Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Мартьянов Андрей : " Охранитель Хроники Графства Артуа Времен Великой Чумы " - читать онлайн

Сохранить .
ОХРАНИТЕЛЬ (Хроники графства Артуа времен Великой Чумы) Андрей Леонидович Мартьянов
        #
        - Наследник.
        - Посредник.
        - Странник.
        - Охранитель.
        Середина XIV века. На Францию надвигается самая чудовищная катастрофа в истории Средневековья - Черная Смерть, великая эпидемия чумы. Но появилась и другая опасность: загадочные и пугающие события в графстве Артуа, изучить которые поручено лучшему следователю инквизиции королевства.
        К расследованию неожиданно присоединяется дворянин по имени Жан де Партене, уверяющий что родился он в 1984 году от Рождества. Однако, глава инквизицонного Трибунала не сомневается в его словах, отлично зная о явлении, именуемом
«Дверьми», «Прорехами» или «Дорогами».
        - - - - - - - - - - - - - - - - - - - --
        ОХРАНИТЕЛЬ
        (Хроники графства Артуа времен Великой Чумы)
        Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною.
        Псалом 41:8.
        Глава первая
        В которой мэтр Рауль Ознар знакомится с городом и его обитателями, а потом наблюдает в Речной башне нечто весьма странное и зловещее
        Аррас, графство Артуа.

5-6 февраля 1348 года.
        - Буду откровенен, мэтр, дело дрянь, - преподобный не сдерживал себя в выражениях.
        - Пресечь распространение вредных слухов среди плебса невозможно, успокаивающие проповеди давно никто не слушает. Дворянство, впрочем, ничем не лучше: кумушки в окрестных замках шушукаются по углам, господа чешут языками на попойках и охотах, у благородных дам - обморок за обмороком... Страх расползается. А что мы можем поделать? Ничего! Особенно в свете всеобщего убеждения, что на христианский мир обрушилась кара Господня, а Искупления и сошествия Святого Духа следует ждать если не со дня на день, то в грядущем году - точно...
        - Разве это настолько невероятно? - осторожно спросил собеседник его преподобия. Смелость речей священника настораживала, так клирики обычно не разговаривают.
        - Не стройте из себя последователя хилиастов-эсхатологов, - поморщился доминиканец. - Помните, сколько раз назначался Армагеддон? Вначале Пришествия ожидали на Тысячелетие, при папе Сильвестре Втором - какая красивая дата, тысячный год от Рождества Христова! Все до единого пророчества обещали установление Царствия Божия, понтифик возглашал с кафедры: кайтесь, грешники, время близко! Разумеется, ничего не произошло, а взбунтовавшиеся патриции выперли Сильвестра из Рима взашей не потому, что Конец Света к их вящей радости не состоялся, а по причинам насквозь банальным: политика... И пошло-поехало. «Тысячелетия» ждут через два года на третий, отсчитывая по самым разным датам - Константинов дар, Никейский собор...
        - Значит вы не верите?
        - Почему я должен верить бредням душевнобольных? Слушать лжепророков? В Святом Писании ясно сказано: никто из смертных не знает, когда... Никто. Вы же не собираетесь противоречить Евангелию, мэтр?
        - Ни-ни! - замахал руками гость преподобного. - Что вы!
        - Вот и чудно. Вернемся к делу. Вы в городе человек новый, естественно, что вам пока не станут особо доверять: сперва надо присмотреться, оценить способности, познакомиться поближе. Я ценю образованных людей, поэтому намекну важным персонам, что следовало бы обратить внимание на многообещающего парижского адвоката.
        - Моя благодарность не будет...
        ... - Знать границ, - перебил доминиканец и опять скривился, будто кислого вина отхлебнул. - Знаю-знаю. Я помогу вам сейчас, в нужный момент вы - поможете мне.
        - То есть? - выпрямился мэтр, закаменев лицом.
        - Испугались? О нет, не следует дурно обо мне думать! Я не подразумевал осведомительства или доносов, несовместимых с дворянской честью. Времена скверные, душные. Новости с юга всё хуже и хуже, люди боятся, а страх рождает в человеке самые низменные чувства, обороть которые Мать-Церковь не всегда способна... Вы же не только адвокат, правильно? Два курса в Сорбонне - юриспруденция и схоластика, - это прекрасно. Вы усидчивый и талантливый человек, мэтр, об этом дополнительно свидетельствуют два года проведенные в Тулузе и Нарбонне. Ездили продолжать образование?
        - Откуда вы знаете?!
        - Обязан по должности, мэтр... Кажется, не найдя места адвоката, вы держали в Париже свою аптеку? Странное занятие для юриста, но объяснимое. Хотите добрый совет? Совместите оба ремесла: заработать на судебных процессах в здешнем захолустье очень сложно: тяжбы мужичья и торгашей дохода не принесут, а дворяне предпочитают разрешать споры вне стен суда... Город так некстати лишился аптекаря прошлым месяцем. Распоряжусь, чтобы его имущество отошло вам.
        - Очень щедро преподобный, - гость был безмерно удивлен, если не сказать ошарашен.
        - Но как же наследники?
        - Мэтр Гийом не оставил потомства, это во-первых. Во-вторых, собственность конфискована и распоряжаюсь таковой я.
        - Но почему?
        - Следовало бы догадаться. Я сжег Гийома Пертюи три недели назад, на святого Феодосия. Necromantia, maleficia et fides haeretica[Некромантия, вредоносное колдовство и еретические посулы (лат.).] . Вы же ничем подобным заниматься не собираетесь?
        - Н-нет.
        - Рад, что не обманулся в вас, мэтр. Остановились в «Трех утках»? Я пришлю за вами, как только помещение подготовят. Добро пожаловать в Аррас, мэтр.
* * *
        - Вляпался, - буркнул под нос Рауль Ознар, парижский и нарбоннский бакалавр, выбравшись на улицу из гулких коридоров доминиканской коллегиаты Девы Марии. - Трех дней не прошло, а уже на крючке у инквизиции! Хоть вешайся, честное слово...
        Одно утешало: инквизиция в Аррасе была какая-то странная. Брат Михаил Овернский, глава Трибунала и официальный представитель Апостольского престола в здешней епархии, мало напоминал грозного служителя Sanctum Officium.
        Любезный человек: пригласил собственноручной эпистолой, беседу вел в русле практическом, не докучая нравоучениями и громкими словесами о спасении души. Выражался прямо и даже резко, обозвав графа Артуа Филиппа Руврского «надутой пустышкой», начальствующего над диоцезом его высокопреподобие архидиакона
«гусаком», а окрестных дворян «безнравственным сбродом». Причем, скорее всего не лукавил - Рауль по личному опыту знал, что в окраинных провинциях Французского королевства культурный уровень и моральный облик благородного сословия не просто оставляет желать лучшего, а вызывает невольное сострадание вкупе с легким отвращением.
        Инквизитор очевидно страдал от недостатка общения, поэтому беседа затянулась до повечерия, когда начало смеркаться. Выспрашивал о столичных новостях, с мрачной настороженностью отнесся к известиям о распространявшейся по Провансу и Бургундии моровой язве - в Аррасе и ближайших городах случаев заражения пока не отмечали, но беспокойства от этого меньше не становилось.
        Наконец, Михаил дал понять, что его осведомленность простирается достаточно глубоко и персона Рауля Ознара, прибывшего в город лишь позавчера и успевшего познакомиться только с хозяином постоялого двора «Три утки» и королевским легистом, к которому мэтр ходил представляться по назначению на должность адвоката судебного округа, уже заинтересовала Священный Трибунал в лице непосредственного начальника оного.
        Михаил Овернский знает о Нарбонне, и это скверно. Откуда знает? Никакой мистики, если подумать. Сообщение о приезде Ознара должны были прислать из Парижа еще месяц назад, новости в глубинке разносятся быстро, наверняка кто-то из судейских сболтнул, а скучающий инквизитор отправил с гонцом запрос в архив столичного капитула: нет ли за молодым юристом какого следа?

«След», чего скрывать, был. Отсюда и приглашение на задушевный разговор - проверить умонастроения и благонадежность. Однако, другой на месте брата Михаила начал бы мягонько пугать, припомнил давние грешки и толсто намекнул: мы следим, мэтр. Знайте об этом.
        Ничего подобно не случилось - доминиканец предпочел яркими мазками обрисовать Раулю положение дел в городе и окрестностях, рекомендовал полезные знакомства, при этом и словом не обмолвившись о добродетелях христианина, покаянии и благочестивой праведной жизни. Даже, вот диво дивное, не спросил, когда раб Божий Рауль последний раз исповедался.
        Было и кое-что другое. Едва заметная, почти невидимая аура, блекло-розовая с золотистыми взблесками, окутывавшая Михаила Овернского. Узнаваемо: афинская школа, очень древний оберег античной эпохи: такие со временем не теряют силу. Редкость запредельной, немыслимой цены - прежде амулеты Гермеса Трисмегиста Рауль видел всего два раза: в коллекции Нарбоннской школы и в Авиньоне, у кардинала Перуджийского.
        На свой страх и риск попытался прощупать - вдруг ошибка? И сразу наткнулся на непроницаемую стену: простенькое заклинание опознания рассыпалось, поглощенное афинским талисманом. Господи Иисусе, он забирает чужую энергию, усиливаясь при любом магическом воздействии! Сколько ж амулет впитал в себя за семнадцать веков, миновавших с падения Греции?!
        Второй знак: брат Михаил посмотрел неожиданно остро и оценивающе. Ничего не сказал, но взгляд был выразителен до крайности: почувствовал. Заодно получил подтверждение: «след», вьющийся за мессиром Ознаром, появился неспроста.
        Merde! Нашел где применить полученные в Нарбонне знания - в коллегиате доминиканцев! Здесь тебе быстренько предложат сменить французские сапоги на испанские!
        Инквизитор как ни в чем не бывало продолжил разговор - извещают, будто в Лионе ввели карантин, приезжих в город пускают исключительно после осмотра лекарей в сопровождении францисканцев-инфирмариев тамошнего орденского госпиталя. Жутковато, верно? Главный город Бургундии, крупнейший центр торговли... Что дальше, мэтр? Буду откровенен, дело дрянь.
        Вопреки ожиданиям Рауля, фатальных последствий магический экзерсис не вызвал. Наоборот: брат Михаил вдруг проявил неслыханную щедрость, разом решив трудности с жильем и средствами на жизнь.
        Своя аптека. Ремесло куда более достойное и любимое, нежели опостылевшая юриспруденция, занятие по душе, а не по обязанности. Это тебе не два турских ливра в год из казны, выплачиваемых адвокату! Голодным не останусь.
        Но следует помнить: инквизиция никогда и ничего не делает просто так, из человеколюбия. Тебя купили, Рауль, причем купили легко и изящно, ты даже не заметил...
* * *
        Хочешь узнать последние новости и сплетни - иди в трактир. Благо, постоялый двор с непритязательным названием «Три утки» являлся не только гостиницей, но и популярным в столице графства питейным заведением. Самый центр города, рукой подать до кафедрала - базилики Сен-Вааст, и Grand Place над которой возвышаются колоссальная набатная башня и резиденция прево в целых три этажа, построенные великим Матье Аррасским, прославившимся своей работой в Праге: собором святого Вита.
        Простеца в «Трех утках» не встретишь - дорого. Для сиволапого быдла вполне достаточно вонючих кабаков на окраинах, под городской стеной, а сюда ходит публика чистая. Ближе к огромному очагу устроились четверо совсем молодых министериалов[Министериал - представитель служилого дворянства из числа мелкого или безземельного рыцарства на службе у сеньора.] в сине-ало-золотых цветах графа Филиппа - старательно накачиваются вином, но шумят умеренно. Возле окна расположился плотный господин, очевидно из процветающего ремесленного сословия - на медальоне можно разглядеть изображение ножниц и архангела, портновский цех.
        Людей мало - среда, не время для отдыха. Да еще и постный день.
        - Вернулись? - хозяин посмотрел на Рауля с тенью заинтересованности в глазах. Письмо парижскому гостю приносил доминиканский послушник, следовательно мэтру пришлось навестить монастырь братьев-проповедников. Что он делал у инквизиции? - Откушать желаете?
        - Желаю, - уверенно сказал Рауль. - Горячего. На улице мороз, начало мести, к утру жди сугробов.
        - Здесь север, мэтр. Артуа край холодный.
        ...Традиционно содержатель таверны и постоялого двора представляется этаким располневшим добрячком с розовыми пухлыми щечками, солидным брюшком и добродушным нравом. Владелец «Трех уток» был полной противоположностью устоявшемуся образу. Росточком Гозлена из Эрмавиля Господь не обидел, полный туаз, то есть на полторы головы выше Рауля. Плечищи такие, что не в каждую дверь войдешь, шея бычья, могучие узловатые руки покрытые светлыми волосками. Лицо красное и грубое, будто выточенное резцом. На Гозлене куда лучше смотрелись бы кольчуга с латами, чем фартук.
        Впрочем, здоровяк вовсе не скрывал, что прежде ходил в сержантах у графа Луи Неверского, два года тому отошедшего в мир иной истинно рыцарской смертью - в битве при Креси. Гозлену посчастливилось отставиться незадолго до столь горестного для Франции события, посему он благополучно избежал английских стрел и мечей, прикупил на сбережения обветшавший дом в Аррасе, отремонтировал, заказал у маляров вывеску с тремя утками и стал респектабельным гильдейским «table d'hote» -
«хозяином стола».
        Рожей, конечно, Гозлен не вышел - скажем прямо, преотвратная у него рожа, - но дело свое знал крепко и на гостеприимство не скупился. Блох в комнатах умеренно, да и по зиме блохи не самые злые. Кормит до отвала, поит допьяна, а цены с парижскими не сравнить: всего-то два серебряных денье в седмицу. Для Рауля, обремененного недостатком средств, такая щедрость показалась невиданной, но в провинции жизнь всегда была значительно дешевле столичной...
        - Кушайте, мэтр, - Гозлен, выказывая уважение к ученому парижанину принес ужин лично, не доверив заботу о постояльце мальчишке из прислуги. Воздвиг на столе глиняное блюдо. - Рыба, наизнатнейшая! Такого судака и у короля в Консьержери не подают!
        Рауль хотел было вздохнуть, но сдержался - не хотелось обижать хозяина. Одним судаком в белом вине Гозлен не ограничился: пшенная каша с оливковым маслом и тыквой, моченые яблоки, грибы поджаренные с луком и морковью, ароматные шкварки. Горячий ржаной хлеб. Кувшин с молодым вином прошлого урожая. Здоровая деревенская пища, но порция огромна, четверым не съесть!
        - Кушайте, - повторил хозяин. - Вон вы какой тощий, нехорошо это. Гляньте на господ Буари и де Рансара, меньше чем за год откормил, из бледной немочи мужчинами стали!
        Гозлен кивнул в сторону бурно спорящих министериалов. Да, на вечно голодных оруженосцев, прикармливающихся от господского стола, не похожи.
        - Да вы садитесь, выпейте со мной, - предложил Рауль. Хозяин опустился на скрипнувший под его весом табурет, разлил вино по бронзовым стаканчикам. Подпер кулачищем квадратную челюсть. Голубые фландрийские глаза спокойные-спокойные, как у святого с иконы. - О чем поговаривают в городе?
        - О разном, - пожал плечами Гозлен. - Девица Мирейо д’Айет, младшая дочурка старого барона Карла вроде бы понесла вне брака и теперь упрятана в монастырь клариссинок в Пельве от греха подальше, да толку то? Шлюха первостатейная, прямо скажу, кто с ней только не перепихивался. Да вот хотя бы... - трактирщик повернулся к министериалам и рявкнул: - Рансар, слышишь меня? Ты Мирейо из Айета трахал?
        - Трахал, - отмахнулся молодой человек в синем шапероне. - Отцепись, у нас разговор!
        - Видите? - Гозлен проникновенно взглянул на Рауля. - Но вы же, мэтр, совсем о другом спросить хотели, правильно?
        - Ну-у... - чуть смутился Рауль. - Да, правильно. Ваше здоровье... Слышали, что случилось с аптекарем по имени Гийом Пертюи?
        - Это который с Иерусалимской улицы?
        - Разве их несколько? Гийомов?
        - В том-то и дело, что теперь вовсе ни одного. Почему не знаю - знаю. Аптекаря спалили инквизиторы в январе, прямиком на площади Мадлен перед монастырем святого Вааста. Народу пришло поглазеть - не сосчитаешь! За дело, конечно, спалили. Порча на скот, у мельника Жеана две коровы издохли, а сам Жеан весь чирьями покрылся - так и помер к Рождеству. А все потому, что Жеан аптекарю деньги за снадобья не отдал - жадность тоже смертный грех, ничем не лучше колдовства...
        - Вы в его доме бывали?
        - Жеана-то? Только на мельнице у реки.
        - Нет, в доме аптекаря.
        - Бывал. Это не его дом, а вдовы Верене. Снимал первый этаж. Вдову инквизиция допросила, сообщничество подозревали, но вины не нашла - отпустили с миром. Однако, вселяться в бывшее жилище еретика никому не позволили, отчего госпожа Верене несет убыток. Вам какой интерес, мэтр?
        - Знаете брата Михаила Овернского?
        - Преподобного в Аррасе теперь каждый знает, - Гозлен оставался невозмутим, ровно камень, хотя Рауль подозревал, что трактирщик остережется обсуждать личность главы Священного Трибунала. Чревато. - Все-таки верховный инквизитор графства Артуа, важная персона. Не заносчивый, судит по справедливости - где это видано, чтобы инквизиция подозреваемых оправдывала?
        - Такое случается, - развел руками Рауль.
        - Я, мессир Ознар, за двадцать лет службы у графа Людовика всякое повидал. Совсем мальцом видел как в Париже последних тамплиеров жгли, еще при Филиппе Красивом, да упокоится его душа, - Гозлен небрежно отмахнул крестное знамение открытой ладонью.
        - Флагелланты в Бургундии, вальденсы в Дофинэ, пикардийские адамиты... Ни одного оправдательного приговора.
        - Подразумеваете вдову Верене? - в Рауле проснулся юрист. - Видимо, почтенная женщина привлекалась к процессу как свидетель, а не как обвиняемая, значит и в оправдании смысла нет. Взяли показания, доказывающие вину аптекаря и распрощались!
        - Почтенная... - с непонятной интонацией проговорил Гозлен. - Не моё это дело, мэтр, но скажу, что брат Михаил... Кхм... Чересчур добренький.
        - Добренький?
        - Вы слушайте, слушайте, - медведеподобный владелец «Трех уток» понизил голос и придвинулся ближе к Раулю. - Сами знаете, какие нынче времена - на юге чума, война с Англией... Злое время. А знамения, мессир Ознар - хуже не придумаешь. Живые мертвецы по дорогам ходят, а инквизиция и в ус не дует!
        - То есть... - Рауль сдержанно кашлянул. - Что значит «живые мертвецы»?
        - Было дело на святого Фому Аквинского, всего десять дней прошло. Вы не местный, не знаете... Деревенщины из Окура, это по дороге на Камбрэ, к югу, как оглашенные в город примчались и сразу к настоятелю собора отцу Фротбальду - со слезами умоляли, чтобы допустил к себе. Тот сразу мужичье в коллегиату доминиканцев отправил... Думаю, монахи хотели всё в тайне сохранить, но Аррас город маленький, что утром известно одному, то и другие к вечеру узнают. Вообразите мэтр: идет по тракту натуральный мертвый труп покойного человека, дергается, один глаз выклеван, рука на сухожилиях висит... А он идет! Шагает! Мычит что-то. Доминиканцы сначала не поверили, потом поехали смотреть.
        - И что дальше?
        - Ничего. Объявили на мессе, будто мужланам привиделось. Перед закатом люди заметили, что в ворота коллегиаты въехала окованная железом повозка, в каких инквизиция схваченных еретиков возит. Внутри кто-то колотился - страшно колотился, орал. Орал так, что кровь в жилах стыла. Голос был не человеческий, так человек не кричит.
        - Вы сами видели? - шепотом спросил Рауль.
        - Сказал - люди. Недобрым это попахивает, мэтр. Этими словами брату Михаилу и передайте.
        - Почему я должен что-то передавать преподобному?
        - Так вы же в инквизиции трудитесь? Нет?
        - Откуда вы это взяли? - парижанин от изумления рот раскрыл.
        - Вряд ли в Аррасе найдется человек, которому сам Михаил Овернский депеши с послушниками присылает. Вы не епископ, не аббат, не алтарист и не кюре...
        - Я не... - попытался оправдаться Рауль, но трактирщик поднял руки ладонями вперед.
        - Знать ничего не хочу, мэтр. Не мое это дело, повторяю. Люди, однако, беспокоятся. Выдастся случай - донесите до слуха преподобного... Слишком много чертовщины развелось в Аррасе. Смертью пахнет. Эту вонь я хорошо различаю, через два десятка сражений прошел, не говоря о всякой другой мелочи - и разбойников в Арденнах ловили, и с вольными баронами во Фландрии рубились... Что-то грядет, мессир Ознар. Поверьте опыту. Я не смерти боюсь. Дьявола.
        Гозлен залпом допил вино, молча встал и удалился к жаровне - господа министериалы, опьяневшие до той степени, когда о постном дне не задумываешься, громко требовали печеного гуся.
        Рауль остался в одиночестве - озадаченный и чуть напуганный: великан-трактирщик, похоже, не врал. Другой вопрос, был его рассказ искренним заблуждением, замешанным на дремучих предрассудках простонародья, или Гозлен твердо знал, о чем говорил?
* * *
        Комнатка досталась Раулю самая дешевая, под крышей. Постель, равно и другая мебель отсутствовали: один матрас на застланном соломой полу, подушка, набитая конским волосом да отрез толстого войлока, заменявший одеяло. Зато тепло, дальняя стена конуры не деревянная, а сложена из кирпича - дымоход кухонной печи. В углах валяются пучки сухой полыньи, защита от кусачих насекомых. Под самым скатом - отдушина с круглой форточкой затянутой слюдой.
        Захочешь до ветру - изволь спуститься вниз, выйти через заднюю дверь во двор и отыскать холодный нужник: Аррас может и захолустье, но вместо парижских уличных стоков здесь устроены выгребные ямы; прево категорически запретил выливать отходы на мостовую - угроза штрафа в один турский ливр заставляла самых отпетых грязнуль блюсти порядок и пользоваться услугами золотарей.
        Его преподобие Михаил из Оверни вряд ли остался бы доволен, увидев как столичный адвокат готовится ко сну. Не было преклонения колен, чтения Pater Noster или Ave и прочих обязательных для любого доброго католика молитв. Рауль Ознар расшнуровал теплый жиппон, ослабил пояс штанов, аккуратно закрепил масляную лампу на подставце и завалился на матрас, раскинув руки и прикрыв глаза. Выровнял дыхание, втягивая воздух полуоткрытым ртом.
        Сел, встряхнул готовой, будто спросонья.
        - Conjuro et confirmo super vos Angeli fortes Dei, et sancti, in nomin magnum ipsius Dei fortis et potentis, - это было что угодно но не каноническая молитва. - Et per nomen stellae, quae est Sol, et per signum...
        Желтоватый свет язычка пламени лампы вдруг сменился на алый. В пахнущем сеном и мышами воздухе появилось едва заметное марево, как от нагретого под летним солнцем камня.
        Заклятие действовало недолго, всего несколько мгновений, но Рауль увидел желаемое: второе зрение различило красноватые силуэты людей на первом этаже дома, чуть менее яркую фигуру кошки, охотящейся на чердаке, сочно-багровые контуры лошадей в конюшне.
        Но было и кое-что еще. Тень с лазурным отливом, крадущаяся по улице вдоль фасада дома напротив. Тревожное зеленое зарево неясного происхождения, исходящее откуда-то со стороны аббатства святого Вааста. Точечные золотые и льдисто-снежные взблески из-за ставших прозрачными стен соседних домов.
        Мир невидимый. Находящийся за гранью взгляда обычного человека.
        Времени хватило, чтобы сделать твердые выводы: Аррас не более опасен, чем иные города Франции. Несколько чужаков, скорее всего «серых ангелов», как их именуют в нарбоннской терминологии. Ярче других светятся фамилиары, но таковых всего-то два или три. В довесок - самая обычная мелкая нечисть, артотроги, паразитирующие на человеческом жилище и особого вреда не причиняющие. Магический след старого капища кельтского племени атребатов, доримских хозяев графства Артуа - как раз под собором мерцает фиолетовый венчик, христиане построили храм на месте кумирни галлов, традиция...

«Звездочки», вспыхивающие и угасающие - амулеты, апотропеи и талисманы разной степени силы. В основном примитивные, каких любая деревенская ведьма изготовит двенадцать на дюжину, только попроси да заплати. Надежность не самая высокая, но артотрга отпугнет и девственность сохранить поможет, даже если мечтающей уберечь невинность виргине в лесу встретится вооруженный до зубов полоумный насильник - не захочешь, а избежишь утери hymen. Амулет защитит и уведет в сторону от опасности.
        Самое важное. Настоящих магов в Аррасе нет. Отсутствует аура человеческой магии - у нее всегда нежно-серый муаровый цвет с рябью, не перепутаешь.
        Что ж, можно спать спокойно. Трактирщик Гозлен напутал или введен в заблуждение.
        Рауль вытянул руку, пальцами притушил фитилек лампы, натянул на голову одеяло и тотчас уснул. Бояться нечего.
        Незаметная обывателям и ночной страже лазурная тень приостановилась у стены «Трех уток», змейкой скользнула к приоткрытой отдушине. Просунула хоботок в затемненную комнату. Обладавший силой человек заинтересовал, но...
        Подойти к нему вплотную было невозможно. Наведенные охранные чары, заклятие наложено извне и подпитывается силой самого Gizaki.
        Необычно. Gizaki давно так не делали, со времен римлян.
        Пускай отдыхает. От него не исходит аура опасности, в отличие от того, другого...
        Лазурный сгинул так же незаметно и тихо, как появился. Только изморось на раме форточки застыла несколькими прозрачными капельками, будто ледяной бахромы коснулась чья-то теплая рука.
* * *
        В одном Гозлен из Эрмавиля был непогрешимо прав: злые времена подступили.
        Семь лет назад король Филипп де Валуа сцепился с Эдуардом Английским за наследие герцога Жана Бретонского, не оставившего прямых наследников - война шла в Бретани и Гаскони, незваные гости с островов обнаглели до такой степени, что захватили коронные земли Франции, заняв впоследствии Кан и Кале на нормандском побережье, а в августе 1346 года англичане вчетверо меньшими силами нанесли сокрушительное поражение французскому рыцарству неподалеку от ничем ранее не примечательной деревушки Креси.
        Гибель или пленение одиннадцати принцев крови и тысячи двухсот рыцарей из самых благородных династий произвела угнетающее впечатление на все сословия королевства
        - невероятно, немыслимо, такого никогда не случалось и случиться не могло! Какой позор! Под ураганом стрел вооруженных длинными луками английских смердов Франция потеряла едва не четверть дворянства, способного держать оружие в руках, тогда как притязания Эдуарда III только ширились...
        В северных землях, прилегавших к проливу и Гесперийскому морю, росло неспокойствие
        - в Бретани и Нормандии хозяйничали англичане, грабившие и мародерствовавшие в приграничных баронствах. Появились разбойные шайки - в основном бывшие наемники со всего света, шотландцы, генуэзцы, датчане. Перемирие заключенное прошлым годом не давало передышки - стычки продолжались, на севере Франции тлели искры, которые ветер однажды раздует в сокрушительный огненный вихрь, пожирающий некогда прекрасную страну[Столетняя война продолжалась до 1453 года, то есть полные 116 лет.] ...
        Иные знаки тоже не свидетельствовали о спокойном будущем: казавшаяся вечной как небо и несокрушимой как престол Господень династия Капетингов ушла в небытие со смертью последнего сына Филиппа Красивого - короля Карла IV. Шептались, будто возглашенное на костре инквизиции проклятие великого магистра тамплиеров сбылось и монархам Франции до тринадцатого колена не видеть счастья и удачи.
        Поверить было несложно - все дети Филиппа умерли, на престол вступил государь из рода Валуа при котором бедствия только усугубились: провинции разорены, города Нормандии и Гаскони сожжены дотла, налоги непосильны, угроза из-за Ла Манша осязаема - захваченный Эдуардом III Кале всего в шестидесяти милях[Автором используются старинные римские и французские меры длины. Римская миля - 1,59 км. Туаз - 1,94 м. Парижский фут - 0,3 м.] от пока что мирного Арраса.
        Но никакие англичане не сравнятся с леденящим ужасом, надвигающимся с юга.
        Чума. Черная смерть.
        Гнев Господень.
* * *
        Вдова Матильда Верене, в девичестве Боваль, Раулю сразу не глянулась.
        Есть люди просто некрасивые, но вызывающие доверие и симпатию - взять хотя бы трактирщика Гозлена. Пожилая домовладелица никаких добрых чувств не пробудила: надменный луноподобный лик с висящими щеками-брылями, словно у пса итальянской породы, холодно-внимательные маленькие глазки, поджатые губы, оспенные отметины на лбу. Кошмарное траурное платье и облегающий чепец довершали унылую картину - никаких сомнений, эдакая стервища запросто могла свести в могилу безвременно почившего мужа, а ныне видит смысл существования в том, чтобы портить жизнь соседям и постояльцам.
        Мадам встретила гостя из Парижа лишь скупым кивком, не проронив и слова. Указала взглядом на каменную лесенку в три ступени и распахнутую дверь, ведущие в бельэтаж
        - полуподвал дома на Иерусалимской улице судя по всему оставался нежилым. Вход отдельный, с угла Сен-Обер, что несколько успокаивает - старая карга не будет смущать присутствием в комнатах.
        - Слава Иисусу! - жизнерадостным голосом поприветствовал мэтра Ксавьер д’Абарк, помощник брата Михаила и экзорцист капитула доминиканцев. Абсолютная противоположность мрачной хозяйке - здоровая полнота, доброжелательная улыбка, румянец во всю щеку. - Жаль что задержались, мессир Ознар. Спешу успокоить: отчитали чин, окропили, живите бестревожно - ни один бес не сунется...
        - Конечно, благодарю, - выдохнул Рауль. Удивляться нечему: бывшее жилище колдуна и еретика по канону следует сносить, а землю просаливать, или проводить обряд изгнания нечисти и освящать. Михаил Овернский всё предусмотрел.
        - Тюфяки и носильные вещи Пертюи хозяйке было приказано сжечь, - продолжал тараторить брат Ксавьер. - Аптечные запасы мы проверили, подозрительное изъяли. И знаете что?...
        - Что?
        - Обратитесь к мэтру Бенкуру, в красильный цех, пускай вам вывеску изящную сделает. Скажите, что я посоветовал, возьмет недорого. А нам, уж простите, пора - месса скоро...
        Два послушника быстро собрали литургические принадлежности в ларчик и с тем доминиканцы отправились восвояси с чувством выполненного долга: теперь каждый горожанин знает, что дом вдовы Верене безопасен, а новому аптекарю покровительствует Священный Трибунал.
        - Сто двадцать турских денье за полгода, - Рауль вздрогнул, услышав за спиной хриплый бас. Повернулся. У порога воздвиглась мадам, заслонявшая светлый дверной проем. - В цену входят дрова, обед и оплата прачкам. Желаете осмотреть комнаты?
        - Спасибо, я лучше сам, - отказался мэтр. - И... У меня сейчас нет денег, чтобы внести вперед...
        - Шестьдесят денье я получила от его преподобия Михаила Овернского, - брезгливо сказала вдова, не особо скрывавшая малоприязненого отношения к новому постояльцу.
        - Следующий взнос в мае, на Пасху. Иначе придется съехать. Ключ лежит на столе, дверь во двор всегда запирайте на засов.
        Разговор был окончен - страдающая одышкой толстуха выбралась на крыльцо и невежливо грохнула притвором. Или это сквозняк виноват?
        - Ну и ну, - проворчал Рауль. - Жить с такой мегерой под одной крышей - мученичество достойное ранних христиан... Что ж, поглядим.
        Быстро выяснилось, что дурной характер не помешал хозяйке подготовить дом к прибытию мэтра Ознара. Деревянные полы выскоблены до белизны и застелены грубыми серыми ковриками. Возле каждого из очагов по внушительной поленнице. Лампы заправлены маслом.
        Жилых комнат в бельэтаже было две. Огромная спальня с воистину королевской постелью - ложе на кирпичном основании, высотой в половину роста человека. Видны две заслонки внутренних печек кровати, в морозы достаточно затопить и спи себе в тепле. Перина с виду если не новая, то мало использовавшаяся, застелена желтоватым льном и меховым одеялом. Балдахин тоже льняной, но темно-коричневый, крашеный луковым отваром. Бронзовая ночная ваза с крышкой.

«Кабинет» оказался поменьше и куда уютнее. Стол с писчим прибором, рядом деревянное кресло с подушкой на сиденьи, тяжелые табуреты. Два шкапа с книгами, причем несколько полок пусты - оно и понятно, инквизиция конфисковала все сомнительные труды, оставив лишь дозволенные. Непременный Аристотель, «Об именах Божиих» Дионисия, несколько Евангелий. Надо же - очень редкие рукописи, «Тавлеи» Аль-Хорезми в переводе Аделарда из Бата, Иса-ибн-Али, «Канон врачебной науки» Авиценны, травник Галена.
        Хорошая подборка рыцарских романов, включая фривольные - возвышенная «Песнь о Роланде» соседствовала с не отличавшимся высокой нравственностью сочинением «О королеве Элеоноре Пуату» - жизнеописанием великой аквитанки, большая часть коего посвящалась любовным похождениям ее величества.
        На первый взгляд около сорока томов, а было на треть больше.
        Выходит, Гийом Пертюи являлся не только и не столько человеком высокоученым, но и состоятельным: продав любую из книг можно оплатить постой за год вперед, одна только «Астрономия» Аль-Кинди потянет у ценителей на два золотых ливра турской чеканки!
        Спрашивается, откуда у провинциального аптекаря появились средства на приличную библиотеку, какую не каждое аббатство может себе позволить?..
        Странно.
        Думается, не зря мессиром Пертюи заинтересовалась инквизиция. Впрочем, он вполне мог получить богатое наследство, всякое бывает.
        За кабинетом располагалась собственно аптека - вытянутое помещение туаза в четыре, занимавшее оставшуюся часть здания. Темно, пришлось открыть ставни.
        - Ого, - оторопело пробормотал Рауль. - Щедрость Михаила Овернского не знает границ. Очевидно, мне на горе... Это вовсе не подарок, а ловушка!
        Скромное предприятие мессира Ознара в Париже не шло ни в какое сравнение с размахом аррасского еретика. Сюда вложены огромные, несчитанные деньги. За год или даже десятилетие ничего подобного создать невозможно - вероятно, для Пертюи аптека была трудом всей жизни.
        На стойках красного дерева шеренгами выстроились запечатанные сосуды с выведенными краской метками: «Ртуть», «Селитра», «Камедь», «Борная соль». На первый взгляд, ничего особенного, однако наиболее ценные ингредиенты хранились в настоящих фарфоровых банках, следовательно вместилища были куплены или в Византии, или у сарацин, куда в свою очередь попали из сказочного Катая! За фарфором - полчища склянок цветного венецианского стекла, серебряные ларчики, несколько дарохранительниц украшенных обработанными цветными камнями, Рауль распознал оникс, нефрит и африканский измарагд.
        Гербарии в палисандровых ящичках - кислица, шалфей, можжевельник, корень бузины и далее без счета. Основы для мазей. Коллекция минералов. В отдельном шкапу яды - datura stramonium, белладонна, цикута, бобы святого Игнатия.
        Ничего себе! Подобную аптеку можно отыскать лишь в старинных университетских городах, например в Болонье или том же Нарбонне, но только не в медвежьем углу на северной границе со Священной Империей! Откуда такое богатство?
        Привлекающие покупателей необходимые атрибуты ремесла тоже присутствовали - чучело крокодила под потолком несомненная подделка, речные ящеры выглядят совсем иначе, а это страшилище ни что иное, как неуклюжий плод фантазии безвестного чучельника. Амулеты на ремешках и цепочках интереса не представляют: как обычно, как обычно,
«фаланга пальца святой Анны» вправлена в покрытую амальгамой бронзовую оправу, а сама частица мощей представляет из себя почерневший со временем обломок куриной трубчатой кости.
        Выходит, мэтр Пертюи не брезговал и мелким жульничеством. Или просто собирал забавные безделушки.
        - Какое сокровище! - Рауль искренне расхохотался вскрыв один из талисманов, якобы защищавший владельца от английских лучников: вещица по нынешним временам вполне актуальная. Внутри ладанки обнаружился клочок пергамента с выведенным на латыни могучим заклинанием: «Сиди в обозе, не лезь под стрелы». - Остроумно, ничего не скажу. Та-ак, а здесь что?
        В дальней части аптеки, между полками с бутылями для уксуса отыскалась узкая дверь с железной круглой ручкой. Подергал - заперто.
        Любопытно, на косяке сверху выцарапаны три руны, безусловно норманнские: Альгиз и Беркана читаются неплохо, третий символ совсем затерт, да и поверхность доски возле значков выглядит словно бы отполированной. Дело ясное: охранное сочетание. Попробуем провести по рунам ладонью...
        Пальцы слегка кольнуло холодом - магия. Слабенькая, но действенная. Человек не владеющий надлежащими способностями отворить или выбить дверь не сумеет. Отсюда вывод: мессира Пертюи Трибунал обвинил в колдовстве небеспочвенно, кое-что он все-таки умел. Знать бы что именно, и насколько широки были его знания?
        Снять заклятье удалось моментально, благо с рунической магией приходилось иметь дело и раньше. Дверь поддалась, открыв лестницу, уводившую вниз, в темноту. Где тут лампа и огниво?
        Угрозы Рауль не чувствовал, но все-таки задержался на верхних ступенях. Принюхался. Вроде бы, легкий аромат купороса? Из подвала тянет холодным воздухом, значит есть отдушины - наглухо запертый не посещаемый людьми подпол пахнет совсем иначе, сыростью, гнилым деревом и плесенью.
        Короткий коридорчик внизу вывел в скупо освещенный квадратный зал - дневной свет проникал через окна-щели под потолком, поддерживаемым сложенными из камня столбами. Правильно, слева Иерусалимская улица, прямо - улица Сен-Обер, окошки забраны толстым мутным стеклом в позеленевших медных рамах с частой решеткой. Фитиль лампы можно задуть, глаза быстро привыкли к полумраку.
        - Вы были интересным человеком, Гийом Пертюи, - вслух сказал Рауль, оглядевшись. - А может быть даже и опасным...
        Недавний постоялец вдовы Верене оборудовал в подвале алхимическую лабораторию, подойдя к делу с обычными для него любовью и щедростью. На трех длинных столах поблескивают перегонные кубы и скопища реторт, темнеют погасшие атаноры, искрятся разноразмерные хрустальные шары на серебряных подставках-треножниках.
        Слышно гудение и чувствуется движение воздуха, значит Пертюи озаботился созданием добротной естественной вентиляции - разумно, сколько алхимиков задохнулось ядовитыми парами! Зная розу ветров в Аррасе, сделать воздуховоды вовсе не сложно - во-он темные отверстия под стропилами, оттуда и сквозит.
        Аптекарь проводил здесь немало времени, иначе зачем у дальней стены обустроено ложе? Крепления для факелов, стойка-бюро - делать по необходимости записи. Удобно.
        - Не станем торопиться, - прошептал мэтр Ознар. - Времени как следует всё изучить у меня предостаточно. Ох не нравится мне эта история...
        Вернулся в аптеку, аккуратно затворил ставни. Подумалось, что следовало бы вспомнить школярские времена и составить реестр препаратов - ремесло требует исключительного порядка и внимательности.
        ... - Внизу уже побывали? - услышал Рауль знакомый голос, едва зайдя в кабинет. - Удивлены, конечно? Давайте потолкуем, мэтр. Благо, есть о чем.
* * *
        Брат Михаил Овернский сейчас был облачен в мирское платье - кожаный охотничий костюм небогатого дворянина, колет с множеством пуговиц, перевязь с кинжалом, желто-зеленый шаперон. Плащ на меху бросил на сундук у входа.
        - Отпразднуем новоселье, скромное угощение за мой счет, - сказал инквизитор. - Присаживайтесь мэтр, все-таки вы хозяин дома, а я пришел без приглашения и бесцеремонно напросился к очагу - впору просить извинений...
        Сопровождавший Михаила угрюмый здоровяк споро накрывал на стол, извлекая из плетеной корзины запеченных на углях цыплят, пшеничный хлеб и деревянные туески с тушеной капустой. Выбил крышки у двух кувшинов с красным вином. Закончив, устремил вопросительный взгляд на преподобного.
        - Придешь за мной перед закатом, Жак.
        - Как скажете, ваша милость...
        - Ваша милость? - переспросил Рауль, как только крепыш скрылся за дверью, едва не зацепив лбом косяк. - Разве так обращаются к рукоположенным священникам?
        - А разве рукоположенным священникам пристало носить штаны, а не сутану? - усмехнувшись парировал брат Михаил. - Я здесь не официально, сударь. Заглянул в гости по-приятельски - в конце концов, один дворянин вправе навестить другого благородного человека, пускай мы знакомы совсем недолго.
        - Я рад, - индифферентно ответил Рауль. - Подождите, постараюсь найти стаканчики для вина...
        - Незачем искать. Черный буфет, средняя полка.
        - Откуда вы знаете?
        - Руководил обыском в доме, могли бы и догадаться. Больше того, я готов избавить вас от трудностей, сопряженных с обретением... кхм... столь внушительной собственности, - Михаил вынул из разреза рукава колета перетянутые шнурком свитки и аккуратно положил их на столешницу. - Полная опись имущества, ничего не упущено
        - в Трибунале трудятся прилежные и старательные люди.
        - Не слишком ли много благодеяний сразу, ваше преподобие?
        - Вы изволите быть недовольным?
        - Я предполагаю, что меня покупают. Очень задорого, я столько не стою. Эта роскошная аптека, вы оплатили домовладелице постой на три месяца вперед...
        - Понимаю ваши подозрения, мэтр. Однако, себя вы недооцениваете. Стоите вы гораздо дороже. Рассказать почему? Впрочем, давайте сначала отведаем провансальского - лично выбирал, виноградник Пессак-Леоньян, десятилетнее. Здешний архидиакон Гонилон человек эпикурейского склада и винные подвалы у него богатейшие. Не стесняйтесь. Повторяю: сейчас я не папский инквизитор, а... Если вам будет удобнее, именуйте меня мессир де Го. Как в миру.
        - Де Го? - Рауль поперхнулся вином. - Неужели вы...
        - Именно. До принятия пострига меня звали Тьерри де Го, сын Бертрана де Го, который, как вы отлично помните, являлся племянником Папы Римского Климента Пятого.
        Вот уж откровение так откровение - принадлежность к известнейшей фамилии давшей католическому миру за последние тридцать лет одного Папу и целых четырех кардиналов (не считая епископов и архиепископов) свидетельствовала об одном: влияние (а равно и связи!) у брата Михаила Овернского куда значительнее, чем может показаться.
        Один только Климент V ухитрился за время своего понтификата наворотить таких дел, что Григорий VII Великий вместе с гениальным Иннокентием III перевернулись бы в гробу - Апостольский престол перенесен из Рима в Авиньон, разгромлен и уничтожен Орден тамплиеров, проведен скандальный Вьеннский вселенский собор, фактически подчинивший Святую Мать Церковь французским королям, Италия отдана анжуйцам - всех сомнительных подвигов Климента не перечислишь!
        Назначенный кардиналом Бертран де Го-младший, как его святейший патрон и дядя, тоже не блистал благочестием: именно он разгромил в Карпантрасе оппозиционную курии партию, попутно опустошив кладовые мятежных кардиналов и присвоив чудовищную сумму в полтора миллиона флоринов! До самой старости участвовал в авиньонских махинациях с десятиной, оставил после себя пятерых законных детишек и незнамо сколько бастардов, которых никто не считал. При этом все отпрыски были устроены на теплые местечки по духовной линии, но...
        Но говоря откровенно, должность папского инквизитора в отдаленном Артуа «теплым местечком» назвать трудно. Да, полномочия самые широкие, брату Михаилу не указ епископ Амьенский, архидиакон Арраса и князь-епископ Камбрайский, он полностью самостоятелен в своих действиях и подчиняется напрямую Риму (то есть, Авиньону), но тем не менее человеку из почтенной династии де Го в этом дремучем захолустье делать решительно нечего!
        - Я сам сюда напросился, - сказал преподобный, будто прочитав мысли Рауля. - Полагаете, что променять роскошь авиньонского дворца на холодную келью коллегиаты Девы Марии невозможно? Увы, в нашей развеселой семейке я числюсь паршивой овцой - неизбывную страсть к всеразличным небезопасным авантюрам родственники ставят мне в смертный грех. Деньги? О, золота у меня предостаточно - отец отписал без малого полмиллиона флоринов, так что вы мне ничего не должны, мэтр: за сто двадцать денье во Генуе я и отреза шелка не куплю... Карьера? Где угодно, но только не в Авиньоне: кому понравится ежечасно выискивать мышьяк в бокале с вином или телячьем суфле? Когда у тебя есть всё, что можно пожелать, почему бы не посвятить жизнь чему-то более важному?
        - Например?
        - Искуплению грехов предков, допустим. Высокопарность? Да, звучит пoшло... Извините мэтр, я увлекся. Вернемся к вашей персоне. Могу я осведомиться, отчего вдруг вы покинули Париж?
        - Адвокатская практика не приносила дохода, аптечное ремесло тоже... Решил попытать счастья в провинции. Я сын безземельного рыцаря не имеющий возможности получать ренту.
        - Но почему именно графство Артуа?
        - Подал прошение о назначении, как только открылась вакансия в Аррасе, служба прево Парижа меня уведомила и...
        - Понятно. Я не очень вас огорчу, мессир Ознар, если скажу, что здесь вы оказались по моей просьбе?
        - То есть как?
        - Для начала ответьте на вопрос: вам известно, в каких случаях в отдельные диоцезии назначается inquisitor a Sede Apostolica specialiter deputatus[Особый посол-инквизитор Апостольского престола.] ?
        - Ну... Я не слишком хорошо знаком с уставом Священного Трибунала. Осмелюсь предположить, что этому должны сопутствовать некие чрезвычайные обстоятельства. Распространение ереси и лжеучений, жалобы прихожан на духовенство ведущее себя неподобающим образом, преступления связанные с maleficia...
        - Верно, - кивнул брат Михаил. - Чрезвычайные обстоятельства. Инквизиция прибыла в Аррас незадолго до минувшего Рождества. В начале февраля в городе появились вы. Перед отъездом в графство Артуа я изучил архив парижского капитула доминиканцев, стараясь отыскать подходящего человека. Сделать так, чтобы вас направили в этот город оказалось делом наипростейшим.
        - Но зачем? - пробурчал Рауль.
        Нехорошие предчувствия оправдывались - бойся данайцев, дары приносящих.
        - От официального приглашения Трибунала вы бы непременно отказались. Скажу больше
        - почуяв неладное, скорее всего решили бы скрыться. Искать вас в Кастилии или Византии? Увольте, тем более, что время коротко. Умоляю, Ознар, не бледнейте и уж точно не вздумайте хвататься за клинок - я не враг вам! Я прошу о помощи.
        - О помощи? - выдохнул Рауль. - Вы? Тьерри де Го, в священстве брат Михаил д‘Овернь, внучатый племянник Папы Климента и чрезвычайный представитель Святейшей инквизиции? Человек, способный помыкать епископами, как королевский сержант новобранцами? Я не понимаю!
        - Отлично понимаете, - прищурился преподобный. - Просто не хотите мне верить. Боитесь. Да, я знаю: дважды мы вас изрядно напугали... Процесс в Тулузе по делу еврея Гамалиэля Бен-Ассафа, чернокнижника. Свидетель. Вам угрожали, верно? Даже показали орудия пыток - заметим, в полном соответствии с правилами. Я читал протокол допроса. Красиво выкрутились мэтр, язык подвешен недурно. Было?
        Парижанин невесело кивнул.
        - Во второй раз некоего Рауля Ознара едва не сцапали в самом Авиньоне - история с ограблением дворца кардинала Перуджийского. Украли золото, камни, византийские безделицы. Но мало кто заметил, что главной целью была библиотека: латинские дохристианские рукописи относящиеся к предсказаниям Кумской сивиллы. Вы попали в поле зрения следствия, однако ускользнули - вовремя успели сбежать обратно в Париж. Ничего не доказано. Да, есть еще десятка полтора доносов, касающиеся вашей деятельности на так называемом «аптекарском» поприще. Про Нарбонн я вообще предпочту умолчать - в Лангедоке вы отметились изрядно.
        - Так что же? - в сердцах воскликнул Рауль. - Хотите арестовать? Арестовывайте, я во всем признаюсь!
        - Признаетесь? - фыркнул брат Михаил. - Кому они нужны, ваши признания... Замечу: вы не делали ничего против законов короля и Святой Церкви. Алхимия не наказуема. Еретических мыслей вслух не высказывали, а за невысказанные умопреступления инквизиция не карает. Кардинал Перуджийский? Он всегда был скотиной каких поискать, ничуть ему не сочувствую. Перед Священным Трибуналом вы, Рауль, чисты. Я просто рассчитываю на вашу добровольную помощь - неволить и заставлять не стану.
        - Но почему именно я?
        - Потому, что вы один из самых талантливых магов Французского королевства, - прямо сказал преподобный. - Не смотря на молодость и относительно небольшой опыт. Никакой лести.
        - Сдаюсь, - мэтр Ознар нервно хихикнул и для храбрости отхлебнул вина прямиком из кувшина. - Боже мой, я так и знал...
        - Ничего вы не знали. И не знаете, - жестко ответил инквизитор. - Жака я отпустил, придется прогуляться без телохранителя. Простите, авиньонская привычка - предпочитаю, чтобы рядом всегда находился надежный человек, наученный обращаться с остро отточенным железом. Приглашаю в гости, покажу кое-что интересное.
* * *
        Если от Иерусалимской улицы пройти несколько кварталов к северу и воротам Льевен, то по правую руку увидишь доминиканский монастырь, упирающийся в городскую стену. Прямо впереди будет старинная надвратная башня с полубастионом постройки времен короля Филиппа-Августа, налево уводят улицы Тюрен и Сен-Морис, образующие зажиточный торговый квартал - сразу за стеной протекает речка Креншона, летом вполне судоходная, плоскодонные баржи с товаром ходят от Арраса до самого Английского пролива.
        Не самая дальняя прогулка вылилась в сущее мучение: снегопад и метель не останавливавшиеся третий день создали на улицах почти непреодолимые препятствия: в скверную погоду горожане предпочитали выходить из домов только по крайней надобности, узкие тропинки между сугробами быстро исчезали, и привыкший к мягким зимам Прованса и Лангедока Рауль живо представил себе, каково приходилось воинству Ганнибала при переходе через Альпы.
        - Заночуете в обители, - подняв голос почти до крика сообщил брат Михаил. Ветер немилосердно свистел в узких проулках. - Города не знаете, заблудитесь и замерзнете! Кошмар, что творится! Как здесь люди живут, ума не приложу! Однако, аррасские монахи уверяют, будто весной в Артуа очень красиво...
        Добрались, постучали в ворота огромным железным кольцом. Высунулся привратник-мирянин, в меркнущем сером свете уходящего дня опознал преподобного и с полупоклоном пропустил в обширный двор.
        - Вот что значит монастырский порядок, - заметил Рауль. - Тут снег убирают...
        - Не станут убирать, схлопочут такую епитимью, что сами на костер запросятся, - проворчал Михаил. - Идите за мной, сударь.
        Коллегиата Девы Марии, - то есть храм доминиканского капитула Арраса, - остался далеко в стороне, за обширным комплексом обители. Город в городе, со своими конюшнями, винокурней, хлевами для коров и свиней, кухней, библиотекой и прочими необходимыми ордену братьев-проповедников постройками.
        Формально доминиканцы считались орденом нищенствующим, на его членов была возложена обязанность отказаться от всяких имуществ и доходов и жить подаяниями. Этот постулат удалось изящно обойти - иноки всего лишь пользовались имуществом, принадлежащим Матери Церкви, сами не имея ничего. Не подкопаешься.
        Поднялись на второй этаж спального корпуса-дормитория, где располагались кельи монахов. Тихо и пусто, братья или выполняют послушания, или собрались на богослужение очередного литургического часа.
        - Подождите, я переоденусь, - бросил преподобный, на миг задержавшись у двери своей кельи. - Нехорошо расхаживать по обители в мирском и вводить этим прочих в искушение... Мокрый плащ оставьте, его высушат.
        Вернулся брат Михаил на удивление быстро, приняв обычный облик - шерстяная ряса плотной белой шерсти с черным плащом и откинутым на спину капюшоном.
        - Готовы, мэтр? Не стану вам напоминать, что все увиденное здесь должно остаться в наистрожайшей тайне. Упаси Господь, слухи поползут...
        - Уже поползли, - сказал Рауль. - Между прочим, Гозлен из «Трех уток» настоятельно просил донести до вашего слуха, что в городе беспокойно.
        - Да? Готов выслушать его претензии к Трибуналу... Нам сейчас по коридору направо и вниз. Прихватите факел со стены, придется спуститься в переход к Речной башне, а там темно и крысы. Крыс не пугаетесь?
        - Это не самое страшное в тварном мире.
        - Верно замечено, мэтр.
* * *
        ... - И что на это скажет бакалавр Нарбонны? - преувеличенно спокойным тоном осведомился брат Михаил. - Видели хоть раз что-либо подобное?
        - Не видел, - твердо сказал Рауль, стараясь подавить тошноту подкатывающую к горлу. - Однако, слышать и читать приходилось... Какая гадость!
        Огромным преимуществом Речной башни, возвышавшейся над руслом Креншоны была полная изолированность: с соседними бастионами Льевен и Гарвель ее не связывали проходные галереи, вход внутрь был только один - через подземный ход со стороны доминиканского монастыря. Бойницы заложены скрепленным раствором булыжником.
        Идеальная тюрьма, каменный мешок выбраться из которого невозможно, особенно учитывая надежные металлические решетки трижды перегораживавшие узкий тоннель, ведущий от обители к старинной цитадели.
        Можно только позавидовать крепости духа трудившихся в Речной башне доминиканцев: обычный человек в лишенном солнечного света ледяном узилище быстро спятит. Такое, впрочем, случалось - со времен первого графа Артуа Роберта сюда отправляли наиболее опасных злодеев и недругов его светлости. Хватало нескольких месяцев заточения чтобы человек сошел с ума и отправился в мир иной: сырость, спертый воздух, тьма и холод делали свое дело безупречно.
        При старой графине Маго д’Артуа Речную башню передали в ведение братьев-проповедников, отстроивших рядышком свой монастырь. О жуткой тюрьме надолго забыли: раз в год наезжавший в Аррас Трибунал из Амьена приговаривал обвиняемых или к публичному покаянию в санбенито (это в основном), или сразу к костру (всего два прецедента за сорок лет), нужда в тщательно охраняемом пенитенциарии отпала. Но чрезвычайный посол Святого престола Михаил Овернский приказал распечатать вход, смазать замки и подготовить башню к возможному появлению самых неожиданных постояльцев.
        - Сообщения о неблагочинии и до крайности подозрительных событиях в окрyге начали поступать в Париж и Авиньон в конце минувшего лета, - неторопливо говорил преподобный, поглядывая вниз - в страшную квадратную яму с гладкими стенами выложенными базальтом, выкопанную в основании Речной башни. - Поначалу от доносов отмахивались, отправляя письма по прямому назначению - в нужник. Не бывает ничего подобного, вот и весь сказ! Пьяные фантазии безграмотных провинциалов - с прокисшего фландрийского пива и не такое привидится. Насторожиться заставила депеша схоластика у базилики Сен-Вааст Бенедикта Отрингенского - все-таки ученый клирик, клюниец, а не грубый торгаш, с трудом выписывающий два слова на пергаменте...
        Нечто, обитавшее в ямине, тонко заскулило и сделало очередную попытку вырваться - звякнула цепь.
        - В октябре Парижский капитул отправил в Артуа опытного брата-мирянина, - продолжил Михаил. Ознар понимающе кивнул: «братьями-мирянами» именовались агенты инквизиции, не принимавшие пострига и обетов, выдававшие себя за обычных путешественников или купцов. - Проверить, приглядеться, собрать достоверные сведения. После обстоятельного доклада нашего человека священной канцелярии у кардинала Пьера де Бофора кровь к голове так прилила, думали удар хватит. Тут у авиньонских бездельников, извините за вульгарность, случился приапизм усердия - в панике начали искать того, кто поедет на север и искоренит чертовщину.
        - Нашли, разумеется, быстро, - проговорил Рауль. - Это были вы.
        - Смиренно пытаясь избегать греха гордыни скажу, что я раскрыл дело оборотня из Виварэ, отправил на костер люцифериан в Альби и загнал серебряный гвоздь в сердце Бриансонского кровососа - слышали, наверное?
        - Святой Дионисий, - мэтр перекрестился. - Любой, кто интересуется маг... э-э...
        - Магией, - мягко подсказал брат Михаил. - Называйте вещи своими именами, вас никто за это не упрекнет и не накажет. Значит слышали, истории громкие, что говорить. Существенный опыт был, а поскольку в конгрегации Римской инквизиции я пользуюсь репутацией пускай и не слишком разборчивого в средствах, но удачливого авантюриста от доминиканского ордена, кардинал Бофор долго не раздумывал. Одно стало ясно сразу: без помощи Нарбоннской школы не обойтись - ни я, ни прочие следователи папского Трибунала талантами к волшебству не обладаем. Надеюсь, я не ошибся в выборе... Итак, мэтр. Что это за безобразие? Ваши соображения?
        Преподобный зыркнул на застывших в молчании дюжих монахов, присматривавших за Речной башней. Те поняли высокое начальство без слов и зажгли дополнительные факелы, позволившие Раулю как следует рассмотреть обитателя ямы.
        Несомненно, оно когда-то было человеком. Судя по степени разложения плоти умер седмицы полторы назад - вонь над узилищем поднималась жутчайшая. Мужчина, видимо средних лет, тридцать или около того. Свалявшиеся в колтуны соломенные волосы указывают на фландрийское или норманнское происхождение, значит местный житель.
        Гозлен из Эрмавиля намедни описал тварь вполне достоверно: натуральнейший живой мертвец. Скорее всего погиб от удара мечом или топором пришедшимся на ключицу и правое плечо - конечность держится только на связках, разрубленные мышцы давно начали гнить.
        Левый глаз жемчужно-белесый, как у всякого покойника, вместо правого зияет провал
        - выбит или выклеван птицами. Отслоившаяся кожа на лице висит отвратительными лохмотьями, обнажая коричневые зубы. Остатки сопревшей одежды принадлежат низшему сословию - крестьянин или небогатый ремесленник, сразу не определишь.
        По большому счету, ему самое место в могиле, но проклятущая тварюга уверенно держится на ногах, дергает уцелевшей рукой за тяжелую цепь, которой ее приковали к стене и издает леденящие кровь звуки - булькает, шипит, подлаивает.
        Кромешный ужас.
        - Как вы его поймали?
        - Просто, - пожал плечами инквизитор. - Накинули мешок, стянули ремнями, засунули в клетку. Резвостью он не отличается. Очень неуклюж.
        - Никого из братьев не покусал и не поцарапал? - насторожившись спросил Рауль.
        - Избавил Господь.
        - Экзорцизм?
        - Безусловно. Вселение адского духа в мертвые тела описано, но это - другое. Обряд изгнания демонов был проведен со всей тщательностью. Безрезультатно. Святая вода и реликвии так же не помогли, хотя это действенный метод - пользовался неоднократно.
        - Должен вас огорчить, - развел руками Рауль. - Магии я не чувствую. Ни единого следа некромантии и чернокнижия. Наверное, мне помогли бы кое-какие редкие периапты, но...
        - Составьте список. Вам доставят всё необходимое.
        - Даже так?
        - Вы трудитесь с инквизицией, мэтр, - улыбнулся брат Михаил. - А у нас очень широкие возможности. Насмотрелись? Вернемся в обитель. Слышите, звонят? Время вечерней трапезы, а после я постараюсь ввести вас в курс дела. Дело, замечу, сложнейшее - аналогов не упомню... Ну так что, я вас купил?
        - Купили, ваше преподобие, - признал Рауль. - Я с вами.
        Глава вторая
        В которой происходит чудесное исцеление от женского бесплодия, у Рауля появляется запретная книга, а домовой по имени Инурри пьет бургундское вино
        Аррас, графство Артуа.

15-25 февраля 1348 года.
        Ночевка в монастыре отдохновения не принесла - дормитории не отапливались, в келье холодно, тонкое одеяло от сквозняков не спасает. Да и как заснешь после эдаких невероятных новостей?..
        Дважды в ночи слышался стенающий вой, приглушенный толстыми стенами Речной башни и общежития братьев-доминиканцев - устрашающее нечто выказывало недовольство заточением. Безвестная тварь, заместившая душу умершего человека и захватившая его тленное тело, ныла и причитала, словно требуя освободить ее от оков плоти.
        Михаил Овернский на обратном пути из башни в обитель рассказал, что вчера опыта ради пальнул в мертвеца из самострела, тяжелый стальной болт прошел навылет, не причинив страшилищу самомалейшего вреда. Похоже, избавиться от ожившего кошмара можно будет единственным способом: сжечь. Но сначала все-таки необходимо выяснить, что же оно такое и откуда взялось...
        - Это невыносимо, - продрогший мэтр Ознар отбросил серую фланель и поднялся с жесткого ложа. При свете чахлой свечки нашарил сапоги, валявшиеся на заиндевевшем каменном полу. Только что колокол собора отбил час Бдения, следовательно полночь давно миновала. - Достаточно один раз остановиться в монастыре, чтобы навсегда почувствовать отвращение к постригу, как способу спасти душу...
        Согреться можно было только в поварне, а это соседнее здание. Хочешь не хочешь, а придется вылезать на мороз.
        Страдания в неудобной келье были щедро вознаграждены - огромная кухня озарялась пламенем сразу пяти очагов. Завтрак подают в трапезную после Утрени, сейчас два десятка служек крошили репу, листья салата, редиску и морковь, чистили рыбу, старшие повара из числа монахов возились с битой птицей и свиными окороками: наступал скоромный день, разрешено вкушать мясо.
        - Да вы синий весь, сударь, - констатировал очевидное начальствующий над поварней брат Чезаре из Шатийона. - Садитесь к огню... Эй, Люка! Горячего вина с медом господину! Шевелись, бестолочь!
        Седой Люка принес кружку - классический типаж монастырского слуги, явно из холопов, всю жизнь прожил при обители, угождая благочестивой братии. Обычные крестьяне принадлежащие ордену могли ему только завидовать: всегда сыт, одет, крыша над головой.
        - Скверная ночка, - гудел дородный брат Чезаре, одновременно потроша утку. - Звонарь приходил перекусить остатками вчерашней трапезы, сказал, что с колокольни видел сполохи молний на севере - дурной знак, гроза зимой...
        - На каждом шагу дурные знаки, - просипел Рауль, сжимая в ладонях кружку. Озноб прекратился, по жилам разливался приятный жар, переданный вскипяченным сладким бургундским, куда щедро добавили не только мед, но и цедру с драгоценной корицей. Изобильно живут последователи святого Доминика. - Еще вой этот жуткий...
        - О Речной башне братьям говорить запрещено, - понизил голос повар. - Лучше вот отведайте пирога с яблоками и мочеными ягодами, еще теплый...
        Запрещено? Все правильно, Михаил предупреждал, что пустословство и болтовщина касательно хода расследования будут пресекаться самыми строгими мерами - сведения о деле не должны утечь за стены коллегиаты! Людям и так страшно.
        Рауль лишь кивнул и замолчал. Было о чем поразмыслить.
* * *
        ...Итак, Тьерри де Го, он же брат Михаил, принявший сан и инвеституру в Сен-Дье д’Овернь четырнадцать лет тому. Кто же он на самом деле?
        Известно, что учрежденный папой Иннокентием III в 1215 году Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium - «Святой Отдел расследований еретической греховности», - изначально предназначался для защиты Матери Церкви и паствы от злостных и сознательных отступлений от догматов веры.
        В те времена процветало альбигойство охватившее весь юг Франции и проникшее в Италию, процветали манихеи, донатисты, богомилы и еще десятки лжеучений - распространявшееся зловоние ереси дoлжно было искоренить любыми методами! Меньше чем за столетие инквизиция остановила казавшуюся всесокрушающей волну умственной проказы, разгромив катаров Лангедока, «апостольских братьев» ересиарха Дольчино и многие другие культы. Но оставалась иная опасность, ничуть не менее, а скорее и более зримая и вещественная.
        Священный Трибунал занимался не только диспутами с отступниками, возвращением паршивых овец в стадо и борьбой с греховным вольномыслием - в этой области трудились интеллектуалы-богословы, способные переспорить и переубедить хоть самого дьявола. Кроме «гниения разума» существовала вполне материальная угроза - вредоносное колдовство, реликты казалось бы давно исчезнувшего язычества, выражавшиеся в уцелевших с незапамятных времен кровавых культах, и, разумеется, чудовища - обладающие плотью и кровью создания, о которых к ночи лучше не упоминать.
        Существует множество версий о происхождении Monstrum - воплощенные демоны преисподней, так называемые «серые ангелы», низвергнутые Господом с небес в сотворенный мир за то, что они не вступили в битву с восставшим Люцифером, предпочитая дождаться победы одной из сторон, заблудившиеся во времени осколки сгинувших языческих миров? Точно не знал никто.
        Тем не менее чудовища существовали - обитатель Речной башни тому яркое доказательство, - однако к ним вряд ли относились сравнительно безобидные артотроги вроде домовых (строптивых малышей Нарбоннская школа считала кем-то вроде полуразумных животных), бесплотные духи-фамилиары (эти как раз более всего подходили под определение «серых ангелов», лишенных райской благодати) или далеко не всегда доброжелательно настроенные по отношению к человеку «хранители» девственных лесов, озер или топей. Последних Рауль несколько раз встречал вживую - существа тяжелые в общении и обладающие скверным характером, но знающему магу защититься от них не трудно...

«Настоящими» чудовищами были твари наподобие упомянутого братом Михаилом оборотня из Виварэ - в Маржеридских горах на юге Франции издавна ходила страшненькая легенда об охотящемся на людей гигантском волкоподобном звере размером чуть не с корову. Появлялся оборотень редко - раз в пятьдесят или семьдесят лет, - несколько месяцев разбойничал в Жеводане, Виварэ и окрестностях Сен-Лиона, после чего снова исчезал на десятилетия...
        И надо же, именно Михаилу Овернскому удалось четыре года назад загнать монстра в ловушку!
        Охота продолжалась с мая по ноябрь, наводящий ужас на всю провинцию ликантроп пал, а его голову отвезли в Париж - показать королю Филиппу VI. Останки зверя тайно уничтожили: инквизиция не допустила, чтобы кости, шерсть и внутренние органы растащили на амулеты и ингредиенты для магических декоктов, и была права: в Нарбонне эту историю бурно обсуждали все посвященные, желая заполучить хоть один волосок со шкуры волшебного существа! А в том, что зверь из Виварэ был именно волшебным, никто не сомневался.
        Вывод: его преподобие трудится в Sanctum Officium на поприще абсолютно практическом: venator monstris, охотник за чудовищами. Что сразу объясняет
«странности» папского инквизитора - недопустимое уставом доминиканцев переоблачение в мирской костюм, заметное пренебрежение делами сугубо духовными в пользу грубого утилитаризма, вольности в оценках граничащие с порицаемым свободомыслием и просто-таки невероятная терпимость к потенциальному подозреваемому - да, алхимия есть наука почтенная и как выразился брат Михаил
«ненаказуемая», но магия?..
        Он знает об авиньонской афере с библиотекой кардинала - другой сразу бы отправил Рауля Ознара в подвал на следствие, - а этот лишь отозвался о его высокопреосвященстве Перуджийском с ясно выраженными презрением и неприязнью.
        Михаилу Овернскому многое позволено. Почему? Да потому, что таких как он - единицы. Знатоков опасного ремесла ценят: вряд ли ожиревшие от праздности куриальные прелаты выйдут один на один против оборотня из Виварэ.
        Преподобный вышел.
        Результат общеизвестен.
* * *
        - Вот вы где, - Михаил потрепал задремавшего Рауля по плечу. - Я так и думал, монашеская аскеза изнеженному дворянину по нраву не придется. Светает, метель утихла. Кажется, день будет солнечным, впервые с окончания адвента.
        - Это не аскеза, а безосновательное мучительство, - пробормотал мэтр, протирая глаза кулаком. - Неужели так трудно поставить жаровни, чтобы потом не лечить братьев от страданий пневмы?
        - В моей келье поставлена, - невозмутимо пожал плечами преподобный. - Я южанин, семья де Го происходит из Гаскони. Остальные привычны, большинство монахов родились во Фландрии, Артуа или Пикардии - холод здесь естественен, а презрение к страданиям плоти есть высшая иноческая добродетель, верно?.. Хотите заглянем в монастырскую лечебницу и убедимся? Она пустует. Исключение - плотник, четвертого дня свалившийся с крыши маслобойни, где менял прохудившиеся доски. Отделался сломанными ребрами, скоро встанет на ноги... Предлагаю подняться в мой кабинет и обсудить остающиеся вопросы, мэтр. Просыпайтесь и утрите лицо снегом в конце концов!
        Для праведных трудов Михаил Овернский занял комнату над библиотекой, вынудив потесниться скрипторов - аббат, повздыхав, дозволил: перечить главе прибывшего из Авиньона Трибунала во-первых будет невежливо, а во-вторых ссориться с папским инквизитором и отказывать ему в столь ничтожных просьбах не рекомендуется даже отцу-настоятелю.
        С суровой кельей не идет ни в какое сравнение - деревянные панели по стенам, резные кресла черненого дуба, два окна забранные цветным витражом. Разлапистые бронзовые подсвечники. Строго, но уютно.
        - Видите клеймо? - Михаил постучал ногтем указательного пальца по квадратному основанию одного из светильников на дюжину свечей. - Два рыцаря на одной лошади? Осколки роскоши Аррасского командорства тамплиеров - когда рыцарей Храма взяли в тысяча триста седьмом году и затем осудили, часть имущества отошла доминиканцам. Редкая вещь по нынешним временам... Итак, мессир Ознар, вот некоторые документы, включая подробную эпистолу Бенедикта Отрингенского, из-за которой и поднялся весь сыр-бор.
        Преподобный свинтил крышку с тубуса, в каких хранятся пергаменты, извлек свитки и выложил на стол.
        - У меня нет оснований не верить уважаемому пожилому священнику, - дополнил инквизитор. - Зачем ему врать и фантазировать, сочиняя небылицы?
        - Беседовали с ним?
        - Разумеется. Старик не производит впечатления выжившего из ума. Можете сами навестить, сошлетесь на меня.
        - Ну, знаете ли... - Рауль, внимательно изучив мелко исписанный пергамент, отодвинул его в сторону. - Миф о так называемой «Дикой охоте» широко распространен. В Британии призраков возглавляет или сам король Артур ли, к примеру, Элдрик Дикарь - о нем есть упоминания в хрониках Иоанна Вустерского и
«Книге Страшного суда» - поземельной переписи составленной нормандскими завоевателями Англии для короля Вильгельма Бастарда...
        - Не отвлекайтесь мэтр. Я читал.
        - Конечно. Англия, Франция, Дания, Ирландия, Лотарингия - легенда ходит по всей Европе... Наследие старогерманского язычества, вотанизма: скачущие по облакам Вотан или норвежский Один с валькириями, собирающие души погибших в бою воинов.
        - Для доброго католика вы неплохо осведомлены о сказках эпохи многобожия, - прохладно заметил брат Михаил. - Но это - не Дикая охота в привычном нам понимании. Попытайтесь заглянуть глубже, отметить несоответствия.
        - Тут кругом несоответствия, - Рауль покосился на странное письмо схоластика. - Чертовщина, как вы вчера и говорили...
        - Противодействие дьяволу на грешной земле входит в мои непосредственные обязанности, - сказал преподобный. - Пока что я справлялся неплохо, однако столь хитро запутанный узел противоречий ставит меня в тупик. Признаюсь, я нахожусь в графстве Артуа без малого два месяца, а следствие не продвинулось. В то время как в послании из Авиньона мне намекнули, что кардинал Пьер де Бофор хотел бы ознакомится как минимум с предварительными заключениями. Пройдет еще немного времени и намеки станут гораздо прозрачнее, а требования - настойчивее. Не хотелось бы вызвать огорчение и неудовольствие у его святейшества Папы, никакие предыдущие заслуги не спасут...
        Схоластик у Сен-Вааста излагал, как и полагается, обстоятельно, с бесчисленными малозначащими подробностями и философскими отступлениями - ничего не поделаешь, клюнийские традиции. За что ни берутся, всё пытаются объять необъятное.
        Если отбросить словесный мусор и метафизическую шелуху, жалоба Бенедикта Отрингенского укладывалась в несколько простых фраз.
        Графство Артуа было окраиной цивилизованного мира - читай, Французского королевства, - многоразличные необъяснимые явления тут случались и прежде, однако за рамки обывательских представлений о «сверхъестественном» не выходили. Ведовство не распространялось дальше захолустных деревень, - на сельских знахарок церковные власти смотрели сквозь пальцы, кому будет хуже, если они вылечат захромавшую лошадь или призовут дождь на пашни в засуху?
        Поговаривали, будто в дремучих лесах к востоку, за Дуэ, еще обитали древние галльские духи - покровители исчезнувших ныне племен атребатов, нервиев и адуатуков, но встречи с призраками были редки, а сведения о них недостоверны. Еще дальше, за рекой Маас, начинались и вовсе дикие земли, а вернее - горы: Арденны, где какой только нечисти не встретишь. Достаточно вспомнить дракона Фафнира из германской легенды о рыцаре Зигфриде и Нибелунгах.
        У окрестных смердов была своя система запретов и примет, передаваемая из поколения в поколение. На Плувэнское болото ходить нельзя, ундины зачаруют и утащат в топь. Не оставайся на ночь в роще Байоль принадлежащей сеньору д’Оппи: там старый божий круг язычников, после заката из тысячелетних вязов выходят сильвэны, забирающие молодых пастушат в свою волшебную страну.
        Просто «плохих мест» было не счесть - омут на Марэ дю Пон, сгоревший дом графского лесничего за рекой, дуб, пятикратно расколотый молнией - в последнем случае бытовало поверье, что под деревом три с половиной столетия назад были запрятаны сокровища легендарного Альтмара Аррасского, которые и притягивают небесный огонь.
        Словом, ничего необычного - в любой деревне на пространстве от Лангедока до Нормандии вам расскажут десятки подобных историй, как правило не блистающих разнообразием. Поверья простонародья в целом одинаковы.
        ... - Началось всё в прошлом году, после Пасхи, - брат Михаил коснулся деревянным стилом письма. - Торговец шерстью из Тиллуа, - это большое село неподалеку, - найден расчлененным в двух милях от города, над останками надругались: прибили к дереву гвоздями. Прево Арраса решил, что видит дело рук сумасшедшего - бродил здесь один помешанный именем Марселон. Марселона стража арестовала и допросила, получив косвенные признания.
        - Что значит «косвенные»? - удивился Рауль.
        - То и значит: его неразборчивое мычание на дыбе интерпретировали в пользу виновности. Что вы как ребенок, мэтр? Провинциальное правосудие. Вы же адвокат, должны понимать!
        - Ясно, - вздохнул мессир Ознар. - А два дня спустя - очередной разъятый труп. Потом снова.
        - Именно. Самое неприятное в другом: происходящее отчетливо напоминало ритуальные убийства. Да еще в пасхальную неделю. Куда ведет ниточка, спрашивается?
        - Евреи.
        - Совершенно верно, - удовлетворенно кивнул преподобный. - Одна беда: эдиктом Филиппа Красивого от 19 июля 1306 года все не принявшие христианство евреи изгонялись из Франции, а их имущество конфисковывалось. Ни одного иудея в Артуа сейчас не найдешь - я специально проверял и на всякий случай приказал взять немногих выкрестов под ненавязчивый надзор. Хотя... Камбрэ совсем рядом, а в Священной Римской империи евреям жить дозволено. Но и здесь возникает неувязка: все девять погибших в мае прошлого года были взрослыми мужчинами, способными постоять за себя - не подходят они на роль безвинных христианских младенцев, как ни крути...
        - Девять? - уточнил Рауль? - Точно девять, а не восемь и не десять?
        - Схватываете на лету, прекрасно, - снизошел до похвалы Михаил Овернский - Ритуальное число и ритуальные убийства. Девятка - число силы, разрушения и могущества, тройная триада. В учении каббалиста Иегуды Хасида из Регенсбурга - основа Древа Жизни, сефира «Йесод»...
        Мэтр непроизвольно закашлялся, посмотрев на Михаила не без изумления.
        - Врага надо знать изнутри, - наставительно сказал преподобный с полуулыбкой. - Да, я изучал запрещенный «Сефер хасидим» раввина Иегуды. Даже Necronomicon почитывал, если вам интересно это услышать... Судя по бурной реакции, мессир Ознар, с «Сефер хасидим» вы тоже некогда ознакомились? Не стану спрашивать где, у кого и при каких обстоятельствах - не до того. Однако, на будущее рекомендую сдерживать эмоции, особенно находясь в обществе представителей Sanctum Officium - могут понять превратно. Или наоборот, с фатальной для вас прямотой.
        - Я постараюсь, - вздохнул Рауль.
        - Далее. К лету началось невообразимое: крестьянку Изабо Дуаньи односельчане застали в поле, высасывающей кровь из собственной дочери, которой исполнилось всего несколько недель. Изабо забили кольями, труп выбросили в реку. Ребенок тоже погиб. Ничем не вызванная вспышка сатанинского гнева у монахов в Меркательской грангии ордена святого Бенедикта - шестеро братьев буквально измордовали друг друга прямиком в часовне, пятерых нашли мертвыми, последний скончался в судорогах в присутствии приора: череп проломлен наалтарным крестом. На всех телах следы укусов. Они не просто дрались - рвали зубами.
        - Одержимость?
        - В церкви? - вздернул брови преподобный. - Куда бесам ход заказан?
        - Известны исключения.
        - Безусловно, но массовая одержимость среди монашествующих?.. Бенедиктинские обители по нынешним временам далеко не всегда отвечают строжайшим требованиям
«Правил», девять веков назад созданных святым из Нурсии, и все-таки это явление мягко говоря нераспространенное - в женских монастырях hysteria как разновидность одержимости еще встречается, но в мужских?
        - Закрытым мужским сообществам более свойственны obessia et compulsia, - со знанием дела поддакнул мэтр. - Причем навязчивые мысли и действия одержимостью не считаются.
        - Да неужели? - хмыкнул брат Михаил. - А как вам сообщение из Каранси, от 9 июля прошлого года? Деревня как деревня, тридцать дворов, церковь. О слове «ересь», уверяю, там с сотворения мира и Ноева потопа не слыхивали - простецам не до ересей, урожай бы собрать. И вдруг всё мужское население, от мальчишек до старцев, обуревает мания покаяния и флагеллантства - занимались самобичеванием с рассвета до захода солнца, девятнадцать человек до смерти. Женщины пытались их остановить, но не преуспели. Всё прошло к ночи. Архидиакон послал в Каранси священников, выяснить обстоятельства, но простецы в один голос твердят: ничего не помним, как так вышло не знаем... Снова скажете про obessia et compulsia? Не верю!
        - Три половиной десятка случаев небывалого помутнения разума только в диоцезии Арраса, если верить Бенедикту Отрингенскому, - покачал головой мэтр Ознар. - Многие с печальным исходом - убийства, самоубийства, подозрительные случайности. А в августе появились эти... Chasse sauvage. Venatio fera.
        - Определимся с дефинициями: формулу «venatio fera» я вынужден отмести. Явление Дикой охоты стократ описано. Не подходит.
        - Схоластик из Отрингена уверяет, будто видел чудовищ собственными глазами, - Рауль уставился на злосчастное письмо и процитировал вслух: - «Спустя два дня после Крестовоздвиженья, будучи в окрестностях Абарка...» Абарк это где? Кажется к северо-западу? Иисусе, как он многоречив! Зачем перечислять имена слуг и число повозок?! Так вот: «...узрел мчащихся в лунном свете по заливному лугу всадников, числом четыре, сопровождаемых адскою сворою из безобразных псов, извергающих пламя, при том, что стука копыт никто не слышал».
        - Оставьте, - скривился преподобный. - Сосредоточимся на фактах, подтвержденных, замечу, не только Бенедиктом Отрингенским но и еще несколькими опрошенными Трибуналом свидетелями. Четверо конных. При них более десятка не то огромных собак, не то волков черной масти. Передвигаются абсолютно бесшумно, следов на свежей пашне или на пшеничном поле не оставляют, а ведь должны бы, окажись они материальны. Источают неровное бледно-голубое сияние. На голове одного из всадников нечто наподобие короны. Все видевшие Охоту отмечают появление чувства парализующего ужаса. Вот, собственно, summa. Прочее - несущественные мелочи.
        - Мелочи? За исключением одной. Зрелище Охоты никому не причиняло вреда - двое возничих схоластика, побитых копытами сбесившихся от страха лошадей не в счет.
        - Лошади боятся, - меланхолично сказал Михаил Оверноский. - Ergo, нечистая сила. Домашние животные всегда чувствуют malum incorporatae, зло воплощенное. «Вред» вы своими глазами наблюдали вчера, мэтр - сидит в яме под Речной башней. Ожившие мертвецы всегда, - подчеркиваю, всегда, - появляются после того, как коронованный призрак со свитой пронесся по полям Артуа. Наш вонючий гость - уже седьмой. Единственный, которого удалось изловить... Гм... Ну не говорить же мне «изловить живым»?
        - Фамильные проклятия аррасских дворян? - подумав, спросил Рауль. - А вдруг?
        - Ничего подобного. Якобы в замке короны видывали призрак старухи Маго д’Артуа, но это, безусловно, отголоски прошлого: графиня Матильда была строгой хозяйкой, госпожу побаивались, а ближайшая подруга и помощница ее светлости Беатриса д’Ирсон не скрывала причастности к магическим знаниям, за что обратила на себя внимание Трибунала - кстати история с таинственным исчездовением дамы Беатрисы до сих пор будоражит воображение летописцев... Вздор и досужие сплетни.
        - Местные легенды?
        - Тоже никаких упоминаний. Я засадил десяток монахов за прочтение хроник, ведущихся в Аррасе с 850 года и правления первого графа Олдарика, еще при Каролингах и Лотаре Первом. Ничего. Четыре всадника в окружении чудовищных псов наверняка запомнились бы.
        - Так что же нам делать? - растерялся мэтр Ознар.
        - Ждать. Ждать и искать. У инквизиции, милейший Рауль, грозная репутация. Уверен, горожане и дворянство что-то да знают, но опасаются рассказывать.
        - Тогда что делать мне самому?
        - У вас прекрасная аптека и, вдобавок, адвокатская практика, - развел руками брат Михаил. - Трудитесь. Исцелите жену барона де Шеризи от бесплодия, к примеру. Моментально завоюете авторитет. Дама Ротильда - любимая племянница самого Филиппа Руврского, здешнего сеньора и графа. Его светлость не забудет столь ценной услуги.
        - Только не это, - простонал Рауль. - Если вы понимаете в медицине, то знаете, что женское бесплодие излечимо в одном случае из ста!
        - Кто говорит о женском бесплодии? - с преувеличенным удивлением воскликнул инквизитор. - Обратите внимание на мужа, мэтр! Несчастный юноша с сужением praeputium не позволяющем отправлять супружеские обязанности! Совет: обрезание вы делать наверняка не умеете, просто съездите в Камбрэ и обратитесь к раввину Ирсулу Бен-Йосефу, привезите сюда инкогнито. Он поможет.
        - Еще не легче! Это-то вы откуда знаете?
        - Здесь Священный Трибунал, мэтр Ознар. Мы обязаны знать всё.
* * *
        Всего десять дней спустя вечно унылый Бодуэн де Шеризи преобразился: восемнадцатилетний сын его милости Аньеля де Шеризи и наследник титула впервые вышел на празднике у его преосвященства архидиакона на куртуазный танец, улыбался ранее бледной супруге (которая нежданно разрумянилась и за два года брака впервые выглядела не бледной немочью, а счастливой женой), и окончательно сбросил с себя затянувшееся юношество.
        Чудо перевоплощения совершил Рауль Ознар. Чего это стоило мессиру Бодуэну знали только они двое. Ну, почти двое - рав Бен-Йосеф все равно будет молчать.
        Рауль, подбодренный братом Михаилом взялся за дело рьяно, нагло и беззастенчиво - бей по самому больному месту! Ну а поскольку больное место у господина де Шеризи находилось в штанах, миндальничать не пришлось.
        Закрутил простенькую интригу Михаил Овернский: ему это стоило всего-ничего - настоятельный совет духовнику мессира барона отправить несчастного на исповедь к доминиканцам, пастырское настояние обратиться к новому аптекарю, - «Сударь, в Париже понимают в этих вопросах лучше, чем в Артуа!» - и...
        - Mee-erdе! - вопил Бодуэн де Шеризи, чьи конечности были накрепко прикручены ремнями воловьей кожи к столу в подполе дома вдовы Верене. - Отпустите, негодяи! О-о!
        - Заткнись! - рявкнул Рауль, пока убеленный сединами старец в костюме небогатого лавочника орудовал серебряными ножницами. - Что сказано в Святом Писании, грешник? Помнишь? «Да будет у вас обрезан весь мужеский пол; обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами»[Бытие, 17:10-14] .
        - С-суки! Отпустите!
        - Не нужно отпускать пока, - без каких-либо эмоций сообщил вскоре неприметный купец, бросив окровавленные лезвия в медный тазик и вытерев пальцы льняным полотенцем. - Пусть так полежит. До утра. Знаете заклинание «Sine dolore»?
        Рауль кивнул.
        - Прекрасненько. Добавочно - десять капель маковой эссенции в вино, дайте выпить. Я свое дело сделал, хочу до темноты вернуться в Камбрэ.
        - Ууублюдки! Выпуститеее!
        Бодуэна де Шеризи можно было понять: перед действом его заставили выпить считай два кувшина крепчайшего португальского, но операция на столь нежном органе все одно вызывала неприятнейшие ощущения. Спасибо Бен-Йосефу, хватило трех мгновенных надрезов. Виден опыт.
        Опий-laudanum и простенькое заклинание Жиля утихомирили - кровь остановилась, сам
«больной» провалился в полузабытье. И тут же описался: тугая струя потекла под стол.
        - Ой-вей, это естественно, - пожал плечами раввин. - Вспомните, сколько вина мы в него влили перед тем как?
        Три дня сын барона де Шеризи отходил. А через неделю стал лучшим другом мэтра Рауля Ознара из Парижа. Заплатил щедро: двадцать ливров золотом.
        Так продается счастье.
* * *
        Михаил Овернский руководствовался старинной мудростью - на ловца и зверь бежит, - а потому не торопил. В Авиньон и верховному инквизитору королевства, епископу-провинциалу Тюренну де Мэну, ушли стандартные отписки: прилагаем все усилия, трудимся не покладая рук et cetera.
        До середины апреля можно было не беспокоиться. Пока гонец доберется, пока в курии и генеральном капитуле доминиканцев ознакомятся с сообщениями, пока ответят - неповоротливая бюрократическая машина Святой Церкви до времени работала на его преподобие.
        Рауль между тем обживался и знакомился.
        Как и во всех небольших городах важные персоны были у всех на виду и становились предметами непрекращающихся сплетен. Взять к примеру архидиакона и викария диоцезии Арраса Гонилона из Корбея - брат Михаил недаром упомянул об эпикурейских пристрастиях его преосвященства, вызывавших у распущенного дворянства добродушные хохотки и приводивших в ужас набожных горожанок.
        Надобно отметить, что здешняя епархия до 1094 года была предметом затянувшегося спора между высшими прелатами Франции и Священной Римской империи - речь шла о немалых бенефициях и пребендах[Право на доход с церковной должности.] с богатого пограничного графства. Кроме того, граф Фландрии и его величество король Французский совершенно не желали вмешательства в их дела немецкого епископа Камбрайского, претендовавшего на диоцез.
        Компромисс был достигнут: Аррас с той поры формально епископатом не считался, возглавлял его архидиакон не подчинявшийся кафедрам в Амьене и Камбрэ, а князя-епископа последнего утешили, отдав в ведение несколько сельских приходов по эту сторону границы. Вроде бы все остались довольны.
        Даже не владея епископскими митрой и посохом (но сохраняя титулование
«преосвященство»), архидиаконы при желании могли широко развернуться: вся судебная и церковная власти вкупе с церковными доходами в полной мере принадлежали им. А уж как властью пользоваться - иной вопрос.
        Преосвященный Гонилон родился не в ту эпоху и не в той стране. Ему куда более подошли бы золотые годы принципата в Риме и холмы Италии - с белоснежными кудрявыми барашками и прелестными девами собирающими цветы средь виноградных лоз и стройных кипарисов.
        Увы, но барашки в Артуа встречались в основном серые и коричневые, с засохшими вокруг anus фекалиями, пасущие их мосластые крестьянки пленительной внешностью ни разу не отличались, а то и вовсе были уродинами с изъеденными оспой фламандскими лошадиными мордами. Виноград рос плохо, а кипарисы и вовсе напрочь отсутствовали - северная природа отдавала предпочтение сосне, дубам и березам. Какая невыразимая пошлость!
        Гонилону Корбейскому, человеку с тонко чувствующей душой, всё это было противно. Так противно - сил нет. Единственный разумный выход - изменить грубую реальность в угоду своим вкусам и желаниям.
        Вот и отстроился на месте старой деревянной резиденции епископов трехсотлетней давности изящный замок из светлого песчаника, знающим людям сильно напоминающий многократно уменьшенную копию папского дворца в Авиньоне. Подвалы оного заполнились бочками с великолепным вином, помещения отделывали нарочно выписанные из Ломбардии мастера, домовую церковь расписывал не кто иной как Руггер ван Майсс из Нейменгена, мебель доставили из Генуи, а ткани из самой Александрии.
        Дабы не забывать о духовном, архидиакон повелел возвести рядом корпуса цистерцианской женской обители, населенной монахинями и конверсами чающими спасения души и жизни вечной. Стоит ли упоминать о том, кто их исповедовал?
        Сколько на эти роскошества было потрачено никто не интересовался - зачем? Наоборот, люди остались довольны: стараниями Гонилона сильно запущенная после смерти графини Маго столица Артуа облагообразилась - его светлость Филипп предпочитал держать двор в других своих владениях, лишь изредка наезжая в Аррас. Этой зимой он остановился во Франш-Конте, оставив северные владения в ведении сенешаля и прево.
        Разумеется, за отсутствием Филиппа Руврского центр светской жизни переместился во дворец архидиакона. Старый замок короны, заложенный еще при государе Людовике Святом был огромен, холоден и мрачен, подходя только для одной цели: защитить город от англичан, буде те появятся. Занятый неприятелем Кале неподалеку, и об этом стоит помнить.
        Раулю преосвященный понравился: еще не одряхлевший мужчина приятной внешности, с вьющимися каштановыми волосами по краям тонзуры, обходительный и получивший куртуазное воспитание. Безусловный весельчак и жизнелюб, волею судьбы очутившийся на пастырской стезе - младшие сыновья известных дворянских родов обычно шли по духовной линии и частенько добивались впечатляющих успехов. Папой Римским, конечно, становился далеко не каждый, но возможность просковозить в архиепископы, а то и в кардиналы была вполне реальной.
        Гонилона, однако, архидиаконство вполне устраивало - в Аррасе он Caesar et Pontifex, а кем станет в Париже или Авиньоне? Одним из многих? Покорнейше благодарим. Ради сохранения статуса можно пожертвовать барашками и кипарисами.
        - Как же, как же, - ворковал преосвященный, сложив пухлые ладошки над внушительной утробой. На пальцах сияли всеми цветами радуги перстни с разноцветными камнями изумительной огранки. - Его преподобие Михаил Овернский столько о вас рассказывал!

«Ага, ври, - подумал Рауль, выкраивая на лице самую учтивую улыбку, на какую был способен. - Михаил только посоветовал принять меня, шепнув два слова после воскресной мессы в кафедрале!»
        У архидиакона случился приступ красноречия - как человек во многом прекраснодушный, он не упустил возможности наговорить уйму любезностей, вперемешку с собственными умозаключениями, имевшими к реальности самое косвенное отношение. Чего стоила его сентенция о «...столь молодом человеке, по своей свободной воле избравшем поприще в отдаленном от соблазнов больших городов уединенном уголке».
        Вот как? Да ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не выберет этот уединенный медвежий уголок, приведись такая возможность! Особенно после блистательного Парижа, многоученого Нарбонна и утонченной Флоренции!
        Архидиакон на самом деле простоват, или искусно прикидывается? Наверняка прикидывается - персоны ангелического характера на таких должностях не задерживаются, тут необходима железная хватка, немалая воля и еще бoльшая хитрость.
        Пока его преосвященство неиссякаемым потоком изливал тягучий елей, Рауль приглядывался к обстановке. Ливанский кедр, парча и серебро не заинтересовали, лишь напомнив о бренности мирских богатств. По сравнению с некоторыми палаццо Авиньона дворец выглядел если не хлевом, то размалеванной хижиной - размах не тот, и вкус хозяину иногда изменяет.
        Куда более привлекают незначимые на первый взгляд детали.
        Обязательных для благородного сословия собак в доме нет, кошек тоже не видно. Зато в кабинете шныряют сразу полдюжины фуро, белых хорьков, сперва принятых Раулем за прирученных горностаев. Фуро успешно истребляют крыс, но его преосвященство большой оригинал: этих зверьков традиционно привечают дамы и девицы, мужчинам их держать не то, чтобы неприлично, но как-то не совсем принято.
        За креслом Гонилона неподвижной статуей воздвигся секретарь. Пожилой, с лицом правильных черт, однако неприятным и не вызывающем расположения. Белый подрясник с наплечником свидетельствует: это августинец, а не доминиканец - любопытно, августинского монастыря в Аррасе нет, значил Гонилон по назначению на диоцез привез этого строгого и хмурого человека с собой. Представить его архидиакон не удосужился, из чего следует - монах настолько привычен его преосвященству, что неотличим от мебели.
        Давно перевалило за полдень, но архидиакон одет «по-домашнему» - из-под запахнутой накидки тонкой шерсти с отделкой песцом проглядывает ночная рубашка. Мехельнское кружево по вороту и рукавам, надо же! Экий модник.
        Стол девственно чист - если не обращать внимания на кубки и серебряные блюда с закусками. Ни следа документов, подшитых тетрадей с отчетами или книг. А между тем в подчинении архидиакона две сотни приходов по всему графству, несколько десятков монастырей и аббатств, семь капитулов.
        Как эта инкарнация Тита Лукреция Кара управляет диоцезом, хотелось бы знать?
        Беседовать на интересующие Рауля темы Гонилон отказался - какая чепуха, мессир! Наслушались мужицких небылиц? Ах, оставьте! Даже если что-то и произошло, в город прибыл Священный Трибунал, поверьте, инквизиция разберется и пресечет!
        Закончилась встреча с архидиаконом приглашением на quodlibet в грядущее воскресенье - ожидается вся знать Арраса. Непременно приходите!
        - Вряд ли я могу отнести себя к знати, ваше преосвященство...
        - Дважды чепуха, мэтр! Вы - рыцарь и дворянин, этого достаточно!
        Гонилон ошибся: рыцарского посвящения Рауль Ознар не принимал и золотыми шпорами не обзавелся. Никогда не был даже министериалом или оруженосцем, если на то пошло.
        Природного гербового дворянства, конечно, не отнимешь - Ознары были в родстве с графами Неверскими и Вермандуа, линия восходила до IX века и Жильбера I Суасонского, а значит в жилах Рауля текла капелька крови самого Карла Великого. Но род угасал, потеряв всё еще полвека назад, и уничижительное прибавление к имени
«Sans Terre», «безземельный» вилось за Ознарами с минувшего столетия.
        А что такого-то, по большому счету? Английский король Жан I Сантер[Подразумевается Иоанн Безземельный (принц Джон). Король с 1199 по 1216 гг.] тоже лишился всех ленов и фьефов, не утеряв происхождения от великих Аквитанских герцогов и Плантагенетов! Ничего зазорного!
        Другое дело, гости преосвященного обязательно найдут повод для подтруниваний над нынешними занятиями мессира Ознара - аптекарь и юрист! Ха-ха-ха! Потрошит лягушек и разбирает жалобы холопов и торгашей! Хи-хи-хи!
        Пойти все равно придется. Тем более, что поединков чести за нанесенное оскорбление никто не отменял. Безземельный ты, или герцог владеющий необозримыми землями, а обращаться с оружием научен любой благородный человек.
* * *
        К удивлению Рауля смеяться над ним никто не стал, по крайней мере в лицо. Отчасти этому поспособствовала история с Бодуэном, младшим бароном Шеризи - лекаря с бакалаврскими дипломами сразу двух известнейших университетов Франции в Аррасе отродясь не бывало и ссориться с ним решительно не стоило. Сам Бодуэн, позабыв минуты страданий, отзывался о мэтре в превосходных степенях - ученый человек, золотые руки!
        Приобретению авторитета способствовал и городской прево Саварик Летгард - пригласил к себе через слугу, краснея и с трудом подбирая слова разъяснил, что страдает от лишая в... Как бы это поточнее сказать, мэтр?.. На внутренней стороне бедер и мошонке. На лошади ездить невозможно. Посоветовали бы что-нибудь, а?
        Совет менять исподнее хотя бы раз в неделю, купание в бочке с экстрактом коры дуба и притирки ртутной мази совершили чудо. Попутно Раулю удалось вытянуть из Саварика
        - тот, впрочем и не запирался, - немало полезных сведений о тёмной стороне жизни Арраса. Человеческая природа неисправима, дамоклов меч первородного греха висит над каждым, а значит случаются и смертоубийство, и насилия, и прочие злодейства, красочно описываемые в своде королевских законов.
        Контрабанда, как без нее - на севере Фландрия, на юге Священная Империя германцев. Кому охота платить сборы? Разбойники? Англичане и их прихвостни хуже любых бандитов - перемирие заключено, однако когда король Эдуард распустил часть наемничьих отрядов, генуэзцы, датчане и немцы сбились в хищные стаи, грабящие поместья и деревни. Нападали даже на Сент-Омер, Ипр и Бетюн, пожгли посады, но взять городки не сумели. Сопротивляемся как можем, мэтр, одна беда - людей не хватает...
        - Нечисть? - Прево истово перекрестился. - Не поминайте лишний раз, мессир, и так склянку со святой водой и гостию повсюду с собой таскаю! Места здесь диковатые, особенно если в сторону восхода ехать - лес, лес, до самых Арденн сплошной лес. Шепчутся, будто в пущах этих что-то проснулось.
        - О чем вы?
        - Не знаю! Смотрите сами, мессир Ознар, - Саварик Летгард тяжело поднялся с табурета и мелкими шажочками (бедра все еще саднили) подошел к полке, забитой обтрепанными пергаментами. Подняв облачка пыли вытянул один, сложенный в кварту. Вернулся. - План 1316 года, копия с подробной карты графства, составленной по требованию светлейшей Маго д’Артуа. Красной тушью нарисованы дороги - на Амьен и Париж, Кале, Реймс и Камбрэ. Большинство деревень стоят вдоль дорог и на речушках. А направления-то куда угодно, только не на юго-восток! Почему?
        - Представления не имею, - развел руками Рауль. - Через Арденны есть более удобные проходы, на перевалах за Верденом и Мецем. В южной части Фландрии до самых гор сплошные чащобы и болота. Отсюда гораздо проще попасть в Люксембург, Трир или Мангейм обойдя их через Мец. Или по морю, кораблем, от Кале вдоль побережья и потом вниз по Рейну.
        - Не туда смотрите. Задумывались, почему после Дуэ нет никаких поселков?
        - Так лес же!
        - Лес... - глухо отозвался Саварик. - Именно что лес. Там, где нет человека - поселяются другие.
        - Другие? Не-люди?
        - Я и так наболтал больше, чем нужно, - буркнул прево. - Инквизиция узнает, язык отрежет... Забудем. Лучше скажите, какую плату вы берете за услуги.
        - Сорок денье, мессир Летгард. Я ведь почти ничего не делал.
        - По рукам, мэтр. Чесаться перестало, и то хорошо...
* * *
        - Значит, что-то проснулось, - медленно повторил Михаил Овернский, вечером заглянувший на огонек вместе с молчаливым телохранителем Жаком. - Расплывчато.
        Поставленные возле печки сапоги преподобного исходили паром: после метелей и заморозков внезапно грянула оттепель и улицы Арраса превратились в узкие речки. Забитые мусором стоки не справлялись. Наступала весна.
        - С тем же успехом Летгард мог вовсе ничего не говорить. Он хороший служака, как и полагается королевскому прево в захолустье - в меру усердный, недалекий и исполнительный. Его разумения хватает на отлов рыночных воришек, сравнительно успешное противодействие английским шайкам на севере и усмирение пьяных простецов в кабаках, однако на большее Саварик не способен. Прочее лежит в области инстинктов - он боится и подозревает неладное, но сформулировать и объяснить причину страхов не в состоянии. Следовательно, в будущем может быть полезен нам только в качестве грубой силы.
        - Смело судите, преподобный, - ответил Рауль сквозь набитый рот.
        Вдова Верене только что подала обед: угрюмая старуха по-прежнему относилась к постояльцу с вызывающей холодностью, но условия договора блюла свято и прекрасно готовила. Фаршированная печенью и свиным салом утка была выше всяческих похвал.
        - У меня есть право на смелость, - брат Михаил остался бесстрастен. - Благодаря знанию человеческой породы. Саварик ушел дальше любого сельского пастуха только потому, что родился в семье захудалого дворянина и обучился буквам. А образ мышления остался холопским: те же предрассудки и заменяющая ум с логикой житейская сметливость. Ставлю золотой флорин, что мессир Летгард любого базарного ирода переиродит, лишь бы выиграть один денье, в то время как вас, мэтр, торговец луком обманет на ливр, а вы этого даже не заметите...
        - Вы не любите людей.
        - Я не люблю их недостатки и прегрешения, а это принципиально разные вещи. Возлюби грешника, возненавидь грех. Мы отвлеклись, сударь. В изреченном прево сумбуре я отметил только одно слово достойное внимания - «лес».
        - Пуща Дуэ огромна. Двести на четыреста миль, и это только по моим неточным подсчетам! Собрав все население графства считая с младенцами, стариками и немощными мы не сможем прочесать и сотой части! Особенно сейчас, пока не сошел снег и не закончилась весенняя распутица!
        - Рауль, вы мыслите масштабами полководцев древности, - снисходительно сказал инквизитор. - Гамилькар с Ганнибалом, честное слово! «Прочесать» лес Дуэ невозможно, будь под нашей рукой объединенное воинство всех провинций Франции! Другое дело, что Летгард непроизвольно указал направление, причем его вывод подтверждается еще несколькими опрошенными Трибуналом, включая вашего предшественника - Гийома Пертюи.
        - Постойте, - мэтр Ознар выпрямился. - Прежний аптекарь, за чьим столом мы сейчас сидим...
        - Этот стол принадлежит госпоже Матильде Верене, - заметил брат Михаил. - Если закоренелый еретик взял вашу вещь попользоваться, это не значит, что как вещь, так и ее хозяин стали неприкасаемы. Будьте точны. И нижайше прошу, избавьтесь наконец от глупого трепета перед моим саном.
        - Хорошо, хорошо. Я могу задать вопрос?
        - Любой.
        - За что вы сожгли мессира Пертюи? Я не получил точных разъяснений.
        - За что? - переспросил преподобный. На миг задумался. - Не разочарую если отвечу прямо? Фактически - ни за что.
        - Как? - ошеломленно сказал Рауль.
        - Вы ведь раньше сталкивались с инквизицией? Могли бы заметить, что процесс аптекаря Пертюи выходил за рамки общепринятого в Sanctum Officium делопроизводства.
        - Конечно. Очень скоротечен - всего две седмицы от обвинения до костра. Никакого публичного суда, доказывающего всем наблюдателям виновность a priori. Минимум свидетелей, причем вдову Верене вы отпустили, а на мельника Жеана, пользовавшегося снадобьями колдуна и еретика не возложили покаяния. Это все, что я знаю.
        - Sapienti sat[Умному достаточно. (лат.)] , мэтр. Ну же, не разочаруйте меня!
        - Акт устрашения? - догадался Рауль.
        - Bene! Грешки, причем неприглядные, за Пертюи водились. Дилетантские познания в магии и невеликие способности не спасли от гордыни - ведь он знал и умел куда больше простого смертного! И однажды перешел определенные границы, за что следует беспощадно карать. Некромантия и чернокнижие в руках самоуверенного гордеца-недоучки, прослушавшего когда-то неполный курс лекций в английском Кембридже?
        - Действительно? - охнул мэтр.
        - Он мне напоминал архидиакона Гонилона, - не обратив внимание на реплику Рауля продолжил брат Михаил. - Преосвященный всего лишь безобидный повеса, отпетый лентяй и сребролюбец, чувствующий себя в Аррасе эдаким крошечным Римским Папой. По сверчку и шесток. Пертюи, не способный добиться большего, так же решил избрать отдаленное северное графство своими охотничьими угодьями - нравились деньги, уважение и легкий страх, внушаемый людям, обращавшимся к нему. Магия! Запретная тайна! И почти гарантированное исцеление. Иногда - ценой души. Какая мелочь, верно?
        - Знакомый типаж, - кивнул мэтр. - Встречал.
        - Вот вы, - инквизитор подался вперед, вцепившись взглядом в Рауля. - Вы, получив свой талант, - от Бога ли, от дьявола, не знаю пока, но непременно выясню, - согласились бы похоронить себя на всю жизнь в этой обледенелой дыре, лишь бы получить невеликую властишку над простодушными обитателями порубежья? Ничего подобного! Изучив списки с вашего дела, хранившегося в парижском капитуле...
        - Хранившегося? - невежливо перебил Рауль. - Вы сказали - хранившегося?
        - Именно. Бумаги теперь в моем личном архиве. Для французской и авиньонской инквизиции вы не существуете. Изучив ваши похождения я понял, что мэтр Ознар - человек самого подходящего склада. Ищете знания, не чураясь грозящих крупными неприятностями авантюр. К святой католической религии относитесь без еретизма и недопустимых сомнений, но не ревностны и не фанатичны. Золото любите в меру. Властвовать над умами не желаете. Решительны и вместе с тем осторожны. А главное - вас можно увлечь. Как и меня. Мы, часом, не близкие родственники, мессир?
        - Линии де Го и Вермандуа-Ознар не пересекались, - серьезно ответил Рауль. - То есть... Но вы же один из высших прелатов Святой Матери-Церкви!
        - Не преувеличивайте. Я не кардинал и становиться таковым пока не собираюсь. Если только к старости.
        - Магия не одобряется и преследуется!
        - Да. Но во всех правилах есть исключения, ибо волшебство и чудеса проистекают из трех источников - силы Божией, что именуется «чудесами святых», силы сатанинской - колдовство и maleficia, и собственных сил человека, используемых им по доброй воле. Или злой. Но в любом случае - свободной.
        - Ересь это, ваше преподобие. Магия осуждена в 306 году церковным собором в Эльвире.
        - Здесь я решаю, что ересь, а что нет, - отрезал брат Михаил. - А противоречие папскому инквизитору означает противоречие Церкви. Что чревато. Согласны?
        - Силлогизм построен неверно, ибо в нем вообще нет среднего термина - или, или. Пускай, я не буду вам возражать.
        - Итак, главное: Гийом Пертюи, судя по скопившимся на него доносам, был человеком скверным. Как вы говорили только что? Акт устрашения? Да, по приезду в Аррас мне необходимо было показать, кто отныне в городе хозяин. Лучшей кандидатуры для показательного аутодафе не найдешь - обыск в доме принес дополнительные доказательства, полно запрещенных сочинений. Но вот какая неприятность: едва Пертюи оказался в Речной башне и городской палач приступил к своим обязанностям по просьбе Трибунала... Произошло необычное.
        - Признался сам?
        - Какая банальность, мэтр! Ошибаетесь. Он сбежал.
        - Кого же тогда сожгли на площади Мадлен? - озадачился Рауль.
        - Гийом Пертюи сбежал иным способом. Покинув бренное тело. Как мы не старались, но живая кукла с бьющимся сердцем и полнейшим отсутствием разума не сумела ничего рассказать. А пытали страшно, думая, что аптекарь разыгрывает безумие. Только потом поняли, что его душа уже далеко. Наверняка в тех местах, где бушует вечное пламя и стелятся серные облака. Кто-то забрал Гийома из телесной оболочки лишь бы не позволить нам узнать... Что узнать? Пока не представляю. В результате сержанты прево привязали к столбу над костром тело без единого признака души. Безвольную плоть.
        - Потрясающе, - Рауль взъерошил пятерней волосы. - Похищение души из тела?
        - Поговорите с ним, мэтр. С Гийомом.
        - Что? Как??
        - А это вам лучше знать, - инквизитор сохранял самый невинный вид. - Возьмите, пригодится...
        Брат Михаил бросил на стол томик в черной обложке бычьей кожи с железными накладками и одним багровым рубином посередине.
        - «Книга Анубиса»? - Рауль едва не онемел, открыв первые страницы. - В переводе на латинский Публия Вергилия Марона? Это отлучение и вечное проклятие без права покаяния! Вы с ума сошли! Откуда она у вас?
        - Ремесло обязывает, - туманно ответил Михаил Овернский. - Почему бы не обмануть зло, использовав его в пользу добра? А насчет отлучения и анафемы не беспокойтесь
        - даю вам индульгенцию, во имя Отца, Сына и Духа Святого. Это в моих полномочиях. Если сомневаетесь - загляните завтра в коллегиату, впишу ваше имя в пергамент заверенный самим Папой. Вы что, не доверяете Апостольскому понтифику?
        Мэтр только глаза закатил.
* * *
        - Txar Gizaki! Txar! Ez ikutu!
        - И не мечтай, - Рауль, от души тряханул за шиворот некую тварь, отдаленно напоминавшую енота с жесткой взъерошенной шерстью странного голубовато-стального цвета. Огромные, будто у совы, янтарные глазищи существа не выражали ничего, кроме ярости и смятения. - Что мне с тобой делать, Etxeko? За живого артотрога в Сорбонне или Болонье интересующиеся отвалят ливров двести - целое состояние.
        - Txar! Ez ikutu! - повторило нелепое создание на цокающем наречии. В уголках глаз появились крупные слёзы.
        - Не разжалобишь, - твердо сказал мэтр. - Не на того напал. Прекрати говорить на Euskara - живешь среди людей, значит знаешь французский. Ну?
        - Отпусти, - пискнул артотрог. - Отдам клад.
        - Знаю я ваши клады, - не меняя резкого тона ответил Рауль. - Полсотни медных римских монет? Какой-нибудь сгнивший хлам, оставшийся от атребатов? Оставь себе. Давай-ка мы вот как сделаем...
        Etxeko - в просторечии «не-человек», домовой, не без труда изловленный мэтром в полуподвальной алхимической лаборатории, - был старательно обвит шнуром из конского волоса, на который Рауль изначально наложил заклинание «Non adsume», лишавшее возможности двигаться. Говорить, слушать и смотреть - сколько угодно, но пока не применены разрушающие чары, с места не сойдешь. В случае с быстрыми, юркими и очень осторожными домовыми, как раз то, что и требуется.
        Охота на Etxeko продолжалась без малого трое суток. Рауль твердо знал, что жилище госпожи Верене облюбовал артотрог-паразит, - во время медитаций синяя аура домового различалась моментально, - но одно дело знать, что тварь шныряет в простенках, на чердаке или в подвале, и совсем другое, познакомиться с ней лично. Без чародейства выловить артотрога невозможно - за тысячелетия, проведенные рядом с человеком малыши научились избегать взгляда Gizaki, обманывая их с помощью врожденных магических способностей и несложных мороков.
        Существенный вред домовые способны причинить только в случае, если устраивали многочисленную колонию - четыре-пять Etxeko могли разойтись не на шутку, вырезая курятники (как-никак артотроги плотоядны), ночами бесчинствуя на кухнях и зло подшучивая над хозяевами-людьми. Про их гнусную привычку тащить все, что плохо и хорошо лежит - особенно если это блестящая красивая вещица, - лучше не упоминать.

«Задобрить» домовых традиционными способами наподобие мисочки с парным молоком или оставленной возле лестницы в подпол монетки можно далеко не всегда: Gizaki для них враг, а обращаться с врагами по-доброму волшебные существа не приучены. То, что большинство артотрогов спокон веку кормились у человеческого жилища, напрочь разучившись жить самостоятельно, в расчет не принимался - люди есть «младшая», сиречь неполноценная раса, значит и обращаться с ними надо соответственно.
        Встретить семью домовых по нынешним временам сложно: в огромных замках вроде парижских Консьержери и Лувра зачастую обитает сразу несколько Etxeko (причем они враждуют между собой, оспаривая территорию), но в целом артотроги вымирают - даже при колоссальном с человеческой точки зрения сроке жизни в два-три столетия найти пару и обзавестись потомством получается не у каждого.
        Вот и этот, похоже, старый одиночка. Матёрый и видавший виды. Сложно с ним будет.
        - Побеседуем, - сказал Рауль, поместив обездвиженного домового на стол рядом с ретортами. Сам уселся напротив. Скрестил руки на груди. - Ты здесь один?
        - Спалю дом, - пригрозил обнаглевший Etxeko, поняв, что сразу убивать его не собираются.
        - Пугай-пугай, - покивал мэтр. - Я тоже могу напугать. Церковь зря отказывает вам, изначальным, в наличии души - просто она у вас происходит из иного источника и иначе устроена... Человек, умирая, уходит за грань тварного Универсума, неважно, в рай, в ад или в чистилище. Но вы - остаетесь здесь, сливаясь с естеством и живете дальше. Живете в камнях, в ветре, в деревьях, лишь теряя способность мыслить и действовать. Слышал когда-нибудь об аркане «Interitus»?
        Рауль извлек из кошелька ничем не примечательный шарик мутного стекла. Продемонстрировал.
        Артотрог взвыл от ужаса. Он понял.

«Interitus» позволял навеки заключить его сущность в эту маленькую сферу - прощай свобода и соединение с природой после телесной смерти! Тюрьма без надежды, одиночество без веры об избавлении. И абсолютная власть мага, сотворившего жуткий аркан.
        - Итак, будем разговаривать?
        - Будем, - с трудом выдавил домовой. - Отпусти, я не убегу. Ты сильный. Куда сильнее того, предыдущего...
        - Рад, что мы пришли к взаимопониманию, - усмехнулся Рауль. Протянул руки к узлу на шнуре, обвивавшем Etxeko. Перед тем как прочесть снимающее «Non adsume» заклятье напомнил: - Обманешь - до самого Страшного Суда будешь сидеть в моем кошеле и тешить господина древними легендами. Понял?
        - Ты сначала доживи до этого вашего суда, - сварливо ответил домовой. - Сказано: не убегу. Развязывай.
* * *
        Домовой, против обычаев своего племени, не надул - заставить артотрога уважать себя можно только доказав безусловное превосходство, особенно в области магии.
        В том, что мэтр Ознар при желании достанет Etxeko из-под земли в самом прямом смысле этих слов, сомнений не оставалось - Рауль срезал со шкуры пленника прядь шерсти. Зная надлежащие арканы беглеца можно будет отыскать хоть в Африке или Месопотамии.
        Звали домового, кстати, «Inurri», в изводе на общепонятный язык - «Муравей». Видать, с самого рождения был шустрым.
        Прислуживать Gizaki среди нелюдей считалось делом самым последним - позора не оберешься, - но изъятия из правила случались: помогать могущественному колдуну не зазорно, поскольку магические способности наследуются от смешанных браков представителей «изначальных», то есть волшебных рас с людьми.
        Инурри капитулировал быстро - во-первых опасаясь за свои жизнь и посмертие, во-вторых Raul-jaun наглядно убедил в серьезности своих намерений. Оставалось выторговать более или менее приемлемые условия сотрудничества и не позволить человеку помыкать собой, при этом не оскорбив чародея.
        Рауль не стал требовать лишнего, уверив Инурри, что не заставит его приносить золото из старинных кладов, шпионить за соплеменниками или открывать семейные тайны. Домовой мэтру ничуть не мешает - оставайся, живи, ничего не бойся. Только не досаждай госпоже Матильде и слугам, договорились? Вот и славно.
        А теперь поведай, что за человек был Гийом Пертюи. Ты ведь давно живешь в доме, многое видел и слышал?
        - Девяносто шесть лет по вашему счету, - сказал Инурри. Освободившись от пут артотрог забрался повыше, на выдвинутую заглушку дымохода подвальной печки. Заодно рядом отдушина, если Gizaki нарушит слово и проявит враждебность, можно попытаться сбежать. - Старую хозяйку еще помню, редкая стервища и потаскуха была, блудильню содержала... А нынешняя поселилась тут лет двадцать назад.
        - Разве это бывший бордель? - удивился мэтр. - Совсем непохоже.
        - Бордель с другой стороны был, по улице Сен-Обер. Перейти через двор...
        - Всё это очень интересно, но может быть вернемся к аптекарю Гийому? Ты вино пьешь, Инурри?
        - Пью, сладкое.
        Рауль отыскал на дальнем столе уставленном разномастными алхимическими сосудами чистую мензурку, на всякий случай понюхал, не содержались ли в ней раньше яды или кислоты и протер рукавом рубахи. Наполнил бургундским.
        - Бери.
        - Вкусно, - согласился домовой. - Этот твой Гийом был txar, плохой. Я его не любил. Его никто не любил, кроме старой ведьмы.
        - Вдовы Верене?
        - Угу. Он ее ублюдок.
        - Сын? Незаконнорожденный? - присвистнул мэтр. - Становится всё интереснее и интереснее. От кого? Почему ты назвал мадам Матильду ведьмой?
        - Она и есть ведьма. Очень сильная. Истинное обличье скрыто - никак не могу различить. Просто об этом никто не знает. Кроме меня.
        - Неужто? Тогда почему я ничего не почувствовал? Рассказывай! Во всех подробностях!
        Глава третья
        В которой благородное общество развлекается, из Авиньона приходит письмо с недобрыми вестями, а нечистая сила торжествует и сама того не подозревая нарушает перемирие между королями Англии и Франции
        Аррас - замок Бребьер.

2-4 марта 1348 года.
        Quodlibet у архидиакона был в самом разгаре.
        Отыграли свое лютнисты, настала очередь «живых картин», представляемых, - вот умора! - карлами. Недомерок ростом всего в полтора локтя изображает библейского Давида в золотистой тунике, другой - как восьмилетний ребенок от пяток до макушки,
        - выряжен Голиафом. Еще с десяток карлов вопят и потрясают сделанными из соломы мечами, разыгрывая воинство филистимлян.
        Убийственный снаряд, полетевший в противника из Давидовой пращи, оказался перезрелым персиком, с хлюпом поразившим Голиафа в лоб. Только брызги полетели. Невероятно смешно.
        Гербовый зал изысканно украшен. Свежих цветов мало, за исключением белых роз, выращиваемых в оранжерее преосвященного Гонилона - итальянская мода проникла и в Артуа, но только очень богатый человек мог позволить себе содержать и отапливать цветник зимой. Гирлянды сделаны из обрезков шелка, причем бутоны и листики не отличишь от настоящих. По углам расставлены курильницы, исторгающие благовонный дымок, отчего создается впечатление, что обширное помещение подернуто легким туманом, придающим действу оттенок таинственности.
        Впрочем, обстановка дворца меркнет перед иным цветником, переливающимся всеми возможными красками: голубые шелка, белый атлас, королевский пурпур, оторочки мехом соболя и горностая. Золотистые и темные косы, змеящиеся по округлым плечам, увиты лентами, которые в свою очередь усажены драгоценными камнями и жемчугом. Искрятся пряжки и застежки, сверкают заморские ткани.
        Как и предупреждал Гонилон, на куртуазном собрании присутствует практически вся местная знать, а в центре внимания - прекрасные дамы и благородные девицы.
        ... - Вы бывали в Париже, Авиньоне, Тулузе, - ворковала очаровательная домна Герберга, дама де Блавенкур, не желавшая отпускать от себя Рауля, - А я, вообразите, не выезжала дальше Амьена и Шарлевиля, зато присутствовала на охоте его величества Филиппа в Сен-Кантене!

«Богатая биография, глупая курица, - мэтр кивал, сохраняя доброжелательную полуулыбку. Домна Герберга, пускай и была вполне симпатична, ума много не нажила.
        - Как бы от тебя отвязаться?..»
        Ради quodlibet Раулю пришлось пойти на определенные жертвы: отправился к портному заказав новый джубоннэ по последним генуэзским образцам: с узкими рукавами, подчеркнутой талией, подбитыми ватой плечами и вышивкой серебряной нитью. Не явишься ведь к архидиакону в коже и некрашеном сукне? Нет ничего глупее, чем траты на бессмысленную роскошь, но положение обязывает. Дорогая одежда знак статуса, а фамильный герб на груди - лазурно-золотая шахматная клетка Вермандуа и кабанья голова Ознаров, - пропуск не только во дворец преосвященного, но при надобности и в Лувр.
        Остается надеяться, что такой надобности не возникнет.
        По сравнению с Парижем прием у Гонилона выглядел скромно - четыре десятка окрестных дворян с женами и дочерьми, проводивших зиму в городе или обитающих самое большее в нескольких милях от Арраса.
        Графский сенешаль, - младший двоюродный брат его светлости Готье де Рувр, сеньор де Бюсьер, - оказался общительным и слегка развязным молодым человеком, увлеченным исключительно военным делом, турнирами, лошадьми и охотой: надежды унаследовать громкий титул у него не было, а значит до седых волос придется оставаться в тени графа Филиппа и не играть значимой роли в политике.
        Присутствовали уже знакомые мессир Летгард и барон Шеризи, сеньоры Оппи, Рансар и Эстрё, Рауля представили гостю из Священной Империи - рыцарю Ротроху фон Холленбройху, родственнику супруги прево.
        Рауль обратил внимание на мрачнейшего неразговорчивого типа в черном, непонятно что делавшем на веселом quodlibet - хозяин замка Вермель близ Бетюна, нелюдим и мизантроп, который по заверениям упомянутой Герберги де Блавенкур «нарочно приходит портить всем настроение».
        Обычнейшее провинциальное дворянское общество - мужчины грубоваты, но радушны, дамы предпочитают сплетничать в своем кругу, девицы стреляют глазками в сторону смазливых экюйе и министериалов, а сами министериалы ходят перед незамужними красавицами ровно павлины, распушившие многокрасочный хвост. Куртуазные заигрывания предосудительными не считаются: архидиакон может сколько угодно распространяться об аскезе и смирении в воскресных проповедях, но тут собрание насквозь светское...
        Духовных лиц всего двое - сам Гонилон, по уши в парче, бархате и перстнях, восседает в кресле на возвышении, с добродушной улыбкой наблюдая, как развлекаются другие и употребляя вино в небывалых количествах. Не пьянеет. Беспременно находит время обходительно поговорить с каждым и осенить двумя перстами дам, подходящих для благословения. Разительный контраст с нахохлившемся Одилоном де Вермелем, исподлобья наблюдающим за действом.
        Второй прелат, - настоятель базилики Сен-Вааст отец Фротбальд, - здесь очевидно лишний, но преосвященному не возразишь, приходится терпеть.
        Карлов сменили жонглеры, жонглеров - мимы, разыгравшие крайне двусмысленную сцену из Овидия. Публика хохотала. Прислуга внесла блюда с горячим: кабан, перепела, рыба в вине. Пировать, так пировать - скоро Великий пост, отчего бы не насладиться изумительными трудами провансальских кухарей его преосвященства?
        Легкий шепоток всколыхнул благородное сообщество - что это, мессиры?
        Отчего он здесь?
        Михаил Овернский, нежданно объявившийся на quodlibet против ожиданий не стал обличать распущенные нравы и глаголить о воздержании от мирских радостей. Быстро прошел к архидиакону, поцеловал пастырский перстень викария, что-то прошептал на ухо Гонилону.
        - Отдыхайте, - возгласил хозяин. - Прошу простить, мне необходимо отлучиться.
        Гонилон и брат Михаил вышли. Рауль наблюдал за ними не без опасений. Что-то безусловно случилось, иначе его преподобие не посетил бы прием, на котором инквизитору делать нечего даже в большей степени, чем настоятелю Сен-Вааста. Отца Фротбальда они тоже увлекли за собой.
        - Позвольте, прелестная домна, - не прошло и кварты, как Рауля наконец избавили от домны Герберги, не устававшей потчевать парижанина благоглупостями. - Я похищаю вашего кавалера.
        - Он ведь не совершил ничего ужасного? - нашлась госпожа де Блавенкур, без лишнего трепета взглянув на главу Трибунала. - И он вернется к нам не в виде пепла?

«Дура, - подтвердил исходное мнение Рауль. - Сперва бы подумала, с кем шутишь!»
        - О нет, что вы, - дворянское воспитание Михаилу не изменило. - Мессир Ознар, уверяю, возвратится к вам в телесном обличье... Поторопимся, мэтр!
        Выбрались на холодную и плохо освещенную лестницу, ведущую к первому этажу замка. В сером свете пробивавшемся сквозь окна-бойницы лицо инквизитора казалось неживым.
        - Дурные вести? - прямо спросил Рауль.
        - Я напуган, - без обиняков признал брат Михаил. - Очень напуган, мэтр. Утром прискакал гонец из Парижа. Доставил почту капитула. Только два письма.
        - И что же?
        - Вы выехали из столицы в Аррас на Сретение? Второго февраля?
        - Верно.
        - Можете припомнить, на святую Татьяну[25 января.] в городе не произошло чего-нибудь... Странного, из ряда вон выходящего?
        - Дайте подумать... А ведь верно! Ночью, в неурочный час начали бить колокола. Я еще спал.
        - Что это было? Набат?
        - Нет, ни в коем случае. Колокола словно бы сами звонили. Точно, в Париже следующим днем люди шептались о некоем знамении. Объясните!
        - Читайте, - инквизитор вынул из рукава рясы свиток. - Давайте спустимся ниже, к факелам. Донесение из Флоренции, меня обязаны были известить, как и всех председателей папских Трибуналов.
* * *
«25 января 1348 года Господа нашего в день обращения святого Павла, в пятницу, в восемь с четвертью часов после вечерней или в пятом часу ночи, произошло сильнейшее землетрясение, длившееся много часов, подобного которому ни один из ныне живущих не припомнит… В Венцоне городская колокольня треснула пополам и многим строениям пришел конец. Замки Тольмеццо, Дорестаньо и Дестрафитто обрушились почти целиком и задавили много людей. Замок Лембург, стоявший на холме, был потрясен до основания, землетрясение отнесло его на десять миль от старого места в виде кучи остатков. Высокая гора, по которой проходила дорога к озеру Арнольдштейн, раскололась пополам, сделав дорогу непроходимой. Два замка, Раньи и Ведроне, и более пятидесяти усадеб вокруг реки Гайль, во владениях графа Гориции, были погребены двумя горами под собой, при этом погибло почти все население, мало кому удалось спастись.
        В городе Виллахе, при въезде в Германию, обратились в развалины все дома, кроме одного, принадлежащего некоему доброму человеку, праведному и милосердному ради Христа. В Контадо и в окрестностях Виллаха провалились больше семидесяти замков и загородных домов над рекой Дравой и все было перевернуто вверх дном. Огромная гора разделилась здесь на две половины, заполнила собой всю долину, где находились эти замки и дома, и загромоздила русло реки на протяжении десяти верст. При этом был разрушен и затоплен монастырь у Арнольдштейна и погибло немало людей.
        Река Драва, не находя себе привычного выхода, разлилась выше этого места и образовала большое озеро. В городской церкви святого Иакова нашли смерть пятьсот человек, укрывшиеся там, не говоря о других жертвах, всего же урон исчислялся третьей частью населения. Все церкви и жилища, среди них монастыри в Оссиахе и Вельткирхе, не устояли, люди почти все сгинули, а выжившие от страха почти потеряли рассудок. В Баварии в городе Штрасбурге, и в Палуцце, Нуде и Кроче за горами рухнула большая часть домов и погибло множество людей. Все эти ужасные разрушения и бедствия от землетрясения допущены Господом не без важной причины и суть предзнаменования Божьего суда[Реальный исторический документ - выдержка из
«Nuova Cronica» Дж.. Виллани от 1348 года, о катастрофическом землетрясении в Альпах, Италии, Баварии и на Балканах.]
        Anno Domini 1348 ХХХmensis Ianuarii LXXXII».
* * *
        - Вот причина звона колоколов в Париже, - сказал брат Михаил. - Да и по всему католическому миру, скорее всего... И колокола эти звонили по нашим душам, мессир Ознар.
        - Землетрясения часто случаются, - попытался бодрится мэтр. - Более сильные и слабенькие, я сталкивался с этим явлением в Пиренеях. Да что с вами, преподобный? Вы бледны!
        - При таких известиях немудрено потерять самообладание, - выдохнул доминиканец. - Всё объясняет второе письмо. Вот оно, читайте... В Авиньоне чума. Люди умирают тысячами. Хоронить нет возможности, трупы сбрасывают в воды Роны. Святейший Папа на корабле бежал в испанскую Валенсию, где заперся в родовом замке, не подпуская к себе никого из приближенных. От чумы скончались одиннадцать кардиналов.
        - Иисусе... Когда?
        - В январе. Новости до нас доходят с большим опозданием, слишком далеко. Прованс и Бургундия охвачены ужасом. Король Кастилии Альфонсо мертв, заразился... Арагонская королева Элеонора мертва. Ломбардия превращается в безлюдную пустыню. Шамбери, Лион и Бельфор в огне - пожары тушить некому. В Париже нарастает паника, Филипп VI якобы покинул город, по недостоверным сведениям выехав в замок Фужер. Понимаете, что это значит?
        - Кажется, в первую нашу встречу мы беседовали об Апокалипсисе, а вы пытались меня разубедить...
        - Знаете, - брат Михаил посмотрел мэтру в глаза, - теперь я готов отказаться от некоторых своих слов и подтвердить всеобщие опасения. Гром грянул, и ангел вострубил. Или нет? Разубедите меня.
        - Где гонец? - потребовал Рауль. - Кто с ним разговаривал?
        - Опасаетесь, что он принес заразу? Уехал дальше, к епископу Сент-Омера. Посланец не выглядел больным, а судя по донесению мор скоротечен - люди умирают за одну ночь.
        - Начинается распутица, дороги скоро превратятся в сплошное болото... - задумался Рауль. - В течение всего марта добраться в пределы Артуа будет сложно. То есть, у нас есть небольшая отсрочка. Если, конечно, полагать чуму на юге не Гневом Божьим, а обычным мором - помните оспу в Каркассоне, Тулузе и Безье девять лет назад? Тамошняя инквизиция относилась к распространителям слухов о Конце Света с полной строгостью, а эпидемия скоро кончилась...
        - Ну а если это именно Гнев Божий?
        - Вы тут лицо духовное и рукоположенный священник. Посоветуйте Гонилону ежедневно читать в кафедрале покаянный чин.
        - Без вашего совета не догадался бы, - огрызнулся Михаил. - Судя по всему Каркассонская оспа и в малейшее сравнение не идет с происходящим на южном побережье, мэтр... Что дальше? Fais se que dois adviegne que peut?
        - Боюсь, именно так. Будем делать что должно. И будь, что будет.
        - Ох неспроста появилась в Артуа свора во главе с Безымянным королем, - медленно сказал преподобный. - Неспроста. Возвращайтесь к гостям мэтр, не хочу лишать вас возможности приятно провести время...
        - Благодарю, но я лучше домой. Выбирая между чумой и домной Гербергой, я выберу чуму. Чума по крайней мере не разговаривает.
        Брат Михаил посмотрел на Рауля озадаченно, а потом вдруг расхохотался:
        - Теперь поняли, отчего я принял постриг? Охотиться на дьявола в наши времена куда интереснее, чем участвовать в светских увеселениях. Suum cuique, как говаривал Цицерон.
* * *
        - Я лучше уйду до рассвета, - сказал домовой. - Это плохое колдовство, всего наизнанку выворачивает...
        За пять дней знакомства Рауль Ознар и мохнатый Инурри если не подружились, то научились терпеть друг друга. Артотрог честно выполнил обещанное: дом не покинул, честно ответил на все вопросы, а если и утаил немногое, лишь потому, что мэтр позабыл спросить о важном.
        Подношения Инурри принимал со сдержанной важностью: золотую монетку венецианской чеканки упрятал в логово, капризничал относительно вина - подавай ему только красную бургонь обязательно подслащенную ложечкой неимоверно дорогого египетского тростникового сахара, какой не в каждой лавке купишь. Но в целом домовой не проявлял вредоносности, стараясь доказать свою значимость, осведомленность, древнее происхождение и желая выставить себя ровней Раулю.
        Мэтр эти поползновения беспощадно пресекал: магия артотрогов природная, они неспособны к настоящему творению в сфере чародейства - не открывают новые заклинания, не разрабатывают сложные арканы, а в то же время корчат прямо-таки Мерлина с Клингзором и Мелеагантом. Если Инурри не одергивать, возомнит о себе невесть что.
        Домовой тихонько злился, однако не возражал - опыт и инстинкт подсказывали, что знающий маг в любой момент скрутит его в бараний рог. Лучше не сердить.
        Так и сегодня: вернувшись с quodlibet Рауль переоделся в домашнее - короткая просторная рубаха, обтягивающие шоссы мягкой фланели и потертый охабень на волчьем меху поверх, для тепла, - спустился в лабораторию, засветил десяток ламп и позвал Инурри. Тот выполз из укрывища моментом: скучно, так почему бы не поговорить с Gizaki?
        Рауль предупредил: скоро полночь, хочу слегка... Как бы это сказать? Применить свои знания.
        И положил на стол книгу в черной, охваченной железными полосами обложке.
        Инурри, подобно коту завидевшему сорвавшегося с цепи огромного дворового пса, взъерошил шерсть, зашипел и удрал на излюбленное место - печную задвижку. От небольшого фолианта так шибало магией, что едва искры не летели! Причем магией жестокой, скверной, отдающей холодом смерти. Принадлежащей не людям, а кому-то, существовавшему задолго до «младшей расы». О ком успела забыть даже раса заносчиво именовавшая себя «старшей».
        Домовой ощутил тошноту, а человеку было хоть бы что. Каждому известно: люди чувствуют стократ хуже древних. Даже ученые маги. Невосприимчивы, от чего и страдают, частенько не замечая опасности.
        - Настаивать не буду, - ответил артотрогу мэтр. - Возвращайся утром, Инурри.
        - Доиграешься ты однажды с силами, вашему племени неподвластными, - не преминул сказать гадость домовой. - Утащат тебя в такие места, что...
        - Сгинь, мелкая нечисть!
        Инурри мигом обиделся и шмыгнул в темную отдушину. Вот и замечательно, работа с
«Книгой Анубиса» требует полного сосредоточения.
        Рауль, как человек с немалым опытом Нарбонны, отлично знал, что внешняя сторона обряда влияет на успех в последнюю очередь. А говоря откровенно, вовсе не влияет - все эти глупости вроде балахона вышитого магическими символами, черных свечей, или светильников из вулканического стекла обычная принадлежность шарлатанов, не способных даже яйцо в цыпленка превратить.
        Если приспичит, проводи ритуал хоть голым, хоть в одних брэ. Духу, пришедшему оттуда решительно всё равно, как ты одет. Главное - разум, знания и осмотрительность, иначе и впрямь «утащат», случаи известны...
        Основным затруднением было найти хоть какую-нибудь частичку бренной плоти мессира Пертюи: волосок, обрезок ногтя. Помог Инурри, сверх прочих талантов артотрога обладавший феноменальным обонянием, не сравнимым даже с собачьим и лисьим. Приволок из чулана старый ночной чепец бывшего хозяина дома, на пожелтевшем льне осталось несколько темных волос. Очень хорошо, это значительно повышает шансы побеседовать с исчезнувшим аптекарем.
        Остались последние приготовления. Магический круг, за пределы которого не может выйти призванный дух, очерчен мелом на каменном полу лаборатории - есть обоснованное подозрение, что придет он из пределов крайне неуютных и наводящих жуть на любого христианина, а значит сила этих мест не должна вырваться в тварный мир.
        Алые турмалины по углам вписанного в круг пятиугольника. Знаки Управителей Стихий и Хранителей Врат начерчены серебряным стилом. Все символы объединены в единую сеть, наподобие паучьей - натянулись невидимые нити, призванные на время спутать духа.
        Кажется, готово.
        - AH MAH SHA OH! - тихо, но внятно произнес Рауль. - Которым воздух разделен, огонь порожден, море отброшено, земля сдвинута, и от которого вся тьма вещей небесных, вещей земных, вещей адских содрогается и трепещет...
        Рубин на обложке «Книги Анубиса» начал разгораться - в камне зародилось багровое сияние, бросавшее блики на темные стены подвала.
        - Sandalphon, Gabriel, Michael, Haniel, Raphael, Kamael, Tzadkhiel. Приди! Приди, предстань перед кругом в треугольнике в простой человеческой форме, не ужасной и не уродливой, незамедлительно...
        В воздухе запахло грозой, по потолочным балкам забегали нехорошие огоньки - проход открывался. Лежавшая перед мэтром книга самопроизвольно распахнулась на одной из страниц в середине, выведенные умелым писцом латинские буквы начали отливать золотом.
        Гоэция - ремесло опасное, никогда заранее не знаешь, с чем (или с кем) придется столкнуться и кто окажет тебе противодействие, а противодействие обязательно: разрушение границ между мирами не по нраву их обитателям.
        - AHMASHAOH ALOAH VA-DA' ATH!
        Расползлась волна горячего воздуха, слегка опалив лицо.
        Господи, только не это!
        Вместо образа Гийома Пертюи, который, как достоверно выяснил Рауль, был человеком полноватым, с ранними залысинами и небольшим шрамом на щеке, над кругом возникла изумительно мерзкая рожа - узкая пасть щелью, из которой высовывается клиновидный язык, покрытый чем-то наподобие оспенных пустул, три глаза под низким лбом, вместо носа безобразный провал с копошащимися в нем белесыми инсектоподобными тварями, над голым затылком - единственный рог необычной формы, полукругом, словно баранка: вырастает над желтоватым ухом справа, обводит голову и заканчивается с противоположной стороны.
        - Его здесь нет, - отчетливо сказал демон.

«Ни в коем случае не вступать в разговор с потусторонними тварями, увидеть которых не ожидал, - эту аксиому Рауль затвердил накрепко. - Они гораздо сильнее любого мага, способны завладеть его рассудком и тогда пиши пропало. Молчать, ждать пока Врата закроются!»
        Сеть, удерживающая страшилище, вибрировала под напором извне - за плечами нежданного гостя, в бурлящей тьме, начали появляться двойные багровые точки. Глаза других. Много - десятки. Как скверно-то!
        Против ожиданий рогач не стал больше ничего говорить, просто смотрел. Или понял, что вырваться не способен, или просто ожидал, что Рауль совершит смертельную ошибку: некоторые маги, запаниковав в подобной ситуации, сами становились добычей.
        - Ouuin Guilayh Om Hy Luguh Uyyg Uyyg Om, - наконец просипел урод. Кольцо постепенно сужалось, открывавшее Врата заклятие иссякало. - Его здесь нет.
        Происшедшее далее повергло Рауля на грешную землю в самом буквальном смысле: он ощутил сильный удар в правое плечо, что-то мохнатое, взъерошенное и отчаянно вопящее ринулось в сторону, у противоположной стены на мгновение вспыхнули синеватые огоньки.
        Врата захлопнулись. К Раулю подкатился вытянутый острый предмет: стальной болт охотничьего арбалета, выбивший искры из кладки фундамента.
        Ай да Инурри, похоже, жизнь спас!
        Успевший вскочить на ноги мэтр обомлел. У прохода к лесенке ведущей наверх стояла госпожа Матильда Верене, без малейших эмоций отводящая рычаг ворота, натягивавшего проволочную тетиву арбалета и готовая отправить новую стрелу на ложе.
        Только... Значит, домовой не наврал!
        Человеческая личина стекала с мадам Верене, будто патока - висящие старушечьи щеки оплывали, клочьями слезала кожа с морщинистого лба, грязно-седые волосы опадали прядями, являя жемчужно-бледный скуластый лик с раскосыми глазами.

«Почему она не нападает с помощью магии? - это была первая мысль. Вторая: - Следующая стрела - моя...»
        - Quetis! - Рауль в последний миг выбросил вперед ладонь, отводя удар. Очень вовремя - болт с коротким взвизгом ушел в потолок, посыпалась труха и подгнивающие щепки. Арбалет улетел в дальний угол, деревянный приклад треснул. - Sistere et mane!
        Глухо стукнуло. Мимо пронеслась серебристая тень: Инурри предпочел скрыться в одной из своих нор.
        - Живы, мессир? - Рауль сразу опознал голос этого человека: Жак, вечный спутник его преподобия. В руке короткая дубинка со свинцовым навершием. - Хорошенькая переделка...
        Колени, однако, дрожат. Немудрено.
        У ног Жака простерлась... Да, ее можно назвать женщиной. В ней есть много человеческого, но «много» не означает omnio, «полностью».
        Безусловно, «старшая раса» или метис - вот почему от мнимой госпожи Верене не исходила легко различимая аура человеческой магии. Стоило присмотреться чуть пристальнее, копнуть поглубже и наведенный морок не спас бы «вдову» от разоблачения! Однако, кто вглядывается в угрюмых злобных старух? Наоборот, возникает желание избегать их общества. Только Инурри знал, а вернее - догадывался!
        - Так-так, - из-за широкой спины Жака выглянул брат Михаил. Снова одет мирянином.
        - Что же мы здесь наблюдаем, дозвольте узнать? Черная магия, некромантия, вызов демонов. А на полу лежит обнаженная как Ева ведьма? Мэтр, в другое время и в другом месте Священный Трибунал потребовал бы самых обстоятельных разъяснений!
        - А у меня индульгенция, - хрипло парировал Рауль. - За подписью Папы Климента. Вы что, не доверяете Апостольскому понтифику?
        - Ни в коей мере не оспариваю авторитет Его Святейшества, - фыркнул Михаил Овернский, наблюдая, как Жак сковывает пальцы бессознательной ведьмы необычными кандалами: соединенные цепочкой серебряные кольца на каждый из перстов. - Согласен, уели. Благодарите Господа Бога и всех святых, что за домом неотрывно следят днем и ночью и мы подоспели вовремя.
        - Вы знали, что она... Такая?
        - Предполагали, но не более - поэтому и отпустили, понаблюдать до времени. Кажется, в деле Пертюи многое становится ясным. Это ореада, мэтр - реликт римского язычества. Они почти исчезли: вот не думал увидеть хоть однажды! Потрясающе, она прижилась среди людей и не чуралась... хм-м... вступать в греховную связь со смертными. Теперь понятно, откуда у бывшего аптекаря магический дар и немалые деньги - ореады по легенде властвовали над богатствами гор, а Арденны рядышком.
        - Но что теперь с ней делать? - Рауль задал вопрос беспокоивший сильнее всего.
        - Ровным счетом ничего. Перво-наперво ореада - не человек, а я несу ответственность перед Церковью исключительно за души смертных. Ваш жутковатый опыт с «Книгой Анубиса» заставил ее сбросить морок: коснулись запретной сферы, напугав до полусмерти. Врата ведь вели?.. Куда?
        Брат Михаил выдержал паузу. Ответа не дождался, но судя по всему знал его: амулет Гермеса не мог обмануть.
        - Что вы на меня смотрите, будто согрешившая клариссинка на исповедника? Ничего мы ореаде не сделаем. Попытаемся расспросить и отпустим на все четыре стороны. Захочет - вернется в этот дом в прежнем обличье... Повторяю: Sanctum Officium спасает людские души, «старые расы» интересуют меня только с точки зрения их опасности для человека. Кесарю кесарево. И потом: вам не кажется, мэтр, что уцелевшие нелюди должны знать о происходящем в Артуа несколько больше нас?
        - То есть, - Рауля начало потряхивать от возмущения. - Всё было подстроено нарочно? «Книга Анубиса»? Совет «поговорить» с духом Пертюи?
        - Ну разумеется. А вы чего-то другого от меня ожидали?
        - Это неблагородно!
        - Зато результат налицо. У нас с вами, мессир Ознар, есть четко очерченная цель. Какими средствами мы таковой достигнем - дело десятое. Кстати, верните гримуар: в ближайшее время он вам не понадобится. Вы не испугались заглянуть за грань, я ценю такую смелость, но всему есть предел. В конце концов, на Страшном Суде меня спросят и за ваше Спасение Вечное...
* * *
        После столь бурных событий Рауль уснул только когда у Сен-Вааста и Нотр-Дам д’Аррас начали звонить к заутрене, и то пришлось накапать в вино Laudanum. Смесь подействовала не хуже удара оглоблей по голове: едва успел забраться в постель.
        Как и положено бездеятельному дворянину поднялся лишь к терции[Дневные часы: те из канонических часов, которые читаются в дневное время; а именно: терция (9:00); секста (полдень); и нона (3:00).] . В доме было тепло, хотя за ночь комнаты обычно выстужаются - не все щели законопачены, пригласить бы плотника.
        - Вы?..
        Мэтр замер на пороге кабинета. Вот кто затопил печи - госпожа Верене. В своем прежнем обличье неприятной пожилой обывательницы-горожанки. Коричневое платье мешком, чепец, кисти рук в глубоких морщинах. Ни следа от вечно юной ореады.
        - Я не знаю где он и что с ним случилось, - не тратя времени на пожелания доброго утра сказала мадам. - Боги свидетели, они слышат, что я говорю правду.
        - Решили вернуться? - спросил Рауль, пропустив мимо ушей упоминание о «богах».
        - Мне некуда идти. Уже два десятка лет этот дом - всё, что у меня есть. Мир изменился и никогда не станет прежним. Древним теперь трудно найти пристанище.
        Говорила ореада монотонно, без эмоций и чувств, будто судья оглашавший приговор. Глядела в сторону, создавая впечатление полной отрешенности и безучастности.
        - Э-э... Я не враг вам, - неуклюже сказал мэтр. - И не желаю ничего плохого.
        - Таких как ты мало. Другие убьют не задумываясь. Подожгут дом. Они боятся чужаков.
        - Клянусь, я никому о вас не расскажу! Только пожалуйста, в другой раз не надо стрелять в меня из арбалета. Зачем вы это сделали?
        - Ты воззвал к Бездне. Нельзя. Запрет. Для всех.
        - Почему - нельзя?
        Ореада ответом не удостоила, всем своим видом показав, что если глупость и самонадеянность людские безграничны, то «старшие расы» за это не в ответе.
        - Вы расскажете мне о... Мэтре Гийоме? Он ведь был вашим...
        - Был, - кивнула старуха. Рауль втихомолку попытался проникнуть сквозь наведенный морок, но мысленно прочитанное заклятье истинного зрения действовало плохо: сказывались различия между людской магией, и волшебством Древних. За фальшивой внешностью тенью просматривалась настоящая, но не более. - И унаследовал от отца безумие вашего рода. Тягу к запретному, интерес к Бездне. Меня не слушал. Ищи его сам.
        Вдова поднялась с лавки и шагнула к выходу на крыльцо. Дала понять, что разговаривать более не желает.
        - Последний вопрос, - окликнул ореаду Рауль. - Гийом был крещен?
        - Что-о? - резко обернулась домовладелица. Осознала. - Нет, он посвящен другим богам... Я отправлю к тебе прислугу. Больше не беспокой меня.
        Ох и тяжко общаться с изначальными - даже не потому, что они недолюбливают людей. Они совсем другие. Мыслят иначе, постичь их разум и побуждающие к действию мотивы сложно до крайности.
        Появление ребенка от смертного объяснимо: ореада хотела продолжить свой род, оставив наследнику всё, что знала и чем владела сама, но жестоко ошиблась: человеческое в Гийоме Пертюи возобладало. Ему передалась часть способностей древних, дело оставалось за малым: не поддаться искушениям и слабостям, «старшим расам» не присущим.
        Не сумел.
        Ничего не поделаешь - свобода воли и выбора. Благословение и проклятие рода людского.
* * *
        Погода на севере изменчива: двухдневная оттепель закончилась, сегодня снова подморозило, на подтаявшем снегу образовался жесткий наст. Безветренно, ярчайшее солнце, на небе перышки прозрачных облаков.
        Мэтр собрался в ратушу - к королевскому легисту мессиру Иммону де Пернуа, возглавлявшему малочисленную юридическую братию судебного округа. Неотложных дел нет, хотелось бы взглянуть на архив жалоб и прошений за ушедшую зиму, в отсутствие адвоката их должно было скопиться немало.
        Какое разочарование! Аррас вновь показал себя сравнительно законопослушным городом. Тянущаяся второй год тяжба о наследстве между суконщиком Люше и его сводным братом. Обвинение Жеана из Бернвиля против Пьера из Бернвиля за то, что последний вселюдно назвал дочь Жеана Анну «putain» и «ribaude»[«Проституткой» и
«публичной девкой».] , что может «весьма помешать ей выйти замуж».
        Вот это уже посерьезнее: дело об убийстве из мести, совершенном Рубо из Арраса, мастером гончарного цеха - названный Рубо отплатил насильнику, обидевшему его двоюродную сестру «из чувства глубокой любви и уважения к своему роду, для восстановления своей собственной чести и чести своей кузины». Отпущен до суда под поручительство представителей цеха со штрафом в шестьдесят денье «за обнажение оружия».
        Словом, ничего интересного. Легист его величества посоветовал взяться за дело Рубо
        - оно в любом случае выигрышное, поскольку доказанное свидетелями «deshonneur», бесчестье, будет служить оправданием. Остается дождаться сеньора, до прибытия которого все дела приостановлены - правом высшего суда в графстве обладает Филипп Руврский. Больше для вас предложений нет, мэтр...
        Несомненно, весной-летом тяжб будет гораздо больше, - кому охота судиться по зиме, особенно если ехать в город далеко? - но Рауль снова подумал о том, что если бы не обдуманная щедрость брата Михаила, умер бы в Артуа с голоду: на два ливра жалования из казны долго не протянешь. Один только молодой барон де Шеризи уплатил за исполненный супружеский долг в десять раз больше!
        - Я вас с самой обедни жду, - недовольно сказал телохранитель преподобного расхаживавший у дома на Иерусалимской улице. Выглядел Жак озабоченно. - Приказано спешно проводить в коллегиату и проследить, чтобы мэтр Ознар взял оружие.
        - Оружие? - вытаращился мэтр. - Зачем?
        - Их снова видели, - буркнул Жак. - Неподалеку от Бребьера. Сударь, времени в обрез, пошевеливайтесь, сердечно прошу...
        Меч, - старый, дедовский, - на перевязь, стилет-мизерикордию в ножны на пояс, еще один кинжал в голенище сапога. Эх, арбалет бы, но ведь не попросишь его у мадам Верене?..
        - Бребьер, это далеко? - поспешая за Жаком спросил Рауль.
        - Шестнадцать римских миль от города в сторону Дуэ, сударь. На восток...
        В монастырской конюшне наблюдалось оживление: служки оседлали лошадей, у денников кучкой собрались полдесятка рослых типов, возглавляемых Михаилом Овернским, так и не переодевшимся в доминиканскую рясу. Все при полном снаряжении, словно на битву.
        - Наконец-то, - громко сказал преподобный. - Куда вы потерялись, Ознар? Хотели без вас ехать!
        - Был в ратуше, у легиста...
        - Нашли время! Кляузы смердов и ремесленников подождут. Жак объяснил, что произошло?
        - Призрачная свора?
        - Именно. Прошедшей ночью, рядом с замком Бребьер. Подобрали вам спокойную лошадку, думаю приноровитесь. По седлам, мессиры!
        Через город, до ворот Льевен, коней пустили осторожным шагом - очень скользко, талую воду схватило морозцем, подковы с шипами и фальцами помогают, но если скакун упадет со всадником на лед, костей не соберешь. Только за мостом через речку Креншону, откуда расходились два тракта - в сторону Кале и на Дуэ, - перешли на рысь.
        Торговля в холода замирает. Не приходят десятками купеческие повозки из Фландрии, с побережья или из Франш-Конте, но дороги наезжены: крестьяне подвозят в Аррас зерно, мясо и другие припасы, цеховые ездят по делам в соседние городки, желающие скрасить зимнюю скуку дворяне разъезжают с визитами к соседям. Но в целом окрестности столицы графства выглядят безжизненно - покрытые снегом холмы, обнаженные ветви дубов и вязов, темно-изумрудные пятна сосновых крон и огромных столетних елей. Навстречу проследовали три телеги, со снятыми колесами и поставленные на полозья - крестьяне везли сено в город.
        Как Рауль и догадывался, сопровождавшие Михаила Овернского крепкие молодые люди оказались «Братьями-мирянами сообщества головы Иоанна Крестителя» - служащими Святейшей инквизиции, набираемыми из числа небогатых и безземельных дворян.
        Братья-миряне монашеских обетов не приносили, получали очень солидное жалование от Трибунала и выполняли обязанности, браться за которые принявшим постриг монахам уставом доминиканского ордена формально не дозволялось. Они выступали в роли вооруженной охраны, могли захватить подозреваемого если тот пытался сопротивляться, являлись тайными агентами Sanctum Officium и вообще занимались деликатными поручениями.
        Предводительствовал многоопытный Жак, которому преподобный доверял безгранично. Двое оказались итальянцами, точнее - сицилийцами с норманнскими корнями: Танкред и Арриго ди Джессо, близнецы: соломенноволосые, с квадратными челюстями и широкими скулами, двигаются с изящной средиземноморской ленцой.
        Ролло фон Тергенау - родом из Баварии, темно-рыжий, по виду лет двадцать не более, но два внушительных шрама по левой щеке и наискосок от виска до уха свидетельствуют, что молодость и отсутствие опыта понятия не всегда равнозначные.
        Энцо д’Ортале оказался корсиканцем и целиком на такового походил: ниже остальных ростом, чернявый, смуглый и кареглазый, зато вместо обычного вооружения несет метательные ножи в широком поясе (Рауль подметил, что лезвия или серебряные, или посеребрены), и целых три самострела. Тяжелый боевой арбалет можно закрепить на луке седла, а два изящнейших, явно ломбардской работы с серебрением по ложу, небольших охотничьих самострела предназначены для штучной, ювелирной работы.
        Последний, - Никита Адронион, вел происхождение из Греции, герцогство Афинское, образованное после Четвертого крестового похода. Неудивительно, что он не схизматик, а католик - византийская вера в Греции была вытеснена больше столетия назад, а греческие дворяне влились в католическое рыцарство. Как грек очутился в закрытом сообществе Братьев-мирян остается только гадать...
        Общество, так или иначе, вполне приятное, благородное, а главное - надежное. Шестерка во главе с Жаком представляет собой немалую силу, сразу видно профессионалов. Другим инквизиция не стала бы платить. И, прежде всего, вверять в их руки судьбу и безопасность главы папского Трибунала с легатскими полномочиями.
        - Бребьер - бывший замок тамплиеров, - объяснял по дороге Михаил Овернский. Преподобный вместе с Раулем ехали позади Жака и братьев ди Джессо, остальные составляли арьергард. - Когда храмовников арестовали и осудили за ересь вкупе с дьяволопоклонничеством сорок лет назад, имущество Тампля, включая крепости и прочие строения, было передано ордену госпитальеров. Теперь в Бребьере иоаннитская комтурия, входящая в «Провинцию Франция». Рыцарей в Артуа немного - чуть больше десятка, еще тридцать сержантов. В войну между Филиппом Валуа и Эдуардом Английским не вмешиваются, содержат лечебницу и лепрозорий, торгуют потихоньку.
        - Откуда они узнали о своре? - спросил Рауль.
        - Не они. Поутру, едва я успел отделаться от знакомой нам ведьмы, примчался конный посланец деревенского кюре. Старался говорить спокойно, но чрезмерное возбуждение и признаки паники я заметил сразу. Дикая Охота объявилась под стенами Бребьера перед рассветом, призраков заметили, разбудили священника... Тот приказал немедленно сообщить в инквизицию.
        - А что же с ореадой, ваше преподобие? Я был потрясен, увидев ее утром дома!
        - Вы другого ждали? Чего? Если Священный Трибунал бросится немедленно истреблять всех нелюдей, оставшихся в Европе, о других делах можно смело забыть - представителей так называемых «старших рас» осталось совсем мало, но если охотиться за каждым? Тогда что? Их сотни, может быть тысячи. Они вымрут за ближайшие два-три века и без нашего участия, тем более, что Древние стараются не причинять людям неприятностей - знают о неотвратимом возмездии. Существа несущие осязаемое зло - совсем другое!
        - Смогли что-нибудь вытянуть из ореады?
        - Боже упаси! Предупредил, что если повторится история с арбалетом и пострадает хоть один человек, тогда мы за нее возьмемся всерьез - пусть не вмешивается в людские дела. Почует опасность для себя, захочет что-нибудь рассказать, сама придет. Перед восходом солнца я ореаду отпустил: у меня нет власти над не-людьми. Но если бы у Древних была своя инквизиция, думается, мы бы сотрудничали!
        Лошадки, - а в конюшнях Sanctum Officium заморенных одров не держали, отдавая предпочтение дорогим, рослым и выносливым кастильским скакунам, - шли уверенной крупной рысью: если не остановишь, к вечеру очутишься едва ли не в самом Брюсселе!
        Далеко впереди, средь сверкающих льдистыми адамантами всхолмий показалось темное пятнышко.
        - С тракта направо, - подсказал внимательный Жак. - Крепость Бребьер.
        Слово «крепость» было, вне сомнений, некоторым преувеличением. Двести пятьдесят лет назад тамплиеры избрали для строительства одного из многих своих форпостов выветрившийся скальный выход в Арденнских предгорьях.
        Много путешествовавший по Лангедоку Рауль видел то самый Монсегюр, оплот еретиков-катаров, стоявший на колоссальной отвесной горе высотой чуть не в милю, а Бребьер возвели на груде выпрастывающихся из гребня холма и поеденных временем гранитных глыб - правда, ну очень здоровенных, каждая с двухэтажный городской дом.
        Рыцари-храмовники не мудрствовали - северная Франция это вам не Святая земля, где каждодневно грозит нападение сарацин, а значит строить колосса вроде замка Крак-де-Шевалье смысла не имеет. Для эффективной обороны на случай какой-либо неприятной неожиданности (к примеру норманнский или фламандский разбойный налет, что в позапрошлом XII веке еще изредка случалось) вполне достаточно квадратной башни-донжона, у соседей в Священной Империи называемой «бергфридом», двора огороженного стеной в три человеческих роста и ворот с опускающейся решеткой.
        Очень просто и очень разумно. Окружающая местность с башни простреливается, лес вокруг вырублен на расстоянии полумили чтобы видеть подходы. При необходимости до прибытия подкреплений замок смогут защищать человек десять-двадцать, хватило бы стрел для луков и арбалетов.
        Тамплиерская символика давно исчезла - на донжоне колышется черный стяг ордена святого Иоанна Крестителя с восьмилучевым белым крестом посередине. Над створками ворот когда-то находился резной каменный медальон с куполом Храма Иерусалимского, но теперь он сбит долотом, контуры едва угадываются.
        Михаил Овернский спрыгнул с седла, перебросив поводья лошади Арриго ди Джессо. Покачал головой, ткнув затянутым в перчатку кулаком в запертые наглухо ворота. Странно - носители белого креста закрывают вход в комтурию только находясь в состоянии объявленной войны.
        По уставу рыцарства святого Иоанна, каждый христианин сражающийся с оружием в руках против сарацин может войти к госпитальерам в любое время дня и ночи, получить помощь, еду, кров и по необходимости лечение. Открытые ворота всегда прекрасно охраняются - разбойникам госпитальеров не взять, научены.
        - Кто, с какими намерениями? - донеслось сверху. Меж зубцами стены над воротами возник силуэт человека в черном. От шлема отразился солнечный блик, а никакой рыцарь не станет надевать шлем без серьезного повода.
        - Святейшая инквизиция! - без малейшей паузы провозгласил брат Михаил. - Куриальный представитель Папы и Апостольского Понтифика Климента! Именем Святой Церкви и Господа нашего Иисуса Христа!
        - Ваши полномочия, - твердо сказал госпитальер. - Передайте.
        Отворилось зарешеченное оконце в воротах.
        - Куда мы катимся, а? - тихонько проворчал под нос доминиканец, изымая из поясной сумки пергамент. Просунул сквозь ржавые прутья. - Если не верят инквизиции, то кому вообще верить?
        Окошечко захлопнули. От взгляда Рауля не ускользнуло, что Жак незаметным жестом приказал остальным Братьям-мирянам приготовить оружие. Мало ли.
        Дверь-калитка, врезанная в левую створку ворот Бребьера бесшумно отворилась. Петли не скрипнули, иоанниты тщательно следили за обителью, не упуская любых мелочей.
        - Вам дозволено войти, - сказал бородатый рыцарь, загородивший проем. - Лошадьми займутся сержанты ордена.
* * *
        С госпитальерами дело тоже обстояло не совсем чисто: в 1307 году король Филипп IV Красивый, обвинив Тампль во всех смертных грехах (злые языки поговаривали, что причиной тому был долг его величества храмовникам в двести тысяч флоринов и полмиллиона ливров) уничтожил знаменитый орден, значительная часть собственности которого перешла рыцарям святого Иоанна.
        Часть тамплиеров репрессии не затронули - некоторые братья вовремя отреклись, покаялись и влились в ряды Госпиталя, но оставался открытым вопрос: искренним ли было покаяние? Все ли сомнительные тайны рыцарей-еретиков оказались достоянием инквизиции, проводившей тщательное расследование на протяжении целых семи лет?
        И Рауль, и уж тем более Михаил Овернский небезосновательно полагали, что далеко не все. Репутация у тамплиеров была скверная - заигрались они с опасными тайнами, подозрительной магией и оккультизмом.
        Стоит отдельно напомнить, что из числа великих приоров, посвященных в наиболее охраняемые секреты капитула Тампля, нескольким удалось ускользнуть от короля и Священного Трибунала. Их местонахождение не установлено доселе, четыре десятилетия спустя.
        Наверное, это единственный в истории случай, когда инквизиции, при всех ее неограниченных возможностях и полномочиях, не удалось целиком и полностью разгромить противника. Три командора тамплиеров исчезли бесследно, за их головы назначалось колоссальное вознаграждение - на эти деньги можно было купить графство с тремя городками и полусотней деревень с холопами, получить полное отпущение грехов и всевозможные привилегии, но...
        Но ничего. Никто не польстился на золото и щедрые посулы.
        Как знать, не скрываются ли бывший генеральный визитатор Франции и Англии вместе с командорами Оверни и Прованса под черными плащами иоаннитов, сочувствовавших падшим собратьям? Следствие по обвинению храмовников Sanctum Officium еще не закрыто, а на хранящихся в Авиньонской курии подшивках с материалами дела без малого полувековой давности до сих пор выведено красными чернилами: «Изучать до полного искоренения, бессрочно».
        Сомнительно, что рыцари захолустной крепости Бребьер имеют хоть какое-то отношение к делам давно минувшим, но осторожность не повредит. Особенно если учитывать, что мессир комтур - Сигфруа де Лангр, бывший тамплиер. Из числа раскаявшихся и отвергнувших заблуждения. Это достоверно выяснил брат Михаил, на всякий случай изучивший хранившиеся в архивах доминиканской коллегиаты Арраса материалы следствия над местными храмовниками от 1307 года.
        - Рекомендации прежние, - шепнул доминиканец Раулю, пока сержанты провожали гостей комтурии наверх, пред светлые очи его милости. - Говорим мало, слушаем много, сочувствуем и оглядываемся. Ваши способности, мэтр, пригодятся - взгляните на замок своим зрением, вдруг что заметите?
        - Пока, вроде бы, ничего особенного.
        - Дьявол, как всегда, в мелочах, мессир Ознар...
        Следов копыт и запаха серы Рауль в комтурии не заметил. Добротное, крепкое хозяйство, как и заведено у госпитальеров. Содержится в идеальном порядке, по сравнению с городом чистота просто-таки изумительная. Под скальным выходом расположены несколько дополнительных построек - лепрозорий на два здания, часовня и отдельно странноприимный дом на два-три десятка паломников, направляющихся в Аррас к святому Ваасту.
        Приют для прокаженных скромен: крытые соломой вытянутые домики по старой норманнской традиции обнесены булыжной оградой, рыцари за свой счет заботятся об отверженных, кормят больных лепрой, дают им духовное утешение, а тех, кто еще может работать привлекают к обработке добываемого в карьере камня или вырубке леса. Благое дело, божеское - пусть лучше прокаженные живут здесь, чем шатаются по графству, разнося опасную и неизлечимую заразу.
        Сигфруа де Лангр, рыцарь в возрасте почтенном, наверняка разменявший седьмой десяток, был седовлас, статен и величествен - прямая спина, роскошная окладистая борода, волосы пострижены в кружок, «горшком», с выбритыми затылком и висками, как предписывается уставом. Взгляд суровый - видно, что этот человек привык повелевать и приказы его исполняются беспрекословно.
        Огорчило то, что комтур принял визитеров с прохладцей, стоявшей на грани неуважения. И даже хамства.
        - Времена настали, не приведи Господи, - мессир де Лангр расхаживал вперед-назад по плоской крыше донжона Бребьер, где и изволил принять брата Михаила со свитой. Будто не знал, что они с дороги, могли замерзнуть и проголодаться. - Вот в прежние времена: если соизволит навестить Священный Трибунал, так непременно полтора десятка многоученых клириков, и обязательно в запряженных о шести-конь дормезах с печкой и перинами на лежанках. Да еще охрана из сицилийских норманнов, да слуги. На милю караван растягивался...
        - Весьма приятно, что вы столь хорошо помните события триста седьмого года, - преспокойно ответил доминиканец, не пытаясь скрывать легкого сарказма. - Значит, Святейшая инквизиция сумела оставить в памяти не только дормезы с перинами, но и другие, более достойные и глубокие впечатления. Напомню: я приехал в Бребьер не по собственной прихоти, сударь.
        - Конечно, ваше преподобие, - осклабился комтур, будто щерящийся пес подняв верхнюю губу и показав удивительно здоровые для его возраста зубы. - Ведь не сообщи приходской кюре в капитул о происшедшем, это следовало бы расценивать как недоносительство?
        - В том числе. Или вы рассчитывали управиться сами?
        - С чем «управиться»? - Сигфруа де Лангр поубавил резкости в голосе. - Мессир де Го, я рукоположен и вправе совершать таинства, но уступаю обязанность выступить против сил сатанинских тому, кто знает о них больше меня.
        - Де Го? - вздернул брови брат Михаил. - Не помню, чтобы нас представляли друг другу.
        - Зато я имел честь видеться с вашим дядюшкой. Тридцать четыре года назад.

«Папа Климент V лично допрашивал в Авиньоне часть обвиняемых по делу Тампля, - сообразил внимательно слушавший Рауль. - А у госпитальеров сеть осведомителей мало уступает инквизиционной: комтур запросто мог узнать происхождение главы внезапно объявившегося в графстве Артуа Трибунала!».
        - Надо же, какое совпадение, - невозмутимо ответил преподобный. - Вас оправдал сам Папа, следовательно я вовсе не имею каких либо претензий к одному из благочестивейших рыцарей ордена Иоанна Крестителя... Если вам, сударь, не надоели пикировки и желание припомнить старые обиды - можем продолжать сколько будет угодно. Однако у меня есть предложение перейти к главному. Судя по недавним словам, вы знаете, для чего и зачем Святой престол отправил меня в Аррас.
        - Осведомлен, - согласился госпитальер. - Вы не мясник и не крючкотвор наподобие многих из вашей братии. Занимаетесь делом.
        - Выполняю свой христианский долг, не более. Послушайте, Лангр, не будет ли вам угодно пригласить нас всех в теплое помещение, предложить крепкого Cahors, которым так славны погреба иоаннитов и не рассказать подробно о случившемся прошедшей ночью? Поверьте, так мы гораздо быстрее сможем объяснить феномен и понять, как этому противодействовать.
* * *
        Присловье о том, что со своим уставом в чужой монастырь лезть не следует, пошедшее еще со времен святых Франциска и Доминика, создавших нищенствующие ордена резко отличающиеся от хозяйственных и богатых бенедиктинцев, действовало и в комтурии госпитальеров.
        Сигфруа де Лангр настоял на приватном разговоре с Михаилом Овернским - один на один, никаких свидетелей. Братьев-мирян во главе с Жаком отправили в трапезную для рыцарей, отдыхать и отведать постное. Преподобный намекнул было, что мэтр Ознар из Парижа должен бы поучаствовать в беседе, но встретил жесткий отпор: чем меньше ушей, тем лучше. Я настаиваю.
        Рауль покушал селедки, гречи и безвкусной вареной репы, сопроводив немудрящее угощение рыцарей-монахов дурным вином с окрестных виноградников, а затем отправился гулять по замку. Ему было скучно. Больше того - строгие госпитальеры выставили наладившихся было сыграть в кости братьев ди Джессо и остальных на двор: тут вам, мессиры, монастырь. Не искушайте братию греховными развлечениями.
        Мессиры смиренно вышли на свежий воздух, нашли пустую бочку, использовав ее в качестве игрального стола и деловито расселись вокруг на лавках. Первая ставка - пять серебряных денье.
        За Раулем никто не присматривал - братия и сержанты занимались своими делами, коих было в достатке: уход за больными в лечебнице, распределение обязанностей между монастырскими крестьянами (на орденских землях окрест находилось пять деревень) и, конечно, продолжался литургический богослужебный круг, как и во всех обителях от Византии до Португалии - колокол часовни отзвонил нону.
        Госпитальеры не только монахи и лекари, орден был создан прежде всего для вооруженной защиты пилигримов, направлявшихся в Иерусалим. В Бребьере находился вполне солидный арсенал, отчасти доставшийся от прежних владельцев замка: на некоторых клинках выгравированы знаки храмовников. Коллекция недурна: есть даже сарацинские островерхие шлемы с масками, явно привезенные как трофеи из Святой земли.
        А здесь у них что, разрешите поинтересоваться? Низкая полуоткрытая дверца из потемневших от влаги и времени досок, за ней спуск вниз, к фундаменту замка. На удивление светло - солнечные лучики проскальзывают через пробитые в камне щели-бойницы шириной всего в три пальца. Пахнет сыростью и подгнившим деревом.
        Взглянем.
        Бребьер очень невелик, заброшенные помещения тут выглядят странно - любому закутку есть применение. Отчего вдруг иоанниты забыли про обширный полуподвал? Или у рыцарей были свои соображения?
        Ого, да это же бывшая часовенка! Прямо впереди полукруглая апсида, смотрящая на восток. Алтарное возвышение со сложенным из камня престолом, на горнем месте - покосившееся старинное кресло. Распятия над алтарем нет, лишь вбитый крюк, некогда удерживавший крест, икону или статую.
        Куда интереснее роспись по стенам - местами штукатурка отсырела и облезла, но отдельные картины различимы: вот чудо евангелиста Иоанна, коего язычники бросили в котел с кипящим маслом. Снова Иоанн - теперь на Патмосе, внимает ангелу. Это, конечно же, Мария Магдалина в красном платье и почему-то с ребенком, поднятым на руки. Сверху над чадом литеры «JD».
        Вот оно что. Понятно-понятно - «JD», «Иосиф Сладчайший». Ересь, за которую брат Михаил без малейшего сострадания отправит на костер, да еще и подпалит его собственными руками.
        Изображенный неизвестным художником дитятя - плод Sacra follia amores, «любви священнобезумной» в представлении катаров-альбигойцев. Ребенок, якобы рожденный Магдалиной через непорочное зачатие от...
        От...
        От кого именно - не то, что вслух говорить, даже думать не рекомендуется.
        Интересные молельни были у здешних храмовников, ничего не скажешь. Понятно отчего часовенка пуста и заброшена: место недоброе, оскверненное.
        Рауль насторожился. Внезапно со стороны алтаря волнами нахлынули эманации магии, присутствие человека будто бы разбудило дремавшую силу. Чары не самые могучие, скажем прямо - слабенькие, скрытые, но для «второго зрения» различим жемчужный цвет с муаровой рябью. Волшебство, некогда сотворенное человеком.
        Носком сапога мэтр разворошил скопившиеся за долгие годы мусор и пыль. Присел на корточки. Всмотрелся.
        Занятно.
        На камнях валялся грубо отлитый из сплава олова с серебром крестик-распятие, размером с полторы фаланги пальца. Плечи креста выгнуты, на обратной стороне два сохранившихся крепления, еще два сломаны. Знакомая вещица, такие крепятся к рукояти меча, даруя ему волшебную силу. Из сотни подобных оберегов девяносто девять - подделки, не имеющие никакой ценности, а этот, удивительное дело, настоящий.
        Чья работа - неизвестно, но судя по едва различимому клейму в виде иудейской буквы
«алеф», похожей на латинскую «x», может быть сработано в Палестине. Что за заклинания наложены, так сразу и не понять - активировать их обычными способами не получилось. Наверное и к лучшему, чего доброго шарахнет молнией, один пепел останется - случалось. Логично: если оберег свалился с оружия тамплиера, значит нельзя исключать возможность боевых чар...
        - Вас все ищут! - громыхнуло за спиной. Рауль незаметно подхватил крестик, сжав в кулаке. Оглянулся. Насупленный и встревоженный орденский сержант глядел неодобрительно. - А сюда, господин, ходить не благословляется... Приказано вас хоть из под земли добыть!
        - Кто ищет? - спросил Рауль.
        - Отец-инквизитор. Там наверху такое...
        - Да что?..
        - Идемте уже, сударь!
        Экая странность: совсем недавно стоял погожий солнечный день, а теперь над Бребьером стремительными потоками несутся серо-свинцовые тучи. Ветер - холодный, пробирающий до костей.
        И пугающе постоянный.
        Ветер с юго-востока, без порывов и смены направлений.
        На вершину башни Рауль вместе с сержантом взобрались прыгая через три ступени. Капризами северной погоды наблюдаемое явление не объяснишь, равно и бегающие по желтоватым камням замка призрачные огни святого Эразма Формийского. Днем холодных светлячков не всегда заметишь, до заката далеко, а сумерки наступили такие, будто давно вечер.
        - Вы неслыханно расторопны, - сквозь зубы процедил его преподобие. - Произойди Страшный Суд, Рауля Ознара отправили бы в чистилище последним... Смотрите!
        Михаил Овернский вытянул руку. Собравшиеся на донжоне госпитальеры не отрывали взглядов от вершины соседнего с замком холма и скороговоркой шептали молитвы.
        - Идет Дева по колено в лесных кронах, - заворожено молвил Рауль. - Иисус и Мария, святые апостолы...
        Зрелище наводящее дрожь. Неимоверно огромный призрак, - или что оно такое на самом деле? - шествовал мимо Бребьера к северу. Смертно исхудавшая чудовищная женщина в белом саване, спутанные волосы вьются по ветру. Вершины самых древних елей едва доставали фантому до середины бедра. В прорехах ткани виднелись тощие бедра, покрытые синюшными пятнами.
        Мертвый ребенок на руках, прижатый к груди. Скелетик, обтянутый желтоватой кожей.
        Очертания размыты, глаз не улавливал деталей, но целостная картина составлялась без труда - впалые щеки, глубоко запавшие глазницы обведенные темными кругам, узкие синюшные губы. Рауль подумал, что если это сейчас взглянет на него - лучше смерть... Что угодно, но только не видеть мертвых глаз Девы!
        Она начала медленно оборачиваться через плечо.
        - Не смотрите! - заорал Рауль, поначалу даже не осознав, что слышит собственный голос. - Отвернитесь! Нельзя смотреть!
        Сам упал на колени, потянув за собой брата Михаила. Закрыл лицо ладонями. Зубы стучали будто от озноба.
        Ветер. Ровный неостановимый ветер, доносящий смрад тления.
* * *
        Сорока пятью милями к северу, в окрестностях Лёмбра, английский отряд под командованием оруженосца Годфри Адисема попал в буран.
        Нынешний комендант Кале и один из лучших командующих короля Эдуарда III, сэр Уолтер Моуни, третьего дня отправил по окрестностям фуражиров - в Ла Манше начались весенние шторма, подвоз продовольствия с Альбиона прекратился, а запасы иссякали. Раздобыть сено, хлеб и скот можно было только на враждебной территории.
        Нарушение перемирия? О чем вы, господа? Французские смерды могут сколько угодно жаловаться своим хозяевам, в конце концов никто не собирается проводить реквизиции в дворянских замках, а жаки-простаки потерпят!
        Грабеж? Нет, это война. Приостановленная, но не законченная.
        Сопровождали Адисема четырнадцать вооруженных всадников - набранные из простонародья и горожан лучники, во время кратких вылазок оставлявшие свое смертоносное оружие, «longbow», в городе, пользуясь более практичными фальшионами и пиками: их вполне достаточно, чтобы припугнуть сиволапых, если те надумают возражать.
        За отрядом тащились две телеги, забитые мешками с пшеницей - рейд удался, вытрясли из двух деревень епископа Сент-Омерского всё, что смогли. Пяток слишком наглых холопов зашибли, но вроде не до смерти - встанут на ноги через денек-другой, это живучее племя.
        Буран налетел с внезапностью необычной даже для побережья Па де Кале, постоянно находящегося под ударом бурь, приходящих со стороны моря. Тучи образовались будто бы сами по себе, только что мела поземка, а тут вдруг повалил мелкий и очень густой снег. По сторонам дороги взвились стремительные вихорьки, оставшиеся в хвосте колонны всадники не могли разглядеть идущих впереди.
        - Не растягиваться! - прокричал Адисем. - Здесь такое бывает, не заблудимся! Слева лес, справа лес, сбиться в пути невозможно! Шагом па-ашли!
        Ветер выл среди сосен на разные голоса; то казалось, что рядом взлаивает стая псов, то чудился рев медведя или стон выпи. Весь мир затянуло белой пеленой. Жесткие снежинки царапали кожу.
        Оруженосец начал понимать, что это не обычная буря и противореча своему же приказу пустил коня мелкой рысью. Очень хотелось дать шпор и как можно быстрее на галопе выскочить из странной метели - под солнце и голубое небо...
        Адисему повезло - он сумел оторваться от отряда шагов на пятьдесят. Леденящий кровь вопль заставил оглянуться, жеребец перепугано всхрапнул и затанцевал под седоком.
        Кричали уже несколько человек - такие звуки люди издают только один раз в жизни, в первый и последний. Адисему почудилось, что за снежной круговертью вспыхивают бледно-синие огни, мелькают тоненькие молнии, а там, позади, с ясно различимым шуршанием рассекает морозный воздух огромное лезвие, вздымающееся и падающее на головы смертных.
        Только это не меч и не сабля. Это коса на длиннющей темной рукояти.
        - Pater Noster qui es... - выдавил Адисем. - Дева Всеблагая...
        Визг и сбивчивые призывы о помощи утихли. Мимо оруженосца промчалась обезумевшая от страха лошадь без всадника.
        Появился другой звук, еще более устрашающий. Чье-то дыхание - тяжелое, сиплое, так хрипит человек с перерезанным горлом. Под огромными ступнями заскрипел снег. Шаг, другой, третий...
        Бесформенная тень, отдаленно похожая на тощего мужчину ростом в три полных туаза и несущего на плече крестьянскую косу, медленно прошествовала неподалеку от Адисема наискосок, к лесу. Скрылась в бурлящей мгле.
        Конь англичанина взвился на дыбы, сбросив всадника - оруженосец камнем вылетел из седла, упал на спину, дыхание перехватило. На несколько мгновений потерял сознание.
        Когда очухался и сообразил, что произошло, начал отползать к деревьям, подальше от места, где было замечено хрипящее чудовище.
        Ураган стихал, снежинки осели, в прорехе облаков мелькнул солнечный луч. Заставить себя встать Адисем не мог - хотелось лишь забиться в ямку под корнями сосны, зарыться в снег, спрятаться, исчезнуть.
        Он где-то там, неподалеку. Он ищет меня!
        Он знает, что я здесь!
* * *
        Замерзшего до полусмерти оруженосца вскоре нашел второй отряд фуражиров, возвращавшийся в Кале после удачного грабежа по той же дороге, ведущей от Кельма на Норткер и далее к побережью. Попутно обнаружили четырнадцать трупов, страшно изувеченных - как вечером было доложено его милости Уолтеру Моуни, «тела людей и коней были обескровленные и разрезанные напополам, подобно тому, как крестьянки режут крутые яйца волосом».
        Добиться от Адисема внятных разъяснений удалось на третий день, когда спал жар и отчасти ушло кратковременное безумие, вызванные пережитым кошмаром. Сэр Моуни потребовал, чтобы на допросе оруженосца присутствовал капеллан крепости, отец Дионисий, по должности разбиравшийся в дьявольских каверзах и наваждениях.
        - Косарь, - убежденно сказал священник, выслушав рассказ Адисема. - Косарь, будь он проклят! Предвестник великих несчастий и бед, появляющийся на полях отгремевших и будущих сражений, убивающий всех без разбора. Говорят, Косаря порождает не сатана, а человеческая жестокость...
        Уолтер Моуни посмотрел на капеллана очень хмуро. Ему, как командующему гарнизоном Кале не раз доносили об устрашающих явлениях в округе: огненные колеса в небесах, рождение женщинами неслыханных уродов, безголовые скелеты выходящие по ночам на кладбища, появляющиеся и исчезающие нищенки в окровавленных платьях - вроде бы бесплотные, но охотно принимающие у добрых христиан монетки.
        Теперь еще и Косарь, провались он в геенну!
        Последний раз на памяти Моуни эта тварь появлялась после битвы при Креси, полтора года назад, в ночь на 27 августа 1346 года - прошел по английскому лагерю, утянув за собой добрый десяток душ...
        Господи, что же происходит? К чему готовиться? Чего ожидать?
        - Отчитаю двенадцать покаянных псалмов, - тихо сказал отец Дионисий, видя выражение лица сэра Моуни. - Заступничество Небес нас не оставит...
        - Читайте отче, читайте! На каждой мессе! С усердием!.. Сэр Ричард Арунделл? - комендант повернулся к одному из рыцарей. - Потери списать на нападение французов. Так в Тауэр и доложить: перемирие нарушено. И чтоб ни слова никому! Слухи пресекать! Адисема побыстрее отправить в Англию, не хватало только сумасшедших в войске...
        Глава четвертая
        В которой мертвый опять становится мертвым, живые терзаются сомнениями, инквизитор музицирует, а в еврейском квартале Камбрэ так смердит уксусом, что хоть фальшион вешай
        Аррас - Камбрэ.

5-7 марта 1348 года.
        - Идет Дева по колено в лесных кронах, - брат Михаил остро посмотрел на Рауля. - Мэтр, вы ведь не импровизировали? На башне вы произнесли эти слова с такой интонацией, будто цитировали кого-то? Кого?
        - Прокопий Кесарийский, византийский хронист и ученый муж, - ответил мэтр. - Шестой век по Рождеству. Думал, вы узнаете...
        - Предпочитаю богословие и демонологию изучению скучных исторических трактатов. Списки встречал, но не углублялся. И что же Прокопий?
        - Сказано: целью изучения истории является не только ознакомление с событиями прошлого, но и приобретение опыта на будущее время.
        - О, это святой Августин!
        - Совершенно верно. Прокопий описал мор, возникший в Империи около 540 года от Пришествия, известный как «Юстинианова чума». В одном только Константинополе тогда вымерла едва не половина населения.
        - Надеюсь, происходящее сейчас на юге не носит столь фатального характера, а отправители донесений преувеличивают. У страха глаза велики. Пускай Святейший Папа уехал из Авиньона, пускай известно о многих смертях в курии...
        - Вы сами верите в то, что говорите? - осведомился Рауль.
        - Откровенно? Нет, не верю. Хочется надеяться на лучшее, но получается плохо.
        - В летописном своде эпохи Юстиниана есть сведения о знамениях, сопровождавших чуму. Включая Моровую Деву, которую мы имели несчастье наблюдать вчера. Описание - слово в слово. Призрак гигантской женщины с мертвым ребенком, то в белом саване, то в окровавленном платье видели неподалеку от Антиохии и Триполи, в Малой Азии и Италии, куда потом пришла чума. Прокопий Кесарийский упоминает Моровую Деву не только в связи с эпидемией - она появляется во время жестоких войн, а тогда Византия билась с персами и варварами-германцами. Не нравятся мне такие предзнаменования, ваше преподобие.
        - Вы что-нибудь предлагаете? Конкретное? Закрыть въезд в город, вооруженные заставы на границах графства? Что мне порекомендовать сенешалю Готье де Рувру? Он молод, неумен и неопытен, однако у Готье хватает рассудительности спрашивать советов. Учтите, любое ограничение на передвижения к началу весны вызовет существенные затруднения в торговле, а значит снизится поступление пошлин и податей в казну его светлости графа Артуа.
        - Не знаю! - воскликнул Рауль. - Я никогда не сталкивался ни с чем подобным!
        - Хорошо, давайте вернемся к замечанию святого Августина Гиппонского о приобретении опыта на будущее через знакомство с прошлым. Самое время применить эти знания. Прокопий описывал способы лечения чумы?
        - Нет. Зато у других авторов древности можно найти. Гален, святой Диомид, Аретей из Каппадокии... Очень подробно в персидской «Медицинской книге, посвященной Мансуру» авторства Мухаммада Ар-Рази. Практически у каждого указан универсальный рецепт спасения, нам не особо подходящий: «cito, longe, tarde» - бежать из зараженной местности скорее, дальше и возвращаться как можно позднее...
        - Не торопитесь, я запишу, - брат Михаил чиркал стилом по пергаменту. - В монастырях Арраса богатые библиотеки, копии этих трудов наверняка отыщутся. Сейчас же отправлю монахов на поиски. Сможете составить свод рекомендаций для францисканских лекарей-инфирмариев? Возложу на них миссию следить за положением в городе и осматривать приезжих.
        - Разве это в ваших полномочиях? Что скажет архидиакон, узнав о таком самоуправстве?
        - Ничего не скажет. Преосвященный Гонилон будет счастлив, если кто-нибудь избавит его от выполнения навевающих тоску прямых обязанностей. Напомню, у меня права папского легата, чьи распоряжения обязательны для всех служителей Матери-Церкви в Аррасской епархии. В соседних, кстати, тоже.
        Михаил помолчал и мимолетно улыбнулся.
        - Не унывайте мэтр, мы еще поборемся - если с нами Бог, то кто против нас?
* * *
        Итоги поездки к госпитальерам в Бребьер никак нельзя было назвать положительными и позволяющими сдвинуть с мертвой точки дело о «Дикой охоте», случаях невероятного безумия и появлении «ходячих трупов».
        Видение Моровой Девы, исчезнувшей столь же внезапно, как и появившейся, не причинило вреда никому из рыцарей-иоаннитов, гостей обители и содержащихся в лечебнице недужных. Единственно, беспокоились лошади и прочая домашняя скотина - дело обычное, животные куда острее чуют опасность, исходящую от нечисти.
        Комтур де Лангр предложил переночевать в замке - дело к вечеру, не стоит рисковать. Михаил Овернский отказался, сухо объяснив, что у него срочные дела в Аррасе и присутствие в городе главы Трибунала обязательно. Порекомендовал назавтра силами рыцарей и сержантов комтурии внимательно осмотреть прилегающие к Бребьеру холмы и яры, на предмет всяких неожиданностей. Кладбищ-то здесь хватает, мало ли?.
        - Жаждете узнать, что мне поведал Сигфруа де Лангр? - спросил брат Михаил Рауля на обратном пути. - Увы, как и у всякого бывшего тамплиера его милость терзает страстишка к тайнам, многозначительной недосказанности, к секретам только для избранных. Равно и страх, неизбывный и глубокий.
        - Страх? - не понял Рауль. - Перед чем?
        - Да перед всем! Во-первых, начинал-то он еще при магистре Жаке де Моле, посвящение принял в 1305 году, благодаря знатному происхождению и связям сразу вошел в капитул Тампля провинции Пикардия. Кое о чем наверняка слышал или сталкивался лично - запретные обряды, магия, оккультные науки. Знает, что силы потусторонние реально существуют и могут действовать в нашем мире. Во-вторых, прошел через следствие по делу Тампля и чудом выкрутился - благодаря молодости и хорошо подвешенному языку. Следовательно, отлично представляет, на что способна инквизиция, ухватившаяся за ниточку и начавшая распутывать клубок. Третье: карьера в Госпитале, - прямо скажем, не самая блестящая, комтур захудалого монастыря на окраине католического мира! - при любой оплошности окажется под угрозой: Sanctum Officium может простить раскаявшегося грешника, но ничего не забывает! Отсюда и страх сделать что-нибудь не так, неправильно, потерять равновесие и упасть в пропасть, на краю которой уже стоял. Понимаю его - годы берут свое, хочется умереть в мире и согласии, после исповеди и последнего причастия. Сразу попасть в рай.
        - Думаете, он что-то скрывает? Грехи юности?
        - Не исключаю. Привычки-то въелись накрепко. Что рассказал? Перед заутреней стража Бребьера увидела приблизительно то же самое, что и Бенедикт Отрингенский: обходящие крепость четыре всадника, окруженные сворой псов. Колдовские огни. Неудивительно, что сержанты перепугались... Это всё знакомо, ничего нового. Меня озадачили другие слова де Лангра. Комтур вскользь намекнул, что дьявольщина вовсе не обязательно направляется злой волей Люцифера, нежданно-негаданно решившего погубить графство Артуа. Как знать, не заинтересованы ли в этом смертные?
        - То есть? - мэтр выпрямился в седле. - Каков смысл?
        - Смыслов множество, мессир Ознар. Артуа зажато между враждебным Кале, не самой дружественной Фландрией и якобы нейтральной Священной Римской империей, чьи князья в действительности ведут двойную игру - свара между Филиппом Валуа и Эдуардом им на руку, король Англии за последние годы задолжал имперским маркграфам огромные суммы, потраченные на войну. Филипп надеется на военную помощь. Кто в выигрыше?
        - Император, рейхстаг и германцы.
        - Именно! Графство Артуа - не только ключ к Парижу, отсюда прямая дорога на Амьен и далее к столице. Артуа является важнейшим форпостом королевства на северо-востоке. Перекрестье торговых путей с севера на юг и с запада на восток. Связующее звено. Его величество Филипп Шестой, потеряв графство, сильно рискует - снижение доходов казны короля окажется весьма чувствительным. О политических последствиях и говорить нечего, англичане недаром избрали близлежащий Кале своим плацдармом: скопить силы и ударить на Артуа, выхватить из рук династии Валуа север, прервать связи со Священной Империей, Данией и Норвегией. С учетом захваченной Эдуардом Гаскони, Франция оказывается в торговой и морской блокаде. Последствия представляете?
        - Да, но... Но при чем здесь Дикая охота и прочие ужасы, с которыми мы сталкиваемся?
        - Во-от, сударь! Задали верный вопрос! Запугать дворянство и простецов. Добиться воцарения всеобщего ужаса. Деморализовать. Спровоцировать гнев Святой Церкви. Приучить к мысли, что эта земля - проклята. После чего войти сюда избавителями. Не сомневаюсь, что впереди пойдут священники с кадилами и хоругвями. Вопрос только в том, будут они англичанами, фламандцами или французами.
        - Разве Церковь не стоит над государствами? Разве Церковь не едина и не блюдет единые интересы?
        - Блюдет, - кивнул Михаил Овернский. - Но выбирая между Церковью и Францией, я выберу Церковь Франции. Поняли меня?
        - Изящный каламбур.
        - Реалистичный. Сигфруа де Лангр неплохо разбирается в политике, выдвинув обоснованную теорию: чертовщина здесь началась после неудачи при Креси, верно? Заинтересованная сторона одна - Англия. По Нарбонну вы знакомы со многими магиками, скажите, кого из английских чародеев следовало бы опасаться? Кто из них способен на подобную авантюру?
        - Обычный наводящий вопрос, - скептически хмыкнул Рауль. - Хотите, чтобы я раскрыл имена?
        - Имена, - вздохнув, сказал брат Михаил, - я отлично знаю. Наперечет. Одербер из Кентербери. Беллон Йоркский. Гифред из Каллахана. Дальше перечислять?
        - Не нужно, - Рауль насупился. Инквизитор снова доказал, что владеет сведениями, считавшимися тайной, доступной немногим. - Одербер - бездарь и шарлатан. Беллон увлекается друидической магией и дела мирские его не интересуют. Совершенно безобидный человек отдающий предпочтение зверюшкам, деревьям и познанию материи. С Гифредом я знаком мало, но политикой он не интересуется.
        - Их могли перекупить? Пообещать золотые горы?
        - Беллона Йоркского точно нет. Гифред сейчас в Испании, в Толедо. Одербер? Скользкий тип, но он неприлично богат, магия для Одербера всего лишь развлечение скучающего аристократа.
        - А для вас что?
        - Для меня - наука. Мастерство. Ремесло. Жизнь.
        - Вполне исчерпывающе... Мессир Ознар, выдвинутая де Лангром версия остается только версией и ничем более, прошу это учитывать. Мы обязаны рассматривать любые вероятности. Чтобы впоследствии не удивляться и не рвать на себе волосы - как можно было проглядеть очевидное, увлекшись соблазнительной мистикой! Согласитесь, что зло на грешной земле чаще всего творит человек, а не сбежавшие из ада черти.
* * *
        Следующее после визита в Бребьер утро принесло интересную новость: сидевший на цепи обитатель Речной башни неожиданно издох. То есть, живой мертвец перестал двигаться, издавать мерзкие звуки и ползать по своей яме.
        Надзиравшие за дивом доминиканцы подождали до полудня, окончательно убедились, что страхолюдина не шевелится, баграми вытащили тело наверх и отволокли в монастырскую лечебницу - осмотреть. Заняться этим малоприятным делом обязали Рауля и брата-травника Тейдона Шамберийского - сухонького, но исключительно деловитого, подвижного и разговорчивого старичка, сразу потрясшего мэтра Ознара своей ученостью и начитанностью.
        Брат Тейдон на память сыпал цитатами из Галена, Ибн-Сины, Алкемона Кротонского и Орибазия, показал знакомство с такими трудами как «Collectiones medicae»,
«Ат-Тахсиль» Бахманьяра ибн Марзубани, «Хирургия» Павла Эгинского и «De materia medica» Диоскорида.
        Своим ремеслом не брезговал - труп был уложен на один из обширных столов лечебницы, Тейдон извлек сумку с инструментами и подмигнул Раулю: займемся, мэтр? Возьмите рукавицы, если опасаетесь касаться, а я уж как привык, голыми руками.
        - Нарбоннская школа? - балагурил брат-травник. - Вызывает уважение. Значит вы, сударь должны знать Аделарда Сен-Беррийского, каноника при святом Жюсте. Преподавал у вас? Вот и нашлись общие знакомцы... Эй, novicius, готов записывать?
        Последний возглас относился к юному послушнику-скриптору, коего откомандировал в лечебницу Михаил Овернский - результаты исследования будут запротоколированы, засвидетельствованы подписями Рауля Ознара и брата Тейдона, а затем приобщены к делу. Безупречный порядок в документации - основа следствия.
        Послушник уныло кивнул, стараясь не глядеть на покойника. Труп невыносимо смердел и выглядел препротивно.
        - Уступаю вам первое слово, мэтр, - сказал травник. - Составили мнение?
        - Умер больше месяца назад, от ранения клинком или топором. Остатки крови грязно-зеленого цвета, ergo плоть окончательно сгнила. При этом заметна мумификация - кожа на ногах, уцелевшей руке и голове стала коричневой и высохла. Странно...
        - Не то слово, мэтр! Чтобы тело мумифицировалось, нужен сухой жар и отсутствие влаги! Я заглядывал в Речную башню по просьбе его преподобия, там ужасающая сырость и холод, труп должен истекать зеленой слизью в которую превращаются гниющие потроха, а он почему-то высыхает! Малыш, укажи это в записях.
        Novicius, с трудом сдерживающий тошноту, снова кивнул и заскрипел пером.
        Объект изучения разобрали буквально по косточкам, причем Рауль не скрывал перед травником, что именно является целью поисков. Некий магический предмет. Он может выглядеть как угодно - от клейма на коже до случайно проглоченного стального шарика или серебряной скобы, какими умелые лекари схватывают расходящиеся раны. К окончанию процесса Рауль понял, что не зря выбрал поутру самую поношенную и ветхую одежду - придется выбрасывать, иначе придется вонять до Второго Пришествия.
        В обители была обустроена баня - можно хотя бы частично отбить запах и оттереть золой руки. Деревянные ванны обширны и удобны, служки таскают горячую воду в бадьях, брат-травник (Тейдон ведал не только госпиталем, но еще огородом и купальней) настоял, чтобы Рауль всыпал в купель успокаивающие и целебные компоненты - листья хмеля, болотной сушеницы и боярышника вместе с сосновыми иголками. Это позволит обезопасить себя от трупных миазмов.
        Как ни жаль, но и в случае с узником Речной башни последовала неудача. Выяснить, отчего вдруг покойник принялся расхаживать среди живых, выть, стенать и плакаться на незнаемом и жутковатом наречии, не удалось. Рауль перепробовал с десяток самых изощренных заклинаний, включая относящиеся к запретной Черной магии, попытался вызвать дух исходного обладателя тела, но натыкался на непреодолимую стену: труп оставался всего лишь трупом.
        Когда все усилия окончились ничем, в лечебницу заглянули Танкред ди Джессо вместе с Ролло фон Тергенау, сгребли останки в кожаный мешок и сожгли их в яме, выкопанной в дальней части монастырского сада. Землю и пепел брат Михаил на всякий случай окропил святой водой и прочитал заупокойную.
        Очередной тупик. Скверно.
        Тем временем отмокавшему в купальне Раулю притащили новую рубаху, полинялый от стирок суконный колет и шоссы: запасливый каштелян монастыря отыскал в кладовых мирское платье. Испорченные вещи спалили вместе с мертвецом.
        - И что теперь будем делать? - меланхолично спросил Михаил Овернский, когда Рауль поднялся в кабинет преподобного. - Не отвечайте, это риторический вопрос. Выглядите вы, между прочим, как поживившийся на поле боя мародер - просил ведь каштеляна подобрать достойное благородного человека облачение!..
        - Чепуха, дома переоденусь.
        - Дома? Конечно. Как ваши взаимоотношения с мадам Верене?
        - Никак. Ореада со мной принципиально не разговаривает. Обед приносит служанка, она же занимается печами и уборкой.
        - Создается впечатление, - сказал инквизитор, - что мы находимся в центре некоей грандиозной мистификации. Спектакля. Посудите сами: я сам и подчиненные мне люди, прибывшие из Авиньона, пресловутую Охоту собственными глазами ни разу не видели, верно? Только рассказы так называемых очевидцев, из числа местных жителей. Материальных доказательств появления четырех всадников окруженных огнедышащими псами нет.
        - Разве? - мэтр понюхал свои ладони. Вроде бы от запаха удалось избавиться. - Тогда чем мы с братом Тейдоном занимались от терции до сексты?
        - Кто вам сказал, будто появление бродячего умертвия непременно связано с Дикой охотой?
        - Вы сами. Особо подчеркнув, что после всадников постоянно и всегда обнаруживают беспокойных покойников. Э-э... Извините за тавтологию.
        - Я тут подумал, что одно вовсе не обязательно следует из другого. Силлогизм не складывается. Прежние выводы были основаны только на свидетельских показаниях, которые можно и должно поставить под сомнение. Давайте сформулируем. Дикая охота в графстве Артуа обязательно воскрешает мертвецов, следовательно воскрешение мертвецов в Артуа невозможно без Дикой охоты.
        - Безусловная логическая ошибка. Поднять человека из могилы, к примеру, способно чудо святого - окажись сейчас в Аррасе евангелист Иоанн, он наверняка бы нашел десяток-другой праведников, достойных воскрешения.
        - Полагаете, что Иоанн Богослов в данном случае предъявил бы прихожанам бездушных разлагающихся монстров вроде нашего знакомца? - пожал плечами брат Михаил. - В контексте вы уже наговорили на серьезное обвинение в ереси и богохульстве. Хватит софистики: взаимосвязь Дикой охоты и разгуливающих по дороге трупов предлагаю считать недоказанной. Это вполне могут быть два отдельных явления, существующих in parallela, но независимо друг от друга. Есть возражения?
        - Никаких, - согласился Рауль. - Что дальше?
        - Инквизиционное следствие застряло на развилке, мэтр. Мы чего-то не заметили. Не углядели явного. Успокою: я не собираюсь выделять историю с покойниками в отдельное производство. Читали недавние труды францисканского философа Уильяма Оккама?
        - Frustra fit per plura quod potest fieri per pauciora[То, что можно объяснить посредством меньшего, не следует выражать посредством большего. (лат).] , - без запинки отчеканил Рауль.
        - Истинно! Если существует несколько логически непротиворечивых определений или объяснений какого-либо явления, то следует считать верным самое простое из них. Всё следует упрощать до тех пор, пока это возможно, но не более того! Но беда в том, что в настоящий момент в наших руках вообще нет помянутых непротиворечивых объяснений! Нить из пальцев ускользает!
        - Версии вы давно озвучили, преподобный. Политическая интрига в которой по воле человека использована неизвестная нам магия. Внезапно пробудившееся древнее волшебство в лесах Дуэ, от людей независящее. Наконец, знамения вроде этой ужасающей Моровой девы - знамения же посылают высшие силы.
        - Объединяющее начало трех вероятностей какое?
        - Колдовство. Сила потусторонняя.
        - Выстрелили в яблочко, мэтр! Подобно искусному английскому лучнику. Ответ надо искать в области мистической, колдовской. Именно поэтому мне очень не нравится, что следов Гийома Пертюи мы доселе не обнаружили.
        - Полагаете, он - звено этой цепи?
        - Не просто полагаю, убежден. Побег души из тела. В преисподней его нет - это достоверно выяснено благодаря вашей небезопасной эскападе. В раю и чистилище - тоже.
        - Откуда вы знаете?
        - У инквизиции свои тайны и свои методы добывать сведения из сфер незримых, - отрезал брат Михаил. - Я же не спрашиваю вас, как магически открывать Врата в... Словом, туда, куда открывать не следует. Ореада прямо сказала, что полукровка был посвящен «иным богам», выходит древние духи галлов, уцелевшие после веков евангелизации варваров, находятся неподалеку и их можно отыскать. Займетесь?
        - Не вижу отправной точки.
        - Мэтр, не заставляйте меня разочаровываться! Вы маг. Сильный маг, пускай и прибедняетесь. Древние расы должны полагать вас одним из причастных. Своим.
        - Опровергается на примере ореады, - возразил Рауль. - Она меня ненавидит и терпит только потому, что боится инквизиции.
        - У вас странная линия рассуждений, - сказал Михаил Овернский, сцепив пальцы замком и опершись на руки подбородком. - Не утруждаете себя поставить на место ореады, думаете как человек. Единственный вред, который мы способны причинить волшебному существу - убить его. При этом точно зная, что душа ореады, - или что у нее там вместо души? - нам неподвластна, ее судьбу решит всеведущий и всемогущий Создатель, Творец. Чего ей опасаться? На месте мадам Верене я бы плюнул в лицо Трибуналу, развернулся и ушел. Навсегда.
        - Она боится что-то потерять в сущном мире! - догадался Рауль. - Поэтому и смирилась с вашими требованиями!
        - Близко. Близко, но не полно. У Древних нет страха за свою жизнь, они устроены иначе людей. Боятся за плод своего чрева, за наследие - это куда ближе. Гийом Пертюи попал мне под горячую руку, кроме того он был неаккуратен - иначе люди не писали бы на него доносы. Понимаете?
        - Мать одновременно любит его и презирает. Но ни одно из чувств не может возобладать? Она попыталась его спасти волшебством нелюдей?
        - Догадки, догадки. Мы очень мало знаем о Древних, они ревниво берегут свои тайны. Вы ведь отлично знаете почему в случае с ореадой я ограничиваюсь вежливыми уговорами и увещеваниями?
        - Ее дух покинет тело в любой момент. Древнего невозможно запереть в подвале и пытать, чтобы выбить нужные сведения. Древний уйдет, оставив следователям пустую оболочку.
        - Теперь-то поняли, что сделал аптекарь Гийом Пертюи? Не отвечено на важнейший вопрос: почему он поступил именно так, хотя имел выбор? И почему его мать осталась здесь, среди смертных.
* * *
        Ясного плана действий нет, зацепок нет, из подозреваемых осталась одна ореада, разговорить которую невозможно. Не исключено, что Михаил Овернский знает больше чем кажется и до поры предпочитает не раскрывать все подробности, но этот постулат сомнителен: его преподобие выглядит разочарованным и недовольным, значит дело и впрямь идет плохо. Один из лучших следователей папской инквизиции нежданно-негаданно оказался бессилен, вот какая незадача!..
        Надо что-то делать. Поступить нестандартно. Допустим, спровоцировать гипотетического противника, кем бы он ни был - колдуном-человеком, или одним из Древних. Но как?
        Поразмыслить над этим вопросом Рауль отправился в «Три утки», к старине Гозлену из Эрмавиля, на прошлой неделе грозившемуся перед наступлением Великого поста угостить кабаном в чесноке с травами - такое яство надо готовить долго, с раннего утра, пока запах не поднимется к самым райским вратам!
        Гозлен обещание выполнил - уже на подходе к «Трем уткам» мэтр ощутил божественный аромат, разносимый холодным ветерком по улице Мадлен, отходящей от одноименной площади перед кафедралом.
        - Мессир Ознар! - Рауля узнали, едва он появился на пороге гостеприимной корчмы. Постоянная публика - господа министериалы и экюйе, во главе с Анри де Рансаром. - Давайте к нам, шевалье! Гозлен, тащи гасконское, у тебя старый запасец еще не иссяк?
        Понятно. В компании разухабистой благородной молодежи о мыслях, обобщениях и философии можно забыть. Да и ладно, отдыхать тоже необходимо, после грязной работы в монастырской лечебнице пальцы доселе подрагивают.
        Объявился Гозлен с кувшинами, всё такой же огромный, безобразный ликом и добрый душой. Одарил мэтра наполненной до краев кружкой, свистнул мальчишку - притащить блюдо с хлебом, мясом и капустой в горчичном соусе.
        Разговоры, как и обычно, крутились вокруг трех самых близких обществу тем: женщины, война с Англией и отвратная погода, не позволяющая победоносно вести означенную войну и попутно вгоняющая в уныние прекрасную половину рода людского, от высокородных дам, до гулящих девок.
        Послушать министериалов, так французское рыцарство, окончись холода, с налету взяло бы Лондон, Йорк и Ноттингем, навсегда покончив с подлыми притязаниями Эдуарда Плантагенета. Победный настрой усиливался прямо пропорционально с количеством выпитого, а вино Гозлен достал из подвалов наилучшее.
        В «Трех утках» границы между сословиями стирались - дворянин мог выпить с ткачом или пекарем, продавец шерсти сидел за одном столом с клириком. Народу набилась уйма, яблоку негде упасть.
        Из числа громогласно обсуждаемых новостей Арраса Рауль выделил одну: не далее как вчера нежданно-негаданно закрылась контора торгового дома Буонаккорси из Флоренции
        - итальянцы, никого не предупредив и (это уже совсем за гранью понимания!) позабыв стребовать долги навесили на дом огромный замок, после чего спешно покинули город, отправившись куда-то к северо-востоку, по тракту на Гент и Брюгге. Девять всадников охраны, две телеги с добром.
        - Разорились, - предположил Рауль. - Как Барди и Перуцци несколько лет назад, потерявшие на сомнительных сделках полтора миллиона флоринов. Разорились и сбежали от кредиторов.
        - Если в Аррасе и были кредиторы, - наставительно сказал мессир Рансар, - то исключительно эти флорентийские прохиндеи. Буонаккорси единственные, кто ссужал издержавшихся дворян полновесной монетой под процент.
        - Ростовщичество во Франции запрещено, - сказал мэтр. - Эдикт Филиппа Красивого!
        - Вы это итальяшкам расскажите, - поморщился министериал. - Рыцари-храмовники ростом тоже вовсю промышляли, пока государь Филипп и Ги де Ногарэ тамплиерам хвост не прищемили. Думается, здесь нечто иное - войны опасаются?
        Cito, longe, tarde, припомнил Рауль. Исчезнуть побыстрее, уехать подальше и надолго. Крупные банкирские дома поддерживают связь со всеми отделениями, разбросанными по Европе, если пришло указание обезопасить капитал и имущество...
        Мания преследования это, вот что. Мало ли какие затруднения возникли у Буонаккорси?
        - Что же теперь к евреям на поклон идти? - тоскливо произнес Рансар. Судя по всему денежные проблемы волновали малоимущее дворянство Артуа не меньше, чем козни Эдуарда III. - Ведь догола разденут.
        - К евре... - начал было Рауль и осекся.
        Министериал само того не желая навел мэтра на оригинальную мысль. Камбрэ совсем неподалеку, Ирсул Бен-Йосеф человек пожилой, многознающий и наверняка хорошо знакомый с магией - у иудеев свое волшебство и свои тайны, но отмахнуться от общей опасности у еврейской общины не получится!
        Кстати, о магии. Захмелевший Рауль не сразу почувствовал, что в дымном и спертом воздухе «Трех уток» словно бы вибрирует тончайшая струна, невидимая паутинка, лучик, ощупывавший всех присутствующих и внезапно задержавшийся на парижанине. Заклинание почти неуловимое и тщательно скрываемое, источник так сразу и не определишь.
        А источник - вот он. Сосредоточившийся Рауль стараясь не подавать виду прошептал
«Vera visione», обретая второе зрение, чуть опустил веки и довольно быстро отыскал создателя «паутинки». Забившийся в дальний угол серенький человечек - настолько неприметный, невыразительный и обыкновенный, что и захочешь, а не заметишь. Светлый лучик рожден неизвестным периаптом, сжатым в ладони человечка, значит он не чародей, а...
        Стоп. Как такое прикажете понимать? Что за чудеса?

«Истинное зрение» натолкнулось на неодолимый барьер - неприметного окружало что-то вроде заклятия личины такой силы, что Рауль невольно отшатнулся и затряс головой. Проникнуть сквозь укрывавший неизвестного кокон не удалось: это не магия, нечто иное! Иллюзии ореады, тоже предпочитавшей скрывать от людей свою внешность, по сравнению с загадочным арканом выглядели невинным фокусом ярмарочного шута! Одно несомненно: за непроглядным туманом скрывается человек, а не Древний.
        Как поступить? Подойти, затеять ссору? Спросить напрямую - кто таков и что нужно? Или не обращать внимания, а затем попробовать проследить, куда направится таинственный незнакомец?
        Последний быстро уяснил, что привлек к себе внимание, несуетливо поднялся и начал пробираться меж столов к выходу. Рауль вскочил было, но вдруг зацепился носком сапога за проножь скамьи и повалился на экюйе де Фревана. Молодежь захохотала - нестоек оказался мэтр Ознар против красного гасконского! Раулю показалось, что скамья будто бы сама сдвинулась на два дюйма влево... Быть не может!
        Серенький тем временем очутился возле двери «Трех уток» и сгинул в проеме, нырнув в синюю вечернюю полутьму. Рауль выбежал на улицу, огляделся. Никого.
        - Гозлен, постой, - вернувшись в корчму мэтр ухватил хозяина за рукав. - Гозлен, что за тип сидел в этом углу, возле котла? Помнишь его?
        - Здесь? - озадачился трактирщик. - Точно, был какой-то... Попросил фламандского пива. Лицо... Никакое.
        - Что значит, «никакое»?
        - Ну... - Гозлен неуверенно пожал плечами. - Описать не берусь.
        - Одежда?
        - Серая. Или вроде коричневатая? Да что вы пристали, мэтр! Не запомнил, хоть тресни!
        Девицы из прислуги отвечая на настырные расспросы Рауля ясности не добавили: человек как человек, ваша милость. Полно таких. Шрамы, цвет волос, глаза? Извиняйте ваша милость, ничего выдающегося не заметили.
        Ясно. Заклинание «Simulacrum» уровня просто-таки исключительного (или, в крайнем случае, некое подобие!). Таким пользовался халиф Гарун аль-Рашид, когда в одиночестве бродил по Багдаду, беседуя с подданными под видом «обычного человека»
        - узнать невозможно, индивидуальность полностью стирается, тебя примут за своего хоть в разбойной шайке, хоть при королевском дворе!
        Кто сказал, что в Аррасе нет магов-людей? Похоже, этот постулат нуждается в самом радикальном пересмотре! Ибо «нет» и «не заметил» - это принципиально разные вещи!
* * *
        Распоряжением его преподобия Михаила Овернского в монастыре доминиканцев мэтр Ознар получил несколько привилегий. В частности, Рауль имел право без благословения брата келаря, отвечавшего за имущество обители, при необходимости выехать из Арраса по делам в любое время взять из конюшни лошадь. Равно и получить припасы, если поездка грозила растянуться на несколько дней.
        Поутру Рауль воспользовался щедростью Священного Трибунала и приказал конюхам оседлать гнедого кастильца - того самого, на каком ездил в Бребьер. Скотина покладистая, при этом исключительно выносливая и неприхотливая. Звали коня подобно его прославленному предку, тоже кастильцу, волею императора-самодура Калигулы заседавшему в римском сенате - Инцитатус.
        - Далеко собрались мессир Ознар?
        Рауль, выведший Инцитатуса из денника нос к носу столкнулся с Ролло фон Тергенау, братом-мирянином из свиты преподобного.
        - В Камбрэ, на денек.
        - Приказано сопровождать, - сказал рыжий баварец. - На дорогах неспокойно, а вдвоем веселее.
        - Откуда узнали-то? - вздохнул мэтр. - За мной что, и в спальне следят?
        Отказаться? Невозможно, воля брата Михаила не оспаривается. Наверное, оно и к лучшему: расстояние пустяковое, чай не в Париж или Дижон ехать, но рисковать не хочется. Вместе с Ролло будет надежнее.
        - Старший конюх доложил. Его преподобие указал ни на шаг от вас не отходить. Камбрэ, так Камбрэ...
        Мессир фон Тергенау обладал существенной добродетелью: в отличие от общительных сицилийцев ди Джессо он был молчалив, бесцельные разговоры лишь бы занять время не заводил, наводящих вопросов не задавал. Сразу дал понять, что главный тут - мэтр Ознар. Моё дело смотреть в оба глаза, почаще оглядываться и следить, чтобы означенного мэтра никто не вздумал обидеть вольно или невольно.
        Восходящее солнце прямо впереди - розово-оранжевый диск поднимается в дымке над лесистыми всхолмьями не слепя глаз. Лошадки по холодку идут резво, крупной рысью.
        Вот и граница между королевством Франция и Священной Римской империей. Знак в виде креста, вытесанного из цельной глыбы темно-пурпурного гранита поставлен совсем недавно, в 1340 году, когда епископский город получил свой герб дарованный кайзером Людвигом IV. На кресте выбит хорошо заметный рельеф - имперский двоеглавый орел, на чьей груди расположен щит с тремя львами Камбрэ.
        Пейзаж безлюден - занятые под пшеничные поля прямоугольные вырубки, разрезанные оврагами перелески, купы молодой поросли на местах бывших палов. О присутствии человека напоминают только дымки, поднимающиеся над заметенными снегом деревеньками и доносящийся издали стук топоров дровосеков. Навстречу не попалось ни единого всадника, ни одного обоза идущего в Артуа. Самое ленивое время года, уже не зима, но еще не весна.
        Камбрэ, или римский Cameracum, был настолько же немецким городом, насколько и французским - земли восточнее реки Шельды в 843 году отошли при разделе империи Карла Великого к Лотарю, королю германскому, еще через сто лет Оттон Великий полностью отдал лен и диозцезию в ведение местного епископа.
        Говорили тут на смеси трех языков включая фламандский, особой разницы между немцами, французами и всеми прочими не видели - Империя есть мать всех народов, ее населяющих! - а когда в княжество Камбрайское переселились изгнанные королем Филиппом евреи, приняли и их.
        Налоги платят? Платят. Если не проявляют вредоносности, не склоняют добрых католиков к иудаизму и не нарушают закон (по крайней мере, не попадаются явно на его нарушении) - пускай живут.
        Столица княжества-епископата поменьше Арраса, всего семь тысяч жителей, из которых четверть монахи и белое духовенство. Город похож на крошечный Париж: центральная часть лежит на острове среди двух рукавов Шельды и тоже называется Ситэ, на восточном берегу вздымаются колокольни множества храмов, над которыми главенствуют Святой Николай и Гроб Господень.
        Оберегают Камбрэ башни-мосты - Шельда река неширокая, потому основания башен с городскими воротам можно возвести на обоих берегах, пропустить под каменным сводом поток, а поверх моста надстроить не самое изящное, но функциональное сооружение: неприятель подойдя к городу окажется под градом стрел со всех направлений. Пускай Камбрэ минувшие триста лет владели церковные прелаты, но в фортификации они понимали не хуже иных графов и герцогов.
        Пошлина за вход в город куда ниже, чем в Артуа - всего шесть денье, по большому счету сущая мелочь. Еще бы, серьезные деньги епископские фискалы дерут за провоз товара и право на торговлю - здешняя ярмарка и невиданный в соседних графствах Франции крытый рынок приносят в казну его высокопреосвященства баснословный доход!
        - Вроде бы тихо, - впервые за весь тридцатимильный путь от Арраса до Камбрэ подал голос Ролло фон Тергенау. - В городе спокойно, мэтр.
        - Точно замечено, мессир, - отозвался Рауль, отсчитывая серебро. У стремени Инцитатуса стоял чиновник, за которым пристально наблюдала отлично вооруженная стража в желто-синих цветах епископства. - Прямо благорастворение... Едемте, Ролло, дорогу я помню, бывал здесь однажды.

«Однажды», означало визит в Камбрэ по рекомендации Михаила Овернского. В плотно и беспорядочно застроенный квартал за рынком и собором Марии Магдалины. Очень вонючий квартал - безошибочно найдешь по запаху.
        Ограниченное четырьмя узенькими улицами пространство занятое ашкеназами воняло по-особенному, сочетая привычные городу запахи выгребных ям, помоев, подгнивающих овощей и конской мочи с ароматом специфическим и утонченно-противным.
        Гаже всего смердело возле наспех сложенного здания приспособленного под синагогу - прошло сорок лет, но евреи Камбрэ отстраиваться фундаментально не спешили, вдруг снова придется уходить дальше, на восток? К примеру в Польшу, где, как уверяют добрые люди, тамошним королем позволено исповедовать веру Моисея и Авраама безбоязненно?
        - Да что ж такое-то? - проняло даже невозмутимого Ролло. Баварец высморкался, зажав пальцем одну ноздрю. Лошади недовольно фыркали. - Глаза щиплет! Отраву какую рассыпали, нехристи?
        - Уксус, - осенило Рауля. - Точно, уксус! В смеси с запахом говна - жуткое сочетание! Но зачем уксусом улицу поливать?..
        Еврейский квартал не только исторгал миазмы, но и выглядел мрачно: фасады или темно-бурые или вообще черные, немногие прохожие на улицах странно одеты и смотрятся чуждо. Косятся с подозрением и тщательно скрываемой враждебностью понимая, что господа дворяне при малейшем проявлении неуважения запросто отмахнут клинком по голове и никто их за это не засудит.
        - Ролло, не станем пугать хозяев, - сказал мэтр, опознав знакомый дом. - Я схожу туда один, договорились? А вы посмотрите за лошадьми.
        - Как угодно, сударь.
        Добиться встречи с равом Ирсулом удалось без затруднений: достаточно было шепнуть открывшей дверь угрюмой женщине в синем платке от чьего имени прибыл визитер. Рауль представления не имел, что именно связывало Бен-Йосефа с Михаилом Овернским, но судя по учтивости и отзывчивости старика, - не столь давно безропотно согласившегося съездить в Аррас по просьбе мэтра, - инквизитор оказал еврею некую весьма значительную услугу. Вытащил из тюрьмы родственника? Проявил справедливость, сняв обвинения с кого-то из близких - ведь евреи всегда виноваты любых бедах, от засухи до импотенции?
        Неясно. Бен-Йосеф прямые вопросы искусно обходил, а его преподобие объясниться или не пожелал, или по привычке опытного следователя не стал делиться информацией, до которой Раулю не было никакого дела.
        Дом тесный, неудобный и тёмный, с устоявшимся кислым запахом. Узкие коридорчики, скрипящие половицы. Ставни на окнах закрыты, хотя на улице солнечно.
        - Чем обязан новым посещением, мэтр Ознар? Господину барону нездоровится после обрезания?
        Бородатый Ирсул встретил Рауля в освещенной свечами каморке - только стол, два старинных стула с резными спинками и множество свитков на покосившихся деревянных стойках. Фитили чадят, отчего потолочные балки покрыты бахромой скопившейся за годы копоти.
        - Нет, что вы, шевалье де Шеризи здоров и бодр, ходят разговоры, будто его супруга понесла.
        - Серьезно? Впрочем, при надлежащем усердии это делается быстро. Вас послал брат Михаил?
        - Можно сказать и так. Я... Точнее мы, хотели бы посоветоваться.
        - Старинные книги? Трактаты, вникнуть в смысл которых вы не способны?
        - Магия, - рубанул с плеча мэтр. - Недоброе колдовство.
        - Колдовство-о?... - протянул раввин. - Одно это слово несет в себе множество неприятностей, юноша. Не для всех, разумеется: вам, например, позволяется, а других за чародейство отправляют на костер. Не так ли?
        - Юридически, - парировал Рауль, - карается не сам факт колдовства, а нанесенный таковым ущерб, maleficia. То есть, наказуемо причиненное зло.
        - Загвоздка в вопросе толкования понятий «зло» и «добро». Давайте не станем углубляться. Если вас прислал Михаил из Оверни, значит всемогущество и всеведение Трибунала преувеличивается, верно?
        - Всемогущество и всеведение, - не удержался от сарказма мэтр, - принадлежит лишь Создателю. Нет? Или вы не согласны с Моисеем, сыном Амрама озвучившим эту истину в Торе? Книга Бе-решит[Бытие, первая книга Моисеева.] ?
        - Ой, только не надо ловить меня на словах, - отмахнулся Бен-Йосеф. - Вы соберетесь уже объяснить в чем дело или мы вплотную займемся теологией и толкованием Торы?
        Рауль объяснил. Преподаватели риторики Сорбонны хорошо учили излагать мысли, выстраивая их в четкие и доходчивые словесные формулировки. Прошлогодние ритуальные убийства. Безумие. Всадники с ужасающими собаками. Моровая дева. Возможная причастность нелюдей. Древние культы галлов. Леса Дуэ.
        Понимаете о чем я, почтенный Бен-Йосеф? Вы должны хоть что-то знать.
        - Сказано пророком Моше в книге Дварим: «Да не найдется у тебя ни кудесника, ни волхва, ни гадателя, ни чародея, ни заклинателя, ни вызывающего духов, ни знахаря, вопрошающего мертвых, ибо мерзок перед Ха-Шем всякий, делающий это...», - выслушав, произнес раввин. - Но, как говорится, есть нюансы... Ответьте-ка мне, молодой человек, что такое магия?
        - Управление материей и ходом событий, - отбарабанил Рауль каноническую аксиому. - Через управление энергиями, влияющими на материю и события. Воздействие на происходящие процессы.
        - Слишком длинно, - хмыкнул рав Ирсул. - Магия, это наука о взаимодействии энергий. На любое заклинание найдется заклинание противоположное, на любого демона отыщется ангел. Ищите источник ваших неприятностей. Когда найдете - мозаика сложится сама собой и вы сможете противодействовать нечисти.
        - И это всё, что вы можете сказать? - изумился мэтр.
        - Нет, не всё. Практические советы я могу дать, причем совершенно бесплатно. Учтите одно: на абсолютную истину я не претендую и как всякий смертный склонен ошибаться... Вам не приходило в голову, что описанные престранные явления есть следствие чего-то большего? Заразившийся оспой человек покрывается гнойниками, но это лишь очевидные каждому внешние проявления страданий тела и души - болит голова и крестец, охватывает жар, изливается черная желчь, начинаются видения. Так же и здесь: видимое видимо, невидимое скрыто. Всё в природе устроено одинаково. Научитесь видеть первопричину... Слышали, что происходит на юге?
        - Чума.
        - Равновесие Вселенной поколеблено, - очень серьезно сказал Бен-Йосеф. - Мироустройство пошатнулось, только не каждый это осознает. Но имеющий глаза да увидит. Такое случалось и раньше - ха-мабу?ль, потоп времен Ноя, казни египетские. . Твердь земная и небесная сдвинулась с основ.
        - Это вы про Конец света? Никогда бы не подумал, что иудеи разделяют христианские эсхатологические настроения.
        - Допустим, придумали эсхатологию не вы, а мы, читайте пророка Даниила. А если равновесие утеряно, то открылись щели между жилищами живых и мертвых, разделенное соединилось - не знаю, на время или навсегда. Кто проник к нам сквозь прорехи - совсем другой вопрос.
        - Выходит, вы истолковываете происходящее как проявление стихийных сил, появившихся у нас из «щелей»? Сил, с которыми бороться невозможно?
        - Дождь тоже стихия, но от него укрываются под навесом. Не буду вас больше потчевать еврейской заумью, нужен иной склад мыслей... Вернемся к грубой материи. Читали книгу «Сефер млахим»?
        - Четвертая книга Царств в католической традиции, кажется? Просматривал, но невнимательно.
        - Очень плохо, - раввин наставительно поднял палец к потолку. - В Танахе говорится обо всём. В том числе и о том, почему вы пришли ко мне вытирая нос и с чуть покрасневшими веками.
        - Бр-р, - Рауль помотал головой. - Откуда бы пророку Эзре, жившему почти две тысячи лет назад знать о моей наискромнейшей персоне?
        - Да при чем тут вы, собственно? Напомню: «Сефер млахим» повествует об осаде Ершалаима ашурским царем Синнахерибом. Город он не взял по причине начавшегося в войске повального мора, по описанию точь-в-точь похожего на тот, что сейчас в Провансе и Ломбардии... Сходное описано и в более ранней книге «Шмуэль», гибель азотян и филистимлян от страшной болезни, переносимой мышами. Синнахериб вынужден был отступить от Ершалаима потеряв множество людей, умерших в одну ночь. В городе же от мора избавились не только молитвами, но и поливая улицы яблочным уксусом. Теперь уяснили?
        - Так вот почему в квартале стоит зловоние?!
        - Вчера пришли два купеческих обоза из Меца. Есть больные. Подозреваю, это не чума, а обычный жар, но в нашей общине решили, что будет лучше послушаться Эзру и Шмуэля - древние пророки плохого не посоветуют...
* * *
        После заката в скриптории и библиотеке доминиканского монастыря было пустынно - копиисты, рисовальщики и рубрикаторы закончили труды, отправившись на Completorium[Вечернее богослужение.] вкупе с остальными монахами. Свечи и лампы погашены, только в четырех металлических фонарях на северной стене тлеют фитили.
        Рауль вместе с мессиром фон Тергенау успели вернуться в Аррас до закрытия городских ворот, иначе пришлось бы ночевать в предместье, а постоялые дворы там подозрительны, нечисты и заполнены невоспитанным сбродом. Завели лошадок в конюшню, отдали прислуге расседлать. Ролло ушел к себе, в странноприимный дом при обители, где квартировали братья-миряне.
        В церкви его преподобия не оказалось, значит до сих пор занимается с бумагами. Надо поискать Михаила в библиотеке.
        - Audio vocem de mirabili futuro,
        Matutinam vocem, rore humidam.
        Audio vocem, et pericula ventura
        Turbant mentem, sicut puero cuidam.
        Как такое прикажете понимать? Лютня? Здесь?
        Тончайший искусный перебор, сделавший бы честь любому куртуазному трубадуру, доносился со второго этажа. Рауль приостановился возле лестницы, раздумывая, уйти или нет. Вдруг у преподобного... Э-э... Приватная встреча? Кто из нас без греха?
        Да ну, быть такого не может! Кто угодно, но только не Михаил Овернский!
        - Mirabile futurum, ne esto mihi durum,
        Ne esto mihi durum, ne esto durum.
        Origine ex pura ad optimum futurum,
        Ad optimum futurum iam nunc egressus sum.
        Действительно. Сквозь полуоткрытый дверной проем видно, что глава Трибунала расположился на кресле без спинки, заложив ногу за ногу. Роскошная виуэла де мана, (а вовсе не обычная лютня!) с шестью парными струнами, инкрустацией перламутром по грифу черного дерева на колене.
        Его преподобие изволят музицировать в одиночестве. Голос, надо сказать, вполне приятный - поставленный в монастырском хоре, никаких сомнений...
        - Iuro me futurum bonum atque castum
        Nec amicum relicturum miserum....
        - Так, - заметив движение брат Михаил положил ладонь на струны. - Мэтр, ваша почтеннейшая матушка когда-нибудь доносила до неразумного чада истину о том, что подслушивать нехорошо? Входите!
        Вроде бы, преподобный чуть смущен. Или почудилось?
        - Балуюсь изредка сочинительством, - признался Михаил Овернский. - Привычка небезгрешной молодости. Не бог весь какой Бертран де Борн или Вальтер фон Фогельвейде., но что есть, с тем и живем... Иногда хочется отвлечься от насущного, иначе с ума сойдешь. Надеюсь, вы не станете писать донос в курию, обличая мои простительные слабости?
        - Mirabile futurum, - повторил Рауль первые слова сирвенты. - Вы надежды не теряете, как видно, если грезите о прекрасном грядущем... Донос? По церковному праву я обязан доложить о неблагочинии духовного лица, кем вы несомненно являетесь, не напрямую в Авиньон, а прелату, коему вы непосредственно подчиняетесь. Или в инквизицию. Прелатом начальствующим является Святейший Папа, смотри пункт по Авиньону. Инквизицию представляете вы. Неразрешимый казус.
        - Вы, юристы, страшнее любого беса, - добродушно проворчал брат Михаил. - Присядьте, наконец... Голодны? Тогда чуть позже заглянем в поварню, после общей трапезы наверняка что-нибудь останется. Понравилось в Камбрэ? Как здоровье Ирсула Бен-Йосефа? А прежде всего, какие размышления посещают его умную голову?
        - Давно хотел спросить, - замялся мэтр. - Никогда бы не заподозрил вас в дружбе с. .
        - С раввином? Определимся: это не дружба, а обоюдовыгодное сотрудничество по старинному принципу «ты мне, я тебе». У евреев есть деньги и знания в интересующих меня областях, у Трибунала есть влияние и способы воздействия на духовную или светскую власть. Отсюда можно выстраивать самые замысловатые комбинации. Уверены, что хотите это знать?
        - Сам догадываюсь. Вы закрываете глаза на отдельные иудейские проделки в торговой и банкирской сфере, а они за это делятся информацией и негласно переправляют деньги на тайные счета Sanctum Officium в банках Ломбардии и Флоренции.
        - Никогда больше не повторяйте эти слова вслух, - сказал Брат Михаил после долгой паузы. - Никогда. Суть вы ухватили верно - евреи для католицизма враг даже не третьестепенный. Они иноверцы, как сарацины и мавры, но осудить их за это Трибунал не вправе. Главный враг - иномыслие среди христиан, раскалывающих нашу единую общность, подтачивающее фундамент, на котором стоит католический мир. Катары, вальденсы, бегины, донатисты, обрезанцы... Как только Римская церковь распадется на множество течений, над Парижем и Регенсбургом взовьется зеленое знамя Мухаммеда. Вы этого хотите? Я - нет.
        - Но при чем тут евреи?
        - Привычное зло. Если можно так выразиться, далеко не самое злое зло существующее вокруг нас. Неагрессивны, живут разрозненными общинами, веса в политике не имеют. Лицемерно отодвинув своего Яхве на второй план и уподобившись царю Иевроаму поклоняются одному божеству: золотому тельцу. Пока мы им позволяем, разумеется. А за позволение надо платить. Вряд ли кто догадывается, что крестовый поход против апостольских братьев и ересиарха Дольчино сорок два года назад был оплачен в основном евреями.
        - Неужели?
        - Ярость дольчинитов обрушивалась на священников и монастыри, да, но иудейские кварталы они жгли с не меньшим рвением. А то и с большим. На месте отца раввина Бен-Йосефа что бы вы избрали: строгий порядок католицизма или бешенство толпы, не связанной никакими законами и узами? Наверное, проще заплатить за свою безопасность, чем лишиться всего и умереть, правильно?
        - Aes non olet[Деньги не пахнут (лат.)] , - сказал Рауль. - Негласная индульгенция. Лучше бы я этого не знал.
        - Вас никто не тянул за язык, - заметил брат Михаил. - Могли бы оставить свое любопытство при себе. Хотели тайн - извольте получить, но не жалуйтесь потом, что измарали в грязи рукава. Морализаторствовать, надеюсь, не собираетесь?
        - Нет.
        - Вот и чудесно. Донельзя глупо выглядит моралист на жаловании инквизиции, чьи деньги получены с еврейского ростовщичества... Ну-ну, не дуйтесь мэтр - я пошутил. Казна подчиненного мне Трибунала честно получена с десятины, поступающей в Авиньон! А закрытые фонды я пока не использовал - надобности не возникало. Лучше расскажите, о чем вам поведал Бен-Йосеф.
        - Об уксусе.
* * *
        В доме на Иерусалимской улице было темно, только лампадка перед распятием сияла золотистой звездочкой. На столе холодный ужин - телятина, хлеб и горох с салом, укрытые льняными полотенцами. Ореада, не зная в точности вернется ли нелюбимый постоялец к ночи, все равно оставила снедь. Точнее, отправила прислугу.
        Интересно, две крестьянские девушки работающие у мадам Верене догадываются кем именно является их госпожа? Или молчат, не рискуя потерять щедрую плату серебром и место у богатой хозяйки?
        - Привет, - Рауль, засветив лампы в кабинете, обнаружил сидящего на столе нахохлившегося Инурри. Домовой выглядел одиноким и несчастным. - Я тебя ждал, думал не придешь.
        - Случилось чего?
        - Полнолуние, - проворчал Инурри. - Большое полнолуние. Знаешь, что это значит?
        - А то! - беззаботно ответил Рауль. - Мартовский шабаш, праздник ведовства. Не верю я во всё это, дружок. Не с одной ведьмой знакомство водил, да только страшных баек о полетах на метлах и сатанинских обрядах на Лысой горе от них не слышал. Выдумки это.
        - Зато другое не выдумки, - упрямо сказал домовой. - Светила противостоят, Врата открываются, такая ночь посвящена не-людям.
        - Раз уж ночь посвящена тебе, иди поближе и угощайся. Есть хочешь?
        - Дурак, - Инурри показал зубки. - Всё ваше племя дурное отроду, как появились... Кроме вас и Древних есть другие, ezezagun. Приходят, шастают ночью, заглядывают в дома. Потом снова исчезают. Не каждый. Некоторые вернуться не могут, остаются. Мир покачнулся, Врат стало больше. Не все закроются.
        - Погоди-ка, - мэтр резко повернулся к бормочущему непонятные фразы Инурри. - Что ты сказал? Мир покачнулся?
        - Уши скребком почисти.
        Равновесие Вселенной поколеблено. Твердь земная и небесная сдвинулась с основ. Так вроде бы глаголил Ирсул Бен-Йосеф?
        Трудно заподозрить, что раввин из Камбрэ и аррасский домовой сговорились.
        Остается поверить?
        Глава пятая
        В которой нет числа горестям и разочарованиям. Замок Вермель опустел и предан огню, Священный трибунал пленен, а в гавань Кале приходит корабль мертвецов
        Вермель - Кале.

9-10 марта 1348 года.
        - Я никогда, никогда раньше не видел подобной жестокости, - глухо сказал мэтр Ознар. - Невообразимое что-то. Нечеловеческое. Человек не может так поступить...
        - Хотелось бы в это верить, мессир, но мне по роду службы приходилось сталкиваться с проявлениями исключительного зверства, - проворчал в ответ Михаил Овернский. - Секта люцифериан в Альби, Лаворе и Кастре. На их капище меня, простите, вырвало прямиком на брата Ксавьера д’Абарка... Тогда зрелище крови и разъятой плоти впервые в жизни заставило меня блевать. Не хочу повторять этот опыт на ваших глазах. Выйдем на воздух, отдышимся.
        - Вы не похожи на человека впечатлительного, преподобный.
        - Привыкнуть можно ко всему, но требуется время. Я - привык. Почти.
        Прошли к галерее на западной стене замка, откуда можно было разглядеть темную черточку беффруа[Сторожевая башня с надвратным колоколом, обычно самая высокая в городе.] городка Бетюн, расположенного всего в трех с половиной римских милях дальше по дороге на Кале. Долго молчали, наблюдая за суетящимися во дворе сержантами аррасского прево Летгарда.
        Новости из родового владения шевалье Одилона де Вермеля, того самого угрюмого господина портившего настроение дамам на quodlibet у архидиакона, пришли вчера вечером, с гонцом. Письмо запоздало приблизительно на сутки - 7 марта, на святую Фелициату, крестьяне привезли в замок битую птицу и молоко, ворота были открыты. Увидев, что произошло, мужланы опрометью бросились в город, рассказали бетюнским магистратам. Те отправили в Вермель легиста со полудесятком стражи, и уже представитель королевского правосудия немедленно принял решение сообщить в Аррас, сенешалю графа Филиппа, прево, церковным прелатам и конечно же Священному Трибуналу.
        Ибо дело столь отчетливо попахивало самым изощренным бесовством, что сомнений в прямом вмешательстве нечистого и его присных не оставалось.
        Рауля подняли среди ночи - посланный за мэтром Танкред ди Джессо не куртуазничал, молотя в дверь кулачищами. Грохот поднял на весь квартал, но своего добился: всегда отличавшегося крепким сном мэтра с постели как ветром сдуло.
        Брат Михаил тем временем провел стремительную мобилизацию всех доступных сил - запрягают в провинции долго, служба прево раскачалась бы только к середине грядущего дня, время и так упущено. Оттого Саварику Летгарду, его судейской милости Иммону де Пернуа, графским сержантам и всем до единого представителям Sanctum Officium вместе с преподобным приехавшим в Артуа из Авиньона был отдан строжайший приказ не терпящий двойных толкований: перед заутреней собраться у ворот Льевен, конными.
        Ослушание чревато большими неприятностями - формально инквизиция не имеет права командовать властью светской, а может лишь «смиренно просить о вспомоществовании», но Михаил Овернский смирение и кротость не раздумывая отринул и пригрозил, что любой отказ и любые проволочки будут расценены как противодействие Трибуналу со всеми вытекающими.
        Никто не сделал вид, что заболел и никто не опоздал. Шестнадцать всадников и три повозки с доминиканскими монахами покинули Аррас через ворота Льевен когда зашла начавшая убывать луна и на востоке появились нежно-розовые отблески зари.
        Случай прецедентов не имеющий: что такого могло случиться в Вермеле, если инквизитор поднял на уши всю судебную и королевскую власть, за исключением сенешаля Готье де Рувра - толку от него никакого, лишь путаться под ногами будет?
        Преподобный кратко дал понять - история вышла до крайности скверная, а обстоятельства требуют незамедлительного вмешательства как духовенства, так и представителей короны.
        - Помните я рассказывал о прошлогодних убийствах, во многом похожих на ритуальные?
        - понизив голос сказал брат Михаил Раулю, едва мэтр появился в конюшне монастыря.
        - Кажется, снова. Жертв несколько, в депеше точное число не указано - тамошний легист запаниковал, видно по стилистике и сумбурному изложению. Боюсь, нас ожидает донельзя неприятное зрелище.
        - Самому Одилону де Вермелю сообщили? Насколько я знаю, он доселе живет в Аррасе, а не в своем замке.
        - Это еще зачем? Мессира Одилона известят днем, успеет приехать когда мы осмотримся и начнем расследование. Незачем лишние люди...
        Расстояние в семнадцать миль преодолели быстро - к терции оказались под стенами Вермеля, небольшого замка отчасти напоминавшего комтурию госпитальеров: две башни, неровный пятиугольник стен обводит внутренний двор, к подножию холма с северной стороны жмется деревенька на полтора десятка домов.
        ... - Никто не встречает, - недовольно сказал преподобный. Исподлобья воззрился на распахнутую створку ворот. - Если олухи из Бетюна не оставили охрану, всех на галеры отправлю! Но сначала покаяние сроком лет на пять, хлеб, вода и триста отченашей за день в полный голос. Эй! Есть живые?!.
        Живых объявилась целая троица, королевские сержанты в синем с лилиями. Вывалились из крытой дранкой будки за воротами. Вином от них разило за сотню туазов, но пьяным блюстители не выглядели, наоборот - настороженные и испуганные, глаза шалые. Пили, видать, для храбрости. Депутацию из Арраса приветствовали с заметным облегчением.
        - Господин легист с помощниками в деревне ночевать изволили, - доложил старший. - Жеан, беги к его милости, сообщи... Боязно ночью было, жуть. Благословите, отче.
        - Показывайте, - сказал брат Михаил, скороговоркой произнеся чаемое «Benedictus sis tu, Deus, qui cum Maria virgine». - Когда это случилось? Позапрошлой ночью? В полнолуние?
        - Точно так, ваше преосвященство.
        - Преподобие... Обращаться - ваше преподобие. Ведите.
* * *
        Убитых было двенадцать, полная дюжина; в замках подобных Вермелю много людей не живет. Хозяева да прислуга, способная в случае опасности взяться за оружие. Так и здесь: двое детей рано овдовевшего мессира Одилона шести и восьми лет от роду, их няня и одновременно домоправительница, конюх со скотником, две женщины трудившихся в кухне и четверо деревенских для разных работ - строение древнее, еще норманнских времен, необходим постоянный мелкий ремонт.
        Охоту на дьявола брат Михаил развернул по всем правилам, Рауль и предположить не мог, что инквизиция пользуется столь учеными инструментами, не ограничиваясь одними молитвами, святой водой и экзорцизмом.
        Надо, однако, помнить, что приходится иметь дело не с обычным Sanctum Officium, занимающимся разбором дел о еретичестве и отходе от доктрины веры, а с venatores monstris, предназначенных Апостольским престолом и курией для борьбы с осязаемыми проявлениями зла.
        Преподобный категорически запретил всем, кроме членов Трибунала шляться по замку, пока Вермель не будет самым внимательным образом осмотрен от подвалов до конька крыши. Сержантов мессира Летгарда выставил на стражу по стенам и у входов, господ чиновников попросил временно разместиться в главной комнате под бергфридом, предварительно изучив зальчик и убедившись, что явных следов преступления там нет.
        После чего Михаил разделил инквизиторов-доминиканцев на три пятерки, - одну возглавил сам, две других отдал под руководство брата Ксавьера и брата Валерия из Орийака, - распределив обязанности: вы занимаетесь кухней и хозяйственными пристройками, вы дворянскими покоями вместе с чердаком, на мне - двор, подвал, галереи и осмотр с внешней стороны стены. Мэтр Ознар, останьтесь, надеюсь на вашу наблюдательность и советы.
        За дело!
        Неизменный Жак вместе с мессирами Ролло и Энцо д’Ортале приволокли к замковым воротам найденные возле сеновала деревянные козлы с уложенными поверх досками. Так будет удобнее писарю и можно поставить сундучки со снаряжением.
        - Не станем мудрствовать и начнем прямо отсюда, - сказал преподобный указав на домик привратника, за которым валялся наспех прикрытый рогожкой труп. - Испуг бетюнских легистов обратился в нашу пользу: натоптать они успели немного. Рауль, давайте взглянем... Прежде всего, как нападавшие отперли ворота? На ночь створки обычно закрываются, не думаю, что в Вермеле поступали иначе!
        - Засов окован железом, не поврежден. Свежих царапин и сколов на досках нет. Изнутри? Забросили кошку на зубец стены, спустились по веревке?
        - Жак, проверь!.. Второй вариант: злоумышленников пустили во двор, не подозревая об их намерениях. Это мог быть кто-то знакомый.
        - Знакомый? - Рауль поднял непонимающий взгляд на брата Михаила.
        - Конечно, трудно поверить. Будь у меня такие, с позволения сказать, «знакомые», я бы наглухо заперся в римском замке Святого Ангела под охраной в тысячу швейцарцев и то не испытывал бы особой уверенности. Давайте осмотрим тело.
        От привратника, крестьянина в возрасте, лет за сорок, осталось немного. Создавалось впечатление, что изрубили его в десять рук. Череп расколот, части свода валяются на залитых замерзшей кровью камнях. На лице можно с уверенностью опознать только правую скулу, внешний обвод глазницы и бровь, всё прочее - смесь из темно-багровых кровавых сгустков, острых осколков косточек и сероватых комочков мозга. Кисть руки отсечена, предплечье перебито, ребра переломаны.
        Будто в мельничные жернова попал.
        - Вы участвовали в войнах, мэтр? - спросил преподобный. - В крупных сражениях?
        - Не довелось. Несколько стычек с маврами в Кастилии и Арагоне, но «крупными сражениями» это никак нельзя назвать. Вы к чему?
        - К тому, что я оказался свидетелем битвы при Фессалониках в 1343 году, когда Иоанн Кантакузин воевал против своего нынешнего соправителя, базилевса Иоанна Палеолога и императрицы-матери Анны Савойской. Входил в состав посольства Авиньона, после сражения помогал монахам искать раненых на поле, христианский долг... Превратить живого человека в эдакий farcio можно только на поле боя, в свалке, когда удары сыплются со всех сторон. Для обычного убийства вполне достаточно один раз ткнуть клинком или ударить топором по голове, но зачем глумиться над трупом?
        - Желание что-то скрыть?
        - Рациональное объяснение, - кивнул инквизитор. Оглянулся на помощников: - Брат Тейтберт, подайте мою сумку...
        - Смотрите внимательно, - преподобный срезал ножом остатки холщевой ткани с бедра погибшего и протер кожу тряпицей смоченной в уксусе, убирая полоски крови. - Два следа от заточенного лезвия, плоть рассечена от подвздошья до колена. А это что? По внутренней стороне и до паха?
        - Укус, - ахнул Рауль. - Кто-то сначала схватил его зубами, вырвал клок мяса, потом вцепился в...
        - В места причинные, словно обученный боевой пес, - дополнил Брат Михаил, извлекая из сундучка на ремне полоску серебра с нанесенными делениями. Измерил. - Расстояние между клыками три парижских дюйма и четыре линии. Помельче оборотня из Виварэ, но тоже внушительно. Мессир фон Тергенау!
        - Слушаю.
        - В замке есть собаки?
        - Проверено, ваше преподобие. Были. Все убиты.
        - Даже так? - выпрямился Михаил Овернский. - Каким способом?
        - Дворового пса как будто хищник загрыз. Господские охотничьи собаки зарезаны, предположительно мизерикордиями, били в загривок и в сердце.
        - Другие животные?
        - Овцы разбежались, овчарня пуста. Курятник нетронут. Две лошади мертвы, внешних повреждений мы не углядели.
        - Лошади и собаки, - задумчиво сказал брат Михаил. - Впервые в жизни с таким сталкиваюсь. Ролло, Жак, берите остальных и съездите в соседние деревни. Потрясите мужланов. Хоть один должен был что-нибудь заметить или услышать! Пообещайте вознаграждение за достоверные сведения, предупредив, что лжесвидетельство - смертный грех, который будет караться не только на том свете, но и на этом.
        - Как прикажете, ваше преподобие...
        В разных углах двора и в хлеву нашли еще три тела. Больше всех повезло скотнику, нападавшие лишь отмахнули клинком по шее так, что голова повисла на кожном лоскуте
        - скорее всего, ночевавший в теплом овине крестьянский парень выскочил на шум, рядом валялась прихваченная с собой рогатина. Брызги крови, струями вырвавшееся из толстых шейных жил, видны и на соломенной крыше сушильни для снопов.
        Михаил Овернский работал сосредоточенно, с каменным лицом, не проявляя эмоций. Снимал размеры ран кронциркулем, капал из пипетки щелочью или ацидумом на подозрительные пятна, диктовал выводы писарю. Изредка звал Рауля, посовещаться.
        - Вы другим взглядом смотрите, не отвлекайтесь, - сказал преподобный. - Не верю я, что здесь обошлось без чародейства...
        - И правильно не верите. След ауры заметен, однако он теряется из-за... Того, что вы носите с собой.
        Преподобный взглянул на Рауля недовольно. Вздохнул. Плеснул на руки уксусом, смыл грязь. Сунул пальцы за ворот рясы.
        - Это?
        Керикон, крылатый жезл Гермеса, обвитый двумя лентами. Амулет сделан из беспримесного золота, цвет насыщенно-желтый, с бронзовинкой, без оттенков. В центре - крупный неограненый изумруд. Источник незримой энергии, силу впитывающий и силу отдающий.
        - Эту штуковину создал Аполлоний Тианский, - вполголоса сказал Михаил. - Да-да, тот самый пифагореец постигший тайну «Скрижали измарагда». Немудрено, что вы почувствовали источаемую талисманом мощь. Предлагаете снять защиту?.. Я умею это делать. Знаю Sermo Perfectus, Совершенное Слово...
        - Папский инквизитор пользуется плодами герметических наук? - так же тихо ответил Рауль. - И волшебством язычников?
        - Исключительно ad majorem Dei gloriam. Что ж, если вы просите... - преподобный провел над кериконом правой ладонью, что-то неслышно прошептал. - Довольны?
        Мир для Рауля вспыхнул новыми красками - оказывается, апотропей Трисмегиста или полностью блокировал, или во много раз снижал силу любой магии. Вот почему рядом с Михаилом Овернским чародейские эманации становятся едва заметными, а то и вовсе исчезают! Инквизитор отлично защищен от колдовской атаки со стороны, большинство направленных на него заклятий потеряют силу, рассыплются, или не окажут надлежащего влияния!
        Зато теперь многое стало куда понятнее - двор Вермеля расцветился сине-голубыми, шафрановыми и пепельно-серыми линиями. Появились нехорошие черные отметины, будто угольная крошка рассыпана, запах... Псиной, что ли несет?
        Последующие действия мэтра доминиканцев если не озадачили, то вызвали живой интерес. Рауль едва не бегом кинулся к сторожке, затем сразу к овину, опустился на колени возле трупа скотника, погладил ладонью камни и рогатину, после чего выскочил за ворота замка, пробираясь через снежный завал к подошве холма.
        - Сюда! Быстрее! Брат Михаил!
        - Что? - выдохнул преподобный, спустившись. - Нашли что-нибудь?
        - Еще как...
        Мэтр указал на тело, лежащее у ног.
        - Значит, все-таки магия?
        - Назвать ликантропию «магией» в строгом понимании нельзя. Это, скорее проклятие. Перед вами последствия неполного превращения. Жуть берет.
        Михаил Овернский против ожиданий остался невозмутим, в глазах проскользнула тень понимания и узнавания. Еще бы, победитель чудовища из Виварэ!
        Omnio[В целом (лат.)] , оно выглядело как человек. Почти, да не совсем.
        Совершенно обнаженный мужчина, отлично сложенный, роста изрядного, но не такой великан как трактирщик Гозлен. Русоволосый, как и большинство жителей Па де Кале, Артуа и поморской Фландрии. Только ни у единого из потомков Адама и Евы невозможно найти вместо ступней и ладоней волчью пясть, с пятью темными подушечками и когтями. Голени и предплечья деформированы, искривлены и тоже напоминают оконечье звериной лапы.
        - Не успел удрать, - усмехнулся преподобный. С трудом оттянул пальцем нижнюю губу оборотня, на холоде труп закоченел. - Клыки втянулись не до конца, видите? Рана смертельная. За упокой души скотника я отслужу отдельную messa in suffragio. Когда ликантроп напал на привратника и тот наверняка поднял крик, - не станешь же молчать, когда тебя режут на кусочки или рвут клыками? - парень схватил вилы-рогатину, ткнул в первого попавшегося противника и только затем получил удар мечом... Ткнул исключительно удачно, в область сердца. Второе острие проткнуло печень. Оборотень умер быстро, в момент преображения из зверя в человека...
        - Ликантропов традиционно убивают серебром, - заметил Рауль. - Серебряный наконечник стрелы или арбалетного болта, посеребренный клинок...
        - Далеко не всегда, мэтр! Вы должны это знать! Argentum незаменим в противоборстве с нечистью, однако следует помнить, что ликантропия вызывается не только чарами и проклятием, но и врожденными способностями Древних... Подозреваю, тот самый случай. Будь здесь черная магия, вы бы сразу сказали мэтр. Верно?
        - Представления не имею, разочарую я вас или обнадежу, - проговорил Рауль хмуро поглядывая на оборотня. - Шлейф черной магии в Вермеле прекрасно различим. Necromamtia et maleficia. В воздухе будто рой мошкары висит, вы увидеть не можете, а я вижу отчетливо...
        - Очень хорошо, - сказал брат Михаил. Уточнил: - Хорошо для расследования.
        - Преподобный! - воззвали со стороны ворот замка. Монах в бело-черном, размахивает руками. - Брат Ксавьер просит вас немедля подняться! Поторопитесь!
* * *
        ... - Вы не похожи на человека впечатлительного.
        - Привыкнуть можно ко всему, но требуется время. Я - привык. Почти.
        Рауль Ознар и Михаил Овернский стояли на западной стене Вермеля, не обращая внимания на порывы ветра - со стороны Ла Манша наползали тучи, значит погода опять испортится, жди мокрого снега и наледи. А в Лангедоке теперь яблони цвести начинают...
        - Не хотелось бы сейчас в Лангедок, - буркнул инквизитор.
        - Я вслух сказал?
        - Вслух подумали. Выбор у нас небогатый: уехать на юг к цветущим яблоням и чуме, или остаться здесь, наедине с незнаемой бесовщиной. Чума? А что чума? Рано или поздно дождемся, недаром Моровая Дева бродила окрест.
        - Думаете, всё настолько плохо? Брат... Мессир де Го?
        - Вспомнили мое мирское имя? Отчего?
        - Сами предлагали так обращаться. Как к другу.
        - Неожиданно быстро колдун, алхимик и последователь Нарбоннской школы, к которой давненько и небеспочвенно приглядывается Священный Трибунал, счел другом инквизитора, - процедил брат Михаил. Засопел яростно. - Будь моя воля, всю вашу братию... Без жалости и сострадания... Как говаривал легат Арнольд-Амальрик
«Господь на небе разберет, где свои, где чужие»!
        - Я вас не понимаю, - осторожно сказал мэтр. - Я думал, что...
        - Думали!? - взорвался доминиканец, перейдя почти на крик. - Не понимаете, да? Понимаете, еще как, куда лучше других! Магия - это власть и сила, которые опьяняют, заставляют забыть об установленных раз и навсегда законах! Не убивай - кто это сказал? Да, барон может пристукнуть холопа, но и сиволапый смерд защищаясь возьмется за кол или рогатину! С чародейством иначе, оружие тут не спасет, и не будь нас, слуг Церкви, беспредельная власть избранных единиц на тысячами и десятками тысяч стала бы реальностью! Извращенная, злобная, не сдерживаемая никакими узами и запретами, никакой моралью! Вы знанием обладаете, другие - нет!
        Михаил перевел дух и рявкнул:
        - Видели, что там творится? Видели? И после этого спрашиваете, почему вдруг жестокосердная инквизиция отправляет ведьм и колдунов на костер? Причем, к моему вящему сожалению, лишь одного из десяти?
        Мэтр не ответил. Он видел.
        Сомнений не оставалось: в замке Вермель провели некий жуткий обряд. О чем-то подобном брат Михаил встречал упоминания в известиях от братьев-рыцарей ордена Девы Марии Тевтонской, докладывавших в курию о диких обычаях язычников Ливонии, Пруссии, Жемайтии и Литвы, варварских земель доселе не принявших крест. Достаточно вспомнить святого Адальберта Пражского, три с половиной столетия назад явившегося с миссией к пруссам, ими убитого и, как свидетельствуют хроники, пожранного.
        Но ритуальный каннибализм в католичнейшей Франции? В цивилизованном и культурном XIV веке от Рождества? Причем сопровождаемый колдовской церемонией, о каких не то что мэтр Ознар, а даже искушенный папский инквизитор не слыхивал?
        Обычная спальня, - большая, с двумя постелями, очагом, чуть выцветшими аррасскими ткаными коврами по стенам. Подстилки с пола убраны - выброшены в коридор. На голых досках перекрытия выведен круг. Посреди круга две отрезанные головы и оплывшие свечи. Углем начерчены руны.
        О прочих деталях Рауль предпочел бы поскорее забыть. Печень уложенная на веточки омелы у северного края окружности. Отсеченные ступни поставленные косым крестом. Глазные яблоки... Ох.
        И останки детей шевалье де Вермеля возле кроватей. То, что для обряда не пригодилось.
        Нет, лучше было бы этого никогда не видеть.
        - Простите меня бога ради, мэтр, - сказал брат Михаил, нарушая долгую паузу. - Сорвался, накричал, оскорбил... Знаю, инквизиция не имеет права на слабость. Согласны на сатисфакцию?
        - Вы духовное лицо, рукоположенный священник. Это решительно невозможно по всем канонам.
        - Разве? Вполне возможно. Помогите мне найти этих мразей. И тогда я вселюдно покаюсь в грехе злословия в ваш адрес. Хотите в авиньонском Нотр-Дам-де-Дом, в присутствии самого Папы и коллегии кардиналов? В Риме, у святого Петра?
        - Хочу, - фыркнул Рауль. - Представляю себе рожу кардинала Перуджийского. Его удар хватит.
        - А вы злопамятны, мессир Ознар. Поверьте, его высокопреосвященство я могу довести до трясучки и другими, более невинными методами... Поглядите-ка, дым, - Михаил вытянул руку, указывая в сторону Бетюна. - Густой, черный. Пожар?
        - Нам-то какое дело, ваше преподобие? Пожар опасен летом, в засуху, при такой сырости и холодрыге мигом потушат.
        - Верно. Идемте, труды скорбные еще не закончены. Жак с братьями-мирянами наверняка скоро вернутся, прево и королевскому легисту дозволено заняться прямым своим делом - расследованием по линии светской власти. Сержанты перенесут тела в подвал, на ледник, будем ждать приходского священника и самого господина де Вермель, ради опознания. Долгий и неприятный день впереди...
        Брат Михаил даже предположить не мог, насколько долгий. И насколько неприятный.
* * *
        - Нас преследует злой рок. Более внятных и разумных объяснений у меня попросту нет. Если монастырский иллюминатор[Монах, украшающий рукописи иллюстрациями и орнаментами.] надумает изобразить аллегорию невезения и неудачливости, наши персоны идеально подойдут для этой цели. Словно прочу навели!
        - В иное время и в ином месте я бы вам попенял за недостойные священнослужителя предрассудки, - сказал Рауль, - но тут склонен согласиться. Отслужите молебен во избавление.
        - Думаете, поможет?..
        К двенадцати мертвым телам в замке добавилось тринадцатое - сам хозяин, рыцарь Одилон де Вермель, прискакавший из Арраса между секстой и ноной. В верхние покои его вначале не пускали, брат Ксавьер попытался объяснить, что необходимо подождать, не мешая следователям инквизиции, но его милость не слушал. Прорвался в жилые комнаты.
        Увидел.
        Несколько мгновений спустя мессира Одилона не было в живых - по словам вбежавших вслед монахов, он побагровел, выкрикнул (буквально!) «Негодяй! Своими руками...», осекся на полуслове и упал замертво.
        Ictus morbus, как определил Рауль. Апоплексия, удар из-за прилива крови к голове. Мгновенная смерть.
        Когда о происшедшем доложили Михаилу Овернскому, преподобный изрек несколько эмоциональных словечек, о существовании которых благочестивый брат-доминиканец и знать-то не должен, не то, что произносить сии речения вслух без единой ошибки. Громко пообещал сослать Ксавьера д’Абарка и его assistentes на пожизненное покаяние куда-нибудь к дикарям, в языческую Литву, за которой, как известно, край мира и вечные льды.
        - По вашей нерадивости потерян ценнейший свидетель! Что надо было сделать в первую очередь? Правильно - до-про-си-ть! Не обращая внимания на душевное состояние! Как теперь прикажете истолковать возглас «негодяй»? Кто этот негодяй? Вы способны ответить? Нет? Никто теперь не способен!
        Рауль вспомнил о «Книге Анубиса», но сдержался и своих услуг не предложил: хватит непредсказуемых опытов. Чем чаще заглядываешь за Грань, тем выше вероятность оттуда не вернуться.
        - Что мы имеем в итоге? - сказал брат Михаил, осмотрев тело Вермеля. - Первое: не исключается причастность к нападению конных призраков Охоты, которые вовсе не так призрачны, как считалось раньше - клинки у них настоящие. Второе: кажется, мы подобрались к разгадке секрета «адских псов»: доказательством тому тело ликантропа. Наконец, третье. Мессир Одилон несомненно имел в виду некую конкретную личность, ему знакомую... Брат Ксавьер, брат Валерий, брат Теобальд! Когда вернемся в Аррас, перевернуть город вверх дном, отыскать ближних и дальних знакомых рыцаря де Вермеля, узнать о нем всё. В средствах не стесняться, записывать любые слухи и сплетни! Сейчас же допросите приходского кюре, деревенские священники видят и знают многое.
        - Тайна исповеди, - напомнил д’Абарк. - Правила Четвертого Латеранского собора. Кюре может...
        - Ничего он не может! Обязан рассказать по требованию инквизиции, представляющей высшую власть Церкви! Папскую индульгенцию ему пообещайте, наконец.
        Вскоре объявились братья-миряне, с докладом и неожиданной добычей - крестьянской девкой, везомой на крупе лошади одного из братьев ди Джессо. Руки у девки были связаны.
        - Ведьма, - коротко пояснил Жак. - Мужланы сами ее выдали, пускай мол святые отцы на чистую воду выведут.
        - Гос-споди, - простонал его преподобие, едва за голову не схватившись. - Будто у нас других забот мало! Что она натворила?
        - Так ведьма же...
        - Ладно, потом разберемся. Отведите в замок, сержанты присмотрят.
        Девка молчала, созерцая облака. Собственная участь, судя по виду, ее абсолютно не волновала. Чуть вздрогнула, когда Рауль втихомолку сотворил аркан распознания - значит, кой-какими способностями владеет. Незначительными, скорее всего.
        - Узнали что-нибудь?
        - Все как один твердили: ночь полнолуния была «плохой», - ответил Жак. - Скотина беспокоилась, звуки странные, волки выли. Из домов никто не выходил, боялись. Но приметили, что у ведьмы в окне горела лучина - выходит, чаровала.
        - Доказательства неопровержимые, - некуртуазно сплюнул преподобный. - Мэтр Ознар, сделайте одолжение - поговорите с дамой, у меня нет ни времени, ни желания заниматься сельской знахаркой. Если прочитает «Отче наш» и «Славься Мария» без запинок - гоните на все четыре стороны. Пусть возвращается домой.
        - А если с запинками? - не удержался Рауль.
        - Все равно гоните. Недосуг. За мелкую ворожбу можно половину французских женщин привлечь к суду, но зачем? На пять тысяч так называемых «ведьм» хорошо если одна летает на помеле, целует в анус черного козлищу, совокупляется с инкубами, раввинами и ересиархами, после чего злонамеренно вызывает у всех окружающих мужчин импотенцию! Я за свою карьеру видел лишь четырех настоящих сильных ведьм, продавших душу дьяволу...
        - Ваше преподобие, - донеслось со стены. Звал Саварик Летгард, выбравшийся на галерею. - Позвольте вас отвлечь! Что-то происходит, и мне это очень не нравится..

* * *
        Горизонт на северо-западе затянула сплошная полоса дыма, постепенно уносимого ветром в сторону отдаленного моря. Рауль мог поклясться, что видит желтоватые искорки вдали - странный пожар разросся до масштабов серьезного бедствия. Не оставалось сомнений: горят предместья Бетюна, возможно пламя перекинулось и на сам городок.
        - Тихо, - поднял руку Летгард. - Послушайте! Мне чудится, или звонят колокола?
        - Вроде бы набат с беффруа?! Разносится далеко...
        - Мессир прево, отправьте двоих сержантов в Бетюн, выяснить в чем дело, - сказал брат Михаил. - Всего три с небольшим мили, обернутся быстро.
        - По-моему, не стоит спешить, - Рауль потянул преподобного за рукав. - Гляньте на дорогу, кто это может быть?
        Всадники. Много, десятка четыре. Идут плотной колонной, рысью. Солнечные блики на металлических деталях упряжи, доспехе и оружии. У многих поверх кольчуг красные с желтым сюрко.
        - Повернули в нашу сторону, - озадаченно сказал Летгард. - Ничего не понимаю!
        - Скоро поймете, - Михаил зашагал к лестнице вниз. - Кажется, я догадываюсь с кем придется иметь дело. Только англичан нам сейчас не хватало!
        - Англичане? Что они забыли в Артуа?..
        Наверное, следовало бы закрыть ворота замка и попытаться переждать опасность, но преподобный был свято уверен в неприкосновенности духовных особ и своей способности защитить мирян.
        Вид у нежданных гостей был крайне недружелюбный - часть конных рассредоточились по двору Вермеля, половина осталась снаружи. Из опоясанных Рауль углядел двоих - у старшего на накидке лев, второй, помоложе, носит хорошо опознаваемых золотых фазанов Сассексов. Прочие - армигеры и арбалетчики.
        - Ты кто, монах? - рыцарь со львом сразу обратил внимание на брата Михаила, вышедшего вперед.
        - Вряд ли мы встречались раньше сударь, - невозмутимо ответил преподобный, - и мое имя вам ровным счетом ничего не скажет. Однако, я знаю кто вы - судя по гербу, Ричард Фитц-Алан, граф Арунделл, граф Суррей.
        - Я задал вопрос, святоша!
        - Извольте: inquisitor a Sede Apostolica specialiter deputatus в графстве Артуа, чрезвычайный посланник Святейшего Папы и Апостольского престола Михаил из Оверни.
        - Громко звучит, - скривился граф Арунделл. - Что забыл авиньонский инквизитор в этой дыре?
        - Здесь совершенно преступление против законов Бога и короля.
        - Ну если против законов короля, - англичанин (говоривший, впрочем на французском, привычном языке дворянства Альбиона) выделил голосом последнее слово, - нашего доброго короля Эдуарда, то злодеев безусловно стоит покарать. Королевскому суду, как и полагается... Слушать меня! Всех разоружить! Припасы и скот конфискуются!
        - Вы с ума сошли, граф? - поднял голос преподобный. - В чем дело? Я не слышал о том, чтобы перемирие было расторгнуто!
        - Помолчите, отче, если не желаете, чтобы с вами поступили грубо и без должного уважения! Проедетесь вместе со мной в Кале, там и выясним, кто вы на самом деле.
        Михаил бросил короткий взгляд на Жака и покачал головой - силы неравны, лучше подчиниться. Бросаться в драку - чистое самоубийство, числом задавят.
        Взяли всех, особое внимание обратив на гербовых - солидный выкуп с Летгарда или мессира де Пернуа не получишь, но это лучше, чем совсем ничего. Без всяких церемоний обобрали амбары и кладовые, свалив добычу в одну из повозок принадлежащих Трибуналу. Монахи, братья-миряне, королевские чиновники и сержанты вместе со злосчастной ведьмой, попавшей из огня да в полымя, дожидались в углу двора, под пристальной охраной.
        Подбежал английский оруженосец, спросил кто здесь инквизитор Михаил из Оверни. Его светлость незамедлительно требуют к себе! Пропустите доминиканца!
        - Там мертвецы на леднике, - без долгих вступлений начал граф Арунделл. - Один - не человек. Мой лекарь сказал, что вроде бы оборотень - немного разбирается в колдовских делах. Вы поэтому здесь?
        - Сударь, я пытался предупредить о том, что Священный Трибунал проводит в Вермеле расследование. Ваш визит его сорвал.
        - Война, святой брат. Говорите, перемирие? Оно было нарушено несколько дней назад, французами. Не возражайте! Я знаю, что вы отыщете уйму оправданий!
        - Но я...
        - Решение неизменно: объясните всё сэру Уолтеру Моуни, представляющему государя. Но что делать с этой халупой? Оборотень, чародейство!
        - Будет наиболее разумным...
        - Церковь обычно прибегает к очистительному огню, - Арунделл, похоже умел слушать только самого себя. - А вы поможете истовой молитвой. Идите.
        - Позвольте хотя бы...
        - Не позволяю. Жалуйтесь на меня хоть королю, хоть самому Папе.
* * *
        Вермель занялся быстро.
        Пламя моментально перекинулось с подожженных снопов соломы на деревянные перекрытия и стропила, сожрало овин и конюшню. Вырвалось из окон-бойниц обеих башен, а когда крыша провалилась внутрь, с ревом поднялось над всхолмьем слепяще-оранжевым столбом, окутанным вихрем искр и дымными струями.
        Уголья тлели еще пять дней.
        Внезапный налет англичан обошелся Артуа и соседнему епископату Сент-Омер недешево
        - захватить с налету Бетюн не удалось, зато предместья, монастырь августинцев и две соседние деревни были сожжены. Пострадали окрестности Моленгема и Лёмбра, неприятель взял голыми руками пять дворянских замков, по ротозейству и самоуспокоенности владельцев не предпринявших попыток сопротивления.
        Уолтер Моуни, наместник Эдуарда Плантагенета в Кале, сильно рисковал бросив все наличествующие силы в этот стремительный рейд, но успех превзошел любые ожидания: богатые трофеи при ничтожных потерях в людях (двое убитых, десяток с небольшим раненых), получены новые опорные точки для предстоящей летней кампании - а в том, что его величество продолжит борьбу за французскую корону с Филиппом де Валуа не сомневался никто: от командующего английским войском на континенте, до кредиторов Эдуарда в Священной империи, еврейских ростовщиков, ковроделов из Брюгге, брюссельских пивоваров или виноградарей Дуайе.
        Омрачал этот небольшой триумф инцидент, случившийся по вине его светлости Ричарда Арунделла - потомка благороднейшей семьи, неустрашимого воителя, но при этом человека дурно воспитанного, бесцеремонного и весьма превратно толкующего слово
«дипломатия».
        Когда впервые за двести лет несбывшаяся мечта «Старого Гарри», короля Генриха II, отца Ричарда Львиное Сердце, о создании единой империи, включающей земли Англии, Франции, Аквитании и Гаскони, близка к осуществлению, когда решается судьба монархии, ни в коем случае нельзя ссориться с важнейшим союзником - Святой Матерью-Церковью!
        Особенно в лице полномочного представителя Папы и курии!
* * *
        - Ваше высокопреподобие, я приношу нижайшие извинения от имени королевства Англия и его величества Эдуарда Плантагенета...
        - Просто «ваше преподобие», сэр Моуни. Приставка «высоко» соответствует церковному титулу аббата, архимандрита или папского камергера.
        За губернатором Кале брат Михаил наблюдал не без скрытого удовольствия: похоже, этот суровый, решительный и не слишком красивый внешне господин и впрямь был смущен - невозможно притворно покраснеть до ушей, особенно не обученному лицедейству военачальнику.
        Его чувства можно понять: просить прошения за необдуманные (мягко сказано!) действия дуболома-графа не слишком приятно, особенно сознавая, что инквизитор не раздумывая доложит куда следует - сиречь в коллегию кардиналов, где английские позиции весьма шатки: со времен Климента V и переезда в Авиньон конклав состоит в большинстве из французов и итальянцев.
        - Постная трапеза, - окончательно стушевался Уолтер Моуни, указав на роскошный стол. Надо же, где они раздобыли в это время года атлантического осетра, в отличие от пресноводных сородичей обитающего в море? - Не откажите угоститься... Э-э... Прочим вашим сопровождающим отданы лучшие помещения цитадели Кале, никто из них ни в чем не нуждается.
        - Я могу их проведать?
        - Разумеется, незамедлительно!
        - Но сначала - трапеза, - Михаил Овернский непринужденно присел к столу. Ополоснул руки в серебряной чаше, поднесенной безмолвным слугой. Нарочито медленно вытер льняным полотенцем, на котором остались темные следы: засохшая кровь жертв Вермельской резни. - Сэр, отчего вы стоите? Присоединяйтесь. Побеседуем.
        Гневливость, безусловно, смертный грех. Однако нынешним вечером - а приглашение на ужин к сэру Моуни состоялось после заката, когда отряд Арунделла с победой прибыл в город, пленников сдали в крепость и въедливые английские законники начали вникать кого именно доставил в Кале милорд Ричард, - преподобный был злее сонмища гадаринских бесов.
        Подобное обращение с главой Священного Трибунала спускать нельзя.
        Ах, как они забегали, вскрыв сундучки с бумагами! В чем нельзя упрекнуть Арунделла, так это в невнимательности - по его распоряжению кнехты сгребли все невеликое имущество инквизиции в кучу, по возвращению отдав светской власти: пускай у препозитариев короля голова болит.
        По счастью, который месяц скучавший от вынужденного безделья capitaine de ville[«Городской капитан» - должность, приблизительно схожая с начальником полиции, одновременно командовавшим городским ополчением.] неотлучно находился в замке и лично принял схваченных французов. Парней, смахивающих на отпетых наемников, объятых унынием аррасских сержантов и простецкую девку, непонятно как затесавшуюся в эту подозрительную комитиву следовало бы немедля отправить в башню, но доминиканские монахи вызвали понятный интерес. Особенно, когда оруженосец графа Ричарда сообщил, что они якобы причисляли себя к Sanctum Officium.
        Когда у капитана в руках оказался пергамент с печатями не кого-нибудь, а самого Папы Римского за его подписью вкупе с сопровождающими документами, подтверждавшими полномочия некоего Михаила из Оверни, смиренного брата ордена Проповедников, поверить своим глазам было трудно.
        Обман? Фальшивка?
        С такими вещами не шутят! Это костер.
        Спешно вызвали капеллана - отца Дионисия, окормлявшего паству в Кале от имени архиепископа Кентерберийского. Все-таки каноник при святом Петре в Лондоне, о внутренних делах Церкви осведомлен лучше других, сумеет различить.
        Дионисий из Ламберта, ознакомившись, побледнел. Вслух поименовал его светлость Ричарда Арунделла «скотом», «козлом вонючим» и «содомитом». С невиданной для почтенного возраста прытью, - отцу Дионисию перевалило за пятьдесят, - умчался наверх, в донжон, к Уолтеру Моуни, командовавшему в городе «именем короля». Прыгал по лестнице через две ступеньки извергая лютые богохульства.
        Рауля, засунутого в тесную, исключительно сырую - Кале стоит на прибрежном болоте,
        - и воняющую мочой камеру вместе с Ролло, сицилийскими близнецами и сержантом с редким именем Жуаю, извлекли оттуда вместе с товарищами по несчастью, провели освещенными факелами коридорами и лестницами, оставив в устланном соломой помещении, видимо прилегающем к кордегардии калесской цитадели - грубоватый, но надежный стол, низкие лавки, в углу валяется забытый пехотный шлем старинного норманнского образца. Пахнет приятно - портянками, когда этот запах не насыщен, создается впечатление, будто находишься на сыроварне.
        Охранять не перестали - ходить в нужник только в сопровождении двух детинушек с английскими львами на туниках. Принесли поесть и выпить. Рыба, постылая репа, липкий хлеб с отрубями. Жидкое пиво.
        На попытку забиячливого Танкреда ди Джессо возмутиться и полезть в драку, стражи с типично альбионской сдержанностью ответили, что самим жрать нечего. А вас, мессиры, приказано кормить на убой.
        Озверевшему Танкреду надавали тумаков втроем, чтобы отвязался и не бузил. Захлопнули дверь.
        - На убой! Ничего себе! - сокрушенно покачал головой сицилиец, касаясь ссадины на скуле. Ткнул пальцем в пресную до отвращения репку. Репка лопнула, изойдя волокнистой слизью. - Мессир Ознар, а не могли бы вы наколдовать фаршированную утку, а?
        - Нет, дружище. Креационная магия мне недоступна. Пост, к тому же. Зато есть вот что...
        Всякий уважающий себя маг носит колет с кармашками по рукавам - упрятанные периапты или флакончики с декоктами скрыты от чужого глаза. Мэтр себя не обременял: пяток амулетов, пакетики с порошками (отвести след, присыпать рану, изгнать нечисть) и не больше.
        Самое важное в дороге - соль, без которой и королевское кушанье станет поросячьей похлебкой. Мешочек тонкого льна с солью обязателен.
        - Угощайтесь, мессиры. Один раз живем.
        - Это тоже волшебство, мэтр, - рассмеялся второй близнец, Арриго ди Джессо. - Пируем!
* * *
        ... - Поутру вам предоставят вооруженный эскорт, - сказал Уолтер Моуни преподобному, - И сопроводят куда пожелаете. Надеюсь, крайне досадная оплошность графа будет прощена и забыта.
        - Прощена - возможно, - рыкнул брат Михаил. - Церковь прощает грешников, принесших покаяние. Но вот забыта - вряд ли. Поскольку этот олух Арунделл не просто помешал следствию, но и сорвал его в самой важной стадии! Мы нашли улики, доказательства! И что? Всё сгорело!
        - Я искренне сожалею, - повторил Моуни.
        - Далее. Завтра вы отпустите не только представляющих Трибунал доминиканцев, но и прево Арраса с его людьми. Не пытайтесь мне напоминать о правилах войны, о том, что мессир Летгард пленник графа, а равно и о выкупе. Арунделлу нужен выкуп? Прекрасно, вы его и заплатите. Из казны. Кроме того, я решительно не понимаю, отчего нарушено перемирие! Что стало поводом?!
        - Понимаете ли, ваше преподобие, - замялся англичанин, - это очень странная история, непосредственно связанная с силами потусторонними.
        - Что-что? - вздернул брови инквизитор. - Я не ослышался? Соглашение между королями Филиппом и Эдуардом расторгнуто благодаря колдовству? Вы меня заинтриговали.
        Сэр Уолтер сбивчиво объяснил. Слышали когда-нибудь о Косаре, святой брат? Нет, никакие это не сказки, клянусь честью дворянина! В окрестностях Кале сейчас вообще происходит множество необъяснимых и леденящих кровь событий, впору самим молить Священную инквизицию о помощи! Спросите хоть отца Дионисия...
        Пожилой капеллан, за которым послали оруженосца Моуни, подтвердил - чертовщина как она есть, преподобный. Знамения, видения, предзнаменования. Люди встревожены. Только второго дня арестовали проповедника, смущавшего умы - так сразу и не поймешь, одержимый он, просто сумасшедший или, Боже упаси, какой сектант-еретик, поскольку замечен был в самобичевании.
        - Флагеллант? - переспросил брат Михаил. - Распорядитесь-ка привести его сюда. Вы не возражаете, сэр?
        Моуни закатил глаза, всем своим видом давая понять, что готов оказать папскому инквизитору любое посильное содействие, лишь бы искупить и загладить!
        Спешно доставленный в покои наместника проповедник выглядел безусловно и накрепко умалишенным - преподобный за много лет трудов на инквизиторском поприще вдоволь насмотрелся на юродивых, в основном людей совершенно безобидных и набожных, в которых иногда вспыхивала искра святости. В конце концов, святой Франциск Ассизский сделал подвиг юродства идеалом истинной апостольской христианской жизни!
        В данном случае, увы, ничего похожего не наблюдалось. Омерзительный патлатый нищий в драном холщовом рубище на святость не претендовал, вовсе наоборот - инквизитор лишь скривился, вновь столкнувшись с неприятно знакомым чувством: от помешанных всегда и постоянно истекает какая-то погань, нечистота ощущаемая физически.
        Кроме того, от бродяги несносно разило - эдакий букет присущ далеко не всякому прокаженному с отверстыми гонящимися язвами! По бороде и седеющим космам вольно разгуливали упитанные вши.
        Оказалось, что смутьян слеп или отчасти видит только левым глазом: правый полностью затянут бельмом. Немаловажная деталь: отрезан кончик носа, так в некоторых французский городах карают за прелюбодеяние. Но если убогий когда-либо и прелюбодействовал, то было это очень и очень давно, ибо ныне это уродище не подпустила бы к себе и распоследняя портовая шлюха.
        - Н-даа, - протянул Михаил Овернский. - Отец Дионисий, вы уверяли, будто он принародно возглашал еретические посулы? Не уверен, что сей раб Божий способен выговорить собственное имя, не то, что...
        - Альдаберон, - неожиданно внятно и звучно произнес нищий. - Меня нарекли Альдаберон.
        Преподобный и капеллан переглянулись. Имя исключительно древнее, восходящее к языческим корням, сейчас почти не используется - можно, конечно, вспомнить некоего Альдаберона из Реймса эпохи ранних Каролингов, но и только.
        - Веруешь ли в Господа нашего?
        - Как все.
        - Как все, значит... - покачал головой брат Михаил. Прикинул, стоит ли применить к вонючке обычные инквизиторские уловки наподобие «Как все еретики из вашей секты?», но ход мыслей прервали грохот и вопли, донесшиеся из-за приоткрытой двери в коридор.
        - Пустите же! Пусти, дерьмо собачье!
        - Стой! Хватайте его!
        Сочный звук удара. В комнату ввалился Рауль Ознар, на плечах коего висели двое англичан, будто собаки на кабанчике. Мэтр извернулся, съездил одному сжатой в горсть ладонью по уху, второго пнул в пах, да так, что кнехт взвыл и повалился на бок.
        Подскочил армигер сэра Моуни, угостив бузотера точным ударом в переносицу. Кровь хлынула не только из ноздрей, но и изо рта.
        - Прекратить! - взревел инквизитор. - Pax, pax! Мир! Поднимите его! В чем дело?
        - Сбежал, - известил кнехт с распухающим ухом. - Приказано было из покоев не выпускать!
        - Мессир! - брат Михаил воззрился на охающего Рауля. - Merde, дайте ему вытереться!.. Что это значит?
        - Маг... - хлюпнул Рауль, высморкав кровяной сгусток. Вызверился на армигера: - Да убери ты руки, скотина!.. Магия! Волшебство! Глядите! Genuinos apparet vultus!
        Эффект от несложного заклинания превзошел любые чаяния. Уолтер Моуни вскочил, перевернув кресло. Отец Дионисий ухватился за наперсный крест и забормотал «Спаси и сохрани». Англичане обнажили клинки.
        Пахнуло холодом - так всегда бывает, когда развеиваются чары под влиянием контрзаклинания. На досках пола появились тонкие дорожки инея.

«Старею, должно быть, - подумал брат Михаил. - Керикон Трисмегиста бездействует, после вермельской истории забыл активировать амулет... Потому и не различил сразу!
        - Igne purgatorio vocatis! - Рауль первым сообразил, что действовать нужно со всей возможной стремительностью, иначе последствия окажутся непредсказуемыми. - Преподобный, святую воду!
        Меж ладоней мэтра замерцал сгусток лазурного пламени - заклятие «Огонь очищающий» отнимало неимоверно много сил, но против нечисти работало безотказно, а в происхождении диковинной твари принявшей облик нищего флагелланта сомнений не оставалось: бес.
        Даже искушенные демонологи опирающиеся на тысячелетний опыт предшественников не перестают удивляться поистине бесконечному разнообразию форм и обличий, порожденных energia Inferna. Известно, что Силой Творящей преисподняя не обладает, лишь искажая и извращая сотворенное, но в этом деле Люциферу с окружающим его сонмищем демонов нет и не будет равных...
        Обманчивое человекоподобие, - руки-ноги, туловище, голова, - не могло скрыть устрашающей чужеродности твари: взъерошенная черная шерсть вперемешку с длинными изогнутыми иглами вдоль хребтины, тонкие губы за которыми скрываются сотни мелких и острейших, будто у нетопыря, зубок; глаза остались неизменными, тусклые, ничего не выражающие бельма. Лапищи будто скручены из веревок, дряблая коричнево-серая кожа покрыта бородавками. За спиной колышется ясно различимая тень - вроде бы крылья?
        И вонь - невыносимый, сводящий с ума смрад. Нечисть всегда источает зловоние.
        Дальнейшие события развивались стремительно. Бес выпрямился, ощерил тёмную пасть, но моментально попал под удар с двух сторон - Михаил Овернский незаметным движением перекрестил чашу для омовения рук, одновременно бросив в нее освященный самим Папой пастырский перстень и не раздумывая запустил тяжелым сосудом в страшилище. Сэру Моуни показалось, что лента водяных брызг на миг застыла в воздухе.
        Тотчас с пальцев Рауля сорвался ослепительный шарик Igne purgatorio, источавший крошечные изломанные молнии-искры.
        Громыхнуло так, что пол содрогнулся. По зале разошлась волна горячего воздуха.
        - Экзорцизмом его! - рявкнул преподобный на отца Дионисия. - Давайте! Вместе! Agnus Dei...
        Умирало оно скверно, тяжко. Прoклятая плоть растачивалась под каплями святой воды и змейками магического пламени, вспухали и лопались волдыри, под сводами калесского замка разнесся тоненький жалобный визг - демону было больно.
        Очень больно.
        - Сссмерть!.. - на последнем издыхании просипел черт. Бельма внезапно исчезли, явив яркие, густо-лиловые глаза с вертикальным разрезом зрачка. - Вссем ссмерть... Выйдет из моря Йамму.... И многие не доживут до заката... Ссмерть...
        Огонь очищающий полностью окутал тварюгу, окружив пульсирующим коконом - тошнотворный запах заместился густым ароматом грозы. Мгновение спустя всё было кончено, бес сгинул.
        Изошел.
        Кучка серой золы развеялась сквозняком из полуоткрытого окна.
        - Хорошенькие у вас в Кале проповедники, - брат Михаил плебейски вытер покрытое крупными каплями пота лицо рукавом рясы. Шагнул вперед, поднял свой перстень. - Флагеллант, говорите?.. Куда катится христианский мир, я вас спрашиваю? Если черти по улицам разгуливают, а городская стража их в темницу сажает, а? Что замолчали, мессиры?
        - По-моему, отсюда лучше уйти, - нарушил гробовую тишину пожилой капеллан. - Помещение надо окропить, отслужить чин...
        - Неужели? - преподобный оскалился не хуже любого беса. Повернулся к бледному армигеру, все еще сжимавшему рукоять меча. - Помогите господину Ознару, сударь! Видите, он весь в крови? По вашей, замечу, милости.
        - Нос, кажется, сломал, - гнусаво наябедничал Рауль, едва державшийся на ногах: одно заклятие, а сил ушло безмерно, словно полный день вспахивал поле Ареса в Колхиде и потом засеивал его зубами дракона. - Извините, мессиры, но я на грани обморока, мутит...
* * *
        - Назову вещи своими именами - вы скорее всего спасли наши жизни. Однако, не в этом дело, мэтр. За время нашего общения я приобрел незаменимый опыт: вы будто притягиваете к себе необычное, странное и, - давайте уж будем честны до конца, - смертельно опасное. Сперва ореада. Теперь воплощенный демон. Изгонять злых духов ex Infernis приходилось неоднократно, но это были бесплотные тени, смущавшие души грешных смертных. А тут - живой! Да ничего подобного со времен Августина не видывали!
        - Никакой он не «живой», - хрипло ответил Рауль. - Телесное воплощение не означает жизни, грубая подделка.
        - Не ловите меня на слове. Всего лишь неудачная метафора. Выводы из вчерашнего сделаете самостоятельно или подсказать?
        - Чего уж там подсказывать... Где-то отверсты Врата. Проход, через который эта пакость и изливается в Мир Тварный. Найдем Врата - закончим дело.
        Кортеж, сопровождаемый назначенными Уолтером Моуни дворянами при полной броне с наилучшим вооружением, покинул город до полудня - чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на пиках шедших впереди рыцарей развевались два хорошо различимых издалека вымпела: белый с зеленым крестом, свидетельствовавший о принадлежности к Sanctum Officium, и папский, золотой с серебряными ключами святого Петра. Никто больше не желал повторения прискорбных инцидентов - служители Церкви неприкосновенны!
        Сэр Уолтер Моуни сдержал слово - отпустили всех без исключения, имущество вернули в целости, а объявившийся поутру граф Арунделл неуклюже извинился перед его преподобием.
        Капеллан упросил брата Михаила отслужить мессу в Нотр-Дам-де-Кале, в благодарность за избавление от скверны диавольской, а при прощании получил ценный совет - относиться к своим обязанностям с должным усердием, ибо времена нынче тревожные.
        - Вы помните его слова? - шепотом сказал отец Дионисий. - «Выйдет из моря Йамму»? Что это может значить?
        - Йамму? - нахмурился Михаил Овернский. - Ах, да... Морской демон, повелевающий чудовищами океана, по одному из апокрифов приказавший киту проглотить пророка Иону, сына Амитая. Молитесь и уповайте на Господа, отче, ибо нет в Универсуме силы, противостоящей неизреченной милости Его...
        Раулю преподобный не рекомендовал ехать верхом - сударь, в моем дормезе предостаточно места, займете лежанку. Вы слишком плохо выглядите.
        Мэтр и не подумал отказываться. При одной мысли о конном переходе до Арраса ему становилось нехорошо: человек не владеющий искусством чародейства вряд ли представляет, чего стоит магу применить аркан уровня «Огня очищающего». Сейчас бы отоспаться денек-другой, да и кушать постоянно хочется. Однако, перспектива остаться еще на несколько дней в негостеприимном Кале удручала. Непереносимая сырость, хамоватые англичане (где это видано - гербовому дворянину да в рыло, будто распоследнему смерду!) и, конечно же, зловещее «смерть еще до заката», прозвучавшее из уст Альдаберона, гостя из Бездны...
        Демоны могут недоговаривать, могут играть словами и выражаться двусмысленно, но лгать - никогда. Вопрос лишь в трактовке речений изгнанного беса - непонятное
«Йамму» вполне способно оказаться неистовым шквалом, налетевшем со стороны Пролива, разрушившем город вместе с гаванью и потопившем суда, а «смерть до заката» примет облик некоего рыцаря-паладина с заходящим солнцем (или, к примеру, заходящей луной) на гербе, который в одиночку или с отрядом выбьет англичан из Кале.
        Маловероятно, но история и не такие казусы знала.
        В любом случае риск не оправдан. Береженого Бог бережет, надо ехать вместе с остальными. Танкред и Ролло будут подтрунивать над изнеженным французским дворянчиком? Да и пусть - они ведь не со зла, а исключительно по веселости характера.
        Таким образом мэтр Рауль Ознар занял место на ложе в дормезе преподобного, укрылся одеялом, - грубоватым, но очень теплым, козьей шерсти, - и едва повозка прогрохотала по мосту ведущему прочь из Кале, задремал. Братья-доминиканцы разбудили его к ноне, когда на полдороге к Аррасу, между Бюрбером и Лапинуа, решено было сделать привал и перекусить горячим.
        После немудрящего обеда спать уже не хотелось, лучше обсудить с братом Михаилом сомнительные успехи прошедших двух дней, отбросивших расследование далеко назад, а равно обогативших подлежащими осмыслению и весьма настораживающими сведениями.
        Неподалеку от Бетюна английский эскорт отпустили восвояси - возвращайтесь к своим, вечереет. Тут земли Франции, Священному трибуналу ничего не угрожает, дорога безопасна. В крайнем случае остановимся в любом из окрестных замков: дворяне Артуа не откажут в помощи королевскому прево и монахам-доминиканцам. Поезжайте с Богом, мессиры.
        Возражать мессиры не стали и вскоре два рыцарских копья скрылись в поднятых копытами лошадей облачках снежной пыли за поворотом на Сент-Омер.
        - Наша доблестная охрана, надеюсь, доберется без приключений, - сказал Михаил Овернский, поглядывая вслед англичанам. - В Кале они окажутся после заката, верно? Когда проклятие Альдаберона перестанет действовать?.. Эй, позовите ко мне прево!
        Подъехал Летгард, утомленный, но старавшийся бодриться. Пустил коня шагом рядом с дормезом так, чтобы можно было видеть в окне повозки его преподобие.
        - Вот что, шевалье... Поскольку его светлость сенешаль Готье де Рувр человек малоопытный и с юношеским ветром в голове, остается надеяться на вас. Летгард, какими силами мы располагаем?
        - Военными?
        - Да. Графские министериалы, дворянское ополчение, кнехты, наемники. Общее число?
        - Ну-у, - вздохнул прево. - Скажу прямо, немного. Сотен семь оружных, если поднять каждого...
        - Вот и поднимите, это в вашей власти. Дороги на север перекрыть. Заставы. Разъезды. Попросите помощи у епископа Сент-Омерского, его владения так же пострадали от набега. До возвращения Филиппа Руврского мы сами обязаны держать оборону.
        - Мы, ваше преподобие?
        - А кто же? Я родился во Франции, ныне живу в графстве Артуа, пускай и временно. Не взирая на сан и должность я обязан помнить, что война не закончена, а перемирие нарушено... Чтоб мышь не проскочила! Поняли, Летгард?
        - Точно так, ваше преподобие. Но сенешаль... В его руках казна.
        - Не беспокойтесь, я смогу убедить Готье. Завтра же нанесу визит. Боюсь, в ближайшие дни придется потрудиться, сударь...
        - Поднимать всё графство из-за одного-единственного набега? - вполголоса сказал Рауль, когда прево, поддав шпор лошади, отъехал в сторону. - Англичане не слепые, заметят военные приготовления и тогда надежда на новое перемирие исчезнет. Берете на себя ответственность?
        - Беру, - кивнул Михаил Овернский. - О каких приготовлениях вы толкуете, мэтр? Предосторожность, не более - следует накрепко закрыть северную границу. Вы ведь не хотите, чтобы вышедший из моря Йамму в один далеко не прекрасный день объявился на Иерусалимской улице в Аррасе и постучал в вашу дверь?
        - Вы на самом деле так полагаете?..
        - Просчитываю вероятности, мэтр. Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Мы находимся в центре водоворота событий, управлять которыми не способны. Отчего вдруг божественному провидению потребовалось направить наши стопы в Кале против своей воли? Правильно: что-то увидеть, услышать, узнать, а затем интерпретировать и расшифровать символы. Сомневаюсь, что для изгнания дурно пахнущего Альдаберона требовались объединенные силы Трибунала инквизиции в полном составе, умелого мага, аррасского прево, сержантов и приблудившейся деревенской ведьмы...
        - Кстати, что с ней делать? Знахарка будет с нами до Судного дня путешествовать?
        - Как и прежде - ровным счетом ничего. Переночует в аббатстве клариссинок, а завтра отправим домой.
        - Примет ли ее община? Деревенские сами выдали...
        - Вы плохо знакомы с жизнью простецов, - перебил Рауля преподобный. - Последнее слово в сельской общине принадлежит кюре; если Трибунал разобрался и отпустил с миром, значит невиновна. Священник знает это и воспользуется своим авторитетом.
        - Она первая почувствовала присутствие демона.
        - То есть? - брат Михаил заинтересованно взглянул на мэтра. - Не вы? Она?
        - Когда по распоряжению сэра Моуни англичане пришли в каземат, чтобы перевести нас в верхние помещения, Жанин забеспокоилась...
        - Ведьму зовут Жанин?
        - Да, Жанин Фаст, фамилия вроде бы фламандская...
        - Забеспокоилась, говорите? Дальше?
        - Ее поведение напоминало hystera - внезапно заскрежетала зубами, закатила глаза, а потом указала в сторону одной из камер: «Стая, стая!.. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются....» Я поначалу не обратил внимания.
        - Очень зря, - суховато заметил брат Михаил. - Я бы непременно задумался, отчего безграмотная деревенская девка свободно цитирует Святое Писание. Восемьдесят первый псалом Асафа с весьма глубоким подтекстом - «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд».
        - Слышала на проповеди от кюре, ничего более. Сами же несколько дней тому вспоминали Оккама: самое верное объяснение - самое простое.
        - Но не в данном контексте. Вы нечистую силу распознать мгновенно не сумели, а она не только увидела в заключенном соседней темницы беса под человеческой личиной, но и дала почти каноническое определение: «Во тьме ходят, все основания земли колеблются». Свое прежнее решение я отменяю - возвращение этой вашей Жанин в Вермель откладывается. Пусть поживет у сестер-кларисок, а мы понаблюдаем. Поговорим. Взвесим и измерим.
        - Убеждены, что у нас есть на это время?
        - Я только что говорил о путях, которыми нас направляет провидение. Задумайтесь: дороги могут не играть никакой роли, а важно лишь то, кого именно ты встретишь на их перекрестье...
* * *
        - Уехали, - проворчал сэр Уолтер, наблюдая через бойницу цитадели как вереница всадников и повозок покидает город через Абвильские ворота. Седой капеллан, стоявший рядом, машинально перекрестился: присутствие в Кале папского Трибунала с чрезвычайными полномочиями пугало его не меньше, чем нечистая сила. - Отец Дионисий, как полагаете, нажалуются?..
        - Михаил из Оверни не произвел впечатления человека обидчивого и мстительного, - убеждая в том числе и самого себя ответил капеллан. - Но семья де Го влиятельна, ее позиции в курии непоколебимы, и если...
        - Если, если! - сплюнул Моуни. - Король Эдуард нас в порошок сотрет, его величеству необходима поддержка Святой Церкви или в худшем случае нейтралитет! А вы-то куда смотрели, отче? За что добрые католики десятину платят? Развели дьявольщину!
        С высоты донжона были видны не только дороги, ведущие от Кале на юг и запад, но и обширная гавань вкупе с простирающейся за городскими укреплениями широкой полосой прибрежных дюн. Моуни перевел сердитый взгляд на море, удивительно спокойное для первых весенних дней. Не штормило со святой Кунигунды[4 марта.] , погода навигации не препятствовала, в Кале приходили редкие пока еще суда из Дувра, Бреста и даже отдаленной Гиени, подчиненной Эдуарду Плантагенету. Да вот хотя бы этот двухмачтовый неф с гасконским львом на парусе...
        - Капитана прикажу повесить, - вслух сказал сэр Уолтер, оценив бестолковые эволюции нефа. - Вместе со всей командой. Перепились они там, что ли?
        Корабль шел самыми замысловатыми галсами, то вполветра, то косым углом, то вообще теряя ветер. Будь волнение чуть посильнее, гасконцев непременно перевернуло бы когда они самым позорным образом становились бортом к волне. В створ гавани неф при всем желании не попадал - его сносило к дюнам, двухмачтовик оставлял впечатление неуправляемого.
        Вскоре так и случилось - странного гасконца выбросило на берег, он накрепко застрял форштевнем в песке.
        - Отправьте капитана порта с десятком людей, посмотреть что у них стряслось, - распорядился Моуни, подозвав оруженосца. Эдиктом канцлера Англии Генри Бергерша, архиепископа Линкольнского, за намеренное повреждение королевского судна полагалась каторга и галеры, а с отягчающими обстоятельствами смертная казнь - военное время, снабжение армии на материке зависит от действий и сохранности флота. - Доложить в подробностях!
        Капитан порта, занятый иными делами, исполнил приказ не в точности: поручил дело одному из проверенных сержантов. Подумаешь, невидаль - неф разбился! Да и не разбился вовсе - вытащить канатами на глубину, обшивку подлатать, так еще лет двадцать будет по Гесперийскому морю бегать!
        Сержант Уильям Нортгемптон поднялся на корабль первым, забросив канатик с кошкой-трезубцем. Рассчитывал найти и спустить подчиненным веревочную лестницу. На палубе он провел меньше кварты. Спрыгнул вниз, рискуя переломать ноги.
        - Что там, ваша милость?
        - Уйдем, - выдавил Нортгемптон, пытаясь унять дрожь. - Лекаря нужно... И священника.
        - Так что же? - настаивал кнехт.
        - Мертвецы! - сорвался на крик королевский сержант. - В язвах! Лица черные! Живых всего трое, ума не приложу, как они с парусом управлялись... Возвращаемся.
        Еще не стемнело, как Уильям из Нортгемптона слег с жаром и тяжелым кашлем. К закату началось кровохарканье.
        Умер сержант незадолго до полуночи, последовательно успев заразить молниеносной легочной формой чумы свой десяток, двух францисканских инфирмариев призванных на помощь болящему, слугу, приходского кюре и нескольких прохожих в городе.
        К следующему утру в крепости Кале скончались двадцать семь человек. К полудню - шестьдесят девять. Сутки спустя заболевших было около четырех сотен, две трети из них безнадежно.
        Проклятие Альдаберона сбылось - демон Черной смерти вышел из моря.
        Глава шестая
        В которой ведьма Жанин Фаст открывает мэтру Ознару тайну Дорог, а брат-инквизитор сопоставляет различные сведения о деле «Дикой Охоты» и приходит к неожиданному выводу.
        Аррас - пуща Дуэ.

13-14 марта 1348 года.
        Если в монастыре святой Клары Ассизской кто и напоминал ведьму, так это матушка-аббатиса. Рауль наметанным глазом подметил, что преподобная Корнелия де Тернье наверняка страдает от тяжкой болезни, названной Гиппократом «oncos» - кожа пергаментно-желтая с нездоровым блеском, крайняя худоба, тёмные ложа ногтей, запавшие глаза. Производит впечатление ожившей мумии в черной рясе с контрастно-белым платком и черным же покрывалом.
        ... - Нет, девица Жаннин Фаст прислана в монастырь не для заточения, - втолковывал мэтр аббатисе. - Равно и не в качестве послушницы или конверсы. Его преподобие Михаил Овернский, представитель Апостольского престола, дал подробные рекомендации. Непременный присмотр со стороны одной из опытных и набожных сестер. Следует предложить обычную для простолюдинки работу. Обязательное посещение мессы и исповедь.
        - То есть, Священная инквизиция девицу Фаст ни в чем не обвиняет и не подозревает?
        - уточнила аббатиса. - И просит принять ее на... На временное содержание в обитель? Зачем тогда постоянное наблюдение, как в случае с одержимыми-diaboloci? Что вы не договариваете?
        - Я лишь передал распоряжения главы Трибунала, - устало ответил Рауль. Въедливость матушки Корнели тяготила, настоящая мегера: не отпускает визитера вторую кварту, настырно пытаясь выведать то, о чем настоятельнице знать вовсе не обязательно. - Если у вас имеются возражения, сообщите о них лично преподобному. Я, как светский представитель Sanctum Officium, буду навещать девицу Фаст ежедневно.
        - Как будет угодно, сударь, - аббатиса поджала бескровные губы. - Передайте отцу-инквизитору, что его приказы будут исполнены в точности.
        ...Разговор с Корнелией де Тернье состоялся третьего дня, сразу по окончании краткосрочной, однако весьма насыщенной событиями калесской эпопеи. Михаил Овернский, как и обещал, вернувшись в Аррас развернул бурную деятельность, негласно узурпировав право командовать (преподобный использовал более мягкое слово
        - «направлять») светскими властями целого графства.
        А что делать? От сенешаля толку мало, владыка Артуа Филипп далеко, прево и служба короля остерегутся действовать без прямых указаний. По крайней мере теперь у чиновников будет оправдание перед светлейшим - не посмели ослушаться!
        Готье де Рувр подписал бумаги не колеблясь и твердо осознавая, что за бездействие при английском нападении ему серьезно влетит от старшего родственника. Кроме того, ситуация исходно двусмысленна: короли перемирие заключали, королям его и расторгать! Соберешь ты дворянское ополчение, ответишь ударом на удар, а потом сам же и окажешься виноватым!
        Инквизитор предложил незатратный простой план, безупречный с тактической точки зрения и не раз опробованный в войнах между итальянскими княжествами и городами-республиками. Усилить гарнизоны замков, находящихся в пяти-семи милях от границы. На трактах ведущих к захваченным англичанами землям устроить засеки - деревянная полевая крепость называемая «Motte» с палисадом возводится за два дня, для постройки можно согнать холопов из окрестных деревень.
        Сообщение с побережьем блокировать наглухо, не пропускать никого. Наблюдательные посты на высоких холмах. При малейших признаках опасности - гонца в близлежащий замок, поднимать рыцарей. Самые многочисленные и хорошо вооруженные отряды разместить в Бетюне, Фреване и Армантьере, сиречь на равном расстоянии вдоль рубежей. В хорошо укрепленном Аррасе оставить лишь необходимые для обороны силы.
        - Разбираетесь в военном деле, преподобный, - уважительно сказал Готье де Рувр. - Сомневаюсь, что наш архидиакон Гонилон отличит бейли от вала или барбикен от куртины.
        - В юности пришлось изучить некоторые тонкости, - хмыкнул брат Михаил. - Я не всегда носил доминиканскую рясу. Так что же, мессир сенешаль, вы согласны? Во-первых, расходы смехотворны - по моему разумению не более трехсот ливров, пускай ваши чиновники точнее посчитают. Во-вторых, нас никто не заподозрит в агрессивных намерениях, ибо ополчение будет стоять в некотором отдалении от северного рубежа и нанесет удар лишь при попытке нового вторжения... Графство лишится торговли с гаванями Па-де-Кале, но это меньшее зло. Тем более, что после английского нашествия оборот снизился вчетверо, я узнавал у купеческого прево...
        - Решено, - кивнул Готье. - Надеюсь, граф Филипп д‘Артуа одобрит наши действия. Я немедленно отправлю сообщение его светлости во Франш-Конте.
        Закрутилось: каждый был приставлен к делу - инквизиторы с тройным усердием взялись за окружение покойного Одилона де Вермеля, сенешаль с рыцарями свиты занялся организацией обороны графства, превотство Сент-Омер и тамошний епископ не отказали в помощи.
        Рауля, отлежавшегося после неприятного приключения в Кале, разумеется назначили курировать «дела герметические», как с иронией выразился брат Михаил. Для начала, мэтр, попытайтесь разговорить ведьму Жанин - девка не столь проста, как кажется.
        Внезапную и резкую перемену в своей судьбе Жанин восприняла безучастно. Строгая аббатиса отправила ее «на послушание» в прачечную обители, где трудиться приходилось с заутрени до сумерек, но привыкшая к обилию тяжелой работы крестьянка не жаловалась: в монастыре хорошо кормят, спишь в тепле, в тебя никто не швырнет камнем только потому, что ты «не такая как все». Можно каждый день ходить в церковь.
        Следуя инструкциям преподобного Рауль навещал обитель клариссинок ежеутренне. Для бесед с Жанин матушка Корнелия выделила отдельную келью и обязательно приставила монашку - следить за нравственностью. Молодой мужчина и девица-мирянка не должны уединяться, это может вызвать досужие толки среди насельниц. Надзирательница, сестра Беренгария глуха как тетерев, но остроты зрения с возрастом не утратила - все разговоры или в ее присутствии, или мессир Ознар может забыть дорогу к монастырю.
        Красотой или даже индивидуальностью Жанин Фаст похвастаться не могла. Лицо незапоминающееся, со смазанными чертами. Глаза блекло-голубые, выражающие одни лишь покорность и смирение. Цвет волос, выбивающихся из-под платка, и то определить сложно - под солнцем вроде бы соломенные, а в помещении становятся тусклыми и бесцветными. Эдакая серенькая мышка, появившаяся на свет только ради трудов в поле от зари до зари и вынашивания в утробе дюжины детишек, из которых едва ли треть доживет до совершеннолетия.
        Разговаривать с ведьмой было тяжко: односложные ответы, «да, господин», «нет, господин», «не знаю, господин». Не без труда удалось вытянуть самое простое: родилась в год, когда королем стал нынешний добрый государь Филипп де Валуа - следовательно в 1328. Ого, Жанин целых двадцать лет, а доселе не замужем: по воззрениям крестьян настоящая старая дева, потерявшая надежду на брак! Подозрительно.
        Отец-мать умерли, две сестры нашли мужей в соседних деревнях, брата, - он силач и ростом вышел, - взял к себе в услужение граф Бетюнский, кнехтом. Иногда навещает, привозит подарки из города. Живу бедно, господин, по зиме смотрю за скотиной в доме Жана Мельника...
        Чаровала? Не знаю про что вы, ваша милость. Травы да, собираю - от матери научилась. Чабрец, к примеру, от червей в кишках помогает...
        Рауль поморщился - еще не хватало, сейчас эта деревенщина, не умеющая читать и писать, начнет учить парижского бакалавра натуропатии! Впрочем, дитем неразумным Жанин назвать никак нельзя: проскакивает изредка во взгляде что-то... Что? Этого Рауль пока уяснить не мог.
        - Расскажи пожалуйста о ночи, когда напали на замок вашего сеньора. Люди говорили, будто ты жгла лучину. Господь предназначил ночь для отдыха, а не бдения.
        - Псы выли, - односложно сказала Жанин, отводя взгляд. - Разбудили.
        - А почему они выли? Как думаешь?
        - Может, волков учуяли?..
        - Говори правду! - повысил голос Рауль. - Ты в доме Божием! Лгать грешно!
        - Я же не собака, ваша милость. Почем я знаю, отчего собаки ночами воют...
        Мэтр вздохнул, подавив желание накричать. Изворачивается Жанин с истинно крестьянской сметкой, умело прикидываясь дурочкой-простушкой. Любой инквизитор из свиты брата Михаила запросто вывел бы знахарку на чистую воду, но Рауль хитростям изощренного допроса обучен не был, придется справляться самому. Да и преподобный настаивал: не пугайте, постарайтесь вызвать доверие. Отправить Жанин в Речную башню всегда успеем, но зачем впадать в крайности?
        - Хорошо, иди, скоро вечерняя месса... Тебя здесь не обижают?
        - Как можно, ваша милость! Монахини добрые.
        Теперь надо бы отыскать сестру Фелициату, назначенную аббатисой смотреть за Жанин. Поспрашивать, не заметила ли странностей.
        Фелициата происходила из благородной семьи, видно по манере держаться и учтивой речи - наверное младшая дочь, приняла постриг в юности, посвятив всю жизнь ордену. Ни тени надменности или раздражительности, присущих матушке Корнелии - образцовая последовательница Франциска и Клары Ассизских.
        - Она тихая, - сказала сестра Фелициата. - Никогда не перечит и не выказывает неудовольствия. В церкви благоговейна. Как и всем простецам Жанин нравится богослужение и хор.
        - Это всё? - приуныл Рауль.
        - Нет, мессир. Девушка любит живность. Приходит в конюшню и овчарню, помочь, хотя такого послушания ей не давали.
        - Не вижу ничего предосудительного. У себя в деревне она была скотницей.
        - Дослушайте. Мул, на котором выезжает аббатиса, зовут его Голиаф... Седмицу назад расцарапал ногу о гвоздь в деннике, плотник недосмотрел. Колено распухло, загноилось, хотели уже на бойню отправлять. Жанин собрала из стогов на сеновале какие-то травки, - большой такой пучок получился, - скормила Голиафу. При том нашептывала, ладонями над раной водила.
        - И?
        - Мул за ночь выздоровел, - прошептала сестра Фелициата. - Так не бывает, мессир.
        - Настоятельнице доложили?
        - Не успела, если необходимо, я сей же момент...
        - Торопиться незачем, - веско сказал Рауль. - Обо всех подобных... Подобных необычностях сообщать только Михаилу Овернскому, главе Священного Трибунала. И не говорите мне про устав монастыря: высшей духовной властью в Аррасе обладает посланник Святейшего Папы! Дело исключительной важности!
        Вряд ли сестра Фелициата вняла увещеваниям - дисциплина у клариссинок строжайшая,
        - но ее свидетельство вновь доказало: Жанин знается с магией. При этом спокойно молится в храме и принимает причастие, следовательно ее талант и знания не от лукавого - ведьмам продавшим душу дьяволу ход в церковь заказан, а гостия вызывает судороги.
        ...Его преподобие тем временем утешал архидиакона Гонилона - сибаритствующий прелат углядел в предпринятых Михаилом Овернским шагах покушение на авторитет и полномочия законной власти графства Артуа. Да кто он такой, чтобы распоряжаться? Круг обязанностей инквизиции четко определен: искоренение ересей, ведовства и недушеполезных заблуждений! Но политика?
        Пришлось отправляться с визитом к преосвященному, успокаивать. Давайте вспомним про убытки, понесенные епархией! Собственности августинского монастыря в предместьях Бетюна причинен непоправимый ущерб - англичане не только угнали принадлежащий братьям скот, но и подпалили часть строений! А наглый грабеж в Сент-Омере? Никакого уважения к епископскому сану! Вы будете это терпеть, монсеньор архидиакон?
        Волшебное слово «деньги» произвело на Гонилона отрезвляющее действие. Он тотчас забыл о самоуправстве брата Михаила и раскудахтался - невиданное разорение! Не потребуешь ведь у английского короля компенсацию? Эти варвары с острова поистине не ведают, что творят, если покушаются на церковные владения! Так было всегда, и сейчас и двести лет назад - вспомнить хоть Ричарда I Львиное Сердце, отобравшего у архиепископа Руанского целую диоцезию ради строительства замка Шато-Гайар! Дикари Альбиона никогда не изменятся!
        Было достаточно наступить на любимейшую больную мозоль Гонилона, дабы преосвященный одобрил все начинания связанные с перекрытием дорог ведущих к Дюнкерку и Кале. Теперь в проповедях с кафедры Сен-Вааст англичане именовались не иначе как «отродьем Велиала» и «безбожными моавитянами», что вполне устроило преподобного - Гонилон направил свою энергию и ораторский талант в нужное русло.
        Какое-то время этот бездельник не станет мешать.
        - Грех жадности может послужить и во благо, - сказал брат Михаил Раулю, явившемся в коллегиату Девы Марии на традиционное приватное совещание. - Как только разум архидиакона вместил мысль о том, что война идет не где-то там далеко в Гаскони или Нормандии, а прямо здесь, наступило просветление. Англичане запросто способны сжечь любимый охотничий домик преосвященного или, - вот кошмар! - покуситься на итальянскую оранжерею с розочками и фиалками...
        - Графство Артуа всегда было островком затишья, - кивнул мэтр, - но в отличие от независимого герцогства Бретонского мы входим в королевский домен Франции и являемся объектом самого пристального внимания Эдуарда, объявившего себя французским монархом. Наши приготовления оправданы, однако, боюсь, не было бы поздно.
        - В главном-то архидиакон прав: мы вынуждены заниматься несвойственными Трибуналу делами, поскольку светская власть пребывает в обычной для захолустья прострации и самоуспокоенности - заметили, сенешаль де Рувр даже не почесался, хотя англичане дошли до самого Бетюна? Юноша вообразил, будто война похожа на большой столичный турнир, с герольдами, благородными судьями и последующим избранием дамы любви и красоты...
        - Увы, граф Арунделл не появился у ворот Арраса на белом коне под развевающимися знаменами и не вызовет Готье де Рувра на освященный древними обычаями поединок чести, - согласно подтвердил мэтр. - Всё будет выглядеть куда прозаичнее: грязные кнехты, хлюпающая под подошвами кровь и запах дыма горящих деревень.
        - Забудем на время, - махнул рукой преподобный. - То, что дoлжно мы сделали и будь что будет, верно? Другого опасаюсь: исполнить возложенную миссию Трибунал, вероятно, не успевает. В силу известных обстоятельств.
        - Подразумеваете, что мы способны победить конкретное зло, но не можем уничтожить его как категорию мироздания?
        - Нет, мэтр Ознар. Подразумеваю я нечто совсем иное. Государственное устройство Рима, а теперь Авиньона, как центра Вселенской церкви, отлаживалось столетиями и не давало сбоев в самые сложные и опасные времена - при крестовых походах, разгуле альбигойской ереси прошлого века, войнах германских императоров в Италии. Сложнейший, огромный механизм, позволяющий Апостольскому престолу управлять католическим миром на пространстве от Норвегии до Родоса и от Барселоны до Кёнигсберга.
        - Я не совсем понял, о чем вы?
        - Сейчас поймете. Сколько во Франции епископов-пэров?
        - Шесть, - уверенно ответил Рауль.
        - Это высшие пэры, принесшие личный оммаж королю. Добавьте еще двадцать пэрств пожалованных после 1180 года. В довесок обычные архиепископаты, архидиаконства и епископаты. Далеко за сотню диоцезий только в нашем королевстве. Между ними и Авиньоном поддерживается устойчивая и постоянная почтовая связь - служба гонцов при курии на моей памяти никогда прежде не подводила: один раз за седмицу в Аррас обязаны доставлять спешные донесения из Парижа и Авиньона. Так было до прошлой недели.
        - Гонцы не появились? - спросил Рауль, хотя это было очевидно. Иначе брат Михаил не затеял бы этот разговор.
        - Семь дней назад, в минувшую среду должен был прибыть авиньонский посланник. Сегодня, заметим, очередная среда. Никого. Париж так же молчит.
        - Несчастный случай по дороге, - предположил Рауль. - Лошадь пала. Весенняя распутица на юге. Да все, что угодно!
        - Подобные «случайности», уверяю, предусмотрены - если гонец не прибывает к определенному дню в епископат, его отправляются искать, а далее по цепочке следует предупреждение о задержке. Такового я, особо заметим, не получил, хотя дорога прямая и наезженная, пролегающая по вполне цивилизованным, безопасным и населенным местам - от Авиньона на Дижон, потом в Реймс и далее к нам, в графство Артуа. Конечная точка в Сент-Омере. Допустим, одна случайность - при всей четкости работы почтовой службы! - возможна. Но не две. Не две и тем более не три: сообщения из парижского капитула так же не доставлены.
        - Думаете... - Рауль похолодел. - Я видел несколько больших эпидемий в Лангедоке, тиф, оспу! Люди умирали, но королевская власть и Церковь неколебимо оставались на страже устоев! Да быть не может!
        - А если может? - прямо спросил преподобный. - Поразмыслите над этим, мэтр. Жду вас завтра к повечерию: вдруг Господь смилостивится и мы продвинемся хоть на шаг вперед...
        - Про рыцаря де Вермеля что-нибудь выяснили? - развернулся на пороге Рауль, вспомнив.
        - Ровным счетом ничего. Человек мизантропического склада, вдовец, ни в чем предосудительном не замечен. Имел какие-то дела с преосвященным Гонилоном, вроде бы торговые.
        - Торговые? - еще более насторожился мэтр. - Дворянин, опоясанный рыцарь и вдруг марает руки о презренное купеческое ремесло? Да и чем может торговать архидиакон?
        - Церковными должностями, - пожал плечами брат Михаил. - Пребендами. Знаете сколько стоит в Артуа пост настоятеля богатого монастыря? Симония при Гонилоне процветает, но по большому счету не наше это дело: архиепископ Амьенский пусть дознание проводит. Если, конечно, у его высокопреосвященства появится желание и сам он не получает процентов с махинаций Гонилона... А доходы с земель епархии? Зерно? Лес? Сено, наконец - представляете сколько фуража требуется графским конюшням в одном Аррасе?
        - Ясно, - вздохнул Рауль. - Обычное провинциальное плутовство, взял у Церкви подешевле или вовсе задарма, перепродал государевой казне подороже. Как везде.
        - Идите домой, мэтр. Темнеет.
* * *
        Выбор невелик: отправиться в «Три утки» и провести время в таверне, или прямиком на Иерусалимскую, к ставшему почти родным очагу. Мэтр предпочел тихий вечер в одиночестве - устал, голова тяжелая, да и настроение в целом не располагает к веселым посиделкам у старины Гозлена. Затопить камин, взять книгу из коллекции бесследно сгинувшего Гиома Пертюи и кувшинчик вина, застелить жесткое кресло медвежьей шкурой...
        Немаловажная деталь: домовладелица-ореада христианского поста не признает, подавая к ужину скоромное - неизвестно, делает ли это вдова Верене нарочно, чтобы уязвить несимпатичного ей жильца, или следует обычаю древних времен, когда о постах и слыхом не слыхивали. Рауль старался не обращать внимания: во-первых, в кошеле действующая индульгенция, а во-вторых, не все ли равно Господу Богу, что кушает сей неисправимый грешник, лосося или курицу?
        (Брат Михаил как священник и монах непременно осудил бы эдакое небрежение обязательным для каждого христианина воздержанием! Придется каяться на следующей исповеди).
        Рауль обнаружил на столе свинину с чесноком, мятой и орехами, горшочек пшенной каши, соленые огурцы в виноградных листьях и полкруга ржаного хлеба. Блюдо укрыто деревянной крышкой и, поверх, шерстяным отрезом, сохранить тепло. Что ж, скоромное, так скоромное - строгий пост Рауль предпочитал держать только в Страстную неделю...
        Влажные сапоги поближе к камину, портянки выбросить в сени - пахнут, служанка подберет и отнесет прачкам. Вино в буфетном шкапу, красный мальбек из Каора, семилетний - дорого, но своих пятнадцати денье стоит...
        Из дальнего тёмного угла бесшумно выскользнул Инурри - соскучился. Кто бы мог подумать, что зловредные и пакостные артотроги необычайно привязчивы? Стоит покинуть город на два дня, а домовой места себе не находит - где хозяин да что с ним стряслось?
        - Мгла над городом, - Инурри как и всегда не поздоровался, сразу перейдя к интересным (по его мнению) новостям. - Кружится в небесах что-то... Непонятное. Дай вина, Рауль.
        - Принеси чарочку, налью, - ответил мэтр. - Повтори-ка: что за «мгла» такая?
        - Будто бы вихрь, воронка, водоворот на реке, - артотрог пошевелил тонкими пальчиками. - Серый снег. Холодный - страсть.
        Изъяснялся Инурри образно и не всегда доходчиво, при этом растолковывать в подробностях отказывался - если понятно ему самому, значит поймет и Gizaki. Однако сегодня домовой настойчиво пытался рассказать Раулю, что чувствует Древний: раса артотрогов владела «иным зрением» в полной мере и, похоже, Инурри был озадачен, если не напуган:
        - Ничего похожего раньше не было, - хриплым шепотом говорил домовой. - А если и было, то очень-очень давно, при старых богах... Я слышал, это случалось во владычество галлов, но потом никогда! Gizaki не видят, а мы видим. Пелена непроглядная, будто старой паутиной затянуто. Крутится, крутится противосолонь, свет небесный затмевает, луну ночами совсем плохо видно...
        - Погоди, не тараторь, - помотал головой Рауль. - Давай заново. Что это? Магия? Из какого источника?
        - Источник? - нахохлился Инурри. - Я разве колдун? Ты колдун! Atrebate[Кельтское название Арраса.] туманным куполом укрыло, да только не туман это - холод. Лёд. Мороз из Нифельхейма.
        - Нифельхейм? Ледяная страна из языческих преданий норманнов? Мы-то здесь с какого боку причастны, Инурри?
        - Нифельхеймом этот мир называли люди севера, пришедшие сюда пять сотен зим назад,
        - монотонно сказал артотрог. - Etxeko его называют Ipar lurra, у ваших сородичей с востока - Dunkelheim, Sumun koti, Terra Delle Nebbie. Люди разных племен сохранили память о царстве предначального холода, истекшего из Бездны...
        - Ладно, - согласился Рауль, осознав, что решительно ничего не понимает. - Наверное, у католиков это замерзшее озеро Коцит, девятый круг ада.
        - Откуда я знаю, что вы себе напридумывали? - скорчил недовольную рожицу Инурри, относившийся к христианской мифологии без малейшего пиетета. - Хочешь, пусть будет Коцит. Зима наступит, и будет длиться три года, весь мир прахом пойдет, а после вовсе сгинет - так мой дед говорил, а деду говорил его дед.
        - Знакомо. Criogenica, дохристианская эсхатологическая теория, - мэтр припомнил университетские лекции в Нарбонне, даже в столь вольнодумном учебном заведении балансировавшие на грани ереси и прославления язычества. - Мир Сущий не сгорит в пламени Апокалипсиса, но покроется льдом и замерзнет... Инурри, это сказки.
        - Снежное облако над нашими головами - никакие не сказки, - разозлился домовой. - Если ты ничего не замечаешь, вовсе не значит, что мороза Ipar lurra не существует.
        Артотрог, приняв оскорбленный вид и забрав серебряный стаканчик с мальбеком, удалился в тень спальной комнаты - где-то у него там укрывище. Слова не скажи против, моментально начинает кукситься и изображать вселенскую скорбь: ему не верят!
        По счастью Древние не претендуют на обладание абсолютной истиной, совершенством и божественной безупречностью. Иначе, слушая Инурри, можно было бы разума лишиться - не поддающееся осмыслению нагромождение неизвестных человеку мифов, «особенный» взгляд не-людей на мироустройство и безусловное неприятие всего, идущего вразрез с представлениями Долгоживущих.
        Ничего, посердится свое и вернется. Впервые, что ли?
        Почитать бы на сон грядущий. Не хочется тяготить разум учеными трактатами, возьмем
«Тристана» авторства Готфрида Страсбургского - изящно изложенная история о куртуазной любви, благородных рыцарях и непорочных девах...
        Оплывали свечи, потрескивали в очаге угольки. На Сен-Ваасте отбили полночь, кафедралу отозвались колокола двух десятков окрестных храмов и монастырей. Рауль заснул в кресле, с книгой на коленях.
        Выглянул домовой, повел розовым носиком, словно принюхиваясь. Насторожился. Приподнялся на задних лапках. И вдруг бросился к норке в подпол - Инурри услышал Зов, не подчиниться которому было невозможно.
* * *
        - Проснитесь, мессир Ознар. Проснитесь.
        - Кто?.. Что такое? - Рауль вскинулся и протер глаза. Томик «Тристана» бесшумно свалился на коврик под креслом. - Жанин? Ты что здесь делаешь среди ночи?
        Комната залита серебристо-голубым лунным светом. Косые лучи падают на мебель и половицы. Не может такого быть - ставни закрыты, да и фасад дома выходит на северо-восток, луны с этой стороны не видно!

«Сон, - понял Рауль. - Не жарко и не холодно, нет запахов с резкими звуками, свет ниоткуда. Попасть в дом невозможно, я запер дверь на засов...»
        Прочь сомнения - это сон! Остановившаяся у входа ведьма Жанин не слишком-то похожа на хорошо знакомую простушку из деревни Вермель: дурнота лица заместилась благообразными линиями губ и бровей, распущенные по плечам волосы не серые, а отливают темной бронзой, тонкие ладони с изящными пальчиками - у настоящий Жанин руки грубые, красные, в мозолях. Свободное белое платье, какие носят незамужние дочери состоятельных дворян...
        Но это, безусловно, Жанин Фаст собственнолично: черты узнаваемы, голос прежний, только взгляд перестал быть отрешенно-кротким, вовсе наоборот - уверенный, если не сказать повелевающий.
        - Привел, - сказал Иннури. Оказывается, домовой прятался за полами одеяния Жанин. Медленно вышел вперед, смотрит виновато. - Рауль, я не мог отказать...
        - Ступай, - проговорила ведьма, наклонилась и легонько подтолкнула Инурри в спину.
        - На тебя никто не в обиде, Etxeko... Ступай же.
        Мэтр не двигался с места - интересно, что произойдет дальше? Великий толкователь снов Артемидор Далдианский во втором веке по Рождеству уверял, будто образы приходящие к человеку в ночных видениях являют собой организацию хаотических впечатлений, где главенствуют неистолкованные и непонятые символы - но что тогда должна символизировать Жанин, представшая в облике Королевы Селены, купающейся в призрачных струях лунного сияния?..
        Ведьма отступила назад, к порогу, молча поманив рукой.
        Жанин приглашает прогуляться? Отлично. Хвататься за сапоги незачем, во сне не замерзнешь, хотя снаружи морозец, а улицы покрыты наледью. Спустившись с крыльца Рауль не ощутил холода, пускай жесткие снежные крупинки и похрустывали под голыми ступнями.
        Ночной Аррас был насыщен чужой, не-человеческой жизнью - ведьма и мэтр двинулись вверх по Иерусалимской, к кафедралу, чуть не каждом шагу встречая тех, кто обычно скрывается от взгляда смертных. Вот замер под аркой лазурный Orratz - существо бестелесное, нематериальное, подпитывающее свою странную жизнь магическими эманациями от волшебных предметов или энергией древних святилищ. Именно Orratz первым обратил внимание на приехавшего из Парижа Gizaki, обладающего редким Даром. .
        Возле дома богатого кузнеца и цехового старосты Эжена Дизье возятся пятеро хольтов
        - разновидность кобольдов, прижившихся среди людей. Малюсенькие, с ладонь, ушастые твари занимаются откровенным грабежом - через подвальную отдушину таскают металлические отливки. Зачем им железо, хотелось бы узнать?
        - Серебро, - вдруг подсказала Жанин, хотя мэтр помалкивал и свои мысли не озвучивал. - Дизье не обеднеет...
        Как интересно - настоящая гаргойль, магическое животное, давно и прочно считающееся вымершим, еще до царствования Карла Великого! Туловище как у толстобокой змейки, четыре лапки с коготками, удивительная голова - не то ящерица, не то собачка. Галлы-атребаты считали гаргойлей священными тварями, но в христианском мире полузмеям места не осталось.

«Я всех их вижу, - подумал Рауль. - Вижу, не применяя заклятий, хотя каждое из этих существ прибегает к мимикрии. Человек для Древних - злейший и опаснейший враг».
        Удалось заметить еще кое-что. Разглядывая тайных обитателей города (не обращавших на Жанин и Рауля никакого внимания. Приняли за своих? Или это издержки красочного сновидения?) мэтр бросил взгляд назад, за плечо, и возле угла улицы Сен-Сернен различил человеческую фигуру.
        - Постой, - Рауль схватил ведьму за рукав. - Жанин, видишь его?
        Силуэт размывался, складывалось впечатление, будто смотришь сквозь нагретый жаровней воздух. Но мессир Ознар твердо знал, кто идет вслед по темным ночным улицам - Серенький. Таинственный человек из таверны Гозлена, обладавший секретом заклинания «Simulacrum». Цвет ауры прежний - муарово-пепельный, с бежевыми и коричневыми прожилками.
        - Оставь, он нам не страшен, - прошелестела ведьма. - Не останавливайся, нельзя стоять, Дороги закроются...
        - Дороги?
        Жанин снова промолчала. Потянула за собой.
        На многолюдной днем площади Мадлен пустынно и тихо. Впереди белеют здания монастыря Сен-Вааст, за которым поднимается шпиль кафедрального собора. А стократ выше колокольни базилики в беззвездном небе сворачиваются в неостановимый вихрь бурлящие облака, готовые низвергнуть лютую стужу на смертный мир.
        Выходит, Инурри ничего не выдумывал?
        Сон, сон. Это всего лишь сон. Неистолкованные символы и знаки, преследующие тебя. Запоминай. Тут, в осиянном невидимой луной бесплотном Универсуме, должна отыскаться разгадка!
        Ведьма повела рукой и сама собой отворилась низкая дверь-калитка в стене монастыря. Ступени, ведущие в непроглядный мрак.
        Рауль оступился, рассадил колено. Если бы не Жанин, успевшая поймать мэтра за ворот расшнурованного колета, шею бы свернул - в реальной жизни, разумеется. Колено начало подкравливать, но боли не чувствовалось и кровь не имела запаха.
        - Не бойся, - сказала Жанин. - Иди след в след. Я зажгу огонь...
        В правой ладони ведьмы вспыхнул желтоватый язычок пламени, исходящий из плохо обработанного кусочка янтаря. Колдовство.
        Видимо, это был тайный подземный ход, но таковые обычно не выводят в центр города. Строили недавно, еще в нынешнем столетии, на плинфах, которыми выложены стены и округлый свод видны клейма аррасских и камбрайских кирпичников.
        Ага, загадка подземелья оказалась весьма простой - через внешнюю дверь в кладовые обители Сен-Вааст доставлялись продукты: лестница вывела к череде обширных помещений под монастырскими постройками. Окорока, головы сыра, битая птица на сложенных у стен ледяных кубах. Винный погреб с огромными бочонками.
        - Мне чудится, или нас кто-то преследует? - вслушался Рауль. Тихие шаги были прекрасно различимы.
        - Оставь, - повторила Королева Селена, - Он одинок, несчастен и безвреден. Уже безвреден.
        - Кто - он?
        - Это сейчас неважно... Тебя ждут Дороги.
        Возмутительная манера изъясняться недомолвками! Сварливый нелюдь Инурри и то пытается говорить более доходчиво!
        И что, в конце концов, мы делаем в подвалах Сен-Вааста?
        Очередная лестница, деревянная, наверх. Монахи за шестьсот семьдесят лет существования аббатства ухитрились построить небольшой поземный город, целиком приспособив его к своим нуждам: хранилища провизии, выводящие к реке закрытые желобы для стока нечистот. Темницы для нерадивых и согрешивших иноков, куда отправляют по приговору настоятеля, на хлеб и воду...
        Когда святой подвижник Вааст в 667 году основывал по благословению апостола франков Ремигия Ланского[Сен-Реми, один из покровителей Франции. Крестил в 498 году Хлодвига Меровинга, первого христианского короля франков.] епархию в оставленном римлянами Атребате, и помыслить было нельзя, что затерянный в северных лесах крошечный монастырь впоследствии станет духовным центром графства Артуа и Фландрии. Город замкнуло кольцо стен, расширить кладбище обители стало невозможно, а потому истлевшие до костей останки вынимались из могил и переносились в оссуарий
        - череду естественных и рукотворных каверн под собором и монастырем. Десятки поколений братьев святого Вааста нашли здесь упокоение.
        Рауль вместе с безмолвной Жанин шли по галерее мертвых: череп к черепу, кость к кости, прах к праху. Аккуратнейшее сложенные и рассортированные остовы, желтоватые отсветы на берцовых костях. Пустые глазницы, наблюдающие за незваными гостями.
        Господи Иисусе, а они ведь и впрямь наблюдают! Смотрят!
        И, что хуже всего, разговаривают.

«Мне он нравится, - возник из ничего старческий голос. - Напоминает графа Альтмара...»

«Альтмар знался с нечистой силой, - гнусаво возразил другой. - Сравнение неуместно, брат...»

«Перестаньте, - оборвал третий. - Времена изменились, и как знать, не пришел ли к ним антихрист, а против нечестивого воинства и владыки его выступит не каждый, но только муж крепкий духом и обладающий знанием!..»
        - Не слушай голоса теней, - обернулась Жанин. - Истинные сущности погребенных далеко, дальше, чем ты способен вообразить. Говорят не они, а воспоминания, оставшиеся а мире тварном частицы созданного давно ушедшими людьми. Отбрось страх. Скоро мы придем.
        Ведьма привела в подземелье под собором - справа и слева различаются вырастающие из плоти земли контрфорсы, основы вертикальных опор на которых держится колоссальное сооружение Сен-Вааста. Пол песчано-земляной, не выровнен и не замощен. В полутора десятках шагов дальше - грубо сложенная кирпичная перегородка.
        - Дорога начинается отсюда, - Жанин указала взглядом на груду камней в центре. - Ты должен сам разглядеть.
        Ярко-зеленый веселый изумрудный венец света поднялся над старыми валунами - сияние не беспокоило и не страшило, это волшебство не было враждебно человеку.
        Ну конечно же! Старое капище галлов-атребатов! Круг камней! Источник, откуда черпали силу жрецы язычников!
        - Дорога? - Рауль повернулся к ведьме. - Куда она ведет?
        - Дорога не «ведет». Она дает ответы, господин. Сделай шаг вперед без боязни.
        - А ты, Жанин?
        - Пойду с тобой. Но теперь поведешь ты, Рауль.
* * *
        Само собой разумеется, что «Дороги» исчезнувшего народа ничуть не напоминали дороги привычные, с межевыми столбами, наезженной колеей или каменными памятными крестами, на которых обычно изображался герб владельца земли, епископа или короля.
        По пересечению невидимого рубежа последовала чреда ярких видений - мимолетных, хаотичных, урывочных и, вероятно, никак промеж собой не связанных. Вот несколько всадников: красные плащи, шлемы с гребнями, анатомические нагрудники, будто на сохранившихся в Италии статуях времен Империи. Откуда-то появилось твердое знание: это Юлий Цезарь и легат Тит Лабиен вместе с вождем беловаков, атребатов и веромандов Коммием - они одно время были союзниками. Провинция Бельгика, без малого полторы тысячи лет назад!
        Конные римляне и рикс варваров сгинули во мгле. Рауль с Жанин оказались под сенью колоссального дуба, чья крона скрывала высыпавшие в небесах холодные звезды - поодаль, в нескольких шагах, устрашающего облика бородач в кольчуге сбрасывал в выкопанную у корней дерева яму три мертвых тела. Беззвучный голос подсказал: это Альтмар Аррасский, здешний граф при короле Карле III Простоватом, обязательный персонаж местных преданий - злодей, колдун и распутник. Неужели легенда о сокровищах Альтмара, оберегаемых неупокоенными душами, имеет под собой реальное основание?..
        Дубовая роща заместилась озаряемом свечами помещением с оштукатуренными стенами - узнаваемо, это часовня тамплиеров в замке Бребьер! Алтарь целехонек, краски фресок еще не поблекли.
        Странность какая: изображенные умелым рисовальщиком фигурки святых движутся! Взгляд привлекла Мария Магдалина с Иосифом Сладчайшим на руках - казалось, будто она уходит прочь, к горизонту. Алое платье на глазах теряло цвет, превращаясь в истрепанное неокрашенное рубище, волосы Марии стали седыми и...
        Раулю остро захотелось проснуться. Немедленно! Он знал, что именно увидит, если блудница из Магдалы обернется.
        - Не отворачивайся, - сказала Жанин. - Смотри и запоминай...
        Женщина, окончательно потерявшая любое сходство с библейской святой, замерла на мгновение, склонила голову и бросила резкий взгляд за плечо, на мэтра Ознара.
        Угольно-черные глазницы, два провала в вековечную ночь преисподней. Скорбная линия безгубого рта. Острые скулы. Пятна тления на шее. Мертвый младенец на руках.
        Идет Дева по колено в лесных кронах...
        Очи без зрачков притягивали, завораживая и не позволяя шевельнуться - появилось ужасающее чувство, что оттуда, из-за агатовой пелены, за тобой наблюдает еще кто-то, несоизмеримо более страшный и опасный. Мир растворялся в глазах Моровой Девы, тьма расползалась, захлестывая сущее. Потянуло холодом и вонью разлагающейся плоти.
        Рауль заорал - в голос, надрывно и низко. Он видел: спасения нет, еще несколько мгновений и чернота поглотит его, а затем... Затем до мессира Ознара доберется тварь, скрывающаяся во мраке. А это будет пострашнее самой жестокой смерти.
        - Не-ет! - задыхаясь выдавил Рауль. - Не надо! Пожалуйста... Иисус и все святые!
        ...И проснулся.
        Проснулся в своем кресле, возле очага.
        Рубашка мокрая от пота, хоть выжимай. Язык прикушен. Сердце бешено колотится.
        Кошмарный сон продолжался сравнительно недолго - толстые свечи успели оплыть меньше, чем наполовину. Значит, час Бдения миновал и скоро начнут звонить к Хвалитнам.
        Отдышавшись, Рауль схватился за стаканчик с недопитым вином. Пальцы заметно дрожали, едва не пролил. Опрокинул залпом. Стало чуть полегче.
        - Эдак до умопомешательства недолго, - вслух сказал мэтр. Звук собственного голоса придал уверенности. - Подбил ведь нечистый искать практику в захолустье! Оставался бы в Париже и горя не знал!
        Встал, подошел к входной двери. Подергал засов - разумеется, заперто. Чертыхнулся от внезапной боли в ступне: на гвоздик торчащий из половицы напоролся?
        Рауль взвыл бы от ужаса, но дыхание перехватило. Голени и лодыжки были черны от грязи, к большому пальцу за правой ноге прилип желтый листик березы и пожухлые сосновые иголки. На колене обширная ссадина и расплывшийся кровоподтек.
        Как это прикажете понимать?.. Непостижимо!
        - Инурри! - рявкнул мэтр. - Проклятущая скотина, тащи сюда свою волосатую задницу! Прокляну, душонку засуну в «Interitus», а шарик выброшу в выгребную яму! Ты где?!.
        Вполне возможно, что домовой и сумел бы раскрыть тайну появления ведьмы Жанин в доме на Иерусалимской улице, однако на зов не явился, игнорировав все угрозы, исторгаемые взбешенным и (чего уж скрывать!) перепуганным до полусмерти Раулем. Etxeko сделал вид, будто его здесь совсем нет - лучше переждать бурю, хозяин рано или поздно успокоится и с ним можно будет объясниться.
        Бездействие в исключительных обстоятельствах приводит к лишнему душевному смятению. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь Рауль взял большой котел, осторожно выглянул во двор, расколол тонкий слой льда в бочке, набрал холоднющей воды и поставил на угли, кипятиться: следовало омыть ноги и смазать царапины свинцовой мазью, предупреждающей нагноения.
        Оттирая грязь мэтр заметил, что глина желто-серая, обычная для берегов рек Креншона и Скарпа, протекающих возле Арраса - поэтому-то кирпичные здания в столице графства не привычного бурого или красноватого цвета, а в основном пепельные или землистые с изжелтью. Выходит, если невероятное путешествие в компании Жанин Фаст состоялось в реальности, далеко от города «Дороги» не уводили. Осенний березовый листик свидетельствует, что мимолетная встреча с Цезарем и Коммием случилась неподалеку от Байоля, березы растут только там, единственная роща в округе...
        Deductio et ab ducere[Дедукция и абдукция - вывод частных положений логическим путем из общего.] , как любит говаривать брат Михаил. Заодно отвлекает от нехороших мыслей.
        Сен-Вааст оповестил о часе Хвалитн. Утро. Можно собираться и бежать докладывать преподобному: вот и поглядим, как он применит свою хваленую deductio к этому невероятному событию! Магическая природа такового сомнений не вызывает, но Рауль признался себе: накрепко вбитые в Нарбонне знания объяснить происшедшего не могут.
* * *
        - Сомнамбулизм, снохождение, - Михаил Овернский оставался верен принципам Оккама.
        - Ничего похожего раньше за собой не замечали? Явление многократно упоминается в известных медицинских трактатах, от Гиппократа до ныне здравствующего Соломона бен Гершома, врачевавшего лет десять назад Папу Бенедикта XII. Его брат, астролог Леви бен Гершом, более известный как Лев Герсонид, интересовался воздействием Луны на человека.
        - Я никогда не страдал лунатизмом, - оскорбился Рауль. - Ни в детстве, ни сейчас.
        - Вы утверждаете, что свечи сгорели на треть с небольшим? Пять-семь кварт... Допустим, на вас было оказано опосредованное магическое воздействие, вызвавшее приступ сомнамбулизма. Пребывая в состоянии бессознательном вы покинули дом, побродили по улицам города, возвратились, набросили на дверь засов и благополучно очнулись.
        - А как же глина? - голый прагматизм брата Михаила начинал раздражать. - Хвойные иглы? Осенний лист?
        - Могу отправить монахов поискать на площади Мадлен и то, и другое, и третье, - невозмутимо пожал плечами преподобный. - Ставлю десять полновесных флоринов, что найдут. Креншона протекает за городской стеной, противоположный берег глинистый. Сосновые иголки и листик выпали из телеги груженой фуражом, доставленным в Аррас крестьянами. Разбито колено? Поскользнулись, упали - это естественно при неосознанном снохождении.
        - Значит, никакой тайны? - разочарованно буркнул Рауль. - Игра усыпленного разума?
        - Это вы сказали, а не я. Дело за малым: выяснить, кто ваш разум усыпил и с какими целями. Ведьму Жанин пока трогать не станем, хотя у меня появилось навязчивое желание вдумчиво обсудить с ней отдельные вопросы... Знаете что? Давайте навестим келаря монастыря Сен-Вааст, заберем у него ключи от погребов и повторим вашу ночную прогулку? Прихватим с собой Жака, он глазастый.
        - Давайте, - безропотно согласится мэтр, пожав плечами. - Мне даже интересно, что получится.
        Отказать инквизитору келарь не мог, лишь слезно попросил получить благословение аббата. Выдал тяжеленькую связку ключей, объяснив, какие замки ими отпираются. На вопрос, не случалось ли намедни в обители вызывающих подозрение событий, ответил, что хранил Господь. Картинно возвел очи горе.
        - Поиск следов ваших босых пяток представляется мне делом бессмысленным, - преподобный и не думал скрывать благодушно-скептический настрой. - Сплошная наледь, снег утоптан сотнями подошв. Ничего не перепутали? Точно эта дверь?
        Приготовивший факел Жак ткнул левой ручищей в створку. Не поддалась.
        - Точнее не бывает, - подтвердил Рауль. - Видите, сбоку на стене нацарапано неприличное слово, у простонародья означающее женское естество? Не перепутаешь.
        - Какие вы, однако, пикантные мелочи замечаете, - фыркнул Михаил Овернский. Загремел ключами, подбирая нужный. - Жак, давай вперед.
        Верный слуга преподобного остановился на третьей сверху ступени. Присел на корточки, коснулся указательным пальцем камня, покрытого темно-багровыми пятнами. Принюхался.
        - Кровь. Свежая, нынешняя ночь.
        Преподобный многозначительно взглянул на Рауля.
        - Занятно. Тут вы оступились? Предположим, что разгуливая во сне можно запереть двери собственного дома. Но, простите, как вы сумели проникнуть в монастырь? Келарь скорее изойдет черной желчью, чем допустит в подвал чужака и тем более позабудет закрыть вход в кладовые! Замок не трогали несколько дней - в скважине застыла талая вода, пришлось выковыривать льдинки...
        - Теперь-то вы мне верите?
        - Я верил с самого начала. Оставалось убедиться лично. Знаете, что вызвало наибольший интерес в вашем рассказе, мессир Ознар? Человек, которого вы именуете
«Сереньким». Загадочный преследователь и соглядатай. Он шел за вами с Жанин от самого дома?
        - Возможно. Заметил его на улице Сен-Сернен. Ведьма посоветовала не беспокоиться - якобы он безвреден и не опасен.
        - Но кто таков не объяснила, конечно? Хорошо, оставим пока данный казус, однако в безвредность людей, так настойчиво и искусно скрывающих свою внешность и намерения используя магию, я не верю. Ваш сон приобретает черты реальности, но это вовсе не отменяет предположения, что капли крови принадлежат монаху-каштеляну, обходившему ночью подвалы с проверкой - все ли двери закрыты? Порезался, кровь носом пошла, да всё, что угодно!
        - Сомнения, сомнения и вновь сомнения, - вздохнул Рауль. - Существует в природе хоть что-нибудь, в чем вы сомнений не испытываете, брат Михаил?
        - Святая вера Христова, - резонно ответил преподобный. - В вере, осмелюсь надеяться, вы тоже не колеблетесь?.. Ведите, куда дальше?
        - Прямо, через галерею с ледником, винный подвал и потом в оссуарий. Запомнить было нетрудно.
        В хранилище костей преподобный остановился. Коснулся груди там, где под рясой был спрятан гермесов Керикон. Неужто заметил необычное?
        - Шепчутся, - после долгого молчания проронил Михаил Овернский. - Вы были правы. Крайне необычный оссуарий - я бывал на кладбищах Невинноубиенных младенцев, Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Дени в Париже, усыпальницах Клюни и в монастыре Монте-Кассино, но там погребенные предпочитали безмолвствовать. Жак, будь любезен, посвети!
        Преподобный указал на пирамиду черепов у северной стены, видимо наистарейшую, еще времен святых Вааста и Ремигия, а то сложенную и до прихода в Артуа христианства. Аккуратно снял одну мертвую голову с вершины пирамиды, провел пальцами по шву меж костей свода.
        - Этому черепу лет примерно четыреста, - сказал брат Михаил. - Франк или норманн, племена родственны. Теперь посмотрите вниз, на основание груды. Разницы не замечаете?
        - Галл? - предположил мэтр, вглядевшись. - Атребат или беловак?
        - Сомневаюсь. Вы давно наблюдали свое отражение в зеркале, мессир Ознар? Напомню, что Ознары есть младшая ветвь дома Вермандуа, дворян природных, ведущих родословие от вождей племени веромандов признавших власть Рима тысячу четыреста лет тому. Кельтской крови в ваших жилах не меньше половины - глаза голубые, волосы темные, кость широкая. В отличие от белобрысых германцев-франков, фландрийцев или завоевателей-норманнов. Это - кто-то другой...
        Под словом «это» Михаил подразумевал несколько черепов за столетия наполовину погрузившихся в слежавшийся грунт подземного коридора. Что не мешало остовы как следует рассмотреть.
        Подозрительный цвет кости, - сероватый, с едва заметным голубым оттенком, - еще можно было бы списать на исключительную древность захоронения, когда сложенная из бревен церквушка святого Вааста была величиной с деревенский дом. Совсем другое дело - чрезмерно выдающиеся надбровья, куда более вытянутый свод черепа и слишком массивная нижняя челюсть. Сохранившиеся зубы, впрочем, обыкновенные, как у всех людей. Никаких тебе звериных клыков.
        - Когда пришел Цезарь, здесь жили многие народы галльского языка и корня, - сказал преподобный. - А до галлов? Кто? Сам Цезарь упоминает в своих записках об иных, вымирающих племенах обитавших уединенно, на побережье нынешней Бретани и непроходимых лесах разделяющих Галлию и Германию. Люди странного обличья, разговаривающие на странном наречии и использующие не менее странное колдовство, неизвестное как римлянам, так и покоренным Республикой галлам...
        - Я слышал много преданий о «старых народах», - тихо ответил Рауль. - Потерянные колена Израилевы, не упомянутые в Библии потомки Ноя ушедшие на север после Потопа. Наконец, гипербореи или атланты из языческих сказаний. Сейчас разобраться невозможно, столько веков прошло! Вдруг это Древние? Не-люди? Некоторые из них были похожи на человека, в Нарбонне мне показывали череп настоящего кентавра, не отличишь!
        - А мне в Нантере как-то предъявили бедренную кость святой Женевьевы во младенчестве, - язвительно сказал преподобный. - При том, что Женевьева протянула восемьдесят лет, успешно пережив знаменитых современников - святых Жермена, Дени, Мартина Турского и Ремигия. Неужто вы поверили? С вашим преотличнейшим университетским образованием?!
        - Ну-у... - смутился мэтр. - Всегда хочется верить в чудеса!
        - Чудес здесь хоть отбавляй, верно, - охотно согласился брат Михаил. - Амулет Трисмегиста холодный как лед и вздрагивает, прямо указывая на обилие магических эманаций. Вы же остаетесь философски спокойны, следовательно ничего экстраординарного не чувствуете. Так?
        - Я не всесилен. Ночью голоса мертвецов различались отчетливо, а сейчас только неразборчивый шепот...
        - Пойдемте, и так задержались. По большому счету, какая разница, чьи останки хранит монастырский оссуарий? Ибо нет ни эллина, ни иудея, справедливо? Под святым Петром в Риме упокоены сотни язычников, что ничуть не мешало служить в базилике мессу еще при Константине Великом.
        Сквозь толщу камня в подземелье проник тягучий колокольный звон. Час первый, утренняя заря, восход. Лучи дневного светила показались над отдаленной грядой Арденнских гор и позолотили крест на шпиле Сен-Вааста.
        - Согласно общепринятым канонам, - сказал преподобный, разглядывая гранитные валуны открывавшие «Дорогу», - любое нечистое волшебство с рассветом должно сгинуть. Апотропей умолк, непреложный закон соблюдается. Давайте посмотрим, на каком же основании возведен аррасский кафедрал? Жак, умоляю, не натопчи - песок, можно понять кто и когда хаживал в подвалы собора... Дай мне факел.
        Осмотр занял меньше кварты. Брат Михаил дважды обошел вокруг нагромождения искрящихся вкраплениями кварца камней, определил стороны света (в чем особой сложности не было - достаточно знать, где находится алтарная часть собора) и наконец подозвал Рауля.
        - Вы на самом деле сюда приходили, - без обиняков сказал лучший следователь инквизиции по восточную сторону Пиренеев. - Мэтр, потрудитесь снять левый сапог. Спасибо. А теперь а-аккуратно поставьте ногу вот сюда. Перенесите вес тела чуть вперед, словно хотите сделать шаг... Прекрасно! Смотрите внимательно!
        Два абсолютно одинаковых опечатка ступни на влажном песке.
        - Вот еще два десятка смазанных следов, - преподобный обратился к излюбленной стихии расследования, увлекся. - Ваши, Рауль, определяются безошибочно. Рядом оттиск дамских туфелек на деревянном каблуке. Таким образом мы делаем вывод, что Жанин Фаст пребывала тут во плоти. Как вы назвали ведьму? «Королева Селена»?.. Далее. Это не просто камни, найденные отдельно, принесенные на капище многобожников и сложенные воедино человеческим усилием. Перед нами вершина скального выхода, выветрившегося и начавшего разваливаться еще до того, как Вааст Аррасский принялся за строительство обители - прожилки на породе одинаковые, линии трещин ясно прослеживаются. Там внизу, под нами, огромный гранитный монолит, схожий с Латеранской скалой в Риме. Засим: видите осколки ракушек?
        - Когда-то графство Артуа находилось на морском дне?
        - Как и весь мир после Ноева Потопа! Но отсюда вода ушла значительно позже, не забудем - Аррас всего в сотне римских миль от побережья! Уточню: это морские, а не речные раковины, поэтому обвинять в их появлении наводнения и подъем воды в Креншоне нет оснований!
        - Ваше преподобие, откуда вы всё это знаете? - поразился Рауль.
        Жак только ухмыльнулся - он-то знал, каковы истинные способности господина.
        - Чтение. Книги. Трактаты, посвященные самым разнообразным особенностям бытия. Мессир Ознар, в университете вас должны были убедить в необходимости совершенствования в самых, на первый взгляд, бесполезных областях науки! Следователь инквизиции обязан не только знать в чем разница между еретиками-альбигойцами, бегинами или патаренами, но и уметь различить стиль письма скрипторов графства Триполитанского времен Второго крестового похода с особенностями начертания буквиц монахами Клюни! В нашем ремесле любая мелочь пригодится.
        - Так что же?
        - Чисто умозрительные выводы, ничего более. Это место являлось святилищем всегда. В самые незапамятные времена. Возможно, до Потопа. Ранние христиане, чтобы привлечь язычников, строили храмы на месте прежних капищ, святой Вааст исключения не сделал. Меня интересует другое. Объясните: что такое «Дороги»?
        - Не знаю, - растерялся мэтр. - Ведьма сказала «просто сделай шаг вперед без боязни».
        - Попробуем. Где вы стояли ночью?
        - Чуть правее...
        - Подойдите. Встаньте на это место. Жак, не отставай! Рауль, не тушуйтесь! Давайте по счету три все вместе: unus, duo, tres! Шаг!
        Дорога пропустила Михаила Овернского, Рауля Ознара и неразговорчивого Жака беспрепятственно.
* * *
        - Deus Domine, benedictus sis tu, - преподобный помотал головой, словно просыпающийся пес и осенил лоб крестным знамением. - Не может быть! Где мы?
        - В лесу, - упавшим голосом сказал мэтр, тоже не поверивший своим глазам. - Кто бы мог подумать! Матерь Божья, это всё по-настоящему!
        - Магия? - повернулся к Раулю брат Михаил. - Отвечайте же!
        - Н-нет... Наверное! Не знаю! - мэтр начал тихо паниковать. - Я ничего не понял!
        Лес. Очень старый. Колоссальные темные стволы, переплетение ветвей в вышине, никакого подлеска - только корявые дубы-гиганты и более стройные буки. Листьев на деревьях нет, что объяснимо: кругом подтаивающий снег, сугробы с почерневшими гребнями, ледяные потеки на бугристой коре. Гулкая тишина, нарушаемая резкими вскрикиваниями одинокой сойки - чжзэ,чжзэ...
        - Спокойствие, - внушительным басом сказал Жак. Насупил густые темные брови, глянул в небеса, послюнявив палец поймал ветерок, ковырнул носком сапога наст на снегу. - Мы где-то недалеко...
        - Недалеко? - зачарованно переспросил Рауль. - Примерно там, где Юлий Цезарь брал Алезию?.. Во времени и пространстве?
        - Помолчите, мэтр, - жестко оборвал парижанина брат Михаил. - Жак знает, что говорит.
        - Угол возвышения солнца, - продолжил верный слуга его преподобия. - Мы очутились в подвале Сен-Вааста в начале часа Первого, после восхода. Видите, лучи пробиваются из-за деревьев? Ранее утро, светило отстоит от горизонта на полную ладонь и два пальца. Ветер ночью дул с полуночного заката, septentrionem occidentem[Северо-запад. (лат.)] , направление поутру не менялось - легкий привкус морской соли. Время года одинаковое. Только... Свет какой-то другой, что ли? И пахнет иначе.
        - Очень хорошо, - кивнул инквизитор. - Полностью подтверждает мои собственные наблюдения. Предположительно Аррас рядом, на западе. В двух милях, в двадцати или в двухстах, вот вопрос... Мессир Ознар, отчего у вас на лице похоронное выражение и мировая скорбь? Доказано - по Дорогам атребатов можно пройти, не смотря на то, что природа этого явления нам неизвестна!
        - Пуща Дуэ, - угрюмо сказал Рауль, сопоставив выкладки Жака и брата Михаила. - Больше негде. Помните слова прево Саварика Летгарда? О чем-то проснувшемся в лесах? Звенья одной цепи.
        - Вы поразительно догадливы, - легко согласился преподобный. - Убежден, Жанин Фаст показала вам Дороги неспроста, правда не объяснив в чем их истинное предназначение
        - думается, ведьма на нашей стороне. Посмотрите внимательно на поляну. У меня возникает чувство, что нечто весьма похожее мы видели совсем недавно...
        - Божий круг, - мэтр и мгновения не раздумывал. - Галлы поклонялись звероподобным духам: Церуннос-олень, Эпона-лошадь, бараноголовая змея. Основа их культа - обожествление природы, в том числе и деревьев.
        - Цитируете заметки Плиния Старшего на память? - согласно прикрыл глаза брат Михаил. - Анималистические тотемы это прекрасно, но друидами практиковались человеческие жертвоприношения, ритуальный каннибализм и прочие неисчислимые мерзости. Не удивлен, что дебри Дуэ и в наши просвещенные времена жители Артуа считают «дурным местом»...
        Прогалина была обширна - шагов в пятьдесят длиной и тридцать в ширину. Создавалось впечатление, что деревья-титаны окружавшие поляну некогда были высажены человеком
        - равные промежутки между стволами, выверенный овал, некоторые ветви подрезаны еще когда дубки не достигли столь библейских размеров. Тысячу лет назад или даже полторы тысячи!
        А вот искусственные дополнения к священным древам позднейшие: вбитые в кору металлические крюки, потемневшие и невзрачные, но ржавчиной не покрытые. Отлиты из серебра, что само по себе необычно. На крюках - человеческие головы, черепа. Темно-коричневые, очень старые, а с ними и относительно недавние, с сохранившимися лоскутьями высохшей кожи и сбившимися в колтуны волосами. На первый взгляд числом в полсотни или чуть поболее.
        - Мне это нравится всё меньше и меньше, - сказал Михаил Овернский исследовав один из страшненьких артефактов, висевший на высоте роста человека. Не побрезговал поскрести ногтем покрытую тонкой ледяной коркой скулу на черепе. - Ему не больше года, понимаете? Человека убили, - видимо, принесли в жертву, - прошлой осенью. Гниение плоти остановилось с морозами, сохранность великолепная. Получается, у нас под носом орудует секта язычников?
        - Секта? - переспросил Рауль. - Кажется, это понятие применимо лишь к впавшим в ересь христианам.
        - Именно к христианам. Именно впавшим в ересь, - четко выговаривая каждое слово ответил преподобный. - Напомните, когда Ремигий крестил Хлодвига Меровея, первого короля франков? Правильно: в четыреста девяносто шестом году от Рождества. Сейчас
        - тысяча триста сорок восьмой. Никто не убедит меня в том, что адепты искорененного столетия назад язычества могли уцелеть и пронести свое сатанинское учение через неполные девять веков!
        - Вывод: это был неизвестный нам магический ритуал, а вовсе не акт поклонения древним галльским божествам! - воскликнул мэтр. - Не ересь, ваше преподобие! Колдовство!
        - Bravissimo, как говорят в Италии, - удовлетворенно кивнул инквизитор. - У вас хороший потенциал, мессир - если так и дальше пойдет, смело принимайте постриг, а протекцию в Sanctum Officium я вам обеспечу, из вас получится блестящий следователь Трибунала. Шучу, шучу, не надувайте губы... Suum cuique[Каждому свое (лат.)] , как справедливо указал Марк Туллий Цицерон в трактате «О природе богов». Не зря мы здесь оказались, мессир Оз...
        - Тихо! - поднял руку Жак, невежливо перебив брата Михаила. - Слышите?
        Рауль, державший правую руку на эфесе клинка вдруг ощутил, как меч сам по себе подтолкнул его в ладонь. По предплечью прокатилась теплая волна, однозначно расцененная как магическое воздействие.
        Что за чудеса? Самый обычный меч, выкованный в Реймсе известным мастером-оружейником прошлого столетия Робером Флери! Отец и дед Рауля никогда и единого намека не давали, что на старинный клинок наложены чары! В любом случае этот факт обнаружился бы давным-давно, едва у Ознара-младшего в ранней юности проявились немалые способности к волшебству!
        - Замрите, - на лице Жака, и так не блещущем очарованием, появилось угрюмо-зверское выражение. Примерно так же он выглядел, когда англичане захватили замок Вермель и Жак был готов вместе со своей комитивой броситься на людей графа Арунделла не обращая внимания на огромное численное превосходство данников короля Эдуарда. - Тут кто-то есть...
        Цок-цок. Стучат подковы по камню - между дубов рощи друидов лежит множество плоских валунов, скрытых тонким покровом хрупкого снега. Лошадь идет шагом, неторопливо, уверенно. Пофыркивает, когда всадник слегка натягивает поводья, направляя.
        Надоедливая сойка умолкла.
        Цок-цок.
        - Dei Domine, Maria Virgina, - ахнул преподобный. - Мы, вроде бы, именно его искали?..
        На противоположную сторону поляны выехал здоровенный статный конь, по виду - потомок фландрийских тяжеловозов и кастильской породы, вобравший все достоинства предков: неимоверно широкая грудь при высокой холке, масть отливающая синевой воронова крыла. Упряжь простая, без украшений. Черные кожаные шоры на глазах.
        ...Меч Рауля Ознара опять проявил несвойственные холодному оружию качества - почудилось, будто клинок самостоятельно выскочил из ножен, оказавшись в руке.
        Под перчаткой мэтра слабо светился закрепленный на оплетывающем гарду ремешке металлический значок похожий на букву иудейского алфавита «алеф» - от него и накатывали импульсы неизвестной магии!
        Всадник был под стать коню - человек могучего сложения, высокий и широкоплечий. Доспехи черненые - поверх кольчуги широкий горжет на груди, архаичный шлем-топфхельм закрывающий полукруглой маской лицо. Такие рыцарские шлемы вышли из употребления знатью еще со времен крестового похода короля Людовика IX Святого. Кольчужные чулки. Наручи с серебряными насечками. Роскошный плащ не черный, как показалось изначально, а темно-пурпурный, цвета ночного моря.
        А поверх укрытого намётом шлема - сверкающая в солнечных лучах корона высокопробного, чистейшего золота. Девять зубцов в виде тройных листиков - каких именно издалека не разглядеть.
        Запах настоящей, нешуточной угрозы ощущался физически - Рауль видел призванным на помощь «вторым зрением» как натягиваются и вздрагивают нити магической energia, опутавшей прогалину. Оживали деревья, протягивая к незваным гостям языческого святилища лапы-ветви, злорадно скалились черепа на серебряных крючьях, воздух стал подобен киселю - каждое движение давалось с трудом.
        Приостановившийся было Пурпурный Король чуть тронул коня шпорами. Двинулся на троицу пленников Дороги.
        - Я глохну, ничего не слышу, - очень громко сказал брат Михаил, коснувшись пальцами ушей. - Изыде, сатана! Именем Господа нашего...
        - Мессир, - Рауля привел в себя тяжеловесный подзатыльник. Жак постарался - ручища у слуги преподобного медвежья. - Вы нас сюда притащили, вам и выводить! Давайте же! Если есть путь в лес, значит и проход обратно найдется!
        Из-за деревьев показались звериные силуэты - волки? Не похожи эти мохнатые страшилища на волков - лапы длиннее, морды безобразные, зрачки отсвечивают красным. Оборотни?
        - Давай-давай, - Жак отбросил всякую куртуазию, оттаскивая мэтра и брата Михаила к сероватым камням в центре поляны. - Парижский школяр, думай! Верни нас обратно!
        Король на вороном коне подошел на тридцать шагов. Глаз в прорезях черного шлема видно не было.
        Оборотни замкнули кольцо.
        Меч Рауля в самом буквальном смысле этих слов рвался из руки - клинок настойчиво требовал битвы. Знак «Алеф» сиял подобно звезде, исходя волнами незнаемой магии.
        Удар шпорами. Вороной сорвался в галоп. Король выхватил меч и занес для удара.
        Рауль, вцепившись левой рукой за плечо Жака, а правой в пелерину Михаила Овернского сделал шаг назад, к камням.
        Клинок Пурпурного короля пронзил пустоту.
* * *
        Кромешная темнота. Темнота и запах склепа.
        - Ух, - послышался голос Жака. Знакомый звук: удар кремня о кресало, замелькали желтые искорки. - Я чуть не умер от страха, а в земной жизни я немногого боюсь...
        Вспыхнул отрез промасленной тряпки, вынутой Жаком из сумки на поясе.
        Подвал базилики Сен-Вааст. Начало Дороги.
        - Знаете что? - выдохнул брат Михаил, смахнув пот со лба. Взгляд преподобного сменился с полубезумного на обычный, осмысленный и внимательный. - У нас огромная фора. Эта тварюга Дорогами атребатов пользоваться не умеет. Иначе мы бы уже разговаривали с апостолом Петром перед райскими вратами. Рауль, вы молодец.
        - Я ничего не делал, ваше преподобие. Дорога сама...
        - Сама так сама. Да, я забыл вам утром сказать - рыцарь Одилон де Вермель в молодости принял посвящение тамплиеров, что тщательно скрывал. Мы выбили признание из его слуги, остававшегося в городе после резни в замке Вермель... Понимаете?
        - Звенья одной цепи, - повторил Рауль, пытаясь отдышаться. - Господи... Мое сновидение о часовне в Бребьере, бывшем замке ордена! Блудница из Магдалы в образе Моровой Девы! Но какая связь?
        - Думайте! Головоломка начинает складываться, а? - хищно осклабился преподобный. - Признаюсь: о Дорогах я слышал и раньше - не поверите, читал в материалах следствия по делу Тампля. Храмовники были посвящены в древний секрет Дорог. Позже расскажу..
        Жак, выведи нас наверх! Боюсь, сегодня отдыхать нам не придется. След настолько отчетливый, что потерять его будет невозможно при всем желании!
        Глава седьмая
        В которой всадник Смерть разъезжает по городам Франции, король Филипп де Валуа смотрит на Нельскую башню, а мэтр Ознар проявляет неплохие знания в области хирургии
        Аррас, графство Артуа.

15-17 марта 1348 года.
        Кловис из Леклюза по прозвищу «Chabot» - «Бычок», справедливо считался в деревне человеком везучим и зажиточным.
        Перво-наперво надо упомянуть, что родился Кловис по «праву первой ночи» - мать его, Нантильда, по юным летам была диво как хороша, чем и привлекла внимание тогдашнего сеньора Ванкура, тоже мужчины видного и, как полагается воину, могучего, в отличие от частенько недоедавших слабосильных холопов.
        Бычок унаследовал стать благородного отца вкупе с норманнской природной удачливостью, из чего следует во-вторых: счастье Кловису сопутствовало. Выкупился у господина, выйдя из серважа и став лично-свободным вилланом, к двадцати семи годам обзавелся одиннадцатью детишками из коих (удивительное дело!) ни единый не умер, держал богатый двор - полдюжины коров, гурт овец, гусей. Нанял троих крестьян, пособлять по хозяйству.
        Вышло так, что поутру 15 марта именно Бычку пришлось ехать в город с сеном и молоком на продажу: жену в Аррас не пошлешь, старшие сыновья заняты со скотиной, а Пьер-Луи, самый разумный из помощников, прихворнул. На раму с полозьями нагрузили тюки с просушенным клевером, тимофеевкой и овсяницей, пристроили кувшины с парным молоком, впрягли лошадку и Кловис вывернув с проселка на Камбрайский тракт неспешно направился к столице графства - благо недалеко, меньше десяти латинских миль.
        Меж всхолмьями ползли нежно-голубые струи позёмного тумана. Верный признак - оттепель скоро не жди. Работающие на земле давно заметили, что зимы становятся студенее, а лето короче, похолодание началось лет тридцать назад, вызвав лютый голод 1315-1317 годов[«Малый ледниковый период» продолжавшийся с начала 1300-х по
1700-е годы по мнению исследователей был вызван замедлением течения Гольфстрима.] , когда вымерзли три подряд урожая и много людей умерло, особенно в городах. Сеять теперь приходится позже, в конце апреля, и хорошо, если соберешь урожай перед наступлением первых заморозков, случающихся уже в августе.
        Сани уверенно катились по наезженной дороге, подсвеченной восходящим солнцем. Час ранний, не заметно ни всадников, ни других повозок. Впрочем...
        Кловис постепенно нагонял здоровущего чубарого коня. Масть приметная, белая с черными пятнами. Идет ленивым шагом, под седлом. В седле наездник - одет добротно, при меховом плаще и бархатном шапероне, клинок на поясе. Благородный. Наклонился к самой гриве, левая рука с поводьями на колене, правая безвольно повисла.
        Заснул он, что ли? Сверзится на обледенелую дорогу - расшибется.
        - Мессир! А мессир? - позвал Бычок, поравнявшись с всадником. Перегородил путь санями, заставляя чубарого остановиться. - Тпр-ру, зараза! Сударь, слышите меня?
        Сударь не без труда поднял голову и воззрился на Кловиса мутными синими глазами. Рожа отекшая и багровая - страсть. Перепил ввечеру? Да кто после попойки в путь отправляется?
        Тут всадник начал сползать с седла - Бычок едва успел спрыгнуть с хлипких козел саней и подхватить его милость. Тяжеленький, однако.
        Нет, он не пьян. Болен. От благородного так и пыхнуло жаром - лихорадка.
        - Pestis, nec dubium est, - прохрипел незнакомец. - Ite meae, boni viri... Exi...
        - Не разумею, что вы говорите, - помотал головой Кловис, пускай и догадался, что глаголет мессир по-латыни, словно приходской кюре. - Эк вас угораздило, сударь.
        - Ухо... ди... - через силу выдавил владелец чубарого на французском. - Сгинь... Господи, как не повезло...
        - Скажете тоже, «уходи», - пробормотал под нос Бычок, соображая, как поступить.
        Вводил в искушение солидный кошель на поясе дворянина: деньги забрать, самого оттащить в придорожные кусты, чтобы никто не нашел, сам умрет. Нет, нельзя - смертный неискупимый грех! Вдобавок, если дело откроется, не миновать эшафота в Аррасе, графский суд с простецом церемониться не станет. С живого кожу сдерут, как с разбойника Одвульфа три года тому.
        Христос заповедовал помогать ближнему - глядишь, его милость потом отблагодарит серебром! Потому Бычок, покряхтев, взгромоздил болящего на тюки, а повод господского коня прикрутил к саням. Отвезти в город, пристроить в обитель францисканцев - у монахов хорошая лечебница.
        О том, что в этот самый момент фортуна раз и навсегда отвернулась от Кловиса из Леклюза таковой не подозревал, но добрым поступком спас свою душу.
        - Сharrette de foin, - неожиданно внятно сказал неизвестный. - Воз с сеном... Как тогда... Знак.
        Засим потерял сознание.
* * *
        - Merde! Да кому тут неймется?! - самым некуртуазным образом выругался мэтр Ознар, соскакивая с постели в одной нижней рубахе. В двери неистово молотили, кулачищи пудовые. Выкрикнул в голос: - Угомонитесь! Иду!
        Вопреки обоснованным подозрениям на крыльце дома обнаружился вовсе не отправленный братом Михаилом со спешными известиями Жак, а крестьянского обличья мордоворот в суконном колпаке и потертом овчинном мутоне. За его широкими плечами наблюдалась постно-недовольная физиономия мадам Верене - если ореада решила зайти к постояльцу, значит случилось и впрямь нечто из ряда вон выходящее.
        - Прощенья просим, ваша милость, - внушительно сказал детина. - Вы ж лекарь?
        - Что? - спросонья не осознавая происходящего переспросил Рауль. - Какой лекарь?
        - Обыкновенный, - бесцеремонно сказала вдова, отстраняя простеца. - Аптеку держите? Держите. Недужного привезли.
        - У меня тут не госпиталь! - отрекся мэтр. - Тащите к францисканцам или иоаннитам!
        - Совсем плох, ваша милость, - смущаясь сказал деревенский. - Рыночный прево на ваш дом указал, мол благородных пользуете... Глянули бы, ваша милость? Христом-Богом, а? Помрет ведь.
        Всё правильно: врачебные успехи Рауля в городе были известны, равно каждый знал, что лечит мэтр исключительно дворян за немалые деньги.
        - Где его разместить? - с сомнением проворчал мэтр, но последняя попытка отказать верзиле была пресечена мадам Верене:
        - В помещении аптеки есть лежанка, - твердо сказала ореада. - Кловис, позови моего слугу, Одона, вместе перенесете. Мэтр, дайте ключи...
        Хозяйка, снизойдя до скупого разговора с Раулем, кратко пояснила, что крестьянин нашел тяжко больного дворянина на тракте и по совету начальствующего над рынком выборного прево отправился не в монастырь, а прямиком сюда.

«Это она назло, - подумал Рауль. - Что стоило отослать простеца прочь! Мне лишь такой обузы не хватало!»
        - Я помогу, - сказала ореада, будто прочитав мысли парижского мэтра. Глянула прямиком в глаза. - Пахнет смертью, мессир, а я - бессмертна...
        - «Пахнет смертью»? - повторил Ознар. - Что вы хотите сказать?
        - То, что сказала. Ваша человечья смерть мне не страшна.
        Наводящая на размышления двусмысленность. И с чего вдруг нелюдимая ореада решила помогать?
        Одон с Кловисом, отдуваясь и исходя пoтом, на руках принесли больного, разместив на простенькой деревянной кушетке стоявшей в аптеке, за жилыми покоями. Вдова Верене раскрыла ставни и зажгла лампы. Сунула в ладонь Кловису серебряную монету - целый денье турнуа, - и отправила восвояси. Вознаграждение за любовь к ближнему вполне достаточное. Шугнула Одона - пусть принесет жаровню и приготовит горячую воду, пригодится.
        - Его надо раздеть, - веско сказал Рауль. - Выйдите мадам, неприлично.
        - Вы забыли кто я? - прошипела ореада.
        - Ах, конечно... Человеческие правила на Древних не распространяются? Тогда расшнуровывайте колет.
        Гербовый дворянин, опоясанный рыцарь, из богачей - в этом сомнений не оставалось. Молод, около двадцати пяти лет или немногим старше. Отлично сложен. На лице и руках нет оспенных отметин. Оружие и одежда баснословно дорогие, изготовлены наилучшими мастерами - меч и кинжал с швейцарскими клеймами, известный каждому ценителю цех кантона Тургау с двумя львами в геральдическом щите.
        Баварец? Швейцарец? Сакс?
        Вряд ли - герб на колете французский, золотая сломанная стрела в лазурном поле, кажется это символ одного из небольших владений в Иль-де Франс.
        - Скверно, - бурчал Рауль. - Очень скверно... В сознание не приходит. Недоумеваю, как он еще жив - горячка пожирает человека изнутри... Мадам Матильда, прикажите Одону принести лёд, обтереть и приложить к пяткам! Рубашку и брэ срезать!
        - Посмотрите, - вдова Верене, без лишнего смущения обследовавшая кошель и пояс страждущего протянула Раулю сложенные вшестеро пергаменты. - Наверное, можно узнать как зовут...
        - Жалованная грамота, - мэтр быстро просмотрел документы. - Вероятно дана его отцу, датирована 1307 годом. Ого! За подписью короля Филиппа Красивого и канцлера Ногарэ! Баронство Фременкур - точно, вспомнил, герб совпадает. Рекомендательное письмо от сенешаля Карла д’Эврё, графа Ангулемского, дано Жану де Партене, барону де Фременкур нынешней зимой... Отлично, теперь хотя бы знаем, кто он такой. Денег много?
        - Ливров сорок. Куронндоры турский чеканки, золото. - быстро ответила ореада пошарив в кошельке. Не преминула поддеть Рауля: - Боитесь, что не заплатит за услуги?
        - Да бросьте, - раздраженно дернул плечом мэтр. - Золото - знак статуса и ничего более. Не думаю, что оно пригодится господину барону нынешним же вечером. Пойдет так дальше - скончается от разлива горячей желчи до заката. Странно - хрипов при дыхании нет, значит это не воспаление пневмы. Живот мягкий, ран с нагноением я не наблюдаю, кожа чистая, без герпеса. Отчего столь ужасающий жар?
        Нож ореады рассек шелковую рубаху его баронской милости по шву до подмышек. Лоскутья полетели на пол.
        - Ни единой вошки на белье или в волосах, - добавила вдова Верене. - Блюдет себя.
        - Вы наблюдательны, мадам. Давайте-ка вот что попробуем...
        Колдовать при ореаде можно невозбранно: не испугается и в инквизицию с доносом не побежит. Да что нам инквизиция? Сам причастен к Трибуналу.
        Омыть руки в настое ромашки. Выбрать из числа амулетов «Аdversus incendia» противостоящий жару.
        - Ejice flammas a corpore... - прозвучали первые слова древнего заклятья, применявшегося еще Гиппократом. Ореада снисходительно усмехнулась - магия людей казалась Древним нелепой и слабенькой. - Veniat benedictus frigida!
        Не действует. Надо же, апотропей не отозвался на заклинание! Почему?
        - Противодействуешь тому, что неподвластно магии, - шепотом подсказала мадам Верене. - Так случается.
        - Сами не попробуете? - язвительно предложил Рауль.
        - Не могу. Вы - другая раса. Плохо пахнет, мэтр. Смерть.
        - Он умирает?
        - Он сам? Не знаю. Он всего лишь несет в себе смерть.
        - Постойте... - опомнился мэтр. - Вами сказано: «неподвластно магии». Отчего?
        - Не знаю, - повторила ореада. - В прежние времена я такого не видела никогда. А живу я гораздо дольше тебя, смертный.
        - Положение, - расстроено сказал Рауль. - Как теперь поступить?
        - Если вам надо уйти - идите. Я присмотрю. Только скажите, что надо делать.
        - Обтирать льдом и уксусом каждые две кварты, пока лихорадка не уймется. Уксус найдете в подвале, в лаборатории, целый кувшин. Очнется, - в чем я сомневаюсь, - напоить отваром зверобоя с бузиной и липовым цветом. Добавить мед и красное вино. Судя по дыханию и цвету кожи, - пальцы на руках и ногах не синеют, - это еще не agonia, но близко к тому...
* * *
        Брат Михаил Овернский заинтересовался сообщением о смертельно больном бароне де Фременкур лишь постольку поскольку - посоветовал вечером перевезти его к лечебницу при монастыре святого Франциска и забыть навсегда. Лихорадка? Это бывает. Весна такая холодная, что застудиться может любой.
        - Не желаете ли прогуляться со мной в Речную башню, мэтр? Обещаю много интересностей, - сказал преподобный, выслушав Рауля. - Поговорим с прямым свидетелем.
        - Слуга Одилона, сеньора де Вермель, о котором вы упоминали накануне?
        - Слуга? Не совсем точно. Вернее прозвучит слово «экюйе», оруженосец. Вас чужая боль не раздражает? Не взывает к ненужному сейчас состраданию?.. Вот и чудесно.
        Старинную аррасскую тюрьму Рауль терпеть не мог - устоявшийся болотный запах, невыносимый холод, темнота прорежаемая блекло-желтыми язычками пламени факелов и коптящих масляных ламп наводили смертную тоску. Эдакое преддверие ада без малейшего проблеска надежды и веры в искупление.
        Но хочешь не хочешь, а идти надо - кажется, после нескончаемой череды неудач следствие вышло на верный путь.
        На втором этаже Речной башни было, вот необычность, хорошо натоплено. Лишь по каменной кладке стен лениво стекают мутные капли влаги. Тепло исторгала не печь, а объемистая коробка-жаровня на изогнутых кованых ножках - над углями отсвечивали багровым замысловатые инструменты городского палача, истребованного Священным Трибуналом у светских властей для своих нужд.
        Сам палач вовсе не выглядел страшным и на первый взгляд трепета не вызывал: худенький седой старичок с благообразным лицом доброго прихожанина Сен-Вааста. Он даже фартука положенного палачу не носил - сразу видно человека сведущего и опытного в деле. Означенный фартук воловьей кожи красовался только на помощнике - как шепнул брат Михаил, сыне и наследнике. В палачи по доброй воле не идут, это семейное ремесло - некоторые династии насчитывают по три века...
        Рауль сразу осознал, что преподобный пригласил на официальное заседание Трибунала. Председатель (сам Михаил Овернский), инквизиторы брат Ксавьер и брат Валерий, секретарь, трое обязательных свидетелей-мирян (таковыми выступали сержанты короля)
        - процесс формально являлся открытым. Неформально с сержантов взяли обязательство о неразглашении. Всё как обычно.
        Обвиняемый находился здесь же - скованный по рукам и ногам, сидел на отдельной скамье у стены. Человек пожилой, лет около шестидесяти на первый взгляд.
        - В качестве юриста я вас привлекать не намерен, - сразу обозначил брат Михаил. Рауль только руками развел: знаем-знаем, людям обвиненным инквизицией адвокат положен исключительно по дозволению Sanctum Officium и никак иначе. - Надеюсь, вы не претендуете, мэтр?
        - Боже упаси.
        - Рад, что вы меня поняли. Наша задача - максимальная быстрота расследования. Время, как неоднократно сказано, очень коротко. Вы присутствуете как очевидец процесса и брат-мирянин. Начнем?
        - Воля ваша, преподобный.
        - Тогда приступим к делу, как говаривал царь Соломон царице Савской после званого ужина...
        Последовало обязательное: представление секретарем членов Трибунала поименно и возможный отвод свидетелей, если обвиняемый считает таковых заинтересованными сторонами. Потом было зачитано краткое отношение о личности подследственного.
        Жоффруа де Но, дворянин, из рода баронов де Но в Пикардии. Как показало спешное, однако тщательное дознание, до 1307 года - рыцарь Ордена Храма Соломонова, посвящение принял в Провэнском командорстве, в возрасте шестнадцати лет. Когда Священная Инквизиция и король Франции открыли непотребства и злодеяния Ордена Тамплиеров, осудив магистра, командоров и бальи храмовников, изменил имя и тайно покинул командорство, объявив себя госпитальером и найдя приют в Аррасской комтурии. Что доказывается представленными документами.
        Рауль слушал невнимательно. Да, бывший тамплиер, и что такого? Их сотни по всей Франции! Большинство нашли пристанище у иоаннитов, другие бежали от гонений на восток к тевтонцам, некоторые - в Португалию или Кастилию, возродив рыцарское братство под именем «Ордена Христа» с покровительством короля Диниша I Лаврадора - одобрено Папой Римским, не придерешься.
        Предварительный допрос так же не насторожил - сейчас мессир Жоффруа предпочел не скрывать прошлого, оправдывая смену имени боязнью преследования со стороны инквизиции только за то, что он бывший храмовник.
        Во что верую? В Святую Католическую религию, Святую и Апостольскую Римскую церковь, в учение проповедуемое Папой и его епископами!
        Прочесть «Credo»? Как прикажете, преподобный!
        Прочел. Без единой ошибки. На идеальной латыни.
        Рауль краем глаза заметил, как брат Михаил недобро усмехнулся. Ясно, начинается самое интересное - предписанные церковным законом формальности соблюдены, сейчас перейдем к сути...
        При допросе к обвиняемому обращались в третьем лице - так прописано в уставе Трибунала:
        - Присутствующий здесь Жоффруа де Но подтверждает, что в тысяча триста седьмом году от Рождества Христова намеренно скрылся от инквизиционного следствия по делу Тампля, чем ныне возбуждает подозрения о причастности к ереси, вредоносному колдовству и прочим неисчислимым мерзостям происходившим в Ордене Храма Соломонова?
        - Ваше преподобие, я был молод и обуян страхом, что мне припишут грехи, которые я не совершал...
        - Жоффруа де Но должен ответить на поставленный вопрос - да или нет?
        - Да, намеренно, ваше преподобие. Я всего лишь...
        - Жоффруа де Но обязан быть краток, не оглашая частностей и собственных выводов не имеющих отношения к делу, - с нажимом сказал брат Михаил. - Продолжим. Жоффруа де Но подтверждает, что человек известный ему под именем Одилона де Вермеля, дворянина графства Артуа, так же некогда являлся рыцарем Ордена Храма?
        Мессир де Но начал изворачиваться - нет, мол, в нашем Провэнском командорстве никакого Одилона де Вермеля не было, а знакомство с его милостью я свел уже в Бребьере, отданном во владение госпитальерам, когда упомянутый Одилон стал донатом и консьором[«Ассоциированное членство» в духовно-рыцарском ордене без принятия монашеских обетов. Предоставляется жертвователям денег или земель Ордену.] иоаннитов, что преступлением не является, а наоборот - поощряется Святой Церковью! Когда по благословению комтура я снял плащ Ордена святого Иоанна, господин де Вермель принял меня в услужение и ничего более!
        Михаил Овернский подступался так и эдак, использовал вопросы-ловушки, загонял подследственного в логические ямы, но Жоффруа в каждом случае сумел обойти расставленные капканы - манипулировать смыслом сказанного, подменять тезисы и апеллировать к очевидности храмовников учили преотлично, недаром судебный процесс над магистром и капитулом Тампля продолжался целых семь лет!
        Брату Михаилу эта игра в кошки-мышки безусловно нравилась - на его губах неоднократно появлялась едва ли не одобрительная полуулыбка. Но время коротко, мессиры, время коротко! В другой обстановке и в другом месте такой словесный поединок мог бы продолжаться не один день, однако сейчас некогда устраивать состязания в красноречии.
        - Хватит, - преподобный легонько шлепнул ладонью по столешнице. - Секретарь, запишите: Жоффруа де Но намеренно противодействует дознанию и выяснению истины, отчего Трибунал инквизиции предлагает палачу показать ему орудия пытки и предупредить Жоффруа де Но о том, что эти орудия могут быть к нему применены. Я в последний раз предлагаю мессиру де Но рассказать правду о его отношениях с рыцарем де Вермелем и всё, что ему известно о происхождении и жизни рыцаря де Вермеля.
        Обвиняемый помрачнел. Ответил:
        - Я изложил достопочтенным судьям то, о чем знаю достоверно.
        - Если вас удерживает некая клятва - именем Святой Церкви освобождаю вас от неё. Секретарь, внесите в протокол допроса.
        - Ваше преподобие, я виноват лишь в том...
        - Палач, - повысил голос брат Михаил, - привяжите обвиняемого к скамье и покажите ему инструменты повторно. Жоффруа де Но должен осознать, что немедленное добровольное признание освободит его от телесных страданий и облегчит душу.
        - Мне надо исповедаться, ваше преподобие! - это была отчаянная попытка оттянуть неизбежное.
        - Поздно. Палач, приступайте.
        - Кнут, ваше преподобие? - вполголоса осведомился седой. Он отлично знал процедуру: сначала «легкая пытка» без применения огня, и только при упорствовании используются более изощренные методы.
        Началось сначала: точный повтор предыдущих вопросов, обязательный протокол с ремарками секретаря («...после десяти ударов плетью обвиняемый продолжает запираться и вводить Трибунал в заблуждение») и далее по кругу. Хорошо, что снаружи воплей не слышно, стены Речной башни толстые и стоит она на отшибе.
        Никаких перерывов: никому нельзя даже выйти по малой нужде - потребуется, так за ширмой стоит деревянная бадья. Дознание может продолжаться до вечера: прекратить допрос следует на закате, опять же буква устава Sanctum Officium.
        ... - Ну вот, а вы сомневались, - к ноне заседание Трибунала было окончено и брат Михаил вместе с Раулем спустились в подземную галерею ведущую к монастырю. - Сами знаете, мэтр, я не сторонник крутых мер и не люблю лишнюю жестокость, однако в отдельных случаях это единственный выход.
        - Жоффруа де Но мог оговорить себя. Когда тебе ломают суставы, признаешься в чем угодно.
        - Его слова легко проверить. Надеюсь заплечных дел мастер не переусердствовал и де Но не умрет в ближайшие дни, чтобы свидетельствовать против остальных. Дело раскрыто, а, мэтр? Мы с вами молодцы.
        - Почти раскрыто, - с сомнением сказал Рауль. - Хорошо, пускай существует закрытое герметическое общество из бывших храмовников и скучающих от безделья дворян - ничего особенного, подобные братства всегда существовали. Взять Сорбонну, допустим: братства вагантов, решивших поиграть в секреты и мистику... Но зачем? Смысл?
        - Тайненькое знаньице как движущая сила, - ответил преподобный. - Стремление возвысится над остальными и познать неведомое. Гордыня и тщеславие. Банально, верно? Но эти идиоты сами того не ведая спустили с цепи опасного зверя, ловить которого придется нам. Вермель, господин де Но, комтур Сигфруа де Лангр и прочие названные - лишь средняя прослойка, имен руководителей секты мы пока не знаем: назвать их обвиняемый не смог даже после клеймения раскаленным железом. Не посвящен. Мы незамедлительно начнем аресты - сержантов прево я отправлю в Бребьер сегодня: придется вновь обратиться за помощью к светской власти.
        - Будет скандал. Суд над рыцарями-иоаннитами находится в исключительном ведении Ордена.
        - Успокойтесь, ничего не будет: юрисдикция папского инквизитора охватывает все структуры Церкви включая госпитальеров - генерал орденской провинции не посмеет возразить. Кроме того, он далеко, в Париже, а что нынче происходит в столице мы не знаем - гонцов по-прежнему нет... Отправляйтесь к себе, я распоряжусь, чтобы францисканцы прислали повозку и братьев-инфирмариев, перевезти вашего подопечного в лечебницу. Кстати, чем он болен?
        - Тяжелая горячка. Причина мне неясна.
        - Пускай монастырский травник разбирается - вам сейчас будет не до милосердия. Ищите любые проявления магии в Аррасе. Самые незначительные. Обо всём подозрительном немедленно сообщать в коллегиату.
        Поднялись наверх. Возле кельи преподобного ожидала монашка-клариссинка тотчас опознанная Раулем - сестра Фелициата.
        - Она сбежала, - огорошила посланница аббатисы де Тернье. - Жанин Фаст сбежала утром - ушла из дормитория на рассвете, перед мессой, больше ее не видели. Приказано доложить лично вам.
        Брат Михаил перевел взгляд на Рауля.
        - Мне отчего-то кажется, что я знаю, где искать знахарку, - медленно сказал инквизитор. - Мэтр, поторопитесь на Иерусалимскую. Дай Бог, чтобы я не ошибся.
* * *
        В доме несносно разило яблочным уксусом - ореада выполнила указания Рауля с полным тщанием. На столе пылают два десятка свечей из настоящего пчелиного воска: горят дольше, не коптят и запах приятный: прижимистая мадам Верене неожиданно расщедрилась.
        - Не прогоняйте её, - мэтр не успел переступить порог жилых покоев и аптеки, как наткнулся на вдову. Стоит у дверного проема в своей любимой позе, сложив ладони над грудью. Взгляд холодный, однако не злой, как раньше. - В ней кровь Etxeko.
        - Что? - не поняв, переспросил Рауль. - Какая кровь? Вы о чем, мадам?
        В уютном полумраке аптечной залы был различим женский силуэт - это не служанка Юдифь и не прачка, забирающая раз в три дня белье.
        Да, брат Михаил не ошибся - Жанин Фаст пришла в дом Рауля Ознара. Что заставило ведьму покинуть обитель клариссинок? Жанин там нравилось.
        - Смерть, мэтр, - в который раз повторила ореада. - Поэтому она здесь.
        - Вы, Древние, на самом деле человеческие мысли читаете? - окрысился Рауль, не знавший, что теперь и подумать.
        - Не совсем так. Чувствуем силу мысли.
        - Час от часу не легче...
        - Пойдемте, мэтр. Дело совсем плохо. Вы должны сами увидеть.
        Молчаливая Жанин замерла у длинной аптечной стойки, так же уставленной множеством свечей. Поприветствовала робким кивком. Рауль раздраженно отмахнулся - только тебя здесь не доставало, холопка! Тоже мне, королева Селена! В белом клариссинском платочке.
        Решив оценить состояние господина барона - судя по словам вдовы Верене он на последней грани, надо бы поскорее священника позвать для глухой исповеди, - мэтр Ознар шагнул к низкой кушетке.
        ...И начал медленно отступать к дверям.
        От леденящего кровь ужаса под грудиной сжался приторно-сладенький комок, заныло внизу живота.
        Рауль непроизвольно остановился, будто завороженный взглядом василиска. Дыхание перехватило.
        За время отсутствия мэтра слева под мышкой больного выросла опухоль размером с небольшое яблоко. Растянутая кожа ядовито-красная, стали видны сине-фиолетовые жилки вокруг.
        Чумной бубон. Точь-в-точь такой, как описан в «Медицинской книге, посвященной Мансуру» великого араба Ар-Рази.
        Гос-споди! Только не это!
        - Боитесь? - Рауль не сразу осознал, что слышит голос мессира Жана де Партене. Оказывается, он в сознании. - Правильно делаете, мэтр...
        - О... Откуда вы меня знаете? - заикнувшись выдохнул Рауль, плохо соображая, что происходит. Он физически чувствовал, как волосы встали дыбом в буквальном смысле этих слов. Ледяные мурашки по всему телу.
        - Госпожа Матильда Верене рассказала... Вы аптекарь. Меня сюда привез какой-то крестьянин. Так?
        - Да.
        - Спасибо вам... Да подойдите же, пока бубон не изъязвился опасность минимальна. Простите, говорю сбивчиво - жар отступил, но скоро опять начнется ухудшение. Если вы не поможете.
        - Вы лекарь, шевалье? Изъясняетесь как лекарь.
        - Нет, но кое-что об этой болезни знаю. У вас и у меня есть шанс... Если, конечно, прислушаетесь... Сорбонну заканчивали?
        - В том числе, - уклончиво ответил Рауль. Пересилил себя, взял табурет, присел рядом. Машинально перекрестился. - Где вы заразились?
        - Наверное в Лане или Фринуа... А может еще раньше, в Реймсе - там совсем худо, мрут тысячами. Пытался уйти на север, опоздал... Cito, longe, tarde, правильно?
        - Помолчите, вы слишком слабы. Дайте посмотреть.
        Шевалье де Партене, барон де Фременкур, даже сейчас, будучи пораженным безусловно смертельным недугом, выглядел человеком... Как бы это сказать? Здоровым человеком он выглядел. Рауль мысленно извинился перед самим собой и уважаемой медицинской наукой за столь абсурдную формулировку, но подобрать более подходящей не сумел.
        Кости не искривлены, грудная клетка развита на зависть, избежал оспы.
        Два шрама - один на животе справа, еще один на плече, - раны зарубцевались аккуратно. Судя по белым точечкам на коже, были зашиты, что способен сделать только образованный лекарь. Никаких признаков поражений кожи, ногтей или, упаси святой Лазарь Вифанийский, проказы.
        Ох ты ж беда, второй бубон набухает - на бедре, ближе к паху. Еще не такой красный, как возле груди, но...
        Жан де Партене умрет. В ночь или завтра утром.
        Стало ясно, что подразумевала ореада говоря о «запахе смерти», которую барон де Фременкур несет в себе.
        - Опять начинается, - появился озноб, на лице проступили капли пота. - Горячка. Знаете мэтр, я использовал когда-то... До приезда во Францию... Использовал одно снадобье. Арабское. Теоретически, я не должен был заболеть чумой, но природу не перехитришь, другой souche de Yersinia pestis , Stammen...
        - Простите? Это на немецком? Или германизированная лытынь?
        - Неважно... Плохо соображаю, лезет на язык всякое. Долго объяснять. Потеряю сознание - конец. Всё равно иммунитет есть, должно помочь...
        - Что? - Рауль окончательно утерял нить разговора.
        - Слушайте, слушайте, не перебивайте. Где мой конь?
        - В конюшне госпожи Верене.
        - Пусть принесут седельные сумы... Точнее одну, с двумя замками-застежками в виде голов единорога. Потом объясню.
        Мэтр беспомощно взглянул на ореаду. Та кивнула и быстрым шагом направилась к выходу во двор дома.
        - Разговаривайте со мной, не дайте уйти в беспамятство...
        - Хорошо. Вы рассказывали о чуме.
        - Да, верно... Бубонная форма. Протекает гораздо мягче легочной, можно вылечить. Вскрывали когда-нибудь гнойники? Abscessus?
        - Случалось. Удачно.
        - Замечательно. Всё то же самое: разрез по бубону, осторожно выдавливаете гной наружу, иссекаете ланцетом загнившую плоть. В доме есть spiritus vini? В Италии умеют делать спирт лет двести как, называют дистиллят «aqua vitae».
        - Точно нету, - покачал головой Рауль, знакомый по Нарбонне с ломбардскими продуктами перегонки хлебного вина, исключительно крепким алкоголем. - Зачем?
        - Крепкий уксус? Эссенция? Чувствую запах.
        - Уксуса много, едва не половина бочки.
        - Еще лучше... Я буду руководить, вы - делать. Поняли?
        - Что именно делать?
        - Сначала выгоните женщин. Когда вскроется бубон, тут будет столько чумных палочек, что хватит на всё королевство. Потом обеззаразим.
        - Палочек? - мэтру показалось, что Жан де Партене бредит. - Вы о чем?
        - Я останусь, - неожиданно твердо сказала Жанин Фаст, доселе не проронившая ни слова. - Должна. Это наше бремя, людское...
        - Да о чем вообще ты говоришь, дура! - взъярился Рауль. - Это ЧУМА!! Какое, к чертовой матери, бремя?
        Жанин испуганно отпрянула. Никакая она не королева Селена. Забитая деревенская девка.
        - Оставьте девушку, мэтр, - пробормотал барон де Фременкур. - Скорее всего она не успела заразиться. Именно Жанин заставила меня очнуться - ее голос я слышал из темноты. Какое-то психическое воздействие, у вас во Франции еще умеют...
        - У нас? - обернулся Рауль, насторожившись. - А «у вас» - это где?
        - Очень далеко. Выживу - расскажу. Может быть.
        Явилась вдова Верене, сопровождаемая Одоном - слуга тащил три объемистые сумы, снятые с чубарого. Осторожно положил на пол в уголке. Повинуясь жесту хозяйки убрался вон.
        - Раскройте сумку с единорогами, там на дне... Железная коробочка, - у барона появилась одышка, начал глотать слова. Пот лил в три ручья. - Попить дайте.
        Жанин подхватила со стойки ковш с отваром липового цвета и медом, поднесла к губам его милости. Барон выпил сколько смог.
        Странненькая у шевалье де Партене поклажа. Замочки на суме опять же швейцарские, из Тургау - чтобы отпереть пришлось найти в кармашке пояса замысловатый ключик.
        Поверх лежит замотанная в промасленную телячью кожу кольчуга - очень легкая, из неизвестного Раулю светлого металла. По виду смахивает на серебро, только стократ прочнее. Кольца не запаяны и не проклепаны, а кажутся цельнолитыми - потрясающе! Как, спрашивается, их соединяли?
        На более крупных звеньях составлявших воротник кольчуги едва различимая гравировка латинскими буквами: «ThyssenKrupp AG». Что обозначает - неизвестно. Имя мастера или знак цеха?
        Несколько непонятных приспособлений, одно похоже на соединенные гибкой рамкой коротенькие и толстые трубки с отливающими сине-зеленым цветом полированными стеклами внутри. Рауль поднес трубки к глазам, с изумлением увидев в стеклышках мадам Верене, только очень-очень маленькую, размером с муху. Отложил.
        Вот она, железная шкатулка! Мессир Жан, прислеживающий за действиями мэтра указал отбросить задвижки под крышечкой и отпереть.
        Новые чудеса. Внутри лежали упакованные в прозрачную пленку, наподобие бычьего пузыря, инструменты. Вот вроде бы ланцет - самый привычный, только ручка стальная, а не деревянная.
        Миниатюрные клещи. Щипчики. Ножницы. В прозрачных конвертах с синей, зеленой и красной полосами цилиндрические предметы с поршнем и иглами.
        Что это такое?
        - Теперь слушайте меня очень внимательно, Рауль Ознар, - через силу проговорил барон. - Возьмите пакет с красной линией и надписью по-латыни «Streptomycin». Сорвите пленку... Да, именно так. Подайте мне, я покажу как надо делать.
        Барон де Фременкур сорвал с прикрепленной к цилиндру иглы колпачок, отбросил в сторону. Вонзил острие себе в бок, в косую мышцу живота, надавил на поршень.
        - Это должно помочь... Сделайте то же самое себе, мадемуазель Жанин и мадам Верене.
        - Мне не надо, - сказала ореада. - Одону сделайте, он человек.
        - Что это такое? - отозвался Рауль.
        - Снадобье... Арабское, как я говорил. Должно хватить на всех... Давайте, не робейте! Можно в бедро, можно в плечо... Видели как я показал?
        - Видел. Но... Девица Фаст не посмеет обнажать тело при мужчинах! Нельзя. Это богопротивно.
        - Шевелитесь же, балбес! Иначе умрут все!
* * *
        Рауля трясло.
        Колотило так, что ложку ко рту не поднести. Не от страха, нет. От чувства полнейшей безысходности. Ощущения тупика. Окончательного и бесповоротного.
        Ореада, - проклятая нелюдь, мамашу ее через три колена! - принесла мэтру ужин. Готовила сама, поскольку прислугу спешно отослала домой.
        Овсяная каша на воде - добавлено коровье масло, выварка чеснока и листочки мяты. Ломтики скоромной рыбы-тунца и местный изюм - высушенные ягоды зеленого винограда, добавляющие кислинки. Суховатый зимний хлеб - мука уже не та, что после урожая.
        Кушайте, мэтр. Вам нужно покушать.
        Напротив Рауля сидела девица Жанин. Осторожно отламывала от теплого ржаного каравая по кусочку, отправляла в рот. Смотрела так, будто что-то прилюдно украла. Если бы не мадам Верене, не притронулась бы к еде - боялась.
        Надо же, сбежать из монастыря не испугалась, а тут корчит из себя покорную рабыню! И все-таки что-то...
        Что-то уникальное, загадочное, в девице Фаст есть - она не такая как все. Кровь Древних, как утверждает ореада? У людей и Etxeko может быть общее потомство, это неоспоримо доказано...
        Вкус каши почти не чувствовался - от уксусных паров едва не слезились глаза и слегка першило в горле. Таинственный господин Жан де Партене заставил вымыть разведенной водой эссенцией всю аптеку и жилые комнаты, а оставшиеся после резекции бубонов пропитанные сукровицей и желтым гноем бинты приказал немедленно сжечь на жаровне.
        К облегчению мэтра Ознара хирургия прошла успешно - барон не шутил, вскрыть бубон оказалось не сложнее, чем банальный фурункул. Вновь не обошлось без странных капризов мессира Жана: он настоял, чтобы Рауль и девица Фаст повязали на лица, закрывая рот и нос, тряпичные полоски пропитанные самым крепким brandwijn, «жженым вином», популярным на севере Франции фламандским продуктом перегонки вина из Пуату. Для чего - умолчал.
        Двойной надрез ланцетом в виде буквы «Х», удалить мертвые ткани, поставить дренаж
        - шелковую ленточку, один конец которой остается в ране, второй выводится наружу. Точно как рекомендовал в своих трудах Клавдий Гален, придворный врач римского императора Марка Аврелия. Поверх - не тугая повязка из чистого льна.
        Было больно, но барон терпел стиснув зубы.
        - У вас прекрасно получилось, - сказал он Раулю по окончанию действа. - Наверное ощущения субъективные, но мне стало полегче... Спать хочется.
        - Так спите, сударь.
        - Боюсь одного: не проснуться.
        - На все Божья воля, шевалье... Позвать кюре для причастия?
        - Там, откуда я родом говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Могу я попросить вас об одолжении, мэтр? Если вы уцелеете в этом вселенском кошмаре...
        - «Вселенский кошмар»? - переспросил Рауль. - Мрачное определение. Вы явно знаете о происходящем больше меня.
        - Да, верно. Европа стоит на пороге невиданной в истории системной катастрофы... Собственно, мы уже переступили порог. Катастрофа началась, она происходит прямо сейчас, у нас на глазах, только не каждый способен оценить масштаб.
        - Вы говорите непонятно, - ответил мэтр Ознар, посчитав, что у господина барона снова помутился разум. - Отдохните, я подойду к вам после заката.
        - Остановитесь, мессир. Дослушайте. Просьба самая невинная. Случись я умру, в одной из сумок, - та, которая с тиснением на крышке, - найдете тубусы с документами... И деньги, больше тысячи венецианских цехинов чеканки дожа Франческо Дандоло, чистейшее золото... Цехины возьмете себе. Бумаги отправьте в Париж, мост Менял, торговый дом Любекской Ганзы, господину Карлу Вельзеру или его помощникам. Приложите сообщение, что барон де Фременкур скончался от чумы... Там разберутся. Обещаете?
        - Я не собирался обыскивать ваши сумки в любом случае! - оскорблено сказал мэтр. - При вашей возможной смерти передам поклажу и деньги прево Арраса, как представителю закона короля!
        - Простите, если обидел... Неправильно сформулировал. Вы благородный по рождению, человек чести. И все-таки - обещаете?
        - Хорошо, слово наследника Вермандуа и Ознаров, а крепче этого слова только сталь,
        - кивнул Рауль, подумав о том, что мессир Жан или трудится на какую-то из тайных служб (предположений множество - от королевского сенешальства, до «Kataskopia», византийской разведки, о которой ходит немало устрашающих легенд!) или, что вполне возможно, выполняет деликатные поручения уважаемых купцов Ганзы, сопряженные с не меньшим риском. - Обещаю.
        - Слово?
        - Повторяю: слово дворянина. - Рауль начал обижаться всерьёз. Дважды попросить потомка древнего и уважаемого рода Вермандуа о клятве - это почти оскорбление!
        Но если у мессира Жана есть свои, особые соображения?..
        Впрочем, размышлять о занятиях шевалье де Партене ныне бессмысленно. Далеко на второй план отошли даже неожиданные и пугающие открытия, сделанные братом Михаилом Овернским и следователями Трибунала. Все мысли Рауля, на которого накатила вторая, еще более парализующая волна страха, были сосредоточены на одном: чума. Чудовищная зараза, проникшая в его дом, в его город, в его Универсум. Чума, разрушающая такой привычный и уютный мир...
        - Да не смущается ваше сердце и да не устрашается, - вполголоса процитировала Жанин Фаст четырнадцатую главу Евангелия от Иоанна. Не иначе у клариссинок нахваталась книжной мудрости. - Сударь, а я ему верю...
        - Кому? - поднял взгляд Рауль, через силу пытаясь обороть пожиравший его ужас перед грядущим . - Барону де Фременкур? И вообще, ты зачем удрала из монастыря?
        - Дороги, ваш милость... Дороги. Пожалуйста, протяните руку.
        - Зачем? - чуть отстранился мэтр. - Опять твои ведьминские причуды?
        Тем не менее Рауль преодолел опасения и осторожно подал Жанин ладонь. Вроде бы никакой магии нет, амулеты молчат, собственное чутье опасности не предвещает.
        Пальцы словно бы пронзили тысячи мелких иголочек - так бывает, когда гладишь кусочком янтаря по шкурке горностая или норки. Сияние свечей померкло, замещаясь нежно-голубым лунным светом. Исчезла уксусная вонь.
        Как она это делает? Жанин? Как ухитряется беспрепятственно преодолевать границу между библейскими видимым и невидимым, что было доступно лишь апостолам, немногим святым наподобие Франциска из Ассизи и уж вовсе исчезающему числу великих магов - от царя Соломона и жившего почти тысячу лет назад неоплатоника Ямвлиха Сирийского до Маймонида и Авраама бен Самуэля Абулафии - считай, современников?
        И ведь способности Жанин - никакая не гоэция, не магическая традиция Великих Гримуаров, и совершенно точно не святость, даруемая Небесами! У нее это получается само собой, естественно!

«Жанин хочет мне что-то показать! Но что именно? Пока я сам не захочу, ничего не увижу, невидимое останется невидимым!..»
        Ведьма, снова преобразившаяся в Повелительницу Ночи в лунной короне, не двинулась с места. Мэтр, привыкая к новой ипостаси своей плоти и миру-за-гранью, прошелся по комнате - материя, как и прошлый раз, вроде бы прежняя, но одновременно совсем иная. Словами не передать, наверное так ощущают себя ангелы, обладающие лишь астральным телом...
        - Veni et vide[Прямая цитата из Откровения Иоанна Богослова, глава 6, стих 7 - «И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним».] , - проронила Жанин указав взглядом на дверь. - Иди и смотри.
        Выбрался на крыльцо. Кажется, еще не отзвонили час повечерия, солнце не зашло, но мир измененный оставался блеклым, лишенным ярких красок - кругом оттенки серо-дымчатого, синего, пепельного. Проходящие по Иерусалимской люди более похожи на тени.
        Размеренный цокот копыт. Вниз по улице, направляясь к кафедралу, движется всадник на коне невиданной масти, описать которую можно разве что очень емким и труднопереводимым греческим словом «khloros», одновременно подразумевающим бесцветность и «неживые» оттенки - зеленоватый, изжелта-зеленый, мертвенно-бледный.
        Лицо наездника скрыто капюшоном, темный плащ падает на круп коня. Натянул поводья, приостановился. Вытянул необычно длинную руку, слегка коснувшись плеча человека в одежде зажиточного горожанина. Тот, не обратив малейшего внимания на всадника, отправился дальше.
        Рауль начал осознавать. Машинально сделал шаг назад, упершись спиной в дверной косяк.
        Это даже не Моровая Дева. Это куда как пострашнее призрака в виде женщины с мертвым младенцем на руках.
        Всадник подъехал к крыльцу дома мадам Верене, поднял голову, повернулся в сторону Рауля. Под капюшоном угадывались контуры черепа с черными провалами незрячих глазниц, но было совершенно и безусловно понятно: оно (он? она?) внимательно рассматривает мэтра. Сейчас Смерть мимолетным касанием решит судьбу замершего перед ней человека и...
        И ничего не произошло. Всадник Четвертой печати тронул бледного коня шпорами и двинулся дальше. В голове Рауля низким колоколом прозвучали пришедшие ниоткуда тяжелые словеса:

«Не ты и не теперь... Запомни: четверо, не пятеро... Только четверо, как и Сказано... Не пятеро...»
        Мэтра неожиданно вышвырнуло из сизой полумглы невидимого в реальный мир, мгновенно наполнившийся звуками, красками и запахами. Черепица крыш из серой стала ярко-кирпичной, стена противоположного дома - золотистой, ставенки расцветились незамысловатым цветочным узором. Ветер приносит дымок очага и аромат жарящейся где-то по соседству рыбы.
        Жуткое видение бесследно исчезло.
        - Боже, - охнул Рауль. Вздрогнул, обнаружив стоящую рядом ведьму Жанин. Она, разумеется, и вытащила мессира Ознара из-за грани. - Я не... Кто это был?
        - Четвертый из четверых, - сказала девица Фаст. - Помнишь? Конь белый, конь рыжий, конь вороной, конь бледный. Зло, Война, Голод и Смерть. Четверо, но не пятеро.
        - Постой, постой, - мэтра постигло озарение. Рауль вдруг осмыслил, что именно ему показали. И что сказали. - Это был... Была Смерть, верно, да?
        Жанин кивнула.
        - Четверо, как у апостола Иоанна, - скороговоркой тараторил Рауль, стараясь не потерять мысль. - Канон, догматический фундамент, что связано на Земле, связано и на Небесах, так? А кто пятый о котором сказала Смерть? Пятый? Пятая печать Апокалипсиса, убиенные за слово Божие? Нет, не подходит! Всадник четко произнес
«нас четверо»!.. Святые угодники - я же видел пятого собственными глазами! Пурпурный король! Чудовище, спущенное с цепи!
        - Видите, сударь, и неграмотная деревенская знахарка может на что-то сгодиться, - ровным тоном ответила Жанин и молча ушла в дом.
* * *
        Вернувшись ко второй половине дня в родной Леклюз, Кловис по прозвищу «Бычок» чувствовал себя как и всегда преотлично - он отроду был сильным человеком, к которому не прилипала никакая хворь. Привез гостинцы из города. Пикардийских медовых петушков младшим детям, отрез тонкого зеленого сукна жене на платье к долгожданной Пасхе, для нужд хозяйственных прикупил у городского кузнеца новый сошник плуга.
        О господине де Партене Кловис и думать забыл.
        После ужина девятилетняя дочь Кловиса Анна-Франсуаза пожаловалась на тошноту - надо думать, покушала лишнего. Сыновья Амабль, Люка и Виржин с наступлением сумерек внезапно слегли с жаром, хотя еще днем были совершенно здоровы.
        - Пойди-ка к травнице Сигелинде, - Кловис, вздохнув, вынул из пояса подаренный мадам Верене денье турнуа и передал жене. - Заплати. Лихорадки только не доставало
        - через месяц сеять, болеть не дoлжно. Пойди, пойди, Сигелинда свое дело знает.
        Верно: деревенская травница была на все руки мастерица: роды примет, от ломоты в спине избавит, паршу травяными примочками за считанные дни выведет. Еще ее бабка и прабабка в Леклюзе целительством занимались, и все предки по женской линии начиная со времен славного короля Дагобера...
* * *
        ...Полторы недели спустя из семьи в тринадцать человек в живых остались только сам Кловис Бычок и его четвертый сын, Ноэль-Медерик. Всего в Леклюзе выжили девятеро из шестидесяти семи прихожан, числившихся в церковной книге. Сделать об этом запись было некому - кюре отдал Богу душу на шестой день после поездки Кловиса в Аррас.
* * *
        Филипп де Валуа прозванный в народе «Счастливым», шестнадцатый король Франции считая с Гуго I Капета и первый монарх новой династии, сменившей угасшую двадцать лет назад линию Капетингов, стоял на вершине башни Буа, одной из четырех «больших парижских башен» возведенных сто пятьдесят лет назад там, где городские стены упирались в реку.
        По левую руку вздымалась темная громада Луврского замка непосредственно примыкавшего к Буа, в одной миле на восток поблескивал огнями остров Ситэ - сердце древней Лютеции. На улицах и набережных жгли костры, не жалея дров и угля.
        Слухи о том, что король бежал из охваченного сокрушительной эпидемией Парижа были недостоверны. Да, часть двора включая наследника трона Иоанна, герцога Анжуйского, действительно переехала в бретонский шато де Фужер, подальше от столицы, но Филипп VI предпочел остаться в Лувре, пытаясь удержать в руках обрывающиеся с каждым днем нити управления погибающей державой.
        Это был Апокалипсис, Конец Света предсказанный Богословом, разве что без падающих с небес града и огня, смешанных с кровью и явления блудодеицы вавилонской верхом на рогатом звере - в этом король, как самый осведомленный человек Франции, не сомневался. По сравнению с начавшимся зимой повальным мором, война с Эдуардом Английским выглядела пустой прихотью рассорившихся монархов.
        Прованс и южная Бургундия опустошены. Потеряна связь с Дофинэ и Монпелье, - гонцы уходят и не возвращаются. Никаких известий из Оверни и Невера. Депеши, отправленные сенешалями Орлеана, Берри и Лимузена выдержаны в панической тональности: остановить распространение Черной Смерти нет никакой возможности, люди покидают города пытаясь спастись в деревнях и отдаленных замках, но поветрие настигает их и там...
        Молебны с покаянием не помогают: примас Франции, реймсский архиепископ Жан де Вьенн, приехавший недавно в Париж, неустанно служит мессы во избавление, но высокие небеса остаются глухи у вопиению обреченных.
        Столичный прево Этьен Марсель доложил, что только за сегодня, 16 марта 1348, на улицах подобрано четыреста двадцать три мертвеца, еще двести семь обнаружены в своих домах. В тюрьме Гран-Шатле за седмицу умерли девять десятых заключенных. Аббаство Сен-Жермен де Пре потеряло две трети монахов, в Сен-Сюльпис недосчитались половины...
        Хоронить на кладбищах внутри городских стен запрещено под страхом виселицы. За периметром укреплений, у аббатств Сен-Лоран, Тампль и под горой Монмартр копают рвы для общих могил. Негашеной извести, пересыпать трупы, не хватает, а взять негде - прево и эшевены городского совета предложили сжигать мертвых и получили благословение церковных властей.
        Франция переставала быть единым целым, величественное здание Католической Вселенной рушилось под ударами налетевшего из восточных пустынь поветрия-урагана, не делающего различий между благородными и смердами, прелатами Церкви и людьми ремесла. Смерть безбоязненно разгуливала по христианскому миру, заглядывая в супружеские спальни и иноческие кельи, в покои королей и крестьянские лачуги. Никто не мог преградить ей путь.
        - Сир... - Филипп де Валуа не обернулся, узнав голос своего маршала, Карла де Монморанси. - Всё кончено, сир. Только что сообщили.
        - Два дня, - очень тихо сказал король, глядя на противоположный берег реки, на изящный столб Нельской башни и светлые стены отеля де Нель. - Всего два дня. Она очень страдала?
        - Сир, ее величество Жанна отошла в руки Господа с миром и молитвой на устах...
        - Кажется, я спросил о другом, Монморанси.
        - Очень, сир. Особенно последние часы.
        Королева Жанна Бургундская заразилась на мессе в Нотр-Дам 14 марта и была перевезена в Нельский отель, где ей обеспечили наилучший уход и присмотр врачей Сорбонны. Еще вчера стало ясно, что положение безнадежно, тело покрылось гноящимися язвами, пальцы рук поразила гангрена, начинался ?deme aigu du poumon - отек легких. Как и у многих заболевших чумное гнилокровие было скоротечным, Черная Смерть убила Жанну де Бургонь за неполные двое суток.
        Филиппа к жене не допускали: канцлер Фирмин де Кокерель и маршал де Монморанси настояли, чтобы государь оставался в наглухо изолированном от внешнего мира Луврском замке - всех посетителей принимали королевские легисты в южном крыле, немногочисленные срочные депеши передавались приближенным монарха и только затем переправлялись в донжон Лувра, его величеству. Предполагалось, что строгий карантин поможет Филиппу избежать почти неминуемой гибели.
        - Что дальше, Карл? - Валуа посмотрел в глаза старому маршалу. - Что делать?
        - Не знаю, сир, - честно ответил Монморанси. - Уповать на милость небес и выполнять священный долг помазанника Божьего пока это возможно. Ваше участие в похоронах ее величества исключается.
        - Знаю, - кивнул Филипп. - Распорядитесь, чтобы Жанну погребли не в усыпальнице Сен-Дени, а в одном из аббатств за городом. Свинцовый запаянный гроб. Соблюсти лишь самые необходимые требования этикета. Поняли?
        - Да, сир...
        С востока на город наползала холодная мартовская ночь, в отдушинах башен замка Лувр завывал ветер. Тревожно били колокола десятков парижских церквей.
        По улице Сен-Жак Университетской стороны, направляясь к Пти-Шатле и Малому мосту, шел невидимый простым взглядом всадник на бледном коне. Четвертый из четверых.
* * *
        Раулю не спалось - заснешь тут, как же! И дело вовсе не в том, что в холостяцком жилище находится незамужняя девица: Жанин ушла ночевать в комнаты мадам Верене, дабы не смущать хозяина. Мэтр сидел в кабинете, неумеренно пил вино и ждал. Ждал, когда появятся озноб, пот градом, резь в глазах и тошнота - первые признаки неотвратимого конца.
        Точь-в-точь осужденный на казнь перед исполнением приговора.
        Ничего похожего однако не происходило, пускай Абу Бакр Мухаммад ар-Рази и хронисты времен «Юстиниановой чумы» разразившейся в 540 году по Пришествию в один голос твердили: достаточно кратчайшего времени, чтобы тебя сломил недуг. Сын византийского императора, почувствовав себя дурно на рассвете, умер к полудню!
        А вдруг барон де Фременкур прав и его арабское снадобье подействовало? Кстати, надо бы сходить проверить, жив ли?..
        Мэтр подогрел в котелке воды смешанной с красным пуатевинским, перелил в глиняную кружку и, слегка пошатываясь (вино хорошенько ударило в голову), заглянул в аптечную залу. Свечи оплыли на две трети, но продолжали гореть.
        - Вы волшебник, мессир Ознар, - оказывается, господин де Партене пребывал в незамутненном сознании, да и выглядел значительно лучше, чем до повечерия. - Боюсь сглазить, но кажется мы на пути к победе. Повязки промокли, давайте сменим дренажи... Тащите кувшин с уксусом и «жженое вино».
        - Выпейте пока, - Рауль сунул в руки барона кружку. - Простите, я слегка навеселе
        - душевное неспокойствие вполне объяснимо. Испугался.
        - Я бы на вашем месте тоже нервничал, мэтр. На фоне всего происходящего вокруг принять в своем доме человека, пораженного чумой - это, знаете ли, подвиг.
        - У меня не было выбора.
        Невероятно, но отеки на бедре и возле груди начали спадать, новые бубоны не появились. Жан де Партене зашипел, когда Мэтр раздвинул ланцетом края крестообразной раны и извлек ленточку-дренаж, но и только. Терпеть боль умеет.
        - Сожгите, как и раньше, - дал указание барон. - Руки вымойте сначала уксусом, потом протрите brandwijn.
        - Но зачем? Как это предохраняет от чумы?
        - Открою небольшой секрет: зараза распространяется вовсе не посредством неких
«миазмов», запаха или теллурических[Т.е. почвенных, исходящих из земли или болот.] испарений. Вы получили превосходное образование судя по всему, значит должны были читать Тита Лукреция Кара и Марка Теренция Варрона. Учение об атомизме, слышали?
        - Конечно, - согласился Рауль. - Варрон говорит о неких мельчайших «болезнетворных скотинках» и «семенах болезни» проникающих в тело человека здорового при общении с заболевшим. В Париже и Нарбонне теорию контагии считают умозрительной - наличие или отсутствие невидимых «чумных скотинок» недоказуемо эмпирически.
        - Только потому, что вам не известен способ это доказать, - возразил Жан де Партене. - А если я скажу, что наблюдал этих самых «скотинок» собственными глазами? И не смотрите на меня сострадающе, это не бред больного разума. Достаточно подобрать соответствующие линзы, чтобы увеличить любой предмет, самый крошечный. Вам наверняка знакомо увеличительное стекло? Очки изобрели во Флоренции лет семьдесят назад и они широко используются...
        - Но подобного увеличивающего прибора я никогда не встречал.
        - Это не значит, что его вовсе не существует, мэтр. Я, допустим, никогда не видел Римского Папу, но это не дает мне повода отрицать Апостольский престол и личность понтифика.
        - Давайте вернемся к «семенам болезни», - сказал Рауль, аккуратно затягивающий повязку на бедре. - Не очень сильно, не жмет? Чудесно... Атомизм.
        - «Скотинки» существуют, клянусь моим гербом и славой предков. Они поселяются в теле, размножаются и отравляют кровь своими... э-э... выделениями. Очень просто. Чтобы удалить тварей и нужны надрезы по бубонам.
        - Очень интересно, - вежливо сказал Рауль. - Я вас не утомляю своей навязчивостью, шевалье? Вам необходимо отдыхать.
        - Ничуть. Давайте поговорим - беседа позволит отвлечься, а если я устану, то попрошу меня оставить. Не возражаете?
        - Хорошо, только схожу за кувшином вина в комнаты. Не хотите поесть? Осталась каша со свиным салом.
        - Нет, пока рано. Теплого питья с медом будет вполне достаточно...
        Какая неожиданность - на буфете, где хранился запас вин, восседал исчезнувший несколькими днями раньше Инурри, причем вид у домового был свирепый донельзя. Глазищи сверкают, шерсть на загривке взъерошена, рот полуоткрыт, за губами белеют тонкие игловидные зубки. Что так разъярило артотрога?
        - Что? Ты еще спрашиваешь? - проскрежетал Инурри своим самым противным голоском, от которого мурашки по коже ползли. - Глупый, глупый Gizaki! Tentel, ergel! Разговаривает с нерожденным! Не видит и не хочет видеть того, что не должно существовать!
        - Ты это о чем? - оторопел мэтр. - Совсем разума лишился на старости лет, обезьяна бесхвостая? Или ты пьян?
        Задохнувшийся от негодования артотрог окончательно принял вид кота, очутившегося один на один с грозным цепным псом: раздувшийся меховой шар.
        - Его нет, - Инурри указал лапкой в сторону аптеки. Повторил отрывисто. - Его. Нет. В. Этом. Мире. Не рожден. Понимаешь?
        - Отцепись. Опять твои дурацкие фантазии. Не нравится гость? Потерпи - выздоровеет, уедет.
        - Пришел из ниоткуда, уйдет в никуда, - выпалил напоследок Инурри и, как всегда не прощаясь, порскнул в темноту.
        Рауль только плечами пожал. Опять на домового нашло. Блажит сам не зная из-за чего. Еще днем мэтр проверил Жана де Партене своими методами, не обнаружив ничего подозрительного: человек как человек, магических предметов или апотропеев с собой не носит, о серьезных заклятиях наложенных на мессира барона извне и речи не идет: любые следы колдовства отсутствуют как данность.
        Побеседовать? Почему бы и нет. Господин де Партене хорошо начитан - вряд ли хоть один из тысячи французских дворян слышал имя Теренция Варрона, а этот свободно оперирует цитатами из римских трудов, изучаемых только в лучших университетах Франции и Италии. Что само по себе необычно.
        Да, необычно. А на необычности, как утверждает Михаил Овернский, следует обращать внимание в первую очередь.
* * *
        - Н-даа, - затуманенный разум мэтра Ознара воспринял знакомый голос и попытался его идентифицировать. Получалось очень плохо. - Вместо того, чтобы заниматься делом, твердо стоять на стезе праведности и усердия, умножать добродетели и сплетать венок святости вы занимаетесь чем?.. Именно! Возмутительным и крайне несвоевременным бражничанием. Напомню, что пьянство относится к смертному греху чревоугодия. Стыдитесь.
        Ну конечно, преподобный явился. Действительно, стыдобища.
        Рауль с неимоверным трудом разлепил глаза. В голове гудело, язык сухой как корка, привкус во рту неописуемый ни французским языком, ни высокой латынью.
        Что же ввечеру такого было? Буйный кутеж в «Трех утках»? Нет, исключено.
        Мэтра как пружиной подбросило - вспомнил! Всё, в мельчайших деталях! Начиная с того момента, когда Кловис из Леклюза постучался в дверь вчерашним утром.
        Не стесняясь присутствия брата Михаила ощупал себя - шею, подмышки, внутреннюю поверхность бедер. Ни намека на бубоны.
        - Неужели белая горячка? - с легкой издевкой сказал инквизитор, наблюдая. - Да что с вами, Ознар? Эй? Вы меня слышите? Сколько изволили употребить? Две кварты[Кварта
        - здесь единица объема около 1,1 литра, или 1/35 анкера (около 35,7 литров).] ? Три?
        - Че... - икнул Рауль. - Не меньше четырех. Дайте воды. Сейчас умру.
        Втихомолку посмеиваясь его преподобие сходил в кабинет, отыскал кубок и развел остатки вина теплой водой. Передал страждущему. Рауль, едва не захлебываясь, выпил.
        - Я терпим к человеческим слабостями, - сказал брат Михаил. - Но простите, почему мне, полномочному папскому инквизитору, надо бросать все дела и отправляться вас будить? Жак утром не достучался, госпожа Верене ему не открыла. Пришлось наносить визит лично.
        - Утром? - туповато переспросил Рауль.
        - Сексту недавно отзвонили, неисправимый пьяница! Я уже успел поговорить с Жанин Фаст - сидит у больного, образцовая самаритянка, - и мимолетно познакомился с бароном де Фременкур. А вы дрыхнете, источая облака перегара. Дождетесь, влеплю такое покаяние, что до глубокой старости не отмoлите.
        - Покаяние? - опомнился мэтр, подавляя отрыжку. Решился: - Ваше преподобие, я грешен, благословите на исповедь...
        - Прямо здесь? В спальне? Хоть бы оделись - это ж профанация священного таинства! Ладно, ладно, не вставайте. Благословляю. In Nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, Amen, - брат Михаил вынул из поясной сумочки епитрахиль и прочертил ладонью в воздухе крестное знамение. - Кайтесь. Только побыстрее, время теряем.
        - Умоляю, никто кроме вас пока не должен узнать о...
        - Остатки разума пропили? - повысил голос доминиканец. - Усомнились в святости тайны исповеди?
        - Я не про то, - зажмурившись, помотал головой Рауль. - Вы неверно поняли, извините. Наша история так запуталась с появлением этого Жана де Партене - чума, Дороги, ведьма Жанин, четвертый всадник... Не знаю с чего начать.
        - С чумы, - сказал брат Михаил. - Ибо эта проблема является наиболее острой. Хотите сказать, что господин барон болен чумой? Мне так не показалось, выглядит он малокровным, но вовсе не умирающим.
        - Слушайте... Ночью я перестарался с пуатевинским. От страха. Знаете ведь как развязывается язык после неумеренного возлияния - кажется, я всё разболтал господину де Партене. Хотелось выговориться.
        - Разболтали? - выпрямился преподобный. - Зачем?
        - Новый элемент в мозаике, - тихо сказал Рауль. - Дороги атребатов. Он знает о них. Больше чем я, чем вы, чем Жанин Фаст.
        - Любопытно, - брат Михаил наклонился вперед и соединил пальцы рук в почти молитвенном жесте. - Давайте-ка соберитесь, упорядочите мысли и рассказывайте подробно. Не верю я в такие случайности...
* * *
        Его милость барон де Фременкур провел остаток ночи относительно спокойно: кошмары не мучили, лихорадка отступила, угрожающие симптомы pestis начали исчезать. Стоило бы поразмыслить над фантастическими излияниями напившегося вдрызг мэтра Ознара, - подумать только, настоящий маг-алхимик, да еще и работающий на Священный Трибунал!
        - однако медленно уходящая болезнь взяла свое: едва охмелевший до зеленых чертиков в глазах Рауль ушел в комнаты, мессира Жана сразил глубокий сон.
        На рассвете объявилась девица Фаст - притащила медную ночную вазу, помочиться (во время этого процесса не вышла, а просто отвернулась, оправдавшись тем, что «У меня есть братья, мессир»), затем вполне добротно перевязала, опять же не испытывая лишнего смущения.
        Утро прошло в блаженной полудреме - Жанин устроилась рядом на табурете, едва слышно напевая какую-то нескончаемую сагу на местном диалекте ch’ti, непроизносимой смеси фламандского, среднефранцузского и поздне-норманнского. Дважды стучали в двери со стороны дальнего входа, но мадемуазель Фаст не сдвинулась с места.
        Ближе к полудню объявилась хозяйка дома - хмурая пожилая женщина с бульдожьими щеками, - приведя с собой прелата в рясе цветов ордена святого Доминика Гусмана: высокий брюнет, обладающий холодно-пронзительным взглядом и безупречным профилем аристократа-патриция времен цезарей. Видимо, тот самый брат Михаил, о котором ночью сбивчиво повествовал Рауль. Причем повествовал в контексте столь невероятном, что человек незнакомый с подлинными реалиями XIV века посчитал бы слова мэтра страшноватой детской сказкой, не более...
        Преподобный куртуазно представился, осведомился о здоровье, спросил, нет ли у шевалье де Партене желания причаститься святых таинств, ибо человек, как известно, смертен? Нет? Ну как угодно. Вынужден вас покинуть, меня ждет мессир Ознар.
        Взгляд у брата-доминиканца и впрямь примечательный - ощупывает, оценивает, буквально впивается глазами. Серьезный человек.
        ... - Жанин, будьте любезны выйти, - спустя примерно час брат Михаил вернулся вместе с Раулем. Последний был насуплен и зеленоват ликом. Похмелье в наилучшем виде. Точнее, в наихудшем. - Помогите мадам Верене по хозяйству. Если понадобится, мы вас позовем.
        Девица Фаст безропотно подчинилась.
        - Насколько я понимаю, мессир, - без предисловий начал монах, усаживаясь рядом с кушеткой, - после обстоятельной беседы с мэтром Ознаром прошедшей ночью вы полностью отдаете себе отчет в том, кто я такой и какими полномочиями облечен?
        - Да, ваше преподобие.
        - Прекрасно, прекрасно... Я могу рассчитывать на вашу откровенность, барон?
        - Разумеется.
        - Еще лучше. В таком случае скажите, когда вы получили жалованную грамоту на титул и лен Фременкур?
        - Пятого ноября тысяча триста седьмого года, в Париже, замок Консьержери, из рук хранителя печати королевства Франция Гийома де Ногарэ.
        - То есть сорок полных лет и еще четыре месяца тому?
        - Истинно так, ваше преподобие.
        - Как вы это объясните с учетом вашей молодости?.. Впрочем, я поставлю вопрос иначе. Когда вы родились?
        - В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году от Рождества. Это получается... Да, правильно, шестьсот тридцать шесть лет вперед.
        Рауль тяжело закашлялся.
        Брат Михаил наоборот, и бровью не повел:
        - Я так и предполагал... Именно так и предполагал. Ваше имя показалось мне знакомым. Некий Жан де Партене проходил в изученных мною документах по обвинению парижского Тампля, числясь братом-мирянином в «Сообществе головы Иоанна Крестителя». Раскрытие дела храмовников в Ла-Рошели ваших рук дело?
        - Признаюсь - моих.
        - Тогда Жен де Партене бесследно исчез - примерно в десятых числах декабря триста седьмого. Исчез вместе с некоторыми бумагами, представляющими исключительный интерес для авиньонской курии. Большая часть манускриптов касалась... - брат Михаил сделал многозначительную паузу, - касалась явления, называемого тамплиерами
«Trou», Прореха.
        - И это верно, ваше преподобие. Думается, вы очень подробно занимались делом Ордена Храма Соломонова.
        - Оно не закрыто до сих пор.
        - Неужели?
        - У меня есть все основания полагать, шевалье, что моя нынешняя миссия в Аррасе, как чрезвычайного посла-инквизитора Апостольского престола напрямую связана с той давней историей... Прорехи. «Trou». Здесь их именуют «Дорогами».
        - Святой Исидор Севильский... - Жан де Партене закрыл ладонью лицо. - Вот не ожидал, что сгинувшие призраки прошлого однажды настигнут меня. Да еще при таких обстоятельствах.
        - Поможете? - прямо спросил преподобный.
        - Ну какой из меня помощник?.. На ноги встать не могу.
        - Мэтр Ознар утверждает, что вы выздоравливаете. Мне не требуется ваш меч. Чтобы победить воплощенное зло мне нужны знания.
        - Хорошо, - вздохнул мессир барон. - Объясните внятно, что происходит. А то из бессвязных речей мэтра я разобрал в лучшем случае половину: запретите ему столько пить!..
        Глава восьмая
        В которой срываются маски и гибнут безвинные и виноватые. Многим кажется, что Аррасская история окончена, но это далеко не так. Мир, тем временем, сгорает в чумной горячке.
        Аррас, графство Артуа.
        Ночь на 18 марта 1348 года.
        - Это возмутительно. Просто неслыханно... Идемте отсюда, Ознар!
        Его преподобие покинул кабинет архидиакона Гонилона в состоянии, близком к бешеной ярости. Таким брата Михаила Рауль не видел ни разу за все время знакомства: красный как вареный рак, крылья носа раздуваются будто у загнанного рысака, из ушей разве только дым не валит. Похоже, у инквизитора с преосвященным состоялся весьма напряженный разговор и достичь взаимопонимания высоким сторонам не удалось.
        Началось всё со срочного, понимаете - незамедлительного! - вызова в резиденцию архидиакона. Причетник Сен-Вааста примчался в доминиканскую коллегиату как ошпаренный, с выпученными от усердия глазками, и передал наистрожайшее распоряжение монсеньора: быть в замке Аррасского викария сей же час! Приказано проводить.
        Причины эдакой спешки? Не изволили объяснить.
        Надо так надо. Брат Михаил кликнул с собой Рауля, помогавшего следователям Трибунала разбираться с новообнаруженными документами по делу комтурии иоаннитов в Бребьере, и пешком отправился во дворец Гонилона, благо недалеко. Отметил по дороге, что людей на улицах почему-то меньше, чем обычно, хотя самый разгар дня и торговли.
        Встретил визитеров секретарь архипастыря - августинец с некрасивым мужланским лицом. Заявил, что преосвященный Гонилон Корбейский требовал к себе только брата-инквизитора, а вовсе не мэтра Ознара. Последний может подождать в галерее замка.
        Михаил пожал плечами и оставил Рауля в компании двух непременных хорьков-фуро, обживших палаццо монсеньора. Хорьки возлежали на покрытых подушками резных лавках черного дерева и недоверчиво посматривали на гостя холодными красными глазами-бусинами.
        Ждать пришлось недолго: колокол кафедрального собора не успел отбить вторую кварту, как преподобный вылетел из покоев архидиакона ровно булыжник из пращи, схватил мэтра за рукав колета и потащил к выходу.
        - Да кем он себя вообразил, старый сквалыга? - грохотал обуянный грехом гневливости доминиканец. - Рауль, представьте, он поставил под сомнение мою юрисдикцию! Сказал, что я не должен вести следствие против лиц духовного звания в диоцезии Артуа, ибо это прерогатива местного архипастыря и его суда!
        - С чего бы эдакая перемена настроения? - изумился мэтр.
        - Из-за ареста госпитальеров и комтура де Лангра! Повелел немедля отпустить и соблюсти процедуру - вначале обращение к генералу Ордена, затем к архидиакону, и только по их дозволению можно начинать следствие!
        - А вы что?
        - Пригрозил осложнениями с курией. Да только не в коня корм - Гонилон прекрасно знает, какие трудности возникли из-за чумы: почта не ходит, а если депешу вдруг доставят, моей жалобе в Авиньоне вряд ли придадут значение пока не будет наведен минимальный порядок и эпидемия не пойдет на убыль... Наконец, архидиакон запретил обращаться за помощью к светским властям и отправил соответствующий ордонанс сенешалю де Рувру! Связал нас по рукам и ногам!
        - Но ведь Гонилон не имеет права! Вы папский инквизитор с исключительными полномочиями!
        - Да плевать он хотел - сейчас мои привилегии остались лишь на пергаменте. Реального механизма воздействия на зарвавшегося прелата теперь нет: Черная Смерть внесла свои коррективы и толстяк воспользовался положением: знает, что тяжкие обстоятельства впоследствии всё спишут.
        - Вы пытались объяснить, что дело не терпит проволочек?
        - Еще бы... Уперся, негодяй, рожищами - за ноги не оттащишь! Не трогать священников с рыцарями-монахами и точка! Мирян - хоть всех сжигай, а клирики - компетенция архидиаконского суда. Решил власть показать! Как не вовремя!
        - Что же теперь делать? - растерялся мэтр.
        - Придумаем... Придется пойти на хитрости. Задействуем процессуальные крючки. В церковном законе можно отыскать малоизвестные зацепки, лишь бы арестованные остались в наших руках день-другой. Вы юрист? Вот и поразмыслите!
        На Рыночной площади было малолюдно: открыты едва половина лавок. Возле Бычьего ряда, где продавали живую скотину, громко скандалили - судя по доносящимся обрывкам фраз, умерли несколько свиней, и владелец требовал с рыночного прево возмещения: накормили небось какой-то отравой! Хряк - это тебе не человек, животное нежное, ему гниль жрать нельзя!
        Брат Михаил остановился, исподлобья понаблюдал за сценой и, покачав головой, обратился к Раулю:
        - Скверные у меня предчувствия, мессир Ознар. Очень скверные. Говорите, из вашего подвала, где алхимическая лаборатория, сбежать невозможно?
        - Наверное так. Единственная дверь отпирается магическим ключом, сами знаете.
        - Тогда готовьтесь к приему гостя. Я постараюсь тайно переправить комтура Сигфруа де Лангра в дом мадам Верене. Охранять будут Ролло фон Тергенау и братья ди Джессо... Кажется, это пока единственный выход. Ждите к закату. Пока можете быть свободны. Надеюсь, мессир де Партене действительно идет на поправку - передайте от меня поклон.
        - Вы ему поверили? Всерьез?
        - Да. Поскольку твердо знаю, что барон не врет. Визитеры оттуда не такая уж редкость, только распознать их крайне сложно. До вечера, мэтр.
* * *
        Надо заметить, что Михаил Овернский миндальничать не собирался: все, на кого указал Жоффруа де Но были незамедлительно арестованы, включая комтурию госпитальеров в полном составе - двенадцать братьев-рыцарей. Сопротивляться было бесполезно, городской прево предоставил в распоряжение Трибунала всех свободных сержантов и министериалов числом в три с небольшим десятка, а накрепко вбитая дисциплинированность иоаннитов не позволила усомниться в правомерности действий инквизиции - разберутся и отпустят.
        Некоторых и впрямь отпустили почти сразу. Дворяне поступившие в Орден недавно или переведенные из других командорств в показаниях де Но не фигурировали и подозрений не вызывали. Другое дело «старая гвардия», когда-то носившая белые тамплиерские плащи - с этими предстоял особый разговор.
        Если излагать полученные инквизицией сведения вкратце, то на первый взгляд получалось, что Сигфруа де Лангр с сообщниками не занимались ничем особо предосудительным и попадающим в сферу непосредственного внимания Sanctum Officium.
        Известно, что графство Артуа стоит на перекрестье важнейших путей с запада на восток (из Франции и Бретани в Священную Империю германцев и Фландрию) и с юга на север (из Прованса и Бургундии в Англию и Скандинавию). После роспуска Ордена Храма занимаемая им ниша опустела - тамплиеры не только содержали банки и ссудные конторы, но еще вели обширную торговлю ради преумножения казны братства.
        Учинивший комплот де Лангр отлично понимал, какую выгоду упускает - корабли, фактории и склады храмовников перешли Госпиталю, но заниматься презренным торгашеством иоанниты не стремились, вполне удовлетворяясь доходами с орденских земель и пожертвованиями. Так почему бы втихую не продолжить традиции Тампля, используя конфискованные Церковью и переданные госпитальерам ресурсы, тем более, что духовно-рыцарские ордена пошлинами не облагались? Узаконенная контрабанда.
        Поделиться с духовной и мирской властью, дабы не возникало трудностей, дело обязательное - щедрую мзду получал архидиакон (наверняка отсюда и проистекало искренне возмущение Гонилона самоуправством преподобного), а с ним и представители графа Филиппа.
        Ничего особенного, обычная практика. Все воруют, за исключением разве что короля.
        Однако, как говорится, имелись нюансы.
        Когда денег в достатке, хочется чего-то большего, а если учитывать вековую герметическую традицию Тампля, «большее» может оказаться слишком опасным не только для непосвященных, но и для самих носителей запретной тайны...
        - Храмовники начали увлекаться гоэцией и секретами мироздания еще в Палестине, особенно после контактов с многочисленными восточными сектами, начиная от уцелевших зороастрийцев и заканчивая исмаилитами Хасана ибн Саббаха, - объяснял Раулю брат Михаил. - Переняли кое-что из обрядовости и философии, позже скатились к манихейству и дуалистической доктрине. Культ, который исповедовали рыцари высшей ступени посвящения - магистр, командоры и визитаторы, - к тысяча триста седьмому году меньше всего напоминал христианство. Уродливая компиляция маздеизма, оккультных наук, Каббалы, арабской мистики и катаризма у них называлась «поиском истины». И если бы всё ограничивалось только ересью...
        - Воображаю, сколько опасного вздора они могли навыдумывать за двести лет, - согласился мэтр. - Я знаю, что большинство материалов дела храмовников инквизиция никогда не предавала огласке, но слухи ходили самые разные. Особенно в Нарбонне. Святой Грааль, копье Лонгина, перстень Соломона - якобы тамплиеры собирали великие реликвии и магические предметы, описанные в легендах.
        - Собирали, конечно, - кивнул преподобный. - Копье Лонгина, допустим, я держал в руках - оно хранится в Авиньоне сейчас. Конфисковали в парижском Тампле когда вскрыли сокровищницу Жака де Моле. Грааль, к сожалению, ускользнул - последний раз чашу видели где-то в Пиренеях еще сотню лет назад, перед взятием Монсегюра. Не в этом дело, мессир Ознар. Храмовники начали вплотную подбираться к загадкам, разъяснить которые не в состоянии как теологи, так и магистры septem artes liberales[Семь свободных искусств - обязательный комплекс практических дисциплин: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка.] . Одна из них - Дороги.
        - Дороги, - расстроенно повторил Рауль. - Значит, всё бесовство творившееся в Артуа увязано на них?
        - Скажите пожалуйста, - брат Михаил внимательно посмотрел на мэтра. - Является ли злом гроза? Ветер? Паводок?
        - В зависимости от трактовки и исхода. Паводок смывает плодородную почву с посевами и разрушает дома, но может принесли на поля ил, благодаря которому урожай пшеницы вырастет вдвое против обычного.
        - У меня есть достаточно оснований полагать, что Дороги, Прорехи или, как выразился барон де Фременкур, «Двери» не более чем naturale phaenomenon - явление природы. Частица великого Творения Господнего, связующая промеж собой времена и... м-м... назову так: иные планы бытия. Разговоров о множественности миров в среде схоластов ходит немало, вот и возможное подтверждение...
        - Аристотель утверждал, будто при существовании множественных миров элементы одного мира непременно попадали бы в другой, - кивнул Рауль. - Доказательство тому
        - шевалье де Партене. Но с точки зрения Церкви это неслыханная ересь: предполагать, что Христос был распят и страдал десятки, а то и сотни раз ради Спасения обитателей каждого отдельного мира?..
        - Богохульничаете, - весело заметил преподобный. - А как насчет такого заключения: Всевышний сотворил миры по своей благости и жалостливости, и чем больше миров, тем больше может проявиться благость Бога? Добавочно: мудрость и всемогущество Господа бесконечны, следовательно созданная им Вселенная бесконечна и бесконечно разнообразна!
        - Сейчас мы оба до костра договоримся, - рассмеялся в ответ Рауль. - Извините, но схоластика не мой конек. Давайте оставим космологические споры докторам философии Клюни и Болоньи, а сами обратимся к насущному.
        - Согласен. Ключевые слова вы произнесли только что, вспомнив «Категории» Аристотеля: «...элементы одного мира непременно попадали бы в другой мир». Вспомните что сами произнесли в Кале, после изгнания демона Альдаберона? «Где-то открылись Врата». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: ключ ко всем событиям недавнего времени - Interferencia, взаимопроникновение. Смешение нашей реальности с реальностью чуждой. Поняли, наконец?
        - Выходит, Инурри тогда не ошибался, - пробормотал Рауль. - Мороз из Нифельхейма, изливающийся в Универсум людей. Ipar lurra, ледяной мир, проход в который по недомыслию открыли Лангр с присными!
        - Вашему домовому цены нет, мэтр. Попытайтесь заново разговорить артотрога - его советы могут оказаться неоценимо полезными!
* * *
        Бесконечный ужас Черной Смерти рано или поздно пришел бы в Аррас, но виновником начала эпидемии в городе был вовсе не шевалье Жан де Партене - у неожиданного гостя столицы графства болезнь протекала сравнительно легко и до вскрытия бубонов (неважно, произвольного или намеренного, путем хирургическим), «болезнетворные скотинки» Марка Теренция Варрона не распространялись. Yersinia pestis, чумная палочка, до времени оставалась в воспаленных лимфоузлах, а поскольку самим бароном и мэтром Ознаром после нехитрой операции были приняты максимально доступные меры предосторожности, чума не покинула аптеку на Иерусалимской улице.
        Другое дело - Скотный рынок и нехитрые гешефты соседей из Камбрэ. Семейство Ирсула Бен-Йосефа и в частности средний сын почтенного раввина Биньямин-Зэев, вполне законно занимались торговлей в Священной Империи и (через местных посредников) во французском порубежье, виртуозно играя в на разнице пошлин и налогов.
        В не пострадавшем от войны княжестве Камбрайском цены на живую скотину гораздо ниже, но князь-епископ установил непомерные поборы с прибыли: куда проще уплатить таможенный «Abgabe» во Франции и чистый доход с продажи одного откормленного хряка на рынке Арраса или Сент-Омер составит десять-пятнадцать денье, а с небольшого гурта - до ливра.
        И это при том, что самому почтенному Биньямину-Зэеву вовсе не обязательно осквернять себя даже созерцанием нечистых животных: сиди в уютной конторе, отдавай письменные распоряжения да подсчитывай выручку. Деньги, как говорил этот язычник Веспасиан, не пахнут.
        Девять дней назад чума добралась до Камбрэ - как и подозревал рав Ирсул, с торговым обозом из Меца. Благодаря решительным действиям церковных властей, достаточно осведомленных о происходящем в Бургундии и Провансе, откуда моровое поветрие неумолимо распространялось на север, эпидемию удалось если не пресечь, то хотя бы существенно ограничить.
        Епископ Ги де Вентадорн пошел на беспощадные меры, приказав сжигать дома заболевших, немногих выздоравливающих сосредоточил в монастырях госпитальеров под строжайшим карантином и силой баварских наемников подавил начинавшийся в городе чумной бунт. По сравнению со многими другими землями Империи, где курфюрсты или побоялись пролить лишнюю кровь, или не смогли верно оценить обстановку, княжество Камбрайское и его жители отделались легким испугом - Черная Смерть унесла не более одной десятой от общего числа подданных.
        ...Погонщики скота пересекли границу королевства Франция незадолго до полного закрытия города его преосвященством 11 марта 1348 года. Успели. Никто не подозревал, что домашняя свинья так же восприимчива к чуме, как и человек.
        Доставивший в город занедужившего барона де Фременкур Кловис из Леклюза не заразился сам, однако побывав к вечеру на Скотном рынке вляпался башмаком в кровавую лужу от убоины и принес чуму в деревню на подошвах - мясник зарезал хряка побыстрее, животное выглядело больным и не стоило ждать, пока оно издохнет. Мясо не продашь - покупатели тотчас нажалуются прево.
        До заката в Аррасе заболели три десятка человек, посещавших Скотный рынок, успев передать Черную Смерть большинству домашних и соседей.
* * *
        Погода портилась. Грязно-серые тучи ползли над городскими башнями, шпиль Сен-Вааста терялся в дымке. Немного потеплело, но уж лучше приятный морозец, чем ветер и дождь со снегом - не позавидуешь тем, кто сейчас в дороге. Аррас выглядит мрачным, безлюдным и угрожающе-настороженным.
        Мэтр сбросил плащ и шаперон в сенях, заглянул в кабинет. Тихо. Ужин мадам Верене подаст позже, к сумеркам.
        - Жанин?! Слышишь меня? Никто не появлялся, пока я был в аббатстве?
        - Это вы мэтр? - донесся из-за двери приглушенный голос его милости барона. - Стучали четырежды, но я посоветовал хозяйке не открывать.
        Жан де Партене переместился с лежанки в кресло возле аптечной стойки. Приоделся: чистые брэ, шерстяные чулки, поверх нижней рубахи кунья накидка из гардероба мэтра. В руках книга - не более и не менее, а «Metaphysica» Альберта фон Больштедта, более известного в ученых кругах как Альберт Великий.
        - Быстро приходите в себя, - машинально отметил Рауль. - Бледность исчезла, смотрите повеселее... Неужели в этом заслуга «арабского снадобья»?
        Мэтр нарочно выделил голосом последние слова, давая понять, что обитатели Гранадского эмирата или подданные султана Египта к появлению цилиндров с иглами не имеют ровным счетом никакого отношения.
        - Арабского? - на мгновение задумался мессир Жан. - Да, верно. Простите, я солгал. Вы читали сочинения Роджера Бэкона, францисканца из Оксфорда?
        - Но при чем тут Doctor Mirabilis[«Удивительный Доктор» - почетное звание Р. Бэкона дарованное ему в 1247 году Парижским университетом.] ? - не понял Рауль. - Он более интересовался механикой, оптикой и математикой, чем медициной.
        - Вспомните его заметки «О чудесном искусстве инструментов», - барон прикрыл веки и привел цитату по памяти: - «...Из природных средств создадутся орудия судоходства такие, коих силою корабль пойдет под водительством одного лишь человека, притом пуще нежели ходят под парусом или на веслах. Явятся и повозки без тварей борзо влекомы нутряным напором, такожде махины на воздусех плывущи ими же муж воссед правит дабы крыла рукотворны били бы воздух по образу летучих птах. И малейшие орудия, способные подъять несметный груз, и колесницы, странствующие по дну морскому». Бэкон всё предугадал в точности. Это существует. Вернее, будет существовать, наравне с невиданными теперь средствами излечения - никакой магии, одна чистая наука. Я не вправе рассказать больше, но уверяю: Бэкон не ошибался.
        - Вы переворачиваете мои представления об Универсуме, мессир де Партене, - вздохнул мэтр. - Пускай, нельзя так нельзя. Дозвольте вас осмотреть и перевязать. Кроме того, где Жанин Фаст и почему вы не разрешили мадам Верене пускать в дом визитеров? Ко мне могли придти постоянные покупатели, за лекарством.
        - Жанин я отослал спать: она очень вымотана, хотя старалась не показывать виду. Ответ на второй вопрос очевиден: хватит вам одного зачумленного. Помните, что я рассказывал? Единственный носитель чумы передвигаясь только в пределах своего квартала за световой день обречет на смерть десятки людей. А в том, что кроме меня в городе таковых носителей не один, не два и не три - сомнений не остается. Закон больших чисел, мэтр.
        - Что, прошу прощения?
        - Понятие из моей реальности: совместное действие большого числа случайных факторов приводит к результату, почти не зависящему от случая. Больных во Франции миллионы. Несколько из них обязаны оказаться в Аррасе на пике эпидемии, приходящемся на февраль-апрель нынешнего года. Что будет дальше - вы знаете.
        - Пресвятая Мария Парижская и Сен-Дени, - вздрогнул Рауль. - Преподобный сегодня тоже терзался недобрыми предчувствиями, а брат Михаил по натуре не склонен к унынию - он человек действия, убежденный в благоволении небес. Шевалье... Вы... Вы не могли бы пояснить, что будет дальше? Потом? Например, через год? Вы же всё знаете!
        - Нет, - отрезал барон. - Причин несколько. Вы искренний человек и дворянин, знаете цену слову, однако...
        Барон упомянул святое, краеугольный камень, нечто нерушимое, не подлежащее сомнению никогда и в любых обстоятельствах. Неизменное вовеки: честное слово благороднорожденного. Воистину великая нерушимая ценность, неоспоримая и не обесценивающаяся. Дороже золота и диамантов.
        Партене был циничен донельзя, говоря оскорбительное и обидное:
        - Однажды вы сможете не выдержать и разгласите эти сведения вольно или невольно - например, под пыткой. Или увлекшись, в ученой беседе. Во-вторых, вам будет неинтересно жить. Удовлетворитесь тем, что Франция будет существовать и шесть с лишним столетий спустя - вполне благополучная, богатая и процветающая. По сравнению с некоторыми... гм... другими державами.
        - Как же будут звать нашего тогдашнего монарха? - попытался отшутиться мэтр, убедившись, что никаких подробностей из его милости клещами не вытянешь. Да и обижаться не время. - Луи? Филипп?
        - Николя, - откровенно фыркнул Жан де Партене. - Первый.
        - Де Валуа?
        - Оставим, сударь. Лучше порадуйте меня новостями из коллегиаты доминиканцев. Его преподобие просил о поддержке, следовательно я обязан знать подробности...
        Господин барон непомерно скрытен, однако сам проявляет неумеренное любопытство, заручившись поутру абсолютной поддержкой Михаила Овернского: Раулю было настрого указано отвечать на любые, самые каверзные вопросы, о секретности делопроизводства Трибунала временно позабыть и вообще стараться угодить мессиру Жану, ничем не вызывая его недовольства.
        Странная позиция для тертого-перетертого инквизитора сделавшего карьеру в Авиньоне! Главный закон садка со скорпионами, который представляет из себя курия и Папский двор гласит: ни единого лишнего слова. Никому. Никогда. И уж особенно таким как...
        Как кто?
        Личность Жана де Партене, барона де Фременкур, исходно поставила Рауля Ознара в логический тупик. Судя по манерам, воспитанию, безупречному знанию языков и начитанности этот человек достиг уровня магистра Сорбонны. Что несовместимо с ремеслом военным, а его милость вне любых сомнений обращается с клинком не хуже, чем с собственной рукой. Если в Европе днем с огнем и сворой гончих еще можно найти рыцаря, получившего шапку доктора Семи Свободных Искусств, то человек с юности посвятивший себя наукам и решивший затем влиться в ряды воинства короля - нонсенс. Или - или.
        Хорошо, допустим, Партене действительно прошел Дорогами атребатов из некоего умозрительного «будущего» в материальное настоящее - в этом брат Михаил как раз сомнений не испытывал, видимо имея серьезные, подтвержденные опытом, основания верить барону на слово.
        Рауль знал о концепции времени как таковой, - чай не варварская и не языческая эпоха, когда время полагалось строго циклическим и считали по урожаям или правлениям римских консулов! Наука на месте не стоит, - просвещенный XIV век на дворе! - но представить себе временной разрыв в целых шесть с половиной столетий Рауль был не в состоянии. Шесть веков тому назад - пожалуйста: мажордом Карл Мартелл, Пипин Короткий, вторжение арабов в Аквитанию! Всё это зафиксировано в летописях! Это было, чему есть неоспоримые свидетельства уважаемых хронистов!
        Но будущее? Будущее, где запросто можно встретить Бэконовские «повозки без тварей борзо влекомые нутряным напором»? Махины на воздусех плывущи? Чудо-лекарства, излечивающие за день-другой от чумы?
        Это разум принимать отказывался.
        Или все-таки это не будущее, а другой мир из цепочки аристотелевской
«бесконечности», которую Аристотель сам же и опроверг?
        Между прочим Жан де Партене признался, что верует во Иисуса Христа, пускай и отправляет «Восточный» или византийский обряд. Брат Михаил утром от этого факта беспечно отмахнулся и настоял, чтобы барон все-таки кратко исповедался и принял причастие - не помешает, а Церковь Константинопольская хоть и раскольничья, но создана апостолами и в ересь не впала. Так что давайте сын мой, кайтесь - я православных уже исповедовал в Сербии, и ничего, спаслись...
        Откуда знаю, что спаслись?
        Оттуда.
        Доминиканец небрежно ткнул пальцем в потолок.
        ...А вы Рауль прогуляйтесь пока за дверь: таинство как-никак.
        Спустя кварту брат Михаил вышел из помещения аптеки задумчивым, но приободренным. Тогда-то и было дано распоряжение ничего от мессира барона не скрывать.
        ... - О чем задумались маэстро, на середине нотной строчки? - размышления Рауля прервал голос его милости. Пальцы делали свое дело почти без участия разума: раздвинуть рану, вычистить от остатков гноя, промыть, поставить новый дренаж. Как славно, уже и не подкравливает, а выделения прозрачные: зараза исчезает буквально на глазах! - Не обращайте внимания, это первая строфа из сонета малоизвестного, но очень хорошего стихотворца грядущих времен. Вы чем-то озабочены, мессир Ознар.
        - Вскоре начнут звонить Повечерие, - мэтр покосился на едва приоткрытые ставни аптеки. Смеркалось, тусклый свет пасмурного дня сменялся траурным пурпуром надвигавшейся тьмы. - Жди гостей.
        - Трость в доме найдется? - деловито осведомился барон. - Двигаться мне пока трудно, но я смогу спуститься в подвал. Хотелось бы послушать откровения комтура де Лангра. У меня есть отдельный счет к храмовникам. Хотелось бы его оплатить и закрыть.
        В глазах Жана де Партене сверкнула льдисто-голубая, холодная-прехолодная искорка. Страшная искорка, нечеловеческая.
        - Вам-то что они сделали, сударь? - искренне удивился Рауль, сделав вид, будто не заметил синеватого огонька в зрачках барона. Магией, впрочем, тут и не пахло: некая внутренняя, неизвестная мэтру сила.
        - Из-за них мне пришлось убить старого и проверенного друга. Не думайте, мэтр Ознар, что Дороги ведут только в Аррас. Однажды они привели меня в подвалы парижского Тампля. Векселя доселе не оплачены.
        - Не дергайтесь, - Рауль легонько ткнул локтем в грудь его милости, пытаясь не выказать собственного волнения. - У меня ланцет в руках, а рядом бедренная становая жила! Ваша, между прочим! Еще полдюйма и векселя пришлось бы передавать наследникам!
        Барон угрюмо замолчал и до окончания перевязки не произнес ни слова.
* * *
        Черная крытая повозка остановилась не на Иерусалимской, а на улице Сен-Обер, с которой был еще один вход в дом. Арриго ди Джессо спрыгнул с козел, постучал как условлено - тук-тук, тук.
        Дверь приоткрылась, на пороге стоял Рауль со свечой в руке.
        - Привезли?
        - Да, да, - нетерпеливо сказал Арриго. - Быстрее, никто не должен заметить!
        Любезничать с Сигфруа де Лангром не стали: руки комтура связаны за спиной, на голове грубый холщовый мешок. Судя по недовольному мычанию, рот заткнут кляпом.
        Не задохнулся бы - именно в этом смысле мэтр и высказался.
        - Не учите меня обращению с пленниками, - огрызнулся сицилиец. - Первый раз, что ли? Куда вести, показывайте!
        Подвал был ярко освещен - свечи, лампы с серебряными отражателями-зеркальцами. Братья ди Джессо молча кивнули барону де Фременкур, не выказав удивления его присутствию: преподобный наверняка оповестил. Ролло фон Тергенау остался наверху, в аптеке, ждать брата Михаила.
        Де Лангра усадили на тяжелый деревянный стул, приткнули в угол. Танкред ди Джессо взял принесенную с собой сумку, подошел к одному из пустующих столов и начал раскладывать инструменты, способные довести до сердечного приступа любого гуманиста и филантропа.
        Господин барон поглядывал с интересом и пониманием - видимо был знаком с устрашающим набором железяк, призванных развязать язык самому неразговорчивому упрямцу.
        - Его преподобие задерживается, - говорил Раулю бедный и явно встревоженный Арриго. - Неблагочиние в монастыре францисканцев, его срочно вызвали в обитель... В городе неспокойно, мэтр. Что-то происходит. Что-то очень нехорошее.
        Рауль промолчал. Причина беспокойства дона Арриго очевидна: с годами у наемников вырабатывается чутье на опасность будто у матерущих волков, способных уйти от самого опытного и настойчивого охотника. Братья-миряне не могли не заметить пугающих изменений в Аррасе, начавшихся ко второй половине дня - пока ничего явного, признаки грядущего апокалипсиса еще туманны, но столица графства словно бы погружается во мглу, из которой нет и не будет возврата.
        В осязаемую, вязкую мглу небытия.
        Жутко представить, что готовит городу наступающая ночь.
        - Хотел бы пожелать всем присутствующим доброго вечера, но язык не поворачивается,
        - брат Михаил объявился две кварты спустя, в сопровождении неизменного Жака. - Прошу простить мэтр: я и брятья-миряне вынуждены избрать ваш дом временным пристанищем. Возвращаться в коллегиату невозможно.
        - Почему? - вытаращился Рауль. - А как же с прочими сотрудниками Трибунала? Люди архидиакона и сенешаля ворвались в монастырь?
        - Нет, - отрезал преподобный. - Всё гораздо хуже. Потом... Шевалье де Партене, подойдите!
        Барон, опираясь на приспособленный в качестве трости черенок от кухонного ухвата, остановился рядом с инквизитором. Молча вздернул брови - мол, чего изволите, преподобный?
        - Жанин, - шикнул брат Михаил. - Жанин Фаст. Помните наш разговор? Она... Причастна? Я правильно догадался? Жанин открывает Дороги?
        - У нас таких людей называют «аргусами», - понизив голос ответил Жан де Партене. - Это не ремесло, не призвание и никакая не магия. Природное, врожденное умение. Объяснения займут добрых два часа и нет в нынешнем языке терминов, способных растолковать суть.
        - Попробуйте. Я настаиваю. Говорите непринужденно, здесь нет лишних ушей. Мессира де Лангра в расчет не берем - он уже мертв. Вопрос только в том, покинет он бренный смертный мир после мгновенного удара стилетом, или комтура вплотную познакомят с игрушками, с которыми так невинно забавляется Танкред ди Джессо. Итак?
        - Задали задачку, - нахмурился барон. - Если сжато... Это наследственность. Как цвет глаз или волос, передающиеся из поколения в поколение. Предположительно Дороги, Прорехи имеют энергетическо-гравитационную природу.
        - Грави... Как?
        - Ох, я же предупреждал - не поймете! Взаимодействие светил, планет, звезд, правда не имеющее никакого отношения к классической астрологии! Аргусы улавливают эту энергетику и способны ею управлять. Иногда, крайне редко, - я сам ни разу не видел, - аргус якобы может самостоятельно создать Прореху.
        - Для этого требуются какие-либо обряды? Жертвоприношения? Использование колдовства?
        - Конечно же нет! Это явления принципиально разного порядка!
        - Замечательно, - кивнул доминиканец. - Разъяснения вполне достаточные. Господин фон Тергенау, Арриго, Жак, начинаем. Чем быстрее мы уложимся, тем лучше.
        Выглядел Сигфруа де Лангр не ахти - с головы иоаннита сняли мешок, явив миру всклокоченную седую бороду и яростный взгляд голубых норманнских глаз. Лицо сероватое, болезненное, комтур сильно изменился за минувшие дни - румяный величественный старик, единовластный повелитель Бребьера, исчез навсегда, обратившись в дряхлую развалину.
        - Кляп, - махнул рукой преподобный. Обратился к комтуру: - Мессир де Лангр, орать и взывать о помощи не рекомендую - стены толстые. Вы слышали происходивший только что разговор, следовательно должны понимать: живым вы отсюда не выйдете, а даже если случится эдакое чудо, на воле не протянете и дня. Чума. Ваша участь предопределена и если я услышу правдивые ответы, Танкред убьет вас быстро и безболезненно. Если пожелаете - после исповеди и последнего причастия. Я могу себе позволить быть милосердным и попытаться отправить грешника не прямиком в ад, а в чистилище...
        - Дьявол, - выдавил комтур. - Ты дьявол, монах.
        - Полагаю эту сентенцию необоснованной и надуманной. Будете говорить?
        - Разве у меня есть выбор? Пить дайте.
        - Арриго, напои его милость... Рад, что вы осознали безнадежность положения. Учтите, мессир Ознар владеет способностью различать правду и ложь, - брат Михаил покосился на Рауля. Тот чуть повел плечами - нечто подобное мэтр и на самом деле умел, однако от заклинания всегда можно защититься или обмануть его недосказанностью или двусмысленностями. Теперь всё зависит от таланта преподобного четко формулировать вопросы. - Поступим вот как: я буду рассказывать вашу неприглядную историю, а вы по необходимости поправляйте и уточняйте. Договорились?
        - Да будь ты проклят, папский пёс...
        - Domini canis, - серьезно сказал инквизитор. - Пёс Господень, пускай вам этот факт и неприятен... О Прорехах вы знали еще со времен Ордена Храма?
        - Да. Это входило в ступень посвящения капитула.
        - Пользовались Прорехами лично?
        - Нет, но очень хотел... Вы не понимаете, какое это сокровище!
        Брат Михаил посмотрел на Рауля. Мэтр кивнул - не лжет.
        - Что вам известно о природе Дорог?
        - Пути в иные миры. Когда ужасающие, когда удивительные. «Trou» существовали всегда, но пройти по Дорогам и открыть Врата ведущие к ним, способны немногие единицы. Избранные, отмеченные печатью Божией.
        - Бел лирики, - прикрикнул инквизитор. - Продолжим. По окончанию основного следствия по делу Тампля и снятия обвинений с вас лично, вы могли избрать для дальнейшего служения любой бальяж Госпиталя, хоть Париж, хоть Реймс или Орлеан. Однако, предпочли обосноваться в отдаленнейшем Бребьере. Тогда же вы сблизились с рыцарем Одилоном де Вермель, уроженцем графства Артуа и, - вот совпадение! - бывшим храмовником из Провэна! Богопротивную часовню в Бребьере вы предпочли закрыть для посещения братией, однако гнусные фрески не закрасили и вход кирпичом не заложили. Вывод напрашивается один: капище использовалось по назначению. Тайно. Я прав?
        - Да, - буркнул де Лангр, отводя взгляд. Повторил: - Вы не поймете...
        - Отчего же, прекрасно пойму. Тяжело отказаться от привычек и убеждений молодости. Вам накрепко вбили в голову, что эзотерические заблуждения Ордена Храма - есть сияющая истина. Единственная и неоспоримая. В настоящий момент меня не интересуют мерзостные обряды и философские обоснования ереси тамплиеров - имею представление в общих чертах, не зря днями просиживал над протоколами допросов тридцати-сорокалетней давности...
        - Зачем тогда спрашиваете?
        - Подвожу к главному. Разгадка вашей любви к дальним провинциям крылась в расположении замка Бребьер: тихое пограничье, ближайшая епископальная инквизиция в Амьене, причем Трибунал созывается редко и нерегулярно. Никто не обратит внимания на темные делишки бывших храмовников из такого сонного захолустья как графство Артуа. Архидиакона вы купили? Делились доходами с беспошлинной торговли?
        - Да.
        - Ложь! - вскинулся Рауль. Аркан «Dic verum» сработал безотказно. - Ваше преподобие, он нагло врет!
        - Та-ак, - брат Михаил щелкнул пальцами. За его правым плечом возник суровый Танкред ди Джессо, в любой момент готовый приступить к убеждению допрашиваемого методами радикальными. - Господин комтур, вы меня разочаровываете. Давайте же, поведайте страшную тайну Гонилона Корбейского! Только не говорите, что преосвященный тоже беглый тамплиер! Это невозможно!
        - Да где ему... - поморщился Сигфруа де Лангр. - Я думал, вы знаете. Должны были знать - такие люди как вы, мессир Тьерри де Го, не могут обманываться внешностью и нравами - кажется, этот распутник и прохвост все-таки обвел вас вокруг пальца. Гонилон, чтоб он сдох в хлеву со свиньями, может номинально претендовать на графский титул, ныне отданный Филиппу Руврскому. Прямых наследников у Филиппа нет, как вам известно. По его смерти лен станет выморочным и отойдет короне.
        - Простите? - выпрямился брат Михаил. Выглядел преподобный ошеломленно. - Гонилон из Корбея, викарий Арраса, происходит из рода графов д‘Артуа?
        - Архидиакон - незаконный сын старой графини Маго д’Артуа от ее сенешаля, Пьера д’Ирсона.
        - Ничего себе откровения, - не выдержав, сказал Рауль. - Доказательства?
        - Приходская книга с записью о крещении младенца, хранившаяся у нас в Бребьере - подписи свидетелей и личного исповедника Маго в наличии. Инквизиция книгу изъяла, но изучить не додумалась. Просто вы не знали где и что именно искать. Графиня Маго пережила двух законных дочерей и сына, Роберта Молодого, пфальцграфа Бургундского умершего всего в пятнадцать лет. Владение Артуа передать некому. Незаконнорожденный ребенок вправе наследовать, если мать его признала и это признание утверждено королем и палатой пэров Франции, но...
        - Понял, - сокрушенно сказал брат Михаил, перебив комтура. - Какой же я болван! Графиня Матильда д’Артуа якобы была отравлена своей наперсницей Беатрисой д‘Ирсон, родной племянницей помянутого Пьера д’Ирсона, отца бастарда! Беатриса подозревалась в колдовстве, против нее выдвинули обвинение шестнадцать лет назад, после чего придворная дама бесследно исчезла[Реальный исторический факт. Обстоятельства смерти дамы Беатрисы д’Ирсон и место захоронения неизвестны.] ! То, что Беатриса вела двойную жизнь, сомнению не подлежит... Не складывается картина! Упущено нечто важное!
        - Дозволите высказаться, ваше преподобие? - осторожно вмешался Жан де Партене. - Полагаю, семейные затруднения мадам Маго следовало бы обсудить в другой раз. Наша задача совсем иная.
        - Умейте объять взглядом целое, увидеть взаимосвязь событий, - тоном сорбоннского преподавателя риторики сказал Михаил Овернский. - Барон, я ценю ваше участие, но уверяю: вы слишком неопытны в таких вопросах.
        - Молчу, - безропотно согласился шевалье де Партене. - Вам виднее.
        - Рад, что вы это осознаете. Мессир де Лангр вы меня слушаете? Могу я осведомиться, архидиакон был осведомлен о ваших небезопасных затеях и настойчивом поиске Дорог? Впрочем, не отвечайте - в свете открывшихся фактов, я прихожу к убеждению, что Гонилон если не возглавлял вашу секту, то по меньшей мере втихую покровительствовал ей... Чего ему не хватало? Фактический повелитель графства, богач, любимец дворянского общества! Зачем?
        - Это вы верно подметили, - злобно оскалился комтур. - Любимец! Ему хотелось нравиться! Быть благодетелем! Город подновил, дворец какой отстроил! Подарки благородным, младших сыновей в Париж ко двору пристраивал, дочурок прихлебателей сватал за важных господ с юга... Лицемерная тщеславная скотина! Готовил свое триумфальное возвращение!
        - С юридической точки зрения его права на графства ничтожны, - встрял Рауль, в котором проснулся стряпчий. - Даже если будет неоспоримо доказано происхождение от Маго д’Артуа, возникнет множество вопросов!
        - Не скажите, - покачал головой брат Михаил. - Гонилона поддержала бы Церковь: светское графство могло превратиться в графство-епископство, наподобие Камбрэ. В столь огромный куш авиньонская курия вцепилась бы мертвой хваткой! На пути стояло всего две преграды: смерть бездетного Филиппа де Рувр и документальное подтверждение знатности рода, благородные свидетели... Свидетелем должны были стать вы, де Лангр? Вам больше семидесяти, архидиакону сорок семь, по возрасту подходит - к рождению Гонилона вы были дееспособны. Вопрос: отчего ждали так долго?
        - Вы еще спрашиваете? - вздохнул комтур. - Тогда почему я здесь, в этом провонявшем уксусом подполе?
        - Потому, что за преступления нужно ответить не только перед судом небесным, куда вы попадете еще до полуночи, но и перед судом людским, - со льдом в голосе проговорил доминиканец. - Власть мирская, власть церковная - тщета и бренность, по сравнению с властью сверхъестественной. По вашему, разумеется, мнению. Сколько лет вы пытались открыть Дороги атребатов, в надежде подчинить себе то, что живет по ту сторону?
        - Подчинить? Насмехаться изволите, ваше преподобие?
        - Мне не по чину фиглярствовать, мессир. Заняться изысканиями вас заставил Гонилон?
        - Отчасти. Дорога в лесах Дуэ известна с позапрошлого века - ею пристально интересовался Орден Храма, в местном командорстве имелись записи, изъятые инквизицией в триста седьмом году. Но посвященные помнили о старой легенде галлов-артебатов и без свидетельств на пергаменте. Боги, появляющиеся ниоткуда...
        Брат Михаил скривился так, будто Сигфруа де Лангр прилюдно сказал что-то неправильное, не предназначенное для слуха остальных. Быстро взял себя в руки:
        - Значит, вы сами рассказали о Прорехах архидиакону?
        - Тоже неверно. Гонилон явился в комтурию много лет назад и попросил... Нет, потребовал! Потребовал содействия! Знал. Я догадываюсь, откуда.
        - Кажется, я тоже, - задумчиво протянул брат Михаил. - Его родная тётка. Та самая Беатрис д’Ирсон. Ближайшая подруга предполагаемой матушки и племянница предполагаемого папаши бастарда. Сгинувшая магичка. Круг замыкается, а, мессиры? В архивах инквизиции смерть дамы Беатрисы не зафиксирована. Я изучал дела тайной службы короля - там тоже ни слова. Человек не способен исчезнуть бесследно! Особенно знатная дворянка, знаменитая своими интригами при дворе графини Маго!
        ... - Она никуда не исчезла, - со стороны лестницы в аптеку послышался знакомый Раулю голос. - Всего лишь сменила облик.
        По ступеням медленно спускалась мадам Верене. Некрасивая пожилая женщина. Конечно, она знает как открыть магический замок подвала...
        Жак остался спокоен, даже не шевельнулся.
        Баварец фон Тергенау незаметным движением переместился за спину преподобного - защитить брата Михаила при необходимости.
        Рауль замер, будто завороженный взглядом василиска.
        Жан де Партене, барон де Фременкур, едва слышно присвистнул и пробормотал что-то отрывистое и выразительное на неизвестном языке.
        Комтур де Лангр перекрестился бы, да руки связаны.
        Импульсивные сицилийцы схватились за клинки.
        Было чего испугаться. Человеческий лик стремительно менялся, трансформировался, оплывал - старуха Верене превращалась, но в изменениях не было и следа черной магии, обыкновенное умение Древних, «старших рас», существ иного порядка, доселе бок о бок живущих с людьми.
        Исчезала полнота, разглаживались в белесом сиянии морщины, незнамо откуда взявшийся ветерок сдувал темные паутинки, в которые обратилось вдовье платье. Ощутимо пахнуло морозцем.
        Рауль на миг углядел знакомый силуэт ореады, замещавшийся чем-то иным - лицо с выдающимися скулами было гладко и свежо, точно молодая женщина только что встала ото сна. Стройная, длинноногая, пышногрудая красавица зашагала вниз по лестнице, и казалось, она ничуть не торопится, даже медлит - так ровно и спокойно она выступала.
        - Надо полагать, - гулкую тишину нарушил ровный голос брата Михаила, - мы имеем честь приветствовать Беатрис д’Ирсон? Не просто тётку, но еще и былую возлюбленную архидиакона Арраса Гонилона Корбейского и мать его ребенка, известного под именем Гийом Пертюи?
        - Ты очень умен, смертный, - произнесла ореада. - Что-то непостижимое... Исключительные способности для вашего краткоживущего племени. Да, ты прав. Это я.
        - Почему вы решили вдруг открыться, а не бежать, сбросив узы плоти?
        - Ты подошел слишком близко к разгадке. Бежать мне некуда. Зачем тянуть время? Спрашивай.
        - С ума сойти, - едва слышно сказал барон де Фременкур. - Во что вы меня втянули, преподобный?
        - Скоро узнаете, ваша милость. Очень скоро. Буквально сейчас.
* * *
        Вечер в «Трех утках» не задался - гостей необычно мало, из благородных вовсе никого: после нарушения перемирия с англичанами большинство способных носить оружие дворян отправились в крепости на рубежах Артуа, бдеть.
        Зашли полдюжины цеховых подмастерьев из тех, что помоложе, несколько соседей-обывателей, обменяться немудрящими мещанскими сплетнями.
        Явился мрачный как туча ганзейский купец, судя по одежде немец откуда-то с севера Империи, Любек или Штральзунд - застрял в Аррасе из-за преотвратной погоды и чиновничьей лености: служба прево не спешила выправить подорожные.
        Двое нищенствующих монахов скромно попросили пива, ржаного хлеба и рыбы.
        Один из святых братьев непрерывно кашлял.
        Добряк Гозлен накормил-напоил всех, не забывая собирать умеренную плату даже с благочестивых францисканцев, ходивших по окрестностям в поисках подаяния - тут, извольте видеть, таверна, никакой благотворительности. На приходской храм я и так жертвую еженедельно, да еще десятина...
        Гозлен приметил, как из угла рта задыхавшегося от кашля монаха вытекла тоненькая струйка крови. Еще не хватало - чахотка!
        И ведь не выгонишь, нехорошо инока на улицу выставлять только потому, что болеет! Не по-христиански. Впрочем, как знал владелец «Трех уток», чахотка, равно и проказа, прилипает долго.
        Таверна опустела с темнотой. Гозлен подождал до времени, когда на кафедрале начали отбивать час повечерия, отпустил прислугу и запер двери, оставшись наедине со своей сожительницей, девицей Клоди Максанс - Мать-Церковь, конечно, жизнь во блуде и грехе не благословляет, но это временно: свадьба назначена сразу после будущей Пасхи.
        Поднялись наверх, в хозяйские покои.
        Разоблачились, легли в постель.
        Последний раз в своей жизни занялись любовью.
        Гозлен из Эрмавиля и девица Клоди умерли во сне, перешедшем в септическую кому, пять часов спустя.
        Давешний францисканец был болен вовсе не чахоткой.
* * *
        Монах пережил Гозлена немногим более чем на кварту, скончавшись глубоко ночью в дормитории обители, где уцелевшие обнаружили на рассвете семьдесят шесть трупов с почерневшими лицами и пятнами от кровоизлияний на коже.
* * *
        Аррасский прево Саварик Летгард после дня разъездов по делам королевской службы почувствовал, как в паху начало что-то мешать - неужто возвращается лишай, от которого избавили ртутные мази мэтра Ознара?
        Прево оставил лошадь в конюшне, прошел в дом. Кликнул слугу - помочь раздеться. Справа на бедре набухала шишка, небольшая опухоль размером с желудь. И еще одна под челюстью, ближе к уху. Третья под мышкой. Начинало познабливать.
        Летгард почти не прислушивался к разговорам о чуме, признаков заразы не знал, а потому не особо беспокоился: такое случается когда продрогнешь на ветру. Приказал принести с кухни горячего вина и ушел в опочивальню, отлежаться.
        Смерть настигла прево через два дня - с кровати он не вставал, тяжко и безысходно страдая. Захворавшая поутру супруга послала было человека в аптеку, за Раулем, но дверь не открыли. Дом старухи Верене выглядел покинутым.
        Из семьи Саварика Летгарда не выжил никто, включая пять человек прислуги.
* * *
        Ночная стража обходившая Аррас - трое сержантов короля под командой министериала,
        - обнаружила на улицах больше десятка бездыханных тел. Создавалось впечатление, что люди умирали на ходу, не успев вернуться в свои жилища.
        Пришлось идти в замок за телегой - по городскому уставу неопознанные тела надо доставить в «Божий дом», морг при монастыре госпитальеров, где иоанниты обязаны
«тщательно обмывать, заворачивать в льняные плащаницы, обувать в красные башмаки, отпевать и уготовлять для погребения».
        Встретил сержантов бледный как полотно брат-рыцарь с полубезумным взглядом. Госпитальер уже твердо осознал, что именно происходит и каков будет финал. Кивнул в сторону приземистого каменного здания, куда с минувшего вечера свезли тридцать четыре трупа - на ручных тележках, тачках, иногда просто волоком по льду. Скоро в
«Божьем доме» не останется места и покойников придется складывать на улице...
        Пожилой сержант закашлялся и сплюнул кровью. Иоаннит молча развернулся, ушел в кордегардию, выбил пробку из кувшина с вином. Ополовинил сосуд несколькими глотками. Стало чуть полегче - умирать лучше в хорошем настроении.
        Чуя неотвратимую поступь смерти выли дворовые псы - тоскливо, жутко, наводя дрожь на слышавших эти леденящие кровь звуки. Очень скоро вой затихнет, собаки погибали от чумы столь же быстро, что и хозяева.
        Перед мутным рассветом на колокольне Сен-Вааста начали бить набат, будто у стен города находился враг, готовящийся к штурму. Тревожный перезвон подхватили в приходах Сен-Реми, Святого Семейства, Сердца Марии и еще десятке других.
        В четырех церквях колокола молчали - звонарей к утру или не было в живых, или они готовились переступить черту, за которой ждала Вечность.
* * *
        Брат-экзорцист Ксавьер д‘Абарк, восседая на козлах дормеза, правил лошадьми. Запряженная четверкой огромная карета продвигалась сквозь ночь на северо-восток, к границе Фландрии. По углам дормеза мерцали четыре затянутые желтоватым бургундским стеклом лампы, отчасти разгонявшие кромешную тьму.
        Строжайший приказ главы Трибунала был получен перед наступлением сумерек: громоздкие вещи бросить в коллегиате, взять лишь важнейшие документы и немедленно выехать из Арраса по направлению на Гент. Неподалеку от Гента, в Остерзеле находится укрепленный доминиканский монастырь, бывший замок тамошнего графа отошедший по завещанию к ордену. Вот письмо для настоятеля, там подробные инструкции, сжато выраженные одной фразой - запереться наглухо и ждать.
        Охранять представителей Трибунала, - братьев Ксавьера, Валерия и Теобальда, - будут Энцо д’Ортале и Никита Адронион. Прочие братья-миряне останутся в Аррасе, с Михаилом Овернским. Так надо.
        - Арестованных в Бребьере заключенных следует... - Ксавьер д‘Абарк, выслушав преподобного, сделал многозначительную паузу. - Отдать распоряжение Жаку и Ролло об умиротворении?
        - Зачем брать грех на душу? - поморщился брат Михаил. - Мы же не варвары-язычники или сарацины какие! Оставить в камерах, снабдить пищей на три дня. Если Господь будет к ним благосклонен, - в чем я, однако, сомневаюсь, - останутся жить. Запомните, Ксавьер: по дороге ни с кем не общаться, если только на расстоянии. До Гента около сотни римских миль, расстояние внушительное. Надеюсь, так далеко на север чума еще не распространилась. Остерзельское аббатство, - я не раз бывал там,
        - обеспечено всем необходимым на год-два вперед, выдержит долгую осаду и многомесячный карантин. Если я не вернусь...
        - Ваше преподобие!
        - Не перебивайте! Если я не вернусь, полномочия переходят к вам. Эпидемия не может длиться вечно. Пересидите мор во Фландрии, вернетесь в Авиньон, доложите кардиналу де Бофору - надеюсь, он жив. В противном случае отчитаетесь преемнику или лично Папе. Помните: аррасское дело абсолютно секретно. Если сведения о Дорогах покинут стены Конгрегации по Чрезвычайным Церковным делам и попадут в университеты - жди беды. Отправляйтесь немедленно. Денег у вас предостаточно, направление знаете.
        - Прислуга?
        - Прислуга останется здесь, а дальше... На все воля Божья.
        - Но как же вы, преподобный?
        - С Жаком, братишками ди Джессо и Ролло не пропаду. Еще этот... Рауль Ознар. Талант, конечно, редкостный. Я обязан пойти на риск и при нужде пожертвовать всем: остался последний шаг, необходимо поставить в деле точку. Ступайте же, Ксавьер!
* * *
        После деревни Арн тракт разошелся на две ветви - налево к Бетюну и Кале, направо в сторону Тамплемара и далее на Брюгге с Гентом. С дороги при всем желании не собьешься - по обе стороны вздымается стена хвойного леса.
        Возница дормеза менялся через каждые две кварты: сидя неподвижно на козлах быстро замерзнешь.
        Отошла вбок задвижка на отдушине под крышей кареты, брата Ксавьера грубовато ткнули в спину ладонью.
        - Не заснули? Может, я поводья приму?
        - Благодарю, мессир д’Ортале, - отозвался доминиканец. - Плащ шерстяной, теплый. Как только устану, немедленно попрошу помочь.
        - Дело ваше, святой брат...
        Могучие фламандские тяжеловозы уверенно рысили по накатанной дороге. К первым проблескам рассвета дормез должен оказаться ввиду стен Лилля, или как называют город подданные графа Фландрии - Рэйсела. Королевство Франция останется позади - в непроглядном мраке ночи.
        Колкие снежинки пощипывали лоб и забивались под капюшон рясы. В горле саднило, хотелось чихнуть. Глаза слезились.

«Это обычная простуда, - уговаривал себя Ксавьер д‘Абарк. - Холод неимоверный, ветер. Застудился. Всего лишь простуда...»
* * *
        - Вот и всё, мэтр, - брат Михаил насупившись посмотрел на труп Сигфруа де Лангра, завернутый в старую холстину. Сицилийцы должны были поднять тело наверх, вынести на улицу и оставить где-нибудь возле перекрестка. Даже если начнется расследование, установить причину смерти будет непросто: тонкий как игла четырехгранный мизерикорд Танкреда вошел точно в четвертое межреберье, поразив сердце и оставив на груди комтура едва заметный след с капелькой крови. - Формально дело можно считать завершенным, осталось дооформить бумаги в соответствии с требованиями папской канцелярии и передать документы в куриальный архив. Правда, заняться этим некому и нам серьезно влетит от кардинала Бофора.
        - Считаете подобные шутки уместными? - проворчал Рауль. - В нашем-то положении?
        - В «Поэтике» Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению таковых истин... Простите, это я от усталости. Лезут в голову всякие глупости.
        - Что дальше? - задал самый насущный вопрос Жан де Партене. - Преподобный, вы отлично понимаете, что ни о каком завершении дела речь не идет.
        - Дальше? Поздняя ночь, надо хоть немного поспать.
        - Спать? Сейчас? После всего, что мы узнали? - изумился Рауль.
        - А что вы предлагаете? Прямо сейчас идти штурмовать игрушечный замок архидиакона? Мы воспитанные люди, дворяне. Нанесем визит утром. Господин фон Тергенау, Арриго, займитесь наконец мертвым телом - ему не место в доме! Давайте пройдем в кабинет мэтра, перекусим чем Бог послал и будем отдыхать. Братья-миряне могут расположиться в креслах или на чердаке, я в гостевой комнате...
        Бог послал постное: объемистый горшок тушеной капусты, жареную на оливковом масле треску, круглый хлеб и вино - запоздалый ужин принесла ведьма Жанин, так и не осмелившаяся спуститься в подвал, хотя дверь оставалась не заперта. Перед Михаилом Овернским девица Фаст испытывала благоговейный страх вкупе с немым почтением.
        - Госпожа... Здорова? - неуклюже осведомился Рауль. После непродолжительной, но весьма насыщенной беседы вдова Верене, дама Беатриса или как ее там, вернулась в свои покои и более не показывалась.
        - Мадам удалилась в спальню, - ответила крестьянка. - Мне показалось, будто она... Она чем-то очень огорчена. Я могу идти?
        - Напротив, останьтесь ненадолго, - возразил преподобный. - Происходящее непосредственно касается всех присутствующих, Жанин Фаст. Или следует титуловать вас иначе - королева Селена?
        Жанин вздрогнула, однако послушно села на лавку возле стены, положив руки на колени.
        - Прямо тайная вечеря, - сказал Жан де Партене, наблюдая, как Михаил Овернский благословляет и преломляет хлеб, оделяя каждого долей ржаного каравая.
        Преподобный вздернул левую бровь:
        - Если ошибусь поправьте, но кажется, у вас к подобным вещам относятся куда менее серьезно? Упадок веры? Без ревностности и усердия?
        - Какое там усердие, - отмахнулся барон. - Не буду рассказывать, только огорчитесь.
        - Не хотите, значит не надо, - согласно кивнул преподобный. - Вечеря, да, самая тайная. Если позволите говорить без обиняков, отныне мы действуем вне рамок законов, уложений и предписаний. В королевских эдиктах таких как мы именуют просто и доходчиво: разбойная шайка. Самоуправство, неподчинение церковным и светским властям, бессудное убийство... За эти грехи я отвечу сам. Отдельно скажу: непричастные к Трибуналу, не связанные обетами и клятвами, могут отказаться - я никого не принуждаю. Барон, мэтр, да и вы госпожа Фаст, я не вправе распоряжаться вашей свободной волей.
        - Что характерно, вы прекрасно знаете - никто не отречется и не струсит, - сказал мессир де Партене. - Разве только девушка...
        - Я не боюсь, - тихо сказала Жанин. - От судьбы не уйдешь.
        - В таком случае, ваша милость, я просил бы объяснить для всех, что вы делаете сейчас во Франции и как сюда попали, - преподобный взглянул на барона Фременкур. - Без недомолвок и умолчаний. Брятья-миряне тоже должны знать, с кем конкретно имеют дело.
        Похоже, чем-то всерьез удивить близнецов-сицилийцев, мессира Ролло и тем более Жака было невозможно: за годы трудов в инквизиции и не такие чудеса повидаешь. На протяжении рассказа барона они не показали и тени заинтересованности - лица оставались бесстрастны. Рауль наоборот, жадно прислушивался, тщательно запоминая неизвестные ранее подробности, упущенные за последние три дня.
        ... - Да, мессиры, так называемые Дороги связывают эпохи, являясь кротовыми норами, соединяющими потоки времени. Если поискать вдумчиво, прямо сейчас в королевстве Франция можно отыскать кротовину, которая отправит вас в гости к Карлу Великому, Хлодвигу или даже Юлию Цезарю. А может быть и далеко вперед, когда царствовать будут правнуки Филиппа де Валуа. На полсотни обычных Дорог, - заметим, известных еще со времен Египта фараонов и Месопотамии! - приходятся одна-две... Как это по-латински? Non idem. «Не знакомых», «не определенных», ведущих незнамо куда. Ваше преподобие, мы же в общих чертах обсуждали вопрос бесконечности и многообразия Универсума!
        - Обсуждали, - подтвердил Михаил Овернский. - Для чего Дороги используете вы?
        - Исследования. Изучение былой истории - летописей сохранилось мало, библиотеки имеют свойство гореть, вспомните Александрию. Зачастую Прорехи служат средством для получения выгоды.
        - Поиск кладов?
        - Включительно. Как вы уже знаете, ваше преподобие, последний раз я бывал здесь сорок один год назад, осенью 1307 года. Сейчас вернулся, чтобы продолжить начатое тогда дело и не успел покинуть Францию до начала эпидемии - нужная Дверь, то есть Дорога, закрылась. Так называемый «слепой период», tempore caeca. Пришлось искать обходные пути, другая прореха находится в Брюгге, оттуда я смогу попасть домой...
        Михаил Овернский прикрыл глаза. Он приблизительно понимал, какое значение в устах Жана де Партене приобретали слова «получение выгоды» - пришлось негласно изучить документы, находившиеся в тубусах, привезенных с собой бароном. Закладные, расписки, долговые письма богатейших торговых домов Италии, Священной империи и Ганзы. Сумма выходила немалая, если не сказать - огромная. Триста тысяч золотых флоринов только оборотные средства, не считая долговременных вкладов и расходов на поддержку предприятий в Германии: соляные и угольные шахты, медь в Тироле, ртуть и киноварь в Альмадене.
        Всего более полумиллиона. Пересчитывая из флоринов в турские ливры получается тысяч девятьсот. Однако.
        Впрочем, странные махинации мессира барона сейчас интереса не представляют. Важно другое:
        - Дороги Non idem, - подсказал брат Михаил. - Будьте добры уточнить, в чем их особенности.
        - Даже мы, зная об этом явлении значительно больше, предпочитаем туда не соваться,
        - ответил Жан де Партене. - Это дороги в никуда. В миры, для жизни человека не предназначенные и где человеку делать нечего. Я однажды попытался, чудом ноги унес. Больше того: я наперечет знаю все Двери... вернее, Дороги во Франции. Только в окрестностях Парижа их четыре, вы ведем тщательный учет, каждая Прореха описана и по возможности изучена, но никто и никогда не догадывался о Дороге находящейся собственно в Аррасе, под кафедралом, и второй червоточине в лесу Дуэ. По крайней мере у нас о них не знают. Сведения потеряны.
        - Немудрено, - сказал Рауль. - Столько веков прошло. Как вы справедливо заметили, библиотеки частенько горят.
        - Дело не в библиотеках, мэтр. Кто-то очень не хотел, чтобы Дороги атребатов в Артуа стали известны. Вначале тамплиеры, которые по словам усопшего Сигфруа де Лангра почерпнули сведения из хроник интересовавшегося местными легендами летописца времен ранних Каролингов, графиня Маго д’Артуа попытавшаяся разобраться в запретных тайнах и тем подписавшая себе приговор, потом... Потом, как я полагаю, секрет перешел к Церкви.
        Барон де Фременкур в упор посмотрел на Михаила Овернского.
        - Знали бы вы, сколько куда более опасных и захватывающих секретов хранила и хранит римская курия, - без всяких эмоций сказал доминиканец. - Не сосчитать, да я и не пытался. Верно: еще Папой Григорием Седьмым Гильдебрандом о Дорогах было приказано забыть навсегда. Не вписываются они в стройную и изящную картину мироздания. Да и лезет из них периодически... всякое. Тамплиеры ослушались: Орден Храма настойчиво и упорно искал новые Прорехи, не считаясь с возможными последствиями. Король Филипп Красивый и инквизиция храмовников уничтожили, наша конгрегация попутно конфисковала и упрятала в надежные хранилища все найденные документы, большинство посвященных отправили на костер. В итоге оказалось, недоглядели.
        - Обычное дело, - пожал плечами барон. - Не вы первые, не вы последние. Огрехи, как говорят у нас, специальных служб, вполне естественны. Допустим, победа в Альбигойском крестовом походе вовсе не означала окончательного искоренения катаризма - до сих пор манихейские секты вылавливаете, а прошло целое столетие!
        - Знаю, - недовольно бросил преподобный. - Не забудьте: с заразой умственной, с ересями и заблуждениями, борются другие. Моя задача - выжигать с корнем зло осязаемое, материальное.
        - Мадам Верене - зло? - напрямую спросил Рауль. - Если да, то почему вы с таким упорством позволяете ореаде уходить от возмездия? Даже сегодня отпустили, хотя у дона Танкреда чесались руки, как я заметил...
        - Ореада играла роль разменной монеты в людских интригах, - веско проговорил инквизитор. - От нее требовалось одно: знания, нечеловеческое волшебство, недоступные нам чувства... Какое же это зло? За что ее карать? Она достаточно наказана - мир древних уходит навсегда, надежда причаститься обычного человеческого счастья и попытаться стать частью мира людей рухнула, сплошные потери и разочарования...
        - Не забудьте главного, - тяжело сказал господин барон. - Ваш мир, такой привычный и уютный, тоже уходит навсегда. Вы все сейчас в положении ореады, и если она выбрала равнодушие и самоустранение, то у вас так сделать не получится.
        - Поясните, - коротко потребовал брат Михаил.
        - Вы были вечером во францисканском монастыре, сами рассказывали. Что там увидели?
        - Смерть.
        - Смерть чего?
        - Скорее - кого. Множество заболевших...
        - Нет, преподобный. Именно «чего». Вообразите себе, что половина, - даже больше! - христианского мира вымерла. Покинутые людьми города и деревни. Некому сеять, торговать, мастерить. Некому воевать. Некому проповедовать и служить мессы. Вот что вы увидите завтра. К лету Франция опустеет на две трети.
        - Неужели... - Рауль сглотнул слюну, - дела обстоят настолько плохо?
        - Гораздо, гораздо хуже, чем вы представляете мэтр. Вы наверняка выживете, сможете убедиться. Ад пришел на землю, Врата разверзлись. И кого сейчас, в момент всеобщей погибели, заинтересуют секреты еще день-другой назад считавшиеся такими важными, таким значительными?! Свидетелей и причастных заберет Черная Смерть, ужасы Дикой Охоты и лик Пурпурного короля заменит в людской памяти белый череп Королевы Чумы..
        - Что же вы хотите порекомендовать в качестве альтернативы?
        - Взять коней, немедленно. Покинуть город. Налегке уходить во Фландрию - как вы, преподобный, рекомендовали прочим членам Трибунала. Забыть Аррас как страшный сон.
        - Вы только что заявляли, будто не струсите, - прищурившись сказал брат Михаил. - Как в таком случае расценивать прозвучавшие слова?
        - Я реалист. Прореха в Дуэ рано или поздно закроется. Сейчас она причиняет стократ меньше вреда, чем эпидемия. Истечение чуждой силы прекратится, чудовища исчезнут.
        - Предложите что-нибудь другое, - без малейшей паузы сказал Михаил Овернский. - Я не могу бросить начатого. Это исключено.
        - Как вы рассчитываете остановить Пурпурного короля?
        Преподобный запустил пальцы под ворот рясы и вытянул за цепочку апотропей Гермеса Трисмегиста. Положил на стол так, чтобы видел каждый.
        - Подобное лечат подобным, - сказал брат Михаил. - Накопленной за века силы хватит, чтобы навсегда запечатать Прореху. Или вы мне поможете, или я займусь этим один. Повторяю: на ремне никто не тащит, вы вправе отказаться!..
        Глава девятая
        В которой архидиакон Гонилон Корбейский был взвешен, измерен и признан негодным. Но тем не менее все остались при своём.
        Аррас, графство Артуа - безвременье.

18 марта 1348 года.
        Жуткие сны терзали Рауля до самого рассвета - череда спутанных видений, в которых чередой проходили тени Альтмара Аррасского, чернокнижника и злодея, седой графини Маго, покрытого чумными язвами англичанина Арунделла. Скалили пасти лохматые оборотни, сверкали алым зрачки неведомых демонов, неслась по заснеженным полям свора Пурпурного короля, исторгалась из прорехи меж Универсумами гибельная стужа и завывал ледяной ураган...
        Мэтр проснулся со сдавленным криком: почудилось, будто в комнате находится кто-то чужой. Вскинулся, нашарил кинжал, осмотрелся. Никого. Свечи оплыли на две трети, значит наступает утро. Ставни закрыты, через щели проникает серо-синий неровный свет. Инурри, - ну надо же! - забрался на кровать и спит в ногах, свернувшись как кошка. Артотрогу сейчас тоже нелегко.
        В доме тихо, значит остальные пока отдыхают. Или...
        Или умерли. Это не так уж и невозможно - барон де Фременкур объяснял, что если
«чумные скотинки» проникнут в легкие, начнется скоротечная pneumonia, которая безусловно приведет к смерти всего за несколько часов...
        Рауль откинулся на подушки, было о чем подумать. Жан де Партене, разумеется, прав: cito, longe, tarde - надо уносить ноги. Куда угодно, хоть во Фландрию, хоть в Швецию или в Новгород, к русам. Ничего, и там люди живут, а знакомые по Парижу торговцы бывавшие в Новгороде город хвалили: мол у них там устройство по древнеримскому образцу, res publica, короля нет и пошлины низкие...
        Но если рассудить здраво, Черная Смерть добравшаяся всего за полгода от Мессины сицилийской аж до Артуа и Нор Па-де-Кале, рано или поздно придет за добычей и в норвежские фьорды, и в отдаленные восточные страны. Кроме того, бросить Михаила Овернского сейчас - это подлость, несовместимая с понятием о дворянской чести! Придется идти до конца.
        Расследование вроде бы завершено, злодеи уличены, но Рауль подсознательно чувствовал - в деле есть донельзя странные несоответствия, контрадикции, объяснить которые невозможно. И это настораживает.
        Что же достоверно известно на данный момент? Факты?
        Графство, служившее яблоком раздора между дочерью Роберта II Благородного Матильдой д‘Артуа и ее племянником Робером III, по смерти обоих осталось практически ничейным - титул и лен поочередно унаследовали «две Жанны», дочь и внучка старой графини, а всего полтора года назад владение перешло правнуку грозной Маго Филиппу де Рувр, который бывал здесь наездами и север не любил, предпочитая жить в замке Доль или Бизантикуме-Безансоне во Франш-Конте.
        В свою очередь мадам Маго д‘Артуа по смерти нелюбимого мужа Оттона IV, пфальцграфа Бургундии, если не пустилась во все тяжкие, то образ жизни вела вызывающий, открыто сожительствуя с фаворитом, Пьером д’Ирсон - впрочем, близкое родство с королевской фамилией, титул пэра Франции[Единственный случай в истории Французского королевства, когда статуса пэра была удостоена женщина.] и колоссальное богатство позволяли ей не обращать внимания на шушуканья за спиной и мнение ревнителей нравственности.
        От этой связи в 1302 году и появился на свет младенец, тайно крещеный в Аррасском кафедрале Сен-Вааст, а затем отправленный на воспитание в Корбейский монастырь августинцев, что в лесу Фонтенбло южнее Парижа. Матушка, жившая в столице, пристально наблюдала за взрослением и образованием насквозь незаконного, но любимого чада и сделала всё, чтобы будущий архидиакон начал карьеру на церковном поприще - тогда ни о каком наследовании и речи не шло, поскольку были живы дочери, Жанна и Бланка Бургундские (впоследствии обе ставшие королевами) и сын Роберт.
        Примерно в это же время Пьер д‘Ирсон познакомил Маго со своей «племянницей» Беатрисой и приблизил ее к двору графини, что имело самые непредсказуемые последствия в будущем.
        Странная родственница мессира Пьера обладала качествами незаурядными: она не менялась с возрастом и словно бы не старела, проявляла неслыханные познания в областях, для благородной дамы предосудительных, но в политике жизненно необходимых - составление не оставляющих следов ядов, чарование на зеркальце, предсказания на крови и прочие гоэции, весьма заинтересовавшие бы Святейшую инквизицию.
        ...Ничего, в сущности, особенного: некоторые представители «старых рас» предпочитали медленному угасанию в безвестности и одиночестве жизнь в сообществе людей, причем жизнь активную, под человеческой личиной. Достаточно вспомнить римского поэта Вергилия, который доказанно являлся одним из олимпийских полубогов, обладавшим чудодейственной силой, что ясно отражено в недавней «La Divina Commedia» Данта Флорентийца!
        То же вышло и с ореадой: как она познакомилась с Пьером д’Ирсон и завоевала доверие сенешаля осталось неясно, но Рауль догадывался: магия Древних. Маго оценила способности дамы Беатрисы, приблизила к себе и безусловно догадывалась о природе дара новой любимицы. Всё бы ничего, но молодой прелат Гонилон из Корбея, постоянно бывавший при дворе матушки, положил глаз на сказочно красивую ореаду. Начался бурный роман, вполне достойный описания трубадурами куртуазным слогом в какой-нибудь лирической поэме.
        Маго д’Артуа этому увлечению решительно воспротивилась: ее сын не может вступать в связь с... С демоном. Человеческое и не-человеческое несоединимо!
        Как оказалось, вполне соединимо. У Беатрис д’Ирсон родился сын названный Гийомом, что привело Маго в бешеную ярость - осквернение благородной крови не прощается! Страшно подумать, что за ублюдок появился на свет от человека и существа волшебного!
        Старая графиня внезапно и беспричинно скончалась 27 октября 1329 года в Париже. По убеждению высшего света и судя по кое-каким косвенным признакам она была отравлена Беатрисой д’Ирсон, доминиканский капитул принял решение об аресте наперсницы Маго и начал следствие по делу о maleficia, но Беатриса неожиданно исчезла. Поиски (в них был заинтересован сам король) результата не дали.
        Зимой на 1330 год дом на Иерусалимской улице в Аррасе купила некая мадам Матильда Верене, обеспеченная купеческая вдова. Связать уродливую мещанку с блистательной придворной Маго не сумел бы самый дотошный следователь Трибунала. К тому времени Гонилон стараниями матушки уже получил архидиаконскую кафедру и отныне мог видеться с ореадой беспрепятственно, пускай и тайно.
        Дело оставалось за малым: вернуть себе права на Артуа. Любым способом.
        Способ был: завладеть секретом, о котором поведала Гонилону, а до того графине Маго, ореада - Дороги атребатов и то, что они скрывают.
* * *
        - Вы понимаете, что натворили? - брат Михаил, ночью услышав от ореады эту историю, схватился за голову. - Сколько веков на белом свете живете? Могли бы изучить людскую природу! Знать, что высокие чувства всегда, - повторяю, всегда! - будут принесены в жертву власти, богатству и тяге к запретному плоду! Немногочисленные святые, как исключение из правила, только подтверждают аксиому!
        - Не кричите, - без всякого выражения сказала Древняя, принявшая облик дамы Беатрисы. - Я так надеялась не ошибиться...
        - Подите с глаз моих долой, - рявкнул преподобный. - И на досуге поразмыслите, во сколько жизней обошлась ваша необоснованная надежда! А ну постойте! Кто такой Пурпурный король?
        - Бог, - не обернувшись бросила ореада. - Для вас он - substantia божественной природы. Подобная Церунносу, Эпоне или Таранису галлов.
        - Еще не легче... Ступайте же! Теперь вы, - Михаил Овернский хищно обернулся к де Лангру. - Как и когда была отверста Дорога?
        - После Пасхи прошлого года... В июне.
        - Девять жертвоприношений в Пасхальные праздники - ваших рук дело?
        - Да. Гонилон где-то отыскал список летописи Аррасского командорства тамплиеров с полным описанием обряда.
        - Какого еще обряда? - возмутился Жан де Партене, но умолк, повинуясь решительному жесту доминиканца.
        - То есть вы признаете, - с нажимом сказал брат Михаил, - что в мае прошлого, тысяча триста сорок седьмого года, вместе с подручными самым зверским и бесчеловечным образом умертвили девятерых христиан?
        - Вы еще добавьте «во славу дьявола и бесовских сил», - зло огрызнулся комтур. - Сойдет для протокола и показательного процесса! Да, да, да! Прирезали вонючее быдло как свиней, тела разъяли, сердце и печень съели! Устраивает ответ?
        - Съели? - упавшим голосом переспросил Рауль.
        - Да бросьте, - преподобный скривился. - Его милость де Лангр преувеличивает, наговаривая на себя. Открою жуткую тайну: страстишка храмовников к обрядовости, внешней стороне дела, наводящим дрожь ритуалам сыграла с комтуром злую шутку. Объяснить, почему?.. Помните историю гигантского оборотня из Виварэ? Мэтр, я же вам подробно рассказывал! Зверь появлялся в Жеводане и Маржериде раз в несколько десятилетий, затем снова исчезал на долгие годы. Зная о Дорогах, я первым догадался поднять хроники Виварэ и окрестных монастырей за последние четыре века. Проверил, сопоставил. Чудовище приходило через каждые пятьдесят семь лет. Причина?
        - Цикличность открытия Прорехи, - не раздумывая ответил барон де Фременкур. - У нас такое называется «прорывом». Когда с той стороны на Землю проникает... Чужое. Иногда случайно, иногда с намерением поохотится.
        - Великолепно! Оставалось вычислить точные сроки и развернуть облаву на Зверя! Облава, что ни говори, удалась на славу. Вернемся, однако, в настоящее. Мессир де Партене прав: для открытия Врат не требуются кровавые жертвы и ритуальные языческие пляски. Достаточно одного человека, способного шагнуть на ту сторону. Человека со способностями привратника.
        - Аргуса, - шепотом подсказал барон.
        - Но... - комтур, как казалось, окончательно запутался. - В хрониках командорства ясно сказано - девятерых за семь пасхальных дней... Не верю!
        - Вас обманули, - углом рта усмехнулся преподобный. - Спровоцировали. Сыграли на любви к тайному знанию. Только зря испачкали руки невинной кровью и погубили собственную душу. Как же вы оказались предсказуемы!.. Дальнейшее всем известно: Прореха отверзлась, началось аристотелевское взаимопроникновение миров. Interferencia. Отсюда неслыханные случаи помешательства, одержимости и безумия в округе. Чуждая энергия, сводящая с ума людей и оживляющая покойников, потихоньку распространялась. Когда число необъяснимых и жутких случаев переросло все мыслимые пределы, ученый схоластик при Сен-Ваасте Бенедикт сообщил в Авиньон. Кардинал де Бофор назначил в Артуа чрезвычайный Трибунал. В итоге все мы сейчас находимся здесь... Танкред!
        - Слушаю, ваше преподобие.
        - Будь столь любезен, избавь нас побыстрее от общества мессира де Лангра. По размышлению, в исповеди и причастии я ему отказываю, - сказал брат Михаил. - Эх, отлучить бы вас еще и от Церкви, комтур, - дабы отправились напрямую в геенну, - да нет ни времени, ни желания мараться... Бог рассудит. Прощайте.
        Танкред ди Джессо молча потянул из ножен иглу-стилет.
* * *
        - В последнее время мы стали свидетелями множества самых отталкивающих и необъяснимых чудес, - заявил брат Михаил на кратком утреннем совещании в кабинете мэтра. Решался важнейший вопрос: что предстоит делать прямо сейчас и какова диспозиция? - Каюсь: мною была совершена непростительная ошибка, повлиявшая на ход рассуждений и итоги расследования. Я не сумел разделись «свое» и «чужое», если угодно - смешал агнцев с козлищами. И только Бледный всадник, - Смерть явившаяся мессиру Ознару! - вольно или не вольно подсказал правильный ответ: «Четверо, но не пятеро»! Отличи принадлежащее нам, от пришедшего извне!
        - Можно подробнее насчет агнцев и козлищ? - попросил Жан де Партене. - Я ничего не понял.
        - Отгадка лежала на поверхности, протяни руку да возьми. Вильгельм Оккам остался бы мною недоволен - я всё переусложнил, полагая, что Моровая дева, к примеру, и Дикая охота имеют общую природу, общий исток. Ничего подобного! Призрак Косаря, Дева, идущая по колено в лесных кронах, пахучий Альдаберон в Кале - это чудовища наши, принадлежащие сотворенной человеческой Вселенной! Моровую деву, предвестницу великих эпидемий, видели в прежние времена неоднократно, вспомним Прокопия Кесарийского. В свете происходящего, появление Девы в Артуа вполне объяснимо...
        - А ведь верно, - растерянно проговорил Рауль. - Следовало догадаться! Косарь, порождение войны - война продолжается! Откуда в Кале появился демон? Проще простого: его вызвал какой-нибудь полоумный колдун, не сумел удержать в магическом кругу. Тварь сбежала, предварительно разорвав неудачливого некроманта на мелкие кусочки - вполне возможно, нечисть жила среди смертных не один год, а то и десятилетия!.. Причем Альдаберона вернули в преисподнюю экзорцизм и святая вода, как и всякого беса явившегося в смертный мир!
        ... - Тогда как на живого мертвеца, содержавшегося в Речной башне, обряд изгнания, окропление и серебро не произвели ни малейшего впечатления, - согласно подхватил преподобный. - Одновременно, вы не усмотрели в феномене никаких следов колдовства и чернокнижия, так? Подчеркну - нашего чернокнижия. Откуда мы знаем, какими силами обладают гости оттуда, из-за Грани, и какова природа этих сил?
        - Оборотни, - напомнил Рауль. - Перевертыши, которых мы видели в Вермеле! Пурпурный король мог набрать верных слуг без затруднений, достаточно воздействовать на первых попавшихся людей своей энергией! Оттого-то оборотня убили обычной рогатиной не используя серебро! Но почему тогда Вермель был окутан шлейфом черного колдовства, имевшего безусловно земную природу? Сотворенного человеком?
        - Вскоре мы это выясним, - убежденно ответил доминиканец. - Собираемся, мессиры. Жак, посеребренное оружие и кольчуги обязательны.
        - Не впервой, ваше преподобие.
        - Позволите участвовать? - осведомился барон. - В серьезном бою я окажусь бесполезен, рана еще не зажила, однако сумею прикрыть на расстоянии... Своими методами.
        - Какое-то оружие из ваших времен? - поинтересовался брат Михаил. - Впрочем, меня это не касается. Если полагаете, что в силах - не возражаю. На всякий случай возьмите у Жака самострел, он не тяжелый, стрелы с серебряными наконечниками. Умеете обращаться?
        - Разумеется.
        - Дивно. Мессир Ролло, позовите девицу Фаст. Боюсь, ее участие необходимо, пускай я и не могу одобрить участие женщины в столь опасном предприятии.
* * *
        Город производил удручающее впечатление. Потеплело, улицы затянуты белесой туманной дымкой. Под ногами хлюпает, сырость моментально оседает на одежде, капли стекают по лицам. Солнца не видно, свет неровный и колеблющийся, создающий иллюзии бесплотных теней, невесомо скользящих вдоль стен зданий. Ставни поутру никто так и не распахнул.
        Колокола звучат приглушенно, причем на некоторых церквях звонить и вовсе перестали
        - умолкли звонницы святой Клары Ассизской и храма Трех Царей, удары на кафедрале редки и слабы. На фоне абсолютного безлюдья и гнетущей тишины похоронные звуки колоколов навевают даже не уныние, а чувство глубокой обреченности.
        - Можно было бы объяснить отсутствие прохожих на улицах ранним часом, - вполголоса говорил преподобный, - но по моим ощущениям вот-вот наступит терция. Значит должны открыться лавки, обязаны ходить молочники и угольщики... Никого. Плохо дело, господа мои, хуже некуда...
        - Не приближайтесь, - предостерег шевалье де Партене, углядев мертвеца на углу с улицей Огюстен. - Видимо, умер вчера вечером... Назад!
        Покойник шевельнул рукой, пальцы с почерневшими ногтями заскребли по смерзшемуся снегу. Ноги дернулись будто в судорогах, послышался тихий стенающий звук, не присущий ни единому известному живому существу.
        - Узнаёте, мэтр? - брат Михаил повернулся к Раулю. - Речная башня, а? Явления одного порядка, не правда ли? Стоит поторопится: город мертвецов я еще способен представить, но при мысли о том, что умершие предпочтут упокоению в могиле бродячий образ... Кхм... Не говорить же «образ жизни»? Идемте!
        Встретили и нескольких живых - по дороге к дворцу архидиакона таковых оказалось целых четверо. Накрепко спятившая старуха, возглашавшая пришествие Антихриста во плоти, пьянющий бенедиктинский монах, с трудом переставлявший ноги и, в отличие от обуянной эсхатологическими предчувствиями старицы, напевавший что-то фривольное и предосудительное для лица духовного, а так же двое сержантов в синем с лилиями, которые - невероятно! - занимались делом: вели под уздцы понурую лошадку, запряженную в волокушу на полозьях, нагруженную мертвыми телами.
        - Благослови Господь, - инквизитор привычно сотворил крестное знамение.
        - Только на милость Его и уповаем, - ответил бородатый сержант. - Что ж делается, преподобный брат?..
        Кратко обменялись новостями. Городской прево заболел, его замещает шателен замка короны мессир де Бональ. На службу не вышли девятеро, дурной знак - смертей несчитано, многие умирают дома. В храмах отменены службы, госпитальеры перестали принимать покойников в «Божий дом» - говорят, везите за стены, сваливайте в полях, будем потом хоронить в общих могилах. У францисканцев...
        - Я знаю, что у францисканцев, - угрюмо ответил брат Михаил. - И в других аббатствах. Смерть охотнее разгуливает там, где больше всего людей.
        Обиталище преосвященного не было обнесено даже символической оградой - кого страшиться с собственном городе? Фасад и впрямь напоминал Новый дворец в Авиньоне: сдвоенные островерхие башенки над главным входом, зубчатые стены сложенные из обычного для Арраса желтого песчаника, деревянные скульптуры в глубоких нишах, защищающих от ветра и непогоды.
        Верно как-то заметил Михаил Овернский: Гонилон чувствует себя в городе этаким маленьким Папой, вершителем и созидателем, приближенным к Сферам Небесным больше, чем любой другой... Действительно, чего ему не доставало?
        Серьезной охраной архидиакон за последние годы не озаботился: во-первых, прелаты Святой Матери-Церкви a priori неприкосновенны, во-вторых, кто посмеет обидеть добряка и благодетеля, пусть даже имеющего несколько более широкие взгляды на мораль и статус священнослужителя? Кто без греха - пусть первым бросит камень!
        За дворцом приглядывал пяток сержантов прево, обходивших близлежащие улицы с бoльшим усердием, чем обычно, и только. Теоретически, сопротивление могла оказать прислуга, но один-единственный Жак (не говоря уже о сицилийцах или Ролло фон Тергенау) разобрался бы со смердами не вынимая клинок из ножен.
        Тем не менее следовало быть настороже: опасность в виде мордоворотов с острыми железками в руках предсказуема и обыденна, - эка невидаль! - остерегаться надо совсем другого...
        - Весьма предсказуемо, - пожал плечами брат Михаил, - Двери заперты, за звук колокольчика и стук никто не отзывается, собаки во дворе не лают. Неужели сбежал?
        - Собаки? - Рауль вдруг замер. - Вы сказали - собаки?
        - Да, а что собственно?..
        - Вы же часто бывали во дворце архидиакона! Где охотничьи собаки? Дворовые псы? Кошки? Как Гонилон передвигается по городу? На мессу в Сен-Вааст, например? Упряжь? Библейский ослик? Вспоминайте!
        - На носилках, паланкин, - очень медленно, будто заворожено произнес доминиканец. Понял, о чем говорит мэтр. - Ну конечно же! Домашняя скотина на дух не переносит черное колдовство и его носителей! Лошади, собаки, коровы! Тогда как полудикие твари вроде фуро к магии совершенно безразличны! Мэтр, поздравляю! Вы гений!
        - Чересчур туго соображающий гений, - признался Рауль. - И мне до сих пор неясно, почему я не чувствовал принадлежащее человеку колдовство, хотя постарался самым тщательным образом изучить город?
        - Я не смогу ответить на вопрос, пока мы не попадем внутрь. Арриго, ты у нас обучен подобающим дисциплинам? Предоставляю полную свободу действий.
        - Ваше преподобие, - невозмутимо ответил сицилиец, - может быть вы и привыкли входить в замки важных особ через парадные ворота, но в любом таком дворце имеется множество дверей попроще. Кухня, помещения для прислуги, конюшня... Да, конюшни здесь не видно, зато есть крытая галерея ведущая в цистерцианскую женскую обитель. Ровно через дорогу. Соблагоизволите последовать за мной?
        - Von Stierlitz, James Bond, Mata Hari, - непонятно проворчал барон де Фременкур.
        - Тоже мне, герои. Профессионал опознается по наиболее простым решениям...
        - Что? - оглянулся брат Михаил. - Окажите любезность говорить по-французски, будет лучше если каждый из нас поймет друг друга с полуслова...
* * *
        Решение пройти через аббатство цистерцианок было не самым удачным. Привратники из числа мирян сгинули, в коридорах никого, трапезная пуста и холодна - не топили с вечера. Преподобный, дабы подтвердить возникшие подозрения, заглянул в церковь обители, пробыл под сводами нартекса несколько мгновений и вышел обратно с ничего не выражающим застывшим лицом.
        - Они собрались в храме, - глухо сказал Брат Михаил. - Некоторые еще живы, но помочь мы, конечно, ничем не можем...
        Его архидиаконское преосвященство в сущности оказался редкостной гнидой: преграждавшая галерею тяжелая дверь цельных дубовых досок с фигурной оковкой была заперта изнутри - Гонилон, почуяв неладное, полностью изолировал свое жилище от внешнего мира, включая монастырь. Арриго ди Джессо, поплевав на ладони, выбрался из стрельчатого окна крытого перехода на пологую крышу и проник в коридор со стороны дворца. Было слышно, как он поругивается на мессинском диалекте: пришлось растаскивать старую мебель, которой дополнительно подперли двери.
        - Осада долго не продержалась, - съязвил Жак. - Ваше преподобие, дополнительных распоряжений не последует?
        - Никаких, - покачал головой Михаил Овернский. - Убивать только тех, кто попытается напасть. Гонилон нам нужен живой во что бы то ни стало. Рауль, используйте все ваши умения, предупреждайте о самом мимолетном дуновении колдовства!
        - Пока ничего особого не замечаю, - сказал мэтр. - Знаете куда идти? Я бывал только в приемной и гербовом зале.
        Поворот к хозяйственным помещениям, за ними библиотека и лестница вниз к внутреннему двору-атриуму с покрытым ледяной коркой имплювием. Людей не видно, хотя штат прислуги у аррасского викария был немалый, едва не четыре десятка. Разогнал всех? С него станется...
        Двоих вооруженных холуев нашли в зале для приемов, том самом, где происходил памятный Раулю quodlibet. Пикнуть не успели - сицилийцы утихомирили обоих, пускай и не до смерти: поваляются до полудня и встанут, лишь голова поболит денек-другой. Слева за возвышением для архидиаконского кресла проход в жилые покои.
        - Ищите, - приказал брат Михаил. - По двое, в одиночестве не ходить!..
        Роскошный кабинет пуст. На пюпитре для писца валяются нераспечатанные свитки, стол украшен блюдом литого золота с засыхающими остатками гуся на вертеле - преосвященный в домашней обстановке строгим предпасхальным постом пренебрегает. Ай-ай-ай, как нехорошо! Какой грех!
        - Человек несовершенен, - констатировал очевидное преподобный, в ответ на иронический шепоток барона де Фременкур. - Но по мне, так лучше бы Гонилон умер исключительно от обжорства - век-другой в чистилище и отправляйся себе в райские кущи... Ролло?
        - Нашел, - сказал вышедший из-за бархатных занавесей баварец. Вид деловитый до невозможности: с ленцой протирает тряпицей короткий изогнутый кинжал для ближнего боя, меч так и не обнажил. - Спальная. Оставил под надзор мессира Танкреда, от него не сбегут. Пожелаете взглянуть?
        - Сбегут? - уточнил преподобный. - Гонилон не один? Сколько их там?
        - Сейчас - двое. При архидиаконе старый августинец, мерзкой рожею смахивающий на нильского зверя крокодила. Безоружны, сосудов с ядом при себе нет, мы проверили. Третьему я, прошу прощения, перерезал глотку - незачем было бросаться с дагой на мессира ди Джессо, при этом громогласно богохульствуя и оскорбляя достоинство дворянина.
        Михаил Овернский быстро взглянул на Рауля. Мэтр только руками развел - нет никакого вредоносного колдовства, хоть ты тресни!
        Действительно, у входа в опочивальню преосвященного темнеет лужа багровой крови, возле стены валяется труп. Сам Гонилон полусидит на высокой постели, вид болезненный - покрасневшие слезящиеся глаза, кожа бледна и в испарине, дышит тяжело. Чума? Нет, вроде не похоже...
        Поодаль застыл монах в белом, секретарь - на безобразной физиономии выражение презрительной надменности, будто и не по его душу пришли неприветливые господа с клинками на поясах. Рядышком бдит Танкред, готовый моментально пресечь любое неблагочиние пред ликом брата Михаила.
        - Прише-ел, - хрипло протянул Гонилон, с трудом остановив блуждающий взгляд на преподобном. - Пришел, змий...
        - Нездоровится? - с участием в голосе осведомился доминиканец. - Неужто Господь смилостивился, позволяя вам умереть своей смертью?
        - Ictus, удар, - подсказал мэтр. - Видите, repens paralysis vultus ac brachii - частичный паралич. Судя по всему, апоплексия не тяжелая и вызвана душевным волнением...
        - Что же так расстроило достопочтенного прелата? - сказал Михаил Овернский. - Неужели зрелище, открывшееся ему в аббатстве по соседству? Мы побывали там, новости самые неутешительные: к сексте у цистерцианок не останется живых вовсе. В городе положение ничуть не лучше, ваше преосвященство... Или прикажете титуловать вас светлейшим графом Артуа?
        Гонилон промычал что-то неразборчивое, но явно оскорбительное.
        Рауля не оставляло престранное чувство. Казалось, будто в опочивальне находится кто-то еще, потаенный и незаметный, укутанный в плащ-невидимку Гаруна аль Рашида! Необъяснимо, но мерещится чужое дыхание, легчайшее движение воздуха касается щек, неизвестно кто смотрит в спину... Да и брат Михаил недоуменно озирается по сторонам, положив ладонь на грудь, где находился апотропей Трисмегиста.
        Неизвестная магия? Или нечто другое?
        Жанин, постоянно находившаяся под ненавязчивой опекой Жака, тоже забеспокоилась - ведьма соединила пальцы левой руки в замысловатую фигуру, шепнула под нос несколько словечек на непонятном языке, - точно не латынь, не французский и не фламандский, - пахнуло морозцем и...
        Мэтр, от которого никто не ожидал эдакой прыти, среагировал первым: углядев боковым зрением внезапно появившуюся человекоподобную тень, Рауль свершил прыжок, сделавший бы честь спартанцу Хионису, который, если верить древнегреческому летописцу Юнию Африкану Секстию, с места преодолел расстояние аж в пятьдесят две ступни. Едва не промахнулся, но все-таки сцапал невидимку за ворот и повалился набок, потянув его за собой. Свободной рукой попытался дать оплеуху, однако цели не достиг.
        Невзрачного человечка словно выдернуло из некоей соседней реальности - полное впечатление, что с небес спустился солнечный луч, осветив скрытое в тумане.
        Ростом не высок, но и не карлик. Не молодой, однако и не старый. Лысым не назовешь, но волосы редкие, как пух. Лицо какое-то слишком уж обыкновенное, не запоминающееся, без единой черты индивидуальности.
        Серенький! Соглядатай, не раз преследовавший Рауля!
        Подоспел Арриго: нагнулся, хватил могучей ручищей Серенького за плечо, поднял на ноги. Встряхнул для острастки.
        - Круг замкнулся, не так ли? - брат Михаил поморщился и встряхнул головой, сбрасывая наваждение. - Мессир Пертюи, если не ошибаюсь? В новой ипостаси, благо прежняя давно сгорела на площади Мадлен? То-то Рауль Ознар прежде никак не мог понять, что за странным волшебством вы владеете, любезный! Никакое это не волшебство, а способности «привратника», или как выражается господин барон - аргуса. Жанин, благодарю за очень своевременную помощь...
        - Он все время стоял на пороге, - прошептала ведьма. - На границе. Его не было ни там, ни здесь. Граница скрывала сущность надежнее любого заклятия. Я попыталась изгнать его оттуда...
        Преподобный вопросительно посмотрел на Жана де Партене: добиться от Жанин вменяемых объяснений невозможно по причине необразованности, но барон-то человек многоученый!
        - Теоретически, - осторожно сказал мессир де Партене, тщательно подбирая слова, - такое возможно. Если пространства соседних миров могут смешиваться, то не исключается и противоположное: нахождение живого существа в нескольких сопряженных реальностях одновременно. Крайне сложно растолковать, науку об искривленном пространстве создадут еще очень нескоро!
        - Ну и ладно, - легко согласился преподобный. - Тот, кто открыл для преосвященного Гонилона и его сообщников Дороги перед нами - права была графиня Маго, утверждавшая, что от нелюдя и человека с врожденными способностями к колдовству может народиться незнамо какой бастард... Бегство души из тела - объяснимо, мать все-таки ореада. Дар «привратника»? Прорехи для Древних привычнее чем нам, людям, обычные дороги проложенные между городами! Но почему, почему именно лес Дуэ? Именно Пурпурный король? Именно Ipar lurra, Снежная бездна?
        - Тебе лучше знать, - с трудом, но вполне четко произнес Гонилон. - Змея, ядовитая змея, пригревшаяся у авиньонского трона...
        - Оскорбления не делают вам чести, преосвященный, - сказал брат Михаил.
        - Ты, ты, ты, - упрямо твердил архидиакон, пытаясь сосредоточить взгляд на доминиканце. - Ты всё это устроил, демон, твоя рука вела!.. Твоим старанием разверзлась бездна, ибо сказано в Писании: «Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною»...
        - Abyssus abissum invocat, - громко сказал барон де Фременкур. - Беда не приходит одна, в иносказании. Где-то я такое уже слышал однажды. О чем он, преподобный?
        - Все случившееся за последний год, - тяжело сказал молчавший доселе августинец, - свершилось по воле его преподобия. Мессир де Го, вы не удосужились рассказать это даже своим верным псам, которые за вас бросятся в огонь и воду? Если чувство стыда вам знакомо доселе, возможно и спасете душу.
        Братья-миряне остались непроницаемо-бесстрастны, Жанин Фаст, как непосвященная в детали расследования, ничего не поняла. Жан де Партене лишь воздел очи горе, всем видом показывая - не моё это дело, мессиры. И вмешиваться я не собираюсь.
        - Но... - заикнулся Рауль. - То есть как «свершилось по воле»? Брат Михаил?
        - Так и свершилось, - прохрипел Гонилон Корбейский. - Я догадался совсем недавно, уразумел, кто ввел в искушение, кто подталкивал и направлял...
        - О, вы преувеличиваете, - отмахнулся доминиканец. - Никто никого, как вы изволили выразиться, не «направлял». Достаточно было подбросить вам и Сигфруа де Лангру, за которым, - отдельно замечу! - надзор никогда и не прекращался, отдельные документы, конфискованные Трибуналом многие годы назад и вы сами всё сделали. Абсолютно без постороннего участия. Моя задача - взять вас с поличным, что и произошло. Хотя, увы, слишком поздно.
        - То есть, - потрясено сказал мэтр, до чьего разума наконец-то начало доходить, в центре какой именно интриги он оказался, - вы были осведомлены с самого начала? Что тех девятерых, которых... Которых убили люди де Лангра на смерть обрекли вы?
        - Нет, драгоценнейший Рауль Ознар, - серьезно ответил преподобный. - Все преступления они совершили по своей свободной и неотъемлемой от сотворенного Господом человека воле. Преосвященному, комтуру де Лангру, рыцарю Одилону я не отдавал приказов.
        - Однако, знали, чем это может закончится!
        - Знал, - кивнул брат Михаил. - Вернее, предполагал. Отчего не предотвратил? Да потому, что бороться с явным, не имеющим ни смущения, ни замешательства злом, воплощенным в делах человека куда проще, чем с недоказанными подспудными и тайными мыслями и намерениями!

«Несоответствия, да, - отрешенно подумал Рауль. - Эти чертовы контрадикции, о которых я вспоминал утром! Как же задешево меня купили, поманив словом «тайна», подсунув якобы неразрешимую загадку! Мозаика сложилась, как и предсказывал Ирсул Бен-Йосеф! Преподобный, изучая старые протоколы по следствию Тампля, наткнулся на конфискованную хронику командорства в Бребьере, поднял дело на Сигфруа де Лангра, сопоставил со свежими донесениями и бросил приманку - попадутся или нет? Попались, разумеется... С легкостью необычайной. Оставалось подыскать человека знакомого с магическим искусством, - добро пожаловать, мэтр Ознар! - и начать следствие об откровенной чертовщине, происходящей в отдаленном северном графстве! При этом отлично зная откуда и как появилась означенная чертовщина - не полностью, конечно, не в подробностях, но все-таки зная! Прекрасно разыгранный спектакль, трагедия в духе Эсхила, Софокла и Эврипида в мистических декорациях!.. Боже милостивый, каким я оказался дураком!»
        - Что вы на меня уставились, будто паломник на святые мощи? - спросил Михаил Овернский. - Полагаете, я обязан был рассказать всё? С самого начала? Открыться человеку неоднократно попадавшему в поле зрения инквизиции? Балующемуся гоэцией? Да, мне был необходим знающий советник в этой сфере, предполагалось, что Дороги напрямую связаны с магией, колдовством - надо благодарить барона де Фременкур за развеянное заблуждение... Я не мог и не имел права полностью довериться вам, мессир Ознар. Надеюсь, вы успели изучить меня достаточно, чтобы понять: я вообще никому не доверяю. Особенности ремесла.
        - Но...
        - Изволите чувствовать себя оскорбленным? Обиженным? Одураченным? Тем не менее осиное гнездо мы разворошили, да еще какое! Неуемное тщеставие Гонилона, наложившееся на гордыню разума и тягу к запретному плоду ложно раскаявшихся храмовников, череда невероятных случайностей, непредвиденное вмешательство сил потусторонних... Неужели думаете, что всё пройденное - зря?
        - Чума на оба ваших дома, - только и ответил мэтр.
        - Здесь вы правы как никогда, - согласился преподобный. - Вспомните, что мы видели в замке Вермель?
        - Следы обряда, - сказал Рауль.
        - Именно. Обряда жуткого, нечеловеческого... Но почему именно там? Кого вспомнил Одилон де Вермель перед смертью, желая убить своими руками? Я вам объясню. Мы вытрясли из исповедника мессира Одилона прелюбопытные сведения, и плевать на Четвертое правило Латеранского собора! Оказывается рыцарь собирался идти к нам, в Трибунал. Когда понял, в какой трясине очутился, хотел донести. А донести он жаждал о том, что кое-кто, - брат Михаил указал на алебастрово-бледного архидиакона, - восхотел провести сатанинский обряд подчинения, для которого потребны невинные души. Гонилон, вы и впрямь считали, что сможете подчинить Пурпурного короля?
        Преосвященный не ответил.
        - Молчите? Единственный кто был способен хоть как-то воздействовать на Свору, направлять её - Гийом Пертюи, порождение ваших чресел. Он словно бы стоит на ступень ближе к этим существам из-за Грани, одновременно находясь в их Универсуме и здесь, в обители грешных смертных. Пурпурный король не нападал на замок Вермель. Было достаточно, чтобы Свора появилась ночью под стенами, промчалась мимо, а дальше... Дальше в дело вступили люди. Госпитальеры под командой Сигфруа де Лангра.
        - Оборотень, - напомнил Рауль. - Ликантроп из свиты Пурпурного короля. Как он там оказался?
        - Мессир Пертюи? - инквизитор повернулся к Серенькому. - Откройте нам этот небольшой секрет, терять все равно нечего...
        - Ловишь смерда, сажаешь в клетку, - отрывисто и без эмоций сказал мэтр Гийом. - Оставляешь клетку на несколько дней возле Прорехи. Когда тело пропитается силой, проникающей к нам оттуда, начинаются превращения. Не обязательно волк. Любой зверь. Тогда нам повезло. Голодного ликантропа выпустили, он свое дело сделал. Загрыз привратника. Остальное просто.
        - Куда уж проще, - вздохнул брат Михаил. - Вы с де Лангром и присными устроили в замке бойню, учинили кровавый ритуал и сделали так, чтобы подозрения пали на Дикую охоту - вот откуда аура черной магии и дохлый ликантроп... Рауль, вы доселе полагаете, что именно я держу первенство в области коварства и злодейств?
        - Я бы их всех прикончил прямо здесь, - подал голос Жан де Партене. - Вспороть животы до самой хребтины, как баранам на бойне. Предварительно подвесив за ноги. Согласуется это с честью дворянина или нет, меня ни в малейшей степени не волнует.
        Преподобный жестом подозвал Танкреда.
        - Связать. Связать так, чтобы сам дьявол не распутал. Барон, вы утверждали, будто человек переболевший чумой, второй раз не заразится?
        - В большинстве случаев так и происходит.
        - Очень хорошо, я не желаю рисковать своими людьми, отправляя их к пораженным чумой. Братья миряне доставят его бывшее преосвященство и брата-августинца к храму обители цистерцианок. Вас не затруднит перетащить обоих в церковь и оставить перед алтарем? В обществе, так сказать, паствы? Пускай проведут оставшиеся им часы или дни в молитвах и покаянии.
        - Нет, нет, - зашипел Гонилон. - Убейте сразу!
        - Не надо принимать меня за бездушное чудовище, - холодно сказал Михаил Овернский.
        - Я даю вам уникальную, исключительную возможность спасти душу, а возможно и жизнь: кто знает, вдруг вы не восприимчивы к чуме? Но если желаете, дозволю его милости барону де Фременкур выполнить свои угрозы. Как баранов? На бойне? Отказываетесь? Во-от, видите - лучше призрачная надежда, чем страшная определенность... А господин Пертюи отправится с нами. Разбирательства с его персоной мы еще не закончили.
* * *
        Предусмотрительность его преподобия была достойна всяческой похвалы - еще прошлым вечером, когда самое страшное только начиналось, братья-миряне вывели из конюшни коллегиаты Девы Марии принадлежащих Трибуналу верховых лошадей, спрятав их на заброшенном хуторе в полумиле к востоку от города. Там же оставили седельные сумы с припасами - было ясно, что возвращаться в монастырь нельзя.
        - Идите домой, заберите деньги и самые необходимые вещи, - втолковывал Раулю брат Михаил, едва комитива покинула опустевший дворец архидиакона. - Ничего лишнего! Барон, вы предпочтете сопровождать нас до конца или откланяетесь? Насколько я вижу, здоровье позволяет вам сесть в седло и уехать прочь...
        - Остаюсь, - вздохнул Жан де Партене. - Не могу пропустить финал! Гоните - не уйду!
        - Прекрасно, - кивнул доминиканец. - Тогда помогите собраться мэтру Ознару и сразу отправляйтесь к Тиллуа, это по Камбрайскому тракту, совсем рядом. Там раньше жил графский лесничий, дом сгорел, но кое-какие хозяйственные постройки остались - Рауль знает, где это. Место считается «нехорошим», а нам - в самый раз, поскольку люди сейчас опаснее любой нечистой силы.
        - Если вы хотите отыскать Дорогу, - пробормотал Рауль, - то чем вас не устраивает Прореха под кафедралом? Она ведет в точности туда, куда нам требуется!
        - Туда, да не совсем, - туманно ответил брат Михаил. - Ступайте, я надолго не прощаюсь. Шевалье де Партене, присмотрите за мэтром, я на вас полагаюсь.
        Дом на Иерусалимской встретил хозяина тишиной и полумраком. Слуги не появлялись, печи никто не топил. Мадам Верене из своих комнат судя по всему не выходила.
        - Пойду оседлаю чубарого, - сказал господин барон. - Конь сильный, отлично выученный, поедете на крупе. Убедительно прошу вас, Рауль, не берите с собой книги, зелья или сундук с амулетами. Cito, longe, tarde. Ноги бы унести! Оружие, золото, походный костюм, плащ на меху. Этого вполне хватит. Жизнь дороже.
        - Уговорили, - слабо улыбнулся мэтр.
        Вот и закончился краткосрочный, но донельзя насыщенный событиями период владения доставшейся от щедрот Трибунала аптекой. Счастья и достатка имущество умершего, воскресшего и снова готовящегося умереть Гиома Пертюи не принесло, а ведь была искра надежды, что жизнь наконец-то устроилась, брат Михаил вот-вот поймает злодеев, распрощается, уедет себе в Авиньон и навсегда позабудет о промозглом захолустье Нор Па-де-Кале.
        Позабудет? Крайне сомнительно - «особенности ремесла», как изволил заметить преподобный. По должности забывать не положено.
        - Уходишь? - грустный Инурри сидел на лавке в углу. Темно-серое пятно с двумя янтарными глазами. - Несчастливый дом. Всегда был несчастливым. Забери меня с собой.
        - Забрать? - изумленно переспросил Рауль. - Артотроги искони были привязаны к жилищу, к людям обитающим в доме...
        - Что ты о нас знаешь? - в Инурри немедля проснулась обычная сварливость. - Люди..
        Людей здесь скоро не останется. А ты уцелеешь.
        - Откуда тебе знать... - начал было Рауль, но домовой перебил:
        - Мы не живем там, где нет живых. Так возьмешь с собой?
        - Ну... Хорошо, возьму.
        - Поторапливайтесь, - вскоре в комнату заглянул Жан де Партене. - Время, время!
        - Нерожденный, - без тени приязни процедил артотрог. - Не существующий.
        - Или ты заткнешься, - оборвал готового к долгой тираде домового Рауль, наскоро застегивавший пуговицы колета, - или брошу здесь, вместе с мадам Верене. Хочешь?
        - Так обязательно таскать с собой мелкую домашнюю нечисть? - нарочно поддел барон. Инурри, увидев показанный мэтром кулак, сдержался и промолчал. - Впрочем, как угодно. Готовы? Едем!
        Застоявшийся чубарый пофыркивал и мотал головой, предвкушая дальнюю дорогу - створки ворот конюшни распахнуты, тянет морозным ветерком и...
        - Дым, - безошибочно определил мессир де Партене. - Гарью смердит. Очаг остался без присмотра, искра попала на поленницу, дальнейшее предсказуемо. Видывал я пожары в небольших городках, отстроенных в основном из дерева - зрелище малоприятное.
        Барон утвердился в седле, протянул руку Раулю, помогая забраться на спину чубарого позади. Инурри наоборот, усадили переднюю седельную луку - так удобнее, артотрог может держаться пальчиками за гриву коня и никого не стеснять.
        - Полагаю, обстановка ухудшается стремительно, - говорил барон, направляя чубарого вверх по Иерусалимской, к площади Мадлен и базилике Сен-Вааст. - Дело к полудню, а людей не видно. Звонить практически перестали.
        Рауль непроизвольно глянул назад - почудилось, будто чей-то взгляд сверлит спину. Точно, приоткрылась ставня в хозяйском крыле дома, в полутьме белеет округлый лик ореады. Решила все-таки попрощаться, пускай безмолвно. Мэтр чуть кивнул и отвернулся - Древним не место среди людей, вмешательство ореады в человеческие жизни привело к тому, к чему привело. Неизвестно, как могли сложиться судьбы всех участвовавших в этой истории, не приведи однажды Пьер д’Ирсон в свой дом ослепительную красавицу Беатрису...
        - Та-ак, поворачиваем, - Жан де Партене отвлек Рауля от невеселых мыслей. - Мэтр, с географией города я не знаком. Подскажите, какой выезд всегда был самым тихим и малолюдным?
        Впереди, у башни Льевен и одноименных городских ворот было не удивление оживленно. Телеги, крытые повозки, несколько всадников, десятка три пеших. Для кажущегося вымершим Арраса - настоящее столпотворение! Похоже, обыватели наконец-то осознали грозящую опасность и начали спасаться бегством.
        - Лучше не представлять, сколько среди них зараженных, - продолжил барон. - Мэтр, вы слышали вопрос?
        - Налево вдоль городской стены, - сориентировался Рауль. - Ворота Сент-Этьен, их ремонтировали последнее время, мост частично разобран, но лошадь пройдет. Неизвестно, открыты ли створки...
        - Рискнем.
        Риск оправдался: в западной части Арраса было тихо, кордегардия Сент-Эьтен пуста, надзора никакого. Достаточно поднять рычагом засов, оттолкнуть тяжелую створку и выйти на дорогу ведущую к Дуплану и далее на Амьен.
        - Держитесь, - предупредил шевалье де Партене, - пойдем рысью. Если не ошибаюсь, надо забирать южнее в сторону Камбрэ?
* * *
        - С кем я только за время трудов на церковном поприще не общался, - сокрушенно покачав головой сказал брат Михаил. - Короли, епископы, Папы, ересиархи, колдуны, раввины и сарацинские имамы! Поддельщики папских воззваний и булл, продавцы фальшивых индульгенций, мнимые паралитики, не дающие людям проходу на каждой церковной паперти, расстриги, удравшие из монастырей, торговцы чудотворными мощами, лжеисповедники! Не говоря уже о бесчисленной и многообразной нечисти!
        - Жалуетесь? - спросил Рауль.
        - Недоумеваю. Я, Тьерри де Го, в священстве Михаил д’Овернь, папский инквизитор с исключительными полномочиями, завершаю дело в обществе колдуна, человека из иной реальности, деревенской ведьмы, домового и потомка мифического волшебного существа, полукровки от ореады и человека! Не знаю, смеяться или плакать.
        - Переоблачаться надо, - с ужасающим прагматизмом сказал верный Жак. - Извините, преподобный, но для конного перехода верхом ряса ордена святого Доминика подходит меньше всего...
        Бывший охотничий домик, - вернее, небольшой хуторок за городом, - в сложившихся обстоятельствах выглядел уютным и безопасным убежищем. Крестьяне и впрямь обходили его стороной: лесничий его графской милости здесь не то прирезал, не то отравил (поговаривали еще - повесил на вздернутых оглоблях) свою не то любовницу, не то законную супругу уличенную в неверности, а домишко затем подпалил - давно дело было, два десятилетия как.
        Сохранились однако хлев, конюшня, пристройка для прислуги, колодец и сеновал - крыши прохудились, дерево потемнело, но в прежние времена строили на совесть. А уж появляется тут призрак невинноубиенной девицы или нет, разницы никакой: на любую неупокоенную душу найдется свой экзорцизм. Опасности никакой - самое подходящее место, чтобы переждать бурю.
        Брат Михаил вышел к собравшимся у костерка в дворянском: коричневая мягкая кожа, шаперон и клинок на боку. Сразу обратился к Раулю:
        - Чтобы не возникало прежних досадных недомолвок, мэтр... Помните, когда прошли через Прореху под Сен-Ваастом, то очутились на престранно выглядящем капище. Божий Круг, дубы-гиганты, черепа на крюках, тотемы напоминавшие животных? Что сказал тогда Жак?
        - Другой воздух, запахи, звуки, - уверенно ответил Рауль. - Хотя мы оказались неподалеку от Арраса, в лесу Дуэ.
        - Далеко и близко одновременно, - подняв палец заявил преподобный. - Расстояние несерьезное, миль пятнадцать-двадцать. Другое дело - эпоха! Увидев одну из мертвых голов, - человек был принесен в жертву недавно! - мы оба сделали категорически неверный вывод: некая секта, действующая в наши времена, проводит богомерзкие обряды. Я сразу же подумал на Сигфруа де Лангра и его молодцев, тогда как следовало разобраться. Жанин?
        Ведьма посмотрела на брата Михаила с опаской, будто ждала неприятностей.
        - Жанин, когда это было? Насколько давно? Куда вы нас отправили?
        - Atrebate, - коротко ответила девица Фаст. - Commios, un rix gaulois.
        - Ясно, - вздохнул преподобный. - Языческая Галлия и один из ее богов. Любопытнейший ребус! Рауль, королева Селена, наверняка воздействующая на нас через сознание Жанин подарила разгадку, а мы не заметили!
        - Мне было видение, - торопливо сказал Рауль, вспоминая. - Цезарь, Тит Лабиен и Коммий... Вот где взаимосвязь! Четверо, но не пятеро! Галлия! Дева Пресвятая, все святые, апостолы и отцы Церкви - это же Таранис!
        - Ну наконец-то, - снисходительно усмехнулся брат Михаил. - Таранис, языческое божество галлов, громовержец и psychopompe, проводник душ! Тот, кто переправляет мертвых в мир иной! Оказывается, он для нашего мира чужак! В языческие времена запросто вылезал из Червоточин, принимал жертвы, подпитывался их energia и уходил обратно! Атребаты и беловаки знали о нем, могли умилостивить! Потом знания потерялись, наступила христианская эра, о божестве забыли! Мессир Смерть был определенно недоволен - Пурпурный король забирал наше. Земное.
        - Рsychopompe, - обалдело повторил барон де Фременкур. - Погодите, молчите! Рауль, ни слова - одна ваша фраза снизит IQ целого графства наполовину!
        - Что снизит? - не выдержал мэтр.
        - Человеческая душа, как доказано, имеет энергетическую и volnovuyu природу, - скороговоркой тараторил мессир де Партене, мешая французские слова с выражениями пришедшими из необозримого далека. - Таранис эту энергию после человеческой смерти забирает и akkumuliruet - цели нам не ясны, он же с другой планеты! Из сопредельного мира, если вам так понятнее! Бродячие мертвецы? Ликантропы? Массовые помешательства? Да от него же fonit! Распространяются эманации, выплескиваются волны, миазмы!
        - Сумел разобрать ровно половину ваших речений, но судя по горячности, с которой вы их произнесли - правда найдена?
        - Ну да! Да! Еще как найдена! - взвыл барон де Фременкур. - Доказательство чужой разумной жизни, способной взаимодействовать с человечеством в той или иной форме! Энергетический паразитизм? Вряд ли, Таранис являлся богом галлов веками, народ процветал и преумножался! Значит, что-то забирая для себя, они - а Таранис наверняка не один! - способны делиться с нами!.. Чем? Эти законченные кретины, Гонилон, де Лангр и присные, сумели открыть Дорогу и позвать забытого Тараниса к нам, обратно! Но не дали ему ничего - не знали, что дать! А он брал, что находил! Не понимая, плохо это или хорошо для нас!
        - Знали, - прошелестел Серенький, связанный по руками и ногам. Гийома Пертюи сицилийцы оставили в дальнем углу, при этом не спуская с пленника глаз. - Человечьи души. Замок Вермель. Те девятеро.
        - Вероятно, я ошибся дважды и трижды, - скривился преподобный. - Этого аспекта предусмотрено не было. Значит, жертвоприношения - не преступная глупость де Лангра и не выдуманный тамплиерами ритуал... Что ж, пусть так. На-конь, мессиры! Навестим Тараниса в его собственном логове! Пускай я и предпочел бы остаться в нашем - безопаснее.
        - Всё шутите, - буркнул Рауль.
        - А вы предлагаете рыдать, мэтр?! На-конь, мессиры! В лес Дуэ! Туда, где истинная дорога к Таранису!
        Арриго ди Джессо подвел к Раулю гнедого Инцитатуса - вот надо же, коняга уцелел в этом вселенском катаклизме, а внимательные и исполнительные братья-миряне не позабыли, о любимце мэтра.
        Гийома Пертюи отправили в двуколку - итальянское новшество, колеса поставлены на ressort, особые пружины смягчающие ход. Присматривать на Сереньким доверили девице Жанин Фаст - не поедет же она верхом? Дамского седла в запасе нет.
        Солнце так и не показалось из-за низких облаков. Цепочка всадников и следовавшая за ними двухколесная повозка, запряженная метисом фландрийского тяжеловоза и кастильца вышли на Камбрайский тракт - пустынный, благодаря подтаивающему снегу сизо-серый с густо-изумрудными купами ельников.
* * *
        Такие встречи всегда случаются на перекрестках. Перекресток - символ разветвления и схождения, соединения неких отдаленных друг от друга областей. Символ всеобщей связи всего и вся, вечности, вытекающей из одного сосуда и вливающегося в иной. Крест - знак мира христианского, католического, существующего вопреки всем горестям и бедствиям.
        Поедешь прямо - окажешься в Дуэ, затерянном среди диких лесов городке. Направо будет Камбрэ, княжество-епископство Священной Империи. По левую руку будет Сент-Омер, Бетюн и затем бушующее побережье Английского пролива. Главное не повернуть назад - в умирающий Аррас.
        - Тише, тише аллюр! - Жак первым углядел неладное: кавалькада спускалась по холму вниз, к соединению дорог, отмеченному установленным еще при Филиппе-Августе гранитным крестом. - Шагом! Преподобный, глядите-ка! Нас встречают!
        - Почему я их вижу? - брат Михаил перекрестился. - Невидимое видимо!.. Рауль?
        У мэтра дыхание перехватило - верно! Со стороны Камбрэ медленно приближался Khloros - Конь Бледный, с наездником в седле: знакомый изжелта-зеленоватый плащ цвета разложения, нечеловечески длинные руки с костистыми пальцами, сжимающие поводья. Наброшенный капюшон, скрывающий лицо.
        Всадник Четвертой печати. Смерть.
        От Дуэ подходил второй - Пурпурный король. Могучий конь, фиолетово-черная мантия, корона о девяти зубцах. Позади, полумесяцем, следуют чудовищные звери - не псы, не волки, похожее, но что-то другое.
        Третий. С севера, там где находилась гавань Кале. Скакун ярко-ярко рыжий, почти красный. Всадник необычайно красив - золотые волосы, алый плащ, гордая стать. Обнаженный меч в руке.
        - Барон, вы их тоже видите? - очень быстро спросил преподобный. - Каждого?
        - Д-да, - чуть заикнувшись сказал Жан де Партене. - Я могу поверить в Тараниса, существо пришедшее к нам оттуда, но... Эти?
        - Тот лиловый, в короне, - Инурри потрогал Рауля за сжатые на узде пальцы, пытаясь привлечь внимание, - чужак. Txar! Убей его! Он хуже нерожденного! Мы помним таких, у нашего народа долгая память!
        - Отходим на галопе, - хрипло сказал Жак. Танкред, Арриго и Ролло обнажили мечи с серебрением. - Эти твари нам не по зубам, ваше преподобие!
        - Молчи, - приказал брат Михаил. - Уберите оружие. Нечисти, порожденной адом, здесь нет. Разве что Пурпурный король, но если это и дитя преисподней - то не нашей! Они хотели встретиться? Я готов. Мессиры, позвольте мне сделать это одному. Это мой крест.
        - До конца так до конца, и будь что будет! - рыкнул барон де Фременкур. - Я же себе никогда не прощу, если... Если не узнаю!
        - Будь что будет! - неожиданно подхватил Рауль Ознар. - Я не могу остаться в стороне!
        - Тайны? Знание? Желание прикоснуться к неведомому? - усмехнулся брат Михаил. - Но потом не жалуйтесь, что прикоснулись к тому, о чем смертному человеку лучше не знать. Жак! Вы остаетесь здесь! Что бы ни произошло, не вмешиваться! Я почему-то уверен, что вас они не тронут. Вы для таких важных персон не более, чем пыль на дороге.
        И пришпорил коня.
* * *
        Пурпурный король, Таранис, галльский бог, чинно стоял в стороне - понимал, что он тут не хозяин. Всадник Бледный и Всадник Рыжий неторопливо совещались, нимало не стесняясь подъехавших к ним людей.
        - Мессир Смерть, - учтиво говорил Рыжий, - Сейчас кругом твоя власть. Что решишь?
        - Решаю не я, мессир Война, - донеслось из-под капюшона Бледного. - Я лишь исполняю Его Волю. Равно как и ты. Смертные сами решат. Было бы что предложить?
        - Предложи им, брат.
        - Ты, - Смерть без раздумий вытянул длиннющую руку, указывая на брата Михаила, - Ты, обвиняющий прочих в преступном желании знаний, и сам тайно их алчущий! Чего хочешь?
        - Познания истины, - твердо сказал преподобный. - Истины божественной. Незамутненной дьявольскими искажениями.
        - Пусть будет так, - кивнул Смерть и обратил кромешную тьму, клубившуюся под капюшоном к Раулю: - Чего желаешь ты, книжник?
        - Молчи, молчи! - шикнул Инурри, прятавшийся под плащом мэтра. - Нельзя с ним говорить!
        - Ничего, - без раздумий ответил Рауль Ознар. - Просить что либо у Смерти?
        - Ты сказал, - ответил Бледный. - А ты, барон... Фременкур? Или как мне тебя называть? Я еще не знаю твоего имени, поскольку ты не рожден. Но просить ты вправе
        - исполню, когда появишься на свет.
        - Удачи, например, - после короткой паузы и безусловно оторопело сказал Жан де Партене. - Я не знаю. Я просто не знаю кто вы такие!
        - Слово сказано - удача, - наклонил голову Смерть. - Взять его назад не получится. Мессир Война, что дальше?
        - Решить судьбы остальных причастных, - сказал великолепный всадник на рыжем коне.
        - Свое вознаграждение смертные получили, осталось запечатать Дорогу. Эй, там, приблизься!
        Молчаливый Пурпурный король чуть тронул коня шпорами. Выехал к обоим Всадникам.
        Насмерть перепуганный Рауль Ознар почувствовал, как под рукой сжимавшей клинок начало пульсировать чем-то теплым, горячим, обжигающим. Тамплиерский значок
«алеф», закрепленный на гарду!
        - Тебе здесь не место, - грозно сказал мессир Война Пурпурному королю и указал на Бледного. - Нельзя похищать то, что исконно, от рождения мира связано с другим, тебе не властным. Уходи с миром.
        - Ereoy tohran stanew okulasa, - пророкотал Пурпурный. - Loer onekar oota.
        - Его отдадут, - согласно кивнул мессир Война. Обратился к преподобному: - верните то, что ему принадлежит.
        Брат Михаил, насколько бы не было ему жутко, высоко вытянул руку, сделав несколько жестов из набора безмолвных приказаний, принятых в рыцарской коннице. Очень скоро с холма спустился Жак - поперек седла связанный Гийом Пертюи, за седлом, обхватив грудь телохранителя его преподобия обеими руками - девица Жанин Фаст.
        Гийома сбросили под копыта лошади короля.
        - Кровь этого, - в голосе мессира Смерть слышалась нескрываемая брезгливость, - откроет Дорогу. А женщина - пусть возвращается домой.
        - Домой? - вскинулся Рауль. - То есть как?
        - Это там она королева, - вежливо разъяснил мессир Война. - Здесь эта женщина всего лишь часть бывшего величия, воплотившаяся в смертную плоть. Таранис, мы с тобой рассчитались?
        - Uyoosadh, kwohoran.
        - Ну так прощайте.
        - Прощайте, - ведьма Жанин Фаст остановилась у стремени Рауля. - Я слишком надолго застряла здесь, у вас, и слишком долго искала дорогу домой...
        - ЧТО?? - задохнулся мэтр. - Вы? Это вы?..
        - Отчасти, - деревенская ведьма преображалась в королеву Селену, изменяя облик. - Все происшедшее - случайность. Я лишь помогла вам... Прощайте, Рауль Ознар!
* * *
        На перекрестке осталось окровавленное тело Гийома Пертюи - Пурпурный король не побрезговал спуститься на землю и вонзить меч ему в сердце. Затем, подхватив сияющую серебристо-голубыми иномирными лучами королеву Селену пустил коня в галоп, исчезнув в снежных вихорьках.
        Бледный и Рыжий не попрощались - молча пустили лошадей рысью. Четверть мили спустя к ним присоединились еще двое. Всадники на вороном и белоснежном коне. Мессиры Смерть, Война, Голод и Мор пустились в бесконечное странствование по свету. Им предстояло много трудов.
* * *
        - В седла! - скомандовал брат Михаил. - Всё кончено! Рауль Ознар, отчего вы на меня опять смотрите волком?! Ожидали эпического сражения добра со злом? Кровавой битвы Жизни со Смертью, сущего с не-сущим? Должен разочаровать: великие приключения всегда заканчиваются именно так банально и бескровно - кровь не для великих! Все остались при своих! Наша задача - спастись! Быстрее, к вечеру мы обязаны оказаться во Фландрии!
        ИТОГ
        - Отдайте мне амулет, - просил барон де Фременкур. - Рауль, эта крошечная подвеска явно из их мира, если она способна чувствовать приближение существ оттуда. Эта вещь бесценна.
        - Я так и не услышал, что вы предложите взамен, мессир де Партене.
        - Многое предложу. Будущее. Мир описанный Роджером Бэконом. Знания, накопленные почти за семь столетий. Чудеса мысли и инженерии, которые вы даже представить не можете! Рауль, вы не женаты, близкие родственники умерли, в этом мире вы ничего не достигнете и здесь вас ничто не держит! Скажу по секрету: у нас нет инквизиции и никто не запрещает изучать. Нужны только деньги.
        - У меня в кошеле двадцать ливров и одиннадцать денье.
        - Деньги будут. Много. Очень много. Решайтесь!
        - Кажется, меня снова покупают. Один раз я обжегся - при всем уважении к Михаилу Овернскому...
        - Да, покупаю. Мне необходим человек с нестандартным мышлением и вашими способностями. У нас таких давно повывели. Настаивать, однако, не буду.
        - Хорошо, я решился, - ответил Рауль. - Не думайте, что так запросто - было время подумать о том, что вы рассказывали. Пусть вскользь, пускай коротко и неясно. Но как попасть к вам, барон? На вашу сторону?
        - Завтра мы можем оказаться в Брюгге. Там - Дорога. А далее... Далее вечность!
* * *
        Михаил Овернский принял мученическую смерть в 1358 году, в одной из областей Византии захваченной сельджуками - турки распяли его «на камне», вбив в лодыжки и предплечья железные штыри, пригвоздив к огромному валуну неподалеку от Бергамы. Чтится местным святым, познавшим истину Божественную.
        Жака турки пронзили стрелами, когда он пытался защитить миссию доминиканцев и своего патрона.
        Брат Ксавьер д‘Абарк и остальные добрались до аббатства в Остерзеле. Простуда Ксавьера оказалась всего лишь простудой. Документы об Аррасском деле были переданы в курию по окончании эпидемии в 1352 году. В XVI веке бумаги затерялись.
        Крестьянин Кловис из Леклюза в 1349 году вторично женился на девушке из деревни Эрвийё, у них было девять детей. Выживший сын Кловиса от первого брака погиб при штурме Орлеана Жанной д‘Арк.
        Братьев-мирян после Великой Чумы разбросало по свету - Ролло фон Тергенау остался на службе инквизиции, братья ди Джессо участвовали во Столетней войне на службе короля Франции, Танкред дослужился до сенешаля города Труа.
        Как сложились судьбы иных - неизвестно.
* * *
        Весной 1348 года в Аррасе, графство Артуа, от чумы умерли 8012 жителей из 9310. Немногие бежали из города. Частично Аррас был уничтожен спонтанно возникшими пожарами. Город начали восстанавливать только двенадцать лет спустя.
        В общей сложности из-за эпидемии Черной смерти королевство Франция потеряло около двух третей населения, что стало чудовищным ударом по цивилизации христианской Европы. Косвенные потери неизвестны.
        Чума ушла в Скандинавию, где произвела неслыханные опустошения, затем на восток. Во Пскове выжили всего двое.
* * *
        В 2011 году неподалеку от Дуэ, в округе Син-Ле-Нобль, земли фермеров были скуплены за огромные деньги зарегистрированной в России корпорацией «Новосибирский технопарк». Директором французского филиала стал некий Рауль Ознар д’Артуа.
        Артотрога Инурри мэтр, как и обещал, взял с собой.
        Туда. К ним.
        КОНЕЦ
        ОТ АВТОРА
1. Несколько слов в финале.
        Скажу сразу: я абсолютно разделяю точку зрения польского писателя Анджея Сапковского касательно книг, наполненных «непонятной» или малоизвестной читающей публике терминологией - «Автор считает, что нет большего удовольствия, чем самостоятельно копаться в словарях, справочниках и энциклопедиях, и лишать Читателя этого удовольствия не годится».
        Особенно это актуально в отношении исторической или околоисторической литературы, которая, как известно, в значительной мере несет еще и образовательную нагрузку - не спорю, изучать историю по «Трем мушкетерам» или «Графине де Монсоро» А. Дюма занятие неблагодарное, но в любом случае названные романы дают хотя бы общее представление о событиях, происходивших в XVI-XVII веках, в отличие от невероятно распространившегося за последние два десятилетия «квазиисторического fantasy» с обезличенными «баронами», «замками», мечами» и «доспехами».
        В книгах данного жанра авторы даже не пытаются достичь минимальной «литературной достоверности» - зачем? Каков смысл утруждать себя, если издатель напрямую требует (цитирую лично мне знакомого директора крупного и вполне успешного издательства):
«...Побольше действия, крови, ну и лихая любовная линия, конечно!» Всё. Больше ничего не надо! А потому в таких книжках мы наблюдаем стандартную схему, где главгерой двигается из точки А в точку Б с целью спасения мира, попутно рубя в капусту любого неприятеля, трахая всех встречных красоток и требуя в кабаках исключительно «вина и жареного мяса» (ничего другого крутые герои, понятное дело, не едят и не пьют).
        Банальное описание природы (ручейки-рощицы, птички-бабочки) и всё начинается снова
        - заколдованный круг. Только когда «лихая любовная линия» (не взирая на толпы помянутых встречных красоток) подходит к логическому финалу, отмечаясь вздохами при луне и «внутренним сиянием в глазах», том fantasy-сериала заканчивается, чтобы плавно перетечь в следующий, где история эпических странствий начнется заново без каких-либо изменений.
        Никого не тошнит от такой, извините, литературы? Меня тошнит.
        Предоставим слово петербургской писательнице Елене Хаецкой, признанному мастеру как добротной fantasy, так и исторического романа:

«Быть хорошим читателем - это большое искусство. Человек должен уметь прочитывать кодировки текста, расшифровывать книгу. Писателей часто призывают “подумать о читателе” - сделать книгу как можно более примитивной и побольше кровищщи. Я этого делать категорически не буду и другим не советую. Я верю в читателя и верю, что люди, которые умеют читать по-настоящему, не переведутся еще очень долго. Может быть, вообще никогда».

«Охранитель» (другое название «Хроники Арраса») исходно задумывался как
«средневековая зарисовка» к циклу «Наследник», где, как вы знаете, завязка одной из основных сюжетных линий происходит в начале XIV века, а именно осенью 1307 года. Однако, взявшись за разработку текста я никак не предполагал, что накрепко застряну в эпохе первого короля Франции из династии Валуа. Средневековые декорации предполагают как минимум наличие базовых знаний в данной области: слава Богу, я ими обладаю, поскольку темой увлекаюсь уже больше десяти лет.
        Тут же возникла вторая проблема: если сюжет строится вокруг инквизиционного следствия, то необходимо разыскать все доступные сведения о работе тогдашних
«органов» - а Sanctum Officium в те годы являлся вполне развитой и отлаженной службой «государственной безопасности» с самой широкой сферой деятельности: от цензуры и «информационных войн», до физического искоренения ересей и сект - позднейшая демонизация инквизиции не умаляет ее заслуг в том, что Европа долгие столетия оставалась единой христианской общностью, успешно противостоящей арабской и турецкой экспансии и многочисленным лжеучениям.
        Пресловутая «охота на ведьм», должен заметить, в большей мере порождение
«прогрессивных» протестантизма и Реформации, пускай этот факт не слишком известен и вызывает неприязнь у отдельных индивидуумов, полагающих протестантские деноминации чуть ли не «вершиной христианского развития»...
        То же самое и с «магией» - давайте помнить, что «чудесное» для человека древности было такой же обыденностью, как автомобиль, компьютер или сотовый для нас с вами. Вспомним, что появление Жеводанского оборотня в 1764-67 годах вызвало настоящую панику в Оверни, а ведь речь идет о просвещенном XVIII веке, временах Вольтера, Дидро и Фонтенеля! Мифологический менталитет во времена угасания Капетингов и ранних Валуа был куда сильнее - ворожба, волшебные существа, чудодейственные амулеты в сознании обитателя Средневековья являлись неотъемлемой частью Универсума. Доходило до того, что «отрицание колдовства» стало наказуемым - нельзя ведь отрицать очевидное. Попомнишь тут известный постулат о том, что истинная и твердая вера делают объект верования материальным!
        Впрочем, речь сейчас о другом. Работа в историческом пласте подразумевает использование соответствующей терминологии и если разъяснять каждое непонятное слово, вспоминать об истоках того или иного события, описывать биографии государственных и церковных деятелей, переводить все латинские цитаты и т.д., то к книге придется писать второй том комментариев. Посему я и привел выше цитату из А. Сапковского - всё, что не разъяснено автором, можно запросто узнать самостоятельно: эти сведения есть в тематической исследовательской литературе, да и Интернет, как универсальную и богатейшую библиотеку, еще никто не отменял.
        Касательно же «кровищи», «лихих любовных линий» и прочей «обязательной» шелухи требуемой некоторыми не самыми добросовестными издателями (и неприхотливыми читателями), то я лучше напомню слова Максима Горького. Он писал, что есть два типа подхода к созданию литературы и прессы для народа. Буржуазный подход - это стараться опустить тексты до уровня читателя, и второй подход, советский, - поднять читателя до уровня литературы. Советские писатели и журналисты, - считал Горький, - должны поднимать читателя до уровня понимания настоящей литературы и вообще серьёзных текстов. Современные издатели же зачастую не опускаются до наличного уровня читателя - они активно тянут этого читателя вниз.
        Я так поступать не собираюсь. Повторяю: любая литература, даже развлекательная, должна нести еще и образовательную нагрузку.
        А потому - перейдем к некоторым пояснениям, касающимся «Охранителя».
2. Денежная система Франции XIV века.
        По присоединению к 1230 году к Франции Анжу и Турени Людовик Святой (король был весьма разумный и хозяйственный, плюс с экономически грамотным правительством) провел финансовую реформу, поручив чеканить национальную валюту от имени короны аббатству Сен-Мартен в городе Туре (монахи и раньше этим занимались, но под руководством Анжуйский династии, обосновавшейся в Англии, причем монета ходила не только в английских владениях на континенте но и собственно в королевским домене Франции - еще с 1203 года, по указу Филиппа-Августа).
        При Людовике IX турский ливр становится основным расчетным средством королевства Франция с золотым содержанием 8,27 грамма золота или примерно 489 граммов серебра (фунт - отсюда и позднейшее название английской монеты). Деление на мелкую монету шло по двадцатиричной системе: турский ливр равен 20 су (солей) = 240 денье = 480 оболов. Теоретически, из одного фунта чистого серебра чеканилось 240 монет весом около 1,4 грамма, но в связи с инфляцией и войнами содержание драгоценного металла постоянно менялось.
        Разные короли выпускали разные золотые монеты - вес, размер и номинал могли существенно отличаться (полтора ливра, два ливра и т.д.). Тем не менее эталоном оставался турский ливр (впоследствии франк). Золотое содержание ливра установлено королем Людовиком Святым - 8,271 г. Затем, к 1640 году и появлению очень дорогого луидора содержание собственно ливра снизилось до 0,619 г.
        Поскольку хождение золота было ограничено хотя бы по причине дефицита металла и
«дорогие» монеты оставались привилегией обеспеченного дворянства, клира и серьезных корпораций (начиная от тамплиеров и заканчивая торговыми домами Барди, позднейшими Фуггерами и т.д.) основу обращения составляло серебро в самых разнообразных обличьях. Стандартом являлась монета «денье» (denier) - в подражание римскому денарию, а это название в свою очередь появилось от латинского «decem»,
10, так как денарий состоял из 10 ассов.
        Десятиричная римская система была изменена на двадцатиричную - удобнее считать из расчета по мере веса «фунт». Соответственно из одного фунта серебра чеканились 240 монет весом 1,3/1,4 грамма.
        Денье - это всегда 1/240 ливра (франка). Все прочие разменные монеты большего или меньшего номинала увязывались на стандартный денье турской чеканки. Разница с парижской чеканкой: ливр паризис равнялся 1? турского ливра или 25 турских солей, то 1 парижский соль равнялся 15 турским денье, а 1 парижское денье - 1? турским денье.
        Различных серебряшек выпускалось множество, до пятидесяти наименований и обличий. Например Gros a la Couronne - с изображением короны, стоимостью 22 денье или Blancs aux trois Fleur-de-Lis - монета «с тремя лилиями», стоимостью 8 денье. Упомянутая в тексте популярная монета «гро турнуа» стоила 12 денье.
        Так что же можно было купить за эти деньги? С учетом, что государственное жалование начинающего адвоката в середине XIV века составляло 2-3 ливра в год, а королевского судьи крупного города 17-20 ливров? (Прочие заработки юристов составляли благодарности от клиентов). Данные приводятся по ценам до «Великого голода» 1318 года и, уж тем более, до глобальной катастрофы Черной смерти 1348 года, окончательно обрушившей экономику Западной Европы.
        В 1269 году различные боевые лошади, купленные для крестового похода Людовика Святого на ярмарках Шампани и Бри (Бар-сюр-Об, Ланьи, Провэн), стоили в среднем 85 турских ливров, но это, вероятно, были очень ценные животные, иногда привозимые из Испании и Апулии.
        Общая стоимость боевого, парадного и упряжного коней для графа Робера II Артуа (отца графини Маго) составляла 470 турских ливров. Но Робер был очень богатым человеком и мог позволить себе такие огромные траты.
        За 1 ливр можно было снять этаж дома в крупном городе на полгода с учетом обслуживания (питание, прачки, место для лошади в конюшне).
        Ежедневное жалование хорошо вооруженному солдату из простолюдинов - полтора-два турских денье (в состоянии войны, в мирное время - меньше).
        Путешествие дормезом (вроде хорошо оборудованного дилижанса с печкой и кроватями) от Парижа до Авиньона - 26 денье. Но это сьют-классом (из хроник архиепископа Руанского ездившего так в Авиньон).
        Кувшин красного вина нового урожая в приличном кабаке или на постоялом дворе - половина денье. Если с горячей пищей и ночевкой - один-полтора.
        Корзина яблок на рынке - четверть обола. Молочный поросенок - два-три денье. Дойная корова - больше гро-турнуа.
        Стакан черного перца горошком - два-три гро турнуа, на юге дешевле, на севере дороже. Специи вообще стоили сумасшедшие деньги. При том, что обычные европейские приправы - мята, чеснок, лук и проч. - копеечные.
        Перепродажа деревни с домами и жителями другому феодалу - от сотни ливров и выше.
        Купить собственный дом в два этажа (вторичный рынок недвижимости) - 8-10 ливров, если очень хороший и «с нуля» - до 25-30 ливров.
        Построить боевой замок (с полной инфраструктурой, имеется в виду знаменитый Шато-Гайар), 45000 турских ливров, а с учетом инфляции за два столетия получаются все 60000.
        - Государственный бюджет королевства Франция в 1307 году - около 750000 ливров.
3. Климатический оптимум и Малый ледниковый период.
        Существует обязательный миф сопровождающий Высокое Средневековье - эпоха почему-то воспринимается как царство ветра-холода-сырости. Достаточно вспомнить фильм
«Король Лир» режиссера Г. Козинцева: я, конечно, понимаю стремление режиссера нагнать ужасов и трагичности, но в «Лире» (да и многих других фильмах) можно наблюдать сплошную климатическую катастрофу. Словом, Средние века традиционно воспринимаются как одна огромная грязная лужа.
        А тем временем к 1000 году Североатлантический регион нагрелся до такой степени, что переизбыток продовольствия при сравнительно малой плотности населения привели к неслыханному демографическому взрыву XI-XII веков, да так, что «лишних» людей пришлось массово сплавлять в Крестовые походы на протяжении чуть не трехсот лет.
        Давайте вспомним Эрика Рыжего (Eirikr rau?i ?orvaldsson), которого примерно в 980 году со скандалом выперли из Исландии за гнусный характер и бандитизм в составе устойчивой группы - теоретически, можно устроиться на континенте, но Эрик вместе со чада и домочадцы почему-то отправился на северо-запад и нашел там землю которую назвал «Гренландией», сиречь «Зеленой землей». Несколько лет спустя Эрик подбил еще несколько семейств на переселение - викинги ценили удобства, вряд ли они стали бы колонизировать голые скалы с ледником, как Гренландия выглядит сейчас. Никакая она в XXI веке не «зеленая», а серо-буро-снежная.
        А вот к началу 1300-х годов и случилась «климатическая катастрофа», сведений о которой до нас дошло предостаточно - летописцы того времени очень любили описывать погодные неурядицы, так что через 700 лет можно почитать о наступлении «Малого ледникового периода» (МЛП) почти в любой хронике: после традиционно теплого лета
1311 года последовали четыре хмурых и дождливых лета 1312 -1315 годов. Сильные дожди и необыкновенно суровые зимы привели к гибели нескольких урожаев и вымерзанию фруктовых садов в Англии, Шотландии, северной Франции и Германии. В Шотландии и северной Германии прекратилось виноградарство и производство вин.
        Бокаччо упоминает, что снег выпадал ДАЖЕ в Италии - неслыханное дело! Из-за резкого и внезапного похолодания случилась первая глобальная катастрофа XIV века -
«Великий голод» 1315-17 годов, последствия которого не расхлебали вплоть до 1322. Цены на хлеб в Лотарингии взлетели на 320%. В августе 1315 король Эдуард II Английский остановился в Сент-Олбансе и для свиты не могли найти в округе хлеба! В это же самое время Людовик X попытался снова вторгнуться во Фландрию, но поля были
«настолько сырыми», что армии пришлось отступить.
        Посевное зерно, ясно, использовали в пищу, отчего восстановить сельское хозяйство удалось только спустя 5-7 лет. По современным оценкам вымерло 10-15% населения Европы (то есть около 8-12 миллионов при общей численности в 75-80 миллионов). И это был лишь самый первый в череде системных кризисов XIV века - через двадцать лет придет Черная смерть.
        В упомянутой Гренландии начали наступать ледники, летнее оттаивание грунтов становилось все более кратковременным, и к концу века здесь прочно установилась вечная мерзлота. Приблизительно в 1350 году было оставлено Западное поселение. В
1378 году было упразднено епископство в Гардари. Последнее письменное свидетельство о гренландских поселенцах - церковная запись о браке - относится к
1408 году; начиная с этой даты, никаких прямых свидетельств не существует. Потомки хулигана Эрика Рыжего вымерли. И вымерзли.
        В России тоже было невесело - «Никоновский свод» упоминает о «дождливых летах» начала XIV века, но пик Малого Ледникового пришелся на конец XVI и начало XVII веков. В 1601, 1602 и 1604, когда морозы ударяли в июле-августе (что приводило даже к ледоставу на Москве-реке!), а снег ложился в начале осени. Впрочем, эта эпоха нас не интересует.
        А вот до 1300 года было очень тепло и сухо, что и способствовало сельскохозяйственному буму и экономическому процветанию, сменившемуся длительной депрессией XIV-XVII веков.
4. О продолжительности жизни.
        Еще один живучий миф: якобы люди Средневековья к 35-40 годам превращались в дряхлые развалины и мигом умирали от бесчисленных болезней. Давайте разберемся в истоках этого заблуждения.
        Безусловно, играет роль занижение планки «детства» - работать (то есть вкалывать, а не просто помогать по хозяйству) крестьянский ребенок начинал с 12-13-ти лет. Дворянин в 14 лет уже вполне мог участвовать в войнах - это вам не современное
«поколение пепси», боящееся в 18 идти в армию. Дворянские девицы выходили замуж в
12-14 лет и никто не считал это педофилией.
        Планка «старости» же оставалась примерно на том уровне, что и сейчас. Сохранилась тьма-тьмущая документации, это подтверждающей:
        - Указ Филиппа V Французского от 1319 года, разрешающий лицам старше 60 лет платить налог местному сенешалю, а не ехать ко двору короля.
        - Указ Филиппа VI от 1341 года о пенсиях, сохраняемых для госслужащих и отставных военных старше 60 лет.
        - Указ Эдуарда II Английского о военной подготовке всех мужчин от 15 до 60 лет.
        - Указ Генриха VII о пенсиях солдатам старше 60 лет.
        Вполне естественно, что будь продолжительность жизни низкой, короли не обращали бы внимания на проблему социального обеспечения и пенсиона для пожилых людей.
        На этом фоне выделяется строжайший приказ короля Кастилии Педро I Жестокого об
«обязательных работах для всех» от 12 до 60 лет - можно понять в чем дело, посмотрев на дату: 1351 год. Великая эпидемия Черной смерти на исходе, половина (или больше) населения Кастилии вымерла, рабочих рук катастрофически не хватает. Ну-ка быстро взяли в руки серпы с граблями и марш-марш в поле! То есть возраст крестьянина в 60 лет не считался чем-то ненормальным, раз их сгоняли на принудиловку после чумы!
        Кстати, по поводу брачного возраста. Если у дворян ранний брак был нормой, то у крестьян (мещан, горожан, ремесленников) дело обстояло несколько иначе. В XIV веке на юге и востоке Европы девицы выходили замуж лет в 16-17, на севере и западе - вообще в 19-20. А вот двести лет спустя в 1500-х годах, то есть ближе к Ренессансу и Реформации, браки становятся более ранними, превращаясь в институт по массовому производству рабочей силы для развивающейся промышленности.
        Заметим, к так называемому «Возрождению» теряются вполне развитые в «мрачном» Средневековье навыки акушерства-гинекологии и контрацепции, причем чем дальше - тем ситуация хуже и хуже. Вот как раз в 1500-1600 годы, благодаря катастрофическому падению качества жизни и климатическим аномалиям (смотрим выше про Малый ледниковый период) с долголетием возникли глубокие проблемы.
        Золотая осень Средневековья в период до границы прочерченной Черной смертью, этим самым «качеством жизни» как раз отличалась в положительную сторону. Иначе откуда бы появились вот такие пикантные истории:
        В 1338 году некий клирик накатал обширную кляузу епископу Линкольнскому, в которой описывается вероломное и распутное поведение графини Алисии де Лэси, каковая после смерти законного супруга дала обет принять постриг и отписать все имущество монастырю. Но вот какая неприятность - до пострига из монастыря графиню умыкнул некий рыцарь и мадам де Лэси согласилась выйти за него замуж. Особый упор делался на то, что графине было 60 лет - в ее-то годы и такие пошлые авантюры!
        Клирика можно понять: монастырь упустил собственность ее милости, поэтому в жалобе епископа просят наказать штрафом даже не легкомысленную графиню, а романтического рыцаря, чтобы хоть как-то компенсировать убытки. Кстати, в те же времена во Франции и Англии вдовы 60-ти лет владеющие состоянием, были освобождены от необходимости выходить замуж или платить штраф за отказ в помощи войском или деньгами королю или лорду. Ну не пойдет же бабуля воевать?
        Однако, можно вспомнить великую королеву Элеонору Аквитанскую (умершую в 84 года) сохранявшую бодрость и боевой дух до глубокой старости: Элеонора успешно командовала обороной замка Мирабо в возрасте 80 лет, отбила штурм и дождалась подхода подкреплений...
        Несколько примеров продолжительности жизни высшего дворянства и духовенства в XIV веке:
        - Король Филипп IV Красивый - 46 лет, предположительно инсульт. C детьми Филиппу не повезло - наследники Людовик, Филипп и Карл умерли в 26, 31 и 34 года соответственно.
        - Король Филипп VI Валуа - 57 лет.
        - Король Эдуард III Английский - 65 лет.
        - Великий герцог Бургундский Филипп II Смелый - 62 года.
        - Король Альфонсо XI Кастильский - 39 лет, умер от чумы.
        - Папа Римский Климент V - 50 лет.
        - Папа Римский Иоанн XXII - аксакал, все рекорды побил: 90 лет. И это при такой нервной работе!
        - Папа Римский Бенедикт XII - 57 лет.
        - Магистр тамплиеров Жак де Моле - 69 лет, смерть насильственная.
        Так что «пенсионный» возраст по тем временам не был чем-то необычным или из ряда вон выходящим.
5. О гигиене и банях.
        Очередной стереотип укладывае+тся в одну фразу: «Они все были грязные и мылись только случайно упав в реку, а вот на Руси...» - далее следует пространное описание культуры русских бань.
        Увы, это не более, чем миф.
        Надо сразу сказать, что среднестатистический русский князь XII-XIV веков был ничуть не чище немецкого или французского феодала. А последние в большинстве не были грязнее. Возможно, для кого-то эти сведения являются откровением, но банное ремесло в ту эпоху было весьма развито и, по объективным причинам описанным ниже, оказалось полностью утрачено как раз после Возрождения, к наступлению Нового времени. Галантный XVIII век стократ более пахуч, чем суровый XIV.
        Давайте пройдется по общедоступным сведениям. Для начала - известные курортные зоны. Взглянем на герб Бадена (Baden bei Wien), дарованный городу императором Священной Империи Фридрихом III в 1480 году. Мужчина и женщина в купальной кадушке. Незадолго до появления герба, в 1417 году Поджо Браччоли, сопровождавший лишенного престола Папу Иоанна XXIII в поездке в Баден, дает описание 30-ти роскошных бань. Для простолюдинов действовали два открытых бассейна
        Даем слово Фернану Броделю (книга «Структуры повседневности: возможное и невозможное»):

«Бани, давнее наследие Рима, были правилом во всей средневековой Европе - как частные, так и весьма многочисленные общественные бани, с их ваннами, парильнями и лежаками для отдыха, либо же с большими бассейнами, с их скученностью обнаженных тел, мужских и женских вперемежку. Люди встречались здесь столь же естественно, как и в церкви; и рассчитаны были эти купальные заведения на все классы, так что их облагали сеньориальными пошлинами наподобие мельниц, кузниц и заведений питейных. А что касается зажиточных домов, то все они располагали «мыльнями» в полуподвалах; тут находились парильня и кадки - обычно деревянные, с набитыми, как на бочках, обручами. У Карла Смелого был редкостный предмет роскоши: серебряная ванна, которую за ним возили по полям сражений. После разгрома под Грансоном (1476 г.) ее обнаружили в герцогском лагере».
        В отчете парижского прево (эпоха Филиппа IV Красивого, начало 1300 годов) упоминаются 29 общественных бань в Париже, облагаемых городским налогом. Они работали ежедневно, кроме воскресенья. То, что Церковь смотрела на эти заведения косо, вполне естественно - поскольку бани и прилегающие к ним трактиры зачастую использовались сводниками и девицами легкого поведения, хотя, конечно, народ все-таки собирался в баню именно помыться. Дж. Бокаччо пишет об этом прямо: «В Неаполе, когда настал девятый час, Кателла, взяв с собой свою служанку и не изменяя ни в чём своему намерению, отправилась в те бани… Комната была очень темна, чем каждый из них был доволен».
        Не только Париж. По состоянию на 1340 год известно, что в Нюрнберге было 9 общественных бань, в Эрфурте - 10, Вене - 29, Бреслау (Вроцлаве) - 12. Рейнмар фон Беляу из «Башни Шутов» Анджея Сапковского вполне мог посещать одну из них. Богатые предпочитали мыться дома. Водопровода в Париже не было, и воду доставляли за небольшую плату уличные водоносы.
        Про мыло. Существует две версии появления мыла в средневековой Европе. По одной, мыло производили с VIII века в Неаполе. По другой, его начали делать в Испании и на Ближнем Востоке из оливкового масла, щелока и ароматических масел арабские химики, (существует трактат Аль-Рази 981 г., где описывается способ получения мыла), и Европу с ним познакомили крестоносцы. Потом, как будто бы, около 1100 года появились производства мыла в Испании, Англии, Франции - из животного жира. Британская энциклопедия дает более поздние даты - около 1200 года. В 1371 некий Crescans Davin (Sabonerius), завел производство мыла из оливкового масла в Марселе, и его часто упоминают, как первое европейское мыло. Оно-то точно достигло большой известности и коммерческого успеха. В XV веке в Европе торговали уже венецианским и кастильским мылом, да и многие стали заводить свое производство.
        Документов о банях тоже сохранилось немало. Вот цитата из устава монашеского ордена Августинцев: «В баню ли, в иное ли место надобно вам идти, пусть будет вас не менее двух или трех. Имеющий же надобность выйти из монастыря должен идти с тем, кого назначит начальствующий.»
        А вот из «Валенсийского кодекса» XIII века: «Мужчины пусть идут в баню сообща во вторник, четверг и субботу; женщины идут в понедельник и в среду; и евреи идут в пятницу и в воскресенье; ни мужчина, ни женщина не дают больше одного меаха при входе в баню; и слуги как мужчин, так и женщин ничего не дают; и если мужчины в женские дни войдут в баню или в какое-либо из зданий бани , пусть платит каждый десять мараведи; также платит десять мараведи тот, кто будет подглядывать в бане в женский день».
        И уж совсем не шуткой является история, как в 1045 году несколько важных персон, в том числе епископ Вюрцбурга, умерли в купальной бадье замка Персенбург (Persenbeug) после того, как рухнул потолок купальни.
        Итак, миф испаряется, вместе с банным паром. Высокое Средневековье вовсе не являлось царством тотальной грязищи.
        Исчезновению банного дела в постренессансные времена способствовали и природные и религиозно-политические условия. «Малый ледниковый период» длившийся вплоть до XIX века привел к массовой вырубке лесов и чудовищному дефициту топлива - заменить его смогли только в Новое Время каменным углем.
        И, конечно, огромное влияние оказала Реформация - если католическое духовенство Средневековья к баням относилось сравнительно нейтрально (и мылось само - есть упоминания о посещении бань и Римскими Папами), лишь запретив совместное мытье мужчин и женщин, то протестанты запретили вообще - не по-пуритански это. В 1526 году Эразм Роттердамский констатирует: «Двадцать пять лет тому назад ничто не было так популярно в Брабанте, как общественные бани: сегодня их уже нет - чума научила нас обходиться без них». В Париже бани практически исчезли при Людовике XIV.
        Именно в Новое Время европейцы начинают удивляться русским публичным баням и парным, которые в XVII веке уже заметно отличают Восточную Европу от Западной. Культура была утрачена.
6. Ужасы Черной смерти.
        Не смотря на минувшие 660 лет свидетельств современников о великой эпидемии чумы
1347-51 годов сохранилось предостаточно - возьмем хоть «Декамерон» Джованни Боккаччо, где автор добросовестно описал бедствие во Флоренции:

«...На переполненных кладбищах при церквах рыли преогромные ямы и туда опускали целыми сотнями трупы, которые только успевали подносить к храмам».
        Что характерно, такие инфекции как натуральная оспа или тиф были злом общеизвестным и привычным: оспой переболевал чуть не каждый третий, что осталось в поговорках: «Von Pocken und Liebe bleiben nur Wenige frei», «Немногие избегнут оспы и любви». Причем, отдельно заметим, среди крестьянства дела с оспой обстояли более благополучно из-за работы с домашней скотиной - овцы, козы и коровы, болевшие «коровьей оспой», при постоянном контакте передавали иммунитет хозяевам. Единственная массовая эпидемия оспы с большой смертностью в раннем Средневековье отмечена только в 846 году при нашествии норманнов на Париж.

«Черная смерть» середины 1300-х годов становится ударом, от которого Европа не могла оправиться столетие. Смертность в разных регионах - от 30% (при большой удаче) до 90% - так в Авиньоне в январе 1348 года чуму обнаружили только после того, как все монахи одного монастыря (около 700 человек) умерли в одну ночь. Хронисту вполне можно верить - легочная форма чумы исключительно скоротечна и очень заразна. Сын византийского кесаря Иоанна Контакузина Андроник умер в течении трех часов после появления первых симптомов.
        Даже при сравнительно небольшой плотности населения (город в 10000 человек - уже мегаполис) распространяется чума молниеносно. Началось все в 1346 в Константинополе, на Сицилии и на Адриатическом побережье Италии. В 1347 - всё побережье Средиземноморья и острова. 1348 - самый пик эпидемии, - вся Европа от Валенсии на западе, до норвежского Бергена на севере.
        В целом вся первая половина XIV века - эпоха сплошных неприятностей, однозначно предрекающих Судный день:
        - Невероятное распространение крайне злокачественной формы проказы (20 тысяч лепрозориев, если верить Матвею Парижскому и его «Chronica majora», а он наверняка знал, о чем писал).
        - Великий голод 1315 -1317 из-за очень холодной весны 1315. Неурожай по всей Европе. Потери - несколько миллионов.
        - Малое похолодание - т.н. «малый ледниковый период».
        - Сильное землетрясение 25 января 1348 года, имевшее всеевропейский характер, повторилось 2 февраля. Трясло даже в Скандинавии, хотя очаг был на Средиземном море. Особенно пострадали Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парма. С меньшей силой землетрясения повторились в 1349 г. в Польше, Англии и Северной Европе (подземные толчки на европейском континенте прекратились не ранее
1360 г.).
        - В 1342 г. - обилие снега зимой и сильные дожди летом - поля Франции опустошены сильным наводнением, в Германии затоплено много городов.
        - С 1345 г. по всей Европе период «особенной сырости», продолжавшийся еще несколько лет, постоянные неурожаи, нашествия саранчи аж до Голштинии и Дании.
        - 1349 год - эпидемия ящура в Британии, сокращение численности домашнего скота впятеро.
        - Основная эпидемия Черной смерти 1348-51 годов - заболело больше трети населения (25-35 миллионов), выживших практически нет.
        Чума шла несколькими последовательными волнами:
        - 1361 г. Заболевших до половины, есть выздоравливающие.
        - 1371 г. Заболевших около одной десятой. Многие выздоравливают.
        - 1382 г. Заболевших около одной двадцатой, Выздоравливает большинство.
        И что вы думаете, получилось в итоге? В конце XIV и начале XV веков происходит невероятный демографический взрыв, фактически восстанавливающий численность населения - да так, что можно было вести Столетнюю войну еще семьдесят лет. Испанский историк Морешон указывает: «Множество вновь создаваемых семей оказались необычайно плодовиты - в таких браках очень часто рождались двойни».
        В целом, вся эта история попахивает мистикой - столько несчастий одновременно, за несколько десятилетий, обычно не происходит. Заметим, что в будущем эпидемий масштаба «Черной смерти» никогда не случалось - в Лондон 1665 года завезли бубонную чуму, и это была последняя вспышка не распространившаяся дальше и со сравнительно небольшой смертностью.
        Случись нечто подобное в Европе сейчас, из 830 миллионов умерло бы миллионов триста или больше.
* * *
        По тем временам подробная статистика смертности велась людьми образованными, а образование в основном получали лица духовного звания. Общая смертность от чумы по отдельным диоцезиям известна благодаря сохранившимся монастырским летописям - что, в принципе, позволяет наблюдать относительно цельную картину: если в Византии, Британии, Италии, Шлезвиге или Кастилии происходило одно и то же и с минимальными различиями, то нет основания думать, что в других регионах было иначе. Вот разные свидетельства от 1347-48 годов (по Руси - от 1352):
        Никофор Григора, Константинополь: - «Тяжкая и чумоподобная болезнь опустошала как города, так и села, и наши, и все, которые последовательно простираются от Гада до Столбов Геркулесовых. В течение одного-двух дней в большинстве домов все живущие вымирали разом, не исключая ни людей, ни животных».
        Микель де Пьяцца, Сицилия, автор «Светской хроники»: - «Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник - сын ли, отец ли, кто-либо из близких - не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мертвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь».
        Махмуд ал-Айни, Египетский султанат, Александрия: - «О чуме, подобной этой, никто (прежде) не слыхал. Число умерших в Мысре и Каире доходило до 900 тысяч человек. Оказался недостаток во всех товарах, вследствие незначительности привоза их, так что бурдюк воды обходился в землях Египетских дороже 10 дирхемов... Не стало людей в домах; в последних были брошенные пожитки, утварь, серебряные и золотые деньги, но никто не брал их».
        Найтон Лестерский, Британия: - «После чумы много зданий, больших и малых, во всех городах, поместьях и селениях разрушилось, ибо никто в них не жил».
        Никоновский свод, Русь: - «Бысть мор зол во граде Пскове... Сица же смерть бысть скора: харкнет человек кровию и в третий день умираша. Аще кто у кого возьмет, в той же час неисцельно умирает. <...> во всей земле Русстей смерть люта, и напрасна и скора; и бысть страх и трепет велий на всех человецех».
        (Как обычно, как обычно - молниеносная легочная форма).
        Умар ибн ал-Варди, Персия: - «В 747 (1346-47 РХ) году приключилась в землях Узбековых чума, (от которой) обезлюдели деревни и города; потом чума перешла в Крым, из которого стала исторгать ежедневно до 1000 трупов, или около того. Затем чума перешла в Рум, где погибло много народу, - сообщал мне купец из людей нашей земли, прибывший из того края, что кади Крымский рассказывал (следующее):
«Сосчитали мы умерших от чумы, и оказалось их 85 тысяч, не считая тех, которых мы не знаем».
        Таким образом во всех регионах, - от Улуса Джучи до Британии - мы наблюдаем системную катастрофу библейских масштабов. Параапокалипсис.
        Жак Ле Гофф в «Цивилизации Средневекового запада» уверяет, что кризис ХIV века «.. Быстро окупился перекройкой экономической и социальной карты христианского мира; он зачал общество эпохи Возрождения и Нового времени». То есть настолько резкое и мгновенное (в исторических масштабах) нарушение биосоциального равновесия подвело черту под созданным папством Pax Catholica и «Евросоюзом» того времени, объединенным по религиозному признаку - Реформация и окончательный раскол Европы произойдут совсем скоро.
        Кстати, особенно это заметно по быстрому возвышению Польши и Литвы, которых чума затронула очень мало, равно и Чехии - там эпидемия себя почти не проявила, что вскоре позволило чехам (гусизм) поднять смуту на половину Европы, вести войны чуть не со всеми странами материка, разгромить несколько крестовых походов против гуситов и разбойничать на пространстве от Великопольши чуть не до Рейна.
        Показательна смертность от чумы среди высшего дворянства - берем только королей, королев, кронпринцев и регентов.
        По состоянию на 1348 год в Европе было два десятка монархий и два Орденских государства. (карликов вроде сербских княжеств не рассматриваем). Слова «нет данных», означают, что в современных источниках потери в правящей семье не указываются:
        - Англия. - Вильям, сын короля Эдуарда III.
        - Шотландия. - Данных нет.
        - Норвегия. - Данных нет.
        - Швеция. - Данных нет.
        - Дания. - Косвенно - Маргарита Датская, дочь короля Кристофера II и жена герцога Людвига IV Баварского.
        - Франция. - Королева Жанна Бургундская, жена Филиппа VI и Бонна Люксембургская, жена наследника трона Иоанна.
        - Кастилия и Леон. - Король Альфонсо XI Справедливый.
        - Португалия. - Нет данных.
        - Арагон. - Королева Элеонора.
        - Наварра. - Королева Жанна.
        - Сицилийское королевство. - Регент Джовании Рандаццо, король Людовик Дитя.
        - Священная Римская империя (и королевство Чехия). - Бланка Валуа, жена императора Карла IV.
        - Папское государство. - Нет данных.
        - Венгрия. - Нет данных.
        - Польша. - Нет данных.
        - Литва. - Нет данных.
        - Государство Тевтонского ордена. - Людольф Кёниг, ранее магистр, в 1348 - Великий Комтур.
        - Ливония (провинция Тевтонцев). - Нет данных.
        - Болгарское царство. - Нет данных.
        - Византия. - Андроник, сын басилевса Иоанна VI.
        То есть мы видим одиннадцать достоверно зафиксированных смертей от чумы в королевских домах: 50% от общего списка. Это еще без учета герцогов и великих герцогов, где статистика, скорее всего была аналогична.
        Теперь представляете, что пережили наши предки в середине XIV века? Обрушилась вся система мироустройства, устоявшаяся веками. Экономика. Социальные связи. Общественная мораль. Сменилась ментальность. Причем это произошло одномоментно - буквально несколько дней (недель) в каждом отдельном регионе, с учетом исключительной скоротечности тогдашней чумы.
        Никогда, - ни до, ни после, - Черной смерти человечество не переживало столь ужасающего удара, сопровождавшегося такими колоссальными потерями.
7. Чума, проказа и сифилис.
        Интересно влияние Черной Смерти на другую эпидемию - проказу, коротая достигла пика примерно через 200 лет после начала Крестовых походов - в XIII веке. Эпидемическая ситуация с вроде бы малозаразной болезнью, стала столь катастрофична, что в целях профилактики и изоляции больных Церковь создавала убежища для прокаженных - lazaretti (от Ордена Лазаритов устраивавших лепрозории в Палестине).
        К моменту смерти Людовика VIII Льва (1229) во Франции (занимавшей тогда территорию вдвое меньшую чем теперь), насчитывалось уже до 2000 лепрозориев, которым король на смертном одре завещал 10 тысяч ливров - сумма по тем временам оглушительная (около десяти миллионов долларов в пересчете по ценам на золото, а по покупательной способности все пятьдесят миллионов, если не больше).
        По свидетельству Матвея Парижского всего в «христианском мире» (читаем - католическая Европа и Святая земля) было около 20 тысяч лепрозориев. Масштаб немаленький, даже если счесть что в каждом лепрозории содержалось, допустим, по 20 больных. Итого почти 400 тысяч человек. Смело округляем в пользу увеличения и получаем полмиллиона при населении Европы где-то в 75-80 миллионов человек. Картина получается неприглядная.
        Мне возразят: было предостаточно других кожных заболеваний, которые «могли принять за проказу». Ничего подобного: симптоматика собственно проказы и дифференциация с другими болезнями была отлично известна - вспомним короля Иерусалимского Балдуина IV Прокаженного - его воспитатель Гийом Турский обратил внимание на потерю чувствительности кожи у ребенка и безошибочно поставил диагноз. Так же безошибочно болезнь определяли и опытные лазариты с госпитальерами, клиническая картина с точностью описана в большинстве средневековых трудов по медицине.
        Единственное, с чем могли перепутать проказу - так это с сифилисом, но не с тем, который доказанно завезли из Нового Света через 150-200 лет, а с невенерическим (то есть половым путем не передающимся) трепонематозом проникшим в Европу из Африки задолго до Колумба (может быть еще во времена Рима - следы сифилитического поражения найдены на костях у жителей Помпей). Обнаружены останки монахов-августинцев из Кингстон-апон-Халл с аналогичным повреждениями костей - и это примерно 1340-е годы. Невенерический сифилис передавался так же как и проказа, контактно - через одежду, посуду итд.
        Так вот. После Черной Смерти наблюдается феноменальный спад заболеваемости проказой и/или похожим на нее сифилисом. Через триста лет в 1664 году Людовик XIV закрывает последний французский лепрозорий за отсутствием больных. В XV веке по сравнению с XIV количество приютов для прокаженных сократилось во Франции с 2000 времен Матвея Парижского до шестидесяти и далее неуклонно снижалось.
        Спрашивается, что это было? Самая разумная версия: прокаженные успешно вымерли от чумы в 1348-50 годах и носителей заразы стало даже не в разы, а на порядки меньше. Вторая версия: проказа - болезнь «теплолюбивая», встречается в основном в тропиках. Распространение в Европе во время средневекового максимума температур (когда в Шотландии без затруднений выращивали виноград, а в Нормандии не выпадал зимой снег) - вполне логично. Но вот наступает Малый Ледниковый период о котором мы недавно говорили и проказа откатывается на юг. Дополнительно смотри пункт первый (носители вымерли).
        Но самое интересное в другом. Последней пандемии чумы в XIX веке (пусть и не носившей такого сокрушительного характера как катастрофа 1348 года) предшествовал резкий рост заболеваемости проказой и натуральной оспой, точно так же как и в XIV веке (оспенная пандемия неожиданно возобновилась в 1871 году и продолжалась два года, приняв такой злокачественный характер, который не наблюдался даже в XVIII веке до появления прививок). Синхронность масштабного появления чумы и проказы видимо объясняется тем, что возбудители этих болезней являются природно-очаговыми сапронозами. Выходит, та же последовательность событий, которая приводит к колебательным процессам в экосистемах лепрозного микроба, оказывает аналогичное действие и на экосистему бактерии чумы.
        Одновременно можно предположить участие на пандемическом поле XIV столетия еще каких-то других игроков - высказывалось предположение о возможном наложении на чуму эпидемии некоей геморрагической лихорадки, но эта гипотеза ныне окончательно отвергнута: британскими и американскими учеными в последние годы проведены исследования мягких тканей зубов умерших, найденных в «чумных рвах» XIV, XVI и XVIII веков соответственно. Анализ бактериальных ДНК из пульпы зубов жертв эпидемий 1348, 1590 и 1722 годов доказал наличие Yersinia Pestis. Специфическая РНК-полимераза и нуклеотидная последовательность не отличается от современных штаммов бактерии чумы.
        notes
        Примечания

1
        Некромантия, вредоносное колдовство и еретические посулы (лат.).

2
        Министериал - представитель служилого дворянства из числа мелкого или безземельного рыцарства на службе у сеньора.

3
        Столетняя война продолжалась до 1453 года, то есть полные 116 лет.

4
        Автором используются старинные римские и французские меры длины. Римская миля - 1,
9 км. Туаз - 1,94 м. Парижский фут - 0,3 м.

5
        Особый посол-инквизитор Апостольского престола.

6
        Бытие, 17:10-14

7
        Право на доход с церковной должности.

8
        Подразумевается Иоанн Безземельный (принц Джон). Король с 1199 по 1216 гг.

9
        Умному достаточно. (лат.)

10

25 января.

11
        Реальный исторический документ - выдержка из «Nuova Cronica» Дж.. Виллани от 1348 года, о катастрофическом землетрясении в Альпах, Италии, Баварии и на Балканах.

12
        Дневные часы: те из канонических часов, которые читаются в дневное время; а именно: терция (9:00); секста (полдень); и нона (3:00).

13

«Проституткой» и «публичной девкой».

14
        То, что можно объяснить посредством меньшего, не следует выражать посредством большего. (лат).

15
        Бытие, первая книга Моисеева.

16
        Вечернее богослужение.

17
        Деньги не пахнут (лат.)

18
        Сторожевая башня с надвратным колоколом, обычно самая высокая в городе.

19
        В целом (лат.)

20
        Монах, украшающий рукописи иллюстрациями и орнаментами.

21

«Городской капитан» - должность, приблизительно схожая с начальником полиции, одновременно командовавшим городским ополчением.

22

4 марта.

23
        Кельтское название Арраса.

24
        Сен-Реми, один из покровителей Франции. Крестил в 498 году Хлодвига Меровинга, первого христианского короля франков.

25
        Дедукция и абдукция - вывод частных положений логическим путем из общего.

26
        Северо-запад. (лат.)

27
        Каждому свое (лат.)

28

«Малый ледниковый период» продолжавшийся с начала 1300-х по 1700-е годы по мнению исследователей был вызван замедлением течения Гольфстрима.

29

«Ассоциированное членство» в духовно-рыцарском ордене без принятия монашеских обетов. Предоставляется жертвователям денег или земель Ордену.

30
        Прямая цитата из Откровения Иоанна Богослова, глава 6, стих 7 - «И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним».

31
        Т.е. почвенных, исходящих из земли или болот.

32
        Кварта - здесь единица объема около 1,1 литра, или 1/35 анкера (около 35,7 литров).

33
        Семь свободных искусств - обязательный комплекс практических дисциплин: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка.

34

«Удивительный Доктор» - почетное звание Р. Бэкона дарованное ему в 1247 году Парижским университетом.

35
        Реальный исторический факт. Обстоятельства смерти дамы Беатрисы д’Ирсон и место захоронения неизвестны.

36
        Единственный случай в истории Французского королевства, когда статуса пэра была удостоена женщина.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к