Синельников и ремонт Андрей Георгиевич Лях
        Опубликовано в журнале Реальность фантастики № 12 2006 г.
        
        Андрей Лях
        Синельников и ремонт
        В четверг утром ничто не предвещало никаких напастей. Когда Старик вызвал меня к себе, я, припоминаю, удивился - в отчете у меня и правда конь не валялся, но, по всем законам, предварительная взбучка полагалась Элиасу и, собирая бумаги, я на него выразительно посмотрел. Он только пожал роскошными культуристскими плечами. Что ж, значит, в этот раз мне первому на плаху.
        Кабинет нашего Дедушки отделан в лучших традициях той дурацкой моды, которую почему-то именуют «благородной стариной». Ни одного сантиметра стены без красного дерева, ковер как из анекдота про газонокосилку, стол противотанковый, над столом в рамке фотография, где наш начальник в обнимку то ли с Роммелем, то ли с Монтгомери, то ли с самим Эйзенхауэром. Сам Старик величественно сив, в серой тройке, - нечто среднее между адвокатом и гробовщиком.
        - Здравствуйте, Уолтер, - проскрипел он мне без всякой ласки в голосе. - Садитесь.
        Когда начальство не в духе, лучше сразу переходить к делу. Я раскрыл папку и начал сыпать цифрами по последним контактам. Он сморщился так, что целая система морщин поделила его физиономию надвое (горизонтально), и мне сразу захотелось всунуть эти половинки поглубже одну в другую.
        - Уолтер, все эти факты подождут, я вызвал вас не совсем за этим. Я должен сообщить вам... ммм... нечто. Вы первый в нашем отделении, кто это услышит. Приехал Келли.
        - Что, прямо сюда?
        - Нет, конечно. В Гладстонберри. Он извещает нас о появлении Наследника. Как вы понимаете, этого события мы ждали много лет. Очень много лет.
        Старик был настроен весьма торжественно, но я этой торжественности, надо признать, совсем не разделял. Дело в том, что в ожидании Наследника я и сам принимал живейшее участие, и на мою долю приходились в основном все шиш­ки и вывоз мусора. Я сопротивлялся, скандалил, проявлял склочность и гни­лость характера, но меня снова и снова загоняли в достопечальный раздел «... и другие» - категорию бедолаг, которые делают всю грязную работу и за все от­вечают, а потом стоят за спинами охраны, когда костяные старцы рисуют свои витиеватые подписи под параграфами потом и кровью оплаченных договоров. К тому же после такого многозначительного вступления меня наверняка ожи­дает какая-нибудь пакость. Я робко попробовал увильнуть:
        - Сэр, возможно, это ложная тревога. Вспомните, подобное уже случалось.
        - Нет, нет, на этот раз все точно. С шестого по семнадцатое сентября он дол­жен войти в Дом и вступить в права владения. Наконец-то закончится весь этот хаос, и в Англии появится серьезный лидер?!
        - Так уж сразу и появится.
        - Да, ему придется многое объяснить, его придется обучать, но у него под­линная кровь... Уолтер, ваш скепсис мне известен, но в данной ситуации он аб­солютно ни к чему!
        - Да ради Бога, сэр. Что я должен делать?
        - Семнадцатого - видите, как мало у нас времени? - семнадцатого я лично введу его в Дом...
        - Если Дом его примет.
        - Об этом не беспокойтесь. Я введу его, и мы увидим реакцию... Однако пос­леднее выселение нанесло Дому значительный ущерб. Мы не можем принять Вла­дыку Северного Края среди нашего обычного разгрома... вы понимаете. Я получил письмо от Патрика - там Бог знает что, наверное... Уолтер, эта миссия возлагает­ся на вас. У вас твердая рука... ммм... административные способности... население Дома и Долины относится к вам с уважением... Словом, я рассчитываю на вас.
        - Что можно успеть за пять дней?
        - Вот именно - все, что можно. Лорд Уорбек обещал всяческую поддержку.
        Стало ясно, что отвертеться не удастся, и тут меня, что называется, обожгло
        воспоминание.
        - А рамы? - закричал я. - Рамы в галереях? Могу я, наконец, выкинуть эту рухлядь?
        Старик снова продемонстрировал мне свою гримасу «за секунду до яични­цы», но, кажется, понял, что придется уступить:
        - Меняйте ваши рамы. Но имейте в виду - я лично проведу самую тщатель­ную инспекцию... Вылететь вы должны уже сегодня, билеты заказаны, зайдите к Нэнси. Желаю удачи.
        Что же, кто куда, а Володя - выгребать дерьмо. Планида, как говорили пред­ки. Я пожал его дряблую ручку и отбыл вверить «Боингу» свое бренное тело.
        Оставив за спиной Атлантику, рано утром я очутился в Хитроу. Дом наш на­ходится в Северном Девоншире, так что конец мне предстояло сделать изряд­ный. В тех краях издавна собирались друиды, колдуны, маги, черти рогатые - место силы, как сказали бы теперь, и Дом был его центром. Отсюда в старину правили мифические Пендрагоны, здесь Мерлин замыслил Стоунхедж, и мно­го еще чего. Последним владетелем здесь был некий сэр Генри Толборн, кото­рый, как рассказывали, держал всю мистическую публику Великобритании в ежовых рукавицах. Но сколько-то лет назад этот Генри уехал куда-то на войну, и там то ли вознесся, то ли, наоборот, провалился, короче, никто его больше не видел. Тогда-то и начались те хаос и анархия, что так не нравятся нашему Ста­рику. Претендентов на магический престол было достаточно, но никого из них
        Дом знать не желал и безжалостно изгонял - если они успевали унести ноги. Сам по себе он достаточно регулярно переходил из рук в руки, его покупали и продавали, но кончалось все одинаково: лестницы дыбом, стулья летают, столы вращаются, люди исчезают в угребальниках? - словом, весь набор. Должен, якобы, явиться истинный властитель с какой-то там душой и сердцем, и вот тогда-то Дом откроет ему... ну, и так далее.
        Властитель-то, похоже, прорезался, но хорошенький же погром учинила до­мовая компания, если дело потребовало срочного ремонта.
        Северный Девоншир - уже далеко не та глухомань, какой он был когда-то, но Дом и вправду стоит на отшибе. Лондонская железнодорожная ветка закан­чивается в Гладстонберри, и там же поворачивает шоссе, дальше надо по про­селкам пробираться до Уорбек-холла - тоже древнее святилище, замок сумасшедших Уорбеков и, не доезжая Сент-Мери-Мида, повернуть на северо-восток, и проехать еще двенадцать миль.
        Вот последний поворот, роща тех сосен, что некогда сплошь росли в этих местах, буки у ограды, и пожалуйста - черепичная крыша нашего двухэтажно­го обиталища. Ах ты дьявол, сразу видно - среди черепицы черные провалы. Да, похоже, порезвились.
        Разного народа в Доме случается множество, но самих домовых духов, или призраков, которые и творят все безобразия, на сегодняшний день четверо. Первый и главный из них - дворецкий Патрик. Дворецким он здесь был еще во времена римского завоевания, и до сих пор вспоминает какого-то Гая Кассиуса, который устроил в Доме обогрев полов и вентиляцию. Бесконечные воспоминания Патрика нагоняют на меня ужас, и однажды сгоряча я посове­товал ему их записывать. Он отнесся к этому неожиданно серьезно, и теперь я в страхе жду, что он начнет зачитывать отрывки из первого тома. Основная и, пожалуй, единственная его черта - грандиозное, всеподавляющее чувство собственного достоинства. Ничем другим он не блещет, но и это неплохо, по­тому что забота о сохранении имиджа создает у него хоть какое-то чувство от­ветственности.
        Второй дух - конюх Герман, тоже древний бритт, диковато-волосатый. Уз­нать его историю поподробнее нет никакой возможности из-за кошмарного косноязычия: Герману доступен лишь один способ изъясняться - некое нечле­нораздельное мычание, довольно, впрочем, красноречивое. На моей памяти он с великими муками произнес всего несколько фраз, и след тех усилий чувству­ется в нем до сих пор.
        Парочка остальных духов - женского пола, обеих зовут Елизаветами, и для краткости одну я окрестил Лизой, а другую - Бетси. Бетси - почтенная матро­на времен Генриха - Синей Бороды и, если я ничего не путаю, двоюродная тет­ка Анны Болейн. Сообразно тогдашним манерам она интриговала, отравляла, небесного успокоения не обрела, зато без особых хлопот получила место первой статс-дамы у незабвенного сэра Генри. Не знаю, утратила ли она интерес к ядам, но готовит она отменно, и многие ее кулинарные рецепты служат предме­том зависти и шпионажа.
        Лиза - резвушка-хохотушка, бывшая любовница графа Саутгемптона, а по­том и всех его друзей; не помню уж, она ли их убила, или они ее, но вихрь былого кокетства в ней отнюдь не утих, и смерть ей ума не прибавила. Помощи от нее в любом деле хватает ровно на две минуты, она бьет посуду, впадает в исте­рики, но в целом достаточно беззлобна. Неизвестно почему она опасается, что ее могут сослать в соседний Уорбек-холл, и это, пожалуй, единственная угроза, которая действует на нее отрезвляюще.
        Всю эту разношерстную компанию объединяет одно - буйное помешатель­ство при появлении в Доме очередных гостей. Тут они в трогательном единстве скачут по стенам, бросаются мебелью и вообще всячески производят впечатле­ние. Зато остальное время поглощены взаимными склоками и дрязгами.
        Дверь мне открыл Патрик. Был он, как всегда, наутюжен, накрахмален, сед и благостен.
        - Счастлив приветствовать вас в Крэймонде, сэр, - произнес он великолепно поставленным баритоном, наклонив голову на четверть дюйма. - Мы ждали вас.
        Я прошел в вестибюль, и передо мной предстала вся команда: лохматый, как кавказская овчарка, Герман прорычал что-то дружелюбное, Бетси церемонно присела, а Лиза прямо-таки запрыгала, бултыхая своими скудными прелестями:
        - А мы знаем, а мы знаем! - закричала она. - Едет Наследник! Нам все сэр Чарльз рассказал!
        - У нас был астролог, - пояснил Патрик тоном экскурсовода. - Он оповес­тил нас о числах появления Хозяина. Герман, возьми чемодан сэра Уолтера.
        - Здорово вы обрадуете Хозяина, - хмуро заметил я. - С дороги видно - у вас полкрыши нет.
        Тут вступила Бетси.
        - Это наше священное право, сэр. Здесь нет повода для упреков. Даже сэр Генри...
        - Нет, нет у меня повода... а у вас совести нет. Ладно, Бетси, не распаляйтесь, а лучше покормите меня. Я весь день за рулем и мечтаю о вашей кухне.
        Она фыркнула, но все же сменила гнев на милость:
        - Разумеется. Обед в верхней гостиной через пятнадцать минут, - и уплы­ла на кухню.
        Самое смешное, что кое в чем эта королевская тетушка права. Свободное воле­изъявление духов было заповедано еще Мерлином и не могло быть отменено ни­каким законом. Призраки должны были радостно приветствовать Хозяина и под­чиняться, или... или наоборот. Бетси каждую минуту была готова вытащить из- под своих корсетов и кринолинов билль о правах и читать его вслух до посинения.
        - Патрик, пойдемте пока посмотрим. Раз уж вы все знаете, объяснять ниче­го не буду, сами понимаете, положение серьезное.
        Положение, однако, оказалось гораздо серьезнее, чем я мог предположить. Вестибюль и лестница практически не пострадали, зато в нижней галерее произошло нечто невообразимое. Сначала я даже не мог понять, что же они там та- кое произвели, потом до меня дошло - выворотили из стены старую трубу для подачи ацетилена в светильники. Счастье еще, что газ давным-давно отключен, а то сыграла бы музыка. Разворотив стену, они выломили две крайних стрельчатых рамы и разбили почти все верхние половинки готических окошек. В первый же дождь галерею залило, и вода с известкой потекла на старинные рыцарские доспехи, которые в количестве десяти штук стоят вдоль злополучной стены. Эти панцири и всегда-то смотрелись как-то замшело, а теперь приобрели и вовсе плачевный вид.
        Но по-настоящему страшный сюрприз поджидал меня в верхней гостиной. Две панели черного резного дуба, которым был отделан холл, над камином выгорели широченным безобразным конусом. Тут уж я выругался от души и со всем чувством, на которое был способен:
        - Ах, так вас нехорошо! Да вы тут что, с ума посходили? Как это теперь вос­станавливать? Что здесь вообще творилось?
        - Мы демонстрировали «язык дракона», - сообщила подоспевшая Бетси. - И попрошу вас впредь выбирать выражения, сэр Уолтер, когда разговариваете в присутствии дам.
        - Было очень здорово! - прочирикала Лиза, крутя своими бенджонсоновскими юбками. - Они так перепугались!
        - Мы довольно быстро потушили огонь, сэр, - дипломатично вставил Патрик.
        - Потушили... Патрик, черт побери, согласно договору, Дом должен сам со бой регенерировать. Где эта вонючая регенерация?
        - Сэр, лестница регенерирует по-прежнему успешно. Но долгое отсутствие Хозяина, конечно, сказывается.
        - Бегси, все-таки от вас я такого не ожидал. Что теперь прикажете делать с этой стеной?
        - Мне кажется, в первую очередь вам следует поесть, сэр. Обед на столе.
        Я подошел к камину. Да уж, дракона они тут пустили. В потолке дыра фута на три, прошибло до чердака, черепица, естественно не выдержала, и вот теперь прямо из гостиной я мог видеть над головой серое английское небо.
        Беда не приходит одна. Уж не знаю, связано ли это с гостевым шабашем, но | по какой-то причине перестали работать все дренажные стоки - похоже, забило трубы, проложенные еще в римской кладке.
        - Чтоб он сгорел, этот ваш Гай Кассий со своей канализацией!
        - Вентиляцией, сэр, - величественно поправил меня Патрик.
        Кассий не Кассий, а грязная вода стояла во всех ваннах и раковинах первого 1 этажа. Веселенькое дельце. Не иначе как засорился, что называется, главный фарватер.
        - Придется звонить в «Дуглас и Дуглас», - предположил Патрик.
        Звонить надо было не только в «Дуглас» - звонить приходилось ох как много куда - начинался телефонно-компьютерно-факсный этап.Что ж, пусть сначала и в самом деле будут канализационные золотари Дуг­ласы. Давайте ваши трубы из ПВХ, давайте прокладку и компрессор. Оплата через Первый Национальный. Включаем компьютер - хорошо, электричество не отключилось - Уолтер Брэдли из «Крэймондского Дома». Шифр прошел? Прошел. Код подтвержден? Ждите. Ждем. Код подтвержден. Расчетный счет через «Чейз Манхэттен» готов. Приготовьтесь - начальный счет от «Дуглас и Дуглас». Подпись факсом. Факс не проходит. Факс прошел.
        Едем дальше. Фирма «Дюфа»? Цемент, эмали, шпаклевка, грунтовка, хоппе­ры, полиуретан. Да, срочно. Да, оплачиваем. Оценщик выезжает немедленно. Перевод по предоплате подтверждаете? Подтверждаем.
        Фирма «Окна Рехау»? Брэдли из Крэймонда. Да, чертежи. Да, в прошлом го­ду. Да, двойной стеклопакет, вакуумные, бронированные, без тонировки, дуб- рустика. Осенние скидки. Нет таких скидок? Ладно, нет. Срочно. Три дня. Не­устойку по предшествующим контрактам оплачиваем.
        «Финпласт кровля»? Брэдли. Да, натуральная черепица, да, срочно. Подт­вердите факт перевода по авансу. Да, в девять.
        Уоорбек-холл? Боб, это Уолтер. Пьян, как собака... дай отца. Ваша светлость, это Уолтер. Да, уже приехал. Да, уже начинаю. Да прямо хоть сейчас. Вы так любезны, ваша светлость.
        И так без остановки до глубокой ночи, а утром началось. Едва ли не в семь прискакали уорбекские разгильдяи - собутыльники чокнутого лорда Роберта - убийцы и самоубийцы одновременно - и принялись двигать мебель; тут же прикатил дюфовский фургон со стройматериалами, и уж совершеннейший бедлам затеяли дугласовские удальцы, которые ползали по трубам со своей электроникой будто заправские золотоискатели. Их заключение звучало неуте­шительно, словно приговор: тот канализационный ход, который идет от нас к Уорбек-холлу, приказал долго жить, и ремонт займет не одну неделю. В тоске я было задумался об американских биотуалетах, но дугласы без всякого перехо­да предложили мне другой ошеломляющий вариант - мы отдаем часть Малого Подвала под коллектор (в Доме два подвала - Большой и Малый), а они подк­лючают его, по их выражению, к «гладстонской нитке». Это и проще, и надеж­нее, а главное, отсоединяет Дом от трухлявой уорбекской трубы, выходящей из строя с таким унылым постоянством, что невольно призадумаешься - чем же там объедаются эти чумовые лорды-основатели?
        Перфораторы, чтобы долбить фундамент, и раствор для заливки у них были наготове, я не собирался спорить - но и тут не все слава Богу.
        Фокус в том, что изрядная часть земли в округе не принадлежит Дому. Ку­сок этой новой трубы должен был пройти по владениям какой-то Волчьей фер­мы или Волчьего хутора, и тамошние хозяева, в принципе, имели право подать на нас в суд, если запустим свой сток без их ведома. Свара между девонширски­ми землевладельцами в мои планы не входила, и пришлось снова сесть за теле­фон, из-за которого я и так, считай, не вставал.
        Пошла морока. С трудом дозвонились до какой-то старушенции, то ли глухой, то ли безумной, то ли все разом, и беседа с ней вышла в лучших традициях разго­ворного жанра. Четыре раза она ничего не могла понять, а потом четыре раза объ­яснила, что она не хозяйка, а хозяйка в Глазго, и телефона нет, а есть адрес.
        Я малость накалился, послал по этому адресу письмо и стандартный аренд­ный договор и со злостью кивнул дугласам, выплясывавшим рядом, как засто­явшиеся кони, - под мою ответственность, валяйте.
        Часы пробили три пополудни. На крыше финпластовские ухари громоздили свою черепицу с вечной гарантией, этажом ниже уорбекские головорезы осто­рожно спускали на веревках прогоревшую потолочную балку. Я мрачно уста­вился на обугленный резной дуб. Вот уж где не закрасишь и не зашпаклюешь.
        - Патрик, где вы там... Откуда вообще эта резьба здесь взялась? Может, ее привезли откуда-нибудь?
        - Все украшения для этих стен, - возвестил Патрик, - выполнял по специ­альному заказу резчик из Долины. Допускаю, сэр, что он жив и теперь.
        - Из Долины? А где там его искать?
        - Не могу вам ответить, сэр. Хозяин вел с ним дела лично.
        С волками жить - по-волчьи выть.
        - Патрик, скажите Герману, пусть оседлает мне... ммм... Ланселота. Я еду в Долину.
        Что такое Долина, объяснить довольно трудно. Строго говоря, это часть До­ма. Писатели-фантасты сказали бы, что это параллельное пространство или ка­кое-то сороковое измерение.
        Полный вздор. Пространство все то же, и измерение самое обыкновенное, просто все это слегка отогнуто в сторону от наших рутинных палестин. Проход ни туда, ни оттуда ничем не затруднен, но пользоваться им желающих мало. Здесь - Дом, и обитатели его мало склонны к перемене мест. Там - дремучее средневековье, шестнадцатый век, по моим подсчетам. Народ тоже более чем консервативный. Бродит, конечно, кое-кто, но редко.
        Вход от нас в Долину по размерам вполне приличный - футов десять на де­сять, и заключен в здоровенный, опять-таки резной, портал, несколько напомина­ющий тот огромный шкаф, который порой вытаскивают на сцену во время поста­новок «Вишневого сада». Единственное неудобство в том, что расположен он на втором этаже, что для конного передвижения составляет известную трудность.
        Существует конюшня, и в ней всеобщие любимцы, две лошади - почтенная кобыла Звездочка и Ланселот - восьмилетний чалый жеребец весьма спокой­ного нрава. По своим статям он, на мой взгляд, вполне подходит странствующе­му отпрыску благородного семейства.
        Однако в моем теперешнем виде в Долине делать нечего. Там очень полезно быть и выглядеть дворянином - для тамошней публики это вроде нашего «ве­теранам без очереди». Что ж, как управляющий Домом, я имею полное право по меньшей мере на баронский титул.
        Джинсы я сначала закатал, а потом заправил в мои ковбойские сапоги; воло­сы при помощи резинки собрал в хвост; пиджак снял и из гардероба сэра Генри достал длинную замшевую безрукавку, по краям отороченную мехом. Вкупе с небритой физиономией выходило вполне убедительно. Да, но у дворянина дол­жен быть меч. Казалось бы, не проблема - мечей в Доме на обоих этажах над каждым камином и между, но ведь это все двуручные чудища, их впору вдвоем поднимать - не тащить же на себе всю дорогу этот металлолом!
        К счастью, я припомнил, что в кабинете-библиотеке - наши молодцы там не отваживались бузить - над столом висит классический японский комплект - катана и вакидзаси. Их-то можно унести с собой в любом случае.
        Все верно, но ведь для катаны не предусмотрено никакой портупеи! Ах, будь ты неладна. Я прихватил со стены знамя какого-то там полка с золотыми кис­тями, скатал, обернул вокруг пояса, затянул и заколол. Вышло просто замеча­тельно, за таким кушаком можно было унести не то что любой меч, но и полдю­жины пистолетов впридачу.
        Тут как послышался стук подков по паркету и покряхтывание лестницы - Герман затаскивал старину Ланселота на второй этаж. Само собой, собралась вся компания. Я ожидал недовольства обхождением с реликвиями, но ошибся. При виде моего феодального наряда они приумолкли и замерли. Бетси извлек­ла из рукава кружевной платочек и приложила к уголку правого глаза.
        - Боже, - вздохнула она, - вылитый сэр Генри.
        Это тоже их идея фикс. Наши оригиналы почему-то уверены, что между мною и сэром Генри существует прямо-таки фантастическое сходство, что дает повод к странного рода ностальгии. Я к этой версии отношусь более чем скеп­тически, да и парадный портрет в библиотеке (в совокупности с зеркалом) по­добную идею скорее опровергает, нежели доказывает.
        - Патрик, вы деньги принесли?
        - Да, сэр.
        Шесть длинных кошельков, в каждом по двадцать золотых профилей Иако­ва Первого - что делать, долларов в Долине не понимают. Я взял повод: «Спа­сибо, Герман, я сам, и приберите тут» - лошадям не втолкуешь, где что можно, а что нельзя - и прошел в Двери.
        Мы стояли на вершине холма среди кустов, цветов и деревьев, светило солн­це, порывами налетал теплый ветерок. Господи... Ни шпаклевки, ни счетов... и, кстати, я ведь уже полтора года без отпуска. Прожужжал шмель. Как хотите, не буду я спешить - вот запасусь едой и завалюсь спать в каком-нибудь стогу. Я вдел ногу в стремя и махнул в седло. Что у нас за этими кустами?
        Это была все та же холмистая равнина, с высоты мне ясно виднелись лес, ре­ка, и слева внизу - деревушка в двенадцать-пятнадцать домов. Впрочем, она, мне кажется, ни к чему, а помнится, надо здесь что-то объехать, затем спустить­ся, и через милю - трактир, в котором запросто можно узнать не только, где най­ти резчика, но и отчего, скажем, умер брат его первой жены. Но куда сворачивать и что объезжать, хоть тресни, я вспомнить не мог. И наплевать. Отличный денек, подо мной хорошая лошадь, солнце еще высоко - куда-нибудь да приеду.
        Оставив позади первый холм, мы рысью взлетели на второй, пониже, и очу­тились на проезжей дороге. Ах да, правильно, я должен был завернуть за Вход, и сразу налево, и тогда в двух шагах деревня и тот трактир - а теперь я гнал, собственно говоря, в противоположную сторону. Ну и ладно, ничего, главное - экологически чистая среда, и вон там лес редеет и за ним какие-то строения - там мне наверняка все и расскажут.
        Ланс попрашивал повода, и остаток пути мы пронеслись хорошим галопом - по тропинке и дальше вдоль каменной ограды. Даже приподнявшись в стреме­нах на рослом ганновере я не смог толком через нее заглянуть, и лишь убедил­ся, что по ту сторону двор со службами и, похоже, чья-то повозка. Тут я придер­жал ход, потому что у столба ворот стояла женщина и смотрела на меня.
        На вид ей было лет двадцать восемь, роста выше среднего, то есть, по здеш­ним меркам, довольно высокого, громадная копна вьющихся каштановых волос и та длинная шея, которую именуют лебединой. Лицо... даже не знаю. У нее бы­ли большие-пребольшие карие глаза, не слишком короткий нос и вообще та очаровательная неправильность в чертах, что делает женщину привлекатель­ной с детства и до могилы. Не знаю, какой умник вбил людям в головы, что иде­альная фигура описывается цифрами «девяносто - шестьдесят - девяносто»; что в этом тоскливом занудстве идеального, я никогда не понимал, и фигура незнакомки была куда милее моему сердцу, ибо явно укладывалась в парамет­ры «сто пятьдесят - пятьдесят - девяносто». Неудивительно, что и Ланс оста­новился как вкопанный, так что я едва не ткнулся носом в гриву.
        Соскочив на землю и бросив поводья как ни попадя, я подошел ближе. Ее глаза, как пишут в романах, искрились весельем.
        - Кого мы видим, - сказала она приятным низковатым голосом. - Никак сам сэр Генри вспомнил о нас после долгих странствий. С возвращением в род­ные края.
        Я молчал и впитывал ее облик, казалось, каждой клеточкой тела. Отвлекать­ся на какие-то разговоры просто не было сил.
        - Ну, что же ты молчишь? - спросила она с насмешкой и даже скрытым раздражением. - Генри, сукин сын, это ты или не ты?
        У меня внутри что-то ударило как молотом. Поначалу где-то в солнечном сплетении, а потом еще глубже, и я почувствовал, что улетаю в космические бездны, где сопротивление и, самоконтроль совершенно бесполезны. Я содрал перчатки, подошел вплотную, обнял ее и поцеловал.
        Она была тонкая, горячая и очень живая. Сквозь вязку свитера я ощутил жар ее плоти и вообще временно утратил условные рефлексы. Она осторожно осво­бодилась и недовольно проворчала:
        - Ну вот, добился-таки своего... Генри, что за чертовщина, ответь наконец, это ты?
        Я нехотя отпустил ее, все еще держа за руку, потом с сожалением отпустил и руку с восхитительными пальцами, отступил и поклонился:
        - Сударыня, позвольте представиться - Уолтер Брэдли, управляющий До­мом на время ремонта. Могу ли я узнать ваше имя?
        Ее карие глазищи распахнулись в пол-лица, она прижала ко рту ладонь, от­вернулась и некоторое время смотрела на столб, возле которого стояла. Потом засмеялась, но сразу после этого сдвинула брови.
        - Меллина Уорик, хозяйка этих земель и главная колдунья графства. Сэр Уол­тер, что означает ваше поведение? Вы со всеми женщинами так здороваетесь?
        - Леди Меллина, прошу прощения. Во всем виновата единственно ваша красо­та. Разве не все мужчины теряют рассудок при вашем появлении? Я просто честнее других. Во всяком случае, я готов выражать вам свое восхищение круглые сутки.
        Она с сомнением покачала головой, повернулась и, пройдя через ворота, нап­равилась к дому. Через мгновение я догадался, что ее спина есть приглашение, и, прихватив повод, вместе с Лансом двинулся следом.
        Дом вполне походил на жилище колдуньи: на длинных полках - множество разных банок с какими-то приправами, у очага - выставка котлов всех разме­ров, под потолком на веревках сушатся пучки трав. Меллина выложила мне на стол сыра, хлеба и налила стакан местного вина, а сама уселась напротив на вы­сокую табуретку (я на секунду почувствовал себя в баре), закрутила вокруг се­бя каминный дым еще с какой-то зыбкой синевой и принялась меня рассматри­вать из-за этой завесы.
        Есть я, естественно, не мог, потому что, как у классического персонажа, мой рот не знал, что делать с сыром, но пару глотков из стакана сделал. Надо было что-то сказать.
        - Меллина, простите, что называю вас просто по имени... У нас там в Доме ремонт, сгорели две резные панели в верхней гостиной... Я ищу резчика. Гово­рят, он живет где-то здесь неподалеку...
        А в это время космический вакуум у меня внутри говорил совсем другое: дайте мне Меллину, или сейчас наступит коллапс, схлопывание и вообще все­му крышка. Я уперся обеими ладонями в стол:
        - Меллина, если я тебя сейчас еще раз не поцелую, я умру. Делай потом что хочешь, режь меня на части, забирай душу, но иди сюда немедленно. Или я по­верю в любовь с первого взгляда.
        Она вышла из-за своего дыма, приблизилась и хмуро на меня посмотрела.
        - Садись ко мне на колени, - велел я.
        Меллина исполнила и это, обняла меня за шею и с мрачной озабоченностью произнесла:
        - Я не понимаю, что происходит.
        Следующий неопределимый отрезок времени мы безудержно целовались. Потом она вдруг спрыгнула на пол, отбежала к противоположному краю стола и оттуда объявила:
        - Имей в виду, мой дедушка - герцог, а я - почтенная вдова! И нечего строить мне рожи! - после чего засмеялась, и мы вернулись в прежнюю позицию.
        Удивительное дело! Все наше знакомство продолжалось двадцать минут, а у меня было полное впечатление, что я не просто знаю эту Меллину давным-дав­но, а чуть ли не с детства, будто в детском саду сидели на соседних горшках, - и мог бы поклясться, что она испытывает то же чувство.
        - Мы сошли с ума, - сказала Меллина, уткнувшись носом мне в шею. - Ты искал резчика? Дальше по дороге, у старой мельницы, через брод, увидишь. По­езжай, скоро вечер. Поезжай, я должна прийти в себя.
        Она встала и добавила:
        - И возвращайся.
        Бедный Ланселот! Он бродил по двору как потерянный, с нераспущенной подпругой, волоча поводья. Да, уж так в жизни заведено - всегда страдает не­винный. Через полчаса мы разбрызгивали воду на каменистом перекате, и еще минут десять спустя подъехали к огромному сараю с веселой расписной башен­кой. Я толкнул дверь и вошел.
        Точно, мастерская. И не какого-то там деревенского столяра, а мастерская скульптора - кругом статуи, амурчики с канделябрами и даже буфет, сильно напоминающий наш входной портал, только весь в точеных фигурах. В дальнем углу намек на механизацию - неспешно крутится вал с болтающимся широким ремнем - не зря, видно, все это сооружалось возле мельничной запруды.
        Тут я почувствовал, что не один среди этих резных диковин, и обернулся. Здоровенный дядька лет пятидесяти, лысый, с красной физиономией, с малень­кими глазками, в длинном фартуке. На вид он был совершенно квадратный, ру­ки такие толстые, что висели, не касаясь туловища, и вообще он здорово похо­дил на медведя.
        - Мэтр Нико, резчик, - представился этот медведь вполне медвежьим голо­сом. - Вы новый Хозяин Дома?
        Тут выяснилось, что после произведенной Меллиной контузии я еще не до конца пришел в себя, и слова даются мне с неоправданным усилием. Я даже не стал и пытаться, а просто опустился на ближайшую табуретку и сделал рукой неопределенно-дружелюбный жест. Мэтр Нико мгновенно оценил мое состоя­ние, пропал куда-то на миг и тотчас же возник снова со стаканом вина. Оказа­лось, та же премиленькая кислятина, которой потчевала меня Меллина. Я по­мотал головой и откашлялся.
        - Уолтер Брэдли, управляющий Домом, - все-таки слова пока давались мне с трудом. - Я вижу, вы настоящий художник. Мэтр Нико, у нас проблема... Как вам, может быть... ну, то есть наверняка известно, во время последней... ммм... апробации... ущерб вышел такой значительный, что все к черту сгорело. Ну, не все, а пострадали две панели над камином вашей, как я знаю, работы. А через че­тыре дня их срочно надо... короче, придать соответствующий вид. Потому что... уж такой будет торжественный день.
        Мэтр Нико задумчиво кивнул в знак понимания, но при этом уставился на меня таким испытующим взглядом, словно выбирал место, за которое ухватить своими лапищами.
        - Мэтр, ну что вы на меня уставились, будто увидели Гарри Пятого... Я поп­росил бы вас отложить все другие дела... вот предварительно сто презренных дублонов... а впрочем, назовите вашу цену.
        Медведище по-прежнему буравил меня взглядом - кажется, проклятое сходство снова шутило скверную шутку - и пробурчал нечто в такт собственным мыслям:
        - Эти панели у меня давно готовы... Деньги? Деньги можно и взять...
        В этой голове явственно шел какой-то мне неведомый процесс. Ну и ладно.
        - Впрочем, я вижу, вы серьезный человек, - я бросил на стол еще один ко­шель. - Полагаю, этого должно хватить. Что-то мне подсказывает, что сэр Ген­ри всегда вам платил вперед.
        Сам не знаю, к чему это я вдруг приплел сэра Генри, но эффект вышел стран­ный. Мэтр Нико выставил правую ногу, растопырил руки с пальцами-сосисками и поклонился так, словно собирался забодать меня кубической загорелой лысиной. Распрямившись, он сказал:
        - Могу быть уже сегодня к ночи.
        - Нет, нет... к ночи не надо. Давайте завтра утром, не торопясь. Вам помочь с доставкой?
        - Нет. Лошадки у меня есть.
        На этом разговор и завершился. Садясь в седло, я видел, как он стоит в две­рях, по-прежнему свесив ручищи, и так стоял до тех пор, пока не скрылась из глаз вся его художественная хибара. Что же, если этот шкаф-мыслитель не под­ведет, то слово за немецкими оконщиками, потому что Дугласы-канализаторы клялись завтра уже все закончить, а на галерею и потолок у нас должно хватить времени в любом случае. По крайней мере, я на это надеялся.
        Возле жилища Меллины Ланселот без всякой подсказки завернул во двор; какая-то лохматая девчонка, подхватив под уздцы, сейчас же увела его прочь, как только я сошел на землю. Моя красавица ждала меня в центральной комна­те, наподобие гостиной, в белом платье и даже с гитарой на коленях, словно Линда Ронстадт. Ее глаза - турецкие какие-то глаза, хотя более английского лица представить себе трудно - говорили, что она и робеет, и храбрится, и го­това верить, но главная интонация была такова: старик, ты попал домой. Я вы­мыл руки в обжигающе-холодной воде, загорелись свечи, настал ужин, никаких слов не потребовалось, потом была громадная, прямо шестиспальная кровать и все такое, от чего забываешь, где небо, где земля.
        Возможно, кто-то скажет: что-то все это уж очень просто быстро. Что ж, может быть, и так. Но сложно и долго в моей жизни уже бывало, и не раз. Со все­ми протокольными прелюдиями. Кончилось очень плохо. Отзвонив больше по­ловины четвертого десятка, начинаешь понимать нехитрую истину - любовь это такая игра, в которой компьютер ничем не лучше орлянки.
        Не знаю, во сколько проснулся утром. Ее невероятная грива, рассыпанная в полном беспорядке, занимала едва ли не четверть постели, и солнечный луч, проникший из-за полуприкрытых ставней, делил волосы на две полови­ны - темно-каштановые в тени и откровенно медно-красные на свету. Мел­лина спала, обняв руками подушку, и из мешанины простыней выступала лишь узкая спина с пунктиром позвонков и, как сказал поэт, бледные холмы ягодиц. Под моим взглядом ведущая колдунья графства проснулась, потяну­лась, достав до меня кончиками пальцев, и вдруг ее глаза наполнились ужа­сом. Ах, черт. Невозможно привыкнуть к этим глазам.
        - Боже мой, - сказала она. - Ты уедешь. Совсем уедешь. Как только кон­чится этот твой проклятый ремонт.
        - Нет, леди Меллина, - ответил я. - Я не сумасшедший. Не хочу ни стре­ляться, ни умирать от тоски. Ничего такого. Пока ты меня любишь, я никуда не денусь, а если придется уезжать, возьму тебя с собой.
        - Ты меня любишь?
        - Да. Я всегда тебя любил. Просто раньше не встретил.
        Говорить правду легко и приятно - что да, то да.
        Она немедленно уселась на меня верхом. Ее дивный бюст навис надо мной как пара свежеиспеченных сказочных хлебов.
        - Если ты меня обманываешь, Уолтер, то разрешаю тебе сразу же меня убить. Нельзя дать человеку счастье, а потом отнять.
        - Дорогая, и я думаю точно так же. Теперь и ты мне ответь на один очень серьезный вопрос - как у нас насчет завтрака?
        Моя ненаглядная немедленно развеселилась и бойко заскакала по хозяй­ству. Что делать, невозможно на этом свете жить одной любовью. Не получа­ется. Спешно перекусив, ибо солнце подбиралось к полудню, и расцеловав­шись так, будто отправлялся не на ремонт, а на войну, я помчался обратно в Дом, ломая голову над тем, что сейчас поделывает мэтр Нико. Проезжая че­рез деревню (на сей раз пришлось гнать напрямик) и вежливо раскланива­ясь, я наслушался разных речей вроде «С возвращением, сэр Генри», или «Смотри-ка, у Генри новая сабля!», и так далее. У самого Входа обнаружи­лась телега с задранными оглоблями, а среди кустов паслись два пятнистых мохноногих першерона. Без всяких подсказок я понял, что это и есть «ло­шадки» моего резчика. Похоже, по милому деревенскому обычаю он встал никак не позже шести утра.
        Проведя Ланселота через портал, я намотал повод на балюстраду, кликнул Германа и поспешил в гостиную. Так и есть. Угнездившись на стремянках, там уже орудовали мэтр Нико и двое мальчишек-подмастерьев, смотревшиеся ря­дом с ним, как цыплята рядом с индюком. Я кивнул ему, он кивнул мне, вид его не располагал к предложению помощи, и я направился в библиотеку - освобо­диться от феодального облачения. Появился Патрик и, пока я сматывал с себя знамя сто шестнадцатого драгунского полка, сообщил, что дугласы уехали на
        Волчий хутор, но вода уже пошла, и население отмывает ванны, что кровельщи­ки обещали к вечеру закончить, а от вакуумных окон пока ни слуху, ни духу.
        Я лазил на потолок в гостиной и на чердак, самолично орудовал хоппером в нижней галерее, а к обеду явилась Меллина, на сей раз в джинсах и рубашке с за­катанными рукавами, сосредоточенно неся на вытянутых руках какой-то необык­новенный пирог. Пожаловать во владения Бетси с какой-либо кулинарной про­дукцией - риск отчаянный, но выяснилось, что испугался я напрасно, дамы ока­зались старыми знакомыми, трогательно поцеловались, заговорили о кухонных тонкостях, и вообще появление моей колдуньи было воспринято как должное.
        За обедом - демократическим, за одним столом - зашла речь о том, куда убирать банки, бочки и прочий ремонтный хлам, учитывая, что мусорщики раньше среды не приедут. Дугласовские водопроводчики так прямо и заявили, возмущалась Бетси, что вывоз грязи - не их работа, и все, что не удалось выгрести из продолбленной стены, так и залили своим ПВХ.
        - Малый подвал освободился, - заметил Патрик.
        Малый Подвал... А Большой? В Большой-то я даже не заглянул!
        - Патрик, я должен осмотреть и подвал. Герман, принеси мне, себе и Патри­ку фонари - те, здоровые. Свет там, как я помню, что есть, что нет. Меллина, пойдешь с нами?
        Моя бы воля, я вообще не снимал бы руки с ее талии. Разумеется, она пошла.
        Вход в Большой Подвал - это просто каменная лестница в каменном полу Г-образной нижней галереи, а сам Подвал - довольно обширный, хотя и невы­сокий зал, озаряемый единственной подслеповатой лампочкой. Все, для чего это пространство использовалось когда-то, и сами следы этого использова­ния - все давно оставило эти стены.
        - Так, а это еще, черт возьми, что такое?
        У внутренней стены, задвинутые под самые уступы арок, стояли четыре сун­дука, в каждом из которых запросто, например, могли переночевать двое людей нормального роста.
        - Это оружейная коллекция сэра Генри, - объяснил Патрик. - Ранее она помещалась в нижней галерее и не была разобрана после норфолкской выстав­ки в связи с отъездом Хозяина.
        А ведь точно, висели в коридоре какие-то алебарды. Хорошенькое дельце - только этого мне и не доставало.
        - Патрик... Я боюсь... Словом, по идее мы должны встретить нового владель­ца при полном параде. Воленс-ноленс, давайте открывать. Дорогая, возьми фо­нарь и посвети нам.
        Процедура оказалась совсем не простой, поскольку сундуки были тяжелен­ные и затиснуты так, что горбатые крышки упирались в своды. В первом обна­ружились палаши и секиры, некоторые - с не лишенной изящества гравиров­кой, во втором - пропасть арбалетов, уложенных, впрочем, в идеальном порядке, в третьем - какие-то ветхозаветные кремневые пищали, шпаги и кинжалы, а вот с четвертым сундуком вышел казус, причем казус в квадрате.
        Во-первых, он был практически пуст. Навалившись животом на окованный край, я отыскал на дне что-то вроде остатков обмундирования с армейскими ремнями, немецкую каску с вентиляционными рожками и маузеровскую вин­товку времен англо-бурской войны с россыпью патронов. Во мне шевельнулось нехорошее предчувствие.
        - Патрик, а где все остальное? Здесь как будто идет по порядку - эти луки, потом всякие аркебузы...
        - Мушкеты, сэр.
        - Ну да, неважно, и в этом ящике должно быть уже что-то современное. Где оно?
        - Не могу вам ответить, сэр. Я уже докладывал, что после Норфолка коллек­цию не разбирали.
        Второй казус заключался в том, что сундук был пуст не только изнутри - он еще и стоял на пустоте. Отодвинув его, мы увидели лестницу - образец того же каменно-лапидарного стиля «сломай-голову-спьяну», что и первый спуск в Подвал, - ведущую куда-то еще глубже. Внизу она упиралась в солидную дверь с массивным засовом. Что еще за чудеса? В жизни я не слыхал ни о каких сек­ретных подземельях в Доме.
        - Мелли, дай фонарь. Патрик, это еще что такое?
        - Это вход в часовню, сэр, - голос дворецкого возвысился уже до совершен­ной торжественности.
        - Так, еще и часовня. Господи. Что ж, мы должны привести в порядок весь Дом. Старик будет совать нос в каждый угол. Навестим часовню.
        - Сэр, должен вас предостеречь. Это древнее святилище Владык Северного края.
        - Патрик, мы для того здесь и есть, чтобы все святилища были в рабочем состоянии. Мелли, дай мне руку, тут ступеньки щербатые.
        Я отодвинул засов, и мы вошли. Сразу скажу, что ничего грозного или ужас­ного не обнаружилось. Такой же подвал, только поменьше, да близость грунто­вых вод чувствовалась намного сильнее. Но в самом дальнем от входа углу имелся нитеобразный аппендикс, в стене его был наполовину утоплен высо­ченный камень, похожий на алтарь, и из него торчала рукоять меча очень недур­ной работы.
        Патрик продолжил свой экскурсионный обзор, не дожидаясь приглашения:
        - Это меч Хозяина, сэр.
        Вот оно что. Я начал понимать. Старая скотина Дедушка, естественно, забыл мне рассказать о сути церемонии.
        - Патрик, значит, когда приходит Хозяин, он должен вытащить меч и всту­пить в права?
        - Да, сэр. Именно так.
        Значит, как раз сюда Старик и потащит своего парня. Интересно.
        - Ладно, что же, в таком случае нам тут делать и впрямь пока нечего. Хоро­шо бы подмести, да Бог с ним, пусть остается пыль веков. А! Тут кольца для фа­келов - Герман, вставь в них те каминные поленья, которые с пропиткой. Бу­дет внушительней...
        Я все смотрел на меч и почему-то не решался уйти. Меллина подошла ко мне:
        - Уолтер, тебя что-то беспокоит?
        - Да, любимая, что-то здесь не то... Дай-ка я тебя поцелую, мне сразу полег­чает. Патрик, ну если вам не нравится, отвернитесь... Хорошо, пойдем. Надеюсь, Дом не рухнет, когда он выдернет этот меч.
        Не рухнет...
        - Стой, подожди. Куда выходит эта стена? Патрик, где у нас план Дома?
        Я вперился в неровные, примыкающие друг к другу квадраты, выведенные гусиным пером по плотной шершавой бумаге. Это же стена, смежная с Малым Подвалом! А с той стороны - злополучный дугласовский коллектор!
        - Патрик, какая толщина этих стен?
        - Не знаю, сэр. Постройка очень старая.
        Неважно. Пусть, скажем, два фута. Да еще с той стороны подгрызена перфо­раторами. Стало быть, если в этом мече три фута с лишним - а он запросто мо­жет оказаться длиннее - то верных полтора фута лезвия сидят прямо в коллек­торе. То-то золотари сказали, что мусор выгребать не собираются!
        Теперь два варианта. Наследник тянет-потянет - вытянуть не может, пото­му что меч наглухо вмурован в этот чертов винилхлорид. Скандал. Вариант второй - меч вылез, и образовавшаяся дыра образует нам фонтан, как на Трафальгар-сквер - только водичка здесь будет другого свойства. Да, мэтр Уолтер, на сей раз вы влипли. Но, может быть, коллектор заканчивается выше?
        - Патрик, давайте-ка всех сюда, и побыстрее.
        Мои дамы примчались немедленно, страшно заинтригованные.
        - Бетси, Лиза, слушайте внимательно. Кто-нибудь видел, что там на дне это­го коллектора? Был какой-нибудь разговор на эту тему? И еще - можете хоть примерно сказать, насколько они заглубились в фундамент Малого Подвала?
        Бог ты мой, у кого я спросил. Кумушки начали сыпать самыми бессвязными воспоминаниями, а пуще того - всевозможными бредовыми предложениями, и уже через минуту стало ясно, что толку от них никакого.
        - Значит, так. Сейчас вы подниметесь наверх и откроете все краны - на кух­не, в гостевых комнатах... везде. Потом берете ведра и тряпки и идете сюда. Придется попытать счастья.
        Расставив весь уборочный арсенал вокруг алтаря, я взялся за рукоятку меча.
        - Сэр, - изрек Патрик самым зловеще-замогильным тоном, - надеюсь, вы знаете, что делаете.
        - Знаю, - ответил я и потянул.
        Меч нехотя, но без особого сопротивления, словно ложка из подтаявшего мороженого, вылез из камня. Ничего не хлынуло, поверхность тотчас же затянуло, как будто ничего и не было. В мече оказалось, как я и ожидал, около че­тырех футов, клинок четырехгранный, очень ладно сбалансированный, и перед рукоятью на три пальца оплетен сыромятным ремешком - это было явно не са- лонно-декоративное, а вполне боевое оружие. Я облегченно перевел дух, но про всех остальных сказать это было никак нельзя.
        Их охватило что-то вроде столбняка. Они смотрели на меня, выпучив глаза, даже у Меллины приоткрылся рот, а Герман и вовсе пустил слюну в бороду. Ка­жется, я серьезно задел их чувства, вот незадача.
        - Спокойствие, друзья мои. У нас просто не было другого выхода. Давайте считать это генеральной репетицией.
        - Да, сэр, - несколько оторопело согласился Патрик. - Разумеется, будем считать репетицией.
        - Если возникнут какие-то претензии по нашим действиям, то я принимаю ответственность на себя и за всех вас заступлюсь.
        В ответ они проделали нечто уж и вовсе неожиданное - вдруг взяли и, стоя в ряд, как стояли, все поклонились мне. Таких поклонов от Патрика и таких реве­рансов от свиристелок я еще не видывал и, что греха таить, слегка растерялся.
        - А... ммм... официальная часть закончена, все по местам. Герман, не забудь про поленья. Патрик, что-то он у нас какой-то тусклый... на кухне, кажется, был порошок для чистки серебра и кастрюль - не попытаетесь привести его в более парадное состояние?
        Патрик издал неопределенный звук и сначала уставился в пол, а потом за поддержкой повернулся к Меллине - но та, похоже, искренне забавлялась си­туацией. Ах, проклятые суеверия.
        - Хорошо, Патрик, я сам.
        Что ж, взялся за гуж - полезай в кузов. На кухне мы вместе с Меллиной, поче­му-то умиравшей от смеха, дополировали кладенец до более или менее презента­бельного состояния, я спустился в часовню и воткнул его на место. Задвигая засов, я еще подумал, что уж с этой-то проблемой покончено. Человек предполагает.
        В галерее приятно пахло свежей эмалью, но несчастные средневековые ры­цари, залитые грязью, имели самый жалкий вид. Так их оставить, конечно, нельзя, но что же делать? Не разбирать же и смазывать каждого по отдельнос­ти - это работа на месяц и не для четверых. Лаком бы их покрыть, что ли. Погоди-ка. В Гладстонберри была станция обслуживания «Даймлер-Бенц». Вот это мысль. Отыскав в справочнике телефон, я позвонил. Мой заказ их изрядно смутил и, вероятно, желая от меня отделаться, за чистку, краску, сушку и лаки­ровку каждого панциря они запросили как за такую же процедуру для «мерсе­деса». Я согласился, но потребовал оптовую скидку, поскольку «мерседесов» у меня десять. Тогда они сдались и прислали фургон и менеджера с каталогом.
        Цвет я выбрал «мокрый асфальт», со стальным отливом и двойным лаком - строго и мужественно. Бедных железяк вместе с их распялками по одному за­несли в фуру. Вот на эту каракатицу особенно внимание обратите, - посоветовал я. - Круче всех пришлось.
        - Это доспехи благородного Бертрана Дюгесклена, - возвестил Патрик. - Доставлены из Кордовы в тысяча семьсот девяносто восьмом году.
        - Да, значит, с Дюгескленом поаккуратнее.
        Кажется, пока мы возились с сэром Бертраном и компанией, Меллина про­вела на кухне какое-то собрание - вид у моих подручных сделался подозрительно мирный.
        Настало время разобраться с коллекцией. Тут мы тоже хлебнули горя. Все экспонаты должны были располагаться в полукруглых нишах Галереи, Дюгесклен с товарищами как раз и отделял эти ниши друг от друга. Но ниш, как и ры­царей, было десять, а сундуков - неполных четыре, и, несмотря на все наши ди­зайнерские усилия, подкрепленные дрелью, кронштейнами и ящиком дюбелей, на восьмой нише оружие кончилось. В девятую мы могли повесить лишь вин­товку, шлем и те рваные солдатские штаны, а про десятую и речи не было.
        - Патрик, откуда сэр Генри все это привозил? На аукционах покупал?
        - Сэр Генри привозил все это с войны.
        - Ничего себе... с войны.
        Да, но ведь в двух шагах отсюда, в Уорбек-холле, находится весь военный ар­хив, уорбекская лавка древностей.
        - Алло, Роберт, это Уолтер Брэдли. Слышишь меня? Очнись, есть серьез­ный разговор.
        - Уолт... Что может быть серьезного в этом мире... Все тщета и ловля ветра, да и того нет...
        Господи, он снова пьян. Сунуть бы тебя в бочку с нашатырем.
        - Боб, ты знаешь коллекцию сэра Генри?
        - Да... Генри... милейший был человек... Умер, говорят... Но вот куда он по­том делся? Реинкарнировался...
        - Боб, из его коллекции пропали все предметы по нашему времени. Можешь одолжить мне из архива на пару дней?
        - Могу... Нет, не могу... Вот прими на баланс этот хлам, тогда смогу... Уолт, не ругайся, ты разговариваешь с пэром Англии...
        - Я разговариваю с пьяным идиотом. Патрик, на каких войнах воевал сэр Генри?
        - Сэр Генри воевал на всех войнах.
        - Значит так, Роберт: первая мировая война, вторая, Вьетнам. Какие еще бы­ли войны?
        - Не знаю... Я воевал с отцом и его адвокатами... Настоящая была бойня...
        - Короче, присылаешь сюда, в Дом. Ты меня понял?
        - Понял... не кричи так, Уолт... Ты давно видел Камиллу?
        - Месяца полтора назад.
        - Она спрашивала... обо мне?
        - Спрашивала.
        - Что ты ей сказал?
        - Ничего.
        - Правильно. Молчи обо мне... Меня нет... Но я был, помни, Уолт, я был...
        И отключился, подлец. Я посмотрел на часы - ничего себе, четверть перво­го, ночь на дворе.
        - Меллина, если ты скажешь, что у тебя с утра дела и тебе надо быть дома, я возьму любой из этих тесаков и буду гоняться за твоими делами по всей Долине.
        - Я отменила все дела, - с гордостью сказала Меллина.
        - Райские звуки. Наверняка у Бетси найдется запасная ночная рубашка... с оборками.
        Чем хороши эти старинные английские дома, так это огромными чугунными ваннами, где без труда можно устроиться вместе с любимой женщиной, кото­рой хочется любоваться и любоваться, как шедевром великого художника.
        - Уолтер, не смотри на меня так, я еще не привыкла...
        Постель в Доме хотя и не такая роскошная, как в Долине, но все же вполне приемлемая и достаточно скрипучая. Конечно, мы оба устали, но у человека в жизни бывают моменты, когда он может забыть об усталости.
        Проснулись мы неожиданно рано, едва только светало. Меллина положила подбородок мне на грудь. Ночная рубашка тетушки Бетси так и не понадобилась.
        - Любимый, ты знаешь, я восхищаюсь твоей деликатностью.
        - Мммм?
        - Другой бы на твоем месте давно бы спросил - Меллина, что у тебя было с этим Генри?
        - Меллина, расскажешь через десять лет. Давай вон запишем дату на прито­локе.
        - Я расскажу тебе сейчас. У нас с ним ничего не было.
        - О Боже.
        - Да. Он был хороший человек и был серьезно в меня влюблен, но я... ничем не могла ему помочь. Однажды, правда, мы с ним поехали в Вустершир, он хо­тел показать мне какие-то достопримечательности...
        - Фарфоровый завод?
        - Да, наверное... но только и там ничего не получилось, мы поссорились в тот же день, и я вернулась домой. Вот и все.
        - Что же, мне жаль его.
        - И мне его жаль. Уолтер, обними меня крепко-крепко.
        - Я боюсь сделать тебе больно.
        - Пусть будет больно. А то мне все кажется, что это сон.
        В девять утра Патрик прикатил нам сервировочный столик с кофе прямо к постели, на дворецком были парадные белые перчатки! Я почувствовал, как во­лосы у меня становятся дыбом.
        - Меллина, что ты им такого наговорила?
        - В свое время узнаешь, дорогой.
        Весь этот день был наполнен ожиданием оконщиков с их стеклопакетами - времени оставалось в обрез. Дважды я обманывался: первый раз приехали мерседесовцы - вернулся Дюгесклен со товарищи. Прелесть, до чего они стали хо­роши - черные, блестящие, как жуки. Когда их водрузили на места, галерея приобрела прямо-таки праздничный вид.
        Второй раз, когда басовитый рык мотора сбил меня с толку, я увидел во дво­ре расшлепанный студебеккеровский грузовик, какие еще можно видеть в фильмах о второй мировой войне. Из-за руля вывалился очередной посинелый уорбекский вурдалак и молча заковылял на кухню. Значит, всепьянейший пэр Англии все же не забыл о моей просьбе.
        То ли с сонных глаз, то ли вообще неизвестно отчего, мне мерещилось, что Роберт пришлет мне набор каких-нибудь штыков-ножей в чехлах, которые без труда можно будет разместить в оставшемся пространстве, и даже не заглянув под брезент, я откинул борт. Это едва не стоило мне головы, потому что на зем­лю как лавина с грохотом посыпались ящики с пулеметными лентами, а за ни­ми обрушились и сами пулеметы - три громадины МГ-34.
        - Роберт окончательно спятил, - сказал я Патрику, потирая ушибленную руку.
        Мы забрались в кузов. Бог ты мой! Такой свалки оружия я не видел ни в од­ном боевике. Чего здесь только не было. Шмайссеровские автоматы с магазина­ми и без, автоматические винтовки М-16 всех видов и модификаций, неуклю­жие американские пулеметы с заправленными лентами, «маузеры» в деревян­ных кобурах, похожих на протезы, а всякими там «Вальтерами» и «Береттами» пол был просто вымощен - всего не перечислишь. Но что хуже всего - там и сям валялись гранаты типа «лимонка» с ввинченными запалами, а в одном уг­лу застрял фаустпатрон на боевом взводе. Если бы эта штука рванула, то и гру­зовика бы не потребовалось - все прилетело бы в Дом само собой.
        Да, Роберт основательно почистил запасники. В минуту озарения я вдруг со­образил, как такой хаос мог образоваться - наверняка младший из лордов-основателей попросту открыл верхний люк гаража (есть у них там такой люк) и, опрокинув стеллажи, сбросил их содержимое прямо в кузов. Что-то совсем плох наш алкоголик; в самом деле, пора звонить Камилле.
        - Знаете, Патрик, от души надеюсь, что меня не пошлют делать ремонт в Уорбек-холл.
        Само собой, для наших скромных декоративных целей не потребовалось и четверти этого арсенала, и все равно, экспозиция двух последних ниш получи­лась самой насыщенной. По верхнему краю Бетси даже сделала бордюрчик из парабеллумов, а в оставшийся узкий простенок, где уже не было рыцаря, Гер­ман - видимо, из лучших чувств - повесил русскую «Грозу» с самоварной тру­бой гранатомета, хотя из нее-то сэр Генри уж никак не мог стрелять.
        Но самое сильное впечатление эта смертоубийственная выставка произвела на Лизу. Особенно почему-то ее потрясли «маузеры» - вытащив этих долгоствольных громил из их деревянных хранилищ, она крутила ими так и эдак, и в глазах ее разгорались безумные огоньки - перспективы возможных разгромов хмелем ударили в голову бывшей подруге графа Саутгемптона.
        - Уолтер! - восклицала она, подпрыгивая передо мной. - Ну почему этого не было раньше? Как здорово можно было все устроить!
        Указательным пальцем я осторожно отодвинул ствол от собственного носа. Есть категория бездельников, которая меня особенно раздражает.
        - Лиза, имей ввиду. Одна дырка в этой свежей побелке - и ты сама будешь ее зашпаклевывать и вручную закатывать эмалью. А если ты - избави Бог! - всадишь пулю в одного из дюгескленов, то до конца своих дней будешь мыть полы у Роберта Уорбека.
        Лизу просто затрясло. Я почти видел, как страх и жажда разрушения разди­рают ее надвое.
        - В вестибюле и на лестнице - стреляй, из чего хочешь. На кухне - пожа­луйста, вон подствольник, из него бомба вылетает - разноси кухню. В верхней гостиной можешь выстрелить из пистолета. Но одна очередь возле библиотеки или здесь, в галерее, - и ты проклянешь день и час. Ты все запомнила? ,
        Она немедленно воспрянула духом и тут же надулась, собираясь ответить мне какой-то колкостью, но тут, наконец, приехали немцы, и всем стало ни до чего.
        Началась беготня, какой еще не было. Герман месил шпаклевку. Свиристе­лок я вооружил фенами и велел сушить нанесенный раствор, сам разматывал удлинители, чтобы работать после наступления темноты; Меллина отпроси- лась-таки домой за необходимыми вещами; Патрик лихо орудовал баллонами со строительной пеной.
        В семь вечера главный оконный механик, вроде бы Гугенхаммер фон Либенау, если ничего не путаю, заговорил о профсоюзных правах. Я достал две упаковки пятидесятидолларовых купюр и засунул их в карман на животе его комбинезона.
        - Герр оберст, - сказал я, - верю, что вы поддержите славные традиции фирмы «Рехау», как и подобает солдату родины и фюрера.
        Он слегка изумился, но затем отдал мне честь и вышел. В одиннадцать вече­ра все было закончено. Я приказал бросить все как есть и ложиться спать - завтра еще будет время прибраться.
        И вот настал знаменательный день. Уборка после ремонта - мероприятие не менее серьезное, чем сам ремонт; кроме того, встал вопрос о банкете.
        - Патрик, у. меня начисто вылетело из головы - ведь если с этим парнем все пройдет удачно, надо же будет устраивать какое-то застолье!
        - Думаю, наших запасов хватит, сэр. Ведь отмечать мы будем в семейном кругу, наплыва гостей не ожидается.
        - Ладно, давайте стаскивать мусор в подвал.
        Меллина разобрала привезенные из Долины коробки и появилась пред наши очи в сногосшибательном черном платье с серебряной нитью. Она сделала вы­сокую прическу, встала на каблуки - мы все пали ниц.
        - Куда прикажете подавать обед, сэр - в верхнюю или нижнюю гости­ную? - спросил Патрик.
        Что я собирался ему ответить, так навсегда и останется тайной. В вестибюле хлопнула дверь. Я сделал несколько шагов, выглянул и обмер - посреди ниж­него холла стоял Старик собственной персоной.
        Мы выросли перед ним, как из-под земли. Сразу стало ясно, что босс весьма и весьма озабочен.
        - Здравствуйте, Уолтер. Здравствуйте, Патрик. Мое почтение, дамы. Счаст­лив вас видеть, леди Меллина, вы прекрасно выглядите. Как поживает дедушка?
        - Благодарю вас, мистер Бриджес, дедушка здоров.
        - Уолтер, - Старик взял меня под локоть в своей старомодной манере и от­вел в сторону. Должен вам сообщить, что все проходит не так гладко, как нам бы хотелось. Наследник может появиться с минуты на минуту, и я рассчитываю на вашу всестороншрю поддержку... мда. Пока есть время, я хотел бы осмотреть, так сказать, плоды ваших стараний.
        Дедушка был явно взволнован, но из плодов стараний не упустил ничего, за какие-нибудь пятнадцать минут обежав весь Дом бодрой стариковской рысью.
        - Так, так, вижу, старая коллекция на месте... Новые окна - что ж, не выры­ваются... Дуб как новенький... Эти банки нужно отсюда убрать... Мало зелени, здесь же был когда-то превосходный зимний сад!
        Остановив свой бег на галерее второго этажа, иод рогатыми лосиными чере­пами, Старик снизошел до похвалы:
        - Очень неплохо, Уолтер, очень неплохо. Оперативно, аккуратно, в срок...
        - Сэр, подъехала какая-то машина, - объявил Патрик.
        Мы подошли к окнам. Во дворе стоял вылизанный до крайней степени рари­тетный «корвет», из него вышли парень и девушка.
        - Это Наследник.., со своей знакомой, - произнес Старик почему-то шепо­том. - Ну что же, приступаем.
        Вышло, что обращался он только ко мне и Меллине. Никого из духов рядом уже не было.
        - Мистер Бриджес, вы не возражаете, если я останусь? - деликатно осведо­милась Меллина.
        - Нет, нет, разумеется, - Старик не отрывался от окна, но этикет соблюдал до последней запятой. - Напротив, очень приятно, что кто-то из Уориков будет присутствовать... Если бы его светлость...
        - Если не дедушка, то хотя бы внучка, - усмехнулась моя колдунья. - Вы очень любезны, мистер Бриджес.
        Но Старику было не до светских тонкостей. В двери загромыхал ключ, и ляз­гал там довольно долго, поскольку постороннему войти в Дом не так-то просто. Не менее двух минут ушло у них на то, чтобы справиться с замком, но вот сов­ладали, и Старик свирепо зашипел на нас:
        - Меллина, Уолтер, вы с ума сошли, вас видно! Непонятно, к чему все эти дедовские хитрости, если перед нами настоящий Наследник, - но парадом пока что командует Дедушка. Мы с Меллиной перег­лянулись, едва удерживаясь, чтобы не фыркнуть, и ушли из состояния види­мости. Формально Дом опустел.
        Парочка вошла в вестибюль. Новому владельцу было лет тридцать, это был па­рень баскетбольного роста, шатен, с длинной кадыкастой шеей и странными беле­сыми ресницами. На нем был синий клубный пиджак и светлые брюки, из-под ко­торых выглядывали очаровательные канареечные носочки. Девица была такого же возраста, если не постарше, химическая блондинка, волосы которой уже на добрый дюйм вспомнили свою изначальную гнедую масть. Она заговорила первая:
        - Смотри, Дерек, настоящее родовое гнездо!
        Они прошли в нижний холл и потом, наверное, в нижнюю гостиную - мы на некоторое время перестали их видеть и слышать.
        - Давайте присядем, - предложил я. - Это не на пять минут.
        Мы опустились на банкетку. Мимо нас по лестнице быстро, но плавно про­несся Патрик. Вид у него был сосредоточенный. Тут же показались и новоселы. Говорила по-прежнему девушка:
        - Давай посмотрим, что наверху!
        Едва не задев нас, они поднялись в верхнюю гостиную. Тут дама издала пер­вый визг:
        - Дерек, я только что видела в зеркале какого-то старика!
        Впервые раздался голос Дерека:
        - Пэм, не болтай глупостей, здесь никого нет.
        - А я тебе говорю, что видела!
        - Лучше бы он им рассказал про Гая Кассия, - шепнул я Меллине. - Вот уж действительно нагнал бы страху.
        Старик недовольно покосился:
        - Гай Кассий был скромный и интеллигентный человек.
        Меллина инстинктивно пододвинулась ближе ко мне.
        - Здесь действительно как-то мрачновато, - признал Дерек. - Эта черная отделка... Пойдем, мы еще не все осмотрели внизу.
        - Знаешь, давай уедем отсюда, - внезапно решилась Пэм. - Мне здесь как- то жутко.
        Они ступили на лестницу - то есть думали, что на лестницу, а на самом де­ле - на Германа, примостившегося на ступенях, и в итоге полетели вниз - не слишком болезненно, но неприятно.
        - Дерек! - снова завизжала Пэм. - Меня кто-то схватил за ногу!
        Дерек стоял на четвереньках и дико озирался. Кажется, он тоже до некото­рой степени утратил присутствие духа.
        - Что это за чертовщина? - спросил он.
        Но это была еще отнюдь не чертовщина, это была еще даже не разминка. В дверях галереи показались обе дамы. Бетси, сообразно положению и возрасту, держала пулемет МГ, молодецки намотав ленту на руку, Лиза осталась верна «маузерам», и таким образом в ее фигуре проступило нечто революционное. Над ними, на высоте футов пятнадцати от пола, скрестив руки на груди, стоял Патрик и со строгостью взирал на происходящее.
        Удивительное, должно быть, зрелище предстало Дереку и пеговолосой Пэм - оружие само собой снимается со стены, всплывает в воздух и целит тебе в лоб. Я зверски посмотрел на Лизу. Она в ответ состроила мне залихватскую рожу - в эту минуту билль о правах привидений явно сжег у нее в голове все предохранители. Я плюнул и стал смотреть в сторону, решив, что если эти по­лоумные сунутся со своими пушками наверх, то я тоже изображу из себя домо­вого духа и лично загоню паршивок в нижнюю гостиную.
        Меллина взяла меня за руку. Наша пара поначалу с дружным воплем попыталась выскочить через входную дверь - это было ясно по глухим ударам о дерево, потом взвыл уже один Дерек, и дальше грянула пальба - грохот выстрелов, сквозь них - чоканье затворов, звон гильз и мерзкий визг рикошетов по бронзе светильников.
        - Меллина, - начал было я, - пойдем... - Но договорить не успел.
        Подскочив к перилам, Старик гаркнул что было силы:
        - Прекратить немедленно! - после чего быстрым шагом спустился вниз и воочию явился перед потрясенной четой.
        Этот номер, надо сказать, имел наибольший успех из всего представления - за последовавший парный вопль киноакадемия точно дала бы «Оскар».
        - Что за безобразие! - заревел Дедушка, сделавшись весь красный, так что я даже испугался, не хватил бы его удар. - Это ваш новый Хозяин! Уберите сейчас же... все это.
        Удар Дедушку не хватил, но дышал он, как паровая машина.
        - Мистер Шорби, - обратился он к Дереку, который в обнимку с Пэм сидел на полу у дверей, - вы должны извинить нас... Слуги пока не привыкли... Поз­вольте, я помогу вам встать.
        Слуги, однако, вовсе не собирались складывать оружие. Бетси уже разду­лась, чтобы разразиться на излюбленную тему об ущемлении привилегий и не опускала пулемет; Лиза тоже, пылая румянцем, уперла руки с маузерами в бо­ка, хотя, завидев мое приближение, поспешно отошла подальше от входа в гале­рею. Что касается Германа, то у него вообще, кажется, отключилось все, что можно было назвать соображением, и он лишь плотоядно скалил свои кабаньи клыки, сжимая рукоятку заимствованной у Дюгесклена секиры. Один лишь Патрик смотрел на происходящее как философ.
        - Здравствуйте, мистер Бриджес, - сказал Дерек, поднявшись и откашлявшись.
        У его подруги потекла тушь, ибо она, похоже, уже успела оплакать свою по­гибшую жизнь, и вид у нее сделался достаточно устрашающий.
        Старик продолжил речь:
        - Позвольте вам представить, мистер Шорби... Уолтер, да покажитесь же!.. Это Уолтер Брэдли, управляющий Домом. Также рекомендую - Меллина Уорик, член герцогской фамилии, старейшей в этих местах. Мистер Шорби, про­изошло колоссальное недоразумение... его нужно немедленно устранить. Давайте пройдем в гостиную.
        Тут Бетси, наконец, прорвало:
        - Это вопиющее нарушение обычаев, сэр Джон Бриджес и попрание закон­ных прав! Полторы тысячи лет, со времен Артура...
        - Вы забываетесь, Елизавета! - рявкнул Дедушка. - Что вы себе позволяе­те? Патрик, Уолтер! Что за анархию вы здесь развели?
        - Пошу прощения, сэр, - начал было Патрик, - но...
        - Шеф, - сказал я. - Извините, но у них есть законное право.
        - Уолтер, и это я слышу от вас!
        Я понял, что сейчас окажусь между двух огней, а я не поклонник этой пози­ции. От волнения я сбился с местного диалекта на более привычный нью- йоркский сленг:
        - Ребята, успокойтесь. Объявляю антракт. Бетси, Лиза, сейчас мы пойдем в гостиную и во всем разберемся. Если это новый Хозяин, это одно дело. Если нет - ваши права остаются при вас. Оружие возьмите с собой, но без команды не стрелять! Понятно?
        - Мы полагаемся на ваше слово, сэр Уолтер, - заявила Бетси и положила пулемет на плечо, словно коромысло.
        Герман в теперешнем своем состоянии слова воспринимал плохо. От него буквально несло жаром. Я взял его за плечи.
        - Герман, передышка. Держи топор и жди моей команды. Понимаешь меня? Я скажу тебе нужное слово.
        Он закивал и что-то страстно замычал, от напряжения даже придав этим зву­кам смутное подобие внятности - нечто напоминающее «не сомневайтесь, сэр, мы их в куски».
        В гостиной все расположились в креслах, зареванная Пэм затравленно огля­дывалась - летающее оружие, появляющиеся и исчезающие люди пришлись ей явно не по душе. Впрочем, сейчас она могла видеть всех вполне отчетливо, и на­верняка мы ей казались шайкой разбойников, если не хуже.
        - Дерек, Памела, - начал Старик. - Примите наши глубочайшие извинения и сожаления. Все пошло совершенно не по плану, и я разделяю ваше недоуме­ние и возмущение... Однако, мистер Шорби, вспомните наш разговор в Лондо­не. Силой обстоятельств именно вы оказались Наследником Крэймондского магического престола, вы девятый старший сын, и наш прогноз, несмотря на не­которые разночтения, несомненно указывает на вас...
        - Минуточку, мистер Бриджес, - голос Дерека дрожал, и руки тряслись, но держался он, надо отдать ему должное, вполне достойно; достал сигареты, одну сломал, вторую все же закурил и с наслаждением втянул дым. - Мы не поняли друг друга в первый раз и не понимаем во второй. Я не хочу быть этим самым магическим... и все эти штуки. Я обращусь в полицию.
        - Но вы не можете отказаться, - Старик как будто даже удивился. - У вас нет выбора. Вы приобрели этот дом...
        - Я пока только внес залог.
        - Неважно. Да, власть - тяжкое бремя, но вы, если угодно, избранник судь­бы, избранник духов...
        - Кстати, о духах, - вмешалась неугомонная Бетси - она явно метила в ли­деры. - Что-то никто не спешит спрашивать нашего мнения. У нас есть...
        Меллина похлопала ее по руке, и Бетси вдруг умолкла, посмотрев почему-то на меня. Я воспринял это как призыв помочь.
        - Шеф, мы хотели возвести Дерека Шорби на престол согласно закону. Но по тому же закону нам для этого необходимо согласие домовых духов. Сэр, все равны перед законом, но и законы равны друг перед другом. Мы не можем на­рушать один закон в угоду другому. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
        - Вердикт домашних духов не является решающим, - огрызнулся Ста­рик. - Есть инстанции выше, Уолтер, знаете ли, гораздо выше!
        Тут слово взяла Меллина:
        - К чему эти споры? У нас есть священный обряд, который без труда уста­новит истину.
        Старик нервно потер свой викторианско-сократовский лоб.
        - Да, да, вы правы, леди Меллина. Проведем церемонию посвящения.
        Итак, «веселою гурьбой», как поется в детской песенке, мы направились в
        часовню. Тут сразу начались заминки. Дело в том, что я ни минуты не сомне­вался - как только этот долговязый вытащит меч (а я прекрасно помнил, что никакого труда это не составляет), наша буйная орава незамедлительно затеет свалку со стрельбой, и как бы в итоге не пришлось выносить два трупа. Поэто­му я настоял, чтобы все оружие было оставлено у входа.
        - Бетси, вы же ратуете за законность, значит, вы первая должны ее соблю­дать! Вспомните - наши прадеды - и те оставляли мечи на ступенях церкви!
        Свистушкам страшно не хотелось расставаться с их автоматическими игруш­ками (я уже двадцать раз пожалел, что натащил в Дом столько этих пугачей), но мои аргументы на них подействовали. Герман согласился без сопротивления, но зато, вновь утратив видимость, зачем-то вцепился в засов, так что, когда Старик широким жестом предложил Дереку открыть дверь, та и не думала поддаваться.
        - Уолтер... - заворчал Дедушка.
        Я спустился и похлопал конюха по спине:
        - Старина, команды еще не было.
        Он засопел, но уступил.
        Я открыл дверь, Патрик зажег факелы, и мы выстроились напротив алтаря. Бедолага Дерек уныло осматривался, вероятно, размышляя о том, где бы он ока­зался, если бы знал, как отсюда вырваться. Герман глядел на него, как голодный волк, зато Дедушка снова вдохновился и продолжил речь об ответственности власть предержащих, неизвестно к чему припомнив тут ирландский вопрос.
        - Не так мы должны были бы проводить подобную церемонию - в этих стенах надлежало бы присутствовать знати нашего края, элите посвященных - увы, все складывается иначе, и лишь усилия нового владыки могут вернуть сюда рыцарей, установить власть и порядок в северных пределах... Дерек Шорби! Выньте меч!
        Повинуясь призыву, Дерек подошел к алтарю, почесал свой необыкновен­ный кадык и взялся за рукоять. Побежали секунды - меч будто врос. Дерек этот был истинный англичанин и, значит, в душе спортсмен. Ситуация задела его за живое. Он ухватился поудобнее, уперся ногой в стену и даже закряхтел от натуги. Меч сидел как влитой, не шелохнувшись и на сотую дюйма. Дерек обернулся и сказал единственное, что мог:
        - Не вынимается... - как будто это и так не было видно.
        Первый раз за всю историю Старик растерялся, причем до такой степени, что даже обратился за советом ко мне:
        - Уолтер, что это может значить?
        Я растерялся ничуть не меньше, и так же, как Дерек, ответил первое, что пришло в голову:
        - Не знаю, шеф. Вчера вытаскивался нормально.
        Что за место такое эта часовня! Дедушка выпучился на меня точно таким же манером, как недавно Патрик и вся команда.
        - Чт...чч...чтооооо? - спросил он, начав с пристойного баритона и закончив поросячьим фальцетом.
        - Я объясню, что это значит, - постукивая каблучками, Меллина вышла вперед. - Сэр Джон Бриджес, ваш кандидат доказал свою полную несостоя­тельность. Вчера Уолтер Брэдли в присутствии всех духов этого дома извлек меч из алтаря и произнес клятву сюзерена Северных земель, пообещав защи­тить своих подданных. Он вступил в Дом в назначенное время, духи приняли его и подчинились ему. Согласно традиции, он законный наследник Северных владений.
        Я зацепил нижние зубы за верхние и уставился на незримую точку под по­толком. Ну, Меллина. Ну, ведьма.
        Старик из апоплексически красного сделался белым, как мертвец.
        - Уолтер, - прошелестел он, - вытащите меч.
        К мечу я подошел с еще меньшей охотой, чем Дерек - как я понимал его сей­час! Теперь-то я искренне желал, Чтобы лезвие застряло в той полимерной об­лицовке, или пусть уж дерьмо затопит эти чертовы подвалы - но кому не пове­зет, тому уж не повезет. Едва я сжал рукоять, как клинок выскользнул из кам­ня чуть ли не сам собой, и мне лишь оставалось поклониться публике, словно фокуснику, доставшему кролика из дурацкого шутовского цилиндра. Надо бы­ло что-то говорить, а что - хоть убей, я не знал. Мой взгляд упал на Германа - конюх смотрел на меня с безумной мольбой, зрачки его страшно расширились, и было ясно, что и без того скудная искра его разума вот-вот угаснет.
        - Герман, - сказал я, - проводи гостей.
        Ого! Он не то что сорвался с места - он размазался в пространстве как электрон­ное облако й буквально вынес прочь Дерека и Памелу. В жизни я не видел, чтобы лю­ди покидали помещение с такой скоростью. Обе свиристелки, мелькнув юбками, вы­летели следом. Через мгновение, судя по звуку, наверху повалилось что-то тяжелое.
        На этом месте у Старика подогнулись ноги, и он упал бы, если бы мы с Пат­риком его не подхватили. В итоге Меллина несла меч, начищенный порошком для кастрюль, а мы несли Дедушку. Обряд посвящения завершился.
        В галерее, как ни странно, все было в порядке, за исключением того, что ис­чез «грозовой» бомбомет, да многострадальный Дюгесклен уронил перчатку и почему-то развернулся лицом к стене. Ни Дерека, ни Пэм уже не было, и наши чикатиллы пропали куда-то вместе с ними.
        Мы уложили Старика на диване в гостиной и положили ему под язык таб­летку нитроглицерина, достав ее из его же внутреннего кармана. Скоро он отк­рыл глаза и устремил на меня помертвелый взор.
        - Уолтер, - прошептал он. - Ах, Уолтер...
        - Сэр, вам, возможно, лучше сейчас попытаться заснуть, - предложил Патрик.
        Но Старик не был настроен слушать советы.
        - Что ж, по крайней мере, тебе не придется ничего объяснять... и вводить в курс дела, - и отвернулся к стенке.
        Со двора послышался какой-то рев. Мне не терпелось поговорить с Мелли- ной, но чудеса этого дня, похоже, еще не кончились. У меня начинала болеть го­лова, и хотелось выпить и закурить одновременно.
        - Вы побудете с ним, Патрик?
        Мы вышли во двор. На месте Дерекова «корвета» теперь стоял железный всад­ник - мало того, что сам с головы до пя г был закован в сталь, он и со своей лошадью обошелся точно так же - коняга была упрятана в сооружение наподобие утюга, и да­же голову ей закрывал стальной наголовник, так что на божий свет она смотрела че­рез специальные отверстия. Трехлучевое забрало шлема было откинуто, и смотре­лось над его головой, как телевизионная антенна, в площадку стремени было упер­то копье с двухвостым вымпелом, а в руке он держал гнутый охотничий рог.
        Завидев нас, всадник прижал этот рог к губам и подудел еще немного, потом убрал его и заголосил уже просто так:
        - Я прибыл по воле благородного сэра Ричарда Бравелота Кентерберийско- го, Владетеля Девяти Мостов. Кто из вас Хозяин Дома? С кем я могу говорить?
        Я забросил меч на плечо - в каком-то помрачении ума я потащил его с собой - и подошел поближе. Из шлема торчал внушительный нос и моржовые усы.
        - Я Хозяин Дома, и незачем так орать, я и так хорошо слышу.
        - Прошу прощения, сэр Генри, не узнал вас сразу, с возвращением! - сказал он обычным тоном и тут же снова продолжил надсаживаться. - Благородный сэр Ри­чард Бравелот Кентерберийский объявляет вам, что, если вы в присутствии рыца­рей, лордов и пэров откажетесь от сюзеренных притязаний на Девять Мостов и закрепите это подписью, а его, сэра Ричарда, более уже не станете считать своим
        вассалом и ленником, то он обещает вам дружбу и мир на вечные времена, а если нет, то вот его перчатка, и он готов встретиться с вами в любое время, конный или пеший, в доспехах или без оных, и пусть Бог рассудит вас!
        Я подошел к нему вплотную.
        - Сэр рыцарь, ваше лицо мне как будто знакомо.
        - Ну конечно, сэр Генри, я Брекенбери. Помните Лангедок? - обрадовался он уже вполне человеческим голосом.
        - Конечно, Брекенбери, как не помнить...смутно припоминаю. Значит, вот что, - я в задумчивости постукал кулаком по его наборному железному сапогу с острым носом. - Во-первых, давайте сюда перчатку - не получит у меня этот ваш Кашалот Берберийский никаких мостов, это одно, а другое вот что - вы, Брекен­бери, как учтивый и любезный герольд, имеете права, на которые никто...эээ...не может посягнуть. Короче, у нас сегодня небольшое торжество, праздник, что ли...
        Не приведи Господь еще один такой праздник.
        - ... и я приглашаю вас разделить с нами трапезу. Расскажете, с каких это мостов соскочил ваш Бергамот... не обижайте меня отказом, Брекенбери. Вы ведь виски пьете?
        Усищи над обрезом брони пришли в движение.
        - Не откажусь, сэр Генри, благодарю вас.
        - Герман! - крикнул я, и конюх, как ни странно, тут же появился - подоз­рительно закопченный и все еще с «грозовой» бомбардой в руках.
        - Брось это! - велел я. - Помоги сэру Брекенбери спешиться, проводи в Дом и позаботься о его коне. Вы желанный гость, Брекенбери.
        Герман жизнерадостно гыгыкнул, и они отбыли в сторону конюшни, словно авианосец на буксире. На конюшне был оборудован специальный причал для вле­зания и слезания, ибо человеку в латах не так-то просто взгромоздиться на лошадь.
        Наконец-то мы с Меллиной остались вдвоем. Я опустил на крыльцо меч, членистую перчатку и покачал головой:
        - Мелли, ну что за ребячество такое? Неужели нельзя было сказать заранее?
        Стоя на ступеньку выше, она положила руки мне на плечи и прижала свой лоб к моему.
        - Любимый, я хотела, чтобы все прошло торжественно. Ты очень на меня сердишься?
        - Я не могу на тебя сердиться, дорогая. Я тебя люблю. Но в хорошенькую же историю мы вляпались... Это те серьги, вустерширские?
        Меллина даже отшатнулась.
        - Это подарок Генри... Милый, он давно умер. Как ты догадался?
        - Сам не знаю.
        - Этого никто не видел. Мы сидели в машине...
        - В «бьюике», - пробормотал я, - гнусный рыдван. Ладно, пойдем в дом.
        И мы пошли в Дом.