Семь тысяч Я Евгений Лукин
        Любовь Лукина
        Лукин Евгений , Лукина Любовь Семь тысяч Я
        Любовь ЛУКИНА
        Евгений ЛУКИН
        СЕМЬ ТЫСЯЧ Я
        Я сразу же заподозрил неладное, увидев в его квартире оседланную лошадь.
        - Как это ты ее на седьмой этаж? - оторопело спросил я, обходя сторонкой большое дышащее животное. - Лифтом?
        Он горько усмехнулся в ответ.
        - Лифтом... - повторил он. - Да разве такая зверюга в лифте поместится? В поводу вел. По ступенькам...
        Собственно, я уже тогда имел право арестовать его. Лошадь была не просто оседлана - на ней был чалдар... Что такое чалдар? Это, знаете, такая попона из металлических пластинок. Похищена в феврале прошлого года из энского историчес кого музея вместе с мелкокольчатой броней и доспехом типа "зерцало".
        - Удивляешься... - с удовлетворением отметил он. - Понимаю тебя.
        Он уже ничего не скрывал. Комнату перегораживало длинное кавалерийское копье, а к столу был прислонен меч, восстановленный недавно специалистами по крыжу XII века. Кроме него из экспозиции пропал еще, помнится, полный комплект боевых ножей.
        Я решил не засвечиваться раньше времени и, изобразив растерянность, присел на диван.
        - Значит, летим исправлять историю? - придав голосу легкую дрожь, спросил я.
        - Летим, - подтвердил он.
        - Рязань?
        - Калка! - Произнеся это, он выпрямился и сбросил домашний халат. От груди и плеч моего подопечного отскочили и брызнули врассыпную по комнате светлые блики. Его торс облегала сияющая мелкокольчатая броня, усиленная доспехом типа "зер цало". А вот и пропавшие ножички, все три: засапожный, поясной и подсайдашный...
        Услышав грозное слово "Калка", лошадь испуганно всхрапнула и вышибла копытом две паркетные шашки.
        И тут меня осенило, что у него ведь могут быть и сообщники...
        - Сними ты с себя это железо! - искусно делая вид, что нервничаю, сказал я. - Тебя ж там первый татарин срубит! Знаешь ведь поговорку: один в поле не воин..
        Крючок был заглочен с лету.
        - Один? - прищурившись, переспросил он. - А кто тебе сказал, что я там буду один? В поле?
        Уверен, что лицо недоумка вышло у меня на славу.
        - А кто второй?
        - Я.
        - Хм... А первый тогда кто?
        - Тоже я, - сказал он, насмешливо меня разглядывая.
        Лошадь переступила с ноги на ногу и мотнула головой, как бы отгоняя мысль о предстоящем кошмаре.
        - Ну хорошо... - смилостивился он. - Сейчас объясню...
        И возложил длань на высокое седло, куда, по всей видимости, и была вмонтиро вана портативная машина времени марки "минихрон", украденная три года назад прямо из сейфа энской лаборатории.
        - Итак, я включаю, как ты уже догадался, устройство и перебрасываюсь вместе с лошадью во вторник 31 мая 1223 года. Провожу там весь день до вечера. К вечеру возвращаюсь. Отдыхаю, сплю, а назавтра... - Он сделал паузу, за время которой стал выше и стройнее. - А назавтра я снова включаю устройство и снова перебрасы ваюсь во вторник 31 мая 1223 года! Вместе с лошадью! То есть нас теперь там уже - сколько?
        - Ну, четверо, - сказал я. - С лошадьми...
        И осекся. Я понял, куда он клонит.
        - То же самое я делаю и послезавтра, и послепослезавтра! - Глаза его свер кали, голос гремел. - Семь тысяч дней подряд я перебрасываюсь туда вместе с лошадью и провожу там весь день до вечера. Я трачу на это без малого двадцать лет, но зато во вторник 31 мая 1223 года в окрестностях реки Калки возникает войско из семи тысяч всадников! И оно заходит татарам в тыл!..
        Весь в металле, словно памятник самому себе, он стоял посреди комнаты, чуть выдвинув вперед правую ногу, и в гладкой стали поножа отражалось мое опрокинутое лицо.
        "Брать! - тяжко ударила мысль. - Брать немедленно!.."
        Но тут он дернул за свисающий с потолка шнурок, на который я как-то не обратил внимания, и со свистом развернувшаяся сеть из витого капрона во мгно вение ока спеленала меня по рукам и ногам.
        - Почему бы тебе не предъявить свое удостоверение? - мягко осведомился он. - Ты ведь из Группы Охраны Истории, не так ли?
        "Спокойствие! - скомандовал я себе. - Главное, не делать резких движений!.. Это витой капрон!"
        - Ты, видимо, хочешь сказать, - вкрадчиво продолжал он, - что мои семь тысяч будут слишком уж уязвимы? Что достаточно устранить меня сегодняшнего - и не будет уже ни меня завтрашнего, ни меня послезавтрашнего... Достаточно, короче, прервать цепочку - и все мое войско испарится на глазах у татар. Так?
        - Да, - хрипло сказал я. - Именно так...
        - Так вот, во время дела, - ликующе известил он, - я сегодняшний буду нахо диться в самом безопасном месте. Как и я завтрашний, как и я послезавтрашний... А вот последние будут первыми. То есть пойдут в первых рядах...
        - Между прочим, дом окружен, - угрюмо соврал я.
        Он тонко улыбнулся в ответ.
        - И окрестности Калки тоже?
        Мне нечего было на это сказать.
        На моих глазах он препоясался мечом и взял копье. Затем выпрямился и с кня жеским высокомерием вздернул русую недавно отпущенную бородку. Я понял, что сейчас он изречет что-нибудь на прощанье. Что-нибудь историческое.
        - Татарское иго, - изрек он, - позорная страница русской истории. Я вырву эту страницу.
        Причем ударение сделал, авантюрист, не на слове "вырву", а на слове "я". Потом запустил руку под седло и, на что-то там нажав, исчез. Вместе с лошадью.
        - Семь тысяч? - Руки шефа взметнулись над столом - то ли он хотел воздеть их к потолку, то ли схватиться за голову. - Семь тысяч... А ты сказал ему, что у него прабабка - татарка?
        - Н-нет... - ответил я. - А что? В самом деле?
        - Откуда я знаю? - огрызнулся шеф. - Надо было сказать!..
        Его заместитель по XIII веку давно уже бегал из угла в угол. Возле стенда "Сохраним наше прошлое!" резко обернулся.
        - Почему ты не хочешь оставить засаду на его квартире?
        - Потому что он туда больше носа не покажет, - ворчливо отозвался шеф. - Будь уверен, ночлег он себе подготовил на все семь тысяч дней. Как и стойло для лошади. А вот где его теперь искать, это стойло?.. Нет, брать его, конечно, надо там - в тринадцатом веке...
        - Как?
        - В том-то и дело - как?..
        Шеф поставил локти на стол и уронил тяжелую голову в растопыренные пальцы.
        - Семь тысяч, семь тысяч... - забормотал он. - Ведь это же надо что приду мал, босяк!..
        - Но, может быть, нам... - осторожно начал заместитель, - в порядке исключе ния... разрешат...
        - Снять блокаду? - Шеф безнадежно усмехнулся. Я тоже.
        Дело в том, что прошлое по решению мирового сообщества блокировано с теку щего момента и по пятнадцатый век включительно - на большее пока мощностей не хватает... А ловко было бы: вырубить на минутку генераторы, потом - шасть в позавчера - и в наручники авантюриста...
        - А у тебя какие-нибудь соображения есть? - Вопрос был обращен ко мне.
        - Есть, - сказал я и встал.
        Это произвело сильное впечатление. Шеф и его заместитель по XIII веку ошара шенно переглянулись.
        - Ну-ка, ну-ка, изложи...
        Я изложил.
        Вообще-то я редко когда высказываю начальству свои мысли, но если уж выс кажу... Молчание длилось минуты три. Заместитель опомнился первым.
        - А, собственно, почему бы и нет? - с опаской поглядывая на шефа, промолвил он, и сердце мое радостно встрепенулось.
        Шеф затряс головой.
        - Ты что, хочешь, чтобы я отпустил его в тринадцатый век о д н о г о ?
        - Да почему же одного? - поспешил вмешаться я, очень боясь, что предложение мое сейчас зарубят. - Меня же тоже будет семь тысяч!
        Шеф вздрогнул.
        - Ты вот что, сынок... - сказал он, почему-то пряча глаза. - Ты пойди погуляй пока, а мы тут посоветуемся... Только далеко не уходи...
        Я вышел в коридор и, умышленно прикрыв дверь не до конца, встал рядом. Про фессиональная привычка. Кроме того, там, в кабинете, решалась моя судьба: раскви таюсь я с моим подопечным за сетку из витого капрона или же дело передадут дру гому? Запросто могли передать. Что ни говори, а были у меня промахи в работе, случались...
        Я прислушался. Начальство вело ожесточенный спор, погасив голоса до мини мума. В коридор выпархивали лишь случайные обрывки фраз.
        ШЕФ: ...не представляешь... дубина... таких дел натворит, что... (Это он, надо полагать, о моем подопечном.)
        ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...клин клином... ручаюсь, не уступит... (А это уже, кажется, обо мне.)
        ШЕФ: ...семь тысяч! Тут одного-то его не знаешь, куда... хотя бы руководи теля ему... (Вот-вот! Это как раз то, чего я боялся!)
        ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...ну кто еще, кроме... семь тысяч - почти двадцать лет... а там и на пенсию...
        Последнего обрывка насчет пенсии я, честно говоря, не понял. При чем тут пенсия?.. Вскоре меня пригласили в кабинет.
        - В общем так, сынок... - хмурясь, сказал шеф. - Мы решили принять твое предложение. Если кто-то и способен остановить этого придурка - то только ты...
        Утро 31 мая 1223 года выдалось погожим.
        Опершись на алебарду, я растерянно оглядел окрестности. Как-то я все не так это себе представлял... Ну вот, например: я иду перед стройной шеренгой воинов, каждый из которых - я сам. Останавливаюсь, поворачиваюсь лицом к строю и на повышенных тонах объясняю ситуацию: вон там, за смутной линией горизонта - река Калка. А за теми холмами - войско из семи тысяч авантюристов. Или даже точнее - авантюриста. Что от нас требуется, орлы? От нас требуется умелым маневром блоки ровать им дорогу и не дать вмешаться в естественное развитие событий...
        И вот теперь я стоял, опершись на алебарду, и что-то ничего пока не мог сообразить. Остальные-то где? Кажется, я прибыл слишком рано...
        Тут я вспомнил, что пехотинец-одиночка для тяжеловооруженного конника - не противник, и в поисках укрытия двинулся к виднеющемуся за кустами овражку.
        - Эй, с алебардой! - негромко окликнули меня из кустов.
        Я обернулся на голос, лязгнув доспехами. В листве поблескивал металл. Там прятались вооруженные люди. Лошадей не видно, вроде свои.
        - Быстрей давай! - скомандовали из кустов. - Демаскируешь!
        Я пролез сквозь чащу веток и остановился. Передо мной стояло человек десять воинов. И еще с десяток прохаживалось на дне овражка. Из-под светлых шлемов- ерихонок на меня отовсюду смотрело одно и то же лицо. Мое лицо. Разве что чуть постарше.
        - Который год служишь?
        Тон вопроса мне не понравился.
        - Да что ты его спрашиваешь - и так видно, что салага, - хрипло сказал воин с забинтованным горлом. - Гляди-ка, панцирь у него... Ишь вырядился! Прям "старик"... А ну прими алебарду как положено!
        Вот уж чего я никогда не знал - так это как положено принимать алебарду.
        - Вконец "сынки" распустились! - Хриплый забинтованный недобро прищурился. - Кто давал приказ алебарду брать?
        - А что надо было брать?
        - Топор! - негромко, щадя простуженное горло, рявкнул он. - Лопату! Шанцевый инструмент!.. Если через голову не доходит - через ноги дойдет! Не можешь - научим, не хочешь - заставим! С какого года службы, тебя спрашивают?
        - Да я, в общем-то... - окончательно смешавшись, пробормотал я, - в первый раз здесь...
        Ко мне обернулись с интересом.
        - Как? Вообще в первый?
        - Вообще, - сказал я.
        - А-а... - Хриплый оглядел меня с ног до головы. - Ох, и дурак был... Пан цирь прямо на трико напялил?
        - На трико, - удрученно подтвердил я.
        - К концу дня плечи сотрешь, - пообещал он. - И алебарду ты тоже зря. Але барда, брат инструмент тонкий... И, между нами говоря, запрещенный. В тринадцатом веке их на Руси еще не было... Ну-ка, покажи ему, как правильно держать, - повернулся он к другому мне - помоложе. Тот принял стойку "смирно" - глаза навы кате, алебарда у плеча.
        - Вот, - удовлетворенно сказал хриплый. - Так примерно выглядит первая пози ция. А теперь пару приемов. Делай... р-раз!
        Всплеснуло широкое лезвие. Мне показалось, что взмах у воина вышел не совсем уверенный. Видимо, хриплому тоже так показалось, потому что лицо его мгновенно сделалось совершенно зверским.
        - Который год службы? Третий? Три года воюешь - приемы не разучил?
        Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.
        - Пятый год службы - ко мне! Есть кто с пятого года службы? Ну-ка, собери молодых и погоняй как следует. До сих пор не знают, с какого конца за алебарду браться!
        Веселый доброволец пятого года службы сбежал в овражек и звонко приказал строиться. Кое-кто из молодых пытался уклониться, но был изъят из кустов и пост роен в две шеренги.
        - Делай... р-раз!
        Нестройно всплеснули алебарды.
        - А ты давай приглядывайся, - посоветовал мне хриплый. - И дома начинай тре нироваться. Как утром встал - сразу за алебарду. Раз двадцать каждый удар пов торил - и под душ. Днем-то у тебя здесь времени уже не будет...
        Вдалеке затрещали кусты, и вскоре на той стороне овражка показались еще человек пятнадцать воинов - крепкие мужчины средних лет. Несколько лиц (моих опять-таки) были обрамлены бородами разной длины. А самый старший воин - гладко выбрит. На плечах вновь пришедших покоились уже не алебарды, а тяжелые семимет ровые копья.
        - Делай... три! - донеслось из овражка.
        - Это еще что такое? - удивился бритый. Он шагнул к обрывчику и заглянул вниз.
        - До сих пор алебардами не владеют, салаги! - пояснил хриплый. - Вот решили немножко погонять...
        - Отставить! - рявкнул бритый. - Какой еще к черту, тренаж? Нам сейчас марш предстоит - в пять километров! Давай командуй общее построение!
        Хриплый скомандовал, и воины, бренча и погромыхивая доспехами, полезли из овражка. Поскольку все были одного роста, выстроились по возрасту. Я уже начинал помаленьку разбираться в их (то есть в моей) иерархии. На правом фланге - "деды": загорелые обветренные лица, надраенные до блеска старенькие брони и шлемы. Собственно, это были одна и та же броня и один и тот же шлем - из нашего запасника. Пятый год службы играл роль сержантского состава. Он занимал цент ральную часть строя. Дальше располагались "молодые" и, наконец, на левом фланге - самая салажня: в крупнокольчатых байданах, в шлемах-мисюрках, не спасающих даже от подзатыльника, и с шанцевым инструментом в руках.
        - А кто это там влез на левый фланг в панцире? - осведомился захвативший командование бритый ветеран. - Штрафник, что ли?
        Ему объяснили, что я новичок и в панцирь влез по незнанию.
        - Ага... - сказал командир. - Значит, для тех, кто в этот отряд еще не попадал или попадал, но давно: задача наша чисто вспомогательная. Конница про тивника будет прорываться по равнине, там их встретят первая и вторая баталии. Ну это вы и так знаете... А нам, орлы, нужно заткнуть брешь между оврагами и рощей. Значит, что? Значит, в основном земляные работы, частокол и все такое прочее...
        Не снимая кольчужной рукавицы, он взял в горсть висящую поверх панциря ладанку и поднес к губам.
        - Докладывает двадцать третий. К маршу готовы.
        - Начинайте движение, - буркнула ладанка моим голосом, и командир снова повернулся к строю.
        - Нале... уо!
        Строй грозно лязгнул железом.
        Как и предсказывал хриплый, плечи я стер еще во время марша. К концу пути я уже готов был малодушно нажать кнопку моего "минихрона" и, вернувшись, доложить шефу, что переоценил свои возможности. Однако мысль о сетке из витого капрона, в которой я оказался сегодня утром, заставила меня стиснуть зубы и продолжать марш.
        - Стой!
        Колонна остановилась. Справа - заросли, слева - овраги.
        - Перекур семь минут...
        Строй смешался. Человек пятнадцать отошли в сторонку и, достав из шлемов сигареты, закурили. Я обратил внимание, что среди них были воины самого разного возраста. Из этого следовало, что годика через три я от такой жизни закурю, потом брошу, потом опять закурю. И так несколько раз.
        Броню мне разрешили снять. Пока я от нее освобождался, перекур кончился. Стало шумно. В рощице застучали топоры, полетели комья земли с лопат. Меня как новичка не трогали, но остальные работали все. Задача, насколько я понял, была - сделать гиблое для конницы место еще более гиблым. Темп в основном задавали воины пятого года службы. Сияя жизнерадостными оскалами, они вгрызались в грунт как экскаваторы, успевая при этом страшно орать на неповоротливых салажат в бай данах. "Старики" спокойно, не торопясь орудовали саперными лопатками. И все это был я. Причем даже не весь, а только крохотная часть меня - каких-нибудь человек сорок. А там, за тем холмом, на равнине, развертывалась, строилась и шла колон нами основная масса - сотни и тысячи...
        Рвы были вырыты, частоколы вбиты. На бугре выставили наблюдателя, в рощице - двоих, Потом достали свертки и принялись полдничать. Я, понятно, ничего с собой захватить не догадался, но мне тут же накидали бутербродов - больше, чем я мог съесть.
        - Здесь еще спокойно... - вполголоса говорил один салага другому. Окопался - и сиди. А вот в первой баталии пахота...
        - В первой - да... - соглашался со вздохом второй. - Я на прошлой неделе три раза подряд туда попадал. Набегался - ноги отламываются. Сдал кладовщику бай дану, шлем, выхожу на улицу, чувствую - шатает... Ну, думаю, если и завтра опять в первую! Нет, повезло: на переправу попал...
        - Ну, там вообще лафа...
        - Никак спит? - тихо, с любопытством спросил кто-то из "стариков".
        Все замолчали и повернулись к воину, который действительное задремал с бутербродом в руке.
        - Во дает! Ну-ка тюкни его легонько по ерихонке...
        Один из бородачей, не вставая, подобрал свое огромное копье и, дотянувшись до спящего, легонько тюкнул его по навершию шлема тупым концом древка. Тот, взд рогнув, проснулся и первым делом уронил бутерброд. Остальные засмеялись.
        - Солдат спит, а служба идет, - тут же съехидничал хриплый. Голос он, однако, при этом приглушил.
        - Виноват, братцы... - Проснувшийся протер глаза и со смущенной улыбкой оглядел остальных. - Тут, понимаете, какое дело... Женился я вчера...
        Сидящий рядом воин вскочил с лязгом.
        - Согласилась? - ахнул он.
        - Ага... - подтвердил проснувшийся. Лицо его выражало блаженство и ничего кроме блаженства.
        Вскочивший набрал полную грудь воздуха, словно хотел завопить во всю глотку "ура!", но одумался, вздохнул и сел. Лица у этих двух сияли теперь совершенно одинаково. Зато хриплый был сильно озадачен.
        - Погоди, а на ком?
        - Да ты ее еще не знаешь...
        Бородачи наблюдали за происходящим со снисходительными улыбками. А вот на лицах "молодых" читалось явное неодобрение.
        - Додумался! - пробормотал один из них. - Военное время, а он жениться!.. Дурачок какой-то...
        На беду слова его были услышаны.
        - Голосок прорезался? - зловещим шепотом спросил, оборачиваясь, сильно неб ритый "старик". - Зубки прорезались? Это кто там на "дедов" хвост поднимает? А ну встать! Первый, второй, третий год службы! Встать, я сказал! Вы у меня сейчас траншею будете рыть - от рощи и до отбоя!
        "Молодые" поднялись, оробело бренча железом. Небритый подошел к новобрачному и положил руку в кольчужной рукавице на его стальное плечо.
        - А тебе я, друг, так скажу, - задушевно проговорил он. - Хорошую ты себе жену выбрал. Кроме шуток.
        Сидящий в сторонке командир отряда скептически поглядел за него и, вздохнув, отвернулся.
        К часу дня подошла разведка противника.
        Человек двадцать конных в голых "яко вода солнцу светло сияющу" доспехах подъехали к выкопанному нами рву. Я и еще несколько салажат в байданах, как наиболее уязвимая часть нашего воинства, были отведены в заранее подготовленное укрытие и теперь с жадным любопытством следили поверх бруствера за развитием событий.
        Постарел авантюрист, осунулся. Я имею в виду того, что командовал их отря дом. Ударив саврасую лошадь длинными шпорами, он выехал вперед и долго смотрел на заостренные колья, вбитые в дно рва.
        - Пес! - бросил он наконец с отвращением. - Успел-таки...
        Он поднял глаза. Перед ним с того края рва грозно топорщился так называемый "еж". "Молодые" подтянулись, посуровели, руки их были тверды, лезвия алебард - неподвижны.
        - А почему у него лошадь саврасая? - шепотом спросил я одного из салажат. - Была же белая...
        Действительно, лошади под противником были и той, и другой масти.
        - Белая во время атаки шею свернула, - также шепотом пояснил салажонок. - Да ты сам сегодня увидишь - покажут...
        - Предлагаю пропустить нас по-хорошему! - раздался сорванный голос старшего всадника. - Имейте в виду: сейчас сюда подойдет еще один отряд в пятьдесят клин ков...
        - Да хоть в сто... - довольно-таки равнодушно отозвался с этого края рва наш командир.
        Мой противник оскалился по-волчьи.
        - Ты вынуждаешь меня на крайние меры, - проскрежетал он. - Я вижу, придется мне завтра прихватить сюда...
        - Пулемет, что ли?
        - А хоть бы и пулемет!
        - Прихвати-прихвати... - невозмутимо отозвался командир. - А я базуку приво локу - совсем смешно будет...
        - А я... - начал противник и, помрачнев, умолк.
        - Сеточку, - издевательски подсказал командир. - Сеточку не забудь. Такую, знаешь, капроновую...
        Тот яростно крутнулся на своем саврасом.
        - Червь! - выкрикнул он. - Татарский прихвостень! Там, - он выбросил зако ванную в сталь руку с шелепугой подорожной куда-то вправо, - терпит поражение князь Мстислав Удатный! А ты? Ты, русский человек, вместо того, чтобы ударить поганым в тыл... Сколько они тебе заплатили?..
        - За прихвостня - ответишь, - процедил командир.
        Тяжелый наконечник семиметрового копья плавал в каких-нибудь полутора метрах от шлема всадника, нацеливаясь точно промеж глаз.
        - Куда, нехристь?! - Это уже относилось к противнику из "молодых", не сумев шему сдержать белую лошадь и выехавшему прямо на край рва. В остервенении старший всадник хлестнул виновного шелепугой. Тот взвыл и скорчился в седле - рогуль чатое ядро пришлось по ребрам.
        - А мы еще жалуемся... - уныло проговорил один из наших салажат. - У нас "деды" хоть орут, да не дерутся...
        Я же с удовлетворением отметил, что "еж" из копий и алебард не дрогнул ни разу. Воины по эту сторону рва стояли, нахмурясь и зорко следя за конными. Что- что, а дисциплина у меня всегда была на высоте...
        Потом подошел обещанный противником отряд. Пятьдесят не пятьдесят, но клинков сорок в ним точно было. На той стороне началась давка и ругань. Всадники подъезжали группами, смотрели с содроганием на заостренные колья и снова прини мались браниться. Наконец вся эта масса попятилась и на рысях двинулась прочь, оставив после себя перепаханную, изрытую копытами землю.
        - Вроде отвоевали на сегодня, - сказал командир.
        Возле рва оставили охранение и разрешили салажатам вылезти из укрытия.
        - Ну что он там? - нетерпеливо крикнул новобрачный, чуть запрокинув голову.
        - Уходит, - ответил ему наш наблюдатель с холма.
        - Все правильно, - заметил командир. - Убедился, что все лазейки перекрыты, и теперь концентрирует силы на равнине. Напролом попрет...
        Наблюдателей на бугре сменяли часто. И не потому, что служба эта была труд ной, - просто каждому хотелось взглянуть, что делается на равнине.
        - Вторая баталия пошла, - сообщил только что спустившийся с холма бородач. - Пусть новичок посмотрит. Ему полезно...
        - Можно, - согласился командир. - Пошли, новичок...
        Мы поднялись на бугор. Открывшаяся передо мной равнина была покрыта свежей, еще не выгоревшей травой. И по этому зеленому полю далеко внизу, грозно ощети нясь копьями, взблескивая панцирями и алебардами, страшный в своей правильности, медленно полз огромный прямоугольник - человек в тысячу, не меньше.
        - Эх, мать! - восхищенно сказал наблюдатель. - Красиво идут!
        - Да я думаю, - отозвался командир. - Там же "старики" в основном! За десять лет и ты строем ходить научишься...
        - Так что служи, служи, - не преминул добавить поднявшийся вместе с нами хриплый. - Тебе еще - как медному котелку.
        - А вон и первая баталия строится, - сказал наблюдатель.
        В отдалении муравьиные людские потоки струились из-за бугров и пригорков, смешиваясь на равнине в единую массу, постепенно преобразующуюся во второй такой же прямоугольник.
        - Да что ж они так вошкаются сегодня? - с тревогой проговорил хриплый. - Не успеют же!..
        - Успеют, - сказал командир.
        Он перевернул ладанку и взглянул на циферблат.
        - Ну, минут через десять начнется...
        И минут через десять - началось! Конница выплеснулась из-за пологого холма, ослепив сверкающими на солнце доспехами. И она продолжала изливаться, и каза лось, ей не будет конца. Никогда бы не подумал, что это так много - семь тысяч человек! И вся эта масса разворачивалась во всю ширь равнины и с топотом, с виз гом, с лязгом уже летела на замершие неподвижно баталии.
        Я зажмурился. Ничто не могло остановить этот поток сверкающего и как бы рас плавленного металла.
        - Что? Сдали нервишки? - злорадно осведомился командир, обращаясь, как вскоре выяснилось, не ко мне, но к противнику на равнине. - Это тебе не сеточки капроновые бросать...
        Я открыл глаза. Ситуация внизу изменилась. Баталии по-прежнему стояли непод вижно, а вот первые ряды конницы уже смешались. Всадники пытались отвернуть, замедлить разбег, а сзади налетали все новые и новые, начиналась грандиозная свалка.
        - Смотри, смотри! - Хриплый в азарте двинул меня в ребра стальным локтем. - Туда смотри! Сейчас белая шею свернет!
        Упало сразу несколько лошадей, и одна из них так и осталась лежать. Чудом уцелевший всадник прыгал рядом на одной ножке - другая была схвачена стременем.
        - Все, - с сожалением сказал хриплый. - Конец лошадке.
        - А где он взял саврасую?
        - С племзавода увел, гад! - Хриплый сплюнул. - Предупреждали ведь их: усильте охрану, обязательно будет попытка увода... Нет, прошляпили!
        - Ну вроде дело к концу идет, - удовлетворенно объявил командир и повернулся к отдыхающему внизу отряду. - Кончай перекур, орлы! Все, по возможности, при вести в прежнее состояние. Ров - засыпать, частоколы убрать. Найду хоть один окурок - заставлю похоронить. С почестями.
        В пыльных доспехах, держа шлем и алебарду на коленях, я сидел на стуле пос реди кабинета и смотрел в скорбные глаза шефа.
        - Ты не передумал, сынок? - участливо спросил он.
        - Нет, - ответил я со всей твердостью. - Не передумал.
        - Понимаешь, какое дело... - в затруднении проговорил шеф. - Я-то предпо лагал раскидать эти семь тысяч дней на нескольких сотрудников - хотя бы по тысяче на каждого... Но ты войди в мое положение: вчера какой-то босяк прорвался в XI век и подбросил в Гнездовский курган керамический обломок твердотопливного уско рителя, да еще и с надписью "горючее". Теперь, видимо, будет доказывать освоение космоса древними русичами. А сегодня - и того хлеще! Целую банду нащупали! Соби раются, представляешь, высадить славянский десант в Древней Греции. Ну там Гомера Баяном подменить и вообще... Давно у нас такой заварки не было.
        - Да не нужно мне никакой помощи! - сказал я. - Людей у меня там хватает...
        Впервые я смотрел на своего шефа как бы свысока, что ли... Ну вот сидит он за столом - умный ведь мужик, но один. Совсем один. И что он, один, может?.. Я зажмурился на секунду и снова увидел ощетиненный копьями, страшный в своей пра вильности огромный квадрат, ползущий по зеленому полю. Воистину, это был я...
        - Да боюсь, тяжело тебе придется... - озабоченно сказал шеф. - Сам ведь говоришь: дедовщина там у вас...
        - Да какая там дедовщина! - весело возразил я. - Вот у него дедовщина так дедовщина! - Тут я не выдержал и радостно засмеялся. - Сам себя шелепугой лупит! .