Дмитрий Манасыпов
        За нами - Россия!
        Всем тем, кто подарил нам жизнь в мае далекого 1945-го.
        Всем тем, кто в наше время думает, что это было легко.
        - Серега, прыгай! Прыгай, Серега!
        - Ребята, будем жить!
        ("В бой идут одни старики")
        Нет, Серега, мы не будем жить,
        будем выживать и доживать.
        На могилы ваши приходить,
        "фронтовые" залпом выпивать.
        Покурить бы, да нет ведь папирос.
        На березах в трауре грачи.
        Жизнь, как поезд, с рельс - и под откос.
        Помолчим, Серега... помолчим...
        Юлия Гейченко
        Пролог
        Центральный участок Приволжского фронта, 195.. год
        Лейтенант Дорофеев вздрогнул и открыл глаза. Хорошо, что не дернулся вверх. Замечательное было бы пробуждение, если б саданулся самой маковкой о металлическое дно верного боевого товарища, под которым решил поспать. Хмыкнул недовольно, пытаясь понять - сколько же проспал? Поднес к глазам руку, задрал вверх рукав комбинезона. "Зенит", держащийся на поношенном кожаном ремешке, показывал всего половину четвертого дня. Хотя Дорофеев и сам понял, что время еще раннее. Свет пробивался под танк, и ему не пришлось напрягать глаза, пытаясь разглядеть циферблат в прыгающих отсветах небольшого костерка, разведенного рядом в нарушение всех инструкций.
        Странно это, очень странно. На плохой сон лейтенант никогда не жаловался. И особенно после суток тряски внутри машины во время перехода и профилактического осмотра траков гусениц сразу по остановке. А также замены нескольких из них. Уж чего-чего, а пара часов сна после этого выматывающего занятия для организма - что слону дробина. А он от силы по тридцать минут всего-навсего на каждый глаз накинул. Так чего проснулся, спрашивается? Лейтенант зевнул и полез было из-под танка, когда что-то уловил. Что-то такое, что казалось еле ощутимым, но могло перерасти в намного более осознанное и понятное. Что?.. Ну не померещилось же ему? Дорофеев встряхнул головой, стараясь совсем прийти в себя, и прислушался, насколько это было возможно. Война на дворе, и всякое может случиться. Хотя навскидку все в полном порядке.
        Треск веток в уже догорающем костерке. Тихий разговор кого-то из ребят его собственного экипажа чуть вдалеке. Плеск воды и довольное фырканье командира взвода, которого между собой за никак не скидываемые лишние килограммы и любовь к водным процедурам называли Бегемотом. Позвякивание протягиваемой стрелком патронной ленты в башенном пулемете слева. Что? Дорофеев вздрогнул, понимая, что не слышно птиц, вообще не слышно. А на дворе только начало осени, и пернатые в подлеске, после того как танкисты перестали носиться вдоль машин, которые уже не рычали двигателями, все-таки чего-то там свиристели и щелкали. Но сейчас стояла полная тишина, на которую пока, кроме него, никто не обратил никакого внимания. И еще, на самом краешке слуха или ощущения ли он, наконец, услышал.
        Мерный шум от вдавливаемой земли под ровным и тяжелым шагом бронированных громадин, которые сейчас наверняка идут сюда. Прямо к стоянке его взвода, вчера по ошибке отбившегося от основной части дивизии и заплутавшего в густом киселе тумана. Они бы двинули в путь сразу же, когда рассветало, но туман и не думал рассеиваться, и радиостанции ничего не ловили. Даже сейчас, когда Дорофеев, выглянувший из-под "сорокапятки" вслушивался в тишину дня, катившегося к концу, туман еще был на месте. А тем, кто двигался в их сторону, он не помеха. Это лейтенант знал еще со времен училища. Земля под ладонью чуть ощутимо, но все же вздрогнула. Тянуть было нельзя:
        - Т-р-е-е-е-в-о-о-г-а-а!!!
        Старший лейтенант Замятин, которого подчиненные за спиной называли Бегемотом, вздрогнул, выпрямляясь. Остатки воды из котелка, которую ему на широкую спину выливал связист, затекли за пояс и побежали вниз. А малахольный Дорофеев, ужом выползший на божий свет, уже простучал дробь подкованными каблуками сапог по броне, прыжком взлетев на башню.
        - Тревога, панцеры рядом! Тревога!
        Его командир открыл было рот, чтобы заткнуть? видно? совсем очумевшего спросонья молодого подчиненного. Но где-то в глубине леса звучно стегнуло ударом плетки. Дорофеев, в этот самый момент нагнувшийся к крышке люка, странно дернулся и завалился набок, схватившись за плечо. Между пальцев, торопливо и жадно, проступили тонкие красные капли. Набухли, собираясь в пару небольших ручейков. Замятин? как завороженный? смотрел за тем, как один из них быстро прополз к самому краю ладони, чуть задержался и оборвался вниз. Хлестнуло еще раз выстрелом, и после этого для командира танкового взвода больше ничего не было. Только темнота и пулевое отверстие точно посреди лба.
        Старший сержант Хасимов, наводчик основного калибра "Т-45/2", дремавший в башне, затащил Дорофеева внутрь танка, лязгнул задвинутой крышкой люка. Лейтенант пришел в себя, когда он на скорую руку начал бинтовать его плечо, простреленное снайпером. Охнул, когда перед тем, как наложить и затянуть первую широкую полосу, сержант полил глубокую дыру спиртом. Но было не до боли:
        - Хасим, стрелять надо, слышишь?
        - Будем стрелять, лейтенант, будем, прям щас. Только руку тебе замотаем, да?
        Лейтенант зашипел, когда полосы бинта туго притянули края раны.
        - Хрен с бинтом, Хасим, к орудию давай, к орудию!
        Сержант оценивающе посмотрел на результат работы своих рук, довольно хмыкнул и развернулся к прицелу:
        - Хрен так хрен, малай. Теперь и пострелять можно, ага.
        Дорофеев схватился за ручки командирского прибора визуального контроля. Рука слушалась вполсилы, отдавая резкой простреливающей болью, разливающейся от плеча и вниз. Нахлобучил, вновь зашипев сквозь зубы от боли, шлемофон. Щелкнул переключателем внутренней связи:
        - Сергеев, как двигатель?
        - Как часы, командир.
        - Хасимов, орудие готово?
        - Всегда готово, командир.
        - Шевченко, ты как?
        - Открываю огонь, товарищ лейтенант.
        Загрохотал спаренный "Дегтярев" в задней башенке. Второй стрелок танка Николай Шевченко начал бой. Дорофеев повертел своим личным "перископом", выглядывая врага, в то время как механик-водитель Сергеев уже рванул кажущийся таким тяжелым танк вперед, выводя его в сторону просвета в самом конце перелеска. Мысленно лейтенант похвалил подчиненного, который принял единственное верное решение, а вслух слегка выругал, но не стал вмешиваться в действия водителя. Надо выбираться из ставшего ловушкой маленького леска в сторону открытого пространства, которое они заметили еще вчера. И механик делал все правильно, разве что не дожидаясь приказа командира.
        Туман медленно растекался жирной сметаной и не уходил. Цеплялся за кусты, стволы берез, корпус уже вовсю дымившего танка... дымившего?!! Дорофеев приник к окулярам, стараясь разглядеть номер через жирный черный дым. За его машиной разрывали густые белые полосы еще два механических динозавра, огрызающиеся трещотками "дегтеярей", пятого видно не было. Лишь просека из поваленных деревьев показывала, что машина, скорее всего командирская, почему-то решила пойти своим ходом.
        А туман уже расступался перед гулко стреляющими из своих орудий ПШ-а-5
        Дорофеев лихорадочно вспоминал вооружение противника, понимая, что сейчас все может решить лишь скорость "сорокапятки", которая позволит им оторваться от кинжального огня немцев и вырваться на простор. А если и придется воевать, то лишь правильным дистанционным боем. Как ни крути, а танки-то были хоть и двухбашенными, но скорее разведывательными и прикрывающими пехоту. Пусть и не легкими, но не с самой серьезной броней. Ее вон те, немецкие авиационные скорострельные пушки калибра двадцать три миллиметра вскрыть смогут запросто. А еще он не забыл про четыре многоразовых установки "фаустейфель", которые крепились по бокам места наводчика и тоже могли задать им жару. И тут их танк вырвался-таки на открытое пространство и рванул вперед. Вот только из двух собратьев за ним последовал лишь один. Второй, танк земляка Дорофеева, Лехи Надточего, жирно чадил, все еще стремясь по инерции вперед. Высокие грязно-бурые силуэты настойчиво двигались сзади. Но они-то оторвались, оторвались... Хоть и не хотелось лейтенанту уходить просто так, не подбив ни одного из фрицев. Неожиданно танк вздрогнул, и его повело
влево.
        Когда Дорофеев выскочил на броню, то понял, что Сергеев, полностью уйдя в отрыв, не заметил коварную поверхность болота, которое было именно слева...
        - Едрит твою налево, экипаж, к машине, бегом!
        Сзади стреляли, стараясь зацепить, поливали короткими очередями, печатали шаг "панцеры". Шевченко стрелял, стараясь прикрыть товарищей, сопящих, рвущих жилы внизу, стараясь дать "сорокапятке" выбраться. Несколько поваленных стволов, два молоденьких деревца, срубленных быстрыми ударами топоров, - все, что можно кинуть под гусеницу, с чавканьем погрузившуюся в глубь бурой жижи еще на немного. Всего ничего, но время бежало и бежало, и Шевченко пришлось еще хуже, когда рядом с мерно идущими и, казалось, не обращающими внимание на его пулеметы двуногими машинами, замелькали темные фигурки.
        Камуфляж смазывал очертания прикрытия "панцеров", и ему пришлось стрелять именно по ним. Плечо лейтенанта, пробитое навылет снайпером, вызывало плохие мысли. Шевченко радостно вскрикнул, когда один из "панцеров" остановился, запнувшись, полыхнул огнем и небольшими клубами дыма, начал заваливаться. Остальные машины усилили огонь, разойдясь в стороны. Цепь противников разомкнулась, но они стали ближе. Это плохо, очень плохо. Совсем скоро "панцеры" смогут открыть прицельную стрельбу из гранатометных установок.
        Пулеметы вздрагивали, глотая ленты звено за звеном, с лязгом выплевывая использованные металлические пластинки и гильзы. Стрелок уловил сбой в работе "дегтяря", того заклинило. Но главный калибр, ДШК, продолжал мерно стучать, не давая поднять головы пехотинцам, которых пока стоило опасаться сильнее. Одна-единственная подбитая шагающая машина дымила, но этого было мало. Шевченко выругался, злясь на себя, когда по броне танка звонко и ритмично чем-то застучали. Он был готов поспорить, что это лупил топором по корпусу Хасим, показывая механику, что можно двигаться.
        Танк рыкнул двигателем, выдав черное облако от несгоревшего соляра. Дернулся взад-вперед, качнувшись всей своей многотонной громадой, увенчанной двумя башнями. Рванулся, стараясь выбраться из болота, которое все же таки зацепил, откатываясь. С треском хрустнули толстые валежины, которые экипаж набросал под траки, лопнули плотные пучки зеленой поросли камыша, взметнув мельчайшие капли воды, и стальной монстр смог выбраться. Механик дернул на себя ручки фрикционов, посылая машину в так необходимый сейчас бросок вперед, и успел, практически успел. Бронебойные снаряды калибра 23 миллиметра, с утяжеленным и упроченным сердечником смогли вскрыть лишь вторую, заднюю башню. Ирония судьбы... ведь она изначально предназначалась для прикрытия тыла машины...
        "Т-45/2"
        Дорофеев старался отползти подальше от горящего танка. Тело механика свесилось из люка вниз головой. Лейтенант всхлипнул, глядя на размозженную левую ногу. Кровь уже застыла, коркой покрыв затлевшую от огня ткань комбинезона. Оперся на руки и пополз дальше, стараясь не смотреть на мерно приближающиеся машины с черно-белым небольшим крестом на прямоугольнике передней части. Земля вздрагивала, отдаваясь в покрытые гарью и маслом ладони. Немцы подходили ближе и ближе.
        - Эй, Отто, а лихо мы разделали этих краснозадых, а?
        - Да, Дитрих. Эти олухи ничего не придумали лучше, как просто дрыхнуть. Туда свиньям и дорога.
        - Гляди, один вроде как жив. По-моему, это офицер...
        - Почему? А, планшетка... прикончим?
        - Потом секурист сожрет нас с потрохами.
        - Уговорил...
        Воин! Вступая в бой, помни, что ты дал священную клятву перед Родиной, перед народом - бить врага, не жалея сил и крови. Так бей же немца всей силой русского солдата, всей силой первоклассного оружия! Пусть проклятый враг трепещет и дрожит перед нашей силой. Тебя ждет слава и почет. Так завоюй же эту славу в борьбе с ненавистным врагом. Пусть тебя славит Родина, как героя Отечественной войны. ("На страже Родины", сентябрь 19... года)
        Глава 1
        Восточные отроги Уральского хребта, ноябрь 196...
        "Воинам, призванным вести разведку в глубоком тылу противника, осуществлять там диверсионно-подрывную деятельность, необходимо обладать высоким уровнем физической подготовленности и соответствующими психологическими качествами".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ, согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Снег хрустел под подошвами, хрустел как-то очень задорно и весело. Как положено, наверное, только что выпавшему снегу. Идти по нему было одно удовольствие, особенно так, как шел сейчас Куминов. То есть наступая на него не просто подошвами, а новыми подошвами совсем еще не разношенных унтов. И именно в этой, такой незначительной, детали тоже крылась немалая доля удовольствия от этого зимнего утра. Оно ведь как, на войне-то? Радоваться надо тому, что оно есть, такое вот утро, и уж тем более что если есть возможность вот так поскрипывать снегом.
        Унты - это вообще обувь отдельная, можно сказать, первостатейная. Оно, конечно, можно носить и замечательные, толстой бычьей кожи заокеанские ботинки на шнуровке, с меховыми чулками, сразу вставленными в них, да с шерстяными носками домашней вязки в придачу. Или, заранее плотно обмотав ногу чрезвычайно плотной портянкой зимнего периода носки, нацепить щегольские хромовые сапоги, как любил это делать постоянный напарник и конкурент старший лейтенант Абраменко. А то и вообще, не думая ни о чем, кроме комфорта по минимуму, и нацепить валенки, да-да, именно их.
        Но, скажите, вот на хрена козе баян, когда в каптерке старшины разведывательной роты всегда есть то, что сейчас на ногах капитана Куминова? Особенно зимой и особенно пусть и не в занесенных снегом и продуваемых насквозь ветром степях Бурятии либо Хакасии, или среди торосов Арктики, а всего лишь посреди уральского леса. Даже и не тайги, но все равно - леса зимнего, где того самого снега было уже по колено как минимум. Нет уж, дудки, выпендриваться и форсить там, где этого не нужно, капитан не любил. Не мальчик уже, не до того. Тем более что никоим образом унты не нарушали установленную форму одежды, да и никакой проверки вроде бы не предвиделось. Что-что, а проверки из штаба армии капитан, как и все прочие в полку, не любил. Ну, а раз проверки не ожидалось, то можно в штаб идти так, как привычно и удобно.
        Снег хрустел, тучи над головой, виднеющиеся в разрывах между плотно стоящими деревьями, были серыми и низкими. Это хорошо, ясное небо в последнее время несло в себе много неприятностей. Тем более сейчас, когда их полк, так же как и остальные, начинал перегруппировываться. Слухи о наступлении явно были не пустопорожними, и это Куминова радовало. Полгода они стояли за линией фронта, лишь изредка выдвигаясь на поддержку пехотинцам. Оно понятно, что полк не простой, но стоять вот так... тяжело. Капитан радовался хотя бы тому, что сам и его люди ходили на "ту" сторону постоянно, хоть и не очень часто. В их деле застаиваться нельзя, равно как и жиром заплывать.
        С веток ближайшего дерева, высокой разлапистой сосны, неожиданно слетела целая куча снега, запорошив двух бойцов, присевших передохнуть рядом с длинным бревном станкового крупнокалиберного гранатомета, который они несли в сторону складов. Оба вскочили, ругаясь и выбросив намокшие и погасшие папиросы, крутили головами по сторонам, не понимая - как такое могло случиться, если ветра и в помине нет? Куминов чуть улыбнулся, понимая их недоумение и растерянность и то, что они уже закончились. Причина же этого неожиданного снегозашиворотопада важно, тяжело и неторопливо шествовала по просеке, метрах в десяти справа.
        "БШМ-55-2"
        Заволжье... мечта, пока недостижимая. Туда, туда рвалась душа, и скорей бы. Хотя бы попробовать, хотя бы сделать свой шаг к победе. Уже на памяти самого Куминова прошло десять лет, как войска Уральского фронта постоянно пытались продвинуться вперед хотя бы на сто, да что там, хотя бы на пятьдесят километров. И каждый раз умывались кровью, отходили назад. Немудрено, если вспомнить, какой ценой далось создание этого, казавшегося невозможным рубежа обороны. Сам капитан, понятное дело, этого момента не видел, мал был тогда. Но вот командир полка, в ту пору бывший лейтенантом, как-то раз рассказал. Тогда Куминову хватило немногого из услышанного, чтобы оценить весь масштаб подвига, совершенного в середине сороковых.
        Сталинград, превращенный в руины, но не сдавшийся врагу. Куйбышев, оставленный армией с ожесточенными боями, практически стертый с лица земли, но выполнивший свою роль. Горький, ставший могилой для уже третьей группы армий вермахта. Огненная стена, прокатившаяся вдоль самой красивой и самой великой из всех российских рек, остановила крестоносный шторм, дала возможность вздохнуть и собрать силы здесь, за Уралом. Если бы тогда союзники могли бы вмешаться, если бы могли... но половина островной Англии была уничтожена в один миг "оружием возмездия", а действия САСШ оказались скованными по рукам и ногам навалившейся из Латинской Америки ордой.
        Куминов, которому довелось видеть съемку из Великобритании, чуть дернул щекой, погрузившись в воспоминания. Что остановило тогда берлинских убийц, почему и по его родине не ударили ракетами? Осознание того, что все превращается в бесплодную и выжженную пустыню? Возможно, что и так. Вместо этого фашистская свора, споткнувшись о Волжский и Уральский фронты, встала в позиционную войну, перед этим все-таки уничтожив большую часть Центральной России. И война затянулась на пятнадцать лет, давшиеся всем сторонам с величайшим трудом. А то, что происходило сейчас, было неизбежно. Противники восстановили собственные ресурсы, и теперь снова пойдет битва не на жизнь, а на смерть. Там, за океаном, медленно продолжали вырезать друг друга потомки самураев, ковбоев и индейцев, в свое время не остановившиеся. Здесь же, на его родине, Куминову и его братьям предстояло в ближайшее время вновь сойтись в бою с извечным противником.
        Разведчик тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, настырно лезущие в голову. Думать о возвышенном и героическом не стоит, не сейчас, во всяком случае. Уж что-что, а понимание того, что война, какая бы она ни была, есть очень сложная, страшная и тяжелая работа, Куминов для себя уяснил давно. И в его-то случае, куда уж тяжелее? А раз командир неожиданно вызвал к себе во время заслуженного отдыха, то стоит ожидать чего-то внеочередного. Так что капитан решил не забивать голову чем-то сейчас вовсе не так уж и необходимым. И просто похрустел себе дальше, в сторону штабного блиндажа.
        К слову сказать, когда часть передислоцировали в этот лес, Куминов, несмотря на имеющийся опыт, поразился увиденному. Редко доводилось видеть столь грандиозный размах рытья в местах расположения обычной войсковой части. И это было сделано не только для того чтобы разместить командование, ничего подобного. Большая часть подразделений моментально оценила сложный вырытый городок и быстро ушла в глубину его землянок и блиндажей, траншей, ходов сообщений и тоннелей, скрытых под бревнами, маскировочными сетями и бетонными плитами, привезенными вообще не пойми откуда.
        Куминов дошел до спуска, ведущего в паутину траншей командного пункта, предъявил часовым свой пропуск. В последнее время немецкие диверсанты все чаще пытались проникнуть за линию фронта, бдительность в войсках была очень высокой. Его пропустили, и Куминов нырнул под невысокий накат из бревен, который сверху, кроме земли, был вдобавок накрыт толстым снежным одеялом. Двинулся дальше, миновав деревянные двери, ведущие в просторную землянку пункта радиолокационного наблюдения. Прошел мимо помещения дежурной смены взвода охраны. Миновал приоткрытый проем столовой комсостава. Есть не очень хотелось, но оттуда шел такой манящий запах чего-то наваристого и мясного, что поневоле забурчало в животе. Личного повара при командире не было. В отличие от коллег, "батяня" старался быть рядом со своими офицерами. Понятно, что периодически проверял то, что готовят в солдатских столовых, но ел, конечно, в офицерской.
        Куминов, как и большинство разведчиков-офицеров, старался питаться со своими бойцами. Но в "офицерку", где всем распоряжался огненновзорный усач-кавказец Арслан, периодически заглядывал. Больно уж творчески подходил главный повар полка к своим обязанностям, умудряясь в полевых условиях создавать маленькие шедевры. Что стоило одно его харчо, которое великолепно шло под стопку водки.
        Кроме этого, "джигит" старательно ухлестывал за всем, не очень уж и многочисленным женским составом полка. Хотя, по имеющимся агентурным данным, (а как разведчику без них?), на самом деле все это он делал для поддержания реноме. То есть на людях обладатель гордого орлиного профиля и густейшей черной щетки на верхней губе вел себя, как и полагается уроженцу Юга. Ухаживал за каждой по отдельности и за всеми вместе, делая военным в юбках ни разу не повторяющиеся оригинальные комплименты и задорно поводя угольными бровями. Закончив же все свои дела и проконтролировав порядок на вверенной территории, удалялся в собственные апартаменты, которые ему полагались. КУНГ, палатка или отдельная землянка в зависимости от места дислокации полка. А там, в свободное от дежурств в лазарете время, его всегда ждала скромная и застенчивая блондинка Верочка из Новосибирска. И мало кто знал, а Куминов-то знал это абсолютно точно, что они уже как два года были мужем и женой. Вот такой вот нонсенс.
        Отметил про себя, что после получения либо задания, либо возможно-неожиданного нагоняя от "бати" стоит заглянуть к Арслану. Пошел дальше, свернув в незаметный для непосвященных ход сразу за пирамидой патронных ящиков. Пригнулся под совсем уж низким косяком, толкнул дверь и попал в предбанник, плотно заставленный мешками с землей, из-за которых прямо в грудь входящему упирался страшный ствол "станкача". Повторился ритуал с пропуском, который был постоянен, непоколебим и незыблем, прямо как первый и единственный, несгибаемый и усатый кавалерийский маршал Советского Союза товарищ С. М. Буденный. Понятно, что каждого из командиров разведывательно-диверсионных групп полка знали и уважали, но поблажек не делали. Старший прапорщик Баштовой, командовавший штабной охраной, козырнул капитану и пропустил в следующее помещение.
        Здесь все было как обычно за последние три месяца. Прямо у входа сидела за столом пара молчаливых ребят в фуражках с синим околышем, приветственно мотнувших ему головами. За ними, нахлобучив наушники и подслеповато щурясь, сидел Петя, любимый "батянин" связист, и две его миловидных помощницы. За бревенчатой перегородкой громко шумел начальник арттехвооружения полка подполковник Малинин, еле слышно что-то буркал командир разведчиков майор Синицын. По сладковатому запаху трубочного табака становилось ясно, что там же был "смершевец" майор Круглов. Также, судя по свежей щепе на досках пола, присутствовал старший лейтенант Абраменко в своих щегольских подкованных сапогах. А свежий запах оружейной смазки для зимнего времени года выдавал с головой нахождение в штабе капитана Иволгина, командира третьей разведгруппы. Он лишь вчера вечером прибыл в расположение полка из Тобольска, где лежал в госпитале, и утром Куминов застал его чистящим личное оружие. Командира четвертой группы, старлея Иванова, не было уже два дня с позднейшего расчетного времени прибытия из рейда. И это заставляло нервничать всех его
коллег, а также старших офицеров. Но, кроме них, был кто-то еще, как минимум двое.
        Капитан отодвинул в сторону плащ-палатку, закрывающую проем в "кабинет" комполка, и оказался внутри. Догадки подтвердились. Оба его товарища-командира сидели с правой стороны грубо сколоченного стола, сейчас накрытого зеленой тканью.
        Абраменко, как обычно, закинув ногу на ногу, покачивал носком хромового, до зеркального блеска начищенного сапога. Форменная гимнастерка темно-оливкового шевиотового сукна перетянута в тонком поясе и по груди широкой мягкой кожаной портупеей с ремнями, идущими от плеч вниз. Синие брюки с узким красным лампасом заправлены в те самые щегольские сапоги. Позвякивающий "иконостас" на левой стороне и всего одна Красная Звезда на правой стороне гордо выпяченной груди. Что поделать, любил командир одной из РДГ полка такой вот незамысловатый выпендреж, стабильно и постоянно разящий наповал вновь прибывающих медсестер, радисток и прапорщиц полковой канцелярии. И заставляющий всех солдат-диверсантов, вверенных товарищу старшему лейтенанту под его строгую руку, тянуться вслед за командиром во всем, включая поведение. Иногда это даже становилось предлогом очередной ссоры между разведчиками и пехотинцами/артиллеристами/саперами и так далее, смотря на то, кто по списку оказывался в столовой в одно с ними время.
        Флегматичный и практичный Иволгин сидел, не выпендриваясь, и затачивал бритвенной остроты ножом "ухорезом" карандаши из письменного набора "батяни". Тот имел привычку пользоваться именно ими, ломал заточенные нещадно и каждый раз убирал лишившиеся грифеля назад в стакан. И терпеть не мог, когда кто-то из ординарцев пытался их трогать. Исключение составлял Иволгин, в свое время обучавшийся ребенком в художественном кружке и затачивающий карандаши до остроты игольного кончика. Последний раз он присутствовал на совещании больше месяца назад, после чего загремел в госпиталь в Тобольск. Сейчас работы для него был непочатый край, чем он и занимался. Но думать, что почти сорокалетний разведчик не слышит и не видит ничего, механически обрабатывая один карандаш за другим, не стоило. Иволгин был старейшим офицером разведроты после командира и занимал свою должность не зря.
        Майор Синицын, командир всех трех офицеров-диверсантов, невысокого роста, сухощавый и подтянутый, сидел рядом с ними. Спокойно попивал крепкий забористый чай из стеклянного стакана в подстаканнике с эмблемой МПС, невесть как оказавшемся здесь. Покосился на чуть задержавшегося подчиненного, погрозил ему пальцем, но не сказал ни слова. Хороший был признак, значит, Куминов, которого посыльный нашел далеко за пределами расположения роты, не сильно и опоздал. Иначе сейчас "батя" уже поразил бы его громами и молниями полковничьего гнева.
        Рядом с длинным и тощим Кругловым, представляющим на совещаниях СМЕРШ, сидели те самые двое. На мрачную физиономию особиста, украшенную тонким хрящеватым носом и аккуратными усиками, капитан никакого внимания не обратил. Чего на него смотреть, и так достал уже. Хотя, чего греха таить, работал Круглов на совесть. Именно его подчиненные охраняли штаб, связистов и шифровальщиков. Но двое рядом были намного интереснее.
        Пожилой мужчина с бородкой клинышком, в круглых очках со стальной оправой и в хорошо пошитом костюме-тройке. С галстуком в тон светло-кремовой сорочке под жилеткой. И со светлыми металлическими запонками в манжетах, виднеющихся из-под рукавов твидового, в мелкую клетку, коричневого пиджака с аккуратными овалами светлой кожи на локтях. Прическа со строгим, "под политику", пробором. Ни дать ни взять, прямо вылитый бывший "всесоюзный староста", чьи портреты Куминов помнил еще со школы.
        А вот особа, сидевшая рядом с ним, приковала его внимание намного сильнее. Нет, не из-за того, что она была ПРОСТО женщиной. На совещаниях из всех командиров женского пола присутствовали чаще всего лишь начальник полковой медсанчасти, майор медицинской службы Порошнева и начальник столовой капитан Полякова. Ничего странного: больше женщин-офицеров в части не наблюдалось. Все-таки не женское это дело, война. Нет, все дело было именно во внешности молодой женщины, сидевшей рядом со "старостой".
        Внешность, на взгляд Куминова, была очень даже неординарная, до жути привлекательная и донельзя просто интересная. "Среднего роста, спортивного телосложения, смешанного славяно-азиатского типа" - мысленно и механически отметил капитан, тут же выругавшись на самого себя. Ну, разве это дело, так вот думать про такую красоту? Далеко не типичную и оригинальную, делающую абсолютно понятной слишком уж фотографичную посадку Абраменко и его же постоянное шевеление с целью как можно более громкого позвякивания наградами.
        Густые черные волосы, длиной явно чуть ниже плеч, собранные сейчас в хвост на затылке. Большие карие глаза с едва заметным тем самым азиатским разрезом. Смуглая кожа открытого и чуть улыбающегося полными губами лица. Родинка на подбородке. Почувствовав пристальное внимание вновь вошедшего офицера, девушка повернулась к Куминову, в какой-то момент встретившись с ним глазами. Взгляд она не отвела и даже еле заметно нахмурила тонкие, вразлет, брови того же иссиня-черного, что и волосы, оттенка. Капитан сморгнул, неожиданно для самого себя покраснел и присел к Иволгину, предварительно повесив полушубок на один из гвоздей, торчавших из бревенчатой стены. И лишь после этого понял, что его чутье неожиданно подвело, и новых лиц вовсе даже не двое, а целых три.
        За большой картой, установленной на бывшем кульмане, который "батя" перевозил за собой всегда и вокруг которого имел привычку наяривать круги, поругивая подчиненных, кто-то сидел. Две лампы накаливания, висевших на потолке и запитанных от дизельного штабного генератора, не давали достаточно света. Потому сидящий в одном из складных стульев человек полностью прятался в густой чернильной тени за картой.
        Полковник Медведев навис над столом, на котором была разложена еще одна карта, буравя взглядом явившегося запоздавшего подчиненного. Кулачищи комполка опирались на столешницу, крытую зеленой тканью скатерти, на которой стояла тарелка с крупно нарезанной колбасой и хлебом, чуть парил из носика чайник, красовались открытая "жестянка" со сгущенным молоком и початая плитка "Золотого ярлыка". "Батя" еще раз хмуро зыркнул на Куминова и продемонстрировал ему же громадный литой кулачище. Капитан скромно пожал плечами, дескать: а чего сразу я? Но оправдываться не стал. Ведь если комполка с ходу не обрушил на него свой гнев в виде несколькоэтажных и сложно построенных матерных конструкций, то не все еще так плохо. Хотя - как знать?
        Полковника Медведева, мрачного исполина с внешностью отпетого душегуба из кинофильмов, в полку уважали и любили. За то, что он начал свой путь лейтенантом мотопехотного, 66-го Благовещенского полка, брошенного в мясорубку у излучины Волги в сороковых. За то, что он в нем же стал командиром через пару десятков лет, пройдя через многое и не забыв ничего. За то, что никогда не бросал своих солдат, даже оказавшихся отрезанными противником. За что ему часто выговаривали в штабе дивизии, неоднократно грозили "съемом" с должности... но никогда не снимали. Потому что понимали, что этот, полностью подходящий под собственную фамилию, громадный офицер всегда выполнит возложенную задачу. Равно как и полк, который, бывало и такое, обзывали "диким", разносили на совещаниях дивизии, армии и фронта. Ругали, нередко наказывали по мелочи и никогда по-крупному, потому что знали: эти ребята свое дело знают и задачу выполнят. Полягут, если надо будет, но выполнят.
        И за это все в части готовы были выдержать даже бурный поток мата, который, к счастью, был редким гостем в речи командира. А если изливался на кого-либо, то только на офицеров. В сторону солдат Медведев себе такого не позволял, считая, что в любой ошибке рядового состава виноват только командир, и никто другой. Потому уживались с ним не все из приходивших вновь офицеров. Большинство просило спустя какое-то время перевода, но зато те, кто оставался, в "бате" души не чаяли. А для выполнения его приказов готовы были пойти хоть в огонь, хоть в воду. То без разницы, потому что знали, что с тыла их всегда прикроет весь остальной полк, а от командования с дивизии - Медведев.
        - Продолжим то, чего так и не начали, - "батя" еще раз покосился в сторону опоздавшего. - Благо, что товарищ капитан наконец-то соизволил прибыть. Да, Куминов?
        - Товарищ полковник, я... - Тот встал, понимая, что лучше бы молчать, но...
        - Я, я... - комполка нахмурил бровь. - Дальше продолжать?
        Куминов вздохнул, исподтишка глянув на чуть недовольно нахмурившуюся брюнетку:
        - Головка... от кумулятивного снаряда.
        И сел, почувствовав, как вновь смутился. Рядом чуть хмыкнул Иволгин, толкнув его локтем в бок. Абраменко, решивший загоготать, поперхнулся невырвавшимся смехом, незаметно заработав то же самое от Синицына.
        - Итак, товарищи офицеры! - Медведев стукнул кулачищем по столу. Чайник подпрыгнул, а один из кусков колбасы не замедлил воспользоваться возможностью и шлепнулся прямо на разложенную карту. Почти шлепнулся. Потому что смершевец поймал его в полете, не дав оставить на бумаге жирного отпечатка. Полковник благодарно кивнул и продолжил: - Впереди у нас с вами сами знаете что. То, чего мы ждем уже много лет, к чему стремимся вместе со всей нашей страной. К чему шли все эти годы, стиснув зубы и зная про зверства, которые творят там, за Волгой, немецкие выродки. Час близок, очень близок, дорогие мои товарищи. Но есть несколько закавык, которые могут помешать нашему с вами долгожданному возмездию фашистам. И хорошо, что про это там, в Новосибирске, знают уже сейчас, и мы с вами можем упредить врага.
        Куминов переглянулся со смершевцем, сделав вопросительные глаза. Тот лишь дернул щекой, дескать, ты слушай дальше и поймешь. Разведчик пожал плечами и повернулся к командиру полка.
        Медведев скользнул глазами по подчиненным и продолжил:
        - Как стало известно Центру, в Куйбышеве, в подземном городе, фашисты проводят эксперименты по созданию очередного "чудо-оружия", которое может позволить им склонить чашу весов в свою пользу.
        Его слова раздались в полной тишине и сразу же дошли по назначению. Каждый из присутствующих стиснул зубы, мысленно попытавшись понять и осмыслить сказанное. Очередное "чудо-оружие", уже в который раз разрабатываемое хитрым и изворотливым врагом.
        В сорок четвертом, после атомной бомбардировки Англии и постоянной угрозы применения этого оружия в сторону Советского Союза, войска РККА отошли к Волге, дав возможность врагу сделать передышку и восполнить силы. Этого хватило для того, чтобы сейчас возникла именно та ситуация, когда линия фронта откатилась практически до Урала. Ведь только страх перед полным уничтожением всей Центральной части страны вместе со столицей заставил правительство пойти на этот шаг. Нет, не капитулировать, как того хотели бы в Берлине. Отойти, усыпив бдительность противника, стыдясь, сжав зубы, отступить. И нанести тот удар, которого они не ожидали. Весь исследовательский центр в Пенемюнде, находящийся в непроходимой и заболоченной части Прибалтики, был уничтожен в одну ночь переброшенными по воздуху и по воде диверсантами Генерального штаба РККА. Воины, поставившие на кон свои жизни, не вернулись, сгорев в огненном шквале, пронесшемся по всей Северной Пруссии и зацепившем часть Польши.
        Тогда была уничтожена вся материальная часть проекта "Возмездие", а также большинство ведущих ученых, работающих над созданием очередных боеголовок. Тех самых, которых так дожидались хищные "Фау", нацелившиеся на восток. Запасы урановой руды Германия не смогла восстановить и по сей день, из-за чего и отказалась от дальнейшей разработки проекта. А сколько усилий пришлось приложить главе Наркомата иностранных дел, постоянно мотавшемуся в небе над Европой или Англией. Лишь его талант и убедительность смогли заставить гордых бриттов отказаться от создания и ответного удара атомным мечом по Европе. Правительство же СССР также "заморозило" все работы над схожими проектами. Здравомыслие смогло одержать победу над яростью и жаждой мести. Но война продолжилась, порождая все новые и новые методы уничтожения противникаТогда же, рискуя, как и "красные" союзники", служба специальных операций САСШ и уцелевшие оперативники Интеллидженс Сервис провели схожую операцию, лишив немцев надежды на восстановление хотя бы материальной базы. В Норвегии, в районе Рьюкан, был уничтожен, полностью стерт с лица земли завод по
производству "тяжелой воды", так необходимой для реализации атомного проекта Германии.
        Лишившись атомного оружия, нацисты переключились на создание новой базы обычного вооружения и развивали биологические исследования. С одним из результатов последних полку Медведева пришлось столкнуться лично во время битвы за Уфу.
        Накачанные тогда еще неизвестным препаратом фрицы шли в бой, не жалея себя. Более быстрые и выносливые, чем красноармейцы, они смогли нанести немало вреда, прежде чем основную часть наступающих двух, всего лишь двух батальонов, удалось заманить в ловушку. Там их уничтожили огнем реактивной артиллерии, не дав чудовищам, совсем недавно бывшим людьми, прорваться на окраины столицы Башкирии. Более-менее пригодные для исследований тела были собраны странными военными, оказавшимися на месте боя спустя всего половину суток, загружены в длинные машины-холодильники и увезены куда-то в сторону хребта.
        Тех немцев Куминов помнил сам, будучи, как и все однополчане, в отражении безумно яростной атаки. Несколько солдат противника, пробившись через плотный кинжальный огонь, израненные, но твердо стоящие на ногах, прорвались к ним. В рукопашной, длившейся всего несколько минут, разведрота потеряла более половины состава военнослужащих и двух офицеров. Именно после Уфы, отлежав свое в госпитале и вернувшись в полк, Куминов и принял свой взвод.
        Забыть белые от ярости глаза нападавших, их нечеловеческие силу и ловкость... он бы не смог никогда. И, совсем редко, ему даже снилась та самая атака немцев, в которой он долго ловил одну из черных фигур прицельной мушкой своего "Судаева", ругался и все никак не мог хотя бы зафиксировать безумно быстрый силуэт. А тот становился все ближе и ближе, и вот уже совсем рядом оказалась мощная фигура в полевом камуфляже егерей, элиты гитлеровской армии. И он только и смог, что успеть отмахнуться прикладом автомата, прежде чем острый и широкий, похожий на кинжал, нож распорол рукав его маскировочного халата. Схватку у безумного немца он выиграл, правда, и сам при этом чуть не погиб. Выручило то неуловимое мгновение, когда толстая подошва сапога фрица соскользнула по влажному после прошедшего дождя глинозему, в котором была вырыта траншея. Куминов успел выхватить лопатку и нанести удар за секунду до того, как в его бедро воткнулось хищное лезвие. Отточенная до бритвенной остроты кромка полотна малой саперной вошла в голову противника, как нож в масло. Но в это время по ноге разведчика, тогда еще лейтенанта,
уже бежали вниз быстрые и горячие струйки. Находившийся рядом Шут перетянул бедро у самого паха собственной портупеей, но всего этого Куминов уже не видел. От кровопотери он провалился в голодный и темный сон, в котором мог и остаться.
        В себя разведчик пришел в транспортном отсеке транспортника Пе-10, который, гудя винтами, нес таких же, как и он, выживших в сторону новой столицы. Лежал, смотря в выкрашенный белой краской металл потолка в салоне, и вспоминал. Этот странный бой, в котором почти две тысячи человек еле управились с семьюстами. Белые безумные глаза немца, который чуть не убил его. Другие, такие же быстрые фигуры в егерской форме, неимоверно быстрыми рывками уходившие из-под перекрестного огня. И собственный страх, который невольно охватил в какой-то момент. А как было не испугаться того непонятного, что шло на них?
        В госпитале Куминов провалялся практически месяц. Прекрасная немецкая сталь не просто чуть не лишила его жизни. Хирурги провели три операции, прежде чем сосуды, по которым циркулировала его кровь, смогли прийти в норму. Потом молодой организм взял свое, и он смог наконец-то ходить. Еще через полмесяца, пройдя восстановительный курс в санатории на берегу Байкала, лейтенант, получивший дополнительную звездочку и медаль "За отвагу", вернулся в полк. И там ставший сержантом разведчик Димка Шутяк после радостных приветствий сунул ему в руку, немного смущаясь, тот самый нож. С которым после этого Куминов уже никогда не расставался. Странно? Да ничего странного в этом он для себя не видел. Вот только сам всегда доводил дело до конца, если приходилось работать острыми пятнадцатью сантиметрами настоящей золлингеновской стали. Хорошо помнил, что сам выжил после его же удара. И нож ни разу не подводил.
        Потом до них довели информацию о том, что все немцы, которые атаковали их позиции, были под завязку накачаны каким-то хитрым медицинским препаратом. Только он и дал фрицам возможность двигаться быстрее и ловчее, выживать после чудовищных ран и не чувствовать боли. Так что с "чудо-оружием" Куминов был знаком не с чужих слов. И сейчас, когда ему вновь довелось про него услышать, невольно закололо в левом бедре, в том самом месте, куда вошел немецкий нож.
        Вот только какое отношение вся информация про "вундерваффе" имела к разведывательной роте? Хотя... кое-что он уже понял. И командир не преминул подтвердить все куминовские домыслы с размышлениями.
        - К нашему, то ли счастью, то ли наоборот, это не атомное оружие. - Медведев завел руки за спину. - Они там занимаются какими-то биологическими исследованиями. Не с теми, что полк столкнулся в Башкирии. Что именно, сейчас расскажет профессор.
        Головы всех развернулись в сторону седого с бородкой. Тот открыл лежащий перед ним серебристый портсигар с витиеватой монограммой, достал оттуда длинную сигарету с картонкой мундштука. Прикурил от бензиновой зажигалки, протянутой комполка, подвинул к себе пепельницу, сделанную из снарядной гильзы, и повернулся к брюнетке-симпатяшке с родинкой. Затянулся, вопросительно прищурился.
        Девушка кашлянула, рукой отмахнулась от густых клубов дыма и начала рассказывать. Ни капли не смущаясь вытаращенных на нее глаз военных, оторопевших от подобной неожиданности. Куминов, к примеру, захлопнул варежку лишь после того, как внимательно смотрящий на нее Синицын наступил ему каблуком на ногу. Чуть не взвыл от боли, но собрался с силами и перестал таращиться на девушку, как на заморскую чудо-фруктину ананас, которую сподобился в первый раз увидеть в госпитале. Мало ли чего не бывает, и с чего вдруг все взяли, что профессором может быть лишь так похожий на Калинина курильщик?
        Мягкий и глубокий голос сразу наполнил все не такое уж и большое помещение. Ученая говорила не очень громко, но так, что воспринимал каждый. Куминову, правда, было очень интересно - а что слышно тому, кто скрывается в тени, но вслух этого не сказал. Естественно.
        - Меня зовут Александра Венцлав. Я профессор Военно-биологического института при академии Генерального штаба Народного комиссариата обороны, - девушка чуть запнулась. - Сейчас я посвящу вас в суть того, из-за чего вас всех собрали. Поверьте, что информация чрезвычайно важная и секретная. По окончании нашего разговора с каждого из вас возьмут подписку о неразглашении. Ну, а теперь к делу, товарищи командиры.
        Она поправила выбившуюся прядь, отпила давно остывшего чая из своего стакана и продолжила:
        - Ни для кого не секрет, что Куйбышев еще в тридцатые годы подготовили к выполнению функции второй столицы. И какое-то время он ею был, во всяком случае, именно в него были перевезены основные производства из Москвы и Ленинграда, до того, как оба города оказались в блокаде. Дипломатические миссии, правительство, народные комиссариаты, Ставка и лично товарищ Верховный главнокомандующий. И так было вплоть до сорок четвертого года и до бомбардировки Великобритании атомными бомбами. Что произошло впоследствии, каждый из вас знает.
        Так вот, начиная с конца тридцатых годов под городом велось обустройство системы подземелий и бункеров. И в этом нет ничего странного, так как уже тогда разведывательные органы нашей родины знали о ведущихся разработках атомного оружия. Параллельно строительству в Куйбышеве создавалось особое хранилище на берегах Волги.
        Также в самих Жигулях, напротив одной из пристаней, при помощи нескольких тоннелей к общей системе убежищ был присоединен целый город. Все это делалось с запасом прочности на случай рассчитанных ударов и со сроком живучести до года в автономном режиме. Воспользоваться им, как сами понимаете, не пришлось. Нам не пришлось...
        Девушка сделала паузу, видимо, собираясь с мыслями для продолжения рассказа. Военные сидели молча, переваривая только что услышанное. Куминов не был исключением, хотя и не слишком удивился. Про что-то подобное ему доводилось слышать раньше. По выражению лиц комполка, особиста и командира разведки можно было понять, что информацией они владеют, пусть и не в той же степени, что молодая ученая.
        Да и странно было бы не знать подобное разведчику. Слухами, как известно, земля полнится. Пусть Куминов никогда не держал в руках каких-либо планов подземных коммуникаций, не говоря про нанесенные на карты места входов и выходов. Но работу по этому городу, который стал на какое-то время второй столицей страны, вести доводилось. В том числе "на гражданке" на захваченных территориях. Ну-ну, товарищ профессор, дождемся продолжения? Ожидание оказалось совсем недолгим. Перед тем, как продолжить, сидевший рядом с девушкой мужчина в очках раздал каждому из присутствующих по картонному плотному скоросшивателю, под завязку наполненному бумагами. Когда он это сделал, профессор Венцлав продолжила:
        - Откройте, пожалуйста, папки. Сразу откройте пятую страницу и посмотрите фотографии, которые на ней.
        Куминов так же, как и его товарищи, послушно проделал все необходимое. На пятой странице было три фотографии. Присмотрелся, и ему стало ясно, что изображено на них одно и то же здание, но с большой разбивкой по времени. На верхней - небольшой, вероятно, светло-кремового оттенка (фотографии были черно-белыми) особнячок в два этажа. На второй он же, но явно после нескольких бомбежек, наполовину разрушенный, покрытый копотью и следами гари. На последнем из снимков, наиболее четком и явно недавно сделанном, были видны последствия времени. Сам дом практически полностью оказался заросшим крапивой, лебедой по пояс человеку и прочим бурьяном.
        Вполне понятное дело, подумалось ему. Война штука такая... мало что после нее может оказаться целым. Что такие вот дома, что люди... Но времени на лирику не было, и капитан продолжил слушать девушку-профессора.
        - Это один из входов в систему подземного сообщения Куйбышева. Вы понимаете, почему вам это показывают?
        Синицын понимающе хмыкнул:
        - Моим ребятам предстоит в ближайшее время идти в Куйбышев, товарищ Венцлав?
        - Именно, - ученая кивнула, заставив "хвост" задорно дернуться. - Вы абсолютно верно думаете, товарищ майор.
        - Хороша затея, - командир разведчиков чуть побарабанил пальцами по столу. - Все группы должны будут дойти до одного входа? Или пойдет одна, я что-то не полностью понимаю.
        - Все, Леш. - Медведев нарезал еще один круг вокруг карты, заложив руки за спину. - Пойдут все, и группа Иванова, если успеет вернуться... наверное.
        - Что? - Синицын непонимающе посмотрел на "батю". - Как все? Все разведывательные группы? Для чего, позвольте поинтересоваться, товарищ профессор?
        - Вас что-то в этом беспокоит, товарищ майор? - в разговор неожиданно вступил мужчина в очках, до сих пор не произнесший ни слова. И вновь, на данный момент, закуривший.
        Синицын немного непонимающе посмотрел на него, приоткрыл было рот, но ничего не сказал. Куминов чуть усмехнулся, глядя на эту немую сцену. Либо "староста" действительно не понимал, чем вызвано недоумение командира всей полковой разведки, либо не понимал того, как работает та самая разведка. Да, на дворе не сороковые годы, а начало шестидесятых, и война позиционная. Но кадры для армии не растут как грибы после дождя. Не говоря про кадры для особых заданий.
        Сколько миллионов людей выкосили в стране те самые первые огненные годы, прежде чем успело подрасти его поколение и появиться следующее? Капитану неоднократно приходили в голову такие мысли, но даже озвучивать их в компании самых близких - в голову не приходило. Статью за пораженческие мысли никто не отменял, равно как и товарищей секретных сотрудников, то есть сексотов. А уж как работали машины НКГБ и "СМЕРШа" в сложившейся ситуации, когда каждого десятого стоило подозревать в шпионаже, говорить не приходилось. А тут нате, товарищи офицеры, отправляйте на убой сразу всю полковую разведку. Причем одного из тех полков, которые постоянно на первой линии обороны. То, что идти предстоит на убой, стало ясно сразу после того, как Куминов понял, что фотографии у всех одинаковые. И сложного тут ничего не было.
        Фотографии абсолютно одни и те же. Видят их командиры всех разведывательно-диверсионных групп одновременно с заявлением о том, что пойдут все. Что это может означать? Да только одно, к сожалению. А именно: хорошо, если шансы дойти есть хотя бы у одной. И это, опять же к сожалению, просчитано задолго до того, как эти самые непонятные личности оказались здесь.
        Куминов встретился взглядом с Иволгиным. Тот вздохнул и пожал плечами. Он-то тоже все понял, в отличие от Абраменко, который, скорее всего, думал только о том, что будет под Куйбышевом. А не о том, КАК им туда предстоит добираться.
        - Беспокоит меня? - Синицын хмыкнул и сказал все то, что только что прокрутил в голове его подчиненный. - Да, еще как беспокоит, товарищ, не знаю как вас там. А еще волнует, тревожит и куча прочих синонимов, включая нецензурные. Их-то я не произнесу, как бы мне ни хотелось. И задачу, которую сейчас мы услышим, мои люди выполнят. Но от этого беспокойство мое меньше не станет. Что там такого, в Куйбышеве, что туда должны пойти все мои парни, расскажете? Ведь не может же быть так, что отправляем мы их за каким-то новомодным фрицевским шнапсом. Каковы шансы, что вернутся хотя бы две группы?
        Профессор в юбке, которая во время всего этого монолога молчала, вздохнула, виновато покосившись в сторону разведчиков. Ее спутник поправил очки и затушил сигарету в пепельнице. Жестом, по которому сразу стало ясно, что он нервничает, потянулся еще за одной, но передумал. Снял очки, начав крутить их за дужку. Посмотрел на лица каждого из разведчиков и только после этого ответил:
        - Шансов мало, товарищи военные, очень мало. Говорю это вам очень честно, потому что иначе никак. Задача ваша настолько сложная, что ее можно было бы назвать невыполнимой. Но она должна быть выполнена, просто обязана, товарищи. То, что сейчас немцы создают там, в подземельях, может привести к очередному перелому в нашей священной войне. И мы не должны позволить этому случиться, мда. Может быть, продолжим? И тогда все ваши вопросы должны получить свои ответы. Да... товарищ майор?
        Он повернулся к Синицыну, который вопросительно поднял брови.
        - Я все прекрасно понимаю и опасения ваши могу разделить полностью. Но поймите, что так надо. И не мне, как вы могли подумать, дескать, мало ли что необходимо этим ученым-зазнайкам, что вы, ни в коем случае. Это нашей с вами Родине надо, понимаете? Давайте уже продолжим, перелистывайте, товарищи офицеры дальше, перелистывайте.
        Куминов и Иволгин переглянулись, пожали плечами и дружно перешли на следующую страницу. По коже капитана пробежали мурашки, очень ощутимые мурашки от страха. Следующие фотографии были... узнаваемыми.
        Те самые лица, которые он уже видел. Перекошенные в гримасе ярости и бешенства, с белесыми, кажущимися выцветшими, глазами. Только тут они были не черно-белыми, как фотографии дома на предыдущей странице. Цветные снимки, сделанные каким-то неведомым профессионалом, очень четко, качественно, с близкого расстояния. Возникало ощущение, что объектив камеры находился практически напротив этих самых людей с гримасами лютой ненависти ко всему вокруг. И это заставляло насторожиться. Ведь согласно информации, доведенной до военнослужащих после результатов исследований, такое было просто невозможно. Немцы, участвовавшие в бое под Уфой, принимали свой препарат непосредственно перед атакой и шли вперед в начальный момент его действия. Пик приходился на то время, когда они достигали позиций обороняющихся красноармейцев. Почему?
        Куминов прекрасно запомнил то, что действие чудо-сыворотки, или как там назвать то, что принимали безумные фрицы и гансы, было очень кратковременным. Да вдобавок делало сами объекты воздействия чрезвычайно агрессивными и неуправляемыми. То, что само немецкое командование опасалось собственного вундерваффе, подтверждали пулеметные расчеты прямо за отправной точкой атаки тех егерей. Заградительные отряды, призванные, если что пойдет не так, просто покосить всех, кто может пойти не в ту сторону. А тут, приходи, кума, любоваться, прямо постановочные фото с композицией и портретами. Что это могло означать? Да то, для себя понял Куминов, что случилось наиболее плохое: немецкие высоколобые нашли возможность контролировать сам этот процесс. Либо...
        - Фотографии сделаны непосредственно в Берлоге, - симпатичная профессор Венцлав произнесла это все так же негромко и опять очень четко. - В одном из ее исследовательских отделов. Не в том, что нас интересует.
        - Где? - Куминов не сдержался. Вероятно, эмоции, которые появились во время быстрого анализа этих фотографий, отразились на лице. Потому что обращалась она, говоря все это, именно к нему.
        - Берлога, товарищ капитан. - "Староста", все же извлекший следующую сигарету, закурил. "Смершевец" лишь покачал головой, глядя на него. Сам-то он, несмотря на многолетнюю привычку, еще ни разу не задымил. Стало хорошо заметно, что сигарета подрагивает в пальцах, волновался старик, волновался. - Так они называют собственный комплекс. Вроде потому, что как еще называть здесь, в России, подобное место. Тем более "Волчье логово" у них уже есть. А тут, извольте видеть, логово медвежье. Снимок сделан немецким фотографом, переправлена пленка к нам агентом. Так вот, товарищи офицеры, те самые солдаты, с которыми вам доводилось уже иметь дело, не самое страшное из того, что там есть. Хотите знать, что там есть страшнее? Перелистывайте страницу.
        Все молчали, и в этой тишине четко было слышен шелест переворачиваемых страниц в скоросшивателях. Куминов чуть помедлил и сделал то же, что и остальные.
        Вытянутые худые фигуры, без каких либо признаков одежды на них. Сплошь покрытые еле-еле заметными серыми наростами, густо покрывающими всю поверхность тела. На первой фотографии они лежали рядком на чем-то типа длинных металлических столов. Вот они же, только в непонятных, металлических же ящиках, укладываемые в них людьми в прорезиненных балахонах и в масках, полностью закрывающих лица. А вот снимок, где эти непонятные серые доходяги уже стояли на полу большого, скорее всего, бетонного, каземата. На третьей фотографии заметно, что съемка велась через прутья решетки. И в каземате находились не только две странные фигуры.
        Там же камера, делающая подряд сразу несколько кадров, показала красноармейцев. Пленных, в разодранном обмундировании, со следами крови, в бинтах. В руках у каждого были предметы, которыми можно было воспользоваться на поле боя как оружием. Штык-ножи от СВТ и АСД, саперные лопатки, артиллерийские банники, ломы и кирки. Огнестрельного оружия Куминов не заметил. Следующие снимки, также делаемые фотографом в автоматическом режиме съемки, показывали то, что было дальше. А был там бой в рукопашную, красноармейцы и эти, серые длинно-худые. Двое против десятка. Фотоаппарат не мог полностью передать ту скорость, с какой двигались противники пленных, но представить ее Куминов мог. Результат поединка для него тоже не стал неожиданностью.
        Из двух тварей на момент появления давешних балахонисто-масочных осталась в живых одна. И та явно не казалась чересчур живой. Либо просто ею не очень дорожили и расстреляли перед тем, как войти в каземат. Из красноармейцев в живых осталось трое, которых, не в пример твари, убивать не стали. Наоборот, ребят бережно погрузили на носилки и оттащили куда-то.
        Серия снимков на следующих двух страницах была похожа на первую. Отличием были лишь те, кого снимал фотограф. В какой-то момент в тишине, повисшей в блиндаже, раздался странный звук. Как оказалось, Абраменко не выдержал и выскочил, зажимая рот ладонью. Медведев и остальные проводили его взглядами, в которых не было ни капли осуждения. Не за что было судить разведчика, которому стало не по себе от вида четырехлапой туши, густо поросшей мехом и с головой, больше всего напоминающей голову крокодила. Разве что не такую длинную. А уж если это существо в собственных челюстях держит разорванное пополам детское тельце... странно было бы осудить боевого товарища, который смерть видел в разных видах, но с такой еще не сталкивался.
        - Ну те-с, товарищи военные, - "Староста" обвел их взглядом. - Продолжим?
        Глава 2
        "Среди физических качеств на первом месте стоит выносливость. Ведь выполнение практически любой боевой задачи требует от разведчиков совершения марш-броска протяженностью до 30-50 километров".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ, согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        - Итак, товарищи офицеры. - "Староста" встал. Снова покрутил в руках очки и водрузил на нос. - Приношу свои глубочайшие извинения за то, что не представился сразу. Данилов, Юрий Сергеевич, также профессор. Разве что, кгхм, в отличие от своей юной коллеги профессор уже давно. Сашенька, с вашего позволения продолжу сам, вы же не против? Ну и хорошо.
        Он встал, налил себе воды из графина, стоявшего на тумбе у карты. Отпил и продолжил:
        - То, что вы сейчас наблюдали на фотографиях, не самое страшное. Понятно, что существо, подобное тому, что вызвало такую бурную реакцию товарища старшего лейтенанта, не может оказаться добрым, мягким и пушистым. Но дело-то в том, уважаемые мои, что все это отдельные экземпляры, скорее даже, я бы сказал, побочные результаты основных экспериментов гитлеровских ученых. И именно поэтому они не так страшны, как может показаться на первый взгляд. Намного опаснее для нас образцы солдат из второго поколения тех, кто использовал препарат "Берсерк". С теми, с которыми вы сталкивались, справиться было относительно легко.
        - Что? - комполка недоверчиво посмотрел на него. - Что значит относительно легко? Четверть полка положить не за хрен собачий, это, значит, легко?! Простите, товарищ Венцлав.
        - Да нет, нет, товарищ полковник, вы уж простите старика, не совсем верно выразился. Я-то понимаю, что тем, кто тогда с ними сражался, не говоря про тех, кто погиб, героически и страшно, было непросто. Но вы же не знаете того, что теперь нам подготовили наши, с позволения сказать, коллеги.
        - И что именно? - Медведев одернул китель, сел.
        - Так вот, товарищи военные, дайте договорить по порядку, и все вам тогда будет ясно.
        Профессор прикурил очередную сигарету. "Смершевец" присоединился к нему, клубы дыма закрутились в свете ламп. Куминов покосился в сторону темного угла, где сидел третий. Вот эта персона занимала его даже больше, чем то, что сейчас предстояло услышать.
        Во-первых, из-за того, что все это время кто-то, сидящий за картой, ни разу не показался. И это нисколько не задевало никого из командиров. Что само по себе было странно. "Батя", насколько знал его Куминов, подобного не любил. А тут, сидит кто-то себе в темноте, лишь пару раз мелькнув лысиной, и ничего. Никакой реакции командования. Как будто и нет его.
        Во-вторых, не было ни ночью, ни днем самолетов, приземляющихся на аэродроме. Полоса, совсем неширокая и недлинная, находилась в километре с небольшим от места дислокации. Каждый раз перед тем, как использовать ее по назначению, выгоняли саперные танки, которые довольно быстро справлялись со специально устроенным на ее поверхности завалом. И когда эти большие машины заводили, то это слышала вся разведрота, блиндажи которой находились как раз недалеко.
        В-третьих, раз ничего подобного не было, то каким образом они здесь оказались? И не был ли в данном случае кто-то в темном углу человеком из Ставки? Рассказы про то, что вся страна еще с тридцатых насквозь изрыта изнутри сложной системой подземных железнодорожных путей, Куминов слышал неоднократно. А если это правда и в углу сидит какая-то большая "шишка" из Новосибирска, то дело, как ни крути, очень серьезное. Вот потому капитан-разведчик и прокачивал ситуацию, пытаясь хотя бы что-то понять.
        Тем временем Данилов продолжил рассказ, и он на самом деле оказался очень интересным. И информативным настолько, что в какой-то момент Куминов четко почувствовал ту самую дрожь, сопровождаемую мурашками по спине, что была совсем недавно.
        - Второе поколение проекта "Берсерк", товарищи офицеры, намного более опасно. В данном случае нацисты пошли совершенно иным путем, который хоть и оказался куда как более растянутым по времени, но зато и дал совершенно другие результаты. Скажем так, нашим упущением, вернее, упущением ваших коллег по ту сторону фронта, было отсутствие попыток саботировать исследования. Хотя их-то вины тут немного, так как уровень секретности вокруг данного проекта был несоизмеримо выше.
        После того, как в наш институт попали некоторые результаты из их "Берлоги", стало совершенно ясно, что изначально первый проект был ложным. Вернее, кгхм, как бы точнее выразиться...
        - Нам подкинули ложную цель? - майор Синицын вопросительно посмотрел на профессора.
        - Именно, милейший, именно так. Оба проекта велись параллельно по времени, причем второй "Берсерк", истинный, был запущен раньше на несколько лет. А именно - его теоретическая часть. Изыскания, проводимые основной группой немецких ученых, были положены на стол фюреру еще в сороковых годах, сразу после уничтожения того самого центра в Прибалтике, где готовили ядерное оружие возмездия. Обе разработки проходили по линии ведомства СС, той его части, которая прикрывается амбициознейшими проектами "Аннэнербе" и "Туле"[5]. Именно так, товарищ полковник, к сожалению, именно так.
        - Это же клоунада, Юрий Сергеевич... - пробасил Медведев, глядя на профессора. - Большая часть офицеров пересекалась с теми или иными упоминаниями про эти якобы "ордена". Да что вы, честное слово, это же бред, как чистой воды, так и сивой кобылы. Оккультизм какой-то и прочее...
        - Под Уфой вы столкнулись с нечистой силой, товарищ Медведев? - профессор внимательно посмотрел на комполка. - Или с чем-то, эм... более овеществленным, так? А это был результат, полученный даже не в основном эксперименте. Да поймите вы, господи ты боже, товарищи красные командиры, что сейчас я вам говорю о том, что является тайной, государственной тайной. Как вы считаете, оказались ли бы мы здесь, если бы это было ерундой и полной ересью? Вот то-то и оно, что ни за что. А раз так, уважаемые товарищи военные, так извольте дальше слушать и не перебивать!
        Последние слова были сказаны настолько не вяжущимся с интеллигентным обликом профессора тоном, что Куминов даже вздрогнул. Даже тембр голоса Данилова мгновенно стал другим, жестким, отдающим сталью.
        "Да уж, - подумалось капитану. - Не знаю, что там за институт, и ходят ли по нему в белых накрахмаленных халатах, но то, что под халатами погоны... это как пить дать. А уж у этого, такого доброго на вид профессора на погонах звезды явно вышитые[6]".
        - Так вот... - Данилов нерадостно улыбнулся. - В том-то и дело, уважаемые мои товарищи, что в данном случае и мракобесие было применено просто виртуозно. А то как же... ордена, посвящения, шпаги и прочее, северная религия, копье Лонгина... купились. И не только мы. Все союзники оказались заложниками собственного самомнения, хотя каждый по-разному. Продолжим... Солдаты второго проекта "Берсерк", по имеющимся агентурным данным, добровольцы. В отличие от вынужденных "добровольцев" при полевых испытаниях сыворотки первого проекта. Тех "как бы" поставили в известность о том, что им будет введен препарат, повышающий устойчивость психики, дающий возможность быть более быстрыми, сильными... это точные данные. От нескольких разных военнопленных, каждый из которых являлся офицером.
        - То есть непосредственно перед началом атаки каждому солдату был сделан укол? Как такое возможно технически? - Синицын недоверчиво покосился на профессора.
        - Да очень просто, товарищ майор. - Данилов еще раз невесело усмехнулся. - У нас с вами, вернее, у вас и ваших подчиненных, когда аптечки появились? Правильно, в самом конце пятидесятых годов. А у немцев они были намного раньше, к сожалению. Аппараты были привезены в войска быстро, в полном объеме. Чуть позже - розданы офицерам медицинских служб в подразделениях. И с каждого из них, наверняка, была взята подписка о полном молчании. Контроль осуществлялся офицерами СС и собственной службой безопасности Оберкомандо дес Хереес, вот и вся техника. Да это и не имеет никакого отношения к делу, если уж на то пошло. Важнее другое. Каждый из участников проекта "Берсерк-2", назовем его так, вовсе не похож на своих, с вашего позволения, несчастных коллег.
        В их случае боевое безумие, так присущее этим фольклорным персонажам из скандинавских саг, не более чем дань мифам о "великой арийской расе". Эти солдаты, товарищи офицеры, не впадают в боевое неконтролируемое гипер-агрессивное состояние. Фашисты смогли добиться того, что "берсерки" полностью контролируют собственную психику, получая при этом просто выдающиеся физические данные. А данные, к слову, очень потрясают воображение, и вы в этом сейчас убедитесь. Листаем дальше, товарищи, вплоть до страницы номер двадцать.
        Вновь раздался шелест переворачиваемых листов из плотной бумаги. Куминов внимательно посмотрел на фотографии, которые были на указанной странице. Покрутил головой, присвистнул. Посмотрел по сторонам, остановившись на изумленных глазах Абраменко и недоверчивых Иволгина. Было с чего им становиться такими.
        Пулемет МГ-50, пришедший на замену старому доброму МГ-42, был, конечно, усовершенствован. В том числе и в области калибра, став полным девятимиллиметровым. Конструкция и компоновка изделия немецких оружейников если и поменялась, то не сильно, равно как и вес. Стрелять и с того, и с другого каждому из разведчиков, находящихся сейчас в блиндаже, приходилось. Ничего не скажешь, хорошая машинка, добротная. Как и все, что гансы делали для нужд вермахта и Третьего рейха. Вот только кто сказал бы Куминову еще с час назад, что МГ-полста может использоваться при стрельбе на ходу и с рук самого пулеметчика, рассмеялся бы, наверное. А вот сейчас смеяться не приходилось, не та ситуация. Нет, поднять и удержать такую вот железную бандуру возможно, в этом-то Куминов не сомневался. У него самого половина вновь прибывающих солдат группы не упускала возможность сделать фотографию с МГ наперевес, да еще так, чтобы и ленты на груди крест-накрест висели. А то каждому хочется быть круче, чем героический и легендарный герой революции матрос Железняк. Но чтобы стрелять, как парни в форме мышиного цвета, что были на
фотографиях? Такого он припомнить не мог.
        Отдача при очередях, а очереди были только длинные, свалила бы любого здоровяка из штурмовой пехоты, не говоря про обычного пехотинца или даже разведчика. А тут нате-ка, полюбуйтесь - идет себе фриц чуть не строевым шагом и с такого самого хода еще и стреляет. Причем стреляет прицельно, паскуда тевтонская. Куминов скрипнул зубами, понимая, что фигурки в песочной форме на заднем плане, вооруженные карабинами Симонова - пленные. И они-то хорошо показывали, что стрельба по ним велась очень даже прицельная.
        - Понятно, про что я говорю? - Данилов покачал головой. - Идем дальше. На следующей странице те же самые объекты проекта "Берсерк" в полном защитном обмундировании. Ничего не стоит на месте, товарищи, и у нас в войсках бронежилеты все-таки стали обыденностью и состоят на вооружении каждого боевого подразделения. И снова вы сами не дадите мне соврать о том, сколько весят и наши, и немецкие. Тяжелы? Тяжелы, знаю, неудобны. Работы-то по их улучшению мы ведем, конечно, но результаты пока оставляют желать лучшего. И так же и у противника. А что мы видим на фотографиях? Представляете, товарищи боевые офицеры, каков вес подобного полного комплекта? А также вес боеприпасов и оружия, которые находятся на ближайшем к объективу солдате? И вы же видите, что они не статичны, нет, они двигаются, да еще как двигаются.
        Разведчики и командиры, сидевшие за столом, молчали. Что можно было сказать в данном случае? Такое было практически невозможно, но оно было. Параметры, которыми обладали солдаты противника, поражали. На фотографиях было хорошо видно, как один из солдат, с ног до головы практически "закованный" в защитную "броню", играючи перелетал широкий ров, наполненный водой. Или вот, несколько одинаково кряжистых фигур помогали друг другу преодолеть высокий забор. Или...
        Фотографий было достаточно для того, чтобы становилось ясно - это не блеф. Все это есть в реальности. Куминову стало страшно, пусть и на какую-то всего лишь минуту. Но стало. Представить себе, что в том бою против них были не те, пусть и полубезумные и очень странные солдаты, а вот эти... кто его знает, как мог закончиться тот бой.
        - И таких солдат на данный момент у них уже достаточно много, товарищи офицеры. - Данилов постучал пальцем по столу, привлекая внимание. - Естественно, что после получения подобных результатов фашисты не будут прекращать эксперимент, даже наоборот. А вот тут, голубчики, и кроется возможность создать то, что не даст шанс воплотить в жизнь идею о целой армии подобных, э-э-э... людей.
        Профессор улыбнулся. И на этот раз без какой-либо заметной грусти.
        - И именно поэтому вы сейчас все это нам рассказали? - Комполка отложил в сторону скоросшиватель. - Что сможет разведывательная рота там, где нужна бомбежка авиадивизией? Или применение реактивной артиллерии особой мощности?
        - А вы знаете, где бомбить, товарищ полковник? Или куда направлять машины с реактивными минометами? Они же не в чистом поле, понимаете?
        Медведев замолчал.
        - И как бомбить то, что создавалось как защита именно от атак с воздуха и даже не простыми авиационными бомбами? - Данилов сел. - И еще, наши враги далеко не дети. Их контрразведка постоянно ведет борьбу с теми, кто по ту сторону нашего с вами фронта. Неужели, как вы думаете, нужна была бы разведывательная операция силами ваших, и не только, скажу прямо, людей? Обстоятельства таковы, что у нас нет другого выхода, кроме как отправлять в этот рейд, который смертелен изначально, несколько групп. И все это в надежде на то, что хотя бы одна сможет вернуться и принести с собой необходимые материалы для исследований.
        - Каких исследований? - Медведев посмотрел на него. - У вас же есть вся необходимая информация? Есть?!
        - Нет. - Девушка, все это время сидевшая тише мыши, вступила в разговор. - У нас нет образцов конечных результатов. Именно их необходимо доставить в Новосибирск в результате операции. Простейшая вещь - биологические образцы, простейшая...
        - Что? - Медведев недоверчиво покосился на нее. - Какие, к чертовой матери, образцы?
        - Желательно одного из вот этих самых чудо-солдат. - Данилов посмотрел на него. Без тени улыбки на лице или в глазах. - Даже не желательно, а необходимо.
        Куминов переглянулся с Иволгиным. Вот чего-чего, а такого безумия он услышать не ожидал.
        - И каким же, мать вашу, товарищ профессор, способом мои ребята должны это сделать? - Комполка начал наливаться краской. Пудовые кулаки сжались до хруста, а слова, которые с лязгом ложились в тишине блиндажа, "батяня" стал выговаривать очень четко и раздельно. - Как вы себе такое вообще представляете, а? Проникнуть на территорию за линией фронта, далеко за линией фронта. На защищенный, как мне кажется, на уровне охраны рейхсканцелярии, объект. Где, если судить по фотографиям, находятся те самые "берсерки", каждый из которых, опять же судя по фотографиям, весит как небольшой медведь. Вытащить одного из таких с того самого объекта, который так охраняется. Выйти с территории Куйбышева и вернуться с ним назад. Тут дело даже не в самоубийстве, которое налицо. Дело в безумии самой затеи. Как, скажите мне, товарищ профессор, вот эти самые ребята должны это сделать? Надеть на головы шапки-невидимки, взять волшебную дудку-самогудку или гусли-самоплясы для той самой охраны, а потом сесть на ковер-самолет и прилететь с подобным вот битюгом? Не подскажете?
        Данилов прикурил. Откинулся на спинку стула, обвел взглядом всех присутствующих и ответил:
        - Сам не подскажу. А вот с вашей помощью надеюсь, что додумаюсь.
        Куминов стоял на выходе из командного блиндажа. Совещание затянулось, и уже давно стемнело. Туч уже не было, судя по звездам, должен был начаться мороз. Он стоял и смотрел на ночное небо, вслушивался в тишину леса. Вокруг было очень тихо. Караулы давно стали по своим местам. Машины в парке уже не обслуживали. Свободные от службы разошлись по землянкам и блиндажам.
        Абраменко уже ушел к своему взводу вместе с начальником вооружения. Было слышно, что они сразу начали ругаться по поводу требуемого назойливым лейтенантом снаряжения. Куминов усмехнулся про себя, понимая, что спор ведется скорее по привычке. Не тот случай, в котором хозяйственный майор начал бы зажимать собственные запасы, далеко не тот. Рядом стоял Иволгин, задумчиво рисующий сломанным прутом какие-то узоры на сугробе. Он повернулся к товарищу:
        - Дела, Коль, эх и дела.
        - Да не то слово. Что-то мне не по себе даже.
        - Ты потише трепись давай, не по себе ему. Все все понимают, но если наша контрразведка тебя услышит, то...
        - Ничего не будет. - Смершевец возник сзади мягко и незаметно. Для Иволгина, Куминов его приближение успел почувствовать по запаху. - Не сейчас. Да и я тоже человек, понимаю... Ну, братья-славяне, чего нахмурились?
        - Шутишь, что ли? - Иволгин сплюнул.
        - Да не шучу, ты уж извини, привычка. Пойдемте, товарищ пернатый, есть чего сказать. Мне тебе, и тебе мне. А ты, Николай Саныч, воротись назад, будь добр. Батяня тебя там кличет чего-то.
        И он двинулся вперед, похрустывая снегом. Иволгин вздохнул и пошел следом. Дожидаться повторного приглашения не следовало. А Куминов, еще раз взглянув на звезды, вновь нырнул в полутьму блиндажа.
        Первое, что бросилось в глаза, когда он оказался в "кабинете" командира полка - передислокация того, кто сидел в углу. Теперь он высился над столом, именно высился, делая далеко не маленького Медведева заметно не таким большим.
        Свет лампы отражался от абсолютно гладко выбритой кожи на массивном черепе. Мужчина был явно немолод, если судить по морщинам на крупно вырубленном лице. Тяжелый волевой подбородок, небольшие темные глаза, практически полное отсутствие бровей. Защитного цвета френч, брюки, аккуратно заправленные в сапоги. Отсутствие каких-либо знаков различия. Из-под полы выглядывала кобура темной кожи, а вот что за оружие находилось в ней, к собственному стыду, капитан не смог распознать.
        - Это новая разработка. - Голос у лысого был глубокий, соответствующий внешности. Как будто из колодца, глухой, с еле уловимой хрипотцой. - На вооружение пока не поступила.
        - Что? - Куминов непонимающе уставился на него.
        - Я про пистолет. Автоматический, восемнадцать патронов в магазине, калибр девять миллиметров. Да ты садись, капитан, в ногах правды нет. А что касается пистолета - так ты настолько, видимо, напрягся и лоб наморщил, что не удержался. Садись, чаю попей и послушай, что я теперь вам с твоим командиром расскажу.
        Куминов посмотрел на комполка. Тот кивнул, крутя между пальцев уже сломанный карандаш. Капитан сел напротив обоих профессоров, которые молча смотрели на него.
        - Представляться я не буду, оно тебе без надобности. А рассказать кое-что занятное расскажу, и тебе, надеюсь, все станет намного яснее. И то, в первую очередь, почему я именно с тобой решил сейчас поговорить. Да ты пей чай, сынок, пей, он и так уже остыл.
        Николай взял полный стакан, который явно дожидался его. Подумал, решил про себя, что вреда от того, что он позволит себе спокойно не то что поужинать, это хрен с ним, а просто чаю попить - не будет. Подвинул к себе нарезанную и так и не съеденную колбасу и хлеб. Смастерил большой бутерброд, и, не смущаясь присутствующих, начал есть. Аккуратно, стараясь сильно не крошить.
        - Ай, и прав ты был, Сергеич. - Лысый чуть хлопнул широченной ладонью по столу, обращаясь к профессору Данилову. - Хлопец-то молодцом держится. Небось, уже понял, что его позвали не просто так байки потравить, и расслабился. Ждет теперь, что будет, и спокойно себе колбасу рубает, да, Куминов?
        Капитан спокойно пожал плечами. Повода волноваться он и впрямь не видел. Задача командованием поставлена, его дело теперь эту задачу выполнить. Сидя здесь, он ее явно не испортит, так что тут тогда суетиться?
        - Ну, тогда и действуй по поговорке: а Васька слушает да ест. - Лысый широко и по-доброму улыбнулся. - Начнем с того, Николай Александрович, что после того самого боя под Уфой оказался ты в госпитале. И лечился там достаточно долго, после чего отбыл на озеро Байкал в санаторий. И лишь после полного периода реабилитации вернулся в часть, так? Так, так, это я для проформы. А самое интересное в этом знаешь что? Нет, случай, когда ты трем морячкам кости поломал, мы вспоминать не будем. Что, товарищ полковник, не знали? А что тут такого, п-а-а-а-д-у-м-а-а-е-ш-ь... товарищ, тогда еще лейтенант заступился за девушку. Из тамошнего медицинского персонала, до которой героические морские пехотинцы решили домогаться. Есть, к сожалению, и такое в рядах красноармейцев и краснофлотцев. Товарищ же Куминов, случившийся рядом во время прогулки, за девушку заступился и доказал, что он настоящий разведчик. Да это и не так уж важно, если не учитывать того, что были те товарищи вовсе даже и не морские пехотинцы. А были они специальными сотрудниками НКГБ, из того отдела, что должны были нашего лейтенанта оприходовать
сразу же. Но вот ведь казус-то какой, не вышло у них. Что само по себе весьма, мягко говоря, удивительно, ведь Куминов Николай Александрович хоть и разведчик, но явно не Илья Муромец или Добрыня Никитич по показателям. И даже не Алеша Попович, хотя тот вообще... еще та хитрая сволочь была, не отличавшаяся богатырским, значит, здоровьем и духом. Но это к делу никакого касательства не имеет. А имеет к делу отношение лишь тот вопрос, согласно которому каким же таким хитрым способом обычный разведчик умудрился поломать трех "волкодавов", против которых десять таких выпусти, а они справятся... теоретически. И еще, прошу заметить, будучи при этом раненым, находящимся на лечении. Ответить тебе, капитан, как такое возможно физически?
        Говорящий сделал театральную паузу и хитровато посмотрел на Куминова. Тот пожал плечами и вернулся к чаю, соорудив себе еще один бутерброд. На этот раз с вареным сгущенным молоком, в качестве десерта.
        - А ларчик-то просто открывается, товарищи полковник и капитан. Товарищам профессорам объяснять не нужно, они-то в курсе уже. Таких, как капитан Куминов, у нас всего пара-тройка человек на сотню. Причем на сотню тысяч. А уж как нечасто получается им себя показать, я и говорить не буду. Что поделаешь, если наш с вами человеческий организм есть такая вот хитрая штуковина. Чего только в закромах его не натырено до поры до времени, и чаще всего вся эта штукенция никак себя не проявляет. Но бывает и наоборот. Пырнул капитана Куминова секретно-важный захватчик ножом, да так, что должен был капитан сейчас не с нами разговаривать, а быть далеко... но не вышло у супостата. Организм Николая Александровича проявил вполне обоснованную тягу к жизни и извлек-таки на свет божий из закромов некоторую, с позволения сказать, заначку. А так как у этой заначки состав химический тоже очень хитрый, то из организма выводится он долго. Анализы крови у капитана Куминова в госпитале брали постоянно... после того, как лаборантка, увидев непонятные ей элементы, в отчете это самое и указала. Согласно инструкции, которая вроде
и неважная, но есть. Давно уже есть, именно на такие случаи, так как грешно таким людям, если они у Родины есть, ей, Родине то есть, не служить. И уж тем более, когда и так на службе человек, подобный капитану, состоит. Интересно тебе, Николай Александрович, слушать? Хочешь дальше?
        Куминов хмыкнул и кивнул головой. Было заметно, что лысому очень нравится сидеть и все это рассказывать самому. Но где-то глубоко внутри, в самом низу живота, неожиданно екнуло. Какие, к чертовой матери, заначки и закрома?! Мужчина улыбнулся, явно заметив все то, что происходило в голове разведчика, и продолжил:
        - Так что пошли результаты дальше, и туда, куда и должны были прийти. Умница девушка-лаборант оказалась. Придумали потом повод, чтобы повышение ей сделать и премию выдать. За стахановские показатели в работе и как-то там еще, наверное, этого-то я уже не знаю.
        А за тогда еще лейтенантом Куминовым стали наблюдать, и даже непросто наблюдать, но даже немного исследовать. Совсем немножко, чуточку практически. И псевдоморячков потом специально направили, чтобы на результаты исследований посмотреть. Оправдал наши ожидания лейтенант даже не на сто, а на все сто двадцать процентов. Лишил, правда, при этом отдел сотрудников на пару месяцев... мда. Ну, да речь не о том. А так как в институте люди не только любознательные, но и ответственные, знающие цену нашего труда перед Отечеством, то мы пошли дальше.
        - И насколько далеко пошли? - Куминов покачал головой, понимая, что дальше услышит что-то еще более интересное.
        - Для начала, Николай Александрович, в группу к вам начали направлять пополнение с похожими показателями. В результате вся она у вас теперь такая, и даже те, кто раньше был, оказались очень близкими к вам по результатам. А оно и неудивительно, так как уже давно известно тем, кому должно быть это известно, что вы, такие-то люди, друг к другу сами притягиваетесь. Особенно во время войн и прочего. А теперь, капитан, серьезно. Повеселил я тебя и хватит.
        В вашу разведывательную роту, полковник, последовательно переводили людей, чьи показатели несколько выше, чем у других. Сводили в один взвод, которым руководит капитан Куминов. Убирали тех, кто был средним и обыкновенным. Показатели группы Куминова намного выше других, так? Так. Это вполне закономерно, даже при учете того, что не было никаких вмешательств в деятельность организмов военнослужащих. То, что есть внутри каждого из них, намного лучше любых хитроумных веществ, которые умники, подобные профессорам, что сидят напротив, выдумывают в лабораториях. То, что делают гитлеровцы там, в Куйбышеве, очень схоже с тем, что есть у нас. И поэтому сейчас мы здесь и говорим про то, что есть.
        Именно группа капитана может выполнить эту задачу, которая так необходима нашей стране. И дело даже не в том, что в "Берлоге" сейчас создают тех солдат. Это, в конце-то концов, просто солдаты, которых можно накрыть бомбежкой, "катюшами" или просто устроить диверсию с применением БОВ[7]. Но сам процесс, запущенный там, может оказаться необратимым. Если что-то пойдет не так, то вся захваченная территория может оказаться заполненной результатами данного эксперимента. Мы знаем, что нацисты пошли по пути евгеники, применяя то, что сейчас посвященные называют генной инженерией. И нам нужен образец как ключ к тому, чтобы разработать абсолютное оружие, которое не позволит использовать результаты их опытов как вещество массового поражения.
        Он замолчал. Ни командир полка, ни сам Куминов не сказали ни слова, ожидая продолжения. Оно не замедлило последовать.
        - Профессор, - лысый посмотрел на Данилова, - вам слово.
        - Мда... - тот уже ставшим знакомым жестом покрутил в пальцах очки. Потом закурил и продолжил то, что стало совсем неожиданным. - Все сказано абсолютно правильно и так, как должно быть. На самом деле, нам всем необходимо, чтобы операция прошла нормально, с тем конечным результатом, который необходим и который я озвучил. Вы понимаете, товарищ капитан, что от действия вас лично и каждого вашего подчиненного зависит многое? Сейчас я постараюсь объяснить еще кое-что, жаль, что не получится наглядно продемонстрировать.
        Он кашлянул, немного нервно побарабанил по столу пальцами. Потом открыл один из скоросшивателей, которые сейчас лежали стопкой возле девушки. Подвинул к капитану. Тот посмотрел на самые первые фотографии, те, на которых были серые тощие твари и медведь с головой крокодила. Вопросительно глянул на Данилова, который затушил сигарету и наклонился к нему. Было видно, что ученый волнуется:
        - Вы только представьте себе, что может произойти, если в какой-то момент нацисты решат выпустить этого зверя из логова. Нет, ни конкретно вот этого, товарищ капитан, нет. Страшная, конечно, скотина, но ведь вы не побоитесь со своим автоматом против медведя выйти, если что? Вот именно, и тут в чем-то схожая ситуация. Да, у этого вот существа, к слову, чрезвычайно низкий болевой барьер, можно сказать, что на раны ему начхать. Регенерация, восстановление тканей, то есть, очень быстрая, куда там любому зверю до него. Но ведь одного такого и группа охотников, если будет готова, теоретически положит насмерть. А вот представьте, если таких не одна, а тысячи. И вот таких тоже, и таких. И все они бывшие наши с вами земляки, граждане нашей с вами страны. И вовсе необязательно, что тех территорий, что оккупированы. Ведь рассеять контейнер или несколько десятков контейнеров подобной вирусу дряни с помощью дальней авиации очень даже возможно. Представили?
        Зачем тратить силы на войну с врагом, который никак не хочет сдаваться, упрямо вставая грудью против танков, если надо, закрывая собой амбразуры дотов или кидаясь с голыми руками на штыки? Проще сделать так, чтобы сами себя изнутри уничтожили. Вы ведь видели, как ведут себя те самые солдаты, они же были практически неуправляемы. На одном из участков фронта, где по какой-то ошибке препарат был применен на час раньше атаки, - они пошли на своих. Естественно, что про это нам стало известно через разведку с той стороны. Но ведь пошли, понимаете, батальон солдат пошел на полк позади, по дороге разбираясь между собой. Я видел киносъемку, которую сделали уже после того, как всех обезумевших уничтожили. В некоторых местах не было белого снега, был лишь красный. Алый от крови. Забросанный человеческими останками.
        Профессор покачал головой, уставившись в точку прямо перед собой. Замолчал, видимо, вспоминая то, что видел.
        Куминов кашлянул, посмотрел на командира. Медведев сидел мрачный, вновь сжав кулаки, но смотрел не на него. Взгляд командира полка был направлен на лысого. Тот спокойно смотрел в ответ, ожидая того, что тот скажет.
        - И давно про это известно?
        - Не очень... - лысый отхлебнул чай из своего стакана. - Можно попросить сделать погорячее? Очень уж он у вас вкусный.
        - Можно. - Медведев жестом остановил капитана, начавшего вставать. - Ты, Коль, сиди, пойду я схожу, сам поставлю. Ординарец у меня спит уже, нечего его трогать.
        Он встал и ушел за занавеску. Было слышно, как Медведев о чем-то спросил дежурного связиста. Потом чуть лязгнуло, наверное, командир действительно сам поставил чайник на печь.
        - Такие вот дела, капитан. - Лысый повернулся к Куминову. - Понимаешь теперь, какая на тебе ответственность?
        - Понимаю. - Николай потер подбородок, который уже успел стать колючим. - Я вот чего не понимаю: как этот самый образец сюда тащить, после того, как мы туда дойдем и проникнем.
        - Хороший настрой. - Профессор Венцлав кивнула головой. - Необязательно тащить целый экземпляр. Достаточно будет взять просто образцы тканей, причем с разных экземпляров.
        - О как. - Куминов восхищенно присвистнул. - С нескольких-то ладно. Мне вот теперь еще интереснее. А если, ну, мало ли, отрежу и притащу не тот кусок ливера, что надо, мне снова с ребятами туда идти придется?
        - Нет. - Девушка покачала головой. - Я пойду с вами. Именно для того, чтобы вы не отрезали не тот кусок ливера.
        Глава 3
        "Разведчики могут успешно решать поставленные перед ними задачи только в том случае, если способны самостоятельно принимать решения в соответствии со складывающейся ситуацией".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        - С личным составом познакомлю чуть позже. - Куминов покосился на Сашу, как попросила называть себя девушка. - Сейчас мне с вами нужно просто пообщаться. Правда, совсем недолго, время позднее уже. Мы в армии, подъем ранний.
        - Не стоит думать про это, капитан. - Лысый, возникший рядом словно из воздуха, улыбнулся. - Выход вашей, и не только вашей, группы послезавтра. С утра никто вас поднимать не будет, если считаете нужным пообщаться с нашей очаровательной ученой сотрудницей, так вперед. Тем более что лично я считаю это верным выбором. Задача перед вами стоит тяжелая, а Александру вам нужно и просто необходимо понять. В отличие от ваших собственных подчиненных, которых вы знаете как облупленных.
        - Спасибо. - Куминов кивнул ему. Повернулся к девушке: - Давайте прогуляемся, если вы не будете возражать. Мороз несильный, а я, если честно, устал в блиндаже сидеть.
        - Хорошо. - Александра покрутила головой. - Куда пойдем?
        - Вон в ту сторону. - Капитан ткнул пальцем в сторону еле видневшейся в лунном свете открытой поляны. - Под руку меня возьмите, чтобы ноги не переломать. Я тут уже наизусть все знаю, а вот вам явно неудобно будет.
        - Эх, молодежь, молодежь... - лысый улыбнулся. - Все бы вам романтику, прогулки под луной, стихи Блока там...
        Куминов не стал отвечать, просто повернулся и пошел в указанную им самим сторону.
        Луна была практически полной, мягко заливающей лес голубоватым светом. Высокие ели и сосны, которых вокруг было в достатке, казались в нем сказочно красивыми. Впрочем, как и все остальное, чего касалось своими прозрачными лучами легкое волшебство лунного серебра. Вон, чуть в стороне от основной тропинки, которую бойцы втихомолку именовали "проспектом Ильича", спрятались два КВ-5 из охранения штаба полка. Грозные боевые машины, повергающие в страх противника, сейчас казались странным образом перенесенными сюда военно-морскими бронированными судами. Грозными и страшными для врага, разумеется, судами. Часовые в тулупах и ушанках, которые попарно проходили мимо них, напоминали любившему в детстве читать Гофмана и братьев Гримм Куминову зимних троллей, оказавшихся здесь по ошибке.
        Странные чувства вызывала эта спокойная красота у еще очень молодого разведчика-ветерана, идущего под зимним небом с совсем незнакомой девушкой-профессором. Вроде бы, что такого в скоплении военных людей и техники зимой да под луной? Так ведь нет, есть что-то особенное, неуловимое и пробирающее до глубины души. Романтиком себя Куминов никогда не считал, на красоту внимание обращал, конечно, но не часто. Но последние полгода стал ловить себя на мысли о том, что постоянно пытается поймать взглядом, уловить что-то незначительное и прекрасное, закрепить в голове, запомнить. Совсем как сейчас.
        Куминов смотрел на звезды, думая о том, как бы хотелось смотреть на них чуть по-другому. Сколько угодно долго, и не думая о том, что вот так, расслабленно и наслаждаясь их красотой, он, возможно, стоит в последний раз. Эта чертова война, длившаяся уже так долго, стала привычной. Но он хотел бы закончить ее, чтобы она не досталась другим, тем, кто сейчас спокойно спит там, за Уралом, у мамки под боком. Ему очень сильно хотелось закончить ее, осознавать факт того, что все осталось позади. Очень хотелось... Написав где-нибудь в Берлине: ВНЕШНИМ ВИДОМ СТОЛИЦЫ ВРАГА ПОЛНОСТЬЮ УДОВЛЕТВОРЕН. И он знал, что так и будет, и никак больше, только так.
        - Капитан? - Саша, молча идущая рядом, нарушила тишину первой. - Вы вполне обоснованно переживаете сейчас за группу, так что поделаешь? Придется вам меня тащить с собой.
        - А почему вы так считаете? - Куминов чуть глянул на ее профиль, четко обрисованный лунным серебром. - Я ни слова еще не сказал, тем более что есть приказ.
        - Что и зачем тут говорить? - Девушка чуть улыбнулась. Самым краешком губ, слева. - Все прекрасно понимаю. Думаете, я бы хорошо себя ощущала, если бы вдруг в мою лабораторию зашли вы с подчиненными и заявили, что прибыли помогать мне в работе с вирусными культурами, к примеру? Точно так же, понимая, что это приказ, делала бы, что умею, и злилась про себя. Постараюсь не быть совсем уж большой обузой. Я ведь нормы осоавиахима всегда сдавала легко. И пока училась, занималась атлетикой, лыжами, стрельбой. Самбо немного знаю...
        Куминов хмыкнул. Подумал, хмыкнул еще раз и двинулся в сторону ближайшего "КВ". Подошел, пожал руку часовому, тут же тактично отошедшему. Махнул девушке, подзывая ее к себе.
        - Вы знаете, что это такое?
        - Да. - Было слышно удивление в голосе. - Тяжелый танк "Клим Ворошилов", пятой модели. Вооружение...
        - Не надо мне рассказывать его ТТХ. - Капитан улыбнулся. - Рад, что вы действительно готовились ко многим вещам. Вопрос в другом, уважаемая спортсменка, комсомолка и настоящая красавица Александра, совершенно в другом. Я и близко не предполагаю, что такое вирусные культуры, из культур разбираюсь разве что в плодово-ягодных и прочих сельскохозяйственных, и то потому, что детство такое было. Но соваться в них самостоятельно точно бы не стал, даже если бы знал теорию на "отлично", но не имел бы практики. Да, вы пойдете в составе моей группы, действительно наиболее опытной и успешной из всех не только в нашем полку, но и в дивизии как минимум. Но это так, для страховки. Знаете, Александра, от чего никто нас с вами не застрахует?
        - Нет... - она насупилась, глядя на абсолютно спокойного Куминова. - Подскажете?
        - Ну, а чего не подсказать-то? - тот кивнул головой. - Я не зря подтащил вас к танку. Это наша боевая машина, прекрасный и незаменимый помощник пехотинца на поле боя. И очень страшная вещь, очень. Понимаете о чем я? Орудия, пулеметы, усовершенствованный дизельно-комбинированный двигатель, широкие траки, довольно высокая скорость. А броня, какова толщина брони! Немцы этих машин боятся, и всегда боялись танков этого семейства.
        Но знаете, товарищ профессор, у немцев хватает и своей бронетехники, всякой разной. Есть, например, Порше-911/П, слышали? Нет? А я вам расскажу, потому как каждый разведчик должен знать своего врага. А эта машина, вернее, бронеавтомобиль, входит в состав злейших наших врагов. У нас - БРМ и БРДМ, у них - этот самый "Порше", к примеру. Высокий дорожный просвет, покрышки с самогерметизирующим составом внутри, броня в несколько миллиметров, устройство радиолокационного, шумового, теплового и еще бог его знает какого поиска. А также несколько прожекторов и, самое главное, пулемет калибра девять миллиметров у стрелка-радиста и двенадцатимиллиметровая бандура в башне. Которая, к слову, вертится на триста шестьдесят градусов. Уровень проходимости чудесной ганцевской бибики - как у наших разведывательных машин. Объяснить, к чему все это? Запросто да прямо сейчас.
        Куминов подошел поближе к девушке. Посмотрел в темные глаза, блестящие в лунно-звездном свете, нахмурился.
        - Там, за линией фронта, на ничейной полосе, они курсируют постоянно. Там целые охотничьи своры немцев, и не только на "поршнях". И все они там только и ждут момента, чтобы поймать нашего брата. А вы мне тут про атлетику...
        Можете представить себе, как убегать от такой вот, пусть и не такой огромной, железной машины? Да вдобавок лупят по вам из крупного калибра, а? И не приведи господи в такой ситуации нам с вами оказаться, это же провал задания, сразу. Но если что... можете? Понимаете меня, говорите...
        Куминов покачал головой, глядя на девушку. Приказы, приказы, задания. Ну, скажите на милость, какой такой приказ заставляет ее идти? У них что, больше не было никого в институте, что ли... или?
        - Стоп, машина... - он подошел к ней ближе. - А скажите-ка мне, Александра, у вас разве мужчин в институте нету?
        - Есть. - Даже при лунном свете стало заметно, как на ее лице заиграли желваки. - А что такое?
        - Вы такая же, как я? - капитан внимательно посмотрел в глаза собеседницы. Та не отвела их, кажущихся такими черными ночью. И еле заметно кивнула головой. - Ясно...
        Он задумчиво повертел головой и направился в ту сторону, куда и шел. Венцлав чуть пожала плечами и двинулась следом.
        В молчании они шли недолго.
        - Расскажите мне, пожалуйста, про этих самых фрицев. Фотографии фотографиями, но хотелось бы конкретнее немного знать про то, что нас ожидает. Расскажете?
        - Конечно, только есть условие.
        - Молчать? Так оно и ежу понятно...
        - Нет. - Венцлав чуть улыбнулась. И снова одними кончиками губ. - Прекратите мне "выкать" и называть Александрой. Я же просила называть меня Сашей. Хорошо?
        - Да. - Капитан оглянулся вокруг. - Пойдемте... э-э-э, пошли вон в ту сторону. Не замерзла?
        - Нет. - Саша поправила шарф крупной вязки, крепко обмотанный поверх отложного воротника овчинного полушубка. Притопнула практически такими же, как и у Куминова, унтами и развела руки в сторону. Вроде как, а с чего бы мне мерзнуть, капитан?
        - Ну да. - Куминов крякнул и пошел в сторону блиндажа собственного взвода.
        У входа в небольшую траншею находилась "курилка", устроенная посередине трех лавок, оббитых войлоком. Он сел на одну и похлопал ладонью, приглашая девушку присоединиться.
        - Что именно ты хочешь узнать?
        - Оно вроде понятно насчет того, что эти самые фрицы не совсем обычные. Вот только и мы с тобой вроде как не совсем стандартные люди. А что в этих-то такого, что позволяет сигать через рвы, когда они железом с ног до головы обвешаны? Это к примеру.
        - Хороший вопрос... - Саша сняла вязаную рукавичку и запустила руку в карман полушубка. Достала пачку "Столичных" и зажигалку, посмотрела на капитана. - Не против?
        - Да нет. - Куминов повел плечами. Сам он не курил, дыма не очень любил, но на свежем воздухе он его абсолютно не раздражал. - Кури, если хочется.
        - Сам не куришь? - девушка щелкнула колесиком зажигалки. Фитилек, пропитанный бензином, вспыхнул еле заметно. Саша прикрыла его ладонями, и погасила сразу же. Сигарету зажала в кулаке, на что Куминов одобрительно поставил плюс про себя. Может, она и правда будет не такой уж и обузой, как подумалось сначала. Во всяком случае, многие из пополнения новобранцев, да и многие из тех, кто служил за линией фронта, простую истину о вреде курения ночью из-за снайперов проверяли собственными продырявленными головами. А тут на-ка, посмотри, абсолютно привычным жестом это делает девчонка.
        - Не курю. Это вредно при моей воинской специальности. - Куминов подумал, глядя на явно заинтересовавшуюся собеседницу, и нехотя продолжил: - Во-первых, просто вредно для здоровья. Дыхалка, кровеносная система, то, что разведке необходимо в первую очередь. Во-вторых, вредно для обоняния, что очень важно. Сильные запахи я чувствую издалека, а хороший "ловец" с той стороны - еще лучше. Меры противодиверсионной деятельности есть разные, и лучше не курить, чтобы ни себя не выдать, ни самому кого близко не подпустить. Как-то так.
        - Ясно, просто и доходчиво. Попробую тоже так же объяснить насчет немцев. Так вот... - Саша посмотрела на небо. - Слушай, товарищ капитан, оно важно...
        Час назад ты узнал про то, что сам являешься не совсем обычным человеком. Через полчаса будешь знать еще больше. У тебя, как и у меня, есть свои, отличающиеся от большинства наших граждан, особенности. Развитие их идет по нарастающей, сразу же после первичной активизации. Наверняка уже сам обратил внимание на то, что простые ссадины у тебя проходят за полдня, не больше. Еще, как мне кажется, приходится и отшучиваться: как на собаке заживает, ведь так? Можешь и не отвечать, знаю, сама проходила. Выносливость, восстановление да и прочие физические параметры... чудесно, да? Столько всего можно сделать, столько полезного, особенно сейчас, когда война.
        Но есть одно "но", капитан Коля. Если активизировать все скрытые до времени ресурсы организма, то расплата будет. То, что было в бою под Уфой, как раз один из таких случаев. Так уж наш организм устроен, что за все приходится платить.
        - То есть? - Куминов немного непонимающе уставился на нее.
        - Да все просто. - Саша бросила докуренную сигарету в бак с песком. - У тех немцев агрессия была вначале. Те, кто попал в плен, скончались в течение трех дней, от полного физического истощения, да и психологического тоже. Некоторые, правда, выжили, самые сильные. Сейчас их содержат в изоляторе института, за стальными дверями, постоянно прикрепленными к собственным койкам. И только потому, что они нужны как подопытный материал. Как люди они уже не существуют. Препарат сделал из них практически зверей. Очень агрессивных, опасных и выносливых зверей, готовых к постоянному убийству. Воздействие основных активных веществ, содержащихся в составе инъекций, на определенные участки головного мозга привело к такому результату, Коля. И знаешь, что?
        - Что?
        - У каждого из нас в индивидуальной аптечке будет по пять одноразовых ампул с инъекционными иглами. И дублирующие у меня. А препарат, который в них находится, практически тот самый, только что улучшенный. А еще антидот, который необходимо применить сразу после прекращения его действия. Если не применить, то сам понимаешь, что будет.
        - И зачем тогда нам такая радость? - Куминов поежился.
        - Случай же всякий бывает, согласись со мной, капитан. Именно на такой вот всякий случай они у нас с собой и будут. Но это не самое главное, тем более что рассказывала я тебе про то, что нас ждет.
        - Это точно.
        - Те, настоящие "берсерки", созданы по другому принципу. Это, если уж ты говоришь, что знаком с агрокультурами, в чем-то схоже с ними. В течение полутора десятка лет немцы создавали своих юберзольдатен, экспериментировали с различными катализаторами, реагентами, операциями. У этих ребят нет никакой необходимости в постоянно вводимых внутривенно чудо-препаратах, они у них всегда с собой. В самом их организме, постоянно выделяемые и восстанавливаемые.
        - Их как сорта помидоров, что ли, выводили? - Куминов мотнул головой.
        - Вот-вот, именно так. Долго, вдумчиво и со знанием дела. А то, что говорил твой комполка про шарлатанство всех этих туле и аненнербей, только помогало. Сам понимаешь, что я не так уж давно этим занимаюсь. Но уже успела понять, насколько далеко они шагнули вперед... хотя и мы стараемся не отставать, хотя бы по некоторым параметрам. Так вот...
        Те образцы, которые ты видел на фотографиях, созданы именно как солдаты. Тяжелая штурмовая пехота, не более того. Пусть и очень страшные, сильные и прочее, но пехотинцы, понимаешь? Другое дело, Коль, что такие, как они, могут сотворить во время боя. Именно поэтому нам надо как можно быстрее разобраться с тем, что происходит в их организмах, чтобы и создать что-то для равноценного удара.
        - Подожди... - Куминов недоверчиво покрутил головой. - Ты хочешь сказать, что вы в своем институте создаете что-то подобное?
        - Не совсем. - Саша нахмурилась. - Мы идем по другому пути. Ты, я, твои ребята, вот что нам необходимо. Нам не до того, чтобы создавать таких же чудищ.
        - Понятно... - капитан кивнул, сделав в голове необходимую зарубку. - А дальше?
        - Что именно?
        - Что ты знаешь про то, с чем нам придется столкнуться?
        - А что я знаю? - девушка пожала плечами. - Непосредственно в Берлоге нас будут ожидать разные сюрпризы. Про них перед выходом проведут инструктаж, выдадут всю необходимую информацию. Думаешь, мне известно достаточно много? Да нет, ничего подобного.
        - Другие фотографии... - Куминов встал, протянув ей руку. - Пойдем потихоньку в сторону командирских покоев. Вы же там остановились?
        - Да. Что про другие фотографии?
        - Сколько нас может ждать крокодиломедведей или странных серых доходяг?
        - Это неизвестно. Хуже всего, что периметр Куйбышева давно и надежно охраняется, а вот внутри него... вот там, Коля, настоящий ад. И мы-то пойдем как раз через него.
        - Ад?
        - Ад, а вернее... - девушка поправила темную прядь, выбившуюся из-под кожаного, на меху, шлема с наушниками, похожего на летный. - Вернее будет сказать - чистилище. Со всеми его прилагающимися кругами.
        - Веселая предстоит прогулка, ничего не скажешь. - Куминов невесело хмыкнул. - Ну, да ладно, на месте разберемся.
        Остаток пути до командирского "подземелья" они прошли молча. Кивнув на прощание, Саша скрылась под козырьком входа. Капитан глянул на циферблат своих "Командирских", присвистнул и торопливо пошел в расположение собственного взвода.
        Куминов лежал на кровати, застеленной шерстяным серым одеялом поверх матраса. Он накрылся собственной шинелью, которой никогда не пользовался другим способом. За исключением тех редких случаев, когда до полка добиралась совсем уж "высокая" проверка и приходилось передвигаться в той форме одежды, что была прописана в Уставе согласно времени года. А так шинель играла роль именно одеяла, придавая сну под ней какой-то собственный, абсолютно непередаваемый уют. Капитану не спалось, что было неудивительно.
        Из его "командирского" угла был виден один из рядов двухъярусных кроватей, на которых сейчас богатырски отсыпался родной взвод. Печь, находящаяся посредине, отбрасывала на стены, закрытые плащ-палатками, причудливые отблески. Старший сержант Воронков, как обычно дежуривший ввиду отсутствия рейдов на "ту" сторону, подремывал рядом с ней. Каждый раз, когда дрова в печи прогорали, кажущийся полностью спящим рано облысевший разведчик неожиданно вставал, тихо открывал дверцу и закидывал в нее несколько поленьев. Шурудил кочергой, сделанной из прута спинки кровати, выгребал из поддувала золу в цинковый патронный ящик, служивший мусоркой. И снова затихал, превращаясь в сонную статую.
        Куминов усмехнулся, когда в очередной раз Воронков неожиданно встал и стукнул дровами. Этого сержанта-молчуна он планировал взять в Куйбышев в обязательном порядке. План выхода, состава группы и ориентировочного маршрута уже начал рисоваться в голове. И это было хорошо, потому что доказывало самому капитану факт отсутствия какого-либо внутреннего расстройства из-за услышанного сегодня. А вернее, вчера, уже вчера.
        "Итак, товарищ капитан, - подумалось ему, - кто же у нас пойдет?.."
        А чего тут думать...
        Старший сержант Алексей Воронков, так весело прикидывающийся сейчас дрыхнущим. Командиром одной из троек, и именно так. Вместо лейтенанта Игонина, которого как раз можно будет оставить за старшего во взводе. На Леху Куминов мог полагаться полностью, что было важно. И еще важнее было то, что тот был лучшим технарем во всем взводе. А это в Куйбышеве наверняка может пригодиться.
        В его тройке будут еще Димка Шутяк, веселый колобок из мышц, и Арсений Силаев, чуть похожий на Пьеро, спокойный деревенский парняга. На войне ставший замечательным снайпером, которого Куминов всегда брал на любую операцию.
        Командиром следующей тройки пойдет лейтенант Хрусталев, которого к Куминову перевели совсем недавно и который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Нахальный худощавый летеха уже успел прославиться в полку неуемной любовью к уничтожению врагов Родины и непонятным везеньем. К нему в группу Куминов мысленно пристегнул Герасима Пчелкина и надежного, хотя и не всегда послушного Рустема Сафина.
        Последняя тройка, которой доведется всю сложную дорогу прикрывать группу, должна быть особенно сильной в плане огневой поддержки. Тут думать капитану тоже не пришлось. Старший лейтенант Эйхвальд, самое оно в данном случае. Он был из потомственных поволжских немцев, давно и прочно обрусевших и воевавших со своими бывшими соотечественниками так, что иногда впору было ставить их в пример некоторым прочим национальностям. Ну и с ним как раз впишутся Андрей Шабанов и Расул Валиев. Андрей был вторым из снайперов, которых Куминов планировал брать с собой.
        Так как с одним из его личной двойки, а вернее, с одной, уже все определилось, то остался второй боец. Связист, который всегда будет рядом. И на эту роль капитан без лишних размышлений определил Камиля Джанкоева, одного из тех, кто служил с ним еще с того времени, когда Куминов был только лейтенантом.
        В печке потрескивали сухие дрова, чуть отдавая легким смолистым запахом. Он смотрел на темный потолок из вплотную друг к другу накатанных бревен, думал, вспоминал. Сколько вот таких ночей уже осталось позади? Куминов, конечно, мог бы посчитать в голове, но не хотелось. Было не до того. Впереди была неизвестность и опасность, связанная именно с этой неизвестностью.
        Ему довелось сходить за линию фронта не один десяток раз за прошедшие пять лет его личной войны. И каждый выход был донельзя опасен, напряжен и ответственен. Половина операций выбивала в его взводе людей, хороших и добрых парней, с каждым из которых успел подружиться. Но всякий раз Куминов сам возвращался назад живой и невредимый, даже начиная верить в то, что есть удача. А сейчас? Сейчас он сам был готов с этим поспорить, потому что ничего подобного в его биографии еще не было. Но и что в этом такого, если надо? А ничего, просто еще один рейд, всего один... и он провалился в сон.
        - Товарищ капитан... товарищ капитан!!! - его настойчиво дергали за плечо. Куминов открыл глаза и посмотрел на бойца, будившего его. Потом поднес к глазам циферблат часов.
        - Охренеть... - такого с ним давно не было. Проснуться в десять часов... а-я-я-я-й, товарищ капитан. - Чего раньше не будили?
        - Так комроты сказал, чтобы вы отсыпались, вот и не будили. - Боец пожал плечами. Показал в сторону стола, вкопанного в углу. Мы вам поесть принесли, так остыло, наверное, все уже.
        - Спасибо. - Куминов сел. Засунул ноги сначала в теплые шерстяные носки, а потом в легкие тапки, стоявшие под его кроватью. Ну, если уж разрешили поспать, то явно никто не будет против того, что он появится не сразу по пробуждении. Зарядкой и пробежкой сегодня явно можно пренебречь, времени на работу по операции совсем мало.
        А вот, кроме того, чтобы умыться и почистить зубы, стоило побриться - этого не отнять. Простейшие вещи, связанные с личной гигиеной, ему привили в училище, вдобавок к тому, чему научили папа с мамой. Грязь, длинные волосы, наплевательское отношение к самому себе - ведут ко многим неприятностям. И обычный педикулез среди них далеко не на первом месте. Заболевания кожи куда как неприятнее. Так что требование военного командования по поводу ежедневного бритья сейчас воспринималось совершенно не так, как на гражданке. А со временем Куминов вообще приобрел своеобразное пристрастие и привычку к этой процедуре.
        Горячая вода, нагретая дневальными в баке, уже стояла в специально отрытом рядом с входом в блиндаж крытом умывальнике. Надо торопиться, так как сейчас холодно и емкость, исходящая парком, может остыть очень быстро. Дневальный полил командиру на голову, крепкую шею и широкую спину, украшенную несколькими шрамами разной степени длины, глубины и ширины. Куминов отряхнулся, как мокрый пес, насухо растерся жестким полотенцем. После трехминутной, согласно профилактической памятке и рекомендациям военврачей, чистки зубов капитан приступил к самой любимой части ежеутренних водных процедур.
        Помазок с короткой и жесткой щетиной вспенил обмылок в металлическом стаканчике медного оттенка. Пена, полученная от туалетного земляничного мыла, была густой и плотной, идеально ложащейся на упорные скулы и жесткий подбородок. Металлическая безопасная бритва с уже вставленной в нее "Рапирой" лежала наготове рядом. Куминов подмигнул своему отражению в небольшом прямоугольном зеркале, которое разведчики стырили со склада автомобильных запчастей, и начал бритье.
        Утреннее бритье - это ведь, если подход грамотный, не просто удаление ненужной растительности с лица, вовсе нет. Ведь что с утра самое нужное? Правильно, настроиться на необходимый лад. А что может помочь это сделать, как не внимательная работа острой полоской металла, которая за крохотную долю секунды может оставить совсем неприятный след от неверного движения. Раз так, то и делать это следует вдумчиво и сосредоточенно, особенно если время позволяет. А уж чем и как, это личное дело каждого.
        Куминов, например, на дух не переносил так распространившиеся в последнее время глупые литые станочки с парой или даже тройкой лезвий в них. Ни веса, ни уверенности, не говоря о качестве, которое напрямую зависит от всего перечисленного. Опасной же бритвой, как следует выправленной на кожаном ремне, он пользоваться не умел и никогда не учился. Новомодных механических, на ручной заводке, и тех, что шли со шнуром и вилкой на конце, просто не воспринимал. Пользовался трофейной, золлингеновской, к которой лезвия, производимые за Уралом, подходили идеально.
        Лезвие со скрипом прошлось по гладкой щеке. Капитан смыл остатки пены, глянул на себя в зеркало и остался доволен результатом. Прополоскал принадлежности для бритья, вытер насухо специальным куском ветоши. Убрал их в небольшой кожаный несессер, тоже трофейный. Достал стеклянный флакон с немецкой надписью "Зигфрид" и плотно притертой пробкой. Налил на ладонь немного резко, но приятно пахнущей жидкости, предвкушая короткий обжигающий миг, нанес на лицо. Кожа на какое-то мгновение вспыхнула огнем и тут же успокоилась, подарив еще немного бодрости.
        Через пятнадцать минут готовый к очередному совещанию лейтенант, затянутый в свежевыглаженную форму, уже хрустел снегом, направляясь в штаб.
        Все и все были, как и вчера. Комполка крутил в пальцах карандаш. Профессор постарше посверкивал стеклышками очков, протираемых клетчатым платком. Профессор помоложе и покрасивее задумчиво дымила сигаретой и отхлебывала, если судить по запаху, кофе из кружки. Особист и начальник разведки что-то рассматривали на картах, разложенных на ближнем конце стола. Абраменко красовался орденом и медалями, а Иволгин затачивал вновь сломанные карандаши. Давешний лысый прятался за кульманом. Все дружно повернули голову в сторону вошедшего Куминова, но никто ничего не сказал, лишь "батя" погрозил пальцем.
        - Начнем, товарищи? - полковник чуть стукнул кулаком по столу. - Давайте уже замолкайте и выдвигайте продуманные и грамотные предложения.
        Командир разведки пожал плечами и подошел к карте, закрепленной на кульмане.
        - Времени у нас, конечно, было маловато, ничего не скажешь. - Его красные и невыспавшиеся глаза это только подтверждали. - Но кое-что успели намерековать за ночь, товарищ полковник. Итак, предлагаю следующий вариант...
        Майор ткнул линейкой в то самое место, где они сейчас все находились.
        - Все группы выходят одновременно, завтра после обеда, следуют до точек, которые мы отметили на оперативных картах. Одновременно с этим - начинается артиллерийская подготовка. Этим, соответственно, мы создаем первый уровень прикрытия. Уровень предосторожности никогда не бывает лишним, и уж тем более не в нашем с вами случае. Хотя наш СМЕРШ и работает на ять, но лучше перебздеть, чем недобздеть, да... Мои извинения, Александра, вырвалось.
        Первой, прикрываясь штурмовым батальоном Остапчука, который начинает прорыв линий траншей противника, выходит группа Абраменко. Это вот здесь... - линейка ткнула в район, находящийся примерно в половине пути от полка до точки отправки за линией фронта. - Здесь у нас несколько довольно сильных участков, причем все они находятся в лесу. То есть разведчики должны мгновенно скрыться в ближайшем пролеске, при этом их прикрывает приданная группа из трех Т-45, сопровождает, прикрывая огнем. Танковый взвод здесь идет как раз в самом необходимом месте этой части немецкого укрепрайона. Прикрывают танки две роты батальона, создавая у противника ощущения разведки боем. Немцы не должны ничего понять. Есть данные о том, что в нашем районе идет разворачивание штурмовой группы, значит, упреждающие действия с нашей стороны покажутся своевременными. Они не вызовут подозрений, так как рубеж, захваченный во время атаки, мы будем держать за собой любой ценой. Самое главное - пройти вот этот кусок, закрываемый тремя дотами. Дальше группа прокладывает маршрут сама, в основном воспользовавшись лыжами. Вероятнее всего,
что вам будет наиболее удобно пройти вот здесь, между населенными пунктами Сергиевск и Ташлы, выйдя к селу Красный Яр.
        Следующей через десять километров выходит группа Иволгина, вот здесь... Что мы имеем тут, товарищи, так это возможность прождать проход основной группы наших атакующих сил по руслу и позже уйти по льду реки на довольно значительное расстояние. В данном случае есть небольшой процент возможного обнаружения группы авиаразведкой противника, которая, как давно известно, курсирует вот в этом и этом районах. Естественно, что мы можем уничтожить патрульные геликоптеры и автожиры, и это не привлечет ненужное внимание. Раньше-то никто их не трогал, пока совсем не обнаглели. В случае же атаки никто не помешает авиаторам сделать небо хотя бы на пару часов чище и свободнее. Так что в данном случае группе Иволгина предлагается уйти в одной из трех точек выше по течению, что только поспособствует возможному успеху. Прошу обратить внимание также на тот фактор, товарищ капитан, что маршрут вашей группы идет по дельте реки Большой Кинель, которая в свою очередь выходит в Сухую Самарку. Понимаете, к чему я? Вот-вот, часть пути, при определенных мерах предосторожности, соблюдаемых разведчиками, можно попробовать
пройти, пользуясь участками реки. Благо, что петляет она изрядно. К контрольному максимальному времени вы должны успеть. Во всяком случае, расчеты мы делали вместе с вами, так что, Иволгин, тебе и карты в руки.
        Ну, а теперь то, что касается третьей группы. Куминов, ты стартуешь позже всех и идешь с разведчиками вот отсюда, проходя по диагонали до поселка Петра Дубрава. Путь самый короткий и, ясное дело, из-за этого наиболее опасный. Этот сектор находится в зоне постоянного контроля охранной дивизии СС, размещенной в Куйбышеве, да...
        Майор остановился. Налил воды из стеклянного графина, выпил, продолжил:
        - Вы понимаете, товарищи командиры, насколько важна ваша миссия, осознаете? Не только наш полк, оба соседних, включая летчиков и танкистов, будут умирать для того, чтобы вы смогли выполнить задачу. Не подведите, ребята, прошу вас...
        "Батя" положил ему на плечо свою тяжеленную руку. Сжал так, что вновь побелели костяшки на литом кулаке:
        - То, что нам с вами рассказали товарищи профессора, не совсем понятно, но и на том спасибо. Что же касается охранцов, парни, то тут дело такое... там по периметру стоят иностранные легионы. Из наших... бывших наших. Объяснять кому-то и что-то надо?
        Объяснять никому и ничего не было нужно. Слава этих подразделений далеко опережала их самих. Попасть в руки кому-то из тех, кто пошел по одной дороге с немцами, было страшно, действительно страшно.
        - Вот такая у нас с вами диспозиция. Прошу всех заняться подготовкой к операции, включая постановку задач подчиненным. - Полковник хлопнул ладонью по столу. - Так что разойтись...
        Куминов отошел от блиндажа, сославшись на необходимость зайти на склады вооружения и боеприпасов. После чего вернулся к командирскому блиндажу и зашел через незаметную дверь за небольшой будкой нужника. Истолковать как-то по-другому подмигивание "бати" он не мог. Как оказалось, догадка была полностью правильной.
        - Садитесь, капитан. - Профессор Данилов достал из собственного портфеля, плотной кожи, с медными замками, очередную папку. - Ознакомьтесь, пожалуйста.
        Николай развязал тесемки, разложил чуть желтоватые листы, первым из которых шел сложенный вдвое план-карта. Покрутил его и понял, что догадки по поводу способа доставки гостей тоже оказались верными. Жирная черная линия с частыми поперечинами шла от места дислокации полка в сторону Уральского хребта. В другую сторону она не вела, начинаясь лишь возле населенного пункта с названием Сергиевск. Хотя Куминову сразу стало ясно, что эта ветка шла параллельно одному из основных ответвлений Волго-Вятской железнодорожной магистрали.
        - Вам необходимо добраться до этого пункта. - Лысый, вышедший на свет, сел на лавку рядом. - Отсюда часть пути пройдет относительно безопасно и быстро. Запас необходимых заряженных аккумуляторов для локомотива постоянно обновляется нашими агентами. Сядете в поезд, правда, не в "СВ", и поедете себе тишком... под землей.
        - А остальные пойдут по верху, значит? - Куминов покачал головой.
        - Да, сынок. - Данилов нервно побарабанил пальцами по крышке портсигара. - Именно так и будет. Ты сам до всего дошел верно и правильно. Только пойми, что так необходимо для успеха операции.
        - На живца... - Николай сплюнул на пол. - Охренеть не встать, товарищи, что сказать еще. Пехота пойдет на убой, чтобы вывести ребят за линию фронта. Ребята пойдут на убой, чтобы дать пройти нам... неужели у вас нет никого, что вы решили отправить именно мою группу, прикрывая ее нашими товарищами? Вы ведь подозреваете, что и в полку есть абверовские агенты, и только из-за них затеяли всю эту бойню. Неужели нет никого, каких-нибудь чудо солдат-диверсантов, не поверю ни за что.
        Лысый посмотрел на него, долго, внимательно и изучающе. Откашлялся без надобности и лишь потом заговорил. Так мягко, что Куминов сразу начал ожидать какого-то подвоха.
        - Спрашиваешь, есть или нет, товарищ капитан? Так я тебе отвечу... что нет, вот сейчас и нет. Те, что могли пойти, уже пошли. И не вернулись назад, и весточки не подали. Война идет, солдат, священная война, ты помнишь про это?! Враг уже двадцать лет почти стоит на наших территориях, захватив всю практически европейскую часть нашей с тобой Родины! А ты мне тут говоришь про живца и ловлю на него... не обнаглел ли ты, капитан, а?!
        Замолчал, глядя на напрягшегося Куминова, и продолжил снова мягко и обходительно:
        - Мы тоже не лыком шиты, Коля, далеко не лыком. Но ресурсы, которыми обладали, либо закончились, либо стоят в таком резерве, что пускать их в ход следует только в очень крайнем случае. А он еще не наступил, и от тебя и твоих ребят зависит то, наступит он или нет. Мне, веришь ли, не хочется, чтобы он наступил. Продолжим и, надеюсь, без того, что было сказано по поводу твоих друзей. Когда война закончится, сынок, а она обязательно закончится, вот тогда и вспомним все это. И после того, как на развалинах Берлина выпьем за победу и за мирное небо, третью поднимем за всех тех, кто помог ее достичь, нашей общей победы. А пока не вздумай, товарищ капитан, распускать нюни и забивать голову ненужными тебе переживаниями. Война идет, помни это. Продолжим?
        Куминов кивнул, соглашаясь. Покосился на командира полка. Медведев сидел мрачный, горой нависая над столом. Во время разговора капитану послышался какой-то хруст, и сейчас стало видно, что комполка сломал карандаш, который крутил в пальцах.
        Лысый посмотрел на них обоих, чуть дернул вбок головой, вздохнул.
        - Локомотив должен доставить вас на одну из станций возле основного тоннеля, что проходит под Куйбышевом. Часть из них взорвали и завалили, не давая возможности врагам хотя бы немного продвинуться вперед, открывая секретные коммуникации. Часть затопили, и они не должны знать хотя бы что-либо. Во всяком случае, теперь нет никого, кто мог бы открыть эту тайну, документы либо уничтожены, либо вывезены в Новосибирск.
        "Завалили и взорвали, и никто ничего не знает..." - верилось в это с трудом. Но оговорка про то, что именно "теперь" никого нет, сделала свое дело. Куминов вздрогнул, поняв, что человек напротив не ставит человеческую жизнь ни в грош. Если это необходимо для дела.
        - А вот дальше разобраться в ситуации сможете лишь на месте. В самом Куйбышеве наших агентов уже нет. - Лысый зло хрустнул пальцами.
        - Вычислили? - Комполка мрачно взглянул на него.
        - Непонятно. Никаких сеансов связи, ничего подобного.
        - А как же тогда с тем, что вы сказали по поводу безопасности подземных коммуникаций? - Куминов напрягся.
        - Они не были в курсе про них. Слухи слухами, но найти то, что хорошо спрятано, тяжеловато. Если, в особенности, не знаешь, где искать.
        - Что нас может ожидать в Куйбышеве?
        - Хорошего ничего. Город охраняется практически по всему периметру. Внутри, по тем данным, что есть, всего несколько районов пригодны для жизни. Именно в них находятся основные немецкие подразделения и администрация, заводы и лагеря с заключенными, которые работают на них. Они охраняются даже больше, чем периметр.
        - Почему? - Куминов недоуменно уставился на лысого.
        - Да непонятное там что-то творится и нехорошее. И еще, капитан, запомни... - палец собеседника ткнул в карту на той ее части, которую предстояло пройти пешком. - Вот тут вам надо быть очень осторожными. Там происходят странные и страшные дела. Так что держите уши востро, не удивляйтесь и действуйте оперативно, если что-то пойдет не так. И запомни еще, Коля... среди охраны самой Берлоги немало необычного, но есть и такое, что ты сначала можешь не понять. В общем, там не только ходячие результаты экспериментов, там, скорее всего, есть те, кто и людьми-то не полностью являются.
        - Это как? - капитан недоверчиво покосился на собеседника.
        - А вот так, товарищ красный командир. - Лысый усмехнулся, растянув губы в совсем незнакомой для него гримасе. - Ты уж поверь, что там встретишь много такого, что раньше только в книгах замечал. Или когда бабушка страшные сказки рассказывала. Запомни одно - любое живое существо всегда можно уничтожить, самое главное хотеть этого. А ты должен, Николай Александрович, очень должен этого хотеть. Потому как, дорогой мой, если ты или твои ребята этого не пожелают, то справиться вам будет тяжело. Права на ошибку у вас нет, ни права, ни шанса ошибиться. В лепешку расшибитесь, что хотите делайте, но задачу, поставленную перед вами командованием и партией, выполните.
        Куминов молча смотрел на него. Спокойным и невозмутимым взглядом серо-стальных глаз. Лысый чуть дернул щекой, продолжил спокойнее и мягче:
        - С собой у профессора Венцлав будет папка, которую она откроет, лишь перейдя границу города. Ознакомитесь с ней на месте, и, исходя из этой информации, будете действовать. Да ты не думай, Николай, что вас отправляют без каких-либо шансов вернуться. Кое-какая страховка у вас с собой будет. Э? Никак наша симпатишная ученая уже рассказала тебе кое-что? Ох, молодежь... Венцлав?
        - Да?
        - Привлечь бы тебя по всей строгости сурового закона военного времени за то, что язык распустила, да не могу. В общем, товарищ капитан, и ты, и твои солдаты люди опытные, серьезные и боевые. Не думаю, что испугаетесь того, что встретите. А если и испугаетесь, то сможете справиться, иначе-то никак.
        - Чего нам ждать? - капитан говорил так же спокойно, как и раньше. Не волновался, а вернее, ничем не выдавал собственного, пусть и небольшого, мандража.
        - Ничего особенного, Николай. Так, все по мелочи, всякой твари по паре. Читал, небось, Гоголя, "Вечера на хуторе близ Диканьки"?
        - Читал...
        - Ну вот... - лысый улыбнулся. Неожиданно широко и по-доброму. - Вот всякую нечисть и встретите. Неужели ты, командир РККА, испугаешься оборотня, к примеру?
        - Да уж... - Куминов сглотнул неожиданно подступившую слюну. - А у нас такие есть?
        - У нас? - лысый хмыкнул. - Есть, а куда ж без них-то...
        Северо-Запад СССР, октябрь 195.. года
        Беспризорник, один из тех, которых в городе никак не могли вывести даже новые хозяева, вжался в глубь большого деревянного ящика, служившего ему домом. Куча мусора и ящики поменьше его маскировали, скрывая от ненужных глаз. Но инстинкты, берущие свое начало со времен обезьян, прячущихся на баобабах от хищников, заставляли вжиматься глубже. Луны не было, а когда в его сторону посветили фонарем, он накрылся с головой кучей пестрого тряпья, и его никто не заметил.
        Те, кто еще пару минут назад ревели и выли, теперь просто стояли, шумно вдыхая воздух и прихлебывая что-то горячее из термосов, которые принесли несколько человек в длинных кожаных плащах. Собаки, если судить по тоскливым и жалобным подвываниям в стороне, сюда не подходили. И беспризорник четвероногих понимал. В воздухе висел густой и липкий запах крови, растерзанного человеческого тела, смерти и... страха. Зубы пацана невольно в очередной раз выбили дробь, и он постарался сжать их как можно сильнее, боясь выдать себя. Лишь бы не выдать, лишь бы не выдать себя этим, которые сейчас, довольно переругиваясь на своем лающем языке и изредка взрыкивая, торопливо одевались в принесенную "кожаными" одежду.
        Его подвела собственная правая, затекшая коленка и давно рассохшийся ящик. Когда паренек чуть шевельнулся, стараясь не издать ни звука, доска треснула со звуком пистолетного выстрела в ставшей почти мертвой тишине переулка. Один из тех, что успел нацепить лишь штаны, дернулся в его сторону, поведя головой так, как будто принюхался. Луна, наконец-то выскочившая из-за низких туч, отразилась в глазах высокого мужчины серебристым блеском и остановилась на сверкнувших в ее свете зубах. Слишком больших для человека зубах. И тогда беспризорник закричал. Отчаянно и безнадежно.
        Полчаса назад
        Темно в некоторых местах так, что хоть глаз выколи. Здесь же практически нет фонарей, а те, что есть, не могут освещать все уголки. Это хорошо, хотя бы отчасти. Возможно, сразу не увидят его издали, не откроют огонь.
        Холодно. И вот это уже плохо, очень плохо. От ледяного воздуха мысли сбивались, заметно хуже работало тело. Хотя... тем, кто шел за ним, тоже ведь сейчас несладко.
        И ветер: злой, резкий, рвущий. Проникал в слишком широкие рукава пальто, остро бил через реденький шарф, намотанный на шею. Лезвием только что выправленной опасной бритвы проводил по заледеневшей коже ладоней. Перчатки... перчатки остались где-то там, позади, брошенные в спешке. Некогда, нельзя было задерживаться, чтобы подобрать их. Совсем нельзя. По пятам, по следам уже достаточно давно торопливо шли. Торопливо, быстро и неумолимо шли. Рядом, совсем уже недалеко почти бежали серые тени на двух ногах, которые так хотели загнать его в паутину дворов и проулков. А там взять в кольцо, скрутить, стреножить. И еще рядом с ними шли другие, те, которые на четырех лапах, и при хорошем свете черно-рыжие, низкие, длинные. С чутким нюхом, который помогает им практически всегда и практически везде.
        Город Святого Петра, чьи лабиринты пока давали возможность уходить от погони, спал. Своим обычным, для последних лет, неспокойным сном, прерываемым постоянными свистками и лаем. Как было всегда с того времени, когда на эти улицы, помнившие многое и многих, гордой надменной поступью вошли, чеканя шаг подкованными сталью каблуками, потомки гордых тевтонов. "Ordnung ist ordnung", "Arbeiten mach frei" и "Jedem das seine"Порядок? Порядок был, поддерживаемый жесточайшим контролем над горожанами, оставшимися в живых после прекращения блокады. Из-за постоянных патрулей, регулярно проходивших по улицам, сейчас не удавалось оторваться. За ним шли по пятам, отставая всего лишь на чуть-чуть.
        Делала ли работа на них кого-то свободным? В этом он сомневался. Если не считать свободой полное освобождение от собственной телесной оболочки в лагерях, на заводах, в аграрных хозяйствах. От голода, болезней, истязаний... Новые хозяева старательно уничтожали всех, кто хотя бы пытался мыслить, бороться, не сдаваться. Старались превратить тех, кто остался на "этой" стороне фронта, в слабый и послушный скот. Свободы в этом мало кто видел, не считая полицаев, предателей и тех, кому всегда было без разницы происходящее вокруг. Таких, у кого "наша хата с краю", тоже хватало.
        А вот с тем, что "каждому свое" - был согласен на всю катушку. И свое делал так, как никто другой "до", возможно, что и "после" или вместо него. Потому сейчас и скользил вдоль старых стен, стараясь оторваться, уйти, выбраться...
        Невысокий мужчина, одетый в когда-то очень хорошее драповое пальто, торопливо шел, практически бежал через темные провалы дворов, уходя от них, ограниченных старыми, царской постройки домами. Домами на Невском, давно переименованном в Гроссе-Фридрих-штрассе. Преследователи, он знал это, уже очень и очень близко. Сомнений и надежд по поводу того, что произойдет, когда они его догонят, не было. Слишком многое узнал, слишком многое увидел. И слишком многое умел делать сам, чтобы обольщаться насчет хотя бы концентрационного лагеря. "Шталаг" ему не светил ни при каком раскладе. Был ли мужчина расстроен? Смешной вопрос, конечно, был. Тем, что не смог выбраться сам, дав возможность уйти другим. Жизнь, при всей ее паршивости, штука очень интересная и замечательная. И он совсем бы даже не отказался пожить еще немного, пусть и так, как последние лет семь или восемь. Но преследователи шли по пятам.
        Брякнуло металлическим где-то позади. Чуть позже слух мгновенно напрягся. Сзади послышался тот самый, давно ожидаемый, звук: хриплый, злобный, захлебывающийся яростью лай. О да, в этом он абсолютно не ошибся: псы. Навскидку, принюхавшись, он мог даже сказать, что их было пятеро, крепких, не очень высоких, вытянутых овчарок. Уж что-что, а в этом мужчина не мог ничего напутать. Но собак бояться не было смысла, добраться четвероногие не смогут, лишь выведут на него. Бояться следовало других, тех, что шли на приличном удалении от людей в зимней серой форме, торопившихся, еле державших в руках натянутые поводки своих подопечных. И правильно, ведь окажись они рядом с псами, те не смогли бы ничего, кроме как испуганно выть, прижимаясь к своим хозяевам. Они его-то след еле-еле тянут впятером, понимая, что может ждать в конце. Умницы песики, верно все понимали.
        Когда те, кто шел за собаководами, наконец-то рванули за ним, мужчина еще пытался выбраться, вихрем несясь по единственной дороге, ведущей на разрушенные рабочие окраины. Слышал, как позади тоскливо и обреченно взвыли глотки псов, рвущихся в сторону от молнией проносящихся мимо странных фигур. Бежал, уже понимая, что не успеет, что выход лишь один, но все равно бежал, стараясь, выкладываясь, выжимая последнее из себя. И лишь когда сзади, совсем близко, один из догонявших коротко рявкнул глубоким рыкающим звуком, мужчина остановился. Почувствовал, как сердце заколотилось быстрее, как потянуло болью изнутри, как всегда, уже привычно. Когда первый из несшихся к нему смазанной тенью рванулся вперед обманным финтом, мужчина начал собственный смертельный танец. Он атаковал сам, всем мощным и непобедимым телом. На миг торжествующе завыл, ощутив горячую струю, плеснувшую в вытянувшееся вперед и поросшее короткой шерстью лицо. Темнота пришла к нему позже, вместе с болью. Но прежде... прежде были странные и прекрасные, завораживающие красотой...
        ...звезды кружились над ним, сливаясь в широкие серебристые полосы во время причудливого танца. Странное существо, недавно бывшее немолодым мужчиной, лежало на спине, с хрипом прогоняя воздух через пробитые ребрами легкие. Было легко и свободно, странно легко и свободно. Он выиграл последний бой, не сдался, дошел до конца. И враги, которые ненавидели его, не трогали, сейчас приходя в себя. Он победил.
        Глава 4
        "Идеальный боец спецподразделений склонен к риску (но не к авантюризму), в своих неудачах винит обычно себя, а не "обстоятельства" или других людей".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Тягач подтянул последнюю из восьми гаубиц второй, задействованной на этом участке прифронтовой полосы, батареи. Тяжелая машина старательно ворчала двигателем, лязгала гусеницами, разбрасывая густой снег, мешая его с прошлогодней хвоей и перепрелыми грязно-коричневыми листьями. Гусеницы залязгали, выворачивая наверх еще большую кучу из-под себя. С утра потеплело, и под многотонной махиной образовалась каша, мешающая нормальному движению.
        Водитель тягача высунулся из окна, старательно контролируя угол разворота. Открыл рот, что-то крича, но за ревом двигателя ничего слышно не было. Хотя, что мог сейчас орать совсем еще молодой ефрейтор, кроме как не материться? Один из номеров расчета орудия, невысокий, в возрасте рядовой хмыкнул, вполне его понимая. В такой каше какому водиле приятно ковыряться? Тянуть орудия пришлось издалека, пробиваясь через нехоженый лес. Что было делать, если такой приказ? Вот именно, ничего. Солдатское дело простое - выполняй и не обсуждай. Начнешь раздумывать, так это уже либерализм и свободомыслие. А в армии эти, несомненно, исключительно гражданские ценности, ведут лишь к анархии и беспорядку. Такое в войсках и в мирное время непозволительно, что же говорить про военное? Рядовой усмехнулся собственным мыслям, кажущимся такими неуместными. Все плоды неоконченного образования, никуда не деться от них.
        Война, длившаяся уже так давно, не смогла разбить народ страны на несколько лагерей, как это случилось после революции. Наоборот, объединила. И приказы, отдаваемые правительством, беспрекословно выполняли все, кто жил далеко за линией фронта. Тем более что здесь, на передовой, никто из тысяч людей в форме и думать не хотел о чем-то другом. Цель всех и каждого была одна: победа над врагом. Тем самым врагом, что в июне сорок первого решил, что сможет победить страну. Ту самую, что уже не раз давала пинка под зад всем, кто считал себя сильнее. А то, что пришлось отступать? Не страшно, сейчас уже не так страшно. Дальше Урала не отошли, встали стальной стеной, сплотившись все вместе, уперлись и не пустили полчища с косым крестом дальше. И не рассуждали, как это было за океаном, где сытых и наглых горлопанов из САСШГлухой рокот из-за рощицы осин, берез и низкорослых сосен прервал его размышления. Солдат оглянулся в сторону звука, понимая, что скоро даже боль в спине и в ладонях от долбежки киркой, ломом и лопатой звенящей, смерзшейся до железной крепости земли, отойдет на второй план. Стая галок, с
криком поднявшаяся в чистое морозное небо, понеслась в сторону.
        По продавленным в белом покрове колеям от тягачей катились грузовики. Выкрашенные защитной краской трехосные махины шли под завязку загруженные снарядными ящиками. Над небольшой колонной стоял запах дизеля и несгоревшего полностью масла. Черная резина покрышек крошила остатки совсем недавно такого пушистого снежного ковра, ничуть его не жалея. Машины были свои, меньше месяца как сошедшие с конвейера. Ленд-лиз, выручавший в самом начале войны и высасывающий золотой запас страны, прервался в одночасье. Как раз тогда южные соседи янки решили, что хватит терпеть рядом чужое богатство. Но страна была к этому готова.
        Заводы в Красноярске и Комсомольске-на-Амуре, развернутые с нуля, построенные в самую стужу 1946-го, справились. Первые "КрАЗы" и "Комсомольцы", мощные, тяжелые военные машины, пришли в отступающие части РККА в нужный момент. На них, работягах, сменяющих в то время старые добрые "полуторки", войска выходили из огня, шедшего за ними по пятам. Сейчас вспомнить то время, когда по военным дорогам двигались бензиновые дребезжащие жестянки с деревянной или фанерной кабиной, могли уже немногие.
        Артиллеристы, устанавливающие последнюю из гаубичных установок, лишь тоскливо посмотрели на подкатывающие грузовики. Работа у "богов войны" всегда была тяжелой. Да, в рукопашную атаку никто из ребят с черными погонами не ходил. Но им хватало и здесь, вдалеке от перекрестного пулеметного огня в упор. Их тяжести не позавидовал бы никто. У номеров орудийных расчетов, которые сейчас заканчивали разводку всех подвижных частей орудий, впереди было чрезвычайно "веселое" и очень необходимое дело. Наводчики и командиры оставались для подгонки прицелов и наводки, а вот им... им предстояло выгрузить все то, что лежало под тентами из плотного темно-зеленого брезента. Никто в двух батареях не знал ни количества залпов, ни продолжительности артподготовки. Хотя, если по правде, вопрос этот волновал в последнюю очередь. Крепкие ребята в пехотных бушлатах, стеганых фуфайках и редких уже шинелях перекуривали, оценивающе поглядывая на несколько "КрАЗов", ожидающих их на опушке.
        - Перекурили? - командир батареи, перепрыгивая через вывороченные траками кучи, подошел к бойцам. - Давайте, давайте, мужики. Знаю - тяжело, но надо успеть.
        - Да понимаем, командир, понимаем. - Голоса солдат звучали устало, но без тени недовольства. Каждый понимал, что от него сейчас зависит многое. - Идем уже.
        И двинулись плотно, все вместе, к грузовикам. Не делясь на несколько кучек, подошли к первому. Лязгнули запоры борта, грузовик просел чуть больше, когда сразу четверо оказались в кузове.
        - Эх, тяжела наша доля... - проворчал давешний рядовой, поправляя плотные рукавицы. - Мама, роди меня обратно...
        Взялся за стальную скобу с одного бока первого ящика. Глянул на напарника, крепко сжав ее в руке. Оп! Тяжелый деревянный прямоугольник, поблескивающий на солнце краской, полетел вниз к ожидающим товарищам. Пошла потеха!
        Мало что может сравниться с усталостью после разгрузки нескольких полных боекомплектов всего одной батареи. Не говоря уже про две. Ящики тяжелы сами по себе, доски на них идут прочные, чтобы не поломались от ударов. Стальные полосы, закрепляющие их, легкости тоже не прибавляют. Ручки, свободно поворачивающиеся вверх-вниз в петлях, совсем тонкие по сравнению с самой махиной "сундука". После первых десяти-пятнадцати следы от них плотно врезаются в ладони, начиная чуть побаливать. И нет разницы в том, что делаешь: хоть сгружай с машины, постоянно нагибаясь-распрямляясь, хоть таскай их один за другим в погреб. Хорошо хоть, что погреб не как дома, для картошки, варенья или соленых огурцов. Только вырывать его надо сразу по приезде и только в него складировать всю эту тяжелую тряхомудию.
        Но надо успеть сделать все до того момента, как из коробки радиостанции еле слышимый голос потребует от Клена огня. И поэтому сейчас они практически бежали, стараясь лишь не запнуться, не уронить на ноги груз. Наводчики и командиры орудий, водители и запасной связист присоединились к ним очень скоро. Надо было торопиться. До времени, которое стояло в планшетах совсем еще молодых, недавно из училища, лейтенантов, которое неумолимо приближалось. Позволить себе находиться в стороне позволили лишь оба командира батарей, связист и часовые, спрятавшиеся в кустах над лощиной, за которой укрыли артиллерию.
        Лишь они стояли спокойно, сверяя еще раз данные в планшетах с теми, что сейчас диктовали только подошедшие дальномерщики из артиллерийской разведки. Координаты топографической привязки на местности были верными, результат залпов обещал быть тем, что требовалось пехоте. А время шло.
        * * *
        - Командирам отделений - проверить экипировку личного состава, боезапас и доложить по выполнении! - гаркнул лейтенант, командующий взводом. Посмотрел на быстрое, доведенное до автоматизма движение сержантов и поднес к глазам бинокль.
        Пусть и немного, но время на осмотр своего участка атаки у него было. Стрелки командирского "Полета" показывали время с точностью хронометра, и в запасе было около двадцати минут. Взвод, входивший в его подчинение, выдвинулся на позиции в указанный промежуток, не нарушив графика. Осталось немного, всего лишь дождаться ракеты, сигнала к атаке. А потом, одним решительным движением выбросив себя за бруствер траншеи, идти вперед.
        Совсем еще юный, чуть больше полугода назад выпустившийся из училища лейтенант покрутил верньер своей оптики. В небольшом прямоугольнике, находившемся над окулярами, еле слышно щелкнуло. Приборы с дальномерами появились в войсках недавно, но уже успели полюбиться. Сейчас маленькие светящиеся цифры в самом углу панорамы показывали девятьсот с небольшим метров до начала линии обороны гансов. Всего-то почти километр, всего... сколько из них сможет его пройти и остаться в живых? Этого лейтенант не мог даже предположить.
        Рядом возникла плотная и невысокая фигура замкомвзвода. Сержант уперся локтями в бруствер, внимательно посматривая вперед. Смерзшаяся земля со стуком покатилась вниз небольшими комками.
        - Все в порядке, товарищ старший лейтенант. - Как всегда голос спокойный и уверенный. Лейтенанту очень повезло, что в его самом первом взводе оказался такой бывалый и тертый калач. С такими, как говорится, хоть к черту на рога, хоть к его же, бесовской милости, куме на блины. - Взвод к атаке готов.
        - Хорошо. Спасибо. - Лейтенант оторвался от бинокля, снял его и убрал в кожаный футляр, закрепленный на поясе. Оглянулся на кажущиеся из-за брони угловатыми фигуры бойцов.
        Стоят, богатыри, как на подбор, один к одному. Тяжелая штурмовая пехота, главная косточка всей армии, появившаяся в боях за Волгу. Когда стало ясно, что откатываться назад армия, вгрызшаяся в предгорья Урала, ни за что не будет, пришло время появиться тем, кто скоро пойдет назад. Ломая, круша и снося все на своем пути, в том числе и кажущиеся незыблемыми линии обороны врага. Понятно, что дело это сложное, требующее специального и внимательного подхода. Потому-то сейчас в высоких, чуть ли не в полтора человеческих роста, накрытых накатом из толстых бревен, переходах было тесновато. Штурмовая пехота подбиралась из ребят не ниже метра восьмидесяти, редко таких как "замок" - в метр семьдесят. Комплекция должна была соответствовать росту, что не прибавляло фигурам пехотинцев изящества и гибкости. Да носимая броня, закрывающая корпус, плечевой пояс, бедра с пахом, свое дело делала. Одетые в серо-белый камуфляж, в больших круглых шлемах, накрытых чехлами, и в теплых шерстяных масках бойцы здорово напоминали медведей. Тех самых русских, фольклорно-сказочных, населяющих улицы русских городов, умеющих пить
водку, танцевать под балалайку и безумно злобных к незваным гостям. "А что, - неожиданно подумалось их командиру, - так оно и есть. Очень похожи, прямо один в один напоминают зверье западного анекдотичного фольклора. И злые, и страшные, и водку пить приученные".
        Лейтенант хмыкнул про себя и решил на всякий случай проверить собственное оружие. Хоть и чистил, холил и лелеял постоянно, как велит БУ[10], но все ж таки. Никогда и никому лишним не будет это сделать. Особенно перед боем, когда каждый нюанс играет роль. Бой, бой...
        Он не боялся того, что будет совсем скоро, этот еще очень юный командир. За шесть месяцев, что прошли с момента выпуска, с ним произошло многое. Война и есть война. Было за что идти в бой, рваться к врагу, выжимать из себя все. У каждого свое, личное и глубокое. Небольшой дворик в наскоро построенных невысоких панельных домах, с железными качелями и столиками для стариков. Аллейка из берез, через которую так интересно было бегать в школу в самом начале, после эвакуации. Мама, постоянно хлопотавшая по хозяйству, только придя с работы. Отец, работающий на оборонном заводе, постоянно пропадавший и приходящий домой без сил. Катюша, учившаяся в параллельном классе. Он воевал за то, чтобы они просто были живы.
        Чуть оттянул ремень автомата, взявши его поудобнее. "АДК-Ш/Г"
        Проверил самый конец ствола, куда тоже уже пришлось пару раз вставлять цилиндр гранаты. Чисто, никаких незаметных комочков грязи, которые на удивление ловко и быстро прилипают от самой небольшой прогулки по траншеям. Поправил собственноручно сшитый белый чехол, который закрывал большую часть оружия. Они не разведка, но если вдруг снег пойдет, это лишний шанс уберечься от прицельного огня. В довесок к тому, что давала расцветка камуфлированной ткани защитных щитков и самого жилета.
        Напоследок пару раз достал и вложил обратно "ТТ" и нож. Кобуру недавно привез в подарок однокурсник, ездивший куда-то за Урал за боеприпасами и оружием. Хоть и сразу после выпуска, оказавшись в части, постарался примазаться к интендантам, но дружбы с сокурсниками не разваливал. Сам лейтенант, поначалу косившийся в его сторону (а то, тыловой грызун-то!!!) вскоре смог справиться с собой. Вот и результат, надежно закрепленный на бедре, подтверждает нелюбовь к стереотипам. Стандартная кобура, крепящаяся на ремень, в боевых условиях оказалась неудобной. Мешала она, в нужный момент оказываясь помехой, чуть ли не смертельной. Ну а нож, взятый в первом бою, оказался хорош. Длинный, широкий, с односторонней заточкой, резиновой рукояткой. Полученный от старшины штык от автомата тоже был с ним, спрятанный в подсумке на пояснице. А трофейный вон он, сбоку на груди.
        Поводил плечами, прислушиваясь к ощущениям. Нет, все было в порядке, щитки сидели плотно, но не мешая. Ставшая привычной нагрузка на спину от жилета только придавала уверенности, так же как и надежное давление шлема. Спасибо тем, кто не спал ночами, создавая все это для таких, как он, ребят здесь, на фронте. Сколько жизней сохранено только благодаря такой вот защите, сколько осталось неискалеченными солдат. Лейтенант оценил и понял это давно, когда в первый раз, испуганный и чуть не наложивший в штаны, поднятый рукой вот этого самого сержанта, шел в бой. Стук от осколков разорвавшейся рядом фрицевской гранаты, дробью прокатившийся по шлему, врезался в память навсегда. Сам выбрал куда пойти, штурмовая пехота это не то место, где можно "загаситься", совсем не то.
        Он посмотрел на циферблат, понимая, что совсем скоро наступит время, обозначенное на "летучке" командиром батальона. Обвел глазами ближайших бойцов, встречаясь со спокойными ответными взглядами. Они не подведут, никогда и ни за что, в этом взводный был уверен на сто процентов. Осталось лишь дождаться ракеты.
        * * *
        - Туточки они, тута... - сапер обернулся к напарнику. Скуластое лицо чуваша довольно улыбалось. - Видишь?
        - Не мельтеши. - Тот вытер лицо рукавицей. Осторожно поправил капюшон маскхалата, низко опустившийся на глаза. - Вижу, они.
        Оба лежали в небольшой канавке, когда-то прорытой то ли ручьем, то ли рукавом недалекой реки. Перед ними расстилалось, на сколько глаза глядят, сплошное белое покрывало поля. Не простого, когда-то перепаханного плугами и боронами, а самого отвратительного из всех возможных полей, включая ледовые на полюсах. Поле перед двумя саперами было минным. Оборудованным хитрой начинкой по всем правилам сложной военной науки и предназначенным лишь для одной цели: не дать пройти врагу. Те, кто не должен был пройти, сейчас теснились в узких траншеях далеко за спинами двух людей в маскировочных халатах. Там, за бруствером, ждали своего часа несколько батальонов. И для того, чтобы они смогли атаковать, этим двум было нужно сорвать как можно больше мин, спрятанных их "коллегами" с той стороны.
        "Открывашки" лежали рядом, заботливо и аккуратно уложенные на специальные салазки. Два заряда, способные сорвать большую часть минного поля и дать возможность пехотинцам добраться до хорошо заметных траншей перед саперами. Если напрячь слух, можно расслышать лающие гортанные команды. Там, на "той" стороне, сейчас шла такая же жизнь, как и на этой, "своей". За маленьким исключением: на "нашей" стороне все точно знали, что через пару десятков минут начнут убивать "соседей", а вот те про такое ведать не ведали и слышать не слыхивали.
        То, что разглядел глазастый сапер, родившийся в деревеньке под Чебоксарами, была верхушка одной из мин. Плохо заметная черная болванка, которую очистил от недавно выпавшего снега сильный ветер. Но именно от нее, такой, казалось бы, незаметной, можно было плясать дальше. Напарник первого ИСРовца[12] старательно прикрыл глаза белой шерстяной перчаткой (со снайперами приходилось считаться), внимательно пошарил глазами вокруг.
        - Все, засек. - Под плотной тканью маски его губы слегка улыбнулись. Первый этап задачи выполнен, мины обнаружены. Осталось еще два: подготовить "открывашки" и вовремя их запустить. А это тоже далеко не просто, если не сказать наоборот. Укрепления немцев здесь находились очень близко, выдвигаясь вперед тупым углом, создавая опасность и для противника и для самих себя. Вот фрицы и дождались... сапер улыбнулся еще раз. Что-что, а подарок для своих ребят и для немцев он постарается сделать так, как надо. Проход через поля у пехоты будет хороший, широкий, разве что неровный. Ну, да и ладно, небось, вовсе не на променад собрались.
        Сапер подхватил свои салазки и пополз от напарника, стараясь вжаться в землю и ничем себя не выдать. Говорить не было необходимости. Пара давно понятных жестов на пальцах, и все ясно. Невеликая премудрость для тех, кто знает что делать. Поле рванут с двух сторон, чтобы затралить как можно больше плоских тяжелых дисков, спящих под снежным покровом.
        Стрелки на часах уже подошли к нужной отметке, когда он закончил последние приготовления. Осталось всего ничего, только дождаться сигнала и повернуть ручку динамо-машины. А потом... можно, конечно, отползти назад, а можно и пойти с пехотой. Это уж как карта ляжет. Деревню сапера сожгли пять лет назад, когда подразделения СС прочесывали районы у Сызрани, это он знал точно. А долг, как известно, платежом красен.
        * * *
        Дверь блиндажа гулко стукнула. Гауптман Роецки, командир второй роты гренадир-батальонен полного состава "Кронпринц Вильгельм второй", поднял голову от не очень свежего номера "Фелькишер беобахтер". Злиться на денщика желания у него не было. Чертов Восточный фронт, чертовы русские пространства! Роецки мог без запинки перечислить своих предков вплоть до легендарного раубриттера Гуго Роецки, положившего начало роду, и воспитывался не так, чтобы читать то, что лежало перед ним. Но кого в интендантском ведомстве обер-комманде дес Хереес интересовали потребности пусть и заслуженного, но самого обычного гауптмана в хотя бы "Шпигеле"? Никого, абсолютно никого. И летчиков, среди которых был давний дружок Руди, - перевели куда-то дальше, на участок фронта напротив города с очередным диким, для уха нормального вестфальца, названием. Эти ребята, постоянно мотавшиеся далеко на запад за новыми самолетами, подкидывали бывало что-то поинтереснее. А сейчас и их отправили в новую русскую задницу с непроизносимым названием. Как же его?..
        - Ганс? - Роецки обратился к денщику, плотному и спокойному баварцу Лемке.
        - Да, герр гауптман? - тот был занят тем, что расчищал стол командира. Выбросил окурки из пепельницы майсенского фарфора, привезенной с вещами офицера из дома. Поставил на столешницу, укрытую уже не чистой (а положил он ее с вечера) скатертью, кофейник.
        - Не помнишь, куда откомандировали летунов, что стояли рядом?
        - Эм... - брови солдата сошлись над переносицей. - Кажется... Чельябинск?
        - Да, точно. Спасибо, Ганс, твоя память как всегда безупречна. - Роецки встал, чтобы не мешать разбирать тот бардак, что он создал за время очередной наполовину бессонной ночи. - Что тут у нас?
        - Завтрак, герр гауптман. Омлет с колбасой, яблочный мармелад и хлеб. Кофе я заварил вам сам, из собственных запасов.
        - Черт, Ганс, не могу представить, как я буду без тебя после войны. - Гауптман дружески потрепал солдата по плечу. - Так обо мне не заботилась даже гувернантка у моей бабушки.
        - Думаю, герр гауптман, что после войны о вас будет кому побеспокоиться. - Солдат перекинул через плечо полотенце, которым смел со стола. - Найдете себе красивую фрейлейн, которая будет заваривать вам кофе по утрам и сервировать домашний завтрак. Вы любите наши, баварские, сосиски с тмином и кориандром, герр гауптман?
        - Да, Ганс, люблю, только не с утра. Никогда не отказывал себе вечером в паре кружек холодного мюншенера, вот тогда сосиски с твоей родины оказывались как раз к месту. Скучаешь по дому, Ганс? Да не бойся, я спрашиваю не для того, чтобы потом пообщаться с господами секуристами.
        - Скучаю, герр гауптман. Помните, год назад вы лежали в госпитале? А мне герр оберст дал две недели отпуска, как раз пока вы выздоравливали после операции. Попал как раз в мае, когда цвели ябло...
        Роецки, который искренне привязался к своему постоянному денщику, прошедшему вместе с ним последние несколько лет, так и не успел узнать историю про апфельблумен в Баварии.
        Блиндаж строился крепко, с накатом из двух слоев бревен, и толстым слоем земли и дерна. Но он не был рассчитан на прямое попадание снаряда советской гаубицы ДС-44, бьющей на несколько километров с закрытых дистанций и отправляющей снаряд по такой траектории, чтобы в цель они попадали под практически прямым углом. Также гауптман, уже успевший присоединиться к компании своих доблестных предков, никак не мог знать, что выстрел был пристрелочным. А вот остальные, выпущенные в несколько залпов после, ушли точно в цель, аккуратно укладываясь по позициям его собственного взвода и всего баталионен в целом. Что мог успеть подумать денщик Ганс Лемке, также осталось для него загадкой.
        * * *
        "Тралы", запущенные саперами, прошлись по минному полю густо, сорвав много из круглых болванок, таящих в себе смерть всему живому. Густые клубы черного и серого дыма, от сработавших мин, начали рассеиваться ветром, когда в ход пошли дымовые шашки. Первые тяжелые фигуры горохом посыпались с бруствера вперед, ведомые приказом и долгом перед собственной страной, людьми, оставшимися за линией фронта, всем тем, что было для каждого из них родным.
        Там, позади, укрывшись в рощицах и перелесках, спрятанные за несколькими холмами, что тянулись по-над рекой, грохотали десятки орудий. Наступление трех полков, просчитанное в штабе 2-й ударной дивизии Приволжского фронта, началось в точно назначенные сроки. Сотни людей, весь сложный механизм, который руководил ими, сейчас работал на успех. И всего несколько человек, посвященных в тайну, знали настоящее значение неожиданного удара на этом участке.
        Остальные... остальные не знали ничего. Они просто шли вперед, стреляя в уже хорошо видимые фигурки врагов, подносили снаряды, заряжали, вели огонь батарей. Стояли на КНП, кричали в эбонит микрофонов станций и полевых телефонов необходимые приказы. Рвали на себя ручки фрикционов, кидая стальные тела боевых машин вперед. Оттаскивали на себе раненых, захлебывающихся кровью и матом из орущих и перекошенных ртов. Для каждого из них наступил тот момент, которого ждали долго, упорно, стискивая зубы от ненависти и стыда. Они просто воевали, идя в бой против тех, кого не звали на эту землю.
        * * *
        Лейтенант уже был вскользь ранен. Шальная пуля, скорее всего, из штурмового карабина, чуть зацепила на излете. Прожгла рукав маскировочного халата, бушлата, нательного чистого белья, вспорола кожу с мякотью. Кость, слава богу, не зацепила. Ближайший к командиру боец, торопливо выхватив перевязочный пакет из подсумка, наскоро перебинтовал. Кровь на легком морозце, к счастью, остановилась быстро. Взвод, так же как и три соседних, упорно шел вперед. Прикрываясь плотным серым дымом из шашек, играючи преодолели первые метров триста. Идти было несложно, воронки и черный снег от подорванных мин проложили хорошую дорогу. Пока ветер не разнес дымовое прикрытие - шли на грохот от разрывов.
        "Боги войны" не подвели, не дали испугаться даже чуть. Рискованно, конечно, было идти под свистящими над головой тяжелыми болванками. Но риск стоил того, первые несколько минут фрицы даже и не думали огрызаться. Сидели, вжавшись в землю, осыпаемые ее мерзлыми комьями, черным снегом и густыми красными каплями, летящими от тех товарищей по оружию, кому не повезло спрятаться от снарядов русских. Рев и взрывы продолжались около двух-трех минут, того самого рассчитанного в штабах времени, что должно было хватить штурмовой пехоте, чтобы подобраться к врагу вплотную. И его ребята, и соседи, друзья-товарищи, угловатые в броне, широкими грязно-белыми пятнами сейчас были повсюду. Спешили, бежали что было сил, торопясь успеть, пока не очухались в окопах на "той" стороне. Но все-таки не успели. Один, второй, третий... басовито зарокотали в приближающейся темной полосе станковые МГ. Желтые вспышки в узких, не видных практически с поля щелях, венчики пляшущего пламени на кончиках толстых стволов. Визг плотных стаек трассеров, раздирающих воздух, хлещущих стальными бичами крест-накрест.
        Вот ткнулся головой вниз один из тех солдат, что бежал первым. Плеснуло ярко-алым, таким заметным на фоне грязного и черного от сгоревшей взрывчатки снега вокруг. Свернулся в клубок чей-то любимый сын, брат, муж, отец, дядя, сват, или просто близкий человек, которого ждали за Уралом. Очередной безымянный для многих герой, который делал все что мог, чтобы пусть и не скоро, но на этой земле можно было жить. Дышать вольным и чистым воздухом, строить жизнь, растить детей. Каждый из тех, кто сейчас бежал вперед по заснеженному полю, мечтал делать это сам, но знал, что даже если не выйдет у него, должно быть у кого-то другого. И никак иначе, только так. Потому что это война каждого. А этот солдат, который, может, и из другого взвода, роты, батальона, будет отомщен. И память о нем будет жить дальше, передаваясь из поколения в поколение, потому что по-другому было нельзя. Ведь это общая, одна на всех война. А пулеметы продолжали стрелять трещотками, жадно, захлебываясь очередями. Падали, падали солдаты в штурмовых комплектах защиты. Воздух продолжал рваться на куски роями голодных стальных ос, прошивающих
насквозь людей с маленькими красными звездочками на шлемах.
        Лейтенант прижался к земле, прикрывшись разбросанной взрывом противопехотной мины грудой вывороченной земли. Вскинул автомат, к стволу которого автоматически, не помня, когда он это и сделал, прикрепил гранату. Быстро поменял магазин, прищелкнув холостые патроны. Вскинул тяжелый механизм, поймал в прицел одну из щелей, плюющуюся огнем в их сторону. Прикинул расстояние и необходимый результат попадания, взял чуть вверх и левее. Выдохнул, выбрал момент и плавно, как на стрельбище, выбрал спуск. Отдача от мощного девятимиллиметрового патрона сильно толкнула плечо. Граната фыркнула, отправившись в полет по кривой, становящейся к концу все более пологой, дуге. Оставила за собой быстро исчезающий дымный след. Она воткнулась ровно туда, куда было необходимо попасть. Юркнула в едва заметную щель-бойницу. Взрыв был не особо громким, больше похожим на хлопок, с густым белесым дымком. Крик внутри укрепления был намного громче. Ствол МГ заметно дернулся, застыв черной корягой, торчащей прямиком в низкое, серое и снежное небо.
        - У-р-р-р-р-а-а-а-а!!! - басовито рявкнул сбоку невесть как оказавшийся рядом с командиром "замок". Вскинулся одним прыжком, перебросил удобнее свой автомат и ринулся вперед ртутным живым шариком.
        Лейтенант привстал, шаря глазами вокруг. Дым развеялся, давая возможность оценить то, сколько полегло однополчан, только что двигавшихся вперед вместе с ним. На какой-то момент ему показалось, что из батальона осталось чуть больше одного полноценного взвода. Но всего на какой-то момент. Зарокотало справа, слева, сзади. Высокие мощные фигуры, укутанные в зимний камуфляж, виднеющийся из-под носимой защиты, кажущиеся неповоротливыми и большими, вставали во весь рост. И шли вперед, собственной огневой мощью пробиваясь к совсем уже близкой линии траншей.
        - У-р-р-р-р-а-а-а-а-а!!! - лейтенант вскочил, чувствуя, как совсем ушел в никуда противный липкий страх, не так давно попытавшийся скрутить его изнутри. Шаг, второй, следом за теми, кто уже несся вперед, даже не прижимаясь к такой спасительной земле. Они шли в самоубийственную атаку, обычные парни, родившиеся на этой великой земле, шли, не пригибаясь и уже не прячась, подавляя врага одним только видом и древним, пришедшим из глубины времени боевым кличем. И те дрогнули, понимая, что здесь и сейчас они уже ничего не смогут сделать этим вот мужчинам и женщинам, не боящимся смерти. И для них не надо было никакого специального вещества, про которые они и не слышали. Не было никакого боевого безумия, не было алого тумана перед глазами и жажды убийства. Была лишь ледяная ненависть к тем, кто пришел в их дом, сжигающая изнутри не хуже пламени...
        Лейтенант ударом приклада отшвырнул одного, бросившегося откуда-то сбоку, вынырнувшего из хода сообщения. Хлестнул очередью поперек груди еще одному, неожиданно вскочившему на ноги и оказавшемуся весьма живым. Когда автомат сухо щелкнул, а рука, привычно пошарив в подсумках, не нащупала ни одного полного магазина, он только вздохнул. Привычно перекинул автомат за спину и быстро выхватил тяжелый трофейный клинок, понимая, что может не успеть к противнику в офицерской шинели, показавшемуся в дверях дымящего блиндажа. Шатающемуся, но все еще сжимающему в руках угловатый МП.
        * * *
        Одинокая серая ворона, кружась, опустилась вниз. Каркнула, выглядывая товарок, суетливо оглянулась вокруг, топорща перья и подпрыгивая. Но нет, пока она была одна, первая, понявшая, что внизу все прекратилось.
        Черный дым продолжал подниматься клубами в небо, но треск стрельбы и басовитые разрывы гранат становились все реже. Птица, давно наученная жизнью осторожности, продолжала осматриваться. Она не спешила приступать к тому, для чего прилетела. Этому она тоже научилась давно. Лучше было дождаться времени, когда высокие фигуры перестанут сновать взад и вперед, постоянно нагибаясь к земле. Изредка то одна, то другая начинала кричать, махая руками. Или, наоборот, молча выпрямлялась, направляя вниз остро пахнущее железо, что не выпускала из ладоней. Потом был короткий звук, вспышка огня и человек шел дальше. Надо было лишь дождаться, когда они уйдут дальше и тогда можно приступать.
        С неба вновь падал, лениво кружась в морозном воздухе, снег. Падал, не тая на широко раскрытых глазах тех, кто уже никогда не сможет встать с ледяной земли. Падал, накрывая пушистым мягким ковром, красные и черные пятна. Бой закончился.
        * * *
        Полковник Медведев молчал, крутя в пальцах сломанный карандаш. Хрустнул его остатками, подошел к столу. Открутил колпачок на фляжке, которую достал из тумбочки. Посмотрел на тех, кто сидел рядом. Нашел три относительно чистых стакана и каждый на треть заполнил прозрачной жидкостью. В блиндаже резко запахло спиртом.
        Поднялась вверх плащ-палатка, закрывающая вход в "кабинет" командира. Зашел уставший, с красными щеками и носом Смирнов. Принюхался, взял один из стаканов, залпом отправил внутрь.
        - Ну? - на лице Медведева четко выступили желваки.
        - Ушли, товарищ полковник, все три группы успешно ушли за линию фронта.
        "Батя" сжал в руке стакан, поискал глазами лысого, все так же сидящего в тени. Выпил медленно, пропустив ледяной спирт сквозь сжатые зубы. Стукнул стаканом по доскам стола. Сел, глядя в пустоту перед собой.
        - Пусть вам земля будет пухом, ребята... - Смирнов, глядя на командира, сухо сглотнул. Группы ушли "туда", дело было сделано. Цена... цена была дорогой. И понять командира можно было без лишних слов. Война...
        - Они погибли не зря. - Лысый вышел на свет. - Не зря...
        Глава 5
        "Разведчик самостоятелен в своих оценках и решениях, умеет быстро перестраивать свое поведение в зависимости от ситуации".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        - Стоять... - одними губами прошелестел Валиев, придержав Сашу за рукав маскировочного халата. Девушка остановилась, присев, как учили. Покрутила головой по сторонам, пытаясь понять - из-за чего остановка?
        Валиев вжал ее еще глубже в свежий, рыхлый снег. Под твердой рукой худощавого разведчика-башкира Саша распласталась ничком. Краем глаза заметила, что справа возник плотный невысокий Шутяк, вооруженный штурмовым немецким "Гевер-55". Прямо перед ней еле виднелись спины Шабанова и Эйхвальда. Остальные разведчики, которых она не видела, наверняка расположились также где-то рядом. В чем была причина задержки, вот что ей хотелось узнать.
        Саша Венцлав не была тихой кабинетной мышкой, всю сознательную жизнь прокорпевшей в кабинетах за толстыми талмудами. Ничего подобного, ни капли похожего. Наоборот, увлечений у нее хватало. Законы военного времени скорректировали их, и к моменту защиты докторской на груди девушки красовались значки Осоавиахима по прыжкам с парашютом, стрельбе, бегу, ориентированию, борьбе и плаванию. Плюс в наличии имелся собственный, пусть и не такой уж большой, опыт походов, сплавов по сибирским рекам и военно-тактических игр-маневров. Но куда было равняться даже с этим багажом за плечами с тем, что было у каждого из этих ребят в маскхалатах постоянно?
        Бесшумно рядом оказался капитан Куминов, практически ничем не отличимый от подчиненных. Такой же белый, с легкими серыми разводами, маскхалат, капюшон с маской на голове. Узнала по оружию, АСД-60, десантному варианту автомата Судаева, с привинченным прибором бесшумной и беспламенной стрельбы и сложному прицелу, закрепленному сверху и укрытому в специальный чехол. Экземпляр был броским, так как почти все остальные разведчики предпочли германские образцы. Но Венцлав понимала, что это никак не отразится на самой операции.
        Обеспечение войск боеприпасами, своевременное и полное, лишь это могло дать преимущество на самом первом рубеже ведения огня. Любой ветеран, провоевавший больше полугода, всегда знает простую истину: не стоит выпендриваться с собственным "стволом", надо иметь то, что всегда будет стрелять. А потому никого не удивляло наличие у бойцов РККА образцов вооружения противника и наоборот. В ходе боя намного легче подобрать боеприпасы с трупа, чем ждать, пока их поднесут те, кто отвечает за эту, весьма непростую, задачу. Так что причудливое соседство "манлихеров" и "шпагиных" по обе стороны фронта никого не удивляло.
        Один из разведчиков, залегший у выхода из перелеска, поднял руку ладонью вверх, покрутил ею в воздухе. Венцлав почувствовала, как внутри екнуло, ведь дозорный только что показал: внимание, противник! Она постаралась вжаться глубже в неплотный, только выпавший по-серьезному снег. Прислушалась, пытаясь понять то, что может ожидать. Откуда-то справа, издалека, еле слышно донесло ворчание мотора. Или моторов, что было вероятнее...
        Сердце билось гулко и быстро. Венцлав неожиданно поняла, что все это по-настоящему. Что сейчас, прямо сейчас, секунд через десять, может начаться бой. Поняла и ощутила то, чему удивилась... сначала... своему полному спокойствию.
        На выходе из перелеска деревья росли очень жидко, обеспечивая хороший обзор. Березняк, ольха и невысокие сосны. Да и низкорослый кустарник, которого в рощице было достаточно, дал им возможность получить небольшое преимущество. Разведчики видели всю панораму перед собой, оставаясь незамеченными. В отличие от тех, кто сейчас двигался в их сторону.
        Первая машина вынырнула перед группой резко, не дав неопытной Венцлав даже удивиться. Приземистая и широкая, опирающаяся на толстые рубчатые покрышки, уверенно несущие ее по снежному покрову. Покатый капот, забранный специальной решеткой, предохраняющей двигатель от близкого контакта с разрывами гранат. Броневые листы, закрывающие лобовую часть кабины, кружок запаски на выдающемся в сторону багажнике. И небольшая башенка, злобно ощерившаяся единственным клыком крупнокалиберного пулемета. Грязно-серый цвет бортов с прожилками ослепительно белой краски и небольшим, аккуратно нанесенным с помощью трафарета черным крестом на башне. Немцы, первые увиденные Венцлав немцы по "ту" сторону линии фронта. Одна из тех самых поисковых групп, про которые ей рассказывал Куминов.
        За головным бронированным "поршнем", спокойно и неторопливо едущим вперед, показался второй, точно такой же. Потом проехал, ворча старым бензиновым двигателем, открытый сверху полугусеничный бронетранспортер, в котором, аккуратно рассевшись по боковым лавкам, сидели пехотинцы. Пулеметчик, торчавший над кабиной, в которой наверняка ехал офицер, ворочал по сторонам черным толстым стволом МГ. Два грузовика "Бюссинг", четырехосных, очень надежных, с колесными семидесятипятимиллиметровыми пушками на сцепках, проехали за ним.
        Чуть заревев движком, степенно и важно пролязгал траками "панцеркампфваген-восемь", основной танк немцев за последнее десятилетие. Уже практически ветеран, но не ставший от этого менее надежным и грозным для противника. Неприхотливая машина, которую смогли создать германские инженеры на базе захваченных разведкой вермахта чертежей Т-42. Дизельный двигатель от заводов того же Порше, стодвадцатимиллиметровое нарезное орудие, танковые МГ в количестве двух штук. Это Венцлав прекрасно знала из курса теоретической подготовки. Вот только что-что, а возникновение этого воспоминания в такой момент девушка не могла и предположить.
        В арьергарде поисковой группы противника шел еще один "порше", развернувший башню назад. Лишь когда он скрылся с сектора видимости, который девушка на полном автомате выбрала для себя, она поняла, что их никто не обнаружил. И не приключилось никакого первого боя, которого, если уж быть честной, она боялась очень сильно.
        - Пронесло... - голос Куминова вырвал ее из собственных мыслей, возвращая к действительности. - Это хорошо, что пронесло. Так... группа!
        Венцлав покрутила головой, улавливая то, как незаметные на первый взгляд сугробы превращаются именно в тех разведчиков, которых она потеряла из виду. Подивилась про себя, насколько умело замаскировались обычные с виду ребята. Почувствовала, как кто-то дернул ее за рюкзак, услышала звук отщелкиваемого крепежного карабина. Через мгновение спокойный и меланхоличный башкир Расул Валиев, которого к ней лично приставил Куминов, бросил прямо перед ее носом лыжи. Поняла, что теперь наступает та самая фаза операции, о которой не хотелось даже думать, и вздохнула про себя.
        Куминов покосился в ее сторону, понимая, что девушка относится к лыжам вовсе даже не равнодушно. Пожал плечами, решив не заморачиваться по этому поводу, сама, в конце концов, решила идти с РДГ. Нагнулся к своим снегоступам и начал застегивать их на ботинках, у которых имелись специальные места для креплений. Лыжи он тоже не особо любил и бегать на них после войны не собирался. Ни за что, ни за какие коврижки. Но сейчас деваться было некуда, только эти, практически не изменившиеся за столетия, приспособления могли помочь группе увеличить скорость.
        Лыжи в разведывательно-диверсионных группах непростые. По конструкции они куда как ближе к снегоступам или охотничьим, широким, чем к беговым. Но все же в отличие от снегоступов разведке полагалось не идти, а именно бежать, потому длина была намного больше. Материал - комбинированный пластик, чья поверхность куда лучше, чем обычное дерево. Снизу закреплены широкие полосы из меха, волчьего, собачьего или лисьего, чей густой подшерсток позволял хорошо скользить вперед, одновременно позволяя останавливаться практически на месте. Да и еще один плюс - "заметание" следов. Естественно, что не полностью, но все же РДГ не оставляла за собой совсем четкой лыжни. Палки разведка не использовала, руки у диверсантов были заняты оружием. И вот из-за этого момента Куминов в первый раз сделал исключение, вручив профессору Венцлав именно лыжные палки. Ему и подчиненным они были ни к чему, постоянные тренировки давно сделали свое дело.
        - Готова, Саш? - он повернулся к ней.
        - Да. - Маска, полностью скрывающая лицо, делала голос глухим. - Как пионер...
        - Умница. - Куминов кивнул головой. - Расул...
        Разведчик чуть наклонил голову.
        - Проверь снаряжение.
        - Якши. - Башкир кивнул и немедленно занялся приказом командира.
        - Хрусталев, Эйхвальд, Воронков - ко мне. - Капитан отошел в сторону поваленного деревца.
        Командиры троек подошли. Капитан не любил пользоваться краткими позывными, и когда мог - предпочитал обычные имена и фамилии. Воронкова чаще всего называли Молчуном, из-за особенности характера и поведения. Старший сержант, спокойный и уравновешенный, предпочитал не разговаривать, а действовать.
        К двум другим клички-позывные прицепились из-за фамилий. И если по поводу Хрусталя никто не удивлялся, то вот позывной высокого и мрачного лейтенанта-разведчика сначала смешил незнакомого человека. Если человек был глупый, конечно. Умному хватало интеллекта на то, чтобы понять, что основой позывного стала первая часть фамилии давно и полностью обрусевшего поволжского немца в черт его знает каком поколении. Дубовый лес, не больше и не меньше. Вот и позывной соответствующий - Дуб. Во всяком случае, к тому, что воевать ему приходится с теми, кто вроде как близок по крови, Женька относился спокойно и философски. Родина его была здесь, а если враги из Германии, так что остается делать, как не уничтожать их всеми возможными методами и способами?
        - Тройка Воронкова первая. - Куминов внимательно посмотрел на подчиненных. - Эйхвальд прикрывает нас с ученой и Расулом. - Камиля ведет твоя тройка, Вов.
        Хрусталев кивнул, понимая, что на его плечи ложится задача не менее важная, чем у молчуна-сержанта.
        - Вопросы есть? Вопросов нет, это хорошо. Стартуем через пять минут. Интервал по времени - минута. Все, парни, работаем.
        Куминов встал и пошел надевать лыжи. Первую часть задания группа выполнила: линия фронта пройдена. Первый патруль немцев их не обнаружил, что уже хорошо. Значит, стукача в штабе вроде как нет, иначе повязали бы сразу. Теперь остается долгий и сложный путь в сторону Сергиевска, в который желательно попасть через двое суток. Если бы не присутствие Венцлав, то капитан мог бы ручаться за попадание к точке раньше расчетного времени. Но вот как группа побежит с девушкой... этого он не знал. Оставалось лишь надеяться на то, что Саша справится с задачей достойно.
        Ноги сидели в креплениях ровно и уверенно. Нельзя было сказать "как влитые", но этого и не требовалось. Обувь для разведки - не ботинки для спортсменов. Самое важное, что и лыжи можно закрепить, и потом, сняв их, передвигаться так же уверенно. Куминов затянул все необходимые ремни и выпрямился. Попрыгал на месте, проверяя наличие ненужных звуков от твердых, в том числе металлических, предметов. Обязательный ритуал, несмотря на то, что все возможные "предательские" места оружия и экипировки давно перемотаны мягкой изоляционной лентой или медицинским пластырем, у кого что, и не должны выдать.
        Куминов еще раз посмотрел на девушку, выполняющую тот же ритуал под строгим присмотром ответственного Расула, и чуть улыбнулся. Выглядело потешно, да еще как. Саша явно старалась, подпрыгнув уже на пяток раз больше, чем необходимо. Что-что, а ответственности в ней хватало. Это он понял еще тогда, когда группа только подошла к вертолету.
        Да-да, именно к вертолету. В самый последний момент перед атакой, когда группа Куминова уже находилась возле одного из ходов, проходящих через линию внешних траншей, где уже готовились идти в бой пехотинцы, им дали команду не выдвигаться. Уже после того, как началась артиллерийская подготовка, появился командир разведроты и давешний лысый.
        Через пару мгновений после их появления Куминов и подчиненные неслись в сторону взлетной полосы, на которой уже стоял, со свистом раскручивая винты Ми-3. Длинный и приземистый геликоптер, предназначенный для десантирования, перевозки раненых и небольших грузов, неприхотливая и надежная "небесная колесница". Одним из ее основных показателей было то, что вертолет мог идти очень низко, при этом оставаясь послушным рукам пилота. Глянув на нависшие над землей плотные снеговые тучи, готовые вновь начать снегопад, капитан понял задумку командования.
        Да, рискованно было идти в такую погоду по-над самой землей, но оно того стоило. Не говоря про бой, кипящий внизу. Но... Во всяком случае, вряд ли немцы, даже если они и знали про готовящуюся операцию, могли предположить такой безумный и самоубийственный маневр. Зимняя снежная буря не жалела никого, даже сумасшедших (на взгляд всего цивилизованного сообщества) русских. И Куминов вполне оценил риск, при котором группа выигрывала целый день из тех двух, что давались на переход линии фронта. И риск оправдался.
        Тогда, сидя в дико трясущемся, как хороший скаковой жеребец, вертолете, капитан внимательно смотрел на девушку. Ему-то было страшно, что и говорить, но она держалась. Да еще как, пусть и побелев, и крепко стиснув зубы, но держалась.
        Потом была поспешная высадка километров за десять отсюда, торопливый бег на лыжах, пересечение открытой местности в плотно идущий стеной крупный снег. Чувство защищенности осталось позади. Враг, ни капли не смущаясь, только что продемонстрировал свое присутствие. Оставалось лишь идти вперед, выполняя задачу.
        - Готовы? - Куминов обвел бойцов взглядом. Кивнули все. - Двигаем...
        Шаг, другой, до отдыха далеко. Спина давно стала мокрой, одежда успела несколько раз прилипнуть-отлипнуть. В груди уже перестало хрипеть и свистеть, сердце билось быстро, но без перебоев. Тренировки сказывались, тело, давно приучаемое к нагрузкам, брало свое. Кровь бежала по сосудам так, как и должна, разнося кислород ко всем органам ни на секунду позже необходимого. А значит, шаг, и еще, и еще. Группа бежала вперед, вытянувшись в колонну по одному, никто не отставал. Лишь авангардная тройка находилась за пределом глаз первого из разведчиков. Она шла впереди, нащупывая безопасный путь, давая возможность другим остаться живыми. Шаг, вдох-выдох, размеренно, стараясь не хватать морозный воздух ртом.
        Снег пошел минуты три назад. Сперва легкие хлопья падали редко, кружимые ветром... недолго, совсем недолго. Потом началось то, что прикрыло разведчиков надежнее любой маскировки, одновременно не давая возможности ускориться. С неба повалило сплошной стеной, не давая возможности видеть на расстоянии нескольких метров. Группе Воронкова пришлось притормаживать, чтобы их следы не засыпало полностью. Товарищи шли за ними, ориентируясь только по еле заметной лыжне, пропадающей с ужасающей быстротой под растущими, как на дрожжах, сугробами.
        - Саша... - Куминов догнал Венцлав, которая шла перед ним. Схватил за плечо, поворачивая к себе.
        - Да? - голос был уставший, но твердый.
        - Сейчас будем останавливаться. В такой снег можно зайти черт знает куда.
        - Поняла.
        - Хорошо. Леха!
        - Да, командир. - Еле слышно прозвучало со стороны невысокой фигуры, чуть виднеющейся через сплошную белую стену. Она отделилась от группы товарищей и двинулась к ним.
        Через несколько секунд сержант был рядом. Венцлав, остановившаяся и старающаяся перевести дух после гонки, которую молчаливый сержант задал всем остальным, приходила в себя.
        Окружающий ее мир, совсем недавно сузившийся до размеров лыжни, мелькавшей перед глазами, начал становиться нормальным. К сожалению, был он сплошь белым и не слишком просторным. Сержант, Куминов, остальные разведчики, да и она сама были густо облеплены снегом, вместе с рюкзаками за спиной и оружием, которое хоть и было тщательно укутано в специальные чехлы, но выглядело не лучше, чем ветки непонятно откуда взявшегося посреди открытой степи невысокого карагача.
        "Брошу курить, - мысль родилась сама собой, - вернемся и брошу. К чертовой матери, это не пробежки в удовольствие там, за линией..."
        В ногах гулко отдавало в такт ударам сердца. Чуть начала ныть спина, оттягиваемая заплечным грузом. Девушка невесело улыбнулась под плотной тканью маски, сейчас насквозь мокрой от испарины. Вот ведь как бывает, когда в голове содержится много грамотной и научно подтвержденной информации. Венцлав уже просчитала то, что будет с ней после любого небольшого отдыха со сном часов в пять. Количество выделившейся молочной кислоты заставит ее потом начинать движение не иначе как с зубовного скрежета от внутреннего напряжения. Ай-ай как будет больно, ай-ай. Куминов непонимающе оглянулся на нее, как будто смог почувствовать то, что творилось в ее голове. Ничего не сказал и повернулся к терпеливо ожидающему команды Воронкову.
        - Сейчас обвязываемся веревкой и двигаем дальше. Ни в коем случае не растягиваемся. Смотри сюда...
        Капитан достал из крепко притороченного к бедру планшета карту, скрепленную сверху металлической спиралью. Бумага была полностью закрыта мягким прозрачным пластиком, на который немедленно начал ложиться снег.
        - Вот здесь мы должны быть сейчас, если не забрали в сторону. Согласен? - палец командира ткнул в точку на карте.
        - Согласен. - Воронков кивнул. - Вот эти три оврага мы прошли минут сорок назад, значит, не заплутали.
        - Да. Следовательно, где-то в километрах пяти от нас должен быть вот этот самый эн-пэ. Что-то вроде заимки от бывшего охотхозяйства. Идешь прямо на нее, направление запомнил?
        - Так точно. - Воронков кивнул головой.
        - Увидеть издалека ее мы точно не сможем. Снег валить будет еще часа четыре, не меньше, так? Те гансы, что мы встретили недавно... мало ли, где они могут оказаться. Так что аккуратнее, Лех. Все, связываемся.
        Саша, опершись на палки, внимательно смотрела по сторонам. Разведчики выстроились цепочкой, закрепляя на поясах свободные петли веревки, которую сержант достал из вещевого мешка. Смысл девушке стал понятен сразу. В такую пургу самое главное - не потеряться. Один неверный шаг в сторону, чуть сильнее ветер со снегом... и все.
        А Воронкову и его парням, шедшим впереди, такое грозило в первую очередь. Так что предосторожность была далеко не лишней.
        - Сцепились? - Куминов озабоченно покрутил головой, прислушался. Нет, пока ничего подозрительного. Все-таки не стоило недооценивать врагов, но в такую погоду гансам спокойнее в тепле сидеть. Да и с неба не приходится ожидать какой-либо опасности, что хорошо. Особенно здесь и сейчас, когда группа проходила один из немногих открытых участков лесостепи. И до спасительного купола деревьев над головой оставалось совсем немного.
        Группа двинулась вперед, снова разрывая сплошную стену снегопада слитным движением. Куминов, быстро вернувшись в потерянный было ритм, бежал ровно и спокойно. Старался как можно внимательнее наблюдать за подопечной, которую наверняка не выпускал из виду и Расул. Но что сделать с собственным упрямым характером, который заставлял все проверять самому?
        Саша справилась, выровняла собственный ход и давно перестала сбиваться с шага, плавно вписавшись в общую скорость группы. Хоть одной заботой стало меньше, подумалось капитану, старательно контролировавшему обстановку вокруг. А ведь их, забот, было не просто много.
        Куминов никогда не обманывался первоначальными успехами при очередном походе на "ту" сторону. Разрешить себе такое ни один разведчик никогда не сможет. Ослабить, пусть и ненамного, внутренний контроль над окружающей обстановкой - непозволительная роскошь. Если поверить в то, что вся дорога туда-обратно будет легкой и без проблем, так не минуешь попадания в неприятности. А в их деле неприятностей быть не должно.
        Расчет на снегопад, на который Куминов первоначально и поставил, полностью оправдался. И пока это дало им небольшую фору и возможность миновать первый рубеж защиты противника без обнаружения и потерь. Но полагаться на то, что и дальше все будет гладко? Увольте, это просто невозможно. Опыт подсказывал, что впереди будет немало сложностей, и стоит быть готовым к ним постоянно. Смущал тот факт, что в этот район он никогда не ходил, и информации было с гулькин нос. Сказанное "лысым" тоже не прибавило ясности. Что могло найтись здесь, на землях, которые выжжены уже очень давно, опасного и неизвестного? Ни одного относительно точного намека, ни малюсенькой зацепки... ничего. Опасно, и все тут.
        Ш-и-и-и-х - ш-и-и-и-х... лыжи шли по снегу хорошо. Не было ветра, замечательно. И мороза, тоже пока ничего не предвещало, значит, наста не предвиделось, и это тоже хорошо. Наст - штука предательская, опасная и коварная. Вроде бы твердый, но таящий под собой пустоту, в которую легко могла уйти нога неосторожного лыжника. Если там, за линией фронта, это повлекло бы за собой визит в ближайший медпункт, то здесь? Что угодно, вплоть до такой ненужной гангрены у бойца. Так что мягкий и пушистый снег, уже начавший сбиваться в плотные сугробы, был как нельзя кстати.
        Мерный бег постепенно вгонял привычное к нагрузкам тело в необходимый ритм дальнего хода. "Волчий шаг", которого так старались добиться в училище все инструкторы по беговой подготовке. Возможность преодолевать километры пути быстро, неутомимо и не снижая темпа. Умение, которое невозможно было выработать тому, кто был слабым. Слабым скорее не телом, а духом. В разведывательные части РККА такие не попадали, здесь не было места тем, на кого нельзя положиться. Разведка, опаснейшая из всех войсковых профессий, необходимая армии, как воздух. И в которую, несмотря на опасность и смертельный риск, мечтали попасть сотни. Оказывались в разведке единицы.
        Куминов бежал, как автомат, давным-давно приученный к этому инструкторами. В голове крутились мысли о том, что лежало вокруг, и о том, что было сказано в штабе перед выходом. Что он знал про эти места? Немногое, очень немногое.
        Степи и леса за Волгой оказались практически брошенными еще тогда, в сороковые. Пусть и вынужденно, но они стали пустыми на десятки квадратных километров. Лишь бои и схватки в течение многих лет, которые тоже не прибавляли жизни в эти безграничные пространства. Земли, выжженные постоянными авиационными налетами и артиллерийскими ударами, перепаханные колесами, траками гусениц и ходовыми частями бронетехники. Братские могилы, разбросанные повсюду. Сожженные дотла города, поселки и деревни. Концентрационные лагеря ближе к Волге, в которых земляки разведгруппы умирали сотнями. И враг, злобный и беспощадный, сумевший вцепиться зубами в эти области и до сих пор не выбитый из них. А сейчас - еще и готовящийся к очередному наступлению.
        Кто или что могло жить здесь? Звери, дикие от природы и одичавшие за полтора десятка лет. Их хозяева, те, что выжили и сломались, став не менее опасными хищниками. С такими Куминову приходилось сталкиваться там, в предгорьях Урала, не так давно отбитых у фрицев. И там же капитану пару раз пришлось столкнуться с чем-то, чему объяснения не было. И если лысый имел в виду что-то подобное, то хорошего в этом ничего нет.
        Неожиданно Саша, бежавшая перед ним, встала как вкопанная, подняв руку ладонью вверх. Капитан сделал то же самое, показывая остальным, что необходимо срочно остановиться. Скрип за спиной прекратился, группа замерла в тишине. Воронков не стал бы останавливаться просто так, это Куминов знал хорошо. Так что либо он кого-то засек, либо они уже дошли до первоначальной цели... либо все-таки заблудились.
        Спереди по цепочке жестами передали о полной тишине. Куминов, вглядываясь в бесконечный белый круговорот вокруг, снял капюшон, стараясь услышать и понять то, что насторожило сержанта. И услышал, практически сразу. Не так уж и далеко, где-то на расстоянии в полкилометра, не больше, раздавался вой. Самый обычный, так похожий на волчий. Плохих моментов в этом было всего несколько, зато каких!
        Вой слышался сразу с нескольких сторон. Приближающийся, высокий, ритмичный, в нескольких четко различимых звериных глоток. И хорошо, если это были обычные волки... но на это Куминов не надеялся.
        Два десятка лет войны повлияли даже на развитие животных. Брошенные, разбежавшиеся, родившиеся уже после первых лет войны собаки умирали тысячами. Но были и выжившие, те, что смогли не погибнуть от разрывов снарядов, пули решившего пострелять по живой мишени солдата, избегнувшие участи быть разорванными ближайшими сородичами, что ходили в серой шубе. Те, что выжили, смешались с волками, привив новому поколению смешанных зверей многое из того, что было незнакомо диким четвероногим. И в первую очередь - отсутствие боязни перед человеком, умение понимать то, опасен ли он для стаи, вооружен или нет. И сейчас стаи волкособак оккупировали громадные пространства. Животные, никем не контролируемые, совершали набеги на уцелевшие поселения с хитростью и яростью, достойными орд Чингисхана. И по этой причине капитан Куминов сейчас крепко сжимал в руках собственный автомат, понимая неизбежность первого столкновения. А то, что против группы будет не тот противник, который ходит на двух ногах и владеет оружием, схватку легче не делало.
        - Собираемся вместе! - Куминов крикнул в обе стороны, привлекая внимание тех, кто расслышал через поднявшийся неожиданно ветер. Отбиться от большой стаи можно было только так. Пытаться убежать, отстреливаясь, не было никакой возможности: снегопад не давал возможности нормально ориентироваться.
        Бойцы возникали из пелены, пока еще четко различимой в заходящем солнце. Становились хитрым зигзагом, одновременно и прикрывая друг друга со спины и оставляя свободное место для неожиданного рывка вперед. Главным было не запутаться в той самой веревке, которой группа воспользовалась совсем недавно. Вой не прекращался, все приближаясь.
        Волкособакам было безразлично время суток. Ум, доставшийся им от предков со стороны псов, подсказывал, что в такую погоду бывшие хозяева беззащитнее, чем в темноте. У двуногих нет таких чутких носов, и передвигаются они неуклюже, скользя и падая в высоких сугробах. Звериные инстинкты подстегивали, заставляя напасть прямо сейчас, в такой выгодный момент. Тем более что к ночи, по всем признакам, снег должен был успокоиться. Стая, ведомая сразу несколькими вожаками, что являлось невозможным для обычных волков, приближалась.
        Куминов поднял "судаева", прикрывая свой фланг. Венцлав он оставил с правой стороны, отправив Расула прикрывать девушку со спины. Проверил магазин, снял автомат с предохранителя. Самый близкий к разведчикам четвероногий отряд был недалеко. Метрах в шестидесяти, не больше, неожиданно громко взвыл один из четырех, или пятерых, вожаков стаи. Ему ответили уже по периметру в сотню метров, охватившему группу со всех сторон.
        - Приготовиться! - капитан присел на одно колено, стараясь уловить движение сквозь непрекращающийся снегопад. Разведчики последовали его примеру, кто только сейчас, кто раньше. Те, кто первым занял оборону, уже успели превратиться в высокие белые холмы. Снегу было наплевать на проблемы существ, копошащихся внизу, он валил в свое удовольствие.
        Огонь в сторону стаи открыл Эйхвальд. Его барабанный облегченный "дегтярь" коротко рявкнул, отправив первую порцию смертоносных гостинцев через белую круговерть. Там, куда улетели пули, коротко взвизгнуло. Визг оборвался на самой высокой ноте, жалобно и обреченно. Стало темнее, солнце все быстрее катилось за горизонт. Воя больше не было. Вместо него оттуда, где только что вожак придушил подранка, раздалось негромкое поначалу ворчание. Душераздирающий звериный голос перешел в низкое, горловое рычание. Эйхвальд выстрелил еще раз, на удачу, рычание на миг пропало, но возникло вновь, переходя в тот самый вой. Спустя пару мгновений на группу пошла волна темных силуэтов с заметными лишь благодаря блеску глазами, прячущимися в густой шерсти.
        Первый зверь, высокий, по пояс Куминову, мощный матерый волчара, возник из снега неожиданно. Только что его не было, а сейчас он уже стремительно летел вперед, сорвавшись в сильном прыжке, метил в грудь капитану. Расчет хищника был прост: сбить человека с ног, давая возможность еще нескольким собратьям, маячившим за первым волкопсом, завершить начатое. Но капитан не дал зверям шанса.
        "Судаев", украшенный ПБСом, несколько раз кашлянул, окрасив белизну снега алыми брызгами. Полет зверя был прерван в самой высокой точке. Его сломало пополам, разом обрушив в высокие сугробы. Волкопес успел коротко хрипнуть, прежде чем умер. Ствол автомата разведчика опустился, плюнув злобными металлическими шершнями в темные приземистые тени, метнувшиеся к человеку. И как это было с ним обычно в момент боя, сознание капитана раздвоилось. Тело на рефлексах, вбитых в подсознание намертво, продолжало вести бой, а кто-то, сидящий в самой голове, внимательно наблюдал за происходящим, ловя каждую деталь.
        Волкопес - создание неприятное и страшное. От волков новый вид унаследовал густейшую серую шубу со светлым подшерстком, острые уши и вытянутую морду с набором острых клыков. Несколько таких "наборов" сейчас стремительно приближались к Куминову, чуть поблескивая в наступающих сумерках полосками слюны. От собак, своих вторых предков, звери взяли массу и знание человека. Второе было хорошо заметно по практически полному отсутствию страха перед оружием. Звери понимали, что стоит двуногому один раз промахнуться - и все, хотя бы один из них успеет вцепиться острыми белоснежными клыками в ногу и повалить на землю. А первое... среди волков таких громадных зверей Куминов никогда не видел. Ни один из несшихся к нему волкопсов не уступал самому первому в росте и ширине груди. Вытянутые лобастые головы по размеру больше подходили для уже подросшего теленка. Звери неслись вперед уже молча, лишь изредка подавая голос.
        Сквозь треск очередей Куминов четко различил короткие щелчки компактного "манлихера", который несла Саша. Краем глаза заметил, что одного из зверей, которого он сам не заметил, сбило с траектории атаки, швырнуло вбок. Вытянутые лохматые лапы часто засучили, пистолет-пулемет Венцлав щелкнул еще раз, добивая раненого.
        Стая не сдавалась, накатываясь уже второй волной, состоявшей из такого же, как и в первой, количества четвероногих. Высокий вой вожаков слышался позади рычащей массы, катившей прямо на группу Куминова. Левым локтем капитан уже столкнулся с Расулом, который спокойно и уверенно, как и все, что делал молчаливый башкир, расстреливал магазин в своем секторе. Перед ним лежало уже с пяток мохнатых туш, наваленных друг на друга. Расул явно подпускал их поближе, всаживая потом по пуле прямо в головы, создавая естественную баррикаду. Тактика была полностью оправданна. Четвероногие противники уже не могли преодолеть ее одним прыжком, задевая мертвых собратьев лапами и временами напарываясь на меткие выстрелы разведчика.
        В голове группы дела также шли хорошо. Когда Куминов менял магазин, с той стороны разом были слышны все стволы авангарда. Оставалось выдержать первый натиск зверей до конца, и тогда наверняка все. Волкособаки отличались не только беспримерной лютостью по отношению к бывшим хозяевам. Чего было не занимать этим зверям, так это ума и сообразительности. Куминов был уверен, что если группа расстреляет без потерь для себя еще с пяток зверюг, то вожак отзовет стаю назад. Так и произошло.
        Вой вожаков раздался снова. Уцелевшие в схватке четвероногие отхлынули, исчезая в валившем с прежней силой снеге. О том, что группу только что проверяли на прочность новые хозяева степей, напоминали лишь валяющиеся повсюду остывшие лохматые тела, уже наполовину запорошенные белым.
        Стихла стрельба. Разведчики вставали с колен, не опуская оружия. Никто не расслабился, понимая, что звери могут вернуться. И лишь после того, как спустя несколько секунд до них издали донесся голос вожака, Куминов позволил себе облегченно вздохнуть. Стая ушла, решив не связываться с опасными двуногими, не оказавшимися легкой добычей. Лишь вожак подал голос еще раз, угрожающе заворчав в самом конце длинного воя.
        - Не забудет, шайтан вонючий... - голос Расула раздался сзади, как всегда спокойный.
        - Ты про что? - капитан повернулся к бойцу.
        - Я вон про него. - Башкир кивнул в сторону удалившегося воя. - Говорю, капитан, что не забудет он нам этого. Не тот зверь...
        - Да и хрен на него. - Сплюнул Эйхвальд, подойдя к ним. - Двигаем дальше, командир?
        - Конечно. - Куминов посмотрел на циферблат часов. - Отстаем от графика, надо быстрее двигаться.
        - Понял. Сейчас Лешке скажу, чтобы трогался. Потерь и раненых нет, все чисто.
        - Хорошо. - Куминов повернулся к Саше. - Ты как, нормально?
        - Да. - Девушка заменила магазин в своем "манлихере". - Но страшно было, очень страшно.
        - Понимаю. Ладно, скоро отдохнем, потерпи.
        - Да я ничего, вроде и не жалуюсь. - Капитан услышал в голосе Саши веселые нотки. Это было очень хорошо. Пусть первый бой оказался не с гансами, но боевое крещение девушка прошла достойно. - Хотя не откажусь чуть без лыж посидеть, просто посидеть.
        - Скоро. - Куминов кивнул ей и начал проверять надежность веревки, которую во время боя с волкопсами не отвязывал.
        Через пять минут группа продолжила путь в сторону непонятной заимки, которая на карте Куминова значилась как существующая. Снег, начавший наконец-то редеть, полностью скрыл следы бойни, произошедшей недавно. Лишь пара десятков невысоких холмиков с еле-еле пробивающимися на сплошном белом фоне розовыми кляксами напоминала о стае волкопсов.
        Буря не успокаивалась, продолжая забрасывать людей белым. Останавливаться было опасно, нужно было добраться хотя бы до начала леса, чтобы не оказаться полностью погребенными под снежными завалами. Группа шла, тяжело пробивая себе путь в сторону спасительного леса. Если направление было верным, то до деревьев, где можно хотя бы передохнуть, оставалось недолго. Ну а если нет...
        Когда Куминов почувствовал, что веревка ослабла, то сначала решил, что все-таки они заплутали в кромешном белом вихре. Но ответ на его безмолвный вопрос самому себе оказался намного лучше. Прямо перед ними, пока еще редкими темными столбами, торчали первые деревья, обрывавшиеся вниз. Все правильно, так как на карте лесок находился в аккурат у длинных оврагов.
        Сержант Воронков, все так же шедший впереди, пригнулся, спускаясь по пологому склону. Остальные разведчики, снявшие страховку, покатились следом частым горохом. Впереди наконец-то замаячила темная полоса леса. Скоро вся группа скрылась между его ветвей, на какое-то время позволив себе чуть меньше беспокоиться об обнаружении. Ночь наступала следом, накрывая все вокруг мягкой темнотой. Снег закончился, низкие серые тучи разнесло легким ветром. Выглянувшая луна дала возможность разведчикам двигаться вполне уверенно, преодолевая последние метры до одной из отправных точек пути.
        Воронков остановился резко, уйдя чуть в сторону, чтобы в него не врезался следующий. Сержант поднял руку, давая команду остановиться, сам присел за низким кустарником.
        Куминов, старательно прижимаясь к земле и стараясь совсем не скрипеть свежим снегом, скатился к нему. Дернул внимательно смотрящего перед собой сержанта за рукав, вопросительно качнул головой. Тот ткнул пальцем вперед, показывая прямо между несколькими толстыми стволами.
        - Докатились, - прошептал Куминов одними губами, смотря на еле заметный прямоугольник впереди. - Бери Пчелкина и Шутяка и осмотри все.
        Молчун сержант утвердительно прикрыл глаза, ткнул пальцами в бойцов и начал отстегивать лыжи. Быстро растворившись в темноте, они двинулись к домику.
        Остальная группа быстро занимала позиции вокруг группки строений. Стволы оружия ложились на сгибы локтей, прикрывая товарищей.
        Заимку окружили практически полностью. Это оказалось совсем несложно, так как места она много не занимала и даже не была обнесена каким-либо подобием забора или частокола. Не было слышно собачьего лая, который точно должен раздаться в тишине леса. Хотя кто его знает, почему у хозяев отсутствует четвероногая сторожевая живность? Может, ее те самые волкособаки и съели давно, этому Куминов и не удивился бы. Давно группе не приходилось выполнять задачи в такой-то глуши. Или, еще лучше, заимка была брошена, и тогда не придется беспокоиться о возможности обнаружения.
        Когда на фоне темной стены жилой избы, собранной из толстых бревен, возник силуэт в белом, капитан прицелился еще тщательнее. Сержант, это было видно по знакомой пластике движений, присмотрелся к тому, что за окном. Немного спустя разведчик двинулся в сторону двери. От души отлегло. Воронков умел правильно оценивать обстановку, и если решил войти, то опасность была минимальна.
        Скрипнула дверь, пропуская сержанта внутрь. Следом за ним в проем скользнул Пчелкин, если судить по более высокой фигуре. Злобного гнома Шутяка Куминов, как ни старался, так и не смог разглядеть. Он довольно усмехнулся про себя, порадовавшись профессионализму собственного бойца, и одновременно разозлился на самого себя за ненаблюдательность. Вот так вот доведется ведь напороться на засаду, и на кого потом грешить, кроме как не на себя? Стыдно сказать - не получилось увидеть замаскировавшегося бойца, которого только что сам отправил вперед.
        Через пять минут, не больше, откуда-то со стороны задней стены раздался звон выбиваемого стекла. Куминов сплюнул и бросился вперед, понимая, что группе так и не выдалась редкая возможность спокойно отдохнуть.
        Глава 6
        "Разведчики постоянно "играют в прятки" с контрразведкой противника и лишены права на ошибку. За ошибки разведчики платят своими жизнями, не считая проваленных заданий, означающих, в конечном счете, множество жизней других военнослужащих".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Лампа тихо потрескивала, отбрасывая слабые тени. Фитиль под стеклянным колпаком был самодельным, из размахренного ружейного ремня. А вот вместо керосина, если судить по запаху, был хорошо очищенный соляр. Морщинистая, но все еще крепкая рука подкрутила колесико, делая свет более ярким.
        Рыжие блики заплясали на вытянутом лице, сплошь изрезанном временем, отбрасывая темные тени. Редкие длинные брови, казалось, застыли во всегда нахмуренном выражении. Перебитый нос чуть дернул крыльями, когда второй из местных мужчин задымил самокруткой. Запах был странный, едкий и вонючий, но с какими-то отдаленно сладкими нотками. Куминов принюхался, стараясь понять причину своей заинтересованности, но так и не смог выделить только что проклюнувшуюся мысль.
        - Не можешь в сенях посмолить, Леха? - хозяин еще раз недовольно дернул носом. - Воняет так, как будто ты свои портянки запалил.
        - Да не ругайся, Петрович. - Курильщик кашлянул в кулак. - Холодно в сенях-то...
        - Ты еще мне базлать тут будешь? Кому сказал, чтобы пошел туда дымить, а, сявка? - Жилистый кулак негромко стукнул по столу. Алексей тут же вскочил и прыснул в сторону низкой входной двери, обитой войлоком. Дерево гулко бухнуло, выпуская его в действительно почти ледяные сени.
        Командир разведчиков не переживал по поводу того, что один из обитателей, которые каким-то образом смогли заметить группу на подходе и спрятаться, оказался один. В сенях сейчас был Равиль, а тройка Хрусталева перекрывала все снаружи, готовясь смениться через два часа.
        - Сурово у вас тут, я смотрю. - Куминов чуть качнул головой.
        - Куда деваться, командир? - хозяин пожал широкими плечами, укрытыми свободно болтающейся теплой флисовой рубахой. - Ушлый народец-то, чуть правило отпустил, так они за незаположняк многое считают.
        - Долго топтал? - сержант Воронков, чистящий рядом свой МП, с интересом глянул на него.
        - Все мое, служба. Сколько, где и за что.
        - Не вопрос. - Разведчик кивнул и вернулся к своему занятию. Куминов не знал, заметил ли хозяин движения Воронкова, но застежка набедренной кобуры лишь казалась закрепленной. А ведь всего минуту назад пистолет сержанта был надежно зафиксирован.
        - А здесь что делаете? - капитан посмотрел на хозяина. - Избушка-то вроде как лесничества местного.
        - Может, и лесничества. - Старик еще раз дернул плечами. - Когда мы сюда пришли, здесь не было никого, вот и остались.
        - Немцы заходят?
        - Бывает... - собеседник Куминова исподлобья бросил на него настороженный взгляд. - Недавно были, за сутки до вас, наверное. Но так... никого у себя не укрываем, живем, не трогаем никого.
        - То есть хорошо живете, получается? - голос разведчика был абсолютно спокойным.
        - Да уж как есть... - хозяин кашлянул в кулак. - А что, товарищ офицер, ты мне прикажешь делать, если у меня маруха с дочерью? К вам подаваться, воевать? Да на вот, смотри!
        Широкая ладонь оказалась перед самыми глазами Куминова. Темные пятна, резко пахнущие железом, говорили за себя сами. Своим туберкулезом, поганой болезнью, старик не старался доказать свою правоту, вовсе нет.
        - Куда мне такому? Отмотал свое, теперь здесь вот хоть помру спокойно... если получится.
        Воронков хмыкнул, но ничего не сказал. Тертый калач в чем-то был прав. Как поступать с жильцами бывшего охотничьего хозяйства, Куминов не знал. Вернее, знал, но...
        Они пытались бежать, выбив окно в последней комнате. Как объяснил вот этот самый Петрович, который представился "смотрящим" за домом, группу заметил курильщик Алексей. Парень вышел продышаться после собственного самогона и добрел до деревьев. Вот там и заметил фигуры в белых халатах, скользящие на лыжах вниз. Складно так выходило, но Куминов не верил. Что было хуже всего - снег завалил все вокруг и не дал возможности определить то, что старик сказал про своих "домочадцев". Всего выходило четверо: сам Петрович, высоченная худая бабища, его якобы жена, дочь и тот самый Алексей. Проверить рассказ о том, что мужчины бывшие "сидельцы", сбежавшие с зоны после авианалета немцев, было невозможно. Про то, что мужики свое "потоптали", было правдой. Пальцы обоих говорили об этом лучше самих хозяев.
        Куминов смотрел на них и решал дилемму, понимая, что деваться некуда. Это же понимал и сидящий напротив "хозяин". Группа не должна себя обнаружить. Если это произошло, и свидетели оказались в руках разведчиков, то вопрос о них решался быстро. Пластиковые тубы с иглами были у каждого из бойцов. Те, к кому их применяли, просто засыпали... навсегда. Но до этого момента Куминову еще не доводилось этого делать. И от взгляда умных глаз бывшего зэка, обреченно смотрящих на него, становилось не по себе.
        Он не стал ничего отвечать тому, кто уже все понял. Встал и вышел на улицу, решив подышать свежим воздухом. Несмотря на то, что двое из четверых местных были женщинами, в доме было плохо. Не прибрано, грязно и вонюче. Воздух, теплый от разогретой печи, был спертым, дышалось тяжело. Прошелся по потрескавшимся доскам сеней, толкнул набухшую и плохо открывающуюся дверь.
        На небе наконец-то стали видны звезды. Яркие и высокие, смотрящие вниз так умиротворяюще. Равиль возник из-за угла абсолютно бесшумно, увидел командира, вопросительно посмотрел. Капитан мотнул головой, дескать - ничего, все нормально. Разведчик понял и исчез.
        Куминов стоял, смотря вверх и думая о том, что предстояло сделать. Было страшно и противно. Липкое ощущение того, что ты вроде бы прав, но от твоей правоты лучше никому не станет. Отвратно было на душе, мерзко. Сколько раз ему приходилось видеть то, что осталось от деревень, в которые заходили зондер-команды. Если были хотя бы подозрения в содействии диверсантам РККА или партизанам - уничтожалось все и вся. На пепелищах домов оставались лишь голые кости тех, кого сгоняли в сараи, расстреливая и сжигая скопом. Мог он представить себе, что придется пускать в расход своих же? Кто его знает, конечно, кем на самом деле были эти четверо. Прикинуться пусть и трусливым, но вовсе не предателем, который вот так вот взял, да осел в зоне оккупации, мог каждый. Куминов был реалистом и понимал, что в таком возрасте и с такой "синевой" на коже Петрович мог быть кем угодно. И уж явно не ангелом, и отобранных жизней на нем могло висеть сколько угодно. Так же как и на его, то ли товарище, то ли шестерке. Женщины... да, женщины.
        Сзади скрипнула открываемая дверь. Он обернулся, увидев Сашу. Странно, ведь девушка легла спать практически сразу после того, как разобрались в ситуации.
        - Ты чего?
        - Не могу я уснуть, Коль. - Она смотрела на него замученными глазами и с такой тоской в них, что Куминову сразу многое стало ясно. - Что делать будешь?
        - А ты же все поняла, чего спрашиваешь?
        - Я могу попробовать...
        - Что?
        Саша зябко повела плечами. На улице было далеко не лето, хотя после снегопада мороз еще не разгулялся.
        - Меня учили технике гипнограмм, могу попробовать.
        - Что? - Куминов чуть обалдело уставился на нее. - Каких гипнограмм, Саша?
        - Ну... - она снова неуверенно замолчала. - Попробовать хотя бы сделать так, чтобы они ничего не вспомнили. Отключить их ненадолго, а когда проснутся - ничего не смогут рассказать.
        - Да ты что? - он невесело усмехнулся. Конечно, оно вполне понятно, ее смятение и все прочее. Сам переживал не меньше, но задание было не из тех, когда стоило пользоваться тем, что предлагала девушка. - Ох, и интересный у вас институт, товарищ профессор, ну очень интересный. Гипнограммы, ты только подумай, слово-то какое. Ты хоть раз что-то подобное делала вообще?
        - Несколько раз делала, на специальных тренировках, правда...
        - И как это было, расскажешь? - Он понял, что его ирония разозлила девушку, но доказать ей ошибочность мнения было необходимо. Им идти дальше, а Куминову уже доводилось сталкиваться с тем, что возникает при недоверии и злости в группе.
        - Мы разработали методику, тренировались. У меня получалось, правда, не вру. Только...
        - Только? Только все это было в ваших специальных лабораториях, да, Саша? И, скорее всего, вы использовали какие-то препараты, позволяющие воздействовать сильнее, так?
        - Так... - она чуть прикусила губу, глядя на него блестящими глазами. - Коля... но они же наши, свои! Неужели ты сможешь?..
        Куминов нахмурился, глядя на нее сверху вниз. Чуть качнул головой, скрипнул зубами.
        - Смогу, Саша, смогу. Ты что думаешь, мне так просто? Четыре человека, наших, советских человека, которых должно не стать. И Петрович это уже понял, у таких нюх на подобное. Поэтому на улице сейчас сразу четверо ребят, чтобы и не подумали удрать. Но так надо, понимаешь? Мы с тобой, ребята, все отвечаем за много других жизней... так что смогу, Саша, смогу.
        Она не ответила. Посмотрела на него, развернулась и молча пошла в дом. Сгорбившаяся, с пальцами, прижатыми к виску.
        Куминов еще постоял, глядя в очистившееся полностью небо. Глубоко дышал полной грудью, хватая холодный воздух, все никак не решаясь войти следом за девушкой. Неожиданно захотелось взять у нее сигарету, затянуться покрепче, так, как никогда не делал. Или махануть спирта, граммов пятьдесят, отключиться на какое-то время. Повернулся к темной махине жилья и пошел внутрь. Утро вечера мудренее. Может, и стоит попробовать то, о чем говорила Саша.
        Внутри ничего не поменялось. Только Воронков, закончив чистку автомата, перешел к пистолету. Части оружия лежали на специально таскаемом сержантом с собой вырезанном куске брезента. Хозяин дома все так же сидел за столом, попивая чай из кружки и глядя в пустоту.
        В доме было всего две комнаты и кухня. Зато оба жилых помещения были просторными. В дальней комнате, куда надо было идти по коридору, сейчас спала основная часть отдыхающих разведчиков. Саша, Воронков и Куминов остались в первой, поменьше. Вместе с хозяином и его женщинами, которые сейчас не показывались с печи. Саша лежала на небольшой кушетке у окна, укрывшись с головой своей теплой курткой. Сам Куминов решил расположиться рядом, разложив на полу позаимствованный у хозяина тулуп. Расул притулился в дальнем углу, и сейчас мирно спал.
        - Ложись, командир. - Воронков поднял оружие на уровень глаз и прищурился, разглядывая внутреннюю часть ствола на слабый свет керосинки. - Я подежурю, сменю ребят, разбужу Эйхвальда. Отдохни давай, ты же лыжи не любишь, я знаю.
        Куминов кивнул. Подошел к своему месту, положил автомат так, чтобы был прямо под рукой. Усталость понемногу накатывала, давая о себе знать все ощутимее. Надо отдохнуть, тут сержант полностью прав. Сел, снял верхнюю часть маскировочного халата, куртку. Свитер из тонкой шерсти стаскивать не решился. Сделал себе "подушку" из рюкзака, лег. Подумав, протянул руку, чуть тронув Сашу за плечо. Когда она обернулась, еле слышно шепнул:
        - Попробуем...
        Вытянулся на полу, почувствовав, как тело чуть расслабилось, и провалился в темноту. Последнее, что он увидел - пристальный и все понимающий взгляд хозяина. За окном снова начал тихонько подвывать ветер, чуть проходясь по полу, пробиваясь через какие-то щели. Но на все это Куминову было уже наплевать, так как сон взял свое.
        Спертый воздух с трудом проходил в легкие. Темно, очень темно, душно. Где-то в этой темноте вспыхивало яркими огоньками какое-то странноватое пламя с зеленоватым оттенком. В нем маленькими бенгальскими огоньками взрывались бирюзовые звезды. От них во все стороны расползался тяжелый и чуть сладковатый запах, заставляющий его хватать воздух широко открытым ртом, от чего дышать почему-то становилось еще тяжелее. Мышцы наливались свинцом, не давая никакой возможности пошевелиться.
        Вокруг что-то мягко топало, приноравливаясь присесть. Вот прошло совсем рядом, присело, недовольно фыркнуло и отодвинулось. Придвинулось снова, что-то лязгнуло, отброшенное далеко. Потом его почему-то начало трясти внизу, но недолго. Раздался негромкий стук, как будто на пол упало что-то тяжелое. И почему-то капитану стало ясно, что это "что-то" есть не что иное, как его собственный "ТТ". Откуда-то донесся то ли всхлип, то ли вздох, от которого внутри живота все сжалось и провалилось вниз холодным комком. Куминов попытался проснуться и понял, что не получается. Кто-то забормотал недалеко, казалось, что прямо за стенкой, что-то жалобное и плаксивое, голосом маленького ребенка. Потом всхлип стал громче, перейдя в хрип и бульканье. Чуть позже зачавкало, жадно, с хлюпаньем и вновь повторяемым ворчаньем. Мягкие шаги послышались снова, приближаясь. В этот раз Куминов не смог даже пошевелиться, как в прошлый. Зато почувствовал, как глаза еле-еле, но стали приоткрываться.
        Света от лампы не было. Было лишь мягкое серебро неожиданно яркой луны, обволакивающее всю комнату. Глаза, которые наконец-то открылись, быстро фиксировали: темную, приближающуюся к нему странно согнувшуюся фигуру. Какое-то покрывало, лежавшее между комнатами на полу и почему-то пахнущее таким знакомым приторно-железным запахом крови. Блеск света на голой макушке Воронкова, завалившегося на стол и все еще державшего в руке уже собранный пистолет. Голову и плечи кого-то из ребят, белеющие тканью маскхалата. Они ритмично дергались, исчезая в темноте дверного проема. А фигура мягко и медленно приближалась к нему. И перед ней, в душном воздухе комнаты, двигалась вперед волна того самого сладковатого запаха, который поначалу Куминов не смог узнать здесь, в обитаемом доме. От него становилось страшно, так, что хотелось забиться в дальний угол и хныкать как в детстве, как только что скулил там, за стенкой. Где все продолжалось чавканье и сопенье. Темная сгорбленная тень шла к нему, медленно, по сантиметру, гоня перед собой смрад разложения. И он не мог пошевелиться, чувствуя, как по спине покатились
холодные капли пота.
        Куминов судорожно сжал пальцы, чувствуя, что они все-таки слушаются. Потянулся рукой к карману рюкзака, понимая, что не сможет отстегнуть кнопку на кобуре и не дотянется до автомата. Потому что не было ни того, ни другого. Кто-то, идущий к нему, замер, шумно принюхиваясь. Свет из окна упал на качнувшуюся в сторону тихую смерть. Облил голубовато-мертвенным светом лицо, показал того, кто двигался к разведчику. Дочь жены Петровича, так и не показавшаяся надолго и сразу уползшая куда-то на печи. А вот сейчас, понимая, что он уже пришел в себя, девушка замерла. И не от испуга, это было ясно. Вот она повернула голову, потом повела ею назад, показывая себя полностью.
        Пористая кожа лица, мертвенно-бледная, туго обтягивающая кости. Волосы, редкие и практически полностью выпавшие. Сейчас, без туго намотанного платка на голове это было хорошо заметно. Белесые бельма глаз, которые сейчас видели все, следя за каждым движением Куминова. Темная полоса губ, приоткрытых, показывающих острые кончики зубов, слишком сильно торчащих между ними. На мгновение мелькнул черный язык, облизываясь. В это время за спиной Куминова застонала Саша. "Дочка", или кто она там была, наклонилась в их сторону, чуть качнувшись вперед.
        Пальцы Куминова наконец нашарили то, что искали. Слабость, накатившая с такой недюжинной силой, понемногу отпускала. Подушечки большого и указательного пальцев почувствовали ребристую крышку картонного цилиндра. Рука выстрелила вперед, направляя ракетницу в сторону непонятной скотины. Вторая быстро схватила за шнур.
        Тварь зашипела и прыгнула вперед, выставив перед собой худые и длинные руки, заканчивающиеся поблескивающими остриями ненормально вытянувшихся ногтей.
        Куминов дернул за шнур, направив ракетницу прямо в оскал морды. Успел за мгновение до того, как "дочка" смогла бы дотянуться до него. Комнату окрасило алым пламенем, стрельнуло искрами. Тварь дико заорала, схватившись руками за голову. На Куминова брызнуло горячим. Темная фигура выгнулась и упала, с костяным звуком стукнувшись о доски. Ракета, прошедшая через голову насквозь, воткнулась в стену напротив, продолжая гореть.
        Со звоном вылетело окно сбоку, в него просунулся ствол МП, дергаясь из стороны в сторону. За стенкой хлюпанье и чавканье прекратилось. Вместо него мелко-мелко застучало по полу, и тут же застрекотала короткая очередь. В ответ по ушам ударило волной высокого крика, заставившего Куминова зажать уши руками. С грохотом ударила по стене дверь, ведущая в сени. Еще одна темная фигура одним прыжком оказалась за столом, пригнувшись к полу. МП в окне коротко рявкнул, пули со стуком вошли в бревна стены, не попав в фигуру. Стрельба замолкла, разведчик догадался, что может попасть в не пришедшего в себя, либо уже мертвого Воронкова. А Куминов неожиданно понял, что сейчас тот, кто прятался за сержантом, пойдет на него.
        Ракета зашипела, выбросив последний сноп красных брызг. Комнату заволокло дымом, вдобавок к тому, что вошел вместе с пулями из окна. Остро пахло сгоревшим порохом и кровью. Тварь под столом громко клацнула зубами, зашуршала, сдвигаясь по полу в сторону капитана. Снаружи с грохотом пытались выбить дверь. Окна в доме были слишком маленькими, чтобы пропустить человека. За стеной вой коротко прервался еще одной очередью, прогремевшей теперь уже изнутри. Существо под столом показалось чуть больше, ползком пробираясь к капитану, пытающемуся найти хотя бы что-то в качестве оружия.
        Сзади в ладонь Куминова ткнулась холодная рукоять автомата. Саша!!! Тварь зашипела и, низко припав к полу, быстро-быстро перебирая руками и ногами, бросилась к ним. Но Николай успел первым, выбрав пальцем спуск. Автомат ожил в руках, выплевывая вперед пули. И еще у разведчика уже хватило сил встать и двинуться к тому, кто пытался его атаковать.
        Выстрел-выстрел-выстрел... тварь взвыла, откинутая очередями в угол. Взвыла обреченно. Рядом сухо кашлянул пистолет пришедшего в себя Расула, помогая уничтожить непонятное существо. Куминов, шатаясь, дошел до угла, где хрипя и суча ногами, умирало нечто. Приставил ствол к голове и выстрелил еще раз. Вспышки автомата успели осветить перекошенное и странно поменявшееся лицо "хозяина", прежде чем пули калибра семь шестьдесят два разнесли голову.
        Он сидел за столом, крепко схватившись за него руками. Хрусталев, Шабанов и Сафин уже вытащили три тела на улицу. Старлей, ругаясь, залез в маленькую кладовку в "предбаннике", гремел там чем-то. Потом заглянул в дом:
        - Командир, ты как?
        - Нормально уже, Вован. Ты чего там?
        - Нашел канистру с бензином. Хочу сжечь этих, а то мало ли...
        - На всякий случай, что ли?
        - Ну да.
        - Проверь по карманам сначала, что у них там есть, слышишь?
        - Хорошо. - Хрусталь кивнул и вышел на улицу.
        - Лейтенант! - Саша встрепенулась и тоже выбежала. - Стойте!
        Куминов проводил ее взглядом, тяжело встал и пошел в соседнюю комнату. Голова гудела, идти все еще было сложно. Он остановился, когда понял, что может вступить прямо в лужу крови, натекшую по полу. Ту самую, что в темноте Куминов принял за покрывало. Постоял, внутренне готовясь к тому, что увидит, и вошел, пригнувшись под низкой притолокой.
        Давешняя керосинка стояла на большом деревянном сундуке, украшенном цветастым аляповатым узором. Там же сидел Воронков, тупо глядя на тело Силаева, лежащее у порожка. Куминов присел на корточки, переворачивая своего бойца, лежавшего лицом вниз. Сглотнул слюну, почувствовав, как внутри снова все сжалось, ухнув ледяным комом вниз. В комнате еще сильнее пахло кровью и чьей-то блевотиной. Он посмотрел на Эйхвальда, вытирающего лицо белым, не совсем чистым полотенцем, и понял, что сам еле сдержался.
        У Силаева было полностью вырвано горло. В поблескивающей дырке можно было различить грани позвоночного столба. Вся передняя часть гимнастерки была черной от уже запекшейся крови. Здесь все сделала "жена" хозяина, именно ее вытащили из дома в последнюю очередь. И еще она успела добраться до Камиля, правда, дело свое не закончила. Сейчас радиста, отошедшего от непонятного паралича, охватившего всех, кто спал, бинтовал Расул. Джанкоев, которому острые зубы разодрали предплечье, когда он пытался отпихнуть голову чудовища, молча качался из стороны в сторону и всхлипывал. Жалобно, совсем как маленький ребенок.
        - Что же это было, командир? - Воронков, повернул к нему лицо. - Как...
        - А я знаю, Леха? - Куминов почувствовал, как чуть ослабели ноги, и привалился к стене, съехав по ней на пол. - Хорошо, хоть живыми остались... те, кто остался.
        - Я еще думал... - сержант покачал головой. - Как нам с ними утром-то поступить, если сразу не оприходовали, а тут вот...
        - Да... - капитан сплюнул тягучую слюну. - Я тоже.
        Эйхвальд взглянул на них безумными, абсолютно безумными глазами и торопливо пошел в сторону входной двери, придерживаясь за стену.
        Куминов еще раз взглянул на тело совсем еще недавно живого бойца и пошел следом за лейтенантом. Накинул на плечи собственную куртку и, не глядя, схватил с пола тулуп для Эйхвальда, выскочившего в том, что было.
        На улице заметно подморозило. Массивная фигура лейтенанта стояла у стены, согнувшись в три погибели и опершись на нее лбом и одной рукой. Его продолжало полоскать, сгибая в судорогах. Капитан накинул на широкие плечи тулуп, хлопнул ладонью.
        - Жень, ты как?
        - Херово, командир, - пробасил здоровяк, разгибаясь. - Не могу в себя прийти, ты уж прости.
        - Нормально. - Куминов стукнул кулаком по стене. - Все нормально, тут не до того, чтобы оправдываться. Не торчи на улице, не дай бог, заболеешь. Давай, отдышись и назад, чаю там попей и проследи, чтобы в порядок привели все. До утра времени немного осталось, надо его разумно использовать. Сам ложись, поспи, скажи Воронкову, чтобы взял Расула и Герасима, и менял парней.
        - Слушаюсь. - Разведчик мотнул головой и двинулся внутрь.
        Куминов застегнул куртку, про которую забыл второпях. Огляделся вокруг, заметил между деревьев фигуры Хрусталева, Сафина и Саши. Полная луна, горделиво торчащая на абсолютно чистом небе, освещала их своим ярким светом. Судя по размахиванию руками, девушка что-то доказывала лейтенанту, который явно не спешил с ней соглашаться. Темная куча внизу была теми, кто встретил их здесь ночью, смог обвести вокруг пальца и чуть было не убил. Капитан глубоко вдохнул свежий воздух, кажущийся ему сейчас неописуемо прекрасным. Почувствовал, как начало отпускать, наконец-то начало отпускать...
        Да, было безумно страшно. Мало когда Куминов был так испуган, как сейчас. И ему не было стыдно перед самим собой, вот что главное. Он был готов встретиться с любым противником, который оказался бы понятен. Те самые суперсолдаты, непонятная крокодилосухопутная тварь... но "хозяева" дома? К этому разведчик оказался абсолютно не готов, и лишь сейчас, чувствуя, как адреналин практически полностью растворился в крови, понял, что недавно был на грани срыва. Хорошо, что хватило внутренних сил для того, чтобы выдержать это и победить. Отбросить в сторону собственный страх, скомкать его и разорвать в клочья. Полная и безоговорочная победа. Куминов сплюнул и пошел в сторону ругающихся и доказывающих друг другу какую-то правоту товарищей.
        - А я говорю, что надо хотя бы одного оставить целым! - Саша практически кричала в адрес невозмутимо смотревшего на нее Хрусталя. - Что тут непонятного?!!
        - Да все непонятно, товарищ ученая... - процедил разведчик, скрестив руки на груди. - Вы знаете, что это такое, еще раз спрашиваю?
        - Не знаю! - девушка обреченно покачала головой. - Для этого и прошу не сжигать хотя бы одно тело. Товарищ старш...
        - А ну-ка отставить! - Куминов смог подойти к спорщикам незаметно для них самих. - Что за крик, а драки нет? Хрусталев, объясни.
        Старлей повернулся в его сторону и ткнул пальцем в четыре тела, наваленных друг на друга:
        - Докладываю по порядку, товарищ капитан. Вот тот, что смолил постоянно, попытался наброситься на Шутяка. Подкрался сзади, набросился, хотел в горло вцепиться, что ли... пришлось его прикладом успокоить. Но он ни хрена не успокоился, пока нож не загнал между ребер, и то дергался. Произвел контрольный звонок в голову, после чего эта непонятная скотина наконец издохла. В дом попасть не смогли, было заперто изнутри. Дал приказ разбивать окна и по необходимости открывать огонь. Дальше знаете сами. Так вот эта, которая вроде как жена хозяина, уже здесь пришла в себя...
        - Пришла в себя? - Куминов удивленно посмотрел на него.
        - Да, среагировать успели. Так вот, командир, я и хочу их спалить к еб... к чертовой матери. На хрена нам переживать за то, что эти упыри снова оживут, спрашивается? А товарищ ученая, видно, движимая любовью к своим научным исследованиям, не дает это сделать. Вырвала у меня канистру, когда обливал их бензином. Вот и спорим.
        - Саша? - Куминов повернулся к девушке.
        - А что непонятного? - темные глаза блеснули отблеском от луны. - Да, я могу лишь предполагать, с чем мы столкнулись, Ко... товарищ капитан. Разрешите мне хотя бы немного попытаться покопаться в одном из них.
        - То есть?!! - капитан оторопело уставился на нее. - В смысле, ты их резать, что ли, хочешь?
        Девушка кивнула головой, глядя прямо в глаза Куминову.
        - И что нам это даст?
        - Попробую понять природу возникновения, а это точно пригодится дальше. Таких ведь может быть много, очень много. Про это Юрий Сергеевич и говорил, помнишь?
        Это Куминов помнил. Про обычных мирных жителей за Уралом, которые могут превратиться в кого угодно. Да уж, ситуация, ничего не скажешь.
        - Т-а-а-а-к... - протянул он, немного подумав. - Что тебе для этого будет нужно?
        - Помещение, свет и стол. Ну и помочь донести и двигать, если понадобится. - Венцлав уже поняла, что убедила командира группы и в голосе слышалась радость. - Так можно?
        - Ну да, можно... - Куминов посмотрел на недовольно нахмурившегося Хрусталева. - Да брось ты хмуриться, Вов. Давай обливай снова и поджигай тех, кого наша ученая разрешит спалить. Мы с ней сейчас пойдем в дом, пришлю вам смену. Притащите одного, хорошо?
        - Так точно. - Старлей согласно кивнул. - Поменяйте пораньше, товарищ командир. Если надо, я еще останусь, но ребят надо отбить.
        Куминов понимающе хмыкнул и посмотрел на Сашу.
        - Которого?
        - Хозяина. - Девушка чуть наклонилась к одному из тел. - Хотя нет, тут вы, товарищ капитан, так постарались, что результат будет никаким. Вот эту, которая его как бы жена, или кто она там ему. Целее всех вроде.
        - Хм... - Куминов невесело усмехнулся. Что-что, а Петровича ему действительно пришлось нашпиговать пулями просто до усрачки. - И где ты ее хочешь напластать?
        - Лучше всего не в доме. - Саша выпрямилась. - Маска у меня с собой есть, а вот у вас разве что противогазы, не будете же вы в них ходить. Мало ли что может быть, предосторожность не из лишних. Вон в той пристройке, если получится найти еще лампу, а лучше - две. Свет мне будет нужен хороший. Или до утра подождем?
        До утра? Куминов мысленно прикинул время, которое неумолимо сокращалось. Им удалось сэкономить его в начале пути, и если ученая так уверена в необходимости того, что хотела сделать... может, и стоит предоставить ей возможность заняться этим при дневном свете.
        - Сколько тебе времени будет нужно, Саша?
        - Часа два, не больше. Вскрытие, полевой анализ тканей, так как с собой у меня немного необходимого материала.
        - Хорошо. Значит так, пошли в дом, хватит мерзнуть. Тело сейчас оттащат в сарай. Ты давай иди и сделай, что просил. А я пойду, прогуляюсь до сарая. Хрусталь, пошли со мной и возьми еще фонарь у кого-нибудь из ребят.
        Сарай, достаточно большой, по размерам разве чуть уступающий самому дому, примыкал к нему с левой стороны. Между стенами обоих строений оставался лишь небольшой промежуток, забитый поленницей под навесом. Капитан подошел к воротам, присмотрелся к дверце, врезанной в них. Хрусталев, уже догнавший его, протянул фонарь на батарейках, упрятанных в толстый, прорезиненный корпус. Снял с плеча свой тяжелый "штурмгевер", примерился и одним ювелирно-точным ударом снес тяжелый навесной замок. Куминов, стоящий с пистолетом в правой, потянул на себя ручку. Мало ли?
        Лучи двух фонарей осветили наполовину пустое помещение. Сарай был добротный, сложенный из толстых ошкуренных бревен, совершенно сухой и чистый. Было заметно, что использовался он только как кладовая и склад инвентаря. Во всяком случае, в его свободной части прямо посередине располагался массивный верстак с тисками и разложенным инструментом. На полках, плотно залепивших сразу две стены, аккуратно расставленные, светлели, отражая свет фонаря, и наоборот, темнели разные ящики, коробки и прочая нужная хрень. Обычный сарай, практически ничем не отличающийся от сотен таких же, виденных Куминовым. За небольшим исключением.
        В обычных сараях к потолочным балкам не крепилось столько цепей, заляпанных в некоторых местах чем-то темным. Почему-то Николаю и в голову не пришла мысль о том, что это было машинное масло, например. А к доскам верстака, совсем недавно ошкуренным заново, но с такими же темными пятнами в паре мест, были приделаны толстые кожаные ремни. Как раз так, чтобы можно было пристегнуть человека нормальной комплекции. Куминов с Хрусталевым переглянулись, оба промолчали. Что было говорить, когда все и так ясно.
        Капитан покрутил головой, рассматривая окна. Осмотром оказался доволен полностью. Окон в наличии имелось сразу четыре, по две штуки на ближайшие к верстаку стены. Но на всякий случай решил покопаться в вещах, расставленных на полках, на предмет тех самых ламп. Хрусталев не присоединился к нему, внимательно рассматривая что-то большое, стоящее на второй половине и накрытое серым брезентом в рыжих разводах и с аккуратными заплатами в паре мест.
        - Командир? - позвал он Куминова, который лязгал металлом на полках.
        - А?
        - Знаешь, чего мне сдается?
        - Еще нет, Вован. Но обязательно узнаю в ближайшее время.
        Хрусталев хохотнул.
        - Сдается мне, что хозяева нам насчет недавних немцев не соврали. Как думаешь, что под брезентом?
        Куминов оглянулся через плечо, присматриваясь. Мысль о том, что полсарая занято автомобилем, пришла в голову сразу. Несмотря на мороз, запах соляра и масла ощущался четко.
        - А чего думать, товарищ командир отделения войсковой разведки? Мне вас проэкзаменировать, что ли, на предмет узнавания силуэтов техники противника?
        - Да нормально, а чего? - старший лейтенант хищно и довольно улыбнулся. - Войсковой типовой четырехосный специализированный "бюссинг", скорее всего, улучшенной компоновки. Переоснащен для использования в частях егерей, вот и всего делов. А вот интересно, командир, на ходу ли бибика?
        - Лентяй ты, Вова. - Куминов открыл очередную коробку, немецкую, из-под консервов. - О, нашел!
        - Чего это лентяй? И чего нашел?
        Куминов повернулся к нему, держа в руках две лампы с колпаками толстого стекла.
        - Нашел я то, что было нужно, боец. А лентяй ты потому, что все твои мысли на лбу написаны. Ножками на лыжах тебе передвигаться лишний раз не хочется, вот грузовику и обрадовался. И не думай даже. Понял?
        - Да понял, не дурак вроде. - Старлей показушно грустно вздохнул. - Но ведь неплохая идея?
        - Хорошая идея, но неисполнимая. Так, чего встал, иди, осматривай ту половину, товарищ старший лейтенант.
        Хрусталев показательно вздохнул, всем своим видом показывая, что его предложение было весьма разумным, а командир в группе тиран. Куминов хмыкнул, глядя на его гордо выпрямленную спину. Он вполне понимал подчиненного, который хотел воспользоваться транспортом для преодоления части пути. Если в сарае вдруг окажется топливо, искушение станет еще сильнее. Но рисковать Куминов не хотел. Попасться немцам во время такого марша было легче легкого, и знание языка, маршрутов движения поисковых групп и форма не спасут. Это только в фильмах, которые крутили в кинотеатрах, разведка могла совершать подобные подвиги. Ну, так то - фильмы, оружие пропаганды, в которых немцы чаще всего выставлялись тупыми, злобными уродами, без малейшего намека на интеллект. Капитан знал цену настоящим "волкодавам" с той стороны фронта... тут Куминов невольно усмехнулся. Вернее сейчас то, что для них та сторона уже вторые сутки была этой.
        Куминов не страдал недооценкой противника, и прекрасно понимал, что меры против проникновения не в меру любопытных через линию фронта у суровых ребят в фельдграу были весьма серьезными. Самому не раз приходилось наматывать заячьи петли, чтобы скрыться от поисковых команд, действующих в прифронтовой полосе. Заметить группу на автомобиле намного легче, чем ту же группу, передвигающуюся на своих двоих. Так что оставалось только вздохнуть по поводу невозможности использования добротного немецкого грузовика. Машина точно могла бы помочь преодолеть часть маршрута без особых физических затрат и сократить время в разы. Но, видно, не судьба.
        - Опа... - Хрусталев сдернул брезент с угловатого силуэта. Тяжелая ткань сложилась в неряшливую стопку на полу, открывая то, что пряталось под ней.
        Старший лейтенант был полностью прав в своих догадках, и экзамен устраивать ему не требовалось.
        Что-что, а оружие, машины и амуницию с экипировкой гансы делать умели великолепно. Опирающийся на восемь толстых покрышек с рубленым узором грузовик не был исключением. Все четыре моста - ведущие, широкая резина с возможностью подкачки на ходу, одно из тех самых усовершенствований, про которые не забыл упомянуть памятливый и способный к мгновенному анализу Хрусталев. Просторная прямоугольная, чуть вытянутая вверх коробка кабины со вторым рядом кресел для пассажиров и дополнительной дверью. Дизельный двигатель, спрятанный прямо под водителем, забран решеткой радиатора. Крепление под пулемет на крыше, рядом с врезанным люком. Плотный тент, выкрашенный в цвета летнего камуфляжа, туго натянутый на дуги креплений. Эмблема в виде вставшего медведя под пятизубцовой короной на видимой двери. В центр короны вписаны две руны "зиг" на остроконечном щите. Старший лейтенант правильно оценил все, включая принадлежность к роду войск. Автомобиль был действительно предназначен для полевых егерей подразделений ваффен-СС, а именно полка "Бранденбургские медведи". Вот только как транспорт оказался здесь, в этом
сарае? Хотя, если немцев было меньше, и они оказались чуть слабее, чем разведчики Куминова, то ответ напрашивался сам.
        - А горючее в бочках, в углу стоит, - протянул Хрусталев. - Командир, а командир?
        - Отставить. - Куминов задумчиво посмотрел на грузовик. - И фантазии в том числе. Хороши у нас хозяева были, мда...
        - Проверю пока, глядишь, вдруг заводится... - Старлей подошел к грузовику. Открыл дверь и уселся на водительское место. Покопался у рулевой колодки, соединяя провода. Стартер несколько раз вжикнул, проворачивая двигатель. Он кашлянул выхлопом, выбросив небольшое черное облако из выхлопной трубы. Схватился, довольно заурчал и замолотил, ровно и стабильно. - Вот дойчи мастаки технику делать, а, командир?
        - Аккумулятор рабочий... - Куминов задумчиво потер лоб. - Слышь, автолюбитель, ты спать собираешься идти?
        - Так точно, товарищ капитан. - Хрусталев отбарабанил по баранке руля, обтянутой кожей, ритмичный мотив. - Иду.
        - Вот и иди. И Воронкова сюда позови.
        - Чего меня звать? - сержант появился в дверном проеме, войдя спиной и чуть пригнувшись, придерживая руками тяжелый смерзшийся куль в покрытой ледяной коркой крови одежде вокруг груди. - На верстак?
        - Да. - Куминов решил попробовать кое-что. - Только положи сначала просто на пол. Давайте его передвинем, перед капотом поставим.
        Воронков и Пчелкин грохнули мертвяка на доски и подошли к командиру, уже примеривающемуся к тяжелой махине. Натужно выдохнув и крякнув, взялись все вместе. Верстак был поднят, перенесен прямо под яркий свет фар автомобиля. Хрусталев на прощание грустно погладил металлический бок машины и двинулся ложиться на боковую. До рассвета оставалось чуть более четырех часов.
        Куминов поднялся на ступеньку со стороны пассажирской двери, предварительно вооружившись обнаруженными на одной из полок ключами и отверткой. Догадка оказалась верной. Немного времени спустя поворачивающаяся из кабины рукой фара-прожектор, снятая со своего места, оказалась наскоро закреплена над радиатором. Длины провода, выдранного из креплений, хватало для задуманного. Яркий свет от лампы, предназначенной бить на километр, падал на верстак. Капитан подкрутил верньер, уменьшающий накал, сделав его не таким ярким.
        - Лех, кладите это... - он ткнул пальцем в сторону хозяйки. - А на всякий случай - пристегните руки с ногами. Я - за нашей ученой.
        Как ни странно, но внутри дома все было спокойно и тихо. Выдержка и боевой опыт взяли свое, те, кто мог отдыхать, спали. Сидел за столом Андрей Шабанов, спокойно разложивший на столе прицельные принадлежности, проверяющий оптику винтовки. Прихлебывал из собственной, извлеченной из рюкзака кружки дымящийся чай и изредка с интересом поглядывал на ученую. Интересом, если быть точным, познавательным. Второй снайпер в группе был человеком, склонным к самообучению, и не терял случая познакомиться с чем-то для себя новым. Вот и сейчас было заметно, что его очень интересовало то, что делала девушка.
        Венцлав разложила на столе кожаную укладку, извлеченную из рюкзака. Свет лампы отражался от блестящих никелированных полос с острыми кромками, странного вида ножей, пинцетов, зажимов, ножниц и прочей медицинской атрибутики. Там же, в укладке, нашлось место для нескольких пробирок из прозрачного материала, ничем не напоминающего стекло даже внешне, флаконов с плотными крышками на резьбе, наполненными жидкостями разной консистенции, прозрачности и цвета. Высокие резиновые перчатки, дыхательная маска из респиратора, соединенного с широкими прозрачными очками.
        - Перенесли? - девушка посмотрела на Куминова.
        - Да. Свет тоже сделали, будет удобно. Саша?
        - Да, товарищ капитан?
        - Я хотел бы пойти с вами, присутствовать, так, на всякий случай.
        Саша, уже в куртке поверх комбинезона на лямках, остановилась, не успев надеть вязаную шапку-маску. Думала недолго. Покопалась в рюкзаке и достала точно такую же, как на столе, маску. Протянула капитану и отправилась в сторону двери.
        Куминов подумал, что ни хрена не знает о том, чем она сейчас собралась заниматься. Но уж если взялся за гуж, не говори, что не дюж. Значит, надо идти и принимать посильное участие, никуда не деться. Вздохнул, мысленно ругнувшись на самого себя, встал и пошел на улицу. Во вновь созревший, ядреный морозец.
        Кубань, захваченные фашистами территории
        (южное гауляйтерство), 195.. год
        Семен привалился спиной к старому узловатому стволу кизилового дерева, хватал воздух жадно, широко раскрытым ртом. Кизила здесь, возле Ахтырской, на сопках росло много. Иногда красные ягоды, которые несколько последних лет никто и не рвал, не до того было, усеивали зелень травы сплошным красивым узором. Он помнил, как мальчишкой ходил сюда с дедом собирать их. Давно, полжизни назад, когда еще вокруг все было своим.
        Внизу, у подножия взгорка, сухо треснуло. Семен дернулся, уставившись в непроницаемую тьму внизу. С вечера навалило туч, низких, плотных, не пропускающих света ни луны, ни звезд. Тогда еще Аким пошутил, что-де в такую погоду никто их искать не будет, это точно. Какой, дескать, полицай в такую темень в лес пойдет, где того и гляди еще и дождь начнется. Осень ведь накатила быстро, как обычно, вода хлестала сплошной стеной. Так что странно было бы ждать незваных гостей, что любят гулять с собаками по округе. Не говоря про их старших коллег из гестапоКто же знал, как оно будет на самом деле? Никто, включая самого командира отряда, регулярно получающего все необходимые данные от агентов в крае. Да и как можно было ожидать такого?!! Семен еще раз прислушался к звукам вокруг, отхаркнул липкую слюну и чуть расслабился, приходя в себя. Ноги гудели от бега, сердце трепыхалось в груди, отдавая в висках торопливыми ударами молоточков. Руки, и те тряслись... то ли от последствий немыслимо быстрого бега, то ли от пережитого страха. Он подтянул ноги к груди, закутался в плотную прорезиненную ткань немецкого
плаща, положив короткий, десантный вариант ППШ на колени, и задумался.
        Молодой, но рано поседевший мужчина, один из тех, за чью голову оккупанты готовы были платить большущую премию, сидел в мокрой от прошедшего ливня траве. Ждал, пока прекратится дрожь от иррационального безумного ужаса, и вспоминал...
        Отряд отошел на зимнюю базу неделю назад. Организованное в самом начале войны убежище, и тогда известное только лишь трем лицам краевого райкома и НКГБ, постоянно поддерживалось в порядке агентами, оставленными в тылу отходящей армии. Строили, рыли и укрывали его зэки из тех, чью судьбу теперь не проследишь и не узнаешь. В борьбе с врагом хороши любые средства, но когда Семен, бывший командиром одной из групп в отряде, узнал про это, ему стало не по себе. Одно дело, когда землянка, в которой ты спишь, подземный коридор или место для засады в холмах вырыты собственными руками. И совершенно другое, когда ты узнаешь, что прямо под тобой могут лежать те, кто все это сделал.
        Семен никогда не был романтиком в душе. Пусть и переехала семья из станицы в город за три года до войны, и он даже успел немного поменяться. Но жесткость и жестокость настоящей жизни он знал и по рассказам, и по самой жизни. Переезд и учеба в хорошей школе, вместе с детьми тех, кто работал в горкоме и других организациях, не выветрили ничего из вложенного в голову паренька дедом.
        Тот, потомственный казак-пластун, в семнадцатом как встал на сторону большевиков, так и держался ее до конца. И никогда не скрывал от внучат той жестокой правды, что жила в нем. Семен знал многое. Про то, как рубили в плавнях застигнутых белых и их семьи, как расстреливали хутора кулаков, как потом, после Гражданской, еще долго бурлила и исходила кровавым потом гордая и непокорная Кубань. А рядом, не собираясь ложиться под "красных", бушевал некогда вольный Дон. И когда на его глазах из подъезда дома, куда семья переехала, вывели и посадили в "воронок" инженера Фроймана - Семен не удивился. "Воронок" потом зачастил к их дому, тому, что украшен лепниной и колоннами, который стоит на самой Красной. Брали многих, кого ночью, кого среди бела дня. После, через несколько дней, недель, иногда через пару месяцев, вывозили и семью очередного "врага народа". А на их место в опустевшие комнаты бывшего "дворянского" дома въезжали новые жильцы.
        Такие же, как родители Семена: молодые комсомольцы и коммунисты, дети тех, кто прошел революцию и войну и не рвался к власти, не шпионил в пользу Англии-Германии-Японии и прочих империалистов. И тогда подросток со станицы не кривил душой и не жалел ни Оськи Фроймана, ни Маши Демичевой, ни других новых друзей. Кто же виноват в том, что их папы и мамы не хотели жить в новой стране так, как положено ее гражданам. А вот семья Семена хотела. И он сам хотел. Рос, учился, занимался спортом. Прыгал с парашютом с вышки в парке, что начали строить на Старой Кубани. Стрелял в тире, выбивая девять очков из десяти постоянно. Занимался боксом. И хотел идти дальше в институт, учиться, стать инженером, как отец. Но пришли немцы, и Семен, на глазах которого люди в мышиного цвета форме расстреляли его маму, когда она пыталась завести в подъезд девочку с шестиконечной звездой на одежде, ушел в партизаныДесять лет он провел в собственном крае, скитаясь по лесам и горам как волк. В своей собственной стране такие же, как он, люди, решившие не сдаваться, постоянно защищались. И нападали сами. Расстреливали полицейские
участки и войсковые колонны, пускали под откос поезда с солдатней и грузами, подрывали здания администрации и гестапо. Семен был одним из немногих, кто продержался так долго. Тех, кто начал воевать с фашистами одновременно с ним, практически не осталось. Облавы, засады, ловля на живца, предатели. Всего хватало в жизни тех, кто решил бороться до конца и ушел в лес. А сегодня ночью наконец-таки нашли и их. Да так, что при одном только воспоминании про это Семена снова начала бить крупная дрожь.
        Если бы он тогда не захотел сходить в сортир, если бы не повариха, Царствие ей Небесное, Леночка, нажарившая домашних котлет из свежего мяса. Сейчас бы он, скорее всего, был уже мертв, так же как товарищи, оставшиеся где-то там, далеко.
        Часовых сняли быстро и практически одновременно. Это Семен понимал уже сейчас. Потому что те, кто уничтожил отряд, вошли в "городок" сразу и со всех сторон. А тогда...
        На войне твой "ствол" всегда должен быть рядом. Равно как боеприпасы к нему. И уж как ты выберешься из ситуации, когда отвыкший за три месяца рейдов по фашистским тылам организм красного партизана негодует, - твое личное дело. "Революция" в животе и привела к тому, что Семен даже не смог добежать до нескольких отдельно стоящих деревянных "ватер-клозетов", как издевательски прозвали их в отряде. Сидя в кустах, росших сразу за "его" землянкой, с ППШ, прислоненным к стволу ольхи, своей густой кроной закрывающей его от дождя, он был рад тому, что не погнушался когда-то снять с еще теплого фрица удобную "сбрую" из кожи. Было немного стыдно за самого себя, но что тут поделаешь, когда вот так вот прихватит?
        Со стороны одного из трех входов в "городок" неожиданно раздался чей-то безумно дикий крик, зависший на одной высокой ноте и неожиданно резко оборвавшийся. Семен насторожился, чертыхнувшись про себя и на самого себя. Чуть позже раздались первые очереди и взрывы. Что заставило его тогда тихо отползти в сторону и не убегать сразу? Скорее всего, въевшийся опыт войны, который подсказывал, что нужно увидеть тех, кто напал, и понять то, что следует ожидать. Не кидаться, очертя голову, в бой до того, как не поймешь весь уровень опасности.
        Света в лагере, естественно, не было. Увидеть что-то Семен смог, лишь когда начали полыхать, одна за другой, землянки и несколько палаток, стоявших на отшибе. Увидев, не поверил собственным глазам, но всего через несколько минут сломя голову несся через лес. Старался убежать как можно дальше, поскальзываясь и растягиваясь на мокрой траве. Потому что на отряд напали не люди.
        Несколько темных гибких пятен мелькнуло в багровом свете от горящего дерева и ткани. Приникших к самой земле, странно отсвечивающих неестественно большими глазами, вооруженных собственным оружием. Семен видел, как две таких твари вытащили из землянки молоденькую медсестру Юльку, опрокинули ее навзничь. Как один из них накинулся на нее, рубанув по шее длинной и странно гнущейся рукой. Кровь брызнула таким фонтаном, что даже при скудном свете пожара ее было заметно издалека, блеснувшую и немедленно залившую все вокруг. А потом в широкий красноватый круг света вошел первый из тех, кто полностью сломал психику партизана.
        Высоченный, широкий как шкаф силуэт в длиннополом, кожаном, мокром от дождя плаще. С небольшим круглым шлемом на голове, чем-то вроде больших мотоциклетных очков на лице, отсвечивающих изнутри зеленоватым светом. С большим ранцем на спине, из которого тянулась, еле слышно лязгая, длинная пулеметная лента. Тянулась она к МГ-50, который верзила играючи перебросил в руках, срезав очередью кого-то из ребят. Семен застыл, глядя на это чудо, и чуть было не попал сам. Один из первых, низких, может, тот самый, что убил медсестру, повел головой, как будто принюхиваясь. Застыл на месте, повернувшись в сторону Семена, что-то коротко прошипел. Когда рядом с первым здоровяком возник второй, а ствол МГ в его руках повернулся к партизану, столбом застывшему в спасительной темени кустов, Семен еле-еле успел очухаться. Очереди грянули чуть запоздало, когда он уже несся вперед. Бежал, бросив за спиной погибающих товарищей.
        И вот сейчас, сидя на сопке, возможно, той самой, где в прошлой, мирной и доброй (для него) жизни собирал с дедом ягоды кизила, Семен неожиданно для самого себя заплакал. Тяжело, одними глазами, задыхаясь в спазмах сдерживаемых воплей, рвущихся наружу. Ладонью на всякий случай крепко зажал рот, стараясь не пропустить подозрительного шума. Плакал от собственного стыда, потому что сбежал. От детского страха, который до сих пор жил в нем, когда в голове всплывало опрокинутое навзничь гибкое Юлькино тело, из которого бил вверх все никак не заканчивающийся фонтан крови. Десять лет партизанской жизни неожиданно ушли в никуда, оставив на высоте сопки лишь одинокого и до смерти испуганного ребенка с автоматом в руках. Дождь пошел вновь, смешиваясь с каплями слез, катившихся из глаз Семена.
        Он не расслышал, как экспериментальный образец боевого антропоморфного рептилоида разведчика тихо поднялся по склону. Не заметил, как невысокое гибкое существо в собственном природном камуфляже тенью скользнуло к старому кизиловому дереву, приметив врага, чей запах вел его вперед, выдавая даже через сильный дождь. Смерть пришла к струсившему партизану лишь спустя неполных пятнадцать минут после гибели тех, кого он считал друзьями. Быстрая и очень болезненная. Как всегда бывает при применении моментально действующего гибрида искусственного и природного яда, попавшего в кровь с помощью выстреливаемой иглы.
        Глава 7
        "На физические показатели в условиях боя в большой степени влияет психологический фактор".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        - Д-а-а-а... Коля, вот ты только посмотри на это! - Восхищенный взгляд Саши заставил Куминова оторваться от собственных мыслей и повернуться в ее сторону.
        Пожав плечами, ничего не сказал, глядя на нее, держащую зажимом какой-то очередной внутренний орган. Таких случаев было уже не меньше трех, и удивляться ее реакции Николай перестал. Если такой запал у нее от подобного ковыряния сейчас, то страшно представить, что случается в какой-нибудь оборудованной лаборатории. Право слово, как ребенок с новой игрушкой возится. Не оторвать, хорошо хоть, что делает все быстро, уверенно и со знанием дела. Только теперь это уже неважно. Он принял решение о переходе на ночной режим маневра. Сегодняшний день следует полностью посвятить разведыванию округи и отдыху. А стартовать сразу по наступлении темноты. Можно было бы из-за этого отложить научно-необходимое вскрытие на потом, но Саше не терпелось. Ему самому спать тоже расхотелось. Да и за окном уже начало светать, ночь закончилась.
        Два с половиной часа назад девушка приступила к вскрытию. Куминов, в первые минуты стоявший рядом с ней, не выдержал очень быстро. Отошел, сел на поставленный на попа ящик, и начал просто слушать. Благо, что ученая комментировала все что делала. Сидел, слушал, воспринимал, не забывая поначалу коситься на распяленное поверх досок верстака мертвое тело. Но нет, все было тихо и спокойно, никаких признаков шевеления или попыток ожить тело не предпринимало.
        Поняв, что у капитана вновь обнаруженное нечто восхищения явно не вызвало, Саша тыльной стороной ладони убрала волосы и вернулась к своему занятию. Куминов только было откинулся на стену, когда она позвала его помочь. Прикурил девушке сигарету, вставив ее в чистый зажим, встал рядом, стараясь не коситься на распластанные вдоль и поперек грудь и брюшную полость. Саша торопливо курила, опустив маску вниз, Куминов молчал и вспоминал все, что она успела сделать, наговорить, и это заставило его задуматься. Крепко задуматься.
        - Ой, как со светом ты хорошо придумал. Так, что у нас вместо стола... ну, в принципе ладно, фиксированные конечности это хорошо. Коль, ты мне не завяжешь вон тот фартук, который на крючке висит. Грязный? Да и ладно, мне в нем не ватрушки печь, в конце концов. Зафиксируй лампу, пожалуйста, сюда посвети, еще чуть, да. Бака или бочки пустой нет? Есть? Хорошо... поставь вот сюда, пожалуйста. Ага. Вот так, спасибо. Поехали...
        Натянула до локтей высокие перчатки, щелкнув плотной резиной по пальцам. Вооружилась длинным ножом с широким лезвием. Несколькими уверенными движениями разрезала разлохмаченную попаданиями в упор одежду. Куминов помог девушке повернуть тяжелое, закостеневшее тело, выдернуть материю из-под спины. Пинком отправил грязную кучу в дальний угол.
        Лязгнула скоба двери, пропуская Воронкова, затащившего ведро парящей горячей воды и несколько чистых тряпок, найденных на кухне. Саша намочила одну из них, начала отмывать желтоватую, с восковым оттенком, гладкую кожу. Красная от крови вода немедленно потекла вниз, звонко застучав по холодным доскам. Куминов решил помочь Саше, чтобы не тянуть до того момента, когда все это внизу замерзнет, превратившись под ногами в тонкую ледяную корку. Не хватало еще получить нелепую и ненужную травму сейчас, в самом начале пути. Работы хватило обоим, Шутяк, стреляя в тетку через окно, постарался на славу. Нашпиговал ее так густо, что вся передняя часть и половина спины была сплошь покрыта темными потеками.
        - Торопиться надо? - Саша закурила, выпустив дым колечком. Капитан уже обратил внимание на то, что после недавней пробежки курить она стала заметно меньше. Говорить, правда, ничего не стал.
        - Необязательно, - еще раз провел мокрой тряпкой по деревяшке под руками, еще недавно бывшей живым... существом. Человеком ее Куминов считать не мог. - Пойдем вечером.
        - Почему? - девушка недоуменно посмотрела на него.
        - Знаешь, какое любимое время разведчика и какая любимая погода?
        - Нет...
        - Холодная дождливая ночь. Снегопад, как вчера, тоже подойдет. Просто мы бежали весь день, время еще позволяло. А сейчас мы на другой стороне от линии фронта. Теперь будем передвигаться только ночью. Так что как закончишь - иди, отдыхай, силы понадобятся.
        - Хорошо. О, смотри, видишь? - она показала пальцем на подмышку, наклонилась и постаралась развернуть руку.
        Куминов пригляделся. На синюшно-бледной коже четко выделялись несколько букв с цифрами, нанесенных очень аккуратно черной тушью. Сделано было на совесть, Николай мог поклясться, что, судя по цвету, татуировка сделана не меньше пяти лет назад. И при этом все линии были четкими, не размазанными или расплывшимися.
        - Вот так дела... - Саша присвистнула. - Знаешь, что это?
        - Конечно. - Куминов пожал плечами. - Метка концентрационного лагеря, что удивительного?
        - Нет. - Девушка отрицательно мотнула головой. - Метка лагеря вот здесь, на руке, так? А это отметка из того самого места, куда мы идем.
        - Ты уверена?
        - Абсолютно. Их клеймение отличается от лагерного, я его хорошо помню.
        - И что?
        - Да то, что это может многое объяснить. И то, что ночью случилось, в первую очередь. Сейчас и попробуем что-то узнать. - И она взялась за дело.
        Когда большие ножницы с острыми краями мягко вошли в желтую кожу на впалом животе, выпустив в воздух первую порцию очень неприятного запаха, Куминов понял, что занятие не для него. Именно тогда капитан отошел в сторону и принялся слушать Сашу. Девушка комментировала собственные действия голосом, напомнившим Куминову разговоры хирургов в госпитале во время операции. Так же ровно, бросая специальные термины, сосредоточенно. Капитан внимательно улавливал все нюансы, стараясь не перебивать.
        - Внутренние органы повреждены, но хорошо заметны отличия от органов обычных людей. В первую очередь странная структура кожи. Скорее всего, она более упругая и прочная, позволяющая подобным существам делать вещи, на которые мы с тобой точно неспособны. Гарантирую, что они абсолютно не побоялись бы передвигаться через лес без одежды. Количество ссадин, ран и обычных подкожных гематом отличалось бы от полученных любым из твоих разведчиков кардинально. О как...
        Девушка вооружилась вытянутым узким предметом, напоминающим скальпель, только увеличенный в пару раз:
        - Мышечная ткань также отличается, и серьезно. Это было понятно еще по тому, как наш добрый хозяин передвигался тогда в комнате. Наверняка и суставные сумки, кстати, подверглись изменению. Отсюда такая пластика в движениях, ускоренные реакции и быстрота. Но знаешь чего, Коль, странно как-то. Такое впечатление, как будто ей закачали в мышцы раствор, приведший к таким изменениям. А мышцы в это время были уже в состоянии окоченения... но такое же невозможно, просто невозможно. Если эта женщина находилась в таком состоянии, то ведь тогда получается, что она труп. Бред какой-то...
        Саша недоуменно посмотрела на Куминова. Тот лишь пожал плечами. Нет, а чем он мог бы ей помочь в такой ситуации? Да ничем, оно же просто и понятно. Кто тут целый профессор непонятно-неизвестных наук и научных дисциплин, он, что ли, Куминов Николай Саныч? Нет, в чем-то подобном капитан не разбирался. Поняв, что от него она не добьется даже простого и понимающего покачивания головой, Саша вернулась к своему занятию, вооружившись зловещего вида ножницами на длинных ручках.
        - Так, перехожу к грудной полости...
        Лучше бы она этого не говорила, хотя толку-то? Хруст, раздавшийся вслед за этим, заставил Куминова пожалеть о том, что напросился присутствовать. Он отвернулся, уставившись в стену напротив. И лишь когда неожиданно возникшая тишина зависла непозволительно долго, оглянулся.
        Саша стояла, уставившись куда-то внутрь тетки. Оглянулась на него, хлопнула ресницами, удивленно изогнув брови:
        - У нее сердце нечеловеческое, Коль.
        - Конечно, Саша. - Разведчик невесело усмехнулся. - Иначе разве полезла бы она нас жрать, а?
        - Я серьезно, ты посмотри только.
        Куминов подошел, сглотнув слюну. Глянул на поблескивающее всеми оттенками красного нечто на верстаке. Его знаний в медицине хватило понять удивление девушки. Орган, находившийся в грудной полости, напоминал сердце очень отдаленно. Да и то расположением. Больше всего это было похоже на раздувшийся огурец пурпурного цвета, покрытый сверху какими-то бляшками. От него в стороны отходили четыре толстых пучка сросшихся сосудов, темных, с заметными узловатыми наростами.
        - Мне бы сейчас это в нормальную лабораторию... - Саша огорченно вздохнула. - Тут исследований месяцев на пять, это минимум. Пищеварительная система тоже изменена до неузнаваемости, взгляни на желудок.
        - На что?
        - Ну, вот же - нож ткнулся в темно-сиреневый шар, напоминающий губку. - Это... это просто немыслимо, Коль.
        - Да? - разведчик дернул уголком рта. - А медведекрокодилы мыслимы, что ли? Я вот удивляюсь тебе самой. Ладно, нам нужно за голову хвататься и охать от удивления, но не тебе же, Саш. Мы идем в место, где творится черт знает что, через районы, где тоже много непонятного. И про это мне говорил твой же начальник, командир или кто он там.
        Девушка вздохнула. Капитан вполне понимал то, что она сейчас чувствовала. Одно дело быть готовой к встрече с существами пусть и странными, но созданными такими же, как и она, людьми в белых халатах. А тем более знать многое и ждать чего-то понятного. Здесь же, сразу, без подготовки, им встретились существа, о которых только сказки рассказывать. Суеверные, наполненные страхом сказки. Про упырей и прочих вурдалаков. Как такое воспринимать, особенно когда ты сама проводишь вскрытие и видишь, насколько существа, с которыми вместе сидели за столом, отличаются от них самих?
        - Я...
        - Что, Саш?
        - Я не знаю, что дальше-то предпринимать? Знаешь, Коль, давай вот что сделаем. Вон там, в моем рюкзаке, во внутреннем кармане чехол с фотоаппаратом. Достань, пожалуйста, пленка заряжена. Надо будет только присоединить вспышку и запитать от аккумулятора автомобиля. Пользоваться умеешь?
        Куминов посмотрел в ее глаза с застывшим в них вопросом, и чуть было не расхохотался. Вспомнил самого себя летом прошлого года, на пузе исползавшим не меньше ста километров за неполный июнь месяц, и свои, постоянно затекавшие запястья. Уставали руки от пускай и небольшого, но все-таки веса специального фотоаппарата, полученного у командира разведроты. Оперативная съемка передислокации 7-й танковой дивизии с пехотной бригадой обеспечения и прикрытия. Умеет ли он пользоваться техникой фотосъемки? Оставалось только понять: что Саша имела в виду под "вспышкой".
        Аппарат в кожаном кофре был хорош, очень хорош. "ФЭД", один из тех немногих образцов техники для съемки, что делали на эвакуированном производстве. Металлический прямоугольник был дополнительно утоплен в специальном прорезиненном корпусе. Мягкое и гладкое, матово-черное покрытие закрывало даже часть широкого цилиндра объектива. Куминов провел по нему кончиками пальцев, внимательно присмотрелся к небольшой пластинке с загнутыми краями, что выступала поверх резины сверху. Залез в один из двух боковых карманов кофра, но наткнулся на еще один объектив. Зато во втором, судя по всему, оказалось именно необходимое устройство. Небольшой прямоугольник с длинным шнуром, прозрачной поверхностью впереди и большой лампой, спрятанной за стеклом. Дальше было дело техники.
        Знание фотосъемки сделало свое злодейское дело. Взять с собой Саша ничего не могла, оставалось лишь сделать снимки для последующей проявки. Бредовая затея, которая Куминову понравилась лишь одним моментом: настроем ученого специалиста. Если девушка, в первый раз оказавшаяся за линией фронта, считает, что неоценимые для исследований снимки она собственноручно превратит в фотографии по прибытии "домой", то настрой у его подопечной хороший. Боевой такой настрой, можно сказать. Но это оказался единственный понравившийся ему момент. Пришлось-таки капитану наблюдать за всем процессом правильно-научного потрошения недавно погибшей хозяйки заимки, оказавшейся непонятным существом.
        Когда Саша закончила, за окном уже полностью рассвело.
        Отоспавшиеся разведчики вышли на осмотр окрестностей. Трое из дежурной смены расположились по периметру, скрывшись в секретах, оборудованных на скорую руку. В самом доме остались лишь те, кто сменился утром, завалившись отдыхать, и Пчелкин, которого Куминов отправил на чердак наблюдателем.
        Он сидел за столом, понимая, что от силы через час все-таки отключится. Попивал крепкий чай, густо забеленный сгущенным молоком, найденным в обширных закромах заимки. Закрома были вдобавок и тайными, но разве утаишь что-то от армейского разведчика, когда он хочет что-то найти? То-то и оно, что не выйдет такая манипуляция, каким жизненно хитрым и опытным ни был бы желающий скрыть от всех свою тайную жизнь. Осмотрев три тайника, устроенных "хозяевами", Куминов лишь подтвердил свои не самые хорошие догадки.
        Кем бы ни были те, кто напал ночью, урками там, или еще кем, умными людьми он бы их точно не назвал. Как веревочке ни виться, а конец-то - он всегда настанет. Потрошить дойчевские патрули с надеждой на то, что ничего за это не будет... было как минимум неразумно. А если судить по наличию добротной обуви, одежды, амуниции, оружию и съестным припасам, украшенным клеймами различных интендантских служб Вермахта, творилось подобное безобразие давно и постоянно. И это, при дальнейшем рассмотрении, наводило на очень нехорошие мысли. Те самые, которые уже приходили в голову капитану ночью, во время находки грузовика. Сейчас они лишь получили новое подтверждение.
        Заимка могла быть создана специально. Той самой службой, что и произвела на свет непонятных сущностей, загрызших ночью одного из старых товарищей Куминова. И именно эта самая служба прикрывала пропажу немецких солдат, чьи маршруты точно имелись у их командования. Какие цели преследовали те, кто позволял уркоупырям делать такое, вот что интересно? Но никакого ответа найти не выходило. Лучшим вариантом Куминов видел немедленный отход со случайной базы, но делать это днем, спустя сутки после попытки прорыва фронта было смертельно опасно. Такая вот закавыка - куда ни кинь, а всюду клин.
        - Саша?
        - Да? - ученая прихлебывала чай из собственной кружки. К той посуде, что разведчики нашли в шкафах небольшой кухоньки, притрагиваться никто не захотел. - У тебя еще какие-то вопросы, на которые ответов у меня заведомо нет?
        - Скорее всего, ответы у тебя есть. - Куминов покрутил в руках нож, тот самый, немецкий. Извлек он его на полном автомате, как бывало в тех случаях, когда капитан крепко задумывался. Прокрутил несколько раз между пальцев одной ладони, быстро перекинул в другую. - Это...
        - Коля... - голос Саши неожиданно изменился. - С удовольствием отвечу на все, что смогу. Есть, правда, просьба, небольшая.
        Капитан, все это время рассматривавший разложенную тут же на столешнице карту, перевел взгляд на нее. Столкнулся с немного испуганным взглядом, проследил за ним, обращенным на сверкающие круги, проделываемые ножом.
        - Понял. - Нож незамедлительно вернулся на положенное место. - Можно спрашивать?
        - Обязательно можно, спасибо. Так что именно?
        Куминов отстучал пальцами дробь по доскам стола:
        - Ты очень сильно удивилась обнаруженным при вскрытии этой тетки странностям, так? Не перебивай, это вопрос риторический. А вот тому факту, что нас всех чуть не пожрали ночью самые обычные граждане, находящиеся на оккупированной территории, удивляться не стала. Смотрите, товарищ профессор, как интересно выходит, я даже в легком удивлении. Поражает вас требуха той самой тетки, что перегрызла горло одному из моих боевых товарищей, а вовсе не то, что это дико и непонятно. Гоголя, как мне кажется, мы читали в одном возрасте. Так это Гоголь, Николай Васильевич, классик русской литературы. Это байки и бабкины сказки на ночь, казалось бы, но... я вот испугался. До усрачки, Саша, до дрожи в коленках испугался ночью, а ты не особо. Так что получается тогда? Что-то знаешь, но молчишь, говорить не хочешь? Или существование подобного есть какая-то новая государственная тайна? Тайна, которая касается уродов, которые вместо того, чтобы бороться с врагами партизанскими методами, жрут бойцов Красной армии почем зря?
        Девушка посмотрела на него, спокойно и задумчиво. Отхлебнула чая, откинулась на спинку стула. Стулья, к слову, явно в свое время украшали какую-нибудь дворянскую усадьбу, одну из тех, что до семнадцатого года в округе хватало в избытке. Гнутые ножки, плотная ткань на самих сиденьях, с еще заметным цветочным рисунком. Добротный такой стул, надежный. Куминов поймал себя на мысли, что на заимке все ему не нравится. Все заставляет обращать на себя внимание. Стул этот чертов... с какой стати вообще мысли про него в голове возникли? Нервы, нервы, товарищ капитан, не железные они у вас. А это плохо, не время нервничать и изображать из себя девицу-институтку из Смольного.
        Саша молчала, Куминов ждал. Тикали большие часы в деревянной коробке, висевшие на стене. Кукушка, когда-то исправно скрипевшая каждые полчаса, видно, была сломана. В доме было тихо, лишь иногда потрескивали старые доски пола и бревна стен. За заслонкой печи еле слышно и ровно гудело небольшое пламя. Изразцы, голубые с белым, украшавшие бока голландки, чуть отблескивали от падавшего со стороны оконца яркого света. За окном промелькнул силуэт одного из разведчиков, неслышно прошедшего куда-то. Чуть свистел легкий сквозняк, проникавший через щель под дверью. Куминов несколько раз пытался закрыть ее плотно, но потом плюнул на это бесполезное дело и прекратил.
        - Сказки... - Саша потянулась было за сигаретой, но передумала. Накрутила, насколько получилось, прядь коротко постриженных перед самым выходом волос на палец. - Для кого сказки, для кого быль. Слушай, товарищ капитан, и не перебивай.
        Куминов слушал рассказ, который тихий голос вел неторопливо и спокойно, и понимал, что не все в этой жизни видел и знал. А если и видел, то не понимал. Потому что понять и принять существование рядом с обычным миром другой, ведущий свой путь издалека, из глубины веков и пространств, было тяжело.
        Институт, в котором работала Александра Венцлав, был очень непростой. О существовании его знали пока немногие. Лишь сейчас, решив, что нужно действовать, завесу тайны приподняли. Куминов понимал, что нет ничего страшного в том, о чем говорит девушка. Немцы имели определенную информацию о его деятельности, пусть и неполную, вроде той, что капитану пришлось услышать о лабораториях под Куйбышевом. Попади он в плен - что мог бы рассказать? Да практически ничего, ровно столько, сколько скажет Саша. Правда ли это, либо заведомо скармливаемая ему дезинформация, Куминов, естественно, не мог знать. Хватило и того немногого, что услышал, чтобы понять - о некоторых вещах лучше было бы никогда и не слышать.
        Странные и страшные существа, веками жившие бок о бок с людьми, перенесенные в предания, легенды и сказки. Постоянно таившиеся, нераскрывающиеся. Знать про них и верить в последние лет сто считалось дремучим предрассудком. Все, что передавали из уст в уста по ночам, шепчась и настороженно оглядываясь, отчасти оказалось правдой. Про них рассказывали те писатели, которых считают классиками и чьи произведения, касавшиеся этой темы, принимали за шутку и желание пощекотать нервы. Человеческая цивилизация, ведомая вперед рационализмом, верой лишь в утверждения официальной науки, не хотела принимать всерьез такую правду. Куминов помнил, как сам, летом работая в одном из колхозов, высмеивал местных пацанов, вечером у костра рассказывающих о медведе-оборотне, что жил рядом с их большим селом. А еще никогда бы не забыл тех ощущений. Смеяться-то смеялся, но по сторонам настороженно зыркал. Так же как и остальные друзья-пионеры, отправленные на лето помогать советским колхозникам-пасечникам на подсобные работы и последующий сбор меда. Хорошо было смеяться над темной деревенщиной, сидя у костра. Отойти же на
пару десятков метров в глубь красноярской тайги, начинавшейся резко и неожиданно прямо за околицей, было страшно.
        Институт, в котором работала Венцлав, был старый. Такой старый, что корни его уходили еще в то время, что принято называть кровавым царским режимом. Тут капитан немного насторожился, услышав в голосе рассказчицы явное одобрение в сторону одного из давно умерших Романовых, основавшего при Его величества собственной особой канцелярии отдельную службу. Но потом, постепенно слушая дальнейшую историю, одобрением проникся. Было с чего, и подобную инициативу самодержавного тирана Куминов поддержал бы обеими руками, живи в то время. Пусть и утверждала теория ленинского и сталинского учения об отсутствии возможности существования монархии, кроме как эксплуататора трудового народа. От подобного кандидат в члены ВКП(б) капитан Куминов ни за какие коврижки бы и не отказался. Но неожиданно для самого себя осознал: прав был далекий самодержец. Видно, что мог не только пить кровь собственного народа и давать измываться над ним своим прихвостням и подлой придворной аристократии. Правильные решения принимать явно умел. Особенно когда это требовалось.
        Было это, как понял капитан, в то время, когда донские казаки шлялись по Монмартру, тогда еще обычному пустырю, с песнями и гиканьем. Век XIX, страшный в своей жестокости, не смог не породить специальное отделение, которое курировал лично сам государь-император. Поля сражений с Наполеоном, выжженные города и деревни, опустевшая земля, тысячи детей-сирот и женщин, остававшихся без чьей-либо защиты. Время тех, кто мог пользоваться слабостью безнаказанно. Тех, кто позволил, наконец-то, себе таиться намного меньше, чем во все прошедшие долгие столетия.
        Их было не так уж много, в свое время истребленных в темное Средневековье. Тогда науки было меньше, люди проще, а правда про таящихся в ночи - всегда была рядом. Если где-то начинались жестокие необъяснимые убийства, так всегда искали вначале именно их. Костры, запаленные инквизиторами, зачастую были направлены против того, кого и следовало жечь. Но тех, что еще оставались, хватало на многое. И не странно, что в пору, когда воспрянувшие русские войска гнали за пределы армию Бонапарта, ОНИ осмелели.
        Война, длившаяся чуть ли не два десятка лет, не давала видеть людям творящиеся под самым носом страшные вещи. Саша привела лишь несколько примеров рапортов, подаваемых казачьими и гусарскими разъездами, ходившими в сторону врага для разведки. Уходили они практически в никуда. Никто из генералов армии не обращал внимания на села, в которых не осталось ни одного человека. На обозы, пропадавшие бесследно. На омуты, набитые как кадушки телами, почти полностью обескровленными. На разодранные в клочья останки, развешанные порой по осинам, одиноко стоявшим на глухих лесных перекрестках. На танцы мертвых темными ночами среди оскверненных могил сельских погостов. На мелькавших за арьергардами войск, только начавших свое наступление, непонятных личностей, передвигавшихся зачастую только ночью. На церквушки, часовенки и небольшие храмы, которые порой находили с иконами, болтающимися вниз головами, с церковной парчой, измазанной в лучшем случае нечистотами. На алтари, в которых на стенах засыхали красно-коричневые надписи на неизвестных языках, давно и прочно забытых. Не до того было обладателям высоких
треуголок с плюмажами, гнавших перед собой недобитые до конца многотысячные орды. Война на дворе, читалось в их глазах, строго и требовательно обращенных на отважных и лихих партизанских вожаков. Не дело рассказывать бабкины сказки и чертей с упырями по всем темным углам искать.
        Но зато было дело до всех этих непотребств тем, кто шел за армией. Только начавшим свою историю частям, которые чуть позже государь-император передаст в ведение графу фон Бенкендорфу. Им было дело до всего, что отличалось от нормальной жизни, пусть даже и сведенной с ума огнем войны. Уже после того, как одышливого и полного корсиканца отправили на остров, на сукно стола Александра Павловича Романова лег доклад. В папке изрядной, надо полагать, толщины было изложено все, никак не вписывающееся в рамки человеческого восприятия. Чуть позже при особой канцелярии появилась новая служба, не входившая в подчинение никому, кроме монарха.
        Особый комитет по надзору за не-людьми просуществовал вплоть до Великой Октябрьской, так и не канув в Лету в кровавом вихре, закрутившем страну. У руля организации, уже тогда имевшей собственный институт по исследованиям, выявлениям и средствам противодействия, стоял к моменту исторического звонка из Смольного контр-адмирал Лесников. На самом флоте сухопутный военачальник провел всю свою гардемаринскую юность, подаренную отцом, из кондукторов выслужившегося до мичмана эскадренного миноносца "Забияка".
        В тысяча девятьсот пятом году будущий флотоводец, ставший к тому времени капитаном первого ранга, командовал флотилией тральщиков на Дальнем Востоке. Профессию свою он любил и много времени проводил в море. Когда трал одного из кораблей вытащил на палубу непонятное существо, попытавшееся разодрать боцману глотку, Лесников оказался на соседнем тральщике. Существо, которое скрутили по рукам и ногам, до Владивостока не дожило, погибнув, как выяснилось впоследствии, от длительного контакта с атмосферным кислородом. Сложно выжить, когда полноценных легких как таковых нет, а в океан никто не отпускает.
        Вышестоящему командованию о выловленном при тралении фарватера ихтиандре Лесников раньше времени ничего не докладывал. Тем больше было его удивление, когда на берегу небольшие, выкрашенные в серый цвет военные корабли ожидало оцепление из жандармов и три автомобиля. В двух больших грузовых ФИАТах, удививших каперанга странными кузовами, похожими на клепаную броню башен корабельных орудий, находились сотрудники тогдашнего Института. Вернее, его отделения в дальневосточных губерниях. А в сверкавшем лаком корпуса и хромом металлических деталей армейском варианте "руссо-балта" сидел сам столоначальник всего Особого комитета, граф Трубецкой-третий, как раз таки прибывший к театру военных действий с инспекцией. Где война, там и появляются существа, за которыми граф был призван наблюдать и уничтожать... при необходимости. Агентурная сеть комитета была широка, хотя зачастую сам "казачок" и не подозревал о том, на кого работает. На свою то ли беду, то ли удачу, капитан первого ранга Лесников решил поспорить с вальяжным престарелым атлетом, который, помахивая тросточкой, давал приказания об изъятии странной
находки. Спор вытек в интерес, причем взаимный.
        Через три месяца, сдав дела и сев на поезд, несущийся в сторону столицы, Лесников отправился принимать дела погибшего в одной из операций заместителя Трубецкого. Войну четырнадцатого года он встретил уже временно исполняющим обязанности начальника комитета и в чине контр-адмирала. Тогда многие, имевшие отношение к комитету и Институту, гибли часто. Золотые эполеты с черными орлами, по правде говоря, ему довелось одеть лишь дважды. В первый раз, на торжественном приеме, получая из высочайших рук очередной орден и звание. Во второй на приеме далеко не торжественном и могущим закончиться для контр-адмирала плачевно.
        Во всяком случае, невысокий человек с бородкой клинышком и большой залысиной был очень удивлен, когда в его кабинет, находившийся в недавно занятом большевиками Кремле, вошел царский адмирал. Тем более что в Москву новое правительство переехало только что. Из колыбели революции, на которую давили с запада немцы, большевики скрылись быстро и тайно. Тем более странным было появление в коридорах Кремля адмирала бывшей империи. Но Владимир Ильич на то и был гением революции и вождем пролетариата, чтобы действовать не спонтанно. А вовсе даже наоборот, взвешенно и осознанно.
        Москва - это, конечно, не Питер, и уж тем более не Кронштадт. Там сейчас озверевшая матросня рвала в клочья всех "золотопогонников", до которых могла добраться. Но "братишек", тогда еще не успевших оказаться в застенках только организованной ЧКОт Ленина бывший глава Особого комитета вышел уверенной походкой, сжимая в ладони, спрятанной в кармане, мандат, подписанный лично "самим". Когда же навстречу ему, ухмыльнувшись в прокуренные усы, качнулось несколько фигур с лихими завитыми чубами, торчавшими из-под бескозырок, ощутимо пахнущих перегаром и сжимающих в крепких, жилистых ладонях отполированные тела винтовок с примкнутыми штыками, он даже не подумал взяться за "браунинг", лежавший по соседству с мандатом. Вместо этого за его плечами, как по мановению волшебной палочки, возникли три фигуры, закованные в хрустящие и скрипящие хром и шевро. Сомнений в их принадлежности у "братишек" нисколько не возникло, и Лесников спокойно прошел вниз...
        Работы особому отделу при Чрезвычайной Комиссии, как переименовали комитет, хватило надолго. Гражданская война, вывернувшая страну наизнанку, выгнала на охоту многих ночных жильцов. Молодым парням и девчонкам, затянутым в кожу курток, английское оливковое сукно гимнастерок и старые шинели, довелось увидеть и узнать многое.
        На пепелищах страны, раздуваемых революционными и интервенционными ветрами, творилось много страшного. Кроме тех, за кем охотился отдел, были и другие. Поднявшиеся в кровавом хаосе поднимали из глубины веков позабытые секты, ложи и прочие организации, желающие страшного и опасного знания. А вместе с ним и силы, которые давали результаты жутких и непонятных обычным людям экспериментов. Зачастую опыты новоявленных некромантов, масонов и прочих колдунов приводили лишь к исчезновению в находящейся рядом округе то нетронутых девушек, то вовсе грудных младенцев. Конкретных результатов добиться было тяжело, особенно если следовать невнятной абракадабре, изложенной в дешевых книгах, издаваемых в предреволюционные годы на папиросной серой бумаге. Но встречались и такие любопытные экземпляры, что подходили к решению проблем с точки зрения науки. И теми, и другими отдел интересовался живо и постоянно. Очаги вновь возникающих доморощенных докторов Франкенштейнов, Папюсов и последователей Гришки Распутина подавляли жестоко и кроваво. А все найденное уходило в Институт.
        Большевики, ведущие борьбу с религией, ответственно подошли к новой информации, что стала известна верхушке нового руководства страны от Лесникова. Учреждение, ведущее свою историю с двадцатых годов девятнадцатого века, в веке двадцатом, полном страшных изменений, смогло не сгинуть в небытие и укрепить свои позиции. Средства, выделяемые на исследования, которые к тому времени велись на территории бывшего монастыря под Серпуховом, были очень большими. Даже во время разрухи, коллективизации и нэпа, когда страна только начала вновь становиться на ноги, сотрудники Института не знали нужды ни в чем. В чем была загадка этого щедрого финансирования и снабжения, Саша сказать не могла. Или, что было более вероятным, не хотела. Так как даже у Куминова, только что узнавшего о заведении самый минимум информации, догадки возникли сами собой. Хватило лишь одного воспоминания о случившемся ночью, чтобы понять стремления и чаяния красных вождей.
        Велик был соблазн получить в свое распоряжение тех, кто мог многое, казавшееся невероятным. Капитан прокрутил в голове движения Петровича, которыми тот уходил от выстрелов, его бешеную живучесть, когда после нескольких попаданий в упор из автомата тварь все еще рвалась к нему. Вспомнил о фотографиях немецких солдат в альбоме. Машинально коснулся рукой бедра, где под плотной тканью рваной полосой проходил шрам, оставленный безумным фашистом, рвущимся к врагу. Стало плохо от осознания самого факта, что многое про людей, тех самых, о которых с самого детства говорили лишь с восхищением и невольным страхом, оказывалось не совсем правдой. Не хотелось верить капитану в собственные мысли, ой как не хотелось...
        - У немцев тоже есть такой институт? - он посмотрел на Сашу. - Да есть, понятно, можешь не отвечать. Сами по себе наши хозяева не появились бы. Вот ведь...
        - Мой рассказ что-то меняет? - девушка, это было заметно, насторожилась. Видно, сейчас до нее дошло, что разведчик, сидящий напротив и ведущий своих людей на верную смерть, узнал часть очень неприятной правды. Той, что может просто перевернуть в его голове мироощущение, закладываемое с самого детства. Страх от осознания этого мелькнул на подвижном лице Саши так ясно, что Куминову стало ее немного жаль.
        - Ничего не меняет, не переживай ты... - он невесело улыбнулся. - Какая мне разница, что и у нас... а, какая на самом деле разница, Саша? Я воюю за свою страну, за то, чтобы жить в ней мирно и спокойно. Да и, если уж честно, не больно у вас получилось создать хотя бы что-то подобное, что есть у немцев?
        - Да немногое у нас вышло, на самом-то деле. - Саша хмыкнула в ответ на его улыбку. - Все, что есть сейчас у немцев, началось очень давно. Куда раньше чем создание императором Александром Первым особого комитета. "Аненнэрбе", "Туле" и прочие организации фашистов, которые причастны к происходящему в Куйбышеве, выросли еще со средневековых алхимиков и некромантов. Не слышал про таких?
        Куминов покачал головой.
        - Бред какой-то...
        - Ага, бред. Только результаты этого бреда тебя самого чуть не отправили на тот свет. Если соединить современные научные знания и возможности с тем странным опытом, накопленным за века, можно многое. Вот они и смогли, создали за считаные годы первые образцы и это может дать им еще один шанс в войне. Ты же не знаешь многого, да и я тоже, если совсем честно. Но сразу по приходе к власти Гитлера нацисты направили множество экспедиций в разные уголки планеты, Коля. Про половину из них мы знали, в некоторых случаях вмешивались, создавали препятствия. Когда получалось, когда нет.
        Поверь, что мне самой поначалу многое казалось дикостью, пережитками суеверий и байками. Пока в первый раз не увидела настоящего ликантропа...
        - Кого? - Куминов непонимающе уставился на нее.
        - Оборотня, Коля, обычного такого оборотня. Правда, через пенек с ножом он не кидался, чтобы перекинуться обратно в человека. Бросался в основном на смотрящих через прутья, то есть на нас, слушателей первого курса. Потом привыкли, относились как к странным, страшным, но уже понятным зверям. А эти...
        - Хозяева? - Куминов понимающе качнул головой.
        - Не только, не только... - Саша вздохнула. - Я, на самом деле, почти ничего не знаю о лаборатории немцев. Отрывки, непроверенные разведданные, те самые фотографии и две кинопленки. Больше непонятного, чем чего-то конкретного и ясного.
        - Тебя отправили только из-за твоих физических особенностей? - догадка в голове капитана возникла неожиданно. Саша внимательно посмотрела на него.
        - Я последняя, Коля. Просто последняя...
        Глава 8
        "Страх - это защитная функция организма. Это сигнал об опасности. Солдат, не испытывающий страха, в разведку не годен. Страх - драгоценность, если боец умеет владеть ею".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Снег чуть хрустел под полозьями лыж. Снова: шаг-шаг-шаг, раз-два, раз-два, вперед и вперед. Группа шла как обычно, не сворачивая в сторону от одинокой, еле заметной лыжни. Вереница людей в белом тихо и быстро бежала вперед через редкий пролесок.
        В высоком черном небе ярко смотрели вниз странно большие для этих краев звезды. Луна, уже начавшая убывать, светила как могла ярче. Куминов злился, понимая, что, попадись навстречу небольшая группа немецких поисковиков, и все, пиши-пропало. Погода подкидывала "волкодавам" противника хороший сюрприз, выступая против разведчиков. Спасал лесок, укрываший группу. Между его, пусть и редких, стволов можно было спрятаться и двигаться относительно безопасно. Хотя движение группы капитану тоже не нравилось.
        После той ночи, проведенной на заимке, что-то внутри группы разладилось. Отработанный механизм коллектива начал барахлить. Понятно, что раненый Джанкоев выжимал из себя лишние усилия, но не оставлять же его было? Нервничал обычно невозмутимый Эйхвальд, которого сильнее остальных задело случившееся. Злился по непонятной причине Хрусталев, которого Куминов решил не отпускать вперед. Плохо, все это плохо...
        Разведывательно-диверсионная группа - это единый сплоченный коллектив. Таковым он должен быть всегда. На задании особенно. Капитан чувствовал настрой своих людей, необычно подавленных и настороженных. Понимал, что это пройдет, пусть и не сразу, но не мог ничего поделать с собой. Тревога не отпускала, временами пропадая, но обязательно возвращалась. Самое плохое во время операции, самое отвратительное, что может быть - страх солдат, ощущаемый почти физически. И не тот рациональный, когда ждешь выпада противника и готовишься к нему. Страх перед неизвестным и непонятным врагом, который неожиданно оказался перед группой. Куминов, перед самым выходом, раскрыл ребятам часть известной ему самому информации. По-другому было никак нельзя. Разведчики должны знать и оценивать возможности врага. Даже если враг и необычный. Реакция была разной, последствия ее уже наступили. Оставалось лишь полагаться на самое лучшее лекарство в таком случае... на время. И на то, что усталость и размеренный ритм выбранного им марша заставят страх просто уйти глубже.
        Группу вновь вел Воронков, отнесшийся к полученным данным спокойно и немного равнодушно. Куминов знал его хорошо, понимал и видел маску невозмутимости сержанта. Другого ожидать просто не мог. Надежность и уверенность в собственных силах этого невысокого молчуна в разведывательной роте давно стали непоколебимыми. Даже если сейчас Воронков и нервничал, то вида не показывал. Просто не мог этого сделать, поддерживая командира и не давая усомниться в собственных силах другим бойцам.
        Растянувшаяся вереницей группа миновала уже полсотни километров от заимки. Единственной положительной стороной освещенности была возможность двигаться быстро. Негустой лес то совсем редел, то становился гуще, не мешая передвижению. Огибать или перешагивать через поваленные стволы пришлось лишь пару раз. Несколько оврагов, неглубоких, с пологими стенами, отряд преодолел практически не останавливаясь. Ших-ших, равномерный звук впереди и сзади Куминова подтверждал мысли о полезной усталости. Люди, не так давно пережившие нападение непонятных существ, начали бежать ровнее. Группа вновь втягивалась в ритм бега, так необходимого для выполнения задания.
        Несколько раз приходилось падать, прижимаясь плотно к снегу и прикидываясь сугробами. "Драккены"
        Полный состав такой поисковой группы, как правило, состоит из двух отделений фельдъегерей, обученных и экипированных специально для борьбы с РДГ. Транспортный отсек каждого "Драккена" как раз вмещает в себя десяток по-деревенски крепких ребят откуда-нибудь из Нижней Саксонии или Тильзита. Вместе с обер-фельдфебелем, скажем, из Гамбурга. Командир сидит в кабине пилотов, на дополнительном, отстегивающемся сиденье, его заместитель на таком же, только в кабине соседнего геликоптера-дублера, ведомого в винтокрылой "двойке". Но самое главное даже не то, что все эти белоголовые крепыши готовы горохом скатиться через люки в бортах при посадке. Или махом оказаться внизу, спустившись по тросам, если такое понадобится. И каждый из немецких вертолетов может сровнять вот эту самую негустую посадку с землей, сгнившими листьями и снегом. Нет, главная пакость подобных групп совсем в другом.
        От командиров РДГ РККА информацию о стандартных методах борьбы с ними командование естественно не скрывало. К этой деятельности, равно как и ко всему прочему, гансы подходили со своим всегдашним прагматизмом и полной отдачей. Раз есть проблема в лице советских разведчиков, которым сам черт не брат, а "генерал Мороз" явно приходится чуть ли не родным дедом, то и решать ее "дойчи" вознамерились серьезно. Новые разработки снаряжения, средств поиска живых объектов и их уничтожения, либо пленения, были естественно засекречены. Но и тут нашла коса на камень, то есть на русских резидентов в Германии. И некоторые секреты стали известны Ставке еще до того, как их начали применять на фронте.
        С некоторыми справились сразу, введя, к примеру, специальное нижнее белье, основанное на действии в скорейшем порядке изобретенной ткани гибридного типа. Надеваемые разведчиками комплекты действовали таким образом, что поддерживали постоянную температуру тела, не давая замерзнуть, и, самое главное, не пропускали тепло наружу. Таким вот образом, созданный гениальным германским инженером Бошем прибор теплового обнаружения отчасти оказался дорогостоящей забавой, используемой часто на охоте высшим офицерским составом. Другое дело, что партизан, действующих в тылах войск Вермахта, подобными комплектами полностью снабжать не удавалось, ткань-то была дефицитом. И тут-то прибор герра Боша смог показать себя во всей красе. Количество удачных рейдов последователей Сидора Ивановича Ковпака после введения хитрой техники на вооружение мобильных поисковых групп егерей СС снизилось в разы.
        Но не это беспокоило каждого командира, идущего на ту сторону. Немецкие ученые из биологических научных учреждений добились совершенно потрясающих результатов в создании новых подвидов самого страшного противника любого диверсанта. Чьи дальние родственники пытались попробовать на вкус группу Куминова не так давно, во время бурана.
        Основные и самые главные враги каждого разведчика могут отличаться внешне друг от друга, несмотря на общие корни. Этому всегда способствует регион их применения и особенности местности. Не в малой степени этому же способствуют устоявшиеся взгляды владельцев этих самых противников. Эти враги передвигаются на четырех лапах, сильных и быстрых. У каждого в жадно оскаленной пасти, из которой рвется наружу рык, находятся снежно-белые острые клыки. И у любого из них, рыжих, палевых, угольно-черных, разной степени косматости и длинношерстности есть самый главный прибор нахождения диверсантов противника: нос, покрытый черной мокрой кожей.
        На вооружении кинологических служб противодиверсионных частей немцев состояло две главных породы собак: овчарки и терьеры. Первые в основной своей массе отвечали за охрану важных объектов. Обыкновенно ходили в паре с кем-то из патрульных либо бегали вдоль натянутой проволоки, идущей по периметру вверенного участка. Умных, черно-рыжих немецких овчарок Куминов ненавидел всей своей диверсантской душой и понимал, что после войны ни за что не заведет себе хотя бы похожую собаку. Ему доводилось убивать их с помощью оружия при минировании железнодорожных станций, как в Асекеево, к примеру. И отбиваться пару раз с помощью одного ножа, чтобы не привлекать внимания часовых. Спасло его только то, что собаки не подали голоса, в обоих случаях сразу ринувшись в бесшумную атаку. А вот терьеры...
        Тут подножку разведчикам поставили ребята из НКВД. Это их кинологи еще в далеких тридцатых вывели черных, издалека очень добродушных псов, покрытых густой, как у баранов, шерстью. Специально созданные для охраны объектов ГУЛАГа и прочих, зачастую секретных, объектов Наркомата, собаки были страшны и очень опасны. Не боящиеся сильных морозов, высокие и мощные, снабженные прекрасным наследством от своих охотничьих предков. То есть улучшенным чутьем, позволяющим брать даже самый слабый след и идти по нему за беглецом. Немцев Куминов никогда бы не назвал глупцами или дурнями, и в данном случае они в очередной раз подтвердили свою механическую прагматичность. Зачем мучаться и ломать голову над решением проблемы выслеживания и захвата опасных противников, пытаться вывести из хорошей овчарки еще лучшую, когда есть черные терьеры?
        Именно так, следует полагать, и подумала какая-то умная голова в Берлине, отдавая приказ о поиске и доставке в Германию собак, находившихся на пищевом довольствии в любом лагере на захваченных территориях СССР. А уж там, в специальных, оборудованных по последнему слову науки и техники питомниках будет кому над ними подумать. Так оно и вышло.
        И Куминов абсолютно верно подозревал наличие в пролетавших над ними, рокочущих вертолетах наличие своих "заклятых" четвероногих друзей. Немецкие специалисты добились многого, в том числе и того, что характеристики породы выросли многократно. Даже после переброски на необходимый участок с помощью машин звери брали след практически сразу. Если он, след, был. Никаких сомнений в способностях своих ищеек немецкие солдаты не испытывали. Собаководы, впервые получавшие высоких, обманчиво неторопливых и ленивых крепышей с густой черной шерстью, поражались получаемой с ними сопроводительной информации.
        Щенки, выведенные в начале пятидесятых, спокойно реагировали на переезды в металлических недрах автомобилей, бронетехники и вертолетов. Запахи топлива и смазки ни капли не нарушали первоклассный нюх, не мешали поиску. Нервная система новых псов спокойно реагировала на рычание армейских двигателей, выстрелы из стрелкового оружия и даже на залпы артиллерии. Они были неприхотливы, преданны хозяевам и люто злобны к тем, кого должны были искать.
        Приди в голову что-то заподозрившего Фрица, Дитриха или Карла, командующего группой, мысль о неожиданной высадке - и все. Тогда операцию можно будет считать наполовину проваленной. Терьеры возьмут след лыжников, и дальше помочь сможет только самоотверженность части группы, оставшейся прикрывать отход. Но даже и тогда исход операции на невидимой чаше весов начинает склоняться не в пользу капитана Куминова и его солдат. Информация об обнаруженной группе советских диверсантов и ушедших от преследования немедленно облетит все необходимые чины немецкого командования. Меры предосторожности и охраны всех режимных объектов немедленно усилятся, и возможностей проникновения в подземелья Куйбышева станет меньше в разы.
        Капитан сплюнул, провожая взглядом удаляющийся красноватый маячок на хвосте второй машины, и перекрестился. Незаметно, так как комсомольцу такого не полагается. Не говоря уже про кандидата в члены ВКП(б)[17]. На этот раз вроде бы пронесло, вроде бы... Его не отпускала мысль о том, что немцы полностью осознают уровень опасности для объекта "Берлога", и чем дальше РДГ углубляется в территории, которые фрицы контролируют, тем сильнее внимание. Во всяком случае он не мог вспомнить, чтобы такие меры предосторожности, в виде частых воздушных патрулей, встречались ему ранее. Это было плохо, очень плохо. Риск наткнуться на наземную мобильную группу невероятно возрос.
        - Расул? - он окликнул башкира, бежавшего впереди.
        - Да, командир? - тот оглянулся, не останавливаясь.
        - Передай по цепочке про привал. Лейтенанта и Воронкова ко мне.
        - Понял.
        Куминов высматривал впереди что-нибудь, что скроет их от немецких летунов. То же самое, судя по всему, делал и Воронков, который неожиданно свернул в сторону. Капитан быстро понял, что сержант устремился к нескольким невысоким елкам, торчавшим кучкой слева по ходу группы. Ну что же, самое оно для небольшого привала. Издалека было заметны густые пушистые верхушки с ветками, которые скроют группу из вида. Тут и прожектор не поможет.
        Группа уходила под деревья плавным поворотом, стараясь не выбиваться из одной на всех еле видной лыжни. Куминов оглянулся на замыкающих сзади Эйхвальда с Сафиным и сам нырнул под пушистые ветви, густо накрытые снегом. Упал он только на Сашу, бегущую перед ним. Никто из разведчиков ветвей не задевал.
        - Так... Пчелкин, Шабанов, Шутяк, в охранение. - Куминов отстегнул крепления. - Саша, падай на мой рюкзак и ноги задери на ствол вот этой елки. Снегом разрешаю только лицо вытереть, а не жр... есть. Воду небольшими глотками, это ко всем относится. Воронков, Хрусталев, Эйхвальд, ко мне. Расул, проверь и перевяжи Камиля. Сафин... проверь укладку у нашего профессора, что-то у нее ранец на зад съезжал. Тихо, Саша, отдыхай. Привал на пятнадцать минут, используй его как необходимо организму.
        Рюкзак снял только сам Куминов, остальные не стали. Ни к чему, не время. Саша пусть отдыхает. Если что, умеючи подхватить и закинуть на привычные плечи - дело плевое. Снег хрустеть уже прекратил, командиры подошли практически бесшумно. Воронков отстегнул плащ-палатку, закрепленную сверху объемного немецкого ранца, что носил Эйхвальд, накинул на уже поставленные остальными торчком лыжи. Получилось небольшое укрытие, где можно рассмотреть карту, подсвечивая ее фонариком и не опасаясь, что кто-то заметит. Скоро из-под плотного брезента торчали только ноги всех четверых.
        - Идем верно, если судить вот по этим самым оврагам, это хорошо. - Куминов откусил кусок плотного сухаря, глотнул ледяной воды из фляжки. - Плохо другое...
        - Это точно, - буркнул Хрусталев. Остальные подтверждать мысль командира не стали, лишь согласно кивнув.
        - Все поняли, продолжать не стоит? - капитан обвел своих ребят глазами.
        - Разделимся и растянемся? - Воронков понимающе хмыкнул. - Встречаемся здесь?
        Палец сержанта ткнул ровнехонько в точку небольшого поселка перед Сергиевском.
        - Не знаю... - Куминов сплюнул. Организм, хоть и привычный к нагрузкам, все же устал, слюна была тягучая, густая. - Не хотелось бы растягиваться, если честно.
        - Думаешь, что в Куйбышеве повоевать придется? - Хрусталев хищно сверкнул зубами. Немцев он ненавидел всей душой и порой жалел, что не в пехоте. Той не надо скрываться, можно честно расстреливать врага хоть батальонами.
        - Скорее всего. Хотя нам это вовсе не нужно, не маленькие ведь, что объяснять-то?
        - Не маленькие... - Воронков повел плечами, поглядев на товарищей.
        Оба лейтенанта молчали, переваривая и осмысливая мнение, наконец-то произнесенное командиром вслух. Осознать, что вероятность не вернуться весьма велика, - тяжело. Все три подчиненных Куминову младших командира всегда были готовы к такому исходу. Но, как, наверное, и всегда, ждали его чуть позже. Сейчас же, когда капитан сказал то, что крутилось в голове у каждого из разведчиков, наступил самый важный момент. Оттягивать его Куминов смысла не видел. Бойцы группы не маленькие дети, воюют не второй день. Они шли на верную смерть, которая всего-навсего не должна была стать бесполезной.
        - Ну что... - Эйхвальд чуть повел из стороны в сторону тяжелой челюстью. Была у него такая глуповатая привычка, когда лейтенант задумывался - двигать кинематографически геройской деталью собственного лица. - Воевать, так воевать. В конце-то концов, парни, мы же не на утреннике в детском саду. Всегда знаем, на что идем, да и это...
        - Чего? - повернулся к нему Хрусталев.
        - Родина же за нами, ребят... чего, - буркнул обрусевший поволжский немец в четвертом поколении. Единственный из всех немцев, кого злобный старший лейтенант Хрусталев не побоялся бы поставить закрывать свою спину[18]. - Значит, если нужно, так нужно.
        - Хорошо. - Куминов, молчавший недолгие секунды, потребовавшиеся троице, снова вернулся к карте. - Тогда поступаем так...
        Тучи, неожиданно согнанные поднявшимся ветром, густо закрыли звезды. Видимость резко ухудшилась, и Воронков, все так же бежавший впереди, резко сбросил скорость. Местность вокруг начала меняться, создав отряду новые трудности.
        Ровные пространства лесостепи, прореживаемые негустыми лесками, постепенно заканчивались. На самых подходах к Куйбышеву группу ожидала бы мешанина из взгорков, оврагов и густой лесной поросли. Ожидала бы, не будь где-то впереди подземного тоннеля с узкоколейкой, который должен был помочь разведчикам преодолеть часть пути относительно комфортно. Но до него еще нужно было добраться. Карта картой, но всякое могло произойти. Так что на тоннель Куминов рассчитывал в последнюю очередь. Было жаль, что не встретит агент на этой стороне. Тогда все выходило бы намного увереннее и спокойнее.
        Пока же, двигаясь с заметно меньшей скоростью, группа добралась лишь до точки, от которой топать предстояло не меньше тридцати километров. А ночь уже близилась к концу. Кромка неба на востоке, несмотря на облачность, стала заметно светлее. Куминов выругался про себя, понимая, что нужно поднажать. А как это прикажете сделать, когда под ногами, вернее, под лыжами, попадалось уже какое по счету поваленное дерево, а оврагов они пересекли за последний час сразу четыре? Где-то километра через два должна была показаться густая опушка, которая уходила в длинный и глубокий лог, ведущий к одной из первых горушек, предварявших Жигулевский массив. Добраться туда, найти относительно удобное для лежки и наблюдения место и можно затаиться до вечера. Да и, чем черт не шутит, действовать по обстановке. А там, глядишь, после того, как группа отдохнет, можно будет попробовать срезать еще часть пути и днем, ближе к сумеркам.
        Капитан сам чувствовал, что устал. Нужно было добраться до такого нужного сейчас леска быстрее. О том, как чувствует себя Саша, ему даже думать не хотелось.
        Он посмотрел на ее спину, белеющую впереди, на монотонно двигавшиеся в спокойном ритме ноги. Выругался про себя, понимая всю несправедливость подобного. Не женское дело война, не женское. А вот нате, приходится в ней всем участвовать. Оставалось надеяться хотя бы на то, что именно она сможет вернуться назад. И мечтать, им удастся пообщаться потом, даже не после войны. Хотя сейчас такие мысли были совершенно некстати. Отвлекаться не стоило, ослабление внимания к окружающему могло привести к смерти. Куминов знал, что так оно и случится, если расслабиться.
        Им немного повезло с выходом на ту сторону фронта. Повезло прошлой ночью и повезло этой, когда вертушки немцев прошли прямо над группой. И не один, несколько раз. Означало это что-либо или нет - капитан не знал. Вполне возможно, что атака двух полков на одном участке, закончившаяся прорывом линии обороны, не сбила с толку противника. Возможно, что и наоборот, все-таки ожидать такого выхода для разведки не стоит. Пока все шло нормально. Усиления, которого Куминов ожидал увидеть, все-таки не было. В прифронтовой полосе, которую они пролетели в составе эскадрильи штурмовых МИ-3, все кипело. Но суета была ожидаемой при подобном наступлении. Если и дальше не будет чрезмерного количества мобильных групп немцев, то все может получиться.
        Группа выкатилась к участку, на котором лес неожиданно обрывался. Воронков, предупреждающе поднявший руку, наклонился. Отстегнул лыжи, нагнулся и практически растворился среди сугробов, по-пластунски[19] устремившись вперед. Куминов сплюнул, подъехав к низкому кустарнику терна, густо торчавшему на самом выходе из пролеска. Замерший со своей магазинной автоматической СВТ-С, только что поступившей в войска, Андрей Шабанов молча показал ему направление, в котором скрылся сержант. Капитан кивнул, и так же, низко прижавшись к земле, двинулся по разбросанному снегу. Где-то впереди, это чувствовалось по запаху дыма, было жилье. Именно что было. Потому что пахло с той стороны, несмотря на ветер, дувший по их движению, гарью. И паленым мясом, делавшим запах еще более отвратительным.
        Распластавшись ящерицей, Куминов двигался вперед, положив автомат на сгибы рук. Каждый в детстве любил ползать и передвигаться на коленках, а вот ему этим пришлось пользоваться уже во взрослом возрасте. Да так часто, что кожа на коленях уже давно отличалась по цвету и толщине от той, что есть у обычных людей. И сейчас, ставшим уже таким привычным способом он полз вперед. Пологий спуск, по которому группа могла бы скатиться, дал возможность рассмотреть все необходимое. Во всяком случае, старший сержант Воронков, вжавшийся в рыхловатый снег, оглянулся на Куминова и вернулся к наблюдению.
        Внизу была деревня. Не так давно была, теперь уже не существовала. Деревню спалили дотла.
        - Дворов с тридцать было, не меньше. - Воронков дернул щекой. - Твари...
        Куминов не ответил, стараясь всмотреться в рассветную темноту. Привычные к наблюдению глаза быстро выхватывали необходимые подробности.
        Да, около тридцати дворов, широких, просторных. Дома, идущие не больше чем в три улицы. Несколько двухэтажных, это не странно, остались с довоенных времен. Деревня точно была хорошая, вон, в каждом дворе еще тлеют остатки больших сараев.
        - Деревья видишь, командир? - Воронков ткнул пальцем в три высоких березы, росших с края одного из дворов. - Мне ж не кажется?
        - Не кажется... - Куминов хрустнул пальцами.
        На березах висели несколько темных тел. На уровне груди у каждого что-то белело. Хотя, почему что-то? Капитан прекрасно знал ответ: таблички с надписью на русском. Простое слово, пришедшее в язык сто пятьдесят лет назад и оставшееся в нем навсегда. "Партизаны".
        Это сразу объясняло причину гари. Карательный отряд СС, шедший по следу партизан и, вполне возможно, добравшийся сюда. Были жители деревни связаны с теми, кто жил в лесах, борясь с захватчиками, или нет - роли не играло. Тактика террора, то пропадавшая, то вновь запускаемая, была направлена на другое. Устрашение жителей страны, тех, что не сдались, и тех, что помогали несдавшимся. А тем, кто осуществлял террор, было глубоко наплевать на возраст, пол и политическое отношение лиц, к которым террор и применялся.
        - Сарай... - Воронков еще раз дернул щекой, смотря куда-то дальше берез. Куминов проследил взгляд. Всмотрелся в темную, совершенно обвалившуюся и обуглившуюся конструкцию и понял. Понял все, что сержант хотел сказать одним этим коротким словом. И даже представил, потому что уже видел и знал...
        Рев моторов машин, врывающихся на улицы, три тихих и спящих улицы. Цепь людей с оружием, окруживших деревню и не пропускающих никого за свою линию. Первые отрывистые щелчки выстрелов по тем, кто еще не понял этого и пытался убежать. Крики женщин, детей и стариков, испуганные, рвущие воздух. Отрывистые команды на ломаном русском вперемежку с немецким. Захлебывающийся от злости лай псов, рвущихся с поводков, натравливаемых на мечущихся полуодетых жителей.
        Цивилизация... европейская цивилизация, проявляющаяся в таких ситуациях во всей красе. В одном из домов солдаты в серо-защитной форме, втроем, повалили на пол кричащую девчонку лет пятнадцати. Один, рыхловатый здоровяк с рыжей щетиной, одним рывком разодрал теплую просторную рубашку. Довольно ухнул, сжав в широкой лапище мягкую грудь. Девчонка вскрикнула, когда руки немца пошли ниже.
        - Эй, Отто, оставь нам немного. - Хохотнул второй, худой и длинный.
        Девчонка вскрикнула еще раз.
        - Да что ж вы делаете, ироды!!! - входная дверь хлопнула, пропуская растрепанную крупную старуху в одной длинной, до пят, ночной рубахе. - Отпустите ее, сукины дети!
        - Завьидно, бабулька? - Третий, чьего лица не было видно, прыснул со смеху. Смех прекратился, когда левая рука тетки, взметнувшись из складок ткани, воткнула второму длинный кухонный нож. Твердо, сильно, прямо в горло. Солдат хекнул, схватившись за пробитую гортань, зашатался, хрипя и пуская темные пузыри между пальцев. Сунулся головой в угол, сползая по стене.
        - Шайссе!!! - здоровяк испуганно вскрикнул, застыв изваянием между бедер удерживаемой им девушки. Больше он не успел ничего. Ни сказать, ни сделать. Острый конец наполовину сточенного ножа вошел в левый глаз. С хрустом, глубоко, застряв в кости. Отрывисто ударили очереди третьего, успевшего прийти в себя. Немец поливал свинцом перед собой, пока не раздался сухой металлический щелчок. Магазин закончился. Солдат всхлипнул, отодвинулся, косясь в сторону старухи, чья рубашка уже стала красной. Дернулся в сторону входной двери, торопясь убежать из дома, воняющего сгоревшим порохом, кровью и требухой. Далеко он не ушел.
        Девушка, которой пятнадцать исполнилось две недели назад, умирала. Три пули пробили ей легкие, когда она хотела убежать в соседнюю комнату. Но рука, сжимавшая скользкую от крови насиловавшего ее немца деревянную ручку ножа, не дрогнула. Ножу было без разницы кого колоть. Человеческое тело он вспорол так же легко, как до этого старик хозяин колол им подросших за лето молодых свинок. Вошел над почкой, пробив артерию, и заставил совсем молоденького новобранца, лишь месяц прибывшего в страшную Россию, покорчиться перед смертью. Но девушка, хрипло хватающая воздух, уже не смогла этого увидеть.
        Забежавший на звук выстрелов, под конец слившихся в захлебнувшуюся очередь, фельдфебель Мюллер сплюнул. Поглядел на скорчившегося в агонии молокососа Генриха из-под Дрездена, на старуху, что плавала в луже собственной крови, на еще двух солдат, тридцать минут назад довольно смеявшихся, вспоминая дом. Прошел к окну на противоположной стене, завешенному длинной легкой шторой из ситца. По пути равнодушно глянул на русскую девчонку, жадно хватающую воздух. Занавеску бросил на нее, вылил сверху все, что было в керосиновой лампе, стоявшей на полке с книгами. Прикурил сигарету и щелчком отправил спичку в сторону еще шевелящейся под тканью фигуры. Торопливо вышел на улицу, где было еще много работы.
        - Папка... папка... - Семен, младший и поздний сын нынешнего старосты Прохоровки, бился в руках отца. Но недолго, секунд двадцать. Потом вздрогнул, широко раскрыл глаза и умер.
        Иван Николаевич всхлипнул, глядя на него. Невестки с двумя внуками уже не было. Их, вместе с сыном, он заставил выпрыгнуть через окно в задней стороне дома. Убежать у них не получилось. Очередь из пулемета срезала всех четверых, когда они перепрыгивали через высокий забор. Семен смог добраться назад, неся в руках тело Сашки, родившегося в прошлом году.
        Староста посидел, глядя на всполохи за окном. Покачал головой, вздохнув и порадовавшись что жена, Клава, умерла, так и не увидев последнего из ребятишек - мертвым. То-то сейчас бы убивалась. Правая рука, на которой не хватало двух пальцев, нежно провела по волосам сына, по лицу, навечно и ненадолго запоминая его. Крепкий старик встал, расправив плечи, и пошел в чулан, где была лестница на чердак.
        Немцы, конечно, шли верно. След от партизанской "летучки" привел их в нужное место. Несколько парней, сбежавших из концентрационного лагеря под Сызранью прошлым летом, отбились от основного отряда и были здесь, в Прохоровке. Еще вчера были. Уйдя незадолго до прихода карателей. Иван Николаевич, слушая крики умирающей деревни, очень надеялся, что те ребята доберутся до своих. И заплатят, сполна заплатят за тех, кто приютил их ненадолго, расплатившись за жизни пятерых сотней. Хотя он и сам сейчас сможет немного поквитаться.
        Пули МГ-42, спрятанного на чердаке, у самого оконца под крышей, легли кучно. Продырявили тонкую жесть зимних "русских" вездеходных "даймлеров" отделения пехоты, приданной подразделению штурмбаннфюрера Зейдлица. Сам он, мгновенно оценивший ситуацию, залег за корпусом "порше". Пулеметчик, засевший на чердаке дома, стоявшего ближе к концу улицы, бил точно и умело. Два водителя и один солдат, сидевшие в машинах, погибли сразу. Еще пятерых бывший староста срезал у соседского дома. Больше ему не дали, подкравшись со двора и закидав гранатами.
        Последнее, что привиделось Ивану Николаевичу перед смертью, был довольный детский смех, ладонь Семена, еще маленькая и очень мягкая в его руке и сладкий земляничный запах Клавы, которую он приобнял свободной рукой.
        Деревенский пьяница Митрич, спрятавшийся в солому большого амбара на окраине села, быстро понял, что ошибся. Не понять это было очень сложно.
        Разъяренные сопротивлением каратели пинками, прикладами и толчками загоняли оставшихся жителей внутрь большого деревянного строения. В нем, специально выстроенном на отшибе, зимой хранили общие запасы соломы. Понять, что будет дальше, Митрич смог быстро. И жалел он только про одну свою ошибку. Про то, что продолжил пить, когда началась война. Про то, что специально подставил руку под диск на пилораме, где работал. Про то, что испугался пойти против этих чудовищ, что сейчас подпалили сарай сразу с четырех сторон из огнеметов, надежно привалив ворота. Про то, что не ушел, когда мог, к партизанам. Про то, что не забрал на тот свет ни одного немца. А потом было поздно сожалеть о чем-либо. Жар, удушливый дым и крики тех, кто не погиб сразу. Снопы красных искр, поднимающихся к стрехе, собственная безумная боль и темнота.
        - Ненавижу... - Куминов с силой сжал челюсти. Зубы скрипнули, плотно прижатые друг к другу. - Ненавижу скотов... За что, скажи, Леха, как так можно?!
        - Не знаю. - Воронков хрустнул костяшками пальцев. Застыл на мгновение и повернулся назад. Здесь им делать было нечего, надо было двигаться дальше. Но тут сержант замер, вслушиваясь. Куминов, услышавший звук раньше, вгляделся во все более светлеющее утро. Звук был от двигателя мотоцикла, немецкого армейского мотоцикла. Спутать его он ни с чем не мог, слишком привычный и знакомый рокот.
        Чуть позже пятно от фары запрыгало по улицам сожженной деревни. Разведчики переглянулись.
        Глава 9
        "Все упражнения, все тренировки должны работать на одну цель: убедить, что ты сильнее собственного страха. Возможности человека беспредельны, если он победит страх".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Что заставило вернуться назад трех немцев на "цюндапе" с люлькой? Отстали от своих или разминулись, когда каратели возвращались на базу? Или командир отряда решил удостовериться в отсутствии партизан, спрятавшихся и пересидевших уничтожение деревни в тайниках? Непонятно...
        Куминов, распластавшись над уничтоженной деревней, всматривался в три фигуры внизу. Немцы, в светлых шинелях и с белыми чехлами на касках и ранцах, были хорошо видны. Что бы их сюда ни привело, но сейчас они настороженно бродили по улицам. Что-то подсвечивали фонариками, закрепленными под стволами. Утро накатывало все сильнее, но рассвет еще не мог помочь воспользоваться биноклем. Хотя Куминову больше всего сейчас хотелось не рассматривать немцев в оптику. Руки у капитана чесались от желания незаметно спуститься вниз и отплатить хотя бы этим. Ай, как хотелось Куминову сейчас вниз, ай как хотелось.
        Сзади тихо хрустнуло, и рядом с ним оказался Хрусталев. Прищурился, вглядываясь в ту же сторону. Еле слышно выматерился сквозь зубы, поняв то, что произошло внизу. Куминов посмотрел на него, встретившись с побелевшим от бешеной злобы взглядом старлея.
        - Командир... - губы разведчика чуть шевельнулись, просительно и выжидающе.
        - Лежи, Вова, терпи. - Как же тяжело давалось сейчас капитану это решение. Вон он, враг, шастает себе спокойно среди дымящихся груд обгорелого кирпича и дотлевающих бревен с досками.
        - Ба... - Воронков дернул его за плечо. - Посмотри-ка, командир, что у них на люльке намалевано? Не чудится ли мне?
        Куминов напряг глаза, вглядываясь в сероватую утреннюю мглу.
        Машина у фрицев была хороша, ничего не скажешь. Мощный двигатель, сейчас закрытый зимним кожухом. Широкая резина на колесах, рубчатая, не дающая мотоциклу проваливаться даже в рыхлом снегу. Над стеклом фары, больше напоминающей прожектор, крепился высокий прозрачный прямоугольник, отсекающий от водителя снег, дождь, град и грязь вперемешку с пылью. Люлька, приемистая и вытянутая, украшалась бронещитком, дополнительным глазом-прожектором и толстым стволом пулемета. На ее грязно-сером борту черный треугольник щита с белой внутренней окантовкой. В его центре гордо красовалась латинская буква "Е". А память на эмблемы некоторых дивизий у разведчиков была очень хорошей. Пленных из них они брали очень редко.
        - О, как... - Хрусталев еще сильнее скрипнул зубами. - Гордые и несгибаемые прибалтийские чухонцы, ну надо же- Интересно... - Куминов нахмурился. Странновато складывалась ситуация, очень странно и интересно.
        Подразделения 20-й гренадерской дивизии СС, хорошо известной своими зверствами, находились в числе охранения Куйбышева. Что делали ее солдаты за, практически, триста километров от конечной точки маршрута РДГ? Очень странно, если уж на то пошло.
        - Командир... - снова протянул Хрусталев. - Ну, командир...
        - Отставить, лейтенант. Нельзя, должен понимать.
        - Есть отставить... - на абсолютно спокойном лице разведчика четко прорисовались желваки на скулах. Почему?
        Куминову и товарищам доводилось таскать с той стороны парней из Ваффен СС. Были случаи, когда "колоть" их приходилось сразу на месте, чуть уйдя от преследования. Как один, все эти "рыцари рейха" и "истинные арийцы" в первую очередь начинали доказывать один-единственный факт. Дескать, не жгли, не пытали, не расстреливали пленных, евреев, коммунистов. Все, как один, солдаты, честные, благородные. Капитан им не верил, просто не верил. Святых на войне не бывает, это закон непреложный. Уж кому, как не ему, разведчику и диверсанту, этого не знать. Применяя форсированные допросы, нарушали конвенцию. Это война, в ней главное - победить. Но для себя Куминов давно уяснил: никогда он не будет убивать женщин, стариков и детей.
        - А это что за икебана?.. - Воронков толкнул Куминова, показывая на один из уцелевших домов. Бинокль тот извлек из чехла быстро, благо, что рассвело уже практически полностью. Присмотрелся. Потом понял.
        Фигура в странном камуфляже, полностью сливающемся с грязным от гари снегом. Что-то, собранное воедино из коротких обрезков ткани поверх маскировочного халата. Серое, белое и черное, смешанное до полного растворения в местности. Заметить человека можно было абсолютно случайно даже отсюда, Воронкову повезло. Эсэсовцам, стоявшим на улице сожженной деревни, нет.
        Кто-то, владеющий той же техникой незаметного продвижения, как и у самого Куминова, подкрадывался к "лабусам"
        Раз... и одной небольшой перебежкой, воспользовавшись ротозейством эсэсовца, фигура оказывается за обгоревшей, но не рухнувшей стеной сарая.
        Два... низко-низко пригнувшись, светлый контур в защитной одежде скользит вперед, полностью распластавшись по земле.
        Три... и неизвестный уже около того дома, угол которого скрывает решивших перекусить врагов.
        Одетые в короткие серые шинели фигуры расположились вокруг мотоцикла. Отвернули в сторону ствол МГ, покоящегося на вертлюге, расставили несколько банок. Водитель сидел на своем месте, спиной откинувшись на руль. Один эстонец стоял рядом с едой, судя по всему, хохоча над чем-то, рассказываемым третьим. Пасторальная картинка: три эсэсовца мирно перекусывали на дымящихся остатках сожженной своими коллегами деревни. Пикник, одним словом. Только закончить его у них не вышло.
        Оружие у неизвестного человека, добравшегося до эсэсовцев, явно было очень компактным. Во всяком случае, короткое нечто, незаметное из-за белого чехла, вынырнуло из глубин маскировочного халата быстро и практически незаметно. Глушитель в комплекте тоже имелся. Разведчики, распластавшиеся на вершине холма, торчавшего над пожарищем, ничего не услышали. Только увидели результат его работы.
        Водителя, которому пуля попала точно в шею, между краями шлема и воротником шинели, бросило вперед. Кровь выплеснулась красным фонтаном на рассказчика. Тот к этому моменту также успел умереть и начал заваливаться назад. Его стрелок снял попаданием в голову, умудрившись вогнать небольшой кусочек свинца и стали прямо в левый глаз. Третьего выстрела не было. Оставшийся в живых эсэсовец, явно повинуясь командам, прозвучавшим сзади, торопливо вскочил. Высоко задрав руки, сделал несколько шагов назад, опустился на колени. Дальше он ничего сделать не успел. Еле уловимым взглядом движением стрелок оказался за его спиной, коротко ударил. Длинный крепкий прибалтийский эсэсовец рухнул лицом во взрыхленный покрышками "цюндапа" снег.
        Стрелок наклонился над ним, явно что-то ища на поясе. Куминов присмотрелся, догадавшись о результате поисков. Догадка оказалась верной, и заведенные за спину руки скоро были скованы наручниками, извлеченными из подсумка. Дальше стрелок повел себя странно. Повернулся лицом, скрытым за маской и капюшоном в сторону взгорка, на котором лежали разведчики, несколько раз махнул, явно привлекая их внимание. Недвусмысленно сделал приглашающий жест и сел на борт люльки, спихнув водителя, зацепившегося обшлагом шинели за крепление запасного колеса. Спустил нижнюю часть маски, вооружился собственным ножом, достав его из глубин маскировочного халата. И начал есть немецкие консервы. Те самые, что открыли для себя совсем свежие покойники.
        - Фига се... - протянул Хрусталев. - Что делать будем, командир?
        - Возвращайся к группе, бери Андрея, а остальным действовать по обстановке. И хотя бы попытаться проверить - не окружили ли уже нас. А то с твоим охранением, которое выставил, мало ли как дело обернуться может.
        - Разрешите выполнять? - Старлей нахмурился. Куминову на это было накласть с прибором, ситуация была страшнее обид подчиненного. Ничего другого, кроме как спуска в деревню, не оставалось. Странная ситуация, очень странная.
        - Выполняй. Воронков, пошли.
        Капитан встал, стряхнув снег с колен, локтей и груди. Пошел в сторону деревни, спокойно, чуть проваливаясь в снег. Сзади похрустывал настом Воронков, молчавший весь спуск. Аховое положение, больше никак и не скажешь.
        Дорога вниз заняла минут пять. Склон оказался пологим, но засыпанным снегом очень сильно, без какой-либо видимой тропинки спуска. Куминов шел, стараясь не попасть ногами в незаметные ямы, аккуратно щупая ногой снег. И думал, думал, лихорадочно просчитывая любые варианты. Его поступок сейчас нарушал все мыслимые инструкции, но как еще следовало поступать? На их глазах кто-то уничтожил трех врагов, после чего однозначно попросил их спуститься к нему. Уверенность капитана в незаметности позиции для наблюдения со стороны деревни была стопроцентной. Но как тогда этот неизвестный "кто-то" умудрился понять, что они на холме?
        Кто он? Как смог заметить разведчиков, ведь Куминов в себе и подчиненных, их и собственном умении маскироваться не сомневался? Зачем так явно показал, что видит их, и позвал? Для чего вообще напал на эстонцев, нелогично и бесполезно, во всяком случае, на первый взгляд? Чего ожидать в случае, если он не один? И самый главный вопрос: есть ли смысл идти в сторону Куйбышева и не конец ли это задания? Вопросов много. Времени на раздумья мало. Помощи пока нет совсем. Что остается? Идти вперед и прояснять ситуацию, прокачивать ее полностью и принимать решение.
        Поднимаясь по сугробам, которые вели к околице, Куминов неожиданно понял всю простоту своего положения. Казалось бы - сколько вопросов возникло в голове, как их решать? Просто, очень просто. И главное было понять - кто же ждал там, рядом с тремя неподвижными фигурами в серо-зеленых шинелях. А нет, тут Куминов немного ошибся. Третий из эсэсовцев, взятый в плен неизвестным стрелком, уже начал шевелиться. К моменту, когда разведчики оказались у мотоцикла, пленный уже вовсю крутил головой, пытаясь понять, где он и что с ним. Человек в дополнительной камуфлированной под зимнее время года накидке быстро убедил его не заниматься ерундой. Ткнув в голову стволом собственного оружия. Потом, вернувшись к консервированной ветчине, употребляемой с помощью ножа, повернулся к Куминову и Воронкову.
        Капитан сначала не поверил себе. Потом, всмотревшись, понял, что не ошибся. Спокойно работавший немаленьким штык-ножом от автоматического карабина "маузер" человек оказался девушкой. Или молодой женщиной, какая разница?
        Невысокая, явно крепкая, хотя маскировочный халат никак не давал возможности оценить это полностью. Халат, к слову, был стандартный, такой же, как у всех разведчиков группы. А вот накидка, если судить по покрою и способу носки - дойчевская, наверняка из экипировки горных егерей Вермахта. На широком поясе, охватывающем талию, много подсумков. Хитрая система разгрузки для носимой амуниции, закрепленная сверху, под лохмотьями накидки, тоже не пустует. Странный пистолет-пулемет, короткий, со складной планкой приклада, длинным металлическим и прямым магазином. Большую часть оружия скрывал светлый чехол, открывая лишь затвор со скобой и флажок переключения огня. На небольшой ствол накручена вытянутая толстенькая болванка прибора бесшумной и беспламенной стрельбы. Прицел, такой же, как у Куминова, обтянутый белой тканью. От пояса к бедрам идут дополнительные ремни, внахлест их пересекая. Судя по видневшимся накладкам ручек, в двух кобурах "Люггер" и "ТТ". Гранаты, дополнительный нож, фляжка в чехле.
        Все это в голове Куминов прокручивал автоматически, на рефлексах. Воронков, ни слова не говоря, встал чуть сбоку. Скорее всего, что МП-50, который разведчик предпочитал брать на "прогулки", сейчас спокойно баюкается на скрещенных руках. Сержант, спокойный и расслабленный, стоит, чуть перенеся вес на правую ногу. Все верно, так он сможет спокойно уйти в сторону, если откроется огонь. И наверняка сможет положить незнакомца, вернее, уже незнакомку.
        Молчание затягивалось, не прерываемое ничем, кроме металлического звука ножа, скребущего уже по дну банки, и сопенья эсэсовца, раскорячившегося на снегу. Девушка, или женщина, прервала его первой.
        - Здравия желаю, товарищ капитан. - Показалось ли Куминову, или в голосе послышалась тень от улыбки?
        - И вам не хворать, гражданочка. - Николай теперь уже внимательно рассматривал лицо. Вернее, ту его часть, что было заметно.
        Маска девушки состояла из двух частей. Вязаного на манер "морского шарфа", обхватывающего горло и лицо от кончика тонкого носа, низа с широкой резинкой, теплого и удобного. И верха, сделанного из утепленного и простеганного хлопка с прорезями для глаз. Через них сейчас на капитана смотрели спокойные светло-голубые глаза, чуть прищуренные. Капюшон девушка не откинула. Под его тканью на лбу что-то чуть приподнимало ткань. Скорее всего, это были немецкого производства очки от ветра и дождя со снегом. Удобная вещь, подобными штуками Куминов комплектовал РДГ каждый раз перед выходом в зимний рейд.
        - Ну, что расскажете? - капитан ждал ответа. Готов был услышать что угодно, начиная от партизанского отряда и заканчивая неведомыми разведслужбами НКГБ, прикомандированными к его группе для соблюдения режима секретности и большой сохранности. Вместо ответа Куминов услышал вопрос, удививший его.
        - Саша цела? - девушка вытерла штык-нож о воротник эстонца, мгновенно замершего от страха. Практически ласково потрепала его по щеке, наклонившись. Мол, не беспокойся. Пока резать не буду.
        - Цела... - Куминов покачал головой. Часть догадок, скорее всего, оказалась верной. - Тебя-то как звать, женщина из русских селений?
        - Юля меня зовут. - Девушка подмигнула командиру разведгруппы. - Гречишина моя фамилия. Старший лейтенант госбезопасности, коллега. Помогите "моцик" убрать и трупы скинуть, мальчишки.
        - А этого зачем? - Куминов кивнул в сторону эсэсмана. Тот вновь замер, ожидая дальнейшей судьбы.
        - Поговорить с ним надо, узнать кое-что. Эй, чудо-юдо, рыба-шпрота, как тя там зовут-то, морда твоя европейская? К-р-и-и-и-с-т-и-а-н... ну, пошли, Кристиан. Только сначала давай-ка ты и поможешь девушке упаковать твоих товарищей. Не откажешь ведь девушке в просьбе, да? Умница, сразу видно, европейский кавалер, галантный. Хватай вот этого, мордатого, как наручники отстегну, и тащи в-о-о-о-н туда, в сортир. Такому говну, которое носит на петлицах две эс, самое там и место. Ты не согласен? Да ты ж моя умница, Кристиан, мы с тобой поладим...
        Куминов, вместе с Воронковым кативший тяжелый "цюндап" в сторону одного из пока еще не тронутых огнем, как ни странно, коровника, лишь качнул головой. Юмор девушки Юлии он оценил в отличие от эстонца. В глазах этого светлого здоровяка читалась обреченность. И еще в них плескался безудержный страх, безумный и неуправляемый.
        Группа, после того, как к ней присоединилось еще два человека, на лежку не остановилась. Старший лейтенант НКГБ Юлия Гречишина оказалась той, за кого себя выдавала. Саша ее знала, причем знала давно и хорошо. Единственный документ, имевшийся при себе у неожиданно появившейся чекистки, также подтверждал ее слова. Документ был интересным, про такие Куминов раньше только слышал.
        Текст, содержащий в себе лишь фамилию, имя, отчество и звание, был написан на тончайшем шелке, спрятанном в псевдоладанку, висевшую на шнурке. Но это было так себе по отношению к новым, куда как более интересным обстоятельствам.
        Товарищ Гречишина, свалившаяся на голову Куминову, не оказалась дополнительным сопровождением. Девушка являлась специальным агентом, внедренным на территорию противника под прикрытием. Последние три года Юля жила в одном из бывших пригородов Куйбышева под легендой - как родственница одного из фольксдойче[22], работавших на узловой станции. Уже после отправки группы Куминова через фронт она получила сообщение о необходимости сопроводить разведчиков до места выполнения задания с оказанием всего необходимого содействия. И выдвинулась по известному маршруту.
        Трактовала Юля задачу по-своему, начав лихо импровизировать, находясь еще в роли девушки арийского происхождения. Диверсия по отношению к охране станции, двум сменам караула которой девушка старательно сдобрила обед некими специями, была первой. Дальше она отправилась тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. На момент выхода РДГ со своей стороны Юля уже вовсю следила за немцами в округе. Вот и сейчас разведчики вновь бежали вперед, стараясь срезать еще пару десятков километров. Как и где девушке удалось найти карту и маршруты патрулей, Куминов пока не интересовался. Надо было уходить от деревни, уходить как можно быстрее. Несмотря на все заверения Гречишиной в том, что никто не хватится трех эсэсовцев эстонского происхождения.
        Доверяй, но проверяй, особенно в таком деле. И пусть знакомы женщины - участницы их безумного марафона. И документы у товарища старшего лейтенанта ГБ в полном порядке. И эсэсовцев она пристрелила достоверно и убедительно. И то, что сейчас патрули немцев стянуты в районе Кошек, где, по словам Юли, ведется отвлекающий бой партизанского отряда Азарова. Надо было бежать. Тем более что Гречишина дорогу до объекта знала хорошо и проходила ее не по карте. Ногами, от Бавлов и до Сергиевска, год назад. Когда уехала на неделю якобы к родственникам в Пензу, а сама после ареста товарища отправилась на объект, за который он отвечал.
        Куминову не давали покоя лишь две странности. Первая: как вышло, что четко было сказано про отсутствие агентов на необходимых территориях, а сейчас вот она стоит напротив. И вторая, чуть менее важная: откуда она знала про них с Воронковым и Хрусталевым на холме? Ответ не заставил себя ждать через полтора часа, когда группа наконец-то добралась до базы, заблаговременно приведенной в порядок внедренным агентом-фольксдойче.
        Хорошо укрытая сеть из трех блиндажей в небольшом леске. Толстые бревна наката, укрытые сверху немаленьким слоем дерна, опавшей листвой, а сейчас еще и снегом. Две печки с хитро устроенной системой дымоходов. Запаха от сгоревших дров не ощущалось на расстоянии в полкилометра, на котором Куминов выставил три секрета.
        Он с удовольствием дал бы отдохнуть всем сразу, но нельзя. Уже когда они укрылись под густыми ветками елей, в вышине с гулом прошла двойка "драккенов". Быть настороже явно не мешало, и Куминов отправил трех людей в охранение. Четвертый, немногословный и надежный Расул Валеев, в ответ на приказ командира даже не подумал возмутиться. Закинул за спину винтовку Пчелкина, подпрыгнул, ухватившись за низкую ветку, и пропал наверху. Лишь после этого оставшаяся группа спустилась за Юлей.
        Сейчас Куминов бодрствовал, решив дежурить половину времени, отведенного на отдых. Сидел за грубо сколоченным столом в первом из блиндажей, рассматривал карту, на которой Юля указала более короткий маршрут. Думал о новых обстоятельствах, появившихся с этой девушкой. Обе представительницы женского коллектива тоже не спали. Воспользовавшись моментом - мылись.
        Первыми, к чести девушек, в небольшой местной бане оказались разведчики, которые заступали на посты уже через три часа. Смыв пот и грязь, надев запасное нижнее белье, вытащенное из рюкзаков, и развесив постиранное у печки, ребята спали в соседнем помещении. Куминов сам неплохо отскоблился, старательно растирая кожу жесткой мочалкой, густо пенившейся от мыла. Было хорошо, хоть и накатила легкая усталость, так и зовущая прилечь на топчан из бревен и досок в углу, накрыться с головой курткой, пропахшей насквозь во время бега потом, и забыться в пусть и недолгом, но спокойном сне. Приходилось терпеть, ожидая времени, когда можно будет разбудить Хрусталева на смену.
        Как же хорошо было сидеть даже вот так, когда клонило в сон. Зато сидеть чистым, освободившимся от застаревшего пота, грязи, всего, что так незаметно в обычной жизни. Понять простое восхищение от чистоты способны, наверное, далеко не многие. Да, хорошо и приятно, но вот так, как чувствовал себя сейчас Куминов? М-м-м, ощущать кожей, казалось, скрипящей от собственной чистоты мягкость чистого белья, которое не зря носил за спиной. Провести ладонью по гладкому лицу, на щетине которого вся незаметная до рейда грязь скапливалась сразу. Ощутить на голове, коротко остриженной перед самым выходом, мягкий уже ежик отрастающих волос. Капитан улыбнулся собственным мыслям, когда в углу блиндажа раздался тяжелый вздох.
        Он покосился на грустного эстонца Кристиана, тоскливо сидевшего в углу. Эсэсовец не строил планов на далекое и светлое будущее. Понимал, что жить ему, скорее всего, осталось очень недолго. И вел себя соответствующе, полностью расквасившись и ничуть не напоминая своих "коллег" из немецких подразделений. Куминов внутренне хмыкнул, наблюдая за ним. Уж чем-чем, а трусостью перед лицом противника отличались не все эсэсовцы, конечно. Но уж большинство точно. Посмотрите, сидит здоровенный дядька, который еще утром был храбрым и отважным. А сейчас? Что-то себе под нос бормочет, уставился в пустоту и ждет, ждет свою судьбу.
        Судьба не замедлила появиться. Неудачливая, пусть до какого-то момента и наоборот, фортуна иностранного легионера СС Кристиана приняла облик девушки. Довольной собой и жизнью, распаренной, одетой в чистую форму, но босиком. Прошлепав по чистым доскам, судьба села за стол рядом с Куминовым. Старательно сушила полотенцем короткие, скорее всего, собственноручно подстриженные недавно волосы и смеялась. Над чем? Кто его знает, Саша появилась такая же, хохочущая во все горло. Но Кристиан смотрел только на Юлю, с ногами залезшую на широкую скамью и откинувшуюся на стену.
        - Эй, рыба-шпрот, подгребай-ка сюда. Ком, ком, майне фрейнд. - Гречишина адресовала одну из улыбок Кристиану. Куминов заметил, что эстонца это не обрадовало, заметил по мгновенно остекленевшему взгляду и напрягшемуся лицу. Он встал, прямой, как будто жердь проглотил, чуть не касаясь макушкой низкого потолка. Подошел, сел на табурет напротив.
        Капитан представил, как выглядит это со стороны, ухмыльнулся. Действительно, смешно смотрелось. Высокий, широкоплечий и светловолосый, чуть ли не вылитый Зигфрид, прибалт, испуганно смотрящий пусть и на крепкую, но с виду совсем нестрашную девушку. Вот только после пробежки, для которой Юля дала эсэсовцу вовремя снятые с крепления мотоцикла лыжи, он-то практически рухнул. А она, такая слабая рядом с ним, не села, пока не расположились все разведчики. Секреты они выставляли вместе с Куминовым, ориентируясь на указания девушки.
        - Рассказывай, милашка, что делал в деревне? - как бы между делом, старательно отжимая волосы полотенцем, проворковала старший лейтенант безопасности. - Только не забудь ничего, смотри. И советую говорить только правду.
        - Я... я не убивал пленных в лагерях... - Заикаясь, начал Кристиан.
        - Ты дурак, морда твоя нерусская? - Юля наклонилась к нему. - Русским языком шпрехаешь, а? Или у вас совсем разучились на нем говорить? Я тебя спрашиваю - что в деревне делали?
        - С дороги сбились, искали, как проехать в Красный Яр. - Эстонец тоскливо посмотрел на капитана. - Нас отправили в составе усиления в Кошки, там бой.
        - Да ты что? - Юля изумленно уставилась на него. - И сколько туда на усиление и какие еще части отправили?
        - Я не...
        - Ухо отрежу. - Ласково промурлыкала девушка. - Левое, для начала. Цацкаться не буду, не до того мне. Ну? Ох, ты посмотри, Саш, вот это мозоль...
        Эсэсовец оторопело смотрел на нее, с грустным видом рассматривающую мозоль на розовой и распаренной коже пятки. Юля сдунула несколько волосков, прилипших ко лбу и недоуменно уставилась на все еще молчавшего Кристиана.
        - Кроме наших двух батальонов, туда еще отправили две танковые роты господина фон Зауберга, полк дивизии "Норд". Части вермахта не отправляли, только части СС. На месте уже находились полк "Фридрих" и эскадрилья прикомандированных штурмовых вертолетов Люфтваффе.
        - Умница. - Гречишина широко улыбнулась Кристиану. Повернулась к Куминову: - Не врет, ой не врет. Все верно, так и есть. Вы всех спать отправили, товарищ капитан?
        - Куда его отвести? - Капитан встал с лавки. Не стоит будить ребят и девушке идти не стоит. Сам справится, не привыкать. Глаза эстонца начали становиться еще больше, чем были. Сейчас он напоминал рыбу, неожиданно оказавшуюся на суше. Такой же испуганный, жадно хватающий воздух широко открытым ртом.
        - Вон по тому коридору, там дверь.
        Куминов кивнул головой, рывком стащил эсэсовца со скамьи. Кристиан не кинулся на него, стараясь зубами выдрать себе свободу. Светловолосый здоровяк разом обмяк, превратившись в желе, заплакал. Заплакал молча, с разом побежавшими дорожками слез по щекам. Не просил, не хватал за руки, просто хлюпал носом и давился слезами, подгоняемый толчками Куминова вперед.
        Когда капитан, выйдя через незаметную дверцу в самом конце земляного коридора, вытолкнул его наружу, лишь тогда решил хотя бы попробовать что-то сделать. Резко развернулся, бросившись на него с выставленными перед собой напряженными руками. Разом выбросив из головы все, что наверняка умел делать. Куминов даже не пытался вступить в обреченный с самого начала поединок. Пропустил эстонца вперед, подсек сзади, заставив упасть на колени. Ударил резко, ребром ладони, встав в идеальную, как на тренировке, позицию. Хрустнуло, эсэсовец дернулся, разом обмякнув. Завалился вперед, успев пальцами загрести небольшую кучку снега. И умер.
        Куминов подхватил тяжелое тело под мышки, оттащил глубже в лес. На безмолвный вопрос появившегося сзади Расула лишь кивнул головой и пошел в блиндаж, за лопатой. Нет, не копать могилу тому, кто топтал его землю, вовсе нет. Закидать труп толстым слоем снега, ветвей, чтобы не слетелись птицы, оставшиеся здесь зимовать. Не хватало еще привлекать внимание каркающими и слетающимися со всей округи воронами. До весны... а весной, как надеялся капитан, немцы здесь следить уже ни за кем не будут.
        - Коля... - глаза Саши, большие, чуть испуганные, уставились на него. - Ты?..
        - Я, товарищ профессор, я. - Куминов прошел в сторону "предбанника", где видел несколько лопат, аккуратно накрытых брезентом. Вышел, еще раз посмотрев на нее. - Что не так? С собой нам тащить его было нельзя и незачем. Нужно было отпустить? Эсэсовца, врага, человека, у которого на счету точно не одна жизнь? Не стоит, Саша, не стоит. Это война, ты же знаешь, и мы воюем за свою Родину.
        Сплюнул, неожиданно поняв, что разозлился на нее, пошел назад. Ученая отвернулась, ссутулившись. Странно, как же оно все странно, не ожидал такого от нее.
        На улице повалил легкий снег, мягкими большими снежинками. Капитан дошел до успевшего остыть Кристиана. Хлопья падали на его бледное лицо с широко раскрытыми глазами, падали и не таяли. Чертова война... чертовы люди, которым не живется спокойно дома. Обязательно надо полезть к соседям, найти этому объяснение, за уши затащить других. И удивляться собственной смерти, которая пришла так неожиданно. Действительно, как странно, когда те, кто должен поднять вверх лапки, испугаться и ждать своей участи, не делают этого. Интересно, что ожидал от своей жизни вот этот дурень с нашивками СС, когда вступал в ряды легиона? Обещания фюрера исполнятся обязательно, они быстро захватят страну Куминова, и сам Куминов будет терпеливо этого дожидаться? И эта тоже, хороша, ничего не скажешь.
        Обалдеть просто... "Коля"? Нет, надо было оставить его здесь и с ним в качестве няньки кого-то из ребят? Да что такое с этой девушкой, которая так спокойно отнеслась к смерти тех, на заимке? Неужели теперь в ее глазах капитан будет палачом, из-за чего? Тем более что он не выстрелил в затылок беспомощному фашисту, который все-таки нашел в себе силы и бросился в бой...
        - Коля... - ее шаги Куминов услышал до того, как девушка подошла близко. Но не стал отвлекаться от работы, уже успев накидать солидный сугроб. - Извини, пожалуйста.
        - Все хорошо. - Капитан кинул еще несколько лопат и отправился в сторону сухого валежника, что заметил неподалеку.
        - Он был такой, такой... - Саша замолчала, не найдя слов.
        - Жалкий и беспомощный? - Куминов набросал на тело, погребенное под снегом, несколько больших, разлапистых веток. - Стало не по себе? Бывает, товарищ профессор, и не такое бывает. Хочешь, чего расскажу?
        - Да. - Она торопливо кивнула головой, не двигаясь с места. Куминов оглянулся. И понял, что карие и теплые глаза Саши смотрят в ту сторону, где он только что накидал наломанного сухостоя. Смотрят, странно поблескивая, очень странно и нехорошо.
        - Я только прибыл в свою первую часть, пройдя ускоренные командирские курсы. Было наступление, под Пермью, когда отбили первый кусок нашей земли. Тогда шли вперед, мы с пехотой, бок о бок. Друг у меня был, Сашка, командовал взводом штурмовой пехоты. Взяли сельцо, рубеж обороны. Много своих положили, немцев тоже... порядочно. Одного не добили, пацан пацаном с виду, тоже из легиона был. Пожалел его Сашка, почему, зачем... не знаю. Дали уйти.
        Куминов сел на поваленный ствол. Воткнул лопату, глубоко, надежно. Саша стояла рядом, не садилась, смотрела на него. Капитана, за трое суток ставшего таким близким и знакомым.
        - Немцы пошли в контрнаступление через неделю. Сашкин взвод стоял тогда на переднем крае, попал под самый каток. Там батальон полег почти сразу... Сашка остался жив. Тогда остался жив... - Куминов хрустнул костяшками, дернул щекой. - Недолго. Укрепиться им не дали, наша рота шла первой. Хорошо, что бинокль у меня тогда разбился, не хотел бы я его иметь при себе потом. Видеть, как твоего друга распинают, Саша, это больно, очень больно. Все эти молодцы из Ваффен СС всегда твердят одно и то же: не пытали, не мучали, убивали, если пленных, так сразу, одним выстрелом. Не знаю, может, кто и такой из них. Я верю своим глазам. Сашку прибили гвоздями к забору, вырезали звезду на груди. Видел все это в бинокль, недолго, совсем недолго. Винтовка у моего снайпера была хорошая, трофейная. Первым выстрелом его снял, Сашку, чтобы не мучился. Вторым этого щенка, который рядом стоял, с ножом, сучонок стоял. А он его тогда пожалел, дурак...
        Саша подошла к нему ближе, села, наконец. Закурила, затянулась глубоко и сильно. Положила ладонь на колено капитану, сжала.
        Они сидели и молчали, говорить не хотелось. Да и не о чем было говорить. Вокруг война, не стоит говорить, стоит делать дело. Все разговоры потом, когда они победят, когда от Берлина не останется камня на камне, когда тех, кто заставил их быть здесь и сейчас - не останется. Ни одного, ни малейшего воспоминания. Без пощады, без жалости, нужно быть такими, потому что война не где-то у соседа. Война здесь, на их Родине, у них дома.
        Птицы все же что-то заметили, но не решились сесть, пока люди были здесь. Так и кружили в небе, изредка присаживаясь на высокие деревья, окружающие неглубокую котловину посреди леса. Небо, серое и низкое, смотрело вниз на двух людей, сидящих на поваленном и сухом дереве. Небу не было все равно, но что оно могло сделать? Скрыть следы безумия этих глупых существ? Это оно могло.
        И с неба, ставшего неуютным и холодным, вниз падали и падали тяжелые хлопья, не собираясь прекращаться. Снег валил, начиная становиться уже настоящим снегопадом, не легкой поземкой. Белое покрывало накрывало груду валежника, под которой остался глупый молодой Кристиан, решивший, что ему стоит бороться... за что-то, казавшееся важным. Небо понимало, что все это от глупости, но люди сами выбирают свой путь и получают награду за него тоже сами. Если человек решил, что две старые, давно забытые изломанные закорючки на петлицах делают его кем-то другим, стоящим над всеми остальными? Что тут можно сделать даже небу, высокому и мудрому? Людям свойственно делать ошибки, не учась на опыте других, и тот, что сейчас лежал в тысячах километрах от собственной родины, эту ошибку сделал. Мог остаться дома, спрятаться, заплатить врачам, не идти мстить русским за какие-то там обиды? Мог, но не стал. Как баран пошел за двуногими зверями, прикидывающимися волчьей стаей, не понимая, что на каждого волка всегда найдется волкодав. На свое несчастье встретил своего, и умер смертью обычной подзаборной шавки. Как это было
всегда со всеми, решившимися прийти на эту землю с оружием. Небо знало это всегда, оно видело и помнило многое. И понимало, что ему скоро предстоит накрывать белым легким саваном многих из тех, кто думал так же, как глупый эстонский эсэсовец.
        Потому что их красное знамя, на котором в белом кругу катится черное, испоганенное солнце, не сможет сравниться с алым цветом тех, кого они захотели сломить. И в этом была та правда, которую небо знало непреложно.
        - Саша, капитан! - Юля, возникшая из белого вихря, начала кричать раньше, чем увидела их. - Быстрее, быстрее!
        Куминов вскочил, понимая, что все-таки что-то случилось. И побежал в сторону блиндажа. Саша успела первой.
        Джанкоев тихо стонал сквозь зубы, не приходя в сознание. Мерить температуру обычным градусником было не нужно. Жар, безумный жар чувствовался сразу, стоило прикоснуться ко лбу разведчика. Остальные разведчики, разбуженные его стонами, стояли рядом, окружив его кольцом. Венцлав растолкала их, стараясь быстрее оказаться рядом с раненым. Радист, которого вчера успела зацепить хозяйка заимки, метался в бреду. Чистые, хоть и немного отсыревшие простыни, найденные в специальном закутке блиндажа, промокли насквозь. Запах пота от недавно полностью отмывшегося бойца она ощутила издалека. Хуже было другое. В воздухе блиндажа висел густой сладковатый запах гнили.
        "Заражение, - поняла Саша, - необычное по времени, которое он получил после зубов той твари. Господи, что делать?"
        - Выйдите все! - голос девушки хлестнул по бойцам, отвлекая их от мечущегося товарища. - Капитан, Юля, останьтесь.
        Разведчики вышли, оставив с Камилем только их троих. Саша присела на край топчана, стараясь не задеть его. Попросила Куминова дать нож, понимая, что не стоит пытаться расстегнуть тугие пуговицы.
        - Подержите его, вспорю рукав.
        Капитан обхватил плечи радиста, не давая ему двинуться. Юля крепко прижала к топчану раненую руку.
        Нож у капитана был наточен на совесть. Крепкая ткань рубахи расползлась сразу, выпустив еще более усилившийся запах.
        - Твою-то за ногу! - вырвалось у Саши, когда показался бинт, которым около двух часов назад она сама сделала Джанкоеву перевязку.
        Ткань бинта не была белой. Не была рыжей от проступившей крови. Не была алой от крови резко и неожиданно хлынувшей. Густо-коричневая корка, с вкраплениями черных и зеленых капель от вытекающего гноя. Тяжелый и густой смрад начавшей разлагаться ткани. Темные толстые следы под кожей воскового цвета, протянулись от локтя на несколько сантиметров вверх. Венцлав только вздохнула, поняв, что смерти от сепсиса следовало ожидать в ближайшие часы. Никаких препаратов, способных обернуть заражение вспять, у них с собой не было.
        - Что делать будем, Саша? - Куминов повернулся к ней, отпустив разведчика, так и не пришедшего в себя. - Умрет ведь.
        Девушка задумалась, еще раз покачала головой.
        - У нас нет с собой никаких действительно сильных лекарств-антибиотиков, да они тут и не помогут уже... Инвентарь, вот инвентарь есть... весь, и пила тоже. Стерилизовать только необходимо, вот что главное. Юля, спирт в блиндаже есть?
        - Есть, - буркнула та, - сколько угодно для этой цели.
        - Хорошо. Готовь спирт. Коля, нужна вода, горячая и открытый огонь. Стерилизовать будем с его помощью и спиртом, больше нечем. Жгуты у меня с собой есть, и бинты тоже.
        - Этого добра здесь хватает, не стоит свои запасы тратить. - Юля встала. - Блиндаж готовили для партизан, это его основное назначение. У них раненые всегда есть, без медикаментов никуда. Вот ведь хрень, вот ведь.
        Приготовления заняли некоторое время, пусть и недолгое. Во втором помещении блиндажа установили стол. Тот самый, за которым совсем недавно сидел довольный после бани Куминов. Горячую воду Воронков, которого капитан не отпустил, грел тут же, на второй из печей, садовой, с открытыми конфорками сверху. Несколько ведер, предварительно начисто отмытых, парили в плохом свете от керосиновых ламп.
        Саша, проверив заточку никелированной пилы, лежавшей в ее памятной капитану укладке, нервно дымила в предбаннике. Куминов подошел к ней, уставившейся в одну точку прямо перед собой.
        - Переживаешь?
        - Не то слово, Коля. Мне же не доводилось раньше такого делать. Да и условия... Господи ты боже, жалко-то его как, слышишь?
        - Он выживет? - Капитан внимательно посмотрел на нее. Саша взгляда не отвела.
        - Я не знаю. Характер заражения непонятный, понимаешь? Подозреваю, что твари те и в самом деле были... не живыми. Удивляться в этом случае трупному яду мне в голову не придет. Если так, то умрет. Если нет - то не знаю. Доволен таким ответом?
        - При чем здесь доволен или нет? - Куминов сел рядом. - Ты волнуйся чуть меньше, Саша. Если оставить как есть, то ты сама говоришь, что Камиль умрет. Значит, только такой выход. И все, больше никак. Тебе волноваться сейчас нужно меньше. Юля сможет тебе помочь, правильно понимаю?
        - Сможет... - Саша затянулась, затушила сигарету. - У нее с медициной все в порядке всегда было, особенно с хирургией. Специальность у нее совершенно другая, на твою похожая. Но на занятия ходила исправно, с интересом.
        - Вы учились вместе? - Капитан про задание не забывал. Как и про свои подозрения в сторону неожиданной попутчицы группы.
        - Не совсем... - девушка встала. - В одном заведении, это верно. Но не вместе. Коля... Она тогда вас почуяла просто, в деревне. Этому их учили, хорошо учили.
        - Что?
        - Ей можно доверять, не напрягайся так. С ней нам проще будет, поверь. Мы и так в графике идем, а Юлька его сократит. Я очень рада, что она здесь оказалась. Хотя если бы предупредили, было бы лучше.
        - Хорошо, - Куминов согласно кивнул. - Я попробую.
        - Чудно. Знаешь, чего боюсь больше всего? Не знаешь, не знаешь. Сильного обезболивающего у меня с собой нет вообще никакого. Морфин... не знаю, поможет ли? Вот и я о том же, правильно ты киваешь. Держать придется Камиля, сильно держать.
        Куминов неожиданно почувствовал холодную каплю, электричеством пробежавшую вниз по спине. Про такой вариант мысли в голову не приходили.
        Морфин не помог. Камиль пришел в себя в тот момент, как Саша сделала первый надрез ланцетом. Она не ожидала заражения намного выше такой заметной черноты. Густая, багровая жидкость с почти черными сгустками побежала на земляной пол, когда он открыл разом побелевшие глаза и закричал. Дико, безумно, жалобно.
        Он умер через три часа после операции, так и не приходя в сознание. Камиль Джанкоев вновь провалился в темную бездонную мглу в тот момент, когда зубья пилы с хрустом врезались в кость поврежденной руки.
        Старший сержант Воронков накрыл ему лицо простыней, что-то прошептав себе под нос. Куминов вышел на улицу, в уже надвинувшиеся сумерки. Сел на земляной бок блиндажа, занесенный снегом, не обращая никакого внимания на холод. Приобнял за плечи ревущую Сашу, у которой в пальцах нервно плясала сигарета. Прижал к себе, ткнувшись носом в теплый, пахнущий земляничным мылом затылок. Гладил по спине, вздрагивавшей и ходившей ходуном под его ладонями. Шептал на ухо, беззащитно смотревшее из-под коротко остриженных темных волос, что-то успокаивающее. Не замечал собственных слов, говорил-говорил-говорил. Ему было страшно оставлять ее одну.
        Западные области УкрССР, 19.. год
        Заросли рябины, высокие, густые, закрывали поляну со всех сторон. Ягоды алели, облепив ветви, тяжелые, гнущие их к земле. Некоторые осыпались, на радость крох-свиристелей, синиц и прочей мелочи. Верх, самый лакомый кусок, оккупировали важные дрозды-рябинники, не подпуская никого. Благодатное и радостное время, крохотный отрезок, что сменится мягкими зимами с буйством белого кружева. Скоро, совсем скоро яркие звезды буду сверкать в черном небе, предвещая морозы, но не сейчас. Сейчас здесь царствует буйство угасания засыпающей природы. Осень...
        Осень, осень в Карпатах прекрасна. Такой красоте позавидуют любые Швейцарские Альпы в компании с кленовыми лесами Британской Колумбии[23]. Пусть Карпаты - и не самые высокие горы, но и этого хватит, чтобы заставить замереть на месте любого, даже не склонного к созерцанию прекрасного, человека.
        Буйство красок, легкое и чарующее. Красные, оранжевые, пурпурные, желтые, зеленые. Насколько хватит глаз, насколько широк горизонт. Безумно чудесная палитра веселого и любящего жизнь художника, ненароком упавшая откуда-то с неба. Кристально чистые реки и ручьи, звенящие на каменных перекатах. Вода в них ледяная, такая, что зубы сводит, но вкусная, господи ты Боже Иисусе Христе, есть ли где такая вкусная вода? Край, созданный на радость людям, благодатный и добрый, чудесный, полный очарования самой жизни. Тишь, гладь да божья благодать, одним словом. Карпаты...
        Заросли веток, усыпанных алыми ягодами, не церемонясь, раздвинула крепкая мужская рука. Дрозды вспорхнули последними из птиц, подняв возмущенный треск. Человеку было наплевать на них. Теперь уже было наплевать...
        Он пригнулся, проходя под деревьями. Одна ветка, видно, надломанная ветром, не отодвинулась в сторону полностью, задев лицо острым надломом сучка. Царапина, глубокая и длинная, прошлась по лбу белой отметиной. Потом, разом, набухла изнутри красным, робко двинувшимся к ее краям. Первая капля несмело качнулась через разошедшуюся в стороны кожу, побежала вниз по скуле, смешавшись с потом, чьи дорожки прочертили светлые следы на запыленном лице. Мужчина не обратил на это никакого внимания, идя вперед.
        Шаг... шаг был не мирным. Мужчина шел, сам того не замечая, не так, как должны ходить люди. Стоит лишь приглядеться, и станет видно, как ходят люди. Ну... примерно: цокают по тротуару металлом набоек молодые (и необязательно) красавицы в юбках, длиннополых пальто по фигуре. Бежит, не глядя вниз, перепрыгивая там, где убиться можно, пацанва в кожаных легких спортивных туфлях, кедах, сандалиях или даже босиком. Важно и неторопливо идут степенные и деловые взрослые, твердо ставя модные в этом году остроносые модельные ботинки. Печатая шаг, вбивая в мостовую каблуки, идут военные.
        Появившийся на поляне человек шел не так. Крался, осторожно опуская подошвы высоких кожаных сапог с толстой подметкой в жухлую траву и листву. Сам не замечая, механически двигал носком, прежде чем перенести вес тела на него. Да и одет он был не в теплое модное пальто. Или, к примеру, в кожаную куртку, прорезиненный плащ и теплые штаны, какие любили носить местные лесники.
        Костюм цвета хаки, теплая куртка в разводках защитной раскраски. Толстый кожаный пояс, увешанный подсумками из брезента. Переброшенный через грудь ремень автомата с круглым диском в приемнике. Вязаная черная шапочка на голове. Впрочем, сейчас, когда он вышел на поляну и остановился, шапочка была в ладони, крепко ее сжимавшей. Человек смотрел прямо перед собой, на большую плиту, стоявшую посредине. Врытую глубоко, вошедшую в землю так, что не вытащить. Если только сильно не захотеть. Да и тогда... хотя сейчас это было неважно.
        Было тихо, абсолютно тихо. Или это только казалось? Для него сейчас это было неважно. Он давно перестал чего-либо бояться. Тем более что сзади шли двое, друзья, практически побратимы. Он знал это, хотя и не слышал их шагов. Или не хотел слышать. Но и это сейчас было неважно. Важна была лишь темная поверхность камня перед ним. Мужчина двинулся вперед, медленно, нехотя, заставляя и ломая себя, гоня вперед. Он ничего не боялся, это было правдой. Подтвердить это могли многие. Но сейчас ему было страшно. Глаза, которые никогда, несмотря на немолодой уже возраст, не подводили, не хотели замечать очевидного. Длинный ряд надписей, который кто-то высек на камне, ускользал, уходил в сторону, размазывался. Ему просто было страшно прочесть их. Но иногда приходится делать то, чего совсем не хочется. Иногда необходимо заставить самого себя решиться на самую малость.
        На всего один шаг вперед, бросившись с головой в черноту омута, чтобы доказать друзьям, что и ты можешь.
        На один шаг, грудью заслоняя ту, что держала тебя под руку, так доверчиво и смотрела тебе в глаза, никого на свете не боясь.
        Когда все вокруг лежат, вжавшись лицами в землю, осыпаемые комьями земли и воющими осколками от разрывов мин.
        Когда стоит прочесть ряд строчек, несущих в себе правду о тех, кого мечтал еще раз хотя бы увидеть...
        Мужчина сделал шаг, опустившись на колени, наплевав на врезавшиеся в кожу через плотную ткань сухие ветки, гальку, которой был присыпан камень. Протянул руку, легко коснувшись надписей, моргнул...
        Мама отправила его к сестре, в Москву. Почувствовала ли что-то или случай? Кто сейчас сможет сказать? Лева был послушным мальчиком, да и как можно ослушаться родителей, которые хотят только добра. Мечта, она тоже была, куда же без нее. Университет связи, самый лучший, самый известный. Жаль было уезжать, не хотелось. Семнадцать лет, кровь бурлит. Анна, соседка по улице, стройная, загорелая, полногрудая, вся в вихре густющих черных кудрей. Ну и мама, конечно, отец, младшие братишки и сестра. Пусть и старшая, но любимая. Уехал, с одним полупустым чемоданом, встав на подножку вагона, махал им, пока было видно. Впереди целая жизнь, и он вернется, и все будет хорошо. Вернулся, вернулся...
        Они въезжали на главную улицу в реве двигателей и облаках пыли. Машины шли непрекращающимся потоком. Стальной лентой, вонявшей бензином, солярой, маслом, порохом, кожей, дорогой и смертью. Они шли пешком, катили рядом велосипеды. Облепляли броню танков, гоготали в кузовах грузовиков и гусеничных бронетранспортеров. Подгоняли лошадей, тянущих орудия и повозки обозов. Чужие, в серо-мышиной, пятнисто-зеленой и всякой другой форме. Не все были высокими, крепкими и светловолосыми. Всяких хватало, что и говорить.
        Гавкающая речь, окрики, испуганно жмущиеся к заборам люди. Свист гармоники какого-то меломана и его друзья, горланящие про милого Августина. Сбитое с навеса над крыльцом горсовета красное знамя под коваными сапогами. Кресты, кресты, кресты, черные с белым рябят в глазах. Стальная змея ползла вперед, на Киев, на Харьков, на Москву. Но ничего не может длиться вечно, и змея закончилась. Но сколько-то ее чешуек, сброшенных при броске через крохотный городок в Прикарпатье, остались.
        Среди тех, кто ушел на восток, были парни в черных петлицах, на которых серебрились две ломаные линии. Про них родителям Левы рассказал Абрам Моисеевич, успевший убежать из Польши. Старый Абрам Моисеевич, когда-то, еще до революции, уехавший в Польшу. Там у него был свой кабинет с металлическим креслом. К нему приходили многие известные и богатые люди, и он имел-таки свой постоянный кусок хлеба с маслом. Отец Левы, который всю жизнь проработал слесарем в механических мастерских, пивший на праздники с соседями горилку и закусывающий ее некошерным салом, при этих словах промолчал. Ему было интересно то, что было дальше, отец Левы, высокий и сильный, боялся. Тогда тонкий и кудрявый мальчишка этого не понял. Дошло потом, когда первая боль отпустила. Отец боялся неправильно, не так, как должен вести себя гражданин великого советского государства. Но боялся не зря.
        Что было потом, Абрам Моисеевич, приходившийся отцу двоюродным дядей по линии родной тетки, не хотел рассказывать при детях. И мама, красивая и немного полноватая мама Левы, выставила младших играть. А его и Сару, старшую сестру, оставили слушать дальше.
        Тогда он впервые услышал две страшных буквы... СС. Потом слышал много раз, так же как и слова "гестапо", "каратели" и "зондер-команды". Но тот раз был первым, странный и страшный рассказ польского еврея про гетто. В Варшаве, Познани, Лодзи. Про повязки с желтыми звездами и нашивки на груди. Про машины с газовыми будками. Про лагеря, украшенные изречениями на латыни на высоких металлических воротах. Про многое, о чем говорить не стоило. Но Абрам Моисеевич говорил, и Лева видел, как тряслись сильные пальцы в темных пятнах на коже. Тряслись от того страха, которого он смог избежать. Но тот пришел к нему следом, сам, одной темной летней ночью разорвав границу.
        Почему не выехали те, кто мог уехать? Почему не эвакуировались те, кто должен был? Этого Лева не знал. Война, война... в ее бардаке возможно многое. Он знал другое. Когда колонны парней в форме прошли дальше, в городок вошли такие же, в серо-мышином.
        Отца Левы, крепкого и сильного, отправили на рубку леса. Евреям работать на железной дороге было нельзя. Мать, вместе с другими, делала все прочее, что указывали. Через неделю после прихода второй волны немцев все они уже носили те самые повязки и жили отдельно. Концы трех последних улиц городка битком набили евреями. Согнали тех, что жили в округе. Набили людей в низкие небольшие дома, как селедку в бочки. И заставили жить, работать и ждать неизбежного.
        Как же им было тяжело, как было страшно. Неизбежность давила, наваливалась сверху тяжестью, душила все светлые мысли. Начальство гетто зачитывало какие-то приказы и воззвания, обещало, что по окончании войны будет произведена ревизия, что все они останутся живы, если сейчас будут трудиться, как следует на благо великой освободительницы Германии. А люди начали умирать.
        Не было врачей и медикаментов, началась осень, и пришли болезни. Голод, которым их морили за растянутой колючкой, добавлял тех, кто слабел с каждым днем. Но кого волнуют беды тех, кто живет в гетто? Сейчас уже никого.
        Местные жители, те, что пусть и боялись, но имели совесть и сердце, старались помогать. Незаметно, постепенно, но в гетто передавали теплые вещи, сапоги, калоши, дождевики. Когда полицаи ловили доброхотов, то могли и отпустить. Лишь бы в кошелке в довесок к вещам и чугунку с горячей картошкой с салом, огурцами, хлебом и яйцами имелась стеклянная бутылка с мутным домашним самогоном. Даже не давали вездесущим мальчишкам, ужами пролезающим в незаметные щели ограждения, пинка под костлявые задницы. Но потом, видно, кто-то настучал немцам. После этого стало хуже. Когда на городской площади перед согнанными жителями прочитали первый приказ, немыслимый по жестокости, никто не поверил. Чуть позже, дергаясь в петле, над толпой висели двое мальчишек столяра Кузьменко. Передачи прекратились. Винить в этом людей было нельзя. Страх за семьи был сильнее стыда и злости на тех, кто тихо и спокойно убивал население гетто.
        Вместе с гавкающими на дойче немцами, чуть позже, в городок прибывали солдаты в зеленоватой форме. У них были разные шевроны на рукавах кителей, разные лица, разный разрез глаз и цвет волос. Эти оказались еще страшнее[24].
        Они говорили по-русски, с разными акцентами, с разным произношением простых слов. Национальность для них не играла никакой роли, главным было другое. Громко и с надрывом: один народ, один фюрер, один рейх. Хотя к народу-то они не относились. Они были другими, чужими, людьми второго сорта. А для своего народа, настоящего, большого и братского, они являлись теми, кем и были на самом деле - предателями. Но им было наплевать. Какое им дело до мыслей жидобольшевистских прихвостней? Они предавали, прикрываясь лозунгами о свободе от красного рабства и коммуняк-евреев. Зато здесь лучше, вкуснее и жирнее кормят, и сами они - сильные, позволяющие себе все, что угодно. Потому что в петлицах две серебристых руны, и они освобождают эту землю. От всех, включая детей.
        - Дывись, камрад, яка гарна жидовка! У вас, москалей, такие бывают?
        - М-м-м... эй, девка, а ну иди сюда!
        Сара бежит по улице, чавкая подошвами разбитых солдатских сапог. Похудевшая, слабая, но все еще очень красивая. Сзади догоняют, хрипло дыша в спину. Удар по ногам, и черная липкая грязь летит прямо в лицо. Потом волосы ее, все еще роскошные, как у мамы, волосы, накручивает в кулаке сильная рука. Рывок, Сара кричит, трое хохочут, тащат в сторону ближайшего сарая. Двери хлопают, крик Сары становится выше, захлебывается. Потом кричит уже один из одетых в зеленоватую форму. Выстрелы, еще.
        Она убила одного ударом мотыги, невесть кем забытой под пуками соломы. Вырвалась, в разодранной юбке и рубашке на груди. Сумела схватить черен, что увидела краем глаза, резко ударила, врубив тупое лезвие в горло дико смотревшему на нее тому самому Павлу, уже спустившему брюки. Автоматы его друзей ударили чуть позже.
        Мама не плакала, просто долго стояла под проливным дождем, смотря в никуда. Отец, вернувшийся поздно ночью, не сказал ни слова, даже не подошел к ней. На следующий день, когда их снова погнали на работу, задушил полицая, неосторожно оказавшегося в стороне от своих. Взял винтовку и ушел через лес к гетто. Он, конечно, ошибся, поступая так. Нужно было выждать, наверное, нужно было выждать. Но можно как-то понять отца, чью дочь убили, когда она защищалась от насильников. И им, тем двум, родившимся на этой же земле, ничего не было. Ведь Сара была еврейкой, животным, рабом без прав. Отец вернулся в гетто за семьей.
        Его убили при всех, оставив в живых после двух ранений в ноги, когда окружили в самом конце улицы. Вывели всех евреев, выстроив в кольцо. Здоровенный и краснорожий эсэсовец ударил один раз, хакнув по-мясницки, снеся голову топором. Маму и младших повесили за полчаса перед этим, в устрашение. Тела, брошенные в канаву, ночью утащили первые партизаны, закопав здесь, на поляне в кольце рябин. В самых предгорьях. В такую же осень, в сорок первом оказавшуюся дождливой, страшной и кровавой. Камень с высеченными именами кто-то из оставшихся чудом в живых поставил намного позже...
        Давно поседевший мужчина, у которого кудри сгорели еще под Сталинградом, стоял на коленях и только вздрагивал спиной и плечами. За него плакало небо.
        Глава 10
        "Следует постоянно учить разведчиков преодолевать страх, подавлять инстинкт самосохранения. Это достигается разъяснительной работой и целенаправленными тренировками".
        (Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        - Осторожно... - Юля придержала вырвавшегося вперед разведчика за рукав. - Куда лезешь?
        - А я че? - бойцом оказался Пчелкин, чему Куминов, услышавший все это, не удивился. - Я ниче...
        - Капитан, он у вас всегда такой? - Гречишина повернулась к Куминову, уставившись на него глазами, смотревшими через прорезь теплой, шерстяной маски.
        - Бывает... Пчелкин!
        - Да, командир... - боец тоскливо вздохнул. Тяжело было не заметить, что чекистка парню понравилась сразу. Вот и лез вперед, геройствуя и рисуясь.
        - Еще раз сглупишь, что сделаю? - Куминов продемонстрировал ему кулак.
        - Сокрушите, товарищ командир. - Пчелкин тоскливо вздохнул. Спорить с командиром было дело бесполезным.
        - Нам куда? - Куминов повернулся к Юле.
        - Вон видишь ельник? - Чекистка показала на хорошо заметную группу совсем невысоких зеленых деревцев, запорошенных снегом. - Там вход.
        - Вот так, на виду? - Капитан немного удивился. Чего бы он точно не подумал, так это вот такого. Вход в секретный объект в елках... ну, надо же.
        - Головой покрути, - хмыкнула девушка.
        Капитан внял и покрутил. Дошло сразу, да и сложно было бы не понять. Таких ельников в округе хватало с избытком. Зеленые пятна густо усеивали неглубокую котловину, одну из многих в здешних местах. Когда-то перед войной, если судить по еле угадывающимся следам, здесь были песчаные карьеры. Часть техники, развалившейся и проржавевшей, еще была здесь.
        От склона, четко выделяющегося на фоне ярко-голубого неба, отделились две фигурки в белом. Скользнули вниз, пригнувшись. Через несколько минут Воронков и Шабанов оказались рядом с остальной группой. На безмолвный вопрос капитана сержант отрицательно мотнул головой. Немцев в округе не было.
        - Двинули. - Гречишина оттолкнулась от снега и быстро покатила в сторону цели. Разведчики, все так же аккуратно, след в след, двинулись за ней. Рисковать обнаружением следов отряда сейчас было бы глупостью. Пожалуй, самую сложную часть пути группа преодолела. На какой-то момент Куминов почувствовал, что можно расслабиться. Пусть и совсем на чуток, не больше. Оставив двух человек за спиной, они вышли точно к назначенному времени на точку, от которой предстояло двигаться под землей. Капитан надеялся на удачную поездку на неведомом составе. Не из лени, ни в коем случае.
        Пробежать столько километров на лыжах, в постоянном и скоростном ритме - тяжело. Несмотря на весь свой опыт, капитан ощущал усталость, глубокую, сильную, от которой не избавишься парой часов сна. И если есть возможность двигаться вперед не ногами, то это только плюс. Он посмотрел на Сашу, уже подкатившую под высоко поднятые над землей лапы первых лесных красавиц. Девушка держалась молодцом даже и под самый конец нелегкого марафона. Языка на плечо не вываливала и рюкзак у нее забирать не приходилось. Сдавалось Куминову, что те самые свойства организмов его с товарищами, что дремали до поры до времени, у Венцлав были поактивнее, что ли. Во всяком случае, лыжная пробежка на любой тренировке, пусть и самой изнуряющей, вовсе не то же самое, что бешеный ход РДГ, скрывающейся от противника. Но как бы оно ни было, показала себя профессор просто молодцом.
        Разведчики, что вкатились под глухой купол ельника первыми, уже сняли лыжи, рассыпавшись по его периметру. Командовать о выставлении охранения не пришлось, каждый давно и крепко знал свои обязанности. Шутяк с любимым "штурмгевером" распластался слева от центра ельника. Шабанов, вскинув винтовку, слился со снегом на севере. Эйхвальд и Сафин прикрывали оставшиеся стороны. Куминову, только расстегивающему крепления лыж, любо-дорого было смотреть на слаженно работающий механизм собственной группы.
        Юля уже вооружилась немецкой саперной лопаткой, раскидывая снег на невысоком холмике, торчавшем точно в середине трех самых больших деревьев. Капитан и остальные присоединились. Результат махания МСЛ-ками стал виден очень скоро.
        Небольшой люк, врезанный в ровное кольцо бетона. Обычная стальная поверхность, крашенная в свое время в защитный цвет, так дико смотрящийся на фоне леска. С одной стороны аккуратно наваренная небольшая скоба для поднимания. С другой - металлическая коробка, гладкая, без каких либо выступов. Чекистка, запустив руку под одежду, достала длинный стержень с насечками и небольшими углублениями. Наклонилась, явно вставляя его в какую-то прорезь. Глухо щелкнуло внутри коробки, и ее верхняя часть приоткрылась. Юля откинула ее в сторону, приоткрыв прямоугольник из кнопок, спрятанных под ней. Куминов обратил внимание на отсутствие металлического скрежета, который должен был быть. Потом вспомнил, что чекистка моталась сюда, проверяя состояние объекта. И только сейчас оценил храбрость девушки, в одиночку оказавшейся здесь, на бескрайних просторах, неустанно патрулируемых противником.
        Поверхность кнопок была гладкой, на металле под ними также не было никаких цифр. Кодовый замок делался таким образом, что только знающий настоящее расположение числового кода мог бы его открыть. Пальцы девушки быстро пробежали по ним. Так быстро, что Куминов не смог запомнить порядок. Это удивило его, слишком было необычно. Обычно такого с ним никогда не случалось, уж что-то, а такие необходимые действия Куминов запоминал прекрасно. Не говоря о том, сколько часов потратил в свое время именно на эти, оказавшиеся потом такими нужными, тренировки. Часы? Даже не часы, дни, месяцы. Часто в абсолютно свободное время он тренировал наблюдательность и память. Капитан даже немного разозлился на самого себя.
        - Готово... - выдохнула Юля. - Ну, товарищи разведчики, тянем-потянем.
        Воронков понимающе кивнул, взялся за скобу и потянул. Скрипа вновь не было. Люк спокойно поднялся вверх, мягко и плавно. Темное отверстие, достаточно широкое для того, чтобы в него пролез даже весьма большой человек, пахнуло немного затхлостью. Но запах тут же развеялся. Воронков наклонился над люком, подсветив себе фонарем-жучком.
        Луч от вжикающего встроенной динамкой приборчика выхватил металл лестницы, уходившей вниз на солидную глубину. Но серый бетонный пол был виден хорошо. Метров семь-восемь, не больше.
        - Полезли? - Саша, с интересом смотревшая вниз, взглянула на Куминова. Не на Юлю, отвечавшую за объект, на командира группы.
        - Следы уберем и полезем. - Капитан выпрямился, оглядываясь.
        Отдавать приказ уже не стоило. Валеев, Хрусталев и Воронков вовсю работали лапником, разравнивая следы. Куминову оставалось лишь начать спускать снаряжение и оружие вниз.
        На все необходимое у группы ушло десять минут, тютелька в тютельку. Куминов, несколько раз спустившийся и поднявшийся по ледяным ступенькам лестницы, проверив тщательность маскировки, даже не смог придраться. Разведчики старательно уничтожили все следы от лыжни и обуви, которой изрядно натоптали уже на поляне. Группа стояла у входа, ожидая команды на спуск.
        - Ну что, командир, - чекистка Юля хмыкнула, глядя на них, - товарищи военнослужащие все сделали. Полезли, что ли?
        - Полезли. - Куминов согласно мотнул головой. - Давайте быстрее, я замыкающий. Пошли, ребята.
        Свет от нескольких фонарей выхватывал из темноты немного. Спустились они на площадку, небольшую, прямоугольную, огражденную с трех сторон. С открытой стороны вниз спускалась еще одна металлическая лестница, в этот раз нормальная, с поручнями и довольно широкими ступеньками. На ней время, прошедшее без ухода, было заметнее. Темно-зеленая краска практически отсутствовала, вздуваясь во многих местах пузырями и красуясь большими пятнами ржавчины. Где-то неподалеку еле слышно капало. Скорее всего, толстые перекрытия, сложенные из бетонных плит, пропускали начавший таять снег сверху.
        Юля, накинувшая на плечи лямки рюкзака, вздохнула:
        - Стареет все прямо на глазах. В прошлый раз краски больше было, мда...
        Она оглянулась на капитана, махнув рукой (мол, давай двигай за мной), и пошла вниз по лестнице. Куминов, не раздумывая, двинулся следом, прислушиваясь к гулкому и далеко разносящемуся эху от практически неслышных шагов чекистки и своих собственных.
        Лестница уходила вниз еще метров на десять. Спускаясь и выхватывая лучом света все яснее виднеющиеся рельсы, капитан задумался. Труд, который он видел и ощущал, был титаническим, больше никак и не скажешь. Уже находясь там, куда быстро сбежала Юля, видя пути, по которым давно не двигались катки составов, Куминову стало немного не по себе. Одно дело слышать про то, что по всей стране есть такие скрытые магистрали, ведущие в разные ее концы. И совсем другое - стоять на чем-то вроде платформы, видя перед собой колею для одного состава и заметить невысокий длинный прямоугольник локомотива и несколько платформ, сцепленных за ним. Он подсветил поезд, пытаясь понять: что он из себя представляет?
        Локомотив был незнакомый, ранее невиданный. Это Куминов понял сразу. Что-что, а таких вот механизмов за свою фронтовую карьеру видел много. Отличить старую "овечку" от той же "щуки" мог только по еле заметному силуэту. Тягач у поезда, скорее всего, был с комбинированным двигателем. Во всяком случае, было ясно, что на тепловой тяге работает точно. Вон характерный выход для продуктов сгорания, да и заметна черная копоть, несмотря на большое количество вполне ожидаемой пыли. Это было немного странно, ведь следы добротной консервации бросались в глаза. Но поразмыслив, он понял, что при постановке его сюда - у консервирующих состав специалистов времени не было. В смысле оттирать нагар и грязь с самих катков.
        Скорее всего, у локомотива вторым способом движения были аккумуляторы. Юля подтвердила догадку, позвав с собой двух разведчиков в сторону накрытой брезентом невысокой пирамиды, устроенной по типу склада боеприпасов, когда ящики ставятся один на другой. Под плотной тканью оказались прямоугольники аккумуляторных батарей, аккуратно установленные друг на друга.
        - Толку от них? - протянул Хрусталев. - Заряжать как? Тоннель до самого Куйбышева, на поверхность не будем выходить?
        - Будем. - Юля не обратила внимания на сарказм в голосе старлея. - Вон там генераторная с дизелем. Подзарядим необходимый минимум, восемь штук. Этого хватит, чтобы проехаться с ветерком.
        - Опасно, - Куминов поскреб подбородок. - Как мы на поверхности на нем попрем?
        - Участок короткий. - Девушка рассматривала аккумуляторы. - Проходит через ту зону, где немцы сами боятся находиться.
        - Почему? - Куминов насторожился, уже привычно.
        - Сами увидите... - Юля показала на отобранные батареи. - Чего раньше времени пугаться?
        - Ты про участок у Сарбая? - Саша подошла тихо, встав за Куминовым.
        - Именно, подруга. - Чекистка посветила на дверь, утопленную в стене. - Про него. Пчелкин, чего встал, а? Помогай, давай, тащи сюда.
        Куминов отошел в сторону, прихватив за локоток Сашу.
        - Чего там ждать, выкладывай. И почему ты ничего не сказала раньше, если знала?
        - Я и не знала. - Темные глаза смотрели на него... огорченно, как будто она ощущала за собой какую-то вину. - Про сам этот маршрут я мало что знаю. Про Новый Сарбай могу рассказать. Юля права, там мало хорошего.
        - Рассказывай. - Капитан вздохнул, ожидая новой порции открываемых секретов.
        - Немцы, проводившие в "Берлоге" первые опыты, вывозили туда результаты экспериментов. Те, что не удались. В основном погибший материал, то, что осталось. Но, скорее всего, не всегда. Может, кто-то из подопытных оказался очень умным, может, там были такие же, что хозяйничали в заимке. Да и отходы бывают разные, вот и вышло то, что вышло. По нашим данным, которые пришли из Берлоги, сейчас у Нового Сарбая вся местность принадлежит этим самым результатам экспериментов. Кто именно, или что - я не знаю. Этот район немцы практически оцепили, охраняют, не выпуская никого наружу. Вот и все, что я знаю.
        - Ясно, что ничего не ясно. - Куминов сплюнул. - А платформы у нас практически открытые, так? З-а-а-а-м-е-е-е-ч-а-а-а-т-е-л-ь-н-о...
        Поняв, что больше ничего нового не узнает, Куминов решил осмотреться. Разведчики, под командованием товарища Гречишиной, вовсю занимались приведением состава в рабочее состояние. Было очевидно, что Юля знает, как это сделать в самые сжатые сроки. Беспокоиться было не о чем. Капитан развернулся и пошел в сторону виднеющегося на платформе небольшого строения.
        Будка, напоминающая снятый с шасси грузовика КУНГ, оказалась помещением для дежурной смены обслуживающего персонала. Ну, или охраны, что наверняка было одним и тем же. Во всяком случае, стол с толстой тетрадью журнала дежурств, несколько телефонных аппаратов и оружейный шкаф точно говорили в пользу сделанного капитаном вывода. Интересного в тесноватой конуре было мало.
        На стене висел чей-то портрет. Посветив фонарем в его сторону, Куминов увидел сквозь пыль усы и взгляд, полный отеческой заботы, принадлежавшие лишь одному человеку в СССР. Портрет был довольно раритетным, такой фотографии вождя капитану встречать не приходилось. Понадеявшись, что доведется вернуться, не стал снимать его со стены. Открыл журнал, посветив на последнюю страницу. Увидев дату, понял, что не ошибся, когда подумал про отсутствие времени у тех, кто пригнал сюда локомотив. Цепкая память подсказала дату одного из самых опасных наступлений немцев, пришедшуюся как раз на это самое число.
        Открыл один из двух небольших шкафов-пеналов, закрепленных на стенах. Увидев стопку пожелтевших газет, потянулся к ним. Дата и год, отпечатанные на тонкой серой бумаге, заставили Куминова вздрогнуть.
        Газет из сороковых сейчас было мало. Когда страна закреплялась на Урале, не хватало не просто многого. Не хватало всего, и кому тогда было дело до сохранения истории, когда нечем было заклеивать окна в самую первую зиму. Куминов, выросший в наспех построенных бараках, никогда не мог забыть того холода. Сквозняков, гулявших по огромным, разбитым тонкими стенками на клетушки помещениям. А сейчас он держал в руках настоящее богатство, пусть и не в золоте или бриллиантах. В руках капитана была история, которую нельзя было забывать. Газеты немедленно перекочевали в рюкзак, аккуратно уложенные сверху, чтобы не помялись. А в следующем шкафу его ожидало еще одно богатство. Фонарь "летучая мышь" и целая бутыль масла к нему.
        Воронков, ковырявшийся во внутренностях локомотивчика, гарантировал запуск через час. Сержант был не только хорошим разведчиком. Технарем до мозга костей, в чем-то даже Кулибиным он стал еще до того, как попасть в армию. И если сказал, что состав отправится через час, значит, так тому и быть.
        Три платформы к тому времени очистили от пыли и грязи. Была радостная новость о том, что по бортам закреплены поднимающиеся бронепластины с бойницами. Немедленно, с грохотом и лязгом, их стали приводить в необходимое положение. Сверху натянули тот самый брезент, который накрывал аккумуляторы на платформе. Разрезали на несколько частей, которых как раз и хватило, чтобы соорудить тент. Крепления для него на платформах были.
        Хотя караул на платформе вроде бы и не был нужен, но Куминов решил перестраховаться, перекрыв оба подхода с тоннеля и площадку, с которой спустились. Остальные разведчики разместились на платформах, предварительно заполнив основной и дополнительный топливные баки мазутом из цистерны, утопленной в стене. Гречишина не ошиблась насчет дизеля, который, немного повыпендриваясь, заурчал и зачихал. Электричества для небольших фонарей-прожекторов, установленных на платформе, хватило. Когда все необходимые приготовления для отправки были закончены, Куминов уместился на откидной скамье одной из платформ и, не удержавшись, вытащил из рюкзака несколько газет.
        Зажег "летучую мышь", откинулся на холодный борт, подложив под голову свернутую плащ-палатку, и с головой ушел в недалекую историю:
        "18 ИЮНЯ 1943 г. "В БОЙ" " 48"
        Опровержение ТАСС
        Прогитлеровская шведская газета "Нью даглигт аллеханда" опубликовала сообщение о том, что недавно в Стокгольме проводились мирные переговоры между СССР и Германией и переговоры, которые будто бы сорвались на территориальных вопросах. ТАСС уполномочен опровергнуть все это сообщение, как явно нелепое и смехотворное.
        Письма из тыла
        Крепко бейте фашистов
        Здравствуйте, дорогие бойцы - защитники нашей славной Родины!
        Сердечный привет вам и пожелание скорейшего разгрома банд гитлеровских разбойников. Дорогие наши воины, мстите немецким фашистам за нашу поруганную землю, за убийство тысяч невинных советских людей, за сожженные города и села. Бейте фашистов так, чтобы от этой погани и следа не осталось.
        Мы в тылу будем продолжать с утроенной энергией работать для фронта, для победы.
        С нетерпением ждем вашего возвращения домой как победителей.
        Привет
        Анна ШВЕДОВА.
        Прошу ответ писать по адресу: Московская область, г. Дмитров, совхоз "Буденновец".
        Сколько вы убили гитлеровцев?
        ПИСЬМО БОЙЦАМ-УЗБЕКАМ
        Дорогие!
        Мы рады и горды тем, что вы вместе со своими братьями - русскими, украинцами, белорусами и другими громите ненавистных фашистов, грабительскую армию людоеда Гитлера.
        Бейте беспощадно этих извергов! Бейте до полного их уничтожения! А мы в тылу отдаем и будем отдавать все силы, чтобы обеспечить героическую Красную армию всем необходимым, чтобы помочь вам быстрее добиться полного разгрома и уничтожения немецких захватчиков.
        Пишите нам, как вы воюете, сколько каждый из вас уничтожил гитлеровских мерзавцев.
        Бригадиры хлопкового совхоза "Хазарбаг":
        Джураев Карши, Джумаев Ядгар, Джумаев Чоршамби, Рассулов.
        Трактористы:
        Хатамов Шадыяр, Сидоренко Григорий, Шаймарданов Чары, Айматов Абдула и др."
        В неярком свете масляного фонаря приходилось напрягать глаза, но оторваться Куминов не мог. Все это было так недавно... и так давно одновременно. Двадцатилетней давности статьи, которые даже сейчас казались написанными чуть по-другому, летели сами собой.
        "ПРАВДА", центральный орган печати ЦК ВКП(б) от 20 июня 1942 года.
        ЖДЕМ ВАС С ПОБЕДОЙ! - пишет товарищ Вильховская из Казахской ССР:
        Добрый день, товарищи!
        Шлю вам пламенный привет и горячее пожелание победы над немецко-фашистскими извергами.
        Сообщаю, что послала бойцам скромный подарок - небольшую посылку. Мы в советском тылу обещаем сделать все для нашей победы.
        Привет, ждем вас домой с победой.
        Мария ВИЛЬХОВСКАЯ.
        Ответ пишите по адресу: Актюбинская область, станция Тамды, Тамдынская МТС.
        Налет нашей авиации на аэродромы противника:
        В ночь на 17 июня наша авиация крупными силами произвела налет на аэродромы противника. В результате бомбардировки в местах стоянки вражеских самолетов и в расположении складов горючего и боеприпасов возникло до 100 пожаров. Наши летчики наблюдали горящие немецкие самолеты и ангары. Отмечены также взрывы большой силы. Два наших самолета не вернулись на свои базы.
        ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
        ИЗ ВЕЧЕРНЕГО СООБЩЕНИЯ 17 ИЮНЯ:
        В течение 17 июня на фронте существенных изменений не произошло.
        * Северо-западнее Мценска противник не прекращает попыток вернуть потерянные позиции и вводит в бой свежие подразделения. В течение дня немцы два раза переходили в атаки, но были отброшены и больше активности не проявляли. В результате боев на этом участке противник понес тяжелые потери в живой силе и технике.
        * Получено сообщение о том, что в результате бомбардировки нашей авиацией железнодорожного узла Могилев уничтожен мост через реку Днепр, разбито много железнодорожных составов и взорвано 3 склада противника с боеприпасами. Уничтожено несколько сот немецких солдат и офицеров. Только в одном бомбоубежище, разрушенном прямым попаданием бомбы, погибла большая группа гитлеровцев.
        * В районе Белгорода батальон немецкой пехоты пытался захватить высоту и рощу, которые обороняло подразделение старшего лейтенанта т. Глобец. Несмотря на численное превосходство противника наши бойцы отбили атаку гитлеровцев. В результате боя уничтожено до 120 немецких солдат и офицеров. Захвачено 8 пулеметов, 70 винтовок и другое вооружение.
        * Против партизанских отрядов, действующих в Киевской области, немцы бросили крупную карательную экспедицию. Все попытки гитлеровцев окружить партизан потерпели неудачу. Действуя из засад, патриоты в течение нескольких дней измотали противника, а затем всеми силами напали на карателей и разгромили их. Во время этих боев истреблено до 600 вражеских солдат и офицеров. Огнем из противотанковых ружей сожжено два танка и сбит немецкий самолет. Партизаны захватили 7 автомашин, 3 мотоцикла, радиостанцию, 17 пулеметов, много винтовок, мин и десятки тысяч патронов".
        Сзади, где возился Эйхвальд, что-то грохнуло. Куминов посмотрел в ту сторону и хмыкнул.
        Здоровяк лейтенант был верен себе. Скорее всего, что с помощью товарища чекиста женского пола он отыскал местную КХО и немедленно решил поживиться такими любимыми железяками. Установив на последней платформе станок, сейчас здоровяк прилаживал на него "Дегтярь". Капитан лишь улыбнулся, глядя на довольно возившегося с убийственной механикой подчиненного. В дороге точно не повредит, в этом он с Эйхвальдом был полностью согласен. Глянул на Сашу, устроившуюся рядом и явно задремавшую, и вернулся к чтению.
        "На боевом рубеже" " 235 от 5 августа 1943 года.
        "День на передовой"
        Не давать врагу покоя ни днем, ни ночью!
        Боевой командир
        Старший сержант Янышев награжден второй медалью "За отвагу".
        Парторг В. КОЗЛОВ.
        Группа немецких автоматчиков, подкравшись к линии нашей обороны, пыталась забросать гранатами траншеи и ходы сообщения. Но советские бойцы не растерялись. Командир пулеметного расчета старший сержант Янышев вбежал в дзот, схватил несколько гранат и метнул их в фашистских мерзавцев.
        - Получайте, гады, - крикнул он вслед разбежавшимся в панике гитлеровцам.
        Находчивость и смелость старшего сержанта Янышева служат хорошим примером.
        - Немцы трусливы, как зайцы, - говорит он бойцам своего расчета, - только надо с ними бороться решительно, как подобает воину Красной армии.
        - Смотрите, - и он показывает красноармейцам кровавый след, оставленный фашистами на траве. - За чем пришли, то и получили.
        Тов. Янышев своими боевыми делами оправдывает высокое звание кандидата в члены ВКП(б). Легкораненый в руку осколком гранаты, он остался на передовой с бойцами своего расчета. Зная уловки коварного врага, т. Янышев зорко охраняет свой пост, готовый в любую минуту дать отпор ненавистному врагу.
        За находчивость и смелость командир наградил тов. Янышева медалью "За отвагу".
        Экзамен выдержан
        Сержант Т. ИВУТИН.
        Наш орудийный расчет можно назвать молодым. Один замковый Сидоров - бывалый артиллерист. Молодые артиллеристы старательно выполняют первомайский приказ любимого полководца товарища Сталина. Боец Агеев недавно встал к орудию, но он хорошо изучил панораму и сейчас самостоятельно работает наводчиком.
        Особенно отличается установщик Исимов. Он изучает каждую деталь и сейчас может заменить любой номер расчета.
        Когда с наблюдательного пункта командир дал установки, расчет работал четко и слаженно; не было ни суеты, ни растерянности. Бойцы выполняли свою работу быстро и со знанием дела.
        По команде "Огонь!" - выстрел последовал без задержки - моментально.
        Сидоров любит свое орудие. Он, как опытный артиллерист, помогал заряжающему Михайловскому, проверял работу наводчика Агеева и следил за действиями установщика Исимова.
        - Надо, братцы, не подкачать, - говорил он, - ведь это нам боевой экзамен.
        Боевой экзамен расчет выдержал. За хорошую стрельбу командир объявил нам благодарность.
        Снайпер Большаков открыл счет
        В. ДОБРОВИЦКИЙ.
        Немцы слишком близко, но они не показываются. Сидят, зарывшись в землю, как кроты. "Надо быть осторожным и главное незамеченным" - сказал себе молодой снайпер т. Большаков. Он всегда придерживался этого золотого правила, зная, что враг следит за каждым движением наших солдат.
        Большаков не спеша выбрал место для своей засады и замаскировался так, что, находясь в нескольких метрах от него, никто и не подумает, что здесь, находится человек. А хорошая маскировка - это залог успеха.
        Убедившись в том, что он теперь "человек-невидимка", Большаков стал внимательно изучать местность расположения противника. Он приглядывался к каждому кустику, каждому бугорку, примечая мельчайшие детали предметов, находящихся в поле его зрения. Обратил внимание даже на то, как ветер колышет траву. И терпеливо стал ждать.
        Большим терпением и выдержкой обладает Большаков. Он может просидеть часами не шелохнувшись, выжидая появления врага.
        - У него снайперская закалка, - говорят о нем бойцы подразделения.
        Вот что-то мелькнуло на стороне противника почти неуловимое для простого глаза, а снайперский глаз Большакова подметил - это была верхушка фашистской каски. Снайпер не шелохнулся. Он знал, что выдержка и терпение охотника, выслеживающего зверя, смогут принести ему удачу. Через некоторое время показалась голова, а затем появился фриц с лопаткой в руках.
        Появление фрица встретила меткая пуля Большакова.
        - Один гад есть, - сказал себе снайпер и снова притаился в своей надежной засаде.
        Немцы, видимо, встревожились. Не прошло и пяти минут, как показался второй фриц. Но Большаков на этот раз не выстрелил.
        - Они думают, что я не умею отличать чучело от живого негодяя, - рассказывает он. - Я понял, что теперь фашисты начали охотиться за мной и, стоило бы мне выстрелить по чучелу, как я обнаружил бы сам себя. Какой же я тогда был бы снайпер.
        Так снайпер Большаков первый раз вышел на охоту и в первый же день открыл свой личный счет".
        Куминов посмотрел на Андрея Шабанова, невозмутимо сидевшего в конце его платформы. Снайпер, как обычно в свободное время, занимался своей винтовкой. Сколько у него на счету было немцев и других, что шли с ними? На этот вопрос капитан не смог бы ответить точно. Бывало, видел у только начинавших воевать солдат смешные зарубки на прикладах. Андрей такой ерундой не баловался. Его зарубки были в голове, много, очень много зарубок.
        "6 НОЯБРЯ 1943 г. "На страже Родины" " 261(7493)
        Да здравствует свобода и независимость нашей славной Советской Родины!
        (Из призывов ЦК ВКП(б)к XXVI годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции).
        УДАРЫ ЛЕТЧИКОВ-ШТУРМОВИКОВ
        Сообщение Советского информбюро об итогах летней кампании Красной армии вызвало новый подъем боевой активности среди летчиков-штурмовиков Н-ской авиачасти. Днем на аэродроме состоялся митинг. Летчики старший лейтенант Паршин, младший лейтенант Данилушкин и другие, воодушевленные замечательными итогами летнего наступления Красной армии, говорили о том, что будут еще сильнее громить врага с воздуха, точнее поражать цели.
        Вскоре 4 летчика под командой старшего лейтенанта Паршина поднялись в воздух, нанесли удар по артиллерийским позициям и инженерным сооружениям фашистов, взорвали склад боеприпасов. Следующим заходом штурмовики подавили артиллерийскую батарею фашистов трехорудийного состава.
        Все самолеты благополучно вернулись на свой аэродром".
        Куминов улыбнулся. Даже в то время, когда надежды, казалось бы, не было, народ не сдавался. Что же говорить про то, что есть сейчас?
        Страна смогла собрать в единый кулак все свои недюжинные, спавшие какое-то время силы. Не сумев справиться с помощью теории "молниеносной войны", немцы вели заранее проигранную войну. Можно было истреблять жителей всех захваченных территорий, грозить террором, выгребать из недр земли все, до чего могли дотянуться. Можно, и это не было страшно. Немцы не смогли дойти до Урала, решив, что успеется. Куминов мысленно ухмыльнулся. Куда понять швабам, что Урал, это даже не середина его, Куминова, самой великой страны? И что сейчас, за время временного затишья, скрытые его каменными стенами, люди этой страны собрались в единый стальной кулак. Кулак, который скоро наподдаст пришедшим к ним незваными гостями так, что лететь они будут не только до Берлина. И не нужно никакого второго фронта, планируемого в сороковых союзниками до уничтожения половины Англии. Народ СССР сам сможет уничтожить захватчиков, спихнув последних из них в Атлантический океан.
        Он знал это, как и каждый, все эти годы ждавший лишь своего момента. Осталось немного до него, самого сладостного мига. А то, что сейчас волей случая его группа находится на острие первого удара... еще лучше. Никто из них не станет отступать, пройдя весь путь до конца и выполнив задание любой ценой. В этом Куминов был убежден полностью.
        Эйхвальд притащил дополнительные короба с пулеметными лентами, громыхнул их сталью об пол. Капитан оторвался от мыслей и решил прочесть еще пару статей. Пробежав глазами по первым строкам следующей газеты, он вздрогнул.
        "Владимир Иванов-третий, "Новое Слово", 24 июня 1941 г.
        В газете "Фелькишер Беобахтер" от 24 июня помещена статья Альфреда Розенберга "Час Востока"(Die Stunde des Ostens).
        Эта статья примечательна для нас, русских, тем, что в ней ни слова не сказано о войне с советской Россией. Но только лишь о борьбе с иудео-большевизмом и плутократией, о необходимости разрушить их идеологическую и политическую твердыню, тот страшный груз, то позорное иго, которые несут на себе народы России с октября 1917 г. Тогда враг человеческого рода перевернул и исказил известное изречение: "Свет с Востока". Не свет, но страшная тьма и сень смертная стали облегать тогда всю вселенную.
        Начав с востока, тьма сгустилась до крайних пределов на проклятом острове и прошла дальше - до Нью-Йорка, этой второй красной Москвы.
        Но теперь опять там, где царила тьма, засиял свет. "Теперь, - говорит А. Розенберг, - пробил решительный час на Востоке. Две проблемы стоят перед национал-социалистической революцией и Германской державой. Первая есть свержение большевизма, как идеи и как политической силы, вторая есть решение исторических судеб гигантского пространства, населяемого народами Советского Союза".
        А. Розенберг подчеркивает финальный характер борьбы на востоке, который ведет национал-социализм. Никогда не должен более повториться ноябрь 1918 г., никогда более не должны прийти к власти иудео-марксистские силы.
        С цепкой настойчивостью, несмотря на неудачи, беззастенчиво и нагло шел комплот властителей СССР к своей единственной цели - к мировой революции и порабощению всего мира, к истреблению всех подъяремных народов голодом, холодом, мором и бесчисленными казнями.
        Либералы притворились, что не замечают этой цели, и упорно продолжали именовать систему иудео-марксистского террора "авангардом мирового прогресса".
        Кстати, только с водворением марксизма на необъятных просторах СССР выяснилось, какое содержание вкладывает мировое еврейство в такое заманчивое для полуобразованных масс словечко, как "прогресс".
        При всем том, инстинктивное чувство самосохранения в народах Европы сильно подмочило порох еврейских агитаторов. Им было необходимо другое, более решительное средство: им была необходима затяжная война, всеобщее обнищание, уничтожение лучших людей и молодых поколений.
        Об этом и говорит А. Розенберг.
        "В Москве, к 1938 г., ясно убедились, что лозунга Мировой революции было мало для победы. Надо было повторить 1918 г."
        Для этой цели были выбраны вечно готовые взорваться Балканы и Испания, находившаяся в неустойчивом положении вследствие интриг Ватикана, шедшего рука об руку с мировым масонством. Повторилась русская история, но за счет обнищавшего и обескровленного населения Советского Союза, что и подчеркивает с солидарным состраданием А. Розенберг.
        "Все это стоило жителям Советского Союза много миллиардов, привело к невыразимой беде, но цели не достигло. Противоборствующая сила культурной нации была достаточно велика, чтобы даже под гнетом большевизма не привести к самоубийству".
        К этому надо прибавить, что и пугающий пример ужасов, царящих в СССР, был у всех перед глазами и действовал несмотря на грандиозную рекламу, устроенную либералами Старого и Нового Света в пользу большевизма.
        А. Розенберг указывает на то, что Москва оценивала свои военные силы как слишком малые для такого гигантского предприятия, как революционизирующая война с Германией.
        Цели Германии и СССР были противоположны. Германия, заключая пакт с СССР, имела мирные перспективы и хотела полного устранения войны, а если бы это оказалось невозможным, то ее локализации. Москва хотела обратного. Она рассчитывала, скрываясь за буквой пакта, вызвать мировую войну и истощить все воюющие страны и, прежде всего, Германию как основную антикоммунистическую и антимарксистскую твердыню. Поэтому теперь, как и тогда, "свобода и величие Германии совпадают со свободой и величием Европейского континента".
        Так как одним из крупнейших народов Европейского континента является народ русский, с великой историей и великой культурой, то впереди сияет радостная перспектива мирного сотрудничества обоих народов ко взаимному их благополучию и как залог замирения и благоденствия не только Европы, но и всего мира.
        Главными врагами "мира всего мира" являются биржевики и демократы, состоящие в тесном союзе с советчиками.
        Подобно тому, как либерально-плутократический "Февраль" 1917 г. совершенно логично перешел в "Октябрь" того же года, так и теперь коммунистическая Чека совершила обратный ход, перейдя в лагерь либеральной плутократии, в свою очередь объединившейся с консервативной реакцией. У них всех та общая черта, что они люто ненавидят русский народ и его культуру.
        Поистине, стало трудным положение право-левых англо-иудофилов, настолько трудным, что во веки веков им не выйти из этого, ими же самими созданного, тупика.
        Либерально-радикальная интеллигенция соединила свои судьбы с реакционным капитало-коммунизмом и стала идеологическим возглавителем самого отвратительного, самого уродливого ублюдка из когда-либо появлявшихся на земле.
        Иудей - плутократ в цилиндре и с моноклем, и иудей в кепи с пятиконечной звездой слились в гнусных объятиях.
        Но над омерзительным уродством капитало-коммунистических близнецов ныне занесен меч истории, меч праведного суда Божия".
        - Вот урод... - Голос Юли, раздавшийся прямо над ухом, заставил его вздрогнуть. - Таких, как этот, расстреливать надо, без суда и следствия. Предать Родину...
        Куминов молча кивнул. В этом он был полностью согласен с чекисткой. Среди белоэмигрантов было много тех, кто с самого начала войны, как мог, боролся с фашистами. Переводили средства, возвращались через линию фронта, чтобы воевать с врагом, топтавшим общую с бывшими противниками Родину. Каждый, любящий Россию, делал все возможное. В захваченной немцами Франции до сих пор действовало Сопротивление, в сороковых поднятое бывшими офицерами, юнкерами и кадетами российской императорской армии. Но были и свои Ивановы, в озлоблении плевавшие на все доброе и хорошее, связанное с Родиной и мечтавшие лишь вернуться на правах хозяев.
        - Готовы ехать, капитан. - Девушка устало провела рукой по вспотевшему лицу, перемазанному маслом. - Пять минут, и вперед... труба зовет.
        - Замечательно. - Куминов бережно сложил газетные листы поперек, превратив их в аккуратный прямоугольник. Убрал в один из боковых карманов рюкзака. - Юля?
        - Что?
        - Как ты нас заметила тогда, в деревне?
        - Тьфу ты, капитан, удивил. Думала, что-то умное спросишь... - чекистка усмехнулась. - По запаху, хочешь - верь, хочешь - нет.
        - По запаху, значит... - Куминов посмотрел на нее. - Ну-ну.
        - Ну, а чего? - Гречишина усмехнулась. - Умеючи легко.
        - Да уж...
        Глава 11
        "Чем больше знает и умеет делать каждый боец, тем больше шансов выполнить поставленную РДГ задачу".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Юля настояла на том, чтобы перед самим крепышом-локомотивчиком была прицеплена одна платформа. На станции пути шли параллельно, система перевода стрелки работала несмотря на время. Вручную подкатив не такую уж и большую "телегу" перед новообретенным стальным "конем", разведчики недолго провозились с креплением. Буферные замки встали мягко, добротно смазанные Воронковым солидолом, найденным в подсобке.
        Сейчас там, впереди, расположились Хрусталев и Пчелкин. Платформа оказалась по-настоящему боевой, прикрытой бронеколпаком. В "носу", под выпирающей округлой сферой обнаружился станок для пулемета. Сначала Куминов не мог понять, для чего он предназначен, слишком уж массивной оказалась ложа для крепления. Но разом встрепенувшийся от одного только вида хитрой системы шкивов и воротков Эйхвальд время зря не тратил. Покопавшись в закромах оружейной, лязгнув несколько раз особенно громко и что-то уронив, лейтенант скоро выбрался наружу. Разглядев на весьма страшноватом, измазанном пылью и с зацепившейся паутиной лице подчиненного довольную улыбку, Куминов насторожился. Потом, приглядевшись к чему-то в руках, повод для негаданной радости раскусил. Сквозь плотный сероватый брезент, чуть отражая неяркий свет всеми своими выступами, в больших ладонях Эйхвальда красовался КПВ[25].
        - Прямо пионер на елке, получивший в подарок "маузер" Дзержинского, - хмыкнула Юля. - Боеприпас-то ведь есть к чудищу...
        - Да... - Эйхвальд еще шире расплылся в улыбке. - Уже нашел.
        - Мужчины, мужчины... - Чекистка хмыкнула еще раз. - Все бы вам в игрушки играть. От кого нам из него отстреливаться?
        - В смысле? - лейтенант явно не понимал, как можно не разделять восторга по поводу такой находки. - Это же практически авиационная пушка!
        - Ну да, - Юля махнула рукой.
        - Их там два! - монстроподобный разведчик улыбнулся еще шире.
        - Радость-то какая... - Гречишина не выдержала и улыбнулась.
        Эйхвальд комментировать не стал, а просто направился к задней платформе. Воронков, заметно уставший, вздохнул и отправился ему помогать. Куминов понимающе хмыкнул. Производить замену уже установленного "дегтяря" дело не простое и тяжелое.
        Сейчас, когда еле заметные в свете фонарей локомотива стенки тоннеля неслись по сторонам, Куминов невольно радовался находке лейтенанта. Под землей-то, под ней, родимой, но на поверхности катить также предстоит. И пусть рельсы проложены на очень коротких участках, куда и сдуру никто не забредет, но перестраховка лишней не будет. Тем более в виде КПВ на платформе перед составом. И за тыл приходится переживать намного меньше. Так что находки лейтенанта оказались очень даже хорошими. Действительно, как подарок Деда Мороза.
        Скорость передвижения была не так уж и велика, первый час пришлось идти на мазуте. За это время аккумуляторы, чьи длинные и высокие коробки Воронков отбирал с особой тщательностью, успели полностью набрать заряд. Оказалось данное обстоятельство весьма кстати. В кишке тоннеля вентиляция была плохой, и выхлопы прогоревшего мазута едко хлестали по глазам. Уже через пару десятков минут Куминову, как и остальным, пришлось чуть приспуститься вниз, чтобы поменьше дышать режущим носоглотку запахом.
        Катки состава равномерно стучали по давно неиспользовавшимся рельсам, гоня его вперед. Капитан мог позволить себе немного расслабиться, понимая, что редкая удачливость его группы не подвела и на этот раз. Суеверным человеком Куминов не был и мыслей подобных не гнал прочь. Смысла в этом он не видел. Расстояние до точки, где находится главная цель операции, сокращалось все быстрее. А там, на месте, все решится само собой.
        Рядом, под накинутой сверху курткой самого Куминова, зашевелилась Саша. Девушка, заснувшая еще перед отправкой, просыпалась всего раз. Капитану не казалось это удивительным. Какие бы ни были физические резервы организма ученой, но морально ей досталось намного сильнее. Сам путь на лыжах, то, что случилось на заимке, и Джанкоев... ей явно пришлось очень тяжело. Заснула, и хорошо, глядишь - сил прибавится, а они им ой как необходимы будут. В чем, в чем, а в этом он был уверен полностью.
        На задней площадке локомотива появилась фигура чекистки. Юля подошла к самому концу высокой ограждающей решетки, наступила на верхний прут, оттолкнулась. Приземлилась уже рядом с Куминовым. Спокойно, безо всякой рисовки, с заметным опытом проделав весьма сложный трюк. Капитан оценил всю скромную красоту прыжка, казавшегося таким простым. В практически полной темноте, с мотающейся под ногами железки шагнуть в пустоту (расстояние было немалым, с метр) одним махом. Ориентировалась девушка либо на слух, либо видела в темноте не хуже кошки. Но почему-то Куминов не был склонен выбирать что-либо одно и посчитал, что все здесь взаимосвязано.
        - Спит? - девушка кивнула в сторону Саши.
        - Да, не просыпалась.
        - Это хорошо. - Куминов с неожиданным для себя самого удивлением почувствовал в ее голосе какую-то... теплоту. - Свалилось на нее много, ничего не скажешь.
        - Вы с ней давно знаете друг друга? - капитан даже и не пытался рассмотреть выражение лица напротив. Слишком темно. - Я так и не понял...
        - Порядочно... - Юля откинулась на собственный рюкзак, четко выудив его из общей кучи на полу. - Лет так с десяти, наверное. Или... с десяти, да, точно.
        - А... - Куминов покрутил головой, разминая мышцы шеи. Ехали все-таки не в СВ, затекало постоянно. - Можешь рассказать?
        - Интересно? - Девушка хмыкнула в который раз за вечер. Куминов ее хмыки уже не считал.
        - Не то слово. - Ему на самом деле было интересно. За последние несколько дней нового и неизвестного капитан узнал больше, чем за несколько лет.
        - Как хочешь, слушай. - Юля устроилась удобнее. - Странного, на мой взгляд, ничего, а на твой... сам разберешься.
        Катки под платформой равномерно отстукивали ритм. Саша Венцлав во сне прижалась головой к Куминову, заняв плечо в качестве подушки. Капитан сидел тихо, стараясь не шевелиться, и внимательно слушал все, чем делилась странная спутница.
        Первые эксперименты по следам исследований еще царского времени в Институте начали в двадцатых. Сашин рассказ, который был в пахнущей кровью и порохом избушке заимки, только подтверждал слова Гречишиной. Командир РДГ слушал, про себя поражаясь близости тайны, про которую никто и не мог подозревать хотя бы что-то.
        Наука, объединенная со знаниями прошедших веков, подсказывала наиболее верные пути. Все лучшее, что можно взять от врага, стало основополагающим. Нечеловеческие силы и выносливость, зрение, слух, обоняние. Резервы организма, никак себя не проявляющие у обычных людей. Возможности, так необходимые для идеальных бойцов, шпионов, разведчиков, позволяющие сделать невозможное. То же самое, за чем шла в Куйбышев РДГ. Только здесь, у нас, на нашей стороне.
        Гречишина входила в состав одной из групп детей, участвовавших в экспериментах. Жестокая правда военного времени позволила собрать в Институте сирот, оставшихся одних полностью, без единого родственника. Не объяснять им ничего, делая то, что было так необходимо. Многие из них погибли, не справившись. Хрупкие человеческие организмы, подобранные по результатам тщательнейших исследований, все-таки не выдерживали. Дети, подвергнувшиеся введению специальных составов, умирали. Жестоко, в мучениях, боли и криках. Но не все, далеко не все. Часть оставшихся в живых - пошла дальше. Постепенно, проходя через новые испытания, становясь теми, кого и хотели получить в итоге создатели. Часть, такие же как Саша, подверглась выбраковке. Голос Гречишиной в этот момент чуть дрогнул, как показалось Куминову. Хотя, скорее всего, ему именно показалось. Незаметно было в девушке какого-либо сожаления, злости, разочарования. Она-то была здесь, живой, умеющей многое из того, что Куминову и не снилось. Или, все же, что-то было?!
        Венцлав, отсортированная перед третьим этапом, когда из двухсот первых образцов в живых осталось не более девяноста, в результате оказалась в научном секторе. Гречишина, выдержавшая все до конца, одела военную форму. Но не это оказалось главным в рассказе девушки.
        Проект фашистов носил имя "Берсерк", неся в этом не только боевое безумие. Куминов помнил, что изначально берсерками древние скандинавы называли воинов, могущих становиться оборотнями. Но оказалось дело не только в этом. После происшествия на заимке он уже не удивился продолжению рассказа Гречишиной.
        - Среди христианских святых, Николай, есть такой святой Христофор. - Юля устроилась удобнее. - Так вот самое интересное, голова в некоторых случаях его запечатления - не человеческая. Самая, что ни на есть, звериная. Мне-то она показалась крысиной, но, оказалось, традиции иконописные такие. Вроде как происходил святой Христофор из племени псеглавцев, представляешь? То есть, натурально, висит в храме расписная древняя-предревняя доска со святым, у которого вместо лица волосатая харя с зубами. Ну и нимб вокруг нее, все как полагается... интересно? Мне тоже было интересно, на лекциях. Как сейчас помню, класс, солнце в окно, на улицу хочется. А читает Дубицкий, и не удерешь никуда не просто потому, что не удерешь. Просто Дубицкий... и все тут. А он, как обычно, берет и делает так, что тебе на улицу уже и не хочется, потому что стало так интересно, так интересно...
        Юля сделала большие глаза, глядя на Куминова. Вздохнула, видя что капитан терпеливо ждет продолжения.
        - Скучный ты, Куминов, человек, даже вида не покажешь заинтересованного. И что в тебе Саша нашла? Ой... проболталась...
        Куминов молчал, глядя на нее. Показалось, что Саша на его плече на какой-то неуловимый миг напряглась и чуть затаила дыхание? Нет, не показалось, но вида показывать явно было не нужно.
        - Дальше?
        - Тьфу ты, капитан, ну что ты какой, а?! - Гречишина скорчила гримаску. - Ладно-ладно, рассказываю.
        В общем - живых мертвяков ты уже видел. Поверь, что оборотни существуют, да еще как существуют. Конечно, их не так много, чтобы заметить, но есть. В основном бесконтрольные твари, которых нужно уничтожать. Разгар охот на оборотней всегда приходился на послевоенные годы, так же как и их активность. В Сибири, после Гражданской, Институт создал специальный подотдел, проводя его как подразделение РККА. База там была, личный состав в полк численностью, ветка железнодорожная. То же самое было в Поволжье, на Тамбовщине и Украине. Везде, где страна в разрухе лежала, много всякой мрази шлялось, я не про банды говорю. А Дубицкий, к слову, вел как раз дисциплину по нелюди. Да-да, товарищ капитан, именно так. Вся нелюдь в Советском Союзе должна быть классифицирована и подвергнута учету, ха...
        - Ну, ты и ляпнула... - Куминов недоверчиво качнул головой. - Может, еще и наркомат специальный под нее создали?
        - А Институт на что? Смешно звучит, понимаю, но так и есть. Хорошо, что их не так уж и много. Хотя хватает, ничего не скажешь.
        Так вот, капитан, идем дальше. Раз уж про оборотней заговорили, так тут дело вот в чем. Кроме тех, что сами по себе не контролируют себя в полнолуние, да и просто себя не контролируют, есть и другие. И были, всегда и везде. Люди-ягуары, тигры, медведи, лисы, коты... у некоторых северных народцев есть даже моржи. У полинезийцев акулы, у некоторых горцев - ирбисы. У нас - волки и медведи в основном, ничего не поделаешь. Да сам, как мне кажется, помнишь сказки детские. Хотя бы про Ивана-царевича и его верного серого волка. Поверишь, что звали Ивана на самом деле Волхом Всеславичем и никакого волка у него не было? Сам перекидывался, да так неудачно... или наоборот, что про него даже в нескольких летописях упомянуто. Общеизвестных летописях, не говоря про те, которые не для всех.
        На самом деле не стоит думать, Николай, что человек на самом деле может стать блохастой шавкой, правда чуть больше обычных размерами...
        - Это точно... - голос у Саши сонным не казался. Голову с плеча Куминова она и не подумала убрать. - На горилл если, только очень страшных.
        - На горилл, говоришь? - Куминов плечо убирать не стал. - И нас такие обезьяны могут ждать в Берлоге?
        - Такие приматы, товарищ капитан, нас ждут через пару десятков километров, на том самом открытом участке ветки, про который я говорила. - Гречишина покопалась в карманах, потом повернулась к Саше: - А, майне фрейндин, не будете ли вы битте мир айне цигаретте? Да можно, Саш, раз говорю, давай.
        - Почему ты мне не сказала про это раньше? - Голос капитана был спокойным, чересчур спокойным.
        - Что именно? - Гречишина затянулась. - Мол, пацаны, бдительнее будьте, высматривайте оборотней и Бабу-ягу в ступе? Они у тебя ребята и так тертые, увидят, если что. Да и бояться при нашей скорости их не стоит, не справятся бобики. Засаду тоже организовать не смогут, это не открытая магистраль. Вот те, да, потрошат, бывает. В двадцать седьмом, на участке от Шепетовки до Харькова волколаки уничтожили состав. Весь, до последнего человека, на одноколейном перегоне, единственном на всем участке магистрали, проходящем через лес, с небольшой скоростью у самого состава. Нам сейчас бояться стоит только немцев.
        - Уверена?
        - Зуб даю, товарищ капитан. - Гречишина пыхнула огоньком. - Мы в сторону отклонились от основной темы нашей беседы, не находите?
        - В Берлоге есть оборотни? - Куминов чуть вздохнул. Независимость поведения чекистки иногда заставляла его, обычно невозмутимого, злиться. - Сколько, как опасны, чего ожидать?
        - Говорю же - скучный ты человек, Куминов. Прям-таки, взяла и отрапортовала: подразделение вервольфов численностью до двадцати пяти оборотней рядового состава, пяти волкуолаков сержантского с усиленным потенциалом и тремя псоглавыми офицерами, да? Не знаю я, капитан, точно. Не уверена что вообще есть, хотя подозреваю, что должны быть наверняка. Во всяком случае, у нас в охране Института они присутствуют.
        - Кто? - Куминов непонимающе уставился в сторону гаснувшей точки сигареты, подсвечивающей ехидное лицо Гречишиной.
        - Они, предмет нашей беседы. Лохматые симпатяшки с бицепсами, да, Саш?
        - Ага... - капитан понял, что Венцлав чуть улыбнулась. - Это точно. Ты сам интересовался тогда, в землянке, помнишь, Коля? Про то - есть у нас они или нет? Хотя и говорил ты не про оборотней, так как тогда ты еще ничего и не знал. Зато сейчас знаешь.
        - Дичь какая-то... - Куминов потер переносицу. - Сначала непонятные живые мертвецы, сейчас оборотни. Слушай, Юленька, а ты, часом, не такая же? На луну там не воешь, шерсткой не обрастаешь?
        - Исключительно по тем дням, что одобрены командованием, товарищ капитан, и при выполнении особо важных и сложных заданий от него же, командования то есть. Да не, Николай, не боись, я не из таких, точно, зуб даю. Хотя кое-что у таких нелюдей мы позаимствовали и использовали.
        - Успокоила... - Куминов не знал, что сказать на подобное заявление. - То есть у тебя, к примеру, что-то да есть?
        - Что-то да есть. - Юля отнекиваться не стала. - Но так, по мелочи, тебе не опасное. Пока, во всяком случае, точно. Ты ж приказ командования выполнить до конца настроен, да, капитан?
        Куминов не ответил на вопрос. Внимательно всмотрелся в подсвечиваемое задними фонарями локомотива лицо чекистки. Что она имеет в виду, вот что действительно интересно? Капитан не мог объяснить своего недоверия к девушке, возникшего сразу после ее появления. Все, казалось бы, в порядке, включая знакомство с Сашей. Но Куминова так и дергало изнутри смутным ощущением: надо держать ухо настороже, пока она рядом. А как только ее рядом не окажется, становиться совсем внимательным. И пусть лучше наконец-таки ошибется его интуиция, ни разу не подводившая, чем что-то случится.
        - Мда уж, - он хмыкнул, - люди-ягуары, вон чего. А акулы с моржами как тогда, если оборотни на горилл похожи?
        - Ну... - ответила Саша, а вовсе на Гречишина, как ожидал капитан. - Фотографий у нас нет. Подразделение боевых пловцов флота Ее Величества Великобритании засекречено очень серьезно. Нам известно лишь то, что после уничтожения основных атлантических баз Гранд-флита выживших перебросили на тихоокеанский фронт. Сейчас они входят в отдельное соединение британского королевского флота в составе Вооруженных сил Австралии и Океании. А про моржей в Институте ничего точного не известно. Врут, наверное.
        Куминову только и оставалось, что сидеть и удивляться. Причин для того, чтобы считать этих двух сумасшедшими, у него не было, ни одной. После знакомства с внутренним устройством хозяйки заимки, фотографиями в папках на совещании у командира полка и некоторых особенностей организма Гречишиной - не было. Оставалось лишь признать факт возникновения некоторых особенностей окружающего мира, такого, казалось, знакомого и понятного. Хотя - воевать с оборотнями?!!
        Состав выскочил из тоннеля одним быстрым рывком. Постоянный стук катков, уже ставший привычным, неожиданно разошелся в сторону. В лицо ударило свежим морозным воздухом, да так, что Куминов мигом натянул шерстяную маску на лицо. Встал, поставив ногу на скамью и подняв АСД. Быстро окинул взглядом открывшееся пространство, убедился, что все вроде бы в порядке. И лишь после этого позволил себе чуть расслабиться. Саша встала рядом, придерживаясь за лист обшивки платформы.
        На небе не было ни облачка. Предусмотрительный Воронков, вовремя углядевший просвет впереди, потушил все огни. Светомаскировка была просто необходима, потому как на белом полотне недавнего снега рельсы и состав было видно издалека. И особенно если в "издалека" включить добавочное "с высоты полета". Причем полета не птичьего, а вертолетного, оснащенного хитрыми и надежными устройствами, в том числе для поиска.
        Было заметно, что старший лейтенант Эйхвальд думает в таком же порядке. Заметно это было по мгновенно уставившемуся в чистое небо стволу КПВ на его последней платформе. Догадливый лейтенант также в первую очередь опасался винтокрылых поисковиков, от которых их пока удача проносила без потерь. Хотелось надеяться на то, что и в этот раз рядом не будет так некстати пролетевшего "Драккена" или "Хеймдалля".
        - Не должно их здесь быть... - голос Юли, неожиданно тихий, заставил Куминова вновь напрячься. Или он что-то сказал вслух?
        - Я мысли читать не умею, капитан. - Чекистка сзади вздохнула. - Думаю просто в ту же сторону, что и ты. И про то же.
        Он не ответил, покосился на Сашу. Девушка не сказала ничего, но Куминову показалось, что она нервничает. Вполне понятно так нервничает, ощущая, как между ними двумя встает недоверие. Это плохо, очень плохо. Если бы предупредили про появление Гречишиной, Куминов еще мог бы подготовиться и проверить какие-никакие данные. Но что делать сейчас? Он командир группы, вся тяжесть задачи лежит именно на нем, и капитан был в полном праве подозревать незнакомого и неожиданно появившегося союзника в чем угодно. Включая двойную игру, как ни тяжело было думать про такое. Решение назрело само собой, осталось лишь дождаться прибытия в предпоследнюю перед Куйбышевом точку и прояснить все необходимые моменты. Лишь бы там, в поселке со странным названием Петра Дубрава не обнаружились бы немецкие бравые молодцы егеря. Или парни с двумя серебристыми молниями. Куминов провел пальцами по металлу оружия и уставился за борт платформы. Ничего другого ему пока не оставалось.
        Небо стало совсем чистым, чернильно-черным. Светящиеся россыпи звезд мягко плыли над их головами, казавшиеся такими близкими и красивыми. Беспредельно красивыми и мирными. А какими еще могут быть звезды? И луна, круглая полная очаровашка, обливавшая все вокруг своим светом. Предательским, выдающим их с головой, но бывшим таким же прекрасным и чарующим. Даже ветер, превращенный скоростью состава в лезвие бритвы, не казался совсем ужасным. Спокойная и мягкая красота, окружающая со всех сторон, обволакивала и отвлекала. Захватывала и погружала глубоко в себя, заставляя думать не о войне и смерти. Хотелось остановиться, встать и любоваться пейзажем, таким прекрасным в мягком серебре луны и бликах сверкающего снежного покрова. На какой-то момент Куминову захотелось этого так сильно, что он еле удержался от того, чтобы перепрыгнуть на локомотив к Воронкову и остановить состав. Да вот и ветер стал не таким режущим, почувствовал капитан, начал успокаиваться...
        Успокаиваться?!! Мимо пронеслось дерево, покрытое инеем. Куминов сначала не понял причины собственной настороженности. Проводил его глазами. Всмотрелся...
        Ветер ничуть не успокаивался. Сучья и ветви ходили ходуном от его напора. А вот ход состава стал значительно падать. И что-то мягко давило со стороны Саши, становясь все тяжелее. Сзади звякнуло, падая и ударившись металлом. Куминов подхватил Сашу, глядя в ее закатившиеся глаза и ничего не понимая. Оглянулся на Гречишину, практически сползшую по борту платформы. Почувствовал, как наливаются знакомой тяжестью руки, как тогда, на заимке. И поймал краем глаза, как, взбивая снег, со стороны полей приближаются к поезду темные точки. Руки не хотели слушаться, но он все-таки смог, успел. Палец мягко надавил на спусковую скобу, взорвав ночь длинной, насколько хватило усилия, очередью. В сторону летевших к ним точек пролегла мечущаяся огненная трасса. Ночь ответила Куминову многоголосым воем.
        Эйхвальд пришел в себя первым. Или не он, а Сафин, что сейчас было абсолютно без разницы. КПВ раскатисто рявкнул, еще и еще. Лента, заряженная вперемежку с МДЗ, выпустила первые ярко-алые снаряды, наверняка нашедшие хотя бы одну цель. Самое главное, что Воронков пришел в себя тут же после нее. Состав ощутимо дернуло и потянуло вперед, набирая ускорение. За спиной злобно зашипела Гречишина, поняв, что вся ее подготовка и даже недавний рассказ спасовали перед теми самыми, надо полагать, оборотнями.
        Локомотив, несмотря на возраст, был хорош. Скорость, потерянная было совсем недавно, набиралась им быстро. Ветер снова начал резать даже сквозь плотную ткань маски, но Куминов был этому только рад. Бой с какими-то блохастыми шавками, пусть и страшными, ему не был нужен. Абсолютно, силы и боеприпасы стоило приберечь для другого. Стало понятно, что бойцы думали так же, как и их командир. Во всяком случае, не было больше очередей, лишь несколько одиночных, прицельных выстрелов. Тем более что сейчас можно было уже и целиться. Оборотни успели на свою беду подобраться именно на его расстояние, пускай и ночью.
        В замыкающей платформе этому сейчас очень сильно радовался Эйхвальд со своим КПВ. Ему пришлось стрелять больше остальных, когда темные фигуры начали все-таки сокращать расстояние до состава. Пулемет дробно и оглушительно застучал, выбрасывая хорошо заметные вспышки пламени. Ближайшие фигуры упали, подняв вверх белые хлопья недавно выпавшего снега. Куминов вздрогнул. Несмотря на скорость, с которой состав удалялся, он успел заметить, как темные силуэты поднялись, бросившись в погоню. Капитан вгляделся, стараясь лучше рассмотреть преследователей. Стрелять смысла не было, кто бы ни были те, кто гнался за составом, они уже не успевали. Тягаться в скорости с локомотивом было тяжело.
        Длинные тела, покрытые густыми черными шубами, свалявшимися в сосульки. Рассмотреть что-то в темноте было практически невозможно. В какой-то момент Куминову показалось, что блеснули у самого ближнего через густую завесу шерсти глаза. Но только показалось. Тени неслись, не успевая, не издавая больше ни звука, не сбивая дыхания. Последний из догоняющих, видимо, самый упорный и настырный, пролетел еще около сотни метров. Притормозил, лапами подняв снежную волну, после чего постепенно пропал с глаз капитана. А ветер, поднимающийся в ночи, донес до слуха отрывистый хриплый вой. И все, ничего страшного.
        - Мда... - Куминов опустил автомат. - Хорошо-то как вышло, без сучка без задоринки. А говорили-то, говорили...
        - Угу... - Гречишина не опускала оружия. - Не говори гоп, товарищ капитан. Что-то не нравится мне, ой не нравится.
        - Не нравится... - Куминов посмотрел на нее. - Мне тоже, представь себе. Я не знаю, что там будет впереди, но если там есть такие твари - мне это очень не нравится. Удрать на паровозе - одно, а когда на своих двоих - другое. Какая скорость у них, видели? И после попадания с "дегтяря" вскочить? Мать честная, товарищи девушки, не нравится...
        - А что делать? - Венцлав дернула щекой. - Назад поворачивать? Да и неизвестно, есть они там или нет.
        - Угу. - Куминов не приободрился. - Ладно, черт с ним. Сколько нам еще ехать, Юля?
        - Не так уж и долго, по открытой местности около получаса, потом снова тоннель, по нему часа полтора и все, на месте.
        - Это уже хорошо. - Куминов посмотрел на небо. - А то не верится мне во всякие хорошие случайности на заданиях.
        - Ты про что? - Саша повернулась к нему. - Где они у нас были?
        - Ты прав, капитан. - Гречишина тоже смотрела в небо. - Так не бывает. Ты абсолютно прав.
        - Вы про что вообще? - Саша явно не понимала очевидного факта для обоих нахмурившихся и уставившихся вверх.
        - Вертолеты, Саша. - Куминов покрутил головой. - Вдруг все же пронесет...
        - Не пронесет. - Гречишина матюгнулась. - На три часа, вроде один...[26]
        - Твою-то мать... - протянул капитан. - А так хотелось верить.
        - Снайпера надо оставить здесь. - Гречишина встала ногой на борт платформы, собираясь запрыгнуть в локомотив. - Слышишь, капитан?
        - Не маленький, да? - на лице Куминова отчетливо выступили напряженные желваки на скулах. - Скажи Хрусталеву, чтобы короба с лентами поменял, пусть ставит бронебойные... на всякий случай.
        Развернулся, одним прыжком оказался на противоположном от Гречишиной борту и скакнул к Эйхвальду.
        Саша осталась стоять, как была, ничего так и не поняв. Не объяснять же было сейчас прописные истины, не на уроке. Что вертолет, скорее всего, идет именно за ними, обнаружив состав с помощью аппаратуры. Что если им повезет, то они успеют уйти, практически завалив операцию, ведь их путь станет ясен. Что сбить вертолет так, чтобы он ничего не передал с помощью радиопереговоров, - тоже не удастся. Да и как сбить с помощью пусть и мощного, но одного ствола КПВ подвижную и защищенную цель? Которая вдобавок еще и вооружена так, что только завидовать остается. Но не попробовать сделать это и задержать вертолет...
        На каждой платформе были предусмотрены места для аккумуляторов. Они наверняка зарядились, на что Куминов очень надеялся. Если нет... то... просто погибнуть РДГ не должна. Не должна, и точка. Лишь бы аккумуляторы зарядились, лишь бы зарядились. А парни... это ведь война.
        - Андрей. - Капитан тронул Шабанова за плечо.
        - Да, командир? - Снайпер был спокоен. Баюкал на руках винтовку, уже все поняв.
        - На локомотив, к Воронкову.
        - Есть. - Шабанов закинул лямки рюкзака на плечи. Повернулся к Сафину, быстро приобнял его. Эйхвальд просто пожал ему руку, хлопнул по плечу. - Бывайте, ребята. Победа будет за нами.
        - Давай. - Лейтенант погладил рукой пулемет. - Ты там за нас, если что, напиши в Берлине, хорошо?
        - Конечно. - Снайпер кивнул им и перепрыгнул на платформу Куминова.
        Капитан проводил его глазами, повернулся к двум оставшимся бойцам. Посмотрел на них внимательно, стараясь запомнить каждого. Объяснять ничего не было нужно, в его группе каждый понимал - что необходимо иногда сделать.
        - Вы, самое главное, сделайте что нужно. - Сафин кашлянул. - А мы не подведем.
        Эйхвальд молча пожал руку Куминова и повернулся к КПВ.
        Капитан перепрыгнул назад, на свою платформу. Наклонился над замком, провернул рычаг, освобождая ее от соседки. Подсоединение бронепровода, по которому подзаряжались аккумуляторы, отошло свободно. Куминов выпрямился, повернувшись к локомотиву, и махнул фигурке Гречишиной. Состав начал удаляться от двух разведчиков, взваливших на себя смертельную ношу прикрытия. Капитан внимательно всмотрелся в темноту. Увидел, как мигнули красные огоньки в тех местах, где были закреплены фонари световой сигнализации. Все работало.
        Воздух стал свежее. Хотя ветер и сносил запах сгоревшего топлива, но мазутная вонь все равно ощущалась весь путь. Сейчас в локомотиве Воронков включил аккумуляторы, погасив форсунки. Ни один из огней тоже не горел. Состав шел вперед тихо, лишь чуть лязгая металлом и стуча катками. Платформа с Эйхвальдом и Сафиным, превратившаяся в дрезину, отставала, специально притормаживая. Локомотив побежал вперед заметно быстрее, торопясь скрыться от приближающейся винтокрылой машины врага. Могло и пронести, хотя Куминов в это абсолютно не верил. Спустя пару мгновений после этой мысли все опасения подтвердились. В темноту неба там, позади, ударили красные вспышки, отмечая первые дорожки выстрелов пулемета. Чуть позже пришел звук.
        * * *
        Десантный отсек "Драккена" не такой просторный, как у "Хеймдалля". Это Отто Бернхоф знал давно, и летать в этих узких железных гробах не хотел. Но солдатское дело простое, сказали лететь, так лети. Сейчас они возвращались из поиска - неожиданного. Ничего хорошего Отто в этом не видел. Только полтора часа назад лежал в казарме, листая книжонку про обер-гренадера Шульца.
        Обер-гренадер, при первом прочтении, был настолько крут, что Отто хотелось хохотать во весь голос. И в огне он не горит, и в воде не тонет. А уж русских пехотинцев щелкает из МГ, как орешки, одной левой. Ну да, ну да, схватил МГ и давай поливать вокруг себя, куда там. Но книжка была одобрена для чтения личного состава сил вермахта канцелярией Гиммлера, и смеяться было нельзя. Например, в Курте, ефрейторе соседнего взвода, Отто был уверен на сто процентов. Стукач, еще какой стукач. Хохотнешь над подвигами бравого обер-гренадера, и все, на прием к фрау Штольц, олицетворяющей в батальоне вездесущую гехаймеполицай.
        Уж на что капрал Бернхоф любил женщин, всяких разных, но фрау Штольц побаивался. В обертке из стройной подтянутой фигурки и коротких светлых волос вокруг очаровательного личика валькирии скрывался поистине железный стержень. Нет-нет, Отто Бернхофу не хотелось на прием к фрау. Потому над книжками он не стал смеяться, а чуть позже втянулся. Тем более что герой-гренадер на русском фронте не остановился и отправился доказывать силу Тысячелетнего рейха в арабскую Африку, добивая жалкие остатки английского колониального корпуса.
        Капрал как раз добрался до середины четвертой книги, где герр Шульц сокрушал подлых арабских наймитов, решивших за английское грязное золото предать гренадера, доверившего им проводку по тайной тропе в тыл к бриташкам. И тут под потолком взревело и замигало красным. Плюнув и мысленно пожелав всем русским партизанам быстрее сдохнуть от водки, Отто понесся вооружаться.
        Сборы у егерей скорые, иначе нельзя. Торопливо застегнуть теплую парку, затянуть завязки широких и удобных зимних брюк, раскатать вязаную маску на горло и лицо. Ремни с подсумками для магазинов "манлихера" набросить на плечи и растянуть по груди, закрепив на спине и поясе. Ранец из плотной кожи, с дополнительными патронными пачками, сухим пайком и спальным мешком сверху, за спину. Всякую необходимую мелочь по дополнительным навесным карманам на портупее, автомат на ремне на шее. Все знакомо и привычно, и вот капрал Бернхоф готов куда угодно, хоть к черту на рога, хоть к партизанам в леса. А еще Эмиль принес с кухни термос с кофе, весельчак и хлопотун Эмиль. Так что потихоньку настроение у Отто стало лучше. В конце концов, книгу о подвигах во имя фатерлянда душки обер-гренадера можно дочитать и потом. Но когда вместо вместительной и надежной туши старины "Хеймдалля" Отто увидел хищного "Драккена", настроение снова покатилось черт пойми куда.
        Рейд прошел спокойно, без стрельбы, без посадок. Обер-лейтенант Хоффман, командовавший взводом Бернхофа уже второй год, спокойно дремал на "офицерской" лавке у кабины пилотов. В "Драккенах" кабина не закрывалась, и Отто, сидя рядом с командиром, смотрел вперед, стараясь хотя бы что-то рассмотреть в чернильной мгле. Какое-никакое, а развлечение. Клонило в сон, воздух был теплым, тяжелым. Дежурное освещение отбрасывало на лица соседей, ставших такими близкими, странные тени. Сколько он уже здесь, три или четыре года? Отто уже не помнил точно. Отряд югенд-штурма, переподготовка, отправка сначала в Африку, потом сюда, на Русский фронт. Хватило времени, чтобы привыкнуть к разным условиям и дремать в вертолетной тряске.
        Отто пробежался глазами по первой странице газеты, которую нашел за откидывающейся лавкой. Все как обычно, чему верить не хотелось. Каждый уважающий себя ветеран понимает границу между пропагандой и правдой.
        "Сообщение от 15 ноября 196... года.
        На участке обороны 22-й дивизии СС под командованием генерала фон Дорна русскими было проведено тактическое наступление в направлении между населенными пунктами Чишмы и Завьяловка с применением штурмовой пехоты и мощной артподготовкой. Противник продвинулся на 1-1,5 км и был остановлен на рубеже реки Малый Кинель. На данный момент фронт стабилизировался.
        Потери противника составляют: убитыми 3675 человек, ранеными и захваченными в плен 2340 человек, потери в танковой технике и самоходных артиллерийских установках - 54 единицы. Также нашими доблестными войсками захвачено стрелкового вооружения в количестве 10 019 единиц, боеприпасов -
3,5 тонны.
        Потери наших доблестных войск составляют: убитыми 1102 человек, ранеными и захваченными в плен 543 человека, потери в танковой технике и самоходных артиллерийских установках - 15 единиц".
        Ханс, Ханс-мелкий и Эрнст как обычно резались в карты, раскладывая их на патронном ящике. Один из юнцов пополнения глазел то ли на игру, то ли на сами карты. Скорее всего, второе. Ханс ездил домой, в Любек, привез их оттуда. Все хвастался, что рыжая трефовая дама знатно охает во время абер лангзам-лангзам, а блондинка с туза червов вообще на всю голову повернутая на этом деле. Такие вот сувениры стали делать на родине Ханса, фотографируя фрейлейн из местных борделей. А парнишка, видно, не был даже в дивизионном полевом, где за рейхсмарки всегда есть свободные комнатушки для бравого зольдатен. То-то так смотрит на черно-белые фотографии. Отто перегнулся к нему, потрепав за плечо:
        - Эй, парень, как тебя зовут, запамятовал? - Отто любил поиграть своего, "рубаху"-парня, как говорят русские. Юнца звали Куртом и родом он был из Нижней Саксонии.
        - Курт, господин ефрейтор! - Ишь, чуть не подскочил. Ничего, обтешется, притрется, сам капрал был таким же, правда, очень давно. Почти пять лет, почти пять.
        - Все нормально, не подпрыгивай, не на плацу. - Бернхоф положил руку парнишке на плечо. Свой, настоящий немец, высокий, крепкий, глаза светлые. Не то, что всякие приданные из отребья Европы. - Завтра свожу тебя кое-куда, хорошо? Любишь красивых фройляйн?
        - Так точно, госп... - Капрал прервал рапортование, еще раз потрепав парня по плечу. - Конечно... красивые фройляйн?
        - Всякие, немок, правда, очень мало. Польки, украинки, русские, есть даже какие-то туземки... татарки, что ли. Так что - завтра, рядовой.
        Капрал откинулся на металл сиденья, улыбнувшись. Всего ничего, а молокосос теперь будет слушаться во всем. Так и должно быть, в конце концов он, Отто, второй после командира взвода. А лейтенант-то все слышал, вон, зыркнул глазищами из-под бровей. Что у нас тут вообще творится, в, если можно так выразиться, салоне?
        Вон Эмиль, отдавший термос юнцам из Тюрингии, недавно прибывшим сюда, начал копаться в карманах парки. Как пить дать, ищет свою гармошку, и, как всегда, найдет ее в нагрудном кармане. Целый ритуал, что и говорить. Хех, камрад, сколько уже было таких вылетов на двоих.
        Офицер, который на самом-то деле и не спал, покосился в сторону музыканта. Было очевидно, что Хоффману хотелось курить и приземлиться. Вот лейтенант достал портсигар, заметно, что старый, из серебра, с вставками какого-то камня. Достал тонкую сигарету, помял, понюхал. Перегнулся в сторону пилотов, закричал, стараясь перекрыть голосом звук двигателей. Отто насторожился. Не было у обер-лейтенанта Хоффмана привычки вмешиваться в работу летунов, неужели что-то почуял, старый волк?
        А командир уже вскочил, нависнув над пилотскими креслами и всматриваясь в темноту за стеклом пилотского фонаря. Бернхоф подумал. И решил посмотреть вместе с ним. И быстро понял, что так заинтересовало Хоффмана. Внизу стреляли, из, скорее всего, чего-то крупнокалиберного, если судить по темпу стрельбы и мощным вспышкам. Где-то далеко внизу, на самом краю темноты, что позволяла что-то видеть. Как обер-лейтенант умудрился рассмотреть красные трассы?!!
        - В этом квадрате не должно сейчас быть наших ребят, так? - Хоффман наклонился к пилоту.
        - Да. - Худой и небритый гауптман почесал выступающий подбородок. - Думаете, русские, лейтенант?
        - Не думаю, уверен. У вас же полный боезапас?
        - Именно. Хорошо... - пилот щелкнул тумблером на приборной доске. - Фриц, это Август, слышишь меня? Да, да, это я. Какая разница, что не на закрытой частоте, Фриц? Я сейчас в квадрате семьдесят пять, захожу на вираж, тут что-то непонятное. Да, со мной десант егерей. Все, Фриц, дальше передача по обстановке.
        "Драккен" ощутимо качнуло, когда вертолет резко взял на правый борт. Отто вздохнул, понимая, что предчувствия не обманули. Все-таки будет сегодня что-то не очень хорошее, как чувствовал. Машина дрожала, заложив сильный вираж. Капрал вцепился в поручень, глядя вперед через стекло, стараясь увидеть хотя бы что-то, понять. Только что?
        Откуда-то снизу неожиданно выросли в его сторону красивые красные точки, выравниваясь в одну линию. Она дергалась, хлестала из стороны в сторону, пытаясь зацепить тяжелое хищное тело "драккена". В ответ винтокрылый дракон огрызнулся, сразу с обоих пилонов, где крепились скорострельные пушки. Капрал чуть не упал, когда вертолет заложило в неожиданном падении. Вот черт, полностью пропало настроение...
        * * *
        Эйхвальд рыкнул сквозь зубы, когда пролетающий мимо снаряд пробил борт платформы. Заодно отлетевшим в сторону небольшим куском железа его резануло по лицу. Кровь выступила сразу, мешая прицеливаться, смахнуть ее было некогда.
        Сафин молчал, молчал уже больше минуты. Что с ним было, жив ли или нет, лейтенант не знал. Насколько мог - растягивал ленту из короба, уже третьего короба, последнего. Платформа пока сохраняла скорость, аккумуляторов хватало, скорость не падала. Рустем, перед тем как сам Эйхвальд открыл огонь, заклинил переключение скоростей, чтобы не было поводов отвлекаться. Сначала лейтенант не понял этого поступка. Но потом, подумав, согласился. Самым главным было прикрыть отход ребят, не дать зацепиться за них немцам и рискнуть, вызывая вертолет на бой.
        Сейчас бой был им практически проигран. Лейтенант разведчик рычал, понимая, что вот еще немного, всего с десяток звеньев, и все. Сначала вертолет расстреляет спокойно катящуюся платформу, потом пойдет дальше. Он дернул стволом, пытаясь хотя бы зацепить темный крутящийся силуэт очередью. Трассеры уходили мимо, мимо, если и задевая вертолет, то лишь чуть-чуть.
        Когда, неожиданно, в небе расцвел цветок пламени, Эйхвальд не поверил. Он не верил еще несколько секунд, потом все это стало неважно. Вспышку от устремившегося вперед реактивного снаряда он не смог бы заметить, даже если бы захотел. Но, уже начав падать, пилот успел отправить к ним последний гостинец.
        Громыхнуло перед самым лицом громилы лейтенанта. Борт дрезины встал на дыбы, не давая жидкому огню прорваться к нему, скрутился, мгновенно покрываясь сажей и копотью. Эйхвальд закричал, но не от боли, от радости. Он смог сделать то, что требовалось. Спустя пару ударов сердца огонь все же добрался до него. Разведчик успел заметить рыжие сполохи, закрутившиеся перед глазами, прежде чем упал в непроницаемую мглу.
        Глава 12
        "Командир РДГ должен быть уверен в своих подчиненных, в их морально-волевых качествах и психологической надежности".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Ветер бил в лицо, заставляя иногда просто-напросто отворачиваться от него. Еще минут десять назад его было незаметно, но сейчас он перерос в настоящий шквал. Плюс к этому - скорость состава стала практически критичной. Наплевав на осторожность, Гречишина встала сама за "штурвал".
        Сейчас локомотив, такой неказистый с виду, пер вперед, разрезая металлической грудью сплошное белое полотно перед ними. Прожектор, который был так нужен, включать было нельзя. Куминов всерьез опасался прибытия к месту недавнего боя еще нескольких коллег винтокрылой машины. Снег, который повалил так вовремя, внезапно оказался большой проблемой. Скорость сбрасывать было нельзя, а вот двигаться вперед без света стало не просто опасно. Куда ни кинь - всюду клин. Куминов выматерился, да так, что Саша покосилась на него. Но не с неодобрением. Скорее с невольным уважением к таланту капитана.
        Он перескочил на сам локомотив, оттолкнувшись от борта своей платформы. Металл покрылся скользким тонким слоем снега. В какой-то момент капитан качнулся и вцепился в поручни, чтобы не улететь под грохочущую громаду. Было слышно, как сзади охнула от испуга за него Венцлав. Самому Куминову вдруг стало жарко, всего на мгновение. Странная реакция организма на неожиданно подступивший страх перед падением вниз. Ведь еще чуть и все... для него операция уже закончилась.
        Капитан оглянулся назад, но ничего не увидел. Понятное дело, когда с неба валит и валит, вставая сплошной пеленой перед глазами. С минуту назад ему показалось, что с той стороны долетел громкий отзвук взрыва, но ведь могло и показаться. Хотелось верить в то, что парни смогли оказаться живыми и даже выбрались, отправившись назад, к своим. Очень хотелось, несмотря на опасность, исходившую от них в случае поимки немцами. Куминов тряхнул головой, отгоняя прочь сейчас такие ненужные и неуместные мысли. Надо дело делать, а не думать о несбыточном чуде. Капитан пошел вперед, решив не рисковать возможностью упасть на скользком металле и крепко взявшись за поручень. Круглые, нетолстые штыри с ребристой поверхностью, были облеплены снегом, влажным и густым. Перчатки, чья ткань сразу намокла, скользили по густой каше, и сжимать пальцы пришлось изо всех сил. Локомотив крепко тряхнуло на невидимом повороте, капитану пришлось вцепиться в железо еще крепче, двигаясь вперед мелкими шажками.
        Но локомотив того типа, на котором неслась вперед РДГ, все же не корабль, даже не океанский большой катер. Скоро Куминов оказался рядом с кабиной машинистов. Внутри, в темноте, в которой светились лишь приборы на доске, сидела хмурая Гречишина и точно такой же Воронков. На ввалившегося капитана они обернулись одновременно и недоуменно.
        - Прожектор включай. - Куминов сел на металлический ящик для инструментов, крепко привинченный к стенке. - Давай, давай...
        - А светомаскировка? - Гречишина чуть приподняла брови.
        - Да хрен с ней, светомаскировкой. - Капитан скинул снег с автомата. - Под откос уйти похуже будет. И это, Лех, сходи за Сашей, нечего ей на ветру делать.
        - Хорошо. - Сержант встал. - Сам с Андреем останусь. Он же на платформе?
        - Да. Осторожнее там, Леш, скользко.
        - Хорошо.
        Воронков подхватил оружие и двинулся в сторону задней части локомотива. Куминов выглянул, стараясь хотя бы проконтролировать то, как сержант доберется. Потом с досадой стукнул кулаком по железной стенке машинистской и пошел следом. Ну не дурак ли, прости, господи? Сам еле дошел и предложил Саше сделать то же самое, только самой. Видно, ветер и морозец все-таки подвышибли соображалку, чем еще такое объяснить. Куминов прикрыл глаза рукой, жалея, что нет чего-то вроде очков, прозрачных и широких, с плотной маской вокруг. Его разбились во время лыжной гонки, а на базе, откуда они вышли к железнодорожной ветке, таких не нашлось. Мечты, мечты...
        Он успел в аккурат к моменту, когда Воронков страховал девушку на подъеме.
        - Хватайся! - Куминов протянул Саше руку.
        Девушка крепко вцепилась в ладонь и прыгнула. На какое-то мгновение, совсем короткое, капитан понял, что стоит и крепко прижимает ее к себе. Всего на мгновение, такое длинное-длинное. Два взгляда, друг напротив друга, серые глаза в карие, почти черные. Саша кашлянула, положив руку на его ладонь:
        - Может, пойдем уже, товарищ капитан.
        - А, ну да... - Куминов отпустил ее. Если быть полностью правдивым, то очень даже нехотя. Покосился в сторону тактично отвернувшегося Воронкова. Тот, видно, почувствовал взгляд, повернулся. Ухмыльнулся и выставил из кулака большой палец. Капитан сплюнул, погрозил сержанту кулаком и пошел за Сашей, которая, цепляясь в поручни, уже прошла около трети пути по дрожащей под ногами "палубе" их сухопутного корабля. Состав снова тряхнуло, Куминов подпрыгнул и чуть было не прикусил язык.
        В кабину машиниста они ввалились практически одновременно. Ветер бросил вдогонку несколько добрых горстей мокрого снега. Гречишина хохотнула, глядя на них.
        - Ветерок за бортом, а, капитан?
        - Разговорчики, старпом... - Куминов сел на холодную лавку рядом с Сашей. - Идем по приборам, или что-то видно?
        - Видно? - Юля пожала плечами. - Да нет практически. Но двигаться вперед осталось около километра. Там стрелка, переведем и вперед, к окончанию пути.
        - Хорошо. - Куминов откинулся на стенку. Представил себе, как там ребята на платформах. Поежился.
        - Чая хочешь? Горячий... - Юля открутила крышку термоса, налив Саше кружку горячего чая с лимоном. Венцлав вцепилась в нее крепко, обхватив пальцами, хотя та и была очень горячей. Пальцы, обтянутые плотной шерстью, чуть дрожали.
        - А откуда? - удивился капитан.
        - Пчелкин прибегал, принес термос и заварку. Тут кипяток есть, дело техники, особенно с термосом. Будешь?
        - Буду. - Куминов сел на лавку. Вытянул ноги, поняв, что устал, очень устал.
        - Ну, так бери и наливай, тоже мне... - Гречишина улыбнулась, - барин нашелся, принеси-подай... Некогда мне, стрелку бы не проехать.
        - Действительно. - Куминов отхлебнул чаю. Зажмурился от удовольствия, чувствуя, как горячая сладкая жидкость побежала вниз. Как мало иногда надо для ощущения всей прелести жизни, всего-навсего свежий, только что заваренный, крепкий чай. С густым ароматом полностью развернувшихся листьев и лимона... сказка просто. Пусть настоящего лимона и не было, а был только сухой концентрат из пакетика. Это уже было неважно.
        - Так... - Гречишина плавно потянула на себя рычаг, одновременно нажав несколько тумблеров. Скорость локомотива ощутимо, пусть и не сразу, начала спадать.
        - Приехали? - Куминов торопливо отставил кружку, зашипев, когда недопитый чай плеснул на пальцы от толчка останавливающегося состава.
        - Почти... - Юля выдохнула и прищурилась, глядя через стекло перед собой. - Вроде не промахнулась.
        За дверью отчетливо лязгнул металл, и чуть позже появился Хрусталев, похожий на белого медведя.
        - Стрелку переводить будем? - Лейтенант шмыгнул носом. - Вот буржуи, в тепле устроились. Плюшками не балуетесь, кроме чая?
        - Балабол. - Куминов пожал плечами. Хрусталев был неисправим.
        - Эйхвальд оставался сзади, командир? - Голос лейтенанта стал жестким, ожидающим. - Один или с кем-то еще?
        - Сафин с ним остался. - Капитан вздохнул и посмотрел на товарища. - Вдвоем они там были.
        - Да... - разведчик почесал подбородок. Куминов понимал его, как никто другой. Их группа славилась своей удачей и тем, что возвращалась вся, чаще всего вся. А сейчас? Их осталось восемь, всего восемь. А задача так еще и не выполнена. И ребят не вернуть...
        - Хватит лирики. - Гречишина подошла к выходу. - Лейтенант, стрелку переключишь?
        - А как-то еще можно? - Хрусталев посмотрел на девушку. - Вот и я думаю, что никак больше и не выйдет.
        Он повернулся и пропал в темноте. Куминов вышел следом, понимая, что снег начал падать медленнее. Во всяком случае, не так быстро и густо, это точно. Теперь тяжелые хлопья валили вниз почти горизонтально, спрессовываясь под собственным весом и быстро создавая небольшие сугробчики. В голову пришла мысль: лишь бы не занесло пути впереди, вот что может быть плохо.
        - Не должно. - Гречишина возникла рядом бесшумно.
        - Может, хватит мысли читать, товарищ чекистка?
        - Да какие мысли? - Юля непонимающе уставилась на него. - Ты стоишь, смотришь на небо, потом вниз. Что еще можешь подумать?
        Из кабины донесся тихий смех. Саша, которая прикорнула на лавке, рассмеялась.
        Из темноты донесся звучный щелчок. Немного позже возникла белая фигура Хрусталева.
        - Готово. И это... - разведчик повел головой по сторонам, - поедемте быстрее. Не по себе мне как-то. Показалось, что следит кто-то за мной.
        Куминов не стал пытаться проверять слова разведчика. Слишком много было за последние дни непонятного и страшного. Поднял автомат, положив ствол на поручень, и уставился в темноту, ставшую чуть светлее. Или это только показалось? Хотя утро вот оно, через пару часов наступит. Очень хотелось надеяться, что за эти пару часов они, наконец, уберутся куда-то, где их сложно будет отыскать.
        Локомотив качнулся, уходя направо, по еле заметной ветке. Куминов, стоя на борту и держась за поручни, посмотрел назад. Стало заметно светлее, солнце на востоке скоро должно было пробиться сквозь низкие снеговые тучи. Но с неба все еще валило, помогая разведчикам, забрасывая еле заметную колею. Капитан понимал, что поисковики гансов пройдут по ней, но хотя бы надеяться хотелось. Хотя это было глупо, стрелка сразу показывала наличие двух путей. Оставалось лишь дождаться приезда в конечную точку и понять, почему Гречишина так спокойна.
        Состав тихо поехал вперед, набирая скорость и торопясь убраться от наползающих лучей солнца с той стороны, откуда он приехал.
        Состав прокатился мимо небольшой станции с деревянным перекошенным зданием вокзала. Куминов знал от Гречишиной, что станция была промежуточной, разводя линию от соседней, крупной узловой, к Ставрополю-на-Волге. Тут же, рядом, был поселок с бывшим пороховым заводом. Оборудование части РККА при отступлении взорвали, ветку привели в негодность. Единственный путь, которым и проехали разведчики, выныривал из глубины громадного пакгауза, одного из десяти, находившихся на территории бывшего завода. Пути у станции были заставлены грузовыми составами, в свое время не отправленными по назначению. Пустые платформы, с которых немцы давным-давно поснимали все более-менее ценное. Теплушки, в которых вывозили эвакуированных жителей и раненых бойцов из-под Москвы. Локомотивы, "овечки" и "сталинцы", со снятыми котлами и остальным оборудованием, ржавели на рельсах. Поезд разведчиков тихо продвигался вдоль них, крадучись и неторопливо. Оставшиеся бойцы настороженно водили стволами оружия по сторонам, опасаясь засады. Но вроде бы было тихо.
        - Вон в тот тупик едем. - Гречишина выглянула из кабины. - Тут совсем медленно надо, видишь, капитан, как тесно составы стоят? Отправь пару человек откатить ворота, прибыли уже почти.
        - Хорошо, - кивнул Куминов. - Сейчас сделаем. Хрусталев!
        - Да, командир?
        - Вон те ворота на роликах, видишь? Откатите в сторону, подождите и потом назад их. Давай, выполняйте.
        Пчелкин и Валиев мягко спрыгнули вниз. Побежали, похрустывая подошвами ботинок, к кирпичной постройке, темневшей впереди. Капитан перешел на их платформу, встал у КПВ, где Шутяк смотрел вперед, крепко взявшись за ручки пулемета. Повел головой вокруг.
        Странно, все как обычно в местах, где за большой правдой жизни прячется маленькая тайна. Что тут? Водонапорная башня вон там, рядом с вокзалом, когда-то выкрашенным в голубой с белым. Старая, как сама станция, кирпичная, с пробитой в нескольких местах деревянной крышей и еле стоящими стропилами. Коробка депо прямо впереди, бывшая раньше красной с белым, сейчас грязная, с выбитыми стеклами по верху здания. Несколько сцепленных вместе пригородных деревянных вагонов, оббитых жестью, крашенной в зеленый цвет. Лавки вдоль перрона, тяжелые, с чугунными боковинами. И ни одной живой души, даже бездомных собак, к которым Куминов так привык в подобных местах. Лишь густая стая ворон, уже успокоившихся и вновь осевших на что-то, напоминающее разрушенный элеватор. Скрипнуло там, куда двигался, аккуратно двигаясь вперед, состав. Ворота пакгауза, сваренные добротно и продержавшиеся так долго, разъехались в сторону. Состав подкатил к ним и нырнул в темноту.
        Расул с Пчелкиным навалились на створки, вновь сдвигая их вместе. Чуть позже второй снайпер РДГ выскользнул в еле заметный лаз наверху, выбравшись на улицу. Куминов довольно кивнул головой. Пчелкин явно решил обмотать засов ворот цепью и повесить замок, которые обнаружил в углу строения, на верстаке. Фальшивка легко вычисляемая, но могущая подарить лишнее время.
        - Приехали, значит... - Венцлав показалась на лестнице локомотива, ведущей вниз. - Куда дальше, Юль?
        - Прямо по тоннелю. - Гречишина вниз решила спрыгнуть, одним махом преодолев несколько метров высоты. - Переодеваться будем, товарищ капитан?
        - На чем по тоннелю пойдем? - Куминов повернулся к ней.
        - Дрезина с платформой. - Чекистка подошла к одной из ремонтных ям, спрыгнула. Голос доносился со дна, глухо. - Сейчас... опа...
        Послышался скрежет. Пчелкин, уже вернувшийся, крутился рядом с девушкой, тут же оказался внизу. Послышался щелчок, включающий фонарь.
        - Командир, тут такое... - лицо разведчика, показавшееся над краем ямы, выражало удивление вперемешку с восхищением.
        Куминов хмыкнул и пошел в ту сторону. Спустился по небольшой лесенке, уже слыша, как где-то в глубине хода, виднеющегося в самом конце бетонной кишки, заработал генератор. Дизель, кашлянув пару раз, замурлыкал, распространив вокруг пары сгорающего соляра и появившееся в темноте электрическое освещение. Дела...
        Капитану доводилось устраивать секретные тайники на территориях, захваченных немцами. Все они были нужны для одной цели - дать возможность разведчикам совершать диверсии, обладая необходимым снаряжением и вооружением. Были известны ему системы глубоких блиндажей, соединенных целыми сетями ходов сообщения, вроде того, в который из деревни их привела Гречишина. Но что-то подобное ему довелось увидеть в первый раз.
        - Так, все собрать с состава, перенести КПВ на заднюю платформу и накрыть чем-нибудь. - Куминов повернулся к оставшимся разведчикам. Посмотрел на них, дошедших вместе с ним практически до конца пути. Подумал о том, что, возможно, все эти приготовления будут сделаны зря, и тут же отогнал глупую и несвоевременную мысль. Они на войне, задача должна быть выполнена. А значит, состав должен быть готов к тому, что на нем придется возвращаться. Хотя в такой вариант Куминов практически и не верил.
        - Герасим! - разведчик, услышав командира, показался из убежища в яме. - Иди и помоги парням, давай быстрее. Нечего затягивать, двигаться надо.
        Пчелкин кивнул. Перекинул винтовку за спину и полез наверх. Пропустив его, по лестнице спустилась Саша. Куминов не стал ее ждать и пошел вперед, туда, где было слышно хозяйственную деятельность Гречишиной.
        Пригнул голову, проходя под низкой притолокой помещения. Глянул вбок и понял, что устройство потайного хода было очень уж хитрое. Люк делился на две части, поднимаясь вверх и вниз, утопленные в специальных пазах. Скорее всего, что все было сделано так хорошо, что даже не сбивались отдельные плитки из кафеля, которыми была выложена яма изнутри. Светильники, узкие лампы под стеклянными толстыми колпаками, убранными в мелкую решетку, давали достаточно света.
        Чекистка находилась за дверью одной из комнат, сходившихся в достаточно большом помещении сразу за первым поворотом коридора. Выглянув на тихие, но все же услышанные ею шаги разведчика, смахнула со лба несколько тянущихся ниточек паутины.
        - Поможешь?
        - Чего не помочь-то? - Куминов последовал за нею. Вошел, окинул взглядом далеко не маленькую комнату, сплошь заставленную стеллажами и пирамидами, и присвистнул. Было с чего.
        Оружие, амуниция, экипировка для разных условий и времен года, форма. Как образца РККА, так и войск Оси, включая униформу армии Ямато, как успел отметить наблюдательный капитан. Вон, пожалуйста, торчит в углу песочная форма Квантунской императорской армии, что она тут делает? Или вот, еще более пожалуйста, прямо напротив целый комплект для артиллерийского расчета штурмовой артиллерии итальянской пехоты. Зато есть возможность при необходимости выбрать хотя бы что-то нужное.
        - Это все хорошо... - Куминов присвистнул. - А толку? В немецкую форму там не обрядишься, как ни крути. В гражданское, черт знает.
        - Припасы пополним и пойдем на объект к ночи. - Чекистка сняла с пирамиды странный автомат с пухлым стволом в мелкую сетку и отверстиями. - Бесшумный пистолет-пулемет Хеклера. Разработан по заказу герра Скорцени, специально для скрытных операций. Думаю, что нам потребуется, как считаешь?
        - Скорее всего, скорее всего. Опробовать надо или как?
        - По уму надо... - Гречишина потерла подбородок, - если никогда не обращался, а оно заметно, так хоть чуток привыкнуть.
        - Это точно. - Куминов взял в руки автомат, или все-таки правильнее - пистолет-пулемет? Покрутил в руках, примериваясь и привыкая.
        Да уж, непривычно, больше никак и не скажешь. После такой знакомой тяжести АСД пистолет-пулемет казался легким да еще и коротким, со странным центром тяжести. Поглядев и покрутив немецкую вундервафлю в руках, капитан понятливо кивнул головой. Отстегнул приклад-рамку, приложил к плечу, попытался пальцем передвинуть странновато небольшой флажок предохранителя. Поморщился, понимая, что в случае с этим чудом германского оружейного производства что-то не то и привыкать просто жизненно необходимо. Решил подняться наверх и опробовать машинку в действии, когда сверху что-то хряснуло и грохнуло. Чуть позже до него донесся голос Хрусталева.
        - Командир, неладное тут что-то! - Куминов дернулся к выходу, потом сообразил и схватил висящий на пирамиде подсумок с длинными и узкими магазинами.
        Со стуком пронесся по лестничке, выскочив в пакгауз. Краем глаза зацепил почему-то распахнутое окно под самым потолком, одно из немногих, что были в этом большущем здании.
        - Вон там! - Андрей Шабанов, присевший за большой деревянной катушкой для кабеля, ткнул пальцем в сторону угла, в котором тесно стояли верстаки и железные шкафы. Половина из них завалилась, но оставшаяся часть еще держалась. - Туда шмыгнул.
        - Кто? - Куминов всмотрелся, но ничего не заметил. - Что за переполох?
        - Да непонятно. - Хрусталев оказался рядом, зайдя сбоку и прикрывшись бортом платформы. - Мы уже все закончили почти. Слышим, по крыше шорох какой-то, скребется как будто. Мало ли, ветер, может, или птицы. И тут на... стекла к чертовой бабушке. Все, думаю, дождались, за нами прилетели, так ведь, командир, не слышно было ничего, ни винтов, ни чего другого. А оттуда что-то непонятное - раз, и по стенке, по стенке в угол. Длинная такая, серо-зеленая дрянь, в лохмотьях.
        Да уж... Куминов не знал, что сказать. Количество непонятного за время самой операции зашкалило давно и надежно. Удивляться чему-то длинному серо-зеленому и в лохмотьях в голову не приходило. Длинное, серо-зеленое и в лохмотьях, что такое? Наверняка крокодил, сухопутный, морозоустойчивый и в стыренной у фашистов шинели. Тьфу ты, сплюнул капитан, чего здесь творится. В углу чуть слышно лязгнуло и дробно простучало. Наплевав на осторожность, Куминов, поднял только что приобретенный немецкий агрегат и выстрелил короткой очередью в сторону угла.
        Пистолет-пулемет чуть дернулся, мягко пружиня в плечо и чмокающе выпустив пули. Звук был хорош, еле слышный, похожий на единственный случай, когда капитан слышал, как откупоривают шампанское. Не идеально, конечно, но куда как тише даже "Судаева" с ПБСом. В углу брызнуло мусором, мелькнуло что-то низкое, не отрываясь от пола. Зашипело в сторону капитана, спряталось под упавшим шкафом.
        - Твою-то мать... - Куминов недоверчиво проследил за эволюциями странного нечто. - Хрусталев, а ну бегом вниз, за такими, как у меня, автоматами. Постараемся не привлекать внимания. Андрей, постарайся выстрелить максимум пару раз, мало ли кто здесь в округе бродит.
        - Есть! - Лейтенант ужом ввинтился в проем ремонтной ямы, пролетев мимо обеих девушек, стоявших на лестнице с оружием на изготовку.
        - Андрей, Гера, вы его из винтовок не снимете? - капитан не отрывал глаз от шкафа. Вот что-то еле заметно мотнулось снизу и тут же пропало.
        - Нет, командир. - Шабанов примостился удобнее за перевернутой тележкой с рассыпавшимися инструментами. Поелозил винтовкой по ее краю, старательно выцеливая непонятного противника. - В мертвой зоне.
        - Я сейчас на локомотив залезу, оттуда достану, наверное. - Пчелкин оглянулся на Гречишину, одобрительно ему подмигнувшую, и привстал. Свистнуло в воздухе, разведчик рухнул, распластавшись на бетоне пола. Рядом, лязгнув, упал большой ржавый ключ. Пчелкин потряс головой, со страхом покосившись на железяку, чуть не пробившую ему голову. Спас только кожаный толстый, на меху, подшлемник, с которым снайпер не расставался все зимнее время года. Говорил, что опасается менингита. Оказалось, что привычка хороша во всем. В худшем случае на крепкой голове Пчелкина сейчас набухает пусть и здоровущая, но всего лишь шишка.
        - Это вот что сейчас такое было? - Шабанов не отрывался от наглазника прицела. - Успел заметить, как мелькнуло что-то, и все.
        - Да... - протянул Куминов, - чем дальше, тем страннее. Хрусталев!!!
        - Здесь я. - Лейтенант возник сзади, присел за тележкой Шабанова. - Кто пойдет?
        - Я, ты, Пчелкин, с трех сторон. Ни к чему нам тут оставлять эту пакость.
        - И я. - Гречишина повела стволом "Хеклера". - Мне вы, товарищ капитан, не можете приказать остаться. Андрей, прикроешь?
        - Конечно. - Как всегда невозмутимый Шабанов так и не оторвался от прицела.
        - Ну и ладно. - Куминов показал Хрусталеву на конец состава. - Давай туда с Пчелидзе.
        Лейтенант дождался, когда пострадавший от ключеметания снайпер подберется к нему, протянул ствол и магазины на длинном ремне. Прикрываясь за локомотивом, разведчики пробежали в самое начало пакгауза, начав заходить слева от прячущегося противника.
        - Шевелится, командир. - Шабанов прошипел сквозь зубы, выбирая спуск. Ударило со звуком бьющей плетки. За шкафами взвизгнуло, громыхнуло и простучало в сторону Хрусталева и Пчелкина. Ждать, пока тварь выберется, Куминов не стал, рывком бросившись вперед и начиная качать маятник. Насколько это было возможно. Хотя понимал, что со стороны это действо, скорее всего, напоминало заячьи петли, да и какая разница? Заработать в лоб ключом или кувалдой капитан не хотел. Сбоку, на расстоянии метров в пять, пригнувшись, быстро бежала Гречишина.
        Из-за металлической баррикады в углу, разбрасывая в стороны всякий хлам, в воздух взвилось вытянутое тело. Вцепилось странно разбросанными в стороны паучьими лапами в кирпичи и побежало, неуловимо перебирая всеми четырьмя конечностями вверх. Куминов не стал присматриваться, вскидывая оружие. Но Шабанов оказался первым. Стальная плетка вновь разрезала воздух, дублируя первый выстрел следующим, с опозданием в долю секунды. Существо на стене дернулось, вывернувшись под немыслимым углом, и не удержалось, полетело вниз, загрохотав завалами инструментов, приспособлений и прочего мусора. Оказавшиеся ближе к месту его падения Хрусталев и Пчелкин открыли огонь, уже практически подбегая. Толстые стволы мягко и тихо, но ощутимо зачпокали, посылая вперед пули, задрожали в руках. Мусор взлетел вверх, непонятная сущность бросилась в атаку, мягко выходя из-под выстрелов.
        Кем оно было когда-то? Этого Куминов сейчас не хотел понимать. Существо было живо и опасно, потому следовало для начала заняться его уничтожением и лишь потом, если будет чуть времени, осмотреть. Его собственный ПП дернулся, выпуская первые пули. Била машинка хорошо, чувствовалось, что кучно и точно. Но на существо, сейчас вертляво уходившее в сторону, их действие оказалось не таким, как он ожидал. Да, было видно, что попал, ну и что? Так, всплески чего-то темного, очень редкие и не дающие остановить тварь. В целом Куминову показалось, что палит он в какую-то колоду и пули просто застревают в трухлявых, мягких и сырых волокнах. Рядом мерно застучал еле слышно ПП Валеева.
        Темное нечто, распластавшись на бетоне, длинными скачками метнулось в сторону Пчелкина, бывшего рядом со стальным толстым швеллером, идущим вдоль одной из основных несущих опор кровли. Разведчик вжал спуск, заставив ПП выпустить одну длинную очередь, все-таки отбросившую существо назад. И тут вновь хлестнуло жестким щелчком металла со стороны Шабанова. Грамотный и опытный снайпер смог угадать и момент, и то, как будет двигаться противник, аккуратно попав в затылок. Выстрелы и отвратительный хруст, сопровождаемый хлюпающим звуком, практически слились в одно. Длинное тело вытянулось вверх, взорвавшись темно-багровым и ярко-алым, замерло на миг и упало, широко разбросав руки-ноги.
        - Вот живучая дрянь... - Хрусталев подошел поближе. - Ну и отврат, командир, тьфу ты, мерзость какая. Ты только посмотри...
        Куминов подошел и посмотрел. Вздохнул, хотя хотелось материться и даже немного выпить. Ощущение было, как после просмотра фотоальбома в землянке командира полка. Такое же мерзкое и немного нереальное. Но реальность валялась под ногами, доказывая свое собственное существование.
        Это не было человеком в полном понимании самого слова. А вот представить, что как-то и кто-то безумный скрестил крысу, того самого крокодила и кого-то прямоходящего - Куминов мог. И представил, поежившись от самой дикости предположения. Длинные конечности, с гипертрофированными суставами, оканчивающиеся вытянутыми пальцами с дополнительной фалангой, украшенные острыми и загнутыми когтями. То, что казалось лохмотьями - длинные клоки свалявшейся шерсти серо-черного цвета, выбивающейся через толстые кожаные пластины, идущие внахлест по всему корпусу. Хвост, заканчивающийся подобием нескольких щупалец, в последнем рывке плотно охвативших ключ на тридцать восемь. Вот чем, оказывается, было засвечено в лоб Герасиму. Голова... тут капитану действительно стало мерзко.
        Выпуклый череп, безволосый, с сильно удлиненной задней частью, туго обтянутый светло-серой, блестящей в свете из окон кожей. Вытянутые вперед челюсти, острый носогубный треугольник и широкие провалы глазниц над ними. Сами глаза, большие, с продолговатым зрачком, лопнувшими сосудами, слепо смотрящие на убивших существо людей. Длинные уши с нанесенным на внутреннюю сторону клеймением. Тем самым клеймением, про которое Венцлав говорила Куминову на заимке. Вот так-то, товарищ капитан, такие дела.
        - Капитан... - Пчелкин, отойдя к воротам, отодвинул металлическую пластинку "глазка", врезанного в них на уровне человеческого роста. - Мне, может, и показалось, но, кажется на улице, еще такие же...
        - Точно? - Куминов поднял голову, встретившись с уставшими глазами своего разведчика. - Не ошибся?
        - Ошибешься тут... - снайпер проворчал, всматриваясь перед собой. - Точно, валить нам надо отсюда, и побыстрее.
        - Хрусталев, в локомотиве все плотно закрыто?
        - Да, командир. КПВ мы укрыли хорошо, двери закрыли. Думаешь, что нам сюда все-таки выйдет возвратиться?
        - Не знаю. - Дело было нехорошо. Куминов посмотрел на тушу у ног, понимая, что теперь не надо ее уничтожать. Раз уж ее друзья-товарищи шастают в округе, то бесполезно, и действительно стоит уходить, и как можно быстрее.
        Осмотрел еще раз локомотив и обе платформы. В голове быстро прикинул, что накопленного аккумуляторами заряда хватит, если что, на быстрый старт. Хотелось верить в то, что не придется возвращаться по пройденному пути, чревато это. Но кто знает, как повернется ситуация в Куйбышеве? Так что нельзя отбрасывать в сторону все варианты из всех имеющихся в наличии, в том числе и локомотив.
        - Уходим, быстро. Юля?
        - Да? - чекистка повернулась к нему. - Они попасть в бункер не смогут?
        - Нет, система у входа очень надежная. А по поводу локомотива ты прав, товарищ капитан. Молчу, дура, молчу, мысли читать и не думала, честное комсомольское...
        Разведчики не стали дожидаться повторного приглашения, быстро перекидав по цепочке вещи и скатившись в яму. Куминов спустился последним, успев услышать, как по крыше пакгауза, еще державшейся несмотря на время, ржавчину, дожди, снег и солнечные лучи, перепады температур и несколько попаданий явно от снарядов авиационных пушек, проскреблись сразу в нескольких местах. Спустился, аккуратно отступая вперед спиной и держа под прицелом весь видимый сектор. Почувствовал, как Гречишина придержала его под локоть, не давая оступиться на входе в убежище. Чекистка нажала на небольшой рычаг, торчащий в стене. Проскрежетало, и половинки люка, закрывающего вход, плавно сошлись, лязгнув металлом.
        - Пару часов на отдых и в путь? - Венцлав, сидя на стуле у стены, вопросительно посмотрела на него.
        - Думаешь? - Куминов поставил ПП на предохранитель и присел на соседний, металлический с жестким сиденьем, стул.
        - Все устали, а в городе нам много сил потребуется.
        - Вот я и спрашиваю, Саш, - капитан поскреб щетину на подбородке. - Пару ли часов, или больше? Что думаете, товарищ лейтенант государственной безопасности, стоит нам задерживаться в вашем бункере? Легко его обнаружить?
        Гречишина вместо ответа подтянула поближе к ТЭНу на стене топчан, легла, закинув ноги на собственный рюкзак. Повесила "Хеклер" на кусок арматуры, держащий на весу трубы отопления, сейчас, по понятной причине, не действующего. Покопалась в карманах куртки, выудив портсигар и спички. Прикурила, выпустив струйку светлого дыма. В тесном помещении ощутимо запахло виргинской смесью с добавлением ароматизатора. Сизая ленточка потянулась наверх, уходя за еле заметный выступ небольшого короба.
        - Понимаешь? - чекистка улыбнулась Куминову.
        - Ага, - капитан скинул лямки рюкзака, которые уже успел нацепить на плечи, - личному составу отдыхать. Пчелкин, караулишь первым, через три часа Андрей сменит. Воронкову отоспаться и не вставать совсем.
        - Эх, нелегка солдатская доля, ни тебе отдыха, ни тебе холи... - Герасим потянулся, уже успев растянуться на лавке у дальнего конца помещения и натянув подшлемник на глаза. - Понял, командир, понял. Пошутить нельзя?
        Куминов вместо ответа показал снайперу кулак. Весельчак Пчелкин спорить не стал, захватил с собой стул, банку немецкой консервированной фасоли с сосисками и отправился на пост. То есть ближе к задраенному люку, где имелся в наличии стол и лампа типа "летучая мышь". Чуть позже послышался скрежет разрезаемой жестянки и довольное мурлыкание разведчика.
        Венцлав удивленно приподняла брови, явно ни слова не поняв из лаконичного диалога капитана и чекистки. Куминов улыбнулся, понимая, что от объяснений не отделаться:
        - Все просто. Здесь хорошая вентиляция и звукоизоляция, не говоря про невозможность попасть внутрь. Даже если немцы нас выследят и подтащат сюда саперные заряды, то вряд ли что получится. Завалы после взрыва разгребать будут долго, а мы уйдем. Так?
        - Именно так, капитан. - Гречишина потянулась. - После того, что случилось ночью, наверняка сейчас район этот шерстят. Плюс подняли боеготовность повсюду, где только можно. В том числе и в Берлоге. Сунемся - попадем, а так... а так шанс есть. Гансы, конечно, педанты, но люди есть люди. В течение пары суток ничего не произойдет, и они расслабятся. Вот тут-то мы их, голубчиков, и вскроем. Прямо изнутри вскроем, под мягкое брюшко, где они нас меньше всего ждать будут.
        - Великолепно... - Венцлав скривила губы. - Будем сидеть и ждать, пока нас обнаружат?
        - Нет. Если начнут обнаруживать, то сразу уйдем. Пойду, объясню нашему героическому караульному, как пользоваться системой наблюдения за пакгаузом изнутри.
        Гречишина встала и пошла в сторону выхода. Куминов подумал, посмотрел по сторонам и понял, что до жути хочет помыться и побриться. И наверняка здесь оно должно получиться, стоит только поискать. Но, как бы этого ни хотелось, было нельзя. Расслабляться, как пресловутые описанные Гречишиной немцы, не стоило. Все могло произойти, в том числе и могли их найти. Хоть ему и не хотелось думать о подобном варианте, но Куминов подобного предположения не отрицал и не убирал в сторону. Подумав, решил сходить и посмотреть, что такого Гречишина решила показать Пчелкину. Когда подходил, послышалось, что говорят они не о методах и способах визуального наблюдения. Явно не про это. Или, во всяком случае, Пчелкин не говорил, если судить по тихому шепоту и блестящим глазам, уставившимся в лицо необыкновенно молчаливой и серьезной Юли. Пришлось нарочно споткнуться о как нельзя вовремя оказавшееся в коридоре проржавевшее ведро, стоявшее рядом с совсем трухлявой шваброй. Ведро пусть и не громыхнуло, но Гречишина дернулась и с деловитым видом начала показывать Пчелкину что-то в щитке рядом со столом дежурного.
        - Не помешаю? - капитан посмотрел на обоих. Гречишина даже не обернулась, а вот Пчелкин явно покраснел. - Что это?
        - Оптическая система наблюдения, построенная по принципу сопряжения зеркал и линз. Устройство не капризное, простое в использовании и не выходящее из строя, если не захотеть. Надежно делали, на годы, с упором на разные обстоятельства. Стекла установлены армированные, выстрел в упор выдерживают. Запрятаны так, что не захочешь, так не найдешь. А если и захочешь, то искать устанешь. Посмотреть на наших новых четвероногих дружков хочешь?
        Куминову посмотреть на творящееся в оставленном пакгаузе непотребство очень хотелось. Стоя здесь, возле самого входа, можно было слышать, как кто-то скребется по плитке чем-то острым. И капитан вполне обоснованно предполагал, что знает, кто это. Гречишина освободила ему место, Куминов наклонился к указанной чекисткой резиновой полумаске, в глубине которой поблескивало стекло. Присмотрелся, присвистнул.
        Родственников или кем они там приходились первой твари, в помещении хватало. Вид открывался сверху, где капитан заметил небольшое помещение, к которому вела лестница. Скорее всего, что "чечевицы" линз вмонтированы в обрамление бетонной плиты и сваренных металлических балок, держащих на себе вес конторки. Сейчас внизу капитан сразу насчитал пятерых существ. А у входа скреблись не в две лапы, так что там точно находилось не меньше двух. Куминов прикинул про себя то, как пришлось бы с ними разбираться, и порадовался своему запасу везения, пусть и очень сократившемуся. Орава этих непонятных животных, численностью в семь голов, обладая настолько большой подвижностью и невосприимчивостью при попадании в корпус, мда. Стая сократила бы группу еще минимум на одного человека.
        Палец чекистки постучал по маске, находящейся рядом. Куминов приник к ней и понял, что девушка хотела ему показать. Перед ним, как на ладони, виднелась большая часть станции. Все такая же, как и когда они въехали, без каких-то серьезных изменений. Если не считать изменениями мелькающие тут и там размазанные силуэты. Больше всего было собачьих, но быстро ретировавшихся перед другими, куда как более серьезными. Куминову даже показалось, что глаза заметили тех самых мохнатых страхолюдин, бежавших за составом ночью.
        - Однако... - протянул капитан, отрываясь от открывшейся панорамы. - Про это нас и предупреждали, но вот так...
        - Не то слово. - Гречишина воткнулась в перископную систему. - Надо же, никогда бы не думала увидеть вот так, и нате вам, приходи, кума, любоваться. Мерзко на душе от такого. Да, Герасим?
        - Да. - Пчелкин сидел и крутил между пальцев нож. - А это ведь наша страна, как же такое возможно вообще?
        Как такое возможно? Хотел бы Куминов ответить, но нечего было сказать. Вот так и возможно, с одним "но": могло быть хуже. Здесь могла бы быть выжженная пустыня, и дальше, и за Уралом. А так, как есть, пусть уж лучше именно так. Все в их собственных руках, и страну они вернут. И выведут всю эту нечисть под корень, всему свое время. Не оставляла покоя лишь мысль о том, что все это разнообразие непонятного происхождения, мелькающее возле пакгауза, может быть кем угодно. В том числе и бывшими военнопленными или мирными жителями. С немцев станется проводить свои опыты именно на них, не расходовать же своих солдат или даже уголовников. Тех ведь тоже можно поставить под ружье. Бросить на Восточный фронт, чтобы там они выпускали всю свою агрессию и неутоленные желания. А военнопленных из концентрационных лагерей вперед, под ножи хирургов или что там применяют немецкие ученые?
        Капитан скрипнул зубами, развернулся и пошел назад, к тем, кто сейчас отдыхал. Гречишина за ним не торопилась, оставшись на посту вместе с Пчелкиным. Почему? Да кто его знает почему, капитана это волновало меньше всего. Дело понятное, война кругом, можно не сказать, не сделать, и жалей потом, сколько душе угодно, но делу-то этим не поможешь. Если веселый и неунывающий Герасим пришелся по душе чекистке, да и бог с ними, пусть побудут вдвоем. И еще капитан подумал про то, что надо бы сменить снайпера пораньше, нечего терять время тем, у кого его скоро может не быть вообще.
        Саша сидела за столом, листая книжку в кожаном переплете. Она подняла голову, глядя на вернувшегося капитана. Куминов сел рядом, положил локти на стол и подпер подбородок кулаком. Ученая непонимающе и вопросительно кивнула.
        - Да накатило что-то, Саш, - капитан невесело улыбнулся, - устал, что ли. Спать почему-то не очень хочется, хоть и надо. Ночью выходим, надо отдыхать. Ты сама чего не спишь?
        - Готовлюсь вот, - девушка подняла книжку, - конспекты читаю, которые Юрий Сергеевич диктовал. Оно же не очень просто, на самом деле. Контейнер у нас один, надо все сделать так, чтобы принести назад живую относительно ткань. Так что и резать придется, хоть и быстро, но ювелирно и без ошибок.
        - Кстати, скажи мне, как он работает? - Куминов покосился в сторону одного из рюкзаков группы. Высокий, прямоугольный и очень плотный. Внутри, как знал Куминов, находится металлическая капсула с пустой гильзой под сам материал, за которым они шли. - Если живую ткань тащить, то как?
        - Хладореагент, разработан достаточно давно. Решили чуть подкорректировать его свойства, и оказалось, что пять суток он спокойно позволяет хранить любой орган. Неудобный только он, да?
        - Нет, наверное... - сам Куминов еще не нес эту штуку, - но думаю, что справлюсь.
        - Сам понесешь? - Саша улыбнулась самыми краешками губ.
        - Да, сам понесу. Ты мне помоги, как освободишься, пожалуйста.
        - Что надо будет сделать?
        - Подберем комплекты, на всякий случай. Но это неправильно, ой и неправильно.
        - Почему?
        - Там режимный объект, все патрули и приданные части плюс охрана давно зафиксированы и отмечаются. Как могут на территории закрытого института оказаться неизвестные военнослужащие вермахта? Да никак...
        - Как же быть тогда? - голос ученой дрогнул. - Если туда не попасть, то зачем все оно было нужно?
        - Попадем, не бойся, как обычно и попадали, не притворяясь никем. У твоей подружки еще немало сюрпризов заготовлено, как мне кажется. Вон как гладко прошли, стоило ей появиться, мда...
        - Ты все так же ей не доверяешь? - Саша уставилась на Куминова своими глазищами. - Думаешь, не вижу?
        - Сильно заметно?
        - Достаточно, Коля. Поверь, что достаточно. - Ученая вздохнула. - Плохо это. Юлька, конечно, еще та оторва, да и работала за линией фронта одна, и сколько времени, но она не предатель.
        - Дай-то бог... - Куминов зевнул. - Спать мне-то как хочется, ох ты ж. Пошли, поможешь?
        - Пошли.
        - Расул?
        - А? - дремлющий башкир приоткрыл глаз.
        - Пошли тоже, наберем всего помаленьку.
        Прибалтика, территории Восточной Пруссии, 196... год
        Замок был очень красив. Один из немногих, что смог остаться целым с момента постройки и заканчивая бушующим XX веком. Его строили как одну из резиденций ордена братьев-меченосцев, потом он отошел к Тевтонскому ордену. Чуть позже переходил из рук в руки, меняя владельцев, так же часто, как менялась карта этого небольшого куска Европы. Рядом прокатывались бури войн, замок озаряли пожары деревень, то появляющихся, то исчезающих вокруг него. После Грюнвальда номинальным владельцем замка был литовец, чуть позже поляк. Потом вновь все встало на свои места, и старинные помещения, спрятавшиеся за стенами грубой каменной кладки, оживила немецкая речь.
        Но все это было для замка полной ерундой. Главное было другое. Первое - его построили здесь не просто так. И пусть находился он на высоком холме среди густых дубрав, и его окаймляла полноводная река, которая могла спокойно вывести хозяев к морю. Его ни разу не взяли осадой, слишком удачно он был построен и очень крепок был его камень. Но дело было не в этом. Дело было лишь в самом месте, в самом холме, очень давно, еще в темноте древних веков изрезанном тоннелями и пещерами. Капище, находившееся глубоко под землей, было его сердцем. А верхушка холма, которую оседлал мощный донжон, помнила костры, пляски и крики. Крики жертв, их муку, боль, пролитую кровь, которую можно было мерять даже не ведрами. Бочками следовало измерять кровь, пролитую на старом холме. Место, которое давным-давно те, кто жил бок о бок с людьми, заняли из-за выходов той энергии, что питала их. И странно было бы предположить, что человек, неуемный в своей жажде власти над миром, не узнает этого и не решит воспользоваться. Так и вышло, и это было второй из главных причин.
        В одну из тех ночей, когда Другие собрались здесь, на самой верхушке старого холма, достав из пещер такие необходимые реликвии, хранившиеся там веками. Именно в эту ночь все изменилось. Молоденькая девушка из бедной рыцарской семьи, жившей в этом краю, видела, как все закончилось. Лежа на древней каменной плите, покоящейся на холме издревле, ощущая кожей, покрывшейся мурашками, холод, идущий из темных провалов холма, она ошиблась. Ошиблась в том, что подумала о спасении и помощи, пришедшей к ней. Да, факелы, озарившие ночь, крепко сжимали в левых руках латными и кольчужными перчатками ее соплеменники. В правых, отводя их назад для немедленного удара, каждый держал смертельное для Других железо, острое, жарко блестевшее в свете в кроваво-рыжих сполохах пламени. Мелькала сталь, падая вниз с высоты хрипящих от ярости боевых коней, рушилась прямо на головы тех, кто хотел принести ее в жертву в ночь летнего солнцестояния. Девушка сначала зажмуривалась, когда алая, бурая, багровая, черная и зеленоватая кровь брызгала на нее из разваливающихся странных тел. Потом, когда кровь уже успела чуть спечься,
покрывая все ее стройное и тонкое тело еле ощутимой коркой, она перестала закрывать глаза. И старалась хотя бы не вслушиваться в то, что творилось вокруг. Холм был окружен полностью, обложен кнехтами плотно, как в волчью облаву, ни одна мышь не проскользнет. Вокруг девушки, лежавшей на ледяной плите, царила смерть. Дикая, безжалостная, беспощадная, страшная в своей настоящей ипостаси.
        Кнехты действительно лишь стояли в оцеплении, принимая на острия гизарм, сошень, копий и рогатин тех, кто смог прошмыгнуть меж бешено бьющих копыт и мечей, топоров, шестоперов, клевцов. Девушка, которая уже не могла отворачиваться, смотрела на то, что видела. Просто смотрела, впитывая каждый момент бойни у лысого холма. Как обвисают на лезвиях вздернутые вверх мохнатые получеловеческие тела. Как отточенный буздыган крошит череп зеленоволосой лесной девки. Как стрелы арбалетов протыкают женщин и мужчин из соседних поселений, оказавшихся здесь по собственной воле.
        Никто не ушел, даже те, кто решил скрыться в подземельях. Все ходы и выходы были перекрыты плотно. Все закончилось быстро и одновременно длилось, казалось ей, целую вечность. Потом... потом на холм, скользя по кровавой росе на траве, поднялись семеро мужчин в латах и темно-багровых плащах. Девушка из обедневшего старого рыцарского замка потянулась к ним, напрягая кожаные путы на лодыжках и запястьях. Чуть позже, когда стало ясно, что обряд будет завершен, она чуть не порвала их, рванувшись неожиданно сильно, надсаживая сухожилия и мышцы. Не смогла.
        Ритуал был проведен в точности, как указывала старая книга, с листами толстого пергамента и странными, багровыми чернилами на них. И все время, пока поверх засохшей крови бежали ручейки свежей, льющейся из разрезов на ее теле, девушка смотрела на то, чем книга была обтянута. Материал был кожей, темной, гладкой. И все это время, пока сверху, разваливая на две части брюшину, на нее не рухнула зазубренная полоса стали, девушка смотрела на один фрагмент, всего один фрагмент на переплете. Два темных кружка, сверху и снизу, сморщенных, небольших кружка...
        Так у холма появились новые и постоянные хозяева. И он, древний и страшный, хранил теперь их тайны. Спустя несколько лет, для более надежной их защиты, рыцарь Отто Роттенштерн, ставший первым его владельцем, привез откуда-то с юга высоких сухощавых людей, еще говоривших на языке панов и сатиров. Следом были привезены смуглые тонкие жители страны, что когда-то называлась Кем. Камень, железо и древесину привозили издалека, в бывший Крулевец и отправляя вверх по реке, разгружая на берегу у подножия холма. Высокие стены, остроконечные башни и донжон выросли за три лета, скрепленные раствором на миллионах растворенных в нем яичных белков и крови принесенных в жертву невольников. Замок рос и оживал.
        У замка всегда были лишь номинальные хозяева, те, кому давали даже не право... обязанность следить за тем, чтобы замок служил своему новому предназначению. Менялись династии и королевичи-корольки-короли и королята, иногда на престол очередной местной мелкоимперии поднимались и женщины, но редко. А замок жил, казалось, сам по себе. Принимал под своими темными стенами и сводами тех, кто слушался и хранил книгу в переплете темной кожи. И его настоящие хозяева пережили вместе с ним многое и многих. Ждали своего часа и тех, вернее того, кто решит повергнуть весь мир на колени и пройтись по нему подкованными сталью сапогами. Они делали выбор и часто ошибались. Казалось, вот он момент, когда все идет, как надо, но всегда что-то не выходило. И часто, очень часто, вмешивался непокорный и гордый восточный сосед. Обманчиво неуклюже и мощно, как давно истребленный в местных дубравах медведь, вставал на дыбы и сокрушал очередной выбор даже тогда, когда книга говорила обратное. Но хозяева замка были терпеливы и умели ждать.
        Они дождались своего часа, когда красное знамя с косым черным крестом на белом круге поднялось там, где они его и ждали веками. Тогда хозяева замка в очередной раз решили действовать и помогать тому, на кого указывали тексты в книге. Почва была подготовлена давно, учитывая все ошибки прошлого. Да и тот, кто был нужен, сам склонялся ко многому из того, что говорила книга. Дурацкое копье, дешевая подделка, оказалось как нельзя кстати, помогая в продвижении их труда. Он поверил, и все началось с нуля, как и раньше. Но в этот раз Они здорово преуспели. Усилия даром не прошли, и все, вложенное ранее, начало окупаться. Гордый тевтонский марш грохотал по содрогающемуся в смертельных спазмах миру. И те, кто так долго ждал исполнения жесткой воли, изложенной на страницах Книги, наконец решили полностью выйти из тени.
        Подошвы высоких, до колен, хромовых сапог высекали искры подковками. Крепкая молодая женщина в форме защитного цвета шла по длинному коридору. В коридоре было ощутимо прохладно, но ее это не смущало. Ей было глубоко наплевать на холод. Равно как незадолго до этого было наплевать на жару в Тунисе. Женщина была воином, воином не совсем обычным. Могла и умела многое из того, что не дано пусть и подготовленным солдатам. Даже тем, что служили у старого Скорцени или в "Бранденбурге"Анна Розенвальд, Шварцкатцен, командир подразделения "Нордхелль", шла по коридору в сторону спуска вниз, в пещеры. Зачем потребовалось ее присутствие, женщина не знала. Но приказ есть приказ. Это место она искренне не любила, так же как и основных его обитателей. Все, чем здесь занимались, казалось Анне лишь каким-то мракобесием. И почему здесь и сейчас находился профессор Штольц, она не совсем понимала. Герр Штольц был одним из немногих ученых, которых она уважала и, что уж тут таить, побаивалась. В каком-то смысле именно он стал ее новым отцом, создав из спортивной, сильной, но совсем не непобедимой Анхен настоящую
валькирию. Его опыты дали возможность создать "Нордхелль", которым по праву гордилось все руководство Тысячелетнего рейха.
        Вдоль стен застыли истуканами фигуры в черной форме, с штурмовыми винтовками наперевес. Анна могла лишь покачать головой, проходя мимо. Смысла ставить этих вот красавцев в охрану настолько важного объекта? Все какие-то глупые желания об антураже в стиле пропаганды герра Геббельса. Зачем? Будь воля женщины, никого бы в коридоре не стояло, все, что было необходимо, спрятала бы в ниши, которых достаточно. Несколько пулеметов, тяжелая пехота в полной глухой защите и прочее. Нет, надо расставить белокурых викингов с рунами на петлицах, выпятивших грудь на фоне полотнищ с флагами. Дилетантство, тейфельшайссе!
        Впереди осталось два поворота, и все, она уже на месте...
        Высокая пещера была явно не рукотворной. Но после того как ее обнаружили, над стенами вдоволь потрудились, украшая орнаментом. Назвать его мирным и красивым не повернулся бы язык. Да, плавные линии и переходы сложных узоров, высеченных в простом камне, поражали своей законченностью. Только могут ли быть мирными и спокойными изгибы странных созданий, похожих на гигантских змеев, украшенных красными глазами, не потускневшими за века и частоколами зубов, меж которых корчились человеческие, и не только, жертвы. Странные силуэты, если и напоминающие людские, то лишь отчасти.
        В пещеру вели пять ходов, когда-то давно пробитых теми, кто и устроил здесь капище. Прямо посреди нее, с потолком, терявшимся в темноте, стояла плита. Та самая, покрытая навсегда засохшей бурой, ни разу не счищенной коркой от потеков крови, обильно пролитой на камень. И сейчас она не пустовала.
        Рыжий свет факелов вырывал из темноты фигуры в балахонах, окруживших ее. Из-за их плотного кольца доносился вой, безумный вой боли, рвущий барабанные перепонки. Огонь отражался на полированной стали древних ножей, используемых по заветам гаруспиков. По их же заветам гадание проводилось на живой жертве. Сейчас уже было понятно, что осталось ей немного. Вой начал переходить в хрип, перемеживаемый бульканьем.
        Женщина поднесла к лицу платок, пахнущий левзеей. Запах тут, несмотря на сквозняк из ходов, стоял еще тот. Кровь, внутренности, нечистоты из опорожнившихся от невыносимой боли кишечника и мочевого пузыря. Она не понимала всего этого, не находила смысла и не верила в гадание на кишках. А уж почему, вместо молодой девчонки, пусть и еврейки, нельзя брать животное? Женщина поморщилась, услышав один из последних, очень высокий вопль. Все, теперь точно не жилец. А судя по вдруг застывшим фигурам, дело до конца не дошло. Да уж, еще одно проявление их дилетантства. Точно ли они такие сильные, как хотят показать? Пришедшая в голову мысль показалась почему-то неверной и неуместной, но отвязаться от нее уже не получилось.
        Одна из фигур, как будто почувствовав ее присутствие, обернулась и двинулась к ней. Уже подходя, широкие рукава поднялись и откинули капюшон. Под ним было строгое, прямо-таки профессорское лицо в очках и с бородкой клинышком.
        - Анхен, здравствуйте, моя дорогая. - Доктор Штольц улыбнулся своей обычной мягкой улыбкой. Как и всегда, встречая ее. - Добрались быстро, как я понимаю, порадовали старика. Полет был хорошим?
        Идя в сторону спокойно стоящей Анны, герр Штольц поневоле вновь любовался творением собственного интеллекта. А как еще, если эта девушка была плодом именно его разработок, претворенных в жизнь? Не красавица, да, но он-то понимал, что это не так. Слишком скуластое для настоящей арийки лицо, темные, почти черные, карие глаза. Короткие волосы, обрамляющие лицо, казались приклеенным вороным париком. Чересчур широкие для женщины плечи, и что? Доктор прекрасно понимал весь запас силы, которая мирно дремала в теле девушки. И что такого в том, что высокие сапоги туго обтягивали пусть и длинные, но немного кривоватые, с выделяющимися мышцами икр и бедер, ноги? Зато их крепости позавидует любой головорез Отто. Анна и ее подчиненные были его личной гордостью, тем вкладом, что Штольц вложил в победу рейха, которая не за горами. И потому он мог по праву любоваться этой женщиной, одетой в защитную куртку и бриджи. Доктор считал ее настоящей северной валькирией, воплощением дикой и яростной красоты скандинавских предков. Вовсе не похожей на грудастых и задастых золотоволосых красавиц, с воловьими голубыми
глазами, которых любили в рейхсминистерстве имперской пропаганды. Какое это имело значение по отношению к его Черной кошке? Особенно после того, как Штольц в первый раз увидел свою девочку в деле.
        - Здравствуйте, герр доктор. - Анна подтянулась и щелкнула каблуками, вскинув руку в приветствии. - Было неожиданно получить ваше приглашение о встрече, но разве я могла отказать себе и вам в этом? А полет... как обычно, спокойно и уверенно.
        - Хорошо, хорошо. - Доктор покосился назад, где с плиты двое молодцов в черной форме, до поры до времени скрывающихся в нишах стен, стаскивали распотрошенное тело. Еще двое уже тащили новую подопытную, кричавшую и вырывающуюся из рук. - Пойдемте наверх, у меня есть хороший кофе, с Ямайки.
        - Так уж и с Ямайки? - Анна невольно улыбнулась, помня о маленькой слабости доктора к собственной коллекции джезв и самому напитку, который он готовил просто бесподобно. Из последней экспедиции, той самой, что проходила в горах у Арарата, она сама привезла ему маленькую медную турку, занявшую почетное место на длинной кипарисовой полке. - Неужели там его выращивают и сейчас?
        - Ну конечно, конечно, моя милая. Особенно после того, как ребята Карла создали там свою базу. То-то янки от этого взвыли... а вы не знали? Это не такая уж и секретная информация. О, господи, неужели они так и не смогут провести нормальный ритуал до конца... безрукие! Анхен, поднимайтесь наверх, ко мне, вас проводит шарфюрер Феллер, он должен быть у входа, скажете, что я приказал. И прости. Моя дорогая, придется все-таки показать этим олухам, как проводится гадание на внутренностях.
        - Герр доктор, простите...
        - Да, милая?
        - Неужели от этого есть толк?
        - Хм... - доктор вновь мягко улыбнулся. - Конечно, Анхен, но об этом потом. Пока прошу меня простить за задержку. Скоро вернусь и расскажу о сути того, в чем мне нужна именно ваша помощь.
        В кабинете доктора, комнаты для которого в замке были отведены всегда, пахло странноватым восточным ароматом. Анна подошла к книжным полкам, потрогала тугую пачку плотных бумажек, перетянутых красным шнурком. Поднесла руку к лицу, вдохнула. Как и думала недавно - Тибет. Значит, что она нисколько не ошиблась с предположением о месте последних исследований доктора. Его всегда притягивало иррациональное, таинственное, мистическое. А все свои научные находки и достижения герр Штольц делал легко и непринужденно, совершенно походя, в промежутках между разгадкой ребуса лабиринта Миноса или одного из хрустальных черепов с Юкатана.
        Она села в глубокое кресло, стоящее у инкрустированного столика в мавританском стиле. Еще одно воспоминание, связанное с экспедициями в Египет и Северную Африку. Весь отряд Анны, включая ее саму, был тогда глупым и желторотым. Но зато какое получилось боевое крещение? Остатки англичан маршала Монтгомери досаждали им всю дорогу, объединившись с местным отребьем. Хотя эти мрачные арабы в черном доставляли хлопот куда как больше, чем их островные союзники. Приятные воспоминания, если не считать гибель Ганса и Дитриха, глупую и никчемную. Но доктор вот в этом не был уверен ни капли. Герр Штольц считал, что не будь их тела изъедены кислотой из тайника в подземном захоронении третьей династии Кем, ничего бы не вышло. Кто знает, кто знает? Действительно, именно быстрая гибель ее ребят задержала отряд в небольшом коридоре, и Штольц смог отыскать незаметный рычаг, открывший истинный коридор в саму гробницу.
        Дверь открылась бесшумно, пропуская доктора, который уже успел переодеться. Анна не удивилась бы, если узнала о принятом душе. Доктор очень любил чистоту. Порою ей казалось, что он был помешан на ней. Но только не при опытах, экспериментах и ритуалах, подобных тому, что были внизу. И последнее Анна не одобряла, хотя понимала, что это наверняка нужно.
        - Итак, фрейлейн, - Штольц опустился в такое же кресло напротив, - повторюсь, что рад вас видеть.
        - Как гороскоп по потрохам, доктор?
        - Неясный, если быть точным. Не такой порядок планет сегодня, скорее всего, Анхен. Неудачный день для подобного рода гаданий, испортили три весьма здоровых и молодых экземпляра, что недавно привезли в составе последней партии, мда... а ведь их все меньше, все меньше.
        - Разве не это преследует ведомство Гиммлера? - Женщина немного непонимающе посмотрела на него. - Доктрины, изложенные в постулатах арийской расы, четко говорят о том, что с ними делать. Так из-за чего жалость к тем, кто так и так погибнет в лагерях?
        - Тут мне нечего вам возразить, милая моя, но... - Штольц опустил подбородок на сплетенные пальцы, - а если они как нельзя лучше подходят именно для чего-то подобного? Хм... хотя какая в принципе разница? Сотню юных евреек во вновь присоединяемых территориях всегда можно найти. А если не окажется их, так есть польки, русские, белоруски, украинки, другие чертовы славянки и славяне, которых сокращать придется намного дольше. Но мы отклонились от темы разговора, из-за которого пришлось вызывать вас из... как его там?
        - Тромсе, герр доктор, это Норвегия.
        - Ну да, точно... может быть, Анхен, вы не откажетесь от кофе?
        Она улыбнулась, самыми уголками губ. Женщина всегда старалась не показывать при улыбке зубов. Иначе ее немедленно начинали бояться неподготовленные и не знающие ничего про ее отряд собеседники.
        Разве можно отказать собеседнику, да еще такому в такой небольшой прихоти и потешить его самолюбие? Анна кивнула головой, и доктор немедленно отправился в сторону небольшой кухоньки. Погремел посудой, ставя на конфорку высокий кофейник с узким и вытянутым горлышком. Сам он остался там же, прикурив длинную, судя по запаху, с турецким табаком, папиросу. Скоро к душистому дыму присоединился тонкий аромат медленно варящегося кофе.
        - Итак, дорогая моя Анхен, наверняка вам интересно, зачем я вызывал вас именно сюда, так? - Штольц разом перестал быть милым и гостеприимным собеседником. Далеко не последний человек ордена "Туле", сидевший в кресле, стал жестким и сосредоточенным.
        - Естественно, герр доктор. - Женщина выдержала выжидающую паузу. - Итак?
        - Вы слышали о проекте "Берсерк", моя дорогая?
        - Да, и даже охраняла несколько перевозок, когда необходимо было присмотреть за ребятами из СС.
        - Понимаете ли вы, Анхен, что сейчас наша священная война как никогда нуждается в чуде? Крестовый поход против еврейских красных комиссаров уперся в упрямство русского медведя. Наш фатерлянд сейчас, как никогда, должен стремиться к выигрышу в затянувшейся схватке с этим чертовым скопищем разнородных выродков всех мастей и национальностей. А война длится непозволительно долго, и выигрывают сейчас именно они, именно русские. Нет, нет, не надо мне противоречить, моя милая, я знаю, что говорю, и это не является предательством интересов рейха.
        - Ну, хорошо, герр Штольц. - Анна поблагодарила доктора, передавшего ей крошечную чашечку с обжигающим кофе. - Что должны сделать я и мои люди?
        - Транспортировка в Россию весьма важного груза, который должен добраться туда безо всяких проблем. И, главное, это не будет полностью перелет. Вблизи от Куйбышева, где находится объект "Берлога", очень высокая активность русской авиации. Поэтому только поезд. Доверять кому-то, кроме вас, перевозку груза я не желаю.
        - Спасибо за доверие, мне лестно подобное отношение с вашей стороны. - Женщина чуть отхлебнула кофе. - Что я повезу, позвольте поинтересоваться? Вы же знаете, что без полной информации никак не получится создать правильную систему перевозки и охраны.
        - Как же мне не доверять вам, девочка моя... - Штольц неожиданно улыбнулся. - Вы одно из немногих созданий Господа нашего, что примиряют меня с несовершенством человеческой природы. Да и то, что приложил руку к вашему совершенству, дает о себе знать. А повезете вы контейнеры с реагентами, скажем так, необходимыми для завершения последней стадии исследований. Всего-навсего. И еще...
        Анна не ответила, понимая, что именно "всего-навсего" вряд ли случится. Крохотное подразделение "Нордхелль", созданное при участии Штольца, было, пожалуй, одним из лучших в рейхе. И если в его обязанностях вдруг появлялось сопровождение груза, то не стоило ожидать спокойной дороги. Терпеливо ждала окончания паузы.
        - Кое-что, если все пойдет как надо, привезете назад.
        - Мне все понятно. Документацию и инструкции получу при отправке?
        - Я всегда говорил, Анхен, что вы умница, всегда. Именно так... вы хотите что-то спросить, дорогая?
        - Да... а кого вы считаете Господом, герр доктор?
        Штольц не ответил, откинувшись на спинку кресла и скрывшись в тени. Женщина и не ждала ответа на вопрос, который, каждый раз по-другому, задавала уже несколько раз. В любом случае это было не так уж и важно. Пятнадцать лет назад она могла умереть, а сейчас была жива благодаря именно этому человеку. Что Анна знала точно, так это то, что герр доктор был совсем не прост. И его глаза сейчас, в полумраке, отсвечивали тем же зеленоватым огоньком, что и ее.
        Глава 13
        "В РДГ следует набирать только тех, кто понимает, что разведка это не романтика, а труд. Тяжелый и очень опасный воинский труд".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Скорость была небольшой, сквозняк не резал глаза, как было в составе на поверхности. Дрезина и платформа, длинные и низкие, просторные, с высокими бортами, отсеком для аккумуляторов и снаряжения, катились очень мягко. Разместились на них хоть и не с комфортом, но неплохо. Шутяк, наконец-то придя в себя после гибели Эйхвальда, сидел впереди, с единственным оставшимся в наличии пулеметом группы. В бункере были другие, но тащить дополнительные Куминов не стал. Места было мало, и складировать лишнее железо было просто некуда. Основным грузом стали боеприпасы и взрывчатка. Ее было достаточно, потому что Гречишина настояла на как можно большем количестве. Что она собралась взрывать там, где надо было красться и скрытно выполнять задачу, Куминов не представлял. Но мысли о том, что чекистка решилась на отвлекающий маневр, не покидали. Если так, то оставалось узнать про задуманное ею во всех подробностях и помочь.
        - Сколько километров в тоннеле, Юля? - капитан повернулся к чекистке, необычно спокойной и молчаливой. - Доберемся сразу до входа в комплекс?
        - Нет. Тоннель километров на пятнадцать, не больше, короткий отрезок. Оттуда добираться придется на своих двоих. По прямой от конечной остановки, около часа. Идти, соответственно, придется часа три, не меньше. Выйдем на поверхность, когда стемнеет и ножками, ножками.
        - Мы ВВ с собой взяли достаточно для того, чтобы здание завалить. Зачем?
        - Взрывать...
        - Что взрывать?
        - Скорее всего - транспорт и одно из крыльев бункера. Отвлеку фрицев, дам вам возможность все сделать чисто... относительно. Подробности на месте.
        - Понятно. - Догадка пока подтверждалась. Куминов чуть приподнялся, пересаживаясь. Край твердой скамьи жестко врезался в тело, сдавив сосуды чуть ли не до боли. - Здесь тоннель безопасный?
        - Был безопасный, сейчас не знаю. - Гречишина пожала плечами. А Куминов обратил внимание на то, что она ни разу не убрала руку с рукояти автомата и была по-настоящему напряженной. Значит, знать-то точно не знала, но подозревала, что здесь не все в порядке. Да и не странно, если вдуматься.
        Тоннель давил на группу, на всех вместе и на каждого ее члена в отдельности. После станции, где хозяйничали то ли животные, то ли не совсем люди, стены, прорубленные глубоко под землей, не казались безопасными. Фонари, хоть и сильные, запитанные от аккумуляторов, давали света достаточно для того, чтобы наблюдать за состоянием пути, но не более. Вокруг была темнота, нет, даже не так... Тьма. Небольшую группу людей, кативших сейчас вперед, со всех сторон окутывала тьма. Чернильно-черная, осязаемая и живая. Куминов смотрел в еле освещаемый полукруг света, в котором мелькали рельсы, по которым бодро стучали стальные колеса. Смотрел пристально, боясь упустить что-либо, не пропустить момента, когда в желтоватом эллипсе вдруг мелькнет что-нибудь странное.
        Темнота не успокаивала, но вот ведь странное дело, она убаюкивала. Капитан встряхнул головой, понимая, что чуть было позорно не скатился в забытье, то ли задумавшись, то ли впав в дремоту от монотонной езды. Застыл на какое-то, как казалось, растянувшееся на минуты, мгновение. И провалился в темноту, всего ничего, но провалился. Сейчас, придя в себя, быстро постарался сообразить - что же это было? Оглянулся на Сашу, стараясь понять, не случилось ли такого же и с ней? Венцлав сидела, выпрямившись и смотря прямо перед собой, в темноту, что-то шепча. Куминов посмотрел на остальных.
        Шабанов спокойно расположился на рюкзаках, откинувшись спиной и баюкая винтовку. Воронков сидел у рычагов управления, контролируя скорость нажатием на один из них. Герасим Пчелкин, что не было странным, находился рядом с Юлей, контролируя передний сектор видимого пространства. Валиев расположился подле Воронкова, страхуя их "машиниста". Шутяк застыл темной невысокой массой в самом начале, водил стволом пулемета перед собой, подсвечивая дополнительно закрепленным к нему собственным фонарем. Все оказалось в полном порядке, и ничего не произошло. Только он сам чуть было не опростоволосился.
        Куминов развернулся назад, чувствуя, как невольно краснеет. Бывает же такое, как с совсем молодым солдатиком, только оказавшимся в армии. Мог бы и вырубиться, и ладно, если бы просто осел мешком. А то полетел бы головой вниз, наделав дел. Усталость, скорее всего, просто усталость. Хотя он никогда не жаловался на нее, а в этот раз такое уже было. Странно, очень странно...
        А темнота все так же продолжила давить. В тоннеле, где сначала слышался только перестук катков дрезины, чуткий слух разведчика начал различать все большее количество звуков. Несмотря на надежность скатов и перекрытий, толстенный слой дерна и, скорее всего, камня, повсюду вниз летели тяжелые капли. Наверху наверняка начало прижаривать солнце, и снег, выпавший накануне, потек. В конце-то концов, лишь самое начало зимы, до серьезных морозов далеко. Тончайший звуковой муар разбивающихся капель паутиной висел на грани слуха, чуть отвлекая от других звуков. Иногда что-то серьезно шелестело и стучало, возможно, что неухоженные стены, наконец, начали трещать по швам и вниз, просто-напросто, летели куски кладки и бетона. Воздух, который здесь, под землей, должен был быть холодным, оказался теплым и спертым. Закручиваемый быстрым ходом дрезины вокруг нее самой, он еле слышно свистел в ушах, мешая сосредоточиться. И запахи, много запахов. Сырость, прелая вонь чего-то неприятного, напоминающего о плесени в деревянных погребах, смазка ходовой части, креозот от шпал, до конца не выветрившийся. Тоннель не
казался просто проделанным когда-то зэками удобным подземным маршрутом. Он казался живым, по-настоящему живым, напоминающим почему-то длинный-предлинный пищевод неведомого и огромного слизня, по которому сейчас неслись вперед крохотные люди. И в любой момент капитан был готов ожидать того, что этот странный глубинный живой мир раскроется перед ними. Напряжение и предчувствие неожиданно накатили сильнее и ощутимее. Куминов выругался вполголоса, понимая глупость собственного иррационального страха перед этой длиннющей темной кишкой.
        - Внимание! - крик Шутяка перекрыл все его мысли.
        - Что? - сам капитан не обернулся, мгновенно вздернув вверх ствол АСД и предусмотрительно накрутив ПБС[28]. Все могло быть, и не стоило терять из вида их тыл. Чуть позже рядом очутился Шабанов, сменивший, наконец-то, винтовку на ПП, такой же, как был прикреплен к рюкзаку Куминова. Саша мгновенно оказалась отодвинута назад рукой снайпера и только и успела, что обиженно зыркнуть глазами.
        - Что-то мелькнуло впереди, хрень какая-то, командир. - Шутяк кричал, чтобы его услышал командир. Голос разведчика звучал напряженно. - На крысу похоже было или на ту дрянь, что наверху прикокали.
        - Всем внимательнее... - Куминов понимал, что приказывать не было нужды, но и знал силу командирского приказа. - Нам сейчас крысы не помеха, кое-что серьезнее впереди.
        Да-данг!!! Пулемет ударил короткой очередью, резко, неожиданно. Капитан услышал, как вместе с грохотом выстрелов и лязганьем падающих гильз неожиданно ударила высокая, полная боли звуковая волна. Как будто резануло по ушам чем-то острым, мгновенно рассекшим чуть ли не головной мозг. На мгновение в глазах потемнело, и желудок сжался, подпрыгнув чуть ли не к горлу. Он вскинул автомат к плечу, начиная глазами выискивать хотя бы что-то. Нет, не обмануло интуитивное чувство опасности, отработанное за годы на войне. Не стоило грешить на неожиданно уставший организм, якобы не выдержавший напряжения долгого и изматывающего пути. Там, за спиной, кашлянули одновременно ПП Юлии и Пчелкина, присоединившись к пулемету Шутяка. А в сторону застывшего в ожидании нападения капитана накатилась новая волна безумного, заставляющего вставать волосы дыбом визга. Только теперь не с той стороны, куда неслась дрезина. Наоборот, она догнала их сзади, вынырнув из уже оставленного позади некрутого поворота.
        В глазах в этот раз не потемнело, скорее наоборот. Куминову показалось, что мир вокруг неожиданно побелел, из черного став чересчур белым. Сознание чуть дрогнуло, насильно загоняемое внутрь, уступив место иррациональному первобытному страху. Ведь то, что догоняло сзади, поджидало перед дрезиной, рвалось к ним, было страшным. Как будто ничего страшнее капитану в жизни не встречалось, как будто... но руки разведчика считали иначе. Рефлексы, вбитые в училище и на фронте, победили дрогнувшее на миг слабое человеческое существо. Старый стальной друг в руках встрепенулся, заходил ходуном, выплескивая визжащий в своей ярости свинцовый поток перед собой. Пули ударили кучно, отбрасывая назад тех, кто сейчас старательно догонял разведчиков.
        Нападающие не были похожи на то создание, которое было в пакгаузе. Хотя общие схожие черты, которые рывками можно было увидеть в желтоватом свете фонаря, Куминов отметил сразу. Но было не до того, надо было стрелять и стрелять, потому что они догоняли. Это было дико, ведь дрезина шла очень ходко, развив приличную скорость, но преследователи догоняли. Длинные тени неслись вдоль путей, перепрыгивая через шпалы, бежали по самым стенам, старательно вжимаясь в них. И капитан не был уверен в том, что на самом потолке он не заметил что-то странное. Могли ли существа, пусть и необычные, передвигаться по гладкой горизонтальной поверхности? Если да, то как?!!
        Сбоку метнулось что-то, одним молниеносным рывком оказавшись рядом. Куминов, не успевая перевести ствол, коротко ударил откинутой рамкой приклада, попав в район вытянутой головы. В нос ударил резкий и сильный запах, послышался хруст, нападающий скатился вниз. Рядом взметнулась вверх еще одна фигура, протянув в сторону капитана руки-лапы, покрытые длинными редкими волосами. ПП Шабанова кашлянул, отшвырнув ее в сторону. На мгновение мелькнуло перекошенное лицо-маска, слепленное одновременно из рыла не в меру раскормленного грызуна и невыросшего ребенка с маленьким и узким лобиком. А потом прямо на плечи Куминову свалилось сверху нечто тяжелое, остро пахнущее чем-то неприятным. Вцепилось в ткань куртки, повалив на пол, с хрустом вцепилось немалыми зубами в подставленный капитаном АСД. Сзади ударило пулей, которую выпустила Саша. Существо заработало в плечо, его откинуло, развернув. Мелькнуло, ощерив блестящие треугольники в пасти, вытянутое мордолицо. Куминов ударил ногой в тяжелом подкованном ботинке. Удачно, попав в нижнюю, бывшую чуть короче верхней, челюсть. Понимая, что тут справился,
развернулся на короткий вскрик Саши, одновременно выхватывая из ножен клинок. Девушку нельзя было задеть пулей, нельзя.
        Венцлав хрипела, прижатая к борту дрезины одной из атакующих тварей. Та зацепилась задней лапой за лямку рюкзака и не могла одновременно отпустить шею девушки и освободиться. Посреди дрезины метался клубок из Гречишиной и еще пары непонятных существ. Пчелкин отстреливал магазин вверх, под самый потолок, а впереди, рыча и плюя огнем, грохотал без умолку пулемет Шутяка. Мазнув взглядом по всему этому бардаку, Куминов шагнул вперед, засадив твари в морду кулаком. Когда та дернулась, промахнувшись и лязгнув зубами в сантиметре от пальцев капитана, лезвие ножа вошло под нижнюю челюсть, вбитое чуть ли не по гарду. Плеснуло горячим и темным, тварь хрипнула и начала оседать мешком. Венцлав, жадно глотая воздух, скинула длинную худую руку-лапу с горла. Куминов толчком отправил существо под катки, даже не подпрыгнувшие. Развернулся, как раз вовремя, успевая перехватить с бока АСД и одиночными выстрелами сбив несколько силуэтов, уже догнавших начавшую все-таки притормаживать дрезину.
        - Гони, Леха, гони!!! - хотя Воронков, умудрившийся одной рукой стрелять, а второй управлять, явно понимал это и без него. Рядом с ним, экономно и точно, стрелял Валеев. Куминов подскочил к воющей и хрипящей куче в середине, пригляделся и ударил ручкой ножа, метя в височную область одного из противников чекистки. Удар полностью не вышел, тварь то ли почувствовала, то ли просто дернулась. В результате капитан лишь попал ей в длинное острое ухо. Ухо треснуло и надорвалось, со слабо слышимым хлюпающим звуком, а тварь вздрогнула и взревела. После чего Куминову пришлось прикрываться от быстрых взмахов пальцев с когтями, отбив несколько выпадов цевьем АДС.
        Капитан отбил очередной удар, выбросил вперед ногу, с хрустом раздробив существу локтевой сустав, неосмотрительно оказавшийся прижатым к борту. Быстрый выпад ножом закончил дело, перерубив трахею, связки, основные сосуды и проскрежетав по позвонкам. Кровь, черная в еле освещаемой тьме, ударила сразу, густо заляпав все вокруг. Но Куминов уже спихнул труп на рельсы, сумев увернуться от мгновенно зафонтанировавшей крови. Он крутнулся на месте, понимая, что Гречишина справилась, оглянулся, стараясь обнаружить новых врагов.
        Пулемет Шутяка не молчал, все еще отстреливая остатки снарядов из короба, но уже не так часто, как в самом начале. Куминов торопливо подошел к "своему" краю дрезины. Один из фонарей оказался разбитым, но и света оставшегося хватило для того, чтобы понять: тут все спокойно.
        - Все целы? - он поразился своему голосу, внезапно осипшему. - Все, говорю?
        - У меня все в порядке, - Шабанов посмотрел на Сашу. - У нашей профессорши вроде тоже.
        - В порядке... - Гречишина потрогала голову. - Хотя руку зацепили, сволочи. Гера, помоги замотать.
        - Сейчас... - Пчелкин поморщился. - А меня вот приложили, да как следует. Нога болит чего-то. Башка трещит, ужас...
        После чего он перегнулся через бортик и его вырвало.
        - Нормально... - протянул Хрусталев. - У этого сотрясение. Шут, ты в порядке?
        - Да. Короб помоги поменять, Вов, - невысокий разведчик с лязгом отсоединил опустевший, - заразы, вот заразы где.
        Венцлав встала, чуть покачнувшись, и отправилась к Пчелкину. Тот умылся, подставив лицо под воду, выливаемую чекисткой из фляжки. Присела рядом, включив фонарь и начала осматривать голову разведчика. Ругнулась и потащила к себе свой рюкзак. Открыла внешний карман и достала медицинскую укладку. Остро запахло спиртом, Пчелкин зашипел и дернулся, тут же оказавшись брошенным вниз твердой рукой ученой.
        - Потерпи, боец, потерпи. Сейчас не до нежностей... Юлька, достань из аптечки красную тубу с завинчивающейся крышкой. Себе восемь таблеток и Пчелкину, быстро. Хрусталев!
        - Я, товарищ военврач!
        - Быстро вспори рукав у Юльки!
        Лейтенант перестал улыбаться, поняв, что шутить не стоит. Тусклое от матового серого покрытия лезвие его ножа легко разрезало ткань. Чекистка вздохнула, прокомментировав действия разведчика:
        - Такой наряд испортил, просто ужас. Саш, может...
        - Не может! - Венцлав рявкнула на нее, не глядя и не оборачиваясь. Странно, но в голосе Саши, кроме злости, почему-то звучал страх, как показалось Куминову. - И не лепите сами ничего, подождите меня.
        Возражать на заявление девушки, которая ни разу за все время даже не занервничала, никто не стал. Та тем временем старательно обработала ссадины и неглубокий порез на лбу снайпера. Крови, как понял Куминов, было не очень много, но предварительно Саша протерла кожу вокруг смоченным спиртом бинтом. После чего, старательно помазав повреждения пахнущей камфарой и еще чем-то резким мазью. Запах напомнил антисептик, которым разведчикам приходилось пользоваться достаточно часто.
        - Ну-ка, Герасим, посмотри на меня... так. - Саша наклонилась к бойцу. - Помнишь, что было?
        - Напали на нас... Я стрелял, бля... ничего не помню...
        - Голова кружится? Тошнота есть?
        - Голова... ну так, слегка. Блевать вроде не тянет.
        - Хорошо. - Саша встала с коленей, подвинула рюкзак к Пчелкину. - Ложись и лежи. Ногу смотреть будем наверху. Пальцы шевелятся? Плохо шевелятся? Все, не дергайся. Юлькой сама займусь, не беспокойся, с ней все в порядке.
        Чекистка хмыкнула, сделав непонимающий вид. Венцлав перебралась к ней, заставив Хрусталева держать фонарь как можно удобнее для нее. Тут дело заняло больше времени. Запахи были те же самые, за исключением того, что кровью со стороны Гречишиной несло намного сильнее. Выудив из кармана ранца Юли ИПП[29], Венцлав с треском распорола внешний слой. Закончив перевязку и вкатив чекистке укол из разового шприца, девушка заметно успокоилась.
        Отошла к Куминову, села рядом. Вздохнула и полезла за сигаретами.
        - Сотрясение? - капитан повернулся к ней.
        - Похоже. Сейчас еще несколько раз нужно будет проверить симптомы, вдруг ушиб? Это хуже. Рассечение на голове неглубокое, но вот от чего? Как и у Юльки, мало ли что могло попасть в рану. - Саша наклонилась к нему, очень близко, коснувшись губами уха. Покосилась в сторону раненых, перешла на шепот. - Помнишь ведь?..
        - Помню... - Куминов помрачнел. Случай с Джанкоевым, пожалуй, тяжело было забыть. - Ты...
        - Откуда я могу знать? - Венцлав затянулась. - Откуда... А еще у Пчелкина запросто может быть сломана нога. Или трещина, по крайней мере. Очень похоже.
        - Саша, хватит шептаться! - Гречишина зашипела, зацепив повязкой один из рюкзаков с боеприпасами. - Не держи меня за дуру, хорошо?
        Венцлав повернулась к ней, испуганно подняв глаза.
        - Я вроде неглупая девочка, все помню и все понимаю. И не надо молчать о том, что может быть хорошо? - Гречишина злилась все больше. А сквозь злость Куминов явно ощутил страх, вполне себе такой рациональный страх. Это было плохо, очень плохо. Не к месту и не ко времени все сложилось.
        - Хватит! - ему пришлось поднять голос, потому что с рюкзака, еле видимое, белело испуганное лицо Пчелкина. - Прекратили орать, товарищ лейтенант госбезопасности!
        Странно, но окрик подействовал. Гречишина села, сжавшись в комок и не смотря вокруг.
        - Сколько ехать?
        - Минут пять... - буркнула она. - Приехали практически.
        - Отставить панику. - Куминов вздохнул. - Обработка была? Была. Что там было на заимке и что здесь - никто не знает. Впереди задача, и там у каждого шансов умереть куда как больше, так?
        - Так. - Гречишина сжала губы, смотря на него.
        - Я из-за этого устраиваю крик?
        - Нет.
        - Выводы?
        - Извини, Саш. - Юля нагнулась вперед и положила руку на плечо Венцлав, смотревшей в темноту. - Прости, пожалуйста. Накатило просто, устала, наверное.
        - Хорошо. - Саша пожала ее ладонь. - Все нормально. Осмотрим перевязку через час, может, что и поймем.
        - Отлично. - Чекистка выпрямилась. - Притормаживай, Воронков, почти приехали.
        Разведчик кивнул головой, плавно переключил рычаги, и дрезина начала сбрасывать скорость. Куминов мотнул головой, и Расул, все понимающий без слов, занял его место. Капитан прошел вперед. Присмотрелся к освещенному куску длинной и вытянутой бетонной плиты, выступающей сбоку.
        Дверь виднелась в глубокой нише. Та самая, которая была отправной точкой в самом городе. А больше ничего примечательного, странного, бросающегося в глаза или важного и не было. Такая же будка, как и на предыдущем месте, с которого группа стартовала в Куйбышев на дрезине. Никаких эсэсовцев в кожаных длинных плащах и с автоматами наперевес, или просто ребят в фельдграу. Нацеленных стволов, ставших привычными оскаленных пастей или чего-то вроде того - нет. И то хлеб.
        Колодки с тихим скрипом остановили ход катков, дрезина остановилась, вздрогнув. Хрусталев скользнул вперед, водя перед собой стволом ПП. За ним, также неуловимыми движениями, на бетоне оказались Шутяк и Воронков, прикрыв обе стороны тоннеля. Куминов, не дожидаясь новых неприятностей, помог встать Пчелкину, поддержал, пока тот шел к лестнице. Остальные начали выбрасывать рюкзаки и все прочее, чего оказалось немало. Капитан взглянул на оружие и прикинул - сколько же надо нести? Идти в "Берлогу" лишь с заглушенным пистолетом-пулеметом хотелось не очень сильно. А если быть точным, то не хотелось вовсе. Менять собственный проверенный АСД на кургузый огрызок... Куминову было откровенно жаль. Да и как можно быть уверенным в его качествах, практически не проверив в бою? Не считать же стрельбу по пусть и огромной, но все-таки крысе, проверкой.
        - Чисто. - Хрусталев очень тихо спустился вниз по ступенькам. - Что за дверью, не знаю, звук она точно не пропустит.
        - Саша... - Куминов повернулся к девушке. - Посмотри, как раненые.
        - Хорошо.
        Венцлав занялась Пчелкиным, которого блевать уже не тянуло, но состояние бойца было далеко от хорошего. На взгляд Куминова. Как оказалось, взгляды его и Саши в данном вопросе уже расходились. После быстрого осмотра девушка заставила Герасима наклониться вперед несколько раз подряд, проверила пульс и расстроилась, что не может провести более серьезное исследование. Когда капитан, смотревший на все это с недоумением, поинтересовался, что же она делает, ответ был кратким:
        - Не сейчас, надо выбираться. Пока могу сказать, что все намного лучше, чем думала.
        - В том, что выбираться надо, ты, Сашка, полностью права. - Гречишина поскребла пальцами по повязке. - Зараза, уже чесаться начала.
        Капитан покосился в ее сторону и понял, что задавать вопросы Венцлав у него желания нет. Потом, при первой же возможности, обязательно расспросить про все. Потому что не может такого быть. Если Гречишиной с полчаса назад только обмотали руку бинтом, как рана под повязкой может начать чесаться? Сейчас поврежденные ткани у чекистки должны начать очень сильно болеть дергающей и пульсирующей болью изнутри. А что на самом деле?
        - Чего? - Гречишина поймала его удивленный взгляд. - Ааа... Саша ничего не говорила?
        - Про что?
        Юля покачала головой. Достала из кармана куртки металлическую тубу с закручивающейся крышкой, похожую на те, что были у Венцлав.
        - То есть, Саша, ты не говорила разведке про то, что выдаешь им последние два дня не витамины, а вот это?
        - Нет, пока не говорила. - Венцлав поправила рюкзак за спиной. - И тебя за язык не тянула.
        - Так... - Куминов со злостью посмотрел на обеих. - Разговор про это на месте, перед тем как выдвинемся в Берлогу. Но полностью, честно и для всех. Нет - пожалеете. Мне надоели непонятные игры там, где их не должно быть. Все ясно?
        - Да. - Саша побледнела, но смотрела на него пусть и с каким-то стыдом в глазах, но гордо и не отводя взгляда. Куминов почувствовал, как неожиданная злость начинает уходить, оставляя на месте себя только небольшую растерянность и обиду.
        - Как скажете, товарищ командир. - Гречишина улыбнулась, набрасывая на плечи лямки. - Разве можно скрывать что-то от боевых товарищей, не так ли?
        Чекистка начала подниматься по ступеням. Встала на последней, достав связку обычных с виду ключей. Вытащив нож, поковырялась им в левой стене у косяка, что-то бережно отщелкивая. Чуть скрипнув, в бок откинулась небольшая заслонка. Куминов поднялся, заметив что-то, похожее на прибор наблюдения в бункере. Так оно и оказалось, чем Юля не замедлила воспользоваться.
        - Чисто, капитан. Можем выходить.
        Дверь открылась в невысокий прямоугольник гаража, похожий на те, что строили для школ Осоавиахима, типовой, с тремя ремонтными ямами для машин. Одна из них, старая полуторка, из тех, что еще работали за Уралом, ржавела в углу. Валиев скользнул вперед, укрываясь за опорами из балок. Остальная группа тоже не задержалась, растекшись по помещению. Чуть помедлив, Гречишина подошла к одной из ям. Механизм дальнейших действий Куминов уже представлял. Так и оказалось, как думал.
        Нырнув в темную дыру подземного хода, группа выбралась на задний двор одного из домов, стоящих среди заброшенного поселка из точно таких же. Выход оказался обычным погребом омшаником, находившемся во дворе. Сам спуск в него, густо закрытый сухим бустылем, был практически незаметен, как понял капитан. Звука работающих моторов не было слышно. Во всяком случае, вблизи от них звуков, нарушающих еще ночную тишину, было немного. Да, где-то сбоку, чуть левее, все-таки ворчали какие-то машины, оттуда же пробивался свет от прожекторов. Лая собак практически не было слышно, хотя ветер донес хриплый лай сторожевых овчарок, который ни с чем не перепутаешь. В остальном все пока было в полном порядке, давая хорошую надежду на завершение этого этапа операции. А до него, как понимал капитан, было не так уж и много по времени. Оставалось лишь найти место последнего старта группы. Куминов осторожно повертел головой и сразу наткнулся на такие памятные развалины, фигурировавшие среди остальных фотографий в папке, которая была у него на совещании. Дошли, все-таки дошли.
        - Овраг подпольщиков... - Гречишина оказалась рядом. - Отсюда снова под землей, только ногами. Вон в ту сторону.
        Капитан повернулся в указанную сторону. Начинало светать, и панорама перед глазами открылась широкая. Тем более что сам поселок стоял на небольшой возвышенности, с которой было хорошо видно все вокруг. Взгляд приковала чуть широкая светлая полоса с темной лентой нависающих Жигулей справа. Капитан смотрел и понимал, что видит то, что было его собственной мечтой так долго. Волга...
        - Дошли, командир. - Рядом стоял не пойми чему улыбающийся Хрусталев. - Добрались...
        - Ага. - Куминов хотел достать бинокль, но толку от него в рассветной полумгле было мало. - Похоже, что мы одни и дошли...
        - Думаешь? - лейтенант скрипнул зубами.
        Куминов не ответил, лишь пожал плечами. Слабо верилось в то, что ребята, прикрывающие его группу, смогли прорваться через плотный заслон немцев. Да и они сами, если бы не Гречишина, вряд ли смогли добраться так просто. Хотя... жизни стольких друзей, отданные за несколько дней, легко ли это? Капитан вздохнул, понимая, что очень многое сделанное для победы не вернешь.
        - Двинули, нечего стоять. - Он повернулся к Хрусталеву, показывая на развалины. - Туда, по двое, остальные прикрывают, начали.
        Расул и Хрусталев, перевалившие через высокий сугроб, который создали заросли бурьяна, метнулись в сторону разрушенного дома. Добежали, заскочив в темные груды битого кирпича, взяли под контроль два пути подхода со стороны. Воронков с так пока всего один раз использованной станцией за спиной и Шутяк рванули следующими. Между ними, бережно поддерживаемый, болтался Пчелкин. Снег, выброшенный из-под подошв, взлетел вверх легкой пылью, отметив дорожку из ровных, след в след, шагов разведчиков. Куминов и Гречишина, дождавшись, когда снайпер, прикрывая их, окажется там же, и только тогда отправились к основной группе.
        Капитан, быстро проскочив открытый участок посреди улицы, добежал до того, что осталось от сеней, ведущих в дом. Прижался к еще крепкому фундаменту, серой полосой выступающему вперед, оглянулся. Светало все сильнее, небо на глазах голубело, теряя глубокий синий цвет. Снега на сегодня вроде бы не намечалось, ни одной тучи не виднелось на горизонте.
        Посмотрел по обе стороны невысокого, давно завалившегося заборчика из досок, не заметив какой-либо опасности. Все было спокойно. Еле уловимый ветер покачивал несколько уцелевших фонарей на почерневших столбах. Начали просыпаться вороны, чьими гнездами все семь берез, что находились рядом, были усажены полностью. Вороний грай, вначале тихий, нарастал, перекрывая все остальные звуки. Вдали, где улочка, чуть петляя, спускалась в сторону реки, внятно раздался звук нескольких едущих автомобилей. Пора была скрываться и вновь уходить под землю, откуда группа должна дойти до конечной цели маршрута.
        - Где Гречишина? - Куминов оглянулся, ища глазами девушку.
        Воронков показал на провал, ведущий в сам дом. Капитан скользнул туда, чертыхаясь про себя, начиная вновь злиться на неутомимо раздражающую его представительницу НКГБ. Ее выходки, независимость и некоторые непонятные моменты в поведении выводили Куминова из себя. Он был очень благодарен ей за относительно безопасную проводку РДГ до города, но иногда, как сейчас, например, она его откровенно злила.
        Сени были недлинными, заканчиваясь двумя проемами, один из которых явно вел в небольшую, полностью завалившуюся кладовку. Дверь, когда-то зеленая, выглядывала из-под обвалившейся штукатурки, битого кирпичного лома и мусора, нанесенного со временем. Едва заметный след Юли, ловко скакавшей по горкам стройматериалов, кочкам заледеневшей воды и доскам, вел ко второму проему. Куминов едва не подскользнулся на одной из кочек, образовавшихся сразу после первых заморозков, спрятанной под легким слоем вчерашнего снега. Выругался. Услышал, как там, за полуразвалившейся стеной Гречишина что-то тяжело ворочает, и немного застыдился собственной слабости. Девчонка там одна пыталась, скорее всего, убрать в сторону завал над люком, а он тут на нее злился. Шагнул в помещение, сразу увидев Гречишину.
        Та действительно растаскивала в стороны рухнувшие и прогоревшие стропила, обугленный кухонный шкаф и плиту, чугунную, совершенно неприподъемную на первый взгляд. Куминов толкнул ее в плечо и покрутил пальцем у виска, показав на бывшую кормилицу дома. Мол, совсем сбрендила, такие тяжести тягать в одиночку? Гречишина скорчила гримаску, отмахнувшись. Капитан налег вместе с ней на угол плиты, понимая, что время дорого. Под ножками треснуло, и плита медленно завалилась на бок, скатываясь вниз. Конфорки Юля предварительно сняла, но грохота хватило. Куминов, уже не таясь и не стесняясь, выругался сквозь зубы, досадуя на собственную непозволительную ошибку.
        - Пронесет, капитан, не переживай. - Юля блеснула зубами, улыбнувшись. - Давай-ка люк поднимем.
        Под разбросанным завалом оказался деревянный люк, ведущий в подпол. Куминов в очередной раз поразился предусмотрительности тех, кто все это когда-то спланировал и спроектировал, делая это в момент спуска по невысокой лестнице. Включил фонарь, выхватив из темноты доски, на которых стояли банки с давно взорвавшимися крышками. На полу, земляном и утоптанном, все было усеяно осколками стекла. Погребок был небольшим, чуть вытянутым и узким. Только двоим и развернуться, разве что. Он повел лучом в стороны, остановившись на темной куче задубевшего тряпья в дальнем углу. Присмотрелся.
        Из-под двух когда-то толстых и теплых тулупов виднелись остатки тонких косточек кисти руки. Начисто обглоданных крысами и отбеленных потом временем. Платок, бывший в прошлом наверняка ярко-красным, с узорами, сейчас стал серым и был покрыт стародавними следами плесени. Цвет волос Куминову разглядеть не удалось, но он и не старался. Картина была ясной и понятной: бомбардировка, мать с ребенком закрываются в подполе. Было ли им известно про вход в сложную систему ходов под городом? Судя по обглоданным костям - явно нет.
        - Беженцы, скорее всего. - Гречишина положила руку на плечо. - Вполне могло оказаться, что они здесь очутились по чистой случайности. Когда немцы подошли к городу, мы потеряли много людей. Наших людей, читала про полный провал первой сети подполья. В доме жили наши офицеры, скорее всего, что их как-то вычислили, убили. Потом была путаница, чехарда при переезде управления наркомата из Москвы, забыли, заселили обычных беженцев. Думаю, что именно так и вышло. А их в подполе и завалило обломками, черт. Многих из тех, кто сбежал из Куйбышева, наших в смысле, за провал в деятельности подполья расстреляли. Пощады паникерам не было.
        - Ладно... - Куминов перестал смотреть в угол. - Это им вот объяснить бы, да поздно. Где вход?
        - Здесь должен быть. Помоги...
        По ее указанию капитан взялся за один из деревянных стеллажей, поразившись тому, что дерево не превратилось в труху, как стоило предположить. Налег, напрягая мышцы в руках, плечах и спине. Заскрипело, подаваясь под их совместным усилием. Кусок стены, оказавшийся лишь ширмой, на которой не было, судя по весу, настоящих кирпичей, провернулся на штырях, утопленных в толстую коробку, идущую по открывшемуся проему. Фонарь выхватил из темноты черную, с полностью облупившейся защитного цвета краской, массивную дверь. Петель Куминов не заметил, лишь колесо запорного механизма и толстую скобу вместо ручки. Возле нее на полотне, так уже привычно, примостился небольшой металлический прямоугольник, скрывающий в себе кодовый замок с дублирующей прорезью для металлической пластины ключа.
        Гречишина отстегнула клапан подсумка, достав небольшой брусок, сделанный, похоже, из дюралюминия. Щелкнула кнопка фиксатора, развалив его на несколько отдельных полос с отверстиями разного диаметра и расположенности. Девушка вставила одну в прорезь, предварительно впрыснув в механизм немного масла. Куминов уже понемногу начинал смеяться про себя над этой особенностью операции. Куда ни сунься - везде смазывать надо, чтобы открыть или чтобы не скрипело и тому подобное. Хорошо хоть, что после смазки все эти скрытые механизмы работали.
        Чекистка подсветила себе фонарем панель с клавишами, быстро и точно нажав нужную комбинацию, одновременно кивнув капитану на колесо. Куминов, услышав звонкий щелчок внутри двери, налег на него, проворачивая. Штыри, надежно державшие дверь с трех сторон, вклиниваясь в разъемы стен, плавно ушли в корпус. Он налег на нее, нажав в сторону от "штурвала", толстая металлическая пластина с прорезиненными краями подалась, утопая в паз. Ушла почти на две трети, остановившись лишь за счет упершегося в стену колеса. На капитана легко подуло выходящим теплым воздухом с ощутимым запахом сырости.
        - Ну вот... - Гречишина посмотрела вперед, осветив фонарем серые стены в ржавых потеках и белых следах от грибка. - Нам сюда.
        - Зови остальных. - Куминов прислонился к косяку, стараясь осветить как можно больше пространства перед собой. Подождал, пока чекистка уйдет наверх, и двинулся вперед, идя осторожно и подсвечивая под ноги.
        Пол был залит раствором, который потрескался во многих местах. Сырость проникла в коридор давно, покрывая его тонкой и хорошо заметной пленкой из налета, плесени и чего-то вязкого, липнувшего к подошвам. Куминов заметил много насекомых, в основном мокриц и многоножек, неторопливо ползущих тут и там по своим тараканьим делам. Перевел фонарь на стену, осветив деревянный также, на удивление, ничуть не подгнивший щиток, на котором за плотно закрепленным оргстеклом крепился белый листок.
        "Объект " 123/88-бис НКГБ СССР, введен в строй... мая 1942 года, проверен на...... 1943 года, зам. нар... дой по состоянию на... 43-го... находится в удовл...м состоянии. Зам. нач..."
        Остальное было абсолютно нечитаемым. Замазку, на которой сидела герметичная резинка ограничителя, уничтожило то ли время, то ли грызуны, чему Куминов вовсе не удивился. Катышки мышиного помета на полу также присутствовали. Да уж, подумалось ему, лишь бы туда дальше не рухнул кусок перекрытия. Иначе толку от этого хода, как от козла молока.
        За дверью послышался шум от шагов. Кто-то задел за один из стеллажей, уронив несколько уцелевших банок, взорвавшихся с грохотом, не уступающим гранатному взрыву. По грохоту патронной ленты в коробе и по легко узнаваемым выражениям капитан сразу определил Шутяка, который наверняка зацепил стеклянные емкости стволом пулемета, который тот упорно тащил с собой.
        - Рот закрой! - Куминов рявкнул в темноту. - Чего шумишь?
        - Да там вон баба с дитем...
        - Ты чего, скелетов не видел, что ли? Чего с тобой, Дим?
        - Да не знаю я! - Шутяк возник в проходе, невысокий, плотный, увешанный боеприпасами, злой, как голодная дворняга. Брови сведены вместе, глаза злые... вот этого еще сейчас не хватало Куминову.
        - А ну отставить, воин! - он повернулся к бойцу. - Ведешь себя, как...
        - Нормальная реакция на препарат "Волна". - Саша прошла в коридор следующей. Оперлась спиной на стену. - То самое, что я вам давала, товарищ капитан. Побочные эффекты - легкая раздражительность, агрессивность, иногда сонливость. Всего делов-то.
        - Да ты что? - капитан посмотрел на нее и улыбнулся. - Всего делов-то, на самом деле, ты подумай! А меня поставить в известность, товарищ профессор, вы не подумали?!
        - Коль, а Коль? - она посмотрела на него спокойно и устало. - Тебе от этого проще стало бы, легче, может быть?
        - Саш...
        - Что "Саш"? - девушка подошла к нему вплотную. - Ты обсуждаешь приказы командования, солдат? Вот и я не обсуждаю, только шила в мешке не утаишь, вот и все. Вылезла правда, я призналась, что делать-то теперь?
        - Что дает этот твой препарат? - Куминов стиснул челюсти, еле сдерживаясь от накатившей злости.
        - Выносливость, повышение ваших и без того хороших реакций. Помогает быстрой регенерации тканей, если ранение средней или легкой степени тяжести. А злишься потому, что в составе препарата есть вещества, которые способствуют излишнему выделению адреналина. В момент боя это только вам на руку, при бездействии ведет к легко возбуждаемой ярости и злости. Все просто, командир, очень просто.
        - А если бы мы его принимали без боев и на протяжении месяца?
        - Этого делать нельзя, максимальный срок приема препарата в невысокой концентрации - неделя. Она еще не вышла, впереди задача, где он пригодится. И еще, Коль, сейчас достаем те самые одноразовые ампулы с иглами, две штуки на каждого. Про которые говорили еще перед выходом группы. Делаете по одному уколу, не больше. Пользоваться остальными следует лишь в самом крайнем случае и не подряд, ни в коем случае не подряд.
        - Что в них?
        - Препарат улучшенной формулы содержания и с повышенной концентрацией активных веществ, воздействующих на незадействованные резервы организма. Передозировка наверняка ведет к смерти, будьте аккуратны. Пожалуйста.
        - Хорошо. - Куминов согласно кивнул головой. Что ему оставалось делать, если тут за него уже давно все решили и не предлагали чего-то плохого. Было немного обидно от ощущения манипулирования самим собой кем-то там, наверху, не больше. Он солдат, его дело воевать и выполнять приказы.
        Группа полностью спустилась в подвал. Воронков оставил наверху Пчелкина, прикрывающего вход в подвал. По стенам и самого подпола, и в самом начале тоннеля заложили заряды, соединенные в несколько линий. Механические детонаторы, разбросанные в четырех местах, гарантировали Герасиму возможность подорвать вход в подземелье в случае, если его отрежут от основного. Снайпер молчал, глядя на них, собирающихся в самую сложную часть пути. Молчал, но по глазам и слегка трясущимся губам можно было сказать многое. Куминов подошел к нему, положил руку на плечо, второй пожал ладонь:
        - Гера, кто-то должен остаться...
        - Я понимаю. - Снайпер вздохнул. - Но...
        - Это даже не приказ, друг. Так надо.
        - Ладно, идите. Жду здесь...
        Группа по очереди пожала ему руку. Гречишина задержалась, спустившись вниз последней. Куминов подождал, пока она зайдет, задвинул назад дверь, прокрутив штурвал запора и услышав звук запоров-штырей, прочно вставших на свое место.
        - Ты оставила ему ключ?
        - Нет. - Девушка почесала переносицу. - Но хотела, если уж начистоту.
        - Понятно. План этих-то катакомб у тебя есть?
        - Да, держи. - Юля протянула Куминову закатанный в тонкий пластик небольшой прямоугольник. - Мне не надо, я все помню.
        - Хорошо. Это... ты извини меня, я сорвался недавно.
        - Да все нормально, капитан. Пошли работу делать, у нас приказ. О чем думаешь, как живым остаться?
        - Нет. - Куминов посмотрел на своих последних разведчиков. - Про другие группы.
        Глава 14
        "При воспитании психологической устойчивости главные усилия должны быть направлены на то, чтобы любые неожиданности для разведчиков стали привычными. Чтобы неожиданность стала правилом, сюрприз - закономерностью, а внезапное изменение ситуации - обычным делом".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Иволгин выдохнул, коротко и хрипло. В висках и груди колотило, дышалось тяжело, в легких свистело и булькало. Капитан приложил ладонь к ребрам справа, чувствуя, как пальцы враз стали теплыми и мокрыми. Сил практически не осталось, во всяком случае, не на бег. Дела... ничего не скажешь. Разведчик сплюнул алой слюной на снег, остановившись. Спрятался за ствол ближайшего дерева и осторожно огляделся по сторонам. Сколько до врага? Сколько ребят осталось?
        Сбоку, прячась в густом ельнике, скользнули двое. Иволгин присмотрелся. Да, Варфоломеев и Ткаченко, как обычно держащиеся вместе. Рядом с ним, прижавшись к высоченной березе, жадно глотал воздух Лукашевич. И чуть в стороне, укрывшись за толстым комлем поваленной здоровущей ели, уже проверял прицел Ованесян. И все, никого больше у него не осталось. А еще вчера, когда его группа нос к носу столкнулась с остатками РДГ Абраменко, их было четырнадцать. Сейчас - пятеро, выживших из двадцати четырех, стартовавших всего три дня назад. Иволгин поднял голову, слыша, как там, позади, с треском завалилось дерево. Чуть позже - второе. Чихание моторов слышно не было достаточно давно. Немудрено, в такой бурелом танки и бронетранспортеры все же не сунутся. Становится совсем ясно - кто валит деревья, поддерживая загонщиков-егерей.
        Дальше он-то точно бежать не сможет. С дыркой в легком не побегаешь... Иволгин криво усмехнулся. Даже побороться с гансами напоследок нормально не получится. Что сделаешь с ходячими танками, которые сейчас продираются сквозь подлесок сюда, имея лишь пару гранат? То-то и оно, что мало что сможешь. А уходить с простреленным виском капитану не хотелось. Не для того они воюют, не для того. Оставалось лишь надеяться на то, что пехота выскочит раньше, не держась за "Раубриттерами". А уж с ними-то можно и поквитаться.
        Иволгин посмотрел на оставшихся ребят. Говорить не пришлось, все было ясно. Целых не осталось, а бежать дальше - смысла нет. Хуже будет, если кто-то потеряет сознание и окажется в плену, подобранный егерями. Уж они-то по следу точно пойдут, не отстанут. Значит, сейчас будет бой, последний, страшный. И его немцы, принявшие в нем участие и выжившие, запомнят надолго. Капитан иллюзий не строил, шансов у остатков двух РДГ не было. Вернее, был шанс. Один на миллион.
        Хруст раздавался все ближе. Последние из оставшихся птиц торопливо улетали прочь от мерно шагающих механизмов и людей. Иволгин проследил глазами за маленькой стайкой юрких снегирей, низко пролетевших напротив. Глаза защипало, неожиданно и странно. Одна из птиц, отставшая, выскочила прямо на него. Капитан застыл, глядя на небывалое поведение осторожного пернатого. Там, откуда он ждал врага, со стоном свалилось еще одно дерево. А разведчик, у которого внутри все хрипело, смотрел на маленького красногрудого снегиря, неожиданно наплевавшего на осторожность и не торопившегося догонять сородичей. Потом птичка все-таки взмахнула крыльями, поднялась выше и взмыла в небо, освободившееся от низких серых туч. Иволгин проводил снегиря взглядом, старательно запоминая невеликую птицу, покрасовавшуюся перед ним. Потом улыбнулся, глядя в режущую глаза яркую синеву. Хороший день, красивый.
        - Готовы? - голос сорвался в глубокий, рвущий изнутри кашель. Снег под ногами покраснел еще больше. Разведчики кивнули, слитно и разом. - Хорошо...
        Пальцы, которые Иволгин потихоньку стал ощущать все хуже, автоматически пробежались по подсумкам с боеприпасами. Негусто, мда... Но этим, которых капитан уже видел среди стволов и сухостоя, хватит. По горло хватит, ишь, собаки бешеные, даже красться прекратили, уже победителями себя ощущают. Ничего, херры сраные, сейчас ощутите вкус победы. Иволгин щелкнул пальцами, привлекая внимание Ованесяна, уже прицелившегося. Тот сначала не понял, но потом мотнул головой, давая фрицам подойти ближе. Бить надо наверняка, только так.
        Иволгин поднял "штурмер", выбрав одну из фигур, становящихся все ближе. Палец мягко лег на холодную полоску скобы. Осталось немного...
        Группу Абраменко зажали с трех сторон в районе заброшенной деревни, загнали на самый ее край. Она могла бы уйти и скрыться парой часов ранее, но винты "Драккенов" разгоняли винтокрылые машины намного быстрее. Хотя начиналось все хорошо, относительно хорошо.
        На маршрут его РДГ вышла быстро, прикрываясь отходом немцев с позиций. Как прошли остальные группы, Абраменко не знал. На связь он вышел поздно ночью, заставив бойцов отмахать по прямой километров с шестьдесят. Риск был, но старлей рисковать любил. Задача не была простой, была она непонятной. Это Абраменко не нравилось сразу, как только узнал, что надо дойти до точки и лишь там, если их не будет ждать связной - запрашивать директивы от штаба. Что было в городе, куда они бежали? Вот в чем вопрос. Но задаваться им он не стал, довольствуясь приказом. Надо - значит, надо, что тут голову ломать?
        Ночь РДГ старшего лейтенанта Абраменко встретила в глухомани у села Альметьево. Село было большое, как-никак районный центр. Подумав, командир группы решил преднамеренно встать на лежку именно здесь и оставаться до вечера следующего дня. Такой наглости фрицы явно ожидать не будут. Ведь на территории райцентра, по имеющимся данным, расположились три роты фельдъегерей, стоявших в нем постоянно. Плюс танковый взвод и подразделения тыловой поддержки. Ну, кто, скажите на милость, совершит настолько глупый и нахальный поступок, как остановка разведгруппы в его окрестностях. Первоначально так и было.
        Ближе к сумеркам, до которых оставалось не больше часа, группа начала готовиться к выходу. Проверяли боеприпасы, надежность креплений и самих лыж, тщательность обмотки металлических мелких деталей амуниции. Абраменко немного нервничал от того, что не было возможности сделать доклад, но это казалось лишь мелкой и временной неприятностью. Радиомолчание вблизи линии фронта было обязательным для положительного исхода всей операции.
        Бойцы, стараясь двигаться незаметно, начали собираться у выхода из густой рощицы, росшей наособицу и в стороне от основного лесного массива, в который РДГ сейчас и готовилась стартовать. Вчера вечером, выходя на последний рывок, Абраменко не учел обстоятельства, которое на карте было показано достаточно четко. А он просмотрел пустой кусок, расстоянием около километра. Как результат - группе надо было преодолеть открытое пространство незаметно и быстро. Приходилось ждать темноту, рисковать заданием и людьми было нельзя. Вчера и сегодня, все время, что РДГ находилась в рощице, выставленные наблюдатели не заприметили каких-нибудь тревожных признаков. К моменту, когда РДГ должна была споро и скрытно пересечь белое полотно и укрыться среди леса, который дарил им несколько часов относительной безопасности, беды ничего не предвещало. Плохого Абраменко ждал лишь после выхода из-под деревьев и бега по степи, открытой и практически плоской. Он ошибся.
        Пулеметы ударили в момент, когда две первые тройки разведчиков уже скользнули под тяжелые, скрываемые густым снегом, что валил весь день, кроны деревьев. Били точно, зацепив последнюю тройку, в которой шли бойцы прикрытия. Два небольших броневика, стоявших на самых окраинах села, не могли нащупать лучами прожекторов всю группу, которую скрывал снегопад. Но часть своего дела они сделали. Три сломанных фигуры, только начинавших разгон, упали в снег, не успев даже вскрикнуть.
        - Ходу! - Абраменко толкнул связиста, почти зашвырнув его в спасительные заросли впереди. - Живо!
        Сзади продолжали раздаваться пулеметные очереди, срезая ветки и сбрасывая на разведчиков снег. Чуть позже гулко грохнуло. Лейтенант вздрогнул, понимая, что кто-то из бойцов выполнил свой долг, подорвавшись сам и добив товарищей. РДГ быстро уходила в лес, стараясь оторваться, выжать хотя бы немного времени. Абраменко, указав бегущему в самой голове верзиле Якубовскому направление, не отставал от связиста. Иллюзий у него не было, в ближайшее время их начнут зажимать в кольцо, зажимая челюсти капкана, который уже сейчас создается опытными загонщиками.
        Ветви хлестали по лицу, приходилось постоянно беречь глаза. Группа шла ходко, втянувшись в необходимый для попытки выжить ритм. Задание было практически проваленным, старший лейтенант понимал это. Оставалось лишь одно - поиграть в кошки-мышки с немцами, давая возможность выбраться другим группам, и выполнить приказ. Это Абраменко и собирался сделать. На короткой остановке, минут на пять, подсветив фонарем карту, стало ясно - надо уходить в сторону Кошек, лежавших уже в Куйбышевской области. Немцы нашли под ними нефтяное месторождение, и прорыв группы, стремящейся уничтожить нефтеперегонный завод, не выглядел бы глупым. Такие акции разведка фронта проводила постоянно, значит, немцы смогут принять их за обычных диверсантов, пускай и провалившихся, но из русского упорства и упрямства продолжавших идти к цели.
        Клещи начали сжиматься, лишь только рассвело. Отмахавшая за ночь половину расстояния до Кошек группа была вымотана. Местность вокруг была часто пересеченной оврагами и холмами, а вот леса было не очень много. Абраменко понимал, что шансов у них мало, уж выжить точно.
        Темные точки вертолетов, зависшие на горизонте, лишь подтвердили опасения. Перед тем, как разведка сорвалась в рвущий мышцы бег, рассыпавшись по одному, он успел определить последнюю цель последнего выхода своей группы. Небольшая деревенька, совсем неподалеку, всего в трех километрах. Только эти самые три километра - многие ли из них пробегут до конца?
        Первые залпы авиационных МГ-131 раздались в момент, когда РДГ прошла половину расстояния. Бегущий справа от Абраменко связист Ягудин успел вскрикнуть, прежде чем тринадцатимиллиметровые снаряды крупнокалиберного и скорострельного немецкого пулемета практически разорвали его пополам. Лейтенант выматерился, наподдав ходу, не останавливаясь. Стальная коробка станции, укрытая в грубом брезенте ранца за спиной погибшего товарища, была уничтожена. В этом он не сомневался.
        Один из "драккенов", с воем и гулом рубящих небо лопастей, прошел над ними. От его бронированного днища, покрытого светлыми и голубыми пятнами камуфляжа, в сторону крайних лыжников, отставших от остальной группы, протянулись яркие ленты трассирующих зарядов. Пока повезло, бортовой стрелок на немецком геликоптере то ли просто стрелял плохо, то ли низкий ход и высокая скорость не дали прицелиться лучше. Очереди, протянувшиеся к людям внизу, лишь подняли белые фонтанчики намного левее.
        - Хрен косой... - лейтенант сплюнул вязкой слюной, оскалившись в злой ухмылке. - Колбасник, мать твою!
        Второй из вертолетов, шедший ведомым, помешал ему радоваться, засадив в их сторону НУРСами. Громыхнуло сзади и чуть сбоку, свистнуло, бедро старшины обожгло, он коротко выдохнул, стараясь не снизить скорость, но уже не получалось. Ткань халата из белой быстро становилась ярко-красной. Абраменко охнул, попытавшись перенести вес тела на раненую ногу, сжал зубы и покатился вниз, мысленно молясь Богу, в которого не очень-то и верил, о помощи. Внизу была деревня, возможность потеряться среди строений, наложить бинт, не дать крови, такой сейчас драгоценной, уйти из него раньше времени. Перед глазами торопливо наворачивали круги разноцветные спирали, руки и ноги слушались все хуже. Он успел заметить, что основная часть бойцов успела скатиться вниз, к вытянутому забору, перегораживающему путь, и сейчас, пригнувшись, рысцой бежали в сторону ближайших строений. Со стороны солнца заходил ведущий "Драккен", разрезая воздух винтом, стараясь успеть и не дать им рассыпаться. Второй с гулом прошел над Абраменко, сбив-таки его с ритма торопливой и захлебывающейся очередью из хвостового МГ-18. Один из последних
разведчиков оглянулся, заметив притормаживающего командира. Лейтенант махнул ему, приказывая быстрее укрываться, но тот не послушал.
        Уже падая на снег, в нескольких десятках метров от спасительных остатков стен, Абраменко услышал новые звуки, заставившие скрипнуть от злости зубами. Транспортно-штурмовые "Хеймдалли", как всегда под завязку набитые егерями, садились на холмах, оставленных позади. Разведчик, ждавший командира, подполз ближе, подтянул к себе. Старшина привалился спиной к просевшему сараю, перетянув бедро тонким кожаным ремешком, который носил вместо жгута зимой. Подсунул плотный, нераскрученный, лишь растянутый бинт, зубами вспоров упаковку. Усмехнулся, поймал недоуменный взгляд бойца, лежавшего рядом.
        - Да смешно, Игорь... - Абраменко проверил надежность кустарного тампона на бедре. - Подумал про стерильность у бинта, чтобы заразы не занести.
        - Смешно. - Игорь криво усмехнулся. - Сейчас посмеемся.
        - Это точно, и...
        Договорить Абраменко не дали. Развернувшийся "Драккен" прошелся по разваленной деревеньке, давно брошенной жителями, как плуг по пашне. Вооружение, установленное в самом корпусе и крепившееся на небольших выступах-пилонах, прошерстило все, до чего дотянулся вертолет. В воздух полетели доски, битый шифер, рваная жесть кровли, щепа от разлетающихся трухлявых бревен, ошметки дранки от стен небогатых хат. Гремело, грохотало и свистело, разом заполнив все вокруг. Оставшиеся в живых разведчики вжимались в землю, прятались за остатками кирпичных печей, от которых семи и тринадцатимиллиметровые снаряды отсекали крошку и разносили в мельчайшую пыль. После стального вихря, посланного ревущим вертолетом, двое бойцов не встали.
        Второй "дракон" прошел над головами, не открывая стрельбу. Абраменко, у которого чуть потемнело в глазах от кровопотери, тоскливо вздохнул. Их решили все-таки брать живыми, вернее - немцы решили попытаться. Но что же... пусть пробуют. Как они там? Старшина поднес к глазам бинокль, пытаясь определить: кто же и количество тех, кто сейчас движется к ним. Вышло плохо, пальцы тряслись мелкой дрожью, изображение смазывалось и скакало. Абраменко подкрутил фокусировку, заметив что-то странное среди еле заметных светло-серых фигур, постепенно охватывающих лощину, в которой находилась деревенька.
        - Твою-то мааать... - протянул старшина. Линзы бинокля выхватили между высокого бурьяна мощный силуэт, уверенно двигающийся в сторону русских. Абраменко неуверенно пожал плечами, продолжая наблюдать.
        Ошибки не было. Кроме давно привычных для РДГ, постоянно ходившей за линию фронта, вниз сейчас двигался тот самый экземпляр, что старшина видел на фотографиях в землянке комполка. И не один. Старлей успел заметить трех как минимум немецких чудо-солдат, практически не скрывающихся.
        Высокие, очень высокие, в защитной экипировке, похожей на ту, что носят тяжелые пехотинцы при штурмах укрепрайонов. В обтекаемых шлемах, как у подразделений воздушного десанта Вермахта. Двое с пулеметами, еще у одного что-то странное, напоминающее ствол "восемьдесят второго" полкового миномета с бочонком посреди. Абраменко покачал головой, понимая, что будет та еще мясорубка.
        - Сколько живых осталось? - Он напрягся, кричать было тяжело.
        - Восемь. - Якубовский, лежавший справа, за проржавевшим корпусом одного из первых советских тракторов с ХТЗ, ответил за всех.
        - Готовьтесь, хлопцы, сейчас начнется. - Старший лейтенант лязгнул затвором автомата, поменяв магазин. - Вот прямо сейчас и начнется.
        И не ошибся. Трое непонятных немцев-штурмовиков были, конечно, серьезным противником, но полувзвод егерей из контрпартизанских подразделений СС был серьезнее. Стрельба началась минут через пять, схватка оказалась быстротечной и сложилась не в пользу РДГ.
        Разведчик, лежавший рядом с командиром, успел среагировать первым, увидев среди разбросанной поленницы крайнего дома двух немцев с МГ. Выстрелил несколько раз, заставив их вжаться с головами в землю. Попытался бросить гранату, но не успел. Подрубленный точным выстрелом стрелка-снайпера, засевшего в сухом кустарнике на склонах, упал, раскидав руки в стороны. Абраменко, понимая, что долго здесь не протянет, рванулся, как смог, в глубь двора. Нога вспыхнула болью, остановленная было кровь вновь брызнула тонкими струйками, пробившись через толстый слой бинта. Лейтенант запнулся и упал, коряво сгруппировавшись и выставив руки, стараясь смягчить падение. Ударился при падении плечом, тут же онемевшим. Сзади рвануло, окатив его кашей из почерневшего снега, прелой соломы и выдранной взрывом земли. Он оглянулся, понимая, чтоМГ увидит позади себя, и не ошибся. Один из тех самых немцев оказался уже на краю деревеньки. Поднял руки с странным механизмом, прицеливаясь.
        - Ложись, командир! - Якубовский засадил с РПД в сторону мелькавших среди развалин домов вертких фигур в маскировочных халатах и того самого, высоченного. Пулемет стучал, отсекая длинные очереди, не давая немцам оторваться от забора, остатков сарая и угла дома. На глазах Абраменко странный фашист покачнулся. Когда пули РПД ударили его в плечо и грудь, лишь вмяв защиту и оглушив. Но немец устоял, покачнувшись, лишь чуть пригнулся, вновь поднимая свое оружие.
        Не дожидаясь результата огня из помеси бочонка с трубой, Абраменко подтянулся на руках, стараясь заставить ставшее таким непослушным тело перевалить через несколько бревен задней стены, раскатанных попаданием реактивного снаряда. Почти получилось, к нему уже бежал один из товарищей, Еремин. Старлей стиснул зубы, чтобы не застонать, когда жесткая поверхность задубевшего до металлической твердости бревна зацепила раненую ногу. Боль разодрала бедро, вцепляясь раскаленными добела крючьями. Он перекинул руку, схватившись за ржавый штырь, торчавший из расколотого пополам бревна, напрягся, перебрасывая себя под защиту остатков стены дома.
        Сзади еле слышно стукнуло, и мгновение спустя громыхнуло, но уже рядом с командиром группы. Острый пороховой запах и гарь тлеющей одежды, взлетели в воздух комья снега, поднятые сразу тремя разрывами. Абраменко вскрикнул, когда острые крючья осколков вспороли его сразу со спины и с левого бока. Потянулся вперед, не понимая, почему рука, его рука, не слушается. Грохнуло еще раз, плеснув сталью с другой стороны, и это было последним в жизни командира РДГ. Длинный и грязный мешок, покрытый гарью, спекшейся и еще теплой кровью, разорванный со всех сторон попаданиями металла, обмяк, перестав тянуться вперед.
        - Суки... суки, блядь, сукииии... - Якубовский дикими глазами смотрел на тело командира, перевел взгляд на второго из мертвых разведчиков. Припал к РПД, сменив диск и вставив ленту. Широко, не целясь, повел стволом, поливая огнем дернувшихся было вперед егерей, заставив их лечь. Немец с барабанным гранатометом ринулся вперед, чуть замешкавшись перед этим, перезаряжаясь.
        Его ошибка была лишь в этом. Якубовский, служивший с Абраменко три года, очень любил собственное оружие. А боеприпасы к нему любил едва ли не больше, подбирая лишь те, которые оказывались наиболее удобными. Любые экспериментальные образцы сразу же оказывались у него. Вначале начвоор полка еще мог бороться с излишне настойчивым сержантом разведки, но Якубовский был настойчив и умел добиваться необходимого. В конце концов подполковник сдался, махнув рукой на все. Да и нахальному сержанту все прибывающие в часть боеприпасы нужны были не для баловства. Тем более что подразделение у него было самое, что ни на есть, боевое.
        Сейчас это пригодилось. Лента была снаряжена недавно прибывшими бронебойными, с усиленными стальными сердечниками патронами, в которых использовался новый состав пороха. Скорость и масса пули сделали свое дело.
        Штурмовика отбросило назад, разрывая все, что было выше линии пояса. Пули били кучно, ломая грудную клетку, мешая внутри крошево ребер и разрывающиеся внутренности. Тяжелое тело, закрытое надежной, казалось бы, броней, рухнуло, уронив оружие. Напоследок детонировали большие подсумки со звякнувшими внутри, металлом о металл гильз цилиндры гранат. Осколки разметало вокруг, уничтожив двоих зазевавшихся егерей, пробитых в десятках мест. От близкого разрыва неожиданно занялась наполовину растащенная ветром копна сена, которую в свое время не довезли рачительные хозяева. Остатки телеги и возницы, вместе с давно начисто обглоданным зверьем костяком лошади, валялись недалеко, разбросанные близким, почти прицельным попаданием авиационной бомбы. Казалось - как может заняться солома, которая давно перепрела от дождей и снега? А нет, взялась так, что части немцев пришлось спешно менять дислокацию, уходя от пламени, перекинувшегося на остатки сараюшек и амбаров.
        - А-а-а-а!!! - Якубовский орал, продолжая хлестать очередями, пока пулемет не захлебнулся, выплюнув начинку последнего патрона. Разведчик покрутил головой, вспомнив, что рюкзак сбросил, ложась для стрельбы. Повертел головой, углядел его сбоку, на расстоянии руки. Потянулся к нему, стараясь быстрее подтянуть. Не успел.
        Из-за горячей стены, полыхавшей перед ним, вышел, мерно и спокойно шагая вперед, темный силуэт. Ребристый кожух МГ дернулся, выпустив длинную очередь. Якубовский закричал, почувствовав, как ему прошивает насквозь плечо. Успел ухватить пальцами, сразу ставшими непослушными, лямку рюкзака, рванул на себя. Вернулся назад, осел, откинувшись на стену за спиной и схватившись за пробитое плечо, до возвращения одной длинной, хлещущей по сторонам очереди.
        Но еще двое разведчиков не успели, сломанными куклами отлетая назад, расчерчивая совсем черный снег под собой ярко-красными росчерками. Штурмовик скрылся за углом, меняя коробку с лентой. Егеря, разом воспрянув духом, решили двинуться вперед. Якубовский, который, поскуливая, как пес, успел кое-как замотать плечо, не дал им этого сделать. РПД дернулся, прижимая немцев к земле и вновь не давая поднимать головы. В сторону разведчика полетели гранаты, но отскочили от листов железа, стоявших горизонтально и играющих роль козырька. Грохнули за бревном, лишь добавив едкого дыма и не причинив никакого вреда.
        - Хамзай! - Якубовский повернул голову. Невысокий разведчик с раскосыми глазами кивнул ему. - Им сейчас надоест, а вон там "вертушки". Вам уходить надо, но с ними не выйдет. А "драккены", смотри, уходят. На базу идут фрицы, как пить дать, боезапас кончился, или топливо подходит.
        Хамзай поднял глаза вверх и похлопал по "манлихеру". Якубовский сплюнул со злости, понимая, что товарищ прав и ничего другого им уже не осталось. Только бороться до конца, не сдаваясь и забрав как можно больше фашистов. Да и далеко ли уйдут ребята, даже если вертолеты немцев не станут подниматься в воздух, что вряд ли? То-то и оно, что недалеко, полягут вон там, в поле, не сумев пробежать трех-четырех километров до спасительного леска.
        Мысли прервала цепочка разрывов, протянувшаяся по всей линии их обороны. Еремин вскрикнул, прижав руку к лицу. Через пальцы проступила кровь, пробежав вниз несколькими быстрыми каплями. Сбоку, чуть не зайдя им в тыл, неслась в сторону разведчиков здоровенная хрень в защите, только что выстрелившая в них из гранатомета. Всем повезло, что широкая полоса дыма обманула немца, принявшего не шевелящиеся тела мертвых разведчиков за живых и то, что они все-таки перегруппировались. Но опасности от это меньше не стало, немец приближался. А второй, перезарядивший пулемет, вновь открыл огонь. Воздух снова наполнился грохотом выстрелов и свистом пуль, которые, выбивая щепки из укрытия оставшихся в живых, пытались добраться до них. Штурмовик с гранатометом приближался, мелькая среди построек соседних дворов, не дававших ему возможности открыть прицельный огонь. Якубовский, оценив обстановку, поняв одно: если не успеют ухайдакать гранатометчика, то все, полная хана. Поднять им головы и перегруппироваться пулеметчик не даст. Он посмотрел на тех, кто был рядом, увидев во взглядах то же самое. Разведчик хмыкнул,
принимая решение. Да, до смерти осталось всего ничего, но если не попытаться дать возможности уйти остальным, то...
        - На, сука, получай! - Еремин не выдержал, сорвавшись с места и шагнув в сторону немца, показавшегося за полуразваленной пристройкой. Боец встал во весь рост, бросаясь вперед. Высокая фигура немца, странная, широченная и угловатая, не успела уйти с линии огня АСД разведчика. Пули простучали поперек груди, сумев найти слабые места в сочленении защиты шеи и плечевого пояса. Три вошли с левой стороны нижней челюсти, разбрызгав крошево осколков кости, зубов и ошметков мяса с языком. Громадный штурмовик, весь покрытый броней, обтянутой зимним камуфляжем, тяжело завалился на спину, разнеся в щепки остатки невысокого хлипкого заборчика.
        Гранатомет все же успел выстрелить, пусть и немного. Палец уже мертвого штурмовика надавил на толстую скобу, выпустив три заряда. Но и этого хватило. Еремина закрыло поднявшимся от разрыва гранаты облаком дыма, гарью и снежным крошевом. На общем грязно-сером фоне отчетливо мелькнули алые пятна, разбрызгавшиеся во все стороны. Разведчика разорвало пополам, разметав во все стороны. Якубовский высоко взвыл, схватившись за ногу. Острый, как хорошо правленая опасная бритва, осколок вспорол ногу чуть выше колена. Кровь ударила с небольшим замедлением, но сразу и сильно.
        Со стороны залегших немцев вновь раздались короткие очереди, выбивая четкий ритм. Немец с пулеметом учел опыт двух погибших собратьев, прикрывался всем, что осталось от строений, которые пока не оказались во власти огня. Его темный силуэт терялся в расползающихся вокруг плотных клубах дыма. Разведчики вжимались в снег, не имея возможности ни отползти дальше, ни ответить врагу как следует. Вспышки пламени, мелькающие над компенсатором, давали возможность зацепить его взглядом, но не более. Егеря, которых он прикрывал, начали продвигаться вперед. Якубовский, над головой которого резко свистнуло сразу несколько пуль, покачал головой. Дела стали совсем хреновыми, выхода он практически не видел. Надо было прикрыть ребят, дав им возможность идти на прорыв. Но этот гребаный немецкий живой танк не давал даже малейшей возможности. Неожиданно выстрелы прекратились.
        - Это чего еще такое? - Хамзай осторожно выглянул в просвет между досками. - Никак немчура чего надумала?
        - Сейчас сдаваться будут предлагать, - предположил Христенко, пользуясь моментом и проверяя ПСО[30] на винтовке. Покрутил головой, смотря на трех выживших товарищей. - А что, думаете, не будут?
        Снайпер оказался прав. Прошло совсем немного времени, и над размочаленной деревянной будкой уличного туалета поднялся ствол "манлихера", на конце которого виднелось небольшое и относительно чистое белое полотенце. Обычное белое полотенце, которое всегда лежало в рюкзаке каждого педантичного Ганса, Пауля или Вилли.
        - Эй, русскийе! - вслед за "белым" флагом там же показалась голова в шлеме, обтянутом капюшоном от маскировочного халата. - Не стрельяйте, переговоры!
        - Че те надо, фриц? - Якубовский крикнул, не приподнимаясь из-за укрытия.
        - Зачьем стрелять? Прощье сдаться. Врачи, банья, отдых... Сдафайтесь, русские. Огонь открывать не будьем, найн. Руки ввьерх и выходитьите.
        - Мы подумаем. - Якубовский вздохнул. - Эй, Ганс, или как там тебя?!
        - Чьто? - Немец вновь появился над заборчиком.
        - Пока думаем, может, сигарет кинешь? У нас кончились.
        - Коньечно, лови, Иван. Сдафайтесь, сигареттен у нас много.
        Пачка дешевых солдатских "Спорт" шлепнулась рядом с сержантом. Тут же приземлилась плитка "Шокаколы".
        - Вот дурной немец-то, а? - Якубовский взял пачку, держа ее подрагивающими пальцами. Открыл, достав сигарету, помял, понюхал. Запах был неплохим, сладковатым. Сержант не курил и сейчас, чиркнув спичкой, неумело затянулся, закашлявшись.
        - Ты чего? - четвертый из выживших разведчиков, сорокалетний Иваныч покосился на него.
        - Ниче... курю вот. Будешь? - сержант снова закашлялся, скривился, когда задел распоротой ногой за ручку РПД.
        - А чего не покурить, да, сержант? - Иваныч прикурил от своей, сделанной из патрона, зажигалки. Затянулся дымом, прищурился, хитро глядя на Якубовского. - Особенно если в последний раз-то...
        - Точно. - Сержант широко улыбнулся, глядя на него. Рука прошлась по коробке с лентой, последней, снаряженной обычными патронами. - Дурни немцы, ох и дурни.
        - Это они нас поэтому гранатами не закидали до сих пор? - Христенко чуть прикрыл глаза. - Хотя вон тот урод, который с гранатометом бежал, точно в плен никого брать не хотел.
        - Мало ли... может, чего переклинило у него в мозгах, всего делов. - Иваныч докурил сигарету, сплюнул вязкой желтой слюной. - Христенко?
        - Чего?
        - А что это ты так дышишь странно, а?
        - Да, понимаешь, попали вот... - снайпер повернулся боком, который до этого времени закрывал. Опустил голову, смотря на густую коричневую корку, никак не засыхавшую на ткани. - Дышать тяжело так, представляете?
        - Говно... - Хамзай сморкнулся, дернул чуть лицом. - Долго не протянешь.
        - Это ты точно заметил. - Христенко закашлялся, сморщившись от боли так, что напомнил печеное яблоко. - Господи, больно как...
        - Хамзай! - сержант позвал разведчика тихо, махнул рукой. - Помоги мне, а?
        Тот аккуратно подполз к нему, доставая жгут из кармашка на рюкзаке. Посмотрел на выходное ранение, которое сержант успел закрыть ИПП и притянул его же бинтом. Поцокал языком, оценивая увиденное, и повернул ногу так, чтобы было удобнее перевязывать.
        - Уходи... - Якубовский всхлипнул от боли, когда Хамзай перетянул ему жгутом бедро. Тот покачал головой, глядя на товарища. - Уходи, чурка ты нерусская, бери Иваныча и валите. Мы сможем их чуть задержать...
        - Сам ты чурка... - Хамзай невесело улыбнулся. - Хорошо, братка, мы уйдем. Патронов на сколько хватит?
        - Не знаю. - Разведчик потрогал пояс, стараясь что-то нащупать. - Ты это, Хамзай, оставьте нам с Петькой пару гранат, а? Мало ли...
        Тот лишь кивнул, доставая из подсумка два рубленных яйца. Отогнул ворот куртки Якубовского и воткнул в узкий и тугой карман одну. Христенко протянул руку, мол, кидай, давай. Поймал "эфку", просунул в проушину застежки длинную полоску пластыря, прихватил им гранату по центру. Пластырь лег плотно, не давая ей выскочить из петли. Потянулся головой, проверяя - достает ли? Последним делом Христенко разжал усики, чтобы ничего не помешало вырвать чеку.
        - Спасибо. - Снайпер прищелкнул новый магазин. - Давайте уже валите отсюда, нечего вам оставаться.
        - Там гранатомет этого чудовища лежит. - Якубовский показал в сторону темного тела. - Возьмите, мало ли.
        - Если только не поврежден... - Иваныч пожал руку Якубовскому. - Ну, встретимся, сержант. Потом, но встретимся. Это, Хамзай...
        - Э?
        - Лови. - Сержант кинул ему плитку немецкого шоколада. - Чего шоколадку забыл?
        И широко улыбнулся.
        Сержант подождал, пока они, старательно распластавшись по грязи, мусору, гари, черному снегу и крови, отползут дальше. Подмигнул Христенко, перед этим попросив его постараться попасть в здоровенного немца. Выхаркнул темный сгусток, удивленно уставившись на него, пощупал себя. Пальцы наткнулись на клочья разодранной одежды, кожи и мяса сзади, пониже правой лопатки. Якубовский только покачал головой, удивляясь тому, что не почувствовал ничего раньше, ослепленный болью в ноге. Пристегнул полную коробку, чтобы не полагаться на остатки ленты предыдущей, вздохнул, окунаясь в последние воспоминания.
        - Эй, фриц! - голос был хриплым. Сержант подумал, что он похож на воронье карканье, и невесело улыбнулся.
        - Да, Иван. Сдаешьса? - голова немца появилась над забором.
        - Нет. - Якубовский очень хорошо стрелял, даже из такой тяжелой махины как РПД. Шлем спереди прогнулся, пробитый в двух местах короткой очередью. Немца откинуло на спину, только правая рука взметнулась над острыми концами досок. Христенко тоже не зевал, но его выстрел не вышел таким хорошим, как у товарища. Пуля из СВТ-С лишь чиркнула по шее темного и плечистого силуэта. А немец не промахнулся.
        МГ ударил одной длинной очередью, зацепив снайпера по плечу и добив его, уже упавшего. Якубовский лишь успел заметить, как мертвого разведчика отбросило назад, тело дергалось, получая пулю за пулей. Но чуть позже ему стало не до этого. Теперь всерьез взялись уже за него. Бревно все еще спасало его, принимая в себя один свинцовый гостинец за другим. Частые попадания, впивавшиеся в его твердые бока, отдавались в голове сержанта звуком сапожного частого молотка. И рядом больше не было никого, кто мог бы прикрыть фланги, с которых несколько автоматов уже начали поливать огнем в его сторону.
        Он вздохнул, понимая, что осталось немного. Взглянул на небо, стараясь остаться в нем, перевернутом светлом куполе. Рядом мягко упало что-то. Остального Якубовский уже не видел. Боли не было, разведчик умер мгновенно.
        Хамзай и Иваныч смогли подобрать гранатомет. Странная конструкция с барабаном оказалась полной ровно наполовину. Этого хватило для маленького чуда, когда Хамзай, стоя под огнем догонявших немцев, попал в один из двигателей "Драккена". Тот задымил, выбросил жирный черный шлейф и ушел в сторону, даже не стараясь добить мгновенно рванувшие с места две фигуры в белых маскхалатах. Догнать их бегом по рыхлому снегу у фашистов шансов не было. Ни одного.
        Лишь один, тот самый, последний из трех ненормально развившихся немцев, подхватив МГ практически подмышку, долго несся за ними саженными прыжками. Остановил его лишь выстрел из гранатомета, не попавший точно в высоченную фигуру, взрыхливший сугробы вокруг, но задержавший. Стрелять прицельными очередями тот не стал. То ли все-таки оказался ранен, то ли густая серая пелена от сгоревших остатков строений, разносимая еле уловимым ветром, мешала прицелиться. Двое оставшихся разведчиков из группы Абраменко ушли, скрывшись в спасительном пролеске.
        Они петляли весь вечер и большую часть ночи, стараясь оторваться. С ревом несколько раз над разведчиками прошло несколько поисковых вертолетных патрулей. Один раз, когда оба лежали на снегу, стараясь перевести дыхание, Хамзай на самом крае слуха засек собачий лай. Далекий, хриплый и злой, он донесся до них, заставив разом встать и бежать дальше. К утру, когда подморозило, Иваныч хрипло кашлял, а волосы на коротко остриженных головах схватились коркой, все не таявшей, пока они снова не перешли в бег, хотя ноги практически не слушались. Ближе к девяти они наткнулись на группу Иволгина. Случайно и странно, но они смогли пересечься с их маршрутом.
        Пуля со свистом пролетела рядом с головой Иволгина, отщепив несколько кусков коры, царапнувших скулу. Капитан кривовато усмехнулся, выловил еще одну фигуру в серо-белом, прицелился и плавно выбрал спуск. Винтовка Ованесяна кашлянула, аккуратно отправив вперед небольшой снаряд калибра семь-шестьдесят два. Фигура дернулась и пропала, плеснув красным из пробитой артерии на шее.
        Он остался один. Остальные... остальных, если судить по двум глухим разрывам там, справа, в ельнике, уже не было. Ованесян умер несколько минут назад. Умер быстро, хотя и нелегко. Иволгин не смог смотреть на него, ничего не видящего, вздрагивающего в судорожных движениях. Осколок от разорвавшегося ОФЗ вошел в голову, пробил кость. Кусочек металла, скорее всего, совсем маленький, сделал свое дело, оставив неширокое отверстие, из которого били небольшие струйки крови. Капитан, которого закрыло широким стволом очень старой и высокой березы, пострадал меньше. Ему всего лишь в нескольких местах рвануло мякоть плеча. Иволгин перехватил винтовку, чуть не упавшую в снег, когда снайпер начал заваливаться и его самого, неуклюже, сильно ослабив. Но не упал сам, смог положить товарища на снег.
        Когда Ованесян вздрогнул в первый раз, закричал, страшно и люто, ничего не соображая и просто воя от боли, Иволгин заплакал. Странно, казалось бы, зареветь посреди боя, когда тебя обложили, как волка, и стараются уничтожить, но ничего не поделаешь. Сдержать себя он не смог. Горячие редкие слезы бежали сами по себе, падая вниз, солеными дорожками огибая пересохшие губы. Всхлипнув, глядя на агонию своего бойца, капитан приставил ствол "штурмера" к голове и выстрелил. Слезы прекратились сразу, остановившись в тот самый момент, когда сухой и высокий Ованесян вздрогнул в последний раз. Дело оставалось за немногим, время практически вышло.
        Там, чуть позади, дымил один из шагунов, которого смог подорвать кто-то из ребят. Лежало с десятка полтора, не меньше, егерей. А остальные шли сюда, по его, Иволгина, душу. Капитан перехватил винтовку, закинув автомат на плечо. Отстегнул подсумок у снайпера, понимая, что в том от силы один магазин, и быстро, насколько осталось сил, скользнул дальше, в самую глубь леса. Немцы пошли следом, только теперь осторожно, понимая, что взять его парней сразу не вышло. Цену разведчики взяли с них большую. Хуже всего было то, что стволы продолжали валиться и трещать, показывая путь еще двух как минимум "раубриттеров".
        Огонь по нему открыли сразу с трех точек. Винтовка помогла лишь несколько раз, потом Иволгину оставалось лишь вжиматься между вывороченными корнями нескольких рухнувших стволов и ощущать, как подпрыгивает под ним земля. Пальцы в это время жили своей жизнью. Они быстро нащупали плотный брезент на правом боку, торопливо дернули ремешок и нашли на ощупь одну вытянутую и плоскую штуковину. У него, слава богу, которому капитан никогда и не молился, остались при себе и руки и немного времени. Колпачок с иглы ушел в сторону быстро, повиснув на тонкой полоске ограничителя из пластмассы. Куда втыкать тонкое стальное жало, Иволгин знал прекрасно. Приходилось уже, пусть и всего несколько раз. Игла вошла ровно туда, куда и было нужно. Пальцы послушно надавили на тонкие, хотя и очень прочные, пластичные стенки одноразовой ампулы-шприца.
        Голоса немцев, уже не таящихся, Иволгин старательно отогнал в сторону. Какая ему была разница до них, которые его получат лишь в качестве доказательства уничтожения русской диверсионной группы? Внимание его сосредоточилось на одном, ярком пятне. Прямо перед ним, сидя на покачивающейся, почему-то покрытой снегом ветке, сидел снегирь. Сидел. Смешно склонив голову набок, и смотрел на него черными и блестящими маленькими глазами. Птица улетела, но не сразу. Лишь когда снежинки, падающие на лицо человека, перестали таять.
        Глава 15
        "Бой разведчика с врагом - это не средство, имеющее своей целью демонстрацию превосходства над противником, а жестокая и обоснованная необходимость".
        ("Подготовка личного состава войсковых РДГ согласно требованиям БУ-49", изд. НКО СССР, ред. Заруцкий Ф. Д., Тарас Ф. С.)
        Группа вышла из тоннеля, лишь дождавшись темноты. До этого было много ходьбы и глупых, хотя от этого не менее опасных, мелочей.
        Шли по тоннелю долго, причин хватало. Подземную сеть коммуникаций, скрытую от врага, никто не обслуживал, результат этого был налицо. Часть коридоров обвалилась, в некоторых местах полы были совсем залиты просочившейся водой. Кое-где она замерзла полностью, превратившись в каток, взбугрившийся неравномерно расположенными наплывами и незаметными наростами. Пару раз Шутяк, идущий впереди, скользил, падал и громыхал металлом пулемета. Матерился, вставал и шел дальше, никому не уступая чести находиться в авангарде вместо него.
        Куминов какое-то время просто автоматически смотрел по сторонам, хотя понимал всю бесполезность затеи. В замкнутом пространстве коридора, вытянутого как бесконечная кишка, встретить противника можно было лишь в случае столкновения нос к носу, либо если имелись боковые ответвления. Но все они оказались закрыты металлическими толстыми дверями, и встречались вовсе не часто. Продолжая тем не менее держать себя в состоянии контроля все и всех вокруг, капитан задумался. Мысли были невеселыми и не очень оптимистичными. К назначенному времени в точку вышла лишь его группа, серьезно сократившись в составе. А даже в самом начале операции, обсуждая все известные моменты, Куминов понимал всю ее сложность. Сейчас сложность оказалась на расстоянии нескольких километров, и решать ее придется лишь имеющимися в наличии силами. То есть всего шестерым, в том числе и Венцлав, ученая. Красота, одним словом.
        В том, что они смогут проникнуть на территорию объекта "Берлога", Куминов по какой-то причине вовсе даже и не сомневался. Уверенность именно в благополучном решении этого этапа присутствовала и становилась серьезной и практически непоколебимой. Вот что делать потом... Решить этот вопрос казалось намного более сложным предприятием. В чем-то куда сложнее, чем весь предыдущий путь.
        - Юля. - Капитан говорил тихо. Гречишина обернулась. - Почему немцы не знают про эту систему коммуникаций? Столько лет прошло?
        - Им сдали дезу... - она пожала плечами. - Хорошо сляпанную дезинформацию с дополнительным приложением в виде схожей системы. Ею тоже пользовались, она существует, дублируя многие местные ходы. А все это немцы искали неоднократно. Но концы в воду, точки проникновения на виду и замаскированы так, что не додумаешься. Если не знаешь где искать.
        - Настолько уверена в надежности?
        - Не была бы уверена, не пошла бы сюда. - Девушка осторожно обогнула светлый наплыв льда, плохо заметный в свете фонарей. - Ты готов, капитан?
        - Всегда. - Куминов буркнул себе под нос, сосредоточившись на аккуратном прохождении по тонкому слою льда.
        К счастью, он скоро закончился. Белый луч, которым Шутяк подсвечивал дорогу, выхватил из темноты сухой и ровный бетон. Здесь время постаралось сильнее. Были видны участки, на которых явно светло-зеленая краска стен обсыпалась, за ней сошла штукатурка, открывая серый армированный бетон. Стальные прутья, в тех местах, где они были полностью открыты, казались покрытыми ярко-рыжей пастой, настолько над ними потрудилась ржавчина. Лампы, встречающиеся через каждые три метра, покрылись толстым слоем пыли, большая часть уже не была закрыта проволочными колпаками. Под ногами часто и жирно хлюпало, насекомых стало больше. Кроме мышей, несколько раз промелькнули, юркнув серыми длиннохвостыми тенями, большие крысы. Когда первая пронеслась прямо из-под ног не заметившего ее Хрусталева, Саша схватила Куминова за локоть. Он удивленно посмотрел на нее, явно не понимая, в чем дело.
        - Смешно... но я их боюсь. - Голос девушки звучал с чуть заметным оттенком стыда. Капитан ободряюще положил руку на ее ладонь. Ну а что тут поделаешь, если очень храбрая Саша боится грызунов? И ведь наверняка в свое время препарировала их десятками, во время обучения в своем институте. Так это там, в светлом, теплом, сухом и безопасном помещении какой-нибудь страшно секретной лаборатории. А здесь вон они, мечутся под ногами.
        Чуть позже, когда Шутяк уперся в дикое переплетение рухнувших дополнительных балок потолочной крепи, переплетенных проводов, телефонного кабеля и стальной сетки, положенной под штукатурку, пришлось потратить почти половину часа только на решение вопроса прохода. Пришлось держать на вытянутых, напряженных до пота и дрожи руках часть обвала, пока Шутяк и Хрусталев проскользнут вперед. Потом операция повторилась с точностью до наоборот, когда пролезли девушки, и пришлось стартовать самому Куминову. Оказалось, что на той стороне часть стены просто рухнула. Выпятившаяся в коридор ломаным горбом, с торчащими из него кусками ржавой арматуры, она позволила только крепышу Шутяку держать всю эту баррикаду на весу. В очередной раз поразившись тому, насколько силен разведчик, Куминов вылез, отряхиваясь от попавшей под одежду пыли.
        Валеев, в это время выдвинувшийся вперед, шел аккуратнее Шута. Ход группы из-за этого замедлился, но ненадолго. Обвалившийся участок занял не больше десяти метров вперед, после чего коридор выровнялся, разве что пыли прибавилось. Воды на полу больше не наблюдалось, хотя изредка в свете фонарей поблескивал одинокий тонкий ручеек, еле сочившийся вниз по стене.
        - Стоп! - Гречишина произнесла это очень тихо, но ее услышали, застыв на месте. Она подошла к одной из редких дверей, мимо которой Расул прошел не останавливаясь. Достала уже знакомую металлическую сцепку из ключей-карт. Девушка жестом показала, что стоит быть внимательнее.
        Шутяк переместился и встал практически за Юлей, лишь чуть не опустив ствол пулемета ей на плечо. Хрусталев, Шабанов и Сафин замерли по разным сторонам от дверного проема, также взяв его на прицел. Воронков и Куминов остались позади, прикрывая Сашу. Капитан моргнул, почувствовав, как по лицу прокатилась капля пота, неожиданно холодная. Время ненадолго замерло, заставив тело напрячься, ожидая чего угодно от открывающейся в сторону металлической пластины. В коридор скользнул еле заметный отсвет от догорающего заката. Никто не ждал их возле выхода, все непонятные ожидания Куминова не оправдались, и капитан был только рад этому.
        - По одному, живо! - Чекистка исчезла в открывшемся проеме, скрывшись за наваленными закопченной грудой кирпичами, накрытыми неровной снежной шапкой. Группа пошла за ней. По одному, аккуратно, быстро занимая необходимое расположение для обороны.
        Темнело быстро, наполняя окружающее пространство легкой синевой полупрозрачного вечернего воздуха. Морозило, ощутимо, до еле уловимых под плотной тканью маски щипков кожи на лице. Куминов притаился за кучей битого кирпича, что остался от разрушенной близким попаданием стены невысокого дома. Оставшаяся часть, темнеющая провалами трех этажей, была относительно целой. Если не считать провисших и чудом целых деревянных оконных коробок без стекол, дырок от попаданий снарядов чего-то крупнокалиберного в стенах и остального антуража, явственно доказывавшего, что Куйбышев оставляли не трусливым бегством.
        Площадь? Да, пожалуй, именно что площадь. Времени на то, чтобы попытаться понять - какая именно, хватило с избытком. Небольшая открытая площадка по-над Волгой, недалеко от одного из самых старых парков в стране. Бывших парков, так как, кроме остатков обугленных стволов и кое-где торчавших остатков чугунного ограждения, ничто не напоминало о месте, где не так уж и давно мирно и спокойно гуляли обычные горожане. Место легко запомнилось в процессе изучения топографических карт города, которые Куминов внимательно изучал перед выходом за линию фронта. Свободное со стороны спуска к реке, окруженное несколькими старыми купеческими домами, от которых мало что осталось. Самым большим зданием было покрытое сажей и копотью грязно-желтое строение, где раньше находился городской комитет партии. Вход в него было полностью завален обломками. Перед ними, прямо напротив выхода из подземного лабиринта, упрямо стояло красивое строение, чудом уцелевшее практически нетронутым. Красное, как показалось его очень обострившемуся зрению, с ровной белой полосой каймы и причудливыми башенками.
        Слева капитан увидел очень широкую темную полосу, удивился и лишь потом понял. Волга, лед которой снег полностью замести так и не смог. Она темнела в сумерках, у ее берега, находившегося в паре сотен метров, группа вышла в город. Куминов лишь качнул головой, увидев ее так близко.
        Совсем недавно, увидев ее с расстояния в несколько километров, он обрадовался, как мальчишка. Потому что она была тем, чего они с товарищами так долго ждали. И пусть город и в помине не был освобожден, но тогда Куминов радовался. Сейчас, когда река была вот, пройди чуть ногами и коснись рукой льда, ничего подобного не ощущалось. Здание выросло прямо перед ним, неожиданно тяжело и пугающе навалившись. Единственное, что капитан ощущал точно, так это легкое волнение, адреналиновой дрожью пробегающее внутри. Хотя тут, скорее всего, виной всему было содержание ампул, которое Венцлав вкатила им около получаса назад.
        Действовать препарат начал уже тогда, в темных коридорах. Усталость, навалившаяся за последние сутки немилосердно болезненно, ушла, как и не было. Шаг стал пружинистым, вес оружия и боеприпасов ощущался намного более легким. Еще в последнем убежище, под пакгаузом, Куминов прихватил небольшой и удобный немецкий десантный ранец. Напихал в него боеприпасов, прикинув, что именно его тащить будет удобнее. Это помогло, когда капитан забрал основную и самую важную тяжесть у Венцлав. Рюкзак с контейнером, который он закинул на спину, спустив десантный ранец практически на поясницу, казался весящим не тяжелее скрутки костюма химической защиты. Это настораживало. В какой-то момент Куминову пришло в голову, что он готов кинуться на немцев с голыми руками. Да, да, прямо сейчас, только они дойдут до выхода, и можно будет бежать. Куда? Неважно, лишь укажите направление, дайте ориентир, а уж он-то покажет, как надо воевать. Если судить по одинаково заблестевшим глазам разведчиков, думал так не только Куминов. Но, как сейчас капитан понимал, отпустило быстро.
        Венцлав быстро проверила пульс у каждого. Чуть нахмурила брови, посмотрев на Куминова, но ничего не сказала, только кивнула. Как показалось капитану - движение было одобрительное.
        - Все в порядке? - свой собственный голос прозвучал странно, Куминов уловил в нем какую-то скорость произношения слов, как будто он торопился выпалить это.
        - Уже да. - Саша переглянулась с Гречишиной. - Организм погасил лишнее количество адреналина и устранил некоторый переизбыток стимулятора. Именно из-за него я еле могла за вами угнаться. Для первого раза вполне нормальное протекание взаимодействия с составом.
        - Для первого раза? - капитан посмотрел на нее более внимательно. - Сколько таких разов у тебя, Саша?
        - Достаточно... - профессор еле заметно улыбнулась. - Достаточно для того, чтобы иммунитет выработался. Мой организм воспринимает только положительные его стороны.
        - А почему ты не воспользовалась им и не дала нам сделать этого раньше?
        - Побочный эффект не самый лучший.
        - Какой?
        - Да какая разница. Если нам повезет, то сам поймешь. Если нет - так и...
        - Действительно, и что это я...
        - Нам вон в то здание. - Гречишина, неслышно оказавшись рядом с Куминовым, показала на то самое красивое здание, украшенное всякими излишествами, как верхушка кремового торта. - Бывший театр, то, что осталось. Спускаемся в подвал, и все, практически на месте.
        - Все так легко и просто... - Куминов покачал головой. - Андрей!
        Снайпер отлепился от развалин и колобком подкатился к ним.
        - Останешься здесь. На всякий случай, прикрыть сможешь? Хотя бы пока минут пятнадцать не пройдет?
        - Да, командир. - Шабанов покрутил головой. - Вон там засяду. Просматривается хорошо. Батареи к прицелу я с собой взял. Так что не переживай, будет у вас больше, чем даже двадцать минут.
        - Дай бог, чтобы тебе этого делать не пришлось. - Куминов посмотрел на недоуменно наблюдавшую и слушавшую Гречишину. - Что такое?
        - Зачем?
        - Что-то имеете против, товарищ старший лейтенант госбезопасности?
        - Не понимаю, просто не понимаю. Какой смысл, если нам вряд ли позволят выйти обратной дорогой?
        - Все верно, смысла в этом случае нет. А вот в том, чтобы никто не помешал нам пройти по ней куда надо, - есть. Юлия, это моя операция и моя ответственность, ты же не будешь возражать?
        - Нет, капитан. - Чекистка пожала плечами, всем видом показывая, что не понимает непонятной блажи такого вроде расчетливого, опытного и все понимающего капитана. - Твое дело, хотя лишний боец внизу лишним не будет.
        - Возможно. - Куминов согласно кивнул. Что-то, заставившее его это сделать чуть усмехнулось внутри. Интуиция? Все возможно, тоже чувство, которое подсказало, что Пчелкину нужно остаться там, позади. Хотя капитан видел его ногу после осмотра на месте прибытия и понимал, что тот самый стимулятор, который им вколола Венцлав, помог бы встать бойцу на ноги за считаные минуты. Но внутри толкнуло, и он сделал именно то, что посчитал нужным на тот момент.
        В стороне негромко зарокотало, слух безошибочно определил два, а то и три мотоцикла, вероятнее всего, БМВ, которыми должны пользоваться внутренние городские патрули. Маршрут, приблизительный, Куминов знал. Если звук донесся сюда, то сейчас они двигаются с перекрестка бывших улиц Куйбышева и Ленинградской, сейчас вновь ставших Дворянской и Офицерской. И времени у группы, значит, совсем немного. Ждать, пока патруль проедет мимо, было нельзя. Кто его знает, что случится, если немцам вдруг захочется остановиться. Куминов мог, при желании, даже увидеть их. Да, именно два широких и низких БМВ, оба с люльками. На каждой закрепленный на вертлюге стоит МГ, старый и добрый МГ-50 в укороченной модификации, чтобы стрелку было удобнее. Сам стрелок, плотный, с короткой полоской жестких рыжеватых усов, виднеющихся в разрезе маски, в плотной зимней куртке. Водитель - его полная противоположность, длинный, с широкими плечами и одетый в теплую шинель, перехваченную на горле и груди плотным шерстяным башлыком. Вторую пару капитан представлять не стал, полностью проникнувшись неожиданно свалившимся видением.
        Посмотрел на Гречишину, та понимающе мотнула головой и приготовилась выдвигаться в сторону пряничного домика бывшего театра. Но все равно для начала выждала, пока Андрей уйдет на позицию, так нужную при входе. И лишь потом РДГ двинулась вперед. Один небольшой отрезок по старой площади, который не обойдешь. Прячась, вжимаясь в рыхлый снег, липнущий к коленям, локтям, голове, когда лоб упирается, вдавливается в него. Чекистка шла первой, стараясь промелькнуть как можно быстрее, не дать возможности врагу проследить за ней. Разведчики двинули следом, пытаясь добраться до темной дыры вестибюля как можно быстрее и наследить поменьше. Хорошо, что падал легкий снежок, вновь помогающий скрыть их присутствие. Куминов бежал и про себя надеялся только на него. Дома немцы не спешили восстанавливать, но вот от обломков и мусора весь открытый кусок вычистили основательно, оставив ровную площадку, на которой заметить протоптанную цепочку следов проще некуда.
        Через быстрые удары пульса, отдававшиеся в ушах стуком озверевшего молотобойца, стало практически невозможно слышать звук моторов, но капитан четко знал, что времени мало. Темный провал входа становился ближе с каждым отчаянным шагом-прыжком. Они должны успеть, просто должны, как делали все время, что были в пути.
        Андрей Шабанов осторожно скользнул в сторону разваливающегося от прямых попаданий и времени трехэтажного кирпичного, явно бывшего раньше купеческим, дома. Пригнувшись, пробежал большую часть расстояния до кучи битого шифера, упавшего с просевшей крыши соседнего флигелька. Затаился, ожидая, пока лучи прожекторов скользнут в сторону. Распластавшись на животе, юрко прополз вперед, до разрушенного парадного крыльца. Скользнул в подъезд, бережно баюкая винтовку.
        Серо-черная маскировочная накидка снайпера, позаимствованная в кладовке бункера у Петра Дубравы, хорошо скрывала среди местных пейзажей. Да это было не так уж и сложно, особенно умеючи. А это он умел. Тихо-тихо пробежал по лестнице, внимательно осмотрелся. Площадка второго этажа снайпера не устроила, пришлось двигаться дальше, поднимаясь на последний из этажей. Он сохранился намного хуже, развороченный попаданием чего-то, напомнившего ему стодвадцатимиллиметровый снаряд от самоходного орудия. Причем явно не один. Но зато, как оказалось, место подошло для него практически идеально. Самое главное было то, что самый последний этаж был изнутри похож на решето, давая возможность передвигаться по нему полностью.
        Он примостился на остатках эркера, выступающего и нависающего над всем остальным зданием. Таких здесь было три, правда, последний из них, самый угловой, находившийся прямо напротив здания бывшего горкома, был полностью разрушен. Шабанов внутренне усмехнулся. Позиция была убийственной. Для него самого. Чтобы снайпер в захваченном городе позволил себе засесть в отдельно стоящем не самом большом доме... несусветная глупость. Но сейчас ему позарез было необходимо находиться именно здесь, и если понадобится - ввязаться в самоубийственный и короткий бой. Надежд Андрей не питал, слишком давно и прочно воевал.
        Он прищелкнул новую обойму, по своему давно заведенному суеверному обычаю. ПНВ, который получил около года назад, уже стоял в креплении. Сумерки опустились полностью, чернилами охватив все, за что глаз цеплялся совсем недавно. Привычно щелкнул переключателем, проверил обзор и качество самой панорамы. Зеленоватый мерцающий круг с отчетливо видными дугами и шкалой был четким. За ПНВ Шабанов следил внимательно, сразу же, если обнаруживал какую-то странность, обращался к оружейникам. Сейчас это пригодилось по полной программе. Осталось лишь дождаться тех, кто мог помешать - помешать им самим.
        Планов отхода у Шабанова не было. Он, при желании, мог бы сделать несколько выстрелов и уйти, попытаться раствориться в лабиринте полумертвого города, который немцев интересовал только с практической стороны. Промышленная зона, где их было особенно много, находилась далеко. Здесь же, после начала работ над проектом "Берлога", как объяснила Венцлав, людей практически не осталось. Лишь там, откуда приближался патруль, находилась временная администрация, окруженная охраной и ограждением. Большая часть Куйбышева, лишившись жителей, представляла собой холодный муравейник, в котором пустых ходов было намного больше, чем живых людей. Он смог бы спрятаться, сохранив себе жизнь. Но надо ли ему это? На этот вопрос Андрей ответил самому себе очень давно. Нет, не надо.
        Где-то внизу, с одной из трех улиц, выходивших на площадь, заворчал двигатель, мелькнуло пятно света. Первый из мотоциклов патруля тихо выкатился на открытое пространство. Накрутил небольшую петлю, подсветив себе дополнительное пространство фарой-прожектором, закрепленной сбоку от пулемета. Второй также неторопливо выкатился следом, проехал вперед и встал, взяв под прицел дальнюю сторону площади, с темной просекой узкой улочки, уходившей вглубь квартала.
        Андрей плавно и тихо переместился. Положил ствол СВТС на плоскую верхнюю часть старенького, но все еще надежного комода, стоявшего в эркере. Приблизился к резинке ПНВ, взяв на треугольник прямой прицела дальний мотоцикл и направив винтовку на бак. Первым патроном он, по отработанной военным стажем привычке, всегда ставил трассирующий. Сейчас это могло пригодиться, разом убрав сразу одного пулеметчика и стрелка. Гарантированно, бензин в баке вспыхнул бы мгновенно, разорвав металлическую емкость и подпалив две темных фигуры. Если, конечно, они были бы еще живы. А в этом снайпер глубоко сомневался, учитывая их близость к источнику разлета бритвенно-острых и тонких осколков. По поводу второй пары патрульных сомнений также не было. Он успеет положить и их. А потом будет время на перегруппировку, и возможный "увод" тех, кто принесется на место стрельбы.
        Длинный немец, на котором нижняя часть плотной шинели болталась как на вешалке, слез с мотоцикла. Потянулся, что-то сказал товарищу. Выслушал его ответ, заржал как стоялый жеребец, откинув голову назад и придерживая автомат, который перед этим перевесил из-за спины на плечо. Махнул рукой в сторону того самого дома, где сейчас терпеливо дожидался развития событий Андрей.
        Шабанов затаил дыхание, пытаясь понять: что произошло? Не мог же он заметить его и просто так стоять? По спине пробежала целая стая крупных мурашек, сердце чуть быстрее заколотилось, доказывая владельцу, что он нервничает. Дышать приходилось еле-еле, стараясь не выпускать пара в неожиданно подморозивший воздух. Палец лег на спусковой крючок, готовясь мягко потянуть его на себя.
        Немец развернулся и пошел в сторону трехэтажки, высоко и смешно закидывая ноги, стараясь не поскользнуться. Подошел к стене, звякнул металлом скоб автомата. Постоял, что-то легонько насвистывая, копаясь и сопя. Когда до Андрея дошло - что делает фриц, захотелось рассмеяться. Но приходилось сидеть и наслаждаться прекрасными и мирными звуками журчания внизу. В какой-то момент ему даже стало жаль немца, холодновато вообще-то для отправления потребностей организма.
        Когда внизу все прекратилось, и чуть позже раздался скрип снега, по которому немец торопливо побежал трусцой к мотоциклу, снайпер облегченно выдохнул. На какое-то время смерть, так настойчиво бежавшая за группой с самого момента перехода через линию фронта, отошла назад. Его собственная личная смерть. Он знал, какой она будет, почему-то знал. Нет, его не снимет такой же, как он сам снайпер, это вряд ли.
        Андрей Шабанов совершенно точно знал, что погибнет он не от пули. Во сне, который повторялся часто, в глухое и замкнутое помещение, где пахло порохом и его собственной кровью, летели дымящие сгорающим порохом запалов рубчатые яйца гранат. И, наверное, сейчас ему это казалось далеким, и снайпер был уверен в успехе их задачи. Потому что вытянутый и узкий эркер все же не был глухим и замкнутым. Хотя в этом доме, и это точно, таких закутков хватало.
        Мотоциклы заворчали и двинулись дальше, поднимаясь куда-то вверх. На узкую цепочку следов, невидимую под легкой белой порошей выпавшего снега, патруль внимания не обратил. Шабанов улыбнулся и решил немного размяться, дожидаясь чего-то, что скажет о происходящем под землей. Хотя больше всего ему хотелось бы увидеть ребят, возвращающихся назад. И за это он был готов оказаться в глухой конуре с одним светлым пятном впереди хоть прямо сейчас. Оставалось только ждать.
        Разведчики успели. Вход в финальный лабиринт прятался под лестницей и больше всего походил на дверь какой-то подсобки, в которой обычно хранят тряпки, швабры и ведра. Но вместо хозяйственного инвентаря Куминов увидел уже до мелочей знакомый интерьер. Свет фонарей пробежал по вспучившейся пузырями известке и темно-зеленой краске стен. Серый бетон пола, покрытый пылью и украшенный еле заметными потеками.
        - Как все приятно и знакомо... - пропел Хрусталев на манер Бернеса из "Двух бойцов". - Идем?
        - Идем. - Куминов подтянул ремень ПП, подсвечивая фонарем.
        Сзади закрылась дверь, такая простая и незаметная с виду. Последний отрезок пути РДГ, тот самый, к которому они шли долго и упорно. Капитан чуть остановился, смотря на тех, кто шел рядом с ним. Посмотрел внимательно, старательно запоминая каждого, потому что впереди была полная неизвестность. Хотя, почему? Кое-что было полностью известно, в этом капитан ни капли не сомневался. Впереди был бой.
        Осторожно выглянув за поворот, Воронков смог сделать несколько шагов, старательно и крадучись, двигаясь лишь в плотной темени на правой стене. Коридор, длинный, темный, заворачивающийся где-то впереди в аппендикс. Идти было тяжело, света не было, работали лишь фонари на батареях.
        Шли долго, не меньше часа. Снова серые и темно-зеленые, покрытые налетом белесого строительного грибка и обыкновенной плесени стены. Высокий, сделанный когда-то явно не по назначению потолок давил сверху. Куминов, идя вперед, уже не крутил головой по сторонам, мгновенно адаптировавшись к тому, что действительно стало привычным и знакомым. Ни разу до этого момента ему не приходилось находиться в замкнутых помещениях столько времени. Но вот довелось, и организм реагировал сразу, убрав все ненужное, оставив только сосредоточенность и внимание к мелочам, от которых зависела жизнь. Спустя немного времени Куминов обратил внимание на какую-то странность со зрением. Луча от фонаря явно не должно было хватать, чтобы вовремя рассмотреть изогнутую часть прута арматуры, торчавшего из стены. Капитан должен был напороться на него правой стороной лица, но спокойно обогнул и даже предупредил Расула, идущего сзади. Препарат, введенный Венцлав? Скорее всего, так и было.
        Воронков и Хрусталев, двигались впереди, прикрывая Гречишину. Лейтенант резко остановился, подняв вверх руку. Оставшаяся группа замерла. Куминов рассмотрел поворот, за которым скрылись Воронков и Юля. В груди екнуло, резко и неожиданно. А вот, пожалуй, и все. Последний, относительно безопасный участок маршрута, судя по всему, РДГ прошла. Уменьшившись в составе почти наполовину, увидевшая в пути невозможное и готовящаяся к невообразимому. Осталось дождаться начало самого главного и интересного, выполнить первую часть основной задачи и выложиться, хотя куда еще больше, для выполнения второй. Их возвращения, обязательного возвращения.
        Хрусталев махнул ладонью и сам зашел за поворот. Расул, Шутяк, Куминов и Венцлав пошли за ним, вывернули на короткую прямую, где Гречишина и Воронков стояли перед широкой металлической полосой, видневшейся в аккуратном проеме, открывшемся перед ними. Сбоку, к стене, была прислонена толстая фанера, которая внешне выглядела как кусок бетонной стены. Присев, Куминов внимательно рассмотрел ее. Толстый слой пыли, под которым практически не было видно металла креплений, с помощью которых она крепилась, навели на определенные мысли.
        - Нас кто-то должен был здесь встречать? - он посмотрел на Гречишину.
        - Да. - Чекистка дернула щекой. - Должен был, но не встретил. Его должны были взять месяц назад. Не сумели, подорвался на гранате, вместе с двумя немцами. Страхующего агента убили чуть позже, наши и убили.
        - Данные точные? - капитан почувствовал, как снова в нем поднимается волна недоверия к этой девушке.
        - Абсолютно. Связной привез мне копию списка погибших немецких солдат, в котором его имя и фамилия были указаны.
        - Он служил здесь?
        - Да, в охране внешнего периметра. Причина указана как неосторожное обращение с оружием. Но это вранье, полная неправда. Две недели назад здесь, в Берлоге, что-то случилось. Связной рассказал про стрельбу, которая длилась половину ночи. Возможно, подопытные пытались бежать, возможно, просто что-то пошло не так. Так что ребята успели сделать только это. И передать план коммуникаций, по которым можно было проникнуть внутрь. Я не могла отправить шифровку в Центр, пришлось идти к вам самой. Рисковать еще и тем, что ваша группа могла не дойти, нельзя. А с командованием операции вышло связаться уже после того, как вы ушли в прорыв.
        - Почему они сами не смогли достать необходимый образец? - Куминов не мог расслабиться. Что-то во всей этой истории ему не нравилось.
        - Не тот уровень подготовки, капитан. Всего два обычных человека, служившие в разных подразделениях. Только по этой причине отправили вас, и хорошо, что я смогла выйти именно туда, где мы с вами встретились. Да в чем дело, Куминов?!!
        - Нескладно все выходит, товарищ лейтенант... - капитан внимательно посмотрел в ее сторону. - Настолько все удачно, что мне даже как-то не верится. То ты не могла связаться перед самой операцией, то связалась, когда нас уже не было по нашу сторону фронта. Потом связаться неожиданно получилось, и ты нас нашла сама... странно все это.
        - Тебя не заносит, капитан? - Гречишина недобро оскалилась. - Твое дело какое?
        - Мое дело выполнить задачу. Она ясна и понятна. Неясно и непонятно все, связанное с тобой. Как ты связалась с командованием и как вышла на нас у деревни?
        Куминов сделал лишь одно движение головой. Гречишина поняла, но реагировать не стала. Не попыталась хоть как-то сдвинуться в сторону, когда Расул, стоявший сбоку, поднял ПП, практически упершись глушителем ей в бок, а Хрусталев оказался за спиной. Лейтенант оружие оставил висеть на плече, он больше любил холодное и бесшумное оружие. Капитан был уверен, что сейчас так любимый им нож находится совсем рядом с ребрами Гречишиной. Один удар, и клинок, пройдя между ребрами, сразу попадет в самый важный мускул организма. Тот самый, что гоняет кровь по всей кровеносной системе человеческого тела.
        Гречишина дергаться не стала. В ярком луче от фонаря, который Воронков направил ей в лицо, стала заметна лишь улыбка. Горькая и уставшая улыбка человека, которого обвинили в том, чего даже и не думал делать.
        - Молодец, капитан. - Девушка невесело усмехнулась. - Так долго молчал и наконец, нате вам, разродился. Именно тогда, когда это вообще не нужно. Подозревал всю дорогу и молчал, ну ты даешь, Куминов. Это у вас за Уралом все такие упрямые и недоверчивые? Думаешь, что двойной агент? Привела вас сюда, и что? Про это ты не подумал? Какой прок немцам от твоей РДГ? Думаешь, что они обрадовались бы, получив вас в руки? Саша еще ладно, ей бы точно обрадовались, а вы? Обычная группа войсковой разведки, пусть и с необычными способностями, которых вы и не знаете, если разбираться. На кой ляд вы сдались все такие красивые немцам? И какого черта я не сдала вас раньше, ты не подумал? В тайнике после деревни? В бункере, откуда ехали? Когда вы все спали и два часовых было? Снять твоих ребят по одному мне легко. Скрутила бы всех, как курят, вызвала бы вертолеты и все... дурак ты, Куминов.
        Капитан молчал, слушая ее и пытаясь понять - что думать? Она была полностью и во всем права, но что-то внутри настойчиво заставляло не доверять ей до конца несмотря на всю логичность сказанного.
        - Как ты вышла на связь и как нас нашла? - простой вопрос, на который он так и не услышал ответа. Куминов неожиданно понял, что все напряжение последних дней сейчас скатилось на него, заставив подозревать эту, скорее всего, полностью честную и правдивую девушку, столько лет находящуюся по "эту" линию фронта. И что он ждет того ответа, который заставит хоть немного отпустить это напряжение, ощущаемое им практически всем телом.
        - Как? Да просто, Коля... - Гречишина все также не двигалась, стоя неподвижно. - Ты знаешь вынесенные посты немецких связистов, для перехвата сообщений, радиоигры и поддержки своей авиации?
        - Да.
        - Я взяла такой штурмом. Там было одно отделение пехоты для охраны и три смены связистов, по три человека с двумя офицерами. Вырезала всех, той самой ночью, когда узнала про неожиданное наступление. Сеанс связи был не больше пяти минут, потом ушла, перекрестным вашему, курсом. Рискнула и выиграла, понимаешь, Куминов. Не встретились бы там, вы шли бы сюда сами, надеясь только на себя. И я бы делала то же самое. А в эфир вы не выходили, кроме одного раза, после которого мне и определили ваш приблизительный маршрут. Что тебе еще надо, скажешь? Какого хрена ты устроил все это здесь, вместо того, чтобы действовать?
        - Это препарат... - Венцлав сказала тихо, но ее услышал каждый. - Агрессивность полностью подавлять не получается, она все-таки выше стабильно контролируемой организмом. Капитан не выпускал своих мыслей наружу, пока я его не применила.
        Куминов стиснул в ладони рукоять своего ПП, стиснул изо всех сил, почувствовав, как вспотели ладони. Саша, наверное, была полностью права, тоже полностью права. Он сейчас подозревал ту самую, которая помогла им, вывела сюда и шла рядом. Что за чертовщина?
        - Ну, будем делом заниматься или препираться дальше? - голос Гречишиной стал спокойным. - Капитан?
        - Извини, - буркнул Куминов. - Что делаем дальше?
        - Ребят, вы оружие уберете? - Гречишина посмотрела на разведчиков.
        Хрусталев хмыкнул, похлопав ее по плечу. Расул чуть улыбнулся и опустил ствол вниз, направив его в пол.
        - Что дальше? - повторил капитан.
        - Идем через вентиляционную систему. Она проходит по всей Берлоге, и нам надо дойти до одного из выходов в ее помещения.
        - А потом?
        - А вот потом будет намного сложнее... - Гречишина хмыкнула. - Нам нужно будет обязательно дать возможность уйти Саше и еще кому-то, кто будет ее страховать.
        - Хорошо. - Куминов встал, отряхнув колени. Все это время он так и просидел возле нелепого куска фанеры, оказавшегося фальшивой стеной. - Воронков, постоянно находишься рядом с Сашей и Гречишиной. Расул - прикрываешь и идешь вместе с ними. Хрусталев, Шутяк, мы с вами даем им возможность уйти. Юля?
        - Да?
        - Я так понимаю - планы коммуникаций и переходов у тебя в голове? Не перепутаешь?
        - Ни за что.
        - Тогда все, хватит говорить, пора заниматься делом. Воронков, вскроешь вентиляцию?
        - Да. - Невозмутимый старший сержант кивнул головой, повернулся к указанному объекту и начал внимательно его рассматривать.
        Металлический короб, чья темная поверхность выглядывала в проем, был единственным вариантом проникновения в Берлогу. Такая вот ирония, подумалось Куминову. Лезть к черту на кулички через короб громадного вентиляционного канала, кто бы мог подумать. И удастся ли затея, пока было неясным. В очередной раз он восхитился работой, которую проделали неизвестные и безымянные герои, отыскавшие возможность пройти на секретный объект. И все это в оккупированном городе, где каждый метр земли немцы могли исследовать хоть рентгеном, будь у них такое желание. Посмотрим, посмотрим.
        Тем временем Воронков залез в подсумок, который у него всегда крепился на боку и чуть сзади. Подсумок поначалу был причиной шуток и доброго смеха над серьезным и хозяйственным сержантом. Спустя небольшой отрезок времени и несколько операций, проведенных успешно, отчасти и из-за применения содержимого брезентового носителя инструмента. Именно инструмента, отверток, плоскогубцев, нескольких инструментов из арсенала зубных хирургов. Не говоря про несколько разных по сложности и универсальности отмычек. Сейчас старший сержант, которому подсвечивал в темноте Хрусталев, внимательно изучал участок короба вентиляции.
        Через несколько минут он достал обычную отвертку и масленку. Куминов покосился на него, но вопросов задавать не стал. Раз достал, значит, что так надо, и все тут. Предусмотрительность старшего сержанта давно была известна всей группе. Капитан присмотрелся, понимая, что сейчас Воронков очень аккуратно, тщательно и внимательно поливает один из болтов из масленки. После того, как сержант начал отворачивать его, идея стала полностью понятной.
        Болты, которыми крепились части короба, предварительно облитые маслом, выворачивались без шума. Никакого скрипа, который мог возникнуть из-за легкой ржавчины, прихватившей их по резьбе. Так пришлось поступать и дальше, предварительно поливая каждый вновь виднеющийся миллиметр крепежа и лишь потом нажимая на отвертку. Получилось...
        Лишь один раз группа замерла, когда на последних поворотах один из болтов не выдержал и лопнул, упав со звонким звуком внутрь системы вентиляции. К счастью, он не покатился дальше, лишь коротко звякнув. Первым внутрь пошел Расул, тихо-тихо наступая на плотную поверхность из твердого и негнущегося сплава под ногами. Остановился, высунулся назад:
        - Там чуть дальше решетка и свет.
        - Посмотри, только аккуратно... - Куминов перевесил удобнее оружие, так, чтобы палец лежал на скобе спуска.
        Расул бесшумно скользнул дальше, пропал из виду. Голова разведчика вынырнула чуть позже. Он кивнул, показывая, что все чисто и можно двигаться. РДГ по одному начала исчезать в темноте проема.
        Металлическая кишка воздуховода тянулась вперед, выпирая через каждые два шага острыми ребрами в тех местах, где секции соединялись между собой. Делали вентиляцию немцы основательно, практически на века. При каждом шаге Куминов ожидал, что вот-вот один из стальных листов прогнется, но нет, металл даже и не пытался этого сделать. Толстая поверхность держала на себе вес всей группы, растянувшейся и двигающейся согнувшись в три погибели и очень тихо. Ничто не звякало и не задевало прямоугольных стенок, придавая безумной по замыслу и наглости затее возможность довести ее до конца. Решетки, встречавшиеся через равные промежутки, пропускали внутрь звуки и запахи того, что находилось по ту сторону. И капитан не смог сказать, что они были обычными и нормальными.
        Воздух был теплым, не только нагреваясь внутри коробки вентиляционного хода, он затягивался в него уже теплым. Куминов уловил в нем сразу несколько резких и неприятных запахов, живо напомнивших посещение складов химического вооружения и одновременно дивизионного госпиталя, в котором валялся после ранения. Иногда к нему примешивался другой букет ароматов. Он казался очень странным, похожим на тот, что можно полностью ощутить на скотном дворе. Спертый, наполненный миазмами нечистот, немытых, покрытых коркой грязи и нечистот тел. И к нему постоянно добавлялась резкость, которую ни с чем не спутаешь. Густой аромат и свежей, и успевшей свернуться и загустеть крови. Тот самый, что всегда висит над окопами и траншеями после боя, особенно если он закончился рукопашной, с выпусканием внутренностей, перерубленными конечностями и разбитыми головами. Еще те запашки. Свой собственный запах, шедший от пропахшей потом одежды, Куминов перестал воспринимать спустя несколько секунд нахождения в закрытом пространстве короба.
        Звуки были в основном обычными. Слышалась речь, четкий ритм от шагов проходящих внизу людей. Иногда слышался звук, напоминающий шуршание колес медицинских каталок. Звенели звонки вызывающих кого-то телефонов. Но пару раз капитан понял, что слышит дикие, на пределе возможностей дикие вопли истязаемого человека. Когда высокий вопль, перешедший потом в невозможный, полный боли визг раздался в первый раз, группа замерла. Двинулись вперед лишь через несколько секунд.
        Он несколько раз бросил взгляд через решетки, хотя их приходилось преодолевать одним быстрым и слитным движением, тут же проходя вперед и каждый раз замирая, ожидая обнаружения. Увидеть практически ничего не удавалось, мелькал лишь самый верх стен, выкрашенных в белый цвет, и яркие лампы, хорошо освещающие все пространство внизу.
        Воронков, крадущийся перед ним, замер. Куминов бросил взгляд назад, убедившись, что ни Саша, ни Расул не оказались прямо напротив очередного прямоугольника света, перерезанного горизонтальными полосами. Перевел взгляд вперед, заметив, что Гречишина приготовилась стрелять, и что прямо под ее ногами неожиданно оказалось открытое пространство, причем не одно.
        В этом месте конструкция вентиляции преподнесла сюрприз, очень ненужный и опасный. Перед ними было два проема, закрытых металлической густой сеткой, держащейся на болтах. Дело начало принимать весьма нехороший оборот, понял капитан. Внизу, если судить по звукам, сейчас определенно кто-то был. Он услышал отрывистый звук команды и скрип, после которого глухой голос раздраженно выругался. В ответ послышалась еще более сильная брань на немецком, на которую первый только утвердительно рявкал, изредка вклиниваясь в промежутках между бранью. Куминов явственно увидел вытянувшегося по стойке "смирно" фрица, которого распекает старший по званию. В любое другое время капитан был готов даже послушать еще, но не сейчас. Оценить по достоинству владение обладателя сочного баритона всем богатым ассортиментом ругани на дейче Куминов смог. Но легче от этого не стало, группа застряла, а промедление было смертельным. Насколько прочным ни было бы днище каждого из коробов, но они явно не были рассчитаны на давление веса застывших на них людей.
        Гречишина, наверняка рассуждая так же, тихо двинулась вперед, аккуратно и осторожно переступая по узкому бортику, оставленному для крепления сетки и выдающемуся по ее краям куском не шире пяти сантиметров. При этом маневре она еще и умудрилась практически вжаться в стенки, старательно не давая возможности рассмотреть себя. Под ногой Куминова чуть скрипнуло, на самом крае слуха. Разговор внизу прервался. Шутяк за этот короткий отрезок успел промелькнуть над светлым прямоугольником и занял место рядом с Юлей. Хрусталев застыл статуей, не двигаясь ни вперед, ни назад. Капитан перенес вес тела на левую ногу, стоявшую ближе к сетке, переставил правую, оказавшись рядом с замершим Воронковым, уже целившимся вниз. Наклонился, присмотрелся. Почувствовал острый, звериный запах, идущий оттуда.
        Внизу был гладкий, поблескивающий в ярком свете пол. На полу стояла открытая платформа, на которой перетянутый широкими кожаными ремнями лежал зверь. Зверь был похож на человека, странного, изломанного изнутри человека. У которого грудь торчит острым корабельным килем, руки намного длиннее, чем должны быть. Мощные, толстые, с торчащими из пальцев острыми и загнутыми толстыми когтями. У человека не должно быть вытянутого вперед павианьей мордой лица, с толстыми губами практически черного цвета, выпираемыми вперед клыками. И человек не должен быть покрыт густой, длинной и сплошной шубой темных волос, полностью покрывающих его с головы до пят. Широкие ноздри вздрагивали, принюхиваясь. К чему? Ответ на это капитан знал. К ним, торчащим прямо над тележкой с кожаными ремнями и этим зверем.
        Куминов замер, видя, как существо внизу медленно водило головой по сторонам и принюхивалось. Он медленно, так, чтобы не звякнули металлические детали, хоть и перетянутые предварительно пластырем, поднял ПП, направив ствол в сторону высокого человека в кожаном плаще и фуражке с вытянутой вверх тульей, шагнувшего к тележке. Рядом замер Воронков. В висках гулко бухало, отсчитывая секунды до начала стрельбы. Зверь внизу заворчал, уставившись на сетку. Черные глаза уставились точно на Куминова. Зверь рявкнул, человек в фуражке рывком поднял голову, уже начиная выхватывать "люггер" из кобуры на поясе. Зверь рванулся, заставив лопнуть один из ремней, казавшийся таким крепким. Воронков ударил ногой по сетке, отправив ее точно на голову офицера, прыгнул вниз, начиная стрелять, Куминов одним прыжком ринулся за ним, лишь успев сгруппироваться, чтобы не задеть и не помешать товарищу. С лязгом вылетела сетка, выбитая Шутяком.
        Капитан приземлился, вскидывая ПП, мягко спружинив вес тела на носки, согнул колени. Успел увидеть трех рядовых, оторопело глядевших на них, появившихся как чертики из коробочки. Офицер отбросил сетку в сторону, вскинул руку с пистолетом. Вскинул очень быстро, так же как Куминов, чей организм сейчас лишь подстегивало изнутри действие укола. Оружие дернулось, мягко выпуская пули, слегка треща глушителем.
        Очереди в сторону врага пошли одновременно. Выбранные цели, находившиеся в такой близости, поразил каждый из разведчиков. Но результаты попаданий были разными. Трое солдат сложились, отброшенные попаданиями, умерев сразу и окончательно. Куминов стрелял лишь в немца. Странного и быстрого немца, который не успел открыть огонь первым, но попытался уйти в сторону от огня и пуль.
        Зверь разодрал оставшиеся ремни, рывком спрыгнул за тележку-каталку, рыкнул. За Куминовым приземлился Расул, еще в полете начавший палить без остановки по мохнатой туше, поразительно быстро укатившейся в угол, укрывшейся за тележкой, которую зверь перевернул одним ударом. Офицер тоже не стоял на месте. Пули Куминова задели его левое плечо, но он не прекратил качать "маятник", выстрелив в сторону неожиданно появившихся русских. Куминов вдруг увидел, как пули вылетают из ствола мерно дергающегося "люггера", направляясь к нему, ушел в сторону, странно замедлившись в толчке от пола. Свистнуло у самого уха, сзади выругался Расул, охнув сквозь зубы. Куминов лишь нажал на спуск, вычертив одну сплошную линию, идущую от ствола ПП, и упирающуюся в ломано двигающегося немца.
        Получилось, потрясающая скорость и реакция не спасли обладателя фуражки с высокой тульей и серебристых молний на петлицах от прямых попаданий. Длинный кожаный плащ, такой знакомый по фотографиям и собственному опыту, ненавидимый капитаном яростно и люто, вспучился сразу в нескольких местах, окрасившись темно- и ярко-красным в точках попаданий. Странное зрение, включившееся независимо от капитана, смогло уловить даже летящие после чмокающего звука входящего в офицера девятимиллиметрового снаряда мельчайшие обрывки черной кожи. Сбоку взметнулась в воздух темная фигура зверя, оттолкнувшегося задними лапами от стен, выдирая из них крошку когтями. Ударило мягкими, заглушаемыми очередями, одновременно с двух сторон. Воронков и Расул одновременно били по этому непонятному противнику. Куминов, поворачиваясь за немцем, стараясь не дать ему подняться, увидел, как плеснуло в воздух яркими каплями, усилившееся обоняние уловило запах подпаленных волос. Зверь рыкнул, подбитый в полете, упал, низко прижавшись к полу.
        Немец в плаще упрямо пытался подняться несмотря на полученные в грудь гостинцы от капитана. Существо же, которого Расул зацепил лишь по касательной, ушло в сторону и тут же, не останавливаясь, выстрелило вверх с невозможной, казалось бы, позиции. С добрым десятком попаданий, которые должны были его убить. Взмыло вверх, снова рванувшись к ним.
        Куминов успел уловить краем глаза, как метнулся в сторону Шутяк, разворачиваясь к ним спиной и перевешивая ПП за спину. Хрусталев уже помогал ему снять короткое тело пулемета, а значит, они увидели что-то, что требовало именно его огня. Капитан понимал, что выстрелы из "люггера" не пройдут для них даром, но все же надеялся на небольшую фору по времени. Да, видно, не судьба. Но сейчас важнее был зверь, летевший в их сторону.
        Воронков подхватил с пола тяжелую, ограниченную толстыми металлическими полосами сетку, так недавно выбитую им самим. Крутанул и метнул ее в существо, когда-то бывшее человеком и ставшее странным и страшным зверем. Существо ударило ее в полете, отправив в сторону, хлестко ударив лапой с большими кривыми когтями. Капитан успел заметить желтые звериные глаза, пересеченные черной полоской зрачка и большую и не останавливающуюся в своем раскрытии пасть, украшенную острой полосой загнутых острых зубов. Страшная и завораживающая в своей нереальности картина. Он, если бы оказался здесь один, не успел бы и испугаться, так как зверя в одиночку было не остановить. Но он был не один. Его одновременно поддержали, при подлете мохнатой живой машины, Расул и Воронков. Толстые стволы пистолетов-пулеметов, метящие точно в эту темную пасть, несшуюся к ним сверху, остановили его.
        Они прервали этот дикий прыжок, всадив в него по полному магазину, превратив голову в дуршлаг, с летящими в сторону ошметками волос, кожи, крови и костей. Зверь упал вниз, тяжело и шумно, с глухим звуком ударившись об бетон. Куминов уже не смотрел в его сторону, слыша чужие выстрелы сзади, где их прикрывали Хрусталев и Шутяк. Метнулся в сторону немца-офицера, клубком прокатившись по полу, сгруппировавшись и удачно избежав попаданий. Встал на колено, пригибаясь, оказавшись рядом с живучим "кожаным" в высокой фуражке. Глаза немца, яростно блестевшие и уставившиеся прямо на него, расширились. Капитан не стал думать, влепив короткую очередь в аккуратную прическу. Не хочешь нормально умирать, фриц, так заставим, никуда не денешься.
        Оглянулся, видя, как Расул прижал Сашу к полу, перевернул тележку, вытащив ее из угла. Воронков стоял на колене, стреляя в сторону длинного тоннеля, открывшегося за разошедшимися в сторону толстыми пластинами дверей на роликах. Шутяк просто лежал на полу, разложив сошки пулемета и паля вперед, нисколько не скрываясь.
        Из тоннеля на них перли немцы. И совсем не охранцы, вовсе нет. На них двигались где-то два отделения тяжелой пехоты, в полном снаряжении и экипировке. Шансы? Яркий свет матово отблескивал на темной поверхности защитных комплектов, закрывающих фрицев практически полностью. Хуже всего было то, что в глубине ярко освещенного пространства за ними Куминов увидел широкие прямоугольники штурмовых переносимых щитов[31], которые тащили товарищи нападавших. Шансов практически не было. Куминов сплюнул на пол, лихорадочно думая: что делать? Первое, что он может сделать сейчас... Капитан перекинул ремень ПП через грудь, отправив его за спину. А перед этим достал, наконец, АСД, который сейчас будет лучше.
        Пулемет Шутяка грохотал в замкнутом помещении коридора. Первых добежавших немцев скосило, но толку? Из тоннеля, вбивая подошвы в пол, накатывала основная часть нападающих. И их было намного, намного больше.
        Немцы, практически не обращая внимания на нескольких упавших товарищей, упорно продвигались вперед. Плотно, укрываясь щитами в полный рост, положив толстые стволы коротких автоматов на специальные выступы с правой стороны металлических пластин. Свет от длинных потолочных ламп, закрытых сеткой, падал вниз, делая гладкую поверхность защитных комплектов чуть голубоватыми.
        - Командир, идите вперед, мы останемся. - Хрусталев, у которого из пробитого плеча текли медленные алые дорожки, оглянулся. - Идите, идите, еб вашу!
        В сторону штурмовиков, дымя в полете, полетела первая граната. Рвануло, засвистев осколками и завоняв сгоревшим порохом.
        - В ту сторону? Куда нам?!! - Куминов смотрел на Гречишину, ожидая подсказки, такой необходимой сейчас. Обожгла мысль о глупости и бесполезности затеи, самой операции, которая провалилась, еще не начавшись. Глупая, страшная, бессмысленная и трусливая мысль. Что-то кольнуло шею, Куминов повернулся. Венцлав выбросила пустую "самовпрыску", подмигнула ему и воткнула иглу точно такую же себе в шею.
        Капитан почувствовал, сразу, без какой-либо подготовки, как внутри него самого взорвался маленький, но очень злой вулкан. Вскрикнул, когда неожиданно по крови пробежала обжигающая волна, мышцы резко начали сокращаться, вначале по груди, потом дрожь пробежала дальше. Когда она добралась до головы, на какое-то мгновение Куминов отключился, понимая, что умирает от взрыва авиационной многотонной бомбы в голове. Но тут же воскрес, вздохнул полной грудью, понимая, что бой не окончен. Он только начинается.
        - Нам туда, капитан. - Гречишина кивнула головой в сторону двери, видневшейся в небольшом ответвлении коридора. - Быстрее, надо успеть.
        - Хрусталь! - Куминову показалось, что он крикнул старшему лейтенанту Хрусталеву, услышав сзади дикий рев, что мохнатый зверь воскрес. Он обернулся и увидел капитана.
        - Что?
        Со стороны тоннеля вылетело несколько рубчатых и дымящих яиц, Хрусталев пригнулся за один из нескольких металлических ящиков. Которые давно свалились со второй тележки. Грохнуло, в ушах у него зазвенело, и ответа он не расслышал. Зато увидел, как чекистка, командир, Воронков и девушка профессор несутся к незаметной двери. И Куминов машет ему рукой, указывая на нее. Рядом шевельнулась куча отбитой с потолка штукатурки и из-под нее, мотая головой, выбрался Шутяк.
        - Расула не видел?
        Шут лишь кивнул головой. Хрусталев посмотрел в ту сторону и увидел темное нечто, покрытое густой белой пылью и кое-где пробивающимися через нее темно-красными пятнами. Лейтенант вздохнул, пробормотав что-то. Со стороны тоннеля, с металлическим лязгом, из-за небольшого поворота, выглядывала стена соединенных вместе щитов.
        Хрусталев крест-накрест перехлестнул на груди ремни "штюрмера" и ПП. Встал на колено за их с Шутяком маленькой баррикадой, понимая, что вот это уже все. Да, можно еще попробовать отойти в сторону двери, где сумели скрыться оставшиеся четверо товарищей. И это нужно сделать, дав им хоть немного времени.
        Со стороны тоннеля загрохотало, воздух засвистел и зажужжал, застучало по стенам, по перевернутым ящикам, по металлу тележек. Шутяк выматерился, когда одна из пуль, пробив все-таки тележку, попала ему в мякоть ноги.
        - Сволота поганая! - он высунулся, выстрелил несколько раз. Потом снова вжался в металл каталки. Когда Шутяк повернулся к Хрусталеву, правая сторона лица оказалась залита кровью. Она небольшими ручейками сбегала сверху, где пролетевшая вскользь пуля сняла у него солидный кусок кожи вместе с волосами.
        - Красавец... - Хрусталев ухмыльнулся. - До двери доберемся?
        - Попробуем, это точно. Не вижу ничего, глаз на месте?
        - На месте... пошли?
        - Пошли...
        Когда два разведчика двинулись, отстреливаясь, немцы были уже очень близко. Шутяка достали, когда он практически добрался до заклинившей на ведущем ролике двери. Зацепили за плечо, попав в ранец, который разведчик отвел за спину, чтобы метнуть в проем. Возможно, что штурмовики только прибыли с очередной ночной контрпартизанской операции, кто знает? Но две пули, пробившие плотную, хорошо выделанную кожу ранца, изготовленного где-то в Баварии по заказу Оберкомманде дес Хереес, оказались трассирующими. В ранце было три сигнальных ракеты, в состав химического вещества которых входил цирконийВзрывом разметало баррикаду из ящиков, отбросило назад первых штурмовиков, не успевших понять, что произошло. И обрушило свод коридора, перегородив несколькими метрами ломаного бетона, армированной стали и дерева проход в коридор, в котором скрылась убежавшая часть РДГ. Проход в основной тоннель тоже оказался блокирован. Облако пыли и дыма от сгоревшего пороха, взрывчатки, сажи и копоти от занявшегося кое-где дерева затянуло тоннель.
        Куминов все понял по одному звуку, долетевшему до них. Глухой рокот, последовавший после короткого звукового удара по ушам, разъяснил многое. Ощутимо тряхнуло гладкий бетон под ногами, позади недолго трещало и хрустело. Но прекратилось все быстро. Чуть позже, раздирая перепонки, сработала сигнализация, истошно завопив, наконец, о проникновении на объект. Капитан усмехнулся, понимая, что их наглейший рейд все-таки дал возможность довести дело до конца. Сработай сигнализация раньше - кто его знает, что было? Проследил глазами, как сверху, сломав фальшивый простенок, построенный явно для красоты, опустилась стальная переборка, отрезая участок, где наверняка занялся пожар.
        Отлепившись от стены, в которую остатки РДГ вжались сразу после взрыва, Куминов краем глаза заметил откатывающуюся в сторону светлую и широкую полосу двери. Дверь была непривычно прорезинена по краям, ручка сверкала хромом. Воронков выпустил короткую очередь. За дверью чуть вскрикнули, послышался звук падения. Под потолком продолжали выть и орать сирены тревоги, заливая красными светящимися кругами потолок и верхнюю часть стен.
        - Нам туда... - Гречишина махнула головой. И они побежали, понеслись вперед, как могли, стараясь не наделать глупостей. А из короба вентиляции, ответвления того самого, по которому они двигались, вытекал в коридор плотный серый дым. Едко воняло чем-то, горевшим там, позади, где остались еще трое друзей. Но сейчас было не до этого, лишь бег, палец на спусковом крючке, короткие, в два-три патрона очереди, остановки, отстреляться, и снова бег. Лишь успевай делать то, что так хорошо умеешь.
        Выдох-вдох, выдох-вдох, Венцлав между ним и Воронковым, стерегущим тыл. Гречишина мелькала впереди, первой убирая непредвиденные помехи, строчила, строчила. "Шила" из своего ПП, как хорошая швейная машинка, но и она не была автоматом, хотя сейчас Куминов видел, на что способна лейтенант госбезопасности.
        Трое немцев, стандартные мышиные мундиры, высокие пилотки на головах, автоматы наперевес, ждали их, терпеливо ждали. Но не успели, лишь видели на самой периферии зрения, как вылетело в коридор перед ними, на развилке трех разных дорог внутри объекта, что-то темное и быстрое. Выстрел, второй, третий, точно в головы, экономя боеприпасы и не давая шанса врагам. Гречишина замерла, выжидая остальных, оглянулась. Что-то крикнула перекошенным ртом, нечленораздельно, быстро, как из пулемета. Куминов понимал, что надо держаться ее, кивнул головой, поражаясь побелевшим глазам, на которых так выделялись полностью занявшие радужку зрачки. Думал про себя, а сам, сам какой? Потому что внутри все бурлило, прорываясь наружу, движения стали такие четкие и скорые, что Куминов не верил самому себе.
        Дальше, дальше, перепрыгивая через стол, на котором лежит журнал дежурств, ударил ногой в голову (в прыжке?!!) совсем молодому офицерику, выскочившему было из кабинета рядом. Хрустнуло под твердым каблуком, вбивая орла на тулье фуражки куда-то внутрь черепа. Немец отлетел, пропал внутри темного каземата помещения смены охраны. Оттуда начали бить очередями, но Воронков уже сорвал с одного из караульных гранату, дернул за кольцо. И вот она полетела, подкручиваясь в полете, чуть блестя металлом рубашки, лениво дымясь. Сержант одним движением захлопнул дверь, навалившись весом, и тут же, турманом развернувшись, подтолкнул стол. Там, внутри, оглушительно хлопнуло, кто-то заорал, дико, разрывая голосовые связки. А они уже неслись дальше.
        Бег, торопливый бег по коридорам. Мерно стреляя по медленным целям, успевая прикрыть Сашу, надеясь на то, что Воронков сможет сделать то же самое позади. Гречишина снова, после небольшой задержки, ушла вперед, мелькая серой тенью, пробиваясь авангардом. То, что она вытворяла, раньше капитан не мог себе даже и представить. А представить он мог многое. Хотя оставленные позади помещения и паутина коридоров, через которые они пробивались, не жалея никого, в том числе и себя, были не просто странными.
        Зверей, подобных тому, на каталке, не было. Куминов поверил в Гречишину, как в проводника, понимал, что они идут какими-то запасными ходами, и это было верно и правильно. Пойди они через основные линии, соединяющие Берлогу, напоролись бы на новых штурмовиков, и все.
        Одними обычными людьми, пусть и подготовленными, Берлога их не встретила. Были на пути несколько неповоротливых, медлительных переростков, одетых в одинаковые серые мешковатые костюмы. Безоружные, навалились массой, пытались добраться голыми руками. Бочковатые тела, с раздутыми мышцами, видневшимися в прорехи от попаданий. На каждого пришлось выпустить по половине магазина, настолько неожиданно натолкнулись на них, казавшихся медлительными. Мишки в тайге тоже медлительны... на первый взгляд, а поди ж, ты, попробуй, удери. Лишь один упал сразу, когда, неожиданно для всех, Саша попала одним четким выстрелом прямо между запавших свинячьих глазок, разворотив из девятимиллиметрового офицерского автоматического "маузера" небольшую, круглую как дыня голову. С остальными пришлось попотеть. А время неумолимо бежало, потихоньку убивая всю фору, полученную от неожиданности их появления.
        А потом была длинная, похожая на единственный раз виденную Куминовым прозекторскую, комната. Сплошь заставленная стальными столами, накрытыми клеенкой. Оттуда, сбросив на пол закрывающие их жесткие, как накрахмаленные, эти самые покрывала, вскочили несколько фигур. Тощих, с четко видными в плохом и моргающем свете костями. С серой, тонкой кожей, под которой черными полосами проходили сосуды. Смотрящие на застывших людей темными провалами глаз, шипящие что-то, пришлепывающие губами. Бочком-бочком, серые сгрудились вместе, сбиваясь в угол, лишь шипели оттуда, скалили длинные и тонкие иголки в бесцветных ртах с черными практически деснами. Гречишину неожиданно вырвало, один из серых потянулся было к ним, жадно втягивая воздух, а Куминов со страхом увидел, как у нагнувшейся чекистки медленными и тяжелыми каплями падает вниз кровь из пробитого живота.
        Воронков не стал дожидаться действий этого тощего подопытного. Не мудрствуя - влепил ему пулю, отбросив назад, на товарищей по несчастью. Те окружили упавшего, что-то шептали, свистели, наклонившись к еще вздрагивающему телу. Потом зачавкали, захлюпали, не обращая никакого внимания на людей. Лишь один, когда Куминов, выходя последним, спиной вперед, контролировал их стволом АСД, повернулся к нему. Лицо, ставшее маской, застывшей и покрытой кровью, жидкой, бегущей по подбородку, никаких эмоций. Животное, жрущее то, что есть в данный момент.
        Он подпер закрытую дверь проходного бокса, уронив шкаф с вывалившимися медицинскими халатами. Оглянулся.
        Гречишина тяжело дышала, а рядом колдовала Саша. Отлетел в сторону уже третий, как понял Куминов, шприц, зашипело, когда из металлической тубы, прямо на темную кровоточащую дыру входного отверстия Венцлав выдавила прозрачное тягучее желе. Гречишина выматерилась, громко и зло, с ощутимой болью в голосе. Выдохнула, смахнула пот с разом побелевшего лица. Кровь перестала бежать, запекшись темной коркой.
        - Выходного-то отверстия нет, капитан... - Юля подмигнула ему. - Вот так. Ничего, прорвемся, живы будем, не помрем. Двинули дальше, уже близко...
        И они двинули, в том же порядке, через коридоры, наполненные пока еще не рассеявшимся дымом, которого становилось все меньше. Белея, он рассасывался, исчезал. И вместе с ним исчезало время, время и время. А потом Гречишина завернула за очередной поворот.
        Куминов практически пролетел все расстояние вслед за ней, когда впереди сначала глухо ударило, а потом, спустя пару секунд, мерно заговорило что-то скорострельное и крупнокалиберное. Он прижался к стене, стараясь понять и увидеть. Рукой прижал вниз Сашу, стараясь сохранить ее, осторожно выглянул в грохочущее и ревущее неизвестное.
        За поворотом, перед открытыми створками широкого входа, находился довольно большой бокс, с несколькими высокими грузовиками. В его дальнем конце сейчас полыхал, занявшись рыжим, с лепестками густого и жирного дыма, пламенем полугусеничный бронетранспортер. На его фоне, перемещаясь мягко и быстро, двигался нереальный силуэт, высокий и широченный, поливающий перед собой из авиационного спаренного МГ-81. Куминов прищурился, прикрыв глаза рукой, всмотрелся еще раз, не веря самому себе. Одно дело увидеть фотографии и другое - наткнуться на него самого вживую.
        Гречишина тоже была там, вжавшаяся в угол, закрывшаяся несколькими сваленными в кучу высоченными резиновыми покрышками. Пока они держали рой пуль, разлетаясь в воздух рваными лохмотьями, отсекаемыми пулеметными очередями. Стена над ней, уже выщербленная до ям, не до дыр, покрыла все вокруг плотной белесой пылью. А немец двигался в их сторону, мягко, как кот, перекатывался из стороны в сторону, не давая девушке поднять головы. Куминов быстро спрятался за стену, лихорадочно соображая - что же делать?
        Воронков метнулся назад, ногой вышиб дверь. Загремел чем-то, разбрасывая и ища. Только что? Куминов уставился в ту сторону. Но, увидев, чтоМГ сержант вытащил, улыбнулся, довольно и понимающе. Канистра, большая обычная канистра, которые водители немцы, дотошные и надежные, всегда возили в кузовах, в нарушение всех инструкций. Запас топлива, и, если судить по довольному лицу Воронкова, поднявшего крышки и принюхавшегося, в них был бензин. Не дизельное топливо, а бензин, легко воспламеняющийся, возможно, что и авиационный. Еще лучше.
        - Что это? - Венцлав непонимающе посмотрела на них.
        - Сейчас... - Воронков повернулся к Куминову. - Попадешь?
        - Попаду.
        Сержант не стал ждать какого-либо подходящего момента. Просто шагнул вперед, метнув канистры в сторону высокого силуэта, упал, откатываясь к Гречишиной, уходя с трассы огня немца. Куминов оказался на своем месте тут же, прицелившись и стреляя сразу, навскидку.
        Она полыхнула прямо над немцем, выпустив на него шар огня, в который превратилось топливо, мелкие осколки от самой емкости разлетелись по помещению, часть прошла в угол с чекисткой и сержантом. Юля вскрикнула, завалилась вперед, волосы на голове немедленно стали красными.
        Куминов добавил несколько очередей в пылающую и ревущую фигуру, распространяющую вокруг смрад горящего мяса, кожи, волос. Чуть позже полыхнул боезапас за спиной, разворотив громадную, рухнувшую на пол тушу. Но им было не до этого. Гречишина стонала, схватившись руками за голову. Лицо залило кровью, хлещущей сразу из нескольких попаданий. Она не слышала криков Венцлав, тут же оказавшейся рядом с ней. Лишь крутилась юзом, ничего не понимая, не отвечая на вопросы. Куминов осел на пол, прислонившись спиной к стене. В голове билась одна и та же мысль: что дальше? Пути никто из них не знает, лишь Гречишина, которая сейчас не может ничего. Что делать?
        Когда Венцлав встала и пошла в сторону металлических ворот, в самом конце бокса, он лишь недоуменно проводил ее взглядом. Потом, видя, как она подхватила свой рюкзак, сброшенный капитаном рядом с собой, пошел следом. Ворота были открыты. Он пригляделся, не совсем понимая, что за ними. Лишь оценив увиденное, недоверчиво покачал головой, понимая, что этого не может быть, но они дошли.
        Длинное и высокое, ярко освещенное помещение, с широкой полосой дорожки посреди. Ряды, вытянутые, многочисленные ряды клеток со стальными прутьями. А в них, покрывая своими звуками все остальное, сидели, стояли, бесновались те, ради кого они пришли. Сколько их тут было, сотни, может быть, больше. Клеток было много.
        - Что мне делать? - Куминов посмотрел на Сашу. - Мы добрались до конечной точки. Не знаю как, но выбраться отсюда мы должны. Значит, тебе надо выполнить свою задачу.
        Девушка неожиданно замерла, застыла, глядя перед собой. Капитан нахмурился, не понимая - чем вызван столбняк. Протянул к ней руку, желая забрать рюкзак, потом растормошить ее саму. Успел лишь заметить быстрый росчерк локтя, прежде чем тот ударил его в голову. Куминов отлетел в сторону, ударился головой о стену, покрутил ею из стороны в сторону, стараясь прийти в себя. Поднял глаза, столкнувшись с не до конца ожившим взглядом Венцлав. Девушка стояла на одном колене над так бережно охраняемой ношей.
        - Не надо тебе ничего делать, Коля. - Венцлав открыла рюкзак, достала контейнер. Бережно щелкнула запорами, аккуратно, держа в напряженных пальцах длинный цилиндр, встала. - Все мы сделали, и даже больше. А выйти отсюда? Не выйдет.
        - Что?!! - капитан непонимающе уставился на нее. - Зачем мы сюда шли?!!
        - Вот... - Саша показала ему вытянутую металлическую сигару с резьбой на конце. Ее голос странно плыл, глотая окончания слов. - Нам осталось всего ничего, самую малость. Вон там, в том дальнем боксе, оборудование. Хотя и до него надо дойти. Это главное, не эти... которые в клетках. Там, в боксе, один-единственный исходный образец, с которого все началось. Его нам необходимо уничтожить. Таймер у меня с собой, и немцы просто могут не успеть, понимаешь? Да еще и мы сможем их задержать. А таймер сработает через то время, что я установлю. Но для полной уверенности лучше сделать все без замедлителя.
        - Какой заряд?
        Саша сжала губы, глядя ему в глаза и мгновенно напрягшись.
        - Что там такое, Саша?..
        - Альфа-десять, боевое отравляющее вещество. Разброс в зоне заражения - до пяти километров. Побочный эффект - гипернекроз живых тканей, у них не останется образцов, Коля. И не вздумай мешать мне, даже не пытайся. Не выйдет.
        - Да... не останется. И пленных не останется. И местных жителей, что остались, тоже, да, Саш?
        - Да, Коль, да.
        - И чем я после этого буду от самих немцев отличаться?
        - От мертвых - ничем. - Воронков, подошедший к ним, упал, с глухим стуком уронив автомат. К затылку капитана прижался холодный ствол "люггера" Гречишиной. - Приказ, капитан.
        Куминов повернулся к ней, неожиданно воскресшей из практически мертвой. Кровь все так же заливала лицо, но глаза... в них не было безумия от всепоглощающей боли, замеченной капитаном совсем недавно. Острые и умные глаза человека, идущего до конца.
        - Саша... - Венцлав повернулась к ней. - В бой нас поведет товарищ Сталин...
        Куминов непонимающе уставился на нее, когда Сашу неожиданно выгнуло назад, белки глаз закатились. Но продолжалось это совсем недолго. Девушка вздрогнула и, двигаясь медленно, как-то заторможенно, протянула ей цилиндр. Гречишина пружинисто ударила ее ногой, отправив к капитану, так и не поднявшемуся с пола. Он поймал Сашу, успев заметить в глазах плещущийся ужас и осознание произошедшего.
        - Умница девочка. Так оно надежнее будет. Что, капитан, что ты так на меня смотришь? Прямо тамбовский голодный волк...
        - Ты кто?
        - Я? Ну... - она улыбнулась, хищно, довольная. - Не Юлия Гречишина, устраивает? А остальное неважно, совсем неважно. О, Сашуль, проморгалась, в себя пришла? Спасибо, подруга, помогла. Принесла куда нужно и отдала кому необходимо. Скоро за мной и за вами придут.
        - Зачем? - Куминов смотрел на нее, опустив руки, понимая, что не успеет. Хотя... если прыгнуть, то все возможно. Она ранена, он должен суметь. Даже отсюда, с пола, должен.
        - Как зачем? - она снова улыбнулась. - Ты, капитан, в проект "Берсерк" войдешь сразу, такой экземпляр, просто любовалась тобой. А Саша... разве можно разбрасываться такими умными мозгами, нет, ни в коем случае. Они еще послужат рейху, после необходимой обработки...
        - Как ты смогла? - Венцлав смотрела на нее, бледная, кусающая губы. - Как?
        - Сашенька... - лже-Гречишина хмыкнула. - Ты же помнишь, что гипнограммы нам преподавали хорошо. А мы же с тобой подруги, начитать одну было несложно. Стоило только захотеть, время было. Каждому из тех, кто был со мной дружен, Сашуль, каждому и каждой. Задел на будущее, понимаешь?
        - Потрепаться захотелось? - капитан сплюнул.
        - Ну, а чего бы и не поговорить с боевыми товарищами. А что тебе до всего этого, пешка? Пешка, пешка, нет, больше никто. Довел Сашеньку куда надо, не подозревая о настоящей задаче, голову все ломал - как же нам назад вернуться с драгоценным грузом, да? Эх, и рожа у тебя, Николай, ну и рожа. Да...
        Она хрюкнула, вытаращив глаза, вздрогнула и начала оседать. Воронков, стоявший сзади, поддержал отяжелевшее тело, подхватил руку с металлическим цилиндром. Отдал мигом вскочившей и метнувшейся к нему Венцлав и лишь потом отпустил ту, кто так казалась своей. Нагнулся, вытер нож о ее плечо. Удар был мастерским, разом пробившим сердце через ребра. Это сержант делал так же хорошо и основательно, как и все остальное.
        - Ну и крепкая у тебя голова... - Куминов покачал головой.
        - А чего мне... - Воронков скривился, нащупав рассеченную кожу и плотную гематому. - Я ж лысый...
        - Да уж... - капитан повернулся к Саше. Та молчала, смотря на тело у ног. - Обвела вокруг пальца. Все здесь было ширмой, почему только? Почему нас не взяли раньше, столько возможностей было?
        - Шифр на контейнере. - Венцлав посмотрела на цилиндр. - Его знала только я. И гипнограмма, которую мне наложили в Институте, перед выходом. Для нее она была слишком серьезной, попробовали бы добраться, я бы просто умерла. Сразу, на месте. Остановка сердца. Контейнер без этого не вскроешь, он самоуничтожится, это Юля тоже знала. Теперь поздно думать про это, но как она оказалась в Институте, и кто стоит за всем этим там, у нас?..
        Одна из стен в транспортном боксе разошлась, выпуская наружу сразу несколько подвижных теней, открывших огонь. Венцлав ударило в нескольких местах, она упала, молча, не крикнув. Куминов успел поднять АСД, заставил прижаться тех, кто напал. Воронков подхватил Сашу, бросился в сторону клеток, стараясь закрыться за ними. Куминов отступал следом, стреляя сразу из двух стволов, перебросив из-за спины ПП, сослуживший хорошую службу в самом начале. Понимал, что надо быстро решать, но разум отказывался делать это. В голове билось несколько мыслей, несмотря на стрельбу, и одна-единственная решила свое дело: попади цилиндр в руки немцев, они пустят его в ход без размышлений. Сейчас они уже проигрывают войну, и думать не будут. Раз не могли создать что-то подобное сами, то точно пойдут на все, чтобы забрать тот образец, что принесли они. Прямо им в руки.
        Высокая черноволосая женщина, одетая в десантный комбинезон, уходила от его выстрелов, легко и играючи. Куминов прижался спиной к колонне столба, чувствуя, как организм слабеет. Покосился на Венцлав, мешком повисшую на плече Воронкова. Выглянул, окинув взглядом помещение с клетками. Существа в них выли и орали, бросались на прутья. Свистнуло чуть сверху, и его осыпало легкой крошкой, отбитой от перекрытия пулями противницы.
        Он чуть задумался, улыбаясь собственным глупым мыслям о том, как хочется жить нормально, спокойно и мирно. Выставил механический завод таймера на десять секунд и нажал на рычажок активации. Выждал пару мгновений, выставив ствол АСД и открыв стрельбу. Прикинул расстояние до клеток и метнул цилиндр, в голове отсчитывая последние секунды.
        Андрей Шабанов стрелял и стрелял. Оставалось совсем немного патронов в пачках, заряжать магазины он еле успевал. Его окружили, заставили невыгодно поменять позицию, но он не сдавался. И смотрел, смотрел в ту сторону, откуда оттаскивал, как мог, немцев, обложивших со всех сторон. Выстрел, снова выстрел. И темные фигурки, недавно выбравшиеся из-под земли. Трое, всего трое.
        - Ну да, ну да, конечно, вы успеете... - Шабанов приложился к наглазнику, винтовка дернулась, свалив еще одного из странных немцев в броне, - давай, Воронок, тащи ты ее, давай!
        Эпилог
        Объект "Биврест", Верхняя Силезия, 196.. год
        Дитрих Нольке, старший инженер-техник мехроты бывшей дивизии специального назначения "Бранденбург", внимательно посмотрел на датчик закачки кислорода. Стрелка показывала сто процентов заполнения третьей бортовой камеры.
        - Хорошо, парни. Давайте заканчивайте с левым бортом и переходите к запасным хранилищам.
        Его подчиненные козырнули и, развернувшись, отправились к платформе с кислородными баллонами, стоящей на рельсах посередине ангара.
        Техник отошел в курилку, оборудованную в его дальнем углу, достал пачку настоящих, не эрзац, сигарет. Сейчас это было редкостью, элементом роскоши. Той роскоши, что была недоступна обычным жителям Германии, уже давно с утра мажущим на хлеб мармелад из кормовой свеклы. И это в лучшем случае. Неожиданно воскресшие из небытия войска союзников уже грозили перейти границы его родины. Все чаще становились ночные бомбардировки, уносящие жизни немцев и превращающие в руины их прекрасные города. Время, когда орел гордо расправлял крылья над миром, заканчивалось. Новая империя великой арийской расы уподобилась древнему змею Уроборосу, пожирающему себя с хвоста. Как и пятьдесят лет назад, наступило время расплаты за то, что не смогли стиснуть зубы тогда, когда это было нужно. Снова, снова... Дитрих помотал головой, отгоняя грустные мысли, и закурил, любуясь плавными обводами корабля, высившегося перед ним.
        Он обожал свою работу. А то, что, имея диплом гражданского инженера, ему приходилось носить "фельдграу", Дитриха ни капли не смущало. Какая разница? Служа в рядах подчиненных адмирала Канариса, он получил доступ к такому, о чем даже и не мечтал, обучаясь в Нюрнбергском университете. Да уж, тогда ему и в голову не приходило, что в Германии есть то, с чем сейчас ему приходилось сталкиваться постоянно. Дитрих и сам не заметил, как "заболел" теми механизмами, которые обслуживал.
        Ракетами всех поколений, дисками "Врилов" и "Ханебю" и тем, что высилось над металлической сигарой "Фау"... "Андромедой". Вершина человеческого гения, принадлежащая Тысячелетнему рейху. Дитрих посмотрел в сторону двух металлических гигантов, лежащих на направляющих и смотрящих плавными носами в сторону громадных ворот на роликах, через которые их будут вывозить туда же, откуда уже стартовали ранее их предшественники.
        Если бы машины могли читать и понимать человеческие мысли, то межпланетная ракета-носитель "Фау-Зет", лежащая посередине громады ангара, некогда принадлежавшего графу Цеппелину, была бы очень довольна такой любовью к ней.
        - Скоро в путь, моя прелестная фрейлейн. - Нольке улыбнулся олицетворению гения инженеров Великой Арийской расы. - Надеюсь, что я тоже окажусь на твоем борту.
        Старт назначен на следующий вторник, вспомнилось ему, через пять дней. Всего ничего, и окутанная языками пламени, ракета отправится в путь. Туда, куда уже давно отправились ее сестры. Пронзая пространство, рассекая воздух атмосферы и холодную пустоту космоса.
        В противоположном углу ангара послышались громкие голоса. Нольке обернулся в ту сторону, и невольно поморщился. Дитрих очень не любил тех, кто сейчас направлялся в сторону его "девочки".
        Все основные работы, а также охрану проекта "Ковчег", осуществляли, как ни странно, ребята Скорцени. Пусть "Бранденбург" уже давно не был той специальной дивизией, которой являлся изначально. И командовал ветеранами не Канарис, а Отто, а основная часть солдат была отправлена в пехоту, но... серьезнее, чем его нынешние однополчане, бойцов в Германии не было.
        Но люди бывшего ведомства Гиммлера постоянно крутились вокруг. Парни, затянутые в длинные кожаные плащи, черные мундиры с серебряными вставками и красно-белыми повязками на рукавах, старались все контролировать своими стальными взорами. Как будто война не была проиграна и их время не катилось к своему завершению. Нет, даже наоборот, совсем наоборот.
        Вот и сейчас, целая группа офицеров СС, сопровождаемая людьми из роты охраны, двигалась в сторону Дитриха и ракеты. Охрана тщательно окружала три длинных электрокара, которыми, при перевозке тяжестей, обычно пользовались техники и рабочие.
        Нольке тщательно затушил окурок, придавив его пальцами в обрезанной железной бочке, почти до краев наполненной песком. Если эсэсовцы везут какой-то груз для ракеты, то его непосредственная обязанность проверить наличие взрывоопасных веществ как обычно вступает в силу.
        - Хайль! - Дитрих, первым оказавшись у наклонного трапа, ведущего в грузовой отсек, вскинул руку в приветствии.
        - Зиг хайль! - Высокий оберштурмбаннфюрер, бывший, судя по уверенному поведению, командиром группы, ответил с не меньшим, чем у Дитриха, энтузиазмом. И, конечно, умудрился при этом вложить в само приветствие максимум сарказма и издевки, всегда отличавших отношение ребят Гиммлера ко всем остальным. Включая военных.
        - Старший инженер группы подготовки проекта "Ковчег" Дитрих Нольке. Согласно директивам, полученным от моего командования, прошу вас показать мне груз и предъявить документы, указывающие на его характер и разрешение о доставке на борт "Фау".
        - Оберштурмбаннфюрер Отто фон Нойстиц. Документы в порядке, герр Нольке. Отойдем на минуту?
        Дитрих пожал плечами и отошел в сторону. Нойстиц запустил руку во внутренний карман плаща, достав несколько бланков с красными полосами грифа секретности и печатями обоих ведомств, отвечавших за проект. Протянул их Нольке и, достав из кармана портсигар и не предложив сигарету Дитриху, закурил.
        Дитрих, хмыкнув, протянул руку, вырвал сигарету у того изо рта и растоптал ее ботинком. А потом, не дав начинающему багроветь эсэсману даже открыть рта, сказал:
        - Правила техники безопасности нужно изучать, герр Нойстиц. Документы у вас в порядке, но мне еще нужно осмотреть груз. Я думаю, что это не вызовет у нас каких-либо несогласий?
        - Нет, - буркнул тот. - Единственное требование - осматриваете только вы. Приказ командования.
        - Я уже понял, герр оберштурмбаннфюрер. Закатывайте кары в ракету. По одному.
        Дитрих неторопливо поднялся на борт "Фау". За ним, позвякивая, в ребристое отверстие распахнутого люка въехал первый кар. Фон Нойстиц, немедленно оказавшийся рядом, сам откинул брезент.
        Левый глаз Дитриха чуть заметно дернулся. Такой груз ему уже доводилось видеть... когда со спецопераций привозили лучших ребят "Бранденбурга", и их тела было возможно перевезти только таким образом. Но зачем тут?
        Он чуть медленнее, чем делал обычно при осмотре заносимых оборудования и грузов, подошел к массивному металлическому ящику с врезанным в верхнюю крышку стеклянным оконцем и подведенной туда же переплетенной паутине трубок и шлангов, идущих от сложной на вид установки в голове.
        Наметанным глазом Нольке определил баллоны с кислородом и водородом, большую емкость с содержимым явно медицинского назначения. Самый нижний, небольшой баллон зеленоватого цвета с вязью непонятных значков показался ему абсолютно незнакомым. Дитрих наклонился над окошком, подсветив его лучом фонарика, извлеченного из поясной сумки. Вгляделся... и резко отшатнулся:
        - О, мой бог!!! Что это за дерьмо?!!
        Фон Нойстиц растянул узкие губы в улыбке:
        - А какая вам разница, герр Нольке? Считайте, что это один из пассажиров нашего ковчега, и всего лишь...
        - Говори, живо!!! - Удар по левой щеке привел Дитриха в себя. Он сплюнул красной слюной на пол, пытаясь понять, кто же перед ним.
        Высокий офицер СС. Худощавое, чуть вытянутое лицо с породистым, украшенным небольшой горбинкой, носом. Тот самый, так нелюбимый Дитрихом Нольке, черный мундир. Внимательные серые глаза. Но где он, и как здесь оказался?
        Гудевшая голова медленно разворачивала замедленную кинохронику: вот он, Дитрих, сменившись с дежурства, спускается на свой уровень бункера. Открывает дверь, ведущую в "предбанник" между техническим этажом и секциями инженерного состава. И все... Темнота.
        - Будешь молчать? - Эсэсовец внимательно посмотрел на Дитриха. - Ты меня слышишь?
        - Слышу, герр штурмбаннфюрер. - Нольке узнал "черного". Он был с тем задавакой-аристократишкой, фон-как-его-там, который вчера поднял на борт его "девочки" три контейнера с той гадостью... - Почему я здесь? Что сделал?!! Где мой командир?
        Штурмбаннфюрер резко прикрыл рот начавшему поднимать голос инженеру и спокойно ткнул того в район левой стороны груди двумя пальцами. Дитриха согнуло пополам от нахлынувшей боли.
        - Будешь так громко говорить - сверну шею, - спокойно проинформировал эсэсман. - Ответишь на вопросы, и полностью свободен. Все понял?
        - Да, господи, да!!! - Дитрих поднял на него глаза с навернувшимися после удара слезами. - Но зачем бить?!! Что мне вам сказать?
        - Когда старт ракеты? Кто основные пассажиры? И что было в качестве груза, который был доставлен фон Нойстицем? - Офицер чуть наклонил голову в сторону, внимательно наблюдая за Дитрихом. - И лучше не ври.
        - Старт в... - Дитрих замолчал, наконец-то поняв, где он находится.
        Один из переходов между ярусами второго технического этажа. Низкий бетонный потолок. Капли конденсата, бегущие по стенам от труб. Пучки толстых кабелей в изоляционной оплетке. Место, в которое дежурный техник заходит всего два раза за сутки, так как здесь просто не может произойти ничего случайного. Но почему эсэсовец затащил его сюда? А может?! Дитрих уставился на "черного":
        - Кто вы?
        - Догадался? - Эсэсовец хмыкнул. - Ну да, шпион. И мне нужны данные, которые есть только у тебя. Извини, но к командиру базы и его заместителю я добраться не смогу. Так что у меня есть только ты. Советую ответить. Сам понимаешь - время у меня есть. И ты можешь умереть быстро и безболезненно, а можешь достаточно долго. И страшно.
        Дитрих молчал. Он уже понял, что живым ему отсюда не выбраться. Кто такой сидевший перед ним офицер, ему было уже без разницы. Это не какая-то очередная проверка СД, так как Нольке прошел все степени посвящения в государственный секрет, связанный с проектом "Ковчег". И сейчас ему самому выбирать, что его ждет впереди. Но...
        - Меня будут искать. И выбраться вам отсюда не удас...
        - Ты уверен, Дитрих? - "Штурмбаннфюрер" улыбнулся. - Ты ведь оставил своему сменщику записку о том, что тебе просто необходимо выспаться. И ближайшие часов шесть никто к тебе в комнату не сунется. Ведь у тебя, лучшего инженера здесь, все работает как часы, без сбоев и отставаний. К чему тебя кому-то будить? А по поводу того, чтобы выбраться... Я попробую. И тебя это волновать точно не должно. Будешь говорить? Нет? Ну, как хочешь.
        Дитриху, лежащему на полу и связанному по рукам и ногам, было не видно, что тот делает. Что-то звякнуло. Потом раздался хрустящий звук, который бывает, когда ломается стекло от ампул. В спертом воздухе помещения разнесся резкий медицинский запах.
        Через штанину Дитриха что-то укололо. Через минуту в висках резко застучало, и он с ужасом понял, что "эсэсовец" начинает двоиться, и его голосу, который колоколом раздавался в голове Нольке, нет никакой возможности сопротивляться. Дитрих услышал вопрос, почувствовал, как шевельнулись его собственные, разом пересохшие губы и язык, и он начал говорить...
        Внедренный советский агент, только что свернувший шею бывшему старшему технику полка "Бранденбург", бежал по одному из коридоров. Нужно было добраться до канализационного коллектора, находившегося впереди. Нужно было успеть... Экономично вдыхая и выдыхая, он стремился вперед, понимая, что не сможет справиться с теми, кто его преследовал.
        Далеко позади, высекая бетонную крошку с полов, вслед ему неслись массивные, с красными огоньками глаз, смазанные тени в длинных плащах, с громоздкими, крупнокалиберными автоматами в руках. Специальные дыхательные маски на лицах, с гофрированными хоботами шлангов, тянувшимися откуда-то из-за плеч, не выдавали наружу ничего. Лишь изредка приоткрывался резиновый клапан, выпуская наружу свистящий клубок зеленоватого газа.
        Чуть позже
        В небе над Берлином постоянно грохотало. Небо было задернуто густыми облаками, созданными дымом и пылью, вперемежку с битой крошкой от зданий.
        Медленно, но верно, силой ломая последние рубежи обороны, входили в столицу советские войска.
        Аккуратно вкатывались на некогда чистенькие берлинские улочки танки с красными звездами на башнях, настороженно поводя по сторонам хоботами орудий. Важно и неторопливо, переступая конечностями ходовой части, подходили артиллерийские платформы. Вжимаясь в стены, укрываясь за поваленными деревьями и телефонными будками, черными остовами автомобилей и бронетехники, шла штурмовая пехота.
        Армия, прошедшая ногами полмира, разбитая и поднявшаяся с колен, несшая в сердцах слезы и злость, занимала город, который когда-то уже брали их далекие предки, надававшие пинков под зад заносчивому пруссаку Фридриху, прозванному Великим.
        Они шли вперед, с боями прорываясь к сердцу германской столицы, двигаясь туда, где, как обложенные в берлогах медведи, их ждали те, кто принес огонь на земли их Родины.
        Но в рейхсканцелярии уже не было того старика, чей профиль знал каждый советский солдат. И там не было высокого, с тремя подбородками пузана в белом мундире. Но солдаты не знали этого, они просто шли вперед, надеясь как можно скорее завершить эту проклятую, до колик в животе осточертевшую суку войну.
        И лишь в Екатеринбурге, за высокими стенами нового здания Правительства в беззвучной злобе рисовал на бумаге чертиков уже почти проживший всю свою долгую жизнь седой невысокий человек с густыми, прокуренными усами. Он знал все то, что было недоступно командирам, бросавшим своих людей на штурм.
        Знал и ничего сейчас не мог сделать.
        И именно тогда, когда в наконец-то очистившемся небе над Берлином, ветер рвал красный флаг, Он поднял трубку телефона экстренной правительственной связи:
        - Вызвать ко мне...
        Примечания
        1
        Панцер-шрайтеры (шагоходы) (PzSch-V, Panzerschreiter-5) - боевые бронированные машины с шаговым способом передвижения. Две ходовые опоры, броня (легкая и средняя), серьезное вооружение (авиационные автоматические пушки с механизмом подачи патронов из коробов, закрепленных с тыльной части машин, встроенные реактивные гранатометы на базе усовершенствованных "панцерфаустов"). Также на данных машинах установлены великолепные системы радиосвязи, перехвата и слежения. Выпускаются заводами Фердинанда Порше с
1949 года после полевых испытаний, проведенных на территории захваченной БССР в боях с не сдающимися отрядами красных партизан. К описываемому времени применяются повсеместно, но небольшими мобильными группами, поддерживаемыми легкой пехотой. Случай с танковым отрядом старшего лейтенанта Дорофеева практически исключительный, так как ПШ-5 чаще всего также прикрываются штурмовыми геликоптерами "Хеймдалль". Причина проста - сложное и дорогое обслуживание с ремонтом, окупающееся только результатами операций, как правило, - контрпартизанских. (Прим. автора.)
        2
        Т-45/2 - основной советский средний танк в описываемое время. Назначение: поддержка пехотных соединений (включая тяжелую штурмовую пехоту), разведка, конвоирование и сопровождение колонн снабжения. Цифра "2" в маркировке указывает на наличие второй башни. Присутствие данного агрегата для среднего танка обусловлено именно специализацией (если можно так сказать) в отношении разведывательного назначения машины, а также конвоирования грузовых колонн. Данная компоновка была создана после широкого появления в армии противника боевых геликоптеров и служит для защиты танка с тыла. Замечательно реализовала себя во время прорыва участков Поволжского фронта, не давая возможности гитлеровским "истребителям танков" поджигать бронетехнику сзади. (Прим. автора.)
        3
        Б(оевая) Ш(агающая) М(ашина) - 55 года - 2-й модели. Впервые шагающие танки были применены РККА в сражениях за Пермь в 1956 году. Потребность в появлении подобной техники была продиктована особенностями ландшафта мест ведения боев за Волгой (Пермь, Башкирия, Челябинск, т. е. лесостепи с переходом в предгорья). После удачного боевого "дебюта" были введены повсеместно. (Прим. автора.)
        4
        Автор счел возможным предположить именно такое развитие событий, нисколько не сомневаясь, что даже при указанном в произведении "раскладе" мы победим. (Прим. автора.)
        5
        Реально существовавшие структуры в Третьем рейхе. (Прим. автора.)
        6
        Вышитые звезды присутствуют на погонах высшего командного состава (генералитета). (Прим. автора.)
        7
        Б(оевые) О(травляющие В(ещества). (Прим. автора.)
        8
        "Порядок есть порядок", "Труд освобождает" и "Каждому свое". Последнее утверждение не является исключительно германским и введено в обиход еще во времена Древнего Рима. Приведенные "философские" мысли, кроме первой, украшали ворота фашистских лагерей Бухенвальда, Освенцима, Заксенхаузена и Дахау. (Прим. автора.)
        9
        С(еверо) - А(мериканские) С(оединенные) Ш(таты) - название, которое исчезло лишь в первой половине двадцатого века ("нашего" XX века). (Прим. автора.)
        10
        Б(оевой) У(став) - то, что определяет жизнь, поведение, быт, обязанности и положение каждого военнослужащего в армии. (Прим. автора.)
        11
        АДК-Ш/Г - автомат Дегтярева - Калашникова, конструкции 1950 года. В данном случае указан целый личный стрелковый комплекс под маркировкой Ш(турмовой)/Г(ранатометательный). Под штурмовым имеется в виду тот факт, что: 1) калибр автомата - девять миллиметров; 2) боепитание: пули с усиленным сердечником и (самое главное) с возможностью применения патрона от немецкого "манлихера-53/штурмер". А это весьма важно в ситуациях, когда отсутствует поднос боеприпасов на поле боя. Как правило, те части вермахта, что сидели в позициях на линии фронта, комплектовались именно вышеуказанным стрелковым оружием; 3) гранатометательный же означает вовсе не наличие подствольного гранатомета. В конструкции предусмотрена возможность отстрела гранат калибром тридцать миллиметров со ствола при помощи холостых патронов. Не очень удобно, конечно, так как приходится менять магазины с боевыми "патриками", но иногда просто необходимо. (Прим. автора.)
        12
        И(нженерно) - С(аперная) Р(ота) - подразделение, существующее практически в любом полноценном стрелковом (РККА), либо оперативном (НКГБ) полку. Задачи простые и ясные - работа с взрывчатыми веществами (ВВ), минирование и наоборот. (Прим. автора.)
        13
        Гехаймештаатполицай (гестапо, в данном случае - гехаймефилдполицай) - т. н. политическая полиция, следящая за состоянием духа, мыслей и прочая на территориях, относящихся к Третьему рейху. Ну и, соответственно, бдящая при всех проявлениях нелояльности... в том числе и того, чем занимались подпольщики, партизаны, разведчики по ту сторону фронта (тут, правда, они пересекались с Абвером, не менее серьезной структурой) и... евреи с цыганами. Создание таких "санаториев", как Дахау, Бухенвальд, Освенцим и проч., целиком и полностью лежит на совести руководителей этой структуры. Первым шефом данной организации являлся Генрих Гиммлер. (Прим. автора.)
        14
        Звезда Давида, Моген Давид (на данный момент нац. символ государства Израиль, наряду с изображением семисвечника) - традиционный атрибут жителей бывшей Иудеи (т. е еврейского народа). На территориях, подчинявшихся фашистской Германии, евреи подвергались преследованиям и уничтожению (т. н. Холокост). Данные действия были напрямую спровоцированы Гитлером и его окружением, стремившимся к расовому очищению и созданию истинно арийского государства (при этом забывая, что арии на своем пути прошли всю Евразию, в том числе и нашу с вами Родину). Нашивки с "Моген Давид" обязаны были носить все лица, причисленные к еврейской нации. (Прим. автора.)
        15
        Ч(резвычайная) К(омиссия) - силовая структура, созданная большевиками взамен бывшего третьего жандармского отделения и прочих заведений "кровавого" царского режима. Впоследствии ЧК породила такого монстра, как НКВД, переросшего в КГБ, а теперешние парни, работающие под аббревиатурой ФСБ, с гордостью именуют себя "чекистами". Первым главой ЧК был несгибаемый железный и незабвенный друг детей Феликс Эдмундович Дзержинский. (Прим. автора.)
        16
        "Драккены" (Мессершмитт-КГк-5): основная модель вертолетной техники, находящейся на вооружении пехотных частей вермахта, частей Ваффен-СС и вспомогательных наземных подразделений Кригсмарине и Люфтваффе. В ВВС (Люфтваффе) Третьего рейха полки, созданные на основе геликоптеров, комплектовались другими машинами. Вертолеты "Драккен", созданные в объединенном конструкторском бюро фирм Мессершмитта и Хейнкеля, выпускались в трех модификациях: вспомогательное средство для военно-морских частей, машина огневой поддержки (с дополнительной штурмовой модификацией) и патрульно-поисковая машина, применяемая при контрпартизанских, противодиверсионных и сопроводительных операциях. Основное вооружение:
23-миллиметровая авиационная пушка, два спаренных пулемета, калибром 7,63 мм (пилоны) и два в транспортно-грузовом отсеке (патрульно-поисковая модификация), НУРСы "Панцер-фауст ЛФ" (пилоны). Бронепластины в основном крепились на корпусе в районе: кабины управления, топливных баков, двигательного отсека. (Прим. автора.)
        17
        В(сероссийская) К(оммунистическая) П(артия) б(ольшевиков). В нашем пространстве преобразовалась в КПСС, т. е. Коммунистическую партию Советского Союза. (Прим. автора.)
        18
        В нашей действительности такого не было. Немцы-колонисты, оставшиеся в Поволжье на момент нападения Германии, были репрессированы. Естественно, что в ряды РККА никто их не допускал. В данном случае автором сделано осознанное допущение. (Прим. автора.)
        19
        Ползать по-пластунски - этому русскую армию научили кубанские казаки-пластуны, выполнявшие те же функции в царской России, что и РДГ в описываемое время. Потомственные диверсанты, росшие на берегах реки Кубань, подарили профессиональным российским военным немало другого из арсенала опыта, накопленного в постоянных боях с немирными горскими племенами Кавказа. (Прим. автора.)
        20
        20-я гренадерская дивизия Ваффен СС - одно из самых страшных пятен в истории Великой Отечественной войны. Комплектовалась уроженцами захваченной фашистами ЭстССР, преимущественно жителями присоединенных лишь перед самым ее началом территорий. Они считали войну с "проклятыми русскими" делом справедливым и приоритетным для всей нации в целом. Равно как существовали и другие подобные подразделения, к примеру - "Галичина". (Прим. автора.)
        21
        "Лабус" (этимология определения туманна и теряется в прошлом СССР) - житель Прибалтики. Определение в достаточной степени неприятное и оскорбительное, равное по своей оценке называемым - "москалю", "хохлу", "чурке" или "жиду". (Прим. автора.)
        22
        Фольксдойче - категория лиц на захваченных немецко-фашистскими захватчиками территориях СССР. К ней, как правило, относились те, чья кровь считалась арийской. Т. е. потомки немцев-переселенцев либо сами немцы, оказавшиеся на то время в СССР и оставшиеся жить. Отношение к ним было на порядок выше, фольксдойче приравнивались к великому арийскому народу Германии со всеми вытекающими благами, если так можно назвать личные свободы, права и обязанности. Большая часть фольксдойче работали на администрацию захваченных районов. (Прим. автора.)
        23
        Британская Колумбия - старое название сегодняшней Канады. Автор позволил себе предположить на момент событий отсутствие оного на политической карте мира. (Прим. автора.)
        24
        Речь о так называемых иностранных легионерах в дивизии Ваффен СС, набранных из жителей СССР. (Прим. автора.)
        25
        К(рупнокалиберный) П(улемет) В(ладимирова) - ужасная, страшная и мощная убийственная машинерия. Калибр у данной военной игрушки соответствующий:
14,5 мм. Был создан в годы Великой Отечественной войны, применялся в пехоте, зенитной артиллерии. В наше время и в нашей реальности состоит на вооружении до сих пор (к примеру - устанавливается в башнях БТР). (Прим. автора.)
        26
        Т. е. с востока. Если быть точным, то с северо-востока к составу на данный момент приближается немецкий геликоптер. В данном случае применяется принцип, при котором картушка компаса разбивается по секторам циферблата. За север берется двенадцать, за юг - шесть часов. (Прим. автора.)
        27
        "Бранденбург-800" - батальон, полк, впоследствии дивизия вермахта. Специальное диверсионное подразделение, выросшее из подразделения "Эббингауз", использовавшего опыт партизанской борьбы в Африке. Одни из лучших диверсантов Второй мировой войны. (Прим. автора.)
        28
        П(рибор) Б(есшумной) и б(еспламенной) С(трельбы) - очень полезная вещь для сохранения незаметности и применяющаяся для как можно долгого необнаружения членов РДГ. (Прим. автора.)
        29
        И(ндивидуальный) П(еревязочный) П(акет), другое наименование - ППИ. ИПП предназначен для оказания само- и взаимопомощи на месте ранения. Пакет состоит из бинта и двух прошитых ватно-марлевых подушечек, сложенных в два раза. Одна из подушечек укреплена на бинте неподвижно, другую можно легко перемещать. Пакет упакован в две оболочки: наружную прорезиненную и внутреннюю бумажную (пергамент в три слоя). В складках бумажной оболочки находится английская булавка. Содержимое пакета стерильно. Очень важная и нужная вещь при ведении боевых действий. Таскать его в ранце/рюкзаке/вещевом мешке - неверно. ИПП (ППИ) следует носить в карманах одежды, при этом карманы у каждого военнослужащего должны быть одни и те же. Чтобы не потерять драгоценного времени, когда товарищ ранен. (Прим. автора.)
        30
        П(рицел) С(найперский) О(птический). В данном случае речь не ведется об очень хорошем, но устаревшем ПСО-1. Этот прибор, изобретенный в 60-х годах прошлого века в СССР и применяющийся до сих пор, является именно прообразом упоминаемого в книге прицела. (Прим. автора.)
        31
        Это не придурь и не блажь автора. Подобные образцы защитной экипировки используются бойцами специальных подразделений различных силовых структур РФ. Предположением является использование подобной технологии в подразделениях тяжелой штурмовой пехоты вермахта во время боев в городских кварталах и зданиях. (Прим. автора.)
        32
        Температура горения циркония свыше 4000 градусов по Цельсию. Температура, при которой происходит возможная взрывная реакция тринитротолуола, т. н. "тола", составляет всего 260 градусов. Учитывая подобное стечение обстоятельств, факт данного взрыва выглядит реалистичным. (Прим. автора.)
        Оглавление
        - Пролог Центральный участок Приволжского фронта, 195.. год
        - Глава 1 Восточные отроги Уральского хребта, ноябрь 196...
        - Глава 2
        - Глава 3
        - Глава 4
        - Глава 5
        - Глава 6
        - Глава 7
        - Глава 8
        - Глава 9
        - Глава 10
        - Глава 11
        - Глава 12
        - Глава 13
        - Глава 14
        - Глава 15
        - Эпилог