могут ещё люди подойти…
        Клиент колебался. Похоже, был он из тех субъектов, которым проще удавиться, нежели самостоятельно принять самое пустяковое решение. Плохо. Нерешительность в мелочах обычно отзывается исступлённой непреклонностью в так называемых серьёзных вопросах. А с иными вопросами к колдунам, как известно, не ходят. Только с серьёзными.
        - Если отсушить кого, - наудачу закинул крючок ученик чародея, - это бы я и без него смог…
        - Отсушить? - Посетитель тревожно задумался. - Да, пожалуй… Только, видите ли…
        - Присаживайтесь, - повторил Глеб.
        Клиент с оглядкой опустился в кресло. На первый взгляд, ничего особенного: средних лет, среднего роста, среднего класса… А присмотришься: горестный изгиб рта, судорожно собранные брови. Волокна ауры вместо того, чтобы стоять, как положено, дыбом, образуя лучистый ореол, всклокочены, запутляканы. Трудный случай.
        - Так кого надо отсушить?
        - Понимаете… Речь не о человеке. Речь о проблеме.
        - Что за проблема?
        - Апория Зенона.
        - М-м… Напомните.
        Посетитель взглянул на невежду едва ли не с брезгливостью.
        - По-моему, об этом даже в школьных учебниках написано… - холодно заметил он. Однако, видя что выражение лица Глеба осталось отрешённо-задумчивым, сообразил и устыдился: - Ах, вон вы о чём! Я, конечно, имею в виду самую известную его апорию… «Ахиллес и черепаха».
        - А вы всё-таки своими словами.
        - Хорошо, - отрывисто согласился гость. - Ахиллес, самый быстроногий из людей, гонится за черепахой. Очень быстро достигает той точки, где черепаха была, когда он за ней побежал. Но за это время черепаха успевает уползти вперёд на какое-то расстояние. Он пробегает и его. Однако черепаха опять успевает чуть-чуть уползти вперёд. И так до бесконечности. В итоге выходит, что Ахиллес никогда не догонит черепаху.
        Портнягин понимающе кивал. Примерно год назад рецидивист Озимый, прозванный так за то, что в силу неведомых фатальных обстоятельств сажали его исключительно осенью, выспорил у Глеба в камере пять ирисок с помощью именно этого прикола. Вот, значит, как это называется… Апория Зенона.
        - А разгадка? - не удержавшись, полюбопытствовал ученик колдуна.
        - Никакой! - с отвращением отозвался клиент. - В том-то и дело, что задача составлена логически безупречно. Ахиллес действительно никогда не догонит черепаху.
        - Ага, - помедлив, несколько озадаченно промолвил Глеб. - Ну, давайте я её вам из головы вышибу - и все дела. Заклинание есть такое, специальное, чтоб забыть…
        - И остальные три апории? - ядовито осведомился гость. - И всю логику впридачу?
        - Нет, ну всю логику-то…
        - Всю! Всю! - закричал клиент, придя в сильнейшее беспокойство. - До последнего силлогизма! - Отчаялся, уронил плечи. - Можно я с самого начала?.. - обессиленно попросил он.
        - Давай… - ошалело разрешил Глеб, перейдя от растерянности на «ты».
        - С детства меня это бесило, - признался посетитель. - Ну как это - черепаху он догнать не может! Подрос я, в книжки полез. А там чёрным по белому: «Апории Зенона ярко иллюстрируют противоречивость движения…» Какую, к чёрту, противоречивость? Невозможность движения они иллюстрируют! Невозможность! Ладно. Стал глубже копать… И что оказалось? Якобы весь фокус в том, что расстояние может делиться до бесконечности, а время - нет…
        - Ну как это? - усомнился Глеб. - А на минуты, на секунды…
        - Прошлое и будущее - да! - запальчиво возразил гость. - Но они существуют только в нашей памяти и в нашем воображении. А настоящее - это квант времени! Как его делить, если он квант?
        - Кофе сварить? - с сочувствием глядя на клиента, спросил Портнягин.
        - Бог с ним с кофе! Подростком уже был… Хорошо, думаю, раз за столько тысяч лет никто эту белиберду опровергнуть не сумел - значит, сам опровергну. Представил себе прямую линию, по которой они бегут, Ахиллес с черепахой… Прямая состоит из бесконечного числа точек. Так?
        - Н-ну… допустим.
        - Начал мысленно приставлять точку к точке, чтобы прямую линию построить… - Гость умолк. Кажется, у него сел голос.
        - Ну! - подбодрил Глеб.
        - Ничего не вышло…
        - Как не вышло? Почему?
        Гость молчал. Глаза его были скорбны.
        - Точка не имеет диаметра, - меланхолически пояснил он наконец. - Сколько их одну к другой ни прилаживай - всё равно получится точка. А линии не получится…
        - Нет, ну, имеет, наверное… - попытался утешить Глеб. - Маленький просто…
        Посетитель резко вздохнул, взял себя в руки.
        - Нет, - решительно сказал он. - Если есть диаметр, то это уже не точка. Это шар… На плоскости - круг.
        Портнягин подумал и зажёг спиртовку.
        - Я всё-таки кофе сварю, - решил он. - Ты говори, говори.
        Гость не услышал. На сардонически искривлённых устах его наметилось какое-то подобие простой человеческой улыбки.
        - И вот представьте себе пацана, - задумчиво начал он, - самостоятельно открывшего, что расстояний не бывает. А раз так, то и пространства нет. Помню, ходил я одурелый по городу и сознавал, что город-то мне, скорее всего, мерещится. Ох, жутко… А тут ещё мысль о собственной гениальности - ба-бах! - по неокрепшей детской черепушке. Протяжённость опроверг, вы подумайте! Зенона переплюнул… - Клиент вздохнул. - А пару лет спустя попал мне в руки томик Пьера Бейля (семнадцатый, между прочим, век). И вот читаю: «Даже наименее проницательный ум при небольшом усилии может с очевидностью уразуметь, что…» Дальше моё доказательство и ещё два доказательства в довесок… Вот тебе и гений! Вот тебе и переплюнул! - Гость невесело посмеялся, покрутил головой. - Ну я что? Поступил, как все: махнул рукой и стал жить дальше. Но злобу на Зенона всё же затаил, затаил… Анекдот про него придумал, даже в газете напечатал: «Однажды Зенон Элеат пытался догнать черепаху, не смог - и долго потом оправдывался». Не опроверг - так хоть позубоскалю… Спасибо, - машинально поблагодарил он, принимая чашечку кофе и заметно мрачнея. - А
теперь вдруг опять накрыло… на старости лет…
        - Н-ну… мало ли всяких приколов… - осторожно сказал Глеб. - Зачем же так расстраиваться?
        Клиент обжёг губы и, расплескав кофе, отставил чашку.
        - Да не прикол это! Не прикол! Знаете, какие умы об эту задачку расшибались? Договорились уже до того, что тело может находиться одновременно в двух местах, - и всё равно не опровергли! Лев Толстой в «Войне и мире»…
        - В «Войне и мире»?
        - В «Войне и мире»!.. Целую страничку потратил на этот, как он облыжно выразился, «софизм»! Тоже не сладил - пригрозил, правда, что в будущем учёные разберутся. Бесконечно малые величины освоят - и тут же разберутся! Каких ему ещё бесконечно малых величин? Что может быть меньше воображаемой точки? Из всех возражений одно только возражение Диогена чего-то стоит! Помните? «Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить…»
        - Н-ну… правильно, в общем…
        - Правильно-то - правильно… - Клиент малость подостыл. Кофе - тоже. - А что этим Диоген доказал? Только то, что логика и здравый смысл противоречат друг другу! Что мышление противоречит практике! Так это было и без него ясно…

* * *
        Вернувшийся с прогулки старый колдун Ефрем Нехорошев нарочито медленно раздевался в прихожей и, посмеиваясь, слушал доносящиеся из комнаты вопли гостя и увещевания Глеба.
        Разделся. Вошёл, потирая сухие морщинистые руки.
        - Чего шумишь? - окинув пронзительным оком посетителя, проворчал он. - Апории Зенона ему, вишь, не нравятся! Может, тебе ещё пифагоровы штаны под клёш перекроить?
        Присмиревший при виде хозяина клиент встал, поздоровался и даже догадался представиться. Георгий Никандрович.
        - Так тебе чего надо-то? - добродушно осведомился Ефрем. - Забыть или понять?
        - Понять… - окончательно оробев, выдохнул тот. - Если можно…
        - Вот вроде ты, Никандрыч, мужик начитанный, - с упрёком молвил старый чародей. - А в Писание заглядываешь редко… Так или нет?
        - Позвольте! - не понял гость. - Где Писание, и где Зенон?
        - Рядышком, Никандрыч, рядышком… Когда Ева с Адамом плод с древа познания съели, Бог как поступил?
        - Из рая их изгнал.
        - Так. А ещё?
        - Проклял обоих.
        - Хрен там обоих! - с обычной своей грубоватой бесцеремонностью возразил колдун. - Еву - да, покарал. Рожай, дескать, в муках. А за Адама Он землю проклял. Землю! Так и сказал: «Проклята земля за тебя». Думаешь, Он её просто неплодородной сделал? Не-ет, Никандрыч, нет! Тут всё тоньше… Ежели ты слопал плод с древа познания, проклинай тебя, не проклинай, а разумом ты уподобился Богу и никак уже этого не поправишь… И что тогда остаётся? Землю проклясть! То есть мир исказить, уразумел?.. Разум-то наш под райскую жизнь заточен, а живём хрен знает где, да ещё удивляемся, почему это в квадрате диагональ на сторону без остатка не делится!
        Колдун выдержал паузу, поглядел на одинаково ошарашенные физии обоих слушателей и, кажется, остался удовлетворён увиденным.
        - Во-от… - сказал он. - А когда помрёшь и, даст Бог, попадёшь в Царство Небесное, сам убедишься: нипочём твой Ахиллес в нормальных условиях черепаху не догонит. Да ему там и на ум не вспрянет за черепахами гоняться…
        - А если не даст? - внезапно спросил Георгий Никандрыч.
        - Кто?
        - Бог.
        - А-а, вон ты о чём… - сообразил Ефрем. - Если не даст, то плохо. В преисподней, говорят, даже дважды два трём с чем-то равняется…
        Разгладившееся было чело вновь страдальчески наморщилось. Колдун и ученик ждали, пока окоченевший в раздумье Никандрыч подаст признаки жизни. Наконец мыслительная судорога отпустила клиента. Отмяк.
        - Я бы всё же просил вас отворожить от меня… - несколько деревянным голосом начал он.
        - Эва! - всхохотнул кудесник. - Апорию отворожить? Она ж не живая!
        - Ну меня от неё! А то, знаете, пока помрёшь…
        - Тоже непросто, - сокрушённо признался Ефрем. - Апория - не баба, сам, чай, понимаешь… - Метнул на клиента пытливый взгляд из-под косматой брови. - Никандрыч, а ты женат?
        - Да. Но она, знаете, равнодушна ко всем этим проблемам…
        - Не ревнует?
        - К кому? К апориям?
        - Так это поди пойми, кого ты там на стороне завёл: апорию или ещё кого…
        - Нет. Привыкла.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев насупился, глубокомысленно выпятил губы.
        - Ладно, - обнадёжил он. - Попробуем.

* * *
        Осень вступала в свои права. Глеб стоял у тусклого окна и с помощью духовного зрения наблюдал, как на крыше дома напротив сбиваются в небольшую стаю мелкие перелётные барабашки…
        - Ефрем, - позвал он, обернувшись. - Ты в самом деле решил Никандрыча обратно к жене приворожить?
        - Слышь, - лениво отозвался учитель. - Запомни: если мужик на чём свихнулся, его уже ни отворожить, ни приворожить. Отвлечь - ещё куда ни шло…
        - И как же ты его хочешь отвлечь?
        - Уже, считай, отвлёк. Я на него пятнашку напустил.
        - Что-что напустил?
        - А это, Глебушка, такая энергетическая сущность, маленькая, губастенькая… Я в неё тюбик помады зарядил. Так что придёт наш Никандрыч домой весь в поцелуях. Недели полторы ему точно не до апорий будет… - Старый колдун Ефрем Нехорошев покосился на Глеба и лукаво ему подмигнул. - А там ещё что-нибудь придумаем…
        Точка сборки
        Где событья нашей жизни,
        Кроме насморка и блох?
        Саша Чёрный
        Дверь подъезда очевидно была ровесницей блочной пятиэтажки и добрых чувств не вызывала. Разве что какой-нибудь реставратор старинных икон, давно помешавшийся от постоянного общения с прекрасным, пожалуй, остолбенел бы в благоговении, представив, сколько слоёв краски можно со сладострастной последовательностью снять с этой двери, погружаясь всё глубже и глубже в прошлое, пока наконец не доберёшься до сероватого левкаса хрущёвских времён.
        Однако в данный момент Лариса Кирилловна не имела ни малейшего желания оценивать увиденное с исторической или хотя бы с эстетической точки зрения. «Не тот адрес дали…» - удручённо подумала она при одном лишь взгляде на парадное.
        Кто может жить в таком подъезде? Мигранты-нелегалы. Но уж никак не личность, известная всему Баклужино - от Божемойки до Тихих Омутов!
        Потянув сыгравшую на двух шурупах дверную ручку, Лариса Кирилловна всё же рискнула войти. Стены и отчасти потолок неблагоуханного помещения были густо заплетены рисунками и надписями антиобщественного содержания. Если верить номерам на увечных почтовых ящиках, нужная ей квартира находилась на пятом этаже. Лифта хрущёвке, естественно, не полагалось.
        Убедившись окончательно в своей ошибке, Лариса Кирилловна ощутила сильнейшую досаду и, вздохнув, двинулась тем не менее по лестнице (со второго пролёта - брезгливо опираясь на перекрученное железо перил). Во время передышки на каком-то из этажей она обратила внимание, что воздух стал чуть свежее, панели почти очистились от рисунков, да и света прибавилось. Это показалось ей добрым предзнаменованием.
        Наверху без щелчка открылась и закрылась певучая дверь, посыпались быстрые шаги. Лариса Кирилловна отступила к стене. Вскоре мимо неё сбежал по ступенькам скромно одетый мужчина средних лет. Судя по состоянию плаща, брюк, обуви, причёски - женат, но не первый год. Весь в мыслях, он даже не заметил, что кто-то даёт ему дорогу. Внезапно Лариса Кирилловна обомлела: на левой щеке незнакомца пылал свежий оттиск поцелуя, исполненный вульгарно-алой помадой чумахлинского производства.
        «Вот стерва…» - чуть было не позавидовала она, как вдруг поняла, почему обомлела. Мужчина только что был окинут взглядом с головы до ног и обратно. Как же ей сразу не бросилась в глаза такая яркая скандальная подробность? Впору предположить, что след поцелуя возник в ту долю мгновения, когда Лариса Кирилловна бегло оценивала степень ухоженности туфель незнакомца.
        Несколько сбитая с толку, она достигла пятого этажа и остановилась перед странной дверью, где взамен замочной скважины красовался приколоченный обойными гвоздями фанерный ромбик, а у порога лежал опрятный и словно бы отутюженный квадрат мешковины. Оглянувшись, Лариса Кирилловна удостоверилась, что коврики, брошенные перед тремя прочими дверьми, носят отчётливые следы вытирания ног. А на эту тряпку будто и наступить боялись.
        - Ну и долго она там вошкаться будет? - раздражённо продребезжал старческий тенорок. - Открой ей, Глеб…
        С тем же напевным скрипом, что звучал минуту назад, дверь отворилась. Лариса Кирилловна вскинула глаза - и беззвучно застонала при мысли о невозможности помолодеть лет на пятнадцать (если совсем откровенно, то на двадцать пять). На пороге стоял рослый юноша с отрешённым строгим лицом, показавшимся от неожиданности поразительно красивым.
        Всё-таки ошиблась. В парикмахерской, давая адрес, говорили, что колдун далеко не молод. Скорее, дряхл.
        - Простите… - пробормотала Лариса Кирилловна. - Я, кажется, не туда…
        Юноша смотрел на неё как бы издалека.
        - Туда, - негромко заверил он. - Проходите…
        Повернулся и ушёл в глубь квартиры, видимо, не сомневаясь, что гостья последует за ним. Решившись, она переступила девственно чистую мешковину и, пройдя ободранным коридорчиком с деревянной лавкой вдоль стены, растерянно приостановилась. В смысле опрятности комнатёнка была под стать прихожей. Глаза разбежались от невероятного количества вещей, подлежащих немедленной отправке либо в музей, либо в мусорный бак.
        Сидящий у требующего скатерти стола сухощавый старичок в потёртом лоснящемся халате и таких же шлёпанцах одарил вошедшую пронзительным взглядом из-под косматой брови, потом однако смягчился, кивнул. Должно быть, сам колдун. Редкая бородёнка, нечёсанные патлы… А молодой, надо полагать, помощник. Подколдовок.
        - Располагайтесь, - сказал молодой и, выждав, пока посетительница преодолеет неприязнь к предложенному ей облезлому засаленному креслу, продолжил: - Слушаю вас…
        - Помогите мне вспомнить! - вырвалось у неё.
        Колдуны переглянулись.
        - О чём? - спросил молодой.
        - Зачем? - спросил старый.

* * *
        Такое впечатление, что простенькой своей просьбой Лариса Кирилловна всерьёз озадачила обоих. Поначалу суровый Ефрем Поликарпович (так звали колдуна) вроде бы вознамерился препоручить гостью рослому красавцу Глебу, но уже после первых минут беседы нахмурился, пододвинул табурет поближе - и стал внимательно слушать.
        - Нечего вспомнить? - недоверчиво переспрашивал Глеб. - Как это нечего?
        - Так, - безвольно распустив рот, отвечала она. - То ли жила, то ли нет…
        - А мужа с сыном?
        Пойманная врасплох Лариса Кирилловна нервно рассмеялась.
        - О них забудешь! - сгоряча подхватила она. - Домой приду - сидят, как две болячки. Один ноет, другой права качает… - И осеклась, сообразив, что о семейном положении ею не было сказано ещё ни слова. Он что же… в мыслях читает? Смотри-ка, такой молодой… С виду и не подумаешь…
        - То есть помнить помните, а вспоминать не хочется, так?
        - Так, - с неохотой призналась она.
        - А мнемозаначек - много?
        - Чего-чего много?
        - Н-ну… мнемозаначек… - И рослый красавец в затруднении оглянулся на учителя.
        - Тайных воспоминаний, - с недовольным видом перевёл тот. - Безгрешное ворошить - это, знаешь, и удавиться недолго. А вот как насчёт грехов? Тоже без удовольствия вспоминаешь?
        Лариса Кирилловна тревожно задумалась. С грехами у неё было не густо: замуж выходила девушкой, мужа любила, изменила ему впервые не со зла, а из чистого любопытства, желая уразуметь, чем один мужчина отличается от другого. Особой разницы не ощутила - и с тех пор, если ей и доводилось изменять, делала это скорее с чувством лёгкого недоумения, нежели с удовольствием.
        - А ну-ка припомни что-нибудь навскидку, - отечески грубовато потребовал вдруг колдун.
        Лариса Кирилловна растерялась:
        - Из тайного?
        - Можно и из явного…
        - Ну вот… Сняли мы в мае дачный домик за Чумахлинкой… - поколебавшись, начала безрадостно перечислять она. - Природа, озёра… Шашлыки… Хорошее было мясо - на Центральном рынке брала… Сожгли. А ночью - лягушки. До утра спать не давали…
        Умолкла. Уголки крашеного рта безнадёжно обвисли.
        - Ну? - с мягкой укоризной вставил Глеб. - Даже лягушек помните…
        - Лягушек-то помню! А остальное?
        - Что остальное?
        - Ну… - Она беспомощно оглядела напоминающую склад комнату. - Начнёшь жизнь перебирать - страшно становится. Думаешь: неужели вот только это и было? И ничего больше? - Округлые плечи её обессиленно обмякли. - Может, сглазили меня, что всё хорошее из памяти ушло…
        - Редкий случай… - вполголоса заметил колдун - и ученик взглянул на него с удивлением. - А давай-ка мы тебя, матушка, того… в гипноз погрузим…
        При слове «гипноз» Лариса Кирилловна ощутила щипок беспокойства. Живописная древность чародея и притягательная юность помощника внезапно предстали перед ней в другом свете. Нет, в парикмахерской вряд ли дали бы адрес жуликов, но туда ли она пришла?
        - Простите… - торопливо заговорила гостья - единственно с тем, чтобы оттянуть внушающий опасение момент. - Тут по лестнице мужчина спускался… с поцелуем… Он не от вас шёл?
        - Как? Уже? - И назвавшийся колдуном ухмыльнулся столь бесстыдно, что беспокойство немедленно переросло в панику. - Прыткая «пятнашка» попалась, - самодовольно сообщил он сообщнику. - Прямо в подъезде разукрасила… И много поцелуев? - Последний вопрос вновь был обращён к Ларисе Кирилловне.
        - Один. На щеке…
        - А-а… - несколько разочарованно протянул Ефрем Поликарпович, если это, конечно, были его настоящие имя и отчество. - Ну ничего. Пока домой дойдёт - штук пятнадцать нахватает… во все места…
        - За что вы его так? - ужаснулась она.
        Старый злодей скроил траурную физиономию, ханжески развёл ладошки.
        - Ради его блага, матушка, исключительно ради его блага… Тебе вспомнить приспичило, а ему забыть. Ну вот покажется он сейчас супружнице на глаза - мигом всё лишнее и забудет… Давай-ка устраивайся поудобнее…
        - А лицензия у вас есть? - взволнованно перебила она, приподнимаясь. - На гипноз!
        - А я что, сказал «гипноз»? - всполошился главарь. - Не-ет… Какой гипноз? Так, магнетизм… - С кряхтением поднялся, запахнул свой невероятно заношенный халат и, приблизившись, склонился над креслом. Строго взглянул в глаза, забубнил какое-то жуткое слово и принялся водить раскрытой рукой по кругу перед лицом отпрянувшей жертвы, с каждым витком всё ближе и ближе, после чего внезапно ухватил её за нос.
        Но жертва этого уже не почувствовала.

* * *
        Лариса Кирилловна беспокоилась зря. Адрес ей дали правильный, и ничего она не перепутала. И старый колдун Ефрем Нехорошев, и ученик его Глеб Портнягин были именно теми, за кого себя выдавали.
        - Ну? - повернулся к питомцу старый колдун. - Специалист по женскому полу! Что скажешь?
        - А что говорить? - отозвался тот, наблюдая, как наставник обходит кресло, ощупывая энергетический кокон погружённой в забытьё женщины. - Дать ей склероз-травы - и порядок. Забыл, что забыл, - всё равно что вспомнил. Только, слышь, Ефрем… - озабоченно добавил он. - Деньги с неё лучше сразу взять, а то долги в первую очередь из башки вылетают…
        - Ишь, прыткий какой! - усмехнулся чародей. - Ну, положим, стёр ты ей память. А толку? Вернётся домой - там эти два её оглоеда. Один ноет, другой права качает. И пошло всё по-старому…
        Глеб подумал.
        - Так, может, на неё тоже «пятнашку» напустить? Заявится с засосами - прошлая жизнь раем покажется…
        - Так-то оно так, да муж у неё - рохля. Сам, чай, слышал…
        - Мужа заколдовать, - предложил Глеб. - Чтоб ревновал…
        - Тогда уж и весь свет впридачу. Тех же лягушек, чтоб спать не мешали! Она ж не только с мужиком своим общается… Ага, - удовлетворённо отметил Ефрем, нащупав что-то незримое за спинкой кресла. - Вот оно…
        Глеб подошёл посмотреть, что делает учитель. Непонятное он что-то делал - разминал округлое затвердение воздуха. Словно бы лепил невидимый снежок.
        - В самом деле хочешь ей память вернуть?
        Колдун даже приостановился. Не ожидал он такой наивности от воспитанника.
        - Угорел? - с любопытством осведомился он. - А ну как клиент ненароком государственную тайну вспомнит! Нет, Глебушка, память вернуть - это не к нам. Это в прокуратуру… - Стряхнул незримые капли с кончиков пальцев и вновь повернулся к креслу. - Так что, если кто без меня с такой просьбой пристанет, смело гони в шею. Насмотрятся западных фильмов, - ворчливо продолжал старикан, - а потом, чуть мозги отшибёт кому, он тут же, глядишь, губёнки и раскатает: «А вдруг я раньше олигархом был… или там наследником престола?..» А того не смыслит, что престолов-то на всех шибанутых не напасёшься…
        Старый ворчун был, как всегда, неопровержим. Известно ведь, что черепно-мозговая травма в наших условиях чревата восстановлением памяти, а восстановление памяти - напротив, черепно-мозговой травмой.
        - Непуганые, - сокрушённо пояснил он, возвращаясь к прерванному занятию. - Был у меня знакомый, тоже колдун. И сварил он однажды зелье. На пять секунд восстанавливает память в полном объёме… Решил испытать на себе, подвижник хренов! И такое, видать, припомнил, что уже на третьей секунде в окошко сиганул… Так-то вот.
        - А сейчас ты что делаешь? - решился прервать ученик приступ старческой болтливости.
        - Точку сборки подтягиваю, - хмуро поведал кудесник, сильно не любивший, когда его перебивают.
        - Ты мне о ней ничего не говорил, - ревниво заметил Глеб.
        - Так мы ж с тобой за Кастанеду всерьёз-то ещё не брались… - буркнул Ефрем. Помолчал, смягчился. - Точка сборки - это, Глебушка, такая светящаяся блямбочка с абрикосину… Да… И находится она, чтоб ты знал, вот здесь, позади правой лопатки. Ну, вроде дырки в энергетическом коконе. Вернее - лупы…
        - Понятно, - процедил Глеб, приглядываясь. - А я думаю: глюки у меня, что ли? За каждой аурой вроде как правый «поворот» помигивает…
        - Похоже… - кивнул колдун.
        - И для чего она, точка эта?
        - Главные мировые линии в пучок сводит… Ну, энергетические волокна - видел, чай, в астрале? Вот их она и того… и фокусирует. Картину мира создаёт, соображаешь? Скажем, хватил кого обморок - глядь: аура, как была, так и осталась, а точка сборки погасла. Почему? Сознание потерял. Какая уж тут, к лешему, картина мироздания, ежели всё черно…
        - Прямо так с ней и рождаемся? - не отставал Глеб.
        - Не-ет… Ну ты сам прикинь! Младенчик - он же на свет-то появляется голенький, розовый, беспомощный… Ни ходить не умеет, ни говорить… Даже воровать! Всему учить приходится… Учат-учат - и, глядишь, начинает у него потихонечку завязываться на энергетическом коконе эта самая, понимаешь ли, светящаяся блямбочка. Слабенькая ещё, непрочная… Почему, например, малых детей можно только по заднице шлёпать? - увлёкшись, снова принялся вещать старый колдун. - А вот как раз чтобы точку сборки ненароком не сдвинуть. А почему предки наши беглых да каторжан по спине секли? Да потому что точка-то у таких уже со сдвигом! А от битья она помаленьку на место возвращаться начинает… и становится человек снова частью общества… С памятью-то, вишь, у Ларисы, свет, Кирилловны всё в порядке, а вот точка сборки…
        - Из кокона выскочила?
        - Нет. Если выскочит, в другой мир попадёшь. Не выскочила. Разболталась слегка, расслабилась… С возрастом такое почти завсегда. Потому и кажется всё вокруг бессмысленным да нелепым. Положим, так оно и есть, но бабе-то от этого не легче…
        Въедливость ученика подчас радовала, подчас раздражала старого колдуна. Впрочем, Ефрема Поликарпыча ещё поди пойми: ворчит - стало быть, всё идёт как надо, но, если, не дай Бог, развеселился, держи ухо востро.
        Вот и сейчас с притворным недовольством ожидал он очередного вопроса настырного юноши. Не дождался. Питомец тужился осмыслить услышанное.
        Что ж, тоже дело.

* * *
        Несмотря на крайнюю молодость Глеба Портнягина, мир вокруг него рушился по меньшей мере трижды - и приходилось собирать всё заново. Каждый раз какой-то детали не хватало или обнаруживались лишние, да и новая конструкция зачастую оказывалась неудачной, как, скажем, случилось пару лет назад, когда дружок Никодим подбил Глеба грабануть продовольственный склад, где обоих и накрыл участковый с выразительной фамилией Лютый.
        Мироздание пришлось собирать из осколков уже в камере.
        Разумеется, все эти ощущения личного характера наверняка не имели ни малейшего касательства к Карлосу Кастанеде, но само словосочетание «точка сборки» очаровало Глеба своим звучанием. Ученик чародея подошёл к стеллажу с эзотерической литературой и, отыскав полку, целиком посвящённую Кастанеде и его присным, достал наугад первую попавшуюся книжку. Раскрыл, листнул.
        Пока он погружался в бездну премудрости, Ефрем Нехорошев нянькал и тетёшкал незримо светящуюся блямбочку. Наконец притомился и присел отдохнуть на табурет.
        - Эх, ничего себе! - не смог удержаться Глеб. - Ты послушай, что пишут! «Нужно заметить, что человек благодаря разуму и речи сильнее прочих тварей фиксирует свою точку сборки, - огласил он. - У человека она не только собирает излучения, но и с целью получения большей чёткости восприятия ещё и убирает все „лишние“ излучения…»
        - Правильно пишут, - устало одобрил старый кудесник. - Коряво, но правильно… И что?
        - «Характерен пример затерянного в горах первобытного племени, над которым дважды в день в течение многих лет с рёвом проносились пассажирские самолёты, - взахлёб продолжал зачитывать Глеб. - Когда племя обнаружили наконец антропологи, то их больше всего поразило то, что дикари ни разу не видели и не слышали никаких „железных птиц“! С точки зрения дикарей самолёты не имели отношения к человеческому миру, и дикарские точки сборки отбрасывали все излучения, связанные с…» - Тут он уловил краем глаза, что учитель давно уже внимает ему с саркастической улыбкой, - и запнулся. - Врут?
        - Да не то чтобы врут… Не договаривают. Там покруче заваруха была: съело племя двух антропологов. Ну, американцы, понятное дело, давай их за это бомбить. Так, представляешь, дикари-то и бомбёжки не заметили!
        Портнягин стоял неподвижно. Подхваченный мощным мыслеворотом, он не противился ему, но, как рекомендовано, потихоньку выплывал по спирали.
        Не заметили бомбёжки… Это что ж получается? Посадить такого людоеда годика на полтора - тоже в упор не заметит?
        - А жертвы? - осторожно спросил он. - Были?
        - Ну а как же! Бомбы-то - рвались…
        - Так что ж они, туземцы, слепые, что ли?
        - Да не слепые! - всё более раздражаясь, отвечал колдун. - Не слепые… Просто точка сборки у них другая, не такая, как у нас. Видят: помирают люди, не поймёшь, с чего. Решили: болезнь заразная…
        - Придурки, - подвёл итог Глеб, захлопывая книгу.
        - Да? - вскипел колдун. - А мы чем лучше? Нас вон который век бомбят, а мы всё думаем, что от старости помираем!
        - Кто бомбит? - не поверил Глеб.
        - А я знаю? Инопланетяне какие-нибудь…
        - Что ж они, одних стариков бомбят? - ошалело спросил Глеб.
        - Всех подряд, - угрюмо известил кудесник. - Просто молодые - они ж прыткие, на месте не стоят, хрен попадёшь… Вечно ты со всякой ерундой не ко времени! Давай ставь книжку на место! Клиент просыпается…

* * *
        Разъяв веки, Лариса Кирилловна увидела склонившееся к ней участливое морщинистое лицо Ефрема Поликарповича. Поискала глазами Глеба. Рослый ученик чародея стоял, отвернувшись к тусклому окну и с ошеломлённым, как ей показалось, видом разминал костяшками пальцев правый висок. Что-то изменилось и в самом помещении. Теперь оно напоминало скорее лавку древностей, нежели захламлённый, плохо охраняемый склад.
        - Ну как? - дружелюбно осведомился колдун. - Ничего не всплыло?
        И Лариса Кирилловна почувствовала вдруг, что задыхается от счастья.
        - Всплыло… - выдохнула она.
        - Ну-ну! - подбодрил Ефрем Поликарпович.
        - Как было чудно, как чудно… - заговорила словно бы в сладостном бреду Лариса Кирилловна. - Сняли мы в мае дачный домик за Чумахлинкой… Природа, озёра… Шашлыки… - Вспомнив о шашлыках, прыснула. - Хорошее было мясо, на Центральном рынке брала… - сообщила она, смеясь от души. - Сожгли!..
        - Бывает, - утешил колдун, но Лариса Кирилловна его не услышала.
        - А ночью - лягушки… - в упоении заключила она. - До утра спать не давали…
        Разочарованный странник
        Люди, люди! Порождение крокодилов!
        Фридрих Шиллер
        Сизоватое осеннее утро застало старого колдуна Ефрема Нехорошева на отлогих берегах Ворожейки. В городах астральная обстановка в последнее время, как правило, неблагоприятна, поэтому потустороннюю живность лучше всего изучать на природе. Собственно, сам-то Ефрем в этом особой нужды не испытывал, а вот ученику его Глебу Портнягину давно уже приспела пора ознакомиться с энергетической фауной, столь полезной в кудесническом деле.
        Ночь выдалась ясная, без облачка. Время от времени с угольно-чёрного неба срывалась падучая звёзда, извещая о новой потере в рядах баклужинского населения, да кувыркались в смоляной воде шаловливые лунаврики - речные стихиали лунных бликов.
        В крохотной лужице посреди тропинки незримо залёг в ожидании беспечного прохожего матёрый склизень. Увлёкшись наблюдением за этой примитивной, но каверзной формой нежити, учитель и ученик не заметили, как подкрался рассвет. Восход солнца прекрасен сам по себе, а уж в астрале - тем более. Достаточно лишь перечислить мелодичные названия лобызающих друг друга светлых стихиалей… Хотя, с другой стороны, стоит ли? «Придут времена, - предвидел Даниил Андреев, - когда каждый школьник старшего возраста будет знать эти имена столь же твердо, как теперь знает он названия латиноамериканских республик или провинций Китая». Пророчество сбылось: и с тем, и с другим, и с третьим нынешние учащиеся знакомы примерно одинаково.
        Астральная вылазка на природу была, однако, прервана самым бесцеремонным образом: далеко-далеко, за пятнадцать километров от подёрнутых дымкой зеркальных плёсов Ворожейки, в дверь квартиры Ефрема постучали - и пришлось срочно вернуться в сидящие друг против друга на табуретах физические тела.
        Стук повторился - отрывистый, нетерпеливый.
        - Ишь, прижало… - проницательно заметил старый колдун Ефрем Нехорошев и ожидающе посмотрел на ученика.
        - Открыто! - приподнимаясь, крикнул Глеб.
        В прихожей показался мешковатый крупный мужчина с исполненными ужаса глазами. С первых шагов стало заметно, что физическое тело болтается на нём, как на вешалке. Единственной астральной сущностью, выдающейся за пределы материальной оболочки вошедшего, были различимые лишь колдовским зрением рога - вернее, самые их кончики, кокетливо торчащие из густой рыжеватой шевелюры. Поначалу Портнягин встревожился, но, приглядевшись внимательней, уразумел, что состав остреньких торчушек не имеет ничего общего с негативной энергетической псевдоплотью бесов. Обычный астральный нарост, результат супружеской неверности.
        - И где ж ты такой прикид оторвал?.. - ворчливо поинтересовался старый кудесник, пока Глеб направлял плохо соображавшего клиента к ветхому залоснившемуся креслу для посетителей.
        С давних времён людская молва нарекла колдунов выпивохами и скаредами. Первое, может быть, и справедливо, а вот второе… Конечно, взглянув на убогую обстановку в хрущёвской однокомнатке, пятая часть которой откушена самодельным чуланчиком, на все эти облезлые шкафчики, на трещины и колупаны полировки, на выщербленные чашки с отбитыми ручками и сопоставив увиденное с платой, взимаемой за чародейство, любой клиент вправе заподозрить кудесника в крайней скупости. Ему и в голову не придёт, что упорное нежелание выбрасывать старые вещи и покупать новые может иметь совершенно иные корни: любой предмет обихода, если им пользуются изо дня в день, рано или поздно помимо эфирной оболочки обретает ещё и астральную сущность. Проще говоря, душу. Согласитесь, нужно быть последним материалистом, чтобы его теперь выбросить!
        Поэтому, случись вам прийти на приём к колдуну в евроотремонтированный офис с новёхонькой мебелью, с наворотами и прибамбасами, знайте, что не колдун перед вами, а проходимец - вроде тех, что продают на проспекте рукоятки астральных мечей. Если же он начнёт вкручивать, будто, переезжая, вселил души старых предметов в новые, - пусть лучше расскажет об этом своей бабушке!

* * *
        - Та-ак… - по-снайперски прищуривая левый глаз, зловеще молвил Ефрем. - Не сиделось, говоришь, в реальности… В тонкие миры потянуло… Ну, и как же это тебя угораздило?
        Гость попытался ответить, но не смог. Чужое тело слушалось плохо.
        - Придержи-ка ему голову, Глеб… - Кудесник встал. Шаркая, приблизился к креслу - и одним ловким движением совместил бедолаге астральную челюсть с физической.
        - Спасибо… - хрипло вытолкнул тот, выкатывая на старого чародея влажные безумные глаза.
        И тут же расшумелся, раскричался. Судя по интонациям, голос у него изначально был визгливый, бабий, а тут, налагаясь на чужие связки, обрёл вдобавок пренеприятнейшие взрыкивающие обертоны.
        - Аферисты!.. - бушевал потерпевший. - Они что, думают, им это с рук сойдёт?.. Всех пересажаю!..
        Так орал, что снова челюсть выскочила.
        - По делу будешь говорить или как? - со скукой осведомился старый колдун.
        Клиент судорожно покивал - и акцию повторили. В помещении вновь сделалось шумно, однако теперь невнятные угрозы в адрес неизвестных аферистов стали хотя бы чередоваться с обрывками сути, ничего интересного, впрочем, не представлявшими. Очередная история астральщика-самоучки, начитавшегося книг о внетелесных путешествиях и не устоявшего перед соблазном. Дури этой Глеб за три месяца своего ученичества успел наслушаться вдоволь («…и вот, представьте, парю под потолком и думаю: „А кто это там внизу спит в постели с моей женой?“).
        - Короче, - теряя терпение, проскрежетал Ефрем. - Кого сажать собрался?
        - То есть как «кого»? - взвился посетитель (имени своего он, кстати, так и не назвал). - Как «кого»? «Тур-Астрал»!..
        - А это что такое?
        - Фирма. Коллективные экскурсии…
        - Не слыхал, - сухо известил Ефрем.
        - Иду по улице… - захлёбывался клиент. - Гляжу: рекламка на столбе приклеена… Ж-жулики!.. Пришёл по адресу, деньги заплатил… Действительно, экскурсия в астрал… Набралось ещё человек пять… Сели вдоль стенки…
        - Раньше из них кого-нибудь видел?
        - Н-нет. Все незнакомые… М-мерзавцы!.. Взялись за руки, вышли в астрал… К Альфе Центавра слетали… А на обратном пути я… как бы это… замешкался немножко… Возвращаюсь - все уже разошлись, одно тело у стенки сидит… Гляжу: не моё!.. Я говорю: «Вы что мне подсовываете?..» А она…
        - Кто «она»?
        - Хозяйка фирмы… Х-хамка!.. «А я, - говорит, - при чём? Берите что осталось!»
        Старый колдун вскинул узкую морщинистую длань - и возмущённый посетитель заставил себя замолчать. Далось ему это непросто. Челюсти он стиснул успешно, но глазами продолжал ворочать по-прежнему.
        - Глеб, - попросил чародей. - Посмотри-ка «Тур-Астрал». Что за фирма?..
        Кудесник ещё не договорил, а под столом уже соткался из ничего серо-белый кот Калиостро. Скользнул к компьютеру и, вспрыгнув на монитор, сделал вид, что лежит там со вчерашнего вечера.
        Портнягин подсел к клавиатуре, убрал кошачий хвост с экрана.
        - Нет в Баклужино такой фирмы, - сообщил он через некоторое время.
        - Или «Астрал-Тур»… - подал сдавленный голос клиент. - П-прохиндеи…
        Не оказалось в Баклужино и «Астрал-Тура».
        - В ментовку обращался? - спросил Ефрем.
        - А что ментовка? - вновь взорвался клиент. - «Мы, - говорят, - только тела сажаем, а с душами со своими сами разбирайтесь!..» К-козлы!..
        Зарождающаяся тирада была прервана разухабистой мелодийкой, изливавшейся, казалось, из чрева пострадавшего. Тот смутился, умолк, извлёк трубку сотового телефона - и, поспешно отключив, спрятал.
        Колдун нахмурился.
        - Чей сотик?
        - Н-ну… не мой, конечно… - Клиент занервничал. - Его…
        - Так, может, там и документы во внутреннем кармане?..
        - Н-ну… да, документы…
        В комнате стало тихо.
        - Слышь, мужик… - с изумлённой угрозой в голосе начал Ефрем.
        - Почему вы так со мной разговариваете?!
        - А как с тобой разговаривать? Ты ж не представился… Значит, аферисты?.. Тело тебе подменили, да?.. Это где ж ты видел афериста, чтоб он на память сотик с документами оставлял?
        Клиент замялся.
        - В документах и адрес, небось, указан… - неумолимо продолжал Ефрем. - Ходил туда?
        - Н-нет…
        - Почему?
        - Видеть этого жулика не хочу! - нашёлся клиент.
        - Глеб, - позвал Ефрем. - Проводи его… на хрен!
        - Может, хыку задействовать? - предложил Портнягин - и тут же из-под кровати раздалось предвкушающее урчание, различимое, впрочем, лишь внутренним колдовским слухом.
        - Позвольте!.. - вскинулся посетитель. - Что значит «проводи»? Что значит «на хрен»? Я пришёл к вам как к специалистам… И прошу вернуть меня в моё тело…
        - Тогда давай ври по новой. Только не так нагло…
        - То есть как это «ври»? Что вы себе…
        - Глеб!..
        Клиент обмяк, смирился и, собравшись с силами, приступил ко второй по счёту исповеди. От первой она отличалась меньшим количеством брани, а главное, признанием в том, что чужое тело-то присвоил, оказывается, он, клиент. Разумеется, без злого умысла, по чистой рассеянности («У меня всегда головокружение после астрала!.. В конце концов там люди были - могли подсказать!.. Уже два квартала прошёл - чувствую, как-то великовато оно на мне сидит… Посмотрелся в витрину: „Мам-ма моя!..“ Я бегом назад! Все уже разошлись… И этот тоже… А она… Х-хамка!.. Как накинется на меня, как накинется! „Почему, - кричит, - я из-за вас должна выслушивать от людей…“ А я ей, выходит, не человек?! Н-наглячка!..»).
        - А он, стало быть, в твоём теле ушёл? - уточнил Ефрем.
        - В моём… Так ругался, говорят, так ругался…
        - Ну, это уже слегка похоже на правду… - смягчился старый чародей. - Значит, что надо-то? Поменять вас местами, так? Но чтобы ты с ним при этом не встретился… Верно?
        - А-а… сможете?
        - Отчего ж не смочь? Есть такая штука, «шнур» называется. Связывает астральное тело с физическим. Во-от… Сейчас оба ваших «шнура» идут рядышком, сильно растянутые… А я знаю одно такое средство, чтобы они разом сократились. Тебя тогда выдернет из этого тела в твоё, а того - наоборот. Будто на резинке. Средство, правда, жёсткое, но быстрое… Как? Согласен?
        - Конечно! Называйте любую цену…
        - А когда расплачиваться думаешь?
        Вопрос был с подковыркой. Допустим, вернулся он, поганец, в своё тело. И как его потом заставишь раскошелиться?
        - Могу дать расписку…
        - На чьё имя?
        - Ну не на моё же! - с достоинством отвечал посетитель. - В конце концов я для него для урода стараюсь…
        - Ефрем! - не выдержав, вмешался Глеб. - Хыка не кормлена! Дай я…
        - Погодь, - остановил его колдун и снова повернулся к клиенту. - Деньги вперёд. У меня, мил человек, правило такое.
        Трудно сказать, была ли мефистофельская улыбка, искривившая тому уста, умышленной или же простекла из неумения владеть мышцами чужого лица.
        - Без проблем, - надменно изронил он, доставая кредитную карточку.
        - Деньги, я сказал, - напомнил Ефрем. - То есть купюры.
        - А! Так это мы мигом… - И, поднявшись с помощью Глеба из кресла, безымянный гость неловко понёс большое непривычное тело в сторону прихожей.

* * *
        - Ну как? - сварливо осведомился Ефрем, когда посетитель скрылся за дверью. - Не жалеешь ещё, что в колдуны подался?
        Портнягин с удивлением посмотрел на учителя и не ответил.
        - Я ведь, ты понимаешь, - доверительно молвил тот, - сразу враньё почуял. Доводилось, небось, в чужих ботинках с пьянки уходить? В тесные по ошибке нипочём не влезешь, а в просторные - запросто. Вот так же и с телами… Тому бедолаге, с которым он обменялся, сейчас потрудней, небось, чем ему… - Колдун поднялся, запахнул халат и, приблизившись к тусклому окну, выглянул во двор. - И ведь всю жизнь одно и то же, одно и то же! - посетовал он. - Идут и идут… Одному на тёщу хворь наведи, другому - чтоб начальник ногу сломал. С подвывихом. И хоть бы кто-нибудь ближнему своему добра пожелал… А этот гусь как тебе нравится?
        - Зря ты на него хыку науськать не дал, - заметил Глеб.
        - Тоже нельзя… - вздохнул Ефрем. - Клиента выгнать - это удачи потом не видать. А раз не выгнал - значит, хоть что-то с него, а возьми. Иначе колдовство не сработает. - Усмехнулся с горечью. - Что ж он, интересно, в этом теле натворить успел, если с хозяином встречи боится?
        - Думаешь, натворил?
        - А то нет! Видал, как он лихо чужими денежками швыряется? Да и норов мерзкий. Все у него виноваты, один он прав. Недаром ему жена рожки-то нарастила… Э, да что толковать…
        - Я вот не пойму, чего он в ментовку попёрся, - сказал Глеб. - Почему не сразу к нам?
        - Да врёт, скорее всего. Нигде он не был. А того мужика, чьё тело, мне, знаешь, жалко… Попал, как курва в ощупь… Хотя тоже, наверно, хорош гусь!
        Глеб неожиданно засмеялся.
        - Приходит вчера одна, плачет, - поделился он. - Оказывается, подруга у неё похудела. Во беда-то! Спрашивает: как сделать, чтобы та снова толстой стала… Я говорю: «А вы на воду нашепчите. „С гуся вода, с подружки худоба…“ - Видя, что его не слушают, Портнягин заскучал и сделал шажок в направлении кухни. - Может, пока он до банкомата ковыляет, я завтрак сварганю?
        Кудесник не ответил.
        - В астрал лезут… - продолжал тосковать он вслух. - Зачем? Опять ведь счёты друг с другом сводить… Вот ты в интернете своём смотрел: сколько народу ночами бестелесно гуляет? А в высших сферах, сам видел, почти пусто. Куда все делись? Либо за соседями шпионят, либо врагам кошмарные сны подстраивают…
        - Ну лезут-то поначалу не из-за этого, - осклабившись, заметил Глеб. - У нас тут скукота: стихии, орбиты, горизонты… То ли дело в астрале! Стихиали, орбитали, горизонтали…
        Зубоскальство успеха не имело. Если уж Ефрем Нехорошев впадал в мерихлюндию, то развлечь его было нелегко.
        - Короче, разочаровался ты в людях, Ефрем, - без особой надежды поддел напоследок Глеб.
        - Эх, если бы только в людях, Глебушка… - стонуще отозвался старый колдун. - Вселенная меня разочаровала…

* * *
        Очевидно, за время пути до банкомата и обратно пожелавший остаться неизвестным клиент успел малость притереться к бренной оболочке с чужого астрального плеча - во всяком случае, в прихожую он уже не ввалился, а вплыл. Физическое тело с виду нисколько, впрочем, не уменьшилось. Значит, душа раздалась.
        - Прошу, - сказал он, шлёпая на стол изрядную пачку банкнот.
        Старый колдун крякнул, подтянул деньги поближе и, отсчитав несколько бумажек, оттолкнул остаток клиенту.
        - Не понял, - поразился тот. - Это всё вам!
        - Лишнего не беру, - пояснил Ефрем и поджал губы.
        Безымянный поганец недоверчиво смотрел на чародея. Потом вдруг обиделся:
        - Это мне опять вниз-вверх по лестнице?
        - Зачем?
        - Н-ну… припрятать. Не ему же оставлять… лоху!..
        - Только вниз! - отрубил колдун. - Вверх тебе незачем. Ну чего глядишь? Здесь я колдовать не стану. Сам посуди: вернётся он в своё тело - и кого доставать начнёт? Тебя, что ли? Ты уже к тому времени далеко будешь… Пошли на улицу!
        Втроём они спустились по лестнице, пересекли двор и остановились возле осыпанной серо-жёлтыми листьями скамейки.
        - Здесь, - определил Ефрем. - Иди прячь…
        Клиент скрылся в арке.
        - Да-а… - протянул кудесник, присаживаясь. - А хорошо было, Глебушка, на Ворожейке. Ни тебе выхлопов, ни уродов этих… Склизень-то, а? Давненько я таких здоровых не встречал…
        Они успели поговорить о склизнях и о лунавриках, когда в арке раздалось буханье неумело бегущих ног. Урод приближался.
        - Готово!.. - радостно выдохнул он, плюхаясь на скамью. - Нет! Погодите… - Большими неловкими пальцами прицепил напоказ к пуговице пиджака хромированный значок, надо думать, только что отломленный от капота «мерседеса». - Теперь давайте!.. - И зажмурился, предвкушая.
        Выглянув на минуту в астрал, Глеб видел, как учитель, паря над сдвоенным и перекрученным энергетическим каналом, проделал какие-то пассы, после чего пространство между ладонями колдуна неуловимо передёрнулось и оба «шнура» исчезли. Надо же как просто!
        Несколько мгновений клиент сидел недвижно. Затем изумлённо заломил бровь, ощупал грудную клетку, рискнул приоткрыть глаза - и вдруг разразился басовитым, раскатистым смехом.
        Да, это уже был совсем другой человек.
        - Вот это он влетел!.. - хохотал бывший клиент. - Вот это я его обул!..
        - Чему смеёмся, милай? - с придурковатой деревенской лукавинкой полюбопытствовал Ефрем.
        Сидящий вскочил и в избытке чувств сгрёб незнакомого старикашку за плечики.
        - Не поймёшь ты меня, отец!.. - ликующе взревел он. - К нему ж сейчас… К нему туда сейчас… - Выкаченные глаза увлажнились, обессмыслились от счастья, и бывший клиент выдохнул с нежностью: - Ментовка приедет… брать…
        В арке снова послышался топот. Во двор с улицы вбежали два колоссальных бритоголовых юноши с глазницами, как щели блиндажей.
        - Кто?.. - страшно прохрипел один из них.
        В следующий миг оба слегка отшатнулись, узрев надетый на пуговицу пиджака фирменный значок, - и медленно двинулись к ещё не отсмеявшемуся бывшему клиенту.
        - Пойдём, Глебушка, - с грустью промолвил старый колдун, трогая ученика за локоть. - А то ещё в свидетели загребут… Выпить не хочешь?
        Привет с того света
        Неужели князь Талейран умер? Любопытно узнать, зачем ему это понадобилось.
        Мнение современников
        Мелкий октябрьский дождик тронул латаные-перелатаные асфальты Божемойки и уполз к южной окраине Баклужино, недавно вновь обретшей своё историческое название - Отравка. Рослый молодой человек с надменными глазами и рельефно изваянной нижней челюстью, направляющийся в ту же сторону, остановился внезапно посреди тротуара, словно бы обнаружив на пути обширную лужу значительной глубины. Никакой лужи впереди, однако, не наблюдалось, и тем не менее прохожий после краткого раздумья предпочёл обогнуть невидимое препятствие со стороны проезжей части, где тут же столкнулся с бодрым сухощавым слепцом пенсионного возраста.
        - Глухой, что ли? - сердито проскрипел тот. - Не слышишь, куда идёшь?
        - Прости, отец. Засмотрелся.
        - Засмотрелся… - с досадой повторил слепой. - Только и дел у вас, что смотреть! Всю жизнь просмОтрите…
        - Да ведь осень, отец… - добродушно оправдывался виновный. - Знаешь, какая вокруг красота? Клёны - точно уголья…
        Слепец презрительно фыркнул.
        - А вот этого не надо! - сказал он, как отрубил. - С глюками своими разбирайтесь сами!
        И ушёл, околачивая палочкой бордюр тротуара.
        Из-за угла вывернулась счастливая молодая мамаша, ведущая за руку отпрыска лет четырёх. Мальчонка восторженно таращил глаза и шумно палил в белый свет из воображаемого пистолета. Не замедляя ни шага, ни припрыжки, оба миновали незримую зону, только что обойдённую рослым юношей, - и личико мамаши злобно заострилось.
        - Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты себя вёл на улице прилично!.. - ни с того ни с сего визгливо запричитала она.
        Послышался треск подзатыльника. Детская мордашка собралась в кулачок - и вдруг распахнулась, как чемодан. Разинув квадратный рот, обиженный отпрыск завопил на всю Божемойку.
        Стоящий у бордюра юноша крякнул, покачал головой. «Стану Президентом, - подумалось ему, - заведу такую службу, чтобы флажками эти места огораживали».
        На глубине нескольких метров под асфальтом струились стигийские воды забранного в трубы притока Ворожейки, именем которого и был назван весь район. Подобные стоки всегда являются накопителями различной мерзости: посюсторонней и потусторонней. Время от времени огромный медлительный пузырь отрицательной энергии всплывал оттуда сквозь грунт и, достигнув поверхности, растекался незримым пятном, куда, как видим, лучше было не ступать.
        Молодой человек усмехнулся несуразной мысли относительно будущего президентства и двинулся дальше. Миновав длинное приземистое строение цвета удавленника, свернул во двор и направился к шестиэтажке из белого кирпича, на стенах которой проступали влажные пятна неуловимо географических очертаний.

* * *
        При виде юноши физиономии у хозяев несколько вытянулись.
        - Простите… Вы кто?
        - Глеб Портнягин, - с достоинством представился пришедший. - Ученик Ефрема Нехорошева.
        - А что же сам Ефрем Поликарпыч? - несколько оскорблённо поинтересовался глава семьи. - Мы вообще-то его ждали…
        - Он только на дому принимает, - сказал юноша. - Ноги-то уже не те. А транспорта терпеть не может…
        Хозяин и хозяйка обменялись скорбными взглядами. Она - рыхлая брюнеточка со вздёрнутыми бровками и плаксивым ротиком. Он - пепельный блондинчик насекомого телосложения, дёрганый, нервный: руки бессмысленно перепархивают с места на место, на впалых щеках то и дело загорается и гаснет чахоточный румянец.
        - Ну, показывайте, что у вас… - прервал молчание Глеб.
        Поколебавшись напоследок, его пригласили в зал, где под обнажённой стеной возлежал рухнувший ковёр. Сама стена была обезображена поверху тремя рядами конических ямок от вырванных крюков. Три ступени прогресса. Всё выше, выше, выше - и каждый раз оземь.
        - Третий раз падает, - трагически сообщила хозяйка.
        - А ещё что? - Глеб огляделся.
        - По-вашему, этого мало? - вспыхнул хозяин.
        - По-нашему, мало, - машинально отозвался ученик Ефрема Нехорошева и двинулся к серванту, приметив за стеклом странный предмет - дешёвенький плейер с оборванными наушниками, причём оба проводка, обмотанные вокруг пластикового корпуса, бугрились сложными узлами, явно заговорёнными, а главное, очень знакомыми по манере вязки. Кажется, Ефрема работа. - Ещё какие-то необычные явления были? - без особого интереса продолжал выспрашивать он, отодвигая стекло и беря зачарованный плейер в руки. - Ну там удары, хлопки, возгорание обоев, полёты мебели…
        - Спасибо, нам и ковра достаточно!
        Так и не уяснив толком назначения магической штучки, Глеб Портнягин мысленно пожал плечами и, отправив дебильник на место, вернулся к поверженному ковру. Присел на корточки, осмотрел, колупнул штукатурку. Негативная энергетика, разумеется, присутствовала, но это вполне естественно. Иначе бы и ковёр не упал.
        - Кошка в доме есть?
        - Нет.
        - Зря. А собака?
        - Что вы!
        - Тараканы?
        - Какие тараканы? - вспылила хозяйка. - Тараканов я сразу вывела!
        - Обычно при полтергейсте домашние животные сильно беспокоятся, - задумчиво пояснил Глеб. - А тараканы сбегают. Был у нас один клиент - так он нарочно полтергейст заказывал, лишь бы от них избавиться… Скандалите часто?
        - Позвольте!.. - с ледяным бешенством начал хозяин.
        Глеб Портнягин утомлённо поглядел на него снизу вверх.
        - Я ж не из любопытства спрашиваю, - укоризненно напомнил он, поднимаясь с корточек.
        - Редко! - отрезал блондинчик. - Можно сказать, вообще не скандалим!
        - Тогда это, скорей всего, не полтергейст.
        - А что же?!
        - Ничего. Наверно, штукатурка рыхлая. Крюки в стенку вбивать глубже надо… Надписи какие-нибудь под ковром появлялись?
        - Ой! - сказала вдруг хозяйка, берясь за выпуклые щёчки.
        Ноги её подогнулись. Поддерживаемая с двух сторон, она кое-как достигла дивана, на который и была усажена.
        - Была, - испуганно глядя то на мужа, то на Портнягина, выговорила она. - Была надпись. Я её замыла… Я думала, это он ещё до того, как…
        - Почерк - его? - упавшим голосом осведомился муж.
        - Его…
        - Так, - хмурясь, сказал Портнягин. - О ком речь вообще?
        Хозяин всполошился, увлёк Глеба под локоток в дальний конец комнаты.
        - Понимаете, - опасливо оглядываясь на супругу, зашептал он. - Эта квартира досталась нам в наследство. От дяди. Её дяди… Вреднющий, между нами, старикашка. Своих детей не было, так он на племянницах отыгрывался. На ней, в основном, на Леточке… Гадости подстраивать - о-бо-жал!
        - Ну например?
        - Ну например, она вокруг него увивается, не знает, как любовь свою к нему выразить, а он вместо благодарности лезет в карман и достаёт портативный детектор лжи. Давит кнопочку, на табло, естественно, загорается: «Врёт!» Леточка, понятно, в слёзы… Так вы представляете, что оказалось?.. Оказалось, никакой это не детектор! Он его сам сделал: батарейка, лампочка, кнопочка и окошко со словом «Врёт!» Но она-то этого не знала…
        - Хм… - уважительно промолвил Портнягин и оглядел стену попристальнее. То, что он принял поначалу за эфирный оттиск левой передней конечности крупного барабашки, обернулось следом руки покойника. Плохо дело. Если умерший продолжает считать себя хозяином жилплощади, изгнать его из родных стен практически невозможно. Привидения в замках, бывает, веками живут. - А что за надпись?
        - Э-э, Леточка…
        Хозяйка по-прежнему пребывала в прострации: глаза - вовнутрь. Спустя секунду услышала, что к ней обращаются, уставилась в ужасе:
        - Что? Что? Что?..
        - Содержание надписи не помните? - спросил Портнягин.
        Личико её мученически перекривилось.
        - Да их там две было. Одна: «А что сейчас будет!», - другая: «Привет с того света!» Ох, чуяло моё сердце… - застонала она, раскачиваясь. - Тогда ещё чуяло! Умирает, а глаза у самого - хитры-ые…
        - Да, вы знаете… - снова подхватывая Глеба под локоток, озабоченно зашептал муж. - Как-то подозрительно он умирал… Прощения попросил. Сказал, что не раз добром вспомянём… «Добром»! - Глава семьи содрогнулся.
        - Так, может, вам с ним просто не ссориться? - осторожно предложил Портнягин. - Не хочет, чтобы ковёр на этой стенке висел - на другую повесьте…
        Хозяин свернул губы в трубочку и занялся осмотром ногтей правой руки. Его супруга одарила бестактного гостя испепеляюще-изумлённым взглядом. Слёзы мгновенно просохли.
        - А куда ещё вешать? - воинственно спросила она. - Не на противоположную же!

* * *
        Слегка закляв стенку и пообещав доложить обо всём Ефрему Поликарпычу, Глеб Портнягин с облегчением сбежал по лестнице во двор и приостановился у подъезда.
        Вперевалку пробирающийся дворами «джип» внезапно врубил динамики и разразился мерзким прерывистым воем. Глеб поморщился. Чума сезона. Стиль «Глушилка». Ни слов, ни мелодии - рёв один. Вроде бы молодой ещё, а современная музыка почему-то уже раздражать начинает…
        В архитектурном смысле Божемойка представляла собой очаровательное смешение эпох: пышность сталинского ампира подчёркивалась спартанской лаконичностью хрущёвского кубизма и мирно соседствовала с буйной эклектикой новорусских особняков. С удовольствием проделав обратный путь пешком, ученик чародея взбежал на пятый этаж и, толкнув незапертую дверь квартиры Ефрема Нехорошева, сразу услышал нытьё очередного клиента.
        - Ну что ж это такое? - горестно дребезжал тенорок. - Вот говорят: чтобы деньги были, надо подлецом стать… Вроде и подлец - а денег всё нет…
        - Э, милый! - весело отвечал ему старый колдун. - Стать подлецом - чепуха! Тут ещё талант нужен…
        - И тут? - ужаснулся клиент.
        - А ты думал! Знаешь вообще, что такое талант? Откуда само слово взялось?
        - Д-деньги такие были…
        - «Деньги»!.. Полторы тысячи сребреников по тогдашнему курсу. Пятьдесят раз Христа продать! Сумел - значит, талант. Весь бизнес на этом основан, вся политика…
        Обменявшись с Ефремом приветственным кивком, Глеб прошёл на кухню, где, смешав в определённой пропорции порошок грубого и тонкого помола, сварил себе кофейку. Вызвал в памяти рухнувший ковёр, обнажённую стену с отпечатком руки в эфирном слое и сделал первый глоток. Допив, привычным движением трижды взболтнул гущу по часовой стрелке, опрокинул на блюдце, затем досчитал до семи и взглянул, что там осталось в чашке. Сбоку от бывшей ручки (вся посуда в доме Ефрема была битая, зато с безупречной энергетикой) лепилось пятно орнитологического характера. При желании в нём можно было признать ворона (несчастье в доме), голубя (чистую, честную душу - чью, интересно?), лебедя (внезапные деньги), орла (победу после трудной борьбы) и даже, извините, петуха (как ни странно, хорошие известия). Впрочем, гадание на кофейной гуще считается простеньким и не слишком достоверным. Многие сейчас предпочитают осведомляться о будущем тем же способом, но по сивушных маслам чумахлинского первача.
        Вскоре в дверном проёме показался спровадивший посетителя Ефрем - в шлёпанцах, в халате и с неизменной своей страдальческой улыбочкой на старческих устах.
        - Ну и как мой другалёк Егорка Надточий? - полюбопытствовал он. - Что там у него стряслось?
        - А ты его давно знаешь?
        - Да так… Сколдовал ему разок с похмелья, теперь сам жалею. Да и он, наверно, тоже…
        Видя, что учитель в добром расположении духа, Глеб представил ему дело в юмористических тонах, особенно подробно расписав историю с липовым детектором лжи.
        Вопреки ожиданиям колдун не засмеялся. Даже не улыбнулся.
        - Чем же тебе это не детектор? - задумчиво изрёк он. - Детектор. Причём самый точный, на все случаи жизни… И ведь как просто, а? Лампочка, кнопочка… Дядя-то, видать, и впрямь не дурак…
        Беседу была прервана сигналом мобильника.
        - Говорите, - разрешил Портнягин. С нарочитым равнодушием выслушал чей-то длинный и, надо полагать, взволнованный монолог. - Четвёртый раз ковёр упал, - негромко сообщил он Ефрему. - Вместе со штукатуркой…
        - Вот же настырная баба! - подивился тот.
        - Хорошо, попробую уговорить, - сказал Глеб в трубку. - Очень просят, чтобы ты приехал, - пояснил он, снова обращаясь к учителю. - Сейчас машину пришлют…

* * *
        Да, зрелище было не для слабонервных. Кто не знает, тот наверняка решил бы, что в квартире недавно имел место террористический акт. Тонкая известковая пыль в сочетании с запахом корвалола вызывала спазм в горле. Хозяйка рыдала на припудренном диване. Глава семьи, тоже изрядно припорошённый, стоял, словно бы отшатнувшись от всего сразу. Так, наверное, мог выглядеть аристократ, впервые схлопотавший по мордасам.
        - Одним ударом всю штукатурку сорвать… - с уважением пробормотал Глеб. - Уметь надо.
        - Чего там уметь-то? - ворчливо отозвался старый чародей. - Квантовый вакуум при спонтанных выбросах и не такое творит… Ага! - перебил он сам себя - и, осторожно ступая по хрустким обломкам, подобрался поближе к стене. - Тут ещё письмецо…
        «Дура!!!!!!» - начертано было косметическим карандашом на обнажившемся белом кирпиче. С шестью восклицательными знаками.
        - Ну это просто хамство! - расстроенно сказал глава семьи. - Ещё и Леточкин карандаш испортил…
        - Та-ак… - протянул Ефрем. - Сначала, стало быть, ковёр сбрасывал, потом штукатурку… Слышь, Егорка! - повернулся он к хозяину квартиры. - Инструмент в доме есть?
        - Есть, - с недоумением отозвался тот. - А-а…
        - Тащи сюда зубило и молоток.
        - Да, но зачем?
        - Делай, что велено.
        Оскорблённо пожимая плечиками, Егор Надточий удалился и вскоре вернулся с молотком и зубилом.
        - Ну-ка, Глебушка, - попросил старый колдун. - Ты у нас тут самый здоровый. Выбей-ка этот кирпич к едрене фене!
        Хозяйка, прервав истерику, поднялась с дивана. Тоже подошла посмотреть.
        С недовольным видом Портнягин принял орудия труда и, стараясь по возможности уберечь обувь, ступил на погребённый под строительным мусором ковёр. К его удивлению, молоток почти не понадобился, украшенный обидной надписью кирпич вынулся сам, стоило поддеть его сбоку зубилом. Извлечённая из тайника пластиковая упаковка была туго набита зелёными банкнотами.
        - Однако, баксы… - глубокомысленно заметил Ефрем, передавая находку хозяйке.
        Супружескую чету хватил столбняк.
        - Ш-што это значит? - зашипев, как пробитый шланг, выдавил наконец Егор Надточий.
        - То и значит. Сказал: добром вспомянёте - ну и вот…
        При этих словах старого чародея хозяйка побледнела, попятилась - и, судорожно прижав тугую пластиковую упаковку к груди, осела на диван.
        - Боже! - в страхе выдохнула она. - Он ведь это неспроста! Значит, опять какую-то гадость готовит…

* * *
        Поплутав по осенённым алыми клёнами дворам, такси выбралось на латаные-перелатаные асфальты Божемойки.
        - А дядя-то, оказывается, добряк, - заметил Глеб. - Сколько там было? Штук пятьдесят?
        Колдун зыркнул искоса, помолчал.
        - Скорей шутник, чем добряк… - покашливая, уточнил он. - Но умён, умён, ничего не скажешь… А ты, Глеб, всё это давай на ус мотай! Главное, запомни: когда от тебя каверзы ждут, начни делать добро - свихнутся ведь с перепугу…
        Седьмой кол из плетня супостата
        Богаты мы, едва из колыбели,
        Ошибками отцов и поздним их умом…
        М. Ю. Лермонтов
        Второй день подряд то накрапывало, то моросило. Физические капли бились о крышу, астральные пролетали здание насквозь чуть ли не до фундамента. Души мокли, настроение было соответственное.
        - Это где ж тебе так физию русифицировали? - ворчливо полюбопытствовал старый колдун Ефрем Нехорошев, присматриваясь к переплюснутым чертам ученика. Правый глаз Глеба Портнягина был объят траурным фингалом. Левый и вовсе заволокло.
        - На митинге, - мрачно ответствовал воспитанник.
        - Ишь ты! - подивился колдун. - На митинге! Никак в политику потянуло?
        Ведя отшельнически-запойный образ жизни, он настороженно относился к любому общественному начинанию, справедливо подозревая в нём напущенную кем-то порчу.
        - Да не в политику… - с досадой отозвался Глеб. - Друган у меня… бывший… Склад с ним брали…
        - Та-ак… И что?
        - Ну, иду проспектом, а там митинг. Потом смотрю - вроде оратор знакомый. Пригляделся - он. Хотел я ему рыло о динамик поправить…
        - Другану-то?
        - Таких друганов!.. - вскипел Глеб. - Думаешь, из-за кого нас тогда на складе ментовка повязала? Полтора года по его милости отмотал!.. - Насупился, приостыл. - Ну вот всем митингом меня и…
        - Суров ты однако… - Старый знахарь, кряхтя, поднялся с табурета, изучил повреждения. - Дай-ка заговорю…
        Нахмурился, зашептал. Глеб прислушивался в надежде запомнить слова заговора, но больно уж тихо и быстро бормотал Ефрем. Однажды только проступило из общей невнятицы что-то вроде: «у киски заболи, у собачки заболи…» - а дальше опять пошло неразборчиво.
        Обработав последнюю травму, чародей аккуратно наложил на неё заклятие, после чего напутственно чиркнул Глеба кончиками пальцев по маковке. То ли подзатыльником ободрил, то ли астральную слякоть с души стряхнул.
        - Слышь, Ефрем, - помолчав, спросил ученик. - А тебе по молодости лет с толпой махаться случалось?
        Ответил колдун не сразу - присел на табурет, призадумался. Брюзгливо скомканное лицо разгладилось, подобрело. Юность Ефрема прошла на хуторке, расположенном аккурат меж двух недружественных колхозов. Корни вражды уползали в седую древность. Надо полагать, животноводы так и не смогли простить земледельцам убийства Авеля, поэтому драки молодежь обоих хозяйств по праздникам учиняла грандиозные.
        - Да-а… - выдохнул наконец чародей, и воспоминание осветило его смягчившиеся черты. - Метелились почём зря! Теперь уже не то… Совсем не то… Поймали это мы, помню, одного с «Красного бугая». Там мальчонка-то - с хрЕнову душу… - И дальше - пристанывая от уважения: - Как вертелся! Четверо за ноги, за руки держали! Куртка в руках осталась - сам ушёл! Друг по дружке попали, по нему - ни разу…
        - И тебе, небось, доставалось? - как-то больно уж неспроста продолжал допытываться Глеб.
        - А то! Таких однажды плюх с двух сторон наловил - уши поплыли! И ещё, прикинь, назавтра встретить обещались…
        - Ну! А ты?
        - А я - что я? Сколдовать решил. Пришибут ведь, думаю…
        - Оберег, что ли, сделал? - с сомнением спросил Глеб.
        - Скажешь тоже! - Чародей усмехнулся. - Мне ведь не просто уцелеть - мне ещё плюхи им вернуть хотелось! Я ж говорю: молодой был. Обидчивый. Сварил, короче, ататуй…
        - Кого-кого?
        - Зелье такое, - пояснил колдун. - Ататуй называется… А оберег - нет. Ататуй с оберегом не ладят. Тут надо либо то, либо это…
        - Ну! И как же ты его варил?
        Колдун озадачился, заморгал:
        - Погоди, что ж я брал-то?.. А! Седьмой кол из плетня супостата…
        - Ты ж говоришь, тебя толпой били…
        - Нет, ну не у всех, ясное дело, колы дёргать! Только у главаря. Причем брать не абы когда, а сразу по первой звезде - и чем быстрее, тем лучше…
        - Это понятно… Считать от угла или от калитки?
        - Без разницы. Я от угла считал…
        - А если, допустим, штакетник у него?
        - Ну, значит, седьмую штакетину выломить.
        - Погоди-погоди! А варить-то её как?
        - Да не варить! - Колдун взхохотнул глумливо. - Из дровины этой костерок складывают, а на него уже шлем ставят…
        - Опа… - тихонько выдохнул Глеб. - Что за шлем?
        - Лучше всего, конечно, рыцарский - со дна Чудского озера, но таких теперь не добыть. Во-первых, заграница, во-вторых, ржавь, а в-третьих, там сразу после побоища лёд ещё не сошел, а волхвы да колдуны всё уже повыгребли. Потому сейчас ничего и не находят - даже с металлоискателем… Ну а замена какая тут может быть? Солдатская каска. Или пожарная. Но с трагически погибшего!
        - Ага… - пробормотал Глеб, явно размышляя, где достать подобную посуду. - И что туда класть?
        Чародей возвёл глаза к потолку, подставив лицо незримым астральным каплям, и принялся перечислять. В рецепт входили и лапка жабы, и пепел повестки из прокуратуры, и одолень-трава, и хрен-трава, и укроп-трава… много чего входило!
        - Во-от… Помешивать непременно посолонь…
        - Это как?
        - По часовой стрелке… Пальцем убийцы.
        - Отрубленным?!
        - Ну а каким же!
        - Да где ж его взять?
        - Н-ну… В морге попросить можно…
        Глеб прикинул - и повеселел. Не надолго. На миг.
        - Так это что ж потом? - содрогнувшись, спохватился он. - Самому, что ли, пить?!

* * *
        Гитлеровскую каску с выразительной осколочной пробоиной в районе виска Глеб выменял на пузырёк отворотного зелья у вахтёра краеведческого музея. Вопреки ожиданиям, на диво легко удалось приобрести и палец убийцы. Сотрудница морга, смешливая деваха, с которой воспитанник колдуна учился когда-то в параллельных классах, выслушав просьбу, прыснула и спросила:
        - Тебе сколько?
        Думал, шутит. Выяснилось - ничего подобного: не далее как вчера некий вспыльчивый пенсионер, обидившись за что-то на паспортный стол, заявился туда с толовой шашкой. Пол-очереди уложил и себя за компанию. Так что пальцев хватало.
        В итоге, как это ни странно, самым сложным и рискованным предприятием оказалось изъять седьмую от угла штакетину из забора Никодима Людского (так звали бывшего друга, а ныне заклятого врага Глеба Портнягина). Собственно, само-то изъятие тоже особого труда не составило - серая от дождей рейка держалась всего на одном гвозде. А вот убегать пришлось быстро.
        Вернувшись с добычей, Глеб застал Ефрема непривычно тихим и благостным. По сморщенным устам старого колдуна бродила мечтательная улыбка: не иначе всё ещё вспоминал боевую юность.
        - Да, кстати, - встрепенувшись, сказал он. - Знаешь, что я ещё тогда в варево клал? Сушёного шершня, в ступке растёртого…
        Благо, стояла осень, и с дохлыми сухими шершнями в Баклужино было особенно хорошо. Зелье Глеб на всякий случай варил при лунном свете, чтобы крепче вышло. По чёрно-серому пустырю, прилегающему к кладбищенской стене, шмыгали тени, собиралась к малому костерку выродившаяся нечисть городской окраины. Помешивая варево посолонь привязанным к прутику пальцем престарелого убийцы, юный чародей угрюмо шевелил ноздрями и ещё сильнее ненавидел бывшего другана, из-за которого ему придётся потом всё это выпить. До дна и залпом.
        К двум часам остуженное зелье ататуй было слито в особую склянку. Оставалось выяснить время следующего митинга - и, задержав дыхание, произвести первый глоток.
        Лишь бы обратно не полезло!

* * *
        Минуло два дня. На улице похолодало. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и прикидывал, как бы это половчее приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине, когда хлопнула дверь - и на пороге живым укором возник Глеб. Лицо его выглядело разбитым.
        Учитель и ученик молча смотрели друг на друга.
        - Ну? Как?
        - А то не видно? - злобно процедил юноша.
        Старый колдун озадаченно почмокал губами.
        - Крепко досталось?
        Ответа не последовало.
        - Но хоть помогло чуток? - с надеждой спросил Ефрем.
        - Какое там «помогло»! - взорвался Глеб. - Вообще не сработало…
        Чародей опечалился, покивал.
        - Вот и у меня тоже… - сокрушённо признался он. - Ох, помню, и вломили мне тогда! Еле ноги унёс…
        И тихая ностальгическая улыбка вновь тронула сухие сморщенные губы старого колдуна.
        Отчёт в гробу
        Так, значит, за эту вот строчку,
        За жалкую каплю чернил…
        Александр Галич
        Осенний всплеск активности в тонких мирах, как всегда, прибавил работы баклужинским колдунам и знахарям. Клиент шёл густо и самый неожиданный. Такие подчас попадались экземпляры - любо-дорого взглянуть! Некий чудило приплёлся с жалобой на фантомные головные боли и очень обиделся на Глеба Портнягина, когда тот попытался растолковать, что это всего-навсего мигрень - следствие полученного в астрале подзатыльника. Другой требовал вызвать с того света дух какого-нибудь настоящего участника Сталинградской битвы с тем, чтобы проверить утверждение академика Фоменко, будто сержант Павлов и фельдмаршал Паулюс - одно и то же лицо.
        Обращались за помощью и жертвы чёрной магии. Так, видный чиновник, фамилия которого до сих пор на слуху, имел неосторожность принять взятку без молитвы, сочтя приношение мелким и не стоящим внимания, после чего ночами его повадились мучить бесы, искусно подделываясь под совесть. Такого клиента старый колдун Ефрем Нехорошев, понятно, воспитаннику не доверил, однако на результат это не повлияло - спустя два дня чиновник отправился на пикник в осиновую рощу и там удавился. Позже выяснилось, что взятая им купюра была когда-то частью суммы, выплаченной Баклужинскому краеведческому музею неизвестным нумизматом за серебряную тетрадрахму времён императора Тиберия. Возможно, одну из тех тридцати.
        К счастью, о предсмертном визите покойного к Ефрему журналисты не пронюхали - и скандал обошёл старого кудесника стороной.
        Но сильнее всех, конечно, донимали так называемые «самострельщики» - лица, пытающиеся овладеть волшбой по книжкам и без должной подготовки. Запомнился браконьер, решивший шутки ради выяснить, чем жена занималась в его отсутствие: завернул, недоумок, совиное сердце в суконный плат, приложил к левому боку спящей супруги - и услышал такое, что опрометью кинулся к колдунам, умоляя отшибить ему память, а иначе он за себя не ручается. Глеб опрометчиво исполнил просьбу вольного стрелка, после чего тот, естественно, отказался платить. И в самом деле - за что?
        - Ну… не смертельно… - утешил Ефрем питомца. - Ежели всё забыл - значит, снова попробует…
        Так оно и вышло. На сей раз Портнягин, наученный опытом, совершенно справедливо заломил двойную цену, потребовал деньги вперёд и вместе с памятью напрочь отшиб клиенту охоту к подобным экспериментам. Словом, в конечном итоге оплошность юного чародея особых последствий не имела, хотя и стоила жизни ещё одной сове - птице, занесённой, между прочим, в национальную Красную книгу.

* * *
        Внезапно глухой осенней ночью что-то разбудило Глеба. Юноша вскочил с узкого своего топчанчика и даже не понял сразу, в каком он сейчас теле: физическом или астральном. Спросонья такое случается довольно часто. Топчанчик был пуст, но это ещё ни о чём не говорило - физическое тело могло выйти на автопилоте в туалет. Линолеум весьма натурально холодил босые подошвы. Дверной косяк на ощупь тоже представился Портнягину вполне вещественным, что опять-таки ничего не доказывало, поскольку энергетические оболочки эфирного слоя очень точно копируют форму реальных предметов и внешне мало чем от них отличаются.
        Так и не определившись, озадаченный Глеб выбрался из чуланчика. Ефрем спал. Форточка была открыта. Бело-серого пригорка на мониторе не наблюдалось - видимо, Калиостро отбыл на крышу, где по настроению мог обитать неделями, питаясь святым духом, - проще сказать, ловил голубей.
        Затем внутреннего слуха коснулось еле уловимое одобрительное похрюкивание. Приблизившись на цыпочках к койке учителя, Портнягин присел и осторожно заглянул в бездонные подкроватные глубины. Так и есть! Учёная хыка с довольным урчанием уминала солидный клок чьей-то положительной энергии.
        Глеб устремился в коридор, и, окончательно уверив себя, что находится в астрале, попытался пройти сквозь прикрытую входную дверь, в результате чего звучно с ней соприкоснулся. Чертыхаясь и потирая ушибленный лоб, выглянул на площадку. Ночной гость сидел на верхней ступеньке и тихонько плакал. Ничего удивительного: удачная атака хыки неминуемо повергает жертву в депрессию.
        - А постучать ты, конечно, не мог! - упрекнул Глеб.
        Плачущий поднял лицо, вытер слёзы и, пошатнувшись, встал. Этакий стареющий ангелочек с прозрачным дымком редеющих волос над выпуклым жалко наморщенным лбом.
        - Ну? - выжидающе сказал Глеб.
        - Опять приходил… - перекривившись от ужаса, сипло сообщил незнакомец.
        - Кто?
        - Начальник…
        - Куда?
        - Ко мне… домой…
        - А! Во сне, что ли?
        На потасканном ангельском личике проступило смятение.
        - Да… Нет… Не знаю… Может, и во сне…
        - А сам где живёт?
        Выцветшие голубенькие глаза закатились припадочно, но уже в следующий миг незнакомец совладал с собой.
        - Нигде… Похоронили его… позавчера…
        - На каком кладбище? - подавив зевок, осведомился Портнягин.
        Гость вскинул голову, уставился, не смея надеяться.
        - Первое городское… У центральной аллеи…
        - И чего хочет?
        Ответить незнакомец не успел. Тихонько завыв, как далёкая сирена, медленно отворилась входная дверь, и на пороге обозначился старый колдун Ефрем Нехорошев. В халате и шлёпанцах.
        - Чего ж ты клиента на лестнице держишь? - буркнул он. - Зови в дом, коли выспрашивать начал…

* * *
        Бедолагу напоили обжигающим отваром нечай-травы и, погрузив на пяток минут в гипнотический сон, наскоро подлатали ему повреждённую хыкой энергетику. Между делом Глеб передал суть их краткой беседы на лестничной площадке.
        - Вампир, скорее всего, - небрежно заключил он. - А может, просто к перемене погоды…
        - Ну, в какой-то степени все начальники упыри, - заметил старый колдун. - Хотя тут ошибиться - раз плюнуть! Был случай: праведника с упырём перепутали… Праведники - они ж тоже не разлагаются. Разрыли могилу, а он там лежит нетленный. Подумали, что упырь, решили ему осиновый кол забить…
        - Забили? - с интересом уточнил Глеб.
        - Ага! Забили! - жёлчно откликнулся Ефрем. - Только было примерились - молния с ясного неба! Осину - в уголь, людишек - наповал… Ну, давай будить, что ли?
        Глеб легонько тряхнул усыплённого за плечо. Тот всхлипнул, открыл глаза, горестно замигал.
        - Слышь, - дружески сказал ему Глеб. - А ты такой способ не пробовал? Встаёшь спиной к кладбищу, бросаешь через себя копейку…
        - Пробовал… - безнадёжно прошевелил губами тот.
        - А слова при этом какие говорил?
        Клиент вздохнул, припоминая, потом произнёс с запинкой:
        - Вот тебе медный грош… меня не трожь…
        Портнягин снисходительно усмехнулся.
        - Эх, лапоть… Это ж от простых покойников заговор! А тебе от начальства надо… Запоминай: «Не то он зав, не то он зам, не то он печки-лавочки, а что мне зам, я сам с усам, и мне чины до лампочки…» Ну и, понятно, в конце: «Слово моё крепко…» Напрочь отшибает!
        Ефрем нахмурился.
        - Да погоди ты… торопыга! - прервал он воспитанника. - Сначала причину выясни, а там уж советуй… - Снова повернулся к гостю. - Как величать-то прикажешь?
        - Власий… - торопливо представился тот. Поколебался и добавил опасливо: - Леонардович…
        - Ну, давай рассказывай, Леонардыч, что у тебя с начальником вышло… Не зря ж он с того света достаёт!
        Леонардыч съёжился, закусил губу, но податься было некуда.
        - Вызвал, накричал… - надтреснутым покаянным голосом начал он.
        - Это когда ещё живой был?
        - Ну да… Где, говорит, отчёт о командировке? Дома, говорю, оставил… Марш, говорит, домой!.. Я - домой… Составил кое-как, прибегаю обратно, а его уж инфаркт хватил… - Тут у Леонардыча перемкнуло связки, и пришлось промочить горло подостывшим отваром нечай-травы. - А позавчера… хороним… Лежит в гробу, а лицо у самого строгое-строгое… Как тогда в кабинете… И, сам не знаю, что на меня такое нашло… Подошёл прощаться - и отчёт ему свой… под покрывальце… Так с отчётом и зарыли…
        - О-ё… - только и смог вымолвить старый колдун. Встал. Вопросительно оглядел собственное жилище и вновь вперил жуткий взор в умолкнувшего клиента. - Да ты хоть сам понимаешь, что натворил? - В голосе Ефрема звучал испуг. - Тут жена в гроб мужу фотографию свою положит - в тот же год за ним уйдёт… А это ж тебе не фотка любительская! Официальный документ!
        Глеб сидел, боясь поднять глаза на замершего (если не умершего) Леонардыча, и бессмысленно перечитывал строки расстеленной на столе газеты: «В ходе вчерашней антитеррористической операции у населения было изъято около ста тысяч денежных средств в долларовом эквиваленте, отложенных на покупку оружия и взрывчатых веществ…»
        - На каком он кладбище? - сурово спросил колдун.
        Клиент молчал. Немота припала.
        - На первом городском, - ответил за него Портнягин, по-прежнему не поднимая головы.

* * *
        Ворота кладбища, разумеется, оказались закрытыми, поэтому пришлось воспользоваться проломом. На внутренней стороне стены в лунном свете угадывалась кривая надпись: «Все бабы - стервы!»
        - Ишь, не лежится им! - проворчал Ефрем, косясь на корявые буквы. - Ну, веди, Леонардыч, показывай…
        И они двинулись по направлению к центральной аллее: впереди вздрагивающий и озирающийся Власий, за ним колдун с бутылкой позитивно заряженной воды. Цепочку замыкал Глеб. Он нёс бутерброд с говядиной - в жертву кладбищенским лярвам.
        Неспокойно было нынче на погосте. Портнягин почувствовал это ещё у стены, как только они пересекли канаву, отделяющую мир живых от мира мёртвых. То и дело слышались какие-то астральные шорохи, на запах жертвенной говядины слетались отовсюду, окружая путников, бледные огоньки. К счастью, тучи над Баклужино пару дней назад были по просьбе администрации разогнаны совместными усилиями местных кудесников, и почва успела подсохнуть.
        - Вот он, - глухо произнёс Ефрем, останавливаясь и придерживая за плечо Власия. - Глеб! Кинь ему бутерброд… Хрен с ними, с лярвами…
        Портнягин повиновался. Колдун напряжённо всматривался во что-то видимое ему одному. Схваченное лунным светом старческое лицо осунулось, заострилось. Впереди между оградок и надгробий подобно плотному столбу мошкары вились зеленоватые искорки.
        - О-ё… - тихонько простонал Ефрем. - Зол, ох, зол… Уходим! Не оборачиваясь…
        Трое поспешили к пролому. О том, чтобы приблизиться к свежей могиле, уже и речи не шло - дай Бог ноги унести.
        - Слопал, - сдавленно известил Глеб. - За нами идёт…
        - Слышу… - раздражённо отозвался колдун.
        Выбравшись наружу, он велел каждому очертить правой ногой полукруг, отсекая преследователя, после чего окропил края пролома заряженной водой из бутылки. Оторвались.
        - Значит, так, Власий, - обессиленно молвил Ефрем. - Денег я с тебя, конечно, не возьму… но и помочь не смогу ничем…
        Несчастный Власий уронил голову на грудь.
        - Пока документ в гробу, отколдовывать бесполезно, - сказал Ефрем, как печать приложил. - Да и опасно - не дай Бог нацепляешь себе всякого…
        - А достать? - спросил Глеб.
        - Как достать? Могилу разрыть? Это ж надо врачей уломать, родственников, администрацию кладбища… Денег не хватит!
        - Бомжей нанять… дешевле будет… - встрепенувшись, робко предположил Власий. - И зарыть быстренько…
        - Да? - повернулся к нему кудесник. - А сидеть тебе потом за это сколько?.. Глеб, сколько ему за это сидеть?
        - От трёх до пяти, - мрачно проинформировал Глеб и с сомнением оглядел стареющего ангелочка. - Нет. Столько ты не высидишь…
        Власий всхлипнул. За кладбищенской стеной что-то негромко ухнуло, а тьма в проломе как будто колыхнулась слегка.
        - Что тут тебе посоветовать?.. - молвил, покряхтев, Ефрем. - Ну, к святым местам сходить… на Афон… Бог милостив, может, и отмолишь… А к колдунам - бесполезно. За такой случай, знаешь, ни один колдун не возьмётся. Разве что жулик какой…
        - Я возьмусь, - неожиданно сказал Глеб. - Слышь, Власий! А у тебя враги на работе есть?

* * *
        Люди ходят в тонкие миры, сами подчас о том не подозревая. Самопроизвольное разделение человеческих начал проще всего наблюдать в учреждениях, когда физическое тело вашего сослуживца сидит за рабочим столом, а, скажем, ментальное витает Бог знает где.
        Именно в таком расщеплённом состоянии Глеб Портнягин застал искомого сотрудника: с виду занимался человек делом, строчил докладную на Власия Леонардовича - просто призадумался на минутку. И минутка эта, судя по всему, длилась уже, по меньшей мере, четверть часа.
        «Довожу до вашего сведения, - прочёл Глеб, заглянув в лежащую перед сотрудником бумагу, - о невозможной обстановке в коллективе, сложившейся, благодаря…»
        Портнягин (в учреждение он, естественно, проник в астральном виде) малость поколебался, паря за правым плечом оцепеневшего поборника справедливости. Можно было, конечно, воспользоваться отсутствием хозяина и, быстренько влезши в его физическую оболочку, добавить в докладную пару фраз, которые бы направили негодующую мысль сотрудника в нужном Глебу направлении. Однако в этом случае присутствовала опасность, что, придя в себя, пишущий вздрогнет и, скомкав листок, начнёт докладную заново.
        Да и сама докладная… Кому она адресована? Заместителю директора? Нет, не пойдёт. Мелковато…
        Стало быть, хочешь не хочешь, а работать придётся в ментальном слое.
        Почему-то считается, будто наши мечты связаны в основном с будущим и настоящим. Ничего подобного! Прошлое - вот где подлинный разгул грёз! Чем иначе объяснишь то удивительное обстоятельство, что, воскрешая в памяти любой случай из собственной жизни, каждый заново ощущает свою тогдашнюю правоту и возмутительную неправоту окружающих?
        Не шелохнув астралом, Глеб незаметно скользнул в воспоминания задумавшегося сослуживца Власия Леонардовича и, достигнув дня похорон, осторожно произвёл там кое-какие перестановки. Затем отыскал самого сослуживца и легонько подтолкнул его в нужном направлении - опять-таки бережно, не забывая, что ментал тоже принадлежит к тонким мирам. А где тонко, там и рвётся.
        Кажется, сработало. Сидящее за столом физическое тело резко выпрямилось, очумело уставясь в противоположную стену. Скомкало докладную - и торопливо начало на чистом листе: «Считаю своим долгом довести до вашего сведения…»
        «С ума сошёл? - шепнул ему из астрала Глеб. - Тебя ж тут же по почерку вычислят! Электронкой смыль!»
        Осенённый сотрудник немедленно скомкал второй лист и кинулся к компьютеру.

* * *
        - Нет, ты мне ответь, как ты это сделал!.. - спустя каких-нибудь три дня неистовствовал Ефрем. - Только не вздумай заливать, что ты ментовку обморочил! На ментов колдовство не действует! Их как на службу принимают, рядовому - и то табельный оберег выдают… А тут - приказ самого генерала! Шутка, что ли? Целый день кладбище оцеплено было, по пропускам хоронили…
        Портнягин сиял.
        - Делов-то! - самодовольно выговорил он. - Ну, намекнул я одному, чтоб анонимку написал…
        - Какому «одному»?!
        - Да с Власием нашим работает…
        - На кого анонимку?!
        - Да на Власия же! Террорист, мол… Хочет взорвать первое городское кладбище… Сам видел, как он на похоронах в гроб начальника взрывное устройство подкладывал… Опасаюсь мести, потому, мол, имени своего не раскрываю… Тут же и разрыли.
        - Хм… - озадаченно молвил колдун. - А Леонардыч?
        - Н-ну… с Леонардычем, конечно, разбираются… Да освободят, куда денутся! Попарится недельку, не помрёт… Что? Уже?
        Два последних восклицания были обращены к измождённому, исполненному слезливой радости Власию Леонардычу, возникшему собственной персоной в дверном проёме.
        - Уже… - расслабленным от счастья голосом подтвердил страдалец. - Отпустили… Вот! - Он извлёк из-за спины прозрачную папочку с набрякшим негативной энергетикой документом. - Вы не поверите, но даже к делу подшить побоялись… - Подобрался к столу и бережно положил папку рядом с глиняной головой неизвестного, скорее всего, вымершего астрального существа из отряда людоядных. Робко, с надеждой взглянул на Портнягина. - Теперь отколдуете?
        Тот поперхнулся и вопросительно посмотрел на Ефрема.
        - Теперь-то чего ж не отколдовать… - хмыкнул тот. - Теперь запросто…
        - Спасибо вам! - Истово прижав ладошки к груди, Власий, как заведённый, кланялся то ученику, то наставнику. - Вы настоящий кудесник, Глеб!
        Портнягину стало неловко.
        - Да ладно уж там - кудесник! - пробормотал он. - Рядовой колдун… Таких у нас в Баклужино - пруд пруди…
        Идеалище поганое
        Я бы с ним в контрразведку не пошёл.
        Поговорка
        В отличие от мурлыкающих целительниц-трёхцветок, чьи лбы отмечены полосками, слагающимися в подобия букв «м» или «ж» (в зависимости от пола предполагаемого пациента), серо-белый котяра Калиостро особо полезной для человеческого здоровья энергетикой не обладал, зато прекрасно улавливал приближающуюся опасность. Ничего особенного: память у кошек, как известно, обратна людской - иными словами, отражает не прошлое, а будущее. Вот почему наказывать их бесполезно: нашкодив, они хорошо помнят о грядущей расправе, но, как только возмездие состоялось, тут же напрочь о нём забывают. Тот факт, что кошку при таких её удивительных способностях тем не менее можно застать врасплох, ничего не опровергает: будущее подчас выветривается из головы с той же лёгкостью, что и прошлое. По науке это явление называется футуросклерозом.
        Поэтому, когда буквально через пару минут после поспешного исчезновения лохматого зверюги послышался стук в дверь, оставалось лишь сделать выводы.
        - Только их нам и не хватало! - проворчал в сердцах старый колдун Ефрем Нехорошев, захлопывая ветхую чёрную книгу времён самиздата. - Поди пригласи, а то не дай Бог сами вломятся…
        Рослый ученик чародея Глеб Портнягин встал, скептически хмыкнул и, расправив плечи, пошёл открывать. Собственно, внешняя дверь не запиралась, да и замка отродясь не имела, но, раз велено, значит велено. Да и любопытно было взглянуть, кто там такой отчаянный пожаловал. Вломиться без приглашения в дом кудесника (и не просто кудесника, а самого Ефрема Нехорошева!), не убоясь при том учёной хыки, только и ждущей случая, чтобы незримо ринуться из подкроватных глубин на незванного гостя? Как-то это, знаете, не очень хорошо представлялось…
        Лицо посетителя напоминало стёртую монету неопределённого достоинства. Едва лишь Портнягин увидел эти невыразительные, словно бы слегка смазанные черты, сердце невольно ёкнуло и юноша принялся судорожно припоминать, где был вчера-позавчера, что делал, а главное - кто бы это согласился подтвердить. Нет, бегло читать в сердцах ученик чародея пока не умел - просто сработало чутьё, обострившееся ещё пару лет назад, как раз перед арестом за неумелый взлом продовольственного склада.
        - Здравствуйте, - без выражения произнёс неизвестный. - Ефрем Поликарпыч дома?
        Портнягин утвердительно наклонил голову и посторонился, пропуская пришельца в комнату.
        - Здравствуйте, Ефрем Поликарпыч, - приветствовал тот престарелого кудесника. - Мне бы порчу снять…
        - А второго чего на площадке оставил? - нелюбезно осведомился чародей. - Чего он там топчется? Зови сюда…
        - Топчется? - удивился незнакомец. - Кто топчется? Я по лестнице поднимался - вроде никого не встретил…
        И они взглянули друг другу в глаза. Клиент - непонимающе, колдун - напротив. Можно даже сказать, отнюдь.
        - С вашего позволения, Ефрем Поликарпыч, я присяду…
        - Ну, ежели как частное лицо, то… садись.
        - Да, разумеется… Я говорю, Ефрем Поликарпыч, порчу бы мне…
        - Глеб, - окликнул колдун. - Ты вроде собирался к этой… ну, у которой потолок упал…
        Вне всякого сомнения, ученика выпроваживали. Сначала он хотел обидеться, потом раздумал. Может, так оно и спокойней - по вызову сходить.
        Разминувшись на лестничной площадке с ещё одним незнакомцем, чья бросающаяся в глаза неприметность красноречиво свидетельствовала о его профессии, Глеб сбежал по ступенькам и выбрался во двор. Отойдя подальше, оглянулся. На краю мокрой крыши, нахохлившись, цепенел мрачный Калиостро. Судя по недовольному выражению кошачьей морды, визит незванного гостя должен был затянуться.

* * *
        Над Ворожейкой сеялся мелкий осенний дождик. Как всегда после встречи с сотрудниками органов, пейзаж неуловимо переосмыслился. Выпуклости и вдавлины воронёных асфальтов отсвечивали сумрачно и тускло, как ствол табельного оружия. За оградой парка зябко переминались от ветерка молоденькие вязы в мокром жёлто-зелёном камуфляже.
        Не к добру, ох, не к добру, стала в последнее время интересоваться колдунами Сусловская контрразведка. Отдел завели какой-то специальный по оккультной части. Сперва чёрных магов шелушили, теперь вот до белых добрались. А началось всё с тоненькой брошюрки, написанной и опрометчиво размноженной на принтере потомственным нигромантом Пелеевым-сыном, где доказывалось, будто в энергетически неблагополучных точках при определённом расположении планет взрывные устройства способны зарождаться стихийно, без человеческого вмешательства. Не дохворостили, видать, отпрыска Пелеевы. Кто ж такую страсть разглашает - тем более в наши-то времена!
        Конечно, сама по себе брошюрка особой тревоги не вызвала бы (мало ли чепухи нынче тиражируют!), но вскоре, по несчастливому совпадению, в Баклужино принялись рушиться несущие конструкции зданий общественного пользования, что не могло не привлечь внимания к сомнительному труду юного чернокнижника. Так, при осмотре опор Пассажа, согласно слухам, были обнаружены внедрившиеся в железобетон зародыши адских машинок, уже успевшие выбросить тоненькие ветвистые проводки и нарастить подобие часового механизма. Пресс-центр МВД Суслова решительно эти слухи опроверг, что тоже настораживало. Молва может и соврать, но государство-то не соврать не может!
        Да и мотивы вранья в данном случае были вполне очевидны. Стоило официальным источникам признать правоту А. Пелеева, как сразу бы возник вопрос: сколько же вы, господа хорошие, упрятали за решётку невинных людей всего-навсего за то, что в гараже у них или, скажем, в дамской сумочке сами собой завязались двести граммов пластида?
        А тут ещё этот скандал с ползучими тротуарами…
        Миновав фармацевтическое предприятие «Тинктура» (до 1991 года - «Красная тинктура»), ученик чародея свернул за угол и двинулся вверх по Малой Спиритической, припоминая на ходу подробности недавнего происшествия.
        Историки дивятся до сих пор, каким образом удавалось древним инкам перетаскивать огромные гранитные блоки от каменоломен до строительных площадок без применения грузоподъёмных механизмов и колёсных повозок. Впрочем, сами туземцы из этого никогда секрета не делали и на вопросы конкистадоров честно отвечали, что глыбы шли сами, подгоняемые заклинаниями. В доказательство испанцам был предъявлен камень, столь тяжёлый, что даже не смог дойти до места - изнемог и заплакал кровью. Лишь после этого его оставили в покое, бросив на полпути, где он, говорят, лежит и по сей день.
        Какая зараза воскресила в Баклужино магию древних инков, выяснить так и не удалось, но факт остаётся фактом: несколько вымощенных торцами пешеходных дорожек перебрались по волшебству во дворы коттеджей и на дачные участки. Один тротуар (торцы были помечены особым составом, что и позволило их потом опознать) заполз аж под Чумахлу.
        Чем всё кончилось, сказать сложно. Вроде бы задержали нескольких лиц московской национальности, однако, удалось ли доказать их причастность к данному делу, Портнягин не помнил.

* * *
        Вызов, как можно было догадаться заранее, оказался запоздалым. Гигантский пласт отсыревшей штукатурки упал с кухонного потолка вчера вечером. Хорошо ещё, не пришибло никого. Глеб соболезнующе оглядел обломки, осколки, ошмётки - и потянул носом. Ладан.
        - Освящали?
        - На той неделе… - всхлипывала хозяйка.
        - Зря.
        Пострадавшая, обмерев, уставила просохшие от изумления глаза на кощунствующего мага. Вроде белого вызывала, не чёрного.
        - Тоже ведь палка о двух концах, - со вздохом пояснил тот, невольно подражая неторопкой речи учителя. - Средство-то сильное. Это как старую простыню с отбеливателем стирать. Вынешь из машинки, а она вся разлезлась. Так и тут… Энергетика у вас, сами понимаете, ветхая, износившаяся. Осталось - на чём моталось, а вы её - ладаном, молитвой, святой водой… Сразу и расползлась. А материальной-то сущности цепляться стало не за что! Вот и рухнула…
        - Говорили: поможет… - проскулила потерпевшая.
        - Будь дом поновей, помогло бы, - утешил Глеб. - Обычно астралу освящение только на пользу. - Вздохнул, развёл руками. - Ну не тот случай, хозяюшка… Потолок-то ваш отрицательной энергетикой сплошь изъеден - можно сказать, на ней одной и держался. Вот поэтому, прежде чем зло изгонять, - поучительно добавил он, - ещё посмотреть надо: а ну как без него всё вразнос пойдёт? Примеров-то - уйма! Боролись с дедовщиной - развалили армию, боролись с криминалом - развалили Россию. Это ж всё равно как стержень вынуть…
        - И что теперь? - заранее кривясь, спросила страдалица.
        Портнягин посмотрел на неё с участием.
        - Ремонтировать надо…

* * *
        Пересекая двор, ученик чародея отметил, что скорбного мурла на краю крыши уже не наблюдается. Никто не цепенел в укоризненной позе и не изображал собой печную трубу.
        - Ну и чего они приходили? - полюбопытствовал Глеб, прикрывая за собой входную дверь.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев в халате и шлёпанцах горбился на табурете у стола, нацелив крючковатый нос прямиком в гранёный стакан, наполненный до половины чем-то прозрачным. Глеб даже испугался на миг, что расстроенный посещением контрразведки учитель махнул рукой на принципы и решил запить в неурочный день. Но нет, приглядевшись, Портнягин с облегчением заметил в прозрачной жидкости нечто жёлтое. Стало быть, не спиртное было в стакане. Разбавлять чем-либо водку старый колдун почитал святотатством.
        Под столом у самых шлёпанцев чародея оскорблённо вылизывался серо-белый котяра Калиостро.
        Кудесник прервал созерцание, покосился на ученика.
        - Чего приходили, говоришь? - вяло переспросил он. - Сам же слышал: порчу снять. Да и поболтать заодно…
        - Знакомый?
        - Кто?
        - Ну, приходил который…
        - Капитан-то? Откуда!
        - С чего тогда взял, что капитан?
        - А то не видно, что ли?
        Портнягин с упрёком посмотрел на учителя. Вреднющий всё-таки норов у старикашки. Хлебом не корми - дай голову поморочить!
        - Кстати, и о тебе спрашивали, - скрипуче добавил Ефрем. - Перед крытым рынком вчера стоял?
        - Стоял, - с недоумением признался Глеб.
        - Головой качал?
        - Ну, допустим…
        - Допустим! - вспылил кудесник. - Соображать надо, что делаешь! А ну как не дай Бог рухнет завтра? На кого свалят, а?
        Покряхтел и снова уставился с недовольным видом в гранёную посудину. Рядом на газетке лежала раздавленная яичная скорлупа. А в стакане, надо полагать, плавал желток. Портнягин успокоился окончательно.
        - Назначен к нам из Суслова, - покашливая, хмуро известил Ефрем, - генерал Пехотинцев.
        - Знаю, - равнодушно отозвался Глеб. - В газете читал.
        Колдун недовольно пожевал губами.
        - Политическую карьеру ладит…
        - Тоже знаю…
        - И что затевает - знаешь?
        - Охоту на ведьм? - усмехнувшись, предположил Глеб.
        Кудесник насупился.
        - Не на ведьм, Глебушка. Не на ведьм. А на нас с тобой. Так-то вот…
        - Не по-онял!
        - Крайний нужен, - с досадой пояснил Ефрем. - Лиц московской национальности в Баклужино, почитай, уже не осталось, а крыши как падали, так и падают! Тротуары уползти норовят! Сразу всех колдунов обвинить - кишка слаба. Значит, на кого-то одного спихнуть надо. А мы с тобой люди тихие, в политику не лезем, никто за нас в случае чего не вступится…
        - Думаешь, никто?
        - А вот помяни мои слова! Ещё и порадуются втихомолку…
        - Такой и статьи-то нет, - тонко заметил знающий Портнягин. - За колдовство.
        - Ещё бы тебе на каждый чих по статье писано было! - фыркнул кудесник. - Статей не напасёшься! Сажают-то - как? Гангстера - за неуплату налогов, матерщинника - за разглашение государственной тайны. Глядишь, и нам какую-нибудь статью подберут…
        - Что шьют? - прямо спросил Глеб. - Тротуары?
        - Тротуары… - передразнил колдун. - А зыбучие бетоны не хочешь?
        Секунду Портнягин стоял неподвижно, сведя губы в бублик, словно собираясь присвистнуть. Трудно сказать, много ли сведений выцедил из Ефрема порченый капитан, но можно было побиться об заклад, что сам Ефрем выцедил из капитана куда больше. Знать бы ещё, каким образом…
        Глеб приблизился к столу, машинально заглянул в стакан. Методика собирания негативной энергетики на сырое куриное яйцо была неплохо изучена юным чародеем. Сажаем порченого на стул лицом в иконы и с молитовкой начинаем катать яйцо вокруг головы по часовой стрелке, потом без отрыва спускаемся спиралькой вдоль хребта, поскольку порча, как известно, больше всего любит наматываться на позвоночный столб, после чего перебираемся на руки-на ноги. Затем, опять же с молитовкой и осторожненько, чтобы, Боже упаси, не поранить желток, бьём яйцо, выпускаем его в стакан с водой, а там смотрим, что получилось.
        - Хм… - озадаченно сказал Портнягин.
        Обычно после сбора негатива желток идёт в пупырышку, появляются так называемые «черви», а хитросплетение нитей белка образует либо подобие гроба, либо церкви с крестом. В данном случае ничего похожего не наблюдалось.
        - Да порчи-то, сам понимаешь, не было никакой, - видя недоумение ученика, нехотя пояснил старый колдун. - Это я у него с башки информацию яйцом скатал…
        Глеб оторопело воззрился на учителя. Нет, до таких высот ремесла ещё, конечно, ползти и ползти. Повторно - теперь уже с умыслом - Портнягин заглянул в стакан, но, разумеется, ни генерала контрразведки, ни коварных его замыслов так и не узрел.
        Обычное дело: только-только покажется, будто вы уже с наставником на равных, как вдруг он такое отчинит, что затоскуешь и поймёшь, насколько ты далёк от идеала.
        - Плохи наши дела, Глебушка, - уныло признал старый чародей. - Сильно плохи… Ну да ладно, придумаем что-нибудь. А ты поди пока желток в унитаз выплесни. Какие слова при этом говорить - помнишь?
        - Проверь! - вскинулся обидчивый Глеб.
        - Не надо, - буркнул колдун, но всё-таки опять не удержался: - Только руки, слышь, не забудь по локоть вымыть, - сварливо добавил он. - Холодной водой. А то не дай Бог нацепляешь всякого. Информация, она ведь иной раз хуже порчи…
        - А крестили его как? Порченого…
        - Капитана-то? - Колдун сунулся носом в стакан, всмотрелся. - Лавром крестили…

* * *
        «Именем Господа нашего Иисуса Христа, приказываю тебе, сатана, - выливая желток в унитаз, бормотал Глеб. - Уйди прочь со своими бесами и духами от раба Божьего Лавра, аминь…»
        Затем повернулся к раковине и ополоснул посудину, продолжая бормотать: «Мою я не стакан, а раба Божьего Лавра от его болезней, неприятностей, испуга, переполоха, призора, злого разговора. Как этот стакан чист, так и раб Божий Лавр…» - ну и так далее.
        Разделавшись с жидким носителем информации, Портнягин переступил порожек тесного совмещённого санузла, однако вовремя спохватился и, вернувшись, тщательно вымыл руки по локоть. Холодной водой. Тем более что другой и не было.
        - Много там ещё у тебя вызовов? - угрюмо осведомился Ефрем, дождавшись возвращения Глеба.
        - Два, - сказал тот. - А поговорить ты со мной обо всём об этом не хочешь?
        Кудесник нахохлился.
        - Чего там говорить-то? - буркнул он. - Расстраиваться только…

* * *
        В задумчивости Портнягин вышел со двора и двинулся в направлении площади Жанны Д’Арк, хотя оба оставшихся на сегодня клиента проживали - один на Божемойке, второй - и вовсе на Лысой горе. «Подождут», - поколебавшись, решил Глеб и, миновав памятник жертвам инквизиции, направился к «Старому барабашке».
        Навстречу попалась группа бритоголовых подростков: пара славян, кавказец и мулат. Юные расисты подозрительно взглянули на рослого прохожего и с недовольным видом расступились, пропуская. Во-первых, ясно было, что с таким лучше не связываться, во-вторых, охотились они в основном за лицами московской национальности, легко опознаваемыми по более упитанному выражению и общей наглости черт.
        Скоро, глядишь, вот так же и колдунов выслеживать станут.
        Портнягин нырнул в стеклянный кубик кафе и, расположившись за привычным столиком у стеночки, заказал сто граммов водки и оренбургер.
        Выпил, задумался.
        Ничто так не полирует обух, как попытка перешибить его плетью. Не то чтобы Портнягин не знал этой старой истины, однако и сидеть сложа руки тоже не годилось. Пораженческое настроение наставника не на шутку беспокоило Глеба. Имей они дело с милицией, тёртый ученик чародея знал бы в общих чертах, что предпринять. А вот контрразведка…
        Даже если вновь назначенный генерал решил повесить на старого колдуна с его учеником одно только дело о зыбучих бетонах, перспектива становилась мрачноватой. Маячили в ней, например, несколько предстоящих обрушений, возможно, с жертвами. Не зря стоял вчера Глеб Портнягин перед крытым рынком и неосмотрительно качал головой: энергетика здания была настолько изъедена временем и отрицательными эмоциями покупателей, что оставалось гадать, на чём крыша держится!
        Прочность шедевров древней архитектуры вот уже несколько тысячелетий не выходит из поговорки, но обычно мы объясняем это явление, как последние материалисты: дескать, предки по-особому обжигали кирпичи, замешивали раствор на яичных желтках. Пусть так оно всё и делалось, однако нельзя забывать и о духовной основе, или, как выражаются специалисты, об астральном каркасе здания.
        Стоит ли удивляться долговечности старых храмов, если каждое свершённое в них богослужение укрепляет незримую структуру сводов и стен? Даже когда культовые сооружения становятся всего-навсего достопримечательностями, накопленного запаса астральной прочности им, как правило, хватает на долгие века.
        Иное дело, если происходит столкновение идеологий: скажем, здание какого-нибудь там развлекательного центра строили мусульмане, а освящали православные. В этих случаях в астрале возникает вибрация, в результате которой из бетонных опор улетучиваются частички цемента и остаётся один песок, что не раз приводило к катастрофическим последствиям.
        Ещё хуже, если в старый храм вторгается новая вера. Астральные турбуленции принимают тогда особо причудливый характер: в строении заводятся пресловутые энергетические зародыши адских машинок, наращивают материальную оболочку - и вскоре достаточно бывает навести объектив фотоаппарата или кинокамеры на обречённый объект, чтобы произошёл общий взрыв, как, собственно, и случилось в 1931 году с храмом Христа Спасителя. Руководители СССР приписали замысел разрушения святыни себе и, с политической точки зрения, были совершенно правы. Лучше прослыть злодеями, чем растяпами.
        Портнягин поймал себя на том, что опять сокрушённо качает головой, и немедленно запретил себе это делать. Не те сейчас времена - головами качать. Качнёшь - ответишь.
        Да, как ни ворочай, а против контрразведки ты бессилен. Ни для кого ведь не секрет, что, к чему бы она ни прикоснулась, всё, в том числе и колдовство, либо вянет-пропадает, либо перерождается до неузнаваемости.
        Правда Ефрему Нехорошеву удалось скатать секретные сведения на сырое яйцо, но, во-первых, это Ефрем, во-вторых, трюк старого колдуна даже Глебу представлялся чудом, а в-третьих, сотрудник-то прикинулся частным лицом, да и сам, как водится, в это поверил. Явись он официально - даже у Ефрема мало бы что вышло.
        Ученик чародея вздохнул и решительно отодвинул картонное блюдце с нетронутым оренбургером.
        Так-то вот, Глеб Кондратьич! Раньше вами один лишь уголовный розыск интересовался, а теперь, гляди-ка, до контрразведки доросли… Головокружительная карьера!
        С этой язвительной мыслью Портнягин поднялся из-за столика и двинулся к стеклянной двери.

* * *
        Когда, сходив по обоим адресам, молодой колдун вернулся к дому учителя и наставника, уже свечерело. Глеб нырнул в арку, но, очутившись во дворе, приостановился. На краю крыши опять цепенел угрюмый кошачий силуэт.
        Замедлив шаг, ученик чародея приблизился к скамейке и сел, не сводя глаз с двух освещённых окошек на пятом этаже, где метались какие-то тени.
        Подняться или выждать? Вскоре тени перестали метаться - и через несколько минут из дверей подъезда вышли четыре сердитых человека в штатском с лицами, стёртыми, во-первых, сумерками, во-вторых, родом занятий. Убедившись, что все они скрылись в арке, Глеб ринулся к парадному и единым духом взбежал на пятый этаж.
        В комнатёнке колдуна владычествовал разгром. Нет, физически всё осталось на местах до последней пылинки. Но астрально…
        Старый чародей Ефрем Нехорошев с удручённым кряхтеньем извлекал из кладовки диковинный предмет, представлявший собой выветренную до ноздреватости каменную ложницу, на коей покоилась отшлифованная ладонями многих поколений кудесников сфера из тёмного дуба. Судя по некоторой однобокости, сработана она была отнюдь не на токарном станке.
        - Говорил же, говорил… - произнёс чародей, поворачиваясь гневно трясущейся бородёнкой к остолбеневшему воспитаннику. - Спрячь документ! Не порть энергетику! Нет, размахались тут, понимаешь, корочками своими! У, архаровцы…
        Действительно, стоит контрразведчику выставить наружу хотя бы уголок служебного удостоверения, как любые чары рассеиваются, амулеты теряют силу, зачастую сыплется сама инфраструктура астрала. В развёрнутом же, Боже сохрани, виде грозная книжица начинает откачивать положительную энергию с таком темпе, что последствия могут быть и вовсе непредсказуемы.
        Из-под кровати слышалось тоненькое прерывистое поскуливание - учёная хыка наверняка забилась, бедная, от страха в самый тёмный угол, не решаясь даже уйти в иное измерение.
        Опомнившись, Портнягин взял тяжеленную реликвию из рук учителя и осторожно поставил на стол. Редко, очень редко выносил Ефрем на Божий свет эту древность. Посетители обычно принимали странное изделие за символ Луны или Солнца - им и в голову не могло прийти, что перед ними славянский языческий идол, божество Колобог, представлявшееся нашим предкам в виде шара, центр которого находится везде, а окружность - нигде. В раннехристианских источниках подобные истуканы известны под именем Идеалища Поганого.
        Портнягину всегда казалось, что чем-то эта доисторическая деревяшка напоминает самого Ефрема: с одной стороны - предельно проста, с другой - пугающе непостижима.
        - А сейчас-то они чего нагрянули?
        Не отвечая, старый колдун возложил сухие длани на дубовую сферу и начал полегоньку её оглаживать - видимо, восстанавливал энергетику в помещении. А может, просто успокаивался. Чувствовалось, однако, что вопрос Глеба несколько смутил кудесника.
        - Слышь, - с неловкостью обратился он к питомцу. - Ты, когда желток в унитаз выливал, какие слова говорил?
        - Какие положено! - огрызнулся Глеб. - Я ж тебе предлагал: проверь…
        Колдун покивал со скорбным видом.
        - Да, - горестно признал он. - Как же я сам-то, главное, не смикитил? «Мою я не стакан, а раба Божьего…» «Как этот стакан чист, так и…» М-да… Мы ж, получается, не порчу, мы информацию в унитаз слили… Память у мужика начисто отшибло. Представляешь: звание своё - и то забыл…
        - Навсегда?!
        - Да восстановится, думаю, за пару дней, - расстроенно отвечал старый колдун. - Порчу-то ведь тоже с одного раза яйцом не откатаешь… Но я-то, я-то как не сообразил?
        «Так я тебе и поверил, - мысленно осклабился Глеб. - Надо же! Не сообразил он…»
        В форточку просунулось серо-белое мурло Калиостро. С омерзением оглядев астральный бардак, котяра фыркнул и снова сгинул в зябких осенних сумерках.

* * *
        Каждое утро Портнягин неизменно начинал с того, что приводил в порядок энергетику во всей квартире. Но если раньше нехитрая эта работа была сопоставима разве что с влажной уборкой, то теперь, после обнажения сотрудниками служебных удостоверений, её хотелось сравнить с ликвидацией последствий стихийного бедствия. Вручную. Без бульдозеров и подъёмных кранов.
        Умаявшись, ученик чародея вернулся передохнуть в физическое тело, когда под окнами раздался пронзительный, с детства знакомый свист.
        Открыл балконную дверь, выглянул. Внизу на облепленном палыми листьями мокром асфальте стоял, запрокинув румяную упитанную физию, бывший одноклассник, а ныне воспитанник чёрного мага Игнат Фастунов. Завидев Глеба, ученик нигроманта махнул рукой, приглашая спуститься.
        Выйдя из подъезда, Портнягин обнаружил, что обычно улыбчивый Игнат на этот раз чем-то сильно встревожен.
        - Вы что творите? - пренебрёгши приветствием, испуганно шепнул он. - У вас что с Поликарпычем - по две головы, что ли?
        - Чего стряслось?
        - Будто не слышал! Правое крыло здания МВД рухнуло…
        Сердце у Портнягина при этом известии, естественно, оборвалось. Проявил выдержку, поскучнел лицом.
        - Жертвы есть? - осведомился он, чуть ли не позёвывая.
        - Одна. Но такая, что лучше бы остальных придавило. Генерал в окно выпрыгнул, ногу сломал. А в оккультном отделе все компьютеры - в мелкие дребезги…

* * *
        - Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай… - поражённо завёл старый колдун Ефрем Нехорошев, услыхав о приключившемся. - Ай-ай-ай-ай…
        Глеб Портнягин с искажённым лицом метался, стискивая кулаки, по захламлённой тесной комнатёнке, провожаемый неодобрительными светло-зелёными глазищами Калиостро.
        - Ну и что теперь делать?! - заорал он, поворачиваясь к кудеснику.
        Но тот всё никак не мог прийти в себя:
        - Ай-ай-ай-ай-ай-ай…
        - Нет, но делать-то что?!
        - Ай-ай-ай-ай… - Запнулся, уставился на Глеба. - А что делать? Ничего не делать.
        - Но ведь кому-то же за это отвечать!
        - Непременно, - со всей убеждённостью подтвердил Ефрем. - Шутишь, что ли? За такую-то страсть… - Вновь проникся ужасом случившегося, обессмыслил глаза и замотал встрёпанной бородёнкой, явно собираясь завести по второму разу: «Ай-ай-ай-ай…»
        - Так нам же с тобой и отвечать!!!
        Тут уж колдун не запнулся, а просто осёкся.
        - Ну ты, я гляжу, себя уважа-аешь… - протянул он, слегка отстраняясь от Глеба, словно бы не в силах охватить его единым взглядом. - Не рынок, чай, не бассейн… Контрразведка! Кто ж этакие дела на частных лиц вешает? Позору не оберёшься! Тут, брат, международный терроризм приплетать впору… Да он, помяни мои слова, и сам себя приплетёт. Что ж там, дураки, такой лакомый кусочек терять?
        Несколько секунд Портнягин стоял неподвижно. Затем в прищуренных глазах его затеплилось понимание.
        - Ловко… - пробормотал он.
        Колдун тем временем снова осунулся, погрустнел.
        - Надо же… - сетовал он. - Вот времена… Генерал-то, а?.. Какую ногу хоть: левую или правую?..
        - Как же ты это подстроил? - тихонько спросил Глеб.
        Оборвав причитания, кудесник с угрозой воззрился на питомца из-под косматых бровей.
        - Ты смотри ещё так кому-нибудь не скажи, - строго предупредил он. - Подстроил… Как ты такое подстроишь?
        - Да? А кто вчера идола гладил?
        - А кто позавчера перед крытым рынком головой качал? - с блеском парировал Ефрем.
        - Ну так рынок-то стоит пока!
        - Пока стоит…
        Портнягин перевёл дух.
        - Хочешь сказать, само всё вышло?
        - А почему нет? - рассудительно отвечал колдун. - Мало ли случаев… В Москве вон перемывали-перемывали по телевизору кремлёвские косточки - стена с захоронениями обвалилась. А ведь в пятнадцатом веке сложена была… Так и здесь. Приехал из Суслова генерал - и давай обычаи ломать, на новых крайних перенацеливать. Сначала в мозгах вибрация началась, а там и астрал срезонировал…
        Портнягин опёрся широко раскинутыми руками на край стола, подался к учителю.
        - Ефрем! - ласково молвил он. - Ну что ж ты меня за лоха-то держишь? Сам прикинь, что получается. Обидела тебя контрразведка, прислала капитана. Порчу снять. Ты её и снял. С моей помощью. Тут уже они на тебя обиделись - пришли разбираться, всю энергетику нам порушили. А на следующее утро у них потолок падает, генерал ногу ломает. Несчастный случай?
        Последнюю фразу Глеб выговорил откровенно издевательски. Чародей встал. Запахнул халат, подошёл к тусклому окошку, помолчал, размышляя.
        - Ефрем, - с мягкой укоризной сказал ему в спину Портнягин. - Не доверяешь? Проболтаюсь, боишься?
        - Нет, - глуховато прозвучало в ответ.
        - Что нет? - не понял Глеб.
        - Не было это несчастным случаем, - отрывисто и вроде бы через силу признался колдун.
        Портнягин обмяк. Честно говоря, на такую откровенность он даже и не рассчитывал.
        - А что же это было? - замирая, спросил он.
        Кудесник обернулся. Узкое морщинистое лицо его показалось Глебу загадочным и древним, как у языческого идола.
        - Счастливый это был случай, Глебушка, - с неожиданной теплотой в голосе изрёк колдун. - Счастливый…
        Жупел вполнакала
        Государственные дела требуют более смелой морали…
        Мишель Монтень
        Вторжение прогресса в повседневность старый колдун Ефрем Нехорошев, как правило, принимал с кислой миной, и вовсе не потому что сомневался в безотказности бытовой техники - скорее наоборот. Да, рассуждал он, сотовый телефон не подведёт, но ты ж потом десять раз за голову схватишься: лучше бы он подвёл, мыльница чёртова! Последнее приятное исключение имело место лет десять назад, когда Ефрем среди ночи набрал по ошибке номер взрывного устройства - и поднял на воздух пустой крытый рынок за восемь часов до намеченного террористами срока, угодив аккурат в те двадцать минут, что потребовались сторожу для похода в круглосуточный магазин.
        Все прочие пережитые им звонки - как входящие, так и исходящие - никому, помнится, радости не принесли.
        Из множества перебывавших у Ефрема учеников один только Глеб Портнягин обладал мужеством время от времени высказаться в защиту прогресса.
        - Давай тогда в каменный век вернёмся! - задиристо предлагал Глеб. - Ни науки, ни техники… Благодать!
        - Давай, - невозмутимо соглашался чародей. - Смеху будет… Ты ж там без железяк своих пропадёшь, а я - вот он, я! Хоть в каменный век отправляй, хоть в бронзовый - выживу, Глебушка, выживу, не боись…
        - Но мы-то не в каменном веке живём!
        - То-то и оно… - вздыхал кудесник.
        - А что ты себя с остальными равняешь? - горячился Портнягин. - Сколько вас таких? Раз, два - и обчёлся! А нормальный, простой человек? Он же только с железяками этими свет увидел! Скажешь, нет?
        - В том-то вся и клюква, Глебушка, - сокрушённо отвечал ему Ефрем. - Раньше затеет человек пакость какую - глядь! - а она технически невыполнима. Помечтает, помечтает - да и плюнет. А теперь - не-ет… Теперь запросто…
        - А если добро затеет?
        Колдун насупился, потом с сожалением покосился на ученика. Молодой, гормоны играют, видимость смысла жизни создают. Ну да какие его годы! Глядишь, поумнеет с возрастом…
        - Ну ты сам прикинь, - страдальчески вздёрнув брови, попробовал вразумить он юного упрямца. - Железяки, они для чего? Жизнь ускорить… А слыхал, небось: одни только злые дела быстро делаются. Добрые-то - медленно…
        - Ну? - непонимающе сказал Глеб. - А теперь и они ускорятся…
        - В-вот! - И чародей назидательно воздел сухой морщинистый палец. - Чуть с добрым делом поспешишь - оно тут же во зло и обернётся… Опять же от размаха многое зависит. Добро в чистом виде - всегда крохотное…
        - Это почему?
        - Да потому что вреда никому не приносит! Скажем, накормил ты нищего. Добро? Добро… А сто нищих? Тут уже, хочешь не хочешь, придётся дармовую столовую открывать. А теперь прикинь: сколько ж народу нужно по миру пустить, чтоб на такое благое дело денег хватило…
        - Нет, погоди… - сопротивлялся Портнягин. - А как же добро в мировом масштабе?
        - Боже сохрани! - испуганно сказал колдун. - Как заговорят о добре в мировом масштабе - значит, жди бомбёжки. Примета такая… А машинки твои, Глебушка, только и могут что ускорять да увеличивать - какое уж тут добро! Вот ты каменный век помянул. А того не ведаешь, что первый каменный топор нелегально был изготовлен. Не уследили…
        Трудно было спорить с Ефремом Нехорошевым, ох, трудно.
        - А сам приборы мастеришь, - упорствовал настырный питомец. - Неувязка получается…
        Действительно, одной из статей дохода Ефрема Нехорошева были мелкие колдовские поделки, сдаваемые на реализацию в магазинчик «Оккульттовары», что гнездился в полуподвале неподалёку от редакции «Ведуна». Да и сейчас на застеленном газеткой столе изготовились для сборки части прибора астрального видения, в готовом состоянии сильно напоминающего лорнет с закопченным стёклышком.
        - Сравнил! Божий дар с яичницей! - осерчал чародей, запахивая халат. - Мы-то их, чай, с тобой не на конвейере гоним… Каждая вещичка - штучная. И хозяин для неё тоже должен быть штучный - не абы кто… - Хотел ещё что-то прибавить, но был бесцеремонно прерван сотовым телефоном, тоненько грянувшим первые такты марша «Как ныне сбирается Вещий Олег…»
        Кудесник брезгливо покосился на такое маленькое и такое голосистое устройство.
        - Думаешь, что хорошее скажут? - буркнул он, беря со стола трубку. - Слушаю…
        Выслушал, вздохнул.
        - Вот видишь, - с упрёком обратился он к Портнягину. - Два изделия вернули, изготовителя требуют. Только, слышь… Ежели что - ты уж… того… сделай милость, не звони. Сам разберись…

* * *
        Часть тротуара, примыкающая к полуподвальчику была вымощена правильными восьмиугольниками - и только ими. Впритык и без зазоров. Местные к такому диву давно привыкли, а вот иногородним оно ещё было в новинку, поэтому каждый приезжий почитал своим долгом прийти сюда и остолбенеть, тупо глядя под ноги, на произведение бригады кудесников, сотворённое лет семь назад под мудрым приглядом самого Ефрема Нехорошева.
        Даже сейчас, несмотря на опадающую с небес водяную труху, отчего дальний конец улицы имени Якова Брюса казался несколько размытым, двое разнополых сусловчан (видимо, супружеская чета), присев на корточки, с ошарашенным видом водили пальцами по мокрым стыкам плитки. Обойдя сильно озадаченных столичных гостей, Глеб нырнул под козырёк и, спустившись по узкой пологой лестнице, отворил откликнувшуюся колокольчиком дверь из непрозрачного смуглого стекла.
        Первое помещение - квадратное и относительно обширное - представляло собой обычный полуподвальный магазинчик с парой витражных амбразур под потолком. Тёмный прилавок под морёный дуб охватывал вошедшего с четырёх сторон. На стеллажах - эзотерическая литература, амулеты, обереги, склянки с невразумительным содержимым, курительные причиндалы, два черепа печально известного Рафли, поразившего когда-то из пищали чудотворный образ Божьей Матери Лыцкой и прочая сувенирная дребедень. Затем взгляд посетителя неизбежно проваливался в зияющий узкий проход в тесную внутреннюю комнату, где на разновысоких столбообразных постаментах выставлены были уникальные, не имеющие аналогов изделия местных колдунов.
        - А, пожаловал, бракодел? - задорно приветствовала Глеба медноволосая Рая Земнова, чья тугая причёска напоминала, как всегда, оголённую обмотку небольшого трансформатора. В следующий миг продавщица тихонько взвизгнула и еле успела прихлопнуть ладонью шевельнувшийся на затылке гребень. - Прекрати! Здоровый лоб, в тюрьме сидел, а шутки - как у…
        Глеб ухмыльнулся. Телекинезом он владел уже, наверное, не хуже иного колдуна. Впрочем, механизм этого загадочного явления на диво прост для тех, кто понимает. Известно, что астральное тело крепится к физическому с помощью так называемого «шнура» и не способно перемещать грубоматериальные предметы, поскольку проходит сквозь них беспрепятственно. Существует, однако, нехитрый приёмчик, разработанный ещё Сильваном Мульдоном, когда наружу выпускается один только «шнур», разветвлённым концом которого можно орудовать, как пятернёй.
        - Здравствуй, Раечка, - игриво молвил Глеб, вбирая незримое щупальце и присаживаясь бочком на прилавок. - Как жизнь молодая?
        - За молодую - спасибо, - процедила продавщица, на всякий случай ощупывая тугую медную проволоку зачёса. - За жизнь - ответишь.
        Перепалка носила дружеский неторопливый характер. В самом деле, что за счёты могут быть у бывших одноклассников!
        - И какая падла нас опять не оценила? - деликатно полюбопытствовал Портнягин.
        - Слушай, Глеб! - отвечала ему Рая Земнова. - Вы там нарочно, что ли, со своим учителем прикалываетесь? Ну не все же на свете колдуны! Сюда простые нормальные люди приходят… А вы им такое предлагаете, что даже у колдуна ум за разум зайдёт!
        Портнягин крякнул. Сказанное Раей живо напомнило его собственные доводы в недавнем споре с Ефремом. Теперь, однако, приходилось принимать сторону учителя.
        - Козлы… - равнодушно изронил Глеб. - Ум у них за разум заходит! Какая им разница, что это за фигня и для чего? Её сам Ефрем Нехорошев сделал. Собственноручно! Поставь на полку - и гордись… Что вернули-то?
        - Вот, - сказала продавщица, извлекая из-под прилавка маленькую проволочную рамку, хитро прикрепленную к удочке для подлёдного лова. - Богоискатель портативный, два режима работы.
        - Кто покупал?
        - Да есть тут одна… стара барыня на вате! Достала уже всех. Купит - вернёт, купит - вернёт! Половину выставки перебрала…
        - Про богоискатель что говорила?
        - Говорила: глючит, на каждого человека реагирует! Крутится - как заведённый…
        - Это в каком режиме?
        - Во внешнем.
        - Ну, давай проверим… - с утомлённым видом предложил Глеб. - Нет, мне ты его не протягивай. У меня в любом случае заработает. Сама давай…
        Медноволосая Рая сдвинула шпенёк на ручке - и рамка начала мерно вращаться. Затем, звякнув колокольчиком, отворилась входная дверь - в подвальчик проникла вдрызг промокшая супружеская чета. На лицах сусловчан отчётливо читалось робкое отчаяние - загадку восьмиугольной плитки они, ясное дело, так и не разрешили. Приблизившись, опасливо уставились на вращающуюся рамку - и та немедленно закрутилась быстрее.
        - Видишь? - сказала Рая.
        - Всё правильно, - важно пояснил Глеб. - Бог - Он где? Он в ближнем твоём сидит, чего тут непонятно? В Писании как сказано? Спрашивают Христа: когда это мы тебя видели, Господи? (В смысле - в упор они его раньше не видели.) А Он им: слышь! А вот у вас кто-то пить просил - вы его напоили. Так это был Я. ОсУжденному на зоне помогли. Так это тоже был Я… Сама смотри: пришли к тебе два клиента… - Глеб кивнул на вошедших. - В каждом из них - Бог. Рамка обороты и прибавила…
        Мокрые супруги одичало взглянули друг на друга.
        - Может, вам кофейку? - спохватившись, обратилась Рая к неожиданным богоносцам. Глаза у неё тоже стали несколько оторопелые. - Могу сварить…
        Но те лишь поблагодарили сдавленно - и поспешили ретироваться от греха подальше. Звякнул колокольчик.
        - А во внутреннем режиме? - с невольным уважением глядя на бывшего одноклассника, спросила продавщица.
        - А во внутреннем эта штуковина определяет, есть Бог в тебе самом или нет. Что там твоя дама говорила? Как на неё рамка реагирует? Крутится?
        - Нет, - испуганно ответила Рая. - Говорила, что заедает. Пол-оборота сделает - и назад…
        - Понятно… - Портнягин помрачнел. - Ну, это уже её проблемы… Что ещё вернули?
        Из-под прилавка возникла треснутая, обмотанная скотчем акустическая колонка скромных размеров. Должно быть, часть какой-то допотопной аудиосистемы. Электрический провод был то ли перерезан, то ли перебит, так что обрывок его с вилкой Рая предъявила отдельно.
        - Здра-авствуйте вам! - возмутился Глеб. - С этим-то как можно было не сладить? Вилкой мимо штепселя промахнулись?
        - Ну такие вот, видишь, «чайники»…
        Извлечённое на Божий свет устройство носило красивое название «Жупел» и могло генерировать звук определённой частоты, отпугивающий нечестных людей. Строго говоря, дело было даже не в звуке, а в том резонансе, что возникал при этом в астрале.
        - Кто вернул?
        - Фирма «Планида».
        - А претензии?
        - Сам, что ли, не догадываешься? Воткнули в розетку - и кинулся народ из фирмы врассыпную. Весь! Во главе с хозяином… - Рая прыснула. - Представляешь, снайпера вызывали! С соседней крыши через окно в провод стрелял…
        - Деньги вы им вернули? - с тревогой спросил Глеб.
        - Ещё чего! В повреждённом виде назад не берём. А они её у себя тоже держать боятся…
        - Ну и слава Богу, - порешил Портнягин.
        - Да не совсем, - сказала Рая. - Хозяин «Планиды» на вас в суд подать грозился. За нанесение ущерба деловой репутации…
        - Кто ж ему виноват? - удивился Глеб. - Раз побежал - значит, у самого рыльце в пушку.
        - Говорит, что нет. Законов не нарушает.
        - Законов! - развязно осклабился Глеб. - Машинка-то не по законам жужжит, а по совести… Ладно. Колонку я забираю. Отремонтируем - вернём. А богоискатель… Да выстави его по новой на продажу! Может, поумней покупатель найдётся…
        Довольный тем, что не потревожил учителя звонком, Портнягин выбрался из подвальчика, неся под мышкой закутанную в полиэтилен колдовскую поделку. Предосторожность излишняя - дождик кончился. По улице имени Якова Брюса гулял теперь зябкий осенний ветер и подобно провинциальному кутюрье вдохновенно сминал все встречные лужи в оборочки, рюшечки и тому подобные плиссе.

* * *
        - Только суда ещё нам не хватало! - вскинулся Ефрем Нехорошев, выслушав рассказ ученика. Как всегда в преддверии запоя, кудесник был всклокоченный, сердитый.
        - Первый раз, что ли? - резонно заметил Глеб, доставая нож с наборной рукоятью - зачистить концы перебитого снайперской пулей провода. - Подумаешь, глава фирмы! Что он нам вообще может припаять?
        - Клевету для начала…
        - Это каким же образом? Ну, представит он справки, что ни разу ни на чём не попадался… Так у нас и на этот случай отмазка! Любая собственность - воровство, а уж бизнес - тем более…
        - Вот-вот… - ворчливо отозвался Ефрем. - Он же на то и рассчитывает! Хочешь, чтоб нам для полного счастья коммунистическую пропаганду пришили? Собственность ему воровство! Прудон нашёлся… Погоди-ка! - Колдун привстал с табурета, всмотрелся. - Переключатель трогал?
        - Нет.
        - Ага… - глубокомысленно произнёс кудесник, вновь опускаясь на табурет. - Стало быть, когда в сеть врубали, он в правом положении находился… Вот это уже действительно отмазка.
        - Какая? - поинтересовался Глеб, бинтуя срощенный шнур синей изоляционкой.
        - Такая, Глебушка, что, ежели переключатель смотрит вправо, то распугивание идёт на общечеловеческом уровне - в полную силу, а ежели влево, то на деловом. Даже на государственном… То бишь вполнакала…
        - Почему?
        - Будто сам не знаешь… Мораль разная! Я ж тебе говорил сегодня: всё от размаха зависит. У человека - одна мораль, робкая; у фирмы - другая, посмелее, а у государства - третья, и вовсе отчаянная… Ну сам подумай: коли начнёт человек себя вести на манер государства - посадят ведь его, Глебушка, как пить дать посадят! А что такое фирма? Да то же государство, только маленькое… Короче, так. Бери эту штуковину и дуй в «Планиду». Скажи: ошиблись, мол, вы, господа хорошие, сопроводиловку, видать, не дочитали! Шпенёчек-то влево должен был смотреть, а не вправо… А вы сразу: в суд, клевета…
        Портнягин взглянул в потемневшее окно - и чуть не заругался шёпотом. За стеклом снова крутилась водяная муть.

* * *
        Вернулся Глеб мокрый и злой, но виной тому была исключительно погода. Разговор с владельцем «Планиды» прошёл неожиданно благопристойно: бизнесмен уяснил и признал свой промах, с благодарностью принял машинку, в присутствии Глеба перевёл рычажок в левое положение и, включив прибор в сеть, с удовлетворением отметил, что не ощущает ни малейшего позыва стремглав покинуть офис. Затем они обошли вдвоём все кабинеты, также не обнаружив нигде признаков паники или хотя бы беспокойства. Надо полагать, хозяин не ошибся в подборе сотрудников: все они в деловом смысле были безукоризненны и стоили друг друга.
        Естественно, ни о каком заявлении в суд уже и речи не шло. Расстались по-приятельски…
        А на следующее утро стало известно о бегстве кассира «Планиды» с крупной суммой казённых денег.
        - Ну? - вызывающе осведомился Глеб, шлёпая на стол свежую газету. - Что делать будем?
        - Ничего, - меланхолически ответил колдун.
        - Ну, интересное дело, ничего! - вспылил ученик. - Теперь он нас точно притянет!
        - Нехай притягивает…
        - А отмазываться как? Мы ж гарантировали, что машинка жуликов распугает…
        - Вот и распугала, - кивнул Ефрем. - Один уже сбежал…
        - С деньгами!
        - Это детали, - утешил колдун. - Главное, Глебушка, против государственной морали не погрешить. Собственность - священна, бизнес - тем более…
        Тайна гнездовских курганов
        Карамзин изобрёл только букву «ё». «Х», «п» и «ж» изобрели Кирилл и Мефодий.
        Венедикт Ерофеев
        - Вы?! - не поверил глазам посетитель, когда Глеб Портнягин открыл ему дверь. Причём следует отметить, что невольно вырвавшееся восклицание, уйдя на пять этажей вниз, отдалось в гулком подъезде с прежним изумлением, но куда менее радостно, чем прозвучало на самом деле. Старое правило: если хотите узнать истинные чувства собеседника, вслушайтесь в эхо его голоса.
        Несмотря на такое обстоятельство, суровая физиономия Глеба дрогнула и разошлась в улыбке.
        - Аркашк, ты, что ли?
        - Собственно… - приходя в себя, вымолвил тот. - Я к Ефрему Нехорошеву… Это здесь?
        - Так ты ж у нас вроде не суеверный!
        - А про чём тут…
        Продолжая скалиться, Портнягин распахнул дверь ещё шире.
        - Заходи давай.
        Так и не уяснив, как ему себя вести, гость перешагнул порог и, озадаченно сдвинув брови, проследовал в комнату. При виде хозяина замер вторично, однако быстро овладел собою и с отменной вежливостью поздоровался, представился. Старый колдун Ефрем Нехорошев в свой черёд окинул взглядом пришельца и, кажется, остался им недоволен.
        - Садись, - велел он.
        Но тот по-прежнему стоял столбом, вопросительно переводя глаза с Ефрема на Глеба и обратно. Ничего не мог понять.
        - А-а… - сообразил он спустя малое время. - Вы - родственники?
        - Садись, - повторил колдун. И прибавил ворчливо: - Родственников нашёл… Ученик это мой.
        - А мне он сказал, что на какого-то колдуна работает…
        - Ну, правильно.
        - Так вы что, колдун?!
        - А ты к кому хотел?
        - Мне вас рекомендовали, - с недоумением признался посетитель, - как лучшего баклужинского эксперта в области палеоинвективной лексики.
        В комнате стало тихо. Учитель и ученик зачарованно смотрели на клиента.
        - Слышь, ты… Палео… - произнёс наконец Ефрем, борясь с улыбкой. - А по-людски?
        - Примерно так звучит тема новой моей работы, - пояснил гость. - Вот… - Он достал из папки и протянул Ефрему отпечатанные на принтере листы.
        «Сейчас, когда лишь матерные выражения напоминают нам о далёких временах матриархата…» - заглянув через плечо наставника, прочёл Глеб зачин первой фразы.
        - Вона как… - с уважением произнёс кудесник и многозначительно покосился на питомца. Видал, дескать?
        Визиты учёных мужей случались чуть ли не ежемесячно. К старому колдуну исследователей гнала одна и та же закавыка: всё правильно, а почему-то не работает! В прошлый раз, к примеру, нагрянула группа медиков, которых угораздило синтезировать идеальное лекарство. Исцеляет всех подряд от любой хвори. Вернее, должно было по замыслу исцелять… Что ж, не они первые! Подобно своим многочисленным предшественникам молодые энтузиасты, как попросту растолковал им Ефрем Нехорошев, не учли изначального свойства панацеи - универсальности. Вместе с больным выздоравливали и микробы.
        Но с проблемами палеолингвистики, помнится, никто ещё не обращался.
        - Сейчас разберёмся, - пообещал Ефрем. - А вы друг друга откуда знаете?
        - Вместе клад искали, - уклончиво отозвался Аркадий.
        - Ну, тот, который ты тогда на Дурман-бугре прикопал… - осклабясь, напомнил Глеб. - Заговорённый. На тридцать три головы молодецкие…
        - Чтобы самому не рисковать, меня в раскоп погнал, - скрипучим голосом наябедничал гость.
        - Да ты-то чем рисковал?! - возмутился Глеб.
        - Ладно, хватит вам! - буркнул колдун. - Кладоискатели… Ну так что у тебя с этим… с палео… Да не маячь ты, как надолба придорожная! Садись давай.
        Кандидат филологических наук Аркадий Залуженцев опустился в потёртое гостевое кресло - и усомнился вновь. Встрёпанный старичок в туфлях и в халате мало походил на консультанта. Однако не возвращаться же! Аркадий вздохнул - и приготовился излагать.
        - Как вам известно, Ефрем Поликарпович, - повёл он речь по-писаному, - табуированная лексика увеличивает свой объём в основном за счёт эвфемизмов, которые…
        - Пого-одь! - выгнув по-мефистофельски брови, зычно возгласил старый чародей. - Ты мне тут эту словесную немчуру горохом не сыпь! Ещё раз услышу - выгоню на хрен… бабушку твою в тридцать три тропа табуированную вдоль и поперёк с присвистом через семь эвфемизмов в толковый словарь!..
        Кандидат обомлел.
        - С вашего позволения, я запишу… - пролепетал он, извлекая блокнот и гелевую ручку.
        Колдун довольно хмыкнул и приосанился. Был польщён.
        - Ну, запиши… - благосклонно позволил он.
        - Повторите, - с благоговением попросил Аркадий.
        - Нешто я помню! - оскорбился кудесник. - С нитафончиком ходи миникюрным, если памяти нет… Ладно, - смягчился он. - Давай всё по новой, только, слышь, попроще, по-человечески…
        - Я попробую, - робко сказал Аркадий. - Э-э… видите ли, Ефрем Поликарпович… бывают случаи, когда браниться неприлично, но… желательно… - с запинкой начал он. - Ну… просто нельзя иначе… Жизнь-то вокруг… сами понимаете…
        - Во! - одобрил колдун. - Получается… Дальше давай!
        Присевший бочком на край стола Глеб усмехнулся. Ещё бы не получилось - после пяти этажей!
        - Выход один… - Аркадий почувствовал себя заметно уверенней, перестал стесняться, родная речь уже не казалась ему свидетельством дремучего невежества. - Следует смягчить выражения, то есть заменить оскорбляющую слух… э-э… часть оборота… - поспешил заранее исправиться он, заметив угрожающее движение бровей колдуна, - сходным созвучием… Но беда в том, что со временем замена тоже обретает оскорбительный смысл. И вместо одного непечатного слова мы уже имеем два…
        Глеб Портнягин не выдержал и потряс головой. Хотя Аркадий силою матерного заклятья и перестал нести иностранщину, слушать его было всё равно тяжеловато.
        - Скажем, существительное, которым ныне принято называть женщину лёгкого поведения, - как на лекции, разливался тот, - не всегда являлось непристойным. Мало того, оно даже не всегда обозначало женщину. Взять протопопа Аввакума. Вот он приводит мнение Дионисия Ареопагита: «Дитя, али не разумеешь, яко вся сия внешняя блядь ничто же суть, но токмо прелесть и тля и пагуба!» В данном случае «внешняя блядь» - всего-навсего планеты, «блудячие звёзды», предмет астрологии, с которой, как вы знаете, Аввакум боролся беспощадно. А само слово происходит от «блудить», «блуждать», «заблуждаться»…
        - А что тогда «внутренняя блядь»? - неожиданно спросил кудесник.
        Залуженцев опешил, заморгал.
        - Простите… - пробормотал он. - Вот в таком разрезе… мне как-то… ни разу в голову… А вы сами как считаете?
        - А ты мозгами-то пошевели, пошевели, - подначил старый чародей. - Если «внешняя блядь» - это звёзды небесные, то внутренняя - это что? А? Вот то-то и оно, Аркашенька! Это нравственный закон внутри нас. Дальше давай…
        Но кандидат филологических наук уже раскрыл блокнот - и строчил, строчил во все лопатки. Записывал услышанное. Меленько и разборчиво. Покуда не забыл. Хоть молотом по нему бей - не почувствует.
        - Спасибо… - выдохнул он наконец, пряча стило и вскидывая безумные глаза.
        - Ну так… - вернул его на землю Ефрем.
        - Возьмём общеизвестное трёхбуквенное или, как его ещё называют, восьмиугольное слово, обозначающее мужской орган, - захлопывая блокнот, отважно предложил Аркадий.
        - Давай, - с ухмылкой согласился чародей.
        - Когда-то наши предки, стараясь смягчить грубое речение, заменили его славянской буквой «хер». В итоге название буквы стало непристойным. Попытались привлечь по созвучию огородное растение «хрен». И невиннейший овощ тоже стал ругательством. Но мало кто способен осознать, - всё более воодушевляясь, продолжал кандидат филологических наук, - что само исходное наименование также когда-то было эвфемизмом… - Спохватился, закашлялся. - Простите, Ефрем Поликарпович… Не хотел… Нечаянно вырвалось…
        - Ничего, - успокоил колдун. - Разок можно… А свари-ка нам, Глеб, кофейку… Ты, Аркаша, говори, говори…
        - Разумеется, я не могу рассматривать всерьёз шарлатанское, простите меня, утверждение, - с горячностью объявил Аркадий, - будто слово это имеет латинские корни и возникло чуть ли не в восемнадцатом веке! А объяснение Карамзина, при всём моём к нему почтении, сильно отдаёт народной этимологией…
        - Что за объяснение? - заинтересовался Ефрем, пропустив и на сей раз словесную немчуру мимо ушей.
        - Наш выдающийся историк, - несколько ядовито сообщил клиент, - считал, что данное существительное возникло от глагола «ховать» в повелительном наклонении. «Совать» - «суй», «ковать» - «куй»… Ну и… сами понимаете…
        - А что ж! - заметил кудесник. - Убедительно.
        - Внешне - да! - запальчиво возразил Аркадий. - Но я уж скорее приму весьма сомнительное, на мой взгляд, предположение, будто словцо занесли к нам из Китая татаро-монголы. Однако суть-то, Ефрем Поликарпович, не в этом!
        - Так…
        - Суть, Ефрем Поликарпович, в том, что в своей работе я хотел бы найти слово-предшественник! То самое слово, которым пращуры именовали мужскую принадлежность изначально. Ну не могли же они, согласитесь, замалчивать эту сторону жизни! В «Судебнике» прямо указано: если мужчина оскорбит женщину (имел я, дескать, с тобой интимную связь), отвечать ему приходилось, как за изнасилование. Но раз оскорблял - значит называл! Всё-таки главное орудие преступления… Между прочим, статья - двенадцатый век… Татарами ещё и не пахло…
        - Мудрая статья, - одобрил колдун.
        - Собственно… с этим я к вам и пришёл… Помогите, Ефрем Поликарпович! Хотя бы направление укажите… где искать…
        Глеб Портнягин вернулся из кухни с дымящейся джезвой, разлил кофе по трём разнокалиберным чашкам. Подсел к столу и с любопытством стал ждать, что скажет Ефрем. А тот, вздёрнув кудлатые брови, медлил, задумчиво разглядывал белую дымку, витающую над чёрным варевом.
        - Древние надписи смотрел? - изронил он как бы невзначай. - На стенах, на обломках…
        - Конечно! - истово отвечал Залуженцев. - Скажем, надпись на Тьмутараканском камне: «Князь Глеб мерил море по леду». Берестяные грамоты… Нигде ни намёка!
        - А самая древняя надпись - какая?
        - Самая древняя - первая четверть десятого века. На глиняном сосуде из Гнездовских курганов. Но там всего одно слово…
        - Что за слово?
        - «Горухща». Некоторые, впрочем, читают: «горушна». Две буквы слились, поэтому, кто прав, судить сложно…
        - А перевод?
        - «Горчица». Или «горчичные»…
        Старый колдун Ефрем Нехорошев тихонько засмеялся, покручивая всклокоченной головой.
        - Это чтобы горчицу с пшеном не перепутать? - не без ехидства осведомился он. - Не смыслили, видать, предки-то в сельском хозяйстве, раз горшки подписывать приходилось…
        - Да, - сказал Аркадий. - Мне тоже это кажется натяжкой. Но, знаете, есть ещё одно прочтение: «Горух пса».
        - Это как?
        - «Писал Горух».
        - Кто такой?
        - Неизвестно. Некто по имени Горух. Научился грамоте, обрадовался, а тут как раз горшок… Ну и оставил автограф.
        - М-да… - мрачно подвёл итог старый колдун. Затем загадочная улыбка изогнула сухие старческие губы. - Давай-ка, Аркаш, кофейку попьём…
        В молчании они выпили кофе. Клиент просто отставил пустую чашку, учитель же с учеником опрокинули гущу на блюдца - и, всмотревшись, неопределённо хмыкнули.
        - Короче, так, - решительно молвил Ефрем. - Никакая это не горчица и никакой это не Горух. Это, Аркаша, как раз то, что ты ищешь…
        - Почему? - потрясённо вырвалось у того.
        - Ну ты же сам сказал! Первая русская надпись. Сделана просто так и на чём попало. Одно-единственное слово. Перевести толком не могут. Ну какое ещё слово можно написать просто так и на чём попало?
        - Да, но… Как доказать?
        - Ну-у, мил человек… - укоризненно протянул колдун. - Это уж не моя печаль… Тебе что нужно было? Направление поиска? Ну, вот оно тебе, направление поиска… Ищи.
        Аркадий Залуженцев поднялся из кресла - и пошатнулся.
        - Сколько я вам должен? - еле слышно выпершил кандидат филологических наук. Глаза у него были нежные-нежные, наивные-наивные, как у боксёра после глубокого нокаута. Маячила впереди мировая известность, а то, глядишь, и Нобелевская премия.
        - Нисколько, - сказал чародей. - Деньги я только за колдовство беру.
        Проводив клиента, повернулся к ученику.
        - Горухща… - с искренним удивлением повторил он, как бы пробуя слово на звук. - Надо же! Никогда бы не подумал…
        Кавалер Глюк
        Просто вы дверь перепутали,
        Улицу, город и век…
        Булат Окуджава
        Первый выход в астрал Глеб Портнягин совершил, ещё будучи школьником, когда во время побоища на дискотеке его стукнули по затылку обрезком металлической трубы, завёрнутым во вчерашний номер газеты «Баклужинец». С точки зрения оккультиста - обычное дело. Как пишет видный авторитет в области астральных проекций Сильван Мульдон, удар по голове - самый простой и надёжный способ посетить тонкие миры, а то и поселиться в них навечно. Звездоподобные искры, обильно брызнувшие из глаз Глеба, также имели вполне эзотерический характер: в краткий миг расстыковки сущностей мы видим собственную ауру и обычно бываем ослеплены ею.
        Любопытно, что, очутившись в астрале, Глеб Портнягин, в отличие от большинства новичков, не обратил внимания на простёртое без чувств собственное тело и сразу кинулся на обидчика, которого к тому времени тоже успели вышибить в тонкий мир единым взмахом свежевыломанной штакетины. Ухватив супостата левой рукой за астральный лацкан, Глеб нанёс размашистый удар правой, в физическом мире наверняка бы приведший к повторному нокауту.
        Кстати, о лацкане. Прикиды у драчунов остались прежние, но теперь они состояли из тонкой материи. Как, впрочем, и сами драчуны. Единственное различие: потемнели прикиды. Каролин Д. Ларсен в своей известнейшей книге «Мои путешествия в мире духов» объясняет такое явление просто. «От каждого астрального тела, - пишет она, - исходит сильная аура. Из этой субстанции и образуется одежда. Все тёмные оттенки свидетельствуют о невысокой стадии развития астрального существа».
        А драка тем часом заваривалась всё круче, развёртываясь одновременно в двух планах. Те её участники, кого уже выбили из материальной оболочки, сгоряча продолжали гасить друг друга в астрале. Нечто похожее наблюдал когда-то незабвенный Роберт Монро, оказавшись бестелесным свидетелем некой битвы местного значения, случившейся не то в Атлантиде, не то в Лемурии. Поразительно, насколько его описание совпадает с приключившимся на дискотеке! Огромный ощеренный мент (этого-то кто вырубить сумел?) сгрёб одной ручищей за шиворот Глеба, другой - Глебова супротивника и, чувствительно тряхнув, поставил обоих вертикально.
        - А ну документы! - прорычал он, обращаясь к супостату (с Глебом всё было более или менее понятно - местный).
        Обомлевший чужак (великовозрастный дылда, впоследствии оказавшийся студентом консерватории по классу виолончели) безропотно полез за паспортом. Здесь опять-таки необходимо пояснить: коль скоро, по словам того же Мульдона, «скрытосознательный ум создает точную копию физической одежды из астральной материи», точно так же он неосознанно изготавливает и астральный дубликат удостоверения личности. Правда, если ваш уровень развития невысок, то и документы будут под стать ауре: темноватые, нечёткие - словом, подозрительные.
        Именно эта проверка спасла Глеба от множества мелких неприятностей в реальном мире, дав ему возможность вовремя покинуть поле боя. Пока дылда нашаривал паспорт во внутреннем кармане, чьи-то уверенные руки взяли Портнягина за плечи и властно повернули к распластанному неподалёку безжизненному телу. Драчуна прошиб холодный астральный пот - и, уяснив наконец, на котором он свете, Глеб стал тихонько подбираться к бренной своей оболочке, куда в итоге и юркнул. Превозмогая дурноту, поднялся, пнул мимоходом ещё не пришедшего в чувство противника и шатко побежал к пролому в ограде. В последний миг догадался оглянуться, но, понятно, благодетеля своего так и не увидел, поскольку тот, вне всякого сомнения, принадлежал к потусторонним существам.
        К сожалению, первый внетелесный опыт не оставил заметных следов в памяти юного задиры - отвлекло насущное: выпускные экзамены, неудачный взлом продовольственного склада, последующая отсидка. И, лишь став учеником чародея, Глеб Портнягин восстановил до мельчайших подробностей ту давнюю историю, испытав при этом лёгкую досаду: мог ведь уже тогда в тонких мирах гулять! Столько времени зря потрачено…

* * *
        Следует заметить, что далеко не все кудесники любят и умеют выходить в астрал. Многие из них относятся к этому занятию откровенно скептически - как к забаве, мешающей подчас повседневной колдовской практике. Бог им судья.
        К счастью, Ефрем Нехорошев не принадлежал к числу подобных ретроградов, однако страсть его нового питомца к путешествиям вне тела оказалась столь велика, что помаленьку начала раздражать маститого чародея. Кликнешь - не отзывается. Присмотришься - сидит на табурете истукан истуканом, а глаза у самого стеклянные. Опять, значит, в астрале шкодит. Ещё и обижается, когда его за «шнур» дёргать станешь:
        - Ну вот! Опять на самом интересном месте подсёк…
        - А на соль с маком кто за тебя наговаривать будет? - напускался на гуляку старый привереда. - Я, что ли? Ишь, повадился… Чуть отвернёшься - он уже там! И охота тебе шлёндать…
        - А то не охота, что ли? - огрызался Глеб, доставая из ящика три пластиковых пакетика с солью, землёй и маком. Каждый ингредиент надлежало заговорить отдельно («Ни сна, ни роздыха, ни дна, ни покрышки, ни шагу, ни полшагу…»), затем с наговором же смешать и передать вечером заказчице - на предмет подсыпки под порог злостному должнику.
        Морока с этими женщинами! Даже малые дети знают, что ритуал на продажу квартиры следует совершать только при убывающей луне, а на получение денег - напротив, при растущей. Дамочка же всё это, разумеется, перепутала, и теперь умоляла поспособствовать вышибанию долга из покупателя.
        - Ладно бы ещё по делу, - не унимался Ефрем. - А то ведь так, ауру зря треплет…
        - Зря? - взъерепенивался Глеб, с сухим треском просыпая заговорённый мак на подстеленную газетку. - Да я там столько нового узнал…
        - Нет там ничего нового! - сварливо отвечал ему наставник. - Нет и быть не может… Это ж копия нашего мира! Вернее, мы - его копия. Стало быть, что в лоб, что по лбу…
        Портнягин тревожно задумывался. Вспоминалась давняя драка на дискотеке, проверка астральных документов… В чём-то, конечно, учитель был прав.
        - Это что же выходит? - недоумевал Глеб. - Копия лучше оригинала?
        - Лучше - не лучше, а суть одна…
        - Мало ли что одна! Прикинь: едут два джипа. И тот - джип, и этот - джип. Этот - японской сборки, а тот - чумахлинской… Есть разница? Сам же говорил, что добро в астрале - совершеннее!
        - Так ведь и зло тоже…
        Глеб озадаченно умолкал.
        - Ежели на то пошло, - так и не услышав ответа, продолжал старый брюзга, - и тут, и там копия. Проще сказать, подделка. Левак… Знаешь, Глебушка, - доверительно сообщал он вдруг, - такое иногда у меня впечатление, будто вся наша Вселенная сработана, я не знаю… даже не на Малой Арнаутской! В той же Чумахле…
        Разглагольствовал колдун долго, потом наконец догадывался приглядеться к ученику - и обнаруживалось, что глаза Портнягина давно уже стеклянны и неподвижны.
        - Да тудыть твою растудыть! - серчал Ефрем, снова дёргая нерадивого заклинателя за астральный «шнур». - Свиданка там у тебя, что ли?

* * *
        Старый провидец, как всегда, попал в точку: именно свиданка и именно в астрале. А началось всё неделю назад. В тот день Портнягин, оказавшись по колдовским делам на Отравке, вопреки обыкновению не пошёл пешком, не взял такси - втиснулся в городской автобус и вскоре ощутил вкрадчивое прикосновение чьих-то мягких ментальных лапок к своему защитному кокону. Известно, что энергетические вампиры преимущественно шуруют в общественном транспорте, ибо едущий люд, бдительно следя за сохранностью материальных ценностей, как правило, напрочь забывает о ценностях духовных. Приёмы вампиров довольно просты, даже примитивны: затеет, скажем, невинную на первый взгляд склоку, а сам тем временем присасывается и пьёт исподтишка ваши жизненные силы. Есть, впрочем, и такие, что предпочитают перекачивать энергию молчком.
        Но в данном случае, согласно поговорке, «подкрался волк под жеребцово копыто». Портнягин прикинулся, будто ничего не замечает, хотя на самом деле давно уже засёк злоумышленника - измождённого дядечку в угольно-чёрных очках на хищно осунувшемся рыльце. Кликуха дядечки была Клоп, а проживал он где-то на Божемойке.
        Мысленно ощупав кокон и убедившись в энергетической состоятельности жертвы, Клоп осторожно попробовал придать сгустку чужой жизненной силы вращательное движение против часовой стрелки в надежде раскрутить затем вытяжной вихрь вокруг пупочной чакры Глеба. С тем же успехом он мог бы попытаться слегка передвинуть цоколь памятника жертвам инквизиции. Затем, к изумлению Клопа, энергия неодолимо качнулась в направлении, противоположном его усилиям, - и перепуганный вампир поспешил бросить добычу, решив, что нарвался на собрата по ремеслу.
        Будь дядечка с Божемойки более сообразительным или хотя бы менее алчным, он спрыгнул бы на первой же остановке. Вместо этого паразит принялся нащупывать новую жертву. Ею оказалась юная сероглазая брюнеточка с миловидным крепким личиком несколько азиатских очертаний. Процедура предварительного оглаживания кокона повторилась. Раздосадованный ученик чародея подумывал уже, не заключить ли гада в ментальную сферу с зеркальной внутренней поверхностью, когда из пупочной чакры незнакомки, как показалось Глебу, вылупился, вращаясь, слоистый колтун чёрной смолообразной энергии - и был с жадностью поглощён Клопом, видимо, даже не успевшим осознать, что это за гадость такую ему подсунули. Любопытно: глаза неизвестной оставались при этом бесстрастно-задумчивыми, почти мечтательными.
        Пару мгновений спустя упырю стало дурно - и, давясь кашлем, незадачливый рыцарь глотательного рефлекса едва не ополз по хромированному поручню на слякотный резиновый пол. Тут же услышал от стоявшей рядом бабуси «алкаша очкастого» - и, пошатываясь, сошёл, ошалелый, на следующей остановке. Какая тут к чёрту охота!
        Портнягин же, очарованный поступком сероглазой незнакомки, наверняка имевшей прямое отношение если не к колдовству, то к эзотерике, доехал с ней до конца маршрута. Самым удивительным было то, что раньше Глеб её нигде не встречал. Это он-то, коренной баклужинец!
        - Классно ты ему негатив скормила, - с уважением негромко заметил он, покинув автобус вслед за неизвестной. - Я прям залюбовался…
        Она обернулась. В серых прозрачных глазах ученик чародея увидел настороженность, а то и враждебность.
        - Глеб Портнягин, - представился он без промедления, но и без излишней торопливости. - Можно просто Глеб.

* * *
        Погодишка, помнится, стояла промозглая, мерзопакостная. Знакомство решили продолжить в «Старом барабашке» за чашечкой натурального кофе (к чаю колдуны и оккультисты, как правило, равнодушны). Звали сероглазую брюнеточку Варварой. Естественно, приезжая, столичная штучка - прямиком из Суслова. Сказала, что живёт неподалеку от аэропорта, заочно учится в тамошнем филиале института Монро, сейчас гостит у баклужинской родни, совмещая это приятное дело с преддипломной практикой в рамках благотворительного проекта - оказания помощи неопытным покойникам, увязшим в ближних слоях некромира.
        - Смотрю: стоит у киоска - и возмущается, почему это её не обслуживают, - увлёкшись, взахлёб рассказывала Варвара. - Продавщицу кроет - почём зря! Я её за плечо тронула, вежливо так говорю: «Ну что вы шумите на весь астрал? Она же вас всё равно не видит и не слышит: она-то - живая, а вы…» Ка-ак эта тётечка на меня накинется: «Кто померла? Я померла? Сама ты…» И понесла, и понесла… по кочкам! Ну вот как им таким объяснить? А объяснишь - примут за ангела, тут же начнут льготы клянчить…
        - Да уж… - ухмыльнулся Глеб. - А системы представлений? Во где цирк, скажи!
        И оба засмеялись - тихонько, будто сообщники.
        Дело в том, что ближайшие к нам тонкие миры содержат ряд пространств, где эфирная материя, подчиняясь восприятию новопреставленных душ, складывается в точные подобия земной жизни, детально описанные тем же Робертом Монро. Однажды Портнягина угораздило даже наткнуться на астральную группу хмурых небритых террористов, сосредоточенно закладывающих астральное взрывное устройство под астральную эстакаду. Иного способа бытия они просто не знали.
        Считается, что подобные участки, именуемые обычно системами представлений или областью духовных иллюзий, контролируются тёмными силами. С утверждением этим трудно согласиться, поскольку раз на раз не приходится. На самом деле одна система контролируется тёмными силами, другая - светлыми. Поэтому, приближаясь к магически мерцающему свету, исходящему от таких мирков, неопытному покойнику или непосвящённому исследователю астрала стоит пристально всмотреться: не сквозят ли в этом сиянии чёрные искорки? Если сквозят, то лучше туда не лезть.
        - А как тебе Баклужино? - поинтересовался Глеб.
        - Глубинка…
        - Хм… А Суслов?
        - Большая деревня… - пренебрежительно наморщив носик, влепила она родному городу. - Всё там как-то, знаешь, приземлённо, обывательски… Выйдешь утром - ни одного экстрасенса в небе. Самолёты, самолёты…
        - Понятно. - Глеб сочувственно покивал. - Тут либо одно, либо другое… Либо экстрасенсы, либо самолёты… Может, ещё по чашечке?
        - Нет, мне пора…
        - А завтра? - с надеждой спросил Портнягин.
        Миловидное личико омрачилось.
        - А завтра мне карму отрабатывать…
        - Слушай! - вскричал Глеб. - Варь! А в астрале?
        - Точно! - Серые глаза её вспыхнули. - А где в астрале?
        - Н-ну… где ты там своих жмуриков пасёшь?
        - Да в Суслове, конечно, где ж ещё?
        Собственно, место встречи в тонких мирах можно и не назначать - достаточно лёгкого мыслительного усилия, чтобы очутиться рядом с нужным человеком. Но обоим показалось, что так будет романтичней.

* * *
        «Существуют три различные скорости передвижения призрака», - учит нас Сильван Мульдон.
        На первой скорости ваше астральное тело перемещается подобно физическому: шагом, бегом, ползком. В крайнем случае, медленно плывёт по воздуху.
        Вторая - стремительный сквозной полёт, когда весь мир как бы выстреливается вам навстречу. Подробности пейзажа (интерьера), естественно, смазываются, прохождение сквозь грубоматериальное препятствие подобно вспышке. Чтобы врубить вторую скорость, достаточно поднять руки и сделать с детства всем известные потягушки. Чем сильнее вытягиваешься - тем быстрее летишь.
        Что касается третьей, то её трудно даже назвать скоростью - это больше напоминает мгновенный прыжок из одной точки в другую, где бы та ни находилась.
        И само собой разумеется, отправляясь на первое в своей жизни астральное свидание, Глеб Портнягин из трёх скоростей выбрал именно последнюю.
        Возникнув возле условленного фонарного столба - того, что располагался слева от центрального входа в городской сусловский парк, он с удивлением отметил, что прибыл первым, и машинально потрогал ложбинку между шеей и затылком, как бы проверяя, на месте ли «шнур».
        Если верить запискам специалистов, в девятнадцатом столетии «сия линия силы» выходила у всех поголовно из физического лба и ветвисто врастала в астральный затылок, иногда достигая диаметра серебряного доллара, иногда истончаясь в сущую паутинку.
        Однако, иные времена - иной астралитет. В двадцатом веке у большинства «шнур» уже соединял преимущественно пупочную область с поясницей, а нынче в тонких мирах сплошь и рядом встречаешь оригиналов, у которых он крепится в районе копчика. Вряд ли это можно объяснить изменчивостью моды - скорее, причина тут в постепенном смещении центра мыслительной активности.
        Некоторое время Портнягин созерцал сусловчан, лавирующих под чёрными нетопырьими зонтиками среди взрыхлённых дождём луж. Затем это ему надоело, и ученик чародея сердито огляделся. Не привык он к тому, чтобы девушки заставляли его ждать. А тут ещё некстати задёргался «шнур» - Ефрем требовал питомца к ответу. Пришлось отвлечься, быстренько запудрить наставнику мозги - и назад.
        И так несколько раз.
        Конечно, Глеб Портнягин в любой момент мог отдать приказ своему астральному телу очутиться рядом с Варварой и, установив таким образом местонахождение столичной штучки, явиться к ней за объяснениями в физическом виде. Если бы не мужская гордость!
        «Шнур» задёргался вновь.
        - Свиданка там у тебя, что ли?
        - Свиданка! - буркнул Глеб, вытряхивая на газетку могильную землю из пластикового пакетика.
        - А-а… - не то насмешливо, не то уважительно протянул Ефрем. - Так бы и сказал сразу! Ладно, иди тогда. Сам заговорю…

* * *
        Варвара так и не появилась. Глеб, как дурак, проторчал у входа в парк ещё часа два, изредка взмывая над фонарным столбом и пристально оглядывая проспект с высоты. Потом откуда-то взялся местный побирушка, скончавшийся несколько дней назад и упорно не желавший этого понять. Безуспешно поприставав к прохожим, он подкатился было к Портнягину, но тот прикинулся, будто тоже находится в физическом теле и не видит попрошайку в упор.
        К полудню терпение лопнуло. Вернувшись в бренную оболочку, Глеб нашёл на столе кулёк с солью, землёй и маком в снаряжённом боеготовом виде, самого же Ефрема в квартире не обнаружил. А поскольку погода к прогулкам не располагала, сама собой напрашивалась мысль, что затосковавший учитель подался в направлении «Старого барабашки», где подавали не только натуральный кофе. Ругнувшись, Портнягин выскочил из дому - и вскоре был у стеклянного строения.
        Наставника в кафе не оказалось, зато за одним из столиков - тем самым, вчерашним - сидела раздосадованная Варвара.
        Портнягин остолбенел. Затем решительно шагнул вперёд, отставил металлический табурет и сел напротив.
        - Очень мило! - с отвращением произнесла она, подняв глаза.
        - Что мило? - задохнулся он. - Я тебя там жду…
        - Где?
        - В Суслове! Городской парк. Центральный вход. Под первым фонарём слева.
        - Не было тебя там!
        От такой неслыханной наглости Глеб утратил дар речи. Варвара смерила его надменными прозрачно-серыми глазами. Ситуация складывалась обоюдоострая. Он - ученик колдуна, она - студентка института Монро. Без пяти минут специалисты - и не смогли встретиться в астрале. Скандал, господа…
        - А впрочем… - холодно изронила она в аккурат за миг до того, как дар речи вернулся к Портнягину. - Ты где учился?
        - Учусь! У Ефрема Нехорошева!
        - Он кто?
        - Колдун!
        - Ну, ясно… - Уголок девичьего рта дрогнул в пренебрежительной улыбке. - Надо бы мне сразу сообразить… Нас ведь предупреждали в институте. Переживание внутреннего содержания как внешнего явления…
        - Чего? - ошалел Глеб.
        - Тебе только кажется, что ты выходишь в астрал, - свысока пояснила столичная штучка. - У колдунов, особенно из глубинки, это часто… - Усмехнулась и добила: - Кавалер Глюк…
        У Портнягина потемнело в глазах.
        - Это у Монро у твоего глюки! - наотмашь рубанул он. - Навыдумывал словечек… Локал-один, локал-два, М-поле… Проходимец он, твой Монро! У нас бы его давно в психушку сдали…

* * *
        Вернувшись в растрёпанных чувствах домой, Глеб Портнягин, как ни странно, застал там Ефрема Нехорошева. Старый колдун был загадочно трезв и чем-то не на шутку удручён. Неужто впрямь ради моциона по дождю шлёпал?
        - Ну и как оно? - угрюмо полюбопытствовал чародей, явно думая о другом.
        - Дура! - коротко и ёмко ответил Портнягин.
        - Надо же! - не преминул посочувствовать ядовитый старикашка. - Редкий случай…
        - Слушай, Ефрем, - сказал Глеб. - Астрал - он ведь один? Или много их?
        - Да Бог его знает… - расстроенно молвил колдун. - Тут с физическим-то миром хрен разберёшься…
        - Случилось что-нибудь?
        - Случилось, Глебушка, ох, случилось… - стонуще отвечал ему старый колдун. - Не хотел тебя огорчать, да куда ж деться! Бумажка пришла из наложки. Вот кровопийцы, прости Господи! Лишь бы грабить им народ, лишь бы грабить… Чисто вампиры! Точно говорю: до революции доведут…
        - А! Так это ты в наложку по дождю плюхал? - сообразил Портнягин. - Мог бы и меня послать… Что они там ещё учудили?
        - Ох, не поверишь, Глебушка… Выходы в астрал решили налогом обложить. Таможенников привлекли, визовый режим вводят. Кончилась твоя жизнь вольготная! - Соболезнующе взглянул на питомца - и не поверил глазам: Глеб изнемогал от тихого нервного смеха. - Чего лыбишься-то?
        - Погоди… Дай вспомнить… - отсмеявшись, сказал Портнягин. - А! Вот! Переживание внутреннего содержания как внешнего явления…
        - Чего-чего? - угрожающе переспросил колдун.
        - А не выходим мы в астрал! - развязно объявил Глеб. - И не выходили никогда… Кто докажет? Глюки у нас, Ефрем! Глюки! Справочку только от психиатра надо будет выправить…
        Сурово сдвинутые кудлатые брови взмыли - и старый колдун вытараской уставился на ученика. Затем встал и, подойдя, потрепал по крепкому широкому плечу.
        - Молодец, - растроганно молвил он. - Не ошибся я в тебе, Глеб… Хрен они с нас что получат! Значит, так… Гуляй сегодня в своём астрале - хоть до посинения. А я за справкой да в наложку…
        - Мне вечером подсыпку заказчице отдать надо, - напомнил Глеб.
        - Сам отдам… по дороге… - И ушёл, унося ехидную довольную улыбку на сухих старческих устах.

* * *
        Но даже и в астрале не удалось Портнягину вытравить чувство некой потери, поселившееся в нём с того момента, когда, высказав этой столичной дуре всё, что о ней думает, он, выходя, чуть не разнёс вдребезги стеклянную дверь «Старого барабашки».
        Без особого удовольствия побродив по ближним эфирным слоям, он предался грустным размышлениям, чего в тонких мирах, как известно, делать нельзя ни в коем случае, и вскоре обнаружил, что его занесло чёрт знает куда: не то в альтернативную реальность, не то в систему представлений, контролируемую тёмными силами. А скорее всего, сволокло по временной оси в прошлое. В астрале такое случается сплошь и рядом, из чего, однако, не следует делать поспешных выводов. Да, путешествия в иные эпохи возможны, но совершенно бессмысленны, поскольку, во-первых, отправляешься в них бестелесно, во-вторых, независимо от собственной воли, а в-третьих, дважды в одну точку ещё никому попасть не удавалось.
        Вокруг шла драка, да какая! Штакетник, огораживающий летнюю танцплощадку с треском редел на глазах. Портнягин ошалело озирался. Невероятно: происходящее было ему знакомо! Мало того, он голову мог дать на отсечение, что сам когда-то участвовал в этом мочилове.
        «Ну! Так у кого из нас глюки?» - злорадно подумал Глеб - и кинулся искать себя. Память не подвела. Его юная бренная оболочка лежала у пролома в ограде, а в нескольких шагах его же юная астральная сущность разбиралась с ментовкой.
        Ученик чародея заворожённо разглядывал наивного, не ломавшего ещё крутых горок школяра в потемневшем прикиде. Трогательное было зрелище. Трогательное и забавное. Но вскоре созерцание пришлось прервать - великовозрастный дылда полез за паспортом. Портнягин шагнул вперёд - и, решительно взяв самого себя за плечи, повернул к простёртому неподалёку телу.
        Цирк боевых действий
        Не ходил бы ты, Ванёк,
        Во солдаты…
        Демьян Бедный
        - Ну, здра-авствуйте! - возмутился Портнягин, извлёкши из почтового ящика бланк с чёрным зловещим штампом. - Они там что, совсем уже вообще?
        Это был тот самый случай, когда любое волшебство наверняка окажется бессильным. Нет на свете такой магии, что могла бы противостоять магии военных комиссариатов. За два столетия, минувшие с тех пор, как известный государь ввёл на Руси всеобщую воинскую повинность, формулировки повесток отшлифовались до совершенства заклинаний, а сама процедура призыва обратилась в нечто сакральное, отчасти напоминающее ритуал жертвоприношения. Хотя, если на то пошло, армия во все времена представляла собой страшную колдовскую силу, в сравнении с которой даже печально известное вуду выглядит несколько беспомощно. Ну, подумаешь, зомбирует какой-нибудь там Барон Суббота двоих-троих, от силы - десятерых соплеменников… Что такое по нашим временам десяток зомби? Меньше взвода!
        - К-козлы… - с утробной ненавистью бормотал Глеб, взбегая с повесткой на пятый этаж.
        Зловещие слухи о том, что отсрочка для молодых колдунов-недоучек вот-вот перестанет действовать, гуляли по Баклужино давно и, как следовало ожидать, обернулись правдой. Подобно любому скверному событию, стряслось это очень некстати: каких-нибудь десять минут назад старый колдун Ефрем Нехорошев выпросил у неумолимого питомца недельку отпуска и уже успел принять первые сто двадцать капель. Не будучи по натуре извергом и прекрасно сознавая, что абсолютная трезвость не только вконец испортит характер чародея, но и неминуемо повредит его метаболизму, Портнягин просто вынужден был пойти на уступки.
        С первой по пятую стопку Ефрем бывал глумлив и охален. С пятой по одиннадцатую цепенел в мировой скорби. С одиннадцатой уходил в астрал - и дальше принимал зелье на автопилоте. В любом из трёх состояний разговаривать с ним было одинаково трудно.
        - Уроды комнатные! - бушевал Глеб, размахивая повесткой перед насмешливыми желтоватыми гляделками развязавшего колдуна. - Законы у нас есть или нет? Я срок отбывал! Куда ж они меня в армию гребут?
        - Не по той статье ты его отбывал, - с мудрой подковыркой изрёк кудесник, свинчивая крышечку. - Вот ежели бы ты убивец был - тогда конечно… Этих-то какой смысл брать? Учёного учить - только портить… А то, подумаешь, склад он взломал! Ладно бы ещё удачно…
        - Значит, сдаёшь ученика? - яростно напирал Глеб. - Сдавай-сдавай… На зоне я не пропал, у тебя не пропал - значит, и там не пропаду! А ты-то без меня как крутиться будешь? Слышь, Ефрем… Ну, зуб даю, знаешь же средство!
        - Знаю… - невозмутимо согласился рыцарь нетрезвого образа.
        - Ну?
        - Ровно в полночь, перекрестясь, рубишь с молитовкой указательный палец…
        - Кому?
        - Себе…
        - Да иди ты…

* * *
        Денёк был под стать грядущему призыву. Вздёрнув воротник, будущий рекрут приближался к военкомату. Задувал хлёсткий баклужинский ветер, знаменитый тем, что, куда бы вы ни пошли, он неизменно забегает спереди и норовит дать вам в морду. Однако, если бы не надобность перепрыгивать время от времени через лужи, ученик колдуна вполне мог добраться до цели с закрытыми глазами, и никакие порывы с курса бы его не сбили - слишком уж явственно ощущались жёсткие эманации, исходящие от сейфов и шкафчиков с личными делами призывников.
        Навстречу попалась группа мордоворотов в камуфляже - и Портнягина передёрнуло от омерзения.
        Правильно, в общем-то, передёрнуло, ибо нет ничего на свете циничнее целесообразности. Устраняя всё лишнее, она оставляет в итоге голую суть, при одном только взгляде на которую возникает желание удавиться.
        Ведь наши предки не хуже нас с вами понимали, что попасть из ружья в яркий мундир несравненно легче, нежели в гимнастёрку цвета хаки. Но они понимали и другое: войну следует принарядить, припудрить, возвысить, ибо чем иначе будет она отличаться от простого убийства и грабежа! Сами подумайте: кто же это идёт на разбой, вызывающе звеня шпорами и колыша белым плюмажем? В таком виде можно лишь разить врага и отважно захватывать трофеи!
        Красиво было, ах, красиво… Так и называлось: «Театр боевых действий».
        А теперь? Пришла зараза-целесообразность, напялила на вояк клоунские робы, размалевала рыла чёрно-зелёной дрянью, обула в суконные намордники - и явил солдат свою изначальную суть, то есть даже внешне перестал отличаться от бандита. Нет, если напрячь глаза, то можно, конечно, различить на пятнистых матерчатых погонах махонькие тусклые звездочки, говорящие о том, что перед нами не просто душегубство и мародёрство, как может показаться на первый взгляд, а именно защита Отечества.
        «Цирк боевых действий».
        С этой язвительной мыслью ученик колдуна переступил порог военкомата.

* * *
        Пройдя в нужный, а точнее - совершенно не нужный ему отдел, оказавшийся тесным помещеньицем, насквозь пропитанным отрицательными эмоциями пополам с никотином, Портнягин обнаружил за деревянным барьером двоих: бегемотистого капитана (он сидел за столом и что-то писал) и поджарого клювастого подполковника. Перед барьером агонизировал хлипкий молодой человек с жалобно наморщенным лбом и сильно косящими глазами.
        - Но я же ученик колдуна! - проникновенно доказывал он. - Мне учёбу заканчивать надо!
        Портнягин взглянул. Расстроенная физиономия косящего рекрута показалась ему смутно знакомой. Ученик колдуна? Для вранья - слишком глупо. Видимо, правду говорит…
        - Отслужишь - доучишься, - равнодушно отозвался бегемотистый капитан, с величавой неспешностью заполняя обширный бланк. - Отсрочка - только для студентов.
        - Да мне учиться-то осталось всего-ничего! Какой смысл?
        - Родину оборонять какой смысл? - с машинальной угрозой переспросил пишущий, по-прежнему не поднимая головы. - Тебя, шалопута, Суслов-батюшка в ряды зачистников… Тьфу ты! В ряды зачинщ… Отставить! - страшно рявкнул он, но, как выяснилось, не долговязому и даже не самому себе - просто паста в стержне то ли закончилась, то ли свернулась. - К-кудесник… блин! Ещё и ручку из-за тебя сломал…
        Портнягин скромно стоял в сторонке и мотал всё это на ус.
        - Ну нельзя меня призывать… - скулил хлипкий юноша.
        - Это почему?
        - Ну вот ручка у вас отказала… Правильно, из-за меня! Я ж у чёрного мага учусь. Биополе у меня сильно негативное! Что в него попадёт - или теряется, или ломается…
        «Врёт, - решил Портнягин. - Надо же, биополе у него негативное! Нет, земляк, если скажут „смирно!“, биополе тоже никуда не денется. Команду выполнит только так! И вообще… Известно же: в армии без приказа ничего не бывает. В том числе и колдовства…»
        Однако бегемотистый, похоже, думал иначе. Отложив забастовавшую ручку, он чуть откинулся - и на лице, представлявшем собой нечто обширное, складчатое, изжелта-розовое, внезапно с любопытством проклюнулись голубенькие глазки. Поджарый подполковник (до этого он стоял за плечом капитана и со скукой ворошил содержимое какой-то папки) тоже встрепенулся и с живым интересом уставился на кандидата в зачистники Отечества.
        - Ну-ка, ну-ка… Подробнее!
        - Ну вот, скажем, - воспрянув духом, продолжал рекрутируемый, - поступил я в вертолётные войска… Тут же начнут вертолёты падать! Вроде бы целенький, ни одной детальки ещё с него не скриминализдили - всё равно упадёт! А кому-то за это отвечать.
        Двое за барьером ошеломлённо переглянулись.
        - А чёрный ящик? - с тревогой осведомился подполковник.
        - Первым из строя выйдет! - клятвенно заверил воскресающий на глазах рекрут. - Или теряться техника начнёт. Только что на виду стояла - бац! - исчезла. Личный состав тоже с панталыку собьётся, весь спирт выпьет, для регламентных работ отпущенный…
        - Слушай, да тебе цены нет… - зачарованно промолвил капитан. - Вот в вертолётные войска мы тебя, голубчика, и определим…

* * *
        - Золото парень! - захлопнув папку, с искренним восхищением поделился подполковник (надо полагать, военком), когда дверь закрылась за безнадёжно ссутулившимся учеником чёрного колдуна. Как выяснилось, он ещё и прихрамывал. - Побольше бы таких…
        - А дел он там не натворит? - усомнился капитан.
        - Пусть попробует… - усмехнулся старший по званию. - Падать там давно уже нечему. Да и теряться тоже. Зато будет теперь на кого списывать…
        - Не знаю, не знаю… - позволил себе вмешаться в их беседу Портнягин. - Я бы таких близко к вооружённым силам не подпускал. Только сословие наше колдовское позорят!
        Двое за барьером недоверчиво покосились на заговорившего - и нахмурились.
        - Тоже, что ли, из этих? - подозрительно проворчал капитан, принимая повестку. Рука у него была под стать лицу - такая же бесформенная, изжелто-розовая и складчатая.
        - Так точно, - с достоинством отрапортовал Глеб. - Только не из чёрных, а из белых. Хочу в горячую точку.
        - Ишь ты! Где ж мы тебе в Суслове горячую точку найдём?
        - Н-ну… Лыцк вот-вот горячей точкой станет. А я там большую пользу могу принести…
        - Опять биополе? - иронически осведомился подполковник.
        - Да! Но совсем другое. Позитивное.
        - Это как?
        - А вот представьте, - с жаром заговорил Портнягин. - Запускают ракету. А в ней контакт расконтачился. Так вот в моём присутствии никогда такого не случится. Тут же всё замкнётся, как надо, и полетит она, падла, куда следует…
        - А ну как серьёзная поломка?
        - Нет, если, конечно, гироскоп с неё слямзить или заряд террористам толкнуть, - с несколько виноватым видом признал Глеб, - тут уж никакое биополе не поможет… Тут дело ясное: не полетела - значит, кто-то её того… с корыстными целями… А уж виновника на воске вылить мне и вовсе - раз плюнуть!
        - Та-ак… - снова утопив глазёнки в изжелта-розовых складках обширной физиономии, молвил помрачневший капитан. - И какой у этого твоего биополя радиус действия? Хотя бы примерно…
        - В сытом состоянии - метров пятьдесят, - бессовестно загнул ученик чародея. - В голодном, конечно, побольше, - поспешил добавить он. И, видя сомнение на их лицах, кинулся грудью на барьер. - Это что! - продолжал он взахлёб. - Оно ж и на людей тоже действует! Гражданскую совесть пробуждает…
        - Какая ж у военного гражданская совесть? - вскипел капитан. - Думай что говоришь! - Опасливо оглянулся на оцепеневшего военкома. - А?..
        - Да избави Бог… - хрипло выдохнул тот. - Если не врёт, конечно…
        - Ну, тогда… - нахмурясь, начал капитан и умолк. Побарабанил пальцами по столу, взял ручку. - О! - озадаченно сказал он, тронув ею бланк. - Опять писать начала…
        И Портнягин возблагодарил судьбу за этот маленький, но такой милый подарок.
        - Вот видите… - тихо заметил он.
        - Так! - решительно крякнув, постановил капитан. - Время сейчас мирное, горячих точек не намечается…
        - План по призыву выполнен, - торопливо подсказал из-за плеча подполковник.
        - Да… И план выполнен. Короче, в этом году мы тебя призывать не будем…
        - А когда-а? - огорчился Портнягин.
        - Когда время придёт.
        - А когда оно придёт?
        - Пошёл вон! - сорвался на визг военком. Подскочил к капитану, выхватил у него повестку и, с наслаждением изодрав в мелкие клочья, метнул их через барьер в Глеба. - Биополе у него… Вот только появись здесь ещё, кудесник хренов! Разрешили вас в армию брать на нашу голову!

* * *
        Дома Портнягина ожидал сюрприз в виде совершенно трезвого Ефрема.
        - Ну? - лукаво покосившись на ученика, спросил колдун.
        - Как это ты? - не понял Глеб.
        - Да так, - загадочно молвил старый чародей. - Уметь надо…
        - Погоди… Ты что, прикидывался, что ли?
        Очень довольный собственной проделкой кудесник предвкушающе потёр сухие старческие ладошки.
        - Сразу как только повестку в ящике почуял… - радостно подтвердил он. - Ты не тяни, не тяни, рассказывай давай! А потом я расскажу…
        - Что расскажешь? - всё ещё недоумевал Портнягин.
        - Ну, как я сам в своё время от армии косил. А там сравним…
        - Чисто дитё малое! - бросил в сердцах Портнягин.
        Урок прикладной морали
        Где ночью ты была, душа моя?
        Мария Петровых
        Посетитель был настолько благообразен, что Глеб Портнягин с порога заподозрил в нём афериста и попросил представиться.
        - С вашего позволения, - печально отозвался тот, - я пока не стану называть своего имени…
        Скорбное пасторское лицо, пепельные виски, гладкая речь.
        Подозрения усилились. Отбывая срок за взлом продовольственного склада, Портнягин не раз сталкивался с подобными типами. Он покосился на учителя, но морщинистая физиономия старого колдуна Ефрема Нехорошева оставалась бесстрастной.
        - Да имя-то - что имя? - со вздохом молвил чародей. - Имя узнать недолго. Штука нехитрая. Любой журнал возьми - там на той странице, где гороскопы, ко всем именам словесные портреты даны… Садись, рассказывай…
        Гость опасливо посмотрел на колдуна и опустился в кресло.
        - Главный мой капитал - это честность… - неуверенно сообщил он.
        - Хорошее дело, - одобрил колдун. - Ну-ну?
        - Я преподаю прикладную мораль в высшем учебном заведении, - развил свою мысль пришедший. - То есть вы понимаете: малейший неблаговидный поступок - и…
        - Чего-чего преподаёшь?
        - Мораль, - повторил он. - Прикладную. Читаю лекции, веду практикумы. Стараюсь, естественно, чтобы тезисы мои не расходились с поступками - на службе ли, дома ли… Не пью, не курю, соблазнов избегаю… Словом, упрекнуть мне себя не в чем.
        - Так, - сказал колдун, с любопытством глядя на живого праведника. - А пришёл чего?
        Тот замялся, подозрительно оглянулся на Глеба. Ученик чародея, утратив интерес к посетителю, смотрел в окно, любуясь печатной порошей на плоской крыше гаража. Рассыпанные по припудренному снежком рубероиду кошачьи следы выглядели сверху неправдоподобно большими - словно собаки по крыше бегали.
        - Могу я рассчитывать, что всё мною сказанное останется между нами? - прямо спросил клиент.
        - Во сне, что ли, нашкодил? - усмехнулся кудесник.
        Тот вздрогнул.
        - Как вы узнали?
        - А чего тут узнавать? Пить ты себе запретил, курить запретил, взятки брать запретил… Так?
        - Так! - истово подтвердил гость, глядя во все глаза на престарелого ясновидца.
        - От жены гулять… - с утомлённым видом продолжал чародей. - Сплетничать, морды бить, воровать, ясен месяц… Изверг ты, прости Господи! Разве ж можно так над собой издеваться? Ты б ещё дышать себе запретил!
        - Да, но… работа…
        - Вот на работе бы и выпендривался! А ты ж целый день так! Связал себя по рукам и ногам, да ещё удивляешься, что душа на волю просится… Что снится-то?
        - Банк граблю, - сдавленно признался посетитель.
        Стоящий у окна Глеб Портнягин обернулся и удивленно оглядел клиента, словно бы увидев его впервые.
        - Круто, круто… - с уважением молвил кудесник. - А где грабишь? В Баклужино или ещё где?
        - В Баклужино… Иногда в Суслове…
        - И давно это у тебя?
        - Скоро год…
        - Денег много берёшь?
        - Н-ну… сколько в кейс поместится… Смотря какими купюрами…
        - Ясно… - подытожил колдун, поворачиваясь к ученику. - Полюбуйся на него, Глеб! Вот из-за кого у нас, оказывается, инфляция-то свирепствует! Не сны это, мил человек, - насупив косматые брови, вновь обратился он к испуганно отшатнувшемуся гостю, - а самая что ни на есть астральная проекция. Дрыхнешь себе, а тонкое тело твоё тем временем по сейфам шарит. Думаешь, ты воображаемые деньги берёшь? Ты астральную сущность из национальной валюты изымаешь! Приходят клерки утром в банк - вроде все купюры на месте, ни одной не пропало. А сотни две пачек (или сколько там у тебя в кейс влезает) по твоей милости обесценились… Девальвировались на хрен! И так каждую ночь! Лучше бы ты, ей-богу, наяву проказил…
        Нотация осталась незавершённой, поскольку душа клиента сначала метнулась в пятки, а затем и вовсе прянула с перепугу из бренной оболочки. В бега ударилась.
        - Глеб… - недовольно позвал Ефрем.
        Ученик чародея подошёл к креслу и, нащупав тонкий энергетический «шнур», связывающий физическую и астральную сущности посетителя, легонько пощекотал эту невидимую простым глазом нить, отчего та судорожно сократилась, вернув душу в тело.
        - Гос-споди… - еле слышно выдохнул преподаватель прикладной морали. - Как же теперь…
        - Теперь-то? - Кудесник нахмурился. Не вставая, взял со стола чёрную книгу времён самиздата, раскрыл, листнул. - Вот… - проговорил он, найдя нужное место. - Сказано: «Следует вести себя удовлетворительно. Отлично себя вести - нехорошо и греховно». А ты что делаешь? О душе подумай, заморишь душу-то! Хлопни после работы стаканчик, покуролесь малость, в долг без отдачи возьми - душа и насытится, и не будешь ты больше по ночам банки грабить…
        - Это невозможно, - обессиленно проговорил клиент.
        - Ну, ничего другого предложить не могу… - развёл руками Ефрем. - Поди тогда таблетки от угрызений совести купи - по утрам принимать будешь. Их сейчас без рецепта в любой аптеке навалом: не берёт никто - незачем… Но я тебе говорю: чем химию глотать, лучше водки выпей.
        - Знаете, - сказал посетитель, поднимаясь из кресла. - Я тогда, пожалуй, к врачу обращусь. Лекарство какое-нибудь пропишет, чтобы спалось крепче… без снов…
        - Тоже дело, - подозрительно легко согласился кудесник. - Обратись. Глядишь, поможет…
        Озадаченный внезапной покладистостью учителя Глеб проводил гостя до дверей.
        - Ты что ж клиента упускаешь? - вернувшись, упрекнул он. - Сам же твердишь: примета плохая…
        - Хрен его теперь упустишь, Глебушка, - покряхтывая, отвечал ему старый колдун. - Помяни мои слова: сам через недельку прибежит…

* * *
        Так оно всё и вышло. Прибежал. Причём вид у преподавателя прикладной морали был на сей раз отнюдь не пасторский. В тесную захламлённую квартирку на пятом этаже хрущёвской пятиэтажки ворвался безумец с одичалыми глазами.
        - Помогите! - выдохнул он, плюхаясь в кресло. - Посоветуйте, что делать…
        - Рассказывай… - безнадёжно вздохнул Ефрем.
        Подрагивающими руками блудный клиент принял протянутую Портнягиным щербатую чашку с успокаивающим настоем раздолбай-травы - и минуты полторы приходил в себя.
        - Прописали мне снотворное… - всё ещё задыхаясь, начал он. - Очень сильное средство. Засыпаешь - как в погреб проваливаешься… Утром встаёшь свеженький, отдохнувший, с чистой совестью. Грабил во сне банк, не грабил - ничего не помнишь… И вот просыпаюсь сегодня среди ночи… Не знаю, что меня разбудило…
        - Где просыпаешься? - уточнил колдун. - В постели?
        - Нет! - Клиент содрогнулся. - В том-то и дело, что нет! Стою в переулке, в двух шагах от дома, одетый, с кейсом… Ну, испугался, конечно… Лунатизмом вроде никогда не страдал… Подобрался к фонарю, приоткрыл кейс, а там… деньги пачками, маска, отмычки какие-то…
        Глеб Портнягин молча кинулся к столу и зашелестел газетами. Старый колдун Ефрем Нехорошев с траурным видом кивал редеющими патлами.
        - А ведь упреждал я тебя, - укоризненно проговорил он наконец. - Вишь как оно обернулось-то! Вот принял ты снотворное. То есть, считай, привязал душу к телу… Заякорил вроде. Ночью душа трепыхнулась: тык-мык, а тело-то не пускает… Раз не пустило, два не пустило, а на третий раз душа взяла и превозмогла. И пошли они грабить на пару… Вот ты говоришь: лунатизм. А лунатик - он кто? Тот, у кого душа по ночам вместе с телом гуляет. Или, скажем, склеротиков возьми: выйдет в астрал, а физическое тело по рассеянности снять забудет…
        - Есть! - выпрямившись, перебил Портнягин. - «Ограбление года»! Только это позавчера было, а не сегодня…
        - Про сегодня ещё напишут, - успокоил Ефрем.
        - Ни единой улики, - чуть ли не с завистью поглядывая на клиента, информировал Глеб. - Основная версия: гастролёр международного класса с осведомителем из банковских служащих. Сигнализацию отключил, шифры и расположение сейфов знал заранее.
        - Ну не может же такого быть!.. - возрыдал преподаватель прикладной морали, прижимая пустую чашку к груди. - Какая сигнализация?.. Да я, чтобы дверной звонок починить, электрика вызываю! А шифры… Откуда бы мне их знать?
        - Это-то как раз просто, - заверил Ефрем. - Ты в астральном теле столько раз этот банк брал, что всё уже наизусть выучил. У лунатиков такое сплошь и рядом. Мульдона читал? Нет? Зря… Так вот он говорит, что на один случай сомнамбулизма приходится дюжина случаев бессознательного выхода в тонкие миры… Астральное тело - оно ж вроде наводчика. Всё сперва разнюхает, а потом уже с собой физическое прихватывает… Потому такие дела обычно и не раскрываются. Только знаешь что… - озабоченно прибавил он. - Денежку после первого ограбления ты наверняка где-то припрятал… Вот прикинь, где. А то супруга на схрон наткнётся - неловко получится…
        - А если с повинной? - жалобно спросил бедолага. - Я же, получается, сомнамбула - какой с меня спрос?
        - А другие, думаешь, нет? - буркнул старый колдун. - Кого ни спроси: никто ничего не помнит, никто ничего не знает. И всё равно сидят как миленькие… сомнамбула на сомнамбуле… Нет, самому тебе в ментовку лучше не показываться, - заключил он. - А если хочешь государству деньги вернуть…
        Не то с надеждой, не то с тревогой клиент вскинул измученное бледное лицо и въелся глазами в старого колдуна.
        - Знакомому подбрось, - посоветовал тот. - Из тех, что почестней…
        Облачко сомнения набежало на чело преподавателя прикладной морали. Должно быть, перебирал знакомых.
        - К сожалению, честнее себя я не знаю никого… - удручённо поведал он в итоге. - Но я подумаю…
        Редкий случай: до порога Ефрем и Глеб провожали его вдвоём. Пошатывало клиента. Кренило. Перед самой дверью он внезапно вздрогнул, всполошился:
        - Позвольте! А если я следующей ночью опять…
        - Ну, это вряд ли, - заметил колдун. - Душеньку свою ты, мил человек, ублаготворил уже по самое не хочу. Чего ей теперь о грехах мечтать? Мечтают о том, чего нету…

* * *
        - На что спорим, не вернёт? - подначил Глеб, когда, проводив клиента, оба вернулись в тесную захламлённую комнатёнку.
        - Ни на что, - сварливо отозвался Ефрем, запахивая халат и подсаживаясь к столу. - Ты уж меня совсем-то за лоха не держи…
        Тем не менее, чтобы удостовериться в своей проницательности, Глеб Портнягин с этого дня взял в привычку внимательно просматривать по утрам местную прессу, каждый раз не без злорадства отмечая отсутствие сенсационного сообщения о находке похищенных денег. Похоже, честных знакомых у преподавателя прикладной морали так и не нашлось. С другой стороны, не было сообщений и о новых грабежах. Инфляция тоже шла на убыль.
        Сам клиент - как в воду канул. Ни слуху, ни духу, ни вестей, ни костей. А тут ещё своя беда накатила: серо-белый бандит Калиостро цапнул в астрале ангела, вздумавшего пересечь тонкие миры при всех регалиях, то есть в оперении, - как тут не цапнуть? Еле отмазали котейку.
        И лишь месяц спустя, когда колдун с учеником уже успели подзабыть о грабителе-сомнамбуле, он объявился вновь. На измождённом лице его была оттиснута тихая решимость.
        - Рассказывай… - сказал Ефрем.
        - Я много пережил за этот месяц, - глуховатым голосом известил клиент и надолго умолк.
        Глеб Портнягин взглянул на учителя и, получив в ответ утвердительный кивок, двинулся к шкафчику за настоем раздолбай-травы.
        - Ну-ну? - подбодрил Ефрем.
        Клиент очнулся.
        - Знаете, я долго думал над вашими словами, - угрюмо промолвил он. - Конечно, я мог бы отправить награбленное бандеролью в банк, я мог бы даже сдаться властям. Что мне терять? Репутацию? Я и так её потерял - в своих глазах… Поймите, оказавшись за решёткой, я бы снова ощутил себя честным! Даже честнее, чем был раньше… - Запнулся, глаза наполнились предсмертной тоской. - И всё бы началось сначала… - обречённо закончил он. - Снова сны, снова ночные грабежи… Так?
        - Да скорее всего, - подтвердил Ефрем, с пониманием глядя на страстотерпца.
        - И я решил… Спасибо! - поблагодарил тот, принимая щербатую чашку из рук Глеба. Отхлебнул, собрался с силами. - Решил оставить деньги у себя, - сказал он, как шагнул с карниза. - Лучше уж эти два ограбления, чем каждую ночь инфляция… Да! - яростно вскричал клиент, расплёскивая настой на ковёр, покрытый следами Калиостровой шерсти. - Знаю! Всё знаю! Но был ли у меня выбор?.. - Взял себя в руки, ссутулился. - С работы я, конечно, ушёл… - Голос его снова стал глуховат, почти равнодушен. - Поскольку преподавать был уже не вправе… тем более такой предмет… С женой - развёлся…
        - А это зачем?
        - Понимаете… Сама мысль о том, что она помнит меня честным человеком, причиняла мне страдание. Словом, развёлся. И возник вопрос: что делать с деньгами? Прокутить? Растратить? - Клиент бесстыдно осклабился. - А что? Я вполне уже был к этому готов… К счастью, что-то удержало. Решил вложить в недвижимость - стал строить особняк. Во-первых, увлекаешься, обо всём забываешь. Во-вторых, если изобличат, будет, по крайней мере, что изымать… Тем более цены на жильё опять растут…
        - Ты к делу, к делу! - нетерпеливо прервал колдун. - С исповедью - это не к нам, это к батюшке…
        Бывший преподаватель прикладной морали залпом допил настой и вскинул глаза.
        - Трудно… - признался он с хрипотцой. - Такая, если б вы знали, тоска по тем временам, когда мне не в чем было себя упрекнуть… Послушайте! - взмолился несчастный. - А не могли бы вы сделать так, чтобы я обо всём этом забыл? Пусть не навсегда! Хотя бы на недельку, а?..
        Колдун даже поперхнулся от неожиданности.
        - Э! - одёрнул он. - Ты, это… Соображаешь, нет? Ты ж за недельку опять банк грабанёшь! Физически, учти, не астрально…
        Клиент замялся, опустил глаза.
        - В том-то вся и штука… - выдавил он. - Особняк не достроен, а деньги уже кончаются… Не бросать же на полдороге!
        Шамбала непутёвая
        В бабушку и в бога душу мать!
        Владимир Маяковский
        Произнеси Глеб Портнягин нечто подобное на улице - точно бы в ментовку сдали! Парящая посреди комнаты шарообразная мыслеформа сплюснулась, приняла неуловимо похабные очертания - и, отразив радужной оболочкой какую-то мерзкую тюремную сценку, лопнула. Рассыпалась на понятия.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев, скептически наблюдавший за происходящим, зловредно ощерился.
        - Магия! - ядовито прокомментировал он. - Современная! Продвинутая!.. По старинке-то оно, чай, надёжней будет, а?
        Ученик чародея озадаченно свёл упрямые брови, извлёк из компьютера лазерный диск, осмотрел. Диск этот он приобрёл сегодня утром из чистого любопытства, соблазнившись названием. «Заклинания тибетских магов. Продвинутые и дополненные».
        - Думаешь, драные? - тревожно осведомился он.
        - Да хоть бы и лицензионные! - отчеканил кудесник, за полгода общения с Глебом изрядно расширивший лексикон. - Те же мантры, только в профиль.
        - Слушай, а почему эти мантры так на наши ругачки похожи? «Ом мане падме хум…» Как будто насморк подцепил, а в остальном всё то же самое, никакой разницы! Скажи такое на зоне - придётся ведь отвечать…
        - Ещё б им не быть похожими! - проворчал колдун. - Ты хоть знаешь вообще, что такое мантра? Это ж наше слово «матерна» - всего на буковку разница!
        Глеб недоверчиво хмыкнул, потом задумался.
        - А ведь точно! - удивлённо промолвил он. - Мат-то, говорят, татаро-монголы на Русь завезли… Они ж поначалу где-то в районе Тибета кочевали… Это, выходит, мы мантрами ругаемся?
        - Много они там чего завезли! - угрюмо огрызнулся чародей. - Скажи лучше: вывезли. Сфеодализдили в нахалку да и расталдычили по всему Востоку! А уж поперепутали, попереврали… Обидно! - Голос Ефрема исполнился горечи. - Простофили мы, Глебушка… Иной раз зла не хватает! Прикинь: нашу же шамбалу нам же теперь и втюхивают… по сходной цене… - Кудесник уничтожающе посмотрел на лазерный диск - и тот сам собой раскололся пополам: одна половинка осталась в пальцах Глеба, другая, упав на пол, чудесным образом разлетелась вдребезги.
        Юноша хотел было заметить учителю, что за диск вообще-то деньги плачены, но взглянул на суровый лик чародея, передумал - и, вздохнув, пошёл за веником. Осколки смёл под койку, где тут же поднялась энергетическая возня: брезгливая учёная хыка с омерзением заталкивала мусор в мрачные подкроватные глубины. Слышно было, как обломки носителя информации, шурша, проваливаются в отвесный лаз, ведущий в иное измерение.
        Колдун тем временем присел на табурет, ссутулился. Дурной знак. Поскольку приступы мировой скорби у Ефрема завершались всегда с изумительной предсказуемостью, следовало, не медля ни секунды, чем-нибудь кудесника отвлечь.
        - Шамбала - это ж священная страна такая… на Тибете… - с нарочитым недоумением напомнил Глеб.
        - Священная… - укоризненным эхом отозвался старый чародей. Усмехнулся, дивясь людскому простодушию. - А ты послушай, что я тебе, Глебушка, расскажу. Было на Руси волшебство тайное, неназываемое, известное лишь кудесникам. А было ещё волшебство расхожее, простонародное: ругны да матерны. Потом пришли татары. Думаешь, из-за чего они на Русь приходили? Кудеса им наши были надобны… Не выгорело однако. Триста лет пытали - не выпытали. Настоящее-то колдовство, неназываемое, вместе с градом Китежем всё под воду ушло. Как только басурманы приблизились - так и ушло. Одни матерны нехристям достались - короче, шамбала всякая. Проще сказать, барахло… - Тут колдун обратил внимание, что ученик слушает его с откровенным недоверием, осерчал и, властно вздёрнув бровь, прикрикнул: - Да ты вникни, вникни! Словцо-то - наше, исконное! В деревнях вон до сих пор им бранятся: шамбала ты, дескать, непутёвая…
        Отчитав желторотого скептика, старый чародей сердито поджал губы и собрался уже вернуться в прежнее состояние, однако не тут-то было.
        - Может, и чакры тоже мы придумали? - подначил рисковый юноша.
        - И чакры тоже! - буркнул кудесник, то ли не уловив ехидцы в голосе воспитанника, то ли не пожелав уловить. - Слышал такое слово - отчекрыжить? Ну вот… Энергетическое тело человека делится - то бишь чекрыжится - на семь частей. Каждая такая часть называется чакрой…
        - Ага… А мантры, значит, - матерны… А ругны?
        Опечалился колдун, закряхтел.
        - Эх, судьба-судьбинушка… - проговорил он с тоской. - Придумаем паровоз - тут же скрадут и за границей внедрят. Придумаем велосипед - то же самое… А ругны у нас немчура слямзила. Все ругнические письмена до последней буквицы… Воряги, - пояснил он, словно бы извиняясь. - Что с них спросишь!
        И, как всегда, Глеб Портнягин не успел осознать мгновения, после которого разговор с наставником пошёл всерьёз.
        - Погоди, - растерянно сказал он. - Это что ж получается? Мат, что ли, вправду заклинание? Не шутишь? - Поставил веник в угол и, сев напротив учителя, пытливо вгляделся в его загадочные желтоватые глаза. - Тогда у нас, куда ни плюнь, одни колдуны…
        Мудро прищурясь, старый чародей сморщил губы в улыбке.
        - А скажешь, нет? - кротко вопросил он. - Народ как говорит? «Не заругавшись, и двери в клеть не отомкнёшь…» А почему не отомкнёшь? Да потому что как запирал, так и отпирай. А иначе ничего не выйдет… Или наш дом возьми. Поставлен кое-как, сто лет назад, давно развалиться должен, а вот стоит же! В чём причина? То-то и оно… С матом строен, с матом латан - матом держится… И если бы только дом, Глебушка! Что, по-твоему, тысячу лет наш народ сплачивало? Вот одни говорят: вера… Но ведь веры-то - менялись. До Владимира язычество было, потом - православие, а при советской власти - и вовсе безбожие… Другие говорят: язык… Так за тысячу с лишним лет и язык успел смениться. Был древнерусский, стал просто русский… А народ всё тот же…
        - Неужели мат? - тихо спросил Глеб.
        Колдун помолчал, потом утвердительно смежил веки:
        - Он, Глебушка, он… То самое лыко, что всех нас вместе вяжет. Империя Российская только им и держалась. Как басурман первый раз сматерится - считай, что он уже не басурман. Считай, что русский…
        Глеб встал, ослабил воротник рубашки, подошёл к окну. За мутными стёклами пушил снежок и темнела стена из красного кирпича, сплошь покрытая ругническими письменами.
        - Нет, не понимаю, - глухо сказал Глеб. - Как это мат - сплачивает? Наоборот! Я - обругал, ты - обиделся… Разве нет?
        - Э-э, Глебушка… - пропел за спиной вкрадчивый голос колдуна. - Не всё так просто… Вот, допустим, решил ты обложить ментовку. Так, мол, я и так твою внутренних дел министерства мать! А теперь подумай: что ты такое сказал? Ты ж, по сути, признал своё родство с министерством внутренних дел… Или вот тебе исторический пример. Белая гвардия! Могла ведь сидеть в Крыму хоть по сей день. Перекоп же! Нет, вздумалось барону Врангелю от великого ума издать приказ: запрещаю, мол, под страхом трибунала господам офицерам ругаться в Бога, Царя, трон… ну и так далее… И сразу конец пришёл Белому Делу. Красным-то никто в Бебеля-Гегеля крыть не запрещал… А почему, думаешь, народ интеллигенцию не любит? Вот именно поэтому. Отрезанный ломоть…
        Глеб обернулся.
        - Всё равно непонятно, - упрямо сказал он. - Кругом мат-перемат, а Союз развалился, Россия развалилась, Суслово - вот-вот развалится…
        Колдун презрительно дёрнул углом рта, и в голосе его вновь зазвучала горечь:
        - Перемат! Куда вам до перемата! Вставляете ругачку через слово - и рады… А того и не смекаете, что ключевые слова в одиночку не работают! В настоящей матерне, чтоб ты знал, вся соль в многоэтажности, в связности, в соразмерности… Это во-первых. А во-вторых, думать надо, когда материшься. Без мысли - это, знаешь, всё равно что стрелять, не целясь. Один вред и никакой пользы… Нет, конечно, мастера ещё не все повывелись - встречаются, но редко, редко… Помню, ехал это я на подлёдный лов. Рыбаков - человек пятьдесят, ждём автобуса. Стали друг за другом, каждый за рюкзак переднего держится - без очереди не влезешь. И - тётка. Крутилась-крутилась - ну не влезешь и всё тут! И начала она нас костерить… «Чтоб вам эта очередь, - кричит, - на причинное место намоталась…» Я, как услышал, о рыбалке забыл - и давай Бог ноги…
        - Правда, что ль, намоталась бы? - всполошился Глеб.
        - Физически - нет. А астрально - запросто… - Помолчал, пожевал губами. - Сантехники тоже неплохо заклинают… Ну сам суди: труба проржавела, заменить нечем, а чинить надо. Ежели бездуховно, одним цементом - ни за что не залатаешь. А с матом - глядишь: худо-бедно продержится… денька четыре…
        - А почему ты его сам в заклинаниях никогда не пользуешь? - прямо спросил юный чародей.
        - С ума сошёл? - испуганно сказал Ефрем. - Этак я, пожалуй, всех клиентов распугаю… - Поднялся с табурета, вздохнул. - Расстроил ты меня своим лазерным диском… - признался он. Доковылял до окна, открыл форточку и сбросил в неё избыток отрицательной энергии.
        За краснокирпичной стеной что-то грохнуло, во дворах взвыли собаки. Одновременно щёлкнул и выключился компьютер, а под кроватью недовольно завозилась учёная хыка. Будучи всеядной, она бы и сама не отказалась полакомиться энергетически, однако перекармливать её, право, не стоило.

* * *
        Со спокойной душой отпустив наставника на прогулку (после избавления от неприятных эмоций на водку не тянет, как минимум, часа два), Глеб Портнягин некоторое время пребывал в задумчивости. Клиентов в комнате не наблюдалось, распугивать было некого.
        Решившись, выдвинул ящик серванта, где среди мелкого колдовского барахла таился уголёк из пепелища синагоги, размашисто начертал на полу ругнические письмена, затем усилием воли создал большую шарообразную мыслеформу. Оставалось придумать и произнести нечто стройное, соразмерное - и хотя бы в полтора этажа.
        Глеб сосредоточил внимание на танцующем в воздухе энергетическом пузыре, с виду мало чем отличающемся от мыльного, - и внятно проговорил ключевое слово. Под койкой что-то панически пискнуло, но вдохновенного юношу не могло уже остановить ничто.
        - …в демократическую жизнь кудесника мать!
        И едва отзвенело это самое «мать», как парящая в центре комнаты мыслеформа вспыхнула, налилась синеватым электрическим светом и, приняв подобие шаровой молнии, оглушительно лопнула. Дом вздрогнул. Стены пронизал треск коротких замыканий. Запахло гарью и прелью. Судя по тому, что трубы разом прорвало от подвала до чердака, заклинание Глеба, наложившись на остаточные заклинания электриков и слесарей, лишило их ремонтную магию какой бы то ни было силы. Прав, прав был учитель: думать надо, когда материшься!
        А потом с тектоническим вздохом просел потолок. Тоже, видать, единым матом держался…
        Вышибалы
        Сатана свои крылья раскрыл, Сатана,
        Над тобой, о родная страна!
        Вячеслав Иванов
        «Как известно, величайшая победа дьявола заключается в том, что ему удалось убедить людей, будто его нет. Кстати, являясь, по выражению теологов, обезьяной Бога, он не оригинален даже в этой своей проделке: на излёте средневековья, желая испытать крепость нашей веры, Вседержитель, согласно остроумному предположению одного современного ересиарха, сам прикинулся несуществующим и прикопал множество ложных свидетельств эволюции. Увы, результаты с беспощадной очевидностью показали, до чего же всё-таки слаб человек: соблазнительное, живучее, анафемское учение Дарвина приходится опровергать по сей день. Достаточно вспомнить недавнюю шумиху вокруг скелета очередного „динозавра“, на поверку оказавшегося останками одного из трёх китов, на которых когда-то покоилась наша Земля».
        Последняя фраза насчёт кита представилась Глебу Портнягину нестерпимо прикольной. Ученик чародея поднял восторженную физию и хотел было огласить прочитанное, когда заметил вдруг, что наставнику не до шуток. Занят. Сосредоточенно сдвинув косматые брови, старый колдун Ефрем Нехорошев неистово гипнотизировал лежащую перед ним на столе облезлую свою шапчонку - и волосяной покров изделия шевелился, словно бы от ветерка. Глебу и самому не раз приходилось пугать по заказу астральную сущность шубы или манто, отчего мех на изделии, к радости клиента, вставал дыбом, но то, что в данный момент проделывал Ефрем, Портнягин повторить бы не взялся. Шапка была искусственной, из чебурашки.
        Не стал мешать и снова уткнулся в книгу.
        «Что касается врага рода людского, то наибольшей степени конспирации ему, разумеется, удалось достичь на территории Советского Союза, где с 1926 года практически исчезли такие обычные признаки его присутствия, как кликушество и одержимость. Некоторые богословы видят причину в коллективизации: дескать, частное беснование было обобществлено наряду с хомутами и стало всенародной собственностью. В качестве доказательств они приводят митинги, репрессии и массовый героизм, проявляемый при защите социалистического отечества. Впрочем, последнее утверждение тоже явно отдаёт ересью.
        Думается, однако, что причины гораздо проще. Какой, скажите, смысл заселяться в атеиста, если тому так и так гореть в геенне огненной? Можно было, конечно, внедриться в кого-нибудь из верующего меньшинства, но при тоталитарном режиме для беса это могло обернуться неприятностями личного порядка.
        Последний юродивый, как говорят краеведы, обитал в тридцатых годах возле ещё не взорванного кафедрального собора в Суслове - и исчез после публичного исполнения следующей частушки:
        Кто сказал, что Ленин умер?
        Я его вчера видал:
        Без штанов в одной рубашке
        Пятилетку догонял.
        Вряд ли устами Божьего человека глаголил нечистый, и тем не менее юродивые с тех пор в нашей области перевелись. Материалисты скажут: устрашились. Мы же говорим: утратили дух. Но, если даже доброе самоотверженное начало, почуяв серьёзную опасность, покидало своих носителей, что уж там говорить о бесах, тварях откровенно эгоистичных! Ещё в девятнадцатом веке была хорошо известна склонность этих негативных энергетических сущностей дезертировать из одержимого, когда тому предстояла самая заурядная порка. Всего-навсего. Один тогдашний врач, больше прославившийся, впрочем, как составитель толкового словаря, излечивал кликуш весьма просто. «Необходимо собрать их всех вместе, в субботу перед праздником, - рекомендовал он, - и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как рукой снимет».
        Это ли не цинизм! Это ли не величайшая победа Дьявола!»
        Портнягин взглянул на учителя. Тот придирчиво изучал распушившуюся шапчонку. Надо полагать, вскорости морозцы ударят: вчера старый колдун шубейку пугал.
        - А знаешь, Ефрем… - не без гордости поведал Глеб. - Я ведь из одной подруги тоже однажды беса вышиб. Ещё в школе, перед самыми выпускными. Тут, правда, розгами советуют, а я…
        Старый колдун прервал созерцание и покосился на ученика.
        - Что читаешь-то?
        Портнягин показал обложку.
        - А-а… - равнодушно отреагировал Ефрем и вновь занялся воспрявшим мехом. - И как же ты его вышиб?
        - Ну как… Приходит ко мне друган, Игнат Фастунов…
        - Это… нигромант? Который сейчас у Платошки Кудесова ума набирается?
        - Ну! Мы ж с ним в одном классе учились, с Игнатом… Так и так, говорит, Аду накрыло. Тоже одноклассница наша, Ада Кромешнова… Вот её.
        - Наркота?
        - Не-ет… Книжек разных начиталась: как в астрал выходить, то-сё… Раз вышла, два вышла. Ну и повадился к ней мужик с кладбища…
        - Покойник?
        - Да. Если не врёт, братва замочила… С собой в могилу звал. Ну Ада его, конечно, послала. А он конкретно взял в неё и влез. Ну, мы с Игнатом слышали, что бесам громкая музыка в лом, - стыдливо посмеиваясь, признался Глеб. - Пришли к ней домой, вложили в правую руку крестик, врубили музон на полную…
        - Что именно?
        - Врубили-то? Да так, попса, долбилово… Другого не было. И всё равно - такое началось! Плющило, колбасило, душить бросалась, два раза сознание теряла. Потом мужик в ней стал нам типа угрожать… хриплым голосом… «Валите, - говорит, - отсюда, козлы…» А я, не подумав, в торец ей за козлов! Тут же при-ти-ихла…
        - Давно это было? - прервал захватывающую историю Ефрем.
        - Года три назад… нет, четыре…
        - Как выглядел, рассказывала?
        - Кто? Покойник? А как же!
        - Клетчатая рубашка, коричневые джинсы, самому лет пятьдесят, лысоватый… Этот?
        - Откуда знаешь?
        Колдун усмехнулся, огладил искусственный мех.
        - Думаешь, он в одну твою подружку вселялся? Гонять замучились! Только выставишь - в другого влезет. А насчёт того, что в торец, это ты, брат, никакой Америки не открыл. Первое колдовское средство - наотмашь по темени! Бесы этого страсть не любят. Ну и молитовку, понятно… - Насупился, примерил шапку. - Ну вот, - удовлетворённо заключил он. - Теперь и на улицу не стыдно показаться…
        Глеб выждал с минуту и, уяснив, что продолжения не будет, вернулся к чтению.
        «Относительно плотности бесозаселения советского народа существуют две версии. Одни исследователи полагают, что в разгар борьбы с суевериями и религией отток нечистой силы за рубеж был вполне сравним с эмиграцией времён гражданской войны. Другие, напротив, уверяют, будто сатанинское воинство продолжало подпольно пребывать в строителях социализма, при этом всячески стараясь как-нибудь случайно не обратить на себя внимание НКВД.
        Последнее утверждение очень похоже на правду. Скажем, бесы-убийцы, как, впрочем, и вся их братия, плохо переносят смертную казнь того, в ком они находятся, не говоря уже, что одержимый, приняв кончину от руки сталинских палачей, весьма вероятно, мог искупить этим страшные свои грехи и отправиться в рай.
        Лукавого в данном случае ждало разжалование.
        Не лучше было положение и у бесов, подбивающих изнутри нарушить заповедь «не укради». Стоило их жертве похитить у государства (а у кого ещё?) жалкие десять тысяч рублей - ей тоже светила статья, предусматривавшая высшую меру социального наказания.
        Даже такие, казалось бы, относительно безобидные сущности, как бесы-информаторы (они же «голоса»), обитавшие не только в людях, но и в радиоприёмниках, сплошь и рядом рисковали подставить своего подопечного под обвинение в антисоветской пропаганде, обеспечив ему таким образом мученический венец…»
        - Нет, конечно, повезло вам с Игнатом… - неожиданно прозвучал скрипучий голос наставника. - По краешку ходили…
        Доведённая до относительного совершенства шапка лежала на столе, а старый колдун Ефрем Нехорошев сидел, задумчиво подперев кулаком бородёнку. Глеб привык уже к его странной манере беседовать: оборвёт разговор на полуслове, а пару дней спустя продолжит, причём с того же самого места.
        - Долбёж врубили - бездуховный, про молитовку тоже, верно, забыли… Забыли ведь?
        - Забыли, - покаялся Глеб.
        - Вот то-то и оно… Это, конечно, крестик выручил. А ну как вышел бы окаянный из вашей Ады да в вас самих бы и вселился, а?
        - Ну не вселился же…
        - Вот я и говорю: повезло. Уж на что Аввакум дурь из людишек палкой привык вышибать - и тот говаривал: «Бес-от веть не мужик: батога не боится». Ежели и хлестал протопоп одержимых, то чётками намоленными. Вообще, с бесами, коли руку не набил, лучше не вязаться… - вздохнул Ефрем. - Им же каждому лет-то по сколько? Похлеще тебя на них наезжали! Опытные, черти… Ладно, читай.
        Собственно, читать оставалось немного:
        «Думается, не будет ошибкой сказать, что при советской власти непосредственными обязанностями, и то с превеликой осторожностью, отваживались заниматься лишь бесы алкоголизма, прикрепляющиеся к рукам и ногам жертвы, да ещё, пожалуй, бесы разврата, выбирающие для крепления иные органы. Всё это скорее напоминало имитацию деятельности, потому что погубить атеиста, повторяем, невозможно в принципе. Попробуй открой дверь, если она уже открыта!
        Но вот грянул 1991 год, и величайшая победа Дьявола обернулась величайшим его поражением: владыку тьмы изобличили, выявили и рассекретили. В подобной ситуации ему необходимо было срочно принять меры против бурно воскресающей духовности - и мелкие таившиеся в россиянах бесы разом вышли из подполья (по другой версии - хлынули через открытые границы).
        Вернулось кликушество, проявившись, правда, на сей раз не в деревнях, а в толпах фанатствующей молодёжи. Отмена смертной казни придала бесам неслыханную ранее храбрость. Количество правонарушений, если верить статистике, возросло в десятки раз, расцвели почти неведомые доселе наркомания, организованная преступность и профессиональная проституция, но, как бы ни злобствовал сатана, свечки и впредь будут ставиться, а храмы строиться».
        Книжка кончилась.
        - Ефрем, - позвал Портнягин, отправляя её на полку. - А тебе самому часто бесов шугать приходилось?
        - Не по нраву мне это дело… - поморщился тот. - Знаешь, как говорят: «Бога зови, а чёрта не гневи…» Нет, ну, конечно, если приведут бесноватого, податься некуда. Не отказывать же…
        - И как ты с ними?
        - По-разному… Когда грозой, а когда и лозой…
        - Всегда получалось?
        - Ишь, чего захотел! Всегда! Вот послушай сказ: позвонила мне баба… то есть не баба… дама… Плачет разливается. Третий год супруга отчитывают, беса за бесом из него изгоняют, а мужику всё хуже и хуже. Ладно, говорю, веди. Привела… Ну что сказать? Был у нас на хуторе дурачок - так вот один к одному. Лепечет, слюни пускает… Как она с ним живёт, непонятно! Я посмотрел, говорю: да нет в нём никаких бесов, что ты мне, матушка, голову морочишь? Дама, понятно, в слёзы. Мужик-то, слышь, когда она за него выходила, нормальный был. И не просто нормальный: два диплома, бизнес крутил вовсю… Но бешеный. То с молотком кинется, то закажет кого сгоряча… И что оказалось? Уродился убогим, а к шести годам где-то бесов нахватался. Причём такая в нём ладная команда подобралась! Бес тщеславия, бес гордыни, бес стяжательства, бес любопытства… ну и ещё там кое-кто на подхвате. Школу с медалью закончил, три языка выучил… Вернее, сам-то он ни бум-бум, науками за него рогатенькие окаяшки занимались, душу губили. А выгнали их - снова стал, как был, прям хоть в рай сейчас! Блаженный…
        - И что с таким делать?
        - Да ничего. Порчи нет, бесов нет. Растолковал я всё это жёнушке его. А она, слышь, этак жалобно: может, по новой подсадить? Спохватилась! Э, нет, говорю, матушка, тут ты того… не по адресу. Это тебе не сюда, это тебе к чёрному магу надо… А мы с бесами не якшаемся. Выгнать или там по фотографии связать - ещё куда ни шло, а подсадить - ни-ни… Даже и не заговаривай!
        - Так и отпустил?
        - Да не совсем. Даром отпускать - примета плохая. Амулетишко всучил дешёвенький… Вот оно, Глебушка, как бывает-то!
        - А как вообще отличить: добрый в тебе дух или злой? - не унимался ученик, всё ещё, видать, пребывая под впечатлением прочитанного. - Вот, скажем, слышишь голос, а чей он?
        - Это просто, - успокоил колдун. - Когда слышишь голос, третий глаз открывается, так? Вот по диаметру и суди. Если канал во лбу узкий, меньше пяти сантиметров - значит наверняка бес. Ну и ощущения тоже… Как будто гвоздь в лоб забили.
        - Сам, что ли, испытал?
        - Нет, знаю. Клиенты расказывали… Честно сказать, зря мы с тобой об этом беседу завели. Того и гляди гостя накликаем…
        Стоило старому колдуну произнести эти пророческие слова, послышался стук в дверь.

* * *
        Посетитель вошёл, подёргиваясь, словно бы с порога собирался забиться в падучей. Принимая осыпанное первым робким снежком пальтецо гостя, ученик колдуна сразу же насторожился. Дальнейшее поведение незнакомца подтвердило его подозрения: взглянув в красный угол, вошедший ахнул и отшатнулся.
        - Задёрни пока, Глебушка, - попросил Ефрем. - Сперва пускай расскажет…
        Клиента усадили в кресло и предложили успокоиться.
        - Проснулся однажды среди ночи от информационного голода, - заговорил он торопливо и шепеляво, то и дело косясь на прикрытые занавесочкой иконы. - Вскочил, подбежал к шкафу, схватил книжку, стал читать…
        - Что за книжка? - сухо спросил Ефрем.
        - «Моя жизнь с духами». Иностранки какой-то… Потом чувствую: начало сифонить из третьего глаза. У меня и раньше сифонило, но потихоньку, а тут - до самой макушки, как спицей насквозь проткнули…
        Учитель и ученик обменялись многозначительным взглядом и скорбно кивнули друг другу.
        - Тут же и заснул, - слегка задыхаясь, продолжал дёрганый посетитель. - А может, не заснул… Может, на самом деле… Представляете: чёрное облако! Присосалось ко лбу и зарычало… Я - в ужасе! Зажмурился, начал «Отче наш» читать…
        - В астрал часто выходишь? - перебил колдун.
        Гость замялся.
        - Да не так чтобы…
        - Обрати внимание, Глебушка, - назидательно заметил Ефрем. - Обычный бесовский приёмчик: ты - в астрал, а он тем временем - на твоё место. Дальше! - потребовал он, снова повернувшись к клиенту.
        - Открыл глаза, смотрю: на лбу у меня летучая мышь крыльями бьёт… Я её хвать в кулак - давлю, а она кусается… Проснулся - и к вам…
        - Ну, ясно… - молвил, поднимаясь с табурета, старый колдун. Взял со стола распушённую шапчонку, нахлобучил, поправил. - Хорошо, снежок… - с удовольствием обронил он, глядя в тусклое окно, за которым действительно что-то этакое мельтешило. - Пойти подышать, что ли?
        Портнягин остолбенел, потом опомнился и кинулся за учителем в прихожую.
        - Ефрем! - прошипел он, препятстуя наставнику влезть в перепуганную со вчерашнего дня шубейку из той же чебурашки. - Ты что, на меня его оставляешь? Он же сейчас в припадок уйдёт…
        - Это уж как водится, - согласно покивал шапчонкой старый чародей. - Начнёшь нечистого изгонять - тут же и припадок.
        - Сам же сказал: пока руку не набил, с бесами лучше не вязаться!
        - А ты не набил, что ли?
        - Так а вдруг бес из него выйдет, а в меня влезет?
        - Ну как это? - кротко возразил колдун, забирая шубейку. - Не кулаками, чай, вышибать будешь - чётками… Вон под иконами висят. Увесистые, намоленные. В мягкой оплётке. И молитовку, смотри, не забудь…
        - Почему в оплётке? - не понял Глеб.
        - Ну чтобы синяков не оставлять. А то, знаешь, клиенты тоже всякие попадаются… Судись с ним потом!
        Рекомендация
        А Я говорю вам: любите врагов ваших.
        Матф. 5, 44
        Судя по коричневатым причудливым разводам, с потолка в ванной комнате действительно временами лилась вода. Соседи сверху утверждали, что полтергейст.
        - А судом пригрозить? - задумчиво спросил Глеб Портнягин, без особого интереса разглядывая общий рисунок, выполненный влагой в строгом соответствии с путаницей энергетических волокон. Этакий нечаянный снимок астрала.
        Судом, как выяснилось, уже грозили, но глубокого впечатления не произвели. Этажом выше жил не кто-нибудь, а племянник того самого депутата, что, забыв подготовить доклад, позвонил в милицию и сообщил, будто здание Думы заминировано. И ничего, сошло с рук. Мандата не лишился.
        - Ну, давайте тогда охранные заговоры попробуем, - устало предложил Глеб. - Скажем, так: «От угла к углу, от стены к стене, слово крепкое, огради мой дом от огня горючего, от воды текучей, где надо пусть течёт, а с потолка ни капли. Аминь».
        На том и порешили.

* * *
        Вконец загонял ученика старый колдун Ефрем Нехорошев. Ну куда это - три визита за одно утро! Рехнуться можно…
        На улице лепил дождь со снегом - явление, справедливо величаемое в народе дряпнёй, - и не было сил развеять заклинанием эту мерзость хотя бы над самой маковкой. Глеб Портнягин надвинул поплотнее кожаную кепку, застегнулся до горла, но тут, как нельзя некстати, принялся чревовещать сотовый телефон. Пришлось, чертыхаясь, снова расстёгивать куртку и лезть во внутренний карман.
        - Говорите…
        - Здравствуйте, Глеб Кондратьевич! - радостно приветствовал молодого кудесника незнакомый мужской голос.
        - А кто это?
        - Лютый на связи! - возликовал собеседник. - Толь Толич Лютый!
        - Кто-кто?
        В трубке онемели от обиды. Секунды на полторы.
        - Ка-ак? - чуть ли не с возмущением выдохнул незнакомец. - Вы что, не помните меня, Глеб Кондратьевич? Участковый! Я же вас два года назад с поличным брал! Ну, на том складе, который вы с дружком со своим взломали…
        Теперь уже онемел Портнягин.
        - Вы, говорят, у самого Ефрема Нехорошева в учениках, - бодро, будто ни в чём не бывало, сыпал словами участковый. - Я, как услышал, честное слово, порадовался! Надо же, думаю, каких людей задерживать доводилось… Вы слушаете, Глеб Кондратьевич?
        - Слушаю, - несколько деревянным голосом отозвался тот.
        - Да вот проблемка тут у меня… К кому попало обращаться как-то, знаете, неловко, а вы мне вроде бы уже и не чужой…
        Пробегавшая мимо девчушка нечаянно взглянула в лицо Глеба - и едва не поскользнулась. Надо полагать, страшен был в этот миг Глеб Портнягин. Сколько раз, отбывая срок, представлял он в мельчайших подробностях, как выйдет на волю, разыщет того козла участкового и отвернёт ему нос по самые причиндалы!
        - Что за проблема? - скрипуче осведомился Глеб.
        Собеседник смешался.
        - Да тут, видите, Глеб Кондратьевич, какое дело… По телефону как-то… Может, пересечься удастся где-нибудь… в нейтральной точке…
        - Хорошо, - отрывисто известил ученик колдуна. - Через час в «Старом барабашке». Только в штатском! А то там обычно народ такой… погон не любит…
        - Эх… - с горечью сказал вдруг Толь Толич. - Какие уж там погоны, Глеб Кондратьич! Конечно, в штатском…

* * *
        Нет, но каков наглец! А ещё говорят, что молодёжь сейчас без комплексов. Куда там молодёжи! Лохом Портнягин никогда не был, поэтому с великим сожалением отказал себе в удовольствии послать представителя силовых структур прямо по телефону, хотя от этого, говорят, и карма улучшается, а по верованиям некоторых старообрядческих сект, разом снимается семьдесят семь грехов.
        Честно сказать, он ещё не знал, как ему поступить с Толь Толичем, но сама уже мысль о том, что чувырло, чьими стараниями ты оказался когда-то в местах не столь отдалённых, к тебе же и приползло просить помощи, приятно щекотала самолюбие. «Какие уж там погоны!» Не иначе ретивого блюстителя правопорядка наконец-то попёрли из органов.
        Воля ваша, а есть что-то утонченно извращённое в оказывании услуг врагу. Недаром же учит Павел: «Делая сие, соберёшь ему на голову горящие уголья». Апостолу вторит Великий Нгуен, выворачивая, правда, ту же идею наизнанку: «Ненавидя врага, проявляешь к нему уважение».
        Очутившись в облепленном мокрым снегом стеклянном кубике «Старого барабашки», Глеб Портнягин обосновался за привычным столиком, но ничего заказывать не стал. Клиент закажет. А чтобы не тратить времени зря, питомец чародея смежил веки и без какой бы то ни было определённой цели вышел прогуляться в астрал, откуда его быстро и незаметно вынесло в Форгаранд (Даниил Андреев ошибочно именует данный эфирный слой Фонгарандой, но это он, как часто с ним случалось, просто недослышал).
        Именно здесь, в пятимерном пространстве, пребывают, растут и движутся, приближаясь к облику просветлённых стихиалей, души великих творений архитектуры, а также зданий, без которых человечество перестаёт быть человечеством. Миновав лучистую стрельчатую громаду Нотр-Дам и обогнув целёхонький Колизей, Глеб остановился перед духовным образчиком отделения милиции. «Так вот какое ты на самом деле…» - с чувством, похожим на благоговение, в который раз подумалось ему.
        Внутрь заходить не стал. Там вполне могли обитать фотороботы, созданные разгулявшимся воображением потерпевших. Хотя эти негативные энергетические сущности не имеют, да и не имели никогда материальных оболочек (в чём легко убедиться, сравнив любого задержанного с портретом, по которому его ловили), тем не менее встреча с ними в астрале всегда бывает достаточно опасна…
        - Здравствуйте, Глеб Кондратьевич!
        Мигом вернувшись в физическое тело, ученик чародея открыл глаза. Несмотря на обезображенное улыбкой лицо, внешне участковый Лютый не изменился нисколько: всё тот же крепенький мужичонка с проволочным ёжиком волос над приплюснутым заботами лбом. Единственное отличие: вроде бы слегка уменьшился Толь Толич в размерах. Подобное ощущение возникает обычно, когда, повзрослев, вернёшься в родные края, где прошло твоё детство, и даже не сразу сообразишь, что дом-то - прежний, и школа - прежняя, просто сам ты стал повыше. Однако в росте, следует заметить, Портнягин за последние два года не прибавил ни сантиметра. Стало быть, вырос духовно.
        - Присаживайся, Толь Толич…
        Тот присел, попутно подтвердив наилучшие подозрения Глеба. Известно, что ширина расставленности колен в сидячем положении прямо пропорциональна социальному статусу. Так вот, колени Лютый свёл почти вплотную.
        - Ну и как оно ничего, Глеб Кондратьич? - с натужной, почти истерической жизнерадостностью полюбопытствовал он.
        - Колдуем помаленьку… - уклончиво отозвался Глеб.
        Лютый прикинул - и решил соблюсти этикет до конца:
        - А дружок ваш как поживает? Тоже, слышно, в гору пошёл - в политику ударился…
        Лучше бы он этого не говорил. Уязвил, что называется, в самое сердце. К бывшему своему корешу, подначившему взломать тот треклятый склад, Глеб Портнягин относился теперь не лучше, чем к задержавшему их участковому. Лицо колдуна, правда, не дрогнуло, однако, обладая сверхъестественным ментовским чутьём, Лютый мигом уловил запах гари.
        - Вы, как его встретите, Глеб Кондратьич, - глазом не моргнув, продолжал лебезить он, - скажите, пусть не обижается! Я ж не со зла его тогда дубинкой огрел - служба…
        - За что погнали? - холодно спросил Глеб, прерывая светскую беседу.
        Приувял участковый.
        - За правду, - со вздохом соврал он, причём так натурально, что Портнягин, сам того не желая, взглянул на него с уважением.
        - А подробнее?
        - По службе решил малёхо подрасти… - с запоздалым раскаянием признался Толь Толич Лютый. - Подал заявление. Взяли меня в сто сорок шестой отдел…
        Глеб кивнул. Чем конкретно занимается сто сорок шестой отдел, он, естественно, понятия не имел, но само по себе наличие номера, да ещё и трёхзначного, уже говорило о многом. Несомненно, данная часть известного ведомства специализировалась на внутренних расследованиях.
        В незапамятные времена (кажется, ещё до обретения Сусловской областью независимости) отдел по борьбе со служебными злоупотреблениями был единственным в своём роде и поэтому в порядковом номере не нуждался. Однако по мере углубления в ситуацию, когда выяснилось, что львиная доля всех преступлений совершается именно работниками правоохранительных органов, коллектив борцов с коррупцией расширили, пополнили, разветвили и пронумеровали. Но вскоре начали поступать сигналы, будто и сами борцы далеко не безгрешны. Пришлось организовывать надзор за надзирателями - и так несколько раз.
        В настоящий момент насчитывалось примерно полторы сотни подразделений, занятых исключительно взаиморазоблачением, а на тот случай, если вдруг какому-то постороннему лицу тоже вздумается нарушить закон, на чердаке здания МВД ютился отдел внешних расследований, но работы у него, по слухам, было не так уж много.
        - Ну и наехали на нас орлы из девяносто первого, - скорбно излагал Толь Толич. - Пронюхали, видно, что мы на них тоже компромат копим. Пришлось подать рапорты - всем отделом. Не сиделось мне в участковых… Вы, Глеб Кондратьич, что предпочитаете? Водочку? Коньячок?
        Глеб Кондратьич предпочитал водочку, но заказал коньячок.
        - То есть, как я понимаю, проблемы с трудоустройством… - задумчиво подбил он итог.
        - Да вот амулетишко бы мне какой… - приниженно попросил Толь Толич. - А то, куда ни сунешься, везде отказ. Назад дороги нет, частным фирмам качков да снайперов подавай! Верно говорят: пока молодой, всем нужен, а чуть состаришься… - Вздохнул, безнадёжно махнул рукой. - Вот в «Валгалле» вроде охранник требуется - так я туда уже идти боюсь. Там меня и на порог не пустят - без рекомендации…
        Не сводя с просителя размышляющих глаз, Портнягин машинально потрогал краешком рюмки нижнюю губу. Мудро поступил Толь Толич, что побоялся идти в «Валгаллу». Владельца этой фирмы Глеб знал лично, один раз даже пробовал его колдовать, правда безуспешно. Прожжённый атеист Эгрегор Жругрович Двоеглазов был известен в узких кругах не только расчётливой дерзостью финансовых операций, но ещё и неистребимой лютой ненавистью ко всем ментам - особенно бывшим.
        - А почему без рекомендации? - поинтересовался Глеб. - Вам же вроде характеристика положена с места службы…
        - Да есть характеристика! - жалобно вскричал Толь Толич. - Есть! От полковника Добротникова, чтоб ему отставки не видать! Так ведь её показывать нельзя никому!
        - Ну мне-то можно, - успокоил Портнягин, охваченный нездоровым любопытством. - С собой она?
        Нет, всё-таки правильно не послал он сегодня Лютого по телефону! Цирк бесплатный… А нечего было рвение своё служебное показывать! Участковый? Ну так и занимался бы тем, что поручено! А то, понимаешь, керосин у него вспыхнул - грабителей он обезвреживать на склад полез…
        Кряхтя, шурша и ёрзая, бывший сотрудник милиции извлёк сложенную во много раз бумагу и подал Глебу. Тот начал читать - и сразу же чуть не присвистнул. Да-а, с такой характеристикой, пожалуй, и в трудовую колонию для исправления не примут. Чего стоил один только перл: «Поскользнувшись на мозгах потерпевшего, впоследствии пытался оформить ушиб как боевое ранение»!
        - Так… - вымолвил наконец Портнягин, кладя документ на стол и с сосредоточенным видом разглаживая многочисленные его перегибы. - Никакого амулета не надо. Вот эту характеристику сегодня им и представишь…
        - Да как же… Глеб Кондратьич… - пролепетал Лютый.
        - Заряжу, заколдую, - неумолимо продолжал Портнягин, - и сойдёт она, родимая, за положительную. Но подавать, учти, нужно будет самому Эгрегору Жругровичу. И никому другому, понял? Заклинания у меня персональные, так что для всех остальных она, какой была, такой останется… Кстати, и для тебя тоже, Толь Толич… Ну, тебе-то, я думаю, это всё равно!
        Несколько секунд бывший участковый, бывший сотрудник сто сорок шестого отдела тупо смотрел на расстеленную посреди столика бумагу, потом поднял глаза, явив смятое сомнением лицо.
        - Платить - сейчас? - с подозрением спросил он.
        - С первого жалования рассчитаешься, - сказал Портнягин - и это почему-то сразу же успокоило Толь Толича.
        - Ну так давайте я, Глеб Кондратьич, хотя бы за коньячок заплачу… - засуетился он. - А то как-то, знаете, не камуфло…
        Видимо, хотел сказать «комильфо».

* * *
        - С ума свихнул? - зловеще осведомился старый колдун Ефрем Нехорошев, после того как вернувшийся домой Глеб, заливаясь счастливым смехом, поведал о том, что случилось. - Сколько раз тебе повторять: не связывайся с ментовкой! Не действует на них колдовство!
        - А при чём тут ментовка? - с циничной ухмылкой отвечал ему Портнягин. - Из ментовки его уже выперли…
        - Голова ты стоеросова! - вскинулся колдун. - Бумагу-то ему полковник писал! Полковника-то ещё, чай, не выперли! Удачу нам спугнуть хочешь? Так это запросто…
        - Ефрем… - попытался урезонить учителя Глеб. - Ты что, не понял, в чём фишка? Не было тут колдовства! Вообще не было… Прикалывался я! А теперь прикинь: припрётся он сейчас к Эгрешке в «Валгаллу»… Мало того что бывший мент, так ещё и с такой бумагой!
        - Да? - гневно пробурлил старый чародей, испепеляя озорника тёмным взором. - А репутация для тебя что-нибудь значит? Завтра же по городу разнесут, что мой ученик подрядился сколдовать - и не смог! Это как?
        Уже то, что Ефрем Нехорошев, на дух не переносивший иноязычных речений, употребил слово «репутация», издевательски его при этом не исковеркав, свидетельствовало, насколько взбешён был старый кудесник. Портнягин закряхтел и в затруднении почесал ногтями короткую стрижку за ухом.
        Влекомый жаждой мести, о репутации он как-то не подумал.
        Тягостное молчание было прервано сигналом сотовика.
        - Говорите… - буркнул Портнягин.
        - Глеб Кондратьич?.. - рассыпался бисером теперь уже знакомый голос Толь Толича. - Благодетель вы мой!.. Век вас не забуду! Приняли меня в «Валгаллу»! Начальником охраны приняли!..
        - А-а…ре… к-комендация? - Ученик колдуна очумел до такой степени, что начал заикаться. Впервые в жизни.
        - Сошла за положительную! - слезливо кричал Лютый. - Как вы и говорили, Глеб Кондратьич! Пришёл я к Эгрегору Жругровичу, очередь выстоял в кабинет… Вхожу, подаю характеристику… Ох, и долго он читал, ох, долго! Я чуть не помер, пока он её читал… Потом отложил, стал на меня смотреть. Смотрел-смотрел - и говорит этак, знаете, раздумчиво: «Значит, хороший ты человек, если тебе эта сука такую рекомендацию дала…» И взял!!!
        Чему ухмылялся бес
        …и кошмар уселся лапками на груди.
        Михаил Булгаков
        То ли с годами старый колдун стал мягче и уступчивей, то ли новый его ученик являл собою чудо упрямства и настырности, но с приходом Глеба Портнягина пропахшая зельями и травами квартирка на верхнем этаже дряхлой хрущёвской пятиэтажки пошла трещинами не только в прямом смысле. Переменами тянуло из всех щелей.
        Персональный сайт Ефрема Нехорошева неуклонно наращивал рейтинг - к великой досаде кота Калиостро, которому теперь категорически запрещалось свешивать серо-белые лохмы на экран компьютера. Вот и теперь, получив щелчок по хвосту, котяра махнул с монитора на пол и уставил на Глеба бледно-зелёные неодобрительные глазищи.
        - Мяу, - произнёс он с оскорбительной внятностью.
        Следует пояснить, что друг другу кошки никогда не говорят «мяу» - ломаный кошачий употребляется ими исключительно для общения с людьми (английская пиджин-мява использует в подобных случаях не менее издевательское словечко «мью-мью»). Единственное отступление от правила - это разминка голосовых связок перед дракой, когда коты стоят носом к носу и каждый старается уязвить соперника пообиднее. Здесь «мяу» вполне уместно: чурка ты, дескать, человекообразная - как ещё с тобой говорить?
        Глеб Портнягин на оскорбление не отреагировал - и Калиостро с брезгливым выражением спины прошествовал в самый тёмный угол, где произвёл нехитрый кошачий приём, а именно: рассыпался на молекулы и собрался воедино уже за пределами комнаты.
        - Во дурёха! - поделился Глеб, не отрывая глаз от монитора. - Послушай, что пишет… «Уже три года я пытаюсь самостоятельно выйти в астрал, и каждый раз меня останавливает моя девичья стыдливость. Ведь Вы говорите, что астральное тело на вид ничем не отличается от физического. Меня смущает даже не то, что я окажусь там совершенно голая, а то, что вокруг будут голые мужчины, возможно, в их числе иудеи и мусульмане. Успокойте меня: скажите, что в астрале принято хоть чем-нибудь прикрываться…»
        - Слышь! - вспылил колдун, с треском захлопывая ветхую чёрную книгу времён самиздата. - Ну вот куда она лезет и зачем, семиделка шутова? К высшим тайнам приобщиться или мужские причиндалы разглядывать?
        - Тут от неё ещё один вопрос, - с ухмылкой доложил Глеб.
        - Давай.
        - «Вы пишете, - явно развлекаясь, огласил юноша, - что Мембрана, отделяющая астрал от Царства Небесного, играет также роль Преобразователя, поскольку пребывающие там души значительно превосходят по размерам души живых людей. На входе в ЦН душа увеличивается, на выходе - сжимается…»
        - Дальше… - прогудел колдун, мрачнея на глазах.
        - «Однако Христос сказал, что в Царстве Небесном „ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии“. Значит ли это, что, пройдя через Преобразователь, душа лишится также половых признаков?»
        - Мужика ей надо, - хмуро заметил Ефрем. - Но это уже её проблемы. Значит, ответь этой дамочке так… Хотя нет, погоди! - Встал, приблизился. Сурово сдвинув брови, вперил тяжелый взгляд в монитор: - Оставь без ответа!
        - Почему?
        Кудесник лишь загадочно усмехнулся. Заподозрив неладное, ученик всмотрелся пристальнее - и вдруг отпрянул от экрана.
        - Ах, ты, падла! - изумлённо выдохнул он.
        Энергетика у буковок была мужская. И не просто мужская - знакомая была энергетика…
        - Умник какой-то развлекается… - проворчал Ефрем.
        Лихорадочно протерев кулаком третий глаз, юноша напряг астральное зрение - и отпрянул от экрана вторично:
        - Он! Зуб даю на холодец - он!
        Направлявшийся к табурету чернокнижник приостановился:
        - Кто?
        - Никодим! Приколоться решил, урод! - Портнягина душила ярость. На молодом виске изваялся иероглиф вены.
        Старый колдун Ефрем Нехорошев насупился. Несмотря на возраст и злоупотребление спиртными напитками память у него была отменная.
        - Это тот твой друган, с которым ты склад брал?
        - Ну да! В православные коммуняки подался, колдунов с демократами кроет - почём зря… Давно кошмары по ночам не мучали? Сделаем!
        - А кто он там у них в партии? - задумчиво спросил кудесник.
        - Лидер, - с отвращением выговорил Глеб. - Авторитет…
        Кудесник с кислым видом покосился на пылкого своего ученичка и покачал головой.
        - Слышь… - скрипуче предупредил он. - Ты смотри только, чтобы как тогда с Президентом не вышло. Лидеров, знаешь, тоже охраняют…
        Юноша вспыхнул, набычился, однако крыть было нечем. Дело в том, что недели полторы назад, возмущённый каким-то очередным указом главы государства, он по наивности решил разобраться с ним астрально. Добром это, разумеется, не кончилось: в физическое тело Глеб вернулся с безжалостно оттоптанными чакрами и подбитым третьим глазом. Секьюрити - оно и в тонких мирах секьюрити.

* * *
        Учинить недругу ночной кошмар можно как минимум тремя способами. Проще всего, конечно, возбудить заклинанием подкроватную фауну, известнейшими представителями которой являются знакомые нам с детства хыки. Однако в данном случае этот способ не годился: из достоверных источников было известно, что Никодим Людской имеет обыкновение подвижнически спать на голом полу.
        Возможно также науськать на спящего собственно кошмар - мохнатую голенастенькую нечисть с пузырчатыми глазками, но по нашим временам, когда явь уродливее снов, эта астральная зверушка иностранного происхождения способна скорее вызвать симпатию, нежели ужас.
        Итак, оставался старый, как мир, и простой, как шпала, способ: нагрянуть во сны Никодима собственной персоной, устроив ему там весёлую жизнь.
        Для начала, однако, необходимо было провести разведку.
        Поднаторев за полгода в колдовском ремесле, одарённый питомец Ефрема Нехорошева мог теперь выходить в астрал из любой позиции: стоя, сидя, с похмелья, во сне, наяву - достаточно было расслабиться и, выдохнув, полностью отключить мыслительные процессы на несколько секунд. Всё, как видите, довольно просто, и тем не менее подобный трюк далеко не каждому под силу. Если верить слухам, опытные путешественники, матёрые астральные волки способны воздерживаться от мыслей часами. Но, конечно, высший пилотаж - это когда человек перестаёт думать вообще.
        Первая же ночная вылазка в тонкий мир подтвердила правоту старого чародея: сновидения Никодима Людского охранялись. Сторожей насчитывалось трое. Двоих принимать во внимание не стоило, оба - недоучки из местных: один с Лысой горы, другой с Новостройки. А вот третий… Зловещая фигура в балахоне внушала оторопь даже издали и явно представляла собой негативную энергетику с высоким потенциалом. Приблизиться к такому охраннику Глеб не рискнул.
        - Бес, - с уверенностью определил старый колдун, выслушав сбивчивый рассказ вернувшегося ученика. - Интересные вышибалы у твоего другана…
        - Бес? - не поверил юноша. - Как это бес?
        Восклицание осталось без ответа. Лицо Глеба Портнягина постепенно принимало задумчивое и несколько злодейское выражение.
        - Слушай, а сфоткать его можно? - с замиранием в голосе спросил он.
        - Да почему ж нельзя! - удивился кудесник. - Сам аппарат ты туда, понятно, не пронесёшь, а вот астральную сущность аппарата - запросто. Лучше всего «мыльницу» с чёрно-белой плёнкой…
        - Вспышка нужна?
        - Со вспышкой не выйдет. Засветишь…
        Ефрем Нехорошев с любопытством поглядывал на ученика, но тот уже замкнулся, уйдя в тайные и, судя по всему, недобрые замыслы. А приставать и выпытывать было не в обычае старого колдуна.
        - Ну-ну… - Ограничившись этим осторожным высказыванием, он помолчал и добавил ворчливо: - Только, слышь, реактивы на святой воде разводи, под иконой…

* * *
        Карточки получились мутноватые, любительские, но всё равно кое-что на них различить было можно. Кстати сказать, попадание в кадр потусторонних тварей - явление в фотографии весьма распространённое, просто обычно эти изображения принимают за брак при печати и проявке. Известно даже такое древнее правило: чем выше мастерство и лучше аппаратура, тем меньше астрала на снимках.
        - Ну и зачем тебе оно было надо? - не без язвительности осведомился старый чародей, раскладывая фотографии на манер гадальных карт. - На добрую память?
        - Это ж компромат готовый! - обиделся Глеб. - Борец против зла, а самого бесы охраняют… Он у меня из партии своей птичкой вылетит! Запечатаю в конверт - да пошлю…
        Кудесник взглянул искоса на астрального папарацци и задумчиво ущипнул козлиную бородёнку.
        - Хм… - глубокомысленно молвил он, снова склоняясь над снимками. - А бес-то, обрати внимание, не из шестёрок… Барон. А то и маркиз… Ох, чует моё сердце, Глебушка, грош цена твоему компромату, - с прискорбием подытожил Ефрем.
        - Это как же? - ощетинился тот.
        - А так… Допустим даже, доказал ты, что фотки твои не подделка. А тебе скажут: на то он и бес! Ему лишь бы праведника очернить… Ладно. Допустим, прижал ты и тут своего Никодима к стенке. Так ведь опять выкрутится: вон архиепископ новгородский Иоанн на бесе в Иерусалим летал - и ничего, святой!
        С угрюмостью на челе юный ученик чародея медленно сгрёб компромат со стола.
        - Да не горюй ты, - жалостливо глядя на него, ободрил Ефрем. - Дело-то всё равно тёмное. Так что ты его, слышь, не бросай. С людьми поговори, по астралу пошастай - глядишь, и выудишь что пригожее…

* * *
        Пригожее Глеб выуживал в течение недели. Шастал по астралу, говорил с людьми. Беседа с тем недоучкой, что проживал на Лысой горе, поставила точку в его частном расследовании.
        На улице лепил лёгкий снежок - и таял, коснувшись влажного асфальта. Окрылённый удачей, Глеб не шёл, летел. Душа его пела и пританцовывала. Наконец, не устояв перед соблазном, юноша поставил физическое тело на автопилот (благо, до дома Ефрема Нехорошева оставалось всего полквартала) - и прянул в астрал.
        Скользнув над заснеженным парком, он очутился во чреве громоздко обставленной квартиры, где мрачная энергетическая сущность в нелепом балахоне, чем-то напоминая стоматолога за работой, сосредоточенно расшатывала третью чакру мужчине по фамилии Карабастов, возлежавшему в кресле перед орущим телевизором. При виде свидетеля нечистый выпрямился, нахмурился и, вытерев ладони о балахон, с угрожающим видом шагнул навстречу.
        - Погоняло твоё - Децибел, - раздельно произнёс Глеб. Услыхав свою кличку, бес приостановился, неприятно поражённый. - В позапрошлом воплощении ты ходил в шестёрках. Потом дослужился до барона. Есть шансы стать маркизом.
        Лукавый безмолвствовал.
        - Полгода назад, - неумолимо продолжал гость, - ты был внедрён в хозяина этой квартиры Дмитрия Карабастова. А осенью тебя в ходе экзорцизма расколол и перевербовал Никодим Людской. Рассказать, как было?
        Бес молчал - лишь энергетика его становилась всё негативнее и негативнее.
        - Полчаса тебя кропили святой водой и отчитывали «Капиталом», - безжалостно напомнил Глеб. - Полчаса! Дальше ты запричитал женским голосом и, как последняя сявка, пошёл колоться на раз. Стал предлагать Никодиму свозить его на себе к святым местам, в Ульяновск…
        - Не докажешь, - угрюмо сказал бес.
        - Возможно, - отозвался Глеб. - Но, пока будут разбираться, повышения тебе не видать. А с Никодимом вы сговорились так: днём ты по-прежнему сидишь в Карабастове, а ночью работаешь охранником. И всё шито-крыто. Начальство твоё уверено, что ты охмуряешь Никодима - вот-вот охмуришь…
        - Короче, - грубовато прервал его бес. - Чего надо?
        - Ничего серьёзного. Немножко халатности на посту. Ты отвернулся - я проскочил…
        - Зачем?
        - Да вот хочу устроить кое-кому парочку страшных снов, - решив быть откровенным до конца, предвкушающе молвил Глеб. - Догадываешься, кому?
        Нечистый размышлял. Неподвижное лицо, натруженные руки, усталые глаза. Обычный работяга-бес, каких тысячи, замотавшийся в чёрной реинкарнации, чудом вылезший из шестёрок в бароны.
        - А дальше? - равнодушно спросил он.
        - А дальше разбежались. Я тебя не знаю, ты меня - тоже…
        - Ладно, сделаем, - буркнул бес и снова двинулся к креслу.
        И то ли показалось Глебу, то ли в самом деле мелькнули в сумрачных запавших глазах нечистого насмешливые искорки. Однако продолжать разговор, когда тебе уже предъявили спину, было неловко - и молодой чародей поспешил вернуться в физическое тело, преодолевавшее на автопилоте последний лестничный пролёт. Слава Богу, добралось нормально - в ментовку не загребли…

* * *
        За окном было черным-черно. По стёклам мазало мокрым снегом. Нагулявшийся котяра Калиостро возлежал на выключенном мониторе подобием небольшого серо-белого сугроба. Неровно тикали стенные ходики.
        - Нет, подвох он, конечно, подстроит… - размышлял вслух старый колдун Ефрем Нехорошев. - Тут ты даже не сомневайся…
        - Никодиму сдаст, например, - мрачно предположил Глеб.
        - Да ни в жисть! - взгоготнул кудесник. - На крупную гадость ему идти не резон. Так, по мелочи…
        - Ну, это мы переживём… - успокоил Глеб.
        Ходики пробили два часа ночи, приврав минут на сорок. Неделю назад, отчаявшись приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине, Ефрем попробовал оживить с его помощью часовой механизм - и тоже не очень успешно.
        - Пора, - сказал колдун. - Друган твой уже, наверное, третий сон смотрит… Может, проводить тебя?
        - Вот ещё! - оскорбился Глеб. Расслабился, убрал мысли - и без перехода очутился в астрале.
        Смутно мерцали сны. Неподалёку маячил знакомый балахон.
        - Вовремя, - заметил бес и огляделся. - Давай пошустрей! Пока никто не видит!
        Портнягину вновь почудилось, что в глазах нечистого мелькнула насмешка, но медлить и впрямь не следовало - огласка была невыгодна обоим. И юный чародей, не раздумывая, нырнул во сны Никодима Людского.
        …Толпа. Толпа до горизонта. Глеб ошалело вскинулся на цыпочки. Головы, головы, головы. Брусчатка из голов. И все смотрят в одну сторону. Лица напряжённые, ожидающие. Повернулся и он. В десятке шагов чёрно-красная трибуна, напоминающая эшафот, а на ней Никодим. Держит речь. Вернее - паузу…
        - Посторонись ты… трах-тарарах! - Кто-то незнакомый бесцеремонно отпихнул Глеба и вскинул крохотный автомат с несоразмерно длинной обоймой. Полыхнуло, загрохотало. В лицо полетели горячие астральные гильзы.
        Страшный людской вопль - и не менее оглушительная тишина. Никодим Людской медленно переваливался через перила. Перевалился. Глухой удар тела о мостовую. Кровь. Много крови. Убит? Нет, ползёт, приподнимает бледное искажённое лицо… Толпа куда-то делась. Их двое. Двое на всём свете. Глаза Никодима на миг проясняются. Узнал. И умоляющий, исполненный боли стон:
        - Гле-еб…
        В следующую секунду Портнягина вышибло из астрала. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел напротив и с любопытством всматривался в ошалелое лицо ученика.
        - Что-то быстро ты… - заметил он.
        - Слушай, Ефрем… - переведя дыхание, вымолвил Глеб. - Там уже кто-то до меня поработать успел. Кошмар какой-то…
        В двух словах он изложил увиденное. Колдун удовлетворённо наклонил редеющие патлы.
        - Теперь понятно, чему этот твой бес лыбился… Надо же: без подвоха околпачил! - Чародей хмыкнул, покосился из-под косматой брови на сбитого с панталыку воспитанника - и, снизойдя, пояснил: - Никакой это, Глебушка, не кошмар… Нормальные сны политика.
        - Это что ж у него, каждую ночь так?!
        - Ну, не каждую, наверно…
        Юноша представил - и обмяк.
        - Тогда зачем охрана? Да ещё и с бесами!
        - Затем и охрана, что секрет. А то вдруг кто со стороны подсмотрит! Неловко же, сам понимаешь…
        Дрыхнущий на мониторе Калиостро дёрнул ухом и нагло свесил бело-серый хвост на слепой экран.
        Произведение искусства
        Я беру глыбу мрамора и отсекаю от неё всё лишнее.
        Огюст Роден
        В ночь на первое ноября скверик, примыкающий к площади имени известной французской ведьмы Жанны Д’Арк, густо опушился инеем и стал немыслимо красив. Светлые стихиали поработали на совесть: каждая веточка была искусно оправлена в рыхлое серебро, а уж когда утреннее солнце, проплавив лиловую тучу, тронуло розовым светом узорчато кованые дебри, захотелось пойти и выпить. Не напиться, упаси Боже, а именно выпить. Чуть-чуть. В честь добра и красоты.
        Поэтому, несмотря на относительно ранний час, в стеклянном кубике под вывеской «Старый барабашка», притулившемся у самой ограды скверика, было довольно людно. За одним из столиков местный забулдыга самозабвенно морочил голову приезжему, а тот знай отшатывался и округлял глаза, не замечая, что вокруг давно уже обмениваются ухмылками. Приезжие - они ж как дети: всерьёз полагают, будто в Баклужино живут одни колдуны.
        - Менты? Они меня за квартал обходят, - взахлёб завирался пьянчужка. - Если он сюда войдет, если он дубинку подымет - ты увидишь!.. Хотя лучше тебе этого не видеть… Я сквозь себя пули пропускал. У меня электрический разряд такой…
        Вовремя поперхнулся и умолк. В стеклянном кубике порхнул понимающий смешок. На пороге перед прозрачной дверью обозначились два молодых человека: один - упитанный, улыбчивый, с девичьим румянцем во всю щёку, другой - рослый, плечистый, с надменными скучающими глазами. Оба - личности, хорошо на Ворожейке известные и, в отличие от зарапортовавшегося выпивохи, имеющие самое прямое отношение к кудесничеству.
        Поздоровавшись, юноши уединились за угловым столиком, где, подчёркнуто не обращая внимания на окружающих, вполголоса продолжили свой обычный, не сегодня начавшийся спор. Дело в том, что улыбчивый румяный Игнат Фастунов был учеником чёрного мага, а сумрачный плечистый Глеб Портнягин - белого. Один старательно затирал границу между добром и злом, другой не менее старательно её восстанавливал.
        - Покажи мне такое зло, чтобы не называло себя добром! - запальчиво требовал Игнат. - Невежество - вот это действительно зло! Помнишь Левшу? Вроде и добра хотел, и руки нужным концом приделаны, а блоха-то в итоге танцевать перестала!
        - Танцевать?.. - прищурился Глеб. - Я гляжу, английские спецслужбы с этой блошкой-вошкой не только Лескову, но и тебе мозги запудрили… Операция «Нимфозория»! Неужели не читал? Ну вот, а ещё нигромант! Там ведь не одна механика, там и магия была задействована. Кстати, чёрная…
        Игнат крякнул, зарделся пуще прежнего и, должно быть, ругнул себя втихомолку за то, что опрометчиво помянул тульского чародея.
        - Тот же компьютерный вирус, только из железа, - несколько свысока объяснил Глеб. - Как на металл наткнётся - начинает из него ещё одну блоху мастерить. По образу и подобию. Англичане ж её нарочно царю подсунули! Он-то думал: танцует, а она сборку блох вхолостую отрабатывала… Так что, если бы Левша эту пакость вовремя не обезвредил - размножилась бы и всю оборонную промышленность сожрала…
        Развить успех ученику белого мага помешал официант, поставивший на столик пару стопок, графинчик и упаковку томатного сока. В «Старом барабашке» все немедленно притихли и повернулись к молодым людям. Глеб Портнягин с точностью алхимика наполнил из графинчика стопки до половины. Упаковку вскрывать не стал. А вот далее произошло нечто такое, от чего выпивоха завистливо причмокнул, а приезжий ахнул. На глазах присутствующих уровень водки в стопках пошёл сам собой повышаться, вытесняемый снизу слоем непонятно откуда берущегося томатного сока. Затем содержимое стопки Игната Фастунова разом замутилось, став однородным и непрозрачным. (Чёрные маги в отличие от белых предпочитают взбалтывать «кровавую мэри», что тоже является одной из причин их давней глухой вражды.)
        Тем не менее, чокнувшись, бывшие одноклассники приветливо кивнули друг другу и лишь после этого схватились вновь.
        - Ладно, проехали! - бросил Игнат. - Чёрт с тобой, согласен: с Левшой пример тухлый, но сути это не меняет. Как можно отвергать столько возможностей? И, главное, почему? Якобы зло…
        - Ничего себе «якобы»! - хмыкнул Глеб. - Бесы это, по-твоему, не зло? Вы же с бесами работаете…
        - Да?.. - лукаво усмехнулся Игнат Фастунов. - А у кого это бес в ту пятницу на стрёме стоял, когда кое-кто (не будем указывать стволом автомата) ночной кошмар своему другану устраивал?
        Портнягин побагровел. Всё-таки подсмотрели, собаки…
        - Нет, ну… у меня ж с ним как бы разовый договор был…
        - У всех разовый.
        - Сравнил! Вы им душу продаёте…
        - Это кто ж тебе такое сказал? Не продаём, а сдаём в аренду! На определённый срок, с учётом амортизации… Есть разница?
        Глеб почувствовал, что теряет преимущество, и решил резко изменить направление удара:
        - С бесами ладно! А с боссами? Кто типографскую краску заклинает для предвыборных листовок? Кто в этих листовках начертательную магию использует? Из-за кого пиар чёрным назвали? Исключительно из-за вас…
        Теперь уже побагровел и принялся выпутываться ученик нигроманта:
        - Н-ну… с политиками - тут, конечно, да… тут… - Быстро нашёлся - и ринулся в контратаку: - Вы, что ли, с ними не работаете?
        - Никогда! Уж лучше с бесами…
        - Ну вот, никогда… А улыбалка?
        - Че-го?
        Игнат снисходительно осклабился и в свою очередь с колдовской точностью разлил водку по стопкам. Процедура повторилась.
        - Так что это - улыбалка?
        - А это, Глеб, резинка такая заговорённая - вживляется перед выборами в рот кандидату. Они ж улыбаться ни черта не умеют: ощерится - и аж страшно становится, как будто укусить хочет. А тут скажешь заклятие - и улыбалка им изнутри губы правильно растягивает… Так вот штучку эту белый маг выдумал. Имени называть не буду, но ты уж мне поверь: белый… Белее некуда!
        - Так может, он ему как частному лицу…
        - Жди! Частному! А вчера мне шепнули, что якобы этот белый джентльмен (не будем указывать стволом автомата) сейчас работает над расстекленением глаз тех же кандидатов, причём, если не врут, достиг определённых успехов. Так-то вот…
        - Ну, знаешь, в семье, как говорится, не без урода… - Портнягин нахмурился. Взгляд его упал на чёрно-белый от инея памятник посреди площади. - Вот тоже… - с горечью молвил он, глядя сквозь слегка запотевшее стекло на изваяние трагически погибшей колдуньи. - Чего, спрашивается, в политику лезла? Глядишь - не сожгли бы…
        Друзья со вздохом выпили за Жанну Д’Арк, светлая ей память, и вернулись к истокам спора.
        - Даже на бытовом уровне! - настаивал Игнат. - Каждый наш поступок (каждый!) кому-то приносит добро, а кому-то зло… Согласен? Тем более колдовство! Скажем, пришёл к тебе клиент: неудачи достали. Но ведь его неудача - это чья-то удача, а? Я потерял - ты нашёл. Так или нет?
        - Вот в том-то всё наше и отличие, - назидательно втолковывал Глеб. - Мы-то стараемся, чтоб пользы было побольше, вреда - поменьше… А вам это - по туттуту!
        - Волкосытость и овцецелость! - язвительно провозгласил ученик нигроманта. - Значит, чтобы вреда поменьше, да?.. А фамилия Стратополох ничего тебе не говорит? Артём Стратополох.
        - Ничего, - с искренним недоумением отозвался Глеб.
        На упитанном румяном лице Игната отразилось недоверие.
        - Хорошо, напомню, - сказал он. - Года три назад попросили одного колдуна (белого, что характерно, мага) порчу навести… А? А?.. У кого это глазки забегали?..
        - Иди ты к лешему! - взбеленился Глеб. - Не знаю я никакого Стратополоха! Кто это?
        - Литератор.
        - Кто?! - не поверил Глеб.
        Игнат повторил.
        - А этих-то чего портить? Они сроду порченые!
        - Ну вот тем не менее…
        - И колдун согласился? - с сомнением спросил Глеб.
        - Не просто согласился! - вскричал Игнат. - Он на Стратополоха этого за символическую, обрати внимание, плату «аркан» из астрала накинул… Бела кость!
        - И? - в тревоге осведомился Глеб.
        - Что «и»? Загремел мужик на год в тюрягу ни за что ни про что. А пока срок мотал, жена (тоже, заметь, не сама собой!) ушла к тому ублюдку, который порчу заказывал. Думаешь, этим кончилось? Отсидел бедолага, вышел, устроился ночным сторожем в фирму… Согнали. Теперь какие-то дровяные склады, что ли, сторожит… Уж на что я чёрный маг, а посмотришь, как этот белый и пушистый (не будем указывать стволом автомата) третий год бедолагу со свету сживает, - не по себе становится… Главное, за гроши!
        - Нет, почему же не указать?.. - медленно, не разжимая челюстей, проговорил Портнягин. - Укажи…
        - Да это ж учитель твой!.. Ну чего смотришь? Твой учитель. Ефрем Нехорошев. А теперь снова сделай удивлённые глаза…
        - Проверю… - с ненавистью пробурлил Глеб.
        Юный нигромант догадался взглянуть на собеседника повнимательней - и понял наконец, что тот и впрямь ничего не знал про Артёма Стратополоха. Ну вот… Указал стволом автомата! Хотел в неискренности уличить, а в результате заложил учителя ученику.

* * *
        Началась оттепель - и всё испортила. Рыхлое серебро оплывало, капало, шлёпалось с развилистых веток на мокрые асфальтовые дорожки.
        Мрачный питомец колдуна шёл сквозь оттаивающий скверик. Как это ни прискорбно, приходилось признать, что в нынешнем споре ученик нигроманта разделал Глеба под орех. Особой беды, конечно, в случившемся не было (сегодня ты, завтра я), да и сами споры, честно говоря, носили не более чем принципиальный характер: ничего личного, ничего насущного, поболтали - и разошлись. Каждый прекрасно отдавал себе отчёт, что при нынешнем смешении понятий разница между чёрной и белой магией весьма условна, местами неуловима - точно так же, как, скажем, разница между разведками двух государств, когда уже не поймёшь, кто на кого работает.
        Что-то вроде «кровавой мэри» в стопке Игната Фастунова.
        А вот мысль о том, что некто с подачи учителя угодил на зону, не укладывалась в голове. На собственной шкуре Портнягин испытал в своё время, каково это - безвинно попасть в тюремную камеру за взлом продовольственного склада. Глеб действительно не был ни в чём виноват: не он, а его подельник имел неосторожность уронить на складе ящик с водкой и тем привлечь внимание милиции.
        Игнат сказал: «аркан». Портнягину этот приёмчик был хорошо знаком: опутываешь кому-нибудь в астрале ноги верёвкой с гирями и смотришь потом, как он спотыкается на ровном месте. Относительно безобидный, чтобы не сказать, прикольный вид порчи. За исключением одной её разновидности…
        Трудно судить, какие тайные соображения заставляют оккультистов стыдливо умалчивать о том, что у каждого человека, помимо астрального, ментального и некоторых других тонких тел, имеется ещё и юридическое. Невидимое простым глазом, оно, как и все вышеупомянутые тела, обитает обычно в нашей материальной оболочке, хотя способно покидать её и в течение бесконечно долгого времени существовать отдельно, оставляя следы на документах разными почерками. В деловых бумагах такое явление иногда уклончиво именуют юридическим лицом, однако даже малым детям известно, что лицо должно к чему-то крепиться.
        Роль юридического тела очевидна. Постоянно перемещаясь в тонких мирах, именно оно влечёт за собой нашу бренную плоть от дома до офиса, от Лондона до мест не столь отдалённых. Являясь матрицей человеческого организма, оно, развиваясь, неустанно меняет наш облик (пластические операции, травмы при задержании и пр.). Некоторые мистики относят юридическое пространство к числу инфрафизических структур и серьёзнейшим образом предостерегают начинающих от неосторожного проникновения в эту гибельную для духа сферу.
        Так вот, если «аркан» накинуть не на астральное, а именно на юридическое тело, стреноженный, будьте уверены, долго на свободе не проходит: обязательно хоть на чём-то, а попадётся. Но как Ефрем - при его-то взглядах! - мог применить этот не то чтобы запрещённый, но во всяком случае не принятый у белых магов приём - и против кого? Ну ладно бы ещё против достойного соперника, такого же, как он, колдуна! А то - литератор… Как-то неловко даже…
        Разумеется, Портнягин читал Великого Нгуена и даже затвердил наизусть его исполненные меланхолии строки: «Глядя на глубоко убеждённых людей, не устаю поражаться несоответствию их убеждений и поступков. Антисемит, почему ты не на погроме? Православный, где кротость твоя? Циник, что побудило тебя совершить подвиг?»
        Глеб и сам понимал, что принципы принципами, а дело делом, и всё-таки досада на учителя была велика. Зачем Ефрем полгода морочил ему голову? Почему он, Глеб Портнягин, должен узнавать о сомнительных подвигах наставника со стороны, да ещё и от чёрного мага?
        Как хотите, а всё это необходимо было проверить тщательнейшим образом.
        Проверка заняла весь день - и каждый шаг Портнягина подтверждал правоту насмешливого Игната Фастунова. Единственное, в чём тот допустил неточность: дровяной склад оказался пущенным с молотка шахматным клубом. Хотя, возможно, ученик нигроманта, всегда отличавшийся странным чувством юмора, именно это и имел в виду: шахматы - они ведь тоже из дерева.
        Домой Глеб вернулся затемно.

* * *
        Старый колдун Ефрем Нехорошев, склонясь над столом, производил мелкий ремонт магического инвентаря. На газетке лежали крохотные детали разобранного бифуркатора, рядом дожидался своей очереди забарахливший недавно омфалоскоп.
        Услышав пение немазанных дверных петель, чародей отвёл со лба, где, как известно, располагается третий глаз, заговорённую линзу на проволочной держалке и насмешливо покосился на угрюмо-задумчивую физию Глеба.
        - Где был? Что делал?
        Портнягин опустил глаза и потрогал зачем-то бронзовую статуэтку остервенело нахохлившегося орла, подаренную им учителю в день именин с тайным назидательным умыслом: согласно сертификату, это был тот самый орёл, что клевал когда-то печень Прометею. А чтобы намёк стал окончательно ясен, Глеб собственноручно вписал в документ имя стервятника - Алкоголь. Именинник, помнится, долго смеялся…
        - Ефрем, - глухо сказал Портнягин. - За что ж ты так мужика на штыке рихтуешь?
        - Кто такой? - удивился тот.
        - Артём Стратополох.
        - А-а… - с интонацией корабельной сирены протянул колдун. Повернулся к ученику вместе с табуретом. На узком морщинистом лице - ни тени смущения, один живой интерес. - Ну и как там мой Артёмка?
        От такого цинизма Глеб несколько даже опешил.
        Кудесник усмехнулся.
        - Да ты садись, чего стал? - добродушно проворчал он, высвобождая всклоченную голову из проволочного обруча, на котором держалась заговорённая линза. - Любопытствуешь, значит, за что? Не за что, Глебушка, а ради чего… - Отложил обруч на газетку и, как бы увидев перед собою нечто крайне трогательное, вздёрнул неухоженные космы бровей. - Ушибленный он, Стратополох-то… С детства мечтал писателем стать. Другие дети - как дети: кто терминатором, кто олигархом… А он, вишь, писателем. Родители из него эту дурь вышибали, жена вышибала. Вроде вышибли. В бизнес подался, фирму основал… И приходит ко мне клиент: завидую, говорит, ему - не могу! Наведи на него порчу…
        - За десять баксов, - сквозь зубы добавил Глеб.
        - Верно, - кивнул колдун, нисколько не удивившись осведомлённости ученика. - Хотел я сначала соль на маяту наговорить - всё равно ведь ни хрена не действует, а потом дай, думаю, взгляну на этого Стратополоха. Взглянул… Снаружи розовый, свежий, а душой - сохнет. Посмотрел я, что он там тайком от жены строчит. Стиль вроде неплохой… И что-то стало мне этого Артёмку жалко. Ежели, думаю, отсечь всё, что ему мешает…
        - Ну например? - перебил Глеб.
        - Фирму, деньги…
        - Жену?
        - Её в первую очередь! Во-от… Жизни он опять же не видел. Дай, думаю, годик в камере посидит, посмотрит…
        - Всего-навсего?
        - А ты бы хотел, чтоб я его, как Достоевского? - огрызнулся чародей. - Сразу под расстрел да на каторгу?.. Перебьётся! Отбыл Артёмка год, снял я с него «аркан». Ну, он, понятно, тут же под амнистию попал… Сторожем поработал в одной фирме…
        - Пока ты его оттуда не убрал!
        - Так а что с ним было делать, если он ночами в компьютерные игры начал рубиться? Я его для чего на волю выпускал? Теперь шахматный клуб сторожит, пишет вовсю… Чем ему ещё заниматься? Денег нет, идти некуда… Пишет.
        - От руки!
        - Да хоть бы и от руки… Зато как! Сусловское издательство им заинтересовалось, столичное - не абы что!
        - Ефрем! - Вне себя Портнягин вскочил с табурета. - Ну ты бы хоть про издательство помолчал! Из-за тебя ж он с ним договор не заключил!
        Кудесник с любопытством поглядел на ученика, поразмыслил, поджал губы.
        - Рано, - веско изронил он. - Сейчас они мальчонку моего испортить могут: гонорарами разбалуют, чернуху-порнуху гнать заставят. Слабохарактерный он, Артём-то… Лет через пять - тогда…
        - А он за эти пять лет с голоду не помрёт?
        - Ничего! Изящней будет! Зато астральное тело теперь у него - видел?
        Глеб хмыкнул и призадумался. Действительно, астральное тело у сторожа шахматного клуба было - не в пример физическому - стройное, мускулистое…
        - Интересно всё у тебя выходит, - язвительно заметил он. - За десять баксов сразу двоих облагодетельствовал: и жертву, и клиента?
        - Троих, - с неловкой усмешкой признался Ефрем. - Иногда, знаешь, загляну к нему этак вечерком… в астральном виде… зависну над плечиком… Всё лучше и лучше пишет, собака!
        Озадаченный непривычной тёплотой, просквозившей в голосе наставника, Глеб растерялся, взял со стола не разобранный ещё омфалоскоп и, повертев, положил обратно.
        - Ефрем! - прямо спросил он. - А ты «кровавую мэри» как употребляешь? Слой водки, слой сока или перемешиваешь?
        Колдун смертельно обиделся и, одним движением надев проволочный обруч, сдвинул линзу на лоб.
        - Делать вам нечего! - сердито буркнул он, снова склоняясь над газеткой. - В водку томатный сок лить, продукт портить… Баловство!..
        Тёщина подслушка
        Мысль изречённая есть ложь.
        Ф. И. Тютчев
        Поставив в прихожей пластмассовое ведёрко, на донце которого нанесены были древние защитные знаки «херъ», «укъ» и «иже», Глеб Портнягин отворил дверь на площадку и, не переступая порога квартиры, присел на корточки. Кажется, тряпка для вытирания ног лежала в том же положении, что и вчера. Тем не менее, прежде чем прикоснуться к грубой крупноволокнистой ткани, ученик чародея внимательно осмотрел её сверху и лишь после этого, подняв за два уголка, принялся изучать с изнанки. Вроде всё чисто.
        Не изменяя позы, бросил тряпку в ведро, наполненное на треть заряженной с вечера водой, и заинтересовался притаившимися у входа двумя безобидными с виду лепестками побелки. Подобно любому отбывшему срок Портнягин мог сидеть на корточках бесконечно долго. Наконец, убедившись в безвредности чешуек, слетевших с кудряво шелушащегося потолка, юноша встал и со спокойной душой перешагнул порог.
        Скажи кто-нибудь год назад, что Глеб Портнягин добровольно станет мыть лестничную площадку… Пусть не всю, конечно, площадку, а только малую часть её, примыкающую к двери учителя и наставника… Да нет, никто бы не рискнул!
        Приходится однако мыть. Мало ли что могли за ночь подбросить, подсыпать, начертать, нашептать! Завистников и конкурентов у старого колдуна Ефрема Нехорошева в Баклужино хватает. Ох, хватает…
        На первом этаже кто-то грохотал молотком по жести. Такое впечатление, что взламывали почтовый ящик. Глеб отжал тряпку и, выждав, пока бетон просохнет окончательно, зажёг церковную свечу и накапал воском три охранных символа. Сходил вылил грязную воду в унитаз, вымыл ведро, вернулся поправить тряпку и прикрыть дверь. Внизу всё грохотали. Для взлома - слишком долго. Видимо, ремонтируют.
        Сходить заодно почту проверить?
        С пятого по четвертый этаж панели были практически чисты - народ опасался Ефрема. Первое крупное порнограффити встретилось Глебу лишь через пару пролётов. А потом пошло-поехало. Шаловливые рисунки и надписи густо лепились вперемежку с неумело начертанными колдовскими знаками, призванными отпугивать тех, кто малюет на стенах, - и трудно даже сказать, что преобладало.
        На промежуточной площадке Портнягин углядел между оконными рамами пустую бутылку, окурки, одноразовый шприц со сгустком крови внутри и разорванный пакетик от презерватива. В довершение картины кто-то ёрнически вывел маркером на подоконнике: «Вот что нас губит!»
        Если бы только их! Чем ниже спускался ученик чародея, тем омерзительнее становилась энергетика. Стены дышали эманациями инфрафизических структур.
        При появлении Глеба Калерия Леонтьевна опустила молоток и повернула к юноше лучезарно-кретиническое личико. Зря он ей тогда присоветовал освоить технику внутренней улыбки…
        - Помочь? - спросил Портнягин, забирая у неё пассатижи. Уж больно грохот достал.
        - Ой, спасибо! - зарделась она. Девочка этакая. Полтора на полтора.
        - Не за что… - натужно произнёс Глеб, силой выправляя погнутую жестяную дверцу. Выправил, вернул инструмент. Жертва аутотренинга восхищённо заойкала, заахала, принялась благодарить. Портнягин, особо не прислушиваясь, подошёл к своему ящику. Отомкнул. Осторожно, чтобы невзначай не потревожить предназначенный специально для разносчиков рекламы крепкий сухой стебель щелбан-травы, извлёк корреспонденцию.
        - А мой-то влазень совсем остервенел! - Внутренняя улыбка не к месту придала фразе мечтательную задумчивость. - Как его Леночка терпит - ума не приложу…
        Влазнем Калерия Леонтьевна именовала своего зятя Иннокентия, которого шибко не любила и всё пыталась развести с дочерью.
        - Так и не отсохла? - рассеянно спросил Глеб, проглядывая адреса.
        - Ой, знаете… Вроде всё делала, как вы говорили: ущербной луны дождалась, на соль нашептала… «Чёрт с чертищей сидят на пепелище…» В солонку им подсыпала, остаток по углам разбросала. Сначала вроде помогло, а потом опять помирились! Крепко, видать, присушил…
        - Вряд ли, - равнодушно отозвался ученик колдуна, хорошо зная манеру соседки срывать консультацию на халяву. - Отката не было?
        - Чего-чего не было?
        - Отката, - повторил Глеб. - Ну, когда порчу снимают, она обычно возвращается на того, кто её навёл…
        - Н-нет… Не было…
        - Значит, просто не подействовало. Они у вас не атеисты оба?
        - Что вы!..
        - Тогда не знаю…
        Калерия Леонтьевна пригорюнилась. В сочетании с внутренней улыбкой выглядело это жутковато.

* * *
        - Чует моё сердце, Калерия сегодня припрётся, - хмуро известил Глеб, бросая корреспонденцию на стол.
        - А я тут при чём? - лукаво молвил старый колдун Ефрем Нехорошев. - Кто у нас по женскому полу спец?
        - Да я так, к слову… - Портнягин взглянул в окно. Зима. Утоптанную дорогу пересекал чёрный котяра с заснеженной спиной, давний соперник серо-белого Калиостро. Он явно собирался перейти двор, но не знал, как. Кругом сугробы. Остановился в растерянности. Делать нечего - побежал где положено, по прокопанной тропинке, подергивая от омерзения кончиком хвоста. - Ну, допустим, отсушу я Ленку от Кешки! - с недоумением прикинул Глеб. - А вдруг у них любовь? Оно мне надо - карму отягощать!
        - Кару, а не карму, - брюзгливо поправил Ефрем. - Что ж вы все так родной язык-то не любите? Это по-ихнему возмездие - карма. А по-нашему - кара.
        - Да мне что в лоб, что по лбу!
        Колдун с любопытством взглянул на широкую, слегка ссутулившуюся спину ученика.
        - А знаешь что? - сказал он. - Мы ей того… подслушку, а?
        Спина распрямилась.
        - Точно! - оборачиваясь, выговорил Глеб. Глаза его ожили, повеселели.
        Как выяснилось, сердце чуяло недаром. Буквально через пару минут тихонько застонала, завыла приоткрываемая с опаской входная дверь, и голосок Калерии Леонтьевны осведомился деликатно:
        - Ой, можно к вам?
        - Отчего ж нельзя? - ворчливо отозвался колдун. - К нам завсегда можно…
        Вошла, осветив комнатёнку внутренней улыбкой. Спящий на мониторе Калиостро встрепенулся, уставился - и нервно выстриг зубами воображаемую блоху. Затем нахмурил мурло и, подчёркнуто громко спрыгнув на пол, покинул помещение. Предпочёл пойти потолковать с чёрным супостатом во дворе.
        - А мы тут про тебя, Леонтьевна, балакали… - Опередив на мгновение Глеба, наставник неожиданно взял беседу на себя. Оба, и колдун, и ученик, хорошо знали, что, если Калерия откроет рот первой, то остановить её потом будет сложно. Всю жизнь перескажет. - Значит, соль на маяту ты наговаривала?
        - Наговаривала…
        - А землю на рассору?
        - И землю…
        - Иголку в косяк втыкала?
        - Втыкала…
        - И не берёт?
        - Не берёт…
        Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.
        - Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… - помявшись, объяснил тот. - Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…
        - Под… чего?.. - Калерия мигом навострила уши.
        - Да это, видишь, такое зелье, - вынужден был растолковать кудесник. - В чай плеснёшь или ещё куда… Во-от… И кто выпьет - тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть-чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго - до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию - только через сутки, не раньше! Средство сильное…
        - Ой, а зачем это мне?..
        - Да не тебе… - Колдун поморщился. - Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…
        - Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…
        - Леонтьевна! - изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем. - Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..
        - Ой… - Калерия вконец растерялась.
        - Врала, что ли?..
        Внутренняя улыбка увяла.
        - Ну, так прямо и скажи: врала!..
        - А-а… - Внезапно Калерию накрыло озарение. - А самой сначала попробовать можно?
        - Глеб! - позвал колдун. - Отмерь ей в пузырёк двадцать капель… Или даже двадцать пять. Вернее будет… - Он снова повернулся к соседке. - Выпьешь с чаем, послушаешь, что он там о твой дочке думает… Ну, а тогда уж сама решай: приходить тебе за добавкой, не приходить…
        - А за пробу платят?
        - Нет, - терпеливо сказал Ефрем. - За пробу не платят. Бери пузырёк и беги, пока я добрый…
        - Ловко ты, - уважительно заметил Глеб, когда Калерия Леонтьевна, припрятывая на ходу бесплатную скляницу, торопливо исчезла за дверью.
        Колдун самодовольно огладил реденькую бородёнку.
        «Ма-ау-у…» - презрительно-зловеще взвыло под окном. Серо-белый Калиостро во всеуслышание обвинял черного недруга в умственной неполноценности.

* * *
        К вечеру, как и следовало ожидать, грянула оттепель. Для настоящей баклужинской зимы сроки ещё не приспели. За открытой форточкой рушилась капель. Колдун и его ученик сидели по разные стороны стола и предавались чтению на сон грядущий.
        Глеб Портнягин угрюмо вникал в потрёпанную чёрную книгу времён самиздата и понимал помаленьку, каким образом завелась в учителе эта пагубная тяга к спиртному. «Кориандровая, - читал он древние наставления, - действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, расслабляет душу…» Глеб насупился и украдкой взглянул на Ефрема. При матовом уютном свете маленькой, но яркой шаровой молнии, неподвижно зависшей над столешницей, морщинистое лицо наставника казалось благостным и умиротворённым. Старый колдун неспешно листал уникальное издание Библии, снабжённое не только перекрёстными ссылками, но ещё и смайликами, поскольку поди пойми, когда Он говорит всерьёз, а когда иронизирует.
        Примерно к десяти часам, разрушив своим появлением гармонию бытия, опять ворвалась Калерия. Пришлось включить верхний свет, а шаровую молнию временно выгнать в форточку.
        - Ой! - выдохнула соседка. - Беру! Сколько эта ваша подслушка стоит?
        Глазёнки её продолжали выпрыгивать от восторга, даже когда ей назвали цену.
        - Нормально сработало? - поинтересовался Глеб, пересчитывая купюры, вырученные за пятьдесят капель зелья.
        - Ещё как нормально! - ликовала Калерия. - Он такое о ней подумал… Такое подумал… Ну, сама завтра услышит! Всё услышит!..
        - Так что подумал-то? - вмешался Ефрем.
        Калерия набрала полную грудную клетку воздуха и выпалила победно:
        - Подумал: «Такая же сука, как мамаша!»
        - Ай-яй-яй-яй… - посочувствовал старый колдун. - Надо же!.. Только, слышь, Леонтьевна! Когда завтра зелье подольёшь, сама там с ними не торчи. На рынок, что ли, сходи… А то ведь Ленка и твои мысли услышит. Нехорошо получится…

* * *
        На следующее утро, завершая дезактивацию лестничной клетки, Глеб обнаружил, что пролётом ниже стоит и ждёт окончания священнодействия дочь Калерии Леонтьевны Леночка. Её гладкое, несколько акулье личико показалось ему сегодня малость растерянным.
        - Привет, - неуверенно сказала она. - А я к вам…
        Когда к колдуну обращаются с просьбой или хотя бы просто с вопросом, сразу он ни за что не ответит. Похмурится, почванится по обыкновению, а потом уж, если повезёт, словцо обронит. Все прекрасно понимают, что так положено, - и никто не обижается. Говорливость (и то брюзгливую) могут позволить себе лишь корифеи уровня Ефрема Нехорошева.
        Портнягин сдвинул брови и принялся тщательно расправлять тряпку у порога. Доведя её до геометрической правильности, встал, осмотрел критически и только потом искоса взглянул на Леночку.
        - Заходи, - глухо велел он.
        Пропустил гостью в квартиру, прикрыл дверь.
        - Здравствуйте, дядя Ефрем, - оробело приветствовала гостья старого кудесника, что тоже выглядело немного странно, поскольку обычно дочь Калерии Леонтьевны робостью не отличалась.
        - Здравствуй, Леночка, здравствуй… - откликнулся тот. - А мать на рынок пошла?
        - На рынок… - Помолчала, решаясь. Потом вскинула глаза - и призналась испуганно: - Дядя Ефрем! Кажется, я ведьма…
        - А что такое?
        - Пьём сейчас чай - и вдруг слышу Кешины мысли!
        - Вона как… И что ж он подумал?
        Бледные щёки молодой акулки потеплели.
        - Подумал: «Ах ты, моя лапушка…» - потупившись, проговорила она. - И, главное, нежно так…
        Колдун и ученик переглянулись.
        - Не-ет… - убеждённо сказал наконец Ефрем Нехорошев. - Это знаешь что? Это мы вчера зелье тут нечаянно разлили. А перекрытия-то хлипкие… за ночь, видать, к вам протекло… Больше не повторится… Так что живи спокойно, Леночка, никакая ты не ведьма…
        - Вы его почаще проливайте! - с вызовом посоветовала она, мгновенно становясь собой.
        Дерзко засмеялась - и вышла.
        Глеб непонимающе смотрел на Ефрема.
        - Нет, ну бутылки я перепутать никак не мог, - сказал он. - Точно говорю, из одной наливал…
        - Да понятно, что из одной… - проворчал тот.
        - А как же так вышло?
        - Да всяко бывает… - сердито помолчав, отозвался старый чародей. - Скажем, сейчас я о тебе хорошо подумал, а минут через пять - плохо. Раз на раз не приходится… - Покряхтел и добавил задумчиво: - А может, она и впрямь вчера сука была. А сегодня лапушка…
        Фантом с бакенбардами
        И снова скальд чужую песню сложит
        И как свою её произнесёт.
        Осип Мандельштам
        Редакция газеты «Ведун» втиснулась между булочной «Хлеб насущный» и магазинчиком «Оккульттовары». Взойдя на покрытое снежной слякотью бетонное крыльцо, ученик старого колдуна Ефрема Нехорошева Глеб Портнягин обернулся и с неудовольствием оглядел необычно людную улочку. Под колокольный звон, колыша ало-золотыми хоругвями, баклужинские коммунисты-выкресты шли на митинг. Мелькнул плакат: «Страшный Суд - светлое будущее всего человечества».
        Пренебрежительно скривив рот, Глеб повернулся к политическим противникам спиной и толкнул тугую стеклянную дверь.
        - Здравствуйте, Глеб Кондратьевич! - разулыбалась сильно тронутая возрастом вахтёрша в мохеровой розовой кофте и вязаной шапочке (на вооружённую охрану у редакции средств не хватало). - А мы уж вас заждались…
        Объявления и рекламу Ефрема Нехорошева «Ведун» публиковал бесплатно, пользуясь взамен услугами Глеба, еженедельно проверявшего состояние энергетики в кабинетах и, если надо, снимавшего порчу с сотрудников.
        - Здравствуйте, - сдержанно отозвался Глеб. - Ну и что у нас сегодня сверхъестественного?
        - Редактор про вас с самого утра спрашивал, - отрапортовала вахтёрша. Далее голос её упал: - И ещё, знаете, лампочка…
        Портнягин с неприязнью покосился на вязаную шапочку.
        - Вообще-то я не электрик, - сухо напомнил он.
        - Так ведь три дня уже как перегорела! - жалобно вскричала мохеровая охранница, округляя от искренности глаза. - Своими руками вывинтила, в мусорку кинула! Патрон - пустой, а она всё равно зажигается! В полночь, главное…
        - А, вон оно что… - смягчился Глеб. - И где это?
        - Да вот, в кладовке…
        Женщина засуетилась, выбираясь из-за деревянного барьера. Вдвоём они приблизились к узкой двери, за которой обнаружился закуток, на треть заставленный невскрытыми пачками старых газет. Косо выдающийся из стены закутка белёный электрический патрон, действительно, был пуст.
        - Позавчера ночью дежурю… - Вахтёрша перешла на боязливый шёпот. - Смотрю: свет из-под двери. Думала сначала, кто-то новую лампочку ввернул. Пошла выключить - чего зря свет жечь? Не выключается. Надела варежку, хотела вывинтить, а её не ухватишь!
        - Горячая?
        - Если бы! Рука насквозь проходит, верите?
        - Ясно… - вздохнул Портнягин.
        Вахтёрша обиделась:
        - Если не верите, сами сегодня ночью придите - и…
        - Почему же? Верю… - Рослый ученик чародея привстал на цыпочки и произвёл пару пассов перед пустым патроном. - Лампа-призрак, обычное дело… Сильно достаёт?
        - Да нет… - смешалась вахтёрша. - Просто не по себе как-то, знаете… И счётчик денежку мотает!
        - Ничего он не мотает, - сказал Портнягин, снова опускаясь на всю ступню и отряхивая ладони от чего-то невидимого. - Энергию призраки сосут из астрала, так что счётчик тут ни при чём. Вы на неё просто внимания не обращайте… Явление безобидное…
        - Как же безобидное, если призрак? - Женщина поёжилась.
        - А вам какая разница? - удивился Глеб. - Вы-то - человек, а не лампочка… Новую ввернуть не пробовали?
        - Да я сюда теперь и подходить боюсь!
        - Вот и хорошо. А то на одних лампах разоритесь. Спиральки у них чуткие, нервные, а тут призрак! С перепугу перегорать начнут.
        Вахтёрша моргала.
        - Так это что ж? - оскорблённо проговорила она, сообразив. - У лампочек, что ли, тоже душа есть?
        - А как же! - сказал Портнягин. - Любой электроприбор состоит из физической основы и энергетической сущности. Как и мы с вами. Пока лежит на складе - мёртвая материя. Разные там пробные включения после сборки - не в счёт. Так, вспышки сознания, потом они обычно забываются… - Ученик чародея увлёкся, не замечая, что его добродушные объяснения звучат для собеседницы прямым кощунством. - А подсоединили к сети - всё: побежал ток по проводам, пошли мыслительные процессы, то есть, считай, душа народилась. Предполагают, что электрический контур каждой перегоревшей лампочки, - добавил он как бы по секрету, - витает вокруг патрона девять дней. Незримо, правда. Хотя бывает, что и проявляется. Вот как у вас…
        Услышав такое, вахтёрша даже помолодела от возмущения.
        - Девять дней? Да вы что, Глеб Кондратьич? Может, ещё скажете, что они потом в рай идут?!
        - Н-ну, в рай не в рай… Есть там у них, короче, такой эфирный слой… Но это долго объяснять. Редактор на месте?
        - На месте! - бросила женщина и, сильно раздосадованная, вернулась за свой барьер у входа.
        Интересно, что бы она сказала, узнав о существовании пятимерно-пространственного Форгаранда - потустороннего обиталища великих творений архитектуры, столь впечатляюще описанного Даниилом Андреевым? Или, скажем, о загробной жизни автомобилей. Или об удивительном рае обувных шнурков, имеющем всего одно измерение. Да им, в общем-то, больше и не надо, шнуркам…

* * *
        Помещение редакции «Ведуна» было тесным, как лабиринт, на чём, собственно, сходство и кончалось. Заблудиться в шести пенальчиках, гордо именуемых кабинетами, сами понимаете, затруднительно. Даже апартаменты редактора, если и превышали размерами узкий жилой чуланчик в однокомнатке Ефрема Нехорошева, то не намного.
        При виде Глеба редактор Ларион Маркелович, представительный, смолоду седовласый мужчина с красивым, но вечно испуганным лицом, встал во весь рост из-за стола и осторожно, чтобы невзначай не ушибиться о мебель, раскинул руки.
        - Глеб! - шумно возликовал он. - Ну наконец-то!
        - Привет, - сказал Портнягин, прикрывая за собой дверь. - Что у тебя опять стряслось?
        Несмотря на солидную разницу в годах, оба вели себя друг с другом, как ровесники. Так уж сложилось.
        - Чаю? Кофе? Водки?
        - Чаю, - вклиниваясь между столом и стулом, сказал Портнягин. - Кофе ты варить не умеешь.
        - Да он растворимый!
        - Тем более.
        От присутствия двух крупных мужчин в помещеньице стало совсем тесно, поэтому чай Маркелыч заваривал скупыми точными движениями и всё равно пару раз угодил локтем в стекло припавшего к стене плоского шкафчика, где хранилась коллекция призовых оберегов.
        - «Письмецо в конверте»? - полюбопытствовал Глеб.
        - Да, - отрывисто ответил редактор. - Письмецо. - Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт - всё лежалое, желтоватое. - Вот, ознакомься…
        - «Дорогая редакция! - заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. - Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»
        Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником - астральное тело.
        Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.
        - И что? - с недоумением спросил ученик чародея, бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.
        - Теперь стишок прочти!
        Портнягин освободил от скрепки второй листок.
        - «Узник», - несколько озадаченно огласил он. Хмыкнул, пробежал глазами первые строчки. - По-моему, я это уже где-то читал…
        - Я - тоже, - мрачно откликнулся редактор.
        - Нет, это не ко мне, - решительно сказал Глеб, возвращая бумаги и скрепку. - Это к участковому. Или к психиатру.
        Такое впечатление, что Леонид Маркелович был слегка шокирован Портнягинской прямотой.
        - Глеб! - пристыдил он. - Ты же колдун! Как ты можешь?
        - А что я такого сказал?
        - Ты что же, хочешь, чтобы мы вернулись во времена воинствующего материализма? - Редактор был не на шутку взволнован. - Чтобы снова невинных людей огульно обвиняли в литературном воровстве? Высмеивали всенародно, издевались, к позорному столбу ставили…
        - Так если воруют…
        Маркелыч поник, вздохнул судорожно.
        - А вдруг нет? - спросил он с тоской. - Вдруг надиктовал он ей? Из некромира, а?.. Были же случаи: вселится в человека дух Бунина… или Ахматовой… Ты же колдун, Глеб! - беспомощно повторил он. - Стало быть, должен понимать, что временное подселение души - никакая не выдумка!
        - Ну, публикуй тогда…
        - Щаз! - огрызнулся редактор. - Представляю, как это будет выглядеть! «Узник». Стихотворение Пелагеи Чиркуль…
        - Тогда не публикуй…
        - Хорошо тебе! - жёлчно позавидовал Маркелыч. - А мне как прикажешь быть? Стоит только произнести слово «плагиат» - такое начнётся! Прикинь: редактор оккультной газеты, отрицающий возможность инкарнации…
        - Маркелыч! - с ухмылкой перебил ученик чародея. - Ты кому зубы заговариваешь? Придумал - инкарнация! Тогда бы от письма, знаешь, какой аурой разило? А не разит… Ну я тебе говорю: никто в твою Пелагею не вселялся!
        - А как докажешь? - глухо сказал осунувшийся от переживаний редактор. - Мало ли что вокруг письма ауры нет! Значит, вокруг черновика была… А черновик наверняка уже выброшен! Ищи-свищи… Мы же мистики, Глеб! - с душераздирающей проникновенностью напомнил он. - Ну не можем мы вот так… грубо, бездуховно… Не имеем права! Подписчиков растеряем! И так уже вон на ладан дышим…
        Портнягин прыснул.
        - Ты знаешь что? - предложил он. - Ты стишок тисни, а фамилию автора поставь настоящую…
        - Тогда уж давай всего Крылова с Державиным печатать! - вспылил редактор. - Из номера в номер…
        - Хитрый ты мужик, Маркелыч, - проницательно заметил Глеб, прихлёбывая чаёк. - Чего ты от меня хочешь-то?
        Редактор скроил виноватую мину, что совершенно не шло к его мужественному благородно-седовласому облику:
        - Пригрозил бы ты ей, а? Из астрала…
        Портнягин усмехнулся.
        - С этого бы и начинал, - сказал он. - Ладно. Попробую.

* * *
        Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и кормил учёную хыку. Ну и натаскивал заодно. Создав шарообразную мыслеформу «за кандидата агитировать пришли», чародей направлял её в сторону койки, но, как только из бездонных подкроватных глубин раздавалось нетерпеливое алчное поскуливание, менял установку - и лакомый пузырь положительной энергии, игриво пританцовывая, отлетал на безопасное расстояние. Хыка сплошь и рядом оказывалась проворнее: следовал неуловимый бросок из-под кровати - и мыслеформа исчезала, не успев сманеврировать. Серо-белый кот Калиостро, равнодушный к подобным забавам, как всегда, дрых на мониторе, подложив заднюю лапу под голову. Куда он при этом девал три остальные - неясно.
        Потом пришёл Глеб Портнягин. Видя, что учитель занят, мешать не стал, и, лишь когда с кормёжкой было покончено, спросил озабоченно:
        - Ефрем! Дух Пушкина с того света поможешь вызвать?
        Старый колдун с недоверием покосился на ученика.
        - Зачем тебе?
        - Да тётка одна у него «Узника» слямзила. Маркелыч пугнуть просил, а то достаёт - требует, чтоб напечатали…
        - Возьми сам и пугни, - резонно заметил чародей. - Дух-то чего тревожить? Ему и так от спиритистов покоя нет.
        - Сложно, что ли?
        - Почему сложно? Незачем.
        - Нет, ну… для достоверности…
        - Учишь тебя, учишь… - заворчал колдун, сердито запахивая халат. - Ну ты сам прикинь: эта твоя тётка, что стишок слямзила, она хоть раз настоящего Пушкина видела? Нет! А увидит - так не поверит. Какой же это, скажет, Пушкин? Чистый жидёнок в бакенбардах! Она ж его только по школьному учебнику знает! Вот, стало быть, по школьному учебнику и работай…
        Портнягин хмуро выслушал наставника, поразмыслил. С одной стороны, Ефрем, как всегда, был прав, с другой, предложение его показалось Глебу несколько унизительным. Колдун - и вдруг школьный учебник…
        - А на будущее мой тебе совет, - сурово добавил старый чародей. - Исторических личностей - не замай! Мало того что он в натуральном своём виде нагрянет - ещё, не дай Бог, правду начнёт пороть! Всех клиентов пораспугаешь…
        - Ну, мне тоже, знаешь, как-то неловко к ней в виде Пушкина являться… - неуверенно возразил Глеб.
        - А ты фантом смастрячь, - лукаво подмигнув, подсказал ему Ефрем.

* * *
        Фантом мастрячили вместе. Портнягин, напрягшись, сотворил огромную мыслеформу «А. С. Пушкин», после чего учитель и ученик принялись доводить её до совершенства. Ефрем тоже увлёкся. Сначала только подсказывал, потом не выдержал, отодвинул Глеба в сторонку и взялся за дело сам.
        Пушкин вышел великий и ужасный. Метровый размах бакенбард, безумные глаза арабского скакуна. Или венецианского мавра - в пятом акте. Особенно хорошо удался дуэльный пистолет, дуло которого неистовый классик должен был, по замыслу, приставить ко лбу бессовестной Пелагеи Чиркуль.
        Ночи ждать не стали, решив, что будет даже лучше, если привидение предстанет перед плагиаторшей наяву.
        - Сопровождать будем? - спросил, предвкушая, Глеб.
        Ефрем насупился.
        - Сам справится… - буркнул он, устыдившись, видать, что добрых полчаса азартно мастерил вместе с учеником энергетическое пугало. Чисто дитё малое! Старый чародей вообще был подвержен резким перепадам настроения.
        Портнягин приуныл. Очень уж ему хотелось посмотреть из астрала, как солнце русской поэзии будет приставлять пистолет ко лбу этой тётки, однако, зная не понаслышке вздорный и упрямый норов Ефрема, перечить не стал. Бесполезно.
        Фантому дали установку - и страшный призрак исчез.
        Некоторое время Портнягин стоял неподвижно, склонив ухо к плечу. В такой позе обычно прислушиваются к скандалу за стенкой. Но физически не подслушаешь, а незаметно выйти в астрал не было возможности. Наконец смирился, махнул рукой.
        - Ну и ладно! - небрежно подвёл он черту. - А то ишь чего придумала… Классика обувать! «Отворите мне темницу…»
        Кудесник медленно повернул к ученику изумлённое морщинистое лицо.
        - Чего-чего? - с угрозой переспросил он.
        Тот растерялся.
        - Н-ну… «Узник»-то как начинается? «Отворите мне темницу…»
        Несколько секунд Ефрем Нехорошев молча смотрел на Глеба.
        - Двоечник, - с невыносимым презрением выговорил он. - Это лермонтовский «Узник» так начинается! А у Пушкина: «Сижу за решёткой в темнице сырой…»
        Портнягин обомлел.
        - Погоди, погоди… - забормотал он, словно бы в забытьи. - «Сижу за решё…» «Отворите мне…» Ёлкин пень! Вернуть нельзя?
        - Нет, - безжалостно отрубил колдун.
        - Слу-шай! - со страхом выдохнул Глеб. - Сообразит ведь, мымра старая! Содрала у Лермонтова, а разбираться Пушкин пришёл… Она ж теперь с Маркелыча не слезет! Ясно же - заказчик… Вот это я его подставил…

* * *
        Отмахнувшись от мохеровой охранницы, у которой на этот раз что-то стряслось с электрообогревателем, Глеб Портнягин прямиком устремился к редакторской двери.
        Ларион Маркелович встретил его с отрешённым лицом.
        - Спасибо, Глеб, - сдавленно сказал он. - Век тебе этой услуги не забуду.
        Портнягину стало совсем неловко.
        - Была уже? - с сочувствием спросил он.
        - Была. Только что…
        - И… как?
        - Спасибо, Глеб… - с интонациями ослика Иа повторил измученный редактор. - Чаю хочешь?
        Портнягин вгляделся - и к изумлению своему понял, что не иронизирует Маркелыч. В самом деле искренне благодарит. Отнюдь не горечь звучала в голосе редактора, а просто крайняя усталость.
        - Ты подробнее можешь? - взмолился ученик колдуна.
        - Ну а что подробнее? - кротко молвил смолоду седовласый газетчик, изымая крохотный чайник из крохотной ниши. - Прибежала в слезах, в истерике… Говорит: явился к ней Пушкин… среди бела дня, с пистолетом… Письмо умоляла уничтожить… Что ещё? Каялась, божилась, что больше никогда, ни под каким предлогом…
        - Почему Пушкин? - напрягшись, спросил Портнягин.
        - А кого бы ты хотел?.. - рассеянно переспросил Маркелыч. - Лермонтова?.. - Внезапно выпрямился, замер с чайничком в руке, забормотал ошалело: - Погоди, погоди… «Отворите мне…»
        - Ну слава Богу, - с облегчением сказал Портнягин. - Значит, и она тоже перепутала…
        Горбыли судьбы
        Тогда рыдающие числа
        Над бедным миром пронеслись.
        Велемир Хлебников
        Когда в тусклом окошке, глядящем на исполосованный тучами запад, возникла свирепая тигриная морда вечернего солнца, тихонько заныла входная дверь - и Глеб Портнягин, не меняясь в лице, неуследимо быстрым движением перебросил страницы - так, чтобы томик Гоголя оказался открытым на повести «Портрет». Лучше бы, конечно, на «Страшной мести», но она в другом томе.
        Слышно было, как вернувшийся с прогулки старый колдун Ефрем Нехорошев освобождается в прихожей от шубейки и отрясает снег.
        Вошёл. Застав ученика с посторонним чтивом в руках, насупился, зыркнул исподлобья на разъятую стену, где за внешним рядом полок с обязательной эзотерикой таилась тщательно подобранная библиотечка русской и зарубежной классики.
        - Расхлебенил… настежь… - сварливо заметил кудесник и, подойдя, запустил неприязненный глаз в книжку. Убедившись, что поглощаемое Глебом художественное произведение имеет хотя бы какое-то отношение к мистике, малость смягчился. - Лучше бы что по специальности зубрил… - всё же не устоял он перед соблазном назидания.
        - Слышь, Ефрем, - устремив на учителя задумчивые честные глаза, сказал Портнягин. - А как ты сам колдовать начал?
        Услышав вопрос, старый чародей замкнулся, напустил на себя спесь, но Глеб был терпелив, и терпение его вскоре вознаградилось.
        - Попробуй не начни… - уклончиво молвил Ефрем. Хмыкнул, бросил на питомца лукавый взгляд искоса. - Давай-ка так… Полку верни на место, а то, не дай Бог, клиент нагрянет, а у нас тут изба-читальня! Кофейку свари, а там посидим, побалакаем…
        Вот и поди пойми, кто кого наколол! Если ворчание кудесника по поводу изящной словесности было непритворным, то, очевидно, Глеб. Если же допустить, что Ефрем Нехорошев, пряча под эзотерикой классику, использовал соблазн запретного плода, чтобы повысить таким образом культурный уровень своего не слишком грамотного питомца, то хитрецом несомненно оказывался он сам.
        Так или иначе камуфляж вскоре был восстановлен, кофе сварен, и учитель с учеником воссели на табуретах за освобождённым от всего лишнего столом, под которым немедленно затеплились два жёлтых кошачьих глаза.
        - Значит, любопытствуешь, как… - неторопливо начал колдун. - В столбик, Глебушка, в столбик… Карандашиком на школьной тетрадке…
        - Не понял…
        - Сейчас поймёшь, - пообещал старый чародей, беря щербатую чашку за обломок ручки. - Про «Доски судьбы» слыхал? Ну вот что-то в этом роде… Короче, с предсказаний я начал, Глебушка. Верней даже, с предсказания…

* * *
        Первые школьные годы вихрастый Ефремка Нехорошев был не в меру задорен и проказлив, а потом - как подменили мальчонку: необщителен стал, мрачен, учёбу забросил напрочь. Собственно, он и раньше-то в отличниках не числился, но хотя бы, получая очередную двойку, делал вид, что огорчён! А теперь… Учителя разводили руками и списывали всё на переломный возраст, однако сам Ефрем с угрюмой взрослой ясностью сознавал причину перемен. Причиной было горе. Не какая-нибудь там мальчишеская обида, а именно горе. Народное. Предстоящее.
        А всё началось с обычного нудного до собачьей зевоты урока наиновейшей истории, когда рассеянный слух будущего колдуна внезапно уловил в монотонной речи учителя нечто такое, что заставило нерадивого Ефремку схватить карандаш и лихорадочно произвести в тетрадке несколько простеньких арифметических действий.
        Результат поразил его настолько, что Нехорошев оцепенел. Затем вскочил.
        - Григорий Петрович, можно выйти?
        Прерванный на полуслове историк раздраженно повернулся к Ефрему, но, увидев в глазах мальчонки неподдельный ужас, понял, что каждая секунда на счету. Молча кивнул на дверь.
        Пулей вылетев из класса, Ефрем кинулся бегом по коридору. Миновав туалет и учительскую, ворвался в библиотеку.
        - Маргарита Михална! У вас гимн есть?
        Пергаментная старушенция гневно воззрилась сквозь очки на дерзкого пришельца.
        - Какой тебе ещё гимн?
        - Наш! Российский! И оба советских тоже!
        …Спустя полчаса мрачный вихрастый мальчонка медленно вышел из библиотеки, пристроил мятую тетрадку на подоконник и, горестно сопя, проверил расчёты.
        Вот они:
        В 1944 году советский поэт Сергей Михалков пишет слова государственного гимна на музыку Александрова, где воспевает «партию Ленина, партию Сталина». И ровно через двенадцать лет после первого исполнения сталинизм подвергается строгой критике, а самого Иосифа Виссарионовича выносят из Мавзолея.
        В 1977 году тот же Сергей Михалков пишет новый вариант слов на ту же музыку, поминая добром лишь «партию Ленина» и «великий, могучий Советский Союз». Проходит четырнадцать лет (двенадцать плюс два) - и КПСС перестает существовать, а Союз распадается.
        В 2001 году правопреемница Советского Союза Российская Федерация, презрев в очередной раз исторический опыт, решает восстановить чреватый сглазом гимн на музыку Александрова. Текст в новой редакции, естественно, снова принадлежит Сергею Михалкову, который, возможно, и сам не подозревает о своей зловещей способности наводить порчу в глобальных масштабах.
        «Двенадцать плюс два плюс два… - испуганно бормотал мальчуган, вырисовывая цифру за цифрой, - получается шестнадцать. Две тысячи один плюс шестнадцать…»
        Грядущая дата грозно глянула на него с тетрадного листа - и Ефремка оцепенел вновь. До очередного семнадцатого года оставалось всего-ничего. Можно было смело бросать учёбу.
        В тот вечер он выпил впервые.

* * *
        - Слушай, Ефрем, - с некоторой неловкостью проговорил Портнягин, дождавшись конца истории. - А разве Суслов независимость в семнадцатом получил?
        В отличие от стариков юное поколение в большинстве своём весьма скверно запоминает дату последнего государственного переворота, особенно если переворот был именно демократический, а не тоталитарный. И причина тут даже не в том, что молодёжь не чувствует за собой вины, поскольку произросла позже - так сказать, на развалинах предыдущей державы и вживе её в глаза не видела. Просто новая власть обязательно преподаст недавний развал страны как нечто светлое и прогрессивное. Ну и кому интересно запоминать такой скушняк?
        Иное дело старики, заставшие историческое событие, не покрытое ещё полипами идеологии, то есть во всей его мерзопакостной наготе. И рады бы забыть, да поди попробуй!
        Поэтому нетрудно было предвидеть, что Ефрем сейчас злобно фыркнет и намылит Глебу холку за дремучее невежество. Вместо этого старый колдун недоумённо сдвинул космы бровей и поскрёб в собственном затылке.
        - Да Бог его знает, - тоже вроде бы слегка смутившись, отозвался он. - Я ведь в календарь памятных дат лет десять уже не заглядывал… Да и телевизор мы с тобой, почитай, не смотрим…
        - И что? - ошалело переспросил Портнягин. - За десять лет дата в календарях перепрыгнула?
        Ответить кудеснику не дали: пришёл постоянный, порядком надоевший клиент и, по обыкновению, заныл, запричитал с порога.
        - Что ж это за времена такие настали, Ефрем Поликарпыч! - сетовал он. - Ничему верить нельзя. Уже и приметы врут…
        - Часто?
        - Да то и дело!
        - Ну, например?
        - Все до единой!
        - Да ладно тебе! - урезонил Ефрем. - А скажем, такая: кто себя плохо в детстве вёл, до пенсии не доживёт…
        - Есть такая примета? - ужаснулся посетитель.
        - Точно говорю! Кого из пенсионеров ни спроси - каждый золотым ребёнком был. А остальные, видать, повымерли. Так что ты конкретней, конкретней давай… Какие именно тебе приметы врут?
        - Ну вот, например, плюёшь-плюёшь через левое плечо - и всё, видать, мимо да мимо…
        - Стало быть, бес попался увёртливый, - объяснил колдун.
        - Или вот позавчера, - обиженно продолжал гость, - зачесалась левая ладонь. К убыткам, значит. Я, как положено, чмок её - и под мышку…
        - Та-ак… И что?
        - Всё равно долг выколачивать пришли, - с убитым видом поведал клиент.
        Кудесник задумался на миг.
        - А вот, скажем, входишь ты в подъезд, - начал он издалека. - Тьма - кромешная. И вспоминаешь, что есть такая примета: щёлкнешь выключателем - свет зажжётся… Щёлкнул, а он, зараза, не зажигается! Почему? Очень просто - хулиганьё лампу кокнуло… А назавтра заходишь в тот же подъезд: щёлк - горит! В чём дело? Кто-то из жильцов новую лампочку ввернул…
        Клиент слушал с напряжённым вниманием, кивая чуть ли не при каждом слове.
        - Так вот, в астрале, мил человек, то же самое, - проникновенно и доходчиво втолковывал Ефрем. - Особенно в некромире. Столько хулиганья, прости Господи, что светлые силы лампочки вкручивать не успевают… образно говоря… Оберегом пользуешься?
        - Н-нет…
        - А! Тогда понятно… Ты ж против хулиганов этих всё равно что безоружный. Вот они и беспредельничают…
        Тем временем свечерело окончательно, в комнатёнке заклубился полумрак, и Глеб Портнягин, подумав, включил верхнее освещение. От неожиданности посетитель вздрогнул.
        - Не продадите амулетик? - жалобно спросил он.
        - Какой тебе? - спросил колдун, с кряхтением поднимаясь с табурета.
        Остановились на относительно дешёвом устройстве, представлявшем собой деревянный шлифованный кружок размером с блюдце и толщиной с большой палец. Выгравированные с обеих сторон магические знаки создавали поле, в котором проказливая негативная энергетика должна была чувствовать себя дискомфортно и вяло. Носить оберег полагалось на шейной цепи с крупными звеньями, тянувшей на добрых полкило (желательно, поверх одежды, поскольку спрятанный амулет теряет защитную силу).

* * *
        - Так что там с две тыщи семнадцатым? - спросил Портнягин, еле дотерпев, когда певучая дверь закроется за отягощённым цепью посетителем. - Чем кончилось? Угадал ты тогда или как?
        Держался он теперь непринуждённо, чтобы не сказать раскованно. Если уж учитель дату переворота запамятовал, то с ученика-то какой спрос!
        - А это как посмотреть, - загадочно отозвался старый чародей. - Долгосрочные предсказания, доложу я тебе, штука умственная, невразумительная…
        - А Нострадамус? - с ехидцей осведомился Глеб - и учитель с учеником ухмыльнулись.
        К Нострадамусу оба относились юмористически.
        - Взять того же Даниила Андреева, - снова становясь серьёзным, продолжал колдун. - Вот слились у него на небесах Украина с Россией в один, прости Господи, затомис…
        - Во что слились?
        - Ну, в град небесный… Стало быть, лет через тридцать они и на земле слиться были должны. Ан всё наоборот! Как так? Кто наврал? На небесах промахнулись или сам он… того-этого…
        - Ну? - выжидающе глядя на Ефрема, сказал Портнягин.
        - А никто не наврал, - с таинственным видом объявил тот. - Правильно напророчил Даниил…
        - Как же правильно, если не сбылось? - возмутился Глеб. - А-а… - сообразил он спустя малое время. - Тоже, что ли, как с приметами? Опять тёмные силы в астрале нашкодили?
        - Да если бы, - вздохнул колдун. - Тут видишь, Глебушка, какое дело… Ты-то, чай, думаешь, что физический мир - один. А их - до чёртовой матери! Учитель мой говаривал: на меже, Ефремка, живём, разными глазами разные миры видим… Возьми нарочно проверь! Сперва левый глаз зажмурь, потом - правый. Сам заметишь: и оттенки малость отличаются, и чёткость… Во-от… Причём так: смежные миры, считай, одинаковые. Почти. Ну а чем дальше от нас - тем больше разницы…
        Глеб одурело потряс головой, не давая уму зайти за разум. Потом вдруг понял.
        - Во-он ты о чём… - с облегчением протянул он. - Параллельные пространства, что ли?
        Колдун насупился, но придраться было не к чему: «параллельные» - слово крепко обрусевшее, «пространства» - и вовсе исконное.
        - Всё знает! - тем не менее подивился он, обращаясь к стеллажу с эзотерикой. - Только на горшок не просится… Говорю тебе: миры - они и есть миры! А уж параллельные они там, перпендикулярные - это кому как нравится.
        - И попасть туда можно? - недоверчиво допытывался Глеб. - Из нашего…
        - Да если не врут, мы только и делаем, что из одного в другой перескакиваем, просто замечаем редко… Живёшь-живёшь, а потом вдруг померещится, будто всё это с тобой уже было…
        - Дежа-вю! - опрометчиво выпалил Портнягин.
        Услышав иностранное речение, старый колдун взбеленился и немедленно выписал ученику чертей по первое число. Влетело даже предыдущим воплощениям Глеба, одно из которых, как выяснилось, принимало непосредственное участие в ослеплении Василька Теребовлецкого, а другое подглядывало из чащи за умерщвлением Ивана Сусанина.
        К счастью, вспыльчивость Ефрема искупалась тем, что надолго его никогда не хватало.
        - Ну и как ты это своё «дежа-вю» объяснишь? - вернувшись внезапно в прежнее ворчливо-насмешливое состояние, спросил он.
        - Н-ну… пишут, что ложная память… - осторожно отозвался ученик.
        - Во-во! - усмехнулся кудесник. - Именно, что ложная. Не память это, Глебушка, а самый что ни есть перескок в другой мир. В смежный, понятно, который поближе… Думаешь, почему у нас в Баклужино столько разборок? Один говорит: «Отдавай должок!» А тот ему: «Какой должок?» В чём тут дело? Думаешь, склероз? Жулики, думаешь? Нет, Глебушка! Из разных миров они. В одном мире - так, а в другом-то - эдак! Тут брал он в долг, а там не брал… Или, скажем, везло тебе, везло - и вдруг чёрная полоса! А это ты просто в другой мир перескочил. С виду - точь-в-точь прежний, нипочём не отличишь, а ходу тебе в нём никакого нету. Такая вот штука…
        - Внешне, говоришь, один к одному? - озабоченно уточнил Портнягин, для которого вопрос удачи всегда был особенно важен.
        - Нет, ежели глаз намётан, - успокоил колдун, - то, приглядясь, разницу, конечно, уловишь… Вчера, положим, все были атеисты, а сегодня до того вдруг уверовали, что даже слово «богохульство» с большой буквы пишут. Ну, тут ежу понятно: в соседний мир тебя перекинуло…
        - Хм… - сказал Глеб. - А с чего это вдруг?
        - Я так понимаю, Глебушка, что за грехи, - горестно отвечал ему старый чародей. - Обращал, небось, внимание: в детстве мир светлый, радостный, а в школу пойдёшь - уже не то. И чем дальше - тем хуже… Учитель мой знаешь как говорил? Какому ты миру соответствуешь, в тот мир и оползёшь… рано или поздно. Так что ты уж, мил человек, с пророчествами того… поосторожней…
        - Почему?
        - Тьфу ты! - снова озлился колдун. - Кому ж я это всё тут растолковывал? Ты мозгами-то пораскинь: в разных мирах прошлое тоже, получается, разное! Тут, скажем, вышел гимн у Михалкова, а там - нет. Не получилось. Вдохновение вовремя не осенило… Или скажем, написать - написал, но не один, а в соавторстве! С каким-нибудь, я не знаю, Гарольдом Регистаном… Значит, дели порчу пополам! Или наоборот - умножай на два! И смотри, что получается: рассчитал я пацаном год переворота. Правильно рассчитал. Но для того мира… А за жизнь-то за целую сколько раз согрешить случилось? Ты прикинь, в какую меня даль отнесло! Вот и Велемир Хлебников в своих «Досках судьбы» тоже на год с предсказанием революции пролетел… Такие, Глебушка, горбыли…
        - Ну! - Портнягин с недоумением глядел на старого чародея. - Что ж теперь, совсем судьбу не предсказывать?
        - Так ведь промахнёшься же наверняка!
        - Ну и промахнусь, - невозмутимо отозвался Глеб. - А кто что докажет?.. Правильно предсказал! Но для другого мира… Да классная отмазка! - И, подмигнув цинично пялящемуся из-под стола коту, ученик колдуна незаметно поправил заныканный под рубашкой томик Гоголя.
        Рыбье слово
        Рыбу не так-то легко поймать: рыба хитрая тварь - она не верит в справедливость.
        Бертольт Брехт
        Несмотря на то, что Соединёнными Штатами втайне сформирована, как говорят, специальная группа войск для защиты свободы и демократии от Божьего гнева в день Страшного Суда, успех этой затеи кажется крайне сомнительным. Чему быть, того не миновать.
        Точную дату конца света вычислить никому не дано, однако мнится, что, скорее всего, он выпадет на выходные. И когда прольются на землю гибельные чаши, и случится битва при Армагеддоне, и будут зачищены те, что со знаком Зверя, - тогда с водохранилищ и затонов начнут помаленьку возвращаться любители подлёдного лова, так и не узнавшие, о чём говорили семь громов.
        Заметив на обугленной почве обломки снятых печатей, оттиски копыт панцирной саранчи и нисходящий с небес лучезарный четвероугольный Иерусалим, новички, понятное дело, оцепенеют. Ветераны поведут себя спокойнее. Народ тёртый, многое повидавший. Сколько раз уже уходили они на рыбалку при тоталитарном режиме, а возвращались при демократическом! А сколько раз наоборот!
        Новичок Корней Челобийцын был из возрастных да поздних. Ему бы по дому что смастерить, пивка попить, с женой у телевизора посидеть. На лёд его сманил сосед Викентий по кличке Дискобол: толстый, шумный, неопрятный, вдобавок неутомимый враль, за что и был столь унизительно прозван. Водкой не пои - дай подбить кого-нибудь из знакомых на совместную авантюру. Одному-то, чай, скучно! И хотя любой знал заранее, что связываться с Дискоболом - себе дороже, тем не менее попадался вновь и вновь. Цыганский гипноз, не иначе.
        Пробный выход по перволёдью обернулся для Корнея отмороженной скулой и лёгким вывихом ступни. До конца ему озлобиться помешали новизна впечатлений и приятное открытие, что сам-то Викентий, оказывается, лишь хвастать горазд, а на деле рыбак… Как это говорится? Непоимистый? Неуловистый? Хреновенький, короче.
        «Съезжу ещё раз - и обловлю», - решил Корней.
        Этого требовали скула, ступня и жажда справедливости.

* * *
        Добраться до Слиянки можно было одним способом: пролегала туда ржавая железнодорожная ветка, по которой временами ковыляла грузовая самодвижущаяся платформа, принадлежащая Андрону Дьяковатому. Зимой она обрастала дощатыми стенками и потолком, и всё же окочуриться в ней было проще простого. Поэтому, выбравшись из навылет просвистанной заиндевевшей хибары на колёсах, рыбаки сразу устремлялись в «грелку» - ветхое строение посреди степи, бывшее когда-то кассой и залом ожидания, а ныне приватизированное тем же Андроном.
        В круглой железной печке давно бурлил огонь, стены отдавали влагу, за наполовину стеклянным, наполовину фанерным окошком снежно мутнел четвёртый час утра, а под пухлым простёганным дранкой потолком тлела на кривом шнуре желтоватая лампочка, хотя, откуда Андрон брал электрический ток, уму непостижимо. Провода со столбов по всей округе были срезаны и пропиты в незапамятные времена.
        Пристроившийся неподалёку от источника тепла Челобийцын огляделся. Отогревшиеся рыболовы священнодействовали - производили таинственные операции с мотылём и вели глубокие беседы, перекладывая слова степенным неторопливым матом. Не желая чувствовать себя ущербным, Корней тоже достал раскладную шкатулку с мормышками и, прикидывая, что бы с ними ещё такого сделать, вопросительно покосился на густо изрисованную печку, где тут же наткнулся на короткий бросающий в дрожь стишок, которого раньше не замечал:
        Морозцем тронутый прудок
        Блестел, как новенький пятак.
        Ещё похрустывал ледок.
        Ещё побулькивал рыбак.
        Видя, что друга хватил столбняк, Викентий по прозвищу Дискобол озабоченно засопел, придвинулся поближе - и чуть не спихнул с лавки. Покачнулась в литровой банке вода, насыщенная нервным серебром мальков.
        - Видал? (Видал?) - торопливо спросил ненавистный сосед-искуситель. У Викентия вообще была странная манера речи. Он не просто удваивал слова - он как бы пояснял их в скобках, должно быть, для вящей доходчивости. - Был (был!) у нас тут (у нас тут!) такой Софрон (Софрон!), так вот он (он!) как раз и сочинил (сочинил!). И… (слышь-слышь-слышь!) тут же в полынью (в полынью!) - и с концами… Тпсшь? - Так в произношении Викентия звучало звукосочетание «ты представляешь?»
        - Могли и сами утопить, - сердито заметил Корней. - За такое стоило…
        Но стремительный Дискобол уже напрочь забыл о трагической судьбе охальника, чей стишок, пощажённый, видать, из суеверия, до сих пор красовался на печке. Теперь внимание Викентия привлекла раскрытая шкатулка на коленях соседа и друга.
        - А мормышки (мормышки!), - возбуждённо заговорил он. - Мормышки шлифовать надо…
        Издав мысленный стон, Корней попробовал прикинуться, что дремлет, однако Дискобол его растолкал.
        - Ты слушай (слушай!). Мормышки (мормышки!)…
        Но тут, к счастью, всё вокруг, как по команде, зашевелилось, загомонило и дружно подалось на выход. Наверное, клёв объявили.

* * *
        Пейзаж… Ну, какой пейзаж может быть ночью в пойме? Так, чернота. Единственно: бледнел вдалеке пласт тумана, то ли подсвеченный невидимой луной, то ли прильнувший к озарённому фонарями шоссе. А ещё, если не обманывало зрение, мерцало впереди среди мглы кромешной нечто крохотное, золотисто-паутинчатое, еле уловимое, возможно, потустороннее. И чем пристальнее всматривался Корней, тем отчётливее оно становилось, нисколько не делаясь от этого понятнее. За свои пять выходов на лёд ничего подобного Челобийцыну видеть ещё не доводилось. На фонарик рыболова - не похоже. Да уж не бродит ли там, чего доброго, призрак беспутного Софрона, начертавшего кощунственный стишок на печке и угодившего за то в полынью?
        Нет, не бродит. Мерцающее пятнышко пребывало в полной неподвижности.
        Значит, просто стоит. Поджидает.
        Корней хотел подумать об этом весело, но весело не вышло. Вышло жутковато. Украдкой бросил взгляд на Викентия - и тут же проклял себя за проявленную слабость. Бывалый Дискобол - тёмная округлая масса на смутном сером фоне - с хрустом, ничего не страшась, пёр вперевалку по насту - и говорил (говорил!). Что-то, видать, плёл о своих рыбацких подвигах.
        Может, просто не замечает?
        Корнея Челобийцына вновь обуяла лёгкая паника: призрачное золотистое мерцание заметно приблизилось, но так и не пожелало отлиться во что-нибудь привычное, земное.
        До разгадки оставалось примерно сорок шагов… тридцать… двадцать… десять…
        Ну слава тебе, Господи! Неведомый призрак обернулся всего-навсего полиэтиленовым шалашиком с горящей свечой внутри. Оказывается, они давно уже шли по заснеженному льду, а не по земле. Из полупрозрачного укрытия недвижно торчали наружу два огромных и, кажется, опушённых инеем ботинка. Словно бы владелец их был заживо вморожен в морщинистый подсвеченный с изнанки торос.
        Последовала уважительная минута молчания. Затем Викентий, утративший, как злорадно отметил про себя Корней, свою обычную говорливость, огласил предутреннюю мглу угрюмым вопросом:
        - Клюет?
        Ответили не сразу. Корней уже начал беспокоиться, когда ботинки чуть шевельнулись, и в шалашике глуховато прозвучало:
        - Есть немного…
        - Всю ночь здесь? - не удвоив и на этот раз ни единого слова, то ли скорбно, то ли ревниво спросил Дискобол.
        Из шалаша отозвались утвердительным мычанием, и Корнею Челобийцыну захотелось вдруг обнажить голову.
        Постояв, двинулись дальше. Что тут ещё скажешь?
        - Слышь-слышь-слышь… - снова становясь самим собою, шумно зашептал неотвязный Викентий, как только они отдалились от осиянной палатки на порядочное расстояние. - Знаешь, кто это? Про Портнягина (Портнягина!) слыхал, нет? Колдун… Тпсшь?.. Глеб Портнягин! Вот это он и был…
        Челобийцын оглянулся.
        - Колдун?
        - Если хочешь знать (если хочешь знать!), - обиделся Дискобол, - колдуны (колдуны!) - самые классные рыбаки! Захочет (захочет!) - всех обловит. Рыбье слово знает… Тпсшь?
        - Рыбье слово? - переспросил Корней, с новым интересом всматриваясь в мерцающий из тьмы вигвамчик. Тщетно пытаясь обловить Дискобола, он беседовал с бывалыми, выпытывал у них секреты, посещал рыбацкие сайты, листал пособия, просматривал видеофильмы, а вот прибегнуть к колдовству почему-то не догадался.

* * *
        Светало. Неподалёку обозначились торчащие изо льда редкие обмороженные камыши. Спрашивается, стоило ли переться в такую даль, чтобы снова выйти к берегу? Изрядно озябший Корней Челобийцын сидел перед лункой на заплечной коробке, сделанной из морозильной камеры бывшего холодильника, и уныло поддёргивал отполированную о валенок мормышку. Непоседливый Дискобол, тряся привязанным к ватной заднице матерчато-проволочным стульчиком, бегал от дырки к дырке. Временами хватал ледобур и просверливал ещё одну - быстро-быстро, пока рыба не уплыла.
        Рыба неизменно оказывалась проворнее: на снегу в противоестественных позах коченели всего три весьма скромных окунька, которых Викентий почему-то с гордостью именовал «милиционерами».
        - Почему «милиционеры»? - не выдержав, спросил Корней.
        - Полосатые (полосатые!), - объяснил тот.
        - И что?
        - Ну… палки (палки!) у гаишников… тоже ведь полосатые!
        Объяснение показалось притянутым за уши, а то и придуманным на ходу. Дискобол - он и есть Дискобол.
        Сам Корней, увы, не мог похвастаться даже и такой незначительной добычей. Единственного окунишку размером с мизинец он отпустил, велев ему, как того требует традиция, привести дядю и дедушку. Однако полосатый Павлик Морозов надул - никого не привёл. Хотя, может, и пытался привести, а дядя и дедушка, выслушав, поступили с ним, как с тем пионером.
        Надежды обловить Дискобола таяли с каждой минутой. Справедливость упорно не желала торжествовать.
        Наконец Корней Челобийцын поднялся и начал собирать свои рыболовецкие причиндалы.
        - Хватит! - объявил он. - Иду оттаивать.
        Честно сказать, имелось сильное опасение, что не переносивший одиночества сосед увяжется за ним в «грелку», но, слава Богу, Дискоболу померещился клёв. Корней повесил ящик на плечо и, опираясь на пешню, двинулся к темнеющему вдали укрытию. Отойдя шагов на сто, оглянулся и, удостоверившись, что Викентий увлечён бурением очередной лунки, взял курс на серый полиэтиленовый шалашик.
        Успел вовремя: колдун уже сматывал удочки.
        Был он высок, широкоплеч, а когда обернулся, оказалось, что ещё и очень молод. Молод до неприличия. Конечно, возраст ловца измеряется не годами, а временем, проведённым на льду, но одно дело рыбалка, другое - магия.
        Может, потомственный? С трёх лет колдует?
        - Ну и как улов? - поинтересовался Корней.
        - Так себе… - равнодушно ответил Глеб Портнягин, чем не на шутку озадачил любопытствующего.
        - Почему? - вырвалось у того.
        Колдун пожал плечами.
        - А мне говорили, ты рыбье слово знаешь, - растерянно сказал Корней.
        - И не одно, - с прежним безразличием откликнулся таинственный рыбак.
        - Это даже со словом улов такой? - ужаснулся Челобийцын.
        - Почему со словом? Без…
        - Так ты ж его знаешь!
        Молодой кудесник с холодком посмотрел на собеседника. Подобным взглядом вас мог бы одарить гроссмейстер международного класса, посоветуй вы ему слямзить с доски пешку противника.
        - Я для чего сюда езжу? - бросил он в сердцах. - Отдыхать или работать? Ещё на рыбалке я не колдовал!
        Корней почувствовал себя неловко и, чтобы сгладить бестактность, предложил помочь с разборкой шалашика. Портнягин, не ломаясь, согласился, и до «грелки» они добирались вместе. Поговорили заодно…
        - Ну, Дискобола ты и без рыбьего слова обставишь, - пренебрежительно усмехнулся Глеб, выслушав сетования Корнея.
        - Не обставил же… - вздохнул тот.
        - А ловишь давно?
        - Да шестой раз уже…
        - Но первый-то раз - обловил?
        - Нет…
        Глеб покосился на спутника, как тому показалось, с сочувствием.
        - Это хуже, - подумав, молвил он. - Новичкам обычно везёт. Вернее, не то что везёт… Ну, знаешь, как на лохотроне: сперва выиграть дадут, а увлечёшься - тут же и облапошат. А если сразу ловля не пошла… Тогда тебе и впрямь без рыбьего слова никуда…
        - Ну так скажи, - отважился Корней.
        Они уже подошли к строению вплотную. Молодой колдун остановился и весело оглядел попутчика.
        - Сказать, что ли?
        Тот не в силах выразить согласия вслух смог лишь меленько покивать. Портнягин слегка округлил обессмыслившиеся глаза, после чего беззвучно открыл и закрыл рот.
        - Примерно так, - пояснил он.
        То ли издевался, то ли в самом деле что-то по-рыбьи произнёс. Поди пойми!

* * *
        В деревянном продымленном чреве «грелки» они обнаружили ещё человек семь - должно быть, из числа тех, что подобно Глебу Портнягину провели ночь на льду. Отогреваясь - кто из термоса, кто из фляжки, - рыбаки внимали очередной байке.
        - Молодой был, - снисходительно признавал ошибки юности морщинистый ветеран. - Переходил Ворожейку - слышу: лёд подо мной хрустит, гнётся. Лёг, пополз. А он - сильней. Хотел уже обратно ползти. И тут сзади - треск, грохот… Ну, думаю, всё! Оборачиваюсь… - Ветеран неспешно затянулся крохотным окурком, исторг изо рта дымного дракончика и заключил сокрушённо: - …а меня трактор обгоняет…
        Судя по выражению лиц, история была давно известна, и тем не менее ржали все громко, долго и самозабвенно.
        - Врёт? - тихо спросил Корней, опускаясь на лавку рядом с Глебом.
        - Рыбаки не врут, - философски отозвался тот. - Незачем. Ври, не ври - всё равно никто не поверит…
        - И с трактором - правда?
        - Конечно.
        - Чудеса! - язвительно произнёс Корней.
        - Никаких чудес. Оттепель была, а потом - мороз. Ну и слоёнка вышла: сверху ледок, под ним - вода, а дальше уже настоящий лёд, толстый… Верхний слой трактор ломает, по нижнему - едет… Я смотрю, сильно тебя Дискобол достал?
        - Дверь в дверь живём, - сообщила сквозь зубы жертва человеческого общения. - Потому и хочу обловить, чтоб заткнулся…
        - У-у… - соболезнующе протянул Портнягин. - Ладно! - решил он, поразмыслив. - Только никому ни слова! А то они с меня с живого не слезут… Мелочь есть?
        - Зачем?
        - Затем, что бесплатно никакое колдовство не сработает. Давай монетку, а я тебе сейчас заговор на бумажке напишу… Дома его наизусть заучишь…
        - На улов заговор?
        - Хм… - Портнягин задумался, окинул собеседника оценивающим взглядом. - Нет, языком ты его, понятное дело, так и так не обловишь… Может, не на улов, а? Может, сразу от злого человека-порчельника? Глядишь, отвяжется…
        - На улов, - затрепетав, попросил Корней.

* * *
        Как и всякий поборник справедливости, Корней Челобийцын был натурой доверчивой, хотя и знал по опыту, что нельзя доверять ни слухам, ни средствам массовой информации, ни, Боже упаси, соседу Викентию. Теперь выяснялось, что нельзя доверять и колдунам.
        На следующие выходные Дискобол увлёк жертву своего темперамента аж за Чумахлинку. А тут ещё для полного счастья ударила оттепель. Лужицы на льду, стоило ветерку нажать посильнее, рябили, переползали с места на место. Словно кто-то слегка наклонял затон, сливая воду то в одну, то в другую сторону.
        Челобийцын сделал всё, как полагается: трижды повторил затверженный назубок заговор, довольно длинный, временами невразумительный. «Как поп стоит на ердани, не шевелится и не похаживает, так бы и у меня раба Божия Корнея рыба с лучу не шевелилась и не похаживала…»
        С какого лучу? И почему бы, интересно, рыбе не шевелиться? Если, конечно, не дохлая!
        Поначалу, правда, почудилось, что заговор действует: первую щучку вытянул именно Корней. В предвкушении триумфа исполнил предписанный колдуном обереж, с риском для нижней губы трижды пробормотав в отверстую мелкозубую пасть следующую дурь: «Чур моей рыбы, и чур моего промыслу, чур моей думы, чур меня раба Божия…»
        Но дальше - как отрезало. Поклёвки пошли скупо, реденько. И, хотя на сей раз превосходство Викентия выразилось всего в двух рыбёшках, затон Корней Челобийцын покидал в тихом бешенстве. В тихом - потому что положение у него было теперь самое дурацкое. Рассказать кому - на смех ведь подымут! Копеечное колдовство - на копейку и сработало.
        Однако досада и жажда правды ворочались в Корнее столь неистово, что, вернувшись в город, он не выдержал: разузнал, где живёт этот самый Портнягин, и пошёл разбираться. Кстати, никакой тот был не колдун - так, ученик колдуна… И здесь наврал! Собственно, наврал-то не он, наврал Дискобол…
        Всё равно обидно.

* * *
        Обманщика Челобийцын не застал. Встретивший гостя старичок в ветхом халате и не менее ветхих шлёпанцах, оказавшийся впоследствии известным баклужинским кудесником Ефремом Нехорошевым, недружелюбно известил, что ученик его ушёл по вызову.
        Что ж, может, оно и к лучшему. Раз учитель - пускай в угол поставит! Корней кратко изложил суть дела, после чего был приглашён в комнату и усажен в облезлое кресло, где подробно, взволнованно обличил неправоту Глеба.
        - А чего это ты всё по два раза повторяешь? - хмуро поинтересовался колдун.
        Корней прислушался к отзвуку собственной речи - и похолодел.
        - Нет (нет!), - поспешил оправдаться он. - Я (я!)…
        Ужаснулся - и умолк окончательно. Сволочь Дискобол! Верно говорят: с кем поведёшься…
        Старый чародей озадаченно почесал кончик носа.
        - Бумажка с тобой? - спросил он.
        Притихший Челобийцын вручил ему текст заговора. Старый колдун водрузил очки, углубился в чтение.
        - А сам ничего не перепутал?
        - Нет, - буркнул Корней. - Могу наизусть…
        - А ну-ка!
        Ни разу не сбившись, правдоискатель злобно отбил натвердо заученную белиберду.
        - Странно… - Кудесник помрачнел. - Может, ты, того… повторить забыл?
        - Повторил три раза! - Раздосадованный Корней был неумолим. - И обереж - тоже три раза повторил!
        - А рыбачил где?
        - За Чумахлинкой. Напротив Сызново.
        Старичок прыснул.
        - На! - решительно сказал он, возвращая бумажку. - Нашёл, где улов колдовать! Ничего у тебя в тех местах на заговор не пойдёт. Разве заплывыш какой…
        - Почему?
        - Это ж красная зона! Там рыба ещё с антирелигиозных времён ни во что не верит. Ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай! Ни в наговоры, ни в заговоры, ни в Божью кару…
        - До сих пор? - поразился Корней.
        - А ты думал! Снежные люди вон на Памире по сей день, говорят, советской власти верны… Не зря ж против них американцы операцию затевают!
        Гори-гори ясно
        И собственный сказал толкнул в лицо.
        Иосиф Бродский
        Полупросвеченный утренним солнцем, на Божемойку чуть ли не с ясного неба сыпался быстрый слюдяной снежок. Он ложился на карнизы и асфальты, помаленьку наращивал сугробчик, венчающий покинутое воронье гнездо, а над книжным лотком почему-то замедлял падение и мельтешил, тускло пересверкивая, подобно вытряхнутой в воду рыбьей чешуе.
        Молодой лидер баклужинских коммунистов-выкрестов Никодим Людской, кряжистый здоровяк в чёрной заснеженной рясе, перехваченной вервием, остановился перед лотком и бодливо уставил на продавщицу выпуклый лоб, чем сильно её встревожил.
        - Вот… не желаете ли? - пролепетала она, торопливо поправляя, а заодно и перекладывая товар: духовное - поближе, бездуховное - подальше, с глаз долой. С тех пор как средства массовой информации оповестили свет о том, что в Мавзолее опять заплакала мироточивая мумия вождя, население Баклужино стало относиться к представителям комправославия с боязливым уважением.
        Правую ладонь подошедший прижимал к груди, как бы пытаясь смирить сердцебиение, поэтому новенький томик Ветхого Завета издательства «Жидопись» он принял левой. Недовольно засопев, взглянул на корешок. «Минздрав Суслова предупреждает: умерщвление плоти вредит вашему здоровью», - было вытеснено там.
        «Смотря, чьей плоти», - угрюмо подумал Никодим. Того, кто сочинил предупреждение, он, пожалуй, бы и сам умертвить не отказался. Хотя, строго говоря, последствия такого поступка тоже полезными для здоровья не назовёшь. Отбыв по юношеской бездуховности полтора года за взлом продовольственного склада, Никодим мог утверждать это наверняка.
        Как и многие политики-вундеркинды, в лидеры он угодил благодаря своему возрасту - юностью руководителя движение пыталось прикрыть крайнюю ветхость прочих своих идеологов.
        Вскоре Никодим уразумел, что ни одна снежная чешуйка так и не опустилась на лоток. А точка-то, получается, заговорённая. Колдуют поганые, колдуют… Ну, это мы сейчас исправим.
        Вернул книгу и, медленно усмехнувшись, отнял ладонь от сердца. Продавщица ахнула, округлила глаза. На чёрной рясе пылал искусно выпиленный из фанеры чудотворный Орден Ленина. Вообще-то каждому очередному лидеру коммунистов-выкрестов полагалось носить подлинный переходящий Орден, но в реликвии содержалось золото высокой пробы, а Никодим, ещё будучи комсобогомольцем, дал обет не прикасаться к «жёлтому дьяволу».
        Взвизгнув, продавщица кинулась застилать книги плёнкой, но было поздно: не устояв против идеологически выдержанной благодати, заклинание распалось - и весь круживший над лотком снег с шорохом хлынул вниз, присыпая слой за слоем глянцевые яркие обложки.
        Никодим повернулся и, снова прикрыв Орден от влаги, тяжкой косолапой поступью двинулся через площадь к магазину «Противотовары», в витрине которого красовались пара антисервизов, контрсервант, три противотумбы бельевые, а в подвале таился конспиративный агитхрам имени царя Давида и всей кротости его.

* * *
        Иностранного слова «кандидат» Никодим не любил и предпочитал называть тех, кто горел желанием вступить в Коммунистический союз богобоязненной молодёжи, исконным выражением «оглашенные». Таковых в агитхраме собралось семеро. Когда Никодим вошёл, все встали. Длинное, напоминающее тир подземелье было освещено несколькими лампами дневного света и оснащено двумя лозунгами: «Откровение Иоанна - в жизнь!» и «Вопиющему преступлению - вопиющее наказание!»
        Ответив на приветствие, Никодим направился было к кафедре, как вдруг с недоумением заметил, что правый глаз каждого питомца перехвачен наискосок чёрной повязкой.
        - В пираты, что ли, собрались? - буркнул Никодим.
        Оглашенные переглянулись, помялись.
        - Да тут, понимаешь, какое дело… - покашливая, пустился в объяснения сухопарый Маркел Сотов. - В Писании-то как сказано? Если правый глаз твой соблазняет тебя - вырви и брось… Ну, мы тут подумали-подумали, да и того… От греха подальше… А насчёт левого вроде ничего не говорится…
        Смутился - и умолк.
        - А если воображение соблазняет? - жёлчно осведомился Никодим. - Голову себе оторвать?
        Ответом было неловкое покряхтывание. Кое-кто подагадливее уже стянул с головы повязку и сунул в карман.
        - Значит, так, - постановил Никодим, бросая тезисы на аналой. - Для особо непонятливых: Писание и вообще труды классиков надо понимать духовно. Соблазнил тебя правый глаз - мысленно вырви и мысленно брось. Тем более что сегодня он вам пригодится… - Дождался, пока все до единой чёрные тряпицы сползут с голов, и продолжил: - Изучаем применение на практике заповеди «не убий». Которую тоже надлежит понимать чисто духовно, то есть наоборот. А если понимать в прямом смысле - тогда и Родину защищать некому станет. Не говоря уже об интересах трудящихся масс… Раздай пособия, Виталя.
        Сильно бородатый Виталя раздал пособия.
        - Итак, - изронил Никодим, убедившись, что никто не остался обделённым. - «Не убий». Первое упражнение - одиночными, второе - короткими очередями, третье - с помощью взрывчатых веществ… Что непонятно, Маркел?
        - Дык… это… - растерянно сказал молодой подпольщик Маркел Сотов. - Ежели с помощью взрывчатых… Это ж не только буржуев да нехристей, это всех подряд поубиваешь…
        - А вот Маркса надо внимательнее читать! - вспылил наставник. - История, заруби на носу, всегда происходит дважды. Первый раз - в виде трагедии, второй раз - в виде фарша…
        - Фарса… - дерзнул вмешаться кто-то.
        - В старых изданиях так оно и было, - одобрительно кивнул Никодим. - Переводчик напутал. Потом исправили…

* * *
        К полудню ветхая облачность расползлась окончательно, солнышко малость потеплело, позолотело - и город из слюдяного стал фарфоровым.
        Никодим Людской и Маркел Сотов проживали в одном районе, поэтому с занятий возвращались вместе. Снежок перестал, выпиленную лобзиком регалию можно было уже не прикрывать. Никодим шествовал, расправив грудь, и важно поглядывал, как силою чудотворного Ордена разрушаются мелкие бытовые заклятья, призванные хранить в целости кошельки, ширинки и узлы ботиночных шнурков.
        Конечно, можно было бы закатать свидетельство народного доверия в пластик, но, как известно, любая синтетика непроницаема духовно. Иконки, например, потому и продают в запаянных пакетиках, чтобы святость раньше времени не выдохнулась.
        Сухопарый Маркел Сотов шагал, ничего вокруг не замечая, и, как всегда в минуты напряжённой умственной деятельности, морщил не лоб, а нос.
        - Не забивал, - ни с того ни с сего веско изрёк Никодим. - И завязывай давай. А то так, глядишь, и свихнуться недолго…
        Застигнутый на мысли, Маркел вздрогнул. Сказано: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём». На женщин Маркел Сотов был не особо падок, зато когда-то в отроческих мечтах тайно представлял себя великим футболистом - и вот теперь ломал задним числом голову: действительно ли забивал он голы бразильцам? В сердце-то своём - забивал…
        - Я ж вроде ничего не говорил… - опомнился он наконец.
        - А не думай так громко, - ворчливо отозвался Никодим.
        - Ну ты прямо колдун… - с опасливым уважением пробормотал Маркел. - В мыслях читаешь…
        Молодой лидер коммунистов-выкрестов скривился и сердито надвинул поглубже обеими руками чёрный армейский берет, делающий его слегка похожим на Че Гевару.
        - Соображай, что говоришь! - одёрнул он. - Нашёл с кем равнять!
        - Да я ж в хорошем смысле… Чудо же…
        Никодим усмехнулся. Наивность оглашенных временами его удручала, временами приводила в умиление.
        - То-то и оно, что чудо! Ты что же, думаешь, я по своей прихоти чудеса творю?
        Несколько шагов заединщики одолели в молчании. Маркел страдальчески морщил нос.
        - Ну вот сам смотри, - сжалился Никодим. - Колдун, он - кто? Человек без вертикали в голове. Одиночка и паразит трудового народа. А колдовство - это всегда своеволие и гордыня. Колдуешь - значит, обязательно кого-то обуваешь: либо людей, либо природу.
        - А чудо?
        - А чудо, Маркел, это воплощение воли народной. То есть той же стихии. Значит, природе оно не противоречит. Велел мне народ читать в сердцах - читаю. Расхочет - перестану. Аминь.
        - Весь народ? - усомнился Маркел.
        - Весь, - не допускающим возражений голосом приговорил Никодим. - Народ, запомни, это те, кто за нас.
        - Так это тебе, выходит, ни вздохнуть, ни кашлянуть… - с сочувствием глядя на молодого лидера, молвил будущий комсобогомолец.
        - А ты думал, легко? - хмыкнул тот. - Нет уж! Попал в вожди - о себе забудь. Теперь ты и народ - единое целое. Изволь делать только то, чего остальные хотят!
        - А чего они хотят? - рискнул Маркел.
        Никодим недоверчиво покосился на спутника.
        - То есть как это - чего? - с недоумением переспросил он. - Того, чего хочет вождь. Я ж тебе говорю: единое целое…

* * *
        На проспекте их обогнал «мерс» последней модели и, развратно подмигнув левым «поворотом», свалил в переулок. Молодые единомышленники проводили предмет роскоши недобрыми взглядами, ибо заповедь, запрещающая желать конфискации имущества ближнего твоего, тоже понималась ими чисто духовно, то есть наоборот.
        - А вот, скажем, объявляешь ты кому-нибудь анафему с занесением в личное дело, - предположил Маркел. - Это ведь тоже чудо?
        - Ещё какое! - зловеще всхохотнул Никодим.
        - Но объявляешь-то - в прямом смысле?
        - Вот тут - только в прямом, - посерьёзнев, подтвердил Никодим. - Иначе - ни тебе страха Божьего, ни партийной дисциплины…
        У «Трёх волхвов» соратники свернули за угол и умышленно пронизали чёрный рыночек, чтобы причинить максимальный ущерб идеологическому противнику. Всё колдовское отребье Баклужино собиралось тут ежедневно, открыто торгуя своим поганым инвентарём: от пантаклей до саженцев пиар-травы.
        - А правду говорят, - помявшись, опасливо обратился Маркел, - будто ты… того… по молодости лет на пару с каким-то колдуном склад грабанул?
        Никодим крякнул и сдвинул берет чуть ли не до глаз.
        - Ну, во-первых, попытка экспроприации и грабёж - вещи разные, - недовольно заметил он. - А во-вторых, кореш-то мой тогда нормальный был пацан… Кто ж знал, что он потом к колдуну в ученики поступит!
        Фыркнул - и умолк. Маркел поморгал - и умолк тоже.
        На выходе с базарчика продавали домашнюю живность. Величественная дама в мехах пропускала с надменным видом персидских котят через обручальное колечко. Трюк, понятное дело, невероятный, и без чертовщины тут наверняка не обошлось. Ну и зазевалась, дура - проглядела приближение святыни. Ещё шаг - чары бы распались и пушистое оранжевое тельце оказалось бы передавлено тесным золотым изделием.
        Следует сказать, что железный Никодим, ни в чём не давая потачки роду людскому, питал неизъяснимую слабость к невинному в политическом смысле зверью и скорее вышел бы из партии, нежели причинил увечье кому-либо из братьев наших меньших. Поэтому и только поэтому, а вовсе не из малодушия, узревши пропускаемого сквозь кольцо котейку, он торопливо прижал ладонь к груди, экранируя благодать.
        И остановился в остолбенении. Экранировать было нечего. Регалия исчезла.
        Обернулся, пристально осмотрел рынок. Клептокинез исключается. Орден - намоленный, колдовством его не возьмёшь. Стало быть, спёрли вручную - карманников у «Трёх волхвов» тоже хватает.
        - А знаешь… - недобро прищурясь, обратился он к спутнику. - Поди-ка ты дальше один. Тут у меня дело сыскалось…
        Оглашенный конспиративно наклонил голову и, ни слова не говоря, сгинул. Вернувшись шагов на десять, Никодим ещё раз оглядел торгующих. Наивные! Они что же, полагают, если вождя и идеолога лишить Ордена, так он и народной поддержки лишится? Нет уж, дудки! Виновного сыскать? Сейчас сыщем… Вот только не стоило, пожалуй, удалять Маркела - пусть бы воочию убедился, насколько прямой смысл отличается от духовного истолкования.
        - На воре шапка горит, - тихо и внятно произнёс Никодим. И, помедлив, добавил: - Взвейтесь кострами…
        Едва лишь прозвучало грозное ключевое слово, как над рыночком порхнул звук, похожий на фырканье множества воробьиных крылышек. Шапки на продавцах и на покупателях задымились, а затем вспыхнули разом. Толпа метнулась, с треском посыпались ящики, лотки, навесы, взмыл людской вопль. Ошарашенный Никодим попятился - и, пока не затоптали, поспешил ретироваться к выходу. Что из-за слишком общей формулировки чудо может принять черты стихийного бедствия, он просто не предвидел.
        Приостановившись за углом, отдышался, а затем остолбенел вторично. Из небольшого сугроба на обочине торчал фанерным рёбрышком чудотворный Орден Ленина. Вот тебе и на! Сам, получается, обронил… Ну ничего! В любом случае - поделом ворюгам! Никодим бережно извлёк за краешек реликвию из снега, промокнул подолом рясы - и не сумел сдержать злорадной улыбки при мысли, что в мечущейся пламенношапочной толпе вполне мог оказаться и Глеб Портнягин - тот самый ученик чародея, с которым они в отроческие годы неудачно пытались взять на пару продовольственный склад.
        Из-за угла слышались заполошные крики и тянуло запахом палёного тряпья. Никодим водрузил Орден на место, потом вдруг почуял неладное, схватился за темя - и ощутил ожог. Чертыхаясь, как последний беспартийный, чудотворец смахнул тлеющий берет в сугроб, забил огонь ногами и долго потом с удручённым кряхтением рассматривал на свет зияющую, неровно прогоревшую дыру.
        Нет, пожалуй, правильно отослал он восвояси Маркела Сотова. Оглашенный запросто мог истолковать случившееся бездуховно. То есть в прямом смысле.
        Порченый
        …поднимали за голову, за ноги, бросали на кирпичный пол… Так выковываются народные вожди.
        А. Н. Толстой
        На дворе выпали осадки - хлопьями, как в колбе, - и что-то разладилось по сю сторону мутного оконного стекла. Клиенты капризничали, предсказания не сбывались, отмазки не помогали, старый колдун Ефрем Нехорошев, спихнув все дела на руки ученику, никак не желал выйти из запоя, а тут ещё в один ненастный день под дверь осторожно подсунули конвертик с повесткой в суд. Некто Кондраш подал заявление, будто после беседы с воспитанником чародея у него напрочь исчезло биополе, - и требовал теперь компенсации за причинённый ему энергетический и моральный ущерб.
        «Кондраш, Кондраш… - недоумевал Глеб Портнягин, разглядывая повестку. - А! Сдаётся, это тот мордастенький. Да-да-да! Помню, помню падлу! Представился троцкистом, ворот расстегнул, ледорубчик предъявил… серебряный, животворный… Что ж он просил-то? Не иначе Льва Давыдовича вызвать… Стоп! Не он это! Не Кондраш… А Кондраш - он вроде такой… такой… Нет, не помню. Ну да всё равно падла!»
        Мимо в направлении сильно початого ящика водки сомнамбулическим шагом продефилировало бездуховное тело Ефрема Нехорошева. Дух старого кудесника, надо полагать, витал сейчас где-то в тонких мирах. И хорошо, если просто витал…
        Ученик чародея проводил рассеянным взглядом физическую оболочку учителя, снова вложил бумагу в конверт и, пожав плечами, отправил всё это в ящик серванта с мелким колдовским барахлом. Сгодится. Пепел любой официальной повестки, являясь сильнейшим поглотителем положительных эмоций, незаменим при изготовлении отворотных средств.
        Портнягин присел на табурет, невольно копируя обычную повадку Ефрема, и призадумался. Помощи от наставника не предвиделось, а неприятности между тем следовали подозрительно правильной чередой, становясь раз от разу серьёзнее и серьёзнее. Если уж столь вопиющей ахинее, как уголовное дело о пропаже биополя, тем не менее дали ход, - значит, кто-то сильно этого хотел.
        Кто?
        Первое подозрение, естественно, пало на лидера православных коммунистов-выкрестов Никодима Людского, которому Глеб недели две назад имел неосторожность привидеться в ночном кошмаре и, что самое печальное, был этим мерзавцем узнан. Если же вспомнить ещё и прежние их раздоры…
        Не сходя с табурета, молодой чародей закрыл глаза - и минут на десять оцепенел. Потом шевельнулся, пришёл в себя, озадаченно помассировал виски подушечками пальцев. Сведения, почёрпнутые им в астрале, мягко говоря, настораживали.
        В это верилось с трудом, но Никодим Людской был на сей раз чист, аки голубица. Мало того, обнаружилось, что дело об исчезновении биополя возникло хотя и по явному недоразумению, однако без малейшего нажима со стороны. Потерпевший Кондраш, будучи сутяжным психопатом, затеял склоку вполне самостоятельно, судью никто не подкупал и не запугивал, а в заключение эспертизы просто вкралась ошибка.
        Итак, ни следа вражеских козней - просто ряд дурацких случайностей и совпадений. Любой материалист на месте Глеба вздохнул бы с облегчением. Однако назубок затвержены были уроки старого колдуна, что нет на свете совпадений и что закономерность - это девичья фамилия случайности. Коротко говоря, неудачи последних дней наверняка имели не внешнюю, а внутреннюю причину, гнездившуюся в самом Глебе Портнягине.
        Впрочем, ломать сейчас над этим голову не следовало - для начала небходимо было замять уголовное дело.

* * *
        В тусклых безднах юридических пространств было зябко и неуютно, а внизу, в чёрном провале, подобно угольям, припорошённым сизым пеплом, мерцала страшная Мембрана, отделяющая тонкие миры от Инферно. Некие не слишком отчётливые сущности сбивались в неправдопобные стайки, называемые свидетельскими базами, и бродили окрест, шарахаясь временами от медлительных сгустков негативной энергетики, провожавших алчными взглядами нежное юридическое тело Глеба.
        Нечеловечески высокая смутная фигура в струящихся одеяниях пыльного цвета склонила к Портнягину лысый ушастый череп.
        - Ну? - шепнула она с проблеском любопытства.
        Тот вкратце передал суть затруднения. Фигура, не разгибаясь, прикрыла дряблые веки. Задумалась. Глеб облизнул губы.
        - Я… это… - сказал он, как бы оправдываясь. - Прикинул: психиатру его показать, Кондраша?.. Так ещё и за оскорбление притянет… о защите чести и достоинства… - Юноша видел, что его не слушают, но остановиться не мог и продолжал - сбивчиво, торопливо: - А потребуешь новой экспертизы - эксперты обидятся… ещё хуже напишут…
        Неподвижная личина растянула безгубый рот в змеиной улыбке, затем открыла загадочные буркалы пыльного цвета - и выпрямилась. Ушла ввысь.
        - Пусть представит справку, - злорадно прошелестело оттуда, - что у него и раньше было биополе…
        Подобные сгустки юридической субстанции, с древних времён величаемые ярыгами, не считаются особо опасными, и всё же лучше встречаться с ними пореже, поскольку расплачиваться за консультацию приходится жизненной энергией. Но выбора у Глеба не было. Примерно ту же сумму (в пересчёте на денежные знаки) содрал бы с него и любой баклужинский адвокат с той лишь разницей, что времени на визит к нему ушло бы гораздо больше. А юному чародею необходимо было опередить очередную неприятность хотя бы на полчаса, дабы успеть обмозговать происходящее - и, если повезёт, понять.
        Стиснув зубы, он решил отбросить самолюбие и начать с самого простого.

* * *
        «Сглазил кто-нибудь?..» - предположил Глеб и тут же криво усмехнулся. Его теперь, пожалуй, сглазишь! Впрочем, сглаз сглазу рознь - от иного он бы сам не отказался. Одно дело, когда твой защитный энергетический кокон пробивают отрицательными эмоциями, и совсем другое, когда положительными. Раз уж на то пошло - что есть любовь? Либо сглаз, либо приворот, да ещё и с прямым откатом. Почему, например, мужья на Руси от веку жён колошматили? Именно поэтому! Знали, что любящие супруги рано или поздно друг друга сглазят, ну и береглись как могли. А в итоге порчу на баб наводили… дурачьё!
        Вспомнилось вдруг, как в златые школьные годы на уроке информатики рыжая Алка Зельцер одним томным взглядом проплавила ему солидную дыру в энергетической оболочке. Два дня сквозило - ходил лох лохом, всё никак не мог залатать. Да и не хотелось, честно говоря…
        Глеб нахмурился и заставил себя встряхнуться.
        Порча? Уже ближе. Чтобы избавится от сглаза, здоровому человеку достаточно влезть под душ или хлопнуть полный стакан водки. С порчей этот номер не пройдёт - порчу в большинстве случаев наводят умышленно, и её так легко не излечишь - снимать надо. Проще всего, конечно, сходить в церковь и помолиться там от души. А поскольку от души сейчас никто молиться не умеет, обращаются к специалистам. Скажем, к тому же Портнягину…
        Фишка, однако, в том, что проказы подобного уровня Портнягин распознал бы с лёта. Нет, тут каверза посерьёзнее - возможно, кто-то «прицепился» и нагло сосёт из него прану. Жизненные силы, говоря по-нашему. Отсюда и неудачи. Глеб, правда, никогда не слыхал, чтобы жертвами порчи такого рода становились ученики чародеев. Сам порченый, допустим, энергетическую «пиявку» увидеть не сможет - точно так же как любой человек не замечает своих недостатков, пока ему на них не укажут. Но ведь где ученик - там и учитель! А уж этому-то выявить порчу - как два пальца об астрал…
        Стенные ходики привирали уже на полтора часа. Глеб поморщился, покинул физическое тело и попробовал прямо сквозь циферблат вынуть увлёкшегося барабашку. Тот заверещал и за что-то там уцепился. Сопротивление не помогло. Портнягин намотал зациклившуюся энергетику на торчащий из стены железный костыль и, снова придав ей вращательное движение, остановился в задумчивости перед древним трюмо, под толстым стеклом которого как бы расплывались радужные нефтяные лужицы.
        Да, закавыка… Сходить, что ли, через двор к Игнату Фастунову? Всё-таки за одной партой когда-то сидели - пусть посмотрит со стороны… Нет. Не стоит. С учениками чёрных магов в таких случаях лучше не связываться. Да и достоинства ронять не хочется…
        Не вовремя сорвался с нарезки Ефрем, ох, не вовремя!

* * *
        - Ну-ка… тыковку… - вяло приказал старый колдун.
        Глеб послушно склонил голову. Нетвёрдыми дряблыми пальцами Ефрем потрогал воздух над тёмно-русой макушкой, затем рука его упала, а из лёгких исторглось стенание. Сердце у юноши ёкнуло, но он поспешил уверить себя, что причиной горестного стона было физическое состояние самого Ефрема.
        - И что там? - с фальшивой бодростью осведомился Глеб.
        Учитель молчал, бессмысленно отвесив нижнюю губу. Выражение его лица могло означать всё что угодно.
        - Ой, хреново… - обессиленно выдохнул он наконец.
        - Кому? - теряя терпение, спросил Глеб.
        Внезапно старый колдун Ефрем Нехорошев выпрямился и широко раскрыл мгновенно прояснившиеся глаза. Похмелья - как не бывало.
        - Сядь! - отрывисто повелел он.
        Глеб поспешно опустился на табурет. Ефрем встал - стремительно, без кряхтенья - и, присматриваясь, двинулся в обход заробевшего ученика.
        - «Заземлили»? - осипшим от ужаса голосом предположил тот.
        - Похоже… - глуховато отозвался колдун, ощупывая какие-то незримые впадины и выпуклости.
        То есть даже не порча. «Заземляют», как правило, с помощью проклятия. Техника злодеяния примерно та же, но с одним существенным отличием: недоброжелатель замыкает жертву не на себя, а на какую-либо стихию. Чаще всего, на землю. Энергия покидает тело несчастного мощным потоком, и что самое обидное - поди пойми, кому за это бить морду!
        - Ну не тяни, не тяни! - взмолился Глеб. - На что замкнули?
        Вопрос - далеко не праздный, хотя, какую стихию ни возьми, добычу она отпускает редко. В организм проникают её тонкие сущности, поэтому вслед за неудачами неминумо приходят болезни, как правило, смертельные и неизлечимые: от земли - онкология, от огня - гангрена, от воды - разжижение мозга, от воздуха - атипичная пневмония. Так что, строго говоря, хрен редьки не слаще.
        Вместо ответа старый колдун насупился и принялся одеваться.
        - Ты куда? - всполошился Глеб.
        - Пойду… учителя своего проведаю… - угрюмо отозвался Ефрем, влезая в ветхую шубейку из чебурашки. - Может, что присоветует…
        - Так он у тебя… Жив?
        - Живёхонек…
        - А чего пешком? Проще ж через астрал!
        - Ты б ещё «по телефону» сказал… - ощетинился кудесник. - Дело-то, чай, не шутейное…
        Сердито ткнул клюкой - и в воздухе проявилось прозрачное мерцающее подобие извилистой пульсирующей кишки, один конец которой крепился под левым соском Глеба, а другой уходил сквозь стену к какой-то из четырёх стихий. «Пиявка».
        - Только, слышь… - ворчливо предупредил старый чародей. - Оборвать - даже и не пробуй… Хуже будет…

* * *
        Вернулся Ефрем - ещё мрачнее, чем уходил. Выпростал плечико из шубейки, хотел выпростать другое, но взглянул на ученика - и не поверил своим скорбным глазам. Прозрачный фосфоресцирующий рукав «пиявки» был окольцован этакой орбиталью, дрожащим смутным облачком, в котором старый колдун, вникнув, угадал зыбкого от проворства барабашку, упоённо пытающегося поймать себя за пятку. Сама кишка пульсировала теперь без содроганий, вполсилы.
        Шубейка из чебурашки со вздохом осела на пол.
        - Ну ты даёшь… - только и сумел вымолвить Ефрем. Отшвырнул клюку и, не разуваясь, кинулся осматривать диво. Приспособление поражало простотой: зациклившийся барабашка (он же, выражаясь научно, вечный двигатель первого рода), вращаясь, создавал поле, значительно замедляющее утечку энергии.
        - Молодец… Ай, молодец… - всплёскивая руками, приговаривал старикан, однако заискивающие нотки в его голосе выдавали, что хитроумное устройство почти ничего не меняет в отчаянном положении ученика. - Вот умелец! И догадался же…
        - Да ладно тебе! - прервал его восторги Глеб. - Жить захочешь - ещё не то смастрячишь… Узнали, чья работа?
        Увял колдун, погрустнел.
        - Много там чего узнаешь! - с досадой бросил он, опускаясь на табурет. - Проклятье - это тебе не порча. Кто угодно мог… по злобе…
        - Никодим - мог?
        - Да почему же нет! Тем более политик… Что-что, а уж проклинать…
        - Значит, он, - приговорил Глеб и хмуро покосился на зыбкое кольцевое облачко. - Слушай, а если ещё пару барабашек добавить?
        Колдун покряхтел, виновато развёл ладони:
        - Думаешь, сила назад пойдёт? Не пойдёт, Глебушка. Вытекать, понятно, будет помедленней, а назад не пойдёт, нет… - Помялся и добавил: - Опять же: уменьшишь напор - в тебя тут же тонкие сущности полезут. Сейчас-то им против течения приходится, а так…
        - Что хоть за сущности-то? - нервно сжимая и разжимая кулаки, осведомился Глеб. - К какой меня вообще стихии «прицепили»?
        Кудесник смущённо кашлянул.
        - К народной, Глебушка…
        - Ка-кой?
        - К народной, - с неловкостью, словно прощения прося, повторил колдун. - Тут, видишь ли… Вообще-то считается, что стихий у нас четыре, а на самом деле пять…
        Глеб недоверчиво покосился на учителя:
        - А к какому народу? К нашему?
        - Да к нашему, конечно, к баклужинскому… Всё гад рассчитал! Остальные-то четыре стихии в городе - слабенькие, травленные… в трубы загнанные, асфальтом крытые…
        Глеб не слушал. Лицо у него было отрешённое и усталое: то ли сказывалась потеря сил, то ли тонкие народные сущности уже просачивались потихоньку в его душу.

* * *
        Всю ночь, не прилёгши ни на минуту, провёл старый чародей у постели ученика. К утру вокруг призрачно мерцающей кишки стараниями Ефрема закрутилось три барабашки. И всё-таки жизненная сила слабыми толчками продолжала покидать тело Глеба.
        Иногда казалось, что юноша уже не дышит.
        Светало, когда он наконец открыл глаза и, уставившись незряче в потолок, проговорил, как в бреду:
        - Систему пора менять…
        - Да куда ещё менять, Глебушка? - кривясь от жалости, отвечал ему безутешный колдун. - Ты уж под этой пока полежи. Сам знаешь: больше трёх барабашек разом закручивать не след - пространство схлопнется…
        Чело больного омрачилось.
        - Я не про них, - сдавленно произнёс он. - Я про Баклужино. Прогнила система…
        Лицо его уже не принадлежало этому миру.
        Внезапно вскинулся, нашарил одежду.
        - Да куда ты? Лежи…
        Но удержать порченого не удалось.
        - Пошли! - приказал Глеб, лихорадочно облачаясь в джинсы и куртку. - Там митинг на площади…
        Явно был не в себе человек. Впрочем, бывают моменты, когда в хвором пробуждаются собачьи инстинкты - и лучше ему в этом случае не перечить: сам себе травку найдёт…
        Учитель и ученик выбрались на улицу. С небес по обыкновению сыпалось чёрт знает что. Такое чувство, будто астральная живность, обитающая в облаках, окончательно отбилась в эту зиму от рук и вместо того, чтобы, как подобает, терпеливо собирать из ледяных иголочек сложные узорчатые снежинки, валяла в морозные дни какую-то труху, а в оттепель - бесформенные хлопья.
        Чутьё не обмануло Глеба: действительно, на главной площади Баклужино опять возвышалась фанерная трибуна и толпился заснеженный люд. Лаяли динамики. Общественно-политическому движению «Колдуны за демократию» грозил раскол - белые маги никак не могли ужиться с чёрными, а это означало, что на выборах, скорее всего, победят православные коммунисты-выкресты со своим Никодимом Людским.
        Неприязнь старого колдуна Ефрема Нехорошева ко всяческим митингам была общеизвестна, поэтому появление его на площади в сопровождении ученика вызвало в народе сильнейшую оторопь, позволившую обоим беспрепятственно добраться до трибуны.
        - Вы куда, молодой человек? - окликнул Портнягина один из организаторов, правый рукав которого охватывала чёрная повязка с белыми изображениями ступы и помела, но взглянул в глаза - и дорогу заступить не посмел.
        По шаткой лесенке Глеб поднялся к микрофону.
        Заснеженная толпа зароптала (очевидно, ждали другого оратора) - и вдруг растерянно смолкла. Даже те, кто не имел никакого отношения к чародейству, почуяли нутром незримую связь, некий энергетический канал, соединяющий их с бледным плечистым юношей, столь внезапно выросшим на трибуне.
        Колдуны обеих ориентаций, чёрной и белой (они стояли поближе к помосту), прекрасно видя, что происходит, соболезнующе переглядывались. С такой бедой, как у этого парнишки, в леса бежать надо, подальше от народа, а он, самоубийца, на трибуну выперся! Вон какая орава - за полчаса умертвят. Да, не везёт с учениками Ефрему Нехорошеву… Сейчас ведь говорить начнёт!
        И он заговорил. Негромко, через силу. О чём? Этого потом не сумел бы вспомнить никто, даже сам Глеб. Казалось, кто-то нашёптывал ему нужные слова. Да, собственно, так оно и было: прана молодого чародея уходила в массы, а навстречу ей по многочисленным капиллярам, сливающимся затем в упругую бьющуюся жилу, поднимались тонкие субстанции народной стихии. Проще говоря, надежды и чаяния.
        Толпа плотнее прихлынула к помосту, с замиранием ощущая приближение чего-то неслыханного, небывалого.
        И - вот оно! Свершилось! Это почувствовал каждый, а кто не почувствовал, тому достаточно было взглянуть на очумелые физии колдунов. Невероятно: повинуясь единому порыву толпы, «пиявка» погнала прану вспять. Народная сила - добровольно! - вливалась теперь толчками в сердце молодого кудесника, а навстречу ей, в людскую гущу, двинулись надежды и чаяния самого Глеба.
        Он выпрямился, с лица его исчезла болезненная бледность, голос окреп, загремел.
        - Забыли? - вопрошал он, срывая и отбрасывая ненужных уже барабашек. - Забыли про массовые заморы астральной фауны при большевиках? Про борьбу с вредными суевериями - забыли? Ничего! Никодим Людской вам живо напомнит!..
        Толпа заворожённо внимала. Неизвестно, скрывался ли в ней тот, кто втихомолку подстроил пакость Портнягину, однако можно представить, как бы он клял себя за то, что опрометчиво «закоротил» жертву не на ту стихию! Хотя… Был, помнится, и случай с Микулой Селяниновичем, «законтаченным» врагами на мать сыру-землю, которая не только не выпила силушку из полюбившегося ей богатыря - напротив, своей поделилась…

* * *
        До дому учитель и ученик добирались молча. Портнягина переполняли чувства. Казалось, врой столб поглубже - взялся бы за него да землю перевернул. Ефрем был просто задумчив. Так и шли. Только раз, когда мерзкая погода пальнула им в лица какой-то стеклянной крошкой, Глеб поднял глаза к мутному небу.
        - Не надоело? - осведомился он сквозь зубы.
        Снег перестал. А вскоре пошёл снова, но уже иной - кружавчатый, правильный. Не посмел, значит, противиться воле народной. Остановившись, старый колдун поймал на ладонь снежинку и долго смотрел на неё, расстроганно вздёрнув брови.
        - Знаешь что, Глебушка? - молвил он с затаённой грустью. - А ведь кончилось твоё ученичество. Самому учить впору…
        2003 -2005

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к