Сохранить .
Отражение Александр Маслов
        Александр Маслов
        Отражение
        Ветер с юга приносит черные хлопья сажи и отвратительный трупный запах.
        Я еще не сошел с ума. Я стою на крае скалы, оглядывая дымящуюся долину, стою и думаю: сколько ужасных катаклизмов происходило за миллионы лет на нашей планете и возле ее окрестностей? Сколько? Конечно, очень много. Чтобы пересчитать их не хватит пальцев моих рук и ног. Даже если добавить к ним груды тех, отрубленных, что я видел вчера на окраине города, все равно не хватит.
        Знаете, бывают катастрофы, которые ожидаемы и как-то объяснимы; в которых будто есть своеобразная логика и какой-то высший закон. Только иногда случается такое, что предположить никак нельзя. Такое, что нельзя понять разумом; нельзя измерить, оценить, и самое странное, что эти чудовищные катастрофы - сами есть производная разума.
        Началось все с эксперимента по передаче глобальных энергоинформационных структур или, как еще называли, трансформации планетарной ЭИС.[ЭИС - энергоинформационная структура.] В этом недешевом проекте слишком были заинтересованы американцы, Китай и лукавый Евросоюз. А мы, русские со своей лопоухой простотой финансировали его основную часть, осуществляли техническую поддержку.
        Проект был сложен из-за множества разносортных деталей, но в то же время суть его казалась кругла, словно колобок - понятна даже непосвященным. Четыре спутника, заброшенные на геостационарные орбиты, должны были синхронно родить лептонную волну. Эта волна понесет копию ЭИС Земли, словно рентгеновский снимок, к массивной линзе - Солнцу. За ним сфокусируется в плотное ЭИ образование, которое примет реципиент[Реципиент - здесь космическая станция с особо устроенным приемником энергоинформационных структур.] - американская станция
«Гера», находившаяся строго напротив Земли по ту сторону нашего знойного светила. Видите - все просто. Если не считать двух триллионов рублей затрат и шести лет подготовки к этой логической простоте, за которой кто-то обещал невиданный прорыв в области энергоинформационных технологий и почти библейский Эдем на земле. Однако я теперь знаю, что мы были глупы. Что «Гера» работала не только на благо планетарной науки, но и на Пентагон, и на европейскую Е-77,[Е-77 - одно из подразделений технологической разведки Евросоюза.] и черт его знает еще на кого. Все это я знаю, только не могу понять, почему мы, русские, становимся все более наивны. И почему лишь в последний момент находится кто-то умный, будто протрезвевший от крепкой пощечины, находится и лихорадочно пытается исправить то, чего вполне могло не быть.
        Шестого сентября меня вызвал заместитель начальника АФБ.[АФБ - Российское Агентство федеральной безопасности.] Утром я был в его кабинете, небритый, чуть помятый, тщательно скрывавший недовольство за опухшими веками. Чирковский указал мне на кресло и, прежде чем начать объяснять суть вопроса, закурил.
        - Знаешь, Глеб Станиславович, а у нас сегодня лифт сломался. Да… застрял между этажей, - он улыбнулся, пуская синеватый дым. - И я в этой переделке побывал. На рабочее место опоздал ровно на семнадцать минут.
        Я терпеть не мог его манеру начинать разговор с какой-нибудь ерунды, и в этот раз, вместо того чтобы промолчать, подыграл:
        - А у моей соседки дочка в институт все-таки поступила. Или тебе это тоже не интересно?
        - Ладно, не буду томить, - Чирковский стряхнул столбик пепла и стал серьезным. - Про объединенный эксперимент с ЭИС ты, кажется, знаешь достаточно. Намечен он на двадцатое ноября. Вот и полетишь со своей группой на орбиту. Для вас специально
«Витязь» готовят.
        - Борис Михайлович, то, что я знаю… ЭИС и подобная ересь вне компетенции моей группы, - попытался возразить я.
        - Теперь в твоей, Глеб. Я сам смутно понимаю тонкости этого проекта, тем более его научную сторону, - он приглушил раздражавший сигнал коммуникатора. - Позавчера по приглашению к нам пожаловал господин Прокопенко и честно признал, что сам Господь не ведает, какие массивы информации попадут на «Геру». По их расчетам энергоинформационный фокус при указанных условиях эксперимента не может дать достаточно подробной картины, но и гарантии в ее размытости никакой нет.
        - Иначе говоря, может стать так, реципиент примет очень подробную картинку. Ведь неспроста IBM старалась над компьютером для «Геры». Емкость только внешнего его контура памяти три миллиона терабайт, - я скривился от горького сигаретного дыма, тянувшегося мимо меня к окну.
        - Верно, Глеб. И вполне возможно, что картинка ИЭС Земли окажется столь подробна, что будет вполне различимо происходящее в твоей голове и моей. Твоя, моя голова - это ладно. Не велика ценность, видишь ли. А есть еще другие головы. Например, те, - он кивнул на видневшиеся за стеклом голубые башни Дома Правительства.
        - Не прибедняйтесь, Борис Михайлович. Вообще, мне этот проект кажется все более похожим на одну, очень глобальную глупость. Это вряд ли не лучше, чем разом рассекретить все наши исследования и технологии.
        - Может быть, но не нам здесь решать. Ведь проект могли реализовать и без участия России, что было бы многим хуже. Видишь, не только ты умный, - Чирковский небрежно затушил сигарету и поднял изогнутый палец к потолку. - Все решено на самых верхах. Наше дело тихо обеспечить безопасность, сделать так, чтобы скрытая информация государственной важности не попала в чужие руки. На
«Гере» по протоколу все данные будут запакетированы. Наблюдать за соблюдением договоренностей направлен наш человек - Игорь Алексеевич Савичев. Вернее, не совсем наш - с НИИ энергоинформационного обмена. Если все по договоренности, по протоколу пойдет, то Бог с ним. Однако есть опасения, что «Гера» может скинуть часть пакетов данных на один из спутников. Чтобы этого не случилось, ты и отправишься на «Витязе» со своей группой. К двадцатому ноября ваш корабль как раз выйдет на исходную. Если от Савичева не поступит сигнал, значит все штатно, и вы просто часть команды технического обеспечения. А если нет, то твои полномочия вплоть до захвата, даже уничтожения «Геры».
        - Ничего себе хохлома! - от перспективы стать первым лицом серьезного международного конфликта, мне стало жарко.
        - Уж пойми… - уныло и будто виновато протянул Чирковский. - Не мы это придумали. И слишком высоки ставки.
        - Уж понимаю… Понимаю, Борис, может повернуться так, что выхода другого не будет.
        - Ступай. Подробные инструкции у Васильевича. Завтра в восемь вылетаешь на космодром. Ну, чего уставился? Ступай, - он мне указал мне согнутым пальцем на дверь. - А вечером ко мне зайдешь, выпьем по стопочке.

* * *
        Голое бетонное поле в Плесецке встретило неприветливо: холодным ветром, утреней изморозью на кустиках редкой травы. В полукилометре от серого здания порта, служившего одновременно гостиницей, складом и еще черт знает чем, возвышался
«Витязь» с толстой сигарой разгонного блока. Дальше полускрытые туманом стояли какие-то космолеты поменьше, две «Вертикали-С» для вывода легких спутников и матово-белое яйцо транспортного модуля.
        В девять тридцать мы уже грузились, передавая через неудобный люк личные вещи и снаряжение. Нас было семеро: командир корабля Юрий Осипов с пилотом Русланом Бахрамовым, эксперт по ЭИС - Ольга Шадрина и я со своими ребятами, составлявшими костяк группы особого назначения - ГОН. В Управлении нас называли «гoнцы» - было за что, если вспомнить события на лунной базе или счастливо разрешившийся инцидент с подлодкой в Северном море. Около десяти мы заняли места в антиперегрузочной камере и уныло ждали минуту стартового отсчета. Наконец неоновый транспарант на стене мигнул красным, послышался нарастающий гул. В следующий миг нас впечатало в кресла - «Витязь» быстро набирал высоту, выплевывая длинный огненный трен.
        Расставшись после короткой дозаправки с базой «Цандер», мы уходили в тени Луны - незачем было засвечиваться на чужих системах слежения. Под тихий писк орбитальных двигателей корабль вышел на расчетную траекторию и несся теперь по касательной к Солнцу со скорость 68 километров в секунду. За кормой осталась Земля, тающая, словно капля голубого льда. Где-то впереди была проклятая «Гера» - ничтожная пылинка в алмазно-черных просторах космоса. Ничтожная пылинка, которая родит неведомого монстра. Пылинка, из-за которой прежний порядок для всего огромного человечества изменится неузнаваемо. Но «Гера» была еще далеко - нас разделяло два с лишним месяца полета.
        Семьдесят суток заключения в тесной металлической коробке, окруженной колючей пустотой, кому-то может показаться адом, но мы умеем привыкать, умеем вживаться в нужную шкуру - на то мы и ГОН. Левицкий с Терехиным смотрели фильмы, играли в шахматы и больше всех нас тренировали разомлевшие от невесомости тела в нагрузочном костюме. Сергей Лакшин всеми средствами развлекал единственную на корабле женщину. К концу второго месяца мы совсем обвыклись в металлопластиковых каютах космолета, мерцающих бледным неоновым светом, пахнущих пустотой, за которыми была сама пустота и далекие, словно фальшивые звезды. Казалось, что мы всегда жили здесь, видели и слышали только друг друга, всегда ели безвкусный паштет из глянцевых трубочек, пили похожий на кровь томатный сок, а то, что было прежде на Земле, казалось чем-то смутным, нелепым, как воспоминания детства.
        На шестьдесят девятый день полета возникла тревога. Она пришла из черной пустоты, просочилась сквозь радиационные экраны и прочные титановые стены, острым краем застряла в каждом из нас. Об этой тревоге сначала никто не говорил, но каждый думал о ней и знал, что сила ее будет расти с приближением реципиента, что где-то там по другую сторону Солнца, на покинутой нами Земле, тоже бродит эта тревога.

«Витязь» тормозил, выплевывая длинный трен плазмы, а «Гера» приближалась с каждым часом. Ее - маленькую точку, светящуюся, словно волчий глаз желтым отблеском, теперь можно было разглядеть в несильную бортовую оптику.
        Восемнадцатого ноября после ужина Ольга сказала мне, остановившись у овала иллюминатора:
        - Что-то будет, Глеб. Это… знаешь, как запах. Непонятный, неведомый запах, который неясно откуда и почему исходит. Но он есть, и что-то будет. А там, на
«Гере», - она прислонилась лбом к армированному стеклу, пряча от меня лицо и глаза, - там Игорь Савичев. Я с ним вместе работала три года. В одной лаборатории. Наши столы рядом стояли… Мы пили чай в обед. Вечерами… вечерами он провожал меня домой.
        - Я не знал об этом. Все должно обойтись, Ольга Николаевна, - сдавив в кулаке пластиковый пакет, я глотнул порцию яблочного сока. - Запах бывает обманчив. Не надо настраивать себя на худшее.
        - Мы как ночные убийцы, крадемся к ним тихо. Малая ошибка или пустая случайность, и всем им конец. Так? - она медленно повернулась и посмотрела на меня влажными серовато-прозрачными глазами.
        - Здесь не может быть случайностей. Мы для того, чтобы их исключить.
        - А Савичев знает, что его условный сигнал, будет означать для него же сме-ерть? - спросила она, растягивая последнее слово, будто его звучание было приятным мне.
        - Мы только выведем из строя их лучевой транслятор, - сказал командир космолета, повиснув на поручне рядом с нами.
        - На «Гере» два транслятора, - Ольга сжала губы и подняла укоризненный взгляд к Осипову, - Так-то, Юр. Я много думала над этим. Все семьдесят дней.
        - Тем не менее, у нас есть несколько рабочих схем, как заткнуть им глотку в случае необходимости. Уж будьте спокойны, Ольга Николаевна, - уверенно произнес Левицкий.
        - А знаете что еще?… Дети Христовы[Дети Христовы - одна из религиозных сект, образовавшихся в начале двадцать первого века.] обещают конец света. Ровно двадцатого ноября. Перед отлетом много шума по этому случаю было в прессе и Интернете, - постарался сменить тему Лакшин.
        - Угу. «Солнце рассечет тьму мечом огненным. И Господь придет в его сиянии. Но не та уже земля будет под ногами Господа нашего. Только свято уверовавшим будет милость видеть Его и быть рядом с ним всегда», - в шутку продекламировал Бахрамов.
        Все от чего-то повернулись к иллюминатору и с минуту молчали, глядя на Солнце - ослепительное даже через трехслойные фильтры. Стало так тихо, что даже не было слышно тонкого пения климатической установки и поскрипывания навигатора. Расстегнув молнию комбинезона, я тоже смотрел на Солнце. В его колючем блеске мерещилось чье-то лицо с чертами неуловимыми и тревожными, как тот запах, о котором говорила Ольга.
        - Дурное пророчество, - нарушил молчание Терехин. - Возмутительно дурное, - он вытер рукавом пот, с хрустом примял рыжую бороду и скривился. - Нострадамусы хреновы. Ясно кто навивает истерию, и кто на этом руки греет.
        - Самое странное, что ваша теория энергоинформационных взаимодействий способствует вере в такие вот чудеса, - добавил Левицкий, коротко взглянув на эксперта ЭИС. - За последнее время буйно помешанных, подобных Детям Христовым, прочим деятелям морали и духа стало слишком много, так, будто человечеству здравомыслие чуждо, как алкоголику долговременная трезвость. И многие верят же в это! Будто каждый спешит опьянеть каким-то средневековым мракобесием.
        - Не в тему, Борис, - прервал его я. - Давайте-ка по каютам.
        Эту ночь (отсчет времени у нас шел по Москве) мне снился дурацкий сон: сначала Чирковский хмурый и пьяный в своем кабинете, затем Солнце с проступающем на огненном диске ликом, а потом привиделся Христос. Он был в точности таким, каким изображают Его на старых иконах, с большими печальными глазами, страдальческой улыбкой и весь окруженный сиянием. Он не говорил ничего, просто смотрел, смотрел на меня, и я ничего не мог сказать, я задыхался от света разлившегося вокруг, и еще от запаха, непонятного, тревожного, запаха, о котором вчера упомянула Шадрина. Утром я промолчал о своем сне, потому что знал: эта сентиментальная мелочь - делиться снами - осталась бы незамеченной там, на Земле, но здесь могла возмутить новую волну беспокойства, даже перейти в тихий психоз.
        В 8.23 должен был состояться сеанс связи с Землей. Последний сеанс - потом мы уходили в тень для вынесенного далеко за лунную орбиту спутника-ретранслятора. Все мы собрались в рубке у экрана большого монитора и, скрывая нетерпение, ждали начало радиообмена. Я сидел ближе других к панели, робко мерцавшей голубым, и думал: «Какого черта нас сюда занесло. Даже сигнал идет от Земли к нам долгих тридцать минут. Самое быстрое, что есть во вселенной - свет, свет который мы всегда воображали, как нечто абсолютное, мгновенное, вездесущее, на деле оказывается лишь одной из игрушек тьмы». Я думал о том, как иллюзорны, фальшивы человеческие представления о мире, но в тоже время мы все больше спешим переделать мир согласно этим представлениям.
        Панель пошла темной рябью - Центр в Королеве вышел на связь. Сначала на экране появился Прокопенко. Он подтвердил, что эксперимент состоится завтра по утвержденной схеме, потом, обращаясь к Шадриной, говорил много вещей сугубо научных и нам не понятных. Позже из глубины монитора выплыл Чирковский, наклонился, уперся взглядом в ствол камеры - он словно видел меня - приветливо улыбнулся и заговорил негромким, похожим на шорох голосом. С его слов, подозрения, что Штаты выслали корабль к «Гере», подтвердились через наших канадских агентов. Мы слушали его, поглядывая на черный диск дальнего локатора и мысленно взвешивая наши шансы, если случиться худшее.
        - Это все, Глеб. С Богом! - в завершении сказал Чирковский, потянулся к пачке сигарет на столе и совсем тихо добавил: - Мне сегодня сон приснился. Христос в сиянии. Глупо, правда? Поэтому и говорю: с Богом! - он зажал сигарету краем губ и щелкнул зажигалкой.
        - Сообщение приняли, Борис Михайлович. У нас все штатно. Завтра будем на исходной. К исполнению готовы, - ответил я заученными фразами и подал знак Руслану прервать связь.
        С минуту я сидел не двигаясь. Последние слова Чирковского, будто застряли в позвоночнике. Я чувствовал холод в спине и затылке, изумление, одурение, страх. Перед глазами снова возник безмолвный лик Христа, на которого было больно смотреть из-за волн ослепительного света. Почему это привиделось одновременно мне и Чирковскому? Я уговаривал себя счесть это простым совпадением, следствием расшалившихся нервов или неведомым эффектом ЭИС, и очень боялся, что Терехин, повисший справа на крепежных ремнях, вдруг скажет сейчас: - Я тоже видел такой сон.
        Но Терехин молчал. Все молчали. А «Витязь» несся вперед. С каждой секундой между нами и «Герой» оставалось на тридцать тысяч метров меньше пустоты, меньше неопределенности и меньше правды.
        Двадцатого ноября в 7.12 по Москве, после нескольких затяжных импульсов орбитальными двигателями, «Витязь» вышел на исходную позицию. «Гера» медленно проплывала в двух тысячах километрах от нас, мы держали ее в прицеле лазерной пушки и были готовы идти на сближение. Где-то очень далеко по ту сторону Солнца начался эксперимент: спутники послали сканирующую волну, она стремилась к центру нашей планетарной системы. Скоро она должна была пройти сквозь гравитационную линзу - Солнце и сфокусироваться под реципиентом.
        Все мы, заняв места возле командной рубки, ждали. Шадрина повторно тестировала свою аппаратуру. Мои «гoнцы», неподвижно сидели в креслах перед иллюминатором. Я неотрывно смотрел на экран локатора, где кроме точки реципиента в любой момент могла появиться вторая метка - метка американского космолета. Впрочем, она могла и не появиться: несмотря на систему электромагнитного поглощения «Витязя», американцы были способны засечь нас раньше и уничтожить до того, как мы успеем понять, что висим на их прицеле.
        Над лысоватой головой Осипова, склонившегося возле навигационной панели, нервозно-красным пульсировали два хронометра: один показывал время по Москве, на втором медленно и опасно утекали минуты, оставшиеся до прибытия лептонной волны в точку фокуса.
        - Душно, черт, - выпятив подбородок, Лакшин покрутил мускулистой шеей.
        - Лишь бы пеклом не стало, - отозвался Игорь Терехин. Прикрыв глаза, уставшие от мигания индикаторов на приборном щите, капитан казался совсем спокойным.
        Ольга ввела коды доступа, быстро определила параметры программы, и детекторы ЭИ-структур ожили с отвратительным крысиным писком. Над кварцевой пластиной появлялись и таяли голубыми снежинки трехмерные символы Сапф.[Сапф - специальный язык, описывающий процессы в энергоинформационных структурах.]
        - Готовность! Тридцать секунд! - бросил Осипов.
        Каждый из нас тревожно отслеживал красный пульс таймера.
        - Есть! - Бахрамов вытянул палец к экрану локатора - там за семь делений от метки «Геры» возникло небольшое размытое пятно.
        - Что за ерунда?! - Руслан вытянулся, приоткрыв рот.
        Писк ЭИ-детекторов стал истерическим и тут же оборвался. Пятно под матовым стеклом экрана густело и разрасталось. Точка «Геры» поплыла в сторону.
        - Ком! Они включили двигатели! - выкрикнул Бахрамов, повернувшись к Осипову. - Указания, Юр! Какие указания?!
        - Вижу, - командир «Витязя», скрывая испуг, смотрел на показания взбесившейся телеметрии.
        - Это материальное образование. Ведь следов ЭИС не должно быть на радаре! - сжимая подлокотники, произнес Левицкий. - Так, Ольга Николаевна? Так?!
        - Господи, я не знаю, что это! - эксперт по ЭИС беспомощно оглядывала свою испорченную аппаратуру. - Не знаю!.. У нас однажды был случай материализации.
        - Облако. Или какой-то гигантский пузырь. Он приближается, Глеб Станиславович, - Терехин прислонился к иллюминатору. - Растет, будто черти изнутри дуют!
        - Что с «Герой»? - спросил я Осипова.
        - Включили двигатели. Ускорение три и семь десятых. Дистанция четыре тысячи девятьсот. Скоро уйдут за объект, - отрывисто рапортовал командир космолета.
        - Давай за ними, Юр. Что бы ни было, мы не должны их упускать, - я повернулся к иллюминатору.
        Неизвестный объект действительно походил на огромный пузырь, скрытый голубовато-жемчужной мглой. Он рос. Волокна тумана оплетали его плотным коконом. Такого не могло происходить в пустом безжизненном космосе. И на земле не могло. Это был бред. Невозможная иллюзия. Тем не менее, это происходило на моих глазах и подтверждалось показаниями множества приборов.
        Импульс двигателей космолета вдавил нас в кресла. Туманная сфера, заслонившая
«Геру», двинулась навстречу, начала расти с удвоенной быстротой.
        - Объект меняет нашу траекторию, - считывая показания навигатора, заметил Бахрамов. - Сильно меняет. Мы в его гравитационном поле.
        - У него большая масса? - тихо спросила Шадрина.
        - Боже! Она огромная! - Руслан уже не успевал отслеживать невероятные метаморфозы объекта и показания бортовых компьютеров.
        - Ручное управление! - распорядился командир космолета.
        - Это планета! - пилот рванул рычаг блокировки автоматики.
        - Это Земля! - через мгновенье отозвался Осипов. - Планетарные на полную! Форсаж!
        Мощный импульс впечатал нас в кресла. Огромный дымчато-голубой шар приближался со смертельной быстротой. Он занимал большую часть пространства, видимого в иллюминатор справа.
        - Мы не успеем набрать орбитальную скорость! Не успеем, Юр! - сквозь зубы произнес Бахрамов. Его рука с дрожью сжимала рычаг маневровой тяги.
        - Топлива не хватит, - Осипов торопливо вычислял оптимальный угол входа. Аэродинамика «Витязя» позволяла использовать атмосферу как пружину - оттолкнуться от нее и уйти на виток по вытянутой орбите.
        Через полминуты вспыхнул индикатор температурного датчика. Корпус космолета жестоко завибрировал. Шадрина с испугом посмотрела на меня, ее лицо стало пунцовым от волнения и нарастающей перегрузки.
        - Это нормально, - промычал я тяжелыми губами.
        Будто в опровержение моих слов, нас затрясло так, что заскрипели панели внутренней обшивки. Со стены сорвало приборы биоконтроля и блок с кристаллами памяти. За толстыми стеклами кабины бились алые сполохи - струи разогретого газа. Вдруг навстречу нам метнулась какая-то тень, и космолет сотрясся от удара.
        - Твою мать!.. - не сдержался Левицкий. Из его носа потекла кровь.
        - Все! Выходим, - хрипло сообщил Осипов.
        Облачный слой начал проваливаться вниз. Мучительная тяжесть скоро отпустила - планета разжала объятья. Впереди был виток по очень вытянутой орбите, и было время, чтобы обсудить положение, немного разобраться в случившейся безумной карусели.
        - У нас разгерметизация, - Бахрамов указал на строку индикатора давления. - Уже потеряли три и шесть десятых.
        - Какой прогноз? - спросил Осипов и сам рассчитал, повернувшись к терминалу компьютера. - Вот так… С учетом резервных баллонов воздуха на сто двенадцать часов.
        Пять суток, - прикинул я, представляя, что помощи нам ждать неоткуда, а обратный полет к Земле займет более трех месяцев. Хотя, вопрос - к какой Земле? Это недавнее туманное образование, эта невозможная фата-моргана тоже со слов Осипова называлась «Землей».
        - Отчего может быть разгерметизация? - спросил я.
        - Удар был. Мы столкнулись с чем-то. С птицей, если таковые летают за границей стратосферы, - Лакшин скривился не то с усмешкой, не то со злостью. - Мы столкнулись с чем-то, - твердо повторил он. - Я видел тень. Крылатую, кстати.
        - Я тоже видела нечто вроде птицы. Может даже не глазами, - вмешалась Шадрина. - Юрий Петрович, а дай-ка повтор первой камеры.
        Командир тронул сенсоры на панели и отмотал запись назад. Сначала на мониторе был виден только нос космолета, окруженный сиянием раскаленного воздуха, потом далеко впереди возникла какая-то точка.
        - Медленнее, - вглядываясь в детали размытого изображения, попросил я.
        При покадровом просмотре точка приближалась резкими рывками. Она становилась все более похожей на огромную серебристо-серую птицу или на ангела, какими мы их привыкли воображать. Мы так и не смогли разглядеть ее яснее даже на последнем, наиболее детальном фрагменте, но стало очевидным, что посторонний объект все-таки был. Это казалось так же невероятно, как случившееся недавно явление планеты из пустоты.
        - Какая глупость! - Осипов несколько мгновений лежал, откинувшись в кресле и прикрыв отяжелевшие веки. - Самая последняя глупость. Если бы этот летун действительно существовал, и если бы мы с ним столкнулись, нас бы разнесло на куски.
        - Значит, он задел корпус слегка. Перышками проехал, - усмехнулся Сергей Лакшин. - Ладно, - он покосился на экран радара. - Вот метка «Геры». Что делать будем?
        - Она выше пятьдесят три тысячи метров. Пока выше, - поправился Бахрамов, сверяясь с данными компьютера и одновременно настраивая бортовую оптику. - Идет без ускорения. Орбита с большим эксцентриситетом. Наклонение тридцать три градуса. Через витков двадцать черпнут атмосферу.
        - Засадить бы по ним! Уроды! - Левицкий прихлопнул ладонью по лазерной консоли.
        - Похоже, там нет никого, - Бахрамов вывел изображение реципиента на главный монитор и дал максимальное увеличение.
        - Почему ты так думаешь? - натянув крепежные ремни, я разглядывал станцию.
        - Видите, - пилот ткнул пальцем между сфер жилого модуля, - здесь находилась спасательная капсула - ее нет. Они эвакуировались. В корпусе заметны трещины, согнута ферма двигательной установки.
        - Да, их крепко потрепало, - признал Осипов.
        - Юр, попробуйте выйти с ними на связь. На нашей миссии ставим крест по причине ее бессмысленности. Нужно думать о спасении людей с «Геры», да и собственных шкур, - сказал я. - Кстати, у них может остаться топливо?
        - Может, - командир космолета нажал сенсор передатчика, индикаторы высветили параметры радиообмена. - Только их топливо для наших планетарных негодно.
        - Молчат. Нет на «Гере» никого. По крайней мере, никого живых, - Бахрамов еще с минуту слушал пустой эфир.
        - Нам остается только садиться. Лучше на следующем же витке, - заключил Осипов.
        - Садиться? А позвольте спросить куда, ком? - Левицкий дернул ворот комбинезона и, поймав мой взгляд, кивнул в сторону планеты, проплывавшей за иллюминатором. - Это не наша Земля. Неужели вы не видите?! Обе Америки приплюснуты, как пирожки катком. Нет Антарктиды и многих островов в Тихом. Сахара, Гималаи, Урал скрыты какими-то туманными образованиями, но это однозначно не облака. Ольга Николаевна, вы-то можете хоть что-нибудь объяснить? ИЭС штучки - ваша специальность.
        - Не могу, - смахнув волосы с потного лица, Шадрина отвернулась, оглядывая чужую Землю. - У нас как-то был случай спонтанной материализации. Но это целая планета! Я не знаю, не знаю, как такое может быть!
        - И что нас ждет, тоже не знаете? Есть ли там люди? А может, там живут разумные динозавры? Или там обычное воплощение Ада? - пытливо продолжал Левицкий.
        - Хватит, Борис! - оборвал я его. - Будем садиться. У нас нет другого выхода. Юр, постарайтесь засечь место посадки капсулы с «Геры». Если возможно, тяните к ней.
        Через два часа пятьдесят минут, потеряв надежду наладить контакт с реципиентом,
«Витязь» вышел на траекторию спуска. Планета приближалась, заслоняя яркие искры звезд. Скоро за обшивкой зашуршали встречные потоки разряженной атмосферы. В иллюминаторы не было видно ничего кроме багровой мглы и тускловатых сполохов - тормозных импульсов космолета. Снова началась вибрация, не такая беспощадная, как прошлый раз, на полу позвякивали части приборов биоконтроля и осколки кварцевых пластин.
        - Засек их, - сообщил Осипов, вслушивавшийся в эфир на аварийной частоте. - Да! Сигнал со спасательной капсулы «Геры». Вправо пятнадцать пятьдесят семь.
        - Это где-то юго-западнее Урала, - прикинул Терехин, сверяясь с картой на мониторе, и тут же поправился: - Если здесь есть Урал. Если здесь вообще что-либо есть.
        Я молчал, наблюдая за быстрыми, собранными движениями Бахрамова и его командира. Встречался взглядом с напуганной Шадриной и старался ободрить ее улыбкой. Мои
«гoнцы» хмуро взирали на пейзаж внизу, открывавшийся зелено-коричневыми пятнами в разрывах облаков.
        - Высота четырнадцать тысяч двести. Отклоняемся на шесть и три, - сообщил Руслан.
        - Переложи на семь, - сказал Осипов. Вдруг он застыл на мгновенье, пальцы потянулись к сенсорам панели связи. - Сигнал пропал, - командир космолета повернулся ко мне. - Дрянь какая-то - их маяк в защищенной капсуле с автономным питанием.
        - Держите прежнее направление, - попросил я.
        - Мы не дотянем километров триста. Не могу рисковать. Топлива только на посадку, - поморщившись, ответил Осипов.
        Внизу мелькнула серебристая лента реки. Появились холмы, зеленый ковер леса с длинными неровными проплешинами. На высоте в семьсот метров «Витязь» резко задрал нос. Заревели планетарные двигатели, корабль садился, опираясь на могучий поток плазмы. У самой земли нас тряхнуло. Еще раз и со всей силы. В следующую секунду титановое тело космолета замерло, покосившись на правый бок.
        - Приехали, - рапортовал Бахрамов, обтирая рукавом пот с лица.
        - Всем по полной выкладке, - бросил я своим, срывая защелки с крепежных ремней.
        Меньше чем через пять минут мы стояли у открытого люка, оглядывая черную сожженную «Витязем» траву и начинавшийся рядом лес. Листва тихонько шелестела на ветру, откуда-то доносилось журчание воды - все было по настоящему, как только может быть на реальной, согретой летним солнцем земле. Не слышалось лишь щебета птиц, но оно и понятно: когда с неба с грохотом сходит гора металла, птахи молчат.
        Я спрыгнул с последней ступеньки, ковырнул ногой обуглившийся куст - он рассыпался рыхлым пеплом.
        Подул теплый ветер. К запаху гари примешивался аромат спелых трав.
        - Терехин, Левицкий со мной, - скомандовал я и, повернувшись к командиру
«Витязя», добавил. - Мы осмотримся. Вернемся через час-полтора. Вы пока в космолете. Люк задрайте.
        По краю подлеска мы вышли к речушке и остановились на обрывистом берегу. Вверху за изгибом русла виднелся синевато-серый фронт тумана, обширные пятна которого мы наблюдали еще с орбиты. Этот необычный туман слишком плотный, начинавшийся как-то сразу и похожий на мех сказочного существа, был единственной странностью в открывшемся пейзаже. Разглядывая его, я не сразу заметил след проселочной дороги, начинавшейся за ивняком на противоположном берегу.
        - Глеб, - Терехин тронул меня за руку и кивнул на перекат, поблескивавший на солнце. Там появились всадники. Около сорока или больше - заросли скрывали арьергард отряда. Похоже, что он вышел из полосы того мехового синевато-серого тумана, повисшего над излучиной и накрывшего северо-восточную часть леса.
        - Хрень какая-то, - шепотом пробормотал Левицкий, оторвал бинокль от глаз и протянул мне. - Монголы или… А что «или»?! Я же говорил еще перед посадкой…
        - Тихо! - я нажал кнопку фокусировки, разглядывая желтоватые раскосые лица, бритые головы в маленьких войлочных шапках.
        С другой стороны реки послышался визгливый вскрик, и отряд направился через реку, поднимая фонтаны брызг. Скоро всадники с гиканьем удалились по дороге за холмы. Мы обследовали берег, подойдя метров на двести-триста к полосе тумана. Четко отпечатанные следы конских копыт на сыром грунте и надломленные ветки отбрасывали прочь версию Терехина, что мы столкнулись с порожденной ЭИС иллюзией. Вернее здесь все было плодом ЭИС, но только не иллюзией.
        Мы возвращались к перекату, когда из-за холмов, за которыми скрылись всадники, послышались выстрелы. Сначала одиночные, потом прерывистая автоматная очередь. Связавшись с Осиповым, я принял решение выдвинуться в сторону завязавшейся перестрелки: мы должны были хоть немного представлять, что здесь происходит, и с чем нам предстоит иметь дело до прибытия спасательной экспедиции, если таковая будет.
        Держа в поле зрения дорогу, мы шли быстро через подлесок - быстро насколько позволяли наши мышцы после двух месяцев тренировки в нагрузочных костюмах и стимулирующей инъекции. Где-то невдалеке слышалось ржание, удалявшийся стук конских копыт. Запахло дымом. Раз-другой ухнул выстрел. Обогнув подножье холма, мы вышли к небольшой дерене. Возле покосившегося фонарного столба стоял старый грузовик неведомой модели с разбитыми стеклами. У колодезного сруба валялось несколько убитых лошадей, видимо принадлежавших монгольской коннице. Одна из лошаденок еще силилась встать, опираясь на дрожащие ноги, ее всадник лежал в луже крови, выронив копье. Над дальними домами поднимались желто-сизые столбы дыма. Там слышались крики и остервенелый лай псов.
        Перебежками мы подобрались к началу улицы и затаились за грузовиком. Рядом с нами у открытой калитки лежала мертвая девочка лет двенадцати. Из ее вытекшего глаза торчала стрела. В невысоких зарослях бузины шевелился кто-то, издавая хрипловатые стоны. Терехин дернул меня за рукав и качнул головой.
        - Посмотри, - согласился я, приподняв ствол ПИР.[ПИР - плазменно-импульсное ружье.] За годы службы в агентстве я видел много смертей, но то, что было передо мной сейчас: эта маленькая девочка, раскинувшая ручки, лежавшая навзничь с красной струйкой, стекавшей с губ, и обезглавленный труп старухи у крыльца, и мужчина перед срубом - все это отдалось пронзительной дрожью в спине. Я даже попытался убедить себя, что передо мной люди ненастоящие, что они, как и все вокруг - слепок ЭИС. Но разве может быть ненастоящей звериная жестокость, боль и смерть?
        - Суки!!! - заорал кто-то у пролома в изгороди, и тут же стебли бузины упали под плотной автоматной очередью.
        Левицкий метнулся к калитке. Выждав десять секунд, я бросился следом, не упуская из вида улицу и окна ближнего дома. Между фрагментами забора, щерившегося сломанными жердями, хрипел и тужился в объятиях Бориса какой-то человек. Рядом валялся «калаш» со сдвоенным магазином. В воздухе еще стоял едкий душок порохового дыма.
        - Суки!!! Я вас!.. - человек снова рванулся, вгрызаясь зубами в броню Левицкого.
        - Эй, да свои мы! Свои! - повторил я, откинул щиток шлема.
        Слово «свои», видимо произвело на автоматчика впечатление. Он притих, вглядываясь медно-блестящими глазами в мое лицо.
        - Борис, пусти его, - приказал я.
        Левицкий осторожно ослабил захват.
        - Военные что ли? - незнакомец, то недоверчиво косясь на меня, то поглядывая на валявшийся в траве автомат, отряхнул синюю милицейскую рубашку со смятыми майорскими погонами.
        - Вроде спецназ, - низким голосом отозвался Левицкий.
        - Разоделись, как папуасы. Мать вашу! Мать вашу! - милиционер от чего-то затрясся и, встав на четвереньки, повернулся к усеянному трупами переулку. - Где же вы раньше были, мудаки хреновы?! У нас здесь такое с утра твориться! Ведь звонили же в район! Сто раз звонили! Трубку даже никто не взял!
        - Тот мертв, - сказал Терехин, бесшумно появившись из-за кустов. - Кишки наружу. Я инъекцию не успел ширнуть.
        - Ладно, Игорь, - я кивнул и повернулся к майору милиции. - Так что у вас здесь с утра?
        - Вот что! - он вытянул руку в строну проулка. - И вон что! - незнакомец шагнул в пролом забора и раздвинул кусты. - Вы посмотрите, посмотрите!
        Я посмотрел: скорчившись, там лежало мертвое существо крупнее рослого человека. Оно было похоже на тролля из сказочного фильма. Возможно, это и был тролль, кожа его казалась бородавчатой, синей с зеленоватым отливом, широкую рыбью пасть наполняли изогнутые зубы.
        - Вот! - хрипло и горько повторил майор. - Час назад дикари какие-то налетели. Всех порезали. Отстреливались мы, у кого было оружие. Что происходит?! Что завтра будет?! - он шагнул ко мне с вызовом, будто я был в чем-то повинен.
        - А вчера, что было? - спросил Левицкий, подразумевая, что трансформация ИЭС произошла только сегодня. - Ну-ка вспомните.
        - Вчера была суббота. И день рождение моей жены. Теперь ее нет в живых… - милиционер побледнел. Красные слезящиеся глаза, словно раны выделялись на его лице. - Вот! - он вскинул руку к небу. - Вот что происходит! Это обычный конец света. Почему я не понял этого раньше?!
        Все мы, задрав головы, смотрели на невероятное явление в небе. Облака пронзили лучи света, словно золотые спицы рыхлую шерсть. Там же обозначились ворота, огромные и сияющие. От них спускалась лестница с белыми арками, терявшаяся где-то у нижнего края облаков. Чудилось, что с неба доносится тихая торжественная музыка. С дальнего края деревни диссонансом слышались чьи-то крики и остервенелый лай псов.
        - Добро пожаловать в Рай! Добро! Добро! Только не всем! - майор милиции торжественно вскинул руку, оскалился. В его глазах мелькнуло сумасшествие.

* * *
        Те, кто обещал Рай на земле, не обманули - мы видели его много раз светящимися воротами с длинной извитой лестницей или зелеными кущами, плывущими высоко, высоко в розовом плене облаков. Видели даже ангелов: одного, кружившего над холмами, другого мертвым в лесу, обглоданного мелким зверьем. Но если есть Рай, то где-то должен быть Ад - таков Закон, принятый когда-то нами на веру. Ад должен быть. Вот уже двенадцатый день мы бродим по его краю, обходим стороной редкие поселки, потому что возле них стоит невыносимый трупный запах. Области синевато-серого тумана - аномалии, свойства которой Шадрина пытается изучить, становятся опаснее. Они порождают всякую чертовщину: то стаи гарпий, то полупрозрачных существ, вблизи которых сохнут, опадают листья с деревьев, то десятиметровых циклопов - от их тяжелых шагов дрожит земля. Видели мы летающую тарелку, появившуюся из волокон проклятого тумана, опустившуюся на поляне и оставившую там большие стеклянные цилиндры. Когда она исчезла, я и Терехин рискнули подойти, осмотреть оставленные цилиндры. В них оказались люди, плававшие в густой жидкости, похожей на
глицерин. Мы продолжаем безуспешно искать капсулу с «Геры». Наверное, в наших поисках нет никакого смысла, но мы все равно идем, стараясь не приближаться к сгусткам синеватой мглы, которая теперь повсюду. Ольга думает, что если эфемерная Земля - искривленное отражение наших представлений о Земле настоящей, то аномальный туман - отражение нашего незнания, всех наших заблуждений, еще не нашедших формы. Я бы назвал его туманом невежества. Поверьте, невежество - это страшно. Особенно если оно становится воплощенным.
        Вчера умер старший лейтенант Лакшин. Он подхватил непонятную болезнь возле болота, где напала на нас шипящая трехголовая гадина. Весь арсенал медикаментов с «Витязя» был бессилен вылечить его. Шадрина долго плакала над серым, сморщенным телом - телом человека, которого она успела полюбить. К счастью она сама, да и остальные, еще здоровы.
        Не знаю, сколько мы протянем, здесь в этом сумасшедшем мире, сотканном из наших иллюзий, фантазий, великих и опасных идей, когда-то витавших в воздухе, бывших частью энергоинформационного поля планеты, а теперь воплотившихся в страшную реальность. Я не знаю, что происходит сейчас на Земле, той настоящей Земле, населенной настоящими людьми, которые выпустили чудовище планетарного сознания. И есть ли теперь та, настоящая Земля? Не знаю даже, с ними ли Бог, или он против нас. О чем я говорю?! Не Бог, а боги, множество богов или Бог с разными лицами. Я сам видел, как в одном почти обезлюдевшем городишке Иисус бродил по площади между рядов молящихся. Он раздавал по просьбе каждого: кому-то прощение, кому-то ворох мятых купюр, а кому-то оторвал голову по жалобной просьбе безумной старухи, и ступени перед церковью были в крови. Где-то по южным предгорьям Гималаев ходит Будда и проповедует Закон Просветления, указывает хитрый путь к Великой Пустоте. Возможно, улицы Нью-Йорка сотрясаются от поступи божественной Свободы, и лачуги несогласных с некоторыми немилосердными истинами пылают, подожженные огнем ее
шального факела.
        Наш эксперт сказала, с точки зрения теории ИЭС идеи, представления о мире и даже вымысел адекватны сущему; они зависят лишь от эмоциональной плотности наших мыслей. Похоже, она права… Права. Ведь все, что я вижу сейчас, есть подтверждение ее слов. Только получается тогда, что мы очень дурно думали о нашем мире. Мы сами - кто из шалости, кто по невежеству, - дали жизнь монстрам. Сами выдумали Добро лишь для того, чтобы было что ему противопоставить. Наделили человеческими качествами богов, причем не лучшими качествами. Мы определили понятия, назвали вещи, которых до нас просто не существовало. И теперь мы в их власти. Мы живем в мире, в котором сомневались, который боялись и страстно желали видеть.
        notes
        Примечания

1
        ЭИС - энергоинформационная структура.

2
        Реципиент - здесь космическая станция с особо устроенным приемником энергоинформационных структур.

3
        Е-77 - одно из подразделений технологической разведки Евросоюза.

4
        АФБ - Российское Агентство федеральной безопасности.

5
        Дети Христовы - одна из религиозных сект, образовавшихся в начале двадцать первого века.

6
        Сапф - специальный язык, описывающий процессы в энергоинформационных структурах.

7
        ПИР - плазменно-импульсное ружье.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к