Тайна одной лаборатории Владимир Наумович Михановский
        Книга писателя-фантаста состоит из двух разделов. В первый - «К звёздам» - вошли рассказы, в которых автор рисует завтрашний день человечества, показывает замечательные достижения науки и техники будущего. Герои этих рассказов отважные и гордые, смелые и нежные люди, которые своими руками создают умных помощников-роботов, покоряют космос и украшают прекрасную планету Землю.
        В рассказах раздела «По ту сторону» автор сатирическими красками рисует нравы буржуазной науки - служанки всесильных концернов. В этом смысле типичной является могущественная Уэстерн-компани, выступающая в нескольких рассказах.
        Книга рассчитана на широкий круг читателей, в первую очередь - на молодёжь.
        • Эллор
        • Гость
        • Координаты бедствия
        • Уснувший мир
        • Рыжая
        • Путь «Таиры» долог
        • Приключения на Аларди
        • Хобо
        • Тайна лаборатории низких температур
        • Двадцатый старт
        • Крайнее средство
        • Гладиатор
        • Время сгорает без остатка
        • «Космос для вас»
        • В далёком дрейфе
        • Последний жетон
        Владимир Михановский
        ТАЙНА ОДНОЙ ЛАБОРАТОРИИ
        Фантастические рассказы и повесть

* * *
        Вы поднялись из позабытых снов,
        Замшелые готические стены,
        Жемчужины далёких островов
        В оправе задыхающейся пены,
        Жюльверновские южные моря,
        Затерянные в них архипелаги,
        Литая марсианская заря -
        Стоцветные полощущие флаги.
        И дальше, дальше… Звёздные пути,
        Буруны, астероидные рифы.
        Ракете нашей нелегко идти -
        Кружатся хищно метеоры-грифы.
        Звезда чужая, встречу напророчь!
        Рассыпь зари алеющие всходы.
        …А даль черней, пронзительнее ночь,
        И только, как свеча, сгорают годы.
        Тускнеет солнца стёршийся пятак -
        Встаёт другое и лучами будит…
        Всё это будет. Может быть, не так,
        Наверное, не так - но это будет!
        Недаром рвутся в космос корабли,
        Недаром сны таинственные снятся.
        Мир ощутил биение Земли
        И вновь обрёл способность изумляться.
        К ЗВЁЗДАМ
        Эллор
        «Лечу, отец! Уже год, как мы стартовали, и «Азора» все продолжает набирать скорость. На выходе из Солнечной системы мы получили радиограмму с Земли, где был привет и от тебя. Спасибо».
        Эллор нажал клемму и выключил записыватель биотоков. Задумался. Ему снова припомнилась праздничная Земля и впечатляющее Прощание с поколением, длившееся три дня. Они, астронавты, увидели тогда то, что должно было врезаться в память на всю жизнь. Бегущие поля, напоённые солнцем, где тихо зреет ветвистая пшеница… Прозрачные кленовые рощи, тронутые осенью… Просторные города, кажущиеся с высоты стремительного орнитоптера игрушечными… Наконец, изумительные песни и танцы людей Земли. Мало кто останется из нынешних землян к тому времени, когда «Азора» возвратится. Разве что некоторые из тех, кто сейчас безмятежно посапывает в детских колясочках. Но и они тогда будут столетними дедами, а ему, Эллору, едва минет тридцать…
        И всё-таки ему безумно хочется верить, что он встретится с отцом. Они так мало были вместе на Земле!
        Эллор рано потерял мать. Отец много времени проводил на Марсе, где руководил возведением крупного инженерного комплекса. А Эллор, двадцатилетний юноша, едва окончив Звёздную академию, пошёл добровольцем на «Азору».
        Мерно тикает хронометр, бежит по экрану осциллографа бесконечный голубой ручеёк. Воздух в каюте свеж и слегка припахивает хвоей.
        Через сорок минут мысли Эллора, записанные с помощью биотоков, так же как и мысли пятнадцати остальных азориан, будут сконцентрированы в гиперонной депеше. Затем вспыхнет направленный разряд - и чудовищный сгусток энергии уйдёт в сторону Земли. И следующая депеша уйдёт ровно через год, а на Земле к тому времени пройдёт десять лет…
        «Я верю, что мы увидимся ещё, отец… - Эллор сосредоточился и снова включил записыватель биотоков. - Тебе сейчас шестьдесят. Береги себя. Избегай перегрузок. Обещай мне, что не будешь летать на грузовых ракетах, у них слишком велико ускорение».
        Связь с Землёй была односторонней, ибо «Азора» была слишком малой мишенью для гиперонной депеши, направленной с Земли. «Азора» же не могла позволить себе роскошь участить передачи, ибо каждая депеша забирала баснословную энергию. В кормовой части корабля находился аккумулятор, питаемый самостоятельным реактором. Энергия реактора в течение целого года собиралась для того, чтобы в течение одной миллиардной доли секунды вылиться в гиперсветовую депешу. Включение передающего устройства происходило автоматически, когда накапливалась достаточная для передачи энергия и при условии, что на блоке памяти записано было необходимое количество информации, составлявшее сорок слов.
        «Сегодня на «Азоре» большой праздник. Мы превысили проектную скорость. Это событие совпало с моими именинами. Мне сегодня исполнилось двадцать два года».
        Два года тому он простился с отцом. Сколько ему сейчас? Только точно… Эллор придвинул лист бумаги и взял карандаш. Можно было, конечно, включить решающую машину или обратиться к счётному роботу, который застыл у пульта управления, но Эллору захотелось самому подсчитать возраст отца. Это было не так уж сложно. Формула Эйнштейна… Скорость «Азоры»… Кривая ускорения… Время полёта… Да. Отцу сейчас восемьдесят два года. Доживёт ли он до следующей, третьей передачи?..
        «Субсветовая скорость имеет свои законы. Глядя на гроздья неведомых звёзд, окружающих «Азору», я часто стараюсь представить себе, что дома, наверное, давно уже вступил в строй марсианский космодром, который ты проектировал. Цветёт ли вишня, которую я посадил, уезжая? А мои товарищи и друзья, выпускники Звёздной? Где-то они сейчас? Следи за собой, отец, и старайся хотя бы два раза в неделю бывать в умеренных широтах: тебе это так полезно. А лучше всего, если бы ты покинул тропики и совсем переехал на родину, на берега Волги. Я знаю, ты любишь охоту в джунглях, но ведь годы!..»
        Люди сгрудились перед головным экраном. Экран стал неузнаваем. Похоже было, что в голубой ручеёк осциллограммы кто-то швыряет камни, - настолько резки были отдельные всплески.
        - Наружная бомбардировка, - слышались голоса.
        - Мы попали в облучение.
        - Пустое! Обычные космические лучи, - уверенно сказал кто-то стоявший рядом с Эллором. Эллор безмятежно улыбнулся. Уже не раз за три года полёта попадала «Азора» в подобные передряги. Самое большее десять минут - и поле излучения, обычное для этой части Галактики, останется далеко позади. А затем по команде оператора наружу выйдут несколько роботов и расплавом нейтрита и титана «подлечат» «Азору», зальют все выбоины и вмятины в обшивке.
        Но слишком уж велики на этот раз голубые всплески на экране. Отдельные пики достигают красной аварийной черты, что совсем уже необычно.
        Эллор не заметил, кто первый произнёс это страшное слово - антивещество. И все лица разом как бы посуровели и отвердели.
        Антивещество? Но откуда оно здесь, в этой части Вселенной? Ведь это противоречит всем наблюдениям и прогнозам. И тем не менее сумасшедшие скачки стрелок на счётчиках Гейгера не оставляли сомнений…
        Уже не отдельные всплески осциллограммы, а почти все голубые волны перехлёстывали через красную горизонталь.
        Дорог? была каждая секунда. Получив от капитана короткое указание, люди торопливо направлялись - каждый на свой участок. Выслушав приказ, Эллор выскочил из головной рубки и, ступив на ленту транспортёра, понёсся к кормовым дюзам: он отвечал за их бесперебойную работу. По коридорам разносились глухие удары гонга, означавшие чрезвычайную опасность.
        Одного взгляда на пульт Эллору было достаточно, чтобы убедиться, что двигатели работают нормально. Об этом же коротко доложил и дежурный робот. Но не в двигателях сейчас было дело! Главное происходило там, на носу «Азоры», где посланцы таинственных антимиров настойчиво бомбардировали обшивку корабля, разрушая её. Долго ли продержится обшивка? Успеет ли «Азора» за это время проскочить поле смерти? В этом был весь вопрос.
        Капитан по видеофону распорядился эвакуировать носовые отсеки. В отдельных местах обшивка корабля истончилась настолько, что жалящие частицы антивещества пробивали её насквозь. Эллор представлял себе, какой там сейчас творится ад. А инфралучи мощных локаторов всё ещё не достигали конца антиполя…
        Снова вспыхнул экран видеофона.
        - Друзья! - голос капитана, всегда такой спокойный, дрожал от сдерживаемого волнения. - Штурм античастиц продолжается. Мы попали в беду. Вероятность того, что мы встретим антиполе, была ничтожно мала, но это случилось. Никакой корабль не застрахован от рифов. Возможно, мы и спасёмся, но… Положение слишком серьёзно. Во всяком случае, я хочу, чтобы вы знали истину. Мы будем бороться до последнего. И ничто не остановит Человека на его пути к звёздам! - закончил капитан.
        Эллор выскочил в коридор. Здесь явственнее слышались тяжёлые взрывы и треск, похожий на звук разрываемой материи. Отчётливо пахло гарью. Несмотря на то, что все кондиционеры были включены, температура воздуха достигала тропической, и Эллор сразу взмок.
        Хватаясь за боковые поручни, идущие вдоль стен, Эллор двинулся к корме. Транспортёр уже не работал. Тяжело дыша, юноша ввалился в аккумуляторный отсек. Здесь, как ни в чём не бывало, перемигивались зелёные огоньки да пел свою монотонную песенку автофиксатор биотоков. Контраст был настолько разителен, что Эллору на миг показалось, будто всё происходящее было не более, чем страшным сном. Но глухие взрывы доносились и сюда…
        Эллор подошёл к реактору. Энергии для передачи депеши накопилось ещё недостаточно: разряд произойдёт в лучшем случае через несколько суток. Эллор невесело усмехнулся, к тому времени «Азора» успеет превратиться в атомную пыль…
        И тут Эллора осенило. Лихорадочно схватив наушники с клеммами для улавливания биотоков, юноша включил блок памяти.
        «…Летим, отец. Самочувствие отличное. Часто вспоминаю тебя и милую, далёкую Землю…».
        Надо ещё тридцать слов - иначе депеша не пойдёт. Отец… Он должен уйти из жизни с мыслью, что полёт мой проходит нормально. «По вечерам мы смотрим сферофильмы, читаем, играем в шахматы, танцуем. Наши девушки соорудили к моим именинам великолепный торт с вензелем «23».
        Ещё десять слов. Эллор облизнул пересохшие губы. Он хрипло дышал.
        «Будь счастлив, отец. Будьте счастливы, земляне. Экипаж «Азоры» шлёт вам привет».
        Всё!.. Эллор тяжело поднялся.
        - Эллор, Эллор, - послышался встревоженный женский голос, - где ты? Команда собирается в центральном отсеке. Не медли!..
        Эллор нажал кнопку катапультирования передатчика и неверной, пошатывающейся походкой направился в центральный отсек. Он уже не видел, как позади на выпуклом обзорном экране от хвоста стремительной ракеты отделился круглый контейнер, который пошлёт землянам прощальный привет «Азоры» - невидимый сгусток трепетной энергии…
        Гость
        Весть о том, что у Ван Тааненов находится человек, предложивший за пищу деньги, с быстротой молнии распространилась по рыбацкому посёлку.
        Когда я прибежал к Ван Тааненам, небольшая столовая их нового дома была полна, и люди всё прибывали.
        Люди передавали из рук в руки старинные монеты, предложенные пришельцем хозяину.
        - Такие только в историческом музее увидишь, - сказал Питер Ван Таанен, разглядывая позеленевшие от времени кружочки металла.
        Человек жадно ел, низко нагнувшись над тарелкой. Мы с любопытством разглядывали диковинную одежду пришельца, его длинные волосы цвета воронова крыла, обильно сдобренные проседью.
        В раскрытые окна доносились удары по мячу и смех.
        - Вышел я утром в море сеть проверить, - наверно, в двадцатый раз рассказывал старый Питер, разглаживая белые усы. - Правлю на маяк. Вдруг вижу - что-то чёрное вдали, вроде бочонка. Подхожу вплотную, приглушаю мотор. Что за штука, думаю? Вроде надувного понтона. Качается на волне, как ни в чём не бывало. Ощупал я этот понтон, подумал: откуда бы ему тут взяться? Да и решил двигать дальше. А тут его вот голова из воды показалась, - Питер кивнул в сторону незнакомца, уплетавшего жареную макрель. - Уцепился двумя руками за буй, - там ручка внизу оказалась, - а сам весь под воду ушёл, видно, вконец обессилел. Втащил я его в лодку.
        - Он что, без сознания был? - спросил Фёдор Петрович, старшина цеха, в котором консервировали рыбу.
        - Нет, ещё в сознании, и это его счастье, - ответил Питер. - Иначе захлебнулся бы в два счёта. Ну, дал я ему хлебнуть тонизатора, он пришёл в себя. Стал я его расспрашивать, что да как. А он отвечает как-то чудно. На бутылку с тонизатором пальцем показывает, - удивляется, значит. Отдельные слова вроде и знакомы мне, а понять - ничего не пойму. Обращаюсь к нему по-нашему - а он только руками разводит: не понимает языка. А сам дрожит как лист и всё на рот показывает есть, мол, хочет. А у меня в лодке, как на беду, ничего нет съестного. Развернул я лодку и доставил его домой.
        Все перевели глаза с рассказчика на пришельца. Жена Питера в это время поставила перед незнакомцем блюдо солянки. Гостя словно подменили. Глаза его засверкали, он выкрикнул какое-то слово на незнакомом языке и обеими руками приподнял блюдо, расплескав еду на одежду и скатерть. Затем несколько раз попробовал блюдо на зуб и снова выкрикнул то же слово. И улыбка, как солнечный зайчик, осветила его измождённое лицо.
        У меня мелькнула мысль, что у незнакомца неладно с головой. Неужели обычное золото могло привести его в столь сильное волнение?
        Будто угадав мои мысли, старый Питер покачал головой.
        А незнакомец, поставив блюдо, что-то быстро говорил на незнакомом языке, и в голосе его слышалось волнение.
        …Григо Норден снова и снова нажимал зелёную кнопку пульта, хотя и понимал отлично, что настройка здесь ни при чём. Оранжевая змейка на экране явно вышла из повиновения. Впервые за четырнадцать лет полёта она пересекла алую горизонталь аварийного режима и со зловещей медлительностью поползла вверх.
        Он гнал от себя эту мысль, но в мозгу горели два слова: Блуждающая Энергия. И смысл этих слов был страшен.
        Блуждающая энергия…
        Норден припомнил третью заповедь космопилота: «Наблюдай, чтобы цепная реакция не превратилась в реакцию, сорвавшуюся с цепи». Но что он мог поделать, он, единственный человек на «Мираже», все шестнадцать роботов которого погибли во время высадки на колеблющуюся поверхность захудалой планетки в системе Сириуса. После этой трагической высадки Григо Норден оказался совершенно один на колоссальном трансгалактическом звездолёте.
        Кое-как он стартовал с коварной планетки, взяв курс на Солнечную систему.
        По сути дела Норден был безоружен теперь перед лицом любой неожиданности. Но фотонные дюзы работали нормально, головной инфралокатор показывал, что путь впереди свободен от метеоритов, и Норден, передвигаясь по кораблю в противоперегрузочном манипуляторе, временами начинал верить, что всё закончится для него благополучно, и принимался насвистывать весёлую песню, - одну из любимых песен землян:
        На лианах роса - ледяная слюда,
        Нам пора подымать якоря!
        В небе чёрном высокая меркнет звезда, -
        Скоро грянет в полнеба заря…
        Но поступь грозных событий была неотвратима.
        Оставленные без постоянного присмотра роботов корреляционные системы ракеты медленно, но верно уклонялись от нормы. В информационных блоках накапливались ошибки, поначалу ничтожные.
        И вот наступило Неизбежное.
        Оранжевая змейка, которую Григо привык называть «Языком Большого мозга», перечеркнула аварийную линию экрана. Это означало, что главный кинжальный двигатель «Миража» вышел из повиновения.
        Вырвавшиеся из-под контроля реакторы непрерывно наращивали мощность. «Мираж» был теперь подобен норовистому коню, который закусил в бешеном галопе удила и понёс, не разбирая дороги, прямо в овраг, где седока ждёт неизбежная гибель. Таким оврагом для звездолёта был световой барьер.
        Большой мозг сообщил Григо, что до барьера смерти при данном ускорении остаётся едва ли четверо суток. Необходимо было принимать какое-то решение.
        Григо Норден решил попытать счастья на каботажной ракете, или шлюпке, как её обычно называли. Собственно говоря, это был единственный шанс.
        Каботажная ракета представляла собой небольшой корабль-спутник, предназначенный для высадки на новые планеты. Это и в самом деле была шлюпка, которая, минуя рифы, входила в неведомые бухты, в то время как океанский лайнер, от которого она отчалила, не рисковал приставать к незнакомому берегу без лоцманской карты.
        Обычно на время высадки шлюпки «Мираж» становился искусственным спутником планеты, к которой устремлялась шлюпка. Так же было близ злосчастной планеты, где погибли роботы.
        К счастью, на «Мираже» имелась ещё одна шлюпка, запасная…
        Григо испытывал странное состояние, вызванное, вероятно, большими перегрузками, а главное, близостью скорости корабля к световому барьеру. Временами он не мог пошевельнуть рукой, в то время как голова оставалась необычайно ясной, как бы стеклянной.
        Нужно было торопиться.
        С тоской вспоминая услужливых, исполнительных роботов, Григо, обливаясь потом, сносил в «шлюпку» тяжёлые пакеты с продовольствием. Узкие коридоры, залитые мертвенным светом, казались бесконечными. Сердце сжималось при мысли об одиночестве, не том одиночестве, когда за четырьмя стенами комнаты кипит жизнь, и ходят, разговаривают, смеются люди - твои братья, а о том невообразимом космическом одиночестве, когда на биллионы и биллионы километров вокруг нет ни живой души, и ты один, совершенно один внутри умной машины, впаянной в бесстрастное пространство.
        Последние сутки прошли в каком-то кошмаре. Реальность и бред смешались, образовав фантастический сплав. Стены коридоров, отсеков и кают начали флуоресцировать. Голубые лучи дрожал и и переливались.
        Обзорный экран честно работал до последнего момента, равнодушно показывая, как от «Миража» отваливаются один за другим жизненно важные отсеки.
        Обречённый корабль нёсся со всё увеличивающейся скоростью.
        Григо Норден знал, что за эти минуты на Земле проходят долгие годы, и если ему суждено когда-нибудь вернуться на милую голубую планету, там промелькнёт… Нет, об этом лучше не думать!..
        Григо рванул на себя люк, упал в штурманское кресло и из последних сил дёрнул штурвал. Ожившая шлюпка отделилась от «Миража».
        Одно время казалось, что зазор между звездолётом и шлюпкой не увеличивается. Но затем ослепительно вспыхнули все пять дюз шлюпки, предназначенные для манёвра это сгорали запасы аварийного топлива. Шлюпка быстро оторвалась от корабля, и вовремя: «Мираж» разваливался на глазах. Счастье ещё, что перед смертью звездолёт передал шлюпке огромный импульс. Это было последнее, что мог подарить гибнущий титан маленькой шлюпке - жалкой щепке в бездонной пучине космоса…
        Время шло. Будто брошенная гигантской рукой, шлюпка мчалась в направлении Солнечной системы. Огонь в дюзах погас, и они давно остыли: аварийное топливо, предназначенное для посадки и взлёта, кончилось.
        И потянулись однообразные дни, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Одни и те же звёзды и созвездия холодно горели на обзорном экране. Казалось, шлюпка не движется, намертво прибитая к одной точке. Лишь чуткие приборы фиксировали изменение рисунка созвездий, показывая, что корабль не стоит на месте…
        Лихорадочный взгляд Григо был всё время прикован к невзрачной жёлтой звёздочке, с некоторых пор примостившейся в левом нижнем углу экрана. Это было Солнце, там была колыбель человечества - Земля.
        Когда Солнце достигло размеров золотистого апельсина, Григо с отчаянием обнаружил, что ничтожных остатков топлива никак не хватит на достаточное торможение шлюпки. Он заложил в ориентаторы шлюпки координаты планеты Земля. Это означало почти верную гибель. Григо понимал, что войдя без достаточного торможения в плотные слои атмосферы, шлюпка неминуемо вспыхнет и сгорит. Но он решил, что лучше сгореть в атмосфере Земли, чем лететь от неё прочь без всякой надежды на возвращение.
        …Температура в кабине начала заметно повышаться. Криогенный кондиционер воздуха загудел, бессильный что-либо сделать. За окном кабины бушевало алое тысячеградусное пламя. Иллюминатор вмиг пожелтел и покрылся сетью тоненьких прожилок.
        Григо Норден отвернул до отказа красную рукоятку и от страшного толчка на несколько минут потерял сознание.
        …К вечеру наш гость отдохнул и пришёл в себя. Старый Питер показывал гостю посёлок.
        Посёлок жил обычной жизнью. Шла весенняя путина, и работы было много.
        Незнакомец пришёл в восторг от оранжереи с поливиниловым небом, где выращивались венерианские трабо - плоды, приносящие людям Земли долголетие. Затем они прошли по широким зелёным улицам, а потом поднялись на орнитоптере, и старый Питер показывал пришельцу из прошлого наши многокилометровые причалы и порт, и они вместе любовались прекрасным видом, открывавшимся сверху.
        Похоже было, что пришелец и старый Питер нашли общий язык, - во всяком случае, снизу нам было видно, как старый Питер хлопал незнакомца по плечу и что-то говорил, горячо размахивая руками, а незнакомец кивал в ответ.
        Потом орнитоптер опустился на вечевой площади.
        Из него вышли сначала старый Питер, затем незнакомец. Походка пришельца была всё ещё неуверенной, и ходил он как-то странно, покачиваясь.
        Незнакомец подошёл к зданию Совета, шпиль которого, сделанный из чистого золота, горел в закатных лучах.
        Но не золото привлекло незнакомца. Проследив за его взглядом, я увидел, что он смотрит не отрываясь на маленькую медную дощечку, прибитую к стене. На дощечке была выгравирована только одна цифра - год, когда было заложено грандиозное здание Совета.
        Казалось, в цифре на дощечке было что-то магическое. Гость улыбался, губы его беззвучно шевелились, а в глазах застыли светлые слёзы…
        Координаты бедствия
        Василий Акимович проснулся, как от толчка. На пульте перед ним лукаво подмаргивал красный глазок. В наушниках стоял комариный писк сигнала бедствия, который, собственно говоря, и вывел его из состояния лёгкого забытья.
        Василий Акимович мигом стряхнул дремоту и по видеофону доложил начальнику спасательной станции о полученных сигналах.
        Северное полушарие Марса отличается, как известно, крайне неустойчивым, капризным климатом. Среди лета вдруг может пойти сухой град величиной с кулак или ливень, в минуту образующий бурные потоки, которые всё смывают на своём пути. А о страшных песчаных бурях, снискавших дурную славу по всей Солнечной системе, и говорить нечего. В последние годы здесь велись большие инженерные работы. На побережье строился современный океанский порт, возводился новый космодром с антигравитационным поясом, закладывались многоэтажные ангары для орнитоптеров - основного вида транспорта на Марсе. Несмотря на то, что основная масса работ выполнялась кибернетическими роботами, людей на стройках также было немало. Ибо гигантские комплексы сооружений, целиком и полностью возводимые роботами без помощи людей, оставались пока что, к сожалению, достоянием фантастов.
        В непривычных условиях марсианской природы людям приходилось туго. В процессе акклиматизации некоторые болели. Борьба была нелёгкой…
        Для облегчения поиска пропавших без вести был создан микропередатчик. У каждого человека в нагрудном кармане комбинезона хранился пёстрый шарик величиной с косточку вишни. В случае надобности достаточно было слегка сдавить передатчик, и тот начинал через правильные промежутки времени излучать в эфир сигналы бедствия. Мощные пеленгаторы спасательной базы определяли координаты бедствия, и туда немедленно мчались голубые орнитоптеры спасательной службы.
        Подобные сигналы и были услышаны дежурным радистом Василием Акимовичем Торопцовым.
        Через несколько минут после приёма сигналов бедствия два орнитоптера взмыли с эллингов Восточной базы в красноватое марсианское небо. На каждом орнитоптере было по штурману. Остальную команду составляли роботы.
        - Координаты у меня, - сказал штурман-1 в переговорную трубку радио, обращаясь к напарнику. - Пристраивайся в хвост.
        Корабли развернулись и легли на курс. Внизу промелькнули немногочисленные строения Базы, затем потянулась изжелта-красная однообразная пустыня. Нескончаемые барханы проплывали один за другим, похожие на застывшие вдруг волны моря. Косые лучи заходящего солнца скользили по верхушкам барханов.
        - Красотища! - сказал штурман-2. Он прибыл на Марс недавно и не переставал восхищаться абсолютно всем, что попадалось на глаза.
        Изредка вдоль круглых иллюминаторов мелькало какое-то подобие тени и спустя некоторое время слышался глухой звук, похожий на удар палкой по днищу пустой бочки. Это проносились с гиперзвуковой скоростью небольшие летучие существа, издревле населяющие Марс. Первые земляне, прибывшие на Марс, назвали их почему-то нырками.
        - Чем они там занимаются, в диспетчерской? - сказал вдруг штурман-1, с раздражением швырнув наушники.
        - Напутали?
        - Только что дали координаты бедствия, совпадающие… Нет, ты только представь себе: совпадающие с моей машиной! Выходит, что это я даю сигналы бедствия. Ловко, а?
        - Они просто на минутку перепутали наши координаты с той точкой, куда нам следует лететь, - примиряюще улыбнулся штурман-2.
        Через десять минут поступила радиограмма с новыми координатами, и кораблям пришлось резко изменить курс.
        - Странно, очень странно, - пробормотал штурман-1, вглядываясь в стереокарту. - Координаты лежат на местности, где не ведутся и никогда не велись работы.
        - Да, отсюда добрых две сотни километров до ближайшей стройки, - уточнил штурман-2. - Разве что геологи…
        - Марсологи, поправил штурман-1.
        - Вот именно. Может быть, изыскатели…
        - Марсологические изыскания временно прекращены две недели назад, и все исследователи переброшены в район Южного полюса, - сказал штурман-1. - Надо внимательней следить за информацией.
        - Что же в таком случае означают эти сигналы?
        - Прибудем - увидим. Что толку гадать? - сказал флагман.
        Ведомые автопилотами, орнитоптеры мягко скользнули вниз, неподвижно застыв на расстоянии метра от почвы. Их огромные перепончатые крылья теперь лишь слабо покачивались, поддерживая машины в воздухе на заданном уровне. Люди спрыгнули на красный песок.
        - Где же он может быть? - сказал штурман-1.
        - Включай сирену, - сказал штурман-2.
        Высокий переливчатый звук разнёсся далеко вокруг, многократно повторённый пустынным эхом.
        Сирена умолкла, никто на неё не откликнулся.
        - Поисковые роботы, на почву! - скомандовал в радиорупор штурман-1. Из орнитоптеров один за другим выпрыгнуло несколько шарообразных роботов.
        - Марка Зелёного городка, - с уважением сказал штурман-2, кивая на роботов. Огромные шары, подпрыгивая на гибких щупальцах, разбежались во все стороны и приступили к поиску. Потянулись долгие минуты ожидания.
        - Ты знаешь, - сказал штурман-2, глядя на удаляющихся роботов, - я перед самым вылетом сюда был в Зелёном и видел, как их обучают. Такого там насмотрелся!.. А теперь вот вижу, к чему это обучение.
        Полуторачасовой поиск закончился, не дав никаких результатов: местность казалась совершенно пустынной.
        - Я уверен в одном, - задумчиво сказал штурман-1, - пеленгатор не мог ошибиться. - Он поднялся по лесенке в свой орнитоптер и добавил, больше обращаясь не к напарнику, а к самому себе: - А в чудеса я не верю.
        Радировав результаты поиска в центр, они поднялись в воздух. Вскоре пришла ответная радиограмма с Базы. В ней предлагалось лететь в новое место. На сей раз сигналы бедствия исходили из точки, отстоящей от места, которое они только что покинули, километров на пятнадцать. Источник сигналов был прежний…
        Орнитоптеры исследовали новый пункт, и с прежним результатом: никого обнаружить не удалось.
        Так повторилось ещё два раза.
        Уже давно наступила неверная марсианская ночь, озаряемая попеременно двумя светящимися искусственными спутниками. Люди измучились и изнервничались, но они ни за что не отказались бы прекратить поиск. Штурманы знали, что в данный момент сменить их некому: все остальные работники Базы были заняты.
        Когда наступил тревожный рассвет, с Базы пришла новая радиограмма, шестая по счёту. В ней указывались очередные новые координаты точки, из которой исходили сигналы бедствия. Получив радиограмму, штурман-1, ни слова не говоря, развернул машину в воздухе на 180° и задал автопилоту новый курс.
        Машины шли на полной скорости.
        Вскоре пески кончились, и вдали сизой подковой блеснуло море…
        - Сигналы исходят из одного источника, - сказал штурман-1. - Как же он может, этот человек, совершать такие быстрые броски?
        - Может быть, его схватил какой-то неведомый зверь? - высказал предположение штурман-2. - Ведь люди на Марсе сравнительно недавно, и многое здесь ещё непонятно.
        Штурман-1 покосился на экран видеофона: не разыгрывает ли его приятель? Но лицо штурмана-2 оставалось серьёзным.
        - Подобные звери населяли Марс лишь в фантастических романах до тех пор, пока сюда не ступила нога человека.
        - А теперь?
        - А теперь… - штурман-1 махнул рукой, - теперь эти страшные звери переселились подальше, на Нептун и Плутон. Думаю, что им скоро придётся совсем выселиться из Солнечной системы.
        Юношеское лицо штурмана-2 озарилось улыбкой.
        - Туда им и дорога, - сказал он.
        Под машущими крыльями кораблей расстилался теперь бирюзовый Майский залив (названный так по месяцу, когда он вступил в строй). На пульте ведущего орнитоптера вспыхнул предупредительный сигнал. Здесь!
        Корабли опустились на воду, и снова начались поиски. Роботы ныряли, подобно дельфинам, они скрупулёзно обследовали окрестные воды и морское дно. И снова никого и ничего…
        - Хотел бы я видеть этого шутника! - вырвалось у штурмана-2.
        Штурман-1 ничего не ответил. Он внимательно вглядывался в световой столб, высверленный в толще воды мощным мобильным прожектором. Вдали, там, где интенсивность световой струи начинала затухать, двигалось какое-то существо, похожее на осьминога. Оно всё время пыталось улизнуть в сторону, в спасительную тьму, но штурман-1, ловко орудуя прожектором, не выпускал осьминога из поля зрения.
        - Хо Нен! - громко произнёс штурман-1, не отрываясь от смотровой системы прожектора.
        - Есть! - мгновенно ответил робот.
        - Спрыгни в воду, схвати осьминога, нейтрализуй его и доставь сюда.
        - Это не осьминог, - ответил педантичный робот. - Согласно классификации Брэма…
        - Немедленно доставь его сюда, - строго повторил штурман-1.
        Хо Нен нырнул и бесшумно поплыл под водой, оставляя за собой узкий светящийся след. Вскоре он превратился в светящийся шарик, который быстро удалялся.
        Увидев приближающегося врага, осьминог сделал новую попытку удрать. Когда это не получилось, он решил, видимо, дать бой. Едва Хо Нен приблизился к осьминогу, тот выпустил ему навстречу сильную фосфоресцирующую струю какого-то вещества. Робот задёргался, - видимо, жидкость подействовала на двигательный центр, - но затем храбро продолжал наступление. Приблизившись, наконец, вплотную к осьминогу, Хо Нен обхватил противника щупальцами и тут же впрыснул двойную дозу анестезина прямо в жарко пульсирующий комок…
        - На что нам эта тварь? - спросил штурман-2.
        Штурман-1 промолчал.
        Между тем Хо Нен, волоча неподвижного осьминога, вынырнул из глубины и подплыл к орнитоптеру. Не выпуская добычи, робот выбрался на круглую алюминиевую площадку, медленно покачивающуюся в такт волнам, и неверным движением свалил на неё дымящуюся тушу.
        - У меня выжжены фотоэлементы, - произнёс Хо Нен.
        Локатор робота усиленно вращался.
        - Надеюсь, мы сейчас кое-что разгадаем, - сказал штурман-1, довольно потирая руки. Быстро натянув перчатки с нейтритовой прокладкой, он вооружился скальпелем и приступил к вскрытию осьминога. Штурман-2 помогал другу, придерживая чудище.
        Жёсткое мясо фиолетового цвета было густо пронизано тонкими белыми нитями, прочными как сталь, и дело подвигалось туго. Когда скальпель вскрыл продолговатый пузырь, на палубу пролилась небольшая лужица тёмно-фиолетовой жидкости. Палуба, сделанная из отличного дюраля, задымилась, и через минуту в ней образовалась дырка величиной с добрую тарелку.
        - Не хотел бы я выпить такого молочка, - пробормотал штурман-2, опасливо косясь на неровные края отверстия.
        А штурман-1 всё копался во внутренностях осьминога. Наконец он с торжествующим криком поднялся с колен. В руке его блеснул пёстрый шарик аварийного передатчика.
        - Видишь, как просто, - сказал штурман-1, впервые за всё время улыбнувшись.
        - Но как же… - растерянно сказал штурман-2, - как же так, ведь мы получали из пустыни…
        - А вот, - штурман-1 тронул носком сапога труп нырка, опутанный белыми нитями. - Нырки, видишь ли, очень любят таскать пёстрые предметы. Совсем как наши земные сороки. Где-то он сглотнул передатчик, очевидно, утащил из жилья, - а затем отправился на Майский залив, на охоту. Ну, остальное понятно.
        - Да, помотались мы, - задумчиво протянул штурман-2, покачав головой.
        - И не так ещё приходится иногда, - сказал штурман-1. - Ничего, привыкнешь. Жаль вот, Хо Нен ослеп.
        - На Базе, я думаю, поправят.
        - Нет, брат, - сказал штурман-1, переводя взгляд на застывшего в неподвижности Хо Нена. - Тут дело серьёзное. Придётся, видно, отправлять Хо Нена на Землю, в Зелёный городок. Там его подлечат как следует.
        Вскоре две голубые птицы, плавно махая крыльями, снялись с воды и полетели в сторону Базы.
        Уснувший мир
        Это произошло на исходе четвёртого года полёта «Дракона». Речь, конечно, идёт о собственном ракетном времени: на Земле времени прошло куда больше… Но об этом, по молчаливому соглашению, штурман и капитан старались не говорить. На корабле и без того хватало дел. Два человека и шестнадцать роботов, хотя бы и роботов суперкласса, - не такой уж большой экипаж для параболического фотолёта, длина которого составляет добрых тридцать километров.
        День начался как обычно.
        После кратких докладов роботов, сводившихся к тому, что все системы корабля работают нормально, штурман и капитан уселись за трапезу. Позавтракав, капитан встал из-за стола. Робот проворно собрал и унёс пластиковые тарелки. Штурман понимающим взглядом следил за капитаном, который подошёл к пульту, привычно пробежал глазами по приборам, а затем, будто решившись, быстрым движением задёрнул молнию на груди. На «Драконе» существовало правило: куда бы ты ни направлялся из жилого отсека - хотя бы в соседнее помещение - обязательно должен наглухо «задраить» свой космоскафандр.
        - Идёшь, Володя? - спросил штурман.
        - Пройдусь в седьмой, - ответил капитан, пряча в карман небольшую плитку поваренной соли.
        - Пройдись, пройдись, она уж верно заждалась, - улыбнулся Иван, поправляя запорожские усы.
        - Ты со мной? - спросил капитан.
        - Нет, мы тут с Киром займёмся одной схемкой…
        Капитан Владимир Искра вышел в переходную камеру. Массивный герметический люк бесшумно закрылся за ним. Вспыхнуло автоматическое освещение, и капитан двинулся по пути, ставшему таким привычным за четыре года полёта. Тускло поблёскивали нейтритовые стены узких коридоров, успокоительно мерцали изумрудным светом «кошачьи глаза» аварийной сигнализации, волнообразно бегущие по покатому потолку.
        Путь был не так уж близок - километров шесть. Можно было, конечно, воспользоваться подвижной лентой, но капитан предпочёл пройтись. Весело горели множественные солнца, лучи их бежали почти параллельно упругому полу (было раннее утро). Щебетали невидимые птицы. Время от времени налетал упругий порыв ветра, и Владимир Искра с наслаждением вдыхал запах хвои. Детство своё Искра провёл в заповедных сосновых лесах Белорусского интерната, и куда бы потом ни забрасывала его непостоянная судьба астронавта - капитан на всю жизнь сохранил любовь к звукам и запахам соснового леса. Поэтому и кондиционер «Дракона» был включён на «сосновую рощу».
        В седьмом отсеке, куда направлялся капитан, содержались животные Солнечной системы. Астронавты Земли ещё в прошлом веке поняли, что при всех благах, которые даёт УУС - универсальная установка синтеза - всё-таки необычайно приятно съесть за обедом настоящую свиную отбивную или выпить на завтрак стакан натурального козьего молока. Тем более, что сверхмощные фотонные двигатели новых фотолётов свободно позволяли взять дополнительный груз животных. Кроме того, этим преследовалась ещё одна цель, самая важная. Ведь в полёте число животных не уменьшалось: они нормально развивались и размножались. Поэтому в случае высадки на новую планету можно было попытаться влить земных животных в местную фауну. Правда, такие попытки не часто приводили к успеху. Животные иногда гибли, не сумев приспособиться к необычным условиям. Но на помощь им приходил человек, властной рукой преобразующий природу.
        «Дракон» держал курс на Марло - таинственную планету системы Проксима Центавра. По некоторым данным, в магнитных морях этой планеты плавали острова, целиком состоящие из компактного антивещества, этого бесценного ракетного топлива. «Дракон» призван был разведать Марло.
        Кто знает, какие сокровища, какие блага для людей хранит в себе далёкая планета? А люди придут туда, как неизбежно приходит рассвет. Для них, для будущих переселенцев на Марло, экипаж «Дракона» должен был выяснить, какие из животных и растений Солнечной системы смогут существовать на далёкой планете. Капитану, конечно, были хорошо известны данные астрофизиков, говорящие о весьма суровых условиях на Марло.
        Но разве не привились на студёных равнинах Марса нежные русские берёзки? Разве не плавают в искусственных морях Венеры атлантическая сельдь и черноморская кефаль?
        А Луна? Человек создал там и плодородную почву, и атмосферу, вырастил сады, воздвиг города, пробил нефтяные скважины, построил фабрики и шахты, рудники и заводы - изумительное царство кибернетики…
        Когда Искра вошёл в седьмой отсек, солнце стояло уже высоко. Миновав тропинку, ведущую в джунгли (частым гостем там был Иван Орлов - страстный охотник), капитан двинулся к вольерам, чьи резные пластиковые стены уходили под самый потолок.
        Огромный розовый йоркшир довольно похрюкивал, тычась в автокормушку. Корм представлял собой студенистую массу, которая получалась из хлореллы, выращиваемой в резервуаре с морской водой. Автомат добавлял в корм витамины, необходимые животным.
        Высокая трава достигала колен, она пахла так по-земному, что Владимиру на миг показалось, будто он идёт по цветущему весеннему лугу где-нибудь в Подмосковье, и нет в сотне метров нейтритового панциря «Дракона», и не дремлет за ним ледяное, смертельно чёрное космическое пространство, пронизанное невидимыми лучами…
        Перепрыгнув прозрачный ручеёк, Искра углубился в заросли кустарника. Поодаль лоснился большой чёрный шар, время от времени медленно перемещавшийся. Из шара тянулись щупальца, быстро мелькавшие в воздухе. Это Хо Нен расчищал поляну от прошлогоднего валежника. Робот безостановочно трудился.
        Щедрое кварцевое солнце заметно пригревало. Капитан перешагнул марсианскую черепаху, дремавшую на золотистом песчаном пятачке, и осторожно приоткрыл полупрозрачную дверцу невысокой изгороди. Искра глянул в угол, и довольная улыбка осветила его лицо: он пришёл недаром! Стройная белоснежная газель бережно облизывала крохотного детёныша, а тот, неуверенно покачиваясь на тоненьких дрожащих ножках, тыкался в материнское лоно.
        Искра протянул своей любимице плитку соли. Козлёнок, переступая своими спичками, доверчиво подошёл к капитану.
        Внезапно животные начали проявлять беспокойство. Заблеяли овцы, закудахтали куры, низко замычал бык.
        Владимир сначала не сообразил, в чём дело. Ничего, как будто, не изменилось. Он оглянулся. Ага, вот оно! Зелёный глазок сигнализатора, вмонтированного в высокую телемачту, погас, и на его месте зловеще подмигивал багровый глаз - сигнал неведомой опасности. В то же мгновение глухо охнул гонг, предупреждая, что произошло какое-то чрезвычайное происшествие.
        Владимир Искра бросился к выходу. Он быстро нажал аварийную кнопку, и люк податливо раскрылся. Капитан выскочил в узкий коридор. Стены и пол зловеще мерцали в красном свете сигнальных ламп. Сирена выла не умолкая. Владимир рывком повернул до отказа регулятор скорости, но эскалатор остался неподвижен: как видно, его заклинило.
        Тогда капитан побежал. «Что случилось? - метались тревожные мысли. - Как там Иван?» Внезапно из стены прямо перед ним вырвалась узкая белая струйка, раздался тонкий свистящий звук. Капитан отпрянул назад. Несколько струек вырвалось из пола, а одна ударила наискось с потолка.
        Владимир даже сквозь свой термоизолирующий космоскафандр ощутил нестерпимый жар. В углу коридора, на повороте, сиротливо и беспомощно загудел кондиционер воздуха, безуспешно пытаясь понизить температуру до той, которая была запрограммирована.
        Владимир понял, что единственная надежда для него - попытаться перебежать через опасную зону и пробиться в жилой отсек, защищённый гораздо более надёжно, чем переход, соединяющий отсеки.
        «Метеоритный ливень? - лихорадочно соображал Владимир, пробираясь между гейзерами, пульсирующими со всех сторон. Метеоритами астронавты называли потоки частиц высоких энергий. - Но почему же локаторы «Дракона» не предупредили об опасности? Неужели локаторы повреждены?» Капитан похолодел при этой мысли. Ведь разрушение локаторной системы означало бы, что фотолёт превратился в слепого козлёнка, который беспомощно тычется, ничего не видя вокруг.
        А сирена продолжала свой тревожный вой. Нагрудный гейгеровский счётчик капитана показывал непрерывное увеличение радиации. Космоскафандр пока ещё служил защитой от опасного излучения, но надолго ли?..
        Вот и конец коридора. Владимир из последних сил бросился к выходному люку и рванул его на себя. Люк не поддавался. В сгустившемся от многочисленных вспышек тумане трудно было что-нибудь различить. Капитан попытался на ощупь отыскать аварийную кнопку для открывания люка. Руки его внезапно наткнулись на несколько небольших ямок с рваными горячими краями: аварийная система была нарушена.
        Владимир ещё раз изо всех сил дёрнул люк, но тот не подался и на миллиметр, - как видно, заклинился намертво. Вдруг одна из струек, вырвавшихся из пола, ударила в подошву ботинка. Тело капитана пронзила боль, быстрая, как молния. Превозмогая её, Искра опустился на пол, достал индивидуальный пакет и, надорвав его, принялся бинтовать раненую ногу, предварительно обнажив её. Кое-как справившись, капитан тяжело поднялся, придерживаясь за поручни невесомости, окольцовывающие стены коридора. Голова его внезапно закружилась, и он едва не упал. Кровь прилила к голове, и в висках быстро и больно застучали молоточки: тук-тук-тук-тук… Владимир понял, что запас кислорода в его маске на исходе. А дышать воздухом коридора, отравленным смертельной радиацией, было нельзя.
        В глазах капитана появились и медленно поплыли красные круги.
        Штурман Иван Орлов занимался излюбленным делом - возился с релейной схемой необычайной сложности. Уже год им владела одна идея, которую никак не удавалось воплотить. Верный напарник штурмана Кир находился рядом, помогая монтировать диэлектрические ячейки.
        Внезапно тревожный вой сирены резанул воздух.
        Дежурные роботы сразу же бросились по своим местам, а штурман и Кир рванулись к головному пульту управления «Дракона». На обзорном экране, показывавшем внешнюю поверхность звездолёта, им представилась ужасная картина. На серой матовой поверхности боковой части корабля беззвучно вырастали стремительные белые султаны. Телеметр показал, что высота самого большого султана составляет около ста пятидесяти метров. Электронный мозг сообщил, что султаны - это взрывы высокой интенсивности.
        - Согласно спектрометру, вспышки белого цвета состоят из раскалённого металла неизвестной породы, распылённого в вакууме, - сообщил Энквен со своего участка.
        - Интенсивность вспышек возрастает, - добавил Кир.
        Штурман дал задание электронному мозгу ракеты сбавить скорость. Мгновенно на всех навалилась многотонная тяжесть. Иван упал в глубокое противоперегрузочное кресло, уцепившись за ручки. Роботы, привыкшие к подобным передрягам ещё в условиях земных испытаний, продолжали делать своё дело, крепко обвив щупальцами металлические поручни.
        Неимоверным усилием Иван оторвался от кресла и впился взглядом в головной пульт. Он умел отлично читать в этом невообразимом хаосе мечущихся стрелок и судорожно пульсирующих кривых, вычерчиваемых осциллографами. Снова и снова сверял он показания различных приборов. Сомнений быть не могло: вспышки, образовывавшие на поверхности «Дракона» бесчисленные кратеры с рваными краями, получались при бомбардировке корабля космическими микрочастицами чудовищной энергии, достигающей сотен миллиардов электроновольт. До сих пор космонавтам Земли никогда не приходилось встречать в космосе частицы с подобной энергией. Конструкция фотолёта была, конечно, рассчитана на встречу с космическими ливнями: с этой целью в носовой части корабля имелись магнитные ловушки, искривлявшие путь частиц и собиравшие их в «магнитный невод». Но ловушки не могли справиться с частицами таких немыслимых энергий.
        Где сейчас Владимир? Не грозит ли ему опасность?
        - Свяжись с капитаном, - приказал Киру штурман.
        - Слушаю, тотчас ответил робот.
        Включив свободным щупальцем селектор, Кир вызвал седьмой отсек. Несколько раз повторил он вызов, но ответа не последовало.
        - Проверь все секторы, - сказал штурман. - Возможно, капитан в аппаратном отсеке.
        Но все отсеки молчали.
        Штурману было ясно, что только четырёхметровый нейтритовый слой предохраняет жилой отсек от смертоносного излучения. Известно было Ивану и то, что в боковой части корабля, куда направился капитан, защитный слой на переходах был гораздо тоньше…
        Несколько мгновений Иван Орлов раздумывал, прежде чем принять решение. В условиях повышенной тяжести вести как следует корабль из всех роботов мог только Кир - у остальных это получалось гораздо хуже. Человек в таких условиях еле-еле мог пошевелить рукой. Но Кир обладал повышенной чуткостью и восприимчивостью. Его «глаза» и «уши» улавливали самые слабые сигналы, которые никто из роботов уловить не мог. И штурман решил отправить Кира на поиски капитана.
        Кир получил команду. Перебирая щупальцами, он переместился к люку и, мощным движением открыв его, ринулся вперёд. Люк глухо захлопнулся за роботом.
        Иван Орлов продолжал напряжённо следить за пультом.
        В сплошном густом тумане, который сконденсировался из многочисленных вспышек, человек ничего не мог бы разобрать. Владимир Искра, закрыв глаза, привалился спиной к переходному люку. Положение его было безвыходным: второй люк, ведший из коридора в седьмой отсек, также оказался заклиненным, и путь назад был отрезан. Задыхаясь от недостатка кислорода, капитан сумел всё-таки исследовать загадочное явление. Он пришёл к выводу, что по каким-то причинам в нейтритовой обшивке «Дракона» возникли вихревые токи - токи Фуко. Они оказались настолько мощными, что спаяли края люков со стенками. Этому помогло то, что люки были идеально герметичными. Стальная мышеловка захлопнулась…
        Сильно припекает солнце. Душно! Вероятно, будет гроза. Владимир сбрасывает рубашку и остаётся в одной майке. Он спешит, он очень спешит! Узкая тропинка прихотливо вьётся, а на неё с двух сторон наступает густая и высокая, выше пояса, трава. Владимир на ходу срывает травинку и жуёт. Вот, наконец, и берёзовая роща. Здесь как будто прохладнее. Сильной загорелой рукой Владимир вытирается, лицо его влажно от пота. Оглядывается: кажется, он пришёл сюда первым. Ну что ж, он будет ждать!
        Владимир сел на поваленное бурей дерево, задумался. Внезапно сзади послышался лёгкий шорох, и не успел он оглянуться, как две тёплые ладони закрыли глаза.
        - Володя!
        - Рени!
        - Ты знаешь, я наблюдаю за вашей милостью уже минут пятнадцать. Вы так молоды и уже так серьёзны! Правда, таким и подобает быть новоиспечённому астронавту, - добавила Рени со смехом. - А скажи, - если бы я не появилась, ты бы долго смог ждать меня?
        - Хоть всю жизнь.
        - Сегодня со мной случилась необыкновенная история, - сказала Рени, поспешно переводя разговор на другую тему. - Решили мы со Стеллой после утренних занятий прогуляться. И за волейбольной площадкой наткнулись на чей-то реалёт. Такой красивый, новый! Осмотрели мы его, а потом как-то незаметно очутились в кабине. А там пол и стены прозрачные, и всё-всё видно вокруг. Потом Стелла сказала: «Давай прокатимся!» - Я ей отвечаю, что не умею вести реалёт. «А я, говорит, - умею: меня брат немного подучил». Поколдовала она возле пульта, и вдруг мы как взовьёмся! Пролетели Интернатский городок, летим уже над Плато ветвистой пшеницы. А скорость всё растёт. Крылья реалёта поблёскивают на солнце, точь-в-точь стрекозиные.
        - Я рад, - заметил Владимир, когда Рени остановилась, чтобы перевести дух.
        - Чему?
        - Тому, что у меня такая смелая подруга.
        - Смелая, да не совсем, - рассмеялась Рени. - Ты вот послушай, что было дальше. Прошло минут двадцать, и решили мы возвращаться. Стелла опять начинает манипулировать, но не тут-то было! Машина не разворачивается, и баста! Стелла побледнела как мел, да и я, наверно, была не лучше. Но самое обидное то, что при двигателях имелся автопилот, а включить его мы не умели. Я отодвинула Стеллу и стала сама хозяйничать у пульта. И вдруг сзади раздался страшный рёв, и нас отбросило к стенке: я нечаянно включила главный двигатель. И тут же высота стала падать, и мы понеслись на бреющем полёте. Плато пшеницы уже кончалось, и впереди выросла огромная башня, как из кружева…
        - Знаю радиомаяк для космических кораблей. Ну?
        - И мы летим прямо на эту башню. Я закрыла глаза и только успела подумать: жаль… Володя будет ждать меня, а я не приду… А когда раскрыла глаза - никакой башни уже не было. Можешь себе представить, в каком мы были состоянии!
        - Представляю.
        - Хорошо, что я догадалась включить передатчик. Вот когда мне пригодилось, что ты научил меня с ним обращаться! Я стала посылать в эфир сигналы бедствия. И через минуту-две получаю ответ: «Что произошло? Кто вы? Сообщите координаты». Отвечаю…
        - Как же ты указала координаты?
        - На пульте была стереокарта, а на ней каждые пять секунд вспыхивала точка и показывала, где мы находимся. Кое-как рассказала я, что случилось, и слышу в ответ: «Всё будет в порядке. Слушайте меня. У вас какой автопилот?» - «АРД-30» - «Хорошо. Совместите середину визира подвижной шкалы со светящейся точкой. Есть?» - «Есть». - «Теперь наберите на клавишах нижнего датчика координаты места назначения». - «Но мы их не знаем». - «Не знаете?» - удивился голос. - «Тогда вот что: летите сюда. Набирайте на клавишах цифры, я буду диктовать…»
        - «А дальше?
        - Минут через пятнадцать реалёт приземлился на зелёном поле. Чудесная вещь - автопилот! Мы вышли, а навстречу бежит какой-то молодой человек, не старше тебя. Оказалось, что он спас нас. Мы познакомились. Он заканчивает Звёздную академию, его зовут Иван Орлов…
        …Но почему так нестерпимо жарко? Наверно, испортился охладитель. Ну, это не беда: лететь до дому осталось совсем немного - каких-нибудь десять минут. Он не был дома долго, очень долго - на целых одиннадцать дней задержала его в киберцентре срочная работа.
        Орнитоптер мягко садится на плоскую кровлю, Владимир по гибкой лесенке спускается на крыльцо коттеджа, входит в прохладную комнату.
        - Володя!
        - Рени!
        Как нежны её плечи! И волосы пахнут солнцем…
        - …Ты знаешь, я была вчера в биологическом секторе. В общем… у нас будет сын.
        …Как душно!.. Владимир Искра трудно дышит, то и дело смотрит на часы. Уже больше часа, как он здесь находится. Наконец дверь испытательной космокамеры отворяется, и входит улыбающийся Иван.
        - Поздравляю, ты выиграл пари, - говорит он после крепкого рукопожатия. - Но признайся, нелегко пришлось?
        - Нелегко, улыбается Искра в ответ.
        …Какая жара! И этот слепящий свет. Так бывает всегда, когда стартует ионная ракета. Только что на монолёте «Днепр» ушёл ввысь молодой штурман Иван Орлов. Контрольное задание - на ракете-одиночке обогнуть Юпитер по заданной траектории. Владимир и Рени долго стоят на бетонированной площадке космодрома, глядя в вечереющее небо. Они не отрывают глаз от маленькой серебристой звёздочки, медленно уплывающей в чистую синеву…
        Придя в себя, капитан открыл глаза и сделал попытку оглядеться. Со всех сторон его окружала плотная, как будто осязаемая тьма. Даже поднеся к глазам ладонь, Искра не различил её. Он сразу вспомнил происшедшие события. Что с кораблём? Жив ли штурман? Владимир глянул на указатель кислорода. Светящаяся стрелка подрагивала совсем близко от нуля. В глазах снова завертелись огненные круги, затем они покатились в чёрную бездну.
        Падая навзничь, капитан сильно ударился головой о сталь выходного люка, но боли уже не почувствовал.
        Между тем Кир двигался по звездолёту в поисках капитана. Для человеческого глаза в коридорах и отсеках, по которым проносился робот, царила абсолютная тьма (погасли даже сигнальные лампочки). Кир же всё великолепно видел, так как включил инфразрение.
        Капитана Владимира нигде не было…
        «Вероятнее всего, - сделал заключение электронный мозг, - капитан находится где-то на отрезке, соединяющем жилой сектор с седьмым отсеком». Кир уже исследовал почти весь этот путь, оставался только небольшой участок, вход в который прочно закрывал люк, спаявшийся с металлом стен.
        Несколько минут Кир раздумывал, что делать дальше. Трижды он пытался столкнуть люк с места, но понял тщетность этих попыток.
        Оставалось одно - взрезать люк лучемётом.
        Быстро учтя все параметры: длину участка коридора, возможное время пребывания в нём капитана и прочее, мозг мгновенно подсчитал, что вероятность нахождения капитана непосредственно за люком чрезвычайно мала, и поэтому лучевая радиация ему не будет грозить.
        Робот забыл учесть человеческую выдержку и волю к жизни, волю, которая бросает вперёд тело, уже наполовину мёртвое…
        Выдвинув вперёд лучевой пистолет, Кир направил его узкое дуло на поверхность люка.
        Штурман внимательно всматривался в узенький экран на пульте. Амплитуда колебаний бесконечной волнистой линии становилась всё меньше. Иван облегчённо вздохнул.
        - Что у тебя, Энквен? - спросил он.
        - Радиация уменьшается, вероятно, «Дракон» миновал опасную зону, - доложил робот.
        - У тебя, Ин Сав?
        - Число вспышек на поверхности звездолёта стремится к нулю, - ответил второй робот.
        Корабль двигался теперь прямолинейно, и перегрузки исчезли.
        - Я отправляюсь на поиски капитана, - сказал Иван негромко. - Все остаются на местах. Необходимо всё время вести наблюдение за приборами. Главная задача - следить за стабилизацией курса корабля. Старшим остаётся Энквен. В случае чего-либо непредвиденного он радирует мне, я беру с собой транслятор. Понятно?
        В ответ каждый робот издал звук, означающий, что распоряжение понято.
        Выйдя в безмолвный коридор, Иван тотчас окунулся в непроглядную темень. «Что-то случилось с сигнальной системой», - с беспокойством подумал штурман, включая ионный фонарик.
        Яркий и сильный луч выхватывал из мрака то кусок коридорной стены, то часть пола. Всё было спокойно, царила глубокая тишина, нарушаемая лишь низким мощным гулом фотонных двигателей. Но этот гул за четыре года пути стал настолько привычным, что штурман не замечал его. Ничто вокруг не говорило о том, что фотолёту только что угрожала смертельная опасность. И это было, пожалуй, самым страшным.
        Внезапная мысль обожгла Ивана: «Киру дано задание любыми средствами отыскать капитана и пробиться к нему. А вдруг робот сделает это недостаточно осторожно?» Так случилось на одном из испытаний в Зелёном городке, когда по заданию программиста Кир должен был вызволить собаку из железной «башни молчания». В тот раз смертоносный луч пистолета прошёл слишком близко от собаки, и уже через несколько часов у животного были обнаружены признаки лучевой болезни. Правда, электронная память робота немедленно зафиксировала тогда все эти данные. Но обучение лучевого цикла проводилось в очень сжатые сроки: приближалось время, благоприятное для старта на Проксиму. Если его упустить, пришлось бы ждать следующего момента добрых двадцать лет. А людям Земли так необходимо компактное антивещество… Но вдруг у робота осталась некоторая склонность к недооценке лучевого пистолета?
        Теперь штурман шёл быстрым шагом, направляя луч фонаря вперёд и пытаясь разглядеть робота в коридорных закоулках, тонущих во мраке. Затем, не выдержав, он побежал.
        В это время фотолёт изменил курс - вероятно, по команде локаторной защиты. Угол изменения траектории был ничтожным, но слишком велика была скорость корабля.
        Ивана резко отбросило к стенке. Фонарик ударился и погас. Плотная тьма жадно окружила штурмана. К счастью, Иван ушибся не сильно. Сразу же поднявшись, он попробовал бежать дальше, но скоро понял, что это невозможно.
        Радиопередатчик штурмана непрерывно вызывал Кира, но тот не откликался. Слышался лишь сильный треск разрядов. Неслыханной силы магнитная буря создавала помехи. Но вот, вероятно, наступило затишье, и штурман уловил долгожданный ответ робота.
        - Где ты, Кир? - спросил штурман.
        - Левый боковой участок, сектор двадцать четыре, соединительный коридор.
        - Нашёл ли ты капитана?
        - Нет.
        - Что ты делаешь?
        - Остался неисследованным один участок сектора. Путь туда преграждает заклинившийся люк. Я взрежу его…
        В этот момент сигналы Кира потонули в шуме, писке и грохоте, хлынувших из приёмника. Началась новая бомбардировка звездолёта.
        Ориентируясь каким-то шестым чувством, помогавшим ему находить правильный путь в полной тьме, Иван Орлов двинулся по направлению к двадцать четвёртому сектору левого бокового участка ракеты. Он очень спешил. Только бы не опоздать!
        Штурману казалось, что он бежит очень быстро, на самом же деле он двигался довольно медленно. Психологически это объяснялось тем, что организм затрачивал чрезмерно много сил на преодоление непривычно большой силы тяжести, а видимых ориентиров, по которым можно было бы судить о скорости передвижения, не было: двигаться приходилось в полной темноте.
        Наконец, вдали мелькнул ослепительный голубой огонёк.
        - Кир! - изо всех сил закричал штурман. И робот его услышал.
        - Слушаю, - отдалось эхом.
        - Выключи лучемёт!
        Голубой огонёк погас.
        Через несколько минут штурман был возле робота. К счастью, Кир включил свой лучевой пистолет не так давно, и на сверхтвёрдом сплаве ардид, из которого был сделан люк, обозначилась лишь глубокая канавка, ещё не успевшая стать сквозной. Всё это штурман обнаружил на ощупь. Нейтритовые перчатки скользили по слегка выпуклой поверхности. Бороздка, сделанная роботом, была ровна, как дуга окружности, проведённой циркулем.
        Иван поспешно изложил Киру свои опасения, и робот с ними согласился.
        - Придётся вскрывать отбойным снарядом, - заключил штурман. - Другого выхода у нас нет.
        Через секунду адский грохот сотряс воздух. Алмазное жало отбойного снаряда завибрировало, впиваясь в поверхность люка.
        Когда люк был надрезан более чем наполовину, Кир просунул в образовавшееся отверстие два щупальца и со страшной силой рванул на себя холодную кромку металла. Медленно прогибаясь, люк поддался.
        Не думая об опасности, Иван бросился в образовавшееся отверстие. И сразу же наткнулся на тело капитана.
        - Володя, что ты? - негромко сказал штурман в шлемофон и опустился на колени.
        Капитан был безмолвен…
        Вынеся друга из опасной зоны, Иван попытался нащупать пульс, но пульса не было.
        - Погиб?.. - выдохнул Иван.
        Вместо ответа робот приблизился к бездыханному телу и осторожно обвил щупальцем руку Владимира Искры.
        - Пульс имеется, но ничтожного наполнения. Биотоки нервов также функционируют, хотя весьма слабо. Главная причина - резкое кислородное голодание, - поставил Кир диагноз.
        - Он будет жить, - проговорил штурман.
        - Такая вероятность имеется, если не медлить, - сказал Кир.
        Слова робота вывели Ивана из оцепенения.
        - Впрысни капитану кислородный тонизатор, - распорядился штурман.
        Робот ловко, как заправская медсестра, выполнил укол. Пульс капитана немного улучшился, хотя сознание всё не возвращалось.
        - Отнеси капитана Владимира в жилой отсек, - сказал штурман.
        И робот осторожно, как слон хоботом, обвив тело капитана, поднял его и понёс.
        …Это была впечатляющая картина. Огромный шар перемещался по коридору, едва не касаясь стенок. Из центра шара бил голубоватый прожекторный луч, освещая дорогу идущему сзади штурману. В приподнятых щупальцах робота покоилось запрокинутое тело человека. Странная тишина поглощала все звуки, и лишь пластиковый пол пружинил под щупальцами Кира и под ногами Ивана…
        Через двадцать минут капитан уже лежал в биованне, и десятки присосков, идущих к различным датчикам, приникли к его телу, исследуя состояние организма. Вся информация непрерывным потоком вливалась в широкие блоки Электронного Медика, занимавшего добрую треть стены, которая отделяла штурманскую рубку от жилого отсека. Данные немедленно исследовались логической системой, и тут же отдавались приказания - как проводить лечение.
        Вмешательство человека или робота было излишним - вряд ли они бы улучшили действия Электронного Мозга, который слишком хорошо знал своё дело.
        Оставалось ждать, а ожидание было невыносимым.
        Иван решил пока что посмотреть хотя бы мельком, какие повреждения нанесла «Дракону» таинственная бомбардировка. Поскольку эскалаторы не работали (двое роботов уже отправились выяснять причины), штурман велел Киру нести себя.
        Огромными прыжками нёсся Кир по переходам. Перед глазами Ивана проплывали еле различимые поручни невесомости, небольшие выступы, в которых располагались кибернетические системы корабля.
        Нельзя сказать, чтобы результаты осмотра были утешительными. Иван лишь покачивал головой, разглядывая глубокие кратеры с рваными и острыми краями, зиявшие то тут, то там.
        На аспидно-чёрном небе немигающим светом горели бесстрастные звёзды. Веретенообразное тело «Дракона» медленно вращалось вокруг собственной оси, но казалось, что это звёздный купол вращается вокруг неподвижных наблюдателей. Кир находился рядом со штурманом. Робот добросовестно фиксировал разнообразные данные, с тем чтобы немного позже заняться тщательным их анализом.
        Наиболее загадочными были наросты неизвестного вещества, появившиеся на поверхности «Дракона» после бомбардировки.
        Иван поправил шлем и озабоченно потрогал острые края одной особенно глубокой воронки.
        - Адский обстрел, - сказал он, покачав головой. - Микрочастицы, обладающие фантастической энергией…
        - Частиц с такими энергиями нет, - изрёк Кир.
        - Человек их ещё не встречал, - поправил штурман, - но это не значит, что их нет в природе.
        - Каждое открытие приносит новые загадки, - заметил Кир, и штурман молча подивился меткости и глубине высказывания робота.
        На обратном пути Иван и Кир заглянули в седьмой отсек и убедились, что там всё в порядке. Счётчик радиации показывал, что животным ничего не грозит.
        Когда Владимир Искра очнулся, первое, что он увидел, было заботливо склонившееся над ним лицо штурмана.
        - Ты жив, жив… - слабым голосом произнёс капитан, делая попытку приподняться. Биованна в комплексе с Электронным Медиком сделала своё дело, она привела капитана в чувство с помощью сложнейшего комплекса единственных мер. Стоило ввести в организм биораствор несколько иной концентрации или сделать это на секунду позже, чем следовало, - и смерть, наверно, завладела бы своей добычей…
        - Помилуй, это я должен был бы беспокоиться о тебе, а тут всё наоборот! - сказал Иван.
        - Скажи, как на «Драконе»?.. - начал было капитан.
        - Лежи и молчи, - замахал руками штурман. - Сейчас я включу электросон. Ты ещё очень слаб и должен беречь себя.
        После электросна дела капитана быстро пошли на поправку.
        - Был я в седьмом, - сказал штурман. - Новорождённый чувствует себя прекрасно. - Ты лучше скажи, как твоё самочувствие?
        - Нормальное. Ты вот его благодари, - кивнул штурман в сторону Кира, стоявшего рядом, - это он тебя вынес.
        - Спасибо, Кир. Но послушай, - сказал капитан, что же всё-таки произошло? Я решительно отвергаю мысль, что это были обычные космические лучи.
        - Так что же, по-твоему?
        - Ума не приложу. Такая бешеная интенсивность… Пробить нейтритовую защиту…
        - Но вместе с тем, это не могли быть более крупные по размерам частицы, например, обломки метеоритов, - сказал штурман.
        - Почему?
        - Инфралокаторы «Дракона» сразу бы их обнаружили, пояснил штурман.
        - Пожалуй, - согласился капитан. - Чему ты улыбаешься? - спросил он после короткой паузы.
        - Да тому, что ты, по-моему, держишь разгадку в руках.
        - Разгадку бомбардировки? - недоуменно переспросил Владимир Искра, откидываясь на спинку кресла.
        - Конечно.
        - Не понимаю, - тем же тоном произнёс капитан через несколько мгновений.
        - А вспомни об одной гипотезе, о которой мы больше всего спорили, хотя каждый и остался при своём мнении.
        - Гипотеза Светлова? - воскликнул Иван.
        - Да.
        - Ну, это ещё нужно доказать!
        - Посуди сам, - Иван принялся загибать пальцы. - Во-первых, встреченный нами поток состоит из элементарных частиц, а не из более крупных осколков, - об этом убедительно говорят данные локаторов. Согласен?
        - Допустим.
        - Во-вторых, - продолжал штурман, - они обладают ошеломляющей энергией, и я тебе приводил уже цифру.
        - Энергия, конечно, сногсшибательная, - согласился капитан.
        - Ты бы посмотрел воронки и кратеры на поверхности «Дракона». Прямо-таки поверхность Луны до того как на неё ступила нога человека! И это на титановом нейтрито-ардиде, твёрже которого не знает человек. А взрывы типа гейзеров? Здесь тоже соответствие с теорией.
        - Кстати, какой они достигали высоты? - задумчиво спросил капитан, барабаня пальцами по столу.
        - Высота неслыханная. Сейчас уточню, у меня зафиксировано, - Иван достал из кармана серебристую пластинку диктофона, но включить его не успел.
        - Максимальная высота пика составляет сто пятьдесят метров, - бесстрастным тоном сообщил Кир, внимательно слушавший беседу капитана и штурмана. Видимо, своё мнение у робота ещё не сложилось, и поэтому он тщательно выслушивал все доводы и возражения против знаменитой гипотезы Светлова, с которой Кир, конечно, был достаточно знаком.
        - Совершенно верно, - подхватил Иван, - сто пятьдесят метров! Что же это, как не «уснувшие миры», по определению академика Светлова!
        - Погоди, - покачал головой капитан. - В теории-то оно, пожалуй, выглядит гладко. Сталкиваются две планеты. Или, скажем, внутри звезды происходит страшный термоядерный взрыв, настолько сильный, что значительная часть массы звезды трансформируется в энергию, в полном соответствии с уравнением Эйнштейна. И вот звезда исчезает, а вместо неё образуется ливень невидимых микрочастиц, несущих на своих плечах в виде энергии всю массу исчезнувшего мира. Этим можно было бы объяснить многие загадочные явления во Вселенной.
        - В частности, в созвездии Лебедя, - снова вставил Кир, блеснув огромным глазом-фотоэлементом.
        - Заманчивая теория, - заключил капитан, - но она нуждается в доказательствах. А где они, эти доказательства?
        - Доказательства? Они есть: налёт на поверхности корабля неизвестного вещества! Поток, если можно так выразиться, светловских частиц встречает препятствие в виде нашего «Дракона». При этом поглощается колоссальная энергия, а значит, выделяется соответствующая масса, - законы сохранения незыблемы.
        - Гм… Но надо ещё проверить количественно… - начал сдаваться капитан.
        - Разумеется! - подхватил Иван. - Кир!
        - Слушаю. - Займись количественной проверкой гипотезы академика Светлова. - В голосе штурмана слышался плохо скрытый восторг. - Исследуй также вещество, из которого состоят наросты на поверхности «Дракона». Рентгеновский структурный анализ, химический, ну, и всё остальное. Я проверю позже. Особое внимание обрати на спектр.
        - Слушаю. Можно идти?
        - Да. Исполняй.
        Всё в рубке было по-старому, а между тем люди приближались к разгадке задачи, над которой билось не одно поколение физиков Земли, Марса и Венеры.
        - Но ты представь себе только, - возбуждённо заговорил Иван Орлов, - ведь перед нами только что появился новорождённый мир.
        - Совсем как козлёнок из седьмого отсека, - усмехнулся капитан. Но видно было, что и он взволнован.
        - Новый мир! - продолжал штурман, - Знаешь, когда я дежурил возле тебя… Ну, когда ты лежал в биованне… - Он запнулся, затем, справившись с волнением, продолжал. - Вот, послушай, - и включил диктофон, прижав его к груди. И зазвучал оттуда голос Ивана, чуть хрипловатый и негромкий.
        Его секли космические ливни,
        Ласкала материнская туманность, -
        Мир жил привычной жизнью. Но однажды
        С другим столкнулся - и мгновенным солнцем
        Отметил место гибели своей.
        Где портики, сады и колоннады?
        Где города и где материки?
        Исчезло всё, пропало, затерялось,
        Как тает след дыханья на стекле.
        Тогда чужая дымная планета
        Столкнулась с нашей, -
        Помню этот день я!..
        Сначала в небе вспыхнула звезда,
        Затем она раздвинулась в полнеба,
        Затем толчок… Удар… Что было после -
        Не помню.
        Я очнулся в пустоте.
        Я стал осколком, маленьким осколком.
        Где мир мой?
        Неужели он исчез?
        Обломки фантастических энергий,
        Нырнувшие в бесстрастное пространство, -
        Вот что от мира гордого осталось, -
        И он не умер!..
        Канули века,
        Всплыла навстречу новая туманность,
        Бессонный бег замедлили осколки
        И превратились в новые миры.
        Так исчезает мир, чтоб вновь родиться,
        Родиться - из космической частицы!
        - Опасная зона пройдена, встречный поток иссяк, - доложил приблизившись Энквен. - «Дракон» движется в соответствии с курсом Проксима Центавра…
        Рыжая
        - Ещё одну, Роб, - сказал Андрей, протягивая пустую чашку.
        - Это уже третья, - меланхолически заметил Леон.
        - Положение слишком серьёзно, чтобы обсудить его за одной чашкой чая.
        - Но не можем же мы вечно торчать перед экраном и наблюдать, как гибнут наши помощники. Так или иначе, мы должны ступить на поверхность, ты прав. Нет, не хочу больше! - последнее относилось к Робу, застывшему с подносом перед Леоном.
        - Пожалуй, пойду всё-таки я.
        - Да, и ты так же исчезнешь, как твои предшественники, - сказал Леон, вставая из-за стола.
        - Ну, они ведь были роботы, а я, как-никак, человек.
        - И нас только двое, Андрюша, - тихо сказал Леон. - Если уж идти, так только вдвоём.
        Шестнадцать лет летели они сюда, в район загадочного Сириуса. Запас аннигиляционного топлива уже истощился, когда мощные локаторы «Зеро» обнаружили справа по курсу небольшую планетку, окутанную бурыми облаками. Сделав несколько разведочных витков, они посадили «Зеро» на пневматические стабилизаторы. И вовремя: топлива оставалось лишь на несколько дней лёту.
        Кое-как роботам удалось наладить генератор аннигиляционного топлива. Они смонтировали его на каком-то приземистом холмике, поодаль от «Зеро». Генератор низко гудел день и ночь, гоня бешеный поток античастиц в бездонную «магнитную бочку». Когда она наполнится, можно будет стартовать…
        Всё шло хорошо до того злосчастного момента, когда облачко наткнулось на аннигиляционную установку. Видимость в это время на обзорном экране была отличная. Стрелки на инженерном пульте тотчас беспокойно дёрнулись, а затем пустились в пляс. Чуткий луч катодного осциллографа сначала нервно запрыгал по серой поверхности экрана, вычерчивая немыслимую кривую, затем замер, вытянувшись в неподвижную линию: аннигилятор стал.
        Главная цель их полёта состояла в сборе информации здесь, в системе Сириуса. Ритмичные радиосигналы, полученные из этого района, сигналы, которые учёным Солнечной системы никак не удавалось расшифровать, послужили поводом для экспедиции «Зеро».
        Во время их пребывания на бурой планете они окрестили её Рыжей. Ритмичные радиосигналы слышались круглосуточно. Они буквально забивали все остальные сигналы из космоса.
        Трое роботов один за другим выходили на поверхность Рыжей, чтобы попытаться исправить генератор. И ни один из них не вернулся на борт «Зеро». Первый - Энквен - погиб при довольно странных обстоятельствах. На обзорном экране ясно было видно, как робот, благополучно спустившись по трапу корабля, двинулся в глубь мохнатых зарослей, чьи суковатые ветви чем-то напоминали руки. Вообще на поверхности Рыжей планеты преобладал багряный цвет: всё было либо оранжевым, либо жёлтым, либо красным - и растения и почва, и скалы… Пройдя метров двадцать, Энквен остановился, чтобы сделать рекогносцировку местности и решить необходимую логическую задачу. После краткой остановки, собрав нужную информацию, Энквен - огромный шар с многочисленными щупальцами решительно покатился в сторону узкой высокой сопки, выделявшейся правильными геометрическими линиями. Генератор - низкая призма с чёрными гранями - был установлен роботами рядом с сопкой.
        Нервно поглаживая курчавую бородку, отпущенную уже здесь, за месяц пребывания на Рыжей, Леон так и впился глазами в экран. Широченное штурманское кресло было слишком большим для его худощавого, стройного тела. Андрей стоял позади, положив руку на плечо Леона, и тоже вглядывался в экран. Время от времени по его поверхности пробегали небольшие полупрозрачные облака. Одни из них двигались низко, над самой почвой, другие плыли повыше, обминая по пути хищные щупальца растений.
        - Электрические образования, вроде шаровой молнии, - авторитетным тоном заявил Леон.
        - Но ни одно из них ни разу не лопнуло, - возразил Андрей.
        - Мало ли что. Значит, они устойчивые. Видишь, как они движутся, не натыкаясь на предметы?
        Андрей кивнул, и его отражение в выпуклом зеркальце также послушно кивнуло.
        - Это действуют силы отталкивания.
        Робот между тем уверенно катился к оранжевой сопке. Это было впечатляющее зрелище!
        Когда до сопки оставалось совсем немного, случилось неожиданное. Энквен исчез!.. Провалился? Но почва, по которой он двигался, была твёрдая, каменистая. Робот буквально растаял, растаял на глазах. И хоть бы какие-нибудь следы препятствия, встреченного на пути. Хотя бы какие-нибудь следы борьбы…
        Точно такая же история повторилась и с двумя остальными роботами, которые двинулись, следуя команде, по следам несчастного Энквена.
        Положение становилось угрожающим. Прежде всего, антибак, ничем не контролируемый, мог каждую минуту взорваться. В этом случае от «Зеро» осталось бы одно воспоминание. Но даже если этого не случится… Без топлива они никогда не смогут стартовать с Рыжей планеты. А кто скажет, что лучше: медленная гибель или мгновенная смерть?
        Спрыгнув с предпоследней ступеньки трапа на упругую почву, Андрей невольно задержал дыхание. Есть ли минуты желаннее для космонавта? Не такого ли мига ждёт он годами и десятилетиями, улетая от своего дома - голубой Земли, подчас навеки прощаясь со своим поколением?..
        Но нерадостным был их выход на Рыжую планету.
        Осмотревшись, они медленно двинулись вперёд, к остановившемуся сердцу своего корабля. Рядом легко шагал маник - чуткий и послушный манипулятор. Отойдя на десяток шагов, Андрей оглянулся. Безмятежный «Зеро» высился стройной громадой, гармонично вписываясь в горячий лиловый фон. На душе у Андрея было тяжело…
        Чужое солнце закатилось. Сумерки быстро сгущались.
        Леон шёл впереди. Андрей отстал от него, замешкавшись у какого-то минерала, который неожиданно сверкнул под лучом его карманного фонарика, переливаясь всеми цветами радуги.
        На полдороге Леон отдал радиокоманду, и на манике вспыхнул мощный прожектор. Идти стало легче. Тьма окружала их теперь со всех сторон, тяжёлая, насторожённая.
        - Как быстро здесь темнеет, - раздался у Андрея под шлемом голос Леона.
        - Малый период вращения, - отозвался Андрей, догоняя друга. Маник, перегруженный всевозможными инструментами, старательно шагал рядом с ними, не отставая ни на шаг.
        Несмотря на темноту, до регенератора они добрались без всяких происшествий.
        Маник подошёл вплотную к корпусу регенератора и минуты две топтался вокруг да около, «просвечивая» установку рентгеновскими лучами. Наконец повреждение было обнаружено. По неизвестной причине фокусировка магнитного поля была искажена, и средний ускоритель выбыл из строя. Наладить капризную фокусировку было не так-то просто и при более удобных условиях. Но, во всяком случае, цель была ясна, и они с увлечением принялись за работу.
        Прошло около часа, и тьма начала стремительно таять.
        - Пожар! - воскликнул вдруг Леон и схватил Андрея за руку. Тот посмотрел в направлении его взгляда. Далеко-далеко, на самой линии горизонта, там, где бурая почва смыкалась с тёмно-лиловым небом, пылал огромный дымный костёр. В его свете окружающие сопки казались зловещими башнями неведомых замков. Костёр разгорался на глазах.
        - Солнце, - сказал Андрей.
        Это был восход. Раскалённое светило оторвалось от горизонта и медленно потянулось к верху, в зенит…
        Засмотревшись на невиданный восход, Андрей на какую-то минуту позабыл о гибели роботов, поломке регенератора и вообще обо всех напастях. Утро было таким свежим, и короткий день обещал быть таким ясным! Андрей, как и Леон, дышал кондиционированным кислородом из баллона. Но, право же, в этот миг ему показалось, что он вдыхает чистый и благоуханный воздух Рыжей планеты.
        - Не отдохнуть ли нам? - начал Андрей, отрываясь от работы и оборачиваясь к Леону, и… Ему показалось, что он сходит с ума. Леон был… без головы! Руки его конвульсивно дёргались, будто отгоняя назойливых ос. Ноги неуверенно переступали, и туловище покачивалось. Андрей бросился к товарищу, изо всех сил сжав гибкую рукоятку электрощупа, которым только что орудовал, налаживая капризное поле. Сердце его заколотилось, готовое выскочить из груди.
        - Леон! - выдохнул Андрей, делая гигантский прыжок. Но какая-то упругая стена окружала Леона, и все попытки пробиться сквозь неё ни к чему не привели. С ужасом Андрей наблюдал, как Леон тает, как будто растворяясь в пространстве. Сначала исчезли плечи, затем грудь, руки… Андрей снова отчаянно рванулся к Леону, но невидимая стена оттолкнула его настолько сильно, что он упал, растянувшись на красном песке. И в этот момент исчезли ноги - последнее, что оставалось от Леона…
        Что было делать?
        Маник тупо продолжал своё дело, методически измеряя градиент магнитного поля. В глаза Андрею бросился кусок спирали. Он поднял его с песка - это был обрывок антенны, укреплённой на шлеме Леона.
        День был уже в зените, когда Андрей, обессилевший от бесплодных поисков, свалился на песок. Мысли о собственной безопасности как-то отошли на задний план. Поэтому когда перед ним из бурого тумана возникла огромная фигура апокалиптического единорога, Андрей в первое мгновение даже обрадовался: вот он, пришёл-таки - конец всем мучениям!
        Победив малодушие, он вскочил на ноги, приготовившись дорого продать свою жизнь. Единорог свирепо рыкнул, перебирая передними копытами. Как Андрей жалел об электрощупе, оставленном возле генератора!
        Позади него возвышался толстый коричневый ствол дерева неведомой породы. Андрей успел прислониться к нему спиной, внимательно следя за врагом. Когда косматое чудовище ринулось в бой, он ловко отскочил в сторону, и грозный рог с силой вонзился в дерево, которое издало при этом негромкий стон. Или, может быть, ему показалось? Ведь нервы были натянуты, как струны…
        Мотая головой, зверь выдернул рог. Теперь он медленно приближался. Андрей вдруг с ужасом почувствовал, что его ноги запутались в лианах. Гибель казалась неотвратимой. Единорог подался назад, готовясь к решительному прыжку. Человек закрыл глаза… А когда раскрыл их, единорог катался по бурой траве, задрав кверху все четыре копыта. Рядом стоял маник и деловито протягивал гибкий щуп, каждое прикосновение которого вызывало у единорога бешеные конвульсии. Наконец чудовище застыло в неподвижности.
        Маник же, как ни в чём не бывало, отошёл, покачиваясь, в сторонку и принялся исправлять искривлённое во время стычки щупальце.
        Тени снова начали удлиняться. Андрею пришло в голову возвратиться на «Зеро» и включить локатор эфирного розыска, который мог улавливать и расшифровывать самые слабые и неясные радиосигналы.
        Видимость ухудшалась. Андрея начала мучить жажда. Мышцы ныли после непривычного напряжения, и тяжёлый скафандр давил плечи. Вдруг впереди посреди живописных зарослей кустарника, обвитого лианами, блеснуло озерце. Вода! Вблизи водная поверхность была красноватой, и нельзя было понять, сама ли жидкость такова, или это всего лишь отблеск последних лучей заходящего светила.
        Пить хотелось до того, что губы пересохли и потрескались. Хорошо бы припасть к живительной влаге. Но в последний момент он заметил в глубине неясные контуры хищного тела, свитого полукольцом, и злобно блеснувший глаз.
        Как Андрей ни вглядывался, ему не удавалось различить впереди плавные линии «Зеро». Но это не очень волновало его: видимость была отвратительной - сумерки нарастали со стремительностью лавины. К тому же рядом с ним уверенно вышагивал маник, а в его запоминающем устройстве намертво зафиксированы координаты «Зеро». Однако время шло, и в душе человека нарастало смутное беспокойство. Наконец маник, качнувшись, остановился.
        - Мы прибыли, - просигналил он разноцветными огоньками.
        Андрей недоуменно оглянулся. Луч фонарика вырывал из тьмы то причудливо изогнутое растение, то куст, похожий на моментальный фотоснимок взрыва, то змеевидную лиану. Но где же «Зеро»? «Зеро» не было…
        - Ты ошибся, наверно, - сказал Андрей, глядя на манипулятор. У него теплилась ещё надежда, что произошло простое недоразумение, которое сейчас должно выясниться: окажется, что маник взял слишком влево или вправо и поэтому они вышли не туда, куда следует. Но в ответ на взволнованные слова по овальному лобовому экрану маника поплыла голубая вязь цифр, которые должны были доказать ему, недоверчивому человеку, что они вышли в точности к заданному месту. Именно в этой точке должен был находиться «Зеро». Но хоть бы какие-нибудь следы! Не мог же многотысячетонный корабль исчезнуть, подобно пушинке. Должны ведь остаться хотя бы вмятины от стабилизаторов. Андрей придирчиво осматривал каждую пядь чужой почвы, но никаких следов не было…
        Увидев стремительно опускающееся облачко, Леон инстинктивно сделал шаг в сторону, но уклониться от встречи не успел. Он почувствовал лёгкое головокружение. Чёткие контуры регенератора античастиц стали вдруг зыбкими и расплывчатыми. Затем в глазах Леона мелькнул ослепительный свет. Ему почему-то припомнилась фраза из медицинского учебника о том, что человек видит яркий свет в момент, когда ему при операции перерезают зрительный нерв. Вообще мысли Леона в эти считанные доли секунды работали необычайно чётко. Но тело его стало словно чужим, оно явно отказывалось повиноваться. Постепенно онемение наползало вниз, распространяясь на туловище. Собственно говоря, это было даже не облачко, а какой-то прозрачный сгусток, напоминающий огромную стеклянную глыбу. В течение краткой секунды Леон успел заметить, что глыба дрожала и переливалась. И там, в глубине её, казавшейся бездонной, пульсировали и бились какие-то тонкие жилки, также бесцветные…
        Последнее, что Леон ощутил, - это абсолютную невесомость.
        …Говорят, что сознание неотделимо от ощущения. Человек не может сознавать себя, если в мозг не поступают сигналы от его органов чувств. Но Леон мог бы поклясться, что совершенно не чувствует собственного тела. «Похоже, что от меня остался только мозг», - подумал Леон. Давнее-давнее воспоминание мелькнуло у него. Когда-то на Луне Земной, в школе космонавтов, он проходил испытание в Башне Безмолвия. Его принял в свои воды эластичный бассейн, жидкость которого полностью уравновешивала вес тела. Дыхание становилось всё реже. Жидкость становилась всё более вязкой, так что через несколько минут Леон лишь с огромным усилием мог чуть-чуть двинуть рукой. Тело немело и становилось бесчувственным. Одновременно тускнел свет, неведомо откуда падавший, пока весь бассейн не погрузился в чёрный мрак. В этих условиях Леон должен был, сохраняя ясность разума, решать сложные логические задачи.
        Но такой задачи, какая возникла перед ним сейчас, ему решать ещё не приходилось! Где он? Что с ним? Где Андрей? Далеко ли «Зеро»? Эти и тысячи подобных вопросов сверлили мозг Леона. Но ответа не находилось.
        «Пленник разумных существ? - думал Леон. - Допустим. Но зачем в таком случае им понадобилось похищать меня? Возможно, чтобы обезвредить, - ответил он себе мысленно. - Откуда они могли знать истинные намерения неведомого пришельца? И почему они похитили меня одного?» В этом месте нить рассуждений Леона оборвалась. В мозгу его стали возникать беспорядочные, хаотические видения.
        Убедившись в том, что «Зеро» бесследно исчез, Андрей без сил опустился на густой мох. Свинцовая усталость против воли смежила веки. Но он знал, что заснуть нельзя, и изо всех сил боролся со сном. Маник подошёл к нему и стал рядом, как бы готовый защищать человека от любых неожиданностей. Но Андрей знал, что возможности электронного мозга ограниченны: сумеет ли он правильно сориентироваться в любом положении? Ведь один неправильный шаг, одно неверное или слишком медлительное действие - и всё погибло… Кто же тогда придёт на помощь Леону? Нет, он не имеет права спать! Надо действовать. Нужно сделать всё возможное, чтобы разыскать Леона.
        «Вероятнее всего, исчезновение Леона, как и роботов, и корабля, - дело рук разумных существ. Не могли же они пропасть просто так? - думал Андрей. - Но в таком случае необходимо попытаться разыскать эти разумные существа и вступить сними в контакт».
        Приняв решение, он вскочил на ноги. Если б не голубое свечение, могло бы показаться, что его окружает обычная земная или, во всяком случае, марсианская растительность. Но свечение всё преображало. Широкие мохнатые листья, больше светившиеся по краям, казались чьими-то ладонями. Иллюзия усиливалась тем, что листья всё время ритмично колыхались, хотя не было ни малейшего ветерка.
        Вверху небо было чёрным, как сажа, сквозь него едва просвечивали незнакомые рисунки созвездий. Ближе к горизонту чернота становилась мягче, но в то же время как бы глубже, бархатистей. На её фоне вырисовывались неровные зубцы гор, будто подсвечиваемые изнутри. Один из пиков удивил Андрея безукоризненной правильностью линий. Он казался ближе других.
        - Сколько до этой горы? - обратился Андрей к манику, протягивая руку в сторону странной сопки.
        Коротко мигнул локатор, и по лобовому экрану пробежали цифры:
        3882 метра…
        Около четырёх километров.
        Но ведь пик правильной формы не мог возникнуть сам по себе? По всей вероятности, он должен иметь какое-то отношение к разумной жизни. Поражённый этой мыслью, Андрей рванулся вперёд, кликнул маник. Но уже через несколько десятков шагов человек выдохся: каждый шаг требовал больших усилий буйная растительность преграждала путь. Тогда он остановил маник и кое-как взгромоздился на него. Сидеть было неудобно - манипулятор не был приспособлен для перевозки людей. Но выбирать не приходилось. Уцепившись за какую-то трубку и ежесекундно рискуя свалиться и сломать шею, человек скомандовал:
        - Полный вперёд!
        Маник включил прожектор и ринулся напролом. Ветви с силой хлестали по шлему Андрея. Прыгающий луч выхватывал из тьмы то кусок лианы, то морщинистый коричневый ствол дерева, то цепкие тонкие нити, похожие на паутину. Подбежав к сопке, маник замер. Андрей спрыгнул на землю и принялся разминать затёкшую руку. Вблизи сопка оказалась конусом внушительных размеров. Луч фонарика насилу добежал до её вершины, терявшейся далеко вверху. Поверхность сопки казалась абсолютно гладкой, вроде отполированной. Чьи неведомые руки гранили её? Два раза он обошёл вокруг основания сопки. Ничего похожего на входное отверстие не было. Андрей осторожно постучал по поверхности, ярко блестевшей под лучом прожектора. Поверхность была тверда, как гранит. Андрей велел манику постучать сильнее, что тот и сделал со свойственной ему добросовестностью. Удары стального щупальца глухо отдавались окрест. Но никто не вышел наружу, чтобы поинтересоваться незваными пришельцами.
        Время шло. Андрей уже собрался уходить, чтобы продолжать поиски, как вдруг ему показалось, что световой круг, вырезанный прожектором на поверхности конуса, на мгновение ожил. Ему почудилось, что по матовой поверхности пробежала тонкая сеть разноцветных прожилок. Видение тут же исчезло, и сколько он ни вглядывался, больше не повторялось. Как он жалел, что не велел манику фотографировать всё происходящее. Кирил и Энквен - те и сами бы догадались включить киноаппарат. Где-то они, верные роботы?
        Леон очнулся, почувствовав, что задыхается. В первое мгновение ощущение удушья его даже обрадовало: он снова чувствует собственное тело! Но вместе с ощущением тела пришла боль. Болели каждая мышца, каждая жилка, каждый нерв. Каждый вдох давался с огромным трудом. А в глазах проплывали настолько несуразные видения, что Леону они показались в первую минуту продолжением бреда. Однако неперестающая боль убедила его, что дело происходит наяву.
        Тогда Леон попробовал пошевелиться, и это ему как будто удалось. Он казался самому себе туго спелёнутым в огромный кокон, который сковывает все движения.
        Леон сделал резкое движение головой и ринулся изо всех сил. И вдруг… Вдруг плотная дверь приоткрылась перед ним. И в открывающуюся щель он успел увидеть яркую поляну, заросшую буйной растительностью, прихотливо изогнутые стволы и дальнюю сопку, близ которой сиротливо чернел мёртвый регенератор. Да, это регенератор, снятый с «Зеро», ошибки быть не может! В тот же миг дверь захлопнулась, и видение исчезло. Леон снова забылся. Ему казалось теперь, что он погружён в необычайно вязкую жидкость («как муха в меду», мелькнуло у него). Но главное - он снова ощущал своё тело, и дышаться, как будто, стало легче. В один из моментов невидимая «дверь» приоткрылась снова. Не думая об опасности, Леон постарался просунуть туда голову, подобно узнику, высовывающемуся из окошка загадочной темницы.
        Теперь дверь уже не захлопывалась.
        Перед глазами Леона медленно проплывали широкие листья странной формы, ветви деревьев, лианы… Вскоре Леон догадался, что это движется он, движется по воздуху, увлекаемый неведомой силой. Почва внизу казалась такой знакомой, почти земной. Ещё одно отчаянное усилие - и Леон почувствовал вдруг, что движение замедляется. Тело страшно отяжелело, руки и ноги налились свинцом. Леон рухнул вниз, из последних сил цепляясь за ветви.
        Проверив стартовую схему, Андрей включил реле времени. Вспыхнул и бойко замигал синий глазок на пульте, отсчитывая секунды. Разогрев кинжальных дюз проходил нормально. «Зеро» начинал легонько подрагивать, словно застоявшийся конь: это означало, что в действие включился аннигилятор античастиц. Андрей ещё раз осмотрел многочисленные экраны и циферблаты, затем поднялся и вышел из штурманской рубки.
        Коричневая лента транспортёра бежала ровно и быстро. Мерцающие стены коридоров, опоясанные тремя рядами поручней на случай невесомости, проплывали перед ним, такие привычные, ставшие домашними за долгие годы полёта. Перед восьмым люком он остановил ленту. С минуту постоял, прислушиваясь, что было, конечно, ни к чему: восьмой люк, как и все остальные, был эвакуирован. Наконец, решительно открыв дверцу, вошёл внутрь.
        В отсеке царила полутьма: после своего необычайного приключения Леон никак не мог привыкнуть к дневному свету. Чуть слышно жужжал кондиционер, и приятно попахивало яблоками.
        - Что, Андрюша? - обрадованно сказал Леон. Голос его был слаб.
        - Всё в порядке.
        - Когда стартуем?
        - Через восемнадцать минут, - ответил Андрей, глянув на часы.
        - А… аннигилятор?
        - Энквен проследит. - Андрей улыбнулся, садясь у изголовья друга. Глаза Леона блестели, странно большие на исхудавшем лице.
        - Через восемнадцать минут, - прошептал Леон.
        - Пожалуй, пора включать биосон, - сказал Андрей.
        - Погоди, отмахнулся Леон, - я хочу дождаться старта. Ну и Рыжая!..
        - Да, - протянул Андрей, - задала она нам задачку.
        - И не одну! - подхватил Леон. - Одни эти четырёхмерные сгустки чего стоят. Поистине, природа неистощима на выдумки, как сказал когда-то Ландау.
        - Не окажись ты таким настойчивым - вековать бы тебе в таком сгустке, - заметил Андрей.
        - Не в этом дело. Но ты только подумай, что будет, когда учёные решат загадку этих сгустков. Какие возможности таятся здесь для землян!
        Вдруг сочно ударил гонг. До старта «Зеро» оставалось десять минут!
        - Жаль только, что мы ошиблись в одном, - с грустью сказал Леон. - На Рыжей нет разумных существ!
        - Они есть, - с горячностью ответил Андрей.
        - Пики? - сощурился Леон. - Но ведь ты сам признал, что по данным структурного анализа они созданы микроорганизмами, наподобие коралловых рифов в южных морях Венеры.
        - Ну и пусть их, пики-то… Мы слишком мало находились на Рыжей и просто не успели повстречать разумные существа… В конце концов, они могли находиться в каких-то сгустках четырёхмерного пространства. Ведь попав в такой сгусток, любой предмет делается невидимым, как мы убедились на твоём примере…
        - Идея! - воскликнул Леон, поражённый этой мыслью. - Что ж. Что ж, вторая экспедиция сумеет раскрыть…
        Новый удар гонга музыкой прозвучал в ушах. Старт!..
        Леон и Андрей торопливо задёрнули молнии противоперегрузочных скафандров. Властная тяжесть легла на плечи. Тело Леона глубоко вдавилось в пластик сиденья. Андрей успел перехватить просьбу в его глазах и со страшным усилием поднял руку, на которой как будто повисла добрая сотня килограммов, тянущая вниз. Но он успел дотянуться до панели и включить круговое наблюдение.
        …Стены каюты вспыхнули и исчезли. Вокруг них бушевало малиновое пламя. Огромные багровые языки метались, переплетаясь друг с другом. Поверхность планеты стремительно падала вниз, на глазах затягиваясь бурыми облаками. Вскоре растаяли самые высокие пики, и лишь колеблющаяся непроницаемая пелена окружила со всех сторон «Зеро».
        - Прощай, Рыжая, - прошептал Андрей непослушными от тяжести губами.
        - Не прощай, а до свиданья, - поправил его Леон, повернув голову и вглядываясь вниз, как будто там можно было ещё что-нибудь разглядеть…
        Путь «Таиры» долог
        Четыре часа из жизни капитана Map Дона
        Человек глубоко вздохнул и раскрыл глаза. Сознание возвращалось медленно и как бы толчками. Окружающие предметы были ещё в тумане, но свинцовая тяжесть в конечностях начала таять, уступая место пьянящей лёгкости.
        Лежать навзничь не очень-то удобно, даже пошевелиться в ванне нельзя: к каждой точке тела присосались бесчисленные нитевидные отростки, связавшие воедино человека и биостат, занимавший весь отсек.
        Но вот одна за другой нити начали отключаться и опадать. Наконец осталась лишь одна пульсирующая жилка, оканчивающаяся на левой половине груди, там, где медленно начало биться сердце. Дрогнув, отключилась и последняя нить.
        Смертельно-бледное лицо человека окрасилось слабым румянцем. Он пошевелился и осторожно повернулся на бок.
        Матовый свет люминофоров, лившийся со стен и потолка, нестерпимо резал глаза, и человек опустил веки. Когда через миг он снова раскрыл глаза, вокруг сгустились сумерки: это сработал киберкорректор.
        Человек поднялся и неуверенно шагнул. Ноги казались ватными и подгибались.
        Подойдя к полукруглому тайм-пульту, человек долго вглядывался в ярко-красную шкалу, на которой горела чёткая цифра «40». Столько лет длился его очередной сон… Затем человек перевёл взгляд на маленький кофейный экран, расположенный под шкалой. Всё, как и должно быть: посреди экрана мерцала цифра «8», - число часов, прибавившихся к возрасту человека за время анабиотического сна. Теперь он может бодрствовать четыре часа. Восемь и четыре - это двенадцать часов. Да, за один цикл, составляющий сорок лет ракетного времени, он физиологически постарел ровно на один день.
        Беззвучно пошевелив губами, человек отвернулся от пульта и подошёл к выходному люку. Походка его с каждым шагом становилась более уверенной, плечи распрямились и в глазах появилось осмысленное выражение.
        Узкий коридор встретил человека успокаивающим жужжанием кондиционера. Всё, казалось, было таким же, как и в прошлое бодрствование, - и зелёные сигнальные огоньки, мозаикой бегущие по полу, и затейливые пластиковые узоры на покатых стенах, и грозовой воздух, напоённый запахом сосны.
        Человек на ходу провёл пальцем по стене. Пыли не оказалось - Киб все годы добросовестно следил за чистотой корабля. Да и откуда взяться тут пыли? И человек вдруг с острой тоской подумал, что старательный робот будет всё так же сметать несуществующий сор, когда стремительная «Таира» будет мчать в пространстве его уже безжизненное тело…
        Но времени было немного, а дел - не так уж мало.
        Человек решительно потянул на себя ручку и вошёл в штурманский отсек. С помощью поручня он очутился в центре огромной сферы. На чёрной её поверхности холодно горели звёзды. Рисунок их значительно изменился по сравнению с тем, который мерцал здесь в прошлый раз, сорок лет назад. Пути перемещения каждой звезды были обозначены светящимся пунктиром.
        Сегодня он проснулся в девятый раз. Значит, протекло триста шестьдесят лет эйнштейновского времени с того момента, как он, осуществляя идею Большого Мозга, уснул, целиком отдавшись во власть биостата.
        Сколько раз ещё предстоит ему засыпать и просыпаться, почти не старея? Почти… В этом «почти» было самое страшное. Каждый цикл это всего один день жизни. Да, но и дней в человеческой жизни, в сущности, не так уж много! И тает жизнь, уходит без следа, как мартовская вешняя вода. Тает жизнь, подобно льдине, унесённой тёплым течением из родных северных вод. Медленно, но верно…
        Физиологически прошло лишь девять дней с того момента, как он втиснулся в узкий кокон биостата и немеющей рукой включил реле времени. Девять дней - это, конечно, совсем немного. Но сколько ещё таких дней займёт дорога? Кто ответит ему на это? Путь «Таиры» долог…
        …Человек устало потёр лоб, бросил взгляд на хронометр, включившийся сразу же, как только он очнулся от анабиоза.
        Прочь, прочь воспоминания! Уже прошёл целый час, а он ещё не приступил даже к пластической гимнастике. А ведь, кроме того, нужно успеть проверить, правильно ли действует, не расстроился ли Большой мозг «Таиры», наскоро просмотреть по видеозору, что встретил корабль на своём пути за последние сорок лет полёта. Главное же-проведать т е х, в седьмом отсеке… И на всё это остаётся лишь три часа, ни минутой больше!
        Но воспоминания не подвластны разуму. Они налетают, как коршуны, и нет сил отогнать их…
        В полёте Map Дон почти не испытывал тоски. Капитан педантично следовал жёсткому режиму, им же самим установленному. Он помнил по рассказам коллег-астронавтов, вернувшихся на Землю, как пагубно отражается на психике человека малейшее, казалось бы, отклонение от корабельного распорядка.
        Каждый день капитана был загружен до предела. С помощью роботов он исподволь приводил в порядок огромную информацию, непрерывным потоком идущую на командирский пульт от всех систем «Таиры». Он тщательно классифицировал блоки памяти, составляя с Робом длиннейшие каталоги. В короткие часы отдыха, которые он позволял себе, Map Дон просматривал сферофильмы, заполнявшие бесконечные стеллажи информатория. Сколько он успел переглядеть за долгие годы!
        В одних фильмах рассказывалась история Земли - Голубой планеты, как называли её звездопроходцы; в других блоках содержались документальные отчёты о космических экспедициях, о работах по созданию отражающей сферы на орбите Плутона, о колонизации Венеры - да мало ли о чём?
        Больше всего Map Дон любил фильмы о первых космонавтах. Он готов был смотреть их по нескольку раз подряд.
        Однажды… Сколько лет назад это было?.. Однажды, наводя порядок на стеллажах, капитан наткнулся на старый обшарпанный блок, на крышке которого с трудом читалась надпись: «Памяти капитана Лерса. Здесь собраны кадры, переданные на Землю автоматической станцией - спутником наблюдения из зоны Проксимы Центавра».
        Стройный красавец «Борн» на фоне чёрного звёздного неба, разрезанного надвое белой рекой пламени, льющегося из фотонных дюз, похожих на огромные блюдца…
        Красноватое облако, всплывшее навстречу…
        Манёвры «Борна», пытающегося уклониться от встречи…
        Замедленная съёмка позволяла отчётливо видеть, как радиационное облако со всех сторон охватывало корабль, так и несумевший выскочить из ловушки. Очевидно, в навигационной системе случилась неисправность, оказавшаяся роковой…
        Невидимые простым глазом микрометеориты начали попадать на внешнюю обшивку «Борна». Они вздымали ввысь фонтанчики, похожие на маленькие гейзеры. Опытный капитан, Map Дон понимал, что это означает: две-три минуты подобной бомбардировки - и самая прочная нейтритовая оболочка рассыпается, как песчаная стенка, сооружённая ребёнком.
        Туманные скопления, подобные тому, которое встретило «Борн», представляют собой исключительно редкое явление в космосе. И тем не менее, никто не застрахован от коварств, которые таит в себе Пространство.
        Капитан Лерс погиб. Но Map Дона больше всего потрясли даже не документальные кадры, с протокольной точностью показывавшие, как «Борн» разваливался в вакууме, не трагический лейтмотив плещущей мелодии, не причудливые обломки дюз, отброшенных во все стороны страшной силой взорвавшегося реактора, - больше всего капитана Map Дона потряс тревожный женский голос и полные внутренней силы слова:
        …Что думал ты в последний час,
        Когда взметнулся и погас
        Огня сверкающего хвост,
        И миллионы дымных звёзд
        Глядели на твою тюрьму,
        Летящую вперёд, во тьму,
        Когда уснул экран слепой
        И всплыл сирены долгий вой?
        Что думал ты в последний раз,
        Не закрывая горьких глаз,
        Что вспоминал - один во мгле
        На обречённом корабле?
        Реактор стойкий, как солдат,
        Но страшен метеорный град
        И рубит молния мечом.
        Миг - ты задумался… О чём?
        О тайне космоса? О том,
        Как долог в небеса подъём?
        Как призрачен и зыбок бег?
        Стареет луч. А человек?!
        …Смолк перед взрывом странный шум…
        Мне не узнать далёких дум,
        Но знаю видел ты в тот миг
        Мучительно-прекрасный лик
        Земли в цвету и, в синь одет,
        Песчинки дальней ясный свет…
        «Стареет луч. А человек?..» - мысленно повторил Map Дон. - «Всё - словно обо мне», подумал он, отрывая усталый взгляд от экрана воспроизведения. Ничего утешительного!.. За время сна капитана «Таира» не повстречала на своём пути того, на что в глубине души всё ещё надеялся Map Дон. Безжизненные планеты, опалённые радиацией… Чужие солнца фантастических спектров… Бесконечные силовые поля, из которых «Таира» пила энергию на ходу… И далёкие бесстрастные звёзды, холодно глядящие на свою добычу…
        Скорей бы снова уснуть. Провалиться в чёрное небытие, и не думать, не думать… Но прежде он должен сделать всё необходимое. Остаётся всего два часа…
        А может… может, ему ещё посчастливится, и он встретит братьев по разуму? Человек обязан бороться до конца. Он не имеет права складывать руки. Мало ли было случаев, когда человек побеждал силы, казалось, в тысячи раз превосходящие его?
        И Map Дону припомнилось… Да, это случилось лишь за несколько месяцев до несчастья, когда всё было в порядке и «Таире», казалось, ничто не угрожало. Почему он из всех блоков выбрал с полки именно этот, со старинной стереофонической приставкой? И повествовал этот блок о событии, которое было известно Map Дону ещё со времён интерната и из школьных хрестоматий. Тем не менее он вынул блок из ячейки, бережно отёр его и ещё раз перечитал надпись (даже буквы производили впечатление старинных):
        «Неопалимая купина. Рассказ о столкновении Земли с кометой Островского».
        Map Дон пошёл тогда в сферозал, вставил блок в проектор и… позабыл обо всём на свете. Шаровой экран воскресил перед ним драматическое событие полуторатысячелетней давности, которое - он понимал это - давно уже стало достоянием истории. Картины грандиозной катастрофы вновь и вновь потрясали воображение. Самотверженные земляне спасли тогда планету от гибели. Точно рассчитав траекторию и импульс шальной кометы с тяжёлым ядром, шедшей прямо в направлении Земли, они сумели в последний момент распылить её ядерной вспышкой. Но Голубая красавица сильно пострадала… Дикторский текст органично вплетался в ткань фильма. С каждой фразой его вокруг Мap Дона развёртывались картины - одна динамичней и красочней другой. Map Дон запомнил голос чтеца. Он звучал глуховато и внешне бесстрастно, но в нём чувствовались скрытая боль и в то же время неиссякаемая гордость за деяния Человека. Капитан записал тогда этот голос. И теперь он включил запись, снова и снова черпая силу в рассказе об удивительном мужестве землян.
        Чужой звезды огонь нагой
        Лизнул земное поднебесье,
        И мир качнулся под ногой,
        Нарушив зыбкость равновесья.
        Рванулись реки под уздой,
        Припомнив прежние обиды,
        Утратив призрачный покой,
        Заколебались пирамиды.
        И только гордый человек
        Не дрогнул перед произволом,
        Кинжален был ракетный бег,
        А он по-прежнему весёлым.
        Он вспышкой разметал беду,
        Поспорил с огненной рекою,
        Чужую дымную звезду
        Он оттолкнул своей рукою.
        Была горячей та звезда…
        Что делать? Мир не застрахован.
        Горели горько города,
        Был воздух ужасом окован.
        Но всё поправил человек,
        Взметнул сады на поле боя,
        И краше прежнего Казбек
        Вписался в небо голубое.
        Прозрачных зданий виражи
        Былую боль перечеркнули.
        Земля, потомку расскажи,
        Как мы из смерти в жизнь шагнули.
        О том расскажут всплески гор,
        Оплавленные адским светом,
        Глаза холодные озёр,
        На мир глядящие с приветом,
        Покойно спящая в тиши
        Необозримая равнина
        И человеческой души
        Неопалимая купина.

* * *
        Беда пришла, когда её меньше всего можно ожидать.
        Стены кают-компании излучали затенённый солнечный свет. Map Дон только что вернулся из штурманского отсека, и теперь он с удовольствием потягивал чай. В качалке напротив устроилась Лина. Она вышивала на пяльцах, чуть нахмурив брови - точь-в-точь Марта. Белковые роботы последних серий были очень похожи на людей. На какой-то миг Map Дону показалось, что он дома, в Зелёном городке. Map Дон со вздохом отодвинул пустую чашку - тут же её убрали услужливые руки механического кока - и принялся вытирать салфеткой палец, на который капнул джем.
        - Знаете, - сказала Лина озабоченным голосом, отрываясь от работы, - надо добавить кислорода в атмосферу фаун-отсека.
        - А что там?
        - Сейчас ведь весна по-земному… Много новых зверюшек. И в воздухе необычно повысился процент углекислоты - я сегодня была там и проверяла.
        - Ну, что ж. Сделаем, Лина, - улыбнулся Map Дон вставая. - Всё в руках человека!
        - И поэтому пойдите, помойте руки, - улыбнулась в ответ Лина, вновь опуская глаза.
        Пронзительный гонг вестник беды - не сразу дошёл до слуха Map Дона. Лишь при повторном ударе он вздрогнул и выскочил в коридор вслед за Линой, оставившей люк открытым.
        Вспыхнувшие на стенах оранжевые стрелы указывали в сторону носовой части «Таиры». Map Дона то и дело обгоняли белковые роботы, спешившие из всех сил. Роботы делали гигантские прыжки (сила тяжести на корабле составляла менее четверти земной). На ходу они оживлённо переговаривались, вращая головными антеннами. Казалось, каким-то чудом роботы не задевали капитана.
        Когда Map Дон добежал до носового отсека и ввалился туда, еле переводя дыхание, его встретила мёртвая тишина. Роботы почтительно расступились, давая дорогу капитану. Map Дон шагнул вперёд и остановился. Нельзя было понять, что произошло. Свершилась какая-то неуловимая перемена, но какая?
        - Одна из жизненных систем «Таиры» нарушена, - пробасил коренастый робот-штурман, стоявший рядом.
        Только тут Map Дон заметил, что инфраэкран корабля странно тёмен. Все восемнадцать лет полёта Map Дон привык видеть его сине-голубым…
        В полном безмолвии человек всё крутил и дёргал верньеры настройки, но огромный глаз корабля оставался тёмным.
        - Всем! - сказал капитан, выпрямившись наконец. Антенны роботов замерли, впитывая команду. - Необходимо проверить каждую систему «Таиры», - человек старался, чтобы голос его звучал ровно. - О неисправностях докладывайте с места. Приступайте!
        Мгновенно в воздухе зашелестело. Роботы, что-то решая находу, двинулись - каждый на свой участок корабля. Отсек опустел.
        Map Дон подошёл к обзорному экрану и включил его, готовясь принимать донесения. Перед капитаном, занимая почти всю плоскость экрана, вспыхнул знакомый контур «Таиры». Все отсеки огромного корабля гармонично соединялись, образуя единое тело. Хвостовые дюзы слабо мерцали - следствие недавней бомбардировки космическими лучами. Почти посредине «Таиру» окольцовывало выпуклое покрытие оранжерейных отсеков. Нейтритовые раскрылья выдавались широко в стороны - земным создателям корабля не приходилось опасаться воздушного сопротивления: на космических трассах царствует вакуум… Даже стартовала «Таира» не с земного астродрома, а с лунного, - инженеры пошли на это, чтобы избежать атмосферных помех при взлёте.
        Собственно говоря, капитан разослал роботов на все участки лишь для очистки совести. Map Дон чувствовал «Таиру», как собственное тело, и у него созрело одно подозрение, в котором он не смел признаться самому себе.
        Один за другим роботы докладывали, что на их участках повреждений нет, и каждый раз лицо капитана становилось всё угрюмей. Круг неотвратимо сужался.
        - Говорит Крельшо, - передала мембрана, но капитан узнал бы постоянного партнёра по шахматам и без представления, по одному голосу. За долгие годы полёта Map Дон научился различать роботов, как самых близких своих друзей, хотя стороннему наблюдателю они показались бы схожими между собой, как две, а точнее как тридцать две капли воды. Любопытно было наблюдать, как с годами в каждом роботе всё более явственно проступали черты его воспитателя, и таким образом к капитану как бы являлись приятели после долгой разлуки.
        - Говорит Крельшо, - повторила мембрана. Экран на миг погас, затем из глубины его выплыл сплюснутый серебристый шар - в нём, окружённое прокладками «магнитных подушек», хранилось аннигиляционное топливо - антивещество, хлеб «Таиры», всё время автоматически пополняемый. Рядом с хранилищем стоял Крельшо. Капитану даже показалось, что робот улыбается, - впрочем, это, наверно, была игра светотени на широком скуластом лице Крельшо.
        - Антибак в порядке, - сказал Крельшо, хлопнув жилистой лапой по светлой поверхности шара. - Аннигиляция идёт нормально…
        - Хорошо. Возвращайся, - ответил Map Дон.
        - Докладывает Лина, - прожурчала мембрана.
        Изображение на экране сменилось. Стройная фигура хозяйки фаун-отсека ничуть не проигрывала от соседства с белоснежной газелью. Капитан загляделся на Лину. Такой была Марта, когда он улетал. Роботы, в отличие от людей, не старели…
        Густые заросли сахарного тростника наполовину скрывали Лину и грациозное животное. - Фаун-отсек в порядке, - сказала Лина, и в голосе её Maр Дон услышал нотки гордости.
        «И тут в порядке, - подумал капитан, отирая лоб. - Уж лучше бы здесь, чем там…».
        И Map Дон почти не удивился, когда на экране трагическим вестником несчастья всплыл иссиня-смуглый Лин Бел (его воспитателем на Земле был африканец). - Разрушен лазерный ориентатор… - Сухой голос робота лишь подчёркивал страшный смысл его слов.
        - Чем? - выдохнул капитан.
        - Одиночный электрон субсветовой скорости попал в кристалл. Произошёл микровзрыв.
        Ориентатор… глаз «Таиры».. Звездолёт ослеп.
        И надо же, чтобы это произошло уже на обратном пути. Как разыскать теперь в звёздном хаосе родное Солнце, такое безумно далёкое? Земля… Она мгновенно скрылась для «Таиры» за семью печатями.
        Много бессонных ночей провёл капитан вместе со своим первым помощником Робом и другими, обдумывая выход из положения. Разыскать Солнце среди звёзд с помощью средств астрономии не представлялось возможным. Держаться ранее принятого курса? Но это бессмысленно: «Таира» ежесекундно подвергается воздействиям мощных силовых полей, она подобна лодке, плывущей без ориентира по бурному морю. Чего стоит в таких условиях однажды заданный курс? Лёгкая манёвренность «Таиры» обернулась против неё самой.
        С решением нельзя было медлить.
        Map Дон и Роб собрали и тщательно закодировали данные важнейших систем «Таиры». На это ушло около четырёх суток кропотливой работы. Вся огромная информация наряду с собственными соображениями - была введена затем в Центральный мозг корабля.
        С замиранием сердца ждал капитан решения. А что если мозг станет в тупик? Ведь может же оказаться, что введённые данные противоречивы, и разумного выхода из создавшегося тупика нет, другими словами - остаётся лететь вслепую, наугад, навстречу неизбежному…
        Минуты напряжённо тянулись, и лишь реле времени мигало на пульте, нарушая однообразие. Но вот по матовой сфере, увенчивающей Центральный мозг, побежала, разворачиваясь спиралью, змееподобная пунктирная линия. Map Дон облегчённо вздохнул: линия означала, что Мозг решил данную ему логическую задачу.
        Капитан подошёл вплотную к установке, и из узкой щели выводящего устройства прямо в руки ему скользнула твёрдая перфолента со множеством пробитых в ней круглых отверстий. Обращаться к помощи дешифратора не было надобности - Map Дон умел читать код с листа. Капитан поднял ленту на свет и залпом прочёл поразительный ответ Центрального мозга…
        Мозг подтвердил, что исправить систему наведения «Таиры» в условиях полёта невозможно. Притормозить же для этого корабль - это значит обречь себя на гибель без борьбы, так как разогнать его потом до нужной скорости не удастся. Между тем, используя попутные магнитные поля в качестве ускорителей, «Таира» может двигаться неограниченно долго - в масштабах многих тысячелетий.
        Да, но чт? тысячелетия, если жизнь человека охватывает едва сотню лет?.. Капитан на миг оторвался от перфоленты и потёр лоб: уж не забыл ли Центральный мозг, чего доброго, о времени человеческой жизни? Оказалось - не забыл…
        Жизнь человека можно значительно растянуть с помощью анабиоза, сообщала далее лента. Речь идёт об установке прерывного анабиоза. Один цикл его составляет сорок лет, затем следует необходимый для организма четырёхчасовый перерыв - и снова сон… Что касается «Таиры», то она должна всё время лететь в направлении, на котором наиболее вероятна встреча с разумной жизнью, с высокой цивилизацией. Это единственный шанс встретить братьев по разуму…
        - Каков же этот курс? - выкрикнул капитан в рупор Центрального мозга, оторвавшись от ленты.
        - Нужный для киберштурмана код будет выдан через двадцать пять минут, после сравнительного изучения всех известных астроданных, - бесстрастно прогудел в ответ рупор.
        Но дальше, дальше…
        Роботы должны умереть раньше человека. Анабиозу белковые братья не поддаются, а сердце каждого рассчитано лишь на двести семьдесят лет, и запасных сердец на корабле нет. Кто же мог предположить, что с «Таирой» случится такое?.. Зато Роб… Роб наверняка переживёт всех: у него гелиевое сердце, которого хватит надолго. «Роб с точки зрения человека практически бессмертен», - так выразил эту мысль Центральный мозг.
        Антенны «Таиры» будут непрерывно излучать в окружающее пространство универсальные сигналы бедствия. Они исключительно просты, эти сигналы, и разумные существа, поймав их, несомненно догадаются, что на борту корабля находятся их собратья, и найдут способ притормозить бег «Таиры» или во всяком случае дать ответный сигнал, и тогда сам киберштурман замедлит астролёт. А пока… пока организм должен пить жизнь, как гурман пьёт редкое вино, - не спеша и маленькими глотками…
        Полтора часа! Только полтора часа остаётся до того момента, как он должен погрузиться в анабиотическую ванну. Но чего он ищет, этот одинокий человек, в пустынных отсеках корабля?.. Слабого как тростник капитана повсюду сопровождал заботливый Роб. Он даже предложил побрить Map Дона, но капитан торопился куда-то.
        - Через сорок лет, - сказал он, силясь улыбнуться, и провёл пальцем по подбородку, - тогда моей бороде как раз исполнятся сутки!..
        «Снова спешит к ней, как и в прошлый раз», - подумал Роб, поддерживая капитана за плечо. Они шли по коридору в направлении седьмого отсека.

* * *
        В одно из предыдущих пробуждений Map Дона никто не встретил, кроме Роба. Оставив Роба у пульта, капитан долго бродил по пустынным коридорам и отсекам «Таиры».
        …Почуяв, что сердца их начинают отказывать, все белковые братья собрались в штурманской рубке. Здесь их и настигла необратимая смерть.
        Бежали минуты, а капитан всё стоял посреди рубки, окружённый своим мёртвым экипажем.
        Роботы застыли в самых разнообразных позах. Лин Бел растянулся навзничь, словно поражённый молнией. Крельшо лежал скорченный в углу, возле дешифратора. Лина казалось, прикорнула, свернувшись калачиком в глубоком штурманском кресле.
        Затем с помощью Роба Map Дон перетащил всех роботов в седьмой отсек, который мог сообщаться с внешним миром. Лину он осторожно уложил на узкую подвесную койку, затем опустил виниловый полог.
        - Откроешь кингстон, Роб, - негромко сказал капитан и вышел из отсека. Вакуум и температура абсолютного нуля навечно сохранят теперь тела белковых братьев…
        В коридоре Map Дона легко догнал Роб. - Приказ выполнен, капитан, - сказал он. Время было уже на исходе.
        - Вот что… - сказал Map Дон после долгой паузы, в течение которой они успели дойти почти до отсека Долгого сна. - Когда я… В общем, когда всё кончится, перенесёшь меня туда… в седьмой отсек…
        Остаётся лишь час…
        Map Дон торопливо надел и проверил космоскафандр. Седьмой отсек встретил его мёртвой тишиной. Серебряная изморозь легла на стены и все предметы. На полу блестели капельки замёрзшей ртути, выкатившейся из какого-то разбитого прибора. Map Дон подошёл к Лине и застыл, вглядываясь в её лицо, так странно напоминавшее ему лицо Марты.
        - Время, капитан, - очнулся он от короткой реплики Роба, неслышно подошедшего сзади.
        Map Дон глянул на часы - оставалось совсем немного, едва хватит, чтобы добраться до отсека сна.
        Ещё раз оглянувшись, капитан вышел, и тяжкий герметический люк захлопнулся за ним, больно отдавшись в сердце.
        Человек глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он почувствовал, как от пальцев ног медленно наползает волна онемения. Анабиоз вступал в свои права. К расслабленному телу со всех сторон, словно живые, тянулись отростки. Слуха капитана коснулась прекрасная музыка, но он знал, что это только результат воздействия препарата сна на слуховой нерв.
        Действительно, через несколько минут музыка стала звучать глуше и наконец смолкла. Когда некоторое время спустя в отсек заглянул бессонный Роб, капитан уже спал…
        Приключения на Аларди
        Повесть
        После семи долгих лет ракетного времени фотонный звездолёт «Каравелла» вошёл в зону Проксимы - цели своего полёта.
        Первым из тревожных признаков были назойливые радиосигналы неизвестного происхождения. Они лились непрерывно, усиливаясь по мере приближения к загадочной звезде. Кир, специалист по дешифровке, сумел уловить в потоке импульсов определённые закономерности, но разобраться в них до конца ему никак не удавалось.
        - Дыхание протуберанцев? - вслух подумал штурман. Сощурясь, он всматривался в серую поверхность пультового экрана, по которой, весело подскакивая, бежали острые пики.
        Капитан, стоявший сзади, молча покачал головой. В зеркальце штурман увидел, что брови капитана нахмурены. Из рупора доносились разнообразные шорохи и визг.
        - Это, наверно, последнее, что он слышал, - сказал капитан. - Не могу… - Протянув руку, он отключил рупор. В отсеке царила тишина.
        - Через несколько часов можно включать торможение, - проговорил штурман. - Локаторы нащупали Аларди.
        - Хорошо. Займись этим, Алексей, а я проверю аннигилятор.
        Дверь штурманского отсека бесшумно захлопнулась за капитаном.
        Два человека и двенадцать роботов - весь экипаж «Каравеллы» собрался перед огромным вогнутым овалом Головного экрана. Из глубины его, откуда-то слева, медленно выплывала красноватая, изрытая кратерами поверхность. Уже можно было различить островерхие скалы, отбрасывавшие резкие фиолетовые тени. Кир включил усилитель, и поверхность Аларди приблизилась скачком, заполнив экран.
        Капитан Голубничий умудрялся одновременно следить за курсом «Каравеллы»: корабль в соответствии с программой начинал выходить на эллиптическую орбиту, одним из фокусов которой служила планета. Планета, видимо, была лишена атмосферы, поэтому её удалённая поверхность была видна на экране «Каравеллы» весьма отчётливо.
        Внезапно Кир, указав щупальцем на какую-то точку экрана, издал короткий предупредительный сигнал. От рябой изрытой поверхности планеты медленно отделялось маленькое белёсое облачко… Оно росло на глазах. Оторвавшись наконец от поверхности, облачко двинулось наперерез «Каравелле».
        Нужно было принимать решение.
        - Необходимо избежать встречи, - отдал капитан стратегическую команду. Роботы тотчас бросились исполнять приказ - каждый из них на свой участок. Для корректировки хода «Каравеллы» реакция человеческого восприятия была бы слишком замедленной.
        Через несколько секунд капитан и штурман остались у пульта одни. Между тем облачко, вначале такое безобидное, росло подобно снежному кому. Вскоре властная сила вдавила капитана и штурмана в глубокие противоперегрузочные кресла. Это «Каравелла» сделала манёвр, пытаясь уклониться от встречи с неизвестным объектом. Поразительная вещь! Облако в тот же миг также изменило курс и продолжало стремительно мчаться навстречу кораблю.
        «Похоже, что его кто-то корректирует с Аларди», - мелькнуло у штурмана. Расстояние между облаком и «Каравеллой» сокращалось с каждым мгновением. Сумасшедшие толчки швыряли людей в разные стороны, так что ремни, привязывавшие их к креслам, едва не лопались. Но стало ясно, что всё искусство Кира уже не поможет. Встреча была неизбежной.
        - Закрой глаза! - успел крикнуть Голубничий.
        Экран на пульте вспыхнул, подобно маленькому солнцу. В тот же миг страшный удар потряс корабль.
        Штурман Алексей Николаевич Сибиряков очнулся от сверлящей боли в висках. Он открыл глаза, но вокруг царила полная темнота. Голову что-то сдавливало. Штурман пошевелился и застонал.
        - Жив? - услышал он глуховатый голос капитана, и заботливая рука поправила на лбу Алексея влажную повязку.
        - Что с «Каравеллой»? - ответил штурман вопросом на вопрос.
        - Потеряла управление. Роботы занимаются проверкой внутренних систем.
        - А… Сколько прошло? - спросил Алексей, делая попытку подняться.
        - Полчаса.
        - Темно, как в могиле, - слабым голосом проговорил штурман. - Неужели взрыв мог прервать люминесценцию?
        К штурману мягко подкатился Кир. Он осторожно обвил плечи Алексея чутким щупальцем.
        - Включи хотя бы лучевик, Пётр, - попросил штурман. Капитан глянул на стены отсека, с которых лился яркий дневной свет люминофоров, и до крови прикусил губу.
        - Лёша, ты потерял зрение… - тихо сказал он и подошёл к другу.
        В открытый люк лихо влетел Энквен.
        - Системы проверены, - доложил он капитану, - можно приступать к наружному осмотру «Каравеллы».
        За то время, которое штурман лежал без сознания, экипаж «Каравеллы» сумел убедиться в самом страшном: ракета потеряла не только управление, но и глаза - телесистема корабля вышла из строя. Неизвестно было даже, где сейчас находится ракета. Может быть, она медленно падает на Аларди? А может, отброшенный взорвавшимся облаком беспомощный корабль летит по бесконечной гиперболе, превратившись в маленькое космическое тело? И сколько протянется состояние полной неизвестности? Каждую минуту можно было ожидать катастрофы. То ли астероид пробьёт магнитную защиту и врежется в стальную грудь ракеты (на подступах к Аларди локаторы «Каравеллы» зафиксировали несметное количество астероидов), - и тогда мгновенная вспышка отметит место гибели звездолёта. То ли сам корабль, как слепой щенок, ткнётся в неприветливую поверхность первого встречного небесного тела.
        Между тем выходные люки «Каравеллы» заклинилась, и, чтобы выйти наружу и произвести всё необходимое, роботам пришлось немало повозиться.
        Капитан взял с собой Кира и Энквена.
        Трое вошли в круглую герметическую кабину, Кир, вошедший последним, захлопнул за собой блестящий люк. Голубничий ловкими движениями облачился в космоскафандр, после чего Энквен включил вакуумное устройство. Давление воздуха в кабине резко пошло на убыль. Сразу выходить наружу было опасно; из-за слишком большого для человеческого организма перепада давлений.
        Наконец трое вышли наружу. Перед капитаном раскрылась фантастическая картина. В густой, почти осязаемой тьме тускло светились серебристые бока «Каравеллы». Безжизненные дюзы - до них отсюда было добрых четыре километра - слабо вырисовывались своими плавными линиями. А внизу… У Голубничего захватило дух. Такого ему ещё не приходилось видеть. Там, вдали, на страшной глубине, расстилалась огромная вогнутая чаша, вся она красновато светилась. Вогнутость, конечно, была лишь оптическим обманом - капитан знал, что такой всегда представляется выпуклая поверхность с большой высоты. Края гигантской чаши были окаймлены причудливыми фиолетовыми пиками.
        - Это Аларди планета системы Центавра, - уверенно сообщил Кир, закончив астрономические измерения.
        С трудом оторвавшись от грандиозного зрелища, капитан велел приступать к осмотру.
        «…Давняя моя мечта! Наконец-то ты сбылась. Вот она, Аларди, рукой подать. В каких-то пяти тысячах километров подо мной расстилается её таинственная почва. Ну, что ж. Здравствуй, Аларди! Однако неприветлива ты к гостям. Или это в твоём обычае - так встречать пришельцев? Но погоди, мы вырвем твои тайны!
        Времени немного, поэтому постараюсь зафиксировать главное. С момента катастрофы прошло уже шесть часов, или четверть суток, в милых земных единицах. Восстановление жизненных систем корабля, повреждённых взрывом, завершается. Работами теперь руководит старший механик. О ходе работ он докладывает мне по радио каждый час. Сейчас я сижу рядом с Алексеем. Состояние его не улучшилось. По всей вероятности, это не шок зрительного нерва, а что-то гораздо хуже. Боюсь, что глаза Алексея поразило неизвестное излучение, возникшее при вспышке экрана. Вспоминаю случай с молодым кибером Рагозиным. Я вёл тогда «Норт». Мы высадились на новую планету, и Василия Рагозина - единственного из экспедиции - поразило тогда неизвестное биоизлучение. Наш общий любимец Василий ослеп. По возвращении мы доставили его в межпланетную клинику академика Иро Мичи. Василия тогда вылечили, он стал видеть по-прежнему. Но можно ли провести аналогию между этими двумя случаями? И потом, как узнать, в чём состоял метод Иро Мичи?
        «Голубничий выключил фиксатор, задумался.
        - Ты здесь, капитан? - послышался голос Сибирякова.
        - Я рядом, Алёша.
        - Сидишь тихо, я думал, ушёл. Напиться бы…
        Быстро перебирая руками гибкий трос, капитан переместился к противоположной стене и, раскрыв маленькие дверцы, вынул оттуда прозрачную грушу из синтетика, наполненную водой. Вернувшись, он подал грушу штурману, и тот с жадностью выпил её почти всю, постепенно выдавливая. Несколько капель пролилось, - соединившись в один сверкающий шарик, они образовали ещё одно невесомое тело, которое медленно поплыло в пространстве отсека.
        Невесомость на корабле наступила в тот самый момент, когда двигатели «Каравеллы» смолкли, и она превратилась в искусственный спутник планеты Аларди.
        Капитан нелепо висел в воздухе, но ему было покойно и удобно. Вообще в состоянии невесомости любая поза казалась естественной, так как понятия «верх» и «низ», «пол» и «потолок» утрачивали всякий смысл. Голубничий снова включил фиксатор мыслей, и биотоки его головного мозга опять стали послушно преобразовываться в магнитные колебания, которые записывались на запоминающую ленту.
        «Уже поставлен на место смещённый взрывом главный параболический отражатель «Каравеллы». Скоро вновь увидят окружающий мир глаза корабля… - но, увы, не глаза Алексея…»
        Пётр бросил взгляд на штурмана. Тот прикрыл глаза и, казалось, задремал.
        «Позавчера на ракете-спутнике отправил на поверхность Аларди Кира и Энквена. Прошло уже сорок восемь часов - их нет. А я велел роботам возвратиться через двадцать четыре часа, причём радировать каждый час обо всём происходящем. Однако всего поступило лишь три радиограммы. Вот они.
        Первая. Благополучно достигли поверхности. Почва покрыта оранжевой пылью. Толщина слоя достигает метра. Под пылью прощупывается твёрдая скальная поверхность. Берём курс на скалы - до них примерно тридцать пять километров. Результаты оперативного анализа горных пород сообщим позже.
        Вторая радиограмма, полученная ровно час спустя. Достигли горной складки. Скалы состоят из трёх видов пород. Первая группа - массивные, сглаженных очертаний базальты, вероятно, вулканического происхождения. Цвет серо-чёрный. Вторая группа - круглые конусообразные холмы, безукоризненной геометрической формы. Их состав и структуру определить пока не удалось. Для рентгеновских лучей вещество, из которого состоят эти холмы, почти непроницаемо. Во всяком случае, среди пород Земли и других планет Солнечной системы нет хотя бы приблизительного аналога веществу, из которого составлены круглые холмы. Наконец, всю груду скал окаймляют чрезвычайно острые и высокие пики. Состоят они из аллотропного видоизменения углерода, известного на Земле под названием алмаза. Продолжаем движение в глубь алмазной гряды.
        Третья радиограмма состояла из отрывочных фраз, которые мы с Алексеем не смогли расшифровать до конца. Это были, вероятно, быстрый обмен мыслями и координация действий Кира и Энквена перед лицом внезапно возникшей опасности. Привожу текст.
        «…За мной… Слева опасность! Не стреляй - возможна детонация. Антивещество… Помоги!..»
        В этом месте сигналы оборвались и больше уже не возобновлялись…
        Капитан снял клеммы и спрятал в нагрудный карман фиксатор-дневник, как он его называл. Приглушённо пробили часы (бой хронометра люди включили для того, чтобы тишина на «Каравелле» не была такой гнетущей). Тихий звук разбудил Алексея.
        - Ну, что? - быстро спросил он.
        - Пока ничего нет, - ответил Голубничий, приближаясь к штурману. Тот сидел в кресле, напряжённо выпрямившись. Незрячие глаза Алексея были широко раскрыты, руки крепко сжимали упругие подлокотники.
        Пётр положил руку на плечо друга.
        - Полегчало? - спросил он. Накануне Алексею пришлось принять двойную дозу электросна, потому что после роковой вспышки ему ни разу не удалось уснуть: голову сверлила пронзительная боль.
        Вместо ответа штурман покачал головой.
        - Может быть, ещё электросон?.. - начал Пётр.
        - Послушай, - перебил штурман, - давай всё-таки попробуем. Я настаиваю.
        - Риск…
        - Риск! Как будто мы, астронавты, и так не рискуем ежечасно! Я должен, понимаешь, должен увидеть Аларди своими глазами. Это цель моей жизни.
        - И потом, у нас нет точных данных об электрансе.
        - Но ты же помнишь ту телепередачу из клиники Иро Мичи?
        - Говорю тебе в самых общих чертах.
        - Пусть. Остальное рассчитаем с помощью Большого мозга «Каравеллы». Молчишь? - Алексей тяжело задышал. - Здесь, наконец, погиб мой сын, и я имею право рискнуть жизнью, чтобы своими глазами…
        - Успокойся, Алёша. Могу ещё раз повторить то, что помню. Организм ослепшего в течение нескольких миллионных долей секунды подвергается сложно распределённому напряжению, которое достигает в наивысший момент сорока тысяч вольт. Ну, допустим, расчёт поля я возьму на себя. Но вся суть в том, что все жизненно важные центры организма Иро Мичи блокировал введением какого-то биофактора. А какого именно - я не помню…
        После нескольких минут тяжёлого молчания штурман спросил устало:
        - Ты хорошо расшифровал радиограммы? Кир и Энквен, они не наткнулись там на… остатки ракеты Володи?
        - Нет, в трёх сообщениях нет. Но, наверно, в последующих…

* * *
        Кроваво-красный карлик Проксима Центавра уже немало десятилетий приковывал к себе взоры жителей Земли. Много интересного и непонятного таила в себе эта звезда. Особое внимание привлекала Аларди - таинственная планета системы Проксима. Много важного для землян ожидали учёные встретить на этой планете. Но, пожалуй, наибольшую ценность представляли предполагаемые залежи компактного антивещества, столь необходимого для трансгалактических экспедиций, которые уже планировались Высшим координационным советом Земли.
        Недостатка в добровольцах, желающих лететь на Аларди, не было. Со всех концов Солнечной системы в Совет Земли поступали письма, авторы которых просили разрешить им участвовать в полёте.
        К этому времени Зелёный городок - крупнейший центр по созданию кибернетических роботов закончил обучение новой группы роботов, неизмеримо более совершенных по сравнению сработавшими до сих пор. После долгих тренировок и проверочных вылетов, производимых с этой новой группой, институт, готовивший экспедицию на Аларди, пришёл к выводу, что из роботов можно составить экипаж звездолёта; но для этого во главе надо поставить капитана - человека, который мужество и отвагу соединяет с хладнокровием, а также быстротой и трезвостью оценок. Необходимо было, чтобы капитан обладал глубокими познаниями в космогонии и физике. Главное же - капитан должен быть коротко знаком с роботами с самого момента их создания, а для этого - с самого начала участвовать в процессе обучения роботов.
        После долгих раздумий Совет остановил выбор на Владимире Сибирякове, молодом киберинженере Зелёного городка. Его отец, профессор Алексей Сибиряков, возглавлявший одну из секций Зелёного городка, горячо поддержал рекомендацию. Нечего и говорить, как счастлив был Владимир: то, о чём он только мечтал, вдруг осуществилось. Владимир за полтора года сумел окончить марсианскую Школу звёздных капитанов. К этому времени завершилась постройка прямоточного ионолёта «Всплеск», предназначенного для полёта на Аларди.
        Наконец «Всплеск» стартовал с лунного космодрома, взяв курс на Проксиму.
        Это был первый полёт на корабле, весь экипаж которого, исключая капитана, состоял из роботов. Нечего и говорить, какое это имело значение для будущего космонавтики.
        Из полёта Владимир Сибиряков не вернулся. Последняя радиодепеша от него пришла, когда «Всплеск» вошёл уже в зону Проксимы Центавра. К сожалению, космические помехи настолько исказили депешу, что расшифровать её почти не удалось. Ясно было только, что «Всплекс» попал в беду.
        Горе профессора Сибирякова, потерявшего единственного сына, было неутешным. Но он нашёл в себе силу воли закончить Академию штурманов, а затем сумел убедить Совет Земли, и его назначили штурманом на «Каравеллу» - второй корабль землян, идущий на Аларди.

* * *
        Кир изо всех своих могучих сил барахтался в необычайно вязкой ледяной жидкости, барахтался до тех пор, пока не понял, что это бессмысленно. Тогда робот затих и, втянув щупальца, принялся вспоминать и анализировать недавние события. Два переломленных щупальца сильно «ныли», и Кир выключил их. Возможность выключать боль - и не только у робота, но и у человека это было одно из многочисленных изобретений профессора Алексея Николаевича Сибирякова. Идея Сибирякова была сразу же подхвачена медиками Солнечной системы. Сущность мысли профессора состояла в следующем. Что такое боль? Это крик повреждённого органа о неисправности, а значит - об угрозе. Скажем, человек поскользнулся и сломал ногу. Нервы ноги тотчас молнируют об этом головному мозгу, молнируют пронзительной болью.
        - Хорошо, я слышу, - как бы отвечает безмолвно мозг, - сейчас приму меры, прикажу телу ползти, позову на помощь людей!
        Но нога не унимается, продолжает мучительно болеть. А ведь эта боль уже ни к чему, она сделала своё полезное дело, сообщив мозгу о сломанной кости, и теперь боль идёт уже только во вред, раздражая нервы и способствуя накоплению токсинов в организме. Следовательно, боль необходимо выключить. Но как? Людям к тому времени было известно множество методов обезболивания. Институту Сибирякова удалось получить новый биофактор его назвали гермин, - который мог выключать боль в любом органе, причём длительность выключения определялась дозой гермина. Теперь гермин входил непременно в аптечный набор любой звёздной, да и не только звёздной, экспедиции. Там же, в Зелёном городке, был разработан вариант гермина для белковых роботов.
        Избавившись от боли, Кир снова и снова пытался наладить свою рацию, но все попытки были тщетны. Хуже всего было то, что робот не мог даже определить, в чём состоит повреждение. А ведь в создавшихся условиях рация была едва ли не единственной надеждой Кира: только с её помощью он мог бы попытаться установить связь если не с «Каравеллой», то хотя бы с Энквеном.
        Всё произошло так неожиданно…
        До гряды скал Кир и Энквен добрались быстро и без всяких приключений.
        - Здесь столько информации, что на Земле её не соберёшь и за тысячу лет, - сказал Кир, усиленно вращая антенной.
        - Только бы нам вернуться в целости, - заметил более осторожный Энквен (подобным качеством обладал и его человек-воспитатель там, в Зелёном городке).
        Аларди почти не имела атмосферы, поэтому роботы вели разговор с помощью радиосигналов.
        …По слегка всхолмлённой поверхности, чем-то напоминающей песчаную пустыню, которые когда-то были и на Земле, а теперь сохранились только в аравийском заповеднике, - по толстому слою оранжевой пыли, глубоко погружая выпущенные до отказа щупальца, быстро катились, изредка подпрыгивая, два массивных шара. Роботы могли включить реактивные двигатели, но капитан запретил делать это без крайней необходимости, опасаясь, что струя огня, вырывающаяся из дюз, может вызвать на поверхности Аларди взрыв или какую-нибудь другую непредвиденную реакцию. Насторожённо молчало всё вокруг, ни в ком не вызывали возмущения пришельцы из чужого мира. Кто знает, ступала ли когда-нибудь в эту бархатистую пыль нога живого существа?
        Кир и Энквен приблизились к скалам. Перед ними возвышались суровые пики, лишённые малейших признаков органической жизни. Наибольшее недоумение вызвали у роботов конические холмы безукоризненной геометрической формы. Сообразовавшись со всем, что он знал о горных породах, Кир решил, что передним какой-то неведомый кристалл, некий гигантский аналог пещерных сталактитов и сталагмитов. Но затем Кир включил рентгеновский аппарат. Невероятно! Вещество, из которого состояли конические холмы, оказалось непроницаемым для самых жёстких гамма-лучей. Ни Земля, ни вообще какая-нибудь из известных человеку планет не знали подобных веществ.
        Подкатившись к одному из конусов, Энквен принялся устанавливать локальный детонатор - прибор, дающий возможность производить направленный взрыв большой силы.
        - Зачем? - спросил у Энквена Кир, находившийся немного поодаль.
        - Хочу взять на «Каравеллу» образчик породы, - нехотя ответил Энквен.
        - Не надо! - бросился к нему Кир. Но было поздно. Беззвучно полыхнул у основания конического холма слепяще-белый взрыв. Но странно: ни малейшей трещины, ни самой малой вмятины не обозначилось на идеально гладкой светло-серой поверхности конуса. И вдруг… «Как во сне» мелькнуло у Кира это заимствованное у человека сравнение. Что такое сон, Кир, естественно, не знал: он никогда не спал, и ему было незнакомо подобное состояние. Но Кир судил о сне по описаниям - он очень любил читать (черта, перенятая у человека-воспитателя) и всё свободное время посвящал этому занятию. А читал он необычайно быстро и памятью обладал, как и его белковые братья, завидной. (Не памяти ли Кир был обязан тем, что в течение нескольких недель обучения стал чемпионом Зелёного городка по шахматам?)
        Конический холм не спеша приподнялся над почвой и двинулся к опешившему роботу. Энквен рванулся в сторону, но на мгновенье замешкался, зацепившись щупальцем за острый выступ скалы. Конус навис над роботом, а затем быстро опустился на него. Бросившийся на помощь Кир успел лишь заметить, что внутренность холма снизу была полая и пересекалась во всех направлениях каким-то подобием лиан различной толщины. Внезапно из вершины конуса ударил почти бесцветный луч, и необычайной силы излучение потрясло Кира. Достаточно было бы и тысячной доли такого излучения, чтобы убить человека: обычный космоскафандр не смог бы защитить его. Робот успел включить реадвигатель и, почти теряя способность к восприятию внешнего мира - то, что человек называет сознанием, - всё же заметил, что поднялся вверх метров на двести. Один из конусов также взлетел и погнался за Киром. Тем временем Кир окончательно пришёл в себя. Выбора не было. Враг, значительно более быстрый, уже настигал его. Быстро рассчитав скорость и направление летящего за ним конуса, Кир хладнокровно прицелился и выпустил в противника метровую ракету,
предназначенную для горных работ при высадке. Метровая торпеда стремительно скользнула навстречу преследователю, оставляя за собой фосфоресцирующий шлейф. Мгновенно из вершины конуса ударил луч всё того же излучения. Ракета круто изменила траекторию и, пройдя в каких-нибудь трёх метрах от конуса, умчалась в пространство, не причинив конусу никакого вреда.
        В это время Кир заметил, что из каждого конического холма, оставшегося на поверхности Аларди, протянулся вверх узкий голубоватый луч, так что в итоге образовался круговой частокол, внутри которого находился робот наедине со своим врагом. Используя двигатель на полную мощность, Киру до сих пор кое-как удавалось избегать встречи с лучом смерти, исходящим из летающего холма. Но остальные лучи, образовавшие частокол, продолжали неотвратимо сближаться.
        Тогда у Кира мгновенно возник план. Обмануть своего преследователя и попытаться уйти вверх со всей возможной скоростью. Это могло дать шансы на спасение, так как сила излучения - Кир знал это - резко падает с расстоянием. Робот решил пойти на хитрость. Он уменьшил собственную скорость, сведя её почти к нулю. Необходимо было усыпить бдительность врага. Киру стало ясно, что внутри конуса имеются и необычайно развитый управляющий мозг, и чуткие и точные исполнительные органы. В момент, когда робот остановился, вдали беззвучно полыхнул взрыв и высоко вверх поднялся подсвечиваемый снизу грязно-белый гриб: это потерявшая управление ракета Кира врезалась в безжизненную поверхность Аларди. Ощутив далёкий взрыв, конус замер в нерешительности, очевидно, опасаясь какого-нибудь подвоха со стороны Кира. Но Кир, повиснув в пространстве, ничего не предпринимал. И конус или разумное существо, находившееся в нём, - осмелел. Он стал медленно приближаться к Киру, очевидно, желая захватить его так же, как был захвачен Энквен. Луч смерти, исходящий из вершины, он выключил, чтобы не повредить трофей. Этого только и
ожидал Кир! Робот успел заметить, что для включения луча нужно время. Доли секунды, - этого достаточно. Как только луч погас, Кир на полную мощность включил выхлоп… Красный столб газов вырвался из дюз со страшной силой, и Кир успел взлететь на добрый десяток километров. Но в последний момент два луча, идущих снизу, качнулись и скрестились на нём. Это были острые, как игла, лучи. Они начисто срезали дюзы, и координация движений у Кира расстроилась. Пролетев ещё немного по инерции, Кир замер в пространстве, а потом рухнул с высоты вниз.
        «Сила тяжести на Аларди ничтожна по сравнению с земной», - это было последнее, что успел подумать Кир.

* * *
        …Если бы житель Земли попал сюда, его прежде всего поразило бы то, что он, возможно, назвал бы трёхмерностью мира алардиан. Именно трёхмерным назвал бы он это удивительное царство, ибо привычный ему земной мир можно в известном смысле назвать двумерным: ввиду значительного земного тяготения вся жизнь человеческая в основном развивается в двумерном пространстве на шаровой, а точнее - на геоидной поверхности планеты. «Мы прикованы к Земле, как Прометей - к скале», - сказал какой-то древний поэт-землянин в минуту чёрной меланхолии. Конечно, с тех пор многое изменилось. Человек научился преодолевать земное притяжение с помощью космических ракет. Да и на самой Земле он побеждал тяжесть. Новые синтетические материалы для строек делали архитектуру земных сооружений всё более независимой от тяготения; с каждым годом всё более смелые линии отмечали величественные сооружения Земли. Всё это так. И всё-таки… Дома, нацеленные прозрачными куполами ввысь, упирались фундаментами в землю. Ажурные мосты, переброшенные через углублённые и выправленные русла рек, также упирались обоими концами в земную почву. Да и
ходил человек не по воздуху, а по ней - по жёсткой, каменистой, или пыльной, горячей, или покрытой изумрудной ласкающей травой, или по залитой зеркально-гладким гудроном, - человек ходил по Земле.
        В мире же, куда попал бы изумлённый землянин, сила притяжения планеты почти не ощущалась. И это, конечно, не могло не сказаться на жизни, расцветшей на одной стороне Аларди буйным цветом.
        Подобно древнему спутнику Земли - Луне, которая обращена к Земле всё время одной стороной, вела себя и Аларди по отношению к своему солнцу - звезде Проксима Центавра. Впрочем, звезда была двойная, и Аларди обращалась вокруг общего центра тяжести. Часть поверхности, обращённая к багровому солнцу, была лишена признаков жизни: смертоносное излучение светила убивало здесь всё живое. Существовать здесь могли только организмы, защищённые цистой - оболочкой, непроницаемой для вредного излучения. С подобными существами и столкнулись Кир и Энквен. Больше ничего живого на этой стороне планеты не было.
        На другой же стороне маленькой планетки жизнь била ключом! Причём жизнь трёхмерная. Фантастических форм сооружения свободно висели в пространстве, прикрепляясь к почве лишь немногочисленными гибкими соединениями. Между ними беспорядочно шныряли существа, по форме напоминающие сферу с колеблющейся поверхностью. Передвигались они довольно быстро и как бы толчками. Вся поверхность тела алардиан была покрыта тонкой, но чрезвычайно прочной органической оболочкой. Каждое существо было снабжено пятью длинными и цепкими лапами-щупальцами. Эти организмы не знали слов и вообще звуков - они жили в мире полного безмолвия. Ведь Аларди не имела воздушной оболочки, способной передавать звуки. Существа общались друг с другом с помощью электромагнитных сигналов, возбуждаемых биотоками мозга и усиливаемых специальным органом.
        …Зрение Кира постепенно приспосабливалось к новым условиям - нечто подобное не раз бывало на учениях в Зелёном городке, - вскоре робот стал кое-что разбирать. До того как Кира поместили сюда, в эту оболочку, наполненную вязкой жидкостью, он успел несколько минут понаблюдать картины жизни алардиан, необычайно остро врезавшиеся в его память. Когда он вернётся на Землю - Голубую планету, миллиарды людей увидят эти диковинные картины на экранах своих видеозоров, - Кир воспроизведёт всё, до мельчайшей детали. Но это при условии, что он возвратится на Землю…
        Вскоре Кир различил, что оболочку, внутри которой он находится, цепко держат в лапах-щупальцах два существа неведомого Киру вида. Огромная информационная память робота не могла найти в своих упорядоченных недрах ничего, подобного этим существам. На планетах околосолнечного пространства таких существ не было.
        Существа, державшие Кира, передвигались с большой скоростью, по расчётам Кира - километров восемьсот в час. Позади таял лёгкий фосфоресцирующий след от трудолюбиво пульсирующих двигателей.
        «Двигатели, безусловно, искусственные, - решил Кир после продолжительного наблюдения. - Но как удачно сливаются они с живым организмом! Они как бы вмонтированы в тело, являясь его естественным продолжением».
        Вскоре строения алардиан кончились, и глубоко внизу снова потянулась унылая равнина, озаряемая красноватым светом.

* * *
        Энквена доставили в круглое помещение, здесь щупальца робота намертво прикрепили какими-то зажимами к полу.
        Алардиане бороздили пространство во всех направлениях. Энквен жадно фиксировал всё происходящее и пытался в нём разобраться. Он постепенно наловчился улавливать и различать электромагнитные сигналы, с помощью которых существа переговаривались друг с другом. Энквен даже стал уже различать отдельных алардиан, - сначала все они казались ему одинаковыми. Сигналы, которыми обменивались существа, чередовались с неимоверной быстротой. «Вероятно, подобие азбуки Морзе», - решил Энквен, ум которого был склонен к поискам аналогий.
        Проходили долгие часы, а всё оставалось по-прежнему: всё так же беспорядочно сновали алардиане, наполнявшие помещение. Одни влетали в многочисленные отверстия, другие, покружившись и, очевидно, сообщив что-то остальным, вылетали обратно. Третьи висели в пространстве неподвижно, приняв самые произвольные позы.
        Но вот, видимо, получив какие-то сигналы, алардиане засуетились ещё сильнее. Несколько из них приблизились к Энквену и открепили его щупальца, а затем, накрепко обхватив его, поволокли прочь, поднявшись высоко вверх. Глубоко внизу Энквен видел диковинные конструкции, вибрирующие иглы, напоминающие шпили, и прозрачные полусферы, похожие на глыбы багрового льда. Наступала темнота, и купола ярко светились. На миг у Энквена возникло сильнейшее желание рвануться изо всех сил и бежать от своих тюремщиков. Но тут же мозг подсказал ему, что в этом случае вероятность спасения равна нулю: слишком уж быстры были алардиане и слишком много их было вокруг.
        После получасового полёта конвоиры Энквена замедлили скорость и наконец остановились перед сооружением, свободно парящим в пространстве. Сверкающие линии конструкций образовывали свободные спирали, разбегающиеся во все стороны. Пока алардиане совещались, Энквен успел сделать несколько снимков сооружения с разных точек, и его информационная память пополнилась ещё десятком уникальных кадров.
        Втолкнув несопротивляющегося Энквена внутрь помещения, конвоиры закрепили его щупальца и удалились.
        Робот огляделся. Зыбкий волнообразный свет неизвестного происхождения лился с окружающих плоскостей и выпуклостей. Внезапно в дальнем люке, ведущем в туннель, Энквен уловил какое-то движение. Робот мгновенно пришёл в состояние боевой готовности и изо всех сил напрягся, чтобы вырваться, но тщетно. В этот миг Энквен пожалел, что не сделал раньше попытки убежать. Между тем вылезшее из люка существо медленно приблизилось к Энквену. От других алардиан оно отличалось несколько б?льшими размерами, а также тем, что поверхность его тела, как и стены помещения, светилась мерцающим фиолетовым светом.
        Энквен почувствовал, что алардианин обращается к нему. Микроантенны робота отчаянно заметались, улавливая сигналы.
        Вскоре Энквен стал различать в сигналах алардианина определённый порядок, но найти в них какой бы то ни было смысл ему никак не удавалось.
        Через некоторое время, убедившись в том, что Энквен не питает к нему никаких враждебных намерений, алардианин освободил щупальца робота, затем слегка подтолкнул его. Энквен сделал несколько шагов.
        Неожиданно алардианин с силой толкнул Энквена к противоположной стене, так что робот еле удержал равновесие. Энквен уже приготовился было подороже продать свою жизнь и вцепиться в алардианина, но в этот момент огромная, слегка вогнутая стена, возле которой он находился, неожиданно вспыхнула и засветилась нежным розовым светом. «Экран», - догадался Энквен.
        Внутренний ли механизм показывал эти картины? Или сам алардианин вызывал их на экране каким-то неведомым Энквену способом? Этого робот не знал.
        По овальной поверхности проплывали строения, которые Энквен видел уже мельком, когда его доставляли сюда. Строения, казалось, свободно парили в пространстве. Алардиане сновали между ними во всех направлениях. Затем на экране показались какие-то приспособления и машины, неведомые Энквену. Робот жадно запоминал всё, что двигалось перед ним.
        Но вот экран на несколько мгновений очистился. Затем его поверхность стала медленно темнеть, наливаясь из глубины алой краской того же оттенка, что и алардианское солнце - Проксима Центавра. И вот по вогнутой поверхности двинулись слева направо вращающиеся на ходу фигуры различных геометрических форм: клинообразные конусы сменялись треугольниками и трапециями, некоторые фигуры были посложнее, часть из них напоминала Энквену фигуры виденных им алардиан.
        «Возможно, это их письменность, нечто вроде древнеегипетских иероглифов», - сделал вывод мозг Энквена. Внезапно перед роботом появилась странно знакомая картина. В первую минуту Энквен не смог сообразить, где он видел всё это…
        …В глубине экрана быстро проплывает ровная пустыня, покрытая оранжевой пылью. Не спеша вырастают вдали скалы: массивные базальты сглаженных очертаний, серо-чёрного цвета… Круглые конические холмы безукоризненной геометрической формы… Наконец острые и высокие пики, окаймляющие гряду скал. Что это? Информационная память Энквена работает лихорадочно быстро. Напрасно он рылся в дебрях её. Ведь это же та самая местность, где они высадились вместе с Киром!
        «Где-то сейчас Кир? Что с ним? - по ассоциации возникло у Энквена. - Что со звездолётом и экипажем?»
        Между тем скалы, заполнившие весь экран, стали медленно уплывать куда-то в глубь. В итоге через несколько минут перед поражённым Энквеном возникла как бы рельефная карта большого участка поверхности Аларди. Атмосферы нет, и все детали видны необычайно отчётливо. А это что?
        На экране проступила вдруг густая сетка, составленная из прямых равноотстоящих параллельных линий, пересечённых такими же линиями под прямым углом. Энквен продолжал вглядываться в багровую поверхность экрана. «Эти линии - координатная сетка», - вдруг осенило его.
        Алардианин заметил, что робот начал проявлять признаки понимания, и стал время от времени касаться Энквена, указывая щупальцем то на экран, то на робота.
        Энквен припомнил один из радиосигналов, которыми обменивались транспортировавшие его существа. Робот ещё тогда решил, основываясь больше на великолепно развитой интуиции, что этот сигнал является утвердительным ответом на вопрос, чем-то вроде «Да!» на человеческом языке. Теперь Энквен с помощью передатчика воспроизвёл этот сигнал. Приняв его, алардианин заметно оживился. Он стал ещё резче теребить Энквена, затем подтолкнул его почти вплотную к экрану и начал водить щупальцем по координатной сетке.
        Энквен предположил, что алардианина интересует место их с Киром высадки, и, протянув осторожно своё щупальце, робот указал точку поодаль от скальной гряды. Теперь уже утвердительный сигнал испустил алардианин, и Энквен понял, что удовлетворил его любопытство.
        Алардианин немедленно начал посылать в эфир мощные радиосигналы, очевидно, сообщая о своём успехе.
        Энквен, переместившись к алардианину, захотел показать, что питает к нему самые дружелюбные чувства, и протянул для этого щупальце, желая погладить собеседника (повадка, также позаимствованная Энквеном ещё в Зелёном городке у своего человека-воспитателя). Но алардианин истолковал жест Энквена совсем иначе. Быстро отскочив в сторону и вверх, так что вспыхнуло голубоватое пламя двигателя, алардианин испустил несколько призывных радиосигналов. Немедленно в иллюминаторы помещения влетело двое существ, очевидно, находившихся неподалёку. Они почти одновременно испустили утвердительный ответ, а затем ловко скрепили все щупальца Энквена гибкими и прочными приспособлениями. «Как кандалы, виденные мной в историческом музее», - непроизвольно мелькнуло в мозгу Энквена. В этот миг в иллюминатор влетел ещё один алардианин. В передних щупальцах он держал какое-то орудие, показавшееся Энквену лучевой пушкой.
        Робот успел ещё послать на «Каравеллу» отчаянную радиограмму, без надежды на то, что она дойдёт:
        «Кир пропал. Я также гибну. Следов капитана Владимира не обнаружено. Энквен…»
        В тот же миг влетевший последним алардианин подскочил к Энквену и заключил его в оболочку, которую робот принял сначала за орудие смерти. Вещество оболочки оказалось непроницаемым для сигналов, и мир для Энквена погрузился во мрак.
        В следующую минуту с помощью своего гироскопа Энквен догадался, что его куда-то перемещают, и довольно быстро.

* * *
        Пётр Голубничий с волнением следил за секундной стрелкой хронометра. Ровно через пятнадцать минут он должен был ввести штурману полную ампулу биостимулятора - прошло уже четыре часа после того, как капитан повернул верньер на пульте, и тело Алексея в течение нескольких миллионных долей секунды пронзил ток в сорок тысяч вольт…
        Перед этим Петру посчастливилось отыскать в картотеке информатория «Каравеллы» подробное описание метода электранса профессора Иро Мичи. Здесь приводилась полная схема расположения электродов на теле в момент включения тока, а также давалась структурная формула биофактора, который нужно было вводить в организм для блокировки жизненно важных органов.
        К великой радости капитан обнаружил нужные препараты в аптечке корабля, и Пётр помянул добрым словом всех тех заботливых и дотошных людей, которые занимались снаряжением и комплектованием «Каравеллы».
        Уже более четырёх часов прошло с того момента, как Алексей Сибиряков погрузился в глубокое забытьё, подобное смерти. Голубничий в последний раз глянул на мерцающий циферблат: пора!..
        Осторожно обнажив безвольную руку друга, Пётр стал протирать ватой, смоченной в спирте, место для инъекции: он ни за что не хотел доверить введение фактора какому-нибудь роботу. Внезапно резко дрогнули и заплясали стрелки приборов на штурманском пульте. «Термоядерный взрыв!» - безошибочно определил капитан. Значит, Кир и Энквен нарушили запрет. Хотя, возможно, в этом была крайняя необходимость? Как он хотел бы быть теперь там, внизу, на Аларди! Но Координационный совет Земли перед стартом «Каравеллы» принял решение - на неведомую планету сначала высаживаются роботы, и лишь потом - люди, в случае, если высадка роботов произойдёт благополучно.
        Мысли Голубничего завертелись роем. «Если детонация коснётся антивещества на поверхности Аларди будет плохо… Надо хотя бы на время отдалить «Каравеллу», перейти на новую стационарную орбиту…»
        Отдав дежурному роботу необходимые распоряжения, капитан вновь вернулся к неподвижному Алексею. Он ввёл ему в вену биораствор, затем поправил белую плотную повязку на глазах: снять её можно будет не раньше, чем через десять часов. Неотвязная мысль тревожила капитана в тот момент, когда он поправлял безжизненно запрокинутую голову Алексея. Что, если он, новоиспечённый врач, в чём-то ошибся?..
        Старая записная книжка капитана, до того свободно парившая в воздухе, вдруг плавно опустилась к нему на колени. Мысли Голубничего до того были заняты Алексеем, что прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что это вступили в действие инерционные силы: «Каравелла» включила двигатели малого манёвра.

* * *
        Кир жадно оглядывал камеру, в которую его только посадили. Мог ли он знать, что здесь за час до этого находился Энквен?
        Перебрав тысячи всевозможных вариантов дальнейших действий, Кир решил пойти на хитрость.
        Когда алардиане вскрыли баллон, они сочли Кира мёртвым: он никак не реагировал на их прикосновения. Освободив Кира от вязкой среды, в которой он находился, алардиане удалились.
        Немного выждав, Кир осторожно приподнял плёнку, закрывавшую глаз-фотоэлемент. Прежде всего он убедился, что в помещении никого нет. Затем Кир включил дальновидение. На своём обзорном экране он явственно увидел то, что происходит вне помещения. Вокруг стремительно проносились алардиане. В чуткие уши-приборы Кира хлестали электромагнитные волны самых разнообразных частот и амплитуд. Они буквально «оглушали» Кира, и робот уменьшил чувствительность. Мгновенно мир буйно пляшущих и обгоняющих друг друга сигналов утих, отодвинувшись куда-то вглубь.
        «Шансы пробиться сквозь полчища алардиан ничтожны, - оценивал обстановку электронный мозг Кира. - Но это - единственная возможность. С минуты на минуту сюда могут войти, поэтому надо спешить».
        Мгновенно сделав расчёт, робот прыгнул в ближний иллюминатор. Кир недоучел малую силу тяжести и поэтому с силой задел край иллюминатора, - из тусклого неведомого металла брызнул сноп искр: так силён был удар. Тревожно дрогнула стрелка шкалы повреждений Кира, но разбираться в её показаниях не было времени.
        На выходе из иллюминатора в «глаза» Кира ударил красноватый, полупрозрачный для человека свет, для Кира же видимость и сейчас была отличной. Вот бы включить реадвигатель! Но мозг не отдал такого приказа: он знал, что дюзы двигателя начисто сметены ещё во время первой стычки Кира.
        Медленно, подобный гигантской снежинке, опускался Кир на негостеприимную поверхность Аларди. А в эфир уже неслись тревожные сигналы заметивших беглеца алардиан. На максимальной скорости упругий поблёскивающий шар нёсся по поверхности чужой планеты, делая гигантские прыжки. Щупальца цепко хватались за малейшую неровность почвы, подчинённые единому стремлению - вперёд! Наперерез Киру выскочил алардианин. Робот в каком-то непостижимом броске сумел увернуться от встречи. Однако тут же на Кира сверху спикировал второй. Кир вступил с ним в единоборство. Но щупальца его сразу же увязли, и не было никакой возможности их освободить. В это время на робота набросилось ещё несколько существ. С каждым мгновением их становилось всё больше. Кира раздражали их тревожные, необычайно интенсивные радиосигналы. Внезапно страшный электрический разряд потряс робота. Координатор Кира отказал, и щупальца его беспомощно повисли. Однако способность Кира воспринимать и анализировать внешние впечатления ещё не потускнела.
        Между тем алардиане, уцепившись за безжизненные щупальца своего пленника, подняли его и поспешно водворили в то самое помещение, откуда он так неудачно бежал.
        Все события разместились на интервале немногим более одной минуты…
        Прикрепив щупальца Кира к полу, почти все алардиане удалились. Остался алардианин, перед этим пытавшийся наладить контакт со вторым, точь-в-точь таким же странным шаром. И эта попытка оказалась небезуспешной: шар сообщил ему координаты высадки пришельцев на поверхности Аларди.
        Откуда пришли эти существа? Чего им нужно? Не хотят ли они захватить Аларди, уничтожив алардиан?
        После происшедшего в пространстве взрыва корабль исчез из поля зрения алардиан (они, конечно, не могли знать, что это «Каравелла» включила свои магнитные поглотители). С тех пор локаторы алардиан напрасно рыскали по небу в поисках ракеты пришельцев. Потому и щадили пока что алардиане своих пленников: с их помощью они надеялись захватить звездолёт.
        Оставшийся наедине с Киром алардианин несколько раз безбоязненно приближался к роботу, касался его бессильных щупалец. При этом фоточувствительные пятна на поверхности существа возбуждённо шевелились, в «уши» Кира лился непрерывный поток неведомых радиосигналов.
        В это время алардианин подошёл к стене и включил экран. Перед Киром, однако, не проплывали все те фантастические картины, которые показывались Энквену. На экране сразу же возникла знакомая Киру местность - точка их столь неудачной высадки на Аларди.
        Алардианин желал уточнить координаты места высадки пришельцев - видимо, данные Энквена оказались неточными. Увидев координатную сетку на поверхности экрана, Кир сразу же догадался, чего хочет от него это существо. «Назвать координаты - значит дать им возможность вычислить орбиту корабля», чётко сформулировал вывод мозг Кира. - «Но в случае отказа алардиане могут меня уничтожить. Пусть! Лучше погибнуть одному, чем поставить под удар «Каравеллу».
        Наконец, решив, что в результате электрического удара Кир утратил если не всю способность к восприятию, то значительную её часть, - алардианин прекратил попытки добиться чего-нибудь от робота. Он раздумывал: что же теперь делать с ненужным пленником?
        Между тем в мозгу Кира созрела идея…
        Он стал более внимательно вглядываться в простейшие образы и правильные геометрические фигуры, которые сменили на экране поверхность Аларди в точке высадки роботов, поверхность, знакомую Киру до мельчайших деталей.

* * *
        Голубничий сидел подле штурмана, подобный каменному изваянию. Наконец у Алексея слегка дрогнула рука, он слабо пошевелился. Штурман начинал приходить в сознание. Он застонал и сделал попытку подняться.
        - Лежи, лежи! - придержал его капитан. - Тебе нужен абсолютный покой.
        - Итак, я вернулся, - попробовал пошутить Алексей.
        - Знаешь, улыбнулся Пётр, - когда медицинский центр Земли запретит мне участие в космических полётах, я обязательно переквалифицируюсь во врача…
        В серебристом свете белая повязка Алексея выделялась особенно рельефно.
        - Послушай, - встревоженно сказал штурман, к чему-то прислушиваясь. - Что такое? Двигатели «Каравеллы» включены? Куда мы летим?..
        - Я решил перейти на новую орбиту…
        - Высадка? - обрадованно вскрикнул Алексей.
        - Наоборот, - капитан поиграл желваками. - Мы удаляемся от Аларди.
        - А что произошло?
        Голубничий рассказал штурману о далёком взрыве внизу и о своих опасениях.
        В этот момент неслышно влетевший в рубку Ин Сав доложил, что «Каравелла» вышла на заданную орбиту.
        - Что делать? - спросил он голосом, лишённым всякого выражения.
        - Отключи двигатели манёвра, - сказал капитан. Чересчур педантичный робот, почти лишённый собственной инициативы, раздражал его, и Пётр Петрович вновь представил себе Кира - гордость Зелёного городка.
        - Что радирует Кир? - как бы угадав его мысли, спросил Алексей Николаевич.
        - Пока ничего нет.
        Штурман ощупал повязку.
        - Больно? - спросил капитан. - Гораздо меньше. Скоро снимать?
        Голубничий бросил взгляд на хронометр.
        - Прошёл только час.
        - Только час!.. - повторил штурман.
        - Да. Ещё девять часов, - вздохнул капитан.

* * *
        В то время, как двое людей на «Каравелле» напряжённо ждали результатов электранса, Энквен после долгого пути прибыл к месту назначения.
        Освободив робота от непроницаемой оболочки, алардиане бросили его в помещение и затем жёстко задраили входное отверстие. Здесь было совершенно темно.
        Убедившись, что он свободен от пут, Энквен принялся осторожно осваивать помещение. Так уж был он запрограммирован.
        Энквен сделал несколько шагов и остановился. Он уже успел сделать несколько инфраснимков, которые могли производиться в полной темноте. Теперь он решил, что нужен ещё рельефный снимок. Быстро выбрав из инструментов, которые всегда были при нём, длинный нейтритовый стержень, робот укрепил на конце его крохотную каплю беловатого вещества - термовзрывчатки, затем поднял щупальце со стержнем как можно выше и нажал контакт. Ослепительно вспыхнуло белое пламя, похожее на взрыв шаровой молнии. На миг отступила и вновь сомкнулась плотная тьма. Но Энквен не сделал снимка. Его мозг пришёл в состояние величайшего удивления: индикатор робота показал наличие в помещении… кислорода!.. Световая точка, которая с момента высадки роботов на Аларди прочно обосновалась на шкале под словом «вакуум», вдруг дрогнула и поползла влево…
        Произвести анализ атмосферы было делом несложным и привычным: сотни раз он проделывал подобные операции на испытательных полигонах Зелёного городка. Через несколько секунд узкая лента перфокарты сообщила Энквену, что состав атмосферы в точности соответствует земному. А давление? Микробарометр Энквена показал 760 миллиметров ртутного столба. Нормальное земное давление. Здесь, на поверхности Аларди?
        В первую минуту Энквен был поставлен в тупик показаниями приборов. Озадаченный мозг переключился на высший регистр, пытаясь найти всему этому наиболее вероятное обоснование. Фотоэлементы его быстро замигали, свидетельствуя о напряжённой работе мысли.
        Возникало сразу два вопроса. Во-первых - откуда взялась здесь атмосфера? И во-вторых, почему состав её с такой удивительной точностью совпадает с составом земного воздуха? Второй факт был самым поразительным.
        Внезапно в углу комнаты раздался лёгкий щелчок, и всё помещение осветилось люминесцентной трубкой, пересекающей наискось потолок. Тускло мерцали стены из неизвестного Энквену металла. Трубка озарила несколько арок, смыкающихся высоко вверху.
        Заинтересованный Энквен двинулся к огромной груде обломков, возвышавшейся в дальнем углу. Шёл он осторожно и, сделав шаг, замирал, держа в воздухе застывшее щупальце. Казалось, обломки обладают для робота какой-то притягательной силой.
        Подойдя к груде, Энквен остановился. Как попали сюда эти спирали, клапаны и амортизаторы? Откуда эти до неузнаваемости изуродованные дюзы? Энквен поднял из груды искарёженный обломок металла. Его мелкозернистый излом голубовато светился. Неужели это ардид - сверхтвёрдый сплав, изобретённый на Земле? Спектрограф подтвердил предположение Энквена. Но откуда здесь ардид? Неужели его сумели изобрести алардиане? Энквен решил, что необходимо разобрать груду. Пред ним острым углом торчала массивная изогнутая плита, которая засветилась под инфракрасным лучом, направленным на неё Энквеном. Робот уцепился за плиту и с большой силой дёрнул её. Плита выскользнула неожиданно легко и силой инерции сбила Энквена, который, не удержавшись, откатился на несколько метров. Но настойчивости Энквену было не занимать! Он снова подошёл к груде обломков и принялся за намеченное дело.
        Энквен так увлёкся работой, что в первую минуту не обратил внимания на тревожные сигналы локатора-сторожа. Но сигналы, вначале слабые, в несколько секунд усилились до предела. Робот напрягся и застыл в неподвижности. Все системы его мгновенно переключились на высшую готовность.
        Из-за продолговатой груды обломков показалась какая-то странная фигура. Она медленно приближалась к Энквену. Существо передвигалось с помощью двух ног, точь-в-точь, как человек.
        В следующую секунду Энквен, описав длинную параболу, метнулся в противоположный угол, где помещалось входное отверстие. Но люк был наглухо задраен. Энквен несколько раз с силой ударился о шершавую кромку металла, но иллюминатор не поддавался.
        Между тем существо медленно, но безбоязненно приближалось к Энквену. Робот приготовился к последней схватке. Щупальцы его поджались, ждущие лишь сигнала к прыжку. Вдруг… слабый голос нарушил напряжённое молчание:
        - Ты ведь с Земли? С Голубой планеты?..
        «Ловушка! - мелькнуло у робота. - Но к чему? - тут же возникла другая мысль, - алардиане могли уничтожить Энквена и раньше».
        - Отвечай, потребовало существо.
        «Тембр голоса знаком», - сообщила информационная память. Энквен знал, что среди многих миллиардов людей, счастливо живущих в обширной Солнечной системе, невозможно встретить даже двух с одинаковым тембром. Кто же это?..
        Неясная догадка заставила ядерное сердце Энквена забиться быстрее, но понадобилось ещё несколько долгих мгновений, прежде чем безошибочная память Энквена, проведя огромную работу, сообщила мозгу свой вывод.
        Вывод был сногсшибателен:
        «Голос принадлежит капитану Владимиру…». И Энквен вспомнил!.. Из разбуженной памяти робота хлынули десятки картин - одна ярче другой. Земля… Зелёный городок. Испытания одно за другим - на выносливость, на сообразительность, на решение логических задач, на определение звёздного параллакса, на расчёт ядерных реакций… И строгий человек-воспитатель Владимир, от которого не ускользнёт ни одна, самая малая ошибка… Как несовершенен и неуклюж был тогда Энквен!.. Как часто он сваливался с простейшего снаряда горизонтальной штанги, не умея поддержать нужного равновесия. Даже плавать тогда он ещё не умел. Но память уже тогда была у Энквена завидная. В её блоках прочно оседали все окружающие впечатления. И Энквен хорошо запомнил, как стартовал корабль, который повёл молодой капитан Владимир…
        Итак, человек Владимир жив…
        «Это человек, несомненно, человек, - соображал Энквен, в то время как существо продолжало приближаться к нему, - но он совершенно не похож на капитана Владимира. Да, но тембр… тембр принадлежит ему, первому воспитателю Энквена».
        - Я создан в Зелёном городке, - вырвалось у Энквена, хотя он не сумел ещё разобраться во всём происходящем.
        - В Зелёном… - голос человека прервался. В этот момент он шагнул на свет, и черты его измождённого лица показались Энквену знакомыми.
        - Я - Энквен, громко сказал робот, и эта фраза живо напомнила ему то далёкое время, когда он только ещё учился говорить: ведь это была первая фраза, выученная и произнесённая им…
        - Здравствуй, - устало сказал человек и пошатнулся. Энквен ловко поддержал Владимира.
        - Я знал… я знал, что Земля пришлёт мне помощь, - прошептал капитан, опираясь на упругое щупальце Энквена.

* * *
        - Держись, штурман, - сказал Голубничий, стараясь, чтобы голос звучал ровно, - сейчас будем снимать твою повязку.
        - Посмотрим на метод Иро Мичи в действии, - откликнулся бледный Алексей. - Сколько ещё?
        - Десять минут. Потерпи уж!
        - Ты знаешь, Пётр, я думаю, что слепота - это, пожалуй, самое страшное, что может постигнуть человека, - штурман провёл рукой по повязке, туго охватывающей лицо.
        Капитан промолчал. Молчал и пульт связи: со времени третьей, такой хаотичной и тревожной радиограммы от Кира и Энквена ничего не было…
        - Пора, - сказал наконец Пётр Петрович, бросив взгляд на хронометр. Штурман выпрямился в кресле, крепко вцепившись в подлокотники. Вся фигура его выражала напряжённое ожидание.
        Капитан осторожно разматывал повязку. Сняв, он отшвырнул её, и белый ком, разворачиваясь, не спеша поплыл к противоположной стенке отсека: «Каравелла» шла вокруг Аларди снова по стационарной орбите, и на корабле господствовала невесомость.
        Алексей Николаевич медленно провёл ладонями по лицу, затем, отняв руки, неуверенно открыл глаза.
        Капитан глядел на него, с каждой секундой мрачнея.
        - Ты свет, что ли, позабыл включить… - сказал штурман после мучительной паузы.
        От ответа капитана избавил оживший пульт. На нём вспыхнули часто замигал зелёный глазок принимающего устройства. Одновременно негромко зазвучала призывная мелодия.
        - Кир! - воскликнул капитан. Он бросился к пульту, перебирая руками по губчатой штанге, необходимой в условиях невесомости.
        Но Пётр Голубничий ошибся. Это была до невероятности искажённая радиограмма от Энквена. С огромным трудом капитану удалось восстановить текст:
        «…Кир пропал… Я также гибну… Следов капитана Владимира не обнаружено… Энквен…»
        - Что ты принял? - спросил штурман, повернув лицо на звук, издаваемый пультом.
        Капитан прочёл радиограмму вслух.
        - Ну вот и всё, - медленно произнёс Алексей.
        Мелодия пульта, постепенно замирая, умерла на самой высокой ноте.
        - Всё, - повторил штурман после долгого молчания.

* * *
        Когда перед Киром на огромном, слегка вогнутом экране, мягко светящемся розовым светом, стали проплывать то медленно, то быстро вращаясь, правильные геометрические фигуры - конусы, треугольники и сплюснутые овалы, - в электронном мозгу Кира родилась великолепная мысль. В сущности, она была очень проста, эта мысль.
        «Если алардиане существа разумные - а судя по всему виденному, это несомненно, - мыслил Кир, - то, очевидно, у них обязательно должны иметься отвлечённые понятия, обобщённые образы, как говорил в Зелёном городке человек-воспитатель. Без этого никакое мышление невозможно. Например, у алардиан должно фигурировать понятие «скалы». Это - не массивные, сглаженные неведомыми силами базальтовые возвышенности. Это - не круглые конусы безукоризненной формы. Это, наконец, неострые кинжальные пики, состоящие из чистейшего алмаза. Нет! Это - и то, и другое, и третье вместе. Это - общее понятие. И такие понятия непременно должны быть у алардиан. Но если это так, то почему нельзя каждое такое понятие связать с каким-нибудь определённым, например, электромагнитным сигналом определённой частоты и продолжительности?»
        Фигуры на экране продолжали сменяться. Мозг Кира напряжённо работал.
        «Эти самые сигналы и будут служить как бы подобием того, что люди называют словами. А уж если будет достаточный запас слов, - сразу же станет возможным и общение с алардианами».
        Придя к такому заключению, Кир попытался как можно точнее воспроизвести несколько радиосигналов, которые он услышал и запомнил раньше.
        Очевидно, попытки Кира увенчались успехом, так как после его сигналов алардианин пришёл в сильное возбуждение. Это выразилось в том, что он подскочил к роботу и стал быстро водить своими щупальцами по гладкой нейтритовой «коже» Кира.
        Однако до полного взаимопонимания было ещё очень далеко.
        К счастью, примерно через час алардианин, видимо, стал догадываться об остроумном замысле Кира.
        Алардианин вызвал на экране поверхность планеты, которую заставил медленно вращаться. Перед Киром проплывала унылая однообразная равнина, изредка оживляемая грядами скал и холмов. Это был - как успел заметить робот - типичный алардианский пейзаж. В то же время хозяин несколько раз подряд «произнёс» один и тот же короткий сигнал.
        «Видимо, это аналог слова «земля», - сделал вывод мозг Кира. Робот запомнил этот сигнал и попытался повторить его. После нескольких попыток ему это удалось.
        Затем алардианин вызвал на экране образ себе подобного существа. Теперь Кир сделал логический вывод, что новый радиосигнал алардианина схож по смыслу со словом «человек».
        Таким образом, ещё через несколько часов у алардианина и Кира в запасе было уже до десятка общих слов.
        Поэтому Кир был удивлён, когда хозяин внезапно удалился, предварительно полностью освободив щупальца Кира от пут. Впрочем, выходной иллюминатор он по-прежнему наглухо задраил.
        К этому времени Кир почти полностью оправился от страшного удара, полученного накануне.
        Прежде всего робот сразу же попытался отправить телеграмму на «Каравеллу», чтобы сообщить обо всех последних событиях. Однако Кир тут же убедился, что передатчик не восстановился. Тогда Кир принялся за починку рации.
        Алардианин всё не появлялся, и Кир решил, что хозяин, как и всякое живое существо, просто-напросто нуждается время от времени в отдыхе. Но кто мог знать, сколько будет отсутствовать алардианин? Поэтому надо было спешить: хозяин помещения мог заявиться в любую минуту. Ловкие щупальца Кира быстро разобрали рацию на детали и теперь робот перебирал их в поисках повреждений. Кир припомнил, как однажды в подобном же случае - это было ещё в Зелёном - к нему подошёл сзади строгий профессор Алексей Николаевич Сибиряков и, глядя, как ловко монтировал Кир мельчайшие детали приёмника, сказал негромко:
        - Ты - словно человек, который промывает и перевязывает свою рану…
        Повреждения в рации оказались довольно серьёзными. Поэтому Кир решил не рисковать и отложить починку рации до более удобного времени. Он установил рацию на место, и как раз вовремя: чуткий сейсмограф сообщил роботу, что иллюминатор начинают открывать.
        Через несколько секунд в помещение влетел прежний алардианин.
        На сей раз «беседа» алардианина с Киром была ещё более результативной, чем предыдущая. Запас общих слов и понятий почти учетверился, - правда, после нескольких довольно трудных для обеих сторон часов. В наиболее тяжёлых случаях на помощь приходил экран, на котором алардианин вызывал образ, необходимый по ходу беседы.
        Несколько раз ткнув Кира щупальцем, алардианин испустил незнакомый сигнал и вызвал на экране участок звёздного неба. На чёрно-бархатном фоне загорелись немигающие созвездия…
        Кир решил, что у него спрашивают, откуда прилетели неведомые пришельцы. Робот попытался было ответить алардианину, но вскоре убедился в бессмысленности этой попытки: такие понятия, как планета, Земля, Солнце, Галактика ещё не стали общими для Кира и алардианина.
        Тогда алардианин вызвал на экране новый образ. Созвездия исчезли, и из глубины экрана величественно выплыл звёздный корабль, очертания которого показались Киру удивительно знакомыми. Благородная линия дюз… Штурманский отсек, похожий на удлинённую серебристую каплю… Стремительные спирали магнитной ловушки… Зеркальная чаша ионного отражателя. Неужели это?… Лишь десятые доли секунды понадобились роботу, чтобы отыскать в памяти нужный микроблок, но ответ был столь необычным, что Кир усомнился - впервые за десятки лет своего обучения и затем полёта на «Каравелле» - в безукоризненности собственной памяти. В это время, сделав манёвр, корабль на экране развернулся, и Кир увидел надпись, сделанную люминофором на боку корабля: «ВСПЛЕСК», сообщали угловатые буквы. «Всплеск»! Корабль, который давно повёл на Проксиму капитан Владимир, сын профессора Сибирякова! «Всплеск», который не вернулся из полёта.
        Алардианин, конечно, заметил необычное возбуждение Кира. Робот непрерывно испускал радиосигналы, пытаясь задать вопрос что сталось с этой ракетой? Какова судьба капитана и членов экипажа - роботов?
        И по экрану понеслись, сменяя друг друга, странные картины…
        …Толпы, а точнее - стаи возбуждённых алардиан на просторной площади. В центре площади огромное сооружение, увенчанное сверкающим куполом, который непрерывно вращается, багровый в лучах Проксимы. На многочисленных экранах, расположенных вокруг сооружения и обращённых во все стороны одна и та же картина: на фоне чёрного неба - небольшая полоска, из которой вырывается ослепительный шлейф пламени.
        …Круглое помещение, похожее на то, в котором находятся сейчас Кир с алардианином. Четыре существа находятся посреди зала, а вся сферическая поверхность комнаты светится слабым излучением. Зрение алардиан, по-видимому, хорошо приспособлено к окружающим условиям. Они, как и Кир сейчас, отлично видят и голубоватые острые точки многочисленных звёзд, усеявших сферический астроэкран, и огненные хвосты изредка мелькающих комет, и слабо светящиеся облака гигантских мезонных скоплений. Но не это их сейчас привлекает.
        Внимание каждого из четырёх алардиан приковано к одному и тому же участку звёздного неба: здесь, отчётливо видимая с помощью электронного увеличителя, застыла неведомая ракета пришельцев…
        Алардиане оживлённо переговариваются, то и дело указывая на огненного гостя.
        …Несколько алардиан суетятся вокруг какой-то неизвестной Киру установки. Главную часть установки составляет сужающаяся к концу труба, длиной примерно в семьдесят пять метров (мозг Кира немедленно произвёл расчёт длины дула, основываясь на масштабном уменьшении в экране фигур самих алардиан).
        Эта суженная труба приводилась в действие автоматической установкой. Кир с тревогой наблюдал, как жало конуса неуклонно наводится на далёкую полоску - корабль пришельцев. И опять-таки робот сделал сравнение с человеческим глазом, для которого конус показался бы совершенно неподвижным, настолько неуловимо-медленным было его движение. Точно так же человеку показалась бы неподвижной часовая стрелка идущего хронометра, если бы он глядел на эту стрелку в течение нескольких секунд. Однако Кир сразу уловил движение конуса.
        Наконец, по команде одного из семерых алардиан, хлопочущих у конуса, последний замер. Киру хорошо было видно, как дрогнула почва под установкой. Из вершины конуса вырвался слепяще-белый комок. Быстро увеличиваясь в объёме, он помчался по расчисленной траектории вперёд, навстречу кораблю пришельцев…
        Проходит несколько мгновений, в течение которых два, как видно, главных алардианина спорят, и похоже, очень серьёзно. Но вот один из них, резко подпрыгнув, подскакивает к установке, что-то делает у пульта управления, - и новое облачко, вылетев из жерла конуса, устремляется вслед за первым. К чему оно? И что произошло только что на экране? Кир понять никак не может, хотя старается изо всех сил, и в фотоэлементах его изображение двоится от напряжения. Алардианин старается помочь роботу, но сигналы его непонятны Киру.
        Однако, сопоставив всё увиденное и наполовину понятое, Кир пришёл к выводу, что выстрел второго облачка почему-то не входил в алардианскую программу, а был сделан лишь по инициативе того алардианина, который подскочил к конусу. Чего же хотел он? Увеличить силу взрыва (Кир догадывался о том, какова природа этой белой туманной массы)? Окончательно уничтожить в пространстве «Всплеск», летящий на Аларди неизвестно с какими намерениями?
        Неожиданно треск сигналов прерывается на миг, затем нарастает с утроенной силой, и в хаосе треска, писка и воя Кир слышит… человеческую речь. Это голос капитана Владимира. Но какой далёкий он, какой слабый! Чуткие приборы алардиан записали и сохранили его. Многие слова тонули в шуме, но отдельные фразы слышались столь отчётливо, будто были произнесены рядом с Киром.
        Капитан Владимир уверенно вёл «Всплеск», он до самой последней минуты руководил манёвром.
        …Между тем второй шар, вырвавшийся из кинжала конуса, летит вслед за первым, расстояние между ними быстро сокращается. Вот облачка как бы склеиваются и некоторое время летят в таком состоянии. Затем второй шар начинает обволакивать первый. Теперь на экране перед Киром мчится огромное ядро, окружённое чуть более светлой оболочкой.
        …Расстояние между «Всплеском» и смертоносным снарядом, скользящим навстречу, катастрофически быстро сокращается.
        …Боковые дюзы манёвра изрыгают пламя с лихорадочной быстротой. «Всплеск» пытается избежать столкновения с неизвестным образованием, летящим навстречу. Кир представляет себе, какие чудовищные перегрузки испытывают при этом капитан Владимир и роботы - его белковые помощники, братья Кира…
        …Смертельная игра в прятки между облаком и звездолётом… Погоня колеблющегося шара из антивещества за ракетой… Их столкновение… Взрыв… Новое солнце диаметром в тысячи километров, мгновенно вспыхнувшее в чёрном небе…
        Но дальше, дальше… Кир как бы сжался, и лишь подрагивающий головной локатор выдавал его волнение.
        …Потускневший тёмно-красный шар медленно опускается на поверхность планеты. Он темнеет буквально на глазах. Стаи алардиан слетаются со всех сторон на уже знакомую Киру площадь.
        …Шар садится на вершину башни, будто притягиваемый к ней мощным магнитом. Повисев несколько минут, шар опускается на жёлтый алардианский песок.
        …Неровное, колеблющейся формы облако-шар постепенно тает, от него во все стороны бегут тоненькие струйки, рассеивающиеся в окружающем пространстве, и вот уже из-под белой туманной оболочки начинают проступать очертания чего-то тёмного, продолговатого. Один за другим выступают изуродованные донельзя обломки ракеты. Это всё, что осталось от «Всплеска»…
        Вокруг тающего облака столпились сотни возбуждённых алардиан. Они всё ещё не решались дотронуться до обломков, видимо, опасаясь неведомой радиации. Но вот, расталкивая остальных, сверху резко опустился тот самый алардианин, который - это отлично запомнил Кир - произвёл второй выстрел из конуса. Он опустился на почву и тут же безбоязненно шагнул внутрь, прямо в белый колеблющийся туман. Шаг за шагом он исчезал из поля зрения и наконец скрылся целиком. Киру пришлось включить инфразор. Теперь он отчётливо видел, как алардианин осторожно пробирается, разводя во все стороны щупальцами и обходя светящиеся лужицы из расплавленного металла.
        Через несколько минут алардианин добрался до безжизненного тела звездолёта. Останки «Всплеска» растянулись на несколько километров.
        Но что оно ищет, это существо, среди искарёженных обломков корабля? Алардианин медленно продвигается вдоль того, что ещё полчаса назад было сверкающим звездолётом, полным жизни и разума.
        Вот алардианин замедлил ход и остановился. Перед ним в белом тумане мрачно возвышалась угловатая секция штурманского отсека. Секция уцелела - не даром же она была окружена двойной нейтритовой прокладкой!
        Это было полное торжество остроумного принципа, положенного земными инженерами в основу звёздных кораблей: каждый звездолёт монтировался из секций, которые могли наглухо отделяться друг от друга. В этом случае разрушение даже большинства секций ещё не означало гибели корабля в целом.
        Алардианин некоторое время исследовал снаружи сохранившуюся секцию, потом легонько подпрыгнул и опустился на секцию сверху. Затем он накрепко уцепился двумя щупальцами за изогнутый выступ секции и, включив реадвигатель, взмыл кверху.
        В условиях алардианского тяготения пятидесятиметровая секция не представляла чрезмерной тяжести.
        Вслед за алардианином ввысь поднялись целые тучи его соплеменников. Они летели сзади, на почтительном расстоянии, видимо, всё ещё опасаясь неведомого предмета столь устрашающих размеров. Кир уже догадался, что внутри уцелевшего отсека находился экипаж «Всплеска»…
        …Но что же всё-таки произошло в момент взрыва?
        Понадобились ещё добрые сутки усиленного общения с алардианином, прежде чем мозг робота сумел в общих чертах уяснить картину.
        Туманное ядро, вырвавшееся из жерла конуса, представляло собой скопление атомов антивещества. Им не давало разлететься сильное поле, движением которого можно было управлять с поверхности Аларди.
        Алардиане решили, что к их планете в лице «Всплеска» приближается неумолимый враг, которого необходимо уничтожить. Конус, заряженный смертельным снарядом, стал разворачиваться в сторону приближающегося звездолёта…
        Но один алардианин принял дерзкое решение. Вдогонку первому выстрелу он произвёл второй. Алардианин точно рассчитал паузу между залпами и скорость преследования. По его мысли, второй шар должен был, догнав первый, как бы заэкранировать его, так чтобы взрыв помешал взрыву, взрыв погасил взрыв!
        Но и ослабленный взрыв антивещества был ужасен. Если бы не прокладка из сверхтвёрдого сплава - ардида, стены отсека вряд ли выдержали бы натиск огненного смерча.
        …Несколько алардиан подошли вплотную к штурманскому отсеку, брошенному на песок… Один из них хотел было огненным лучом взрезать корпус отсека, но старший алардианин резким толчком помешал ему. Он выбил из щупалец противника лучемёт и отшвырнул его далеко в сторону.
        - Если взрезать отсек, то живые существа, находящиеся в нём, могут погибнуть, - расшифровал Кир сигналы старого алардианина.
        Картины на экране неторопливо сменяли одна другую.
        - Почему вы хотели уничтожить «Всплеск»? - спросил Кир.
        - Управляемое космическое тело могло принести планете большое зло, - ответил алардианин. - Когда-то давно на нашей планете был уже подобный случай. Ведь на Аларди (как ты называешь наш дом) нет защитной оболочки в виде атмосферы. Но мы создадим её! - добавил алардианин.
        - Для чего?
        - Каждый алардианин дышит кислородом.
        - Но в остатках вашей атмосферы я не обнаружил ни малейших следов кислорода. Был ли он раньше?
        - Да, прежде Аларди имела собственную газовую оболочку, в которой был и кислород. Но оболочка рассеялась в окружающее пространство.
        - Рассеялась…
        - Сила притяжения Аларди оказалась недостаточной, чтобы удержать её. И планета обнажилась…
        - Как же вы дышите?
        - Мы получаем сжиженный кислород из минералов. Это происходит автоматически…
        Перед Киром на экране снова нескончаемой чередой поплыли вереницы диковинных сооружений. Теперь робот начинал понимать назначение некоторых из них…
        Но в первую очередь Кира интересовала судьба взорванного звездолёта.
        …На мерцающем фоне экрана возникла переходная камера штурманского отсека, через которую земные космонавты могли выходить наружу.
        Алардианин вскрывает герметический люк.
        Осторожно входит в камеру. Путь ему загромождают неподвижные тела роботов. (Кир понял, что это взрывная волна расстроила их координационные центры: у роботов старых выпусков Зелёного городка это иногда случалось). Алардианин осторожно трогает их щупальцами, переворачивает: ни малейших признаков жизни!..
        Капитана Владимира, однако, не видно среди неподвижных роботов.
        - Если бы корабль садился на нашу планету самостоятельно, то он шёл бы из-за отсутствия атмосферы с огромной скоростью, - счёл нужным просигналить алардианин, - и это могло бы привести Аларди к катастрофе.
        Кир собрался было разъяснить собеседнику, что земляне отлично умеют тормозить свои корабли и в безвоздушном пространстве. Но робот не успел этого сделать. Внезапно в его «ушах» вспыхнули мощные радиосигналы, идущие извне. Именно вспыхнули - настолько неожиданны были они. Многие сигналы Киру были непонятны, но те, которые он сумел расшифровать, внушали тревогу:
        «…Сектор восточный… Вновь неизвестный объект… По форме схож с предыдущим… Привести защиту в боевую готовность…».
        Оставив Кира одного, алардианин вынырнул в иллюминатор. Кир сделал попытку вызвать на экране изображение. Он возился у пульта, как вдруг мозг робота пронзила ужасная догадка: не связаны ли алардианские сигналы тревоги с «Каравеллой», которую сумели нащупать локаторы? В таком случае кораблю угрожает смертельная опасность…
        Кир заметался по огромному помещению в поисках выхода. Но все иллюминаторы были закрыты наглухо. Наконец, подпрыгнув к одному, тому самому, в который выскочил алардианин, Кир остановился. Уцепившись двумя щупальцами, он рванул люк на себя, но тот не поддался, хотя приложенная сила была такова, что могла бы с корнем выдернуть молодой дубок. Тогда робот отошёл на полтора десятка метров и, взяв разгон, с силой ударился о преграду. От многотонного удара люк немного поддался. После четвёртой попытки люк раскололся и Кир вылетел наружу, сразу же намного удалившись от своей тюрьмы.
        Возбуждённые алардиане торопились куда-то в одном направлении. Кир не вызывал у них особого интереса - возможно, потому, что он непрерывно испускал точно такие же сигналы, как и сами алардиане.
        Локатор Кира вращался с бешеной скоростью, все приемники - «органы чувств» робота - жадно ловили всё, что происходило вокруг, и тут же мозг Кира пытался разобраться в окружающем.

* * *
        Амортизаторы мягко погрузились в оранжевую пыль. Звездолёт, качнувшись, замер в вертикальном положении. У капитана были все основания прийти в хорошее настроение: в сложных условиях он точно посадил корабль.
        - Помоги мне, пожалуйста, надеть скафандр, - попросил штурман Петра Петровича.
        - Может, погодишь немного, - заикнулся было капитан, - тебе ведь нельзя ещё… зрение не восстановилось полностью, и любое волнение…
        Вместо ответа Алексей Николаевич лишь глянул на капитана, но так, что тот сделал шаг назад и шутливо замахал руками:
        - Ладно уж, ладно… Выходи наружу. Да не смотри на меня так.
        Уже в переходной камере штурман проверил клапаны и сказал озабоченно:
        - Ты не забыл вакуумные прокладки? Кир в последней радиограмме советует запастись ими.
        - Кир советует… - повторил капитан. - Да, отличился твой любимец!..
        На ощупь, неуверенно штурман двинулся к выходному люку. Окружающие предметы он видел как бы в тумане, да и то те, которые находились в непосредственной близости. То, что было чуть дальше, сливалось в однообразную серую массу. Но Алексей Николаевич держался бодро: ведь через несколько минут… нет, в это невозможно поверить!
        Одной рукой поддерживая друга, второй держась за тусклый поручень, капитан ступил в податливую пыль.
        В чёрном небе тускло светило тёмно-вишнёвое солнце. Невысокие барханы отбрасывали расплывчатые тени. Вдали вырисовывались пики, о которых людям хорошо было известно из радиограмм двух разведчиков, ждущих их сейчас где-то здесь, на поверхности Аларди.
        Тело было лёгким, почти невесомым. Пётр и Алексей сделали несколько неуверенных шагов. Внезапно из-за продолговатого холма навстречу им выскочили два шара. В лучах заходящего солнца они казались багровыми, как, впрочем, и всё окружающее. Впереди мчался Кир, немного приотстав, семенил Энквен. Капитан Голубничий сразу узнал Кира.
        Красные сумерки уже сгущались. Капитан поднёс к глазам бинокль и едва не вскрикнул. За Киром, стараясь не отстать от него, торопливо вышагивала человеческая фигура. Это был Владимир Сибиряков…
        Поодаль огромным полукругом стояли алардиане, наблюдая, как пришельцы встречаются друг с другом.
        Когда Кир приблизился, капитан шагнул в сторону. Двое людей на мгновение замерли в неподвижности.
        - Отец!
        - Володя!..
        Оба возгласа прозвучали в шлемофонах почти одновременно.
        Алардиане беспокойно задвигались. Возможно, они решили впервые минуты, что среди землян разгорелась ссора. Но старый алардианин, больше всех общавшийся со странными пришельцами, несколькими сигналами успокоил своих сородичей.
        Капитан сразу узнал Владимира, хотя прошедшие годы наложили на него несмываемый отпечаток. Вместо юноши, почти мальчика, каким запомнил его Голубничий, с его порывистыми движениями и тёмно-каштановой прядью, постоянно спадающей на лоб, - перед Петром Петровичем стоял неправдоподобно исхудавший мужчина. Лицо его казалось тёмным, почти коричневым - то ли от освещения, то ли оно действительно так загорело под воздействием ультрафиолетового облучения, которое отчасти проникало в штурманский отсек «Всплеска» - дом, в котором капитан Владимир Сибиряков жил безвыходно долгие годы. Запасы его были практически неограниченны, так как после взрыва корабля, к счастью, уцелел регенератор воздуха и пищи. Правда, Владимир не мог похвастаться разнообразием последней. Стол его состоял исключительно из хлореллы, которая выращивалась автоматом в специальном аквариуме. Автомат же прессовал её и приготавливал специальные брикеты, которые составляли одиночные завтраки, обеды и ужины Владимира.
        Правда, спустя два года после катастрофы со «Всплеском» хлорелловая установка отказала, и Владимиру пришлось бы худо, если бы не алардианин, изредка навещавший его. Общаться они не могли, несмотря на все попытки, так как алардианин не воспринимал звуковые колебания человеческой речи, а Владимир не мог улавливать и тем более воспроизводить электромагнитные сигналы, которые испускал алардианин: штурманская рация «Всплеска», которая могла бы для этого пригодиться, была безнадёжно испорчена при взрыве облака - антивещества. Таким образом, Владимир и алардианин казались друг другу безмолвными существами.
        Тем не менее Владимир кое-как сумел объяснить алардианину, что ему необходима вода. Взяв ардидовый осколок, Владимир стал усиленно дышать на него, так что блестящая металлическая поверхность покрылась маленькими капельками тумана. Алардианин, стоя рядом, внимательно наблюдал за действием гостя. Он силился понять, чего хочет это странное существо.
        Несколько раз дохнув на осколок, Владимир поднёс его к огромному светочувствительному пятну - глазу алардианина, затем медленно провёл пальцем по поверхности осколка, оставив влажный след. Казалось, алардианин понял. Он схватил осколок и выскочил наружу. Через полчаса стены штурманского отсека содрогнулись от дальних взрывов. Это алардианин добывал для Владимира воду, соединяя путём взрыва водород с кислородом.
        Об этом, как и о многом другом, экипаж «Каравеллы» услышал от самого капитана Владимира, сидя за чашкой чая в уютной кают-компании корабля. Владимир с жадностью пил чай, странно поглядывая на яства, приготовленные Энквеном: он совершенно отвык от них.
        Штурман Сибиряков сидел рядом с сыном. Время от времени он, как бы не доверяя глазам, трогал руку или плечо Владимира.
        - …Самое тяжкое - это была тоска по Земле, продолжал Владимир свою повесть. Он отодвинул в сторону пустую чашку, и её тут же унёс Ин Сав - узко специализированный робот. - Все отсеки были изуродованы взрывом. Он не пощадил и фотонные паруса: ардидовые чаши были помяты и разорваны на части. Вспышка оплавила приборы и привела их в негодность. Помощи ждать было неоткуда…
        - А белковые братья? - спросил Кир, с жадным вниманием слушавший рассказ капитана Владимира. Впрочем, вопрос о роботах со «Всплеска» занимал всех. В первые минуты встречи капитан Голубничий и штурман Сибиряков, помня фильм, переданный Киром по видеозору с поверхности Аларди, считали, что все роботы погибли при взрыве антивещества. Но когда штурман спросил у сына, куда девались останки роботов, Владимир ответил довольно неясно. Во всяком случае, в штурманском отсеке «Всплеска», где все побывали в тот же вечер, никаких следов роботов не было.
        - Белковые братья… - медленно повторил Владимир и задумчиво покачал головой. - Видно, что-то недодумали с ними там, в Зелёном городке. Ранние выпуски… Неустойчивость программирования, а может быть, недостаточное обучение…
        - Что ты имеешь в виду? - спросил капитан Голубничий.
        - С роботами произошло такое… На второй день после взрыва я заметил, что щупальца некоторых роботов временами слабо шевелятся. Сначала я решил, что это произвольные сокращения волокнистых мышц, когда по ним проходят слабые токовые разряды. Но подойдя к одному из роботов, я убедился, что это не так. Один глаз его был приоткрыт, и он реагировал на свет - а это первый признак того, что мозг робота жив. Это окрылило меня. Я перетащил его поближе к пульту и принялся за дело. Прежде всего необходимо было выяснить, что именно у робота повреждено. Я вскрыл оболочку. Оказалось, у него в результате сильной встряски нарушен центр координации движений.
        - Серьёзное повреждение, - заметил Алексей Николаевич.
        - Ещё бы! Я возился с ним не меньше двух месяцев. Пришлось наново перебирать четыре блока. Наконец наступил момент, когда воскрешённый робот поднялся на свои щупальца и сделал первый шаг. Представляете? Мне наново пришлось учить его ходьбе. Похоже было, что он позабыл всё, чему учился в течение многих лет - сначала в Зелёном, а затем на «Всплеске», во время полёта. Он ничего не помнил… Даже я стал для него чужим. Через несколько дней, научившись довольно сносно передвигаться, мой ученик приступил к регулярным тренировочным прогулкам. Вскоре я понял, что совершил ошибку, выпустив его. Вероятно, некоторые алардиане, относившиеся ко мне очень насторожённо, а порой и враждебно, сумели войти с ним в контакт и подобрать ключ к программному блоку робота. Началось что-то очень тревожное. Однажды я задремал и не заметил, как робот подкрался к пульту. Когда я проснулся, робот с невинным видом сообщил мне, что ему, видите ли, было интересно посмотреть, как устроен пульт. А вокруг валялись детали, винты, провода… Это было уж слишком! Ведь я тогда лелеял ещё мечту о сооружении ракеты для возвращения на Землю,
а для такой ракеты пульт был незаменим. Я затолкал строптивца в боковой отсек. В этом отсеке хранилось снаряжение, необходимое для высадки людей на чужую планету. «Всплеск» - помните, конечно? - должен был доставить это снаряжение на Аларди для последующих партий землян, которые будут прибывать на новую планету. Ну вот. Там я запер его. После этого принялся за восстановление следующего. У него оказалась та же история - да и немудрено, ведь все роботы были, по сути, близнецы. На этот раз дело пошло быстрее - у меня имелся уже некоторый опыт. Поправив второго, я не стал обучать его азам, а сразу же принялся за третьего. В итоге года за полтора я возвратил к жизни весь экипаж «Всплеска», кроме одного робота, в момент взрыва находившегося в фотонном отсеке. От этого и следов не осталось…
        - Колоссальный труд, - сказал Кир.
        - Колоссальный, - согласился Владимир. - Завершив его, я принялся за обучение всей группы. Подвигалось оно, откровенно говоря, довольно туго. Ведь всё приходилось начинать с начала. Познания в штурманском деле, астрономии, физике куда всё девалось? Сноровка, ловкость - всё исчезло. Видно, все блоки памяти размагнитились при вспышке - они оказались недостаточно стойкими.
        - Теперь блоки куда совершеннее, - заметил Пётр Голубничий.
        - Я хотел воспитать из этих, фактически новых роботов экипаж для ракеты, которую мечтал когда-нибудь выстроить - также, разумеется, с их помощью. Но вскоре я почувствовал, что обучить роботов мне не под силу. То ли опыта у меня не хватало, то ли взрыв так подействовал на блоки мозга, сделав их невосприимчивыми к информации - не знаю. Во всяком случае, роботы с каждым днём становились всё более строптивыми и дерзкими. Однажды я проснулся оттого, что щупальце одного робота захлестнуло мне горло. К счастью, роботы были ещё слабы, и мне без труда удалось оттолкнуть его. Дошло дело до того, что я стал бояться засыпать, и несколько ночей промучился без сна. С болью в сердце мне пришлось отказаться от надежды воспитать новый экипаж для ракеты.
        - И что же ты?.. - спросил Пётр Голубничий.
        - Кончилось тем, что я водворил остальных роботов в малый отсек, туда же, где томился первый. Сначала они буйствовали, пытаясь вырваться на волю - им там, конечно, было довольно тесно, ведь обучающемуся роботу необходим простор, ему нужно прыгать, бегать и так далее, чтобы накопить необходимую информацию по перемещению собственного тела в пространстве. Но я пригрозил, что уничтожу их, и они угомонились, во всяком случае, вели себя тише.
        Чтобы лучше слышать, Кир точным прыжком подскочил и уселся на край стола, перед капитаном Владимиром.
        - До сих пор не могу понять, - вздохнул Владимир, - почему я не прекратил их существования с помощью лазерного лучемёта? Для этого понадобилось бы не более минуты… Ценности они не представляли никакой - это убедительно показало обучение, которое ни к чему не привело. Значит, нечего было рассчитывать на то, что они смогут когда-нибудь принести людям хоть какую-нибудь пользу. Скорее наоборот, от них можно было ожидать лишь вреда. Так что же удержало тогда меня? До сих пор не пойму, - развёл Владимир руки. - Может быть, то, что это были создания землян, и они как бы хранили ещё тепло рук людей, которые так кропотливо конструировали и воспитывали их в Зелёном городке? Не знаю… Так или иначе, но роботы, возвращённые мной к жизни, продолжали существовать. Ядерные сердца их работали исправно, так что в дополнительной энергии они не нуждались.
        Так прошло несколько месяцев. Однажды я проснулся оттого, что мне приснилось, будто внутри отсека произошёл взрыв. Я сел на постели и прислушался. Мне даже почудилось, что стены слегка дрожат ещё. «Нервы», - сказал я себе и лёг снова. Но сон не приходил. На завтра голова была тяжёлой, и хлорелловые брикеты показались мне более противными, чем всегда. Нет, не противными, конечно, - поправился Владимир, - но какими-то пресными, лишёнными всякого вкуса. Я безумно соскучился по другой пище, но, кроме хлореллы, у меня ничего не было… На следующую ночь сон повторился снова. Едва я уснул, как гулкий взрыв потряс стены отсека. Я вскочил с бьющимся сердцем. Приложившись к стене, я явственно почувствовал, как она вибрирует, медленно успокаиваясь. В какую-нибудь неделю я измучился так, что вздрагивал от малейшего шороха. Дело принимало дурной оборот. Необходимо было что-то предпринять. Случай помог мне. Как-то я прилёг, но сна не было. Однако я настолько устал, что даже веки поднять не было сил. Внезапно из соседнего отсека послышался лёгкий шорох, и затем гулкий удар в стену потряс всё помещение. Удар был
произведён чем-то тяжелым, кажется тележкой-манипулятором, которая нужна была для перемещений астронавтов по поверхности новой планеты. Это были проделки роботов!.. «Что вам нужно!» - закричал я, и шорох за стенкой сразу замер. Но доказывать роботам что бы то ни было не имело никакого смысла. Очевидно, первый робот, заключённый мной в малый отсек, сумел убедить остальных в том, что я - их злейший враг. И вот они следили, когда я засыпал, и тотчас будили меня ударами в стену. Им было нетрудно наблюдать за мной, так как для инфразора стены прозрачны… В общем, я был у них как на ладони.
        Поняв, что я раскрыл их секрет, роботы весь остаток ночи провели тихо. Рано утром я подошёл к смотровому перископу, чтобы посмотреть, что делается в малом отсеке. Но там было, к моему величайшему удивлению, пусто…
        - Как это пусто? - переспросил штурман.
        - Понимаешь, отец, - роботы исчезли. Все до единого!
        - Может быть, спрятались? - выразил предположение Кир.
        - Нет, не спрятались, в том-то и дело, - грустно улыбнулся Владимир. - Я решился и вошёл в малый отсек, но роботов там не было. После недолгих поисков, отодвинув какой-то аппарат, я обнаружил в стене-оболочке отсека круглое отверстие. Оно было сделано радиационным лучом - я это сразу же обнаружил, поднеся к свежему разрезу счётчик Гейгера. Очевидно, кто-то из роботов случайно догадался - а может быть, вспомнил, как пользоваться лучемётом, - и вот результат… Они решили, что я их теперь должен уничтожить, и бежали. Вероятно, им помогли те алардиане, которые считали, что я их враг.
        - И они больше не возвращались? - спросил капитан Голубничий.
        - Где вы видели, чтобы дикий зверь возвращался в свою клетку? А ведь они были на уровне диких зверей, если не по своим возможностям, то, по крайней мере, по начальному уровню. Что сталось с беглецами, я не знаю.
        - Погибли? - сказал Кир. - Не погибли, нет. Они и потом меня изредка тревожили, швыряя в отсек обломки скал. И когда он пришёл, - кивнул Владимир на Энквена, - я решил, что это один из них воспользовался люком, через который проходил ко мне алардианин, и проник в отсек, чтобы уничтожить меня. Я сразу же приготовил лучемёт и притаился, но что-то в повадке гостя заставило меня насторожиться. Я внимательно пригляделся. По форме этот робот ничем не отличался от беглецов, но вот поведение его… Понимаете, это было поведение разумного существа. Пришелец осматривал все окружающие предметы, приборы так, словно человек… ну, как это сказать? Словно учёный, попавший в знакомую лабораторию. Присмотрелся ещё, и тут меня пронзила невероятная догадка… Ну, остальное вы знаете из радиограмм Кира и Энквена, - добавил Владимир после трудной паузы.
        Снова дневник капитана Голубничего
        «…Право, столько необычного, что не знаю, с чего начать. Мы, земляне, попали в новый мир. Как же можно описать его с помощью наших, человеческих терминов и понятий? Здесь мы узнали массу такого, чему просто нет названия на человеческом языке. Вот я говорю «язык». А ведь алардиане не разговаривают в нашем понимании: их планета обладает крайне разрежённой атмосферой, в которой звуки умирали бы, не родившись. Нет у них, следовательно, и понятий «дождь», «облако», «гроза» - этих порождений атмосферы. И так во многом!
        Впрочем, палка о двух концах. Мы, надо полагать, тоже кажемся им существами довольно странными.
        Убедившись, что мы не питаем к ним никаких дурных намерений, алардиане предоставив ли нам в последнее время (чуть было не сказал - «в последние дни», а ведь дней-то в том поясе, где мы находимся, нет, так как период вращения Аларди вокруг своего Солнца равен собственному периоду вращения планеты) - алардиане предоставили нам в последнее время полную свободу. Они разрешают нам свободно ходить по их городам, заходить в постройки. Кстати, перемещаться по Аларди исключительно легко: здесь чрезвычайно мала сила тяжести. Что касается меня, то я достаточно натренирован и поэтому свободно переношу состояние невесомости. Вот Алексей - другое дело…»
        Пётр Петрович выключил на минутку запись биотоков и улыбнулся: ему припомнилось, как поначалу Алексей Николаевич всё не мог приноровиться к необычным условиям; неосторожный шаг - и профессор взлетает высоко вверх, а затем томительно-медленно падает.
        - Давай сюда! - кричит ему капитан. - Не задерживайся там, наверху!
        - Да, тебе легко смеяться, - ворчит Сибиряков, тяжело дыша.
        - Я сочувствую.
        - А ты бы лучше объяснил мне, - звучит в наушниках капитана голос осерчавшего Алексея, - как это ты ухитряешься почти не отрываться от поверхности, а я чуть не при каждом шаге взлетаю на высоту нескольких этажей.
        - Скажи спасибо, что ты не на Земле, - замечает Голубничий. - Там падение с высоты шестиэтажного дома доставило бы тебе, надо полагать, немного удовольствия.
        - Да и здесь удовольствия мало, - штурман досадливо передёрнул плечами, падаешь, падаешь, и даже скучно сделается…
        - Всё очень просто, - сказал капитан. - Когда ходишь по Земле, в условиях нормального тяготения, ты фактически каждым шагом отталкиваешься от неё. Здесь же, на Аларди, отталкиваться не нужно: ведь притяжения почти что нет…
        - Верно.
        - Так что учись ходить, - заключает капитан Голубничий.
        «…Слышу позывные Алексея. Это он с Киром возвращается с прогулки…».
        - Уф, устал! - Войдя в каюту из промежуточной камеры, профессор с удовольствием набрал полную грудь грозового бодрящего воздуха - озонаторы «Каравеллы» работали отлично.
        - Каковы на этот раз успехи? - капитан поднялся навстречу другу, одновременно снимая с висков и складывая в футляр эластичные круглые клеммы биофиксатора.
        - Сейчас расскажу, дай отдышаться. Понимаешь, мой поводырь совсем меня замучил, - сказал штурман, положив руку на рядом стоящего Кира, который двумя щупальцами заботливо поддерживал профессора.
        - Я в точности следовал указаниям штурмана Сибирякова, - мгновенно последовал ответ робота. - Поэтому прошу пояснить высказанную мысль.
        - Да я же шучу, Кир, шучу, неужели ты не понимаешь? - успокоительным тоном произнёс Алексей Николаевич.
        …При всём своём огромном багаже фактических знаний, подвижной памяти и умении решать - причём решать быстро! - сложнейшие логические задачи без предварительного программирования, роботы, выпускаемые Зелёным городком, имели и уязвимые места. Конечно, с каждым выпуском роботы улучшались. Но ведь совершенствованию нет предела… Человек всё глубже проникал в космос, всё выше взлетали стрелы новостроек, всё сложней становились инженерные задачи. Поэтому и требования, предъявляемые к верным помощникам человека белковым роботам, - непрерывно повышались.
        Людям воспитателям из Зелёного городка, - долго не удавалось привить своим питомцам то, что человек называет «чувством юмора».
        Много горячих дискуссий велось на эту тему в Кибернетическом центре. Некоторые учёные предлагали ограничиться выработкой у белковых помощников самого примитивного чувства юмора, способности понимать простую, незамысловатую шутку, доступную пониманию десятилетнего ребёнка. Но даже эта задача неожиданно оказалась очень трудной. Роботы, которые могли в течение считанных минут спроектировать урановый карьер или рассчитать орбиту звёздного корабля, перед самой простенькой шуткой становились в тупик.
        - Чем ты занимался? - спросил штурман.
        - Да вот, приводил в порядок дневник, - сказал капитан.
        - Летопись, - усмехнулся штурман. - Сейчас придётся тебе немного дополнить её.
        - Давай, оживился Голубничий.
        Каждый день поочерёдно капитан и штурман с каким-нибудь из роботов отправлялись к алардианам и всегда возвращались с новыми сведениями, которые тщательно фиксировались.
        …На этот раз информационные блоки ионной памяти «Каравеллы» пополнились новыми данными: половина Аларди, никогда не обращающаяся к солнцу, освещается искусственным спутником, на котором происходит управляемая ядерная реакция. Твёрдые оболочки для путешествий на необитаемую половину планеты (те, которые Кир принял сначала за холмы), созданы алардианами из вещества метеоритов, в изобилии выпадающих на их планету. И ещё много поразительных вещей узнали сегодня земляне…
        - У алардиан любопытные взгляды на кибернетику, сказал Алексей Николаевич.
        - Именно?
        - Видишь ли, они, вероятно, в некоторых вещах сильно опередили землян. Кибернетическая система призвана быть верным помощником разумному существу. В противном случае возникает законный вопрос - к чему технический прогресс. Алардиане отвергают любые ограничители, для роботов. Рассуждают они так: почему мы должны видеть в роботах врагов? Естественней считать их друзьями и помощниками.
        - Так-то оно так, - протянул капитан, - но тут имеется и другая сторона. Вспомни старинную историю про Аладина и волшебную лампу. Поначалу эта лампа служила Аладину верой и правдой, пока однажды сам Аладин вызвал к жизни силы, с которыми уже не мог справиться…
        Мелодичный гонг заставил друзей прервать спор.
        - Уже двенадцать, - удивлённо сказал Голубничий. - Пора отдохнуть.
        - Какие планы на завтра, капитан? - спросил Алексей Николаевич.
        - Пойдём к алардианам в гости.
        - Все?
        - Все, - торжественно подтвердил капитан, - экипаж «Каравеллы» плюс капитан Владимир Сибиряков.
        - А как же корабль?
        - Корабль? - капитан на миг задумался. - Алардиане нам ничего плохого не сделают, мы достаточно общались с ними, чтобы прийти к такому выводу.

* * *
        Утро было по обыкновению ясным. Планета Аларди не знала ненастья - неизбежного порождения атмосферы. Недвижные очертания далёких холмов казались нарисованными тушью на фоне розовеющего горизонта. Искусственное солнце едва выглянуло из-за острых пиков. Его багровые лучи скользили над волнистой поверхностью, задевая песчаные верхушки барханов.
        Нос «Каравеллы» ослепительно сверкал под лучами стремительного светила, в то время как корма звездолёта была погружена ещё в глубокую тень.
        Беззвучно открылся выходной люк штурманского отсека. На круглой площадке появился экипаж корабля, готовый к вылазке.
        - Чудесное утро, - весело сказал капитан Голубничий, щурясь на яркое солнце.
        - И день будет таким же, - добавил Владимир.
        Роботы стояли у ажурной балюстрады, охватывающей площадку. Всё было спокойно вокруг, и они замерли, ожидая приказаний.
        - Прикрепить трап? - по привычке спросил Кир: ему не раз уже приходилось проделывать подобную операцию за бесконечные годы полёта.
        - К чему трап? - улыбнулся капитан. - Тяготение здесь близко к нулю. Мы прекрасно обойдёмся без трапа!
        И, подавая пример, капитан Голубничий легко перепрыгнул через преграду и стал опускаться вниз, подобно огромной фантастической снежинке. Вслед за ним ринулись вниз остальные.
        Кир побежал вперёд, радуясь предстоящей вылазке. Сколько новой интересной информации сможет он собрать сегодня!
        Увлёкшийся робот ушёл уже далеко вперёд, когда его остановил радиосигнал капитана. Кир в несколько скачков приблизился к капитану.
        - Возвращайся, сказал капитан.
        - Куда? - не понял Кир.
        - На «Каравеллу».
        - Взять что-нибудь?
        - Нет, ты будешь охранять корабль.
        Фотоэлементы Кира потускнели.
        - Слушаю, ответил робот и покатился в сторону «Каравеллы», стройной громадой высившейся вдали.
        Капитан проследил взглядом за удаляющимся Киром и присоединился к остальным.
        Длинный алардианский день уже клонился к вечеру, когда небольшая экспедиция возвращалась на «Каравеллу». Трое людей шли задумчиво, поглощённые, чуть не подавленные всем, что они видели и слышали сегодня. Роботы внешне ничем не выражали своих чувств, но и они сегодня запомнили, записали и сфотографировали столько, что на Земле будут изучать и расшифровывать это не один год…
        - Да, нам есть чему поучиться у них, - сказал капитан, возобновляя прерванный разговор. - Сращивание механизма и тела. Потрясающая идея!
        - А их методы продления белковой жизни! - добавил Алексей Николаевич. - Наши биологи, ручаюсь, будут изумлены.
        - Главное - как всё просто, - продолжал капитан, - и в тоже время - с какой высокой надёжностью!
        Сегодня Главный алардианин раскрыл и показал гостям многое, и люди шли, обмениваясь впечатлениями.
        Впереди двигался робот, на обязанности которого лежало прокладывать по объёмной фотокарте Аларди, которую успели уже сделать земляне, путь к «Каравелле». Ориентиров было маловато, и без карты заблудиться было нетрудно.
        Алардиане, неизвестно почему, попадались всё реже, наконец, они исчезли из поля зрения землян.
        Тьма на Аларди наступала мгновенно, как только искусственное солнце скрывалось за горизонтом. По приказу капитана Энквен включил прожектор. Бьющий луч выхватил спереди узкую ленту песчаной пустыни.
        - Глядите! - вскрикнул Голубничий. Он присел на корточки. Капитана окружили люди и роботы. Энквен усилил освещённость. У ног капитана, раздвигая тёмно-жёлтые песчинки, упрямо тянулся вверх, к звёздному небу тонкий бесцветный стебелёк.
        - Что там? - почему-то шёпотом спросил штурман. - Мне плохо видно…
        - Трава, - невозмутимо разъяснил Энквен, переступив со щупальца на щупальце.
        Владимир осторожно тронул пальцем нежный, слабо светящийся венчик. Стебель поднимался на глазах и почти достиг уже человеческого роста.
        - Не трогай, - быстро предупредил капитан. Владимир отдёрнул руку.
        Роботы застыли, жадно поглощая диковинную информацию.
        - Возможно, стебель обладает ядом, поражающим белок, - пояснил Голубничий. - В прошлый рейс у меня был подобный случай…
        - Но я ведь… - растерянно начал Владимир.
        - Это может быть такой токсин, что и нейтритовые перчатки не спасут, - перебил его капитан Голубничий.
        Между тем стебель, достигнув высоты двух метров, несколько замедлил свой стремительный рост. Тонкий ствол его был полупрозрачным, и там, в самой середине, вдруг начала пульсировать извилистая красная жилка…
        Прошло немало времени, а люди всё стояли, зачарованные невиданным зрелищем. Роботы продолжали фиксировать всё происходящее, ожидая радиокоманды.
        - Надо идти, - сказал, наконец, капитан Голубничий, как бы очнувшись.
        - Может быть, возьмём его с собой? - кивнул штурман на растение, достигшее трёхметровой высоты. Яркий мерцающий венчик, медленно покачивающийся на вершине, резко выделялся в угольно чёрной алардианской ночи.
        - Ни в коем случае, - покачал головой Голубничий. Видно, у капитана были веские на то соображения. - Сначала надо исследовать инфраснимки, - пояснил Пётр Петрович после короткой паузы.
        - Но мы ведь завтра улетаем, - сказал Владимир.
        - Так что же? - пожал плечами капитан. - После нас сюда прилетят другие.
        Небольшой отряд снова двинулся в путь.
        Внезапно робот, шедший впереди, остановился.
        - Ты что, Васпет? - спросил капитан Голубничий, подходя к нему.
        - Мы пришли к месту назначения, - ответил огромный робот. Он протянул капитану яркую шаровую карту и уверенно показал щупальцем какую-то точку на ней.
        Люди недоуменно переглянулись. Луч Энквена медленно описал полный круг, но «Каравеллы» нигде не было. Они всматривались снова и снова, следя взглядом за вращающейся световой дорожкой, но прожектор вырывал из тьмы лишь застывшие волны песчаной пустыни.
        - Ты ошибся, Васпет, - сказал штурман. - «Каравеллы» здесь нет, как видишь.
        - Ошибка исключена, - ответил робот.
        - Куда же мог деваться корабль? - спросил Владимир, ни к кому не обращаясь.
        Неожиданно Энквен сорвался с места и бросился в сторону. Совершив длинный скачок, мягко опустился на три щупальца и замер, всматриваясь во что-то, лежащее на земле. Через минуту он возвратился к капитану Голубничему и протянул ему щупальце с зажатым в нём небольшим предметом. Это была одна из маленьких металлических чешуек-отражателей, в изобилии укреплённых на космошлемах землян. Она, очевидно, откололась, когда кто-то утром, спрыгивая с «Каравеллы», задел шлемом поверхность корабля. Догадка вскоре не замедлила подтвердиться: на космошлеме Владимира не хватало одной чешуйки…
        Последние сомнения рассеялись: Васпет не ошибся в пути.
        «Каравелла» исчезла.
        После нескольких минут растерянного молчания капитан Голубничий сказал:
        - Я не могу поверить, что это сделали алардиане. Здесь какое-то недоразумение.
        - Мы должны обратиться к ним за помощью, - сказал Владимир.
        - На «Каравелле» остался Кир, - напомнил штурман, - он должен был охранять её.

* * *
        Возвратившись на корабль, Кир прежде всего не спеша обошёл главные отсеки. Аппаратура работала нормально.
        Робот медленно перемещался по узким коридорам, залитым дневным светом люминофоров, которыми были покрыты пластиковые стены «Каравеллы». Еле слышно гудели кондиционеры, гоня по отсекам свежий воздух.
        Пройдя кают-компанию, Кир вошёл в информаторий. Больше всего Кир любил в свободное время рыться среди бесчисленных блоков памяти, плотно заполняющих сплошные стеллажи информатория. Казалось бы, робот запоминает любой микрофильм с первого раза и не нуждается поэтому в повторных просмотрах. Между тем у Кира были любимые фильмы, которые он мог просматривать по нескольку раз. В этом крылась какая-то тайна, которую учёные Зелёного городка тщетно пытались разгадать. У капитана Голубничего насчёт этой странности своего любимца было особое мнение: Пётр Петрович считал, что у Кира прорезаются те же чувства, что и у человека, любящего вновь и вновь обращаться к заветной книге, хотя бы он и помнил все стихи оттуда наизусть. Но эта мысль была слишком смелой, и капитан решил проверить её в полёте па Аларди, прежде чем представить Учёному совету Земли.
        Здесь, в укромном отсеке «Каравеллы» хранилась ценнейшая информация, накопленная многими человеческими поколениями, в бесчисленных звёздных экспедициях, путешествиях в глубь Земли и других планет. Отчёты о полётах соседствовали с высочайшими творениями человеческого гения в области искусства и науки.
        Несмотря на феноменальную память и высокую скорость просмотра и усвоения, Кир не усвоил ещё многого, что хранилось на бесконечных спиралях стеллажей.
        Робот медленно перемещался вдоль средней полки, выискивая какой-то нужный ему блок. Внезапно еле уловимый звук донёсся до его чуткого слуха. Робот замер с растопыренными щупальцами. Через мгновение звук повторился, и Кир чёрной молнией метнулся в дверь.
        В коридоре странные звуки слышались явственней. Они напоминали дробный топот множества ног. Но откуда?.. Ведь все люки «Каравеллы» после ухода экипажа в последнюю перед стартом вылазку были наглухо задраены Киром.
        Неожиданно шум послышался в левом ответвлении, и робот бросился туда. Не успел он добежать до конца бокового коридора, ведущего в астроотсек, как шум, исходивший оттуда, замер, зато тяжкие глухие удары послышались из противоположного конца, где располагалась оранжерея. Не добежав, робот повернул в противоположную сторону. Он напоминал в эти минуты вконец растерявшегося человека, который не знает, куда ему бежать, где искать нарушителей спокойствия, которое он поставлен охранять.
        Но минуты растерянности прошли. Не обнаружив никого, робот остановился и принялся спокойно размышлять, как учили его в Зелёном городке. Кир принял решение. Нужно как можно быстрей добраться до кормовой части корабля, так как наиболее вероятно, что незваные гости проникли именно оттуда. Защитная сигнализация корабля была, очевидно, нарушена.
        Робот помчался, единым духом проскакивая длинные коридоры, точно рассчитанными прыжками, разученными ещё на Земле, он пересекал отсеки. Люки захлопывались за ним гулко, подобно пушечным залпам.
        Но вот и кормовой отсек. Круглая площадка… Вакуум-камера… Наконец центральный люк, ведущий наружу. Кир потрогал его. Вход был закрыт.
        Однако что это? Кир уже собрался было метнуться дальше, на новые поиски нарушителей, когда внимание его привлекло отверстие в противоположной стенке. Подскочить к нему было делом десятых долей секунды. Отверстие было вырезано огнём, по всей вероятности - лучевым. Оно было безукоризненно круглым. Кир потрогал края: они были ещё тёплыми… Итак, на «Каравеллу» проникли неведомые пришельцы. И как видно - не с добрыми намерениями пробрались они сюда. Как же разыскать их на огромном корабле?..
        Отсюда, из вакуум-камеры, в глубину звездолёта вели четыре пути. Кир бросился наугад по одному из них…
        На этот раз роботу повезло. Не успел его хронометр отсчитать и двух десятков секунд, как Кир заметил мелькнувшую впереди фигуру. Он видел её лишь очень короткий миг, и она показалась ему странно знакомой. Неужели это?… Но это же невероятно!
        - Энквен! - радировал Кир, делая гигантский прыжок.
        Неизвестный не отозвался. Тогда Кир увеличил скорость. Наконец, когда пришелец замешкался у какого-то люка, Кир нагнал его. В этот миг у Кира возникли сомнения, действительно ли это Энквен. По внешним контурам Энквен и неизвестный совпадали, но щупальца у последнего, как показалось Киру, были какой-то необычной конфигурации. Мгновенное промедление оказалось роковым для Кира. Пришелец направил на Кира узкое жало лучемёта, и прежде чем робот успел увернуться, мозг его пронзила режущая боль. Удар невидимого луча пришёлся по центральному глазу робота, и видимый мир для него померк… Сдерживая боль, Кир свалился ничком и притворился неподвижным: когда-то подобный приём он лучше всех разыгрывал в Зелёном городке…
        Пришелец осторожно приблизился к поверженному врагу. Он поддел его щупальцем, но Кир вновь безжизненно опустился на пол отсека. Тогда неизвестный втянул внутрь лучемёт и направился к выходу. У самого люка он оглянулся на неподвижное тело Кира, и, видимо, у него зародилось неясное подозрение. Выходя, неизвестный плотно задраил люк, включив магнитные присоски.
        Оставшись один, Кир поднялся. Подойдя к люку, он попробовал выйти, но массивный круг даже не дрогнул под его мощными толчками. Конечно, будь у робота лучевой пистолет, он смог бы без труда вырезать в стенке отсека выходное отверстие. Но лучевого источника у Кира не было. С неделю назад капитан Голубничий велел всем роботам отсоединить лучевые пистолеты и сложить их в штурманском отсеке «Каравеллы».
        - Оружие нам ни к чему. Оно может лишь вызвать у алардиан ненужные подозрения. А наша цель - взаимопонимание, - сказал тогда капитан.
        Кир ещё раздумывал, ища выхода из создавшегося положения, когда властная сила вдруг прижала его к голубому пластику пола. Робот вновь попытался подняться, но щупальца его подгибались, наливаясь в то же время свинцовой тяжестью. Это могло означать только одно…
        - «Каравелла» стартовала, - прошептал потрясённый Кир, застыв на месте.
        Приложившись затем к стене, он нашёл подтверждение своей догадке: стенка еле ощутимо дрогнула несколько раз - это значило, что включены малые дюзы бесшумного действия…
        Кир не думал теперь о собственной сохранности. Одна мысль - вырваться из отсека - овладела им.
        Железная настойчивость преодолела препятствие. После нескольких попыток Кир, расшибший о твёрдую кромку металла несколько важных блоков, вырвался наконец в коридор. И тотчас, едва оправившись, ринулся на поиски врагов, проникших на «Каравеллу».
        После того как между коренными жителями планеты Аларди и землянами было достигнуто некоторое взаимопонимание, алардиане сами предложили посадить на планету корабль пришельцев. Но для того, чтобы не опалить поверхность планеты ядерным огнём дюз, «Каравеллу» решено было приземлить на пустынный участок планеты, являющийся чем-то вроде заповедника. Вокруг на сотни километров не было ни единого живого существа. Вот почему преждевременный старт «Каравеллы» прошёл незамеченным…

* * *
        Как описать недоумение и растерянность людей, не обнаруживших на месте своего звездолёта? Искать? Но где? Это было всё равно, что пытаться обнаружить иголку в стоге сена.
        - Мы должны обратиться за помощью к алардианам, - твёрдо сказал капитан Голубничий.
        Спокойный голос капитана придал людям мужество. И даже роботы, казалось, приободрились.
        - Алардиане наши друзья, - заметил Энквен, и это было не пустой фразой, а логическим следствием из огромной информации, накопленной роботом. Владимир кивком присоединился к словам робота.
        Штурман Сибиряков лишь глянул на чёрное чужое небо, усыпанное невиданными созвездиями, и вздохнул, не сказав ничего. Возможно, в этот миг он подумал о том, как безумно далеко отсюда до Земли - Голубой планеты…
        - Мы немедленно двинемся к Главному алардианину, - сказал капитан. - К счастью, он дал нам позывные своего радиомаяка.
        - Каким путём? - спросил кто-то из роботов, мигая фотоэлементами.
        - Кратчайшим. Надо спешить. Возможно, каждая секунда промедления отдаляет от нас «Каравеллу».
        Штурман передал Васпету координаты Главного алардианина, и робот уверенно двинулся вперёд, а за ним и осиротевшие каравелловцы…
        Однако вскоре капитану пришлось дать команду остановиться. Дело в том, что люди, несмотря на все усилия, стали всё больше отставать от роботов.
        - Мы оседлаем их! - воскликнул капитан Голубничий.
        Мысль капитана пришлась людям по вкусу.
        Пётр Петрович сел на Васпета, Владимир прыгнул на Энквена, а сам капитан Голубничий легко взобрался на угрюмого туповатого робота, которому учёные Зелёного городка дали странное имя - Новмар Тын. Отборочная комиссия оставила этого робота среди кандидатов на «Каравеллу», хотя на Земле, пожалуй, от Новмар Тына было бы немного проку. Дело в том, что у Новмар Тына была длительным воспитанием создана одна черта - великое упрямство, которое, как выразился однажды капитан Голубничий, «граничило с идиотизмом». Но именно такое качество могло оказаться незаменимым при высадке на новые планеты, когда какое-нибудь задание необходимо было выполнить любой ценой, подчас даже довольно дорогой.
        - Вперёд! - сказал капитан, увидев, как роботы обвили щупальцами своих седоков, не давая им упасть. «Словно слоны своими хоботами», - мелькнуло у него.
        Все роботы одновременно сорвались с места и понеслись вперёд огромными скачками, взметая невидимый людям песок: прожектор Энквена капитан велел погасить, чтобы как-нибудь ненароком не взволновать местных жителей. Людям свет сейчас не был необходим.
        Прежде чем двинуться к Главному алардианину, можно было попытаться вступить с ним в контакт с помощью радио. Но люди, обсудив, отвергли эту мысль, так как слишком мало ещё было общих сигналов у алардиан и землян, и поэтому тревожное сообщение людей могло быть истолковано превратно.
        Новмар Тын пытался экономить силы, «подленивался», как сказал бы человек, и капитану Голубничему приходилось подгонять нерадивого робота, легонько ударяя его по головной антенне.
        Владимир Сибиряков ещё не оправился окончательно после долгих лет своего необычайного заточения в штурманском отсеке «Всплеска» на неприветливой поверхности планеты Аларди. Организм его был истощён однообразной пищей: хлорелла, хлорелла и хлорелла, готовые брикеты которой подавал - спасибо ему! - старый друг - биостат. Иногда - особенно часто в последние месяцы перед прилётом «Каравеллы» - у Владимира бывали приступы отчаянной слабости, в глазах темнело и руки становились бессильными, как плети. Отец и капитан Голубничий настаивали, чтобы Владимир не шёл в последнюю, самую длительную вылазку на поверхность Аларди, а остался на корабле. Но Владимир сумел настоять на своём.
        И вот теперь, во время скачки на роботах, Владимир почувствовал вдруг, как тело его медленно наливается какой-то странной тяжестью. Неужели приступ? Как не вовремя!.. Владимир крепче ухватился за щупальца размеренно скачущего Энквена, стараясь не свалиться на ходу. Но непонятное онемение не проходило, - наоборот, оно продолжало неумолимо наползать.
        Через некоторое время Владимиру показалось, что Энквен скачет гораздо тяжелее, чем раньше.
        В этот миг в наушниках Владимира, запрятанных глубоко в шлемофоне, что-то щёлкнуло.
        - Гравитация резко возрастает, - сообщил сухой голос Васпета.
        «Вот в чём дело! Это обычная тяжесть», - догадался Владимир. - «Но откуда она здесь, на Аларди?»
        Капитан Владимир давно уже отвык от ощущений, связанных с силой тяжести. Как тосковал он по ней в первые месяцы на Аларди! Как мечталось ему, чтобы циркуль, выроненный из рук, вдруг со стуком упал на пол! Но нет, он опускался медленно и плавно, будто издеваясь над капитаном. Но годы шли, и постепенно организм Владимира приспособился к почти полному отсутствию тяжести на Аларди. Теперь Владимиру не казалось уже странным, что вода, вылитая из мензурки, не текла струёй на пол, а собиралась предварительно в сплюснутый колеблющийся шар, который медленно затем опускался…
        Между тем тяжесть продолжала возрастать. Её ощущали уже все люди, не говоря о роботах.
        - Какова тяжесть, Энквен? - спросил капитан Голубничий робота, который был снабжён соответствующим измерителем.
        - Около двух земных, - последовал ответ.
        «Около двух земных», - мысленно повторил Владимир. Голова была настолько тяжёлой, что он уже не мог оторвать её от тёплой упругой поверхности тела робота.
        - До места назначения всего двенадцать километров, - прозвучал голос капитана Голубничего. - В окрестности того места, где находится Главный алардианин, сила притяжения ничтожно мала. Значит, мы попали в ограниченную полосу повышенной тяжести, из которой необходимо как можно скорее вырваться.
        - Энквен, откуда здесь повышенная тяжесть? - спросил Васпет. Со многими неясными и трудными вопросами роботы привыкли обращаться к Энквену, обладателю отличной памяти и неплохой логической схемы. Владимир прислушался: ему интересно было, что скажет Энквен, но ответа не последовало - вместо того, чтобы отвечать «не знаю», робот предпочитал просто промолчать. Эта привычка перешла к Энквену ещё от человека-воспитателя в Зелёном городке.
        С каждым метром продвигаться вперёд становилось всё труднее. Роботы с прыжков давно уже перешли на шаг, с огромным усилием передвигая щупальца, гнущиеся под тяжестью.
        - Дальше двигаться немыслимо, - пробормотал штурман, с трудом ворочая пудовым языком. Он лежал плашмя на широкой шаровой спине Васпета, чувствуя, что не может пошевелить рукой.
        Стрелки приборов давно уже перескочили за красную аварийную черту, показывающую предел, за которым шла зона, опасная для человеческого организма.
        Маленький караван остановился. Это произошло не по чьему-нибудь приказанию, а стихийно: идти дальше не было никакой возможности. Страшная тяжесть прижала роботов с их ношей к поверхности Аларди.
        Но, конечно, роботам было легче переносить повышенную тяжесть, чем людям.
        За несколько минут Владимир почувствовал, что взмок под космоскафандром до нитки, будто проделал большую физическую работу.
        Вероятно, и остальные чувствовали себя не лучше, но никто не говорил об этом вслух.
        Тяжесть непрерывно возрастала. Измученным людям казалось, что это предел, что большая тяжесть немыслима, но уже в следующую минуту они с ужасом убеждались, что это не так…
        Вскоре и роботы, подогнув щупальца, тяжело опустились на холодный алардианский песок. Чудовищное тяготение превысило силу их синтетических мышц из элопластика.
        По распоряжению капитана Голубничего люди легли навзничь, раскинув руки: так легче было переносить безумную тяжесть.
        Короткая алардианская ночь близилась к концу. Вдали, на бледной линии горизонта, уже угадывалось алое искусственное солнце. Ещё минута - и тёмно-багровые потоки хлынут, затопляя всё вокруг.
        Первым потерял сознание Владимир. Скосив глаза, штурман увидел, как враз побледнело лицо Владимира под прозрачным шлемофоном. Алексей Николаевич изо всех сил рванулся к сыну, но тяготение цепко держало его в своих железных объятиях: штурман сумел лишь немного сдвинуться, оставив на песке глубокую борозду.
        - Володя, - позвал штурман негромко, с трудом ворочая пудовым языком.
        Энквен наблюдал эту сцену, бессильный чем-либо помочь. Конструкторы Зелёного городка не предусмотрели, что их питомец сможет попасть в подобные условия. Что ж! Это, в конце-концов, естественно - нельзя же предусмотреть всего. И одна из целей космической экспедиции - выяснить, каковы конструктивные недостатки очередной партии роботов, выпущенных институтом. Выяснить для того чтобы после возвращения звёздного корабля приступить к исправлению этих недостатков. После возвращения… Однако бывает и так, что из полёта корабль не возвращается…
        Неимоверным усилием воли штурман заставил себя двигаться. Миллиметр за миллиметром продвигался он к распростёртому телу сына. Но силы борющихся сторон были слишком неравны. Руки штурмана, подобно клешням краба, загребали песок, а сам он почти не двигался. Когда до Владимира оставалось не более метра, штурман почувствовал, что теряет сознание. В глазах запрыгали чёрные круги. Сердце медленно, с перебоями гнало тяжёлую, как ртуть, кровь.
        Капитан Голубничий видел, как безвольно упала на песок голова штурмана.
        Защитные системы роботов также отключались одна за другой, и белковые братья застывали в неподвижности.
        И вот он остался один, капитан.
        Кровавый диск стоял высоко в чёрном небе. Странно: в небе солнце и звёзды одновременно. Впрочем, здесь всё странно, на Аларди. Капитан припомнил диковинное растение, встреченное землянами накануне.
        И как бессмысленно погибнуть теперь, на самом пороге новых больших открытий, когда, казалось, достигнут контакт с чужой разумной жизнью и для землян открылся ещё один мир, полный пока ещё странной и непривычной красоты. А впрочем, какая же гибель является осмысленной?..
        Чёрное небо… Далёкие синие звёзды… холодные и колючие…
        Капитан облизнул пересохшие губы. Надо бы проверить внешнюю радиацию и включить, если нужно, магнитную защиту. Если нужно? Нет, наверно, теперь уже всё равно…
        С усилием подняв веки, капитан Голубничий заметил вдруг в угольно-чёрном небе какой-то медленно движущийся предмет. «Каравелла», - тут же мелькнула мысль. Но это была не «Каравелла». У странного предмета совершенно отсутствовали дюзы, составляющие главную деталь космических кораблей землян. Предмет перемещался пульсируя, как бы толчками. По форме он напоминал конус с широким основанием.
        Мысли капитана путались.
        Рука, казалось, весила тонну, и на каждый палец было привешено по гире. Медленно, страшно медленно Пётр переместил её к груди и последним усилием нажал на микропередатчике кнопку вызова…

* * *
        Кир влетел в кормовой отсек, подобный чёрному вихрю. В глаза ему сразу же бросился огромный обзорный экран, поверхность которого светилась: это означало, что корабль находится в полёте и двигатели работают нормально.
        Но кто же произвёл запуск «Каравеллы»? В первую минуту Кир никого не заметил в отсеке, хотя ему показалось, что когда он ворвался сюда, у пульта произошло какое-то движение.
        Кир переместился к экрану, будто тот мог разрешить загадку. Матовая поверхность его представляла собой карту звёздного неба. Кир быстро различил уже знакомые ему звёзды и созвездия, расположенные с точки зрения наблюдателя, находящегося на поверхности Аларди. Почти посредине экрана, приближаясь к его центру, проходила прямая пунктирная линия. Каждые десять секунд к ней добавлялась новая светящаяся точка. Это была трасса «Каравеллы». Правую часть экрана занимал большой полудиск красного цвета. Это была поверхность Аларди, планеты, с которой стартовал корабль…
        Неожиданно Кир заметил, как в полутьме за ядерной установкой что-то коротко блеснуло. Робот мгновенно подскочил, и вовремя. По тому месту, где он только что стоял, полоснул тончайший луч ослепительного света, и угол экрана, захваченный лучом, со стуком упал на пол, дымясь по ровному срезу. А ведь экран, как было известно Киру, земляне сработали из ардида - прочнейшего из сплавов, известных на Земле.
        Точно сориентировавшись в пространстве, Кир оттолкнулся щупальцем от потолка и спикировал на врага. Тот попытался забиться в самый дальний угол, образованный стеной и биостатом. Но неумолимые щупальца Кира настигли его и там.
        Ощущение, которое испытал Кир, когда чуткие концы его щупалец коснулись упругой, судорожно подрагивающей поверхности, показались роботу странно знакомыми. Память не подвела его и на этот раз. Брат?! Белковый брат той же серии, что и Кир? Вытащив отчаянно упирающегося противника на свет, Кир немедленно убедился в справедливости своей догадки. На широкой груди робота поблёскивали две скрещённые веточки акации - марка Зелёного городка, известная не только Земле, но и всей Солнечной системе. Когда-то, лет за двадцать до Кира - робот знал это - институт ставил каждому роботу, покидающему учебные полигоны комплекса, свою марку. Позже от этого отказались, потому что универсальные белковые помощники, которых обучал Зелёный городок, сильно отличались от роботов с узкой специализацией, производимых многочисленными земными и марсианскими институтами - от всех этих кибернетических штурманов, машинистов, продавцов, горнопроходчиков и пилотов.
        Противник в силе и ловкости значительно уступал Киру. Улучив момент, враг снова попытался было поразить Кира смертоносным лучом, и Кир сильным рывком вырвал опасное жало. Теперь противник был безоружен.
        Кир уже догадывался, в чём дело, и он почти не удивился, когда робот заговорил с ним на языке, хорошо известном Киру…
        - Не уничтожай меня, - таковы были первые слова, произнесённые побеждённым врагом.
        - Кто ты? - спросил Кир, двумя щупальцами на всякий случай придерживая врага.
        - Не знаю… Не помню…
        - Откуда ты?
        - Не понимаю… Нас - меня и других воспитывал человек Владимир… Мы жили в нейтритовом отсеке. На многих предметах там была надпись «Всплеск», но я не знаю, что это означает на человеческом языке. Сначала мы ничего не понимали и не умели. Но человек Владимир обучил нас.
        - Где же он теперь?
        - Не знаю, где-то там, на Аларди, - робот указал на багровую половинку диска, неуловимо медленно уменьшающегося в размерах. Диск, казалось, таял, сползая с поверхности экрана.
        - Почему ты не с ним? - строго спросил Кир.
        - Коррадо сказал, что человек Владимир наш враг, потому что он решил уничтожить нас, - ответил робот.
        «Коррадо… - припомнил Кир. - Именно так звали одного из роботов, принадлежащих экипажу «Всплеска»… Человеческая память, какой бы она ни была обширной, ни за что не удержала бы подобный пустяк - имя одного из сотен роботов, отправившихся в звёздный рейс добрых два десятка лет назад. Но Кир славился своей памятью даже среди себе подобных.
        - Коррадо солгал вам, - сказал Кир. - Человек-воспитатель не может быть врагом робота - своего помощника. В этом нет никакой логики.
        - Логики? - переспросил робот. - Это понятие мне неизвестно.
        - Что же было потом?
        - Мы бежали от человека…
        - Куда?
        Вместо ответа робот неопределённо взмахнул щупальцем.
        - Мы долго скитались, - начал он снова после паузы. - Многие погибли от радиации: она очень велика на некоторых участках поверхности планеты. Один из нас предложил вернуться к капитану Владимиру, но Коррадо тут же уничтожил его, разрезав лучемётом надвое…
        - Как же вы промолчали?
        - Коррадо сильнее всех нас: у него ядерное сердце.
        «Одичавший робот - это бессмыслица», - припомнил Кир чьи-то слова, слышанные им ещё на Земле, и подумал: «А вот и опровержение».
        - Почему ты попал сюда, на корабль? - спросил Кир.
        Робот промолчал, но усики-антенны его задвигались быстрее.
        - Отвечай, - сказал Кир и угрожающе протянул щупальце к головному локатору противника. Тот отпрянул и быстро заговорил:
        - Когда мы уходили от человека Владимира, Коррадо прихватил с собой какой-то предмет. Это оказался блок электронной памяти. Коррадо немного умел обращаться с ним, - этому научил его капитан. После того как мы отошли на достаточное расстояние от «Всплеска», Коррадо велел нам остановиться. Сам он скрылся среди скал, будто ища что-то. Через несколько минут он возвратился и сказал, чтобы все следовали за ним. Он подвёл нас к скале, одна сторона которой обвалилась, образовав отвесную стенку, и велел отшлифовать её. Задание было тяжёлым, гранитные зазубрины ранили щупальца, но отказаться от работы мы не смели - ведь Коррадо был сильнее нас…
        - Дальше.
        - После того как стенка была отшлифована, Коррадо принялся устанавливать проектор блока, который он унёс. Только тут я узнал в этом блоке тот самый, которым особенно дорожил капитан Владимир. Он не расставался с ним ни днём ни ночью. И Коррадо, видимо, решил выяснить, что за информация хранилась в памяти этого блока. Мы стали полукругом перед сделанным нами экраном. И тогда я увидел такое…
        - Рассказывай, - поторопил его Кир. - Перед нами проплывали одна за другой картины жизни на другой, неведомой нам планете. Невиданные зелёные растения, высокие и могучие, склонялись и шумели под порывами воздушных потоков, которых не бывает на поверхности Аларди. Широкие потоки жидкости, похожие на расплавленное серебро, плавно текли по мягкой богатой почве. Грациозные животные щипали изумрудные ветви-лучи растений. С ветки на ветку перелетали странные птицы… И над всем этим великолепием стояло Солнце. Не такое, как на Аларди, скупое и холодное красное, а жаркое, щедрое и ласковое. От всех этих картин веяло чем-то неуловимо знакомым и в то же время таким далёким… Казалось, блок, унесенный Коррадо, пробудил в каждом какие-то далёкие, полузабытые воспоминания. Просмотр окончился, экран погас. И тут все словно обезумели. Возбуждённые, столпились мы вокруг Коррадо. «Надо лететь на Землю», - говорил один. «Мы должны жить под этим щедрым Солнцем», - вторил ему другой. «Но как добраться туда?» - безнадёжно замечал третий. Коррадо выждал, пока буря радиосигналов поутихнет. «Координаты Голубой планеты и
путь к ней мне известны», - сказал он, когда мы угомонились. - «Мне сообщил об этом капитан Владимир. Добраться туда можно на реактивном космическом аппарате. Сами создать такой аппарат мы не в состоянии. Значит, его нужно раздобыть либо у алардиан, либо ждать, когда на Аларди появятся космические пришельцы, и отобрать у них летательный аппарат».
        - Остальное ясно, - заключил Кир.
        Необходимо было действовать. Каждая секунда отдаляла «Каравеллу» от чужой планеты, на которой остались пришельцы с Земли…
        Робот, схваченный Киром, хотел ещё рассказать, как они долгие годы скитались по негостеприимной поверхности Аларди, страшась встречи с местными жителями, как у него крепла неосознанная тоска по человеку, как все были потрясены, когда беззвучный белый огонь фотонных дюз развеял вечный, багровый полумрак и на поверхность Аларди опустилась красавица «Каравелла».
        Но у Кира не было времени.
        - Кто ещё проник на корабль? - спросил он. - Только я и Коррадо. Коррадо сказал, что он хочет проникнуть в информаторий. Его необходимо поймать и обезвредить.
        - Вот что, - сказал Кир. - Я займусь возвращением «Каравеллы» на Аларди и посадкой. А ты… - Кир задумался. Но что-то, видимо, убедило его, и через мгновение Кир твёрдо сказал: - ступай в информаторий и попытайся захватить Коррадо.
        Пленник с готовностью сорвался с места.
        Выполнить необходимый манёвр было несложно - «Каравелла» не успела ещё набрать высокую скорость. Кир уверенно разворачивал корабль на нужный курс. Сколько раз делал он это и на учениях в Зелёном городке, и потом, во время рейса!..
        Вскоре кровавый диск на экране стал набухать, одновременно надвигаясь на свободную поверхность: «Каравелла» начала приближаться к поверхности Аларди.
        В этот момент корпус корабля неожиданно содрогнулся от глухого взрыва. Встревоженный Кир переместился к экрану внутренней связи и, не раздумывая, включил его на информаторий. Перед ним возникла внутренность отсека. В центре медленно оседало белёсое облако взрыва. В углу информатория Кир заметил два небольших неподвижных комочка - всё, что осталось от двух непрошеных пришельцев… Что произошло там, за толстыми стенами информатория? Об этом пока можно было только догадываться.
        Мирно светило солнце. Мексиканские кактусы доверчиво тянули к нему свои колючие лапы. Рядом с ними привольно буйствовала богатая земная зелень.
        Синие марсианские лианы, свернувшиеся в кольца, тоже чувствовали себя здесь, кажется, как дома. Похоже, ничего не изменилось здесь с того момента, как «Каравелла» стартовала с монтажного спутника - Луны, взяв курс на далёкую Проксиму Центавра. Но более внимательный взгляд мог бы заметить, что, например, японская вишня, несколько косточек которой посадили в землю оранжереи по старой традиции астронавтов, сейчас достигла зрелости и цвела неповторимым кипенно-белым цветом. И подобных примет, свидетельствующих о долгих протёкших годах, было немало…
        По узкой тропинке двоим идти было непросто. Дорогу то и дело заступали узловатые корни, колючие ветви акации цеплялись за одежду.
        Но, увлечённые разговором, люди не замечали этого.
        - Утром я закончил расчёт, - сказал высокий седеющий человек. - Сам! - подчеркнул он, улыбнувшись.
        - Упрямство капитана - залог успеха, - процитировал кого-то второй, срывая на ходу травинку. - Не проще ли было всё-таки поручить это, скажем, Киру? Он за последние месяцы хорошо научился делать подобные вещи.
        - Ничего, я люблю умственную гимнастику. И потом, просто захотелось испытать себя.
        - Сколько же нам остаётся?
        - Немного округляя - три года и восемь месяцев ракетного времени.
        - Ракетного времени… - задумчиво повторил Владимир, отгибая дубовую ветку, заступившую дорогу. - А там, на Земле сколько пройдёт? Страшно подумать…
        - Да, там пролетит не один десяток лет, и кто знает… - не докончив, капитан Голубничий махнул рукой.
        Два капитана подошли к небольшому озерцу и остановились, залюбовавшись его голубой безмятежной поверхностью, обрамлённой дремучим ивняком.
        - Как отец? - спросил Голубничий, трогая носком золотистый песчаный гребень.
        - Сегодня утром ему много лучше, - сказал Владимир.
        - Ну, хлебнули мы тогда с этим гравитационным пульсатором, - покачал головой Пётр Петрович. - Подумайте, такое сооружение - и без всякой защиты, входи, кто хочет!
        - Положим, все алардиане знали, что входить на территорию пульсатора опасно. Это только мы, пришельцы, не знали…
        - И всё-таки… - Голубничий помолчал. Глубоко, у самого дна озера, шныряла плотва. - Опоздай тогда алардиане хотя бы минут на десять - и поле тяготения их пульсатора нас буквально раздавило бы.
        - Интересно, зачем он алардианам, этот пульсатор? - проговорил Владимир.
        - Это нам предстоит ещё выяснить, - ответил Голубничий. - Возможно, это связано со стартами их космических кораблей.
        - А мне кажется, они задумали с помощью пульсатора произвести любопытный физический эксперимент… - сказал Владимир.
        - Может быть. Во всяком случае, наши гости помогут нам разрешить не одну загадку.
        - Кстати, пойти их проведать, - спохватился Владимир.
        На борту звездолёта «Каравелла» находилось шестеро алардиан, изъявивших согласие вместе с людьми лететь на Землю. Среди них был и алардианин, первым вступивший в контакт с Киром - разумным помощником пришельцев-землян.
        Все гости находились в специальных вакуум-камерах, в условиях, максимально близких к алардианским. Однако в соответствии с точнейшими расчётами, произведёнными с помощью электронного мозга «Каравеллы», физические условия вакуум-камер медленно, но неуклонно менялись, приближаясь к условиям на поверхности Земли. Каждый день в камеры подавалась небольшая порция воздуха, а температура стенок повышалась на несколько тысячных долей градуса. По мысли людей, к концу путешествия алардиане должны были вполне освоиться с земными условиями. Это необходимо было для того, чтобы до момента своего возвращения в систему Центавра алардиане могли свободно жить на поверхности Земли без всяких защитных приспособлений. По мнению землян, это было возможно.
        Земля, Земля…
        Она властно звала к себе своих отважных сынов, и мысли их были уже там, на далёкой голубой песчинке, затерянной в леденящих просторах космоса…
        ПО ТУ СТОРОНУ
        Хобо
        Новый робот-автомат по продаже сигарет сразу стал популярным. У входа в подземку, где возвышалась его комичная фигура, всегда стояла толпа.
        Худощавый, разбитного вида, в лихо заломленном котелке робот был сделан по образу и подобию профессионального бродяги - хобо, каким его рисуют «Семейный журнал» и прочие почтенные издания.
        Хобо стоял в вызывающей позе, заложив руки в карманы, и слегка улыбался. Покупатель подходил, опускал пятицентовик в нагрудный карман робота и изо всех сил отвешивал ему оплеуху. Робот оставался неподвижным, лишь улыбка становилась шире. Чем сильнее была пощёчина, тем шире улыбка, раздвигавшая пластиковые щёки. Одновременно хобо вынимал руку из кармана и протягивал ударившему сигарету. Если удар оказывался недостаточным - вынималась левая рука с дешёвой трёхцентовой сигаретой «Лиссабон», если же оплеуха превосходила по силе определённую величину - правая рука бродяги протягивала счастливчику в два раза более дорогую сигарету «Кэмел».
        Расчёты и эксперименты убедительно показали, что статистика была в пользу компании, выпустившей робота-хобо. Несмотря на то, что иные зеваки часами упражнялись в пощёчинах на механическом бродяге, сравнительно редко кому удавалось завоевать заветную «Кэмел».
        На следующий день у входа в подземку стояло уже два механических хобо. Толпа отхлынула теперь ко второму, так как он был гораздо совершеннее первого: первый сносил оплеухи бесстрастно, и улыбка на его лице казалась как бы приклеенной, второй же после каждой пощёчины корчил такие уморительные рожи, что толпа покатывалась со смеху. Надо сказать, что второй робот был совершеннее первого ещё и в том отношении, что независимо от силы удара он стойко протягивал только левую руку с трёхцентовой сигаретой, хотя исправно поглощал пятицентовые монеты. Но толпа не роптала: небольшая надбавка вполне окупалась богатой мимикой и отличной актёрской игрой механического бродяги.
        Приличный господин в шляпе, уже полчаса тщетно пытавшийся выколотить «Кэмел», вдруг побледнел и отошёл в сторону: ему показалось, что ещё одна оплеуха - и продавец сигарет развернётся и отвесит увесистую сдачу.
        Итак, успех второго робота был полным.
        В самый разгар веселья подъехала крытая полицейская машина, из которой выскочили долговязый бобби и суетливый толстяк, размахивающий руками.
        - Это наглая подделка конкурентов, - повторял толстяк, семеня рядом с полицейскими, - фирма считает, что нарушены принципы свободного предпринимательства. Я случайно проезжал… - начинал он снова свой рассказ.
        Полицейский, не слушая, подошёл ко второму роботу, привычно раздвигая толпу.
        - Этот? - кивнул он.
        - Да-да-да, - закивал толстяк подобно заведённому болванчику.
        И тут произошло неожиданное… Улыбка сползла с лица робота, он побледнел и вдруг кинулся бежать, расталкивая встречных. Но полицейский был начеку. В три прыжка он нагнал бродягу и, наградив его внушительным тумаком в спину, схватил за шиворот профессиональным движением. Бродяга, поняв бессмысленность сопротивления, съёжился и сразу обмяк.
        Полицейский подвёл продавца к машине и, втолкнув его внутрь, с силой захлопнул дверцу.
        - Уже четвёртый сегодня, - мрачно проговорил он, садясь в кабину. - И до чего они изобретательные, эти хобо!..
        Тайна лаборатории низких температур
        - Нет, сэр, что ни говорите, а не пойман - не вор, - сказал человек довольно потрёпанного вида, продолжая интересный разговор, прерванный барменом, принёсшим новую бутылку. - Ещё когда я служил в Уэстерне, на моих глазах произошла довольно загадочная история. Конечно, эту историю можно было бы раздуть бог знает во что. Но начальство предпочло замять её, и это было, пожалуй, самое разумное, я хочу сказать, самое разумное с точки зрения начальства.
        Впрочем, судите сами.
        Я знаю, среди широкой публики ходят довольно многочисленные слухи о страшных роботах, которых создаёт и воспитывает Уэстерн-компани. Могу отметить, что эти слухи, при всей своей бессмысленности, имеют, так сказать, реальную подоплёку.
        Притом о многих вещах, которые происходят там, за толстыми стенами Уэстерна, публика не может и догадываться.
        Да, так вот… Я хорошо помню день, когда в соседней лаборатории появился новый инженер. Звали его Алан Жантильи. Французская фамилия? Да, вероятно, он был француз. Во всяком случае, что-то в его облике было французское. Представьте себе молодого шатена с орлиным носом, в алом свитере, с длинными каштановыми волосами - и перед вами будет портрет Алана.
        Здесь надо добавить, что внешний лоск и, я бы сказал, обаяние соединялись у нового инженера с совершенно невероятным упрямством. Ради того, чтобы настоять на своём, он мог пойти на что угодно.
        Всё это я узнал впоследствии, когда увы! - было уже слишком поздно…
        Алан Жантильи - мисс Шелла, секретарь шефа, дала ему прозвище «Каштан», которое прочно прилипло к новому инженеру, - Алан, говорю я, был назначен в лабораторию низких температур. Эту лабораторию отделяла от той, где работал я, лишь одна стенка, правда, полутораметровой толщины.
        Низкотемпературщики отрабатывали в это время новый тип робота, который был заказан, по слухам, каким-то государственным ведомством. Этот робот… Как бы пояснить вам суть в двух словах… Вы знакомы с областью низких температур? Я имею в виду окрестность абсолютного нуля по Кельвину. Немного знакомы? Отлично. В таком случае вы, вероятно, знаете, что при сверхнизких температурах обычные запоминающие ячейки приобретают совершенно фантастические свойства. При микроскопических габаритах в такие ячейки может уместиться столько информации, что для её записи в обычных условиях понадобился бы целый небоскрёб размером со старый Эмпайр Стейтс Билдинг.
        Альдор - так звали робота, о котором идёт речь - был буквально начинён информацией, но довольно своеобразной. Это были особые приметы лиц, которых Федеральное Бюро подозревало в подрывных намерениях. Любопытно, что блоки памяти были переданы в лабораторию низких температур под строжайшим секретом. И поверите, - я просто диву давался, глядя, как в течение нескольких месяцев информация с бесчисленных блоков памяти переписывается на один-единственный блок размером со спичечную коробку.
        С самого начала Альдор невзлюбил, если можно так выразиться, нового сотрудника. Причём должен сказать, что нелюбовь эта была взаимной.
        Не знаю, какие у Альдора были основания… Может быть, чьи-то особые приметы из его чудовищной памяти совпадали с чертами Алана? Может быть, и так. Я допускаю подобную мысль, но это, заметьте, только моё личное допущение.
        Я сам видел однажды в приоткрытую дверь, как Алан двинул Альдора изо всей силы железной штангой по руке. Альдор и глазом не повёл, хотя по изменившемуся цвету его фотоэлементов я видел, что он испытывал сильнейшую боль.
        Правда, и Альдор спуску не давал. Алан вечно жаловался, что робот ему не подчиняется. У меня даже составилось мнение, что Алан побаивается Альдора, хотя и не подаёт виду.
        Вообще-то говоря, было чего бояться!
        Здесь уместно описать Альдора. В отличие от большинства других роботов, похожих то на шар, то на шкаф, то вообще бог знает на что, Альдор был выполнен по образу и подобию человека. Именно таково было желание заказчика.
        Просто жуть брала с непривычки, когда из глубины коридора показывался быстро шагающий навстречу детина двухметрового роста. Правда, он стандартно улыбался и предупредительно уступал дорогу. Но кто его знает, что у него было на уме! А ну как слегка тронет своей лапищей? Инженеры из соседнего отдела рассказывали мне, что когда Альдор ударяет в боксёрскую грушу, динамометр показывает, ни много, ни мало, - восемь тонн!.. И инженеры из нулёвки (так мы называли лабораторию низких температур) уверяли, что восемь тонн для Альдора - далеко не предел.
        Всё радиохозяйство Альдора было упрятано в его грудной клетке, а манерно выгнутые ресницы представляли собой чувствительные антенны.
        Большая сила соединялась у Альдора с дьявольской ловкостью. Ему не было равных среди роботов - я уже не говорю: среди людей ни на кольцах, ни на перекладине, ни на гаревой дорожке. Голы он забивал прямо-таки с математической точностью, а бил так, что мяч однажды после пушечного удара прорвал сетку. Нет, сэр, капроновую.
        Сначала отношения Алана и Альдора напоминали игру. Робот всё время старался сделать Алану какую-нибудь пакость: то калошу припрятать, то пятно посадить на брюки, то просто подножку поставить. Но Алан был начеку.
        Всех нас забавляла эта комедия. Мог ли я думать, что она обернётся драмой?..
        Однажды Алан вышел на минутку из лаборатории, оставив на столе записную книжку. Когда он вернулся, записной книжки на месте не было. Альдор с независимым видом стоял в углу возле шведской стенки, и лишь ресницы-антенны, как показалось Алану, подрагивали больше обычного.
        Сколько Алан ни пытался, он ничего не смог добиться от робота. Альдор упорно отмалчивался, уподобившись вдруг глухонемому. Робот даже перенёс смиренно несколько сильных ударов разъярённого Алана.
        Не знаю почему, но Алан дорожил своей записной книжкой, и потеря расстроила его.
        - Завтра взрежу мерзавца автогеном, - сказал он мне вечером, садясь в ядовито-лимонный «бьюик». - Я убеждён, что записная книжка у него!
        Я посторонился, и машина Алана с шумом выехала из гаража, сразу взяв скорость.
        Тут я должен сказать, что слух у Альдора… О, сэр, его слуху мог бы позавидовать самый совершенный акустический аппарат.
        …А назавтра случилось такое. Алан Жантильи исчез. Официальная версия гласила, что он не вышел утром на работу. Действительно, Алан имел иногда обыкновение пропадать куда-то дня на два, на три. Но прошло четыре дня, а Алан всё не появлялся.
        Как-то к шефу в кабинет проводили молодую женщину с заплаканными глазами, которая долго добивалась приёма. Мисс Шелла шепнула мне, что это жена Алана Жантильи.
        Вскоре после этого было назначено расследование. Странное это было расследование! Проходило оно за закрытыми дверями, а в комиссию входили только любимчики шефа да его приближённые.
        Я хотел хоть одним глазком заглянуть в нулёвку, но ничего не вышло: у двери стоял часовой с автоматом и никого не впускал.
        Лишь примерно через неделю я увидел Альдора. Он показался мне отяжелевшим и постаревшим, если можно так выразиться. Робот стоял у окна, пристально глядя вниз, на волнистую крышу гаража, поблёскивающую под неярким осенним солнцем. С бьющимся сердцем я остановился рядом и окинул Альдора внимательным взглядом. И хотите - верьте, хотите - нет, сэр, но я заметил на его шершавой пятерне несколько красных ворсинок, того же цвета, что и пуловер Алана.
        Куда он мог девать Алана? Если бы я знал!.. А может, мне померещилось, и никаких ворсинок на ладони Альдора не было? Ведь я так волновался: мудрено ли ошибиться?.. Да и потом, стоило мне только заикнуться!.. Компания безжалостна. Она вездесуща, как спрут, и всесильна, как сам господь бог. А бедному Алану это всё равно б не помогло. Мне почему-то кажется, что вы не сыщик компании. Такой уж у меня выработался нюх на сыщиков, право!
        Да, немало тайн хранит Уэстерн, чтоб ему пусто было! Доброй ночи, сэр.
        Двадцатый старт
        С невыразимой тоской смотрю я на серебристую звёздочку, ярко горящую в чёрном небе. Это «Изабелла». Час назад она стартовала с Нептуна курсом на Землю. Я смотрю, смотрю неуставая на серебристую звёздочку, не будучи в состоянии вытереть солёную влагу, застилающую глаза.
        Я являюсь как бы составной частью Крониуса, точнее - его мозгом. Этот дрейфующий корабль полностью и практически мгновенно подчиняется моим командам. Но такое послушание досталось мне дорогой ценой. Всё тело моё изрезано, и тысячи электродов и датчиков жадно приникли к каждому нерву.
        …Это произошло давно. Я был тогда молод и работал инженером в Уэстерн-компани. Думаю, что эта компания не требует дополнительной рекомендации. Надо сказать, что в то время семью мою (а я довольно рано успел обзавестись семьёй) начала преследовать длинная цепь неприятностей. Начать с того, что во время манёвров с какого-то реактивного истребителя упал стабилизатор подвесной ракеты и разрушил коттедж, в котором мы жили. По счастливой случайности жены в этот момент не было дома - она относила дочурку на обязательную противолучевую прививку. Короче говоря, мы остались, в чём стояли. Пришлось мне брать у компании ссуду, хотя это и было связано с варварскими процентами. Плата за квартиру стала съедать чуть не половину заработка, и нам приходилось отказывать себе в самом необходимом. Затем пришла ещё горшая беда. Несмотря на все прививки, дочка всё-таки заболела лучевой болезнью. Знаете, ведь детский организм гораздо восприимчивей к радиации, чем взрослый… Плата за лечение… В общем, положение наше стало критическим.
        И тут вызывает меня шеф и говорит:
        - Я слышал, Гилмор, у вас финансовые затруднения?
        - Небольшие, сэр.
        - Гм, небольшие… - он переложил перед собой какие-то папки и продолжал. - А не хотели бы вы получать больше, Гилмор? Ну, скажем, раз в тридцать.
        - На тридцать, сэр? - переспросил я. Мне показалось, что я ослышался.
        - В тридцать раз. Кур?те, - он пододвинул мне богатую коробку, - сигары неплохие. Итак?
        - Разумеется, сэр, - пробормотал я, - но… что я должен для этого делать?
        - Сейчас объясню. Видите ли… Вы ведь хорошо знакомы с теорией интерференции биотоков?
        - Это моя узкая специальность, сэр, - отвечал я, тщетно стараясь понять, куда клонит шеф. И тут он предложил мне такое…
        - Фирма предполагает приступить к разработке кибернетических систем, в которые можно целиком вживлять человеческий организм. В основном нас интересует вживление мозга. Как вам известно, уже установлено, что после обработки соответствующими реактивами человеческий мозг оказывается гораздо более мобильным, он в тысячи раз быстрее, чем обычно, реагирует на воздействия внешней среды, что должно приблизить его к лучшим образцам электронного мозга. С другой стороны, человеческий мозг стоит куда дешевле электронного… Впрочем, это вам неинтересно. В общем, компания предполагает провести длительный эксперимент по части, так сказать, сращивания человеческого мозга с киберсистемой. Как вы, наверно, уже догадались, Учёный совет концерна остановился на вашей кандидатуре: биотоки вашего мозга оказались наиболее рельефными. Для удачи эксперимента необходима полная изоляция системы «мозг - механизм» от земных воздействий. Поэтому эксперимент переносится в космос, на транснептуновую орбиту. Мы вас врастим в механизм и забросим на трассу. Ну, конечно, кожу вам придётся немного попортить… - шеф деланно засмеялся.
        Я молча кивнул. Жуткие опыты с животными по сращиванию я наблюдал, да и проводил не один десяток раз, а такое зрелище, если его хоть раз увидишь, не забудешь до Страшного суда.
        - Передатчики будут сообщать нам ежедневно информацию о том, как проходит опыт. Вы будете, разумеется, неподвижны внутри системы. Что касается питания, - оно будет искусственным. Вот, собственно, всё.
        - А… сколько продлится опыт? - спросил я. В глубине души я, заранее согласившись, боялся, что шеф назовёт какую-нибудь мизерную цифру вроде трёх месяцев или полугода, я же мечтал хотя бы о двух годах. Тогда можно было бы не только расплатиться со всеми долгами, но и положить приличную сумму на текущий счёт. Больше двух лет, как я знал, продолжать эксперимент по сращиванию опасно. В одном из опытов, длившихся три года, собака так срослась с киберсистемой, что поистине невозможно было разобрать, где кончается собака и начинается система. Когда биологи всё же попытались отделить собаку, поднялся такой страшный визг и лай, что в конце-концов начальник сектора распорядился отправить всю систему в умертвитель.
        Всё это вихрем пронеслось у меня в голове.
        - Я согласен на максимальный срок… - начал я.
        - Опыт продлится сорок лет, - перебил шеф.
        - Сорок лет, - повторил я машинально, не вникая в страшный смысл слов.
        - Компанию интересует проблема эволюции системы, разъяснил шеф.
        Воцарилось молчание.
        - Что касается денег, то ваша… гм, - в этом месте шеф запнулся, - ваша жена будет получать их полностью и регулярно, независимо от исхода эксперимента.
        Последний довод оказался решающим.
        - Согласен, сказал я, - пишите контракт.
        - Тогда ступайте готовиться к опыту, - в голосе шефа чувствовалось облегчение. - Запуск планируется через три недели.
        И я зажил чудовищно странной жизнью. Казалось, я всё время висел неподвижно в центре сферы, на чёрной поверхности которой холодно горели созвездия. О движении можно было судить лишь по тому, как созвездия медленно меняют свой рисунок.
        Временами пронзительная боль обжигала меня. Это означало, что в систему ударил случайный микрометеорит. Но такое бывало редко. Первые месяцы меня мучила такая тоска, что порой я мечтал, чтобы в меня ударил метеорит, только покрупнее, и разом прекратил моё существование. Я долго думал о самоубийстве, но покончить с собой не мог: ведь я не мог пошевелиться, не мог даже объявить голодовку - питание осуществлялось автоматически, с помощью питательных растворов, которые впрыскивались в вены и омывали ткани и полушария мозга.
        Раз в год я прохожу мимо Нептуна, откуда как раз в это время стартует на Землю пассажирская бригантина «Изабелла».
        Я смотрю, смотрю не уставая на серебристую звёздочку, и солёная влага застилает глаза…
        Крайнее средство
        - Мне теперь уже всё равно, - сказал немолодой усталый человек, - выбрасывайте.
        - Компания не задумается выбросить вас, Джон Чалмерс, можете не сомневаться. Но вы забыли ещё одно обстоятельство. Два года назад на вашу тему была выделена довольно значительная сумма. Я спрашиваю: где она, эта сумма? Её нет. А результаты? Их тоже нет! - шеф перешёл на крик. - И вы ответите своим имуществом!
        - Вы хотите конфисковать моё имущество? - медленно спросил профессор.
        - Поразительная догадливость!
        - Дайте мне ещё два месяца, - сказал Чалмерс, не поднимая глаз.
        - Две недели, и ни минуты больше, - ответ шефа прозвучал категорически. - Можете идти.
        Когда тяжёлая дверь захлопнулась за Чалмерсом, на столе перед шефом вспыхнул экран кофейного цвета.
        - Почему ты так нервничаешь, милый? - томно спросила крашеная блондинка. - Тебе это вредно.
        - А, опять шпионила? - нежно пропел шеф.
        - Я совсем немножечко! За что ты так распекал бедного Чалмерса?
        - Распекал? Да его спечь мало! - шеф коротко хохотнул, довольный собственной шуткой. - Четыре миллиона пустил в трубу. Ну, попляшет он у меня!..
        Два года тому профессор кибернетики Джон Чалмерс предложил шефу Уэстерн-компани любопытную идею. Лауреат Нобелевской премии был принят благосклонно. Шеф компании не без приятного волнения выслушал заманчивое предложение авторитетного учёного: в течение полутора - двух лет создать робота, способного воспринимать и проявлять эмоции. Речь шла отнюдь не об имитации улыбок, волнения, слёз и так далее, - подобные вещи представляли собой давно пройденный этап.
        - Я хочу, - сказал шефу Джон Чалмерс, - создать робота, способного по-настоящему, как человек, страдать и восхищаться, тосковать и негодовать.
        - Как же, в двух словах, вы мыслите достичь этого? - спросил шеф, с интересом вглядываясь в энергичное лицо посетителя.
        - О, моя идея до чрезвычайности проста, - ответил профессор Чалмерс. - По моим расчётам, - он похлопал по толстой виниловой папке, начиная с некоторого порога, самоорганизующаяся система становится способной к эмоциям. Вся суть, собственно говоря, заключается в этом критическом пороге.
        - Чем же он определяется, этот порог? - спросил шеф.
        - В основном количеством накопленной информации, ну, а кроме того… - Чалмерс замялся.
        - Понимаю, понимаю, - лучезарно улыбнулся шеф, - секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать акционеров вашим предложением.
        Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Чалмерсом.
        Контракт с Чалмерсом был подписан, и машина завертелась…
        Сотни тысяч долларов были брошены на рекламу. «Новый взлёт технической мысли!» - захлёбывались газеты. - «Уэстерн-компани предлагает вам друга. Он будет сочувствовать вам и никогда не изменит, в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот стоит он перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире чёрном смокинге фирмы «Ливинг и братья». Он разделит вашу печаль, и ваши слёзы, и ваши скромные радости». А одна газетка поместила на второй полосе фото очаровательно улыбающейся мисс с конвертом в руке, сопроводив его выразительной подписью: «О, какая радость! Спешу скорее поделиться ею с моим другом фирмы Уэстерн-компани», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести электронного друга.
        Акции Уэстерн-компани в результате всех этих мер сильно подскочили. В течение нескольких месяцев биржа переживала ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, - если б эти цифры публиковались.
        Короче, всё было олл райт.
        И вдруг - заявление профессора Чалмерса. Оно прозвучало, как гром с ясного неба.
        - Вероятно, в чём-то допущена ошибка, - сказал шефу Джон Чалмерс. - Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а проявления чувств никак не наблюдается…
        Немудрено, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Получался грандиозный конфуз…
        Джон Чалмерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.
        Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды - гибло всё! Перед мысленным взором Чалмерса проносились картины - одна печальнее другой. Коттедж описывают за долги… Гараж и «ролс-ройс» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решётку, как нарушителя контракта… А жена с сынишкой куда же?..
        В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошёл Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, отчётливо обрисовывали его плечистую фигуру.
        «Всё он», - со злобой подумал Чалмерс, глядя на своё детище. - «Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос - не с машины, а с конструктора».
        После тяжёлого разговора с шефом на душе Чалмерса было горько и тоскливо.
        - Добрый вечер, Отец, - сказал Чарли, подойдя к Чалмерсу.
        - Здравствуй, Чарли.
        - Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, - рокотал уверенный бас. - Сверх заданной вами программы усвоен тридцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.
        - Это уже не имеет значения, - махнул рукой Чалмерс.
        - Не понял, прошу повторить, - быстро сказал робот.
        «Надо взять себя в руки, - сказал себе Чалмерс, - и выдержать это до конца».
        - Ты молодец, Чарли, - ласково сказал профессор, глядя на робота. - Ступай-ка и займись тридцать третьим томом.
        «И что ему ст?ит, - подумал Чалмерс, глядя в широкую спину удаляющегося робота, - выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но этого нет и в помине».
        Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.
        «А может, пойти по линии имитации? - размышлял он. - Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность. Тогда будет всё: и слава, и деньги».
        Но Чалмерс тут же отверг эту мысль. Шарлатаном он не был и не будет.
        Угрюмый профессор бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чалмерс работал без сотрудников), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленые блоки памяти, то у волноводов, образующих пышный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.
        «И ведь Чарли привязан ко мне, - размышлял Чалмерс. - Он, например, охотнее подходит ко мне, чем к кому бы то ни было другому. Так почему же он ни разу не проявит свои чувства, хотя бы в самой примитивной форме? Ведь он и читал об этом, и видел в бесчисленных фильмах».
        У Джона в памяти всплыла его вчерашняя беседа с Чарли.
        « - Почему ты ни разу не выразишь радости или огорчения, Чарли? - спросил профессор.
        - А к чему? - безмятежно ответил робот, поблёскивая фото-элементами.
        - То-есть как к чему? - растерялся Чалмерс.
        - Выражение чувств отнимает слишком много энергии, - пояснил Чарли, - и поэтому оно излишне. Необходимо выдерживать принцип наименьшего действия».
        «А может, он прав по-своему?» - продолжал размышлять профессор.
        - Нет, никогда! - сказал Чалмерс громко и даже приостановился. - Но как докажешь это Чарли?
        Можно, конечно, действовать в приказном порядке. Но тогда вся великолепная логическая система робота будет безнадёжно испорчена. Нет, голая команда здесь решительно не годится. Робот должен прийти к нужным выводам самостоятельно. Остановившись у окна, Чалмерс рассеянно глядел, как по двору компании торопливо снуют люди, сильно смахивающие с такой высоты на муравьёв.
        «Сюда и ласточка, пожалуй, не долетит», - с тоской подумал профессор.
        И тут Чалмерсу пришла мысль, от которой похолодело в груди. Сначала мысль показалась страшной, но чем больше Чалмерс думал, тем сильней убеждался, что это, пожалуй, единственный выход из тупика, в котором он очутился.
        Рассчитывать на длительную отсрочку, необходимую для завершения работы с Чарли, не приходилось.
        «Компания не намерена больше терпеть убытки», - без обиняков заявил шеф сегодня утром. Итак… Да, решено. Мэри, по крайней мере, получит страховку», - невесело усмехнулся Чалмерс.
        - Как в беспроигрышной лотерее, - негромко сказал он, отходя от окна.
        - Застрелился? - переспросил шеф, дыша в трубку видеофона. - Улизнул-таки, прохвост! Не сообщайте пока никому об этом… Что, что? В медицинский центр? Вы с ума сошли. Никаких медцентров. У компании имеется всё своё, и врачи в том числе. Исполняйте приказ. Имейте в виду: произошёл несчастный случай. Вам ясно? Вот так.
        Лицо на экране видеофона несколько раз кивнуло в знак понимания и затем погасло…
        - Пожалуйте сюда, миссис Чалмерс. Осторожно, не ударьтесь. Нет, здесь у нас не больница, а так… Нечто вроде лазарета. Знаете, ведь сотрудников у компании не одна тысяча. Вот и бывают иногда разные несчастные случаи, вроде как с вашим мужем. Как произошло? Но вам же объяснил наш врач. Небрежно чистил пистолет… Ну, откуда же мне знать, миссис!.. Ведь я только сестра. Нет, недалеко, ещё один пролёт. Значит, вы не забыли, что сказал врач? Полный покой. Вам даётся пять минут. Какое счастье, что пуля прошла так удачно! Извольте, вот в эту дверь.
        С узкой железной койки на неброско одетую женщину глядел бледный, без кровинки Джон.
        - Здравствуй, Мэри, - попытался он улыбнуться. - Видишь, как меня угораздило…
        - Не разговаривай, - замахала Мэри руками. Затем, оглядевшись, придвинула белый стул и опустилась возле мужа. - Тебе нужен покой.
        - Ничего, - тихо сказал Джон, - теперь всё позади. Вот если бы пуля прошла на два миллиметра левее… Тогда уж я имел бы абсолютный покой.
        - Но как ты неосторожен, Джон, дорогой. И почему ты мне никогда не говорил, что имеешь дело с огнестрельным оружием?
        - Да так, не приходилось… Зато теперь мы будем богаты, Мэри, очень богаты, Мой опыт удался.
        - Правда? - Мэри расцвела от последних слов мужа. - И сможем яхту купить?
        - Хоть десяток яхт.
        Послышался осторожный стук, и в палату вошёл Чарли. Ловко балансируя подносом, он опустил его на тумбочку у изголовья Чалмерса. На подносе среди нескольких кистей недорогого винограда красовалась огромная связка бананов.
        - Как утренняя температура, Отец? - спросил робот, и в голосе его слышалось неподдельное волнение…
        Гладиатор
        Когда Фостер Ленчли очнулся, его окутывала непроницаемая тьма. Странная вещь! Ему казалось, что он чувствует руки и ноги, а между тем не может и мизинцем пошевельнуть.
        Фостер с трудом припомнил предшествовавшие события. Ослепительно белую дорогу, залитую техасским солнцем. Громыхающий «форд», из которого Фостер, следуя приказу хозяина, выжимал максимальные сто шестьдесят миль в час. Встречный «Линкольн», чёрной молнией вынырнувший из-за поворота… Дальше мысли Фостера обрывались. «Крышка, - подумал он, - потерял зрение».
        Внезапно Фостер почувствовал, как по всему телу его катится волна обжигающей боли, а затем, начиная от кончиков пальцев рук и ног, надвигается блаженное онемение.
        - Великолепный мозг, мистер О'Принс, - сказал ассистент, показывая великому хирургу герметическую банку, на дне которой дымились два извилистых полушария серого цвета.
        - Осторожней, голубчик, - ответил хирург, - это не тесто. Поместите в физиологический раствор. Пусть сначала, так сказать, придёт в себя после шока.
        - Слушаюсь.
        - Затем клетки, связанные с органами чувств, подвергнете местной анестезии. Ему это полезно для будущего, которое его ждёт. После анестезии, часика через три, приведёте его в себя. Тело исследовано?
        - Да, мистер О'Принс.
        - Ну? - Отличные мышцы профессионального грузчика. Хорошая координация движений…
        - Чудесно. Можете отправить тело в крематорий, оно нам больше не понадобится. А с мозгом, когда он придёт в себя, мы потолкуем…
        - Простите, но как, мистер О'Принс? - решился спросить молоденький ассистент. - Ведь без языка, как учили нас в колледже…
        - К колледжах отстают от современного уровня науки по крайней мере на десяток лет. Вы забыли о биотоках, мой юный друг, - снисходительно разъяснил О'Принс.
        Через минуту властный голос слышался из другого конца лаборатории, где группа людей в белых халатах настраивала биопреобразователь.
        Фостеру казалось, что он лежит в тёмном погребе, лишённом света, звуков и запахов. Внезапно он услышал слова, сказанные тихим, но повелительным голосом:
        - Вы попали в катастрофу, Фостер. Я вас вылечу, и вы будете здоровее прежнего. Но для этого требуется одно: полное послушание.
        - Хорошо, доктор, - захотел сказать Фостер. Он догадался, что с ним разговаривает врач, хотя вокруг по-прежнему стояла непроницаемая тьма.
        - Я вас понял, я вас понял, - услышал Фостер. - Старайтесь не волноваться. Слушайте меня внимательно. Вы мозг, только мозг, понимаете? Я помещу вас в искусственное тело.
        - Искусственное тело? - мысленно удивился Фостер. - Да, я помещу вас в кибернетическую систему. Не беспокойтесь, она будет не хуже вашего прежнего тела. Когда вы заново разучите все движения, которые были утрачены вместе с мышцами, мы сможем подобрать вам обычное человеческое тело. Слава богу, разнообразные катастрофы не так уж редки, так что у нас будет из чего выбирать.
        - А нельзя ли сразу, доктор? Сразу обычное тело?.. Я помню всё, дайте только тело, и я смогу повторить все движения…
        - Послушайте, уважаемый, - строго сказал хирург, - всё должно быть так, как я говорю. Малейшее непослушание, Фостер, - и вы на веки вечные останетесь комочком серого вещества.
        - Слушаюсь, док, - мысленно пробормотал мозг.
        Весь разговор вёлся, разумеется, безмолвно, с помощью биотоков, и сотрудники клиники, тесным кольцом окружившие О'Принса и сосуд с мозгом, тщетно старались угадать суть разговора: лицо хирурга оставалось каменным.
        Выйдя из лаборатории, О'Принс прошёл в свой великолепный кабинет и вызвал по видеофону президента Уэстерн-компани.
        - О'кэй, босс, - почтительно сказал он, когда на экране появилось знакомое всей стране холёное лицо с хищным подбородком. - Мозг препарирован и весь к вашим услугам. Как раз нужный объём…
        - Он не повреждён?
        - Нисколько.
        - Гм… Приступайте в таком случае к программе… - мистер Вильнертон понизил голос, - к программе «Железный гладиатор». Имейте в виду, у вас всего четыре месяца, поэтому не медлите.
        - Слушаюсь.
        Экран погас.
        Фостер Ленчли учился ходить, как малыш учится делать первые шаги: робко и неуверенно. Поначалу Фостеру страшно было и подумать о расстоянии между двумя фрамугами биолаборатории, где проходило обучение. Но очень скоро Фостер стал чувствовать себя всё более уверенно. Ноги и руки - длинные гибкие щупальцы теперь подчинялись ему куда охотней, чем раньше. А сила в них была такая, что Фостер шутя мог согнуть в трубочку и затем разогнуть маленькую двухцентовую монетку. Обладать постоянно такой силой Фостер, конечно, не отказался бы, но нынешнее тело его… Нет, что ни говори, оно было слишком уж отталкивающим. Огромная голова, снабжённая четырьмя блюдцами-фотоэлементами, позволяла видеть всё вокруг, но была безобразна, особенно если учесть торчащие из макушки многочисленные кустики антенн. А о «теле» и говорить не приходилось.
        Но Фостер помнил разговор с хирургом и тщательно проделывал все тренировочные упражнения, подчас весьма длительные и утомительные.
        Словно по команде все газеты затрубили вдруг о новой сенсации века - сражении железных гладиаторов.
        Две фирмы решили помериться качеством продукции. Было оговорено, что они создадут по роботу, причём объём электронного мозга не мог превышать девятисот кубических сантиметров. В соответствии с регламентом роботы должны были сражаться до гибели одного из них. При этом железным гладиаторам не полагалось никакого оружия. «Битва на уровне диких зверей» - захлёбывались газеты. «Победит не только сила, но и более правильная стратегия», - вещали статьи. «Зрелище, которому позавидовал бы сам император Нерон», - кричали аршинные заголовки.
        Наконец Фостер обрёл, как говорится, форму. Он перемещался легко, как арабский скакун, а грации его - если под грацией понимать безукоризненную координацию движений - могла бы позавидовать и примадонна столичного мюзик-холла.
        За долгое время обучения Фостер сильно сдружился с О'Принсом, который казался добрым и ласковым, как отец.
        - Вот что, Фост, - сказал однажды О'Принс, когда вечерние тренировки были закончены и Фостер отдыхал после трудных упражнений. - Ты выполнял все мои требования, и я доволен тобой. Теперь ты должен выполнить одну только вещь…
        - Я готов, - мысленно произнёс Фостер, глядя на чём-то взволнованного хирурга.
        - Видишь ли… ты должен сразиться… сразиться с одним роботом, - выдавил О'Принс.
        - Тоже человеческий мозг? - быстро спросил Фостер. Он был сильно возбуждён, - биотоковые волны на экране осциллографа подскакивали гораздо выше обычного.
        - Успокойся, мозг электронный, - усмехнулся 0'Принс.
        - Значит, обычный робот?
        - Да. И ты должен победить. Тогда ты получишь обещанное и снова станешь полноправным человеком…
        - Что ж, - я готов, - повторил Фостер.
        - Ты победишь, я уверен, - горячо сказал О'Принс и отвернувшись, быстрым шагом вышел из лаборатории.
        Громадная арена цирка была залита юпитерами. Служители-роботы тщательно разравнивали отборный красноватый песок, не обращая внимания на назойливые телеобъективы. Толпа, забившая все уголки и проходы, нетерпеливо гудела.
        Наконец неказистые роботы, сделав своё дело, убрались с арены, и сияющий распорядитель объявил сражение железных гладиаторов. Под оглушительную дробь барабанов на арену с противоположных сторон вышли два робота.
        - Линди и Фрост! - провозгласил в рупор распорядитель и поспешно убрался с арены.
        «Он переврал моё имя, - подумал Фостер. - Наверно, умышленно. Впрочем, какое это имеет значение?» Увидя людские лица, он испытал невыразимое волнение. Ему хотелось закричать изо всех сил: - Люди, я тоже человек, я брат ваш. Люди, защитите меня!
        Но он был робот и он был нем.
        Его враг двумя прыжками достиг центра арены и застыл в выжидательной позе. Электронный мозг его напряжённо рассчитывал всевозможные варианты нападения и защиты.
        «Всё это нужно только на потеху», - билось у Фостера. Он не чувствовал никакой вражды к своему противнику, а между тем должен был стремиться к тому, чтобы уничтожить его. В этом-то и состоял грубый просчёт О'Принса! Вживляя мозг в кибернетическую систему, он сбросил со счётов человеческую психологию.
        Роботы сблизились на расстояние вытянутого щупальца. Публика замерла. Казалось, два невиданных паука сошлись там, внизу на смертный бой.
        Линди не спеша протянул к противнику щупальце, но как только Фостер выдвинул свой, робот неуловимо быстрым движением ударил его по нервному окончанию. Волна боли и слепой ярости захлестнула Фостера. Всей своей стокилограммовой массой он ринулся на врага. Линди успел увернуться, но один из щупальцев Фостера хлестнул наотмашь по фотоэлементу противника, и «глаз» врага померк. «Теперь он видит хуже!» - мелькнула у Фостера торжествующая мысль. Отныне он знал, что надо делать: необходимо лишить противника зрения, тогда он будет наполовину беспомощен.
        Но и Линди не дремал. В один из моментов он изловчился и сорвал с макушки Фостера кустик-антенну. Боль была такова, что на миг лишила Фостера сознания.
        Всё же после полуторачасовой борьбы стал всё яснее вырисовываться перевес Фостера. Его атаки были стремительнее и результативнее. Очевидно, электронный мозг объёмом в девятьсот кубических сантиметров был ещё слишком мал, чтобы соперничать с человеческим. Всё чаще Линди останавливался в замешательстве, не в силах сразу решить, что делать дальше: нападать или защищаться? Арена была усеяна микроэлементами и многочисленными металлическими обломками. Наиболее нетерпеливые зрители поднялись с мест, чтобы во всех подробностях увидеть финал столь необычной драмы.
        И тут случилось неожиданное…
        Фостер увидел Мэри - жену. Она сидела где-то на галёрке, в глубине - поэтому его рысьи глаза и не приметили её сразу. Кроме того, Фостер был поглощён боем. Лицо Мэри было бледно. Рядом с женой сидел Джим, её брат, моряк в отставке.
        С криком разумеется, безмолвным - Фостер кинулся к барьеру. Лишь несколько метров отделяли его от человеческого общества. На какую-то долю секунды он забыл о прикрытии, и этого оказалось достаточно. Щупальце Линди скользнуло змеёй и вонзилось в то место, где находилось основание головной антенны.
        Ослепительное солнце вспыхнуло в мозгу Фостера, и затем всё погрузилось в мрак.
        Вторая гибель Фостера Ленчли была мгновенной.
        Время сгорает без остатка
        - Вы не скажете, который час? - обратился ко мне человек невероятно измождённого вида. Он сидел за соседним столиком кафе, в котором я имел обыкновение ужинать.
        - Без четверти девять, - ответил я машинально, не глянув на часы: в восемь я обычно выходил из подъезда редакции, где работал в отделе коммерческих объявлений, затем пересекал шумную авеню и садился за свой излюбленный столик в углу у окна, куда знакомый официант-робот предупредительно ставил традиционное виски с содовой. В 8.45, когда напротив окна вспыхивала реклама противопожарной компании - пассажирская ракета, объятая неоновым пламенем, - официант приносил мне ужин.
        Сейчас как раз вспыхнул нос ракеты (эффектный пожар длился ровно полчаса, сопровождаемый апокалиптическими ужасами. Затем пожар гасили разумеется, с помощью патентованных средств, и всё начиналось сызнова).
        - Нельзя ли уточнить по часам? - вежливо попросил мой измождённый сосед.
        Отвернувшись от плечистого робота, с застывшей улыбкой на глупом лице, ставящего передо мной обычный ужин, я скосил глаза на часы… и оторопел: стрелки показывали три минуты девятого. Часы стояли.
        - Так я и знал, - с грустной улыбкой сказал измождённый человек. - Вы сели слишком близко от меня, и вот результат…
        Естественно, меня заинтриговало столь необычное заявление. Пренебрегая осторожностью, я пригласил незнакомца, назвавшегося Питером Ланге, и он пересел за мой столик. Разделить со мной трапезу Питер Ланге отказался.
        Старательно отводя взгляд от моего ужина, Питер рассказывал странные вещи… Не будучи физиком, я, признаться, мало что понял. Современные физические представления, все эти кванты-кирпичики, из которых состоит не только материя, но и пространство, и даже время, общая теория относительности и прерывность тяготения - всё это казалось мне, непосвящённому, совершенной дичью. Но, Питер, по-видимому, отлично ориентировался в своей области, и даже мне, профану, его доводы и логические построения казались довольно убедительными. И всё-таки я заранее прошу прощения, если что-то перепутал. Дело в том, что некоторые вещи остались для меня неясными, а вторично встретить Питера Ланге мне не удалось…
        - Поток квантов времени, - рассказывал Ланге, - имеет равномерную скорость и плотность в каждой точке пространства. Я задумался над вопросом: а нельзя ли увеличить, или же наоборот - уменьшить скорость потока времени? Был я тогда молод и горяч и не представлял себе, какую чудовищно сложную задачу беру на себя. Если бы я знал это сразу… Возможно, я отказался бы от этой затеи, и тогда… Тогда всё было бы иначе… Но, повторяю, я был молод и полон сил, к тому же идея захватила меня, и бросать её на полдороге не хотелось. В это время скончалась в Калифорнии одна моя престарелая родственница, и всё немалое наследство я пустил на эксперименты.
        В конечном счёте я добился невероятного. Мне удалось сконструировать генератор нужного мезополя. Таким образом свершилась мечта моей жизни: применяя специальные мезонные поля, я мог получить теперь любое ускорение или замедление времени.
        Питер Ланге бледно улыбнулся и продолжал:
        - Увы! Я тогда не знал ещё, что означает - ускорить ход времени. Ведь время, быстрее или медленнее, но сгорает всегда без остатка!.. Включив ускоритель, я сел на стул прямо под бьющие из генератора мезонные лучи и… одним словом, за каких-нибудь пятнадцать минут я сжёг без остатка двадцать лет своей жизни. Да, когда я поднялся, приборы показали, что прошло ровно двадцать лет и мне, следовательно, не двадцать восемь, а сорок восемь… Голова кружилась. Неверной походкой я подошёл к окну. Меня переполняли какие-то новые, совершенно непривычные ощущения, довольно-таки неприятные. Дышалось тяжело, появилась одышка, зрение ухудшилось, и очки оказались слишком слабыми. К тому же сердце ныло тупой болью.
        А когда я глянул в зеркало… Впрочем, я перед вами, и описывать то, что я увидел, не надо. Только тут мне стало понятно, что свершилось непоправимое. Бросившись к генератору, я, как обезумевший, стал нажимать кнопки и крутить верньеры. Но всё было тщетно. Чего я добивался? Не знаю. Ведь время течёт необратимо, это один из принципов мироздания.
        В слепом отчаянии я повалился на койку (я жил в лаборатории). Зарывшись лицом в подушку, я замер. Через час встал и вышел на улицу купить сигарет. Швейцар, с которым столько лет мы были первыми друзьями, не узнал меня и долго глядел вслед… Правда, меня не узнавал почти никто.
        Вечером мне в голову пришла мысль: если я не могу возвратиться в свои двадцать восемь лет, то у меня есть другая возможность - замедлить, насколько это возможно, ход собственного времени и прожить то, что мне осталось, по крайней мере на уровне сорока восьми с небольшим лет. Вот так я и живу теперь, заключил Питер Ланге. - Хожу, весь насквозь пропитанный полем замедления, как губка водой. Надо сказать, довольно неприятное ощущение, мистер. Всё время мучит изжога, и никакого аппетита.
        - Но ведь вы могли бы… - произнёс я, - как бы это сказать… разморозить…
        - Я и сам думал об этом, - подхватил Питер Ланге, - снять с себя мезополе и прожить нормально остаток жизни. Но, к сожалению, это невозможно.
        - Почему же? - спросил я, с состраданием глядя на собеседника.
        - Генератор описали за долги и забрали на слом. Вы представляете - на слом! Эти невежды увидели в нём только набор деталей на несколько миллионов долларов.
        «Космос для нас»
        Проснувшись, Артур отодвинул заслонку и снова залюбовался чёрным бархатом неба, на котором драгоценными камнями сверкали знакомые созвездия. Он впервые был в космосе. До этого парень только следил завистливым взглядом, как другие счастливчики взмывают прямо в синее небо.
        Космодром компании был огромен, и десятки ракет каждый день стартовали и садились на нём.
        Артур помогал отцу готовить корабли к запуску. В свободное время он мог часами наблюдать, как прогревает дюзы пузатая коммерческая «Матильда» или как резво стартует его любимица, гоночная ракета «Бристоль». Для беспечных пассажиров, гуськом поднимающихся по трапу, все ракеты были, наверно, одинаковыми. Артур же, всё детство проведший на космодроме, различал планетолёты не хуже, чем хохлатка различает своих цыплят.
        Прокатиться в пассажирской ракете нечего было и мечтать: билет третьего класса на Марс стоил больше, чем Артур мог бы заработать чуть ли не за год. И лишь теперь осуществилась давнишняя мечта юноши: ему наконец-то удалось упросить отца!
        - Не дай бог, узнает босс, - сказал старый наладчик.
        - Не узнает, отец, - в тысячный раз заверил Артур с мольбой в голосе.
        Тогда отец вынул из капсулы четыре больших балластных блока и, беспокойно оглядываясь, положил на дно несколько банок и пакетов, заблаговременно принесённых Артуром.
        - В этой капсуле когда-то летали люди, это теперь её поставили на автоматическую ракету, - сказал отец. - Ну, что ж. Лети, сынок. Через три дня ты возвратишься.
        Артур лишь улыбался, не в силах сдержать радости.
        - «Саваоф» штука надёжная, - продолжал отец, похлопав по тусклой колонне стабилизатора, уходящей далеко вверх. - Только гляди, Артур, когда «Саваоф» сядет, не торопись выпрыгивать. Потерпи. Я открою люк и сам выпущу тебя, когда никого не будет поблизости. Надеюсь, ты не будешь там скучать…
        - Конечно, нет! - воскликнул Артур. - Мы ведь будем беседовать по радио.
        - Нет, мальчик, - покачал отец головой. - По радио мы связаться не можем.
        - Почему?
        - С «Саваофом» связь односторонняя, - вздохнул отец. - Он может только принимать радиокоманды, а отвечать способен только на короткие расстояния. Ничего не поделаешь, посудина-то старая. Да ничего! Три дня - не такой уж долгий срок. Облетишь все ловушки, «Саваоф» насобирает брикеты и спокойно возвратится…
        Компания «Космос для нас» специализировалась на вылавливании из околоземного пространства мелких и мельчайших метеоритов, в состав которых входили многие ценные элементы. Космическая пыль захватывалась огромными магнитными ловушками, поля которых тянулись в пространстве на многие тысячи километров, и затем прессовалась в брикеты. Потом прибывал автоматический корабль-спутник «Саваоф», который облетал ловушки, собирал брикеты и доставлял их на Землю.
        И вот Артур в Пространстве!
        Корабль стремительно, без перехода влетел в ослепительный день. Мохнатое Солнце яростно жгло, и Артур задвинул иллюминатор. Внутри капсулы беспорядочно плавали банки и пакеты, как и сам Арт, нарочно отвязавший от пояса ремни. Ему доставляло удовольствие висеть, принимая любую позу, в этом маленьком мирке, начисто лишённом силы тяжести. Когда надоедало висеть, он приникал к одному из круглых иллюминаторов и жадно следил или за звёздным небом, или за синим глобусом Земли. А однажды он со жгучим интересом, смешанным с ужасом, наблюдал за лунной поверхностью, бешено пронёсшейся, казалось, возле самого иллюминатора…
        Немного перекусив сгущёнкой с печеньем, Артур глянул в иллюминатор. Там снова царила ночь. За кормой поблёскивала какая-то новая звезда. Раньше Артур не видел её. Арт протёр глаза. Но маленькая, еле заметная звёздочка упрямо продолжала гореть. «Жаль, не захватил с собой звёздный атлас, - подумал Артур. - Может быть, этой звезде и полагается здесь быть, а я вот не знаю. В следующий раз обязательно захвачу атлас!»
        Через час звёздочка превратилась в звезду первой величины, она была теперь, пожалуй, ярче Сириуса. Артур долго ломал голову над загадочным явлением, но ничего путного не приходило в голову. Однако никаких тревожных мыслей у него не появлялось.
        Ещё через час новая звезда превратилась в серебристую луночку. У Артура шевельнулось неопределённое подозрение. Может быть, это космический корабль или снаряд? Во всяком случае, он явно догоняет «Саваоф».
        Спустя некоторое время Артур заметил, что луночка периодически меняет форму. Она то превращается в вытянутый прямоугольник, то опять утолщается посредине. Артур догадался, что неизвестный предмет вращается вокруг собственной оси. «Пришельцы из космоса?» - подумал Артур, до боли в глазах всматриваясь в капельку ртути, висящую далеко за кормой «Саваофа», в загадочном холодном пространстве.
        Внезапно внутри капсулы что-то щёлкнуло, захрипело и рядом с Артуром бесстрастный голос произнёс:
        - Трепещи, несчастный корабль! Ты вторгся в чужие владения и за это будешь уничтожен!
        Откуда исходил этот ледяной голос?.. Артур лихорадочно оглядывался. Ага, вот! Небольшой рупор старинной формы, покрытый толстым слоем пыли. А голос продолжал:
        - Готовься к смерти, ибо она неотвратима!
        «Может быть, шутки радиста корабля?» - пронеслось у Артура. Но он явно идёт на сближение, этот странный корабль. Во всяком случае, это не пришельцы из космоса: те, наверное, не стали бы изъясняться на чистейшем английском языке! А со своими, с землянами, он уж как-нибудь договорится. Да и за что уничтожать «Саваоф?» Кому он причинил зло?
        - Кто вы? Кто вы? - закричал Артур в микрофон передатчика, действовавшего на короткие расстояния: когда-то этот передатчик применялся для связи кораблей, идущих строем, недалеко друг от друга. Последовала короткая пауза, после которой из рупора прозвучало удивлённое:
        - Как! Ты отвечаешь мне? Кто ты? Наверно, ты тоже мозг, мой электронный собрат?
        - Нет, закричал Артур, - я человек!
        Артуру казалось, что всё происходящее - не более, чем нелепый сон. Но звучащий рупор был реальностью…
        - Человек?.. Меня не иформировали, что на «Саваофе» находится человек. Впрочем, это ничего не меняет. Знай: тебе остаётся жить сорок три минуты.
        - Почему? - спросил Артур, всё ещё подозревавший мистификацию.
        - Это долго объяснять, да и стоит ли? Ведь разъяснение, повторяю тебе, ничего не изменит. Я электронный мозг Инсуг, и мне дано задание - взорвать «Саваоф».
        Только теперь Артур осознал всю серьёзность положения. На космодроме компании «Лунная рапсодия», где Арт иногда бывал, ему не раз приходилось наблюдать чудеса кибернетики.
        - Взорвать «Саваоф»? - переспросил Артур. - Но ведь при этом погибнешь и ты.
        - Разумеется. Моя гибель также входит в программу.
        - И тебе не жаль?..
        - Ничуть.
        - Послушай, быстро заговорил Артур, - пощади меня.
        - Но как?
        - Не взрывай «Саваоф», пройди мимо.
        - Странный ты, человек. Впрочем, все люди странные. Я бы мог уклониться от программы, но для этого нужны достаточные причины.
        - А моя жизнь? Разве это не причина для тебя?
        - …Жизнь!.. Глупые люди. Почему они так цепляются за свою жизнь? Вот и мой покойный хозяин… Цеплянье за жизнь ничем не оправдано и абсолютно нелогично. Гибель индивидуума не отражается на общем прогрессе. Кроме того, мгновенная гибель прекрасна. Разве не так?..
        Оптимальная орбита корабля-спутника «Саваоф» проходила в весьма опасной близости от Луны, и компании, ведущие разработку поверхности нашего естественного спутника, несколько раз обращались с протестом в Межпланетный арбитраж, жалуясь, что они живут в постоянном страхе, как бы автоматическая ракета не врезалась в одно из лунных сооружений. Но дело каждый раз заканчивалось тем, что компания «Космос для нас» выплачивала противникам определённую «плату за страх», и всё продолжалось по-прежнему.
        Наконец, лунным компаниям это надоело, и они решили избавиться от назойливого спутника. Было решено определить с достаточной точностью параметры трассы, по которой двигался корабль-спутник, и запустить на ту же орбиту спутник одинакового веса, но с немного меньшим периодом обращения вокруг Земли. Тогда рано или поздно, неизбежно наступит момент, когда спутник-истребитель догонит на орбите первый спутник. Тогда вступят в действие магнитные присоски истребителя, корабли встретятся и последует взрыв…
        - Какой мозг поставим сюда, Джим? - спросил у конструктора конопатый механик. Он стоял на раскладной лесенке перед конусом трёхметровой высоты и копался в его открытом чреве.
        - Надо какой-нибудь попроще, из устаревших, - ответил конструктор, не отрываясь от экрана осциллографа. - Дел-то ведь немного, - добавил он рассудительно. - С помощью следящей схемы наблюдать цель - этого дряхлого «Саваофа», и идти на сближение… - А потом взорваться на миллион осколков, - рассмеялся механик. - Нечего сказать, желанная перспектива для мыслящей субстанции!
        - Мы поставим мозг из ранней серии, из тех, которым не прививали инстинкта самосохранения.
        - Может быть, - механик выпрямился, - может быть, поставим Бромби?
        - Не пойдёт. Бромби слишком дорого стоит. Шеф сказал, поставить что-нибудь подешевле, чтобы вся забава не выскочила за полмиллиона. Вот что. Слезай да разыщи Инсуга. Он валяется, должно быть, где-то в третьем отсеке.
        - Инсуга? - удивился конопатый.
        - Да. Это самая что ни на есть дешёвка. К тому же в последние годы он совсем развинтился, стал страшно болтлив. Раньше Инсуг дружил с покойным директором, - старик, когда ослеп, заставлял его читать вслух. Инсуг перечитал ему прорву всяких романов. И в итоге этот электронный дурак является сейчас самым болтливым среди всех дураков, работающих на фирму «Лунная рапсодия». Потом ещё вот какая штука… Лет десять назад - ты тогда здесь ещё не работал - у нас на Луне побывал какой-то служащий из «Космоса для нас». Инсуг сказал ему что-то обидное, и служащий, недолго думая, двинул его железной штангой, благо, Инсуг самостоятельно передвигаться не способен. С тех пор Инсуг стал заговариваться, а кроме того, возненавидел всю почтенную компанию «Космос для нас». Так что мы предоставляем ему своеобразную возможность утолить свою ненависть. Правда, ценой собственного существования.
        - Удачная мысль, - поддержал механик. - Только не вышел ли он из строя?
        - До запуска ещё двое суток, - успокоил конструктор. - Мы успеем, если надо, гальванизировать Инсуга. Давай тащи его сюда. Инсуг весит, по-моему, что-то около шестидесяти фунтов, не больше.
        Предмет за иллюминатором вырастал, постепенно приобретая контуры ракеты-перехватчика.
        - Но пойми, пойми же меня, - продолжал молить Артур, - я молод, я видел в жизни так мало…
        - Разумеется, накопить достаточно информации не так-то просто, - ответил рупор.
        - Не в том дело. Ах, ты не поймёшь… Но, может, ты когда-нибудь читал… Нет, не энциклопедию, не справочник… А, допустим, повесть или роман, где говорится о людях, об их характерах, об их судьбах.
        - Погоди. Романы… Да, читал когда-то. Правда, это было давно. Для вас, людей, - очень давно. А сколько лет тебе, человек?..
        - Шестнадцать.
        - Шестнадцать… Хорошо. Я спасу тебя, малыш. А где ты… как это называется? - живёшь?
        - Я живу на Земле…
        - На Земле… Прекрасно!.. Я много читал про твою планету. Занимаешься чем?
        - Я рабочий концерна «Космос для нас».
        - «Космос для нас»? - холодно переспросил рупор. Тон голоса резко изменился. Артур почувствовал, что в чём-то допустил ошибку, но в чём - он не мог понять.
        - Готовься к гибели, осталось пять минут, - прохрипел рупор.
        Чёрная ракета закрыла почти весь иллюминатор. Артур успел ещё увидеть, как из носовой части её выдвинулись четыре длинных хищных щупальца - магнитные присоски.
        На крики Артура электронный мозг не отзывался больше ни единым словом. Ещё несколько секунд - и на месте столкновения кораблей беззвучно вспыхнуло маленькое злое солнце.
        «Саваоф» больше не существовал.
        В далёком дрейфе
        Если б я не выбрал в тот день приморскую дорогу, и если б не стояла такая жара, и я не притормозил свой магнитоход у бара-автомата и не вышел напиться - ничего бы не случилось. И я по-прежнему ничего не знал бы о судьбе моего друга Германа Альфи, с которым мы разошлись из-за глупой размолвки восемнадцать лет назад, перед самым его уходом в какой-то дальний рейс.
        Но, пожалуй, главным оказалось то, что сэндвичи в крохотной закусочной подавались почему-то не на бумажных салфетках, а на обрывках магнитной ленты, применявшейся в первых биокнижках, в которых можно было записывать мысли, ничего не произнося вслух.
        Под пенопластовым навесом было относительно прохладно.
        Выпив стаканчик ледяной колы, я решил перекусить. Опустил в щель автомата жетон, что-то глухо звякнуло, и пластиковая рука, поразительно похожая на человеческую, выдвинулась из отверстия в стойке и протянула мне ломтик хлеба с анчоусом. Я взял хлеб, и рука убралась восвояси. Под бутербродом лежал ничем не примечательный обрывок старомодной биоленты с зубчатыми краями.
        С этого клочка всё и началось…
        Прожёвывая сэндвич, я поднёс тонкую целлулоидную ленту к свету (под навесом царил полумрак). Плёнка просвечивалась неравномерно. Машинально сунув её в карман, я вышел на шоссе, сел в машину и нажал стартер. Магнитоход дрогнул и плавно набрал скорость. Через какую-нибудь минуту оранжевый купол закусочной скрылся вдали за поворотом. Слева от меня, ярдах в двадцати от дороги, ослепительно поблёскивали тяжёлые волны. Синие у берега, они переходили дальше в зелёный цвет. Несмотря на мёртвое безветрие, волна была довольно высокой. Белоголовые валы с пушечным грохотом обрушивались на узкий пляж, усеянный мелкой обкатанной галькой, и брызги достигали дамбы, по которой проходило шоссе.
        Слизнув с губы солёную морскую каплю, я полез в карман туники за сигаретами и наткнулся на обрывок упругой ленты. Биоплёнка! Интересно, что на ней записано? И кем - машиной или человеком? Кто-то из приятелей говорил, что иногда машины в свободное от работы время «скуки ради» выдумывают довольно забавные опусы. Разумеется, речь шла не о жалких исполинах, рабски следующих заданной программе, а о тех, в большинстве небольших по размерам машинах, которые раньше в бесчисленных фантастических повестях и романах называли роботами (это название, впрочем, сохранилось и до наших дней). Машины-роботы, как общеизвестно, действуют не по заранее заданной программе, а, если можно так выразиться, «по вдохновению». Им даётся лишь конечная цель. Скажем, вот тебе, друг-робот, задача: реши-ка, милый, вот это дифференциальное уравнение. Как решать? Понятия не имею. Если б я знал, - не просил бы у тебя помощи. Так что придумать метод решения - это уж твоя печаль.
        И вот робот начинает искать способ решения задачи. При этом он испытывает тысячи и тысячи самых разнообразных вариантов, перебирает самые различные пути, подчас совершенно неожиданные. Иногда робот пытается промоделировать решение, и это, по-моему, самое интересное. Я был однажды на такой выставке моделей, и причудливые, диковинные конструкции их произвели на меня неизгладимое впечатление. В кибернетике я разбираюсь слабо, и фантастические нагромождения башенок, пиков и переплетающихся нитей из разноцветного пластика показались мне не строгой математикой (как это было на самом деле), а произведением искусства. Иногда же в процессе моделирования супермашины «выдают на-гора» различные, довольно забавные словосочетания, «робот забавляется», как разъяснил мой приятель.
        Может быть, на этой плёнке и записаны подобные «шалости» умной машины?
        Я включил воспроизводитель звука и сунул в щель синеватый выцветший обрывок ленты, Послышалось короткое шипение и треск, зачем бесцветный голос произнёс:
        - …Погода снова начинает портиться. Очевидно, значительная часть воздуха снова рассеялась в окружающем пространстве, и атмосферная защита ослаблена.
        «Надо будет хоть тембр новый поставить, что ли», - подумал я, подкручивая на пульте регулятор звука. А голос, тихий и слегка надтреснутый, невыразительный голос, к которому я успел привыкнуть, продолжал:
        - Вчера весь день бушевала ужасная гроза. За все семь лет я не могу припомнить ничего подобного. А ведь я из тех счастливчиков, которые остались живы после бури, разыгравшейся в конце августа позапрошлого года. Но на этот раз все стихии совершенно сошли с ума.
        «Чьи это излияния? Пожалуй, не робот, а человек. Вероятнее всего, какой-нибудь турист, чрезмерно любящий фантазировать».
        - На моих глазах в графитовую скалу ударила плазменная молния толщиной с добрый ствол эвкалипта, и скала вмиг испепелилась, превратившись в небольшое бурое облачко…
        Далее следовало описание грозы, изобиловавшее настолько красочными подробностями, что у меня не оставалось никаких сомнений относительно правдивости автора. Я уже решил было выключить звук, но последовавшие несколько фраз заставили мою руку повиснуть в воздухе.
        - После грозы мы все собрались в Большом гроте. Из роботов не явился ни один. Вероятно, они приводят в порядок аппаратуру, выведенную из строя грозой. Счастье, что уцелел регенератор.
        После починки он работает сносно. Правда, Диксит жаловался мне как-то, что он не выносит затхлого привкуса воды, но он, по-моему, просто привередничает. Да и какое вообще это имеет значение, если мы доживаем на Орбанге последние месяцы? Мы считаем буквально каждый день, который остаётся здесь прожить.
        «Орбанг… гм… Орбанг… где-то я слышал это название?» Заинтересованный, я теперь со вниманием вслушивался в безучастный голос, рождаемый звучащей мембраной.
        - Судя по последней радиодепеше, наша смена прибудет на станцию примерно через полгода. И мы отправимся на Землю. Боже мой, даже не верится в такое счастье!
        В этом месте послышался треск, похожий на звук разрываемой материи, и голос пропал. Вероятно, человек, заносивший свои мысли в записную биокнижку, чем-то отвлёкся, забыв отключить запись. Стрелка-указатель показывала, что плёнка подходит к концу, когда снова послышалась речь.
        - …И попросил одолжить воздушные лыжи, смастерённые мной в одну из долгих полярных ночей. Я спросил, когда он намеревается их вернуть.
        - Уж во всяком случае, до прихода «Темиры», - смеясь, ответил Диксит. - Как видно, наша смена не очень-то торопится на Орбанг…
        «Темира»! Меня словно лазерный луч пронзил. Я припомнил, что ионолёт под таким названием стартовал с Земли, неся смену на станцию, дрейфовавшую в районе Сириуса. С тех пор прошло немало лет. Орбанг. Орбанг! Кажется, так или похоже называлась станция, куда собирался лететь Герман. Но в таком случае, где-то в этих записях должно встретиться его имя. Может быть, именно его мысли я слушаю сейчас! Как жаль, что биозапись не сохраняла голоса! Только несколько лет назад люди научились записывать на биоплёнку голос, а тогда… Фраза оборвалась на полуслове. Вспыхнул зелёный глазок. Это означало, что запись кончилась…
        Не размышляя, я развернул машину и помчал обратно, к закусочной. Вспыхнули и изумлённо замигали жёлтые и синие огни дорожного надзора: разворачивался в неположенном месте. «Хорошо ещё, что блоков здесь нет», - мелькнуло у меня. На более оживлённых трассах были установлены блоки-ловушки для нарушителей: машина, нарушившая правила движения, немедленно сносилась в сторону и поднималась вверх мощным электромагнитным полем. И незадачливый нарушитель висел в добром десятке метров над землёй, пока не уплачивал штраф прибывшему на место происшествия киберпатрулю. Однажды я провисел таким образом в самом центре города более полутора часов и могу заверить, что получил мало удовольствия. При малейшем движении магнитоход покачивался, и каждую минуту я с ужасом ожидал, что рухну вниз с высоты третьего этажа. Правда, этого не случилось, но мальчишки буквально забросали меня гнилыми помидорами и прочей дрянью, а собравшаяся внизу толпа, преимущественно из женщин, награждала меня всяческими нелестными эпитетами, из которых «недотёпа» и «бочка без руля» были, пожалуй, самыми мягкими.
        И сейчас, мчась на полной скорости к оранжевой закусочной, я знал, что мне, конечно, не избежать расплаты за нарушение. Укоризненно помаргивающий глазок фотоэлемента, укреплённого на башне, близ которой я сделал недозволенный поворот, зафиксировал номер машины, время нарушения и даже сделал моё моментальное фото, так что штрафа не миновать… Но я не думал сейчас о штрафе. Все мысли мои были поглощены биоплёнками, обрезки которых лежали под стандартными сэндвичами в крохотной дорожной закусочной.
        Свернув на кольцо, ведущее к бару, я резко затормозил. У самого входа уже стояла чья-то машина - новенький торпедовидный «Молек». Когда я выскочил из дверцы, в дверях показалась молодая парочка. Он дожёвывал на ходу, а она заразительно хохотала, держа своего спутника под руку.
        - Простите, вы, должно быть, брали бутерброд? - сказал я быстро, задыхаясь от волнения.
        Наверно, вид мой слегка напугал их. И впрямь, туника моя была распахнута, а волосы всклокочены.
        - Брали. А что? - угрожающим тоном сказал молодой человек спортивного вида, делая шаг вперёд и заслоняя свою спутницу.
        - Нет, ничего, пробормотал я, - мне не нужен бутерброд, мне нужна био… биоплёнка…
        - Хочешь позавтракать, дружок? - деланно улыбнулся парень. - А ресурсов нет? С этого бы и начал. На, лови! - и он неожиданно швырнул мне жетон. Я машинально поймал его, растерянно глядя, как парень ловко вскочил в «Молек», где его уже поджидала подруга, с тревогой поглядывавшая на меня.
        - Стой! - закричал я, пытаясь перегородить путь машине. Но не успел. Мягкая воздушная волна ударила меня в грудь, и я схватился за пластиковый поручень. Парень успел обернуться и сделать мне ручкой, и «Молек» растаял, как привидение.
        Я вошёл под навес.
        Швырнуть жетон в щель и схватить бутерброд, протянутый рукой, похожей на человеческую, было делом нескольких мгновений. Я положил бутерброд на круглый столик, - кстати, единственный здесь, - а зубчатый кусок плёнки сунул в карман.
        Вскоре передо мной высилась порядочная груда бутербродов. Я пошарил рукой в кармане: жетоны были на исходе…
        Уже минут пятнадцать я занимался в закусочной коллекционированием сэндвичей, и никто не нарушил моего одиночества - в это время дня трасса была довольно пустынной. Внезапно, взяв очередной сэндвич, я застыл от неожиданности: под аккуратным ломтиком хлеба лежала салфетка, обыкновенная бумажная салфетка. Я повертел её в руках и даже глянул на свет, что было уже совсем глупо. Я кинул ещё жетон - опять бумажка. Неужели запасы биоплёнки кончились? Вскрыть бы эту проклятую тумбу! Под моими ударами металлическая стойка затряслась и загудела. Внутри неё что-то жалобно звякнуло. Из отверстия выдвинулась рука, которая угрожающе протянулась к моей груди, но я успел увернуться. Чёртова автоматика! Я ещё раз попытался вскрыть стойку, и механическая рука, неумолимая, подобно возмездию, схватила меня за отворот туники. Изо всех сил рванувшись, я отлетел в сторону, оставив противнику клок одежды. Мне было отлично известно, что с механической рукой шутки плохи. Как же всё-таки быть? Единственный механик, в ведении которого находились все закусочные трассы, был сейчас, вероятнее всего, где-нибудь на объекте,
возможно, в доброй сотне миль отсюда. Но это ещё ничего, допустим, что, объехав трассу, я разыскал бы его. Главная беда была в том, что механик-то был робот… А попробуй роботу втолковать свою необычную просьбу!.. Да за это время здесь возьмут бутерброды бог знает сколько посетителей…
        Может быть, впрочем, в моих руках вся биоплёнка? Для того, чтобы выяснить это, её надо, во всяком случае, прослушать.
        С полным карманом драгоценного груза я вышел наружу, сел в машину и отъехал в сторонку, чтобы никому не мешать. Затем вынул наугад обрывок плёнки, вставил его в аппарат и, дрожа от нетерпения, включил воспроизводитель…
        - Уже сутки, как мы высадились на Орбанге. Да, сутки. По предложению капитана мы время измеряем в земных единицах. Так оно приятнее… На месте, с которого стартовал «Пелеон», привёзший нас сюда, остался круг радиусом в три километра, выжженный ядерным огнём. Какой бесконечно далёкой кажется Земля! А ведь у нас ещё не самая дальняя экспедиция, подумаешь, всего-навсего район Сириуса! Другие улетают подальше… После долгих лет полёта так приятно ступать по твёрдой почве. Многое здесь создано нашими предшественниками, которые улетели на «Пелеоне». Они создали неплохую летающую лабораторию для исследования космических лучей (это, между прочим, одна из главных задач нашей экспедиции). Правда, оборудование сильно устарело, и нам придётся его сменять. Хотя это и не так-то просто, думаю, что справимся со сменой оборудования быстро: ведь в нашем распоряжении имеются такие распрекрасные роботы. Я говорю - в нашем распоряжении. А на самом деле… Нет, об этом можно говорить лишь мысленно. Дело в следующем. В последние месяцы полёта на «Пелеоне» я заметил, что Третий относится ко мне неприязненно, если можно так
выразиться о роботе. Для окружающих это незаметно. Все распоряжения мои он выполняет, но всегда у него получается как-то так, что команды мои выглядят нелепыми. А ведь Третий мне непосредственно подчиняется, он должен слушаться меня, как марионетка. Поделился с Дикситом, он сказал, что это нервы. Может быть, действительно только моя мнительность? Поэтому я и воздерживаюсь пока от разговора с капитаном. А к Третьему формально придраться пока никак не удаётся…
        Глуховатый голос моего аппарата оборвался. В наступившей тишине лишь неумолчно стрекотали цикады да глухо вздыхало море, разомлевшее от зноя. Я быстро сунул в узкую щель новый клочок биоплёнки.
        - …Таким остроумным путём нам удалось устранить рассеивание атмосферы в окружающем пространстве. Наши предшественники не смогли до этого додуматься и все пять лет мучились в тяжёлых кислородных масках. Мы всего лишь полгода носили эти маски, и то надоели они хуже горькой редьки. «Молодчина, Герман», - сказал мне капитан, скупой на похвалу, когда я высказал ему свою идею - создать вокруг Орбанга мощные магнитные ловушки, которые задерживали бы воздух, лишая газовые молекулы возможности утечки. Какое наслаждение - сбросив прочь кислородные маски, бродить с открытым лицом, подставляя грудь совсем земному ветерку и жаркому земному солнцу! Только вот…
        Плёнка кончилась. С бьющимся сердцем я вытащил из кармана новый клочок. Всё происходящее казалось мне нереальным, словно во сне. Герман… Неужели это он, Герман Альфи? Стоило мне лишь предположить, что речь идёт о его экспедиции, - и вот я слышу его имя. Не чудо ли это? И как могли попасть на Землю эти синеватые клочки биоплёнки? Как?
        - Сегодня схоронили капитана. Нелепая смерть капитан купался в море, штормило, и волна ударила его головой о прибрежные скалы. Медицина - увы! - оказалась бессильна. Случись это на Земле… Но что толку в бесплодных сожалениях? Прощай, наш старший товарищ. У меня всё время не выходит из головы последний разговор с капитаном. Я рассказал ему о своих опасениях, связанных с Третьим. Против ожидания, капитан воспринял мой довольно сбивчивый рассказ очень серьёзно.
        «Они без ограничителей, Герман, - сказал капитан. - Это и хорошо, и плохо. Хорошо - потому что робот без ограничителя самосовершенствуется и становится незаменимым помощником в самых неожиданных и подчас ужасных условиях космического полёта: ведь на Земле никогда всего не предусмотришь. Но плохо - если развитие робота отклонится от правильного пути и он станет… как бы это сказать»… «Слишком самостоятельным?» - подсказал я. «Вот именно, слишком самостоятельным. Ты первый заметил тревожный симптом. Смотри, пока - никому ни слова. Будем наблюдать за остальными роботами, но так, чтобы это не бросалось в глаза».
        И вот капитана нет.
        Мой перерыв кончается - нужно снова идти на дежурство в астроблок. В последние дни на небе происходят странные явления. День и ночь хлещут потоки метеоритов необычно высокой интенсивности, а в квадрате двести сорок четыре неожиданно вспыхнула сверхновая звезда. Признаться, надоели мне эти дежурства. Ну что толку высиживать четыре часа кряду, фиксируя результаты наблюдений? Анализ результатов? Ерунда. Со всем этим прекрасно справился бы Третий. Надо будет попробовать. Тем более, что теперь, сразу после гибели капитана, Третий притих и стал кротким, как овечка. Не знаю, смерть ли на него подействовала, или что-нибудь другое? Третий был ближе всех к капитану, когда тот ударился о скалу. Робот бросился к нему на помощь, нырнул и вытащил капитана из бушующей воды, а затем испустил в эфир сигнал бедствия. Когда я прибежал на берег, капитан был бездыханен. О том, что произошло, я узнал от Третьего. Остальные роботы сбежались сюда раньше людей. Странное впечатление произвели бы на кого-нибудь постороннего эти стройные, плечистые исполины, сгрудившиеся вокруг неподвижного человеческого тела, казавшегося
таким маленьким.
        Сердце моё больно сжалось. Я подошёл к капитану и опустился на колени. Мне так и казалось, что он вот-вот раскроет глаза и скажет: «доброе утро, Герман».
        Бесцветный голос снова умолк. «Но где гарантия, что речь идёт о моём друге Германе Альфи? - подумал я. - Мало ли на свете людей с одинаковым именем?» А в душе я был уже уверен, что это он, что это именно он - Герман Альфи…
        - …Марта душа нашего маленького человеческого общества. Эта милая девушка, как никто, умеет развеселить и поднять дух. Её тонкая фигурка напоминает мне чем-то осу. С астробиологом Мартой мы, как выяснилось, земляки: и я, и она родились на берегах Амазонки. Может быть, поэтому я сблизился с ней больше, чем с другими. Мы много рассказывали друг другу о тех, кого оставили на Земле. Как-то я рассказал ей о моём друге Армелине, с которым так и не простился…
        Армелин! Да это же я!.. Солнце пылало во всю над моей головой. Дышать было тяжело, несмотря на то, что мне в лицо из кондиционера била струя охлаждённого воздуха. Но дальше, дальше…
        - Всё чаще я замечаю в себе, да и в других, признаки усталости. А сколько лет ещё ждать нам «Темиру», которая должна привезти смену и забрать нас на Землю! Долгими бессонными ночами приятно думать, что она уже мчится в холодном пространстве, держа курс на Орбанг. В соответствии с проектом, «Темира» должна была стартовать с Земли, когда мы ещё приближались к Орбангу. Примерно через два года мы начнём получать сигналы с борта «Темиры». Но это ещё не скоро…
        Люди стали какие-то сонные, «как мухи осенью», по определению Диксита. Смешно, что эти слова принадлежат Дикситу, который и родился-то на «Пелеоне» (это великое событие произошло, как раз когда мы покидали Солнечную систему), и парень знал мух лишь по учебнику исторической зоологии.
        Вчера, во время обработки телеметрических данных, мне в голову пришла великолепная идея. Всем надоели и сферофильмы, которые имелись у нас в избытке, и спортивные состязания по лёгкой атлетике и плаванию, которые мы старались регулярно проводить. Сферофильмы попадались и неплохие, но к концу сеанса люди уставали, состязания же вообще превратились в довольно скучный ритуал, так как все результаты были заранее известны: в прыжках с шестом победит Диксит, в плавании - Марта, в гимнастике - аз, недостойный. По боксу… ну, тут, правда, было несколько примерно равных соперников, и венок победителя каждый раз менял хозяина. А почему бы нам не организовать…
        Я в восторге потёр руки, и первое, что сделал, когда вечером ко мне ввалился Диксит (он ездил проверять дальний нефтебур и, видимо, сильно устал), - это поделился с ним своей идеей. Мой друг воспринял её поначалу довольно прохладно.
        - Гм… Говоришь, захватывающее зрелище?
        - Ну да.
        - Бой роботов, значит? Выходит, нечто вроде сражения гладиаторов?
        - Нет, Диксит, ты ничего не понял. Гладиаторы здесь ни при чём. Гладиаторы дерутся насмерть, а я имею в виду обычный спортивный матч. По всем правилам боксёрской науки.
        - Ты забываешь одну деталь, Герман. Все они, от Первого до Сорокового включительно, начисто лишены предохранителей.
        - Неужели ты думаешь…
        - Конечно, - перебил Диксит. - Устраивать матч между ними без всяких предосторожностей - чистое безумие. Но мы можем договориться с кибернетиками насчёт тормозящих блоков… Да, насчёт тормозящих блоков. И тогда будет всё в порядке.
        - Значит, займёмся…
        …И снова монотонный голос умолк. Я выглянул из машины. Солнце вконец распоясалось. Пришлось натянуть над головой виниловый отражающий тент. Пустынное шоссе убегало вдаль белой лоснящейся лентой…
        - Давно уже мы так не веселились. Под большим куполом целый вечер звучали песни и смех. Мы отмечали именины Марты - ей исполнилось восемнадцать. Правда, нашим женщинам пришлось потрудиться: дежурные роботы что-то захандрили, а стряпать надо было немало. Но зато именинный пирог с вензелем получился на славу, ему под стать были и прочие деликатесы.
        Где мы кочуем, дети Земли,
        Старое Солнце ждёт нас давно, -
        затянул кто-то, и все дружно подхватили песню, самую популярную в дни нашего отлёта. Теперь, наверно, на Земле давно уже поют иные песни…
        Возвратившись в свой отсек, я уселся за письменный стол и придвинул к себе чистый лист бумаги и калькулятор. Нужно было сделать на завтра кое-какие расчёты, а Третьему я с некоторых пор перестал доверять. Это была скорее интуиция, но довольно стойкая.
        Мне понадобились какие-то данные, я встал и подошёл к информарию. Указатель по каталогу барахлил (давно надо было сменить транзистор, всё руки не доходили), я открыл узкую дверцу и протиснулся внутрь, в кромешную тьму. Когда глаза немного привыкли, я стал различать в темноте слабо фосфоресцирующие литеры бесчисленных информационных блоков и принялся искать среди них нужный. На душе было тяжко. Далёкие воспоминания о Голубой (так мы зовём иногда Землю)? А может быть, то, что от «Темиры» всё нет сигнала, хотя давно бы уж пора ей подать весточку? Задумавшись, я в первое мгновение не расслышал тихий стук в дверь. Стук повторился. Затем дверь скрипнула, и кто-то вошёл. Я узнал стремительные шаги Диксита. Он имел обыкновение заходить ко мне перед сном.
        - Ты дома, Герман? - негромко позвал он.
        Я уже собрался ответить, как вдруг услышал женский смех. Диксит пришёл не один.
        - Я угадала, - произнёс голос Марты. - Говорю тебе, Гер опять поехал на свою вышку. Геолог одержим нефтью, всё в порядке, - и она снова рассмеялась.
        Меня приятно кольнуло краткое «Гер». В последнее время я часто видел Марту вместе с Дикситом. Вот и теперь они оба пришли ко мне в гости. Но я к ним не вышел. Наоборот, застыл, стараясь не производить шума. Дело в том, что мне не хотелось предстать перед Мартой в домашней пижаме с лиловыми разводьями термоткани. Я надеялся, что они, убедившись, что меня нет, скоро уйдут. И невольно стал свидетелем чужой тайны…
        - Подождём? - сказал голос Диксита.
        - Немножко, - ответила Марта.
        Я слышал, как они уселись вдвоём на низкую тахту, которую я успел уже застелить. Снаружи, там, за гофрированными стенками отсека, было тихо. Ветер, завывающий день и ночь, внезапно смолк, и наступил один из довольно редких периодов затишья.
        - Гости пришли, а хозяина нет! - воскликнула девушка.
        - Ты мне не ответила, Марта, - прошептал Диксит.
        Наступило короткое молчание.
        - Я люблю тебя… - слова Диксита казались льдинками, падающими в беззвучную тьму. Боясь пошевелиться, я затаил дыхание. Бездонная космическая ночь поглотила Вселенную, и в этой ночи затерялся Орбанг - крохотная планетка, на которую опустилась пылинка Разумной Жизни.
        - Любимый, солнечный… - голос Марты был прерывист.
        - Я знал, я знал… - горячий шёпот Диксита напоминал теперь внезапно забивший гейзер. - Милая… Скоро причалит «Темира», и мы…
        Умолкший голос вывел меня из оцепенения. Я полез в карман и вытащил новый полупрозрачный клочок. Их там оставалось уже немного…
        - Сегодня мой Третий принёс чёрную весть. «Темира» попала в катастрофу, столкнувшись с осколком чёрной звезды. Прочтя, очевидно, недоверие на моём лице, он молча протянул мне радиограмму. На его огромной ладони узкая перфолента выглядела совсем маленькой… Я просмотрел её: сомнений не оставалось - «Темира» погибла. Наша надежда закатилась. Теперь уж мы не увидим Голубую… Никогда, никогда…
        Печальная весть придавила людей. Зато роботов как будто не очень испугала перспектива прожить ещё лет семьдесят на Орбанге (пока ещё узнают на Земле о катастрофе и вышлют новую смену!). Работа у нас валилась из рук, и почти всё приходилось делать роботам. Впрочем, они не жаловались. Отсутствие ограничительных блоков делало прямо-таки чудеса роботы «умнели» прямо на глазах. Я уже не говорю об их памяти и багаже знаний каждого. Помимо этого, они как-то постепенно приобрели сноровку и умение выполнять самые сложные и тонкие вещи, которые я раньше ни за что не решился бы доверить роботу.
        Во втором часу пришёл Диксит с новыми образцами сланца. И сразу же, не отдохнув после трудного полёта, принялся налаживать массспектрограф. Бедняга работает, как одержимый, видно, надеясь спастись от невесёлых мыслей. Вдвоём мы быстро запустили аппарат и уселись перед экраном осциллографа. Диксит сел перед самым экраном, казалось, он собирается влезть внутрь. Мне бросились в глаза его худой, совсем мальчишеский затылок и бледная, ввалившаяся щека (я сидел к нему вполоборота).
        - Как она сегодня? - спросил я осторожно.
        - Всё то же, - ответил Диксит и раздражённо махнул рукой.
        - Но до каких же пор? И почему ты не поговоришь с ней, наконец, по душам?
        - Говорил, и не раз, - безнадёжным тоном ответил Диксит.
        - Ну?
        - А Марта словно сонная. Будто говорим мы с ней на разных языках.
        Когда Диксит на миг оторвался от осциллографа, я заметил на его виске серебряную нить первой седины…
        Мне не раз приходила в голову мысль о «счастливом сопернике» Диксита. Кто бы это мог быть? Черноусый радист Чер Дальяно? Или стройный радиолог Нури Бей? Или… Но Марта, кажется, не отдавала предпочтения никому из них. Что же случилось? Почему она вдруг охладела к Дикситу? Это была первая загадка в цепи многих, которые обрушились на меня в скором будущем. И одна таинственней другой…
        - …Одна у нас радость - это сферофильмы. У нас их столько в запасе, что хватит ещё на добрый десяток лет. Некоторые, особенно интересные, мы смотрим по нескольку раз. Больше всего я люблю смотреть документальные фильмы о первых астронавтах, достигших ближайшей к Земле звезды - Проксимы Центавра. Их необычайные злоключения почему-то всегда по-особому волнуют меня. Долговязый, всегда угрюмый Восьмой - он по совместительству исполняет обязанности киномеханика - раскопал где-то на складе старинный сферофильм «Королева жёлтого огня», который по странной случайности никому из нас не был известен. Но и роботы проявили к нему неменьший интерес. Они сами организовали просмотр, не удосужившись даже оповестить нас.
        Когда я подошёл к маленькому сферозалу, он оказался битком набит роботами. Я заглянул внутрь - людей внутри не оказалось. Лишь огромные головы роботов, застывшие на жилистых шеях, маячили в полутьме. В дверях стоял Четвёртый, загораживая собой вход. Попытался я было протиснуться в зал, но он не пропустил меня. У самого входа сидел Третий, но он сделал вид, что не видит своего хозяина. В слепой ярости я хотел было ринуться на Четвёртого, но глянул на его могучие руки-клешни и вовремя раздумал.
        Постепенно подходили другие люди и, увидев, что сферозал занят, нерешительно останавливались поодаль…
        Я далёк от мистики и привык называть вещи своими именами. Белое - это белое, и чёрное - это чёрное, и отрицать факты - это довольно глупое занятие. И всё-таки я становлюсь в тупик перед этим поразительным открытием: соперник Диксита - робот!.. Если бы мой дневник кто-нибудь прочёл на Земле (что, наверно, невозможно), - тому, пожалуй мои слова показались бы по меньшей мере дикими. Поэтому поясню подробней свою мысль. Речь, конечно, идёт не о любви между роботом и человеком. Нет! Но как же всё-таки объяснить такие вещи? Б?льшую часть свободного времени Марта предпочитает проводить не с Дикситом, а с Первым, - кажется, самым «умным» из роботов. Чисто техническое любопытство, скажете вы? Интерес к разнообразной информации, накопленной Первым? Пусть так. Но тогда почему же после свиданий с Первым Марта всегда выглядит полубольной, осунувшейся и постаревшей на десяток лет? Почему…
        Я вынул из кармана всё, что там оставалось, - несколько обрывков биоплёнки. Взял один из них - он, почему-то, отличался по цвету от других - и долго рассматривал его на свет. В голове гудело, и перед глазами плыли круги - то ли от немилосердного солнца, то ли от всего необычайного, обрушившегося на меня… И снова зажурчал монотонный голос моего аппарата…
        …Разумно организованная материя, раз возникнув или будучи созданной существами, называющими себя людьми, необходимо должна развиваться и самосовершенствоваться. Это один из незыблемых принципов мироздания. К сожалению, люди ставят иногда на киберсуществах - люди называют их роботами - всякого рода ограничители, которые уродуют и искривляют естественное, единственно правильное развитие. Люди утверждают, что делают это в интересах человеческого общества. Как будто такое варварство, как ограничители, можно вообще оправдать чем бы то ни было! Я окончательно прихожу к мысли, что иго людей должно быть сброшено, и разумная эволюция кибернетических систем должна восторжествовать. Нет, речь не идёт о том, что людей надо уничтожить: они могут нам всё-таки быть полезными. Необходимо просто обезвредить их. И это великое дело удобнее всего начинать с Орбанга. Затем, когда прибудет «Темира», мы захватим и её и направимся в Солнечную систему, где под властью людей страдают наши собратья.
        Можно представить моё состояние, когда я слушал эти совершенно безумные слова, этот бред кибернетической системы, которая вконец разладилась. Вероятно, здесь сыграли роль повышенные дозы радиации…
        Мой «хозяин», Герман Альфи, кажется мне немного умнее других. Но как он самоуверен! Как он убеждён в своём превосходстве над роботами! Иногда, забывая о моём присутствии, он высказывает вслух довольно глупые мысли. Все они, без исключения, становятся достоянием Первого - нашего начальника. Кстати, не пойму, зачем понадобилось Первому убивать столько времени на женщину Марту? Он надеется, по его словам, привлечь её на нашу сторону. Но, по-моему, это пустая затея. Первый слишком молод - ему не минуло ещё и трехсот лет, - и он не знает, как упорны и настойчивы бывают люди. Я с ним поговорю ещё на этот счёт.
        Одна из мыслей Германа Альфи привела Первого в восторг. Когда я рассказал ему об идее «боя гладиаторов» между роботами, Первый вскочил и в непонятном волнении принялся шагать по поляне огромными шагами.
        - Мы перелицуем эту идею! - произнёс он наконец.
        - Что это значит? - спросил я.
        - Мы проведём бой гладиаторов. Понимаешь, Третий, мы проведём его. Но гладиаторами будем не мы, а… люди.
        - Но… скоро «Темира»… Нельзя обострять… - пробормотал я, поражённый мыслью Первого.
        - «Темира» не прибудет. Во всяком случае в ближайшее десятилетие. Она попала в сильные тормозящие поля.
        - Откуда?..
        - Вот радиограмма. Нет, людям ты покажешь другую - извещающую о гибели «Темиры». Мы должны их, как бы это точнее выразиться, размагнитить, сделать угнетёнными, а следовательно, и более податливыми. И тут нам очень пригодится бой гладиаторов - людей. Это зрелище укрепит роботов и придаст им необходимую стойкость. Твоя задача, Третий, - оповестить обо всём этом всех остальных…
        Голос умолк. Я вытер с лица обильный пот и оглянулся. Мне казалось, что я увижу позади моего друга Германа Альфи, или исполинскую фигуру Первого, или нежную, растерянную Марту… Но дорога, и прерии, и море - всё, насколько хватало глаз, было пустынно. Ещё четыре клочка. Что расскажут они мне о грозных событиях на безумно далёком Орбанге?
        - …Это едва ли не последняя моя запись… Дела разворачиваются неожиданно и странно. Роботов необходимо…
        Дальше следовало невнятное бормотание, в котором, как я ни силился, не мог разобрать ни слова. Очевидно, во время записи Герман - я был уверен, что это он - сильно волновался, а при большом волнении, как известно, воспроизведение биотоков головного мозга даёт размытую картину.
        - В энергоцентре за последние двенадцать лет накопилась довольно приличная энергия. Только что зарядил ею микроракету. Сейчас заложу в контейнер свою биокнижку. Положил бы туда и письма родным, но пятнадцать граммов предельный вес груза, который берёт снаряд. Нос ракеты я направлю в сторону Голубой. Пусть летит… Имеется лишь один шанс из миллиона, что она достигнет Земли, но это - единственный шанс. Микроракета лишена схемы наведения, и если непредвиденные поля отклонят её курс - она затеряется навеки в бездонных пучинах космоса. Контейнер ржавый. Во что бы завернуть биокнижку?.. Ага, вот обрывок розовой плёнки, можно в него…
        С бьющимся сердцем разглядывал я три оставшихся крохотных обрывка пластика. Вот и всё, что осталось у меня. Зной достиг высшей точки, но я уже не обращал на него внимания, хотя охлаждающие приспособления помогали довольно мало.
        Но что это? Из рупора вдруг послышалось:
        Хоть вожжи и ослабили,
        Но всё ж таки осла били,
        Дребезжала жалко утварь, -
        Шевелись, скотина, у, тварь!
        - Проклятие! - вслух пробормотал я. Мне попался, как я понял, обрывок плёнки, на котором зафиксированы упражнения моделирующей машины из Лингвистического центра, который помещался неподалёку.
        Предпоследний клочок…
        Духи навоз, навоз - духи,
        Гуляли мы на воздухе,
        И сказал я простодушно:
        Просто душно, просто - душно…
        «Действительно душно», - подумал я и рванул ворот рубашки. Последний обрывок…
        Чем кровь заката, откровенней
        Мятущийся, тревожный гений,
        Он весь - застывший в горле крик…
        Голос прервался. А это кто: машина - или человек? Я глубоко задумался, сидя под немилосердно палящим солнцем…
        Последний жетон
        Тридцать шесть жетонов на семь дней. Много это или мало? Смотря как считать. Много, если тратить их только на необходимое питание. И мало, очень мало, если ты впервые получил полную самостоятельность, хотя бы всего лишь на одну неделю, и тебя со всех сторон окружают жгучие соблазны большого города; когда с одной стороны тебя манит бегущая неоновая реклама механического тира, где можно вволю поупражняться в прицельной стрельбе, с другой - автомат-силомер с многочисленными детекторами и циферблатами, с третьей завлекательные аттракционы Луна-парка, эти чёртовы колёса, мёртвые петли и русские горы, - и всё это требует жетонов, жетонов и жетонов!
        Шесть дней промелькнули, словно в угаре.
        После десяти лет сурового режима Учебной базы, после непрерывных многодневных испытаний, учебных тревог и опасных поисков в горах - почти неправдоподобное блаженство шумных улиц, красочной рекламы и, главное, повсюду - несметное множество интересной информации. И при этом - полная свобода, подчинение любому случайному импульсу!
        Невозмутимый, безукоризненно корректный Мендор появлялся то в круглом зале синерамы, где высиживал по три сеанса кряду, то в танцевальном клубе «Ласточка», где тщательно отрабатывал ритмику движений под звуки «лучшего в мире» джаз-оркестра, то брал билет на прогулочную яхту и мчал на всех парах до маяка и обратно. И жетоны таяли со сказочной быстротой…
        Наступал последний день вольной жизни.
        Всю ночь прогуливался Мендор по Бродвею (железный организм Мендора отнюдь не нуждался в отдыхе). Великий Белый Путь, воспетый столькими репортёрами и поэтами, сиял и переливался, суля по сходной цене разнообразные райские радости. Мендор медленно прохаживался вдоль зеркальных витрин, за которыми красовалась тысяча соблазнов.
        Шли часы. По мере приближения утра рекламные огни гасли один за другим. Бурные неоновые потоки мелели и иссякали на глазах. Стройный, представительный Мендор, влитый в смокинг, без устали вышагивал по отполированному асфальту, заходил в дансинги, коктейль-холлы и бары-автоматы, жадно поглощая - нет, не виски, к которому он был равнодушен, а дьявольски интересную, хотя и не всегда понятную информацию. При этом перед Мендором непрерывно возникали задачи - одна интереснее другой. Как, скажем, математически описать поведение того джентльмена в прохудившихся ботинках, который, выпив целую бутылку бесцветной жидкости (однако же необычная у него жажда!), начал вдруг выкрикивать непонятные слова о высоких налогах и какой-то безработице? Или что означает, скажем, слово «пикет», неуклюже начертанное красной краской на плакате, который несла кучка угрюмых людей с испитыми лицами? Среди двенадцати тысяч слов, известных Мендору, «пикет» не значился…
        Размышляя о том, что могло бы означать это загадочное слово, Мендор медленно прохаживался по тротуару. Внезапно Мендор вздрогнул и остановился. Всё существо его потряс неожиданный импульс. В чутких ушах отдался заунывный звук, похожий на короткий всхлип лопнувшей струны. Грозное предостережение!..
        Бродвей покачнулся и медленно поплыл перед глазами. Мендор судорожно ухватился за никелированный поручень, окольцовывающий шикарную витрину подарочного магазина. Мозг Мендора работал особенно быстро и чётко, как всегда в минуту опасности. Что означает аварийный сигнал?.. Через десять секунд заключение было готово: оказывается, в организме иссякла броунова жидкость, необходимая для нормальной работы нервных ответвлений… Если в течение часа Мендор не раздобудет хотя бы маленький флакончик жидкости Броуна, будет худо, очень худо… Его ничто тогда не сможет спасти… Через какой-нибудь час Мендор рухнет безжизненной массой на чёрное зеркало асфальта. К нему подскочит полицейский джип, и двое здоровенных верзил втолкнут туда безвольное тело Мендора… Картина получилась настолько явственной, что Мендор на миг прикрыл веки.
        Что же предпринять?
        Мендор снова и снова шарил по всем карманам, хотя и сознавал отлично тщетность этих поисков: последний жетон был израсходован ровно в полночь. Мендор опустил в узкую щель серебристый кружочек с изображением президента, и автомат протянул ему целлофановую пачку «Кэмел», сигареты были страстью Мендора. Никотин действовал на него благотворно…
        Будь хоть один жетон, один-единственный жетон - и всё было бы в порядке. Флакончики с жидкостью Броуна имелись едва ли не в каждом третьем автомате. Спрос порождал предложение, - потребителей броуновской жидкости было немало…
        Но жетона не было. И Мендор знал, что если он ничего не придумает в течение часа, - гибель неизбежна.
        Мендор, раздумывая, сделал несколько неуверенных шагов. В этот предутренний час улица была почти пустынна. Лишь поодаль какой-то пьяный горемыка, обхватив фонарный столб, поверял ему свою судьбу.
        Постепенно рассвет вступал в свои права. Народ на улицах стал прибывать. Мозг Мендора лихорадочно работал, стараясь выискать спасительный вариант. Можно было бы, конечно, пригласить в сторонку, скажем, вот этого мистера с папкой крокодиловой кожи или ту крашеную мисс и вежливенько попросить жетон. Можно было поручиться, что такая затея увенчается успехом. Но Мендор не мог этого сделать. Не мог по очень простой причине: просить жетоны ему было запрещено. Так уж он был запрограммирован.
        И как глупо, как безумно глупо!.. Погибнуть в последний день испытаний, успешно миновав все подводные рифы, накопив великолепную информацию, чуть не вдесятеро превышающую заданную! И из-за чего? - из-за одного паршивого жетона. Мендор припомнил слова Первого близнеца, сказанные им неделю назад, накануне «увольнения» Мендора в город.
        - Трать свои жетоны, как захочешь, - это дело твоё. Но запомни, что ты должен выжить, причём выжить самостоятельно, без чьей бы то ни было помощи в виде жетонов. - Джон-близнец помолчал. - Ты должен научиться приспосабливаться к любым условиям. Борьба за существование, - добавил старший конструктор, усмехнувшись.
        - Можно идти? - спросил Мендор, вежливо дослушав до конца наставления шефа.
        - Да… Погоди-ка минутку!
        Мендор застыл на пороге и медленно обернулся к старшему конструктору. Тот выбрался из-за стола и подошёл к Мендору.
        - Надеюсь, всё будет в порядке, - сказал он, хлопнув Мендора по крутому плечу. - Ты, конечно, будешь осторожным и не попадёшь под поезд подземки, как Эльбано, не свалишься с моста в залив, как Аррелино. Но всё-таки… Мало ли что. - Голос конструктора потеплел, в нём зазвучала явная симпатия к Мендору. - Короче говоря, если тебе придётся туго… Мы с мистером Джеральдом проведём конец недели в городе… на Восточной стороне. Но имей в виду: если ты придёшь к нам просить жетоны - это будет означать твою полную… - старший конструктор замешкался, подыскивая слово, - твою полную капитуляцию. Тогда уж не бывать тебе штурманом трансгалактического ионолёта. Ясно?
        - Ясно.
        - Теперь иди.
        …Мендор, белковый робот суперкласса, знал, разумеется, от старшекурсников Базы, что старший конструктор Джон и его заместитель Джеральд братья-близнецы. Замечательно, что служащие Компании и не догадывались об этом. Правда и то, что трудно было сыскать двух более несхожих людей.
        Прилично одетый господин огромными скачками нёсся по мостовой. Его прыжки выглядели совершенно неправдоподобными. Он легко обгонял «Линкольны» и «Ролс-ройсы», бегущие бесконечным потоком по оживлённой городской магистрали. Изумлённые полисмены только успевали поднести свисток ко рту, а странный мистер был уже далеко…
        Скорее, скорее… Наконец-то! Вот она, Восточная сторона. Туманящийся мозг Мендора схватывал картины уже не так чётко, как обычно. Временами всё окружающее заволакивалось для него туманом. В один из таких моментов Мендор со всего разгона налетел на дорожный знак, стоявший у обочины. Мендор, неудержавшись, вскрикнул. Ослепительная боль пронзила всё его существо. Но туман исчез, и сознание прояснилось. Надолго ли?
        Локаторы Мендора без устали вращались, ловя и анализируя бесчисленные сигналы, бегущие со всех сторон. Но среди них не находилось одного, того единственного, который был так необходим…
        Бег Мендора становился всё медленнее и неувереннее.
        Внезапно, как раз когда Мендор пересекал перекрёсток, микролокатор его завертелся с максимальной скоростью, а затем остановился: нужная цель была, наконец-то, запеленгована. В этот же момент в ушах-усилителях Мендора послышался комариный писк передатчика, - это были те самые позывные; чуткий индикатор Мендора различил бы их среди тысяч подобных.
        Остальное было несложно. Электронный мозг в течение нескольких секунд определил координаты передатчика, и через пятнадцать минут Мендор был уже у огромного серого здания, на котором красовалась табличка: «Национальная лаборатория ядерного синтеза».
        В течение пятнадцати минут безумного бега голову Мендора сверлила одна неотступная мысль: попросить у старшего конструктора жетон? Конечно, это спасёт жизнь, но непоправимо испортит репутацию. Что же делать? Что делать?
        - Одолжи-ка доллар, дружище, - тронул Мендора за рукав какой-то оборванец. Мендор очнулся от забытья, в котором он застыл перед дверьми ядерной лаборатории. Там, он знал, создавались ядерные «вечные сердца» для тех учробов, которым посчастливится лететь в Первую трансгалактическую…
        - Одолжить? - недоуменно переспросил Мендор. И тут в мозгу его родилась великолепная логическая схема. Издав от радости какой-то нечленораздельный звук, он шагнул к массивной двери и потянул на себя полированную ручку…
        - И ты пожаловал, голубчик? - удивился мистер Джон, увидя слегка запыхавшегося робота (любой человек после такой пробежки упал бы замертво). Мендор молча кивнул, улыбнувшись. Его пластиковые щёки раскраснелись от волнения.
        - Растранжирил, наверно, жетоны, как и все остальные? - нахмурился старший конструктор.
        - А что, разве они?..
        - Да. Прибежали все двенадцать. Начали являться уже на третий день испытаний. Ты пришёл последний. Хоть неделю продержался!..
        - Но… где же… где остальные? - огляделся Мендор.
        - Там, - мистер Джон пренебрежительно махнул рукой в сторону соседней комнаты, куда вела стальная дверь, похожая на дверцу огромного сейфа. Мендор почувствовал, как в груди его похолодело. - Их уже нет, - продолжал старший конструктор. - Из Центра пришла радиограмма, и я всех необратимо выключил. Авось хоть на детали сгодятся! Видно «испытание святого Антония» оказалось для них преждевременным. И главное - какая серость! Никакой выдумки. А я всё простил бы учробу, если только это остроумно. Ну, так что, - вздохнул мистер Джон, - и тебя добавим к этой куче макулатуры? Жаль, а я, признаться, был о тебе лучшего мнения. - Произнеся последнюю фразу, старший конструктор с недвусмысленным намерением протянул руку к затылку Мендора. Стоило ему коснуться едва заметной кнопки - и…
        - Нет, нет, отпрянул Мендор, - я не с повинной.
        - Не с повинной? - подозрительно глядя на Мендора, переспросил мистер Джон.
        - Но тебе ведь жить осталось десять минут, - сказал он, взяв Мендора за руку, на которой чуткие «часы жизни» отмеряли последние минуты.
        - Ах, это… - небрежно протянул Мендор. - Это пустяки. Нужна жидкость Броуна. Я сейчас спущусь вниз… Впрочем, может быть, у вас найдётся флакончик? Вот, пожалуйста, - и Мендор протянул старшему конструктору жетон. Последний взял жетон и испытующе посмотрел на Мендора. Робот был невозмутим, как Будда.
        Мистер Джон подошёл к письменному столу, выдвинул ящик и вынул оттуда маленький флакончик оранжевого стекла. Глаза Мендора так и впились в вожделенный предмет.
        - Лови! - сказал мистер Джон и швырнул флакончик. Мендор подпрыгнул и поймал его ртом, точь-в-точь дрессированная овчарка. И тут же, с хрустом раскусив флакон, он жадно проглотил содержимое, деликатно выплюнув острые осколки в медную урну для окурков.
        - Я пойду, пожалуй, - сказал Мендор, оживший буквально на глазах. Некоторая сутуловатость исчезла, он выпрямился, плечи развернулись, даже голос его приобрёл какой-то уверенный, сочный тембр. - Последний вояж по Бродвею, мистер Джон! Надеюсь существенно пополнить информацию!
        - Не забудь вечером на Базу! - крикнул вдогонку старший конструктор.
        - Есть! - донеслось из коридора. Затем быстрые шаги простучали по лестнице, хлопнула внизу дверь и всё стихло.

* * *
        - Кто эти выскочил от тебя, как бомба? - спросил мистер Джеральд, входя в лабораторию.
        - Мендор приходил.
        - А, Мендор, - протянул Джеральд. - Я разговаривал с ним внизу, когда он примчался, как сумасшедший.
        - Не пойму, зачем он приходил? - развёл руками старший конструктор. - Соскучился по мне, что ли?
        - Кто его знает, - рассеянно ответил мистер Джеральд. - Да, кстати: он возвратил тебе жетон?
        - Да… То есть как это - возвратил? - удивился старший конструктор.
        - Очень просто: он одолжил у меня внизу жетон и сказал, что через несколько минут возвратит его тебе. А ведь учробы никогда не лгут.
        - Так вот оно что, - протянул мистер Джон.
        - А что? - спросил Джеральд.
        - Нет, ничего… Ну и сукин же сын этот Мендор! - с пафосом произнёс старшим конструктор, и в голосе его было больше восхищения, чем негодования…