Канун
        Shalicka
        Shalicka
        Канун
        Shalicka ( [email protected] )
        Размещен: 21/10/2004, изменен: 19/01/2009. 13k.Статистика.
        РассказРассказ(file:///C:/type/index type 3-1.shtml) :ФэнтезиФэнтези(file:///C:/janr/index janr 24-1.shtml)
        РассказыРассказы(file:///C:/Program%20Files/FictionBook%20Editor/index 8.shtml)
        АННОТАЦИЯ:
        Что нужно девице, чтобы стать настоящей ведьмой? Суженый подходящий…
        КАНУН
        - Когда нужно черта, то и ступай к черту! - отвечал Пацюк, не подымая на него глаз и продолжая убирать галушки.
        - Для того-то я и пришел к тебе, - отвечал кузнец, отвешивая поклон, -… Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?
        - Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, - произнес равнодушно Пацюк, не изменяя своего положения…
        
        Н.И. Гоголь «Ночь накануне Рождества«
        Колюч сочельник. Неприветлив. Без жалости щиплет за щеки суровый дед Мороз. Хмурятся с мрачнеющего неба прозрачные ледышки звезд. Побольнее норовят ткнуть ветками раздетые деревья. Надрывно сипят полозья груженых хворостом саней. Царапаются шершавые варежки, утирая пот с взопревшего лба.
        Ох, и колюч…
        В эту ночь разгула нечистой силы собаки громко брехать остерегаются. Скотина домашняя поглубже в сараи прячется. Зверье лесное в норах хоронится. И только парни удалые, стыда не ведающие, личины страхолюдные нахлобучат, мешки подхватят и с плясками по дворам помчатся. С улюлюканьем, криками, песнями и прибаутками. Да девки молодые, пригожие, судьбу свою привораживают, грядущее вызнать чают. Смехом звонким заливаются. Очи звездочками яркими сверкают, щечки нежные румянцем пышут. Плечики в платках пуховых праздничных, ажуром связанных, зябко передергиваются, коль доведется до ворот сбегать - глянуть, откудова сватов дожидаться…
        Ох, и дуры…
        ***
        Угрюмые елки расступились, и впереди заснеженными крышами нахохлилось Заречье. Поманило ранними уютными огоньками и дымящимися трубами. Припорошенная свежим снежком тропинка обогнула замерзший пруд и околицами повела к родной избе. Совсем чуток добежать осталось - мимо кланяющегося со скрипом колодезного журавля, большого оврага, да крестов покосившихся…
        Толстый овечий тулуп, доставшийся в наследство от тетки Прасковьи, смягчил удар. Да все одно ноженьки умаявшиеся неповоротливую не удержали - уселась тетехой в снег под насмешливое девичье хихиканье.
        - Настасья?! - разглядела меня в сугробе подхватившая сапожок гадальный Варвара. - Глядишь-ты, не признала - справна будешь! Чегось сочельник проморгала, да в гости не пожаловала? Ужель Малой не забегал, негодник, весточки не занес?
        Занес. Да больно надо было идти, насмешницам на радость затылком стриженным светить! В глаза - сочувственные «ахи-охи«, а хребтом смешки издевательские выслушивать. К тому ж старостиной дочке повод дать своей добродетелью похвалиться - сироту обогрела, убогую пожалела - перетопчется!
        Высыпавшие за ворота на разговор девки к вечерку гадальному разоделись, нарядами, загодя припасенными, тела белые потешили. Бусы деревянные крашенные в четыре ряда, косы лентами яркими затейливо перевитые. Сбились хохотушки в пеструю стайку, улыбками жемчужными сверкают.
        - Хлопотно мне! - пробурчала я, выбираясь из сугроба и опять впрягаясь в санки. - У дьяка корова, стельная, прихворнула - догляд нужен.
        - Без косы осталась, а спеси не растеряла! - зло понеслось в спину. - Хлебосольством старосты побрезговала, на хлев сменяла.
        Я не обернулась. Не окоротила, мол, «не ты ли, Лушка, мне подруженькой в оны дни набивалась? И гордыня моя глаза не колола?» - пусть бы краснела, да заикалась.
        Могла бы, да не стала. Как и кланяться за варькино «Лушка, утихни!».
        Что браниться, коль так и было? И новолуний с тех пор минуло, по пальцам одной руки пересчитать…
        ***
        Заносчивости во мне всегда хватало. А как в пору вошла, так столько стало - в самый раз другим одалживать, а доход проживать. На посиделках первой красой слыла. Стан березкой тонкой изгибался. Косищу, мужского запястья толще, округом пояса завязать могла - еще и хвостик оставался. Волосья в ней - чисто золото плавильное. Личиком белым, румянцем нежным, синими, словно омуты, очами, да улыбкой озорной парней покоя лишала, с ума сводила. И так недалекого.
        Как тут не загордиться: краше девки на сто верст было не сыскать! А может и больше - дальше-то никто из поселковых не ездил!
        Как шестнадцатый годок пошел, так и зачастили сваты к нашему порогу. Да только тетка, знахарка деревенская, не торопилась меня с рук сбыть - одна я у нее кровиночка оставалась - все прогадать боялась.
        Меж тем гонору у меня все прибывало и прибывало. Подруженьки на зависть черную исходили, а с ведьмовским родом остерегались связываться - сплетнями бессильными тешились. Парни, точно привязанные, след в след тянулись, гостинцы мешками таскали, байками развлекали, но сердца девичьего так никто и не задел.
        - Замуж девке пора, - вздохнула тетка, поглядев на жениховские хороводы вокруг нашего двора. - Покамест беды не случилось.
        У ведуньи слово с делом надолго не расходится: кузнеца в женихи строптивой племяннице приглядела. Суровый неразговорчивый Воля, заручившись родительским согласием, никого взамен себя засылать не стал, сам свататься пришел. А за ним и вся деревня на погляд набежала.
        Одна я ничего слышать не слыхивала, ведать не ведала…
        Мы с теткой как раз при деле толклись, когда беда в ворота постучала.
        - Поди, дочка, глянь, чего там люду понадобилось, - гам на улице бульканье в котле начал заглушать. - Очереда дурман-травы дождусь, тоже выйду.
        Я как из сенец выскочила, так и обомлела. Все Заречье за нашей оградой собралось. А шум-то стоял! Батюшка с чудотворной иконой благословенья направо-налево раздавал, бабки семечки лузгали, кумушки языки чесали, молодежь зубоскалила, ребятня галдела без продыха.
        - Доброго здоровьичка всем. С чем пожаловал, Воля Васильевич? - я - не дура, смекнула, конечно, с какой целью разодетый парень у калитки мнется. - Не захворал ли часом? Погляжу, с лица совсем спал, похудел, осунулся…
        От грянувшего хохота листья с тополей посыпались. Кузнец побагровел.
        - У вас товар, у нас кузнец… тьфу… купец, - дружок его лучший, Ромаш, не дал опростоволоситься.
        - Погодь, Ромаш, - обрел голос кузнец. - Сам разберусь.
        Отодвинул друга и ступил во двор.
        - Замуж за меня пойдешь, шутница? Рушника молодцу не пожалей!
        - Как тетушка Прасковья, меня взрастившая, отца с матерью сироте заменившая, скажет, так и поступлю, - в притворном смирении я потупила очи.
        А улыбка-то насмешливая губы мои кривила.
        - Вот и славно, с первыми холодами свадьбу и сыграем, - выглянула из дома рекомая. - Удивила старую - я, грешным делом, опасалась, что норов свой, Настёна, непростой начнешь выказывать!
        Я аж взвилась вся.
        - Да хоть две играйте, но без меня!
        - На кого голос повышаешь, девка неразумная! Пойдешь! Я слово родительское дала!
        - А меня спросила, прежде чем посулами бросаться?! - я притопнула ногой, наскоро растеряв напускную покорность. - Не пойду!
        - Седины мои не позорь! Я сказала, пойдешь!!!
        - А вот и не пойду! За него точно не пойду!
        Заречинцы наслаждались бесплатным представлением. Скоморохи такого не казали, как две разозленные, орущие на друг дружку, бабы.
        - А за кого пойдешь? - нехорошо прищурилась тетка.
        - Да хоть за чёрта кудрявого! Лишь бы люб был!
        Гордыня мне очи застила, сама не видела, потом люди добрые поведали, мол, народ, крестясь, в ужасе назад подался, а батюшка чуть икону не выронил.
        - Думай, что язык твой мелет, юродивая!
        - Я своим словам хозяйка, кому попало не раздаю!
        Озлилась тетка Прасковья, за косу мою толстую одной рукой схватилась - не вырваться - а в другой нож на солнышке блеснул. Кинулся Воля наперерез, но не успел. Отхватило лезвие острое косу длинную, богатство девичье, да по самый затылок.
        Тихо-тихо стало в округе, будто умер кто.
        - Возьми! - сунула мне тетка в руки отхваченное. - Решай, кому подаришь: жениху, родней одобренному, иль черту окаянному!
        Слишком много спеси во мне накопилось, по самую макушечку, чтобы на попятный идти.
        Я ни слезинки не проронила, побелела только вся, да и взяла грех гордыни на душу.
        - Не видать кузнецу Настасьиной косы! - баяли потом, что сама чертовкой гляделась - А коль полюбится, так и оборотуну отдам!
        Сказала и в избу сбежала, дверью за собой от всего сердца грохнула. Да так душно мне в горнице стало - чувств лишилась.
        Когда в себя возвернулась, тетка рядышком сидела, да передником слезы горькие утирала. Настигло меня раскаяние запоздалое, завыла в голос, к ногам матушки названной припала.
        - Прости ведьму старую, молодость твою сгубившую, - пуще прежнего зарыдала она, гладя мою остриженную голову. - Не отходила вовремя прутиком ивовым, дурь не выбила. Обвенчала в сердцах дитя неразумное с лукавым. Своими руками кровиночку к нему снарядила!
        Да поздно уже было: и мне каяться, и ей виниться…
        ***
        Хворост неопрятной кучей громоздился в сенцах. Из открытой двери дохнуло свежей соломой, да теплым печевом. С голодным мявом метнулся под ноги белый пушистый комок - Уголек. Пол деревни над ним насмехалось: недоразумение на четырех лапах, а не ведовской кот! Мало того, что окрасом не вышел, так еще и степенства, по месту положенного, никакого нет!
        Ведра схватила, да в хлев помчалась: скотину обиходила, корову дьяконскую проведала. Ничего, и не таких выхаживали!
        В избу вернулась, слово тайное шепнула - лучина враз огоньком зацвела. В темноте я почище Уголька зрила, да со светом все как-то уютнее. Тулуп, да валенки к печке пристроила - сушиться, молока парного котейке в блюдце плеснула, а сама к празднику наряжаться стала, гостей дорогих дожидаючись.
        - Одна тебе, Настя,дороженька теперь-ведовская.Нелегка она, ухабиста, да извилиста, однакож,бытье длинноедает и знание сокровенное.Не чаяла, что кровь в тебе ведьмачья всколыхнется, обетыскрепит.Думала, доченьку твою в ученицы дождаться. Ан воно как все вышло-то…
        Тело белое водица теплая умыла, рубаха узором красным с умыслом вышитая укрыла, сарафан праздничный, в ярмарочный день прикупленный, приодел. Сапожки рисунчатые ножки украсили.
        -Зима не разгуляется - истаю я, как свечкавосковая- срок мойподоспелмолодости дорогу уступить.Печаль-ка с личика сгони… Думаешь, тетка я тебе? Эээнет, Настена, если прабабкой назовешь - годам моим польстишь.Твое времечко настало…, но чтоб власть ведовскую тебе обрести, с силой, роду человеческому не принадлежащую, повенчатьсянадобно. Не той поганью скороспелой, что за каждым кустом хоронится, а истинной,ещебогамиушедшимисотворенной…
        Гребень костяной кудри золотые пригладил.
        - Нагрянут женихи в сочельник, не торописьс выбором, приглядись хорошенько...Чегось? Кто будет-то? Хе-хе… Кому посулилась, те и придут. Чертей в гости жди, Настена. Кудрявых…Да ты не боись! Скудрямивыбор не велик- зазорно у них, у чертей,кучерявыми быти. Вот ежели лысого бывосхотелааль патлатого какого! Тады да!Числом в княжескую дружину пришли бы…Что говоришь?Кому я обещалась? Хозяину лесному обет дала. Дооооолго выбирала, смотрины устраивала, основательная была - тебе не чета.Вот только… крещенная ты, Настасья, чем дело завершится, один ГосподьтвойХристианский ведает…
        Я стол скатертью льняной застелила, да кушаньями уставила. Пусть гости видят - хозяйка не из последних: сумеет и капусту сквасить, и щи сварить, и рыбку зажарить, и пирожков напечь.
        Перед кем выхваливаюсь?
        Сердце предчувствием захолонуло, руки затряслись меленько. Тошно как-то стало, погано… Хоть на лавку садись и в голос реви, кошачье тепло Уголька к груди прижимая, - только лишь надсаду бы скинуть.
        А после что? С очами красными, да носом распухшим женихов привечать? Пущай и рогатых.
        Ни в жизнь такового не будет!!!
        Громкий стук сотряс дверь. Легок черт на помине…