Самая большая тайна фюрера Леонид Михайлович Млечин
        # Несколько лет Гитлер держал в руках судьбы всей Европы. Но назвать его выдающимся политиком невозможно. Как же ему удалось возглавить Германию и завоевать полмира?
        Анализируя пути прихода фюрера к власти, автор подробно останавливается на тайнах болезненного сознания Адольфа Гитлера, на истории формирования ударной силы национального движения - штурмовых отрядов. Несколько глав книги посвящено знаковым фигурам Третьего рейха, а также малоизвестным событиям, уточняющим картину Второй мировой войны.
        Леонид Млечин
        Самая большая тайна фюрера
        От автора
        Адольф Гитлер повсюду - в кино и на телевидении. Никогда еще он не был так популярен. Прежде всего в самой Германии. Но не только. Самое время говорить о
«гитлеромании». Так называемая гитлеровская волна (впрочем, не первая) прокатилась по миру. Книги о Гитлере, фотоальбомы, фильмы, пластинки, компьютерные игры заполонили рынок. Обращение к образу Гитлера - не дело рук бывших нацистов. Они уже почти все ушли в мир иной.
        События, связанные с Третьим рейхом, стали наконец частью истории. Немцы впервые оглядываются на гитлеровскую эру и пытаются увидеть ее объективно, без эмоционального сопереживания. Большинство сегодняшних немцев родилось после смерти Гитлера. Они не воспринимают его как живого человека, поэтому им легче посмотреть на него со стороны, с дистанции времени.
        За гитлеровскую тему взялись серьезные писатели и кинорежиссеры. Они решили отойти от карикатурного образа бесноватого фюрера и пытаются понять, каким образом этот человек сумел стать властителем Германии, а потом едва не завоевал полмира. Нельзя сказать, что авторы восторгаются Гитлером. Вовсе нет. Они методично разбирают его заслуги и преступления, успехи и ошибки. Они показывают его слабости, пристрастия, мелкие страстишки и грешки.
        Гитлера хотели понять как человека. И добились своего - очеловечили Гитлера. А главный вопрос остается неотвеченным: кем или чем был Гитлер? Типичным представителем выкорчеванного поколения мировой войны? Демоном? Несостоявшимся архитектором, столь же чрезмерным в своих представлениях о пространстве, сколь и в своих разрушительных импульсах? Центром вращения земли - по крайней мере, в течение одного десятилетия? Обуреваемым страхами и наполненным страстями мелкобуржуазным демагогом-политиком? Бесцветным индивидуумом? Влекущим и поныне мифом? Нерешительным, неуверенным в себе властителем, озабоченным исключительно сохранением популярности и личного авторитета? Величайшим преступником всех времен?
        Нацистский министр Альберт Шпеер, который провел рядом с фюрером больше десяти лет, считал его просто загадкой. Равнодушным фюрер и по сей день оставляет немногих. Сам Адольф Гитлер больше всего боялся разрушить созданный вокруг него миф. Он не упускал случая напомнить о собственном величии.
        - По сравнению с дамами-интеллектуалками, - говорил Гитлер во время войны, - моя мать конечно же проигрывала. Она жила ради мужа и детей. И в обществе наших образованных женщин ей пришлось бы нелегко, но она подарила немецкому народу великого сына…
        Фюрер понимал, насколько массы нуждаются в мифе, мастерски им пользовался и в конце концов сам подпал под его влияние.
        - Как можем мы вновь не вспомнить то чудо, которое свело нас, - обратился он к делегатам партийного съезда в Нюрнберге в сентябре 1936 года. - Когда-то вы услышали голос одного человека. Этот голос постучал в ваши сердца. Он разбудил вас, и вы последовали за этим голосом. Вы годами следовали за ним, даже не видя обладателя этого голоса. Чудо нашего времени, что вы нашли меня среди стольких миллионов. А то, что я нашел вас, - это счастье Германии!
        Верил ли сам Гитлер в то, что вещал? Прожженный циник, он говорил так, будто не знал или уже забыл, что его взлет никак нельзя приписать какому-то чуду или сверхъестественным силам. Или это была риторика удачливого и наглого проповедника? Желая еще раз пережить возникновение собственного мифа, Гитлер добавил, выступая на партсъезде:
        - Когда мы с вами встречаемся здесь, то всех нас наполняет чувство какого-то чуда. Не каждый из вас видит меня, и не каждого из вас вижу я. Но я чувствую вас, а вы чувствуете меня! Это вера в наш народ, которая сделала нас, маленьких людей, - великими, нас, бедных, - богатыми, нас, колеблющихся, малодушных, испуганных, сделала смелыми и мужественными. Это вера дала прозреть нам, заблудшим, и сплотила нас. И вот теперь мы вместе. Народ с фюрером, и фюрер с народом. И теперь мы - Германия!
        Это был язык пророка, в котором заметны намеки на евангельские тексты. Как политический актер Гитлер знал: невозможно найти лучшую декорацию, чем партийный съезд, чтобы выпустить на сцену миф о фюрере всего немецкого народа. Распространение мифа о Гитлере в газетной и радиопропаганде зависело от готовности слушателей и читателей верить. А в праздничном сценарии партийного съезда делегаты внимали непосредственно самому фюреру.
        Его магнетическому напору поддались и те, кто поначалу дистанцировался от режима или даже противостоял ему.
        Как это удалось Гитлеру и его министру пропаганды Йозефу Геббельсу? Не они изобрели миф о фюрере. Они по-своему продолжили традицию, которая уходит в мир романтически-консервативных представлений начала XIX века. Демократической модели власти, рожденной Французской революцией, Германия противопоставила героизированный культ народных вождей. В Германии двадцатых-тридцатых годов XX столетия, переполненной ожиданиями и неуверенностью, велика была потребность в пробуждении, потребность в вожде. Настроенная на патриотический, романтический и героический лад, Германия надеялась на обновление через фюрера милостью Божьей.
        Революционный шум после Первой мировой войны и контрреволюционный грохот изрядно напугали немцев. Общество было потрясено. Эмоции масс перерастали в страх перед современностью. Этому способствовали поражение в мировой войне, «позор» Версаля,
«безобразная» ноябрьская революция, «убогая Веймарская республика», инфляция и экономическая депрессия и не в последнюю очередь «вырождение» современного направления в искусстве. Все это усиливало страх и вело к политической радикализации мелкой буржуазии и среднего класса.
        Именно страх, охвативший Германию, стал главной причиной прихода Гитлера к власти. Немцы в 1933 году жили не хуже французов или англичан. Немцы не справились со свободой, которую они получили после распада империи! Свобода требовала от них прежде всего самостоятельности во взглядах и решениях. Немцы растерялись, всю вину за неумение наладить жизнь они перекладывали на внешних и внутренних «врагов». Неспособные к самоорганизации, они жаждали возвращения к привычному порядку, когда все решается наверху и надо всего лишь подчиняться приказам и указаниям.
        Если перед Первой мировой были популярны прежде всего романы о катастрофах будущего, то после поражения в войне и отречения кайзера от престола сюжеты для романов состояли в основном из фантазий на тему спасителя и обновления. Речь шла о
«немецкой миссии», о роли «белой расы», призванной под предводительством немцев управлять миром.
        В двадцатых годах предводители мелких националистических формирований вели напряженную конкурентную борьбу. Кто мог предположить, что именно нацисты во главе с ефрейтором Адольфом Гитлером выйдут победителями? Почему этот «провинциальный агитатор из пивной» смог пробиться?
        Поначалу он вполне был готов удовольствоваться ролью «барабанщика». Он сам долго не мог поверить в то, что ему выпала роль фюрера. Его политическая карьера началась с тяжелого поражения. Попытка государственного переворота в Баварии 9 ноября 1923 года потерпела жалкую неудачу. Ружейная пуля пролетела на волосок от Гитлера. Это была случайность, несчастливая для истории.
        В середине двадцатых он не был так уж популярен. Только на сентябрьских выборах
1930 года произошел прорыв. Статьи о Гитлере и его партии не сходили с газетных полос. Вот тогда возник псевдорелигиозный образ «вождя грядущей Германии».
        При этом притягательная сила Гитлера была не столь безграничной. Ему противостояли политический католицизм и та часть рабочих, которая входила в профсоюзы, активные коммунисты и социал-демократы. Значительная потеря избирателей - приблизительно два миллиона голосов - в ноябре 1932 года показала, что его взлет можно было остановить. Когда он несколько недель спустя все-таки стал имперским канцлером, то
«великое чудо» этого «исторического поворота», как писал в своем дневнике Геббельс, дало пищу для нового мифа. Партийная пропаганда провозглашала Гитлера
«канцлером национального возрождения».
        Две трети немецкого населения до поры до времени воспринимали его лишь как очередного главу правительства и ни в коем случае не считали «народным канцлером», как писала нацистская газета «Фёлькишер беобахтер», и уж тем более «вождем всех немцев». Но партийные пропагандисты использовали каждую возможность для повышения популярности Гитлера. Глаза и уши масс были заняты постоянно. Вершиной стало тщательно подготовленное Гитлером и Геббельсом и стилизованное под «День Потсдама» открытие рейхстага нового созыва. Время и место действия были выбраны с умыслом. Это был день, когда первый германский канцлер Бисмарк в 1871 году открыл первый рейхстаг Второго рейха.
        Гарнизонная церковь и могила Фридриха Великого образовали необходимую историческую кулису, на фоне которой президент Гинденбург мог благословить «новую Германию», а Гитлер преклонить колено перед старым рейхом. По своей символике и сентиментальности это был непревзойденный спектакль, «народный праздник национального единства», но уже без социал-демократов и коммунистов. Людям старшего поколения он напомнил праздники и гулянья, которыми был избалован кайзеровский рейх.

20 апреля 1933 года пышно отмечался день рождения Гитлера, которому исполнилось сорок четыре года. Его сделали почетным гражданином, в его честь сажали деревья, устраивали факельные шествия. Знамена и букеты цветов были в изобилии. Геббельс из кожи вон лез, стараясь дополнить образ государственного мужа чертами скромного человека. Гитлера изображали «народным канцлером», «верным», «добрым», «любящим детей», «простым человеком из народа». Кому-то создаваемый культ казался смешным или отталкивающим. Но у большинства немцев складывалось впечатление, что Гитлер - другой, не похожий на ненавистных партийных политиков и карьеристов несчастливых веймарских лет.
        Миф все больше вытеснял критику повседневной действительности и политики нацистов. Недостатки и неудачи списывались на правительство и на партийных секретарей,
«золотых фазанов» (так именовали партработников за их коричневую форму) и
«чиновников с партбилетами». А улучшения в социальной жизни приписывались исключительно Гитлеру, равно как и внешнеполитические и военные успехи - или то, что за них принимали. Манипулируемое сознание нашло свое выражение в таких оборотах, как «если бы фюрер знал об этом…».
        Положительный образ Гитлера все больше отделялся от негативного образа партии. Репрессии и уничтожение начальников штурмовых отрядов в «ночь длинных ножей» пошли ему на пользу. Фюрер имел много лиц и играл ту или иную роль в зависимости от ситуации. Ему приписали устранение безработицы и «экономическое чудо». После унижения Первой мировой и трудных послевоенных лет большинство немцев жаждали национального успеха и восстановления роли Германии, соответствующей ее историческому величию и мощи. Однако идти на жертвы и воевать народ не хотел. Внешняя политика Гитлера, политика «свершившихся фактов», начиная с отказа от Версальского договора и кончая присоединением Австрии, казалось, отвечала этим ожиданиям. Все давалось легко, без потерь и лишений. Беспокойство сменялось восторгом.
        Полувековой юбилей в 1939 году фюрер отмечал уже в роли «величайшего полководца всех времен и народов». Парад «самых современных из всех вооруженных сил», как говорил Гитлер, преследовал две цели - настроить собственное население на войну после многолетних речей о мире и напугать заграницу, внимательно следившую за происходящим. Когда немецкие войска летом 1940 года вошли в Париж, миф о Гитлере достиг новой и последней вершины.
        Эйфория сохранялась недолго. С поражениями на фронтах и бомбардировками немецких городов начался упадок мифа о Гитлере. Стало ясно, что основанием этого мифа была вера в «предопределенные свыше» успехи Гитлера. Но когда пошли сообщения о проигранных битвах и разрушениях и для ликования больше не оставалось поводов, трудно было сохранить убежденность в величии фюрера. Гитлер выступал все реже. Он по-прежнему выражал уверенность в победе и обещал одолеть всех врагов. Часть населения до самого конца хваталась за эту соломинку и надеялась на чудо. Но в конечном счете эта надежда была выражением отчаяния. Миф о фюрере истощился еще до того, как Гитлер в своем бункере покончил жизнь самоубийством.

«Как выразитель идей нации» Гитлер мог иметь такой успех лишь потому, что он был выдающимся демагогом, умело игравшим на устремлениях и предрассудках народа. Одно время Гитлера в мире считали фантазером и безумцем. Его планы завоевания власти и мирового господства вызывали смех. Но наступил момент, когда все, что он хотел, стало реальностью. Несколько лет он держал в руках судьбы всей Европы. Но назвать Гитлера выдающимся политиком невозможно. И не только потому, что он был чудовищным преступником, который принес десяткам миллионов людей, и более всего нашему народу, безумные страдания. Его никак нельзя назвать выдающимся еще и потому, что как личность он был на редкость бледным и невыразительным. Гитлер был чем-то иррациональным, неким наваждением.
        Его образ, соединивший невероятную жестокость с дьявольской харизмой, кажется необычайным, потому что он совершил невиданные по масштабам преступления. Если же представить его в роли обывателя, в обличье главы семейства или мелкого служащего, то это лицемерие садиста, лишенное всякой масштабности, вызовет только отвращение.
        Если бы история не предоставила в распоряжение фюрера целый народ, который растерялся и сделал его своим рупором, никому не нужный Адольф Гитлер влачил бы одинокое существование прирожденного мизантропа и неудачника. Но как же все-таки ему удалось возглавить Германию и завоевать полмира?
        Часть первая

«ЛЮДИ НЕ ИМЕЮТ ПРАВА ЗНАТЬ, КТО Я»
        ИНЦЕСТ
        Адольф Гитлер требовал, чтобы каждый немец представил документальные свидетельства чистоты своего происхождения. Но сам практически ничего не сообщал о собственных предках. Он вообще избегал разговоров о своей семье.
        - Люди не имеют права знать, кто я такой, - раздраженно повторял Гитлер. - Они не должны знать, откуда я и из какой семьи происхожу. Даже в своей книге я не позволил себе ни слова об этом.
        Старых знакомых Гитлера предупреждали, чтобы и они помалкивали и не спешили выступать с воспоминаниями о прежней жизни фюрера. В его родословной оказались темные пятна, которые безумно раздражали фюрера.
        Его незамужняя бабушка Анна Мария Шикльгрубер забеременела в сорок один год. 7 июня 1837 года она родила мальчика, которого окрестили Алоизом. Поскольку она отказалась назвать фамилию отца, мальчику дали фамилию матери - Шикльгрубер. Растить ребенка Марии помогал ее отец, которому было уже за семьдесят. В те времена таких детей называли незаконнорожденными.
        Неожиданным образом Алоиз Шикльгрубер обрел отца, когда ему самому было уже за сорок. Его усыновили, скорее всего, для того, чтобы чиновник, состоявший на службе государства, избавился от клейма незаконнорожденного и мог получить наследство. Загадочность этой истории состоит в том, что отцом Алоиза признали уже умершего человека. Разумеется, это обстоятельство, окончательно все запутавшее, породило множество слухов. Десятилетиями историки и политики пытались докопаться до истины
        - кто же был дедом фюрера с отцовской стороны?
        Предположения строились различные, называлось множество имен - от барона Ротшильда до австрийского графа Оттенштайна. Политические противники фюрера придумали Алоизу Гитлеру таинственного еврейского отца. Бывший генерал-губернатор оккупированных польских областей обергруппенфюрер СС и СА Ганс Франк, повешенный после войны по приговору Нюрнбергского трибунала, прямо утверждал, что отец профессионального антисемита Адольфа Гитлера на самом деле еврей.
        Находясь в тюрьме, Ганс Франк составил подробную записку, в которой говорилось:

«Отец Гитлера был внебрачным сыном поварихи по фамилии Шикльгрубер. В соответствии с законом внебрачный ребенок носил фамилию матери. Когда его мать, то есть бабушка Адольфа Гитлера, вышла замуж за некоего господина Гитлера, незаконнорожденный ребенок, то есть отец Адольфа Гитлера, был усыновлен ее мужем.
        Но самое удивительное в этой истории следующее: когда повариха Шикльгрубер, бабка Адольфа Гитлера, родила ребенка, она работала в еврейской семье Франкенбергер в городе Граце. И этот Франкенбергер платил ей на своего сына алименты. Следовательно, отец Гитлера был наполовину евреем, а сам фюрер на четверть».
        Записка Франка заставила историков вновь исследовать генеалогическое древо Адольфа Гитлера. Но в городе Граце не удалось отыскать ни одного Франкенбергера, который мог быть дедушкой Гитлера. В Граце в ту пору вообще не было ни одного еврея. Да и бабка фюрера по отцовской линии, Анна Мария Шикльгрубер, тоже никогда не жила в Граце.
        Записка повешенного Франка свидетельствует об обычной паранойе в среде национально мыслящих патриотов, где принято подозревать друг друга в еврейском происхождении. Сын обергруппенфюрера Ганса Франка писал, что его отец «постоянно врал».
        Многие из рассказанных о Гитлере историй оказались слухами. Писали, будто он запретил упоминать имя своей бабки. Но это не так. После присоединения Австрии к нацистской Германии в 1938 году Марии Шикльгрубер воздвигли на кладбище новый памятник, к которому водили школьников. Другое дело, что Гитлер поддерживал отношения лишь с немногими родственниками. Остальных избегал, чтобы они не донимали его просьбами и жалобами.
        Его отец Алоиз Шикльгрубер женился в тридцать семь лет. Его первая жена, Анна Гласль-Хёхер, была на четырнадцать лет старше, ей уже исполнилось пятьдесят. Возможно, он женился ради денег. Детей у них не было. Зато вторая и третья жены родили Шикльгруберу в общей сложности восемь детей.
        Алоиз завел любовницу - Клару Пёльцль, которая в шестнадцать лет поступила к нему в услужение. Клары ему было мало, и у него появилась еще одна любовница - Франциска Матцельбергер. Она забеременела, когда первая жена Алоиза была жива.
        После смерти Анны, скончавшейся от туберкулеза, он решил жениться на Франциске, которая была на двадцать четыре года его моложе. Франциска первым делом потребовала, чтобы муж расстался с Кларой Пёльцль. Франциска родила мальчика, названного в честь отца, и затем девочку, Ангелу. Но и вторая жена серьезно заболела, и пришлось звать ту же Клару, чтобы она прислуживала по дому.
        Отец Гитлера был ходок. Педантичный и аккуратный на работе, дома Алоиз был тираном, который мог ударить и жену, и сына. Юный Гитлер рос в те времена, когда телесные наказания считались обычным делом. Отец был хозяином в семье. Он утверждал свою власть в том числе и тем, что бил детей. Так повторялось из поколения в поколение. Врачи того времени утверждали, что, если дети плачут, их нужно как следует отшлепать. И Гитлер вырос в убеждении, что власть приходится утверждать силой.
        Франциска умерла в двадцать три года, и Алоиз наконец женился на Кларе Пёльцль. Можно ли говорить о любви между родителями Гитлера? В те времена женщина в обмен на замужество (что было для нее совершенно необходимо, потому что придавало необходимый статус) предлагала мужу абсолютную верность и покорность. Жена рассматривалась прежде всего как мать, способная нарожать детей, и как хозяйка, обеспечивающая жизнь мужчины.
        Клара была предана мужу, воспитывала его детей от прежнего брака. Для нее, происходившей из глухой деревушки, брак с таможенным чиновником был большой удачей. 20 апреля 1889 года в половине седьмого утра в пригороде австрийского городка Браунау у Алоиза Гитлера и его третьей жены Клары появился на свет четвертый ребенок, мальчик, которого окрестили Адольфом.
        Трое детей до него (мальчики Густав и Отто и девочка Ида) умерли в младенчестве. Она родила еще одного мальчика - Эдмунда, а в 1886-м последнего из шести детей - девочку по имени Паула. Девочка была умственно отсталой, и Адольф старался держаться от нее подальше. Правда, у него было еще двое сводных братьев от прежнего брака отца. Они тоже друг друга не любили.
        В 1930 году один из сводных братьев, не очень симпатизировавший Адольфу, прислал злорадное письмо, угрожая рассказать, что дедушка фюрера был евреем. Письмо встревожило Гитлера. Он был обеспокоен тем, что его будут подозревать в неарийском происхождении. Военный врач ротмистр фон Шух, который знал его с 1917 года, вспоминал:
        - Он всю жизнь переживал, мучаясь сомнениями - есть в нем еврейская кровь или нет? Он делился с нами своими переживаниями.
        Дважды по поручению Гитлера рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер проводил тайное исследование его генеалогического древа и оба раза почтительно докладывал фюреру, что у него нет оснований сомневаться в чистоте своего происхождения.
        Разговоры о еврейском дедушке, судя по всему, чистейшая выдумка. Но что же все-таки скрывал Гитлер, если ему не было нужды прятать мнимых еврейских родственников? И что это за странная история с поздним усыновлением его отца?
        В возрасте сорока семи лет бабушка фюрера Анна Шикльгрубер вышла замуж за безработного Йоганна Георга Гидлера. Точнее было бы написать «Хидлер», но тогда и фамилию Гитлер следовало бы писать «Хитлер». Однако по традиции немецкие имена, начинающиеся с латинской буквы «Н», пишут по-русски с буквы «Г».
        Супруги перебрались в соседнюю деревню, а мальчика оставили на воспитание брату мужа - Йоганну Непомуку Гютлеру (Хютлеру). Эти фамилии - Гидлер, Гютлер, Гитлер - явно происходят из одного корня.
        Новоприобретенный дядя принял живейшее участие в судьбе Алоиза. Когда Анна Мария Шикльгрубер и ее муж уже сошли в могилу, Йоганн Непомук Гютлер вдруг заявил, что отцом Алоиза Шикльгрубера был его покойный брат и это надо официально зарегистрировать. Влиятельный в деревне человек, он убедил пастора изменить запись в книге актов гражданского состояния. И пастор совершил подлог - согласился задним числом написать, что покойный «Йоганн Георг Гидлер признал себя отцом ребенка Алоиза».
        Таким образом, в сорок лет Алоиз Шикльгрубер, старший таможенный чиновник Австро-Венгерской империи, обрел отца и превратился в Алоиза Гитлера. Фамилия Гитлер чешского происхождения, что в той части Австрии не было редкостью. Когда Адольф Гитлер появился на свет, самостоятельная Чехословакия еще не существовала. Богемия была частью Австро-Венгерской империи.
        Итак, Алоиз Шикльгрубер был признан сыном мужа своей матери Йоганна Георга Гидлера, подручного мельника, только после его смерти. Почему же при жизни тот не захотел этого сделать?
        Историки находят убедительной только одну причину. Судя по всему, отцом Алоиза в реальности был заботившийся о нем Йоганн Непомук. Анна Мария Шикльгрубер была его любовницей и забеременела от него. Но он был женат, у него родились три дочери, и он не хотел ломать семейную жизнь. Чтобы ребенок находился поблизости, он уговорил своего холостого брата вступить в брак с Анной. А после его смерти избавил сорокалетнего сына от клейма незаконнорожденного.
        Если это так, тогда становится ясным, что именно хотел скрыть Адольф Гитлер. Его мать, Клара Пёльцль, была внучкой Йоганна Непомука Гютлера, который, вполне вероятно, был и отцом Алоиза Шикльгрубера! Иначе говоря, Клара оказалась племянницей своего мужа. Впрочем, состояла ли она в кровном родстве со своим мужем, точно ответить теперь уже невозможно. Формально она была двоюродной племянницей Алоиза, и для вступления в брак им, как верующим католикам, пришлось получить специальное разрешение Ватикана. До конца жизни Клара почтительно именовала мужа «дядя Алоиз».
        Если отец фюрера женился на внучке своего отца, то есть на собственной племяннице, Адольф появился на свет в результате инцеста, брака между близкими родственниками. Это, возможно, объясняет очевидные отклонения и ущербность его психики. Недаром медицина, боясь патологий, предостерегает против браков между близкими родственниками.
        Сестра его матери Йоханна Пёльцль, судя по всему, болела шизофренией. Его двоюродный брат Эдвард, сын Терезии Пёльцль (в замужестве Шмидт), был горбуном. Одного из его братьев, скончавшихся в младенчестве, называют имбецилом. Его сестра Паула явно была не в себе, хотя диагноза душевной болезни ей не ставили. Адольф скрывал родство с ней. Во времена Третьего рейха она жила под именем Паула Вольф. Гитлер признал только свою сестру Ангелу Раубаль и ее детей, потому что они были здоровыми.
        Известно, что Гитлер сам боялся стать отцом. Думал, что ребенок, который появится на свет в результате кровосмешения, окажется неполноценным? Возможно, именно поэтому он так испугался своего романа с племянницей Гели Раубаль, о чем речь пойдет дальше.
        ВТОРОГОДНИК
        Адольф Гитлер утверждал, что вырос в бедности, а его деспотичный отец все пропивал. На самом деле семью можно считать вполне благополучной. Алоиз Гитлер, как пишут немецкие историки, был человеком не без способностей. Он сделал приличную чиновничью карьеру. А вот юный Адольф, неспособный к систематическому труду, не желал себя утруждать. В школе оставался на второй год. Курс, который другие мальчики проходили за три года, занял у него пять лет. История, география, математика и немецкий язык - эти предметы он не мог осилить.
        В марте 1942 года, находясь в своей ставке «Волчье логово», Гитлер, вспоминая школьные годы, оправдывал свои неуспехи:

«Я в основном учил лишь десять процентов того, что учили другие. Я очень быстро расправлялся с уроками. И все же я довольно легко разобрался с историей. Часто я буквально проникался сочувствием к своим соученикам.
        - Пошли играть?
        - Нет, я еще не сделал всех уроков!
        Он зубрит…»
        В ноябре 1898 года Алоиз Гитлер, которому уже исполнился шестьдесят один, перевез семью в деревню Леондинг, рядом с Линцем. В июне 1905 года Клара Гитлер продала дом в Леондинге и купила квартиру в центре Линца. Помогла ей деньгами ее сестра Йоханна Пёльцль, которая получила хорошее наследство. Адольфу было уже девять лет, но в дальнейшем он считал Линц своим родным городом. Здесь Адольф и ходил в школу.
        Его одноклассники делились на поклонников Германии и сторонников Австрии. Большую часть своей истории Германия была расколота. Баварцы и выходцы из бывшей Пруссии и по сей день находят между собой больше различий, чем общего.
        Мюнхен - второй по значимости после Гамбурга город в западной части Германии, но здесь мало многоэтажных домов, и мюнхенцы не страдают от клаустрофобии. Много зелени, и люди любят ходить пешком. Рядом горы, озера. И, судя по опросам общественного мнения, трое из четырех немцев хотели бы жить в Мюнхене.
        Баварцы не признают рейнцев и считают, что все, кто живет севернее Дуная, - это пруссаки. Баварцы стреляют медленнее пруссаков. Они просто не спешат нажать на спусковой крючок, зато вернее попадают в цель. В баварских деревнях и женщины, и мужчины ходят в национальной одежде. Мужчины носят кожаные штаны. Обычно это одежда ручной выделки, но зато она долго служит.
        Единая Германия появилась в XIX веке. В 1815 году, после Наполеоновских войн, возникла Германская конфедерация, в нее вошли Австрия, Пруссия, четыре королевства (Бавария, Саксония, Вюртемберг, Ганновер) и тридцать два небольших государства, некоторые из них состояли из одного города.
        Первая Германская империя была создана революцией 1848 года, но просуществовала меньше года. В 1849 году возникла новая конфедерация. Вдохновителем объединения германских государств был Отто Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен, выпускник юридического факультета Геттингенского университета. В 1859 году молодой Бисмарк уехал посланником в Россию, а в 1862-м стал главой правительства и министром иностранных дел Пруссии.
        Он объединял немцев железной рукой. В июне 1886 года Пруссия распустила конфедерацию и ввела войска в Саксонию, Ганновер и Гессен. Бавария, Вюртемберг, Баден и Гессен-Дармштадт вынуждены были вступить с Пруссией в военный и таможенный союз. Но южногерманские католики не хотели, чтобы ими управляли из протестантского Берлина. Бавария сохранила свою налоговую систему, сама управляла почтой и железными дорогами. Баварская армия переходила в подчинение кайзеру только в случае войны.
        В 1871 году Вильгельм I был провозглашен императором Германии, Бисмарк стал его первым канцлером.
        - Если у вас есть смелость предложить мне это назначение, - сказал он, - у меня есть смелость его принять.
        Канцлеру Бисмарку принадлежит немало высказываний, ставших знаменитыми. Выступая в ландтаге Пруссии 30 сентября 1862 года, он заявил:
        - Великие вопросы времени решаются не речами и не постановлениями большинства, а железом и кровью.
        Отто фон Бисмарк допустил единственную ошибку - разрешил своему Генеральному штабу аннексировать Эльзас-Лотарингию. Это станет поводом для новой войны с Францией. Постаревший Бисмарк мудро говорил, что достиг слишком многого, чтобы это могло быть благом для Германии.
        Австрия же, отделенная от других немецкоговорящих стран, создала Австро-Венгерскую империю. Живущие в ней немцы разошлись во мнениях, кто-то стал австрийским патриотом, а кто-то не понимал, почему отделен государственной границей от своей родины Германии. В школе, где учился Адольф, одни ребята собирали фотографии австрийской правящей династии Габсбургов, другие почитали Бисмарка. Адольф Гитлер вырос поклонником Германии. Он считал австрийцев неполноценными немцами, а быть неполноценным он не хотел.
        Он предпочитал играть с младшими детьми, которые признавали его лидерство. Это были военные игры, навеянные романами Карла Мая.
        Карл Май в России почти не переводился. Он не мог конкурировать с Фенимором Купером. У американского писателя все преимущества в этом жанре. Немец Карл Май никогда не бывал в американских прериях, его романы об индейцах - плод чистой фантазии. Но в Германии он сыграл исключительную роль, не вполне соответствующую масштабу его таланта. Поколения юных немцев зачитывались романами Карла Мая.
        Немцы романтичны и сентиментальны. Им всегда казалось, что они тесновато живут, хотелось иметь побольше пространства, расширить пределы империи. А их собственное отечество было священно и неприкосновенно. Описанные Маем волнующие приключения непокорных индейцев производили сильное воздействие на немецкую молодежь. Писатель Ганс Гримм еще не выпустил свой роман «Народ без жизненного пространства» (1926 год), чье название стало нарицательным, а немцам уже снились колониальные сны. И их не удивляло, почему у Карла Мая герои индейцы, а не белые. Придуманный им вождь индейцев Виннету защищал отечество от чужаков, бесстрашно сражался с англичанами и французами, извечными врагами Германии. Карл Май, как и многие другие жестокие и одновременно сентиментальные немецкие литераторы, воспел военные приключения и очистительную силу сражений, бескорыстную дружбу защитников отечества…
        Алоиз Гитлер умер от сердечного приступа 3 января 1903 года. Адольфу было четырнадцать лет. Характер юноши во многом формировался в скрытом противостоянии отцу. Тот много пил и ел. Адольф практически не пил, отказался от курения, мало ел, хотя обожал пирожные с кремом и взбитыми сливками. Никогда не плавал и не танцевал - боялся брать уроки танцев, чтобы не выглядеть смешным. И не позволял себе разгульно веселиться, как его отец.
        В год смерти отца, в сентябре, его сестра Ангела Гитлер вышла замуж за Лео Раубаля, который служил в Линце в налоговом ведомстве. Вдова, Клара, осталась с двумя детьми и жила на немалую пенсию, которую получала за мужа.
        В мае 1906 года Гитлер впервые побывал в Вене, где провел две недели. В начале сентября 1907 года он приехал в Вену поступать в Академию изящных искусств. Гитлер и не подозревал, сколь высоки требования к абитуриентам. Его рисунок был признан неудовлетворительным. Директор академии сочувственно сказал Гитлеру, что художник из него не выйдет. Посоветовал попробовать себя в архитектуре. Но и это оказалось невозможно, потому что Гитлер не закончил школу и не получил аттестата зрелости. Он мог бы вернуться в школу, но не захотел.
        Его мать, Клара, заболела раком груди, когда ей было всего сорок шесть лет. Ей сделали операцию, казавшуюся успешной, но рак дал метастазы в легкие. Это был смертный приговор. Ухаживала за ней (а также за больной девочкой Паулой и за домом) сестра Адольфа, умелая и хозяйственная Ангела. Она все успевала, хотя в октябре 1906 года Ангела родила сына Лео и вскоре уже снова была беременна.
        Доктор Эдуард Блох, лечивший Клару Гитлер, вспоминал, что в последние месяцы жизни его пациентка думала только о сыне. Адольф не посмел ей признаться, что провалился на вступительных экзаменах в академию. Клара была уверена, что сын стал студентом, и эта мысль, вероятно, согревала ее в последние минуты жизни. Она скончалась 21 декабря 1907 года. Гитлер зашел к доктору Блоху поблагодарить за все, что он сделал для его матери. В тот момент он был искренен. Но в душе всегда винил доктора Блоха в смерти матери. Это не прибавило ему симпатий к евреям-врачам.
        Сиротам Адольфу и Пауле назначили пенсию - по двадцать пять крон. Маленькую Паулу забрала к себе Ангела, которая уже родила и дочку. Поскольку сына-первенца назвали в честь отца, то девочку - в честь матери, так появилась вторая Ангела Раубаль, племянница Гитлера, которую он станет звать Гели.
        В феврале 1908 года, кое-как уладив дела, Адольф перебрался в Вену. За ним последовал его друг Август Кубичек, который приехал учиться музыке и надеялся поступить в консерваторию. Они сняли комнату у фрау Закрейс на Штумпергассе, дом
31, где Гитлер уже останавливался. Вместе они прожили четыре месяца. В конце учебного года Кубичек вернулся к родителям, с которыми провел лето.
        В сентябре Гитлер попробовал вновь поступить в академию, в класс живописи. На сей раз его даже не допустили к экзамену по рисунку, поскольку представленные им работы не соответствовали требованиям академии.
        ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МУЖСКАЯ КОМПАНИЯ
        Молодые годы Адольфа Гитлера прошли в исключительно мужской компании. В женском обществе его не видели. Его юность прошла сначала в мужском общежитии, а потом в казарме, где он чувствовал себя лучше, чем дома. После войны один из врачей, лечивших Гитлера, заявил под присягой, что фюрер, вне всякого сомнения, был гомосексуалистом. Сам Гитлер никогда в этом не сознавался. Публично называл гомосексуализм болезнью.
        Медики утверждают, что значительно легче тем, кто не сопротивляется природе и дает волю своим чувствам. Неприятие собственного гомосексуализма ведет к тяжкому разладу с самим собой. Сознание того, что ты не такой, как другие, рождает чувство унижения и обиды на весь белый свет. Если Гитлер действительно испытывал особые чувства к мужчинам и пытался это скрыть, то понятно, почему он в конце концов возненавидел весь мир. Гитлер гениально врал. У него это было в крови? Всем гомосексуалистам приходилось таиться и изображать себя такими же, как остальные мужчины. Такова точка зрения тех, кто уверен, что Гитлер всегда вел двойную жизнь.
        Он бежал от реальности и пребывал в мире фантазий, где все складывалось так, как он хотел. Он и музыку Рихарда Вагнера полюбил за ее способность заставить забыть о реальности. Став известным политиком, Гитлер ежегодно посещал знаменитый музыкальный фестиваль в баварском городе Байройте, где жил и творил Рихард Вагнер. Фюрер ценил композитора не только за музыкальные творения, но и за откровенный антисемитизм. Вагнер даже утверждал, что Иисус Христос не был евреем.
        Имперский министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер полагал, что Гитлер еще и потому так часто ездил в Байройт, что у него был роман с невесткой композитора Винифред Вагнер. По словам Шпеера, фюрер возвращался после фестивалей очень довольный, у него блестели глаза.
        Англичанка Винифред вышла замуж за единственного сына композитора Вагнера Зигфрида, когда ей было восемнадцать лет, а ему сорок шесть. В 1923 году она открыто заявила, что поддерживает Гитлера и его идеи. В 1930 году Зигфрид Вагнер умер, и пошли слухи, что овдовевшая Винифред выйдет замуж за Гитлера. Но теперь известно, что между ним и Винифред Вагнер ничего не было. Гитлер не знал, что делать с такими уверенными в себе дамами. Она была очень крупной женщиной, Гитлер был меньше ее ростом.
        Фюрер, подозревали, находил в Байройте отдохновение иного рода. На вагнеровский фестиваль собиралось множество гомосексуалистов. Маскулинная музыка Вагнера в то время была модной среди поклонников однополой любви. Он бывал там исключительно в мужской компании.
        После смерти мужа Винифред Вагнер уже самостоятельно устраивала вагнеровские фестивали, которые Гитлер приказал финансировать из государственной казны. В семействе Вагнер он чувствовал себя прекрасно, был на «ты» с обитателями дома. Дети Винифред называли фюрера дядей.
        - Там была просто сказочная жизнь, - вспоминал Гитлер вечером 28 февраля 1942 года в ставке «Волчье логово». - Я уже много лет не был там, что само по себе достойно сожаления. Фрау Вагнер очень печалится по этому поводу. Она мне двенадцать раз писала и двадцать пять раз звонила по телефону. Фрау Вагнер - и в этом ее великая сила - связала Байройт с национальным социализмом…
        Интересно, что после крушения гитлеровской Германии Винифред Вагнер ни в чем не раскаялась. Она приглашала вдов крупных деятелей нацистского государства к себе домой. В своих разговорах дамы не называли Гитлера по имени, а благоговейно именовали его НБА - «наш благословенный Адольф». Только правнук композитора, Готфрид Вагнер, написал в своей книге о том, что его семья должна, наконец, очиститься от прошлого, признаться в своих антисемитских взглядах и поклонении Гитлеру и раскаяться.
        Готфрид рассказал о том, как девятилетним мальчиком нашел в доме фотографии, на которых семейство изображено вместе с Гитлером. Затем он обнаружил любительские пленки, запечатлевшие его бабушку, Гитлера и других участников фестиваля, вытянувших правую руку в фашистском приветствии. Книга возмутила его отца Вольфганга Вагнера, который каждый год проводил фестивали вагне-ровских опер. Он запретил сыну бывать в родительском доме. Наследники великого композитора Рихарда Вагнера хотели бы забыть, что вагнеровская музыка и вагнеровские антисемитские писания одинаково вдохновляли Адольфа Гитлера…
        После вагнеровских фестивалей Гитлер любил бывать в Веймаре, где его встречал художественный руководитель веймарского театра Ганс Северус Циглер, не скрывавший своих гомосексуальных наклонностей. Циглер в 1925 году вступил в партию. В компании с Циглером Гитлер отдыхал несколько дней - вдали от шума городского. Его селили в гостинице «Элефант», присылали парихмахера, который после бани делал ему и массаж. На нескромный вопрос о том, как выглядит тело Гитлера, Ганс Циглер отвечал, что оно прекрасно, фюрер хорошо сложен и мускулист. Люди, которые знали его лучше, говорили, напротив, что Гитлер стеснялся своего тела.
        Циглер с наслаждением вспоминал, как Гитлер однажды пригласил его в Мюнхен послушать Вагнера. После оперы они устроились в любимом фюрером кафе «Хек». К ним присоединилась Ева Браун, уже ставшая официальной подругой Гитлера. Обычно в таких ситуациях мужчины отделываются от приятеля и удаляются вместе с дамой сердца. Гитлер поступает прямо противоположным образом. Он просит Циглера подождать и на такси отвозит Еву Браун домой. Возвращается, заказывает себе стакан чаю, Циглеру стакан вина, и затем они вдвоем едут к Гитлеру в Оберзальц-берг в его загородный дом.
        Циглер говорил потом:
        - Я узнал его в эти незабываемые дни лучше, чем многие другие за годы.
        Циглер стал художественным руководителем веймарского театра после прихода Гитлера к власти - к раздражению местных властей, которые не могли скрыть презрения к гомосексуалисту. После расстрела штурмовиков у Циглера в родном городе возникли неприятности - ведь было приказано ставить на учет всех гомосексуалистов.
        Но видимо, вмешался фюрер. И за руководителя театра вступился министр внутренних дел Тюрингии, который издал распоряжение:

«Некомпетентные власти затеяли расследование в отношении доктора Циглера. Я сам вник в эту историю с распространением слухов и после расследования пришел к выводу, что не было никаких нарушений.
        Поэтому я ожидаю прекращения распространения слухов и приму жестокие меры против тех, кто это будет делать».
        Тем не менее Ганс Циглер жаловался на то, что его ненавидят и преследуют. Поэтому, как он сам рассказывал, он обратился к фюреру и все ему рассказал. И фюрер отпустил ему все грехи.
        Влиятельные гомосексуалисты оказывали Гитлеру покровительство, когда он делал первые самостоятельные шаги. Многие из них с придыханием повторяли:
        - Не правда ли, фюрер просто душка!
        В любимых кафе фюрера с ним за столиком можно было увидеть только обожавших его мужчин. В его манере есть, подносить чашку к губам, пить кофе находили что-то женственное. Фюрер обожал сладкое и буквально поглощал пирожные, иногда съедая восемь штук подряд.
        Первым интимным другом Гитлера стал Август Кубичек, тот самый мечтавший стать музыкантом юноша, с которым Гитлер познакомился в австрийском городе Линце. Август Кубичек был годом старше Адольфа. Он родился в Линце 3 августа 1888 года. После школы работал в мастерской у отца, но его подлинной любовью была музыка. В феврале
1908 года Кубичек поступил в Вене учиться, окончил консерваторию в конце 1911 года и работал дирижером в различных театрах. 1 сентября 1914 года в Вене он женился на скрипачке Анне Функе, которая родила ему троих сыновей.
        Военная служба прервала его карьеру. Когда в 1918 году он стал искать работу, выяснилось, что все места заняты. Он с трудом нашел место в муниципалитете в маленьком городке под Линцем, где жила его мать. Его взяли, потому что нужен был человек, который мог бы заниматься делами местного музыкального общества.
        В 1923 году, через пятнадцать лет после того, как они с Гитлером расстались, Кубичек увидел фото своего друга на первой полосе газеты «Мюнхенер иллюстриртер». Но не попытался возобновить знакомство. Только в 1933 году он поздравил Гитлера с назначением на пост канцлера. Гитлер ответил. Причем, похоже, он знал, чем занимается его старый друг и как обстоят его дела, поскольку просил передать привет матери, но не отцу, который скончался. Весной 1938 года Гитлер вдруг проявил интерес к приятелю юных лет. В марте, вскоре после присоединения Австрии к рейху, три эсэсовца из Берлина появились в доме Кубичека, чтобы забрать у него все бумаги, связанные с фюрером.
        Когда Гитлер приехал в Линц, он нашел время встретиться с Кубичеком. Рассказал о своих планах реконструкции города, дал денег на учебу его сына в консерватории Линца. В апреле 1938 года он пригласил Августа в Оберзальцберг. Участие Гитлера пришлось как нельзя кстати. У Кубичека были серьезные неприятности. Его подчиненный Франц Нойбургер в мае 1938 года обвинил Кубичека в воровстве и некомпетентности. Причем сделал это публично:
        - Кубичек сам крал деньги и меня заставлял идти на воровство.
        Нойбургер был районным казначеем местной партийной организации, то есть влиятельной и опасной персоной. Он был настроен весьма решительно и говорил:
        - Я уничтожу Кубичека!
        Но вдруг что-то произошло, Нойбургер в октябре принес Кубичеку официальные извинения. Заявил, что обвинял его совершенно безосновательно. Весной 1939 года Нойбургер попросил перевести его в другое место. Ему явно заткнули рот, чтобы спасти старого друга фюрера от позора.
        Летом 1939 года Гитлер пригласил приятеля на музыкальный фестиваль в Байройт. Кубичек ответил:

«Мой фюрер!
        Только Вы один с Вашей благородной щедростью могли исполнить самую большую мечту моей жизни. С поразительным достоинством и славой Вы исполнили свое историческое предназначение, которое Вы сознавали еще тридцать пять лет назад.
        Я склоняю голову перед величием вождя. Я восхищаюсь Вашим, мой фюрер, благородным сердцем».
        Давний поклонник Вагнера был несказанно рад попасть на музыкальный фестиваль в баварском городе Байройте, где жил и творил Рихард Вагнер. Но все-таки эти слова - не просто благодарность за приглашение. Не выражал ли тем самым Кубичек признательность фюреру за избавление от серьезных неприятностей?
        В 1940 году они еще раз встретились на вагнеровском фестивале и провели вместе несколько часов. В том же году Август Кубичек вступил в партию и вошел в руководство региональной организации «Сила через радость». В 1943 году опубликовал первый вариант своих воспоминаний о фюрере. В том же году получил повышение по службе, а также шесть тысяч марок из личного фонда фюрера. С тех пор ему платили еще по пятьсот марок ежемесячно - немалая сумма в те годы.
        После войны американские оккупационные власти посадили Кубичека. Он провел в заключении шестнадцать месяцев. Комиссия по денацификации не разрешила ему остаться на государственной службе. Ему пришлось выйти на пенсию. В 1953 году он выпустил книгу «Адольф Гитлер. Друг моей юности». Это скорее роман, чем мемуары. Кубичек не изменил своего отношения к Гитлеру. Он писал: «Наполеон тоже закончил свои дни в изгнании, хотя он был выдающимся человеком. Его место в истории было восстановлено позднее. Когда-нибудь то же произойдет и с Гитлером».
        Его вера в Гитлера не исчезла. Вера или любовь?
        В юности роли между ними распределились сразу. Гитлер - ведущий, Кубичек - ведомый. Гитлер говорит, Кубичек слушает. Знакомство, построенное на любви к музыке, переросло в глубокие, романтически окрашенные отношения. Они тянутся друг к другу. Они хотят быть вдвоем, и только вдвоем.

«Ни один человек на земле, - вспоминал Август Кубичек, - даже моя мать, которая так меня любила и так хорошо меня понимала, не в состоянии была понять мои секретные желания, как это делал мой друг».
        Гитлер явно ревновал Кубичека к другим молодым людям, с которыми тот заговаривал. Он не мог смириться с тем, что Кубичек способен заинтересоваться кем-то еще. Юноша должен был всецело принадлежать ему одному. Все это напоминает настоящий любовный роман.
        В феврале 1908 года Гитлер приехал в Вену на несколько дней раньше Кубичека и писал ему: «Я с нетерпением ожидаю твоего приезда. Напиши, когда ты будешь, чтобы я устроил все для торжественной встречи. Вена ждет тебя. Приезжай поскорее. Я конечно же встречу тебя».
        Когда Кубичек наконец приехал в Вену, на вокзале его ожидал Гитлер. Счастливый Адольф расцеловал друга и повел в квартиру, где они провели вместе первую ночь. Это была его мечта - два одиноких художника наслаждаются совместной жизнью в австрийской столице.
        Они купили себе одинаковые пальто и черные шляпы. Кубичек вспоминал: «В те дни нас принимали за братьев. Этого мы и хотели».
        Они выбирали для прогулок пустынные пригороды. Предпочитали уединенные уголки. Им никто не был нужен. Летом они уезжали на реку, где купались, опять же подальше от других людей, там же ночевали.
        Однажды они гуляли и были застигнуты грозой. Спрятались в заброшенном сарае. Кубичек нашел грубую мешковину. Гитлер насквозь промок и дрожал от холода. Кубичек расстелил эту мешковину, велел Гитлеру снять с себя мокрую одежду и завернуться в сухое. Тот покорно разделся и лег. Кубичек заботливо укутал его и лег рядом. Это очень похоже на описание жизни гомосексуальной пары. Любовники, вынужденные скрываться от остального мира, ищут уединения за городом или жаждут остаться в темноте оперного зала, возбуждающего их чувства.
        Гитлер избегал физического контакта с другими людьми. Уклонялся от рукопожатий. Другое дело Август Кубичек - его Гитлер любил нежно держать за руку. Однажды к Августу Кубичеку на урок музыки пришла молодая девушка. Гитлер устроил настоящую сцену ревности, кричал, что их комната слишком мала для появления здесь чужих людей. Юный Гитлер избегал женщин, не флиртовал с ними и вообще старался держаться подальше от слабого пола.
        В возрасте, когда мальчики начинают проявлять интерес к девочкам, он панически боялся любого физического контакта с представительницами другого пола. Он ненавидел, когда его целовали, вспоминала его сестра Паула, которая была на семь лет его младше:

«Если мама хотела утром поднять его с кровати, ей достаточно было сказать мне:
        - Иди и поцелуй его.
        Она говорила это тихо, но, как только он слышал слово «поцелуй», который ему предстояло получить от меня, он пулей вылетал из кровати, только бы избежать поцелуя».
        В школе он вообще не интересовался девочками, утверждали его школьные товарищи. Единственные женщины, которые присутствовали в жизни Гитлера и его интимного друга, - это их матери. Кубичек пишет о безграничной любви Гитлера к матери и уникальной духовной гармонии между ними. Особенно в последние месяцы перед смертью Клары Гитлер. Кубичек тоже любил только свою мать.
        Возможно, обе матери осознавали и даже одобряли особую природу отношений между сыновьями. На смертном одре Клара Гитлер обратилась к другу сына:
        - Густль, оставайся добрым другом моему сыну и после того, как меня не станет. У него больше никого нет.
        Август Кубичек со слезами на глазах обещал не бросать Адольфа Гитлера.
        Кубичек в воспоминаниях пытался развеять всякие предположения об их гомосексуальных отношениях. Писал, что Гитлер был абсолютно нормален физически и сексуально. Но уж Кубичек-то точно знал, что в сексуальном смысле Гитлера трудно назвать нормальным. Впрочем, понятие нормы достаточно условно.
        Весной 1905 года, по словам Кубичека, Гитлер, указав на худенькую блондинку, которая гуляла под руку с матерью, неожиданно объявил, что влюблен в нее. Ее звали Стефани, и ей было восемнадцать лет. Гитлер поведал другу, что пишет ей поэмы, рисует их будущий со Стефани дом. Письма, правда, он отправлял неподписанными, так что она могла принять их за шутку одной из подруг.
        Кубичек предложил ему подойти и познакомиться с блондинкой. Если влюблен, разве это не логично? Гитлер возмущенно отверг это предложение, он объяснил, что избранным натурам нет нужды в словах, они понимают друг друга и так. Тем временем выяснилось, что девушка ходит на балы и танцует там с молодыми офицерами. Гитлер был удручен, угрожал с горя броситься в Дунай. Кубичек предложил ему научиться танцевать. Эта идея была отвергнута, как абсурдная. Стефани, не подозревавшая о его существовании, вскоре вышла замуж.
        Кубичек утверждал, что воздержание Гитлера, его монашеская жизнь объяснялась страхом перед венерическими заболеваниями и распутными женщинами. В Вене они искали отдельную комнату для Кубичека. Нашли подходящую. Но когда они разговаривали с хозяйкой, ее халат распахнулся. Она, извинившись, завернулась в него вновь, но молодые люди успели заметить, что под халатом на ней было только трико.
        Адольф скомандовал другу:
        - Уходим, Густль!
        Кубичек описал эту историю, чтобы объяснить, почему они с Гитлером продолжали жить вместе в маленькой комнатке. Но объяснений и не нужно. Они всегда хотели быть вместе. Фантазии Гитлера были столь сильными и яркими, что казались сравнимыми с реальной жизнью. У него создавалось ощущение, что достаточно представить себе нечто - и это станет реальностью. Разговоры с Августом Кубичеком состояли из бесконечного фантазирования.
        За десять крон они купили лотерейный билет. Адольф Гитлер не сомневался, что они получат главный выигрыш. Он уже набросал план их будущей квартиры, каждый предмет мебели, которые они купят. Когда выяснилось, что они ничего не выиграли, Гитлер лишний раз убедился в противоестественности существования империи Габсбургов, которая выжимает из людей последние деньги…
        Гомосексуализм стал постоянной темой разговоров в Вене в начале XX века; обвинения в том, что именуется нетрадиционной сексуальной ориентацией, были выдвинуты против принца Филиппа Ойленбургского, друга кайзера и германского посла в Австро-Венгрии. Журналист Максимилиан Харден в еженедельнике «Цукунфт» обвинил Филиппа в гомосексуализме. Это обвинение носило политический характер: гомосексуалист не имеет права находиться на государственной службе и оказывать влияние на императора Вильгельма.
        Разгоревшийся скандал привлек внимание венцев к существовавшей в Вене гомосексуальной субкультуре. В городе открывались рестораны, кофейни, отели, бани, где мужчины нетрадиционной ориентации могли встречаться и наслаждаться обществом друг друга. Не было и недостатка в молодых мужчинах, занимавшихся проституцией. Все это скрывалось за завесой молчания. Только скандал привлек внимание к этой стороне жизни. Общество возмутилось тем, что столица Австро-Венгерской империи превратилась в Эльдорадо для извращенцев, хотя нашлись и сторонники более либерального отношения к сексуальным меньшинствам.
        Но тут же возник и другой мотив. Журналист Максимилиан Харден был евреем. Получилось, что это нападки еврея на германский императорский дом. Гитлер писал в своей книге «Майн кампф» («Моя борьба»), что не одобрял тогда кампанию против принца. Он мог быть лично уязвлен атакой венской прессы на гомосексуалистов. И связал это с еврейским происхождением журналиста, начавшего скандал.
        В 1919 году Гитлер писал в газетной статье, что «осознал наличие еврейской угрозы, когда мне было восемнадцать лет». Восемнадцать лет ему исполнилось в 1907 году, когда разразился этот скандал. Немецкий историк Лотар Махтан, изучающий интимную жизнь фюрера, полагает, что ненависть к евреям усиливалась страхом разоблачения. Вдруг и о нем напишут, что он гомосексуалист?
        Однажды вечером на улице Гитлера и Кубичека окликнул хорошо одетый господин. Он заговорил с ними и поинтересовался, чем занимаются молодые люди.
        - Мой друг учится в консерватории, - объяснил Адольф, - а я изучаю архитектуру.
        Хорошо одетый господин пригласил юношей пообедать в отеле «Куммер». Он предложил заказать все, что они хотят. Наконец-то Адольф наелся до отвала. Щедрый господин сказал, что он владелец фабрики, признался, что избегает близких отношений с женщинами, потому что они хотят от мужчины только одного - денег. Он проводил молодых людей до дому.
        Когда они вошли в комнату, Адольф спросил друга, понравился ли ему новый знакомый.
        - Очень понравился, - искренне ответил Кубичек. - Культурный человек и интересуется искусством.
        - А на что еще ты обратил внимание? - продолжал задавать вопросы Адольф, лицо которого приняло странное выражение.
        - А что еще должно было привлечь мое внимание? - недоуменно переспросил Кубичек.
        - Густль, взгляни-ка на эту карточку.
        Новый знакомый успел вручить Гитлеру визитную карточку с предложением навестить его в отеле «Куммер».
        - Он гомосексуалист, - уверенно сказал Адольф.
        Кубичек пишет, что он впервые тогда услышал это слово и что Гитлер всегда боролся против гомосексуалистов. Но вот вопрос: почему, интересно, незнакомец обратился именно к этим молодым людям? Гомосексуалисты довольно точно выделяют в толпе тех, кто может разделять их интересы.
        Кубичек и Гитлер провели вместе только четыре месяца. Почему они разъехались, остается неизвестным. Они оба никогда об этом не говорили.
        Кубичек утром отправлялся в консерваторию. Гитлер спал до полудня. Гитлер заинтересовался политикой, Кубичек был к ней равнодушен. Он упорно занимался - музыка требует повседневного труда. Гитлер стал исчезать, он даже ночевал неизвестно где. Их отношения постепенно прекратились.
        ДРУЗЬЯ И ПОДРУГИ ОБИТАТЕЛЯ ОБЩЕЖИТИЯ
18 ноября 1908 года Адольф Гитлер переехал на соседнюю Фельберштрассе, дом 22, где прожил девять месяцев, до 20 августа 1909 года. Там он зарегистрировался как студент. Затем он перебрался на Зексхаузерштрассе, дом 56, где назвал себя писателем. Через месяц, 16 сентября 1909 года, он выписался оттуда и отбыл в неизвестном направлении.

11 марта 1942 года в «Волчьем логове», расположенном в Восточной Пруссии, Гитлер вспоминал: «Мне долгое время было очень плохо в Вене. Несколько месяцев я не ел горячей пищи. Питался молоком и черствым хлебом. Но зато тратил тринадцать крейцеров в день на сигареты. Выкуривал от двадцати пяти до сорока сигарет в день. И однажды мне пришла в голову мысль: а что, если не тратить тринадцать крейцеров на сигареты, а купить масла и сделать бутерброды? На это уйдет пять крейцеров, и у меня еще останутся деньги. Вскоре я выкинул сигареты в Дунай и никогда больше к ним не притрагивался. Убежден, что если бы я курил, то никогда бы не смог вынести все эти тяжкие заботы, которые уже долгое время гнетут меня. Может быть, это и спасло немецкий народ».
        Гитлер частенько рассказывал, что голодал и зарабатывал рисованием на кусок хлеба. В действительности он жил на наследство и на положенную ему после смерти родителей пенсию - получалась порядочная по тем временам сумма, позволявшая ему бездельничать. Значительный кусок жизни, почти десять лет, - между шестнадцатью и двадцатью пятью годами (1905-1914) - он провел совершенно бесцельно. Ни одно начинание не довел до конца. Стадия подъема быстро сменялась у него глубокой депрессией. Для молодого человека он вел странный образ жизни. Спал до обеда, днем болтался по улицам Вены, вечером отправлялся в оперный театр. Он пробовал писать пьесу, что-то рисовал и даже намеревался сочинять музыку.
        Зять Гитлера Лео Раубаль злился из-за того, что Адольф не желал найти себе работу, зарабатывать и хоть как-то участвовать в расходах на воспитание несовершеннолетней и больной сестры Паулы.

10 января 1910 года Ангела Раубаль родила вторую девочку - Эльфриду. Ангела хорошо готовила, умела ухаживать за маленькими детьми. В общей сложности у нее было трое детей, да еще на руках младшая сестра Паула, страдавшая психическим расстройством.
        Ангеле не везло. 10 августа ее муж Лео скоропостижно скончался. Ангела осталась с четырьмя детьми, которых должна была одна кормить и растить. Адольф Гитлер заявил, что он не желает иметь ничего общего с Раубалями, и о родственниках не вспоминал. Когда получаемая им пенсия заканчивалась, он обращался к тете - Йоханне Пёльцль, которая подбрасывала ему деньжат. 1 декабря 1910 года она сняла со счета в местном банке все свои сбережения - три тысячи восемьсот крон и отдала их Адольфу. Когда Ангела об этом узнала, она обратилась к юристу. Она с детьми нищенствовала и считала, что имеет права на часть этих денег.
        Гитлер ответил, что тетя действительно давала ему время от времени деньги, чтобы он «мог совершенствоваться как художник». Но делиться ими не пожелал, зато 4 мая
1911 года отказался от полагающейся ему как сироте пенсии в пользу вдовой сестры Ангелы Раубаль.
        На что же он теперь жил?
        Сам Гитлер уверял, что в Вене, а потом и в Мюнхене он жил, продавая открытки, рисунки и акварели. Некий человек, который его знал в те времена, утверждал, что в
1912 году Гитлер зарабатывал от двадцати до сорока крон в месяц, этого вполне хватало на жизнь.
        Сосед по общежитию Карл Хониш тоже рассказывал, что у Гитлера не было финансовых проблем. Его заметки сохранились, потому что в 1939 году они были приняты в партийный архив. Карл Хониш рассказывал, что Гитлер прилежно работал, каждый день выдавал по рисунку и вел очень достойный образ жизни. Правда, другие люди, знавшие фюрера, считали его неспособным к ежедневной работе.
        В Вене (а потом и в Мюнхене, куда он вскоре переберется) насчитывалось в ту пору тысячи художников! Прокормиться своим искусством могли только самые знаменитые, но не Гитлер. Способности к рисованию у него были более чем скромные. Его рисунки приобрели определенную ценность для коллекционеров лишь после того, как он стал лидером партии.
        Гитлер погрузился в странный мир мужских общежитий и ночлежек для бездомных. Впоследствии он с содроганием вспоминал «мрачные картины омерзительной грязи и злобы», с которыми он там столкнулся. Но в определенном смысле атмосфера мужского общежития пришлась ему по вкусу. В начале XX века мужские общежития превратились в центры гомосексуальной активности. Для одних это была просто вынужденная замена отношений с женщинами, другие подрабатывали проституцией. Все разговоры в общежитиях крутились вокруг однополого секса.
        Обитатели мужских общежитий и ночлежек мечтали о легких деньгах. Эти мечты материализовывались в образе состоятельных гомосексуалистов, ищущих партнера на ночь и готовых платить. Один из тогдашних друзей Гитлера Эрнст Ханфштенгль, покинувший Германию, в 1942 году рассказывал сотрудникам американского управления стратегических служб, что в общежитие регулярно приходили пожилые господа в поисках молодых людей для развлечений. Адольф жил в окружении таких жиголо наоборот.

9 февраля 1910 года Гитлер обосновался в мужском общежитии на Мельдеманштрассе. В общежитии каждому предоставляли железную кровать, матрас, набитый лошадиным волосом, одеяло и кое-какую посуду. Здесь он сблизился с Райнхольдом Ханишем, который был на пять лет его старше.
        Ханиш дважды сидел за кражу. Зиму 1909/10 года они с Гитлером провели вместе. В общежитии они были очень близки и все знали друг о друге. В публичной библиотеке Гитлер перерисовывал картины с видами Вены, а Ханиш продавал его акварели столярам, которые вставляли их в спинки кресел и диванов, как тогда было принято. Гитлер пробовал рисовать рекламные плакаты и открытки. Иногда говорят, что его акварели были совсем не так уж плохи и к нему как к художнику отнеслись несправедливо… По мнению искусствоведов, это были ученические работы, выдававшие отсутствие таланта и воображения.
        Ханиш был крайне обижен, когда летом 1910 года у него появился конкурент в лице старьевщика Йозефа Ноймана, который тоже стал торговать рисунками Гитлера. Нойман очень хорошо относился к Гитлеру. В июне 1910 года Гитлер, заработав двадцать крон, на неделю исчез из общежития вместе с Нойманом. Ханиш ревновал. С Нойманом у Гитлера тоже были особые отношения?
        В какой-то момент Гитлер решил, что Ханиш его обманывает, - обратился в полицию, и Ханиша на неделю посадили. Но их отношения на этом не закончились. Первую мировую Райнхольд Ханиш провел в австро-венгерской армии. В июле 1918 года он приехал в Вену, женился. Детей у него не было, и брак распался. В 1923 году его опять посадили за кражу.
        В начале тридцатых он попытался как-то использовать прежнее знакомство с Гитлером. Подделав несколько картин, пытался их продать, уверяя, что они нарисованы Гитлером. Ханиша опять посадили.
        Но он сделал еще большую глупость, когда стал рассказывать журналистам о прошлом фюрера. В отличие от благоразумного Августа Кубичека Райнхольд Ханиш не восхищался фюрером. В ноябре 1936 года его вновь посадили - будто бы за попытку подделать рисунки Гитлера. У него нашли дома две рукописи, в которых он описывал знакомство с будущим фюрером. 4 февраля 1937 года, на четвертый день после ареста, он умер в камере.
        Секретарь фюрера Мартин Борман позднее сообщил, что Ханиш повесился в камере. Скорее всего, его убили. Рукописи Ханиша исчезли. А в апреле 1939 года американский журнал «Нью рипаблик» опубликовал написанную от его имени серию статей «Я был приятелем Гитлера». Неизвестно, на основании какой рукописи были написаны эти статьи.
        Новым другом Гитлера стал Рудольф Хойслер, странная личность, которая появилась в общежитии в феврале 1913 года. Рудольфу Хойслеру было всего девятнадцать лет. Они с Гитлером называли друг друга «Ади» и «Руди», вместе ходили в оперу. Рудольф тоже обожал музыку Рихарда Вагнера. Рудольф появился на свет в благополучной семье, но считался «паршивой овцой». Его исключили из школы. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, отец выгнал его из дома. Он оказался на улице. Тогда они с Гитлером и познакомились.
        Хойслер поддерживал отношения с матерью, которая старалась заботиться о непутевом сыне, подкармливала и стирала ему белье. Он познакомил мать с Гитлером, который убедил женщину, что им вдвоем было бы неплохо отправиться в Мюнхен. В мае 1913 года Адольф достиг возраста двадцати четырех лет и смог получить восемьсот двадцать крон - остаток отцовского наследства, так что он был при деньгах. 24 мая Адольф Гитлер отправился из Вены в Мюнхен.
        В тот самый день, когда поезд уносил Адольфа Гитлера из Вены в Мюнхен, пятеро австрийских офицеров присоединились к полковнику Альфреду Редлю в обеденной комнате одного из венских отелей. Редль несколько лет руководил информационной службой (контрразведка) вооруженных сил, потом был начальником штаба 8-го армейского корпуса, расквартированного в Праге. Гомосексуалист Редль больше десяти лет работал на русскую разведку. Считается, что за деньги. У него были большие траты - он купил себе лимузин «даймлер» стоимостью шестнадцать тысяч крон, да и партнеры в постели обходились ему недешево.
        Чтобы избежать скандала, офицеры пригласили его в ресторан отеля «Кломзер» и предложили покончить с собой. Редль согласился, ему принесли браунинг. Одного человека оставили за дверью, остальные ушли и пили кофе до пяти часов утра, дожидаясь, пока полковник пустит себе пулю в лоб. Но сохранить эту историю в тайне не удалось. 29 мая венские газеты сообщили о самоубийстве и предательстве полковника Альфреда Редля. Для Гитлера эта история стала еще одним подтверждением продажности и разложения австро-венгерской армии.
        Он без сожалений покинул австрийскую столицу, нелегально пересек границу и обосновался в Мюнхене, где зарегистрировался как человек без гражданства. Он снимал комнату на третьем этаже дома, принадлежавшего портному Йозефу Поппу, на Шляйхаймерштрассе, 34. Его комната имела отдельный выход, это было бы ценно, если бы он интересовался женщинами. Но Йозеф Попп и его жена Элизабет рассказывали, что Гитлер никогда не приводил женщин и не ходил к проституткам. Они не видели его с женщинами, и он о них не говорил.
        С ним был Рудольф Хойслер, который был на пять лет его младше. Девять месяцев они прожили вместе, потом Хойслер не выдержал и ушел. Похоже на отношения с Кубичеком: у обоих все понимающая мать, планы совместной жизни, счастливое ее начало в другом городе и неспособность долго быть вместе.
        В 1917 году Рудольф Хойслер женился, через год у него появилась дочь. Его жена умерла в 1929 году. Больше он не женился. Он жил в Чехословакии, управлял отелем. В 1938 году вернулся в Вену, вступил в партию и получил работу в Немецком трудовом фронте, который нацисты создали вместо профсоюзов.
        В обязательной автобиографии, представленной в канцелярию Немецкого трудового фронта, он написал: «В 1911 году я познакомился с Адольфом Гитлером, который взял меня под свое крыло, политически просветил меня, и это стало основой моего политического и общего образования. Он взял меня с собой в Мюнхен, где мы вместе жили и выполняли случайную работу».
        Его дочь рассказывала, что в 1933 году он поехал в Берлин и прожил там полтора месяца. Он надеялся на встречу с фюрером. Но ему не дали такой возможности. Более того, строго-настрого запретили делиться воспоминаниями о фюрере.
        ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ГАНСА МЕНДА
28 июня 1914 года в эрцгерцога Франца-Фердинанда стрелял восемнадцатилетний боснийский серб по имени Таврило Принцип. Через несколько недель британский министр иностранных дел Эдвард Грей печально произнес:
        - В Европе гаснут огни. Мы больше никогда в нашей жизни не увидим их зажженными!
        Когда началась Первая мировая война, началось сползание Европы с блестящих высот политического, военного, экономического и культурного лидерства. Самой низкой, поистине трагической отметки это сползание достигнет после прихода нацистов к власти.
        Возможно, кайзеровская Германия вовсе не была такой уж угрозой для Европы в начале XX века. Грозные заявления немецких политиков были, скорее, попыткой предостеречь более сильных соседей от намерения увеличить свои империи. Антинемецкую истерию начал видный британский политик XIX столетия Уильям Гладстон, который много лет был премьер-министром страны. Гладстон и другие британские либералы выставляли Германию монстром, называли всех немцев злобными националистами. Германия поддерживала Австро-Венгрию и Оттоманскую империю, а Британия считала их противниками. В этом и заключалась трагедия Европы: каждое действие рождало противодействие. Если государство приобретало союзника, тут же обнаруживался и непримиримый враг.
        Первая мировая война стала катастрофой для Европы. Если бы не война, не случилось бы революции в России, наша страна развивалась эволюционным путем и миллионы людей не погибли бы во имя социализма.
        По мнению некоторых современных историков, последствия войны были еще ужаснее оттого, что Германия проиграла. Если бы Германия выиграла войну, Гитлер не стал бы канцлером, не началась Вторая мировая война и десятки миллионов остались бы живы.
        А что стало бы с Англией, если бы она проиграла Первую мировую? Британская империя лишилась бы престижа и колоний, не такая уж катастрофа…
        Но кому дано предвидеть собственное будущее? Летом 1914 года ни одна сколько-нибудь влиятельная сила не возразила против начала Первой мировой войны. Даже влиятельная партия немецких социал-демократов, считавшихся противниками военных конфликтов.

4 августа 1914 года в рейхстаге предоставили слово Гуго Гаазе, депутату от социал-демократической фракции.
        - Империалистическая политика, - говорил он, - привела к роковым для Европы последствиям. Ответственность падает на тех, кто проводил эту политику. Нашей вины здесь нет. Теперь мы стоим перед неумолимым фактом войны. Нам грозят ужасы вражеского нашествия. В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не все. Мы должны подкрепить делами наши слова о том, что в минуту опасности мы не бросим нашу родину на произвол судьбы. При этом наши действия не противоречат принципам Интернационала, всегда признававшего право каждого народа на национальную независимость и на самозащиту. Мы надеемся, что жестокие страдания военного времени вызовут у миллионов людей нового поколения отвращение к войне и они проникнутся идеями социализма и мира. Руководствуясь этими принципами, мы голосуем за военные кредиты…
        Начало в 1914 году Первой мировой войны было воспринято людьми в Европе как желанное избавление от гнетущей духоты нестерпимо долгого, затянувшегося исторического лета. Все жаждали грозы, града, который покончит с невыносимой духотой, и мало кто подозревал, что эта гроза покончит и с очень многими из них самих. Глубоко в основе этого лежало чувство, что мир, в котором жили люди на рубеже веков, - самые настоящие содом и гоморра. Человек с живой душой испытывал отвращение к времени, в котором он жил. Конечно, войну готовили люди, заинтересованные в ней. И все же решающим было чувство конца эпохи, не просто конца века, но и всего старого мира.
        Молодые люди, европейская интеллигенция, поэты, художники, испытывали то же чувство отвращения к окружающему. Они были готовы ринуться в кровавую бездну, которая должна покончить с миром лжи, обмана, ханжества. Они считали свою эпоху позорным временем. Внутренне они были готовы к войне, не столько к убийству, сколько к гибели, которая оплатит крушение этого мира.
        Задолго до 1914 года многие из мыслителей, художников и литераторов чувствовали, что они переживают окончательный разрыв с прошлым. В 1883 году датский критик Георг Брандес опубликовал книгу эссе под названием «Мужчины современного прорыва». То, как он употребил слово «современный» («модерн»), вызвало в Германии и Центральной Европе горячие дебаты. Что бы это могло означать: модерн? Надо быть за или против?
        Главной фигурой в этих спорах был философ Фридрих Ницше. Набрасывая предисловие к своей последней книге «Жажда власти», он написал пророческие строки: «То, что я рассказываю, представляет историю двух будущих веков. Я описываю то, что наступит, что уже неизбежно: подъем нигилизма… Это будущее уже дает о себе знать сотнями знамений… Вся наша европейская культура уже давно движется к катастрофе».
        В Англии писательница Вирджиния Вульф предсказывала ближайшее будущее, замечательно преувеличивая: «Я беру на себя смелость утверждать, что приблизительно в декабре 1910 года человеческий характер изменится… Все отношения между людьми сдвинулись, как между господином и слугой, так и между супругами и между родителями и детьми. А если изменяются отношения между людьми, одновременно начинаются изменения в религии, в образе жизни, в политике и литературе…»
        Не Первая мировая война породила революцию. Но она невероятно усилила чувства и настроения, которые давно ощущались. Это интересный пример тому, что иногда развитие культуры предшествует изменениям в политике.
        Примерно до 1916 года европейская молодежь находилась под влиянием мифа о войне, считала насилие и гибель спасением от одряхлевших оков старого мира. Надо еще учесть особенности поведения большинства людей, оказавшихся на грани войны. Достаточно крикнуть им: «Отечество в опасности!» И они не спросят: из-за кого оно в опасности? Они станут вооружаться, убивать любого как заклятого врага, сначала колеблясь, потом по привычке, потом с убежденностью и ликованием!
        Адольф Гитлер, переехав в Баварию, уклонялся от призыва в австрийскую армию и боялся, что его посадят. В конце концов полиция нашла его в Мюнхене и 18 января
1914 года арестовала за уклонение от воинской повинности. Однако испуг был напрасным. В феврале 1914 года его признали негодным для несения строевой и вспомогательной службы. Когда началась Первая мировая, Гитлер записался добровольцем в баварскую армию, и его взяли.

2 августа Адольф Гитлер пришел на мюнхенскую площадь Одеонплац, чтобы услышать объявление войны России. Молодой мюнхенский фотограф Генрих Гофман сделал панорамный снимок. Среди других лиц он запечатлел счастливое лицо Гитлера. После войны Гофман увеличил эту часть фотографии и продал ее в десятках тысяч копий, неплохо заработав.
        Военная форма придала Адольфу Гитлеру ощущение мужественности. Теперь никто не имел права сомневаться в том, что он настоящий мужчина. В его характере, манерах, поведении было слишком много женского и женственного. Военная форма это скрывала.

21 октября эшелон увез Гитлера на фронт. На фронте он отличался одним - быстро и с энтузиазмом исполнял любой приказ. Гитлер служил рьяно. Он был вестовым. Когда снаряды рвали телефонные провода, такие, как он, держали связь на поле боя. В 1914 году он получил Железный крест второго класса, в октябре 1916-го был ранен в бедро и провел в лазарете пять месяцев. В мае 1918 года его наградили Железным крестом первого класса.
        После войны, когда разные политические силы заинтересовались личностью Гитлера, исследовали и его военное прошлое.
        Существует такой документ, как «протокол допроса Ганса Менда». Подлинность этого документа не установлена. Однако известно, что он циркулировал среди оппозиционно настроенных немецких офицеров. Говорят, что документ составил профессор Фридрих Альфред Шмид-Нёрр по просьбе главы военной разведки и контрразведки (абвера) Вильгельма Канариса и что его показывали начальнику Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковнику Людвигу Беку.
        Эта версия вызывает сомнения. Адмирал Канарис был невероятно осторожным человеком и знал, как опасно интриговать против фюрера. Но Ганс Менд - реальная личность. Он служил в 16-м Баварском резервном пехотном полку вместе с Гитлером с октября 1914 года по август 1916 года.

«Он служил вестовым при штабе, - рассказывал Менд о сослуживце. - Оружие он в руках не держал. Его называли «сумасшедшим Адольфом». Мне он сразу показался психопатом. Он быстро выходил из себя во время споров, бросался на землю и вопил, изо рта у него шла пена.
        Мы обратили внимание на то, что Гитлер не смотрит на женщин. У него были какие-то женские черты. В казарме он ложился спать рядом с парнем по имени Шмидль. Кто-то ночью включил фонарик и сказал:
        - Ты только посмотри, что они выделывают!
        Все, кто служил в нашем полку, знали, почему фюрер не женится. Он никогда не интересовался женщинами».
        После демобилизации Ганс Менд торговал лошадьми, но неудачно. В августе 1919 года он получил в Мюнхене пять месяцев тюрьмы за кражу. И пошел по кривой дорожке, от приговора до приговора. Освободился в мае 1923 года, когда Гитлер уже стал заметной фигурой среди ультраправых.
        Такой человек, как Менд, не мог упустить случая использовать фронтовое знакомство. Он напомнил Гитлеру о себе. Об этом стало известно, потому что Гитлер писал Менду как минимум дважды - 28 июня и 5 июля 1923 года. Оба письма зарегистрированы в книге исходящей корреспонденции секретарем Гитлера Фрицем Лаубёком. Более того, Менду были отправлены деньги - сначала сто, потом еще и триста марок. Почему Гитлер проявил такую щедрость? В надежде удержать однополчанина от неразумных шагов, от опасной болтовни?
        Менд несколько лет работал жокеем в Амстердаме и Брюсселе. Потом обосновался в Мюнхене. Он опять угодил за решетку за подделку документов - хотел получить ветеранскую пенсию по инвалидности. И он конечно же не мог не думать о том, что Гитлер, с которым они вместе служили, сделал такую карьеру, а он прозябает… Он сделался активным сторонником наци, чтобы добраться до фюрера.
        Ганс Менд пригодился нацистам. В конце 1931 года появилась книга «Адольф Гитлер на фронте», изданная от имени Менда. Сам он не то что книгу, фразу не мог грамотно написать. В предисловии говорилось, что книга предназначена для тех скептиков, которые хотят знать, «где новый фюрер, Адольф Гитлер, находился во время войны и что он совершил». Книга написана «живым свидетелем и однополчанином, который сражался бок о бок с Адольфом Гитлером».

«Я был свидетелем его храбрости, - писал от имени Менда неизвестный автор, - я видел прекрасные проявления его характера. Я намерен доказать, что на фронте он был таким же, каким он предстает перед нами сегодня, - мужественным, бесстрашным, выдающимся…
        Уже в 1916 году мы предчувствовали, что еще услышим о нем. Надо было только подождать, когда придет его время… В 1918 году он не потерял веру в немецкий народ. Он говорил нам, что намерен отдать жизнь и посвятить всего себя тому, чтобы отомстить тем, кто предал Германию и немецкий народ… Если бы каждый немец думал, действовал и исполнял свой солдатский долг на фронте, как Адольф Гитлер, мы были бы избавлены от этого позорного мира».
        Как раз в 1931 году социал-демократическая пресса весьма иронически писала о военных подвигах Гитлера, и книга однополчанина пришлась как нельзя кстати. Главный партийный орган нацистов газета «Фёлькишер беобахтер» рекомендовала книгу Менда «как лучший подарок на Рождество каждому поклоннику Адольфа Гитлера». Книга была состряпана весьма неискусно, состояла из каких-то анекдотов, не делавших честь Гитлеру и выставлявших его скорее в глуповатом виде. Фюреру это сочинение не слишком понравилось. Это засвидетельствовал друг фюрера Макс Аманн, который в чине фельдфебеля командовал ефрейтором Гитлером и вслед за ним вступил в партию.
        Гитлер сделал Макса Аманна директором центрального партийного издательства, а в
1933 году назначил президентом Имперской палаты печати и наделил правом закрывать в стране любую газету или журнал…
        Ганс Менд неплохо заработал на этой книге, но, как следовало ожидать, захотел большего. В октябре 1932 года он подстерег фюрера в месте, где обычно собирались нацисты, - в кафе «Хек». Там были простые стулья и чугунные столики. В это кафе Гитлер заходил и будучи канцлером, но уже без старых партийных товарищей из Мюнхена, а в окружении обычной свиты. Засиживался допоздна. Министру Шпееру он объяснял:
        - В боевые времена я привык ложиться поздно. После собраний приходилось сидеть с партийцами. К тому же я так возбуждался от собственных речей, что до утра не мог уснуть.
        В кафе Менд и обратился к фюреру.
        - Послушай, Адольф! - закричал он. - Ты чего меня игнорируешь? Забыл, кто тебе так помог? Тогда поговорим об этом потом. Прочитаешь обо мне в завтрашних газетах. Я тебя предупредил, Адольф! Не зли меня.
        Ганс Менд устроил настоящий скандал. На следующий день журналист Фриц Гёрлих, который был яростным оппонентом вождя нацистов, опубликовал в своей газете открытое письмо Менда Адольфу Гитлеру.
        Фриц Гёрлих на деньги курфюрста Эриха фон Вальдбург-Цайля издавал антинацистскую газету. Он считал нацизм духовной чумой. Печатал тираж, как это ни забавно, тот же издатель, Адольф Мюллер, который выпускал нацистскую газету «Фёлькишер беобахтер».
        Письмо однополчанина походило на настоящий шантаж.

«Если бы в моей книге появились те детали, которые я сознательно опустил, - писал Менд, - Гитлер едва ли предстал в роли героя войны. Я советую ему не соваться в слишком высокие сферы. Будет лучше для его партии и него самого, если он будет помнить, кем он был».
        Написав письмо, Менд объявил фюреру войну, выиграть которую не мог. Его разоблачения уже не могли помешать Гитлеру. Однополчанин был слишком мелкой фигурой, чтобы повлиять на настроения масс. Фюрер сделал вид, что не заметил его выпада. Менд, видимо, пожалел, что сорвался. 1 декабря 1932 года он сказал журналистам, что просто обиделся на «нетоварищеское поведение» Гитлера. Но он все равно продолжит «защищать и поддерживать Адольфа Гитлера, моего фронтового товарища, и его партию даже ценой своей жизни».
        Придя к власти, нацисты припомнили Менду угрозы, заставившие Гитлера поволноваться.
        Сам Менд рассказывал:

«Я уже спал ночью 9 марта 1933 года, когда дверь распахнулась и я увидел, что на меня направлены два револьвера.
        - Что вам надо?
        - Еще одно слово - и получишь пулю.
        В темноте я различил две фигуры в партийной униформе. За ними стоял человек в штатском, который тихо сказал:
        - Пойдете с нами.
        Они повели меня вниз, где стоял автомобиль.
        - В Коричневый дом? - спросил я.
        - Нет, - ответил человек в штатском, - в полицейское управление».
        Коричневый дом - штаб-квартира нацистской партии.
        В деле Менда ничего не происходило без ведома фюрера. Менд просидел три месяца в концлагере по указанию обергруппенфюрера СА Вильгельма Брюкнера, адъютанта фюрера по руководству штурмовыми отрядами. Но Менда не уничтожили. Его предупредили и проучили. Он должен был понять, что его судьба в руках Гитлера. Как только его отпустили, Менд попросил восстановить его в партии и изъявил готовность немедленно отречься от своего злосчастного письма.
        Но его не приняли в партию и не позволили вновь увидеться с фюрером. Он находился под наблюдением. Он предпринял несколько попыток увидеть Гитлера, просил его секретарей передать ему письмо от старого друга. Жаловался, что «стал жертвой людей, которые хотели заработать на моем давнем знакомстве с Гитлером». Но все безуспешно. В марте 1935 года личный адъютант и однополчанин Гитлера бригадефюрер СА Фриц Видеман официально уведомил Менда, что его появление рядом с фюрером нежелательно.
        Книга Менда продолжала продаваться, и он, видимо, жил на проценты от продажи. Она вошла в список литературы, рекомендованной для чтения в немецких школах. Его воспоминания транслировались по радио. Были даже разговоры о том, чтобы заснять его рассказы на кинопленку.
        Ганс Менд занялся торговлей рисунками Гитлера, на которые возник большой спрос. Среди покупателей были имперский руководитель молодежи Бальдур фон Ширах, обергруппенфюрер СС, имперский руководитель печати Отто Дитрих, личный водитель фюрера Юлиус Шрек и другие видные нацисты.
        Менд опять напомнил о себе фюреру - хотел порадовать его рассказом об успешной торговле его рисунками. Гитлеру и это было неприятно. Кроме того, у Менда сохранились ранние фотографии Гитлера. Говорят, что на них фюрер был изображен в весьма фривольных позах с другими солдатами. Для Менда эти снимки были доказательством близкого знакомства с фюрером. А Гитлер обиделся.
        Летом 1936 года Менда вновь посадили. Документы по его делу не сохранились. Известно, что гестапо устроило обыск у него дома. Забрали все, что было связано с именем фюрера. Особенно он горевал из-за утраты писем Гитлера и часов, подаренных ему фюрером. Адвокат Менда подал жалобу. Местное отделение гестапо ответило, что документы и письма конфискованы по указанию из Берлина, поэтому о возвращении не может быть и речи.
        Можно предположить, что репутацию Менда сознательно разрушили - его обвинили в педофилии. Он получил два года тяжелых работ и три года поражения в правах. Менд отрицал эти обвинения до конца жизни. После приговора его осмотрел судебный врач доктор Фогель, который составил 16 декабря 1936 года заключение о том, что Менд
«психопат, неспособный противостоять своим сексуальным наклонностям». Он отсидел полгода в тюрьме и был переведен в психиатрическое отделение мюнхенской тюрьмы. Эксперт утверждал, что Менд представляет большую опасность и его нужно держать в заключении.
        Его выпустили 24 декабря 1938 года условно-досрочно. Теперь он был уголовным преступником, которого можно было вернуть за решетку в любую минуту. Все документы и материалы у него забрали, так что он не представлял опасности.
        В январе 1939 года он вернулся к обычной жизни, пытался заработать на жизнь. К нему периодически наведывались люди из гестапо. Теперь он возненавидел Гитлера и, как считается, рассказал все, что знал, антигитлеровски настроенным офицерам. Он рисковал больше, чем когда бы то ни было. Но своей домохозяйке он как-то сказал:
        - Я столько раз видел смерть, что перестал бояться.
        В 1940 году местный партийный босс донес на Менда - за непочтительные слова в адрес фюрера. Но его приговорили к двум годам не за клевету на фюрера, а за сексуальные домогательства - будто бы он приставал к добропорядочным женщинам.

14 февраля 1942 года тюремные власти информировали прокуратуру Мюнхена, что Менд умер в заключении. Все материалы по его делу было приказано отправить имперскому министру юстиции в Берлин. Это означало, что Гитлер не забыл своего фронтового товарища.
        Свидетельницей на последний суд над Мендом вызывали Еву Кёниг. Менд говорил ей и, видимо, другим, что ему-то известно, почему фюрер не женится:
        - Никто не знает фюрера лучше, чем я. Я часто видел Гитлера голым, внешне гениталии у него были нормальными. Но фюрер не интересовался женщинами, как и Эрнст Рём.
        Впоследствии Гитлер позаботился о том, чтобы все документы военного времени, где шла речь о нем, были уничтожены.
        Гитлер служил с удовольствием. Он чувствовал себя уютно в казарме, в чисто мужской компании. И здесь рядом с ним был Эрнст Шмидт, который считается его интимным другом. Они с Гитлером были призваны в один день - 6 августа 1914 года и 7 сентября определены в полк Листа. И вместе отправились на Западный фронт в октябре
1914 года. Оба были определены вестовыми при штабе полка и практически не разлучались.
        Эрнст Шмидт был захвачен рассказами Гитлера об искусстве и архитектуре. Гитлер дарил ему рисунки, видимо, рисовал его, как он рисовал других сослуживцев. Иногда Гитлер говорил, что, может быть, станет политиком. Но не мог решить, что лучше - быть художником или заниматься политикой.
        В марте 1920 года Эрнст Шмидт вслед за Гитлером вступил в Немецкую рабочую партию. Гитлер часто ночевал в партийном общежитии. Шмидт присутствовал на праздновании дня рождения Гитлера 20 апреля 1920 года - тому исполнился тридцать один год. Эрнст Шмидт навещал Гитлера, когда фюрер сидел в тюрьме после провалившегося пивного путча. Шмидт вышел из социал-демократического профсоюза и вступил в восстановленную после запрета нацистскую партию. По этому случаю Гитлер презентовал ему экземпляр «Майн кампф» с надписью. Шмидт в 1926 году стал секретарем парторганизации в городке, где он жил. В 1931 году вступил в штурмовые отряды и выросло штурм-фюрера.
        Никогда у Гитлера не было более близкого человека. Став хозяином Германии, фюрер о нем не забыл. Приехав в Мюнхен, он пригласил Шмидта в свой любимый ресторан
«Остерия Бавария». Гитлер располагался за столиком, отделенным от зала невысокой перегородкой. По словам Шпеера, Гитлер, изучив меню, неизменно выбирал равиоли, хотя и приговаривал:
        - Моя фигура, моя фигура! Вы упускаете из виду, что фюрер не может есть что пожелает.
        Здесь он чувствовал себя комфортно. За столом собиралось несколько человек. Гитлер, как всегда, разглагольствовал. Впрочем, мюнхенские знакомые могли во время обеда решить кое-какие свои проблемы. Рейхсляйтер Мартин Борман держал блокнот наготове и записывал указания фюрера.
        Став канцлером, Гитлер позаботился о Шмидте. Тот купил себе автомобиль, что было тогда символом благополучия. В 1933 году он стал заместителем бургомистра в своем городке. В 1934 году получил золотой партийный значок и сфотографировался рядом с фюрером.
        История Эрнста Шмидта напоминает жизнь Августа Кубичека. Забавно, что в партийной характеристике Шмидта было записано: «Недооценивает собственные возможности и способности». Вероятно, эта недооценка и ставила Шмидта в годы Первой мировой войны, как и Кубичека, в подчиненное к Гитлеру положение.
        Его часто приглашали в имперскую канцелярию. Гитлер хотел, чтобы фронтовые товарищи продолжали его славить. В 1937 году газета «Иллюстриртер беобахтер» поместила большую статью о Гитлере и его фронтовых друзьях и процитировала Эрнста Шмидта:
        - Если фюрер доверит мне любое особое задание, я брошу работу и все и последую за ним.
        В июне 1940 года, после подписания перемирия с поверженной Францией, Гитлер взял с собой бывших сослуживцев Шмидта и Макса Аманна, и они поехали смотреть на места, где когда-то воевали.
        В 1942 году Эрнст Шмидт стал бургомистром города и руководителем районной парторганизации. Он по-прежнему не проявлял интереса к женщинам. В сорок семь лет по настоянию Гитлера все же женился на женщине, которая была на двадцать лет его моложе. Детей они не родили, возможно, и брак был фиктивным…
        СЕАНС ГИПНОЗА ДЛЯ ОТРАВЛЕННОГО ЕФРЕЙТОРА
        Человек в мятой шинели, который сошел с поезда на платформе Пазевальк в понедельник, 21 октября 1918 года, мало походил на солдата кайзеровской армии. Санитарный поезд тащился из Фландрии пять дней. Ефрейтор Адольф Гитлер провел всю дорогу на твердом и узком сиденье, слушая крики и стоны других раненых. Он не смог заснуть, потому что сожженные газом глаза сильно болели. Когда поезд добрался до станции назначения, Гитлер совершенно обессилел.
        На станции его пересадили в санитарную двуколку. Он не мог передвигаться без помощи медицинской сестры. Глаза были закрыты повязкой. Он ослеп и был совершенно раздавлен постигшим его несчастьем. Он не подозревал, что через месяц выйдет из лазарета другим человеком.
        В Германии патриотический подъем в 1914 году был таков, что говорили о горячке или
«мобилизационном психозе».
        - Вы вернетесь домой раньше, чем листья упадут с деревьев, - напутствовал в августе кайзер Вильгельм II своих солдат.
        Немцы восторженно говорили о целительной силе боя, о том, что война излечит всю нацию от неврозов. Кайзер поучал курсантов военно-морского училища во Фленсбурге:
        - Исход войны решат крепкие нервы.
        В первые месяцы психиатрам приходилось иметь дело только с ранеными, которым пуля или осколок снаряда задел голову. Чисто психиатрических пациентов было немного. Врачи гордились своими соотечественниками.
        Но уже в 1915 году наступательный порыв потух. Немецкая армия увязла в позиционной войне. Врачам стало ясно, что война разрушает не только тела, но и нервы солдат. Сначала сотни, потом тысячи, потом сотни тысяч становились инвалидами, не потеряв ни единой капли крови. Парализованные, слепые, глухие, немые, страдавшие тиком и тремором чередой шли через кабинеты психиатров.
        Адольф Гитлер был зачислен в 16-й Баварский резервный полк. Его сделали посыльным при штабе. Когда его батальон основательно потрепали, всех выживших, в том числе Гитлера, произвели в ефрейторы. Но странно, что Гитлер, прошедший всю войну, больше не получил повышения. Основная масса окопных пехотинцев так и оставались рядовыми. Но тот, кто был произведен в ефрейторы, быстро становился фельдфебелем. Что же мешало Гитлеру, награжденному Железным крестом первого класса, сделать карьеру в армии?
        До сих пор, кстати говоря, неизвестно, при каких обстоятельствах он получил свои награды. Среди историков наибольшим доверием пользуется такая версия. Батальонным адъютантом (начальником штаба) был лейтенант Зигмунд Гутман, еврей, перед которым Гитлер заискивал. Лейтенант Гутман добился награждения его Железным крестом второго класса за то, что Гитлер помог эвакуировать в тыл раненого полковника Энгельхарта. Лейтенант Гутман обещал Гитлеру еще одну награду, если тот доставит донесение на опасный участок фронта. Но выяснилось, что наградить крестом первого класса не просто, и Гутману пришлось несколько месяцев уговаривать командование.
        Бывший начальник штаба полка утверждал после войны, что он намеревался произвести Адольфа Гитлера в унтер-офицеры, но отказался от этой мысли, поскольку «не обнаружил в нем командирские качества». Гитлер был человеком, который охотно подчинялся и выполнял приказы. Никому из фронтовых товарищей и в голову не могло прийти, что он способен кем-то командовать.
        И вдруг он переменился, обрел фантастическую уверенность в себе.
        Фюрер стал человеком, на которого молились, как на бога. На улице люди пытались дотронуться до Гитлера, как будто он обладал чудодейственной силой. Женщины мечтали завоевать его любовь. Неизлечимо больные вглядывались в его фотографии, чтобы обрести силы для борьбы с болезнью. Гитлер сам верил, что его направляет и охраняет высшая сила. Он обещал своим соратникам:
        - И невозможное станет возможным. Произойдут чудеса.
        Эта перемена произошла с Гитлером, когда осенью 1918 года он оказался в лазарете в городке Пазевальк.
        В истории болезни говорилось, что ефрейтор Адольф Гитлер потерял зрение в результате применения британскими войсками отравляющего газа во время атаки на немецкие позиции в районе города Вервик.
        В конце сентября 1918 года полк, в котором служил Гитлер, закрепился на хорошо подготовленных позициях к югу от реки Ипр во Фландрии. В городе Вервик оборудовали пулеметные точки и снайперские позиции. Выбить немцев из города получила приказ британская 30-я дивизия.

13 октября британским артиллеристам доставили баллоны с отравляющим газом. Перед рассветом немецкие посты засекли на той стороне фронта звуки, означавшие, что британские войска готовятся к наступлению. Гитлера ночью отправили в штаб с посланием. Немецкая артиллерия обстреляла британские позиции, но ночью снаряды ложились не очень точно и не могли причинить серьезного ущерба.
        В половине шестого утра две британские бригады поднялись в атаку. Немецкие войска осенью 1918 года терпели поражение и уже утратили боевой дух. Через два часа британские войска ворвались в город Вервик, завязались уличные бои. Утром 15 октября Гитлер и еще несколько солдат собрались вокруг полевой кухни в надежде поесть. Но едва они приступили к завтраку, начался артиллерийский обстрел. Снаряд, заправленный газом, с характерным шипением разорвался прямо перед кухней. Натянуть противогазы солдаты не успели. Они кричали от боли - им казалось, что раскаленные иголки вонзались им прямо в глаза, горло и легкие отказывались служить, они задыхались.

«Англичане, - вспоминал сам Гитлер, - пустили в ход газы «желтый крест», действия которых мы еще ни разу до сих пор не испытывали на своей шкуре. Мне пришлось отведать этих газов… Часть товарищей выбыла из строя, некоторые из них навсегда. Я тоже стал чувствовать сильную боль, увеличивающуюся с каждой минутой. Около семи часов утра, спотыкаясь и падая, я кое-как брел в медпункт. Глаза мои горели от боли… Спустя несколько часов глаза мои превратились в горящие угли. Затем я перестал видеть…»
        Один из солдат, пострадавший меньше других, повел ослепленных в полевой медицинский пункт. Каждый держался за шинель впереди идущего, чтобы не потеряться. Врачи промыли пострадавшим глаза и забрали зараженные газом шинели. Всех повезли в большой армейский госпиталь возле Брюсселя. Одного только Адольфа Гитлера направили в другое место - в полевой лазарет в бельгийском городе Оденаарде. Утром врачи его осмотрели и переправили дальше - в маленький лазарет в прусском городке Пазевальк неподалеку от польской границы.
        Немецкая армия отступала, тысячи тяжело раненных солдат ждали отправки в стационарные госпитали. Казалось, зачем возиться с этим ефрейтором? Но у медиков не было иного выхода. Несмотря на красные глаза Гитлера и его слова о том, что он ничего не видит, врачи были уверены, что его слепота вызвана не газом, а истерией.
        Страх перед войной, перед жизнью в траншее, перед артиллерийскими обстрелами, перед атаками врага породил страстное стремление бежать из окопов. Часто это делалось под предлогом отравления газом. Врачи получили распоряжение отправлять в глазную больницу только тех, у кого были очевидные симптомы поражения боевыми отравляющими веществами.
        В соответствии с указанием прусского военного министерства врачи были обязаны передать ефрейтора Гитлера психиатрам.
        Немецкие врачи пришли к выводу, что бесконечные артиллерийские бомбардировки, взрывы бомб, мин и гранат приводят к незаметным повреждениям головного мозга и нервных окончаний. Это объяснение охотно было принято военными властями и врачами, которым приятно было сознавать, что немецкие солдаты страдают от невидимых ран, а вовсе не от слабости нервов.
        Но психиатры не находили симптомов, свидетельствовавших о последствиях обстрелов. Некоторые пациенты заболевали, хотя они находились далеко от линии фронта, в тылу. Это наталкивало на мысль, что причина этих заболеваний - психологическая проблема.
        В начале XX века истерией врачи объясняли все болезни, которые не удавалось объяснить органическими причинами. Французский невролог Жозеф Франсуа Феликс Бабински считал, что истерия возникает в том случае, когда пациент убеждает себя, что болен. Надо избавить пациента от симптомов, то есть пустить психологический процесс, приведший к болезни, в обратную сторону.
        Симптомы неврастении - головная боль, бессонница, сердцебиение, астма, лихорадка, нервное истощение, импотенция… Сначала говорили, что неврастения - чисто американское заболевание. Потом этот термин с восторгом переняли в Европе. Один французский доктор саркастически замечал:
        - Теперь все беды мира можно свалить на широко распространившуюся неврастению, волну самоубийств, увлечение декадентским искусством и адюльтерами.
        Медицина того времени исходила из того, что глухота, слепота, паралич - это не следствия нервной болезни, а моральная слабость. Если пациент возбужден и излишне эмоционален, то это истерия. Если подавлен и инертен, то это неврастения.
        Неврастения считалась чем-то презираемым и ставилась в один ряд с декадансом, онанизмом и эмансипацией женщин. Истерией врачи объясняли все болезни, которые не удавалось объяснить органическими причинами. Солдаты, которым ставили диагноз
«истерия», рассматривались как неполноценные существа с негодной нервной системой и дегенеративными мозгами.
        Психиатры полагали, что истерия распространяется как инфекционная болезнь и способна подорвать боевой дух всех пациентов госпиталя, поэтому «психов» следует держать отдельно.
        В Пазевальке, стоявшем у железной дороги, военные реквизировали школу, гостиницу и несколько частных домов и разместили семь различных госпиталей. Когда Гитлера привезли, его отвели в баню, переодели в чистое белье и положили на одну из узких железных коек. Он боялся, что зрение уже никогда к нему не вернется.
        На следующий день его осмотрел доктор Карл Кронер, служивший военным врачом в 3-м гусарском кавалерийском полку и награжденный Железным крестом первого класса. Он сам временно ослеп после газовой атаки в 1917 году, потом зрение частично вернулось, но его перевели на инвалидность.
        Доктор установил, что Гитлер действительно страдает от конъюнктивита, но потому, что сам постоянно растирает глаза, не в силах выдержать раздражающего жжения. Врач не нашел следов поражения настолько сильного, чтобы Гитлер действительно лишился дара зрения. Учитывая взбудораженное состояние больного, Кронер согласился с мнением врачей, приславших ефрейтора в Пазевальк: потеря зрения носит истерический характер. У Гитлера не выдержали нервы.
        Созданием арсенала отравляющих газов Германия была обязана химику Фрицу Хаберу из берлинского института имени кайзера Вильгельма. Он опередил своих коллег из других стран, что позволило германской армии весной 1915 года устроить первую газовую атаку на Западном фронте.

22 апреля 1915 года в половине шестого вечера на реке Ипр облако удушливого газа накрыло вражеские позиции. Пострадали семь тысяч человек, триста пятьдесят погибли. Две французские дивизии потеряли боеспособность, и в позициях французской армии образовалась огромная брешь в несколько километров.
        Газовые атаки проводились поздно вечером или перед рассветом, когда атмосферные условия наиболее благоприятны и в темноте нельзя было заметить, что газовая атака началась. Без противогазов солдаты в траншеях были совершенно беззащитны и умирали в страшных муках.
        Германская армия чаще пускала в ход химическое оружие, потому что располагала более развитой химической промышленностью. Великобритания не нуждалась в искусственных красителях, и ее промышленность отстала. Но через год после атаки на Ипре англичане нагнали немцев. Страны Антанты маркировали химические боеприпасы цветными звездочками. «Красная звезда» - хлорин, «желтая звезда» - более мощное сочетание хлора и хлорпикрина. Часто использовали «белую звезду» - сочетание хлора и фосгена.
        Но самыми страшными были парализующие газы - синильная кислота и сульфид. Эти газы воздействовали напрямую на нервную систему, что приводило к смерти уже через несколько секунд. Последним в арсенал союзников поступил иприт, немцы именовали его «желтым крестом», потому что снаряды с этим газом помечались лотарингским крестом. Иприт известен как горчичный газ из-за специфического запаха, напоминающего запах горчицы или чеснока.
        Через год этот газ состоял и на вооружении британских войск. В последние недели Первой мировой, с 1 октября по 11 ноября 1918 года, когда война закончилась, страны Антанты постоянно применяли иприт. Жертвами стали двенадцать тысяч немецких солдат и офицеров.
        Сам Гитлер считал, что отравился ипритом. Но это очень сильное боевое средство. Если бы он подвергся воздействию иприта, не скоро пришел бы в себя. Ему же понадобился всего месяц для полного излечения. Не означает ли это, что Гитлер подвергся воздействию не иприта, а более слабого хлорина? Симптомы отравления им проходили всего за несколько дней. Важно отметить, что Гитлер в дальнейшем не страдал от последствий газовой атаки. Его легкие не были затронуты, что позволило ему стать профессиональным оратором в те времена, когда не существовало усилительной техники.
        В октябре 1918 года весь осмотр пациента занял у доктора Карла Кронера буквально пять минут. Но даже короткое пересечение судеб с Адольфом Гитлером оказалось для Карла Кронера смертельно опасным. В ноябре 1938 года Кронер был арестован и отправлен в концлагерь Заксенхаузен… А тогда, сделав запись в истории болезни, Кронер передал ее директору лазарета с рекомендацией показать больного известному психиатру доктору Эдмунду Фостеру из клиники неврологии.
        Фостер родился в Мюнхене, провел детство в Амстердаме, медицину изучал в Германии и Швейцарии. Он был образованным человеком, владел несколькими языками. В свободное время рисовал акварели. Он тоже четыре года служил военным врачом. Лечил раненных в голову и нервнобольных.
        Истерическое состояние солдат на поле боя было коньком Фостера. Он доказывал, что причина истерии - нехватка воли и боевого духа. Он считал, что возвращение солдата на фронт - его патриотический долг. Просмотрев историю болезни ефрейтора Адольфа Гитлера, доктор Фостер пришел к выводу, что перед ним еще один солдат, который под предлогом слепоты пытается избежать ужасов фронта. Фостер полагал, что все психологические проблемы - следствие моральной слабости.
        Доктор Фостер не признавал никаких проявлений слабости. Слабость он считал выражением как недостаточности моральных качеств, так и следствием непатриотичности, поскольку слабость позорила не только человека, но и всю германскую нацию.
        Немецкие психиатры называли силу воли «высочайшим достижением здоровья и силы», считая такие качества, как стоицизм, спокойствие, самодисциплина и самоконтроль, обязательными для настоящего немца. Не только общественное мнение, но и врачи полагали, что нет лучшего места для укрепления нервов и излечения нервной слабости, чем фронт. Говорили о целительной силе боя, о том, что война излечит нацию от неврозов. Фостер полагал, что врач может помочь только одним способом - навязать слабому пациенту свою сильную волю. Через его руки за годы войны прошли сотни солдат, которые, как полагали, страдали истерией. Его подход считался крайне успешным.
        Психически больных в те времена запирали в сумасшедшие дома, которые еще не были больницами. Лечить и не пытались. На психиатров смотрели как на тюремщиков. Методы лечения были примитивными. Давали сильные успокоительные средства, опиаты, чтобы пациенты погрузились в долгий сон, - в надежде, что они проснутся здоровыми.
        В середине XIX века появился метод электрошока, который широко использовался и казался надежным средством
        привести больного в чувство. Зигмунд Фрейд признавал: «Мой терапевтический арсенал содержит только два средства - электротерапия и гипноз».
        Врачи не знали, почему электрошок иногда помогает, но продолжали его использовать. В Первую мировую он стал излюбленным методом для военных психиатров. Когда врачи сталкивались с истерическим параличом руки или ноги, они демонстрировали больному, что мускулы и мышцы действуют, с помощью электрического тока. Когда речь шла об истерической глухоте, использовали внезапный сильный удар колокола. Инстинктивная реакция человека показывала, что в реальности он слышит.
        В отделениях для таких больных царила особо строгая дисциплина. Задача состояла в следующем: сделать пребывание в госпитале настолько невыносимым, чтобы солдат как можно скорее пришел в себя и попросился на фронт.

«Солдат, - писал один из немецких врачей, - должен чувствовать, что нигде ему не будет лучше, чем на фронте, несмотря на все опасности военной жизни, и нигде ему не будет так плохо, как в госпитале, несмотря на ощущение полной безопасности».
        Германские врачи считали священным долгом вернуть как можно больше своих пациентов на поле боя - любой ценой. Приказ прусского военного министерства, изданный в 1917 году, гласил: «Главное соображение, из которого следует исходить при лечении нервнобольных, - это необходимость помочь им отдать все силы фронту».
        К концу войны военные госпитали были перегружены, поэтому военное министерство открыло отдельные лазареты для нервнобольных. Они, по политическим и медицинским соображениям, располагались в сельской местности. Лечение считалось более эффективным вдали от шума и огней больших городов, которые сами по себе считались причиной неврозов. К тому же немецкие врачи хотели отделить психических больных, чтобы помешать распространению симптомов истерии.
        Для пациентов это означало, что они не могут увидеть родных, которым не под силу или не по карману было приехать за тридевять земель. Это лишь ухудшало их психологическое состояние. Но врачи настаивали, что одиночество больного им только на пользу и будет способствовать излечению: «Симпатии и сочувствие со стороны гражданских лип только усилят симптомы истерии».
        Врачам не хотелось, чтобы в обществе становились известны общепринятые тогда методы лечения - болезненный электрошок, долгое пребывание в холодной или горячей бане, содержание в одиночке без общения с другими людьми. Все это сделало годы Первой мировой войны самыми мрачными в истории современной психиатрии.
        В 1903 году в клинике для нервнобольных в Гейдельберге главный врач подверг безжалостному десятиминутному электрошоку молодую женщину, страдавшую истерией. Болезнь прошла. Во время войны врач из Гейдельберга Фриц Кауфман решил воспользоваться опытом своего начальника и лечить солдат током.
        Обычно электроды прикрепляли к пострадавшей части тела. Например, если парализована была нога, то электрошоку подвергали ногу. Исключение делалось в случае немоты. Воздействовать током на гортань врач не решался. Сеанс электротерапии продолжался от двух минут до двух с половиной часов и был крайне болезненным. Санитары в резиновых перчатках держали пациента за руки и ноги.
        Французский врач Феликс Бабински тоже полагался на целительную силу электричества. Пациентов приводили на процедуры голыми, женщинам разрешалось оставлять нижнее белье. Бабински объяснял, что это необходимо для того, чтобы видеть: причина непорядка - мускульная или психологическая? В реальности (а этот метод быстро переняли немцы) больных раздевали, чтобы усилить их ощущение беспомощности и власти врача над ними.
        Два десятка человек погибли в результате электрошока, но лишь в самом конце войны протесты против подобной терапии заставили военно-медицинские власти отказаться от широкого применения электрошока.
        Военный врач Отто Бинсвангер считал, что электрошок приносит только временное улучшение. Он держал пациента в полной изоляции и лишал еды. Его коллега угрожал поместить страдающих неврозами солдат в одну камеру с буйнопомешанными. Если фронтовики протестовали и говорили, что они не сумасшедшие, то врач презрительно отвечал:
        - Кто не способен владеть своим телом, тот заслуживает сумасшедшего дома.
        Психиатры сознательно создавали атмосферу террора, сравнимого с ситуацией на поле боя, надеясь выбить клин клином. Они повторяли:
        - Ваши проблемы свидетельствуют лишь о нехватке воли. Вы должны сделать усилие над собой и вернуть самообладание. И вы способны сделать это всего за несколько дней.
        Немецкие психиатры убеждали пациентов, что на самом деле они совершенно здоровы и не нуждаются ни в лекарствах, ни в процедурах. Известный франкфуртский психиатр уверял, что четверть больных излечивались после первого разговора. На следующий день они выписывались из госпиталя. Психиатры делали ставку на свой авторитет и привычку немцев подчиняться власти - военный доктор в офицерском звании воспринимался как большой начальник.
        Один ларинголог вводил потерявшим речь солдатам в горло стальной шарик диаметром в один сантиметр и проталкивал его в гортань. Он насильно держал этот шарик очень долго, хотя пациент не мог дышать, приходил в ужас и вырывался. Когда солдат уже практически задыхался, врач резким движением выдергивал шарик, из горла пациента вырывался крик, и тем самым голос возвращался. Врач был убежден, что нашел удачный способ лечить немоту.
        Иначе говоря, это была битва, а полем битвы стало тело пациента. На войне, как на войне, любые средства были хороши. В некоторых лазаретах солдат, страдавших психическими расстройствами, помещали в невыносимо горячую баню и говорили, что они будут там находиться, пока не выздоровеют:
        - Пациент должен находиться в бане днем и ночью. Его ни в коем случае нельзя оттуда забирать, иначе это повредит лечению.
        Обычно человек выдерживал не больше суток. Бывший солдат германской армии, продержавшийся дольше, вспоминал:
        - Комната была заполнена паром, дышать было трудно. Если кто-то пытался выбраться из бани, его сталкивали назад. Так что мы просто лежали и ждали. Мы постепенно слабели. Из соседней комнаты мы слышали крики и молитвы. Только на третий день меня вытащили из ванны и разрешили лечь в постель.
        Другие психиатры завязывали пациенту глаза, помещали в темную комнату, зачем-то пускали в ход рентгеновские лучи или вводили физиологический раствор в пораженные части тела.
        Психиатр Роберт Зоммер работал с солдатами, которые считались глухими. Он полагал, что пациента надо вывести из равновесия с помощью внезапного громкого удара колокола. Перед началом сеанса он привязывал один из пальцев руки к пишущему прибору. После громкого удара колокола, если палец дергался и самописец фиксировал это движение, врач констатировал, что на самом деле пациент все слышит.
        В Кенигсберге психиатр Макс Ротман предлагал больным с парализованными руками или ногами чудодейственное лекарство, которое, как он обещал, гарантирует полное излечение. Но объяснял, что поскольку его прием крайне болезнен, то вводить лекарство можно только под общим наркозом. Когда наркоз начинал отходить и пациент еще плохо понимал, что происходит, психиатр властным голосом приказывал пациенту продемонстрировать, что он владеет парализованным органом. Как только тот в забытьи начинал двигать ногой или рукой, психиатр торжествовал. Разумеется, никакого чудодейственного лекарства не существовало, использовался только наркоз, чтобы лишить пациента воли.
        Психиатры безоговорочно верили в гипноз. С помощью внушения лечили солдат от тика, подергиваний, паралича. Гамбургский невропатолог Макс Нонне уверял, что гипнозом поставил на ноги полторы тысячи больных. Его первым пациентом был лейтенант, который еще в октябре 1914 года лишился дара речи. Врач решил, что причина носит чисто психологический характер. Он погрузил больного в гипнотическое состояние и приказал говорить. И к лейтенанту вернулся дар речи.
        Ефрейтор Адольф Гитлер попал к доктору Эдмунду Фостеру, который ставил только два диагноза: либо пациент симулянт, либо ему не хватает воли. Если приходил к выводу, что перед ним симулянт, требовал, чтобы пациент немедленно признал себя здоровым и попросился на фронт, иначе его ждет трибунал. Если пациент без злого умысла представлял себя больным, то следовало укрепить его волю. Доктор внушал ему, что такое поведение недостойно солдата германской армии и в таком случае его следует наказывать, а не лечить.
        Но в октябре 1918 года, изучая историю болезни ефрейтора Адольфа Гитлера, Эдмунд Фостер оказался в тупике. Все остальные солдаты, страдавшие истерией, смертельно боялись фронта. Гитлер же хотел воевать. Тут обычная лечебная тактика Фостера не годилась. Как ему убедить ефрейтора, что ему не хватает только воли и крепости духа, чтобы вернуться на фронт, если тот и без того просит вернуть его в окопы?
        Доктор решил недельку понаблюдать за Гитлером в надежде, что его подлинный характер и намерения проявятся сами. Гитлер не мог заснуть, он бродил по лазарету и произносил речи против врагов Германии. Осмотрев глаза Гитлера, Фостер сказал Гитлеру, что ошибся. Иприт действительно обжег его глаза. Теперь это очевидно. Фостер говорил неправду. Воспаление было результатом того, что Гитлер постоянно тер свои глаза. Но врач решил, что излечение возможно только в том случае, если Гитлер осознает, что он стал жертвой не истерии, а газовой атаки.
        - Я бы никогда не поверил, что настоящий немец, кавалер Железного креста может врать, - доверительно сказал Фостер. - У каждого своя судьба, и надо с ней примириться. Чудеса, увы, больше не случаются.
        Он сделал небольшую паузу, чтобы перейти к главному пункту своей терапии.
        - В ситуации, когда обычный человек обречен на слепоту, человек, избранный судьбой, способен совершить чудо и изменить свою судьбу. Хотя, повторяю, это распространяется только на людей, которым предназначена особая судьба. Таким людям и природа подчиняется. Согласны?
        - Наверное, вы правы, доктор, - осторожно сказал Гитлер.
        - Я не шарлатан и не чудотворец, - говорил Фостер. - Я просто врач. Но вы сами наделены особой силой и потому способны на то, о чем даже не подозреваете.
        Гитлер ничего не сказал, но его дыхание изменилось. Он и сам считал, что его ведет Провидение. Однажды они с товарищами сидели в бункере, откуда их выгнали командиры, чтобы устроить совещание. Через несколько минут в бункер угодил снаряд. Все, кто там находились, погибли. В другой раз он сидел с сослуживцами в траншее. Внутренний голос приказал ему отойти. Прямо в то место, где он только что сидел, угодила мина… Гитлер вновь не пострадал.
        - Я могу показать вам способ вернуть зрение, хотя ваши глаза серьезно пострадали от горчичного газа, - продолжал Фостер. - В такой ситуации кто-то другой остался бы слепым до конца жизни. Но для человека с особой силой воли, особыми способностями есть возможность вернуть себе зрение.
        - Но как это можно сделать? - спросил Гитлер. - Объясните мне, доктор.
        - Вы верите моей силе воли? - вопросом на вопрос ответил Фостер.
        Гитлер кивнул.
        - Тогда беспрекословно подчиняйтесь мне, - своим командирским голосом приказал Фостер. - Постарайтесь раскрыть глаза. Сейчас я спичкой зажгу свечу. Вы увидели вспышку?
        - Я не знаю, - неуверенно отвечал Гитлер. - Нет, это не свет, а что-то белое.
        - Этого недостаточно, - настаивал Фостер. - Вы должны безоговорочно поверить в себя, иначе так и останетесь слепцом. Вы же понимаете, что Германии сейчас нужны энергичные и уверенные в себе люди. У Германии есть шанс возродиться.
        - Я знаю, - сказал Гитлер.
        Его голос изменился. Фостер продолжал внушение:
        - Слушайте меня. У меня две свечи, одна слева от вас, другая справа. Вы должны их увидеть! Вы их видите?
        - Начинаю видеть, - прошептал Гитлер, - если это мне не кажется.
        - Вы способны на все! - настаивал Фостер. - Для вас нет преград. Сам Господь придет к вам на помощь, если вы проявите силу воли и энергию! Соберите всю вашу силу в кулак. Еще, еще, еще! Что вы теперь видите?
        - Я вижу ваше лицо, - твердо сказал Гитлер, - вашу руку, ваш халат и лист бумаги перед вами.
        - Вы здоровы, - удовлетворенно сказал Фостер. - Вы излечили себя сами. Вы вели себя как настоящий мужчина. Теперь можете отдохнуть. Вы устали, ваши руки и голова отяжелели. Вам хочется расслабиться и заснуть. Спите.
        Фостер был доволен собой. Еще одного пациента он сумел излечить от слепоты и бессонницы. Эту сцену описал чешский писатель Эрнст Вайс в романе «Свидетель» («Аугенцойге»). Он сам по образованию был врачом и получил доступ к запискам о пациенте по имени Адольф Гитлер, которые Фостер передал противникам нацистов. Опубликовать книгу Эрнсту Вайсу не удалось.
        Из оккупированной Чехословакии он бежал во Францию, но и там не было спасения от нацистов. В пятницу, 14 июня 1940 года, он бессильно наблюдал из окна нацистские войска, марширующие по Енисейским Полям. Друзья пытались раздобыть ему американскую визу, но он не вынес зрелища победоносных немецких войск.
        Эрнст Вайс написал прощальную записку, принял снотворное, лег в теплую ванну и бритвой вскрыл себе вены. Он хотел уйти из жизни максимально безболезненно. Но, как потом установят, его смерть была долгой и мучительной. По злой иронии судьбы в американском посольстве его ждала виза и билет на пароход до Нью-Йорка…

1 апреля 1920 года ефрейтор Адольф Гитлер демобилизовался и полностью посвятил себя политической деятельности. Через тринадцать лет он пришел к власти во главе партии национальных социалистов. Видя успех Гитлера, доктор Эдмунд Фостер горько пожалел, что его лечение оказалось столь удачным. До конца своих дней Фостер, надо полагать, ощущал ответственность за создание монстра, который разрушил жизнь многих людей и его собственную.
        Доктор женился на Марии Паулине Бретшнейдер, которая была на семь лет его младше и которую друзья звали Мила. Эдмунд Фостер стал в Берлине профессором и руководителем клиники нервных болезней. Он считался признанным авторитетом в своей области. Однажды, когда он ехал в Берлине на машине, его остановил полицейский:
        - Тот, кто мчится с такой скоростью, как вы, просто сумасшедший.
        - В этом городе, - с апломбом возразил профессор Фостер, - я решаю, кто сумасшедший.
        Приход нацистов к власти оказался для него роковым.
        В августе 1933 года прусский министр науки, искусств и образования обергруппенфюрер СА Бернгард Руст получил обширный донос на директора клиники нервных болезней профессора Фостера. Главный пункт обвинений - любовь к евреям, покровительство работавшим в клинике евреям-врачам. Более тяжкого преступления нацистский доносчик и представить себе не мог.
        Учитель по профессии, Бернгард Руст присоединился к нацистам в 1922 году, получил пост гауляйтера в Ганновере. В 1930 году его отстранили от преподавания за непристойное поведение в отношении одной из учениц. Профессор Фостер - в знак симпатии к бывшему фронтовику - написал заключение, что действия Руста были результатом ранения в голову, и дело в отношении Руста было прекращено. Диагноз не помешал карьере в нацистской партии, в том же году Руст прошел в рейхстаг по списку нацистской партии.
        Но министр отнюдь не был склонен оказать профессору ответную услугу. Напротив, рад был избавиться от врача, который когда-то диагностировал его психическую неполноценность.
        Получив донос, министр Руст приказал провести расследование. Следователи записали показания некой матроны по имени Эдит Браун: «Я могу подтвердить, что профессор Фостер часто делал весьма сомнительные замечания относительно политики. После пожара Рейхстага он сказал, что только лунатики готовы поверить в версию о поджоге и что на самом деле это устроило правительство исключительно в пропагандистских целях… Я не слышала этого сама, но мне передавали, что относительно выступления рейхсканцлера Гитлера профессор Фостер говорил, что он обращается к лунатикам и умственно неполноценным…»
        Столь же неблагодарным пациентом Фостера был второй человек в рейхе Герман Геринг. В 1917 году летчик Геринг сбил двадцатый вражеский самолет и получил высшую награду за храбрость. Демобилизовавшись в звании капитана, он уехал в Швецию, где работал пилотом на коммерческих авиалиниях. Здесь он встретил будущую жену Карин фон Кантцов. Она уговорила его вернуться в Мюнхен, где Геринг познакомился с Гитлером.
        Во время пивного путча в ноябре 1923 года Геринг был ранен в пах. Ареста он избежал, убежав в Австрию, где провел полтора месяца в больнице в Инсбруке. Врачи не жалели для него морфия, и он привык к наркотикам, его отучали от этой зависимости в шведском санатории. Когда в октябре 1931 года умерла его жена, это привело к тому, что Геринг стал опять злоупотреблять наркотиками. Эдмунд Фостер тайно помогал ему избавиться от наркотической зависимости. Геринг тоже предпочел избавиться от свидетеля его наркомании…
        Профессор Фостер лишился работы. Сентябрь всегда был важным месяцем в его жизни. Он родился в сентябре, женился в сентябре и в сентябре же ушел из жизни. Через неделю после того, как ему исполнилось пятьдесят пять лет, утром 11 сентября 1933 года, в понедельник, жена нашла его мертвым на полу ванной комнаты.
        Он застрелился, хотя никто не подозревал, что у него был пистолет. Все решили, что он покончил с собой в состоянии глубокой депрессии. Мила рассказывала, что ее муж дважды пытался покончить с собой. Однажды пытался повеситься, в другой раз принять чистый никотин, смертельно опасный для организма.
        Но вот его сын после войны утверждал, что отец не был склонен к депрессии и вообще очень хорошо собой владел. Если бы он считал, что ему грозит концлагерь, он мог бежать из страны. На своем «опеле» он мог доехать до польской границы за несколько часов, он владел несколькими языками, хорошо был известен за границей и легко бы там устроился.
        В семье его брата никто не сомневался, что Эдмунда Фостера убили. Брат покойного доктора Фостера терпеть не мог его жену, называл ее «нацисткой в меховом манто». Характерно, что после смерти мужа Мила говорила только о деньгах и наследстве. Она знала, как он ушел из жизни, но предпочитала молчать?
        Могила его заброшена и забыта, как и сама удивительная история психиатра Эдмунда Фостера, который, на свою беду, помог ефрейтору Адольфу Гитлеру стать другим человеком.
        Бывший военный офтальмолог Карл Кронер, который первым осмотрел ефрейтора Гитлера в Пазевальке, позже работал в Берлине. 11 ноября 1938 года, на следующий день после «хрустальной ночи» - всегерманского еврейского погрома, он, как еврей, был арестован и отправлен в Заксенхаузен. Кронер бы погиб в концлагере, но его жена дружила со многими видными скандинавами. Она бросилась за помощью к исландскому генеральному консулу. К исландцам, как представителям нордической крови, в нацистском Берлине благоволили. Кронера отпустили, ему разрешили уехать за границу вместе с семьей. Все имущество было конфисковано. В 1943 году Карл Кронер рассказал о том, как обследовал ослепшего ефрейтора Гитлера, сотрудникам американской военно-морской разведки.
        В тридцатых годах лазарет в Пазевальке был выкуплен нацистской партией и превращен в музей. Сюда приводили молодежь из гитлерюгенда посмотреть на кровать, на которой спал будущий фюрер. Когда война окончилась, там все снесли, и лишь высокая трава колышется на том месте, где когда-то стоял лазарет для нервнобольных солдат германской армии. Теперь здесь царит ледяное молчание. И только в ясную лунную ночь резкие тени ложатся на это мрачное место, где после сеанса гипноза Адольф Гитлер вообразил себя всесильным и всемогущим.
        Часть вторая
        ПУТЬ НАВЕРХ
        НЕМЕЦКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1918 ГОДА
        Поражение в войне оказалось совершеннейшей неожиданностью для немцев. Странным образом до самых последних месяцев население Германии пребывало в уверенности, что войска кайзера побеждают.
        Объявляя мобилизацию, Германия боялась вести войну на два фронта. Поэтому начальник германского Генерального штаба в 1891-1905 годах граф Альфред фон Шлиффен разработал план, который, казалось, гарантировал страну от необходимости сражаться со всеми врагами одновременно.
        Сначала - быстрая победа на Западе. Граф Шлиффен исходил из того, что огромные просторы России, помноженные на неразвитость сети железных дорог, затянут процесс мобилизации русской армии на шесть недель. Поэтому в начале войны на Востоке достаточно держать небольшие силы прикрытия, сосредоточившись на сокрушении Франции. Чтобы обойти мощные приграничные укрепления, Шлиффен предложил нанести удар через нейтральную Бельгию, отрезать французской армии путь к отступлению и взять Париж. По расчетам немецких генштабистов, на полный разгром Франции должно было уйти сорок три дня. После этого Германия может заняться Россией.
        Но, как все замечательные планы, и этот не выдержал столкновения с реальностью. Германии пришлось вести войну на два фронта. Тем не менее кайзеровская армия выигрывала едва ли не все битвы на протяжении почти четырех лет войны. Союзники стали одерживать победу только со второй половины июля 1918 года. А осенью 1918 года внезапно выяснилось, что германская армия устала и деморализована, а французы и англичане получили подкрепление - свежие канадские и австралийские части, артиллерию и танки. Вступление Соединенных Штатов в войну на стороне Антанты было для Германии последним ударом.

«Я помню первый немецкий отряд, который вошел в Минск в конце февраля 1918 года, - рассказывал Вацлав Сольский, член городского Совета рабочих и солдатских депутатов. - Шли солдаты в возрасте сорока - сорока пяти лет, усталые и плохо одетые. Они еле волочили ноги. В этот последний год войны немцев кормили настолько плохо, что они форменным образом голодали.
        Я видел, что несколько солдат, сидевших на скамейке, не встали, когда к ним подошел офицер: явление в немецкой армии совершенно невозможное. Мне потом объяснили, что был особый приказ, разрешавший солдатам не вставать при разговоре с офицерами ввиду истощения».
        Но немецкие сообщения с фронта до октября утаивали правду и держали собственное население в неведении. После этого конец наступил так быстро, что лишь немногие немцы смогли свыкнуться с мыслью о поражении Германии.
        Германия терпела поражение, и, как в России, здесь вспыхнула революция. Движущей силой были разочарованные люди в военной форме. Первыми восстали моряки на базе в Киле. Кайзер Вильгельм II, как и российский император Николай II годом раньше, находился в штабе армии. Вечером 8 ноября 1918 года в штаб поступила телеграмма от имперского канцлера принца Макса Баденского, который сообщал, что не сможет сдержать восстание, если кайзер не отречется. Но кайзер уже лег спать, и никто не посмел его разбудить.
        Утром кайзер вызвал к себе начальника Генерального штаба генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и нового первого генерал-квартирмейстера (начальника оперативного управления) генерал-лейтенанта Вильгельма Грёнера. Кайзер ждал поддержки. Но генералы в один голос доложили кайзеру, что армия не способна сражаться и жаждет мира.
        За неделю до этого генерал Грёнер дал императорским приближенным совет, продиктованный отчаянием: пусть император отправится на фронт и в окопах сражается плечом к плечу со своими солдатами и, если такова будет воля Провидения, погибнет. Жертва императора, может быть, единственное, что спасет монархию.
        Вильгельм II не внял совету своего генерала. Он отказался отречься и на личном поезде уехал в Голландию. На границе он покорно сдал свою саблю голландскому таможенному чиновнику.
        В Мюнхене баварский король обнаружил, что войска либо дезертировали, либо перешли на сторону восставших. Король Людвиг III, которому было семьдесят три года, бросив все, кроме коробки сигар, отправился в королевский гараж. Выяснилось, что его водитель исчез, прихватив весь запас бензина. В частном гараже короля снабдили машиной, но по пути она сошла с дороги и скатилась на картофельное поле. Царствование династии Виттельсбахов в Баварии закончилось. В течение нескольких дней все остальные немецкие короли и герцоги исчезли. Повсеместно власть переходила к Советам рабочих и солдатских депутатов.
        Надо сказать, что еще в 1917 году кайзер в немалой степени утратил контроль над страной, который перешел к военному командованию. В последние два года войны первый генерал-квартирмейстер генерал пехоты Эрих фон Людендорф, вместе с генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом руководивший военными действиями, превратился фактически в диктатора Германии. Власть кайзера была чисто символической, а генерал-фельдмаршал Гинденбург полностью доверял Людендорфу.
        В сентябре 1918 года министр иностранных дел Пауль фон Хинтце озабоченно сказал Людендорфу, что разумно было бы предпринять шаги в сторону демократизации страны. Это поможет договариваться с Антантой, которая побеждает. Entente cordiale -
«Сердечное согласие», так называлось соглашение, заключенное в 1904 году между Францией и Англией. Через три года к ним присоединилась Россия. Генералу Людендорфу идея министра иностранных дел понравилась: он увидел в этом возможность свалить вину за поражение в войне на политиков.
        Новое правительство сформировали 3 октября 1917 года из социал-демократов и либералов. Канцлером стал принц Макс Баденский, либерально настроенный аристократ. В первый же день он вынужден был заняться заключением мира: через германского посланника в Швейцарии отправил президенту Соединенных Штатов Вудро Вильсону телеграмму о готовности начать мирные переговоры на американских условиях. При этом немцам никто не сказал, что война проиграна. Когда выяснилось, что кайзеровская армия потерпела поражение, многие немцы пришли к выводу, что это предательство, что внутренние враги нанесли им удар в спину. Германия так и не поверила, что Антанта действительно добилась победы на поле боя, и презирала политиков, заключивших 11 ноября перемирие.
        Так родилась легенда о непобежденной, но преданной либеральными политиками немецкой армии. Никакая правда не может конкурировать с вымыслом, который всех устраивает. Особенно старались проигравшие войну генералы, это их больше всех устраивала версия о предательстве.
        После войны Эрих фон Людендорф беседовал с английским генералом Малькольмом и в самых резких выражениях обвинял правительство и немецкий народ, которые оставили его, Людендорфа, без поддержки:
        - Немцы оказались недостойными заветов своих воинственных предков.
        Генерал Малькольм уточнил:
        - Вы хотите сказать, генерал, что вам нанесли удар ножом в спину?
        Людендорф был в восторге.
        - Совершенно верно! - воскликнул он. - Нам нанесли удар в спину, удар ножом в спину.
        Одновременно разрушилась и другая империя. 11 октября 1918 года император Австро-Венгрии Карл Габсбург объявил, что отказывается от участия в государственных делах Австрии и Венгрии. 17 октября Венгрия провозгласила независимость от Австрии. 3 ноября Австрия подписала соглашение о перемирии с Антантой. После падения Габсбургов в Вене сформировалось демократическое правительство. Министром иностранных дел стал Виктор Адлер, один из основателей и лидеров австрийской социал-демократической партии, основоположник
«австромарксизма». Его сын Фридрих Адлер, физик по образованию, студенческий приятель великого физика Альберта Эйнштейна, осенью 1916 года застрелил премьер-министра Австро-Венгрии графа Карла Штюргка. Фридриха Адлера приговорили к смерти. В мае 1917 года в Москве солдаты и рабочие устроили демонстрацию протеста против приговора.

«Флаги, плакаты, митинги, музыка, пение и остановка на целый день трамваев, а следовательно, и затяжка войны на столько же, - вспоминал очевидец. - Может быть, в момент этой демонстрации австрийские социалисты, находящиеся на фронте против нас, убили или искалечили несколько сотен или тысяч наших солдат… А ведь Адлера-то едва ли и казнят».
        Как в воду смотрел: свержение монархии освободило Фридриха Адлера.
        А в Германии началась настоящая революция. Русская армия была в основном крестьянской, и солдаты рвались назад, к земле, которую надо было обрабатывать. Немецкая армия была в большей степени городской. Вернувшись домой, вчерашние солдаты не нашли работы из-за того, что война погубила экономику, и еще больше ожесточились.

4 ноября 1918 года портовый город Киль оказался во власти Совета рабочих и матросов. Повсюду появились красные флаги. У офицеров срывали погоны и отбирали оружие. Руководителем города стал социал-демократ Густав Носке. Его первый приказ
        - закрыть офицерское казино, офицеров кормить так же, как и рядовых солдат и матросов.

5 ноября революция победила в Любеке, 6 ноября в Гамбурге, затем в Бремене, Ганновере, Лейпциге, Штутгарте и Мюнхене. В столице Баварии власть оказалась в руках Курта Эйснера, лидера независимых социал-демократов. Это был интеллигент маленького роста, в очках в металлической оправе и с бородой, по профессии музыкальный критик. Он жил и работал в Берлине, пока не оставил жену с пятью детьми и не переехал в Мюнхен к молодой журналистке.
        До середины октября 1918 года Курт Эйснер сидел в тюрьме по обвинению в антивоенной агитации. Он вышел на свободу и сразу же оказался во главе демонстрации.
        В день, когда Австрия подписала соглашение о перемирии, Эйснер обратился к толпе с речью. Он требовал, чтобы и Бавария вышла из войны. Толпе так понравилась его речь, что через четыре дня Эйснер и его единомышленники подчинили себе весь Мюнхен. Бавария провозгласила себя республикой. Власть перешла к Совету рабочих и солдатских депутатов, который 11 ноября подписал соглашение о перемирии. Эйснер извлек из архива баварского министерства иностранных дел и предал гласности документы, свидетельствующие о виновности Германии в развязывании мировой войны.

9 ноября революция достигла Берлина, где началась всеобщая стачка.

«День, которого Маркс и его друг Энгельс страстно ждали всю свою жизнь, - писал современник, - наступил. В столицу империи боевым строем вступает революция. Твердой, ритмической поступью рабочие батальоны из Шпандау и пролетарских окраин на севере и востоке Берлина движутся к центру города, твердыне императорской власти. За ними десятки тысяч. Они идут и идут».
        Никто не сопротивлялся. Офицеры не протестовали. Они ощущали, что происходят перемены, которые им непонятны. Революция победила в Берлине без единого выстрела. Рабочие пришли к рейхстагу с требованием немедленного мира. С балкона к ним обратились лидеры социал-демократов Филипп Шейдеман и Фридрих Эберт, которые обещали немедленно выйти из войны и провозгласили Германскую республику.
        Макс Баденский с облегчением передал пост канцлера Фридриху Эберту. Тот предложил принцу Максу принять на себя обязанности регента. Принц отказался - он уже был сыт политикой по горло. Эберт призвал созвать конституционную ассамблею, которая создаст основы демократической республики.
        Перед Берлинским дворцом выступал лидер левых социал-демократов Карл Либкнехт:
        - День революции наступил! Мы добились мира. Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй пролетариата, строй мира, счастья и свободы.

«Карл Либкнехт был самым популярным из молодых немецких социалистов, - вспоминала Анжелика Балабанова, видный деятель Коминтерна, - и вождем левого крыла партии. Карл не только выполнял любую работу и брал на себя любые обязанности, какие от него требовались, но он постоянно искал себе новой работы и деятельности. Он отличался страстным, беспокойным и бурным характером. Мне всегда казалось, что этому человеку не суждено умереть в своей постели».
        Социал-демократы отменили цензуру, разрешили свободу собраний и союзов, объявили амнистию по политическим делам, пообещали восьмичасовой рабочий день, избирательное право для женщин, отделение церкви от государства. Но ноябрьская революция в Германии не была социалистической, это была буржуазная революция, и радикализм Либкнехта, возглавившего компартию, не соответствовал представлениям и желаниям большинства немцев.
        Карл Либкнехт напрасно призывал берлинцев:
        - Встань смелее на другую точку зрения и взгляни на мир иными глазами! Пока что ты смотришь на него как на неправильно повешенную картину.
        Новое немецкое правительство больше всего боялось левых радикалов, которые поднимали восстания от Силезии до Рурской области. Фридрих Эберт искал помощи у армии, хотел, чтобы солдаты подавили восстание. Но возвращающиеся с фронта войска не желали исполнять приказы. Выход нашел молодой майор Генерального штаба Курт фон Шляйхер. Он предложил поискать среди демобилизованных солдат и офицеров добровольцев, согласных наводить порядок и стрелять в толпу. Из них формировали
«Фрайкорс», добровольческие корпуса.
        Вербовали солдат, которые не хотели возвращаться к мирной жизни и не спешили разоружаться, оставшихся без дела и озлобленных офицеров и вчерашних студентов крайне правых убеждений. Со временем «добровольцы» начнут вступать в штурмовые отряды Гитлера. Они принесут с собой боевой опыт подавления революции, разгона демонстраций, пыток арестованных и расстрелов без суда и следствия.
        СМЕРТЬ РОЗЫ И КАРЛА
        Советы рабочих и солдатских депутатов не могли противостоять этим частным армиям.
        Когда правительство 4 января 1919 года сместило берлинского полицай-президента Эмиля Эйхгорна, это стало поводом для восстания. Эйхгорна, деятеля независимой социал-демократической партии, начальником столичной полиции назначил Берлинский Совет рабочих и солдатских депутатов. Он был своего рода символом ноябрьской революции. По призыву коммунистической партии, образованной из «Союза Спартака», сотни тысяч берлинских рабочих в знак протеста 5 января 1919 года вышли на улицы. Вечером они объявили правительство низложенным. Красную армию должен был возглавить Карл Либкнехт.
        Правительство приняло решение подавить восстание. Но кто возьмет на себя эту миссию? Вызвался депутат рейхстага и редактор партийной газеты Густав Носке, которого срочно вызвали в Берлин из портового Киля. Носке в юности осваивал ремесло корзинщика, в шестнадцать лет присоединился к социал-демократам.
        - Кто-то из нас должен же, наконец, взять на себя роль кровавого усмирителя, - холодно сказал Носке. - Я не боюсь ответственности.
        Войска под командованием военного министра 12 января пустили в ход артиллерию и овладели Берлином. Искали популярных лидеров левых социал-демократов Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Вечером 15 января их выследили и доставили в штаб гвардейской стрелковой дивизии. После короткого допроса им сказали, что отправят в тюрьму Моабит.
        Когда Либкнехт вышел на улицу, солдат Отто Рунге дважды сильно ударил его по голове прикладом винтовки, затем его добили и сдали тело как неопознанный труп на станцию скорой помощи. Через несколько минут вывели Розу Люксембург. Рунге и ее ударил прикладом. Потерявшую сознание женщину втащили в автомобиль и выстрелом в голову покончили с ней. Тело сбросили в канал.
        В официальном сообщении говорилось, что обоих пришлось застрелить «при попытке к бегству». Со временем это станет популярной формулой.
        В награду за усмирение Берлина Густав Носке был назначен военным министром.

«Когда я утром явился в министерство, - вспоминал Носке, - то нашел своих подчиненных совершенно подавленными этим происшествием. Я смотрел на это гораздо спокойнее… Кто-то должен был сделать безвредными этих нарушителей всеобщего покоя».
        Военный министр вошел в историю как «кровавая собака Носке».
        Когда весть об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург пришла в Россию, на заседании Петроградского Совета прощальное слово произнес Лев Троцкий:

«Мы получили официальное германское сообщение, которое изображает убийство Либкнехта и Люксембург как случайность, как уличное «недоразумение», объясненное недостаточной бдительностью караула перед лицом разъяренной толпы. Какой удар! Какое предательство!
        Кровь Карла Либкнехта и Розы Люксембург вопиет. Эта кровь заставит заговорить мостовые Берлина, камни той самой Потсдамской площади, на которой Либкнехт первым поднял знамя восстания против войны и капитала. Днем раньше или позже на улицах Берлина будут из этих камней воздвигнуты баррикады. Восстание германского пролетариата еще впереди. Это была могучая рекогносцировка, глубокая разведка в лагерь противника. Несчастье в том, что в разведке пали два лучших военачальника. Это жестокий урон, но это не поражение. Битва еще впереди!»
        В реальности смерть двух пламенных политиков была тяжелым ударом для только что созданной компартии Германии и концом восстания.
        Кто сегодня вспоминает Карла Либкнехта или Розу Люксембург? Кто ныне замолвит доброе слово за женщину, убитую 15 января 1919 года?
        Тот, кто и через семь десятилетий после смерти способен поднять людей на демонстрацию, этого заслуживает. Открытые выступления против коммунистического режима в Восточной Германии начались в 1988 году с уличного шествия под лозунгами из Розы Люксембург: «Свобода - это прежде всего свобода инакомыслия».
        Она предвидела, что произойдет в Советской России, когда утверждала: «Свобода лишь для сторонников правительства, лишь для членов одной партии - сколь бы многочисленными они ни были - это не свобода. Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих. Не из-за фанатизма «справедливости», а потому, что от этой сути зависит все оживляющее, исцеляющее и очищающее действие политической свободы; оно прекращается, если «свобода» становится привилегией».
        Но ГДР больше нет, нет и немецкого коммунистического движения, одним из лидеров которого в краткий миг после Первой мировой войны была Роза Люксембург. Ее исторический спор с Лениным о праве человека на свободу и при социализме, в котором они оба проиграли, закончен.

«Роза Люксембург, - писала одна из деятельниц Коминтерна Анжелика Балабанова, - принадлежала к тому поколению известных женщин, которым приходилось бороться с почти непреодолимыми препятствиями, чтобы добиться возможностей, которые мужчины того времени получали как нечто само собой разумеющееся. В то время, чтобы добиться интеллектуального признания, женщине требовались жажда знаний, много упорства и железная воля. Роза Люксембург обладала этими качествами в полной мере».
        Во врагах у нее недостатка не было. Кто-то из них заплатил Отто Рунге шесть тысяч рейхсмарок, чтобы он раскроил неистовой революционерке череп. Товарищи по партии неустанно сокрушали ее в идеологических дискуссиях - до и после смерти. Если бы советская власть еще существовала, то по случаю ее юбилея на научной конференции в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС ангажированный на сей случай оратор перечислил бы множество ее ошибок и заблуждений. Российские коммунисты давно убедились в ее неправоте, прочитав знаменитый памфлет Розы о русской революции.
        Может быть, ее поминают в Польше, где она родилась?
        Она принадлежала к основателям небольшой Социал-демократической партии Польши и Литвы, боровшейся с партией Юзефа Пилсудского. Большинство поляков жаждали национального самоопределения, то есть отделения от России. Роза Люксембург, напротив, желала единства польских и русских рабочих.

«Со всех сторон нации и малые этнические группы заявляют о своих правах на образование государств. Истлевшие трупы, исполненные стремления к возрождению, встают из столетних могил, и народы, не имевшие своей истории, не знавшие собственной государственности, исполнены стремления создать свое государство. На националистической горе Вальпургиева ночь», - некоторые ее фразы словно написаны сегодня.
        Роза Люксембург была невысокого мнения о праве народов на самоопределение: это
«метафизическая формула, которая оставляет на усмотрение каждой нации решение этой проблемы». Роза стремилась прежде всего выяснить: полезна ли национальная независимость для самого народа, для его соседей и для социального прогресса? Есть ли экономические условия для возникновения нового государства?
        На свете существуют тысячи языков, но меньше двухсот государств. Она опасалась средневековой анархии, к которой может вернуться Европа, если каждая этническая группа потребует создания собственного государства. Через семьдесят лет после смерти Люксембург, когда началась резня в югославских республиках, оказалось, что она была права.
        Но кому ныне нужен интернационализм Розы Люксембург? Кто прислушается к коммунистической революционерке, к польской еврейке, безродной космополитке, считавшей, что каждый волен выбирать себе гражданство?
        Последнее парадоксальное напоминание о Розе - строчки из дневника Йозефа Геббельса, изданного на русском языке. Геббельса издают, Люксембург - нет. Соратник Гитлера, будущий секретарь столичного горкома партии и министр народного просвещения и пропаганды национально-социалистической Германии, летом 1924 года прочитав «Письма Розы Люксембург из тюрьмы Карлу Либкнехту», записал в своем дневнике: «Похоже, идеалистка. Порой поразительна ее искренность, теплый, ласковый, дружеский тон… Во всяком случае, Роза страдала за свою идею, годами сидела за нее в тюрьме - наконец, умерла за нее. При наших размышлениях об этом забывать нельзя…»
        Можно подумать, что молодой Геббельс ей сочувствует. Но несложно представить, что бы он с нею сделал, если бы Роза Люксембург была жива, когда национальные социалисты пришли к власти…
        А в Мюнхене сходная же судьба постигла Курта Эйснера. Его партия 12 января 1919 года проиграла выборы в Национальное собрание Баварии. Эйснер вовсе не был большевиком, каким его изображали. Потерепев поражение на выборах, он решил подать в отставку с поста министрапрезидента. 21 февраля 1919 года, когда он направлялся в ландтаг, чтобы объявить об этом, его прямо на улице выстрелом в голову убил молодой офицер рейхсвера граф Арко цу Валлей.
        Возможно, офицер сделал это потому, что его отказались принять в тайное националистическое общество «Туле» из-за матери-еврейки. И граф Арко хотел доказать, что он «храбрее их всех».
        Ответом на убийство Эйснера стал приход к власти в Мюнхене крайне левых, коммунистов и анархистов. Совет рабочих и солдатских депутатов 7 апреля провозгласил Баварию советской республикой. Под председательством бывшего эсера Евгения Левинэ, родившегося в России (он перебрался в Германию в 1908 году), коммунисты образовали из пятнадцати человек Комитет действия. Правительство бежало. Баварскую Красную армию возглавил Рудольф Эгльхофер. Вот комитет Левинэ действовал по-большевистски, расстреливал «врагов революции» и сильно напугал баварцев.
        В Баварии Советы продержались дольше, чем в Берлине. Но в апреле 1919 года двадцать тысяч человек - федеральные силы, войска из Вюртемберга, Баварский добровольческий корпус полковника Франца Риттера фон Эппа и добровольческий корпус
«Оберланд» - начали наступление и 1 мая взяли Мюнхен под полный контроль. Особой жестокостью отличалась так называемая бригада Эрхарда, одна из частных антикоммунистических армий. После окончания Первой мировой капитан-лейтенант Герман Эрхард собрал оставшихся без дела и озлобленных морских офицеров для уничтожения коммунистов.
        В марте 1919 года прусский министр народного просвещения обратился к учащейся молодежи с открытым письмом: «Добровольцы, вперед! Поток большевизма грозит прорвать на востоке наш защитный пограничный вал. Гидра анархии и гражданской войны поднимает голову внутри страны. Спаси свое отечество, немецкая молодежь! Вы должны помочь правительству поддержать порядок. Вступайте в добровольческие отряды! Защищайте культурное наследие своих предков, спасайте свое будущее! Помоги, немецкая молодежь!»
        Евгения Левинэ «добровольцы» расстреляли без суда. Он умер со словами:
        - Да здравствует мировая революция! Мы, коммунисты, сильнее смерти!
        Красные флаги исчезли. Бавария вошла в состав Веймарской республики, образованной Национальным собранием в Веймаре в феврале 1919 года.

«Германская революция восемнадцатого года не была тщательно подготовленной и спланированной акцией, - считал Себастиан Хафнер, посвятивший революции книгу. - Она была всего лишь побочным продуктом военного поражения. Народ убедился в полной бездарности своих военных и политических вождей и изгнал их. И все они, начиная с кайзера, предпочитали исчезнуть тихо и незаметно. Власть буквально валялась на улице. Среди тех, кто ее подобрал, настоящих революционеров было немного, да и они не имели ясного представления о том, что и как они собираются делать. То, что практически всех перестреляли самое позднее через полгода после революции, свидетельствует не столько даже об их невезучести, сколько именно о бездарности».
        В те ноябрьские дни 1918 года ефрейтор Гитлер, которому доктор Фостер вернул зрение, пытался устроиться в жизни. 10 ноября он узнал, что в Германии революция - кайзер Вильгельм II бежал. Повсеместно власть переходила к Советам рабочих и солдатских депутатов. Первая мировая война закончилась.

«Я не выдержал, - писал Гитлер в «Майн кампф». - У меня все поплыло перед глазами. Я ощупью добрался до палаты, бросился на койку и зарылся горящей головой в одеяло и подушку. Со дня смерти матери до сих пор ни разу я не плакал… Когда газом выело мои глаза и можно было подумать, что я ослеп навеки, я на мгновение пал духом. Тогда я подчинился неизбежному и с тупой покорностью нес свою судьбу. Но теперь я не мог больше. Я заплакал. Личное горе отступило на задний план перед великим горем нашего отечества…»

19 ноября 1918 года Гитлера признали негодным к военной службе и выписали из лазарета. В Мюнхене он явился в казармы 7-й роты 1-го запасного батальона 2-го Баварского пехотного полка. Здесь власть принадлежала солдатскому совету, солдаты ходили с красными бантами. Бавария провозгласила себя республикой, у власти были социалисты.
        Гитлер и его товарищ Эрнст Шмидт вызвались нести караульную службу в лагере для военнопленных рядом с австрийской границей. Служба была несложной, потому что война закончилась и лагерь стремительно пустел - всех русских солдат отпускали на родину. Большую часть дня Гитлер и Шмидт сортировали старые противогазы.
        Когда Гитлер вернулся в Мюнхен, власть перешла к ультралевым и анархистам. Полк, в котором служил Гитлер, поддержал революционеров. Гитлер ночевал в казарме, потому что у него не было денег на еду, а там его бесплатно кормили, как кавалера Железного креста первого класса. Он искал работу с помощью компании, которая трудоустраивала демобилизованных солдат. Гитлер хотел наняться почтальоном, но его не взяли на почту.
        К тому же после расправы с левыми в Мюнхене и ефрейтор Адольф Гитлер едва не пострадал. Его часть принадлежала к баварской Красной армии, и его самого тоже задержали, но быстро освободили. Гитлеру предложили работу в комиссии по расследованию революционной деятельности в его собственном 2-м пехотном полку. Гитлер с удовольствием принял предложение.
        Он работал на капитана Карла Майра, начальника отдела печати и информации 4-го военного округа. Гитлер доносил капитану Майру о ненадежных людях в военной форме и получал ежемесячную плату - сорок марок. Капитан Майр вспоминал впоследствии, что Гитлер напоминал «побитую собаку, которая нуждается в хозяине». Майр отправил его на курсы пропагандистов, чтобы он получил кое-какие политические знания и научился выступать.
        Поражение Германии в Первой мировой войне разрушило привычную жизнь ефрейтора Адольфа Гитлера. Исчез дом, а домом для него была казарма, семьей - группа сослуживцев. Но одновременно революция, распад империи и хаос открыли перед ним путь наверх.
        ВЕРСАЛЬСКИЙ МИР
        На Парижскую мирную конференцию побежденных не пригласили. Немецкая делегация у порога ожидала вердикта. Демократические перемены в Германии не смягчили сердца победителей. В декабре 1918 года британский премьер-министр Ллойд Джордж обещал
«выжать из германского лимона все». Французы ненавидели немцев еще больше и желали получить компенсацию за военную разруху.
        Когда 7 мая 1919 года державы-победительницы объявили окончательные условия мирного договора, немцы были потрясены. С условиями мира не согласилась и другая крупнейшая держава на континенте - Советская Россия. Это предопределило создание политического альянса Советский Союз - Германия.
        Версальским договор стал называться потому, что был подписан в зеркальном зале Версальского дворца. Германия лишалась всех колоний и восьмой части собственной территории. Шесть миллионов немцев оказались за пределами Германии (из них три миллиона - в составе только что созданной Чехословакии).
        Франции достались Эльзас и Лотарингия, Бельгии - округа Мальмеди и Эйпен, Польше - Познань, часть Поморья и некоторые другие районы Восточной Пруссии. Город Данциг (Гданьск) объявили вольным городом под протекторатом Лиги Наций. Город Мемель (Клайпеда) решением победивших стран в 1923 году передали Литве. Северная часть Шлезвига стала частью Дании. Немалая часть Верхней Силезии в 1923 году отошла к Польше. В результате Восточная Пруссия оказалась отрезанной от остальной части Германии.
        Саарская область (часть Рейнской провинции) с населением семьсот пятьдесят тысяч человек на пятнадцать лет отдавалась под управление Лиги Наций; дальнейшая судьба Саара должна была решаться плебисцитом. Левый берег Рейна и полоса правого берега шириной пятьдесят километров объявлялись демилитаризованной зоной.
        Германия должна была признать свою вину за развязывание мировой войны и возместить ущерб, нанесенный другим странам. У нее забрали всю наличную валюту, конфисковали флот и даже отобрали германские патенты. Поэтому знаменитый аспирин Байера стал американским. Германии предстояло годами не только выплачивать репарации, но и за свой счет содержать оккупационные войска в Рейнской области.
        Призыв в армию и на флот отменялся. Вооруженные силы сводились к минимуму - сто тысяч солдат и моряков, служащих по контракту. Запрещалось иметь в составе рейхсвера наступательное оружие - подводные лодки, авиацию, танки и тяжелую артиллерию. Но в Версальском договоре ничего не говорилось о полувоенных организациях. В результате немецкие «добровольческие корпуса» насчитывали до трехсот тысяч человек.
        Условия Версальского мира принято считать грабительскими и несправедливыми. Но ведь после победы над Францией в 1871 году правительство Отто Бисмарка преспокойно отрезало себе две французские провинции и наложило на французов не меньшую контрибуцию. А условия навязанного России Брест-Литовского мирного договора были еще более грабительскими. Но когда точно так же поступили с немцами, они возмутились и заговорили о том, что все их ненавидят.

«С этим мирным договором что-то не так, - с горечью замечал известный писатель Клаус Манн. - Он никому не нравится. Люди еще менее довольны, чем во время войны».
        Неспособность к самокритике привела к тому, что заключение мира вызвало не радость и чувство облегчения, а гнев, возмущение, ненависть к тем, кто это допустил, и страстное желание отменить позорный мир и все вернуть назад. Эта ненависть к миру, который спас столько жизней, многое объясняет в истории Германии XX столетия.
        Свое объяснение предложил немецкий публицист Себастиан Хафнер: «Начало войны, несмотря на все несчастья, которые за ним последовали, осталось и сохранилось для всех в памяти хотя бы немногими днями незабываемого подъема и ощущения полноты жизни. А революция 1918 года, принесшая в конечном итоге мир и покой, оставила практически у всех немцев лишь самые печальные воспоминания. Уже одно то, что война начиналась в прекрасные солнечные дни, а революция - в дождливые ноябрьские холода, послужило в глазах людей не в пользу последней».
        Немецкие мужчины вернулись домой, их жены обрели мужей, но радости не было: «Они видели горе, разруху, страх, а слышали лишь стрельбу по ночам, чьи-то вопли да ноябрьский дождь за окном».
        Поражение в войне и революция были восприняты как позор, который можно смыть только кровью. Вину возложили на либералов, коммунистов - как агентов России и евреев - как агентов Запада. Нацисты обещали «отомстить евреям за революцию». Адольф Гитлер сказал 30 января 1939 года, отмечая очередную годовщину прихода к власти:
        - Мы собираемся уничтожить евреев. Они не смогут избежать наказания за то, что они сделали 9 ноября 1918 года. Час расплаты настал!
        После Версальского мира националистические группы появились по всей стране. Повсюду формировались полувоенные организации. Националистическая шизофрения, как яд, разрушала республику. Демократически настроенные силы оказались в меньшинстве.
        Через несколько лет после окончания войны начнется идеализация коллективного фронтового опыта, заговорят о том, что война сплачивает людей и пробуждает в них лучшие качества. В какой-то степени идеализация войны сродни идеализации исторического прошлого или деревенского уклада жизни, противопоставляемого порокам городской цивилизации. Это было бегством от современной жизни, выражением ненависти к демократии и большому городу, который разобщает людей - в отличие от фронта, который их сближает.
        Все это строилось на наборе мифов. В Германии главным мифом был бой при Лангемарке. С восторгом рассказывали, как 20 ноября 1914 года плохо обученная, едва попавшая на фронт добровольческая молодежь, состоявшая из старшеклассников и студентов, с пением гимна «Германия, Германия превыше всего» устремилась на вражеские линии к западу от Лангемарка в Бельгии и, смяв врага, взяла в плен чуть ли не две тысячи французских солдат.
        На самом деле все было наоборот. Молодые солдаты потерпели поражение и понесли большие потери. Однако этот неудачный прорыв пропаганда превратила в яркое проявление героизма немецкой молодежи. Позднее мотив жертвенности стал восприниматься как воплощение высшей духовности немецкой нации в противопоставлении другим, прагматически-приземленным нациям.

«Я всегда думал, - писал пацифистски настроенный немецкий писатель Эрих Мария Ремарк, переживший Первую мировую, - что любой человек против войны, пока не обнаружил, что есть и такие, которые за войну, особенно если им не нужно идти туда самим».
        Культ войны, героизма, фронтовой жизни глубоко внедрился в общественное сознание. Немецкое общество видело в разрушительной войне единственный выход из кризиса и прорыв к былому величию нации…
        ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА ОТСТАВНИКА
        Особую роль в приобщении ефрейтора Адольфа Гитлера к политике сыграло тайное общество «Туле», которое существовало в Мюнхене и вокруг которого витает множество мифов. В общество входило полторы тысячи человек, в том числе весьма влиятельные баварцы. Эмблемой общества была свастика. Штаб-квартира располагалась в мюнхенской гостинице «Четыре времени года».
        Баварское отделение общества «Туле» основал барон Рудольф фон Зеботтендорф. Бароном он был липовым. Его настоящее имя - Адам Альфред Рудольф Глауэр. Как это частенько случается с руководителями тайных обществ, в реальности он был мелким агентом абвера. Во время войны работал в резидентуре военной разведки в Стамбуле. После поражения Германии он от отчаяния бросился в Босфор. Впрочем, его коллеги по абверу уверяли, что мнимого барона в Мраморном море утопили враги.
        Члены общества придерживались весьма реакционных взглядов, которые жадно впитывал будущий фюрер.

«Под влиянием христианства, - возмущенно писал глава общества «Туле», - распространилось учение о равенстве людей. Дескать, цыгане, готтентоты, германцы - все совершенно равны… Вот только великая учительница-природа учит нас другому: это равенство противоречит здравому смыслу. Существуют высшие и низшие расы! Тот, кто устраивает расовую мешанину, совершает преступление против человечества. Человечеству для собственного развития нужны вожди и правящие нации. Германская раса призвана быть ведущей».
        В деятельности общества «Туле», несмотря на некоторые ритуалы, не было ничего мистического. Глава общества направил полицай-президенту Мюнхена письменное предупреждение: если полиция арестует кого-то из членов общества, оно ответит открытым террором. Но никто на них и не покушался. Члены общества занимались политическими интригами. За это в демократическом обществе, каким была Веймарская республика, не сажают.
        По рекомендации общества «Туле» спортивный журналист Карл Харрер, работавший в мюхенской вечерней газете, и слесарь-железнодорожник Антон Дрекслер в октябре 1918 года организовали «Политический рабочий кружок». Это была первая попытка свести воедино радикальных националистов и рабочие массы.

5 января 1919 года опять же с благословения общества «Туле» Антон Дрекслер преобразовал кружок в Немецкую рабочую партию. Дрекслер, по воспоминаниям современников, был тихим, неуклюжим и чудаковатым человеком, но именно он создал партию национальных социалистов, которая в 1933 году пришла к власти. Члены партии раз в неделю собирались в пивной «Штернекерброй». Приходило от десяти до сорока человек. По очереди они произносили речи, полные ненависти к богатым, демократам, депутатам и евреям.

12 сентября 1919 года на партийное собрание пришел ефрейтор Адольф Гитлер, выполнявший приказ своего армейского начальника изучать деятельность праворадикальных организаций.

«В один прекрасный день, - рассказывал Гитлер, - я получил от своего начальства поручение разузнать, что именно представляет собой образовавшаяся на днях какая-то
«немецкая рабочая партия». Я должен был пойти на собрание, чтобы потом сделать доклад своему начальству…
        Вечером я отправился в помещение мюнхенской пивной «Штернекерброй». В комнате, которую мы впоследствии в шутку назвали «мертвецкой», я нашел двадцать - двадцать пять человек. Все они явно принадлежали к низшим слоям населения… Я не выдержал и тоже записался в число желающих выступить. Пока я говорил, меня слушали с удивленными лицами. Когда я стал прощаться, подбежал один из слушателей и сунул мне в руку какую-то книжонку…»
        До 1919 года Гитлер считался «сентиментальным социалистом» и вполне мог присоединиться к левым и даже крайне левым. Вернувшись с фронта, он не знал, какой лагерь выбрать, и шел в политику не ради реализации какой-то идеи, а жаждал самореализации. Эта встреча в пивной изменила его жизнь. Товарищи по партии познакомили его с расистской формой антисемитизма. Прежде антисемиты видели опасность в евреях, потому что они придерживались иной религии. Если еврей переходил из иудаизма в христианство, он принимался в общество. Люди, среди которых оказался ефрейтор Гитлер, исходили из того, что религия не имеет значения, дьявольское начало сидит в любом еврее, даже ребенке, поэтому все они представляют опасность для Германии.
        Гитлер пришел в гражданской одежде, назвался писателем и сел в заднем ряду. Выступал «партийный теоретик» Готфрид Федер. Гитлер не выдержал, когда какой-то профессор призвал баварцев порвать с Германией и присоединиться к Австрии. Гитлер, ненавидевший Австрию, выступил резко против.
        Антон Дрекслер описывал, как впервые увидел Гитлера:

«12 сентября 1919 года Немецкая рабочая партия проводила ежемесячное собрание в зале ветеранов пивной «Штернекерброй». Готфрид Федер прочитал доклад на тему «Как порвать с рабством процентных ставок». Только что появилась написанная мной первая национально-социалистическая работа - «Мое политическое пробуждение. Из дневника немецкого рабочего-социалиста».
        Я держал в руке полученные от издателя пять экземпляров и с интересом слушал оратора, который пришел к нам впервые. Он отвечал первому выступившему в прениях - профессору Бауману, требовавшему выхода Баварии из состава Германии. Новичок произнес короткую, но резкую речь в защиту великой Германии. Его выступление произвело сильное впечатление и на меня, и на всех, кто его слышал.
        Когда он закончил свою речь, я подошел к нему и поблагодарил его. Я попросил его ознакомиться с моей брошюрой, в которой изложены основные идеи нового движения. И добавил: если он согласен с нашими идеями, почему бы ему не зайти к нам на неделе и не начать работать вместе с нами?»

16 сентября Гитлера безо всякой просьбы с его стороны пригласили на заседание комитета партии. Он долго колебался, но пришел.

«Собрание было назначено в пивной «Розенбад», - вспоминал сам фюрер, - это очень бедный трактирчик, в который редко кто-либо забредал… При плохом освещении испорченной газовой лампы за столом сидело четыре молодых человека…
        В 1919 году Мюнхен жил плохо. Слабое освещение, грязь, мусор, убогие люди, солдаты в потертой форме - словом, что и должно быть в стране после четырех с половиной лет войны, особенно если, как это произошло в Германии, за войной последовала революция. Работа парткома состояла в том, что мы читали полученные письма, обсуждали ответы на них и отправляли их. С тех пор я ненавижу писать письма, а заодно и тех, кто их пишет.
        Председателем всей партии «в общегосударственном масштабе» был господин Харрер, мюнхенским председателем был Антон Дрекслер… В кассе было семь марок и пятьдесят пфеннигов. Выяснилось, что у партии нет ни программы, ни одного листка, вообще ни одного печатного документа, ни членских билетов, нет даже печати…»

7 ноября Гитлер вступил в партию и получил партийный билет номер 555. Членов партии было много меньше, поэтому для солидности номера начинались с 501-го. Вспоследствии Гитлер писал и говорил, что он получил билет номер семь. Он стал членом парткома и взял на себя руководство агитпропом. Партийная работа пришлась ему по душе. Целыми днями он печатал на машинке приглашения на собрания, разносил их по городу, знакомился с потенциальными единомышленниками, а вечерами выступал с зажигательными речами.

8 октябре 1919 года Гитлер держал речь перед большой аудиторией в пивной
«Хофбройхаус». Выступление оказалось провальным. Ему не хватало умения владеть аудиторией. Руководитель партии Карл Харрер решил, что Гитлер не годится в ораторы. Но Гитлер не смутился провалом. Он продолжал упрямо брать слово и выступать по каждому поводу. Постепенно опыт пришел. Услышав первые аплодисменты, он понял, в чем его талант, - в способности убеждать. Он научился «виртуозно играть на сердцах недовольных жизнью немцев».
        Харрер его не оценил, значит, им не по дороге. Гитлер избавился от него на первом же общем собрании: «Наш первый председатель партии господин Харрер не разделял моего мнения и не считал момент подходящим; как честный, прямой человек, он сложил свои полномочия и отошел в сторону. На его место выбран был господин Антон Дрекслер. Я оставил за собой отдел пропаганды».
        В начале 1920 года Гитлер, Антон Дрекслер, Готфрид Федер и Дитрих Эккарт трудились над партийной программой - в основном за столом на кухне Дрекслера. 6 февраля они согласовали программу из двадцати пяти пунктов. В феврале 1920 года партия обрела название, под которым войдет в историю, - национально-социалистическая немецкая рабочая партия. 24 февраля 1920 года они устроили первый массовый митинг, на который собрались две тысячи человек. Армейское начальство прислало взвод пехоты, который помог очистить зал от противников.

1 апреля 1920 года Гитлер демобилизовался и полностью отдался партийной работе. Цельная система взглядов у него еще не сложилась. Он внимательно прислушивался к тем, кто оказался с ним рядом. На собраниях он познакомился с прибалтийскими немцами, которые рассказывали ему о том, что происходит в Советской России. Ближе всего он сошелся с неудавшимся архитектором Альфредом Розенбергом, бывшим подданным Российской империи.
        Розенберг родился в 1893 году в Ревеле (так назывался до 1917 года Таллин). Еще до начала Первой мировой войны поступил в Высшую техническую школу в Риге. В 1915 году из-за немецкого наступления школу эвакуировали в Москву, где Розенберг и встретил Октябрьскую революцию. Поначалу он симпатизировал большевикам. Но быстро пришел в ужас от революционного хаоса. Он вернулся в Ревель, где пытался вступить в немецкую армию, но его не приняли, как «русского».
        Он перебрался в Мюнхен, где познакомился с Гитлером и в 1923 году стал де-факто редактором партийной газеты «Фёлькишер беобахтер», которая с февраля стала ежедневной. Розенберг втолковывал Гитлеру, что мировой коммунизм и мировое еврейство - это одно и то же. А напугавшая немцев кровавая русская революция - результат всемирного заговора евреев. Под влиянием Розенберга Гитлер отказался от первоначального требования вернуть Германии потерянные после поражения в Первой мировой войне колонии. Он решил, что немецкий народ обретет жизненное пространство не в далекой Африке, а на востоке Европы - за счет России.
        В окружении фюрера прибалтийского немца терпеть не могли.

«Альфред Розенберг, - писал Эрнст Ханфштенгль, - был малопривлекательным человеком. Он недавно женился, но его коллеги по газете рассказывали бесконечные истории о его беспорядочной сексуальной жизни, сюжеты крутились вокруг групповых забав с несколькими мужчинами и женщинами… У него была теория насчет того, что стирка рубашек - напрасная трата денег, и он носил их, пока не оставалось ничего иного, кроме как выбросить заношенную рубашку».
        В 1930 году Альфреда Розенберга избрали депутатом рейхстага, в том же году вышел его главный труд «Миф XX столетия», толстая книга об исторических задачах немецкого народа, книга, которую практически никто из его соратников осилить не смог.
        - «Миф» Розенберга, - много позже пренебрежительно говорил Гитлер за ужином в ставке «Волчье логово», - не следует рассматривать как произведение, выражающее официальную точку зрения партии. Я в свое время категорически отказался считать эту книгу как бы вышедшей из-под пера папы партийной идеологии. Меня только радует, что, собственно, одни лишь наши противники разбираются в содержании этой книги. Я тоже прочел лишь несколько страниц, поскольку понять ее довольно трудно.
        Тем не менее в Третьем рейхе «Миф XX столетия» издали общим тиражом в миллион экземпляров. Сочинение Розенберга уступило по тиражу только «Майн кампф». Гитлер поручил Розенбергу руководить внешнеполитической деятельностью партии и назначил уполномоченным по надзору за духовным и мировоззренческим содержанием системы партийного образования и воспитания. В Германии существовал единый партийный день, когда все члены партии занимались в системе политического просвещения. Розен-берг создал Центральный исследовательский институт по вопросам национально-социалистической идеологии и воспитания.
        С началом Второй мировой войны появился так называемый «штаб Розенберга», который занимался вывозом с оккупированных территорий культурных ценностей. Летом 1941 года Альфред Розенберг возглавил новое имперское министерство по делам оккупированных восточных территорий. Ему подчинялись рейхскомиссариат «Остланд» (административный центр - Рига), который контролировал территорию Прибалтики и Белоруссии, и рейхскомиссариат «Украина» (административный центр - Ровно). Розенберг сформировал аппарат еще трех рейхскомиссариатов - «Москва», который должен был ведать территорией Центральной России до Урала, «Кавказ» и «Туркестан»
        - для управления Средней Азией. Но благодаря мужеству бойцов и командиров Красной армии сотрудники этих рейхскомиссариатов так и не сумели приступить к исполнению своих обязанностей.
        Прибалтийские немцы и те русские эмигранты, которые были германофилами и обосновались после гражданской войны в Германии, безусловно внесли свою лепту в формирование идеологии национально-социалистической партии. Нацисты эксплуатировали страх перед большевистской революцией, которая вслед за Россией может произойти и в Германии.
        В одной из первых листовок национальных социалистов говорилось: «Вы хотите дождаться, чтобы в Германии, как в России, в каждом городе начала действовать большевистская чрезвычайка? Вы хотите увидеть в каждом городе тысячи людей, повешенных на фонарях? Вы хотите увидеть трупы своих жен и детей?»
        В реальности страх перед большевистской революцией в Германии быстро прошел. Главной питательной почвой национального социализма были внутриполитические причины, ненависть к республике, демократии и либерализму. Но практика сталинского реального социализма создавала чудесное алиби для гитлеровцев, которые обещали спасти Германию от коммунизма. В главной нацистской газете «Фёлькишер беобахтер» было опубликовано письмо двадцати двух вернувшихся из Советской России рабочих, которые писали, что Россия стала адом для рабочих и крестьян.

2 марта 1933 года Гитлер выступал во Дворце спорта:
        - Устранил ли марксизм нищету там, где он одержал стопроцентную победу, в России? Миллионы людей умерли от голода в стране, которая могла бы стать житницей для всего мира. Советские марксисты говорят о «братстве». Знаем мы это братство! Сотни тысяч, даже миллионы людей были убиты во имя этого братства. Еще они говорят, что превзошли капитализм. При этом капиталистический мир должен давать им кредиты, поставлять оборудование для заводов, предоставлять им инженеров… А систему труда на лесозаготовках в Сибири я мог бы рекомендовать тем, кто грезит об этом строе в Германии…
        Очень скоро фюрер устроит в Германии куда худший режим и убьет многие миллионы людей.
        УБИЙСТВО ВАЛЬТЕРА РАТЕНАУ
        Веймарской послевоенная Германия называется потому, что 31 июля 1919 года в городе Веймаре, где когда-то творили Гете и Шиллер, Национальное собрание приняло новую конституцию, вполне демократическую и либеральную. Такой конституции у Германии еще не было.
        Веймарская республика сохранила федеральную структуру бисмарковского рейха. Она состояла из союзных государств, земель и вольных городов. Центральное правительство занималось внешней политикой, военными делами, таможенным и налоговым законодательством. Семнадцать земельных правительств ведали юстицией, правоохранительными органами, образованием, здравоохранением и вообще повседневной жизнью граждан. Самой крупной была Пруссия с населением тридцать восемь миллионов человек - две трети населения всей Германии.
        В 1922 году социал-демократическое правительство утвердило государственным гимном песню «Германия, Германия превыше всего на свете…». Слова написал поэт Гоффман фон Фаллерслебен (1789-1874). Президент страны Фридрих Эберт высокопарно сказал:
        - Этот гимн будет сопровождать нас на трудной дороге к лучшему будущему.
        После 1933 года нацисты запретили третий куплет гимна, где речь шла о единстве, справедливости и свободе. В 1951 году третий куплет вернули, запретили, напротив, первый и второй со словами «Германия превыше всего»…
        Четырнадцать лет Веймарской республики не похожи ни на какую другую эпоху в истории немцев. В сфере культуры это было временем фантастического подъема. Но в тот момент немцы не могли этого оценить. Культурная и научная жизнь Германии между двумя войнами была блистательным успехом. Это эпоха экспрессионизма и экзистенциализма, время Альберта Эйнштейна, Томаса Манна и Бертольта Брехта, додекафонической музыки, дирижерского искусства Отто Клемперера и театрального - Макса Райнхарда.
        Берлин становится одной из культурных столиц мира, на равных соревнуясь с Парижем. Веймарская республика с симпатией относилась ко всему новому в искусстве и жизни.
        Но даже самые талантливые берлинцы не понимали, в какое плодотворное время они живут, не ценили республику. Общество раскололось. Одни питали надежды на радикальное переустройство жизни. Другие мрачно за ними наблюдали. Охваченная стремительным ритмом городской жизни интеллигенция не замечала другую сторону реальности - безработицу, инфляцию, нищету. «Время мчится на автомобиле, но ни один человек не в состоянии им управлять», - пророчески замечал писатель Эрих Кёстнер.
        Особенно безумным казалось повальное увлечение танцами. Клаус Манн описывал это так: «Миллионы бешено жаждущих наслаждений мужчин и женщин толкутся в джазовом забытье. Танец становится манией, навязчивой идеей, культом. Биржа скачет, министры спотыкаются. Инвалиды войны и разбогатевшие на ней спекулянты, кинозвезды и проститутки - все вывертывают руки в чудовищной эйфории. Танцуют голод и истерию, страх и жадность, панику и ужас…»
        Инфляция за одну ночь делала богачами ловких спекулянтов, но на одного разбогатевшего приходились сотни и тысячи разоренных. Рядом с веселящейся молодежью - разочарованное и выброшенное на обочину старшее поколение, раненные и искалеченные в Первой мировой, нищие и озлобленные люди, которые не понимают, почему они проиграли войну. Они побеждали в одной битве за другой, а потом внезапно все рухнуло. Их просто предали, решают они. Германию победил внутренний враг, объединившийся с врагом внешним. Они подозрительно наблюдают за всем происходящим.
        Демократическая республика, конституция - все это кажется чужим и чуждым, привезенным из-за границы, навязанным немецкому народу. Чем дальше, тем больше прежняя, утерянная жизнь казалась прекрасной и заманчивой, всего было вдоволь, цены были низкими, и был порядок, столько не воровали!
        В этой атмосфере правые националисты развязали в стране настоящий террор. Целью номер один стал министр финансов Матиас Эрцбергер, бывший журналист и лидер партии Центра, который 11 ноября 1918 года от имени немецкой делегации подписал в Компьене перемирие с Антантой. Он был искренним сторонником международного сотрудничества и Лиги Наций и самым ненавидимым человеком для ультранационалистов. Матиаса Эрцбергера травили как предателя и 26 августа 1921 года убили.
        Через год, 4 июня 1922 года, пытались убить президента страны Филиппа Шейдемана за то, что 9 ноября 1918 года он провозгласил республику. Но покушение на президента не удалось. Тогда застрелили министра иностранных дел Вальтера Ратенау. В нашей стране он известен тем, что заключил 16 апреля 1922 года Рапалльский договор с Россией.
        Германия стала первой западной страной, признавшей Советскую Россию. Договор с Советским Союзом восстанавливал дипломатические отношения в полном объеме. Обе страны отказались от военных и довоенных претензий. Договор устанавливал принцип наибольшего благоприятствования в экономических отношениях. Националисты из праворадикальной организации «Консул» отправили тогда в Геную, где шла международная дипломатическая конференция, боевиков, чтобы убить советских представителей во главе с наркомом по иностранным делам Георгием Васильевичем Чичериным, но и это у них не получилось.
        Вальтер Ратенау, не заботившийся о собственной безопасности, оказался легкой мишенью. Его отец Эмиль Ратенау основал Всеобщую электрическую компанию, АЭГ. Он был доверенным советником кайзера. К его советам кайзер прислушивался. Вильгельм II даже бывал у Ратенау дома. У сына было не меньше заслуг перед Германией. В начале Первой мировой войны он понял, что ее исход во многом зависит от налаженного снабжения и бесперебойных поставок сырья. В 1914 году он возглавил управление снабжения и создал систему, которая позволяла воюющей Германии обеспечивать себя стратегическим сырьем, несмотря на британскую блокаду.
        В 1921 году Вальтер Ратенау стал министром восстановления хозяйства, в январе следующего года - министром иностранных дел. Он пытался убедить Германию жить в мире с победившими государствами. В роли министра он намеревался наладить отношения с европейскими странами, чтобы совместными усилиями выйти из послевоенного экономического кризиса. Характерны названия его книг - «Новое общество», «Демократическое общество». Он обращался к рейхстагу тихим голосом, и его слушали.

«Ни до, ни после в Германии не было политика, который бы так воздействовал на воображение масс и молодежи, - писал Себастиан Хафнер. - Никто не обладал такой личностной магией. Сравнить с ним можно разве что Гитлера, да и то с одной оговоркой. Гитлеру начали планомерно делать паблисити, так что отличить, где подлинное влияние личности, а где реклама, теперь уже практически невозможно.
        Ратенау - это самый яркий из пережитых мною примеров того необъяснимого случая, когда в жизни общества появляется «великий человек». Он завоевывает любовь масс, несмотря на все препоны. Люди начинают к нему прислушиваться и болеть за него, все душой и сердцем становятся на его сторону, создаются легенды, культ личности. Любовь и ненависть достигают наивысших пределов… Ратенау, без сомнения, следует включить в число пяти-шести великих людей века».
        Министр вернул Германию в мировую политику. Побежденная страна вновь обрела право голоса. Ратенау участвовал в международных конференциях, он заключал договоры с другими государствами, и это возвращало немцам ощущение нормальности жизни. Но он был евреем, и это автоматически рождало дикую ненависть среди оголтелых националистов. Они распространяли о нем самые невероятные мерзости.
        Ратенау обвиняли в том, что по его вине немцы в войну голодали, в том, что он - тайный агент большевиков и пытается открыть большевизму дорогу в Германию, в том, что принес немецкий народ в жертву всемирному еврейству. Последний мотив был, наверное, самым главным. Многие немцы верили, что тайное еврейское правительство поработило Германию. Как станет ясно в ходе судебного процесса, убийцы министра черпали свое вдохновение в «Протоколах сионских мудрецов», печально знаменитой фальшивке, привезенной в Германию из России.
        Идеолог нацистов Альфред Розенберг писал, что «Ратенау и его сообщники уже давно созрели для тюрьмы и виселицы».

«Наступит день, - угрожала газета нацистов «Фёлькишер беобахтер», - когда колесо мировой истории будет пущено вспять и покатится по трупам великого финансиста и многих его сообщников».
        Каждое утро Ратенау отправлялся из своего дома на Кё-нигс-аллее (в Грюневальде) на Вильгельмштрассе, где находилось министерство иностранных дел. От охраны он отказался. 24 июня 1922 года без десяти одиннадцать утра навстречу его автомобилю выехала машина с троими молодыми людьми. Они девять раз выстрелили в министра из револьверов и еще бросили ручную гранату. Он был убит на месте.
        Узнав об этом, Европа содрогнулась.
        За сведения о преступниках назначили награду в миллион марок. Провинциальный лесник, любитель автомобилей, сообщил полиции, что в тот день, примерно за двадцать минут до убийства, обратил внимание на проезжавшую по этой улице мощную машину.
        И он, и другие прохожие подтвердили, что в автомобиле было двое. Еще один молодой человек прогуливался неподалеку и, судя по всему, подавал сигналы пассажиру на заднем сиденье подозрительной машины.

28 июня полиция отыскала автомобиль, которым воспользовались убийцы. Это был мощный «мерседес». Владелец гаража объяснил, что водитель держал у него машину, объяснив, что ему предстоит встретить хозяина, прибывающего из другого города. 29 июня начальник берлинской полиции уже назвал имена подозреваемых в преступлении: Эрнст Вернер Техоф, шофер, двадцать один год, родился в Берлине, волосы темно-русые; Герман Фишер (он же Фогель), двадцать пять лет, блондин; Эрвин Кнауэр (он же Кернер, он же Керн), двадцать пять лет, голубоглазый блондин, участвовал в капповском мятеже в марте 1920 года.
        Все трое принадлежали к тайной террористической организации «Консул» бывшего капитан-лейтенанта Германа Эрхарда. В 1920 году его морскую бригаду расформировали. Тогда Эрхард и его единомышленники создали тайную группу боевиков, занявшуюся политическими убийствами. «Консул» был лишь стержневой организацией, вокруг которой существовала целая сеть полувоенных групп.
        После убийства министра иностранных дел все трое подозреваемых бежали из Берлина. Эрнст Техоф, водитель, был арестован во Франкфурте-на-Майне и доставлен в Берлин. Прессе он сообщил, что принадлежит к «право-большевистской» группе. Потом это понятие уточнили: «правый» превратилось в «национальный», «большевистский» - в
«социалистический». Иначе говоря, он принадлежал к национальным социалистам. Его младший брат впоследствии был близок к лидеру гитлерюгенда Бальдуру фон Шираху.

30 июня Техоф начал давать показания. Машина, которой воспользовались преступники, принадлежала богатому промышленнику Кюхенмайстеру из Саксонии. Он был арестован, при обыске в его доме нашли шесть пулеметов, сто пятьдесят винтовок и патроны к ним. Но следы остальных убийц - Фишера и Керна - затерялись. Неделю о них не было никаких сообщений.

10 июля их видели в небольшом городке Гарделеген в ста километрах от Берлина. Они передвигались на велосипедах. Характерно, что население сознательно указывало полицейским неверное направление их движения, потому что многие симпатизировали убийцам министра-еврея.

12 июля поступили новые сообщения. Преступники, видимо, направлялись к Гарцу. Полиция опросила сотни людей и отыскала человека, который приютил их на ночь. Полиция перекрыла все возможные пути их движения к подножию Гарца. Земельные правительства Германии чинили препятствия прусской полиции, которая вела следствие. Преступники надеялись добраться до Баварии, где в свое время укрылись убийцы министра Эрцбергера, но не успели.
        В субботу 16 июля двое молодых торговцев решили осмотреть небольшую гору, увенчанную замком. Одна из его старинных башен превратилась в руины, другую занимали граф Ганс Вильгельм Штейн и его жена, которые были в отъезде. Любопытные туристы забрались на гору и в башне увидели свет. Два человека что-то читали. Они очень походили на преступников, чьи фотографии публиковались во всех газетах. На следующий день башню окружила полиция. Из города вызвали слесаря. Но надежный замок был закрыт изнутри, так что слесарь не справился. Башня не подавала признаков жизни.
        Полиция не знала, что делать. Ломать дверь без достаточных оснований не решались. В сумерках из окон показались две фигуры. Они размахивали носовыми платками и кричали:
        - Оставьте нас одних!
        Теперь уже не оставалось сомнений. В башне - убийцы Ратенау. Полиция предложила им сдаться и выйти. Они стали отстреливаться. В какой-то момент раздался вопль:
        - Мы умираем за наши идеалы. Да здравствует великий Эрхард! Ура!
        Еще один выстрел, и все смолкло. Полиция ворвалась в замок. Фишера нашли на полу с револьвером в правой руке. На кровати лежал мертвый Керн.
        Прусская полиция проделала большую работу и раскрыла это преступление, арестовав тех, кто его готовил. Организатор убийства Вилли Гюнтер убежденно доказывал следствию, что Ратенау входил в состав тайного еврейского правительства, которое развязало Первую мировую войну, а затем разрушило Германию. Накануне суда Гюнтеру прислали в тюрьму плитку отравленного шоколада. Обвинитель сказал, что таким образом решили устранить важнейшего свидетеля.
        На скамье подсудимых Эрнст Техоф выглядел весьма жалко:
        - Керн сказал, что намерен убить министра Ратенау, а я должен ему помочь. Он сказал, что Ратенау тесно связан с русскими большевиками и выдал сестру за коммуниста Радека.
        Судья заинтересовался:
        - Вы утверждаете, что Ратенау имел тесные связи с большевиком Радеком и даже выдал за него сестру?
        - Должно быть, это так.
        - Насколько мне известно, у Ратенау есть только одна сестра, - уточнил судья. - Она замужем за доктором Андрее и живет в Берлине.
        - Я не знаю, - растерянно сказал Техоф.
        - Каким же образом крупный промышленник мог завязать отношения с коммунистом Радеком? - спросил судья. - Вам самому это кажется правдоподобным?
        - Так говорил Керн, - повторил Техоф.
        Молодой Йозеф Геббельс писал Техофу, отбывавшему свой срок: «Я хочу пожать Вам руку - это является внутренней потребностью. Так как мне не дозволено публично признать Ваш подвиг, я хочу солидаризироваться с Вами как Ваш товарищ, как немец, как молодой человек и сознательный активист, который верит в возрождение Германии вопреки всему».
        Адольф Гитлер, придя к власти, воздвиг убийцам министра Вальтера Ратенау памятник.
        Напрасно коммунисты вместе с профсоюзами и социалистическими партиями требовали принятия закона о защите республики, роспуска всех тайных военных организаций и удаления реакционеров из рейхсвера и с государственной службы. С января 1919 по июнь 1922 правые совершили триста пятьдесят четыре убийства. Только двадцать четыре участника политических убийств предстали перед судом. Ни одному не был вынесен смертный приговор, тогда как десять из тридцати восьми левых были приговорены к высшей мере наказания.
        ИСТОРИЯ С ЛАНДРАТОМ
        Провинция не желала признавать столицу. Это столкновение раскрывает суть многих конфликтов внутри Веймарской республики. Провинция была средоточием самой ожесточенной реакции против любых современных веяний. Космополитизм столицы, открытость города противопоставлялись хранящей устои провинции, народным традициям и национальному духу.
        Городская, или, как тогда говорили, асфальтовая цивилизация воспринималась как болезнь, разрушающая привычный образ жизни, подрывающая органические начала народной жизни. Многие люди испытывали страх перед всем новым, неизведанным, перед обновлением жизни, перед утратой всего привычного.
        Европа была больна, и Германия была ее больным сердцем. Слишком много немцев не хотели демократии. В первую очередь республику беспощадно ненавидела политическая элита. Крайне любопытные воспоминания оставил один из чиновников Веймарской республики Фердинанд Фриденсбург, назначенный в 1921 году ландратом (начальником окружного управления) в Розенберге, одном из округов Восточной Пруссии.

12 января 1921 года он приехал в свой округ. Скупо освещенный газовыми фонарями заснеженный перрон показался ему пустым, но из темноты появилась фигура. Вытянувшись, как и положено старому унтер-офицеру, незнакомец отрапортовал:
        - Окружной обер-секретарь Ёльшлегер прибыл для встречи господина ландрата!
        Фриденсбург удивился, что тот прибыл в одиночестве. Они вышли на привокзальную улицу, на которой одиноко стоял наемный автомобиль, единственный в городке.
        - А где же машина окружного управления? - поинтересовался Фриденсбург.
        - Она не в нашем распоряжении, - смущенно ответил Ёльшлегер.
        - Почему же?
        На это последовал не менее туманный ответ:
        - Господин ландрат завтра утром все увидят сами.
        Они влезли в неудобную машину и поехали в единственный в городке отель «Леман». Здесь Фриденсбург услышал шум, крики. Ему навстречу высыпали какие-то крепкие краснолицые мужчины, которые продолжали оживленно спорить. Через открытую дверь зала было видно, что там только что закончилось какое-то собрание. Среди его участников Фриденсбург узнал крупного землевладельца Эларда фон Ольденбург-Янушау, который владел в этом округе двумя поместьями. Теперь фон Ольденбург-Янушау стоял с видом победителя. Он явно добился того, чего хотел.
        Знаменитым на всю Германию его сделала одна фраза:
        - Дисциплина в армии должна быть такой, чтобы в любой момент достаточно было одного лейтенанта и десяти солдат, чтобы разогнать рейхстаг.
        Фриденсбург поинтересовался у кельнера, который проводил его в комнату, что происходит в отеле.
        - Да это собрались местные землевладельцы, - равнодушно ответил кельнер. - Они протестуют против нового ландрата.
        Фердинанд Фриденсбург понял, что его ждут бурные события. Предложив ему возглавить один из восточнопрусских округов, в министерстве поставили перед ним две задачи. Во-первых, провести электрификацию округа, которая из-за последствий Первой мировой войны так и не началась. Во-вторых, участвовать в определении новой границы с Польшей.
        В министерстве будущего ландрата предупредили, что две трети сельскохозяйственных угодий находятся в руках крупных землевладельцев, и родовитые помещики привыкли к тому, что главой округа становится кто-то из них. Фриденсбург не был ни дворянином, ни консерватором. Он предполагал, что часть населения примет его без восторга, но открытого сопротивления не ожидал.
        Утром он пешком дошел до нового места работы. Население городка составляло три с половиной тысячи жителей. Это была, собственно, большая деревня. Ведомство ландрата находилось в простеньком здании на Рыночной площади. Ландрат исполнял двойные обязанности. Он был представителем государства и в этом качестве имел пятерых сотрудников. Они во главе с обер-секретарем Ёльшлегером находились на службе. А в другом качестве ландрат возглавлял местное самоуправление округа, и ему полагался изрядный бюрократический аппарат - примерно сорок человек.
        Ландрат управлял округом совместно с окружным советом (крайстагом), состоявшим из шести человек. В помещении окружного совета было пусто. На рабочем месте присутствовал один-единственный мрачный пожилой господин. Это был обер-секретарь окружного комитета Пицкс, которого считали левым и потому не втянули в заговор против нового начальника. Все остальные письменные столы были девственно-чисты, стулья нагромождены один на другой. Иначе говоря, окружного управления не существовало.
        - Я бы рекомендовал посетить кабинет ландрата, - заметил Ёльшлегер.
        Комната была по-прусски скупо обставлена. Зато на письменном столе громоздилась кипа документов, раскрытых на нужной странице. Нового ландрата ждали. Это были протоколы заседания окружного совета:

«10 января совет принял решение временно распустить сотрудников окружного совета…
        Совет принял решение продать принадлежащий округу автомобиль, а пока что держать его под замком…
        Совет принял решение сдать в принадлежащем округу имении служебную квартиру советнику фон Ферзену до 1 октября сего года независимо от занимаемой им должности…
        Совет проголосовал за немедленное увольнение окружного шофера Грабловского…»
        Фриденсбург выяснил, что его предшественник сделал окружного шофера личным водителем, не забыв при этом выплатить ему зарплату за три месяца вперед из кассы округа. Фриденсбург попытался отыскать своего предшественника, который должен был сдать ему дела. Фон Ферзен исчез. Из бумаг выяснилось, что он передал все полномочия одному из шести депутатов окружного совета - фон Путкамеру. Фриденсбург по телефону пригласил его приехать и услышал в ответ:
        - В течение нескольких ближайших недель это невозможно.
        - Хорошо, - сказал Фриденсбург, - я сам вас навещу.
        - Это тоже невозможно, я сейчас уезжаю.
        Все шесть членов окружного совета договорились не участвовать ни в каких совещаниях и не отвечать на вопросы нового ландрата. Это был настоящий бойкот. Обращаться за помощью к обер-президенту Восточной Пруссии в Кёнигсберге было бесполезно. Тот имел лишь совещательный голос и едва ли мог что-то изменить. Все бросить, уехать в Берлин и доложить министру, что он не в состоянии выполнить задание, было для Фриденсбурга невозможным. Именно этого от него ждали. Он же намеревался честно исполнить свой долг. Причем действовать следовало незамедлительно.
        В ближайшее время должен был начаться мучительный процесс делимитации границы, когда немцам и полякам при посредничестве французов предстояло бороться за каждый хутор. Многие продукты еще распределялись по карточкам, и следовало наладить распределение продовольствия, чтобы города не голодали. В Берлине и Кёнигсберге ему втолковывали, что надо поскорее проводить электричество, потому что каждый потерянный день стоил денег и уже приобретенные материалы могли сгнить.
        Но все документы его предшественник фон Ферзен либо забрал с собой, либо роздал служащим, которые разошлись по домам. У нового ландрата были все основания распустить окружной совет, как неработоспособный орган власти, уволить нерадивых чиновников, провести новые выборы и назначить новых чиновников. Но это требовало времени.
        Фриденсбург попытался действовать иначе.
        Для того чтобы заседание окружного совета считалось действительным, ему нужны были как минимум двое. Фриденсбург позвонил одному из членов совета, местному бургомистру, который имел репутацию человека внепартийного, добродушного и неконфликтного, и сказал, что сейчас к нему приедет. Тот был поражен. Прежние ландраты вызывали бургомистров к себе.
        Местный полицейский отдал ландрату честь, и тот счел это хорошим предзнаменованием. Фриденсбург заговорил о необходимости полного согласия между ландратом и бургомистром окружного центра. Намекнул, что элекростанция может быть построена и в другом месте и что сам краевой центр можно перевести в другое место
        - скажем, в самый большой город округа Дойч-Эйлау.
        Бургомистр забеспокоился. На его лбу выступили капельки пота. Тут ландрат сказал, что послезавтра состоится заседание окружного комитета, и многозначительно добавил:
        - Так что жду вас в четыре часа!
        Бургомистр не посмел отказаться.
        Следующим союзником ландрат сделал крестьянина Гренке, руководителя местечка Гуринген. Фриденсбург позвонил ему, непринужденно сообщил о своем вступлении в должность и о желании прибыть на чашку кофе. В истории Гурингена такого еще не было, чтобы ландрат пожаловал в гости.
        Мамаша Грёнке испекла горы пирогов и выставила такие же горы масла, ветчины и вкуснейшего крестьянского хлеба. Фриденсбург плотно закусил, выпив невероятное количество посредственного кофе, не отказался от столь же посредственного шнапса, посетил конюшни, похвалил поросят, восхитился общинным быком, порадовался трехдневному жеребенку и при этом ни словом не обмолвился о делах. Поздно вечером осчастливленный Грёнке со всей семьей проводил ландрата к машине. Прощаясь, ландрат как бы между делом заметил:
        - Кстати, послезавтра в четыре у нас заседание окружного совета. Буду очень рад вас видеть.
        Крестьянин был вытесан из более крепкого дерева, чем бургомистр. Он покраснел как свекла и пробормотал:
        - Я не могу прийти.
        - Отчего же, ведь вы член совета?
        - Но я дал честное слово!
        - Дорогой господин Грёнке, насколько я понял, вы дали слово отнюдь не добровольно.
        - Это, конечно, так…
        - В таком случае честное слово не считается. Да и не забывайте о своем долге члена краевого совета и местного начальника. Вы ведь давали клятву добросовестно исполнять свои обязанности? И эту клятву вы давали добровольно, не так ли?
        - Конечно, господин ландрат.
        - Тогда все ясно. То, что потребовал от вас господин фон Путкамер, противоречит вашей клятве, которую вы дали добровольно и в соответствии со служебным уложением. Разве я не прав?
        - Конечно, господин ландрат, - выдавил из себя Грёнке.
        И все же Фриденсбург хотел быть уверен, что в решающий момент у того не заболеет дочка и не захромает лошадь. Он в последний раз взял наемный автомобиль и сам заехал за Грёнке в Гуринген. Ровно в четыре они втроем собрались в зале заседаний все еще пустого здания окружного управления. Четверо остальных членов совета, которых уведомили по почте, не явились, но их присутствие и не требовалось.
        На заседании Фриденсбург отменил все, что было записано в протоколе предыдущего заседания. Бойкот стал недействительным. В тот же день он отправил с посыльным повестки всем служащим с письменным распоряжением явиться на следующий день на работу со всеми имеющимися у них на руках документами. И дисциплинированные немецкие чиновники все как один пришли и засели за работу, словно ничего не было.
        Весной 1921 года были назначены выборы в окружной совет, и националисты не решились снова выдвинуть фон Ольденбурга и фон Путкамера. Элард фон Ольденбург-Янушау попытался вновь организовать акцию протеста против ландрата, но теперь не собрал и трети тех, кто еще недавно был на его стороне.
        - Я поставил не на ту лошадку, - признался он своему приятелю.
        Впрочем, через несколько лет ситуация изменится. Оль-денбург пользовался большим влиянием на своего соседа президента Гинденбурга, чье семейное имение Нойдек было расположено там же, в Восточной Пруссии, в округе Розенберг.
        Из-за долгов Гинденбург потерял поместье. Когда его избрали президентом, Ольденбург объединил крупных восточ-нопрусских землевладельцев. Они скинулись, попросили о том же промышленников и собрали деньги, на которые выкупили поместье Нойдек и преподнесли его президенту.
        На всякий случай его записали на сына президента полковника Оскара фон Гинденбурга. Но тут же выяснилось, что собранных денег не хватило, и доброжелатели президента запустили руку в казну - позаимствовали недостающую сумму из государственного фонда «Остхильфе» («Восточная помощь»). Фонд создали для поддержки сельского хозяйства Восточной Пруссии.
        В январе 1933 года вокруг этой истории разгорелся скандал, нацисты его тщательно раздували. Гитлер предупредил Оскара Гинденбурга, что если не станет канцлером, то потребует уголовного расследования этой истории. Это была последняя капля. Гинденбург очень хотел прекратить разговоры о имении, купленном на казенные деньги. 28 января 1933 года, когда Гинденбургу предстояло принять важнейшее в его жизни решение - доверить ли Адольфу Гитлеру пост имперского канцлера, президента навестил его старый друг и сосед Элард фон Ольденбург-Янушау.
        Гинденбург поделился с ним сомнениями относительно презираемых им методов нацистов. Ольденбург его успокоил, заметив, что он легко управится с «этими ребятами, которые в принципе совсем не плохи». Так что вполне вероятно, что именно Ольденбург виновен в том, что президент согласился сделать «богемского ефрейтора» канцлером и тем самым вверг Германию в катастрофу. В 1933 году Ольденбург стал депутатом рейхстага. Он не был нацистом, но страстная ненависть к демократии и переходящий всякую меру национализм толкнули его к сотрудничеству с Гитлером.
        Герой этой истории Фердинанд Фриденсбург после Восточной Пруссии служил заместителем начальника берлинской полиции. В 1933 году нацисты убрали его с государственной службы. Он пережил нацизм, после войны стал заместителем правящего бургомистра Западного Берлина и в 1969 году написал эти воспоминания.
        ОФИЦЕР ШЛАГЕТЕР И КОММУНИСТ РАДЕК
        Восхождение Адольфа Гитлера к власти заняло больше десяти лет. Несколько эпизодов истории двадцатых годов невероятно помогли будущему фюреру.
        Союзники обязали Германию выплатить к маю 1921 года двадцать миллиардов золотых марок. Золотая марка - это не монета, это предвоенный курс марки, которая тогда стоила четыре доллара. Но в 1921 году доллар стоил шестьдесят обесценившихся марок. Выплата репараций оказалась непосильной для Германии.
        Французский премьер-министр Раймон Пуанкаре был настроен антигермански. В конце
1922 года правительство Германии объявило о дефолте, оно не могло выплачивать репарации. Заявив, что Германия срывает поставки угля и древесины, президент Франции 11 января 1923 года ввел сто тысяч французских и бельгийских солдат в Рурскую область, угольный и стальной центр страны. Премьер-министр Англии Стенли Болдуин не стал возражать.
        Немецкое правительство призвало немцев оказывать французам пассивное сопротивление. Всем забастовщикам правительство платило зарплату и использовало ввод французских войск для возбуждения националистических чувств. Толпы собирались вокруг статуй Бисмарка и других исторических персонажей и кричали:
        - Германия, Германия превыше всего!
        Правительство раскрутило, как теперь говорят, события в Рурской области, но они сыграли на руку экстремистам. На митинге в Мюнхене послушать Гитлера собрались десятки тысяч.
        Ввод французских войск в Рурскую область подорвал экономику Германии. 5 июня французские войска захватили и железные дороги в регионе. Марка обесценивалась на глазах. В конце октября французские войска оккупировали еще и Бонн, и Висбаден. Это вызвало новый взрыв национализма.
        Немецкое правительство, лишившись Рурской области с ее угольными шахтами и сталелитейными заводами, включило печатный станок. Зарплаты выдавали ничем не обеспеченными бумажными марками. Начался неконтролируемый рост цен. В 1922 году булка стоила сто с лишним марок, через год - два миллиона! Инфляция оказалась для Германии губительнее французских войск. Рабочий класс Рура из-за инфляции попал в отчаянное положение и поддерживал радикалов.
        В октябре 1923 года печать одного банкнота обходилась дороже его реальной стоимости. Невиданная инфляция подрывала Веймарскую республику, которая все больше ассоциировалась не с демократией и политическими свободами, а с безумными несчастьями. Ловкие бизнесмены зарабатывали огромные состояния. Они брали кредиты, что-то покупали, а кредит возвращали обесценившимися деньгами. В бедственном положении оказались пенсионеры и люди, живущие на зарплату, владельцы мелкого бизнеса.
        Все винили репарации, хотя основы этой финансовой катастрофы были заложены при кайзере в 1914 году, когда финансирование войны решили вести не за счет повышения налогов, а путем печатания денег. Расплатиться за войну Германия рассчитывала, победив Антанту и потребовав от нее контрибуции, а получилось наоборот…

28 января 1923 года в Лейпциге открылся Восьмой съезд коммунистической партии, которая тоже решила использовать оккупацию Рура для привлечения избирателей на свою сторону. Делегаты съезда решили, что после вступления французских войск в Рурскую область Германия стала угнетенной страной и следует бороться за ее свободу.
        Опыт вооруженной борьбы у коммунистов был. За три года до этого, 13-17 марта 1920 года, правые устроили капповский путч и попытались свергнуть правительство. В ответ коммунисты сформировали свою Красную армию. В Рурской области она насчитывала около пятидесяти тысяч бойцов и сражалась с правительственными войсками.
        После Первой мировой войны коммунисты получили в Центральной Германии много мест в ландтагах и чувствовали себя уверенно. Партия, в которой состояли триста пятьдесят тысяч человек, имела четырнадцать депутатов в рейхстаге и пятьдесят семь в ландтагах. Коммунисты опирались на солидную систему партийной печати - тридцать три ежедневные газеты. В марте 1921 года руководители компартии решили, что настало время нанести удар по республике и поднять вооруженное восстание. «Рабочий класс Центральной Германии не даст себя обмануть фразами, сеющими среди немецких рабочих настроения трусости и пассивности», - говорилось в заявлении партии.
        Правительство отправило в Центральную Германию полицию безопасности под командованием обер-президента Хорзинга с приказом разоружить рабочих. Руководство компартии надеялось на всеобщее восстание. Бои с полицейскими частями продолжались несколько мартовских дней, но на призыв ко всеобщей забастовке откликнулось меньше полумиллиона рабочих, так что подавление восстания было лишь вопросом времени.
        После ввода французских войск ситуация в стране вновь накалилась. В опорных пунктах левых - в Берлине, Гамбурге, в Рурской области - начались массовые забастовки, демонстрации, формировались рабочие сотни и звучали призывы к пролетарской революции.
        Особую роль сыграл один из тогдашних руководителей Комммунистического интернационала Карл Радек.
        Карл Бернгардович Радек - одна из самых ярких фигур в большевистском руководстве, человек острого и язвительного ума, очень образованный и циничный. Он родился во Львове, свободно владел основными европейскими языками, и в Польше, и в Германии чувствовал себя как дома. Русским языком он овладел уже во взрослом возрасте. В Варшаве он вел подпольную работу вместе с Розой Люксембург и Феликсом Дзержинским, в Германии - вместе с Кларой Цеткин и Карлом Либкнехтом, в Швейцарии - вместе с Лениным.
        После Октябрьской революции он не раз безуспешно пытался поднять вооруженное восстание в Германии, куда приезжал нелегально, где работал в подполье и даже попадал в тюрьму. Все руководители компартии Германии были его давними товарищами. Большой карьере Радека в Москве помешала изрядная доля авантюризма и нелюбовь к повседневной работе.

«Радек был для меня необычным психологическим явлением, но никогда - загадкой, - вспоминала Анжелика Балабанова, которая работала с ним в Коминтерне. - Он представлял собой необыкновенную смесь безнравственности, цинизма и стихийной оценки книг, музыки, людей. Точно так же, как есть люди, не различающие цвета, Радек не воспринимал моральные ценности. В политике он менял свою точку зрения очень быстро… Он умел выражать мнения других и на самом деле верить, что они его собственные, мог с пылом поддерживать лозунги, против которых только что боролся…»
        Карл Радек хотел воспользоваться настроениями немцев и организовать народную войну против Франции в союзе с крайне правыми немецкой национальной и народной партиями.
        Французы на политику пассивного сопротивления ответили жесткими мерами. Профсоюзных лидеров, призвавших к забастовке, оккупационные власти сажали, саботажников расстреливали - погибли больше ста человек. 26 мая 1923 года французские оккупационные войска по обвинению в саботаже и диверсиях расстреляли на Хольцгеймском лугу рядом с Дюссельдорфом бывшего офицера рейхсвера Альберта Лео Шлагетера.
        Эта фигура стала знаковой для нацистов. Они в ответ убили школьного учителя Вальтера Кадова, обвинив его в том, что он выдал Шлагетера французам. Сделали это будущий секретарь фюрера Мартин Борман и будущий комендант концлагеря Освенцим Рудольф Хёсс.
        Карл Радек тоже использовал этот расстрел для провозглашения новой тактики - национального большевизма. Выступая на заседании Исполкома Коминтерна, Радек сказал, что Шлагетер, немецкий националист, мужественный солдат контрреволюции, заслуживает уважения и должен одновременно считаться солдатом революции. Карл Радек предложил искать путь к национально мыслящим массам, создавать единый фронт трудящихся и патриотических кругов против «антантовского империализма» и германского капитала. Он призвал немецких националистов и фашистов объединяться против Запада:
        - Дело народа, ставшее делом нации, приводит к тому, что дело нации становится делом народа. Мы не должны замалчивать судьбу этого мученика германского национализма, имя его много говорит немецкому народу. Если круги германских фашистов, которые захотят честно служить немецкому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром. Против кого хотят бороться германские националисты? Против капитала Антанты или против русского народа? С кем они хотят объединиться? С русскими рабочими и крестьянами для совместного свержения ига антантовского капитала или с капиталом Антанты для порабощения немецкого и русского народа?
        На плакатах, призывавших к свержению французского империализма, красная звезда соседствовала со свастикой. В июле 1923 года в специальном выпуске центрального органа компартии «Роте фане» («Красное знамя») Радек обсуждал будущее Германии вместе с одним из идеологов пангерманизма и пропагандистом знаменитой фальшивки
«Протоколы сионских мудрецов» графом Эрнстом цу Ревентловом (в 1924 году его избрали в рейхстаг, через три года он примкнул к Гитлеру) и автором книги «Третий рейх» Артуром Мёллером ван ден Бруком.
        Мёллер ван ден Брук, восторженно поклонявшийся прусскому духу, был одним из главных идеологов немецкого национализма, ненавистником Запада, Веймарской республики и либерализма. На этой почве стало возможным его сотрудничество с коммунистами. Его книга «Третий рейх» рисует будущую Германию, которая станет образцом для всего мира. Он не дожил до того момента, когда Третий рейх стал политической ральностью. У него были проблемы с психикой, и в 1925 году он покончил с собой.
        Среди идеологов национального социализма в начале двадцатых была модной идея союза Германии с «молодыми нациями» Востока, прежде всего с Россией, не отравленной ядом западной цивилизации и либерализма. Высказываясь впервые о внешней политике, Адольф Гитлер говорил, что есть только два пути: «Если наша цель - завоевать плодородные земли, отказавшись от мировой торговли и колоний и забыв об индустриализации, тогда надо заключать союз с Англией против Советского Союза. Если мы желаем властвовать на морях и участвовать в мировой торговле, тогда нам нужен союз с Россией против Англии».
        Но одно дело - геополитика, другое - политическая борьба. Гитлер отказывался от сотрудничества с коммунистами даже в совместной борьбе против французов и демократии:
        - Свастика и советская звезда сочетаются как вода и пламя. Даже по тактическим соображениям они не должны быть вместе!

11 июля 1923 года ЦК компартии Германии принял воззвание «К партии» с призывом к вооруженной борьбе на случай реакционного государственного переворота. На следующий день руководитель немецких коммунистов Генрих Брандлер сообщил старому соратнику секретарю Исполкома Коминтерна Карлу Радеку: партия рассчитывает на боевую помощь со стороны Советского Союза.
        Руководители Коминтерна Григорий Зиновьев и Николай Бухарин находились в отпуске в Кисловодске. Карл Радек остался на хозяйстве и руководил немецкими коммунистами. Он счел лозунг «завоевания улиц», выдвинутый компартией, преждевременным и опасным.

«Чем внимательнее я читаю партийную печать, тем больше беспокоюсь по поводу антифашистского дня, - ответил он Брандлеру. - Я боюсь, что мы идем в ловушку. Мы плохо вооружены или даже просто не вооружены. Фашисты вооружены в десять раз лучше и располагают хорошими ударными отрядами. Если они захотят, мы получим 29-го числа окровавленные головы».

«Думаю, это правильное решение, - поддержал Радека Сталин. - Чудаки, хотели пройти с демонстрацией за Берлин, к казармам. Лезли в хайло с белогвардейскими офицерами. Аналогия с июльскими днями не выдерживает критики. В июльские дни семнадцатого года у нас были Советы, были целые полки, гарнизон был деморализован в Питере. У немцев же ничего такого не имеется…»
        А вот отдыхавшие в Кисловодске председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев и главный редактор «Правды» Бухарин считали, что наступило время действовать: «Радек ошибается, потому что он видит только одну сторону: разложение фашистских рядов пропагандой в духе его речи о Шлагетере. Но он забывает, что крепкий удар кулаком наилучшим образом разлагал бы фашизм. Радек игнорирует уроки Италии и Болгарии. Разве итальянские социалисты не пытались в течение двух-трех лет переубедить низшие слои фашистов? Напрасно! Фашизм постепенно усиливался так, что Муссолини пришел к власти… Лозунг «завоевать улицу» абсолютно верен и своевременен. И здесь Радек опять не прав».
        Руководители немецкой компартии настаивали на том, что промедление опасно: можно упустить время. Генрих Брандлер писал в Москву: «Напряжение царит не только в Берлине, но и по всей стране. Партия уже провела всю нелегальную подготовку и, если решится на решающее выступление, одержит победу».
        На осень 1923 года коммунисты наметили вооруженное восстание, которое должно было начаться в Руре и Саксонии. Руководителей компартии вызвали в Москву и предложили такой план действий. Коммунисты берут власть в пролетарских районах. Федеральное правительство отправляет туда войска. Пролетарские сотни дают правительственным войскам решающий бой, побеждают, и коммунисты приходят к власти во всей Германии.

21 сентября газета «Фёлькишер беобахтер» поместила на первой полосе обширную статью Макса фон Шойбнер-Рихтера, одного из самых близких к Гитлеру людей, под названием «Большевизация Германии». Автор возмущался: неужели немцы не видят, «с какой угрожающей быстротой Москва с помощью своего уполномоченного г-на Радека проводит большевизацию Германии. И уже недалек день, когда над дворцом президента Германии будет развеваться не черно-красно-золотой штандарт социал-демократа Эберта, а кроваво-красное знамя г-на Радека».
        Наконец в Москве уверились, что немецкие коммунисты способны добиться успеха. Оставив первоначальные сомнения, Сталин написал открытое письмо главному редактору газеты коммунистов «Роте фане» Августу Тальгеймеру. Письмо опубликовали 10 октября.

«Грядущая революция в Германии, - писал Сталин, - является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата, несомненно, переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
        Нарком по иностранным делам Георгий Чичерин в этот момент находился в Германии. Услышав по радио о письме Сталина в редакцию «Роте фане», решил, что это фальшивка. Каково же было его изумление, когда выяснилось, что слова Сталина - подлинные. Нарком Чичерин сам занимался отношениями с Германией, считая ее не только ближайшим партнером России, но и важнейшим государством Европы. Он часто ездил в Берлин и страдал, когда партийные вожди вмешивались в международные дела, подрывая его усилия.
        В Москве у руководителей Советской России уже закружилась голова. Секретарь Центральной контрольной комиссии партии большевиков Сергей Иванович Гусев, бывший начальник политуправления Красной армии, прошедший Гражданскую войну, написал записку членам политбюро:

«В случае германской революции и нашей войны с Польшей и Румынией решающее значение могли бы иметь наступление наше на Восточную Галицию (где поднять восстание нетрудно) и «случайный» прорыв наш в Чехословакию, где вполне возможна революция (в «присутствии» наших двух-трех дивизий).
        Таким образом мы: 1) вышли бы в глубокий тыл Польше и ее участь была бы решена; 2) получили бы через Чехо-Словакию «коридор» в Советскую Германию…»

«Слишком рано ставить этот вопрос, - ответил Сталин. - Сейчас важен другой вопрос: под каким легальным прикрытием мобилизнуть солдат, сохраняя внешность миролюбия и, по крайней мере, внешность обороны».
        К пленуму ЦК Сталин набросал несколько тезисов: «Революция назрела, надо взять власть, нельзя давать власть фашистам. Поражение революции в Германии есть шаг к войне с Россией».

4 октября в Москве политбюро наметило дату вооруженного восстания в Германии - 9 ноября 1923 года. Готовили партию и Красную армию к необходимости помочь немецким революционерам. Выделили доллары для закупки оружия и обещали наладить поставки хлеба, чтобы новая власть накормила рабочих. Политбюро решило передать немецким рабочим миллион золотых марок и организовало сбор денег. Население не понимало, почему оно должно жертвовать последним ради немецких коммунистов.

«На открытом заседании одной ячейки, - сообщал в политбюро нарком внутренних дел Александр Белобородое, - беспартийная работница, услышав о событиях в Германии и необходимости помощи немецким рабочим, заявила:
        - Да долго ли это будет? Что же это?… Ходим здесь босые, жалованья на ботинки не хватает.
        Секретарь ячейки попросил ее завтра зайти к нему. Хотел объяснить, почему она не должна так относиться к германским событиям. А работница ему ответила:
        - Да вы меня там еще арестуете…»
        Развитие событий благоприятствовало коммунистам.

10 сентября 1923 года руководители компартии Генрих Брандлер, Фриц Геккерт и Пауль Беттхер вошли в правительство Саксонии, сформированное левым социал-демократом Эрихом Цейгнером. Через неделю еще трое коммунистов - Карл Корш, Теодор Нойбауэр и Альбин Теннер - стали членами социал-демократического правительства Тюрингии. Они надеялись поднять земельные правительства против Берлина.
        Революция началась, как и предполагали ее инициаторы, но закончилась самым неприятным для них образом. Федеральное правительство не стало ждать, когда его свергнут, и первым пустило в ход военную силу.

20 октября рейхсвер вошел в Саксонию. На основе 48-й статьи конституции левое земельное правительство было лишено полномочий. Профсоюзы и социал-демократы отказались поддержать вооруженное сопротивление рейхсверу в Саксонии. Руководству компартии пришлось отказаться от восстания.

«Я приехал в Дрезден в понедельник 22-го, - докладывал Карл Радек в Москву, - и нашел следующее положение: Саксония фактически уже занята рейхсвером. Конференция фабрично-заводских комитетов не решилась провозгласить всеобщую забастовку. Коммунисты не решились на самостоятельное выступление… Мы исходили из предпосылки, что в лице саксонского и тюрингского правительств мы имели реальный фактор силы, опирающийся на известную вооруженную массу. Второй предпосылкой мы считали скопление в руках партии большого количества оружия. Первая предпосылка оказалась полнейшей иллюзией, вторая - совершенной фикцией».
        ЦК компартии Германии отменил решение о вооруженном восстании. Но в Гамбурге оно все же началось. Ранним утром 23 октября коммунисты напали на полицейские участки, захватили несколько мостов и начали строить баррикады. Оправившись от неожиданности, полиция, к которой присоединилась армия, перешла в контрнаступление. Через тридцать один час восстание было подавлено.

23 ноября 1923 года правительство Германии запретило компартию. Запрет был отменен
1 марта 1924 года.
        - Мы вечерами сидели в кабинете у товарища Троцкого в Реввоенсовете и обсуждали стратегическую обстановку вместе с главкомом Каменевым и другими спецами, - оправдывался председатель Коминтерна Григорий Зиновьев на пленуме ЦК. - Та информация, которую дали немецкие товарищи, была в высшей степени оптимистическая. Мы были неосторожны, положившись только на эту информацию. Это были в значительной степени потемкинские деревни.
        После неудачи с немецкой революцией в Москве стали говорить, что социал-демократы хуже фашистов, с ними нужно порвать и начать бешеную травлю социал-демократии. Сталин резюмировал:
        - Вывод: не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашизированной власти.
        Сменили руководство компартии. Зиновьев сделал ставку на Эрнста Тельмана, грузчика из Гамбурга, с открытым и простым лицом и огромными кулаками. Зиновьев говорил на заседании Коминтерна:
        - Посмотрите на Эрнста Тельмана! Все наши товарищи, которые его слышали, говорят, что они, слушая Тельмана, чувствуют при этом поступь революции.
        ШТУРМОВЫЕ ОТРЯДЫ: ГОМОСЕКСУАЛЬНОЕ БРАТСТВО
        Неизвестно, как сложилась бы судьба ефрейтора 16-го Баварского полка кавалера Железного креста Адольфа Гитлера, если бы 7 марта 1919 года он не встретился с армейским капитаном Эрнстом Рёмом. Но для самого капитана это знакомство, поначалу столь приятное и полезное, закончится через пятнадцать лет пулей.
        В 1919 году в Мюнхене еще никто не слышал о ефрейторе Гитлере, а капитан Эрнст Рём, коренной мюнхенец и профессиональный военный, уже пользовался широкой известностью. Он был солдатом до мозга костей, прямолинейным и грубым человеком. В
1906 году Рём начал службу фанен-юнкером в 10-м пехотном полку королевской баварской армии. Поражение Германии в Первой мировой войне поставило крест на его военной карьере. Он не мог с этим смириться, считал армию важнейшим институтом государства и собирал вокруг себя единомышленников.
        Маленькая тайна его соратников состояла в том, что их объединяли не только политические интересы. Окружение Эрнста Рёма придерживалось нетрадиционной сексуальной ориентации. В кругу молодых людей в военной форме возникла особая гомоэротическая атмосфера. Солдаты Рёма подчинялись не просто командиру, а еще и мужчине с сильной эротической харизмой.
        После войны капитан Эрнст Рём служил адъютантом командующего Добровольческим корпусом генерала Франца Риттера фон Эппа, одного из тех, кто подавил революцию в Германии. Эпп был кадровым военным. Революция застала его в роли командира Баварского пехотного полка. Он одним из первых поддержал нацистское движение.
        Климат в «добровольческих» кругах формировала гомосексуальная эротика. Там происходила идеологизация гомосексуализма как проявления особого «германского Эроса». Это было особое мужское братство, объединенное не только идеями, но и любовными отношениями. Гомосексуальная эротика сыграла важную роль в формировании военизированного крыла национального социализма.
        Эрнст Рём не скрывал своих гомосексуальных наклонностей, бравировал ими, говорил, что он счастлив и даже гордится этим. Он требовал убрать из уголовного кодекса статью 175, предусматривавшую наказание за гомосексуализм.
        - Я только с годами понял, что я гомосексуалист, - говорил Рём своему любовнику. - Я, конечно, припоминаю целую цепь гомосексуальных поступков еще в юношеские годы, но тогда у меня были отношения и со множеством женщин. Правда, особого удовольствия я не получал. Теперь я гоню от себя всех женщин, особенно тех, кто преследует меня со своей любовью. Но я абсолютно предан матери и сестре.
        У Гитлера с Рёмом обнаружились общие взгляды и вкусы. Оба обожали музыку Рихарда Вагнера. Капитан Рём любил присесть к фортепьяно. Иногда он часами играл мелодии из вагнеровского «Зигфрида» или «Мейстерзингера». Он был почетным гостем в поместье Вагнера.
        Когда Адольф Гитлер встретился с Рёмом, тридцатидвухлетний капитан не был еще такой отталкивающей фигурой, какой он стал позднее. Он еще не разъелся и не обзавелся пивным животом. Многочисленные шрамы казались его любовникам свидетельством мужества, а не уродства (на фронте пуля угодила Рёму в нос). Один из его сослуживцев вспоминал, что привык считать гомосексуалистов немужчинами, слабыми, жалкими существами. Но Рём был олицетворением настоящего солдата. Шрамы, поведение, манеры - ничто не отличало его от обычного мужчины.
        Рём присутствовал в пивной «Хофбройкеллер», когда Гитлер произнес одну из первых своих речей, и был поражен его ораторским талантом. В январе 1920 года Рём вступил в партию и получил билет № 623. Он не пропускал ни одного собрания и всегда приводил с собой новых людей, обычно из рейхсвера. Для Гитлера знакомство с Рёмом было большой удачей. Рём был очень влиятелен среди ультраправых. Он поддержал Гитлера в роли лидера партии.
        Гитлер пришел на первое собрание своей будущей партии бездомным человеком, не имевшим друзей, весьма странным, с неприятными манерами, малообразованным. Но уже тогда были очевидны его ораторский дар и талант демагога.
        Когда Гитлер выступал в пивной «Киндкеллер» 26 октября 1920 года, его речь конспектировал сотрудник баварской полиции. Заметки сохранились.
        - Нам нужно вернуть себе чувство национальной гордости, - говорил Гитлер. - Но что или кто сегодня может быть предметом гордости? Может быть, наш президент Эберт? (Смех в зале.) Или правительство? Но скажу и другое - нам нужна и национальная воля. Нам нельзя по каждому поводу повторять: «мы не можем этого сделать». Это неправильно. Мы можем! Любое средство оправданно для того, чтобы покончить с позорным мирным договором! (Бурные аплодисменты.) Что еще нам нужно? Национальное самосознание. Нам надо слепо верить в наше будущее.
        Гитлер делал первые шаги как оратор, выступая перед небольшими группами запутавшихся и ожесточившихся людей, не смирившихся с переменами в их жизни и в жизни Германии. Никогда еще в истории Германии комбинация риторики и насилия не оказывалась столь впечатляюще эффективной.
        В феврале 1920 года партия обрела название, под которым войдет в историю, - Национально-социалистическая немецкая рабочая партия (немецкая аббревиатура НСДАП). Смысл нового названия состоял в том, чтобы апеллировать и к социальным, и к национальным чувствам немцев. Численность партии составляла две сотни человек. Это был срез городского населения: торговцы, ремесленники, продавцы, служащие, несколько докторов и инженеров. К концу 1920 года благодаря ораторскому искусству Гитлера численность партии выросла до двух тысяч.
        В большую мюнхенскую политику Гитлера ввел писатель и сценарист Дитрих Эккарт. Он был на двадцать лет старше фюрера. Гитлер восхищался им и учился у него. В 1893 году Эккарт окончил медицинский институт, но поссорился с медицинским сообществом, врачом так и не стал. Разве что себя самого лечил от пристрастия к морфию. Он пробовал себя в журналистике, пока смерть отца не оставила его с кое-какими деньгами. Благодаря наследству он вел свободный и веселый образ жизни, но в 1899 году деньги кончились. Он с трудом зарабатывал на жизнь. Пьесы его отвергались. Он бедствовал и иногда ночевал на скамейке в саду. Только его сценическая версия «Пер Гюнта» по норвежскому классику Генрику Ибсену принесла ему успех.
        В момент крушения Германской империи Дитрих Эккарт оказался в Мюнхене, где включился в политическую жизнь. И вскоре познакомился с Гитлером. Между ними обнаружилось кое-что общее. Страстное желание без особых оснований выдавать себя за художника, стать знаменитым, неспособность прокормить себя и привычка жить за счет других.
        После революции в Германии Эккарт издавал еженедельник «На хорошем немецком», в котором выступал против «еврейского засилья» в германской культуре и призывал к сплочению носителей чистой немецкой крови. Он требовал «духовного обновления» Германии с позиций расизма. Написал стихотворение «Проснись, Германия!». Первая строчка стала лозунгом нацистов.
        Дитрих Эккарт не любил женщин и презрительно говорил:
        - Женщины - это только лишь природа, не более того. Женское начало - это трусость, покорность, ненадежность. Нехватка маскулинности ведет к декадансу.
        Он женился, когда ему было сорок пять лет, на богатой вдове по имени Розе Маркс. Но брак вскоре разрушился, поскольку Эккарт предпочитал исключительно мужскую компанию. Он развелся в 1920 году, как раз в тот год, когда познакомился с Гитлером. Эккарт стал духовным отцом нового движения, которое возглавил Гитлер. Эккарту принадлежит интеллектуальное авторство всего набора идей, которые выдвинул фюрер в середине двадцатых годов, особенно злобный антисемитизм. Эта дружба словно оживила старую мечту Гитлера о совместной жизни двух подлинных художников. Эккарт познакомил его с заметными фигурами в культурной жизни Мюнхена. Он изменил Гитлера. До этого будущий фюрер был таков, каким его увидел один из офицеров Добровольческого корпуса: «Мягкий, но старающийся быть твердым, полуграмотный, но пытающийся выглядеть всезнающим, человек богемы, ставший солдатом. Человек неуверенный в себе и в своих возможностях».
        Дитрих Эккарт, начитанный человек с большими связями, приносил Гитлеру книги, которые тому следовало прочитать, и навел некоторый лоск на его провинциальные манеры. Научил следить за своей внешностью, правильно одеваться и вести разговоры в гостиных. Водил будущего фюрера по модным ресторанам и кафе.
        - Дружба с Эккартом, - говорил Гитлер много позже, - была одним из самых приятных событий моей жизни в двадцатых годах.
        Эккарт обладал тем, чем еще не обзавелся Гитлер: хорошими манерами и связями в высшем обществе. Зато у Гитлера обнаружилось то, чего не хватало Эккарту: ораторский талант, целеустремленность и желание учиться политике.
        Военные не оставили Гитлера и дали ему в конце 1920 года деньги, на них партия купила еженедельную газету, которая с 1887 года выходила под названием «Мюнхенер беобахтер». 9 августа 1919 года ее переименовали в «Фёлькишер беобахтер». Как партийный орган, она стала выходить дважды в неделю. Редактором стал Эккарт.
        В партии отнюдь все были поклонниками Гитлера. В начале лета 1921 года комитет партии, воспользовавшись тем, что он на полтора месяца уехал в Берлин, попытался восстать против его диктаторских замашек.
        Некоторые нацисты хотели объединения с другими национально-социалистическими партиями. Этот вопрос дважды обсуждался на партийных конференциях. В руководстве партии не было единства. Антон Дрекслер и его старые товарищи полагали, что объединение усилит националистическое крыло. А вот Гитлер считал другие группы слишком буржуазными. Он опасался, что объединение ослабит энергию движения. А может быть, не хотел появления в партии других заметных фигур.
        В начале лета 1921 года, когда Гитлер надолго уехал в Берлин, Дрекслера убедили, что надо объединиться. Но, как это будет происходить и с другими его оппонентами, он недооценил Гитлера. Тот сначала пытался убедить Дрекслера изменить решение. Не встретив понимания, 11 июля разгневанный Гитлер просто вышел из НСДАП и пригрозил создать собственную партию.
        Комитет испугался - без его организаторских способностей и ораторского дара партия бы просто распалась - и пошел на попятную.
        Гитлер представил свои условия:

«В течение ближайших восьми дней должно быть проведено внеочередное собрание членов партии. Нынешний состав парткома должен подать в отставку. На новых выборах я потребую себе пост председателя с диктаторскими полномочиями, чтобы создать комиссию, которая проведет безжалостную чистку партии от всех чужеродных элементов, которые в нее проникли…
        Партия никогда не согласится на слияние с другими организациями. Те, кто желает быть с нами, должны вступать в нашу партию».
        Вера Гитлера в себя и свою миссию была безграничной. И он научился вселять эту уверенность в других. Он не только убеждал присутствующих в своих фантастических способностях, но и сам в них уверился.

29 июля было проведено собрание. Антон Дрекслер сделал отчетный доклад и предложил поправки к уставу партии. После чего произошли перевыборы парткома. В протоколе записали: «Товарищ Гитлер, как председательствующий, предложил проголосовать за поправки к уставу. Все проголосовали «за», кроме одного (товарищ Пош). Последовали аплодисменты. После этого слово взял товарищ Дрекслер и предложил избрать товарища Гитлера председателем партии. Все голосуют «за» и аплодируют».
        Своих верных подручных Гитлер расставил на ключевые участки. Герману Эссеру поручил пропаганду, Максу Аманну - финансовые дела. Дрекслера сделали почетным председателем партии, лишив его всех полномочий. Несколько лет он был депутатом баварского ландтага, потом отошел от политики. Умер во время войны в Мюнхене.
        На митинге 29 июля 1921 года Гитлера уже назвали «наш фюрер». Отныне Гитлер в окружении телохранителей входил в зал, когда все уже собрались и озирались в нетерпении. Как только он завершал выступление, то сразу же выходил. Он не позволял начаться дискуссии и не отвечал на вопросы, чтобы не сбить психологический настрой.

7 января 1922 года Гитлер написал обращение к членам партии, в котором объяснил различие между традиционными буржуазными партиями и НСДАП как партией нового типа:
«Наше движение должно дать народу то, что не могут дать буржуазные партии: это национальное, расовое движение с твердой социальной базой, опирающееся на широкие народные массы, это железная организация, основанная на слепом подчинении, вдохновляемая жестокой волей, это партия борьбы и действий…»
        Гитлер лишил местные организации той самостоятельности, которая была при Дрекслере. К маю 1922 года существовали сорок пять местных организаций, в основном в Баварии. На совещании с секретарями местных комитетов Гитлер настоял на том, чтобы они во всем подчинялись Центральному комитету партии в Мюнхене.
        Первая партийная демонстрация состоялась в январе 1923 года. Баварское правительство разрешило ее со скрипом. Мюнхенский профессор истории Карл Александр фон Мюллер записал:

«28 января они собрались на площади. Военные марши, флаги - лес ярко-красных знамен со свастикой на белом фоне, странная смесь милитаризма и революции, национализма и социализма… Весь вечер накануне Гитлер переезжал на машине с одного собрания на другое. В пивной «Лёвенброй» я услышал его впервые. Уж как часто я бывал здесь на разных выступлениях, но ни в годы войны, ни во время революции я не видел такого горячечного возбуждения масс. И вдруг он появился. Невозможно описать лихорадку, внезапно охватившую аудиторию. Все вскочили на ноги, приветствуя его.
        Он прошел совсем близко от меня. Он совсем не похож на человека, которого я прежде видел. Суровое и бледное лицо, горящее внутренними страстями, холодный огонь, пылающий в глазах, которые словно ищут врага, чтобы его сокрушить. Толпа придает ему эту мистическую силу? Или же он излучает эту силу, которая передается толпе? Фанатичный, исторический романтизм вкупе с жестокой силой воли.
        Средний класс, пребывающий в депрессии и упадке, вознес его. Но он не один из них. Он появился откуда-то из глубокого мрака. Он их просто использует…»
        В 1924 году Гитлер и Эккарт выпустили совместный труд под названием «Большевизм от Моисея до Ленина». Главная мысль книги: коммунизм - это только часть всемирного еврейского заговора. Гитлер ценил Эккарта и посвятил ему «Майн кампф». Но дружба была недолгой. Она окончилась, как только потребность в Эккарте исчезла. В мае
1923 года престарелый писатель пожаловался личному секретарю и другу фюрера Эрнсту Ханфштенглю, что Гитлер перестал к нему прислушиваться и целыми днями разглагольствует. На следующий день Гитлер брезгливо заметил тому же Ханфштенглю, что Эккарт выжил из ума и влюбился в женщину, которая на тридцать лет его моложе.
        Эрнст Ханфштенгль - необычная фигура в окружении фюрера. Его отец занимался торговлей предметами искусства. Мать была американкой. Эрнст учился в Гарварде, много путешествовал по миру, жил в Вене, Гренобле, Лондоне, Париже и Риме. Перед войной он стал руководить семейной галереей в Нью-Йорке. Он наслаждался веселой и свободной жизнью в Америке. В 1920 году он в возрасте тридцати трех лет женился, у него родился сын. Летом 1921 года семья Ханфштенгль вернулась в Мюнхен, где жила только за счет привезенных с собой долларов. В ноябре 1922 года Эрнст Ханфштенгль познакомился с Гитлером в пивной, где тот выступал.

«В тяжелых ботинках, темном костюме и кожаном плаще, белом накрахмаленном воротничке и с этими странными усиками, - вспоминал Ханфштенгль, - он походил на официанта в привокзальном ресторане. Когда Антон Дрекслер объявил его, зал взорвался аплодисментами. Он слегка отодвинул левую ногу в сторону, как солдат, услышав команду «вольно», и начал активно жестикулировать, демонстрируя богатейший запас жестов. В его речи не было того лая и криков, которые появились у него позже…
        Я подошел, чтобы представиться. Он был весь мокрый от пота. Его воротничок, заколотый английской булавкой из поддельного золота, совсем потерял форму. Он утирал лицо тем, что раньше было носовым платком».
        Эрнст Ханфштенгль был потрясен внутренней энергией Гитлера и буквально влюбился в фюрера, который тоже стал прислушиваться к молодому человеку. Иногда они вместе ходили на вечерний сеанс в кино или встречались в квартирке Гитлера. Эрнст играл на фортепьяно - что-нибудь из Вагнера. Гитлеру нравилась его игра.
        Ханфштенгль, владевший несколькими языками, был полезен Гитлеру в беседах с иностранными журналистами, которых следовало очаровывать. С ноября 1931 года Ханфштенгль возглавил бюро иностранной прессы в центральном аппарате партии. Оппозиционная пресса именовала его «кухонным министром иностранных дел Гитлера». Альфред Розенберг считал, что это местечко припасено для него, так что конфликт между ними был неизбежен. Эрнст Ханфштенгль не любил атмосферы «конспирации и интриг», жаловался:
        - Гитлер был очень закрытым человеком, он всё от всех скрывал. Никто не знал, где он находится.
        Поразительным образом Гитлер был вялым и апатичным человеком. Ему постоянно приходилось преодолевать себя. Его тайной мечтой было ходить в кино или в оперетту, сидеть в кафе, поедая пирожные, и разглагольствовать об архитектуре. Он не любил работать, говорил, что «масштабно мыслящему человеку достаточно сосредоточиться и работать в день два часа». Но митинги, жадное внимание, с которым его слушали, аплодисменты стали фантастическим по силе допингом. Йозеф Геббельс как оратор был более сильным, более изощренным демагогом. Но он только умел говорить красивые слова, а Гитлер овладевал своими слушателями. Успех Гитлера был не столько политическим, сколько психологическим. Он уловил настроение людей. Немцы пошли за Гитлером, потому что хотели вернуть себе сознание собственной значимости, сознание принадлежности к великой державе, которую боятся.
        С помощью хороших учителей Гитлер научился скрывать свои слабости. Он изменился, его сравнивали с Бенито Муссолини, взявшим власть в Италии. Он стал более популярным, чем легендарный генерал Эрих Людендорф. Он научился контролировать свои эмоции и использовать их в политической борьбе. Он превратился в умелого, многоликого игрока на политической арене.
        Ему понадобилась собственная гвардия.
        Общество «Туле» помогало создавать добровольческий корпус «Оберланд» для борьбы с коммунистами, в корпус вошли восемьдесят тысяч вооруженных людей. Глядя на этих добровольцев, Гитлер задумался над тем, что ему тоже нужны такие боевые отряды. Он по собственному опыту знал, как увлекательны военные игры, понимал, что безработная молодежь охотно примет участие в парадах, уличных драках и походах по стране.
        Штурмовые отряды, СА, появились 3 августа 1921 года - не как личная охрана Адольфа Гитлера, а как инструмент захвата власти. Гитлер тогда не думал, что придет к власти парламентским, вполне законным путем.
        Каждый вступающий в СА давал торжественную клятву: «Вступая в ряды штурмовых отрядов партии, перед боевым знаменем клянусь: не жалеть своей жизни в борьбе за идеалы движения, безоговорочно повиноваться своим командирам, вести себя с достоинством во время службы и вне ее, во всем поддерживать товарищей».
        В сентябре 1922 года в штурмовых отрядах состояли пятнадцать тысяч человек. Так Гитлер обзавелся собственной армией. Заодно молодежь училась водить машины и мотоциклы, занималась спортом, распространяла партийные листовки и газеты. Первоначально аббревиатура СА расшифровывалась как Sportabteilung, отдел спорта, но гимнастика Гитлера мало интересовала.
        Газета «Фёлькишер беобахтер» писала: «Задача СА - объединить молодых членов партии в железную организацию. Она должна заниматься военно-патриотическим воспитанием и защищать вождей партии».
        В ноябре СА уже именовали не Sportabteilung, a Sturmabteilung (штурмовые отряды). Своих сторонников Гитлер вербовал среди участников добровольческих корпусов, это были бывшие фронтовики, оставшиеся без дела и средств к существованию. Возвращаться к мирной жизни им не хотелось. В штурмовых отрядах они находили то, чего их лишила республика. Едва ли бы эти военные стали подчиняться отставному ефрейтору Адольфу Гитлеру, если бы ему не покровительствовал отличившийся на войне капитан Рём.
        Эрнст Ханфштенгль вспоминал, что приблизительно в 1923 году «дружба между Гитлером и Рёмом стала очень крепкой, они перешли на «ты», и начались разговоры об их особых отношениях, но эти слухи были преувеличены». «Гитлер и я, - писал Рём в мемуарах, - были связаны узами подлинной дружбы».
        Гитлер оценил талант капитана Рёма к планированию и организации. Он учился у Рёма умению держать под контролем большие массы военных. Он подражал мужественности, которую Рём буквально излучал. Фюрер сам научился демонстрировать эту мужественность, маскулинность, которая производила впечатление на видавших виды солдат. Рём, в свою очередь, оценил политический талант Гитлера, его способность соблазнять публику, влиять на нее и наполнять ее энтузиазмом. Они двое дополняли друг друга.
        Нашлись и другие бывшие офицеры, которые помогли Гитлеру сформировать штурмовые отряды. Среди них был бывший обер-лейтенант Герхард Росбах, один из тех амбициозных офицеров, которые в послевоенном политическом хаосе увидели шанс выдвинуться. Историки характеризуют его как «садиста, убийцу и гомосексуалиста».
        Герхард Росбах командовал одним из добровольческих корпусов. В ноябре 1919 года его корпус выдвинулся в Латвию, чтобы поддержать сражавшиеся там немецкие части. После возвращения в Германию корпус был расформирован, а Росбах создал в Северной Германии собственные штурмовые отряды и свою военизированную молодежную организацию. Его подчиненные ходили в коричневых рубашках - они получили с армейских складов обмундирование, сшитое для немецких колониальных войск. Летом
1922 года Росбах познакомился с Гитлером в Мюнхене. Вскоре вступил в партию. Гитлер создал Sturmabteilung Hundertschaft (штурмовые сотни) под командованием Рос-баха. Сначала штурмовики маршировали только с нарукавными повязками, потом их снабдили коричневыми рубахами, ставшими униформой.
        Мюнхенским отделением организации Росбаха руководил бывший лейтенант Эдмунд Хайнес, любитель гомосексуалистских групповых оргий, который стал преданным нацистом. После прихода нацистов к власти обергруппенфюрер СА Хайнес станет заместителем начальника штаба штурмовых отрядов и полицай-президентом Бреслау (ныне польский город Вроцлав).
        Кроме того, под началом Росбаха начинали свою карьеру будущий секретарь фюрера и шеф партийной канцелярии Мартин Борман, начальник Главного управления полиции общественного порядка оберстгруппенфюрер СС Курт Далюге, руководитель берлинских штурмовиков группенфюрер СА Карл Эрнст, полицай-президент Берлина обергруппенфюрер СА граф Вольф Генрих фон Хельдорф, один из создателей концлагерей бригадефюрер СС Ганс Хельвиг, руководитель управления строительства концлагерей группенфюрер СС Ганс Каммлер, комендант Освенцима оберштурмбаннфюрер СС Рудольф Хёсс, руководитель партийной организации Эссена обергруппенфюрер СС Фриц Шлессман.
        Эрнста и Хайнеса расстреляют в «ночь длинных ножей», Хельдорфа нацисты повесят в
1944 году, Далюге, как военного преступника, после войны повесят в Чехословакии, Хёсса - в Польше…
        Эрнст Рём настаивал на том, что штурмовиками должны руководить профессиональные офицеры. Он познакомился с Германом Эрхардом, оказавшимся в Мюнхене, и свел его с Гитлером. Они решили наладить сотрудничество нацистов с боевой организацией Эрхарда «Консул». 3 августа руководство штурмовыми отрядами было отдано в руки Эрхарда, но тот уже 8 августа перепоручил эту миссию одному из своих бывших подчиненных офицеру-моряку Йоханну Ульриху Клинчу. Тот должен был руководить военной подготовкой СА.
        Но союз Эрхарда и Гитлера отказался недолгим. Разрыв произошел в начале 1923 года. После занятия Рурской области французскими войсками Эрхард носился с идеей силой изгнать оккупантов и призывал сформировать армию освобождения. Но Гитлер отказался его поддержать, а Рём лавировал.
        Влияние Германа Эрхарда на молодых нацистов было очень значительным, но он порвал с теми, кто не желал следовать в его кильватере. Он сосредоточился на своем союзе
«Викинг», но организация в середине двадцатых стала разваливаться. Члены союза группами переходили в нацистскую партию, штурмовые отряды или «Стальной шлем» - это была националистическая организация бывших фронтовиков. Эрхард отошел от прежних взглядов, завязал контакты с рейхсвером и был готов поддержать «любое национальное правительство на христианской платформе против коммунистов и нацистской шпаны».
        От него отвернулись правые радикалы, отвергавшие любое сотрудничество с Веймарской республикой. 13 августа 1927 года он женился на принцессе Маргарете Виктории цу Хоенлоэ-Оринген. На следующий год, 27 апреля 1928 года, Эрхард распустил свой союз
«Викинг». Он считал себя частью военной элиты страны, поэтому брезгливо относился к окружению Гитлера. Он подружился с Отто Штрассером, который разошелся с Гитлером, и финансово поддерживал его организацию «Черный фронт». Это было странное объединение консервативно настроенных националистов, некоторых нацистов и даже коммунистов.
        В 1931 году Эрхард объединил в организации «Эскорт» две тысячи своих сторонников, а также разочарованных в собственных вождях национальных социалистов и коммунистов. Все они были противниками Гитлера и клеймили демагогию его партии. После прихода Гитлера к власти Эрхард отошел от политики. Во время «ночи длинных ножей» в 1934 году его намеревались уничтожить вместе с вождем штурмовиков Эрнстом Рёмом. Эрхард спасся тем, что предусмотрительно бежал в Швейцарию. Когда опасность миновала, обосновался в Австрии. В 1944 году на волне массовых репрессий после покушения на Гитлера арестовали и Эрхарда. Его спасло поражение нацизма. После войны он жил уединенно и занимался сельским хозяйством в Австрии, которая вновь стала самостоятельным государством.
        ПИВНОЙ ПУТЧ
        Речи фюрера становились все более угрожающими:
        - Нас называют бандой антисемитов. А мы такие и есть! Мы хотим поднять бурю. Нельзя, чтобы люди спали, когда приближается буря. Мы не позволим распять Германию. Называйте нас жестокими, если хотите. Но если мы спасем Германию, мы совершим величайшее дело на земле.
        В январе 1922 года его приговорили к трем месяцам тюремного заключения условно за организацию беспорядков на митинге Баварской лиги, чей председатель был избит. Когда Гитлер впервые после вынесения приговора выступал, ему устроили настоящую овацию.
        В других германских землях партия была запрещена. 15 марта 1923 года Верховный суд Германии подтвердил законность запрета. А в Баварии, где сосредоточились антидемократические силы, нацистская партия была разрешена. Начальником мюнхенской полиции с 1919 года был Эрнст Пёнер. Он покровительствовал Гитлеру и покрывал штурмовиков.
        В начале апреля 1923 года Людендорф и Гитлер провели в Мюнхене военные учения, в которых приняли участие шесть тысяч человек - штурмовики и боевые националистические группы, которые образовались из добровольческих корпусов. 1 мая
1923 года они провели в Мюнхене демонстрацию под лозунгом «Не допустим левого переворота!». Вся полиция была стянута, чтобы помешать нацистам маршировать с оружием в руках. Нацистам пришлось сдать оружие, и только тогда им позволили пройти в центр города.
        На фоне острейшего экономического кризиса в Германии все пошло вразнос. Если в Пруссии, Саксонии, Тюрингии осенью 1923 года коммунисты готовили вооруженный мятеж, то в Баварии тон задавали ярые националисты. Численность нацистской партии увеличилась сразу на тридцать пять тысяч человек, штурмовых отрядов - на пятнадцать тысяч.
        Федеральное правительство ушло в отставку. Новым канцлером стал либерал Густав Штреземан, в его кабинет вошли и социал-демократы. Баварские власти фактически не признали новое правительство в Берлине. Государственный аппарат Баварии считал себя бастионом борьбы против социалистов, засевших в Пруссии, Саксонии, Тюрингии и других районах Германии.

26 сентября правительство Баварии ввело у себя чрезвычайное положение. Триумвират
        - глава земельного правительства Густав Риттер фон Карр, командующий военным округом генерал Отто фон Лоссов и начальник полиции полковник Ханс фон Зайссер - сосредоточили в своих руках всю власть.
        В ответ имперский президент Фридрих Эберт, используя статью 48-ю конституции, ввел чрезвычайное положение во всей Германии. Особые полномочия получил командующий сухопутными частями рейхсвера генерал-полковник Ханс фон Сект. Левые правительства в Саксонии и Тюрингии, в которые входили коммунисты, были распущены. Что касается Баварии, то имперский министр обороны Отто Гесслер приказал баварскому рейхсверу закрыть газету нацистов «Фёлькишер беобахтер».
        Командующий округом генерал Отто фон Лоссов - невиданное дело - отказался выполнить приказ из Берлина. Министр сместил командующего Баварским военным округом. Но тот не подчинился министру! Генерал Лоссов принес присягу баварскому правительству и остался на своей должности.
        Гитлер был уверен, что Германия идет к коммунистической диктатуре.
        - Наша цель - национальная диктатура, - говорил Гитлер, выступая перед штурмовиками. - Нам нужен революционер, который возглавит поход на Берлин. Если Мюнхен не двинется в поход на Берлин, Берлин двинется на нас.
        Гитлер мечтал повторить поход на Рим итальянских фашистов, который привел Бенито Муссолини к власти. Он был уверен, что ни полиция, ни армия не посмеют ему помешать. Тем более если рядом с ним будет герой Первой мировой войны - генерал-фельдмаршал Эрих фон Людендорф. Офицеры молились на Людендорфа, как на бога.
        Момент казался Гитлеру и Людендорфу благоприятным. У них были деньги и сторонники.
31 октября «Фёлькишер беобахтер» опубликовала открытое письмо Гитлера одному британскому журналисту, в котором фюрер отрицал слухи о том, что его движение получает французские деньги. В реальности в августе Гитлер получил деньги из Швейцарии. Ему давали деньги крупные промышленники и симпатизировавшие ему богатые баварские семьи. В октябре он получил сто тысяч золотых немецких марок от металлургического магната Фрица Тиссена.
        Солдаты и офицеры рейхсвера в Баварии были националистически настроены. Они целыми подразделениями вступали в штурмовые отряды, хранили оружие штурмовиков в своих казармах. Это испугало и командование рейхсвера, и баварские власти - им не понравилось, что Гитлер и Людендорф решили действовать самостоятельно. 2 мая 1923 года Гитлер и Людендорф образовали «Боевой союз национальных объединений». Секретарем союза стал прибалтийский немец Макс Эрвин Шойбнер-Рихтер. Они очень сблизились с Гитлером.
        Шойбнер-Рихтер подталкивал Гитлера к союзу с военизированными организациями, бывшими добровольцами. Шойбнер-Рихтер выгодно женился и стал богатым человеком. Он собирал деньги для нацистов у баварских промышленников и таких крупных фигур, как Август Тиссен. Гитлер доверял политическим советам Шойбнер-Рихтера, часто встречался с ним и его женой Матильдой. Несмотря на то что она была почти на тридцать лет старше мужа, брак казался счастливым. Матильда по-матерински относилась к Гитлеру.
        Шойбнер-Рихтер возмущался веймарской конституцией, автором которой был левоцентристский политик, профессор юриспруденции Хуго Пройс. Он был министром внутренних дел в первом правительстве Веймарской республики. Шойбнер-Рихтеру не нравился автор конституции, потому что он был евреем, и не нравилась сама конституция, потому что она предполагала слишком большой централизм и мешала своеобразию различных немецких земель. Он считал, что это подражание советскому централизму и ведет к диктатуре.
        В реальности автор новой конституции Хуго Пройс был озабочен сохранением единства Германии и боялся, что страна развалится. Он как в воду смотрел, сепаратизм стал серьезной проблемой. Была не прочь отделиться Бавария, которая оказалась консервативнее Пруссии.
        Шойбнер-Рихтер убеждал Гитлера, что боевые отряды националистов готовы взять власть в Берлине. Он восторженно говорил, что боевое настроение в группах выше, чем в 1914 году, когда немецкие солдаты с энтузиазмом вступили в войну. Он сильно переоценивал возможности и боевой дух боевых групп нацистов, ему это будет стоить жизни.
        В сентябре 1923 года Гитлер совершил поездку в Байройт, чтобы повидать зятя Рихарда Вагнера англичанина Хьюстона Стюарта Чемберлена. Британский философ Чемберлен возненавидел родину и еще до Первой мировой переселился в Германию, которую воспевал. Он женился на дочери композитора Рихарда Вагнера и получил германское подданство. Главный труд Чемберлена - «Основания XIX столетия» - выражал презрение автора к христианству и иудаизму и восхищение германским духом и немцами, которые, с его точки зрения, должны править миром.
        Чемберлен был уже частично парализован, но не отказал фюреру во встрече. Гитлер прихватил с собой идеолога партии Альфреда Розенберга. Через неделю Чемберлен прислал Гитлеру письмо: «Моя вера в германство никогда меня не покидала. Но мои надежды, должен сознаться, упали до самой низкой отметки. Одним своим появлением вы изменили состояние моей души».
        Гитлер был счастлив.
        Чемберлен написал статью для «Фёлькишер беобахтер» под названием «Бог этого желает! Размышления о текущем положении дел в Германии». Чемберлен поддержал Гитлера, не называя его по имени. Он писал, что по стране идут разговоры о том, что «появился фюрер, и он ждет своего часа».

26 сентября 1923 года глава правительства Баварии Ойген фон Книллинг ввел чрезвычайное положение и назначил Густава фон Карра государственным комиссаром с диктаторскими полномочиями. Но нацистов это не порадовало. В этой игре каждый играл за себя. Густав фон Карр вовсе не был заодно с нацистами, которые вышли из повиновения. Он даже запретил массовые мероприятия нацистской партии. Он сделал своим союзником популярного среди националистов капитана Германа Эрхарда, который скрывался в австрийском Тироле, хотел противопоставить его Людендорфу и Гитлеру. В конце сентября хозяин Баварии пригласил Эрхарда приехать в Мюнхен. После беседы с фон Карром Эрхард объявил, что порывает связи с нацистами. Он заявил, что борьба нацистов против правительства Баварии раскалывает национальные круги. В ответ Людендорф назвал Эрхарда «крысой».
        Фридрих Эберт последовал примеру баварского премьера. Он наделил особыми полномочиями военного министра Отто Гесслера и командующего рейхсвером Ханса фон Секта. Президент поручил им поддерживать на территории Германии закон и порядок. Генерал Сект, вполне здравомыслящий человек, хотел запретить нацистскую «Фёлькишер беобахтер», но баварские власти этого не допустили.

24 октября Густав фон Карр собрал руководителей земельной полиции и патриотических организаций (Гитлера не пригласили!) и сказал, что он сторонник установления диктатуры. Иначе Германия погибнет. Или, по крайней мере, говорил он, диктатуру нужно установить в Баварии. По существу, баварские правые хотели отделиться от остальной Германии. 5 ноября фон Карр вновь пригласил к себе руководителей националистических организаций и официально заявил им, что ни баварское правительство, ни армия, ни полиция не примут участия ни в каком незаконном действии. Гитлер не пришел на эту встречу.
        Триумвират - Карр, генерал Лоссов и полковник Ганс фон Зайссер, начальник земельной полиции, - фактически сосредоточили в своих руках всю власть над Баварией. 8 ноября они провели в крупнейшей пивной Мюнхена «Бюргербройкеллер» на Розенхаймерплац митинг, на который пришли две тысячи человек, включая членов правительства Баварии. Гитлер подозревал, что фон Карр намерен провозгласить отделение Баварии от Германии, и вознамерился этому воспрепятствовать.
        Фон Карр начал свою речь в половине девятого вечера. В зале сидела почтенная публика, когда появились Гитлер и Шойбнер-Рихтер, который для солидности надел старый военный мундир. Шестьсот штурмовиков окружили здание. Гитлера сопровождали верные ему Эрнст Ханфштенгль, Альфред Розенберг, Макс Аманн, Ульрих Граф, Эмиль Морис и Рудольф Гесс.

«Выступал глава Баварии фон Карр, - вспоминал профессор Мюллер. - Вдруг я увидел Гитлера, который шел в сопровождении двоих солдат в стальных шлемах и с пистолетами в руках. Гитлер вскарабкался на стул и подал сигнал солдату, стоявшему справа от него. Тот выстрелил в потолок. Гитлер заговорил:
        - Национальная революция началась! Зал окружен. Никто не выйдет отсюда без моего разрешения».
        Фактически под дулом пистолета Гитлер увел всех трех властителей Баварии - фон Карра, фон Лоссова и фон Зайссера - в соседнюю комнату. Государственный комиссар, генерал и полковник покорно следовали за ним - кому хотелось быть убитым маньяком. Здесь Гитлер предложил им выбор: смерть или участие в восстании, которое он начнет завтра.
        Фюрер предложил им поделить власть в Баварии и во всей стране.
        - Мы создадим временное немецкое национальное правительство, которое возглавлю я,
        - самоуверенно сказал Гитлер. - Фон Карр становится имперским наместником Баварии. Фон Лоссов будет военным министром, фон Зайссер - министром полиции. Вы или добьетесь победы вместе со мной, или умрете вместе со мной. Если дела пойдут не так, у меня в пистолете четыре патрона, - предупредил фюрер. - Три для соратников, если они меня предадут, четвертый для меня.
        Пока Гитлер вел переговоры, Герман Геринг уверял собравшихся в пивной, что, каким бы ни был исход национальной революции, баварцы без пива не останутся. Но в зале царили скептические настроения. Говорили: «Это какой-то театр! Что у нас тут, Латинская Америка?»
        Гитлер вернулся. Из-за шума его не было слышно, и он вытащил из заднего кармана брюк браунинг и выстрелил в потолок. Он соврал, сказав, что руководители Баварии Карр, Лоссов и Зайссер перешли на его сторону.
        - Все решит завтрашний день! Или Германия получит национальное правительство, или мы будем мертвы!
        Фюрер знал, как расположить к себе баварцев. С того момента, как Отто фон Бисмарк создал Второй рейх, Пруссия играла куда более важную роль, чем Бавария. Марш из Мюнхена в Берлин стал бы началом нового рейха, в котором Бавария играла бы большую роль.
        - Теперь, - ораторствовал Гитлер, - я намерен исполнить клятву, которую дал себе пять лет назад, когда ослепший лежал в армейском госпитале, - не оставлять себе ни минуты покоя, пока ноябрьские преступники не будут наказаны, пока на руинах нынешней жалкой Германии не будет воздвигнута мощная, великая, свободная Германия во всем блеске своей славы!
        Шойбнер-Рихтер вернулся домой под утро и сказал жене, что все идет хорошо и они возьмут власть без крови. На самом деле у них ничего не получилось. Утром выяснилось, что руководители Баварии не собираются участвовать в этой авантюре. Карр, Лоссов и Зайссер объявили, что отказываются от соглашения с Гитлером, потому что накануне действовали по принуждению.
        В семь вечера двести пятьдесят бывших добровольцев появились в армейских казармах и потребовали раздать им оружие и боеприпасы. Но дежурные офицеры их просто арестовали. Немецкие офицеры в принципе не могли выйти из подчинения власти, поэтому не поддержали пивной путч.
        Среди ночи ветеран боев в Латвии обер-лейтенант Герхард Росбах со своими людьми явился в пехотную школу, построил кадетов и повел за собой. Но когда он попытался захватить здание правительства, полицейские не капитулировали, а пригрозили пустить в ход силу, и Росбах отступил.
        Гитлер запаниковал. Но многие мюнхенцы были готовы следовать за ним. На домах появились флаги со свастикой. Шойбнер-Рихтер, верный сторонник фюрера, привез на машине отставного генерала Людендорфа. Они решили хотя бы пройти по центру Мюнхена, чтобы продемонстрировать свою решимость. Гитлер сформировал три колонны. Первую - это был его «Ударный отряд», праобраз СС, - он возглавил сам. Вторую - мюнхенских штурмовиков - вел отставной обер-лейтенант Вильгельм Брюкнер, его будущий адъютант. Третью составили добровольцы из корпуса «Оберланд». Но участники демонстрации двинулись вперед, только когда генерал Людендорф приказал идти. Генерал шел в первом ряду. Рядом с ним Гитлер и Шойбнер-Рихтер.
        На Одеонплац они столкнулись с полицейским кордоном. Первый выстрел прозвучал из нацистской толпы, один из полицейских был убит. Стражи порядка без колебаний пустили в ход оружие. Полиция прицельно стреляла в марширующих. Но у них явно был приказ не задеть Людендорфа. Генерала просто арестовали.
        А вот в Гитлера вполне могли попасть. Бывший мясник Ульрих Граф, исполнявший обязанности его охранника, прикрыл фюрера своим телом и был тяжело ранен. Шедший рядом Шойбнер-Рихтер был убит. Пуля попала ему в сердце. Гитлер рассказывал его вдове, что они держались за руки, поэтому он упал рядом с умирающим Шойбнер-Рихтером. Начальник штаба военного округа генерал Теодор Андрес описывал события иначе. При первых выстрелах Гитлер, который прошел войну, упал на землю, но неудачно и вывихнул левое плечо.
        Впоследствии Гитлер высокопарно скажет, что Шойбнер-Рихтер был единственным в рядах партии, кто оказался незаменимым. В августе 1926 года Гитлер поручил вдове Шойбнер-Рихтера Матильде создать архив партии…
        Штурмовики разбежались. Гитлера усадили в принадлежавший члену партии желтый
«фиат», стоявший на параллельной улице, и увезли в дом Ханфштенглей неподалеку от Мюнхена. Симпатизировавшие ему супруги Бехштайн обещали прислать свою машину и переправить его дальше - в более безопасное место. Гитлер считал, что полиция не посмеет остановить для проверки «мерседес» столь уважаемого человека.
        Но полиция выследила его раньше. Когда появились два грузовика с полицейскими, Хелен Ханфштенгль пошла в комнату к Гитлеру. Он достал пистолет и мелодраматически сказал, что скорее убьет себя, чем попадет в руки этих свиней. Хелен забрала у него пистолет. Он не стал спорить и сопротивляться и сдался полиции.
        Его отправили в тюрьму в Ландсберге южнее Мюнхена. Вправили плечо. Поместили в большую и солнечную камеру. К нему потянулись посетители и поклонники. Первый председатель партии Антон Дрекслер легко убедил его не объявлять голодовку: без него движение погибнет. Его сводная сестра Ангела нашла фюрера в отличной форме:
«Его дух снова высок. Физически он тоже почти в порядке. Рука еще доставляет ему неприятности, но она почти зажила. Поражает поддержка, которую он ощущает в эти дни! Как раз передо мной его навестил граф и принес рождественский подарок от Винифред Вагнер, невестки композитора Рихарда Вагнера. Вот почему он тверд как скала. Его победа - это только вопрос времени. Бог скоро подарит ему победу».
        Полиция арестовала двести шестнадцать нацистов. Нацистская партия и штурмовые отряды были запрещены. Путч закончился позорным провалом, а вот суд над Гитлером сделал его национальным героем. На суде Гитлера благодарили за то, что «он возродил среди подавленного народа веру в Германию».

8 января 1924 года Гитлера в тюрьме обследовал доктор Бринштайнер. Он составил заключение, что Гитлер может предстать перед судом, хотя во время путча «у него произошел вывих левого плеча и разрыв связок, следствием чего был болезненный травматический невроз». Врач не нашел у пациента «психических отклонений или психопатических проявлений».

26 февраля 1924 года начался суд. На скамье подсудимых сидели Гитлер, Людендорф и еще восемь человек, которых обвинили в предательстве. На суде в центре внимания оказался не генерал Людендорф, национальный герой, а Гитлер. Его поведение во время пивного путча было отнюдь не героическим. В зале суда роли изменились. Обвинитель быстро попал в положение защищающегося, а из обвиняемого получился обвинитель, которому публика восторженно аплодировала.
        - Я считаю себя не государственным изменником, - говорил Гитлер со скамьи подсудимых, - а немцем, который желал лучшего для своего народа!
        Он посмеялся над словами генерала фон Лоссова, уверявшего, что Гитлер устроил путч исключительно во имя личных амбиций:
        - Как ничтожны мысли маленьких людей! Моя цель в тысячу раз грандиознее, чем министерский портфель. Я хочу стать человеком, который покончит с марксизмом! И я знаю, что, когда я это совершу, пост министра будет просто смешон для меня. Человек, рожденный быть диктатором, не подчиняется обстоятельствам, он сам определяет развитие событий. В этом нет ничего нескромного!
        В другой части Германии суд отнесся бы к Гитлеру куда более сурово. Но в Баварии господствовали ультраправые настроения. Гитлер разглагольствовал, как на партийном собрании, и ни обвинитель, ни судья его не останавливали. 27 марта он выступил с последним словом.
        - Сегодня нам грозит наказание, потому что наша попытка провалилась, - говорил Гитлер. - Я верю, что настанет время, когда массы, которые подняли знамя со свастикой, объединятся с теми, кто стрелял в нас 8 ноября. Наступит время, когда рейхсвер перейдет на нашу сторону, когда старые кокарды очистят от пыли и старые знамена будут развеваться вновь! Так что не вам, господа, выносить приговор. Его вынесет вечный суд истории. Ваш приговор мне ясен. Вы можете тысячу раз признать нас виновными, но вечный суд истории разорвет в клочки и обвинительную речь прокурора, и ваш вердикт. Этот суд нас оправдает!
        Государственный обвинитель, который должен был представить доказательства вины Гитлера в попытке государственного переворота и кровопролитии, по существу его оправдывал:
        - Гитлер, очень одаренный человек простого происхождения, сумел благодаря неустанному труду занять достойное место в общественной жизни. Он посвятил себя реализации идей, ради которых он был готов на самопожертвование. Как солдат он исполнял свой долг в высшем смысле этого слова.
        Суд его почти оправдал. В приговоре отмечался «патриотический дух и благородные намерения» обвиняемого. Гитлер получил минимальный срок - пять лет с правом помилования через полгода. Не зря Гитлер считал пивной путч, поражение, превращенное в триумф, «может быть, самой большой удачей» своей жизни.
        Как иностранец, он подлежал депортации. С 1922 года баварский министр внутренних дел Франц Швайер пытался избавить от него Баварию. Но Гитлера защищал республиканский министр юстиции Гюртнер, который полагал, что нацисты «плоть от плоти нашей». Суд отказался удовлетворить требование обвинителя выслать Гитлера в Австрию, сославшись на его службу в баварской армии во время войны.
        Начальник тюрьмы старший правительственный советник Лейболд был очень внимателен к Гитлеру, за это в Третьем рейхе он станет начальником всех немецких тюрем. Для нацистов условия заключения не были тяжелыми. В камере царила обстановка то ли офицерской столовой, то ли мужского общежития. Днем заключенные гуляли в саду. Вечером устраивались дружеские посиделки. Поклонницы и поклонники фюрера навещали Гитлера и приносили такое количество подарков, что его камера была завалена цветами, шоколадом, пирожными и книгами. От обилия калорийной еды Гитлер располнел.
        Он имел право не только общаться с другими заключенными, но и принимать посетителей. Его освободили от исправительных работ, и тюремной одежды он тоже не носил. Начальник тюрьмы требовал только не выходить голыми за пределы камеры и не разгуливать в непотребном виде по тюремным коридорам.
        Гитлер много гулял, вел исключительно полезный для здоровья образ жизни. Остальное время он проводил, диктуя письма и работая над первой частью книги «Майн кампф». Сидевшие вместе с ним Эмиль Морис и Макс Аманн в меру своей грамотности исполняли роль секретарей. Первоначальное название «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости» показалось неудачным, и Макс Аманн предложил более простое - «Моя борьба».
        Писать фюреру в основном помогал Рудольф Гесс, который не только перепечатал почти всю книгу, но и правил стиль. Тюремщики в нарушение правил оставляли свет в камере включенным до полуночи. 18 июля 1925 года «Майн кампф» вышла в свет. До прихода нацистов к власти было продано двести восемьдесят тысяч экземпляров, после 30 января 1933 года еще десять миллионов.
        Рудольф Гесс со временем станет заместителем фюрера по партии. Мрачный и погруженный в себя, он бдительно следил за тем, чтобы никто не занял место слишком близко к фюреру. За глаза Гесса называли «фрейлейн Гесс», так в Германии обращаются к девушкам. Современники считали его патологически слабым, женственным и одновременно жестоким.

«Я думаю, что во мне существует странное сочетание разных качеств, и это делает мою жизнь трудной, - писал молодой Гесс своей будущей жене Ильзе Прёль. - Сейчас я нуждаюсь в гармоничной атмосфере, хочу работать спокойно и не желаю ничего слышать о политике. Всеми фибрами души я мечтаю о культурном окружении - Моцарте, фортепьяно, флейте.
        А на следующий день я жажду политической борьбы, публичных схваток, я хочу выступать и презираю все то, что еще вчера было для меня самым дорогим. Сегодня - суперчувствительный, завтра - грубый и жесткий…
        Я не знаю, что с собой делать».
        Такую же двойственность Гесс замечал и в Гитлере: «Внешне столь твердый, он внутри необыкновенно мягок. Какое сочетание тщательно скалькулированной расчетливости с откровенным мальчишеством!»
        Сын торговца Гесс родился в 1894 году, вырос в египетском городе Александрия. В августе 1914 года был призван в армию. В 1919 году демобилизовался и отправился в Мюнхен. Здесь он познакомился с Дитрихом Эккартом, будущим командиром штурмовиков Эрнстом Рёмом и генерал-майором Карлом Хаусхофером, который ушел в отставку, стал приват-доцентом в Мюнхенском университете и основал Институт геополитики. Карл Хаусхофер прежде служил военным атташе в Японии и вернулся, исполненный почтения к самурайским ценностям и культуре ритуального самоубийства. Хаусхофер был на двадцать пять лет старше Гесса. Они проводили вместе целые дни. Жена Гесса говорила, что она ревновала мужа к профессору. А Рудольф Гесс разрывался между университетом и партией.
        Второй страстью Гесса стал Адольф Гитлер. Гесс вступил в партию 1 июля 1920 года. Он ведал организационными делами. У них с Гитлером возникли очень близкие отношения. Товарищи по партии обвиняли Гитлера в том, что он слишком много времени проводит, сидя с Эккартом и Гессом в пивной. Гитлер овладел искусством внушать окружающим его людям чувство, что они нужны и что их высоко ценят. Он обращал свои чары на сотрудников, и они свято верили в его миссию. Рудольф Гесс целиком и полностью подпал под очарование Гитлера. Гесс нуждался в ком-то, к кому он мог прислониться. Он обожествлял и любил Гитлера. Он искренне верил в Гитлера и часто повторял:
        - Я полностью принадлежу фюреру. Я его люблю!
        Гесс первым заговорил, что Гитлер один, сам по себе, способен добиться победы для движения. Личный водитель фюрера Эрих Кемпка писал после войны, что в сорок пятом году, незадолго до смерти, Гитлер сказал ему, что хотя бы один идеалист чистой воды завоевал себе место в истории - это Гесс. После провала пивного путча Гесс бежал в Австрию, но вскоре тайно вернулся в Мюнхен, где спрятался у профессора Хаусхофера. В середине мая он сдался властям и был отправлен в тюрьму в Ландсберге. Тюремный срок отбывал вместе с Гитлером.
        Директор тюрьмы отправил в прокуратуру очень благожелательный отзыв о Гитлере, указывая на его прекрасное поведение и предлагая выпустить его, как только он получит право на условно-досрочное освобождение. Директор тюрьмы назвал Гитлера видным политиком, преданным делу спасения Германии, и закончил отзыв словами:
«Убежден, что государство не может существовать без твердого порядка».
        Баварская полиция вновь поставила вопрос о высылке Гитлера. Министерство юстиции опять ответило отказом, хотя полиция предупреждала баварские власти: «Оказавшись на свободе, Гитлер благодаря своей энергии станет движущей силой новых серьезных публичных акций и превратится в угрозу для безопасности государства».

19 декабря примерно в десять вечера, когда Гитлер уже расположился на отдых, его разбудил директор тюрьмы, который лично принес счастливую весть:
        - Господин Гитлер, вы свободны.

20 декабря Гитлер попрощался со своими соратниками. Как он сам вспоминал, «все плакали, но не я». Он говорил, что тюремное заключение стало «для меня университетом - за государственный счет».
        У дверей тюрьмы его встречали Адольф Мюллер, издатель газеты «Фёлькишер беобахтер», и фотограф Генрих Гофман. Домой он уехал на новеньком черном
«мерседесе» - это был щедрый подарок Альберта Питча, председателя торговой палаты Мюнхена. Вернувшись домой, Гитлер нашел свою квартиру заваленной цветами и лавровыми венками.
        Впоследствии Гитлер ежегодно отмечал пивной путч. В ноябре 1935 года он говорил:
        - Храбрая акция не прошла втуне. В конце концов, великое национальное движение вышло именно из этой попытки. Наши враги думали, что сокрушили нас, в реальности семена нашего движения были посеяны по всей Германии… Для нас жертвы того дня не мертвы. Эти памятники - не надгробные камни, а часовые. Здесь они стоят на страже Германии и охраняют наш народ.
        На время тюремного заключения Гитлер поручил все партийные дела Альфреду Розенбергу. Но Розенберг не обладал организаторскими способностями. В окружении фюрера прибалтийского немца недолюбливали.
        Эссер и Штрайхер оспаривали его власть. Они создали свою организацию - «Народное объединение Великой Германии». За пределами Баварии появилась Немецко-националистическая партия свободы, которую возглавили Людендорф и Грегор Штрассер. Сидевший в тюрьме Гитлер практически утратил свое влияние на положение дел в партии, но нисколько по сему поводу не беспокоился. Он просил товарищей по партии не приходить к нему в тюрьму, потому что он все силы и время посвятил работе над обширной книгой.
        Гесс объяснил тактику Гитлера: «Он не желает нести ответственность за то, что происходит без его ведома. Он все равно не в состоянии покончить с разногласиями, как минимум находясь в тюрьме. Но он уверен, что, когда обретет свободу, он сможет вернуть партию на верный путь, покончить с идеологическими разногласиями и объединить все силы против коммунизма».
        Адольф Гитлер вышел на свободу всего через девять месяцев после того, как его приговорили к пяти годам заключения. Несмотря на поражение в путче, вера Гитлера в себя нисколько не уменьшилась. Вечер накануне Рождества Гитлер провел у Ханфштенглей в их новом доме.

4 января 1925 года Гитлера принял премьер-министр Баварии Генрих Хельд. Гитлер просил снять с него запрет на публичные выступления. Несмотря на серьезные сомнения, Хельд разрешил восстановить 16 февраля партию (запрещенную после путча) и издавать «Фёлькишер беобахтер», предупредив, что запретит НСДАП вновь, если Гитлер будет высказывать экстремистские взгляды. Фюрер поклялся строго следовать закону. 26 февраля он собрал членов партии, оставшихся ему верными, в той же самой пивной «Бюргербройкеллер» и призвал восстановить движение. После путча численность партии сократилась вдвое, с пятидесяти пяти тысяч до двадцати восьми. 27 февраля Гитлер вновь выступил перед своими сторонниками, но через десять дней ему запретили публичные выступления на всей территории Баварии. Ассоциация туристических фирм Мюнхена пожаловалась в министерство внутренних дел, что туризм и гостиничное дело несут убытки - туристы боятся приезжать в Баварию. Премьер-министр Генрих Хельд вновь запретил партию. Такие же запреты были введены в Пруссии, Саксонии, Бадене, Гамбурге и Любеке.
        Рудольфа Гесса выпустили из тюрьмы через девять дней после Гитлера. Все эти дни фюрер метался по квартире своего интимного друга Эрнста Ханфштенгля со словами:
        - Ах, мой бедный Руди! Ну не ужасно ли, что он до сих пор за решеткой?

«Нельзя сказать, что между ними была физическая гомосексуальная связь, - считал Ханфштенгль, - но некоторое скрытое влечение определенно присутствовало. Можно пить некрепкий чай или разбавленный абсент, и можно незаметно страдать сексуальными извращениями».
        Гесс охотно играл роль преданного слуги фюрера. Он отказался от работы в университете у Хаусхофера и согласился - за очень маленькие деньги - быть личным помощником Гитлера. Он оказался почти идеальным секретарем: организовывал все встречи, читал почту, сопровождал Гитлера в поездках, следил за тем, чтобы фюрера вовремя покормили и чтобы была заказана гостиница. В 1926 году в Оберзальцберге они подолгу оставались вдвоем, и там Гитлер написал вторую часть «Майн кампф».
        Желая улучшить репутацию партии и положить конец неприятным для него разговорам, Гитлер советовал Гессу жениться. В декабре 1927 года Гесс оформил отношения с давней знакомой. Гесс очень хорошо относился к Ильзе, но перебороть природу не мог, поэтому они с женой остались не более чем друзьями. Гитлер тем не менее ее не любил, называл «гермафродитом в юбке», жаловался на то, что жена подавляет бедного Гесса.
        Один из бывших руководителей штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Франц Пфеффер фон Заломон говорил, что Гитлер любил назначать на высокие должности людей в чем-то ущербных и потому уязвимых, у которых были слабые места, поскольку на них он мог в случае необходимости нажать. Это делало его подручных полностью от него зависимыми. Капитан кайзеровской армии фон Заломон стал при нацистах гауляйтером Вестфалии и Рура, депутатом рейхстага. Отношения с Гитлером у него были сложными. Когда Гесс улетел в Англию в сорок первом, фон Заломона исключили из партии.
        Став фюрером и рейхсканцлером Великогерманского рейха, Гитлер все равно предпочитал общество привычных ему телохранителей, адъютантов и водителей. С ними он чувствовал себя спокойнее и увереннее, чем с генералами или министрами. Гитлер редко ездил куда-то один и не терпел оставаться в одиночестве. Предпочитал окружать себя свитой, состоявшей из весьма странных людей. Это общество изумляло даже Геббельса. Поначалу ближайшее окружение составляли охранник фюрера Ульрих Граф, бывший торговец лошадьми и вышибала бригадефюрер СС Кристиан Вебер и группенфюрер корпуса национально-социалистических водителей Герман Эссер, многократно судимый и занимавшийся в партии пропагандой.
        Корпус национально-социалистических водителей - одна из военизированных партийных организаций. В нее входила солидная публика, владельцы машин или мотоциклов. Они платили партии немалые взносы, устраивали собрания, проводили мотокроссы. Затем внутренний круг Гитлера образовали трое - бывший фельдфебель Макс Аманн, личный фотограф Генрих Гофман, которого Гитлер сделал депутатом рейхстага, и адъютант Юлиус Шауб, ставший группенфюрером СС. Эти люди образовали своего рода семью, в которой Гитлер чувствовал себя спокойно и комфортно. В своем кругу он мог оставаться таким, каким был на самом деле. Эти люди интеллектуально были значительно ниже его. Они не пытались влиять на Гитлера. Они не интересовались политикой. Они создавали защитный кокон вокруг его личной жизни.
        Юлиус Шауб вел хозяйство Гитлера. Он стал тенью фюрера, его компаньоном, который следовал за ним повсюду. Он принимал гостей, избавлялся от тех, кого фюрер не хотел видеть, и тем самым контролировал доступ к фюреру. Шауб был страстным поклонником кино и театра. Гитлер тоже полюбил кино. Если он сам не мог посмотреть новую ленту, в кино отправлялся Шауб и наутро за завтраком пересказывал фюреру увиденное. У него образовалась масса знакомств в актерском мире, и он иногда приглашал актрис в дом Гитлера.
        В 1923 году жену Шауба обвинили в занятиях проституцией. Он развелся. Вновь женился в 1931 году. Гитлер был свидетелем на свадьбе и устроил вечеринку в честь новобрачных в своем доме. Новый брак не изменил образа жизни Шауба - он сильно пил. Он был просто алкоголиком. Когда на него жаловались Гитлеру, он отвечал:
        - Да, я это знаю. Это печально, но что я могу поделать? Он единственный помощник, который у меня есть.
        Шауб оказался замешанным в историю со взятками, и в 1938 году ему пришлось уйти. Но он получил десять тысяч марок отступного и пятьсот марок ежемесячной пенсии. Впрочем, вскоре фюрер его вернул - он привык к Шаубу.
        Перспективы партии ухудшились после того, как президентом стал семидесятивосьмилетний фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Он не любил республику, президентом которой стал, но и нацистская шпана его раздражала. Избрание Гинденбурга успокоило страну. Образовался союз католических, консервативных и праволиберальных политиков, которые держали в руках власть.
        Умелый политик Густав Штреземан стал министром иностранных дел. «Этому толстому человеку с квадратной головой и лицом как у мертвеца, - писала известная французская журналистка Женевьева Табуи, - с огромными тусклыми глазами и каким-то металлическим голосом присуща своего рода дипломатическая гениальность».
        Штреземан приложил немалые усилия, чтобы установить неплохие отношения с французским коллегой Аристидом Брианом, что позволило Германии в сентябре 1926 года вступить в Лигу Наций. После 1871 года Германия рассматривалась во Франции как постоянная угроза. Германия стала зеркалом, в котором французские политики видели свои страхи. Штреземан говорил:
        - Страх перед возрождением Германии парализует волю французских политиков и мешает им мыслить объективно.
        Крайне правые презрительно называли Штреземана «французской марионеткой». Он был чувствителен к этой критике. Потому что в реальности он был германским националистом, в частности, не признал восточные границы с Польшей. Но его логика была более сложной, чем примитивная риторика ультраправых. Штреземан вернул Германию, парию Европы, в число ведущих европейских держав. Он добился ухода французских войск из Рейнской области и позаботился о том, чтобы не было прежнего согласия между Францией и Англией.
        Штреземан родился в 1878 году в Берлине, его отец продавал пиво, но не выдержал конкуренции с более мощными компаниями. Штреземан окончил университет и защитил диссертацию по экономической истории. Он исходил из того, что национальные экономики находятся в жестокой конкуренции, но при этом зависят друг от друга. Германия нуждается в сырье и продовольствии, которые она покупает у Британии. А Британская империя нуждается в Германии как покупателе.
        Поражение Германии в войне подорвало веру Штреземана в военную силу и породило сомнения в эффективности немецкой социальной и политической системы, которая оказалась слабее британской и французской. Зато укрепило его веру в силу экономики. В 1923 году он недолго был канцлером, а затем до смерти оставался министром иностранных дел.
        Штреземан выдавил из Америки «план Дауэса», который облегчал бремя репараций и отделял Соединенные Штаты от жаждавшей мести Франции. Международный комитет экспертов из десяти человек (в него вошли по два представителя от Бельгии, Франции, Англии, Италии и США) под председательством американского банкира и политика Чарлза Дауэса, который в Первую мировую получил погоны бригадного генерала и занимался снабжением американской армии и союзников, разработал план выплаты репараций для Германии.
        План утвердили 16 августа 1924 года в Лондоне на встрече стран - победительниц в войне. Штреземан добивался условий, которые бы позволили Германии выплачивать репарации, не разрушая свою финансовую систему. «План Дауэса» включал вывод войск Антанты из Рурской области и предоставление Германии крупных иностранных займов. Это позволило смягчить бремя выплаты репараций.
        Германия сразу же получила международный кредит в восемьсот миллионов марок под залог германских железных дорог. Международная комиссия обосновалась в Берлине, чтобы регулировать бюджет страны и репарационные поставки.
        Для Чарлза Дауэса это огромный успех. В том же 1924 году на выборах он был избран вице-президентом Соединенных Штатов при президенте Калвине Кулидже. В 1925 году Дауэс был удостоен Нобелевской премии мира. Хотя в реальности план разработал один из ведущих американских промышленников, глава «Дженерал электрик» Оуэн Янг. Его компания была тесно связана с крупнейшим немецким электрическим конгломератом
«Альгемайне электрицитетс гезельшафт».
        Уолл-стрит поддержала эти предложения, и Германия получила первый заем в сто миллионов долларов, что стабилизировало немецкую финансовую систему. Американцы создали пост уполномоченного по репарациям, эту должность занял видный бизнесмен Паркер Гилберт, который имел право останавливать репарации, если они подрывали стабильность немецкой экономики.

15 ноября 1923 года в Германии провели денежную реформу. За триллион старых марок давали одну новую, в надежность которой немцы поверили. «Во всех лавках, - вспоминал Себастиан Хафнер, - висели объявления: «Снова по ценам мирного времени». Впервые за много лет настало нечто похожее на мир».
        Правительству удалось остановить инфляцию, и американские инвесторы стали вкладывать деньги в Германию. Приток капитала в страну был настолько велик, что Германия могла выплачивать репарации, не трогая доходы от экспорта. Фактически Германия брала деньги у Америки, чтобы расплатиться с Францией и Англией, которые, в свою очередь, были в долгу у американцев. С октября 1925 и до конца 1928 года в страну пришли двадцать пять миллиардов марок капиталовложений из Соединенных Штатов, а Германия заплатила в качестве репараций всего около десяти миллиардов, то есть приток капитала в два с лишним раза превышал отток. Политическая и экономическая ситуация в стране изменилась к лучшему.
        Густав Штреземан вел ловкую игру на Востоке и вовлек Советскую Россию в немецкую орбиту. 24 апреля 1926 года в Берлине Штреземан и советский посол Николай Крестинский подписали договор о ненападении и нейтралитете. Берлинский договор обязывал обе страны не вступать в политические комбинации с западными державами друг против друга.
        Безработица сокращалась, производство росло. Для нацистов наступили плохие времена. К середине 1927 года в мюнхенской партийной организации осталось всего семьсот членов. Политические возможности Гитлера ограничивались тем, что он был освобожден из тюрьмы условно-досрочно. В течение четырех лет любое правонарушение вернуло бы его в тюрьму, и ему бы пришлось досиживать свой срок. К тому же партия испытывала острую нужду в деньгах, поэтому Гитлер сменил тактику. Он увидел, что Веймарская республика окрепла. Больше никаких призывов к насилию, деятельность партии исключительно легальна. Он победит демократию ее же оружием.
        В 1926 году ТАСС выпустил в Москве справочник «Все страны. Политический, общественный и экономический справочник». В разделе, посвященном Германии, говорилось:

«Фашисты переживают острый кризис. Южногерманские фашисты под руководством Гитлера стремятся опереться в первую очередь на рабочих и в агитации своей выдвигают социальные моменты. Напротив, северогерманские фашисты пытаются опереться на крестьянство и выдвигают на первый план национальные моменты…
        Со времени майских выборов 1924 года и укрепления буржуазно-реакционного курса во внутренней политике страны тяжелая индустрия, не нуждаясь более в фашистах, прекратила выдачу им денежных субсидий. С тех пор фашистское движение пошло заметно на убыль, что нашло свое выражение на последних выборах в декабре 1924 года».
        После выборов в апреле 1926 года Гитлер организовал кампанию за возвращение ему права выступать. «Фёлькишер беобахтер» писала: «Почему лишен права голоса фронтовик Адольф Гитлер?» Появились плакаты, на которых его рот был заклеен:
«Единственный человек на земле, которому запрещено говорить».
        В 1927 году власти не выдержали и сняли запрет. Руководители НСДАП, как обычно, поклялись, что не станут прибегать к незаконным методам. 6 марта Гитлер выступал впервые после большого перерыва. Речь его была небывало умеренной. Она отвечала духу времени. Организации радикальных националистов находились в упадке. Доходы от продажи «Майн кампф» упали, что ударило Гитлера по карману. Нацистам пришлось отменить ежегодный партийный съезд.
        После четырех лет стабилизации на всеобщих выборах 20 мая 1928 года в рейхстаг экстремисты потерпели поражение. За НСДАП проголосовало два с половиной процента избирателей, и ей досталось всего двенадцать мест. А ведь в мае 1924 года они провели в рейхстаг тридцать два депутата, правда, на выборах в конце того же года они восемнадцать мест потеряли.
        Социал-демократы завоевали в 1928 году сто пятьдесят два депутатских мандата (на двадцать больше, чем на предыдущих выборах). Центристские партии поддержали на посту канцлера социал-демократа Германа Мюллера. Густав Штреземан на пятый год остался министром иностранных дел.
        Все изменилось после начала великого кризиса 1929 года… Германия, которая зависела от иностранных займов больше любой другой западной державы, больше и пострадала. Фабрики закрывались, банки лопались, люди теряли работу. В 1929 году численность НСДАП резко выросла. В 1932 году численность партии перевалила за миллион и шесть миллионов избирателей голосовали за нацистов.
        Штурмовые отряды тоже восстановили. Когда Эрнста Рёма выпустили из заключения, Гитлер поставил его во главе СА. Во время пивного путча Рём захватил и удерживал здание штаба армии целые сутки. Рядом с ним был молодой Генрих Гиммлер. Но они извлекли разные уроки из провала путча 1923 года. Гитлер быстро осознал, что придется идти на политические компромиссы, договариваться с различными группами элиты - иначе ему не видать власти. Он стал пропагандировать новый путь завоевания власти - законный, парламентский. Пытался изменить образ движения. Гитлер сумел привлечь новых людей. Самым удачным приобретением оказался Геббельс, который был таким же талантливым демагогом, как сам фюрер. 1 ноября 1930 года газета Геббельса
«Ангриф» из двухнедельника превратилась в ежедневную. На газету подавал в суд даже президент Гинденбург, когда Геббельс поместил издевательскую карикатуру. Но его приговорили всего лишь к штрафу в восемьсот марок. Тем не менее суды и полиция изрядно донимали Геббельса.
        Видные нацисты уже примерялись к министерским постам в Берлине и пытались представить себя респектабельными политиками. Эрнст Рём был этим недоволен. Он был принципиальным противником буржуазного порядка, поклонником войны, презрительно относился к моралистам, считал их рассуждения грязными трюками.
        - На поле боя я сужу о солдате не по его моральному облику, - разглагольствовал Эрнст Рём, - а по тому, настоящий ли он мужчина.
        Уличные схватки закончились, началась изощренная политическая борьба. Рёму было нечем заняться. 1 мая 1925 года он покинул штурмовые отряды. Когда подвернулась должность военного советника в Боливии, он ее принял и отплыл в Латинскую Америку.
        Боливии понадобились военные профессионалы, потому что в августе 1928 года начались боевые столкновения с Парагваем из-за территории Чако, на которую претендовали обе страны. Появились сообщения о том, что в Чако нашли нефть, и эти пустынные земли мгновенно обрели ценность. В боливийской армии еще до Первой мировой войны служили немецкие военные советники; их стало больше после поражения Германии. С помощью немецких офицеров боливийские войска начали наступление и в декабре одержали первую победу над парагвайцами.
        Мирным урегулированием занималась Лига Наций. 16 сентября 1929 года было подписано соглашение о перемирии. Весной следующего года начались переговоры о восстановлении дипломатических отношений. В июле боливийские войска оставили захваченные форпосты. Рёму, произведенному в подполковники, решительно нечего было делать. Вдали от Германии он скучал, жаловался своему другу и любовнику:

«То, что ты написал мне о берлинской жизни, пробудило во мне ностальгию по этому удивительному городу. Господи, я считаю дни до возвращения. Берлинские бани - это вершина человеческого счастья.
        Нашему общему другу Фрицу передай мои теплые приветы и крепкий поцелуй. Я рад, что вас объединил счастливый брак. Мне только жаль, что твой муж (или он тебе жена?) не вложил в письмо свою фотографию.
        Кстати, у меня к тебе личная просьба. Ты мне как-то показывал прелестную коллекцию фотографий этого плана. Если бы ты мог парочкой снимков поделиться или достать какие-то другие для меня, я был бы им здесь очень рад».
        В 1932 году война между Боливией и Парагваем возобновилась, но уже без Рёма. Нефти, кстати, там не оказалось.
        ДОСЬЕ ГЕНЕРАЛА ЛОССОВА
        В начале двадцатых годов, утверждают исследователи, мюнхенская полиция собрала на Гитлера досье, которое составило шесть томов. Возможно, в нем содержались ответы на многие вопросы, но, став рейхсканцлером, Гитлер позаботился о том, чтобы досье было конфисковано.
        Личный переводчик Гитлера Ойген Дольман рассказывал, что часть документов сохранил генерал Отто фон Лоссов, который в двадцатых годах командовал баварским рейхсвером. Сначала он маневрировал и отказывался выполнить приказ из Берлина разгонять митинги штурмовиков и закрыть партийную газету «Фёлькишер беобахтер». Но когда нацисты вышли из-под контроля, именно он подавил так называемый пивной путч.
        С 1922 года Дольман часто бывал в доме генерала фон Лоссова, который дружил с его покойным отцом и относился к юноше по-отечески. Генерал обратил внимание Дольмана на фантастический энтузиазм, который проявляют сторонники фюрера. Лоссов заметил, что его не удивляет это почти мистическое восхищение Гитлером:
        - Молодежь всегда подпадает под чары такого рода людей.
        На Рождество 1923 года Лоссов устроил торжественный обед в баварском военном министерстве. После обеда в узком кругу зашел разговор о провалившемся путче.
        - Теперь я получаю угрожающие письма от молодых и старых нацистов, - говорил генерал Лоссов. - Моих офицеров оскорбляют, когда они оказываются в публичных местах. Но ни со мной, ни с ними ничего не произойдет. Я знаю, как вести дела с этим человеком. Гитлер и его сторонники знают, что покушение на мою жизнь или жизнь моих офицеров приведет к грандиозному скандалу. И Гитлер все проиграет…
        Генерал вытащил из письменного стола пачку бумаг. Это были документы из полицейского досье, заведенного на Гитлера, едва он появился в Мюнхене после войны. Когда генерал стал зачитывать отдельные страницы, всем стало ясно, каким опасным оружием обладает генерал. Дольман старательно записал то, что он услышал:

«Ко мне на улице подошел человек и пригласил в кино. Потом он покормил меня и дал мне сигареты. Он хотел, чтобы я пошел с ним. Он несколько часов говорил со мной о будущей немецкой армии и уговаривал меня присоединиться к его движению. Он мне не разрешал курить в комнате. Я провел с ним всю ночь.
        Подпись: Йозеф, двадцать два года».

«В кафе возле университета я познакомился с человеком, который говорил на австрийском диалекте и много рассказал мне о Вене. Когда я проявил интерес к его рассказу, он объяснил мне важность воссоединения Германии и Австрии. Он изъявил готовность снабдить меня книгами и статьями на эту тему, поэтому мы зашли к нему домой. Было уже поздно, и он предложил мне остаться у него…
        Характерная черта его облика - прядь волос, спадающих на лоб.
        Подпись: Франц, двадцать пять лет».
        В генеральском досье были показания еще нескольких молодых людей. Все они рассказывали об одном и том же человеке, который приглашал их поесть, говорил о политике, о том, что Германия и весь мир принадлежат им, немецкой молодежи. Разговоры затягивались до полуночи, и эти молодые люди, которых дома не ждало ничего, кроме голода и тоски, оставались с ним на ночь.
        Генерал Лоссов объяснял:
        - Если со мной что-то случится, эти документы окажутся в руках мировой прессы, и ему конец.
        Генерал был уверен, что речь идет об Адольфе Гитлере.
        Лоссов действительно умер в своей постели в 1938 году. А его менее предусмотрительный друг и политический союзник бывший глава правительства Баварии Густав фон Карр был ликвидирован вместе с руководителями штурмовиков в «ночь длинных ножей», 30 июня 1934 года. Фон Карру было семьдесят три года. Он уединенно жил на пенсии. Его забрали из дома, мертвое тело потом нашли рядом с Дахау. Его забили насмерть.
        - Лучшим было время, когда никто меня не знал, - однажды вырвалось у Гитлера. - Люди принимали меня за кого угодно, только не за Гитлера. Никто не видел моих фотографий и не догадывался, как я выгляжу.

25 апреля 1945 года по приказу фюрера его личный адъютант группенфюрер Юлиус Шауб на одном из двух оставшихся самолетов вырвался из разрушенного Берлина. Он добрался до Мюнхена и собственноручно опустошил сейфы в городской квартире Гитлера и в его доме в Оберзальц-берге. Он сжег все бумаги. После войны Юлиус Шауб наотрез отказывался говорить, что хранилось в сейфах.
        Известный в то время немецкий сексопатолог Магнус Хиршфельд, который занимался изучением гомосексуализма, тоже утверждал, что у него хранились показания молодых людей, партнеров Гитлера.
        Когда Хиршфельд учился в медицинском институте, на лекции им продемонстрировали гомосексуалиста, которого тридцать лет держали в сумасшедшем доме. Его заставили раздеться, и профессор предложил студентам найти в нем черты сексуального дегенерата. Хиршфельду такой подход показался антинаучным. Он защитил диссертацию о гриппе у крупнейшего немецкого ученого Рудольфа Вирхова и работал врачом в Шарлоттенбурге под Берлином. Однажды поздно вечером - он уже уходил - к нему обратился солдат. Солдат был гомосексуалистом, и у него были проблемы. Хиршфельд велел прийти на другой день, но солдат ночью повесился. Чувство вины и раскаяния заставило Хиршфельда заняться изучением гомосексуализма, который был уголовно наказуемым деянием в соответствии со статьей 175-й уголовного кодекса.
        Семья советовала ему выбрать более приятную специальность, чем гомосексуализм. Хиршфельд ответил:
        - О чем вы говорите? Лечение холеры, по-вашему, доставляет больше удовольствия?
        К нему обращались за советом многие немецкие гомосексуалисты. Он давал простой совет: заводите себе побольше любовников и наслаждайтесь жизнью. В 1897 году он создал в Германии Научно-гуманитарный комитет; это была первая организация, которая боролась за права гомосексуалистов. Комитет подал в рейхстаг петицию с просьбой отменить уголовное преследование гомосексуалистов. Многие видные политики, деятели науки и культуры подписали эту петицию.
        В 1898 году германский рейхстаг дебатировал возможность отмены статьи 175-й. За это выступал влиятельный лидер социал-демократов Август Бебель, но большинство было против. Отменить уголовное наказание за гомосексуализм не удалось. Но внимание общества к этой проблеме было привлечено.
        Магнус Хиршфельд в надежде смягчить отношение полиции устроил берлинскому полицай-президенту неофициальную экскурсию по столичным барам и клубам гомосексуалистов. Тот был удивлен царившим там порядком и сказал:
        - Я ожидал увидеть Содом и Гоморру.
        В 1903 году Хиршфельд раздал анкеты трем тысячам студентов Высшего технического училища в Шарлоттенбурге. Почти тысяча семьсот анкет вернулись заполненными. Через год он провел опрос среди пяти тысяч рабочих-металлистов. Исследования привели его к выводу, что среди мужчин гомосексуалисты составляют примерно два с лишним процента.
        Гомосексуалистов Хиршфельд называл «третьим полом». Он исходил из того, что сексуальные желания и способы их удовлетворения детерминированы биологически. Утверждением о том, что и у природы есть свои права, он противопоставлял себя господствовавшей в то время морали. В 1919 году Хиршфельд создал Институт сексологии, намереваясь изучать сексуальную биологию, социологию и этнологию. В его институте было два десятка сотрудников. Они занимались сексуальным образованием, контрацепцией, давали советы гомосексуалистам и транссексуалам. Сотрудники института устраивали семинары, отвечали на вопросы слушателей, которые заранее - и анонимно! - опускали записки в почтовый ящик.
        Доктор пытался помочь гомосексуалистам, у которых возникали проблемы в семье или с законом. Он часто выступал в судах в качестве эксперта. В 1922 году Хиршфельд писал в журнале берлинских гомосексуалистов «Фройндшафт»: «Нет ничего важнее для меня, чем осознание того, что благодаря моей деятельности как судебного эксперта людям, несправедливо преследуемым за их сексуальное своеобразие, придется пробыть в тюрьме меньше, чем требовало обвинение».
        Казалось, его идеи находят в обществе отклик. В 1929 году комитет рейхстага по уголовному законодательству принял решение в ходе судебной реформы декриминализировать гомосексуальные отношения по обоюдному согласию среди взрослых. В 1930 году Магнус Хиршфельд отправился в кругосветное путешествие - он намеревался читать лекции по всему миру. В один из майских дней 1933 года в парижском кинотеатре этот маленький полный человек в очках с толстыми стеклами взволнованно смотрел свежую кинохронику. Показывали, как на площади перед Оперным театром в Берлине нацисты сжигают «вредную литературу». Среди других книг в огонь бросили и его институтскую библиотеку.
        Нацисты разгромили его институт. Геббельсовская газета «Ангриф» торжествующе писала: «Этот институт, который прикрывался мантией научности и все четырнадцать лет марксистского господства находился в привилегированном положении, был, как однозначно свидетельстуют проведенные в нем обыски, рассадником грязи и пачкотни».
        Истории болезни с адресами и именами, а также сорок тысяч анкет, заполненных мужчинами и женщинами, передали в гестапо - теперь гомосексуалистов сажали в концлагеря. Магнус Хиршфельд умер во Франции в 1935 году, в день своего рождения.
        Некоторые историки уверены, что Адольф Гитлер боялся быть заподозренным в гомосексуализме. И он жестоко карал в других то, чего боялся в себе. Если в
1931-1934 годах за гомосексуализм осудили три тысячи двести человек, то в
1936-1939-м больше тридцати тысяч. Всего в нацистское время за нетрадиционную сексуальную ориентацию посадили пятьдесят тысяч человек.
        Те, кто знал Гитлера в юности, рассказывали, что он уже с утра ненавидел весь мир и в таком настроении пребывал весь день. Постоянная неудовлетворенность отравляла ему жизнь. Один из самых близких к нему людей в двадцатых годах Эрнст Ханфштенгль в 1937 году бежал в Швейцарию. Оттуда перебрался в Лондон. Герман Геринг и другие бывшие друзья уговаривали его вернуться. Ханфштенгль не стал рисковать. Англичане выслали его в Канаду, а в 1942 году он дал показания американской разведке.
        Обиженный на фюрера Ханфштенгль говорил, что главная проблема Гитлера - это его неспособность вести нормальную половую жизнь: «В этом темном углу его жизни всегда была огромная пустота». По его мнению, и природа обделила фюрера, и годы, проведенные в мужском общежитии, а затем в казарме, развернули его в сторону гомосексуализма. Попытка скрыть свое влечение привела его к мучительному разладу с самим собой. Его проблемы все усложнялись, и вскоре уже ни женщина, ни мужчина не могли принести ему облегчение.
        ЖЕНЩИНЫ, КОТОРЫЕ ПЛАТЯТ
        Дитрих Эккарт познакомил Гитлера с сорокашестилетней Хелен Бехштайн. Ее муж был сыном знаменитого производителя фортепьяно Карла Бехштайна и владельцем фирмы. Это были первые богатые поклонники фюрера, которые стали регулярно снабжать его деньгами. Хелен Бехштайн даже хотела усыновить Гитлера, такой он был робкий, смущающийся и неухоженный. Но ее мужу эта идея понравилась значительно меньше. Бехштайны владели большим домом в Берлине, в Мюнхене они занимали огромный номер в гостинице. Туда Гитлер и был приглашен.
        - Слуги были в ливреях, - восторженно рассказывал он Ханфштенглю, - до еды мы пили только шампанское. И видел бы ты эту ванную комнату! Там можно даже регулировать температуру воды.
        Когда Гитлер приехал в мае 1922 года в Берлин и ему негде было остановиться, Хелен Бехштайн пригласила его пожить вместе с ними в отеле «Эксельсиор». Она хотела его приодеть, но друзья объяснили фюреру, что в рабочей среде буржуазная одежда вызовет отчуждение. В то время в высшем обществе Адольф Гитлер казался дикарем. Он приходил то в баварском национальном костюме (короткие кожаные штаны), то с рюкзаком за плечами и кобурой (он не ходил без пистолета), то поражал нелепым сочетанием различных предметов одежды.
        У него были глаза фанатика. Но он стал модным оратором. Иногда за вечер он произносил несколько речей в разных аудиториях. Задолго до появления телевидения он усвоил законы шоу-бизнеса и вел себя как звезда экрана, тщательно обдумывая каждое слово и каждый жест. Он научился разговаривать с людьми - знал, как себя вести в салоне или в пивной с рабочими. Он, как никто, овладел искусством пожимать руки с особым значением.
        С годами черты лица обрели жесткость, появилось несколько высокомерное и твердое выражение. Он научился сильному рукопожатию, научился смотреть людям в глаза и как бы вглубь - это немногие умеют. Неуверенных людей такой немигающий взгляд подавляет. Но проделывал он такие трюки только с теми, кто не выдерживал его взгляда.
        Эрнст Ханфштенгль познакомил фюрера с опытными женщинами, которые учили его хорошим манерам. Это были Эльза Брюкман и Хелен Бехштайн. Они учили его целовать дамам ручки, входить в комнату и прощаться, есть артишоки и лобстеров. Они подыскали ему хороших портных, и он преобразился. Как говорила одна дама, «он научился пяти различным способам целовать дамам руку».

3 апреля 1923 года в газете «Мюнхенер пост» появилась статья о женщинах, которые ради Гитлера дают партии деньги или жертвуют драгоценности. В 1923 году партия подписала с торговцем кофе Рихардом Франком договор о займе шестидесяти тысяч швейцарских франков под залог драгоценностей, подаренных фюреру. Конечно, и богатые мужчины жертвовали деньги нацистам - например, Фриц Тиссен, один из богатейших людей Германии. Он передал нацистам больше миллиона марок. Но женщин среди жертвователей было больше, и они дарили фюреру деньги и драгоценности с явным удовольствием. Гертруда фон Зейдлиц не только сама давала деньги, но и уговаривала друзей помочь нацистам. Дочь румынского князя Эльза Брюкман, которая вышла замуж за крупного мюнхенского издателя и делала щедрые пожертвования в кассу партии, приглашала Гитлера в свой салон, но ревновала его к другим женщинам.
        - Из моих приятельниц, относившихся ко мне по-матерински, - вспоминал Гитлер, - только у вдовы директора Гофмана заботливость сочеталась с добротой. Даже госпожа Брюкман оказалась в этом плане не на высоте. Она перестала приглашать к себе одновременно со мной некую даму из мюнхенского высшего света, когда заметила, что я, склонившись в знак приветствия перед этой женщиной, обменялся с ней взглядом. Она была очень красива, а я ей был просто интересен, и ничего больше. Я знал женщину, у которой от волнения садился голос, стоило мне перекинуться парой слов с другой дамой…
        Отказавшись от идеи усыновить Гитлера, Хелен Бехштайн подумывала, не женить ли его на своей дочери Лотте. Гитлер пытался ухаживать за ней. Впоследствии Лотта Бехштайн объяснила мужу, почему у них с Гитлером ничего не получилось:
        - Он не мог целоваться.
        Он не смог себя преодолеть. Все его попытки разыграть любовные чувства оканчивались ничем. Исследователи полагают, что гомосексуальные эмоции подавляли в нем все остальное…
        Дитрих Эккарт привез Гитлера в горы, в Берхтесгаден, где в 1922-1923 годах сам укрывался от властей. Ордер на арест Эккарта был выдан за его нападки на Фридриха Эберта, первого президента республики. Член партии Кристиан Вебер жил в Оберзальцберге в пансионе «Мориц». Владельцы пансиона симпатизировали нацистам. Вебер сказал Эккарту, что здесь его никто не найдет.
        Баварский городок Берхтесгаден находится у горы Оберзальцберг на германо-австрийской границе. Берхтесгаден начал развиваться в начале XVI века, когда открылись соляные шахты. Здесь в 1923 году поселился кронпринц Рупрехт, который командовал баварской армией в Первую мировую войну. Оберзальцберг стал модным курортом, где отдыхали композитор Иоганнес Брамс и основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд. Там было шесть гостиниц, детский санаторий и одиннадцать вилл. Самая крупная вилла принадлежала Бехштайнам, которые летом приезжали кататься на велосипедах, зимой на лыжах.
        Попав в горы, Гитлер был потрясен красотой пейзажей. Они прибыли вдвоем с Эккартом. Тот зарегистрировался в пансионе «Мориц» как доктор Хоффман, Гитлер предпочел свой любимый псевдоним - Вольф. Он много гулял, устраивал пикники. Баронесса Абегг, блондинка с голубыми глазами, прививала ему любовь к горным прогулкам. Гитлер сказал владельцам пансиона «Мориц», что ему нужно тихое местечко для работы. Его поселили в пристройке. Единственный телефон был у Бехштайнов. Когда Гитлеру звонили, домоправительнице фрау Ирлингер приходилось бежать в пансион, чтобы его позвать. Гитлер хотел как-то ее поблагодарить, спросил, где есть поблизости магазин, до которого можно дойти пешком. Она указала на небольшой магазин у подножия горы. Путешествие заняло у него час. Он вернулся и вручил ей коробку шоколада и конфеты ее маленьким дочерям. Она была удивлена:
        - Зачем вы так потратились, господин Вольф! Мы же знаем, что у вас нет денег.
        В 1926 году хорошо относившиеся к Гитлеру владельцы пансиона «Мориц» продали свою недвижимость. Гитлер перебрался к Бехштайнам, но почувствовал себя в чужом доме неуютно. Тогда он обосновался в Берхтесгадене, альпийском городке на австрийской границе, и поселился в отеле «Немецкий дом». Он прожил там почти два года, вел исключительно правильный образ жизни, каждый день гулял по два с половиной часа. В Берхтесгадене Гитлер ощущал себя героем Ницще - Заратустрой, который оставляет свой дом, чтобы пожить в горах, наслаждаясь одиночеством и укрепляя свой дух. Он верил в живительную силу горного воздуха.
        Здесь у него возник платонический роман с блондинкой Марией Райтер. Ей было шестнадцать лет, ему - тридцать семь. Мария работала в магазине одежды напротив отеля. Магазин принадлежал ее недавно умершей матери, все дела вела старшая дочь Анни. Однажды младшая из четырех сестер, Мария, выгуливала пса, Гитлер гулял со своим. Они познакомились на почве любви к собакам. Он пригласил ее на концерт. Мария спросила разрешения у старшей сестры. Анни ответила, что Марии еще рано гулять со взрослыми мужчинами.
        Гитлер пригласил сестер на свое выступление, и это произвело на них впечатление. Мария смущалась, потому что Гитлер все время смотрел на нее. Но ей это понравилось. Гитлер стал называть ее уменьшительно-ласкательными именами на австрийский лад - Мими, Митци, Митцерль. Он флиртовал с ней, но осторожно. Говорил, что ее глаза напоминают ему глаза его покойной матери. Рассказывал, что он тоже стал сиротой в шестнадцать лет. На самом деле ему было тогда восемнадцать… Заметил, что есть и другое совпадение: день рождения Марии - это день похорон его матери. Он проводил ее на могилу ее матери. Когда, прощаясь, она отказала ему в прощальном поцелуе, он вытянул руку в нацистском приветствии и крикнул:
        - Хайль Гитлер!
        Он вел себя по-детски, говорил о том, что хотел бы снять для них квартиру, но из этих планов ничего не вышло. Его устраивало общение с девушками, которые были слишком молоды, чтобы Гитлер мог чего-то опасаться. Он всегда выбирал женщин или много старше себя, или значительно моложе. С женщинами своих лет он заигрывал только в том случае, если они заведомо не могли откликнуться на его ухаживания.
        - Нет ничего прекраснее, чем воспитывать юное существо, - излагал свои взгляды Гитлер, - девушка в восемнадцать-двадцать лет податлива как воск. Мужчина должен уметь наложить на любую девушку отпечаток своей личности. Женщина только этого и хочет…
        Оставшись один на один с Хелен Ханфштенгль, привлекательной блондинкой, он стал горевать, что они не встретились раньше, когда она еще не вышла замуж за его старого приятеля. Хелен сидела на большом диване, Гитлер опустился на пол и положил голову ей на колени:
        - Если бы только кто-то позаботился обо мне.
        Хелен сказала, что он не должен вести себя как маленький мальчик, и спросила, почему он до сих пор не женат.
        - Я никогда не женюсь, - гордо ответил Гитлер, - моя жизнь принадлежит моей стране.
        Хелен потом спросила мужа, как к этому относиться. Эрнст Ханфштенгль (дома его называли Путци, что на баварском диалекте означает «мальчуган») ухмыльнулся:
        - Не принимай этого всерьез.

«Он был увлечен моей женой, - рассказывал потом Ханфштенгль, - но каким-то образом чувствовалось, что в его отношении не было никакого физического влечения. Моя жена охарактеризовала его так: «По-моему, он бесполый».
        Женщины воспринимали Гитлера по-разному. Одни говорили, что совершенно не в состоянии увидеть в нем мужчину, потому что от него не исходит никакой сексуальной энергии. А вот старшая сестра Евы Браун Ильзе была им заворожена:
        - Когда он на меня смотрит, у меня пот катится по груди.
        В этой семье все женщины были поклонницами фюрера.
        Много позже фюрер любил самодовольно рассказывать о своих успехах у женщин:
        - Мы как-то сидели в погребке при ратуше в Бремене. И тут вошла женщина: воистину можно было поверить, что к нам с Олимпа спустилась богиня. Просто ослепительная красота! Все, кто был в погребке, побросали ножи и вилки. И глаз не сводили с этой женщины. А позднее в Брауншвейге! Как я потом корил себя! И все мои люди тоже: светловолосая девушка подбежала к машине и преподнесла мне букет. Никому даже в голову не пришло спросить у девушки адрес, чтобы я мог послать ей благодарственное письмо. Светловолоса, высока и очаровательна! Но как всегда: вокруг толпа. Да еще спешка. До сих пор жалею. Популярность - это сплошные мучения, и я просто проклинаю ее… Навестить даму в Мюнхене или вообще побывать где-нибудь с частным визитом совершенно невозможно. Уже за час у дверей дома торчат двенадцать полицейских, а затем постепенно собирается толпа…
        На партийные деньги Гитлер снял себе двухэтажный дом в деревушке Зальцберг на горе Оберзальцберг, рядом с Берхтесгаденом. Из окон дома открывались идиллические виды. Дом принадлежал коммерции советнику Винтеру. Когда он умер, его вдова Маргарет Винтер-Вахенфельд перестала приезжать в горы. Она сдала Гитлеру дом в аренду за сто марок в месяц. Он бы предпочел купить дом, но вдове не хотелось его продавать.
        В начале марта 1927 года баварский министр юстиции Франц Гюртнер убедил премьер-министра Баварии Генриха Хельда разрешить Гитлеру вновь выступать перед публикой. Запрет длился два года. Приятная новость была для Гитлера сюрпризом. Он писал речи и обдумывал свои планы в Берхтесгадене, но политическая жизнь происходила в Мюнхене.
        Заниматься загородным домом и вести хозяйство он попросил вдовую сестру Ангелу Раубаль. Это Ханфштенгль отыскал Ангелу. Она по-прежнему бедствовала. Она не впустила его в квартиру, а разговаривала через щелку. Но гость увидел, что из мебели в комнате был только матрас. Адольф Гитлер никогда не присылал им денег, не помогал больной сестре и вспомнил о своих родственниках, когда ему понадобилась прислуга. Наверное, Ангеле было не по себе - состоять в услужении у собственного брата. Но гордость - это то, чего она не могла себе позволить. Ангела полагала, что ее дети уже достаточно взрослые и она может работать полный день.
        Она приехала в его дом в марте 1927 года и взяла на себя все бытовые проблемы. Ее появление в доме обеспечило Гитлеру нечто вроде семейной жизни. Ангела Раубаль замечательно готовила яблочный штрудель, пекла пироги, перед которыми ее брат не мог устоять, хотя он и заботился о своей фигуре, следил за весом и не хотел толстеть. Гитлер продолжать играть в свои игры. Он велел ей именовать себя не фрау Раубаль, а фрау Вольф.
        Ангела Раубаль прихватила с собой обеих дочерей. Младшая, Эльфрида, была смущающейся девочкой. Она открывала дверь гостям, приезжающим к Гитлеру. Старшая, Гели, уже заканчивала школу. В девятнадцать лет она получила аттестат. Все три женщины заботились о Гитлере - готовили, стирали и гладили одежду, стелили постель, ходили за покупками, встречали гостей и разносили записки.
        Гитлер сразу же стал флиртовать с племянницей. Гели была открытая, веселая, смешливая девушка. Разница в возрасте между ними составляла двадцать лет. Он называл ее своей принцессой, она его «дядей Альфом», реже «дядей Вольфом». Как-то Гитлер взял ее с матерью прокатиться по Германии. Фюрер попросил Рудольфа Гесса поехать с ним, чтобы он не оказался один «в бабьем царстве». Они побывали в Берлине и Дрездене. Гесс нашел племянницу Гитлера забавной девушкой. Гитлер скептически заметил, что она долго не проучится и быстро выскочит замуж.
        В октябре Гитлер отвез Гели Раубаль в Мюнхен, снял для нее меблированную комнату. Они совершенно не понимали друг друга. Она надеялась, что богатый дядя обеспечит ее материально, что позволит ей вести ту жизнь, которая ей нравится. А Гитлер надеялся воспитать из нее образцовую немецкую девушку.
        Гели хотела было стать врачом. Она поступила на медицинский факультет университета. Здесь, подальше от матери, она чувствовала себя свободнее. Но интерес к медицине быстро улетучился. Занятия в университете она бросила уже на первом курсе. Большой город таил столько соблазнов! Гитлер детально выспрашивал ее, где она была и чем занималась, и все-таки она жила одна и была достаточно свободна.
        Он готовился к выборам, назначенным на май 1928 года. Ему приходилось не только вербовать новых членов, но и вести борьбу за власть внутри партии.
        В Северной Германии Гитлеру предпочитали Грегора Штрассера, который выдвинулся, пока Адольф сидел в тюрьме. Штрассер был умелым политиканом. Фармацевт по образованию, он воевал в Первую мировую. Командуя ударным батальоном «Нижняя Бавария», в составе добровольческого корпуса фон Эппа участвовал в подавлении Советской республики в Баварии. Потом купил аптеку, но увлекся политикой. Это Грегор Штрассер, пока Гитлер сидел в тюрьме, восстановил нацистскую партию после запрета в 1923 году. Он собрал молодых людей, которых привлек к партийной работе,
        - берлинского гауляйтера Йозефа Геббельса, гауляйтера Рура Карла Кауфмана, гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха и гауляйтера Южной Вестфалии Йозефа Вагнера.
        Грегор Штрассер имел германское гражданство, поэтому, в отличие от Гитлера, был избран в рейхстаг и руководил фракцией национальных социалистов. Гитлеру запретили выступать, и вместо него приглашали выступить Штрассера. Он был яростным националистом и выражал мнение тех, кто считал, что вокруг одни враги, что чуть ли не весь мир ненавидит его родину:
        - Когда я вижу, как все народы земли сплотились против Германии, когда мировой капитал вооружает одну страну за другой против нашего маленького народа, сражающегося за свое выживание, мне становится ясно: если Германия намерена выжить, каждый немец должен осознать, что значит быть немцем, и обязан защищать свою немецкость ценой собственной жизни.

«Характер Гитлера был непонятен и недоступен северным немцам, - писал Герман Раушнинг, председатель сената Данцига. - Широкоплечий, массивный Штрассер был прямой противоположностью фюрера: азартным едоком и большим любителем спиртного, натурой распущенной, но практичной, здравомыслящей, хваткой, лишенной всякой патетики, со здоровым крестьянским взглядом на вещи. Это был именно тот человек, которого здесь понимали».
        Выйдя из тюрьмы, Гитлер обратился к товарищам через газету «Фёлькишер беобахтер»:

«Национальные социалисты! Товарищи!
        Моя задача как лидера движения состоит не в том, чтобы разбираться в прежних склоках и выяснять, кто был прав, а в том, чтобы превратить движение в мощное оружие. Так что я не стану заниматься прошлым тех наших товарищей, которые вернутся в партию, но я позабочусь о том, чтобы прошлое не повторилось.
        Я обещаю через год представить товарищам отчет относительно того, превратилась ли партия в движение, или же движение сузилось до партии. В любом случае я принимаю ответственность на себя. Да здравствует Национально-социалистическая немецкая рабочая партия! Да здравствует наша Родина, Германия!»
        Грегор Штрассер, гауляйтер Нижней Баварии, и его брат Отто пытались сделать партию социалистической. Гитлер же был противником только евреев-капиталистов, немцы в роли олигархов его вполне устраивали. Грегор Штрассер, встречаясь в качестве заместителя фюрера с местными партийными секретарями, говорил, что программа партии слишком расплывчата и нужно усилить социалистические нотки. Штрассера поддерживали секретари на севере и на западе Германии, которые надеялись отобрать рабочие голоса у левых.
        Партийные секретари на севере и западе Германии образовали рабочую группу, собравшуюся 22 ноября 1925 года в Ганновере. Грегор Штрассер был приглашен разработать новую партийную программу. Через два месяца, 24 января 1926 года, рабочая группа рассмотрела проект Штрассера. Но отвергла его: Штрассер не сумел найти компромисса между точками зрения различных групп на будущее нацистское государство и будущую внешнюю политику. Некоторые видные члены партии предлагали ставку на союз с Россией против капиталистического Запада. Они считали Россию во главе со Сталиным националистическим государством.
        Геббельс записал в дневнике: «Нам предстоит вести себя как скромной девушке и соблазнить Гитлера, привлечь его на нашу сторону. Я рад видеть, что наш, то есть социалистический, дух широко распространяется во всех городах. Мы - социалисты. Ни одна душа не верит в Мюнхен».
        Гитлера злила активная деятельность рабочей группы, которая могла стать слишком самостоятельной и оспорить его власть. 14 февраля 1926 года он провел совещание партийных секретарей в Бамберге (Бавария), где дал понять, что ему все это не нравится. Никто не сумел его переубедить. Гитлер произнес большую речь и призвал отказаться от левой идеологии. И опять никто не сумел ему возразить.
        Гитлер позаботился о том, чтобы его сторонники составили абсолютное большинство. Это совещание перечеркнуло надежды Штрассера на лидерство в партии. Съезд партии в мае 1926 года подтвердил неизменность составленной Гитлером партийной программы. В июле все рабочие группы внутри партии были запрещены.
        Гитлер ослабил соперников из северогерманского крыла и притянул к себе «левака» Йозефа Геббельса, ставшего его важнейшим рупором и помощником-режиссером. Геббельс подчинился «политическому гению» фюрера и в ноябре 1926 года возглавил партийную организацию Берлина.
        Секретарь берлинского горкома по организационным вопросам Райнхольд Мухов описывал приход Геббельса в столичную парторганизацию:

«У нас никогда не было подходящего лидера, необходимого для многомиллионного города. При всем уважении к первому гауляйтеру товарищу Шланге, он не сумел проводить ясной линии в нашем гау. Ему не хватало ораторских данных, и его работа была парализована враждебностью некоторых членов партии. В организации сложилась оппозиция, тогда товарищ Шланге передал управление своему заместителю товарищу Шмидике. Но он был еще менее пригоден для работы в сложной ситуации. Боевой потенциал партии сошел на нет.
        Мы попросили центральное руководство прислать нового секретаря. И наконец нам сообщили, что товарищ доктор Геббельс станет руководителем Берлина. В дезорганизованной организации прозвучал вздох облегчения…»
        Приход Йозефа Геббельса ознаменовался массовыми митингами и драками с коммунистами. Берлинская организация в феврале 1927 года докладывала в Мюнхен:

«11 февраля провели митинг в пивной в Веддинге, рабочем квартале, на тему: «Распад буржуазного классового государства». Выступал товарищ доктор Геббельс. Митинг устроили для того, чтобы национальный социализм охватил рабочих. Пришло больше тысячи человек. Соотношение членов штурмовых отрядов и коммунистов было четыре к одному. Митинг открыл товарищ Курт Далюге, руководитель столичного штурмового отряда…
        Началась драка, исход которой решился за несколько минут: коммунисты отступили, унося восемьдесят пять раненых. У нас трое пострадали сильно, еще десять - двенадцать были легко ранены. Когда прибыла полиция, все закончилось. Мы утопили марксистский террор в крови…»
        Именно в эти годы Гитлер и его помощники создали аппарат, который вел партийную работу в городах и деревнях. В 1928 году местные партийные организации были преобразованы так, чтобы соответствовать тридцати пяти избирательным участкам по выборам в рейхстаг. Тон в партийном аппарате задавали в основном молодые и радикально настроенные люди, которые прошли через послевоенный экономический кризис, утратили семью или работу. Для них политика - это не дискуссии, не поиски компромисса и согласия в парламенте. Они считали политикой завоевание улицы с помощью штурмовых отрядов.

«Это было поколение, вышедшее из войны, - вспоминал гауляйтер Гамбурга Альберт Кребс. - Откровенные чувства партийной молодежи, вера в фюрера, физическая энергия поставили партию в более выгодные условия по сравнению с буржуазными партиями».
        Молодежь вытесняла из политики старшее поколение националистов, сформировавшееся еще до войны, и была благодарна фюреру за то, что он дал молодым место в партии. В принципе Гитлер придерживался социал-дарвинистских взглядов. Он поощрял лидеров, которые сами прорывались наверх.
        Партийный секретарь Ганновера Густав Зайферт в октябре 1927 года обратился в Центральный комитет с просьбой о переназначении. Его вызвали в Мюнхен, и один из помощников фюрера Макс Аманн сказал ему:
        - Вы же знаете, господин Гитлер принципиально считает, что не дело центрального руководства назначать партийных секретарей на местах. Господин Гитлер убежден, что самый эффективный борец за идеалы национально-социалистического движения - это тот, кто сам добивается успеха. Вы в своем письме указали, что почти все члены вашей парторганизации идут за вами. Так почему бы вам не взять власть самому?
        С 1928 года Гитлер изменил свою позицию. Он ввел в партийную практику то, что раньше его сделал Сталин: практику назначения, а не избрания местных партийных секретарей, которые отныне зависели только от расположения фюрера.
        ПОХОЖДЕНИЯ ХОРСТА ВЕССЕЛЯ
        До той минуты, пока командир отряда штурмовиков берлинского района Фридрихсхайн недоучившийся студент Хорст Вессель не получил пулю от безработного плотника и коммуниста Альбрехта («Али») Хёлера, имевшего шестнадцать судимостей, никому бы и в голову не пришло делать из него героя. Но только что назначенный руководителем столичной партийной организации и ответственным за пропаганду Йозеф Геббельс первым понял, как нужно действовать. Это произошло весной 1930 года. Еще мало кто верил, что национальные социалисты способны взять власть в стране.
        До смерти Вессель был пьянчужкой, драчуном и сутенером. После смерти он стал пламенным национальным социалистом, загубленным евреями и коммунистами.
        - Хорст Вессель мысленно марширует вместе с нами, - говорил Геббельс на похоронах
1 марта 1930 года. - Когда в будущем будут маршировать вместе рабочие и студенты, они подхватят его песню «Выше знамена! Ряды сомкнем теснее!», сочиненную им в порыве вдохновения за год до смерти. Песня обессмертила его! Ради этого он жил, ради этого он отдал свою жизнь. Хорст Вессель - странник меж двух миров, днем вчерашним и днем завтрашним, солдат Германии!
        Написанная юношей песня стала партийным гимном, а в 1933 году вторым немецким национальным гимном. За пятнадцать лет - с момента гибели Хорста Весселя до крушения национального социализма в Германии - было написано две с половиной сотни биографий Весселя, романов и пьес о нем. Городские магистраты переименовывали в его честь площади, улицы и больницы. Его имя носили один из берлинских районов, парусное учебное судно и истребительная эскадрилья люфтваффе. Хорста Весселя превратили в борца за просыпающуюся Германию, в героя, которому должна поклоняться вся немецкая молодежь.

«Вессель - тот избранник, которому следовало умереть в страшных мучениях, чтобы его смерть пробудила и крепко сплотила всех, кто думает по-немецки», - писал один из нацистских бардов Ганс Хайнц Эверс.
        Дед Хорста Весселя был хозяином небольшой гостиницы в Гессене, отец - евангелическим пастором (две трети немцев принадлежали к. евангелической церкви, треть к католической). Накануне Первой мировой Людвиг Вессель подыскал себе хорошо оплачиваемое место пастора в берлинской общине, но в августе 1914 года ушел в армию.

«Как прекрасно все начиналось, - писал он после войны. - Лучшие из нашего народа не смели на это надеяться, не смели об этом мечтать. Один народ, один Бог, одна вера. Сплотившись вокруг своего господина-императора, предстала Германия перед лицом вражды всего мира».
        Год Людвиг Вессель был главным пастором в оккупированной Бельгии. Осенью 1915 года его перевели на Восточный фронт, где кайзеровская армия сражалась с русской. В Ковно (ныне Каунас) православный храм превратили в евангелическую гарнизонную церковь. Напутствуя рекрутов, Вессель-старший произносил пышные проповеди:
        - Желаете ли вы с Богом отправиться на святую борьбу нашего германского народа, радостно посвятить этой борьбе душу и сердце и служить не щадя жизни? Тогда отвечайте и клянитесь: да, мы хотим этого! Да благослови Господь тебя, о немецкий меч, и охрани тебя, мой камрад, на твоем пути…
        Пастор Вессель мечтал о расширении Германской империи. Город Вильно (ныне Вильнюс) пробуждал в нем меланхолическое настроение: «Снова с мечом на поясе сюда входят германцы - по той самой дороге, по которой, радостно разгоряченные битвой, когда-то проходили предки нашего племени, члены рыцарского ордена. Существующая в городе Немецкая улица свидетельствует об этом древнеисторическом прошлом». Литва, считал он, должна «прислониться» к рейху, это ценная земля для немецких поселений и воздвижения «плотины» против «славянского затопления».
        Когда старший Вессель хоронил убитых бойцов, он произносил проповеди, рожденные его буйной фантазией:
        - При штурме вражеского окопа раскаленное железо разорвало его молодую грудь. Перед смертью он еще успел прохрипеть последнюю просьбу: «Посмотри, брат, побеждаем ли мы?» Нет выше мудрости немецких ландскнехтов: лучшая смерть - от руки врага.
        Ближе к концу войны он служил полевым священником при штаб-квартире генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга, будущего президента. Пастор им восхищался:
        - Новая песнь о Нибелунгах, рожденная в глубинах саги германской души, понесет вдаль от поколения к поколению это звучание стали, эту хвалебную оду герою Гинденбургу.
        Ораторский талант проповедника, смесь религиозной и политической риторики сделали Весселя популярным фронтовым проповедником. Высшее командование посылало его выступать в войска. Он вселял в слушателей мысль о необходимости держаться до последнего, добиваясь мира на немецких условиях, и ловко вплетал в свои речи религиозные мотивы.
        Вессель-старший проповедовал расистский агрессивный пангерманизм, особую миссию немцев по спасению погрязшего в грехах мира. В конце войны он занялся большой политикой. В январе 1918 года его избрали председателем Совета граждан рейха, контрреволюционного бюргерского движения. По слабости здоровья в конце 1919 года он сложил с себя полномочия председателя, а в мае 1922 года неожиданно умер. Ему было всего сорок два года. Сыну Хорсту - четырнадцать.
        Во время войны мальчик почти не видел отца. Подростку фронтовой пастор казался важным и значительным человеком. Сын пошел в отца. Свержение монархии, революцию и создание республики он воспринимал как час позора. В шестнадцать лет Хорст Вессель стал руководителем группы в бисмаркюгенде, молодежной организации Союза Бисмарка, созданного Германской национальной народной партией (это была влиятельная сила на правом фланге).
        Хорст Вессель отвечал за военную подготовку. В выданном ему удостоверении значилось: «Приказам предъявителя сего надлежит повиноваться беспрекословно». В своем дневнике Вессель записывал: «Союз Бисмарка является для нас неисчерпаемым резервуаром будущих рекрутов». Но его раздражала нехватка служебного рвения у членов организации.
        Члены бисмаркюгенда считали союз клубом, который устраивает вечеринки, поездки за город, игры на свежем воздухе. Еще одна запись в дневнике: «Их не так-то легко уговорить маршировать под знаменем». Вместо занятий они сбегали в кафе, где их уже ожидали девушки и «хорошо выспавшиеся трусы» (то есть уклонившиеся в свое время от фронта).
        Вессель ушел в более радикальный союз «Викинг» (это была молодежная группа террористической организации «Консул» Германа Эрхарда), где занимались военными тренировками. А в декабре 1926 года Вессель вступил в реорганизованную Геббельсом берлинскую организацию НСДАП и в штурмовые отряды.

«Союз Бисмарка, - писал Хорст Вессель в дневнике, - был радостью и удовольствием,
«Викинг» - это были приключения, игра в солдат, хотя и на весьма опасной почве. НСДАП - это политическое пробуждение. Я служил партии всеми силами и с огромным усердием, не жалел ни времени, ни денег. Не боялся ареста и драк».
        На первомайской демонстрации 1927 года он впервые увидел Гитлера. Когда партию и штурмовые отряды, превратившиеся в уличные банды, запретили почти на год, скандальные приятели Весселя встречались в берлинской квартире его родителей, обитавших по иронии судьбы на Еврейской улице. Он бросил учебу на юридическом факультете университета Фридриха-Вильгельма и проводил время с товарищами по оружию в кабаках и пивнушках. На жизнь зарабатывал за рулем такси. Зато он умело вербовал новых штурмовиков - из числа недавних коммунистов - и быстро поднимался по служебной лестнице, стал штурмфюрером в берлинском районе Фридрихсхайн. Он же писал боевые песни для штурмовиков. В одну из бессонных ночей 1929 года он сочинил песню «Выше знамена!».
        Юный Хорст был охвачен национальной идеей. Понимал он ее примитивно: «Шлепнуть, размазать, загнать в подполье». Кого? Евреев, демократов и коммунистов.
        Штурмовики тренировались в гимнастических залах. Любимым развлечением для Весселя была драка. Разумеется, только при наличии численного превосходства над противником.

«Иногда по вечерам, - записывал он в дневнике, - наш штурмовой отряд оказывал честь своим посещением собранию противника. Мы брали в оборот тех, кто попадался нам под руку, независимо от того, были это марксисты или представители буржуазных партий».
        Он любил водить свой отряд в «цитадели красных», в эти «инкубаторы берлинского безбожия».
        Вот воспоминания одного из бойцов Весселя: «Перед сценой выстроились двадцать пять лучших боевиков штурмового отряда. Другие слева, у стойки бара. Справа, у входа, остальные. Коммунистов берут в клещи с помощью кулаков, пивных кружек и отломанных от стульев ножек. Один коммунист бросается головой в оконное стекло, чтобы таким образом проложить своим товарищам путь для отступления. Но он не предполагал, что наткнется на спущенные жалюзи. Когда он отпрянул назад, оба уха у него были оторваны…»
        После одного такого вечера Хорст Вессель подобрал перед рестораном «Мехико», возле Александрплац, Эрну Енике, восемнадцатилетнюю проститутку, повздорившую со своим сутенером. Вессель, как изображал дело восторженный биограф, расправился с обидчиком по-свойски: «Два-три удара наотмашь, потом в печень. Подонок согнулся от боли».
        Эрна Енике, которая работала на «Али» Хёлера, перешла к Хорсту Весселю, который во всем заменил ей прежнего сутенера. Знакомство с уличной девицей испортило отношения Весселя с семьей. Мать, сестра и младший брат одобряли его националистические настроения, но им не понравилась эта вульгарная особа. Он ушел из семьи и стал снимать жилье. Тут семейство Вессель понесло первую потерю. Его брат Вернер, который тоже состоял в партии и в штурмовых отрядах, вступил в
«лыжную группу берлинских национальных социалистов» и замерз на тренировках во время снежной бури в Исполиновых горах.
        Эрна переехала к Хорсту Весселю на квартиру, что совершенно не понравилось хозяйке, вдове Зальм, покойный муж которой был коммунистом. Однако столкновения между вдовой Зальм и проституткой Эрной Енике, утверждавшей позднее, что она делила с Весселем не только постель, но и приверженность национальному социализму, носили не идеологический, а чисто бытовой характер. Они ссорились из-за нерегулярно уплачиваемой квартирной платы и совместного пользования кухней.
        Скандал следовал за скандалом, пока, наконец, вечером 14 января 1930 года взбешенная вдова Зальм не бросилась по старой памяти за помощью в пивнушку «Бэр», где собирались коммунисты, друзья ее покойного мужа. Они охотно пообещали задать штурмфюреру Весселю «пролетарскую трепку» и выставить из порядочного дома проститутку. Двенадцать человек приехали на автомашине и засели на кухне вдовы Зальм. Возможно, дело и ограничилось бы очередной дракой между коммунистами и нацистами, но среди мстителей оказался «Али» Хёлер, бывший хозяин Эрны Енике, лишившийся надежного заработка.
        - Вессель открыл дверь и сразу все понял, - рассказывал на суде «Али» Хёлер. - Я увидел, как его рука потянулась к заднему карману брюк. Я мгновенно сообразил:
«Этот парень укокошит меня!»
        Хёлер крикнул «Руки вверх!», выхватил пистолет из кармана пальто и выстрелил. Он с торжеством в голосе бросил упавшему на пол Весселю:
        - Ты знаешь, за что получил пулю. - Потом угрожающе заметил Эрне Енике: - Придержи язык, а то и ты схлопочешь.
        Вессель был тяжело ранен. Возможно, его бы спасли, но примчавшиеся к нему на помощь штурмовики отвергли услуги обитавшего по соседству врача - тот оказался евреем. Штурмовики заявили:
        - Он не должен прикасаться к нашему Весселю.
        Когда раненого доставили в больницу, дежурный врач записал в наскоро заведенной истории болезни: «Выстрел в рот в район верхней челюсти, несколько влево от середины. Разорван кровеносный сосуд, ответвляющийся от артерии, язык оторван на три четверти. Сильно повреждено нёбо, выбиты передние зубы».

7 февраля 1930 года, когда он еще был жив, его песню впервые исполнили на демонстрации национальных социалистов. Через месяц с лишним, 23 февраля, Хорст Вессель скончался в больнице от заражения крови. Геббельс сразу же понял ценность мертвеца для всего движения. Он увидел в Весселе «Христа-социалиста», реальное воплощение героя его собственного неудачного романа «Михаэль».
        Геббельс написал некролог, озаглавленный «До дна»: «Вессель испил горькую чашу до дна. Он не сказал: «Да минует меня чаша сия. Он испил ее добровольно: «Эту чашу страданий я пью за мою родину!» Поднимите же его, мертвого, и покажите его народу. И восклицайте, восклицайте: «Смотрите, какой человек!» Показывайте на него без устали! Несите его, где бы вы ни были, над своими головами. Если вас спросят, кто этот покойник, то ответствуйте: «Германия!» Встает другая Германия. Молодая, новая! Мы уже несем ее в себе и над собой. Покойник, который с нами, поднимает усталую руку и указывает в предрассветную даль: над могилами вперед! В конце пути
        - Германия».
        На похоронах Геббельс устроил парад штурмовиков, приказал все заснять и сделать фильм. Мать и сестра Весселя сидели в первом ряду. Чтобы подтвердить свою героическую жертвенность, обе вступили в партию. Они тоже стали знаменитостями, гордились, что отдали национальному движению самое дорогое - сына и брата.
        Гитлер обещал приехать на похороны, но предпочел провести время со своей племянницей Гели Раубаль в домике в горах. Геббельс был крайне недоволен и записал в дневнике: «Фюрер работает слишком мало, и к тому же женщина, точнее, женщины!» Мать Хорста Весселя жаловалась, что Гитлер даже не прислал ей письмо с выражениями соболезнования.
        На суде в конце 1930 года Хёлера и его сообщника Эр-вина Рюкерта приговорили к шести годам и одному месяцу каторжной тюрьмы. Еще один из тех, кто был вместе с Хёлером, получил пять лет. Вдову Зальм отправили в тюрьму на полтора года. Нацисты были возмущены приговором.
        - Убийц Весселя надо стереть в порошок! - требовал Геббельс.
        Упущенное нацисты наверстали, когда пришли к власти. На кладбище воздвигли памятник Весселю.

31 января 1931 года его мать написала рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру:

«Сердечные слова фюрера были таким благодеянием для меня, и марш товарищей был прекраснейшей благостью для моего сына. При виде свежей, жизнерадостной молодежи меня наполняет большая грусть. Жаль, что оба моих дорогих мальчика сами уже не могут быть при этом, особенно теперь, когда внезапно пришло осуществление всех чаяний.
        Мне остается довольствоваться сознанием того, что они оба совершили все возможное, чтобы способствовать этому великому повороту. Единственное, что при всей жестокости судьбы дает мне мужество, - это верность товарищей и всей партии, которая остается с моими сыновьями».
        Нацисты, придя к власти, вновь устроили процесс по делу об убийстве Хорста Весселя. На сей раз на скамье подсудимых оказались три коммуниста, которые в тот день хотя и отозвались на призыв вдовы Зальм постоять за ее честь, но даже не успели зайти в ее квартиру. И уж тем более они не имели никакого отношения к смерти Хорста Весселя. Тем не менее двоим из них 10 апреля 1935 года отрубили головы. «Али» Хёлер к тому времени уже был мертв. Он вышел на свободу, не отсидев срока полностью. Но в сентябре 1933 года кто-то убил его из-за угла. Бездыханное тело обнаружил лесничий в лесочке под Берлином.
        Ингеборг, сестра Хорста Весселя, с особым рвением почитала память брата. В 1933 году в нацистском партийном издательстве вышел иллюстрированный том «Хорст Вессель» с фотографиями из семейного альбома. В 1934-м последовала написанная ею биография Хорста. В 1941 году вышло уже двенадцатое издание. Сестра выжимала из образа мертвого брата все, что могла.
        Не только партия, но и евангелическая церковь приняла Хорста Весселя как нового героя. По случаю очередной годовщины его смерти Ингеборг опубликовала в
«Воскресной газете немецких христиан» статью «О вере моего брата Хорста». На отцовском доме, писала она, висит теперь табличка с надписью «Здесь Хорст и Вернер Вессели стали борцами за свободу и честь Германии».

«Отец всегда был для него примером, - писала Ингеборг в назидание набожным немцам.
        - В уличных сражениях против коммунистов он шел путем, указанным ему отцом. Подобно Иисусу, он шел в трудовой народ. За идею национально-социалистической народной общности он в конце концов и погиб».
        Йозеф Геббельс тихо возмущался умением семьи превратить Хорста Весселя в хорошо продающийся товар. Партийный аппарат не выдержал и отказал Ингеборг Вессель, когда она попыталась выпустить еще и музыкальную шкатулку марки «Органино» с мелодией его песни.
        Поразительным образом следы культа Хорста Весселя можно обнаружить в Германии еще и сегодня. В церкви Мартина Лютера в берлинском районе Мариендорф стоит церковная кафедра, украшенная многочисленными резными фигурами. Одна из них изображает штурмовика. У него отчетливые черты Хорста Весселя.
        Поэт и драматург Бертольт Брехт писал: «Хорст Вессель умер профессиональной смертью. Один сутенер был застрелен другим сутенером».
        Геббельса это не интересовало. Ему нужен был мученик, чья смерть оправдала бы террор национальных социалистов. Сочиненная Весселем песня стала нацистским гимном. «В поисках по-настоящему подходящего героя, - заметил Брехт, - национальные социалисты - после долгих колебаний - приняли решение в пользу сутенера».
        Непривередливый Йозеф Геббельс не побрезговал и сутенером. А где национальным социалистам взять других? Это не делает нацистов менее опасными, но порядочных людей среди национальных социалистов не было и нет.
        ЭРНСТ РЁМ И ЕГО ЛЮБОВНИКИ
1 ноября 1926 года штурмовиков возглавил бывший капитан рейхсвера, бывший командир отряда добровольцев, сражавшихся с коммунистами, обергруппенфюрер СА Франц Пфеффер фон Заломон. Он получил полную свободу в организационных делах. Членство в партии считалось условием вступления в штурмовые отряды, но бывали и исключения.
        В маленьких парторганизациях штурмовики были незаметны, в больших они объединялись в отряды. В 1927 году штурмовиков было десять тысяч, в 1929-м - тридцать тысяч, в
1930-м - шестьдесят тысяч. Командирами отрядов становились бывшие армейские офицеры.
        Фон Заломон не понимал, чего желает Гитлер, и готовил штурмовиков для уличных схваток. Он был сторонником полной самостоятельности СА. Гитлер же придавал большое значение пропаганде - он хотел, чтобы отряды производили впечатление своими маршами, чтобы штурмовики распространяли партийные издания, расклеивали листовки, беседовали с людьми.
        Гитлер отправил фон Заломону письмо:

«Подводя итоги наших дискуссий относительно намеченной вами программы реорганизации, я намерен суммировать мои инструкции на сей счет.
        Подготовка штурмовых отрядов должна осуществляться не на военной основе, а в интересах партии. В физической подготовке упор должен быть сделан не на военной маршировке, а на спорте. Бокс и джиу-джитсу мне всегда казались важнее бессмысленных упражнений в стрельбе. Физическая подготовка должна воспитать в человеке чувство превосходства…
        Нам нужны не сотня или две смелых конспираторов, а сотни и сотни тысяч фанатичных бойцов за наше мировоззрение. Мы должны работать не в конспиративных условиях, а участвовать в массовых маршах. Мы должны действовать не пистолетом и ядом, нам предстоит завоевать улицу. Мы должны показать марксизму, что национальный социализм становится хозяином улицы, как в будущем он станет хозяином государства.
        Настоящим прошу всех руководителей штурмовых отрядов рассматривать это письмо как директиву».
        В 1930 году фон Заломон потребовал для своих штурмовиков места в рейхстаге. Гитлер был против. 12 августа фон Заломон покинул свой пост. Год у штурмовиков не было командира. Ими руководили местные гауляйтеры.
        Когда в конце 1930 года Эрнст Рём получил письмо от Гитлера с предложением возглавить штаб штурмовых отрядов, то вернулся в Германию не раздумывая. Зачем он понадобился фюреру?
        За несколько месяцев до этого, в августе 1930 года, в период предвыборной кампании, руководитель берлинских штурмовиков Вальтер Штеннес восстал против Гитлера и его мюнхенского окружения.
        Вальтер Штеннес, бывший капитан рейхсвера, принадлежал к тем, кто не навоевался. После войны он то вступает в полицию безопасности, то участвует в создании
«черного рейхсвера», то сотрудничает с абвером. Он нашел себя в штурмовых отрядах. Ему было поручено сформировать отряды в регионе Берлин-Бранденбург и на севере страны. Он отвергал стратегию завоевания власти мирным путем. Считал, что власть надо брать силой, для этого и существуют штурмовики.
        Штеннес воспользовался жалким положением многих штурмовиков, которые не имели работы и получали от партии гроши, чтобы восстать против Гитлера. Штурмовики возмущались роскошной жизнью партийной верхушки и требовали, чтобы им выделялась большая часть партийных доходов и чтобы их избавили от контроля со стороны местных партийных организаций. Отряды часто выходили из подчинения партийному руководству. Среди штурмовиков было много уголовников, считавших, что к ним плохо относятся. Штеннес потребовал увеличить плату штурмовикам.
        Две тысячи берлинских штурмовиков подчинялись Штеннесу безоговорочно. В ночь на 1 августа 1930 года они захватили здание берлинского горкома партии. Дом охраняли эсэсовцы. В принципе они подчинялись тому же Штеннесу, но забаррикадировались и не пускали штурмовиков. Тогда те выломали двери, а эсэсовцев поколотили. Штурмовики стали крушить мебель. Геббельса не было в городе, оставшийся вместо него другой секретарь горкома вызвал на помощь полицию.
        Чтобы успокоить восставших, Гитлер примчался в столицу. Объяснение было весьма бурным. Один из штурмовиков взял Гитлера за грудки. Гитлер пытался избавиться от Штеннеса, предложив ему министерский пост в Брюнс-вике, где у нацистов были сильные позиции. Тот отказался. Гитлеру пришлось прилюдно пожать ему руку и согласиться с большей частью требований. Он сказал, что сам станет руководителем штурмовых отрядов.

2 сентября 1930 года фюрер принял на себя руководство штурмовыми отрядами и обещал увеличить им жалованье. Теперь он именовался фюрером партии и штурмовых отрядов. Непосредственное руководство осуществлял начальник штаба СА Отто Вагенер, еще один ветеран рейхсвера (впоследствии он возглавил отдел экономической политики в аппарате партии).
        Столкновения между местными партийными чиновниками и штурмовиками прошли по всей стране. В этой ситуации Гитлер и обратился за помощью к Рёму, надеясь на его популярность. 5 января 1931 года Эрнст Рём вернулся на прежнее место. Лучший выбор, чем Рём, трудно было представить. Он был своим для основной массы штурмовиков. Он говорил с ними на одном языке. Он был заслуженным борцом против коммунизма, одним из тех, кто очень рано присоединился к нацистам. Рём стал гарантией того, что коричневые батальоны не отойдут от партии. Кроме того, он был своим для офицеров рейхсвера.
        Гитлер попросил Рёма как можно скорее убрать Вальтера Штеннеса с поста руководителя столичных штурмовиков. Когда Рём приехал объясняться, Штеннес сказал ему, что Гитлер нечестный человек и что вся партийная верхушка некомпетентна. Рём выслушал его молча. 1 апреля 1931 года Штеннес прочитал в газете, что его переводят в центральный аппарат партии в Мюнхен. Он не хотел работать в Коричневом доме, как именовали здание, где размещалось руководство партии, потому что лишался своей опоры в боевых отрядах.
        Его подчиненные завалили Коричневый дом телеграммами с требованиями оставить Штеннеса на месте. Они распространяли в Берлине свою листовку:

«Вчера мюнхенское руководство партии распорядилось распустить берлинские штурмовые отряды и снять с должности руководителя столичных СА капитана Штеннеса, которому Гитлер многократно выражал доверие…
        В лице капитана Штеннеса атакованы все штурмовые отряды. В Мюнхене забыли, что партию создала и сделала ее сильной прежде всего наша готовность к жертвам и к простоте. Они построили в Мюнхене Коричневый дом стоимостью в миллионы марок, а у простых штурмовиков нет и пфеннига, чтобы починить ботинки».
        Штеннес отказался исполнить приказ Гитлера. Ему подчинялись пятнадцать тысяч штурмовиков. Они опять захватили здание Берлинского горкома, выкинув эсэсовскую охрану, и завладели редакцией геббельсовской газеты «Ан-гриф».
        Гитлеру пришлось обращаться за помощью в полицию, чтобы она навела порядок в горкоме. Штеннеса исключили из партии, его сторонникам угрожали тем же. Восставшие отряды сняли с довольствия. Через несколько недель у мятежников кончились деньги и желание поддерживать Штеннеса.
        Штеннес создал собственное национально-социалистическое боевое движение и объединился с Отто Штрассером, который сформировал боевой союз революционных национальных социалистов. Штеннес организовал несколько рабочих лагерей для безработных сторонников и стал искать союзников. Но таковых не нашлось, с Отто Штрассером они разошлись, и на этом все закончилось.
        В марте 1933 года эсэсовцы задержали Штеннеса. Его жена бросилась к второму человеку в нацистском руководстве Герману Герингу, а отец обратился к генералу Людендорфу, с которым был знаком. Оба высокопоставленных лица согласились вмешаться. Геринг выслал Штеннеса в Голландию. Через Англию он уехал советником в Китай, где создавал главе центрального правительства Чан Кайши службу безопасности.
        Адольф Гитлер, благодарный эсэсовцам за помощь, написал начальнику столичного отряда СС: «Ваша честь в верности». Формула прижилась.
        Фюрер пытался придать движению штурмовиков респектабельность. Он вовлек в штурмовые отряды «голубую кровь», аристократию - принца Филиппа Гессенского и Августа-Вильгельма Гогенцоллерна, принца Прусского, сына бывшего кайзера. Принца Прусского по-свойски именовали Ав-Ви - по первым слогам имени. Его сделали обергруппенфюрером СА и депутатом рейхстага.
        Гитлер понимал, что возвращение Рёма - рискованный шаг. Начальник штаба СА не скрывал своих гомосексуальных симпатий и потому был уязвим для критики вне и внутри партии. Гитлер попытался защитить Рема. 3 февраля 1931 года фюрер подписал приказ, запрещающий любую критику личной жизни руководителей штурмовых отрядов.

«Это бесполезная трата времени, которое надо отдавать борьбе, - говорилось в приказе. - Штурмовые отряды - объединение, созданное для конкретных политических целей. Это не институт благородных девиц, а союз борцов, жестких и твердых. Их личная жизнь не может быть объектом праздного внимания, если только она не входит в противоречие с важнейшими принципами национально-социалистической идеологии».
        Рём оправдал ожидания Гитлера. Он превратил разрозненные отряды в единую организацию, которая полностью поддерживала курс Гитлера. Он уменьшил напряженность между СА и партией. Штурмовые отряды вербовали новичков в больших количествах. Успех Рёма объяснялся особой кадровой политикой. На все ключевые должности он назначал приятелей-гомосексуалистов, а те, в свою очередь, расставляли собственных «подружек».
        Ближайшим помощником Рём сделал своего любовника Эдмунда Хайнеса, бывшего офицера кайзеровской армии, которого произвел в обергруппенфюреры СА. К Хайнесу с презрением относились многие национальные социалисты. Его даже исключали из партии с формулировкой «за утрату нравственных достоинств». В 1929 году его судили за участие в убийстве. Он получил пять лет, но был освобожден по амнистии.
        Руководителем штурмовиков в столичном регионе Берлин-Бранденбург стал группенфюрер граф Вольф Генрих фон Хельдорф, заметная фигура среди берлинских гомосексуалистов. Граф Хельдорф воевал в Первую мировую в гусарском полку, вступил в НСДАП в 1926 году. Был избран депутатом рейхстага от нацистской партии.
        Стремительную карьеру в штурмовых отрядах делал Карл Эрнст, который вступил в СА в девятнадцать лет. Он пробовал себя в роли коридорного, официанта, вышибалы, пока не стал любовником капитана Пауля Рёрбайна, первого командира берлинских штурмовиков. Они были настолько близки с капитаном, что Эрнста стали называть
«фрау Рёрбайн».
        Капитан Рёрбайн познакомил его с Рёмом. Красивый юноша ему понравился. Рём не только затащил Карла Эрнста в постель, но сделал депутатом рейхстага от национально-социалистической партии.
        Возникло национально-социалистическое гомосексуальное братство. Руководители штурмовых отрядов говорили, что гомосексуализм - неотъемлемая часть национального социализма и такова точка зрения руководителей партии вплоть до самого фюрера. Главное в гомосексуализме - чувство боевого товарищества, а какие формы любовь мужчин друг к другу принимает в тиши спален - это никого не касается. Штурмовики развлекались соответствующим образом. Партийные собрания приобретали ярко выраженный сексуальный характер.
        Но тут запротестовал руководитель столичной партийной организации доктор Йозеф Геббельс, который ненавидел мужчин нетрадиционной ориентации.
        Он записал в дневнике 27 февраля 1931 года: «Партия - эльдорадо для гомосексуалистов? Этого нельзя позволить. Я воспрепятствую этому со всей силой».
        На совещании в редакции газеты «Ангриф» Геббельс сказал, что «надо просить Гитлера от имени партийного руководства Северной Германии убрать начальника штаба штурмовых отрядов из-за непрекращающейся критики в прессе».
        Нацисты просили Гитлера расстаться с Рёмом, потому что мрачная тень обвинений в гомосексуализме пала и на фюрера. В партии были люди, готовые убить Рёма и его клику, дабы избавить партию от позора. Новый командир берлинских штурмовиков Пауль Шульц поддержал секретаря столичного горкома Геббельса. В конце мая они оба побывали у Гитлере в отеле «Кайзерхоф» в надежде получить от него благословение на пересмотр всей партийной работы в Пруссии.
        Но Гитлер их не поддержал.

2 июня 1931 года Шульц отправил Гитлеру открытое письмо, копию отдал своему другу Грегору Штрассеру (который показал письмо брату Отто, а тот - журналистам). Шульц обвинил Эрнста Рема, Карла Эрнста и его помощников в том, что они создали гомосексуальную цепочку от Берлина до Мюнхена. Хуже всего то, что «капитан Рём не считает нужным держать в секрете свои сексуальные пристрастия. Более того, он с гордостью заявляет о них публично». В результате в гомосексуализме подозревали все руководство партии.
        Шульц призвал Гитлера к немедленным действиям: «Дела таковы, что в марксистских кварталах распространяются слухи о том, что и Вы, мой уважаемый фюрер, сами являетесь гомосексуалистом. Среди интеллигенции идут разговоры о том, что в Коричневом доме на важных должностях тоже находятся гомосексуалисты».
        Письмо появилось в социал-демократической газете «Мюнхенер пост». Нацисты не стали подавать в суд, понимая, что могут проиграть, и ограничились угрозами в адрес
«предателей», которые клевещут на истинных патриотов. «Мюнхенер пост» поместила еще несколько статей на ту же тему, ссылаясь на показания одного из бывших рёмовских дружков, доктора Майера. Тот был арестован по обвинению в мошенничестве, но до суда не дожил. 15 декабря 1931 года Майера нашли в камере повесившимся. Официальная версия - самоубийство.
        Гитлер делал вид, что ничего не происходит, хотя теперь его имя уже откровенно связывали с гомосексуалистами. Он не разговаривал на эту тему с Рёмом, но и не позволил тому спихнуть обидчика Шульца.
        Социал-демократы упрекали Гитлера и национальных социалистов в двуличии. Фракция нацистов в рейхстаге требовала принять жесткие законы против гомосексуализма, а откровенные гомосексуалисты руководили штурмовыми отрядами.
        Некий Хельмут Клоц, бывший штурмовик, который изменил взгляды и стал социал-демократом, раздобыл и опубликовал саморазоблачительные письма Рёма его любовнику.

«Дело Рёма, - писал издатель писем, - стало позором для национальных социалистов, которые призывают к драконовским мерам против гомосексуалистов, включая призыв к насильственной кастрации, и при этом поддерживают такого человека, как Рём, которому доверено воспитание молодежи.
        Я сочувствую Рёму - вне зависимости от того, заслуживает он этого или нет. Но я презираю тех, кто, зная агрессивный гомосексуализм Рёма, назначили его на эту должность. Я обвиняю их в растлении немецкой молодежи».
        Рём пытался через суд помешать распространению его писем. Но проиграл дело. 7 сентября 1932 года последняя судебная инстанция разрешила «опубликовать письма капитана Рёма во имя защиты немецкой молодежи от гомосексуальной дегенерации». 13 ноября берлинский Верховный суд подтвердил «подлинность писем Рёма» и потребовал от редактора «Ангриф» опубликовать «эту информацию на первой полосе газеты».
        Министром внутренних дел Пруссии был Карл Зеверинг, социал-демократ, принципиальный противник нацистов и коммунистов, которые одинаково травили его, как символ Веймарской республики. Он ознакомил с откровенными письмами Рёма главу правительства Пруссии Отто Брауна. Тот переслал их копии федеральному канцлеру Германии Генриху Брюнингу с сопроводительной запиской: «Я прошу Вас очень внимательно отнестись к этим письмам и буду признателен, если Вы сочтете возможным обратить на них внимание президента, чтобы он понял, что за человек руководит штурмовыми подразделениями национальных социалистов и высоко ценится лидером партии Адольфом Гитлером».
        Канцлер не откликнулся.
        В 1931 году Рёмом занялась берлинская прокуратура - его обвиняли в недостойном сексуальном поведении. Но прокуратуре не удалось привлечь начальника штаба штурмовых отрядов по статье 175-й уголовного кодекса. Начальник штаба штурмовых отрядов признал, что у него бисексуальные наклонности, но заявил, что в уголовно наказуемые сексуальные отношения с мужчинами он не вступает. Так что дело в отношении Рёма вскоре прекратили. Веймарское законодательство было весьма либеральным.
        Престарелый президент Гинденбург презрительно заметил, что в прежние времена опозоренный офицер знал, что у него, по крайней мере, есть револьвер, который избавляет от позора. Рём предпочел пропустить эти слова мимо ушей.
        Куда большую опасность представляли для него товарищи по партии, считавшие его позором для движения. В марте 1932 года тесть Мартина Бормана майор в отставке Вальтер Бух решил убить Рёма и его любовников. Бух был депутатом рейхстага и председателем высшего партийного суда. Жесткий и бескомпромиссный, он требовал от товарищей по партии столь же бескомпромиссного служения идеалам национального социализма. Аморальность начальника штаба штурмовых отрядов его возмущала, отставной майор считал его поведение антипартийным.
        Бух подобрал нескольких человек, которым поручил 14 марта 1932 года убить Рёма и его подручных, среди них графа Карла Леонхардта дю Мулен-Экарта, который руководил разведывательной службой СА. Рёма спасла случайность.
        Один из боевиков предпочел не участвовать в мокром деле и все рассказал. Это стало известно Вальтеру Буху. Он приказал застрелить предателя. В боевика стреляли, но промахнулись. Тут уже и другим стало известно, что происходит. Рём, который держался настороженно, потому что ему уже давно угрожали из-за его гомосексуальных наклонностей, обзавелся охраной и не ходил в одиночку.
        Удивительным образом скандал вокруг Рёма нисколько не повредил Гитлеру. Левые партии построили свою избирательную кампанию на разоблачении Рёма. Они были уверены, что документы, подтверждающие его гомосексуализм, уничтожат национальных социалистов. Левые не заметили, что сам Гитлер оказался вне удара. Более того, Гитлер играл роль настоящего товарища, который не бросает однополчанина в беде. Это произвело хорошее впечатление: Гитлер защищает старого солдата, что бы ни писали о нем газеты. Гитлер казался людям куда более симпатичным, чем прежде. Геббельс постарался выставить фюрера надежным другом и товарищем.

6 апреля 1932 года, незадолго до второго тура президентских выборов, Адольф Гитлер публично заявил:
        - Подполковник Рём останется моим начальником штаба и после выборов. Ничто этому не помешает, никакие грязные пропагандистские кампании наших врагов!
        РОМАН С ПЛЕМЯННИЦЕЙ, ГЕЛИ РАУБАЛЬ
        Утром 19 сентября 1931 года в мюнхенской квартире вождя национально-социалистической немецкой рабочей партии Адольфа Гитлера на Принцрегентштрассе обнаружили труп молодой женщины, Гели Раубаль, его племянницы.
        Она застрелилась из пистолета «вальтер» калибра 6,35 миллиметра, который Гитлер держал дома, опасаясь покушений. Пуля прошла рядом с сердцем и пробила легкое. Одежда пропиталась кровью.
        Оглушительное известие застигло фюрера в разгар предвыборной кампании, которая должна была решить судьбу партии. Ни одно событие в своей жизни он не переживал так болезненно. У него случился нервный срыв. Он кричал, что все бросит, уйдет из политики, а может быть, даже и последует за своей племянницей - тоже покончит жизнь самоубийством. Несколько дней он никого не желал видеть. Предвыборная кампания нацистов оказалась на грани краха.
        Гитлер переживал не потому, что родственные чувства были для него так важны. Семью Гитлер не заводил. Родственников он подчеркнуто не любил, считал, что с родными ему не повезло. Его молоденькая племянница Гели Раубаль была единственной женщиной, которую он, кажется, любил, хотя и пытался скрыть эту сомнительную связь.
        Публика давно судачила о более чем странных отношениях Гитлера с молоденькой племянницей. Но лишь узкий круг посвященных знал, что хорошенькая и экзальтированная Гели почти полностью овладела его мыслями и чувствами. Можно сказать, что в его жизни был только короткий период, когда в нем - впервые! - вспыхнула настоящая страсть - и то в довольно противоестественной форме, потому что роман между дядей и племянницей - это нечто предосудительное, почти инцест.
        Гели Раубаль сыграла в жизни Адольфа Гитлера более важную роль, чем известная всем Ева Браун. Как выразился человек, хорошо знавший Гитлера, «Гели - это была опера, а Ева - это оперетка».
        Смерть Гели Раубаль в определенном смысле оказалась роковой для миллионов европейцев. Адольф Гитлер лишился женщины, которая пробуждала в нем хоть какие-то человеческие чувства.
        В 1928 году будущий вождь гитлерюгенда Бальдур фон Ширах пригласил Гитлера на рождественскую вечеринку, устроенную студентами-нацистами в банкетном зале одного из мюнхенских отелей. Ширах не ожидал, что Гитлер придет:

«Но он внезапно появился среди нас. Я редко видел его таким счастливым. В его голосе звучала гордость и нежность, когда он представлял девушку:
        - Моя племянница, фрейлейн Раубаль.
        Девушка, стоявшая рядом с Гитлером, была среднего роста, с хорошей фигурой, темными волосами и живыми карими глазами. Ее округлое лицо слегка покраснело от смущения, когда она вошла и поняла, каким сюрпризом оказалось ее появление. Я долго ее разглядывал, не потому, что на нее было приятно смотреть, а потому, что удивительно было видеть молоденькую девушку рядом с Гитлером».
        Брюнетка с карими глазами, Гели была красива юношеской красотой. Открытая, веселая, всегда готовая рассмеяться. Гели была теплым, тактичным, преданным человеком. Ей можно было открыться. Фюрер боялся насмешек, но она смеялась не над ним, а вместе с ним. Большой ребенок, она почти не носила украшений - только золотую свастику, подаренную Гитлером.
        Правда, Гели Раубаль политикой не интересовалась. Она не читала книгу Гитлера
«Майн кампф», не ходила на митинги и демонстрации. Она хотела жить и наслаждаться жизнью. Пока ее не нашли с пулей в груди.
        Приехала полиция. Слуги рассказали, что утром Гели не отзывалась на стук, комната была заперта. Когда выяснилось, что пропал пистолет, который Гитлер держал в своей комнате, слуги забеспокоились. В десять утра они взломали дверь и обнаружили тело Гели Раубаль на полу.
        Гитлер уверял, что он в момент самоубийства находился в Нюрнберге. Главная забота нацистов состояла в том, чтобы избежать скандала и свести объяснения с полицией и прессой к минимуму. В квартире собралось все окружение фюрера - Грегор Штрассер, Рудольф Гесс, Макс Аманн, Франц Шварц и Бальдур фон Ширах. Они обсуждали, как быть. Ширах позвонил Адольфу Дреслеру в пресс-службу Коричневого дома и велел сказать прессе, что Гитлер глубоко скорбит из-за самоубийства племянницы.
        Потом они задумались, правильно ли поступили.
        Ширах перезвонил Дреслеру:
        - Скажите прессе, что это был несчастный случай.
        Между двумя звонками прошло двадцать пять минут, и старательный Дреслер уже подготовил сообщение для прессы. Так что изменить объяснение причин смерти было уже невозможно. Тогда стали думать, чем объяснить ее самоубийство. Решили, что она впала в депрессию из-за того, что у нее не получалось стать певицей.
        Потом все разошлись, кроме Франца Шварца, одного из старых членов партии, который был членом городского совета Мюнхена и казначеем НСДАП. Шварц являлся важной фигурой для двух инспекторов уголовной полиции, присланных расследовать дело.
        Слуги рассказали полиции, что утром Гели не отзывалась, комната ее была заперта и пропал пистолет, который Гитлер держал в своей комнате. Дверь оказалась запертой изнутри, ключ торчал в замке. В десять утра они взломали дверь и обнаружили тело Раубаль на полу. Приехал полицейский врач, который засвидетельствовал, что она застрелилась накануне вечером, 18 сентября 1931 года. Слуги подтвердили, что в пятницу Гитлер ушел за пятнадцать минут до ее прихода, так что он ни при чем.
        Газеты сообщили о смерти девушки и о том, что причины смерти неясны. Социалистические газеты, правда, намекали, что у нее вышел жестокий спор с Гитлером и на ее лице обнаружены следы ударов.
        Смерть Гели была для Гитлера потрясением. 24 сентября его с Герингом ждали на двух митингах в Гамбурге. Герингу пришлось выступать одному. Фюрер был в депрессии, боялся газет, которые писали о Гели. Утром 22 сентября он казался сломанным человеком. При каждом упоминании о Гели он начинал плакать. Этот нервный срыв показал, как трудно ему владеть собой. Он был невротиком, который с трудом одерживал победу над собственной натурой.
        Рядом с ним остался фотограф Генрих Гофман. Водитель Юлиус Шрек отвез их обоих в дом издателя партийной газеты Адольфа Мюллера, откуда все уехали. Шрека тоже отослали. Он шепнул Гофману, что забрал пистолет фюрера. Вечером Гитлер отказался от еды, всю ночь ходил по своей комнате. И на следующий день тоже ничего не ел. Ходил и думал. Он боялся следствия, ареста, суда.
        Для Гели Адольф Гитлер был первым взрослым мужчиной. Для Гитлера она оказалась первой женщиной, которой он не боялся. Между ними возникло нечто вроде романа. Гели Раубаль росла без отца, в нищете, ничего не видела и не знала. В новой жизни она быстро расцвела. Гитлеру льстило, что он появляется в компании очаровательной девушки, привлекающей всеобщее внимание. Жены товарищей по партии ей и в подметки не годились.
        Гели было приятно оказаться в центре внимания вместе с фюрером. Его фотографии часто появлялись в газетах, его все узнавали. Он стал модной фигурой, все хотели с ним познакомиться и поговорить. Усики и спадающая на глаза прядь - спутать его было невозможно. Ханфштенгль уговаривал его отрастить полноценные усы или сбрить этот жалкий клок волос, а то на расстоянии можно подумать, будто он плохо высморкался. Адольф Гитлер обиженно ответил, что он сам создает моду - скоро другие люди будут подражать его манере и отращивать такие усики.
        Гитлер никогда не посвящал работе весь день. Он приезжал в Коричневый дом в одиннадцать часов или в полдень, заставляя людей ждать его часами. Партийные секретари жаловались, что не могут получить аудиенцию, что фюрер не находит времени для важных дел. Он не считал себя обычным государственным деятелем, обязанным исполнять свои обязанности. Он сравнивал себя с великими - Александром Македонским, Цезарем, Наполеоном.
        Он с большим удовольствием ходил в театр или ресторан, чем занимался делами, предпочитал богемную жизнь. Его легче было застать в кафе «Хек», где часто обсуждались важные вопросы. Его любимым рестораном была «Остерия Бавария», которая открылась в начале века. Там была итальянская кухня, посетителей заманивали пармской ветчиной, огромными сырами и бутылками кьянти. На стене, отделанной темными деревянными панелями, висела выцветшая фотография композитора и скрипача Никколо Паганини и пейзаж с романтическим видом на Неаполитанский залив.
        Ресторан фюреру рекомендовал фотограф Гофман, живший неподалеку. Для Гитлера держали длинный угловой стол в одной из двух задних комнат. Летом фюрер и его окружение обедали в небольшом дворике с фонтаном, где поток воды изливался из горла красного мраморного льва.
        После вечернего спектакля Гитлер и Гели приезжали поужинать. В опере он всегда сидел в любимом шестом ряду. Он стал поклонником кинематографа, вкусы у него были столь же непритязательны, как и у юной Гели. Такими же его вкусы останутся и когда Гитлер станет канцлером. Его любимые картины - это «Кинг-Конг» и мультфильм Уолта Диснея «Белоснежка и семь гномов». Его любимая актриса - юная американка Ширли Темпл, которая только-только дебютировала в Голливуде и тонким голоском трогательно исполняла детские песенки.
        Однажды Гитлер повез Гели на вестерн, прихватив старшего из адъютантов - Вильгельма Брюкнера. Потом они ужинали в «Остерии». Гели герой фильма не понравился. Гитлер стал расспрашивать, какие же мужчины ей нравятся. Он не носил с собой ни денег, ни ручки, но Шауб и Брюкнер держали при себе все необходимое и предложили ему бумагу и карандаши.
        Гитлер взял лист и стал набрасывать один за другим три разных мужских профиля. Гели не понравился ни один. Гитлер повторил вопрос:
        - Так как же должен выглядеть мужчина, который тебе понравится?
        - Но это же чудесно, - откликнулась Гели, - что никогда не знаешь, как будет выглядеть мужчина, которого полюбишь.
        Гитлер был разочарован. Он явно ожидал иного ответа.
        Гели нравилась практически всем. Ее появление улучшало настроение. Даже сам Гитлер менялся. В присутствии Гели он расслаблялся. Он даже ходил с ней по магазинам. Девушке нравилось ездить с Гитлером, который покупал ей почти все, что она хотела, кроме драгоценностей и мехов. Ему и по политическим соображениям не следовало появляться на публике с женщиной в мехах.
        Он терпеливо ждал, пока она выберет себе шляпку или новую туалетную воду. Она обожала шляпки и не могла уйти из магазина, не перемерив все. Гитлер недовольно говорил:
        - Нельзя же ничего не купить после того, как все перемерила!
        Она преспокойно отвечала:
        - Для этого продавщицы и существуют.
        Желание быть вместе с Гели привело к тому, что он стал чаще обычного выезжать на пикники. Его открытый «мерседес» был известен в округе. Когда он останавливался у загородных ресторанов, собирались любопытные, желавшие поглазеть на фюрера и поговорить с ним.
        Машину вел Эмиль Морис. Гитлер садился рядом с ним на переднее сиденье. Оба надевали короткие кожаные штаны, белые льняные рубахи, голубые жилеты с костяными пуговицами. Заднее сиденье занимали Гели и другие женщины. Высокий Ханфштенгль садился вместе с ними, остальные - Шауб, Брюкнер, Гофман - располагались на откидном сиденье.
        Охранники прихватывали с собой набор для пикника - скатерти, посуду, разделанного жареного цыпленка, бутерброды с сыром и салями, яблочный пирог, минеральную воду для Гитлера, термосы с чаем и кофе для остальных. Располагались обыкновенно где-нибудь у озера, хотя Гитлер не плавал. Он стеснялся своего тела и не хотел раздеваться, чтобы не показаться смешным. Боялся, что его сфотографируют в купальном костюме. Он помнил, что Фридрих Эберт, став президентом, позволил запечатлеть себя в купальном костюме. Это не улучшило его репутации. Максимум, что позволял себе Гитлер, - это, сняв обувь и носки, зайти в воду.
        Он развлекался тем, что бросал плоские камешки, которые несколько раз подскакивали над поверхностью воды. Купались только девушки. Отдалившись на порядочное расстояние, они раздевались догола и, развесив одежду на ветках, плавали. Потом загорали.
        Фюрер любил разглагольствовать о том, что сделает, когда окажется у власти. Он обещал проложить дорогу между Мюнхеном и Зальцбургом, построить ресторан у озера и университет с большим плавательным бассейном и яхт-клубом. Он уверял слушателей, что через несколько лет люди будут путешествовать на Луну на ракетах, которые уже придуманы Германом Обертом и Максом Вальером.
        Уроженец Румынии Герман Оберт мечтал о межпланетных путешествиях и с начала двадцатых годов доказывал их реальность. Он был сторонником ракет на жидком топливе, и в августе 1930 года первая сконструированная им ракета на смеси керосина и кислорода наконец полетела. Его учеником был Вернер фон Браун, который создаст для вермахта боевые ракеты. Австриец Макс Вальер, вдохновленный Обертом, проектировал ракетные двигатели на твердом и жидком топливе. В мае 1930 года он погиб во время испытания ракеты.
        Иногда Эмиль Морис приносил из машины гитару и пел ирландские народные песни, остальные подпевали. Когда рыбаки предлагали свежую рыбу, Эмиль ее жарил на костре. Ханфштенгль приносил с собой пачку иностранных газет и рассказывал Гитлеру, что о нем пишут в мире. Генрих Гофман прихватывал немецкие газеты.
        В дороге Гитлер, завидев другую машину или мотоциклиста, приказывал Морису идти на обгон. Но летними вечерами ездили медленно. Тогда Гитлер оборачивался:
        - Надо петь или говорить, иначе водитель заснет.
        Пели что придет в голову: старые народные песни или модные песенки. Гели предпочитала арии из венских оперетт. Гитлер не пел.
        Появление Гели возле фюрера всех устраивало, потому что она умела расслаблять Гитлера. В ее присутствии он не произносил своих длинных монологов, угрожая покончить со всеми врагами. Гели разрешалось даже смеяться над дядей Альфом, как она его называла, и поправлять ему галстук. Она не старалась быть умнее, чем она есть. Можно ли считать ее красивой - это вопрос вкуса. Но она была сексапильной, и исходящие от нее флюиды действовали на Гитлера.
        Роман полностью захватил Гитлера. Он перестал заниматься партией. Казалось, он готов расстаться с политической деятельностью, оставить все дела и наслаждаться жизнью. Но роман с Гели начался в тот момент, когда позиции Гитлера внутри национально-социалистической партии пошатнулись.
        На севере Германии признанным лидером нацистов был Грегор Штрассер. Он считал, что нацисты должны защищать интересы пролетариата. Его сторонники требовали исключить из партии Гитлера как поклонника буржуазии. Еще немного, и Европа была бы спасена от нацизма и Второй мировой войны… Но Гели Раубаль и вернула Гитлера к политике. Племянница восхищалась дядей Альфом как политиком; чтобы сделать ей приятное, Гитлер отказался от затворничества и вернулся к партийной борьбе.
        Жестокий экономический кризис, разразившийся в Германии, стал для Гитлера подарком судьбы. В стране царила безысходность. Казалось, Германия никогда не оправится. Самоубийства, падение рождаемости, ощущение полного краха… Все политики наперебой пытались успокоить немцев. Гитлер, напротив, говорил о том, что страну постигла катастрофа, и призывал свергнуть существующий строй и построить новую Германию.
        Партия привлекла молодежь, которая особенно болезненно воспринимала кризис и жаждала карьеры. Генрих Гиммлер в двадцать восемь лет стал рейхсфюрером СС, Йозеф Геббельс в том же возрасте - гауляйтером Берлина, Бальдур фон Ширах в двадцать шесть лет - имперским руководителем Союза немецкой молодежи, рейхсюгендфюрером. Причем Ширах одно время считался самым вероятным наследником Гитлера.
        На выходные Гитлер и Гели уезжали к Адольфу Мюллеру, в чьей типографии печаталась
«Фёлькишер беобахтер». У него было две дочери - Лотта и Эльза. Дом стоял на озере в нескольких десятках километров от Мюнхена и был роскошно обставлен - огромные кожаные кресла, громадный круглый стол, пушистые ковры. Гитлер хотел жить именно так.
        Крупный бизнес стал одаривать Гитлера большими деньгами, и он делал свою жизнь все более комфортной. В Мюнхене Гитлер снимал маленькую двухкомнатную квартирку на Тирштрассе, в которой поселился впервые еще в 1923 году. Но там он редко оставался ночевать.
        В октябре 1929 года он приобрел большие девятикомнатные апартаменты в фешенебельном районе на Принцрегентплац, на втором этаже дома № 16. Гели Раубаль переехала вслед за дядей. Гели была первой женщиной, с которой Гитлер жил под одной крышей. Массивную темную мебель сделали по эскизам его любимого архитектора Пауля Людвига Троста. Только в комнате, предназначенной для Гели, яркие цвета преобладали. Он повесил в ее комнате одну из своих акварелей, написанных во время войны.
        Он нанял слуг - бывший унтер-офицер Георг Винтер прежде прислуживал у поддержавшего нацистов отставного генерала фон Эппа, его жена Анни - у графини Тёрринг. Анни, сообразительная и живая, с хитрыми глазами, была хорошей кухаркой. Ее муж прислуживал за столом. Еще двое слуг убирали квартиру. Гитлер устраивал такие пышные обеды, что они производили впечатление на Винифред и Зигфрида Вагнер.
        Гели не хотела ни работать, ни учиться. Ее вполне устраивала богемная жизнь, и она не любила оставаться в доме одна. Мать и сестра, с которыми она привыкла болтать, находились в Оберзальцберге. В Мюнхене ей тоже нужна была компания. Она хотела развлекаться, потому что видела, какое сильное впечатление производит на мужчин.
        Гели прелестно пела, почему бы ей не заняться пением всерьез, предложил Гитлер. Можно брать уроки у его знакомого Адольфа Фогля, имевшего успешный опыт воспитания оперных певиц. Гитлеру пришлось долго уговаривать Гели. Уроки пения были менее обременительны, чем изучение анатомии и сравнительной зоологии в университете, но ей все равно не хотелось учиться. Однако на нее подействовали слова подруги:
        - Ты только представь себе эту картину - ты на сцене и полный зал тебе аплодирует!
        Адольфу Фоглю было за пятьдесят, но его жена ждала ребенка. Когда она родила, Гели ее навестила и сказала:
        - Я даже не могу передать, как бы мне тоже хотелось иметь ребенка. Вы понимаете, чьего ребенка я бы хотела выносить…
        Из ее слов следует, что в тот момент Гели была влюблена в Гитлера. Но могла ли здоровая, нормальная, сексуальная женщина сохранять это чувство по отношению к такому человеку, как Гитлер, на протяжении четырех лет?
        Адольф Фогль скептически отнесся к Гели Раубаль, сомневаясь, что из нее выйдет толк. Ее передали другому учителю - Гансу Шреку, у которого училась Хелен Ханфштенгль. Шрек сказал, что Гели - самая ленивая из его учениц. Он обещал давать ей двенадцать уроков в месяц за сто марок, но она взяла моду звонить и предупреждать, что не сможет прийти. Дома, самостоятельно, она никогда не занималась. Сознавая свою сексапильность, она, намеренно или нет, копировала киноактрису Марлен Дитрих, которая удивительным образом сочетала женственность с внешней маскулинностью. Если бы Гели Раубаль действительно умела петь, из нее получилась бы звезда кабаре.
        Ангела Раубаль надеялась, что рано или поздно ее дочь выйдет замуж за фюрера. Родственные отношения ее не пугали. Если Ватикан позволил их отцу Алоизу Гитлеру жениться на племяннице, то почему в этом откажут Адольфу?
        Но Гитлер вовсе не собирался связывать себя узами брака. Напротив, с определенных пор он стал тяготиться отношениями с Гели Раубаль. При этом Гитлер был невероятно ревнив. Рассказывали, что, застав одного из своих соратников в комнате Гели, фюрер набросился на него с плеткой, и тот спасся, выпрыгнув из окна.
        Мать Гитлера Клара называла мужа «дядя Алоиз». И Гели именовала Гитлера «дядя Альф». Он был влюблен в Гели. Впервые в жизни. Но быть влюбленным в такую девушку оказалось непростой задачей. Она требовала постоянных развлечений. Она хотела флиртовать, курить, танцевать, ходить в кафе, встретить красивого мужчину и выйти за него замуж. Ничего этого Гитлер не мог ей предложить.
        Гитлеру не хватало чувства юмора, но он любил тех, кто мог его рассмешить. Шуточки Гели его забавляли. За обедом или ужином она садилась рядом с ним, и ей единственной позволялось его прерывать, хотя она нарушала сразу два правила: женщина не должна привлекать к себе внимание в мужской компании и она не должна быть вульгарной. Гитлер пытался ее контролировать, но Гели была не из тех, кто готов смириться с такой плотной опекой. Вместе с тем она не хотела терять Гитлера. Ей нравилась ее власть над столь известным и могущественным человеком. Но со временем риск для его репутации стал большим, чем он мог себе позволить.
        Он не забывал, что другие не спускали глаз с него самого. Он не мог позволить себе никакого скандала, тем более с племянницей, а между тем его политические противники охотно писали о его близких отношениях с племянницей…
        Гели была девственницей и сексуально наивной, когда фюрер привез ее в Оберзальцберг. И ее инстинкты требовали выхода. Если между ними что-то произошло - а теперь уже никто не сможет установить истину, - то надо иметь в виду, что ей было двадцать один, а ему сорок и он столько лет ждал возможности заняться сексом. Но брак с ней и рождение детей - все это было невозможно. Гитлер, помешанный на расовой теории и евгенике, подозревал, что несет в себе опасные гены.
        Существует множество версий относительно сексуальных пристрастий Гитлера. Каждый автор толкует немногие известные факты на свой лад. Но фактов практически нет, есть только мнения и предположения. Действительно ли он избегал традиционных способов и предпочитал анальный и оральный секс?
        В те времена, когда Гели еще не монополизировала Гитлера, после спектакля в опере или балете он, бывало, прихватывал на ужин в ресторане одну-двух хористок, а потом даже вел девушку к себе в квартиру. Но уже через час водитель, ожидавший в машине, отвозил девушку домой. Девушки потом рассказывали, что дальше поглаживания рук и легких объятий дело не шло. Он боялся всего: скандал из-за беременности хористки или какой-нибудь продавщицы мог оказаться роковым для лидера партии.
        После смерти матери отношения с женщинами складывались у Гитлера очень сложно. В армии он, чуть ли не единственный, не получал писем от женщин и уклонялся от откровенных солдатских разговоров. Когда к нему приставали с расспросами, он говорил, что в оккупированном Брюсселе ходил в публичный дом и что у него есть фотография, запечатлевшая его подвиги. Фотографию никто не видел. Те, кто знал его в юности, утверждали, что он - женоненавистник.
        Собственно, женщины не были ему нужны. Гитлеру так и не удалось познать чувство любви, которое освободило бы его от зацикленности на самом себе. Он опоздал в своем мужском развитии и испытывал постоянное чувство неудовлетворенности. Вероятно, это усилило его ненависть к окружающему миру.
        Только с маленькими детьми своих друзей он чувствовал себя уверенно и даже любил с ними играть, но только если дети подчинялись ему и исполняли все указания.
        Сын Ханфштенглей Эгон вспоминал:

«Гитлер был моим любимым «дядей Дольфом». Я любил играть в поезда. Он становился на четвереньки и изображал тоннель, а я пролезал под ним. А еще он изображал звуки проезжающего поезда. Он здорово имитировал звуки - уток, коров, лошадей.
        Последний раз я видел его на свадьбе высокопоставленного вождя штурмовых отрядов. Все говорили ему «Хайль Гитлер», а мы с мамой сказали, как принято в наших родных местах:
        - Грюсс готт, господин Гитлер.
        Мы совершили большую ошибку. Гитлер убрал свою руку, и больше он меня не замечал. Так я в последний раз видел своего любимого дядю Дольфа».
        Отношения с женщинами для него еще только начинались. Но он понимал, что ему нужно как-то решать эту проблему. Дело было не только в том, что он стал известен всей Германии и важна была его репутация. Ему необходимо было убедить себя в том, что он не хуже других.
        Когда они с Эмилем Морисом путешествовали по стране, то иногда знакомились с девушками. Разговаривали, угощали их, Гитлер давал им денег, но ничего не просил взамен. В художественных галереях Гитлер теперь все чаще останавливался возле обнаженной натуры. Зачем? Избавлялся от стеснительности, преодолевал нежелание иметь дело с женщинами?
        Сначала он стал уделять внимание девушкам в тех домах, где бывал. Потом у него возникла постоянная пассия - Ада Кляйн, работавшая в редакции «Фёлькишер беобахтер». Они несколько раз встречались в квартире Мориса. Но интимности между ними не возникло. Гитлер был слишком робок, признавался ей:
        - Ты научила меня целоваться.
        Он стал немного смелее, когда почти стал ухаживать за шестнадцатилетней Марией Райтер в Берхтесгадене. Она рассказала об этом журналу «Штерн» в 1959 году. Они встречались зимой 1926/27 года. Гитлер называл ее Мими. Они обменивались письмами и подарками. Он говорил:
        - Ах, детка, ты совсем не понимаешь, что ты значишь для меня и как я к тебе отношусь.
        Чтобы узнать его лучше, говорила потом Мария, надо было прочитать «Майн кампф». Но в 1927 году он уже забыл о девушке. Этому предшествовал забавный эпизод, который она рассказала много позже. Они поехали за город. Эмиль, как обычно, остался за рулем. Гитлер и Мария углубились в лес. Гитлер поставил девушку под деревом. Повернул ее влево, потом вправо. Сделал шаг назад. Он вел себя словно художник, осматривающий натуру.
        Потом он привлек ее к себе со словами:
        - Детка, я не могу себя удержать.

«Он обнял меня и поцеловал, - вспоминала Мария. - И все. И остановился. Он просто не знал, что делать дальше».
        Им руководило не желание обладать женщиной, а необходимость представить себя настоящим любовником.

«Когда я его знал, у него не было нормальных отношений с женщинами, - вспоминал друг и секретарь Гитлера Эрнст Ханфштенгль. - Импотент с огромной нервной энергией, он должен был как-то давать выход своей энергии. Он был поочередно мазохистом и садистом, но никогда не испытывал чувства удовлетворения. Гели Раубаль была единственной женщиной в его жизни, которая в какой-то степени могла излечить его от импотенции и пробудить в нем мужчину».
        Не только Ханфштенгль, который, бежав из Германии, возненавидел своего бывшего друга и фюрера, но и многие историки утверждают, что Гитлер с юности страдал импотенцией и смертельно боялся неудачи в постели. Его личный врач Теодор Морелль утверждал после войны, что Ева Браун, последняя подруга Гитлера, просила дать фюреру что-нибудь, что укрепило бы его силы в постели. Но виагры тогда еще не существовало. Гитлер хладнокровно сказал Еве Браун, что, если ей нужно, она может завести любовника…
        Гели Раубаль ему нравилась, но она лишь в малой степени могла изменить его вкусы и привычки. Если между ним и Гели и существовали какие-то интимные отношения, то, по мнению историков, весьма извращенного характера. Однажды в театре Эрнст и Хелен Ханфштенгль присоединились к Гитлеру и Гели, которые пришли посмотреть пьесу баварского драматурга Людвига Тома. После спектакля поехали в кафе «Шварцвельдер».

«Гитлер произносил очередной монолог, угрожая своим врагам, и размахивал тяжелым хлыстом для собак, - вспоминал Эрнст Ханфштенгль. - Я поймал взгляд Гели, обращенный на фюрера, и я был потрясен: она смотрела на него с таким страхом, что я затаил дыхание. Ага, значит, еще и хлыст, подумал я и искренне посочувствовал девушке».
        Весной 1931 года Отто Штрассер пригласил ее на карнавал. Она охотно приняла приглашение - Гели любила развлекаться. Но в день карнавала Отто Штрассеру позвонил недовольный Гитлер:
        - Я не позволяю ей принимать приглашения женатых мужчин. Мне тут не нужны ваши берлинские штучки.
        Но Штрассер настоял на том, что они могут хотя бы прогуляться:

«Когда я приехал к ним, Гели была готова, ее глаза были на мокром месте. С каменным лицом Гитлер следил за нами, пока мы спускались вниз к ожидавшему нас такси. Мы провели прекрасный вечер. Гели была рада убежать из-под его власти. На обратном пути мы погуляли в Английском саду. Гели села на скамейку и расплакалась.
        Она сказала, что действительно любит Гитлера, но она не может все это выносить. Его ревность еще не худшее. Он требует от нее того, что она считает отвратительным. Она не подозревала, что такое может быть. Когда я попросил ее пояснить, что она имеет в виду, она описала мне то, что можно встретить только в трудах психиатров, описывающих сексуальные отклонения».
        Впрочем, когда Отто Штрассер рассказывал об этом, он уже стал политическим врагом Гитлера, поэтому к его историям нужно относиться с осторожностью.
        Киноактриса Рената Мюллер незадолго до того, как она в 1936 году совершила самоубийство, рассказывала режиссеру Адольфу Цайслеру об извращенных сексуальных пристрастиях фюрера. Она познакомилась с Гитлером, когда фюрер приехал посмотреть, как снимается кино. Вечером он зашел к актрисе в дом. Вел себя очень странно. В сорок три года он все еще чувствовал себя неловко и неуверенно в присутствии интересной женщины.
        - Он сидел неподвижно и смотрел на меня, - вспоминала Рената. - Затем он взял мою руку в свои и опять смотрел. Он все время говорил - какую-то чепуху.
        Став канцлером, он приглашал актрису на приемы в имперскую канцелярию. Он подарил ей браслет с бриллиантами - таких дорогих подарков Гели Раубаль и Еве Браун не доставалось. Когда она захотела съездить в Лондон, то попросила у него разрешения уехать. Разрешение было дано. Но за ней следили. Она провела время со своим любовником Франком Дойчем, он был евреем. Когда Рената вернулась в Германию, то узнала, что ее занесли в черный список. И стали говорить, что ее ждет суд за роман с неарийцем. В этом состоянии она пристрастилась к морфию.
        Рената лечилась в санатории. Однажды она увидела, как подъехала машина, из которой вышли четыре эсэсовца. Думая, что приехали за ней, она выпрыгнула из окна. Это был
1937 год, ей исполнилось всего тридцать лет. В газетах не появилось ни слова о том, что она совершила самоубийство и что она была более чем близка с Гитлером.
        Гитлер делил женщин на две категории - богатые и родовитые дамы, которые были ему нужны, перед которыми он робел, и все остальные, включая Гели Раубаль и Еву Браун. Все, что он говорил о женщинах, свидетельствовало о том, что он не считал женщину равным партнером. Он любил цитировать известное выражение Ницше: «Собираешься к женщине? Не забудь захватить с собой кнут». Он с презрением говорил о женщинах даже в их присутствии. На Еву Браун он вообще не обращал внимания и в ее присутствии говорил всякие гадости. Он часто просил женщин поцеловать его, когда они этого не хотели, но пугался и приходил в бешенство, когда женщины проявляли инициативу.
        Фотограф Генрих Гофман однажды пригласил его на Новый год. Гитлеру было тогда тридцать четыре года. Как всегда, собралось множество интересных женщин. Эльза Бруммер даже среди них выделялась красотой. Она подошла и поцеловала Гитлера в губы на виду у всех. Все были уверены, что он ответит тем же. Но этого не произошло.

«Я никогда не забуду изумленного и недовольного лица Гитлера, - вспоминал Гофман.
        - Беспомощный, как ребенок, Гитлер стоял, кусая губы, не в силах справиться с охватившим его гневом».
        Девушка отошла, Гитлер молча смотрел на нее, потом схватил свой макинтош и, не пожелав никому счастливого Нового года, исчез.
        Он любил находиться в окружении красивых женщин, но не терпел, если они вмешивались в политические разговоры. На первом же общем собрании НСДАП в январе
1921 года он поставил условие, что ни одна женщина никогда не войдет в состав руководящих органов партии. Впрочем, дружить он тоже не умел. Два человека, которые, казалось, могли стать его друзьями, Альберт Шпеер и Йозеф Геббельс, так и не могли понять, как Гитлер к ним относится. И лишь немногие решались обращаться к нему на «ты» - Эрнст Рём, Август Кубичек…
        Влюбленность Гели Раубаль в Гитлера довольно быстро прошла. Она жаждала полноценных отношений, которые с фюрером были невозможны. Не зная, что Гитлер интересуется девушкой, на нее обратил внимание Геббельс, хотя у него был роман с одной замужней женщиной в Веймаре и одновременно с Тамарой фон Хееде, которая работала у него в Берлинском горкоме партии. Геббельс стал приглашать Гели в Берлин. Она не возражала. Однако Геббельс быстро разобрался, что к чему, и благоразумно отошел в сторону.
        Руки Гели попросил Эмиль Морис, личный водитель Гитлера и один из его ближайших соратников. Он вступил в партию в 1919 году и получил билет № 594. После перерегистрации партии в 1925 году ему выдали билет № 39. В 1926 году он стал членом СС № 2. Гитлер обожал автомобили, и ему нравилась манера вождения Эмиля, который гонял с максимально возможной в ту пору скоростью.
        По профессии Эмиль Морис был часовщиком. В 1917 году перебрался в Мюнхен. В 1919 году вступил в партию и возглавил «спортивную секцию», иначе говоря, тех, кто разгонял оппонентов на митингах. В ноябре 1921 года после бурной встречи членов партии в пивной «Хофбройхаус» Гитлер обратил внимание на привлекательного и веселого молодого человека. Он сделал Мориса своим водителем и приблизил к себе. Тот принял участие в путче, был осужден и сидел до конца января 1925 года. Эмиль Морис был на восемь лет младше, но чувствовал себя с Гитлером на равных; он имел ключи от квартиры Гитлера, следил за его гардеробом, отдавал вещи в стирку. Но он был полезен и тогда, когда требовалась грубая физическая сила.
        Эмиль Морис нравился женщинам. Гитлер немного ревновал и потому сам советовал Эмилю жениться, обещал:
        - Когда ты женишься, я к тебе буду приходить каждый день ужинать.
        Фюрер любил сводить своих подчиненных.
        Самая юная из его секретарш Траудль Хумпс, бывшая балерина, начала работать у фюрера в ноябре 1942 года, когда ей было двадцать два. Через полгода он решил выдать ее замуж за одного из своих слуг - оберштурмфюрера СС Ганса Юнге. Они хотели поближе познакомиться, прежде чем связывать свои судьбы. Гитлера это раздражало. Он требовал либо немедленно жениться, либо разойтись.
        Подталкивая другую секретаршу, Герду Дарановски, к браку с полковником авиации Эккардтом Кристианом, также служившим в ставке фюрера, Гитлер произвел жениха в генералы. Он выдал Гретль, младшую сестру Евы Браун, за Германа Фегеляйна, представителя рейхсфюрера СС при ставке фюрера.

«Следуя его совету, - вспоминал Эмиль Морис, - я решил жениться на Гели, в которую я влюбился по уши, как и многие другие. Она приняла мое предложение».
        Девушка тоже влюбилась в Эмиля Мориса. Гитлеру это сильно не понравилось. Он угрожал отправить ее назад, к матери. Гели писала Эмилю, что «никогда еще так не страдала. Но нам надо через это пройти, и это хорошо для нас обоих. Эти дни соединили нас навеки». Девушка верила, что смазливый Эмиль будет ждать ее два года. Гитлер знал своего водителя лучше.
        В конце 1927 года Гели писала Морису:

«Мой дорогой Эмиль!
        Почтальон принес мне уже три письма от тебя. Никогда я не была такой счастливой, как после того, как прочитала последнее из них. Возможно, еще и потому, что последние дни были трудными…
        Дядя Адольф настаивает на том, что мы должны ждать два года. Только подумай об этом, Эмиль, - два года, когда мы сможем лишь время от времени поцеловать друг друга, и то под присмотром дяди А. Я могу только любить тебя и быть тебе верной…
        Дядя Адольф настаивает на том, чтобы я продолжала учиться. Я бы хотела помочь ему обрести счастье, но не знаю как. Он считает, что нашу любовь нужно держать в секрете. Дядя А. обещал, что мы будем часто видеться и даже наедине. Он чудесный человек…
        Поклон фрау Гесс. Она единственная, кто верит, что ты действительно любишь меня.
        Наилучшие пожелания от твоей Гели».
        Неизвестно, какой характер носили интимные отношения Гели и Гитлера, но во всяком случае он не терпел присутствия соперника. Гитлер не разрешал Гели развлечься. Даже Генрих Гофман позволил себе заметить фюреру, что не следует так давить на нее, это не приведет к добру.
        - Поймите, Гофман, я настолько озабочен судьбой Гели, что вынужден присматривать за ней, - объяснял свое поведение Гитлер. - Я люблю Гели и мог бы жениться на ней. Но вы знаете мою точку зрения. Я должен оставаться один. Поэтому я сохраняю за собой право определять круг ее друзей, пока она не подберет себе достойного мужчину. Я должен уберечь ее, иначе она попадет в руки неподходящего человека.
        Гели, конечно, льстило внимание и щедрость Гитлера. Но невыносимой была его манера следить за каждым ее шагом. Когда она возвращалась домой, то должна была рассказывать ему, что именно она делала и с кем разговаривала - буквально по часам.
        Однажды Гели Раубаль сказала Отто Штрассеру, что слышала спор между мужчинами.
        - Ты больше не войдешь в этот дом! - кричал Гитлер на Эмиля Мориса.
        - Если ты меня выгонишь, - отвечал Эмиль, - я отправлюсь отсюда прямиком в редакцию «Франкфуртер цайтунг» и все им выложу!
        Эмиль Морис утверждал, что Гитлер сам влюбился в девушку и рассорился с ним из ревности. Но дело тут было не в ревности. В 1927 году в партийный аппарат поступило несколько анонимных писем, обвинявших Гитлера в совращении несовершеннолетней. Выяснилось, что письма писала некая Ада Арнольд, подруга все того же Эмиля Мориса, которая выведала у Марии Райтер детали ее отношений с Гитлером. Понимая, что ему угрожает, Гитлер попросил Марию в случае необходимости дать показания, что между ними не было никаких отношений. Фюрер чувствовал себя неуютно, боялся любых разоблачений относительно его личной жизни. А кто больше Эмиля Мориса знал о нем?
        Гитлер решил, что ему надо уехать отдохнуть. Вместе с Гели и Геббельсом он отправился в Гамбург. Фюрер рассказывал потом, что провел там несколько чудесных дней. Геббельс пытался понять, что происходит с фюрером. После разговора с гауляйтером Гамбурга Карлом Кауфманом записал в дневнике: «Фюрер, Гели и Эмиль Морис. Трагедия женщины. Можно ли потерять сердце? Почему женщины заставляют нас так страдать? Я твердо верю в Гитлера. Я все понимаю. Верность и неверность».
        Геббельс решил, что это борьба за женщину. Такая трактовка больше чем устраивала Гитлера.
        В апреле 1928 года Эмиль Морис подал на Гитлера в суд, обвинив его в невыплате зарплаты - фюрер задолжал ему около трех тысяч марок. Дело слушалось в суде по трудовым спорам, и от Гитлера потребовали заплатить водителю пятьсот марок. Морис использовал деньги, чтобы начать часовое дело.
        Вместо него водителем фюрера стал Юлиус Шрек, в котором Гитлер ценил «крестьянскую чистоту». Шрек служил в армии вице-фельдфебелем, после войны присоединился к баварским добровольцам генерала фон Эппа. Он участвовал в создании личной охраны Гитлера и стал первым командиром СС. Но в руководстве нацистской партии решили, что Шреку не хватает организаторских способностей. Тогда Гитлер взял его к себе водителем.
        Эмиль Морис был нежен и любезен с Гели. Юлиус Шрек был прекрасным водителем. Но на улицах оба они превращались в бандитов. Гитлер благоразумно не принимал участия в уличных схватках, но они дрались по его приказу.
        Юлиус Шрек тоже любил быстро ездить. Это нравилось фюреру, создавало ему образ динамичного человека, идущего в ногу со временем. Мощные двигатели спасли Гитлера, когда ночью его машину заметили коммунисты, только что похоронившие троих товарищей, убитых штурмовиками. Гитлера сопровождали шестеро коричневорубашечников, но фюрер приказал нажать на газ, и они умчались.
        Шрек с Гитлером были очень похожи. Шрек так же зачесывал волосы, челка спадала на лоб. И он носил такие же усики. Они сблизились во время долгих поездок по стране. Очень недолго Шрек руководил отрядами СС.
        В 1931 году Гитлер изъявил желание провести Рождество в доме Вагнера в Байройте. Он предупредил об этом Вагнеров, но они напрасно его ждали. Они позвонили в Мюнхен, встревоженные: оказалось, что Гитлер со Шреком исчезли. Через несколько дней Гитлер уведомил свою приятельницу Винифред Вагнер, что решил побыть один. Они с водителем остановились в отеле, где были единственными постояльцами и вдвоем прекрасно провели праздники.
        Шрека стали именовать правой рукой фюрера. Аппаратчики прибегали к его помощи, если им было нужно быстро донести до фюрера какую-то информацию или попросить о встрече. Шреку позволено было высказываться на любые темы. Юлиус Шрек внезапно скончался в мае 1936 года. 19 мая на кладбище под Мюнхеном собралось руководство партии. Прощальное слово произнес рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Гитлер ничего не сказал, но фотография Шрека висела в личных покоях фюрера в Оберзальцберге.
        Помимо Мориса, еще один человек, чье имя осталось неизвестным, попросил руки Гели. Ей еще не исполнилось двадцати одного года. По закону для вступления в брак требовалось согласие матери. Ангела Раубаль поступила так, как сказал Гитлер, который велел отложить обручение до совершеннолетия.
        Расстроенный молодой человек прислал Гели письмо, которое нашли после ее смерти:

«Сейчас твой дядя, который пользуется неограниченным влиянием на твою мать, с безграничным цинизмом пользуется ее слабостью. К сожалению, мы ничего не можем предпринять, пока тебе не исполнится двадцать один год. Он мешает нашему счастью, хотя знает, как мы важны друг для друга.
        Твой дядя ведет себя в отношении тебя крайне эгоистично. Он просто хочет, чтобы ты принадлежала ему одному, и больше никому…»
        Молодой человек знал об особых отношениях Гитлера с Гели Раубаль меньше, чем Эмиль Морис.
        Конечно же Гитлер был ревнив и не хотел уступать счастливым соперникам. Хотя по политическим мотивам Гитлеру нежелательно было жить вместе с девушкой, которую в любом случае считали его любовницей. Партийные секретари роптали, что Гитлер слишком мало времени отдает делам и слишком занят личными удовольствиями.
        Партия заплатила за его новый супермощный «мерседес» - он был одержим мощными автомобилями. Получив «мерседес», Гитлер повез на нем Гели в Берлин, где он выступал во Дворце спорта. На выборах в сентябре 1930 года вместо двенадцати мандатов нацисты получили сто семь. Они сами не ожидали такого успеха. Имя Гитлера не сходило с газетных полос. Ему важно было сохранить репутацию бескорыстного идеалиста, думающего только о благе немецкого народа. В эти решающие месяцы ему меньше всего хотелось, чтобы газеты писали о странных отношениях с племянницей.
        А тут он еще и познакомился с девушкой, которая станет его постоянной подругой. Ее представил фюреру фотограф Генрих Гофман, потративший немало сил, чтобы расположить к себе Гитлера.

«Адольф не любил, когда его фотографировали, - вспоминал Эмиль Морис. - Все слышали или читали о нем, но никто не видел его фотографий.
        Люди приходили на митинг из любопытства, чтобы посмотреть на него, но уходили убежденными участниками нашего движения. Гитлер обладал даром говорить так, что каждый в зале полагал, что фюрер обращается именно к нему».
        Начинавшего свою политическую карьеру Гитлера буквально преследовал известный в Баварии фотомастер Генрих Гофман, который снимал всех знаменитостей, включая кайзера, британского короля Эдуарда VII, тенора Энрико Карузо и композитора Рихарда Штрауса. Его студия находилась на Шеллингштрассе напротив типографии Адольфа Мюллера, где печаталась партийная газета «Фёлькишер беобахтер».
        В 1922 году одна американская газета предложила Гофману сто долларов за снимок Гитлера, но фюрер отказался сниматься. Когда Гофману посулили двадцать тысяч долларов за эксклюзивное право на снимки Гитлера, он познакомился с одним из водителей Гитлера и попросил его трогаться с места помедленнее. Гофман приладил камеру и сфотографировал Гитлера, когда тот вышел в сопровождении троих спутников. В следующую минуту трое телохранителей бросились на фотографа. Один схватил его за горло, двое других вырвали камеру, вытащили пластинку и засветили ее.
        Но Гофман не собирался сдаваться. Он узнал, что новый редактор «Фёлькишер беобахтер» Герман Эссер собирается жениться. Эссера он знал и, уверенный, что фюрер придет на свадьбу, предложил устроить свадебный завтрак в своем доме. Подали торт, на котором марципанами был выложен силуэт Гитлера. Когда торт разрезали, старались не задеть силуэт Гитлера. Гофман подошел к Гитлеру и попросил разрешения сделать его снимок. Фюрер благодушно ответил, что, когда будет готов фотографироваться, Гофман станет первым, кому это позволят сделать.
        Через минуту ассистент принес отпечаток и пластинку. Оказывается, Генрих Гофман тайно сфотографировал фюрера. Гофман эффектно разорвал фотографию и сломал пластинку на глазах фюрера. Тот оценил красивый жест. Гофман вошел в свиту Гитлера. Он стал четыреста двадцать седьмым членом партии и получил право фотографировать фюрера в неформальной обстановке. Монопольное право на снимки Гитлера сделало его очень богатым человеком.
        В студии Гофмана Гитлер и приметил неопытную девушку со свежим и милым личиком. Ее звали Ева Браун. Ей было семнадцать лет, Гитлеру перевалило за сорок. В следующий раз он появился с букетом цветов и пригласил ее в оперу.
        Гофман, зная пристрастие фюрера к юным особам, не без умысла принял Еву на работу. Но он честно предупредил Гитлера, что у Гели-то хорошая фигура, а Ева подкладывает носовые платки в лифчик перед свиданием с мужчиной.
        Фюрер теперь брал Еву Браун с собой в рестораны, кинотеатры и даже на пикники. Он, похоже, рассказал ей о Гели больше, чем Гели о Еве Браун. И наконец они увиделись, когда в октябре 1930 года Гитлер разрешил Гели пойти на Октоберфест, один из главных праздников Мюнхена. Праздник продолжается шестнадцать дней. Он отмечается с 1810 года, когда принц Людвиг Баварский объявил о своей помолвке с принцессой Терезой.
        Гели отправилась в сопровождении Шварца с женой, Шауба и его девушки. Они ели жареных цыплят и пили пиво, слушали громкую музыку, как вдруг появился Гофман в сопровождении Евы Браун, которую представил как свою племянницу. Это прозвучало как неудачная шутка, потому что Гели уже все знала.
        Гофман и Ева заняли соседний столик. Гели Раубаль стала издеваться над соперницей, на которой было черное пальто с меховым воротником и рукавами, отороченными мехом. Гели презрительно приговаривала:
        - Вот за тем столом обезьянка…
        Гитлеру хотелось, чтобы его окружали девушки, но не требовательные. Он флиртовал и с дочкой Гофмана Генриэттой (Хенни), будущей женой Бальдура фон Шираха. Она иногда позировала для отца и даже играла эпизодические роли в фильмах.
        Фюрер приезжал к Гофманам ужинать. Появлялся в длинном кожаном пальто и с хлыстом. Водитель ждал его в «мерседесе». Он ужинал, иногда что-то наигрывал на пианино и уходил. Однажды он вернулся со словами, что забыл свой хлыст, с которым не расставался. Вдруг, немало удивив Хенни, фюрер попросил:
        - Поцелуй меня.
        - Нет, нет, господин Гитлер, это невозможно! - ответила девушка.
        Гитлер ушел. Когда повился отец, Хенни пересказала ему этот эпизод. Генрих Гофман разозлился:
        - Никому этого не рассказывай! Поняла? Забудь, ясно? Гитлер переключился на Еву Браун. С самого начала он
        дал понять, что не в состоянии проводить с ней много времени. Он не может позволить себе ни жениться, ни стать жертвой скандала из-за внебрачной связи. Как лидер партии, он обязан быть образцом высокоморального поведения. Позднее Ева жаловалась, что она птица в золотой клетке. Но она получила больше свободы, чем Гели.
        Неясно, что больше раздражало Гели Раубаль - флирт Гитлера с Евой Браун или ограничение собственной свободы. Через четыре года знакомства Гели окончательно поняла, что Гитлер на ней не женится, они не заведут детей. Она поняла, что, оставшись с ним, жертвует своей молодостью и теряет надежду встретить мужчину, который станет ее мужем и отцом ее детей.
        В июне 1929 года Гели исполнился двадцать один год. Это было время совершеннолетия. Но пока она жила в дядиной квартире, он мог мешать ей встречаться с молодыми мужчинами. Возможно, со временем она охладела к Гитлеру, но не могла его покинуть. Как бы она зарабатывала на жизнь? Где бы нашла квартиру? И ее мать опять бы вернулась в нищету?
        Но она понимала, что жизнь в дядиной квартире лишает ее свободы и независимости. Когда она писала письмо Эмилю Морису, она верила обещаниям Гитлера разрешить ей выйти замуж. Два года спустя она стала лучше разбираться в фюрере.
        В середине 1931 года их отношения стали портиться. Гитлер часто уезжал из Мюнхена. Она ощущала неуверенность и неустроенность, впадала в дурное настроение. Она жаждала новых приключений. В сентябре она позвонила своему учителю пения Гансу Шреку, отменила уроки, объяснив, что едет в Вену. Спросила, кого бы он порекомендовал в качестве учителя в Вене. Но воспользоваться его советом не смогла. На ее письменном столе осталось неоконченное письмо. Это не была прощальная записка самоубийцы. Гели Раубаль писала кому-то в Вене - возможно, подружке. Письмо прерывалось на полуслове: «Когда я приеду в Вену, надеюсь, это произойдет очень скоро, мы поедем вместе в Земмеринг и…»
        Земмеринг - это курорт рядом с Веной. Значит, она собиралась уехать из Мюнхена. А вместо этого застрелилась.
        Тело Гели нашли на следующее утро. Она истекла кровью. Ей было двадцать три года и четыре месяца.
        В квартире было оружие, Гели об этом знала. Более того, Гитлер предупредил, что на всякий случай ей надо научиться стрелять. Она с удовольствием это сделала, тем более что иногда ей бывало страшно в квартире. Девушка почему-то боялась служанки, говорила, что «эта старуха бродит по лестнице с кухонным ножом в руке». «Старухе» было сорок пять лет. Гели и дочь личного фотографа фюрера Генриэтта Гофман ездили за город пострелять. Она научилась даже чистить и разбирать пистолеты.
        Похоже, Гитлер и в самом деле готов был отпустить племянницу в Вену. Что произошло? Политическая ситуация изменилась. Вокруг Гели Раубаль ходило слишком много слухов. В прошлом Гитлер их игнорировал. Так, в 1928 году из-за подобных разговоров гауляйтер Вюртемберга Мундер потерял свой пост. На совещании провинциальных секретарей партии Гитлер возмущенно сказал, что, как основатель и лидер партии, он не собирается никому отдавать отчета в том, почему его племянница ездит с ним в автомобиле.
        Гитлер был очень занят, выступая на предвыборных митингах. Он также выступал свидетелем в Верховном суде по делу о трех офицерах, которые распространяли нацистские листовки. Гитлер не пренебрег возможностью высказаться в зале суда. Он сказал, что партия не будет пользоваться нелегальными методами для завоевания власти. Он мог бы брать Гели с собой, но не хотел, чтобы ее фотографировали вместе с ним. К тому же на него подействовали слова партийных секретарей о том, что девушка отвлекает его от политической работы.
        Неожиданно Гитлер передумал отпускать ее в Вену. Он уже хотел избавиться от нее, но не желал ее отпускать, тем более за границу. Может, боялся, что она станет рассказывать о нем то, что известно ей одной?
        - Моя племянница, которую я опекал, - сказал Гитлер полицейским, пришедшим его допросить, - изучала медицину, но не заинтересовалась этим предметом и стала брать уроки пения. Она собиралась дебютировать, но не чувствовала себя готовой, поэтому хотела взять несколько уроков у преподавателя в Вене. Я согласился, с условием, что мать, моя сестра, будет ее сопровождать. Но она этого не захотела, поэтому я возразил против поездки. Она могла быть этим огорчена, но я не видел, чтобы она уж так сильно расстраивалась. Видимо, что-то было в ее характере. Однажды она заметила, что не умрет естественной смертью. А пистолет она могла взять в любой момент, поскольку ей было известно, где что лежит… Ее смерть подействовала на меня очень сильно. Она была единственной родственницей, с которой я поддерживал близкие отношения. И вот какой удар для меня…
        Первые дни после смерти Гели Раубаль Гитлер смертельно боялся следствия. Боялся, что полицейские что-то заподозрят, как минимум обвинят его в доведении племянницы до самоубийства. Но обошлось.
        Газета «Мюнхенер пост» поместила сообщение о том, что смерть Гели последовала после бурной ссоры между ней и Гитлером. На основании статьи 11-й закона о печати фюрер заставил газету 20 сентября 1931 года опубликовать его письмо:

«1. Неправда, что между мной и моей племянницей Гели Раубаль были «серьезные разногласия» или «бурные споры» как в пятницу 18 сентября, так и ранее.

2. Неправда, что я «сильно возражал» против поездки моей племянницы в Вену. На самом деле я ничего не имел против.

3. Неправда, что моя племянница должна была с кем-то обручиться в Вене или что я возражал против обручения».
        Иначе говоря, Гитлер отрицал то, что признал на допросе.
        Допрошенные полицией свидетели давали противоречивые показания. Расследование было проведено спустя рукава - к нацистам баварские власти благоволили и не докучали лишними вопросами. Баварский министр юстиции не допустил вскрытия тела Гели, что оставило массу сомнений и предположений относительно истинных обстоятельств ее смерти. Тем не менее над Гитлером вновь нависла опасность. Как человека без гражданства, его могли выслать из страны. Австрийское гражданство он потерял, когда в 1914 году вступил в баварскую армию. В 1923 году, когда его посадили после пивного путча, правительство Австрии издало распоряжение, не разрешающее ему пересекать границу.
        В 1931 году юридический советник прусской полиции Роберт Кемпнер предложил выслать Гитлера из Германии как нежелательного иностранца и запретить нацистскую партию. Но министр юстиции Баварии Франц Гюртнер защищал Гитлера как мог. После прихода нацистов к власти Гюртнер стал министром юстиции всей Германии. Роберта Кемпнера лишили всех постов, он бежал из Германии и нашел убежище в Соединенных Штатах.
        Тело Гели Раубаль отправили в Вену, где и похоронили по католическому обряду. Самоубийц так не хоронят. Исключение было сделано в 1889 году для кронпринца Рудольфа по личной просьбе императора Франца-Иосифа.
        Кто же попросил за Гели? Или на самом деле она не была самоубийцей?
        Хенни Гофман, дочь личного фотографа фюрера, считала, что Гели руководил обычный мотив самоубийц - она хотела заставить Гитлера считать, что он виновен в ее смерти, и думала, что он будет переживать и страдать: «Она не смогла найти иного выхода. В конце концов она возненавидела своего дядю до такой степени, что готова была его убить. Но она не могла этого сделать. Поэтому убила себя, чтобы отравить его жизнь. Она знала, что это худшее, что она может с ним сотворить».
        Но Гели Раубаль никак не казалась женщиной, способной на самоубийство…
        Венский священник Йоханн Пант не считал, что она ушла из жизни по собственной воле. Он прочитал в парижском журнале статью Отто Штрассера, в которой шла речь о самоубийстве Гели Раубаль, и написал редактору журнала: «Это я похоронил Ангелу Раубаль, маленькую Гели, о которой написал Отто Штрассер. Они изображают дело так, будто она покончила с собой. Я бы никогда не позволил похоронить самоубийцу на освященной земле. Из того факта, что я похоронил ее по христианскому обряду, Вы можете сделать умозаключение, которое я не вправе донести до Вас».
        В феврале 1936 года сестра фюрера Ангела Раубаль, пережившая старшую дочь, вновь вышла замуж, ей было пятьдесят два года, мужу - шестьдесят. Гитлер не пришел на свадьбу сестры. В 1942 году не захотел спасти своего племянника Лео Раубаля. Брат Гели лейтенант вермахта Лео Раубаль, учитель по профессии, в войну служил в вермахте. В 1943 году под Сталинградом лейтенант Раубаль попал в плен. Возникла идея обменять его на сына Сталина старшего лейтенанта Красной армии Якова Джугашвили, томившегося в лагере для военнопленных с июля 1941 года.
        Считается, что Гитлер хотел выручить попавшего в плен бывшего командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, а Сталин ему отказал. На самом деле фюреру предложили обменяться ближайшими родственниками: лейтенанта на лейтенанта. Так что приписываемая Сталину фраза «Я простого солдата на маршала не меняю» - миф.
        Яков Джугашвили погиб в немецком плену…

«После смерти Гели жизнь изменилась, - вспоминала Хенни Гофман. - Мы больше не ездили на пикники. Никто не заговаривал о смерти Гели, как будто ее не было. Ее комнату закрыли на ключ, все ее вещи остались в гардеробе. Большой синий граммофон, огромная коллекция пластинок с записями классической музыки и первые джазовые пластинки - решительно все осталось на прежних местах. Только затерли следы крови».
        Служанка Анни Винтер раз в неделю убирала эту комнату и ставила свежие цветы. Скульптор Фердинанд Либерман, используя фотографии, сделал для Гитлера бронзовый бюст Гели. Только одной женщине было позволено войти в комнату Гели - Хенни Гофман. Это произошло в мартовский день 1932 года, когда она вышла замуж за Бальдура фон Шираха.
        Прием был устроен в квартире Гитлера. Хенни захотела переодеться и спросила хозяина, где это можно сделать. Гитлер протянул ей ключ и со значением сказал:
        - В комнате Гели.
        Гитлер продолжал разыгрывать спектакль. Каждое Рождество (до 1939 года) он заходил в ее комнату, будто в храм. В его доме в Оберзальцберге повесили портрет Гели кисти Адольфа Циглера. Члена партии и своего любимого художника фюрер после прихода к власти сделал президентом Немецкой академии искусств.
        Однажды Гитлер сказал своему подручному Курту Людеке:
        - Вместе с Гели я был счастливейшим из людей, - и заплакал.
        При этом Гитлер искал замену Гели Раубаль. Нашлись женщины, которые были готовы связать с ним свою жизнь или хотя бы находиться рядом с ним. Помимо Евы Браун это были кинорежиссер Лени Рифеншталь и Магда Квандт (Геббельс). Если бы он захотел, то мог бы жениться на любой из них. Но они обе были слишком зрелыми и умными женщинами, чтобы заменить Гели. Вакансию заняла куда более простодушная Ева Браун.
        Гели Раубаль было всего двадцать три года, когда она ушла из жизни в сентябре 1931 года, Гитлеру - сорок два. Их роман продолжался почти четыре года. Его роман с Евой Браун длился почти шестнадцать лет, но Ева не оказывала столь сильного влияния на характер и поведение Гитлера. Между двумя девушками нашлось немало общего - юность, легкость характера, улыбчивость, жизнерадостность, любовь к спорту. Ева Браун старалась копировать Гели в одежде, носила такую же прическу.
        После смерти Гели фюрер говорил о женщинах с нескрываемым презрением.
        - Без мужчин женщины бы пропали, - повторял Гитлер. - Поэтому женщины так любят героев. Они дают им чувство защищенности. Женщина хочет, чтобы рядом с ней был настоящий мужчина, и, заполучив его, не хочет его лишаться… По сравнению с миром женщины мир мужчины гораздо объемнее. Мужчина весь во власти долга и лишь иногда возвращается в мыслях к женщине. Мир женщины - это мужчина. Обо всем остальном она думает только время от времени. Интеллект в ее жизни вообще не играет никакой роли.
        Такова была официальная идеология партии.

«Мужчина, - писал идеолог партии Альфред Розенберг, - во всех областях исследования, изобретения и формирования превосходит женщину, ценность которой состоит в сохранении крови и умножении расы.
        Аристотель выразил это в нескольких словах: «Женщина - это самка, лишенная определенных способностей». Женщине всех рас и времен не хватает способности как к интуитивному, так и интеллектуальному обобщению. Творец - это мужчина.
        Марксисты уверяют, что ячейку государства составляет семья. В реальности государство никогда не было результатом объединения мужчины и женщины. Женщины - это обслуживающий элемент. Государство рождается союзом мужчин, прежде всего объединением воинов. Немецкая армия стала грандиознейшим примером мужского союза. Сегодня таким союзом являются штурмовые отряды в партии Адольфа Гитлера.
        Борющиеся за свои права женщины в глубине души не хотят ничего иного, кроме как существовать за счет мужчин. Эмансипированные женщины требуют не равноправия, а паразитической жизни за счет мужской силы.
        Немецкая идея требует сегодня, в момент краха феминизированного старого мира, признания вечной полярности полов и авторитета мужской силы. Германию будущего сформирует мужской союз».
        Адольф Гитлер научился делать красивые жесты за казенный счет. Влюбленная в него англичанка Юнити Митфорд, крупная, привлекательная блондинка, пыталась застрелиться после того, как вермахт напал на Польшу и Англия объявила войну Германии 3 сентября 1939 года. В порыве отчаяния Юнити Митфорд вышла в сад, села на скамейку и выстрелила себе в голову. Гитлера окружали женщины, склонные к самоубийству. Его самого тянуло к разрушению и саморазрушению. По мнению знаменитого психоаналитика Эриха Фромма, фюрер был некрофилом. Его притягивало все болезненное, то, что гниет и разлагается.
        Гитлер отправил англичанку в частную клинику, потом для ее поездок переоборудовали специальный автомобиль. Юнити Митфорд пережила фюрера. Она умерла в 1948 году от последствий ранения в голову. Ни один хирург не решился на операцию.
        Гели Раубаль нравилась неожиданная щедрость фюрера. В сравнении с ней Еве Браун достались крохи. Иногда пренебрежение было настолько нестерпимым, что и Ева Браун не выдерживала. Она дважды пыталась уйти из жизни. Гитлеру это льстило. Он распрощался со своей сестрой Ангелой, которая враждебно относилась к Еве.
        Ева Браун со временем пришла к выводу, что ее жизнь не так плоха. Она поделилась с переводчиком фюрера Ойгеном Дольманом:
        - Не так уж плохо, когда не надо ревновать мужчину.
        Она поначалу ревновала Гитлера, думая, что он увлечен какими-то другими женщинами. Этим и объясняются две ее попытки самоубийства. Но потом поняла, что воюет с ветряными мельницами. Гитлер не мог изменить ей с другой женщиной. После смерти Гели он окончательно утратил интерес к ним.
        Ева Браун изображала его любовницу, за что получала подарки. Гитлера это вполне устраивало. Ей было только запрещено искать настоящей любви в объятиях другого мужчины. Для всего народа ее существование было секретом. Немцы узнали о Еве Браун только после войны.
        Герберта Дёринга, мажордома в Оберзальцберге, спрашивали об их отношениях:
        - Они спали вместе?
        - Нет, ничего подобного не было. Их отношения никогда не заходили так далеко. Никогда!
        Сестрам Ева Браун говорила, что сексуальная жизнь у них протекает нормально, но близкой подруге созналась:
        - Я ничего не получаю от него как от мужчины.
        Но возможно, что-то между ними все-таки происходило. В 1943 году она поделилась с министром вооружений и боеприпасов Альбертом Шпеером:
        - Гитлер сказал мне, что он слишком устал и слишком занят, поэтому больше не в состоянии удовлетворять меня как женщину.
        Шпееру Ева Браун очень нравилась, он считал ее в высшей степени женственной, нетребовательной, комфортной.
        Секретарь Гитлера Криста Шрёдер, которая проработала с фюрером пятнадцать лет и сопровождала его во всех поездках, считала, что между ними вообще не было интимных отношений. Фюрер держал рядом с собой женщину, чтобы доказывать себе и своему окружению собственную мужскую полноценность.
        Слуги в Оберзальцберге искали следы интимной жизни в спальне фюрера, но ничего не могли обнаружить. У него просто не было личной жизни. Ничего, что составляет жизнь нормального человека: ни образования, ни профессии, ни друзей, ни семьи, ни любимой женщины, ни детей… Над кроватью портрет матери. На вопросы о семейной жизни он отвечал: «Моя невеста - Германия».

«Я уверен, что смерть Гели Раубаль стала поворотным пунктом, изменившим характер Адольфа, - вспоминал его друг Эрнст Ханфштенгль. - Отношения с ней, вне зависимости от того, была ли у них интимная близость, впервые дали выход его нервной энергии. После ее смерти эта энергия очень скоро трансформировалась в безжалостность.
        Долгая связь с Евой Браун не давала ему того расслабления, которое могло бы сделать из него нормального человека. Смерть Гели Раубаль со временем превратила его в демона, а его интимная жизнь свелась к бисексуальной суете. Ева Браун ничем не могла ему помочь».
        Фюрера платонические отношения устраивали. Ева Браун была простой девушкой, без амбиций, она всегда была под рукой. Гитлер продолжал ее третировать, пренебрегал ею, но больше она не пыталась уйти из жизни - до того момента, как они вместе покончили с собой в 1945 году.
        Могилы Гели Раубаль в Вене больше не существует. Часть кладбища, куда после войны перенесли ее останки, сровняли с землей и засадили деревьями.
        ИСКУССТВО ОБОЛЬЩАТЬ ТОЛПУ
        Когда после смерти племянницы Гитлер пришел в себя, то включился в предвыборную кампанию с еще большим озлоблением и ненавистью ко всему миру. Он произносил речи, которые доводили слушателей до экстаза. Не случайно Гитлер считал, что толпа воплощает женское начало. Эротические чувства в нем пробуждала не женщина, а толпа, послушная его словам.
        Власть над аудиторией приносила ему эротическое наслаждение. Он и обращался в основном к женщинам. Они были главными участниками его митингов. А все действо подчеркнуто маскулинным - барабаны, марши, знамена и мужчины в форме и сапогах. Это производило сильнейшее впечатление на не очень молодых женщин, которые испытывали ни с чем не сравнимое возбуждение, глядя на эти церемонии с участием Адольфа Гитлера. Его голос зачаровывал женщин.

«Преданность женщин, доходившая до псевдорелигиозного экстаза, была для Гитлера незаменимым стимулятором, - писал председатель данцигского сената Герман Раушнинг.
        - Гитлер сознавал, что ему нужно от женщин. Он поддерживал отношения с ними обдуманно и расчетливо. Он приказал своим гауляйтерам особо старательно вести пропаганду среди женщин.
        Столь высоко его вознесли голоса избирательниц. Чтобы в этом удостовериться, достаточно было хотя бы раз взглянуть на передние ряды всех массовых митингов, всегда и везде заполненные женщинами, взглянуть на эти закатившиеся от восторга глаза, увлажненные и подернутые поволокой…
        Следует учесть эротическое воздействие голоса оратора, звучание и мелодичность его речей, что иногда важнее их содержания».
        Адольф Гитлер вызывал острый интерес у женщин, которые безошибочно распознавали природу его комплексов, его нервического состояния и готовы были снять напряжение умелой и опытной рукой. Эти женщины сами невероятно возбуждались и заводили толпу.
        Тем более что каждое выступление Гитлера выстраивалось как театральная постановка. Марш штурмовиков, вынос знамен, военная музыка - все это готовило толпу. Гитлер появлялся в ту минуту, когда толпа уже проявляла нетерпение. Первые слова он произносил спокойным тенором, негромко, иногда после минутной паузы. Он ждал реакции зала, выкриков, которые помогали ему почувствовать атмосферу толпы, настроиться на нее. Минут через пятнадцать в него словно вселялся дух. В двадцатых годах не было оборудования, усиливающего голос, и ему приходилось кричать. Он старался говорить как можно более низким голосом.
        Митинги с его участием выделялись особой чувственной атмосферой. По словам автора книги о Гитлере Иоахима Феста, это была атмосфера непристойного массового совокупления, своеобразного группового секса. Вначале это затрудненное придыхание, затем резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение, очевидные вздохи удовлетворения и, наконец, восторг как следствие речевого оргазма.
        Именно такое слово использовал его приятель Эрнст Ханфштенгль. Возможно, эти речи и стали для Гитлера возможностью выпустить сексуальную энергию и снять напряжение.

«Я был шокирован лицами людей, особенно женщин, слушавших Гитлера, - записывал свои впечатления американский журналист Уильям Ширер. - Они напомнили то выражение, которое я видел однажды в глуши Луизианы на лицах сектантов-трясунов, готовых начать свои дикие пляски. Они смотрели на него как на мессию, в их лицах появилось что-то нечеловеческое. Думаю, задержись он на виду чуть подольше, большинство женщин попадали бы в обморок от возбуждения».
        Гитлер полностью зависел от реакции толпы. Если кто-то выражал несогласие, он терял нить, сбивался. Иногда прекращал выступление и уходил. Без восторгов толпы он сникал. Он был лишен природного мужества, болезненно переживал неудачи и мгновенно капитулировал. Поражение вызывало в нем растерянность и отчаяние.
        Штурмовики, наполнявшие зал, нужны были ему не только для охраны, а и для того, чтобы подавить в толпе несогласие. Ему требовалось полное слияние с толпой, какое возникает в интимные моменты, которых он в обычной жизни был лишен. Собственно говоря, он произносил сплошные банальности, но в эти моменты полного слияния они обретали силу пророчества. Иногда закрывал глаза и прикрывал лицо сжатыми кулаками, охваченный сексуальными эмоциями высокого накала.
        Сходя с трибуны, Гитлер ощущал странное сочетание опьянения и отупения. Он шел с остекленевшим взглядом и никого не замечал. Кто-то из соратников пытался выразить ему восхищение. Но вмешался адъютант Гитлера:
        - Оставьте его в покое, он только что кончил!
        Успех Гитлера состоял в том, что толпа в Германии тех лет была настроена на ту же волну, что и он. Гитлер исходил из того, что каждый, кто пришел его послушать, только что ощущал себя маленьким, одиноким, никому не нужным человеком, который не способен справиться со своими проблемами, не видит никакого выхода. И вдруг он оказывается среди множества единомышленников, и он захвачен пьянящим чувством принадлежности к мощной силе. С митинга человек уходит сторонником Гитлера… Фюрер олицетворял мечты и фантазии немцев, он выражал их затаенные желания и надежды.

«Распространена легенда о его глубоких голубых глазах, - вспоминал Раушнинг. - На самом деле они не были ни глубокими, ни голубыми. Они глядели либо пристально, либо безразлично. Им не хватало блеска истинной одухотворенности.
        Акцент его глухого, чужеродного голоса неприятен для уроженцев нижнего Рейна. Голос полнозвучный, но какой-то сдавленный, как будто заложен нос. Между тем этот голос - пронзительный, гортанный, угрожающий, беснующийся - стал известен во всем мире. Он воплотил в себе боль этих лет…
        Я заметил, что Гитлер оказывал наиболее сильное воздействие на тех, кто поддавался гипнозу, с оттенком женственности в характере, на тех, кто был склонен к раболепию и культу личности…»
        Стоя в свете прожекторов, бледный, резко жестикулирующий, Гитлер постоянно контролировал свои эмоции и даже в своей ненависти был крайне расчетлив. Он говорил, что с математической точностью учитывает все слабости человека. Он успешно применял законы шоу-бизнеса, вел себя как звезда. Гитлер еще в двадцатых годах примерил к себе маску вождя, которая останется неизменной до самой его смерти. Улыбка, жест, поза - все было отработано перед зеркалом.
        Однажды он выступал на митинге утром и потерпел полное поражение, никто его не слушал, поэтому все речи он произносил поздно вечером, считая, что к этому времени толпа созрела для него. Драматургия каждого митинга была тщательно продумана. Из города в город он перелетал на самолете, что было большим новшеством. «Гитлер над Германией!» Он спускался на митинги с небес, словно Спаситель.
        Гитлер придал партийной деятельности вид народного представления. Эстетика оказалась важнее политики. Красное знамя с черной свастикой на белом круге в качестве партийного символа предложил один из первых членов национально-социалистической партии Фридрих Крон, зубной врач по профессии, еще в
1920 году. Гитлер оценил притягательность этого символа. Свастике приписывают прямо-таки магическую древнюю силу. Свастику изобразили на партийном значке, ношение которого стало обязательным. Гитлер же ввел и римское приветствие среди товарищей по партии.
        Массовые мероприятия, марши под барабанный бой, наглядная агитация, картины и плакаты нацистской партии создавали настроение, в котором пробуждались ледяная ненависть к врагам, фанатичная готовность к самопожертвованию.
        Фюрер многое перенял у коммунистов. Прежде всего он подхватил ленинскую мысль о том, что традиционные буржуазные партии устарели и нужна партия нового типа.
        - Я многому научился у марксизма, - говорил он. - Я изучал революционную технику Ленина и Троцкого. В молодости я не боялся общаться с марксистами всех мастей. У них было много возможностей развернуться по-настоящему. Но они были и остались мелкими людишками. Они не давали ходу выдающимся личностям. Я не учился их занудному обществоведению. Я овладел их методами. Спортивные рабочие союзы, заводские ячейки, массовые шествия, пропагандистские листовки, доступные массам, - все наши новые средства политической борьбы идут, по сути, от марксистов. Мне нужно было только взять и развить их методы. Национальный социализм - это то, чем мог бы стать марксизм…
        КОММУНИСТЫ ПРОТИВ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ
        В августе 1929 года министр иностранных дел Германии Густав Штреземан согласился на план, предложенный американским промышленником Оуэном Янгом, - растянуть выплату репараций на тридцать лет, что давало немецкой экономике шанс подняться. Но крах Нью-Йоркской биржи очень скоро подорвет надежды на реализацию этого плана. К тому же новый президент Соединенных Штатов Герберт Гувер, получивший на выборах голоса землевладельцев, обещал им оградить американский рынок от иностранной сельскохозяйственной продукции. Густав Штреземан с очевидной обидой на американцев говорил в рейхстаге в конце июня 1929 года:
        - Европа становится колонией тех, кто оказался удачливее нас. Франция, Германия и, возможно, другие европейские страны должны найти способ противостоять конкуренции, которая так сильно на нас давит.
        Он видел для Германии путь к подъему через европейскую интеграцию. Штреземан договорился с Францией, что она выведет войска из Рейнской области. Начало вывода наметили на 30 июня 1930 года. Но здоровье Штреземана сильно ухудшилось после выборов 1928 года. Буквально через несколько часов после того, как он уговорил правительство принять план американца Оуэна Янга, его хватил удар и он скончался. Когда 5 октября 1929 года сообщили о смерти Штреземана, французские политики наперебой твердили:
        - Это значит, что отныне франко-германское сотрудничество становится невозможным. Германия возвратится к политике авантюр. Бесполезно обманывать себя - это конец мира в Европе!
        Густав Штреземан был в Берлине самым влиятельным и авторитетным защитником республики. Без него правительство разом ослабело, и правящая коалиция стала разваливаться. В стране усилилась поляризация, центристские партии стали тянуть вправо или влево.
        А 29 октября обвалилась Нью-Йоркская фондовая биржа. Это было началом экономической катастрофы. Когда разразился финансовый кризис, американские банки стали спешно возвращать свои деньги из Европы и отказываться от предоставления Германии кредитов, которые только и могли сделать план Оуэна Янга реальным. Экономическое процветание Германии в 1924-1928 годах было основано на американских займах, часто краткосрочных. Когда возникли проблемы в американской экономике, деньги стали забирать, и Германия оказалась в кризисе. Через несколько месяцев немецкое правительство рухнуло.
        На Гитлера сделал ставку основатель Немецкой национальной народной партии Альфред Гугенберг, шестидесятитрехлетний промышленник и владелец издательского концерна и киностудии. Гугенберг почему-то решил, что сможет использовать Гитлера в своих интересах, и дал ему то, чего так не хватало нацистам, - доступ к средствам массовой информации. Гитлер с удовольствием сотрудничал с другими националистическими партиями, со «Стальным шлемом», союзом бывших фронтовиков, настроенных националистически, которые боролись против Версальского мира, потом против Веймарской республики и постоянно против демократии.
        Зима оказалась тяжелой для Германии, невероятно выросла безработица, и люди откликались на призывы уличных демагогов. К концу 1929 года численность нацистской партии достигла ста двадцати тысяч человек.
        До 1928 года рабочие хранили верность социал-демократам и коммунистам. Средний класс побаивался нацистов за их социалистические лозунги. Численность гитлеровской партии не превышала семидесяти пяти тысяч человек. Семь депутатов в рейхстаге не имели никакого значения. На выборах в мае 1928 года ультраправые потерпели поражение. Нацисты потеряли голоса, приобрели социал-демократы и коммунисты.
        А вот с октября 1928 по сентябрь 1929 года численность нацистской партии увеличилась до ста пятидесяти тысяч. Кризис в Америке, план Янга вызвали подъем националистических настроений, на которых играли правые. На местных выборах в ноябре-декабре 1929 года нацисты ощутили поддержку населения. На выборах в Тюрингии 8 декабря 1929 года они получили 11,3 процента голосов. Места в земельном парламенте распределились так, что без нацистов сформировать правительство было нельзя. Гитлер потребовал для своей партии пост министра внутренних дел (для бывшего мюнхенского полицейского Вильгельма Фрика). Другим партиям пришлось согласиться.
        В январе 1930 года депутат рейхстага от нацистской партии Вильгельм Фрик вошел в состав правительства Тюрингии. Он стал первым нацистом, получившим министерский портфель. Фрик начинал карьеру в Мюнхене начальником политического отдела городского управления полиции и всемерно помогал партии.
        - Фрик вел себя безупречно, - вспоминал Гитлер в «Волчьем логове» вечером 29 марта
1942 года, - и, будучи заместителем полицай-президента Мюнхена, помог своими советами развернуть партийную работу. Он всегда поддерживал движение. Если бы не Фрик, я никогда бы не вышел из кутузки…
        Но поведение нацистских министров не понравилось даже их союзникам-националистам.
1 апреля 1931 года они проголосовали вотум недоверия Фрику, и нацистскому министру пришлось уйти. Нацисты вернулись в правительство после земельных выборов в сентябре 1932 года, когда местная партийная организация во главе с гауляйтером Тюрингии Фридрихом Заукелем получила уже сорок два процента голосов. Успех партии в Тюрингии не был единичным. В июне 1930 года НСДАП стала второй по значению партией в Саксонии, где когда-то главной силой были социал-демократы и коммунисты.
        Весной 1930 года федеральное правительство оказалось в кризисе из-за необходимости сократить бюджет. Правые либералы и социал-демократы разошлись, потому что не могли решить, финансировать ли фонд выплаты пособий безработным. Это был спор о том, кто должен нести бремя экономического кризиса - предприниматели или рабочий класс? 30 марта ушел в отставку последний кабинет министров, сформированный парламентским путем. Герман Мюллер оказался и последним социал-демократом на посту канцлера.
        В Берлине очень влиятельной стала армейская верхушка, поскольку президент Гинденбург прислушивался к товарищам по оружию. Военным вообще не нравилась парламентская система, они воспринимали ее как нечто навязанное стране, как следствие поражения в войне. Престарелый Гинденбург находился под сильным влиянием Курта фон Шляйхера, который дорос до генерал-лейтенанта. «На его чрезвычайно бледном лице выделяются огромные глаза, - вспоминали современники, - и он совершенно лысый».
        Шляйхер, сын прусского офицера, надел военную форму в 1900 году. В военном училище он подружился с Францем фон Папеном, а в 3-м гвардейском пехотном полку - с молодым офицером по имени Оскар фон Гинденбург.
        Накануне Первой мировой его перевели в Генеральный штаб, он служил под руководством будущего генерал-лейтенанта Вильгельма Тренера. После войны нашел себя в аппарате министерства рейхсвера, где сделал большую карьеру. Он занимался не столько военными, сколько политическими делами, налаживал связи с видными чиновниками, участвовал в интригах, собирал информацию о всех видных политиках, потому был весьма осведомленным человеком.
        Под влиянием Шляйхера президент отступил от демократических норм. Это было время несчастливое для Германии, но счастливое для Гитлера. Теперь цель его жизни казалась достижимой. Шляйхер предложил президенту поставить во главе правительства Генриха Брюнинга, лидера католической партии Центра. Во время войны Брюнинг пошел добровольцем, был пулеметчиком, и это вызывало симпатии военных.
        Генрих Брюнинг был довольно оригинальным политиком. Он отказывался от автомобиля, ездил только на автобусе и каждый месяц возвращал в кассу часть своего жалованья, которую не успевал истратить. В правительство социал-демократов решили не включать, хотя они располагали большой фракцией в рейхстаге. В результате Брюнинг сформировал правительство меньшинства.
        Германия по-прежнему должна была платить репарации. Но приток капитала в страну упал. Единственным выходом было введение новых налогов и сокращение бюджетных расходов. Но канцлер Генрих Брюнинг не имел поддержки в рейхстаге и не стал убеждать депутатов в своей правоте. Чтобы ввести в действие новые налоги, Брюнинг впервые воспользовался правом президента управлять страной с помощью чрезвычайных декретов.
        Пост президента республики создавался в основном как представительский. В соответствии с веймарской конституцией президент по представлению правительства назначал и увольнял федеральных чиновников и высших офицеров. Он также был главнокомандующим рейхсвером. Но 48-я статья конституции позволяла президенту в случае необходимости издавать чрезвычайные законы, приостанавливающие действие конституционных гарантий. 48-я статья была внесена в конституцию, чтобы президент мог противостоять сепаратистским тенденциям составных частей Германии.
        Президент Гинденбург, которому исполнилось восемьдесят два года, стал принимать все большее участие в политической жизни страны. Он широко использовал 48-ю статью, чтобы управлять государством с помощью указов, обретающих силу закона. Но рейхстаг имел право большинством голосов отменять декреты президента; Поэтому у Гинденбурга было устойчивое желание распустить рейхстаг и подольше его не собирать.
        Предложенный Брюнингом бюджет 16 июля 1930 года рейхстаг отверг. Брюнинг ввел его в действие путем президентского декрета. Рейхстаг возмутился; тогда, чувствуя поддержку президента, Генрих Брюнинг 18 июля 1930 года распустил рейхстаг. Новые выборы были назначены на 14 сентября. Брюнинг рассчитывал на ослабление социал-демократической партии, надеялся, что голоса отойдут правым партиям и тогда его правительство получит поддержку в рейхстаге.
        Момент для выборов был неудачный. Заводы закрывались, страх безработицы и нищеты распространился по стране. Упал спрос на сырье и потребительские товары. Но правительство Брюнинга стало получать иностранные кредиты, потому что финансовая политика в кризисной ситуации была правильной. Правительство - если бы Густав Штреземан был жив - могло бы выкрутиться. Но вместо него к власти уже пришли откровенные националисты, которые во внешней политике стали более агрессивными. В разгар экономического кризиса правительство решило заложить два крейсера для военно-морских сил.
        Брюнинг отверг предложение французского министра иностранных дел Аристида Бриана о более тесных экономических отношениях между двумя странами. В Германии по традиции Францию считали третьеразрядной экономической державой - и ошибались. Французский банк располагал очень большими средствами. Его золотые запасы превысили запас Банка Англии и приближались к уровню американской Федеральной резервной системы. Аристид Бриан предложил открыть для немецких банкиров возможность получить крупные займы, чтобы Германия могла рассчитаться с долгами. Вместо этого - и демонстративно - правительство Брюнинга решило создать Германо-Австрийский таможенный союз, захлопнув дверь перед сотрудничеством с Францией.
        На фоне мирового экономического кризиса и разрушения мирового рынка непопулярная политика немецкого правительства привела к росту безработицы. Германия не собиралась голосовать за умеренных политиков.
        Выдвинутый Гитлером на первые роли в нацистском движении Йозеф Геббельс возглавил отдел пропаганды центрального аппарата НСДАП. Такие же отделы были созданы в каждом партийном комитете по всей стране. Накануне выборов министерство внутренних дел Германии составило справку о состоянии пропаганды в нацистской партии:
«Депутаты рейхстага и ландтагов от нацистской партии практически ежедневно выступают перед различными аудиториями. В партии действуют подготовительные курсы и партийная школа, созданная для подготовки агитаторов 1 июля 1929 года. Если слушатели успешно проходят обучение и доказывают свою пригодность к новой работе, с ними заключают контракт. Им оплачивают расходы и платят гонорар в двадцать марок за вечер. Ценятся ораторские данные и умение выступать в разных аудиториях, в том числе в деревнях и маленьких поселках».
        Выборы 14 сентября 1930 года принесли успех не центристам, а нацистам. Выборы показали нарастание в столице Германии политического радикализма. Нацисты завоевали сто семь мандатов, став второй по значению партией в рейхстаге после социал-демократов. Против нацистов голосовали только промышленные и католические районы.
        Нацисты собрали в Берлине в десять раз больше голосов, чем в 1928 году. За два года до этого коммунисты уступали социал-демократам, теперь они их опередили. Под руководством Геббельса они успешно вербовали сторонников в рабочих кварталах. Он копировал методы компартии - регулярные собрания, демонстрации, митинги. Привлекая на свою сторону рабочий класс Берлина, Геббельс провозгласил:
        - Ни одного завода без партийной ячейки!
        Опорой нацистов стали протестантские и в основном сельские районы Северной Германии - от Пруссии до Шлезвиг-Гольштейна. Протестантский пастор в коричневой рубашке, проповедующий нацистские идеи, перестал быть редкостью.
        В 1914-1924 годах немецкое сельское хозяйство было гарантировано от иностранной конкуренции. Вхождение в мировой рынок изменило ситуацию. Аграриям приходилось рационализировать и модернизировать свое хозяйство, делать его конкурентоспособным. Это не у всех получалось. Аграрии брали кредиты и не могли расплатиться.
        Волна банкротств породила в деревне волну политического возмущения, которая проявилась после 1928 года. Нацисты этим воспользовались, повернулись лицом к патриархальной деревне, недовольной переменами. Гитлер увидел недовольство деревни и стал искать поддержку среди крестьян, мелких торговцев. Он обещал резко ограничить, а то и запретить ввоз иностранного продовольствия, помогать деньгами селу. Прирост численности партии в первую очередь объяснялся тем, что к нацистам пошли крестьяне. В сельских районах поддержка нацистов увеличилась чуть не в десять раз.
        Каждая партия обращалась к какой-то своей аудитории. Нацисты же утверждали, что они представляют всю нацию. Они создавали свои организации среди врачей, юристов, учителей, инвалидов, чиновников и конечно же среди молодежи. Динамичный и яркий стиль партии, обещание сокрушить все сословные барьеры привлекали молодежь. Четвертый сын кайзера - принц Август-Вильгельм Гоген-цоллерн - на митингах выступал неизменно в паре с рабочим или крестьянином.
        Среди голосующих за Гитлера оказалось много молодежи. Почти половина новых членов партии, вступивших в НСДАП в 1930-1933 годах, были моложе тридцати. Это были выходцы из среднего класса. Молодые люди голосовали не за политический экстремизм. Они боялись власти профсоюзов, пролетариата, левых партий. Догматический марксизм, декларировавший презрение к мелкой буржуазии, испугал средний класс. Они искали третий путь - не социализм и не капитализм - и пришли к нацистам, веря, что Гитлер принесет стране социальное равенство и добьется единства народа.
        Удивительно одно - Гитлер высказывался очень откровенно, но люди почему-то не слышали, что именно он говорит. 25 сентября 1930 года Гитлер давал показания перед имперским судом в Лейпциге, где рассматривалось дело троих офицеров рейхсвера, декларировавших свои нацистские идеи. Обвиняли их в подготовке государственного переворота. Министр рейхсвера Грёнер предупредил:
        - Офицеры, придерживающиеся таких взглядов, не останутся в вооруженных силах.
        Фюрер приехал в Лейпциг, чтобы дать показания в пользу офицеров.
        - Я стою перед вами, принеся клятву перед Богом, - говорил Гитлер. - Я обещаю вам, что если я приду к власти, то создам законным образом государственные суды, перед которыми предстанут те, кто ответственен за несчастье народа. Вполне возможно, что по решению суда покатятся головы.
        И эти слова почему-то с облегчением восприняли как свидетельство того, что Гитлер намерен прийти к власти легальным путем…
        Стали говорить, что разумнее втянуть Гитлера в управление государством, возложить на него какую-то ответственность, а если не дать Гитлеру место в правительстве, это толкнет нацистов на вооруженное выступление, разгорится гражданская война между крайне левыми и крайне правыми.

10 октября 1931 года Гитлера как лидера крупной партии принял канцлер Генрих Брюнинг. Он прощупывал нового крупного игрока на политической сцене, но убедился, что ему бесполезно рассчитывать на поддержку фюрера. В тот же день президента Гинденбурга убедили встретиться с Гитлером. Присутствовал и Герман Геринг. Встреча оказалась неудачной. Президент считал нацистов более социалистами, чем националистами, его раздражало их скандальное поведение на улицах. И прусскому фельдмаршалу вовсе не понравился фюрер, «богемский ефрейтор», как он презрительно именовал Гитлера.
        Когда фюрер ушел, Гинденбург буркнул:
        - Этот богемский ефрейтор желает быть рейхсканцлером? Никогда! Я могу дать ему должность почтмейстера. Будет лизать мне задницу - на почтовых марках.
        Главным противником нацистов могла стать компартия. Но коммунисты вовсе не считали Гитлера самым опасным врагом. Председателем партии стал Эрнст Тельман, который заставил коммунистов во всем подчиняться указаниям Москвы. Тельман был выходцем из Гамбурга, где выдвинулся сначала в профсоюзной среде, затем возглавил местную организацию компартии. Его зять, секретарь окружного комитета приморской полосы Биттдорф, растратил партийные деньги. Тельман пытался это скрыть. Его оппоненты требовали его отставки, но не смогли противостоять воле Сталина. Советское руководство всегда было на стороне Тельмана.
        Ситуацию в компартии определял аппарат, полностью послушный Москве. Он обеспечивал единство и сплоченность партии. Это казалось главным достоинством, а обернулось катастрофой. Отсутствие в партии дискуссий и анализа привело к тому, что коммунисты заняли ошибочную позицию в отношении национальных социалистов и были сметены.
        Последний легальный съезд компартии в берлинском рабочем районе Веддинг начался 9 июня 1929 года с бурных оваций в честь великого вождя партии Эрнста Тельмана. Главным врагом была объявлена социал-демократическая партия.
        Съезд потребовал установления диктатуры пролетариата в Германии. Это был не просто лозунг. Компартия по-прежнему готовилась к новому вооруженному восстанию. Шла большая конспиративная работа. Партийное руководство уделяло особое внимание расширению военного аппарата, которым руководил депутат рейхстага Ганс Киппенбергер, и аппарата, занимавшегося работой по разложению рейхсвера. Еще в
1924 году был создан Союз красных фронтовиков в противовес правому «Стальному шлему» и социал-демократической военизированной организации «Черно-красно-золотой имперский флаг» («Рейхсбаннер»).
        Германская компартия открыто именовала себя главным союзником Советской России, не думая о том, какое это производит впечатление на соотечественников. 1 августа 1930 года коммунисты маршировали по немецкой столице под лозунгом «Красный Берлин защищает красную Москву!».

1932 год стал годом непрерывных выборов, прошло пять избирательных кампаний. Рабочие еще верили в коммунистов. А средний класс и крестьянство повернулись к нацистам. Гитлер выступал в образе спасителя Германии от голода, нищеты, безработицы и унижения.

10 мая 1932 года руководитель отдела международных связей Исполкома Коминтерна Иосиф Пятницкий отправил Сталину информационную сводку о положении в компартии Германии:

«Национал-социалистам удалось проникнуть на ряд важнейших предприятий и в особенности в среду безработных; рост влияния национал-социалистов в рабочем классе продолжается; есть все основания предполагать, что на сторону национал-социалистов переходят наиболее обездоленные слои рабочих и те безработные, которые дольше всего без работы и не получают пособий…
        Социал-демократы развили истерическую агитационную кампанию против Гитлера, которой компартия не сумела противопоставить серьезной контркампании; социал-демократам удалось повести за собой при выборах некоторую часть коммунистических избирателей, которые не видели нашей борьбы с фашизмом и поверили, что социал-демократия действительно борется с фашизмом…»

18 июля 1930 года в Москве заседало бюро делегации ВКП(б) в Коминтерне. Присутствовали Сталин и Молотов. Обсуждали вопрос о национальных социалистах в Германии. Указали германской компартии «на необходимость энергичной и постоянной борьбы с национал-социалистами наравне с борьбой против социал-демократов, подчеркнули, что освобождение Германии от Версальского договора возможно лишь при свержении буржуазии».
        Директива была гибельная: она стравливала коммунистов и социал-демократов. На выборах в рейхстаг национальные социалисты получили сто шестьдесят семь мандатов вместо двенадцати прежних. Коммунисты уверенно заявили, что победа нацистов на выборах - это начало их неизбежного конца. Если Гитлер придет к власти, он только ускорит революцию…
        Немецкий экспорт упал на тридцать процентов. Канцлер Брюнинг вновь прибег к жестким мерам. 8 декабря 1931 года появился четвертый чрезвычайный декрет президента, который запрещал ношение партийных униформ, политические демонстрации, а также требовал сокращения зарплат, цен и банковских процентов. За пределами Советского Союза это было невиданное вмешательство государства в экономические дела. Уполномоченным по дефляции Брюнинг назначил бургомистра Лейпцига Карла Герделера. Безработица превысила шесть миллионов человек, целые отрасли промышленности оказались под угрозой. Банкротства разрушали национальную экономику.
        Чтобы успокоить избирателей, Брюнинг распорядился прекратить выплаты по репарациям. Это привело к катастрофе. Финансовые рынки охватила паника: вдруг Брюнинг введет мораторий не только на государственные выплаты, но и на возвращение долгов по частным займам? Все бросились забирать деньги, которые побежали из Германии. Запасы Рейхсбанка таяли на глазах. Началось крушение немецкой банковской системы. Правительство прекратило все платежи. Обладатели иностранной валюты были обязаны обменять ее на марки в Рейхсбанке. Получать иностранную валюту можно было только по специальному разрешению Рейхсбанка, и получить разрешение было очень трудно. При этом Брюнинг умудрился выделить деньги для программы вооружения рейхсвера.
        В 1932 году заканчивался президентский срок Гинденбурга. Правительство Брюнинга пыталось продлить полномочия Гинденбурга на два года, но не собрало в рейхстаге необходимых двух третей голосов. Объявили президентские выборы.
        Отставной генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург стал президентом 26 апреля 1925 года после смерти его предшественника Эберта. Тогда он одержал победу только во втором туре, ненамного опередив своего соперника Вильгельма Маркса из католической партии Центра, поддержанного социал-демократами.
        В определенном смысле Гинденбург был обязан коммунистам, которые отказались выступить вместе с социал-демократами и снять своего кандидата Эрнста Тельмана, хотя у него не было ни одного шанса победить. Если бы Гинденбург проиграл, некому было бы в январе 1933 года поручать Гитлеру сформировать правительство…
        В 1932 году фюрер долго не мог решить, стоит ли его партии поддержать Гинденбурга на выборах или выставить собственного кандидата. Выступить против фигуры, которая воспринималась как символ единства нации, было опасно. Тем не менее фюрер решился.
22 февраля 1932 года Геббельс объявил о выдвижении кандидатуры Гитлера. Один миф бросил вызов другому мифу. Фюрер не промахнулся. Предвыборная борьба позволила Гитлеру предстать ведущей политической фигурой «молодой» Германии рядом с Гинденбургом, знаменитым полководцем и символом уходящей эпохи, в качестве его наследника.
        Но у Гитлера по-прежнему не было немецкого гражданства! Он лидер партии, получившей в рейхстаге сто семь мандатов, но сам не может стать депутатом. Он вообще не имеет права заниматься политикой в Германии. В конце 1931 года полицай-президент Берлина Альберт Гржезински предложил все-таки выслать Гитлера из страны. Но федеральное правительство не поддержало прусских социал-демократов. Это была последняя попытка избавиться от фюрера.
        В маленькой земле Брюнсвик нацисты вошли в состав правительства еще в 1930 году. Земельным министром национального образования, а затем министром внутренних дел стал член партии Дитрих Клаггес. Он оказал фюреру неоценимую услугу - назначил Гитлера правительственным советником берлинского представительства земли Брюнсвик. Таким образом, Гитлер, как государственный служаший, 26 февраля 1932 года обрел гражданство, право баллотироваться в рейхстаг и в президенты.
        Геббельс разработал стратегию предвыборной кампании Гитлера, избегавшего прямой конфронтации с Гинденбургом. Геббельс представлял фюрера как последнюю надежду Германии. Рядом с престарелым фельдмаршалом он казался олицетворением молодости, силы, будущего.
        Весной 1932 года Геббельс подписал указание местным отделам пропаганды:

«Первое. Наш главный лозунг: «Те, кто хочет, чтобы все осталось как есть, голосуют за Гинденбурга. Те, кто желает перемен, голосуют за Гитлера».
        Второе. Плакаты с изображением Гитлера - вдохновенное лицо фюрера на абсолютно черном фоне. Подпись: белым по черному - «Гитлер». В соответствии с волей фюрера эти плакаты следует вывесить только в последние дни избирательной кампании. Опыт показывает, что накануне голосования появляется множество цветных плакатов. Наш черно-белый плакат будет выгодно контрастировать с ними и произведет на массы сильнейшее впечатление…»

13 марта 1932 года прошел первый раунд президентских выборов. Гинденбург получил
49,6 процента голосов, Гитлер оказался на втором месте - 30,1 процента. Поскольку Гинденбург не собрал абсолютного большинства, второй тур назначили на 10 апреля.
        Многие коммунисты доказывали, что «во время второго тура нужно голосовать за кандидатуру Гитлера, ибо приход к власти Гитлера заострит политическое положение в стране и приведет к ускорению революционной развязки». Компартия заявила, что
«ведет борьбу против фашизма в рамках главного удара против социал-демократии». По указанию Москвы руководители компартии выступили за блок нацистов и коммунистов в борьбе против главного врага, социал-демократов, в надежде, что правительство рухнет и Германия пойдет за коммунистами.
        Во втором туре Гинденбург получил 53 процента, Гитлер 36,8 процента. Иначе говоря, за Гинденбурга проголосовали девятнадцать миллионов немцев, за Гитлера - тринадцать с половиной миллионов, больше, чем ожидалось. Считается, что ему отдали свой голос практически миллион тех, кто обычно голосовал за коммунистов.
        После первого тура президентских выборов прусская полиция по указанию земельного министра внутренних дел Карла Зеверинга устроила рейд и проверила документы в нацистских партийных комитетах. Полиция обнаружила свидетельства тому, что штурмовые отряды готовили путч на случай, если бы Гитлер получил большинство голосов на выборах. Документы передали в верховный суд в Лейпциге, а вопрос о запрещении штурмовых отрядов должен был решить министр рейхсвера Вильгельм Грёнер.
        Генерал прислушивался к своему главному советнику по политическим делам генералу фон Шляйхеру. Тот уже разочаровался в Брюнинге, считая, что глава правительства напрасно полагается на левых. Шляйхер уже давно прикидывал возможность коалиции с нацистами, и ему не понравился полицейский рейд, устроенный прусской полицией. Но Грёнер опасался, что, если он не будет действовать, земельные министры внутренних дел обойдутся без него. Он запретил штурмовые отряды, считая, что таким образом сумеет приручить нацистов, что и объяснил в письме другу Алариху фон Гляйху 2 апреля 1932 года:

«Штурмовые отряды подорвали свою репутацию. Но впереди еще трудные недели политических маневров, пока не пройдут выборы в земельные ландтаги. После этого предстоит работа - сделать нацистов приемлемыми для участия в правительстве, потому что растущее движение нельзя больше подавлять силой. Конечно, нацистам нельзя позволить сформировать однородное правительство ни в одной из земель и тем более нельзя доверить федеральное правительство. Но в различных землях надо втянуть их в коалиции и путем конструктивной работы в правительстве избавить их от их утопий.
        Иного пути я не вижу, потому что идея подавления партии с помощью антинацистских законов мне представляется неудачной. Вот что касается штурмовых отрядов, тут ситуация иная. Они в любом случае должны исчезнуть».

5 апреля земельные министры внутренних дел заставили Тренера запретить штурмовые отряды. Генерал Шляйхер был против и стал убеждать президента не подписывать указ.
        Министр Грёнер записал в дневнике:

«Днем 10 апреля статс-секретарь Цвайгерт позвонил мне и передал слова руководителя президентской канцелярии статс-секретаря Отто Мейснера, что президент переменил свое мнение под влиянием генерала Шляйхера, который действует через сына президента.

12 апреля я встретился с полковником Оскаром фон Гинденбургом, который находился в состоянии крайнего возбуждения. Ему не нравится, что отец должен подписать такой указ сразу после переизбрания. В него опять полетит грязь из правого лагеря. Надо хотя бы подождать… Полковник не мог привести никаких объективных доводов против запрета. Поскольку он был так возбужден, обсуждать с ним что-либо было невозможно. Его мнение базировалось на наивных и сентиментальных чувствах.
        В пять вечера мы с имперским канцлером посетили президента. Присутствовал также статс-секретарь Мейснер. Канцлер подробно объяснил, почему запрет необходим. Я дополнил его слова, прочитав официальное объяснение, которое позднее было обнародовано. У президента не было принципиальных возражений. Президент только заметил, что его сын не виноват, если он пытается защитить своего отца. Он готов подписать декрет, раз имперский канцлер и министр внутренних дел считают это необходимым».

13 апреля 1932 года Гинденбург по просьбе канцлера Брюнинга подписал указ о запрете СА и СС. И что же?

«Исчезли только мундиры и знаки отличия, - довольно рассказывал Эрнст Рём. - Как и раньше, штурмовые отряды тренировались на военных полигонах, принадлежавших правительству рейха. Только тогда мы именовались не штурмовыми отрядами, а Обществом немецкого народного спорта».
        Но генерал Шляйхер вел свою игру. Министр Грёнер записывал в дневнике: «Президент дважды говорил мне, что доктор Брюнинг не вполне соответствует его представлению об идеальном канцлере. Он не согласился с моими словами о том, что вряд ли он найдет сейчас кого-то получше. Генерал фон Шляйхер не скрывал того, что думает о смене канцлера. С учетом его связей с окружением президента, можно предположить, что он сыграл в этом немалую роль».
        Генрих Брюнинг был уязвим, потому что слишком полагался на поддержку президента, которую быстро утратил. Шляйхер предложил кандидатуру Франца фон Папена, католика-аристократа из Вестфалии, который служил в том же полку, что и сын президента Оскар фон Гинденбург. Аристократические манеры и происхождение Папена импонировали президенту.
        Шляйхер уже видел себя будущим канцлером и хотел сделать Гитлера своим союзником. Он рассчитывал привлечь к правительственной коалиции нацистов, обещал в обмен снять запрет с СА и СС. Шляйхер несколько раз встречался с Гитлером. Нацисты впервые были включены в закулисные переговоры о формировании нового правительства. Германия встала на путь, который меньше чем через год приведет нацистов к власти.
        Геббельс записал в дневнике:

«8 мая 1932 года. Фюрер имел важную встречу с Шляйхером в присутствии важных фигур из президентского окружения. Все идет хорошо. Фюрер говорил решительно. Падение Брюнинга ожидается в скором времени. Президент ему больше не доверяет…

11 мая. Позиции Грёнера ослабли. Армия его больше не поддерживает. Это начало. Когда один из них рухнет, падут и весь кабинет, и вся система…

30 мая. Бомба взорвалась. В полдень Брюнинг подал президенту прошение об отставке всего кабинета. Система начинает рушиться. Президент принял отставку. Я сразу же позвонил фюреру. Он должен немедленно вернуться в Берлин…
        Теперь запрет на СА будет снят. Разрешат ношение униформы. Рейхстаг распустят. Это важнее всего…»
        Когда 13 мая министра рейхсвера генерала Грёнера отправили в отставку, из правительства убрали главного противника нацистов. Начался демонтаж кабинета Брюнинга. Теперь генерал Шляйхер уговаривал президента заменить и самого Брюнинга Францем фон Папеном.

«Молодой, стройный, с волосами подстриженными бобриком, со светло-голубыми глазами, выступающими вперед зубами и искусственной улыбкой на устах, фон Папен представляет собой человека хитрого и весьма склонного к интригам» - таким его увидела французская журналистка Женевьева Табуи.

30 мая 1932 года Гинденбург отправил правительство Брюнинга в отставку. В этот же день Гитлер получил аудиенцию у президента и обещал поддержать Папена на посту канцлера. Новое правительство составили из крупных аристократов консервативно-националистических взглядов. Министром внутренних дел стал бывший руководитель Восточной Пруссии барон Вильгельм фон Гайль, граф Лютц Шверин фон Крозигк - министром финансов, Константин фон Нейрат возглавил министерство иностранных дел. Граф фон Крозигк учился в Оксфорде, в те годы он разделял социалистические взгляды и примыкал к Фабианскому обществу, мечтавшему о мирном перерастании капиталистического строя в социалистическое. Граф легко расстался с прежними убеждениями и преданно служил Гитлеру.
        Это были антиреспубликански настроенные политики, желавшие покончить с остатками влияния социал-демократов и профсоюзов. Шляйхер сменил своего бывшего начальника Грёнера в министерстве рейхсвера. 7 ноября 1932 года он представил план расширения и перевооружения сухопутных сил и флота. Шляйхер рассчитывал играть первую скрипку в правительстве, но быстро убедился в том, что Франц фон Папен в нем не нуждается и ведет самостоятельную игру…
        Во время плебисцита о судьбе социал-демократического правительства Пруссии ЦК компартии Германии - немыслимое дело! - принял решение голосовать вместе с нацистами, чтобы отправить кабинет в отставку. Когда приход нацистов к власти стал пугающей реальностью, коммунисты задумались о возможности совместных с социал-демократами действий. В июне 1932 года Эрнст Тельман обратился в Москву за советом, можно ли сотрудничать с социал-демократами, чтобы не допустить избрания нациста председателем прусского ландтага.
        Москва ответила: «Никаких переговоров с социал-демократами или с партией Центра ни по вопросам выборов председателя ландтага или заместителя председателя, ни по каким-либо другим вопросам».
        Председателем земельного ландтага стал нацист. Но в Пруссии, которая составляла две трети Германии, еще сохранялось социал-демократическое правительство во главе с Отто Брауном. Браун был самым влиятельным социал-демократом и правил твердой рукой, за что его прозвали «красным царем Пруссии». Когда-то он был тесно связан с российским рабочим движением. Браун считался вполне уважаемым политиком и откровенным противником Гитлера. Но для советских руководителей это не имело значения. Москва шла на обострение, все еще веря, что долг немецких коммунистов бороться с социал-демократами.
        С 1920 года министром внутренних дел Пруссии был Карл Зеверинг. Осенью 1926 года его сменил Альберт Гржезински, бывший рабочий-металлург. При кайзере он был профсоюзным работником, после ноябрьской революции возглавил Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов в Касселе. В начале двадцатых годов руководил прусской полицией, потом берлинской.
        Социал-демократ Альберт Гржезински был убежденным противником нацистов, он вел себя жестче, чем Зеверинг, и строго следовал социал-демократическим принципам. Заместителем и начальником прусской полиции он сделал своего единомышленника Вильгельма Абегга.
        Руководителем берлинской полиции был Карл Цёргибель. В его распоряжении находилось больше двадцати тысяч полицейских. В политическом отделе, занимавшемся радикальными партиями, служило около трехсот человек. В 1927 году Цёргибель позаботился о практической реализации запрета НСДАП.

30 июля 1930 года министерство внутренних дел Пруссии постановило, что на государственной службе не могут находиться чиновники, которые состоят в компартии или НСДАП, поскольку обе партии ставят перед собой задачу уничтожить республику. Штурмовикам запретили появляться на улице в коричневой униформе. Тогда штурмовики вышли на демонстрацию в белых рубашках.
        Отто Браун, один из немногих между двумя войнами государственно мыслящих политиков Германии, твердо стоял на позициях демократического социализма. Когда фракция нацистов в рейхстаге потребовала разрешить штурмовикам носить форму, он ответил им твердо:
        - Причиной запрета стал террор, который вы, национальные социалисты, устроили против тех, кто не разделяет ваши политические взгляды. Нынешняя ситуация еще более требует соблюдения этого запрета.
        Гржезински был обеспокоен тем, что среди берлинских полицейских появились поклонники нацистов. Осенью 1930 года Браун назначил его полицай-президентом Берлина, а земельным министром вновь стал Карл Зеверинг. 10 ноября Гржезински на семь дней приостановил выход нацистской газеты «Ангриф». Это был сильный удар по Геббельсу. Нацисты понимали, что на их пути к власти стоят руководители берлинской полиции и прусского правительства.
        Зато в федеральном правительстве у них появилось множество союзников и сочувствующих. Консерваторы и националисты считали: нужно привлечь нацистов в правительство, чтобы нейтрализовать их демагогию. Новые союзники не позволяли прусским властям вытеснять нацистов на обочину политической жизни.

4 декабря 1930 года в Берлине состоялась премьера снятого американскими кинематографистами фильма по известному роману Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен». Это роман о «потерянном поколении», о молодых немцах, которых без всякого смысла заставили умирать в никому не нужной войне. Цензура при министерстве иностранных дел пропустила фильм. На следующий день Геббельс, несколько депутатов от нацистской партии и двести штурмовиков явились в кинотеатр, забросали зал дымовыми бомбами и сорвали сеанс.
        Нацисты устраивали демонстрации возле кинотеатра каждый день. 10 декабря полицай-президент Гржезински запретил нацистам демонстрации в Берлине. Но националисты давили на президента страны Гинденбурга, требуя, чтобы он вмешался и запретил показ фильма, «оскорбляющего чувства ветеранов». В результате по указанию федерального министра внутренних дел цензоры пересмотрели свое решение и запретили фильм. Нацисты торжествовали победу.

18 июля сняли запрет на деятельность штурмовых отрядов. Коммунистические боевые отряды остались под запретом. Насилие на улицах возобновилось. Берлинские штурмовики, выйдя на улицы, летом тридцать второго устраивали в рабочих пригородах кровавые столкновения с коммунистами. Имперский министр внутренних дел был недоволен тем, что прусские власти сдерживают нацистов.
        Франц фон Папен и его окружение решили разогнать прусское правительство. Они уговорили президента Гинденбурга ввести в Пруссии прямое правление под тем предлогом, что земельное правительство не в состоянии обеспечить порядок.

20 июля 1932 года канцлер Франц фон Папен распустил социал-демократический кабинет министров Пруссии, самой крупной административной единицы Германии, и назначил себя имперским комиссаром Пруссии. Фактически в Пруссии произошел государственный переворот.
        Прежде всего Папен вызвал к себе Карла Зеверинга и объявил ему, что он отстранен, а его место займет назначенный имперским комиссаром обер-бургомистр Эссена Франц Брахт. Зеверинг ответил, что уступит только грубой силе. В его кабинет явились два полицейских чиновника, и перед ними министр капитулировал.
        Берлинскому полицай-президенту Гржезински позвонил генерал Герд фон Рундштедт и сообщил, что в Берлине и Бранденбурге введено чрезвычайное положение, а новым начальником столичной полиции назначен переведенный из Эссена Мельхер. Гржезински потребовал письменный приказ, прочитав его, перезвонил генералу и сказал, что уступит только силе.
        В пять вечера солдаты рейхсвера захватили полицай-президиум и арестовали Гржезински и его заместителя. После прихода нацистов к власти Альберт Гржезински покинул страну, он уехал в Швейцарию, затем перебрался во Францию…
        Разгон прусского правительства устранил последнее препятствие на пути нацистов к власти. По всей Пруссии прошла смена кадров, сторонники республики заменялись ее противниками. Республиканский механизм был демонтирован еще до прихода нацистов к власти. Бывший глава прусского правительства Отто Браун эмигрировал в Швейцарию, как и бывший заместитель министра внутренних дел Пруссии по полиции Вильгельм Абегг.
        Почему прусские социал-демократы и их боевая организация «Рейхсбаннер» даже не сопротивлялись?
        Социал-демократы и профсоюзы не осознали политического значения государственного переворота в Пруссии. К тому же они ощущали, что климат в стране изменился, фашистские настроения распространились так широко, что социал-демократы лишились уверенности в себе. Они говорили, что не надо давать повод правительству отсрочить выборы в рейхстаг.

«Боевой дух и отчаянная решимость были налицо, - писал баварский социал-демократ Вильгельм Хёгнер. - Перспективы вооруженного сопротивления представлялись отнюдь не безнадежными. Находившийся в состоянии лихорадочного возбуждения пролетариат единодушно последовал бы призыву ко всеобщей забастовке.
        Вполне возможно, что седовласый президент Германии, увидев первые признаки сопротивления, испугался бы реальной перспективы кровопролитной гражданской войны и стал бы искать компромисса. Но профсоюзные вожди побоялись взять на себя ответственность за кровопролитие, а социал-демократическое руководство сочло момент преждевременным для последней, решающей схватки.
        Так, без единого выстрела пал прусский бастион социал-демократии, которая упустила свой великий шанс. Тому, кто в силу крайней необходимости решается на борьбу как на акт отчаяния, еще может улыбнуться счастье, но тому, кто бросает оружие без борьбы, ничто не поможет».
        Коммунисты со злорадством наблюдали за падением социал-демократического правительства. Ведь прусская полиция разгоняла не только нацистских боевиков, но и коммунистов. В конце 1928 года начальник берлинской полиции Карл Фридрих Цёргибель запретил демонстрации по случаю Первого мая. Коммунисты не согласились с его запретом. Первого мая 1929 года они вывели на улицы Берлина двести тысяч человек. Полиция буквально набросилась на них. Блюстители порядка открыли огонь на поражение, и за три дня столкновений погибли тридцать три человека, больше двухсот были ранены.
        В 1932 году по тактическим соображениям нацисты сместились влево. В первых числах ноября в Берлине нацистская партийная организация транспортных рабочих объявила забастовку, направленную против социал-демократической городской власти. И тут произошло нечто непостижимое. Коммунисты присоединились к нацистам, и общественный транспорт в городе остановился. Забастовка продолжалась пять дней. Йозеф Геббельс выступал вместе с коммунистическими вожаками. Сохранились фотографии, на которых он запечатлен рядом с руководителем берлинских коммунистов и председателем стачечного комитета Вальтером Ульбрихтом, который после войны станет главой Восточной Германии.
        Можно сказать, что коммунисты своими руками открыли нацистам путь к власти в Пруссии. Руководители компартии Герман Реммеле и Хайнц Нойман, подчиняясь приказам из Москвы, фактически делали все, чтобы ускорить победу национальных социалистов. Вожди компартии были уверены, что загнивающий капитализм форсированным маршем приближается к своей неотвратимой гибели и все происходящее ведет Германию к пролетарской революции.

1 июня президент Гинденбург назначил рейхсканцлером Франца фон Папена. Новый глава правительства немедленно распустил рейхстаг. 31 июля 1932 года на выборах в рейхстаг национально-социалистическая рабочая партия Германии одержала победу и стала сильнейшей политической силой Германии. Нацисты получили вдвое больше мест в рейхстаге, чем два года назад. Председателем рейхстага избрали Германа Геринга.
        Надо тем не менее заметить, что выше тридцати семи процентов в 1932 году нацисты никогда не собирали. И этот год был переломным, нацисты стали терять голоса, но именно в этот момент они получили власть, которую уже не отдали…

14 августа 1931 года депутат от компартии Герман Реммеле, в прошлом токарь-металлист, уверенно заявил в рейхстаге, что нацистский кабинет министров потерпит крах быстрее, чем любое другое правительство.
        Конечно, никто не ведает своей судьбы, но историки десятилетиями задаются вопросом: как эти люди, профессионально занимавшиеся политикой, могли быть настолько близоруки, чтобы желать победы своим злейшим врагам?
        Ответ прост: таковы были инструкции, получаемые ими из Москвы.
        В Москве в бывшем центральном партийном архиве хранятся документы Коминтерна, из которых видно, как формировалась позиция в отношении событий в Германии. На вопрос: кого нужно раньше разбить, фашистов или социал-фашистов (то есть социал-демократов), давался ответ - социал-фашистов!
        Сталин считал социал-демократов более опасным врагом, чем нацисты! Идеология, философия и мораль нацистов была ему ближе и понятнее, чем демократические принципы и убеждения социалистов. Поэтому с Гитлером он в 1939 году поладил быстро и легко.
        Компартия внесла свой вклад в поражение Веймарской республики. Социал-демократы, как сильнейшая политическая партия, были главной силой, поддерживавшей республику. Социал-демократы и стали основной мишенью как для коммунистов, так и для нацистов. Коммунисты не могли не видеть, что Гитлер стремительно идет к власти. Но они недооценивали решимость фюрера и возможности нацистов, зато переоценивали свой потенциал. В компартию входили триста пятьдесят тысяч человек, это была хорошо организованная структура. На выборах за коммунистов проголосовало почти шесть миллионов человек. Компартия не боялась схватки с национальным социализмом.
        Но и самые видные социал-демократы точно так же не понимали, что происходит в стране.
        - После Гитлера - мы! - торжественно провозгласил депутат рейхстага от социал-демократической партии Рудольф Брайтшайд на партийном собрании в Билефельде в 1932 году.
        Социал-демократы все еще высокомерно смотрели на национально-социалистическое движение и Гитлера. Не видели, что это политические бандиты, не признающие никаких правил. 23 февраля 1932 года в рейхстаге Йозеф Геббельс назвал социал-демократов
«партией дезертиров». Ему ответил депутат Курт Шумахер:
        - Нет никакого смысла по всей форме выражать протест против чудовищных утверждений, прозвучавших из уст господ Геббельса и Штрассера. Ведь это всего лишь часть целой системы агитации. Мы не опустимся настолько, чтобы вести борьбу на подобном уровне моральной и интеллектуальной деградации.
        Председатель рейхстага Пауль Лёбе (кстати, социал-демократ) сделал Шумахеру замечание:
        - Господин депутат доктор Шумахер, призываю вас к порядку!
        Шумахер продолжал:
        - Немецкому народу потребуются десятилетия, чтобы залечить те моральные и интеллектуальные раны, которые нанес ему подобный сорт агитации. Дискуссия невозможна уже по одной той причине, что мы не считаем национальных социалистов стоящими на одном с нами уровне. Мы не видим в их лице такого противника, с которым могли бы скрестить шпаги. Этим господам не хватает политических знаний, ибо большинство их занимается политикой всего два-три года, так что все это далеко от их понимания. Вся национально-социалистическая агитация - это постоянная апелляция к свинству, таящемуся внутри человека…
        Стенограмма заседания рейхстага зафиксировала: «Оживленное одобрение социал-демократов. Большое возбуждение среди национальных социалистов. Звонок председателя».
        Председатель Лёбе опять обратился к коллеге:
        - Господин депутат доктор Шумахер, прошу вас покончить с подобными вещами.
        - Если мы что-нибудь и признаем за национальным социализмом, - говорил Шумахер, - так это то, что ему впервые в германской истории удалось полностью мобилизовать человеческую глупость. Могу привести вам небольшой личный пример. В декабре 1914 года я был ранен на фронте. Руководство же вюртембергских национальных социалистов систематически распространяет слух, будто я сам изувечил себя. Трое из этих людей уже осуждены судом за клевету. Двое из них - рядовые штурмовики, а третий даже штурм-фюрер. Но эти ублюдки и по сей день являются камрадами вон тех господ (показывает в сторону национальных социалистов). Мы не хотим спорить с господином доктором Геббельсом по вопросу о войне. У господина доктора Геббельса найдется много чего порассказать о своих военных похождениях…
        Курт Шумахер знал, как уязвить колченогого Геббельса, не попавшего на военную службу.
        - Этой партией, - продолжал Шумахер, - большой частью руководят люди, которые во время войны уклонялись от военной службы. И подобные люди нагло заявляют: «Мы - фронтовики!» Я констатирую: семьдесят три процента депутатов социал-демократической фракции рейхстага находились во время войны на действительной военной службе. Из числа сидящих здесь господ национальных социалистов в войне участвовали, правда, семьдесят семь процентов, но почти половина в офицерских чинах; остальная же часть их была призвана только в 1918 году и на фронт не попала. В заключение я хочу сказать господам национальным социалистам: можете позволять себе что хотите, но вам никогда не превзойти степень нашего презрения к вам…
        В стенограмме записано: «Громкий, продолжительный смех среди социал-демократов. Шум среди нацистов».
        ПОЧЕМУ РУХНУЛА ВЕЙМАРСКАЯ РЕСПУБЛИКА
        Почему Гитлеру удалось прийти к власти? Десятилетиями историки, экономисты и психологи пытаются найти ответ на этот вопрос. Была ли победа национальных социалистов неизбежной?
        Страна раскололась на враждующие группировки. Общество захлестывала политическая озлобленность и взаимная ненависть. Веймарская система трещала под натиском слева и справа. Главный враг демократии находился, конечно, справа, но и левые своими нападками на неустойчивое, нестабильное демократическое государство немало способствовали его разрушению.
        Национально мыслящие круги, опора Гитлера, пинали республику как чуждую народу, как предающую национальные интересы. Левые топтали республику за нереализованность мечты о всеобщем равенстве и братстве. Они относились к республике высокомерно, а то и цинично и глумливо.
        Либеральная интеллигенция с восторгом восприняла провозглашение Веймарской республики. Это казалось началом новой эры. Но восторг быстро уступил место разочарованию. То, на что надеялись, не сбылось. И они тоже стали критиковать государство, думая о том, что, может быть, народ еще не созрел для демократии?… Огромное количество порядочных людей так и не научились любить республику и верить в ее будущее. Она казалась им триумфом посредственности.

«Лишь немногие немцы испытывали уважение или хотя бы относительную симпатию к Веймарской республике, - писал австрийский публицист Манес Шпербер, - ее с беспощадным упорством презирали и ненавидели и крайне правые, и крайне левые. Мелкая буржуазия и бедная часть среднего класса, ненавидя республику, страстно желали ей уничтожения… Вряд ли хоть кто-нибудь ставил ей в заслугу огромные достижения по возрождению обесчещенного, разбитого, обедневшего государства и тот культурный взлет, результаты которого через много лет после войны были признаны всеми».
        Говорят, что это была республика без республиканцев, демократия без демократов. Веймарская конституция была рассчитана на готовность граждан принять демократическое политическое устройство. Но далеко не все были к этому готовы. Между людьми демократических убеждений не было единства. Все сколько-нибудь заметные фигуры находились в ссоре друг с другом. Из-за раздоров, противоречий, неумения объединиться вся их политическая деятельность была обречена на провал. Раскол в среде демократов, их почти мистическая неспособность к консолидации, неумение разглядеть и оценить реального врага оказались роковыми для судьбы демократии в стране.
        Не удалось создать блок умеренных, сознающих свою ответственность партий, поддерживающих конституцию, и дать тем самым отпор экстремистам. Напротив, возобладало пренебрежение общегосударственными интересами во имя партийных или личных симпатий. И демократы, бравируя своим пренебрежением к парламентской системе, говорили:
        - Даже не помню, участвовал ли я в выборах, и уж тем более не помню, за кого голосовал.
        Немецкий писатель, которому суждено было погибнуть в концлагере, накануне прихода национальных социалистов к власти разочарованно писал: «Что я должен делать? Бороться за республику? За какую? За эту? Да она сама этого не хочет».
        Люди считали, что республика настолько прогнила, что незачем за нее сражаться и пытаться ее улучшить. Пусть она развалится, а на ее месте возникнет нечто новое, светлое и прекрасное. Левые насмешливо наблюдали за Гитлером и его штурмовиками и говорили, что даже имеет смысл дать ему власть на короткое время, чтобы он поскорее проявил свою несостоятельность и с треском провалился.
        Казалось, что крах всей политической системы неизбежен, хотя на самом деле это было не так. Демократы пасовали перед отрядами наглеющих штурмовиков и не рисковали ссориться с будущей властью.
        Веймарскую демократию подрывало тяжелое экономическое положение, отсутствие полноценных демократических традиций и поражение в войне, воспринимаемое как национальный позор и утрата статуса великой державы. Это вело к распространению агрессивно-националистических идей, к желанию избавиться от беспомощной и убогой республики и обрести во главе государства сильного вождя. Республика воспринималась как воплощение культурного распада и морального банкротства.
        Немцы считали, что победивший в войне Запад желает не только ограбить их, но и унизить их национальное чувство. Немцы вынуждены были платить Западу, и в Германии это вызывало отчаяние и озлобление. Национальные социалисты были прежде всего борцами против всего западного. Запад отождествлялся с индивидуализмом, либерализмом, парламентской демократией. Демократы пытались направить развитие страны по общеевропейскому пути. Национальные социалисты делали упор на особом немецком пути. Тогда модно было говорить, что немецкая душа несовместима с капитализмом, что страна должна идти особым путем, что парламентская демократия ей не подходит.
        Национально-социалистическое движение выплеснулось на улицу, дав выход необузданным страстям, националистическим предрассудкам и ненависти, пробуждая самые низменные инстинкты. В послевоенной Германии евреи получили такие же, как все, гражданские права и свободы. Равноправное участие в культурной и политической жизни раздражало националистов. Это позволило национальным социалистам пустить в ход такое надежное оружие, как антисемитизм. Его сила в том, что он не требует никаких рациональных аргументов.

«Антисемитизм - это отсутствие культуры и человечности, - писал польский философ Лешек Колаковский. - В этом мог убедиться каждый, кому доводилось вести с антисемитом одну из тех безнадежных дискуссий, которые всегда напоминают попытку научить животное разговаривать».
        Немцев убеждали в том, что евреи захватили в республике все ключевые посты и это часть всемирного заговора антинациональных сил. В реальности абсолютное большинство немецких евреев не участвовало в политике. В Веймарской республике сменилось двадцать кабинетов, в них служило в общей сложности четыреста министров. Из них только пятеро были евреями. Это не мешало национальным социалистам утверждать, что власть в руках евреев.
        Немцы были убеждены, что их победа над французами в 1871 году явилась результатом глубокого морального и культурного превосходства, а не следствием небольшого преимущества в военной мощи, как это имело место на самом деле. Период германской истории от Бисмарка до 1945 года был временем невротического стремления германской империи к самоутверждению, высокой рождаемости, закрытой экономике, время расцвета шовинистической культуры. Поражение 1918 года было воспринято в Германии как несправедливость. Обида на эту несправедливость усилила чувство исторической миссии Германии.
        Немецкой молодежи успешно прививали те самые качества, которые позволили немецкому народу в период между 1933 и 1945 годами методично уничтожать «других». Их учили дисциплине, чистоте, послушанию. Наверное, ни один из судей, выносивших смертные приговоры во времена нацизма, не поступил так из чистой жажды убийства. Судьи руководствовались глубокой и беспрекословной верой в авторитет власти.
        Некоторые традиции немецкого общества всегда производили пугающее впечатление. Классик немецкой литературы Иоганн Вольфганг Гете - во всяком случае, в частных беседах - доходил до того, что желал немцам диаспоры.
        - Немцы, - говорил классик немецкой литературы, - должны быть разбросаны, рассеяны по всему свету, как евреи, - и добавлял: - Чтобы на благо остальным народам раскрылось все то хорошее, что в них заложено…
        В кризисные времена люди устают от политики и начинают видеть зло в ней самой. В обществе с давними демократическими традициями отношение к политике иное - спокойное и лишенное бурных эмоций. Но до этого веймарской Германии еще было далеко. Отвращение вызывали бесплодные дебаты в парламенте по второстепенным вопросам, взрывы гнева и взаимной ненависти среди депутатов. Вину за экономические проблемы люди приписывали парламентскому устройству, ответственность за неурядицы возлагали на демократов. При этом все забывали, что трудности унаследованы веймарской Германией от кайзеровского режима. А республика просто не могла так быстро решить все проблемы.
        Значительная часть общества не так уж сильно симпатизировала национальным социалистам, но уж точно возненавидела парламентскую демократию. На выборах 1928 года национальные социалисты не получили и трех процентов голосов. Через пять лет они взяли власть. Национальные социалисты собрали всех, кто был недоволен республикой. Миллионам немцев республика не нравилась по разным причинам, но присоединились они к национальным социалистам потому, что те обещали покончить с этим прогнившим режимом.
        Голоса, отданные Гитлеру, были скорее выражением всеобщего недовольства, как теперь говорят, протестных настроений, чем одобрением его программы. Это было выражением чувства, что страной плохо правят, что политические партии никуда не годятся, что парламент - пустая говорильня и нужны новые люди и принципиально новые идеи. Лихие и темпераментные лозунги национальных социалистов нравились больше, чем призывы демократических сил к разуму и терпению.
        Мало кто читал «Майн кампф» и мог точно сформулировать политическую платформу Гитлера. Успех Гитлера был не столько политическим, сколько психологическим. Он уловил настроение людей. Он гипнотизировал слушателей. Они шли за ним, потому что отчаялись и жаждали перемен. Гитлер разделял с ними ненависть к республике и обещал создать сильное государство, достойное великого народа. Он обещал избавить немцев от чужаков, которые ведут себя в стране как хозяева. Он обещал порядок и надежность, подъем экономики, обещал создать сильную армию и достойную жизнь военным. Он призывал вернуть величие отечества, потерянную честь и мощь государства.
        - Меня, - кричал Гитлер, - часто упрекают: «Вы всего лишь барабанщик национальной Германии!» Ну и что, если я только бью в барабан? Сегодня вбить в немецкий народ новую веру было бы большой заслугой государственного масштаба. Все, что было раньше, разрушено. Все, что прежде казалось великим, растоптано. Мы видим одну ошибку за другой, крах за крахом, бедствие за бедствием. Робость, летаргия, безнадежность - вот что мы видим. Миллионы людей потеряли свои сбережения, миллионы остались без работы. Но люди и партии, виновные в наших несчастьях, все еще у руля! Мы их уничтожим! Вы должны мне верить. Со скептиками невозможно завоевать мир, с ними нельзя штурмовать ни небеса, ни государство.
        Все, что делалось в Веймарской республике, делалось слишком поздно, слишком медленно, слишком половинчато, и все упущения и ошибки складывались в роковую цепь, под бременем которой республика пала. Правительству не хватало авторитета. А право на патриотизм правительство почему-то предоставило в единоличное пользование националистическим группам.
        В последние годы и месяцы Веймарской республики общество так устало от бесконечных раздоров, пустых дебатов в парламенте, уличных демонстраций, нищеты и безработицы, что бросилось в объятия тех, кто обещал стране возрождение нации, возвращение статуса великой державы, порядок, работу и благополучие.

«Красная Вена, красный Берлин, красный Париж, - вспоминал австрийский публицист Манес Шпербер, - там я шагал в колоннах вместе с массами. Казалось, все дороги ведут в будущее, во всемирное царство свободы и равенства для всех. А потом я видел массы, приветствующие Гитлера, Муссолини, Петена… На шестьдесят, а то и на все восемьдесят процентов это были те же люди! Менялись только расцветки: красное, черное, коричневое».
        На улицах немецких городов то и дело вспыхивали стычки между коммунистическими и нацистскими боевыми отрядами. Слушая и читая сообщения о драках и убийствах, немцы требовали наведения порядка в стране. Марширующие колонны штурмовиков казались им олицетворением порядка и спокойствия, хотя в реальности среди этого сброда было много настоящих уголовников. Казалось, единственный выход - отдать власть нацистам. Когда власть будет у них в руках, они сами наведут порядок с помощью своих штурмовиков. Модной стала фраза: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
        Известный западногерманский политик Франц Йозеф Штраус в юности жил напротив ателье фотографа Генриха Гофмана, где постоянно бывал Гитлер. Туда приезжали и соратники фюрера.

«Я вспоминаю Генриха Гиммлера, - писал Штраус, - который всегда оставлял свою машину у нашего дома и часто заходил в лавку моего отца. Гиммлер все время уговаривал отца вступить в НСДАП. Отец был всего лишь простым мясником, с трудом сводившим концы с концами. А когда нацисты придут к власти, говорил Гиммлер, отец сможет рассчитывать на поставки для армии. Вступление в партию значительно улучшило бы его материальное положение. Отец неизменно отказывался».
        Другие не отказывались.
        Историки пишут, что была, вероятно, возможность остановить Гитлера в последний момент, но некому было оказать ему сопротивление. Его противники сделали все, чтобы помочь ему прийти к власти. Они сосредоточились на борьбе друг с другом и расчистили ему путь. Борьба с нацистами была бы кровавой, вспыхнула бы гражданская война. Но это, наверное, лучше, чем двенадцать лет нацистской диктатуры, которые почти уничтожили Германию и привели к гибели многих десятков миллионов людей по всей Европе.
        Демократия не умела защищаться. Ее лидерам не хватало мужества и веры в собственную правоту. Государственный аппарат, чиновничество и офицерство, которые должны были защищать республику, примкнули к лагерю ее врагов. Веймарская республика была самым либеральным государством в истории Германии. Тем не менее даже те, кто ценил обретенную свободу, делали все для того, чтобы ослабить, а не укрепить государство, совершенно не считаясь со степенью его выносливости и устойчивости. В результате Веймарская республика рухнула, похоронив под своими обломками тех, кому дала свободу и кто не сумел ею воспользоваться.
        Веймарская республика была редкостным шансом для немецкого народа изменить свою судьбу. Но это попытка завершилась катастрофой. Только после поражения во Второй мировой войне немцы оценят то, что у них было. Они, во-первых, поймут цену демократии и свободы. А во-вторых, позаботятся о том, чтобы их этого больше не лишили.
        ЯСНОВИДЯЩИЙ. ПРОРОК ТРЕТЬЕГО РЕЙХА ИЛИ ШАРЛАТАН?
        История этого человека остается загадкой, хотя о нем написаны романы и сняты фильмы. В нем действительно было что-то мистическое, поэтому так трудно ответить, действительно ли он обладал даром предвидеть будущее или был просто шарлатаном?
        В начале тридцатых Эрик ван Хануссен, который называл себя ясновидящим, устраивал в Берлине частные сеансы. Предсказывал будущее, объяснял прошлое, разгадывал мучившие людей загадки. В доме металлургического магната один из друзей хозяина весело попросил Хануссена предсказать, где ему предстоит встретить свой полувековой юбилей - 28 августа 1942 года.
        На дворе был тридцать второй год. Хануссен погрузился в транс. Ему предстояло ответить, что произойдет через десять лет.

«Он слился воедино с охваченной судорожным ожиданием испуганной публикой, - описывал его состояние знаменитый немецкий писатель Лион Фейхтвангер. - Сумрак в большом зале казался ему сумраком потустороннего мира. Он был взбудоражен, взбудоражены были и зрители; его волнение передалось и им, слило воедино чудодея и верующих в него.
        И когда глаза человека на сцене, только что светившиеся такой напряженной жизнью, погасли, когда лицо обвисло и застыло, как у тех, кого он перед тем усыплял, все зрители почувствовали, что сейчас этот человек находится уже не в нашем мире, а в потустороннем, он «видит».
        Эрик ван Хануссен ответил, что пятидесятый день рождения предприниматель со своей женой-еврейкой встретит в эмиграции, в индийском городе Бомбее. Хануссен добавил, что к тому времени мировая война будет полыхать и в Европе, и на Тихом океане.
        Присутствующие замерли, не зная, как реагировать. Они не понимали, что происходит на их глазах. Слова Хануссе-на казались пустой фантазией. Но ясновидящий говорил с такой уверенностью в собственных словах, что у некоторых гостей холодок пробежал по спине: а может быть, они стали свидетелями настоящего чуда?
        Хануссен выпускал в столице Германии еженедельную газету «Берлинер вохеншау». 25 марта 1932 года газета вышла с шапкой «Хануссен предрекает Гитлеру большое будущее». Эрик ван Хануссен утверждал: и года не пройдет, как Адольф Гитлер станет рейхсканцлером. Сформировать правительство его попросит имперский президент генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург.
        Предсказание Хануссена казалось вызовом здравому смыслу. В тот момент Гитлер выставил свою кандидатуру на президентских выборах. Его противники не сомневались в том, что он проиграет Гинденбургу и на этом его политическая карьера закончится. И уж никогда прусский аристократ Пауль фон Гинденбург не позволит «богемскому ефрейтору» сформировать правительство.
        Берлинцы с улыбкой смотрели на газету и проходили мимо. Казалось, никто не воспринял предсказание Хануссена всерьез. Никто, кроме самого Гитлера, который в самом дурном настроении отсиживался в отеле «Кайзерхоф». Весной 1932 года он боялся, что может все проиграть. В руководстве партии произошел раскол. Ясновидящий поддержал Гитлера в тот самый момент, когда фюрер отчаянно нуждался в ободрении. Гитлер распорядился связаться с ясновидящим и выразить ему благодарность.
        Аполитичный телепат и фокусник Эрик ван Хануссен, который утверждал, что способен предвидеть будущее, внезапно стал в Берлине важной политической фигурой. Одна из нацистских газет - «Черный фронт» - вышла с заголовком «Хануссен - это человек, который никогда не ошибается». Меньше чем через год его предсказание сбылось.
        Большинство берлинских националистов и монархистов поддерживали «Стальной шлем», объединение бывших фронтовиков, и другие националистические организации. Граф Вольф Генрих фон Хельдорф был исключением. Выходец из прусской аристократической семьи, он стал одним из руководителей берлинских штурмовых отрядов. Обергруппенфюрер СА граф фон Хельдорф был еще и поклонником оккультных наук и черной магии. Он побывал на двух представлениях Эрика ван Хануссена и был потрясен его искусством.
        Граф фон Хельдорф пригласил ясновидящего на свою виллу в Ванзее и прямо спросил Хануссена: верит ли он в будущее национально-социалистического движения?
        - У настоящего ясновидящего, - осторожно ответил Хануссен, - нет и не может быть политических взглядов. Он способен лишь читать то, что говорят звезды, а они расположены исключительно благоприятно для вас и ваших политических друзей.
        В конце мая 1932 года местные организации национально-социалистической партии сидели без денег. Все средства были истрачены на предвыборные митинги и демонстрации, на газетные публикации и пропагандистские полеты Гитлера по стране. Партия уже обзавелась большим хозяйством - конторы, склады, типографии, кухни, бараки для штурмовых отрядов. Касса опустела, и нечем было платить по счетам. Больше всех пострадали штурмовики, им срезали зарплаты.
        Сам граф фон Хельдорф наделал долгов на триста тысяч марок - проиграл в карты. Хануссен заплатил половину его долга из своих средств. И сделал подарок его подчиненным - купил штурмовикам четыреста пар сапог. Другие руководители штурмовых отрядов тоже просили у Хануссена денег, в том числе группенфюрер Карл Эрнст, любовник начальника штаба штурмовых отрядов Рёма.
        Второй человек в партии бывший военный летчик Герман Геринг сам приехал к Хануссену. Ему нужны были и деньги, и обнадеживающие предсказания. Хануссен предсказал ему большое будущее нацистов, но добавил, что закончится все это катастрофой. После этой беседы Геринг больше не общался с Хануссеном.
        Хельдорф в знак благодарности обеспечил Хануссена охраной и прислал ему надежного водителя. Начальника берлинских штурмовиков смущало только одно: почему вокруг ясновидящего так много евреев? Разве Хануссен не следит за тем, что говорит фюрер о евреях? Граф предложил Хануссену устроить ему встречу с фюрером:
        - Два человека, наделенные такими чудесными и сверхъестественными талантами, должны встретиться. Гитлер привнес предвидение в политику, Хануссен подкрепил политику предвидением.
        Все документы, относившиеся к встрече фюрера и ясновидящего, нацисты впоследствии уничтожили. Но установлено, что беседовали они в отеле «Кайзерхоф». Один на один. Фюреру не нужны были свидетели. Если предсказание будет неудачным, кроме Гитлера никто ничего не узнает.
        Хануссен долго изучал его руки, потом вглядывался ему в глаза. Его тело застыло в трансе. Вот как его состояние описано в романе Лиона Фейхтвангера:

«Он вдруг остановился посреди комнаты. Его взгляд уловил какую-то точку на стене или, вернее, в воздухе, впился в нее, но ненадолго. Потом лицо его словно опустело, обмякло, красные губы раздвинулись, обнажив крепкие белые зубы.
        Неверной походкой он вернулся к своему креслу, упал в него и как будто оцепенел, погруженный в себя, к чему-то прислушиваясь с отсутствующим видом и растерянной, глуповатой улыбкой. Он впал в транс.
        Он ощутил в голове или, быть может, в груди какой-то легчайший шорох, точно там едва слышно рвалась шелковая ткань. Окружающие его предметы исчезли. Он словно вышел за пределы самого себя, он «видел».
        После долгого молчания Хануссен сказал фюреру уверенно, словно он своими глазами видел будущее:
        - Вы одержите победу. Вас ничто не остановит. Ваша судьба решена звездами, человек не вправе изменить ход событий. Вы должны стать главой Германии.
        Благодарный Гитлер, не в состоянии сдержать себя, вскочил и схватил ясновидящего за плечи:
        - Товарищ Хануссен!
        Вдохновленный его словами, фюрер обещал Хануссену создать академию оккультных наук, когда власть окажется в руках партии. Пока что ему прислали форму штурмовика и партийный билет.
        Ясновидящий и фюрер были ровесниками и земляками. Оба родились в Австро-Венгерской империи. Оба страдали от неясного происхождения, обоим недоставало родительского внимания. Оба считали себя неоцененными художественными натурами, бродили по тем же венским улицам, служили в австро-венгерской армии. По службе оба выше ефрейтора не поднялись, но верили в свою звезду, свое предназначение и таланты. Обоих считали шарлатанами. Оба овладели искусством влиять на людей. Но один хотел всего лишь стать богатым и знаменитым, другой желал властвовать над миром.
        Ясновидящий появился на свет 2 июня 1889 года, через два месяца после Адольфа Гитлера. В его метрике было записано: «Хершман-Хаим Штайншнайдер. Иудейского вероисповедания». Этот документ в нацистские времена станет для него смертным приговором. Он предпочитал называть себя Гарри.
        Совсем маленьким он впервые ощутил свой дар. Рассказывал, как в безлунную ночь он проснулся и встал, словно его вела невидимая рука. Он разбудил дочку хозяина дома
        - дети остались одни в доме - и вывел из дома. Не говоря ни слова, он отвел ее на кладбище, расположенное рядом, и они спрятались за могильной доской. И в этот момент в доме начался пожар.
        Его родители были актерами, и подростком он мечтал о сцене. Когда подрос, поступил в бродячий цирк, осваивал ремесло факира - глотал огонь, откусывал края пивных кружек, протыкал щеки огромными иглами. Хозяин напутствовал его по утрам:
        - Жизнь - дерьмо! Бог не дал тебе ни денег, ни дома, ни друзей, ни таланта. Твоя компания - дешевые шлюхи. Так что вставай и приветствуй очередной дерьмовый день!
        В сентябре 1912 года он попробовал себя в роли певца в опере. Выступал, но неудачно, уехал на гастроли в Константинополь. На судне, которое шло назад, в Европу. На борту, в каюте первого класса, блистал граф Монтегацца, прекрасно одетый бонвиван, владевший, кажется, всеми языками на свете. Другим заметным пассажиром был индийский факир. Вдруг пассажиров охватил ужас - выползли его змеи. Граф всех успокоил - змеи предпочитают влажные и темные помещения, поэтому надо собраться на палубе, где никому ничего не грозит. Вдвоем с факиром граф смело устремился вниз, обещав усмирить змей. Они вернулись и показали, что загнали змей в корзину.
        И тут вмешался наш герой. Он сказал, что змеи - безвредные песчаные гадюки. Он просунул руку в корзину и обнаружил под подстилкой золотые часы, драгоценности, кошельки. Мнимый граф и его подручный за пятнадцать минут успели обшарить каюты первого класса. Капитан приказал их арестовать.
        Гарри объяснил, почему он заподозрил эту парочку. Уловил знакомый запах, исходящий от индуса, - запах грима, который актеры используют, чтобы играть азиатов. В душевой комнате он увидел на его плече татуировку. И такую же татуировку, которую явно пытались свести, он заметил на плече мнимого графа. Оказалось, что это известные преступники братья Пирелли.
        Гарри увлекала и журналистика. Он работал в венской газете «Блиц», которая специализировалась на разоблачениях грязных делишек сильных мира сего. Писал о взятках, пациентах врачей-венерологов, тайных гомосексуалистах. Самыми доходными были статьи, которые никогда не появлялись на полосе, потому что их герои предпочитали откупиться.
        Тогда же он познакомился с искусством гипноза - изъявил желание быть загипнотизированным. Он оказался в мире людей, которые гадали по руке, предсказывали судьбу, разгадывали тайны характера по почерку и кофейной гуще. В этом мире все пытались обмануть друг друга и властвовать над другими. Он пытался освоить искусство чтения мыслей. Предлагал гостю вытащить карту из колоды и показать ее публике, после чего положить назад. Он должен был угадать карту. Ему помогало ловко приспособленное к столику небольшое зеркало, благодаря которому он ясно видел карту. Но однажды зеркало упало и разбилось, и номер не удался.
        Он попробовал себя в другом жанре - находить предметы, спрятанные посетителями. Для этого артист выбирал медиума, которого сажал на сцену и просил сконцентрироваться на спрятанном предмете. Успех зависел от умения подобрать медиума - на эту роль лучше всего подходили молодые эмоциональные женщины; они не умели скрывать свои переживания и эмоции. Он устраивал целое драматическое представление, водя медиума по всему залу. Держа женщину за запястье, задавал очень точные вопросы о том, где находится предмет, который он должен найти. И внимательнейшим образом наблюдал за выражением ее лица.
        Были и более простые способы - когда на эту роль выбирался свой человек, подсадная утка. Тогда с помощью заранее обговоренных слов артист легко понимал, что и где спрятали. Ему надо было только достоверно сыграть процесс проникновения в чужие мысли.
        В других случаях он выходил из зала. Зрители писали свои пожелания и отдавали в конверте медиуму. Тот про себя читал письма, а он, глядя на медиума, угадывал их содержание - с помощью разработанного ими вдвоем кода, незаметных чужому глазу движений. В один из вечеров он подошел к сидевшему в зале солдату, взял у него монету, вышел в буфет, вернулся с кружкой пива и поднес ее другому зрителю. Зал взорвался от восторга. Это было точное исполнение желания, высказанного в письме.
        Ходили слухи, что в Вене он встретился с Зигмундом Фрейдом и они проговорили всю ночь. Основатель психоанализа с интересом слушал рассказы Гарри о попытках разгадать мысли другого человека.
        После начала Первой мировой войны Хершмана Штайн-шнайдера мобилизовали, зачислили в 54-й пехотный полк и отправили на Восточный фронт. Он был произведен в ефрейторы, но офицеры относились к нему, как ко всем в этой серой массе, как к пушечному мясу. Презрение правящего слоя к своим солдатам обрекло австро-венгерскую армию на поражение. Но и солдаты вели себя как герой романа Ярослава Гашека бравый Швейк: с нарочитой готовностью бросались исполнять любое приказание, а на самом деле ничего не делали и совершенно не хотели воевать.
        Он был несколько раз ранен. В феврале 1915 года, устав от окопной жизни, успешно симулировал контузию от разрыва снаряда. Его поставили во главе похоронной команды. Его непосредственный начальник, капитан, питал склонность к оккультизму и от скуки проводил вечера с занятным ефрейтором. Тот предсказал, что жена родит капитану сына. Предсказание сбылось. Капитан был восхищен и поверил в его дар, не подозревая о том, что у ефрейтора был приятель в военной цензуре. Тот прочитал письмо, в котором говорилось, что капитан стал отцом, и предупредил ясновидящего… Само письмо капитан получил только через пять дней.
        В апреле 1918 года ефрейтору поручили отконвоировать большую группу дезертиров - это были чехи, не желавшие сражаться за империю. Он вез дезертиров до места назначения четыре недели. Он никуда не торопился. На каждой станции дезертиры получали полную свободу раздобывать себе пропитание и даже пиво. Он тоже чем-то промышлял. В Вене прочитал большую лекцию о телепатии. Когда он вернулся на вокзал, то обнаружил, что его подконвойные обменяли его винтовку, штык и форменные ботинки на пиво, которое все и выпили…
        В поезде он познакомился с бывшим актером Йозефом Колером, который сказал, что молодому человеку необходим достойный сценический псевдоним, и тут же его придумал, заодно с короткой биографией - Эрик ван Хануссен, ясновидящий из Копенгагена. Двадцать восемь лет Хершман Штайншнайдер безуспешно пытался найти себя. Пятнадцать лет он будет пользоваться успехом как Эрик ван Хануссен.
        В Вене на его представления приходили члены императорской семьи. Однажды лакей принес запечатанный конверт от эрцгерцога Леопольда. Но что в конверте? Он обязательно должен догадаться, иначе провал и конец его карьере. Он внимательно посмотрел на зрителей, которые сидели рядом с наследником, и заметил знакомое лицо. Седобородый почтенный господин явно был профессором Керцлем, личным врачом императора Карла II. Он передал ему конверт. Жена эрцгерцога Бьянка, не выдержав, зааплодировала:
        - Потрясающе, господин Хануссен! Просто потрясающе!
        Зрители не понимали, что происходит. Может быть, они стали свидетелями настоящего чуда? Полицию это испугало. Вдруг ясновидящий не просто шарлатан, но какой-нибудь террорист, намеревающийся убить еще одного наследника престола?
        Венские газеты несколько дней писали о «феномене Хануссена». Тем временем пропавшего ефрейтора искали воинские власти, чтобы посадить как дезертира. Его импресарио пытался всякими ухищрениями удержать Хануссена в Вене, намекал военным, что императорский двор мечтает вновь увидеть ясновидящего. Но генерал-майор фон Вольфцан получил несколько жалоб на ясновидящего, чьи прогнозы часто оказывались ошибочными, а романы с замужними женщинами - слишком заметными. 24 мая 1918 года он был отправлен на боснийский фронт.
        В начале XX столетия европейское общество охватило увлечение лозоискательством. Некоторые люди уверяли, что способны почувствовать подземные источники питьевой воды. Хануссен предложил свои услуги. Он считал, что главное - знание природных условий, инстинкт и самоуверенность.
        Командующий 40-й армией генерал-полковник Саркотич фон Лоусен приказал назначить Хануссена официальным лозоискателем. Его снабдили переводчиком и охраной, и по всей Далмации он искал питьевую воду. Это избавило его от тягот военной жизни. Он заботился о своей команде, добиваясь, чтобы его солдат награждали медалями. Он вел веселую жизнь. В конце концов его отстранили от командования и собрались судить.
        Но тут произошло политическое чудо. Боевой дух Австро-Венгерской империи окончательно угас летом 1916 года. Через полгода умер восьмидесятишестилетний император Франц-Йозеф. Трон унаследовал его малоизвестный в стране племянник, который вошел на престол под именем Карл I. На третий год войны полмиллиона солдат австро-венгерской армии попали в плен, миллион погибло или пропало без вести.
        Болгарская армия капитулировала перед Антантой. Спустя несколько дней Чехословакия провозгласила свою независимость. Австро-Венгерская империя начала рассыпаться. 3 ноября 1918 года воюющие в Европе армии договорились о перемирии. Первая мировая война закончилась. Началась революция! Тысячелетняя монархия рухнула. Хануссен поехал в Вену. Он вместе с другими солдатами захватил купе первого класса, а их бывший командующий вынужден был удовольствоваться третьим классом. В Вене не хватало угля и электричества. Рабочие захватывали предприятия. Туберкулез, тиф, сифилис быстро распространялись по городу. И при этом город охватила безумная жажда развлечений.
        Хануссену особенно удавались опыты с гипнозом. Он гипнотизировал людей, которых выводил из зала на сцену, и заставлял делать что-то нелепое. Например, заставлял известного и уважаемого в городе человека раздеться или спеть. Иногда загипнотизированные им теряли возможность управлять собственным телом. Ему приходилось вторично погружать их в гипнотическое состояние, чтобы к ним вернулась способность ходить или двигать руками. Зал с восхищением смотрел на человека, обладавшего магической силой. На его представления в Вене приходили члены императорской семьи. Он пользовался в Вене бешеным успехом. Больше зарабатывал только певец Энрико Карузо.
        Однажды Хануссен загипнотизировал мужчину и женщину. Заставил мужчину представить себя собакой - и тот лаял, а женщину - кошкой, и она мяукала. Через два дня венская полиция запретила публичные представления с сеансами гипноза.
        В понедельник, 5 февраля 1924 года, ему объявили в полиции, что он гражданин Чехословакии и должен покинуть Австрию. Он возмутился. В родном городе, который теперь оказался на территории нового государства Чехословакия, он прожил только первые семь дней своей жизни, а вырос в Вене. Как же его могут лишить австрийского гражданства? Тем не менее его выслали, запретив въезд в страну на десять лет. Он поехал в Прагу, где получил новый паспорт, но прочитать, что в нем написано, не мог. Чешского языка он не знал.
        Он отправился в Будапешт, но тут нравы были не такие свободные, как в Вене. Архиепископ Будапешта объявил его представления безбожными. Он двинулся дальше. В Кёнигсберге ученые из местного университета подтвердили его особые способности. А в Мемеле (ныне Клайпеда), немецкоязычной в ту пору территории, которую Лига Наций отдала Литве, обещанные им чудеса не получились. Публика была разочарована. На третью ночь к нему в гостиницу явилась полиция. В комиссариате полиции при враждебно настроенных зрителях ему не удалось повторить ничего, что он обещал. Комиссар полиции потребовал, чтобы он покинул Мемель. Литва стала второй страной, в которой ему запрещено было выступать и жить.
        Он поехал искать счастья в других странах.
        В Афинах сел на пароход «Исминиа», который попал в шторм. Четыре дня команда боролась со штормом. Команда и пассажиры молились о спасении. Молиться отказался только Хануссен. Он хорошо переносил шторм и в самый критический момент заказал себе ужин. В этот момент в грозовом небе сверкнули молнии. Суеверные пассажиры решили, что среди них находится дьявол и для спасения судна необходимо жертвоприношение. Хануссена решили сбросить в море.
        Понимая, что дело плохо, он попросил полчаса на то, чтобы успокоить море. С легкой улыбкой он удалился в свою каюту, чтобы взять браунинг. Но тут море и в самом деле успокоилось, пароход и Хануссен были спасены.
        Полиция больше всего не любила, когда он брался расследовать какие-то преступления, хотя доподлинно известны десятки случаев, когда он помог найти украденное и обнаружить преступников. Всякий раз выяснялось, что он преуспел по простой причине: местная полиция не обратила внимания на важные свидетельства или детали, которые указывали на преступника.
        Во время выступления одна женщина передала Хануссену конверт, в котором был листок с датой и местом убийства, совершенного двадцать лет назад. Он прикрыл глаза и близко к реальному воспроизвел обстоятельства совершения преступления и даже описал дом, где произошло убийство, хотя сам дом давно сгорел. Он уверенно сказал, что убийца еще жив и живет неподалеку. Его рассказ произвел такое впечатление, что полиции пришлось возобновить следствие. Через несколько недель убийцу нашли.
        В Лейпциге пропала студентка университета. Через три дня исчез и ее любовник. Решили, что обоих похитили. Обратились к Хануссену. Он сказал, что похищения не было: у девушки был выкидыш и она собирается бежать за границу вместе с любимым мужчиной. Слова Хануссена подтвердились полностью. Любовников задержали в Зальцбурге.
        Самая знаменитая история произошла в Праге. Чешский Коммерцбанк за три года до этого отправил десять тысяч американских долларов в румынский банк - огромную по тем временам сумму. Пакеты прибыли в запечатанном виде, печати не были нарушены, но денег внутри не оказалось. Вместо купюр - вырезки из немецкого радиожурнала.
        Хануссен предположил, что вор служит в румынской таможне и увлекается радиоделом, а на похищенные деньги он купил дом.
        Ему принесли фотографии всех инспекторов таможни. Он впал в транс и указал на снимок инспектора Ивана Лазара. Оказалось, что тот действительно купил дом и заплатил долларами. Во время допроса Лазар сознался, но сказал, что похищение придумал другой человек. Тот ни в чем не признался, но одна комната в его доме была завалена самодельными радиоприемниками, как и предсказал Хануссен.
        Один из полицейских вспомнил, что три года назад, во время кражи, этот человек служил в почтовом отделении. Поехали туда, удивительным образом нашли стол, за которым он тогда сидел, и в одном из ящиков обнаружили обрезки того самого журнала, страницы которого вложили в пакет вместо долларов…
        В Чехословакии Хануссен предпочитал гастролировать в Моравии, где говорили по-немецки. Зрителей было много, он поправил свое материальное положение и стал ездить на «мерседесе». Местные власти разрешили ему в течение полугода читать лекции и устраивать сеансы факирства и хиромантии. Гипноз и телепатия были запрещены. Но и эта удача оказалась недолгой. Чехословацкие власти тоже его недолюбливали.
        На фоне других европейских стран Чехословакия казалась счастливой моделью многонационального государства. Иностранные журналисты восхищались гуманным президентом страны Томашем Масариком и переносили это восхищение на всю страну. В реальности чехи и немцы ненавидели друг друга, словаки считали, что чехи их подавляют, и все вместе они были настроены антисемитски.
        Мэром либеральной Праги был Карел Баха Ваха, юрист, который был известен в Австро-Венгрии тем, что добился обвинительного приговора по делу о ритуальном убийстве. Невинный сапожник-еврей из восточной Богемии был приговорен к пожизненному заключению. Потом с него сняли все обвинения.

9 февраля 1928 года Эрик Хануссен почувствовал странное беспокойство. Он был готов отменить намеченное на 10 февраля представление. Помощник отговорил его - и напрасно. На представлении оказались переодетые в штатское полицейские, которые внимательно следили за каждым его шагом. После представления Хануссен почувствовал панику. Собрал все драгоценности и деньги и передал своему поклоннику с просьбой отдать жене. Буквально через двадцать минут ворвались шестеро вооруженных жандармов. Он был арестован. Отсидев несколько дней, он был выпущен под залог. Над ним был устроен процесс, который назвали «последним процессом над ведьмами в Европе».

13 марта 1929 года ему предъявили обвинение в обмане добропорядочных граждан Чехословацкой Республики, которые в результате манипулирования понесли материальные потери. Хануссену грозило тюремное заключение от одного до пяти лет. Суд начался 16 декабря 1929 года. Сотни людей готовы были выступить свидетелями - как на стороне обвинения, так и защиты.
        Но задача обвинения была очень трудна. Надо было доказать не только то, что все действия Хануссена были циничным манипулированием людьми, но и опровергнуть саму веру в чудеса, что составляет основу религии.
        Эксперты на процессе говорили, что находят у Хануссена фантастические способности, что он входит в небольшое число медиумов, чей дар не оспаривается специалистами. Прямо в зале суда он умело демонстрировал свои способности - к полному восхищению публики. 27 мая его оправдали. 28 мая он уехал в Берлин. Этот город, где жизнь кипела и днем и ночью, был рад его видеть.
        Такой бурной ночной жизни не знал даже Париж. Эротический мир Берлина включал сто двадцать клубов для гомосексуалистов и лесбиянок. Еще в семи клубах собирались трансвеститы. Кризис Германии нашел выражение и в том, что все больше людей интересовались различными пророками. Город питал болезненную страсть к оккультным наукам и всему сверхъестественному. Берлин привлекал предсказателей будущего, астрологов, гипнотизеров, хиромантов, целителей, количество которых превысило двадцать тысяч.

«Берлин изменился до неузнаваемости, - говорит один из героев романа Лиона Фейхтвангера. - Теперешние берлинцы и слышать не хотят никаких ученых разглагольствований. Они знать не желают ни логики, ни прочих умствований. Подавай им непостижимое, подавай чудо. А в этом твоя сила, тут никто с тобой не сравнится. Более восприимчивой публики ты на всем земном шаре не сыщешь. Нынешний Берлин и ты
        - вы подходите друг другу, как перчатка к руке. Берлин созрел для тебя».
        В Берлине Хануссен стал ясновидящим, для которого не существует тайн. Он угадывал и прошлое и будущее. Разумеется, большей частью он действовал с помощью платных помощников. До начала представления и во время перерыва его помощники смешивались с толпой и искали тех, кто хотел бы участвовать в сеансе. Те сами часто вспоминали в разговоре о каком-то важнейшем событии в их жизни. Помощники обрывали этот рассказ, но все тщательно запоминали.
        Существовала система кодов, с помощью которых помощники давали знать Хануссену о том или ином человеке. Например, слова «пожалуйста, тишина» были сигналом Хануссену, что в жизни человека, чье прошлое он взялся угадать, произошло убийство. Отчетливо сказанные слова «Будьте любезны» - свадьба. «Не прочтете ли?»
        - самоубийство. Если помощник засовывал руки в карманы, человек, судьбу которого Хануссен взялся разгадать, - предприниматель. Если помощник клал руки на колени - учитель. Если проводил рукой над головой - поэт. Если поправлял галстук - судья…
        В самом крайнем случае, если помощникам ничего не удавалось узнать о прошлом человека, они возвращали ему запечатанный конверт со словами: «Эрик ван Хануссен может узнать правду только об очень важных событиях». Тогда человек начинал доказывать свою правоту: «Но ведь речь идет о пожаре, который погубил троих моих родственников!»
        Хануссен был невероятно внимателен к мелочам и обладал завидной памятью. Для Хануссена его зрители были детьми, которые жаждали чуда. Почти все, даже циники, хотели верить в беспредельные возможности человеческого разума. Он изучал своих зрителей. Даже гадалки умеют по мельчайшим признакам, по реакции лица и тела угадать прошлое человека, чью руку они держат. Хануссен владел этим искусством в совершенстве. Что его отличало - так это беспредельная самоуверенность. Он был уверен: именно его убежденность в собственных мистических возможностях делает их реальными.

«Речь идет, разумеется, не о какой-то жалкой телепатии, - писал Фейхтвангер. - То, что проступает на поверхность, - лишь слабая струйка мощной реки, скрытой в его груди. Он обладает даром интуиции, которую можно было назвать «физиогномической интуицией»… Когда в нем вспыхивает творческая искра, он испытывает такое блаженство, которое и описать невозможно. Близость с женщиной по сравнению с этим блаженством - лишь убогое и пошлое удовольствие».
        В ресторане одна певица надела на палец Хануссену кольцо. Он сказал, что кольцо принадлежит не певице, а другой женщине, которая страдала от депрессии и была наркоманкой. Певица была потрясена: кольцо прежде принадлежало ее подруге, умершей от передозировки кокаина.
        Хануссен хотел жениться на молодой актрисе по имени Терезия Лукш, сценический псевдоним - Риза Люкс. Однажды они сидели в кафе. Вдруг он почувствовал странную тревогу и потребовал, чтобы девушка немедленно пересела. Она не могла понять, почему она должна менять место, но подчинилась. И вдруг в дальнем конце кафе началась громкая ссора. Какая-то женщина в слезах выбежала из зала. Официант, видимо ее любовник, выхватил пистолет. Он хотел застрелиться. Когда он нажимал на спусковой крючок, рука у него дрожала. Две пули прошли мимо, третьим выстрелом он убил себя. Одна из пуль застряла в оконной раме - над стулом, на котором только что сидела будущая жена Хануссена.
        Он всегда был окружен влюбленными женщинами, которые называли его Мастером и удовлетворяли его сексуальные аппетиты. Он рано пришел к выводу, что женщины слабы и хотят, чтобы над ними властвовали. В каждом месте, где он выступал, он предлагал местной красавице бесплатный сеанс в его гостиничном номере, который заканчивался эротическим финалом. Повсюду его преследовали обманутые мужья, брошенные женихи и оскорбленные отцы.
        В Берлине Хануссен добился фантастического успеха. Он научился зарабатывать деньги. Торговал кремом, который, как он обещал, укрепляет мужскую силу и усиливает женское желание. Он обзавелся большой квартирой, дорогими машинами и яхтой, на которой устраивал эротические вечеринки. Яхту его друзья именовали
«Яхтой семи грехов». И руководителя берлинских штурмовиков графа Хельдорфа пригласили на яхту, где был устроен традиционный эротический вечер.
        Четырнадцатилетнего юношу-индийца наняли подавать полотенца тем, кто купался. Хануссен возмутился: юноша слишком откровенно разглядывает обнаженные тела женщин. Хельдорф приказал наказать юношу и сам достал плетку. Он избил юношу-индийца так, что он потерял сознание от боли.
        Хельдорф довольно сказал:
        - Да, я садист. Я этого и не скрываю. Мы все садисты. В штурмовых отрядах, мои друзья, люди отучаются сочувствовать.
        Рядом с Хануссеном появилась женщина, которую именовали баронессой. В 1930 году ей было двадцать семь лет. Называли ее по-разному - Верена Правиц, Сибилла Понграц, Барбара фон Швитен. Ее точное имя осталось невыясненным. Она пришла к нему на частный сеанс в 1927 году. Хануссен смело предсказал ей, что она бросит своего мужа-барона и станет его любовницей. Она ушла, хлопнув дверью. Через три года она пришла к нему и стала символом его успеха.
        Его вполне успешная жизнь изменилась утром 25 марта 1932 года, когда Хануссен обнародовал свой первый предвыборный прогноз - нацисты победят. Через три месяца он встретился с Гитлером и предложил создать в новой Германии академию оккультных наук. Фюрер идею поддержал. После этой встречи фотографии Гитлера стали постоянно появляться в газете Хануссена. Вообще газета сильно переменилась: меньше развлечений, больше астрологии и политических прогнозов. Печатались гороскопы Гитлера, Эрнста Рёма и других видных нацистов.
        Хануссен рассказывал журналистам, что страна совершает правый поворот и скоро откажется от веймарской конституции. В 1933 году, обещал он, Гитлер победит на выборах, потому что фюрер доказал способность вести за собой отчаявшихся немцев. Он запретит коммунистическую партию и введет чрезвычайное положение. А в 1940 году разразится мировая катастрофа. Что касается самого Хануссена, то он не принадлежит к национальным социалистам, он патриот и антикоммунист.
        На Хануссена обрушилась коммунистическая и левая пресса. Его называли шарлатаном,
«пророком Третьего рейха» и даже «духовным отцом Гитлера». Левые считали Хануссена очевидной мишенью, слабым звеном нацистов и, разоблачая его, верили, что демонстрируют иррационализм и оккультную базу нацизма и тем самым его разрушают.
        Реальность была иной. Нацисты возвращали Германию к давним традициям, к темным фантазиям, к вере в астрологию. Главным мистиком нацистов был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Нацисты напоминали о том, что древние герои добивались побед с помощью оккультных наук и сверхъестественных сил. И немцы жаждали повторения чудес, которые решат все их проблемы. Вот чего не понимали левые. И вместо того, чтобы атаковать Гитлера и нацистов, они накинулись на Хануссена.
        Левая печать занялась разоблачением истинного происхождения Хануссена: «личный Распутин фюрера» на самом деле еврей, его настоящее имя Хершман Штайншнайдер. Это был удар ниже пояса. Нацисты уже начали охоту на евреев. Даже малая толика еврейской крови считалась преступной.
        Нацистская газета «Ангриф» написала, что кандидат в президенты от националистов и
«Стального шлема» Теодор Дюстерберг на самом деле скрытый еврей. Самое поразительное состоит в том, что герой Первой мировой войны и прусский аристократ Дюстерберг не посмел достойно ответить нацистам. Он лишь оправдывался: он сам не подозревал, что его бабушка по отцовской линии была еврейкой. Он признал темное пятно в своем генеалогическом древе и подал в отставку.
        Хануссен сделал безуспешную попытку его защитить: какое значение имеет кровь, когда речь идет о политических взглядах и заслугах перед родиной? Но уже сам попал под подозрение. Девушка из венского хора компетентно рассказывала всем в театре, что Хануссену сделано обрезание. В той же геббельсовской газете «Ангриф» появилась заметка, что Эрик ван Хануссен на самом деле чешский еврей.
        Граф фон Хельдорф был напуган. Выходит, его постоянный гость и щедрый спонсор, провидец, который так поддержал фюрера, - скрытый еврей? Он бросился к Хануссену: неужели это правда? Тот придумал новую версию. Его родители - датские аристократы, которые погибли, занимаясь альпинизмом в Моравии. Сироту взяла на воспитание еврейская семья. Отсюда его симпатии к евреям. Хануссен даже представил Хельдорфу фальшивые документы об усыновлении. Граф фон Хельдорф позвонил фюреру и успокоил его.
        На следующий день газета «Ангриф» принесла извинения читателям: мол, уважаемый провидец Эрик ван Хануссен вовсе не еврей, его пытались оклеветать враги; репортер, который подготовил заметку для предыдущего номера, - начинающий журналист, поэтому он позволил коммунистической клевете проникнуть на страницы национально-социалистической газеты…
        Январь 1933 года был решающим в судьбе и Гитлера, и Хануссена.
        Трудно сказать, сколько раз встречались Гитлер и Хануссен. Есть свидетельства, что Гитлер пожелал увидеть его перед решающим разговором с президентом Гинденбургом.
        Хануссен вновь и вновь повторял, что он не политик и не собирается заниматься политикой. Но его предсказания всегда были точны. Теперь его миссия исполнена, чудо в Германии случилось. Но его самого не могло спасти даже чудо. Его враги-коммунисты продолжали с маниакальным упорством доказывать, что пророк Хануссен - еврей. Они предали гласности документы и свидетельские показания, подтверждавшие еврейское происхождение Хануссена. Нацистам эти разоблачения не повредили, а для Хануссена это был смертный приговор.
        Ясновидящий считал, что прекрасно разбирается в людях. Но нацистов он не понимал. Для него жизнь была игрой. А они вовсе не шутили.
        Ясновидящий признался старому знакомому:
        - Я зашел слишком далеко. Я это понимаю. Я хотел перебраться в Америку, но ничего не получается. У меня просто нет выхода.
        Он еще на что-то надеялся. 24 января опубликовал открытое письмо:

«Я клянусь, если потребуется, пожертвовать все, что имею, на алтарь отечества. Я знаю, что Адольф Гитлер уже пожертвовал всем во имя национальной идеи. Я видел штурмовиков в худой обуви и протертых пиджаках, которые часами стояли на ледяном ветру, чтобы исполнить свой долг. Я видел альтруизм, цельность и истинный патриотизм миллионов тех, кто стоит за Гитлером.
        Вот почему у меня нет иного выбора, кроме как служить правде. И не имеет значения, кто был моим двоюродным дедушкой - раввин или архиепископ».
        В феврале Хануссен крестился и стал католиком.
        В пятницу, 24 февраля 1933 года, вышел специальный номер газеты Хануссена. В материале под названием «Смертный приговор новому рейхстагу» говорилось о том, что в ближайшие четыре дня расположение Юпитера, Меркурия, Урана и особенно Марса предвещает попытку восстания коммунистов и ответные меры нацистов. Звезды, предупреждал Хануссен, указывают на гибель немецкого рейхстага.
        В воскресенье, 26 февраля, главным событием берлинской жизни было открытие Дворца оккультных наук. Вся городская элита стремилась попасть к Хануссену. Присутствовали и штурмовики, и видные аристократы, в том числе бежавшая из Советской России дама, которая именовала себя Анастасией Романовой. Хануссен обещал удостоверить ее царское происхождение.
        Оркестр играл Баха и Бетховена. Гостей угощали лучшим шампанским. Хануссен появился с огромным кристаллом в руках. Полчаса он говорил о том, что ожидает мир: близится кровопролитие, Германии придется вести войну с Англией, Россией и Америкой. Зал слушал его завороженно. Затем начался обычный прием - гости ели, пили, болтали и осматривали экзотический дворец.
        В полночь избранных гостей пригласили в зеркальную комнату, где Хануссен устроил приватный вечер. Двенадцать человек усадили за астрологический стол. Гости писали свои вопросы и в запечатанных конвертах передавали Хануссену. Тот угадывал вопросы и давал ответы.
        Граф фон Хельдорф тоже протянул ему конверт. Хануссен закрыл глаза и, казалось, впал в глубокий транс. Он угадал вопрос: «Удастся ли наш великий план завоевания власти?» Глаза Хельдорфа расширились в изумлении. Хануссен ответил утвердительно: да, вы добьетесь успеха.
        На роль медиума Хануссен выбрал чешскую актрису Марию Паудлер, которой весь вечер подливали шампанское. Хануссен смотрел ей прямо в глаза. Он спросил, что она видит. Она закрыла глаза. «Что-то багровое». Ясновидящий просил уточнить: «Это языки пламени?» - «Да, это пламя. Языки пламени лижут какое-то огромное здание». И она лишилась сознания. Ясновидящий подтвердил ее слова:
        - Я вижу, как горит огромное здание.
        Сеанс был закончен. Секретарь Хануссена попросил журналистов не писать о том, чему они были свидетелями в зеркальной комнате.
        Ровно через двадцать часов Рейхстаг заполыхал.
        Около десяти вечера 2 февраля 1933 года инспектору отдела 1А берлинской полиции Хельмуту Хайзигу позвонил полицейский: горит Рейхстаг, но полиции удалось схватить поджигателя - это коммунист из Голландии.
        Пять экипажей пожарной охраны пытались справиться с пожаром, который уже нанес большой ущерб зданию.
        Приехали Гитлер, Геринг, городские руководители. Фюрер был в гневе:
        - Мы им покажем! Никакой пощады! Немецкий народ излишне долго был слишком мягок. Надо расстрелять всех коммунистических вожаков, а депутатов-коммунистов повесить прямо сейчас! Социал-демократам тоже не дадим поблажки.
        Прямо на пожарной станции инспектор Хайзиг допросил арестованного. Он назвал свое имя - Маринус ван дер Люббе, голландский коммунист, хотел уехать в Советский Союз, но из-за недостатка денег застрял в Берлине. Ван дер Люббе заявил, что сделал это в одиночку. Он хотел пробудить немецкий рабочий класс.
        Его признание развязало Гитлеру руки. 23 марта президент Гинденбург наделил правительство особыми полномочиями. Полиция получила право задерживать коммунистов, конфисковывать частную собственность и приостанавливать действие гражданских свобод.
        Входившие в правительство националисты настояли на проведении объективного судебного процесса. Перед Верховным судом в Лейпциге 21 сентября 1933 года предстали ван дер Люббе, лидер фракции коммунистов в рейхстаге Эрнст Тоглер, который сам пришел в полицию, чтобы опровергнуть нелепые обвинения, находившийся в Германии руководитель болгарских коммунистов Георгий Димитров и двое его товарищей по партии.
        Ван дер Люббе признался, что он пытался устроить еще два поджога в городе, но оба не удались. Он производил впечатление не только физически, но и умственно неполноценного человека. Непонятно было, как иностранцу удалось беспрепятственно проникнуть в Рейхстаг и буквально за пару минут разжечь пожар в разных местах огромного здания. У него был партбилет, но он вышел из компартии еще в двадцатых годах. Кто платил за его длительные путешествия по Европе?
        История с поджогом Рейхстага так и осталась невыясненной. Нацисты обвинили в этом компартию. В мае 10 мая 1942 года Гитлер разглагольствовал в «Волчьем логове»:
        - Когда я в два часа ночи поехал в редакцию «Фёлькишер беобахтер», то застал там только дежурного редактора и заметку о пожаре в десять строк. Я немедленно посадил Геббельса за работу, а сам принялся писать и подбирать для утреннего издания статьи, репортажи и прочее об этом пожаре, так чтобы они заполнили всю первую полосу. Если бы полиция действовала так же быстро, расследование поджога шло бы совсем по-другому и наверняка увенчалось бы успехом. Тоглер, этот главарь немецких коммунистов, упал на колени перед арестовавшим его полицейским и умолял не расстреливать его. Если бы его, когда он был в таком шоковом состоянии, сразу же допросили, он бы точно во всем признался…
        Между прочим, многие немцы тогда полагали, что пожар - дело рук компартии. Главный редактор газеты социал-демократов «Форвертс» Фридрих Штампфер был убежден, что поджог Рейхстага 27 февраля 1933 года предпринят коммунистами и это сигнал к попытке государственного переворота.
        Антифашисты с куда большими основаниями доказывали, что поджог был нужен только нацистам и только они могли его организовать.
        Сейчас историки начинают говорить о том, что, как и в истории с убийством американского президента Джона Кеннеди, действовал преступник-одиночка.
        Интересно и другое. За три дня до поджога Рейхстага газета Хануссена предсказала
«гибель рейхстага». Он сам «увидел пожар» меньше чем за сутки. Один берлинский журналист рассказывал позднее, что позвонил Хануссену, едва сообщили о поджоге. Хануссен твердо сказал, что это заговор коммунистов и что он предвидит жесткий ответ правительства.
        Как все это можно объяснить?
        Первая версия. Хануссен случайно предсказал поджог, но в последние годы он часто сам верил своим предсказаниям.
        Вторая версия. Он мог узнать о готовящемся поджоге от графа фон Хельдорфа, а руководителя берлинских штурмовиков считают одним из тех, кто организовал эту провокацию.
        И наконец, совсем недавно появилась новая версия.
        Некоторые историки уверены, что Хануссен сам загипнотизировал ван дер Люббе. Это объясняет, почему голландец вел себя на допросах так странно. Он отвечал на вопросы как робот. Его собственный брат не узнал Маринуса на суде. Ван дер Люббе не в состоянии был ни объяснить, ни оправдать свои действия, словно совершил их в состоянии гипнотического транса. Вдова одного из судей на Лейпцигском процессе Вильгельма Бюнгера рассказала в 1966 году, что имя Хануссена постоянно всплывало в ходе предсудебных слушаний в плане влияния на ван дер Люббе.
        Хануссен объективно был заинтересован в запрете компартии, потому что это заткнуло бы глотку его врагам из числа левых. Но в таком случае он не понимал, что его подозрительная осведомленность в истории с поджогом Рейхстага, деньги, которые он щедро ссудил берлинским штурмовикам, съемки оргий с участием нацистов на его яхте делали его опасным для новых хозяев Германии.

20 марта граф фон Хельдорф внезапно потерял пост начальника всех берлинских штурмовиков. Хануссен лишился высокого покровительства. Вечером 24 марта несколько штурмовиков появилось в квартире Хануссена. Они забрали долговые расписки своих товарищей и устроили обыск, заявив, что Хануссен обвиняется в сотрудничестве с коммунистами.
        В тот день Хануссен не появился на сцене перед ожидавшей его публикой. Конферансье сообщил:
        - Господин Хануссен по причине нервного расстройства вынужден лечь в санаторий. Его выступление не состоится. Желающие вернуть деньги за билет могут обратиться в кассу.
        Хануссена отвезли в гестапо на его собственной машине. Здесь ему предъявили обвинение: чтобы вступить в партию, он представил фальшивые документы о своем арийском происхождении. После двухчасового допроса его отпустили. В час ночи он вернулся в свою квартиру и сел за телефон. Когда он попросил жену найти ему адвоката, телефон замолчал.
        Невидимыми чернилами он написал письмо бывшему компаньону, который бежал в Чехословакию: «У меня нет времени для долгих объяснений. Останемся друзьями. Я оказался не настолько умен, как считал сам, но и не настолько глуп, как ты считаешь. Но достаточно глуп. Они избили меня до полусмерти. Но этого им недостаточно. Я понял это и без своего искусства. Ты не веришь в ясновидение, но Гитлер верит. Я всегда считал, что их пропаганда против евреев - всего лишь предвыборная игра. Я ошибся…»
        Утром 25 марта 1933 года три вооруженных штурмовика ворвались в его квартиру и увезли Хануссена. Они всадили ему две пули в голову. Карманы очистили, а тело отвезли за город и бросили. Один из убийц доложил начальнику берлинских штурмовиков Карлу Эрнсту, что приказ исполнен. Эрнст был среди тех, кто брал у Хануссена деньги в долг. Эрнст даже ездил на одной из его машин. Два выстрела в голову избавили его от необходимости возвращать долг.
        Через две недели, 7 апреля, крестьянин по имени Матиас Хуммель обнаружил обезображенное тело в дорогом костюме. Водитель Хануссена и двое друзей опознали труп. 8 апреля газета «Фёлькишер беобахтер» поместила короткую заметку:
«Неопознанное тело мужчины найдено крестьянином в районе лесопосадок. Тело пролежало здесь несколько дней. Личные документы не обнаружены. Уголовное управление берлинской полиции проводит расследование. Ходят слухи, что это тело ясновидящего Хануссена».
        Официальный комментарий последовал от комиссара уголовной полиции Германа Альбрехта: расследование не увенчалось успехом. Известно, что у ясновидящего было много врагов, на него двадцать три раза подали в суд, у него было множество замужних любовниц.

11 апреля 1933 года его похоронили на католическом кладбище. Поминальную службу провел крестивший его священник. На похороны ясновидящего пришло всего шесть человек. Женщина, которая была рядом с ним последние месяцы, набила восемь чемоданов его драгоценностями и уехала в Голландию, оттуда перебралась в Соединенные Штаты.
        Маринус ван дер Люббе был признан виновным в поджоге Рейхстага и казнен 10 января
1934 года. Остальные обвиняемые были оправданы.
        Руководивший убийством Хануссена предводитель столичных штурмовиков Карл Эрнст был расстрелян эсэсовцами во время «ночи длинных ножей» в тридцать четвертом.
        Гомосексуалист и поклонник оккультизма граф Вольф Генрих фон Хельдорф пережил Хануссена на одиннадцать лет. Его арестовали после неудачного покушения на фюрера
20 июля 1944 года и через две недели казнили по обвинению в измене.
        Гитлер в один из долгих вечеров, которые коротал со своим окружением в ставке
«Вервольф», презрительно заметил:
        - Астрологов, которые морочат людям головы своими гороскопами - в них особенно верят англосаксы, - также нельзя недооценивать… Когда сталкиваешься с разного рода суевериями и хочешь дать им оценку, то нужно исходить из того, что в сотнях случаев пророчества и прорицания не сбываются и даже не стоят того, чтобы доводить их до сведения тех, кого они касаются; но если хоть одно пророчество сбылось, то вера в него перейдет из поколения в поколение и уже ничто не сможет поколебать ее.
        Йозеф Геббельс записал в дневнике 30 марта 1945 года, в последние дни рейха:

«Мне доставили обширные материалы для организации астрологической, или спиритической, пропаганды, в частности так называемый гороскоп Германской республики от 9 ноября 1918 года и гороскоп фюрера. Оба гороскопа совпадают самым поразительным образом.
        Я могу теперь понять, почему фюрер запретил заниматься подобными не поддающимися контролю вещами. И все же интересно, что оба гороскопа предсказывают улучшение нашего военного положения во второй половине апреля; в мае же, июне и июле обстановка якобы снова должна ухудшиться, но зато в середине августа военные действия вообще прекратятся…»
        В определенном смысле составленный для Геббельса прогноз был точным: в середине августа Вторая мировая фактически закончилась, вслед за лежащей в руинах нацистской Германией прекратила сопротивление и императорская Япония.
        Осталось неясным, был ли Эрик ван Хануссен ясновидящим, шарлатаном или одаренным актером?
        Сам он считал себя артистом, фокусником. Он не сумел предвидеть собственную судьбу. Но он сотни раз точно предсказывал события, которые потом происходили. Похоже, у него в самом деле были какие-то особые способности, но он сам не понимал своего фантастического дара.
        Иногда, впрочем, он ошибался. Однажды, еще в конце двадцатых годов, к нему пристал скептически настроенный журналист из левой газеты, который требовал предсказаний. Хануссен удовлетворил его любопытство. Предсказал, что вождь мирового коммунистического движения Иосиф Сталин умрет в августе 1953 года.
        Ясновидящий ошибся на пять месяцев. Сталин умер в марте пятьдесят третьего.
        НАЦИСТЫ БЕРУТ ВЛАСТЬ
        На выборах 31 июля 1932 года нацисты получили 37,8 процента голосов и завоевали двести тридцать мандатов из шестисот восьми. Фракция нацистов в рейхстаге оказалась крупнейшей. Герман Геринг стал президентом рейхстага.
        Поначалу нацисты вели себя осторожно в отношении Папена, зная, что его поддерживает Гинденбург. Но после снятия запрета на штурмовые отряды и успеха на выборах они утратили всякий пиетет к канцлеру.
        Гитлер был уверен, что теперь ему доверят формирование правительства. Он жаждал власти. 5 августа он встретился с генералом Шляйхером и сказал, что готов войти в правительство Папена, но только в роли канцлера. Он также потребовал для своей партии посты федеральных министров внутренних дел, юстиции и сельского хозяйства, а также пост прусского министра внутренних дел - Гитлер хотел обезопасить себя и своих подручных.
        Однако Шляйхер ничего ему не предложил. Фюрер в дурном настроении уехал к себе в Оберзальцберг.

6 августа 1932 года Геббельс записал в дневнике: «Если мы получим власть, мы никогда ее не отдадим. Другие получат ее только через наши трупы».
        Гинденбург не хотел менять правительство и в особенности не желал делать канцлером Гитлера. Тем не менее он вынужден был принять вождя партии, от которой зависело голосование в рейхстаге.
        Утром 13 августа Гитлера пригласили к Гинденбургу. Президент разговаривал с ним весьма пренебрежительно. Предложил присоединиться к действующему правительству. Ход двадцатиминутной беседы записал Отто Мейснер, глава президентской коалиции:

«Президент сказал Гитлеру, что готов позволить национально-социалистической партии участвовать в имперском правительстве и приветствует их сотрудничество. Он спросил Гитлера, готов ли он войти в нынешнее правительство фон Папена. Господин Гитлер ответил, что по причинам, которые он уже объяснял президенту, его участие в существующем правительстве исключено. Учитывая значение национально-социалистического движения, он обязан потребовать полное руководство правительством.
        Президент твердо ответил, что это требование он отвергает. Долг перед Богом, совестью и отечеством не позволит ему передать правительство в руки одной партии, тем более партии, которая предвзято относится к людям, придерживающимся иных взглядов. Есть и другие причины, которые этому мешают, в том числе опасность беспорядков и то впечатление, которое это произведет на другие страны.
        Гитлер Повторил, что иное решение для него исключено.
        - То есть вы уходите в оппозицию? - уточнил президент.
        - У меня не остается иного выбора, - ответил Гитлер.
        - В таком случае, - произнес президент, - я могу дать вам только один совет - находясь в оппозиции, ведите себя достойно, помните о своей ответственности перед отчизной. Я не сомневаюсь, что вы любите родину, но я резко выступлю против любого акта террора и насилия, совершаемых членами штурмовых отрядов. Мы оба старые солдаты и останемся ими. Может быть, развитие событий позднее вновь нас сведет. Во всяком случае, я пожимаю вам руку по-товарищески…»
        Геббельс записал в дневнике: «Фюрер вернулся менее чем через полчаса. Все кончилось провалом. Он ничего не добился. Папен остается канцлером, а фюрер должен удовольствоваться постом вице-канцлера… Первый раунд проигран».
        Адольф Гитлер покинул президентский дворец в гневе и ночью вернулся в свой альпийский дом. Он чувствовал себя униженным и жаждал мщения. Штурмовики, вдохновленные победой на выборах, были уверены, что власть у них в руках, и требовали хлебных мест. Опасаясь недовольства и бунта, Гитлер отправил штурмовые отряды в двухнедельный отпуск.

7 сентября Гитлер, выступая в Мюнхене, сказал:
        - У меня есть очевидное преимущество над моим главным соперником. Имперскому президенту восемьдесят пять лет, а мне сорок три, и мой голос звучит над всей Германией, как колокол.
        На следующий день Гитлер образовал в центральном аппарате партии военно-политический отдел. Заведующим поставил отставного генерала фон Эппа, утопившего в крови баварскую революцию.

12 сентября депутаты-коммунисты в рейхстаге предложили вынести правительству вотум недоверия. Гитлер руководил своей фракцией из кафе «Кайзерхоф». Он решил наказать Папена и заодно продемонстрировать президенту страны свою силу. Он велел депутатам-нацистам поддержать коммунистов. За вотум недоверия правительству проголосовали пятьсот двенадцать депутатов. Канцлера поддержали всего сорок два депутата. Папен пытался предупредить унизительное для него голосование декретом о роспуске рейхстага, но председательствующий Геринг просто не дал ему слова. Папен сообщил о роспуске рейхстага по радио. Новые выборы назначили на 6 ноября.
        Папен решил пойти на новые выборы в надежде, что нацисты проиграют и сделаются сговорчивее. Отказ президента назначить Гитлера канцлером было сильным ударом для гитлеровской партии. Нацисты были уверены, что уже победили, и рассчитывали на дивиденды. Разочарование было очень сильным и опасным для партии. Вот почему Грегор Штрассер, видная среди нацистов фигура, был сторонником участия в правительстве.
        Гитлер выступал каждый день, переезжая из города в город. Однако пик его популярности был пройден. К тому же партийный аппарат израсходовал все ресурсы и остался без денег. Правящие круги стали опасаться необузданности нацистов. Выборы оказались для партии неудачными. Нацисты потеряли два миллиона избирателей и тридцать четыре мандата, но остались самой крупной партией в рейхстаге. Коммунисты, наоборот, завоевали дополнительно одиннадцать мест.
        За несколько дней до выборов, 2 ноября, берлинские рабочие-транспортники устроили забастовку, которую поддержали оба столичных горкома - и нацистов, и коммунистов. В окружении президента были сильно встревожены. Перед ними замаячил призрак гражданской войны, в которой коммунисты и нацисты совместно свергают республику.
        Но и Франц фон Папен не решил свои проблемы. Новый состав рейхстага тоже не поддержал Папена, который вновь пригласил Гитлера войти в состав правительства в роли вице-канцлера. Гитлер не хотел входить в правительство в качестве младшего партнера. Президент Гинденбург дважды - 19 и 21 ноября - принимал Гитлера и сопровождавшего его Геринга.

«Если бы только эти два человека, президент и фюрер, могли бы пожать друг другу руки, германская революция была бы спасена», - записывал в дневнике Геббельс.
        Гинденбург впервые заговорил о возможности поручить Гитлеру сформировать правительство. Но выставил одно условие: кабинет должен опираться на большинство в рейхстаге. При том раскладе депутатских мест требование было невыполнимо: социал-демократы, коммунисты и многие центристы ни при каких условиях не собирались поддерживать нацистскую партию.
        Гитлер предложил Гинденбургу продолжить прежнюю практику: его правительство тоже будет проводить необходимые решения президентскими указами. По поручению Гинденбурга фюреру ответил глава президентской канцелярии Отто Мейснер: «Президент не может не опасаться, что в подобной ситуации кабинет министров под Вашим руководством быстро превратится в партийную диктатуру и окажется в конфликте с народом».
        Министр рейхсвера Курт фон Шляйхер уговорил Гинденбурга сместить Папена и поручить правительство ему, Шляйхеру. Генерал отправил к Гитлеру свое доверенное лицо - подполковника Ойгена Отта с предложением объединить усилия. Они встретились в гостинице «Цум элефантен». Гитлер ответил, что не станет сотрудничать со Шляйхером.

2 декабря 1932 года оставной генерал-лейтенант Курт фон Шляйхер стал фактически последним канцлером Веймарской республики. Шляйхер не был таким же реакционером, как Папен. Генерал разумно полагал, что в современном обществе правительство не может действовать, не имея поддержки общества. Он находился под влиянием молодых интеллектуалов, которые считали, что Германия должна избежать и западного капитализма, и советского коммунизма и избрать третий путь.
        Шляйхер намеревался проводить более социально направленную политику и привлечь на свою сторону широкие массы, обещав борьбу с безработицей. Выступая по радио, он обнародовал программу создания рабочих мест и назначил имперского уполномоченного по борьбе с безработицей. Но профсоюзы не стали его поддерживать, потому что против генерала выступили социал-демократы.
        Шляйхер пытался сформировать коалицию из националистов, католиков, социал-демократов и сторонников Грегора Штрассера, которых считал умеренной фракцией нацистов. 3 декабря генерал принял Штрассера и предложил ему пост вице-канцлера и главы правительства Пруссии. Шляйхер рассчитывал, что за Грегором Штрассером последует как минимум шестьдесят нацистов-депутатов, которые поддержат его правительство.
        Некоторые депутаты-нацисты были готовы последовать за Штрассером. Тем более на местных выборах в Тюрингии 5 декабря 1932 года потери нацистов были катастрофическими: они лишились сорока процентов голосов. Видные нацисты полагали, что надо хватать предложенные посты, пока партия не потеряла все.
        Но Гитлер был категорически против вступления в кабинет Шляйхера.
        Между ними давно существовало нечто вроде соперничества. Экономическое положение Германии улучшалось, и пророчества грядущей катастрофы не так действовали на аудиторию. Выборы показывали, что нацистам стоит искать поддержки не среди рабочего класса, а в деревне и среди мелкой буржуазии. На этих избирателей и делал ставку Гитлер. Но в Берлине ситуация складывалась иначе. Здесь нацисты сражались за голоса рабочих. Поэтому тональность пропаганды была иной, социалистической и революционной. Тут и столкнулись Гитлер и Штрассер. Но внутри партии Штрассер не мог противостоять Гитлеру, который распределял депутатские мандаты и министерские посты в земельных кабинетах.
        После разговора на повышенных тонах 8 декабря Штрассер написал Гитлеру заявление об уходе. Он собрал в здании рейхстага своих недавних подчиненных - инспекторов организационного отдела центрального аппарата партии. Гауляйтер Шлезвиг-Гольштейна Хинрих Лозе записал слова Штрассера:
        - Как минимум с августа, со времени первых встреч с Папеном, Шляйхером и Гинденбургом, политика фюрера стала непонятной. Понятно только одно - он желает стать рейхсканцлером. Но он должен осознать очевидный факт, что никто не намерен ему этот пост давать и в ближайшем будущем ситуация не изменится. А в результате наше движение находится в состоянии стресса, который подрывает единство рядов. Мы не можем себе позволить заставлять штурмовиков и рядовых членов партии ждать до бесконечности.
        Есть два пути выхода из кризиса - законный и незаконный. Я готов идти по любому пути. Но я отказываюсь ждать, когда фюрера сделают рейхсканцлером, потому что к тому времени наше движение развалится. Фюрер должен был принять предложенный Гинденбургом в августе пост вице-канцлера. Войдя в правительство, фюрер должен был объяснить партнерам по коалиции, что восстановление Германии возможно только на базе национально-социалистических идей. Если бы вице-канцлеру Гитлеру это не удалось, он мог бы подать в отставку, что привело бы к крушению правительства…
        Что касается личного аспекта, - продолжал Штрассер, - то мне известны интриги, которые ведутся в окружении фюрера и выливаются в оскорбления. Я этого терпеть не намерен. Мне время от времени нужно встретиться и поговорить с фюрером - по личным и официальным делам. Если я приезжаю в отель «Кайзерхоф» в Берлине или в Коричневый дом в Мюнхене, я застаю там одних и тех же людей. Но никаких деловых вопросов я решить не в состоянии. Я не собираюсь вставать в очередь за Герингом, Геббельсом и Рёмом. Если их приглашают к фюреру, то, полагаю, и меня могли бы почтить приглашением. Но фюрер ни разу меня не пригласил. Я рассматриваю это как личное унижение, которого я не заслуживаю и более не намерен терпеть. Силы и нервы мои на пределе. Я подал в отставку со всех партийных должностей и уезжаю в горы восстанавливать здоровье. А вас я прошу продолжать исполнять свой долг…
        Выступление Штрассера произвело впечатление на партийных работников. Инспектор орготдела партии по Нижней Саксонии Бернгард Руст (вскоре он получит пост министра) сообщил Гитлеру, что было сказано в его адрес. Фюрер не собирался оставлять последнее слово за своим соперником и распорядился собрать партработников в полдень в «Кайзерхофе».
        - Я думал, Грегор Штрассер умнее, - сказал Гитлер. - Я поражен позицией, которую он занял, и еще больше удивлен тем, что после двенадцати лет знакомства и совместной партийной работы он не счел необходимым обсудить все это со мной.
        Он говорит, что я должен был принять пост вице-канцлера. Но Грегору Штрассеру прекрасно известно, что ни фон Папен, ни фон Шляйхер не являются национальными социалистами. Чтобы не выглядеть предателем, я должен был бы постоянно протестовать против политики главы правительства, выдвигать требования, которые бы отвергались. И господин фон Папен с улыбкой на устах сказал бы мне: «Прошу прощения, господин Гитлер, но я рейхсканцлер и глава правительства. Если мой политический курс вас не устраивает, вы можете уйти». И что бы из этого вышло? Они бы показали стране, что Гитлер и его товарищи ничего не могут добиться! И тогда партия и избиратели повернулись бы к нам спиной, наше движение бы развалилось.
        Незаконный путь завоевания власти еще опаснее, - продолжал Гитлер. - Никто не посмеет сказать, что мне не хватит мужества совершить переворот, а если понадобится, то и кровавую революцию. Я доказал это в Мюнхене в 1923 году. Господину Штрассеру это известно: он там был. Так вот, наши отряды не имеют оружия, а если кто-то и запасся оружием - против моей воли и об этом ничего не известно, - то все равно не выстоит против полиции и рейхсвера. Генерал фон Рейхенау сказал мне недавно: «Господин Гитлер, солдаты рейхсвера принесли присягу и подчиняются президенту страны. Если ваши отряды нарушат закон, рейхсвер будет в них стрелять, хотя наши сердца обольются кровью. Когда вы станете президентом и рейхсвер присягнет вам, то мы будем подчиняться вашим приказам и стрелять во врагов государства»…
        Грегор Штрассер не решился поднять мятеж против Адольфа Гитлера. Он просто капитулировал и ушел из политики. Но скандал был громким.

8 декабря 1932 года актриса и режиссер Лени Рифеншталь была на концерте и возвращалась домой по Вильгельмштрассе. Она писала в своих воспоминаниях: «Я услышала выкрики продавцов газет: «Грегор Штрассер покидает Гитлера!», «Конец НСДАП!», «Звезда Гитлера закатилась!». Я набрала газет и села в холле гостиницы
«Кайзерхоф», чтобы прочитать сенсационные сообщения. То, что писалось в газетах, было для Гитлера крайне унизительно. Еще месяц назад в Мюнхене я видела Гитлера, уверенного в победе, а теперь я узнаю о крушении его надежд».
        Адъютант фюрера Вильгельм Брюкнер увидел Лени Рифеншталь и предупредил Гитлера. Ее пригласили в апартаменты фюрера на бельэтаже. Лицо у него было блеклое, волосы нависли на лоб, покрытый каплями пота. Затем его как прорвало:
        - Эти предатели, эти трусы - и это незадолго до окончательной победы! - это дурачье - тринадцать лет мы боролись, вкалывали, отдавали все, пережили тяжелейшие кризисы, и вот у самой цели - предательство!
        Фюрер забегал из угла в угол, остановился, схватился за голову и, как бы разговаривая с самим собой, простонал:
        - Если партия развалится, я должен покончить с собой. После паузы продолжил:
        - Но пока рядом есть такие люди, как Гесс и Геринг, мне нельзя этого делать. Я не могу оставить их в беде, как не могу покинуть и многих других верных товарищей. Мы продолжим борьбу, даже если нам снова придется начинать с нуля…

9 декабря от имени Гитлера партия сделала сообщение для печати: «Товарищ Штрассер с разрешения фюрера взял трехнедельный отпуск по состоянию здоровья. Все слухи и спекуляции, связанные с этим событием, неверны и лишены оснований».
        Грегор Штрассер занимал пост секретаря партии по оргвопросам. Гитлер переподчинил аппарат себе. Фюрер ничего не забыл и ничего не простил. Помощник Штрассера Пауль Шульц вспоминал пророческие слова своего начальника:
        - Рано или поздно Гитлер нас убьет. Своей смертью мы не умрем.
        Но Штрассер и пальцем не пошевелил, чтобы спасти себя. Все-таки они все недооценивали Гитлера…
        Генерал Шляйхер считался мастером интриги, и он действовал довольно ловко. Но в те месяцы Франц фон Папен его опередил. Он мечтал не только вернуться к власти, но и отомстить Шляйхеру. И неизвестно, какое чувство было сильнее.

4 января 1933 года Гитлер отправился в Детмольд, главный город небольшой земли Липпе, где началась избирательная кампания. В конце 1932 года партия несла потери, избиратели уходили к коммунистам и националистам. Люди покидали партию, финансовое положение нацистов ухудшилось. Наверное, для Гитлера это были худшие дни. Казалось, дело проиграно. Он был в отчаянии и не покидал своего укрытия в отеле
«Кайзерхоф».
        И тут пришло спасение в лице Папена, которого сжигали амбиции и ненависть к генералу Шляйхеру. Он сделал все, чтобы нацисты пришли к власти. Через экономического советника фюрера Вильгельма Кепплера и Курта фон Шредера, кельнского банкира и члена партии, он наладил контакты с Гитлером.

4 января 1933 года Гитлер, Гесс, Гиммлер и Кепплер приехали к банкиру Шредеру домой. Уединились втроем - Гитлер, Папен и Шрёдер. Говорили два часа. Остальные сидели в соседней комнате и ждали: договорятся или нет. Папен предложил сделку: он поможет Гитлеру стать канцлером, если фюрер готов поделиться властью и они будут править страной вдвоем. Гитлера предложение устроило.
        В тот же день, 4 января 1933 года, президент Гинденбург принял Грегора Штрассера. Его привел канцлер Шляйхер. Он не терял надежду с помощью Грегора Штрассера привлечь в правительство нацистов. Гинденбургу Штрассер понравился больше, чем Гитлер. Но из этого ничего не вышло. Партия шла за Гитлером. Штрассер уже был полководцем без армии. Да и дни Шляйхера на посту канцлера были сочтены^
        Эфемерность положения Курта фон Шляйхера проявилась в том, что фон Папен, отправленный в отставку, продолжал жить в имперской канцелярии, а Шляйхер руководил правительством из своего прежнего кабинета в министерстве рейхсвера. Социал-демократы отказались войти в правящую коалицию и поддержать Шляйхера. Им тоже не хватило дальновидности. Социал-демократы считали, что президент именно им должен поручить сформировать однородное правительство.
        Теперь уже Франц фон Папен мог сквитаться со свалившим его Шляйхером. Ему оставалось только убедить президента, что Гитлер вполне способен сформировать правительство и что фюрер не так страшен, им можно манипулировать. Папен методично доказывал Гинденбургу, что Гитлер ослаблен неудачей на выборах и разбродом в партии. В правительстве, где нацисты получат всего несколько постов, Гитлер будет связан по рукам и ногам.
        Папен довольно говорил своим друзьям о фюрере:
        - Вы будете удивлены. Мы его наняли.
        Теперь уже историки твердо знают, что прихода Гитлера к власти можно было избежать. Он не был, как принято считать, логическим следствием немецкой истории со времен Средневековья, Мартина Лютера, Фридриха Великого, прусского милитаризма и так далее. Куда важнее традиций было то, что Гитлера поддержало множество влиятельных людей - Гугенберг, Гинденбург, Папен, Шляйхер. Они, руководствуясь собственными политическими интересами, помогли ему вскарабкаться на вершину. И сильно промахнулись, сами вырыв себе могилы. Решительное сопротивление демократических сил выбросило бы Гитлера из политики. Но произошло иначе…

9 января 1933 года Франц фон Папен пришел к президенту с готовым решением. Он сказал, что способен привлечь нацистов в правительство на разумных условиях. Такое правительство будет, наконец, пользоваться необходимой поддержкой в рейхстаге и сможет нормально работать. Гитлер получит пост канцлера, но кабинет будет коалиционным, сам Папен станет вторым человеком в правительстве и будет сдерживать фюрера.
        Это предложение поддержали люди, которым Гинденбург доверял, - его друзья, прусские землевладельцы, и его собственный сын полковник Оскар фон Гинденбург. 15 декабря 1932 года, выступая по радио, канцлер Шляйхер дал понять, что будет менее уступчивым в отношении аграрных лоббистов, чем его предшественник Папен. Друзья и соседи Гинденбурга, крупные землевладельцы, забеспокоились. Они называли Шляйхера
«аграрным большевиком».
        Число занятых сельским трудом в Германии неуклонно сокращалось, но по-прежнему тринадцать миллионов немцев зарабатывали на жизнь в сельском хозяйстве. Крестьяне составляли важный избирательный сегмент для всех партий - кроме социал-демократической и коммунистической, которые не сумели предложить привлекательной аграрной программы. Аграрное лобби добивалось от правительства списания долгов и защиты от конкурентов. Таможенные пошлины на ввозимые из-за границы товары казались им недостаточными, они требовали квотирования сельскохозяйственного импорта. Правительство Шляйхера шло на это неохотно, в результате превратив влиятельное аграрное лобби в противников республики. Они давили на президента Гинденбурга, требуя, чтобы он поручил дело Гитлеру.
        Крупные промышленники тоже испугались успеха коммунистов на*ноябрьских выборах
1932 года. Им тоже не понравилась линия нового канцлера Курта фон Шляйхера, который в радиообращении назвал себя «социально мыслящим генералом», то есть объяснил, что намерен искать поддержки не только у правых. Люди, чье мнение было весомым для президента, настойчиво рекомендовали Гинденбургу пригласить нацистов в правительство.
        Судьба Германии решалась в доме человека, который через несколько лет прилетит в Москву, чтобы подписать знаменитый пакт с Молотовым. Секретные переговоры об условиях, на которых вождь национально-социалистической немецкой рабочей партии Адольф Гитлер получал право сформировать правительство, в первые недели тридцать третьего шли в берлинском пригороде Далем в особняке Иоахима Ульриха Фридриха Вилли фон Риббентропа, торговца винами. Гитлер приезжал тайно, проходил в дом через сад, чтобы его никто не видел.
        Дворянская приставка к фамилии хозяина дома была не наследственной, а благоприобретенной. В 1925 году его усыновила бездетная тетка, и он получил право именоваться фон Риббентропом. Во время войны обер-лейтенант Риббентроп был ранен и получил Железный крест первого класса. В конце войны его отправили в Турцию в качестве представителя военного министерства заниматься поставками военной техники. После войны Риббентроп занялся бизнесом. Используя свои знакомства в Англии и Канаде, импортировал спиртные напитки. Его бизнес расцвел после женитьбы на дочери владельца крупнейшей в Германии фирмы по торговле шампанским.
        В августе 1932 года руководитель берлинских штурмовых отрядов граф фон Хельдорф познакомил его с Гитлером. Фюрер произвел на торговца винами сильнейшее впечатление. Риббентроп тут же вступил в партию.
        Переговоры с Гитлером от имени президента Германии Гинденбурга вели его сын Оскар, служивший у отца военным адъютантом, и Франц фон Папен. Риббентроп оказался идеальным посредником - с одной стороны, фанатичный поклонник Гитлера, с другой - старый друг Франца фон Папена. В Первую мировую они вместе воевали в 12-м гусарском полку.
        Франц фон Папен служил в рейхсвере, перед Первой мировой его отправили военным атташе в Соединенные Штаты. В 1915 году американцы выслали его из страны, и он пошел на фронт. После войны стал депутатом… Старое знакомство с Папеном пригодилось. Риббентроп проявил обходительность, некоторое дипломатическое искусство и способствовал успеху тайных переговоров.

20 января 1933 года нацисты и коммунисты провели в рейхстаге антиправительственную резолюцию. Это было совместным ударом по Шляйхеру. В тот же день Франц фон Папен, прибыв к Гинденбургу, ясно высказался за предоставление Гитлеру поста канцлера при гарантиях, что правительство не будет однопартийным. Сын президента Оскар фон Гинденбург поддержал эту идею.

22 января в доме Риббентропа Гинденбург-младший и руководитель президентской канцелярии в ранге статс-секретаря Отто Мейснер встретились с Гитлером. Все участники встречи проявили себя большими конспираторами. Оскар Гинденбург и Мейснер для маскировки отправились в оперу. Через несколько минут после начала последнего акта они незаметно покинули свою ложу и на такси помчались в Далем. Гитлер выступал перед штурмовиками по случаю третьей годовщины смерти Хорста Весселя. Он приехал к Риббентропу вместе с Герингом. Франц фон Папен, в свою очередь, участвовал в демонстрации «Стального шлема» и исчез так же незаметно.
        Фюрер произнес обычную речь - только он способен спасти страну от коммунизма. А без его поддержки ни одно правительство не продержится. Он подчеркнул, что намерен строго соблюдать прерогативы президента и его право оставаться главнокомандующим. На обратном пути Оскар Гинденбург сказал Отто Мейснеру, что слова Гитлера произвели на него глубокое впечатление и отныне он сторонник назначения фюрера канцлером.
        В тот же день нацисты устроили демонстративное шествие на Бюловплац, где находилось здание Центрального комитета компартии Германии. Это место считалось главной базой берлинских коммунистов, и все были уверены, что они не позволят нацистам маршировать у себя под боком. Но разрешение было дано. Может быть, канцлер Курт фон Шляйхер рассчитывал, что кровавое столкновение коммунистов и нацистов скомпрометирует Гитлера и президент не решится поручить ему возглавить правительство? Но коммунисты не рискнули выступить. Они сидели тихо, пока штурмовики и эсэсовцы осваивали новую территорию.
        На следующий день, 23 января, канцлер Шляйхер попросил президента об аудиенции. Абвер, военная разведка и контрразведка, разумеется, информировали Шляйхера о тайных переговорах в доме Риббентропа. Абвером руководил ближайший сотрудник канцлера генерал Фердинанд фон Бредов. Злые языки говорили, что Бредов превратил абвер в личную «информационную службу» Шляйхера. Надо сказать, что Курт фон Шляйхер, профессиональный военный, питал глубокую неприязнь к вождю национальных социалистов. Генерал Бредов был его единомышленником. Антигитлеровская линия дорого обойдется обоим генералам…
        Шляйхер надеялся повлиять на Гинденбурга. Но на сей раз президент встретил его холодно. Канцлер вынужден был признать, что ему не удалось привлечь умеренных нацистов к сотрудничеству и правительство не пользуется поддержкой. Он предложил вновь распустить рейхстаг и дать ему возможность продолжить формирование базы поддержки для правительства.
        Президент отказал Шляйхеру в том, что несколько месяцев назад позволил фон Папену. Ответил, что новый роспуск рейхстага невозможен. Гинденбург уже поверил в идею Папена и мысленно распрощался с Шляйхером. На президента не произвел впечатление даже звонок командующего сухопутными войсками генерала Курта фон Хаммерштейна. Генерал презирал нацистов и заявил, что рейхсвер не примет Гитлера в роли рейхсканцлера.
        А Гитлер считал, что ничего не получается, что его планы рушатся! Геринг с трудом удержал его в Берлине, фюрер хотел сбежать в свой альпийский дом. Он даже не знал, что Папен продолжал неустанно работать на него.
        Кажется, мир спасся бы от ужасов Второй мировой войны, если бы в Берлине продержались бы еще несколько месяцев и не отдали Гитлеру власть в январе тридцать третьего. Влияние нацистов явно шло на спад. Время их триумфа прошло. Появились признаки экономического выздоровления. Вырос спрос на немецкие ценные бумаги. Началось оживление в строительстве. Немецкая экономика в 1933 году вступала в новый цикл подъема.
        Но Франц фон Папен приложил слишком много усилий, чтобы убрать генерала Шляйхера. Он вступил в союз с аграрным лобби. Крупные землевладельцы решили дать Гитлеру пост канцлера. Сговорились, что Альфред Гугенберг будет отвечать за экономику, генерал Вернер фон Бломберг руководить рейхсвером. А фон Папен получит пост вице-канцлера. Они все промахнулись, не понимая, с кем имеют дело.
        Утром 28 января Папен почувствовал, что президент уже готов смириться с Гитлером в роли канцлера. Гинденбург симпатизировал Герману Герингу, как ветерану Первой мировой. Его утешало, что помимо самого Гитлера в кабинет войдут только два нациста - Геринг и Вильгельм Фрик.
        После обеда Гинденбург принял Шляйхера. Тот вновь поставил вопрос о роспуске рейхстага, чтобы его правительство могло продолжить работу.
        - Я не могу пойти на это в нынешней ситуации, - ответил президент. - Я высоко ценю ваши попытки привлечь национальных социалистов на вашу сторону. Но они не удались, и сейчас надо поискать другие варианты решений.
        Курт фон Шляйхер понял, что его время истекло.
        - Когда будет формироваться новое правительство, - обратился он с просьбой к президенту, - не назначайте новым министром рейхсвера ставленника Гитлера. И вы, и рейхсвер столкнетесь с большой опасностью.
        - Я абсолютно исключаю такую возможность, - успокоил его президент.
        Шляйхер вернулся к себе и подал заявление об отставке кабинета министров. Он продержался на посту канцлера всего пять недель. Сказал с обидой: «Я нахожусь у власти так недолго, но каждый день меня предают многажды».
        А фон Папена вновь привели к президенту. Гинденбург сказал, что согласен на Гитлера, и добавил, что видит самого фон Папена вице-канцлером и одновременно имперским комиссаром Пруссии. Им обоим казалось, что все предусмотрено: бывший ефрейтор окажется под присмотром и контролем…
        Папен немедленно отбыл договариваться с нацистами. Ему пришлось согласиться с тем, что Геринг станет его заместителем в роли комиссара Пруссии и будет руководить земельным министерством внутренних дел. Днем, когда фюрер томился в берлинской квартире Геббельса, счастливый Геринг сообщил Гитлеру, что сделка заключена.
        Утром 30 января 1933 года Гитлер принес присягу, стал имперским канцлером, и ему было поручено сформировать правительство. В состав кабинета вошли одиннадцать министров, большинство - консервативно настроенные националисты. Нацистов было только двое. Помимо самого фюрера это были Вильгельм Фрик, возглавивший ведомство внутренних дел, и Герман Геринг, министр без портфеля. Казалось, ловкая игра Папена увенчалась успехом. Нацистов заставили служить государству и при этом отказаться от своих радикальных планов. Полномочия Гитлера заведомо ограничены. Кто-то из дипломатов назвал Гитлера «рейхсканцлером в наручниках». Никто не понимал, с кем они имеют дело…
        Франц фон Папен получил пост вице-канцлера. Причем президент Гинденбург высокомерно предупредил Гитлера, что будет принимать его только в присутствии Папена.
        - Как-то раз Папен был в отъезде, - рассказывал много позже Гитлер. - Я отправился к Гинденбургу один: «Почему господин Папен всегда присутствует здесь? Я хочу говорить только с вами!» Папен по возвращении очень сожалел, что был так не вовремя вынужден уехать…
        Уже через год фон Папен потерял свой пост, его отправили посланником в Австрию, а потом - в Турцию, где он пробыл почти всю войну.
        Через несколько недель после прихода к власти Адольф Гитлер устроил праздничный ужин для узкого круга гостей. Риббентроп тоже был приглашен. Новый канцлер говорил о внешней политике. Он заявил, что намерен добиться пересмотра Версальского договора. Риббентропа в знак благодарности за труды назначили уполномоченным по внешней политике в штабе Рудольфа Гесса, заместителя фюрера по партии. Риббентроп летом 1935 года заключил с Англией соглашение, которое позволило Гитлеру приступить к строительству боевого флота. В 1936 году Риббентроп отправился послом в Англию. Высокомерный и тщеславный, он был неприятным собеседником для англичан. Его жена привыкла жить на широкую ногу и приказала переделать здание посольства Германии в Лондоне.
        Близкие относились к амбициозному Риббентропу с плохо скрываемой насмешкой. Теща говорила, что он «самый тупой» из ее зятьев. К. несчастью для Гитлера, посол Риббентроп был слишком глуп для того, чтобы разобраться во всех тонкостях британской политической жизни. Но в нацистской партии он считался знатоком Запада, поскольку в юности жил в Англии, затем провел четыре года в Канаде и несколько месяцев находился в Нью-Йорке.
        В феврале 1938 года он стал имперским министром иностранных дел. Ему Гитлер поручил сблизиться с Советской Россией, что еще недавно казалось немыслимым. Но имперский министр ни минуты не сомневался в правоте фюрера. Риббентроп, человек скромных интеллектуальных возможностей, всегда восхищался Гитлером:

«Меня упрекали в уступчивости Адольфу Гитлеру. Признаю открыто, что и я тоже плыл в русле этой великой исторической личности. Его нельзя мерить обычной меркой. Он обладал несгибаемой волей и немыслимой энергией в достижении своих целей. Его интеллект был огромен, а способность схватывать все на лету - ошеломляюща…
        Принимая крупные решения, он ощущал себя исполнителем предначертанной Всевышним судьбы. Однажды он сказал мне, что каждый раз перед крупными решениями к нему внезапно приходит абсолютная уверенность, и тогда он совершенно точно знает: его долг - сделать именно это…»
        Формально 30 января 1933 года в Германии всего лишь сменилось правительство. Вместо одного рейхсканцлера появился другой. В реальности произошло нечто большее
        - но далеко не все немцы понимали, что веймарская Германия, республика, больше не существует. Немцы ликовали, и лишь немногие с удивлением и страхом следили за новым хозяином Германии.
        Массовый энтузиазм свидетельствовал о том, что приход Гитлера к власти не был случайностью. Даже если немцы и не разделяли его взглядов, они были захвачены его напором и испытывали генетическое желание подчиняться. Неповторимая черта германского национального социализма - обилие послушных исполнителей, готовых подчиняться любому приказу начальника.

30 января 1933 года Адольф Гитлер произнес длинный монолог о том, что ему выпала миссия не только спасти Германию, но и возглавить борьбу белого человека за господство в мире. Негры и монголы под руководством большевиков и всемирного еврейства пытаются захватить власть над миром, и его долг - остановить их, совершить величайшую в истории расовую революцию.

1 февраля Гинденбург по просьбе нового канцлера распустил рейхстаг. На 5 марта были назначены новые выборы - фюрер хотел иметь абсолютное большинство в рейхстаге (две трети голосов), чтобы не зависеть от своих политических союзников.

3 февраля в доме командующего сухопутными войсками Хаммерштейна Гитлер встретился с группой генералов и адмиралов. Фюрер хотел успокоить военных и расположить их к себе. Он откровенно сказал, что видит свою задачу в расширении жизненного пространства на восток, и потому германская молодежь должна быть готова к беспощадному искоренению марксизма.
        Гитлер был, может быть, единственным политиком, который до прихода к власти на каждом шагу кричал, что он сделает со своими противниками. Он заранее предупредил, что будет сажать и уничтожать. Ему просто не поверили, потому что слова политиков никто не воспринимает всерьез. Его обещание уничтожить врагов воспринималось как предвыборная демагогия.
        Русская актриса Ольга Чехова, которая жила в Германии, писала: «В этой распавшейся на куски стране национал-консервативным кругам Адольф Гитлер был нужен как застрельщик, как барабанщик в борьбе с коммунистической угрозой. Побарабанит-побарабанит, и его быстро уберут с политической арены. Такие рассуждения приходилось слышать довольно часто».
        Депутат рейхстага социал-демократ Рудольф Брайтшайд даже зааплодировал, узнав, что Гитлер назначен рейхсканцлером. Он был уверен, что Гитлер немедленно провалится и навсегда покинет политическую сцену. Увы. Брайтшайд вскоре был арестован и погиб в концлагере.

30 января 1933 года один из редакторов газеты «Роте фане», главной газеты коммунистов, уверенно говорил:
        - Красный Берлин хранит спокойствие. Через три месяца и следа не останется от этого безобразия. Тогда придем мы. Придем и останемся.
        Коммуническая партия все же предложила провести всеобщую забастовку в знак протеста против нацистов. Ее не поддержали ни социал-демократы, ни общегерманское объединение профсоюзов, ни христианские профсоюзы. Давние разногласия, взаимное недоверие и, возможно, уже и страх перед нацистами помешали их объединению.
        Социал-демократы ответили так:
        - Политические и социальные права народа мы будем защищать всеми средствами против любых посягательств. Но мы ведем нашу борьбу на почве конституции.
        Главная партийная газета социал-демократов «Форвертс» писала: «Провести ныне забастовку - значит расстрелять в воздух все боеприпасы рабочего класса». Иначе говоря, социал-демократическая партия капитулировала.

10 февраля 1933 года один из руководителей компартии Вильгельм Пик говорил на похоронах трех убитых коммунистов:
        - Нам пора наконец принять решение об организации единого классового фронта для защиты рабочих масс! Протянем же друг другу руки и воздвигнем железную стену борцов против буржуазии, против всех врагов рабочего класса. Пора перестать успокаивать себя разговорами о том, что мы можем одолеть наших врагов каким-то иным путем, отказавшись от борьбы. Ждать больше нельзя!

27 февраля руководитель компартии Эрнст Тельман обратился с открытым письмом ко всем рабочим Германии, вне зависимости от того, состоят ли они в социал-демократической партии, христианских профсоюзах или в Рейхсбаннере (социал-демократической вооруженной организации):
        - Подлые фашистские убийцы, вооруженные ножами, пистолетами и бомбами, нападая на рабочих, не обращают внимания на то, какой членский билет рабочие носят в кармане, не делают различия между коммунистами, социал-демократами и членами христианских профсоюзов. Мы призываем вас обсудить в своих организациях предложение коммунистической партии Германии об установлении единого фронта.
        Но было уже слишком поздно. Вечером того же дня вспыхнул Рейхстаг. Гитлер был в Мюнхене, оттуда перебрался в Нюрнберг, выступал по случаю годовщины основания партии. Он вернулся в Берлин 27 февраля, когда подожгли Рейхстаг. Поджог был использован для запрещения компартии. 28 февраля президент Гинденбург подписал подготовленные Гитлером декреты «О защите народа и государства» и «Против измены немецкому народу и действий, представляющих собой государственную измену». Эти два декрета фактически вводили в стране режим чрезвычайного положения и развязывали нацистам руки.
        Государственная тайная полиция получила право проводить превентивные аресты, то есть сажать людей раньше, чем они совершат преступление. Геринг приказал арестовать четыре тысячи видных коммунистов и запретил все газеты, издававшиеся компартией и социал-демократами. Это должно было помешать их избирательной кампании.
        За день до голосования на выборах в рейхстаг, 3 марта, полиция арестовала некоего Курта Лютера, которого обвинили в том, что он вместе с товарищами-коммунистами собирался на следующий день убить Гитлера по время предвыборного шествия в Кенигсберге. Тут же арестовали Эрнста Тельмана. Вслед за ним схватили тысячи активистов партии. В течение двух месяцев компартия была разгромлена.
        Тем не менее результаты выборов 5 марта, первых и последних свободных выборов в нацистской Германии, разочаровали Гитлера и Геббельса. За нацистов проголосовало сорок три процента избирателей, они получили двести восемьдесят восемь мандатов, но не большинство и нуждались в коалиции с другими партиями.
        Несмотря на бешеные нападки, которым подверглась компартия, она потеряла всего девятнадцать мест в рейхстаге. Коммунисты получили почти пять миллионов голосов и завоевали восемьдесят один депутатский мандат. Через четыре дня их мандаты были аннулированы. В рейхстаг избранные депутатами коммунисты не попали - их отправили в концлагерь. Устранение коммунистов, кроме всего прочего, принесло нацистам почти полный контроль над рейхстагом.
        Антинацистски настроенный журналист Фриц Герлах питал надежду остановить Гитлера, восстановив монархию и возведя на трон кронпринца Рупрехта из рода баварских королей Виттельсбахов. Надежда Герлиха восстановить монархию была неосуществима, хотя немало людей думали, что это единственный способ вывести страну из кризиса. Но баварский кронпринц Рупрехт в Пруссии не пользовался популярностью.
        Вместе с Герлахом за монархию агитировал еще один журналист - Георг Белль, который до октября 1932 года был членом нацистской партии и работал на Эрнста Рёма. Оба журналиста отправились к президенту земли Вюртемберг Ойгену Больцу. Они хотели уговорить его пойти к президенту Гинденбургу и рассказать, как опасен Адольф Гитлер. Они пришли к Больцу 8 марта 1933 года. Уже было поздно. Флаги со свастикой развевались над зданием правительства Вюртемберга. Ойген Больц капитулировал. Ему дали пост земельного министра внутренних дел, но уже в июне арестовали и держали в заключении до 1944 года, когда казнили.
        Когда нацисты пришли за журналистом Георгом Беллем, он выбрался на крышу и исчез. Ему удалось бежать в Австрию. Нацисты нашли его и там - застрелили в гостиничном номере.

9 марта нацисты захватили баварский ландтаг. Имперским наместником Баварии стал бывший генерал Риттер фон Эпп. Он давно уже сотрудничал с нацистами, которые сделали его обергруппенфюрером СА и депутатом рейхстага. Генерал фон Эпп с радостью разогнал баварский кабинет министров и назначил рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера начальником мюнхенской полиции. Местные правительства больше не имели никакой власти.
        Игонорируя запрет на оппозиционную прессу и советы друзей, Фриц Герлах готовил новый номер своей газеты, который должен был выйти 12 марта. Он обвинял нацистов в поджоге Рейхстага, в подготовке антицерковных акций, а также в убийстве Гели Раубаль. 9 марта банда штурмовиков во главе с подручными фюрера Максом Аманном и Эмилем Морисом ворвалась в редакцию и разнесла в клочья все, что там было. Аманн, которому, как редактору «Фёлькишер беобахтср», в газетной полемике прежде изрядно доставалось от Герлаха, ударил редактора в лицо, разбил очки и повредил ему оба глаза.
        Часовщик Эмиль Морис вновь поступил на службу к Гитлеру. Размолвка осталась в прошлом. Через четыре дня Гитлер назначил его членом городского совета Мюнхена. В
1934 году он получил звание штандартенфюрера СС.
        Фрица Герлаха отправили в концлагерь Дахау, а во время «ночи длинных ножей» в июне
1934 года убили. Во время Первой мировой на окраине городка Дахау открыли завод по производству боеприпасов. После войны завод закрылся. В марте 1933 года новый начальник полиции Мюнхена Гиммлер решил использовать пустовавшие жилые бараки и цеха бывшей фабрики, согнав туда врагов нацистского режима. 22 марта концлагерь начал действовать. Заключенных охраняли баварские эсэсовцы, у них в петлицах появилась эмблема - череп и кости. К середине 1933 года в концлагерях находились тридцать тысяч заключенных.
        В городке Дахау еще оставалось несколько евреев. В ночь на 9 ноября 1938 года, еще до того, как по всей Германии начали сжигать синагоги, гауптштурмфюрер СС Карл Доблер и еще один человек в форме штурмовика обошли квартиры всех евреев в Дахау. Они громко стучали в двери. Когда появлялся испуганный хозяин, говорили «Хайль Гитлер!» и зачитывали распоряжение о том, что этой же ночью, до восхода солнца, евреи должны покинуть Дахау.
        Через две недели все они получили письма из родного города. Бургомистр штандартенфюрер СА Ганс Кремер информировал: «Вам предоставлено двадцать четыре часа на то, чтобы освободить вашу квартиру от вещей, и на эти двадцать четыре часа вам разрешается пребывание в Дахау. Все расходы на транспорт и прочие расходы, разумеется, за ваш счет».
        Эта записка рассылалась в обычном служебном конверте с надпечаткой: «Молодой город Дахау ждет, чтобы вы его посетили! Замок, музей, дворцовый сад, колония художников, вид на Альпы… Тридцать минут от Мюнхена на автобусе или по железной дороге».
        Мало кто из евреев, некогда живших в Дахау, выжили. Через полвека после войны один из местных журналистов отыскал одну спасшуюся женщину - Йоханну Яффе - в Англии.
        - Нет, - сказала она, - я не хочу туда вернуться, никогда не следует возвращаться. Но я не держу зла на родной город. Я часто пытаюсь объяснить людям, что Дахау был городом художников, там, знаете ли, небо было особого цвета…

21 марта 1933 года появился президентский декрет «Об отражении коварных нападок на правительство национального подъема», который позволял наказывать за любую критику нацистского режима и фюрера.

23 марта Гитлер в коричневой рубашке вышел на трибуну рейхстага, чтобы представить проект закона о предоставлении его правительству чрезвычайных полномочий. Законопроект сводил роль парламента к чисто представительской. Правительство наделялось правом издавать законы и даже менять конституцию.
        - Духу национального возрождения, - говорил Гитлер, - не отвечает порядок, при котором правительство просит одобрения своим мерам у рейхстага, торгуясь и выпрашивая. У правительства нет намерения упразднять рейхстаг как таковой. Напротив, оно и в будущем будет время от времени информировать его о своей работе…
        Ему возразил только председатель социал-демократической партии Отто Вельс. Некоторые депутаты предлагали поручить выступление более темпераментному Курту Шумахеру, но большинство не решилось раздражать нацистов. Отто Вельс, хотя и заявил, что социал-демократы проголосуют против закона о чрезвычайных полномочиях Гитлера, речь произнес весьма двусмысленную:
        - Дамы и господа! Мы, социал-демократы, тем решительнее соглашаемся с внешнеполитическими требованиями германского равноправия, выдвинутыми господином рейхсканцлером, что сами уже давно в принципе отстаивали их. Позволю себе в этой связи заметить, что я был первым немцем, выступившим на международном форуме, на Бернской конференции в январе 1919 года, против лживого утверждения, будто Германия ответственна за возникновение мировой войны.
        Позавчера, - продолжал Отто Вельс, - господин рейхсканцлер тоже произнес в Потсдаме слова, под которыми мы полностью подписываемся: «Абсурдность теории о вечных победителях и побежденных породила безумие репараций, а впоследствии и катастрофу мировых репараций». Но после всех тех преследований, которым подвергалась социал-демократическая партия в последнее время, никто не может ожидать или требовать от нас, чтобы мы голосовали за законопроект о чрезвычайных полномочиях. Выборы 5 марта принесли правительственным партиям большинство, дав им тем самым возможность править в строгом соответствии с буквой и духом конституции. Но критика благотворна и необходима. Еще никогда с тех пор, как существует германский рейхстаг, контроль со стороны избранных представителей народа не был ослаблен до такой степени, как это имеет место сейчас и как это еще в большей степени будет иметь место после принятия закона о чрезвычайных полномочиях. Такое единовластие правительства окажется тем тяжелее, что лишится всякой свободы и пресса…
        Эту речь назвали «спасением чести партии», мужественным поступком, но в реальности она оставляла возможность для приспособления социал-демократии к нацистскому режиму. Однако Гитлер отверг услуги социал-демократов. Он вторично поднялся на трибуну. Это был первый и последний раз, когда он принял участие в парламентских дебатах. Фюрер ответил социал-демократам злобной речью:
        - Вы, господа, достойны жалости, если уже сейчас говорите о преследованиях. Видит бог, национальные социалисты нашли бы в себе смелость поговорить с социал-демократами по-другому. Вы, кажется, совсем забыли, как с нас годами срывали рубашки, потому что вам не подходил их цвет. Во всем вы, господин депутат, опоздали! Что же вы не растолковали ваши убеждения своему другу Гржезински и другим вашим приятелям - Брауну и Зеверингу, которые годами попрекали меня, что я подмастерье маляра! Мы, национальные социалисты, откроем немецкому народу дорогу к тому, что он вправе требовать. Вы, господа, больше не нужны. Прогнившее, старое и дряхлое в народной жизни исчезнет и больше никогда не вернется. Вам в силу вашего склада ума не понять нашего воодушевления. Я даже не хочу, чтобы вы голосовали за закон о чрезвычайных полномочиях. Германия должна стать свободной, но не благодаря вам!
        При голосовании только социал-демократы сказали «нет». Все остальные партии поддержали законопроект, означавший их собственную политическую смерть.

23 марта рейхстаг проголосовал за наделение федерального правительства чрезвычайными полномочиями. Гитлер приостановил действие законов, гарантирующих права человека, и лишил полномочий местные органы управления, выстроив мощную вертикаль власти, хотя формально германские земли сохраняли право на самоуправление до января 1934 года. Иначе говоря, Гитлер получил право управлять страной без рейхстага.
        Все же руководители партии и свободных профсоюзов продолжали верить, что смогут сосуществовать с нацистами. Они вернули в Германию огромные профсоюзные деньги, которые в 1932 и начале 1933 года предусмотрительно были переведены за границу. В последних числах апреля они обратились ко всем членам свободных профсоюзов с призывом принять участие в праздновании дня Первого мая, который нацисты сделали официальным праздником - Днем национального труда. Вожди социал-демократов верили, что нацисты не смогут управлять страной и вынуждены будут призвать на помощь опытных людей, чтобы справиться с растущими экономическими и социальными трудностями…
        А в Москве 4 апреля 1933 года политбюро ЦК ВКП(б) одобрило проект резолюции президиума Исполкома Коминтерна по германскому вопросу. В ней давался ответ на вопрос, почему нацисты пришли к власти в Германии: «Установление фашистской диктатуры в Германии является в конечном счете следствием социал-демократической политики сотрудничества с буржуазией в продолжение существования Веймарской республики».

2 мая 1933 года нацисты захватили по всей Германии профсоюзное имущество и дома профсоюзов. Некоторые социал-демократические депутаты уже находились под превентивным арестом. 17 мая социал-демократическая фракция в последний раз принимала участие в заседании рейхстага и умудрилась поддержать внешнеполитическое заявление правительства.
        Заседание открыл председатель рейхстага Герман Геринг словами, что едва ли когда-либо рейхстаг собирался в столь серьезный час. Он предоставил слово Гитлеру, который говорил об отказе от войн как средства решения споров. Поклонники и поклонницы фюрера назвали его выступление шедевром ораторского искусства.

«На этот раз, - вспоминал депутат рейхстага Вильгельм Хёгнер, - Гитлер производил впечатление человека с более приличной внешностью; казалось, он справился с падающей на лоб прядью, а лицо, освещенное лучами направленных на него прожекторов, выглядело подкрашенным.
        Его длинная речь выдавала страх перед возможным вмешательством заграницы в связи с уже начатым перевооружением. Он со всей решимостью отвергал новые войны, новые жертвы, неуверенность людей в своем будущем и экономическую нужду, которые были бы порождены новой войной. Единственной целью национально-социалистического переворота он назвал недопущение большевизма, возвращение армии безработных к мирному труду и восстановление в Германии стабильного и авторитетного государственного руководства.
        Германский рейх, говорил он, действительно разоружился. Никакой финансовой помощи СС и СА ни от государства, ни от рейхсвера не получали, в военном отношении они не оснащены и не обучены. Если в Женеве пытаются причислить эти формирования к германским вооруженным силам, то с таким же успехом к вооруженным силам можно отнести и пожарные команды, гимнастические союзы, яхт-клубы и спортивные объединения. Единственная нация, которой действительно приходится жить под страхом вторжения, - это германская.
        Социал-демократы напряженно ожидали нападок. Но Гитлер ничего о них не сказал, и они были почти счастливы. Социал-демократы пришли к выводу, что более кроткой и миролюбивой речи невозможно себе представить. Когда настало время голосовать, католические партии выжидательно смотрели на социал-демократов. Они проголосовали за предложения канцлера Гитлера. В зале рейхстага поднялась буря аплодисментов.
        Гитлер поднялся со своего места и тоже зааплодировал.
        Герман Геринг торжественно произнес:
        - Немецкий народ един, когда речь идет о его судьбе.
        Он распорядился записать в протоколе заседания, что заявление рейхстага принято единогласно. Депутаты от правых партий затянули гимн. Многие социал-демократы присоединились к пению. У них на глазах были слезы».
        Депутат Вильгельм Хёгнер вспоминал, что он в тот момент смотрел на вице-канцлера Франца фон Папена, человека, который породил все это бедствие: «Если бы взгляды могли убивать, мой взгляд пронзил бы его насквозь. Я не умею ненавидеть, но не ненавидеть этого человека я не мог».
        Большинство руководителей социал-демократической партии покинули Германию. Они обосновались в соседней Чехословакии и образовали в Праге новое правление партии. Оставшиеся в Германии пытались вжиться в новую действительность. 19 июня 1933 года в зале прусского ландтага собралась последняя конференция социал-демократической партии.
        С докладом выступил бывший председатель рейхстага Пауль Лёбе, который отказался уехать из страны и к которому перешло руководство партией. Он сказал, что партия предлагает новому правительству лояльное сотрудничество. Социал-демократы поддержали в рейхстаге правительство, и отойти от этой линии означало бы для партии просто-напросто самоубийство.
        Пауль Лёбе предложил отмежеваться от уехавших в Прагу бывших руководителей партии. Проголосовали за предложение о том, что правление партии должно находиться на территории Германии. Против не поднялась ни одна рука. В новое правление вошли Пауль Лёбе, бывший премьер-министр Мекленбурга Иоханнес Штеллинг… Но эта политическая капитуляция оказалась напрасной.

22 июня 1933 года указом правительства социал-демократическая партия Германии была объявлена враждебной государству и народу, мандаты социал-демократических депутатов во всех представительных органах аннулировались.

12 ноября Гитлер провел новые выборы в рейхстаг. Массовые репрессии и тотальная пропаганда дали нужный результат. Нацистская партия собрала девяносто два процента голосов. Парламентские дебаты в рейхстаге больше не проводились, ограничивались тем, что заслушивали и одобряли речи фюрера.
        Гестапо не желало допустить, чтобы оказавшиеся не у дел функционеры социал-демократической партии и профсоюзов находились в контакте с рабочим классом, поэтому им разрешали работать лишь на мелких промышленных и ремесленных предприятиях. Кто-то занялся мелким предпринимательством. Последний председатель партии Пауль Лёбе и еще три тысячи активистов партии были взяты под превентивный арест.
        В начале июля в Дахау отправили и бывшего депутата Курта Шумахера. Никто из руководителей партии не верил, что нацисты сколько-нибудь долго продержатся у власти… Шумахера выпустили из концлагеря в 1943 году. На свободе он оставался недолго. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года вновь был помещен под арест. Иногда говорят, что в концлагерях плохо пришлось только евреям. Дескать, к немцам относились сравнительно прилично. Вот каким, по словам свидетеля, предстал Курт Шумахер, освобожденный из концлагеря: «Кожа да кости, изможденное лицо выражает муку десяти лет концентрационного лагеря. Зубы выбиты гестаповцами. Плечи опущены, тело тощее, вид чахоточный. Если бы какой-нибудь кинорежиссер захотел явить зрителю воплощенное страдание, более подходящий прототип ему вряд ли удалось бы найти…»

14 июля 1933 года появился закон «О запрещении образования новых партий». Он разрешал НСДАП как единственную политическую партию и под страхом уголовного наказания запрещал существование уже имевшихся или создание новых партий. К тому времени компартия как политическая сила была уничтожена. 1 декабря правительство приняло закон «О единстве партии и государства». НСДАП провозглашалась
«единственной носительницей идеи германской государственности после победы национально-социалистической революции».

28 мая 1933 года кабинет Гитлера одобрил программу создания новых рабочих мест. Правительство обещало ассигновать миллиард марок, чтобы спасти народ от безработицы. В реальности это была программа Шляйхера, который нашел в бюджете деньги для борьбы с безработицей. Но о Шляйхере никто не вспоминал. Говорили только о том, что партия взяла на себя миссию спасти тружеников от безработицы.
        Передовиком оказался гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он руководил партийной организацией в отсталом сельскохозяйственном анклаве, отделенном от основной части Германии Польским коридором, край насчитывал сто тридцать тысяч безработных. Через полгода после прихода нацистов к власти, 16 июля 1933 года, Кох провозгласил Восточную Пруссию свободной от безработицы. Геббельс торжествующе сообщил, что сто с лишним тысяч немцев получили работу как зримое воплощение энергии национального социализма!
        Старания Коха были поставлены в пример другим гауляйтерам. Между местными партийными секретарями началось соревнование. Но эта «битва за рабочие места» в Восточной Пруссии была, как сейчас сказали бы, чистой воды пиар-проектом. Гауляйтер Кох согнал безработных в так называемые «товарищеские лагеря», где превратил всех, в том числе квалифицированных рабочих, в землекопов. После работы уполномоченные Немецкого рабочего фронта проводили с ним интенсивные политзанятия. Эрих Кох умудрился даже один из первых концлагерей для противников режима записать в отчет как центр ликвидации безработицы.
        Огромная безработица была среди металлургов, служащих. Квалифицированные работники не желали копать землю или идти на стройку. Поэтому безработица реально сократилась только в сельских районах, а не в промышленных центрах. Гауляйтеры быстро убедились в том, что борьба за рабочие места мало интересует Гитлера. Он думает только о перевооружении. Деньги из бюджета выделялись исключительно на военные нужды и на строительство инфраструктуры, необходимой вооруженным силам.
        Особое место в нацистской мифологии занимает строительство автобанов. И по сей день даже в нашей стране уверенно говорят, что именно Гитлер избавил страну от безработицы, начав строительство шоссейных дорог. В реальности нацистское руководство никогда не рассматривало строительство дорог как метод ликвидации безработицы. Проблема Германии состояла в том, что она боялась войны на два фронта, как это произошло в Первую мировую. Автобаны давали возможность быстро перебрасывать войска с одного фронта на другой. Гитлер поручил строительство дорог Фрицу Тодту, инженеру и старому члену партии. Тодт обещал фюреру, что после постройки автобанов триста тысяч солдат можно будет переместить с фронта на фронт за две ночи.
        После прихода нацистов к власти безработица насчитывала те же четыре миллиона человек. Но у страны возникло ощущение, что проблема решена. Не осталось ни одного депутата рейхстага, ни одного журналиста, которые решились бы рассказать о реальном положении дел.

4 октября 1933 года появился «Имперский закон о главных редакторах», в котором газеты назывались «государственным средством просвещения и воспитания». Об информации как главной задаче прессы не было и речи. Много позже, 22 февраля 1942 года, вечером в «Волчьем логове» Гитлер сказал:
        - Наша пресса в общем-то чудесная вещь. Закон о печати позаботился о том, чтобы народ оставался в неведении относительно разногласий в правительстве. Пресса существует не для этого.

«НОЧЬ ДЛИННЫХ НОЖЕЙ»
        - Погодите жениться, пока я не приду к власти, - говорил Гитлер своим сотрудникам.
        Когда власть оказалась в руках нацистов, они стали осваивать новые должности и обогащаться. Штурмовики дали волю своим бандитским наклонностям, захватывая банки и магазины, взламывая квартиры, занимаясь грабежом. Штурмовики рангом повыше зарабатывали тем, что требовали выкуп за арестованных ими людей.

«Обогащение происходило с такой постыдной поспешностью, что просто дух захватывало, - вспоминал один из руководителей нацистов, вскоре бежавший из Германии. - Они захватывали виллы, резиденции, жемчужные ожерелья, антиквариат, персидские ковры, картины, автомобили, шампанское, фабрики.
        Откуда у них брались деньги? Ведь еще недавно эти люди были бедны как церковные крысы и сидели по уши в долгах. Теперь они получали должности. На них сыпались всевозможные чины, они получали акции, им давали кредиты, которые не надо было возвращать. Каждому банку, каждому предприятию нужен был свой человек в партии - как гарантия безопасности».
        Гитлеру жаловались, что партийный аппарат и штурмовики беззастенчиво набивают себе карманы.
        - А как же иначе исполнить справедливые требования моих соратников по партии и возместить ущерб, понесенный ими за годы нашей нечеловеческой борьбы? - отвечал Гитлер. - Может быть, лучше просто выпустить штурмовиков на улицы? Я могу это сделать. Это была бы настоящая революция, недельки на две, с кровопролитием… Однако я отказался от революции - ради вашего мещанского спокойствия. Но мы должны это чем-то компенсировать моим соратникам по партии. Они этого требуют. Они боролись за то, чтобы просто выбраться из грязи. - Гитлер перешел на крик: - Господа хотят, чтобы мы вытащили их телегу из грязи, а потом отправились по домам с пустыми руками! Тогда они были бы довольны… Какой же я глава правительства, если мои люди еще не заняли всех постов? Да эти господа должны радоваться, что здесь не Россия и их пока не расстреливают!
        Первые месяцы после взятия власти были лучшим временем для штурмовиков. Начальник штаба штурмовых отрядов Эрнст Рём постоянно появлялся на всех публичных церемониях рядом с фюрером. Он вновь был нужен Гитлеру для тотального давления на его врагов, потому что президент Гинденбург и его аристократически-высокомерное окружение мешали фюреру получить всю власть. День рождения Рёма, 28 ноября, в 1933 году отмечался как общенациональный праздник.
        Рём вел себя с Гитлером уверенно и твердо. Один из сотрудников вице-канцлера Франца фон Папена вспоминал, как он, находясь в приемной Гитлера в имперской канцелярии, услышал перебранку в кабинете фюрера. Он спросил адъютанта Гитлера Брюкнера:
        - Кто это там? Да они, похоже, убивают друг друга?
        - В кабинете Рём, - ответил Брюкнер. - Он пытается заставить шефа пойти к президенту и что-то от него получить.
        Через тонкую дверь можно было слышать голос Гитлера:
        - Я не могу этого сделать! Ты требуешь от меня невозможного!
        Но потом Гитлер вынужден был пойти к президенту. Он уговорил Гинденбурга назначить руководителя штурмовых отрядов министром без портфеля. Это случилось 1 декабря
1933 года. Заодно Гитлер включил в правительство и своего заместителя по партии Рудольфа Гесса.
        Накануне нового года главный партийный орган газета «Фёлькишер беобахтер» опубликовала письмо Гитлера Рёму:

«Когда я назначил Вас, мой дорогой начальник штаба, на Ваш нынешний пост, штурмовые отряды находились в состоянии глубокого кризиса. Ваша заслуга состоит в том, что за несколько лет вы превратили СА в политический инструмент такой силы, что в борьбе с марксистами за власть я смог одержать победу.
        Теперь, когда заканчивается год национально-социалистической революции, я хочу поблагодарить вас, мой дорогой Эрнст Рём, за Вашу службу национально-социалистическому движению и немецкому народу и подчеркнуть, насколько я благодарен судьбе за привилегию называть таких людей, как Вы, своими друзьями и товарищами по оружию».
        Это письмо было предупреждением: кто критикует Рёма, критикует фюрера. После прихода нацистов к власти Рём становится вторым человеком после Гитлера. Иногда даже казалось, что у партии два вождя. В распоряжении Рема четырехмиллионная армия штурмовиков, а вооруженные силы - рейхсвер - составляли всего сто тысяч. Рём военизировал штурмовые отряды. В апреле 1931 года поручил Георгу Беллю создать внутри СА собственную разведку. Безработные, вступая в СА, получали общежитие, их бесплатно кормили и одевали.
        Карл Эрнст был избран в рейхстаг и стал начальником штурмовых отрядов в Берлине и Бранденбурге. Геринг назвал его «любимым штурмовиком фюрера» - к удивлению многих в партии, кто считал Эрнста аморальным типом. Рём и Эрнст не скрывали своих любовных отношений, они продемонстрировали свои чувства даже на приеме в турецком посольстве в октябре 1933 года.
        Вскоре протеже Геринга стал актер и режиссер Густав Грюндгенс. Вокруг него собиралась гомосексуальная публика. Геринг покровительственно говорил артисту, которого поставил во главе прусских государственных театров:
        - Ставьте пьесы, которые хотите. Журналистов, которым не понравится премьера, я прикажу арестовать.
        Рём чувствовал себя настолько уверенно, что пожелал подчинить себе армию. Этого Гитлер не хотел. Ему не нравилось, что начальник штаба штурмовых отрядов вышел из повиновения. Рём жаловался близкому человеку, что из-за своей уязвимости
«полностью попал в руки Гитлера, и это ужасно, потому что я утерял самостоятельность. И это ведь мы собственными руками сделали его таким, каким он стал». Начальник штаба штурмовых отрядов восстал против этой зависимости.
        Герман Раушнинг расказывал, как он встретился с Рёмом в ресторане «Кемпински», где начальник штаба СА завтракал. Рём был зол и говорил, что национально-социалистическая революция утратила смысл, при этом он саркастически ухмылялся:
        - Снова мы оказались на побегушках у генералов.
        Рём выпил несколько бокалов вина. Шрамы на его лице побагровели от возбуждения.
        - Адольф стал пижоном, даже фрак на себя напялил. Возится с реакционерами. Старые товарищи ему уже не подходят. Натащил сюда всяких генералов из Восточной Пруссии. Нам не нужно возрождение старой кайзеровской армии. Революционеры мы или нет? Нам нужно что-то совершенно новое, вроде народного ополчения времен Французской революции. Новая дисциплина. Новые организационные принципы. От генералов новых идей не дождешься. Из старых прусских служак не создать революционную армию. Все эти генералы - старые козлы. Новой войны им не выиграть…

«Однажды я заехал в штаб штурмовых отрядов, - вспоминал Эрнст Ханфштенгль. - Я увидел роскошно обставленное помещение: гобелены, дорогие картины, восхитительные хрустальные зеркала, пышные ковры. Выглядело это как публичный дом для миллионеров. Дверь главного зала распахнулась. И оттуда, шатаясь, появился Рём с сигарой в руке».
        Рём разразился потоком проклятий и угроз в адрес главной фигуры в военном министерстве генерала Вальтера фон Рейхенау:
        - Скажите этому вашему дружку, что он - свинья! А Гитлер на его стороне, и он ничего не делает. Только угрожает мне и штурмовым отрядам. Я это вижу…
        Рём приказал своим подчиненным докладывать о «любом враждебном акте в отношении СА». На встрече с руководителями штурмовых отрядов Рём заявил:
        - Штурмовики не будут чистить улицы для благородных господ!
        Он выхватил нож, который носили все штурмовики, и с размаху всадил его в стол. Он потерял осторожность или переоценил собственные силы. Даже о фюрере Рём отзывался с очевидной долей презрения.
        - Гитлер предпочитал деревенских девушек, - рассказывал Эрнст Рём. - Знаете, что ему нравилось? Когда они стояли где-нибудь на поле, нагнувшись, и хорошо обрисовывались их задницы. Ему нравились большие круглые задницы. Такова сексуальная жизнь Гитлера. Ну что за человек!
        В июне 1933 года в газетной статье Рём выразил разочарование тем, что штурмовики мало получили от захвата власти:

«Мы одержали важнейшую победу. Но не абсолютную победу!
        Рейхсвер защищает границы рейха.
        Полиция занимается нарушителями закона.
        Штурмовые и охранные отряды, СА и СС, - это третья сила нового государства с особыми задачами. Мы нужны вождю и канцлеру немецкого народа для огромной работы по возрождению страны. Мы - основа создаваемого национально-социалистического государства, за которое они сражались. Мы - носители воли немецкой революции… Мы не позволим германской революции уснуть или остановиться на полпути. Не ради себя, во имя Германии. Коричневая армия - последний призыв нации, последний бастион против коммунизма».
        Начальник штаба штурмовых отрядов искал союзников. Вспомнил о Вальтере Штеннесе. Позднее тот рассказывал:
        - Рём вдруг обратился к мне и сказал, что ситуация внутри партии становится невыносимой. Он сожалеет, что не во всем разобрался, когда вернулся из Боливии и выступил против меня… Но теперь он предлагает восстановить сотрудничество. Я не доверял тогда Рёму, потому что знал о его дружбе с Гитлером и опасался ловушки. Впоследствии я понял, что он был искренен.
        Рём тайно установил контакт с отставным генералом и бывшим канцлером Куртом фон Шляйхером, предложив и ему сотрудничество - против Гитлера. Шляйхер отозвался с большей готовностью, чем Штеннес.
        Напряженность между фюрером и Рёмом приобретала все более серьезный характер. Гитлер обладал высоко развитым чувством самосохранения. Избавление от Рёма разом решало слишком много проблем, чтобы Гитлер мог отогнать от себя эту мысль. Врагом Рёма стал и Геринг. Подчиненная ему прусская полиция докладывала Герингу, что Эрнст Рём и руководитель берлинских штурмовиков Карл Эрнст называют его
«реакционной свиньей», а его любимую женщину актрису Эмми Зоннеман - «девчонкой». Четырехмиллионная армия штурмовиков действительно представляла опасность как орда, требовавшая своей доли и ненавидевшая тех, кто оказался у власти и получил богатство. Такие, как Геринг, делиться не собирались.
        По словам первого начальника гестапо Рудольфа Дильса, ему поручили следить за Рёмом еще в январе 1934 года. Дильс закрыл самодеятельные концлагеря, устроенные СА, представил материалы о диком садизме штурмовиков и процветающем в их рядах гомосексуализме. Один из докладов произвел на Гитлера впечатление. Повернувшись к Герингу, он сказал:
        - Эта камарилья вокруг начальника штаба Рёма прогнила насквозь. Вам нужно присмотреться к их делам повнимательнее.
        В середине января 1934 года Геринг в сопровождении Дильса приехал к Гитлеру в Оберзальцберг. Отправились гулять. Гитлер заговорил о предателях внутри партии, которые подстрекают рядовых членов партии и штурмовиков, о том, что генерал фон Шляйхер и Грегор Штрассер пытаются вести какие-то дела с Рёмом.
        - Это невозможно понять, - сказал Гитлер, - как это Шляйхер и Штрассер, эти архипредатели, смогли выжить!
        Когда Гитлер переключился на разговор с кем-то другим, Геринг повернулся к начальнику гестапо:
        - Вы поняли, чего желает фюрер? Эти трое должны исчезнуть, и как можно быстрее. Все они предатели. Самый опасный из них - Грегор Штрассер.
        Штрассер, судя по всему, выполнял обещание, данное Гитлеру, и политикой не занимался. Он служил капиталистам, с которыми столько лет сражался: занимал пост директора фармацевтического предприятия, принадлежавшего компании «ИГ-Фарбен», и возглавил ассоциацию немецких производителей лекарств. Гитлер его ненавидел. Однако же для маскировки вел хитрую игру. Ему вернули золотой партийный значок. Грегор Штрассер сказал брату, что ему обещан пост в кабинете министров.
        Гитлера поддержали его соратники, по разным причинам желавшие покончить с Рёмом. Генрих Гиммлер мечтал выйти из тени штурмовых отрядов и играть самостоятельную роль. Геббельс давно призывал отделаться от Рёма. Геринг рассчитывал на то, что без Рёма он станет человеком номер два после Гитлера.
        В апреле 1934 года к слежке за руководством штурмовых отрядов подключили рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и начальника эсэсовской службы безопасности Рейнхарда Гейдриха. Для аккуратиста и пуриста Гиммлера с его жесткими представлениями о жизни люди вроде Рёма были абсолютно неприемлемы. Особенно приятно ему было расправиться с начальниками, а формально отряды СС все еще подчинялись Рёму.
        Эрнст Рём был искренним поклонником Гитлера. Но вместе с тем он был своевольным человеком, который отстаивал исключительное право командовать штурмовиками и ни с кем не хотел делить эту власть. Он считал, что Гитлер должен заниматься политикой и пропагандой, а военные дела поручить ему.
        Рём настроил против себя армию, которая вступила в союз с Гитлером против амбициозных штурмовиков. Штурмовики придерживались примитивно социалистических взглядов, требовали расправиться с аристократией, армейской верхушкой и крупной буржуазией. Гитлеру штурмовики больше не были нужны, а нужна была армия. Начальник штаба штурмовых отрядов пребывал в плохом настроении, сильно пил, ругал всех и вся.

5 июня 1934 года Рём провел у Гитлера пять часов. Он ушел в уверенности, что может рассчитывать на фюрера, что они по-прежнему единомышленники и товарищи. Гитлер впоследствии уверял, что дал Рёму взбучку, распекал за скандальное гомосексуальное поведение и велел навести порядок среди штурмовиков, которые затевают
«национально-большевистскую революцию».
        По словам Гитлера, Рём обещал все исправить и попросил разрешения взять отпуск по причине невралгии. Гитлер разрешил ему отдохнуть на озерах. 7 июня в газетах появилось официальное заявление Рёма:

«Я решил последовать совету врачей и пройти курс лечения, чтобы восстановить силы. Мои обязанности будет исполнять начальник Главного оперативного управления штурмовых отрядов обергруппенфюрер фон Крауссер.

1934 год потребует полной самоотдачи от всех штурмовиков. Тем не менее я рекомендую всем руководителям СА отдохнуть…»
        Оставленный на хозяйстве обергруппенфюрер СА Фриц Риттер фон Крауссер, старый соратник Рёма, тоже будет убит во время «ночи длинных ножей». Все штурмовики - четыре с половиной миллиона человек - могли последовать примеру своих начальников. В этом не было ничего неожиданного. Летом СА всегда уходили на каникулы. Необычным был только угрожающий абзац в заявлении Рёма: «Если враги СА тешат себя надеждой, что штурмовые отряды не вернутся после отпуска или что вернутся не все, мы должны развеять их ожидания. Они получат ответ в должное время и в должной форме. СА есть и останутся судьбой Германии».

21 июня Гитлер посетил президента Гинденбурга, уже больного, в его поместье Нойдек. Что именно было сказано между ними, осталось неизвестным. В тот же день фюрер встретился с министром рейхсвера Бломбергом, который как будто бы предупредил канцлера, что армия требует навести порядок в штурмовых отрядах.
        Подчиненные рейхсфюрера СС Гиммлера уже составили расстрельный список. За несколько дней все было подготовлено. Гиммлер доверительно предупредил офицеров СС, получивших приглашение от Рёма на круиз по Северному морю, что им не следует принимать приглашение.

25 июня сухопутные войска были приведены в боевую готовность, отпуска офицерам отменили. В тот же день Гиммлер собрал высших руководителей СС и региональных уполномоченных службы безопасности и предупредил, что существует опасность путча штурмовиков, поэтому следует предпринять превентивные меры.
        Кляйст отправился в Берлин к командующему сухопутными войсками генералу Вернеру фон Фричу и сказал, что армию и штурмовые отряды натравливают друг на друга. Фрич справился у Рейхенау, известного своими связями с нацистами. Генерал ответил лаконично:
        - Возможно, это правда. Но уже поздно.
        Генерал-фельдмаршал Эвальд фон Кляйст после войны рассказывал:

«Примерно 24 июня 1934 года я, как старший военачальник в Силезии, был предупрежден начальником Генерального штаба, что штурмовые отряды намерены атаковать армейские части и я должен держать свои войска в боевой готовности. В те дни я получил море различных докладов и сообщений, которые свидетельствовали о подготовке СА к таким действиям.
        После обеда 28 июня я позвонил обергруппенфюреру Хайнесу, который стал начальником полиции Бреслау, и попросил его приехать. Я сказал ему в лицо, что знаю о его приготовлениях. Хайнес ответил, что ему известно о принятых мною мерах и он считает, что это рейхсвер готовит атаку на СА. Он привел штурмовые отряды в боевую готовность только для самообороны. Он дал мне слово штурмовика и офицера, что не планировал и не намерен нападать на армейские части».
        Ночью Хайнес перезвонил Кляйсту, сказал, что ситуация изменилась. Он выяснил, что не только в Силезии, а и по всему рейху армия готовится подавить мятеж штурмовых отрядов. Он сказал, что утром 29 июня летит в Мюнхен, чтобы поговорить с Рёмом. Кляйст вылетел в Берлин и доложил обо всем командующему сухопутными войсками генерал-полковнику Фричу и начальнику Генерального штаба генералу Беку.
        - У меня такое впечатление, - добавил Кляйст, - что какая-то третья сила сталкивает нас - армию и штурмовые отряды.
        После войны Кляйст сказал, что имел в виду Гиммлера, поскольку большая часть настораживающей информации поступала именно от него. Генерал-полковник Фрич вызвал генерала Вальтера фон Рейхенау и попросил Кляйста повторить свой доклад.
        - Возможно, это и так, - сказал Рейхенау, - но теперь уже поздно.
        Генерал Рейхенау был близок к нацистскому руководству и знал, что произойдет в ближайшие дни.
        Министр рейхсвера Бломберг опубликовал в «Фёлькишер беобахтер» статью, в которой говорилось: «Армия на стороне Адольфа Гитлера». Но вооруженные силы не вмешивались. Гитлер объяснил генералам:
        - Это наше внутрипартийное дело.

29 июня 1934 года в гостях у Риббентропа был Гиммлер. Будущий министр иностранных дел поинтересовался у рейхсфюрера, почему Рём держится так замкнуто.
        Генрих Гиммлер пренебрежительно ответил:
        - Рём уже мертвец.
        Иоахим фон Риббентроп воспринял слова рейхсфюрера СС иносказательно, в том смысле, что политическая карьера Рёма идет к концу…
        В девять утра 28 июня 1934 года Гитлер подъехал к ожидавшему его на аэродроме Темпельхоф самолету «Юн-керс-52». Личный пилот Ганс Баур был готов к полету. Вместе с фюрером летели Геринг, адъютант Брюкнер, охранник Шауб в эсэсовской форме и руководитель отдела печати аппарата партии Отто Дитрих. Самолет вылетел в Эссен. Несмотря на сильный дождь, фюрера приветствовала огромная толпа. Гитлер прилетел на свадьбу местного гауляйтера Йозефа Тербовена. Жених был в партийной униформе, невеста в белом платье. Гитлер и Геринг стали свидетелями на бракосочетании.
        Среди гостей находился и начальник берлинских штурмовиков Карл Эрнст. Он сам собрался жениться, но на несколько часов отложил церемонию, чтобы присутствовать на торжестве в Эссене. Гитлер позвонил Рёму, который отдыхал в отеле
«Ханзельбауэр» над озере Бад-Визее, и попросил его собрать своих подчиненных 30 июня.
        Днем Гитлер отправился осматривать заводы Круппа, а Карл Эрнст улетел в Берлин. Руководитель столичной партийной организации Йозеф Геббельс, ненавидевший Рёма, сообщил Гитлеру, что Эрнст и его берлинские штурмовики вовсе не уходят в отпуск, а, напротив, находятся в состоянии боевой готовности.
        Генерал Вильгельм Кейтель, командовавший войсками Потсдамского округа, доложил министру рейхсвера, что к нему наведался группенфюрер СА Карл Эрнст и завел разговор о секретных складах оружия, которые плохо охраняются. Он предложил взять их охрану на себя. Кейтель поблагодарил руководителя берлинских штурмовиков, но предложение отклонил. Более того, сразу же распорядился перевести склады в другие места.
        Министр Бломберг информировал о поведении группенфюрера СА Эрнста самого фюрера. Гиммлер сказал, что Эрнст предатель, он намерен парализовать жизнь в Берлине, после чего город будет захвачен штурмовиками. Хотя и Гиммлеру, и Геббельсу было известно, что Эрнст, прихватив молодую Жену, отправляется в свадебное путешествие на острова Тенериф и Мадейру и никакая политика в данный момент его не интересует.
        Геринг сообщил фюреру, что в Мюнхене штурмовики грузят винтовки в машины. В реальности речь шла о старом оружии, которое передавалось баварской полиции. Мюнхенский гауляйтер Адольф Вагнер предупредил Гитлера, что штурмовики прошли по улицам города с антигитлеровскими лозунгами.
        Полицай-президент Ганновера и руководитель местных штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Виктор Лют-це доложил Гитлеру о сомнительных речах, которые произносит Эрнст Рём в узком кругу. На руководителей СА скопилась масса компрометирующего материала. Те ничего особенно и не скрывали. Эдмунд Хайнес завел роман со своим шофером и был страшно доволен.
        Кроме того, сотрудникам эсэсовской службы безопасности Рейнхарда Гейдриха не составляло никакого труда заставить самого агента или от его имени написать любое сообщение и положить его в дело. Это была оперативная информация, которую можно было использовать как угодно: отправить в архив, положить в основу разработки или доложить начальству.
        На следующий день, 29 июня, в Берлине подразделения полиции, вооруженные пулеметами, оцепили квартал вокруг его дворца. СС и СД привели в состояние боевой готовности. Гиммлер велел начальнику своего штаба Карлу Вольфу явиться вечером с зубной щеткой, бритвенным прибором и сменой белья. Отборное подразделение баварских СС - лейбштандарт «Адольф Гитлер» во главе с Зеппом Дитрихом - и подразделения Эйке «Мертвая голова» в Баварии погрузились на грузовики, предоставленные армией, и двинулись в сторону Бад-Визее. Гейдрих их инструктировал: возможен мятеж среди штурмовиков.
        Забеспокоился только Хайнес, руководитель штурмовых отрядов в Силезии. Он прилетел в Баварию и поделился сомнениями с местными штурмовиками. Начальник полиции Мюнхена и командир штурмовых отрядов Верхней Баварии Август Шнайдхубер отправился к гауляйтеру Адольфу Вагнеру. Тот его успокоил.
        Эдмунд Хайнес поехал в Бад-Визее и попытался предупредить Эрнста Рёма, но начальник штаба, который расслабился и отдыхал в хорошей компании, ему не поверил. Он полностью доверял Гитлеру. Хайнес прихватил молодого парня и отправился с ним спать.
        Гитлер 29 июня провел, инспектируя трудовые лагеря в Вестфалии. Уже зная, что завтра расстреляет своих соратников, он насладился вечером концертом самодеятельности местной организации гитлерюгенда. Уже наступило 30 июня, когда в два часа ночи самолет Гитлера взлетел с аэродрома Хангелар около Бонна. В четыре тридцать часа утра самолет приземлился в Мюнхене.
        Личный водитель фюрера Эрих Кемпка рассказывал после войны:

«Ночью прошел легкий дождь, и трава блестела в лучах утреннего солнца. Когда Гитлер спустился, к нему подошли два офицера рейхсвера. Он отвел их в сторону и отдал какой-то приказ. Нас ждали три машины, которые по радио вызвали из гаража Центрального комитета партии. Я обратил внимание на твердость голоса фюрера. Его лицо стало еще более серьезным, чем во время полета.
        Я сел за руль. Он распорядился:
        - Кемпка, сначала едем в министерство внутренних дел».
        Речь шла о баварском министерстве, где Гитлер арестовал начальника мюнхенской полиции обергруппенфюрера СА Августа Шнайдхубера. Он был депутатом рейхстага, руководителем штурмовых отрядов и близким к Рёму человеком. Шнайдхубера расстреляют.
        Из Мюнхена поехали на курорт Бад-Визее, где Эрнст Рём и его друзья уже завалились спать после веселой пирушки. Рём собирался ехать в Мюнхен, чтобы встретить фюрера и угостить его вкуснейшими вегетарианскими блюдами. Но фюрера ждали только вечером…
        Гитлер сел рядом с водителем. На заднем сиденье устроились Геббельс и Лютце. Когда подъехали, Гитлер прервал молчание:
        - Кемпка, подъедем к отелю «Ханзельбауэр», поезжайте потише. Увидите пост охраны штурмовиков, езжайте мимо - прямо к входу в гостиницу. - И после паузы добавил фразу, поразившую его водителя: - Рём намерен совершить переворот.
        Вместе с фюрером были Брюкнер, Шауб, Юлиус Шрек, Вернер Лютце, сотрудники криминальной полиции Мюнхена. Все с оружием. Гитлера сопровождали также эсэсовцы из батальона «Мертвая голова», сформированного для службы в первом нацистском концлагере Дахау.
        Гитлер первым выскочил из машины. За ним последовали Геббельс, Лютце и военные адъютанты. Из другой машины вылезли полицейские, которых прихватили из Мюнхена. Кемпка развернул машину, чтобы можно было немедленно отъехать, и с пистолетом в руке влетел в отель. В холле он увидел штандартенфюрера Юлиуса Уля, начальника охраны Рёма. Под дулом пистолета Шрек вел его в прачечную, где заперли штурмовиков, охранявших свое начальство. Шрек крикнул Кемпке:
        - Быстро! Беги к шефу! Ты ему нужен.
        На втором этаже Гитлер как раз выходил из спальни Рёма. Двое полицейских появились из комнаты напротив, где Хайнеса нашли в постели с восемнадцатилетним обергруппенфюрером СА. Полицейский доложил Гитлеру:
        - Мой фюрер, начальник полиции Бреслау отказывается одеваться.
        Гитлер вошел в комнату обергруппенфюрера Хайнеса и заорал:
        - Хайнес, если не оденетесь в течение пяти минут, я прикажу вас расстрелять прямо здесь!
        Хайнеса вывели, перед ним семенил растрепанный юноша.
        - В прачечную! - приказал Шрек.
        К Рёму Гитлер вошел сам, в руке у него был хлыст. За его спиной стояли двое полицейских с пистолетами в руках. Фюрер сказал своему соратнику и министру:
        - Рём, вы арестованы.
        Тот никак не мог проснуться. Ему дали возможность одеться. Рём вышел из своей комнаты в голубом костюме и с сигарой во рту. Гитлер посмотрел на него, но ничего не сказал. Двое полицейских сопроводили начальника штаба штурмовых отрядов вниз, где он рухнул в кресло и потребовал кофе.
        Руководители штурмовых отрядов отсыпались после попойки. Никто не сопротивлялся. Гитлер каждому задавал вопрос:
        - Вы участвуете в заговоре Рёма?
        Все отвечали «нет», но это им не помогло, всех арестовали.
        Спасся только врач Рёма группенфюрер СА Кеттерер, который вышел из своей комнаты вместе с женой. Лютце шепнул о нем фюреру доброе слово. Гитлер подал ему и его жене руку и предложил покинуть гостиницу…
        Гитлер приказал Юлиусу Шреку раздобыть автобус и отправить арестованных в Мюнхен. И вдруг появился грузовик! Он был наполнен вооруженными штурмовиками, которые заполнили двор. Кемпка подумал: сейчас начнется стрельба. Это была хорошо вооруженная личная охрана Рёма. Но они не знали, что делать, потому что их командир штандартенфюрер СА Юлиус Уль уже был арестован. Но и уезжать они не собирались. Стояли с автоматами в руках.
        К штурмфюреру СА, старшему из штурмовиков, подошел Гитлер и приказал:
        - Немедленно возвращайтесь в Мюнхен. Если по дороге вас остановят СС, сдайте оружие без сопротивления.
        Они нехотя уселись в машину. Но в какой-то момент остановились и опять взялись за оружие. Жизнь Гитлера висела на волоске. Но без командиров штурмовики оказались просто стадом баранов…
        В ресторане Эрнст Рём пил уже третью чашку кофе. Он, видимо, не мог понять, что происходит. Он молча сел в машину, которая отвезла его в тюрьму, из которой он уже не выйдет.
        В пять часов вечера по приказу Гитлера начались расстрелы руководителей штурмовиков. Это делали эсэсовцы из отрядов «Мертвая голова», руководил ими Зепп Дитрих. Шестерых прикончили в тюрьме. Расстреливали и в казармах СС.
        Машину Карла Эрнста эсэсовцы остановили около Бремена. Говорят, что он принял это за розыгрыш и хохотал. Его отвезли в Берлин и там казнили.
        В тот же день в десять вечера Гитлер вернулся в столицу. Геринг и Гиммлер ждали его со списком будущих жертв, который открывался именами бывших генералов Шляйхера и Бредова.
        Эрнста Рёма поместили в тюрьму Штадельгейм. К нему отправили двух эсэсовцев из охраны концлагеря Дахау - Теодора Эйке и Михаэля Липперта. Гитлер просил дать Рёму возможность достойно уйти из жизни.
        Начальник тюрьмы Штадельгейм рассказал, как все это происходило:

«В воскресенье, 1 июля, приехали двое эсэсовцев и потребовали, чтобы их провели к Рёму. Это было 9.30 утра. Цинк, который дежурил, отказал им. Они пытались проложить себе дорогу, но Цинк вызвал наряд полиции и поставил в известность начальника тюрьмы. Несколько часов путем телефонных переговоров проверялись их полномочия, звонили даже в имперскую канцелярию. Когда стало ясно, что двое эсэсовцев имеют личный приказ Гитлера, их отвели к Рёму в новое здание.
        Они дали Рёму браунинг, однако тот потребовал разговора с Гитлером. Они велели ему застрелиться. Если не подчинится, они вернутся через десять минут и прикончат его…
        Когда время вышло и они вошли в камеру, Рём стоял без рубашки. Один из них прямо от двери выстрелил в него. Рём рухнул. Он еще был жив, и его прикончили выстрелом в упор. Пуля прошла через его тело и застряла в полу камеры».
        Застрелил Рёма Теодор Эйке. Он слыл редкостным бандитом даже среди нацистов. За преступления против товарищей по собственной партии его объявляли душевнобольным, исключали из СС, но потом возвращали, потому что Гиммлер нуждался в патологических садистах. Убийство Рёма сильно помогло ему в карьере. Теодор Эйке получил звание обергруппенфюрера и возглавил управление концлагерей в Главном административно-хозяйственном управлении СС, а в 1939 году был назначен командиром дивизии войск СС «Мертвая голова».
        По просьбе Гитлера пресс-секретарь правительства Вальтер Функ позвонил президенту Гинденбургу и сообщил, что поднятый Рёмом мятеж подавлен. Гинденбург заметил:
        - Тот, кто хочет творить историю, не должен бояться пролить кровь.

2 июля Гитлер получил от президента Гинденбурга, который в силу состояния здоровья уже, видимо, не совсем точно оценивал происходящее, приветственную телеграмму:
«Ваше решительное и мужественное вмешательство подавило в зародыше все предательские интриги. Вы спасли немецкий народ от серьезной опасности, поэтому я выражаю вам свою искреннюю благодарность».
        Стране нужно было объяснить «ночь длинных ножей». 1 июля, когда расстрелы еще продолжались, Геббельс произнес по радио длинную речь. Он высоко оценил умение фюрера провести такую операцию:
        - Фюрер вновь, как это уже происходило в сложнейших ситуациях, действовал в соответствии со своим давним принципом - говорить только то, что должно быть сказано, только тем, кто должен это знать, и тогда, когда это следует сказать.
        Геббельс долго разглагольствовал о «предателях и саботажниках, которых фюрер призвал к порядку» и одной фразой сформулировал главное:
        - Командование штурмовых отрядов вело себя так, что все руководство партии могло быть заподозрено в позорном и аномальном сексуальном поведении.
        В воскресенье днем Гитлер устроил в имперской канцелярии встречу старых нацистов. Пригласил ветеранов движения, угощал их чаем и пирожными. Он хотел показать, что для партии ничего не изменилось, наказаны только те, кто этого заслуживает.

3 июля Гитлер провел внеочередное заседание правительства. Он сообщил своим министрам, что «клика Рёма пыталась его откровенно шантажировать». Гитлер заявил, что судьба Рёма должна объяснить всем - «каждый, кто будет выступать против существующего режима, рискует своей головой».
        Министр рейхсвера Бломберг поздравил фюрера с успешной акцией. Ни один из министров не осудил расстрелы без суда и следствия. Правительство одобрило действия канцлера, как необходимые для «защиты государства». Выступая в рейхстаге
13 июля, Гитлер сказал, что Рём собирался его убить и поручил это начальнику своей охраны штандартенфюреру СА Юлиусу Улю. Он сказал, что были расстреляны семьдесят четыре человека и трое покончили с собой.
        На заседании правительства отсутствовал только вице-канцлер Франц фон Папен. Он встретился с Гитлером один на один и подал прошение об отставке (25 июля Папен будет назначен послом в Австрии).

3 июля Гитлер улетел в Восточную Пруссию, чтобы встретиться с президентом.

13 августа в рейхстаге Гитлер произнес большую речь. Он говорил об опасных интригах Рёма, который наладил контакты с генералом Шляйхером с помощью продажного и бесчестного посредника Вернера фон Альвенслебена.
        Утром 2 августа 1934 года Гинденбург скончался. Предупрежденный врачами, Гитлер прилетел в Нойдек накануне, 1 августа.
        В тот же день, не дожидаясь кончины Гинденбурга, Адольф Гитлер предложил правительству принять новый закон о главе государства. Гитлер становится «фюрером и рейхсканцлером» и принимает на себя все обязанности имперского президента, включая главную - должность главнокомандующего вооруженными силами. Все государственные служащие, включая военных, должны присягнуть ему на верность.
        Сразу после смерти Гинденбурга Гитлер назначил на 19 августа общенациональный референдум относительно отмены поста президента и передачи всех полномочий ему. Восемьдесят четыре процента участвовавших в референдуме проголосовали за. Полмиллиона немцев были против.
        Отныне Гитлера следовало именовать так: «фюрер и рейхсканцлер». 26 июня 1943 года руководитель имперской канцелярии статс-секретарь Ганс Ламмерс сделал разъяснение: отныне Гитлера надо именовать просто фюрером. 27 августа все высшие государственные служащие принесли Гитлеру присягу на верность.
        По всей стране полиция и СС продолжали большую чистку: Гитлер устранял всех, кто мог представлять для него угрозу. Расстреливали в помещении гестапо или в эсэсовских казармах в Лихтерфельде.
        Бывший главный соперник фюрера внутри партии Грегор Штрассер обедал у себя дома, когда пятеро гестаповцев попросили пройти вместе с ним в его кабинет, который они хотели обыскать. Его отвезли в гестапо, где поместили в одиночку. В камере его и застрелили. 7 июля вдова получила урну с его прахом с надписью: «Грегор Штрассер, родился 30 мая 1892 года, умер 30 июня 1934 года в здании гестапо в Берлине». Вдове запретили говорить о смерти мужа, официально он совершил самоубийство.
        Эсэсовцы ворвались в дом вице-канцлера Франца фон Папена и застрелили его секретаршу, остальных его сотрудников арестовали. Застрелили журналиста Эдгара Юнга, который писал речи Папену, и его пресс-атташе фон Бозе. Сам Папен уцелел толко потому, что эсэсовцы не решились убить действующего члена правительства.
        Уничтожили чиновников прусского министерства внутренних дел и мюнхенской полиции, которые могли знать что-то о Гитлере. Эриха Клаузенера, бывшего начальника отдела полиции в прусском министерстве внутренних дел, убили в собственном кабинете, неловко инсценировав самоубийство. Двое из юристов, к которым часто обращался Эрнст Рём, были арестованы, но жизнь им сохранили, а третий из них по наивности отказался открыть свой сейф и был немедленно застрелен.
        Вильгельм Кюльц стал министром внутренних дел Германии в 1926 году. Он считал Гитлера опасным и, став министром, ознакомился с военным делом ефрейтора Гитлера. Поэтому бывшего министра в конце 1934 года посадили за решетку без обвинения - на всякий случай.
        Карл Центер был далек от политики, он владел рестораном «Колокольчик. Нюрнбергские жареные колбаски». У него собирались видные нацисты, в первую очередь Эдмунд Хайнес. Здесь бывал и Гитлер. Комната наверху была зарезервирована для частных развлечений нацистской верхушки. Иногда их обслуживал сам хозяин, тоже гомосексуалист, так что он слышал все разговоры. Поэтому умер не своей смертью. Расстреляли музыкального критика газеты «Мюнхенер нойсте нахрихтен» Вильгельма Шмидта, которого эсэсовцы приняли за кого-то другого. Застрелили двадцатипятилетнего мюнхенского художника, который ездил с Рёмом в Боливию. Любовь у них не получилась, но два года они провели вместе.
        Юный секретарь Рёма был предупрежден друзьями и вовремя спрятался. Когда он решил, что самое страшное позади, и вышел из укрытия, его арестовали и упрятали в концлагерь Дахау. За него просили люди, к которым фюрер обычно прислушивался. Но и они не смогли выручить его из беды.
        - Не просите за этого парня, - сказал Гитлер. - Он из худших в той компании. Пусть остается в Дахау.

«Ночь длинных ножей» была операцией по уничтожению опасных свидетелей и компрометирующих бумаг. Генерала Шляйхера эсэсовцы застрелили в его кабинете на вилле в Нойбабельсберге. На звук выстрела прибежала его жена, ее тоже убили. Генерал-майор в отставке Фердинанд фон Бредов жил в своем берлинском доме с момента, как Гитлер сформировал правительство. Его убили в полицейском автомобиле и труп выбросили. Он руководил немецкой военной разведкой при канцлере Брюнинге. Близкий друг Шляйхера, Бредов полгода - до прихода Гитлера к власти - оставался вторым человеком в министерстве рейхсвера. Генерала убили, потому что боялись, что он передает опасные материалы антинацистской эмиграции.
        Так и не удалось установить, сколько именно людей было ликвидировано между 30 июня и 2 июля, когда поступил приказ завершить акцию. Вероятно, речь идет о двух сотнях убитых.
        Начальником штаба штурмовиков в благодарность за предательство стал обергруппенфюрер Виктор Лютце из Гамбурга - он вовремя перешел на сторону Гитлера. В сентябре 1934 года Лютце писал Гитлеру:

«Мой фюрер!
        Как мы исполняли свой долг в прошлом, так мы исполним его и в будущем, нам нужен только Ваш приказ. Мы, товарищи, знаем только один принцип - следовать приказам нашего фюрера, доказать, что мы остались прежними - верными только нашему фюреру Адольфу Гитлеру!»
        Но штурмовые отряды потеряли свое прежнее значение, из их состава вывели моторизованные части. Гитлер потребовал от СА «строжайшей дисциплины, преданности, верности армии и рейху». Штурмовикам запретили носить оружие. Фактически они были превращены в клубы военно-патриотического воспитания, занимавшиеся подготовкой допризывников.
        Влияние штурмовых отрядов было основано на том, что приказом Рёма от 12 мая 1933 года комиссары-штурмовики были прикомандированы к различным органам государственной власти. 4 июля 1934 года министр внутренних дел Фрик оповестил нового начальника штаба Виктора Лютце, что распоряжение его предшественника отменено.
        Вспоминая те события в «Волчьем логове», 5 мая 1942 года, Гитлер пренебрежительно заметил:
        - Насколько трудно подобрать подходящих людей на руководящие посты, видно хотя бы уже из того, что я так и не смог поставить во главе СА подходящего человека, поэтому СА, боевой отряд времен, предшествовавших взятию власти, позже превратились в организацию, которая или никак не может своевременно понять, в чем ее задачи, или совершенно неправильно берется за их исполнение.
        Зато взошла звезда Генриха Гиммлера, который избавился от ненавистного Рёма. Он руководил арестами на территории всей Германии. Начальник его штаба Карл Вольф был
4 июля произведен в оберфюреры СС. Глава службы безопасности Гейдрих стал группенфюрером. В общей сложности сто сорок два эсэсовца получили в эти дни повышение.

20 июля Гитлер вывел СС из подчинения штабу штурмовых отрядов: «Учитывая заслуживающую поощрения службу охранных отрядов (СС), особенно в связи с событиями
30 июня 1934 года, я придаю СС статус самостоятельной организации внутри партии. Тем самым рейхсфюрер СС, как и начальник штаба штурмовых отрядов, подчиняется напрямую вождю партии. Начальник штаба и рейхсфюрер СС получают партийное звание рейхсляйтера».
        Гитлер приказал Гиммлеру создать в СС специальное подразделение, ведающее гомосексуалистами, и особенно обращать внимание на видные фигуры. Гомосексуалистов стали регистрировать, составив «розовые списки» на сто тысяч человек, треть из них поставили под наблюдение. Несколько тысяч отправили в концлагеря.
        В гестапо создали отдел по борьбе с гомосексуализмом и абортами. Им руководил Йозеф Мейзингер, который после нападения на Польшу возглавит эсэсовский карательный отряд в Варшаве, а потом станет атташе по вопросам полицейского сотрудничества в германском посольстве в Японии, где крепко подружится с советским разведчиком Рихардом Зорге.
        В 1935 году ужесточили законодательство. Теперь уголовно наказуемыми считались любые «развратные действия между мужчинами». Это расплывчатое понятие суд мог толковать как угодно широко. Политика партии после того, как покончили с Рёмом, была направлена на мобилизацию против гомосексуалистов «здорового духа народа». Сторонники нетрадиционной сексуальной ориентации были объявлены врагами как с расово-биологической, так и с государственно-политической точки зрения. Генрих Гиммлер заботился о «сексуальном бюджете нации», направленном строго на расширенное воспроизводство населения.
        По приказу рейхсфюрера СС гомосексуальная субкультура, существовавшая в крупных городах, была разрушена. Эсэсовцы, нацистские врачи (в том числе психиатры) жестоко обращались с гомосексуалистами, выявленными в ходе этой волны преследований. Но полицейско-репрессивные меры не помогли. Гомосексуалисты сохранились во всех важнейших «мужских союзах» Третьего рейха - будь то гитлерюгенд, армия, флот, организации трудовой повинности. Для руководителей партии это было тяжелым ударом. Несмотря на все чистки, «тело народа» было полно греха и непорядка, приравниваемого к скрытому диссидентству.
        Самих гомосексуалистов следовало перевоспитать, «превратить их в арийцев, полезных национальному сообществу». Гомосексуализм рассматривали то как «проявление вырождения расы», то как болезнь, и нацистские врачи пытались ее «лечить» ампутацией мошонки. Но удалить мошонку трем миллионам немецких мужчин, после чего заключить их в концлагерь, было невозможно. Нацистская Германия воевала и нуждалась в солдатах и рабочих. Задача состояла в том, чтобы «разгрузить» концлагеря от тех, кто согрешил раз и исправился…
        В 1938 году Герберт Линден, начальник расового подотдела имперского министерства внутренних дел, обратился в Немецкий институт психологических исследований. Он хотел знать, скольких гомосексуалистов немецким психотерапевтам удалось излечить от их пагубного недуга.
        Директор института Маттиас Геринг сообщил о весьма скромных достижениях - пятьсот десять излеченных. И этого числа успешно «перевоспитанных» оказалось достаточно для Линдена. Он проводил неделю повышения квалификации для адвокатов и судей и заявил, что тезис о «генетической предрасположенности» к гомосексуализму не выдерживает критики:
        - Опыт отечественных психотерапевтов показывает, что почти у всех гомосексуалистов отмечаются ранние, хотя и скрытые под поздними наслоениями гетеросексуальные наклонности. Этим надо воспользоваться.
        Выявленные уголовной полицией гомосексуалисты, в основном молодые люди, передавались на перевоспитание местным организациям гитлерюгенда и Союза немецких девушек, которые звали на помощь психотерапевтов. Это был последний шанс. Те, кто не желал исправляться, безжалостно отправлялись в концлагерь.
        Нацистским врачам поручили найти способ «окончательного решения» этой проблемы путем создания гормональных средств, «излечивающих» от гомосексуализма. В Главном хозяйственно-экономическом управлении СС уже планировали создание института, который бы занялся массовым применением «антигомосексуального препарата» и его продажей за границу.
        Главный врач СС и полиции обергруппенфюрер СС Эрнст Гравиц поручил биологу штурмбаннфюреру Карлу Вэрне внедрить методику гормонального лечения. Штурмбаннфюрер полагал, что склонность к гомосексуализму обусловлена недостатком мужских гормонов. Надо вводить их в достаточном количестве, и болезнь будет побеждена: «Такое лечение, которое может поднять содержание мужского сексуального гормона в крови до нормального уровня, поможет этим людям преодолеть их трудности. Такая терапия избавит их от нездоровой участи, сделает их производительными и полноценными членами человеческого сообщества».
        В июле 1944 года штурмбаннфюрер СС Вэрне получил возможность проверить свою теорию на узниках концлагеря Бухенвальд. Кастрированным мужчинам вводилась вытяжка сексуального гормона. Разумеется, «успех» не заставил себя ждать. Подопытные узники точно знали, что их шансы выжить вырастут, если они докажут свое гетеросексуальное перерождение.
        Вот выписка из «истории болезни» одного из узников: «Исчезла депрессия. С нетерпением ждет освобождения, строит планы на будущее. Эротические фантазии изменились. Раньше все мечты были направлены на молодых мужчин, а теперь только на женщин. Уже думал о женщинах в публичном доме, но религиозные убеждения не позволят ему туда пойти».
        Штурмбаннфюрер Карл Вэрне торговался с Главным хозяйственно-экономическим управлением СС о своей доле от продажи нового препарата, но тут нацистский режим рухнул…
        Гауляйтер Силезии Гельмут Брюкнер был обвинен ведомством Гиммлера в гомосексуализме. Брюкнер был видной фигурой в партии, занимал заметные посты в Пруссии и Силезии. Но ему припомнили тесные отношения с расстрелянным Рёмом. Брюкнер написал большое письмо Гессу и Гиммлеру, в котором говорилось, что он не один такой. Ему это дорого обошлось. Его арестовали и доставили в Берлин. В гестапо на допросах он признал себя виновным в гомосексуализме, был лишен должности и исключен из партии. Геринг обещал жене Брюкнера, что до суда дело не дойдет. Но Гитлер настоял на уголовном преследовании. Брюкнер пытался спастись, пригрозив, что в зале суда он скажет то, что может подорвать репутацию партии и правительства. Но фюрер этого уже не боялся.
        Дело рассматривалось на закрытом заседании в октябре 1935 года. Защищаясь, Гельмут Брюкнер говорил, что он занимался только совместной мастурбацией с мужчинами, но дальше дело не заходило. Так что судить его не за что. Что касается обвинения в том, что его поведение вредило партии, то он сказал, что до 30 июня 1934 года партия терпимо относилась к этому и только потом произошло резкое изменение политики от гомофилии к гомофобии…
        На суде он был очень осторожен. Напоминал о своих заслугах перед партией и просил снисхождения. Его приговорили к пятнадцати месяцам заключения. После чего Гиммлер рекомендовал ему найти себе занятие подальше от политики.
        Через несколько месяцев после «ночи длинных ножей» высланный из Советской России Лев Троцкий, бывший член политбюро и председатель Реввоенсовета, записал в дневнике впечатления от книги расстрелянного начальника штурмовых отрядов:

«Мемуары Рёма, начальника штаба СА, убитого впоследствии Гитлером, дают достаточно яркое - при всей своей тусклости - представление о самоуверенной вульгарности этой среды. В «социализме» наци психологические пережитки траншейного «сближения классов» занимают очень видное место. То, что Мартов и др. меньшевики - без всякого основания - говорили о большевизме: «солдатский социализм», - вполне применимо к наци, по крайней мере к их вчерашнему дню.
        В образе самого Рёма казарменное «братство» очень органически сочетается с педерастией…»
        Троцкий обратил внимание на, можно сказать, программное заявление Рёма: «Пламенные протесты и массовые митинги, безусловно, ценны в смысле создания настроения возбуждения, и часто, возможно, они просто незаменимы; но если за кулисами этого взрывоопасного представления не стоит человек, готовый к действию и решившийся на действия, они не принесут никакого эффекта».
        Начальник штаба штурмовых отрядов открытым текстом говорил, что не одним ораторским даром Гитлера национальные социалисты завоевали Германию.

«Эта мысль, - записал Троцкий, - в которой есть верное ядро, направлена отчасти против Гитлера: он говорил речи, а я, Рём, делал дело. Солдат должен, по Рёму, стоять впереди политики. Но политик опрокинул солдата».
        Часть третья
        ТРАГЕДИЯ И РАСПЛАТА
        СОВЕЩАНИЕ В ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
        Европа не подозревала, что ее судьба решилась 5 ноября 1937 года, когда Адольф Гитлер в узком кругу впервые изложил свои планы.
        Вечером 5 ноября несколько черных лимузинов фирмы «Мерседес-Бенц» въехали во двор имперской канцелярии на пересечении Вильгельмштрассе и Фоссштрассе. Прибывших приветствовали охранники в черной униформе СС. Четырехэтажное здание было построено в середине XIX века и служило резиденцией германских канцлеров, начиная с Отто фон Бисмарка.
        Гостей провели в зимний сад. В пятнадцать минут пятого появился Гитлер. Слуга закрыл за ним двери. За большим дубовым столом собрались: военный министр генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг, командующий военно-воздушными силами генерал Герман Геринг, командующий военным флотом адмирал Эрих Рёдер, командующий сухопутными войсками генерал-полковник Вернер фон Фрич. Кроме того, присутствовал барон Константин фон Нейрат, министр иностранных дел.
        Совещание у Гитлера продолжалось четыре с лишним часа. Двери открылись без десяти девять вечера. Протокол совещания вел старший адъютант вооруженных сил при фюрере и рейхсканцлере полковник Фридрих Хоссбах.
        Первые два часа говорил Гитлер. Первоначально он собирался всего лишь устранить трения между различными родами вооруженных сил, которые сражались за распределение ассигнований и ресурсов. Но его речь вылилась в изложение внешнеполитической программы нацистской Германии.
        Он объяснил военным, что настало время подумать о расширении «жизненного пространства» немецкого народа. Война неминуема, Германия должна вступить в нее в самый благоприятный для себя момент, поэтому готовиться к ней надо уже сейчас. Прежде всего предстоит присоединить к Германии территории, населенные немцами. Это Австрия и Судетская область, принадлежащая Чехословакии. Помешать Германии, говорил Гитлер, способны только Франция и Англия. Франция гарантировала нерушимость границ Чехословакии, но Гитлер уверенно говорил, что французы уже списали чехов и не станут из-за них воевать. Нанести удар нужно с быстротой молнии.
        Фюрера поддержал только Герман Геринг. Он стал летчиком-истребителем в октябре
1914 года. Летал храбро и умело, получил высшие награды и закончил войну, командуя знаменитой эскадрильей Рихтхофена. В партию он вступил в 1922 году. Геринг быстро растолстел, жил на широкую ногу, казался респектабельной фигурой и производил благоприятное впечатление на иностранных гостей. В 1935 году он возглавил авиацию. Боевую обкатку его летчики прошли в небе Испании на стороне мятежников генерала Франко.
        Адмирал Рёдер промолчал, потому что германский флот не мог противостоять французскому и тем более британскому. Адмирал был самым старшим по возрасту, ему уже исполнился шестьдесят один год. Гитлер, как бывший пехотинец, мало что понимал в морских делах. В этом для адмирала был плюс, поскольку фюрер не часто вмешивался в его дела. Но и минус, поскольку основные ресурсы доставались другим родам войск.
        Военный министр Бломберг и командующий сухопутными войсками Фрич испугались планов Гитлера и фактически выступили против фюрера.
        Фрич и Бломберг выразили сомнение в слабости французской армии. Они считали ее куда более сильной, чем немецкая. Да и Чехословакию следовало рассматривать как серьезного противника. Система укреплений на границе Чехословакии уже была сравнима с линией Мажино! Германия располагала сорока дивизиями, из них было восемь моторизованных и три танковых. Франция имела около ста дивизий. Генералы с ужасом думали о неминуемом исходе войны: Франция разгромит Германию.
        Мнение Константина фон Нейрата фюрера не интересовало. Нейрат, профессиональный дипломат, стал министром иностранных дел еще в 1932 году. Он подал в отставку после «ночи длинных ножей» в 1934 году, но фюрер отставку не принял. Гитлер держал его только для того, чтобы уверить весь мир, будто он не собирается менять внешнюю политику. Нейрат не спорил с фюрером, а выполнял его указания.
        Гитлер ушел с совещания крайне недовольный своими генералами, не поддержавшими его грандиозных планов. Несколько лет он сдерживал себя и был крайне осторожен, высказываясь на внешнеполитические темы.

17 мая 1933 года Гитлер говорил:
        - Ни одна новая европейская война не сможет создать условия, которые были бы лучше неудовлетворительных условий нынешнего дня. Германия всегда готова принять дальнейшие гарантии безопасности международного характера. Германия готова к полному отказу от вооруженных сил.
        Почему Гитлер произнес тогда антивоенную речь? Потому что боялся Европы. Глава Польши маршал Юзеф Пилсудский, напуганный появлением Гитлера в роли главы немецкого правительства, захватил Данцигский коридор и готов был к войне с Германией. Тогда Гитлер и призвал к полному разоружению и созданию системы международной безопасности.
        Ему удалось ввести в заблуждение немалое число европейских политиков, которые рады были обмануться. Лорд-хранитель печати Энтони Иден 20 февраля 1934 года прибыл в Берлин для переговоров с новым немецким правительством. Это была первая встреча Гитлера с представителем британского истеблишмента. Фюреру понравился корректный англичанин, обладавший важным качеством - умением слушать. На следующий день Гитлер впервые приехал на завтрак в британское посольство. Вместе с ним были министр иностранных дел Нейрат, заместитель фюрера по партии Гесс и министр народного образования и пропаганды Геббельс.
        Бывший ефрейтор Гитлер и бывший капитан Иден стали вспоминать военные годы и даже чертили на оборотной стороне меню расположение своих частей на Сомме. Оказалось, что они в буквальном смысле воевали друг против друга. Энтони Иден сделал вывод об искреннем стремлении Гитлера к примирению. Он покинул Берлин в уверенности, что с новым правительством Германии можно договариваться.
        В лондонской «Таймс» 31 января 1935 года появилась первая из двух статей лорда Лотиана, который побывал в Германии и вернулся абсолютным сторонником Гитлера.

«Национальный социализм, - объяснял англичанам лорд Лотиан, - это движение индивидуального и национального самоуважения. Важнейшим фактором сегодняшней политики в Европе является то, что Гитлер не хочет войны и готов к тому, чтобы навсегда покончить с ней как со средством урегулирования споров с соседними государствами, если с ним и с Германией будут обращаться как с равными.
        У меня нет ни малейшего сомнения в том, что его отношение совершенно серьезно. Гитлеровская Германия не желает войны. Гитлер отказывается от войны не потому, что он пацифист, а потому, что он знает, что такое война, потому что только в мирной ситуации он сможет исполнить свои планы воспитания и объединения молодого поколения».
        Лорд Лотиан убеждал британских политиков относиться к Германии «как к другу», поскольку при Гитлере «Германия не является империалистической в старом смысле этого слова. Сама ее преданность расе уберегает ее от попыток аннексировать другие нации».
        Гитлер двигался к цели шаг за шагом. Убеждаясь, что он не встречает сопротивления, наглел и смелел. 7 марта 1936 года Гитлер созвал рейхстаг. В Берлине развесили флаги. Центр города патрулировали солдаты и секретная полиция. Улица между рейхстагом и имперской канцелярией была забита людьми.
        Американский журналист Люис Фишер расположился перед отелем «Адлон» на Унтер-ден-Линден. Во всю длину улицы стояли эсэсовцы. Спиной к ним стоял еще один ряд охраны, который смотрел на дома и на толпу.
        - Внезапно по волнению толпы я понял, что Гитлер приближается, - вспоминал Фишер.
        - Меня волновала одна проблема. Среди толпы наверняка были сотрудники службы безопасности. Могли быть и те, кто попытается совершить покушение на фюрера. Чтобы быть вне подозрений, я не должен держать руки в карманах. Однако в таком случае террорист может сунуть мне свой пистолет в карман или еще каким-то образом вовлечь меня. С другой стороны, полиция могла таким же образом устроить провокацию. Что же делать? Как себя обезопасить? Я обнял себя руками, чтобы подстраховать карманы куртки, а ладонями прикрыл карманы брюк. Это было неудобно, но потерпеть надо буквально одну минуту, пока Гитлер не проехал.
        Фюрер приехал в рейхстаг, чтобы в стиле хорошо разыгранной истерики сообщить о вводе войск в Рейнскую область, которая должна была оставаться демилитаризованной. Это было нарушением обязательств, взятых Германией по Версальскому договору.
        Утром 7 марта немецкие войска силами тремя пехотных батальонов переправились через мосты и заняли Рейнскую область. Они имели приказ, встретив сопротивление, немедленно отступить. Английская разведка доложила в Лондон, что немецкой пехоте не выдали патронов, артиллерии - снарядов. Гитлер был уверен, что не встретит сопротивления.
        Он возбужденно говорил:
        - Я буду идти своим путем с уверенностью лунатика, тем путем, который мне уготовило Провидение.
        Европа ждала, каким будет ответ Парижа. Даже папа римский Пий XI озабоченно сказал послу Франции при Ватикане Франсуа Шарль-Ру:
        - Если бы вы немедленно отправили двести тысяч своих солдат в район, занятый немцами, вы оказали бы всем огромную услугу.
        На заседании французского кабинета один только министр Жорж Мандель задал риторический вопрос:
        - Будем ли мы рассматривать нарушение границ Рейнской области как акт войны и ответим ударом на удар? Или ограничимся дипломатической нотой?
        Представитель правительства сообщил журналистам: «Франция приняла решение ничего не предпринимать без участия Англии и поставить вопрос о реоккупации Рейнской области перед Советом Лиги Наций».
        Жорж Мандель после поражения Франции в июне сорокового был арестован новым правительством, сотрудничавшим с оккупантами, и передан немцам. В июле 1944 года его казнили.
        Западные державы ничего не предприняли. Они упустили последнюю возможность остановить и наказать Гитлера без особой опасности для себя.

«Все французы опасались прихода Гитлера к власти, - вспоминал философ Раймон Арон.
        - После его прихода французы боялись войны, и не без оснований! С этого момента начался спор: что делать, чтобы избежать войны? Тот, кто выступал за сопротивление Гитлеру, подозревался в том, что он хочет вовлечь Францию в войну.
        У французов было справедливое ощущение, что война, каков бы ни был ее исход, - это катастрофа для Франции. Обескровленная Первой мировой, Франция не могла выдержать второго кровопускания, даже если бы оно завершилось победой…
        Когда в марте 1936 года немецкие войска вступили в Рейнскую область, это была последняя возможность остановить Гитлера без войны. Леон Блюм опубликовал в газете
«Попюлер» поразительную статью. Франция, напоминал он, имеет право в силу договоров использовать военную силу против Германии. Но никто и не думает употребить военную силу, таков моральный прогресс человечества, и социалистическая партия гордится тем, что содействовала прогрессу…
        Если бы французские войска двинулись вперед, немецкие войска бы отступили. В марте
1936 года существовала возможность изменить историю. Достаточно было проявить немного прозорливости и немного мужества. Но, к несчастью, Гитлер оказался прав в своих расчетах…»

29 марта 1936 года Гитлер провел общенациональный референдум. Девяносто девять процентов немцев поддержали ввод войск в Рейнскую область. Французы и англичане это покорно проглотили.
        В январе 1937 года министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден попытался образумить Гитлера. Выступая в палате общин, Иден сказал, что нацистский режим сохранится только в том случае, если Германия сократит свои вооружения и согласится соблюдать правила и нормы международных отношений. Немецкая партийная пресса злобно ответила, что британский министр живет устаревшими демократическими и либеральными идеями, о которых пора забыть.

30 января ему ответил Гитлер, который выступил в рейхстаге с трехчасовой речью. Он формально заявил, что Германия снимает свою подпись под Версальским мирным договором, который ограничивает страну в правах и лишает суверенитета. Он объяснил всему миру, что Германия начала новую страницу истории, что немецкая политика основана на новых принципах - крови и расе, и предупредил:
        - Германия никогда не подпишет договор, который будет несовместим с ее национальным достоинством или ее жизненными интересами.
        Фюрер перечислил свои главные достижения: введение всеобщей воинской повинности, восстановление контроля над Рейнской областью, создание военно-воздушных сил и начало строительства мощного военно-морского флота.
        Гитлер обрел уверенность в том, что он способен навязать свою волю слабнущей Европе, и не хотел, чтобы собственные генералы держали его за руки.
        ЖЕНА-ПРОСТИТУТКА
        Вернер фон Бломберг окончил в 1897 году военное училище, в 1910-м - военную академию. В Первую мировую удостоился Железных крестов первого и второго класса. В
1925 году его назначили начальником отдела боевой подготовки военного министерства. Он был одним из инициаторов тайного военного сотрудничества с Советской Россией. В 1927 году Бломберг стал начальником важнейшего управления в министерстве рейхсвера, в 1929-м получил под командование Восточно-Прусский военный округ.
        Когда генерал Бломберг впервые встретился с Гитлером, фюрер предложил рассматривать боевые отряды штурмовиков как будущий резерв рейхсвера. Бломберг не сказал «нет» и вообще демонстрировал фюреру уважение. Это ему зачлось. После прихода нацистов к власти Бломберг стал министром рейхсвера и был произведен в генерал-полковники.

19 сентября 1933 года Бломберг приказал военнослужащим отдавать честь штурмовикам и эсэсовцам. 25 февраля 1934 года он приказал украсить военную форму новой эмблемой - имперский орел, держащий свастику. Он уволил из армии всех евреев и запретил военнослужащим браки с женщинами неарийского происхождения. 30 января
1936 года включил национальный социализм как обязательный предмет в учебные программы всех военных учебных заведений.
        - Благодаря пониманию и безграничной лояльности военного министра, - говорил Гитлер, - войска удалось приобщить к национально-социалистическому мировоззрению.

16 марта 1935 года в Германии была введена всеобщая воинская повинность. Генерал-полковник фон Бломберг стал имперским военным министром и главнокомандующим вермахтом. 16 апреля он подписал приказ, формулирующий задачи военно-патриотического воспитания молодежи:

«С введением всеобщей воинской повинности вермахт снова становится великой школой воспитания нации. Адольф Гитлер многократно подчеркивал значимость этой задачи. 1 мая 1934 года он поставил перед армией - наряду с другими институтами государства и национально-социалистического движения - задачу стать национальным плавильным котлом для воспитания нового немца.
        В его книге «Майн кампф» часто подчеркивается народно-воспитательное значение вооруженных сил:

«В народном государстве армия уже не должна обучать отдельного человека маршировать и вытягиваться в струнку, а обязана стать последней и высшей ступенью патриотического воспитания. Новобранец должен получить в армии необходимые знания и навыки пользования оружием, и одновременно он должен получить импульс для всей последующей жизни. Военная служба - это завершение нормального воспитания немца».
        Служба в вермахте, следуя указаниям Адольфа Гитлера, последняя и высшая ступень воспитания молодого немца через школу, гитлерюгенд и трудовой фронт. В вермахте нам предстоит воспитать не только всесторонне подготовленного бойца, владеющего любым оружием, но и гражданина, осознающего свою принадлежность к народу и свой долг перед государством.
        Эта цель ставит перед всем командным составом вооруженных сил сколь благодарную, столь и ответственную задачу. Сегодня в вермахт приходят молодые люди, исполненные наилучших намерений, готовые исполнить любое задание партии и командования, восторженные, политически образованные. Молодежь следует за фюрером. Она полна безграничного доверия к вермахту, видит в нем образцовую школу и рассчитывает пройти в армии последнюю ступень воспитания для службы новой народной общности. Она ожидает от армии твердости, но и человечности, муштры, но и воспитания, приказов и команд, которым необходимо слепо следовать, но и открытого сердца, совета и искреннего товарищества.
        Лишь одного не ждет эта молодежь - высокомерия командиров, ложно понятого чувства превосходства. Позументы и погоны - не столько знаки особых прав и преимуществ, сколько свидетельство возвышенного и радостного чувства ответственности, более глубоких знаний и умения и, не в последнюю очередь, таланта к воспитанию. Вермахт не должен разочаровать молодежь. Каждый офицер и младший командир обязан ежедневно работать над тем, чтобы время службы в вермахте оставило нашей молодежи на всю жизнь уверенность в том, что она служила в самой жесткой, самой справедливой, самой чистой и полной духа товарищества и заботы школе.
        Чем короче срок службы, тем меньше она должна исчерпываться тупой муштрой. В той же мере возрастают и требования к командным и политическим качествам офицерского состава. Было бы признаком недостаточного владения собой и отсутствия политического чутья, если бы раздражение по поводу недостатков и промахов отдельного солдата вело к пренебрежительным оценкам политических организаций страны. Неосторожные слова повредят репутации вермахта.
        Вермахт обязан своим возрождением прежде всего фюреру и рейхсканцлеру и его политическому инструменту - партии. Вермахт, СА, СС, гитлерюгенд, полиция, местные партийные организации - части единого целого, которые каждая в своей сфере служат единой цели. Все эти организации должны объединяться единым порывом воли и товарищества.
        Трения и текущие недостатки, которых никогда не избежать, легко поднять на уровень политики, сделать вопросом престижа. Но это было бы неправильно. Вермахт не нуждается в том, чтобы с помощью политики поднимать свой престиж. Лучшая пропаганда вермахта - успешная воспитательная работа с молодежью в духе национального социализма и в соответствии с волей Верховного главнокомандующего.
        Методы руководства людьми в вермахте, конечно, не требуют принципиальной корректировки по сравнению с прошлым. Но нельзя ограничиться и простым подражанием устаревшим формам. Муштра необходима и легка. Воспитание более необходимо и намного труднее. Воспитатель должен больше думать и чувствовать, чем специалист по муштре. Есть разновидность мнимого воспитания жесткости, которое выражается в самонадеянном лишении всех маленьких удобств жизни, что соответствует предписаниям и параграфам закона и что тем не менее равнозначно издевательству.
        Грубость и грубый казарменный тон вовсе не являются необходимыми и действенными на все времена средствами воспитания. Убеждение действует более эффективно. Существует старая мудрость, что путь к голове солдата лежит через его сердце. Ругательства и унизительные формы обращения несоединимы с честью немецкого солдата.

«Великие достижения в войне и мире возникают лишь в нерушимом боевом единстве командира и подчиненных. Боевая общность требует товарищества», - говорилось в указе имперского президента Пауля фон Гинденбурга от 25 февраля 1934 года. Поддержание товарищества, неутомимая забота командиров всех рангов о доверенной им молодежи должны быть высшей точкой воспитательной работы в вермахте. Только в таком случае он выполнит свою боевую задачу, когда пробьет час.
        Когда Пруссия, сто тридцать лет назад пережив поражение, взялась за воссоздание армии, королевский указ гласил: «Всеобщий набор в армию поставит под знамена молодых людей с хорошим воспитанием и обостренным чувством чести».
        Сегодня перед нами стоит та же задача. Изменились времена, это требует новых путей подготовки и воспитания личного состава. Для вермахта многое зависит от того, насколько ясно он осознает новую задачу и осуществляет ее».
        Майор Герман Ферч из военного министерства дополнил своего министра:

«Когда 17 марта 1935 года флаги и знамена, приспущенные в честь погибших в мировой войне, были подняты как символ вновь воспрянувшего германского народного войска, лишь немногие сознавали, что произошло это в день королевского призыва «К моему народу».
        В 1813 году прусский король перед лицом внешней угрозы преодолел сомнения и заложил основы новой формы обороны. Тогда речь шла о том, чтобы с помощью всего боеспособного населения отразить страшную угрозу отечеству. Сегодня необходимо, вооружив народ, добиться мира, который будет лучше того, который имела разоруженная Германия.
        Когда сегодня всей нации в форме всеобщей воинской повинности возвращается право на защиту, которое у нее отнял диктат врага, то преображение германского народа, начавшееся 30 января 1933 года, получает военно-политическое завершение. Кто сегодня с открытыми глазами взирает на немецкий народ, тот видит, что мы в возращении старой формы защиты отечества приветствуем не только возможность обеспечить национальную безопасность, но и создать национальную школу нашей молодежи, школу, о которой фюрер говорил, что именно ей немецкий народ был обязан всем.
        Когда на немецкой земле для всех годных к военной службе откроются ворота казарм, которые до того были открыты лишь для небольшого числа добровольцев, то масса нашей молодежи снова ощутит благословение долга, которое пронизывает народную толщу и каждому дает смысл жизни.
        Когда в грядущие годы благодаря воинской повинности в каждом доме возникнет прочная внутренняя связь с вермахтом, привязанность каждого к национально-социалистическому государству станет еще прочнее, чем сейчас. Ибо нет более высокого долга, чем военная обязанность, и нет более прочной связи с государством, чем военная служба, чем готовность пожертвовать собой в час опасности. Когда в недалеком будущем вся немецкая молодежь будет давать фюреру присягу в верности до смерти, тогда Германия Адольфа Гитлера станет неуязвимой.
        Когда в будущем немецкая молодежь снова пройдет школу всеобщей воинской повинности и на давно забытый вопрос «Где вы служили?» снова прозвучит гордый ответ, в Германии вырастет более свободное поколение, чем в мрачные годы после Версаля».
        В 1936 году Гитлер присвоил министру Бломбергу звание генерал-фельдмаршала и в большом зале здания военного министерства вручил ему фельдмаршальский жезл. Но Бломберг возражал против введения войск в Рейнскую область. Министр боялся войны, считая, что вермахт к ней еще не готов. Он возражал и против участия Германии в гражданской войне в Испании.
        Его предостережения разочаровали Гитлера. Фюреру нужны были люди, не боявшиеся идти на авантюры. Он требовал от своих офицеров бандитской отваги, а не осторожности. Однако же Гитлеру не просто было бы сменить Бломберга, если бы военного министра не погубила жена.

12 января 1938 года Вернер фон Бломберг женился на стенографистке Эве Грюн. Кстати, историкам не удалось установить ее точное имя и фамилию. В одних работах ее именуют Эрной Грюн, в других - Эльзбет Грюнов, в третьих - Маргарете Грюн. Причина разнобоя в том, что многие документы, относящиеся к этой скандальной истории, по тем или иным причинам были уничтожены.
        Первая жена Бломберга, родившая ему пятерых детей, умерла весной 1932 года. Еще не старый генерал (ему было шестьдесят один год) устал быть вдовцом. В конце 1937 года он влюбился в Эву Грюн. Как будто бы Эва Грюн не сама познакомилась с министром фон Бломбергом. В отеле в Тюрингии, где фон Бломберг обедал, менеджер решил, что солидному мужчине одиноко, и спросил, не желал ли он оказаться в компании молодой женщины. Так фрейлейн Грюн оказалась за столиком министра. Ей было двадцать пять лет. Ее покойный отец был садовником, мать владела массажным салоном.
        Бломберг колебался, понимая, что в его кругу могут не одобрить мезальянс. Но у него появился соперник - молодой человек, который добивался благосклонности Эвы и не желал уступать министру. Это подстегнуло чувства министра. В середине декабря выяснилось, что Эва беременна. Бломберг решился связать себя узами брака.
        Но сперва - посоветовался с Германом Герингом. Тот высмеял нерешительного министра: почему бы ему не доставить себе радость и не жениться на молодой женщине? Сам Геринг, потеряв жену (Карин Геринг умерла в 1934 году от туберкулеза), на следующий год женился на актрисе Веймарского театра Эмме Зоннеман.
        Есть еще одна проблема, пожаловался Бломберг, - от его невесты не отстает дружок, как с ним быть?
        Геринг обещал все устроить. И сдержал обещание: юный соперник получил столь выгодное предложение от американской фирмы в Аргентине, что не смог отказаться.

22 декабря 1937 года в Мюнхене хоронили генерала Эриха Людендорфа. Во время траурной церемонии Бломберг подошел к Гитлеру и поведал ему о намерении жениться. Фюрер одобрил его намерение.
        - Дама моего сердца, - поведал министр старому сослуживцу генералу Вильгельму Кейтелю, - из простого общества, но меня это не смущает. Я окончательно решился. В национально-социалистической Германии иметь женой «дитя народа» вовсе не зазорно. А пересуды светского общества мне безразличны.

12 января 1938 года на бракосочетании в Большом зале военного министерства присутствовали адъютанты министра, мать невесты, Гитлер и Геринг. Своих взрослых детей Бломберг не пригласил. В прессе появилась короткая заметка о вступлении министра в законный брак. Молодожены отправились в отель «Оберхоф» в Тюрингском лесу наслаждаться коротким медовым месяцем.
        И тут все закрутилось. Вроде бы сотрудник уголовной полиции Гельмут Мюллер разбирал пачку фотографий для архива. На обороте одной из них было написано: «Грюн Эва Маргарете». Мюллер вспомнил, почему имя кажется ему знакомым. Начальник уголовной полиции Артур Небе побелел:
        - Бог мой, Мюллер, и фюрер целовал руку этой женщине!
        С лета 1935 года берлинской полицией руководил вождь столичных штурмовиков граф Вольф Генрих фон Хельдорф. Ему и представили материалы, из которых следовало, что Эва Грюн зарегистрирована как проститутка и даже была привлечена к ответственности за то, что позировала для порнографических открыток. Хуже того, она выросла в атмосфере разврата - ее мать, то есть теща военного министра, содержала публичный дом, замаскированный под массажный салон.

23 января 1938 года Хельдорф показал досье Эвы Грюн начальнику управления военного министерства генерал-лейтенанту Вильгельму Кейтелю. Возможно, он предполагал, что генерал замнет дело.
        Бломберг и Кейтель были знакомы с 1917 года. Сын Кейтеля посватался к младшей дочери министра Доротее фон Бломберг, поэтому не самый талантливый полководец Вильгельм Кейтель делал быструю карьеру. Но опасливый Кейтель не стал защищать свата, которому был обязан не только семейным, но и профессиональным счастьем. Он вернул документы графу Хельдорфу. Тот отдал досье Герингу. Герман Вильгельм Геринг был председателем рейхстага, имперским министром авиации и главнокомандующим военно-воздушными силами, а также уполномоченным по четырехлетнему плану, иначе говоря, руководил милитаризацией немецкой экономики. Кроме того, он стал главным охотником рейха (рейхсъягермайстер). Но этих титулов ему было недостаточно. Он бы с охотой стал еще и военным министром. И такая возможность открылась бы перед ним с вынужденным уходом Бломберга.
        Геринг показал досье Гитлеру. Тот был возмущен: выходит, он присутствовал на свадьбе проститутки!
        - Если германский генерал-фельдмаршал способен жениться на шлюхе, - притворно вздохнул фюрер, - то в этом мире все позволительно.
        Они с Герингом решили, что это повод избавиться от робкого генерала, который мешает величественным замыслам нацистского руководства. Министру предложили немедленно расторгнуть брак. Он с возмущением отказался:
        - Я скорее пущу себе пулю в лоб!

26 января 1938 года вечером Бломберга, надевшего штатский костюм, принял Гитлер. Он сухо сказал министру:
        - Эта история легла слишком тяжелым грузом на меня и на вас. Я не могу больше делать вид, будто ничего не произошло. Я вынужден расстаться с вами.
        Бломберг был уволен в отставку. В порядке компенсации ему вручили пятьдесят тысяч марок на кругосветное путешествие. 30 января он отправился к молодой жене, которая ожидала его на Капри. Некоторые офицеры считали, что Бломберг обязан был или немедленно развестись, или покончить с собой, чтобы не позорить офицерский корпус. Его военно-морской адъютант капитан 3-го ранга фон Вангенхайм положил на столик заряженный револьвер. Но Бломберг выгнал своего адъютанта. Молодая жена стоила карьеры. Эва Грюн стала украшением жизни шестидесятилетнего отставного министра.
        Со временем выяснилось, что она не была проституткой. Ее мать действительно содержала массажный салон, куда наведывалась полиция, но ничего криминального не обнаружила. Досье на Эву Грюн было изготовлено людьми Гейдриха в службе безопасности, которая помогла фюреру избавиться от ставшего ненужным военного министра.
        Оба сына Бломберга погибли на войне. После поражения Германии бывшего военного министра арестовали союзники. Его должен был судить Международный военный трибунал в Нюрнберге, но он умер в тюремном госпитале от рака 22 марта 1946 года…
        ИНТИМНОЕ СВИДАНИЕ НА ВОКЗАЛЕ
        Сменить Бломберга по посту военного министра должен был генерал-полковник Вернер фон Фрич.
        Барон фон Фрич был моложе Бломберга на два года, он тоже прошел Первую мировую. Фрич принадлежал к числу офицеров, считавших необходимыми добрые отношения с Россией. Командующим сухопутными войсками его сделал президент Гинденбург, несмотря на сопротивление Гитлера.
        Генерал Фрич не любил нацистов, презирал штурмовиков, считал, что армия должна быть вне политики, но служил Гитлеру, потому что фюрер пришел к власти законным путем. В «ночь длинных ножей» привел армию в боевую готовность, чтобы поддержать фюрера в борьбе против штурмовиков. Но, как и Бломберг, он возражал против присоединения Австрии и Судетской области. Командующий сухопутными войсками попросил у Гитлера аудиенции, чтобы отговорить его от военных планов, доказывал, что вермахт не готов к боевым действиям и Германия потерпит поражение.
        Гитлер и его окружение не хотели, чтобы Фрич стал военным министром. Первым это угадал начальник абвера Вильгельм Канарис. Полковнику Гансу Остеру, одному из руководителей абвера, подоплеку истории с женой Бломберга поведал его приятель-гестаповец Ганс-Берндт Гезевиус:
        - Я видел отпечатки пальцев жены вашего министра.
        Остер отвел его к Канарису. Адмирал пророчески заметил:
        - Что-то дурное случится и с Фричем.
        На следующий день после отставки Бломберга все тот же Геринг представил фюреру досье на Фрича. Гестапо обвиняло генерал-полковника в гомосексуализме. Гестаповцы утверждали, что генерал Фрич, боясь разоблачения, платит некоему уголовнику-рецидивисту Гансу Шмидту, который его шантажирует.
        Вернер фон Фрич был старым холостяком, вообще мало с кем общался, и, похоже, женщины не занимали в его жизни значительного места. Он мог питать определенные симпатии к молодым мужчинам. Во всяком случае, он приваживал двух юношей из гитлерюгенда, помогал им учиться.
        Старший военный адъютант Гитлера полковник Фридрих Хоссбах нарушил приказ фюрера. Он сообщил командующему сухопутными войсками, что гестапо арестовало человека, который обвиняет генерала в совершении гомосексуального акта. Такое обвинение означало немедленную и позорную отставку. Полковник Хоссбах предупредил Фрича, что в имперской канцелярии ему устроят очную ставку с арестованным. Может быть, лучше не ехать, чтобы не позориться?
        Уверенный в своей правоте генерал фон Фрич, напротив, вечером 26 января 1938 года отправился в имперскую канцелярию со словами:
        - Я своими глазами должен увидеть эту свинью.
        Адъютант Гитлера признался фюреру, что все рассказал Фричу, и твердо заметил, что генерал имеет право быть выслушанным. Гитлер был вне себя. Хоссбах лишился должности, его отправили в войска командиром 88-го пехотного полка. Но отказать Фричу в приеме Гитлер не мог.
        Командующего сухопутными войсками провели в библиотеку, где находились Гитлер и Геринг. Гитлер сказал генералу, что его обвиняют в гомосексуализме. Он показал командующему обвинительное заключение, подписанное имперским министром юстиции Францем Гюртнером.
        Генерал ответил, что его оклеветали.
        - Тогда придется устроить очную ставку, - недовольно заявил фюрер.
        Гестаповцы привели Ганса Шмидта. Тот уверенно сказал, что Фрич - тот самый человек, которого он застал во время совершения гомосексуального акта в переулке у Потсдамского вокзала. Он видел, как некто вступил в половой акт с «баварцем Зепплем», занимавшимся проституцией. Шмидт проследил за этим человеком и выяснил, что тот занимает высокий пост в вермахте, а потом, выдавая себя за полицейского, несколько месяцев шантажировал офицера и получал от него деньги за молчание.
        Когда подвели Шмидта, Гитлер спросил, указав на генерала Фрича:
        - Это он?
        Шмидт с готовностью подтвердил:
        - Он.
        Командующий сухопутными войсками был настолько потрясен этой сценой, что буквально потерял дар речи. Когда к нему вернулась способность говорить, он дал фюреру слово чести, что никогда не видел этого человека. Гитлер отверг его оправдания, как будто бы слово генерала стоило меньше, чем арестованного преступника. Фюрер сказал генералу, что надо подать в отставку и уйти с военной службы. Если все будет сделано тихо, то никто ничего не узнает и его репутация не пострадает. Вернер фон Фрич не пожелал капитулировать и потребовал суда чести.
        Гитлер вынужден был согласиться. А пока что отправил генерала в бессрочный отпуск. Немецким военным не понравилась история с Фричем. Подобные обвинения против командующего позорили армию, подрывали престиж офицерского корпуса. Гитлер задел корпоративные чувства германского офицерства.
        Среди недовольных был и полковник Ганс Остер. Сын пастора, он участвовал в Первой мировой и после поражения в войне остался на службе в рейхсвере. В феврале 1934 года его перевели в военную разведку. Остер первоначально был гражданским служащим в абвере - его лишили военного звания после романа с женой старшего офицера. Канарис, знакомый с Остером с 1931 года, восстановил его в кадрах, а в 1938 году назначил своим помощником и одновременно начальником организационно-кадрового отдела. Остер ведал в абвере административными, кадровыми, финансовыми и юридическими вопросами.
        Ганс Остер считался любимчиком Канариса. Адмирал закрывал глаза на то, что вокруг его подчиненного группировались офицеры, которых трудно было назвать поклонниками Гитлера. Сам Канарис приветствовал приход Гитлера, как националиста, спасшего Германию от коммунизма и вернувшего армии ее роль. Но постоянные столкновения с соперниками из эсэсовской службы безопасности поубавили у Канариса симпатий к нацистам.
        Ганс Остер принадлежал к числу тех военных, которые были напуганы «ночью длинных ножей», когда нацисты заодно убили и двух генералов. Остер служил под началом Фрича в двадцатых годах и горел желанием помочь генералу. Он сказал:
        - Я воспринимаю дело Фрича как мое собственное.
        На следующий день начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Людвиг Бек пригласил к себе Канариса и Остера. У начальника Генштаба были свои претензии к фюреру. Бек считал, что армией должны руководить профессиональные военные, и ему не нравилось стремление Гитлера непосредственно руководить вооруженными силами.
        Людвиг Бек полагал, что генерал Фрич вообще совершил ошибку, позволив гестаповцам проводить очную ставку и допрос. Он не должен был позволять гестаповцам так обращаться с ним. Бек попросил разведчиков негласно помочь командующему.
        Ганс Остер находился в приятельских отношениях не только с Гансом-Берндтом Гезевиусом, служившим в гестапо. Он обратился к Артуру Небе, бывшему офицеру рейхсвера, который после Первой мировой войны изучал право и судебную медицину и пошел на службу в полицию.
        Артур Небе рано вступил в партию и после прихода нацистов к власти, в 1936 году, стал начальником всей уголовной полиции Германии. Его приняли в СС и присвоили ему звание штурмбаннфюрера. К нацистам он присоединился не по убеждениям, а из чисто карьерных соображений. Товарищей по партии он откровенно презирал и рад был оказать услугу Остеру. Небе многое знал и объяснил Остеру, как устроили интригу против генерала.
        Полицейский осведомитель и профессиональный шантажист Ганс Шмидт действительно видел, как парочка взрослых мужчин занималась любовью на вокзале. Полиция нашла парня, который занимался проституцией. Это был Йозеф Вайнгартен, которого на улице звали «баварцем Зепплем». Ему предъявили фотографию генерала Фрича. Он не опознал генерала.
        Шмидт утверждал, что проследил офицера до его дома в берлинском районе Лихтерфельде, где тот несколько раз ходил в банк и снимал со счета деньги, чтобы откупиться от шантажиста. Расследование показало, что генерал Фрич никогда не жил в этом районе и не имел счета в тамошнем банке. Зато выяснилось, что в этом районе живет отставной капитан Ахим Фритш.
        Его допросили в гестапо. Он признал, что вступал в интимные отношения с Вайнгартеном, что его застукали и он вынужден был откупаться. Таким образом, задолго до того, как Гитлер обвинил командующего сухопутными войсками в гомосексуализме, в гестапо знали, что обвинения липовые!
        Генерала Фрича уговаривали созвать генералитет и рассказать, как его пытались скомпрометировать. И ни в коем случае не уходить в отставку! Но генерал Фрич даже не посмел возмутиться и восстать против главнокомандующего. Он спасовал перед политической интригой и 3 февраля подал в отставку.
        Некоторые военные пытались воспользоваться этой историей, чтобы остановить Гитлера. Бывший обер-бургомистр Лейпцига и имперский комиссар по вопросам цен Карл Герделер, антигитлеровски настроенный политик, встретился с командующим 4-м военным округом (Дрезден) генералом пехоты Вильгельмом Листом и его начальником штаба генерал-майором Фридрихом Ольбрихтом. Оба тоже не симпатизировали нацистам и боялись авантюризма Гитлера.
        Герделер предложил им двинуть войска на Берлин и разнести вдребезги здание гестапо. Он был уверен, что после этого рухнет и весь нацистский режим. Генерал Лист осторожно ответил, что его войскам понадобится три дня, чтобы добраться до столицы, поэтому нужно сговариваться с кем-то из столичных командиров. Кроме того, опасность представляет авиация, если она останется на стороне Гитлера. Лист поехал в Берлин советоваться с начальником Генерального штаба Людвигом Беком. Но тот не решился поднять антигитлеровский мятеж.
        На следующий день после ухода Фрича в отставку, 4 февраля 1938 года, Гитлер принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Центральный партийный орган газета «Фёлькишер беобахтер» вышла с огромной шапкой: «Вся власть в руках фюрера!»
        Военное министерство было ликвидировано. Появился новый орган управления вооруженными силами - Верховное командование вермахта, по существу личная военная канцелярия фюрера. Возглавил ее Вильгельм Кейтель, легко предавший своего родственника. Фюрер щедро вознаградил его погонами генерал-полковника и проникновенно сказал:
        - Я полагаюсь на вас, мне нужна ваша помощь. Вы теперь мое доверенное лицо и мой единственный советник в военных вопросах.
        В начале войны Кейтель был произведен в генерал-фельдмаршалы и до последнего дня существования Третьего рейха верно служил Гитлеру. Кейтель пережил генерала Бломберга всего на полгода. В октябре 1946 года его повесили по приговору Нюрнбергского трибунала. Вместе с Германом Герингом, который после отставки Бломберга надеялся стать военным министром, но удовольствовался утешительным призом - введенным специально для него званием рейхсмаршала.
        Сухопутные войска вместо Фрича принял генерал-полковник Вальтер фон Браухич. У женатого генерала Браухича был давний роман с легкомысленной, но очаровательной вдовой Шарлоттой Рюффер. Жена Элизабет не давала генералу развода, требуя отступного. Больших денег у генерала не было. Между тем адюльтер мог окончиться для него отставкой. Гитлер приказал заплатить за генерала выкуп - восемьдесят тысяч марок, и Браухич в апреле 1938 года получил развод, а в сентябре женился вновь.
        Генерал Браухич, религиозный человек, не разделял нацистские идеи. Но он был человеком слабохарактерным и угодливым, поэтому верно служил фюреру. Браухич руководил разгромом Польши в 1939 году, за что удостоился Рыцарского креста. Его карьера рухнула, когда Красная армия в декабре 1941 года перешла под Москвой в контрнаступление. После войны англичане его арестовали. Его ждал трибунал. Но он ослеп и умер в военном госпитале…
        Гитлер в роли главнокомандующего провел чистку высшего командного состава вермахта, избавляясь от тех, кто не хотел новой войны. Шестнадцать пожилых генералов были отправлены в отставку, еще сорок четыре потеряли свои высокие посты. Таким образом, он полностью взял вермахт под контроль.
        Суд чести над генералом Фричем начался 10 марта 1938 года. Сторонники генерала заранее торжествовали победу, считая, что вердикт суда станет поворотным моментом в отношениях между офицерским корпусом и Гитлером. Бывший ефрейтор не смеет командовать генералами.
        Но генералы опоздали. Гитлер приказал прервать заседания суда, и никто не возразил, потому что фюрер готовился присоединить к Германии Австрию.
        ПРУССКИЕ АРИСТОКРАТЫ И ВЫСКОЧКА КАНЦЛЕР
        После Первой мировой войны Австрия была превращена в небольшое государство с семью миллионами населения, и ей запретили объединяться с Германией без разрешения Лиги Наций. Фюрера мнение мирового сообщества не интересовало. Да, собственно, против аншлюса, присоединения Австрии к Германии, никто особенно и не возражал.
        В Коминтерне считали воссоединение немецкого народа делом справедливым и подрывающим основы позорного Версальского мира. В бывшем партийном архиве среди материалов секретаря Исполкома Коминтерна Отто Куусинена хранятся написанные его рукой документы, относящиеся к аншлюсу.
        Вот какова была позиция руководства Коминтерна и Советского Союза:

«Мы признаем безусловное право угнетенных народов выступать против Версальского договора и любой его статьи.
        Мы признаем право немецкой нации объединиться в одно государство. Германо-австрийское соглашение, отражая стремление германского народа к государственному объединению, в то же время свидетельствует о начале кризиса Версальской системы, начинающемся подрыве авторитета французского империализма, являющегося хранителем Версальского договора и жандармом Европы».
        В 1938 году в Москве главным врагом считали не нацистскую Германию, а демократическую Францию!
        Против аншлюса выступали только те австрийцы, которые ценили свое государство и не хотели оказаться под властью Гитлера.
        В мае 1933 года австрийские нацисты по команде из Берлина хотели устроить по всей стране демонстрации с призывом объединиться с Германией. Канцлер Австрии христианский демократ доктор Энгельберт Дольфус запретил на территории своей страны нацистскую партию. Это ему дорого обошлось.
        Через год, 25 июля 1934 года, австрийские эсэсовцы попытались совершить переворот в Вене. Они ворвались в резиденцию канцлера и потребовали от Дольфуса уйти в отставку. Ему дали пять минут на размышление. Он отказался, и в него всадили три пули. Мировая пресса обвинила в организации убийства Гитлера. На суде в Вене тринадцать нацистов были приговорены к смертной казни. Обиделся даже вождь фашистской Италии Бенито Муссолини, который считал Австрию своей зоной влияния и не хотел, чтобы Гитлер распространил свою империю до самых Альп. Муссолини придвинул свои войска к австрийской границе.
        Гиммлер и Гейдрих доложили Гитлеру, что они тут ни при чем - 89-й полк австрийских эсэсовцев действовал на собственный страх и риск.

25 января 1938 года австрийская полиция обыскала штаб-квартиру организации, формально занимавшейся укреплением австро-германских отношений. Там обнаружились распоряжения, подписанные заместителем фюрера Гессом: устраивать волнения по всей стране, чтобы у Гитлера появился повод ввести войска. Несколько сот австрийских нацистов были арестованы, больше двухсот предстали перед судом по обвинению в участии в заговоре.
        Новый немецкий посланник в Австрии Франц фон Папен пытался разрешить конфликт. Он предложил Гитлеру принять австрийского канцлера Курта фон Шушнига. Гитлер согласился, хотя уже твердо решил присоединить Австрию к рейху.

12 февраля 1938 года канцлер Шушниг прибыл в Берхтесгаден, альпийский городок на границе двух стран. Гитлер предпочитал жить именно здесь, веря в живительный горный воздух. Утром фон Папен тепло приветствовал Шушнига, заметив, что у фюрера отличное настроение. Но Гитлеру нужно было только одно: заставить австрийца подчиниться. Он вызвал на переговоры генералов, что было не чем иным, как жестом психологического давления на иностранного гостя. В кабинет фюрера явились Кейтель, генерал Вальтер фон Рейхенау, под командованием которого находились танковые и моторизованные части, и генерал авиации Гуго Шперрле, который командовал легионом
«Кондор», воевавшим в Испании.
        Шушниг ощутил себя в неприятном одиночестве. Канцлер Австрии говорил мягким и робким голосом и вообще больше походил на священника, чем на политика. Переговоры проходили в кабинете Гитлера на втором этаже. Канцлер вежливо заметил, что из огромного окна открывается чудесный вид на заснеженные вершины Альп. Гитлер отрезал:
        - Мы здесь собрались не для того, чтобы говорить о красивых видах и о погоде. - После чего фюрер разразился долгой тирадой о предательской роли Австрии, о недружелюбной политике нынешнего правительства в отношении Германии: - Вся история Австрии - это бесконечное предательство интересов немецкого народа. Я намерен положить этому конец! Германский рейх - одна из великих мировых держав, и никто даже слова не скажет, если рейх намерен урегулировать свои пограничные проблемы. Я достигну всего, что решил совершить, и благодаря этому стану самым великим немцем в истории!
        И никто не придет вам на помощь, - давил Гитлер на канцлера. - Муссолини - мой друг. Франция упустила свой шанс, она могла вмешаться, когда Германия оккупировала Рейнскую область, а теперь уже поздно. Англия и пальцем не шевельнет в защиту Австрии.
        Гитлер устроил целый спектакль. В какой-то момент он словно потерял над собой контроль и пошел к дверям, чтобы отдать приказ о вступлении вермахта на территорию Австрии. Вдруг остановился и с улыбкой повернулся к Шушнигу:
        - Впервые в жизни я передумал. Но я вас предупредил. Это ваш последний шанс.
        Гитлер предъявил Шушнигу ультиматум, потребовав, чтобы в течение трех дней нацистская партия была вновь разрешена, вождь австрийских нацистов Артур Зейс-Инкварт был назначен министром внутренних дел и безопасности, а все национальные социалисты, сидящие в тюрьмах, амнистированы и выпущены на свободу. Иначе вермахт немедленно вступает на территорию Австрии.
        Канцлер Австрии ушел, как побитый ребенок, со словами, что такие вопросы решает президент республики. Гитлер, зная, что Шушниг его слышит, демонстративно кричал:
        - Генерал Кейтель! Куда запропастился этот Кейтель? Пусть немедленно явится ко мне!
        Едва Шушниг покинул Германию, Гитлер приказал Кейтелю устроить военные маневры рядом с австрийской границей. Многолетний президент Австрии Вильгельм Миклас, более занятый своей большой семьей, чем делами страны, отказался исполнять требования Гитлера. Миклас высказался откровенно и ясно:
        - Гитлер - значит война.
        Президент согласился только помиловать осужденных нацистов, включая убийц канцлера Дольфуса. Но маневры вермахта произвели впечатление на австрийское руководство. 16 февраля 1938 года нацистов выпустили на свободу, а Зейс-Инкварта назначили министром, и он тут же улетел в Берлин за указаниями.
        Канцлер Шушниг и президент Миклас относились к нему с некоторым доверием: Зейс-Инкварт служил в том же Тирольском полку, что и канцлер, и был католиком, регулярно посещающим церковь.

20 февраля в рейхстаге Гитлер произнес гневную речь о десяти миллионах соотечественников, лишенных родины и оказавшихся за границами Германии. Он имел в виду немецкое население не только Австрии, но и Чехословакии. Гитлер угрожающе сказал, что не потерпит нарушения их прав. В этот день создатели немецкого телевидения провели первый эксперимент: организовали трансляцию речи фюрера на несколько телевизионных приемников.
        Мир с волнением и страхом следил за неврастеническими приступами мрачного психопата из Берхтесгадена. Один из французских министров заявил в парламенте:
        - Не будем проявлять героизм ради Австрии, лучше укроемся за нашей линией Мажино.
        Лидер французских социалистов Леон Блюм обратился к депутатам от правых партий:
        - Вена будет оккупирована! Совершенно очевидно, что завтра немецкие войска будут в Праге, а затем, быть может, и в Париже! Объединимся же, создадим правительство национального единения!
        Правые депутаты злобно кричал:
        - Долой евреев! Блюм - это война!
        Европейские державы ждали, как поведет себя Англия. Поздним вечером 20 февраля подал в отставку британский министр иностранных дел Энтони Иден.
        Он написал премьер-министру Невиллу Чемберлену: «События последних дней ясно указывают на то, что между вами существует расхождение во мнениях по вопросу исключительно важному по существу и чреватому серьезными последствиями. Я не могу рекомендовать парламенту политику, с которой не согласен. Более того, я понял, как это понимаете и Вы, что мы придерживаемся различных взглядов на существующие международные проблемы и на методы, с помощью которых мы должны стремиться разрешить эти проблемы».
        Невилл Чемберлен был намерен сам заниматься дипломатией и проводить политику умиротворения Гитлера через голову министра иностранных дел. В ответном послании премьер-министр сделал вид, что никаких разногласий между ними нет:

«Дорогой Энтони,
        я выражаю глубочайшее сожаление, которое разделяют со мной все наши коллеги, по поводу Вашего сообщения о
        принятом Вами решении уйти с важного поста, на котором Вы так превосходно работали с первого же дня.
        Я тем более сожалею об этом, что разногласия, которые возникли между нами, ни в коей мере не касаются конечных целей или основ нашей политики».
        Уинстон Черчилль записал в дневнике:

«Я сидел в своей старой комнате в Чартуэлле, когда мне позвонили и сообщили, что Иден ушел в отставку. Признаюсь, что сердце мое упало и на некоторое время мрачные волны отчаяния захлестнули меня… Мне казалось, что только этот человек, молодой и сильный, противостоит затянувшейся, гнетущей, тягостной политике бездействия и уступок, просчетов и тщетных усилий.
        Во многих случаях я поступал бы не так, как он, но в тот момент мне казалось, что он воплощает в себе все надежды английского народа, великого, старого английского племени, которое уже так много сделало для человечества и все же могло дать ему что-то и в будущем. Теперь он ушел.
        Я глядел, как медленно проникал рассвет через окна моей комнаты, и перед моим мысленным взором вставало видение смерти».
        Рассказывая об отставке Энтони Идена, историки вспоминают латинскую поговорку:
«Felix opportunitate mortis» - «Счастливому и смерть благоприятствует». Иден ушел вовремя. Он находился вне правительства полтора года, худшие в истории британской внешней политики. Эти полтора года опозорили и разрушили политическую репутацию многих британских политиков.
        Премьер-министр Чемберлен говорил тогда в парламенте:
        - Мы не должны обманывать себя. Мы не должны пытаться обмануть малые и слабые нации, внушая им, что Лига Наций окажет им защиту против агрессии.
        Британские консерваторы считали, что слова премьер-министра лишь проявление трезвого взгляда на вещи, признак здравого смысла. В реальности Невилл Чемберлен вел страну к катастрофе.
        Слушая его, Гитлер чувствовал, что руки у него развязаны. СД через своих агентов устраивала выступления нацистов в Австрии. В центре Граца была организована мощная антиправительственная демонстрация. Хаос в Австрии привел к тому, что люди стали забирать деньги из банков. Канцлер Шушниг поклялся защищать республику до конца. В отчаянии он призвал рабочих провести контрдемонстрацию против нацистов и выступить в защиту самостоятельности Австрии.
        Канцлер выложил на стол последний козырь. 9 марта он объявил, что через месяц, 13 марта, проведет в стране референдум. Пусть сами австрийцы решат, хотят ли они объединяться с Германией. Гитлера референдум не устраивал. Он приказал прервать суд чести над генералом Фричем и всем офицерам вернуться в свои части. Гитлер потребовал подготовить вторжение в Австрию до начала референдума. Но на совещании с руководством вооруженных сил выяснилось, что вермахт не готов. Тем не менее фюрер приказал к 12 марта подтянуть войска к границе с Австрией.
        Зейс-Инкварт убеждал Шушнига отменить референдум. Канцлер Шушниг не выдержал. У него сдали нервы. Он согласился отменить референдум, чтобы «не проливать немецкую кровь». 11 марта 1938 года он ушел в отставку. Главой правительства стал Зейс-Инкварт. На следующий день он наделил себя полномочиями президента и отменил действие договора, в соответствии с которым была провозглашена Австрийская Республика. Самостоятельная Австрия перестала существовать.

12 марта глава австрийских нацистов попросил Германию прислать войска, чтобы
«предотвратить гражданскую войну». Но его обращение нужно было для галочки. Ранним утром части вермахта, встреченные ликующими австрийцами, пересекли границу Австрии.
        В десять утра Гитлер из Берлина прилетел в Мюнхен, оттуда поехал в Австрию на автомобиле. Кортеж состоял из двенадцати «мерседесов», пять машин предназначались для охраны и багажа. Он взял с собой обычное окружение - Бормана, Брюкнера, своего пресс-секретаря рейхсляйтера Отто Дитриха, врача-хирурга Карла Брандта, фотографа Гофмана, слугу Линге. Охрана фюрера прихватила с собой четырнадцать автоматов и большое количество патронов.
        Он пересек границу в районе родного города Браунау.
        В пасторскую комнатку священника церкви Святого Себастьяна в Браунау ворвался нацистский крайсляйтер и приказал, чтобы ровно в полдень все колокола зазвонили. Геббельс будет читать по радио обращение к немцам, а после этого во всем рейхе в течение получаса должны звонить колокола.
        Рыночная площадь в Браунау сотрясалась от рева восторженной толпы. После обеда крики «Хайль!» превратились в нестихаемый рев - появился Гитлер. Его машина остановилась на середине моста через Инн, где проходила граница. Местный партийный руководитель крайсляйтер Райтхофер поблагодарил фюрера за избавление. Шестиколесный внедорожник Гитлера с номерными знаками WH-32230 выглядел как модный кабриолет. Фюрер был одет в хорошо сшитый плащ со стоячим воротником. Стоя в машине, он казался людям богом войны.
        Никогда больше Гитлер не приезжал в Браунау - после того, как из мчащегося автомобиля приветствовал родной город поднятой рукой. После аншлюса началось паломничество к дому номер 15 на улице Зальцбургер-Форштат (Зальцбургское Предместье), где жил Адольф Гитлер.
        Из Браунау фюрер поехал в Линц. Здесь его встречал Артур Зейс-Инкварт. Толпа заполнила Ратушную площадь. Опьяненные криками «Один народ, один рейх, один фюрер! , австрийские нацисты надеялись, что их родина будет играть особую роль в едином государстве, что фюрер будет править то из Берлина, то из Вены.
        На балконе ратуши в Линце, рядом с Гитлером, находился Артур Зейс-Инкварт. Он полагал, что Австрия останется внутри рейха чем-то целостным, а не будет разделена на области. Но отныне все решения диктовали немецкие нацисты, которые не собирались считаться с соломенными пугалами вроде Зейс-Инкварта. Хозяином Австрии стал гауляйтер Пфальца и Саарской области группенфюрер СА и обергруппенфюрер корпуса национально-социалистических водителей Йозеф Бюркель. Сама Австрия превращалась в одну из германских земель.
        Когда Гитлер подошел к микрофонам, десятки тысяч людей, собравшихся на площади, не давали ему закончить ни одной фразы.
        - Провидение позвало меня отсюда и сделало вождем немецкого народа и возложило на меня миссию, и эта миссия состоит в том, чтобы вернуть родину в состав германского рейха!
        Его первая речь на австрийской земле буквально утонула в нарастающих криках
«Хайль!». Автомобиль фюрера с трудом пробивал себе дорогу сквозь людские толпы к кладбищу Леондинг, где были похоронены его родители. После долгого перерыва он увидел свою сестру Паулу.
        В отеле «Вайнцингер» в честь фюрера устроили обед, на который пригласили старых членов партии во главе с новым гауляйтером Айгрубером. Главный гость ел овощи и запивал их ромашковым чаем. Остальные угостились на славу. В три часа дня Гитлер сверился со своими карманными часами и сказал, что именно сейчас вступает в силу закон о воссоединении Австрии с Великогерманским рейхом.
        - Мой фюрер, - воскликнул один из присутствующих, - это величайший час германской истории!
        При монархии бесконечно спорили между собой народы, входившие в Австро-Венгерскую империю. В послевоенной республике разгорелась межпартийная борьба, так что казалось, что в стране больше вражды, чем взаимопонимания. Это раздражало австрийцев. В 1938 году чувство принадлежности к единой немецкой нации, казалось, стало общим знаменателем. Когда Гитлер въехал в страну и присоединил ее к Германии, австрийцы были ошеломлены, это простейшее решение всех проблем восхитило их до истерики.
        Еще до того, как сапог первого немецкого солдата вступил на австрийскую землю, бывшего канцлера Курта фон Шушнига и министра иностранных дел Гвидо Шмидта местные эсэсовцы посадили в машину и увезли. Командовавший австрийскими отрядами СС Эрнст Кальтенбруннер распорядился доставить их в гестапо, которое разместилось на пятом этаже гостиницы «Метрополь». Министр Шмидт стонал:
        - Это конец всему, что делает жизнь достойной жизни.
        Полтора года бывшего канцлера держали в гестапо, над ним издевались, заставляли вычищать туалет собственным полотенцем. Потом его отправили в концлагерь, где Шушниг сидел до поражения нацистской Германии.
        Утром кортеж фюрера двинулся в австрийскую столицу.
        Когда Гитлер 14 марта въехал в Вену, ему открылся старый город в изношенном одеянии имперского прошлого. Бесконечные знамена со свастикой кое-как прикрывали осыпающиеся фасады габсбургской былой роскоши.
        Он стоял в открытом «мерседесе», ему салютовали многочисленные толпы. Он был в коричневой партийной униформе. Девочки в национальной одежде бросали ему цветы. Евреи должны были зубными щетками чистить мостовые. Гитлер расквитался с городом, который много лет назад встретил его так недоброжелательно.
        В Вене он остановился в гостинице «Империал» на площади Шварценберга (к нему присоединилась Ева Браун, чтобы разделить его триумф). Здесь ему была устроена еще более пышная встреча. Почти миллион австрийцев собрался на площади Героев, чтобы увидеть Гитлера. Встречающие уже были поделены на колонны - СС, гитлерюгенд, Союз немецких девушек…
        Австрийцы внимали фюреру, который сказал:
        - Возвещаю немецкому народу о возвращении моей австрийской родины в Великогерманский рейх!
        Это был чуть ли не единственный раз, когда Гитлер назвал Австрию своей родиной. Впрочем, и австрийские патриоты никогда не считали его своим, для них он был немцем. В тот же день был устроен совместный парад немецкой и австрийской армий. Офицеры австрийской армии восхищались немцами с их новыми танками и самолетами. Они рассчитывали, что в составе большого вермахта проще будет дослужиться до генеральских погон.
        Пока шел парад, за множеством дверей уже разыгрывался просто бешеный террор. Гестаповцы прибыли в Вену первыми, чтобы схватить евреев и врагов рейха по давно составленным спискам. Ночью будущий начальник политической разведки Вальтер Шелленберг получил приказ лететь в Вену вместе с Гиммлером и подразделениями лейбштандарта «Адольф Гитлер». Вылетели из Берлина в двух перегруженных транспортных самолетах. Рейхсфюрер СС хотел обсудить будущее Австрии и увел Шелленберга в хвост самолета, где меньше шум моторов.
        Гиммлер прислонился к люку, и тут Шелленберг заметил, что люк неплотно закрыт. Он схватил Гиммлера и оттолкнул его в сторону. Рейхсфюрер СС, возмущенный бесцеремонностью подчиненного, вспылил, но, осознав, что Шелленберг спас ему жизнь, был ему благодарен.
        Рейнхард Гейдрих поехал в Вену вместе с группой сотрудников служб безопасности на машинах. Он спешил в Вену, чтобы захватить досье австрийской политической полиции. Он рассчитывал получить информацию об иностранных агентах в Австрии, но был огорчен: досье полковника Рунге, который руководил разведотделом, содержали только информацию по расшифровке иностранных кодов.
        Но самым неприятным сюрпризом было то, что адмирал Канарис и офицеры абвера умудрились приехать в Вену на два часа раньше и забрали самые интересные досье. Некоторые историки полагают, что четыре папки представляли особую ценность - это были досье на Гитлера, Геринга, Гейдриха и самого Канариса. Помог Канарису заместитель начальника австрийской военной разведки. Он передал адмиралу всю информацию в обмен на пост в абвере после аншлюса.
        С января 1938 года аппарат СД составлял австрийскую картотеку - с помощью местных нацистов собирали все сведения о сколько-нибудь заметных австрийцах.
        - На карточки, - рассказывал после войны на допросе бывший сотрудник Главного управления имперской безопасности Адольф Эйхман, - записывали имя и фамилию человека, адрес, партийную принадлежность, помечали, еврей ли он, масон ли, католик или протестант, активен ли политически.
        Гейдрих приказал провести немедленные аресты всех подозрительных лиц, прежде всего всех видных антинацистов. Для начала их поместили в местные тюрьмы, впоследствии перевели в концлагерь Маутхаузен. Австрийские социалисты натерпелись при кайзере. При Дольфусе их угнетали. Шушниг попытался довориться с ними в последнюю минуту, когда Гитлер уже стоял у ворот. Теперь их хватало гестапо. Руководил зачисткой Австрии государственный секретарь по вопросам безопасности в австрийских землях Эрнст Кальтенбруннер, будущий сменщик Гейдриха в Главном управлении имперской безопасности.
        Добровольно явился в отделение полиции студент юридического факультета еврей Бруно Крайский, активист социал-демократической рабочей партии Австрии. Гестаповцы уже побывали у него дома. Накануне студент Крайский сдавал экзамены.
        Профессор решил проверить, способен ли студент применить свои познания в практической жизни:
        - Сегодня счастливый день для всей германской нации. Я жду от вас юридического обоснования присоединения Австрии к рейху.
        - Это трудный для меня вопрос, - честно ответил Бруно Крайский. - Я не могу дать на него ответа.
        Крайский все же сдал экзамен. После прихода нацистов он был арестован, правда, через полгода его выпустили, и он смог эмигрировать в Швецию. После войны стал канцлером независимой Австрии.
        Присоединив Австрию, нацисты приобрели и возможность руководить Международной комиссией уголовной полиции, которая с 1956 года называется Интерполом. Эта организация образовалась на Международном полицейском конгрессе, который собрался в Вене в сентябре 1923 года. Австрийская столица и стала штаб-квартирой международной полиции. Гитлер поставил во главе будущего Интерпола сначала Гейдриха, потом Кальтенбруннера…
        Суд чести по делу генерала Фрича возобновился 17 марта 1938 года. К этому времени Австрия была включена в состав рейха. Гитлер, побывав на родине, вернулся в Берлин триумфатором. Генерал-майор Вальтер фон Хайц, глава имперского военного суда, пояснил, что все обвинения против генерала Фрича были основаны на ошибке. Суд чести полностью оправдал генерала. Но это уже не имело никакого значения. Кто рискнул бы предъявить претензии фюреру, осуществившему чаяния немецкого народа?
        Гитлер фарисейски сказал о генерале Фриче:
        - Эта история оказалась настоящей трагедией. В той ситуации я не мог действовать иначе. Но теперь генерал получит сатисфакцию.
        Фюрер приказал расстрелять «свидетеля обвинения», мелкого полицейского провокатора, которого заставили свидетельствовать против генерала.
        Ни назначать Фрича на пост министра, ни восстанавливать его в прежней должности Гитлер не собирался. Он назначил генерала почетным командиром 12-го артиллерийского полка. Когда Германия 1 сентября 1939 года напала на Польшу, снедаемый желанием восстановить свою репутацию генерал Фрич отправился на фронт вместе с полком. Он погиб в бою под Варшавой - польская пуля попала в бедренную артерию, и он умер от потери крови.
        ТАК НАЧАЛАСЬ ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
        Вечером 31 августа 1939 года польская столица была полностью затемнена. Окна были наглухо закрыты - варшавяне больше всего боялись отравляющих газов.

«В тот вечер, - писал пианист Владислав Шпильман в своих воспоминаниях, блестяще экранизированных режиссером Романом Полански, - все были уверены, что война с немцами неизбежна. Только неисправимые оптимисты еще предавались иллюзии, что на Гитлера произведет впечатление решительная позиция Польши».
        Берлин, напротив, был ярко освещен. Но жители немецкой столицы тоже жили ожиданием войны.

«Каждый, с кем я говорил, - отмечал корреспондент американской радиокомпании Си-би-эс Уильям Ширер, - был против войны. Как может страна вести войну, если население против?»
        Даже служба безопасности в своих секретных донесениях о положении в стране, отправляемых в имперскую канцелярию, сигнализировала о «недостаточной готовности к войне». Но Гитлер уже отдал приказ. Руководители спецслужб Рейнхард Гейдрих и Вильгельм Канарис заранее получили указание обеспечить повод для уже запланированной войны с поляками и решили инсценировать нападение поляков на какой-нибудь немецкий объект.

17 августа 1939 года начальник штаба руководства вермахтом генерал Вильгельм Кейтель приказал начальнику абвера Канарису раздобыть комплекты польской военной формы, оружие и документы и все это как можно скорее передать СС. Канарис пригласил к себе начальника 1-го (разведывательного) отдела абвера полковника Ганса Пикенброка и начальника 2-го (диверсионного) отдела Эрвина фон Лахоузена, которого недавно перевели из Вены. Посоветовавшись, они постарались сделать так, чтобы грязная работа досталась СД.
        Ее поручили руководителю оперативно-технического отделения внешнеполитической разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюреру Альфреду Науйоксу. Начальник Главного управления Рейнхард Гейдрих спросил подчиненного, справится ли он со столь важной задачей. Науйокс ответил, что сделает все, что в его силах.
        - Сделайте больше, - распорядился Гейдрих. - Я рассчитываю на вас. Провал будет для нас позором.
        Гейдрих указал Науйоксу местечко на границе с Польшей под названием Гляйвице. В этом деле участвовал агент СД в Польше Отто Улитц, завербованный шестью годами ранее. Он занимался созданием групп, которые агитировали за присоединение населенных немцами польских районов к Германии, проводили митинги и сообщали о несправедливостях и жестокостях со стороны польских властей. Все это ведомство Геббельса превращало в разнузданную антипольскую пропаганду.
        К операции привлекли радиста Карла Бергера, Генриха Ноймана, который свободно говорил по-польски, и еще двоих сотрудников СД. Группа Науйокса отправилась в Гляйвице и остановилась в гостинице. Все зарегистрировались под чужими именами и выдавали себя за горных инженеров. Служащие отеля думали, что эти люди ищут полезные ископаемые, а местный уроженец Отто Улитц им помогает.
        В Гляйвице находилась небольшая радиостанция, где работали двое немцев, которых посвятили в план. Гейдрих передал Науйоксу текст, который должны были произнести
«польские бандиты, захватившие радиостанцию». Для полноты картины не хватало нескольких трупов, которые поручили обеспечить начальнику гестапо Генриху Мюллеру.
        Мюллер пригласил к себе Науйокса и познакомил со своими подчиненными Гербертом Мельхорном и Отто Рашем. Они обещали трупы. Договорились, что дюжину уголовников переоденут в польскую военную форму, всем сделают смертельный укол, потом в них несколько раз выстрелят, имитируя бой, и предъявят трупы в качестве доказательства вины Польши, развязавшей войну.
        Оберфюрер Мельхорн происходил из богатой семьи, изучал право и работал адвокатом в Саксонии. Он был одним из первых сотрудников СД и занимался созданием картотеки врагов рейха. Он высоко ценил собственный интеллект и презирал Гейдриха, но недооценил начальника и лишился должности. Его перебросили на мелкую должность в гестапо. К оперативной работе Мельхорн оказался непригоден и в подготовке операции в Гляйвице был малополезен. Зато после захвата Польши отличился в уничтожении мирного населения. После войны его за военные преступления повесили в Польше.
        Отто Раш, доктор права, сделал большую карьеру, получил звание бригадефюрера СС. Он руководил службой безопасности в Кенигсберге и, естественно, был привлечен к Польской операции. В сорок первом руководил массовыми экзекуциями на Украине, в том числе уничтожением евреев в Бабьем Яру. Повесить его не успели, в 1948 году Раш умер в тюрьме…
        Когда Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Польшу, назначив день начала войны - 1 сентября 1939 года, Гейдрих позвонил своему подручному в Оппельне Хельвигу. Тот доложил находившемуся там же начальнику гестапо Мюллеру, что отобранных для акции преступников нужно поделить на две категории - одних переодеть в польскую форму, других - в форму немецких пограничников. Так информация о перестрелке будет выглядеть достовернее.
        Альфред Науйокс провел в Гляйвице две недели. Он сидел в гостинице «Обершлезишес хотель», пока не пришло распоряжение Гейдриха действовать. Науйокс отправился на радиостанцию, где дежурили его люди. На польском языке прозвучал призыв к войне против Германии, после чего оперативная группа стала палить из пистолетов.
        Науйокса, который вошел в историю как человек, начавший Вторую мировую войну, выставили из СД после сделки на черном рынке, о которой стало известно начальству. Руководство службы безопасности считало, что свой криминальный талант Науйокс обязан поставить на службу государству, а он хотел еще и немного подзаработать. Его отправили в войска - в 7-ю горнострелковую дивизию СС «Принц Ойген», которая боролась с партизанами в Югославии. В конце лета 1944 года его перевели в пострадавшую в боях 12-ю дивизию СС «Гитлерюгенд». 19 октября 1944 года на Западном фронте он перебежал к американцам и все рассказал…

1 сентября 1939 года ранним утром началась бомбардировка Варшавы.

«Меня разбудил грохот взрыва, - вспоминал пианист Владислав Шпильман, - было уже светло. Я посмотрел на часы: шесть утра. Война началась».
        Началась Вторая мировая война. С этого трагического дня вся эпоха после Первой мировой, которую клялись никогда не повторять, все двадцать послевоенных лет превратились в предвоенные.
        Берлинцы узнали о начале войны значительно позже.

«Когда я поехал передавать утреннюю передачу, - писал американец Уильям Ширер, - люди на улицах выглядели весьма апатичными. Напротив отеля «Адлон» работала утренняя смена строителей, воздвигавших новое здание «ИГ-Фарбен». Все было так, словно ничего не произошло. Только люфтваффе установили пять тяжелых зенитных орудий, чтобы защищать Гитлера, когда он будет выступать перед рейхстагом».
        Речь Гитлера перед депутатами в опере Кролля в десять утра транслировали все радиостанции Великогерманского рейха:
        - С пяти часов сорока пяти минут мы отвечаем полякам огнем. С этого момента на каждую бомбу мы ответим бомбой! Кто придет с газом, получит в ответ отравляющие газы!
        Историки заметили, что Гитлер ошибся на час. Первый выстрел Второй мировой войны прозвучал в четыре часа сорок семь минут утра, когда немецкий учебный корабль
«Шлезвиг-Гольштейн» обстрелял крепость Вестерплатте у порта Данцига (ныне Гданьск)…
        Только недавно выяснилось, что война началась на несколько минут раньше. Первый удар нанес не флот, а люфтваффе, военная авиация, которая вызывала здесь тот же ужас, который в последующие годы немецкие летчики наводили на всю Европу.
        Люфтваффе были предметом особой гордости Гитлера. Военно-воздушные силы считались самыми мощными. В сентябре 1939 года они насчитывали четыре тысячи боевых самолетов, разбитых на четыре воздушных флота. По данным штаба генерала Альберта Кессельринга, командовавшего 1-м флотом, половина была использована для нападения на Польшу.
        Сочетание пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» (Stuka - Sturzkampfbomber) и танков открыло германским генералам возможность стремительного прорыва фронта и позволило в считаные дни разгромить устаревшую польскую армию. Немецкая авиация совершила в общей сложности девять тысяч боевых вылетов с бомбометанием.
        Штаб 4-го воздушного флота находился в замке Шёнвальд неподалеку от силезского города Розенберг. Флигерфюрер по особым поручениям генерал-майор барон Вольфрам фон Рихтхофен за пять дней до начала войны получил от командующего авиацией Германа Геринга приказ подготовить боевые вылеты штурмовой авиации. Война должна была начаться 26 августа, но ее на несколько дней отложили.
        Рихтхофен в 1943 году станет генерал-фельдмаршалом, а вскоре после войны умрет от рака. Во время гражданской войны в Испании он был начальником штаба легиона
«Кондор». После бомбардировки баскского городка Герника в 1937 году Рихтхофен записал в своем военном дневнике: «Герника, город с пятью тысячами жителей, буквально стерта с лица земли. Воронки от бомб на улицах видны до сих пор. Просто потрясающе».
        Рихтхофен лично напутствовал командиров эскадрилий пикирующих бомбадировщиков. Цель - маленький польский город Вилун в ста километрах восточнее Бреслау (Вроцлав). Задача - уничтожить город. Особое поручение - испытать только что поступивший в войска усовершенствованный пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87В». На авиационном заводе в Дессау на них установили вдвое более мощные моторы (тысяча сто пятьдесят лошадиных сил). Новые самолеты развивали скорость триста километров в час и несли бомбовую нагрузку в полтонны. Они могли пикировать на цель с большой высоты.
        Вилун всегда был захолустьем, всего-то шестнадцать тысяч жителей, в основном крестьяне. Город много раз переходил из рук в руки. В 1793 году город оказался под прусским управлением, в 1807-м - благодаря Наполеону - снова вернулся к полякам. После раздела Польши и до Первой мировой городок находился под управлением русской короны.

31 августа 1939 года здесь объявили воздушную тревогу. Но горожане были уверены, что беспокоиться не о чем. В Вилуне не было ни железнодорожного узла, ни промышленности, если не считать сахарного заводика на окраине. Квартировавший в городе кавалерийский полк весной отправили ближе к границе. В городе не было ни зениток, ни бомбоубежищ.
        Двадцать девять «Юнкерсов» 76-й эскадрильи под командованием капитана Вальтера Зигеля взлетели с военного аэродрома Нидер-Эльгут северо-восточнее Оппельна. Ночью на летное поле опустился туман, но капитан Зигель поднял свои самолеты. На часах было две минуты пятого утра. Полет занял около двадцати минут.
        Примерно в четыре часа тридцать пять минут пикирующие бомбардировщики с включенными сиренами обрушились на спящий город. Первые бомбы упали на западную часть города. Эскадрилья вернулась без потерь.

«Цель уничтожена, - записал в отчете капитан Зигель, - зафиксированы потери. Наличие противника не наблюдается».
        Первые бомбы немецкие летчики сбросили на католическую больницу Всех Святых, хотя не могли не видеть на крыше большой красный крест.
        - Я очень рано лег спать, - рассказывал спасшийся при бомбежке врач. - Внезапно на территории больницы раздался взрыв. Оконные стекла со звоном вылетели и посыпались на мою кровать. Я вскочил, схватил одежду и выбежал на улицу. В этот же миг дом позади меня рухнул.
        Всюду лежали обломки, из-под них доносились стоны. Трижды самолеты бомбили больницу. Одна из бомб оставила в саду такую воронку, что в ней могло бы уместиться полдома. При налете погибли две монахини, четыре больничных сестры и двадцать шесть пациентов больницы.
        Три волны самолетов обрушились на город. На сей раз бомбили восточную часть города. Последним налетом командовал майор Оскар Динорт. С высоты два километра самолеты резко пикировали на цель. На высоте восемьсот метров они открывали бомбовые люки. Майор Динорт сбросил самую тяжелую бомбу. «Она упала точно на базарную площадь!» - ликующе вспоминал он в сборнике военных мемуаров «Адские птицы».
        Итог бомбардировки - город разрушен на две трети, убито тысяча двести человек.
        Но зачем немцам понадобилось уничтожать провинциальный городок прежде, чем началась война?
        После войны пытались найти этому оправдание. Кайус Беккер издал в 1964 году книгу
«Высота атаки - четыре тысячи метров». В ней бомбардировка Вилуна изображена в стиле нацистской пропаганды: «Командир эскадрильи видит только свою цель. Внезапно это уже не анонимный червь, ползущий по карте. Теперь это транспортные средства, люди и лошади. Польские всадники. Пикирующие бомбардировщики против кавалерии».
        Но в Вилуне не было солдат! И немецкие пилоты это знали. Город бомбили не для того, чтобы уничтожить мнимого врага. Генерал Вольфрам фон Рихтхофен испытывал модернизированные «Юнкерсы-87В» на живых мишенях.
        А командир эскадрильи капитан Вальтер Зигель искупал вину. За две недели до начала войны, 15 августа, его эскадрилья демонстрировала боевую выучку в присутствии высокого начальства. На полигоне Нойхаммер в Заганской пустоши его летчики должны были показать, на что способны новые машины. Задание для эскадрильи - имитировать бомбометание с небольшой высоты. Вместо бомб сбрасывали мешки, полные цемента, с дымовым зарядом.
        Из-за ошибочного метеопрогноза и тумана на земле произошла катастрофа - молодые летчики ошиблись в определении высоты, и тринадцать машин врезались в землю. Двадцать шесть пилотов погибли. Более опытный капитан Зигель сумел в последнюю минуту взять штурвал на себя и набрать высоту. Военный трибунал его оправдал. Накануне войны нужны были все способные летать. Уничтожая Вилун, капитан доказывал свою полезность рейху…
        Война уже началась, а имперское министерство иностранных дел отправило в еще не закрытое польское посольство в Берлине дипломатическую ноту, составленную с особым цинизмом: «Германские военно-воздушные силы получили приказ ограничиваться в своих военых действиях в Польше исключительно военными объектами».
        Летчики Геринга с самого начала войны не делали никакого различия между военными и гражданскими целями. Вслед за Вилуном последовало разрушение Варшавы. В девять часов вечера 3 сентября Гитлер на спецпоезде отправился на фронт. Его сопровождали девять адъютантов, два врача, три секретаря, несколько радистов, личный фотограф, трое слуг, два водителя, бригада обслуживания из тринадцати человек - официанты, повара, мойщики посуды.
        Однажды спецпоезд едва не попал в беду - польские бомбардировщики бомбили немецкие войска всего в паре километров от состава с Гитлером. Ставкой фюрера стал городок Бад Польцин, где 4 сентября 1939 года остановился его поезд. Туда перебросили подразделения пехотного полка «Великая Германия», роту связи, два взвода мотоциклистов, разведывательный взвод, взвод противотанкового оружия и зенитные установки, смонтированные на железнодорожных платформах.
        Командовал этим войском Эрвин Роммель, которого Гитлер 25 августа 1939 года произвел в генерал-майоры.
        На внешних рубежах установили зенитную и противотанковую артиллерию. Полиция огородила полукилометровую зону безопасности, но из нее никого не выселяли. Местным жителям только запретили приближаться к спецпоезду. Это был временный командный пункт. Немецкие войска наступали быстро, поэтому там ничего не строили, штаб, как таковой, разместился в здании вокзала.

9 сентября, поскольку окруженная немецкими войсками польская столица продолжала сопротивляться, начались ковровые бомбардировки Варшавы. В течение трех дней город бомбили беспощадно. Самый страшный налет был 25 сентября. Последняя бомба упала на Варшаву днем 27 сентября, когда защитники столицы капитулировали.
        Свыше четырехсот самолетов совершили тысячу двести вылетов. В основном это были все те же «Юнкерсы-87» и бомбардировщики «Дорнье-17». Поскольку скоростные пикирующие бомбардировщики не могли сбрасывать зажигательные бомбы, использовались и тихоходные «Юн-керсы-52». Огненное облако над городом поднималось на высоту три километра и медленно уходило вдоль Вислы на север. За несколько дней бомбардировок и артиллерийских налетов в городе погибли двадцать тысяч человек, пятьдесят тысяч были ранены.
        После оккупации Польши Геббельс распорядился смонтировать документальный фильм о
«потрясающих достижениях люфтваффе» под названием «Огненное крещение». В апреле
1940 года премьерные показы состоялись в Дрездене, Гамбурге и Берлине. Однако эффект от демонстрации фильмов оказался не такой, какого ожидали нацистские пропагандисты.

«Глубочайшее воздействие оказали на всех зрителей картины разрушенной Варшавы, - говорилось в информационной сводке СД. - Особенно женщины выражали сочувствие полякам. При виде разрушенной Варшавы зрителей охватывало не гордо-героическое, а депрессивное, испуганное состояние по поводу «ужасов войны».
        Немецкая пехота вошла в Вилун. Среди офицеров был и граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, будущий заговорщик, человек, который через пять лет попытается убить фюрера. Тогда он еще не сомневался в правоте фюрера. Разрушенный город был почти пустым. Оставшиеся в живых убежали в леса. Трупы никто не убирал, возникла угроза эпидемии. После окончания боевых действий Вилун был включен в состав рейха. Поляки стали нежелательным элементом.
        - Кроме жестокости, не было ничего, - вспоминал один из горожан. - Мне бы пришлось солгать, если бы я захотел сказать о немцах что-то положительное. Каждый из нас дрожал от страха. Все боялись, что нас отправят на принудительные работы в Германию.
        У нацистов относительно города были далекоидущие планы. СС намеревались превратить его в образцовое немецкое поселение, а все польское выкорчевать. В городе открывались только немецкие школы. Но полностью ари-изировать город нацисты не успели. В ночь на 19 января 1945 года Вилун освободили наступающие войска 1-го Украинского фронта.
        Поляки восстановили город. Они хранят память о варварских бомбардировках, сровнявших с землей старый Вилун.
        Капитан люфтваффе Вальтер Зигель, который командовал первым налетом и метко сбросил бомбу на больницу,
        погиб в 1944 году в чине подполковника. Майор Оскар Динорт, который сбросил последнюю бомбу на базарную площадь, удостоился Рыцарского креста и умер через двадцать лет после войны.
        Дважды - в 1978 и 1983 годах - в ФРГ начиналось следствие по делу о бомбардировке католической больницы в Вилуне и через короткое время прекращалось. Прокуратура с очевидным сочувствием закрывала дело, ссылаясь на то, что в предрассветных сумерках пилоты могли и не разглядеть, что бомбят больницу…
        ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА МОНСЕНЬОРА ЙОЗЕФА ТИСО
        Обманчива бывает святость, особенно когда легенду путают с историей! Именно так светлым образом бродит в национальном сознании словаков черный человек: Йозеф Тисо, католический священник и президент государства, который в 1947 году - еще до коммунистического переворота в Праге - закончил свои дни на виселице. Как мученик или как преступник?
        История Словакии насчитывает одиннадцать веков. Но только в 1939 году епископ Тисо подарил своему народу - на целых шесть лет - национальное государство. Милостью Гитлера. И ценной жизни шестидесяти тысяч словацких евреев, которых убили еще до того, как этого потребовали немцы.
        Гитлер никогда не считался с «попами». Тем удивительнее было то, что 13 марта 1939 года он принял в имперской канцелярии монсеньора из Пресбурга (Братислава). После получасовой беседы Тисо вышел из кабинета союзником Гитлера. Накануне беседы он очень волновался и, по свидетельству переводчика, проглотил полкило ветчины.
        Гитлер разыграл свою партию как по нотам. Он делал вид, что словаки мечтают присоединиться к Венгрии. И это был удар для Тисо. После смерти священника Андрея Глинки в 1938 году Йозеф Тисо возглавил Словацкую народную партию, которая выступала с антивенгерскими лозунгами. Это была радикально-националистическая партия со своими боевиками, которые именовались «глинковской гвардией». Они ненавидели и венгров, и чехов и мечтали о собственном государстве.
        Йозеф Тисо был главой автономного правительства Словакии. 10 марта власти Чехословакии ввели военное положение. Тисо потерял свой пост и охотно принял предложение посетить фюрера.
        Гитлер сказал Тисо, что «речь идет не о днях, а о часах», но монсеньор не просил времени на размышления. Услышав предложение создать Словакию «под защитой германского рейха», он не колебался. Через два дня Гитлер двинул вермахт на Прагу, чтобы принять «остатки Чехии» под имперский протекторат.
        Ватиканский дипломат Джузеппе Бурцио отправился в Пресбург в качестве поверенного в делах. Он был поражен увиденным и докладывал в Ватикан 5 сентября 1940 года:
«Добрый словацкий народ поражен ораторской акробатикой своего любимого президента доктора Тисо, который всеми средствами религиозного и светского красноречия доказывает необходимость строительства «народной Словакии» в одном ритме с германским национальным социализмом. Борьба против евреев стоит при этом на первом месте».
        Уже 18 апреля 1939 года, всего через месяц после заключения Договора о протекторате с германским рейхом, Тисо по совету своего министра внутренних дел Шано Махи перенял немецкое законодательство, в том числе расовые законы. Хотя от него требовалось «тесное взаимопонимание» с Берлином только во внешней политике. По собственной инициативе словацкое правительство под руководством «главного эксперта по расовым вопросам» профессора Вой-цеха Туки выпустило Кодекс законов о евреях, состоящий из двухсот семидесяти параграфов.

7 сентября 1941 года президент Тисо выступал в Поважской Быстрице с проповедью по случаю освящения нового храма и приравнял германский национальный социализм к католическому социальному учению. Пораженный представитель Ватикана Джузеппе Бурцио обратился к нему с запросом. Но Тисо и не думал отказываться от своих слов, хотя его собственные сподвижники удивлялись, как «теолог может проповедовать такую ересь!».
        Через месяц, 7 октября, словацкие епископы отправили Тисо меморандум, указав в нем, что кодекс, с точки зрения католического права, нарушает права и свободы человека: «Как мы сможем и дальше учить, что все люди равны перед Богом? Как мы будем провозглашать положение о том, что нельзя делать людям то, что не хочешь, чтобы делали с тобой?»
        Ватикан 12 ноября 1941 года отправил президенту Словакии ноту протеста: по поручению папы Пия XII было заявлено, что словацкие расовые законы «откровенно противоречат принципам католической церкви». Тисо вычеркнули из списка «папских прелатов», то есть лишили его титула монсеньора. Но это его мало волновало. Тисо мобилизовал словацкий легион для участия в войне Гитлера с Советским Союзом и считал себя участником крестового похода против «еврейского большевизма».
        Парламент Словакии проголосовал за депортацию евреев в нацистские лагеря смерти. Причем страна взяла на себя обязательство оплачивать расходы Германии по отправке евреев в лагеря. Против проголосовал только Янош Эстерхази, единственный венгр-депутат парламента. Самое поразительное состоит в том, что после крушения нацистской Германии коммунистическая власть посадила Эстерхази в лагерь за то, что на сей раз он защищал венгерское меньшинство. Его приговорили к смертной казни, потом заменили ее пожизненным заключением. Он умер в тюрьме…

9 марта 1942 года Джузеппе Бурцио телеграфировал в Рим: «Поступило сообщение о массовой депортации всех словацких евреев. Меня информировали, что этот ужасный план - дело рук премьер-министра Туки и министра внутренних дел Махи. Они сделали это раньше, чем Германия этого потребовала! Я был у премьер-министра, который позволил себе заявить (он, который так превозносит католицизм), что не видит в депортации ничего бесчеловечного и противоречащего христианству. Высылка восьмидесяти тысяч человек на территорию Польши в руки немцев означает для большинства из них верную гибель».
        Две недели папа Пий XII колебался, не зная, как ему реагировать. Потом все же дал указание своему представителю в Пресбурге заявить протест президенту Тисо. 26 марта папский министр иностранных дел Тардини записал в дневнике: «Не знаю, остановят ли наши шаги этого безумца! А безумцев двое - премьер-министр Тука, который действует, и Тисо - священник, который приказывает ему действовать».
        Президенту Тисо, конечно, не понравилось, когда кардинал Мальоне приказал передать ему: «То, что происходит в Словакии, - это позор для католической страны». Тисо продолжает произносить проповеди. Он объясняет, что руководствуется христианской любовью к ближнему при «избавлении от вечного еврейского врага», потому что он просто обязан «устранить все, что способно причинить вред моему ближнему».
        Большинство словацких епископов, по существу, поддержали своего президента:
«Трагедия евреев в том, что они не признали Спасителя. В конце концов, они играли важную роль в кровавых преследованиях христиан в России и Испании. И у нас тоже их влияние было вредным. Вот почему церковь не может возражать против того, чтобы государственная власть законным образом избавила страну от вредного влияния евреев. Но при решении этой сложной проблемы также нельзя забывать о том, что евреи тоже люди…»
        Но епископ Гойдич из Восточной Словакии обратился к папскому представителю в Пресбурге. Он был возмущен бесчеловечным обращением «глинковской гвардии» с депортируемыми евреями. Епископ потребовал лишить президента Тисо сана священника. Посланник Бурцио пытался остановить депортацию евреев. Свой разговор с премьер-министром Тукой он назвал «разговором с сумасшедшим». Тука клялся, что Словакия высылает евреев по собственной инициативе, немцы здесь ни при чем. Давление Ватикана возымело свое действие. Правительство Словакии приостановило депортацию крещеных евреев, чтобы проверить подлинность свидетельств о крещении.
        В мае 1944 года двое заключенных Освенцима совершили дерзкий побег из концлагеря и добрались до ватиканского представительства в Пресбурге. Посланник Бурцио поручил встретиться с ними прибывшего из Швейцарии монсеньора Мартилотти. Встреча прошла тайно в монастыре под Пресбургом. Подробный отчет об уничтожении высланных из Словакии евреев был отправлен в Ватикан. Но прибыл он туда только пять месяцев спустя, в ноябре 1944 года. Только ли потому, что Рим уже был освобожден войсками союзников и курьерская почта из стран - союзниц Германии не работала?
        Тем временем в Словакии вспыхнуло вооруженное восстание, которое пытались подавить немецкие войска. Заодно уничтожались евреи, даже те, которых скрывали в монастырях. Посланник Бурцио в очередной раз обратился к президенту Тисо, умоляя его спасти хотя бы крещеных. Тисо сослался на давление немцев.

«Я не нашел у него никакого понимания, - сообщил Бурцио в Ватикан. - Ни единого слова сочувствия к жертвам преследований! Тисо видит в евреях корень зла и защищает акции немцев против евреев как следствие высшей необходимости».
        Только теперь папа Пий XII, который мог больше не бояться немцев, собственной рукой правит письмо своему посланнику в Словакии: «Вам следует немедленно отправиться к президенту Тисо и напомнить ему именем первосвященника о нормах поведения, которые должны соответствовать сану и совести священника. Обратите его внимание на то, что несправедливость, которая творится его правительством, наносит ущерб престижу его родины и дискредитирует церковь и священнослужителей».
        Президент Тисо берется за перо, чтобы ответить папе римскому:

«Слухи о жестокостях - порождение вражеской пропаганды. Политические реформы в независимой Словакии происходили без кровопролития. Осуждаемые Вами акции против чехов и евреев правительство Словакии провело не из-за их национальности и происхождения, а исходя из необходимости защищать наш народ от врагов, которые ведут против нас многовековую подрывную деятельность…
        Наша вера состоит в нашей благодарности к немцам, которые не только допускают и признают естественное право нашего народа на существование, независимость и национальную свободу, но и поддерживают нас в борьбе против чехов и евреев, врагов нашего народа. Но мы уверены, что эта мнимая «вина» в глазах католиков является высшим нашим достоинством.
        Попытка наших врагов нанести урон церкви является чистым фарисейством. Святая мать-церковь подвигает священнослужителей на службу простым людям для того, чтобы они не становились добычей хищных волков.
        Святой отец! Мы останемся верны нашей программе: «За Бога, за народ!»
        Йозеф Тисо, священник».
        Только через семь недель, 24 декабря 1944 года, это письмо легло на стол папе - в тот святой вечер, когда папа Пий XII по радио Ватикана прочитал свое рождественское послание католическому миру. Он говорил об «океане крови и слез», но не назвал поименно преступников, которые творили зло.
        Папа не стал отвечать президенту Тисо, отправил его письмо в архив без комментариев. Туда же вскоре отправится все «дело Тисо», в том числе обращение папского церемониймейстера монсеньора Карло Респиги, который писал, что «мы тщетно ждем сильного слова святого отца в защиту человечности и народы испытывают отвращение перед лицом молчания и бездействия Святого престола».
        Йозеф Тисо в тот рождественский вечер еще раз восславил гитлеровскую Германию как
«знаменосца прогрессивнейших социальных идей». В конце октября он принимал парад в Банской Быстрице вместе с обергруппенфюрером СС Германом Хефле, которого в сентябре назначили руководителем СС и полиции в Словакии с задачей подавить национальное восстание. Тисо тогда отслужил благодарственную мессу, не подозревая, что это его последнее публичное выступление и что очень скоро их с эсэсовцем Хефле повесят.
        Когда в марте 1945 года советские войска вошли в Прес-бург, который стал Братиславой, Тисо исчез. Он нашел убежище в Австрии. Даже самоубийство Адольфа Гитлера не заставило его одуматься. Он отправил поздравительную телеграмму
«преемнику фюрера» гроссадмиралу Карлу Дёницу, уверив его в своей преданности. Но тут американские войска обнаружили его в баварском монастыре Альтеттинг и выдали чехословацкому правительству.

2 декабря 1946 года начался процесс над Йозефом Тисо. Его приговорили к смертной казни и повесили 18 мая 1947 года. Он не проявили ни раскаяния, ни волнения, когда в зале суда показывали документальные кадры, снятые в лагерях уничтожения. До последней минуты Тисо ощущал себя словацким национальным героем. Почему, интересно, папа римский Пий XII не попросил президента Чехословакии Эдуарда Бенеша о помиловании Тисо? Или папа не решился даже на это?
        ВОЙНА ВСТУПАЕТ НА НЕМЕЦКУЮ ЗЕМЛЮ
        В первые дни 1945 года на Восточном фронте, на огромных пространствах между Карпатами и Балтийским морем, царила обманчивая тишина. Это было затишье перед новым наступлением Красной армии, которое началось 12 января.
        После многочасовой артиллерийской подготовки, размалывавшей немецкие войска, Красная армия рванулась вперед. В конце января последнего года войны советские войска уже стояли на Одере под Кюстрином, в шестидесяти километрах от Берлина. Они захватили Верхнюю Силезию, лишив нацистскую Германию последней индустриальной базы. 26 января Восточная Пруссия была в кольце. Через три дня кольцо окружения сжалось вокруг Кёнигсберга. Войска группы армий «Центр» были разрезаны и оказались в трех котлах.
        Война пришла на немецкую землю, и теперь немцам предстояло испытать то, что по их вине пережила вся Европа и больше других - Советский Союз. Немецкое население бежало от Красной армии. Но партийные секретари призывали держаться до последнего. Гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох, который два года свирепствовал на Украине, вернулся в родные края и был назначен имперским комиссаром обороны Восточной Пруссии.
        Но он никого не может удержать. Гражданское население бросает все и, сложив имущество на повозки, движется на запад. Ночью температура падает до минус двадцати. Маленькие дети и старики погибают от холода. Колонны вермахта небрежно сбрасывают повозки с вещами в придорожные канавы. Таков приказ - очистить дороги, чтобы обеспечить армейским частям свободу передвижения.

«Немецкий народ, - записывал в своем дневнике Геббельс, - переживает сейчас испытание на прочность, и он должен его выдержать, если не хочет вообще прекратить свое существование как нация».
        Иначе говоря, вождей рейха не интересует судьба беженцев. Оставаться немцы боятся. Они боятся красноармейцев, которые будут мстить за весь тот кошмар, что немецкая армия принесла на их землю, за невиданную войну на уничтожение Советского Союза.
        Современные немецкие историки ввели в оборот документы, наглядно рисующие обстоятельства, при которых Красная армия вошла в Германию. Сейчас книги, которые описывают последние дни рейха, в большом количестве присутствуют на полках берлинских книжных магазинов.
        В архиве в Кобленце хранятся отчеты тех лет, составленные в Восточной Пруссии и в других местах, куда пришли советские солдаты. Происхождение документов таково - несколько районов на короткое время были отбиты частями вермахта, и местные власти успели составить эти отчеты.

«Отчет из Оттенхагена, Восточная Пруссия:
        Мы блуждали по глубокому снегу, был сильный мороз. Нас часто обгоняли небольшие отряды русских, которые всегда требовали часы и сапоги. При этом был застрелен восьмидесятилетний старик, который отошел в лес по нужде.
        Неожиданно подъехали две автомашины с русскими, которые моментально забрали у нас все, что было ценного: сумочки, чемоданы, тюки, меха. Потом нас выстроили и стали расстреливать. Это произошло так внезапно, что никто ничего не успел сказать. Мой муж получил пулю в голову одним из первых. Я услышала крики, звуки выстрелов, от боли потеряла сознание и упала. Из девятнадцати человек я одна осталась жива.
        Отчет из Эльбинга, Восточная Пруссия:
        Нас гнали вперед под конвоем русских солдат. Во время этого марша смерти русские солдаты бросали в колонну ручные гранаты. Упавшие оставались лежать, а колонна должна была продолжать путь, перешагивая через них. Тех, кто не умер сразу, достреливали в затылок. Такие выстрелы мы называли милосердными.
        Отчет из Арнсвальда, Померания:
        Русские выстрелили сигнальной ракетой внутрь приусадебного сарая, который сразу загорелся. Из сарая выбежали человек пятьдесят - целые семьи. Русские стали стрелять в них из автоматов. Я спросил у русских, почему они это делают. Они ответили, что немецкие солдаты убивали русских женщин и детей.
        Отчет из Катовице, Верхняя Силезия:
        Через два с половиной месяца меня перевели в штрафной лагерь для пленных… Здесь каждый день умирало по двадцать пять человек, а когда разразилась эпидемия тифа, то и по семьдесят.
        Отчет из района Кольмар, Позен:

20 января 1945 года нам велели уходить, но уже на третий день нас обогнали русские войска. Мой муж стоял у повозки и хотел взять у меня малышку, так как мы решили свернуть с дороги и бежать. Тут подошел русский и спросил:
        - Немец или поляк?
        Муж ответил:
        - Немец, - и тут же получил пулю в грудь. Он умер почти сразу, у меня на глазах.
        Отчет из Данцига:
        На глазах мужчин, на которых наставили пистолет, они изнасиловали женщин. Мы прятались, но они нас нашли. Один из них, лет восемнадцати, намеревался сделать это и со мной. Вооруженный бутылкой вина, он втолкнул меня в телефонную будку. Я говорила:
        - Я совсем старуха, вся в морщинах.
        От только повторял:
        - Гроссмама, мусс («Бабушка, надо!»).
        Одна молодая женщина с тремя маленькими детьми пыталась незаметно проскользнуть мимо, но эта орда ее схватила и стала насиловать. Дети кричали:
        - Мама, мамочка!
        Отчет из Щецина, Померания:
        Русские, обыскивая и грабя поместье, нашли в винокурне спирт и шнапс и напились. И тут они начали убивать и насиловать. Нас, женщин, согнали в школу. Утром меня изнасиловал русский, другой в это время целился в меня из винтовки. Недавно вышедшая замуж дочь фрау Танков была изнасилована десять раз подряд».
        У преступлений красноармейцев в Восточной Пруссии есть предыстория, которая, возможно, их не оправдывает, но многое объясняет. С 22 июня 1941 года Третий рейх вел преступную, безжалостную войну на уничтожение Советского Союза, народов России, русских. Эта война унесла жизнь почти трех десятков миллионов советских людей и разрушила половину страны. Язык не поворачивается осуждать красноармейцев за то, как они вели себя в Германии…

«Допускаю какие угодно жестокости, - писал философ Федор Степун, эмигрировавший после революции в Германию, - но на одном настаиваю: русский человек жесток только тогда, когда выходит из себя. Находясь же в здравом разуме, он в общем совестлив и мягок. В России жестокость - страсть и распущенность, но не принцип и порядок. Иначе у немцев…»

4-й немецкой армией, оборонявшей Восточную Пруссию, командовал генерал пехоты Фридрих Хоссбах, бывший военный адъютант Гитлера. Он потерял доверие фюрера, когда в скандале вокруг генерала Фрича принял его сторону. Гитлер отправил его в войска командиром полка. За эти годы Хоссбах вырос в звании и должности и был награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
        В конце января 1945 года генерал Хоссбах понял, что сопротивление бесполезно, и попытался со своими попавшими в котел войсками прорываться на запад, в сторону Вислы.
        - Гражданское население должно остаться, - объяснил он своим офицерам. - Это звучит жестоко, но изменить ничего нельзя.

29 января Гитлер сместил Хоссбаха с должности командующего армией и отменил приказ об отступлении. Войска были обречены, зато у гражданского населения появился шанс бежать. Мирное население уходило по единственной оставшейся дороге к Данцигу и к портовому городку Пиллау в надежде попасть на суда, уходящие в рейх. Пиллау был переполнен. В Данциге скопились сотни тысяч беженцев, рассчитывавших на спасительные суда.
        После войны командующий военно-морским флотом гроссадмирал Карл Дёниц утверждал, что он сохранил жизнь двум миллионам немцев из Восточной Пруссии: «Спасение людей из восточногерманских провинций было приоритетной задачей флота весной 1945 года».
        Гроссадмирал лгал. 22 января Гитлер одобрил предложение Карла Дёница зарезервировать скудные запасы угля исключительно для ведения боевых операций на море, а не для эвакуации беженцев. Дёниц обещал, что флот поможет находящимся в окружении войскам продолжить войну. В том числе курляндской группировке, то есть группе армий «Север», в командование которой вступил генерал-полковник Лотар фон Рендулич, австрийский нацист, обещавший Гитлеру не капитулировать.
        У командующего военным флотом были и ведомственные интересы в Восточной Балтике, эта акватория являлась тренировочной базой новых типов германских подводных лодок. Дёниц, уверенный в окончательной победе Третьего рейха не меньше самого фюрера, считал, что новые лодки помогут ему добиться перелома в морской войне против союзников.
        Поэтому усилия флота в первые месяцы сорок пятого были подчинены одной цели - удержать Курляндию, Восточную Пруссию и Данциг. Адмирал Карл Дёниц делал все, чтобы эта кровавая мясорубка не остановилась. До начала мая военный флот безостановочно поставлял окруженным войскам боеприпасы и снаряжение. И вывез около полумиллиона раненых, страшный показатель жестокости боев. На обратном пути корабли брали на борт оружие и транспортные средства, которые не были нужны окруженным и ведущим позиционную войну - «за каждую пядь земли» - группировкам. И только если на борту оставались свободные места, военные корабли подбирали беженцев.
        Но и гражданский флот по большей части оставался недоступен для ожидавших помощи людей. Гауляйтер Гамбурга и имперский комиссар морских перевозок обергруппенфюрер СС Карл Кауфман объяснил: «Потребности группы армий «Север» в поставках снаряжения и объем грузов, подлежащих вывозу, полностью исчерпывают возможности моего балтийского тоннажа».
        Использование судов большого водоизмещения не помогало - они оказывались под прицелом подводных лодок. 30 января подводная лодка С-13 бригады подлодок Балтийского флота под командованием капитана 3-го ранга Александра Ивановича Маринеско торпедировала пароход «Вильгельм Густлофф», принадлежавший нацистской туристической организации «Сила через радость». Через несколько минут судно ушло на дно. В ледяной воде погибло не меньше пяти тысяч человек - точное число пассажиров не удалось установить.

16 апреля утонуло судно «Гойя», погибло шесть тысяч человек. Тысячи утонули при гибели пароходов «Карлсруэ», «Генерал фон Штойбен», «Мольткефельс»… Весной сорок пятого в Балтике утонуло около двадцати тысяч немцев.
        Часть эвакуированных попали в Данию, где к ним отнеслись как к врагам. Немцев загнали за колючую проволоку, их почти не кормили, не оказывали им медицинской помощи. Тринадцать тысяч немцев умерли, половину из них составляли дети. Датчане ничего не желали делать для немцев, которых ненавидели. Для граждан рейха настало время расплаты.
        Остальные беженцы добрались только до Данцига. Вырваться оттуда было практически невозможно - железные дороги обслуживали лишь военные перевозки. В результате в середине февраля в районе Данцига собралось около полумиллиона никому не нужных беженцев. По оценкам историков, каждый день сто человек умирало только от истощения.
        Из Данцига кое-кто брел дальше, в Померанию. Гауляйтер Данцига и имперский комиссар обороны Западной Пруссии обергруппенфюрер СС Альберт Форстер отпускал по семь тысяч человек в день, потом нехотя увеличил квоту вдвое. Ему не хотелось, чтобы люди бежали из города, который он обещал фюреру удерживать до последнего.

24 февраля Красная армия наносит новый удар и заполняет Померанию. 4 марта советские войска прорываются к Балтийскому морю. Район вокруг Данцига превращается в огромный котел. Беженцы отхлынули назад.
        Из документов штаба 2-й немецкой армии следует, что отчаявшиеся люди стали жертвами собственных властей: «В предместье Данцига находится ровно два миллиона человек. К сожалению, население сначала двигалось на запад, а потом снова на восток. Положение людей ужасающе, потому что отступающие части с согласия гауляйтера беспощадно сбрасывают население с дороги, и люди остаются лежать в придорожных канавах».

2-й армией командовал генерал-полковник Вальтер Вейс, имевший большой опыт прорыва из котлов, в которые его армия не раз попадала. 19 февраля вермахту удается ненадолго прорвать кольцо вокруг Кёнигсберга, и снова бесчисленные толпы вырываются из города в Пиллау и рыбацкие деревни.
        К началу марта в маленьком Пиллау и граничащем с ним Замланде скопилось сто тридцать тысяч беженцев. Часть кёнигсбержцев предпочли вернуться в родной город. По подсчетам гауляйтера Коха, число беженцев превышало четверть миллиона. Но отвечавший в штабе командования флотом за транспортные перевозки контр-адмирал Конрад Энгельхардт ответил, что вывезти их невозможно, поскольку нет угля.

23 марта Красная армия начала большое наступление на Данциг. Генерал-полковник Вальтер Вейс, только что получивший повышение и поставленный во главе группы армий
«Север», обратился к Дёницу: «Спешно присылайте суда, оборудование и любые плавательные средства!»
        Гроссадмирал ответил, что «все возможности исчерпаны».

30 марта, когда Данциг был разрушен артиллерийскими обстрелами, Дёниц лишний раз продемонстрировал, как мало его волновала судьба сограждан и попавших в окружение солдат. Он подписал приказ, в котором вновь ставил на первое и второе место все военные транспорты и только на третью позицию - эвакуацию раненых и беженцев. Через несколько дней большие пассажирские суда, на которых можно было перевозить раненых и беженцев, из-за нехватки угля ставятся на прикол.
        К концу марта Красная армия завершает ликвидацию Данцигского котла. В последних удерживаемых вермахтом областях наряду с десятками тысяч раненых остается около четырехсот тысяч беженцев. Еще двести пятьдесят тысяч - в Кёнигберге, Пиллау и Замланде.
        Военный флот умоляют о помощи. Гроссадмирал Дёниц уверяет, что «делается все возможное». В реальности загрузка судов, уходящих из Восточной Пруссии, распределяется следующим образом. Сорок процентов тоннажа отдается для нужд вермахта, сорок процентов - раненым, остальные двадцать - беженцам. Флот продолжает вывозить оружие, снаряжение, транспортные средства для того, чтобы вермахт продолжал сражаться на территории рейха!
        В начале апреля капитулировал Кёнигсберг, в середине апреля Замланд, остался только Пиллау, где было больше восьмидесяти тысяч беженцев. Сколько из них погибло во время боев за город - установить уже невозможно. Непостижимо, что даже в ситуации полной катастрофы и всеобщего бегства продолжается уничтожение евреев. В тот самый день, когда Красная армия взяла Пиллау, эсэсовцы начали эвакуацию по морю концлагеря Штутхоф. За несколько недель до этого, когда капитан 3-го ранга Маринеско потопил «Вильгельм Густлофф», эсэсовцы в отместку убили несколько тысяч евреев.
        Теперь на лодках и на любых плавсредствах увозят еще три с лишним тысячи заключенных. Большинству из них не суждено было дождаться освобождения. Треть погибла по дороге, многие стали жертвами британских бомбежек - пилоты принимали суда-развалюхи за транспорты, перевозящие войска. Выживших заключенных добили эсэсовцы.

30 апреля Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством. В политическом завещании он назначил гроссадмирала Карла Дёница своим наследником на посту президента и Верховного главнокомандующего.

1 мая Дёниц выступил по радио с обращением к немецкому народу. Он провозгласил лозунг «Спасти немцев от уничтожения большевизмом!» и потребовал от вермахта продолжить вооруженную борьбу на востоке, чтобы население Германии избежало
«порабощения и гибели».
        Не зря, выходит, вознаграждая адмирала за безусловную верность, Гитлер назначил его своим преемником. Карл Дёниц был тем человеком, на которого фюрер мог положиться в любой ситуации и в любое время.

2 мая он назначил новых командующих родами войск и сформировал правительство. Исполнять обязанности рейхсканцлера и министра иностранных дел он поручил недавнему министру финансов Лютцу Шверину фон Крозигку.
        Только 6 мая, за два дня до полной и безоговорочной капитуляции Германии, Дёниц впервые назвал главной задачей спасение людей. И приказал отправить в Курляндию все корабли и гражданские суда, еще остававшиеся на плаву. И наконец, разрешил пустить в ход горючее, зарезервированное для подводного флота. Но поздно - Красная армия уже добивала окруженные группировки вермахта. От трех до четырех миллионов немцев остались в Восточной Пруссии и Данциге. Почти всех вскоре изгнали. Восточную Пруссию поделили Польша и Советский Союз.
        После войны бывшие немецкие военные моряки сделали все, чтобы переписать историю. Карл Дёниц отсидел десять лет по приговору Нюрнбергского трибунала и получил от правительства ФРГ адмиральскую пенсию. Еще в 1970 году он утверждал: «Я сделал все, что мог в той ситуации, для спасения немцев».
        На самом деле нацистское командование в сорок пятом обрекло свой народ на смерть с той же легкостью, что прежде и другие народы. Руководители рейха и военное командование приказывали войскам сражаться до последнего в надежде оттянуть поражение в войне и неминуемое наказание за свои преступления…
        А на западе 21 октября 1944 года американские войска вошли в город Аахен. Немцы, оставшиеся в городе, ощущали себя словно между двумя мирами. Они испытывали чувство неуверенности: вдруг вермахт вернется? Несколько недель части вермахта обстреливали город с востока, пока американцы не продвинулись настолько, что немецкие орудия уже не доставали Аахен.
        Еще в сентябре в городе побывал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Он сказал, что город никогда не будет сдан. Весной Аахен подвергся тяжелым бомбардировкам, большая часть горожан бежали. Двадцать пять тысяч остались жить в руинах. Город обороняла
116-я танковая дивизия вермахта.
        Командовал дивизией генерал-лейтенант граф Герхард фон Шверин. В письме американцам генерал просил пощадить население. Письмо перехватили, Шверина обвинили в измене родине и арестовали. Он и по сей день считается спасителем Аахена, его именем названа одна из улиц города. При этом генерал приказал преследовать мародеров. Нескольких схватили и отпустили. Двоих расстреляли публично. Обоим было по четырнадцать лет.
        Оставшиеся в городе прятались в подвалах. Они ждали, когда придут американцы. Из страха перед полицией и гестапо они не решались топить печки, чтобы дым их не выдал. Воду кипятили только ночью. Так продолжалось четыре недели. Сначала город обстреливали американцы, потом отступившие немцы. В начале октября американцы засыпали город листовками с предложением капитулировать.

10 октября американские парламентеры вручили ультиматум немецкому коменданту города подполковнику Максу Ляйхерру, который разместился со своим штабом в разбомбленном отеле «Квелленхоф». Подполковник Ляйхерр отклонил ультиматум. Он исполнял приказ командующего группой армий «Б» генерал-фельдмаршала Вальтера Моде-ля, которого боялся больше, чем американцев. В апреле сорок пятого Модель покончит с собой.
        Защищать город поручили и эсэсовской дивизии лейб-штандарт «Адольф Гитлер». Фюрер сам приказал удерживать Аахен любой ценой. Американцам пришлось брать с боем каждую улицу, каждый дом.

21 октября новый комендант полковник Герхард Вильк сдал город. В его распоряжении осталось всего триста солдат. Они уже не могли сопротивляться. Выстроив их, полковник сказал:
        - Я нарушил приказ. Я был обязан сражаться до последнего солдата. Но я понял, что дальнейшая борьба бесполезна. Американцы запретили мне завершать речь словами «Зиг хайль!» и «Хайль Гитлер!», но мы можем сделать это мысленно.
        Американцы демонстрировали дружелюбие. Дети получили шоколад и жевательную резинку, взрослые - сигареты. Затем взятых в плен солдат и гражданское население отправили в лагерь южнее Аахена. Ночью охранявшие лагерь американские солдаты предлагали немкам шоколад за любовные утехи. Женщины не возражали. Некоторые делали это вполне профессионально.
        В середине ноября всех гражданских отпустили из лагеря. Они могли вернуться в город. Но вокруг Аахена не прекращались бои. По ночам слышны были разрывы - это взрывались не долетевшие до Антверпена ракеты Фау-1 и Фау-2. До конца марта сорок пятого вермахт обстреливал фламандский портовый город.
        В начале ноября в соседнем Эйфеле, в Арденнах, началась одна из самых кровопролитных битв. За три месяца здесь погибли около полусотни тысяч американских солдат и примерно пятнадцать тысяч немцев. В одной этой битве американские войска понесли больше потерь, чем за всю войну во Вьетнаме. Вместо того чтобы маневрировать, отходить, искать более выгодные места для удара, американское командование бросало в прорыв все больше солдат. Многим не суждено было пережить даже первый день.
        Эйфельская деревня Фоссенак больше двадцати раз меняла хозяев. В разбитой колокольне люди порой схватывались врукопашную. Так и осталось непонятным, почему американцы пошли через труднопроходимую лесистую местность Эйфеля, а не выбрали путь по открытой равнине. За несколько дней они дошли бы до Рейна.
        До жителей Аахена доносились лишь отдаленные артиллерийские залпы. Радиоприемников ни у кого не осталось. Газеты не поступали. Слухи ходили противоречивые. Но к середине декабря шум битвы опять приблизился. Стали говорить, что немцы прорвались и вермахт скоро войдет в город. Это было контрнаступление немцев в Арденнах, последняя попытка вермахта вернуть себе инициативу на Западе, рассечь войска союзников и отрезать их от баз снабжения. Но контрнаступление быстро выдохлось. По пути в Антверпен у немецких танков кончился бензин.
        В Аахене вышла первая ненацистская газета. С разрешения американских оккупационных властей дважды в неделю печаталась «Аахенер нахрихтен». Американцы назначили обер-бургомистром адвоката Франца Оппенхофа. Но его имя не называлось в печати, потому что американцы боялись за его жизнь. Оппенхоф пытался восстановить жизнь в городе. Газ, вода, электричество, телефон - все это должно вернуться в дома. Мусор надо убрать с улиц, дома - восстановить.
        - Управлять, собственно, нечем, - говорил Оппенхоф, - все нужно создавать заново. Задача кажется безнадежной и превосходит наши силы. Но это наш долг - начать работу.
        Обер-бургомистр обязал все мужское население в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет раз в неделю заниматься расчисткой развалин. Водопровод заменяют пожарные шланги. С половины шестого вечера до половины восьмого утра выходить из дома запрещалось. Впрочем, если не считать церкви, ходить больше было некуда. Окна, как и прежде, должны быть затемнены. Вечера аахенцы коротали при свете карбидных ламп.
        Война все никак не кончалась. Гитлер требовал от верных нацистским идеалам бойцов наносить удары врагу в спину:
        - Каждый километр, пройденный ими в глубь нашей страны, будет стоить им потоков крови!

25 марта ночью группа «Вервольф» из Аахена, несколько недель проходившая специальную подготовку - пятеро мужчин и одна женщина, - совершили прыжок с парашютом над родным городом. Через два дня они добрались до дома обер-бургомистра Франца Оппенхофа. Под каким-то предлогом они выманили его на улицу и застрелили. Но таких акций было всего несколько. Объявленная Гитлером партизанская война не началась.

8 мая аахенцы вздохнули с облегчением. Американцы ушли, вместо них город заняли британцы. Теперь жителям города было окончательно ясно: «наши» больше не вернутся. Можно начинать новую жизнь.
        ТОВАРИЩ СЕКРЕТАРЬ (МАРТИН БОРМАН И РУДОЛЬФ ГЕСС)
        Это одна из самых удивительных и загадочных историй XX столетия. Наверное, первым о ней заговорил человек, к словам которого привыкли относиться серьезно. Это генерал-майор Рейнхард Гелен. В нацистской Германии он руководил разведывательной службой вермахта на Восточном фронте и вел незримый поединок с советской военной разведкой. А после войны создал в Западной Германии Федеральную разведывательную службу, существующую и поныне.
        Гелен, выйдя в отставку, утверждал, что ближайший соратник Адольфа Гитлера рейхсляйтер Мартин Борман был советским агентом. По словам Гелена, Борман начал работать на Москву еще до начала войны и был важнейшим источником информации для советской разведки.
        Борман фактически руководил всем партийным аппаратом, на протяжении многих лет ежедневно общался с Гитлером и присутствовал на всех совещаниях в ставке фюреpa. Для Бормана не существовало никаких секретов. Более ценного источника информации желать невозможно. Но как же он мог поддерживать контакты с советской разведкой? У Гелена есть ответ.
        Борман, как глава партаппарата, располагал единственной в Германии радиостанцией, которую не контролировали спецслужбы. Ни гестапо, ни эсэсовская служба безопасности СД, ни военная контрразведка не имели права перехватывать радиограммы, которыми обменивались партийные комитеты с центром. Таким образом, в принципе Борман запросто мог получать зашифрованные послания из Москвы и с помощью своего передатчика снабжать Москву самой свежей информацией.
        Гелен утверждал, что к такому же выводу пришел и начальник абвера адмирал Вильгельм Канарис. Он тоже считал, что происходит утечка информации из ставки фюрера и что предателем является Борман. Но адмирал Канарис, разумеется, не мог организовать слежку за человеком, который был доверенным лицом Гитлера.
        Гелен пишет в своих мемуарах, что уже после войны надежный, но не названный им источник подтвердил: Мартин Борман действительно работал на советскую разведку. Поэтому слухи о том, что Борман бежал из Германии, обосновался в Латинской Америке и жил где-то между Парагваем и Аргентиной, не имели под собой никаких оснований, утверждал Гелен. Когда Красная армия окружила здание имперской канцелярии и Гитлер покончил с собой, Борман перебежал к своим настоящим хозяевам и благополучно жил в Советском Союзе. Вот поэтому следы Бормана теряются. 2 мая 1945 года секретарь фюрера исчез, как сквозь землю провалился. А на самом деле он сдался первому же советскому солдату и сразу же был доставлен в Москву…
        Гелен писал, что они с адмиралом Канарисом пытались понять причины предательства Бормана. Возможно, считали они, советские агенты завербовали его путем тривиального шантажа. Борман в молодости занимался финансовыми махинациями и увлекался слабым полом, так что рыльце у него было в пушку.
        Но скорее всего, к решению сотрудничать с Москвой Мартина Бормана привели тщеславие и безграничные амбиции. Гелен и Канарис полагали, что Борман сам намеревался занять место фюрера. После этого он бы заключил сепаратный договор со Сталиным и стал хозяином Германии…
        Есть ли основания для такой версии?
        Мартин Борман - невысокий плотный человек с сутуловатыми плечами и бычьей шеей - начал свою партийную жизнь с участия в убийстве. Убили школьного учителя, которого обвиняли в том, что он в 1923 году выдал в Рурской области французам патриотически настроенного офицера Шлагетера. Борман отсидел меньше года. Зато в любой националистической организации его встречали с почетом. Летом 1926 года он вступил в партию Гитлера.
        Борман с самого начала пошел по хозяйственно-финансовой части. Он работал в штабе Рудольфа Гесса. 21 апреля 1933 года Гесс стал заместителем фюрера и ведал всеми партийными делами. Борману поручили то, чего не могли или не хотели делать другие нацисты, - канцелярские дела и бухгалтерию. У него были очевидные способности к математике.
        Борман завоевал доверие Гитлера, научившись добывать деньги. Это ему в голову пришла гениальная идея, что вождь партии имеет право на отчисления от продажи каждой почтовой марки с его изображением. Фюреру полагался небольшой процент, но когда марки с его портретом выходили миллионными тиражами, то в сейфы Бормана потекли миллионы.
        Мартин Борман руководил фондом Адольфа Гитлера. Формально фонд был создан для поддержки отечественной промышленности. В реальности, напротив, предприниматели вынуждены были жертвовать в фонд немалые суммы, которые шли на личные нужды руководителей партии. Распоряжался деньгами Борман. От него зависели все высшие чиновники, поскольку они нуждались в деньгах и приходили к Борману - и рейхсмаршал авиации Герман Геринг, который считался преемником фюрера, и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и даже любовница Гитлера Ева Браун.
        Борман платил высшим партийным чиновникам вторую зарплату. Все гауляйтеры, по-нашему первые секретари обкомов, получали от него конверты с наличными. Борман, не получивший никакого образования и не наделенный особыми талантами, постепенно оттеснил своего шефа Рудольфа Гесса, хотя тот вместе с Гитлером сидел в тюрьме и считался одним из самых близких к фюреру людей.

1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, Адольф Гитлер выступал перед депутатами рейхстага. Он появился на заседании в новеньком военном мундире без знаков различия:
        - Я не хочу ничего иного, кроме как быть первым солдатом германского рейха. Вот почему я снова надел тот мундир, который с давних времен был для меня самым святым и дорогим. И сниму его только после победы, ибо поражения я не переживу. Если в этой борьбе со мной что-то случится, моим первым преемником станет мой товарищ по партии Геринг. Вы будете обязаны подчиняться ему, как фюреру, с такой же слепой верой и повиновением, как и мне самому. Если же что-нибудь случится и с Герингом, следующий на очереди мой преемник - товарищ Гесс…
        Но Гитлер жаловался, что «серьезность Гесса его иногда тяготит». Фюрер нуждался в более веселых людях вокруг себя. Он стал ворчать, что Гесс приходит только с дурными новостями, а вот Борман умеет доложить так, что его приятно слушать. Гитлер постепенно привык к Борману, а Гесс чем дальше, тем больше стал его раздражать. Над заместителем фюрера посмеивались. Когда после десяти лет семейной жизни у Гесса вдруг родился сын, он приказал всем гауляйтерам прислать ему по мешочку своей земли, чтобы положить ее под колыбельку младенца.
        Рейхсляйтер Альфред Розенберг записал в дневнике 11 ноября 1939 года:

«Рудольф Гесс - старый верный сотрудник фюрера, наверняка готовый для него на все. Но во времена борьбы он был секретарем, то есть никогда не формировал и не защищал идей, никогда не помогал организовывать партию.
        К этому добавилась его болезнь, желудочное заболевание, сопровождающееся сильными болями; эта болезнь ослабила его решительность. Его сопровождали врачи, целители всякого рода. В его окружении находились также астрологи и всяческие шарлатаны. Самые простые дела многие годы оставались нерешенными…»
        Рудольф Гесс был вегетарианцем. Во время обедов у Гитлера адъютант торжественно приносил Гессу судки с едой, и он ел то, что приготовил ему личный повар. Гитлер недовольно заметил, что он и сам вегетарианец, так что Гесс мог бы есть то, что подают фюреру. Гесс, пытаясь оправдаться, стал рассказывать, что ему готовят еду со специальными биологическими добавками и ничего другого он в рот не берет. Разозлившийся Гитлер откровенно сказал, что в таком случае лучше обедать дома. Гесс перестал приходить на обеды к фюреру. А Борман присутствовал всегда и постепенно завоевывал расположение Гитлера.
        Приглашение к фюреру было своего рода знаком отличия, обеды проходили в тоскливой обстановке, да и кормили у фюрера на редкость невкусно. Меню составляли в соответствии с нормами продовольственного снабжения в вермахте: суп, мясо (только для гостей, фюрер был вегетарианцем) с гарниром и десерт.
        Гесс почувствовал, что его оттирают от фюрера и от власти. Может быть, он решился на отчаянный шаг, надеясь таким путем вернуть себе прежнее положение второго человека в партии? 10 мая 1941 года Рудольф Гесс на самолете «Мессершмитт-210» улетел к англичанам. Гесс любил летать и сел за штурвал сам. Он приземлился близ Глазго.

«О том, что его заместитель Гесс улетел в Шотландию, - записал стенограф фюрера Генри Пикер, - Гитлер узнал, когда главный редактор Германского информационного бюро гауптбаннфюрер гитлерюгенда Хайнц Лоренц прервал его беседу с Герингом и Риббентропом у камина, чтобы познакомить с этим важным сообщением. Гитлер продиктовал Лоренцу текст первого коммюнике и составил - после обсуждения этой проблемы с Герингом, Борманом и Риббентропом - текст более подробного, опубликованного в понедельник коммюнике, в котором бегство Гесса в Англию объяснялось продолжительной болезнью, отразившейся, видимо, на его умственных способностях.
        Как обстояло дело в действительности, Лоренц не смог мне сказать, поскольку в такие моменты лицо Гитлера превращалось в застывшую, неподвижную маску и какие-либо однозначные выводы сделать было нельзя…»
        Испуганный адъютант Гесса Пинч принес фюреру прощальное письмо своего начальника. Некоторые историки полагают, что Гесс исполнял волю фюрера. Но свидетели уверяют, что Гитлер был вне себя. Он приказал арестовать всех, кто мог знать о намерениях Гесса улететь в Англию, включая обоих его адъютантов Пинча и Лейтгена. Он не тронул только семью своего бывшего заместителя.
        Фюрер разрешил опубликовать сообщение о побеге Гесса, в котором говорилось, что
«оставленное им письмо при всей его сумбурности носит, к сожалению, черты умственного расстройства, дающего повод опасаться, что товарищ Гесс стал жертвой умопомрачения».

13 мая, во вторник, Йозеф Геббельс записал в дневнике:

«Вчера вечером приходит ужасающая весть! Вопреки приказу фюрера Гесс вылетел на самолете и с субботы больше не объявлялся. Приходится считаться с вероятностью его гибели. Его адъютанты, которые одни только знали об этом, по распоряжению фюрера арестованы.
        В коммюнике фюрера в качестве причины названы маниакальные представления насчет зондажа относительно возможности заключения мира. Все это пока весьма сумбурно. Мы должны немедленно опубликовать коммюнике.
        Тяжелый, почти непереносимый удар. В данный момент его последствия даже невозможно предвидеть. Фюрер совершенно раздавлен. Какая картина для всего мира: душевнобольной является вторым после фюрера человеком! Такое даже помыслить и то невозможно!
        Сейчас надо сжать зубы. И прежде всего - пролить свет на это довольно-таки таинственное дело. Даю указание прессе и радио опубликовать сообщение без всякого комментария. А затем выждать, какова будет реакция. Лондон сразу даст о себе знать, а мы не останемся в долгу со своим ответом. Гесс носился с мыслью о возможном мире. Он стоял как-то в стороне от борьбы и вот теперь проявил мягкотелость. С этим делом нам будет тяжело распутаться.
        Я приказываю немедленно вырезать кадры с его изображением из еженедельного киножурнала. Со всех сторон меня осаждают телефонными звонками гауляйтеры, рейхсляйтеры и так далее. Никто вообще не хочет верить этому бреду. Это звучит так абсурдно, что может даже считаться мистификацией.
        Я должен ехать в Оберзальцберг. Там узнаю подробнее. По телефону этого делать нельзя. Ужасный вечер! Что по сравнению с ним инфернальные ужасы Лондона после бомбежки! Я до краев переполнен этим. Нам придется испить чашу до дня».
        Начальник внешней контрразведки Вальтер Шелленберг на совещании у Гиммлера предположил, что Гесс, фанатически преданный Гитлеру, не выдаст планы фюрера и ущерб от его полета будет небольшим. Шелленберг был прав.
        Заместитель фюрера намеревался предложить Англии почетный мир: Германия гарантирует неприкосновенность Британской империи, Англия предоставляет Германии свободу рук в Европе. Гесс полетел втайне от Гитлера, но ему казалось, что он исполняет желание фюрера помириться с Англией накануне нападения на Советский Союз, чтобы избежать войны на два фронта.
        Фюрер, конечно, предпочел бы не воевать с Англией, но британцы отказались капитулировать. Когда англичане допрашивали Рудольфа Гесса, вермахт уже обрушился на объединенные англо-французские войска. Легко разгромив Францию, Гитлер некоторое время готовился оккупировать и Англию. Немецкое вторжение представлялось англичанам неминуемым. Военный министр Энтони Иден, выступая по радио, призвал всех вступать в отряды местной самообороны.
        Готовясь к вторжению в Англию, Гитлер вспомнил о герцоге Виндзорском, то есть бывшем короле Эдуарде VIII, который влюбился в дважды разведенную американку Уоллис Симпсон.
        Король Георг V умер 20 января 1936 года. Новый король взошел на престол под именем Эдуарда VIII. Провластвовав одиннадцать месяцев, король отказался от титула, чтобы иметь возможность жениться на миссис Симпсон, урожденной Бесси Уоллис Уорфилд. Англиканская церковь не признавала разводов. Епископ Кентерберийский запретил королю жениться на ней. Эдуард VIII в декабре 1936 года отрекся от трона и получил титул герцога Виндзорского. Он предпочел трону любимую женщину.
        Свадьба состоялась в июне 1937 года. Через пять месяцев герцог Виндзорский с супругой приехал в Германию. Его встречали как короля. 23 октября 1937 года их приняли в Оберзальцберге. Роль хозяйки на приеме в доме Гитлера исполняла Магда Геббельс. Ева Браун тоже очень хотела посмотреть на гостей, но ей пришлось скрыться в своей комнате.
        Гитлер уверился в том, что произвел на британца сильное впечатление. Фюреру нравилось принимать персон королевской крови. На одной из фотографий он низко склоняется над ручкой Уоллис Симпсон. Фюрер считал эту пару своими союзниками - в отличие от британского правительства и других членов королевской семьи. Герцог Виндзорский, думал Гитлер, мог бы стать настоящим другом Германии, а с помощью вермахта - и британским королем.
        Летом 1940 года Виндзор уехал в Испанию, которая была союзницей Германии. Идея посадить своего человека на британский трон обрела практический смысл. Герцог и его жена ненавидели тех, кто остался в Лондоне. Немецкий посол в Мадриде Эберхард фон Шторер доложил в Берлин, что герцог высказывается против политики премьер-министра Уинстона Черчилля и против войны с Германией.
        Уоллис отказывалась возвращаться в Англию, пока ее не примут в королевскую семью и герцогу не дадут должность, которой он достоин. Виндзор же вообще предпочел бы остаться в замке, который ему предоставили в пользование испанцы. Вообще-то герцог находился на службе в британской армии, но совершенно об этом забыл. Несмотря на войну с Германией, он вел себя совершенно свободно и наслаждался жизнью.
        Министр иностранных дел Риббентроп посоветовал испанцам задержать герцога и его жену еще на пару недель, но так, чтобы они не поняли, что эта идея пришла из Берлина. В июле супруги побывали в Лиссабоне. Германский посол в Португалии узнал от герцога важную новость: британское правительство желает, чтобы Виндзор принял пост губернатора Багамских островов - самый незначительный в иерахии системы колониального управления, а не возвращался в Англию. Во время войны англичане предпочитали держать его за границей. Но герцог не спешил с ответом, рассчитывая на лучшее предложение.
        Риббентроп считал, что герцог - сторонник мира с Германией и уверен, что массированные бомбардировки Лондона и других городов убедят в том же англичан. Риббентроп предлагал помешать герцогу покинуть Пиренеи. Надо, чтобы испанцы или португальцы задержали его как можно дольше. Тем временем немецкие дипломаты будут вновь и вновь объяснять ему, как сильно Германия желает мира. Гитлер дал согласие на эту операцию.

16 июля герцога Виндзорского по просьбе немцев навестил его старый друг Мигуэль Примо де Ривера, маркиз де Эстелла, сын покойного генерала-диктатора, управлявшего Испанией в 1923-1930 годах. Названный в честь отца Мигуэль Примо де Ривера служил испанским послом в Великобритании. Он предупредил Виндзора, что, если тот поедет на Багамы, британские спецслужбы его там ликвидируют. Исполнив свою миссию, де Ривера пересказал разговор министру иностранных дел Испании, тот - германскому послу, посол Эберхард фон Шторер - телеграфировал в Берлин.
        Премьер-министр Уинстон Черчилль, озабоченный ситуацией с Виндзором, потребовал от него немедленно занять свою должность на Багамах, иначе его ждет военный трибунал. В конце июля 1940 года Черчилль отправил в Португалию офицеров разведки с приказанием извлечь герцога Виндзорского из рук нацистов.

22 июля де Ривера, со своей стороны, еще раз съездил в Португалию. Гитлер вскоре получил полный отчет. Виндзор не стеснялся в выражениях. Говорил, что он совершенно отдалился от британского королевского дома и правительства страны, что его брат, король Георг, - дурак, а его жена-королева только и занята интригами. Он намерен сделать публичное заявление, отказаться от своего брата и откреститься от нынешней британской политики.
        Испанцы обещали переправить герцога в Мадрид и передать в руки немцев. Задачу доставить супружескую пару в Германию поручили Вальтеру Шелленбергу. В конце июля он прилетел в Мадрид. Посол ввел его в курс дела. В принципе всем руководил Риббентроп, так что у начальника Главного управления имперской безопасности Гейдриха руки были связаны. Но он напутствовал Шелленберга призывом быть осторожным, поскольку британская разведка очень активна в Испании и Португалии.
        Посольский план показался Шелленбергу наивным и непрофессиональным. Шелленберг приказал своим агентам распространять слухи, будто британские агенты охотятся за герцогом. Тем временем Черчилль отправил в Испанию сэра Уолтера Монктона, старого друга Виндзора, чтобы тот ускорил его отплытие на Багамы.

30 июля посол Шторер телеграфировал в Берлин, что Виндзор намерен все-таки отплыть на Багамы через день, 1 августа. Он сказал одному португальскому банкиру, что хотел бы встретиться с Гитлером, но время уходит, надо что-то предпринимать. Риббентроп отправил длинную телеграмму послу с приказом сделать все, что угодно, но остановить герцога. Телеграмма пришла около полуночи. Немецкий посол вытащил португальского банкира из постели.
        На следующий день тот использовал все свое красноречие, чтобы донести до герцога свои взгляды. Виндзор выслушал его благосклонно. Но в тот же день отплыл из Лиссабона на американском лайнере «Экскалибур». Он сказал, что намерен повидать своих друзей в Нью-Йорке. «Чертово британское правительство», - писала Уоллис Симпсон с борта судна, уносившего их на другой конец света.
        Шелленберг доложил в Берлин, что были использованы все средства, кроме грубой физической силы. Его агенты сломали машину, которая везла багаж герцога Виндзора, потом распространили слухи о том, что на судне бомба. Отплытие отложили, пока португальская полиция не осмотрела судно.
        Герцог Виндзор не был предателем. Он видел в немцах и англичанах братьев по крови. Ему льстили разговоры о том, что только он способен прекратить войну. И все-таки он не решился выступить против королевской семьи и собственного правительства.
        Через год после полета Гесса, 3 апреля 1942 года, в «Волчьем логове» Гитлер вновь выразил сожаление о том, что не состоялся союз с Англией:
        - Высший слой Англии - это цвет нации. Низы же просто дерьмо. У нас наоборот: низшие слои населения в основном представляют собой весьма отрадную картину. Наш гитлерюгенд также лучше всей английской молодежи, вместе взятой. Но зато в английском высшем слое, в числе которого крепкие, жилистые, но, правда, лишенные всякого очарования английские женщины, на протяжении тысячи лет происходила селекция - не будем забывать об этом. Я был бы рад, если бы в этой войне с большевизмом на моей стороне сражались английские флот и авиация. Но ход истории нельзя изменить, и проблема сосуществования кровнородственных народов будет решена в борьбе. Сильнейший станет руководить слабейшим…
        Предлагая Англии мир, Рудольф Гесс был прав только теоретически. На практике Гитлер считал предложение мира проявлением слабости, а казаться слабым он боялся больше всего на свете. Поэтому полет Гесса фюрер воспринял как предательство.
        Англичане, не колеблясь, его арестовали. Но в Москве подозревали, что Гесс прилетел не просто так, что у него была какая-то договоренность с Лондоном.
        В разгар войны, 4 ноября 1942 года, британский кабинет министров обсуждал состояние здоровья Рудольфа Гесса и вопрос, что сообщить советскому правительству. Короткая запись дискуссии совсем недавно была рассекречена.
        Премьер-министр предложил:
        - В сообщение для Москвы нужно включить информацию о состоянии его здоровья.
        Лорд-хранитель печати возразил:
        - Это нужно сделать в отдельном сообщении.
        Черчилль хотел успокоить Сталина:
        - Почему бы нам не сообщить, что он был на грани сумасшествия?
        Его коллеги не согласились с главой правительства:
        - Он не был сумасшедшим, когда прилетел. Как мы можем такое сообщать?

14 мая 1940 года, в среду, Геббельс сделал новую запись в дневнике:

«Вчера: снова безумный день. С раннего утра дичайшие тревожные сообщения и комбинации. Полная неразбериха, а затем, наконец, и ясность: Гесс прыгнул с парашютом в Шотландии. Самолет разбился, а сам он вывихнул ногу. Потом его обнаружил один крестьянин, и он был арестован местным ополчением.
        Можно и смеяться и плакать одновременно. Затем я поехал в министерство. Провел совещание о том, как держаться в этом вопросе. Пока - абсолютное молчание.
        На автомашине отправляюсь в Оберзальцберг. Фюрер уже ожидает меня. Показываю ему письма, оставленные Гессом для него: дикая мешанина, школярский дилетантизм; хочет лететь в Англию, чтобы разъяснить ей ее безвыходное положение; при помощи лорда Гамильтона, имение которого находится в Шотландии, свалить правительство Черчилля и затем заключить такой мир, который позволил бы Лондону сохранить лицо.
        Однако, к сожалению, он не учел того, что Черчилль сразу же прикажет арестовать его. Все это слишком глупо. Какой кретин! А ведь был следующим после фюрера человеком! Все это просто немыслимо. Его письма изобилуют неизжитым дилетантизмом. К этому приложили руку профессор Хаусхофер и его жена. У Гесса бывали всякие видения, он велел составить себе гороскоп и т. п. И вот такой человек правил Германией! Все это можно объяснить его физическим состоянием и атмосферой его жизни травоядного животного. Хотелось бы избить до полусмерти его жену, его адъютантов и его врачей».
        Мартин Борман посоветовал Гитлеру объявить Гесса сумасшедшим, хотя возник естественный вопрос: как это сумасшедший мог быть заместителем фюрера? Гитлер в узком кругу мрачно заметил, что и после войны Гесс в Германию не вернется:
        - Здесь его ожидают или сумасшедший дом, или расстрел, так что ему придется начинать новую жизнь где-нибудь за рубежом.
        Начальник гестапо Генрих Мюллер арестовал всех сотрудников Гесса, даже его водителей. Вспомнили, что Гесс всегда прислушивался к астрологам и прорицателям. После войны, уже сидя в тюрьме, Рудольф Гесс уверял, что идею полета в Англию ему внушили во сне внеземные силы.
        Арестовали и астрологов. Об этом сожалел Гиммлер, но поделать ничего не мог: приказ шел от самого Гитлера.

15 мая Геббельс записал в дневнике:

«Вчера внутри страны, судя по докладу СД и другим агентурным данным, настоящее смятение. Люди никак не могут объяснить себе это, частично наблюдается радость у реакции и в вермахте. Старые, бравые члены партии страдают больше всего…
        Я ужасно страдаю от этого срама с Гессом. Чувствуешь себя так, будто тебе надавали пощечин, даже стыдно появляться на улице. И это делает первый после фюрера человек в партии! Это партии придется расхлебывать еще долго.
        Даю прессе и радио приказ энергично писать и сообщать о всяких других вещах и делать вид, будто ничего не произошло. Это поможет лучше всего…»
        В тот же день, 15 мая, Гитлер собрал в своем альпийском доме всех высших партийных секретарей и рассказал о побеге Гесса. Мартин Борман вслух прочитал его письмо. Фюрер прямо на совещании назначил Бормана руководителем партийной канцелярии.
        Гесс из Англии написал несколько писем жене; почта доставила их адресату. Жена Гесса сама об этом рассказала. Борман отчитал почтовых цензоров за то, что они пропустили эти письма. Письма читали в имперской канцелярии и не нашли следов умопомрачения. Рассекреченные материалы британской разведки показывают, что Рудольфу Гессу хотели дать специальный препарат, который тогда применялся в психиатрии, - сыворотку правды, чтобы он выдал секреты гитлеровского режима. Но от этой идеи отказались ввиду проблем с психикой Гесса…
        Полет Гесса оказался подарком для Мартина Бормана. Он убедил фюрера, что вполне способен заменить Гесса, хотя желание занять этот пост изъявляли более видные деятели партии. Пока аппаратом руководил Гесс, партийная канцелярия находилась в Мюнхене. Борман, как тень, следовал за фюрером. Он даже в отпуск не уходил, чтобы его никто не подсидел.

23 мая новая запись в дневнике Геббельса:

«Вчера: с делом Гесса покончено.
        Борман издал циркуляр по партии, в котором представляет себя. Он, как я полагаю, нечестен, да и вообще темная личность. Добился своего положения скорее хитростью, чем заработал его. Руководящий партийный слой инстинктивно чувствует это, а отсюда и отрицательное отношение к нему. Нам придется очень туго, если он захочет пробиться наверх. По отношению к Гессу Борман вел себя вероломно. Гесс был близорук, но порядочен. Чего нам ждать от Бормана?…»
        Борман в определенной степени заменил Гитлера. Фюрер не привык систематически работать. Он присаживался к письменному столу, лишь когда требовалась его подпись. Практически все приказы он отдавал устно, Борман или адъютанты записывали указания и передавали волю фюрера исполнителям.
        В годы войны Гитлер просто не справлялся со своими обязанностями главы государства, правительства и Верховного главнокомандующего. Его перегруженный мозг не мог освоить и переварить всю информацию, которая на него сваливалась. И эмоционально он не выдерживал напряжения войны, когда каждодневно требовалось принимать решения. Борман, который от его имени отвечал на запросы и подписывал документы, обеспечил функционирование высшей власти.
        Усердный и надежный Борман старался оградить Гитлера от неприятностей. Фюрер знал, что Борман не пропустит к нему человека, который его расстроит. Поэтому Борман получил право решать, кто получит аудиенцию у Гитлера, а кто никогда не попадет в его кабинет.
        Многие высшие руководители рейха, тот же Йозеф Геббельс, министр пропаганды и руководитель столичной партийной организации, жаловались, что подолгу не могут пробиться к Гитлеру, который связывается с ними только через Бормана. Министры и гауляйтеры должны были излагать свои просьбы Борману и ждать от него ответа. Борман шел к фюреру, сложную проблему он излагал просто и понятно и сразу же предлагал Гитлеру вариант решения, так что фюреру оставалось только согласно кивнуть.
        Вечером 23 марта 1942 года в «Волчьем логове» Генри Пикер записал:

«Когда фюрер вошел в столовую и поздоровался со всеми, то со словами «Ну и взбучка!» показал, улыбаясь, на расположенную рядом с дверью телефонную будку, из которой на весь зал рокотал и громыхал голос Бормана.
        Рейхсляйтер Борман пользуется исключительным авторитетом у Гитлера, отвечает перед ним за всю работу гражданской администрации и часто и подолгу засиживается у него. Господин Борман - «железный канцлер» партии, он отличается поразительной работоспособностью, принимает всегда на удивление хорошо продуманные решения и держится очень уверенно. Только он совсем не стесняется в выражениях и своим громким голосом заглушает здесь всех».
        Мартин Борман женился на дочери председателя партийного суда Герде Бух, которая была на десять сантиметров его выше. Она родила ему десять детей, двое из них умерли.
        ИСЧЕЗНУВШИЙ НАЧАЛЬНИК ГЕСТАПО
        Самое интересное состоит в том, что Мартин Борман - не единственный высокопоставленный чиновник Третьего рейха, которого подозревают в работе на советскую разведку. Бывший начальник политической разведки нацистской Германии бригадефюрер Вальтер Шелленберг после войны утверждал, что другим советским агентом был начальник государственной тайной полиции, то есть гестапо, группенфюрер СС Генрих Мюллер.
        Шелленберг утверждал, что первые подозрения появились у него весной 1943 года. По его мнению, после поражения под Сталинградом Мюллер перестал верить в победу Германии и сменил хозяина. Ловкий начальник гестапо просто перешел на сторону сильнейшего, в конце 1943 года установил отношения с советской разведкой, а в мае
1945-го вслед за Борманом - или вместе с ним - бежал к русским.
        Именно поэтому Генрих Мюллер исчез так же бесследно, как и Мартин Борман. Один из немецких офицеров, вернувшись в пятидесятых годах из советского плена, уверял, что своими глазами видел Мюллера в Москве. Эту версию вслед за Шелленбергом повторяют некоторые историки.
        Возможно ли, что начальник гестапо был в реальности советским агентом?
        Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер был педантом и бюрократом. Его главная забота состояла в том, чтобы все бумаги были зарегистрированы и разложены по папкам. Коллеги жаловались, что беседовать с ним было невозможно, любой разговор больше походил на допрос.
        Генрих Мюллер окончил восьмилетку и поступил учеником механика в авиационные мастерские в Мюнхене. В 1917 году пошел добровольцем на войну, стал летчиком. Награжден Железным крестом первого и второго класса. В 1919 году был уволен с военной службы как инвалид войны в звании вице-фельдфебеля. В том же году пошел на службу в полицию. Аттестат о среднем образовании получил, уже служа в полиции.
        Мюллер питал зависть и ненависть к образованным людям и однажды злобно сказал:
        - Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!
        В двадцатых годах Генрих Мюллер работал в политическом отделе управления полиции Мюнхена и занимался коммунистами. Мюллер считался главным специалистом по конспиративной деятельности компартии, поэтому в 1933 году, когда нацисты провели чистку полицейского аппарата, его оставили на прежней должности. Он представил новому начальству докладные записки о тайной деятельности компартии и агентурной работе Коминтерна и советской разведки.
        Мюллер восхищался методами НКВД. Говорил, что хотел бы знать, каким образом чекистам удалось заставить маршала Тухачевского подписать показания о том, что он работал на немецкую разведку. Наверное, с завистью говорил Мюллер, у русских есть какие-то наркотики, которые даже маршалов делают безвольными.
        Начальник гестапо почти не ходил в отпуск и никогда не болел. Он не ездил по стране, а сидел в кабинете. Он принципиально держался на заднем плане, был молчуном. Мюллер стригся очень коротко, почти наголо, только спереди оставлял пучок волос, разделенный пробором. Он был невысокого роста, с карими глазами. Между прочим, для Гиммлера темный цвет глаз был признаком неполноценности. Темноглазые и темноволосые баварцы ему не нравились. Но для эффективного работника Мюллера было сделано исключение.
        Генрих Мюллер стал делать карьеру, не будучи членом партии, что выводило из себя местных партийных чиновников. Они плохо относились к Мюллеру, пока Гиммлер не помог ему получить партийный билет. Мюллер успешно продвигался по служебной лестнице и наконец возглавил гестапо. В декабре 1940 года он стал бригадефюрером СС и генерал-майором полиции, а 9 ноября 1941 года - генераллейтенантом полиции и группенфюрером СС. В январе 1942 года получил крест «За военные заслуги» второго класса с мечами.
        После смерти ценившего его Гейдриха Мюллер больше не получал повышения, он так и не стал обергруппенфюрером. Только после ликвидации участников заговора 20 июля
1944 года его наградили Рыцарским крестом. Но новый руководитель Главного управления имперской безопасности Эрнст Кальтенбруннер был номинальным начальником, и реальная власть Мюллера усилилась. Он принимал важнейшие решения в сфере репрессивной политики, но всегда излагал их от имени Гиммлера или Кальтенбруннера.
        Аппарат госбезопасности в Германии не был образцом эффективности и надежности, как принято считать. В марте 1943 года на почтамте в Варшаве были обнаружены посылки, адресованные в разные германские министерства. В посылках находилась взрывчатка со стандартным взрывателем британского производства. Когда посылку открывали, она взрывалась. Еще один взрыватель был с замедлителем. Если бы коробку не вскрыли, через какое-то время она бы все равно взорвалась.
        Кальтенбруннер распорядился принять дополнительные меры предосторожности и с особым вниманием отнестись к небольшим посылкам. Педантичный Гиммлер пожелал выяснить, как аппарат реагировал на это предупреждение. Выяснилось, что многие подразделения даже не были оповещены, остальные не приняли предупреждение всерьез.
        В качестве начальника гестапо Мюллер руководил расправами на оккупированных территориях Советского Союза. По его вине погибли сотни тысяч советских военнопленных. Именно Мюллер подписал инструкцию «О порядке обращения с советскими военнопленными».
        Известно, что у советской разведки был агент внутри центрального аппарата гестапо. Но звали его не Генрих Мюллер, а Вилли Леман, оперативный псевдоним - Брайтенбах. Судьба его трагична. В 1938 году, когда сотрудников советской резидентуры в Германии отозвали домой и расстреляли, связь с Брайтенбахом прекратилась. Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941 года и вновь прервалась с началом войны.
        В 1942 году то ли от отчаяния, то ли по глупости Брайтенбаха погубили. Пароль для связи с ним дали неумелому и неподготовленному парашютисту, которого перебросили через линию фронта. Его сразу поймали, и он выдал Брайтенбаха.
        Генрих Мюллер не работал на советскую разведку. И Мартин Борман тоже не работал. В годы войны ни у немецкой, ни у советской разведки не было агентов такого уровня. Точнее было бы сказать, что у обеих разведок вообще не было агентуры на территории противника.
        Советская разведка, и военная и политическая, до войны имела хорошие позиции в нацистской Германии. Но вся агентурная сеть вскоре после начала войны была уничтожена гестапо. Военная разведка располагала нелегальными резидентурами в Бельгии, Голландии, Франции. Политическая разведка, входившая в состав наркомата внутренних дел, имела мощную резидентуру в Берлине, осведомленных агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики и на оборонных предприятиях.
        Советские агенты передавали в Москву много информации, особенно в первые месяцы войны. Но слабым местом была радиосвязь. По указанию центра разведчики часами сидели на ключе и не соблюдали правил конспирации. Гестапо пеленговало один передатчик за другим, и в 1942 году была ликвидирована вся разведывательная сеть - несколько десятков человек.
        Захваченную рацию и арестованного радиста гестапо обязательно использовало в радиоигре. Генрих Мюллер высоко ценил возможности радиоигр. Каждую радиоигру санкционировал лично Гитлер, потому что в Москву передавалась не только искусно подготовленная дезинформация, но и подлинные данные о состоянии вермахта. Мюллер и Шелленберг были уверены, что радиоигры у них проходят успешно. Но вряд ли так было в реальности. Не потому, что в Москве сразу понимали, что радисты работают под контролем, а потому, что профессионалы всегда подозревают возможность измены.
        Впрочем, из этого следует, что и к реальным сообщениям собственной разведки, когда разведчики еще на свободе и передают важные сведения, относились как к возможной дезинформации. Так что во время Второй мировой войны пользы от политической и агентурной разведки было немного.
        Вальтер Шелленберг с гордостью писал, что в 1941 году немецкой разведке удалось обмануть советских разведчиков, поэтому и начало войны застало Москву врасплох. На самом деле советская разведка предупреждала Сталина о концентрации вермахта вдоль западной границы. Дело было не в отсутствии информации, а в неумении ее интерпретировать и в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза.
        Такой же болезнью страдало и немецкое высшее командование. Тот же Рейнхард Гелен в
1943 году получил информацию, из которой следовало, что советское командование знает о готовящемся наступлении немцев под Курском. 4 июля Гелен доложил руководству сухопутных войск: «Исходя из общего военного положения, проведение операции «Цитадель» в настоящее время ничем не обосновано и не оправдано… Русские ожидают наше наступление в указанном районе уже в течение нескольких недель… Считаю запланированную операцию «Цитадель» ошибкой, за которую потом придется серьезно расплачиваться».
        Тем не менее наступление началось, и после отчаянных танковых сражений немцы потерпели на Курской дуге полное поражение. Это была последняя попытка вермахта вести наступательные действия на Восточном фронте.
        Немецкая разведка не могла похвастаться особыми успехами ни в предвоенные годы, ни в годы войны. На Восточном фронте ни адмирал Канарис, ни бригадефюрер Шелленберг, ни генерал Гелен не добились никаких успехов. Отсутствие агентуры на территории Советского Союза немцы пытались компенсировать заброской парашютистов, но безуспешно.
        Немцы в массовом порядке десантировали в советский тыл бывших военнопленных, которые, чтобы спастись от неминуемой смерти в концлагере, соглашались работать на немецкую разведку. Абсолютное большинство сразу же сдавалось органам госбезопасности. Шелленберг утверждал, что у него были источники в штабе маршала Рокоссовского. Или Шелленберг это придумал, чтобы придать себе весу, или это была подстава. Немецких агентов в штабе Рокоссовского не было. Львиную долю информации, вспоминал генерал Гелен, давали боевые части, которые брали пленных и допрашивали их, вели авиационную разведку.
        Кое-что давало прослушивание радиопереговоров советских войск в прифронтовой полосе, потому что советские офицеры пренебрегали правилами безопасности - не пользовались кодами, а называли все своими именами. Внимательно читалась советская пресса; несмотря на строгую цензуру, она позволяла составить представление о происходящем в Советском Союзе.
        Британская разведка могла бы считать свои усилия во время войны неудачными, если бы не деятельность криптографов, мастерски расшифровывавших немецкие телеграммы, и удача с расшифровкой немецких военных кодов с помощью «энигмы». Человек, который внес огромный вклад в победу союзников, - это немец Ханс-Тило Шмидт, работавший на французскую разведку. Еще в тридцатых годах он передал французам информацию о разработке в Германии шифровальной машины «Энигма». В 1938 году польский инженер, который участвовал в установке «энигмы», воссоздал конструкцию шифровальной машины. А после поражения Польши «энигму» тайно переправили в Англию. Всю войну англичане читали секретные телеграммы немецкого командования.
        Англичане старались не показать немцам, что их шифротелеграммы читаются врагом. Прежде чем использовать перехваченную информацию, британское командование думало, как обосновать свою осведомленность. Утверждают, что англичане заранее перехватили сообщение о намерении немцев уничтожить Ковентри, но не стали спасать город. По тем же причинам англичане передавали Сталину только малую часть перехватываемой ими информации. Но в Москве не печалились. Один из советских агентов, Джон Кэрнкрос, работал в британском центре дешифровки секретных немецких телеграмм.
        У немцев были свои успехи в этой сфере.
        Немецкая разведка перехватывала и читала плохо зашифрованные телеграммы американского посланника в Каире, который информировал свое начальство в Государственном департаменте о военных планах англичан в Северной Африке и на Ближнем Востоке.
        Один из агентов абвера в Соединенных Штатах прислал вырезку из газеты, в которой говорилось о том, что президент Франклин Рузвельт свободно беседует по телефону со своими послами в разных странах, потому что их переговоры кодируются. Телефонный кабель был проложен по дну Атлантического океана.
        Подразделение радиоразведки абвера долго пыталось найти способ подслушивать президентские разговоры. Летом 1941 года глава немецкого почтового ведомства и его главный инженер нашли техническое решение. 7 сентября система кодирования и раскодирования телефонных переговоров заработала. В марте 1942 года в Голландии началось строительство станции перехвата трансатлантических переговоров. С той поры высшее руководство Германии получало записи трансатлантических переговоров Рузвельта и Черчилля, а также их помощников и сотрудников. Переговоры немедленно расшифровывались и секретным телетайпом передавались в Берлин. Через два часа спецсообщение уже читали Гиммлер, Гейдрих и Шелленберг. Характерно, что Канарис не получал эти перехваты.
        Расшифрованные слова американского президента и британского премьера позволили Гитлеру узнать о готовящемся переходе Италии на сторону союзников. В мае 1944 года немцы перехватили переговоры Рузвельта и Черчилля о формировании единых сил для высадки в Нормандии. Но эта добытая разведкой суперсекретная информация все равно не помогла нацистской Германии - Гитлер не смог помешать ни капитуляции Италии, ни успешному открытию второго фронта в Европе.
        Почему же столь серьезные люди, как Гелен и Шелленберг, утверждали, что рейхсляйтер Борман и группенфюрер Мюллер работали на советскую разведку?
        Если бы речь шла о ком-то другом, можно было бы предположить, что они оба заблуждались. Сразу после войны трудно было понять, кто чей агент. Но Шелленберг и Гелен - столь циничные и прожженные политики, что о заблуждениях говорить не приходится. Это была сознательная дезинформация. Гелен и Шелленберг, не сговариваясь, набивали себе цену. Если русские так ценят Бормана и Мюллера, значит, американцы и англичане должны вдвое ценить Шелленберга и Гелена!
        Шелленберг с Геленом добились своего. Они оба были военными преступниками. Но Шелленберга приговорили всего к шести годам тюремного заключения и быстро выпустили. А Гелен вообще избежал суда, дожил до глубокой старости и в полной мере успел насладиться жизнью.
        А что же в реальности произошло с Борманом и Мюллером в мае сорок пятого?
        Теперь уже у историков нет сомнений, что Мартин Борман погиб тогда в Берлине. Кто-то из красноармейцев подстрелил его.
        С начальником гестапо сложнее. В конце войны здание гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, дом 8, было сильно разрушено. При мощной бомбардировке 2 февраля 1945 года некоторые сотрудники гестапо просто скрылись, воспользовавшись фальшивыми документами. С января сорок пятого один из аппаратчиков занимался только тем, что готовил всем желающим фальшивые документы. Несколько дней жгли секретные бумаги.
        Работать в старом здании стало невозможно. Мюллер перебрался в один из бараков в Ваннзее. Потом обосновался в опустевшем здании на Курфюнстенштрассе с большим подземным бункером. Рядом с ним находился его старый друг Кристиан Шольц, до сорок первого они вместе служили в гестапо. Потом Шольца перевели в Научно-исследовательский институт министерства авиации, созданный Герингом для перехвата радио - и телефонных переговоров. Мюллер рассчитывал с помощью своего друга использовать эти технические возможности в интересах гестапо.
        Любовница Мюллера в последний раз видела его 24 апреля 1945 года. Мюллер обзавелся капсулой с цианистым калием. Любовнице он дал такую же. Но она не воспользовалась его любезностью. Начальник гестапо сжег все личные документы, которые хранил в ее квартире. С горечью сказал:
        - Война проиграна, русские нас переиграли.
        Накануне Мюллер разрешил всем сотрудникам гестапо покинуть Берлин, сказал, что сам вынужден остаться. Он приказал подготовить себе несколько конспиративных квартир в Баварии, но уехать не успел или не сумел.
        После самоубийства фюрера Генриха Мюллера уговаривали бежать. Он отказался:
        - Я не хочу попасть к русским.

1 мая в передвижном госпитале он осмотрел труп только что отравившегося начальника берлинского гестапо штандартенфюрера Вильгельма Бока. Начальник госпиталя предложил Мюллеру прорываться вместе со всеми. Мюллер не захотел:
        - Попадем к русским, и они меня повесят.
        В тот же день Мюллер вместе с Кристианом Шольцем распрощались с товарищами, которые решили прорываться из Берлина. Начальник гестапо и его друг почему-то пребывали в хорошем настроении. На вопрос, что он собирается делать, Мюллер уверенно сказал:
        - Ждать.
        Около десяти вечера кто-то его спросил:
        - Ну что, группенфюрер, собираемся?
        Мюллер ответил:
        - Нет, я не сбегу.
        В ночь на 2 мая оставшиеся в живых обитатели бункера покинули его. Начальник охраны Гитлера группенфюрер Ганс Раттенхубер предложил Мюллеру прорываться вместе:
        - Генрих, пошли с нами, сейчас самое время.
        Мюллер отказался. Он вновь сказал:
        - Нет, Ганс, режим пал, и я пал вместе с ним.
        Недостатка в фальшивых документах у Мюллера не было. Фактически начальник гестапо был чуть ли не последним человеком, оставшимся в рейхсканцелярии. Никто не знает, что с ним произошло. Через несколько дней на одной из улиц нашли человека в генеральском мундире с документами на имя Генриха Мюллера. Труп похоронили на кладбище Берлин-Нойкельн. В 1958 году родные поставили ему памятник. Но мало кто верил в его смерть.
        В сентябре 1963 года была проведена эксгумация предполагаемого трупа Генриха Мюллера. Берлинский институт судебной медицины установил, что найденные кости принадлежат разичным людям. Это вызвало волну интереса к судьбе Мюллера. В 1964 году западногерманский журнал «Штерн» сообщил, что бывший начальник гестапо скрывается в Албании и руководит отделом в албанской разведке. Его вроде бы опознал один инженер из ГДР. А через три года человека, похожего на Мюллера, обнаружили в Панаме. Его арестовали.
        Западноберлинская прокуратура была уверена, что нашла Мюллера, и просила министерство юстиции добиться выдачи арестованного. Проблема состояла в том, что в архиве отсутствовали отпечатки пальцев Мюллера. Любовница Мюллера, увидев фотографию арестованного, сказала: похоже, это он. Но жена Мюллера выразила сомнения: у панамца волосы были более густыми, чем у ее мужа двадцать лет назад. Жена знала мужа лучше, чем любовница. Более тщательный осмотр показал, что человека арестовали напрасно. У него не было не только обязательной для эсэсовцев татуировки с указанием группы крови, но и шрама, оставшегося у настоящего Мюллера после того, как ему удалили аппендикс.

2 мая 1945 года начальник гестапо, видимо, либо покончил с собой, когда все покинули рейхсканцелярию, либо попытался бежать и был подстрелен. Подлинные обстоятельства смерти Генриха Мюллера, надо понимать, уже никогда не будут установлены.
        Да и какое это имеет значение теперь, когда выяснилось, что все они, и Борман, и Мюллер, были не гениальными заговорщиками и не супершпионами, а самыми обычными чиновниками? Просто преступления, в которых они участвовали, настолько чудовищны, что это поневоле создает преувеличенные представления о масштабе их личности.
        ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ ПАЦИЕНТА НОМЕР 1
        Историки долго пытались выяснить, как именно покинул этот мир Адольф Гитлер. Начальник его охраны бригадефюрер СС Ганс Раттенхубер рассказывал, что, когда раздался выстрел, он первым зашел в комнату.
        Мертвый Гитлер с залитым кровью лицом сидел, откинувшись, на диване. Рядом с ним - мертвая Ева Браун. На полу - пистолет, которым она не воспользовалась. Она приняла яд. Возле ее кресла лежала желтая металлическая ампула из-под цианистого калия. Ампула была похожа на пустой футляр для губной помады. Советские историки утверждали, что и Гитлер покончил с собой, приняв яд. Западные историки видели в этой версии попытку принизить Гитлера, оспорить его способность пустить себе пулю
        В последние месяцы существования Третьего рейха соратники Гитлера раскололись. Одни хотели, чтобы фюрер поскорее исчез. Тогда бы они немедленно предложили союзникам мир, чтобы спасти собственные жизни. Другие хотели сохранить фюрера. Пока он жив, немецкая армия будет сражаться. Рано или поздно союзники не выдержат кровопролития и согласятся на приемлемые условия…
        Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель и генерал-полковник Альфред Йодль, которые руководили личной военной канцелярией Гитлера, активно уговаривали его покинуть Берлин. Им было ясно, что Красная армия берет Берлин в клещи и столица вскоре будет отрезана от рейха. Они предлагали перебраться в Оберзальцберг, горную резиденцию фюрера в Австрии, и продолжить борьбу из «альпийской крепости».
        Усилиями имперского министра министра вооружений и боеприпасов Альберта Шпеера в Оберзальцберге был построен городок, в котором могли разместиться ставка фюрера и Генеральный штаб сухопутных войск. Высадки десанта не боялись. Слишком гористая местность. Расположенные там отряды войск СС были готовы к отражению внезапной атаки.
        Генералы Кейтель и Йодль в какой-то момент даже подумывали о том, чтобы силой вывезти фюрера из Берлина и переправить в Оберзальцберг. Но Гитлер наотрез отказывался покинуть бункер, построенный под имперской канцелярией. Это было единственное место - под восьмиметровой толщей стали и бетона, где он чувствовал себя в относительной безопасности. В бункер было несколько прямых попаданий, но толстые бетонные перекрытия выдержали.
        Человек, на совести которого многие десятки миллионов жизней, сам никого не убивал. Адольф Гитлер даже не участвовал в драках, которые в двадцатых годах устраивали штурмовики со своими политическими противниками, хотя не расставался с пистолетом. Он ни разу не присутствовал при казни или убийстве.
        Во время провалившегося пивного путча 9 ноября 1923 года погибли двадцать нацистов. Партия была запрещена, самого Гитлера арестовали, судили и отправили в тюрьму. Поражение и смерть соратников сильно подействовали на него. Он впал в тяжелую депрессию и грозил покончить с собой. У него стали дрожать левая рука и левая нога. Это был невроз, знакомый участникам Первой мировой войны, реакция организма на физическую опасность. Нога перестала дрожать довольно быстро, рука - через несколько лет. Гитлер участвовал в Первой мировой, но война не закалила его нервы.

18 сентября 1931 года в своей мюнхенской квартире покончила с собой его племянница и любовница Гели Раубаль. Гитлер хотел застрелиться. При каждом упоминании о Гели Гитлер начинал плакать. Этот нервный срыв показал, как трудно ему владеть собой. Он был невротиком, который с трудом одерживал победу над собственной натурой.
        Во время Второй мировой войны Гитлер избегал поездок на фронт. Он не желал посещать даже штабы. И уж тем более не удавалось уговорить его встретиться с солдатами или посетить госпиталь. Сталин, кстати, тоже лишь однажды побывал на фронте. Он считал это ненужным. И Гитлер уверял, что генералы и офицеры, которых он вызывал в ставку, превосходно информируют его о положении на фронте. Но это была отговорка.
        Гитлер избегал передовой, потому что не хотел видеть раненых и мертвых. Не потому, что сочувствовал и сопереживал чужим страданиям. Он был абсолютно равнодушен к солдатам, которые воевали и умирали по его приказу. Потери волновали его только в том смысле, что обескровленные в боях части лишались способности выполнить поставленную перед ними задачу. Но он не желал видеть трупы или раненых, чтобы столкновение с реальностью не подорвало его веру в победу. Он отказывался осматривать разрушенные бомбардировками города, хотя пропагандисты Геббельса считали полезным появление фюрера среди погорельцев, им хотелось показать, что народ и партия едины.
        Фюрер оказался слабонервным, хотя и беспредельно жестоким человеком. Даже трудно сказать, был ли Гитлер таким уж больным, или же его организм разрушился от страха заболеть и умереть. Он невероятно заботился о своем здоровье. Бросил курить, не употреблял алкоголя, даже отказался от пива, кофе и чая, прихлебывал жидкий отвар из лечебных трав. Он был крайне мнительным и обнаруживал у себя все новые болезни.
        Ипохондрик Гитлер жаловался на сердце и уверял окружающих, что жить ему осталось совсем недолго. Он сказал Бальдуру фон Шираху, что ощущает постоянную боль в районе диафрагмы и живота - наверное, у него рак. 5 ноября 1937 года он составил политическое завещание, через полгода, 2 мая 1938 года, собственноручно приписал еще и частное завещание. Ему не было и пятидесяти.
        Эльза Брюкман, одна из тех дам, что заботились о фюрере, настаивала на том, чтобы он обратился к врачу. Но, как все ипохондрики, он предпочитал оставаться в неведении относительно реальных или придуманных болезней. Когда он стал канцлером, забота о его здоровье стала государственным делом.
        Главным врачом фюрер сделал Теодора Морелля. Его привел к Гитлеру личный фотограф фюрера Генрих Гофман. Фотограф сказал, что этому врачу можно доверять - он лично удостоверился в эффективности его методов. Гофман, правда, не поставил Гитлера в известность, что Морелль лечил его от гонореи.
        Врач Гиммлера Феликс Керстен уверял, что в 1942 году рейхсфюрер СС получил двадцатишестистраничное досье, из которого следовало, что Гитлер болен сифилисом и ему угрожает паралич. Рассказывали, что Гитлер, впервые посетив проститутку, подхватил сифилис. Некий австрийский доктор, переселившийся после войны в Португалию, даже уверял, что его отец лечил юного Гитлера от сифилиса, а после
1938 года гестапо конфисковало у него все записи, касавшиеся фюрера.
        Не потому ли фюрер взял в личные врачи Теодора Морелля, специалиста по кожным и венерическим заболеваниям? Выбор, по словам министра Шпеера, показался всем очень странным. Но другие врачи настаивают на том, что сифилиса у Гитлера не было. Теодор Морелль действительно был специалистом по кожным и венерическим заболеваниям. Но он быстро сообразил, что ему надо выйти за пределы своей узкой специализации. Мастер саморекламы, он уверял, что знаменитый русский биолог и патолог Илья Ильич Мечников, создатель теории иммунитета, перед смертью раскрыл ему секреты борьбы с инфекционными заболеваниями.
        Морелль тонко угадал психические проблемы своего пациента и стал ему необходим. После самоубийства Гели Раубаль Гитлер стал вегетарианцем, хотя раньше ел много мяса. Он сам составил себе диету, от которой постоянно пучило живот. Морелль лечил желудочные недуги Гитлера препаратом под названием «мутафлор», содержащим кишечную флору, которую сегодня предлагают всем желающим производители йогуртов. Препарат наладил фюреру пищеварение, и Гитлер поверил в чудодейственные таланты нового врача.
        Когда у фюрера что-то болело, Морелль прописывал ему пилюли, содержавшие стрихнин и белладонну, которые конечно же снимали болезненные ощущения, но оказывали серьезное побочное воздействие. Морелль вообще давал фюреру только сильнодействующие препараты, будь то снотворные или болеутоляющие, и Гитлер попал в зависимость от своего врача и его лекарств.
        Ловкий Морелль на сто процентов использовал положение личного врача фюрера. Он не только продолжал практиковать и брал с пациентов огромные гонорары, но и стал владельцем нескольких фармацевтических предприятий и с большой выгодой для себя поставлял лекарства вермахту. Он изобрел порошок против вшей, который вермахт вынужден был закупать и который ненавидели солдаты из-за невыносимо дурного запаха.

30 марта 1942 года Гитлер в «Волчьем логове» рассуждал о рекламе:
        - Профессор Гофман придумал рекламу изобретенного профессором Мореллем порошка от вшей - мавр убивает колоссальных размеров вошь под лозунгом «Вошь должна сморщиться!».
        Когда затих смех, фюрер сказал:
        - Если эта штука действительно на что-то годится, то все грядущие поколения солдат будут считать его благодетелем и поставят ему огромных размеров памятник «Морелль из пульверизатора убивает вошь».
        В разгар политической борьбы в 1932 году Гитлер так перенапряг свой голос, что захрипел. Отоларинголог провел курс лечения и рекомендовал ему занятия с профессионалом. Три с лишним месяца, в разгар предвыборной кампании, известный оперный певец Пауль Девриен давал ему уроки сценической речи и ставил ему голос.

29 марта 1942 года вечером в «Волчьем логове» Гитлер вспомнил эту историю:
        - Я в свое время серьезнее, чем следовало бы, отнесся к образовавшемуся у меня в горле свищу. Поскольку я даже предполагал, что это раковая опухоль, то сел за стол и написал на официальном бланке от руки завещание.
        Гитлер ел только то, что готовил его собственный повар. Прежде чем он приступал к трапезе, доктор Морелль снимал пробу. Возможно, это делалось для того, чтобы избежать отравления. Впрочем, один из адъютантов Гитлера штурмбаннфюрер СС Шульце-Коссенс утверждал, что у фюрера был такой слабый желудок, что малейшее отклонение от строго установленной рецептуры приводило к печальным последствиям.
        Гитлер следил за состоянием желудка и особенно кишечника, часто нащупывал пульс и замирал, считая удары. Он горстями принимал лекарства - снотворные, препараты для улучшения пищеварения, гормоны, витамины, глюкозу, стимулирующие препараты. Уловив желание Гитлера лечиться, Морелль прописывал ему бесчисленное количество инъекций. Рейхсмаршал авиации Герман Геринг иронически называл личного врача фюрера
«имперским мастером по уколам».
        Гитлер ему доверял и говорил:
        - Без Морелля я давно бы умер или как минимум не смог бы работать.
        При этом дерматолог и венеролог Морелль не обращал внимания на реальный недуг Гитлера - высокое кровяное давление. Чем дольше сохраняется высокое давление, тем это опаснее, потому что ведет к нарушению мозгового кровообращения. Для Сталина, например, это закончилось инсультом.
        А доктор Морелль держал своего пациента на возбуждающих препаратах - кофеине и первитине. Когда привычная доза переставала действовать, Морелль ее увеличивал. Под воздействием такого лечения завораживающий взгляд Гитлера приобрел опасный блеск. Уверенность в себе сменялась агрессивностью. Он терял контроль над собой…
        Гитлер принял на себя командование вооруженными силами, поэтому ход боевых действий серьезно зависел от его самочувствия. В первые недели войны с Советским Союзом он жаловался на сердце, говорил министру иностранных дел Риббентропу, что боится сердечного приступа и внезапной смерти. В разгар боев он на целую неделю исчез. Жаловался на боли в желудке, тошноту, озноб, слабость и понос. В этом состоянии он был постоянно недоволен своими генералами. Редкий разговор обходился без выговора, хотя вермахт стремительно прорывался на восток. А когда Красная армия остановила вермахт и перешла в наступление, настроение и самочувствие Гитлера ухудшились.

20 марта 1942 года Геббельс записал в дневнике:

«В последнее время фюрер был немного нездоров. И это можно понять: ведь нести на себе такой гигантский груз человеку уже с одной только психической точки зрения долгое время невозможно. К тому же фюрер практически живет словно в концентрационном лагере…
        Одиночество в ставке и весь характер работы, естественно, со временем действует на фюрера чрезвычайно угнетающе… Внешне здоровый вид фюрера несколько обманчив. При беглом взгляде кажется, что он в наилучшем физическом состоянии. На самом деле это не так. В интимном разговоре он говорил мне, что в последнее время чувствует себя немного больным. Время от времени ему приходится бороться с головокружением. Долгая зима так подействовала на его душевное состояние, что все это не могло пройти для него бесследно.
        Фюрер вообще никогда зиму особенно не любил. Еще раньше мы не раз смеялись над тем, какое физическое отвращение питал он к морозу и снегу. Он, к примеру, никогда не мог понять, как это есть такие люди, которые весной ищут заснеженные места, чтобы покататься на лыжах…
        Поистине тяжело слушать, как он жалуется на зиму, которая принесла ему столько забот и трудностей. При этом я замечаю, как сильно он поседел и как рассказ о зимних тревогах старит его…»
        После поражения под Сталинградом фюрер стал принимать антидепрессанты. Он заметно постарел и изменился до неузнаваемости: остановившийся взгляд, красные пятна на щеках. Он сильно сутулился, вновь стали дрожать левая нога и левая рука.

«Гитлеру было неприятно сознавать, что он больше не хозяин своему телу, - вспоминала его секретарь Криста Шрёдер. - Когда удивленные посетители бросали взгляд на его дрожавшую руку, он инстинктивно прикрывал ее другой рукой».
        Морелль колол ему витамины и гормоны, которые должны были снимать усталость и депрессивное состояние. Препараты Морелля заменили Адольфу Гитлеру прежний наркотик - восхищение и овации людских толп. С 1943 года, после поражения под Сталинградом, он вообще предпочитал не появляться на людях. Он утерял власть над толпой. И лишил себя психической энергии, которой он подпитывался, чувствуя восхищение толпы.
        Все советы он воспринимал в штыки - как выражение сомнения в его способности принимать правильные решения. Он упрямо отстаивал свои решения, даже если военные осторожно доказывали их ошибочность. Природное упрямство и невероятное самомнение усугубились в результате болезней.
        У него ухудшилось зрение, но он не хотел постоянно носить очки, поэтому на совещаниях рассматривал карты через лупу, а донесения ему печатали на специальной машинке с очень крупным шрифтом.
        Глаза болели от яркого света, ему шили фуражку с необычно широким козырьком, чтобы прикрыть глаза. Когда он куда-то выезжал, окна в вагоне занавешивались. Но темноты он тоже боялся, потому что ему изменил вестибулярный аппарат и он терял чувство равновесия. Он жаловался:
        - У меня такое чувство, что я все время валюсь вправо.
        С этим врачи ничего не могли поделать.
        Он так изменился, что прибывшие с фронта генералы, которые давно не видели фюрера, с трудом его узнавали. Неподвижный взгляд выпученных глаз пугал. Он шел наклонив вперед верхнюю часть туловища и волоча ноги. Он с трудом мог дойти из жилых помещений бункера до зала заседаний и вынужден был присаживаться на скамейку, чтобы передохнуть.
        Осенью 1944 года мнительный фюрер решил, что у него рак горла. Но у него нашли обычные полипы на голосовых связках, которые профессор фон Айкен благополучно удалил 22 ноября в берлинской клинике «Шарите».
        Когда войска союзников летом сорок четвертого высадились в Нормандии, фюрер заболел желтухой, у него начались сердечные приступы, он терял сознание. Да еще мучился зубами. У него вообще были плохие зубы. В верхней челюсти было девять золотых и фарфоровых зубов, в нижней челюсти - десять.
        С каждым годом Гитлер становился все более подозрительным. Он принимал только те лекарства, которые считал эффективными. Морелль озабоченно сказал ему:
        - Мой фюрер, я же взял на себя ответственность за ваше здоровье. Что будет, если с вами что-нибудь случится?
        Гитлер ответил, тщательно выговаривая каждое слово:
        - Морелль, если со мной что-нибудь случится, то ваша жизнь ничего не будет стоить!
        В начале апреля 1945 года начальник политической разведки бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг навестил своего друга - директора знаменитой психиатрической клиники
«Шарите» Макса де Крини. Тот сказал Шелленбергу, что фюрер, несомненно, страдает болезью Паркинсона. Шелленберг доложил Гиммлеру, что Гитлер совсем плох.
        Но к воспоминаниям Шелленберга следует относиться осторожно. Психиатр Макс де Крини никогда не лечил фюрера. Он поставил диагноз, изучая киносъемки Гитлера. Конечно, основания для такого предположения были. Шаркающая походка, отрывистые движения, застывшее лицо, затрудненная речь, изменившийся почерк, дрожь левой части тела - все это могло быть симптомами болезни Паркинсона.
        Доктор Морелль не считал, что Гитлер болен болезнью Паркинсона. Он писал, что мозг Гитлера работал нормально, он не наблюдал ни симптомов раздвоения личности, ни паралича лицевой мускулатуры. Впрочем, у большинства таких больных интеллектуальные способности сохраняются довольно долго, даже когда тело отказывается служить.
        Помимо Морелля фюрера лечил еще и профессор Карл Брандт, который вступил в партию еще до прихода нацистов к власти. Он оперировал попавшего в автомобильную аварию адъютанта фюрера Вильгельма Брюкнера (тот заснул за рулем). Гитлер оценил хладнокровие и решительность врача. Брандт к тому же женился на чемпионке страны по плаванию Ане Реборн, которая была давней поклонницей нацистов. Доктор Брандт не только вошел в число врачей, сопровождавших фюрера в поездках, но со временем стал и имперским комиссаром здравоохранения.
        Его сделали генералом медицинской службы, Гиммлер присвоил ему звание группенфюрера СС. В руках Карла Брандта сосредоточилось управление военной и гражданской медициной. Он руководил программой эвтаназии, то есть уничтожения
«расово неполноценного материала», и опытами, которые в военных целях проводились над узниками концлагерей. На заключенных, например, изучали влияние низких температур, их заражали различными болезнями, подвергали воздействию боевых отравляющих веществ.
        В апреле 1945 года всем высокопоставленным чиновникам рейха было приказано эвакуировать свои семьи из районов, к которым приближались войска союзников. Предусмотрительный Карл Брандт оставил семью в Тюрингии, чтобы она как можно скорее оказалась в американской оккупационной зоне. Когда Гитлеру об этом донесли, он воспринял это как предательство и приказал лишить Брандта его постов и судить.

16 апреля Брандта арестовали. Его допросил начальник гестапо группенфюрер Мюллер. На следующий день военно-полевой суд из трех человек, заседавший в канцелярии Геббельса, приговорил его к смертной казни. Но исполнить приговор не успели. 2 мая преемник Гитлера на посту главы государства гроссадмирал Карл Дёниц распорядился доктора освободить. Но теперь Брандта арестовали союзники. Его судил американский военный трибунал, который рассматривал дела нацистских врачей. Группенфюрера СС Брандта повесили за участие в программе эвтаназии и опыты над заключенными.
        Во многом благодаря усилиям доктора Морелля Адольф Гитлер все годы сохранял работоспособность. Но профессор Брандт говорил, что методы Морелля привели к тому, что «жизненный эликсир был заимствован и израсходован на годы вперед, поэтому Гитлер за один год старел на четыре-пять лет». Это и привело его к раннему дряхлению, бледная кожа стала дряблой, из уголков рта капала слюна.
        Один из биографов Гитлера писал:

«Когда он начинал говорить о завоевании жизненного пространства для немецкого народа, речь его становилась пугающе резкой, он производил впечатление психопата, впадающего в транс. Кровь приливала к его лицу, тело напрягалось, он вытягивал руки вперед, словно хотел ударить или схватить противника.
        В какой степени его поведение определялось слишком высоким кровяным давлением и лекарствами, которые он постоянно принимал, - сказать теперь трудно».
        Создатель танковых войск генерал-полковник Хайнц Гудериан в конце войны на короткое время оказался на посту начальника Генерального штаба сухопутных войск. Когда он выразил несогласие с каким-то предложением Гитлера, тот взорвался.

«С пылающим от гнева лицом, с поднятыми кулаками он стоял передо мной, дрожа всем телом, - вспоминал Гудериан. - Он полностью потерял самообладание. После каждой яростной тирады он делал несколько шагов взад-вперед, потом вновь подходил ко мне и бросал мне очередное обвинение. Он буквально заходился в крике, казалось, его глаза выпрыгнут из орбит».
        Мореллю приходилось давать Гитлеру еще и седативные препараты, чтобы его немного успокоить, и большие дозы снотворного, чтобы он мог уснуть. Это окончательно разрушало нервную систему фюрера.
        Нечто подобное происходило уже на наших глазах с Леонидом Ильичом Брежневым. Его сначала погружали в сон с помощью сильнодействующего снотворного, а затем насильственно выводили из сонливого состояния…
        В апреле 1945 года из Берлина на последних самолетах вывезли тех, кого Гитлер отпустил. В том числе отправили и Тео Морелля. Его пациента охватило параноидальное чувство страха, и он кричал на своего врача:
        - Вы хотите меня усыпить, Морелль! Вон из моей комнаты!
        Морелль с большим удовольствием исчез.
        - Я больше не желаю видеть здесь врачей, - объяснил свое поведение Гитлер, - потому что не верю ни одному из них. У меня такое чувство, что один из них способен вколоть мне шприц с морфием, чтобы в бессознательном состоянии вопреки моей воле вывезти меня из Берлина.
        Но фюрер продолжал принимать препараты, прописанные Мореллем, в том числе сильнодействующие наркотические средства. Те, кто оставался в бункере, с изумлением наблюдали за тем, как менялось поведение Гитлера в эти последние дни, когда полный упадок сил внезапно сменялся лихорадочным подъемом. Это означало, что Гитлер вновь наглотался стимуляторов, оставленных Мореллем.
        Окончательно утратив чувство реальности, Гитлер принимался руководить более не существующей армией. Фюрер давно утратил доверие к своим генералам. Когда вермахт стал терпеть поражение под ударами Красной армии, он решил, что всему виной его неумелые командиры, лишенные чувства верности.
        Преданный ему генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, уже ожидая суда, в сентябре
1946 года писал своему адвокату записки. Среди прочего писал и о взаимоотношениях командного состава с Гитлером:

«В разговорах с чуждыми ему по духу генералами высокого ранга фюрер, по моим наблюдениям, ходил вокруг да около, вместо того чтобы четко сформулировать, чего же он хочет. У меня сложилось впечатление, что, испытывая определенную скованность или смущение, он проявлял неуместную сдержанность, в результате чего - правда, лишь изредка - возражавшие ему генералы даже не схватывали суть или недопонимали серьезность ситуации.
        Во всяком случае, многим из них даже в голову не приходило, что тем самым они навлекают на себя подозрение в том, что идут наперекор ему и не признают его, Гитлера, в качестве компетентного в военном деле фюрера и главнокомандующего.
        В этом отношении, не говоря уже о подозрительности, Гитлер был крайне чувствителен и обидчив».
        Бывший ефрейтор не знал, как разговаривать с родовитыми офицерами, и пытался их первоспитывать. В 1942 году в характеристики офицеров была введена новая графа
«Мировоззрение», отражающая степень приверженности национальному социализму. Составляли характеристики офицеры-воспитатели, они выполняли эти обязанности на общественных началах. Этим они отличались от профессиональных советских политработников. В декабре 1942 года вместо офицеров-воспитателей появились национально-социалистические офицеры по вопросам воспитания. В обязанность им вменялось поддерживать тесные контакты с аппаратом партии и службой безопасности.
        Системой национально-социалистического политического образования и воспитания в стране руководил рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, что объясняет подлинный смысл этого воспитания. Система охватывала армию и все учебные заведения, в том числе школы. Политические занятия вели офицеры СС.
        Гитлер чем дальше, тем с большей неприязнью относился к своим генералам. 9 марта
1943 года Геббельс записал в дневник впечатления от разговора с фюрером:

«Нехватка руководящих умов в вермахте поистине пугающая. Генералитету фюрер дает однозначно негативную оценку. Они надувают его где только могут. Кроме того, они необразованны и настолько не знают даже своего военного ремесла, что от них мало чего приходится ждать.
        Правда, в том, что генералы не обладают более высокой культурой, их упрекать нельзя, ибо они воспитаны не для этого. Но то, что они так слабо разбираются в профессиональных вопросах войны, говорит абсолютно против них…
        Оценка фюрером моральных качеств генералитета презрительная. Он априори не верит ни одному генералу. Все они его обманывают, приходят к нему с цифрами, которые может опровергнуть ребенок, устраивают ему сцены, да еще делают за его спиной всякие намеки насчет его интеллектуальности, которые прямо-таки оскорбительны. Во всяком случае, в вопросе воздушной войны фюрер не позволит втирать себе очки!»

22 марта 1942 года в «Волчьем логове» перед обедом фюрер сказал своему военному адъютанту генералу Шмундту:
        - У меня возникла мысль ввести во всех родах войск вермахта немецкое приветствие, то есть заменить им прикладывание ладони к головному убору.
        Армия хотела сохранить традиционное отдание чести, но после заговора 20 июля не смела возражать против воли фюрера. 23 июля 1944 года «немецкое приветствие» - правая рука с раскрытой ладонью, протянутая вперед и вверх, - стало уставным приветствием в вооруженных силах. До этого момента военные приветствовали так лишь самого Гитлеpa. А для всех остальных немцев нацистское приветствие стало обязательным еще 4 августа 1933 года.
        В декабре 1943 года Гитлер распорядился назначить убежденного нациста генерала пехоты Германа Райнеке начальником штаба национально-социалистического руководства вермахтом. Ему было поручено готовить офицеров-политработников для действующей армии. Но офицеров по национально-социалистическому руководству в войсках встретили неприязненно.
        Окружение фюрера тоже винило в неудачах именно генералов, а не Гитлера, развязавшего Вторую мировую войну.

28 марта 1945 года Геббельс записал в дневник впечатления от разговора с фюрером, который в полдень вызвал его в имперскую канцелярию. После совещания фюрер рискнул пройтись по саду имперской канцелярии, разрушенному и находившемуся в состоянии полного опустошения.
        Гитлер говорил о том, что провалы на Западном фронте - результат измены, что генералы никуда не годятся. Геббельс вторил фюреру:

«Ему нужно было бы подобрать себе другое военное окружение, а это - ниже всякой критики. СС тоже не выдвинули из своей среды выдающихся стратегов, да и Гиммлеру не удалось найти таковых в своих рядах.
        Они бравые молодцы, но не масштабны.
        Я напоминаю фюреру о том, что мы, к сожалению, упустили сделать в 1934 году, когда нам представлялся к тому случай. То, что хотел Рём, само по себе, разумеется, было правильным, но практически не могло быть осуществлено этим гомосексуалистом и анархистом. Будь Рём безупречной и первоклассной личностью, 30 июня 1934 года, вероятно, были бы скорее расстреляны несколько сот генералов, чем сотня фюреров СА. В этом глубокая трагедия, и сегодня мы чувствуем ее последствия.
        Тогда назрело время революционизировать рейхсвер. Но эта возможность в силу тогдашнего положения вещей не была осмыслена фюрером…»
        Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер тоже мечтал о полководческих лаврах и пытался сформировать собственную армию. Он заманивал в свои армейские части молодежь призывного возраста. Генералы жаловались Гитлеру, что

«войска СС, как ненасытный насос, выкачивают цвет немецкой молодежи».
        Первые полки СС приняли участие в Польской кампании. Армия была не особенно ими довольна, отмечая высокий уровень потерь среди эсэсовцев. Во время войны на Западе в мае 1940 года печально отличился полк лейб-штандарт «Адольф Гитлер». Создатель немецких десантных войск генерал-лейтенант Курт Штудент уже вел переговоры о капитуляции голландской армии, когда в Роттердам ворвались эсэсовцы. Они открыли беспорядочный огонь и ранили генерала Штудента в голову. Он еле выжил.
        Все дивизии СС были брошены на русский фронт. Они действовали крайне жестоко. Оберстгруппенфюрер Зепп Дитрих, превративший лейбштандарт «Адольф Гитлер» в боевое соединение, приказал пленных не брать. Но и сами несли тяжелые потери в боях с частями Красной армии, которые тоже не щадили эсэсовцев.
        В конце войны рейхсфюрер СС бросил в мясорубку войны всех, кого мог. В 1943 году Гиммлер и имперский руководитель молодежи рейхсюгенфюрер Артур Аксман договорились о формировании дивизии СС из молодых добровольцев из гитлерюгенда, которые по возрасту еще не подлежали призыву. Дивизия СС «Гитлерюгенд» была уничтожена в боях с высадившимися в Нормандии союзниками. Осталось шестьсот человек, которые потом участвовали в обороне Берлина.
        В конце 1944 года обергруппенфюрер СС Готтлоб Бергер стал командующим армией резерва и начальником штаба фольксштурма, в который мобилизовали всех еще не носивших военную форму немецких мужчин от шестнадцати до шестидесяти лет.
        Гиммлер в последних числах 1944 года был назначен командующим группой армий
«Верхний Рейн» (позже «Висла»), но оказался полностью непригодным к военному делу и продержался на этом посту меньше трех месяцев…
        В последние недели Гитлер вел себя как пациент клиники для нервнобольных. Он отдавал приказы, которые некому было выполнять, рассуждал о принципах стратегии. На самом деле никто, кроме оставшихся в рейхсканцелярии, ему уже не подчинялся. Когда двое опытных врачей, Ханс-Карл фон Хассельбах и Эрвин Гизинг, попытались ослабить зависимость Гитлера от ежедневного приема наркотиков, прописанных Мореллем, фюрер избавился от самих докторов. Хотя хирург фон Хассельбах долгое время сопровождал Гитлера в его поездках, а Гизинга пригласили в ставку лечить фюрера после покушения на его жизнь 20 июля 1944 года.
        Вместе с Гитлером до его последних дней оставался Вернер Хааз, хирург и главный врач клиники «Шарите». Ему присвоили звание оберштурмбаннфюрера СС и поручили возглавить подземный стационар в бункере.
        СЕКРЕТНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ В СТОКГОЛЬМЕ
20 ноября 1944 Гитлер покинул расположенное в Восточной Пруссии «Волчье логово», где он провел большую часть войны. Это местечко армейские генералы называли чем-то средним между монастырем и концлагерем.
        Итальянский министр иностранных дел Галеаццо Чиано вспоминал о посещении бункера:
«Не увидишь ни единого цветного пятна, ни единого живого оттенка. Приемные наполнены курящими, жующими, болтающими людьми. Пахнет кухней, военной формой, армейскими сапогами».
        Брошенные бункеры «Волчьего логова» взорвали в январе 1945 года. Фюрер вернулся в Берлин. До середины февраля 1945 года Гитлер оставался в своей квартире в старом здании имперской канцелярии. Бомбежки Берлина вынудили его перебраться в подземный бункер. До середины марта Гитлер еще поднимался наверх. Обедал в своей квартире и совещался с военными в новом здании имперской канцелярии. Наиболее ценные картины уже спрятали, но здание еще не было разрушено.
        А в марте постоянные воздушные тревоги окончательно загнали Гитлера под землю. Здесь, в бункере под имперской канцелярией, прошли его последние дни.
        Строительство бомбоубежища началось еще в 1935 году и продолжалось восемь лет. В бункере был свой телефонный коммутатор, электростанция, собственная система водоснабжения, воздух пропускали через специальные фильтры.
        Бункер состоял из двух этажей. В двенадцати комнатах верхнего этажа располагались обслуживающий персонал, диетическая кухня, хозяйственные помещения. На нижнем этаже - кабинеты начальника партийной канцелярии Мартина Бормана и руководителя столичной партийной организации Йозефа Геббельса. Там же жилые комнаты для подруги фюрера Евы Браун, слуг, охранников и врача. Апартаменты фюрера включали спальню, ванную, зал для совещаний и комнату отдыха. В этой комнате, где стоял маленький письменный стол, узкий диван и три кресла, Гитлер проводил большую часть дня. Окон в комнате, естественно, не было. На стене висел огромный портрет Фридриха Великого.
        Отдельно оборудовали бомбоубежище для охранников и детей из соседних домов, их приводили сюда каждую ночь. Еще в сентябре 1940 года Гитлер торжественно заявил, что он будет делить бомбоубежище с берлинскими детьми. Тогда он не предполагал, что ему придется скрываться под землей.
        В апреле здесь же разместился штаб обороны имперской канцелярии - боевая группа под командованием кавалера Рыцарского креста бригадефюрера СС Вильгельма Монке. Прежде он командовал полком в моторизованной дивизии СС «Гитлерюгенд» на Западном фронте. Под его командованием находилось две с лишним тысячи бойцов.
        До последнего в бункере продолжались строительные работы. Готовились к химической атаке. Поскольку Гитлер пострадал от отравляющего газа в Первую мировую, он смертельно боялся, что русские применят усыпляющий газ и захватят его живым. Оборудование работало не очень надежно. 25 апреля вентиляцию верхнего бункера пришлось на пятнадцать минут отключить, потому что она засасывала не воздух, а пыль и гарь - советская артиллерия непрерывно обстреливала канцелярию.
        Гитлера преследовал и другой кошмар - рядом были грунтовые воды, он боялся, что мощная бомба пробьет стены, в бункер хлынет вода и он утонет.
        От постоянной бессонницы - Гитлер спал два-три часа - не спасали самые сильнодействующие снотворные. От прогулок он категорически отказывался, потому что опасался террористов и инфекций. Он привык к маленьким и душным комнатам своего бункера и боялся выйти на свежий воздух. В результате ночь у него превращалась в день, а день в ночь.
        В десять утра Гитлер - еще в ночной рубашке - забирал пачку свежих газет, оставленных камердинером, и вновь укладывался в постель. Он лежа просматривал газеты. Затем умывался и брился. Когда у него стали дрожать руки, его брил парикмахер.
        В одиннадцать слуга стучал в дверь со словами:
        - Доброе утро, мой фюрер. Пора!
        С одиннадцати до двенадцати он завтракал. До войны он пил молоко, съедал булочку, яблоко и несколько кусочков сыра. Во время войны аппетит у него улучшился. Он поглощал за завтраком пирожные с шоколадной начинкой.
        В полдень начинался прием посетителей и совещания.
        После двух он обедал. Гитлер предпочитал густой гороховый или чечевичный суп, картофель в мундире, зеленый салат, сардины в масле. После нападения на Россию с удовольствием поглощал икру, намазанную на разрезанные пополам яйца. Когда он случайно услышал, сколько стоит икра, демонстративно запретил ее подавать на стол.
        Вечером Гитлер удовлетворялся яичницей и творогом, но ему хотелось поговорить, поэтому ужин растягивался на несколько часов. После ужина он мог поспать час-другой, после чего вновь ощущал потребность в компании. К нему приглашали секретарш, адъютанта и неизменного доктора Морелля. Всех обносили чаем, и «беседы у камина» затягивались иногда до шести утра.
        Третий рейх трещал, и в отчаянии его руководители были готовы на все. Гитлер требовал сражаться до последнего. Йозеф Геббельс, презиравший русских, неожиданно принял председателя Комитета освобождения народов России, командующего Русской освободительной армией генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова. Генерал Власов попал в плен в июле 1942 года и перешел на сторону немцев.
        Геббельс пригласил Власова, чтобы набраться у него оптимизма. Осенью 1941 года генерал Власов командовал 20-й армией, которая обороняла столицу. Он рассказал Геббельсу о драматической ситуации в Москве, когда немецкие войска стояли у ворот города и многие думали, что отстоять столицу не удастся.

«Беседа с генералом Власовым подействовала на меня ободряюще, - констатировал Геббельс. - Я узнал, что Советскому Союзу пришлось пройти через точно такие же кризисы, какие предстоит преодолеть нам, и что и из этих кризисов есть выход, если мы полны решимости не сгибаться».
        После беседы с генералом Власовым Геббельс сам воодушевился и решил подбодрить Гитлера.

«Я подробно сообщил фюреру о беседе с генералом Власовым, - записал он в дневнике,
        - особенно о тех средствах, которые он по заданию Сталина применял, чтобы в конце осени 1941 года спасти Москву.
        Советский Союз находился тогда в такой же ситуации, что и мы сегодня. Но Сталин принял самые решительные меры, на которые у весьма многих наших влиятельных людей не хватает ни нервов, ни энергии».
        Первым сдали нервы у рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Убийца миллионов боялся вида крови и явственно представлял себе, что его ждет после победы союзников. Предчувствуя поражение, его подручные были готовы на все, лишь бы спастись. Его главный разведчик Вальтер Шелленберг уже давно понял, что дело проиграно, и уговаривал Гиммлера - пока у него есть власть - как можно быстрее договариваться с союзниками.
        Генрих Гиммлер в начале марта сорок пятого попытался прощупать Геббельса, завел с ним беседу о возможности мира. Рейхсфюрер считал, что договариваться надо с Западом. По мнению Геббельса, с Западом разговаривать бесполезно, национальный социализм может спасти только Сталин.

«Я думаю, - записал 8 марта в дневнике Геббельс, - что, скорее всего, чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы».
        Мысль о возможности переговоров приходила в голову и самому Гитлеру. Как и Геббельс, фюрер надеялся вновь найти общий язык со Сталиным. Они ведь всегда присматривались друг к другу - и с определенным уважением.
        К примеру, вечером 30 июля 1935 года Сталин устроил прием в Большом Кремлевском дворце для участников совещания работников железнодорожного транспорта. Выпили за вождя и членов политбюро, после чего Сталин произнес речь. Только недавно найдена запись его выступления (см. журнал «Отечественная история», 2005, № 3). Вождь среди прочего сказал:
        - Буржуазия выдвинула своих наиболее умных и способных людей для управления государством: Рузвельта, Болдуина, Гитлера - он талантливый человек, Муссолини…
        Из всех, кого он перечислил, только Гитлер удостоился из уст Сталина дополнительного комплимента - «талантливый человек». Фюрер этого комплимента не слышал, но столь же высоко ценил кремлевского вождя.

«Фюрер, - старательно записывал в дневнике Геббельс, - убежден в том, что если какая-либо держава во вражеском лагере и захочет вступить с нами в разговор первая, то это при всех обстоятельствах будет Советский Союз.
        У Сталина с англо-американскими союзниками величайшие трудности, а ведь Советский Союз принадлежит к числу тех государств, которые, точно так же как мы, хотят вернуться с войны с добычей. А потому вечный конфликт с англо-американцами Сталину надоест, и тогда он станет оглядываться вокруг в поисках других возможностей…
        Но предпосылкой того, что мы вступим в разговор с той или иной стороной, служит наш военный успех. Сталин тоже должен сначала понести урон, прежде чем захочет чего-либо достигнуть с нами. Фюрер правильно говорит, что Сталину легче осуществить смену курса в военной политике, ибо ему совершенно не нужно считаться со своим общественным мнением… В качестве цели перед фюрером маячит возможность найти взаимопонимание с Советским Союзом и благодаря этому с жесточайшей энергией продолжить борьбу против Англии».
        Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер установил контакты с американцами. Он даже обещал прекратить уничтожение евреев, если ему гарантируют жизнь и свободу. На одну из самых секретных встреч Гиммлер пригласил своего любимого писателя Ганса Йоста. 25 октября 1944 года в Вене Гиммлер беседовал с бывшим президентом Швейцарии Жаном-Мари Мюзи. Присутствовали только Йост и начальник строительного отдела Главного административно-хозяйственного управления СС группенфюрер Ганс Каммлер (специалист по оснащению концлагерей газовыми камерами и крематориями).
        Речь шла о судьбе еще не убитых нацистами евреев. В ситуации очевидного поражения Гиммлер, не ставя в известность Гитлера, был готов через посредников из нейтральных стран установить контакт с западными союзниками, чтобы заключить сепаратный мир. Он собирался использовать евреев как «торговую массу».

11 апреля 1945 года нарком госбезопасности Всеволод Николаевич Меркулов отправил Сталину, Молотову и Берии спецсообщение «По вопросу о контакте союзников с Германией»: «НКГБ СССР сообщает агентурные сведения, полученные в разных странах, о переговорах председателя Международного Красного Креста профессора Буркхардта и Мюзи в Берлине».
        Какими источниками располагала советская стратегическая разведка?
        В Англии советские агенты имели доступ к дипломатической переписке английского министерства иностранных дел со своими представительствами. Сообщения из Лондона были самые надежные. В Стокгольме кто-то имел доступ к германскому генеральному консулу.

«Консул в доверительной форме, говоря о переговорах Буркхардта с Гиммлером, заявил, что вопрос о военнопленных являлся только предлогом и что во время беседы с Буркхардтом Гиммлер пытался якобы выяснить возможность установления контакта с англичанами и американцами.
        Буркхардт якобы просил Гиммлера разрешить выезд в Швейцарию приблизительно тысяче видных евреев, интернированных в Германии. Гиммлер сразу же удовлетворил эту просьбу. По словам германского генерального консула, это объясняется тем, что Гиммлер собирается, устранив Гитлера, вступить в переговоры с союзниками, используя в качестве заложников шестьсот тысяч евреев, находящихся в Германии».
        Источники в среде польской эмиграции в Лондоне сообщали, что «германское командование якобы договорилось через Буркхардта с англичанами и американцами относительно того, что все танковые и механизированные части будут сняты с Западного фронта и переброшены на Восточный фронт с целью удержания Восточного фронта до тех пор, пока союзники не оккупируют остальную часть Германии».
        Подобная информация поступала и из Ватикана. В обмен американцы и англичане «якобы обещали немцам не преследовать членов нацистской партии, за исключением самых видных деятелей, а также не позволять вывозить немецкое население на работу в СССР из районов, занятых Красной армией».
        Нацистские главари готовы были отпустить видных пленных из западных стран, если им обещают сохранить жизнь и не преследовать после войны.
        В распоряжении наркомата госбезопасности находилось и спецсообщение американского управления стратегических служб от 20 февраля 1945 года, в котором отмечалось, что
«Мюзи вел в Берлине переговоры по вопросу о вывозе из Германии евреев и по вопросу о заложниках».
        История взаимоотношений Международного комитета Красного Креста и нацистской Германии сложна и запутанна. На нижнем этаже здания МККК в Женеве находятся архивы. Это залитые неоновым светом коридоры, бесконечные ряды стальных стеллажей с картонными коробками.
        Нигде больше не собрано столько информации о самых мрачных страницах истории, нигде нельзя узнать так много о гнусных преступлениях и страданиях сотен тысяч людей. То, что видели, слышали и сфотографировали посланцы комитета, то, что им сообщили их информаторы, рассказы пленных и заключенных, записи неформальных разговоров с власть имущими - все это хранится здесь.

14 октября 1942 года двадцать три члена комитета собрались в женевском отеле
«Метрополь». Им предстояло принять важнейшее решение. Несколько месяцев они получали информацию об уничтожении евреев в Европе. Эти сообщения были слишком достоверными, чтобы их можно было игнорировать. От Международного комитета ждали, что он выскажет свое мнение о депортации и уничтожении евреев.
        На столе перед членами комитета лежали три варианта заявления, составленные крайне осторожно. Правительство Германии даже не упоминалось, хотя было понятно, кто имеется в виду. Но два члена комитета с самого начала возражали против любого заявления: вице-президент Карл Якоб Буркхардт и федеральный президент Швейцарии Филипп Эттер, который крайне редко приходил на заседания, но в тот день появился.
        К осени 1942 года в Женеве уже многое знали о преступной практике нацистов. Комитет отправил письмо своему представителю в Берлине Ролану Марти: «Со всех сторон к нам поступают сведения о многочисленных случаях депортаций, главным образом еврейского населения. До сих пор мы отправляли конкретные запросы в адрес Немецкого Красного Креста, это единственное, что мы могли сделать. Во время своего последнего визита г-н Хартман заявил нам, что впредь все запросы, касающиеся евреев, он должен будет отправлять назад».
        Попытки получить какую-то информацию в Немецком Красном Кресте стали невозможными после того, как на посту председателя Вальтера Хартмана в январе 1938 года сменил обергруппенфюрер СС Эрнст Роберт Гравиц, юношеский друг Гиммлера. С 1936 года Гравиц занимал должность имперского врача СС и полиции. Под его руководством проводились преступные эксперименты в концлагерях. В 1945 году Гравиц, понимая, что его посадят на скамью подсудимых, подорвал себя и свою семью гранатами…
        Еще в конце 1939 года комитет получил секретное сообщение от своего представителя Марселя Жюно из Варшавы. Он осмотрел кварталы, ставшие затем еврейским гетто, и сообщил, что туда свозят евреев со всей Европы. По его подсчетам, привезли уже около полумиллиона человек. Марсель Жюно переслал в Женеву точные планы депортации еврейского населения и создания лагерей уничтожения. Источник этой информации остался неизвестен, видимо, это был кто-то из высокопоставленных немцев, пытавшихся как-то остановить это преступление.
        Берлинского председателя комитета Ролана Марти просили передать в имперское министерство иностранных дел обращение МККК:

«Мы горячо приветствовали бы информацию о местонахождении в настоящее время арестованных, задержанных или депортированных с тем, чтобы передать эти сведения членам семей и сообщить о состоянии их здоровья.
        Нельзя ли сверх того обеспечить, чтобы эти лица могли сами известить свои семьи о себе? Могут ли представители МККК посещать этих заключенных?
        Это разрешение дало бы возможность МККК в качестве ответной меры в большем масштабе посещать немецких заключенных в других странах».
        Ролан Марти ответил из Берлина, что обращаться в министерство иностранных дел бесполезно. Надо добиваться приема в имперском министерстве юстиции, а еще лучше проникнуть к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру.
        Берлинский представитель МККК дополнил картину:

«В операциях по «ликвидации» используются войска СС. Они убивают абсолютно все гражданское население на оккупированных территориях. В отличие от вермахта, который берет в плен для обеспечения лагерей рабочей силой».
        Марти имел возможность побывать в генерал-губернаторстве, то есть на территории оккупированной Польши, где за первые шесть месяцев 1942 года построили пять лагерей - Бельзен, Собибор, Треблинка, Освенцим и Майданек.
        В августе 1942 года Марти был в лагере для военнопленных в Раве-Русской (Галиция). От находившихся там французских военнопленных он узнал, что украинские полицейские по приказу СС систематически убивают евреев. Рава-Русская была узловой станцией, откуда эшелоны отправляли и в Освенцим. Об этом Марти коротко сообщил в Женеву.
        Немецкий промышленник Эдуард Шульте, имевший завод рядом с Освенцимом, летом 1942 года передал в Женеву принятый руководством рейха план полного уничтожения еврейского народа. Вся эта информация стекалась к вице-президенту Международного комитета Красного Креста Карлу Якобу Буркхардту. Собственно, он был первым, кому еще в 1935 году немцы разрешили осмотреть три концлагеря, в том числе Дахау. О ситуации в Германии он знал лучше других. Но считал, что любой протест взбесит нацистов и они откажутся от Женевской конвенции, защищающей военнопленных.
        К Буркхардту обратился американский консул в Женеве и спросил, действительно ли слухи об уничтожении нацистами евреев - правда? Буркхардт ответил, что существует план сделать Германию «свободной от евреев».
        - Это означает, что они хотят уничтожить всех евреев? - переспросил консул.
        Буркхардт реагировал уклончиво:
        - Вы же знаете, что евреи не имеют возможности покинуть Германию. Это и есть ответ.
        Карл Якоб Буркхардт был до войны комиссаром Лиги Наций в Данциге. У него сохранись неплохие личные отношения с высокопоставленными немецкими чиновниками, например со статс-секретарем имперского министерства иностранных дел Эрнстом фон Вайцзекером. Но судьба евреев Буркхардта не очень волновала. Несмотря на то что он был швейцарцем, он ощущал принадлежность к немецкой культуре (англосаксонская оставалась ему чуждой). За поведением могущественной Германии он следил как зачарованный, хотя и испытывал некоторый испуг.
        На заседании МККК в октябре 1942 года Макс Хубер из-за болезни принужден был уступить должность председателя Буркхардту. Его точка зрения и возобладала. Американскому консулу он потом скромно объяснил:
        - Я собирался опубликовать воззвание к мировой общественности по еврейскому вопросу. Но члены комитета решили, что такое воззвание не принесло бы пользы. Зато осложнило бы оказание помощи военнопленным, а это наша главная задача.
        После войны Буркхардт поработал в архиве комитета, и кое-какие документы исчезли, но кое-что и сохранилось. Есть, скажем, ответное письмо Гиммлера Буркхардту от 27 октября 1942 года (полученное через две недели после заседания в «Метрополе»), в котором рейхсфюрер благодарит за полученное им послание и изъявляет готовность встретиться с ним в Берлине.
        Иначе говоря, у Буркхардта была возможность во время этой встречи вступиться за европейских евреев. Тогда еще большая часть их была жива. Но президент МККК высказал рейхсфюреру СС одну-единственную просьбу, личную. Он просил освободить его знакомую польскую графиню Каролину фон Ланкоронску.
        Комитет не решился использовать свой моральный авторитет, чтобы повлиять на нацистов. Страх перед Третьим рейхом парализовал швейцарцев. Когда руководителей комитета упрекали за пассивность, за нежелание вступиться за жертв нацизма, они только разводили руками:
        - Мы являемся лишь комитетом доброй воли. Мы только частные лица. Что мы можем предпринять против великой державы, желающей стереть с лица земли целую нацию?
        Действительно, что изменилось, если бы Международный комитет Красного Креста все-таки сделал заявление?
        Тысячи людей были бы спасены, считают историки. МККК недооценивал свое влияние. Нацисты не хотели рвать отношения с комитетом. Особенно много могли бы сделать представители Красного Креста в странах-сателлитах - Венгрии, Словакии, Хорватии, Болгарии и Румынии, где тем более не желали ссориться с влиятельной швейцарской организацией. Но представители комитета получали из Женевы одну и ту же инструкцию: «соблюдать величайшую осторожность».

14 декабря 1942 года британский кабинет министров обсуждал широкомасштабное уничтожение евреев в Польше. Министр иностранных дел Энтони Иден сообщил, что нет точных сведений относительно того, что там немцы с ними делают, но известно, что евреев свозят в Польшу из других оккупированных стран.
        Премьер-министр Черчилль уточнил:
        - Есть ли какие-то подтверждения массового уничтожения евреев? Как это происходит?
        - Прямых свидетельств нет, - ответил Энтони Иден. - Но есть косвенные. Похоже, это правда. Но не могу сказать точно относительно методов. Знаю, что евреев отовсюду везут в Польшу, значит, у них есть какая-то цель.
        Британские министры договорились вернуться к этому вопросу, резюмировав:
«Происходящее требует от нас наказать ответственных за эти преступления». Но до наказания дело дошло только после разгрома нацистской Германии…
        В октябре 1943 года в Будапеште появился представитель Международного комитета Красного Креста Жан де Бавье. Венгерское правительство демонстрировало ему благорасположение. Он мог сделать многое, но Женева его останавливала.

18 февраля 1944 года Жан де Бавье отправил отчаянное послание своему руководству:
«Если Венгрия будет занята немецкими войсками, восемьсот тысяч венгерских евреев подвергнутся непомерному риску. Если принять во внимание происходящее в Германии и на оккупированных территориях, то мне требуется срочный ответ: какую форму защиты я могу предоставить этим людям, чтобы отвести от них угрозу. Я буду благодарен за любые инструкции».
        Через день вермахт вступил в Венгрию, а за военными последовали эсэсовцы и люди оберштурмбаннфюрера СС Адольфа Эйхмана, которые начали охоту за евреями. Половину венгерских евреев отправили в Освенцим. В течение двух месяцев двести пятьдесят тысяч человек погибли в газовых печах.
        В 1944 году делегаты МККК были допущены в концлагерь Терезиенштадт, который считался образцовым лагерем. Гитлер поместил там евреев-ветеранов Первой мировой. Посланцев Красного Креста допустили в лагерь после того, как комендант Антон Бургер построил потемкинский фасад.
        Он был чудовищно жестоким даже среди эсэсовцев. Триста человек умерли в один день, потому что Бургер однажды заставил узников лагеря Терезиенштадт стоять на плацу с рассвета до полуночи. Но делегаты комитета об этом не узнали. Они составили благоприятный для нацистов отчет: «Мы должны отметить наше чрезвычайное удивление тем, что мы обнаружили в гетто город, ведущий почти нормальную жизнь».
        Отчет восхитил нацистскую пропаганду, которая постоянно его цитировала. А историки так и не смогли понять, каким образом представители Швейцарского комитета, столь опытные люди, позволили обмануть себя. Или же они все еще боялись Германии и трусливо считали ее великой державой, каковой в 1944 году она уже точно не являлась? Именно в тот год Международному комитету Красного Креста была присуждена вторая Нобелевская премия.
        Лишь за несколько недель до конца войны женевские чиновники попытались что-то сделать для узников концлагерей. 12 марта 1945 года Буркхардт встретился с начальником Главного управления имперской безопасности Эрнстом Кальтенбруннером в австрийском городке Форальнберге. Встреча считалась блестящим дипломатическим успехом. На самом деле она происходила по инициативе не МККК, а рейхсфюрера Гиммлера - в напрасной надежде вытащить голову из затягивавшейся на его шее петли.
        Беседа с Кальтенбруннером принесла успех только в конце апреля. Триста женщин из концлагеря Равенсбрюк обменяли на пятьсот немецких военнопленных. Такими уступками Гиммлер надеялся смягчить позиции западных политиков. Но разговаривать с ним соглашались только сотрудники Красного Креста.
        Сталин боялся сепаратного мира немцев с Западом, боялся, что в результате все танковые и механизированные части вермахта будут сняты с Западного фронта и переброшены на Восточный. Поэтому вождь болезненно реагировал на сообщения разведки о контактах нацистов с любыми представителями Запада. В реальности союзники не собирались договариваться с нацистами о сепаратном мире. По этой причине в конце войны Англия и Соединенные Штаты отказались даже от контактов с антигитлеровским сопротивлением.
        От имени антигитлеровских кругов немецкий дипломат Адам Вернер фон Тротт цу Зольц несколько раз ездил в Швецию и пытался разговаривать с западными дипломатами. Столица Швеции, оставшейся нейтральной, кишела дипломатами и разведчиками. Шведы старались никому не мешать.
        Адам фот Тротт был сыном прусского министра и сторонником социал-демократов. После прихода нацистов к власти ему пришлось скрывать свои взгляды. Он был близок к полковнику Клаусу фон Штауфенбергу; предполагалось, что в случае смерти Гитлера и формирования нового правительства он займет пост статс-секретаря в министерстве иностранных дел. Адам фон Тротт когда-то окончил Оксфорд, сотрудничал с американцами и казался подходящей фигурой для контактов с Западом. Он приехал в Швецию просить союзников дать немцам право самим сформировать правительство после убийства Гитлера и не требовать безоговорочной капитуляции.
        Социал-демократ Вилли Брандт, который в 1969 году станет канцлером Федеративной Республики Германии, бежал от нацистов и в годы войны находился в Швеции. К нему пришел Адам фон Тротт.

«То, что решившиеся на бунт офицеры и связанные с ними политические деятели стремились заключить сепаратный мир с западными державами, чтобы после этого продолжить войну с Советским Союзом, - писал Вилли Брандт, - это одна из многих легенд. Не говоря о том, что никто на Западе на это бы не пошел, Тротт отправился в Швецию, имея наказ не ввязываться ни в какие дела, которые выглядели бы как попытка поссорить союзников».
        Тем не менее его миссия оказалась бесполезной. Союзники не хотели делить немцев на плохих и хороших. Уин-стон Черчилль приказал своему министерству иностранных дел не откликаться ни на какие попытки договариваться о мире, исходящие изнутри Германии. Американский президент Франклин Рузвельт подтвердил: единственное условие прекращения войны - «безоговорочная капитуляция Германии».
        Адам фон Тротт хотел связаться и с советским послом в Швеции Александрой Михайловной Коллонтай, чтобы выяснить, как поведет себя Советский Союз, если участникам сопротивления удастся убить Гитлера и взять власть в стране.
        Скандинавские друзья Вилли Брандта обещали устроить такую встречу. Через два дня Тротт, вновь встретившись с Брандтом, попросил не устанавливать контакт с советским посольством. Объяснил: боится, что в советском посольстве в Стокгольме есть немецкий агент, который сообщит о нем в Берлин.
        Адама фон Тротта арестовали через пять дней после неудачной попытки 20 июля 1944 года убить Гитлера. Через месяц его казнили по приговору Народного трибунала…

«Впоследствии стало известно, - вспоминал Брандт, - что чиновник из ведомства Риббентропа, зондируя почву, встречался в Стокгольме с советником посольства Владимиром Семеновым. Аппарат Гиммлера тоже пытался установить через Стокгольм ни к чему не обязывающий контакт с Россией».
        Чиновником, которого упоминал Брандт, был Бруно Петер Кляйст, который в министерстве иностранных дел заведовал восточным отделом. Он приезжал в Москву вместе с Риббентропом. После начала войны его перевели в министерство Розенберга по делам восточных оккупированных территорий. Весной 1942 года он вернулся в МИД. Кляйст был не только членом партии, но и СС. Летом 1944 года он пытался установить контакты с советским посольством в Стокгольме.
        Считается, что с советской стороны этим занимался советник посольства Владимир Семенович Семенов. Он остался старшим дипломатом в посольстве. Посла, Александру Коллонтай, разбил паралич. Она говорила с трудом и не покидала инвалидной коляски.
        Шведская полиция была уверена, что 28 июня 1944 года Кляйст приезжал на виллу Семенова на острове Лидингё (см. журнал «Международная жизнь», 2002, № 2). Присутствовал вроде бы и советский военный атташе полковник Николай Иванович Никитушев. Офицер-артиллерист, он был назначен военным атташе и резидентом военной разведки в Стокгольме сразу после окончания Академии Генерального штаба в конце
1939 года, не имея разведывательного опыта.
        В Москве опровергли факт переговоров с нацистами.
        В начале августа 1944 года заместитель наркома иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский ответил на запрос британских союзников: «Посольство СССР в Стокгольме в течение лета получило большое количество анонимных писем с информацией о том, что некто доктор Кляйст намерен установить контакт с советскими представителями. Посольство СССР не обратило никакого внимания на эти письма и никак не реагировало на них…»
        Вскоре Молотов вернет Владимира Семенова в Москву и назначит совсем молодого дипломата верховным комиссаром в поверженную Германию. Никто не мог понять, почему Молотов ему так доверяет. Со временем Владимир Семенов стал заместителем министра иностранных дел Советского Союза и послом в ФРГ. В перестроечные времена историки и журналисты много раз спрашивали Семенова о переговорах в Стокгольме. Но он ничего не рассказал и унес эту тайну в могилу.
        В Стокгольм приезжал и немецкий дипломат Фриц Гессе, который перед войной работал в Лондоне. Он встречался со шведскими политиками, предлагая им стать посредниками в тайных переговорах нацистов с союзниками. Германия, говорил Гессе, готова освободить все оккупированные территории и вернуться к границам 1939 года.
        - Если война и разорение будут продолжаться, - внушал Гессе своим шведским собеседникам, - то немцы перейдут на сторону коммунизма. Разница между нацизмом и коммунизмом не столь велика. Гитлер готов объединиться со Сталиным.
        Информация о беседах в Стокгольме была доложена Уинстону Черчиллю. Он не проявил интереса. Самое любопытное, что о переговорах сообщила газета «Свенска дагбладет», где появилась статья «Нацистский зондаж о мире через Стокгольм? Предложения Риббентропа Англии и Соединенным Штатам отвергнуты».
        Но вожди Третьего рейха до последнего момента пытались договориться с представителями западных держав. В конце марта бывший советник немецкого посольства в Москве Густав Хильгер получил указание министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа отправиться в Стокгольм, установить контакт с советскими дипломатами и предложить им заключить мир на условиях, которые устроят нацистскую верхушку.
        Министр вызвал Хильгера.
        - Хильгер, - спросил Риббентроп, - я кое-что хочу у вас спросить и настаиваю, чтобы вы мне откровенно ответили. Как по-вашему, согласится ли Сталин когда-нибудь снова вступить с нами в переговоры?
        - Что же, раз вы настаиваете, вот мой ответ, - откровенно ответил Хильгер. - До тех пор пока Германией управляет нынешнее правительство, нет ни малейшей надежды, что Сталин когда-нибудь станет вести с нами переговоры.
        Министру иностранных дел, казалось, было не под силу проглотить ответ Хильгера. Лицо Риббентропа покраснело, глаза выкатились, его, казалось, душили слова, которые он хотел произнести. В этот момент дверь приоткрылась, и показалась голова его жены.
        - Иоахим, - крикнула она, - ступай в убежище! Массированный воздушный налет на Берлин.
        Вместо Хильгера в Стокгольм поехали тот же Бруно Петер Кляйст и Карл Юлиус Шнурре, который руководил восточноевропейской референтурой отдела экономической политики министерства иностранных дел. До войны он ведал торговыми отношениями с Советским Союзом и в 1939 году участвовал в сближении с Москвой. Но Шнурре в Стокгольме заболел и все время провалялся в постели. Кляйсту удалось встретиться с оперативником американской разведки, который объяснил, что Германии остается только одно - капитулировать.
        Риббентроп сказал фюреру, что он готов вместе с семьей вылететь в Москву, чтобы убедить Сталина в готовности заключить мир. Риббентроп в 1939 году дважды встречался со Сталиным, принимал в Берлине Молотова и полагал, что способен обо всем договориться с советскими руководителями.
        Гитлер помнил, каким скандалом закончился полет его заместителя по партии Рудольфа Гесса в Англию в мае 1941 года, и раздраженно ответил министру:
        - Риббентроп, только не устраивайте такой же истории, какую устроил Гесс!
        Геббельс не терял надежды найти общий язык со Сталиным.

«В Стокгольме находится один влиятельный человек из Советского Союза, который выразил желание поговорить с кем-либо из немцев, - записывал он в дневнике. - В принципе от такой возможности не обязательно отказываться. Я считаю, что было бы хорошо по крайней мере переговорить с представителем Советского Союза. Но фюрер считает, что в настоящий момент пойти навстречу врагу означало бы признать свою слабость».
        Гитлер, похоже, понял, что никто разговаривать с ним не станет и его уже ничто не спасет. Теперь он хотел только одного. Если ему суждено умереть, то пусть вместе с ним исчезнет и вся Германия. Министру Шпееру он сказал:
        - Если война проиграна, то пусть погибнет и народ. Такова неотвратимость судьбы. Незачем сохранять то, что потребуется народу для его примитивнейшей дальнейшей жизни. Напротив, лучше самим все разрушить. Немецкий народ показал свою слабость, и будущее принадлежит более сильному восточному народу. Если кто-то и выживет в этой войне, то это всего лишь неполноценные люди, ибо все достойные погибли.
        В марте 1945 года англичане и американцы вели переговоры с немецким командованием о капитуляции частей вермахта в Италии. Этим занимался резидент американской разведки в Швейцарии Аллен Даллес. С предложением сдаться к Даллесу обратился оберстгруппенфюрер СС Карл Вольф, бывший адъютант Гиммлера и начальник его личного штаба. С 1943 года Вольф был руководителем СС и полиции в Италии. В начале марта Даллес встретился с Вольфом.
        Узнав о переговорах, Сталин возмутился. Но это не был американо-германский заговор против России. Американцы хотели избежать потерь во время операции в Италии. Получив послание Сталина, новый президент Соединенных Штатов Гарри Трумэн приказал прекратить все переговоры. Но потом было найдено разумное решение. 28 апреля в присутствии советских представителей была подписана капитуляция немецких войск в Северной Италии - на десять дней раньше, чем капитулировал весь вермахт. Это было сделано за спиной Адольфа Гитлера, которого нацистские руководители перестали принимать в расчет.
        ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ И СВАДЬБА
        Весной сорок пятого физически Гитлер был очень плох. Его руки и одна нога постоянно тряслись. Лицо было мертвенно-бледным. Он с трудом передвигался. С отсутствующим видом он сидел на своем диванчике со щенком от последнего помета его любимой Блонди. Щенка он называл Волком и сам его дрессировал.

«Большую часть дня он лежал в глубокой апатии, - вспоминала одна из его секретарш,
        - занятый только одной мыслью - шоколад и пирожные. Его страсть к пирожным приняла прямо-таки болезненный характер. Если раньше он съедал не больше трех штук пирожных, то теперь ему подавали наполненную до краев тарелку трижды».
        В последние дни в опустевшем бункере рядом с Гитлером оставался только эсэсовский врач Людвиг Штумпфеггер. В день неудачного покушения на фюрера, 20 июля 1944 года, Гиммлер прислал его фюреру как надежного национального социалиста. Но едва ли он мог помочь фюреру, поскольку был хирургом-ортопедом. После самоубийства Гитлера Штумпфеггер пытался вырваться из Берлина, но был убит.
        Фюрер отпускал дурно пахнущие шуточки. За обедом, рассказав, что врач пускает ему кровь, обещал своим сотрапезникам, которые, в отличие от Гитлера, не были вегетарианцами:
        - Я велю из излишков моей крови приготовить для вас кровяные колбаски как дополнительное питание. А почему бы и нет? Вы же так любите мясо!
        В самом бункере дисциплина ослабла. Когда Гитлер входил в зал для заседаний, мало кто прерывал разговор и вставал, чтобы приветствовать фюрера. В бункере стали курить - хотя Гитлер этого не выносил. Много пили - там были большие запасы для приема иностранных гостей.

20 апреля 1945 года Гитлеру исполнилось пятьдесят шесть лет. Министр пропаганды Геббельс в последний раз поздравил его с днем рождения по радио:
        - Могу только сказать, что наше столетие во всем его мрачном величии сумело приобрести в лице фюрера единственного достойного представителя.
        Под ударами советских войск Восточный фронт рухнул. Попытки восстановить системы обороны подавлялись наступающими частями Красной армии. Остатки немецких войск беспорядочно отступали. Американцы и англичане преподнесли Гитлеру на день рождения свой подарок. Два часа кряду авиация союзников обрабатывала центр Берлина. Они сбрасывали бомбовый груз с большой высоты, недоступные для зенитной артиллерии.

20 апреля, после налета, в имперской канцелярии собрали членов гитлерюгенда, служивших в противовоздушной обороне. Фюрер вручил юношам награды за смелость, в том числе несколько железных крестов.
        В ночь на 21 апреля представитель министра иностранных дел при ставке фюрера Вальтер Хевель спросил фюрера, какие указания он должен передать Риббентропу.
        - Мой фюрер, - многозначительно сказал посланник Хевель, - до последнего удара часов остается всего пять секунд. Если вы еще желаете достигнуть чего-либо при помощи политики, то крайний срок уже наступил.
        Международный опыт Вальтера Хевеля исчерпывался тем, что в двадцатых годах он недолго жил в Англии, а потом занимался торговлей цветами в Голландской Ост-Индии. Зато Хевель был старым нацистом, он участвовал в 1923 году в пивном путче и попал в тюрьму. После прихода нацистов к власти работал в отделе центрального аппарата партии по связям с зарубежными организациями, и фюрер, ненавидевший дипломатов старой школы, ему доверял.
        - Политика меня не интересует, - отрезал Гитлер. - Я больше не занимаюсь политикой. Меня от нее тошнит! Когда я буду мертв, вот тогда займетесь политикой.
        На рассвете 21 апреля началось наступление Красной армии на Берлин. Обитатели имперской канцелярии проснулись под грохот канонады. Гитлер вызвал к себе Геббельса и предложил ему переселиться со всей семьей в бункер. На следующий день Геббельсы расположились в освободившейся квартире доктора Морелля.
        После Сталинграда Геббельс перестал спать. Не мог заснуть без снотворного. Как и все, кто часами сидел в бомбоубежище, он постоянно заболевал - страдал от вирусной инфекции - температура, головная боль, слезящиеся глаза, насморк.
        В последние месяцы Третьего рейха Йозеф Геббельс стал для Гитлера самым близким человеком - за исключением Мартина Бормана. Остальные соратники фюрера предпочли поскорее от него откреститься. 23 апреля Герман Геринг по радио запросил Гитлера: если фюрер остается в окруженном Берлине, не означает ли это, что автоматически вступает в силу закон, в соответствии с которым Геринг провозглашается преемником фюрера?
        Публично произнесенные Гитлером слова о том, что он считает Геринга своим преемником, были оформлены специальным законом от 29 июня 1941 года. На него и ссылался Геринг в радиограмме фюреру: «Я немедленно принимаю на себя общее руководство рейхом с правом полной свободы действий внутри страны и вне ее. Я буду действовать на благо народа и отечества. То, что я чувствую в эти самые тяжелые часы моей жизни по отношению к Вам, Вы знаете, и я не могу выразить это словами. Да хранит Вас Бог».
        Взбешенный Гитлер не собирался расставаться с остатками власти. Он понимал, что Геринг пытается вступить в переговоры с союзниками. Фюрер распорядился лишить Геринга всех постов и должностей и поместить его под домашний арест.
        Измена Геринга погрузила Гитлера в отчаяние.
        От природы он был лишен мужества, болезненно переживал неудачи и всегда был готов капитулировать. Малейшее поражение рождало в нем растерянность. Он понял, что потерпел катастрофу. Истерически крича о том, что его предали и бросили, он даже заплакал. Он испытывал жалость к себе.
        Соратники предавали Гитлера один за другим. Первыми переметнулись считавшиеся самыми надежными - руководители спецслужб. 28 апреля вечером Гитлеру сообщили, что рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер ведет переговоры со шведами.
        Контакты имперской канцелярии с внешним миром поддерживались теперь с помощью автомобильной радиостанции, установленной на угольном складе. Дежурный радист записал сообщение британского информационного агентства Рейтер: «Гиммлер установил связь с руководителем Шведского общества Красного Креста графом Фольке Бернадоттом для переговоров с западными державами о сепаратном мире. Гиммлер информировал графа Бернадотта, что фюрер блокирован в Берлине и к тому же страдает от нарушений мозговой деятельности».
        Прочитав радиограмму, Гитлер пришел в бешенство. Он приказал арестовать и рейхсфюрера Гиммлера:
        - Предатель не может быть моим преемником на посту фюрера германского народа! Позаботьтесь о том, чтобы он им не стал!
        Но Генрих Гиммлер был вне досягаемости. Вместо него наказали группенфюрера СС Германа Фегеляйна, представителя Гиммлера в ставке фюрера.
        Фегеляйн служил в кавалерийских частях СС, потому что у его отца была школа верховой езды и он увлекался лошадьми. Проучился два семестра в Мюнхенском университете, бросил учебу и пошел в полицию. В 1933 году вступил в СС. Он командовал бригадой на Восточном фронте, потом дивизией «Флориан Гейер», названной в честь франконского рыцаря XVI века, сторонника Мартина Лютера и вождя крестьянской войны в Германии 1524-1526 годов.
        Репутация у Фегеляйна была гнусная. Он проводил карательные операции против партизан на советской территории, за что получил высшие награды рейха - Рыцарский крест, а затем и дубовые листья к Рыцарскому кресту.
        Гиммлер всегда жаловал Фегеляйна и хотел устроить его судьбу. 31 февраля 1940 года рейхсфюрер писал ему:

«Знаю, что Вам приходится исполнять свои обязанности в суровом климате, там у вас снегопады, непогода. Несмотря на непогоду, не сомневаюсь, что Вы получили приказ рейхсфюрера от 28 октября и осознали, что рейхсфюрер думает о потомстве и чего он ожидает от своих солдат. На самом деле обстоятельства, дорогой Фегеляйн, вполне благоприятствуют тому, чтобы Вы задумались о будущем поколении в контексте женитьбы. У Вас достаточно времени, чтобы подыскать себе жену. Война не оправдание для того, чтобы не жениться. Напротив, обстоятельства войны делают эту задачу неотложной.
        Рейхсфюрер не требует от Вас, чтобы Вы женились немедленно, тем более в бывшей Польше, но ожидает, что Вы используете весну, которая неминуемо последует за суровой зимой, и предпримете серьезные усилия для поиска жены и доложите, что обручились к концу мая.
        С наилучшими пожеланиями и хайль Гитлер!»
        Письмо не было отослано. Секретарь Гиммлера пометил: «Фегеляйн прибыл сюда 9 марта и ознакомился с письмом. Он обещал, что обручится в ближайшем будущем». Но он не спешил.
        Переведенный в ставку фюрера, он положил глаз на Еву Браун, и она ему симпатизировала, но роман между ними был невозможен.
        Ева давно пыталась устроить судьбу своей младшей сестры Гретль. Фегеляйн не упустил случая. 3 июня 1944 года он женился на Гретль Браун. Гитлер устроил им свадьбу в Оберзальцберге. После обеда у фюрера новобрачные и гости продолжали веселиться в доме Мартина Бормана…
        Когда стало ясно, что режим терпит катастрофу, Герман Фегеляйн пытался спастись в одиночку. Он попросил у начальника автопарка фюрера Эриха Кемпки два автомобиля - съездить в город, чтобы забрать важные документы, оставленные Гиммлером. Он уехал и не вернулся. Зато объявился его адъютант штурмбаннфюрер СС Йоханнес Геллер, который донес, что Фегеляйн на городской квартире переоделся в штатское и намерен пробиваться через позиции Красной армии к Гиммлеру.
        Ночью Фегеляйн позвонил Еве Браун. Он считал, что они могут быть неплохой парой. Он уговаривал ее, пока не поздно, вместе бежать из Берлина и предложил свою помощь:
        - Не будь дурой! Речь идет о жизни и смерти!
        Она отказалась покинуть бункер.
        Эсэсовцы под руководством оберштурмбаннфюрера Петера Хёгля из службы охраны Гитлера обнаружили Фегеляйна в его квартире на Курфюрстендамм. Он был без формы - в кожаном пальто, кашне, спортивной шапке и в домашних туфлях. Обыскали его комнату. На дне чемодана нашли фунты стерлингов, доллары и золотые монеты. 28 апреля начальник гестапо Мюллер еще исполнял свои обязанности - и он лично допросил арестованного группенфюрера СС Фегеляйна.
        Его предали суду военного трибунала. Фегеляйна приговорили к расстрелу за попытку бегства и за то, что он не сообщил о переговорах Гиммлера с графом Бернадоттом. Как-никак речь шла о свояке фюрера, и приговор передали на утверждение Гитлеру. Но ожидать снисхождения от родственника ему не приходилось.
        Еве Браун рассказали, что в квартире Фегеляйна оказалась какая-то рыжеволосая женщина. Это решило его судьбу. Женская ревность - сильное чувство. Ева сообщила Гитлеру о ночном разговоре с Фегеляйном, о том, что он уговаривал ее бежать. Гитлер подписал приговор. Германа Фегеляйна расстреляли в саду имперской канцелярии. Через несколько дней его вдова родила дочь, которую назвали Евой.
        Гитлер понимал, что его дни сочтены, и еще больше боялся тех, кто его окружал. Он уже никому не верил. Думал, что любой из его окружения может попытаться убить фюрера в надежде заслужить прощение союзников. Или хуже того - похитит, чтобы передать Сталину или Черчиллю. Даже высшие офицеры вермахта, которых вызывал фюрер, подвергались постоянным проверкам - на всех этажах стояли эсэсовцы. Секретарши даже жаловались Гитлеру на грубость охраны.
        Фюрер смертельно боялся попасть в руки союзников, понимая, что его ждет.
        В Англии расскречены записи дискуссий британского кабинета министров. 6 июля 1942 года правительство обсуждало согласованное в общих чертах с американским президентом Рузвельтом предложение создать комиссию по сбору информации о нацистских преступлениях.
        Черчилль твердо сказал:
        - Исходим из того, что, если Гитлер попадет к нам в руки, мы его обязательно казним. Он не монарх, который может оправдываться тем, что за все отвечают министры, как это утверждал кайзер Вильгельм. Этот человек - олицетворение зла. Как казнить? На электрическом стуле, как гангстера. Мы сможем получить электрический стул у американцев по ленд-лизу.
        Гитлер готовился к смерти. Стоя одной ногой в могиле, он неожиданно решил вознаградить Еву Браун за ее не слишком веселую жизнь. Он захотел узаконить их отношения и устроил в бункере свадьбу.
        Ева Браун была простой девушкой, чью голову занимали моды, кинофильмы и сплетни. Она жила в страхе, что Гитлер ее бросит, и исполняла все его капризы. Гитлер пользовался ее услугами, но не оказывал никакого внимания. Однажды в присутствии имперского министра вооружений Альберта Шпеера фюрер сказал:
        - Люди с развитым интеллектом должны выбирать себе примитивных и глупых женщин. Что было бы, если бы у меня сейчас была женщина, которая вникала бы в мои дела? Нет, в свободное время я хочу покоя.
        Он вообще был равнодушным человеком и, похоже, хорошо относился только к мертвым.
        Свидетелями на бракосочетании Гитлера и Евы Браун стали Геббельс и Борман. Жених и невеста в соответствии с законами Третьего рейха поклялись, что имеют арийское происхождение и не страдают наследственными заболеваниями. Поздравить молодоженов собрались секретарши Гитлера, кухарка, готовившая ему диетические блюда, и несколько адъютантов. Они были рады возможности выпить, чтобы немного расслабиться.

29 апреля в четыре часа утра Гитлер подписал политическое завещание, назначив доктора Пауля Йозефа Геббельса своим преемником на посту канцлера Германии.

30 апреля около полудня Гитлер попрощался с теми, кто его еще не бросил. Он был в неизменном серо-зеленом френче и черных брюках. Он пообедал со своими секретаршами и кухаркой и ушел к себе. В столовой начались танцы - таким образом оставшиеся в бункере, вероятно, хотели снять напряжение. Танцующим намекали, что фюрер готовится к смерти, но они не обращали на это внимания.
        Гитлер боялся, что приготовленный для него яд не гарантирует быструю смерть. Он приказал проверить его на своей любимой овчарке. Собаку заманили в туалет, раскрыли ей пасть, сунули туда ампулу с ядом и раздавили щипцами. Минуту спустя зашел Гитлер и безучастно посмотрел на труп собаки.
        Штурмфюрер СС Эрих Кемпка, личный шофер Гитлера, был последним из группы доверенных лиц фюрера, которые имели право без доклада входить в служебные и личные апартаменты Гитлера. Кемпка женился на женщине, которая, как выяснилось, прежде работала проституткой в Берлине. Гитлер приказал ему развестись. Кемпка покорно развелся.
        Адъютант Гитлера штурмбаннфюрер Отто Гюнше сказал ему, что фюрер мертв, и попросил двести литров бензина.
        - Как это произошло? - поразился Кемпка. - Он же был совершенно здоров.
        Гюнше, сжав правую руку в кулак, указательным пальцем ткнул себя в рот, показывая, что Гитлер застрелился.
        - А где Ева? - продолжал расспрашивать Кемпка. - Она тоже застрелилась?
        - Отравилась.
        Слуга Гитлера Хайнц Линге и врач Людвиг Штумпфеггер вынесли наверх тело Гитлера, завернутое в темное одеяло. Левая рука вывалилась из одеяла и свешивалась вниз. Еву вынес Мартин Борман. Она была в черном платье.
        Оба трупа положили на землю ногами к бункеру.
        Всех обитателей бункера позвали наверх - участвовать в траурной церемонии. Но тут начала обстрел русская артиллерия. Все побежали назад в бункер.
        - Это твоя идея сжечь тела? - спросил Кемпка.
        - Приказ фюрера, - ответил Гюнше. - Он сказал: «Не хочу, чтобы после смерти меня выставили напоказ в русском паноптикуме».
        Эрих Кемпка разорвал тряпку. Йозеф Геббельс протянул ему коробок со спичками. Кемпка дал тряпке пропитаться бензином, поджег край и бросил. Пламя вспыхнуло. Через полчаса, расскажет позднее один из эсэсовцев, опознать Гитлера уже было невозможно - «настолько он обгорел». Они жгли трупы почти пять с половиной часов. Примерно в одиннадцать ночи останки почти полностью сгоревших трупов завернули в брезент, опустили в одну из воронок перед входом в бункер и засыпали землей.
        Геббельс не выполнил волю фюрера. Он не меньше Гитлера боялся попасть в руки победителей и решил покончить с собой. На тот свет он отправил и всех своих детей. Кухарка фюрера Констанция Манциарли умоляла оставить детей в живых, обещала спрятать их и позаботиться о них, пока все не успокоится. Магда отказалась.
        Дети были в длинных белых ночных рубашках, когда им дали горячего шоколада, а потом ампулы с ядом. Магда Геббельс силой заталкивала ампулы с синильной кислотой в рот своим детям. Все шесть тел в белых рубашечках выложили в ряд. Йозеф Геббельс застрелился, как и Гитлер. Магда Геббельс, как и Ева Браун, отравилась. Их тела тоже были облиты бензином и сожжены.
        Когда советские войска захватили бункер, они сразу же начали искать труп Гитлера. Судебные медики осмотрели сильно обгоревшие тела и пришли к выводу, что найден труп Гитлера. Внешнее опознание было невозможно. Но сравнение сохранившихся челюстей, зубных протезов с ренгтгеновскими снимками, найденными у профессора-стоматолога бригадефюрера СС Гуго Блашке, у которого лечили зубы Гитлер и Ева Браун, показало, что обугленные трупы принадлежат именно им.
        Советская судебно-медицинская комиссия утверждала, что в полости рта трупа Гитлера обнаружены осколки раздавленной ампулы с ядом. Следы яда найти не удалось. Немецкие эксперты отрицали саму возможность того, что в обгоревшем трупе можно обнаружить осколки стекла. В 1946 году при дополнительных поисках в той воронке, где обнаружили трупы Гитлера и Евы Браун, нашли левую теменную кость черепа с выходным пулевым отверстием. Стало ясно, что Гитлер все же застрелился.
        Сталин скрыл даже от маршала Жукова, командовавшего оккупационными войсками в Германии, сообщение о том, что труп Гитлера найден. То ли вождь не поверил чекистам, то ли считал полезным по внешнеполитическим соображениям делать вид, будто Гитлер еще жив и где-то скрывается.

10 июня 1945 года «Правда» поместила ответы Жукова на вопросы корреспондентов. Относительно Гитлера Георгий Константинович ответил: «Обстановка очень загадочная. Из найденных нами дневников адъютантов немецкого главнокомандующего известно, что за два дня до падения Берлина Гитлер женился на киноактрисе Еве Браун. Опознанного трупа Гитлера мы не нашли. Сказать что-либо утвердительно о судьбе Гитлера я не могу. В самую последнюю минуту он мог улететь из Берлина, как так взлетные дорожки позволяли это сделать».
        Советские представители утверждали, что Гитлер на самом деле находится в британской зоне оккупации. Это ставило союзников в неудобное положение. На Потсдамской конференции Сталин заявил, что труп Гитлера не найден и фюрер укрылся, видимо, в Испании или в Южной Америке. Так появилась почва для слухов о том, что Гитлер бежал на подводной лодке и скрывается где-то в Латинской Америке. При жизни Гитлер своими успехами был во многом обязан противникам. Они вели себя так, что он постоянно оказывался в выигрыше. И после его смерти Сталин предоставил ему возможность какое-то время вести потустороннюю жизнь. Долго еще ходили слухи, что Адольф Гитлер где-то укрылся и вместе с преданными соратниками готовит реванш.
        Останками Гитлера занималась советская военная контрразведка. Задача состояла в том, чтобы скрыть от немцев место его захоронения. Судя по документам, сохранившимся в архивах КГБ, прах фюрера выкапывали и хоронили минимум шесть раз. Возможно, что и больше. В конце концов то, что осталось, зарыли в немецком городе Магдебурге, под окнами отдела контрразведки 3-й советской ударной армии.
        В 1970 году председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов предложил генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу окончательно уничтожить останки Гитлера, чтобы поклонники фюрера никогда не смогли превратить его могилу в место поклонения. Записка Андропова была написана от руки в одном экземпляре. Брежнев, а вместе с ним председатель президиума Верховного Совета Николай Викторович Подгорный и глава правительства Алексей Николаевич Косыгин согласились с предложением председателя КГБ.
        Задание Андропова исполнили три офицера особого отдела 3-й армии в ночь с 4 на 5 апреля 1970 года на территории советского военного городка в Магдебурге. Ночью они выкопали останки фюрера - это были фрагменты костей, переложили их в заранее приготовленные деревянные ящики, отвезли подальше, облили бензином и сожгли. Пепел запихнули в вещмешок и развеяли у ближайшей речушки Бидериц…

«Все, чем я владею, - писал Гитлер в личном завещании, - если это вообще имеет какую-то ценность, - принадлежит партии. Если она перестанет существовать - государству. Если же будет уничтожено и государство, то какие-либо распоряжения с моей стороны будут уже не нужны…
        Исполнителем завещания назначаю моего преданнейшего товарища по партии Мартина Бормана. Ему разрешается передать все, что представляет ценность как память обо мне или же необходимо для скромной буржуазной жизни моим сестре и брату, а также матери моей жены и моим преданным, хорошо ему известным сотрудникам и секретаршам».
        Мартин Борман по не зависящим от него обстоятельствам не смог исполнить волю фюрера и стать его душеприказчиком. Бормана, который вместе с последними обитателями рейхсканцелярии 2 мая 1945 года пытался вырваться из Берлина, судя по всему, застрелил кто-то из советских солдат.
        Адольф Гитлер покончил с собой 30 апреля 1945 года. Но поскольку советские чекисты, обнаружив полусгоревшие останки Гитлера и Евы Браун, тайно их увезли, то только через двенадцать лет в церковной книге его родного города Браунау появилась запись: «По решению суда города Берхтесгадена Адольф Гитлер признан умершим». Еще через тринадцать лет, 17 февраля 1960 года, суд в Мюнхене вынес решение о судьбе имущества Адольфа Гитлера.
        Мюнхенский суд не смог исполнить завещание Гитлера и передать его имущество нацистской партии, поскольку партия была запрещена. В отсутствие «первичной наследницы - национально-социалистической немецкой рабочей партии», сказано в решении суда, все досталось ближайшим родственникам фюрера.
        Наследниками Адольфа Гитлера суд признал его младшую сестру Паулу, которой причиталось две трети имущества, единоутробного брата Алоиза и сестру Ангелу, которым досталось по одной шестой. Но никто из них так и не дождался наследства. Все трое умерли раньше, чем смогли вступить в права наследования. Паула не дожила до счастливого момента всего несколько недель, а она так мечтала въехать в большую и просторную квартиру, некогда принадлежавшую Гитлеру…
        В 1909 году сводный брат фюрера Алоиз женился на ирландке Бриджит Даулинг. Они жили в Англии, где у них появился сын Уильям Патрик. Перед войной они с матерью перебрались в Соединенные Штаты. Во время войны Уильям Патрик Гитлер предпочел сменить фамилию и стал Стюартом-Хьюстоном. Он женился на Филлис Джин Жак (она была полунемкой). Они произвели на свет четверых детей.
        Старшего сына отец назвал Алексом Адольфом. Он врач. Еще двое - Луис и Брайан - занимаются бизнесом. Четвертый брат, Говард, погиб в автомобильной катастрофе в
1989 году. Трое последних родственников Гитлера твердо решили не иметь детей, чтобы с ними исчезла кровь фюрера.
        В Германии сегодня можно найти людей, которые носят фамилию Гесс, Гиммлер, Роммель, но не осталось ни одного Гитлера. В телефонных книгах Федеративной Республики можно обнаружить Хистера, живущего в Майнце, троих Хирцлеров во Франкфурте, Хитера в Эсслингене. Двадцать один Хитцлер обосновался в Штутгарте. Есть Хиплер, Хеткер, Хистер, Хитис. А вот Гитлера нет.
        И в Австрии такая же ситуация. В телефонных книгах есть Хитнер, есть Адольф Хиттер в Вене. Гитлера нет. Последний из Гитлеров, не выдержав, сменил фамилию десять с лишним лет назад. Эта фамилия всегда была редкой в Германии и в Австрии, теперь она, видимо, исчезла. Надо надеяться - навсегда.
        ОСВЕНЦИМ И ГУЛАГ
        Вместе со смертью Гитлера в мае 1945 года на территории Германии исчез и сам режим. Еще вчера говорили о том, что немецкий народ, как один человек, будет сражаться за идеалы национального социализма, что нацисты уйдут в подполье, но не покорятся… И все это оказалось блефом. Немецкие войска капитулировали, немцы прекратили сопротивление и с присущей им точностью, аккуратностью и педантизмом стали сотрудничать с оккупантами, со вчерашними врагами.
        На следующий день после капитуляции Германии даже ближайшие соратники Гитлера клялись, что они не разделяли его бредовых идей. Казалось, национальный социализм был всего лишь страшным и глупым недоразумением. Исчез фюрер, исчезло все: нацистское государство, войска СС, концлагеря, гестапо, факельные шествия, вскинутые в приветствии руки.
        После самоубийства Гитлера стало ясно, в какой степени фашизм зависит от способности лидеров движения создать впечатление собственной силы, чтобы заманить в свои ряды одних и запугать других. И если общество позволяет себя запугать, очередной вождь национальных социалистов получает возможность делать с этим обществом все, что пожелает. Если же общество отправляет фашиста туда, где ему следует быть, то есть за решетку, общество живет спокойно…
        А куда же исчезли весной сорок пятого руководители партии и коменданты концлагерей, опора режима, элита нацистской системы? Где они находили пристанище и добывали новые документы?
        Сначала решили, что они укрылись в Альпах, где нацисты сооружали «последнюю крепость». На самом деле дорога из Берлина пролегла в Шлезвиг-Гольштейн, во Фленсбург, в самый северный город Германии, оставшийся неразрушенным.
        Первым, еще 3 мая 1945 года, там объявился рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в сопровождении штаба и личной охраны общей численностью в сто пятьдесят человек. В его свите находились одни военные преступники - главный военный врач СС группенфюрер СС Карл Гебхардт (его повесят по приговору военного трибунала в Нюрнберге), начальник 3-го управления (внутренняя безопасность) Главного управления имперской безопасности группенфюрер СС Отто Олендорф (повесят), начальник Главного административно-хозяйственного управления СС обергруппенфюрер СС Освальд Поль (повесят), руководитель инспекции концлагерей группенфюрер СС Рихард Глюкс (его арестуют англичане в мае сорок пятого, покончит жизнь самоубийством).
        Вместе с ними во Фленсбург прибыли и другие руководители СС, службы безопасности и полиции, коменданты концлагерей Освенцима, Майданека, Штутхофа и Равенсбрюка. Еще раньше там обосновался комендант концлагеря в Хелмно (в шестидесяти километрах от Лодзи) Ганс Ботман. Этот лагерь печально знаменит тем, что здесь еще с декабря сорок первого уничтожали в газовой камере польских евреев. Город Хелмно (немецкое название Кульм) - славное местечко, расположенное на семи холмах. А рядом в концлагере за три года убили больше ста пятидесяти тысяч человек.
        Во Фленсбурге все эти высшие руководители СС устроились в помещении полицай-президиума, в зданиях городского самоуправления, они селились в гостиницах, в казармах морского училища Мюрвик. Самые предусмотрительные уже искали убежища на крестьянских хуторах.
        Сюда же, во Фленсбург, перебрались целые подразделения Главного управления полиции общественного порядка и другие подразделения империи СС. Целые управления государственной тайной полиции из Штеттина и Шверина прибыли во Фленсбург морским путем, предварительно уничтожив заключенных. К гестаповцам присоединились функционеры имперского министерства народного просвещения и пропаганды.
        Самые одиозные фигуры режима избежали суда и виселицы, покончив с собой. Остальные пытались спастись. Местная полиция изготовила несколько тысяч фальшивых удостоверений личности. Одно из них получил бывший начальник гестапо в Лемберге (немецкое название Львова), которого обвиняли в убийстве ста шестидесяти тысяч человек. Считалось, что он тоже покончил с собой, но бывший гестаповец с документами на имя Курта Штайна устроился на скромную должность регистратора в Немецкое научное общество.
        Активнее всех действовала канцелярия военно-морского училища. Она обеспечила сотрудников инспекции концлагерей спешно изготовленными солдатскими книжками и морской формой. Начальник военно-морского училища снабдил фальшивыми документами коменданта Освенцима оберштурмбаннфюрера СС Рудольфа Хёсса. Он руководил концлагерем с мая 1940 до декабря 1943 года. За это время в Освенциме убили два с половиной миллиона человек. Признанием заслуг Рудольфа Хёсса стал перевод с повышением в Берлин в инспекцию концлагерей.
        Когда пришли войска союзников, его спрятали на хуторе, и он занялся крестьянским трудом.
        - Люди в деревне его уважали, - рассказывал потом хозяин хутора. - Он был вежливым, скромным и работящим. Он всегда работал! А вечером сидел над книгами!
        Рудольфа Хёсса обнаружили случайно уже в 1946 году и передали англичанам. Его черный кожаный плащ, в котором он ходил в концлагере, и портфель остались на хуторе. Плащ отдали маляру, портфель кому-то из детей. Хёсса повесили в 1947 году в Польше.
        Союзники, взявшись управлять Германией, спешили создать дееспособную немецкую полицию, которая взяла бы на себя заботу о наведении порядка в оккупированной стране. В полицию хлынули «профессионалы» - бывшие сотрудники СС и гестапо. Все первые начальники местной криминальной полиции были руководящими работниками Главного управления имперской безопасности. Они приводили с собой своих камрадов. Среди тех, кто должен был помогать британским следователям искать нацистских преступников, оказались бывшие сотрудники нацистской службы безопасности.
        Больше всего нацистов приискали себе места в различных юридических ведомствах Фленсбурга. В местной прокуратуре они занимали ключевые должности. Общее прошлое, членство в партии и профессиональный корпоративный дух объединили этих людей в некое тайное сообщество. Неудивительно, что нацистские военные преступники находили в прокуратуре и суде сочувствие и понимание.
        Педагогический институт во Фленсбурге приютил бывших нацистских идеологов. Профессором истории стал Ганс Иоахим Байер. А ведь он служил в СД, где ему поручили составить список польской интеллигенции, которым руководствовались подразделения полиции безопасности, уничтожавшие духовную элиту Польши. После работы в качестве политического советника при карательных группах Ганса Байера перевели в Прагу руководителем фонда Рейнхарда Гейдриха, созданного в 1943 году. Фонд занимался расово-биологическими исследованиями.
        В конце войны Байер бежал в Шлезвиг-Гольштейн, где с помощью бывших коллег без труда прошел комиссию по денацификации, был освобожден от ответственности и получил право работать. Земельная евангелическая церковь, зная о его прошлом, тем не менее предоставила ему должность пресс-секретаря. А в 1950 году он получил место профессора истории.
        Рядом с ним поселился бывший статс-секретарь нацистского министерства юстиции Франц Шлегельбергер. Полтора с лишним года, с января сорок первого по август сорок второго, он исполнял обязанности министра. Шлегельбергер поддерживал программу эвтаназии и после оккупации Польши требовал вынесения смертных приговоров полякам. В декабре 1947 года в Нюрнберге его приговорили к пожизненному заключению за преступления против человечности. А в январе 1951 года правительство ФРГ выпустило его на свободу. Вместе с семьей он обосновался во Фленсбурге.
        Его сын Хартвиг во время войны был обер-штабс-судьей в системе нацистской военной юстиции, затем ведал исполнением смертных приговоров в тюрьме Бранденбург-Гёрден. Шлегельбергер-младший сделал в Шлезвиг-Гольштейне большую политическую карьеру. Он стал министром внутренних дел, а одно время даже был заместителем земельного премьер-министра. Неудивительно, что новое расследование преступлений, совершенных его отцом, было быстро прекращено.
        Соседом Байера и Шлегельбергера стал бывший обергруппенфюрер СС Карл Альбрехт Оберг, один из ближайших сотрудников Гейдриха; он служил в его штабе, руководил отделом личного состава аппарата СД. В апреле 1944 года его назначили высшим руководителем СС и полиции в Бельгии и Северной Франции. Он руководил массовыми репрессиями и казнил заложников. После войны Оберга передали французам. В 1954 году он был приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Осенью 1962 года французский президент Шарль де Голль его помиловал…
        Вернер Хайде отвечал в Третьем рейхе за осуществление программы эвтаназии. В 1949 году он удачно бежал из мест заключения и обзавелся новыми документами. Под именем
«доктора медицины Фрица Заваде» он с помощью обер-бургомистра обосновался во Фленсбурге и начал новую карьеру. Он стал высокооплачиваемым экспертом по нервным заболеваниям. Его услугами пользовались страховые компании и суды. Он участвовал в разрешении правовых споров при назначении пенсий и компенсационных выплат жертвам нацистского режима. Причем судебные чиновники прекрасно знали его прошлое.
        Только в 1959 году, после разразившегося скандала, местным властям пришлось возбудить дело. Но шеф окружного управления уголовной полиции, бывший сотрудник Главного управления имперской безопасности, и фленсбургский прокурор, бывший член партии, дали Вернеру Хайде время исчезнуть.
        Синдикат по оказанию помощи бывшим камрадам включал представителей церкви и полиции. Все вместе они позволили видным нацистам избежать наказания и вести вполне нормальную жизнь. Старые партийцы и ветераны органов госбезопасности знали, что их прежнее служение Гитлеру не будет раскрыто. В элитных жилых кварталах были улицы, где дома сплошь принадлежали старой номенклатуре - соседствовали начальник отдела Главного управления имперской безопасности, офицеры карательных отрядов, судьи военных трибуналов и вдовы работников концлагерей. Такое соседство избавляло от лишних вопросов.
        От подобного сообщества трудно было ожидать беспощадного раскрытия содеянных нацистами преступлений. Напротив, все это обеспечивало полное замалчивание прошлого - здесь, как и почти везде в Германии. Разве что во Фленсбурге молчали дольше, чем где-либо. Лишь в конце восьмидесятых в здании полицай-президиума демонтировали памятник нацистам-полицейским. Это ведь был памятник и тем камрадам, которых после сорок пятого казнили за военные преступления. Надпись на памятнике гласила: «Они отдали свою жизнь за нас».
        В мае сорок пятого германский фашизм был сокрушен. Многие «герои» этой книги закончили свой путь на виселице. Но ведь взгляды и идеи, которые привели немецких нацистов к власти, не с ними родились и с ними не умерли.
        Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер писал своему подчиненному - начальнику Главного управления имперской безопасности обергруппенфюреру Эрнсту Кальтенбруннеру: «Я заказал большое количество экземпляров книги «Еврейские ритуальные убийства»… Посредством широко развернутой с использованием мотива ритуальных убийств антисемитской пропаганды на английском и на русском языке мы смогли бы невероятно активизировать антисемитизм во всем мире».
        Никто в сорок пятом не предполагал, что некоторые российские газеты и журналы исполнят завет рейхсфюрера Гиммлера и будут разжигать антисемитизм, повторяя все те же бредни о ритуальных убийствах… Никто не предполагал, что вождь немецких нацистов станет объектом поклонения для определенной части русской молодежи. И дело не только в том, что фашистская хореография, эти фигуры в черной форме, марширующие под барабанную дробь колонны завораживают незрелое воображение как проявление экзотической силы.
        Взгляды Адольфа Гитлера страшно близки взглядам тех людей, которые имеют наглость именовать себя русскими патриотами и вскидывают руки в нацистском приветствии. Они, как и нацисты, ненавидят демократию, либералов, евреев, темнокожих, американцев…
        Через шесть десятилетий после поражения в войне, крушения Третьего рейха и самоубийства Адольф Гитлер, кажется, перестает быть олицетворением зла - для немцев и, что удивительнее всего, для русских. В определенных кругах российского общества ощутима некая зависть: в конце концов, в нацистской Германии не трогали крепкого хозяина, уничтожали только евреев и коммунистов, что, может быть, не так уж неразумно. Еще недавно весь мир сходился в том, что преступления Гитлера беспрецедентны и ни с чем не сравнимы, то есть это самые тяжкие преступления мировой истории. Прежний консенсус разрушается.
        Этим заняты сразу две команды.
        Национально мыслящие немецкие историки и политики желают избавить новое поколение немцев от комплекса вины. С их точки зрения, ГУЛАГ, раскулачивание, бомбардировка Хиросимы и чудовищные преступления красных кхмеров словно затмевают такие преступления, как Освенцим, уничтожение евреев, развязывание Второй мировой войны и оккупация половины Европы.
        Но если Освенцим - только ответ на архипелаг ГУЛАГ, если вермахт 22 июня 1941 года всего-навсего предупредил удар Красной армии, тогда обелению подлежит не столько сам Гитлер, сколько нацизм, идеология фашизма и все те, кто сражался против Советского Союза на стороне Третьего рейха.
        Некоторые немецкие историки говорят: «Все, что рассказывают сейчас о преступлениях, совершавшихся в Советском Союзе, было известно в Германии еще в двадцатых годах. И этим объясняется, почему в Веймарской республике и в известной мере в Италии так сильно развился и принял такие особые формы
«антикоммунистический курс». Действия СС были «решительной и широкомасштабной превентивной атакой против врага».
        Бывший канцлер ФРГ Гельмут Коль возразил против чествования коммунистов и христиан на выставке «Сопротивление против национального социализма» в Берлине, заявив, что коммунистов, которые хотели расчистить путь другому тоталитарному режиму, нельзя ставить на одну доску с христианскими борцами Сопротивления.
        Впервые это сформулировал немецкий историк Эрнст Нольте: те, кто говорят о национальном социализме, не знают и не хотят знать, что все деяния нацистов (не считая технологии уничтожения в газовых камерах) лишь повторяли преступления большевиков. Эти преступления ужаснее преступлений нацистов. Нацисты, возможно, не были столь уж преступны, а их жертвы были не так уж невинны…

«Может быть, - писал Эрнст Нольте, - национальные социалисты и Гитлер совершали варварские поступки только потому, что считали себя потенциальными или реальными жертвами варварства?»
        Историк считает национальный социализм непосредственной реакцией на опасность коммунистической большевистской революции. Антисемитизм, с его точки зрения, стал возможен тогда, когда большевизм перешел к осуществлению своего постулата об уничтожении класса буржуазии и показал миру, что возможны репрессии такого гигантского масштаба. По мнению Нольте, у Гитлера задолго до Освенцима были веские причины считать, что евреи хотят его уничтожить.
        Доказательства? Войну Гитлеру, по словам Нольте, объявил глава Всемирной сионистской организации Хаим Вейцман в сентябре 1939 года на Всемирном конгрессе евреев. На самом деле будущий первый президент Израиля, ученый с мировым именем Хаим Вейцман сказал, что в случае войны палестинские евреи будут сражаться вместе с Англией против нацистской Германии, где евреи были объявлены врагом номер один.
        И эти слова дали право Гитлеру убивать миллионы евреев?
        Лагеря уничтожения были всего лишь мерой самозащиты?…
        Историкам известно, что преследование евреев началось с первых дней прихода нацистов к власти, концлагеря появились в 1933 году.

«Так называемое уничтожение евреев во времена Третьего рейха было лишь ответной реакцией, зеркальным отражением, а вовсе не исключительным явлением, не оригиналом», - написал Эрнст Нольте.

«Так называемое уничтожение евреев»? Одна фраза может сказать о ее авторе больше, чем долгие рассуждения.
        Нольте считает, что история Третьего рейха была описана победителями, которые превратили ее в «негативный миф». Немецкий историк выстраивает длинный ряд тоталитарных режимов, среди которых нацизм занимает скромное место. Он легко реконструирует предысторию нацизма, которая через ГУЛАГ, сталинское раскулачивание и большевистскую революцию тянется к французскому коммунисту-утописту Гракху Бабёфу и ранним социалистам.
        Нольте объясняет, что Гитлер и его приспешники просто набрались страху перед советскими недочеловеками и именно поэтому стали действовать бесчеловечно. Нацизм в такой интерпретации приобретает благообразные черты сопротивления против культурной и социальной модернизации в надежде сохранить и восстановить прежнее, привычное мироустройство: «Маркс, Энгельс и Гитлер - при всех их различиях - все же родственные фигуры. Марксизм и фашизм - это попытки ответной реакции на устрашающие реальности современности».
        Когда автор этой книги работал в еженедельнике «Новое время», наше немецкое издание распространялось в Германии. Один из немецких читателей, Курт Нагель, прислал в редакцию большое письмо, которое свидетельствовало о настроениях немцев, особенно восточных:

«Несколько десятилетий средства массовой информации всего мира писали только о преступлениях германских нацистов, воспитывали у немецкой молодежи комплекс неполноценности и угнетенное состояние духа.
        Сейчас с громадным опозданием на вас хлынул поток ужасающих сведений об истинном лице большевизма. Я не знаю, чувствуют ли себя по-прежнему освободителями бывшие советские солдаты, ведь ваша армия, что называется, бросила Восточную Европу из огня в полымя. Один захватчик сменился другим.
        К тому времени, когда Гитлера в Веймарской республике посадили в крепость за попытку путча (1923 год), коммунисты в России уже аннексировали Грузию, Азербайджан, Армению, Украину - свободные, независимые государства. Такая же судьба постигла потом Балтийские страны. К сожалению, эти государства не обзавелись договорами, какой Польша имела с Англией и Францией, поэтому из-за этих стран мировая война не началась.
        Пока глупый Гитлер трубил на весь свет о своих замыслах, пока германская армия навлекала на себя возмущение всего мира, коварный грузин Сталин тихо делал все то же самое. Почему же Англия и Франция не объявили Сталину войну?
        Ответ прост: двойные стандарты…
        В «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын пишет, что ГУЛАГ и Бухенвальд существовали одновременно. Я должен поправить Солженицына. Когда миллионы советских людей, в том числе и немцев, уже умерли от голода и холода, были расстреляны, околели в сталинском ГУЛАГе, нацисты еще только пришли к власти в Германии.
        Национальные социалисты, которых мы, немцы, выбрали демократическим путем, вполне имели право преследовать германских коммунистов, которые хотели установить в Германии сталинскую систему со всеми ее ужасами. К тому времени, когда Эрнста Тельмана летом 1944 года убили в Бухенвальде, его товарищи по политбюро германской компартии Флиг, Нойманн, Шубберт и Шульте уже давно были уничтожены. Но не в застенках гестапо, а в лагерях НКВД.
        Я не хочу оправдывать национальный социализм, но должен заметить, что свои преступления немцы совершили в основном в годы войны, когда мораль любого народа резко падает. Преступления советского коммунизма ужаснее, и о них знали все, за исключением самих советских людей. Вас постигла судьба обманутого мужа: все осведомлены о его позоре, кроме его самого.
        Посылаю вам ксерокопию книги, которая вышла задолго до всех известных разоблачений сталинизма. Эту книгу рекомендовал нам в годы войны наш школьный учитель, член партии, чтобы мы поняли необходимость борьбы с большевизмом, старшим, но опасным братом национального социализма. У нас в Дрездене во времена Третьего рейха эта книга лежала в витрине любого книжного магазина.
        Сюжет этой книги прост: молодой немецкий коммунист, который поехал строить социализм в Советском Союзе, рассказывает в ней о том, что он пережил с 1924 по
1934 год. Теперь вы поймете, что это не нацистская пропаганда!»
        Книга, ксерокопию которой прислал нам в редакцию немецкий читатель, принадлежала перу бывшего коммуниста Карла Альбрехта и называлась «Преданный социализм. Десять лет в роли высшего государственного чиновника в Советском Союзе». Книга была издана в Берлине в 1939 году, то есть при нацистах.
        Альбрехт описывал свои впечатления от жизни и работы в Советском Союзе:

«В декабре 1931 года я отправился в места важнейших лесоразработок на Урале в качестве представителя ЦК партии и Совнаркома. Задача: выяснить подлинные причины сбоев во время лесозаготовок…
        Тысячи крестьян, у которых отобрали все их имущество, вместе с семьями поселили в землянках. Хотя они находились в лесу и дров было предостаточно, землянки не отапливались. Мне объяснили, что по распоряжению начальства топливо полагалось лишь тем, кто выполнит норму. Но я обнаружил, что в землянках вообще не было печек! У подавляющего большинства крестьян была только легкая летняя одежда - ведь их привезли сюда с юга…
        Некоторые из них никогда раньше не видели леса, не говоря о том, что им не был знаком изнурительный труд на лесосеках, а от них требовали выполнения норм, которые не смог бы выработать и опытный лесоруб в Центральной Европе, получающий полноценное питание. Эти несчастные стояли передо мной со слезами на глазах. Они говорили мне о том, что среди них много больных, что их детям грозит голодная смерть…
        С подлой изощренностью в этом лагере (одном из многих десятков, расположенных на Урале) сознательно уничтожают согнанных сюда людей, беспощадно обрекая их на голод… По сравнению с этим ужасным существованием самые опасные уголовники в самых нищих тюрьмах мира живут как господа. У них есть крыша над головой, им гарантировано ежедневное питание, а самое главное - они точно знают: когда истечет их срок, они выйдут на свободу.
        У этих бывших крестьян ничего этого нет. Они знают, что находятся здесь для того, чтобы мучиться, надрываясь на тяжелейшей принудительной работе, до тех пор, пока не умрут, как скотина, где-нибудь в снегу… Я видел, как безрассудно расточались гигантский труд и энергия, как все приносилось в жертву одной цели - мировой революции, которая должна быть осуществлена путем агрессивных войн. Эти люди умеют только одно - уничтожать. Сталин строит свой социализм на горах трупов погибших от голода и казненных рабочих и крестьян…
        Камера в Бутырке, куда меня посадили, была длиной десять метров и шириной семь. В царское время она предназначалась для двадцати четырех человек. Теперь в нее впихнули сто сорок семь заключенных. Сто сорок седьмым был я!…
        С содроганием я думал о том, что бы произошло, если бы мне, как «новичку», пришлось бы занять место возле железной параши, до краев наполненной экскрементами. Оба окна из-за убийственных холодов были наглухо закрыты. Переполненная параша распространяла неописуемое зловоние…
        Однажды в нашу камеру привели австрийца Франца Бальцера, который работал в Международной рабочей помощи. Через Межрабпом шел широкий сбор одежды, продовольствия и денег для Советского Союза. Хотя немцы после войны сами не ели досыта, они сочли своим долгом помогать голодающим в России. Бальцер же рассказал мне, что собранные деньги на самом деле использовались не для покупки продовольствия и лекарств, а предоставлялись в распоряжение аппарата Коминтерна. Бальцер был свидетелем попоек, которые устраивали руководители Межрабпома в Москве и Ленинграде…
        Я бы хотел, чтобы все мои бывшие немецкие товарищи-коммунисты пережили вместе со мной это тяжелое время. Тогда бы они так же, как я, поняли, что их бесстыдно обманывали подстрекатели, находившиеся на содержании у Сталина, - Тельман и иже с ним…»
        Немецкие историки, пытающиеся кардинально переосмыслить «непреодоленное прошлое», используют сталинские преступления как оправдание гитлеровских. Они понимают, что нельзя обелять гестапо, войска СС, айнзатцгруппы, которые уничтожали не только евреев и комиссаров, но и целые русские, сербские и чешские деревни, заподозренные в сотрудничестве с партизанами.
        Но эти немецкие историки призывают подумать о «солдатах вермахта на Восточном фронте, немецких моряках на Балтике, которые предпринимали отчаянные, стоившие многих жертв усилия для защиты мирного населения Германии от оргий мести Красной армии, от массовых изнасилований, произвола убийц и поголовной депортации».
        В сражениях с русскими на Восточном фронте немецкий историк Андреас Хилльгрубер видит «отчаянную защиту от агрессии ради сохранения самостоятельности и статуса германского рейха как великой державы. Немецкие войска на Восточном фронте защищали традиционные области поселения немцев, родину миллионов, составлявших ядро германского рейха».
        Но ведь пока держался германский Восточный фронт, в гитлеровских концлагерях продолжалось уничтожение людей! Взаимосвязанность этих процессов историки, ревизующие историю Третьего рейха, видеть не хотят.
        Преступления нацистов в их изображении теряют свою исключительность и кажутся ответной реакцией на большевистскую угрозу. Освенцим сжимается до размеров технического новшества и объясняется страхом перед азиатами. Причинную связь между ГУЛАГом и Освенцимом может обнаружить только тот, кто забыл, что уничтожение
«неполноценных рас» было обещано еще в первой программе нацистской партии, обнародованной в 1920 году, а завоевание России - в книге Гитлера «Майн кампф», написанной в 1924 году.
        Тот, кто вину за Освенцим возлагает на Советы, пишет немецкий историк Вольфганг Момзен, «все еще находится под влиянием пропаганды нацизма. Нацизму удалось в глазах немецкого общества замаскироваться под спасителя от большевизма». Можно подумать, что Гитлер и нацисты не стали бы совершать свои преступления без советского примера. Гитлер и без Сталина был преступником.
        В деревне Потемпа (Верхняя Силезия) в 1932 году пять штурмовиков ворвались в дом польского рабочего, принадлежавшего к коммунистам, и на глазах его матери забили его до смерти. Преступников поймали и вынесли им смертные приговоры. Гитлер демонстративно отправил им телеграмму с выражением поддержки:

«Дорогие товарищи!
        Ввиду этого чудовищного приговора я чувствую себя связанным с вами безграничной верностью. Ваша свобода с этого момента есть вопрос нашей чести. Борьба против правительства, при котором это стало возможным, наш долг!»
        (Тогдашний канцлер Франц фон Папен, заигрывавший с нацистами, уговорил Гинденбурга
2 сентября заменить убийцам смертную казнь пожизненным заключением. В марте 1933 года Гитлер амнистировал убийц и выпустил их на свободу.)
        Герд Буцериус, депутат бундестага, вспоминал: «После убийства в Потемпе и этой телеграммы мне (и многим) стало ясно, что Гитлер - преступник. Его книгу «Майн кампф» я прочитал, поэтому я знал: Гитлер принесет нам войну. После Потемпы я понял, что Гитлер - это преступления и убийства. Гитлеру не нужен был пример. Он сам был способен на все и хотел этого».
        Другое дело, что после сорок пятого года мало кто из немцев был готов сознаться в том, что читал «Майн кампф», которую дарили на церемонии венчания каждой супружеской паре и из которой каждый мог узнать о стремлении Гитлера завоевать для Германии жизненное пространство на Востоке и уничтожить «неполноценные расы»…
        Разгром гитлеровской Германии был крахом не только фашистских концепций переустройства мира, но и трусливых надежд тех, кто, видя преступления режима, полагал, будто несчастья, порожденные фашизмом, обойдут его стороной…
        Но человечество было очень разочаровано тем, что после Второй мировой войны не воцарился всеобщий мир на вечные времена. Однако война велась не ради этого. Вторая мировая война велась ради освобождения народов от нацистов. И эта цель была достигнута.
        Есть историки, которые полагают, что победа над нацизмом не такой уж праздник, что в результате победы Европа не стала свободнее, потому что Гитлера сменил Сталин. Они считают, что 8 мая - день нового закабаления Восточной Европы и раздела Германии. Но невозможно не признать, что даже в самые тягостные десятилетия, наступившие после войны, люди жили счастливее и свободнее, чем они бы жили, если бы победу одержал Гитлер. Это относится не только к странам Западной Европы, но и к государствам, которые попали в социалистический блок.
        Я сошлюсь на слова немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии, бывшего солдата вермахта Генриха Бёлля. В «Письме своим сыновьям» он писал: «Вы всегда сможете различить немцев по тому, как они называют 8 мая: днем поражения или днем освобождения. Мы ждали наших «врагов» как освободителей».
        Выступая 8 мая 1985 года, президент ФРГ Рихард Вайцзеккер назвал день капитуляции Германии днем ее освобождения. Это важно было услышать от бывшего офицера вермахта, сына статс-секретаря имперского министерства иностранных дел, который в
1942 году подписал документы, отправившие шесть тысяч французских евреев в лагеря уничтожения…

«Мимо Освенцима нам не пройти, - говорит самый, пожалуй, знаменитый сегодня немецкий писатель и тоже лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс. - Мы не должны, как нас ни тянет, даже пытаться совершить подобный насильственный акт, ибо Освенцим неотделим от нас, является вечным родимым пятном нашей истории и - это благо! - сделал возможным один вывод, который можно сформулировать так: теперь-то, наконец, мы знаем самих себя».
        ГЕРМАНСКАЯ СУДЬБА. ГЕРМАНСКАЯ ВИНА
        Вторая мировая война закончилась для Германии полным поражением, нищетой и разрухой. В майские дни 1945 года Германия представляла собой груду развалин, и державы-победительницы вывозили из поверженной страны все ценное.
        Немцы голодали. Выживали те, кто спекулировал на черном рынке, кто шел в услужение оккупационным властям, и те, кто продавал своих жен и дочерей; в поверженной Германии невиданно расцвела проституция.
        Освобождение от фашизма - это была только половина дела. Немцам предстояло освободиться от самих себя. Потому что они сами избрали Гитлера и поклонялись ему, воевали и убивали людей, грабили Европу и пользовались награбленным. Немцам предстояло начинать новую жизнь не просто на развалинах, а на развалинах духовных и моральных.

17 октября 1945 года главнокомандующий американскими войсками в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр, будущий президент Соединенных Штатов, обратился к немцам:

«Немецкий народ должен понять, что для того, чтобы пережить трудную зиму, он должен избавиться от духа стадности, которым был охвачен двенадцать лет при Гитлере. Германия должна стать страной мирного труда, в которой отдельный человек способен реализовать свою инициативу, - или в Германии не будет будущего…
        Денацификация и демилитаризация уже проводятся. Но милитаризм должен быть выкорчеван из немецкого образа мыслей. Немецкий народ должен сам уничтожить опасные зародыши своей философии…»
        Неизвестно, как развивалась бы Западная Германия, если бы оккупационные власти не запретили нацистскую идеологию и буквально не заставили немцев встать на путь осознания собственной вины.

«Державы-победительницы, - писал выдающийся немецкий философ Карл Ясперс, - сказали нам: немецкий народ не должен быть уничтожен. Это значит, что нам дан шанс. Немецкий народ следует перевоспитывать. Задача заключается в том, чтобы строить нашу немецкую жизнь на основе правды».
        Многим не хотелось ни слышать, ни признавать этого. Но им пришлось услышать, что немецкий народ несет ответственность за то, что он подчинился Гитлеру, за все преступления нацистского режима. Каждый, кто, видя несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергали других людей, ничего не сделал, чтобы их спасти, - виновен.
        Именно такая постановка вопроса о вине определила духовный климат Федеративной Республики. Неприятие нацистского прошлого стало темой обязательного школьного обучения. Именно поэтому Западная Германия, мучительно рассчитываясь с фашистским прошлым, стала в послевоенные годы подлинно демократическим государством. Это было совсем не просто - не только преодолеть груз двенадцати лет нацистского режима, но и отказаться от более глубоких традиций, например от прусского милитаризма, презрения и неуважения к либеральным идеям. Западные немцы воспитали в себе терпимость и уважение к чужому мнению, освоили то, что им так трудно давалось, - культуру спора, общественной дискуссии.
        В ФРГ началась долгая и тяжелая очистительная работа, избавление от расовых и национальных мифов. Это позволило отказаться от того, что называют «авторитарным характером», присущим немцам. В немецкой жизни появилось такое понятие, которое прежде было невозможно: гражданское неповиновение.
        Пока политики создавали демократическое правовое государство, писатели, публицисты и философы сыграли ключевую роль в моральном и духовном перевоспитании общества. Они помогали немцам понять, какую страшную ошибку те совершили, доверив свою судьбу авантюристу и демагогу с его простыми рецептами создания великой державы.
        Расцвет Федеративной Республики как успешного демократического государства не был делом одного года. Никто не преподнес немцам их благополучие в подарок. Это во многом результат долгих лет тяжелой работы ответственных политиков и деятелей культуры. Они полемизируют с теми, кто предлагает забыть о неприятном прошлом или твердит, что лагеря и убийства - измышления врагов. Забыть хочется многим - и тем, кто в этом участвовал, и тем, кому хотелось бы видеть историю родной страны безупречной и достойной.
        Весной 1995 года в Германии появилась организованная Гамбургским институтом социальных исследований выставка «Я сражался на Восточном фронте». Выставка, показывавшая преступления вермахта, путешествовала по всей стране. Фотографии, документы, военные приказы, письма с фронта опровергали внедрявшееся в сознание многих представление о том, что вермахт не причастен к варварским преступлениям нацистской Германии. Неоспоримый факт: солдаты, носившие немецкую военную форму, виновны в массовых убийствах.
        Экспозицию попытались уничтожить - подложили бомбу. Взрыв подтвердил, что рано подводить черту под прошлым и считать, что с историей уже все ясно. На эту выставку многие были обижены. Вдовы и дети погибших солдат вермахта, их боевые товарищи жаловались, что страна не чтит своих сыновей, отдавших жизнь за родину. Они писали в газетах: солдаты не были преступниками, преступления совершали СС и гестапо.
        Выставку организовал тогдашний министр культуры ФРГ Михаэль Науманн. У него были личные основания для того, чтобы ненавидеть нацистских генералов. Он был ребенком, когда его отец погиб под Сталинградом. Он винит командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса в том, что в безнадежной ситуации тот не сдался русским раньше и тем самым не спас жизнь его отца. Паулюс знал, что войска обречены, но продолжал воевать. Гитлер был далеко, командующий окруженной 6-й армией мог принять решение сам. И люди погибали из-за того, что один человек не смел принять необходимое решение.
        В 1999 году выставку закрыли, чтобы расширить экспозицию. Но спор продолжился. Это спор между теми, кто считает, что восемнадцать миллионов солдат и офицеров вермахта просто выполняли приказы, и теми, кто, как министр Науманн, полагает, что вермахт тоже был преступной организацией. Доказательства представлены самой историей и историками. Вот один лишь пример.
        В апреле 1941 года Гитлер напал на Югославию и Грецию, чтобы обеспечить безопасность юго-восточного фланга при наступлении на Советский Союз.
        Югославия была поделена. В Сербии ввели оккупационное управление, разместили несколько дивизий. Но уже летом сорок первого началось партизанское движение под руководством Иосипа Броз Тито. За несколько недель оно распространилось по всей стране.

«Пространства слишком велики! Используемые войска слишком слабы!» - говорилось в отчаянном призыве оккупационного командования о помощи. Шеф немецкой оккупационной администрации в Сербии группенфюрер СС Харальд Турнер докладывал в Берлин, что
«имеющиеся здесь войска оказались совершенно не подготовленными к борьбе в местных условиях против восставших элементов».
        Служба безопасности вместе с полицией тоже не справлялись с партизанами:
«Карательные меры в ответ на диверсии против германского вермахта - когда расстреляли или публично повесили тысячу коммунистов и евреев, сожгли дома бандитов, даже целые деревни - не смогли сдержать нарастающее вооруженное восстание».
        Верховное командование вермахта отклонило просьбу Харальда Турнера прислать несколько полицейских батальонов и дополнительные подразделения службы безопасности - они были необходимы для карательных акций на советской территории. Генерал-фельдмаршал Кейтель именем фюрера уполномочил вести борьбу с партизанами армейские части.
        Командующим частями вермахта был назначен генерал пехоты австриец Франц Бёме. До присоединения Австрии к рейху он был начальником военной контрразведки австрийского министерства обороны. В благодарность за услуги, оказанные нацистам, Гитлер произвел Бёме в генералы. Перед ним поставили задачу «восстановить порядок любыми средствами».
        Для начала необходимо было создать образ врага и подготовить войска к кровавой задаче. Бёме подписал приказ, в котором напомнил о «реках германской крови, пролитой в 1914 году из-за коварства сербов». Он призвал своих солдат «отомстить за наших убитых». 2 октября 1941 года Бёмс приказал «за двадцать одного убитого солдата вермахта расстрелять две тысячи сто заключенных из концлагерей Щабача и Белграда».
        Через неделю он распорядился «арестовывать подозрительных мужчин из числа местного населения, а также всех евреев и цыган и расстреливать их в соотношении сто за каждого убитого солдата вермахта и пятьдесят за раненого». Таким образом генерал пытался лишить партизан опоры среди местного населения, которое должно было расплачиваться за каждую успешную партизанскую акцию. Евреи и цыгане уже были отправлены в концлагеря, их проще всего было превратить в заложников.
        Карательные команды сформировали не из эсэсовцев и полевой жандармерии, а из обычных солдат вермахта. Сохранились документы, подписанные армейскими офицерами. Вот отчет, составленный 13 октября 1941 года командиром роты обер-лейтенантом Липе, полевая почта № 26537:

«1. Задача. 8 октября был получен приказ о расстреле 2200 евреев, находившихся в лагере в г. Белграде.

2. Траспортировка. Доставка и охрана заключенных осуществлялась армейскими частями. Автомобили были предоставлены полевой комендатурой Белграда. Транспортировка солдат осуществлялась боевыми автомашинами.

3. Место исполнения.

9 октября - лес примерно в двенадцати километрах к северо-востоку от Ковина (окрестности Панчева).

11 октября - окрестности стрельбища по дороге в Ниш.

4. Киносъемки. Осуществлялись ротой пропаганды «S».

5. Медицинское сопровождение. Обер-врач д-р Гассер, полевая почта № 39107, санитарный унтер-офицер Бенте, полевая почта № 26557.

6. Исполнение. После тщательной разведки местности и подготовки первый расстрел был произведен 9 октября.
        Заключенные были взяты из лагеря в половине шестого утра. Выдача лопат и прочего рабочего инвентаря позволила создать впечатление подготовки к исполнению трудовой повинности. Каждая автомашина охранялась только тремя солдатами, чтобы по количеству охраны не могло возникнуть предположений о действительной цели акции.
        Настрой заключенных во время транспортировки и подготовки был хорошим. Они были рады тому, что их забрали из лагеря, поскольку, по их словам, размещение их там было неудовлетворительным. Заключенных заняли на работах в восьми километрах от места расстрела и подвозили по мере необходимости.
        Расстрел производился из винтовок с расстояния двенадцать метров. Для расстрела каждого заключенного согласно приказу были выделены по пять стрелков. Кроме того, в распоряжении врача находились два солдата, которые по указанию врача вызывали смерть выстрелами в голову. Ценности и излишние вещи изымались под наблюдением и позднее были переданы полиции безопасности и национально-социалистической благотворительной организации.
        Двое пытались бежать и были расстреляны на месте. Некоторые выражали свое мировоззрение тем, что провозглашали здравицы Сталину и России. Расстрел был закончен в 18.30. Особых происшествий не отмечено. Части отошли на место расквартирования удовлетворенные…»
        Как следует из отчета, солдаты получили удовлетворение, расстреливая людей. Это впечатление подтверждается приказом начальника штаба группы войск, в котором он выражал недовольство тем, что «военнослужащие расквартированных в Сербии войск все более подробно описывают боевые действия и германские карательные меры (массовые казни) в отправляемой на родину почте. Часто даже прилагаются фотографические снимки сцен казни».
        Организованная с немецкой аккуратностью и педантичностью машина уничтожения работала без сбоев и на полных оборотах. За две недели армейские части расстреляли девять тысяч заложников. Количество казней и число жертв стало сложно подсчитывать. Оккупационная администрация не поспевала за расстрельными командами. Чтобы восстановить «бюрократию массовых казней», оперативное управление штаба группы войск распространило в войсках печатные формуляры, в которых на машинке следовало только впечатать дату, «карательную меру», число казненных и номер исполнившей акцию воинской части.
        Поначалу армейские офицеры советовались с профессионалами из службы безопасности. Потом совершенно самостоятельно справлялись с палаческой работой.
        Вот еще один отчет, составленный 1 ноября 1941 года обер-лейтенантом Вальтером:

«По соглашению с управлением СС я вывез отобранных евреев и цыган из лагеря в Белграде. Грузовики полевой комендатуры № 599, предоставленные в мое распоряжение, оказались совершенно неприемлемыми по двум причинам:

1. Управлялись гражданскими лицами. Таким образом, не обеспечивалась секретность.

2. Все были без крыши и брезента, так что население города видело, кого мы везли на машинах и куда мы ехали. Перед лагерем собрались жены евреев, которые плакали и кричали при нашем отъезде.
        Место, на котором производился расстрел, очень благоприятно. Оно находится к северу от Панчева. Откос настолько крут, что человек с большим трудом может взобраться на него. Напротив откоса расположена болотистая местность, за ней река. При паводке (как это было 29 октября) вода почти достигает откоса. Таким образом, попытку побега заключенных можно предотвратить силами очень небольшого числа солдат. Кроме того, благоприятным является песчаный грунт, что позволяет легко вырыть ямы и таким образом сократить время акции.
        Примерно в полутора километрах от выбранного места заключенных высадили из машин, дальше они шли пешком. Грузовики с гражданскими водителями были немедленно отправлены обратно, чтобы оставить им как можно меньше оснований для подозрений. Затем из соображений безопасности и секретности я приказал блокировать дорогу для всего транспорта.
        Место казни прикрывалось тремя легкими пулеметами и двенадцатью бойцами:

1) от попыток побега заключенных;

2) для самообороны на случай возможного нападения сербских банд.
        Рытье ям занимает самое большое количество времени - в то время как сам расстрел происходит очень быстро (сто человек за сорок минут).
        Вещи и ценные предметы были собраны предварительно и вывезены на моем грузовике. Вынужден признать, что цыгане кричат, вопят и постоянно находятся в движении, уже будучи на месте расстрела. Некоторые даже прыгали перед залпом в яму и пытались притвориться мертвыми.
        Сначала на моих солдат ничто не производило впечатления. На второй день стало заметно, что у некоторых сдают нервы, если расстрелы производятся в течение длительного времени. Мои личные наблюдения: во время расстрела никакого душевного волнения не испытываешь. Однако волнение появляется, когда в конце дня начинаешь в спокойной обстановке размышлять над этим».
        Вслед за мужчинами последовали женщины и дети. В декабре сорок первого уничтожили шесть тысяч еврейских женщин и детей в концлагере под Белградом под тем предлогом, что «все они были агентами партизанских банд».
        Начальник немецкой военной администрации Турнер писал своему приятелю из СС:
«Расстрелы необходимы, чтобы показать, что значит нападать на германского солдата. Кроме того, таким образом быстрее всего решается еврейский вопрос. Собственно говоря, неправильно, что за убитых немцев расстреливают евреев. Но они уже были у нас в лагере, да и, в конце концов, они тоже сербские граждане и должны исчезнуть…
        В марте сорок второго в лагерь прибыла техническая новинка - душегубка, автомобиль с газовой камерой. За несколько недель удушили газом всех заключенных лагеря.
        Шеф военной администрации Турнер доложил в Берлин: «Сербия - единственная страна, в которой решены еврейский и цыганский вопросы».
        Уничтожив в концлагерях евреев и цыган, взялись за остальное сербское население. Генерал пехоты Франц Бёме «наводил порядок» в Сербии с сентября по декабрь сорок первого. За это время расстреляли около тридцати тысяч сербов. После войны дело бывшего генерала Бёме рассматривал американский военный трибунал. Не дожидаясь приговора, он покончил с собой в камере.
        Никто из солдат или офицеров вермахта не возмутился участием в расстрелах гражданского населения. Люди, надевшие форму немецкой армии, замарали и опозорили свою честь. Немецкая армия нисколько не препятствовала преступлениям нацизма на оккупированных территориях. Напротив, вермахт стал надежным приводным ремнем партии.
        Роль вермахта вышла далеко за рамки пособничества в массовых убийствах. Легенда о
«чистом и ни о чем не подозревавшем вермахте, который только исполнял свой долг», в то время как СС, полиция и служба безопасности осуществляли казни, исчерпала себя. Немецкая армия стала частью гитеровской программы уничтожения мирного населения.
        В 2001 году выставка «Я сражался на Восточном фронте» вновь открылась, подкрепленная новыми документами и материалами. Она доказывает: всякий, кто сражается под подлыми знаменами, сам становится преступником. Он может потом утешать себя и оправдываться - я-то был честен, я просто исполнял приказы, я ничего плохого не делал. Но и он опозорен. Он тоже в этом участвовал.
        Эти исторические споры будут продолжаться еще очень долго. Не только в Германии, но и в России, которая тоже не в ладах с собственным прошлым. Вообще говоря, это споры не только о прошлом - они о настоящем и будущем.
        К шестидесятилетию поражения Третьего рейха в Германии появился фильм о последних днях Гитлера, который можно увидеть и в нашей стране (в российском прокате он называется «Бункер»). В основе фильма книги историка Иоахима Феста и последней секретарши фюрера Траудль Юнге. Компетентность профессора истории в сочетании со свидетельствами современницы - все это обещало полную правду.
        Но почти все в фильме увидено невинными глазами милой и обаятельной Траудль. И Гитлер предстает перед зрителем приветливым и любезным хозяином. И немецкие солдаты отстаивают Берлин от врага так отчаянно, что зрители желают им победы. Но самой большой ошибкой фильма немецкие кинематографисты и критики назвали другое. На экране бесконечно и бессмысленно гибнут сотни солдат, генералы пускают себе пулю в лоб, и зрители видят, как падают тела с пулевыми отверстиями, как юный боец фольксштурма убивает свою подругу, а затем и самого себя.
        Все можно увидеть в фильме, но только не смерть фюрера. Она происходит за закрытой дверью. Как Гитлер отворачивается, когда подыхает его собака Блонди, так камеру отводят и когда умирает фюрер. Траудль намазывает геббельсовским детям бутерброды, и тут раздается выстрел. Потом все открывают дверь и смотрят.
        Но зрители не видят того, что видят они. Все в ужасе и печали отводят глаза. Камера фиксирует тысячи мертвых, но фюрера нам мертвым не показывают. Его вытаскивают завернутого в одеяло и бросают. То есть наблюдать за гибелью прочих граждан рейха - сколько угодно. Но когда дело доходит до Гитлера, авторы проявляют деликатность, граничащую с сочувствием. А от сочувствия недалеко и до оправдания…
        Отчего вдруг такая щепетильность? Почему, черт возьми, не показать, что эта свинья наконец сдохла? Зачем оказывать ему такую честь? Ведь больше никому она в фильме не оказана - люди мрут как мухи.
        Впрочем, есть еще одно исключение. Когда Геббельс, как в дуэли из вестерна, стоит перед своей женой и поднимает пистолет, камера снова благородно отворачивается. Больше ни в одной сцене этого фильма такого не происходит! Через полминуты начальник подразделения охраны Франц Шедле выбивает себе мозги из черепной коробки, да так, что они шлепаются о стену.
        Чарли Чаплин, сняв фильм «Великий диктатор», позднее сомневался, стоило ли его снимать, потому что, высмеивая Гитлера в 1942 году, он еще не мог представить себе кошмар, исходящий от этой фигуры. Нынешних немецких кинематографистов должны были охватить сомнения - не делают ли они Гитлера безобидным, исключив из повествования четыре с половиной тысячи дней преступной истории Третьего рейха и оставив зрителям лишь коммерчески взбитые сливки последних мерзких дней фюрера.
        Любое подновление истории есть переоценка прошлого ради настоящего. Разумно или неразумно такое подновление - ответ на этот вопрос зависит еще и от того, с какой целью перетолковывается история. Непредвзятое обращение к историческому материалу свидетельствует о желании разделить ответственность за политическое будущее нации.
        Националистическое толкование истории находится в своеобразной взаимосвязи с экспансионистскими аппетитами. Историки, сознательно искажающие прошлое, полагают, что, овладев прошлым, они сформируют и «правильное» будущее.
        От слов «Мы снова гордимся нашей страной» до националистического высокомерия и заносчивости только один шаг. Вот почему либеральные историки считают недопустимыми попытки переложить ответственность на «чужих», «других» и тем самым оправдать Гитлера (а в нашей стране - Сталина).
        Интерес к фюреру в Германии, гитлеровская волна, огромное количество книг и документальных фильмов о Гитлере - это попытка немцев примириться с недавним преступным прошлым Германии. Многие смотрят такие фильмы, чтобы увидеть хроникальные кадры с фюрером. Нельзя не отметить, что сила инфицирующих, распространяющих заразу кадров намного сильнее закадрового голоса, критикующего деяния Гитлера.
        Многие молодые немцы не хотят чувствовать себя виновными в нацистском прошлом Германии, ведь все это происходило задолго до их рождения. Они хотят найти нечто положительное в своей истории, снять с себя тяжкий груз трагического наследства. Очень хочется видеть историю своей страны великой и героической.
        В этом сходство жизнеощущения немцев и русских. И те и другие в массе своей считают излишним и неверным по сути призыв к покаянию. Они недовольны теми, кто
«мажет историю черной краской». Трудно удержаться от сопоставлений Гитлера и Сталина. Немцы и русские словно заворожены этими фигурами; часто они абсолютно некритичны. Может быть, даже уместно говорить о некоем восхищении. От тридцати до сорока процентов немцев и сейчас причисляют Гитлера к величайшим государственным деятелям Германии. В нашей стране к Сталину относятся еще снисходительнее, в России вновь стали устанавливать памятники вождю.

«По-настоящему мы до сих пор еще не освободились от Гитлера, - пишет немецкий историк. - Возможно, он будет сопровождать нас на протяжении жизни многих поколений…»
        Как «вечный памятник» или как наваждение?
        Подростки обычно жалеют, что, родившись слишком поздно, опоздали, лишились возможности участвовать в чем-то героическом и прекрасном. Когда Гельмут Коль был канцлером Германии, он ввел в оборот формулу обратного свойства: «Милость позднего рождения».
        Он выступал в Иерусалиме, и его слушатели прекрасно поняли, что хотел сказать этот высоченный немец: если бы наше поколение родилось так же рано, как те, кто начал войну и построил Освенцим, кто знает, может быть, и мы стали бы преступниками. Сомнительное признание: не совершил преступления только потому, что не представилось подходящего случая? Но у Гельмута Коля на руках весомые доказательства его правоты. Миллионы немцев были вполне добропорядочными гражданами, однако в Третьем рейхе они оказались соучастниками величайших в истории злодеяний.
        Почему добропорядочные люди при определенных обстоятельствах ведут себя преступно? Преступников по натуре, от рождения, по призванию не так уж много. В грехопадении остальных виноваты обстоятельства?
        Большинство немцев на поверку оказались крайними детерминистами: в широком диапазоне ответов от «я ничего не знал о концлагерях» до «я вынужден был выполнять приказ» скрывается твердое убеждение, что во всем виновато само время, когда просто нельзя повести себя иначе.
        Есть люди, которые уверены, что они бы не поддались обстоятельствам, не позволили бы превратить себя в палачей и садистов. К счастью для себя, они лишены возможности проверить свою убежденность на практике.
        Но ведь были участники Сопротивления, которые сохранили свою честь. Это для нас они - герои, борцы с абсолютным злом - фашизмом. Но в нацистской Германии они считались предателями, которые вместе с врагами сражались против собственной родины. Опасности подстерегали участников Сопротивления со всех сторон. Их ловила тайная полиция, они не могли раскрыться перед самыми близкими людьми, боясь обвинений в измене родине, да и теперь ими не спешат восхищаться.
        Летом 1943 года английские бомбардировщики за три налета почти полностью разрушили портовый город Гамбург. Эта воздушная операция ныне ставится англичанам в вину: нельзя было наносить удар по густонаселенному городу, где гибло в основном гражданское население. А вот как воспринимал это немец, который не участвовал в Сопротивлении, но считал Гитлера преступником:

«Те три дня налетов я стоял на крыше моего домика в пригороде Гамбурга. Над головой пролетали английские бомбардировщики. «Наконец-то! - кричал я снова и снова. - Наконец-то!» Союзники слишком долго тянули - Гитлер безостановочно побеждал, собираясь добиться мирового господства. Миллионы убитых лежали вдоль улиц и дорог, по которым проходило его триумфальное шествие.
        Наконец-то они появились, англичане.
        А потом, после отбоя воздушной тревоги, мне нужно было пройти по разрушенным улицам с полуобгоревшими трупами. Что я тогда испытывал? Ужас и сострадание, конечно. Но я думал также: вы, мертвые, этого хотели и потому принесли смерть нашим детям и тем, кто этого не хотел.
        И за кого же я боялся во время того налета? За английских пилотов, которых проклинали другие немцы. Они были смелыми людьми и делали то, что я от них ожидал и на что надеялся. Я всегда любил свою страну. А тогда мне пришлось желать чуть ли не гибели ее самому красивому городу…»
        Был ли этот человек меньшим патриотом Германии, чем тот немецкий зенитчик, который, когда другие орудия уже замолчали, разбитые прямым попаданием, продолжал в одиночку вести огонь по английским самолетам, сжигавшим его родной город?
        Эта моральная ловушка становится еще более сложной, если сказать так: помогая Сталину, немецкие подпольщики приблизили крушение Гитлера, но уготовили своим соотечественникам в восточной зоне оккупации новую диктатуру (ГДР), которая будет свергнута народным восстанием осенью 1989 года.
        Что же из этого следует? Не было смысла сражаться против Гитлера, чтобы из огня попасть в полымя?
        Есть только один ответ: порядочный человек обязан бороться с тираном в своей стране. Борьба с любой диктатурой, любым преступным режимом - это нравственный императив. В подлые времена человеку бывает трудно и страшно принять решение. Гнуться или сопротивляться? Можно ли уйти от этой схватки? Не сотрудничать с режимом, но и не бороться против него? Бежать? Спрятаться в глухой деревушке или башне из слоновой кости? Конечный пункт бегства - все та же ловушка. И все тот же выбор. Гнуться или сопротивляться?
        И все-таки характерно, что немецкие политики, даже те, кто родился после войны, считают своим долгом неустанно говорить об исторической вине Германии за преступления нацистского режима.
        Иногда создается впечатление, писал один американский ученый, что память немцев - как гигантский язык, который непрерывно ощупывает больной зуб. Слава богу, что демократически мыслящие люди в Германии не боятся этой зубной боли и не позволяют стране и народу забыть о преступлениях, совершенных нацизмом. Они вновь и вновь возвращаются к позорным страницам отечественной истории. Они убеждены - опыт Германии тому подтверждение, - что процветание страны зависит от верности демократии, высоким моральным принципам и от памяти о преступлениях, совершенных еще до их рождения.
        Лучше всех об этом сказал Томас Манн: «Если ты родился немцем, тебе не уйти от Германии, германской судьбы и германской вины».
        Иллюстрации
        Военная форма придала Адольфу Гитлеру мужественности. Теперь никто не имел права сомневаться в том, что он настоящий мужчина
        Некоторые рисунки, сделанные Гитлером на фронте, сохранились. Автопортрет будущего фюрера
        На фронте Гитлер (сидит первый справа) отличался одним - быстро и с энтузиазмом исполнял любой приказ
        Отравленного газами Гитлера эвакуировали в маленький лазарет в прусском городке Пазевальке неподалеку от польской границы. Пациентом занялись врачи Карл Кронер (при нацистах его отправят в концлагерь) и Эдмунд Фостер (покончит с собой или будет убит). Лечение оказалось успешным, зрение к Гитлеру вернулось
        Генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург (будущий президент страны), кайзер Вильгельм II (изгнанный из Германии революцией) и генерал Эрих Людендорф (соратник Гитлера по «пивному путчу»)
        Социал-демократы Фридрих Эберт (слева) и Филипп Шейдеман возглавили свергнувшую монархию Германию и превратили страну в парламентскую республику
        Лучшего оратора немецких коммунистов Карла Либкнехта убили, и революция осталась без пламенного вождя. Военный министр Густав Носке, подавивший революцию в Германии, вошел в историю как «кровавая собака Носке», чего нисколько не стеснялся
        Министр рейхсвера Вильгельм Грёнер с презрением относился к нацистам, посему утратил свой пост в правительстве
        В Баварии левое правительство возглавил Курт Эйснер (слева). Его застрелят прямо на улице
        На месте, где застрелили Эйснера, баварские революционеры встали в почетный караул. Но очень скоро в Мюнхен вошли так называемые добровольческие корпуса, сформированные из оставшихся без дела солдат и офицеров кайзеровской армии. Они расстреливали баварских революционеров без суда и следствия
        После окончания Первой мировой войны капитан-лейтенант Герман Эрхард собрал оставшихся без дела и озлобленных морских офицеров для уничтожения коммунистов. Его бригада отличалась особой жестокостью
        Генерал Ханс фон Сект, возглавляя рейхсвер, пытался не допустить в армию ни коммунистов, ни нацистов
        В марте 1920 года правый политик Вольфганг Капп провозгласил себя главой правительства Германии и при поддержке некоторых генералов попытался захватить власть. Капповский путч провалился
        В январе 1923 года французские и бельгийские войска вошли в Рурскую область, промышленный центр Германии, что вызвало невероятный подъем националистических настроений. Коммунисты пытались воспользоваться этим, чтобы взять власть, но рейхсвер подавил восстание
        Ноябрь 1924 года. «Пивной путч». На грузовике надпись Stosstrupp-Hitler, это первые боевые отряды партии. Гитлер потерпел неудачу, был арестован и вместе с ближайшими соратниками впоследствии оказался в тюрьме, где очень неплохо проводил время
        Партийный съезд в Веймаре. 1924 год. Пока еще нацистов немного
        Республику сокрушали и справа, и слева. На едином митинге нацистов и коммунистов в Берлине выступает руководитель берлинских коммунистов Вальтер Ульбрихт, после войны он возглавит социалистическую ГДР. Йозеф Геббельс слушает его сидя за столом
        Гитлер заметил и приблизил талантливого демагога Йозефа Геббельса, поручил ему руководить столичной партийной организацией
        Вальтер Штеннес
        Геббельс подавил мятеж вождя берлинских штурмовиков Вальтера Штеннеса и превратил убийство пьянчужки и сутенера штурмфюрера СА Хорста Весселя (крайний справа) коммунистом Альбрехтом Хёлером, имевшим шестнадцать судимостей, в орудие пропагандистской войны
        Социал-демократы - чуть ли не единственные, кто пытался сберечь республику: Карл Зеверинг, прусский министр внутренних дел (на фото слева), заместитель начальника берлинской полиции Бернхард Вайс
        Опытные люди дали Гитлеру представление о хороших манерах, учили целовать дамам ручки, входить в комнату и прощаться, есть артишоки и лобстеров. Они подыскали ему хороших портных, и он преобразился
        Ходили слухи, что у Гитлера роман с невесткой знаменитого композитора Винифред Вагнер. Но теперь известно, что между ним и Винифред Вагнер ничего не было. Гитлер не знал, что делать с такими уверенными в себе дамами. Она была очень крупной женщиной, Гитлер был ниже ее ростом
        Фюрер вовлек в штурмовые отряды Августа Вильгельма Гогенцоллерна, принца Прусского, сына бывшего кайзера. Принца по-свойски именовали Ав-Ви - по первым слогам имени. Его сделали обергруппенфюрером СА и депутатом рейхстага
        Генерал Курт фон Шляйхер и Франц фон Папен, ненавидя друг друга, открыли Гитлеру дорогу в правительство. Оба горько об этом пожалеют
        Президент Гинденбург презрительно именовал Гитлера «богемским ефрейтором». Но сын президента полковник Оскар фон Гинденбург (на фото справа в военной форме) переубедил отца, который в итоге вверил фюреру судьбу страны
        Первое правительство, сформированное Гитлером в январе 1933 года. Нацистов было только двое. Казалось, нацистов заставили служить государству и при этом отказаться от своих радикальных планов. В Берлине не понимали, с кем имеют дело…
        Поджог Рейхстага стал удобным поводом для массового развертывания террора. История поджога так и осталась невыясненной. Неужели голландский коммунист Маринус ван дер Люббе сделал это в одиночку?
        Эрик ван Хануссен
        Военный министр Вернер фон Бломберг безоговорочно поддержал нацистов, но фюрер считал, что ему не хватает боевого духа для проведения новой внешней политики. Генерал неудачно женился и был отправлен в отставку
        Новым военным министром должен был стать генерал-полковник Фрич, но его обвинили в гомосексуализме. Обвинение оказалось ложным, но Фрича из армии выставили
        Четыре года штурмовиками руководил бывший капитан рейхсвера, бывший командир отряда добровольцев, сражавшихся с коммунистами, обергруппенфюрер СА Франц Пфеффер фон Заломон
        За два года до прихода нацистов к власти штурмовые отряды возглавил Эрнст Рём. Он был своим для основной массы штурмовиков, говорил с ними на одном языке. Рём стал гарантией того, что коричневые батальоны не отойдут от партии
        По всей стране штурмовики устраивали кровавые схватки. Полиция не могла с ними справиться. Или не хотела
        В Эссене Гитлер был свидетелем на свадьбе местного гауляйтера Йозефа Тербовена. Среди гостей находился и начальник берлинских штурмовиков Карл Эрнст (справа). Эрнст пробовал себя в роли коридорного, официанта, вышибалы, пока не попался на глаза Рёму. Красивый юноша ему понравился. Рём не только затащил Карла Эрнста в постель, но сделал депутатом рейхстага от национально-социалистической партии
        Карл Эрнст
        В Мюнхене Гитлер арестовал начальника полиции обергруппенфюрера СА Августа Шнайдхубера. Он был депутатом рейхстага, руководителем штурмовых отрядов Верхней Баварии и близким к Рёму человеком. Шнайдхубера расстреляли
        Эдмунд Хайнес, руководитель штурмовых отрядов в Силезии, поехал в Бад-Визее и попытался предупредить Эрнста Рёма, но начальник штаба, который расслабился и отдыхал в хорошей компании, ему не поверил. Он полностью доверял Гитлеру. Хайнес прихватил молодого парня и отправился с ним спать
        Утром Гитлер и его подручные нагрянули на курорт Бад-Визее, где Эрнст Рём и его друзья уже завалились спать после веселой пирушки
        Подчиненные Рёма - начальник отдела полиции в министерстве внутренних дел Курт Далюге и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер - ненавидели начальника штаба штурмовых отрядов и прикончили его в мюнхенской тюрьме Штадельгейм
        Новым начальником штаба штурмовиков в благодарность за предательство стал обергруппенфюрер Виктор Лютце из Гамбурга, вовремя перешедший на сторону Гитлера
        Гитлер, рассказавший об уничтожении «заговорщиков» - Эрнста Рёма и его банды, - был встречен в рейхстаге восторженно
        Когда герцог Виндзорский (справа от Уоллис Симпсон) приехал в Германию, его встречали как короля. Гитлер рассчитывал на герцога, надеялся, что тот убедит англичан не воевать с нацистами
        После того как Рудольф Гесс (справа) улетел в Англию, Мартин Борман оказался самым близким к фюреру человеком
        Герман Геринг многие годы считался в нацистской Германии человеком «номер два». Фюрер сам назвал его своим преемником
        Личным врачом фюрера был Теодор Морелль, благодаря которому Гитлер сохранял работоспособность до последних дней рейха
        Гитлер назначил своим преемником командующего флотом адмирала Карла Дёница, который делал все, чтобы кровавая мясорубка не прекращалась

4 мая 1945 года генерал-адмирал Ганс фон Фридебург подписал первый акт о капитуляции вермахта в штабе британского фельдмаршала Монтгомери
        Красная армия дошла до Берлина. Рухнул не только Третий рейх, само существование Германии было под вопросом
        На следующий день после капитуляции на территории Германии не осталось ни одного нациста. Нацистская форма, ордена, партийные билеты - все это отправилось в мусорные баки. Немцы думали только о выживании, и конина казалась деликатесом…