Гнездо желны Софья Сергеевна Маркелова
        Грядут перемены, и это предчувствуют все члены Вариной семьи. В квартире сами собой пропадают из шкафов вещи, полы превращаются в топкое болото, а в местной художественной школе и вовсе на стенах проступают призрачные лица. Варе, вместе с двумя её сёстрами и младшим братом, предстоит выяснить, с чем связаны все эти явления и изловить хитроумного чужака, прибывшего из иного измерения. Вот только помощи им ждать неоткуда, ведь за одной из тётушек приходит Теневой вестник, а другая оказывается в плену иллюзорного сна. Теперь будущее семьи и сохранность дома полностью в руках этих четверых стражей Леса.
        Обложку на этот раз делал не я. Похоже автор.
        СОФЬЯ МАРКЕЛОВА
        ГНЕЗДО ЖЕЛНЫ
        Глава 1
        Гнездо
        Иногда, очень редко, случается так, что я слышу песнь ночного города. Это бывает в те дни, когда вокруг особенно тихо. Молчание мрака вдруг прорезает нежная едва уловимая мелодия, будто прилетевшая издалека и случайно заплутавшая среди многоэтажек и подворотен. Город поёт без слов, убаюкивает своих жителей, принося им дивные сны, и тогда мне хочется верить, что всё в этом мире действительно имеет свою силу. Это любимые слова моей мудрой тётушки Инессы, но вспоминаю я их обыкновенно лишь в подобные таинственные ночи, когда ощущаю себя неотъемлемой частью этого большого города - незримой тенью средь мириад погасших окон.
        А с наступлением утра мир как будто вновь теряет глубину и наполняется привычной рутиной и бестолковым шумом. Вот опять пронзительно поскрипывает несмазанными петлями дверь, ведущая в комнату, а на кухне, сцепившись, как две галки, во весь голос кричат друг на друга дорогие тётушки. Порой это кажется таким невыносимым, что вся квартира трещит по швам, как старое платье.
        - …Ты не можешь так говорить! Я в ответе за своего сына! - высокий голосок тёти Анфисы вспарывает воздух, разносится эхом по комнатам и звонкими искрами ещё какое-то время мечется в стекляшках хрустальной люстры, венчающей собой потолок нашей прихожей.
        - А на тройняшек и гнездо тебе, как всегда, плевать с высокой колокольни?! - отвечает ей низкий и грудной голос тётушки Инессы, которая хоть и не любит подобного рода разборки, но почему-то с завидным постоянством раз за разом становится их участницей.
        - София оставила их тебе! Это всё не моя забота!
        Я тяжело вздыхаю и пальцем провожу сквозь пламя свечи, зажатой в моих ладонях. Этот скандал идёт уже по третьему кругу который раз на этой неделе, и ни я, ни мои сёстры так и не можем сказать, в чём же заключается его суть, сколько бы ни подслушивали. Итогов у него тоже никаких нет, только всю квартиру заволакивает чёрным смолистым туманом, дышать в котором практически невозможно. То ещё удовольствие бродить после по комнатам, будто где-то неподалёку горят торфяные болота, но почему-то никого это совершенно не волнует.
        Палец после свечи мгновенно окрашивается слоем копоти, и я его сразу же без каких-либо угрызений совести вытираю о чистую простыню на кровати. Всё равно не моя - тёти Анфисы, а её вещи совсем не жалко.
        - Ты выбросишь их из гнезда, как только появится шанс!
        - Будто бы ты с Гаврилой поступишь иначе? - возмущённо восклицает Анфиса.
        - Я никогда не прогоню ни его, ни тебя, пока сами не попроситесь!
        - Это только на словах! А на деле, знаю я, выставишь за порог, как щенка, потому что печёшься только о своих девчушках!
        Громкий удар кулаком по обеденному столу разрывает вязкую тишину, царящую в остальной квартире. Я втягиваю голову в плечи, предчувствуя скорую развязку.
        - Пока я - старшая в этой семье, никто не смеет сомневаться в моих словах! - гремит гневный голос тётушки Инессы. Противно скрежещет отодвигаемый стул, и на кухне становится на одну душу меньше. Эта душа, правда, сразу же возникает на пороге смежной с кухней комнаты, где и сижу я на краешке кровати, свесив ноги вниз и ловя капельки воска, сползающие вниз по свече белыми червячками.
        - Варя, убери там, - строго просит тётушка и уходит. На моих глазах она поворачивает свой медный ключик в замочной скважине двери, ведущей в кладовку, и сразу же исчезает за ней. Совсем исчезает, покидая гнездо бесшумно, как привидение, и, судя по всему, не намереваясь сюда возвращаться раньше ужина. И куда только она сбегает так рано утром в выходной день?
        - Варя, вот и ты, наконец! - едва завидев меня на входе в кухню, нетерпеливо восклицает тётя Анфиса, даже не озаботившись пожеланием доброго утра. - Мы тут с Инессой слегка повздорили… Ну да это не так важно! Мне пора уже бежать.
        Она словно не знает, что я опять подслушивала из её комнаты и в курсе всех криков. Трудно, знаете ли, не подслушивать, когда весь дом ходуном ходит от таких воплей с самого утра.
        - Варя, ты тут всё прибери! Только тщательно! А то вчера ты ванну вроде бы мыла, а разводы грязи на стенах остались, будто ты её и не касалась, - уже засовывая ноги в туфли в прихожей, беспрерывно бормочет Анфиса. Через пару секунд хлопает входная дверь, и тёти уже и след простыл, как не было.
        Остаюсь лишь я, белая истекающая воском свеча и непроглядная тьма, сажей поднимающаяся под самый потолок кухни.
        Вечно я за всех убираюсь, а потом ещё и упрёки выслушиваю!
        Размахивая свечой из стороны в сторону, я начинаю ходить от стены к стене, прогоняя туман, набежавший от злых слов тётушек, и стараясь не брызгать воском на пол. А то мне же и придётся его соскабливать потом.
        Клубы медленно и неохотно развеиваются. Едва во всей квартире светлеет, я слюнявыми пальцами гашу фитиль и быстрее выбрасываю в мусорку полностью почерневшую свечу.
        Вечером, как и ожидалось, про скандал никто даже не вспоминает. Вся семья собирается за одним столом на ужин к восьми часам, как заведено. Сперва все молчат и сосредоточенно жуют курицу, пересушенную в духовке моей старшей сестрой Ольгой, которая уже какой год пытается отыскать в себе несуществующие задатки великого повара. А после, выковыряв из зубов резиновые волокна, за чаем с конфетами мы с ленцой делимся последними новостями дня.
        - Кстати, нас просили заглянуть в художественную школу, - первой заговаривает тётя Анфиса, с противным звуком прихлёбывая горячий чай.
        - Андрей Васильевич опять? - спрашивает тётушка Инесса. - Не иначе снова у них в западном коридоре шалят.
        - Не в этот раз! - с лёгкой гордостью отвечает Анфиса. - Говорит, лица являются.
        - Лица? - переспрашивает круглый, как шарик, румяный Гаврила, набивая щёки покупным печеньем. - Что ещё за лица такие?
        - Надо смотреть, - лаконично произносит Инесса. - Но не в ближайшее время.
        - Он завтра просит, - между делом упоминает её сестра.
        - Никак не могу. Ни завтра, ни послезавтра. Ни вообще на этой неделе.
        - Что у тебя там за дела ещё такие? - ворчит Анфиса, её чашка звонко ударяется о дно блюдца.
        - Сама знаешь. У Брусникиных в окна заглядывают. Надо весь день караулить на подоконнике, как наседке, чтобы не пропустить. Ещё на работе двое на больничном - заменять их некому, кроме меня. Ничего не поделать, подождёт Андрей Васильевич со своими лицами.
        - Ой, а можно мы сами посмотрим на лица, тётушка? - тихим голосом просит Лера, моя младшая сестра. Прелестный ангел с шаловливой душой, которого иначе как Лерочкой никто в семье не зовёт, хотя ей давно уже не пять лет.
        - Нет, мой птенчик. - Склонившись к племяннице, Инесса гладит её по светлым торчащим во все стороны волосам, выгоревшим на солнце. - Неясно, что там Андрею Васильевичу привиделось. Вечно он придаёт ничего не значащим вещам чересчур много смысла. Мне нужно лично во всём убедиться.
        - Ну мы ведь тоже с таким справимся, - ворчу я со своего места, посасывая леденец.
        Тётушка бросает на меня поверх маленьких очков свой непроницаемый серый взгляд. В нём читается огромная бездна опыта и капелька сомнений.
        - Ты так в этом уверена?
        После подобного вопроса обыкновенно никто уже ни в чём уверен не бывает. Вот и я иду на попятную.
        - Нет…
        - Вот и не стоит пытаться прыгнуть выше головы.
        - Но мы ведь можем и помочь чем-нибудь! - просится Ольга. - Так всё лето пройдёт, опять школа начнётся, а мы все каникулы по комнатам просидим…
        - Будто есть в этом что-то дурное, - бормочет Анфиса себе под нос и сразу же скрывается от недовольных взглядов за чашкой с чаем.
        - Ничего интересного предложить не могу. - Инесса пожимает плечами, отчего её чёрная пушистая шаль чуть сползает на спину, но тётушка сразу же ловит беглянку. - Хотя есть одно дело… В гнезде последнее время не слишком спокойно. Вредители повылезали из своих щелей, будто предчувствуют перемены. Нужно их изводить, пока не попрятались обратно.
        - Всё верно они предчувствуют. - Прищурившись, Анфиса прожигает сестру непримиримым взглядом.
        - Умолкни, ворона, - резко шикает тётушка в ответ. - Так вот. У меня в шкафу стали вещи пропадать. Думаю, сами знаете, что делать. Мне возиться неохота, да и некогда, так что выведите древоточцев и отыщите все мои пропажи. Такое вам по силам, думаю.
        Ольга сразу же расцветает, я тоже охотно киваю головой, радуясь, что хоть какое-то занятие появилось. Нечасто нам доверяют полноценную работу.
        - Гаврила, - обращается Анфиса к сыну. - Ты тоже помоги.
        - Ладно, мам, - лениво бурчит он в ответ, хотя по блеску в глазах видно, что в душе он очень даже рад новому делу, рад, что и о нём не позабыли.
        - Так и порешим.
        Тётушка хлопает в ладони, закрепляя свои слова, и после возвращается к чаю. Вновь стучат ложечки, шуршат фантики, и наша семья быстрее заканчивает ужин, расходясь по своим комнатам.

* * *
        Едва утром тёти покидают гнездо, разлетаясь по своим делам, мы уже готовы взяться за дело. Нам доверили работу! Давно такого не было, и надо не подвести семью, сделать всё по уму и как можно более гладко, чтобы и придраться было не к чему.
        Ольга первой просыпается, будит нас с Лерой, свернувшихся клубочками на своих кроватях, и зовёт Гаврилу, который в одной пижаме сразу же прибегает на зов, будто давно уже сидел в коридоре под дверью и только и ждал приглашения войти.
        - Давайте-давайте! - поторапливает старшая сестра, заплетая свои длинные волосы в крепкую толстую косу. - Быстрее начнём, быстрее похвастаемся результатами! Сейчас сделаю завтрак, и - за работу!
        Ольга удаляется на кухню, с щелчком зажигает газ и начинает лазать по шкафам, гремя посудой, как беспокойный призрак. Я слышу, как тихо напевает она себе под нос какую-то навязчивую мелодию и, шлёпая тапочками, бродит туда-сюда, пребывая в отличном расположении духа.
        Мы же с Лерой, протирая заспанные глаза, идём умываться. В ванной зеркало опять забрызгано мятной зубной пастой, и её свежий аромат витает над раковиной.
        Моя младшая сестра что-то невнятно бормочет, не вынимая щётки изо рта. Белая пена течёт у неё по губам и капает на воротник пижамы.
        - Неряха! - Я мокрой ладонью убираю мятную кляксу с её одежды. - Чего ты там сказала?
        - У меня вчера бусины под кровать закатились, - повторяет Лера, и вновь пачкается пастой. - Я собрать их пыталась, но не достаю…
        - Сейчас посмотрим, - обещаю я, а сама слежу, как бы Лера вся в белой пене не вымазалась. Удивительный ребёнок - она может выглядеть невинным ангелом, сидя в центре лужи. Грязь пристаёт к ней как намагниченная, а Лера даже внимания на это не обращает. Если бы не мы с Ольгой, то она бы уже давно превратилась в дикарку со спутанными волосами, чумазым личиком и дырявой, как решето, одеждой.
        В нашей общей детской сестра первым делом лезет под свою старую металлическую кровать и указывает пальцем куда-то в угол.
        - Вон там! Видишь? Они рассыпались, и я не дотягиваюсь.
        Я сажусь на четвереньки, ухом касаюсь холодных половиц и заглядываю под кровать. Там темно и ужасно пыльно, хотя недавно моя метёлка была и в этом безрадостном месте - я готова поклясться! Ничего не видно, и только от дыхания клочки пыли перекатываются, как невесомые облака.
        - Неси из коридора веник, - строго велю я, и, стоит верной метёлке оказаться в руках, сразу же тянусь ей в дальний угол.
        Веник мгновенно кто-то крепко хватает без единого звука и со всей силы начинает его дёргать. Я впиваюсь пальцами в ручку, не намереваясь так просто сдаваться, будто этот веник мне дороже жизни. Лера, распахнув свои большие ясные глаза, с интересом наблюдает за тем, как мы играем в перетягивание метлы целую минуту. Но в конце концов вредитель всё же побеждает, вырывает веник из моих ослабевших рук и с грохотом утаскивает его под кровать.
        - Вот же ж! - Я возмущена до глубины души, даже щёки раскраснелись. Права была тётушка - в гнезде что-то неспокойно. Никогда прежде древоточцы так не наглели!
        Вновь упав на колени, я заглядываю под кровать, и там мой веник сиротливо покоится в самом тёмном углу, окружённый пылью и мраком.
        - Ну ладно! Сам напросился!
        Схватившись за край изголовья, я, пыхтя от натуги, тяну на себя дребезжащую металлическую конструкцию, скребущую ножками пол. Едва кровать немного отходит от стены, Лера уже ныряет в образовавшуюся дыру и гордо достаёт веник вместе с россыпью своих стеклянных бусин. Вся в пыли, чумазая, как бесёнок, но очень довольная.
        - Всё! Давай задвигай! - звонко командует она.
        - Ну уж нет! Эта нечисть подкроватная там не останется! Веник забрал, бусины украл - надо его гнать отсюда, пока не отъелся!
        Лерочка грустнеет на глазах. Знает, чем это дело чревато. Живущих в пыли гонят чистотой - это всем в гнезде известно. А уборка в нашем доме в чести лишь у меня. Но куда же белокурый ангелок пойдёт против слова старшей сестры. Я, конечно, не Ольга, но и со мной не забалуешь! И вот Лера уже покорно несёт из ванной комнаты мокрую половую тряпку, а у самой на лице читается отчаяние пополам с жалостью к самой себе.
        - А завтрак скоро будет? - Круглощёкий Гаврила заглядывает в комнату, но, едва завидев тряпки и веники, мгновенно разворачивается на пятках, молча растворяясь в тенях коридора.
        - Некогда завтракать! - Задрав подол своей длинной ночной рубахи, я падаю на колени и начинаю размазывать разлетевшуюся пыль по полу. Двигаюсь от центра комнаты к углу, где серые катышки уже сами собой стягиваются к плинтусу. Чует, вредитель, что по его душу идут! Мокрая тряпка скользит по полу, оставляя за собой влажный след, а за ней с сопением ползу я, себе под нос бормоча проклятья в адрес незваного гостя. Следи, не следи, а всё равно в гнездо постоянно кто-то просачивается - нам же остаётся лишь своевременно избавляться от древоточцев, хоть это не всегда и легко, не всегда и приятно.
        Едва грязным остаётся лишь малый уголок, куда стягивается сама собой вся пыль, я единым движением смахиваю её тряпкой и, скомкав своё смертоносное орудие чистоты, несу его в ванную, промывать под водой. Поток засасывает комок пыли в воронку и с чавканьем отправляет в канализацию. Бесславная гибель для вредителя!
        Кровать со скрипом встаёт на место, и вот мы с Лерой, уже переодевшиеся и готовые полноценно отзавтракать, ныряем в освещённую солнцем кухню. За пустым столом, застеленным бордовой бархатной скатертью, никого нет. Тихо покачивается круглая люстра в выцветшем коралловом абажуре, и горит одинокая конфорка, на которой нет ни кастрюли, ни сковороды.
        Я заглядываю в комнату тёти Анфисы. Гаврила, играя в смартфоне в какую-то очередную бестолковую стрелялку, которые он обожает, молча сидит на своём раскладном диване в углу, ни на что не обращая внимания.
        - А где Оля? - с недоумением спрашиваю у двоюродного брата.
        - Полезла в чулан за кастрюлями и пропала, - безразлично отвечает он, не отвлекаясь от телефона.
        - Яс-с-сно…
        Я возвращаюсь на кухню и выключаю конфорку. Лера крутится возле, просит достать с верхней полки шкафа конфет.
        - Нечего! - шикаю на неё. - Аппетит испортишь, потом Ольга злиться будет. Иди сядь.
        Лера падает на стул и роняет голову на сложенные руки, обиженная на мой суровый тон.
        А вот я, чуя неладное, иду быстрее в чулан. Там Оли нет, зато есть две блестящие кастрюли, что стоят на полу напротив друг друга. Одинаковые, никто не отличит. Ни пятнышка, ни пылинки на них нет, словно специально кто-то чистил весь день. Только от одной явственно пахнет репейным маслом для волос, столь любимым моей дорогой сестрой Ольгой, и почему-то крышка нервно подпрыгивает, будто внутри вода кипит. Я без промедления плюю в соседнюю, незыблемую и неподвижную. От подобного обращения и негодования у неё ручки чернеют на глазах. А кому понравится, когда в тебя плюют? Зато вредитель сразу же снимает морок с Ольги, позволяя ей вновь принять свой привычный вид: сидит сестрица на полу, согнувшись в три погибели, ладошки по бокам держит на манер ручек и только зубами скрежещет со злобы.
        - У! Я ему устрою! - восклицает старшая сестра сразу же, как только осознаёт свою человеческую сущность и возвращает теплокровность. Едва она заносит кулак над оставшейся кастрюлей, та и вовсе вся чернеет до самой крышки, будто закоптилась хорошенько, и в воздухе появляется явственный запах горелого, быстро разносящийся по всей квартире.
        - Кто это там что сжёг? - сразу же кричит из комнаты Гаврила. - Опять, что ли, Ольга про кашу забыла? Сегодня жареная вместо недоваренной будет?
        Оля краснеет и пинает кастрюлю от чистого сердца, заставляя её, подпрыгивая и гремя, укатиться в самый центр кладовки.
        - Я к тебе ещё вернусь! - грозит сестрица кастрюле, потрясая сжатым кулаком, и, схватив с полки тару поменьше, быстрее убегает на кухню, лелея в своём сердце мечту о скорой расправе.
        Каши мы, конечно, ждём ещё полчаса, хотя Ольга всё же пропускает момент, когда овсянка переваривается и начинает прилипать ко дну кастрюли. Всю сажу она любезно оставляет себе, хоть толку от этого мало - всё равно вся каша пропитана запахом гари.
        Теперь, после плотного завтрака, наконец пора приступать к выполнению тётушкиного задания.
        - Ну-с, что тут у нас? - заглянув в шкаф в комнате Инессы, важно изрекает Ольга.
        Вообще, спальня тётушки всегда была и остаётся самым приятным и убранным местом в доме. Во многом благодаря моим усилиям, конечно, но и сама Инесса никогда не позволяет пыли и беспорядку надолго задерживаться на своей территории. Книги, в рядочек расставленные по шкафам, имеют какой-то порядок, ведомый лишь тётушке. Тонкий изящный ковёр с бахромой блестит ослепительной чистотой, что даже в тапках ходить по нему кажется кощунством. На кровати высятся взбитые подушки, укрытые пледом, расправленным и выглаженным. Со стен смотрят старые чёрно-белые фотографии семьи. Инесса, Анфиса, наши бабушки Вера, Милана, Галина и даже нечёткий выгоревший снимок прабабушки Акулины, покрытый паутиной царапин и трещин. Здесь есть и моя мама: портрет овальной формы висит над тумбочкой возле кровати, и с него на меня с сёстрами усталым взглядом взирает молодая изящная женщина с плавным изгибом шеи и бархатным взглядом. Красавица, каких поискать. Раньше я часто бегала в комнату тётушки, чтобы полюбоваться мамой, хоть Инесса и не любит, когда к ней заходят без спроса. После я всегда стояла у зеркала в ванной по часу и
разглядывала своё лицо, пытаясь отыскать черты матери. Надеюсь, однажды я стану такой же красивой, как она. Мне бы этого хотелось. Хотя вон Ольга совсем не походит на маму - нос острый, брови прямые, как по линейке, и нет в её облике ни женственности, ни нежности - только какая-то неестественная прямота в каждой черте и строгость. Будто ей всего неделю назад исполнилось вовсе не пятнадцать лет, а уже все сорок!
        Лера тоже боится заходить в комнату тётушки, хоть и знает, что своей любимице Инесса ничего не скажет. Сестра робко встаёт в сторонке, будто готовая в любой момент убежать прочь, а вот Гаврила сразу же с любопытством бросается разглядывать старые фотографии.
        - Мы сюда по делу пришли! - напоминает Ольга, между делом копаясь в шкафу.
        Он тёмной громадой занимает целый угол в комнате тётушки, и вытянутое узкое зеркало с шорохом ходит в зажимах, стоит только коснуться двери, где оно висит. Инесса раньше часто с гордостью рассказывала, что шкаф достался ей по наследству и хранит в себе дух множества поколений, и почему-то я всегда верила в эту историю. Наверное, это потому, что от старого дерева пахло древностью и немного дряхлостью. Шкаф, кажется, всегда был и всё ещё является главным элементом этой комнаты, и остальная мебель стоит тут исключительно ради того, чтобы подчеркнуть величие этого молчаливого мрачного гиганта на мощных коротких ножках.
        - А что пропало-то? - интересуюсь я у старшей сестры, опасливо заглядывая в чрево тёмного шкафа. В лицо сразу же бьёт терпкий запах лавандовых саше, которые тётушка обожает раскладывать между стопками чистой одежды и глаженым постельным бельём.
        - Я слышал про драповое пальто, - доносится голос Гаврилы из угла, где он без какого-либо стеснения рассматривает содержимое прикроватной тумбочки.
        - Не лезь, куда не просят! - сурово грозит Ольга брату, и тот сразу же захлопывает тумбочку, делая вид, что он ни при чём. - Мне тётушка говорила про белые туфли и свою пуховую шаль.
        - Прежде чем искать, всё равно нужно из шкафа выселить вора, - припоминаю я уроки.
        - Верно-верно, - Ольга кивает. - Чего боится живущий в шкафу?
        - Уборки! - восклицает Лера.
        - Моли! Моли! - твердит со стороны Гаврила.
        Я мгновение в нерешительности переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь подобрать вариант ответа получше, и в конце концов неуверенно предполагаю:
        - Что его затопят?.. Дерево ведь разбухнет и потом развалится…
        Ольга хмыкает.
        - Ты близка, Варька. Но огонь будет действеннее всего.
        - Ух ты! - Лера широко распахивает глаза, предвкушая зрелище. - Будем настоящий костёр разводить в шкафу?
        Старшая сестра уходит на кухню и возвращается с коробком спичек.
        - Так! Я буду делать, а вы смотрите, куда побежит! Только не пропустите, иначе ещё неделю не сыщем.
        Сноровисто чиркнув серной головкой, Ольга поджигает зажатую в руке смятую бумажку и бросает её на подготовленное заранее блюдце. Жадно фырча, огонь охватывает бумагу, разгорается сильнее, а сестра тем временем протягивает руку с тарелочкой внутрь шкафа.
        Свет на мгновение озаряет темноту, пламя вытягивается узкими языками и так и норовит добраться до развешенной одежды, но Ольга следит, чтобы ничего не загорелось. Через минуту, когда лёгкий запах копоти ненавязчиво начинает щипать ноздри, вредитель наконец-то решает показаться. С верхней полки с грохотом срываются несколько обувных коробок, падая на пол, гремят вешалки, сдвигаясь в хаотичном порядке, и одна из створок резко захлопывается.
        - Следите за ним! - кричит Ольга.
        С вешалок начинает падать одежда, и сестре приходится задуть огонь, чтобы пламя не перекинулось на ткань. В тот же миг всё успокаивается, коробки замирают на местах, никаких звуков из шкафа больше не доносится.
        - Ну и где он? - оглядываясь по сторонам, вопрошает старшая сестра.
        Гаврила расстроено пожимает плечами.
        - Я не успел увидеть, - горестно признаётся он.
        - Мне кажется, он нырнул в нижний ящик, - неуверенно протягиваю я, хотя до сих пор сама не знаю, правильно ли отследила путь вредителя, искавшего себе новое укрытие.
        Тут голос подаёт Лера, робко жавшаяся возле входа в комнату всё это время.
        - Он ушёл в зеркало. Я видела мелькнувшую тень.
        - Нехорошо это, - подводит итог Ольга, ставя блюдце с пеплом на пол. Она необычайно сосредоточена, по-взрослому серьёзна. Даже в её взгляде, направленном на зеркало, читается собранность и непритворная озабоченность происходящим.
        - И что делать дальше? - озвучивает общий вопрос Гаврила, садясь на край кровати.
        Все мы вдумчиво изучаем зеркало, которое, кажется, никак не изменилось. С первого взгляда даже можно посчитать, что никого в нём нет. Но стоит мне втянуть носом воздух, широко раздув ноздри, как становится ощутим едва уловимый запах гнили. Это сладковатая вонь прелых яблок, горечь трухлявой древесины и кислая затхлость. Смрад идёт от зеркала. Чутьё никогда не подводит. Пусть в семье лишь у тётушки Инессы, как у старшей в гнезде, оно развито в достаточной степени, но и нам чутьё неплохо помогает порой, хоть владеем мы им все на весьма и весьма посредственном уровне. А Гаврила и вовсе почему-то до сих пор не научился пользоваться своим чутьём, что давно уже стало для нас предметом постоянных шуточек.
        - По-хорошему, надо бить, - говорит Ольга.
        - Инесса не обрадуется, - предупреждаю я.
        - А какие ещё варианты? Из зеркала его никак иначе не выцепить!
        Ольга приносит из кладовки большое белое полотно из старой разорванной простыни и стелет на пол. А после прямо на наших глазах берёт вешалку и металлическим уголком бьёт в центр зеркала. На гладкой поверхности появляется сеть длинных трещин, и почти сразу же осколки медленно начинают падать вниз, как куски облупившейся краски. Едва последний острый фрагмент оказывается в простыне, Ольга быстро связывает углы ткани.
        - Я пойду выброшу всё это дело. А вы пока ходите, ищите пропажи!
        Мы втроём разбредаемся по всей квартире. Наступает самое интересное время - поиски спрятанных древоточцем вещей. Обыкновенно такие вредители ищут надёжные укрытия, где оставляют сворованные предметы, и подчас далеко не все из них по итогу удаётся отыскать. Но после изгнания вора с вещей спадает морок, они становятся видны простому глазу. Это существенно облегчает нашу задачу.
        Едва я переступаю порог детской, как сразу же замираю в дверном проёме, раскрыв рот. Прямо возле люстры, размахивая своими углами на манер крыльев, порхает тётушкина белая пуховая шаль. Она летает кругами, медленно и плавно рассекая воздух. Эдакая большая красивая птица, случайно попавшая к нам в комнату через распахнутое окно.
        До высоких потолков оказывается не так-то и просто дотянуться. Первую минуту я пытаюсь своими силами поймать шаль, прыгая с кровати Ольги, но терплю поражение. Приходится сдаться и идти за шваброй, а дальше уже её черенком ловить пропажу. Едва пуховая шаль оказывается в моих руках, она мгновенно успокаивается, окончательно лишённая всех сил, которыми её успел наделить вредитель.
        Первый улов есть!
        У остальных дела идут гораздо хуже. Гаврила бегает из одной комнаты в другую, как заведённый, надеясь быстрее всех отыскать вещи, но ему всё не везёт. А вот Лера, бледная будто моль, без движения стоит в прихожей возле входной двери, и, не моргая, глядит на вешалку, жмущуюся в тёмном углу к напольному зеркалу.
        - Ты чего?.. - не понимаю я сперва, а потом мне и самой удаётся разглядеть то, что так испугало младшую сестру.
        На вешалке на одном из крючков висит тяжёлое драповое пальто. Его вытянутые рукава безжизненно спадают вниз, воротник поднят, и почему-то кажется, что за ним скрывается чьё-то лицо. То ли венчающие вешалку шапки и шарфы создают такую странную иллюзию, то ли из тени воротника и правда кто-то глядит.
        - Жутко… - тянет Лера, почти не дыша. И я её прекрасно понимаю! Сама чувствую, как пальцы на руках холодеют.
        Внизу стоят старые резиновые сапоги тётушки Инессы - высокие голенища уходят прямо под пальто. Из-за этого ещё больше кажется, что в тёмном углу скрывается какой-то молчаливый чужак, неясно как проникший в гнездо и прячущий своё лицо.
        - Не бойся! - сипло говорю Лере, делаю короткий шаг вперёд и тяну руку к вешалке.
        Едва только мои пальцы касаются пальто, как его рукав взмывает в воздух. Я коротко вскрикиваю от неожиданности, где-то за спиной пищит от ужаса младшая сестра, вжавшись в стену. Быстрее, чем успеваю об этом подумать, уже хватаю пальцами ткань и резко дёргаю на себя. Пустое пальто падает с вешалки и остаётся в моих руках. Под ним никого нет: только стоят внизу старые сапоги, висят наверху на крючках шапки.
        - Ну чего вы тут копаетесь? - Из приоткрытой входной двери показывается голова Ольги, вернувшейся с улицы. Она со смешком смотрит на наши с Лерой бледные лица и драповое пальто, которое я всё ещё инстинктивно сжимаю в пальцах.
        В прихожую в очередной раз вбегает Гаврила, курсирующий по квартире, как скорый поезд.
        - Я ничего не нашёл, - расстроенно сообщает он и обиженно дует свои круглые щёки, едва заметив, что наш улов оказался куда весомее.
        Весь следующий час посвящён поискам белых туфель. Мы тщательно осматриваем всё гнездо, заглядывая в каждую комнату, шкаф и тумбочку, но обуви как след простыл.
        - Ты уверена, что туфли были? - в который раз спрашиваю я Ольгу, на коленях ползая возле нижних полок в кладовке и руками пытаясь нащупать хоть что-нибудь.
        Рядом сиротливо лежит закоптившаяся кастрюля, которую моя старшая сестра обещала выбросить из дома, как только у неё дойдут руки. Но вот уже минула середина дня, а руки так и не дошли. И теперь попорченная кухонная утварь послушно дожидается своей участи, закатившись под полку и надеясь так там и остаться.
        - Точно были! - твердит сестра, подпирая плечом косяк. - Ищи хорошенько! Уже кроме кладовки им негде лежать.
        Однако по прошествии ещё одного часа поисков ничего не изменяется. Туфель нет. Ольга злится, а в гнезде впору уже проводить новую уборку, поскольку мы подняли кучу пыли из всех углов.
        - Может, хватит? - первой взмаливается Лера. - Я уже устала. А я сегодня ещё хотела фенечку сплести.
        - Мне тоже надоело. Скучно! - ворчливо признаётся Гаврила, падая на стул на кухне и доставая из кармана смартфон.
        - Толку от вас нет никакого! - мгновенно вспыхивает Оля. - Идите отсюда все тогда! Посуду помою, потом сама буду искать, если от вас никакой помощи не дождёшься!
        Я чувствую лёгкие уколы совести, впрочем, как и Лера с Гаврилой. Но им это не мешает уйти по своим комнатам. А вот я всё же остаюсь. Не люблю расстраивать старшую сестру. Она и так из всех нас самая ответственная.
        - Дай помогу с уборкой, - бурчу я, бедром легко отталкивая её от раковины и сдвигая к себе грязную посуду.
        - Ты чего это, Варька? - сразу же спрашивает она, хмуря свои прямые брови. - Иди уж тоже отдыхай с остальными.
        - Не, я тебе сперва помогу. Потом пойду, - сбивчиво бормочу себе под нос.
        Ольга только громко хмыкает, но я вижу, что ей всё же приятно. Она прячет мимолётную улыбку в уголках губ и начинает протирать стол мокрой тряпкой. Я тем временем ставлю в раковину кастрюлю из-под подгоревшей каши, открываю крышку и тут же замираю, едва сдерживая хохот, рвущийся из груди.
        На дне кастрюли, утопая в остатках каши, лежат белоснежные туфли тётушки Инессы.
        - Что ты там увидела? - Ольга вытягивает шею и заглядывает внутрь. На лице её отражаются одновременно возмущение, злость и вместе с тем безумное облегчение.
        - И когда только успел их сюда засунуть! - выдыхает наконец сестра.
        - Тем не менее работу мы сделали, - улыбаюсь я. - Инесса будет довольна!

* * *
        Вечером за ужином на кухне собирается вся наша большая семья, как и заведено. Мягкий свет люстры падает на стол, где представлен очередной шедевр моей старшей сестры - слипшиеся спагетти, густо политые кислым томатным соусом с вкраплениями сухого базилика. В этот раз от блюда хотя бы идёт приятный запах, и никто даже не воротит нос, накладывая себе в тарелку разваренные макароны, гордо прозванные Ольгой «спагетти под соусом «болоньезе»».
        Едва все утоляют немного свой голод, моя нетерпеливая старшая сестра сразу же гордо объявляет о результатах охоты на древоточца.
        - Ничего не забыли, - осмотрев свои возвращённые вещи на предмет повреждений, резюмирует довольная тётушка. - Молодцы! Хорошо сегодня поработали.
        Мы все сразу начинаем улыбаться, растаяв от заслуженной похвалы. Особенно млеет от восторга Гаврила, хотя он-то как раз ничего так и не смог отыскать.
        - И где вредитель сидел? - сухо любопытствует Анфиса, наматывая на вилку одинокую спагетти, оставшуюся на её тарелке.
        - Сначала в шкафу, потом забрался в зеркало, - отвечает Оля, а после виновато добавляет, поглядывая на Инессу: - Нам пришлось его разбить…
        Тётушка слегка вздрагивает и после окидывает племянницу хмурым взглядом.
        - Нехорошо.
        После этих слов вся семья замирает. Никто не стучит столовыми приборами, не жуёт - все только молча переглядываются. Если тётушка так говорит, значит, действительно ничего хорошего мы не сделали. Она никогда попусту словами не разбрасывается.
        - Дурное это дело - разбивать зеркала, - тихо продолжает свою мысль Инесса и ставит подбородок на переплетённые пальцы, унизанные массивными перстнями. - Много чего они видят на своём веку, много плохого в себе хранят - чужие слёзы, горе, сомнения. И всё это попадает в наш мир, стоит лопнуть зеркальной грани.
        Лера громко ахает, хватаясь за скатерть. Я нервно сучу ногами и кусаю губы, думая над словами мудрой тётушки. Если всё действительно обстоит именно так, как она говорит, то гнездо не ждёт ничего доброго в дальнейшем.
        Глава 2
        Кукольная хозяйка
        С того самого дня всё в гнезде становится каким-то странным. Хотя тётушка Инесса всё ещё неустанно продолжает твердить каждый вечер, что семье ничего не угрожает, но мы-то видим, что в квартире происходят перемены. Древоточцы неумолимо наводняют все комнаты, прячась порой в самых неожиданных местах и хорошо портя нам жизнь. Мне, например, не посчастливилось в четверг застрять в полу посреди прихожей. Ноги просто провалились сквозь половицы, как в трясину, и увязли там. Ни шелохнуться, ни с места сойти - ничего не выходило. Как назло, дома почти никого не было. Только Лера, которая по своему обыкновению купалась в ванне и из-за шума воды ничего не слышала, да Оля, которая, надев наушники, сидела в своём планшете, переписываясь с кем-то из одноклассников половину дня. Так я и стояла, как пуп земли, четверть часа посреди прихожей, пытаясь докричаться хоть до кого-нибудь из сестёр.
        Когда хлопнула скрипучая дверь детской и на пороге показалась Ольга в наушниках, я уже знатно осипла. Но она лишь с задумчивым видом прошла мимо меня на кухню, будто бы даже не заметив, заварила себе чайный пакетик чуть тёплой водой и двинулась обратно, вальяжно рассекая пространство, как крейсер - волны. Она даже не обратила внимания на свою сестру, увязнувшую в полу по лодыжки.
        - Оля! - не выдержала я, когда она прошла мимо во второй раз, уже намереваясь вернуться в нашу детскую с чаем.
        Она явственно вздрогнула и обернулась. Её взгляд сосредоточился на мне и моих ногах.
        - А ты как так умудрилась?.. - только и спросила она, сняв один наушник.
        - Неважно как! Важно, что ты, наконец, снизошла до меня, тетеря глухая!
        Оля смутилась и стянула наушники на шею.
        - Ты меня звала? Я не слышала. Извини… Сейчас тебя вытащим.
        Она быстро сходила на кухню, наполнила глубокую миску водой и вернулась. Холодная вода тонким ручейком полилась на мои босые ноги.
        - Ты сегодня какая-то рассеянная, - уже остыв, беззлобно упрекнула я сестру. - Ладно Лерочка, она мелкая, ей можно. Но ты…
        - Я просто переписывалась. Вот и забыла обо всём на свете, - невнятно пробормотала себе под нос Ольга, а я заметила на её щеках розовые пятна румянца.
        - Ты что, с Антоном списалась в кои-то веки? - догадалась я. Мои ноги уже окоченели от холодной воды, которой их заботливо поливала старшая сестра, но вредитель всё не хотел отпускать ступни.
        Оля покраснела ещё больше и кивнула. Я изумлённо присвистнула. Антон был одноклассником Ольги и её тайной любовью, идеальным, по её мнению, парнем, на которого она постоянно заглядывалась, обсуждала его попеременно то с нами, то со своими школьными подругами, но совершенно теряла дар речи, стоило её объекту обожания оказаться рядом. И тем удивительнее была новость, что она всё же набралась смелости и вступила с ним в переписку.
        - Я тобой, конечно, горжусь… - протянула я, - вот только не помогает твоя водица. Придумай что-нибудь другое! А то у меня сейчас ноги отвалятся тут стоять уже!
        Ольга прекратила лить воду и унесла миску прочь, бросив в мою сторону половую тряпку, чтобы я вытерла последствия. Пока я размазывала лужи по половицам, сестра вернулась с кухни с огромным тесаком.
        - Ты что это делать собралась? - с опаской спросила я.
        Она лишь молча опустилась на колени и стала разбирать половицы, поддевая их ножом.
        - Понимаешь, он мне первый написал! - между делом поделилась Оля. - Сказал, что давно уже хотел пообщаться, узнать меня поближе. Представляешь?.. Ах, он такой милый…
        Я закатила глаза, пока сестра не видела. Она становилась такой сентиментальной дурочкой, стоило на горизонте появиться Антону. Не такой я привыкла видеть свою собранную и серьёзную сестру. Если эта переписка и правда продолжится, то, кажется, Оля скоро окончательно превратится во влюблённо воркующую голубку, думающую только о своём объекте обожания.
        Меж тем, когда две половицы уже оказались у сестры в руках, мои ноги стало потихоньку отпускать. Я медленно вытянула ступни по одной из топкого пола и принялась их разминать.
        - Ты, смотри, не забывай обо всём на свете с этим своим Антоном, - строго упрекнула я Ольгу. - У тебя экзамены в этом году. В розовых очках их писать будет сложновато, знаешь ли!
        Оля смерила меня недовольным взглядом, что я вздумала учить её жизни, но говорить ничего не стала, только молча вернула половицы на место. И мы разошлись в тот день, как в море корабли, оставшись каждая при своём мнении. Она поплыла в страну любовных переживаний, а я занялась более приземлёнными вещами - взялась вытаскивать Леру из ванной и убирать тот потоп, который она как обычно устроила во время своего мытья.
        И всё же встреченный в тот день вредитель оказался одним из тех нежеланных жильцов, которых мы просто не можем никаким образом выгнать из гнезда. Для этого придётся перебирать все полы в комнатах, чтобы заставить незваного гостя уйти, а никому этого делать не хочется. Но в последнее время таких вот основательно устроившихся в нашей квартире древоточцев становится только больше. Никто им особенно не рад, многих из них мы не способны выгнать, не разрушив при этом всю квартиру до основания, а тётушки всё продолжают каждый день по утрам ругаться на кухне, привлекая всё больше и больше чёрных эманаций. Сколько бы я ни подслушивала, но суть их криков всё ещё остаётся для меня загадкой. Они попеременно друг друга в чём-то обвиняют, теперь ещё и постоянно возвращаясь к теме разбитого зеркала и нашествия древоточцев, но при этом я так и не могу сказать, о какой же теме конкретно они спорят. Оля тоже пробовала подслушивать со мной, но успехов, как и я, не достигла. И вот мы оказались в том положении, что уже практически не понимаем, что же происходит в нашем собственном гнезде, и что с этим делать.
        Очередная ссора заканчивается громким хлопком двери - это тётя Анфиса слабовольно бежит из квартиры и от всех нас. Я привычно очищаю гнездо свечой, обходя все комнаты по кругу и прогоняя клубы чёрного дыма, чтобы в конце концов в глубокой задумчивости замереть на пороге спальни Анфисы. Здесь витает резкий запах каких-то дешёвых духов и пыли. Пыль вообще давно является здесь полновластной царицей, занимающей собой все горизонтальные поверхности и медленно порхающей в воздухе.
        - Пыль - это частичка нас! - каждый раз уверенно твердит Анфиса, нравоучительно задирая указательный палец вверх, стоит мне начать прибираться в её комнате. - Это чешуйки нашей кожи, выпавшие волосы - они тоже обладают памятью и крохами нашей силы. Пыль способна на многие вещи, если знать, как правильно её использовать!
        - И как же её использовать? - без устали пытаюсь я выведать эту страшную тайну.
        Но тётя каждый раз лишь противно морщит нос, как старая крыса, почуявшая яд, и сухо отвечает:
        - Вот будешь послушной девочкой, расскажу! А пока иди-ка отсюда со своей тряпкой и нечего мне тут грязь по полу размазывать.
        И я раз за разом ухожу побеждённая, но не сломленная. И год за годом надеюсь однажды всё же узнать, что же такого удивительного в обычной пыли. Сегодня я решаю выведать этот секрет у Инессы, которая явно крайне довольна завершением ссоры, выйдя из неё победительницей, и порхает по квартире, как пушинка, несмотря на свои внушительные габариты.
        - Ты больше её слушай. Лишь бы её вещи не трогали - она всё что угодно скажет! - даёт мне тётя довольно краткий и банальный ответ.
        - Так что же это получается, - обиженно надуваю я губы. - Нет ничего такого в пыли? Но ведь ты сама постоянно твердишь, что всё в этом мире имеет свою силу!
        - Это обыкновенная грязь. Ты лучше не глупостями себе голову забивай, а иди уберись у неё, пока Анфиски дома нет.
        Понурив голову, я иду в комнату тёти, выбросив почерневшую свечу и вооружившись веником и сырой тряпкой. Пыли кругом и правда лежит такой слой, что, кажется, из неё можно соткать целое одеяло. Но в одном тётушка Инесса права - Анфиса ох как не любит, когда кто-то трогает её вещи, а посмотреть в её шкафах и комодах как раз всегда есть на что.
        Она давно славится собирательством всякой ненужной мелочи, вроде нелепых разукрашенных фарфоровых статуэток, которые занимают все пять боковых полок её шифоньера. Комод заставлен старой косметикой, нечищеными потемневшими колечками и серьгами, брошками и браслетами, а под золочёной рамой овального зеркала висят старые выцветшие открытки, письма, чьи-то фотографии и записки. Копаться здесь можно бесконечно долго и всё равно каждый раз находить что-то новое, что-то неизведанное и интересное.
        Я долго ползаю под кроватью, собирая на волосы клочья пыли и сдвигая там старые коробки из-под обуви и связанные кипы книг, которые так никто и не распаковал после переезда, когда со стороны прикроватной тумбочки неожиданно раздаётся слабый гул.
        О, этот неприятный звук, к сожалению, мне хорошо знаком. Сначала он начинается как едва различимый шум, а после перерастает в настоящий стон, полный мольбы, если к нему долго прислушиваться. Но делать этого вовсе не стоит, как и вестись на этот зов.
        Когда я была совсем маленькой и ещё училась в первом классе, то однажды мне не посчастливилось из любопытства забраться за тумбочку тёти Анфисы. Я играла в одиночестве в её комнате, потому что только здесь лежал достаточно толстый махровый ковёр, на котором было тепло сидеть. Стояла такая лютая зима, что я, как сейчас помню, дальше этого ковра вообще никуда не уходила. Там у меня были разбросаны куклы, обрывки ткани для их новых нарядов и старые растянутые резинки для волос, с помощью которых куклы обретали свои кривые косички.
        И когда слева от меня вдруг раздался этот протяжный и лёгкий гул, я совсем не ожидала ничего подобного. Куклы выпали из рук, сердечко заколотилось в груди. А дома из взрослых была только Ольга, которую тогда даже взрослой толком назвать нельзя было - на год и девять месяцев меня старше, а мозгов едва ли больше. Она сама сидела в нашей детской и листала книжки с картинками, слюнявя палец.
        Позвать её у меня почему-то даже язык не повернулся. Но неожиданно захотелось посмотреть, что же там так страшно и в тоже время завлекательно гудело за тумбочкой.
        С трудом отодвинув рассохшийся предмет мебели, я во все глаза уставилась на чёрный лаз, который уводил куда-то в неизвестность. В нём гудел тёплый ветер, именно этот звук и доносился из-за тумбочки в минуты тишины в комнате.
        Всё это было очень странно, ведь стена между спальней тёти Анфисы и кухней была не такой уж толстой, чтобы там хватило места для полноценного тоннеля, но тем не менее он там был.
        Интересно, куда же он ведёт? Тогда я задумалась над этим вопросом совершенно серьёзно. И больше остального меня возмущало то, что никто в гнезде мне раньше о тайном лазе не рассказывал. Это было возмутительно! И, подбадривая себя подобными мыслями, я смело поползла в темноту прохода на четвереньках.
        К моему удивлению, тоннель не только не заканчивался, но и начал по-змеиному извиваться, постоянно куда-то сворачивая и то сужаясь, то расширяясь. В конце концов, когда я содрала себе уже все ладони о шершавый металл, впереди появилась решётка. Судя по всему, это была вентиляция, и я без каких-либо проблем толкнула дверцу, выпадая наружу.
        Повезло, что пол оказался недалеко и был устлан чем-то мягким. Приглядевшись, я поняла, что лежу в горе игрушек всех цветов и размеров. Они были свалены вдоль стен большой темноватой гостиной, посередине которой сама собой покачивалась колыбелька с оглушительно кричавшим младенцем.
        Ничего себе! Поднявшись на ноги, я оглядела комнату. Никак не ожидала, что тётя Анфиса любит забираться в чужие квартиры! Да ещё и таким непростым путём…
        Гостиная утопала в игрушках, окон нигде не было видно, а из коридора тянуло тёплым воздухом, который был пропитан совершенно отчётливым запахом кипятившихся пелёнок.
        Ничего не было слышно, кроме криков ребёнка, но подходить и успокаивать его мне вовсе не хотелось. Ещё не хватало возиться с чужим младенцем! Да ещё и так противно вопящим.
        Осторожно ступая по горе мягких игрушек, я выглянула в коридор. Эта квартира была большой, мрачной и насквозь провонявшей каким-то резким запахом, который шёл буквально от всего - игрушек, мебели и, кажется, уже и от моей одежды тоже. На кухне явно кто-то суетился, стучал деревянными щипчиками по кастрюле, кипятя пелёнки, и меня, к счастью, не услышав.
        Почему-то я чувствовала, что встречаться с хозяином или хозяйкой квартиры не следовало. Кто вообще будет рад тому, что в его жилище забрался чужой ребёнок посреди дня?!
        Потому я и намеревалась лишь немного походить здесь и быстрее убираться обратно, пока меня не заметили.
        И всё же, для чего тёте Анфисе нужен ход в эту квартиру?
        Осторожно проскользнув в коридор, я вдоль стены прокралась в соседнюю комнату, которая оказалась спальней. Монструозного вида деревянная кровать занимала практически всё свободное место, а остальная его часть утопала в куклах одного со мной роста.
        Было в них что-то жутковатое. То ли глаза казались слишком живыми, то ли головы и правда поворачивались вслед за мной. Я бродила между куклами, удивляясь точным чертам лица, подмечая даже родинки и аккуратные реснички, которые заботливый мастер сделал своим игрушкам. Все они напоминали юных девочек и мальчиков, одетых в пышные платья и костюмы, с перевязанными лентами волосами и с корзинками или муляжами фруктов в руках. Подойдя вплотную к одной из кукол, я пристально посмотрела ей в глаза, пытаясь понять, были ли слёзы тоже нарисованными или из этой игрушки действительно сочилась влага.
        И в тот момент плачущая кукла медленно моргнула.
        Я взвизгнула коротко и резко от неожиданности, отпрыгнув в сторону.
        Куклы были живыми!
        Эхо предательски разнесло мой крик по всему коридору, и тотчас на кухне загремели брошенные на столешницу щипцы.
        Меня услышали!
        Едва успев подхватить свои тапки, я бросилась к кровати, надеясь спрятаться под ней. Грязи и пыли там, конечно, было целое море, но я, зажав нос, всё равно упрямо пробиралась дальше, пока не упёрлась головой в невидимую в темноте преграду.
        Когда необъятная хозяйка показалась на пороге комнаты, я уже забралась так глубоко, что едва могла дышать и что-то видеть. Разместившись в итоге где-то между свёрнутым в рулон ковром и пустыми коробками, от которых шёл чудовищно ядовитый запах химии, я могла видеть лишь узкую полосу света над полом.
        Наверное, это было к лучшему, ведь женщина, которая вошла в комнату и остановилась возле кровати, напугала меня до мурашек одними своими босыми ступнями, покрытыми какими-то отвратительного вида струпьями, гнойниками и болячками. Её жёлтые потрескавшиеся ногти выдавались вперёд, а толстые икры были испещрены вздувшимися венами и варикозными звёздочками. Ни у кого я никогда прежде не видела таких ног, и отчего-то мне думалось, что её лицо должно быть ненамного приятнее их.
        Закрыв себе рот и нос ладонью, чтобы случайно не наглотаться пыли и не чихнуть, я вообще не шевелилась, слившись с темнотой. Судя по скрипящим половицам, хозяйка была крупного телосложения. Она медленно обошла всю комнату, и её тяжёлое грудное дыхание было хорошо слышно даже под кроватью. Будто хищник вынюхивал добычу с хриплым рыком, клокотавшим в глотке.
        Хоть бы не вздумала наклониться! Хоть бы ушла как можно скорее!
        В гостиной на одной ноте плакал ребёнок, но хозяйка будто его не слышала. Она перекладывала своих кукол, судя по шелесту их одежды.
        Неужели ищет меня? Думает, я укрылась среди её жутких игрушек? А когда закончит их осматривать, то и под кровать заглянет? А вдруг если и правда так!..
        На кухне громко зашипела закипевшая вода, вылившаяся прямо на плиту. Встрепенувшись, женщина тотчас бросилась к своей позабытой на огне кастрюле с пелёнками.
        Это мой шанс! Нужно убираться отсюда, пока действительно меня не поймали!
        Стараясь не шуметь, я выбралась из-под кровати и беззвучно выскользнула в коридор, всё время поглядывая на распахнутую дверь кухни в самом конце квартиры.
        Обстановка здесь, конечно, была странная. Как оказалось, на всех стенах в коридоре висели старые чёрно-белые фотографии, где все виденные мной в спальне куклы были усажены на лавки, диваны или в кресла, как живые люди, и смотрели прямо в объектив.
        Я передёрнула плечами от волны мурашек, пробежавшей по лопаткам. Прокравшись в гостиную, я хотела было выдохнуть, но не тут-то было. Младенец в колыбели внезапно закричал таким дурным голосом, словно его ошпарили кипятком. Он выводил рулады, переходившие в истерику, и почти сразу же с кухни вновь послышались торопливые шаги.
        Да что же это такое! Нырнув, как в бездонный омут, в кипу игрушек, сваленных у ближайшей ко мне стены, я замерла без движения. И в тот же миг на пороге возникла хозяйка. Она шагнула к люльке и стала молча укачивать малыша, но тот всё никак не желал замолкать.
        Сквозь щёлку в своей крепости я оглядела комнату и бросила тоскливый взгляд на противоположную стену, где меня дожидалась раскрытая решётка вентиляции. Теперь до неё было не добраться. Пока хозяйка здесь, я вряд ли сумею прокрасться мимо неё незамеченной.
        Что же делать? Закусив губу, я стала выжидать. Не мог же этот ребёнок кричать без остановки целый день, в самом деле! Но, как выяснилось через десять томительных минут, мог. Потому что время шло, а младенец не успокаивался. И моя надежда тихо выбраться из этой ужасной квартиры таяла на глазах.
        Вечно сидеть на месте тоже было нельзя, и я, осторожно раздвигая игрушки, стала по стеночке на четвереньках ползти по периметру комнаты, прикрываясь мягкими слонами, медведями и зайчиками. Когда до решётки оставалось преодолеть всего пару метров, хозяйка вдруг с хрипом вскинула голову, шумно втянула носом воздух и обернулась. Я замерла, как мышь под веником, забыв даже, как нужно правильно дышать. Закрывавшая меня от взгляда женщины кипа игрушек, давала очень плохой обзор. Но одно я разглядела точно. У обернувшейся в мою сторону хозяйки квартиры не было лица - только огромная пасть, из которой высунулся длинный синеватый язык, и где поблёскивали ряды острых чёрных зубов, тянувшихся до самой глотки.
        От страха я онемела, чувствуя, как сердце отплясывает в груди сумасшедший ритм.
        Что это за существо?! В чьём логове я оказалась?!
        Когда меня за локоть внезапно схватила сухая холодная ладонь, выводя из ступора, я едва не задохнулась от ужаса. Но рот мне тут же зажала другая рука. Это была тётя Анфиса, которая, мерцая в полумраке своими крупными глазами, сидела рядом, тоже спрятавшись в горе мягких игрушек, и взгляд её был едва ли менее испуганным, чем у меня.
        Уж как бы я ни недолюбливала свою вторую тётю, склочную и вечно всем недовольную женщину, но в тот момент я была готова её расцеловать. За то, что пришла за мной, что отыскала здесь.
        Приложив палец к губам, он поманила меня за собой и первой двинулась обратно к вентиляции. Прикрываясь игрушками и не делая резких движений, мы доползли до решётки и забрались туда. Напоследок я обернулась, выискивая взглядом страшную хозяйку квартиры. Она всё ещё стояла возле колыбели, раскрыв свою пасть и вынюхивая. Слюна стекала с её языка и капала на пол, а младенец так и продолжал выть в люльке.
        - Быстрее! На выход! - шёпотом поторопила меня Анфиса, ползшая впереди, и я двинулась за ней по вентиляции.
        Когда мы обе упали на ковёр в нашем родном гнезде, то я первым делом сразу же расплакалась, как испуганная дурочка. Вокруг уже собрались все сёстры, брат и тётушка Инесса, а я ревела белугой, размазывая по щекам сопли и то и дело указывая пальцем на зев тоннеля за тумбочкой.
        - Ну чего ты ревёшь? - даже растерялась Анфиса. - Сама же туда и полезла, куда не просили, и сама же теперь и хнычешь! У-у, Варька, бестолковый ребёнок! Ну на кой ляд ты туда забралась?
        Дельного я ничего ответить не могла, как бы ни успокаивали сёстры, как бы Гаврила ни кормил конфетами, принесёнными с кухни.
        Только уже через пару часов, когда я сидела на коленях у тётушки Инессы, а она мягко меня обнимала, я призналась:
        - Мне обидно стало, что в квартире есть что-то, о чём я не знаю… От меня все скрывают тайный ход, как от маленькой, вот я и решила сама поглядеть, куда он ведёт…
        - Так ты и есть маленькая, - усмехнулась Инесса. - А разве нет? Вон как глупо поступила. Ни у кого ничего не спросила, сама туда полезла и чуть там же и не осталась. Разве это не поступок несмышлёного ребёнка?
        - Наверное, - буркнула я, опустив взгляд.
        - Ну-ну! Не дуй губы. Знала же я, что кто-нибудь из вас туда заберётся рано или поздно. Все мы в роду любопытны от природы сверх меры, но нужно же думать и о собственной безопасности, когда шагаешь в другие миры.
        - А это был другой мир? - удивлённо протянула я, едва схлынула первая волна удивления.
        - А как ты сама думаешь? Конечно, он и был! Все мы - дети бескрайнего Леса, где каждое дерево - этой отдельный мир, одновременно и похожий на все остальные и не похожий ни на что. И часто по ветвям из одного измерения можно попасть в ближайшие. Правда, предпринимать подобные путешествия без надобности всё же не стоит, моя пташка.
        - Мы все живём на дереве? - искренне удивилась я, вспомнив о школьных уроках, где рассказывали то про круглые планеты, летающие в чёрном небе, то про трёх слонов, стоящих на спине черепахи. Как-то всё это не укладывалось у меня в голове, ровно как и слова о Лесе.
        - А где ещё, по-твоему, должны гнездиться птицы? - с хитрецой прищурившись, хмыкнула тётушка и ссадила меня со своих колен.
        - Выходит, и я сегодня была на другом дереве? - сделала я вывод.
        - Верно. Но заблудиться в этом Лесу ничего не стоит, Варя. И всегда нужно помнить путь домой или уметь позвать тех, кто тебя выведет. Например, нашу семью.
        - А как это сделать без мобильного телефона-то? - жалобно протянула я. - Будь у меня там телефон, я бы домой позвонила! Но вы мне всё никак его не подарите…
        Я вся сморщилась, как печёное яблоко, готовая вот-вот захлюпать носом. Тётушка Инесса сразу же строго мне ответила:
        - Не нужен тебе никакой мобильник, Варвара! - Она всегда, когда сердилась, звала что меня, что сестёр полными именами. - Умей слушать сердце! И звать тех, в ком течёт та же кровь, что и в тебе.
        Она схватила меня за руку и положила мою ладонь мне же на грудь.
        - Вот! Здесь твоё сердце, Варя! Здесь твоя жизнь и здесь частица всех нас, всей твоей семьи. Стоит тебе позвать, как мы всегда сможем тебя отыскать, где бы ты ни оказалась. Никогда не забывай об этом.
        Она коснулась унизанными перстнями пальцами своей груди и закрыла глаза. И в тот же миг я почувствовала, как кровь в моих венах вскипела. Я ощутила зов, который тянул меня вперёд, который бился внутри меня, как ураган, и который указывал путь красной нитью. Даже прикрыв веки, я знала, куда ведёт эта незримая линия, дрожавшая от зова. Она вела к моей тётушке, сидевшей напротив. Прямо к её сердцу, чей уверенный ритм отдавался эхом в моих ушах.
        - Теперь ты слышишь мой зов?
        - Д-да, - поражённо проговорила я.
        - Никогда не забывай, что он рождается из твоего сердца. И тогда ты не потеряешь дорогу домой.
        Она поднялась с места, поцеловала меня в макушку и ушла с кухни. А я так и стояла, глядя, как тянется за тётушкой алая нить, которую я столько лет не замечала.
        Да, тот день я помню хорошо. Даже сейчас смех берёт от того, какой простодушной девочкой я была в те годы! Сколько всего не знала, сколько всего не видела вокруг.
        И теперь уже мало что способно меня удивить.
        Бросив пыльную тряпку на пол в комнате тёти Анфисы, я устало приваливаюсь спиной к тумбочке. За ней всё ещё гудит ветер. Но лезть туда я уже больше никогда не стану, что бы вообще откуда ни доносилось. С того самого памятного дня этот проход тётя Инесса закрыла, сперва окурив дымом семи трав, а после поставив там решётку с замком. Больше никто не должен был оказаться в логове кукольной хозяйки и её младенца. Ключ от решётки был лишь у Анфисы, правда, как я ни допытывалась, она так и не созналась мне тогда, для чего ей и вовсе нужен был этот проход.
        Вот слышится шорох ключа в замочной скважине входной двери, и на пороге гнезда появляется Анфиса. Едва успев скинуть туфли, она сразу же замечает меня, сидящую на полу в её комнате с тряпками и тазиком воды.
        - Ты что это творишь, Варька?! - обеспокоенно спрашивает она, во мгновение ока оказываясь в спальне. - Убираться тут у меня вздумала?! А ну брысь отсюда со своими швабрами и метёлками, и чтоб я тебя не видела больше в моей комнате!
        Вскочив с места, я кубарем выкатываюсь в коридор. За мной оглушительно громко захлопывается дверь.
        Мимо проходившая тётушка Инесса по-доброму на меня смотрит поверх своих очков и мягко спрашивает:
        - Что, не успела до конца убраться?
        Я лишь тяжело вздыхаю в ответ. Всё и так понятно, без лишних слов.
        - Ну ничего-ничего, моя пташка, - воркует тётушка, удаляясь на кухню. - Когда-нибудь она утратит свою бдительность. Вот увидишь. И тогда, главное, чтобы ты в тот момент оказалась в нужном месте.
        Я морщусь, пытаясь понять, уборку ли подразумевает тётушка, или её фраза несёт какой-то более глубокий смысл, осознать который мне пока не суждено, но Инесса уже забывает обо мне и лишь тихо напевает себе под нос, поливая цветы на кухонном подоконнике и поглаживая их листочки.
        Глава 3
        Лица
        Тётушка Инесса днём работает в библиотеке, расположенной совсем недалеко от пятиэтажки, в которой мы живём на последнем этаже. Библиотека эта такая крошечная, что когда меня туда водили в раннем детстве вместе с сёстрами, я могла за пару минут обежать её всю и даже коснуться каждого стеллажа, из-за чего, собственно, тогда она и казалась мне чрезвычайно скучной. Инесса всегда пыталась образумить меня, дать в руки побольше интересной литературы, но я только бесцельно бродила из зала в зал, рассматривая красочные обложки стоящих на полках книг и даже не открывая их. Наверное, всё изменил один день, когда тётушка как бы случайно оставила на столе возле меня в библиотеке раскрытую книгу, где в самом конце страницы была небольшая иллюстрация - свернувшийся кольцами двухголовый красный змей, зарывшийся в песок.
        - Я никогда не видела таких змей, - едва глянув на изображение, сказала я Инессе. - Он какой-то неправильный.
        Тётушка мягко улыбнулась и опустилась на пустой стул возле меня.
        - Не всё, что непохоже на привычные тебе вещи, неправильное, моя пташка. Этот змей просто не принадлежит нашему миру.
        - Он из другого мира? - Я сразу же вскинула голову.
        - Верно. Как и эта книга. Она была создана не в нашем измерении, хотя тебе под силу её прочитать.
        Я осторожно взяла в руки эту книгу и вгляделась в страницы. Язык был мне знаком. Он ничем не отличался от того, которым было написано большинство книг в этой библиотеке. Вот только на страницах описывались вещи и явления, о которых я никогда не слышала. Там говорилось, что небо рождалось в муках, и потому цветом напоминало кровь, а земля давно иссякла под гнётом четырёх светил, и потому иссохла до состояния песка, превратив весь мир в пустыню.
        - Этот змей… - прошептала я, косясь на тётушку, - он живёт в мире, что здесь описан?
        - Да. И этот мир реален, Варя. Но он сильно отличается от того, что привыкли видеть мы. Бескрайний Лес, что нас окружает, многолик. Многие его деревья похожи, как две капли воды, и чаще всего растут неподалёку друг от друга. Но отдельные могут иметь облик, который ты не сумеешь вообразить, даже приложив всю свою фантазию.
        - Как этот, например? - Я указала на строки книги.
        - Как этот. И таких необыкновенных, ни на что не похожих миров миллиарды, Варя. И существа, населяющие их, причудливы. Конечно, в большинстве частей Леса ты никогда не побываешь, о других сможешь узнать лишь с чужих слов, но что-то доступно тебе уже сейчас - ты можешь прочесть книги, что наша семья собирала веками, и открыть для себя многоликость Леса.
        С тех самых пор я полюбила книги. Инесса давала мне фолианты и свитки из своей собственной библиотеки, и я с радостью изучала эти старинные труды, узнавая о мирах, что так походили или так отличались от нашего собственного. Если Ольга с интересом читала лишь обыкновенные любовные или приключенческие романы из библиотеки, где работала тётушка, то я не могла оторваться от миров, которые были куда более реальны. Это было единственное, что оказалось мне дозволено в силу юного возраста. Перемещаться между деревьями Леса было непростой и в какой-то степени даже опасной задачей, но чтение позволяло познакомиться с иными измерениями легко и свободно.
        После, в уже более зрелом возрасте, ко мне в руки стали попадать книги от других семей, стерегущих Лес. Как я тогда догадалась, Инесса приносила их уже специально для меня, частенько на весь день исчезая за дверьми кладовки с помощью своего медного ключа, которым она обладала по праву старшей. Так я поняла, что практически на каждом дереве в бескрайнем Лесу есть своё гнездо, где живут лесные стражи, защищающие миры от вредителей. И мы тоже были одной из таких семей. Мы обладали чутьём, что позволяло нам выслеживать древоточцев и прогонять их, оберегая наше дерево, сохраняя хрупкий баланс в Лесу.
        Вопросом для меня всегда оставалось лишь то, как же мы стали этими хранителями. Но ни одна книга из принесённых Инессой никогда не давала нужного ответа.
        - Мы обладаем этим правом с рождения, - говорила мне тётушка каждый раз, стоило подойти к ней с этим вопросом. - Как желна, символ нашей семьи, с момента своего вылупления становится лесным стражем, истребляющим вредителей, так и мы обязаны с рождения и до смерти следить за сохранностью своего дерева. Это наш долг. Это наше призвание.
        Обыкновенно после этих слов Инесса всегда вела меня в прихожую нашей квартиры и указывала рукой на старое чучело чёрного дятла, которое всегда, сколько я себя помню, висело над входной дверью. Крупная угольно-чёрная птица с ярко-красным теменем так удивительно напоминал саму тётушку, ещё с самой молодости выкрашивавшую свои короткие волосы багряной краской и обожавшую чёрный цвет в одежде, что я всегда воспринимала их как одно целое. Будто если из этой квартиры исчезнет чучело, то не станет и самой Инессы. И наоборот.
        - Это гнездо желны, наше гнездо. Запомни хорошенько, Варя. И никогда не забывай об истинном нашем предназначении и важности наших обязанностей.
        Все члены семьи в какой-то мере прошли через это своеобразное посвящение. Тётушка всем моим сёстрам и даже Гавриле рассказывала о чужих мирах, незваных гостях, что могут прийти на наше дерево по ветвям, и вредителях, избавлением от которых мы и должны были заниматься. И всегда это казалось самим собой разумеющимся, нормой жизни и обыденностью.
        Однако теперь в привычном нам мире происходит что-то странное.
        Наступают перемены, а вслед за ними приходят и проблемы. Гнездо наводнено древоточцами, а вместе с ним и всё дерево. То ли это последствия разбитого нами зеркала, то ли, как говорит Анфиса, в гнезде скоро что-то произойдёт, и вредители надеются успеть поживиться за время смуты. Вот только они совершенно отбиваются от рук, а Инесса всё чаще пропадает в иных мирах по целому дню, возвращаясь оттуда осунувшаяся и уставшая. Тётушки в свободное от работы время разрываются на части, пытаясь везде успеть, где требуется их помощь, а мы с сёстрами и братом только и следим за сохранностью гнезда, которое неожиданно на наших глазах превратилось в дырявое решето и оказалось наводнено мелкими вредителями.
        Лето даже и приблизительно не обещало быть таким беспокойным.
        В субботу утром вся квартира погружена в мягкую сонливую негу. Мы с сёстрами нежимся в кроватях в своей большой детской комнате. Солнце ласково проникает лучами в окно и гладит нас по щекам, обещая спокойный день. Лера свернулась клубочком под одеялом - только выгоревшая на солнце макушка выглядывает. Я пытаюсь насладиться последними кусочками ускользающего сна, крепко обнимая свою подушку, а Ольга уже проснулась и опять сидит в планшете, с глуповатой улыбкой переписываясь со своей пассией.
        В прихожей раздаётся пронзительная переливчатая трель нашего старого домашнего телефона, и через полминуты Анфиса берёт трубку.
        - Да, слушаю… А, Андрей Васильевич, это вы…
        Я сразу же отрываю голову от подушки в надежде подольше подслушать, но Анфиса отвечает звонящему удивительно лаконично.
        - Нет… Нет, возможности ещё нет.
        Ольга тоже отрывается от планшета и косится глазом на открытую дверь нашей детской, явно прислушиваясь к доносящимся из прихожей кускам беседы.
        - Да, мы всё понимаем. Но… Андрей Васильевич, в данный момент ничем не можем помочь!.. - довольно сухо отвечает Анфиса.
        - Это же тот самый директор художественной школы? - шёпотом спрашиваю у старшей сестры.
        Она просто молча кивает и прислушивается дальше.
        - Я уже всё вам сказала! - в голосе тёти появляется неприкрытая злоба. - Всё! Не тратьте моё время! Как получится, так и придём!
        Анфиса бросает трубку и с громким звяканьем возвращает её на место.
        Ну ничего себе тон! Если бы она на работе так со всеми своими клиентами разговаривала, то Гаврила ни за что бы своих конфет и печенья не дождался бы по вечерам.
        - Он уже третий раз звонит за эту неделю, - говорит Ольга, повернув голову в мою сторону. - А тётки всё не могут выкроить время, чтобы сходить.
        - Почему бы им нас не отправить? - спрашиваю я. - Вроде мы вчера по дому всю работу сделали, почти из каждого угла вредителей извели. Как раз могли бы сегодня сходить в школу, посмотреть, что там за лица.
        - Анфиса говорит, что мы ещё мелкие, - насупившись, ворчит сестра, откладывая планшет в сторону. - Что мы и так с зеркалом напортачили, и теперь они с тётей вообще ничего нам доверять серьёзного не собираются.
        - Да что ж такое!.. - Я тоже невольно начинаю злиться. Мы выполнили всю грязную работу, отыскали пропажи, и в итоге остались виноваты. Хотя мы с Олей до сих пор придерживаемся мнения, что наплыв древоточцев в гнезде никак не связан с разбитым зеркалом.
        - Чего вы там расшумелись? - доносится сонный голосок Леры со стороны. Она выглядывает из-под одеяла, щурит свои заспанные глаза.
        - Да спи ты дальше. - Я бросаю в неё первую попавшуюся под руку мягкую игрушку, которые закрывают у меня щель между кроватью и холодной стеной. Розовый слон падает ровно на голову Лере, и она мгновенно вскакивает с места, требуя реванша. Пока мы коротко перебрасываемся игрушками, надеясь повалить противницу на пол, Ольга уже вылезает из кровати и успевает переодеться из ночной рубашки в домашнюю одежду.
        - Хватит вам ерундой заниматься, - строго говорит старшая сестра, как всегда держащаяся выше наших «глупых детских игр», как любит она их называть.
        - А чем ещё заниматься малышне, если тётки нас за взрослых не считают и интересную работу давать не хотят? - возмущаюсь я, привставая на коленях на кровати. Из-за чего сразу же получаю своим же розовым слоном в грудь. Лера довольно ухмыляется, прячась за одеялом.
        Тут в коридоре напротив нашей детской распахивается дверь тётушкиной комнаты, и из неё неторопливо выплывает Инесса, поправляя на пальцах свои излюбленные перстни. Она захлопывает свою дверь и окидывает всю нашу троицу внимательным взглядом поверх очков.
        - Пташки мои крикливые, вас слышно сквозь все стены.
        Я мигом заливаюсь краской и смущённо присаживаюсь на край своей кровати, стараясь быть как можно более незаметной. Но тётушка не ворчит на нас и не ругает за всё сказанное, а только с улыбкой делает лёгкий взмах кистью и удаляется по коридору на кухню.
        - Давайте сегодня в кои-то веки позавтракаем все вместе и заодно кое-что обсудим, - доносятся до нас её слова, сказанные тихим и спокойным голосом.
        Ольга первой убегает готовить завтрак, пока мы с Лерой, ещё периодически подталкивая друг друга и щипая, спешно умываемся и переодеваемся.
        Когда мы приходим на кухню, там уже все собрались. Тётя Анфиса, сидя на своём привычном месте возле стены за нашим круглым обеденным столом, что-то негромко объясняет Гавриле, как и всегда устроившемуся неподалёку от матери. Инесса сидит напротив сестры, закутавшись в шаль, хоть в квартире уже достаточно тепло, и поглядывая за тем, как Ольга мечется по кухне и расставляет тарелки с приборами. Лерочка, опередив меня, сразу же падает на стул возле тётушки, занимая своё любимое место, и первым делом тянется к вазочке с конфетами, приготовленными к чаю.
        - Подожди ты! - Я легко шлёпаю её по пальцам, не позволяя брать сладости. А то опять испортит весь аппетит и потом откажется есть стряпню Ольги. Знаю я такие шутки! Оля потом на меня будет злиться, что я младшую сестру вовремя не остановила.
        Едва перед нами на столе появляются тарелки с жареными яйцами и слегка передержанными в тостере кусками белого хлеба, Инесса хлопает в ладони и первой приступает к еде. Все медленно и с аппетитом едят. Мы с сёстрами заинтригованно поглядываем в сторону тётушки, ожидая, когда же она скажет, о чём хотела поговорить. А она как будто уже совсем и позабыла об этом.
        - Там опять Андрей Васильевич звонил, - кусая тост, говорит Анфиса, поглядывая на сестру. - Уже в который раз. Я в следующий раз трубку брошу, предупреждаю. У меня уже сил нет его слушать.
        - Не надо ничего бросать, - спокойно просит Инесса и поправляет очки на носу. - Сегодня вы все вместе поедете к Андрею Васильевичу и озаботитесь решением его проблемы. Как раз именно это я и хотела обсудить с тобой и девочками.
        Анфиса замирает на месте, перестав жевать, да и мы все тоже удивлены не меньше.
        - Что, правда? - вскрикиваю я, чуть не подавившись куском яичницы, попавшим не в то горло. - Ты действительно отправишь нас на это дело?
        - А почему нет? - спрашивает Инесса, легко усмехнувшись и не отвлекаясь от завтрака. - Последнее время вы хорошо и много трудитесь, а нам с Анфисой как раз нужна помощь, а то мы везде одни не успеваем.
        - И ты нас отпустишь в эту школу, не шутишь? - не может поверить услышанному Оля. У неё даже лицо разглаживается, будто по нему утюгом хорошенько прошлись.
        - Пора же вам и самим что-то за пределами гнезда попробовать сделать. А то вы всё дома и дома сидите, здешнюю мелкую нечисть гоняете. Надоело уже, небось? К тому же сестра за вами присмотрит. Верно?
        Анфиса кисло улыбается в ответ и скрывает свою гримасу за стаканом апельсинового сока. Ей такой радости было совсем не нужно.
        - Я не планировала сегодня туда ехать, - едко возражает она.
        - Мне прекрасно известно, что у тебя нет клиентов в ближайшее время. Так что уж сделай милость, Анфиска, прогуляйся с детьми к Андрею Васильевичу.
        В глазах Инессы опасно блестит сталь. Отказ она не приемлет, и всем это предельно ясно, даже Анфисе, которая замолкает, поджав свои тонкие губы, и только едва слышно фыркает.
        - На том и порешим, - подводит итог тётушка, и на её кругловатом лице вновь расцветают доброта и лукавство. - Будьте внимательны, девочки. И, пожалуйста, не наделайте глупостей сегодня.
        Я активно киваю головой, окрылённая, как и сёстры, этим неожиданным приятным известием.
        Ха! Не наделать глупостей! Да легко! Уж это-то мы сможем без проблем!

* * *
        Художественная школа - это настоящее достояние нашего района. Она располагается в старинном здании, где ещё два века назад была устроена мужская гимназия Его Императорского Величества. Эта постройка, несмотря на все перенесённые ремонты и даже одну масштабную реставрацию, всё ещё очаровывает случайных прохожих своей исключительностью. Главный вход выступает вперёд, и его козырёк лежит на четырёх белых колоннах, по краям крыши тянется невысокая балюстрада, а над каждым окном раскинулись треугольные изящные сандрики. Вся полнота очарования школы раскрывается, стоит лишь переступить порог. Внутри всё двухэтажное здание с непомерно высокими потолками отделано красным мрамором, и когда идёшь по его длинным коридорам, то любой шаг отдаётся эхом под сводами залов и пролётов.
        Мне нравится это место, хоть была я тут до этого момента всего один раз. Но зато здесь можно любоваться какой-нибудь мозаикой полчаса, либо же заплутать в лабиринтах одинаковых вытянутых залов и выйти в совершенно новое и никогда не виденное ранее место - к широкой мраморной лестнице со стоптанными ступенями или к маленькой портретной галерее. Жаль, что тётя Анфиса не даёт нам никакого времени побродить по школе, разглядывая колонны и картины в золочёных багетах, а сразу же направляется к кабинету директора.
        Сегодня субботний день, поэтому в здании почти нет людей, и от этого окутанные стариной и полумраком залы кажутся ещё таинственнее. Андрей Васильевич встречает всю нашу компанию буквально прямо на пороге своего кабинета и сразу же начинает жарко благодарить:
        - Я так рад, что вы всё же выделили время! Что всё-таки нашли минутку к нам заскочить!..
        Этот высокий и худой человек так не подходит старинному величественному зданию, что даже не верится, что именно он тут всем руководит. Андрей Васильевич носит толстые очки в чёрной круглой оправе и костюм какого-то неясного графитового оттенка, который висит на нём мешком, и оттянутые поблёскивающие колени на брюках только ещё больше портят впечатление о нём, как о директоре школы.
        Разве может такой человек сидеть за обитым зелёным сукном столом, который минимум в два раза его старше, обставленный со всех сторон точёными гипсовыми бюстами великих людей прошлого? Андрей Васильевич не соответствует ни своему кабинету, ни всей школе, ни, кажется, даже собственной должности.
        - Мы тут по делу, - очень сухо отвечает тётя Анфиса, поправляя тонкие жемчужные бусы, висящие на её худой шее. - Так что давайте не будем терять времени.
        - Конечно-конечно! - заискивающе улыбается директор, чуть ли не светясь от счастья, что наша семья всё же почтила его обитель визитом.
        Он быстро ныряет в один из боковых коридоров, ведущих вглубь здания, и приглашает нас проследовать за ним.
        - А это, значит, всё ваши детки? - чтобы прервать неловкую тишину, интересуется Андрей Васильевич, не сбавляя шаг и оглядываясь на нашу разношёрстную компанию. - Помню, в прошлый раз ваша сестра приходила лишь с одной девочкой. А я что-то даже не удосужился спросить ничего! Ну, сами понимаете, меня тогда больше волновали те жуткие вещи, что у нас в коридоре творились!..
        - Это мой дорогой сыночек Гаврила, а это просто мои племянницы, - очень лаконично представляет нас Анфиса, для которой вся эта работа в выходной день вообще не в радость. На её худом лице с намазанными яркой помадой губами читается раздражение вперемешку с досадой.
        - Племянницы? Значит, дочери вашей сестры Инессы? - всё не отстаёт директор, сворачивая в очередной длинный коридор с рядами красноватых пузатых колонн.
        - Нет, - достаточно едко отвечает тётя. - Это дочери-погодки моей другой сестры, Софии.
        - А почему я никогда не видел её с вами? Инесса мне даже ничего не говорила!..
        Тут неожиданно подаёт голос Ольга, для которой любое упоминание матери никогда не проходит безболезненно.
        - Потому что наша мама мертва! - отчаянно восклицает моя сестра, сжимая зубы.
        Ей всегда тяжело говорить о матери, как и всем нам. И мы стараемся защищать её память от любых нападок, поскольку мы и так владеем лишь жалкими крохами воспоминаний о Софии и не хотим утратить и их.
        - Ох, - тяжело вздыхает директор, - я прошу прощения за своё любопытство! Очень печально это слышать…
        Больше он уже ничего не говорит и не лезет к нам со своими пустыми расспросами.
        Вскоре впереди показывается круглая площадка, обрамлённая неглубокими нишами, в каждой из которых стоит по мраморному или гипсовому бюсту. Здесь три двери, и Андрей Васильевич выбирает самую непримечательную и обшарпанную, легко её распахивая.
        Мы заходим в узкое и вытянутое помещение, заполненное одинаковыми партами и лавками. Аудитория тянется далеко вперёд и заканчивается двумя высокими окнами, которыми комната безмолвно глядит на улицу. По правую руку от входа висит старая зелёного цвета доска с меловыми разводами, под ней ютится кривой учительский стол. Всюду на стенах до самого потолка, теряющегося в тенях, тянутся плотные вереницы картин в тяжёлых багетах. Маленькие и гигантские, овальные и идеально квадратные, они усеивают собой все стены, не оставляя ни одного свободного места. Всё это портреты, групповые и одиночные, и я, скользнув по ним безразличным взглядом, быстрее осматриваю остальной кабинет.
        Парты стоят как попало, все они пусты, кроме одной-единственной возле окна. За ней сидит молодой тихоня-парень, который что-то старательно пишет в тетради. Едва мы пересекаем порог, он поднимает на нас свой взгляд, в котором читается явное удивление.
        Ещё бы он не удивился! Вся наша толпа выглядит сегодня так странно и оригинально, что, пока мы шли от дома до школы, не было ни одного прохожего, что не повернул бы головы нам вслед. Тётя Анфиса, несмотря на своё вполне приличное сероватое однотонное платье, надела по совету Инессы широкий пояс с травяными скрутками для окуривания и такой же застегнула вокруг пухлого живота Гаврилы. Лерочке доверили корзину со свечами всех расцветок, а Оля старательно прятала за длинной футболкой закреплённый у неё на поясе шорт чёрный нож. Мне же пришлось нести всю остальную мелочь: целый мешок с перьями, верёвками и нитками, различными минералами и другими предметами, которые могли понадобиться уже на месте. Поскольку никто не знал, что же точно могло нас дожидаться в художественной школе, мы забрали с собой практически половину гнезда, чтобы не пришлось потом бежать обратно за тем, что забыли.
        - Ну вот, собственно, мы и на месте! - прокашлявшись, говорит директор, обводя кистью аудиторию, словно тут и без слов всё замечательно ясно.
        Анфиса проходит вперёд, старательно принюхиваясь и осматриваясь. Она скользит между партами, легко касаясь их пальцами. Мы все неторопливо бредём следом, заглядывая под лавки и прикрывая глаза от яркого солнечного света, пробивающегося сквозь высокие окна. Практически на всех партах то здесь, то там мы замечаем приклеенные на скотч белые листы, с напечатанными на них предупреждениями.
        «Если вы видите ЛИЦА, не пугайтесь! Они сами собой скоро исчезнут».
        Везде одни и те же слова, видимо, оставленные здесь для учащихся.
        - И в чём же заключается проблема? - интересуется наконец Анфиса, когда ей надоедает ждать прилива красноречия у директора.
        - Видите ли, как я уже говорил по телефону, у нас тут постоянно появляются лица… - запинаясь, невразумительно бормочет Андрей Васильевич.
        - Это я уже слышала, - недовольно говорит тётя, поглядывая на мужчину сверху-вниз. - Мне нужны подробности. Где появляются? Что делают? Как вообще ведут себя? Я вам не ясновидящая какая-то! Не тяните время, рассказывайте уже нормально.
        Анфиса явно не в духе, и нам с сёстрами остаётся только радоваться, что её гнев сейчас направлен на бедного сжавшегося от испуга директора, резко растерявшего весь свой задор и болтливость.
        - Они просто стали появляться однажды и всё, - робко бормочет Андрей Васильевич, опасаясь даже взгляд поднимать на тётю. - Сперва проступали на партах, полу, стенах, как какие-то оттиски. Рты распахнуты, глаза закрыты, как у иссохших покойников… Учащиеся перепугались в первый день, вообще в этот кабинет отказывались заходить, впрочем, как и преподаватели…
        - Можно без художественных сравнений, - строго просит Анфиса, скрещивая руки на груди и опускаясь на одну из деревянных лавок. - Это всё и так ясно. Что было дальше?
        - Они стали плавать по воздуху, постоянно перемещаться в пространстве. Иногда и за целый день ученики наши могли ни одного лица не заметить, а в другой день от них отбоя не было - только и слышался визг из аудитории, как очередную девочку или юнца напугали лица, вновь проступившие из ниоткуда посреди доски или лавки.
        Анфиса опасливо косится на ту лавку, на которой она сидит. Там никаких лиц нет, но почему-то спокойнее от этого не становится никому из нас. Жутковато, знаете ли, слушать подобную историю и при этом глазами обследовать парты, выискивая любые намёки на призрачные лики.
        - А меж тем, - продолжает директор, - занятия-то вести здесь как-то надо было. Аудиторий и так вечно не хватает. Вы не приходили, хотя я звонил постоянно. Но вот ученики наши оказались смекалистыми. Когда все уже поняли, что ничего дурного лица не делают, а только пугают частенько, то ребята решили своими силами от них избавиться.
        - Я ведь уже говорила вам давно, что самодеятельность в подобных делах недопустима! - мгновенно взрывается обвинениями Анфиса, вскакивая со своего места, будто ужаленная.
        - Я всё это помню, - начинает боязливо оправдываться Андрей Васильевич, на всякий случай отходя за преподавательский стол, чтобы тёте труднее было до него добраться. - Но что я мог сказать детям! К тому же ничего плохого они не сделали. Напротив, их смекалка очень даже помогла.
        Анфиса демонстративно фыркает.
        - Я правду вам говорю! Дети решили, что раз здесь появляются одни только лица, то, может быть, им нужны тела и головы, которых они лишены. Нарисовали пару картин без лиц, развесили на стенах, и, знаете, помогло ведь!..
        Мы все переглядываемся между собой, а Гаврила дёргает за рукав свою мать, но та лишь отмахивается от него.
        - Чем помогло? - ядовито интересуется тётка. - Если вы от этих лиц избавились, то зачем нас было дёргать сюда? Или думаете, нам заняться нечем, кроме как сидеть выслушивать ваши истории.
        - Так нет же! Лица всё ещё появляются. Просто теперь они возникают лишь на картинах, которые сделали для них наши учащиеся.
        Директор обводит стены аудитории руками, и только в этот момент мы замечаем то, что никто не разглядел ещё в самом начале. Все портреты, которыми комната увешана до самого потолка, не имеют лиц - вместо этого на полотнах виднеются лишь пустые серые разводы.
        Мне даже становится как-то не по себе. Потому что, едва мы переступили порог, я была готова поклясться, что на портретах присутствовали лица. Неужели это и были как раз те самые призрачные лики? А теперь они вновь исчезли?
        - Но мне бы всё равно хотелось, чтобы вы прогнали этих духов или, даже не знаю, как правильно их назвать, приведений, - бормочет себе под нос директор. - Потому что даже на портретах они всё равно выглядят жутко и пугают моих коллег!
        Мы всей толпой подходим ближе к стене, разглядывая тяжёлые рамы и шершавые полотна. Судя по количеству картин, здесь потрудилась вся школа: где-то висят масштабные групповые портреты, с других стен смотрят старомодные изображения женщин в пышных платьях, но без лиц, а на некоторых холстах красуются вполне себе современные молодые люди и девушки, но, правда, опять же, с размытыми пятнами краски в районе головы.
        - И что мы будем делать? - шёпотом обращаюсь я к задумчивой Анфисе. - Мы никогда раньше с подобным не сталкивались.
        - Цыц! - заставляет меня замолкнуть тётя. - Для начала надо бы поглядеть на эти самые лица.
        - Вы не волнуйтесь! - сразу же вклинивается Андрей Васильевич, выходя из своего укрытия и опасливо приближаясь к нам. - Скоро они проявятся! Сегодня весь день от них спасу нет. Нужно только чуток подождать…
        Не успевает он даже договорить последнюю фразу, как прямо на наших глазах на портретах начинают проступать неясные дымчатые лики, чьи рты искажены в немом крике, а глаза крепко зажмурены.
        Я резко отшатываюсь от стены, изумлённая и испуганная одновременно. Вместе со мной в сторону синхронно отпрыгивают Лера и Гаврила. Лица же всё продолжают безмолвно и медленно появляться на портретах, как расплывающиеся пятна гнили. Их становится только больше, и уже через минуту они полностью заполняют собой все стены вытянутой аудитории, застывая на картинах.
        - Ничего себе, - выдыхает Гаврила, нервно сжимая и разжимая свои вспотевшие кулачки.
        - Как видите, вот так вот у нас обстоят дела… - кашлянув, изрекает директор.
        Тётя Анфиса вплотную подступает к ближайшей к ней картине и вглядывается в одно из лиц. Оно не двигается. Совсем. Будто нарисованное, но при этом невооружённым взглядом видно, насколько оно чужеродно на этом портрете.
        - Я не чую, откуда идёт запах вредителя, - тихо говорил Ольга, старательно принюхиваясь к воздуху вокруг.
        - Я его вообще не ощущаю, - признаюсь я. В аудитории царит лишь едва уловимый дух старой рассохшейся древесины, мела, свежеокрашенных полов и лёгкий металлический запах, но ничего подозрительного.
        - Так и я о чём же, - тянет старшая сестра, чуть ли не носом утыкаясь в картины.
        - Не может такого быть, чтобы запаха не было, - раздражённо шипит Анфиса. - Вы, пигалицы, совсем не умеете чутьё использовать. А если не умеете, то зачем было тогда сегодня в помощницы напрашиваться, а? Проку от вас никакого!
        Мы с сёстрами сразу же обиженно надуваем губы, но ответить нам особенно нечего, потому что тётя права - наше чутьё ещё слишком слабое, пользоваться мы им умеет достаточно посредственно. И, видимо, в данных реалиях имеющихся у нас возможностей попросту не хватает.
        Зато Анфиса, довольная, что ей удалось поглубже уязвить нас, задирает свой нос и начинает расхаживать по аудитории, вынюхивая запах гнили, как охотничья собака. Это продолжается минуту, две, три, и вот мы уже не без злорадства наблюдаем, как постепенно на лице тёти самоуверенность сменяется неверием, а затем уже и хмуростью.
        - Здесь ничего нет, - подводит она наконец итог.
        - А я что говорила! - сразу же восклицает Ольга, за что получает в ответ испепеляющий взгляд Анфисы.
        - Может оказаться так, что вредитель засел в этой школе куда глубже, чем я думала, - тем временем продолжает тётя, принимая нарочито серьёзный вид. - Если его нет в этой аудитории, это значит, что он разросся до таких размеров, что вполне способен безобразничать в разных помещениях.
        - А может, он просто там, - протягивает Лерочка, указывая пальцем наверх, - под потолком?.. И мы ничего не чуем отсюда.
        - Это тоже не лишено смысла, - неожиданно соглашается Анфиса и начинает снимать со своего пояса различные травяные скрутки, раскладывая их на одной из парт. - Вот вы напросились на эту работу, так вы и будете этим заниматься. Давайте, приступайте. Найдите мне древоточца или хотя бы избавьтесь от этих лиц.
        Мы с Олей одинаково кривим губы, но делать нечего. И правда, сами ведь хотели, чтобы нам доверили сложное дело, так что возмущаться не имеем права.
        Пока Анфиса, с удобством расположившись за одной из парт, любуется на свой маникюр, всем видом демонстрируя нам, как ей глубоко безразлично, что мы будем делать, мы с Олей снаряжаем Лерочку подожжённой скруткой из полыни и отправляем бегать по всему помещению.
        - Гляди внимательно, - кричу я вслед убегающей сестре, - если где погаснет - там приглядись и принюхайся повнимательнее.
        Запах горькой полыни многим противен, но вредители особенно его не любят, и выкуривать их из логова пучком травы подчас оказывается проще всего. Лера задорно носится по аудитории, размахивая над головой дымящейся скруткой. Удушливый горький запах заполняет всю комнату, и даже мы уже начинаем морщить носы. Бедный парень, который что-то мирно себе дописывал в тетради в углу, и вовсе заходится кашлем и косится на нас с ещё большим изумлением. Он явно никогда раньше не видел нашу семью в этих стенах и ничего не знает о методах нашей работы. Хотя, казалось бы, после нашего последнего посещения школы, слухи об Инессе и её «ритуалах и обрядах», приравненных детьми к ведьмовской магии, расползлись по всему району за пару дней, обеспечив нам поток заказов.
        Спустя некоторое время скрутка гаснет. Правда, от того, что она закончилась, а не по воле вредителя.
        - Безнадёжно, - недовольно ворчит Ольга. - Что там у нас дальше по списку? Надо уже обнаружить, где он засел.
        А дальше по списку у нас целое разнообразие всяческих средств. Не зря мы всё же несли эти мешки и корзины! Ох, не зря!
        Пока Оля расставляет по помещению зажжённые свечи всех цветов и размеров, наблюдая за поведением огня и окрашиванием воска, мы с Лерой и Гаврилой, разделив между собой горсти минеральных камней, бродим по аудитории, как лунатики, не отводя взгляд от своих ладоней. Камни - такие же чуткие инструменты, как и травы со свечами. Одних притягивают эманации вредителей, другие помогают отследить остаточный след древоточца, а третьи выявляют своим поведением многие странности этого и чужих миров.
        - У меня что-то есть! - кричит Гаврила из дальнего угла.
        Мы с сёстрами сразу же бросаемся к брату и заглядываем в его ладони, сложенные лодочкой. Все камни выглядят по-старому, кроме небольшого осколка зелёного флюорита, который рассыпался в труху, усеяв пальцы Гаврилы крошкой изумрудного цвета.
        - Я не помню, что это значит, - хнычет брат, раздосадованный, что память его так подводит.
        - Это значит, что здесь есть открытый проход, из которого тянет воздухом с другого дерева, - без сомнений отвечаю я, вспоминая старые уроки тётушки Инессы. - Зелёный флюорит - хрупкий камень, он не выдерживает дуновение ветра из иного мира.
        - Тройняшки, чего вы там раскопали? - окликает нас Анфиса.
        Хоть мы на самом деле и не являемся с сёстрами тройняшками, а лишь погодками, но в гнезде давно уже существует негласная традиция называть нас так для удобства, что меня, например, всегда раздражало. Нас словно все пытаются воспринимать как одно целое, а не как трёх разных личностей!
        Мы сразу же все синхронно поворачиваем головы к тёте.
        - Здесь где-то есть лаз в соседний мир. Здесь соприкасаются ветви деревьев, - отвечает Оля.
        - И что с того? - Анфиса скептично поднимает одну бровь. - Этих проходов всюду немыслимое количество, что естественных, что рукотворных. Если мы будем каждый обследовать или закрывать, так жизни не хватит! Вы мне обещали древоточца найти, а не по веткам лазать в соседние измерения!
        Оля кисло кривится и возвращается к своей работе, предлагая нам продолжить обход. Однако в конце концов он так ни к чему и не приводит. Ни один из камней, кроме зелёного флюорита Гаврилы, на творящееся в аудитории не реагирует.
        Следом идут верёвки, узелки, перья и прочие мелочи, но ситуация так и не меняется. Где засел вредитель - никому по-прежнему не ясно.
        Андрей Васильевич от скуки уже облокотился подбородком на руку и тихо дремлет за учительским столом, а тот парень, что сидит за дальней партой, забыл обо всех своих записях и только с глуповатой улыбкой следит за нашими бестолковыми попытками найти древоточца. Мне даже становится немного стыдно от того, что без тётушек мы такие пустоголовые неумёхи.
        - Ладно, я сдаюсь, - заявляет наконец Оля. - Не знаю, где он засел, но все наши средства и инструменты до вредителя попросту не достают. Давайте тогда пойдём от обратно.
        - А от обратного, это как? - любопытствует Лера, поправляя заколки на своих коротких светлых волосах.
        - Попытаемся избавиться от лиц. Глядишь, найдём след или заставим показаться этого древоточца.
        - Да ты как будто знаешь, как от них избавиться! - подаю я голос, скрещивая руки на груди. - Я такого раньше не видела и о подобном не читала. Как заставить исчезнуть призрачные лица?..
        - Любому действию есть противодействие! Нужно лишь понять, что им может не нравиться.
        - Будь я лицом, - углубляюсь я в рассуждения, - мне было бы очень неприятно, если бы меня стал кто-то обзывать… Когда всё, что у тебя есть - это нос со ртом и два глаза, то поневоле начинаешь их ценить безмерно, за неимением чего-то другого. И грубые слова уязвляют вдвое сильнее.
        Со стороны Гаврилы раздаётся короткий смешок.
        - Ну давай! - с сомнением велит Ольга. - Твоя идея, ты и пробуй!
        Я приближаюсь к стене, взглядом скольжу по портретам, пока не останавливаюсь на одном, который кажется мне довольно примечательным. На нём изображён высокий рыцарь в потемневших латных доспехах и с полутораручным мечом. Забрало его блестящего шлема с пышным красным плюмажем поднято, а на месте лица - лишь искажённая криком гримаса с закрытыми веками.
        - До чего же ты уродлив! - несмело начинаю я шептать портрету. - Кожа вся висит, глаза западшие, рот огромадный, а губы тонкие, как две веточки! На тебя даже смотреть жутко! Встретишь такую рожу ночью в тёмном переулке - убежишь, сверкая пятками!
        Лицо на картине никак не реагирует, будто не слышит. Это подстёгивает меня ещё больше, и тут я уже завожусь не на шутку.
        - Да ещё и к такой страшной физиономии подобрал себе портрет под стать! Доспехи грязные, и ноги кривые - будто по ним кто-то палкой прошёлся! Небось и за самими этими доспехами ещё и такие уродства есть, что неохота даже латы снимать! Ну и висеть бы тебе в самом тёмном углу подвала, а не посередине аудитории!..
        Я не свожу с картины взгляд, но лицо даже не шевелится. Так и остаётся недвижимым.
        - Ладно тебе, Варька, хватит грязными словами язык пачкать, - поморщившись, просит Анфиса.
        - Есть у тебя ещё идеи? - интересуется Оля, с любопытством наблюдающая за мной со стороны.
        - Есть одна! - восклицаю я. - Никакому лицу не понравится, если будут его царапать!
        Я начинаю драть портрет своими короткими, но острыми ногтями. Забыла их недавно подстричь, а вон как по итогу они пригодились!
        Краска скатывается комками и забивается мне под ногти, но я не обращаю на это внимания, а только продолжаю свои варварские действия. Со стороны учительского стола начинает недовольно ворчать Андрей Васильевич, возмущённый тем, что портят школьное имущество, а вернее, работы его учеников. Но Анфиса лишь единожды шикает, и директор замолкает.
        А тем временем моя идея начинает давать плоды!
        Изрезанное царапинами лицо неожиданно распахивает глаза и начинает кричать. Нет, даже не кричать, а вопить! Вопить жутко и протяжно, будто его терзает реальная боль. Мне становится так не по себе от этого крика, что я спешно отскакиваю в сторону и замираю на месте, слыша, как ходуном ходит сердце в груди.
        - Что ты наделала? - испуганно пищит Гаврила, как сжатая резиновая игрушка. - Ему это явно не понравилось!..
        Лица на всех картинах в аудитории открывают свои веки, под которыми чернотой сочится пустота глазниц. Из их прежде немых ртов вырывается единый протяжный горестный плач, охватывающий в одночасье весь кабинет. От этого чудовищного воя стёкла звенят в окнах, а маленькая Лера зажимает себе ладонями уши.
        Директор что-то испуганно бормочет со своего места, наполовину спрятавшись за столом и побелев как полотно. Сидевший в углу парень, едва успев подхватить свой рюкзак, пулей вылетает из аудитории с выпученными глазами.
        А через полминуты всё это резко обрывается. Крик замолкает, и лишь последние его звуки ещё дрожат в оконных стёклах и мечутся в прозрачных плафонах люстры высоко под потолком.
        Лица один за другим исчезают со всех портретов в аудитории.
        Глава 4
        Валафамида
        Дома непривычно пусто. Обыкновенно мы стараемся кого-нибудь из членов семьи всегда оставлять в гнезде на всякий случай, но в этот раз Инесса всех нас проводила в художественную школу, и сама тоже куда-то убежала. Ближе к полднику в замочной скважине на двери нашей детской раздаётся шуршание ключа, и через пару секунд в прихожей появляется тётушка, отряхивая свою чёрную юбку и блузку от налипшей на неё белой шерсти.
        - А, вы уже вернулись домой? - едва заметив нас, сидящих в комнате Анфисы, спрашивает Инесса, вешая свой медный ключ на шею и убирая его под одежду.
        - Ой, тётушка! - Лера бросается ей навстречу, расставив руки в разные стороны. - Мы сейчас тебе такое расскажем!..
        - Да неужели, мой птенчик? - Инесса ловит племянницу в объятья и ласково ворошит пальцами её светлые волосы. - Как прошёл сегодня ваш день?
        - Мы прогнали лица! - гордо отвечает Лерочка, широко улыбаясь и блистая чёрным провалом на месте клыка, который выпал у неё совсем недавно. Глядя на такую улыбку, очень сложно бывает порой не улыбнуться в ответ, и тётушка Инесса тоже расцветает, любуясь своей радостной племянницей.
        - Ну-ка, поделитесь со мной подробностями! - просит тётя и ступает следом за Лерой в комнату Анфисы, где мы все как раз сидим, кто на раскладном диване в углу, кто на кровати или прямо на полу, на ковре.
        Гаврила помогает матери рассортировать минералы обратно по мешочкам и шкатулкам, где они обычно хранятся, Оля не отводит глаза от экрана своего планшета, опять погружённая с головой в переписку с Антоном, а я, до этого момента заплетавшая Лере короткие кривые косички на макушке, теперь лишь растягиваю пальцами резинки и жду, когда сестра вернётся на место.
        - Ой, фу! - восклицает Анфиса, едва завидев на пороге комнаты Инессу. - Откуда только столько шерсти принесла? Ты же знаешь, у меня сразу начнётся аллергия!
        Тётушка чуть виновато и вполне по-доброму улыбается и разводит руками:
        - Была в гостях у Валафамиды. Нужно было забрать несколько книг и материалов, которые она подготовила. Засиделась немного, заболталась. А там, сама понимаешь, Ах непременно пожелал посидеть на моих коленях. Ну тянет этого проказника на чёрные вещи, тут уж ничего не поделаешь.
        Анфиса морщится и бросает в сторону сестры липкий валик для шерсти.
        - Лишь бы к нам его больше не приводили. Терпеть не могу этого кота. Снёс хвостом целую полку моих фарфоровых статуэток и после его ещё и на мой ковёр вытошнило! У, противный зверь…
        Я едва скрываю улыбку, спрятав лицо за пеленой своих едва доходящих до плеч волос. Видно, что и Оля давится смешком, но вовремя делает вид, что планшет занимает всё её внимание и последних слов Анфисы она не слышала.
        Семейство Валафамиды действительно первым и единственным своим приходом в наше гнездо полгода назад оставило после себя довольно яркие и неизгладимые воспоминания. Началось оно с того, что рано-рано утром, едва только солнце показалось в окне, на лестничной клетке раздался грохот захлопнувшейся соседской двери, который разбудил не только всех нас, но и ещё половину дома как минимум. И почти сразу же затрезвонил наш дверной звонок пронзительной птичьей трелью. Он пел без остановки до тех самых пор, пора Анфиса, чертыхаясь и шаркая тапками, не выбралась из одеяла и не соизволила распахнуть входную дверь.
        - Батюшки… - только и протянула она. И затем последовала глубокая всеобъемлющая тишина.
        Конечно же, уже через минуту мы с сёстрами высунули свои любопытные носы в коридор и из-за косяка принялись наблюдать за происходящим. Напротив нашей комнаты раскрылась дверь спальни Инессы, и она, торопливо запахивая свой атласный чёрный халат, поспешила на подмогу Анфисе, встречать незваных гостей.
        А на гостей хотелось смотреть и смотреть. Потому что когда порог нашего гнезда переступила троица высоких женщин в длинных синеватых бархатных мантиях, волочившихся по полу, мы все потеряли дар речи. Впереди ступала старшая, глава семьи с медным ключом на шее и с блестящими волосами цвета обсидиана, спадавшими гладкой волной до самых пят. Её канареечно-жёлтые глаза, занимавшие половину бледного лица, были лишены век, и потому женщина совершенно не моргала, сверля своим пугающим взглядом тётю Анфису. Правда, и сказать она тоже ничего не могла, поскольку её рот, как и рты её спутниц, оказался плотно закрыт узкой металлической полосой.
        За её спиной без движения стояли две совершенно неотличимые друг от друга молодые женщины, дочери старшей, у одной из которых на руках возлежал худой, но всё равно очень крупный кот белоснежного цвета. Он раздражённо бил кончиком раздвоенного хвоста по воздуху и то и дело поворачивал свои гигантские вздутые, как парус, уши в разные стороны, прислушиваясь к звукам квартиры.
        Старшая молча отвесила неглубокий поклон Инессе, стоило той появиться в прихожей, и протянула ей плотно свёрнутый свиток, явно сделанный из кожи. Как мы узнали уже позднее, это был дар Валафамиды в честь знакомства, поскольку обмен знаниями среди стражей Леса был достаточно распространённым явлением.
        - Мы рады встречать вас в нашем скромном гнезде, - уважительно ответила Инесса, принимая подарок и жестом приглашая пройти гостей на кухню.
        - Мы рады быть здесь, - неожиданно раздался откуда-то громкий и звонкий голос старшей, хоть рот её по-прежнему оставался закрыт стальной полоской. - Моё имя Валафамида. А это мои дочери - Валафамидана и Валафамидари.
        Её голос шёл вовсе не изо рта, а, казалось, рождался сразу в прихожей, наполняя собой всю квартиру, как эхо. Для нас с сёстрами это было до того удивительно, что мы боялись даже пошевелиться лишний раз, так и стояли, наполовину высунувшись из детской, как любопытные, но боязливые мыши.
        Тётушки проводили гостей на кухню, быстро накрыли стол, приготовив чай и достав разные угощения. Едва мы, уже переодевшиеся и приведшие себя в порядок, тоже пожелали сунуть свои длинные носы на кухню, Анфиса торопливо нас оттуда вытолкнула, шипя при этом, как потревоженная гадюка:
        - Нечего вам тут крутиться, тройняшки! Здесь будут вести беседы взрослые!
        - А мы что не взрослые, что ли? - возмутилась Оля.
        - Почему Гавриле тогда можно на кухне с вами сидеть? - тоже не осталась в стороне я, указывая через приоткрытую дверь на розовощёкого брата, который с довольным видом жевал печенье и во все глаза рассматривал гостей.
        Вот вечно так! Ему всё самое лучшее, а мы вновь среди отстающих…
        - Ему нужно позавтракать! - вступилась за сына мать и активнее принялась толкать нас в коридор.
        Мы были вынуждены отступить. Но едва Анфиса с видом победительницы скрылась на кухне, как мы тут же просочились в её спальню, откуда всегда было крайне удобно подслушивать разговоры, и, прильнув ушами к стене, принялись удовлетворять своё любопытство. Семья Валафамиды оказалась вовсе не с соседнего дерева, как мы изначально предполагали, а из куда более дальней части Леса. Правда и в наше гнездо их привела не простая любезность, а серьёзные дела. Оказалось, что в мире Валафамиды, где все проходы между деревьями, естественные и рукотворные, строго контролировались и всегда были заперты, появилась пара преступников, которые научились рыть собственные ходы и воровать из миров различные диковинки, чтобы после втридорога их продать случайным покупателям или же обменять на что-нибудь особенное у Блуждающих торговцев, обитавших в тенях деревьев. Такого нельзя было допускать, поскольку вещи из одного мира часто могли крайне дурно повлиять на другие измерения.
        Валафамида обратилась к Инессе за помощью, так как один из последних разрытых преступниками проходов вёл как раз в наш мир, и нужно было попытаться устроить засаду, чтобы поймать воров и вернуть их на дерево Валафамиды, где им полагалось заслуженное наказание.
        Хоть всё это и было крайне завлекательно, но мы с сёстрами тогда всё равно очень заскучали, поскольку переговоры о сотрудничестве между двумя старшими на нашей кухне длились не один час, а нам откровенно было лень их слушать. На наше счастье, демонстративно приоткрыв лапой дверь, на пороге комнаты тёти Анфисы появился крупный белый кот Валафамиды и её дочерей. Он был обладателем большого носа и выдающихся клыков, а также зычного голоса, о чём мы довольно быстро узнали. Кота звали Ах, судя по медальону на его ошейнике, и мяукал он достаточно басовито, чем не на шутку испугал Лерочку в первые минуты своего появления.
        Но даже это нас не смутило. Завести дома кота или кошку всегда было нашей с сёстрами тайной мечтой, которой не суждено было сбыться из-за аллергии Анфисы, а потому Аха мы принялись одаривать своей любовью и нежностью с небывалым усердием. Вскоре заглаженный и заласканный кот попытался от нас сбежать на одну из полок шифоньера, но промахнулся и попутно разбил несколько статуэток Анфисы.
        Мы сразу же втянули головы в плечи, зная, как сильно нам достанется из-за этого. Но зато Ах совершенно не понимал, какие законы царили в этой комнате, и принялся бегать по стенам, полкам и полу, как бешеный заяц, попутно цепляясь когтями за всё подряд, грозно мяукая своим низким голосом и сталкиваясь с мебелью. Мы долго пытались его поймать, пока на шум и наши крики из кухни не прибежала Анфиса с круглыми от страха глазами. Лере как раз удалось перехватить кота под живот, и она, крепко прижимая к себе мохнатого разрушителя, упала вместе с ним на пол.
        - Ах!.. - только и выдавила из себя тётя, едва заметив осколки разбитых фарфоровых фигурок и общий хаос, царивший в её спальне.
        Зато теперь стало предельно ясно, отчего коту было дано именно такое короткое, но очень подходящее ему имя.
        Лера сильнее стиснула вырывавшегося Аха, на что он отреагировал неоднозначно. Его принялось тошнить. И в конце концов всё же вытошнило клочком шерсти прямо на ковёр Анфисы под возмущённые крики нашей тёти.
        С того самого дня белому коту было категорически запрещено появляться у нас в гнезде. Валафамида и её дочери отбыли только к вечеру того дня, и после ещё почти неделю Инесса пропадала в ином измерении, помогая отыскать следы воров, научившихся копать межмировые проходы. В конечном итоге преступников всё же удалось поймать, и между нашими семьями даже наладилось что-то вроде неплохой дружбы. Но в гости к нам они больше никогда не приходили. И только Инесса ещё периодически пропадает на том дереве, после обязательно возвращаясь домой в запачканной белой шерстью одежде.
        А мы с сёстрами очень скучаем по Аху. Он хоть был и остаётся тем ещё проказником, но всё же одно нас объединяет с этим котом очень плотно - искренняя и чистая нелюбовь к Анфисе.
        - Просто чудовище какое-то, а не кот! - продолжает себе под нос возмущаться тётя, наблюдая как Инесса счищает с себя остатки шерсти валиком.
        - Да хватит тебе ворчать, Анфиска, - осаживает её сестра. - Давайте лучше поставим чайник, пополдничаем, а Лера пока поделится со мной вашими итогами работы в школе.
        Меня, как самую незанятую в комнате, отправляют на кухню вскипятить воду. Вот вечно так! Почему бы им было не отвлечь Олю, которая только и делает, что смотрит в планшет?
        Я нехотя поднимаюсь и выхожу в коридор. Двери большинства комнат в гнезде открыты, через распахнутые занавески просачивается совсем слабый солнечный свет, едва находящий в себе силы пробиваться сквозь серые заслоны грозовых туч, запечатавших небо. Крапает небольшой дождь, но, судя по порывам ветра, от которых мелодично позвякивают стёкла в оконных рамах, совсем скоро начнётся сильная и яростная гроза. Гроза, каких давно уже не было.
        Едва я поворачиваю за угол, как моё тело само собой каменеет от ужаса, и я застываю на месте, как недвижимый идол. Передо мной раскинулся небольшой участок коридора, уводящий на кухню. Её дверь распахнута во всю ширь, виден наш круглый обеденный стол, укрытый бордовой скатертью, холодильник, на котором висят на магнитах старые рисунки Леры, а позади него на подоконнике мирно дремлют фиалки и цикламены тётушки Инессы. Идиллию нарушает лишь одна чуждая этому месту фигура, замершая возле стены. В немом молчании там возвышается высокий рыцарь в латных доспехах с красным плюмажем на шлеме.
        Ведь это тот самый рыцарь, что был на портрете в художественной школе!
        Горло сдавливают тиски страха. Я не могу ни вздохнуть, ни закричать. Только продолжаю с ужасом смотреть на вполне себе живую и объёмную фигуру рыцаря, сошедшую с картины.
        Он не двигается. Стоит в паре метров от меня и лишь, не отводя взгляд, смотрит в стену, на которой даже ничего нет. Потемневшие латы, громоздкий меч - всё совсем как на том портрете. Он даже так же высок, и, кажется, если поднимет руку, то легко сможет коснуться наших далеко не самых низких потолков.
        Что он тут забыл? Как появился здесь?
        Вопросы один за другим наводняют голову. И вроде бы я должна закричать, чтобы позвать тётушек и сестёр, сидящих совсем рядом, через стенку, но ни звука не вырывается из моего рта.
        Рыцарь медленно, будто в дурном сне, поворачивает голову в мою сторону. Забрало шлема поднято, а внутри него - пустота. И именно это зрелище возвращает мне голос. Тонкий писк ужаса вырывается из горла, и, быстрее, чем я успеваю об этом подумать, моё тело уже бросается вперёд, прямиком к высокой и мрачной фигуре рыцаря.
        Что же я делаю?! Зачем бегу ему навстречу?!
        Сама себе не могу ответить на эти вопросы. Ноги, будто, совсем меня не слушаются, а действуют сами по себе. Наверное, это адреналин придаёт мне сил и вынуждает защищаться, а не стоять столбом на одном месте.
        И вот я, подпрыгнув и нелепо вытянув в полёте одну ногу, совсем как в старых комиксах про единоборства, которые я раньше обожала, врезаюсь в тело рыцаря. Моя нога практически не встречает никакого сопротивления. Она легко проминает под собой доспехи, и те начинают рассыпаться. Едва я неловко приземляюсь на пол после своего прыжка, а позади уже слышатся торопливые шаги спешащей на подмогу семьи, вся фигура рыцаря разваливается на куски, которые при ближайшем рассмотрении оказываются глиняными обломками.
        - Что тут творится? - Анфиса первой врывается на кухню.
        Следом за ней рядом оказывается Инесса, которая крепко обнимает меня за плечи со спины, а сама уже скользит внимательным взглядом по полу и осколкам.
        Мои сёстры и брат тоже толпятся позади, причитая на все лады и пытаясь что-нибудь рассмотреть. А я лишь стою над поверженным врагом и чувствую, как руки мелко трясутся.
        - Здесь был тот самый рыцарь с портрета… - выдавливаю я из себя наконец отдельные слова. - Который висел в художественной школе… Он повернул голову на меня, и я так испугалась, что ударила его.
        - И он что, рассыпался? - с сомнением в голосе спрашивает Анфиса, присев на одно колено и пальцами аккуратно касаясь глиняных обломков.
        Ведь я совершенно отчётливо видела крепкие металлические латы на этом рыцаре! Мне казалось, что они были вполне себе реальны, но теперь на кухонном полу лежит лишь груда коричневатых осколков, будто рыцарь был глиняной вазой… Хотя ещё сильнее это напоминает шоколадные фигурки, которые тётушки всегда дарят нам с сёстрами на Новый год. Хватаешь такую из-под ёлки утром первого января, сдираешь как можно скорее фольгу, кусаешь зубами голову и раз!.. Там ничего нет - только пустота. За тонкой шоколадной оболочкой ничего не кроется, а потому становится ещё обиднее есть этого зайчика или Деда Мороза. Пожалуй, это всегда было главной обидой моего детства, хотя теперь я уже ничего и не жду от очередной шоколадной фигурки, будто наперёд знаю, что чуда не случится и в этот раз. Так и тут - рыцарь оказался полым и совсем не грозным, как виделось сначала. Не страшнее пустой шоколадной фигурки.
        Под пальцами Анфисы глиняные обломки медленно рассыпаются в пыль, а после начинают неторопливо исчезать. И в конце концов на полу не остаётся ничего, ни единого следа.
        Хорошо, что тётушки вовремя подоспели! А то ведь так и меня могли бы обвинить во вранье, что, мол, не было тут никакого рыцаря, а я всё это придумала. И пыталась бы потом доказать, что я это не от скуки сочинила.
        - Что он тут делал? - шёпотом спрашивает Оля, прижимаясь спиной к стене в коридоре. - Мы ведь избавились от лиц в школе…
        - Может, он злится, что Варя его ногтями исполосовала? - робко подаёт голос Лера из-за спины старшей сестры. - Мне бы тоже не понравилось, если бы мой портрет так исцарапали. И вот теперь он пришёл к нам отомстить.
        - Глупости какие! - сразу же восклицает Анфиса, поднимаясь на ноги и отряхивая руки. - Это была обыкновенная картина. Она тут вовсе ни при чём, я почти уверена в этом.
        - Что тут делал этот рыцарь, Варя? - обращаясь ко мне, спрашивает Инесса, по-прежнему прижимая меня к своей груди. В таких крепких объятьях любимой тётушки я совсем забываю о пережитом страхе и чувствую незримую защиту, что придаёт сил лучше всего на свете.
        - Он туда смотрел!
        Я указываю пальцем на стену. В цветочном узоре обоев едва можно разглядеть исчезающий силуэт лица. Его пустые глаза распахнуты, рот искажён в немом крике. Один из призрачных ликов, от которых мы избавились ещё в художественной школе. Но, видимо, избавились не до конца.
        Какой ужас! Неужели теперь эти лица действительно добрались до нашего гнезда и будут преследовать нас за то, что мы осмелились их прогнать?
        - Это они! - восклицает Гаврила, испуганно зажимая себе рот. - Они нас теперь не оставят?!
        - Тихо, - строго цыкает на сына Анфиса. - Хоть ты не мели чепухи! Вредители просто не способны перемещаться на такие огромные расстояния. Он бы никогда в жизни не смог добрать от школы до нашего гнезда!
        - Но ведь это лицо как-то оказалось здесь, - несмело говорит Ольга, за что получает ещё один недовольный взгляд Анфисы.
        - Давайте не будем делать пока никаких поспешных выводов, - мирно произносит Инесса, разводя руки в стороны. - Это могли быть проказы одного из древоточцев, поселившегося в нашем гнезде. Он наслал на Варю кошмар, сотканный из её подсознательных страхов или недавно пережитых ужасов, ещё свежих и ярких. Такое тоже возможно.
        - А почему тогда мы видим последствия этого кошмара? - прямо спрашивает Оля, указывая пальцем на стену, где ещё пару секунд назад было искажённое воплем лицо.
        - Это уже совсем другой вопрос, - поправляя очки на носу, отвечает Инесса. - Но торопиться не стоит. Нужно выждать и посмотреть, будут ли ещё подобные случаи. Если это не разовая выходка вредителя, не остаточная иллюзия кого-то из наших непрошеных жильцов, тогда и будем решать возникшую проблему. А паника сейчас ни к чему не приведёт.
        Время до вечера мы все проводим как на иголках. Теперь ходить по гнезду в одиночку я напрочь отказываюсь, постоянно прося проводить меня до туалета или на кухню то Леру, то Олю. Анфиса косится на меня с раздражением, кажется, до сих уверенная, что я придумала всю эту историю с сошедшим с картины рыцарем, чтобы привлечь к себе побольше внимания. А Инесса то и дело бродит по квартире, принюхиваясь к разным углам, шкафам и полкам.
        Через несколько дней нам уже кажется, что всё нормализовалось само собой. Мы понемногу расслабляемся и напрочь забываем о произошедшем. Никаких больше лиц и рыцарей, только мирное спокойствие родного гнезда. Всё меняется в полдень вторника, когда из туалета, куда отправилась Лера, неожиданно раздаётся высокий и пронзительный крик нашей младшей сестры.
        Мы с Олей наперегонки бросаемся в ту сторону и дёргаем на себя дверь, позабыв в тот момент о любых приличиях и стеснениях. Лера сидит, бледная, как гипсовая статуя, подтянув под себя ноги, и у неё от ужаса разве что волосы на голове не шевелятся. Дрожащими пальчиками она закрывает свои глаза, и мы сразу же понимаем, почему. С пола, потолка и каждой стены туалетной комнаты на нас смотрят призрачные лица. Их десятки, неосязаемых и невообразимо жутких, с пустыми глазницами и беззубыми провалами ртов. И оттого в тесной каморке становится совершенно нестерпимо находиться - кажется, будто, все эти лики с немым укором взирают только на тебя.
        Мы забираем оттуда Леру и быстро захлопываем дверь. Обоих тётушек нет в гнезде, и даже Гаврила убежал из дома ещё утром к какому-то другу, чтобы поиграть вместе в приставку. Нас всего трое, а в нашем туалете поселился целый хоровод уродливых лиц, от которых нет никакого спасения.
        И что делать?!
        Но дверь совершенно никак не ограждает нас от призрачных ликов. Едва мы отводим дрожащую, как лист на ветру, Леру в детскую, там на стенах уже проступают знакомые черты.
        - Они и здесь! - в волнении восклицаю я, чувствуя, как потеют ладони.
        - Вот же ж… - шипит себе под нос Оля, взваливая сестру на мои плечи, а сама бросается к своей прикроватной тумбочке и начинает там копаться. Я мягко опускаю глотающую слёзы Леру на её подушки и с ужасом наблюдаю за тем, как медленно покрывается сплошным каскадом лиц потолок, как сквозь обои на стенах показываются чёрные провалы ртов и глаз.
        - Они же вроде безобидные, - без особенной уверенности напоминаю я. - В школе они никому никакого вреда не причиняли! Просто появлялись везде!
        - Будем надеяться, что и у нас дальше этого не зайдёт! - говорит Оля, доставая из ящика какой-то явно самодельный пучок трав и быстрее его поджигая. Отвратительная тошнотворная вонь плохо подобранных друг под друга трав наполняет нашу детскую за одну минуту, и вот уже мы с Лерой трём слезящиеся глаза и прикрываем нос от этого удушливого запаха.
        Я и подумать не могла раньше, что моя старшая сестра в тайне от всех пробует себя в составлении разных травяных сборов для скруток. Видимо, до этого момента ей не представлялось возможности проверить их эффективность. И лучше бы так оставалось и дальше. Потому что лицам всё равно на невыносимую вонь дымящихся трав, а вот мы с Лерой едва дышим.
        - Да погаси ты этот свой веник! - не выдерживаю наконец я. - Видишь, не помогает совсем!
        - Сейчас-сейчас! - настойчиво твердит Ольга, размахивая дымящейся скруткой. - Это моего собственного изготовления! Он должен прогонять буквально какую угодно мелкую нечисть! Сейчас эти лица все исчезнут как подчистую!
        Но сколько ни подносит моя старшая сестра свои травы под носы ликам, те даже не морщатся. Так и глядят на нас в молчании своими чёрными глазницами.
        В конце концов веник догорает, оставляя в руках у Оли лишь горсть почерневших веточек. Лица никуда не исчезают, уже, кажется, с насмешкой поглядывая на нашу неудачливую троицу.
        - Странно, - бормочет Ольга, - должно ведь было сработать…
        - Не знаю как лицам, а вот мне точно захотелось отсюда уйти, - жалобно тянет Лера, морща носик.
        - Ты чего-то там намудрила в своём сборе, а нам это никак не помогло! Ещё идеи есть, как нам прогнать этих незваных гостей? - не без раздражения в голосе спрашиваю я у старшей сестры.
        Она рассеяно пожимает плечами, и начинается череда наших бестолковых идей и предложений. До самого прихода Инессы с работы мы втроём тратим буквально всё своё воображение в попытках избавиться от призрачных ликов. Теперь это уже кажется нам делом чести. Поскольку для нас очевидно, что если лица последовали за нами аж из художественной школы и до самого гнезда, значит, что-то мы в тот самый день сделали неправильно. И, выходит, избавляться от последствий тоже следует именно нам. К тому же в процессе оказывается, что лики и правда весьма пассивны. Какими пугающими они ни остаются, но никаких иных действий, кроме бессмысленного наблюдения, лица не предпринимают в течение всего дня. Они переходят за нами из комнаты в комнату, пока в конечном итоге не заполоняют собой всё гнездо, разукрашивая каждую стену. А мы скребём их ногтями, тыкаем пальцами в глаза, обзываем и курим травяные скрутки, водим перьями у них под носом и ставим напротив зеркала. Но не помогает абсолютно ничего, и оттого нам с сёстрами становится всё грустнее и грустнее с каждым часом.
        Ведь это означает только одно - близящиеся ехидные насмешки Анфисы над нашими скудными способностями и познаниями. Уж она точно не упустит возможности подразнить нас на тему того, что порученную работу в школе мы выполнили из рук вон плохо, а теперь не можем справиться даже с последствиями.
        Когда на пороге квартиры появляется уставшая тётушка Инесса с пакетом продуктов к ужину и кипой газет и рекламы из почтового ящика, Лерочка первым делом бежит её встречать.
        - Тётушка! - Моя маленькая коварная сестра влетает в Инессу с разбега, как пушечное ядро, крепко обнимая ту за широкую талию, и сразу же прячет лицо в складках чёрной одежды.
        - Мой птенчик! - Растерянная от подобного приёма тётя ставит пакет на пол и прижимает к себе племянницу, готовая укрыть её от всего мира, если понадобится. - Что-то произошло? Что случилось? Ты в порядке?
        - Лица! Они пришли за нами и наводнили всё гнездо! Мы так пытались от них избавиться, но они всё не исчезают! - только и слышно жалобное хныканье Лерочки, которая надеется сделать из себя жертву обстоятельств, чтобы после Анфисе не в чем было нас с сёстрами упрекнуть.
        - Где Оля с Варей? - мгновенно нахмурившись, спрашивает Инесса, принимая до крайности серьёзный вид.
        - А вот они мы. Мы никуда и не уходили, - говорю я, выныривая из-за угла, откуда подслушивала спектакль Леры. Рядом со мной с ноги на ногу переминается Оля, неуверенно дёргая край своей футболки с любимой музыкальной группой «Depeche Mode». Ей совестнее всего, что, как самая старшая из сестёр, она так и не смогла защитить гнездо от чужих посягательств.
        - Рассказывайте всё подробно, - не просит, а стальным тоном требует тётушка, уже скользя взглядом по стенам, откуда на неё смотрят немые лица.
        Мы сбивчиво пересказываем события этого дня с самого полудня, и Оля даже перечисляет все способы, которыми мы пытались изгнать призрачные лица. От наших слов Инесса мрачнеет с каждой секундой всё больше. Никогда я не думала, что могу увидеть печать такой глубокой задумчивости в глазах моей мудрой тётушки, но она явно озабочена сложившейся ситуацией.
        - Вот как мы с вами поступим, - выносит наконец она вердикт. - Все тихо и мирно посидим на кухне, выпьем чай. Успокоимся и дождёмся прихода Анфисы. А после уже будем прогонять эти лица все вместе. Договорились, мои пташки?
        Инесса ласково проходится рукой по волосам Леры.
        - А ты не будешь нас винить в том, что мы эти лики в гнездо за собой привели? - с мольбой во взгляде спрашивает младшая сестра.
        - Ещё чего, - со смешком отвечает ей тётушка. - Вы-то тут в чём виноваты? Разве можно таких юных птенцов вообще в чём-то обвинять? Вы за пределами гнезда почти жизни не видели, опытом не отягощены, и нет мне никакого смысла осуждать вас за что-то… А вот Анфиска, конечно, могла бы и посерьёзнее отнестись к этому делу в школе. Теперь из-за её безалаберности и безразличия по отношению к возложенным на неё обязанностям страдаем мы все.
        Последние слова Инесса произносит сквозь стиснутые зубы. А мне остаётся только порадоваться тому, что нас никто не собирается ругать или наказывать. Как же замечательно, что тётушка почти всегда принимает нашу с сёстрами сторону во многих вопросах. Если бы не так, то Анфиса нас давно бы уже сжила со свету.
        Через час на пороге гнезда появляется наша вторая тётя. Она явно только вернулась из гостей: её узкое строгое платье с кружевным воротников ещё пропитано ароматом чужих духов и запахами еды. Обыкновенно заплетающая волосы в скучный учительский пучок на голове Анфиса в этот раз то и дело поправляет пышную причёску, уложенную с помощью лака, и что-то воодушевлённо мурлыкает себе под нос, пока стягивает туфли.
        - Не очень-то ты торопишься домой. - Инесса уже стоит в коридоре, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к косяку.
        - А что мне тут делать? - довольно спокойно вопрошает её Анфиса, проходя мимо сестры в свою спальню. - У меня были дела. А целый день сидеть впустую с тройняшками или чаи гонять мне неохота.
        - За гнездом следить тоже неохота?
        - А зачем за ним следить? Чай не заяц, в лес не убежит! Тем более Оля с Варей что, сами не могут справиться с соблюдением порядка в доме? Они уже совсем взрослые, пора им становиться чуть более самостоятельными. Я не хочу быть их наседкой вечно.
        - Тогда, надеюсь, новое соседство тебе будет в радость, - достаточно ядовито произносит Инесса и руками обводит стены сестринской комнаты.
        Только после этих слов Анфиса замечает, что на неё обращены сотни мрачных ликов, взирающих с потолка и стен. Она отшатывается и испуганно хватается за край комода.
        - Это что ещё такое?! Как они здесь оказались?
        - Они не просто здесь. Они всюду. Так что хватит тянуть время. И так долго тебя прождали. Переодевайся и приходи на кухню. Будем очищать гнездо.
        Инесса разворачивается и уже покидает комнату, когда вслед ей доносится вопрос Анфисы:
        - А что мы будем делать с ним?..
        - Мы будем петь песнь.
        Дверь захлопывается, отсекая сестёр друг от друга, и Инесса возвращается к нам на кухню. Естественно, каждое слово было нам замечательно слышно, так что мы заинтересованы грядущим не меньше самой Анфисы.
        - Что значит «мы будем петь песнь»? - без какого-либо смущения из-за подслушивания первым делом спрашиваю я.
        Инесса опускается на стул, пригубливает свой чай и нехотя отвечает:
        - Скоро сами узнаете. Приструните же своё любопытство, мои пташки.
        Когда наконец к нам выходит Анфиса, уже переодевшаяся в домашнее платье и завязавшая волосы узлом, мы с сёстрами едва можем усидеть на стульях, все в предвкушении от действа, о котором ещё никогда не слышали.
        - Давайте выйдем ко входу. Там как-то попросторнее, - командует Инесса.
        Мы всей толпой выходим из кухни в нашу квадратную темноватую прихожую с чучелом желны, молча взирающим на нас стеклянными глазами. Анфиса зажигает плафоны и нашу пыльную хрустальную люстру, покачивающуюся под самым потолком. Тусклый свет отражается в большом напольном зеркале, и лица на стенах становится видно гораздо лучше. Они будто тоже ждут начала песни, с интересом следя за нами.
        - Встаём все в круг, - мягко направляет нас Инесса. - Берёмся за руки. Мы все - единая семья, и должны петь песнь вместе.
        - А как же Гаврила? - спрашивает Лерочка. - Он ведь тоже наша семья. Как же мы будем петь эту песнь без него?
        Анфиса начинает мяться, поджимая губы, но Инесса непререкаемым тоном говорит:
        - Нам хватит сил и без Гаврилы. Ничего страшного, если он в этот раз не поучаствует. Зато вам будет, чем похвастаться перед братом, девочки.
        Мы с Лерой сразу же расплываемся в лукавых улыбках. Всегда приятно, когда есть чем досадить Гавриле. Обыкновенно Анфиса всегда стремится отдать или купить ему самые лучшие вещи, модную одежду, сладости. Она водит его в кино, ездит с ним по гостям, пока мы вечно сидим без дела в гнезде. Наконец-то появилось хоть что-то, в чём мы обошли Гаврилу! Он изведётся от зависти!
        - А теперь все сосредоточились и внимательно слушаем меня, - тем временем продолжает говорить Инесса, крепко держа за руки Ольгу и скривившую недовольное лицо Анфису. - Желна - птица певчая. Криком и песней оберегает она своё гнездо в минуты опасности, а не когтями и кровью, как хищные птицы Леса. Потому мы и будем петь, чтобы прогнать ту недобрую сущность, что явилась в наш дом и не желает его покидать.
        - А если я плохо пою? - смущённо спрашивает Лера, но я сразу же дёргаю её за руку.
        - Тихо ты! - шепчу я сестре. - Дай тётя договорит.
        - Я начну песнь, а вы повторяйте за мной её слова, - не обратив на нас внимания, продолжает Инесса. - Вкладывайте силу в каждый звук, не стесняйтесь своего голоса. Потому что только так мы сможем очистить наше гнездо.
        И после этого тётушка затягивает тягучую, как патока, мелодию, задавая для нас её ритм и медленно напевая немудрёные слова.
        Пой же, птичка, пой о своём гнезде,
        Пусть звучит твой глас всюду и везде,
        Каждый пусть в Лесу различит твой крик,
        И пускай не смолкнешь ты ни на миг.
        Прогони вредителей от гнезда,
        Отыщи сквозь ветви ты путь назад,
        Созови обратно своих детей
        Из лесного мрака, из туч теней.
        Пусть никто не смеет войти в твой дом,
        До тех пор пока заперт он ключом.
        Пой же, птичка, пой о своей семье,
        Пусть звучит твой глас всюду и нигде.
        Мы повторяем слова песни вслед за тётей раз за разом, стараясь попадать в ритм и вкладывать в собственное пение все силы, отдаваясь этому процессу с небывалым рвением. Оля постоянно спотыкается на отдельных словах, Лера вообще треть пропускает из-за того, что не может их нормально расслышать, зато я стараюсь, как могу, практически выкрикивая текст песни, и едва ли уже с потолка штукатурка не падает от силы моего голоса. Звенят стекляшки в нашей люстре, дребезжит стекло в раме, эхо разносит песнь по пустым комнатам, и тётушка Инесса, с закрытыми глазами продолжающая пение, чутко прислушивается к происходящему в гнезде.
        Мы поём эту песню достаточно долго, начиная заново и стараясь изо всех сил до тех пор, пока у нас с сёстрами слова не начинают отлетать от зубов, а со стен не пропадают лики. Они медленно и словно бы нехотя всасываются в обои, скрываются под слоями побелки и половыми досками. И едва последнее призрачное лицо исчезает, Инесса допевает куплет и молча отпускает руки Ольги и Анфисы.
        Мы справились, мы сумели очистить гнездо.
        Глава 5
        Теневой вестник
        Мне нравится, когда в гнездо проникает солнечный свет. Несмотря на то, что окна нашей квартиры выходят на обе стороны дома, и живём мы на последнем этаже, где деревья едва ли загораживают вид, лучи солнца совсем нечасто попадают в нашу обитель. В основном, конечно, из-за того, что Анфиса предпочитает держать тяжёлые тёмные портьеры в своей комнате всегда закрытыми, как, впрочем, и её сестра, которая в собственной спальне открывает занавески лишь на пару сантиметров утром, когда проветривает комнату, а после опять сразу же задёргивает, обосновывая это тем, что старые фотографии и книги на полках не любят яркий свет и могут выгореть.
        В итоге солнечные лучи в чести и почёте лишь в нашей с сёстрами детской и на кухне. Зато как замечательно бывает встать как-нибудь утром раньше всей семьи, быстренько сунуть ноги в тапки и прокрасться мимо спящих на кухню. И там, сидя в одной ночнушке, прихлёбывать горячий чай или ледяной апельсиновый сок и наслаждаться поцелуями солнечных лучей, падающих на лицо и кожу, наслаждаться тишиной, царящей в нашем уютном гнезде. А если при этом ещё и прихватить с собой какую-нибудь новую книгу из библиотеки Инессы, тогда всё становится в разы прекраснее. Иногда мне кажется, что от этого ощущения в моей душе распускаются цветы.
        - Чего это ты тут прохлаждаешься в одной рубашке, Варя? - недовольный высокий голосок Анфисы мгновенно растаптывает мои едва раскрывшиеся цветы. - Небось и зубы ещё не чистила?
        Вот умеет же она испортить любой хороший момент! Иногда кажется, что делает она это исключительно из вредности. Мол, если что-то не по ней, то и другие тоже должны страдать и слушать её издевательства.
        - А чайник чего пустой? - Тётя заглядывает в покрытое накипью нутро нашего электрического чайника и недовольно сводит брови к переносице. - Ты только себе, что ли, воду ставила? Вскипятила бы уже для всех, растяпа, раз поднялась ни свет ни заря!
        - Ну я же не думала, что кто-то ещё так рано встанет, - едва слышно бурчу я в свою кружку с чаем.
        Анфиса совсем не любительница ранних подъёмов, и необходимость их периодически совершать, кажется, будит в её душе настоящего зверя. Зверя язвительности и ненависти ко всему живому.
        - У меня сегодня очень насыщенный график. Через полчаса придёт Вера Александровна, а следом за ней Маргарита. И к обеду я ещё должна успеть добраться до Лидии, моей новой клиентки. А она живёт почти на другом конце города. Так что сегодня сидите с сёстрами тише воды, ниже травы! А ещё лучше будет, если вы пойдёте погуляете на весь день!
        - Мы сегодня не собирались куда-то выходить, - робко пытаюсь возникнуть я.
        - А вы соберитесь! - очень настойчиво советует Анфиса, громко захлопывая крышку чайника.
        - Что тут за шум такой с утра пораньше? - На пороге кухни возникает Инесса, на ходу завязывая пояс своего атласного халата. Её короткие багряные волосы торчат в разные стороны, но тётушка выглядит куда бодрее и миролюбивее собранной и причёсанной Анфисы.
        - Хочу, чтобы тройняшки сегодня прогулялись куда-нибудь. У меня будет несколько клиенток, и лишний шум будет нас только отвлекать!
        Она горделиво задирает нос, будто единственная в этом доме работает, и ставит полный чайник кипятиться. Инесса вздёргивает одну бровь, по привычке поправляет на носу очки, которых там нет, поскольку она забыла их надеть с утра, и предлагает другой выход:
        - Варя сегодня точно должна остаться в гнезде. У меня есть для неё задание. Но Олю и Лерочку я могу попросить сходить со мной на работу. Там как раз очень не хватает помощи в архиве.
        - Ух ты! А что за задание? - нетерпеливо спрашиваю я, вся загораясь, как лампочка.
        - Вот переоденешься, умоешься и тогда скажу, - с улыбкой обещает Инесса. - Давай бегом, бегом!
        Я во мгновение ока оказываюсь в коридоре и уже за своей спиной слышу ворчание Анфисы:
        - Ты совершенно не умеешь управлять детьми! С ними нужно быть строгой, иначе они быстро могут сесть на шею!
        - Я прямо так и вижу, как ты строга с Гаврилой, - с иронией в голосе замечает Инесса, усаживаясь за стол. - Наверное, именно от этой строгости он и вырос таким плотным розовощёким мальчиком с кучей игрушек.
        Я едва сдерживаю смешок, рвущийся из груди, и ныряю в прохладу ванной комнаты, хватая зубную щётку.
        Уж как ни злится Анфиса, но её сестра права. С нами, своими племянницами, Анфиса почти никогда не позволяет себе быть доброй или ласковой. Она постоянно чем-то недовольна, на что-то зла или обижена на одну из нас. Если тётя и начинает говорить о чём-то с милой улыбкой, это означает лишь одно - следом выльется поток грязи на голову той несчастной, что оказалась рядом. Единственным исключением, конечно же, является Гаврила. Любимый сынок, окутанный вниманием и заботой. В своё время Анфиса только ради него и стала работать - чтобы хватало на подарочки и вкусности для её милого мальчика - хотя до этого она сидела на шее у Инессы, совершенно ничем не занимаясь даже по дому.
        Впрочем, назвать полноценной работой то, чем тётя занимается, всё же довольно трудно. Она практикует экзотические виды гадания, и хоть многие из них довольно противные, но тем не менее небольшая группа верных клиентов у Анфисы всё же имеется. Правда, пересчитать их можно по пальцам одной руки, так что о хорошем заработке нельзя и говорить, но тётя всё равно с надменным видом любит уверять, что она трудится на благо этой семьи целыми днями не покладая рук, а получает лишь чёрную неблагодарность. Особенно забавно это слушать, когда Анфиса за день принимает одну клиентку, а Инесса может три смены без выходных отработать в библиотеке и вернуться домой едва живая. Поток денег, поступающих в семейную казну, естественно, тоже разнится, но тут мы все предпочитаем радоваться уже хоть каким-то копейкам от Анфисы. Поскольку избавление людей от мелкой нечисти дохода почти не приносит, и мы все воспринимаем это скорее как хобби, от которого ни у кого из нас нет возможности отказаться.
        Конечно же, экзотические виды гадания, которые практикует тётя, - предмет вечных насмешек в нашем гнезде. Сперва это начиналось как попытки погадать соседкам на картах, но достаточно быстро потерпело крах.
        - Таких гадалок вокруг десятки! Сотни! Любая бабка у подъезда может разложить пасьянс или предсказать суженого по валетам! Мне не справиться с подобной конкуренцией при всём желании! - твердила в первое время Анфиса, горестно сжимая в руках свою старую замасленную колоду игральных карт.
        Тогда она и решила попытать счастье в экзотике. Дать этому городу то, что он жаждал - новинку, оригинальную и вычурную. И это, надо признать, замечательно сработало. Почему-то расклады, сделанные на дамах и королях, клиенток не устраивали, а вот гадание на яичных белках, на раздавленных насекомых, рыбьих внутренностях и сжигаемых травах производило на женщин потрясающий эффект. К Анфисе потянулся поток заинтересованных посетительниц, которые желали узнать, в чём же заключалась разница между привычными им методами гадания и причудливыми способами нашей тёти. Надо отдать должное Анфисе, ей удалось создать вокруг нашего гнезда и своей работы ореол загадочности, тревоживший падкие на мистику умы обычных горожанок.
        - Методы эти древние, как сама жизнь! Будущее показывают далеко вперёд, так, что даже карты до туда не дотягиваются! И ежели то, что они скажут, не произойдёт, то значит, просто не настало ещё нужное время! - уверяла своих клиенток Анфиса, размазывая по блюдцам раздавленных тараканов или разглядывая безжизненные тела рыб. И эти наивные женщины, открыв рты, зачарованно её слушали и верили каждому слову.
        Конечно же, никакими уникальными способностями гадалки, «передававшимися из поколения в поколение в нашем древнем роду», она не обладала, предсказания свои чаще всего брала с потолка, подглядывая в лежавшие рядом книжки из дешёвых эзотерических магазинов, но клиентки не переводились. Сейчас их уже осталось не очень много, потому что тётя, не стесняясь, подняла цены на свои услуги, но зато это всё постоянные посетительницы, которые уже по любому вопросу бросаются к Анфисе, и им она может наговорить буквально всё, что угодно, потому что они безоговорочно верят в её непререкаемый авторитет предсказательницы.
        Клиенток своих Анфиса обыкновенно принимает в собственной комнате, предварительно окурив там всё благовониями, запалив десяток свечей и разложив на низеньком кофейном столике возле дивана Гаврилы все свои гадательные принадлежности. После она надевает на пальцы массивные перстни, увешивает запястья браслетами, а на лоб повязывает широкую расшитую ленту и принимает загадочный вид. Обыкновенно этого бывает достаточно, чтобы клиентки уже пришли в невольный трепет и изложили перед предсказательницей суть всех своих проблем.
        В последнее время Анфиса даже начала совершать выездные гадания, проводимые непосредственно в квартирах клиенток. Цена за них в два раза выше, так ещё и любую неудачу в предсказании можно списать на «дурную атмосферу в помещении» и отсутствие привычных Анфисе предметов, «наполненных правильной энергией», вроде минералов, свечей и благовоний.
        - Варя, пташка моя. - Тётушка Инесса заглядывает в ванную, где я стою, глубоко задумавшись, с щёткой во рту. Пена стекает по подбородку и капает в раковину. - Ты уже закончила?
        - Ой!
        Что-то я совсем потеряла счёт времени с этими мыслями об Анфисе и её работе.
        Я спешно заканчиваю умываться, и Инесса жестом просит меня пройти за ней. Тётушка ступает в свою комнату и указывает мне на книги, сложенные стопками на полу.
        - Мне нужна твоя помощь. Вчера я искала одну книгу в своей библиотеке, и обратила внимание, что многие экземпляры очень обветшали. Где-то корешки почти оторвались, а у других выпали страницы. Я сложила их отдельно.
        - Ты хочешь, чтобы я их починила? - спрашиваю у тётушки.
        Она по-доброму улыбается и кивает.
        - Да. Ты бы очень мне помогла, если бы привела их в должный вид. У меня совсем нет времени этим заняться, к сожалению. А библиотека с каждым годом только дряхлеет и дряхлеет… Совсем как я…
        Последние слова она едва слышно шепчет, и на миг в её глазах проскальзывает грусть, но почти сразу же пропадает.
        - Я всё сделаю! - заверяю я Инессу, с готовностью выпячивая вперёд грудь, как бравый солдат на военном смотре.
        - Вот и умница. - Тётушка легко похлопывает меня кончиками пальцев по плечу и медленно удаляется из комнаты. - В конце концов однажды эта библиотека перейдёт тебе, Варя. Так что следи и ухаживай за ней с тем же усердием, с которым ты бы делала это для себя самой.
        Я остаюсь один на один с пустой полутёмной комнатой и горой старых обветшалых книг.
        Единственный солнечный луч, падающий из-за приоткрытой портьеры, полосой света пересекает спальню, и я располагаюсь в его пределах, чувствуя, как тепло обволакивает меня приятным облаком. С удобством устроившись на ковре и разложив перед собой все выданные мне книги, клей, нитки и бумагу для ремонта, я принимаюсь разглядывать своих пациентов.
        Несколько книг оказываются мне знакомы. Две из них - переписанные тётушкой от руки фолианты из других миров, которые невозможно было перенести на наше дерево. Ещё одна толстая книга - это настоящий экземпляр из иного измерения, сшитый алыми нитками и с крошечными печатями на каждой странице. Пару томов я вижу впервые и, быстро полистав их, прихожу к мнению, что ничем особенным они меня заинтересовать не смогут. Скучные мемуары и занудные учебники никогда не были моими фаворитами.
        Я, тихо напевая себе под нос какую-то мельком услышанную у Ольги в наушниках песню, неторопливо нарезаю бумагу на длинные полосы, вымачиваю кисточку в клее, и аккуратно возвращаю выпавшие страницы на их места. Это довольно медитативное занятие, которому меня обучила Инесса ещё в раннем детстве, когда я ходила с ней в библиотеку. Мне всегда нравилось этим заниматься, потому что можно было случайно прочитать что-нибудь интересное, пока располагаешь в нужном порядке пачку выпавших страниц или ждёшь, когда клей подсохнет.
        В другой части квартиры периодически слышатся экзальтированные выкрики клиенток Анфисы, пребывающих в восторге от очередного предсказания. Оля и Лера давно уже ушли вместе с Инессой в библиотеку на весь день, а Гаврила сегодня навещает своего отца - дядю Мишу, с которым Анфиса развелась ещё десять лет назад. Она с ним отношения больше не поддерживает, а вот Гаврила папу очень любит и довольно часто ходит к нему домой, чтобы вместе поиграть в приставку или посмотреть какой-нибудь фильм - у нас-то телевизора дома нет, поскольку тёти не хотят, чтобы мы сутками сидели перед ящиком и глупели, по их мнению. В чём-то я завидую Гавриле чёрной завистью. У него и мама и папа живы, отец его искренне любит, всегда рад его видеть, и всё-то у него в жизни есть - смартфон, лучшие игрушки, какие угодно вкусности и вещи. Даже в школу его родители устроили не в ту же, что и нас с сёстрами, - обыкновенную районную, а в какую-то элитную гимназию, где учатся только богатенькие детки. Говорят, это дядя Миша оплачивает его обучение там, хотя, судя по оценкам Гаврилы, особенным умом он не блещет, и до сих пор не вылетел
оттуда исключительно из-за денег отца.
        Почему одним даётся всё, а другим ничего? Разве мы с сёстрами не заслужили хорошей жизни? Конечно, тёти заботятся о нас, одна из них даже нас искренне любит и старается иногда баловать, но я всё равно не чувствую вселенского равновесия. Мы живём с Гаврилой под одной крышей, но при этом будто в разных мирах. Пока Оля старательно штопает вечерами свои любимые футболки с музыкальными группами, которые застираны уже донельзя, а Лера вынуждена донашивать всю одежду за нами год за годом, Гаврила идёт в свою гимназию в новеньких кроссовках каждый семестр и может позволить себе на карманные деньги бегать с друзьями в кинотеатр или парк аттракционов каждую неделю. Мы же карманные деньги видим только во снах, и всё наше времяпрепровождение обычно сводится к штопке, уборке, готовке, работе по дому и у Инессы в библиотеке. И хоть бы раз Гаврила нам с чем-нибудь из этого списка помог.
        И как такое назвать? Ведь мы ничем не хуже его. Все прочитанные мной книги, что из школьной программы, что из библиотеки Инессы, всегда твердят, что за усердие и труд обязательно будет награда, что просто так никому ничего не достаётся в этой жизни, и за праздность рано или поздно придёт расплата. Выходит, что все они врут? И кому тогда верить, если даже написанное в книгах уже не отличается правдивостью?
        Откровенно загрустив из-за всех этих мыслей, я берусь за тоненькую книжечку, практически рассыпающуюся у меня в руках от своей ветхости. Название на обложке стёрлось, уголки истрепались, а пожелтевшие страницы так и норовят оторваться, стоит их коснуться. Пока я нарезаю бумагу, мой взгляд падает на небольшой кусочек текста, и я невольно им зачитываюсь, позабыв обо всём на свете. Книга оказывается сборником легенд и сказок со всех концов мира с рукописными примечаниями Инессы на полях.
        «Во времена династии Мин в Китае жила юная принцесса Чанпин, которая славилась своей красотой и смелостью. В один из дней прибывший во дворец богатый гость подарил принцессе изящный нефритовый перстень с вырезанным на нём пионом. До того тонкой была эта работа, что Чанпин с первого взгляда полюбила это кольцо и надела его на свой палец. Но коварным оказался подарок гостя, ведь стоило принцессе пожелать через несколько дней сменить перстень, как кольцо напрочь отказалось сниматься с её пальца. И чем сильнее тянула его Чанпин, тем глубже перстень впивался в кожу, оставляя на ней красный след. Слуги мазали маслами тонкие пальчики принцессы, пытаясь снять кольцо, но оно не поддавалось. Тогда во дворец были приглашены лучшие мастера, чтобы разбить этот перстень, но даже долото не оставило на нефрите царапин. А тем временем Чанпин уже не могла и пошевелить пальцем, до того он опух и покраснел. И тогда решено было созвать самых умелых лекарей, чтобы могли они избавить принцессу от мучений, лишив её пальца. Стоило персту отпасть, как кольцо, испачканное в крови, само собой скатилось на пол и разбилось,
разлетевшись мельчайшими осколками».
        Куда интереснее самой истории оказываются комментарии Инессы, бисерным почерком записанные на полях. В них тётушка упоминает, что ей уже доводилось встречаться в своей практике с подобными кольцами. Поселившиеся в них вредители подпитываются человеческой энергией, но, стоит захотеть снять перстень, как он мгновенно превращается в ловушку. Однако любое пятно грязи, а в случае с легендой - крови, способно прогнать вредителя, разрушив его обитель.
        Я хмыкаю, представляя, как бы обрадовалась принцесса из этой истории, если бы узнала, что ей всего лишь стоило запачкать где-нибудь руки, чтобы снять кольцо, и вовсе не обязательно было отрезать себе для этого палец. Но, видимо, особе императорских кровей не по статусу было марать руки, и это обернулось для неё несчастливым концом.
        За моей спиной слышится звук открываемой двери.
        Едва я оборачиваюсь, удерживая в пальцах липкую смазанную клеем бумажную ленту, как моё тело совершенно перестаёт меня слушаться. Я так и застываю в неудобной позе, приоткрыв рот и ошарашенно взирая на гостя, замершего на пороге тётушкиной спальни. Дверь широко распахнута, из неё бьёт яркий режущий глаза свет, и в нём не видно ни нашего старого-доброго коридора, ни чего-либо ещё. А прямо передо мной возвышается странный чужак, одетый в старомодный фрак с атласными отворотами, опирающийся на украшенную металлическими вставками деревянную тростью и совершенно лишённый головы. Вместо неё у гостя над плечами развевается тёмное дымное облако, находящееся в постоянном движении.
        Я настолько поражена увиденным, что, позабыв все слова и приличия, просто секунда за секундой бестолково смотрю в чёрный туман, будто надеюсь отыскать там лицо или хотя бы глаза. А гость словно ждёт, когда же мне надоест его разглядывать и я сумею выжать из себя хоть слово.
        Он неожиданно склоняется передо мной в элегантном поклоне, совсем как джентльмен. И, наверное, именно этот жест и приводит меня в чувства. Ведь если этот чужак не лишён подобных манер, то вряд ли он здесь, чтобы навредить мне или сделать что-то дурное.
        - Здравствуйте, - несмело произношу я, спешно отклеивая от пальцев бумагу и поднимаясь на ноги. - Вам чем-то помочь?..
        Гость неторопливо перекладывает трость из одной руки в другую и вновь на неё опирается, так и не сказав ни слова.
        А может ли он вообще говорить? Эта неожиданная мысль проносится у меня в мозгу со скоростью курьерского поезда. Ведь головы у него совсем нет, а, значит, нет и рта. Хотя меня он точно видит даже и без глаз. Наверное, нужно задавать ему вопросы попроще.
        - Извините, меня не предупреждали, что сегодня кто-то должен прийти, - виновато бормочу я. - Или вы один из клиентов тёти Анфисы?
        Незнакомец по-прежнему молчит, а я почему-то не могу теперь отвести взгляд от его блестящих лакированных туфель.
        - Знаете, Анфиса не говорила, что к ней на гадания записываются уже посетители из иных миров, - сообщаю я гостю, наверное, просто для того чтобы прервать уже эту гнетущую тишину, стоящую в спальне, озарённой ярким светом, рвущимся из двери. - Давайте я тогда провожу вас к ней. Она тут в соседней комнате.
        Едва я делаю шаг навстречу чужаку, он неожиданно вскидывает кисть в белой перчатке, будто останавливая меня.
        - Так вы, получается, не к тёте Анфисе? - прихожу я к единственному разумному выводу. - Быть может, вам тогда нужна тётя Инесса?
        Я замечаю, как незнакомец делает короткий утвердительный кивок своей странной чёрной дымкой. Зато теперь становится куда яснее, что он тут забыл.
        - Тётя Инесса сейчас на работе в библиотеке. Она будет в гнезде только к вечеру. Вы можете прийти позднее или я что-нибудь ей передам, если хотите.
        Едва только я это озвучиваю, как сразу же мысленно отвешиваю себе оплеуху. Как я вообще могла такое сказать?! Если он не может говорить из-за отсутствия рта, то ничего и передавать тёте не станет! Вот же я глупая! Надеюсь, я не обидела этого гостя.
        Но чужак никак не реагирует на последние слова. Он лишь в очередной раз очень вежливо передо мной склоняется, медленно разворачивается и шагает в объятый ослепительно-белым светом дверной проём. Он растворяется в нём, как тень под солнечными лучами, и дверь сама собой захлопывается за его спиной.
        Вот это да! Я так и оседаю на пол, где стояла. Ничего себе знакомые у тёти Инессы! Жаль, что она совсем ничего не рассказывает о них, а то ведь интересно, из какого измерения пришёл этот странный незнакомец и почему у него вместо головы тёмный дым.

* * *
        Едва с ремонтом всех книг покончено, я поднимаюсь с пола и разминаю затёкшую шею. Тихо выбравшись в коридор, я иду в туалет, а после замечаю, что дверь в комнату Анфисы распахнута. Клиенток там больше нет, а тётя убирает следы своих гаданий с кофейного столика и проветривает спальню от едкого запаха благовоний. Поскольку туманный гость всё не выходит у меня из головы, я решаю спросить о нём у Анфисы:
        - Тут к Инессе кто-то приходил, пока у тебя были клиентки, - говорю я, замирая в дверном проёме.
        - Да неужели? - без особенного интереса тянет тётя, не отрываясь от пересчёта свечей. - А что же это я ничего не слышала? Даже дверного звонка не было. Зачем врёшь мне, Варька?..
        - Да не вру я! Просто этот странный гость зашёл через комнату Инессы!
        Мне безумно обидно, что Анфиса не желает меня слушать даже в таком обыденном вопросе. Сразу думает, что я ей вру или что-нибудь приукрашиваю.
        - Что хотел? - спрашивает тётя, чуть поумерив свою вредность.
        - Он так и не сказал. Просто узнал, что Инессы нет в гнезде, и сразу ушёл, - охотно делюсь я подробностями. - У него головы нет, вместо неё какой-то чёрный дым или туман. Вот он ничего и не спрашивал - не мог, видимо. А я как раз узнать хотела, а из какого мира этот чужак?..
        Анфиса неожиданно вздрагивает и вся белеет как мел.
        - Нет головы? Варя! Ты точно в этом уверена? - напряжённо переспрашивает она.
        - Да, конечно! У него над плечами парит чёрное облако, и головы там точно-точно нет!
        - Это не облако… Это тени… Теневой вестник пришёл в гнездо… - Анфиса почти неслышно шепчет себе под нос, и я почти ничего не различаю, кроме имени, которым она называет недавнего гостя. Крупные глаза тёти широко распахнуты от какого-то животного ужаса, объявшего её. Она, как маленькая девочка, сразу же засовывает себе большой палец в рот и начинает нервно грызть ноготь, хотя никогда раньше я такой привычки за ней не замечала.
        - А что такое? Это кто-то нехороший? Мне не следовало с ним говорить?
        - Он искал Инессу? Ты на сто процентов уверена, что именно её? - дрожащим голосом спрашивает Анфиса. Она вся будто как-то съёживается и старается казаться меньше в размерах, сгорбив спину и прижав руки к груди.
        Да что с ней такое происходит? Неужели этот гость так её испугал? А мне он показался весьма обходительным и воспитанным джентльменом.
        - Я предложила проводить его к тебе, он отказался, - отвечаю я. - Он разыскивал Инессу, но я сказала, что она будет дома к вечеру, а сейчас она на работе. И тогда он ушёл.
        От моих слов Анфиса будто слегка расслабляется, хотя она всё равно ещё выглядит глубоко удручённой и испуганной.
        - Да кто он такой этот Теневой вестник?
        - Не надо тебе пока этого знать, - внезапно остро реагирует тётя. Она вмиг перестаёт грызть ногти и в два больших шага оказывается возле меня. Жёстко и грубо схватив меня за плечи, Анфиса впивается своим безумным взглядом в моё лицо. - Забудь о том, что видела его сегодня! Ничего не смей говорить ни сёстрам, ни Гавриле, и ни тем более Инессе. Ты поняла меня?!
        Я боязливо киваю, опасаясь даже слово лишнее сказать. Никогда ещё прежде я не видела Анфису в таком странном состоянии. И мне оно совсем не нравится. Что с ней такое? Почему приход этого вестника так её испугал?
        - Ты должна молчать, Варька! Никого сегодня в гнезде не было! Ты никого не видела! И не надо ничего у меня допытываться! Иди себе, занимайся своими делами и помни, что я сказала - держи свой рот на замке!..
        Она выталкивает меня в коридор и сразу же захлопывает следом дверь с оглушительным грохотом. Вот и поговорили. Прямо как любящая тётушка и любимая племянница.
        Я со злости пинаю ногой воздух, и в напольном зеркале, стоящем в прихожей, отражается моё перекошенное от недовольства лицо. Нельзя так себя изводить из-за этой вредной вороны!
        Заварив себе чай, я забираю кружку в детскую и, забравшись с книгой из подобранного для меня Инессой списка чтения на широкий подоконник, погружаюсь в текст, чтобы хоть как-нибудь себя занять и перестать думать о том, как сильно мне хочется накричать на Анфису.
        А тем временем в гнезде стоит почти оглушающая тишина. Тётя так больше и не выходит из своей комнаты, хотя, насколько я помню, в этот день она должна ехать к последней из клиенток на другой конец города. Но, видимо, всё отменилось, потому что до самого вечера Анфиса не покидает спальню.
        Она выбирается из своей берлоги только на семейный ужин, да и то лишь после третьего окрика.
        - Да что с тобой сегодня такое? - интересуется Инесса, когда хмурая и с каким-то подозрительно опухшим лицом Анфиса проходит мимо неё на кухню и падает на своё место.
        - Ничего.
        - Оля вон тоже какая-то вся не своя! Весь день в библиотеке ерундой занималась. Так ничем и не помогла, зато из планшета не вылезала! Вы что, обе сегодня встали не с той ноги? - Инесса окидывает сестру и племянницу подозрительным взглядом, но ни Анфиса, ни Ольга на это даже не реагируют. Что одна сидит, понурив плечи, что другая.
        - Всё со мной в порядке, - тихо произносит Оля, водя вилкой по разваренной гречке, которую она сама же нам и приготовила. - Просто нет сегодня настроения.
        - Ну смотри, моя пташка. Не хочу лезть к тебе в душу в грязных сапогах, но всегда помни, что в минуты отчаяния лучше всего обратиться к семье. Это единственные люди, которые никогда тебя не осудят, всегда поддержат и ближе которых у тебя никого не будет.
        - Я всё это знаю, - бурчит Ольга, ниже склоняя над тарелкой своё лицо, чтобы мы не видели её мокрых глаз.
        - Тогда я спокойна, - по-доброму улыбается ей Инесса. - Пока ты это знаешь и всегда держишь в голове, никакие беды и горе тебе не страшны. И не только тебе, но и всем нам.
        Тётушка салютует своим стаканом компота и спешно приступает к еде. Мы тоже следуем её примеру, и вскоре над столом слышен лишь стул вилок и тихое чавканье Гаврилы, которым он сопровождает каждый кусок котлеты, попадающий ему в рот.
        После ужина я остаюсь на кухне помочь Ольге с уборкой и мытьём посуды. У неё всё буквально валится из рук, и, чтобы избежать потерь в рядах кухонной утвари, у мойки приходится встать мне, а ей в руки дать полотенце и попросить вытирать мокрую посуду.
        - Да что ж с тобой такое! - восклицаю я, когда она роняет на металлическую сушку очередную тарелку.
        Оля молча стоит, хлопая глазами, и с тоской глядит на уроненную тарелку, которая хоть и не разбилась, но шуму наделала знатного.
        - Извини… - жалобно произносит моя старшая сестра, сжимая в руках полотенце.
        - Оля! Да приди ты в себя! - Я мокрыми руками обхватываю её лицо и заставляю посмотреть на меня. - Объясни, что с тобой такое случилось? Тебя кто-то обидел?
        У неё на глаза наворачиваются слёзы, и я наблюдаю, как маленькая одинокая слезинка срывается с её длинных ресниц и катится по щеке до самого подбородка.
        - Это всё из-за Антона, - неохотно выдавливает из себя признание Ольга.
        А мне всё сразу становится гораздо яснее. Ну конечно! Из-за кого ещё вообще могли быть эти горькие девичьи слёзы, как не из-за главного объекта воздыхания сестры?
        - Что с ним такое произошло? Вы поссорились или он тебе больше не пишет? - возвращаясь к мытью посуды, уже куда тише спрашиваю я.
        Не то чтобы мне это действительно интересно, но всё же душевное спокойствие Оли поддержать стоит. А то она так половину вещей в гнезде перебьёт со своей хандрой.
        - Он отказался со мной встретиться! - как на духу выдаёт сестра. - Мне казалось, мы так хорошо с ним общаемся последнее время. Он уже и про мои музыкальные группы любимые спрашивал и даже про цветы. Каждый день узнаёт, какие у меня планы на день, куда собираюсь пойти… Я уж думала, что сейчас вот-вот пригласит на свидание! Но нет…
        - Не пригласил?.. - сочувственно интересуюсь я, подавая Оле очередную мокрую тарелку.
        - Не пригласил, - грустно подтверждает сестра и начинает водить полотенцем по помытой посуде. - Я тогда подумала, ну, а чем я не прогрессивная девушка? Почему не могу первой парня позвать погулять? И написала ему сегодня утром. Набралась храбрости и пригласила в городской парк… А он отказался…
        Я кривлю самую негодующую гримасу, которую только умею делать, и важно цокаю языком, осуждая Антона. Это развязывает Оле язык ещё сильнее. Она наконец-то чувствует, что хоть с кем-то может поделиться своими душевными терзаниями.
        - Написал мне, что он сейчас в деревне! До самого конца лета! Представляешь?
        - И что тут такого? Многих в деревню на лето ссылают. Чем он хуже? - не понимаю я. - Встретитесь в сентябре, потерпите оба.
        - Да нет же! - Оля швыряет полотенце на столешницу. - Я его сегодня видела в городе! Когда с Инессой шли в библиотеку, он по другой стороне улицы прогуливался с каким-то своим дружком! А меня уверяет, что в деревне! Обманщик!
        - Вот уж незадача…
        - Это значит, что он со мной видеться не хочет! Понимаешь, Варь? - отчаянно твердит сестра. - Врёт, лишь бы со мной не гулять… Значит, я ему не так уж и симпатична, как мне казалось!..
        - Да успокойся ты, - осаживаю я Ольгу, смывая пену с рук. - Чего ты его на улице-то не окликнула, а? Или почему не спросила, зачем он тебе соврал? Напиши, что видела его! Вот и узнаем тогда, зачем он тебе лапшу на уши навешал.
        Сестра резко идёт на попятную.
        - Я так не могу. Зачем мне у человека допытываться о его мотивах? И так же всё ясно - он врёт и видеться не хочет. А значит, между нами уже не всё так искренне и радужно.
        - Ну ты и глупая, - тяжело вздыхаю я. - Нет бы всё узнать!
        - И ничего я не глупая! - злится Ольга. - Это ты больно мелкая и наивная! Думаешь, что всё в жизни так просто и парой слов можно все проблемы решить! Бестолочь!
        Она сжимает кулаки, бросает на меня недобрый взгляд и быстрым шагом покидает кухню.
        И как так получилось, что во всём оказалась виновата я? Вроде бы врёт ей Антон, она же сама не хочет его ни о чём спрашивать, но винить следует почему-то меня - человека, который захотел её поддержать и выслушать…

* * *
        Утром лицо Ольги выглядит таким опухшим и отёчным, будто она выпила перед сном целый тазик воды. Судя по красноватым глазам, моя сестрица рыдала всю ночь напролёт от своей несчастной любви, занимаясь самокопанием и зарывшись лицом в подушку.
        Мы обмениваемся достаточно прохладными взглядами, и она уходит на кухню готовить завтрак, пока я бужу Леру и мы с ней умываемся. Несмотря на поздний час, ни Анфиса, ни Инесса всё не выходят из своих комнат, и только Гаврила, уже вооружившись смартфоном, сидит на кухне, оседлав стул задом наперёд, и играет в очередную стрелялку.
        - Мама не спала всю ночь. Крутилась с боку на бок как юла. Вот я и ушёл сюда, как только проснулся. Она, наверное, сегодня позднее встанет, - отвечает мне Гаврила, пока я вожу у него перед носом последней оставшейся в вазочке печенькой. Плата за информацию оказывается достаточной, и брат вновь погружается в виртуальный мир, на время позабыв о нас.
        Когда завтрак уже стоит на столе, и мы с сёстрами усаживаемся на свои места, вдыхая аромат манной каши с маслом, Оля первой поднимает взгляд на часы на стене и хмурится.
        - Инесса давно должна была встать. Ей на работу через полчаса, а она ещё не позавтракала.
        - Может, у неё в будильнике батарейка села? - предполагает Лера, добавляя в свою порцию каши клубничное варенье и с удовольствием облизывая после этого ложку.
        - Может быть. Варь, разбудишь её?
        Я пожимаю плечами и иду к спальне Инессы. Приоткрыв дверь, осторожно заглядываю в тёмную комнату. Портьеры зашторены так плотно, что ни один лучик света не проникает в помещение. Тётушка всегда любит спать в полной темноте, и я первым делом отодвигаю занавески, чтобы разогнать мрак.
        Инесса лежит на спине, её крепкие белые руки вытянуты поверх пледа. Лицо умиротворённое, будто у ангела, и мне даже не хочется будить тётушку, настолько она спокойна во сне.
        Но всё же за опоздание на работу начальство её не похвалит.
        Я забираюсь на кровать и нежно касаюсь запястья Инессы, намереваясь осторожно её разбудить, чтобы не испугать. Но кожа тёти оказывается холодна на ощупь как лёд. Я хмурюсь и сжимаю запястье крепче. Инесса никак не реагирует. И только тогда я замечаю, что её грудь не вздымается, и сразу же обеспокоенно прикладываю ладонь к её губам, надеясь уловить дыхание. Его нет.
        Инесса мертва.
        Глава 6
        Участь семьи
        Этот страшный день - день прощания с Инессой - я запомню до конца своей жизни, потому что нет ничего хуже, чем видеть, как твоего самого родного и любимого человека кладут в гроб, чтобы после опустить в чёрную влажную почву и навсегда закопать. И с каждой горстью земли, брошенной поверх крышки, мне всё сильнее и сильнее кажется, что всё происходящее - это лишь ужасный сон, и я непременно сейчас проснусь, ведь не может же это происходить в реальности. Ведь тётушка Инесса была ещё так молода, полна сил и энергии! Как она могла умереть? Как могла оставить нас с Лерой и Олей на попечение своей озлобленной угрюмой сестры?
        А земля всё падает и падает на гроб, а слёзы всё льются и льются по моим щекам. Это так несправедливо. Ещё вечером мы вместе ужинали, обсуждали что-то с улыбками, а уже утром от Инессы остались лишь воспоминания. Люди не должны так внезапно покидать эту жизнь. Потому что мне теперь кажется, что я что-то не успела ей додать: будто я недостаточно проводила с ней времени, будто я мало ей говорила, как сильно люблю её, будто редко обнимала. Сейчас я хочу сделать всё это, хочу повиснуть у неё на шее и расцеловать, но теперь я лишена этой возможности навсегда. И это заставляет заходиться меня в слезах вновь и вновь.
        Даже Лера с Олей не могут перестать плакать. И я вижу, что в их глазах читается тот же поток мыслей, что царит и в моей голове, и главный вопрос - как же так вышло?
        Анфиса больше с нами не разговаривает. Изредка я вижу, как она сглатывает слёзы, но в целом на её лице написано больше смятение и опустошённость, чем горе. Не знаю, что у неё на душе, да и знать не хочу. Она будто отгородилась от нас с сёстрами и даже Гаврилы, поставила незримую стену отчуждения и существует теперь сама по себе.
        По крайней мере, Анфиса хотя бы нашла в себе силы организовать похороны, пусть они и вышли очень скомканными и скромными. Гостей тётя практически не позвала, на кладбище приехали лишь коллеги Инессы из библиотеки и несколько её старых подруг. При жизни у Инессы было гораздо больше знакомых, она всегда активно заводила дружественные связи, окружала себя энергичными и общительными людьми, но Анфисе не было дела до этого списка - она пригласила первый десяток людей из телефонной книги сестры и закончила на этом. Это кажется мне таким непочтением по отношению к Инессе. Ведь она бы явно хотела, чтобы её знакомые имели возможность попрощаться с ней в последний раз.
        С кладбища домой мы едем молча. Лера кусает завязки от воротника на своём чёрном платье, Гаврила мнёт пальцы, Оля, опершись лбом на окно, безучастно смотрит вдаль, а я сверлю взглядом затылок Анфисы, сидящей в такси на переднем сиденье. Она ловит в зеркале заднего вида мой горящий взгляд и сразу же отводит глаза. Мне хочется сказать этой женщине так много нелестных слов, но я не нахожу в себе сил. Со дня смерти Инессы их вообще, кажется, во мне не прибавляется. Я всё до капли трачу на слёзы, беспокойное ворочание на кровати по ночам и бесцельное хождение по опустевшему гнезду. Без тётушки Инессы оно словно становится совсем другим. И если в остальных комнатах я ещё чисто механически убираюсь, чтобы хоть чем-то занять руки и голову, то в спальню Инессы даже не могу зайти. Мне кажется неправильным переступать этот порог, где вся комната за ним ещё пропитана духом умершей, где стоят её любимые вещи и книги, где царит привычный полумрак и висят на стенах старые фотографии родственников. Без Инессы эта комната больше похожа на склеп, где не хватает лишь гроба, и находиться там мне физически больно.
        Едва мы возвращаемся домой после похорон, как на душе становится ещё тяжелее и беспросветнее. В гнезде в воздухе порхает пыль, переливается в солнечных лучах, пробивающихся из-за зашторенных окон, и стелется по полу узкая светлая дорожка со стороны кухни. Но всё это так неважно, всё это так приземлённо.
        - Я должна вам кое-что сказать, - неожиданно подаёт голос Анфиса, пока мы молча разуваемся в прихожей. Она делает смазанное движение кистью, приглашая нас в её комнату, и сама растворяется в темноте своей спальни.
        Мы с сёстрами и братом ныряем следом и, повинуясь жесту Анфисы, усаживаемся на раскладной диван Гаврилы, стоящий в углу. Тётя зажигает одно из настенных бра, лишь бы не раскрывать занавески в своей тёмной обители, и останавливается перед нами, как мрачный дух, исполненный скорби.
        - Теперь, когда моей сестры больше нет с нами, обязанности старшей в гнезде переходят ко мне, - без особенной уверенности в голосе начинает Анфиса и касается пальцами медного ключа, который отныне всегда висит у неё на шее. - И, как старшая, я хочу, чтобы вы знали, что смерть Инессы не была случайностью или следствием болезни.
        Эта неожиданная новость действует на нас с сёстрами как удар электрошоком. Да что такое Анфиса говорит? Откуда ей это известно?
        - Такова участь нашей семьи. Раз в десять лет лишаться одной из сестёр в старшем поколении. И когда придёт моя очередь, я хочу, чтобы вы были к этому готовы, потому что, едва минет десяток лет со дня моей смерти, как она придёт уже за одной из вас.
        Я чувствую, как у меня волосы на затылке шевелятся от этих слов, которые звучат как страшное предзнаменование.
        - А… а меня это тоже касается? - робко спрашивает Гаврила, пока мы с сёстрами пытаемся переварить услышанное.
        - Нет, сын. Ты не умрёшь…
        - Я ничего не понимаю, - бормочет Лера, ёрзая на месте.
        - Наш род, как и роды всех стражей Леса, восходит к далёкой древности, когда ещё был заключён нерушимый договор с Царём Леса, владыкой всех миров и измерений. Этот договор касается лишь женщин, и лишь женщинам за него платить. - Анфиса в очередной раз трогает ключ на шее. - В обмен на дары для всей нашей семьи, на силу царской крови и высочайшее покровительство… мы должны оберегать своё дерево от вредителей и раз в десятилетие прощаться с одной из сестёр. В каждом поколении в гнезде рождаются три женщины, и раз в десять лет Теневой вестник приходит в дом, чтобы принести весть о близящейся кончине одной из них…
        - Теневой вестник! - восклицаю я, подскакивая на месте. - Тот безголовый гость, что приходил к нам!..
        - Да, Варя, - подтверждает мою догадку Анфиса, чуть склоняя голову к груди. - Это был он. Чёрный ворон, провозвестник близящегося несчастья… Посланник Царя Леса пришёл к Инессе, чтобы напомнить, что минуло десять лет.
        - Но, если ты знала, что это он, что Инесса скоро умрёт, то почему ничего не сказала нам и ей?! - осознав всё, выкрикиваю я, напружинившись и чувствуя, как досада захлёстывает меня с головой.
        - Потому что это ничего бы не изменило! - по слогам чеканит Анфиса, но в глаза мне по-прежнему не смотрит. - Мы с Инессой и без того знали, что в ближайшее время кто-то из нас умрёт, а наводить панику среди вас, детей, надобности не было!
        - Это нечестно! - поддерживает меня Оля, поднимаясь на ноги. - Мы уже не малые дети, чтобы нужно было скрывать от нас вещи подобной важности! Ведь это касается и нас самих напрямую!
        - Инесса не хотела рушить ваше прекрасное детство. Она хотела как можно дольше огораживать вас от тайны договора, и даже кончину вашей матери предпочла списать на болезнь, лишь бы вы жили себе дальше в своём сказочном детском мирке. Я же не так милосердна, как она. София умерла первой в нашем поколении, теперь пришла очередь Инессы, а следующей на поклон к Царю Леса отправлюсь и я. И теперь, раз уж вы так желаете, чтобы с вами обращались как с взрослыми, несите сами бремя этих знаний дальше.
        - Так мама умерла потому, что пришла её очередь? - не веря этим жестоким словам, шепчу я.
        - Значит, через двадцать лет и кто-то из нас тоже умрёт? - дрожащим голоском спрашивает в свою очередь Лера, глотая слёзы, которые сами собой наворачиваются у неё на глаза.
        - Умрёт, - безжалостно отвечает Анфиса. - И ни вам, ни кому бы то ещё не изменить этот порядок вещей. Просто живите дальше, как жили до этого. Исполняйте свои обязанности по защите дерева и гнезда, оберегайте семью, как было завещано нашими предками.
        - Я не хочу, чтобы кто-то ещё умирал! - бросается в слёзы Лера, и я торопливо притягиваю её к себе, хотя меня саму всю колотит крупная дрожь.
        Час от часу не легче. У меня, будто, прямо сейчас отобрали розовые очки, через которые я видела окружающий мир, и надели вместо них на лицо непроницаемую маску сварщика.
        - Как вы обе могли утаивать от нас с сёстрами всю эту информацию! - не может успокоиться Оля, гневно потрясая головой, отчего её длинная коса хлещет её по спине и плечам, как живая змея. - Мы десять лет прожили, веря в ложь о смерти нашей матери от тяжёлой болезни! Мы ничего не слышали ни о Царе Леса, ни о договоре и плате за этот проклятый медный ключик!
        Оля надвигается на Анфису, как разрушительный ураган, и обвинительно тыкает в её сторону указательным пальцем.
        - А теперь мы ещё и узнаём, что сами неминуемо погибнем, когда придёт время! И ты говоришь нам жить дальше так же, как мы жили до этого?!
        Анфиса по-звериному щерит зубы, но ничего на это не отвечает.
        - Это участь, на которую ни одна из нас не соглашалась! - продолжает моя старшая сестра, пока я баюкаю ревущую Леру. - Участь, которую определили без нашего желания, но за которую почему-то должны платить именно мы!
        - За неё платил весь род из поколения в поколение! Не вы одни здесь такие страдалицы! - ядовито бросает Анфиса, отступая на шаг назад.
        В комнате под потолком начинает сгущаться густая чернильная темнота. Наши крики, горе, плач и ненависть рождают чёрный туман, который коптит стены и заполняет собой углы.
        - Мы будем лишаться членов своей семьи до конца собственной жизни, существовать под тяжестью вечного бремени и всё это ради чего? Ради того, чтобы прогонять древоточцев?! Да пусть они сгрызут это дерево до самых корней, если хватит сил! Я не желаю платить годами своей жизни за то, чтобы другие люди могли спокойно спать в своих квартирах!
        - Это великая честь - быть наделёнными дарами Царя Леса! - брызгая слюной, кричит Анфиса. - В наших жилах течёт его кровь! И до тех пор, пока наш род не прервётся, мы будем служить ему верой и правдой! Потому что на наших плечах лежит ответственность за весь мир! И только нам её нести! Вы должны понимать это, раз считаете себя взрослыми!
        - Я ненавижу вас за то, что скрывали это! - не сдерживаясь, отвечает ей Ольга, сжимая кулаки. - Вы лишили нас того, на что мы имели полное право - истины! А наши предки лишили нас выбора! И как же теперь получается, что мы с сёстрами не имеем ничего, кроме отмеренного нам клочка жизни и кучи обязанностей, о которых не просили, а?!
        Развернувшись, Оля стремительно выбегает из комнаты Анфисы и скрывается за дверьми нашей детской. И я прекрасно могу понять её состояние, потому что и сама на взводе, и сама не могу поверить во всё происходящее. Прижимая к себе хныкающую Леру, я тоже как можно скорее покидаю спальню тёти, даже не поднимая на Анфису взгляд. После всего услышанного не хочется ни говорить, ни спрашивать её о чём-то ещё. И так достаточно потрясений для этой недели.

* * *
        Всё гнездо пронизано скорбью. Эта скорбь не только по отношению к умершей, но и к живым, к тем, кто остался на этой земле и кому ещё предстоит существовать дальше, зная о неотвратимости собственной кончины.
        Мы все бродим по дому целыми днями в пустой задумчивости, совершенно разбитые и потерянные. Всё падает из рук, все домашние дела забыты, потому что в них больше нет смысла, и мы лишь бесцельно прожигаем время, сидя по разным углам квартиры.
        Первые три дня домашний телефон разрывается от звонков. Все те, кого Анфиса не позвала на похороны, желают выразить свои соболезнования, морально поддержать, вспомнить что-то хорошее об Инессе. Сначала все звонки принимает Анфиса, безэмоционально угукая в ответ и после сухого «спасибо» непременно опуская трубку. Но её хватает ненадолго. Уже на второй день к телефону она не подходит, попросту его игнорируя. Теперь Ольга становится той, кто должен выслушивать все сочувственные вздохи. Звонящих много, с утра и до самой ночи моя старшая сестра то и дело стоит в прихожей возле тумбочки с телефоном и, прикрыв глаза, слушает о том, какой замечательной была наша тётя. Будто мы и сами об этом не знаем, будто мы уже успели забыть о ней и живём теперь дальше как ни в чём не бывало.
        Кажется, что без Инессы всё гнездо перевернулось вверх ногами, и теперь это место уже совсем не напоминает наш прежний дом. Анфиса ни с кем из нас не разговаривает, и даже своего сына большую часть времени она не хочет видеть. Через несколько дней она переезжает жить в комнату Инессы, за пару часов перенеся туда свою одежду, украшения и фарфоровые статуэтки. Свою же спальню она отдаёт в полное распоряжение Гавриле, который, впрочем, по привычке так и остаётся ютиться на своём угловом диване. Анфиса же переделывает всю спальню Инессы под себя: она снимает часть семейных портретов со стены, складируя их неровной стопкой в углу, плотно зашторивает все окна и переставляет местами тумбочку и кресло, будто намеренно желая навести в комнате беспорядок. Все горизонтальные поверхности вмиг оказываются заставлены безделушками, загромождены косметикой и бижутерией.
        - Не смейте меня беспокоить, - напоследок командует нам с сёстрами Анфиса и, плотно захлопнув за собой дверь спальни, попросту исчезает из нашей жизни.
        Признаюсь честно, сперва я уверена, что тётя лишь надеется отдохнуть от нас пару часов, но она не выходит из своей комнаты ни через день, ни даже через неделю. На все наши окрики и вопросы она лишь молчит, но мы слышим, как она ходит по спальне, переставляет вещи и то и дело ложится на скрипучую кровать. А ещё мы слышим, как по несколько раз в день она поворачивает в замке спальни медный ключ и пропадает из гнезда на долгие часы. Она не выходит ни к ужину, ни в туалет, ни даже повидаться со своим сыном, который неожиданно оказывается совершенно лишён прежней материнской ласки.
        - Думаешь, она так переживает горечь утраты? - в один из вечеров спрашиваю я у Ольги, привычно сжимающей в руках свой планшет и завернувшейся в одеяло по самые уши.
        Последнее время мы с сёстрами не особенно разговариваем между собой. Каждая из нас сама переживает утрату Инессы и пытается смириться со своей неприглядной судьбой. И порой мне кажется, что от этого нам всем только хуже. Но горечь ещё слишком сильна, и никто из нас не знает до конца, как с ней бороться, как от неё избавиться и принять новую жизнь.
        - Кто? - не понимает старшая сестра.
        - Анфиса. Она теперь совсем не выходит. Всё же Инесса была её родной сестрой, как бы они ни ругались, но, мне кажется, в глубине души они всё же любили друг друга.
        - Веришь, мне всё равно, - бормочет Оля со своей кровати. - Я, наверное, даже рада, что эта старая крыса сидит безвылазно в своей норе. Никто не ворчит над ухом, не язвит и не даёт свои ненужные советы! Уж не знаю, скорбит она так или ей просто безразлично гнездо, но лучше бы она все оставшиеся ей десять лет провела в своей комнате. Я была бы только рада!
        Но, как выясняется, от затворничества Анфисы всё в гнезде начинает меняться не в лучшую сторону. Поскольку именно ей перешёл статус старшей в семье, то вместе с ним и медным ключом на плечи нашей тёти легли ещё и обязанности по сохранению порядка в доме. А поскольку Анфисе глубоко без разницы, что станет с нами и квартирой, гнездо начинает гнить. Когда старшая не заботится о доме, когда она забывает о своих домочадцах и ставит собственные душевные терзания выше проблем семьи, то гнездо это хорошо чувствует. Оно пропитывается горечью и безразличием насквозь и начинает разрушаться.
        В пятницу на потолке в ванной комнате впервые появляются чёрные пятна гнили, которые не выводятся никакими средствами, сколько я их ни тру щёткой и ни сбрызгиваю всякой химией. На следующее утро пятен становится в несколько раз больше, а к понедельнику они уже полностью заполняют собой весь потолок и медленно выбираются в коридор и прихожую. На кухне начинают обрастать чёрной плесенью огромные многолитровые кастрюли, живущие на вершине кухонного гарнитура уже пару лет, меркнет и темнеет некогда яркий абажур люстры, а на подоконнике одно за другим высыхают и опадают растения Инессы. Последние мне особенно жалко. В память о тётушке с момента её похорон я старалась каждый день приглядывать за фиалками и цикламенами, но буквально за один день они осыпаются жухлыми листочками, а цветки отсыхают и опадают на подоконник. Мне ужасно обидно, что я не сумела уберечь даже цветы от смерти.
        За борьбой с неожиданной гнилью, медленно, но верно наводнившей все комнаты квартиры, мы с сёстрами выпускаем из виду другую вещь. Поскольку Анфиса больше не принимает участия в жизни семьи, через пару недель у нас окончательно заканчивается любая еда в доме. Первое время мы скромно питаемся запасами, хранимыми Ольгой в кладовке. После Гаврила любезно подсказывает нам, где найти тайник с деньгами в старой комнате Анфисы, и на эти деньги Оля закупает макарон и крупы ещё на какое-то время. Но это не может продолжаться вечно. Тётя не занимается гаданиями, денег в доме больше нет, и через какое-то время моя старшая сестра за скудным ужином сообщает нам с Лерой и Гаврилой печальную новость:
        - У меня осталась только гречка… С завтрашнего дня будем есть лишь её.
        - Как же так? - выдыхаю я, копаясь вилкой в последней порции макарон, сдобренных лишь ложкой разведённого водой кетчупа.
        - Я не хочу голодать, - страдальчески говорит Гаврила. За последнее время он даже немного похудел из-за нашей спонтанной диеты. Когда в доме закончились все сладости, печенья и конфеты, он несколько раз пытался достучаться до матери, рассказывая ей, какие страшные лишения он вынужден терпеть. Но Анфиса молчала, будто позабыв о своём сыне, и вскоре Гаврила отдался на волю нам с сёстрами, соглашаясь есть уже буквально всё, что ему давали, начиная от столь нелюбимой им куриной печени и заканчивая жёстким овсяным печеньем, которое из остатков крупы напекла в один день Оля, сжалившись над братом и Лерой, которая тоже хотела чего-нибудь сладкого.
        - Никто голодать не будет, - чуть повысив голос, говорит Ольга. - Завтра я иду на работу. Раздавать флаеры с рекламой у метро. Обещают оплату за каждый час. Совсем немного, но нам хватит, если будем экономными.
        Я вижу, как нелегко ей даются эти слова. Она ещё никогда в своей жизни не работала. Ей ведь всего пятнадцать, да и скоро летние каникулы закончатся… Как мы будем выживать тогда, когда начнётся школа? Ей ведь в этом году ещё и экзамены сдавать. Но деньги действительно нужны.
        - Я могут пойти работать с тобой, - пересилив себя, предлагаю я. - Вдвоём мы раздадим куда больше рекламы!
        - Нет, Варька. - Оля непреклонна. - Туда берут только с четырнадцати лет, с паспортом, да и ты останешься в гнезде за главную. На тебе Лера и Гаврила, всё хозяйство. Иначе эта чёрная плесень, расползающаяся по квартире, в скором времени попросту сожрёт нас всех.
        Сестра косится на потолок, полностью затянутый гнилостной коркой разложения. Куски некогда белой штукатурки изредка крошатся и падают на пол, а под ними виднеется ещё один слой черноты. Скоро гниль перейдёт на стены. Неужели нам придётся жить в этом охваченном разложением доме? Или же мы вынуждены будем сбежать из собственного гнезда? Окажемся на улице, лишённые дома и еды…
        - Что с нами будет? - озвучивает Лера главный вопрос, который крутится у всех нас в голове. - Анфиса о нас больше не заботится. Ей всё равно на нас и на дом, она забыла о вредителях… Неужели мы теперь сами по себе?
        - И нет в этом ничего страшного или дурного, - добавив в свой голос чуточку твёрдости, отвечает ей Ольга. - Инессы и мамы больше нет, Анфиса погрязла в своём горе. Но у нас есть крыша над головой, есть мы все друг у друга. Мы живы, здоровы и полны сил. Мы можем подрабатывать, как тётки. Можем сами охотиться на древоточцев, раз уж только этому нас достойно обучили… Мы должны продолжать жить, несмотря на все трудности, несмотря на этот распроклятый договор с Царём Леса и несмотря на то, что нас все бросили. Мы должны жить дальше ради самих себя, ради того, что имеем, что у нас осталось…
        - А что у нас осталось? - не особенно проникнувшись речью Ольги, спрашиваю я. - Скоро даже крыши над головой не будет. Нам нечем станет платить за квартиру, плесень и гниль сожрут все комнаты, и в доме не останется ни крошки. Кому мы тогда будем нужны, бездомные и голодные?
        - Друг другу, в первую очередь! - непримиримо произносит моя старшая сестра, и я вижу огонь уверенности в её глазах. - Мы есть друг у друга. Мы с вами - сплочённая семья. И даже потеряв гнездо, мы останемся вместе, вчетвером. К тому же, если сгниёт это гнездо - мы найдём новое. Дом не там, где мы прописаны, а там, где живёт наше сердце, где обитают дорогие нам люди. Если захотим, то найдём себе другой дом, и он станет нашим новым гнездом, избавленным от гнили, горечи и взаимных обид!
        Мне нравятся строгость и убеждённость, что слышны в её голосе. Если бы медный ключ, открывающий двери любых измерений, не висел сейчас на шее Анфисы, я бы с радостью назвала Ольгу новой старшей в этой семье. Она годится на эту роль едва ли не лучше Инессы. Она всегда готова взять на себя ответственность за всех нас, потому что её так воспитали, и именно за ней я готова пойти куда угодно. Но реальность такова, что старшая в гнезде - всё же Анфиса, заточившая себя в темницу из собственных чёрных мыслей и отрёкшаяся от семьи. И мы с этим ничего поделать не можем. Лишь наблюдать, как эта женщина невольно разрушает наш дом и обрекает нас на выживание.
        На следующий день с самого утра Ольга отправляется на свою первую работу. Мы все вместе провожаем её в прихожей, желая удачи, и смотрим, как она исчезает в темноте прохладного подъезда, совсем как взрослая отправляясь зарабатывать деньги.
        Я чувствую, что должна как-то поддержать Ольгу. Она и так решила трудиться ради всех нас в поте лица, и мы должны отплатить ей тем же. Кажется, Лера и Гаврила испытывают подобные чувства, поскольку на моё предложение отмыть дом до блеска они оба соглашаются довольно быстро. Впервые за последние недели мы решаем провести в гнезде генеральную уборку, впустить в нашу мрачную обитель побольше света и вместе с пылью изгнать отсюда горькую память о потере.
        Занавески во всех комнатах распахнуты, окна раскрыты, и порывы свежего воздуха, наполненного летним зноем и запахом травы, врываются в гнездо, наполняя его теплом. Мы метём полы, скребём гниль в тех местах, где дотягиваемся до неё, вытираем пыль и отмываем зеркала и окна. Сквозь чистые стёкла свет проникает охотнее, и в доме становится свободнее дышать - волна свежести проносится по всем комнатам.
        По всем, кроме одной.
        Запертая спальня тётушки Инессы, ныне уже целиком и полностью перешедшая к Анфисе, по-прежнему остаётся тёмным пятном на карте нашей квартиры. Пока я шпателем отчищаю плесень в углу коридора, в голову мне лезут настойчивые странные мысли. Последние несколько дней, сколько бы я ни прислушивалась, никаких звуков из спальни не доносилось. Раньше я хотя бы могла определить, когда Анфиса с помощью ключа покидала гнездо, когда она спала, а когда бодрствовала, но теперь из-за двери давно уже не слышится ни единого звука.
        Отложив шпатель и сырую тряпку, я подхожу к комнате Анфисы и прислоняюсь ухом к гладкой поверхности двери. За ней - глубокая и всеобъемлющая тишина. Я собираюсь с духом и стучу костяшками по косяку.
        - Тётя?.. Тётя? Ты там? - негромко зову я Анфису.
        Ответа нет, а дверь заперта изнутри на вертушок. Как и во все мои предыдущие попытки достучаться. На что я вообще надеюсь? Ясно же, что она просто вычеркнула нас с сёстрами и даже Гаврилой из своей жизни и, видимо, собирается прожить отмеренные ей десять лет отшельницей, запершись в тёмной спальне. Хотя всё это как-то странно и неправильно. Я никогда не видела в Анфисе тягу к изгнанничеству, да и не настолько сильно, по моему мнению, она любила Инессу, чтобы так убиваться из-за её смерти.
        - Анфиса, у нас закончились все деньги и еда в доме, - неожиданно решаю поделиться с ней я, приставив губы к щели между дверью и косяком. - Ольге пришлось устроиться на работу. Сегодня она первый день раздаёт флаеры у метро. Нам бы очень пригодилась твоя помощь, тётя…
        Я не знаю, что ещё сказать. Во мне по-прежнему теплится надежда добиться от Анфисы внятного ответа, освободить её из плена этой комнаты, как из узилища, где она сидит будто не по своей воле. Даже несмотря на всё её поведение и подчёркнутую нелюбовь к нам с сёстрами, я верю, что семья для неё всё-таки что-то значит. Она жила с нами столько лет, считая гнездо и своим домом тоже, она может быть хорошей тётей. Где-то в глубине души я верю в это.
        - Выходи, пожалуйста, из комнаты. - Я зажмуриваю глаза. - Ты слышишь меня, Анфиса? Если слышишь, то, пожалуйста, выходи… Нам… Нам очень непросто сейчас. Нам нужна старшая в семье. Не бросай нас, пожалуйста…
        Я растираю кулаками заслезившиеся глаза. По ту сторону двери по-прежнему тихо. Быть может, её вообще нет в комнате? Для кого тогда я тут произношу эту речь?
        Присев, я припадаю глазом к замочной скважине. В нашем доме вообще каждая дверь имеет подобную, даже туалет. Ключей от них никогда и не было. Все он сделаны исключительно для того, чтобы старшая в семье могла использовать медный ключ в любой точке квартиры. И, кажется, так было заведено в гнезде ещё задолго до нашего с сёстрами рождения.
        Через узкую скважину совершенно ничего не видно, и я ложусь грудью на паркет, надеясь разглядеть что-нибудь через щель между дверью и полом. Едва мои глаза привыкают к темноте, царящей в спальне, я вздрагиваю. В горле застывает крик.
        На полу комнаты недвижимо лежит Анфиса, повернув голову в мою сторону. Её большие глаза широко распахнуты и направлены прямиком на меня, будто она знала, что я решусь заглянуть под дверь. Но тётя не моргает и не шевелится. Лишь из уголков её глаз текут редкие слезинки, прочерчивая по щекам влажные дорожки и падая на ковёр. А ещё в этом взоре читается нечеловеческая тоска и отчаяние.
        Что это с ней такое? Может, ей плохо, и она тут лежит и молча умирает от какого-нибудь недуга, а мы с сёстрами и братом ничего и не подозреваем?
        Грудь Анфисы слабо вздымается, руки безвольно вытянуты вдоль тела. И далеко не сразу я обращаю внимание на то, что рядом с ней кто-то стоит. Я замечаю мужскую пару обуви в полуметре от тёти, лишь когда белые кроссовки с чёрными полосками сдвигаются с места. Незнакомец делает несколько едва слышных аккуратных шагов, обходя Анфису по кругу.
        Кто это такой? Что он забыл в комнате тёти, когда она в таком печальном состоянии? Так этот человек ещё и слышал всё, что я ей только что наговорила? Вот же неловко вышло! Но кто же мог подумать, что Анфиса приводит к себе гостей… Интересно, кто это?.. Эх, как жаль, что я не могу рассмотреть через эту узкую щель что-нибудь ещё кроме его кроссовок!
        В этот момент Анфиса начинает шевелиться. Она медленно поднимается с пола, тяжело опираясь на руки. Незнакомец всё это время молча стоит рядом. Зато, по крайней мере, теперь я уверена, что тётя здорова, раз она может двигаться самостоятельно. Но едва она поднимается на ноги, я слышу короткую фразу, брошенную мне совершенно безэмоциональным голосом:
        - Уходи, Варя. Не смей подслушивать под моей дверью.
        Это всё так внезапно, что я отшатываюсь от двери и ещё полминуты никак не могу отдышаться, вслушиваясь в учащённое биение сердца в груди.
        Никому ещё Анфиса за последние недели не отвечала, даже своему сыну. И голос, которым она это сказала, совсем не походит на её собственный. Он словно напрочь лишён всех человеческих чувств. Что-то здесь явно не так. И, даже убравшись подальше от комнаты Анфисы, я всё не могу перестать думать о чужаке, что стоял возле тёти, пока она лежала на полу.
        Вечером, едва вымотанная и уставшая Ольга возвращается домой, я без лишних слов хватаю её за руку и тяну на кухню, где за круглым столом нас давно уже дожидаются Лера и Гаврила. Плотно закрыв за собой дверь, я тихо пересказываю всё, что мне удалось увидеть и услышать в комнате Анфисы. Сёстры и брат слушают меня как никогда внимательно. Я читаю на их лицах обеспокоенность, которая с сегодняшнего дня поселилась и в моей душе тоже.
        - Почему она плакала? - едва я замокаю, спрашивает Гаврила, нервно разминая пальцы на руках. - Может, ей больно? Я хочу, чтобы мама открыла мне комнату и я мог её обнять… Я не хочу, чтобы она плакала там в одиночестве…
        - Куда важнее этот человек, что был в её комнате, - сразу же цепко хватается за самую странную деталь Ольга. - Кто он такой и почему не выходит из спальни тётки? Почему не помогает ей?
        - А ещё она прогнала меня таким холодным голосом, - напоминаю я, пальцем ковыряя скатерть. - Будто не она говорила, а какая-то заведённая машина. Может, это и правда не она была? А этот мужчина подделал как-то её интонации.
        - Мне не по себе, - признаётся Лера, ёрзая на своём стуле. - Вдруг по ночам, когда мы все спим, этот чужак выходит из комнаты тёти и бродит по гнезду? А мы ничего и не подозреваем.
        Неуёмная фантазия моей младшей сестры заставляет вздрогнуть всех нас. Потому что никто бы, кроме Лерочки, даже не мог предположить подобное, но теперь уже у всех в голове засела эта пугающая мысль. Вдруг этот неясный гость и правда живёт в нашем доме без нашего ведома?..
        - Я, кстати, на днях видел кое-что странное, - шёпотом произносит Гаврила. - Почему-то я совершенно забыл об этом случае, и вот только сейчас его вспомнил. Как раз после слов Леры.
        - Что ты видел? - интересуюсь я, чувствуя, как холодок бежит по позвоночнику.
        - Я стоял в ванной, давил чёрные точки, - смущаясь, признаётся брат, - и вдруг в зеркале заметил чей-то силуэт в коридоре. Я обернулся, потому что думал, что это кто-то из вас стоит и ждёт, пока я освобожу раковину, но там никого не оказалось. А когда я вновь повернулся к зеркалу, то в нём отразился какой-то парень, которого я никогда не видел. Он стоял совсем близко и неотрывно пялился на меня. При этом я так испугался, что чуть в штаны не наложил!..
        - Ужас какой! - сразу же причитает Лера, втягивая голову в плечи.
        - А дальше что? - спрашиваю я.
        - А дальше я моргнул, и он просто исчез. И, признаться, я тогда решил, что это проделки какого-то из вредителей, поэтому не стал даже обращать на такое внимание. К тому же, если честно, мне вдруг стало в те минуты так тоскливо на душе ни с того, ни с сего. Я просто стоял, как дурак, у зеркала ещё полчаса и думал о тётушке Инессе, о маме и о том, как раньше нам всем было хорошо…
        - Ну ладно тебе, Гаврила! - Оля взмахивает руками. - Хватит тоску нагонять! Всем нам тут нелегко, все переживают происходящее, все опечалены… Не ты один такой!
        - Да я же просто думаю сейчас, что это как-то странно было. Неясно почему, просто в один миг вдруг все эти печальные мысли меня захлестнули, хотя до этого я стоял и думал какую новую игрушку в телефон скачать.
        - Ты считаешь, этот странный парень, что тебе привиделся, как-то наколдовал на тебя эту печаль? - уточняю я у брата. В ответ он активно кивает.
        - Вдруг это тот самый чужак, что был сегодня в комнате мамы, - предполагает Гаврила. - И с ней он сделал подобное. Поэтому она и плакала.
        - Всё это только ваши предположения, - осаживает нас Ольга. - Нужно либо идти и требовать от Анфисы ответа, либо ждать, пока этот чужак ещё раз сам выйдет из комнаты. Если это вообще был он. Ведь тебе и правда мог привидеться этот человек, Гаврила. Либо же это мог быть морок древоточца. Некоторые из них способны на такое.
        - Но я уверен, что он был живой! - вскакивает с места брат.
        - А я ни в чём не уверена! - строго отвечает ему Оля, тоже поднимаясь на ноги. - И в любом случае, я сначала попытаюсь добиться ответа от Анфисы! Раз она сегодня Варьке что-то сказала, то, может, теперь и с нами, наконец, соизволит заговорить.
        Выбравшись из кухни, мы всей толпой идём к спальне Анфисы. Оля первой стучит в дверь и окликает тётю.
        - Анфиса, мы хотим поговорить! Что это за чужак живёт с тобой в комнате? Ответь нам!
        Тётя молчит. Со стороны спальни не доносится ни звука, как и во все последние дни. Ольга ещё четверть часа задаёт разные вопросы, обвиняет, просит и кричит, требуя тётю не молчать. Но так ничего и не добивается. Дальше место у косяка переходит ко мне, после достучаться до Анфисы пробует Лера, и, наконец, очередь добирается до Гаврилы. Сын слёзно просит мать ответить ему, прекратить сидеть в спальне и выйти хотя бы на кухню, но терпит поражение, как и все мы.
        Обиженные и сломленные, мы вынуждены отступить в который раз, так ничего и не узнав.

* * *
        Я начинаю внимательнее приглядываться ко всему происходящему в гнезде. Вынюхиваю вновь затаившихся вредителей, слежу, как расползается гниль по стенам, ищу любые признаки присутствия в доме чужака. Даже ночью теперь я стараюсь засыпать позднее сестёр, чтобы иметь возможность через открытую дверь наблюдать за комнатой Анфисы, расположенной напротив нашей детской. Прикрываясь одеялом, я, не смыкая глаз, вглядываюсь в тёмный коридор, изучаю старую замочную скважину, узоры на деревянной двери. В щели под ней никогда не загорается свет, звуки доносятся очень редко, а ручка больше не поворачивается.
        Но я всё равно слежу. Выжидаю, как терпеливый охотник.
        И в конце концов удача улыбается мне.
        В четверг Ольга уже в третий раз уходит на свою новую работу. Уходит без особенной радости на лице, и я знаю, что вернётся она к ужину, совершенно измотанная и на гудящих ногах. Это неблагодарное дело - раздавать рекламу. Мало кто из случайных прохожих её берёт, только, разве что, лишь из жалости к девушке с грустными глазами, которая её раздаёт. Оля всё ещё надеется, что деньги, которые ей обещали выплатить на днях, внесут в наш оскудевший рацион из гречки с сахаром и гречки с солью хоть какое-то разнообразие. К тому же скоро должны прийти счета за квартиру, на оплату которых средств у нас совершенно точно нет.
        В этот день Гаврила собирается к обеду уйти к дяде Мише до самого вечера и даже обещает попросить у него в этот раз немного денег или еды.
        - Я расскажу ему, что Анфиса сама не своя, - нахмурив брови, обещает мне брат за завтраком, который состоит лишь из пустого чая. - Может, он приедет и поговорит с ней…
        - Даже не трать своё время, - отвечаю я. - Дядя Миша с Анфисой давно не общается, считает её ведьмой… Может, тебе он что-нибудь и даст, но сюда даже не сунется и постоянно содержать нас тоже не будет.
        - А я всё равно попытаюсь! - твёрдо говорит Гаврила. - А если он ничего мне не даст, то я сам заберу еду у него с кухни! Я знаю, где лежат у него макароны и консервы!
        - Ты чего это? - не на шутку пугаюсь я, впиваясь внимательным взглядом в круглое лицо брата. - Воровать нельзя! Нельзя без спросу забирать у людей их вещи или даже продукты!
        - Он - мой отец, а, значит, эта еда и мне тоже принадлежит. А я хочу поделиться ей с вами, с сёстрами.
        - Даже не думай, - строго командую я. - Нельзя опускаться так низко, чтобы у собственного родственника что-то красть. Пусть даже мы голодать начнём, но так низко падать нельзя!
        Гаврила уходит из-за стола недовольным. Я, конечно, знаю, что вряд ли он ко мне прислушается. Для него достаточным авторитетом всегда обладала и обладает лишь мать, и сейчас, когда она перестала участвовать в его жизни, брат в растерянности - кого же избрать своим новым объектом обожания. Вряд ли это окажемся мы с Ольгой, но попытаться стоит.
        Чтобы хоть чем-нибудь себя занять, я начинаю прибираться в прихожей, выметаю пыль и песок, протираю напольное зеркало и пытаюсь дотянуться до чучела желны, чтобы смахнуть с него пыль. Птица-хранительница дома смотрит на меня своими чёрными стекляшками искусственных глаз и будто вопрошает «Что будет в этим гнездом дальше?». А мне и самой хочется знать ответ на этот вопрос, вот только спросить не у кого - никто не ответит.
        Перетряхивая старые пальто, висящие на вешалке в углу, я достаю мусор из их карманов и готовлю верхнюю одежду к уборке в кладовку. Здесь много вещей Инессы, и каждая её шаль или платок нагоняют на меня тоску, но я пытаюсь отвлечься, не думать о том, что теперь вся эта одежда останется навечно пылиться в чулане, как и память об умершей тётушке.
        Мои пальцы нащупывают целлофановую обёртку в кармане одного из пальто. Я достаю на свет маленькую зелёную конфетку - леденец с яблочным вкусом. На глаза сами собой наворачиваются слёзы, ведь Инесса всегда носила эти конфетки в разных карманах, чтобы иногда радовать Лерочку, любительницу сладкого, угощением. И вот остался, возможно, последний из них.
        Шмыгнув носом, я зажимаю конфету в руке и иду в детскую, где моя младшая сестра сидит на своей кровати, по-турецки сложив ноги, и плетёт браслет-фенечку из бусин и разноцветных ниток.
        - Лера, я тут кое-что нашла. Короче, это тебе.
        Я бросаю перед ней на кровать леденец. Сестра бестолково смотрит на него пару секунд.
        - Это конфета? - неверяще спрашивает она и поднимает на меня свой светлый взгляд. - Откуда она у тебя? У нас ведь давно уже на кухне ничего не осталось!
        - Нашла последнюю. Она твоя.
        - Почему ты её сама не съела, раз нашла?
        Какие-то глупые вопросы задаёт моя сестра. На её месте я бы только радовалась да быстрее бы закинула сладость себе в рот, а она всё о чём-то допытывается.
        - Потому что я хочу, чтобы ты её съела.
        Я разворачиваюсь, собираясь уходить, но Лера неожиданно спрыгивает с кровати и бросается ко мне. Крепче клеща она впивается в меня своими тонкими ручками, обнимая практически до хруста и пряча лицо у меня на груди.
        - Спасибо, Варь…
        Я слышу, как она собирается разреветься и, быстро погладив её по голове, спешно ретируюсь из детской. Ещё мне не хватало её неожиданные истерики унимать.
        Вернувшись к небольшой затеянной мной уборке, я продолжаю перебирать старую одежду и складывать её. Едва все шапки и перчатки, оставшиеся ещё с весны, сложены в отдельную коробку, я слышу, как поворачивается ключ в замке входной двери. Она открывается, и на пороге стоит Ольга, совершенно понурая и измождённая.
        - Привет. Ты чего вернулась? Забыла, что ли, что-то? - спрашиваю я, замечая, какие глубокие угольные тени залегли под глазами моей старшей сестры, и как её прямые брови теперь постоянно хмуро сведены к переносице.
        - Я ушла с работы, Варь, - невесело сообщает сестра, стягивая с ног свои кеды и бросая маленький рюкзачок в угол. - Я сегодня решила впервые заикнуться о зарплате. При устройстве на работу они обещали платить каждый день после смены. А тут уже третий день пошёл, а денег нет. Вот я и спросила…
        - И что?
        - Они меня в баню послали. Сказали, что ничего мне не будут платить, пока я испытательный срок в месяц не отработаю. И старушки, что там вместе со мной рекламу забирали, шёпотом признались, что они сами тут зарплату лишь раз в пару месяцев видят. И это в лучшем случае.
        - Да как же так?.. - поражённо выдыхаю я. - Это значит, что никаких денег не будет?
        - Не будет, Варя. Туда я не вернусь. Не хочу тратить свои силы на место, где даже мои собственные заработанные гроши придётся выбивать с потом и кровью.
        - Ты права. Ну ничего!.. Мы попробуем найти какую-нибудь другую работу для тебя…
        - Да, я уже начала искать.
        Оля машет пачкой бесплатных газет перед моим носом, которые она забрала из почтового ящика, и устало идёт в сторону кухни. Едва она проходит мимо напольного зеркала в прихожей, как я застываю, удивлённо распахнув глаза. В гладкой поверхности зеркала отражается то, чего нет на самом деле. Следом за моей сестрой бесшумно ступает высокий худой парень в растянутой серой толстовке. Он неотрывно смотрит в затылок Ольге, и его короткие чёрные волосы неаккуратно торчат во все стороны. Я опускаю взгляд ниже: на незнакомце надеты белые кроссовки с чёрными полосками. И едва я собираюсь испуганно окликнуть Ольгу, как незваный гость замирает возле зеркала, поворачивает голову в его сторону и впивается своим взглядом в моё побледневшее лицо в отражении. Он смотрит мне прямо в глаза, а после исчезает, растворяясь в воздухе.
        Но я уже знаю, где видела этого парня раньше.
        Глава 7
        Зеркала и полынь
        Ольга как ни в чём не бывало устраивается на кухне, раскладывая перед собой раскрытые газеты. Вооружившись карандашом, она просматривает разделы с вакансиями и покусывает кончик резинки. Я осторожно присаживаюсь на соседний стул и какое-то время молчу. В моей голове косяком блестящих рыб мечутся мысли, и я как следует не могу ухватить ни одну из них. Все вырываются и выскальзывают из рук, окатывая меня веером брызг.
        - Я кое-что только что видела, - наконец шёпотом сообщаю я старшей сестре.
        Она, всё ещё увлечённо покусывая кончик карандашной резинки, не отвлекается от просмотра газет и только мычит, делая вид, что слушает меня.
        - Оля, это важно. - Я хватаю её за локоть и хорошенько его трясу. - Я видела сейчас кое-что!
        - Да что такое? - Она вырывает у меня свою руку, но зато теперь я всецело завладеваю её вниманием.
        В прихожей шумит обувной ложкой Гаврила, который как раз собирается уходить к дяде Мише. Спустя некоторое время хлопает входная дверь, и брат вылетает из гнезда.
        - Ты только что вошла в квартиру. И я увидела в зеркале, как за тобой следом кто-то шёл, - делюсь я подробностями, нервно поглядывая по сторонам. - Он был в той самой обуви, что я видела на незнакомце, бродившем по спальне Анфисы!
        Оля приоткрывает рот, потом захлопывает его и, наконец, вмиг посерьёзневшим тоном спрашивает:
        - Ты разглядела, кто это такой был?
        - Да! Мы видели этого парня в художественной школе. В тот самый день, когда пытались избавиться от лиц. Он сидел в углу и что-то там писал, а потом убежал из аудитории, когда лица начали кричать…
        - Я помню его. Такой невзрачный старшеклассник. Ты уверена, что это был он?
        - Уверена. Он неотрывно шёл за тобой в прихожей, а как только увидел, что я его заметила, то испарился!
        - То-то у меня с самого утра было такое ощущение, что мне кто-то дышит в затылок… - бормочет себе под нос сестра. - И оно прошло только сейчас, вместе с какой-то чудовищной усталостью.
        - Ты думаешь, это было его влияние? Гаврила говорил, что через зеркало тоже видел незнакомца у нас в коридоре, и после того взгляда на него напала тоска…
        - Меня преследовала с самого утра не тоска, а, скорее, опустошённость и какая-то безысходность. Я думала, чтобы всё бросить - работу, обязанность и, даже страшно подумать, вас всех. А теперь все эти мысли словно пропали, растворились, стоило порог переступить!
        - Как раз, когда я его заметила, и он ушёл!
        - Кто это такой тогда? И что ему надо? - в волнении облизывая губы, спрашивает сестра. - Я никогда не слышала, чтобы вредители умели оказывать подобное сильное влияние на людей и имели бы вполне себе материальную форму. И почему когда-то мы его видим невооружённым взглядом, как, например, в школе, а когда-то - лишь через зеркало?..
        - Я не знаю, - выдыхаю я, настукивая пальцем по столу. - Но мне страшно, Оль. Если это действительно он был тогда в комнате Анфисы, то, может, именно из-за его влияния она совершенно ни на что не реагирует, а? Он взял над ней контроль, а теперь подбирается и к нам?
        - Зачем ему это нужно?
        - Мы должны это выяснить! Если он хочет навредить нашей семье, то нельзя допустить подобного.
        - Я расставлю везде зеркала! - Ольга мгновенно оказывается на ногах. - В кладовке есть несколько штук, и в комнате Гаврилы точно лежала парочка карманных зеркал. Нужно, чтобы они теперь были в каждой комнате! Если его видно только так, то мы должны знать, когда этот незнакомец бродит по нашему гнезду без нашего ведома!
        Я бросаюсь ей помогать. Мы ищем зеркала любых форм и размеров и расставляем их по всем комнатам, устанавливая на тумбочках, вешая в изголовьях кроватей и подпирая книгами на столах. Какие-то из них разбиты, другие покрыты сетками трещин или тёмными пятнами, но зато теперь, куда ни кинешь взгляд в квартире, всюду можно встретить своё отражение. Лера смотрит на все наши действия с немым вопросом во взгляде, но мы не успеваем ей ничего рассказать.
        Наши приготовления прерывает пронзительная трель домашнего телефона. Оля снимает трубку, несколько секунд прислушивается к тому, что говорят ей на другом конце провода и вдруг спешно бросает телефон, едва успев выкрикнуть:
        - Мы сейчас будем! Останови его!
        Она на ходу засовывает ноги в уже зашнурованные кеды и отпирает входную дверь. Глаза её широко распахнуты, губы искажены, а на лице проступает пот.
        - Быстро, Варька! Бежим!
        Почему-то я чувствую, что должна последовать за ней, даже не задавая никаких вопросов. Счёт идёт на секунды, и если я сейчас заупрямлюсь, требуя объяснений, то Ольга убежит одна, а я ничем не смогу ей помочь. И я, сбрасывая домашние тапки, уже прыгаю в свои разношенные сандалии на резинке, выбегая вслед за сестрой в прохладу подъезда. Мы спешим по лестнице, перепрыгивая ступени и целые пролёты, будто весь дом вот-вот взлетит на воздух. И только когда мы вырываемся на улицу и, не сбавляя бег, мчимся вдоль дома, Оля на ходу мне кричит:
        - Это звонил Гаврила с мобильника! Он только что с улицы видел какого-то чужого черноволосого парня в окне у дяди Миши! Этот парень засовывал его голову в петлю, подвешенную к потолку!
        - О нет! - Я в ужасе ощущаю, как сердце гулко ходит в груди, а воздух застревает где-то в горле, из-за чего лёгкие горят огнём.
        - Это может быть он, наш незнакомец! Я просто всей душой чую, что это он!
        - Нужно помешать ему!
        Дядя Миша живёт в соседнем дворе, и шагом до него можно добраться всего лишь за пять минут. Но мы с Ольгой на такой скорости спешим по улицам, распугивая голубей и старушек на лавочках, что добегаем до нужного дома за пару минут. Задыхаясь и судорожно глотая воздух, мы врываемся в знакомый подъезд и взлетаем на второй этаж за один миг. Дверь в квартиру дяди Миши распахнута, и изнутри доносятся звуки борьбы.
        На тесной кухне, что выходит окнами во двор, на полу лежит дядя Миша, держась за горло и пытаясь откашляться. Над ним под самым потолком раскачивается крепкая верёвочная петля, подвешенная на крюк от люстры. Возле разбросаны сломанные стулья, разбитые цветочные горшки, и посреди обломков сжавший зубы Гаврила отчаянно держится за серую толстовку вырывающегося парня. Того самого, что я видела в зеркале. Того, что действительно был в художественной школе, и что недавно ходил у Анфисы в комнате.
        Это наш незнакомец! Чутьё Ольги её не подвело!
        - Гаврила! Мы тут! Держи его! - кричит моя старшая сестра и первой бросается к брыкающемуся чужаку, который с рычанием рвётся из рук нашего брата. В глазах незваного гостя читается что-то звериное, и он успевает одарить нас с сестрой недобрым взглядом даже прежде, чем мы до него дотрагиваемся.
        Оля дёргает незнакомца за капюшон толстовки, Гаврила цепляется пальцами за его рукава, и я тоже прыгаю в эту кучу малу с кулаками наперевес. Тётушка Инесса всегда за глаза называла меня той ещё драчуньей, особенно после того, как в раннем детстве я зачитала до дыр пачку старых комиксов про восточные единоборства и с тех пор начала применять свои обрывочные знания везде, где можно, начиная от школьных драк с задирами и заканчивая войной с соседскими мальчишками во дворе за место на качелях. Теперь они наконец пригодились мне в полной мере!
        Но даже с учётом боевого опыта и нашего численного превосходства парень кажется сильнее нас, хотя, судя по возрасту, он едва ли на пару лет старше Ольги. Ему удаётся вывернуться из наших захватов, оставив в руках Гаврилы приличный кусок своей лопнувшей по шву кофты. Но, едва он кидается к выходу с кухни, как я уже клещом обвиваю его ногу, не позволяя сделать ни шага дальше.
        Незнакомец отчаянно шипит сквозь сжатые зубы, толкает меня в грудь другой ногой и успешно избегает ногтей Ольги, которыми та целится ему в лицо. Гаврила с протяжным воплем прыгает чужаку на спину, погребая его под собой и роняя на пол.
        Кажется, это победа! Теперь он уже не сможет подняться!
        Мы с ликующим видом удерживаем незнакомца в лежачем положении. Гаврила восседает на его спине, Оля тисками сдавливает запястья, а я всем своим весом опускаюсь на брыкающиеся ноги.
        - Кто ты такой?! - яростно спрашивает у поверженного противника Ольга, заглядывая ему в лицо. - Что тебе нужно от нашей семьи?!
        - Я изведу вас всех! - плюясь, кричит нам чужак. - Я уничтожу всё, что вам дорого, как когда-то вы лишили будущего меня и моего брата!
        - Мы не знаем ни тебя, ни твоего брата! - твердит пленнику Оля. - Ты ошибаешься!
        - О, нет! Я не ошибаюсь! На семье Валафамиды и вашей семье лежит ответственность за гибель моего единственного брата! И вы все заплатите смертью за его смерть! Запомните мои слова, пернатые крысы!
        Он неожиданно исчезает из нашего захвата, как призрак, буквально растворяясь в воздухе. Мы с Гаврилой оказываемся сидящими на полу, хотя ещё миг назад держали пойманного чужака, и даже Оля рассеянно смотрит на свои ладони, в которых только что сжимала запястья незнакомца.
        - Куда он делся? - испуганно спрашиваю я, оглядываясь.
        На кухне его больше нет, как и в прихожей и даже в подъезде. Оля выглядывает в окно, но и на улице нет знакомой фигуры. Словно всем нам на пару минут показалась только что произошедшая схватка. И лишь один Гаврила с торжествующим видом сжимает в руках кусок серой толстовки.
        - Он материален! - гордо сообщает нам брат. - Значит, его можно будет поймать и заставить ответить за всё, что он сделал!
        И именно после этих слов серый кусок тряпки в его пальцах начинает таять, и через миг в ладони Гаврилы уже ничего не остаётся.
        - Как же так?! Ведь я держал его только что! - сразу же сокрушается брат.
        - Что здесь вообще происходит? Кто это был?! - доносится до нас хриплый голос дяди Миши, который, всё ещё растирая своё горло, неловко пытается встать на ноги. Его грузная фигура слегка покачивается, и Оля мгновенно оказывается рядом, поддерживая его за локоть. Но дядя резко вырывает руку из её пальцев, словно моя сестра - прокажённая.
        - Не тронь меня, ведьма!
        - Вы нас извините, что мы без приглашения ворвались… - тихо бормочет Оля, отступая в сторону. - Нам просто Гаврила позвонил и сказал, что видел в окно, как этот чужак пытался вас задушить… Вот мы и пришли на помощь.
        Миша переводит взгляд под потолок, где ещё висит верёвочная петля. Даже страшно подумать, как бы всё это могло закончиться, если бы Гаврила не заметил в окне странную фигуру, и если бы мы вовремя не подоспели. Но дядя, очевидно, так совсем не считает.
        - Я всегда говорил, что ваша проклятая семейка меня до добра не доведёт! - хрипловато кричит Миша, отступая к подоконнику. - Ещё как только Анфиса мне всё рассказала о ваших тёмных делах, я сразу понял, что от всей этой вашей чертовщины будет плохо и мне и моему сыну!
        - Но мы же ни в чём не виноваты, - испуганно шепчу я, стараясь даже не смотреть на дядю, который мечет глазами молнии. - Мы ведь пытались сегодня вам помочь…
        - Если бы не эти ваши шашни с дьяволом и прочей нечистью, то моей жизни бы ничего не угрожало! Я думал, Гаврила, что ты совсем не такой как они! Что ты не посмеешь привести под мою крышу всяких духов и колдунов, будешь держаться от этого подальше! Мы ведь обсуждали это не раз!
        - Я же ничего не делал, - растерянно произносит Гаврила.
        - А как тогда эта нечисть нашла мой дом и чуть не довела до смерти, а?! Уходите отсюда все! Немедленно! Ваше ведьмовство едва не сгубило меня!.. Я не хочу никого из вас видеть, не хочу даже близко связываться с этим вашим колдовством! Вон!
        Оля хватает брата за руку и притягивает его к себе, крепко обнимая. У Гаврилы на глазах слёзы. Он совершенно не понимает, в чём он виноват, и чем заслужил к себе такое отношение, ведь сегодня он спас отцу жизнь, а заслужил почему-то лишь порицание.
        - Вы - пустоголовый человек! - неожиданно смело отвечает Ольга, глядя Мише прямо в его широкое багровое от гнева лицо. - Вы даже представить себе не можете, как тяжело нам сейчас жить, когда Инессы не стало. Анфисе плевать на всех нас, а теперь ещё и вы подводите своего сына! Надеюсь, вам будет стыдно!
        - Анфиса заслужила все эти несчастья за своё колдовство! И вы тоже! А ну-ка прочь из моего дома! И нечего тут лить свои слёзы! А тебе, Гаврила, стоит хорошенько подумать, какой судьбы ты себе желаешь! Пока ты будешь во всём поддерживать этих ведьм, путь к порогу моего дома для тебя закрыт!
        Подталкивая нас в спины, дядя как можно скорее выгоняет нас из своей квартиры, с грохотом захлопывая дверь. Мы втроём остаёмся стоять в холодном мраке подъезда, чувствуя себя униженными и облитыми помоями с головы до пят.
        Вот и благодарность за то, что ты спасаешь людей, за то, что целыми днями гоняешься за вредителями, досаждающими своими шалостями, и оберегаешь дерево от бед и паразитов.
        - Ничего, - утешает Ольга хныкающего Гаврилу, который к ней прижимается. - Мы всё равно сделали хорошее дело и спасли его от петли. Этот странный исчезающий парень ведь вынудил бы его повеситься, чтобы принести нам больше горя. И даже несмотря на эту неблагодарность, мы поступили правильно… Рано или поздно твой отец перестанет злиться, Гаврила. Не обижайся на него. Верно я говорю, Варя?
        Я киваю и иду к лестнице следом за сестрой и братом.
        - Почему это всё произошло? О чём вообще говорил этот незнакомец? - спрашиваю я у Ольги, пока мы медленно шагаем обратно к нашему дому.
        - Я не знаю, кто он такой. Но он явно не вредитель и отчаянно мстит нашей семье и семье Валафамиды, ничем не гнушаясь. Если бы Анфиса была в норме, то можно было бы разузнать что-то у неё, но теперь она нам не ответит.
        - Мы можем спросить у Валафамиды, - вставляет Гаврила, всё ещё размазывая пальцами по щекам подсыхающие слёзы.
        Ольга мотает головой и объясняет:
        - Если бы к ней было так просто попасть, то мы бы спросили. Но все естественные проходы через ветви в её мир закрыты, рыть свои тоннели мы не умеем, а медный ключ - единственный путь на это дерево - у Анфисы, которая даже дверь своей комнаты нам не откроет и слушать не станет…
        Когда мы возвращаемся домой, на пороге нас уже встречает обеспокоенная Лерочка, которая только и видела, как мы спешно убежали из гнезда, даже ничего ей не сказав. Собравшись в комнате Гаврилы и плотно затворив дверь, мы обмениваемся всей имеющейся у нас информацией. Рядом с угловым диваном, где мы сидим, стоит зеркало с отломанным уголком, и мы постоянно поглядываем через него на спальню, надеясь, что таким образом сумеем обнаружить незнакомца, если он рискнёт ещё раз проникнуть в наш дом.
        - Как можно бороться с тем, кого ты то видишь, то нет? И который может исчезнуть, стоит ему только захотеть? - спрашивает Гаврила, когда мы уже в пятый раз обсудили всё, что знаем о незнакомце и связанных с ним происшествиях в гнезде и за его пределами.
        - Для начала было бы неплохо понять, кто это вообще такой, - говорит Ольга. - Ведь он явно не человек и не вредитель. Люди не умеют исчезать, а вредителям не скрыться от нашего чутья. А, значит, он выходец с другого дерева или же какой-то древоточец немыслимой силы, о котором мы никогда не слышали!.. К тому же я хочу понять, правдивы ли его слова о том, что Валафамида и наша семья как-то связаны со смертью его брата.
        - Но почему со всем этим должны разбираться именно мы? - лениво растягивает слова Лера, пальцами терзая уголок подушки.
        - Потому что он угрожает нам и нашей семье, - твёрдо отвечает ей Оля. - Он проник в наше гнездо, каким-то образом одурманил Анфису, добрался даже до дяди Миши, чуть не принудив его полезть в петлю!.. И, судя по всему, он намерен извести и нас тоже.
        - Мне как-то не по себе от подобных мыслей, - признаюсь я.
        - Поэтому и надо придумать, что делать дальше!
        Лера уходит на кухню поставить чайник по нашей просьбе, а, когда она возвращается, Гаврила задаёт неожиданно дельный вопрос:
        - А как ему вообще удалось узнать про моего папу?
        - Он, наверное, постоянно тут в гнезде незамеченным ходит. Вот и подслушал, что мы говорили, - предполагаю я.
        - А адрес-то он как узнал? - не унимается брат. - Ведь он был там раньше меня.
        - При этом он исчез из гнезда, как только я пришла с работы, и Варя сумела разглядеть его в зеркале в прихожей, - задумчиво произносит моя старшая сестра.
        - Значит, - фыркаю я, - он почти сразу же отправился к дяде Мише? Какой деловой парень! Везде-то он успел дел натворить!
        - Это всё ужасно неясно и туманно…
        - Может, он умеет читать мысли? - округлив глаза, предполагает Лерочка.
        - Скорее, управлять разумом! - делится своими предположениями Гаврила, раскачиваясь взад-вперёд. - Ведь тогда, в ванной комнате, он внушил мне те печальные мысли, да и папа явно не просто так был готов полезть в петлю!..
        Я толкаю брата в плечо, чтобы он замолчал, и говорю:
        - Если бы он умел читать мысли, то действовал бы куда аккуратнее. Сегодня у Миши мы его почти схватили, и если бы не эта его способность исчезать, то у нас бы это точно вышло!
        Слабый голос Ольги привлекает наше внимание:
        - Кажется, я догадываюсь, откуда он столько знает о наших перемещениях…
        - Ну и?..
        - Антон, - только и выдыхает Оля и смотрит мне одной прямо в глаза. - Одноклассник, с которым я переписываюсь уже половину лета. Он постоянно меня расспрашивает о моих планах на день, о том, как дела у вас, и чем вы будете заняты, куда пойдёте…
        - С ума сойти! - восклицаю я.
        Даже сложно поверить в то, что моя взрослая сестра может оказаться такой дурочкой на поверку. И ведь, судя по всему, её совершенно ничего не смущало до этого момента!
        - И я ведь ему всё каждый раз очень подробно расписываю. Я думала, что ему действительно интересно, как живу я и моя семья, вот и делилась всеми подробностями. Но, похоже, всё это время это был совсем не он!
        - Ты в этом точно уверена? - на всякий случай спрашиваю я.
        - Да! Он как раз сегодня утром, стоило мне написать, что Гаврила идёт в гости к отцу, интересовался, мол, не боюсь ли я отпускать брата одного ездить по городу. Ну я и ляпнула, что дядя Миша живёт в соседнем дворе, в крайнем подъезде! И что он всегда сидит на кухне, встречает сына в окне, чтобы к нему по дороге никто не привязался!.. Вот он и вычислил его квартиру!
        - Какая же ты идиотка, - шепчу я себе под нос, закрыв лицо ладонью. - Поэтому он с тобой и видеться не хотел. Потому что это был вовсе и не Антон, судя по всему.
        Меня бы уже раз сто смутило бы такое внимание, даже от одноклассника, а Оля со своей головой, вскруженной любовью, совсем ничего и не заметила.
        - Только не ссорьтесь! - просит нас Лера, расставляя руки в стороны, чтобы мы со старшей сестрой не накинулись друг на друга.
        - Не пиши тогда больше этому своему знакомому, Оля, ладно? - говорит Гаврила. - Так мы хоть что-то он него скроем.
        - Но как мы своё гнездо-то обезопасим? - больше волнуюсь я. - Он тут расхаживает, как у себя дома! И я даже не до конца уверена, что зеркала действительно помогут его вычислить.
        - Если это тот самый парень, что был в художественной школе, то мы можем поджечь скрутку из полыни, - негромко предлагает Лерочка.
        Мы все молча смотрим на младшую сестру, пытаясь уследить за её ходом мыслей. Лера смущается от такого внимания, слегка розовеет и куда яснее всё описывает:
        - Когда мы курили травы в школе, то после полыни тот парень, сидевший за партой в самом углу, начал очень сильно кашлять. Никто больше не кашлял. Я подумала, что ему просто дым горло разъел, но, видимо, это был не простой приступ кашля.
        - Точно! - восклицает Ольга, рывком поднимаясь на ноги. - Полынь не нравится многим вредителям и выходцам из иных миров! Это растение горькой истины!
        - Значит, мы можем окурить им гнездо? И так вычислить, например, если ли этот чужак дома? - уточняю я, активно крутя головой по сторонам и пытаясь уследить за обеими сёстрами.
        - Мы по крайней мере должны попытаться!
        К счастью, такого добра, как травяные скрутки с полынью, в нашей кладовке и комнате Гаврилы оказывается вполне себе достаточно. Инесса почти каждое лето ездила с кем-нибудь из нас, своих племянниц, в поля и собирала там различные травы. Полынь мне, кстати, всегда меньше всех нравилось рвать. После неё руки всегда пахли горечью ещё несколько дней, но зато эффективность этой травы считалась по праву исключительной.
        И вот теперь мы в рекордные сроки разоряем все запасы полыни, тщательно окуривая всё гнездо и каждый угол в доме. Кроме комнаты Анфисы. Хотя и туда Ольга старается задуть как можно больше дыма, подсовывая травяной пучок под дверь. Всё гнездо оказывается объято едким дымом и белым маревом, но зато теперь мы чувствуем себя гораздо спокойнее.
        Собравшись на кухне за остывшим чаем и вытирая руки от остатков сухих скруток, мы до крайности собой довольны. Хоть как-то нам пригодились уроки наших тётушек.
        - У меня есть предположение, в котором нужно удостовериться, - едва сделав первый глоток чая, говорит Ольга. - Ещё когда мы были в художественной школе, то зелёный флюорит показал, что там был проход в какой-то мир. И теперь меня терзают дурные мысли о том, что этот ход может принадлежать нашему странному чужаку.
        - Ты думаешь, что он - выходец из иного измерения? - спрашиваю я.
        - Я не до конца уверена, кто или что он такое. Но посмотреть на ход или даже забраться в него - это способ с точностью ответить на этот вопрос.
        - Этот лаз может принадлежать совсем не ему или же вести вовсе и не в его мир, - говорит Гаврила, держась обеими руками за свою кружку. - Или же он может уметь рыть ходы и использовать их, чтобы быстро перемещаться по нашему миру.
        - Может, - подтверждает Оля. - А может использовать этот ход, чтобы сбегать к себе домой. И тогда мы оборвём ему связь с родным миром.
        - Что помешает ему прорыть ещё один ход, если это действительно окажется его лаз? - интересуюсь я.
        - Мы в любом случае испортим ему планы хотя бы частично! А, может, даже узнаем что-то большее о нашем госте! Но для начала нужно удостовериться, что ход там, где он был, и что он действительно принадлежит чужаку. Хотя, как по мне, даже его наличие в месте, где мы встретили этого парня, уже что-то да значит!
        - Выходит, мы возвращаемся туда, откуда всё началось?
        - Да, собирайтесь. Мы идём в школу.

* * *
        Пробраться в художественную школу в это время суток совсем и не сложно. Основная масса занятий уже закончилась, родители забирают своих детей, и на троицу подростков, проскочивших сквозь входные двери, никто даже не обращает внимания. Мы оставляем Леру в гнезде, поручив ей крайне важное занятие - следить через зеркала за домом, чтобы наш недруг не сумел больше никак попасть в квартиру, и периодически окуривать комнаты полынью. Такая миссия приходится нашей младшей сестре по душе, и она без лишних слов отпускает нас одних в школу.
        По полупустым коридорам мы ступаем тихо, как скрывающиеся от правосудия преступники, невольно втянув головы в плечи и постоянно оглядываясь, боясь встретиться случайно с директором. Формально сюда мы попали без спроса, хоть никому и не под силу отличить нас от обыкновенных учащихся этой школы, но всё равно нам троим очень некомфортно.
        - Всё ещё не могу поверить, что я ничего не заподозрила, - шёпотом сокрушается моя старшая сестра, пока мы блуждаем по переходам в поисках нужной аудитории.
        - Ты про что конкретно? - уточняю я.
        - Про Антона. Или, вернее, уже совсем и не Антона… Я ведь действительно поверила, что это он мне пишет, что ему не безразлична моя жизнь и жизнь моей семьи.
        - Оля, прекрати себя винить. Ты ничего не могла знать. Твоей любовью просто воспользовались в своих целях. Но зато теперь и у нас есть туз в рукаве!
        - О чём это ты? - Ольга смотрит на меня с подозрением.
        - Если тебе писал действительно наш исчезающий парень, то он ещё не знает, что мы его вычислили. Не прекращай общение с этим поддельным Антоном, но не выдавай ему больше никакой важной информации о семье и наших перемещениях!
        - И зачем мне продолжать ему писать? - Сестра непонимающе хмурится.
        - Потому что мы сможем воспользоваться этим в свою пользу! - Порой меня просто поражает её недальновидность. - Как только поймём, как с ним бороться, то сможем заманить его туда, куда нам нужно, и разделаться с ним раз и навсегда!
        - Хм. О таком я не думала…
        - Так что пиши ему дальше. Но осторожно… О, вот же та самая аудитория!
        Мы подходим к нужным дверям и дёргаем ручку.
        - Заперто! Вот же ж облом! - раздражённо шипит Ольга.
        - И что мы теперь будем делать? Вернёмся в гнездо? - Я настороженно кручу головой по сторонам, надеясь, что со стороны наша троица не выглядит слишком подозрительно.
        - У меня есть идея, - неожиданно подаёт голос Гаврила и подходит вплотную к двери.
        Он достаёт из кармана маленький сиреневый мешочек с завязками и вытряхивает из него себе на ладонь кусок жёлтого воска. Совершенно непримечательная вещица, которая неясно что забыла в кармане брата, но Гаврила почему-то с улыбкой прикладывает этот воск к замочной скважине. Жёлтая субстанция размягчается, и сама собой всасывается внутрь. Несколько долгих секунд ничего не происходит, а после мы слышим едва уловимый щелчок механизма, и дверь открывается.
        - Как тебе это удалось? - только и могу я удивлённо спросить у брата.
        Он лукаво поглядывает на нас с Ольгой, жестом зазывает нас внутрь пустой аудитории и захлопывает дверь.
        - Это мамин подарок.
        Гаврила демонстрирует нам этот кусочек воска, лежащий у него на ладони и уже принявший свою прежнюю форму.
        И что же в нём такого особенного?
        - Она сказала, что принесла его для меня из другого мира. Это было ещё на прошлый день рождения. Он способен открыть любой простой замок, потому что сам принимает нужную форму.
        - Мне Инесса говорила, что некоторые вещи из иных измерений могут быть опасны для нашего, - шепчу я, во все глаза разглядывая воск.
        Никогда бы не подумала, что у моего брата может быть такой занятный сувенир. И он молчал раньше? Это ведь сколько замков мы уже могли вскрыть и где только ни побывать!
        - Мама сказала, что этот воск безобиден. Она подарила его мне, потому что я постоянно теряю ключи от гнезда, а с этим воском могу не волноваться о подобном. Но… она попросила меня не рассказывать вам о нём, потому что была уверена, что все вместе мы найдём ему только дурное применение…
        - Очень предусмотрительно с её стороны, - ворчит Ольга. - Хотя вот сейчас он нам очень даже помог. Ты молодец, Гаврила, что вовремя вспомнил о нём.
        Брат расцветает на глазах. Я порой удивляюсь, как даже небольшая похвала от нас сёстрами способна его порадовать и заставить широко улыбнуться.
        Мы осматриваем аудиторию. С последнего нашего пребывания здесь она изменилась. Со стен пропали безликие картины, и на партах больше нет предупреждающих объявлений о призрачных лицах. Видимо, после нашего ухода проблема была решена. Правда, тогда никто не мог даже и подумать, что те лица позднее появятся в нашем гнезде и не исчезнут оттуда, пока мы с Инессой не пропоём песнь.
        - Где тогда ты нашёл признаки прохода? - спрашиваю я у Гаврилы.
        - Вон там! - Брат указывает на дальний угол помещения и начинает туда пробираться сквозь тесные ряды парт. Мы неотступно идём следом.
        - Я ничего не вижу, - говорю я, окинув стены и потолок беглым взглядом.
        - Он может быть скрыт, - предполагает Ольга.
        - Ты думаешь, наш исчезающий парень позаботился, чтобы его проход никто больше не нашёл?
        - Я бы на его месте так и поступила.
        - Но как тогда мы вообще сможем найти этот лаз? - интересуется Гаврила, внимательно заглядывая за занавески.
        - Зелёный флюорит рассыпается только от влияния ветров чужого измерения, - задумчиво говорит Оля, расхаживая взад-вперёд вдоль окон. - Значит, здесь будет поток воздуха.
        - Кажется, у меня есть идея! - неожиданно озаряет меня.
        Я подбегаю к грифельной доске, занимающей половину стены возле учительского стола, и набираю полную ладонь мела.
        - Что это ты удумала? - с сомнением в голосе интересуется Ольга, перекидывая себе на плечо свою толстую пахнущую репейным маслом косу.
        Сжав мелки посильнее, чтобы они раскрошились, я возвращаюсь к окну и, взмахнув рукой, рассыпаю перед собой получившуюся белую пыль. Она облаком взмывает вверх и начинает медленно оседать на пол. И в какой-то момент часть мела засасывает незримый поток воздуха прямиком в самый угол аудитории.
        - Попался! - восклицает Ольга. - Варька, ну ты даёшь! Такое даже мне в голову не пришло!
        Со смешком я присаживаюсь возле угла и провожу руками по стене. Моя ладонь сразу же проваливается куда-то сквозь слои краски и холодный бетон, и я испуганно отдёргиваю её обратно.
        - Ух ты… - шепчет Гаврила, присаживаясь рядом со мной на колени.
        - А ну ка, отойдите. - Ольга отпихивает нас в стороны. - Не лезьте туда. Я сама посмотрю.
        - Это почему это ты посмотришь? - я обиженно дую губы. - Это я нашла ход. Я хочу сама туда слазать!
        - Цыц! - осаживает меня сестра. - Больно мелкая ещё мне поперёк слово говорить. Я старше всех здесь - я полезу! Мало ли что окажется по ту сторону!
        Несколько минут уходят на пустые препирательства между нами тремя. Гаврила, несмотря на явный испуг, тоже намерен поучаствовать в изучении хода. В конце концов всё решают «камень-ножницы-бумага». Ольга выигрывает. Хотя чему я вообще удивляюсь? Она почти всегда умудряется оставить меня с носом в этой игре и только в ней. И у меня уже начинают появляться подозрения, что это вовсе не удача, а чёткий расчёт и психология.
        - Отлично! Я полезу, а вы сидите тут тихо.
        - А если там с тобой что-то случится? - не без опаски спрашиваю я.
        - Я только посмотрю, не переживай. Выходить не буду.
        И после этих слов Ольга рыбкой ныряет в угол, проваливаясь сквозь скрывающий морок прямиком в тоннель, ведущий в иное измерение. Едва её ноги исчезают в лазе, стена становится прежней - неровный слой краски, немного пыли и грязи. Будто так всегда и было.
        - Думаешь, с ней всё будет в порядке? - негромко шепчет мне Гаврила.
        - Да что с ней станется. Это же Оля…
        Уже через две минуты старшая сестра с натужным оханьем выпадает из лаза обратно в аудиторию. Сперва из стены появляется её макушка, а следом и всё тело.
        - А ты быстро, - подмечаю я, помогая ей подняться на ноги и отряхнуться.
        - Там делать нечего. Ход явно не естественный, самодельный и довольно короткий. Ветви деревьев здесь не пересекаются, это безусловно прорытый кем-то путь в наш мир. На другом конце только какая-то тесная тёмная комната с единственной дверью. Она заперта на засов снаружи, и через крошечное решётчатое окно вообще ничего не видно.
        - Звучит так, будто это тюрьма, - со смешком произносит Гаврила.
        - Вот и я тоже так подумала, - серьёзно заявляет Оля, скрещивая руки на груди.
        - Ты реально думаешь, что этот исчезающий парень - это какой-то сбежавший преступник, что сидел в тюрьме на другом дереве? - на всякий случай переспрашиваю я, присаживаясь на край ближайшей парты.
        - Просто мне всё это напомнило одну нехорошую историю, - пускается в объяснения Ольга. - Валафамида и Инесса как-то вдвоём пытались поймать воров, что рыли ходы между мирами, крали местную экзотику и после перепродавали её в других измерениях. Тогда нашим семьям удалось их схватить, и Валафамида пообещала заключить преступников в тюрьму, где их ждало справедливое наказание.
        - Я помню эту историю! - озаряет Гаврилу.
        Я тоже согласно киваю.
        - И вот меня терзают смутные сомнения, что всё это может быть связано. Наш исчезающий парень умеет рыть ходы меж измерениями, он упоминал, что мстит за смерть брата семьям Валафамиды и Инессы, а его лаз ведёт прямиком в темницу… Слишком много совпадений.
        - Даже так - это всего лишь предположение, - неуверенно выдавливаю из себя я.
        - Ты права, - Оля облизывает губы. - Мы должны убедиться во всём наверняка. Это наша единственная ниточка к исчезающему незнакомцу. Мы просто обязаны её проверить. Так что… нам придётся найти способ, как попасть на дерево Валафамиды.
        Глава 8
        Медный ключ
        Мы ждём глубокой ночи. Пока на гнездо волнами накатит тишина, чтобы мы под покровом мрака свершили своё тайное дело. В спальне Анфисы раздаются едва слышные шаги. Но, чтобы наверняка узнать, кому же они всё-таки принадлежат, нужно проникнуть в комнату, а мы не хотим туда заходить раньше времени. Мы выжидаем и уповаем на то, что к ночи шаги стихнут. Иначе наш план сорвётся, даже толком не начавшись.
        Распахнув дверь в коридор, мы сидим в детской, практически не сводя взгляд с запертой двери тётиной спальни. Боимся пропустить момент, если через неё кто-то решит выйти. Вся наша комната заставлена зеркалами, а Ольга периодически поджигает на тарелочке скрученные засохшие листья полыни, надеясь обезопасить нас всех.
        Гаврила расстелил на полу старое шерстяное одеяло и забрался на него с ногами, а мы с сёстрами целиком заняли мою скрипучую металлическую кровать, облокотившись на подушки. Коротая часы, мы первое время играем в «подкидного дурака», но после того, как я выигрываю уже в шестой раз подряд, всем это надоедает. Да, я всегда славилась своей потрясающей везучестью в играх такого рода, особенно в картах и домино. Когда-то Инесса научила меня играть в них, и с тех самых пор никто в гнезде не знал покоя, потому что я постоянно искала себе компаньонов, но вечно проигрывать далеко не всем было по душе. Так что все члены семьи со мной обыкновенно напрочь отказываются играть, как я ни упрашиваю, но в этот вечер нам очень скучно, и Оля идёт на компромисс, доставая на свет потрёпанную колоду, о чём жалеет уже через час, когда я в который раз довожу Леру до слёз своей победой. По итогу карты оказываются сложены, перетянуты резинкой и заброшены в дальний угол письменного стола Ольги до лучших времён, а мы так и продолжаем ждать, умирая со скуки.
        В основном все наши мысли занимает только голод, который безжалостно крутит животы. Скудная порция гречки, посыпанной сухим укропом, была нашим ужином сегодня, и ничуть не наполнила желудок. Отчаянно хочется сладкого, хлеба или хотя бы маленького кусочка сыра, но холодильник совершенно пуст, как и все кухонные шкафы, а Оля постоянно напоминает нам, что стоит думать вовсе не о том, как набить животы, а о чужаке, поселившемся в нашем доме, подчинившем себе волю Анфисы и чуть не погубившем дядю Мишу.
        - Возьмите себя в руки, - весь вечер твердит сестра. - Мы должны вернуть власть над гнездом себе. Этот незваный гость пришёл на наше дерево, натворил тут дел, и мы обязаны всё исправить. Валафамида нам непременно поможет.
        В чём-то она, конечно, права. Наше гнездо оказалось в чужой власти. Власти недоброй и пагубной. И кому как не нам следует отстоять свой дом.
        Ольга негромко включает на своём планшете какое-то попсовое радио, чтобы в нашей детской было не так тихо, и мы продолжаем выжидать. Гаврила неотрывно смотрит в телефон, Лера пытается переделать криво получившуюся фенечку, а мы с Олей, отыскав длинную красную нить и связав её концы, плетём кошкину колыбель, перекидывая верёвку с пальцев на пальцы и постоянно путаясь в порядке.
        Красная нить натянута между моими ладонями, и почему-то в этот момент я думаю о зове, которому учила всех нас Инесса. Незримая красная нить, что связывает сердца всех членов нашей семьи, и, коснувшись которой, можно легко позвать на помощь без промедления.
        - Гаврила, - еле слышно зову я брата, - а почему сегодня ты позвонил домой, когда увидел чужака в окне дяди Миши?
        Оля странно на меня смотрит, будто я сказала что-то не то.
        - Наверное потому, Варька, что этот чужак хотел его отца повесить, - отвечает моя старшая сестра вместо брата. - Ты не думаешь, что это стоило того, чтобы нам позвонить и позвать на помощь?
        - Да нет же! - Я стряхиваю с пальцев верёвку. - Я это к тому, почему ты не воспользовался зовом, Гаврила? Ведь так было бы гораздо быстрее, и мы бы без лишних слов бросились на подмогу. Те секунды, что ты потратил на набор номера и торопливые объяснения, могли бы стоит твоему папе жизни. Хорошо, конечно, что мы всё же успели. Но лучше бы ты позвал нас не по телефону.
        Гаврила неожиданно начинает беспокойно ворочаться на месте и отводит глаза в сторону.
        - Что такое? - первой подмечает его смятение Оля.
        - Я пытался, - выдавливает из себя наконец-то брат. - Это было первое, что я попробовал. Всегда ждал подходящего момента, чтобы полноценно воспользоваться зовом, ещё с того дня, как услышал о нём. Но у меня ничего не вышло…
        - Совсем не вышло? - спрашиваю я. - Ты, наверное, был очень испуган и что-то напутал.
        - Нет! - продолжает твердить Гаврила. - Я всё знаю, но это уже не в первый раз. Я и раньше пробовал им пользоваться, хотел проверить, получится или нет. И у меня ни разу не вышло. Но я думал, что это не срабатывало из-за обстановки. Мол, я не в опасности, вот и все дела. Но теперь я был действительно испуган, я очень хотел достучаться до вас и звал, звал, пока не понял, что это всё впустую - ничего не выходит… И тогда уже схватился за телефон.
        - Как же так?.. - говорит Лера, морща лоб. - Даже у меня получилось один раз!
        - Когда мы разберёмся с исчезающим парнем и вернём Анфису в чувства, то я поговорю с ней, чтобы она тебе подробно всё объяснила и потренировалась с тобой, - обещает Ольга.
        - Спасибо…
        - Да мы и сами можем с тобой позаниматься! - загораюсь я. - Чем мы хуже Анфисы?
        - Тсс, Варька, - шипит на меня сестра. - Не так громко. Мы и так разговорились больно. Нам нужно, чтобы Анфиса заснула сегодня, если она не спит, и чтобы в её комнате никого больше не было. Если чужак там, он должен рано или поздно уйти.
        - А, может, уже пора? - с надеждой протягивает Лера, завязывая на своём запястье переплетённую фенечку.
        - Нужно сперва проверить.
        Выбор почему-то падает на меня. Ольга оправдывает это тем, что я однажды уже подглядывала за Анфисой из-под двери, а Лера и Гаврила, видимо, просто боятся. Мне вручают крошечное карманное зеркало и отправляют в коридор, с любопытством наблюдая с кровати за моими робкими шагами.
        Ну ладно. Надо взять себя в руки и посмотреть, спит ли уже Анфиса, и нет ли чужака в её комнате. Уже поздний вечер, и если мы так посидим ещё хотя бы пару часов без сна, то всех понемногу начнёт клонить в сон. А нам нужно бы ещё найти гнездо Валафамиды и её дочерей.
        Я прикладываю ухо к двери. В комнате Анфисы стоит тишина. Ни единого звука. Опустившись на пол, я не без содрогания заглядываю под дверь. В моей памяти ещё свежи воспоминания о том, как я в последний раз таким образом решила удовлетворить своё любопытство. И как там на полу лежала Анфиса, выглядевшая как живой труп, и как она смотрела прямо на меня.
        Брр! Даже думать не хочется, что такое может повториться.
        Но, к моему счастью, на полу никто не лежит. Узкая щель позволяет мне не так далеко заглянуть в эту комнату, и я торопливо подношу к глазам карманное зеркальце, чтобы убедиться, что в спальне нет чужака. В гладкой поверхности отражается лишь пустой пол.
        - Ну что там? - шёпотом зовёт меня из детской Оля.
        Я бесшумно поднимаюсь на ноги и машу рукой, подзывая сестёр и брата к себе.
        - Там никого нет. Тапки тёти у её кровати. Возможно, она спит.
        - Давайте попробуем, - просит Гаврила. - Приоткроем дверь слегка и заглянем в щёлку.
        - Вперёд. - Ольга подталкивает брата к двери. - Только тихо.
        Гаврила достаёт из кармана мешочек с воском и осторожно прикладывает жёлтый кусок к замочной скважине. Довольно быстро раздаётся щелчок вертушка, который отпирает для нас дверь. И Ольга сразу же беззвучно тянет её на себя, просовывая лицо в спальню Анфисы.
        Нам в нос бьёт слабый запах металла и древесины, но его почти сразу же перебивает тяжёлый дух пыли и ветхости. Тётя и правда лежит на кровати, прямо в одежде, вытянувшись поверх одеяла и пледа. Её глаза закрыты, руки сложены на животе, но грудь слабо вздымается. Ольга жестами просит нас остаться в коридоре, пока она крадётся к кровати Анфисы.
        Если тётя проснётся, то мы даже не сможем предположить, что тогда будет. Она может находиться под полным контролем нашего опасного чужака. Лучше действовать бесшумно и не тревожить её лишний раз. Когда мы поймём, кто такой этот исчезающий незнакомец и в чём заключается его сила, тогда и будем искать методы, как вернуть Анфису в сознание. А пока мы лишь заберём медный ключ и попытаемся добраться до Валафамиды. Это наш единственный путь.
        Ольга сливается с тенями и практически нависает над спящей Анфисой. Она протягивает руку к медному ключу на цепочке и пытается осторожно его снять с шеи тёти. Та даже не шевелится. Кажется, что она погружена в непробудный сон, и мы с Лерой и Гаврилой, замерев в дверном проёме и затаив дыхание, надеемся, что Анфиса так ничего и не почувствует.
        Цепочка скользит вверх и запутывается в волосах. Ольга закусывает губу от напряжения и медленно пальцами убирает локоны, а после легко и беззвучно вытягивает ключ. Едва он оказывается у неё в руках, сестра на цыпочках пробирается к выходу и выскальзывает в коридор. Мы торопливо закрываем за собой дверь и всей толпой возвращаемся в детскую, всё ещё не в силах поверить, что первая часть нашего плана оказалась успешно пройдена.
        - Он у нас! - Оля сжимает в пальцах ключ и во все глаза его разглядывает.
        Тонкий стержень, круглая головка из переплетённых медных перьев - совсем непримечательная вещь, которая тем не менее способна открыть любую дверь и проложить путь даже в самое дальнее измерение Леса. Ключ доверяется лишь старшей в гнезде, но мы готовы сейчас нарушить любые правила, чтобы защитить свою семью, и мы не боимся даже последствий за это самоуправство.
        Ольга закрывает дверь нашей детской, и мы все встаём перед ней, нервно поглядывая то на ключ, то на замочную скважину. Никто из нас никогда ещё не перемещался таким образом на иные деревья. Это всегда было доступно лишь Инессе.
        - Что мы должны делать? Как попасть с помощью него к Валафамиде? - шепчет Лера, дёргая свою фенечку на запястье.
        - Я не знаю, - отвечает Оля, потирая пальцами ключ. - Инесса обычно ничего не говорила, а просто вставляла ключ в скважину и открывала дверь уже в другом мире.
        - Вы же понимаете, что мы можем попасть совсем не туда, куда нам надо? - предупреждаю я сестёр и брата.
        Они все сразу же оборачиваются на меня, будто надеются, что я скажу ещё что-нибудь умное.
        - Ты же постоянно с Инессой листала всякие книги про соседние измерения, - вспоминает Ольга. - Ну неужели там ничего не было про этот ключ, а?
        - Не было, - бурчу я в ответ. - Тётя тщательно следила за тем, что я читаю.
        Сейчас-то я уже замечательно понимаю, как внимательно Инесса относилась ко всей литературе, что мне давала. Чтобы я ненароком не узнала об участи нашей семьи, о заключённом с Царём Леса договоре и Теневом вестнике. Она оберегала мой детский разум от таких сложных тем, но теперь, когда её не стало, я оказалась кораблём, потерявшимся в ужасном шторме, имя которому - незнание. Уж лучше бы она всё открыла мне и сёстрам ещё давно, лучше бы ничего не скрывала и дала бы нам смириться со всеми этими сведениями ещё при жизни. Потому что теперь я чувствую, что десятки прочитанных мной книг оказались совершенно бесполезны. Ведь они никак не помогают мне сейчас спасти семью от преследователя, защитить гнездо от гнили и вернуть Анфисе власть над собственным разумом.
        - Выходит, - опасливо интересуется Гаврила, - мы можем оказаться где угодно, если неправильно откроем дверь этим ключом?
        - Не исключено, - говорит Оля. - Но надо рискнуть. Если боитесь, то лучше останьтесь дома. А я всё равно пойду.
        - Мы с тобой! - сразу же восклицаю я, и Лера с Гаврилой тоже кивают головами, как заведённые.
        Ольга нерешительно вставляет ключ в замочную скважину. Он входит туда как по маслу, будто всегда отпирал дверь нашей детской.
        - Мы хотим попасть к гнезду Валафамиды, - громко и чётко говорит Оля, а после обращается уже к нам: - Вы тоже все думайте о Валафамиде!
        Я хмурюсь, не позволяя своим мыслям даже отвлекаться от Валафамиды и её дочерей, представляю их образ и вспоминаю белого кота Аха.
        Ольга поворачивает ключ, и замок щёлкает. Сестра медленно опускает ручку и опасливо открывает дверь. Мы все затаиваем дыхание.
        За порогом стоит непроглядный чёрный лес.
        Всюду, куда ни посмотри, тянутся высокие и тонкие стволы деревьев, чья кора напоминает цветом уголь. Их можно различить в общем ночном мраке только благодаря огромной серповидной луне красноватого оттенка, заслоняющей собой большую часть неба.
        - Мы точно там, где нужно? - неуверенно спрашивает Гаврила, высовывая голову в проход и осматриваясь по сторонам.
        - Мы ничего не знаем о мире Валафамиды. Это может быть он, а может и не он… Нужно осмотреться, - командует Оля, вешая ключ себе на шею, и первой перешагивает порог. Прижавшись друг к другу, мы тесной толпой тоже ступаем следом, не отставая.
        Едва наша бравая четвёрка оказывается по ту сторону, как дверь сама собой захлопывается за нашими спинами. Я вздрагиваю от этого звука, потому что в чёрном ночном лесу больше нет никаких шумов. Он словно выглядит вымершим и безжизненным. Здесь не кричат птицы, не шумит в листьях ветер, не скрипят деревья. Это безмолвный мир.
        - Мне не по себе от этого места, - тихо произносит Лера, прижимаясь ко мне всем своим тщедушным телом. Я чувствую, как её бьёт крупная дрожь.
        И вот зачем она пошла с нами? Ведь могла спокойно остаться в гнезде, но решила не отрываться от коллектива, а теперь дрожит как осиновый лист.
        - Давайте-ка не будем тут шуметь, - предлагает Оля.
        Кажется, она чувствует то же, что и все мы - гнетущую тишину этого чёрного леса. Тишину неестественную и опасную.
        Едва мы оборачиваемся, чтобы посмотреть, что же осталось на месте двери, из которой мы вышли, как где-то в стороне раздаётся короткий и низкий звук, больше похожий на рык. Я сразу же хватаю Ольгу за ладонь и физически ощущаю, как у меня волосы на затылке встают дыбом.
        - Спокойно! - шипит старшая сестра, хотя у самой в красном лунном свете лицо кажется бледным и испуганным.
        Звук больше не повторяется, но нас уже увлекает совсем другая проблема. На месте нашего прохода располагаются руины разрушенного деревянного дома. Огромная гора чёрной древесины, побитых окон и торчащих балок. Перед всем этим хаотичным нагромождением, покосившись, стоит рассохшаяся старая дверь, прислонённая к груде брусьев. И больше вокруг нет ничего: лишь чёрный немой лес и развалины одинокого дома.
        - Куда нас привела эта дверь? - удивляется Гаврила, запуская пальцы в свои отросшие кудрявые волосы на голове.
        - Мы просили ключ открыть нам проход к Валафамиде. И вот мы здесь, - едва слышно отвечаю я, поглаживая по плечам напряжённую, как струна, Леру, всё ещё жмущуюся ко мне.
        - Ты думаешь, это дом Валафамиды? - не верит моим словам брат.
        - Боюсь, это то, что от него осталось, - подаёт голос Ольга, и наши взгляды сразу же устремляются на неё. - Исчезающий парень твердил, что мстит нашим семьям за смерть брата. А что, если он уже успел добраться до Валафамиды и её дочерей, а теперь разбирается с нами?
        - Значит, это их гнездо?.. - выдыхает Лерочка, даже на миг выпуская меня из тисков своих рук. - И от него больше ничего не осталось?..
        - Пока что всё выглядит именно так, - Ольга кивает. - Он избавился от Валафамиды, её семьи и их дома. И, похоже, что мы на очереди. Скоро он так же поступит и со всем, что нам дорого…
        Её прерывает звук треснувшей ветки совсем неподалёку. Мы все синхронно вздрагиваем и отшатываемся в сторону, сбившись в тесную кучу.
        - Что это было? - шепчу я.
        - Не знаю, - сглатывает Оля. - Но это место нравится мне всё меньше и меньше.
        Мы обыскиваем глазами темноту, пытаясь разглядеть источник звука в этом безмолвном лесу. Какое-то светлое пятно проскальзывает возле разрушенного дома на уровне травы и одним бесшумным прыжком преодолевает завал из сломанных досок, оказываясь перед нами.
        Белая шерсть покрыта налётом пыли и грязи, раздвоенный кончик хвоста мягко покачивается в воздухе. Кот окидывает нас оценивающим взглядом.
        - Ах! - радостно выдыхает Лера, отрываясь наконец от меня и устремляясь к животному.
        Она падает на колени и притягивает к себе не особенно и сопротивляющегося кота. Он выглядит немного исхудавшим, чумазым и одичавшим, но встречает нас прежним басовитым мяуканьем.
        - Похоже, он тут давно один бродит возле дома, - с жалостью в голосе говорит Оля, присаживаясь рядом с Ахом. - Хорошо, что мы его нашли.
        - Мы же возьмём его с собой? - умоляюще шепчет Лера, не выпуская кота из рук.
        - И куда мы его денем? - без особенного восторга принимает эту идею Оля. - У Анфисы аллергия на шерсть, а нам его даже кормить сейчас нечем.
        - Ну пожалуйста, Оля! - продолжает упрашивать младшая сестра. - Он же тут совсем один был всё это время! Кто знает, что случилось с его хозяйками! Мы не можем его просто так оставить!
        - Не шуми так, - с лёгким раздражением в голосе просит Ольга и оглядывается на меня, желая отыскать поддержку. Но вот я в этом вопросе поддерживаю Леру.
        - Анфиса всё равно безвылазно сидит в своей комнате! - говорю я. - Так что я за то, чтобы приютить этого кота. Идти ему больше некуда. С нами ему явно будет куда лучше, чем одному здесь, посреди глухого леса, на руинах его старого дома.
        Ольга закатывает глаза.
        - Я тоже думаю, что его надо взять! - радостно соглашается Гаврила, чем окончательно вгоняет нашу старшую сестру в тоску.
        Ах неожиданно беспокойно начинает возиться на руках Леры. Шерсть на его загривке топорщится, хвост бьёт по бокам, а большие белые клыки словно заметно увеличиваются в размерах.
        - Что это с ним? - обеспокоенно спрашивает Лерочка.
        - Думаю, он что-то чует, - предполагаю я.
        - Что?
        - Их!.. - надтреснутым голосом вдруг отвечает Гаврила и указывает дрожащим пальцем на лес за нашими спинами.
        Мы оборачиваемся, чтобы увидеть, как темноту меж чёрными стволами деревьев расцвечивают сотни ярко-жёлтых горящих глаз. Совершенно круглые и не моргающие, они следят за нами, как за загнанными в угол букашками. И ничего хорошего в этом взгляде нет.
        Ах начинает раздражённо шипеть, и именно этот звук, разрезающий царящую здесь тишину, как острый нож, возвращает нас в чувство.
        - Быстро! Открываем проход! - вскрикивает Ольга и начинает нервно снимать с шеи ключ. Цепочка путается в её длинной косе, пальцы моей сестры дрожат, и в конце концов ключ вырывается и падает на землю, исчезая в траве.
        - Вот же ж!.. - шипит Оля.
        Мы с ней вдвоём бросаемся на поиски ключа, и холодный металл мне первой утыкается в ладонь.
        - Нашла! - Я поднимаюсь на ноги и бросаюсь к покосившейся старой двери.
        - Скорее, Варя, скорее! Выведи нас отсюда! Выведи куда угодно! - поторапливает меня сестра.
        Глаза за спиной начинают неуловимо перемещаться с места на место. Они скользят в темноте леса, не выпуская нас из виду, и, кажется, подбираются всё ближе. Но при этом так и не выходят из своих теней, что служат им убежищем.
        Наконец ключ попадает в замочную скважину, едва слышно щёлкает механизм, и мы быстрее всей толпой вваливаемся в открывшуюся дверь, даже не посмотрев, куда ведёт новый проход.
        Нас встречает жёстким ударом ледяной кафельный пол, и пока мы пытаемся подняться, сзади захлопывается дверь. Последнее, что мы видим за ней - десятки круглых жёлтых глаз, что глядят на нас из мрака уже в паре метров от порога. Дверь отсекает нас от этого мира раз и навсегда.
        - Ну и куда ты нас привела? - достаточно прохладным тоном интересуется Ольга, нависая у меня над душой, пока я поднимаюсь с колен и пытаюсь отряхнуть футболку и шорты.
        Рядом Гаврила помогает встать Лере, которая ни на секунду не отпускает Аха, уже успокоившегося и послушно устроившегося у неё на руках. Кот мерно бьёт своим раздвоенным хвостом и принюхивается к воздуху вокруг.
        Всё же Лера умеет добиваться своего, когда ей этого хочется. Она желала забрать кота, и она его забрала. И теперь уже ни возмущения Ольги, ни ворчание Анфисы, если мы его когда-нибудь дождёмся, не заставят Леру отпустить животное.
        - Варька! - зовёт Оля, дёргая меня за локоть. - Ты мне объяснишь или нет?! Куда ты нас завела?
        - Ты просила вывести нас куда угодно. Вот я и вывела, - недовольно бурчу себе под нос. А сама наконец-то оглядываюсь по сторонам.
        Мы в широком холодном подъезде явно жилой и поистине исполинской многоэтажки. Кругом царит полумрак, который едва ли разгоняют тусклые тёмно-жёлтые лампочки, то тут, то там развешенные под потолком, как стая светлячков. За нашими спинами монолитом высится тяжёлая металлическая дверь подъезда, в которой вместо замочной скважины зияет лишь высверленное неровное отверстие для какого-то огромного ключа, судя по размерам дыры. Впереди виднеется небольшая лестница, укрытая, как и весь пол, потрескавшейся плиткой коричневого цвета, а за ней начинаются ряды одинаковых почтовых ящиков.
        - Не могу объяснить, почему мне так кажется, но это не похоже на обычный подъезд, - едва слышно признаётся Ольга и забирает у меня из рук медный ключ, пока я нас ещё куда-нибудь не завела.
        - Ещё при жизни Инесса несколько раз рассказывала мне об одной своей знакомой, тоже из лесных стражей, - негромко признаюсь я, нервно облизывая и покусывая свои шершавые губы. - Тётя говорила, что эта женщина знает очень и очень многое, и живёт отшельницей в огромном доме на дальнем дереве, одновременно очень похожем и очень непохожем на наше.
        - Дай угадаю, ты именно в этот дом нас и привела? - не без недовольства интересуется Оля.
        - Я никогда здесь не была. Только знаю от Инессы, что её знакомую зовут Сто девяносто девять, и что Инесса изредка бывала у неё в гнезде, когда не могла отыскать какую-то информацию. И когда ты закричала, чтобы я выводила нас из леса, то я почему-то подумала об этой женщине. Ведь если к ней даже наша мудрая тётушка обращалась за помощью, то почему бы и нам не спросить у неё, что ей известно об исчезающем парне… Я не думала, что мне действительно удастся открыть проход по одним только имеющимся у меня обрывкам сведений о Сто девяносто девять…
        Всё это звучит как крайне глупое оправдание, но моими мыслями в тот момент действительно завладели старые тётушкины рассказы.
        - Это правда её настоящее имя? - сомневается Гаврила.
        - А ты уверена, что мы точно в том доме? - спрашивает Оля, и по её тону я готова поклясться, что она едва сдерживается, чтобы не поднять меня за шиворот и хорошенько не потрясти, пока вся дурь из головы не выйдет.
        - Нет, - бормочу я, отводя глаза. - Я больше ничего не знаю. Но раз дверь открылась сюда, то, может, знакомая Инессы и правда живёт в этой многоэтажке?..
        - Яс-с-сно… - сквозь сжатые зубы шипит Ольга и демонстративно направляется к двери подъезда. - Пойдёмте домой! Нечего терять тут время! Сейчас я открою проход.
        - Постой, - удивлённо восклицает Лера, поудобнее перехватывая Аха. - Ты действительно хочешь уйти?
        - А что? - Оля поворачивается к нам и непримиримо скрещивает руки на груди. - Варька сама не знает, куда нас привела. О знакомой Инессы она помнит только имя, нас перебросило в подъезд огромной многоэтажки, судя по количеству почтовых ящиков. И искать тут нужную квартиру можно очень и очень долго!.. Уж лучше вернёмся домой и своими силами справимся с чужаком!
        - Но ведь это наш шанс что-то о нём разузнать, - не сдаётся Лера, неожиданно встав на мою защиту. - С Валафамидой и её семьёй явно случилось что-то нехорошее. Этот чужак мог их уничтожить, а мы о нём совсем ничего и не знаем. Если эта Сто девяносто девять помогала Инессе, то может и нам помочь. Хотя бы дать полезный совет - этого уже будет достаточно!
        Ольга начинает злиться, и это видно невооружённым взглядом, но в бой вступает ещё и Гаврила.
        - Оль, давай попробуем, - просит он. - Дома всё равно делать нечего. От нас ведь не убудет, если мы найдём эту женщину и поговорим с ней. Этот мир выглядит вроде не так опасно, как тот чёрный лес, так что мы всегда сможем сбежать, если вдруг что-то случится. Ну, пожалуйста!..
        Оля сжимает губы в узкую полоску - верный признак того, что в ней борются сомнения. Конечно, её страх понятен всем нам. После произошедшего в лесу уже всё вокруг не кажется таким уж безопасным. Но бездействовать нельзя. На кону жизнь и благополучие нашей семьи, сохранность гнезда и судьба Анфисы. Мы должны рискнуть.
        - Ладно, - сдаётся Оля, вешая ключ обратно себе на шею. - Давайте поищем эту вашу Сто девяносто девять. Но!.. Если будет хотя бы намёк на опасность, то мы сразу же уходим домой! Это вам ясно?
        - Да! - радостно улыбаемся мы с Лерой.
        - Всё ясно! - чеканит Гаврила, а на его круглых щеках загорается розовый румянец.
        Никогда прежде я не видела таких огромных подъездов. Наверняка, снаружи эта многоэтажка смотрится внушительно, затмевая собой половину неба, но и внутри тоже есть чему подивиться. Мы направляемся в сторону лифтов, держась вместе и ни на миг не теряя бдительности. Атмосфера вокруг настораживает. Подъезд кажется тихим, но в этой тишине есть что-то неправильное. Потому что обыкновенно в подъездах всегда стоит какой-то шум, эдакая череда привычных уху фоновых звуков. Но здесь этого нет. Не скользят лифты по натянутым тросам в своих шахтах, не хлопает входная дверь, не слышно жильцов или лая домашних псов. Словно этот дом уже давно заброшен. Вот только тусклые лампочки в подъезде, разгоняющие мрак, и заполненные макулатурой почтовые ящики ещё уверяют нас в обратном.
        Длинные и одинаковые ряды неподписанных металлических ящичков тянутся вдоль стен далеко вперёд, растворяясь в плохо освещённом коридоре.
        - Вот это да, - выдыхает Гаврила, скользя по ним взглядом. - Как тут много квартир.
        Он проводит ладонью по ящикам, и на его пальцах остаются хлопья старой краски серого цвета.
        - Давайте-ка не будем ничего здесь трогать, а скорее поднимемся на лифте, - просит Оля, отдёргивая руки брата, который уже пытается что-то забрать из одного ящика.
        - А на какой этаж нам надо? - спрашиваю я.
        - Понятия не имею. Нам стоит найти того, кто подскажет нам, как отыскать здесь Сто девяносто девять. Так что любая квартира сгодится. Можно и на второй этаж съездить.
        - Уж лучше бы пешком, - просит Лера, которая всегда недолюбливала лифты.
        - Находишься ещё в своей жизни! - несколько грубо отвечает ей Оля и спешно устремляется вперёд, завидев за длинной чередой ящиков двери лифта.
        Однако стоит нам подойти к ним, как оказывается, что кнопки вызова нигде нет. Лифтов здесь много. Я чуть ухожу дальше, чтобы утолить своё любопытство, и всё время, что я иду вперёд, сплошная вереница лифтовых дверей так и тянется вдаль. Меня одолевает нехорошее чувство.
        - Варька! Ты куда убежала? - зовёт меня Оля. - Давай обратно! Не надо от нас отходить! И мы тут, кстати, нашли кнопки!
        Я скорым шагом возвращаюсь. Сёстрам и брату действительно удалось отыскать на одной из стен широкую доску с десятками неподписанных кнопок.
        - Их же тут штук сто, если не больше! - с досадой твердит Гаврила, изучая совершенно одинаковые металлические кнопки. - Как узнать, на какой этаж какая из них ведёт?
        Оля заставляет брата потесниться и нажимает на одну из них.
        - Давайте просто выберем вторую по счёту. Вот и всё!
        Кнопка вдавливается, но никакого звука нет. В шахтах лифтов стоит гулкая тишина, и Оле приходится ещё раз нервно нажать кнопку.
        - Да что же это такое? Почему она не реагирует?.. Так! А если выбрать следующие?..
        Ещё минуту она жмёт на все кнопки подряд, надеясь вызвать лифт. Но из этого ничего не выходит.
        - А больше нигде этих кнопок нет? - спрашивает Лера.
        - Я прошла вперёд, - отвечаю ей я. - Там только лифты. И всё. Кнопок нет и ничего похожего на них тоже.
        - Ладно, - сдаётся Ольга. - Видимо, лифты сломаны. Пойдёмте по лестнице, так и быть.
        Мы выдвигаемся вперёд, безмолвно скользя вдоль одинаковых плотно закрытых лифтовых дверей. А они всё не заканчиваются и не заканчиваются. Кажется, мы идём так уже минут пять, но конца им совсем не видно.
        - Неужели тут у каждого жильца свой собственный лифт? - причитаю я, без устали вглядываясь вперёд. И вскоре мы, к нашей общей радости, различаем вдали выкрашенные по бокам краской салатового цвета ступени, уводящие наверх.
        - Хорошо! - восклицает Оля. - Хотя бы лестницы здесь есть, и они выглядят нормальными!
        Мы начинаем подниматься. Круглые плафоны ламп, изредка встречающихся на стенах, мутные и желтоватые, из-за чего их свет практически не разгоняет мрак. Лестница всё тянется и тянется вверх, прерываясь лишь на короткие площадки, где совершенно ничего нет. Стены до середины покрыты светло-зелёной краской, облупившейся в некоторых местах. Но больше нас волнует то, что лестница так никуда и не выводит. Её пролёты повторяются раз за разом и никаких дверей, окон или открытых участков нет.
        - Что-то мы слишком долго поднимаемся. Мы уже давно должны были попасть на второй этаж, - делится схожими ощущениями Гаврила, забирая из рук уставшей Леры Аха, который в своё удовольствие отдыхает на сгибе локтя, позволяя себя носить.
        - Может быть, это какая-то пожарная лестница, - неуверенно предполагаю я. - Рано или поздно мы же всё равно должны куда-то выйти.
        И мы выходим. Действительно выходим. В один момент бесконечный цикл ступеней прерывается площадкой, с которой двумя рукавами в разные стороны разбегаются прямые коридоры со множеством внешне одинаковых дверей. На них разнятся только номера.
        1, 13, 8, 3, 17, 5 и так далее. Где-то поблёскивают металлические цифры, где-то - пластиковые, на некоторых дверях номер нанесён фломастером, а на других - выцарапан прямо по дереву.
        Неясно, по какому принципу здесь вообще расположены эти квартиры, но нам по крайней мере удалось найти жилой этаж. Уже что-то.
        - И что теперь? Мы позвоним кому-нибудь в дверь и попробуем разузнать о Сто девяносто девять? - с надеждой интересуюсь я у старшей сестры. Она окидывает меня странным взглядом и кивает в сторону дверей, неслышно бормоча:
        - Погляди хорошенько, Варя. Здесь нет ни ручек, ни звонков, ни замочных скважин. Будто хозяева этих квартир заперты в собственных жилищах…
        - Ты преувеличиваешь, - протягиваю я, хотя мои глаза уже невольно подмечают отсутствие всех названных Олей деталей. - Мало ли как открываются эти двери!
        - Ну, коль уж ты такая смелая или глупая, стучи сама.
        Оля отступает в сторону, предлагая мне приблизиться к ближайшей двери. Мятая золотистая восьмёрка на одном гвоздике покачивается на самом верху, под косяком. Я неуверенно протягиваю руку и быстро стучу два раза, а потом ещё два.
        Из-за двери минуту не доносится никаких звуков, и я уже намереваюсь отойти ко входу в соседнюю квартиру, как вдруг моего слуха достигает короткий и уверенный стук.
        Тук-тук. Тук-тук.
        Изнутри восьмой квартиры кто-то отвечает на мой стук, в точности его повторяя.
        Глава 9
        Сто девяносто девять
        - И-извините! - заикающимся голосом обращаюсь я к владельцу восьмой квартиры через дверь. - Вы не подскажите, как мы можем найти Сто девяносто девять?
        Никто мне не отвечает. Хотя до этого стучали изнутри совершенно отчётливо. Может, наш язык не понятен обитателям этого мира? О таком варианте я совсем не подумала.
        - Если вы меня слышите, то ответьте, пожалуйста! - не теряю я надежды достучаться до хозяина.
        Но он по-прежнему молчит.
        - Ну ладно, Варь. Хватит, - останавливает меня Ольга. - Видимо, с нами тут не хотят говорить.
        Мы отступаем от двери, хотя у меня сохраняется отчётливое ощущение, что за ней всё же и правда кто-то стоит. Изредка меня посещает такое необъяснимое чувство, когда я могу предсказать, что за мной кто-то наблюдает украдкой в данный момент, или почуять человека неподалёку, хоть я его и не вижу. И вот сейчас это ощущение остро как никогда. Там точно кто-то есть. Он не только ответил на стук, но и продолжает стоять у выхода из своей квартиры до сих пор, будто прислушиваясь к нашим затихающим шагам.
        - Этот стук был жутковатым, - делится переживаниями Лера, всё ещё косясь взглядом на ряд дверей. - Зачем кому-то стучать нам изнутри собственной квартиры?
        - Может, потому что он не способен сам открыть дверь? - шёпотом говорит Гаврила.
        Ну и умеет же он нагнать страху!
        - Ерунда, - сурово заявляет Оля. - Это просто хозяин дразнит нас. Вот и вся мистика. Кто-то подглядывает в дверной глазок, когда ему звонят незваные гости, и ждёт, пока они уйдут, а кто-то, вот, дразнится. Очень по-взрослому!
        - И как нам теперь понять, где искать эту Сто девяносто девять? - спрашивает Лера.
        - У меня есть одна мысль, - вздыхаю я. - Но она вам не понравится…
        - Это ещё почему? - интересуется Гаврила, крепче обхватывая руками флегматичного Аха.
        - Я думаю, что имя Сто девяносто девять - это, на самом деле, номер её квартиры.
        Оля серьёзно задумывается над моими словами. Я вижу, как на её лицо ложатся тени.
        - В этом есть крупица здравого смысла, - наконец подаёт она голос. - В этом доме мы пока что не видели больше ничего, кроме цифр. И здание огромно. А, значит, здесь вполне могут быть две сотни квартир.
        - У-у-ух, - шумно выдыхает Гаврила, - это сколько же нам ещё предстоит подниматься?..
        - Чем раньше начнём, тем скорее доберёмся, - строго произносит Ольга. - Вряд ли тут будет больше двадцати этажей. Смотрите, даже на одном этом почти десяток квартир!
        В чём-то она права. Пусть нумерация на дверях и хаотична, но квартир действительно много. И это даёт нам всем надежду, что искомая сто девяносто девятая квартира расположена не так уж и высоко. Даже с неработающими лифтами пару десятков этажей вполне можно преодолеть.
        Мы возвращаемся обратно к лестнице, по которой поднимались, но пути наверх там нет. Видимо, непривычная планировка подъезда подразумевает какое-то другое устройство лестниц, потому что ступени, ведущие на третий этаж, мы обнаруживаем в другом конце коридора с дверями. И эти ступени выглядят гораздо выше, чем те, по которым мы шагали раньше. Лестница оказывается достаточно узкой, её марши необычайно длинны и площадки между ними больше напоминают по размерам дверной коврик. На них даже не может уместиться вся наша компания, и приходится отдыхать либо прямо на ступенях, либо облокотившись на металлические перила.
        - Я так двадцать этажей не выдержу, - тяжело дышит Гаврила, прислонившись спиной к стене во время очередного привала.
        - Почему до сих пор нет третьего этажа? Что здесь за сумасшедшая высота квартир должна быть, если промежутки между этажами такие огромные? - размышляю я вслух, присев на бетонную ступеньку.
        - Весь этот дом вообще странный, - говорит Оля. - Но это так кажется нам, выходцам с другого дерева. Для обитателей этой многоэтажки всё здесь вполне привычно и обыденно, наверняка.
        - Я, кстати, думаю, что поняла, почему ключ открыл нам проход именно к подъездной двери, - заявляю я между делом. - Нигде больше нет замочных скважин. Только на той двери. Так что и уйти, и прийти в этот мир можно лишь так.
        - Да, Варь, я тоже это уже поняла, - устало произносит Ольга и, сжалившись над запыхавшимся братом, забирает у него кота. - Давайте пойдём дальше. Хватит сидеть на холодных ступенях.
        Мы все покорно продолжаем наш подъём. Когда Оля становится такой по-взрослому занудной и правильной, у меня даже зубы сводит от её нравоучительного тона. Хотя, если бы у меня был выбор, я бы всё равно предпочла именно её назначить старшей в гнезде. Думаю, ей это вполне под силу, даже несмотря на её неопытность. Но, к сожалению, независимо от наших желаний, это место всё ещё принадлежит Анфисе, которая сейчас целиком и полностью находится под чарами нашего странного исчезающего недоброжелателя.
        Вскоре с нескончаемой лестницей начинают происходить первые странности. Она становится разной ширины. Вот один марш тянется от стены в бок на несколько метров, а уже следующий едва позволяет протиснуться наверх, настолько он узок. Приходится, выстроившись в цепочку, мелкими шажочками пробираться наверх, хватаясь за перила. Но не успеваем мы даже удивиться этому, как впереди буквально из ниоткуда появляется третий этаж. Он совсем не похож на второй: здесь всего пять дверей, они обиты металлом и все очень тесно расположены в крошечном закутке.
        Зато ведущая нас дальше лестница начинает напоминать ту привычную глазу лестничную клетку, что есть даже в нашем родном подъезде. Ступени мерными кольцами уводят выше и выглядят совершенно нормальными. Я даже высовываю голову в пролёт и с любопытством задираю её, надеясь разглядеть, высоко ли нам подниматься. Но от увиденного голова начинает кружиться. Насколько позволяют мне рассмотреть собственные глаза, вверх тянутся лишь одинаковые вереницы ступеней и поручней. Им нет конца и края.
        Но теперь, когда по крайней мере лестничные марши вернулись к своей нормальной длине и появилось чёткое разделение на площадки, шагать становится легче. Правда, ненадолго.
        Мы минуем ещё почти десяток этажей, на многих из которых располагается по одной двери, а на некоторых и вовсе нет квартир - а только выкрашенные краской салатового цвета пустые стены, на которых тускло мерцают покрытые пылью плафоны. В глазах уже начинает рябить от ступеней, так ещё и ленивый Ах, которого мы передаём из рук в руки, как эстафетную палочку, раз в пять минут, кажется, становится лишь тяжелее с каждым этажом. Дыхание уже давно сбилось, а ноги гудят, но прогресс очевиден: нам всё чаще попадаются квартиры с трёхзначными номерами. Хотя они по-прежнему зачем-то в хаотичном порядке чередуются с двухзначными. По какому принципу здесь вообще расположены двери так и остаётся для нас загадкой, но иногда, осилив очередной пролёт, мы можем и вовсе встретить одинокую ничем не примечательную дверь, которая попросту размещена посередине стены в метре над полом. И как предполагается до неё добираться, не имея крыльев, - загадка.
        - Постойте, - впервые за полчаса подаёт голос Оля.
        - Что такое? - сразу же спрашиваю я.
        Лестница почти закончилась. Последние пролёты мы разглядели ещё два марша назад, и теперь чутьё подсказывает, что скоро нам снова придётся бродить по этажу, разыскивая скрытый проход, ведущий к новой лестничной клетке.
        - Вы ничего не слышите? - интересуется у нас старшая сестра.
        Мы замираем. Всё время подъёма нас сопровождала только зловещая тишина и наше тяжёлое дыхание, но вот теперь внизу, откуда мы только что пришли, становится едва различим какой-то однообразный механический звук.
        Шурх. Тыц. Дзынь. Шурх. Тыц. Дзынь.
        - Как будто кто-то поднимается, - говорит Гаврила и склоняется над перилами, надеясь рассмотреть, откуда же доносится этот странный звук.
        - Я слышу это уже минут десять, - признаётся Оля, опасливо поглядывая в сторону пройденных ступеней. - Но только сейчас поняла, что звук стал ближе к нам. Что бы его ни издавало, но оно приближается.
        - Вы думаете, это один из местных жильцов? - спрашивает Лерочка.
        - Больше похоже на что-то металлическое или механическое, - делюсь я своими предположениями. - Я, кажется, даже различаю, как что-то скрежещет. Вряд ли местные жильцы - это машины!
        Оля бросает на меня испуганный взгляд.
        - Мне не по себе от этого звука. Я не могу объяснить вам, то ли это моё чутьё сигнализирует об опасности, то ли какое-то шестое чувство… Но я не хочу попадаться на глаза этому механизму.
        - Тогда пойдёмте скорее. Мы уже на полпути. Если не хочешь с ним встретиться, то обратно идти нельзя.
        Мы продолжаем подъём гораздо бодрее, уже не позволяя себе отдыхать на каждом пролёте, и постоянно прислушиваемся к странному звуку. А то, что его издаёт, от нас не отстаёт. Не больше пяти этажей разделяют нас, и, судя по всему, это расстояние стремительно уменьшается. Я начинаю различать, как скребётся железо по бетонным ступенькам, как бренчит металлическая конструкция, и с жужжанием двигаются неведомые элементы.
        Лестница ожидаемо заканчивается. Вот только совсем не так, как мы это себе представляли. От очередной площадки с тремя белыми пластиковыми дверьми с номерами 101, 76 и 135 вдоль по стене под небольшим углом уходит безумно узкая серая лестница, совершенно лишённая перил. Она охватывает по периметру все стены и заканчивается практически под самым потолком небольшой полукруглой аркой без двери.
        - Думаю, нам нужно туда! - Я указываю на арку.
        - Мне не хочется ступать на эту узкую лестницу, - бормочет Лера. - Тут ещё и перил нет. Ничего не стоит упасть вниз!
        - М-да, - соглашается Гаврила, разглядывая дальнейший путь. - А лететь далеко… Этажей пятнадцать.
        - Гаврила! Не пугай Лерочку! - настоятельно просит Оля, чуть ли не за загривок поправляя Аха, который перекинут через её плечо и безвольно лежит в этом неудобном положении.
        - Я слышу, что этот механизм совсем рядом, - поторапливаю я сестёр и брата. - Он не отстаёт! Нам всё равно больше некуда тут идти! Придётся пробираться к арке.
        Я первой ступаю на узкую лестницу и начинаю проворно двигаться вдоль стены, стараясь не смотреть вниз. Потому что стоит мне на секунду отвести взгляд от ступеней, как голова мгновенно кружится. Под моими ногами лежит витая бесконечная лестница, и её перила стальным серпантином сопроводят моё падение вниз до самого подвала, если я оступлюсь.
        - Идём осторожно! - командует Оля, заметив, как я побледнела, когда глянула вниз.
        Следом за мной на ступенях оказываются Лера и Гаврила, а замыкает процессию Оля с Ахом. Она внимательно следит, чтобы никто из нас не споткнулся, готовая если что в любой момент поймать нас. Мы ползём вдоль стены, как улитки, медленно перебираясь со ступеньки на ступеньку и с ужасом поглядывая на финальный сегмент лестницы, в котором она сужается буквально до ширины одного шага.
        Первую крошечную площадку мы минуем довольно успешно, хотя пот так и струится по спине из-за волнения. А я никак не могу избавиться от мысли, что если вдруг пошатнусь и полечу вниз, то даже не смогу ни за что ухватиться своими влажными ладонями.
        Всего в этаже от нас слышится отчётливый металлический скрежет. Преследующий нас механизм никак не желает отставать.
        И что ему только нужно? Быстрее бы добраться до арки!
        Едва моя нога касается второй площадки, которая в два раза меньше предыдущей, я слышу позади судорожный вздох Ольги. Ступенька, на которую она наступает, прямо под её ногой даёт длинную трещину.
        - Быстрее! Вперёд! - кричит сестра и рывком бросается наверх, толкая перед собой Гаврилу и Леру, которые с распахнутыми от ужаса глазами даже не могут понять, что им делать.
        Меня подгонять не нужно. Я и так лечу по узким ступеням, окрылённая страхом, даже боясь обернуться. Но, судя по тяжёлому дыханию Оли, Леры и Гаврилы, они не упали.
        Слышен отчётливый треск, лёгкое шуршание, а затем раскатистый грохот, когда лестница начинает разрушаться в том месте, где появилась первая трещина. Мы едва успеваем все втроём запрыгнуть в зев арки, когда за нашими спинами исчезают последние ступени, обрушиваясь на лестничную клетку ниже.
        - Какой кошмар! - пищит Лера. - Мы могли упасть!
        Оля даже ничего не хочет говорить. Она только дышит, вся дрожа от испуга, и, как спасительный оберег, прижимает к себе кота, вцепившегося в её футболку когтями.
        Я осторожно выглядываю из арки и осматриваю нанесённый нами ущерб. Вся лестница превратилась в груду обломков и покоится внизу, а на её месте теперь лишь выступающие из стены гнутые пруты и неровные куски бетона.
        - Ну теперь тот механизм или машина точно не сумеет до нас добраться, - подвожу я итог, надеясь хоть в чём-то отыскать плюсы.
        Судя по выражению лица Ольги, такие новости вовсе не кажутся ей ободряющими.
        - Зачем мы вообще сюда полезли! Зачем я согласилась войти в этот проклятый дом! - восклицает она, рывком поднимаясь на ноги и вставая напротив меня. Щёки её пышут гневным румянцем.
        - Но мы же уже на половине пути. Просто эта лестница была слишком ненадёжной для нас четверых, вот и развалилась на части. Впредь мы будем осторожнее! - заверяю я сестру.
        - Ты с ума сошла?! Никаких «впредь» не будет! - возмущённо кричит Оля. - Мы чуть не погибли сейчас! Так нас ещё и кто-то преследует! Ну уж нет! Мы возвращаемся домой немедленно! Я больше не намерена ходить по этой многоэтажке!
        - Мы никак не сможем попасть обратно, - разумно замечает Лера, крутя головой по сторонам. - Замочная скважина есть лишь в подъездной двери, а лестница разрушена.
        - Значит, мы найдём другой способ, как отсюда спуститься! - заявляет Ольга, сверкая глазами. - Мне без разницы как, но мы выйдем из этого дома!
        - Но ведь до Сто девяносто девять осталось совсем немного… - расстроенно шепчу я.
        - Мы убьёмся, пока до неё доберёмся! Это изначально была глупая затея - искать непонятно кого неясно где! Так что не будем больше дразнить судьбу, а вернёмся на первый этаж!
        Ольга гордо задирает подбородок, демонстрируя всем видом, что не намерена слушать возражения и спешит вглубь полутёмного коридора, который оказывается единственным доступным для нас теперь путём. Мы молча идём следом, понурив головы и весьма расстроенные тем, что всё так вот бесславно закончится.
        Коридор выводит нас к площадке с единственным лифтом, который по-прежнему не работает, сколько мы ни пытаемся его вызвать. Но Оля не намерена сдаваться и через пару минут уже находит путь к какой-то потайной лестнице, которая изломанной линией обхватывает стены. Она то поднимается наверх, оканчиваясь площадкой размером метр на метр, то стремительно уводит нас вниз, и при этом постоянно путается сама в себе. Мы начинаем по ней спускаться, но раз за разом оказываемся в тупиках, когда лестница просто упирается в стену, ни с того ни с сего обрывается на половине пути или смыкается с маршем, расположенным уровнем выше, так, что пробраться дальше можно лишь ползком. Но каждый раз нам удаётся найти альтернативный путь, хоть иногда приходится перепрыгивать с одной части лестницы на другую, проползать где-нибудь в узком месте на животе или и вовсе перелезать по пустым перилам, подвешенным прямо в воздухе и не имеющим под собой никаких ступеней.
        - Знаете, мне очень часто снится подобное место, - неожиданно шёпотом признаётся Лера, когда перед нами появляется некий крохотный промежуточный этаж в этом лестничном лабиринте. Две двери - номер 178 и 78 - зеркально расположены прямо посреди стены друг над другом и находятся как минимум в паре метров от пола.
        - Странный подъезд с разрушенными лестницами и неясными ходами? - уточняю я. - Кажется, я тоже видела что-то подобное во сне.
        - Ага, - кивает Лера. - Приходится лазать по ним, пытаясь добраться до самого верха, но каждый раз я или падаю вниз или меня настигает незримый преследователь…
        - Мне тоже такое порой снится, - хмуро заявляет Оля. - Правда, за мной никто не гонится. Но мне ещё ни разу не удавалось отыскать путь наверх, и я просто бесконечно плутала по этажам и лестницам…
        - Это несправедливо, - надувается, как рыба-шар, Гаврила. - Почему вам всегда снятся такие удивительные вещи, а меня они никогда не посещают?..
        Это правда. Наш брат всегда жалуется на то, что к нему не приходят сны. Хотя я, например, ничего плохого в этом не вижу. Мне чаще всего снится такая ерунда, что я бы лучше согласилась на чёрный экран перед глазами.
        - А помните, что Инесса нам говорила как-то раз? Во сне души покидают тела и путешествуют по иным измерениям, - неожиданно припоминает Ольга, легко спускаясь вниз по небольшой лесенке, ведущей куда-то в сторону. - Во сне мы бываем на других деревьях.
        - Это значит, что в этом доме мы трое уже когда-то бывали? - спрашивает Лера.
        - Видимо, что так… - Оля пожимает плечами. - Жаль, что это вряд ли нам как-то поможет выбраться отсюда.
        В этом она права. Едва мы ныряем в какой-то новый закуток, как выясняется, что дальше пути вниз нет. Новые лестницы вновь волнами вздымаются наверх, и никакой иной дороги не видно.
        Мы поднимаемся на этаж, и Оля целенаправленно уводит нас в сторону на поиски другой лестницы. Но оказываемся мы лишь в однообразных переплетениях длинных тёмных ходов. Кажется, что эти блуждания никогда не прекратятся. Я уже даже потеряла ход времени, не могу и предположить, сколько мы тут провели часов. Хорошо, что хотя бы не клонит в сон из-за прилива адреналина.
        До нашего слуха доносится необычайно чужеродный гул. Для этого тихого места это очень непривычное явление.
        - Лифт едет, - произносит Оля, прислушиваясь. - Точно лифт.
        - Значит, они всё-таки работают? - Гаврила удивлён, как и все мы.
        А тем временем звук приближается. Лифт явно поднимается и, вот, наконец, замирает, кажется, совсем рядом с нами. С металлическим лязгом раскрываются его двери. Мы слышим всё это так отчётливо, будто шахта лифта находится прямо через стену. Но нигде нет видимых проходов в эту сторону.
        - Не знаю, как вы, а я не хочу даже знать, кто это там приехал, - шепчет Ольга, взволнованно оглядываясь. - Давайте будем вести себя тихо.
        Кивнув, мы бесшумно пробираемся дальше за старшей сестрой по коридору. Ничего больше не слышно со стороны лифта. Куда делся жилец - неясно. Нет ни шагов, ни иных звуков. Только двери через дюжину секунд с грохотом сами закрываются.
        Впереди оказывается развилка. По правую руку тянется небольшая лестница, уводящая вниз к какой-то освещённой пустой площадке, а по левую руку виднеется распахнутая стальная решётка, за которой стоит кромешная темнота. Оля выбирает свет. Мы осторожно спускаемся по ступенькам, ни на миг не теряя концентрации, и выходим прямиком к дверям лифта. Судя по расположению, к тем самым, из которых только что вышел один из жильцов дома. Но тут никого нет.
        Небольшая площадка утопает в свете. От неё в сторону ведёт узкий коридор с парой дверей, и куда-то вниз уходит неширокая лестница. Мы ступаем на неё, но буквально через два пролёта оказывается, что это тупик. Лестница выводит нас к пустой бетонной комнате с единственной лампочкой на потолке. И больше там ничего нет.
        - Тьфу! - раздосадовано плюётся Оля, которая не меньше всех нас уже устала от этой ходьбы. - Тогда вернёмся к лифту…
        Мы, тяжело вздохнув, вынуждены повернуть назад. Поднявшись к освещённой площадке, мы останавливаемся, чтобы перевести дыхание, но внезапно слышим до дрожи знакомый звук.
        Шурх. Тыц. Дзынь.
        Я не успеваю даже рот раскрыть, как Ольга уже заслоняет мне его своей ладонью. Мой крик тонет в молчании. Лера и Гаврила прижимаются к стене, будто надеются, что она их укроет.
        Шурх. Тыц. Дзынь. Шурх. Тыц. Дзынь.
        Звук приближается. И идёт он явно со стороны лестницы и узкого коридора, из которого мы и вышли изначально к этой освещённой площадке. Неужели на лифте приехал именно этот жилец? Почему он продолжает нас преследовать и как нам удалось с ним разминуться?
        Оля жестами поторапливает нас, чтобы мы незаметно скрылись в боковом проходе с парой квартир. Мы ныряем в полумрак коридора, бесшумно скользим вдоль дверей, надеясь, что этот ход приведёт нас к новой лестничной клетке, где будет шанс убежать от преследователя. Но впереди нас ждёт жесточайшее разочарование. За поворотом коридор обрывается тупиком, в котором нет ничего, кроме широкой трубы забитого мусоропровода, из люка которого торчат чёрные пластиковые пакеты. Вонь здесь стоит невообразимая, но где-то за спиной мы слышим отчётливый лязг закрываемой стальной решётки и звук двигающихся механизмов.
        Оля торопливо толкает нас в самый угол, пряча за широкой трубой мусоропровода и за своей спиной. И мы все притихаем, полностью обращаясь в слух, в слепой надежде, что до сюда жуткий механический жилец не доберётся.
        Шурх. Тыц. Дзынь.
        Он спускается по лестнице, ведущей прямиком к освещённой площадке. Я слышу, как его металлические ходовые части врезаются в бетонные ступени, когда он переступает с одной на другую. Медленно наш преследователь пересекает площадку, и если до этого момента я всё ещё надеялась, что он уедет на лифте или пойдёт вниз, в тупик, чтобы у нас появился хотя бы один шанс проскочить мимо него, то теперь моя надежда умирает.
        До дрожи пугающий звук приближается к нам. Механический жилец ступает в коридор, ведущий прямиком к мусоропроводу, и я, как и все мои сёстры с братом, вздрагиваю каждый раз, когда его металлические ноги или лапы опускаются на пол.
        Шурх. Тыц. Дзынь.
        Мы видим тень, что появляется из-за поворота. Огромное и несуразное тёмное пятно, практически полностью затмевающее собой весь проход. Что же это за чудовище такое?
        Я готова поклясться, что моё сердце вот-вот остановится от обуявшего меня ужаса. Меньше всего я хочу, чтобы эта скрежещущая машина повернула сейчас к нашему укромному убежищу, но это неминуемо. И я уже сто раз за последние пару секунд успела пожалеть о том, что вообще привела в этот мир своих сестёр и брата. Не надо было открывать проход в это искажённое измерение с его опасными обитателями, не надо было даже пытаться отыскать здесь Сто девяносто девять. Я лишь накликала беду на свою семью, и теперь нам даже некуда бежать. Мы в ловушке.
        Лера рядом тихо подвывает от страха, закрыв себе рот обеими ладонями. Гаврила жмётся в углу, спрятав лицо в боку Аха. Кот встопорщил шерсть на загривке и нервно мотает из стороны в сторону своим хвостом с раздвоенным кончиком. Ольга бела, но она ни на минуту не опускает руки, которыми закрывает нас, как курица-наседка - свои яйца.
        Из-за поворота медленно высовывается длинная механическая нога. Следом за ней показываются и остальные. Восемь металлических паучьих лапок передвигаются, впиваясь в бетонный пол и подтягивая остальное тело с характерным шуршащим звуком. Поверх них на широкой платформе, покрытой толстым слоем машинного масла, лежит груда человеческой плоти, припаянная к металлу. За обилием свисающей кожи, покрытой чудовищными шрамами, почти не видно две иссушенные руки, безвольно опущенные по бокам. Тело не имеет ног, которые ему заменяют механические паучьи лапы, и ничем не прикрыто. Маленькая лысая голова на широкой мясистой шее венчает гору плоти, и на ней нет ни ушей, ни рта, ни носа. Отвратительного вида жилец взирает на нас свысока маленькими глубоко запавшими внутрь черепа чёрными глазами. Своим телом он практически полностью перекрывает проход, и у нас даже не остаётся шанса обогнуть его и убежать.
        Я чувствую, как дрожу от ужаса и омерзения, не в силах пошевелиться или даже вздохнуть. Будто я очутилась в каком-то кошмарном сне, из которого невозможно сбежать.
        Полумеханический жилец молча взирает на нас. Он больше не двигается, а просто стоит напротив, изучая нашу группу, сжавшуюся в углу от страха. И что делать дальше? Что теперь будет? Мои глаза беспорядочно скользят по его массивной фигуре, пока я не замечаю неприглядного вида багровый шрам на толстой шее незнакомца. Это восьмёрка.
        Неужели это жилец из восьмой квартиры, в которую мы стучали и просили помощи? Выходит, он последовал за нами наверх…
        Мой голос прорезается довольно неожиданно даже для меня самой:
        - Простите… Мы ищем Сто девяносто девять…
        Оля сразу же толкает меня локтем, заставляя замолчать. Да я уже и не собираюсь продолжать. Смелости мне хватило лишь на эти две фразы, а теперь горло вновь сжимается от спазма.
        Однако мои слова будто оказываются понятны для Восемь. Он склоняет свою голову, а после медленно разворачивается и удаляется обратно по коридору, переставляя свои механические лапы с характерным повторяющимся звуком. Мы сперва даже не верим своему счастью.
        - Неужели он ушёл? - боязливо шепчет Гаврила.
        - Тсс! - шипит на него Оля. И мы продолжаем прислушиваться.
        Восемь неторопливо покидает коридор и направляется в сторону лифта. Мы осторожно высовываемся из своего укрытия и выглядываем из-за угла. Полумеханический жилец стоит возле дверей лифтовой шахты. Он тянет свою костлявую руку к кнопке, и, когда касается её, шрам в виде восьмёрки на его шее начинает светиться ярким багровым цветом. Двери открываются.
        - Он уезжает? - не выдерживает напряжённого молчания Лера.
        Восемь поворачивается в нашу сторону, встречается взглядом со мной и медленно указывает пальцем на лифт, а после разворачивается и, скрежеща своими лапами, уходит в сторону лестницы с металлической решёткой. Через полминуты его шаги уже затихают в переплетениях коридоров, в которых он растворяется.
        - Он что, вызвал для нас этот лифт? - не верит своим глазам Оля, тихо выходя из нашего укрытия.
        - Судя по всему, это был Восемь из той самой квартиры, куда я стучала, - делюсь я своей догадкой. - Он помог нам, а вовсе не желал ничего плохого.
        - Ты уверена, что если мы шагнём в этот лифт, то он не увезёт нас неизвестно куда? - строго спрашивает у меня старшая сестра.
        И хоть меня гложут определённые сомнения, но я всё же решаюсь ответить:
        - Несмотря на свой внешний вид, он не причинил нам зла. И даже ушёл. Думаю, мы должны поехать на этом лифте.
        - Ладно. Я оставлю это на твоей совести, - милостиво соглашается Оля.
        Мы неуверенно покидаем убежище и приближаемся к распахнутым лифтовым дверям. Изнутри кабина выглядит совсем обыденно, как грузовой лифт. Только в нём нет ни зеркал, ни доски объявлений, ни даже кнопок. Просто пустая серая комнатка.
        И всё же мы на свой страх и риск заходим туда. Стоит Гавриле последнему перешагнуть порог, как двери с грохотом закрывают, и лифт начинает движение вверх. Он с гулом скользит по тросам, которые слегка потрескивают от напряжения. Кажется, что мы едем целую вечность. Явно никак не меньше пяти минут. И всё это время я думаю над тем, что пешком до нужного этажа мы бы добирались очень и очень долго, судя по всему.
        Когда лифт наконец дёргается, замирая на месте, двери резко раскрываются. Мы с сёстрами и братом жмёмся друг к другу, готовые увидеть уже буквально всё, что угодно.
        Перед нами раскинулся пустынный этаж с белыми стенами, где прямо посередине расположена одна-единственная дверь, состоящая из стальных полос разной длины, спаянных друг с другом в хаотичном порядке. На ней висит покрытый ржавчиной номер.
        Сто девяносто девять.
        Глава 10
        И-Скан-Дэр
        - Мне даже не верится, что нам удалось до сюда добраться, - выдыхаю я, разглядывая совершенно пустой этаж. Больше всего меня удивляет то, что кроме двери квартиры и створок лифта здесь ничего нет. Ни лестничной клетки, ни мусоропровода или иных проходов. Это белоснежный прямоугольник этажа, на который нет другого входа, кроме как через лифт. Если бы Восемь не предложил нам свою помощь, то мы никогда не смогли бы добраться до этого изолированного от всего мира яруса.
        Какое же безумное устройство у этого дома!
        - Главное, чтобы весь наш путь оказался проделан не напрасно, - шепчет Оля и первой подходит к двери квартиры. Она осторожно в неё стучит.
        Десяток секунд мы стоим в молчании, но, к нашему счастью, неожиданно раздаётся щелчок механизма, и створка двери медленно отъезжает в сторону, являя нашему взору небольшую прихожую и длинный широкий коридор, уводящий прямо вглубь квартиры явно немалых размеров. Хозяйки не видно, но откуда-то из недр комнат доносится хрипловатый голос:
        - Проходите, мои хорошие. Я ждала вас.
        Мы перешагиваем порог, и дверь за нашими спинами сама собой закрывается, из-за чего Лера и я вздрагиваем. Ах неожиданно вырывается из моих рук, самовольно спрыгивая на пол, и убегает вперёд, ныряя в дверной проём самой дальней комнаты.
        - Ах! Постой, котик! - Я, не разуваясь, спешу за непослушным котом, попутно лишь успевая заметить, насколько сильно заполнена хламом вся эта квартира.
        Кругом стопки книг, исписанных тетрадей, старых свитков. Все они грудами сложены у стен или возвышаются до самого полотка, который, будто какая-то эзотерическая лавка, сплошь увешан музыкальными подвесками. Все они крутятся вокруг своей оси, сверкают блестящими металлическими трубками, мелодично позвякивают, когда я пробегаю под ними.
        Всё вокруг в слое пыли, под ногами почти чёрные от грязи половики и ковры, а на стенах за стопками книг видны отклеивающиеся обои. Всюду лишь пустые проёмы, а самих дверей нигде нет, как и окон, и слабый свет даёт только единственная покрытая паутиной хрустальная люстра в коридоре. Неприятное местечко, да и запах здесь стоит тот ещё - какая-то смесь старушечьего немытого тела и ветхих книжных страниц.
        Едва я ныряю следом за котом в одну из комнат, как сразу же останавливаюсь. В свете небольшой настольной лампы, возвышающейся на горе фолиантов разной степени сохранности, которыми здесь заполнена почти треть пространства, у противоположной стены прямо на полу сидит массивная фигура, по самое горло закутанная в необъятный сероватый балахон, который полностью скрывает огромное тело, занимающее большую свободную от книг часть комнаты.
        Складки ткани постоянно шевелятся, будто под ними извиваются тысячи змей, но невозможно разглядеть, что же на самом деле там такое находится. Единственное, что не скрыто балахоном, - это небольшая голова, весьма похожая на человеческую. Длинные сальные волосы спутаны в дреды, на носу у немолодой женщины три пары тонких очков, а серые губы изогнуты в лукавой улыбке. На лбу виднеется старая расплывшаяся татуировка из трёх цифр - один, девять, девять.
        - Проходи, присаживайся, - любезно предлагает мне голова, от которой я не могу оторвать взгляд. За моей спиной слышатся торопливые шаги сестёр и брата. Но едва они ровняются со мной, как тоже впадают в безмолвный ступор перед хозяйкой этой квартиры.
        Ах, маленький хитрец, уже забрался по балахону и калачиком свернулся где-то посередине необъятной фигуры. Кажется, он здесь явно не в первый раз.
        - Я знаю, вы долго меня искали, - хрипловатым голосом продолжает женщина, оглядывая нас всех по очереди. - Весь дом слышал, как вы тут бродили. Но я рада, что вам удалось найти путь к моему порогу. Я - Сто девяносто девять. Приятно познакомиться.
        - Меня зовут Варя, - нерешительно представляюсь я, делая два робких шага вперёд и присаживаясь на подушку, брошенную на пол перед хозяйкой. Их тут много, будто нас и правда давно уже ждали, и всё подготовили к нашему приходу.
        - Я - Оля, - говорит моя старшая сестра, тоже опускаясь на пол вслед за мной. - А это Лера и Гаврила. Мы - племянники Инессы…
        - Вон оно как, - тянет Сто девяносто девять, и из-под её серого балахона появляются две тонкие руки. Они начинают медленно поглаживать Аха, который разве что не мурлычет от удовольствия.
        Я решаю сразу взять переговоры в свои руки:
        - Извините, что мы без приглашения. Просто тётя рассказывала нам, что она порой обращалась к вам за помощью, поскольку вам многое известно.
        - Так и есть, - подтверждает хозяйка. - Я ценю знания и преумножаю те, что имею.
        - Теперь Инессы не стало, а наша вторая тётя, Анфиса, ведёт себя очень странно, и вдобавок против нашей семьи ополчился какой-то иномирец. Мы не знаем, что делать… Мы искали Валафамиду, но её гнездо разрушено, и потому мы решили найти вас. В надежде, что вы нам поможете…
        - Инесса мертва?.. - тихо переспрашивает Сто девяносто девять.
        - Да, - подтверждает Ольга, не сводя взгляд с хозяйки квартиры. - Теневой вестник предрёк её кончину, и после её не стало.
        - Мне жаль, мои хорошие, что всё так вышло. Инесса была интересной собеседницей. Мне будет её не хватать… - Кажется, что Сто девяносто девять даже пускает слезу, но из-за трёх пар очков довольно сложно что-то разглядеть. - Значит, и Валафамиду тоже настиг конец?
        - Мы были у её гнезда. Там лишь обломки, - отвечаю я.
        - Зато мы нашли Аха! - сообщает Лера, ёрзая на своей подушке.
        - Это Ах нашёл вас, мои хорошие, - опять лукаво улыбается хозяйка, не переставая гладить кота, но её улыбка быстро тает. - Всё это необычайно грустно. Я лишилась сразу двух приятных собеседниц… Хотя мне удалось свести знакомство с вами. Кто знает, что из этого выйдет?..
        - Так вы поможете нам? - осторожно спрашивает Оля, нервно сглатывая слюну.
        - Помогу. Взамен на всё, что вам известно…
        Пока мы раздумываем над этой странной формулировкой, Сто девяносто девять начинает шевелиться и между делом произносит:
        - Думаю, вы очень голодны. Вы долго плутали в моём мире. Позвольте, я угощу вас, и вы пока поведаете мне всё, что знаете о судьбе Валафамиды и о творящемся в вашей семье.
        Только после её слов я неожиданно понимаю, насколько я действительно голодна. Словно всё это время я совершенно не замечала, как истощён мой организм, а вот теперь желудок вдруг заявил о своём плачевном положении тихим бурлением.
        Однако все эти мысли попросту растворяются в небытие, когда из-под балахона хозяйки появляются ещё несколько пар рук. Мы с сёстрами невольно притихаем, когда почти десяток тонких и длинных конечностей проскальзывает над нашими головами, растягиваясь до каких-то немыслимых размеров, и исчезает в коридоре. Сто девяносто девять с по-прежнему невозмутимым видом продолжает гладить Аха, а тем временем её другие руки явно хозяйничают на кухне, судя по свисту кипящего чайника на плите, дребезжанию тарелок и столовых приборов. Почти каждое движение сопровождается мелодичным звоном музыкальных подвесок, которые, судя по всему, заполняют собой все потолки в квартире.
        Через минуту руки втягиваются обратно, и в каждой из них что-то зажато. Сто девяносто девять любезно протягивает нам кружки с горячим чаем и тарелки с каким-то коричневатым желе. Даже Ах оказывается скромно попотчеван мясными обрезками на маленьком блюдце.
        - Спасибо… - изумлённо шепчем мы, принимая угощение, а тем временем руки хозяйки уже сами собой прячутся обратно под балахон.
        Пока мы все пробуем какой-то безумно кислый чай с отчётливым привкусом подвальной сырости, Ольга первой начинает свой подробный и обстоятельный рассказ обо всём, что произошло с нами за последние недели. Я прислушиваюсь к её объяснениям, а сама ложкой ковыряю желе. Оно совершенно не сладкое, но зато безумно сытное. Когда Оля выбивается из сил и на минуту останавливается, чтобы промочить горло чаем, я выуживаю из зубов какую-то тёмно-коричневую чешуйку, попавшуюся в еде и с интересом принимаюсь её разглядывать.
        Интересно, что это такое?
        - А из чего сделано это желе? - будто прочитав мои мысли, спрашивает Лера, облизывая ложку. - Никогда такого не пробовала.
        - Это не то, что ты хочешь знать, моя хорошая, - Сто девяносто девять улыбается с каким-то виноватым видом.
        После этих слов я невольно откладываю недоеденное угощение подальше. Что-то я сомневаюсь, что мне стоит это есть, раз даже хозяйка не желает делиться секретом состава. К счастью, и пары кусков желе хватает, чтобы ощутить небывалую сытость. Кажется, так плотно я не ела всю последнюю неделю.
        А тем временем Ольга, пользуясь подсказками Гаврилы, заканчивает свой длинный рассказ. К чести Сто девяносто девять, выслушивает она его терпеливо, даже задаёт после несколько уточняющих вопросов и только затем выносит свой неутешительный вердикт:
        - Ваша семья перешла дорогу опасному созданию. Теперь, когда вы рассказали больше, я не удивлена, что он уничтожил гнездо Валафамиды и, судя по всему, даже её саму вместе с дочерями. И этой же участи он желает и всем вам.
        - Это нехорошо… - испугавшись, бормочет себе под нос Гаврила, весь сжавшись.
        - Кто он такой? - нетерпеливо спрашивает Оля, подаваясь вперёд. - Вы явно знаете куда больше нас! Вам известно, кто он и откуда?
        - Конечно, моя хорошая, - растягивая слова, произносит Сто девяносто девять. - В этом нет никакой тайны. И я поделюсь и с вами этими сведениями… Судя по вашим описаниям, это может быть лишь он. Его зовут И-Скан-Дэр. И, как и его родной брат, чьё имя Ар-Ри-Дэй, он является выходцем крошечного умирающего мирка, который давно уже лишён даже своего лесного стража. Они вместе с братом сбежали оттуда когда-то, ища для себя лучшей жизни и не гнушаясь обманом проникать на чужие деревья.
        - Он ведь обвинял нашу семью и семью Валафамиды в гибели его брата! - вспоминаю я. - Видимо, речь шла как раз об этом Ар-Ри-Дэе!
        - Скорее всего, - мягко кивает головой хозяйка квартиры. - Других братьев у них нет. С тех пор, как они покинули свой мир, они оба довольно быстро получили славу, о которой мечтали. Но славу чёрную и незавидную. Рыть ходы между измерениями они всегда умели мастерски, однако, прожив всю свою жизнь в бедности в родном мире, братья желали богатства. Они стали рыскать между деревьями, создавая свои тоннели, выискивая естественные ходы, где соприкасаются ветви, и красть диковинки, которые всегда можно было продать или обменять в соседних измерениях или же у кого-нибудь из Блуждающих торговцев. Им было всё равно, что часто эти вещи способны неконтролируемо влиять на чужие миры, в которые их приносят.
        - Валафамиде и Инессе удалось их поймать! Мы слышали об этом! - говорит Лера, подтягивая к себе ноги.
        - Но прежде чем это случилось, братья успели навредить многим мирам, обзавелись дурной славой среди стражей Леса. Они стали знаменитыми ворами всего за несколько лет, и даже начали притягивать к себе всяких сомнительных личностей, слоняющихся между деревьями. Их непременно нужно было поймать. И вашей тёте вместе с Валафамидой это удалось, за что многие были им благодарны.
        - Неужели никогда раньше не бывало подобных им преступников? Тех, кто действовал и за пределами своих измерений? - шёпотом интересуюсь я.
        - Были, моя хорошая. Как не быть? Вот только никто из них не обладал теми способностями, что от рождения даны двум братьям. Их родной мир особенный, и каждое из созданий, его населяющих, имеет необыкновенный дар - силой взгляда погружать в иллюзии. В измерениях, подобных вашему или моему, такой навык может стать опасным оружием. И братья пользовались им, чтобы совершать свои кражи. Потому поймать их было трудной задачей.
        - Постойте… - Ольга, судя по виду, ушам своим не верит. - Как это «погружать в иллюзии силой взгляда»? Они что, какие-то гипнотизёры?
        Из-под балахона Сто девяносто девять появляются несколько рук и бесшумно вытягиваются над нашими головами в коридор. Судя по звуку музыки ветра, они что-то ищут в других комнатах, и вскоре втягиваются обратно, сжимая пару толстых книг.
        - Взгляните, как выглядит их родной мир.
        Хозяйка квартиры раскрывает перед нами страницы фолианта, на которых изображены улицы грязного городка, отдалённо напоминающего средневековый. Кругом жмутся друг к другу лачуги, полуразрушенные дома, и улицы полны исхудавших животных и попрошаек. Все люди здесь носят непроницаемые тканевые платки, полностью закрывающие верхнюю часть лица, оставляя открытым лишь рот.
        - Этот мир наводнён продажными правителями и плутоватыми перекупщиками. Здесь все крадут друг у друга, чтобы выжить. Стоит зазеваться на миг, и какой-нибудь более удачливый делец сдёрнет с тебя повязку, погружая в мир грёз, и сделает своим послушным рабом.
        - Я даже подумать не мог, что бывают такие безрадостные миры… - едва слышно шепчет на ухо Лере Гаврила.
        - Выходит, если посмотреть там кому-нибудь в глаза, то окажешься под внушением? - уточняет Ольга, внимательно изучая иллюстрации в книге.
        - Ты потеряешь саму себя, - медленно произносит хозяйка и закрывает книгу. - И-Скан-Дэр способен, как и все его собратья, одним взглядом погружать в миры, где всем правит лишь он один. Он может заставить вас почувствовать что угодно, увидеть что угодно или вынудить не замечать то, что находится прямо у вас под носом.
        - Это что же получается?.. Мы всё это время постоянно были под его воздействием? Как и Анфиса? - осеняет меня.
        - Помнишь, когда ты увидела его в зеркале? - подаёт голос Оля. - Он шёл за мной следом, но был виден лишь в отражении. Это значит, что он в действительности шагал за мной, но наложил на всех нас иллюзию, чтобы мы его попросту не замечали! Но не учёл своё отражение!
        - Это значит, что с моей мамой всё в порядке? - робко спрашивает Гаврила, переводя взгляд с меня на Ольгу и обратно. - Если этот И-Скан-Дэр исчезнет, то и она придёт в себя?
        - Ты прав, - отвечает ему Сто девяносто девять, опередив нас. - Его воздействие не вечно. Он вынужден постоянно его подновлять, рискуя выдать себя и появляясь рядом вновь и вновь, чтобы заглянуть в глаза своей жертве. Если он пропадёт, то его иллюзии непременно развеются.
        - Постойте! А те лица в художественной школе… Может, и они тоже были его рук делом? - неожиданно осеняет Леру. Она даже подпрыгивает на месте от своей догадки.
        - Звучит логично, - задумчиво хмыкает Оля. - Наше чутьё не уловило там следов древоточца. Он вполне мог наложить на всех свою иллюзию… Но для чего?
        - Чтобы выманить нас туда! - с жаром заявляю я. - Едва мы переступили порог аудитории, то этот парень в углу, который и был И-Скан-Дэром, посмотрел нам в глаза! И бац! Всё! Мы оказались в плену его иллюзий. А после этого у нас в доме как раз и начали твориться все эти странности.
        - То есть он попросту вычислил, где находится наше гнездо?
        - Думаю, так и было… - я нервно облизываю губы. - Он хотел отомстить нашей семье за якобы смерть своего брата. Пришёл на наше дерево и сделал всё, чтобы привлечь наше внимание и после узнать о том, где расположен наш дом. Он проник в гнездо и после смерти тётушки Инессы завладел сознанием Анфисы, а теперь стал преследовать и нас.
        Мы все на миг затихаем, пытаясь осознать масштабы произошедшего. Никто из нас даже и подумать не мог, что всё окажется таким сложным. И иномирец вовсе не умел исчезать, будто по мановению волшебной палочки, а лишь дурачил нас своими иллюзиями, заставляя видеть и чувствовать то, чего на самом деле не существовало.
        - Что вам известно о его брате? - обернувшись к хозяйке квартиры, прямо спрашивает Ольга. - Мы слышали лишь о том, что Валафамиде удалось пленить их обоих с помощью Инессы. И больше мы ничего не знаем об их судьбе. Но И-Скан-Дэр обвинил всех нас в смерти брата. И, судя по всему, ему как-то удалось сбежать из заточения, раз он здесь. Тот самодельный ход, что мы обнаружили в художественной школе, вёл прямиком в какой-то тёмный каземат.
        - Я ничего не знаю, - с тяжёлым вздохом сообщает нам Сто девяносто девять. Видно, что ей нелегко в подобном признаваться, так как она привыкла ведать всё и обо всём. - Я знаю едва ли больше вашего о судьбе Ар-Ри-Дэя. Это правда, что Валафамида пленила обоих братьев и заключила их в темницу в своём мире, опасаясь, что своими делами они способны нарушить равновесие измерений. Но больше я ничего не слышала.
        - Это печально, - цокаю я языком. - Быть может, если его брат и правда умер, то в этом нет ничьей вины. Если бы мы узнали о подобном, то смогли бы всё объяснить И-Скан-Дэру. Но, похоже, придётся действовать жёстче…
        - Вы справитесь, мои хорошие, - приободряет нас хозяйка.
        - Но вам хотя бы известно, как защититься от его влияния? - настойчиво спрашивает моя старшая сестра, не желая уходить, не получив всю возможную информацию.
        - Чтобы не попасть в ловушку иллюзий созданий этого измерения достаточно лишь избегать их взгляда, - беззаботно отвечает Сто девяносто девять.
        - Будто это так легко сделать! - восклицает Гаврила, взмахивая руками. - Он буквально ловит каждый наш взгляд. И мне даже страшно подумать, сколько раз я и вовсе не понимал, что смотрел ему в глаза.
        - Вот-вот! - соглашается Лера.
        - Используйте другие свои чувства, - разъясняет для нас хозяйка квартиры. - Закройте глаза, слушайте его, не забывайте про чутьё.
        - Оно не работает! - возражаю я. - Когда мы пытались его почуять в художественной школе, то совершенно ничего не различили.
        - Вы просто не знали, что искали, мои хорошие. Вы чуете вредителей, потому что вам известно, как они пахнут. Если я скажу вам, что его запах - это сухость рассыхающегося дерева и тяжёлый металлический дух, какой бывает у горсти монет, то вам будет куда легче распознать его присутствие.
        - Я, кажется, и правда помню похожий запах в школе… - признаётся Оля.
        - Чутьё нужно не только для того, чтобы искать древоточцев, - нравоучительно говорит нам Сто девяносто девять, вглядываясь в наши лица. - Видимо, ваши тёти не объяснили вам эту истину. Либо же попросту не успели. Но в каждом измерении есть своих запахи, и выходцы из разных миров пахнут по-разному. Например, от вас я чую запах пыли и отчётливый травянистый дух, чуть горьковатый… Чутьё - это один из даров Царя Леса. Вы должны уметь им правильно пользоваться, как будущие лесные стражи.
        - А кто он такой, этот Царь Леса? - с лёгкой робостью в голосе спрашиваю я, даже не рассчитывая особенно на ответ.
        Но хозяйка удивляет меня:
        - Ты уверена, что хочешь это знать?
        - Почему бы и нет?
        Сто девяносто девять минуту молчит, лишь по-прежнему продолжает ласково поглаживать задремавшего Аха, а после тихо и проникновенно начинает говорить:
        - Он - владыка Леса, имеющий медвежье обличье и мощь, неподвластную никому. Он распоряжается дарами, коими наделяет лишь избранных. И не терпит неповиновения… Вот и всё, что я могу тебе сказать, моя хорошая. Он способен сокрушить больное или неугодное ему дерево одним ударом. И именно его дар, дар звериной крови, наделяет стражей чутьём и позволяет ощущать родственную кровь в любом из миров. Это сила Царя Леса, за которую он, как и за обладание символом стража - медным ключом, всегда берёт плату - наши годы жизни.
        - Наша кровь действительно какая-то особенная?
        - Наша кровь - это самое серьёзное оружие, что есть у стражей Леса. Она способна на многое, на очень многое. Но с большой силой приходит и большая ответственность. Ответственность за пользование ей непомерна.
        - Что вы имеете в виду? - боязливо спрашивает Ольга.
        - В наших жилах течёт крупица царской крови. И эта кровь в минуты опасности может спасти жизнь, но взамен легко можно лишить разума, тела или памяти. Никто не скажет вам точно, что произойдёт, но одно запомните хорошенько - берегите каждую каплю своей крови, не рискуйте понапрасну. Иначе, кто знает, чем вам придётся заплатить за её использование…
        От подобных слов у меня мурашки пробегают по затылку. Это сколько же раз я разбивала коленки, резала себе пальцы на кухне, помогая Ольге с готовкой, или давила прыщи по ночам в ванной комнате! Выходит, вся эта пролитая кровь могла мне здорово аукнуться из-за моей неосторожности? Вот уж новости так новости!
        - Вы нам очень многое раскрыли. - Оля склоняет голову в знак благодарности, и Сто девяносто девять отвечает ей учтивым кивком.
        - Вы занимательные собеседники, мои хорошие. И если сможете, то приходите ко мне ещё. Поговорить, посидеть, послушать. Я никогда не бываю против гостей. Но сейчас вам пора идти. Время в вашем и моём мире течёт по-разному. И если вы не вернётесь в своё гнездо, то И-Скан-Дэр может натворить в нём много дурных дел…
        - Как же так? Уже уходить? - в голосе Леры даже слышится обида.
        - Постойте, - просит Гаврила, поднимаясь на ноги. - Но вы так и не сказали нам, как расколдовать мою маму! Она оказалась в плену иллюзий, и нам нужна помощь, чтобы вернуть её!
        - Ты говоришь про Анфису? - Сто девяносто девять неожиданно морщится. - Будь моя воля, я бы так её там и оставила. Всяко проку больше…
        - Но она же моя мама! - чуть ли не плача говорит наш брат.
        - А ещё она воровка, - достаточно сурово заявляет хозяйка квартиры. - Она кое-что украла однажды из моего мира, из этого дома. И с тех пор боится здесь появляться. Она поставила свои эгоистичные желания выше всех предупреждений и голоса разума.
        - Неправда! Мама никогда бы так не поступила! Она никогда ничего не воровала!
        - Значит, ты плохо знаешь свою собственную мать.
        От холодного тона хозяйки хочется сжаться в комок, но наш брат, переборов свой внутренний страх, неожиданно делает шаг вперёд и тянется к одной из рук Сто девяносто девять, которая свободно лежит поверх спины Аха. Он без какого-либо омерзения обхватывает своими ладонями её вытянутую кисть и поднимает на хозяйку открытый взгляд.
        - Я прошу вас, пожалуйста, помогите. Я люблю свою маму, и мне её очень не хватает. Я знаю, что иногда она может быть несносной, язвительной или упрямой, но я всё равно хочу, чтобы она проснулась от своего сна и вновь была рядом со мной и сёстрами. У нас больше никого не осталось, кроме неё. Пожалуйста, скажите, как её вернуть…
        Никогда прежде я не слышала от нашего брата таких проникновенных слов, способных растрогать любого. На лице Сто девяносто девять тоже появляются явные сомнения. Она долго и задумчиво разглядывает Гаврилу, скользит по нему взглядом, и потом всё же с тяжёлым вздохом признаёт:
        - Ты на удивление хорошо воспитан. И я вижу, как искренне ты любишь Анфису. Наверное, это что-то да значит… К тому же она, кажется, ваша старшая… Что ж, ладно. Я расскажу тебе, как вы можете ей помочь.
        - Спасибо! Спасибо! - Брат крепко сжимает руку хозяйки квартиры, пытаясь передать всю свою благодарность.
        - Но не всё здесь зависит от вас. Если она сама не пожелает выбраться из иллюзий, в которые её погрузили, то тут мало что поможет.
        - Кто же в своём уме захочет оставаться в вымышленном мире, когда вся жизнь - тут! - восклицаю я, но Сто девяносто девять охлаждает весь мой пыл одним внимательным взглядом и мягко высвобождается из хватки Гаврилы.
        - И-Скан-Дэр мог внушить ей чувство вины, которое медленно пожирает её изнутри, мог погрузить в чудесные грёзы о лучшем мире или даровать покой, если она желала его. Не во всех случаях реальная жизнь покажется ей привлекательнее.
        - И что нам нужно делать? - осторожно спрашивает Ольга.
        - Вы должны напомнить ей, кто она есть. Заставить её отвлечься от иллюзий, надуманных обид и самопожирания или же усомниться в реальности её грёз. Она должна понять, что есть место, где её ждут, где она ещё не завершила свои дела. Позвольте ей почувствовать себя нужной и желанной в гнезде. И тогда хрустальный дворец иллюзий даст трещину.
        - Это звучит не так уж и сложно, - бормочет Лера.
        - Если И-Скан-Дэра не будет рядом, то его влияние ослабнет. При желании, вы сможете пробиться, достучаться до её разума. Но только по-настоящему сильные чувства и воспоминания вернут её в реальность. Иначе она может пожелать навечно остаться в том мире, куда её заключили. Так что, действуйте с умом, мои хорошие.
        - Мы постараемся, - обещаю я напоследок.
        - А теперь ступайте. Вы и так пробыли у меня уже достаточно долго. Это плохо скажется на вашем гнезде.
        Сто девяносто девять подхватывает безвольного сонного Аха и передаёт его в руки Гавриле, который сразу же крепко прижимает к себе кота.
        - Я провожу вас.
        Мы все поднимаемся с подушек и направляемся к выходу. Всё это время нас сопровождают длинные и гибкие конечности хозяйки, которая сама по-прежнему остаётся в своей комнате. В прихожей они нажимают на какие-то скрытые кнопки в стене, и входная дверь легко отъезжает в сторону, выпуская нас в подъезд. Одна из рук тянется за пределы квартиры и вызывает лифт. Едва металлические створки с шумом распахиваются, и мы запрыгиваем в кабину, Сто девяносто девять машет нам на прощание своей худой рукой и втягивает её обратно в квартиру.
        Интересно, насколько сильно могут удлиняться её конечности? Может ли она, например, протянуть её до самого первого этажа этого дома?
        Двери лифта отрезают нас от белоснежного этажа.
        - Теперь мы хотя бы знаем, что нужно делать, - подвожу я итог, пока кабина медленно скользит вниз по тросам.
        - Не зря мы сюда столько времени добирались, - хмыкает Оля, поглаживая медный ключик, висящий на шее поверх её футболки. - Кажется, Сто девяносто девять рассказала нам больше, чем Инесса и Анфиса за все годы, что мы вместе прожили…
        Неожиданно лифт замирает на месте. Нас всех хорошенько встряхивает от этой резкой остановки.
        - Что это? - обеспокоенно спрашивает Лера. - В прошлый раз мы ехали очень долго! Почему сейчас добрались так быстро?
        - Думаю, кто-то из жильцов вызвал лифт, - размышляет вслух Оля, пока раскрываются створки.
        - Значит, мы поедем с попутчиком? - мой вопрос тонет в оглушающей тишине.
        Двери лифта открыты, будто рот древнего чудовища. Впереди расстилается неширокая площадка, на которой прерывисто мерцает одна из ламп, отбрасывая на стены зыбкие тени. Этаж пуст.
        - Кто же вызывал сюда лифт? - задаюсь я очередным вопросом.
        - Наверное, он просто пешком ушёл, не дождавшись, - предполагает Гаврила.
        Но вдруг мы слышим шорох. Отчётливые шаги доносятся из-за угла, приближаясь к нам. И мы, если честно, готовы встретить уже буквально какого угодно монстра, учитывая виденных нами ранее жильцов этой многоэтажки. Все напряжённо вглядываются в полумрак, расстилающийся по краям площадки, и через пару секунд мы действительно начинаем различать какой-то силуэт.
        Он приближается и, наконец, выступает на свет. Перед нами стоит Анфиса.
        - Мама? Как ты нашла нас? - неверяще шепчет Гаврила, первым выходя из лифта навстречу старшей.
        Она в строгом тёмно-сером костюме. Тесная юбка-карандаш идеально выглажена, а волосы на голове собраны в тугой пучок. На нас она смотрит диковато, но тем не менее голос её твёрд:
        - Что вы тут забыли? Я уйму времени потратила, чтобы вас отыскать!
        - Мы лишь были в гостях у Сто девяносто девять, - послушно отвечает Лерочка, вслед за братом устремляясь к тёте.
        Гаврила уже обнимает мать, обвив её одной рукой, другой удерживая Аха на весу, и спрятав лицо в складках пиджака.
        - Мама! Я так скучал! - сквозь слёзы твердит он. - Я так рад, что ты пришла в себя!
        - Тётя! - пищит Лера, присоединяясь к объятьям. - Ты снова с нами!
        - Прекрати слюнявить мне одежду! Ты давно не маленький! И убери прочь этого кота! - неожиданно строго требует от сына Анфиса, отталкивая его от себя, как какого-то надоедливого зверька. Леру она хватает за запястье и грубо её встряхивает:
        - Что это вам понадобилось у Сто девяносто девять, а? Вы должны быть рядом со мной, а не разгуливать где-то, вдобавок прихватив мой ключ!
        - Прости, тётя… - испуганно шепчет Лера, не ожидавшая подобного обращения. - Мы… просто… Мы рассказывали Сто девяносто девять, что с нами произошло…
        Пока младшая сестра бормочет оправдания себе под нос, а Анфиса с поистине хищным видом над ней нависает, Гаврила как-то медленно отступает назад, а я вдруг понимаю, что мне кажется странным во всей этой сцене.
        - Ты чуешь?.. - будто прочитав мои мысли, спрашивает Оля, даже не двигаясь с места.
        - Да.
        Едва уловимый флёр сухой древесины витает в воздухе, и к нему примешивается тяжёлый металлический запах.
        - Ты ведь не Анфиса… - тихо произносит Гаврила, не сводя взгляд с фигуры своей матери. - Ты просто не можешь быть ей…
        - Ты - И-Скан-Дэр!.. - громко заканчиваю я за брата, обличая иномирца.
        Он мгновенно вскидывает голову, и на его губах, губах Анфисы, расцветает пугающий оскал.
        - Значит, узнали всё же… Ну ничего! Вам меня уже не остановить, бестолковые пташки! Я уничтожу вас всех по одному!
        По-прежнему удерживая запястье Леры, он с силой дёргает нашу младшую сестру за собой, разворачивается и молнией бросается в один из боковых ходов, уводящих с этого этажа. Ни минуты не думая, мы втроём устремляемся следом.
        - Хватай его! - кричит Оля во всю мощь лёгких.
        - Лерочка, держись! - восклицаю я, врезаясь по пути во все стены и спотыкаясь на ступенях.
        Где-то позади нас тяжело дышит Гаврила, стараясь поспеть. Мы пролетаем несколько лестничных площадок вслед за неуловимой тенью иномирца, и только звонкий плач Леры не даёт нам сбиться с пути, чётко указывая направление. И-Скан-Дэр плутает, завлекая нас в лабиринты этажей, но мы не отстаём, уверенные в том, что рано или поздно сумеем загнать его в тупик.
        Свернув за очередной угол, мы втроём оказываемся на вытянутой пустой площадке, где посередине стены располагается, пожалуй, единственное встреченное нами за всё время в этом доме окно. Правда, оно полностью заложено кирпичом снаружи. Отсюда нет никаких путей. Но самое малоприятное в другом - наш неприятель вместе с сестрой исчезли, попросту растворившись в воздухе.
        - Куда они делись?! - с горечью восклицает Оля, сжимая Аха. - Здесь же больше ничего нет?
        Не слышно ни торопливых шагов И-Скан-Дэра, ни криков Леры - лишь наше прерывистое тяжёлое дыхание.
        - Не имея ключа, он не мог попасть в этот дом обычным путём! - озаряет меня внезапная догадка. - Это значит, что он прорыл сюда лаз или воспользовался естественным проходом, если он здесь имеется!
        - Ищем ход! - командует Оля, и мы все разбредаемся по площадке, заглядывая в углы, водя руками по стенам, пока моя ладонь неожиданно не проваливается сквозь стекло замурованного окна.
        - Он здесь!
        - Быстрее! Лезем в проход! Держимся вместе! - боевито руководит нами Ольга.
        - Мы точно должны туда лезть?.. - очень неуверенно и робко спрашивает Гаврила, видимо, на что-то ещё надеясь.
        - Да! - грубо обрываю его я, уже засовывая в лаз вторую руку. - У него наша сестра! Мы должны спасти Леру во что бы то ни стало!..
        Я отталкиваюсь ногами и с головой ныряю в холодную мглу прохода.
        Глава 11
        Кровь Царя Леса
        Ледяные потоки ветров иного измерения обволакивают моё тело, путаются в волосах и выстуживают кровь. Ход узкий, вырытый в явной спешке, и одежда постоянно цепляется за выступающие из земли корни, которых здесь огромное количество. Но, на моё счастье, лаз оказывается не таким длинным, каким мог бы быть. Впереди брезжит слабый свет, и я падаю на каменный пол в огромном заполненном различным хламом помещении.
        Здесь непомерно высокие потолки, пахнет сыростью, и всюду, куда ни посмотри, высятся горы разнообразных вещей, поблёскивающих в свете пары ламп. Больше всего комната напоминает склад со сводчатыми потолками и высокими витыми колоннами, но судя по лежащим на полу матрасам, подушкам и коврам - это вполне себе обжитое место.
        Понемногу продвигаясь вперёд, я разглядываю сложенные в гигантские пирамиды предметы. Большую часть из них я никогда не видела: это движущиеся механизмы, блестящие коробки или полупрозрачные сферы, в которых плавает или летает что-то живое. Здесь есть украшения, книги и одежда, явно принадлежащие иным измерениям, и при всём этом мой глаз раз за разом выявляется в горе вещей что-нибудь знакомое. Вот на вершине одной из пирамид возвышается старый металлический будильник, стрелки которого с щелчками отмеряют время, а прямо под ним лежит ручная мясорубка, из тех, что крепятся к столу. У подножия одной из куч стоит крупная золотистая клетка с волнистым попугайчиком, который, сидя на своей жёрдочке, окидывает меня печальным взглядом и продолжает молча изучать своё отражение в миниатюрном зеркальце.
        Позади слышен шорох, и краем глаза я замечаю, как Ольга и Гаврила с Ахом на руках выбираются из прохода и сразу же на корточках устремляются ко мне, прячась в тени одной из груд вещей.
        - Где это мы? - спрашивает старшая сестра, осторожно выглядывая из нашего укрытия и сразу же пряча голову обратно.
        - Мне кажется, это его логово, - делюсь я предположением. - Посмотри, тут куча всякого хлама из разных миров! Явно ворованные вещички!
        - Отлично. Значит, надо его поймать здесь и забрать Леру. Пойдёмте. Нельзя рассиживаться.
        Перебегая от одной кучи к другой, мы медленно пробираемся вперёд, стараясь не выходить в освещённый лампами центр вытянутого помещения.
        - Что тебе нужно? - слышен неподалёку плачущий голос Лерочки. - Отпусти меня!
        - Сиди смирно! - шипит И-Скан-Дэр. - И смотри мне в глаза!
        - Не буду! Не буду смотреть! - противится наша младшая сестра. - Тогда ты меня заколдуешь, как Анфису!
        - Умолкни и открой уже свои глаза!..
        Мы с Олей чуть ли не наперегонки на корточках ползём в нужную сторону, стараясь издавать поменьше шума.
        Лишь бы Лера не сдалась! Лишь бы не позволила ему погрузить себя в иллюзию!
        Высунувшись из-за невысокой горы различного ворованного хлама, мы во всей красе лицезрим в непосредственной близости от нас спину иномирца, по-прежнему выдающего себя за Анфису. Перед ним, вжавшись в стул, сидит Лера, закрывая ладонями глаза. Рядом жарко горит очаг, в ряд тесно жмутся друг к другу деревянные столы, на которых лежат остатки еды, грязные тарелки и разбитые бутылки.
        Ничего себе, он тут с комфортом обустроился! Интересно, что за мир он выбрал для своего логова? Но, к сожалению, узнать это нам вряд ли представится возможность.
        Позади что-то невнятно бормочет Гаврила, заставляя нас невольно обратить на него внимание.
        - Посмотрите, какая штука… - удивлённо шепчет он.
        Его взгляд неотрывно устремлён на выглядывающую из горы предметов то ли игрушку, то ли невиданное ранее устройство. Цветные яркие лопасти схлопываются и раскрываются раз за разом, гипнотизируя пульсирующим слабым светом, и, похоже, наш брат даже не может отвести взгляд в сторону от этой чудной вещицы.
        - Завораживает… - одними губами произносит он и протягивает руку к этому предмету.
        И в этот же миг из недр светящейся статуэтки вырывается ужасающая пронзительная мелодия, будто смешанная из криков, скрежета и шипения. Мы вскрикиваем и как можно скорее зажимаем себе уши, но наше местоположение уже обнаружено.
        - Уходите прочь! - гневно кричит И-Скан-Дэр, и мы различаем сквозь вой никак не желающего умолкать устройства грохот опрокинутого стула и топот шагов.
        - Он сбегает! Скорее, за ним! - Я первой вырываюсь из нашего временного укрытия.
        Иномирец уже силой тащит упирающуюся Леру дальше вглубь помещения, на ходу опрокидывая груды книг, вещей и механизмов, чтобы помешать нам. Металлические детали и стеклянные осколки летят под ноги, кричат неведомые птицы и мелкие зверьки, запертые в клетках, и мы с Ольгой и Гаврилой с трудом уворачиваемся от лавины предметов, обрушивающихся нам на головы. Я едва успеваю заметить, как И-Скан-Дэр ныряет куда-то в сторону, скрываясь от наших взглядов.
        - Туда! - указываю я пальцем, и Ольга в последнюю секунду успевает вытолкнуть зазевавшуюся меня из-под потока бубенчиков размером с кулак, которые с задорным звоном летят мне прямо в лоб с вершины одной из ходящих ходуном пирамид.
        Мы оказываемся возле стены. Вперёд, куда ни глянь, на уровне пола тянутся круглые зевы разрытых ходов. Их никак не меньше пары десятков, и отличаются они незначительно: где-то есть подписанные таблички, где-то повязаны куски ткани разных цветов, а возле других на полу краской нарисованы жирные кресты.
        - И в который из них он прыгнул?! - в отчаянии спрашивает Оля.
        - В этот! Второй с краю! - немедленно отвечаю я, уже собираясь нырнуть в вышеупомянутый проход, но старшая сестра вовремя хватает меня за воротник футболки.
        - Ты уверена, Варька? Если мы ошибёмся, то уже не сможем его догнать!
        - Верь мне!
        Я вырываюсь из её цепкого хвата и прыгаю в темноту лаза, продолжая погоню за похитителем. На этот раз ход растягивается на многие метры, извиваясь и то взлетая ввысь, то уводя вниз, но зато после одного из множественных поворотов он перестаёт быть земляным. Стены его постепенно становятся каменистыми, и, что приободряет меня больше всего, я постоянно слышу впереди тяжёлое дыхание И-Скан-Дэра, который вынужден тащить мою лягающуюся и жалобно хныкающую сестру.
        - Мои сёстры тебя всё равно найдут и накажут!.. - обещает она похитителю.
        - Твои сёстры ни на что не способны, как и ты сама! Вы - самые негодные стражи из всех, что я встречал! - раздражённо шипит иномирец голосом Анфисы. - Я проник в ваше гнездо без каких-либо проблем, и так же легко разрушу его в пыль, погребя вас под завалами! Я погублю вас всех за смерть моего брата, а после буду с наслаждением смотреть, как гниёт ваше дерево!..
        Вот же мерзкий тип! Сам живёт в каком-то сыром подвале, промышляет одним воровством, проникает обманом в чужие миры и дома, а затем ещё оскорбляет всех вокруг!
        Постепенно голоса затихают - выходит, похититель с сестрой уже выбрались за пределы хода. Через десяток секунд я и сама выпадаю из каменного тоннеля. Вокруг меня раскинулся зловонный тупик, впереди виднеется мостовая и невысокие деревянные дома. Значит, я оказалась посреди чужого города. Идёт проливной ливень, из-за которого ничего не видно дальше пары метров, но я успеваю заметить, как две знакомые мне фигуры выскальзывают из тупика и торопливо исчезают за поворотом.
        Ольгу и Гаврилу ждать некогда! Иначе я потеряю след.
        И на свой страх и риск я одна бросаюсь вперёд, не упуская из виду спину И-Скан-Дэра. Город, в который наш коварный недоброжелатель рискнул сбежать, оказывается не самым приятным местом. Всё здесь заросло жёсткими бордовыми корнями, кустами сорной травы и цепкими лианами, на которых распускаются ярко-розовые отвратительно смердящие цветы. Дома укрыты зеленью до самых своих плоских крыш, а в грозовом небе над ними парят звери, напоминающие летающих скатов с мерцающими вытянутыми крыльями.
        Пока я пытаюсь догнать похитителя, на пути мне постоянно встречаются жители этого мрачного города. Высокие фигуры, с головы до ног укутанные в непроницаемые чёрные плащи. В первые секунды мне даже кажется, что у них нет голов на плечах, но после я замечаю размокшие под дождём фетровые шляпы с широкими полями, которые спадают вниз и облепляют плечи жителей.
        Эти грозные фигуры расступаются передо мной, пока я бегу вперёд, с удивлением глядят в спину, замерев по окраинам мостовой, но все мои мысли лишь об одном - не дать улизнуть И-Скан-Дэру. Ведь, стоит мне отвести взгляд, он непременно забьётся в какую-нибудь дыру и больше не позволит себя найти, погрузив Леру в иллюзорный мир и отрезав её от нас.
        Из-за проливного дождя я промокаю насквозь, и теперь сандалии так и норовят соскользнуть с ног, но хотя бы тяжело не мне одной. Заметная издалека фигура Анфисы едва ли выглядит лучше. Одежда вся сырая, Лера не теряет надежды вырваться, и похититель отчаянно борется с ней, едва успевая переставлять ноги и следить за дорогой. Спустя некоторое время он заталкивает мою младшую сестру в приоткрытые ворота небольшого сквера, полного дивных растений, и растворяется в зелени.
        Я мигом ныряю туда же. Пробиваться дальше становится труднее. Мокрые листья мешают шагать, никаких троп нет и в помине, а под ногами из влажной почвы выступают цепкие корни. В итоге я чуть было не проваливаюсь в огромную разрытую в земле дыру, едва успев застыть на самом краю.
        Куда делся иномирец? Неужели прыгнул сюда, в очередной ход?
        Чужеродных звуков не слышно - ни шагов, ни голосов, а вот из норы явственно тянет потоком воздуха из иного измерения. Ни с чем не могу спутать это явление.
        Крепко зажмурившись, я прыгаю в новый лаз, надеясь, что не ошиблась. Если И-Скан-Дэр обманул меня и на самом деле укрылся в саду, то всё будет потеряно. Я лечу вниз несколько бесконечно долгих секунд, за которые я успеваю вспомнить и сказку о девочке, упавшей в нору вслед за белым кроликом, и даже поразмыслить над тем, как буду вылезать наверх, если выбрала ложный путь. Свалившись с высоты в огромную кучу сухих листьев, не успеваю даже возблагодарить незримые силы, помогающие мне, как замечаю белый кроссовок с чёрными полосками, который одиноко лежит в метре от места моего приземления. От него вперёд тянутся босые следы по рыхлой земле, уводящие прямиком вглубь самодельного лаза.
        Отлично! Я не ошиблась!
        Угрём скользнув внутрь хода, взрывая пальцами почву, я ползком продолжаю преследование, едва успевая дышать. Сердце оглушительно стучит от быстрого бега с препятствиями, прыжков и карабканья, но я стараюсь не обращать на это внимания. Впереди виднеется силуэт И-Скан-Дэра, однако дотянуться до него мне не удаётся - похититель успевает сделать рывок и выбраться из лаза, вновь ускользая от меня. Я вылезаю следом, краем глаза подмечая, что на сей раз иномирец привёл меня в какие-то джунгли.
        Кругом, насколько хватает глаз, раскинулись густые тропические леса, наполненные звуками птиц, шумом ветра и стрекотанием насекомых. И пока И-Скан-Дэр пробирается сквозь заросли по едва заметной тропинке, я едва не теряю его из виду. Хорошо, что ведёт он себя достаточно шумно, так что его ругань и топот можно распознать за несколько метров.
        Как только заканчивается тропка, и я оказываюсь на краю широкой просеки, в глаза мне сразу же бросается непомерно огромная каменная арка, которая виднеется в сотне метров от меня по правую сторону. Кажется, ещё чуть-чуть и она коснётся облаков малинового-цвета, плывущих по небу. На ней копошатся тысячи мелких фигурок, издалека напоминая колонию муравьёв, находящихся в постоянном движении.
        И-Скан-Дэр устремляется в эту сторону, и я вынуждена броситься за ним, постоянно оскальзываясь на влажной земле и траве, отмахиваясь от окружившего меня роя мошки. Арки мы оба достигаем достаточно быстро. Моя младшая сестрица, судя по её виду, давно уже вымоталась, и оказалась теперь перекинута через плечо иномирца, что, кажется, замедлило его ещё больше, но так справляться с неугомонной Лерой определённо куда проще.
        Не останавливаясь, я бегу, попутно пытаясь рассмотреть изнутри широкую арку, у подножия которой оказалась. Как выясняется, под потолком ползают вполне себе насекомые, с крупным тельцем, покрытым чешуйками. Бражники размером с автомобиль, перебирая лапками, ловко хватаются за выступы арки и постоянно перемещаются по ней, стараясь держаться в тени. Их крылья кажутся невзрачными и серыми, но стоит кому-нибудь из бражников взмахнуть ими, как становятся видны яркие узоры и орнаменты. На моих глазах несколько вспугнутых сильным порывом ветра насекомых неожиданно взмывают в воздух, растворяясь в солнечных лучах и практически сразу же появляются в ином месте, на пару метров правее. Изредка другие бражники повторяют такой же манёвр, непременно возвращаясь обратно в тень, на свои места.
        И-Скан-Дэр оборачивается, услышав моё тяжёлое дыхание, и недовольно кривится, поняв, что отставать я совершенно не собираюсь. Он неожиданно задирает голову и оглушительно громко свистит, из-за чего даже у меня закладывает уши.
        Чтоб я так же умела!
        Но в данный момент важнее всё же другое: свист привлекает этих бражников. Всей своей колонией они внезапно срываются с потолка и устремляются вниз, прямиком в мою сторону. Я не успеваю даже полноценно осознать происходящее и вскрикнуть от ужаса, как вся эта цветастая стая окружает меня, безостановочно взмахивая своими крыльями и протягивая ко мне свои длинные закругляющиеся хоботки, будто я какой-то бутон. За всем этим великолепием из подрагивающих крылышек, огромных усиков и фасеточных глаз я совершенно теряю из виду И-Скан-Дэра с моей сестрой на плече.
        Вот же хитрец! Нашёл всё же способ меня задержать!
        Схватив с земли первый попавшийся камень и сухую ветку я принимаюсь с криками отгонять от себя прочь бражников, безжалостно ударяя их по протянутым хоботкам и лапам. Многие испуганно взлетают наверх, другие испаряются и появляются уже подальше от толпы, но большинство не желает отступать подобру. Нескольким насекомым всё же удаётся дотянуться до меня, и я чувствую болезненные уколы на руках и спине, будто меня пощипывают. Они присасываются хоботками, легко вспарывая ими кожу и вытягивают из меня кровь. Я вижу, как она поднимается по трубчатым каналам, и мне резко становится дурно.
        - А ну прочь! Пошли все вон! Убирайтесь от меня!
        Испуганно размахивая веткой, я что есть силы пробиваюсь сквозь скопление бражников, чувствуя, как болезненно отрываются от меня хоботки, оставляя на коже мелкие круглые отметины.
        И-Скан-Дэр, на моё счастье, возится возле внутренней стены арки, пытаясь откопать одну из каменных пластин, выглядящих как обыкновенный фрагмент орнамента. Наконец, его пальцы подцепляют угол, и со скрежетом небольшая плита падает на землю, а иноземец сразу же проскальзывает внутрь нового хода.
        Как же он меня уже достал! Не может же у него в самом деле быть такое множество лазов на всех деревьях бескрайнего Леса?!
        Но, как я выясняю уже буквально через четверть часа, может. И-Скан-Дэр проводит мне занимательную экскурсию ещё по нескольким мирам. Каждый раз я отстаю от него буквально на пару шагов, но ему всегда удаётся ускользнуть. Очередной лаз, новое измерение, погоня, и вновь ход. Он запыхался, весь покрылся испариной, и, чувствую, Лера кажется ему лишь тяжелее с каждой минутой, но и мне нелегко. На сандалиях оторвались резинки, и в одном из миров, больше похожем на огромную безграничную помойку, по которой ползают голодные псы, жуки и изувеченные существа, не имеющие ног и передвигающиеся только при помощи рук, я выбрасываю свою обувь без каких-либо сожалений.
        Кажется, даже на школьных уроках физкультуры я ещё не бегала так много и так быстро, но злость на иномирца подстёгивает меня. И я просто не могу позволить себе сдаться, остановиться и дать отдых своему измученному телу. Не сейчас, когда я сократила разрыв между нами уже практически до пары шагов, когда я уже почти могу схватить Леру!
        Калейдоскоп иных измерений мелькает перед моими глазами, и от этого разнообразия даже начинает подташнивать. Города, дикие степи, вымершие жилища, шумные мегаполисы, смердящие болота, разрушенные дороги и сотни, десятки сотен никогда не виденных мной ранее созданий. Этих миров бесчисленное множество, все они отличаются друг от друга, но в тоже время имеют схожие черты, ведь все они - деревья одного Леса. Спустя немного времени я уже не смотрю по сторонам, не интересуюсь местными красотами, а лишь бегу, как заведённая. Весь мой мир сжался до единственной точки - мелькающей впереди спины И-Скан-Дэра.
        Последний рывок через проход приводит нас в пустыни. Я узнаю их мгновенно, стоит мне выпасть на раскалённый песок и откашляться. На алом небе четырьмя ослепительными фонарями горят четыре солнца. От поднимающегося вверх жара кожа плавится, и мои босые ступни сразу же обжигает горячий песок, вынуждая прыгнуть в тень одной из дюн. Кругом, куда ни глянь, тянутся безбрежные золотистые волны песка, и лишь иногда их прорезают ржавые металлические остовы давно заметённых строений.
        Однажды я читала об этом мире в одной из книг, предложенных мне тётушкой Инессой. Она пыталась разжечь во мне интерес к знаниям, что ей, несомненно, удалось сделать, но вот теперь судьба привела меня в это измерение, будто выбросив на книжные страницы. Измученный истощённый мир, выжженный солнцем и покинутый всеми.
        И-Скан-Дэр, тяжело ступая по гребню дюны, идёт вперёд. Его ноги тонут в песке, и он с трудом выдёргивает их оттуда, прикрывая голову одной рукой, а второй удерживая на своём плече Леру, давно совершенно ослабевшую от прилившей к голове крови. Наконец, он оступается и кубарем скатывается вниз, взметнув в воздух облако мелкой песчаной пыли. Я мигом срываюсь с места и, обжигая себе ноги, бегу следом, бодро спускаясь с бархана и оказываясь совсем рядом с похитителем.
        Здесь, в тени дюны, таятся развалины погибшей цивилизации. Ржавым скелетом тянется вдаль разъеденное временем здание, напоминающее завод, полностью состоящее из голых балок и рыжих металлических листов, с гулом трепыхающихся на ветру. Ещё видны пустые провалы окон и смятые двери, остовы механизмов, напоминающих автомобили, вокруг которых разбросаны куски проволоки, канистры, гнутые железки и обломки некогда крепкой металлической конструкции. Здесь давно уже никого нет, и песок поглотил постройку почти на треть, а скоро время и ржавчина разрушат останки здания и уцелевшие материалы.
        - Отпусти мою сестру, ты, злобный изворотливый хорёк!.. - едва дыша, требую я у иноземца, с трудом поднимающегося с колен.
        - Отвяжись от меня! Ты давно должна была уже отстать!
        Он выпрямляется и бросает на меня свой опасный взгляд. Но я сразу же отвожу глаза, не забывая, как коварен может быть И-Скан-Дэр и его иллюзии.
        - Я просто так не уйду!
        Я стремительно срываюсь с места в его сторону, стараясь смотреть только себе под ноги и выставив вперёд кулаки. Мои костяшки врезаются во что-то мягкое, и я слышу натужное сипение иномирца.
        - Вот же ж мелкая пигалица!.. - шипит он и отталкивает меня.
        Я кубарем лечу назад, перевернувшись через голову и наглотавшись песка. Так драться, практически вслепую, будет трудновато, но это не значит, что я не попробую. Да, это совсем не одно и то же, что и борьба с дворовыми мальчишками, здесь всё куда серьёзнее, но я не боюсь.
        Прикрыв веки, я набрасываюсь на него снова и снова, пытаясь повалить на песок, вырвав сестру, но он играючи отталкивает меня, отвешивая обидные подзатыльники, пинки и неустанно при этом комментируя мои неловкие попытки:
        - Слабачка! Если бы все стражи Леса были бы такими же немощными, как ваша семейка, я бы давно уже процветал в богатстве и славе вместе с братом! Вы просто пыль, от которой нужно избавиться! Бессильные птенчики в дырявом гнезде!
        Обиднее всего подобное слышать от иномирца, учитывая, что он по-прежнему выглядит для меня как тётя Анфиса. У него её голос, её недовольное лицо, даже интонации чем-то похожи. Будто она, как раньше, отчитывает меня за какую-то шалость или мелочь лишь потому, что неё плохое настроение. И я слабее неё во всех планах. Не могу ни дать отпор, ни переубедить, ни постоять за саму себя и свою младшую сестру.
        - Вы все только зря родились на свет! Царь Леса зря пролил свою кровь, наделяя ваш род дарами!..
        Кровь! Ведь точно! Мне же явно не одолеть его собственными силами. Она крупнее меня физически, грубее и не упустит возможности поймать мой взгляд в ловушку своих иллюзий. Но кровь может всё изменить… Сто девяносто девять говорила, что она способна на очень многое, пусть за это и положена плата. Но об этом я подумаю позднее. Сейчас я готова согласиться на всё, лишь бы вызволить Леру живой и невредимой.
        - Что это ты притихла? - со смешком интересуется И-Скан-Дэр, подходя чуть ближе, пока я лежу на песке, отвернувшись от него и восстанавливая дыхание. - Уже сдалась? Ха! Да если бы я раньше знал, что ты такая тщедушная, то не стал бы убегать, а просто сразу надавал бы тебе оплеух и преспокойно ушёл!..
        Я выжидаю. Он подходит всё ближе и ближе, и на меня уже падает его тень.
        Сейчас. Ещё немного…
        - Но лучше я тогда заберу и тебя тоже. Два трофея всяко лучше, чем один! Остатки твоей семейки, наверняка, уже с ума сходят!.. Хах! Ну что ж, придётся тебе испытать на себе силу моего взгляда. Смотрит мне в глаза!
        Крепко зажмурившись, я резко разворачиваюсь в сторону иномирца и выбрасываю вперёд полную горсть песка, которая попадает точно в цель, судя по отчаянному крику И-Скан-Дэра.
        Теперь можно не бояться открыть веки!
        Мой противник падает на одно колено и трёт глаза кулаками, пытаясь вернуть себе зрение, а я в это время бросаюсь к ближайшему ко мне металлическому обломку, торчащему из песка. Его неровный треугольный край острый, как бритва, и я что есть силы хватаю его обоими руками и резко провожу вниз, задыхаясь от резкой боли, которая пронзает кисти насквозь. На испачканных ржавчиной ладонях расцветают две длинные глубокие ссадины, которые мгновенно наполняются кровью.
        Я даже не знаю, что должна сказать или подумать, чтобы воспользоваться силой своей крови, и действовать приходится по наитию. Тем более что И-Скан-Дэр уже поднялся на ноги и в ярости осматривается вокруг, желая отомстить мне за ловкий манёвр.
        Выставив вперёд свои окровавленные ладони, я бросаюсь в сторону похитителя, и в моей голове крутится одна-единственная мысль - пусть он отпустит мою сестру и уйдёт! Я хочу спасти Леру, хочу одолеть И-Скан-Дэра, прогнать его!
        Мы сталкиваемся друг с другом, и я сразу же прижимаю руки к лицу иномирца, пальцами закрывая его глаза, чтобы он не успел воспользоваться своей силой. Он пытается оттолкнуть меня, отпихнуть подальше, но мои ладони будто намертво приклеиваются к его коже. И вдруг он начинает жалобно и истошно кричать, всё повышая и повышая голос. Иллюзия Анфисы медленно и будто бы по кускам распадается, являя мне молодого худого парня в растянутой серой толстовке, который кривится от боли. Лера мешком падает с его плеча на песок, а мой противник всё не перестаёт визжать, будто мои руки причиняют ему немыслимые страдания. Он дёргается, как пойманный в силок зверь и старается убрать мои ладони от своего лица, но ничего не выходит. Кровь кипит под пальцами, как раскалённый металл, вгрызаясь в кожу и оставляя на ней вздувшиеся пузыри ожогов. Я вижу это собственными глазами и прихожу в ужас.
        Неужели это сотворила моя кровь?! Это та самая сила, что в ней заключена?!
        Руки неожиданно легко отстают от лица И-Скан-Дэра, и он в тот же миг падает на колени, всё ещё подвывая и пальцами едва касаясь своей обожжённой кожи. Теперь он выглядит просто кошмарно, и мне даже трудно представить, насколько ему больно. Но ведь кровь действительно помогла мне одолеть иномирца и спасти сестру, а, значит, всё было не напрасно!
        - Ты поплатишься за это!.. Ты поплатишься за всё!.. Будь уверена, я ещё доберусь до тебя и твоей семьи!..
        Резко поднявшись на ноги и по-прежнему закрывая своё изувеченное лицо, он бросается куда-то в сторону почти разрушенного и насквозь проржавевшего завода, а я нависаю над сестрой.
        - Лера! Лера! Приди в себя!
        Её голова безвольно мотается из стороны в сторону, как у куклы, а кожа невероятно бледная. Но через десяток секунд, пока я трясу её за плечи и легонько шлёпаю по щекам, она всё же открывает глаза.
        - Варька… Ты пришла за мной?..
        - Всё хорошо! Он ушёл! Не переживай, теперь мы вернёмся домой!
        - А где Оля с Гаврилой?
        - Они просто отстали.
        И-Скан-Дэр затерялся в развалинах проржавевшего завода, и, я готова поклясться, что он уже отыскал очередной свой лаз, чтобы сбежать и затаиться на какое-то время. Ему предстоит зализать раны, набраться сил, а мы пока можем выдохнуть. Ненадолго, но можем.
        - Что это у тебя с руками?.. - поражённо шепчет Лера, хватаясь за мои запястья.
        Из порезов на ладонях по-прежнему сочится кровь, вот только теперь она почему-то приобрела чёрный оттенок и стала намного гуще. Кожа вокруг потемнела, набухли вены и капилляры, и я чувствую, как понемногу руки начинают ныть от боли.
        - Не знаю… - Я и сама со смесью страха и удивления разглядываю происходящие метаморфозы. - Я не могла справиться с И-Скан-Дэром своими силами, и мне пришлось прибегнуть к крови.
        - Но ведь Сто девяносто девять сказала, что это под запретом! Что за любое использование силы крови полагается непомерная плата! Кажется, теперь с тобой творится что-то нехорошее, Варя!
        - Это уже всё неважно, - осаждаю её я. - Главное, что мне удалось тебя спасти и прогнать иномирца.
        Лера неожиданно бросается мне на грудь и обнимает своими худенькими ручками, прижимаясь крепко-крепко. Я чувствую, как по-птичьему быстро стучит её сердце, будто пытаясь вырваться из тесной клетки рёбер.
        - Спасибо, что не бросила меня… Мне было так страшно, когда он тащил меня через все эти миры. Я боялась, что уже никогда не увижу родной дом и ваши лица.
        Лерочка начинает хныкать, пропитывая слезами мою футболку.
        - Ничего-ничего, - успокаивающе бормочу я, покачиваясь из стороны в сторону вместе с младшей сестрой. - Теперь всё позади. Ты не одна. Все мы - семья. И всегда будем сражаться друг за друга до последнего. Мы бы никогда не позволили разлучить нас.
        Лера ещё несколько минут прижимается ко мне, пока её слёзы окончательно не иссыхают.
        - Давай лучше думать, как теперь мы отсюда выберемся, - предлагаю я. - А то эти четыре солнца начинают нещадно припекать.
        Пропитанный жаром воздух проникает в лёгкие тягуче и медленно, песок под ногами болезненно обжигает мои босые стопы, и долгое время находиться не в тени практически невозможно. Перебежками мы добираемся до остова здания и прячемся в его развалинах, укрываясь от зноя.
        - Я не помню, где был тот ход, через который мы сюда попали, - нехотя признаюсь я, с опаской поглядывая на свои ладони, которые теперь безостановочно ноют. - А ветер уже давно задул все наши следы.
        - Ключ ведь остался у Оли, да? - без особой надежды спрашивает Лера.
        - К сожалению… Надеюсь, они с Гаврилой сами не слишком заплутали и не пропали в каком-нибудь из промежуточных измерений.
        Где-то сбоку от нас, всего в паре метров, раздаётся раздражённое шипение и непривычный уху треск.
        - Смотри… - резко вся побелев, шепчет Лера.
        Я оглядываюсь. Из заваленного обломками угла выглядывает красная двухголовая змея, которая свернулась кольцами в своём небольшом убежище и теперь оказалась весьма недовольна прибытием незваных гостей. Её раздвоенные языки то и дело мелькают, показываясь из оскаленных пастей, угрожающе трещит погремок на конце её хвоста.
        - Медленно и тихо уходим…
        Мы боком выбираемся из развалин, стараясь не подступать близко к опасному пресмыкающемуся. Приходится выбрать другое укрытие, перед этим внимательно его осмотрев. Спрятавшись от жара четырёх солнц под дырявой крышей пустого сарая, до середины утонувшего в песках, мы думаем, как нам быть дальше.
        - Тут вообще есть что-нибудь кроме песка, обломков и змей? - интересуется Лера, пальцами пытаясь распутать свои короткие светлые волосы.
        - Я читала про этот мир. Это сплошная пустыня, практически лишённая жизни.
        - И как мы вернёмся отсюда домой?
        - Не знаю… Но мы можем попытаться позвать Ольгу. Вдруг ей удастся нас отсюда вызволить.
        Я закрываю глаза, вспоминая старые уроки тётушки Инессы, и прислушиваюсь к собственному сердечному ритму. Мерное биение успокаивает меня, очищая голову от иных мыслей. Я касаюсь пальцами своей груди и концентрируюсь на таком знакомом и любимом облике старшей сестры.
        Оля, Оленька, милая, услышь меня, пожалуйста!.. Подчинись моему зову, зову родной крови, найди меня, приди ко мне. Мне нужна твоя помощь!
        Даже сквозь прикрытые веки я ощущаю и вижу, как от моей груди тянется витая красная нить, которая уходит вперёд и растворяется в других измерениях, ища кратчайший путь к сердцу Ольги.
        Где-то поблизости слышно шуршание ключа в дверном замке, а после раздаётся пронзительный скрип несмазанных дверных петель.
        - Варя! Варя, где ты? - звучит неподалёку обеспокоенный голос Ольги.
        Лера первой выбирается из нашего укрытия и бросается в ту сторону, откуда доносится голос старшей сестры. Дверь соседнего сарая, покосившаяся и облезлая, вся в хлопьях ржавчины, распахнута, а на пороге стоит Оля, озираясь по сторонам. За её спиной виднеется знакомая прихожая нашего гнезда и круглое бледное лицо Гаврилы, у чьих ног вьётся белоснежный Ах.
        - У меня получилось! - безумно гордая собой, я быстро вскакиваю на ноги и устремляюсь вслед за Лерой прямиком в объятья Ольги.
        Пока Гаврила держит дверь открытой, мы втроём не можем нарадоваться, стискивая друг друга в объятьях, будто не виделись несколько лет.
        - Ты правда услышала мой зов? - всё ещё сияя от счастья, спрашиваю я. - Я так боялась, что ты не сможешь отыскать нас в этом гиблом мире!
        - Ты просто оглушила меня, Варька! - Оля ласково треплет меня по взъерошенным волосам. - Я успела лишь схватить ключ и подумать о том, что желаю открыть проход туда, куда зовёт меня твоя кровь, как ключик мгновенно распахнул дверь в эти пески! Я даже не думала, что такое возможно!..
        - Уйдём отсюда поскорее, - просит Лера, дёргая нас в сторону Гаврилы.
        - Конечно! - восклицает Оля, но почти сразу же добавляет уже куда тише. - Только, боюсь, вам совсем не понравится то, что вы увидите в гнезде…
        Мы наперегонки бросаемся к распахнутой двери.
        Глава 12
        Пробуждение
        Едва ли можно назвать домом то, что открывается нашему взору, стоит переступить порог. От прежнего уютного светлого гнезда ничего не осталось. Комнаты покрыты гнилью с пола и до потолка, даже мебель и люстры охвачены толстым слоем ворсистой плесени. Воздух спёртый и тяжёлый, пропитанный запахом сырости и разложения, и дышать в квартире совершенно нечем.
        Как только за нами захлопывается проход, ведущий в измерение песков и алого небосвода, как мы бросаемся осматривать дом, не веря собственным глазам.
        - Мы сами едва ли минуту назад вернулись в гнездо, когда я услышала твой зов. Даже толком ничего понять не успели, - кричит мне из прихожей Ольга, пока я с отвращением сдёргиваю со своей кровати в детской чёрное от гнили покрывало. - Всё бродили по тому городу под ливнем, искали, куда же убежал иномирец вместе с тобой и Лерой…
        - Что тут вообще произошло? - поражённо спрашивает наша младшая сестра, заглядывая в ванную, где на кафеле образовались целые холмики плесени.
        - Похоже, наше гнездо практически полностью сгнило, пока нас не было, - с горечью подвожу я итог, выходя обратно в коридор и отряхивая руки.
        - Но ведь мы не так долго отсутствовали! - возражает Гаврила, распахивая занавески на кухне и выглядывая в тусклое окно. - Сейчас середина дня. А мы уходили вечером.
        - Тут определённо что-то не так, - доносится до нас голос Ольги. Она забирает из детской свой планшет и возвращается в прихожую, демонстрируя мне чёрный экран. - Он полностью разряжен!
        - И что? - не понимаю я, пожимая плечами.
        - За половину дня или даже день он бы никогда не разрядился…
        Поставив планшет на зарядку и дождавшись, пока он включится, мы все вчетвером обеспокоенно вглядываемся в экран, не сводя взгляд с даты.
        - Не может быть… - шепчу я. - Нас не было почти неделю!..
        - Сто девяносто девять предупреждала, что время в её измерении идёт по-другому, но я даже подумать не могла, что часы превратятся в дни! - признаётся Ольга, обводя нас всех изумлённым взглядом.
        - Хуже другое! - неожиданно осеняет меня одна мысль. - Вы чуете этот запах?..
        Все настороженно начинают принюхиваться, как охотничьи псы.
        - Тошнотворная сладость прелых фруктов… И древесная труха!.. Это вредители! - догадывается Ольга.
        - Но этот запах просто всюду! - восклицает Лера, заглядывая в соседние комнаты и тоже водя там носом. - Будто их тут десятки!..
        - Мы покинули гнездо, никого в нём не оставив, - с тяжёлым вздохом напоминаю я. - Инесса учила нас никогда так не делать. Хоть кто-то всегда должен быть в гнезде.
        - Что-то я не пойму, о каком запахе вы говорите, - с сомнением протягивает Гаврила. - Я вот ничего не чую! К тому же дома осталась моя мама!
        - Прочисти нос! Тут всё провоняло! - подначивает брата Лера.
        - Анфиса в иллюзорном сне, - делится своими мыслями Оля, поглаживая пальцами подбородок. - Вредители не видят в ней угрозу, вот и набились сюда, как сельди в бочку!
        Мимо нас со стороны кухни беззвучно пролетает растрёпанный веник, за которым бежит крайне довольный Ах, пытаясь схватить край метёлки когтями. Они оба скрываются в нашей детской, и вскоре оттуда раздаётся звук, характерный для грохнувшегося на пол стула.
        - Ах! Вот же ж бледная поганка!.. - расстроенно выдыхает моя старшая сестра. - Будто и без него проблем не хватает…
        - Судя по всему, здесь всё, к чему ни притронься, кишит мелкими древоточцами, - говорю я. - По одному мы будем изводить их сутками напролёт…
        - Давайте поскорее разбудим маму, как советовала Сто девяносто девять! Мама непременно нам поможет с ними всеми справиться! Она наведёт дома порядок!
        Гаврила, не дожидаясь ответа, направляется к комнате Анфисы. Дверь приоткрыта, и наша тётя, ровно как и неделю назад, лежит на кровати, утопая в гнили, которая полностью превратила её спальню в чёрную пещеру. Здесь нет ни единого живого места, и даже удивительно, что саму Анфису, недвижимую и пребывающую в своём неестественном сне, плесень ещё не поглотила.
        - Мамочка! - Гаврила бросается ей на грудь. - Приди в себя! Ты нужна нам!
        - Что там мы должны сделать? - украдкой спрашивает у меня Лера.
        - Сто девяносто девять уверяла, что следует напомнить ей о незавершённых делах, дать понять, что она нужна здесь. Вернуть её мысли в реальность… Что-то такое, кажется…
        - Анфиса! - строго и серьёзно зовёт тётю Ольга, нависая над кроватью, как неизбежный рок. - Надеюсь, ты меня слышишь! Мы на время прогнали И-Скан-Дэра, и теперь его влияние на тебя должно ослабеть. Пожалуйста, сдёрни с себя лживый покров его иллюзий. Всё, что ты сейчас видишь и чувствуешь, это ненастоящее. Тётя, ты должна проснуться и помочь нам!
        - Как-то немного формально звучит, - дразню я сестру.
        - Скажи лучше, если сможешь! - мгновенно вспыхивает Оля и скрещивает руки на груди, отступая в сторону.
        - Не-не-не! - я отмахиваюсь. - Думаю, только Гавриле удастся достучаться до сердца матери…
        Он даже не обращает внимания на наши склоки. Просто сидит на кровати возле Анфисы, поглаживая её по руке и тихо шепчет себе под нос:
        - Мама, я очень скучаю. Что бы ты там ни видела в своём сне, но здесь у тебя остались куда более важные вещи. Здесь твой дом, твоё гнездо, здесь мы, которым ты очень и очень нужна. Мы не можем справиться со всем в одиночку, и без старшей нам совсем туго… Возвращайся. Ты нужна нам, ты нужна мне.
        - Неужели не помогает? - расстроенно бормочет Лера. - Уж я была уверена, что когда чары иномирца ослабеют, мы без проблем сумеем пробудить её.
        Гаврила никак не желает сдаваться. Он всё говорит и говорит, жалуется, как ему одиноко, напоминает Анфисе о делах, которые ждут её в гнезде, просит помощи. Но мать остаётся глуха ко всем его мольбам.
        - Может, мы что-то делаем не так? - предполагаю я.
        - Да мы, вроде, уже всё на свете попробовали ей сказать. И воззвать к совести, и к долгу, и попросить и пожаловаться… Что ей ещё нужно? - никак не возьмёт в толк Оля, меряя шагами комнату.
        - Значит, то, что она видит, по-прежнему кажется ей куда привлекательнее реальности, - заключаю я. - Сто девяносто девять говорила, что такое может случиться.
        - Нет! - со слезами на глазах восклицает Гаврила. - Мама проснётся! Она обязательно услышит меня! Я просто ещё не подобрал нужные слова!..
        - Ты уже всё перепробовал, - мягко твердит ему Оля.
        - Ещё не всё! Я останусь с ней и буду пытаться, пока она не откроет глаза!
        - Не мели ерунды, - начинаю я немного злиться на своего глуповатого братца. - Что толку сидеть у неё под боком и что-то бормотать, если она просто не желает нас слушать! Она никогда не желала! Всегда воспринимала нас как назойливых мух, которые без конца вьются у её лица и мешают ей спокойно жить! Как будто мы выбирали такую судьбу! Как будто мы только и желали выслушивать её недовольства, убирать за ней, получая в благодарность только тычки и кислые улыбочки!
        - Неправда! Моя мама совсем не такая! - Он вскакивает на ноги и с гневом во взгляде наступает на меня, чуть ли не с кулаками.
        - Ребят, вы чего?.. - удивлённо спрашивает Лера, отбегая к стене.
        - Это ты, Гаврила, всегда жил у неё под юбками, всегда одет, обут и лаской не обделён, а мы могли лишь терпеть эту занозу! Раньше у нас хотя бы была Инесса, которая нас любила, а теперь и её не стало! Не стало матери, не стало Инессы! Осталась лишь эта злобная горгулья, твоя мать! И, знаешь что?.. Я, наверное, даже рада, если она так и останется вечно в своих иллюзиях!
        - Варя! - сурово осаживает меня старшая сестра, но меня уже не остановить. Я выплёскиваю всё, что накопилось на душе за долгие годы. Почему именно сейчас все вдруг стали смотреть на Анфису как на последнюю надежду, как на нашего спасителя и любимую родственницу? Она всегда была и останется чёрствой и скандальной тёткой, которая любит только своего сынка. И почему все вокруг не хотят это понять?
        - Уж пусть лучше Оля будет старшей в гнезде, возьмёт на себя все обязанности, а я буду ей помогать! Пусть будет сложно, пусть вместо школы все пойдём работать, но даже эта участь выглядит привлекательнее, чем и дальше жить под одной крышей с Анфисой и терпеть её характер!
        - Не говори так, - сжимая дрожащие губы, свирепо требует Гаврила. - Без мамы мы все - никто! Без её знаний, опыта, без помощи! Она нужна нам!
        - Мы уже доказали, что на многое способны без неё! - Я гордо задираю подбородок. - И докажем ещё! Нам не нужна Анфиса, чтобы очистить гнездо от засилья древоточцев! Вот увидите, мы справимся и своими силами!.. Хватит тут сопли на кулак наматывать, идёмте за мной!..
        Командирский тон неожиданно даёт свои результаты. Сёстры и брат послушно ступают за мной обратно в прихожую. Я полна злости, полна желания доказать всем вокруг, что мы вольны жить самостоятельно, без приказов нелюбимой тётки, без её правил и нравоучений.
        - Вставайте-ка все быстро в круг, беритесь за руки!
        Лера и Ольга встают по разные стороны от меня и больно стискивают мои кисти, которые по-прежнему кровоточат чёрной кровью, и которые я только успела наспех перебинтовать. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от рези, но сейчас не время себя жалеть.
        - И что мы будем делать? - с поникшим видом спрашивает Гаврила.
        - Мы будем петь песнь, - строго говорю я. - В прошлый раз это помогло нам очистить гнездо и защитить его. Значит, поможет и сейчас.
        - Я не помню её слова, - с лёгкой паникой в голосе шепчет мне Лера.
        - Главное, это петь всем вместе! Повторяйте за мной!
        Я запеваю запавшие мне в память первые строки. Конечно, воспроизвести их в точности не выходит, но я стараюсь максимально приблизиться к оригиналу, в отдельных местах дополняя текст своими рифмами:
        Пой же, птичка, пой ты в своём гнезде,
        Пусть звучит голосок твой всюду и везде,
        …
        Прогони вредителей из гнезда,
        Ты найди сквозь ветви свой путь назад,
        Позови обратно своих детей
        Из лесного мрака и туч теней…
        Последующие строки совершенно теряются в памяти, и я могу лишь раз за разом повторять те, что помню. Гаврила не попадает в ритм и, будто нарочно, коверкает отдельные слова, из-за чего я думаю лишь о том, как зла на него. А Оля и Лера хоть и пытаются мне помогать в меру сил, но я чувствую, что они совершенно не вкладывают душу в песнь.
        - Ничего не получается!.. - горестно вздыхает Лера, первой отпускаю мою истерзанную кисть.
        - Это всё потому, что поём неправильно, и кто-то не старается! - Я обличительно указываю пальцем на брата. Тот лишь возмущённо фыркает.
        - Хватит! - командует Оля. - Если других идей нет, будем действовать по старинке.
        «По старинке» в её понимании - это разойтись по разным комнатам, вооружиться травяными скрутками и терпением и с каждым вредителем разбираться самостоятельно в индивидуальном порядке, так сказать. Альтернатива довольно печальная, но ничего иного нам попросту не остаётся после того, как даже песнь не помогает.
        Несколько долгих часов я, как и остальные, выискиваю изобретательных древоточцев, засевших в, казалось бы, совершенно неподходящих вещах и местах. Их и так всегда, как магнитом, притягивает к гнезду со всего дерева, но тут, в отсутствии способных оказать сопротивление жильцов, они и вовсе наглеют сверх меры. В доставшейся мне детской нет ни одного живого места: хлопают пыльными переплётами книги, морочат голову забравшиеся в зеркала вредители, и ноги то и дело увязают в полу, а руки проваливаются в стены. Свет над головой то и дело мигает, а люстра сама собой крутится на месте, отбрасывая пугающие тени. Здесь буквально всё желает выдворить меня из родного дома, и только курящиеся травы ещё как-то заставляют древоточцев присмиреть: от дыма они с недовольством утихомириваются, покорно лежат на местах или тихо пытаются выбраться из своих оболочек, чтобы занять более удобные места, но я отслеживаю все их перемещения. Зеркала бьются, полы залиты водой, и влажная тряпка так и мелькает в моих руках, пока я стираю пыль, прогоняя самых чутких вредителей.
        Здесь работы непочатый край. И пускай я уже утопила в тазике и смыла в унитаз десяток незваных гостей, но их остаётся едва ли меньше, а силы иссякают довольно быстро. Судя по периодическим выкрикам сестёр и Гаврилы из соседних комнат, их дела обстоят не лучше. У нас уйдёт далеко не один день, чтобы вывести всю эту мелкую нечисть, но за это время набежит новая, поскольку старшей в гнезде по-прежнему нет, а в нас древоточцы особой угрозы не чувствуют. В итоге, пока у нас нет главы семьи, вся проделанная работа выполнена практически впустую.
        После очередной утомительной гонки за взбесившейся подушкой, которая надеялась скрытно меня придушить не в первый раз за последний час, я без сил падаю на пол возле письменного стола и прислоняюсь к нему гудящей головой. Всё тело ломит. Я ещё не пришла в себя после недавней гонки за И-Скан-Дэром, а тут вот опять новая работа, на которую совершенно не хватает энергии. И даже особенного желания её исполнять тоже нет.
        Безумно ноют руки. Я разматываю насквозь чёрные от крови бинты и смотрю на свои ладони. Ссадины даже не думают затягиваться и причиняют мне множество неудобств, а кожа вокруг них всё продолжает чернеть и вздуваться. Мерзкое зрелище, и я совершенно не знаю, что с этим делать. Да и вряд ли кто-то знает. Может, Сто девяносто девять подсказала бы мне, но путь к ней слишком долог, чтобы я могла повторить его вновь в ближайшее время.
        Ещё мне бы могла помочь Инесса. Наверное, только она сделала бы это молча, лишь с лёгкой укоризной во взгляде. Она знала почти всё и обо всём. Уж она бы непременно рассказала, как нехорошо я поступила, что обратилась к силе крове, что посмела нарушить табу. Но она бы всё равно помогла, вылечила бы мои руки, ни в чём не обвиняя и ничего не требуя взамен.
        Я бы многое отдала, чтобы она вновь вошла в наше гнездо, чтобы вновь увидеть её и крепко обнять. Она была моим столпом, точкой равновесия в моём мире. Если вдруг где-то что-то шло не так, я всегда могла рассчитывать на то, что она примет меня, объяснит ошибки, устранит последствия. Она никогда ни в чём не винила, а просто могла молча выслушать, притянуть к себе и обнять, и тогда казалось, что всё сразу становилось на свои места, что мир приближался к нормальности прямо на глазах. Это была её сила, её невероятная способность дарить душевный покой. И мне этого очень не хватает.
        Сейчас весь наш привычный мир трещит по швам, гнездо разваливается на глазах, и мы с сёстрами и братом не уверены даже в завтрашнем дне, а с ней бы такого никогда не случилось. Она была настоящей старшей: уверенной, мудрой, волевой. И Инесса, если бы была жива, никогда не попала бы в капкан иллюзий И-Скан-Дэра, не позволила бы настать такому хаосу в нашем гнезде. Если бы она была сейчас здесь, то древоточцы едва ли смогли бы навредить нашему дому. Она бы отпугнула их песней или отыскала бы всех до единого, и в этих стенах вновь бы наступил порядок… С традиционным совместным ужином, где вся семья собирается за одним столом и делится новостями, с редкими, но такими интересными уроками, где Инесса объясняла нам устройство окружающего нас мира, и с совместными походами за мороженным в парк жаркими летними вечерами по выходным. Всего этого мне не хватает.
        Что-то щекочет мои щёки, и я не сразу осознаю, что это слёзы проложили солёные дорожки до самого подбородка. Я стираю пальцами влагу, но она набегает вновь и вновь, будто морской прилив без устали бьётся о прибрежные скалы. Мне казалось, что все слёзы я выплакала ещё в день похорон Инессы, но нет, оказывается, запасы печали и скорби порой бывают поистине неистощимы.
        Будто мои слёзы чему-то помогут… Будто они воскресят Инессу, восстановят наш дом или пробудят Анфису. Всё это пустое…
        Я раздражённо отираю щёки, поднимаясь на ноги. Через распахнутую дверь детской виднеется часть спальни, где Анфиса, как спящая царевна из сказки, недвижимо лежит на своей кровати. Слегка пошатываясь от неожиданно одолевшей меня слабости, я иду туда. Руки ноют уже гораздо сильнее. Боль пробирает почти до самых костей, но я борюсь с ней и, неплотно прикрыв за собой дверь комнаты, сажусь на покрытую гнилью кровать возле бледной Анфисы.
        Не знаю, что привело меня сюда. Действительно ли я хочу здесь быть или это отчаяние уже диктует мне свои условия?
        - Прости за те слова, что я сегодня сказала, - устало шепчу я и решаю прилечь рядом с тётей. Я так ослаблена, будто разгрузила целый вагон угля. Болит каждая клеточка тела, и эта боль накатывает волнами, постепенно, а мои пальцы на руках скрючились, как старые ветки, и совсем не желают расправляться обратно. Мне совсем нехорошо, а чёрная кровь всё сочится и сочится из ладоней, испачкав уже всю мою одежду. Неужели за те капли крови, что я сегодня потратила на спасение сестры, меня ждёт такая суровая кара?..
        - Я была зла, что у нас ничего не выходит, - зачем-то начинаю я оправдываться перед Анфисой, хоть она меня наверняка даже не слышит. - Мы потратили столько сил, чтобы отстоять гнездо, поймать этого преступника, а всё оказалось напрасно. Инесса учила нас, что нужно уметь бороться до последнего ради своей семьи, но наша борьба ни к чему так и не привела. Кажется, только сделала хуже…
        Я поворачиваю голову, чтобы смотреть на лицо Анфисы. Оно белое как мел, совсем недвижимое. Нос заострился, щёки впали, и даже губы посерели. Она уже совсем не похожа на себя прежнюю. Так же выглядела и Инесса, когда умерла. Неужели мы потеряем и вторую тётю сразу же следом за первой?..
        - Знаешь, я буду с тобой честна. Не знаю, слышишь ты меня или нет. Хотя, надеюсь, что всё же нет, иначе ты непременно меня поколотишь за такие слова. Если не здесь, то после смерти… - Я делаю глубокий тяжёлый вздох, ощущая, как сдавливается моя грудная клетка от неясных спазмов. - Я тебя не люблю. И раньше не любила. Ты никогда не была мне так же близка, как Инесса, не понимала меня и сестёр, не заботилась о нас… Но даже с учётом всего этого я не могу не признать, что ты - тоже член семьи. А семья - это всё, что у нас есть. Не так важны деньги, которые всегда можно заработать и так же легко потратить, не так важен дом, который всегда можно сменить, переехав в другое место. Семью ничем не заменить. Это были и остаются люди, которым ты не безразличен, с которыми у тебя связь даже более глубокая, чем ты можешь осознать. Пусть не всегда вы ладите, пусть во многих вещах не сходитесь, но я верю, что в минуту нужды семья способна сплотиться и выстоять, преодолев все невзгоды…
        Я всхлипываю от отчаяния, которое неожиданно охватывает меня плотным коконом. Теперь, если мы потеряем ещё и Анфису, то что же мы будем за семьёй? Четверо несовершеннолетних неудачников, которые одни останутся в разрушенном доме и едва ли смогут себя прокормить и обеспечить. Жалкая судьба.
        - Если подумать, ты не во всём такая уж плохая, тётя, - нехотя признаюсь я. - Быть может, это из-за того, что я во всём сравнивала тебя с Инессой, ты и казалась мне такой колючкой. Да, у тебя дурной характер, но сама по себе ты, вроде бы, способна и на что-то хорошее. В конце концов, всё же пару раз ты была рядом со мной, когда мне требовалась помощь. Помнишь, как я лет в восемь разбила мячом окно у нашей соседки? Прибежала тогда домой вся в слезах, испуганная и даже мяч не забрала. Ты тогда на меня накричала, что я безалаберная дурочка, поставила в угол на целый час! Ух, как я была на тебя зла тогда! Ведь я же случайно попала… Но когда к тебе пришла соседка, чтобы ты заплатила за разбитое окно, ты меня выгораживала. Помнишь ведь?.. Ты тогда сказала, что я воспитанная девочка и никогда бы не позволила себе бить чужие окна, пусть она ищет виноватых в других квартирах. И соседка ушла с пустыми руками, так ты потом ещё и мой мяч у неё как-то забрала, чтобы мне вернуть! Я всё это помню!
        Слабо улыбнувшись, я закрываю глаза, чтобы немного отдохнуть, поскольку последние силы уже покидают моё тело. Это всё из-за черноты, что распространяется по моей коже медленно и незаметно. Она уже достигла ключиц, и руки я чувствую совсем слабо, а шевелиться даже нет желания. Могу только говорить.
        - И это ведь был не единственный случай. Ты тогда вытащила меня из вольера с дикобразами в зоопарке, когда я туда свалилась, пытаясь подобрать пару иголок. И разбитую коленку мне потом обработала… Однажды ты даже ходила со мной в школу, помнишь? Когда меня вызвали к директору, а Инесса была на работе. Учительница нажаловалась, что я вечно дерусь с одноклассниками Леры, которые её задирают, а ты тогда накричала на директора, чтобы он лучше следил за толпой нахальных мальчишек с дикарскими повадками, которые не стесняются дразнить и бить двух девочек-сирот. Он даже не нашёлся, что тебе ответить, зато я потешалась над выражением его лица до самого вечера… И я никогда не забуду, как ты пришла за мной в логово кукольной хозяйки. Тогда я натерпелась такого страха, что едва могла сдвинуться с места. Я бы непременно себя выдала. Но ты пришла за мной, вызволила из проклятой квартиры. И в моей памяти навсегда останется тот момент, когда ты взглянула на меня. В твоих глазах читался испуг. Ты искренне боялась за меня, ты волновалась, что со мной что-то случится. И это были не поддельные чувства, не твоё
вечное недовольство или разочарование моим очередным проступком, а что-то по-настоящему искреннее. Тогда я впервые подумала, что всё же не безразлична тебе. Что ты, наверное, всё же любишь нас с сёстрами. Просто своей… особенной любовью…
        Меня так сильно клонит в сон, что сопротивляться ему нет никаких сил. Я медленно и неотвратимо падаю в бездонную пропасть забытья, надеясь обрести в ней покой. Пока меня не простреливает неясное ощущение в пальцах правой руки. Я чувствую, как их крепко сжимает чья-то холодная сухая ладонь, и кровь вместе с адреналином приливают к моей голове, вынуждая распахнуть веки и сделать судорожный вздох.
        - Тётя!.. - поражённо шепчу я, поворачивая лицо в её сторону.
        Она смотрит на меня со слезами на глазах. Порозовевшая, бодрствующая и слегка растерянная.
        - Я слышала каждое твоё слово, Варя, - тихо говорит она, стискивая мою руку. - Я шла на твой голос, как на свет маяка, и он всё же вывел меня в гавань. Я уже думала, что сама никогда не выплыву из этого скорбного океана отчаяния, куда меня унесло течением…
        Неужели это именно у меня получилось привести её в чувство? Ведь я ей столько всего неоднозначного наговорила. Несмотря на то, что внутри меня теплится радостный огонёк, но тело почему-то совсем не слушается, только вновь клонит в сон.
        - Варя, почему ты такая серая?.. - неожиданно обеспокоено шепчет Анфиса, привставая на локтях и оглядывая меня. - Что это за вздувшиеся вены? Откуда это всё?
        У меня хватает сил лишь перевернуть руки и показать тёте кровоточащие ладони. Даже что-то объяснять нет энергии. Но ей оказывается этого достаточно.
        - Ты использовала для чего-то свою кровь? - Её брови взмывают вверх. - Не отвечай. И так вижу, что использовала. Это запрещено, Варя. Кровь - это табу. Нельзя злоупотреблять теми силами, которыми нас одарил Царь Леса… Теперь твоя кровь отравлена, она губит твоё тело. Это непомерная плата…
        - Я умру?.. - одними губами спрашиваю я.
        Не верится! Только мне удалось совершить невозможное: прогнать И-Скан-Дэра, спасти Леру, вытащить Анфису из иллюзорного сна - как вдруг финалом этого пути станет гибель?..
        - Нет. Я не позволю.
        Её голос твёрд, и тётя спешно поднимается с кровати, внимательно оглядывая покрытую гнилью спальню. Видно, что такое преображение гнезда ей совсем не по нраву, но она лишь молча подходит к книжному шкафу и проводит рукой по одной из полок, а после возвращается ко мне. Жёстко схватив мои запястья, Анфиса пальцами начинает втирать вглубь моих ссадин что-то серое. Я не сразу понимаю, что это пыль.
        Она и правда надеется исцелить такие раны и это отравление клубками пыли? Вот уж не думала, что после иллюзорного сна её разум так помутится.
        Однако не проходит и минуты, как я чувствую, что сковывающий мою грудь спазм отступает, вновь позволяя сделать большой глубокий вздох. С неверием я смотрю на руки, и на моих глазах чёрные вены исчезают, а кожа приобретает прежний розоватый оттенок. Кровь перестаёт сочиться из ран, и сами они неторопливо начинают затягиваться, будто по волшебству.
        - Как же так? - не понимаю я, наблюдая настоящее чудо.
        - Я ведь уже говорила тебе, что пыль - это частичка нас, и она способна сотворить невероятное, если знать, когда и как её использовать. Мельчайшие клетки кожи отпадают, сохраняя в себе крупицы нашей силы и память тела, и могут его восстановить при необходимости до прежнего состояния, замещая повреждённые частички… Нужно было внимательнее меня слушать.
        Всю жизнь я думала, что моя тётя - простая неряха, которая терпеть не может уборку и потому в её комнате всегда так грязно, но вот её пыль буквально спасла мне жизнь. И теперь я уже не уверена ни в чём, что знала до этого.
        Проходит ещё несколько минут, пока Анфиса втирает пыль в мои ладони, кисти и предплечья, но по прошествии них я чувствую себя гораздо бодрее. Меня переполняют силы, на моих руках больше нет и следа от жутких ран, и я даже сама поднимаюсь с кровати.
        - Я-я даже не знаю, что и сказать!.. - запинаясь, произношу я, разглядывая свои исцелённые руки.
        - Простого «спасибо» будет вполне достаточно.
        - Спасибо. Спасибо!.. - с придыханием твержу я, чуть ли не смеясь.
        Теперь я верю, что мне всё по плечу. Что нашей семье всё по плечу. Вместе мы справимся с любыми невзгодами. Отныне всё наконец-то будет так, как и должно быть!
        - Варя?.. - слышу я обеспокоенный голос Ольги с кухни, до которой, видимо, донеслись мои восторженные возгласы.
        Она почти мгновенно возникает на пороге и сразу же поражённо застывает на месте.
        - Анфиса!.. Невозможно! Это правда ты?..
        Сбросив с себя оцепенение, Оля устремляется к тёте и обвивает её руками. Никогда прежде она ещё так крепко не обнимала Анфису и не была так рада её видеть. Через пару секунд в спальне становится совсем тесно: на крики Ольги сбегаются Лера и Гаврила. Все они стремятся быстрее коснуться тёти, заключить её в объятья, расцеловать, проверить, что это не морок и не сон.
        - Как тебе удалось это сделать? - не отстаёт от меня со своими вопросами Оля, пока Гаврила плачет от счастья у матери на груди, а она осторожно гладит его по спине, ничего не говоря.
        - Видимо, я просто умею подбирать нужные слова, - отмахиваюсь я от старшей сестры.
        - Не знаю, что ты ей сказала, но ты молодец, Варька, - неожиданно хвалит меня старшая сестра, потрепав по плечу. - С Анфисой наши дела выглядят куда оптимистичнее.
        Лерочка отплясывает рядом танцы, будто не в силах иначе выплеснуть переполняющую её энергию от таких хороших новостей, но при этом сыпет вопросами, как из рога изобилия:
        - А где ты была? А что ты видела? Ты слышала, как мы с тобой говорили? А что ты последнее помнишь?..
        Анфиса мрачнеет на глазах. Её руки и плечи вдруг безвольно опускаются вниз, и даже Гаврила отступает на шаг назад, пытаясь понять, с чем связана такая перемена в настроении матери.
        - После смерти Инессы я была сама не своя. Её потеря далась мне гораздо тяжелее, чем я думала. Надеясь побыть в одиночестве и справиться с клубком собственных запутавшихся мыслей, я отгородилась от вас, дети. Но, видимо, моим ослабленным состоянием и воспользовался тот иномирец, о котором вы постоянно говорите. Потому что я стала тонуть в своей печали, захлёбываясь в ней, не в силах нащупать дно под ногами. Я выпала из реальности. Даже не помню, что я делала и говорила… Была ли я в гнезде или в других измерениях… Мой разум плавал совсем в иных водах. Я думала о смерти сестры, о том, что я никогда не смогу походить на неё даже приблизительно, не справлюсь с обязанностями старшей и не помогу вам всем встать на ноги. Эти мысли стали якорем, что тянул меня на дно, не давая ни единого шанса сделать новый вздох. А после к ним добавилось кое-что ещё…
        - Что же это, мама?..
        Все мы слушаем молча, затаив дыхание и не сводя глаз с тёти. Она впервые столь искренна с нами. Она делится своими переживаниями и печалью, как с любимыми детьми, коими мы сами себя никогда не считали. И в этот миг мы готовы простить ей всё, что угодно.
        - В моём сне… Если это действительно был сон… В нём обнажились острые скалы моих старых грехов, о которые я распорола себе душу. И тогда моя надежда покинуть этот океан скорби истаяла на глазах. Я осталась один на один со своим отчаянием, медленно растворяясь в нём.
        - Что ещё за старые грехи? - тихо спрашиваю я.
        Анфиса поднимает на меня взгляд, полный горечи. Мне кажется, что я не хочу знать ответ на свой вопрос, но понимаю, что тётя всё равно ответит. Чтобы сбросить с души этот тяжкий груз.
        - Вы знаете, что род наш многие века был стражами Леса. В каждом поколении рождаются у трёх сестёр три дочери, и так род продолжается, и так передаём мы дальше знания, неся бремя своего долга. Кровь Царя не дозволяет, чтобы в одном поколении было больше трёх детей…
        - Что-то я не возьму в толк, при чём тут это? - задаётся Ольга вопросом. - К тому же выходит, что мы нарушили правило Царя. Ведь в нашей семье ещё есть Гаврила…
        - Вот именно, - перебивает Анфиса, опускаясь на край своей кровати и отбрасывая в сторону покрытый гнилью и плесенью плед. - Я многие годы несла эту тайну. О ней знала лишь Инесса, и она молча осуждала меня за мой поступок. Но теперь её не стало, а, выбравшись из сна, я поняла, что так больше не может продолжаться. Я должна открыться перед вами, перед моей семьёй, иначе я обреку вас на жалкое существование в иллюзиях, как меня обрёк иномирец.
        Меня гложет недоброе ощущение, но я молчу, как и сёстры.
        - Едва София, ваша матушка, одну за другой родила вас, трёх своих дочерей, как все мои мечты и надежды разбились. Я мечтала иметь хотя бы одного ребёнка, но теперь это было невозможно. Я не успела, и отныне больше не могла забеременеть никакими способами, потому что в нашей семье уже появились три дочери. И тогда я решилась на ужасный поступок: я прорыла ход в один из миров, где живёт омерзительное создание, что ворует спящих младенцев у нерадивых матерей. Стоит им подрасти, как их превращают в живых кукол…
        - Кукольная хозяйка!.. - слова сами срываются с моих губ.
        - Да, Варя. Ты была в этом мире однажды, ты своими глазами видела кукольную хозяйку. Её младенца я украла из колыбели больше десяти лет назад.
        Я слышу судорожный вздох Леры со стороны. Все мы пребываем в шоке, не зная, как реагировать на подобные новости. Конечно, присутствие в спальне Анфисы лаза в иное измерение вызывало у всех нас определённые вопросы, но такого поворота событий никто не ожидал.
        - Ты хочешь сказать, что Гаврила - не твой сын? - едва слышно уточняет Ольга, и на её лице одновременно проступает отвращение и удивление.
        - Он - лишь невинный ребёнок, из которого хозяйка рано или поздно сделала бы послушную куклу, выставив в своём доме и любуясь его слезами каждый день, питаясь его отчаянием и ужасом. В какой-то мере я спасла его от такой горькой участи, подарила ему шанс на хорошую жизнь и получила то, что желала сама - дитя.
        Гаврила становится всё бледнее и бледнее с каждым мигом. Я внимательно наблюдаю за ним, даже не зная, что должна делать в такой ситуации. Наконец, он, пошатываясь, отступает назад и, нервно сглотнув, спрашивает у Анфисы:
        - Значит, ты мне совсем не мать?.. И я не имею никакого отношения к стражам Леса, к этой семье и даже не должен находиться в этом гнезде?..
        Видно, как тяжело ему это всё даётся. Лера хватает Гаврилу за предплечье, надеясь утешить его, но наш обыкновенно радостный, весёлый и добродушный брат лишь грубо отталкивает сестру и делает ещё один шаг назад. Его губы подрагивают, глаза увлажнились, а на лице написана такая обида и огорчение, что на это даже смотреть больно.
        - Ты - всё равно был и остаёшься членом этой семьи, - пытается уверить его Анфиса, протягивая к приёмному сыну руки, но её жест остаётся без ответа. - И я люблю тебя, как родного. Просто я посчитала, что ты должен узнать истину, как и твои сёстры. Вы заслуживаете жить, зная правду…
        - Я ненавижу тебя! - неожиданно яростно кричит Гаврила. - Я ненавижу вас всех! Я считал себя частью этого дома! А оказалось, что мне тут совсем не место! Я тут лишний!..
        - Это неправда! - пытаюсь убедить я его.
        Но Гаврила даже не желает слушать. Он разворачивается, спрятав своё заплаканное лицо в ладонях, и стремительно выбегает из комнаты. Мы слышим его приглушённые рыдания и грохот захлопнувшейся двери, ведущей в его спальню.
        Анфиса молча кусает губы и ломает руки, а мы с сёстрами в ужасе наблюдаем за тем, как окончательно рушится образ привычного нам мира, за который мы так долго держались.
        Глава 13
        Старшая
        - Он простит меня когда-нибудь… - бормочет себе под нос Анфиса и устало проводит ладонью по своему лицу.
        - Получается, что и дядя Миша - не его отец, да? - неуверенно спрашивает Лера.
        - Да, - кивает тётя. - Но я бы попросила вас не раскрывать этого Мише. Он многие годы хотел, чтобы у нас с ним был ребёнок. И тогда я окурила его во сне белладонной, заставив забыть последний год жизни, и принесла в дом младенца. Он до сих пор уверен, что попал тогда в аварию, потерял часть памяти. Но он считает Гаврилу своим долгожданным сыном. Пусть так и остаётся впредь.
        Я пожимаю плечами, не до конца соглашаясь со словами тёти. Задурить человеку голову, чтобы он принял чужого ребёнка за своего и прожил с ним десять лет… Не ожидала, что Анфиса способна на обман подобного уровня. Как по мне, дядя Миша заслуживает знать правду. С другой стороны, ведь это его просто уничтожит. Он и так разошёлся с тётей из-за её «ведьминских штучек», а потерять ещё и единственного сына, узнав, что он не родной, а принесённый из другого измерения, станет для него концом всего.
        - Я правильно понимаю, что раз Гаврила не из нашей семьи, то и дарами Царя он не обладает? - задаёт единственно верный вопрос Ольга, зря в корень всех проблем.
        Анфиса лишь коротко кивает.
        - Поэтому он и не способен чуять вредителей, - догадывается старшая сестра.
        - Вот почему ему и зов никогда не удавался! - охает Лерочка.
        - Получается, что и наша песнь сегодня не принесла результатов из-за того, что Гаврила был в круге! - делюсь я своим предположением.
        - Всё это верно, - подтверждает Анфиса. - Многое из нашей жизни и обрядовости ему недоступно. Защитная песнь поётся лишь в кругу семьи, где всех связует одна кровь.
        - Тогда мы должны повторить песнь, - настаиваю я. - И чем скорее, тем лучше.
        - Зачем? - не понимает тётя.
        - Наше гнездо разрушается древоточцами. Мы должны очистить дом. Это первостепенно. Уже потом будем решать всё остальное. Потому что без крыши над головой нам быть сейчас никак нельзя.
        Мой голос твёрд как никогда. И, кажется, Анфиса даже на время забывает о том, как сильно обидела Гаврилу, поднимаясь с кровати и послушно следуя за нами в прихожую.
        Она скользит взглядом по чёрным стенам квартиры, сведя брови к переносице, хмуро рассматривает разбитые зеркала повсюду, испорченные вещи, из которых мы с сёстрами изгоняли вредителей. Она удивлена этим переменам, опечалена ими, но не задаёт никаких вопросов.
        В этот раз я уверена, что всё получится, и потому, когда мы соединяем руки, вставая в круг, я крепче остальных сжимаю ладонь Анфисы, морально поддерживая её и не позволяя сомневаться. Она первой начинает петь, и мы хором своих голосов подхватываем песнь, больше не искажённую моими грубыми рифмами. Теперь всё чувствуется совершенно по-другому. Наша мелодия напитывается силой и срывается с кончика языка, вливаясь в стены гнезда, растворяясь в них и окружая наш дом защитой.
        Едва всё заканчивается, и мы отпускаем ладони друг друга, мне даже уже не приходится сомневаться - теперь квартира укрыта пологом нашей силы.
        - Этого будет достаточно на какое-то время, - говорит Анфиса. - Но ещё предстоит избавить гнездо от тех древоточцев, что засели внутри. Это будет нелегко.
        Как будто хоть когда-нибудь это было легко…
        - Но сперва мне нужно всё от вас узнать. Уборка может и подождать.
        Мы собираемся на кухне вокруг пустого стола, на котором чернильными пятнами разрастается гниль. Гаврила по-прежнему сидит за закрытой дверью своей спальни, судя по всему, вместе с Ахом обдумывая всё услышанное от неродной матери. Анфиса занимает своё привычное место, устало опустив плечи, и просит рассказать нас обо всём, что она пропустила, не скрывая ни единой детали.
        Мы с сёстрами переглядываемся и начинаем свой долгий и мрачный рассказ, которому нет конца и края. Мы не упускаем ничего, делясь всеми своими находками, доводами и предположениями. И будто заново переживаем все недавние потери, открытия и опасности. Время за пределами гнезда понемногу движется к вечеру, солнце исчезает из нашего окна, погружая кухню в душный полумрак, а мы всё говорим и говорим. И Анфиса ни разу не прерывает нас.
        - …И тогда я зашла к тебе в комнату и поделилась всем, что лежало у меня на душе тяжёлым грузом. В тот момент ты и открыла глаза, - завершаю я наше долгое повествование.
        Тётя молчит почти целую минуту. Она сидит на стуле, сгорбившись и опустив голову вниз, будто спит, но мы с сёстрами уверены, что она всё внимательно слушала.
        - Мне жаль… - спустя некоторое время доносится до нас её глуховатый голос. - Мне жаль, что из-за меня вы были вынуждены пережить такое, тройняшки…
        Нам даже ответить, собственно, нечего. Наверное, нам тоже жаль самих себя.
        - Во многом это моя вина, - продолжает тётя. - Если бы я была готова принять на себя обязанности старшей после смерти Инессы, то И-Скан-Дэр не смог бы так легко проникнуть в гнездо и мою голову. Но я дала слабину…
        - Не стоит ныть и жалеть о том, что уже прошло, - неожиданно сурово заявляет Ольга. - Хватит. Если ты по-прежнему желаешь заслужить наше доверие, стать старшей, которая нам так необходима, то возьми уже на себя ответственность и не трусь больше.
        Оля стягивает со своей шеи медный ключ и кладёт его на стол перед Анфисой.
        - Твои извинения делу не помогут, тётя. Мы разбудили тебя не для того, чтобы слушать оправдания и сожаления. Нам нужна ясность. Твёрдая ясность в завтрашнем дне. Либо будь нашей старшей, либо не тешь нас больше призрачной надеждой на помощь.
        Резко поднявшись с места, Ольга уходит из кухни. Похоже, раскаяние Анфисы не особенно её тронуло, хотя мне, например, оно показалось вполне искренним. Но тётя не берёт ключ. Она лишь молча смотрит на него, даже не двигаясь, будто перед ней ядовитая змея, которая гипнотизирует её взглядом.
        - Пойдём спать, Лера. - Я тяну младшую сестру за руку. - Всем нам сегодня стоит просто отдохнуть. Завтра нас ждёт масса дел.
        - Но как же… - начинает было Лерочка, поглядывая на Анфису, однако я её сразу же прерываю:
        - Оставь тётю. Ей нужно побыть наедине с собой и хорошенько подумать.
        Моя сестрица оказывается куда сообразительнее, чем я о ней думаю, и всё же послушно позволяет себя увести. На кухне в тусклом полумраке за покрытым гнилью столом остаётся в одиночестве сидеть Анфиса, всё ещё не притрагиваясь к медному ключу даже пальцем.

* * *
        Утро начинается необыкновенно хорошо. Давно я так крепко и долго не спала, даже несмотря на то, что половину ночи оставшиеся в гнезде вредители всячески пытались не дать мне и сёстрам отдохнуть. Под кроватью что-то постоянно цокало, хлопала скрипучая дверь нашей детской, а подушка, какой стороной её ни поверни, всегда оказывалась горячей, как чугунная сковорода. Пожалуй, последнее раздражало меня сильнее всех остальных проделок.
        Глаза я открываю, когда в комнату уже вовсю проникают через распахнутое окно солнечные лучи и громкие звуки городской жизни. Шумит ветер в кронах деревьев, хлопает подъездная дверь, сигналят машины, и бабушки на лавочке громко выясняют, что за беспечная молодёжь ходила половину ночи под окнами, включив свою «варварскую громыхающую музыку». На соседней кровати нежится под одеялом Ольга, прикрыв глаза и лениво почёсывая высунутую наружу ступню.
        Стоит приятный летний зной, духота, и почему-то мне кажется, что мир вокруг стал лучше.
        - Варька, - тихо зовёт меня старшая сестра. - Ты уже проснулась?
        - Ага.
        - Не шуми только. Видишь, Лера ещё спит.
        Я оглядываюсь. В уголке на своей койке калачиком свернулась младшая сестра, только торчит из-под одеяла её светлая растрёпанная голова.
        - Сколько времени? - шёпотом спрашиваю у Оли.
        - Не знаю. И даже смотреть лень.
        - Может, пора уже вставать? А то дел и так невпроворот…
        - Расслабься, - советует мне старшая сестра. - Всё хорошо. Ты разве не видишь?
        - Не вижу чего?
        Я отрываю голову от своей горячей подушки и осматриваюсь по сторонам. Первое, что меня поражает, и что я не заметила ещё минуту назад, как проснулась, так это чистота. Все стены нашей комнаты, пол с потолком, письменный стол, кровати и разбросанные вещи - всё чисто от гнили и плесени. Лишь несколько неявных пятен осталось в углах комнаты, в самой тени, но они такие слабые и тусклые, что думается, скоро совсем исчезнут.
        - Ничего себе, - только и выдыхаю я.
        - Она решилась, взяла на себя обязанности, - с лёгкой улыбкой отвечает мне Оля. - Теперь Анфиса - старшая. И гнездо чувствует это.
        Я тоже чувствую. Чувствую, что в доме стало спокойнее дышать, что гнездо медленно восстанавливает себя и узы семьи понемногу крепчают.
        Выбравшись из кровати в одной ночнушке и машинально захватив с собой горячую подушку, которая терзала меня половину ночи, я иду на кухню, попутно отмечая, что изменения произошли не с одной нашей комнатой. Всё гнездо преобразилось и излечилось от гнили и разложения.
        На кухне деловито крутится Анфиса в простом домашнем платье с цветочками, с забранными наверх волосами и в старых разношенных тапках, которые то и дело норовят свалиться с ноги. Она, дуя на обожжённые пальцы, вытаскивает из тостера поджаренные кусочки хлеба и намазывает на них сливочное масло и варенье. На столе, на свежей скатерти, уже стоит вазочка с печеньем и леденцами, под полотенцем пышет жаром заварной чайник и на тарелках разложены яблочные дольки и кружочки порезанного банана.
        - Доброе утро… - говорю я, с удивлением разглядывая открывшийся мне вид.
        Никогда прежде Анфиса не утруждала себя готовкой. Обыкновенно мы все стараемся сбросить эту обязанность на Ольгу, и раньше кроме неё только Инесса могла порой порадовать нас лёгким завтраком или полдником. Видеть же возле плиты Анфису сейчас кажется мне таким же удивительным делом, как застать её за уборкой. Но, к счастью, мой острый глаз подмечает и битком забитый мусорный пакет, и полную раковину грязной посуды, и хлебные крошки на полу, вперемешку с пылью. Как же хорошо, что хотя бы что-то по-прежнему неизменно.
        - А! Наконец-то вы встали! - звонко отвечает Анфиса, не отрываясь от намазывания масла. - Ну и горазды же вы спать с сёстрами!
        Я ужом проскальзываю к белой громаде холодильника. Внутри он оказывается впервые за последние недели заполнен, отчего мой желудок, уже не выдерживающий даже одного вида гречки, предвкушающе урчит. На одну из частично свободных полок я заталкиваю свою подушку и с крайне довольным видом захлопываю дверцу. Никогда ещё избавление от вредителя не было так прекрасно в своей мстительности.
        - Я же не думала, что вы в самом деле будете валяться в кроватях почти до одиннадцати часов! Хотела дать вам отдохнуть немного, а вы вон какие сурки оказались… Я уже успела и в банк сходить, и на рынок заглянуть и даже завтрак сделать!
        Тётя, крайне гордая собой, поворачивается ко мне с целым блюдом тостов, которые ставит на стол. Я вижу, как из-под воротника её платья показывается медный ключ.
        - Варька! Ты почему ещё в ночнушке! Быстро переодеваться и за стол. И сестёр давай вытаскивай из кровати. А то дай им волю, они до вечера под одеялом будут нежиться!..
        Я пулей вылетаю из кухни, подгоняемая полотенцем. А через четверть часа мы втроём, уже умывшиеся и бодрые, занимаем свои места за столом, с наслаждением вгрызаясь в хрустящий хлеб и вымазывая пыльцы вареньем. После нашей жёсткой диеты даже такое простое блюдо кажется божественным и невероятно вкусным.
        Анфиса деловито разливает чай по чашкам, и я замечаю, что на том месте, где обыкновенно сидит Гаврила, она тоже поставила тарелку с фруктами и положила столовые приборы. Но брат так и не появился за завтраком, и, видимо, комнату свою не покидал.
        - Я хочу, чтобы вы полноценно поели, потому что сегодня у нас всех много работы, - между делом говорит тётя.
        - Мы будем выводить оставшихся вредителей? - догадывается Лера, облизывая свои пальцы.
        - Да. Гнездо нужно очистить, иначе жить здесь станет совсем невозможно. Разделим комнаты между собой и постараемся до вечера управиться. Вам всё ясно?
        - Да куда уж яснее!
        Едва последние крошки хлеба собраны, чайник опустошён, а посуда вымыта мной и Ольгой, мы принимаемся за дело. Мне достаётся прихожая и ванные комнаты вместе с чуланом в довесок. Работы непочатый край, особенно в кладовке, где все полки забиты мелкими вещами до потолка, которые постоянно становятся предметами интереса для древоточцев.
        Но изводить вредителей кажется таким приятным и лёгким делом после всего, что с нами произошло за последние дни, что я даже делаю это с удовольствием. Судя по вони, Ольга, которой доверили кухню, вновь пробует на новых подопытных альтернативные методы борьбы. Дым от курящихся травяных веников, которые она обожает в тайне от всех составлять, то и дело приносит в прихожую, и я быстрее закрываюсь в кладовке, чтобы не вдыхать эту вонь.
        На разбор чулана уходит почти половина дня. На меня постоянно что-то падает, вырывается из рук, цепляется за волосы или шипит, прячась при этом в тени. Старые ботинки то и дело оплетают мои лодыжки своими шнурками, пыльная искусственная ёлка под самым потолком в какой-то момент сбрасывает на меня целый пакет с ёлочными игрушками, из-за чего я оказываюсь в горе осколков, а толстые альбомы с детскими фотографиями только и хлопают своими страницами, пытаясь привлечь моё внимание, хотя я прекрасно знаю, что смотреть в них себе дороже, потому что заморочат на раз-два. Целый спектр незабываемых ощущений.
        После обеда мне приходит помочь Лера, которая давно разобралась с нашей детской и даже перестелила постельное бельё. Но как только в её ладонь впиваются плоскогубцы, самостоятельно выбравшиеся из чемоданчика с инструментами, всё её желание помогать довольно скоро улетучивается. Моя младшая сестра исчезает из поля зрения, предпочитая засесть в спальне за своими любимыми фенечками.
        Только к началу вечера, когда рядом со мной уже высится битком забитое мусорное ведро с осколками, безвозвратно испорченными вредителями вещами и всяким ненужным хламом, который я попутно выкинула, я наконец вытираю пот со лба и покидаю нашу тесную кладовку. Учитывая количество зеркал, разбитых за время этой уборки, долгие годы несчастий нам обеспечены, хоть я всё же надеюсь, что мы уже достаточно настрадались за последние месяцы и провидение нас помилует в этот раз. В доме стоит летняя духота несмотря на то, что все окна распахнуты. Ольга уже начинает готовить ужин, напевая себе под нос какую-то иностранную песню и мелко шинкуя лук. Возле неё крутится Лера, пытаясь убедить сестру в необходимости начать трапезу с конфет.
        Оттащив мусорный пакет к выходу из квартиры и вымыв руки, я заглядываю в спальню Анфисы. Тётя заканчивает вешать на стены старые фотографии нашей семьи, которые она сняла сразу же после похорон Инессы. В комнате стало куда просторнее и светлее: все фарфоровые коллекционные статуэтки заняли свободные места возле книг на полках шкафов, исчезнув с тумбочки, комода и подоконника, подготовлен на выброс безумно старый полинявший плед, Анфиса даже сложила по отдельным коробкам почти все вещи и одежду Инессы, убрав их под кровать. Пыль, конечно, по-прежнему на своих местах, но всё равно в спальне стало чище.
        А вот дверь в комнату Гаврилы всё ещё закрыта. Я осторожно подхожу к ней и прикладываю ухо. Практически сразу же до моего слуха доносится басовитый и требовательный голос Аха, который, судя по всему, сидит прямо у выхода и своим грозным мяуканьем надеется обратить внимание на собственную незавидную участь голодного узника. А ведь он там совсем не один голодает.
        Забрав с кухни вазочку с любимым печеньем Гаврилы и пакет молока со стаканом, я тихонько приоткрываю дверь в комнату. К счастью, брат не заперся. Мимо моих ног сразу же белоснежной молнией проскальзывает Ах, стремглав бросаясь в сторону кухни, где Лера и Ольга встречают его с распростёртыми объятьями и с миской куриных хрящей.
        Затворив за собой дверь, я делаю пару шагов вперёд и оглядываю спальню Гаврилы. Он закрыл все занавески и окна, завернулся в одеяло на своём угловом диване и молча лежит лицом к стене. Он даже не поворачивается ко мне, когда я вхожу.
        - Гаврила, ты, наверное, голодный. Я тебе принесла перекусить.
        Я присаживаюсь на край дивана и ставлю молоко с печеньем на кофейный столик. На мои слова не следует никакой реакции, и тогда я легко похлопываю ладонью по одеялу:
        - Брат, тебе нужно что-нибудь поесть.
        Гаврила недовольно начинает возиться и переворачивается. Из-под одеяла недобро блестят его глаза.
        - Не называй меня так. Я вам никакой не брат.
        Вот оно, значит, как. Всё ещё глубоко обижен и зол.
        - Это неправда. Ты всегда был и остаёшься нашим братом. И ты и сам это знаешь, - отвечаю я, открывая пакет с молоком и наливая его в стакан. - Мы почти с самых пелёнок живём вместе, вместе играем, учимся и проводим время. Или для тебя всё это больше ничего не значит?
        - Я всё равно здесь чужой. Это не мой дом, вы - не мои сёстры, Анфиса - не моя мать. Какая разница, сколько и с кем времени я провёл, если всё это было ложью, а?
        - Ты правда думаешь, что теперь что-то изменится в худшую сторону? Думаешь, Анфиса будет тебя меньше любить или мы откажемся с тобой общаться? Наше отношение лично к тебе вся эта правда о твоём происхождении никак не изменит. Я хочу, чтобы ты это понял.
        Я протягиваю ему стакан с холодным молоком. Гаврила несколько долгих секунд настороженно на него смотрит, будто уверен, что я предлагаю ему целый кубок отравы, а после всё же выпутывается из одеяла и забирает молоко.
        - Но она всё равно врала мне всё это время… - тихо произносит брат, делая маленький глоток. - Я любил её, я искренне верил каждому её слову, считал себя членом семьи, одним из стражей… Думал, что и во мне течёт эта особенная кровь, которая даёт вам право бороться со всякой нечистью и путешествовать по измерениям. Но, выходит, я не должен всего этого знать, не должен быть с вами и вникать в тайны семьи. Потому что вы - не моя семья.
        - Иногда родство духа в семье куда важнее родства крови. Мы все здесь как единый сплочённый организм, и без тебя мы будем уже не той же семьёй, что и прежде… Пусть в тебе нет ни капли крови Царя, ни одного из его даров, но разве хоть раз тебе это мешало? Ты наравне с нами прыгал по другим мирам, выискивал и прогонял древоточцев, гнался за И-Скан-Дэром, этим злостным ворюгой… Даже без чутья и зова ты находил выходы из непростых ситуаций и никогда не отчаивался. Скажешь, я не права?
        Теперь я протягиваю Гавриле вазу с печеньем. С задумчивым видом посмаковав пустое молоко, он всё же берёт одну печеньку и целиком засовывает её себе в рот. Пока он жуёт, я продолжаю:
        - Анфиса ни разу не дала тебе повод усомниться в своей любви. Ты был дорог ей всегда, дорог и сейчас. Она очень переживает, что ты так замкнулся и не выходишь из комнаты.
        - Она расстроена?.. - по-детски широко распахнув глаза, спрашивает брат.
        - Очень. Пойми, ты - член этой семьи, и семья никогда не откажется от тебя. Но Анфиса боится, что ты отвернёшься от всех нас.
        - Я вовсе не хочу этого…
        - Тогда не замыкайся в себе. Будь с нами и дальше, будь нашим братом, как прежде. Потому мы все тебя очень любим, глупенький.
        Я распахиваю свои объятья, и мой брат, у которого уже увлажнились ресницы и подрагивают губы, несмело тянется ко мне, обвивая своими руками. Я чувствую, что сейчас ему как никогда раньше нужно тепло, хотя я и сама готова разреветься от такого искреннего момента, но проявляю небывалую стойкость. Как его старшая сестра, поддержка и опора.
        - Я правда не лишний в этом доме?.. - спрашивает он, слегка отстраняясь.
        - Не лишний. И никогда им не был. Ты такой же, как и все мы. Страж Леса, птенец желны.
        Гаврила готов окончательно разреветься, и на его щеках пятнами вспыхивает нервный румянец.
        - Ну хватит сопли на кулак наматывать. Иди лучше извинись перед своей мамой, что накричал на неё вчера. Анфиса очень хочет тебя увидеть и обнять, мой дорогой братец.
        Он спрыгивает с дивана, на ходу высвобождая ноги из одеяла. Выбежав в прихожую, Гаврила почти нос к носу сталкивается с Анфисой и первым делом обнимает её крепко-крепко, будто боясь теперь отпустить.
        - Мама, прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Я люблю тебя!.. Я не знаю никакой другой матери, что могла бы быть лучше тебя. Ты очень нужна мне… Только, пожалуйста, не оставляй меня…
        Судя по глазам Анфисы, она даже не верит собственному счастью. Лишь её руки лихорадочно ощупывают Гаврилу, будто тётя боится вдруг понять, что перед ней иллюзия, а не живой сын.
        - Не оставлю, Гаврила, милый мой… Никогда не оставлю!..
        Они ещё почти минуту стоят так, вдвоём в прихожей, просто обнявшись и закрыв глаза, впитывая тепло и любовь друг друга. Лера и Оля тихонько выглядывают с кухни, радуясь наступлению мира в наших рядах.
        - Ты ведь, наверное, совсем голодный? - Анфиса отмирает. - Пойдём скорее за стол. И вы, тройняшки, быстро мыть руки и ужинать!
        Нам несколько раз повторять не нужно, уже через секунду мы все окружаем стол и, то и дело сглатывая слюну, вдыхаем ароматы Ольгиной стряпни. Старшая сестра раскладывает по тарелкам перед нами тушёные овощи и куриные окорочка, обильно поливая это густым соусом, явно сделанным по собственному рецепту. Я быстро обмакиваю палец в беловатый соус с вкраплениями каких-то травяных специй, но на вкус он оказывается таким кислым, что аж скулы сводит.
        Первые минуты мы просто все молча едим, даже голов не поднимая. Гаврила усердствует больше остальных: он опустошает тарелку в считанные мгновения и сразу же просит у Ольги добавки, хотя никогда раньше за ним любви к овощам мы не наблюдали. Но, видимо, изоляция в комнате почти на целые сутки творит настоящие чудеса.
        Едва голод утолён, а грязная посуда убрана со стола, мир вокруг сразу кажется куда лучше, чем он есть на самом деле. И вроде бы всё неплохо: гнездо очищено и защищено на какое-то время, Анфиса пришла в сознание, в доме вновь есть деньги и продукты - чего же ещё желать? Но у нас по-прежнему остаётся одна огромная нерешённая проблема - И-Скан-Дэр жив и горит своим желанием отомстить всем нам.
        - Если быть честной, я никогда даже подумать не могла, что вновь услышу его имя, - тихо признаётся тётя, разливая горячий чай по нашим чашкам.
        - Тебе что-нибудь известно о смерти его брата Ар-Ри-Дэя? - прямо спрашивает Оля.
        - Известно. Наверное, вы помните, с чего всё это началось. Валафамида как-то навещала нас с Инессой и просила помощи в поимке двух преступников, забредших в её закрытое измерение…
        - Мне оно не показалось таким уж закрытым, - прерывает маму Гаврила, забирая из вазочки печенье. - Мы туда попали без каких-либо проблем.
        - Оно считается закрытым потому, что некогда Валафамида, как и все её предки отслеживала любые самодельные лазы между мирами и уничтожала их, сторожила естественные проходы в тех местах, где ветви соприкасаются. Попасть на её дерево без проблем всегда было возможно только с помощью медного ключа и только через одну-единственную дверь - дверь её собственного дома. Это измерение опасно, и таким образом Валафамида следила за порядком. Но однажды к ней на дерево обманом попали два брата, закоренелые преступники и путешественники между измерениями.
        - Это были И-Скан-Дэр и Ар-Ри-Дэй? - спрашивает Лера.
        - Всё верно. Мы с сестрой мельком слышали об их грязных делах в других мирах, но никогда даже подумать не могли, что они доберутся до нашего дерева. Всё же в бескрайнем Лесу бесконечное множество измерений. Однако их сеть запутанных ходов и лазов всё же коснулась и нашего мира, соединив его с деревом Валафамиды. Она горела желанием поймать уже преступников, набивших оскомину всем стражам Леса, но ей требовалось наше содействие. Тогда-то Инесса и протянула ей с дочерями руку помощи.
        Я медленно прихлёбываю горячий чай, поглядывая в приоткрытое окно кухни. Там, на улице, в вечернем сумраке ярким светом горят окна соседней многоэтажки, трепещут листья на деревьях и слышна вдалеке сирена скорой помощи. В такой атмосфере история Анфисы кажется таинственнее, будто она рассказывает нам страшилку, когда мы собрались возле костра в ночном лесу. Кругом летают светлячки, шумит ветер в кронах и где-то на отдалении пронзительно кричит ночная хищная птица.
        - Я не участвовала в охоте лично и не знала преступников в лицо, но Инесса тогда применила всё своё мастерство и опыт, чтобы схватить И-Скан-Дэра и его брата. Я знала обо всём с её слов. Знала, что Валафамида пожелала заточить воров в темницу в её измерении, знала, что она опоила их своими травами и эликсирами, погрузив в забвение. Так они должны были провести остаток своих жизней, чтобы не навредить больше ни одному миру.
        - Как же тогда И-Скан-Дэр смог освободиться? - не выдерживает Лера, вклиниваясь в рассказ со своим вопросом. Она набила обе щеки леденцами, пока никто не видел, и теперь выглядит совсем как маленький джунгарский хомячок, не к сезону озаботившийся подготовкой запасов.
        - Незадолго до своей кончины Инесса отправилась на дерево к Валафамиде по её просьбе. Тогда-то и выяснилось, что Ар-Ри-Дэй умер в своей камере. Он был болезненным малым, и эликсиры Валафамиды вызвали необратимые изменения в его организме, которые и привели к смерти. Валафамида посчитала правильным сообщить об этой новости его брату. Но это трагичное известие дало И-Скан-Дэру силы бороться. Ему удалось ослабить действие трав и эликсиров, вырваться на миг из забытья и сбежать, прорыв из камеры ход на наше дерево. Инесса и Валафамида недооценили этого вора и его жажду жизни.
        - Кажется, тот самый лаз, через который он и сбежал, мы видели в аудитории в художественной школе, - вспоминаю я. Оля кивает, подтверждая мою догадку.
        - Инесса с Валафамидой как раз намеревались начать новую охоту на беглеца, когда свершилось то, что свершилось…
        - Инесса умерла, - тихо произносит Ольга.
        - Да, - кратко отвечает Анфиса, барабаня пальцами по своей чашечке с чаем. - Тогда всё смешалось. И, признаться, я даже думать забыла об И-Скан-Дэре.
        - Зато он ничего не забыл, - говорю я. - И пока мы прощались с Инессой, он, видимо, разобрался с гнездом Валафамиды. А после принялся и за наше.
        На пороге кухни показывается смазанное белое пятно.
        - Мяу! - низко и басовито приветствует нас оно, из-за чего Анфиса невольно дёргается и окидывает Аха неприязненным взглядом.
        - Напомните мне, зачем вы вообще притащили этого кота к нам в гнездо?
        - Ему больше некуда идти. Его дом разрушен, а хозяйки мертвы, - твёрдо говорит Лера, едва не подавившись своими леденцами.
        - Но это вовсе не значит, что ему у нас есть место, - не сдаётся Анфиса.
        Ах тем временем, помахивая кончиком своего раздвоенного хвоста, проходится между ножками стульев и ластится к ногам.
        - Ну не выкидывать же его на улицу! - возмущаюсь я.
        Судя по виду Анфисы, она готова мне возразить, но всё же сдерживается, поджимая губы.
        - Ладно, - выдыхает она сквозь сжатые зубы, - пусть пока что побудет у нас. Но только держите его подальше от меня.
        Она ногой несильно отталкивает Аха от себя, и кот, обидевшись на такое неласковое приветствие, гордо задирает хвост и уходит с кухни, где его не пожелали второй раз накормить и погладить.
        - Сейчас нам стоит подумать о куда более важных вещах, чем этот негодный кот, - напоминает нам о делах тётя, с громким звуком прихлёбывая свой чай. - И-Скан-Дэра нужно поймать. Он опасен для нас, он не успокоится, пока не расквитается с нашим гнездом, отомстив за брата, и, к тому же он продолжит воровать, как прежде, если его отпустить. Как стражи Леса мы не можем допустить подобного.
        - Если бы у нас только была возможность заманить его в ловушку! - с досадой говорю я. - Но это, скорее, он нам подстроит очередную подлость…
        - Нас теперь пятеро, - напоминает Гаврила. - К тому же с нами старшая! У нас уже куда больше шансов с ним справиться!
        - Мы по-прежнему бессильны против его взгляда… Нам нужен какой-то дельный план.
        - Вы все почему-то не учитываете туз в рукаве, который у нас имеется, - неожиданно со смешком говорит Ольга, откидываясь на спинку стула.
        - Что ещё за туз? - с опаской спрашивает Анфиса.
        Оля уходит в нашу детскую и довольно быстро возвращается обратно. В её руках лежит включённый планшет, где открыта переписка. В ней с самого утра юноша по имени Антон обеспокоенно интересуется у Ольги, куда она пропала почти на неделю и как дела у её семьи, всё ли в порядке.
        Моя старшая сестра хитро улыбается и начинает под нашу диктовку писать ответ И-Скан-Дэру.
        Глава 14
        Мышеловка
        Когда стоишь на границе леса, всматриваясь в сизые облака, повисшие над грядой деревьев, хочется уйти в чащу, утонуть в ней и раствориться, как в утреннем тумане. Пробирающий до костей холод и тьма так и пьянят, словно там, за редким пролеском, дожидается что-то особенное, что-то древнее и неизведанное. Именно то, что ты так долго искал всю жизнь, то, в чём всегда нуждался. Тайна, укрытая сумраком и поросшая мхом, всегда готовая принять тебя в свои объятья и поглотить.
        Гогот гусей, глухой собачий лай и пение запозднившихся птиц - вот и вся музыка здешних мест. Лес готовится к ночи, и грань между ним и деревней, последним оплотом человека, стирается, тонет в полумраке. Слышен писк полёвок где-то под завалами прелой травы, но они сразу же замолкают, стоит сделать лишь шаг. И ветер ещё никогда не был так сладостен и свеж как сегодня. Кажется, его дыхание полно самой жизни.
        Мы тихо ступаем меж деревьев, испытывая при этом какой-то благоговейный трепет, будто прямо сейчас перед нашими глазами оживут старые истории про ведьм, собирающихся на шабаш в густой чаще в полнолуние. Только наш шабаш будет проходить в дневное время и иметь куда более необычный формат, ведь нам предстоит сегодня заманить в ловушку хитреца и вора И-Скан-Дэра и захлопнуть её прежде, чем он успеет воспользоваться силой своего взгляда.
        Скоро мы ступаем на едва заметную тропинку, уводящую ещё глубже в лес, и именно туда нам и нужно. Витая вытоптанная дорожка приводит нашу молчаливую команду к утопающей в зарослях травы беседке. Она кажется такой неуместной в сердце леса, вдали от дорог и в паре километров от края деревни, но на самом деле ей тут самое место. Живописная маленькая беседка, покрытая слоем потрескавшейся голубой краски, спрятанная за пологом ядовитого плюща, обвившего стены и крышу, и укрытая от чужих взглядов за высокой травой, щекочущей подбородок своими колосками.
        Это беседка нашей прабабушки Акулины. Некогда рядом, всего в паре десятков метров, стоял ещё и добротный деревянный дом, где наша родственница обитала вместе со своими сёстрами, но теперь осталась лишь эта беседка. Прабабушка всю свою жизнь прожила здесь, в лесу, возле деревни Зубцово, расположенной неподалёку, у пролеска. Имея славу ведьмы, как и все в её роду, она не стремилась к людям, а предпочитала уединение, хотя это никогда не мешало вредителям и клиентам находить тропу, ведущую к её гнезду. Ещё при жизни, как только она схоронила обеих своих сестёр, в память о них она своими руками возвела неподалёку от дома эту беседку - маленький уютный уголок, куда она всегда могла прийти, отдохнуть и вспомнить о своих родственницах. С тех пор прошло уже столько десятилетий, что я сразу и не назову точную цифру. За это время Акулина уже скончалась, как и её сёстры, наши бабушки успели пожить в оставленном доме, не забывая ухаживать за беседкой. А после пожар сжёг старый дом, бабушки перебрались в город, в многоэтажку, где уже родились тёти Инесса с Анфисой и наша мама София. И теперь всё, что осталось у
нашей семьи в этих родовых угодьях - лишь древняя рассыпающаяся беседка и чёрные развалины старого дома поодаль. Мы не слишком следим за состоянием этого места, но иногда выбираемся сюда на пикник или пособирать грибы с травами в этом лесу всей семьёй, а потом посидеть отдохнуть на том месте, что так любила Акулина.
        Я знаю её лишь по фотографиям, как и всех своих бабушек, но иногда я ловлю себя на мысли, что в беседке ощущаю чужое присутствие. Будто Акулина по-прежнему здесь, следит за тем, что стало с её семьёй, её родом.
        Анфиса смахивает с грязного стола пожухлые листья и ставит на него тяжёлую корзину. Мы тоже быстрее освобождаем руки от своей поклажи. Сегодня, к сожалению, у нас не будет времени на пикник. Сегодня мы пришли сюда, чтобы устроить охоту на иномирца, посмевшего навредить нашей семье. Вдали от города, от чужих глаз - здесь нам будет удобнее всего схватить его, не привлекая к себе ненужного внимания.
        - Давайте-ка ускоримся, - с лёгким раздражением командует Анфиса, отирая пот со лба. - Время уже поджимает… Так. Оля, бери нитки, вяжи их пониже к земле, чтобы совсем не было видно. Лера с Гаврилой, вы разбирайте мешок с травами, расставьте скрутки повсюду, воткните возле веток. По моей команде подожжёте. Варя!.. Так, Варя… Ты будешь его заманивать в круг. Если он не переступит пропитанную зверобоем нить, то всё будет впустую.
        - Я поняла, - киваю, затягивая вокруг лба повязку.
        - Будь внимательна. Один взгляд, всего один случайный взгляд - и наш план уже даст трещину! - наседает со своими нотациями Анфиса.
        - Да всё я знаю! - не выдерживаю я. - Ты сама-то уверена, что справишься с ним?
        - Нашла в ком сомневаться, Варька, бессовестная! Иди быстро на исходную! И чтоб ни звука, пока я не подам сигнал!..
        Подталкивая в спину, тётя выпроваживает меня из беседки, и сама торопливо занимается раскладыванием красных свечей на столе.
        Я растворяюсь в густой траве, продвигаясь обратно к тропе, ведущей к деревне. Отхожу далеко, чтобы не было слышно, как Ольга, кряхтя и натужно сопя, на четвереньках ползает возле древесных корней, распутывая моток пропитанной зверобоем нити, обозначая границы круга, в центре которого высится наша голубая беседка. Лера с Гаврилой, устроив из этого соревнование, бегают от дерева к дереву, втыкая травяные скрутки между стволами и нижними ветвями. Они топают, как два бестолковых медвежонка, оказавшихся без надзора матери и забывших об осторожности. Анфиса сразу же сердито на них шипит. Сегодня она вся на нервах, и из-за этого её настроение оставляет желать лучшего, оно и так обычно не сахар, а теперь стало совсем невыносимым. Но мы терпим и даже не огрызаемся, потому что осознаём всю важность сегодняшнего нашего предприятия. Одна осечка может дорого нам обойтись.
        Заняв позицию в ближайших к тропинке кустах, я замолкаю, напрягая все свои чувства и внимательно следя за дорогой. Постепенно мои сёстры и брат заканчивают наши приготовления и тоже замирают на обозначенных для них местах. Мы все готовы и ждём лишь появления главного действующего лица, для которого всё это представление и устроено.
        Время неторопливо идёт вперёд, цепляясь минутами за секунды, и это томительное ожидание утомляет гораздо больше, чем весь путь от гнезда до деревни Зубцово и затерянной в лесу беседки. Солнце нещадно печёт голову, косыми лучами падая на травянистые заросли и серовато-бурые стволы деревьев. У моих ног в суматохе бегают муравьи, а лодыжку подло щиплет крапива, которая затесалась между выбранных мной кустов. Не самое удачное место я отыскала для засады, но теперь что-то менять уже поздно, потому что в какой-то миг я чувствую, как кровь в моих венах вскипает и в ушах начинает оглушительной барабанной дробью биться чужой сердечный ритм.
        Анфиса подала сигнал всем нам.
        Как только она умудрилась почуять его раньше меня? Ведь я сижу гораздо ближе к тропе! Неужели принятие обязанностей старшей действительно так увеличило её силы?
        Я знаю, что сейчас возле беседки начинается настоящая суматоха. Лера, Гаврила и Ольга, тоже услышавшие зов Анфисы, торопливо поджигают скрутки с полынью, стараясь делать это как можно бесшумнее. А вот я вся напрягаюсь, когда в нос настойчивой бабочкой начинает биться явственный запах рассохшейся древесины и тяжёлая металлическая вонь, будто от горсти монет, зажатых в ладони. Не проходит и пары секунд, как на тропе беззвучно появляется И-Скан-Дэр. Он шагает по дороге, напряжённо вглядываясь вперёд. Но мне нельзя пересекаться с ним взглядом.
        Мы знали, что он всё же придёт сюда, не подозревая о ловушке. Не упустит шанса расквитаться с нами всеми вдали от гнезда, города и случайных зрителей. Ольга, настоящая умница, последнее время по-прежнему продолжала переписываться с иномирцем, выдающим себя за Антона, чтобы не зародить в нём сомнения, что мы всё знаем. И теперь он поехал в эту деревню за город вслед за нами, куда мы якобы отправились на пикник все вместе, чтобы отпраздновать «выздоровление» нашей тёти после долгой болезни, которая чуть не приковала её к кровати. И-Скан-Дэр думает, что это он будет охотиться в этом лесу на нас, но на самом деле жертвой будет лишь он один. И скоро он это поймёт.
        Натянув повязку пониже на глаза, я выскакиваю на тропу из кустов, как спугнутый заяц.
        - Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать!
        Размахивая руками, я бросаюсь в сторону нашей беседки прямиком через заросли травы, обжигая себе голые ноги крапивой. Издалека призывно звучат голоса сестёр:
        - Не поймаешь, Варька!
        - Не догонишь! Мы быстрее!
        Пусть всё это лишь выглядит как игра в жмурки, но, если бы только И-Скан-Дэр знал, как нечестно мы умеем играть, когда это нужно, то даже не стал бы начинать свою бессмысленную погоню. Меня, как и моих сестёр ведёт Анфиса. Сегодня она стала нашими глазами, и мы всецело ей доверяем, позволяя зову, зримой лишь нам красной нити, прокладывать путь сквозь темноту закрытых век. Плотные повязки на наших лицах не позволят иномирцу заморочить нам головы своими иллюзиями, и мы смело бежим вперёд, следуя за сердцем тёти, не боясь повстречать лбом дерево или вслепую заплутать в лесу.
        За спиной я слышу торопливые шаги И-Скан-Дэра, который бросается за мной в погоню, надеясь, что я приведу его к своей семье. И я привожу. Мы почти одновременно с ним выныриваем на полянку с беседкой, и он жёстко хватает меня пальцами за плечи, разворачивая к себе лицом.
        - Это ещё что такое?.. - почти сразу же удивлённо вопрошает он, не ожидая увидеть на моём лице плотную повязку и широкую злорадную улыбку.
        - Попался! - с едва сдерживаемым ликованием шепчу я иномирцу, и он почти сразу же меня отпускает, отпрыгивая назад.
        Теперь он подозревает, что вокруг творится что-то не то. Он ещё не знает, что уже пересёк пропитанную соком зверобоя нить, и теперь не сумеет выбраться из круга при всём желании. Сила этой травы будет водить его за нос, разворачивая в обратную сторону, едва он попробует приблизиться к границе круга. Он заперт тут вместе с нами.
        - Сюда! - кричит мне Оля откуда-то сбоку, и я, чувствуя её зов, послушно ему подчиняюсь.
        Я отбегаю в сторону, подальше от И-Скан-Дэра. Короткая красная нить выводит меня прямо в руки старшей сестры. Она молча кладёт мне в ладонь подожжённую скрутку с полынью. Судя по тому, как мои лёгкие наполняет едкий дым, травы здесь курятся уже повсюду. Наверняка, вся поляна и беседка, как туманом, окутаны белёсым маревом.
        Через пару секунд И-Скан-Дэр начинает глухо кашлять, и теперь мы с сёстрами и братом спокойно можем понять, где в пространстве он находится.
        - Что вы тут такое устроили?! - разъярённо кричит он, не прекращая кашлять. - Вы что, вздумали со мной тягаться, птенцы желторотые?
        - Лучше найди себе противника по силам, - холодно отвечает ему Анфиса, впервые появляясь лицом к лицу перед нашим пленником, который ещё не знает о своей судьбе.
        Жаль, мы не видим сейчас выражение лица иномирца!
        - Значит, ты всё же выбралась из моих иллюзий? - с лёгкой злобой в голосе спрашивает он сквозь сжатые зубы. - Но мне ничего не помешает вернуть тебя туда вновь! Смотри мне в глаза!
        - Твой взгляд мне не страшен, И-Скан-Дэр, - без какого-либо страха отвечает ему тётя, чьё лицо, я знаю, даже не прикрыто повязкой, как у нас. - Я - старшая в этом гнезде, и тебе меня больше не одурачить так просто. Теперь я готова к твоим выходкам, меня уже не подловить. А вот ты должен поплатиться за смерть Валафамиды и её дочерей, за всё то зло, что ты причинил моей семье.
        - Вы сгубили моего брата! Вы изуродовали меня! Я лишь платил по счетам!
        - Нам жаль, что Ар-Ри-Дэй погиб. Поверь, это так. Но если бы вы с ним не обкрадывали чужие измерения, нарушая баланс Леса, то ничего бы этого не произошло, вы бы не угодили за решётку, где он и нашёл свой конец. Все ваши поступки закономерно вели лишь к одному итогу, не отрицай этого. А теперь ты должен ответить за свои преступления и преступления брата.
        - Я не дамся тебе в руки, желна! И больше не вернусь в ту темницу! Никогда!
        Судя по шуму и непрекращающемуся кашлю, он бросается прочь с поляны, надеясь скрыться от нас за деревьями. И мы начинаем свою охоту, загоняя выслеженного зверя.
        Анфиса ведёт нас вперёд, и мы послушными тенями скользим между деревьями, подчиняясь дрожащей алой нити. Горький дым курящихся трав сопровождает нас, и даже завязанные глаза не мешают погоне. Вчера мы потратили половину ночи, чтобы отточить своё мастерство перемещения вслепую, и теперь бежим легко и совершенно без страха, буквально рассекая травяной океан, как стая юрких дельфинов.
        До моего слуха доносится надсадный кашель И-Скан-Дэра, хруст веток под его ногами, шелест кустарников и травы, цепляющейся ему за лодыжки. Вскоре направление погони меняется, а это значит, что наш иномирец достиг границы круга, и незримая сила развернула его в другую сторону. Анфиса спешит наперехват, и я наперёд знаю, что в обеих руках у неё уже готовы две толстые красные свечи из воска и цветков мака. Едва мы остановим преступника, как тётя зажжёт их, и тогда ему уже не улизнуть.
        Направление нашего движения скачет зигзагом между деревьями, и я чувствую, как начинаю задыхаться от быстрого темпа. Позади меня тяжело дышит Ольга, а где-то далеко за спиной хрипит Гаврила, который бежит медленнее всех, потому что держится за руку с Лерой, что стала сегодня его проводником.
        Кажется, всё вокруг уже насквозь пропиталось дымом полыни, и исступлённый кашель И-Скан-Дэра становится всё ближе и ближе.
        - Проклятый лес!.. - доносится до моего слуха крик иномирца.
        На его месте я бы уже отчаялась. Когда все твои попытки скрыться от одной немолодой женщины и четырёх детей с завязанными глазами сводятся к тому, что ты бегаешь по кругу, как цирковая лошадь, и никак не может увеличить разрыв, то поневоле начнёшь сомневаться в своих силах.
        Очередной разворот, но к этому Анфиса оказывается уже готова.
        - Врассыпную! - командует нам тётя.
        Меня окружают красные нити моих сестёр, позволяя увидеть, где они все сейчас находятся в пространстве. Мы выстраиваемся полукругом за спиной Анфисы, и, когда пропитанная зверобоем нить в очередной раз отталкивает И-Скан-Дэра, он попадает нам прямо в руки, оказываясь зажатым между незримой преградой и нашей семьёй.
        - Что за?.. Как так вышло?! - восклицает он, стоит ему увидеть нашу тётю прямо перед собой. Он-то думает, что бежал всё это время прочь с лесной поляны, но неожиданно оказывается буквально под носом у своих преследователей.
        - Тебе не скрыться от нас. Неужели до сих пор ты не понял этого?
        Я слышу треск зажигалки, которой Анфиса подпаливает фитиль свечей, зажатых в её руках.
        - Это ещё что такое? - с опаской интересуется иномирец.
        - Чем дольше горит пламя алой свечи, на которую ты глядишь, И-Скан-Дэр, тем скорее силы покидают тебя. На ней выцарапано твоё имя, и её огонь уже никто не загасит, кроме меня.
        В ответ на тираду тёти наш пленник лишь заходится новой порцией кашля. Ему едва хватает сил, чтобы сделать глубокий вздох.
        - Всё это тебе не поможет, желна! - хрипит он. - Даже если вы вновь бросите меня за решётку, я найду путь оттуда и вернусь на это дерево, чтобы отомстить!
        Он тяжело падает на землю, постоянно кашляя.
        - Вы, стражи, вечно считаете себя превыше всех остальных! Но это совсем не так! Вы - лишь жалкие прислужники Царя, вы пресмыкаетесь перед ним всю жизнь и учите своих детей этой рабской покорности! А я свободен, в отличие от вас! И не вам лишать меня этой свободы!
        Красные свечи забирают последние его силы, и уже через десяток секунд я слышу лишь жалкие постанывания и хриплое дыхание иномирца, который не может ни подняться, ни даже заговорить, насколько он слаб.
        - Вряд ли когда-нибудь ты вновь найдёшь дорогу к нашему гнезду, И-Скан-Дэр. Но твоя свобода останется при тебе, не волнуйся. А теперь будь послушен моей воле!
        Как же велик соблазн снять сейчас повязку и хотя бы одним глазком посмотреть на происходящее! Но Анфиса не один час потратила на то, чтобы мы уяснили, как опасно будет открывать глаза рядом с И-Скан-Дэром. Мы даже не успеем понять, как он уже завладеет нашим разумом и заставит действовать, повинуясь его воле. Даже в ослабленном состоянии он способен на хитрости и подлости, чтобы освободиться и сбежать.
        Лишь Анфиса сейчас может противостоять ему. Ведь быть старшей - это значит не просто носить звучное звание, но и выполнять определённые обязанности. Ты становишься старшей, лишь когда принимаешь их на себя, когда ставишь интересы семьи выше собственных. Быть старшей - это значит иметь достаточно воли и смелости, чтобы защитить своих родных в минуту опасности. Потому теперь Анфиса стала старшей, теперь её взгляд обладает силой.
        - Смотри мне в глаза! - командует она.
        Мало кто способен выдержать прямой взгляд старшей. В нём собрана вся сила рода, что передаётся из поколения в поколение. И Анфиса приняла её вместе с медным ключом и ответственностью за наше гнездо и всех его обитателей.
        Я слышу надрывный крик И-Скан-Дэра. Наш пленник змеёй извивается в траве, перемежая свой вопль с лающим кашлем. И в какой-то миг мне даже становится страшно от всех этих нечеловеческих звуков, так пронзительно он кричит, так молит о пощаде и снисхождении.
        - Я закончила.
        Голос тёти холоден и строг, и иномирец больше не вопит, лишь тихо поскуливает, как побитый пёс.
        - Вы можете снимать повязки.
        Мы нетерпеливо сдёргиваем ткань с лица. И-Скан-Дэр, сжавшись в боязливый комок, лежит на примятой траве. На его изуродованном ещё не до конца зажившими шрамами лице, искажённом болью, виднеются два широко распахнутых от ужаса глаза, затянутых мутными бельмами.
        - Ты ослепила меня… Ослепила!.. - не может поверить в происходящее наш жалкий пленник.
        - Больше ты никому не сможешь задурить голову, - сурово отвечает ему Анфиса и просит Гаврилу достать припасённые верёвки.
        - Я ненавижу тебя и всю твою семью, желна! Ты за это поплатишься! Ты разрушила мою жизнь!
        - Ты сам её разрушил, И-Скан-Дэр, когда решил пойти против стражей Леса и устоявшихся порядков.
        Мы помогаем Гавриле связать иномирца. У того даже нет сил сопротивляться. Красные свечи ещё ослабляют его, да и дым полыни по-прежнему висит в воздухе белым маревом.
        - Поднимайся! - командует Ольга, грубо дёргая пленника за локоть.
        - Куда вы меня ведёте? Что вы ещё намерены со мной сотворить?!
        В его голосе неприкрытая паника. Теперь он может лишь беспомощно крутить головой по сторонам, пока мы медленно тащим его через лес. Даже для нас четверых этот парень всё равно кажется тяжёлым, а Анфиса не выпускает из рук красные свечи и помочь нам больше ничем не может.
        Вскоре впереди показываются чёрные обгоревшие брусья старого дома Акулины. Давно поросшие сорняками, размытые дождями и снегами, руины избы издалека кажутся лишь грудой угля, но, стоит подойти ближе, как становятся видны и две покосившиеся стены, обвалившиеся на ближайшее дерево, и даже громада печи, возвышающейся над обломками. Возле крыльца и небольшой деревянной лестницы, готовой рассыпаться в прах от любого давления, на земле лежит тяжёлая насквозь прогнившая входная дверь.
        - А ведь я говорила, что помню, что она тут была! - гордо заявляет Оля, крайне собой довольная.
        - Это для нас же лучше, - говорит ей Анфиса, окидывая дверь быстрым взглядом. - Не придётся везти его в город. Давайте поднимайте её скорее и ставьте куда-нибудь. Да вон даже к тому дереву.
        И-Скан-Дэр остаётся сидеть на траве под надзором Леры, которая с него глаз не спускает. А мы втроём с кряхтением отрываем входную дверь от земли. Она вся оплетена травой, а на обратной её стороне оказывается целая колония мерзких слизняков. Даже несмотря на то, что дверь подпалена огнём и явно прогнила, но всё равно выглядит ещё достаточно крепкой. Почти десять минут уходят у нас на то, чтобы донести её до дерева и поставить в вертикальное положение. За это время у Анфисы догорают алые свечи, и И-Скан-Дэр начинает нервно возиться на своём месте.
        - Что вы делаете? - не оставляет он попыток добиться ответа. - Я хочу знать, что со мной будет!
        - Ты вернёшься туда, откуда пришёл. В свой родной мир, где тебе самое место, - любезно отвечает ему Анфиса, подступая к двери и снимая с шеи медный ключ.
        - Что?.. - изумлённо шепчет пленник, и мне даже становится его немного жаль, настолько он напуган этой новостью. - Только не туда! Пожалуйста! Куда угодно, но только не на это дерево!
        Анфиса молча очищает от налипшей земли замочную скважину и засовывает туда ключ. Потянув за отвалившуюся с одной стороны ручку, она с явным трудом распахивает дверь.
        Там, где только что виднелся ствол дерева, теперь простирается мрачный и скверно пахнущий закоулок грязного города. Кругом виднеются жалкие лачуги, разбитые и покосившиеся дома, возле которых прямо на земле спят отощавшие попрошайки. Их лица закрыты непроницаемыми повязками, и только голодные рты распахнуты в немом крике, умоляя о подаянии.
        - Нет! Нет, пожалуйста! Только не туда!.. - кричит иномирец, пока мы с сёстрами и братом, подхватив его под руки, ведём в сторону открытого прохода.
        Мы хладнокровно толкаем его в спину, возвращая в родное измерение, ни на секунду не позволяя себе забыть, что он уничтожил гнездо Валафамиды и чуть не погубил нашу семью. Анфиса сразу же захлопывает дверь. Последнее, что мы успеваем увидеть - это искажённое страхом и ненавистью обезображенное лицо ослепшего И-Скан-Дэра.
        Он получил то, что заслужил.
        Глава 15
        Эпилог?
        По гнезду плывёт аромат горячей выпечки. Он проникает буквально повсюду, нигде не скрыться от этого упоительного запаха, и я покорно следую за ним на кухню, прикрыв глаза. Возле духовки крутится Ольга, пытаясь тоненькой прихваткой поддеть горячий противень и не обжечься. На пергаментной бумаге блестят румяными бочками пирожки. Все, как на подбор, аккуратные и пышные. И так и хочется схватить хотя бы один, чтобы унять сосущее чувство голода, но старшая сестра сразу же прозорливо хватает меня за запястье.
        - Варька! Ты чего это удумала? Обожжёшься ведь! Только из духовки их достала.
        - Есть очень хочется, - жалобно тяну я.
        - Перехочется, - Ольга хмурит свои прямые брови. - Дай остынут немного. А лучше вообще подожди пока сперва не поужинаем. За чаем можешь их хоть все проглотить!
        - До ужина ещё целый час!
        Но сестра непреклонна.
        - Давай-ка лучше помоги мне, а то я ничего не успеваю.
        Оля нагружает меня горой тарелок и указывает на стол. Он уже застелен выстиранной бордовой скатертью, и посередине высится небольшая вазочка со скромным букетом ромашек. Это подарок Лере от её нового знакомого Никиты. Приличный мальчик, совсем недавно переехавший в наш дом со своей интеллигентной семьёй, буквально на днях познакомился с нашей очаровательной младшей сестрой, столкнувшись с ней во дворе. Никита оказался мальчиком воспитанным, аккуратным и безумным чистюлей. Лера же принялась за своего нового знакомого с максимальной самоотдачей, решив познакомить его со всеми местными красотами и обитателями в рекордные сроки. Уже к вечеру первого дня Лера за руку привела к нам на порог Никиту, который имел вид весьма плачевный: оторванный рукав кофты висел на последних нитках, колено разбито, и всё лицо вымазано в подсохшей грязи. Совсем он не походил на того чистенького мальчика с зачёсанными назад волосами и в выглаженной одежде, каким был утром. Лера выглядела приблизительно так же, как и её кавалер, но мы с Ольгой уже привыкли в подобному. К ней грязь притягивало, как магнитом, а теперь она
заразила своим недугом ещё и нового друга.
        - Его мама убьёт, если он в таком виде домой придёт! - горячо воскликнула Лера, и мы поняли, что с этим надо что-то делать.
        Конечно же, Никиту мы с Ольгой в четыре руки всё же отмыли. Пока я штопала его кофту, Оля обрабатывала ему разбитую коленку, и через полчаса мы отправили обновлённого Никиту домой. Судя по тому, что на следующий день он вернулся к Лере с букетом ромашек и робкой улыбкой, кавалер был покорён нашей младшей сестрой и желал продолжить это общение.
        Если так пойдёт и дальше, то Лера ещё до конца лета перевоспитает Никиту, и тогда у нас в доме появятся уже два ребёнка с ангельским взором и тягой измазываться в грязи по самые уши.
        Пока я расставляю тарелки, чашки и раскладываю столовые приборы, стараясь, чтобы всё лежало ровно и выглядело идеально, хлопает дверь тётиной комнаты. В коридоре появляется Анфиса вместе с тучной женщиной в годах, которая явно считает, что губная помада должна покрывать не меньше трети лица, иначе я даже не знаю, как ещё можно объяснить её огромные по-клоунски вымазанные губы цвета спелого помидора.
        - Анфис-с-сочка! Вы просто чудо! Не зря мне вас рекомендовали! - заливается раскатистым смехом женщина, пока наша тётя провожает её в прихожую.
        - Я очень рада, - с натянутой улыбкой отвечает Анфиса, которой явно совсем не нравится такая манера растягивать её имя.
        - Ждите меня в пятницу! И я обязательно посоветую вас моей подруге Жанне, ну той, с которой муж развёлся! Она тоже непременно придёт! - твердит клиентка, всё никак не желая покидать квартиру и переминаясь с ноги на ногу на пороге.
        - Буду очень ждать! - с лёгким нетерпением в голосе отвечает Анфиса, всячески пытаясь намекнуть женщине, что пора бы уже и честь знать.
        - Ой! А ведь я ещё забыла спросить о моём третьем муже!.. - неожиданно вспоминает клиентка и норовит развернуться, чтобы проскользнуть обратно в гнездо, но тётя решительно выталкивает её за порог.
        - Давайте в пятницу! У меня сегодня есть ещё посетители! - захлопывая дверь, твёрдо отвечает Анфиса.
        Судя по крикам и трезвону дверного звонка, клиентка ещё какое-то время пытается добиться, чтобы её впустили обратно, но через пару минут всё же уходит, обещая, правда, вернуться в пятницу. От этих слов тётя невольно вздрагивает.
        С тяжёлым вздохом отойдя от стены в прихожей, Анфиса идёт к нам на кухню и устало падает на стул. В последнее время от клиентов у неё и правда нет отбоя. С таким потоком никакого стеснения в средствах мы больше не испытываем, хотя есть и минусы. Тётя справляется далеко не со всеми, и всё чаще её гадания превращаются в театр абсурда, состоящий лишь из догадок и предположений, но всё равно довольных посетителей остаётся гораздо больше. А они приводят за собой новых клиентов.
        - Я думала, у тебя сегодня больше никого не будет, - мимоходом замечаю я.
        - Никого и нет. Поздно уже. Но мне же надо было что-то этой мегере сказать, иначе она бы тут до самого утра осталась, спрашивая меня о судьбе каждого из её семи мужей!.. - страдальчески признаётся Анфиса.
        Я невольно прыскаю в кулак от смеха, за что получаю от тёти не самый ласковый взгляд. Но я знаю, что она совсем не злится. Просто немного устала после долгого рабочего дня наедине с разведёнными и брошенными женщина, ищущими решение всех своих проблем в экзотических гаданиях, а вовсе не в походе к психологу.
        - У меня уже скоро всё будет готово, - предупреждает Ольга, помешивая какой-то соус на плите. - Где там Лера и Гаврила?
        - Леру я в окно видела полчаса назад. Они с Никитой висели вниз головой на турниках, - с потрохами сдаю я младшую сестру. - Думаю, скоро прибегут оба с шишками на лбу.
        - А Гаврила сегодня у Миши, - отвечает Анфиса, поправляя свой строгий пучок на голове.
        - Может, ему позвонить? - предлагает Оля. - Поздно уже. Пусть возвращается.
        - Он сам знает, во сколько ужин. Придёт вовремя.
        Будто в подтверждение её слов раздаётся трель дверного звонка. Я бегу открывать, а на пороге уже стоит Гаврила, слегка смущённый и с губами, покрытыми сахарной пудрой.
        - Я опять ключи потерял… - со вздохом признаётся он, заходя в прихожую.
        - Не эти, случайно? - Я указываю брату на настенную ключницу, где сиротливо висит связка ключей с брелоком в виде мультяшного героя из какой-то компьютерной или мобильной игры.
        - Они! - Брат светлеет лицом прямо на глазах. - А я думал, что где-то по дороге их потерял!
        - Я ведь тебя и провожала. Дверь за тобой закрыла, - напоминаю я.
        - А ведь точно… Я совсем и забыл.
        Брат разувается, идёт мыть руки. А я украдкой замечаю, что из заднего кармана его шорт выглядывает маленький уголок подарочной упаковки. Явно дядя Миша опять купил сыну гостинец. Последнее время он постоянно балует его всякими мелочами, а наш брат только рад. С того самого раза, как мы спасли отца Гаврилы от И-Скан-Дэра и петли, дядя Миша долго приходил в себя. В тот день он находился под влиянием иномирца и был зол на сына и нашу семью, прогнал нас из своего дома. Мы все даже не на шутку испугались, что он никогда больше не захочет видеться с Гаврилой. Но время прошло, влияние И-Скан-Дэра рассеялось, и вот теперь наш брат вновь частенько навещает своего неродного отца, который пытается загладить свои жестокие слова подарками. Хотя Гаврила решил так и не признаваться, что он - приёмный ребёнок. И я его понимаю. Такое тяжело открыть. Это ударит и по Анфисе, и по Мише. Все отношения окончательно разобьются, и от этого никому не будет хорошо. А так и дядя Миша счастлив, что вновь общается с сыном, и Гаврила купается в лучах любви, которые ему столь необходимы. Даже Анфиса, кажется, только рада, что
её бывший муж не знает всей правды.
        Через десять минут домой возвращается Лера. Застёжка на сандаликах порвана, на руке огромный синяк, переливающийся всеми цветами розового и багрового, но зато в её глазах плещется небывалый восторг.
        - Варя, представляешь, Никита умеет так круто по деревьями лазать! - с порога хвастается мне заслугами своего нового друга младшая сестра.
        За ей спиной на лестничной клетке смущённо переминается с ноги на ногу Никита. Такая похвала ему явно приходится по душе. В этот раз юный кавалер блистает содранной кожей на локте и зелёным травяным пятном на кофте, вывести которое явно будет сложно. Правда, одна небольшая деталь в его облике радует меня особенно: на запястье мальчика красуется подаренная Лерой в знак дружбы небольшая фенечка с кисточками. Её ответ на букет ромашек.
        - Давай скорее мой руки и за стол, а то Оля там целый пир закатила. Всё сейчас остынет, - поторапливаю я Леру. Она скрывается за дверью ванной комнаты, а я тем временем окидываю печальным взглядом чумазого Никиту.
        - А ты что стоишь? Заходи. Будем тебе обрабатывать боевые ранения и кофту стирать.
        От такого щедрого предложения мальчик неожиданно вежливо отказывается:
        - Спасибо вам больше, но я сам уж как-нибудь в этот раз. Не буду же я вас вечно утруждать!.. Я просто хотел Леру проводить. Вот и всё.
        На щеках юного кавалера проступает робкий румянец.
        - Ну как хочешь! - хмыкаю я. - Но, если что, приходи к нам в гнездо, мы всегда поможем.
        Я подмигиваю Никите, отчего он ещё больше тушуется.
        - А почему вы все называете вашу квартиру гнездом? Лера тоже так постоянно говорит, - тихо интересуется он.
        - Потому что на самом деле мы - заколдованные птицы, превращённые в людей, чтобы следить за порядком вокруг. Злой лесной царь сделал это с нами, посчитав за великую милость, и теперь мы обязаны служить ему верой и правдой до самого своего конца, иначе он накажет нас! - сделав страшные глаза, отвечаю я.
        На лице Никиты изумление мешается с ужасом, и он просто молча стоит возле двери, даже не зная верить мне или нет. Я захожусь звонким смехом от его растерянного вида, и мальчик сразу же отмирает.
        - Ну зачем вы так шутите…
        - А, может, я вовсе и не шучу, - поддеваю я юного кавалера, не удержавшись. - Ну ладно! Всё уж. Ступай себе домой.
        Никита послушно разворачивается и сбегает вниз по лестнице, а я закрываю дверь, всё ещё не в силах перестать улыбаться. Вот пусть теперь думает, правду я сказала или нет. Ох, чувствую, завтра Лере придётся придумывать, как меня оправдать перед своим другом.
        Вскоре мы все вместе собираемся на ужин за накрытым столом. Всё совсем как прежде, но будто слегка по-иному. Мягкий тёплый свет люстры льётся сверху, из распахнутого окна доносится шум города, и мы все на своих местах, кроме Инессы. Но её стул мы уже убрали, чтобы не бередить раны. Теперь он стоит в углу в комнате Анфисы, укрытый любимыми шалями нашей покойной тётушки, и на нём обожает дремать Ах, когда ему удаётся улучить момент и прокрасться в спальню незамеченным. После тётя всегда обыкновенно разражается возмущёнными криками и аллергическим чиханием. Но кот не обращает на это внимания, как и на все запреты, связанные с посещением конкретно этой спальни. И, стоит Анфисе вновь отлучиться, забыв закрыть дверь, как Ах уже сворачивается клубком на своём любимом стуле с пушистыми шалями.
        - Этот дурной кот просто доведёт меня однажды, - не устаёт жаловаться тётя изо дня в день, но мы всячески защищаем Аха. И хоть мы все прекрасно знаем, что Анфиса никогда не выгонит этого кота, потому что она просто не сможет поступить с нами подобным образом, но всё же из уважения к ней и благодарности за то, что дала ему приют, несмотря на аллергию, мы всегда стараемся следить за перемещениями Аха и часто забираем его из комнаты Анфисы ещё до её прихода. Кот этому, конечно, совсем не рад, и постоянно норовит то справить нужду в неположенном месте, но вытошнить комочек шерсти на ковёр в качестве мести, но всё же он довольно часто может к нам и поластиться, будто понимает, что его в этом доме действительно искренне любят.
        - А что у нас сегодня будет на ужин? - звонко интересуется Лерочка, ёрзая на своём стуле и раздувая ноздри, в попытках унюхать ингредиенты.
        - Моё новое фирменное блюдо! Курица, тушённая в медовом соусе с чесноком и соевым соусом! Подаётся на рисовой подушке! - гордо представляет нам своё творение Ольга, раскладывая ужин по тарелкам.
        Пахнет это изумительно вкусно даже несмотря на то, что сочетание мёда и чеснока кажется мне сомнительным. Но буквально через пару минут гастрономический шедевр старшей сестры заставляет меня позабыть о всех сомнениях. Яркий кисло-сладкий вкус замечательно сочетается с рисом, и нежное мясо с лёгкой перчинкой буквально тает на языке. Никогда прежде я не пробовала у Ольги ничего вкуснее. И, судя по лицам всех собравшихся, никто из нас не ожидал такого великолепного блюда. Кажется, её кулинарные таланты всё же значительно улучшились.
        - Ну как? - затаив дыхание, интересуется Оля, даже не притрагиваясь к своей порции. - Не слишком остро вышло?
        - Это потрясающе вкусно! - делится восторженным отзывом Гаврила, набивая себе щёки.
        - Согласна, очень необычно и хорошо, - куда спокойнее произносит Анфиса, накалывая на вилку новый кусок.
        Мы с Лерой тоже не остаёмся в стороне, всячески расхваливая готовку сестры. Она расцветает на глазах и наконец сама пробует мясо. Судя по её довольной улыбке, получилось даже лучше, чем она сама ожидала. Новое фирменное блюдо исчезает с тарелок за рекордное время, а Гаврила после ещё долго облизывает губы, покрытые соусом, и просит Олю как-нибудь в ближайшее время повторить свой шедевр.
        На столе появляется заварной чайник и большая тарелка с тёплыми пирожками. Пока мы ищем среди них те, что со сладкой начинкой, Анфиса разливает чай и как бы между делом говорит:
        - Сегодня, кстати, мне звонил Андрей Васильевич, директор художественной школы.
        Мы все несколько напрягаемся. Ольга даже замирает прямо с поднесённой к самым губам чашкой в руках.
        - Там что… Опять?.. - с опаской спрашиваю я, чувствуя, как озноб пробегает по телу.
        - Лица? Да нет, конечно, - отмахивается Анфиса, и мы с сёстрами и братом облегчённо выдыхаем. - Говорит, что в подвале повадились настукивать по металлическим трубам. Их местный сторож даже уволился после такого. Андрей Васильевич просит разобраться завтра-послезавтра и даже зовёт нас всех вместе.
        - А я думала, что в прошлый раз он не очень был доволен результатами, - хмыкает Оля, делая глоток из чашки. - До того был испуган нашими методами.
        - Нет, - отвечает тётя. - Сказал, что не против, если молодое поколение будет учиться. Правда попросил, чтобы мы разрешили ему не присутствовать.
        Я сдерживаю смешок, так и норовящий вырваться из горла, но Анфиса всё же слышит моё сдавленное кваканье и приподнимает одну бровь:
        - Ты, Варя, с нами не пойдёшь.
        - Почему это? - я сразу же обиженно дую губы.
        - Ты с завтрашнего дня выходишь в библиотеку, я же тебе уже тысячу раз об этом сказала.
        Эх! А ведь точно! Я совсем об этом позабыла… Придётся доверить охоту на вредителя сёстрам.
        На последний летний месяц Анфиса сумела устроить меня в ту библиотеку, где раньше работала Инесса. Конечно, в виду моего возраста, никакой зарплаты мне не обещают, но зато клянутся, что обучат всему необходимому, чтобы на следующее лето я могла уже официально устроиться к ним на подработку, едва мне исполнится четырнадцать лет. После смерти Инессы дела там обстоят плачевно - рук не хватает, а у меня хотя бы есть минимальный опыт работы с картотекой, ещё когда я помогала тётушке.
        Да и меня саму подобный расклад вполне устраивает. Ещё целый месяц скучать в четырёх стенах будет невыносимо, а тут открываются такие перспективы! Можно будет подыскать себе интересную литературу для чтения на весь следующий год! К тому же место, где так долго работала Инесса, будет навевать хорошие воспоминания. И ведь, в конце концов, я обещала ей, что продолжу её работу: буду собирать книги этого и чужих миров, ухаживать за ними. Где это ещё делать, как не в библиотеке? Потому я и согласилась.
        - Ну ничего, Варька, - надеется утешить меня Оля. - В следующий раз мы обязательно вместе пойдём ловить древоточца. Я тебе обещаю!
        - Уговорила, - хитро улыбаюсь я сестре.
        Едва в наших животах уже не остаётся ни единого свободного места, и пирожки перестают помещаться, мы все выходим из-за стола, попутно благодаря Олю за этот восхитительный ужин. Все отправляются отдыхать, и мне, если честно, тоже безумно хочется как можно скорее забраться в кровать и продолжить изучать одну очень интересную книгу, которую я отыскала в книжных шкафах, принадлежавших раньше Инессе. Она посвящена слухам и легендам о Царе Леса и его верных последователях, и ничего подобного никогда раньше мне в руки не попадало. Инесса всегда строго следила за литературой, которую я изучаю, но теперь, когда все запреты спали, передо мной открылся такой безграничный океан, что не хватит жизни, чтобы его исчерпать. Правда, я всё равно попробую. Ведь когда-то Инессе удалось впитать в себя немыслимое количество знаний, а, значит, это и мне под силу.
        Анфиса, видя мою страсть, безропотно разрешила в какое угодно время заходить в её спальню и брать любые книги с полок. Можно сказать, с её стороны это безумно щедрый поступок, ведь она по-прежнему очень трепетно относится к собственной территории. Но всё же она стала куда мягче после всего произошедшего с И-Скан-Дэром. И мы с сёстрами стараемся особенно этим не пользоваться, надеясь подольше сохранить с ней хорошие отношения.
        Вот только книга может сегодня и подождать немного. Потому что Оля заговорщически манит меня пальцем, когда все уходят с кухни, и торопливо даёт мне в руки свой планшет. На экране переписка с Антоном, и я неосознанно вздрагиваю от этого, но сестра сразу же успокаивает меня:
        - Это не И-Скан-Дэр, Варька. Это настоящий Антон мне написал, представляешь?
        - Да ладно? - не верю я, возвращая ей планшет. - И чего хочет?
        - Говорит, что с ним что-то странное случилось. Не помнит половину своего лета, хотя головой вроде бы нигде не бился. Сейчас пытается по кусочкам восстановить воспоминания, и вот, наткнулся на нашу с ним переписку. Решил, что раз уж мы столько времени общались, может, я помогу ему что-то вспомнить.
        - И что ты ему ответила? Согласилась?
        - Согласилась, конечно! Это же настоящий Антон! - восторженно уверяет меня Оля, а сама прямо вся лучится от счастья, как светлячок. - Он меня послезавтра в парк пригласил. Погулять и поговорить. Чтобы я рассказала всё, что мне известно об этом лете.
        - Звучит нехорошо для нас как-то. Ты же не будешь ему раскрывать всю правду? - настороженно спрашиваю я.
        - Я что, по-твоему, глупая, Варя? - сразу же хмурится сестра. - Скажу, что он первый написал мне. Общались долго, просто обменивались новостями. И что он обещал мне встречу.
        - Думаешь, он и правда ничего не помнит об И-Скан-Дэре, который его контролировал?
        - Даже если и помнит, то главное, что он ничего не знает о нашей семье и наших способностях. Ведь иномирец притворятся Антоном только для того, чтобы вызнавать о наших планах и перемещениях. Ему не было нужды посвящать во всё это чужака.
        - Наверное, ты права, - соглашаюсь я. - В любом случае, я очень рада за тебя, Оль! Надеюсь, это всё вас только сблизит с Антоном.
        Ольга будто ждала лишь этих слов. И вновь на её лице расплывается широкая улыбка, и она прижимает планшет к сердцу, мечтательно закрывая глаза, совсем как влюблённая дурочка. Хотя, по сути, именно ей моя сестра и является.
        - Ах, вот оно - счастье!..
        - Про экзамены школьные не забудь, Джульетта доморощенная! Тебе в этом учебном году выпускаться! - не удерживаюсь от остроты я и скорее сбегаю в нашу детскую, чтобы не получить от Ольги полотенцем по голове.
        Через несколько часов, когда Оля уже заканчивает убираться на кухне, а мне едва удаётся силой достать из ванной Леру и вытереть следы потопа, меня начинает понемногу клонить в сон. Последнее время я сплю не очень хорошо. Мне часто снится в кошмарах лицо И-Скан-Дэра в тот самый момент, когда он осознал, что мы намерены вернуть его в родной мир, столь нелюбимый им. Это было лицо, искажённое ненавистью, злобой и болью. И меня пугает даже мысль о том, что он может каким-то образом вернуться на наше дерево и даже без своего зрения отомстить. Но Анфиса убеждает нас, что без иллюзий он ни на что не способен.
        Уж не знаю, стоит ли в это верить, но моё подсознание уже не остановить - оно то и дело отправляет меня во снах в тот дикий гниющий мир, где меня раз за разом встречает разъярённый И-Скан-Дэр, жаждущий мести. Успокаивает лишь одно: я твёрдо уверена, что даже если он вернётся, то мы справимся с ним вновь. Мы уже сделали это один раз, объединив свои силы, и ничто не помешает нам повторить охоту. И эта мысль меня успокаивает. Я в лоне семьи, в родном гнезде, и под надзором старшей и своих сестёр с братом. Здесь мне нечего бояться, и эти кошмары непременно однажды раз и навсегда пропадут.
        Мои веки постепенно тяжелеют, и я откладываю в сторону книгу, которую удалось почитать всего четверть часа. Подоткнув одеяло и поправив подушку, я поворачиваюсь лицом к стене, чтобы мне не мешал спать свет планшета, в котором сидит Ольга на своей кровати. Совсем скоро закончится лето, и вновь нужно будет ходить в школу, и все мысли будут крутиться в основном только вокруг учёбы. Снова будет куча дел, обязанностей, и свободное время понемногу исчезнет. Но сейчас и здесь мне не так уж и плохо. Этот момент жизни хорош своей неповторимостью.
        Тихонько поскрипывает дверь нашей детской, где-то в ванной капает кран и еле слышно шуршит новый вредитель, завёдшийся под спальным местом Леры. Защитный барьер песни уже давно спал, и древоточцы вновь медленно и неумолимо начинают возвращаться в наш дом, но мы с сёстрами внимательно следим за тем, чтобы их не развелось слишком много. И я уже знаю, чем займусь завтра прямо с утра: заставлю Лерочку помогать мне убирать очередного вредителя, забравшегося к ней под кровать - почему-то излюбленное их место в нашей комнате.
        Ну а сейчас мне совсем не до этого. Тело укрыто пологом приятной тяжести, и, кажется, я даже не могу оторвать руку от одеяла, насколько расслаблена каждая клеточка моего организма. Мысленно я уже проваливаюсь в очередной сон, и только откуда-то издалека, будто из длинного тоннеля, до меня вдруг доносится тихая песнь ночного города, которую я давно уже не слышала и совсем позабыла, какой волшебной она может быть. Спящие многоэтажки высятся за окном немыми громадами, стрекочут редкие автомобили на пустых дорогах, и ветер ласково шумит листвой, убаюкивая монотонным шелестом. Город поёт колыбельную для меня одной. И я подчиняюсь этой музыке без слов, крепко засыпая и уже зная наперёд, что в эту ночь ни один кошмар не потревожит мой сон.