Канатоходец Дмитрий Анатольевич Миронов
        Безумная и малоправдоподобная история. События начала 90-х годов: стрельба, резня и кровавые реки - воспоминания человека из той эпохи, - все это в голове едва совершеннолетней девчонки, рожденной в 21 веке. Пока только фрагментами, но это прогрессирует, и она еще узнает себя в зеркале. А тот, чью память она украла, не простит, и он уже где-то рядом… Содержит нецензурную брань.
        Дмитрий Миронов
        Канатоходец
        Я люблю смотреть, как на разных берегах проспекта скапливаются войска. Вспыхивает зеленый свет и две людских стены вот-вот встретятся лбами… но, они даже не задевают друг друга, рассеиваются по тротуарам, скачут дальше по своим делам. Троллейбус, вижу его спину, и то место, откуда растут рога, сейчас харкнет электричеством на перекрестке, озарит все углы моей крошечной кухни на последнем этаже. Еще темно, утро. Универсам на углу, зажигается неоновым пунктиром свет в витринах - Лена пришла. Потом кассирши - Роза, Люба, Рая друг за другом сворачивают в подворотню, служебный вход с эстакады. Пора и мне.
        Блевань - это все покупатели: старухи, дети, мужики, красавицы, кто бы ни был, это все называется одним словом - блевань, жижа из одинаковых лиц, лягушачья икра.
        Мой напарник совсем молодой, постоянно опаздывает.
        - Я же интернетзависимый…
        Начинает мне заправлять про какие-то биткоины, бинарные опционы, нижняя губа блестит, сейчас оттуда потечет. Я убегаю на эстакаду, меня вызывают электрическим звонком на весь магазин - машина. Хлеб, молоко, колбаса, снова хлеб, машина за машиной.
        Во дворе напротив нас кухня ресторана - красавицы в марлевых колпаках улыбаются. Желтые листья падают, их несет ветром с Юсуповского сада, в нашем колодце нет деревьев одни автомобили, до последних этажей офисы, офисы, офисы за амбразурами стеклопакетов.
        В шесть вечера эстакада закрывается, мы с напарником расставляем товар по полкам. В девять часов пора и мне, прощаюсь, охранник проверяет мою сумку.
        Родная парадная напротив, но переходить проспект надо левее, где светофор, который всю ночь целует желтым светом потолок моей кухни.
        Хлопает дверь, замерев, слушаю, как она звенит несколько секунд. Еще один день на помойку забвения.
        Я очень замерзаю на работе. Погружаюсь в ванну с горячей водой. Черная дыра вентиляции под потолком, неповторимый узор слуховых галлюцинаций, шепот толпы, звон посуды на кухне ресторана "Тройка". Маленький, черный телефон всегда рядом, жму на кнопки, дрожащий голос одного мистического человека…
        Все началось весной, с первых дней апреля я живу далеко от города, час на электричке. Дом летний - комната и кухня, чердак набитый огородным хламом, туалет во дворе, жирная береза у крыльца. Хозяева на другом краю поселка в пятиэтажке.
        В комнате "буржуйка" греет сразу, потом я включаю электрическую печку. Кровать у окна и еще одна за шкафом, сервант с ненужной посудой - горы тарелок, сервизы, охапки вилок, ложек, ножей. Тумбочка с книгами, стол и стул. За окном забор, канава и поле до самого леса. На кухне холодильник, электрическая плитка, две табуретки, тазик под умывальником, полочка с зеркалом и мыльницей. Ничего лишнего.
        В первый же день, как приехал, скинул вещи и сразу в местный супермаркет у станции. Как обычно много народу, здесь почему-то всегда одна кассирша. Главное - что бы впереди не было цыганок. Мне не повезло:
        - Дочка, дай мне еще блок "Оптимы", ой нет у меня только на две пачки. Хотя, погоди, возьму. И шоколадку, и сок вот этот… Ох, лавэ нанэ! Прости, дочка, отложи, вечером приду. Хотя, постой…
        И так далее. Очередь уже человек десять. Скрипнула кожаная куртка, я обернулся.
        - Извините…
        - Да, ничего, - говорю.
        Когда забирал сдачу, обернулся еще раз, девчонка симпатичная, я ее заметил, как только вошел в магазин, она сидела на подоконнике рядом с камерами хранения. Кожаная куртка на молнии, вязаная шапочка, джинсы, ботинки, в корзине пакетик сока.…
        Дома не успел раздеться, слышу, калитка хлопнула, шаги. Распахнул дверь настежь.
        - Извините, у меня есть деньги, я заплачу, сколько скажете. Думала тут никого, я жила здесь раньше. Мне некуда идти.
        Она выдохнула залпом эти слова и села на табуретку, рюкзак упал на пол. Хуяссе…
        - Иди в комнату.
        Я стал хлопать крышками по кастрюлям в поисках еды. Осталась вареная гречка, пожарю ей с колбасой. Включил чайник.
        Она сидела на кровати.
        - Один момент.
        Сдвинул бутылки на край стола. Включил музыку в планшете. Ни о чем не спрашивал, она тоже молчала. Ушел на кухню, вернулся - спит, так и не сняла ни куртки, ни ботинок. Укрыл ее одеялом, выключил свет и лег на кровать за шкафом.
        Утром затопил "буржуйку", сходил за водой, гостья не открывала глаз. Кружка с водой на столе, еда в сковородке все готово, только просыпайся. Слышал, ночью она выбегала во двор, на полу нашел две бумажки по пятьсот рублей, словно перья встревоженной птицы. И я во второй раз сказал - хуяссе…
        - Вставай, хорош уже.
        - Я давно не сплю.
        - Как зовут-то?
        Тишина, будто вспоминала.
        - Рида… Апчхи!
        - Рида? Будь здорова.
        - Рита. Как жарко, вся мокрая…
        - Я воды нагрел, вот ковшик, тазик и мыло, сам так моюсь.
        - Подожди, я сейчас.
        Схватила рюкзак и ушла. Ее долго не было, я даже сожрал котлеты, что пожарил для нее. Вернулась с двумя пакетами, сначала выложила на стол продукты: заморские салями, сыры, салаты в коробочках, связку пива, хлеб самый дорогой и литр "Ред лейбл"
        - Это тебе.
        - Что?..
        - В "Окей" ездила.
        - Это же миллион километров отсюда!
        - На такси туда и обратно.
        Из второго пакета: новые джинсы, теплую рубашку, пару футболок, пакетик с трусами, шампунь и резиновые сапоги, розовые в лягушатах.
        - Ладно, - говорю, - пойду, погуляю.
        - Ага.
        Я взял бутыль, подкову колбасы и вышел на улицу.
        Проснулся поздно вечером, на столе порядок, теперь меня ждала на столе еда, Рита сидела в углу кровати.
        - Привет…
        - Слушай, если хочешь, живи, но я сплю здесь, это моя кровать, я люблю просыпаться и смотреть в окно. Иди за шкаф.
        Включил планшет и напялил наушники, что бы ни слышать, как она раздевается.
        - Там темно и страшно, что ты смотришь, можно?
        Идеальный женский силуэт на фоне звезд…
        - Можно, - говорю, - но я за себя не отвечаю.
        Легла рядом, обожгла голым плечом, ее холодный нос на моей груди. Судорогой счастья свело от губ и до коленок, руки быстро нашли все что нужно…
        - От кого бежишь?
        Молчит.
        - У тебя столько денег.
        - Не так много на самом деле, продала кое-что.
        Луна окрасила серебрянкой предметы на столе - пивные банки, кружки, недоеденные салаты в пластиковых коробках…
        - А ты? Почему ты один?
        И я стал говорить, говорил до утра, потом весь день. Я долго ни с кем, ни общался вот так, как с близким человеком.
        Каждое утро мы гуляли, видели, как меняется природа, птицы сходят с ума в лесу, шуршат ручьи с оттаявшими берегами, превращаются в речки.
        Рита ничего не боялась, то есть не оборачивалась на внезапные шумы на улице. Была спокойна абсолютно, люди, которые прячутся, так себя не ведут. Телефон ее никогда не звонил. Старый кнопочный мобильник без интернета.
        - Ты с какой планеты, зачем прилетела?
        Она смеялась.
        - Рассказывать особо и нечего, мало прожила…
        - Говорила, была здесь когда-то.
        - Не помню, может, была, а может, приснилось…
        - Не хочешь, не говори.
        - Обиделся?
        - Да, ну. А у тебя хорошо получается.
        Я смотрел, как Рита рисует на запотевшем окне. Скала, человек с удочкой на краю обрыва, линия горизонта, чайки. Скала большая, рыбак крошечный, леска длинная.
        - Что это?
        - Португалия.
        Рита рисовала часто, у нее в рюкзаке были блокноты и сноп авторучек. Обычно это был город. Полукруги подворотен, зигзаги крыш. Ни людей, ни машин, как в мультфильмах.
        - Тебе нравится?
        - Даже очень.
        - На…
        А вот это было реально красиво. Озеро в лесу, луна на небе и в озере. Кентавры, две особи, мужчина и женщина, идеальные лошадиные формы. Они смотрели друг на друга, по их взглядам все понятно, что будет дальше, через минуту…
        - Листай дальше.
        - Ух!
        Полотно на две страницы, узнаваемые очертания Невского проспекта, Адмиралтейство, Дом книги. Разбегающаяся в разные стороны толпа, ужас, смятение, конец света короче. На несчастных людей падает с неба неведомая хрень, огромная как дирижабль. Очертания адского объекта показались знакомыми, но я не осмелился предположить.
        - Это хуй, - спокойно сказала Рита, - чего ржешь? Мне было не смешно.
        Следующие страницы были исписаны мелким почерком.
        - Каракули какие-то…
        - Дай сюда.
        Рита села по-турецки, минуту смотрела в раскрытый блокнот, стала читать.
        - Ехала на метро и поезд остановился в тоннеле, где-то вдали громыхнуло. И стало тихо, истерически тихо, знаешь, так бывает. Двери открылись, пахнуло сырой землей, появился человек в фуражке, он крикнул:
        - Все за мной!
        Народу было мало, в некоторых вагонах вообще никого. Из темного туннеля, свернули в более-менее освещенный коридор. Еще через несколько поворотов машинист впустил нас в небольшой зал, типа маленького кафе.
        - Посидите здесь, пока не разгребем завал.
        Одна баба юрист, она знала наши права, сказала:
        - Мы пережили стресс, у вас должен быть штатный рэпер.
        Машинист постучал в дверь посреди сцены.
        - Саша, вставай. Группа.
        Послышалось сонное:
        - Бля…
        На сцену вышел молодой человек в кожаной жилетке на голом туловище, в милицейских галифе и пляжных тапках. Запел, стал танцевать. Хоп на шпагат. Мы аплодировали, настроение действительно улучшилось.
        Потом он устал и говорит.
        - Сейчас вам исполню кое-что свое!
        Убежал за кулисы, выволок на сцену барабаны. Сел на стульчик, царапнул палочкой по тарелкам, потом короткая дробь:
        - Слушайте.
        Бумс - ту-тумс. Бумс - ту-тумс!
        - Уважаемая корова, скажите, пожалуйста!..
        Поет и подмигивает сучонок. Песню не помню, мне не давал покоя гул где-то прямо над нами, там высоко на земле. Я подняла руку, машинист сидел на стульчике рядом со сценой, наблюдал за нами, он кивнул:
        - Давай, недолго.
        Я пошла типа искать туалет. В коридоре шум еще отчетливее, маленькая железная лесенка наверх. Ступеньки закончились, я оказалась непонятно где в полумраке. Ну и пошла по стеночке. Коридор становился шире и светлее, все чаще попадались навстречу люди в спортивных костюмах. Это был стадион и футбольное поле такое большое, что игроков еле видно на горизонте. Смотрю, у ворот деревенский сортир. Никто на меня не обращал внимания, я спокойно прошла сквозь оцепление. Это была вратарская будка, по новым правилам. В будке уютно: стол, стульчик, зеркало. Булькал в кружке кипятильник, хлеб, колбаска порезана, сахарок в банке. В окошко можно наблюдать за игрой. Наверное, парня отвлекли, когда он только собирался перекусить. Я выдернула кипятильник из розетки. Шаги…
        Вратарь пришел, весь мокрый и чумазый.
        - Ты кто?
        - Я из метро, там авария.
        - А-а.
        Он кинул в кружку заварки, посмотрел в окно.
        - Будешь, чай?
        - Да, не…
        Завалился на шконку.
        - Чо-та, заебало все.
        Я не успела ничего спросить…
        Ба-бах!
        Мяч жахнул по стене! Футболист убежал, я к окошку. Куча-мала, мордобой, визг, вой с трибун неимоверный!
        - Го-о-о-олллл!!!
        Я зажала уши. Ор прекратился, перерыв, народ шатался по полю, бегали «мушкетеры» с носилками, кто-то пинал мячик, играла музыка.
        - Ты где шляешься, сука!
        Сразу поняла, что это мне. Машинист приближался, он замахнулся и ударил. В общем, очнулась в метро. Одна. Поезд, мягко покачиваясь, на огромной скорости летел посреди красивого, рыжего поля, солнце в перистых облаках будто раскинуло свои оранжевые руки, пытаясь обнять земной шарик. Ну, мне так казалось. Отгрохотал мост, мелькнула речка, обросшая кустами по берегам. Снова поле, шоссе, полосатый шлагбаум, человек с флажком. Просыпаюсь, как дома на диване, вытянув ноги. Народу тьма. Я села, места рядом сразу заняли. Притворилась, что опять сплю.
        Разбудила женщина в фуражке.
        - Поезд дальше не пойдет. Выходим из вагона.
        Это была станция «Площадь Восстания», господи, и здесь людей видимо-невидимо. С толпой пошагала по Невскому. Было, наверное, совсем поздно, черное небо, ярко горела реклама. Люди плотным строем шли по проезжей части, и все в одном направлении, как на салют, в сторону Дворцовой площади. Мне-то на Владимирский надо, но за «Маяковской» стало так плотно, что протиснуться никакой возможности. Все пиздели про какой-то аттракцион. Я спросила у кого-то:
        - Что вот это все?
        - Идем на грандиозный аттракцион.
        - Какой?
        - Никто ничего не знает, но говорят, будет просто пиздец!
        Там, далеко у Адмиралтейства, мощные прожекторы резали лучами ночное небо. В домах, что по проспекту, во всех окнах горел свет. Люди были и на балконах, они стояли, вцепившись в перила, пили из бутылочек, махали толпе руками.
        У «Дома Книги» затор, ни фига не видно, лишь море голов. Впереди орали команды, выли дети, меня прижало к спине какого-то мужика. Неожиданно - цепь охранников, проверяющая билеты. Проверяли выборочно, у всех невозможно. Опа, Сашка репер! В своей жилетке и галифе, оскалив зубы, в бешеном темпе рвал пополам бумажные квадратики. Я, чтобы меня не снесло потоком мимо, вывернулась и прислонилась спиной к его спине. Он такой:
        - И ты туда же!
        - Я случайно, а что будет, не знаешь?
        - Не знаю! Что-то супер грандиозное, рекламу, что ли не видела?
        - Не видела, - говорю.
        - А ебнуть есть?
        Он метнул взгляд на своего коллегу, тот в двух шагах занимался тем же.
        - Нету.
        - Ну, иди тогда, не мешай, вам там нальют.
        - Прощай, Саш.
        Он не ответил. За цепью охраны стало свободней. Кое-где возвышались трибуны, с них орали в мегафон:
        - Проходите на великий аттракцион! Единственный раз, только здесь и у нас! Нигде в мире! Не бойтесь! Не бойдезь!..
        С других подмостков, всем желающим наливали водку в пластмассовые стаканчики. Тем, кто не пил, но желал успокоиться, специальные дяди в костюмах и бейджиками на груди «психолог», читали короткие лекции.
        - Точно ничего страшного не будет? Скажите, прошу вас.
        Бабка с малышом на руках умоляюще смотрела на дядьку, психолог гладил ребенка по голове.
        - Все хорошо, родные мои.
        - Ну, хоть примерно скажите, что будет, а?
        На мгновение физиономия психолога исказилась злобой, но он быстро пришел в себя.
        - Если что, закроете девочке глаза.
        - Внимание!!! Внимание!!!
        Это раздалось из мощного динамика откуда-то.
        - Атеншн, атенш плиззз!!! Ахтунг, ахтунг!!! Внимание!!! До начала великого, неповторимого действия!!! Две минуты-ы-ы!!!
        - Просьба организовать тишину! Соблюдать спокойствие! Итак! Внимание на небо!
        Прожекторы застыли лучами вверх, мы все пялились в звездный туман, сзади напирали вновь прибывающие, тишину не удавалось организовать, да и спокойствие тоже. И тут я заметила, что не вижу купола Казанского собора, улицы Герцена, вообще ничего.
        - А где Казанский собор?!
        Тетка такая:
        - Вы, что с Луны свалились? Его же специально снесли, ради аттракциона! И все дома вдоль Невы на три километра. Странная вы девушка…
        Я:
        - У меня подруга там живет!
        - Ну и что. Я тоже там жила, и мне дали квартиру…
        Вдруг кто-то заорал:
        - Смотрите! Слышите?!!
        Ритка бросила блокнот на пол, зажмурилась и зажала уши, будто истеричная двоечница у школьной доски, выплевывая заученный текст.
        - Рев! Падающей авиационной бомбы! Приближался с бешеной скоростью! Визжащий, со скрежетом и лязгом, травмируя насмерть психику и дефлорируя барабанные перепонки! И из черного тумана вывалился, движущий по кругу в десятке метров над океаном людишек, ошпаривая своим свистом, и прижимая все живое к земле неизвестной величиной из раздела физики, огромный человеческой хуй!!! А-а-а-а-а! А-а-а-а-а! И спокойный, глубокий, как Марианская впадина, голос изрек:
        - Вот вам, бляди… ха-ха-ха.
        Она прижалась лицом к моему плечу, я ржал на всю деревню.
        - Он не падал, двигался, как часовая стрелка, вот так вот.
        И показала рукой:
        - Вжжж, знаешь, как страшно было.
        Я отдышался, говорю:
        - Мне больше вратарская будка понравилась. По новым правилам…
        - Я всегда сны записывала, на чем придется, что под рукой было, потом блокнотиков накупила.
        - Зачем?
        - Однажды, я проснулась и мне не встать, лежу и реву, потому что не могу ничего вспомнить. Сон невероятной красоты, хотелось обратно и никогда оттуда не возвращаться. Будто я прожила долгую, счастливую жизнь, и ничего не помню. Все ждала повторения или продолжения, дура…
        - Интересно.
        - Все не так просто. Надо не спать сутки, двое, сколько выдержишь.
        - Разве, это возможно?
        - Есть средства, таблетки, например. Меня друг один угощал. Он умер уже, старенький был. Во сне и умер. Я так мечтала снова… даже не увидеть, быть там. Слово нужное не могу найти.
        - Надо попробовать.
        - Не надо, поверь. Чудища мерещатся, видишь невидимое. Кукундель съедет, это же потом не лечится.
        - Слушай, я никогда не спрашивал - с кем ты живешь? Ведь кто-то за тебя волнуется, переживает.
        - Танька Шитик! Мы с ней давно. Моих предков родительских прав лишили, меня в инкубатор, там с ней и подружились. У нее все умерли папа и мама. Я своих даже не помню, столько лет прошло, может, и они на том свете.
        - Я сначала думал ты бежишь от кого-то.
        - Бегу, только не знаю от кого. Я давно не понимаю, что со мной происходит…
        Что бы совсем не одичать катались на электричке, мне нравилось смотреть, как чужие ауры трутся о ее биополе, как она разглядывает чепуху, которую предлагают вагонные барыги, слушает гармошку, как жизнь трассирующими залпами летит за окном поезда. Будто слепые боялись отпустить друг друга на незнакомых перекрестках, в очередях магазинов.
        Прошло две недели, отпуск заканчивался.
        - Как жить дальше будем? Мне скоро на работу, два дня там, два здесь.
        - Как скажешь, так и будем.
        - Поехали завтра ко мне в город, надо летние шмотки привезти и стирки вон, целая сумка. В ванной помоемся.
        …Я ее не узнаю, идет по проспекту, сшибая локтями прохожих, так ходят большие и толстые люди. Мы были у меня на работе, мне дали конверт, зарплата за прошлый месяц. Вечером смотрели телевизор, я соскучился даже по рекламе.
        Очень рано утром разбудила машина, окно комнаты во двор, форточка настежь, батареи еще лупят теплом. Громко хлопнули двери автомобиля. Рита вскочила, бросилась одеваться почему-то в мои вещи. Как-то нелепо и странно у нее получалось. Я замер. Человека нельзя будить в лунатическом его припадке, нельзя кричать и звать по имени. Она справилась с одеждой, вышла на кухню, вернулась. Потом стала говорить:
        - …Чего тебе надо, сука? Пошла ты к такой-то маме… скорняк твой - мифический. И вчера поздно звонила, я говорил после полуночи не звонить, предупреждал? Опять звонит, скажи ей, выпросила денег на скорняка, тот ей шубу шьет, деньги все пробухала… вчера звонит ночью - говорит, скорняк еще за работу просит… пошла нахуй со скорняком своим!
        Ходила по квартире, нашла дверь. Ее шаги по каменным ступеням…
        Я в шкаф, кое-как напялил на себя, что смог быстро найти, и выбежал следом.
        Она шла, часто оглядываясь, но меня не видела. Не, она смотрела в мою сторону, но не видела. Пришли на вокзал, я купил два билета. Первая, самая ранняя, электричка, почти пустая, я сел так, что бы быть мгновенно рядом. Рита молчала, смотрела в окно, может, спала. За окнами мелькало фиолетовое утро, я часто уходил курить в тамбур.
        Нет, не спала. Бодро встала на нашей станции, вышли. Во дворе она почему-то остановилась возле фундамента старого дома. Я открыл ключом дверь и спрятался. Слышу, чего-то упало и разбилось в комнате, хрустнула кровать…
        Ничего не хочу знать, и ничего тебе не скажу, вдруг это тебя напугает, и ты исчезнешь, как и появилась. А как же я? И бесконечное желание ловить лучи твоих глаз, не оборачиваясь знать, что ты всегда рядом…
        Пролетели последние счастливые дни. Договорились - она будет меня ждать здесь два дня, пока я на работе. Есть много книжек, еще оставлю планшет, телефонный номер записал на листочке, будет звонить каждый час, если захочет.
        Приехали в город в гипермаркет рядом с вокзалом накупить еды. «Магнит» осточертел, да и просто прогуляться.
        Рита потерялась, огромный магазин, море воротников, капюшонов. Какая-то возня у камер хранения, все смотрят туда, быстрыми шагами идет охранник. Вижу там далеко, какой-то мужик валяется на полу, ему больно. Ритка бежит к эскалатору, люди от нее шарахаются. Крикнул, не слышит.
        Поднялся на платформу, электричка через пять минут. Так и думал - сидит на скамеечке, руки в карманах…
        Это была не она. Я опустил пакеты на асфальт, стало страшно. Совсем другой, незнакомый человек сидел в ее одежде.
        - Рита…
        Она обернулась, половина лица чужие, но лишь на мгновение, улыбка навела симметрию. Она бросилась ко мне, я чуть не заплакал.
        - Не пугай больше, ладно?
        - Я так хочу жить!
        - Что ты говоришь?
        Эти слова мы уже орали друг другу - поезд верещал тормозами, скрипел колесами.
        Я услышал это еще раз ночью, почти сквозь сон:
        - Я так хочу жить…
        Сумерки последнего дня, завтра рано утром на работу. Сегодня я уеду, как не хочется, даже с кровати лень вставать.
        Риты нет, вижу ее в окно. Перепрыгнул через канаву, пошел к ней, спотыкаясь о кочки. Она сидела на засохшей, прошлогодней траве прислонившись к березе, с кем-то разговаривала по телефону. Я остановился. Только шум леса и скрип берез, и ветер на ладонях несет мне ее голос…
        Говорила только Рита, ее не перебивали, где-то там далеко, внимательно слушали:
        - …Гимназиста Мазай привел, там были еще Мики и Ян. Денег он хапнул, не мог же все пропить, и заработать хочет. Кстати, Гимназист все и рассказал - сумку с деньгами мусора забрали, меня в "кресты" на две недели, так надо было. А майора этого утром в парадной телескопом по тыкве и в багажник. Вечером к Челентано, дом у него в Ковалево, пришлось собаку пристрелить хороший такой бультерьер, был… Жену с детьми в ванну, хозяин приехал. Когда проморгался, начал пальцами махать, именами закидывать, Мазай его хуяк бивнями об пол, потащили на улицу, багажник открыли, Челентано глаза надул - не верит, крыша его в жабьей робе с погонами еле дышит. Ха! Повезли их в лес, Мики с Яном мента ножами затыкали и в землю. Челентано обосрался, короче, отдал он свой "гранд чероки" и двадцать тысяч бумаги. Майор этот Геру взял на Удельной при передаче денег, гандон, кароче…
        Я не стал дальше слушать, убежал в дом. Сидел и смотрел в окно, она не шевелилась, не меняла руку. Смачно чавкал старый будильник, толстая часовая стрелка уткнулась в цифру шесть. Я проверил по карманам все ли взял и пошел на станцию.
        Работа разбила в дребезги: акция, распродажа, грандиозные скидки, весь магазин в желтых ценниках. Блевань блеет - по акции, по акции, прет и прет. Картофель - шесть рублей! Кура - пятьдесят за килограмм, сахарный песок - двадцать пять, и так далее. Не успеваю вывалить, мешок рвут в клочья, картошка по полу, клешни со всех сторон, сверкает золото, парики набок.
        - Молодой человек, молодой человек…
        Машины ждут на эстакаде, не успеваем.
        - Несите еще! Еще! Мало, мало, нам не хватило!
        Два дня мелькнули, как вспышка. Устал безумно, утром поднимался с кровати, держась за стенку. Надо ехать.
        Дверь была открыта, рюкзак на кровати, кожаная куртка, еда не тронута, та же геометрия вещей, предметов. Я обошел дом, никаких следов ее маленьких ног у калитки и вообще нигде…
        Проклятая жара, пустые улицы, тишина в магазине, над крышами дрожащее марево зноя. Мы с напарником на дне колодца в тени козырька эстакады, я валяюсь на спрессованном картоне, он сидит на ступеньках и объясняет мне «основы и принципы». С тоской гляжу на проспект, кажется, вот-вот, еще мгновение и она появится, просто выйдет из-за угла. Пропала, исчезла, оставила вещи и ушла. Куда? Если бы я знал, был бы я сейчас похож на свое отражение? Весь обед улетел в унитаз, едва успел добежать, мне плохо, я никогда так не пил раньше.
        Выходные пролетали незаметно, на улицу выходил рано утром, до начала солнечного безумия. Никуда не ездил, там записка на столе с моим номером, не звонит, значит, я пока не нужен. Да и здесь приятнее в каменном кулаке квартиры, а в деревне и спрятаться негде, а еще электричка набитая потными тушами.
        Раскладываю ее вещи на кровати, все, что осталось в рюкзаке. Несколько авторучек, зарядка для телефона и ключ с брелком от машины. Она никогда не говорила про машину…
        - Рита!!!
        Я приехал на дачу, калитка была настежь и дверь тоже.
        - Здравствуйте.
        Вышел мужик лет пятидесяти, высокий и крепкий. Нарядная рубашка, штаны от костюма, дорогие ботинки. Хозяева сдали дом, и почему-то не позвонили. На миг представил, как мне тащить все барахло домой - посуда, печка, подушки еще до хрена всего. Но мужчина успокоил:
        - Я сейчас уеду.
        Кожаная куртка так и висела на гвозде шапочка в кармане, ботинки размером с ладонь под сервантом.
        - Ключ нашел под ведром. Извиняюсь.
        - Вы кто?
        - Жил здесь когда-то, дом еще вот тут стоял.
        Он показал на фундамент.
        - Соседи некоторые еще живы, надо же. Я вчера приехал, ночевал, думал, раз никого нет. Ты хозяин?
        - Нет. Снимаю.
        - Бабушку в девяносто пятом последний раз видел, на следующий год она ушла, а я уже заграницей жил. Вот столько лет не был. Дом сгорел в двухтысячном, кто-то участок купил, соседи сказали…
        Я был уверен, что он не врет. Говорил с очень легким акцентом, как прибалт. Напоминал сериального милиционера.
        - Ладно, прошу прощения. До свидания.
        - До свидания.
        Он ушел. В доме запах еды, дорогого парфюма. На столе листочек с моим номером телефона, наверняка, дядя сфоткал его на память. Плевать. А Риты не было.
        Чем дольше ее не было, тем больше я сходил с ума. Стала сниться, говорят, значит, человек, думает о тебе. Окрыленный я вглядывался в мельтешащую перед глазами блевань. Бесконечные рифмы, совпадения, вижу ее у метро, в очереди на маршрутку - слепые призраки ожидания.
        Первые желтые листья несет с Юсуповского сада. В городе стало больше узбеков, приходили к нам каждый день, молодые спрашивали - вакансии есть? Старые говорили - работа. Шли дальше, магазинов много.
        Я уже собирался домой, переодевался, слышу, кричат мое имя. Одна из наших баб орет - к тебе! Рядом с холодильниками стоял этот мужик, иностранец. Поздоровались за руку.
        - Что вам надо? - говорю.
        - Братан, а Рита, Рита Чернова жила с тобой?
        Так и знал. И как он нашел меня?
        - Жила, потом ушла.
        - Я родственник. Кстати, Глеб.
        Он протянул руку, я назвал свое имя.
        - Номер ее помнишь?
        - Не было у нее ничего, я и фамилию вот только что узнал.
        Я разглядывал его профиль, что-то есть, что-то едва уловимое, как у Риты. Мы вышли на улицу. Есть такие люди - давят харизмой, все выложишь. Я рассказал, как мы с Ритой встретились, как уехал на работу, а она пропала.
        - Ты когда домой?
        - Все уже, иду.
        - Пошли нормального пива выпьем.
        - Я устал.
        Он меня не слушал.
        - Смотри, как чудесно!
        Это была терраса ресторана, который рядом с нашим магазином, стилизованна под Мюнхенские пивные.
        - Здесь дорого.
        - Угощаю!
        Говорил только он, о том, как «все изменилось», и что не видел этих улиц почти тридцать лет.
        - Вот здесь был первый «панасоник», ларьки ночные на углу…
        Я заметил, что один глаз у него, как мертвый, зрачок не шевелился, смотрел только прямо.
        - Глаз стеклянный, в машине сидел, подошли сзади, шмальнули в затылок. Три дня в коме, тоннель видел.
        Я поддакивал, сам думал, какой пиздец эти террасы. Дышать выхлопным газом, люди туда-сюда на расстоянии вытянутой ладони, в кружки заглядывают. Надо скорее налакаться…
        И я налакался, рассказывал про нашу с Ритой весну, как познакомились, жили, и как все быстро кончилось. Мне показалось, что этот родственник меня совсем не слушал. Смотрел куда-то вдаль по проспекту.
        В самом ресторане очень вкусно пахло, посетители говорили только на английском. Нашел туалет, сел на унитаз, не снимая штанов, достал телефон…
        Когда вернулся, наш столик был пуст, даже посуду убрали. Глеб догнал у самой парадной, я обернулся на топот. Он упал, и схватил меня за ногу, и заорал мое имя!
        Я второй ногой освободился от объятий
        - Ебаный ты ж дурак!
        Нырнул в парадную, бегом по лестнице к себе на этаж!
        Нашел в интернете, и первый раз в жизни записал себе номер телефона отдела полиции.
        Он появился еще раз через несколько дней, и это было удивительно. Мы шли навстречу друг другу, на пешеходном переходе, вот-вот нас столкнет толпа. Я сжал в руке телефон, приготовился. Он не узнал, хоть и клюнул взглядом, как обычного встречного пешехода. Прошел мимо, я подумал, наверное, ему стыдно. Прощаю, только исчезни навсегда, пожалуйста. И как он похож на Риту, такая же презрительно-усталая полуулыбка…
        Однажды грянул гром очень сильно с треском, все небо стало черным. Забегали людишки, толкотня в дверях магазинов, под козырьками остановок спрессованные брикеты человеческих туловищ.
        Я успел домой. И услышал шум, непривычные в этих стенах, звуки. Это на полу у кровати жужжал и шевелился мой телефон. Я ушел гулять и забыл его.
        - Але…
        - Привет!
        - Привет…
        С грохотом лопнула туча на небе.
        - Чего молчишь? - смеется.
        Да, чего молчу? Слова заготовлены, речь миллион раз отрепетирована, конкретные фразы вырублены в памяти, как раз на такой вот случай.
        - Ладно, встретимся - поговорим. Мои вещи у тебя? Ты дома? Я на Жуковского, где театр. Как раз поможешь. Буду прятаться где-нибудь здесь, дождик не вовремя…
        Слышу - шум колес автомобилей по лужам, хрустнул зонтик.
        - Все, пока! Жду тебя!
        Ага. Вот специально буду тупить. Полежу минут пять и пойду. Хотя ждет ведь, а я сколько ждал. Как-то внезапно все, что вот я сейчас ей скажу, все забыл, все вопросы и ответы…
        Чуть не уснул, прошло полчаса, может, больше, на мой звонок не ответила. И я выбежал под грохочущий ливень.
        Вот этот перекресток, где она? Дождь разогнал всех с улиц, прошел вдоль витрин и обратно. Набирал ее номер раз пятнадцать. Теплая вода щекотала ноги, вода везде: в кроссовках, карманах, все прилипло к телу, будто упал в бассейн. Вижу - маленький человек в куртке с капюшоном сидит на корточках, поднял что-то с асфальта. И машина полицейская разворачивается…
        - Это надо быть таким уродом!
        Девчонка тоже вся насквозь мокрая, стала радостно объяснять:
        - Тойота бешенная выскочила, она дорогу переходила, вот здесь! Протащило под колесами до того люка! Кошмар! Совсем молодая, ждала кого-то, на троллейбус не садилась…
        - Что?! Что ты говоришь, дура?
        - Я все видела!
        Несколько секунд мы смотрели друг на друга, дождь барабанил у нее на плечах, на щеках вензеля мокрых волос.
        - Пошла ты…
        Я перебежал дорогу, еще раз обошел перекресток, никто меня не встречал, не бежал навстречу.
        Кафе "Атлантида" все столы заняты, сидели даже на подоконнике. Возле стойки свободная табуретка. Попросил водки, вытер телефон салфеткой, входящие вызовы… Гудок.
        - Посмотри: я улыбнулась.
        Слышишь ли: вздохнула я…
        Так опять ко мне вернулась
        Жизнь веселая моя.
        Какого хрена? Музыка, смех, говор, но я слышу свой голос! Где?
        - Я всегда к тебе спешила,
        Столько спутала дорог!..
        Не забудь сестрички милой
        Имя нежное - Суок!
        Ария куклы наследника Тутти из «Трех толстяков». Тогда весной, я читал ей сказки, она записывал на диктофон, говорила, так будет легче ждать меня. У нас была целая тумбочка забытых кем-то книжек.
        Сигнал прервали, короткие гудки, мелькнул в дверях капюшон. Та с остановки! Расталкивая людей, выскочил на улицу, через секунду мы упали в лужу, я сжал ей горло.
        - Сюда! Быстро!
        Она разжала кулак, я выдернул Риткин телефон чуть ли не с пальцами. Захныкала:
        - Он все равно ей больше не нужен…
        - Пошла вон!
        И я остался один под водопадом дождя, еще раз обернулся на перекресток, и побежал. Когда устал, пошел пешком, вдыхая в себя осадки, чуть не захлебнулся, когда закричал, понял, что плачу. Задыхаюсь слезами…
        Осень пришла в свои дни. Я стал замерзать на работе. Вечером ванна с горячей водой и ее телефон в мыльнице. Лучше всего это слушать здесь в маленькой ванной комнате, весомее акустический эффект. Будто голограмма появляются люди, дома нереального города, непонятного времени…
        - …Контейнеры двадцать футов, автохимия, про них Эдик знал, целый корабль из Ростока, все растаможено, надо брать. Эдик хозяйственник, корова наша дойная, у него точки везде на Фучика, Энергетиков, в Автово. Нам его "тамбовские" младшие отдали за массовку, когда Шпагата ебнули. Вообще-то хозяин папаша был, но занимался всем Эд, вот он и бесился. Папу его многие знали, рожа как у Челентано, мы так его и звали. Короче слил он нам его. И еще этот Гимназист нарисовался, очень вовремя. Мазай сказал, хватит с топором по улицам бегать, пора на хозрасчет. А никто и не против, только двадцарика было мало, контейнеры дорогие. Валя Гимназист мужик лет сорок, шрам на виске, всегда в розовом спортивном костюме, вечно орал - какие люди! какие люди! Все ошивался по мужским раздевалкам, сам не качался, хули - алкаш. Мы тогда сидели в сауне, приперлись Мазай, Ян и Валек. Маза все ему и выложил про эти контейнеры. Денег он сразу не дал, выебал все мозги Эдику, бабе директору "Экватора", это фирма владелец груза… Бухал за наш счет, ха!.. обнимал за плечи, подарил Мики старую кобуру под зажигалку. Среда была, как
сейчас помню, приехали в порт. Валек хотел чиста посмотреть, а чего там смотреть, шаланда с прицепом за четыре ходки все сделает, к вечеру приезжай на базу, смотри. Но оказалось все в масть, Гимназист сам шел навстречу… У проходной народу до фига, все машинами заставлено. Мы припарковались неподалеку, там, где гаражи, тропинки между ними, все зассано, бутылки, собаки бегают. Ха!.. ага собаки, бутылки бегают. Мне так все казалось в башке форшмак, руки трясутся. Кароче, Ян говорит - надо отлить, не доеду. Ушел. Сидим, ждем. Вдруг слышим - ебать! Ни хуя! Идите сюда! Ну, мы все бросились в ущелье между контейнерами. Валентин впереди меня, темно, вонь несусветная, я перчатки натянул, что бы пальцы себе не отрезать. Стопка кирпичей как раз в тему, я правой ногой на нее, сразу выше Валька. Хоп и леску ему на шею. Спиной к спине, как Мазай учил, и на колено. Упали, тяжелый пиздец, сильный. Ян ему ноги держит, Мики правую руку, лягается, грохот неимоверный. Как люди жить-то хотят на самом деле, это не кино. Затих падла, рожа синяя, язык лопатой. Машину подогнали, в багажник и в лес. Хотели сначала его на
Энергете завалить, там много укромных мест, но, что вышло, то вышло… Была моя очередь, Мики майора пошинковал, все честно…
        Запись обрывается. Тогда у березы она ни с кем не общалась, говорила в диктофон. Но, что это? Столько имен и, причем здесь Рита? Еще один аудилфайл, как я читаю сказки, она поставила его на вызов. Как романтично. Семнадцать вызовов все мои, исходящий один. Сообщения - ноль, контакты - пусто. Даже моего номера нет.
        Первый раз, второй, третий, было интересно, потом стало наплевать, я просто слушал голос, это все, что от нее осталось.
        Таня Шитик появилась в "ВКонтакте". Летом их было пять, вряд ли кто-то из них был подругой Риты - дети, мужья, котики, цветочки, Шнуров, Стетхем обычная бабская шняга. И вот новый аккаунт, на аватарке какая-то девочка из «Южного Парка», в друзьях мутные странички - проститутки да «инвестиции». Отослал сообщение, ответила - здравствуйте, да это я. Подробно объяснила, как найти Маргариту. За храмом вторая тропинка налево, четвертая могила от столба с указателями. Скинул свой номер телефона, конечно, никто не позвонил.
        Ну, вот и все, а я еще на что-то надеялся…
        И снова слезы сами по себе и снова «невыносимая нелепость бытия». И сорок дней уже через неделю, обязательно поеду, хоть кого-нибудь увижу, может, и эта Таня придет.
        Перепуганный интернатовский ребенок лет четырнадцати, платье на все пуговицы до подбородка, дата рождения и смерти. Я плакал, я очень давно не плакал и никого не жалел. Смотрел вверх, что бы унять слезы, на золотые кресты на куполах, рвущие облака в тряпки, гогочующие косяки птиц. Ритка… я не верил до этого дня, и вот. Смотрим друг на друга через наконечники могильной ограды. Я сел на скамейку неподалеку, к ней не стал заходить, вдруг, кто-нибудь придет, начнутся вопросы. А что я скажу?
        Выпил первую бутылку, прогулялся по аллее. Лица на крестах молодые и старые. Вот моряк. Машинально считаю даты, молодой совсем. Вот невеста в полный рост белым шрамом на граните. Мальчик лет семи, на могиле ворох игрушек. Почему вы здесь? Жить и жить…
        Звонок! Мгновение и телефон в руке. Он теперь всегда со мной, как предчувствие, что-то должно…
        - Алле.
        - Это Глеб.
        - Здравствуйте…
        - Привет, ты где?
        - На кладбище.
        - Кто умер?
        - Рита. Сорок дней назад. Авария.
        Тишина несколько секунд, и вдруг он стал хихикать, или плакать. Не, он смеялся, перешел на ржач, что-то хотел сказать, какое-то слово на букву ы…
        - До свиданья, - говорю, - не звоните больше.
        - Таня с тобой? Танька! - заорал он. Гудки…
        Ебаный в рот, думаю, кого только земля носит. И почему никто не пришел? Ладно, родители, если Рита не обманула, тогда все понятно, но эта Таня? Хотя, откуда они молодые знают про девять дней, сорок…
        Кое-как, ориентируясь на шум проспекта, вышел к воротам. Пока ехал на метро, совсем стемнело, домой не хотелось. Снова дождь, как в тот день, только сегодня осенний, мелкий и колючий. Я на лавочке, на той самой остановке. Что она тут забыла? И почему именно здесь? Улицу не узнать, многолюдно, пищат авто, музыка откуда-то. Народ туда-сюда, зонты, капюшоны, поднятые воротники. Троллейбусы вываливают, забирают, скрипят складные двери, щелкают провода. Маршрутки, автобусы, такси, машины еле ползут, тетка за рулем, еще одна баба, еще. Одни бабы… Твою ж мать, я вскочил со скамейки. Конечно же!
        Лифт занят, по лестнице через три ступеньки. Ее рюкзак, ключ с брелком. Еще пачку сигарет из блока и бегом назад.
        За углом от перекрестка шагов пятьдесят, желтый пузатый "опель" пискнул в ответ, щелкнул центральный замок, я еле влез за руль. Холодно - жуть. Вставил ключ, панель вспыхнула - приборы, датчики, вспыхнул свет в салоне. Стрелка "топливо" ниже нуля, бензина нет. И все сразу погасло, окна запотели, я откинул крышку бардачка. Упала на пол изящная крестовая отвертка, атлас Ленинградской области. Подсветил телефоном. Еще блокноты такие же, как в ее рюкзаке четыре штуки, опять сноп авторучек, перевязанных резинкой. Блокноты по карманам, заглянул в один, все страницы исписаны, исчирканы какими-то рожами, ладно, это потом. Косметичка или кошель из черного бархата на "молнии". Деньги… Толщиной в палец, больше, конечно, тысячных купюр, но есть и рыжие. Несколько бумажек евро и доллары по стольнику. Карманы все заняты, сунул кошель за пояс. Полицейская машина проехала мимо, остановилась на светофоре. Как нелепо было бы, просто спросят документы и пиздец, и ничего не докажешь. Я аж вспотел. Осторожно протер лобовое стекло, уехали…
        Утром, сразу как проснулся, пересчитал деньги. Кто меня осудит? Уже некому, я все правильно сделал. Денег в Риткиной косметичке много, настолько, что я сегодня никуда не пойду. И завтра и послезавтра и еще долго могу не ходить ни на какую работу.
        А этот безумный родственник? Собственно, зачем мне телефон? Рита уже не позвонит, а кто вообще звонил за последние хотя бы полгода или год? Из нужных, необходимых людей? Даже не помню. Симка полетела в форточку. Я включил бра на стене, взял в руки первый блокнот.
        Если бы это было написано печатными буквами, или хотя бы внятным почерком, я бы проглотил все за один день. Стиль, как на аудиофайле, от лица какого-то мужика, имена те же. Сначала я ничего не понимал, но потом все сложилось в логическую цепочку. Нашел что-то похожее на начало, через несколько страниц понял, что ничего не запомню, надо все переписать, отсеять лишние абзацы, совсем тупые строчки, придать литературную форму, хотя бы подобие.
        Купил пачку тетрадей в клеточку, сел за стол, раскрыл первый блокнот…
        Часть первая.
        «Сначала была линия тонкая и бесконечная, почти невидимая ось, превратилась в ленту, лента в пунктир, скорость уменьшается. Я в такси на заднем сидении рядом сумка, несколько фиолетовых бумажек с нулями в кулаке - семь тысяч рублей Купчино - Петроградская. Суббота, утро, безлюдные улицы… Помню затишье после скандала. Это было полчаса назад. Пока я одевался, все мои бывшие родственники попрятались по комнатам, что бы ни прощаться. Я ушел, тихо закрыл дверь, этим выражая спокойствие и равнодушие к происходящему. И вот я еду.
        Черный полукруг подворотни, помойка, родная дверь подъезда с табличкой "берегите тепло".
        Соседка вышла на шум:
        - Леша, ты что ли?
        - Я, здравствуйте.
        Она сказала кому-то в комнату:
        - Леша приехал.
        И закрыла дверь, стало опять темно, кое-как попал ключом в замочную скважину…
        Большая комната в два окна, стол на нем телефонный аппарат и следы забытой пьянки: разбухшая пачка сигарет в пересохшей коричневой луже, прилипшие кружки, пепельница ежиком, пакетики «Инвайта». Пустые бутылки из-под «рояля» на полу, шкафу, подоконнике, везде. Год назад я уехал отсюда в обратном направлении, так же на такси, после долгого разговора вот по этому телефону с будущей женой. Думал, навсегда.
        Я набрал номер.
        - Але…
        - О! Ты где?
        - Здесь, у себя.
        - Хорошо, минут через тридцать…
        - Чего так долго?
        - А в ларек?
        - У меня все есть, давай бегом.
        - Понял.
        Через десять минут пришел Андрюха дружбан.
        - Здарова! Что заебала семейная жизнь?
        Мы взяли скатерть за четыре конца свернули ее вместе с мусором и бросили пока в угол. Я выставил пиво, Андрюха открыл бутылки ножницами.
        - У нас все по-прежнему, Степа вчера нажрался, и как заорет - слон! Смотрите во дворе слон стоит! Все захихикали, я подхожу, смотрю в окно и, правда, слон, потом оказалось цистерна какая-то, в темноте не видно. Все работают, Степа на "Вулкане", братья тоже на заводе каком-то, один я в поиске, предки скоро из дома выгонят, надо что-то искать, денег даже на тренировку нет, в зале уже два месяца не был.
        - Макс как?
        - Да лучше всех, Диасу пизды дал в октябре на городских. В Горном институте зал на ремонт закрыли, все к нам теперь ходят, весело хули, ринг в крови, Максим носы ломает, валит кикбоксеров недоделанных в первом раунде… Кстати, у него днюха сегодня, сколько время? Может еще дома, давай позвоню, он приглашал.
        - Алло? Привет… с праздничком… я у Лехи, да так сидим, в окно смотрим. Макс, денег нет вообще. Хорошо, я понял… ага, пока.
        - Сказал, что бы мы обязательно были, поедешь?
        - Делать все равно нефиг…
        - Там еще чел иногда с ним приходит, ни с кем не спарингуется, грушу колотит в уголке. Доходяга, бицепс, что твое запястье, но рожа… если попросит что-нибудь в темном переулке, все отдашь. Вечно в костюмчике, галстуке, "девятина" черная, наглухо тонированная. После тренировки уезжают куда-то.
        - Бандиты…
        - А пес их знает. Пошли.
        Максим встретил нас на "Владимирской" на выходе с эскалатора.
        - Ха, епт!..
        Поздоровались по-братски.
        - Думал, ты в армии.
        - Какая армия! Такие дела…
        У него звякнул пакет под мышкой.
        - Пойдемте в зал, там проставлюсь, а дальше видно будет. Короче, разговор есть, люди нужны, работы навалом, я заебался уже один стоять.
        На улице прохожие несли домой елки, в продуктовых магазинах очереди. Свернули на улицу Ломоносова, между перекрестком у Пяти углов и "холодильником", железная дверь, табличка "Кикбоксинг клуб" Одинокая машина у входа - черная "девятка" вся в бамперах спереди, сзади, черные стекла.
        - О, Ян уже здесь.
        Поздоровались с кем-то на вахте, поднялись в раздевалки, из-за стен доносилось - э-кью! глухие удары ба-бых! Через лабиринт из шкафчиков в сауну, здесь в предбаннике диван, стол, посуда. Нас уже ждали.
        - О!..
        - Ооо…
        Всех я знал, кроме одного, худощавого с волосами зачесанными назад, на Геббельса похож. Он единственный не в спортивном костюме, а в пиджаке и галстуке, брюки слаксы, воротничок на пуговицах, протянул руку:
        - Дима.
        Макс поставил на стол литр "Маккормика" и пару бутылей "херши". Сразу разлили по чайным кружкам.
        Вспоминали какие-то бои, последний чемпионат по контактному карате на Зимнем стадионе. Кто был, кто пал, кто не пришел. Потом Максим сказал:
        - Ладно, мы по последней и на улицу, все равно скоро народ из зала попрет. Давайте.
        Он кивком спросил Яна - ну как? Это про нас с Андреем. Дима одобрил:
        - Заебись. Поехали.
        И снова я еду. Куда? Навстречу чему? Как будто кто-то за меня все решает, толкает в спину. Черные улицы центра, желтый снег, заехали во двор под «кирпич».
        В бане было полно народу "все свои", незнакомые пьяные люди в простынях на бедрах здоровались с Яном и Максом, а заодно и с нами. Мои друзья потерялись среди голых спин и бицепсов, я нашел пустой шкафчик, взял из стопки чистую простыню, разделся. Мне было стыдно за свой хилый рельеф.
        В отдельной комнате стол заставленный "балтикой", тарелками с мясом, зеленью, хлебом. Длинные неоновые лампы освещали комнату, несколько человек смотрели телевизор, никто не обратил на меня внимания. Я сел на краешек скамейки, открыл пиво.
        - …Вчера хуяк, выходим из парадной, а у меня там во дворе грузовик стоит ничейный, брошенный, весь разобранный, одна кабина торчит без стекол, без всего. Смотрим - каких-то два черта еще чего-то там откручивают. Валера такой - эй! вы ахуели! это моя машина! Черти чуть не обосрались, Валера говорит - ладно, гоните полтос и проваливайте. Те отстегнули полтинник и убежали.
        - Гыгыгыгы…
        Я удержался не смотреть на рассказчика, голоса достаточно для воображения.
        На берегу бассейна никого, открыл дверь в парилку. Все здесь, и еще какой-то толстый дядя.
        - Вот он.
        Толстый спросил:
        - Хорошо, готовы уже завтра?
        И Андрюха ответил за нас обоих:
        - Да, конечно.
        Говорят, когда Серега Мазаев тот самый толстый дядя, первый раз увидел Андрея, спросил Макса:
        - Чего это за Мики Маус?
        И погоняло прилипло.
        Клуб "Бонифаций" на Фонтанке, музыка громкая, как компрессор, этот ебаный доктор Албан и его бесконечное - итсмайлайф. Публика спокойная, лишь однажды разогнали драку у туалетов, выгнали самых нервных на улицу.
        В Новый год были здесь же. Все трое - я, Андрюха и Максим. Наш столик в самом темном углу с тусклой лампой в стене и перегородкой от танцпола. Макс рассказывал, как он тут работал без нас:
        - Вся хуйня из-за баб. Вон, видите две шкуры? Денег только заплатить за вход, займут столик на четверых, сидят, курят. Скоро кто-нибудь подсядет, водяра, закуска для всех, конечно же. Бабы отдохнут культурно, попьют, пожрут и смоются. А парни потом ко мне или гардеробщику - где? А мы - хуй знает. Лучше так - пусть покричат, пальцами помахают. Соглашайся, сочувствуй, переживай. Я даже понятия не имею, кто сюда ходит, вдруг, беспредел какой-нибудь. Пришли как-то двое, здоровые, высокие, рост в драке первое дело. Подсели к Лерке еще там какие-то шмары с ней были. Через час слышу рамсы у гардероба - где подруги? Они мне не подруги! Поедешь одна с нами. Лерка орет - охрана! Они меня тащат! Я и сказать ничего не успел, этот рыжий бац мне в челюсть, я сам бухой, реакции ноль. Лежу на полу, ловлю синичек. Из зала крики, драка началась. Пиздец. Он мне еще на живот наступил. Я на ноги и за ним, в зале темно. Херак! Еще удар в лоб каким-то железом. Ну, я в подсобку там "телескоп", волына. Кровища из разбитой брови водопадом. Пока бинт искал, утирался, те двое убежали, в зале уже спокойно, мебель на место
ставят. Я на улицу, типа в погоню, смотрю, наши приехали, из машин вылезают - Маза, Ян, Маленький, Антон, Гера. Меня увидели, сразу паника - кто, где? Рванули по набережной, видим - стоят, голосуют, тачку ловят. Они? Они. Мазай такой - ну все, дрочите жопы! Повалили на землю, давай "телескопами" гасить. Прохожие замерли на мосту, смотрят. Дима орет им - граждане! вы присутствуете при задержании особо опасных преступников! Рыжий вырвался, здоровый хули, перешагнул через ограду и бултых в канал, поплыл по течению, как Чапаев. Пришлось потом тереть с ними, типа мусора были, резерв ОМОНа, такие же ракетчики. Веселое лето было.
        - …Измена у всех есть. Один раз все нарисовались здесь в шесть утра, я уже домой собирался. У Мазая сумка с оружием, говорит - с нами поедешь. Все зашуганые, тихие, вижу у Яновского на шее цепуры нет, нитка красная, ну пиздец, думаю, это у него иконка заговоренная, на самый крайняк надевает. Толстый в подсобке сунул мне обрез и шесть патронов. Стрелку забили с "казанскими", не тех людей на металл кинули. Стрела где-то в Автово, короче, из кафе первыми должны выйти Толстый и Ян, если первый появятся Саян или Мук, то наших уже нет в живых. Валить всех, патронов хватит. Ага. Приехали, Толстый с Димой ушли, ждем. Гера за рулем, мы с Маленьким на валынах, утро, тишина, воскресенье. Полчаса прошло, дверь распахнулась, Саян… блядь, я весь мокрый сразу, мгновенно. Все волыны с предохранителей - чик, чик, чик, Гера пернул от страха. Но это Саян так любезничал, пропустил вперед наших Серегу с Димой, фу… Они еще минут пять там стояли, прощались, обнимались, блядь…
        Лера… Мы уже знакомы. Вроде, не проститутка, я бы знал, шкуру трет здесь каждый вечер. Она обещала придти сразу после двенадцати, я ждал. Еда и игристое сегодня за счет заведения, пожалуй, лучший Новый год за всю мою короткую, счастливую жизнь.
        Но, вместо Леры нарисовался Гера Корлеоне, еще кто-то. Чего было дальше, я не помню.
        Проснулся в темной комнате, Луна за занавесками, день первого января прошел мимо. Где я? Как оказался? За окном деревенская улица. Спустился вниз, в прихожей никого, дом большой, где-то хохотали и пели хором, голоса незнакомые, нафиг. Двор ярко освещен, возле будки на снегу, вытянув лапы, дремал огромный пес. У джипа с поднятым капотом стоял незнакомый парень в джинсовой куртке с меховым воротником, он продувал свечу, на секунду оглянулся.
        - Привет, - говорю, - не видел Геру, Макса?
        - В колхозе, трактор ищут.
        - Чего?
        - Поехали в поселок на танцы мартышек снять и залетели на озеро, нечаянно. Из тачки успели выскочить, а машина под лед ушла, одна жопа торчит. Дядя Миша повез ваших за трактором, не знаю, вытащат, не вытащат.
        - Ясно…
        - Сволочи напоили собаку, валяется как дохлая, делать людям, что ли нехуй?
        - Это озеро далеко?
        - Километра два, слева от дороги.
        Я выпил водки из горла и пошел искать. Идти прямо по дороге скучно и быстро надоело. Взошел на холм, красотища какая! Будто я на самой высокой вершине мира, белая земля сливается с фиолетовым в крапинку небом, вдали куст ярких огней это поселок. Внизу фонарный столб, тени шевелятся в тусклом треугольнике света, слышу голоса, вроде зовут…
        - Эй, мужчина, помоги!
        По тропинке спустился вниз.
        - Что такое?
        Я был пьян и весел.
        - Что случилось? С новым годом!
        - С новым годом! Занесло в кювет, ебаный в рот! Никак…
        Усатый дядька весь "вареный" в меховой шапке, улыбался.
        - Хули, Мишка без одной руки, помоги, а?
        - Яволь!
        В канаве на боку коляской вверх отдыхал мотоцикл. Угрюмый Мишка не представился. Вдвоем легко справились, выкатили "Иж Юпитер" на дорогу.
        - Как сами-то не убились?
        - Повезло. Хули, у нас магазин закрыт, пришлось в поселок ехать, - «вареный» сел за руль, затрещал двигатель, запахло выхлопным газом, - думал хана! А ты куда идешь?!
        - Гуляю!
        - Здесь кабаны бывают!
        - Точно, - кричу в ответ, - там за холмом целый дом!
        - Что?!
        Я махнул рукой.
        - Поехали с нами!
        Он смотрел ясно и весело, накручивая ручку газа.
        - Хули шататься ночью по полям, только в поселок заедем!
        Однорукий уже сидел в коляске, нацепив на бошку яйцевидный шлем с кожаными ушками. Я оглянулся последний раз - нигде не видать этого озера и прыгнул за спину усатого.
        В пятиэтажке у барыги купили "столичной" целую сумку, рванули обратно. Приехали в какую-то деревню, остановились у дома с верандой. На крыльцо выскочила молодая баба в юбке и белой рубашке.
        - Женька! Привез? Чего так долго?
        - Улетели в канаву, вот - Леха, помог вытащить.
        Я чувствовал, что на меня смотрят, сексуально помогал однорукому закатить мотоцикл в сарай. Девка схватила сумки и убежала в дом. В избе длинный стол, пьяные головы, грязная посуда на подоконнике, ёлка, музыка из телевизора.
        - О! - к нам потянулись руки, Женька с Мишаней сели на почетные места, я скромно устроился с краю. Взял хлеба, мне тут же налили, очень хотелось соленого огурца, но они были далеко, просить передать неудобно.
        - Налегай, братишка!
        Мужчина рядом, с пышными усами, аккуратным "финским домиком" и широкими дружелюбными глазами, перебазировал откуда-то миску с квашеной капустой, поставил рядом.
        - Спасибо, дружище!
        - Петя, - он сунул ладонь.
        - Ковалев.
        Почему-то я назвал себя так.
        - Жорж. Тьфу, Алексей - Андрей.
        Что я несу? Ему было похер, вряд ли расслышал, жахнула музыка. Мы с Петюней стремительно лакали «по-децелу», очень хотелось кушать. И, о чудо. В комнату вошла кастрюля со старушкой, то есть наоборот - старушка с кастрюлей, я уже плохо соображал. Женькина сестра стала раскладывать по тарелкам, оу… картошка с тушенкой. Отлично, будет, чем блевать.
        Женя менял пластинки на радиоле, были танцы, брожение туда-сюда, банка с огурцами уже стояла рядом с моей тарелкой…
        Я не заметил, как Таня села рядом, они вспоминали с Петькой свадьбу прошлым летом, жениха, который сказал - винограду мало на столе, вскочил на "яву" и сорвался в поселок, а навстречу "камаз" летел. Потом собирали жениха вдоль дороги, голову так и не нашли. Какие прекрасные люди, думал я, брошу все и останусь здесь жить. Да. Решено, навсегда! Танька вертелась, кого-то звала, передавала закуски, терлась сиськами об мою спину, я держал голову в ладонях и улыбался как тот пес из "Бременских музыкантов"…
        И тут я увидел Мишаню. Чуть не обоссался от страха, он смотрел прямо в душу. Глаза плоские от ненависти, пасть оскалена, кулачищи шевелились. Я извинился, встал с лавки, покачнулся, держась за стены, вышел на крыльцо, собака вылезла из будки.
        - Я просто поссу, а ты не лай…
        - Гау!
        Через мгновение скрипнула дверь, на меня шел Мишаня, сжимая в единственной руке, топор.
        - Сука! Падла! Блядь!
        - Ты что, Мишка!
        Из дома гремело - "не волнуйтесь тетя, дядя на работе, а не с кем-нибудь в кино!" Задыхалась от лая псина, Мишаня прижимал меня к сараям, все тяжелее было увертываться от его ударов. Топор свистел над головой, кричать бесполезно. Хрясь! Топор застрял в деревянной балке сарая, Мишка задергался, пытаясь его вытащить, и я смачно хлестнул кулаком ему в челюсть, еще раз и еще! Потому что мне это уже надоело. Мишка закашлялся, пошагал назад, а сзади колодец.
        - Стой!
        Низкий бетонный край бездны, загремело ведро, всплеск. Чьи-то тени на крыльце, кого-то зовут, я успел удрать, пересечь улицу и спрятаться за деревом.
        Его быстро нашли, судя по крикам и суеты возле колодца. Я сел в сугроб, вытер снегом кровь с ладоней, теперь надо определиться куда идти - направо или налево? Плевать, куда-нибудь да приду.
        Каждый вечер в "Бонифации", выходной или смена. Почему бы и нет, я бесплатно ужинал, покупал только водку и запивон, угощал Леру. Или она меня, она даже чаще, постоянно ей должен. Не знал, чем она занимается, и не спрашивал, это бы нарушило идиллию, просто друзья, за порогом клуба я ее ни разу не видел. Андрюха тоже постоянно здесь, но надо сказать "жизнь" текла мимо нас двоих. Макс был «в теме», но молчал, частенько заезжали Мазай, Ян, Макс сидели, чего-то терли, нас не звали. Яновский купил "баварию моторс верк", "девятку" отдал Максиму, какие-то дела, движуха, а мы с Мики ночь через ночь в «Бонифации». Меня это устраивало, крепче спал. Но скоро все изменилось.
        Однажды, пришел совсем рано. Ян обещал зарплату, клуб еще был закрыт, я вошел через кухню. Повар уже стучал ножом, администратор в зале считал бутылки.
        - Привет! Диментий был?
        - Здесь он.
        Отлично, думаю, сегодня Лера будет со мной, не влюбиться бы…
        Ян за столом разглаживал какие-то обрывки бумаг, записные книжки нам не положены.
        - Хай.
        - Ага. Ты один?
        - Пока да.
        - Дело есть.
        Он собрал клочки бумаги, закусив сигарету, зажмурив один глаз, стал рыться в карманах. Нашел визитку, протянул мне.
        - Сейчас съездим в одну контору, зайдешь один, мне нельзя, тебя будут ждать. Возьмешь, что дадут и пойдешь к метро, я тебя там встречу где-нибудь на улице.
        - Как скажешь…
        Я первый раз сидел в "бмв", доехали до места за десять минут. Вот дом, название фирмы на табличке у входа, я пошел. На пятом этаже в офисе женщина отдала мне спортивную сумку. Тетка улыбалась, в глаза не смотрела, руки ее дрожали.
        Вышел на улицу, Диментия нигде не было, прошел пару перекрестков. Я шел и думал - Лерка, наверное, уже там, сидит, вертит башкой, ищет меня… Бешенный топот сзади, оглянуться не успел, как-то нелепо взлетел, чьи-то мощные ручищи схватили со всех сторон и ткнули лицом в замерзший асфальт. Молниеносно обыскали, больно сковали сзади наручниками, и как бревно закинули в кузов УАЗика…
        Отсидел ночь в «обезьяннике», потом определили в камеру, помню, поразился какая она крохотная и вонючая. Познакомился с рэкетиром по кличке Шея и молодым бомжом Федей, с которым мы спали по очереди на нарах. Особо не нервничал - я чист, и обо мне забыли, никаких допросов, ни вызовов, ничего. Пришла посылка с едой, теплой одеждой и сигаретами. В пачке масла нашел письмо: «хэллоу держись братуха скоро выйдешь. Мики маус и Дональд Дак». Через день еще дачка тоже с начинкой - «когда будешь петуха на лыжи ставить смотри что бы он тебе в хуй не пернул а то раздует как воздушный шарик. Дед Мазай и Заяц».
        Смешно им там. Прошла неделя, увели куда-то моего друга Шею, а бомж Федор сдох, точнее погиб - решил починить свет в хате и взял дурак губами за оголенные провода. Я тогда спал, рассказывали - бумс! хлопок и Федя с пальмы летит весь черный, из ушей дым валит. Цырики устроили нам потом «пожар в джунглях».
        В понедельник вернули часы, ремень и деньги. Незнакомый дядька в штатском проводил до выхода. И вот я на свободе. Метель, разогнавшись с Невы, бушевала в переулке Михайлова. Джипарик на обочине почти превратился в сугроб, только щетка стеклоочистителя как метроном туда-сюда, тик-так…
        Я втянул голову в воротник, пошагал мимо, у наших таких машин не было. Задняя дверь распахнулась, высунулась лысая голова и спросила:
        - Э, мужик, пить будешь?
        Снег летел в глаза.
        - Что?
        В ответ заржали и знакомый голос сказал:
        - Тепло уходит…
        Кароче, пока я присел, наши время даром не теряли, катали Гимназиста. Меня и встречали на его «паджерике», сам я познакомился с этим отморозком в спорт клубе. Здесь на кожаном диване за самоваром с плюшками я все и узнал - мусора забрали сумку с деньгами себе, меня в «кресты», так надо было. И все эти качели из-за одного майора, надо было с ним срочно что-то делать…»
        Опять этот Гимназист, тут они его грохнули, знаем. Все, перерыв. Глаза устали, почерк настолько докторский, что некоторые страницы совсем не разобрать, вместо строчек безумные кардиограммы. Еще раз перечитал, что получилось. Гляжу в окно, что бы вернуться в реальность.
        Я в школу ходил в девяностых, отлично помню те времена не такие уж и далекие. Пацаны носили длинные пальто и кепки, очень мало машин, да и людей вообще. У отца зарплата миллион рублей, "МММ", смерть Листьева, сериалы про добрых и красивых милиционеров, и это идиотское - новый русский. Но причем здесь Рита? Не понимаю. Может, кто диктовал, какой-нибудь больной умирая? Ладно, продолжим.
        Часть вторая.
        «Мы теперь фирма или контора, даже есть офис. В офисе два директора - генеральный Зина, коммерческий Руслан. Руслан друг Мазая с института, те контейнеры были его, товар быстро продали. Нашли людей, которые возили масло и автохимию из Германии на фурах. Это дешевле и быстрее. Торговля шла бойко - сезон, в офисе новые менеджеры, беготня, звонки, факсы, пейджеры. На свою долю за Гимназиста я купил права и лицензию на оружие, так "попросил" Серега Мазаев. В клубе теперь работали какие-то молодые спортсмены, а мы с Мики здесь, я водитель - телохранитель Зины, Андрюха - Руслана.
        Сначала на офис наваливались, я забивал стрелу, потом все улеглось, нас уже знали, хули - колода Мазая.
        Саша Маленький, мелькал в офисе, сидел с нами за столом в «Бонифации». Один раз помогли ему собрать зарплату с ларьков на Дыбенко, его люди вечно, то в бегах, то «на лобках уснули». Как-то потащил нас в «Пулю» кого-то поздравить с днюхой, у входа иномарки из салонов, на «девятках» уже впадлу. Там были все - Кудряшов, Акула, Солнышко, какие-то толстые евреи в костюмах, короче засветили мы свои лица красивые дальше некуда.
        У Маленького была самая крутая машина в городе «тайота селика» низкая, спортивная. Саша со своими доил половину спекулянтов на "Юноне". Постоянные рамсы с наперсточниками, а это воры, более организованная преступность. Еще его люди стояли на рынках в Кракове и Будапеште. Вот так встретишь на улице - дурак дурачком, птушник, гопник купчинский. Улыбка щенячая, а сколько людей навалил…
        Еще у Саши три пальца на одной руке. Макс рассказывал - коммерсанта держали в заложниках, тот умудрился сбежать и сразу в милицию. Приезжает дежурная группа на адрес, Саша в них гранату самодельную хотел кинуть, только не успел, в руке «лопнула». Как сквозанул от милиции не помнит, лечился где-то под Выборгом.
        - А Мазай с ним был?
        - Ха! Маза тогда ваучеры у старух отбирал у сберкасс.
        Лето. Все в слаксах, шелковых рубашках, блестящие кожаные ремни, штиблеты. У Леры съемная квартира на первом этаже, телефон с АОНом, девушки на диване ждут звонка. Объявление на последней странице "Рекламы Шанс" самое жирное. За охрану брали мусора, все "конторы" в городе крышевала милиция. Наши говорили - пиздячьи деньги, типа западло. Конечно…
        Комната с большой кроватью, телевизором и видео, гора кассет на полу, больше из мебели ничего не было. Клиенты редко сами приезжали, обычно вызывали девушек к себе на дом. Вторая комната наша с Лерой я часто оставался ночевать, ларьки рядом, чего еще надо.
        Как-то утром Мазай приехал в офис, сразу к нам.
        - Тамбовские младшие Гимназиста ищут.
        Мне стало плохо, захотелось в туалет, немедленно.
        - Он им должен. Валера с Муком вчера в "Бонифаций" приезжали. Я сказал - не знаю, побухали с Вальком пару дней и все, и он еще уезжать собирался к папе и маме на историческую родину, в славный город Иерусалим. Чего ебальники раззявили, хуйня это, пошли, выпьем чего-нибудь.
        В июне кто-то стрелял в Яновского, Дима свалил на две недели в отпуск. Какая-то машина дежурила напротив офиса, я видел из окна. Потом у Мазая начались проблемы по его "старым темам". Однажды утром поехали на стрелу куда-то загород, встали у заправки. Серега сказал - не ссыте, если что, стреляйте только в головы. Вот они.
        Машины пронеслись мимо нас, развернулись далеко, пролетели опять мимо, не рискнули остановиться, через полчаса и мы уехали.
        Нарисовался издалека старый кореш Мазая, хотел чего-то, я так и не узнал. Серега встретил его на Энергете, тот вылез из своей "ауди", огляделся. "АвтоСтар", "Невская шина", рынок, шашлыком пахнет. Весело болтая, прошли через станцию к пустым боксам. Когда он увидел "мазаевских" в черных очках, стал острить от страха. Мики сказал - мужик, ты до хуя пиздишь. И шваркнул ему гаечным ключом в лоб. Что бы не орал, быстро добили молотками. Ночью перекинули туловище через забор, закопали среди берез. "Ауди" еще долго стояла на парковке, потом бесследно исчезла, как и хозяин.
        Как-то в воскресенье Мики позвонил Лере в «контору». Я был там, только проснулся, с пятницы не вылезал на улицу.
        - Поехали, - говорит, - на такой тачке ты еще ездил.
        Эти два отморозка взяли покататься у одного коммерсанта "крайслер" черный, наглухо тонированный. Все на электронике - стекла, зеркала. Сидуха водительская нажмешь кнопку - вверх, вниз, вправо, влево. По очереди прокатились по безлюдным переулкам за Невской заставой. Еще сегодня надо было встретить Сашу Маленького, он должен передать бронежилеты, потом поехать в лес испытать их. В багажнике автомат. По дороге забрать где-то Серегу Мазаева.
        Встали, ждем. Макс опять завел про свою "мартышку"
        - Послал за продуктами, дал денег, приносит - десяток яиц, бутылку коньяку, сушеную воблу и мороженное…
        - Тихо! - Мики выключил музыку. Два милиционера подошли, они не знали, что внутри кто-то есть, через стекло с улицы ничего не видно. Они разглядывали диковинную машину, трогали полировку. Один пытался что-то увидеть в салоне, наклонил свою харю, Мики сунул ему в усы "фак".
        - На тебе…
        Я захлопнул себе рот ладонью, Макс хрипел в кулак. Они еще постояли минуту, пошли дальше.
        Наконец, в начале улицы показалась "тойота" Саши, он зачем-то остановился там, рядом с еще одной иномаркой, мы ее и не заметили, серенький потрепанный "мерседес". Из нее вылез человек в джинсах и адидасовской олимпийке, Саша махнул ему рукой, они поговорили, вдруг "тойота" взревела, резко стартанула с места, набирая скорость, приближалась к нам. Мы смотрели, как в телевизор… Машина пролетела мимо, пробив ограду сквера, врезалась в скамейку. Хруст стекла, тело Саши вылетело на смятый капот. Я один подбежал. У него из шеи торчала рукоятка ножа, кровь хлестала, как вода из крана. Сзади хлопнул багажник, я обернулся, Макс, пряча автомат под полой пиджака, садился обратно в "крайслер»
        - Сваливаем нахер!
        В одно мгновение очутились в другом конце переулка, свернули на проспект, вслед только что исчезнувшей иномарки.
        - Вот он!
        "Мерседес" стоял на перекрестке, ожидая зеленый, увидев нас, рванул вперед. Мелькали заборы, стены заводов, мы неслись с грохотом, царапая днище на ухабах. Летели, обгоняя по встречной всякую хуйню. После Невского рынка еще больше машин и ужасней дорога, отовсюду нам сигналили, изумленные глаза и рты в "жигулях" и "волгах"…
        Остановка, дети, целый класс, трамвай гостеприимно распахнул двери. Это пиздец, тормоза не спасут, никого. На встречной "икарус" переваливается по ямам, все перекрыто. "Мерседес", визжа колодками, в надежде погасить скорость, вильнул на высокий паребрик. Вспорхнул от удара, мгновение - стойка на переднем бампере… и рухнул на спину.
        Макс успел вырулить перед самой мордой "икаруса", и "крайслер" запрыгал по газону на противоположной стороне улицы. Человек в "мерседесе" висел головой вниз, дергал руками, пытаясь отстегнуть ремень, Макс сорвал цепочку у него с шеи, встал на колено, треснула автоматная очередь. Тело в "мерсе" превратилось в фарш с нарубленными адидасовскими тряпками…
        Я бегу, бегу через парк мимо качелей и космических кораблей, слышу топот ног своих и свист ветра, перепрыгиваю через коляски и скамейки. Из-за деревьев орут в матюгальник - немедленно остановится! Мелькает бок милицейской машины. Выскакиваю на широкую улицу, не глядя, перебегаю дорогу, со всех сторон яростное - би-и-и-и-и…
        Булочная, очередь, старухи, как кегли в разные стороны.
        - Проклятый!
        Через прилавок и по коридору, грузчик с лотком навстречу, бах! и он на полу, засыпанный булками. Двор, арка, бегом, бегом, горло горит, сил нет. Еще двор, кирпичные тупики, сзади мотор, рычит, ищет меня.
        Дом нежилой, парадная, если наверх - голые стены, крыша, пропасть. Ступени в затопленный подвал, черная вода, мусор плавает, доски, ужасные разбухшие тряпки, куски пенопласта, вонь.
        - Где он?! Обыщите!
        Трясясь от омерзения, закусив кулак, иду вниз. Воды по пояс, вперед, держась за склизкую стену, только вперед…
        За спиной эхо голосов, мелькнул луч фонарика, тут же пропал, стало тихо. Стена кончилась, ушла вправо. Куда идти? Будто ослеп, собственных рук не видно, слезы потекли, вытащил пистолет, но это не помогло. Стою по пояс в вонючей жиже, плачу…
        Побрел дальше вдоль той же стены, она опять повернула направо, значит, обратно, откуда пришел. Нет, только не туда. Я сделал шаг в сторону, отпустил склизкую плоскость и замер, плеск волн от моих телодвижений эхом отдавался от невидимых стен, будто я стою в огромном помещении, как бассейн…
        Еще пару шагов и… элп! Провалился с головой, отчаянно задрыгал конечностями, вынырнул, поплыл. Вцепился в трубу обмотанную тряпками. Каким-то чудом не орал, не верещал, только изумленно шептал - все, все, все, все…
        Не знаю, сколько провисел на трубе, окоченели пальцы, руки намертво склеились в стальном зажиме, ноги обвисли, словно я в невесомости… И тут я увидел свет, точнее слабое пятно белесого тумана. На счет три поплыл, бешено, как мог. Больно ударился коленями о ступеньки, это был берег. Прямоугольник света - открытая настежь дверь, пополз наверх жмурясь от солнца и задыхаясь свежим воздухом.
        Долго сидел на лестнице в белой пыли и битом стекле. Сил не было. На улице шум, что-то с треском куда-то сыпалось, грохотал компрессор, я выглянул в окно. Люди в оранжевых касках шевелили лопатами, грузовик стоял пустой, мужик за рулем читал книгу. Чавкая водой в ботинках, я подошел, водитель удивленно уставился на меня.
        - Епт… - сказал он.
        - Привет, - говорю, - братэлло, мне надо уехать отсюда.
        Я достал бумажник, вылил из него воду, осторожно вытащил сто долларов.
        - Настоящая.
        - Опа, - он оглядел меня с ног до головы, взял купюру и сунул в книгу.
        - Куда ехать-то?
        - В Купчино, я покажу.
        Он крикнул кому-то:
        - Я на обед!
        И мы уехали.
        - …Людей Маленького валят, утром Тарзана с братом. Вломились к ним в хату, Тарзана прямо в ванне, в щеку, одним выстрелом, а брательника на балконе. Магазин внизу, там слышали, как он орал, ящики, асфальт в кровище.
        Все наши живые и здоровые собрались в спортзале. Я умытый, в новом спортивном костюме и кроссовках. Лакаем водку без закуски. За стеной, где бильярд, Яновский, Мазаев и двое незнакомых дядек совещаются. Я смотрю программку на неделю, еще вчера ее листал Саша, читал гороскоп, звезды обещали ему на этой неделе, что жизнь заиграет новыми красками и поиск романтических отношений надо начинать с четверга…
        - Жене его позвонить?
        - Ебанулся? Забудьте вообще!
        Скрип диванов за стеной, незнакомые дядьки, не глядя на нас, прошли на выход, за ними Ян. Мазай подошел к нам.
        - Что за автомат был?
        - Еврейский, мусора сами говорили - стволы берите иностранные, меньше гемора, они все чистые.
        - Ладно. Вы трое исчезните на пару недель, я скажу, когда на работу.
        Первый начал Максим. Мы сидели в каком-то шалмане на Охте, он сказал:
        - Хватит бухать. Покупайте деньги, золото, камни, дерева не жалейте. Скоро и нам пора.
        Люди исчезали, нет, не в лесах Ленинградской области, бежали - Германия, Скандинавия, Пиренейский полуостров, Соединенные Штаты. Срубали денег и к дальним берегам подальше от этого вечного СССР, которому не будет конца. Даже Лера моя уехала "неожиданно", все так уезжали без прощальных рулад и отвальных. Позвонила через месяц - все хорошо, пригород Филадельфии, домохозяйка, муж строитель.
        У нас тоже было все готово, правда, еще денег не помешало бы, как там живут на солнечной стороне Земного шара, мы знали лишь по фильмам на видеокассетах. Ни Серега, ни Яновский не знали про наши планы. Зачем? Они не пропадут, найдут себе еще шестерок. Как раз эти двое и Зина уехали в Москву, там у нас будет жирный ломоть в каком-то бизнесе.
        В офисе новые люди, торговля процветала, Руслан метал конверты все толще. Я и Андрей заняли кабинет директора, играли в тетрис на компьютере, баловались с радиотелефонами. Ждали. И не бухали, почти. Похмелье было ужасным. Страх во всем теле, в пальцах, коленках и прямой кишке…
        Нас могли шлепнуть просто так, на всякий случай, за какие-нибудь старые грешки Мазая, Яна или даже мои. Машина остановится под окнами, замру судорожно, слушаю, сколько дверей хлопнет, если не одна, несколько, через мгновение я с сумкой на лестнице за мусоропроводом.
        Сумка небольшая такая, спортивная. Несколько насущных предметов: носки, штаны, свитер, куртка. Там же загранпаспорт, приглашение в Польшу и пачка долларов, все, что я нажил и не пропил.
        А наших старших все нет, забыли про нас в своей Москве, два месяца ни слуху, ни духу.
        Осень, сумерки, ноябрь. Кнопка в лифте с цифрой двенадцать, берлога Макса, у него день рождения. Звонюсь, шаги, голос Мики, уже там алкаш.
        - Здарова бля.
        - Здарова епт.
        Я сразу нашел себе местечко на табуретке у окна. Темно, созвездия окон новостроек, каскад автомобильных огней течет по виадуку вниз на улицу Жукова…
        Мики достал из холодильника красивую бутылку, граненую, с липким ценником. На ценнике куча нулей.
        - Начнем, пожалуй.
        - Не трогай, это я к Вике поеду.
        - Чего блядь! А нам водку?!
        - Поставь, говорю! Слышь…
        - Ты уже ахуел от денег!
        Они стали бороться, покатились в комнату, опрокинули стулья, что-то разбили. Вдруг звонок в дверь.
        - Тихо.
        - Свет!
        - Поздно…
        Из-за двери крикнули:
        - Открывай, волк!
        - Свои.
        - Ура!
        В коридоре стало тесно - Мазай, Ян, Зина засыпали Макса пакетами. Дима с Серегой в кашемировых пальто, кашне, лакированных ботинках. Тоже так хочу.
        - Это тебе, тебе, это тоже тебе.
        - Штиблеты не снимайте. Леха, раздвигай стол!
        Пока гости полоскались в ванной, мы искали еще тарелки и вилки, слава Богу, все нашлось, квартира съемная, Макс по сервантам никогда не лазил.
        Мазай еще больше разжирел, рубашка едва сходилась на пузе. Гости поставили на стол импортное бухало.
        - …Поедем. И надо будет работать, людьми руководить, не жопу в офисе просиживать. Охранное агентство, это на вас троих, самим все решать придется, у нас торговые центры, субаренда. Работы много.
        Еще Серега рассказал последние новости - черные совсем ахуели, увидят, что номера не московские, прижимают к обочине, сто долларов просят типа, за проезд.
        - Пока на ростовских не нарвались, из обреза в рыло звериное - на! Слон, Ляпа со своими приехали в Москву машины покупать, иномарки. Баб прямо на улице за волосы и в баню, обмывали тачки. Кого только там нет, Москва-то резиновая…
        В общем, решено так. Мазай, Макс и Зина в понедельник в Москву. Яновский, Мики и я еще неделю в Питере, у Яна какие-то дела.
        - В следующее воскресенье все опять соберемся, местные банкет обещали. Ладно, нам пора, мы же прямо оттуда сразу к тебе.
        - Спасибо, братва.
        Гости ушли. На чем приехали не разглядеть, совсем стемнело на улице.
        - Оно мне надо, - сказал Мики, - руководить людьми? Я не умею, я хочу мыть посуду на Брайтон бич.
        - А чего тогда ждали? Давайте решать - туда или сюда.
        - Я за Москву, поглядим, денег заработаем, Америка не утонет.
        - Денег? Хуй знает, Корлеоне вчера пиздел Мазу с Яном мусора опять ищут.
        - Гере скоро голову отрежут вместе с его языком.
        - Хорошо, давайте в Москву, если мне не понравится, я сваливаю.
        - Я как Мики.
        Макс порылся под хлебницей на холодильнике, на пол полетели старые почтовые конверты, еще какой-то хлам. Вытащил цветную открытку. Готическая площадь, фонтан, голуби, "Макдональдс" на углу.
        - Варшава. Давайте, если хотите, встречаемся здесь в этом "Макдональдсе", ждем друг друга каждый день, в шесть часов…
        Резко зазвонил телефон, Андрей был ближе всех, Макс попросил - возьми.
        - Алло? Нет, не Максим. Тебя Маша.
        - Повесь.
        Бзыньк.
        - Что за Маша?
        - Жила тут одна. Выпросила денег на скорняка, который ей шубу шьет, так дешевле, чем в салоне покупать. И все пробухала где-то. Вчера звонит ночью, говорит - скорняк еще денег хочет. Хули ржете?
        Телефон опять затеребонькал.
        - Привет! Пошла ты к такой-то маме, понятно! Скорняк твой - мифический! Иди на хуй вместе со своим скорняком! Что?! Не звони больше! Найду тебя, ебну дура!
        Ровно год прошел, как меня выгнала жена, я уже едва помню ее имя. Оставил съемную квартиру, несколько дней живу в своей комнате на Петроградской. Ждать недолго, в воскресенье утром стартуем. Макс уже там, остались я, Андрей и Дима Яновский, с ним и поедем.
        Гуляю в ЦПКиО, тишина от ватной пелены снега, белые скелеты деревьев, небо цвета "мокрый асфальт", белки матерятся - я тяну к ним пустые ладони…
        Дворец ресторана "Восток", официанты сидят за одним столом, посетителей нет. Занял столик, подали суп и водку в графине. Смотрю в окно, пьянею. Оранжевое солнце по-зимнему доброе, на него можно смотреть не мигая, вот-вот коснется белого одеяла Финского залива и станет темно. Налил водки в фужер, заказал еще.
        - Какого хрена, может, последний день живу.
        Я не стал брать никакой сумки, есть куртка "петрофф" шведская, кожаная с меховым воротником, вся в шевронах и кучей карманов. Все поместилось - доллары, документы, пухлый рулон рублей, волыну. Что нужно куплю там. Хорошая куртка, подгон босятский от Геры Корлеоне, Гера сказал - единственная в городе, помни меня. Магазин "рибок" на Невском отдал им целый контейнер с тряпками.
        Утром приехал в спортзал, поедем отсюда. Мики уже был здесь, валялся на диване, смотрел видео.
        - Ты?
        - Я.
        - Поставь чайник, я там рулет купил.
        - Сам чего?
        - Живот болит, пойду, посижу.
        - Ночевал здесь, что ли?
        - Ага, не могу дома.
        Заворочался ключ в замке, Яновский прибыл в одном костюме, вздрагивая от холода.
        - Ты один, что ли?
        - Не, Мики еще.
        - Чайник горячий? Дело надо сделать, быка одного встряхнем, это быстро. И поедем.
        Зашумела канализация, Андрей вышел из туалета.
        - Едем, - говорю, - быка трясти.
        - Волыны где? Молодцы. Ничего стремного, заходим в квартиру, кладем всех на пол или в ванну, бабы, дети, пес их знает, кто там будет. Я беседую с хозяином, потом уходим.
        - Сюда вернемся?
        - Зачем?
        Допили чай, проверили оружие, я закрыл клуб на ключ.
        Ехали в центр, я с тоской оглядывался в окно назад Москва-то там, в другую сторону. Боже, я не хочу никого трясти, какое хреновое предчувствие, взять вот сейчас убежать на светофоре…
        Остановились во дворе, где-то у Варшавского вокзала, перешли улицу, нырнули в подворотню. На втором этаже, на подоконнике сидела молодая баба с виду проститутка - коротка шуба, ботфорты, голые ляжки. Раньше я ее не видел. Ян махнул пальцами, она поднялась с нами, позвонила в дверь. Мы размазались по стенам с пистолетами наголо. Шаги за дверью.
        - Ху изит? - раздался веселый голос, у меня отлегло от сердца - идиот.
        - Это Лена с "Экватора", я звонила…
        Щелкнул замок, Мики дернул дверь на себя, Дима схватил мужика за бороду и поволок в комнату, на грохот выбежала женщина в халате.
        - В чем дело?!
        С одного удара упала и осталась лежать. Я проверил остальные помещения туалет, ванна, еще две комнаты - пусто. Мики сидел на табуретке, ноги на туловище женщины. Двинул ей каблуком по затылку.
        - Не скули, блядь.
        Я залез в холодильник, нашел бутерброды, запил молоком. Андрей сблевал под стол.
        - Что со мной…
        Я знал, что с ним, и с нами. Тоже иногда блюю по утрам, будто беременная баба и не узнаю себя в зеркале - наши лица давно деформировались от вечного ожидания "царствия небесного".
        Он пошел по квартире, я остался на кухне, сожрал еще пару кусманов жаренной рыбы из сковородки… машина въехала во двор, еще одна. Я на лестницу, глянул вниз, кисти рук хватают перила, много людей идут, скорее всего, сюда. Я обратно в квартиру, дверь на все замки. В комнату, где Ян с хозяином. Мужик стоял на коленях, очки на полу, Дима держал его за скрученный на кулак воротник, баба в шубе смотрела в окно.
        - У нас гости.
        Все уставились на меня. Звонок громкий, как пилорама, Мики что-то выронил в коридоре, женщина на кухне заорала. Яновский выдернул у меня из кобуры ствол, навел в лицо той, что пришла с нами.
        - Вот на хуя?!
        - Витя, что ты?!
        Если это было кино, я бы заржал. Грохнул выстрел, баба упала в угол, брызнув мозгами на стену. В дверь яростно забарабанили.
        - Ну! И?
        Ян ткнул в десны пистолетом бородатому, тот совсем рассыпался, упал, завыл. Он ничего больше не скажет, пора уносить ноги. И тут мы услышали, как заплакал ребенок.
        - Что это?
        - В соседней комнате, - говорю, - спит ребенок. Спал…
        - Где?
        - Там.
        - Очень заебись. Тащите этого на кухню.
        Мы поволокли бородатого к жене, пришел Ян с ребенком на руках.
        - Мой хороший…
        В дверь стучали всеми конечностями, лбами, так казалось, звонок не умолкал. Младенец плакал, соска в углу рта, как мы сосем сигарету. Дима включил две конфорки на плите, запахло газом. Я так никогда не узнал, зачем он это сделал. Да я вообще не понимал что происходит, кто эти люди, зачем мы здесь.
        У мужика фантазия работала лучше, он побежал обратно в комнату.
        - Да-да-да…
        Дима пошел за ним, пиздюка отдал матери.
        - То-то же.
        Я выключил плиту. На лестнице тоже притихли. Все, пиздец, сейчас полезут в окна.
        Ошеломительный залп протаранил наши барабанные перепонки, я оглох, мне даже показалось, что посыпалась белая пыль с потолка. Мужик сидел на кровати, непослушными пальцами перезаряжал охотничье ружье, он что-то пел, какую-то песню на английском языке. Тело Димы Яновского лежало в черной, мгновенной луже собственной крови, глаза навеки удивленные, в груди дыра. Мой пистолет рядом на полу. Я на прощание хлопнул рукоятью мужику в лоб, со всей дури, что бы он умер на час, полтора. Мики уже распахнул дверь черного хода. Бегом, бегом, бегом. Мики грохнулся, я споткнулся об него, пролет кувырком, блядь! По карманам - все на месте. Выглянули в окно - чисто, никого. Выбежали на проспект, пошли спокойно. Мики сказал:
        - У меня все в машине осталось.
        - Ты чего?!
        - Кто ж знал?
        - Я не пойду. Буду здесь
        - Хорошо. Жди.
        Он хромая скрылся в подворотне. Я высчитывал по секундам его телодвижения - подойти, выбить стекло, взять сумку, бегом назад. Минута, еще одна. Все. И я пошел, не оглядываясь, прижимаясь к витринам зачем-то. Такси на углу, куда? Не знаю, подальше отсюда.
        Купил билет до Варшавы на завтра в железнодорожных кассах у Казанского собора. Полдня просидел в баре кинотеатра "Паризана" за одноместным столиком под тусклым светом крошечного бра. Перешел в следующий кинотеатр, там заснул под какую-то мелодраму. Надо было где-то ночевать. Вспомнил про Москву, стало так тошно…
        Эдик! Армейский дружище. Последний раз бухали год назад, работает бесплатно на каком-то заводе, живут на мамину пенсию. Я тогда остался ночевать, у него в комнате есть раскладушка. Отлично. Телефонный номер не помню, поеду так.
        Адрес простой - Сиреневый бульвар, первый дом, первая парадная, первая квартира. Я нажал на кнопку. Дверь открыла мать, пахнуло бомжатиной.
        - Здравствуйте, Эдик дома?
        - Он здесь не живет, ребята.
        У нее, наверное, троилось в глазах, бухая в хлам.
        - Извините.
        - А что?
        - Ничего, спасибо.
        И я пошагал сквозь метель с пакетом набитым водкой и закуской. Остановился передохнуть на крыльце какого-то учреждения. В окне у самого входа горел свет, табличка "Детская поликлиника", я толкнул дверь и вошел в холл. Опустевший гардероб, регистратура, утопающий во тьме коридор, женские голоса. Спрятался за колонну, женщины прошли мимо.
        - Ты на двадцать шестой?
        - Не, к сестре поеду, в обед звонила.
        Хлопнули двери, лязгнул ключ, и я остался один. Один ли? Может, в каком-нибудь кабинете сидит сторож и читает книгу. Прислушался - капает где-то вода, трамвай проехал, бикнула машина. На цыпочках поднялся на второй этаж, сел на кожаный диван. Луна в окне, столики вдоль стены пеленать самых маленьких, фикус, куклы на подоконнике. Ночь и тишина в детском мире.
        Разбудила уборщица, включила радио, открыла все краны в туалете, вода полилась в ведра, зазвонил телефон в регистратуре. Я спокойно вышел на улицу. Надо было где-то посмотреть на себя в зеркало, совершить несколько глотков, закусить…
        У вагона проводник проверил мой билет и паспорт, проводил в купе. Три попутчика со мной "челноки", всю дорогу я не вылезал из-под простыни лежал носом к стене на своей верхней полке.
        Брест, пограничный контроль. Автоматчики, офицер смотрит в паспорт, на меня. И еще раз в паспорт, мне в глаза.
        - Счастливого пути.
        Они пошли дальше. "Челноки" тоже вышли, им на электричку, так дешевле. Кто-то веселый вместо них со мной до Варшавы. Смех и шепот. Вагоны долго переобували на узкоколейные рельсы…
        Меня потрясли за штанину, две девчонки смотрели снизу.
        - Вы не откроете нам Шампанское?
        - Чего?
        - Без десяти двенадцать.
        - И что?
        - Новый год же!
        - А, - я слез на пол, нашел ботинки, - минутку, ладно?
        Тут поезд свистнул, дернулся и мы поехали. По вагону уже шлялись пьяные, хохотали на иностранном языке. В туалете я открыл окно, замер. Грандиозное зрелище - вспаханная полоса вдоль великой реки. Лай собак, прожектора, везде колючая проволока и солдаты - государственная граница. Мост кончился, Европа. И я прошептал звездам.
        - Спасибо Тебе, спасибо, спасибо…»
        Когда переписывал, не было никаких эмоций, даже думал совсем о другом, чисто механически выводя буквы, знаки препинания. А когда прочитал готовый текст целиком, я пожал плечами, плечи так и застыли на уровне ушей. С трудом возвращаюсь в реальность. Неизвестные люди их поступки четко и образно. Кто они Рите? Сериалы по телевизору? Ее поколение не знает что это такое. Книг таких нет, я бы знал, сам люблю читать. Остался еще один блокнот.
        Снова рисунки, более сдержанные и талантливее, что ли. Несколько портретов. Хороший художник умеет вырисовывать черты лица присущие индивиду, скошенная бровь, разница симметрии глаз, у каждого свое. Один чего-то говорит, другому не нравится. Ишь ты. Третий смеется. Куртки пузырем, широкие штаны. И только эти несколько человек на улицах, будто в мире больше никого нет. Пролистал дальше, больше половины чистые листы.
        Я открыл форточки, скульптуры из табачного дыма над столом вздрогнули, превратились в слоистый туман. Пока сидел тут в прокуренной тишине, началась зима, снег падал густо, пеленая все, что шевелится, едет, стоит на месте.
        Вчера звонили в дверь или позавчера, скорее всего, приходили с работы. Может быть, наверное, плевать. Нашел зимние вещи - ботинки, куртку и шапку…
        Люди, люди, люди в любую погоду. Я и забыл что это - блевань. Я вас прощаю, люди. Родная витрина, там все стабильно, тетки наши сидят, на кнопки давят. Про меня, наверное, уже забыли, подумаешь, еще один обыкновенный грузчик. Ну, точно, вижу - толстый узбек носится, веселый, счастливый такой.
        Ноги сами привели в «Атлантиду», народу мало, из окна видна остановка, где все и произошло. Риткины деньги не фальшивые, буфетчик спокойно отсчитал мне сдачу с крупной купюры.
        На секунду замер о, эта мистическая секунда, последнее мгновение перед первым глотком, через минуту я буду неподвижен и мудр. Скрипит ящик кассы, монеты клюют фарфоровое блюдце, шуршат рукава…
        А мне понравилась эта пальба - беготня из Риткиных блокнотов. Еще понравилось писать в строчку, складывать из слов абзацы, хоть и чужие мысли, но люди за вензелями моих каракуль, в белом космосе бумаги, уже мои, я Бог им и судья. Хочется улыбаться и кивать башкой. Здравствуйте, я автор бестселлера, вот, получил гонорар, строка летит, карман опух от денег. Когда есть деньги ничего не страшно.
        Не люблю пить в шалманах, еще один фужер точно припечатает к стулу, глаза прилипнут к телевизору на стене, и очень тяжело будет вставать. Обычно бухаю на ходу, прямо из горла. Если надо добавляю в каком-нибудь магазине прямо на подоконнике, места знаю. Да, пора. Бутылку в карман и на воздух.
        Та самая остановка, здесь все началось. За углом ее машина, вот третий или четвертый сугроб. Знакомый автомобиль был очищен от снега, дверь приоткрыта. Я же тогда ее не закрыл, убежал, испугался милиционеров. За рулем сидел сумасшедший дядя Риты, я едва его разглядел, машину снова засыпало снегом, дворники не работали, ведь в баке совсем нет бензина. Представил, как он роется в бардачке, ищет деньги и блокноты, а там всего лишь крестовая отвертка…
        Похоже, он не ведает про бардачок, сидит, положив руки на руль, и смотрит, как снег хоронит автомобиль. Не хочу его видеть, тем более разговаривать.
        Когда-то я был женат - единственное мое приключение. Сначала жили вместе, после свадьбы все изменилось. Появилась куча ненужных родственников, я не понимал, чего хотят от меня эти люди. Через полгода стал думать о самоубийстве, точнее - какого оно там? Больно ли? Бежать некуда, у родителей брат с семьей заняли все углы. В том же году умерла бабушка, квартиру завещала мне. И я сбежал, просто исчез однажды утром, пока все были на кухне. Меня искали, нашли, звонили, угрожали, умоляли. Сейчас там все хорошо - крепкая семья, долгожданные дети. А я один, живу тихо и сладко, как дурак. Господи, я же тупой грузчик с универсама, зачем мне все это?
        Кто-то следит за мной, вижу один и тот же силуэт в отражении витрин, может, и показалось. Нет, ни хрена меня преследуют. Но как-то по-детски, словно мы играем в войнушку или шпионов. Я развернулся резко и пошел в обратную сторону, навстречу. Вот он маленький, хрупкий человек в куртке с капюшоном. Я бы поймал его на углу, но он нырнул под красный, я так не могу. Идем по проспекту на разных берегах, толпа с маршрутки смешала его с собой, потащила дальше. Еще один перекресток, люди справа слева, туда-сюда…
        И тут он обернулся и я узнал! Сразу, мгновенно, болезненно, сквозь мельтешение снежных людей, это та самая, с остановки, которая «все видела»! Я бросился за ней, она в подворотню, топот ног по мокрому асфальту. Шустрая какая, стой, дура! Пробежали несколько дворов, дальше тупик, парадные на кнопках, бежать некуда.
        - Ну, привет, - говорю, - я про тебя совсем забыл.
        Мы стояли и смотрели друг на друга. Мокрая, как тогда летом, ресницы, щеки, вся до ботинок, только лицо загорело, где-то шлялась, пока я здесь тихо умирал. Сейчас все расскажет.
        - Ну? Два месяца назад, там на остановке.
        - Прости, - вдруг сказала она.
        - Что?..
        - Четыре дня жду, когда ты выйдешь из дома, в магазин твой ходила вонючий, тебя нет и нет! Думала она с тобой!
        - Рита?
        - Да.
        - Она жива?
        - Не знаю, я уже ничего не знаю!
        - Чтоб вас…
        - Прости.
        - Зачем убегала?
        - Этот друг твой, мужик большой в пальто, где-то здесь, я вчера видела. Он нас убьет, он всех убьет.
        - Это же дядя Риты!
        Она некрасиво засмеялась, села в сугроб.
        - Ты Таня, Шитик…
        Кивнула головой.
        - Пошли отсюда.
        Обошла квартиру, заглянула во все углы.
        - Ее здесь не было…
        - Была, - говорю, - давно.
        Тихо за дверью на лестнице, за окном привычный шепот улиц и каскадная занавеска снегопада. Тусклый свет от соседних окон напротив едва освещал комнату. Таня сидела на стуле, тень от книжной полки обрезала ей голову и плечи, но все равно видно, что она разглядывает меня. Я разлил остатки виски в два стакана. Больше ничего не было, не успел купить.
        - А ты самый обычный, Рита часто про тебя говорила. Ей было хорошо от того, что ты где-то есть. Где-то спишь, ешь, смотришь в окно. Даже завидно было.
        - Рассказывай все. С самого начала.
        Мы выпили, прикурили по сигарете. Таня выдохнула дым в потолок, усмехнулась чему-то…
        - Я во втором классе училась, ее привели к нам. Лысая после больницы, болела долго - ушла гулять в резиновых сапогах, январь, каникулы. Предки алкаши дверь не открыли - спали пьяные, их потом родительских прав лишили, давно собирались, Риту к нам в интернат. Мои давно на том свете, никого родных. Рита самая маленькая была, меньше всех, будто только из детсада. Мы всегда были вместе, может, потому что у нас никого больше не было. К другим детям всегда приезжали бабушки, дедушки.
        Выросли, всем дали комнаты, мне на Лесном проспекте, Ритке у Сенного рынка. Жить на Сенной невозможно - бомжи на кухне спят, чурки заглядывают, приглашают на день рождения. Поехали ко мне. Соседи примерно такие же, но все же чище и тише.
        С деньгами полная жопа, шесть тысяч в месяц пособие, даже не одеться, решили комнату Риткину сдать. Поехали договариваться, зашли в "Макдональдс" на Лиговском, где "Галерея" выпить коктейля для храбрости, и тут Дина…
        - Дима?
        - Дина. Я тебе все расскажу, ладно? Она сама подошла к нам, поговорили, спросила, сколько лет, оставила номер. Мы еще ржали, неужели так на блядей похожи!
        Матерные междометия застряли у меня в глотке.
        - А ты думал она сбежавшая принцесса!
        Таню развезло, стала смелее, глазищи сверкали, как у пантеры.
        - Ей повезло, первый клиент сразу же единственный он же и последний. Кузя, так Рита его звала, фамилия то ли Кузнецов, то ли Кузьмин. Какой-то олигарх - восемь детей, внуки есть, все на Кипре живут.
        - Не бывает олигархов с такой фамилией.
        - Выходит, бывает. У Дины есть несколько «випов», любителей «восьмиклассниц», так они называли совершеннолетних девушек с лицами школьниц. Кузя, как увидел Риту, так и вляпался по самые уши. Встречались у него на Таврической улице, подпольная такая хата, даже охрана не знала. Подарки, золото, машину купил, деньги давал, что бы Рита больше ни с кем, пока он на острове с семьей.
        - Короче, пожалуйста.
        - Да он умер, старенький ведь был. И не любила она его совсем, но мы же такие молодые и близких людей совсем нет. В последнее время прилетал не часто и всего на пару дней, обещал, что Рита переедет жить в Испанию поближе к нему. Пили какую-то гадость для бодрости - время мало, вещь долгоиграющая, что бы потом уснуть надо водки пол-литра. Ему хорошо, в аэропорту вылакает бутылку и в самолет спать, а Ритка вообще не пьет, все обратно из нее выливается. Вот она и мучилась бессонницей несколько суток. Мы тогда двухкомнатную сняли, здесь рядом на Чехова. Я уже почти не работала, были пара постоянников, в любой момент можно было завязать. Хотела учиться пойти.
        Таня слезла со стула, прошлась по комнате, разминая ноги, села к стене на кровать. Глотнула еще из стакана. Скоро закроют винные прилавки, подумал я, надо бы…
        - В общем, Кузя приезжал, вливал в нее эту гадость, и вот однажды ночью тихо ластами щелкнул. Ритка молодец не испугалась, вскрыла тайник, код знала, Кузя из этого сейфа постоянно ей разные цацки доставал. Она цифры помнила, там золото, бумаги какие-то, взяла только деньги, все что были, и правильно, такой удачи больше не будет. Никто про нее не знал, спокойно ушла. Подсчитали, что у нас есть. Если еще продать машину, можно год жить где-нибудь на другом полушарии и ни о чем не думать.
        Таня замолчала, она смотрела на меня, будто сейчас я услышу что-то самое удивительное.
        - Рита заболела примерно через месяц после смерти Кузи. Сначала стала узнавать каких-то левых, абсолютно незнакомых людей. Зашли однажды в одно кафе, на улице метель, а там не только для мужиков, чай есть и пирожные. Согрелись, через полчаса выходим, дядька в дверях навстречу, Рита ему:
        - А, Банан, бздило-мученик!
        Мужик с перепугу - здрасьте. Ритка - забор покрасьте, ворам власти, мусорам по пасти. И заржала, как дура. Побежали прочь, я оборачиваюсь, мужик нам вслед смотрит. Рот круглый, глаза надул, старый, лет семьдесят, удивился он надолго, будто парализовало. Кто это? Понятия не имею, говорит.
        Этой же ночью слышу крики а-а-а, я к ней в комнату, она под кроватью, ладони свои грызет и кричит, и не вытащить, как каменная, потом затихла, так и спала там. Я сама на измене, всю ночь ворочалась. Утром говорит - в могиле была, лица наверху, могильщики, отворачиваются, в глаза не смотрят, им жалко, но надо. Засыпали ноги и грудь, быстрее мелькают лопаты, земля больно бьет по лицу, во рту хрустит на зубах, и глаз не открыть. А руки связаны, не пошевелиться. Земля давит и давит, и голосов уже не слышно…
        Как-то говорит - поехали. В аэропорт. А документы? Еще ничего не готово. Поехали и все. Ну, ладно. Сидели в ресторане у окна, смотрели на самолеты. Зачем, спрашиваю. Не знаю… Потом на все вопросы отвечала - не знаю.
        И вот, как-то выходит из своей комнаты - здравствуйте. Первый раз я слышала это слово от нее - здравствуйте. Так удивилась, ничего спросить не успела. Ушла без телефона, куда не известно. Явилась на следующий день, долго спала и на все вопросы свое это - не знаю, не помню.
        И вот однажды, собрались в кино, я одевалась, Рита на кухне. И мне такая в коридоре - привет, Вероника. И давай нести какой-то бред, говорит, говорит что-то, ходит по комнате, смеется. Рюкзак схватила, хлоп дверью, я следом, иду и плачу не могу остановиться. Сели в такси, она меня вообще не видит, таксиста шефом называет, остановились у Московского вокзала, там я ее потеряла.
        Долго Риты не было, я собралась уже к себе на Лесной уезжать. Не, позвонила откуда-то, у тебя была, сказала - что скоро вернется, все замечательно, и какой ты хороший. Ну и славно, я уже думала на работу опять. В эскорте омерзительно летом - потные вонючие пезды, немытые хуи, хочется лежать у раскрытого окна и не шевелиться.
        - А как она потом ездила? Ключи от машины у меня остались.
        - Пфф, новые сделали, знаешь, сколько раз она теряла и ключи и телефоны. Вот телефон даже самый дешевый купили, все равно посеет.
        В общем, ни хрена этот гугл не знает. В дурку сдаваться? Конечно, нет. А жить хочется. Тебя вспоминала, что надо все объяснить, собрались уже к тебе идти, но тут… Стояли мы у парикмахерской и мужик этот, родственник, как ты сказал, выскочил из-за угла, Ритку за горло как котенка вверх вот так, второй рукой ударить целился. Я ору на всю улицу, прохожих мало, одни тетки, если бы ударил - сразу смерть. А он вдруг отпустил и убежал. Кто это? За что? Привет от Дины? Вряд ли, расстались мы мирно. Плохо, если из-за денег папы Кузи - много потратили, но как-то неубедительно, давно бы нам уже головы отрезали. Утром в машину и, из города подальше, куда глаза глядят. Нашли речку, одни мамаши с детьми, дачный поселок рядом был, я купалась, Рита рисовала в своих блокнотах…
        Я вытащил из ящика стола Риткины рукописи.
        - Дай посмотреть. Почерк ее.
        - Не поймешь, не старайся.
        Таня прочитала пару строчек.
        - Хуйня какая-то. Откуда у тебя, тоже из рюкзака?
        - Я нашел вашу машину, даже за рулем посидел. Блокноты в бардачке были и еще деньги. Немного.
        - Так и осталось все с лета. Деньги у нее в разных кошельках, много этих кошельков и дома и в кармане и вот в машине.
        - Я отдам…
        - Конечно, отдашь.
        Она засмеялась.
        - Ну, потом позвонили с Сенной, дверь, говорят открыта. Приехали, да, кто-то несколько дней жил в комнате, ждал, наверное. Соседи клялись Аллахом - никого не видели, не слышали. Кароче, догнал он нас прямо в парадной, привет, говорит, привет, привет. Как свихнувшийся робот, блядь. Упал и Ритку за ногу схватил, Ритка в юбке, визжит. Я ему по голове сумкой, он отпустил, достал, прикинь, пистолет. Правда, долго прицеливался и ба-бах! Промахнулся, мы дверь на все замки, валяемся на полу, как валенки, пошевелиться боимся. Милиция приезжала, дырку в стене смотрели, в дверь звонились, а нам пофиг. К окну несколько дней не подходили. Надо было тебя предупредить, а там этот псих по улицам бродит. В общем, пошли к тебе на следующий день, решили, если что будем орать. Здесь тебя не было, звонили, звонили, как в могилу. Пошли в магазин, где ты работал, я первый раз тебя тогда увидела, еще издалека. Ты и этот волк сидите в ресторанчике под тентом, курите, о чем-то треплетесь, тетка вам пиво таскает. Дружбаны. Ритка аж задыхаться стала, побежали обратно.
        Танька сменила позу, легла, руки под голову, уставилась в потолок.
        - Как раз загранпаспорта получили, домой шли, дождь полил, женщину на перекрестке машина сбила насмерть, все как-то само собой получилось. Надо было умереть ненадолго, пока все не узнаем, Рита видела, как ты мечешься под дождем, плакала, первый раз видела, как она плакала…
        - Могила чья?
        - Предков моих, все равно к ним никто не ходит. Ну, в общем - тряпки в чемодан и первым рейсом в Бангладеш, или как его там. Таинственный берег, обещала реклама, пустынные пляжи, бунгало из тростника. Фотки на сайте аж глаза резали, такие яркие, заманчивые. Ну, приехали на край света, тут же познакомились с соседями мальчики девочки откуда-то из Англии. Три дня я просыпалась опохмелиться и чего-нибудь съесть. Риту вообще не видела, не буду подробности.
        - Не надо.
        - Она все на берегу сидела, смотрела за горизонт, ни разу не улыбнулась. Мне этот рай тоже быстро надоел, как там люди годами живут. Чайки эти безумные, местные дибилы со своими сувенирами, всю ночь кокосы с пальм падают - бум, бум. По улице идешь, обезьяны за сиськи лапают, у меня очки украли. Друзьям нашим только ебаться да героин, поговорить не с кем. Не, русских много, но такие рожи, мы уж лучше с нашими маленькими наркоманами. Гребаное вечное лето, кому-то нравится, но загар четкий. Вернулись в сопливый Питер, в ноябрьский дождь, сразу заболели, у Риты температура сорок. Тетка врач сказала ей, я слышала, вам пора анализы сдавать, голубушкой назвала. Выписала кучу таблеток, навешала, наверное, - услуги-то платные. На следующий день рано утром Рита ушла в поликлинику, я спала еще. Днем прислала смс-ку одно слово - беги. Больше ее не видела, телефон выключен или опять в какой-нибудь помойке…
        - Вот черт!
        - Что такое?
        - Мой планшет! Если она ничего не удалила. Сейчас найду.
        - Слушай, можно в душ?
        - Иди. Полотенце в шкафу, верхняя полка.
        Да, что-то есть. Почта, одно входящее, совсем недавно. На английском языке, почти в каждом абзаце вижу - Рита, Рита, Рита. Так, копируем, давай выручай, старина «Яндекс»
        «Моя дорогая Рита. Извините за прямоту, но по моим подсчетам, ссылаясь на ваши письма, Вы или уже умерли, или поселены навечно в психиатрическую лечебницу. Дорогая Рита, Ваш случай уникальный, но не единичный. Совсем недавно ко мне за помощью обратился молодой человек из города Хельсинки. Общее психическое состояние вполне нормальное, до этого он лечился от игровой зависимости. Как и вы экспериментировал с бессонницей, кончилось все обмороком и последующей комой. К счастью, этот пациент оправился от коматозного состояния, бросил все вредные привычки и жил полноценной жизнью. В этом году он начал терять память. Ни гипноз, ни психоаналитическая терапия, ни медикаментозное лечение не дали ожидаемых результатов. Однако, вдруг вспомнил, что он «на самом деле» пожилой мужчина из Бразилии. Очень подробно описывал пляж и закоулки, достопримечательности «родного» города. Не пережил национальную трагедию восьмого июля, две тысячи четырнадцатого года. Как бы он пришел в спортбар, поздоровался, никто не ответил, все сидели, смотрели в стаканы. Телевизор на всю катушку, но комментатор молчал, в углу экрана
цифры ноль - четыре и огромные немцы летели в атаку, бах, еще гол. Ноль - пять. И все плакали, и в Беллу-Оризонти на трибунах тоже, везде слезы, двести миллионов человек, это четыреста миллионов глаз. Нет больше Бразилии. Потом он сидел на полу в туалете, приколотый к стене инфарктом. Еще перед смертью вспомнил себя в детстве в городке Форталезо, каких-то баб, и, как тент над витриной хлопал на ветру.
        Извините, увлекся. Психоанализ предполагает, что в подобных случаях на первый план обычно выходит феномен вытеснения. Это, как известно, одна из самых распространенных защитных реакций психики, которая спасается от опасного перенапряжения. Мы нашли выход! Чудо произошло - невидимый барьер дал первую маленькую трещину, когда психоаналитически ориентированная терапия была совмещена с вазопрессином. Этот пептидный гормон обладает свойством восстанавливать память. Молодой человек, в буквальном смысле, пришел в себя. Очень надеемся, что сможем помочь и Вам.
        Дорогая Рита! Не знаю, как в России обстоят дела в этой области, на всякий случай вот адрес клиники в Тель - Авиве. И да поможет Вам Бог! С уважением, доктор Э. Б.»
        А вот письмо Риты.
        «Смотрю в зеркало, очень радуюсь, что еще узнаю себя. Надо скорее записать все, что видела, пока сквозняк бытия не вынес из головы осколки чужих воспоминаний. Вижу город, где я родилась, но не узнаю - улицы черные, совсем нет освещения, мало людей, еще меньше машин. Я все записываю, как ты просил, только чем это поможет мне? Кажется, я скоро умру.
        Как хорошо, что есть машина, каждое утро бегу, жму на педали. Хоть в этом нет никакого смысла, страх все сильнее, и память еще не разорвало чужими грехами, но я знаю, скоро начнется. Как чувствует неизлечимо больной, врачи уже все сказали, но пока еще легко дышится, шевелятся руки и ноги. Спасибо Тишке, она всегда рядом. До свидания, не забывайте меня. Рита»
        - А кому она писала?!
        - Что?!
        - В письме - не забывай, говорит! Эбе какой-то!
        - А! На форум один ссылка была! Пообщались с народом, налетели колдуны, шаманы разные! Был один, вроде профессор, чего-то советовал! Уникальный случай говорил!
        - У вас дома есть компьютер?!
        - Айпад! Где-то валяется, если Ритка не потеряла.
        - Далеко?! Дом ваш?!
        - Не-а!
        - Сходим?! Надо найти айпад этот!
        - Как скажешь!
        Танька кричала из ванной, мелькали голые локти, булькала вода, ванну набирает, значит, надолго. Глаза слипаются…
        - Разбуди потом, если усну!
        - О, кей!
        …Господи, как холодно. Почему так холодно и сквозняк? И невкусные запахи? И дождь. Откуда? Еще очень долго до первых дождей. Это шумел душ еле-еле, он устал течь. В квартире никого, входная дверь нараспашку. Это очень хорошо, что моя квартира последняя и единственная на лестничной площадке.
        Чердак открыт, зияющий прямоугольник, оттуда сквозняк и запахи. Я видел все тысячи раз, эти перила с чугунными завитушками, отшлифованный кафельный пол, кнопки звонков коммунальных квартир со смешными фамилиями на табличках. Но ни разу я не видел открытый чердак. И замка никогда не было, может, дверь туда была просто прикрыта на гвоздик, или проволоку, как обычно. Хрустнула галька под ногами, или чего насыпано, дальше не пошел, замер, переступив порог. Окно под потолком - маленький мистический треугольник, под ним лестница. Лунный свет едва освещал деревянные ступени, обосранные птицами…
        - Таня! - крикнул я в темноту и сам себе сказал, - дурак, что ли?
        Голуби порхнули в треугольник, ломая крылья. Сквозняк по ногам аж до костей, очень холодно.
        Я замер в прихожей, почему-то подумал, что дверь лучше не закрывать. В квартире кто-то был. И этот кто-то погасил везде свет. Может, я и не включал, совсем ничего не помню. Скрипнула половица, даже подо мной никогда ни скрипел пол, это кто-то большой и тяжелый. И он совсем рядом. Чувствую, как парализует мои конечности, мне не пошевелится, потому, что он вот прямо здесь. В темноте проступают контуры, я вижу складку на плече, там, где начинается рукав…
        Вспышка! Огромная оранжевая клякса, брызги штукатурки обожгли лицо. Еще один грохочущий залп прямо мне в грудь, казалось, оторвало руку, такая боль. Но я не упал.
        Быстрее на чердак, туда, где деревянная лестница в небо, вслед за птицами. Снова хрустящая субстанция под ногами, качнуло, как если бы я шел по канату и потерял равновесие. Схватился за стену, моргающий свет неоновой лампы, линолеумная лента, мои шаги по твердому настилу коридора. Последняя дверь, я вошел в кабинет…
        - Как выглядел мужчина? В чем одет был?
        - Ну, я же говорю, мужчина не первой молодости, куртка синяя и капюшончик, такой, знаете не остренький, а типа - жаба…
        Лейтенант допрашивал потерпевшую, этой женщине давно пора оставить их в покое, но она тупит, ей здесь нравится, а на улице начинается буря, метель свистит в оконных рамах.
        Лейтенант с утра ходит счастливый, штаны подтягивает, вчера с «пятьдесят восьмыми» у кого-то пакет с наличкой отобрали. Думает, я не знаю. Четыре мобильника на столе, бесконечно жужжат, он даже не смотрит.
        Я сделал ему глазами - гони ее нахер. Тетка ушла. Мы сели на стол, ноги на подоконник, закурили. Форточку не решились открыть, снег мгновенно будет везде: на компьютерах, бумаге, в органайзерах. Завтра проветрим, все равно никаким сквозняком не вымести этот кабинетный смрад. Кого тут только не было, и помирали и вены резали. Вон пол еще липкий в углах, наркомана допрашивали, он под столом себе вены на руке заточенной пуговицей вскрыл. Тихо так, режет и в глаза смотрит, это еще суметь надо. Побежали к метро, наарканили бомжей, чучмеков, те драили кабинет полдня.
        - Опять бессонница?
        - Такая хрень мерещится, рассказать, никто не поверит.
        Я не хотел развивать эту тему, тем более мы видимся последний раз, правда, он об этом не знает. Жалко его, мог бы быть. Совсем скоро нам всем хана.
        Лейтенант заправлял про каких-то армян, еще стрелка с фэйсами у него во вторник, ювелиров из Новосибирска хотят гопануть идиоты, там крыша - черные полковники, Генеральный штаб.
        - Пора, - говорю.
        - Ты куда?
        Я посмотрел в потолок.
        - Понял.
        Жирный конверт в моем столе, еще раз пересчитал, убрал в карман пиджака. Лейтенант ушел к себе, сел за компьютер.
        - Ладно, до завтра.
        - Пока!
        На его столе опять завыли, зашевелились телефоны…
        Проклятая дрожь, как всегда перед этой дверью, я сжал кулаки, постучался и вошел. Люстра ярко освещала все углы большого кабинета, трубки с телефонных аппаратов сброшены, жалюзи захлопнуты.
        - Здравствуйте.
        Я положил конверт с деньгами в открытый сейф, привычные движения, каждый месяц, этого числа, в это время.
        - Заходи. Я тут песню не могу вспомнить, как там дальше? Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветки упру-у-уго, тебя я услышу за тысячу верст…
        Дед был пьян, литровая бутылка почти пустая.
        - Мои все уехали на лыжах кататься…
        Я прислушался к шуму на улице, развернул монитор, увидел, как по нашему этажу бегают нервные люди с автоматами, вот лейтенант танцует, отмахивается, будто от роя пчел, даже здесь слышен тихий шелест автоматной очереди…
        Я не успел ничего сообразить, Дед вытащил из кобуры оружие, схватил конец ствола зубами - бах!!! Волосы вскочили дыбом, кровь веером по жалюзи…
        Я тоже грохнулся на пол. Орали уже совсем рядом, возможно, что через несколько секунд, я буду танцевать тот же танец, что и несчастный лейтенант.
        В кабинет вошли несколько человек, я, как учили, стоял на коленях, руки за голову, с ними еще один, в простой зимней куртке. Он что-то прошептал, автоматчики вышли, мне сделал жест, как собаке - сидеть.
        Я его видел второй раз, про себя звал Алекс. Когда он показывал свое удостоверение, я не разобрал имя - Александр или Алексей, переспрашивать не стал. И звание у него странное, в таком возрасте, сейчас же не война.
        Почему он молчит, долго я еще буду так стоять? А, может, прямо сейчас целится в мой затылок, я обернулся. Роется в столе, стучит по клавиатуре. Зачем меня убивать, это я подцепил ему на крючок жирную рыбу, не, не этот, чьи мозги сползают по стене, вон, даже головы не видно, одни погоны торчат. Совсем другие лица на мушке у Алекса, у тех квартиры до потолка забиты деньгами. За один квадратный метр такой квартиры от меня и пикселя не останется…
        Где-то внизу началась пальба, Алекс у бежал, я опять остался один. Заебись, думаю, если сейчас его нечаянно шлепнут, ничего не докажешь, поволокут, как сообщника, только он знает кто я есть и кем был.
        Правильно ли я поступаю, не думал об этом, остался один инстинкт, не буду ждать, я сам могу сделать так, что меня не найдут долго, может, и никогда.
        В коридоре никого, крики, беготня этажом ниже, лестница на крышу, ключ есть. Ветер ударил в грудь, чуть не сшиб меня вниз…
        Мне казалось я бегу очень долго, будто всю жизнь, и не остановиться. И зачем? Очень странно, что вообще передвигаюсь, ничего не чувствую ниже пояса, будто на протезах, в горле ледяной еж. Проваливаюсь по самые плечи, вылезаю, бегу опять. Вокруг одни крыши, крыши до самого горизонта, утыканные антеннами. Ветер то помогает, толкая в спину, то чуть не сбросил в пропасть, ударив сбоку.
        Все. Мне не убежать, за мной идут, как по лыжне. Вон они, хватаются за растяжки антенн, смотрят себе под ноги, пока вижу двоих. Значит, знают за кем идут, зачем я им, что происходит?
        Впереди пологий скат, обрыв и каменный зев двора колодца. Я лег на диван из снега, что намело за кирпичной трубой. Ветер воет в жерлах вентиляции огромного дома, тянет густой вытяжкой коммунальных кухонь. День в разгаре, где-то далеко громыхает трамвай на перекрестке, где это я? Как красиво… Ранен! Черт возьми! Красная кашица, снег набухший кровью, откуда она? Ничего не чувствую.
        Вдруг, раздалось ужасное - щщщ, у меня прямо под ногами откололась большая белая плита и поползла вниз. Остался след голого кровельного железа, несколько секунд полета, и еле слышное бух. Я вцепился в кирпичи, руки, как багры, пальцы не разогнуть. Вот-вот и мой белоснежный диван отколется и сиганет вслед. И тут я разглядел внизу немного справа какую-то горбину, выступ. Это конек, чердачного окна!
        Со второго удара вышиб фанерные ставни, провалился внутрь, полз на коленях несколько метров, спрятался в теплых, мохнатых трубах…
        Долго ли был на том свете? Не знаю. Разбудила музыка еле-еле, то есть очень далеко, и только припев, на одной ноте. Проснувшись окончательно, я понял, что ошибаюсь, совсем не музыка, это кто-то к кому-то пришел в гости, или барабанил старый телефонный аппарат. Звонки повторялись одинаково, значит, телефон. Но где? Руки шевелились, ощупал лицо, нет, я цел и невредим, еще отлично выспался и согрелся. Телефон звонил и звонил, вероятно, уже ночь, и потому так слышно.
        Поднялся на ноги, сделал пару шагов. Да все нормально, живой. Пару раз споткнулся о пустые бутылки, чуть не грохнулся. Наконец, сцепление с деревянным полом, рука нашла стену. Телефон все громче…
        Рой голосов, именно так - рой, хаос, где-то несколько человек смеются и говорят одновременно. Рука вздрогнула, провалилась, отпрянула. Дверь… Тяжелая, железная приоткрылась и в лицо, мгновенно в распахнутый мой рот залп свежего воздуха. Боже, как хорошо.
        Телефон меня не дождался, замолчал. Зато теперь я видел людей. Внизу, несколько лестничных пролетов от меня, головы и плечи, головы выпуливали струи дыма, люди курили. О чем-то негромко беседовали, это были юноши и девушки, человек семь или восемь. Проходя мимо, я больше всего боялся закашлять, на меня никто не обратил никакого внимания, не обернулся. Еще дальше внизу - черный колодец, лампа со светом под потолком только здесь, где эти дети. Я переступил через ведра, швабры, и очутился на огромной кухне. Где-то в квартире играла музыка, божественный аромат Новогоднего застолья источали кастрюли с салатами, тлеющая духовка, сковородки на плите.
        Я успел убежать за угол, в первую дверь, туалет, очень кстати. Громыхнул засов на кухне, кто-то зацепил ведро, смех. Голоса стихли, я вышел в коридор. В большой комнате без дверей стоял гостеприимный стол, фарфоровые салатницы круглые, овальные, квадратные, хрустальные селедочницы, нарезка, зелень, много разных бутылок. И никого. Брошены тарелки с недоеденной закуской, комнату освещал одинокий торшер в углу…
        - Пожалуйста, не стесняйтесь.
        Я вздрогнул, руки вытянулись по швам. Невеста красивая, как Кирстен Данст…
        - Не обращайте ни на кого внимания.
        - Спасибо вам большое!
        Я хотел еще что-то сказать, но она ушла. Музыка грохнула еще громче, танцевали в соседних комнатах. Значит, этот карнавал вокруг - свадьба, хорошо, на свадьбах никто друг друга толком не знает. Как и на похоронах…
        Я взял стакан налил из первой бутылки, выпил, налил из другой. Так шел вдоль стола, пил коньяк, водку, виски, лимончелло, текилу, еще что-то невероятно вкусное. Метал в рот - тарталетки, роллы, канапе, фаршированные помидоры и яйца, мясной торт и рулет из рыбы. Рухнул в угол дивана.
        В комнату ворвались двое молодых людей.
        - Джим Бим! - заорал один мальчик, - только Джим Бим!
        Они нашли бутылку, чокнулись рюмками, другой мальчик упал на стул, схватил вилку и потребовал:
        - Мяса!
        - Идут, идут…
        Торжественно внесли серебряный противень, запахло чесноком, в комнате стало тесно…
        Неожиданно снова телефон, брызнул трелью, казалось, кроме меня никто не слышит. К счастью он сразу заткнулся, кто-то видимо поднял трубку. Не заметил, как подошла невеста, взяла меня за локоть.
        - Это вас.
        - Что?
        - Вас к телефону.
        - Не может быть.
        Самый обычный телефонный аппарат на полочке, трубка рядом. Обои вокруг расписаны цифрами, задумчивыми узорами…
        И я не смог больше сделать ни шагу, прилип к стене, трубка смотрела на меня своими динамиками - круглые в удивленном ожидании глазницы. Я все же протянул руку…
        - Да?..
        Гудки.
        Не было ни страха, ни отчаяния. Просто я знал, что надо спешить, меня ждут. В коридоре стало темно, дети танцевали медленный танец. Я схватил с вешалки чью-то куртку и выбежал прочь из квартиры.
        Тусклый свет автомобильных фар навертел тоннель из беснующейся метели. Машина мигнула мне дальним светом, я покорно пошел навстречу. Кто сидел за рулем, совершенно невозможно было увидеть В салоне были еще люди, мужчины и женщины смотрели в разные стороны. Мне оставили крошечный кусочек сиденья.
        Покинули город, как шофер видел дорогу, непонятно, машина будто повисла, лишь танец метели в слабом зареве фар и тихий гул двигателя.
        Ехали молча, никто не шевелился, лиц я не видел. Потом, водитель стал делать остановки, и мои попутчики покидали автомобиль. Это были едва заметные в темноте деревни или даже просто автобусные полустанки под одиноким фонарем на столбе. Одна женщина вышла в лесу, сразу пошагала куда-то по обочине.
        И вот мы вдвоем. Его рука в черной перчатке лежала на руле, казалось, машина ехала сама. Я видел его нос и бороду, вместо шапки повязка, лоб забинтован, хотя я не уверен, может, это такая шапка. Огромные плечи, поднятый воротник. Наконец, вдоль дороги стали мелькать залитые светом автозаправки, там шевелились тени, отъезжали машины. Въехали в городишко, торговый центр на углу, еще магазины, все закрыто, все спят. Он крутанул руль направо, и машина остановилась во дворе у самой обычной парадной. Со всех сторон такие же ничем не приметные пятиэтажки.
        Водитель бросил мне ключ, длинный с зубцами, вроде, он еще называется ригельный. Ничего не объяснил, видно, не считал нужным и уехал не прощаясь. Ладно, сам найду. Ключ у меня в детстве был точно такой же, таскал на веревочке, на груди, когда уходил гулять. А вот и дырка под него, дверь нашел быстро, на последнем этаже, самая простая, не железная, ни обитая декором, без коврика у порога. Я вошел в квартиру, запах чужой, прожитой жизни, линолеум квадратиками, в комнате паркет, тюлевая занавеска на окне. На кухне холодильник пустой и вонючий внутри, табуретки приклеены к полу, очень давно здесь никого не было.
        Лег на кровать, сложил куртку под голову и очень быстро уснул.
        Утром открыл глаза и сразу оцепенел от счастья, было так легко и прекрасно, будто я только что родился. Или нет, как будто я всю жизнь где-то был, и вот вернулся. И это мой дом, эти углы и древняя мебель, мой настоящий дом.
        Тюлевая занавеска сдвинута в сторону, макушка тополя за окном, словно растопыренная пятерня, блестят мокрые ветки, блестит все и в квартире, солнце везде - на паркете четким квадратом, на полировке шкафа, ваза на столе сплела замысловатую радугу на обоях.
        Я оглядел комнату. Сразу справа от двери у стены радиола на высоких черных ножках, рядом кресло. Шкаф и стол напротив моего дивана, скромная люстра.
        Бодро вскочил на ноги, нащупал деньги в кармане, ноги в ботинки, куртку, и через минуту был на свежем воздухе. Огляделся, надо выйти со двора на улицу, где-нибудь должен быть магазин.
        У входа в универсам какой-то человек блевал в урну. Я прошел мимо, вслед услышал:
        - Отец, налей!
        Голос женский, еще не хватало. Даже не оглянулся, а то потом хрен отстанет. В магазине вообще никого, только одна старушка в овощах выбирала лук, я погулял по отделам, купил пива два бутыля.
        Во дворе, на детской площадке нашел сухую скамейку под крышей, что-то вроде беседки или теремка. Только присел…
        - Отец! Нальешь сегодня?
        Да, это была женщина молодая лет тридцати, короткие черные волосы назад, над ушами седые. Спившаяся и счастливая. На туловище сильно ношенная, когда-то зеленая, «скинхедовская» куртка на железной молнии. Джинсы и лыжные ботинки, вместо шнурков проволока. Губы женщины блестели, я вспомнил, как она стояла над урной…
        - Я смеялась тут, - она достала из кармана куртки «панорамку», - аннотация к фильму «Бриллиантовая рука»! Идиоты, правда? Кто в этой стране не знает о чем «Бриллиантовая рука»!
        Села рядом, перелистала несколько страниц:
        - А вот это мне нравится - «Госпожа горничная», производство США. Цитирую: тупорылая и неправдивая история про якобы любовь, с верблюжачьими ужимками главной героини. Хорошо написали. Ричард Гир как туда влип, непонятно. Смешно, правда?
        - Ага…
        - Вот у меня есть сюжет!
        Женщина произнесла эту фразу с ударением на слове «есть».
        - Ты помнишь зимнюю Олимпиаду - 80 в Лейк-Плейсиде?
        - Меня еще на свете не было.
        - Сюжет такой - Балдерис, Крутов, Михайлов, Третьяк, Харламов - суперкоманда, «Красная машина»! Чехи, финны, Канада, полный разгром. Капиталистический хоккейный мир в панике! И вот финал, начало матча, все улыбаются, Николай Озеров острит, Тихонов потирает руки - у американцев не профессионалы, а мальчишки, набранные из университетских команд. Профи тогда бойкотировали по политическим мотивам, Афганистан, Брежнев мудак, что-то там еще, надо будет этот момент доработать. Так вот, страсти на льду накаляются, клюшки в крови, драка, счет два-один в пользу США, и вот кульминация! Финальный свисток! Непобедимая Красная Машина повержена, рев трибун, наши растерянные лица, и тут, американские хоккеисты срывают с себя шлемы, и весь мир видит, что это дети, полные придурки, едва совершеннолетние. Позор большевикам! Рев стадиона еще сильнее, летят клюшки, задумчивый главный тренер Тихонов, «Лебединое озеро», генерал Писькин застрелился, ну и так далее. Как тебе? Голливуд такое еще не снимал.
        Я протянул ей бутылку.
        - На, заслужила.
        Она пожала плечами, мол, ну так и быть, выпью с тобой. А пальцы аж щелкнули по упругим бокам бутылки, ловко открутила крышку, сделала затяжной глоток.
        - Валерия, - представилась она, - к матери иду, не знаю, ждет ли…
        Помолчали, я разглядывал последствия погодной метаморфозы, от снега не осталось и следа, весь растаял и стек в канализацию. Подумал, надо водки взять и жрать захотелось. Валерия показала пальцем вверх.
        - Красиво.
        - Где?
        - Вон там.
        - Труба, что ли?
        Далеко над крышами торчала кирпичная труба, вероятно там за домами был какой-нибудь завод или котельная.
        - Цифры, - пояснила Валерия.
        Я пригляделся, действительно на трубе белыми кирпичами была выложена дата 1975.
        - Ну, и что?
        - Я в школу пошла в семьдесят пятом.
        Что за чушь ей лет, сколько и мне, но я слушал, не перебивал, мне нравилось, как она говорит.
        - Семидесятые, это когда деревья были маленькие, мужики носили толстые обручальные кольца. И тишина во дворах и на улицах, безлюдный Невский проспект воскресным утром. Мы на улице Восстания жили, окна в колодец, помню вечные банки с вареньем между рамами в окнах напротив, клумба с тополем посередине двора. Тоскливо, когда болеешь или каникулы - все на работе, по телевизору одни комбайны и сталевары, и жирные довольные свиньи в снопах пшеницы. Мы с подружками бегали кино смотреть или на Невский. Я даже не пыталась понять про что картина, глазела на улицы Парижа, огни реклам, размалеванные автобусы. Бандиты в неказистых автомобильчиках несутся по узким автострадам, Бельмондо догоняет, дымятся пиджаки. И божественная музыка Филиппа Сарда, «Кто есть кто» смотрел?
        - Нет.
        - Вот фильм кончается, хлопают складные кресла, выходишь с толпой на улицу, вокруг серая гребанная реальность, куда идти, в какую сторону…
        - Ты хорошо сохранилась.
        Не ответила, уставилась в одну точку на земле, в глазах блестела грусть, провалилась, наверное, в прошлый век. Неловко даже, как-то. Я спросил:
        - Мать-то, где живет?
        - Недалеко. Я и не звонила даже, номера не помню, редко общались. Муж мой исчез, пропал, как в воду канул, я у него жила на Дегтярной. Квартира большая, коммунальная, все снимают соседей много, в основном черножопики эти с Некрасовского рынка. Одна не хочу там.
        - Ну, пойдем.
        Даже не спросила - куда, видимо, все равно.
        Мы вышли из беседки, Валерия крутанулась на пятках, раскинув руки в стороны.
        - Ах, как хорошо!
        Взял литр водки, стаканы, сэндвичей в картонной коробке. Вернулись в беседку, немедленно налил себе и ей.
        - Сейчас расскажу тебе, - сказала Валерия, - у нас в квартире еще Пашка есть из Архангельска. Жена его работает, он в поисках, снимают комнату за шесть тысяч. Все книгу читал на кухне, в комнате курить нельзя, а он одну за одной. Книгу захлопнет и шепчет в экстазе - вот это жизнь, вот это судьба у человека!
        - Что за книга-то?
        - Да фуфло про слепого антикиллера или типа того. В туалете нашел, там много таких книжек. Спросил меня как-то, откуда сама? Местная. О! В Питере заебись, говорит, идешь по Невскому, вокруг наркоманы, проститутки. Мы днем втроем во всей квартире: я, Паша и бабка нерусская, десять халатов напялит чучело, несколько пар носков, все лук на кухне жарила. Вечером, как придет кодла эта овощная, грохот, шум. В ванну, туалет до полуночи хрен попадешь. Столы прямо в коридоре, ужин на сорок человек. Но ночью тихо, молодцы, как уходят рано утром даже не слышно.
        И этот дурак архангельский начитался книжек и мочканул бабулю. Я слышала, она гавкала, как безумная, грохот стоял, дралась с ним кубышку, наверное, защищала, потом притихла. Он и мне в комнату стучал, я дверь на все засовы, тише воды, ниже травы. Убежал, видела его в окно с сумкой. Ну, и я к матери, а то эти вечером придут, что здесь будет, даже знать не хочу.
        Денег ноль, пришла на вокзал, думала зайцем доеду, ага. Турникеты поставили без билета никак, все вокруг, до самого Обводного канала заборами оградили. Сижу во дворе на Лиговке, подошли двое, угостили. Я у них неделю жила, сегодня утром дали денег, в магазин послали, я сбежала, и вот здесь. А тебе сколько? Ты какого года?
        - Восемьдесят шестого…
        - Огогогого!
        Она даже вскочила со скамейки, ушла на несколько шагов и замерла. Стояла так минуту.
        - Какой прекрасный год, самый лучший. Еще все живы Рейган, Сэм, Вэл, «нищая Америка» они так себя называли, «система». Мы в «Ралли» познакомились, был такой кабак у метро «Академическая». Модерн токинг гремел, Рейган подливал мне «ркацители» и говорил, что «модерн» для лохов, лучшая группа в мире это «Мэнс он дэ вок», люди на заводе. Штаны у него были каталожные - слаксы, ботинки «кэмэл». Дискотеки, я все знала, везде была. «Красное Знамя», ЛДМ, Ленсовета, «пыльник», Сарай сгорел тем летом. Танцевали все и лохи и «система». Тусовки - Маяк, Сайгон, Климат, на Треугольнике вечером какие-то неоны, лэйзи, тедди-бойз, клетчатые рубашки и вареные джинсы, панки, бляди, дурачье усатое иногороднее. В июне знаменитое побоище таксистов с рокерами на Крестовском, Шишаня на мотоцикле прыгнул через разводящийся мост…
        Она снова села на скамейку и, кажется, устала от собственных воспоминаний. С тоской огляделась…
        - Хиппи подошли в подземном переходе, мы с Кнопой на метро опоздали, идти некуда. Такие длинноногие, волосатые дяди в белых рубашках. Помню огромная комната, висевшая фонарем над Кировским проспектом, сумасшедший кайф от первой дозы… Тюрьма спасла, а так раньше бы вольтанулась. Вышла через четыре года, Рейган в Израиле, подруги замужем, вокруг коммерция, ларьки…
        Валерия уснула, подбородок уткнулся в грудь. Солнце вспыхнуло в последний раз и упало за плоские крыши хрущевок. Стало темно и холодно. И как-то странно, что ли, вот только несколько секунд назад я слышал ее голос и был вместе с ней далеко в восемьдесят шестом или семьдесят пятом…
        Я не стал будить, просто ушел домой, был абсолютно уверен, что с ней ничего не произойдет, все будет хорошо.
        Дома включил радиолу, в треске и шорохе эфира поймал эстрадный оркестр, совсем в тему, будто продолжение рассказов Валерии. Так и уснул под шепот радиоволн…
        Утром, как и вчера - танец солнечных зайцев на полу, мебели и обоях. Все блестит, отражает и улыбается. У меня осталась еще вчерашняя водка, немедленно, сейчас пойду в тот садик, где вчера оставил подругу.
        Еще издали услышал скрип качелей, Валерии не было. Гуляли дети - девочка лет семи и мальчик совсем маленький. Родителей не видно, но все равно при детях не буду. Залез в беседку, водки было как раз на стакан. Посижу немного и пойду искать, она где-то здесь.
        Качели перестали скрипеть, я оглянулся. Дети стояли рядом, смешные какие, будто их вытолкали на улицу и они одевались на ходу. У мальчика ботинки на разные ноги.
        - Иди сюда, - говорю.
        Он подошел.
        - Ты как гитлеровец.
        - Кто?
        - Так бабушка моя говорила, когда я неправильно одевался. Снимай ботинки.
        - Я не гирелоливец…
        - Вы не видели здесь женщину пьяную?
        - Здесь никого нет, - сказала девочка.
        Они шли за мной, как бездомные собачки, которых погладили. Я остановился у магазина.
        - Ладно, идите, выбирайте себе, что хотите.
        В корзину посыпались: печенье, мармелад, шоколадные яйца, коробочки с соком, творожные сладости. Себе взял маленькую с той же этикеткой, что пил вчера и пару сэндвичей.
        …Мы качались на качелях, бесились в оранжевых сугробах из опавших листьев, хохотали на весь город. Я лакал водку из горлышка не стесняясь.
        - Как человек паук, - сказал мальчик.
        Потом сидел один в теремке, они мне надоели, накатило равнодушие и усталость. Голоса детей, вдруг, стали далеким эхом, будто кричали или звали меня, откуда-то с недосягаемой высоты.
        Стало тихо, я подошел к скамейке, никого, только кукла и паровозик. Может, это было здесь раньше? Не помню…
        - Мои дети превратились в игрушки.
        А были ли они вообще? Конечно, не было, ведь я не хотел. Жена хотела, а я нет. Я не люблю детей.
        Надо срочно, увидеть себя. Побежал домой, но в квартире не было зеркал, ни в ванной комнате, ни в коридоре, нигде. Ладно, скоро стемнеет и окна станут черными отражениями…
        Я прилег на диван, подождем.
        Разбудил хохот, на кухне или в прихожей. Тишина. Приснилось. Полукруг луны выглядывал из-за занавески, мебель черными пятнами, идеальная плоскость подоконника…
        - Мне нельзя, - вдруг сказала женщина. Ей что-то ответили, все были пьяные. Это было за стенкой, на кухне. Стали прорезаться новые звуки там смеялись и чавкали, звенела посуда, переливались жидкости. Голос матери потонул в этих звуках, теперь определенно стало ясно, что там пьют и едят. И женщина за стеной, это голос матери, только молодой, и его нельзя спутать ни с каким другим…
        - Эй! Я здесь!
        Хлопок тишины, кухня была оглушительно пуста, табуретки отсвечивали лунный свет. Я застыл на пороге, тихо и пусто во всей квартире.
        Вдруг, постучали в дверь, я посмотрел в «глазок».
        Это он! Тот, что привез меня сюда, голова в бинтах, провал в черепе под повязкой и пустые глазницы, будто жерла двустволки. За его спиной еще люди, может, и не люди, в одно мгновение я разглядел стекающие вниз черты лица, лохмотья, перевязанные на груди узлами. Их было много…
        Он снова ударил, как молотком. И еще раз и еще. Хилая дверь его не слушалась, не полетела на пол мне под ноги, какая-то совсем другая сила не пускала его, как будто он стучал в железную стену. Но мне от этого не легче, все равно он никуда не уйдет. Я завыл от страха, забегал по комнате - что, что, что, что делать?! Выскочил на балкон, совсем темно, ничего не видно, прыгать? Но куда? Странный звук совсем рядом, я слышал его раньше, не обратил внимания, мало ли непонятных звуков издает природа…
        Это был канат железный, или растяжка для каких-то коммуникаций. На ветру он шевелился и стучал по перилам балкона. Я видел только, то место, где он начинался - стена дома, дальше на метр от балкона он исчезал в фиолетовом мраке, как и все остальное. Я перешагнул через перила и сделал первый шаг. Канат вздрогнул, принял меня, второй шаг смелее, еще смелее, и я пошел…
        Никто за мной не гнался, тишина, только шорох шагов по лезвию. Я шел очень осторожно, то скользя, то перебежками, разметав руки в стороны. Было не больно ногам, или я не замечал. Канат не заканчивался, изредка вспыхивая оранжевой спицей, отплевывая лунный свет, в разрывах туч.
        Вдруг, стало светлее, впереди, внизу зарево какого-то пожарища, надо скорее его пройти. Я прибавил шагу, почти побежал, не выдержал - глянул вниз. Я висел над чудовищной распахнутой пастью, огонь клокотал на самой глубине адской глотки и язык жирный и пористый шевелился почти под самыми моими ногами! И я опять заорал и завыл, то, что я принял за язык, на самом деле была акватория крохотных рук, растопыренных злобных пальцев. Они синхронно тянулись к моим ногам, огнедышащая глотка выдыхала:
        - Дисюда…
        Захотелось нырнуть в это узловатое месиво, только скорее бы все закончилось. Но я не прыгнул, побежал дальше, ловя равновесие…
        Больше я не смотрел вниз и по сторонам, шаги приобрели некий алгоритм, четкие, одинаковые движения. Внизу было ничего, вокруг одно сплошное ничего.
        Наконец, я увидел свет, но никак от огня, и идти стало удобней, как по обычному полу или дороге. Темень наваливалась теперь только справа, и мрак этот стал частить, я понял, что это деревья, а под ногами тропинка.
        Я шел теперь по самой окраине дремучего леса, слева красивый луг, высокая трава и полевые цветы, голубые, желтые, где-то нервничал шмель, стрекотали насекомые. Далеко в ложбине деревня - треугольные крыши, утопающие в яблонях, это там лаяли собаки, и ревела бензопила.
        Я остановился и сел прямо на дороге. Колесо велосипеда, шагов в десяти от меня, кто-то там прятался в траве. Подошел ближе и встал за деревом. На одеяле лежала голая девчонка, смотрела в небо, рядом ее одежда. Приподнялась на локте - что-то встревожило ее, долго смотрела туда, где деревня. Я таращился на нее во все глаза - совершенная, идеальная, кожа едва загорелая с белыми следами от купальника, простое лицо, волосы цвета, как эта трава. Прихлопнула комара на ноге, еще раз повертела головой и стала смотреть на свой лобок. Раздвинула ноги и попыталась вставить палец, но было больно, она даже слегка выгнулась в мостик. Сжала волосы ниже пупка и слегка застонала, одной рукой стала лизать ладонь и тереть ею внизу, потом другой рукой. На это можно было смотреть бесконечно, я чувствовал, что пот с меня стекает ручьями…
        Шорох на тропинке, с той стороны, откуда я пришел. Змея! Огромная, мгновенно рядом со мной, стала крутить свои магические спирали, сверкая языком и не сводя с меня инопланетного взгляда. И я опять бегу, гонит меня тварь пресмыкающаяся…
        Поле давно кончилось, как и лес, тропинка снова превратилась в толстую железную нить, и снова я раскидал руки крестом. Надо было идти дальше.
        Голоса, слышу множество голосов и опять свет, теперь от уличных фонарей. Мне под ноги упала готическая площадь полная народу, наяривал оркестр, особенно старались тарелки - бумс-бумс-бумс! Толпа смотрела на меня и все радовались. Люди были одеты, как на иллюстрациях Доре в камзолах и колпаках. Грохнула хлопушка с конфетти, но я не вздрогнул, меня теперь очень сложно напугать. Я помахал рукой, толпа заревела, полетели вверх шапки. Из кабачка выбежал человечек в обтягивающем, сшитом из разных лоскутов, трико. На шее его было пушистое жабо, под мышкой круглый веер для равновесия. Это акробат - канатоходец, догадался я! Он негодовал и даже подпрыгивал, тыча в меня указательным пальцем. Что кричал, я не мог расслышать. Я как раз проходил над фонтаном - центром площади, как раздался цокот копыт, толпа ахнула, и с переулка ворвались несколько всадников с факелами, за ними черная карета. Их остановили, гвардейцев сбросили с лошадей, карету перевернули набок, кто-то заорал:
        - Кукла наследника Тутти!
        Все это уже было за моей спиной, мне нельзя не остановиться, ни оглянуться. Я шел дальше и дальше. Все стихло, и снова космическая пустота и шлепанье моих шагов.
        Канат задрожал - кто-то шел за мной. Я стал идти медленнее, убегать не имеет смысла. Этот кто-то почти догнал, но не приближался, так мы шли оба, в ногу, поймав синхронность шагов. Потом он тихо запел:
        - Вот наукой неизвестной,
        Раздувая в тиглях жар,
        Воскресил меня чудесно
        Добрый доктор наш Гаспар…
        Посмотри: я улыбнулась,
        Слышишь ли: вздохнула я
        Так опять ко мне вернулась
        Жизнь веселая моя.
        Посмотри: дрожат реснички,
        Льется волос на висок,
        Не забудь сестрички милой
        Имя нежное - Суок..
        Если обернусь - упаду, упаду, упаду! Я остановился, но оглянуться не успел, кувырнулся и повис, обхватив канат сгибами своих конечностей. И тут все поменялось, все горизонтальное стало вертикальным, мир перевернулся вместе со мной. Бездна, дно или, что там есть, была теперь под ногами. И мне только одна дорога, потихоньку скользить вниз, наверх - не могло быть и речи, не поднимусь и на сантиметр. И я стал спускаться, аккуратно перебирая руками и ослабляя хватку коленями…
        Неожиданно, плечом коснулся чего-то твердого и недвижимого. Я протянул руку, нащупал камень и засмеялся от счастья. Это была стена, конец уже близок! Даже если внизу все та же фиолетовая пропасть…
        Еще через несколько минут, внезапно, ноги коснулись земли. Я даже не обрадовался, больше не было сил ни на что. Упал, на каменный карниз. Это была не земля, выступ или терраса у большого, полукруглого окна. Я прижался к стеклу, сгибы локтей и под коленями горели от ожогов, ладони в крови, канат сбежал, я слышал, как он шлепал об стену где-то уже далеко и мне его не достать.
        Кое-как нащупал стык между рамами, одна половина со скрипом приоткрылась. Я перелез через подоконник и сполз на пол рядом с батареей. Как тепло и хорошо…
        В комнате уже кто-то был, вспыхнул свет в люстре, и я ослеп на несколько секунд. Когда проморгался, сразу узнал, где я, был здесь совсем недавно, вот только стол пустой, сдвинут к стене, праздник кончился. Невеста стояла на пороге комнаты, это она зажгла свет, не испугалась и не удивилась, будто ждала меня. В том же белом платье, только сейчас я разглядел, что платье это не свадебное, а простое, белое до самого пола. И я снова подумал, как она красива, нереально, божественно, столько добра, любви и понимания было во взгляде, что я ни на одну секунду не усомнился, что все благо на Земле сделано по желанию и велению этих глаз. Черты лица ее слегка исказились, она как будто раздумывала, что со мной делать.
        Невидимая сила спеленала меня с головы до пяток. Ноги и руки не слушались, будто приколочены гвоздями к туловищу. Рот свело, есть еще мгновенье до полной немоты. Из последних сил я выдавил из себя:
        - Кто ты?
        Она ответила:
        - Я - Жизнь.
        И погасила свет…
        Тут же кто-то другой, прямо мне в лицо, назвал мое имя. Еще раз. И еще. Меня звали с того света, или с этого, я совсем заблудился.
        - Если вы меня слышите, моргните два раза! Не слышит, зайдем позже. Пойдемте в четвертую…
        Люди ушли, я открыл глаза. Капельница у кровати, белые стены, крепкий слой бинтов на левом плече. Я огляделся и снова уснул.
        На следующий день пришел следователь, задавал вопросы. Грабитель, который в меня стрелял, зачем-то сиганул в лестничный пролет и вдребезги, возможно, ему помогли. Я ничего не помнил, после того, как меня ранили, толку от меня.
        В начале декабря вышел из больницы, мать привезла ключи от квартиры, куртку и ботинки. Тот же следователь проводил меня до дома, я подписал бумагу, что ничего не пропало и подписку о невыезде.
        Риткина косметичка под подушкой, все на месте, чудесные Риткины рубли, их еще много.
        Каждое утро и до самого вечера шляюсь по окрестным улицам. Мог бы заняться чем угодно, но я здесь, под дождем и снегом. Вглядываюсь в лица под капюшонами, наблюдаю через витрины за толкотней в магазинах, салонах, закусочных. Ем и пью все в той же «Атлантиде», скорей бы кончились деньги, я бы пошел работать.
        Однажды вышел на улицу, как обычно, утром, дошел до угла дома и остановился. Мне, вдруг, это надоело, дальше я никуда не пойду, пусть все будет так, как должно быть. Вернулся и сел за стол. У меня есть четыре стены и крыша над головой, еда в холодильнике и тридцать три буквы алфавита. Что мне еще надо? И на чистом листе бумаги я написал первую строчку:
        «Блевань - это все покупатели: старухи, дети, мужики, красавицы, кто бы ни был, это все называется одним словом - блевань…»
        В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива автора.