Сохранить .
Код любви Максимилиана Моррель
        # Современный мистический женский роман, повествующий о любви американской писательницы и Мастера вампиров. Поклонников мистической литературы ждет динамичный сюжет, бурное развитие событий, атмосфера тайны и красивой любовной истории.
        Максимилиана Моррель
        Код любви
        ОТ АВТОРА
        Я предлагаю вам отвлечься от рутинной повседневности. Согласитесь, мы перестали мечтать и фантазировать сразу, как только заканчивается детство и пролетает юность. Почему бы не вернуть, хоть ненадолго, детское восприятие мира: можно погрустить, порадоваться, даже попугать себя немного, но только не дефолтом, террористами и безработицей, а исключительно фантазиями или необъяснимыми мистическими событиями. Оглянитесь вокруг, присмотритесь к окружающим… Возможно, ваш лучший друг мечтает о любви к сказочной принцессе и пишет тайком необыкновенно красивые стихи; ваша соседка, живущая этажом ниже, мнит себя истребительницей вампиров; коллега по работе стал оборотнем - припомните, ведь он не выходит на работу в полнолуние. Где-то в большой квартире дома постройки девятнадцатого века живет ваша бывшая одноклассница, с которой вы когда-то сидели за одной партой, а ныне она общается и даже дружит с привидением.
        Мы все заняты бытовыми проблемами, и жизнь течет размеренно, но… ЕСЛИ МЫ ЧЕГО-ТО НЕ ЗАМЕЧАЕМ, ТО ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ЭТОГО НЕТ.
        ПРОЛОГ
        Помните, в каждом мифе есть зернышко истины, которое снова может стать нашим хлебом насущным.
        Станислав Ежи Лем
        Я люблю вампира. Люблю страстно, безумно… Более того, я стала его женой. Не по принуждению, не под гипнозом, не с помощью угроз - по собственной воле. Бред? Возможно. Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что вампиры живут среди нас, я рассмеялась бы этому человеку в лицо. Никогда не верила в глупые, вздорные сказки, никогда не читала никакой мистики - это не мое. И даже в детстве не увлекалась всеми этими «страшилками». Я вполне современный и здравомыслящий человек. Но реальность происходящего не вызывает никаких сомнений. Это не вампиры живут среди нас - это мы живем среди вампиров. А нам, смертным, остается либо принять их, либо бороться с ними. Я - приняла. Мои новые друзья - вампиры, мои соседи - вампиры, и мой любимый, мой единственный мужчина, мой муж - Мастер вампиров. Могущественный, властный, непоколебимый, бессмертный повелитель ночи. Дьявол из плоти и крови. Вечно живой и вечно мертвый. Вечно молодой. Я в одночасье попала во власть его чар и знаю, что до конца, до своего, разумеется, конца, буду рядом, чего бы мне это ни стоило. Мне предстоит нелегкая жизнь, мне понадобятся сила
и мужество, терпимость и понимание, мне - женщине, которая полюбила НЕЖИТЬ.

1
        Уже несколько часов подряд я мчусь неизвестно куда, покрывая милю за милей, и размышляю о своей жизни. Свободная, самостоятельная, красивая… Филолог с блестящим образованием и знаменитая на всю страну писательница. За плечами два с половиной года каторжной работы. Итог: три бестселлера, три продолжения к ним и еще два потрясающих романа! И все это благодаря моему упорству, упрямству, называйте это, как хотите, моей несокрушимой уверенности в собственное дарование, а главное, желанию стать тем, кем я все-таки стала, несмотря на насмешки и скептическое неодобрение моего бывшего мужа. Моя популярность ему как ком в горле. На презентацию моей последней книги Майкл заявился с букетом роскошных красных роз и малоискренними поздравлениями, ненужными ни ему, ни мне. Восхищений моими талантом и красотой мне вполне хватает от старых и новых знакомых, совсем незнакомых, моих читателей, доброжелателей и завистников. Долли, единственная подруга и самый лучший на свете издатель, как всегда от души постаралась, обставив выход самого удачного, пожалуй, моего романа с грандиозной помпой. Как раз в тот момент,
когда подняли тост за виновницу торжества, я имею в виду себя, и появился Майкл. Какого черта ему понадобилось? А впрочем, нетрудно догадаться. Бедняга никак не может смириться с тем, что его бывшая жена Гленда-Сьюин О'Коннол купается в лучах славы без него. Но роль мученика ему не к лицу. Майкл Локридж, ты - пройденный этап моей жизни, и мне давно безразлично, что ты скажешь. Куда подевалась та неуклюжая неудачница, которая к тому же собралась родить ребенка? Кажется, я злорадствую. Ах, Майкл, ты по-прежнему верен себе, в принципе, я рада твоим успехам в бизнесе! Поставим на этом точку. У меня впереди долгая увлекательная жизнь, и заслуженный отдых сейчас как нельзя кстати. Мне немного удалось прийти в себя на ферме у родителей. Прогулки верхом на моей любимой кобыле показали, что у меня еще есть мышцы, - они так сладко заныли к вечеру. Реймонд, мой дорогой четырехлетний сынишка! Навозившись с ним в поле, заметила, что щеки мои приобрели румянец. Я вновь полна сил и энергии. Впереди, насколько хватает глаз, ровная полоса пустынного шоссе, за окном восхитительные, закроем глаза на однообразие, пейзажи
Северной Аризоны, прохладный салон новенького «форда» наполнен звуками классической музыки, льющейся из потрясающей стереосистемы. У меня отличное настроение! Покой и благодать. Что еще надо молодой и красивой женщине? Опять я об этой красоте! Рыжеватые волосы и синие глаза - это то, что удается разглядеть в зеркале заднего вида. Ну, с фигурой-то; все в порядке! Об этом мне сказали взгляды мужчин. На мне было платье от Валентино - опять-таки благодаря Долли, если бы не она, я бы, наверное, ограничилась брюками и красивой блузкой.
        Итак, мужчины… Что они значат в моей жизни? После головокружительных романов и невероятных приключений в моих книгах представители сильной половины человечества кажутся лишь бледным подобием тех, кого я хотела бы назвать настоящим мужчиной. Алекс… Слегка напомнил мне героя одной из книг, а наутро это впечатление исчезло без следа. Позвольте, когда это было? Год назад? О-о! Лучше подумать о чем-нибудь другом!..
        Дак-Сити. «Хорошая кухня и отличное вино. Поворот через десять миль». Ну что же, еще один маленький городок, как две капли воды похожий на остальные в этом штате. Переночую - и дальше.
        Так я и думала: жара еще не спала. Просто дышать нечем! Вот и бар. Звякнувший над дверью колокольчик разбудил это сонное царство. После одуряющей духоты мне показалось, что я вошла в морозильную камеру, но мягкий полумрак располагает, как ни странно. Беглого взгляда достаточно, чтобы отметить несколько человек в самом углу за столиком, крепкого мужчину за стойкой бара. По-моему, все они несколько бледны. Наверное, рабочее шахты. Если мне не изменяет память, здесь какие-то старые рудники в горах. Интересно, что они на меня так уставились? Явно заинтересовались, и взгляды какие-то… плотоядные. Гленда, это уже перебор, самая голодная здесь ты!
        Я подхожу к стойке и тут же забываю о тех троих за столиком. Глаза бармена смотрят на меня не мигая, они как-то холодны и обжигающе пронзительны. Это называется обжигающе холодный взгляд, Глен… У тебя что, мороз пробежал по спине? Смелее, неужели ты тормозишь?
        - Где можно снять комнату на ночь? Глаза этого человека блеснули охрой. Ну и ну!
        - Я хозяин бара и гостиницы на втором эта же. Лу! Приготовь комнату для гостьи.
        Из двери в дальнем конце зала выходит девушка лет двадцати. Опять тот же странный взгляд. Чувствую себя добычей среди людоедов.
        - Вы одна?
        Ее голос удивительно тих и мягок. Я бы сказала, обволакивающе сексуален. Ничего себе! Наверняка эта мраморнокожая блондинка - местная сердцеедка. Да, я одна. Но произнести это вслух не успеваю, слова зависают на кончике языка. Господи, у них тут змеи, что ли ползают? Смотрю себе под ноги, но ничего не вижу. Нет, шипение раздалось где-то выше. Со стойки бара? Нет, пусто и там. Тем временем я не успеваю увидеть, как девушка проскальзывает к лестнице, ведущей наверх. Ощущаю себя полной идиоткой. Но на лице желтоглазого здоровяка нет ни намека на улыбку. Дело во мне.
        - Кто вы такая?
        Вот это вопрос! А что у меня с глазами? Сейчас они вывалятся и со звоном упадут на каменные плиты пола. Камень или керамика? Это в простеньком-то баре без названия!
        - Откуда вы взялись? Пошел ты к черту!
        - Проезжала мимо, - заставляю себя поднять глаза на бармена. Я сама любезность и эталон наивности. - Увидела приглашение на придорожном щите. А что вы мне можете предложить, чем у вас тут кормятся?
        Дружный, едва уловимый стон у меня за спиной, больше похожий на вздох. Чувствую, как напрягается спина, но не оглядываюсь. Я что, с ума схожу?
        Губы бармена дрогнули в улыбке. Так ухмыляются хищники.
        - Бифштекс с кровью и… вино.
        Обычно бифштекс я беру только «У Вилли», в других местах его или нещадно пережаривают, или подают совсем сырым. Ты что это, придурок, принюхиваешься ко мне? Я тебе не отбивная! Убери от меня свою мерзкую физиономию! Нет, она у него совсем не мерзкая. Немного крупноваты черты лица, но выточены, словно у мраморной статуи. Чересчур даже, пожалуй, пропорциональная личина. Вот именно - личина. Что же это они все такие бледные? Будто мертвецы.
        Тьфу ты, пропасть! Он только мгновение назад стоял передо мной, его горячее дыхание облепляло мне лицо, а теперь его и след простыл. Сколько времени я была за рулем? Не так много, чтобы не замечать, как передвигаются люди. Облокачиваюсь о стойку и оглядываю зал. Что же это за скульптурная группа в углу! Они вообще-то шевелятся? Как сидели, уставившись на меня, так и сидят. Мигают, дышат? Надеюсь - да! Я или теряю сознание от голода, или у меня паранойя. Так и смотрим друг на друга. Тем временем девушка, которую назвали Лу, уже ставит мой заказ на столик рядом с дверью. Правильно, подальше от этих изваяний. От мяса поднимается аппетитный дымок, и выглядит оно не менее аппетитно, нежась в собственном соку. Ни намека на гарнир. Зато кусище размером с три мои ладони. Кажется, пока иду до места, успеваю закапать короткий маршрут из пяти шагов собственной слюной. Вино - сказка! Делаю второй глоток, едва не поперхнувшись. У самого уха свистящий шепот:
        - Вы так и не сказали, кто вы.
        Для тебя это так важно? Ты бы лучше отодвинулся от меня. Ненавижу бесцеремонность.
        - Меня зовут Гленда О'Коннол, я известная писательница. В настоящий момент нахожусь в творческом отпуске и… путешествую. Просто путешествую. Вы всех гостей так встречаете, мистер?..
        - Тикси.
        Ну, это уже слишком! Он что, облизнулся или мне показалось? Забудь, тебе почудилось.
        - Приятного аппетита.
        Вот так-то лучше, твое место за стойкой, Тикси. За стойкой? Каким образом? Он только что стоял возле меня. Все хорошо, Гленда, все хорошо. Кому это он звонит? Черт, ничего не слышу! «У нас чужие… Одна… Писательница… Известная…» Да что все это значит? Тикси за стойкой, Лу в проеме двери, ведущей в подсобки и на кухню, трое за своим столом, и все глазеют на меня.
        А я ем и пью, я не чувствую никаких неудобств, меня это вовсе не смущает. Ни черта подобного! У меня холодная испарина на затылке. Как меня учила Долли: глубокий вдох - выдох, вдох - выдох. Так можно и подавиться. Я их просто не замечаю. Еще глоток вина, какой изысканный букет! Густое, терпкое, на просвет багрово-красное. Впрочем, здесь темновато, окна с матовыми стеклами почти не пропускают света. Странно. Скоро стемнеет, а на улице по-прежнему ни души. Допустим, мужчины еще на работе, женщины готовят им еду. Допустим… А дети? Дети-то куда подевались? Сидят по домам, потому что в захолустном город очке объявился чужак. То есть - я! Точно брежу. Наконец-то первое движение за окном. Подъехала полицейская машина. Конечно, в бар, куда же еще! Тикси вызвал полицию? Звякнул колокольчик. Очередной глоток вина обжег мне горло. С бесшумной грацией хищника ОН направился к стойке и тихо заговорил с барменом. Оглянулся на меня. Глаза скрыты за темными стеклами очков. Держу пари - они у него карие. Снял широкополую шляпу с шерифским значком и небрежно бросил на стойку бара. Кудри длинной челки тут же упали на
лоб. Мужчина не может быть такой неземной красоты! Высокий, стройный, талия перехвачена ремнем, кобура, наручники, резиновая дубинка. Неосознанно улавливаю каждую мелочь. Цвет волос, форма носа, линия губ - тонкие, яркие. Какой контраст с молочной белизной кожи! Обоими локтями откинулся на стойку. Молчит, слушает Тикси.
        В ноябре Долли познакомила меня с детективом Фостером из ОБН, мне нужны были кое-какие консультации. Отчетливо помню помятую физиономию, полинялые джинсы, затертый пиджак, стиранную-перестиранную, выцветшую футболку.
        А на этом форма сидит как влитая - чистая, выглаженная, ни единой складочки. Образец блюстителя правопорядка, король копов. До чего же красив, просто до неприличия! Сколько женщин, наверное, потеряли из-за него головы! Страшно представить. И я одна из них. Кажется… Ах, вот оно в чем дело - гормоны разыгрались! Шутка ли сказать - год. Чуть заметно кивает, едва уловимо, но кудряшки вздрогнули. Словно в унисон его легкому движению Лу, хищно прищурившись, делает шаг вперед. Трое за столиком одновременно зашевелились и привстали. А он? Не верю ни глазам своим, ни ушам. Не меняя позы, «мистер совершенство» лишь чуть подался корпусом вперед и, оскалившись, зловеще зашипел на всю эту компанию. Только этого не хватало! Мне снова почудилось или это клыки блеснули? Я вдавилась в стул. Эффект поразительный, словно нажали на паузу. Застывшее движение. Если у меня от удивления отвисла челюсть, я похожа на идиотку! Полнейшая тишина, ни малейшего шороха, невероятно!
        - Ее никто не тронет.
        Всеобщее оцепенение нарушил клацающий звук - это у меня захлопнулся рот. Снова стало слышно, как работает кондиционер. Лу исчезла в темноте дверного проема под лестницей, Тикси протирал бокал белоснежным полотенцем, мужчины продолжали прерванный разговор, а полицейский, взяв стакан красного вина, медленно подошел ко мне, сел напротив, свободной рукой снял очки. Спасите меня, я погибаю! Я таю, я рассыпаюсь на атомы под взглядом этих черных - ну, конечно, - черных! глаз. В голове извержение вулкана, горячая лава хлынула книзу. Я сейчас опозорюсь перед этим абсолютно незнакомым мне человеком. Соберись, Гленда, возьми себя в руки, ты похожа на безмозглую школьницу. Очнись же, он что-то тебе говорит. Его голос - шелковистый теплый мех, погружаюсь в него, тону в нем. Еще, еще!
        - Я - Морис Балантен, помощник шерифа округа. Единственный представитель власти в городе. Поэтому имею право знать, что привело вас в Дак-Сити. Действительно случайность или все-таки любопытство?
        Благословенна будь случайность, заставившая меня свернуть с трассы на проселочную дорогу, иначе я никогда не узнала бы, что ты живешь здесь! Как ты сказал, тебя зовут? Морис! Морис Балантен…
        - Вы меня слышите, мисс О'Коннол?
        Слышу ли я тебя? Отлично слышу. Вот вопрос, могу ли я говорить?
        - Откуда вы знаете мое имя?
        Дурной тон, Гленда, отвечать вопросом на вопрос. Пусть уж лучше так, чем вообще молчать, пожирая его глазами. Ну почему же у тебя такое непроницаемое лицо?
        - Я читал ваши книги.
        Трясу головой, как довольная кобыла. Расплылась в улыбке во весь рот. Представляю, что он думает обо мне.
        - Думаю, что, несмотря ни на что, вам лучше уехать.
        Ну уж нет! Теперь меня можно уволочь отсюда только на аркане.
        - Вы читаете мои мысли, мистер Балантен?
        Чуть заметное движение на его лице, краешек губ дернулся. В улыбочке или насмешечке? Впечатляет.
        - Это совсем не трудно.
        Еще бы! Тогда ты знаешь, о чем я думаю. Ну же!
        - Я могу гарантировать вашу безопасность только при условии, что вы не будете делать глупостей.
        Неправильно! Не угадал! Я думаю о том, каковы же твои губы на вкус. И не просто думаю, а желаю попробовать.
        - Как вас понимать? Мне что, может угрожать какая-нибудь опасность?
        Ох, как сексуально твои губы прикасаются к бокалу, когда ты пьешь! Удивительно красивой формы руки! И длинные пальцы, сжимающие бокал. Руки музыканта, художника, но никак не полицейского. По-моему, длинноваты ногти, но они безупречны.
        - Вас никто не тронет, если вы не станете совать свой нос куда не следует.
        Ты себе представить не можешь, в каких закоулках твоего тела побывал уже мой нос. И глаза. А если я не остановлюсь, то запущу туда руки.
        - А как быть, если я любопытна? Что мне в таком случае грозит? - Я уверена, моя улыбка - само очарование. - Но вы же меня спасете?
        Правда, я так и не знаю от чего.
        Наконец-то в его глазах промелькнуло какое-то выражение.
        - Довольно трудная задача спасти человека от самого себя.
        - Абсолютно невозможная.
        А если я тебя поцелую прямо сейчас! Стоп, Гленда, ты уже готова повиснуть у него на шее. Такого со мной еще не было. Похоже, что я предлагаю ему себя самым бессовестным образом. Что ты творишь? Только хочу… Ведро холодной воды на голову! Или я закапаю на него слюной, как на бифштекс.
        - Мы не против гостей, но только если они ведут себя разумно.
        Получила!
        - А как же указатель на дороге насчет хорошей кухни и вина? Впрочем, трудно удержаться от глупостей после такого отличного угощения.
        Его брови удивленно ползут вверх. И это все? Ну и выдержка! Любой другой на его месте уже поволок бы меня в постель. А этот как сидел, так и сидит, даже бокал в руке не дрогнул. Наверное, пальцы у него прохладные и трепетные, а объятия нежные и ласковые. Или сильные, страстные, уверенные. Безусловно - уверенные. Цену он себе знает. Вот откуда это спокойствие. Или он верный муж? Или его не волнуют женщины? Ну нет, на сладенького он совсем не похож. Настоящий самец.
        - Глупость глупости рознь.
        Все, я окончательно спятила. Осталось только открытым текстом пригласить его в номер. Улыбнись же мне, что ли! Поднимаю руку в торжественной клятве:
        - Обещаю не делать никаких глупостей.
        Вот она, долгожданная улыбка. Не усмешка, не ухмылка, самая настоящая улыбка. Очень мягкая. Да ты, Морис, скромник, как я погляжу. Может, ты девственник? Обручального кольца-то на пальце нет.
        - И после темноты не бродить по городу од ной.
        Сердце чуть не выпрыгнуло.
        - А с вами можно?
        Легкий кивок вместо ответа. Всего-то? А как насчет того, чтобы провести вместе ночь?
        - Может быть.
        Что-что-что-что? Разве я спросила вслух? Невероятно. Нет.
        - Но завтра утром вам лучше уехать.
        Это как же тебя понимать, малыш?
        - Вообще-то я собиралась отдохнуть и, видимо, задержусь у вас на некоторое время.
        Куда же ты? Вино еще не допил, и мы еще не договорили. Однако болтливостью ты не отличаешься. Подожди, не уходи.
        - Вы уже уходите? - вполне невинный вопрос получился.
        Гибкие пальцы тянутся за очками и водружают их на место.
        - Я на службе, мисс О'Коннол. Надеюсь, своими необдуманными поступками вы никого не спровоцируете. Ее никто не тронет. Это приказ.
        И это уже не мне, а тем, кто в баре и… тем, кто на улице, возле окон. Я потеряла рассудок, ничего уже не замечаю вокруг. Но и никуда не уеду.
        Толпа возле дверей расступилась, пропуская своего господина. По-другому и не скажешь. Заработал двигатель, машина уехала, а жители городка начали заходить в бар, бросая на меня лишь мимолетные, но вполне красноречивые взгляды. Можно подумать, я единственная, кто посетил это богом забытое место. Женщины, мужчины, старые, молодые, но все одинаково странные. Ничего не едят, только пьют вино. Тихо переговариваются, то и дело поглядывая на меня. А за столиком-то я по-прежнему одна. Забавный, однако, приказ - меня не трогать! Уж не маньяки ли они здесь все? Людоеды, кровопийцы… Всё! Пора на воздух. Надеюсь, сумерки принесли долгожданную прохладу.

2
        Снаружи действительно несколько посвежело. Подул ветер откуда-то с гор, уже едва различимых вдали. Однако улица все же оживилась. То там, то здесь небольшими группами собирались жители, кое-где блекло горели фонари, где-то слышно было постукивание молотка или еще чего-то в этом роде. Иду, разглядывая дома. Все разные, один не похож на другой. Обычно в глухой провинции домишки мало чем отличаются один от другого. Но жители Дак-Сити решили нарушить традиционные приверженности. Результат на глаза: кто-то надстроил башенки, у кого-то мансарда с витражами вместо стекол, а вот даже некое подобие крепости с глухими стенами без окон. Конечно, кому нужны окна! Непостижимая смесь архитектурных стилей и национальных традиций. Объединяет лишь одна особенность - все строения окружены садами, густо разросшейся зеленью, да ставни на окнах. Чего можно бояться в такой-то глухомани? Воров? Чего здесь воровать! Своих или чужих? Чужих… «Мы не против гостей». Этот голос так и шелестит в моей голове, никуда от него не деться. Интересно, который дом его, вот этот двухэтажный, высоченный или тот, на другой стороне, с
наглухо закрытыми ставнями? Нет, одно окно распахнуто настежь. Внутри темень. Не против гостей, но и не особенно рады. Ну, хватит уже на меня таращиться! Может, со мной что-то не так? Хорошо, любопытство, согласна, но интерес в их глазах слишком уж… Опять это сравнение идет в голову - кровожадный. Ну, проходи уже, встал тут, как истукан, на пути! Магазин. Парикмахерская. Ничего нет: ни полицейского участка, ни мэрии, ни почты, ни газетного киоска. Зато есть парикмахерская! Вот чудаки! Ладно, заглянем в «Салон красоты». Все тот же полумрак, что и в баре. Что они тут видят? Меня, безусловно. Ну, смотрите, разглядывайте. Я - одно из чудес света. Видите ли, на свете существуют и другие люди. Еще есть города типа Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Есть шесть континентов, 235 стран, реки, озера, вершины, вулканы. А еще, для разнообразия, мир населен животными. Собачки там, всякие, кошечки, бегемотики, слоники… К слову о собачках. В городе не лают собаки. Так не бывает!
        - Очнулись? Доброе утро! То есть добрый вечер! Вы - Гленда О'Коннол! Я читала вашу
«Вечную невесту»!
        Спасибо, значит, грамоте здесь обучен не один Балантен! Миленькую же улыбочку я изобразила!
        - Прическу желаете, макияж, массаж, маникюр?
        - Маникюр.
        Подсаживаюсь к столику, за которым сидит чернокожая девица. Симпатичная. Улыбается мне полными губами, густо накрашенными яркой, очень ярко-алой помадой. Смачно облизывается, не моргая, томно впивается в меня взглядом. У самой руки - загляденье, ухоженные, гладкие, ногти длиннющие, сантиметра три, не меньше, толстым слоем наложен лак того же тона, что и помада. Осторожно берет мою кисть, в задумчивости водит по ней острым твердым коготком.
        - Ее приказано не трогать, - слышу где-то за спиной.
        И тотчас ответом на замечание гнусное шипение маникюрши. Руку мне вырвать не удается. Вцепилась, как клещами. Но голос тихий, успокаивающий:
        - Закон есть закон. Я вас не обижу, мисс О'Коннол. Не надо бояться.
        А я не столько боюсь, сколько остерегаюсь. Во-первых, мне не по душе все эти крысиные шипения. Змеи издают другие звуки, насколько я могу предположить. Во-вторых, она все время облизывается.
        - Меня зовут Аманда. Я - профессионал, вы будете довольны.
        Мне глубоко наплевать на то, как тебя зовут, но пилочкой, моя нубийская статуэтка, ты работаешь виртуозно.
        - Что вы там говорили про закон, Эм, какой еще закон?
        Интересно, она хоть раз посмотрела на то, что делает?
        - Тот, по которому мы существуем.
        Очень исчерпывающий ответ! Главное, все понятно, никаких вопросов больше не возникает.
        - Как вы работаете, здесь ведь совершенно темно?
        И хватит облизываться на меня! А другого цвета у тебя лака нет, что ли?
        - Я отлично все вижу. Не беспокойтесь. Яркий свет без надобности, от него будут болеть глаза.
        Глаза у тебя будут болеть, если ты маникюр испортишь. Однако! Все безупречно, быстро и… Красота! За своими руками они тут следят все, даже Морис, даже… А ведь у Тикси пальчики о'кей! Шахтеры с идеальными руками. Невероятно!
        Стою на темной улице в растерянности. Эм не взяла с меня денег за работу потому, что я гостья. Ах! И в баре я тоже не расплатилась. Что за чертовщина! Во мне просыпается шкурный интерес. В магазине с меня деньги тоже не возьмут? Если нет, то жители Дак-Сити создали идеальное общество под лозунгом: «Гостеприимство превыше всего. Так гласит закон». Вперед, в магазин!
        Та же темень, что и везде. И все тот же колокольчик над дверями. Ставлю сто долларов, что эта дьяволица с голодными глазами там, за прилавком, сейчас облизнется. Я выиграла! Сейчас посмотрим, что же у вас здесь имеется. Дурная маска с выпученными глазами, похоже, приросла ко мне навечно. Печенье, орехи, шоколад, чипсы, минералка… Из продуктов все. Все! Хозтовары, одежда, остальное, как везде. Побродила между полками и вешалками. Мне ведь, в сущности, ничего не надо, бессмысленно тут слоняться дольше. Ради приличия беру пару «Сникерсов», но расплатиться за них мне не дают. Я уже и не удивляюсь. Объяснения просты: я - гость. Благодарю за обслуживание, однако, я бы еще поспорила насчет любезности хозяйки, ее натянутая улыбка совсем не располагает.
        При выходе в дверях неожиданно налетаю на Мориса. Шляпа, форма, только очки заправлены за ворот рубашки.
        - Я, кажется, просил вас не делать глупостей.
        - Что я, по-вашему, сделала не так, мистер Балантен? Почему я не могу прогуляться по городу? Вы же не можете мне запретить?
        Вместо ответа он лишь пожимает плечами. В конце концов, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит!
        - Так что означает ваш приказ меня не трогать?
        У него вообще бывает другое выражение лица, кроме этого застывшего бесстрастия?
        - Ваш вопрос не требует ответа. Не трогать.
        И все? И больше ничего? Теперь тебе осталось только облизнуться. На! Ешь меня! Решительно отодвинула его и пошла по улице. Больше всего мне бы сейчас хотелось заблудиться. Где? Морис идет за мной. Он что, так и будет ходить следом? В иной ситуации мне бы это польстило. Только не сейчас. Я привыкла получать ответы на все вопросы. Уж такая я есть! А все эти недомолвки и иносказания - детские игры. Только не надо меня в это втягивать. Прекрати раздражаться, Гленда, ты же взрослый человек, а ведешь себя, как…
        - Послушайтесь совета, мисс О'Коннол: не смотрите в глаза жителям Дак-Сити.
        Ничего себе совет! Но его уже нет сзади. Испарился, растворился в темноте, исчез. Как фокусник. Тоже мне, Копперфилд нашелся! Остается только последовать его примеру и пожать плечами.
        На дорожке, ведущей к дому, спрятавшемуся за высокой зеленой живой изгородью, стоят женщины и мужчины, стоят, будто бы замерев в ожидании чего-то или кого-то. Меня? Равнодушно прохожу мимо и чуть ли не кожей улавливаю:

«Чистая… Совсем чистая… Мастер приказал ее не трогать…»
        Какой такой Мастер? Есть еще какой-то Мастер! Это даже не вопрос. Резко развернувшись, возвращаюсь к ним. Главное, не показать своей растерянности.
        - Здравствуйте, я Гленда О'Коннол, писательница, я проездом в вашем городе, собираю материал для новой книги и, наверное, задержусь в Дак-Сити.
        Фу-у! Выпалила на одном дыхании. Молча кивают. Переваривают. Одна из женщин улыбается, подходит совсем близко.
        - Хорошо, очень хорошо. Меня зовут Питта Гривз, могу я пригласить вас на чашку кофе? Вы ведь не откажетесь, правда?
        Конечно, не откажусь. С чего бы это мне отказываться! Гравий дорожки шуршит у меня под ногами, когда мы идем к заросшей вьющимися растениями веранде, деревья склоняются и сплетаются, образуя свод над головой; лунный свет не в состоянии пробиться сквозь густую зелень, и потому тьма обступает меня со всех сторон. Ориентируюсь на силуэт, покачивающийся впереди. Как легко и тихо она идет, эта Питта Гривз! На веранде тоже темно, но в доме горит тусклый свет. Минуя узкий холл, входим в гостиную. Справа деревянная лестница. Даже не заметила, что дом двухэтажный. Навстречу выходят две маленькие тени. Дети! Худенькие, болезненно бледненькие. Но ведь дети же! Улыбаются сквозь плотно сжатые губы. Оба постарше моего сына, но Реймонд на их фоне выглядел бы настоящим здоровяком.
        - Это мои дети: Джерри и Конрад. Потерпите, мои хорошие, скоро я вас покормлю. Поздоровайтесь же с мисс О'Коннол, а то она подумает, что вы у меня совсем невоспитанные.
        Мальчики одновременно протянули мне свои ручонки, тоненькие, хрупкие, а вот глаза у обоих совсем не детские. Взгляд пристальный, холодный, пронизывающий. Меня передернуло. Что-то мне совсем не хочется, чтобы они до меня дотрагивались. Странное чувство, нечто среднее между брезгливостью и жалостью. Это у меня-то! К детям! Они похожи на волчат. Кажется, мне нехорошо.
        - Питта, где вы?
        - А со мной вы поздороваться не хотите?
        Какой приятный голос! Его обладателю двадцать, не больше. Длинные волосы цвета еловых шишек, коричневые замшевые штаны обтягивают, словно вторая кожа, короткая майка. Смазливый мальчик. Картинно облокотился о перила. Позирует. Хороший загар ему бы не помешал, да еще тощеват, пожалуй, на мой взгляд.
        - А ты красивая, Гленда О'Коннол.
        Я даже фыркнула! Ну, не наглец ли! Зашипеть, что ли, на него? Получилось не так зловеще, как хотелось, но впечатляет, кажется… Юнец только рассмеялся, очень даже искренне, запрокинув голову назад. Долго репетировал. Малыши за спиной тоже захихикали, но у них это получилось мерзковато.
        - Быстро учишься, Гленда, но уверенности пока маловато. Это дело времени. Хочешь, я подарю тебе вечность?
        Не много на себя берешь, красавчик? За кого ты меня принимаешь? У тебя хватает наглости думать, что я западу на тебя с первого взгляда? Даже не мечтай! Но ответить-то тебе что-нибудь надо.
        - Может быть вы для начала представитесь.
        - Это мой старший сын Клайф, - ответила за него Питта. - Детка, Мастер не велел ее трогать.
        Быстро же меняется выражение лица! Как у него перекосило физиономию! Клайф соскользнул с лестницы, вплотную приблизившись к матери, закричал ей прямо в лицо:
        - Мне плевать на него и на его приказы! Я не желаю, чтобы мною командовали. Он морит нас всех голодом, хотя в семидесяти милях отсюда полно еды. Мы в состоянии прокормиться сами. Досыта. Каждый день. Если он может терпеть неделями, то меня это не касается. Я отказываюсь ему подчиняться! Во всяком случае сегодня - однозначно.
        Ничего себе заявленьице! А как насчет того, чтобы просто пойти в бар и поужинать? Похоже, мамаша Гривз разозлилась:
        - Деточка моя, ты очень громко разговариваешь. Оглушил совсем. Если ты рассчитывал на то, чтобы тебя услышал весь город, то, без всякого сомнения, добился этого. К тому же ты мог напугать нашу гостью. Я отлично тебя понимаю, Клайф, но не намерена нарушать закон, поэтому собиралась все сделать тихо, а ты мне помешал.
        Если возможно кричать шепотом, то у Питты отлично получается. А вот мне тут больше делать нечего.
        - Миссис Гривз, наверное, вам лучше заняться ужином для своих детей, а кофе я выпью в другой раз. До свидания.
        Клайф догнал меня на веранде.
        - Подожди, Гленда, я пойду с тобой, ты ведь в бар?
        Нужен ты мне, маленький выскочка.
        - Я отлично сама о себе могу позаботиться. И мне для этого вовсе не нужна компания. С голоду я умирать не собираюсь.
        - Ты поможешь мне, я - тебе. Думаю, так будет справедливо.
        - Давай я разберусь как-нибудь без тебя, деточка, ладно? Не надо, не провожай меня.
        Самонадеянный мальчишка! Лучше бы занялся делом, а не строил из себя искушенного альфонса. Темень непроглядная! Отстал, ну, слава Богу! Ой, на что это я наткнулась?
        - Морис! Как вы меня напугали!
        - С вами все в порядке? Да, вы в порядке.
        Лишь на долю секунды его лицо приблизилось ко мне, и он издал чуть слышный непонятный звук, но этого оказалось достаточно, чтобы у меня сладко засосало под ложечкой.
        - Надеюсь, вы не облизываетесь, я не вижу в темноте.
        Морис хмыкнул:
        - Нет, мисс О'Коннол, я сыт.
        - Тогда, выходит, все остальные голодные, и Клайф в их числе.
        - Клайф всегда голоден. И вам лучше держаться от него подальше.
        - Конечно, я могла бы пойти с ним к Тикси и покормить, но не считаю нужным это делать.
        Мы идем медленно, совсем рядом, почти касаясь друг друга плечами. Даже не дышу почти. Так приятно!
        - Боюсь, мы разные понятия вкладываем в слово «покормить». Не понимаю, о чем ты.
        - А это правда, что все жители города приступают к еде по вашему приказу, Морис?
        - Да.
        - Мне тоже следует спросить у вас разрешения?
        - Нет, на вас это не распространяется. Да что ты такой серьезный, я ведь шучу!
        - Я знаю.
        - Что вы сказали?
        - Я сказал, что понимаю, когда вы шутите.
        Как-то до меня долго доходит. Гленда, у тебя началось размягчение мозгов. Ты идешь рядом с самым красивым мужчиной, которого встречала в своей жизни, ты страстно желаешь, чтобы его рука обняла тебя за талию, но он не станет этого делать потому, что находится на службе, и ты хочешь, чтобы эта дорога до бара была бесконечной, но так не бывает. У меня в голове полнейший сумбур. Что же он ничего не понимает? Сделай же что-нибудь, Морис. Ты что, не видишь, что я без ума от тебя?
        - Вижу. Всему свое время, мисс О'Коннол.
        Он что, действительно все время читает мои мысли? Кошмар! Катастрофа!
        - Не всегда. Иногда вы думаете очень тихо.
        Ой-ой-ой-ой-ой!!! Он все время знал, о чем я думаю? Я в нокауте. Смеется? Морис смеется! Словно мягким бархатом обволакивает, какой чудесный у него смех, теплый, ласковый, доводящий до экстаза. Заткнись, Гленда, он же все слышит!
        - Вы еще и психолог, мистер Балантен?
        - В полицейской академии изучают психологию.
        - Но не на таком же уровне!
        - Тогда считайте это врожденным качеством.
        Остается надеяться, что днем в кафе мои мысли были тихими и он ничего не слышал. Опять смеется. О, какой позор!
        Я встала как вкопанная, спрятав лицо в ладонях. Немедленно убирайся из моей головы! Почти физически ощущаю, как он копается у меня в мозгах. Все, больше ни о чем не думать. Встряхнуться, словно ничего и не произошло. В конце концов, мои мысли, о чем хочу, о том и думаю. Никого это не касается. И тебя в том числе, Морис Балантен. А глаза лукавые.
        - Любой другой на моем месте, не задумываясь, уже удовлетворил бы твою неприкрытую страсть.
        - Какая гнусная ложь, я так не думала!
        Веселимся вместе. Он просто душка!
        - Могу повторить дословно.
        - Пошел к черту, Балантен!
        Рванула к бару почти бегом. От греха подальше, от стыда подальше. Я растеряна, смущена? Ничего подобного!
        Чувствую себя нашкодившей маленькой девочкой. Главное, он воспринял все с юмором. Но с ним надо быть настороже, поменьше думать, побольше говорить. Тебя, похоже, ждет веселенькая ночка, Глен. Да, да, да и еще раз да! Я сошла с ума!
        На улице перед отелем стоит подержанный микроавтобус, видимо еще кто-то заехал в Дак-Сити. Подошла к стойке бара.
        - Какая программа сегодня вечером, Тикси?
        - Вино, музыка, танцы.
        - А мистер Балантен будет?
        - Да, ближе к полуночи.
        Вперед, Гленда, прикинь свои возможности и доставай свой арсенал: остроумие, обаяние, отлично подвешенный язык и свое любимое ярко-синее платье с открытыми шеей, грудью, украшенное маленькими золотыми пуговицами и тонким золотым пояском. Хорошо, что я захватила его. А золотые туфельки к нему! Меня поймет только женщина, у которой есть такие. Этот наряд придаст мне уверенности, то, что крайне необходимо сейчас! В своем синем платье я великолепна! Похоже, «мистер совершенство», сегодня я буду вашей королевой. Не хочу пошлой, глупой интрижки, сегодня будет настоящий праздник. Я заинтересована, заинтригована, влюблена. Попробуй поймай свое счастье, Гленда!
        Уже через полчаса сижу на высоком стуле у стойки бара. Нога на ногу. И помахиваю блестящей туфелькой в такт музыке. Музыканты, похоже, здешние. Отлично играют. И все же эффект не тот, чувствую себя конфеткой в ярком фантике. Надеюсь, это восхищение - дань и моему таланту! Впрочем, на приезжую компанию смотрят также заинтересованно. Трое молодых парней и четыре девушки явно навеселе. А между столиками танцует (да как танцует!) совсем еще девочка. Местная. Какая грация! Она может выступать в лучшем шоу на Бродвее. Неужели застрянет в Дак-Сити?
        - Тикси, ей ведь не больше шестнадцати! Родители разрешают ей выступать здесь? Неужели ваш закон гостеприимства заходит так далеко? Посмотри на этих ребят, как бы не было неприятностей.
        - За Тори можно не беспокоиться, - удивительно, с какой нежностью он на нее посмотрел. - А парням ничто не угрожает, закон не позволит.
        - Все время слышу про какой-то закон. У вас свой, особенный?
        - Есть законы, которые распространяются только на избранных, а в остальном мы живем согласно Конституции.
        - Законы не могут быть для избранных, мы все граждане одной страны.
        - Считайте, что это необходимое дополнение к общепринятым нормам.
        - А поконкретнее?
        Тикси ухмыльнулся:
        - Не убий, не укради…
        Я засмеялась. Как все просто! Передо мной неожиданно вырос Клайф:
        - Может, потанцуем, Гленда?
        Почему бы и нет? А руки-то какие холодные! Ого! Вот это объятия! Поосторожнее, ты сломаешь мне ребра!
        - Не надо наклоняться так близко, Клайф.
        - Ты так вкусно пахнешь, не могу удержаться. А ты знаешь, Гленда, что у тебя со дня на день начнутся месячные?
        Ну, это уж чересчур. Отвали! Да отпусти же ты меня наконец! Такое впечатление, что пытаюсь сдвинуть с места скалу.
        От неожиданности даже вздрогнула. Слава Богу, - Морис! Такого угрожающего шипения не услышишь даже в серпентарии. Вот это оскал! Железные тиски рук разомкнулись сразу. Голос Клайфа:
        - Эта женщина - моя!
        Борьба двух взглядов. Смертельная… Итог известен заранее: Клайф отступает с мерзким шипением.
        - Морис, что это за странный шипящий диалект? Язык масонов?
        Я нервничаю.
        - Где вы слышали, чтобы масоны шипели?
        - Ну я-то их вообще не видела.
        - Надеюсь, вы не желаете сейчас прослушать лекцию о тайных обществах?
        - Лекцию? Не думаю. Но здесь какая-то тайна, и я хочу ее узнать.
        - А вина хотите?
        - Хочу.
        Подходим к одному из столиков. Сидящие мгновенно вскакивают, уступая нам места. Странно.
        - Наконец-то мы можем поговорить, Морис. Расскажите о себе.
        - Да рассказывать-то особенно нечего или очень много.
        Как знать!
        - Пусть будет много.
        - Тогда начнем с момента моего рождения. - На лице улыбка, полная загадки и насмешки. - Я родился в тысяча восемьсот двадцать первом году, в Атланте, штат Джорджия. Продолжать?
        Киваю: продолжай, продолжай!
        - Мой отец был сыном богатого плантатора, а родители матери с Западного побережья. Я был шестым ребенком и единственным, кто выжил. Родители погибли здесь, в Дак-Сити, когда я был в Европе. Затем полицейская академия, должность помощника шерифа и очаровательная женщина напротив за столиком.
        Нет, Морис, не все, есть еще что-то, о чем ты не хочешь мне говорить.
        - Или не могу.
        Или не можешь.
        - Извините, вы просили не копаться в вашей голове.
        - Неужели это так просто - залезть в чьи-то мысли?
        - Все гораздо сложнее, мисс О'Коннол, и гораздо проще, чем вы можете себе представить. - Зовите меня Гленда, Морис.
        Кивнул, а я улыбнулась. По-моему, мы можем даже не разговаривать. Я буду думать, он - понимать и кивать в ответ. До чего же он красив, когда смеется!
        - Еще раз извините, Гленда, это получается непроизвольно. Если хотите, чтобы я вас не слышал, думайте шепотом.
        - Я лучше буду говорить. У меня плохо получается читать ваши мысли, вернее, совсем никак.
        Ты куда?.. Сюртук сшит под старину. Дорогое удовольствие для простого копа. А простого ли? На вид лет двадцать семь, с натяжкой - тридцать. Речь хорошо поставлена. Образован. Явно, полицейской академией не ограничилось. Упомянул о Европе… Итон? А может быть, Сорбонна? Какая стать! Голову держит как царственная особа. Ни дать ни взять - принц крови. В такой дыре! Ну, конечно, мы же собирались пить вино!
        - Так кто же вы, Морис Балантен? Где вы учились? В Англии? Во Франции? Тогда почему полицейский? Здесь? Из-за родителей? Их убили? - Взгляд серьезный, внимательный. -
        Я не хочу лезть к вам в душу, Морис. Но вы мне интересны. Даю слово, что не воспользуюсь вашей откровенностью.
        Усмешка, достойная самого дьявола. Сколько в этом человеке всего намешано!
        - Я к вам в мысли. Вы ко мне в душу. А что это такое - душа? Если человека разрубить пополам, то можно увидеть, как эта самая субстанция выпорхнет оттуда. А как тогда быть с выражением «бездушный человек»? Сотни умов уже века мучаются над этим вопросом, но так и не пришли к логическому умозаключению. Человечество продолжает из поколения в поколение произносить одну и ту же банальную фразу: «Как у меня болит душа!». У вас когда-нибудь болела душа, Гленда? Уверен, вы можете даже показать, не задумываясь, где она находится. Но у вас-то точно не в пятках! Я смеюсь, потому что меня всегда забавляло, как суетливы люди, как они мелочны. Непостоянны, лживы и чаще всего перед самими собой. Они бесконечно мучаются от тоски, ненависти, отчаяния. Бессмысленно прожигают свою жизнь или то, что они называют жизнью. А потом наступает пустота. И последний, уже почти неосознанный порыв, вопль, призыв, мольба, страх. Неужели все? Так быстро? Конец. Что же дальше? А дальше уже не будет. В чем же смысл? Но каждый знает, что, если бы ему дали возможность начать все сначала, он непременно бы все изменил, исправил, нашел
ответы на вопросы. Построил… Посадил… Родил… Научился бы и научил, пришел бы и поддержал, не прошел бы мимо и помог. Да вот незадача - второго шанса нет и не будет. Vanitas vanitatum et omnia vanitas[Суета сует и всяческая суета (лат.)] . Времена порождают великие умы, но и они не вечны, и величайшая беда в том, что в каждую следующую секунду вы - л ю д и - уничтожаете то, что создали в предыдущую. Так исчезает день за днем, а вы живете, кое-как довольствуясь случайным, и не создаете ничего долговечного. Quod erat demonstatum et omnia vanitas.[Что и требовалось доказать (лат.)]
        - Мне нравится вас слушать, Морис. Отличные философские рассуждения! Чувствую, что я вам явно проигрываю в логике. Мы с вами почти ровесники, - что это еще за усмешка? - но в вас чувствуется больше обреченности. И откуда у меня такое впечатление, что вам известно больше, чем мне? Конечно, мы совершенно разные. По-моему, важнее всего оставаться самими собой в любой ситуации. Но на то мы и люди, чтобы совершать ошибки, исправлять и делать новые. Душа… Возможно, ее кто-то глубоко прячет. Кто-то сам отказывается сострадать, сопереживать, а другие вкладывают эту самую душу в дело своей жизни. Знаете, где моя душа? Не здесь, в груди, она - в моем любимом сынишке. Вот главное дело моей жизни. А книги, которые я написала, наполнены моей фантазией, историями и приключениями, которые никогда не сбудутся. Наша жизнь - штука весьма условная, никто не знает, что будет дальше, но надо попытаться оставить часть своей души здесь, на земле. И неважно, кто и как это сможет выразить. Вырастить сад, открыть новую формулу, сделать революцию в моде. Любить кого-нибудь так, чтобы это было достойно пера нового Шекспира.
Сколько дел в жизни у мыслящего человека! А сама жизнь коротка, отсюда и суетность людская. Желание успеть хоть что-нибудь. А также думать не только о душе, но еще и о бренном теле, за здоровьем которого надо следить. Питать его, греть на солнышке.
        - Любить - согласен. Питать - безусловно. А все остальное…
        - Нет, Морис, любить душой.
        - А если я вам скажу, что у меня нет души? Значит, я не способен любить? Готов поспорить. Но вам не хватит жизни для этого бесконечного спора. Мне хватит, а вам - нет.
        - Тогда я не буду спорить. А душа у вас есть только потому, что вы о ней рассуждаете.
        Захохотал, откинувшись на спинку стула. Все, кто сидел в баре, мгновенно притихли и оглянулись на нас. Музыка оборвалась. Повисла напряженная, почти ощутимая физически, густая, как туман, тишина. Морис, не глядя, пренебрежительно отмахнулся, вполне красноречиво давая понять, что их это не касается. Королевский жест! Его величество заняты!
        - Вы готовы поговорить о смерти, Гленда?
        - Нет, меня больше интересует жизнь. Можно вернуться к этому разговору лет через пятьдесят.
        - Вот я вас и поймал. Вы противоречите сами себе. Даже через пятьдесят лет вы ничего не будете знать о смерти. Потому что будете еще живы. Что такое смерть, может знать только мертвый.
        - Нам с вами тогда остается только пофилософствовать.
        - Вам - да! А я смело могу утверждать.
        Ох и странный взгляд! В его глазах вечность. Холодная, страшная. Не надо так смотреть, Морис. По-жа-луй-ста… Цепенею…
        - Хотите, я скажу, что вы чувствуете сейчас? - Отпрянула назад. Страх. Его голос овладевает, подчиняет, душит изнутри. - Ужас. Настоящий ужас. Не книжный. Не экранный. От которого холодный пот по спине. Что-то, похожее на падение в пропасть. Бесконечную. Бездонную. Я могу сделать с вами все, что хочу. И вы это знаете. Бороться со мной вы не в состоянии.
        Отводит глаза, и я чувствую полное опустошение. Бессилие. Словно из меня выпили всю жизненную энергию. Через силу:
        - Пожалуйста, не надо… Как вы это делаете, Морис? Это гипноз?
        - Долго объяснять.
        - Тогда скажите, зачем это? Показать мне вашу власть? Силу? Неужели вы не знаете других способов? Я устала. - Извините меня, Гленда. Забудьте. Просто перестаньте со мной бороться. Это у вас подсознательное. Когда человек испытывает страх, то сам, не понимая того, вступает в борьбу.
        - Разве это не естественно для человека - бороться со страхом?
        - Разве я такой страшный?
        - Уже нет.
        - Вам стало легче?
        - Да.
        - Может, тогда вы не откажетесь потанцевать со мной?
        Он встает. Музыканты умолкли. Едва заметный жест - и по залу разнеслась до боли знакомая мелодия. Вебер? Ну, конечно, - «Призрак оперы»! Да они виртуозы! Голос. Это голос ангела, чистый, ясный и необыкновенно насыщенный. А кто этот мальчик?.. Потом. Мы одни танцуем во всем баре. Морис держит мою руку. Его ладонь прохладная и нежная. Прикосновение к телу очень легкое, едва ощутимое. И мы кружимся. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Уже нет полутемного зала, вокруг поляна, залитая лунным светом. Его волосы удивительным образом рассыпались по плечам.
        На мне длинное платье. Я совсем не чувствую упора под ногами. Мы летим. Там, внизу, остались деревья, горы. Земля уже похожа на глобус, а звезды совсем рядом. Можно дотянуться рукой.
        - Мы в сказке, Морис? - А он улыбается в ответ. - Поцелуй меня.
        - Еще не время.
        Одно головокружительное мгновение, и мы снова в зале. Все точно так же сидят за столиками. Наваждение. Бой часов. Что это? Полночь? Именно с полуночи начинается новый день. Или новая ночь. Часы пробили последний раз. Бар начал постепенно пустеть.
        - Разве Тикси уже закрывает?
        - Какое это имеет значение? Мы можем еще посидеть.
        - Что вы сейчас чувствуете, Морис?
        - Голод.
        - Какая проза, вы меня разочаровали.
        - Разве я говорю о куске мяса?
        В этом городе слово «голод» я слышу чаще, чем хотелось бы, и на все лады.
        - Теперь расскажите о себе.
        - Я родилась двадцать семь лет назад в Нью-Йорке. Папа, Джереми О'Коннол, работал инженером в крупной авиакомпании. А мама - учитель начальных классов. Ее зовут Сьюин. Ей очень хотелось назвать меня Глендой. А папе, страстно влюбленному в свою жену, казалось, что лучше имени Сьюин быть не может. Так и появилась Гленда-Сьюин О'Коннол. Что может быть лучше для девочки-фантазерки, чем счастливые и понимающие родители! У нас получалось целое путешествие с приключениями, даже когда мы просто гуляли по дорожкам парка. А уж на ферме у бабушки и деда меня было не просто найти целый день. Участок леса, недалеко от дома, превращался то в джунгли, то в амазонскую сельву. Поляна могла быть прерией, африканским вельдом. Пустыней. Озеро кишело пираньями, крокодилами и акулами. А в конюшне били копытами чистокровные арабские скакуны, или это могли быть единороги. Став постарше, я участвовала в походах викингов, открывала Америку с Колумбом, искала золото на Аляске. С куриными перьями в волосах боролась за освобождение своих земель от бледнолицых. Чего только не было в моей жизни! Улыбаешься? Это тебе за тысяча
восемьсот двадцать первый год рождения. Дальше все гораздо прозаичнее. Колледж. Университет. Замужество. Работа в престижном журнале. Наш брак исчерпал себя, когда Майкл раздраженно сказал, что ребенок не входит в его планы. Да я, как оказалось, совсем не желаю жить по расписанию, составленному им. Мы развелись, когда Реймонду исполнился месяц. Майкл даже не возражал, что сын не будет носить его фамилию. Он занял роль наблюдателя. Когда же раскаюсь и прибегу просить прощения за совершенные глупости? А я почувствовала себя свободной. Занялась самыми удивительными и интересными вещами: пеленки, игрушки, кормление и забота о моем Реймонде. Таком теплом, душистом, нежном. Первые зубки, первые слова, первые шаги… Я полностью погрузилась в этот новый мир.
        - Он похож на вас, Гленда?
        - Да, только волосы потемнее. Глаза, носик, ротик и даже родинка на шее одинаковые. Хочу только, чтобы характер у него был свой, собственный. Я не стану его ни в чем ограничивать. Просто хочу подарить ему этот огромный мир. А для этого самой надо побольше узнать. Когда Рею исполнился год, я решила написать книгу. Приключенческую, захватывающую. К моему удивлению, ее объявили бестселлером. И я с удовольствием занялась этой работой. Только теперь понимаю, как я устала, потому что два года провела, разрываясь между сыном и работой. Умерли сначала бабушка, потом дед, и родители решили переехать из города на ферму. Они забрали Реймонда с собой. Ферма, издательство, квартира - вот основной мой маршрут. Я забывала даже поесть. Но появлялась Долли, моя подруга, с пакетами продуктов, кормила меня, наводила порядок в квартире. Да еще на ней были обязанности издателя и все технические проблемы. Я часто срывалась с места и ехала к сыну и родителям, как будто хотела получить поддержку. Новый заряд, свежий глоток воздуха. А потом снова за работу. Вот так становятся известными писательницами. Многие
отождествляют меня с героинями книг, но, увы, я не такая сильная. Вы очень сильный человек, Морис?
        - Не такой, как хотелось бы, но у меня все впереди - целая вечность.
        - Жизнь - это и есть вечность.
        - Жизнь не бывает вечной. Это определенный отрезок времени, у каждого свой, но у всех одинаково короткий. А я говорю о бесконечности.
        - Это непостижимо. Зачем вам становиться еще сильнее?
        - Боюсь, мой ответ не понравится вам. Сила - это власть.
        - Вы хотите властвовать над миром?
        - Властвовать над миром - это привилегия Бога или сатаны, а я где-то между.
        - Тогда вы просто человек, но с большими амбициями.
        - Я знаю себе цену. Много знаю. Много видел. Многому могу научить. А еще больше - научиться. У меня столько планов на будущее, что, боюсь, даже вечности мало. Очень жаль, что не родился раньше, пропустил столько интересного! Все это, конечно, можно почерпнуть из книг, но мне любопытно потрогать все своими руками. Я хотел бы пообщаться с Буддой, Микеланджело, Вольтером, Казановой. Перечислять можно долго.
        - Увы! Это не в человеческих силах. Сейчас тоже живут и политики, и ученые, и писатели. Лет через сто кто-то непременно будет завидовать, что мы были их современниками.
        - Самыми замечательными людьми двадцатого века были Марк Твен и Альберт Эйнштейн.
        Не буду спорить, здорово, что можно говорить с ним обо всем! Мы обсудили самые невероятные достижения человечества, углубились в такие философские дебри! Мне с ним удивительно легко, а с другой стороны, чувствую, что от него исходит какая-то скрытая, опасная сила. Все это невероятно притягивает, хочется спросить, был ли он когда-нибудь счастлив. Но заранее знаю, что услышу смех - издевательский. А взгляд… Не хочу больше видеть этих страшных глаз. Откуда в тебе эта обреченность, что ты перенес в своей жизни? Невероятную трагедию - и стал философом? Чью-то смерть - и стал бесконечно одиноким и непонятым? Сделай шаг навстречу, Морис. Я попытаюсь понять тебя и облегчить боль и тоску.
        Бар снова стал наполняться людьми. Появился за стойкой Тикси, забегала со своим подносом Лу.
        - Вы еще не устали сидеть, Гленда?
        - Я, пожалуй, прогулялась бы.
        Луна какая яркая! Ее свет ярче уличных фонарей. Отчетливо вижу лицо Мориса, его совершенный профиль, чистое, идеально гладкое лицо, мягко очерченный подбородок, высокие скулы. В очередной раз убеждаю себя, что таких красивых не бывает. Он - плод моего воображения. Я почти уверена. Почему тогда все чаще чувствую сомнение? Почти кажется, как будто… Крест… Что это за шрам у него на шее? Ровное, абсолютно правильной формы перекрестие. Как же я не разглядела его сразу? Метка… Почему именно это определение приходит в голову? Прекрасная ночь! Только пусть больше не происходит ничего странного, необъяснимого. Не надо больше страха. От одного только воспоминания мурашки ползут по коже рук. Решительно тряхнула головой.
        - Залитая звездным светом поляна, влажная от росы трава, одурманивающий запах ночных фиалок… Вы опять покажете все это, Морис?
        - Я ведь не волшебник.
        - А мне кажется, именно волшебник.
        - Ночь может быть не только сказочной, но и полной неосознанных страхов.
        - Только не вспоминайте, что вы полицейский, и не пугайте меня разными историями из своей практики. К тому же ваш город очень оживился с наступлением темноты. Здесь явно никому ничто не угрожает.
        - Ночь - единственное время суток, когда бояться нечего. Ну разве что повылезает всякая нечисть: оборотни, зомби… Вампиры…
        С такой обаятельной улыбкой ты меня не напугаешь.
        - Ужасно смешно. Научите меня шипеть, я сделаю пальцы вот так - крест-накрест, и вся нечисть от меня разбежится. Исходя из ваших же рассуждений, вы явный приспешник сатаны.
        Его тонкие пальцы обвили мою ладонь. Я уже почти в раю! Отвечаю, отвечаю на его пожатие. Ну теперь, сейчас, дай свои губы, уже пора. От возмущения я сейчас затопаю ногами!
        - Не желаете выпить чашку кофе?
        Вздохнула:
        - Желаю.
        Плавный жест рукой:
        - Вот мой дом.
        Сердце чуть не выпрыгнуло от радости. С удовольствием! Я должна была догадаться. Сразу. Крытая испанская галерея, правое крыло в стиле эпохи Тюдоров, увитое плющом и диким виноградом. Полная мешанина. В его духе. Заходим в полутемную гостиную. Кошка! Ласково трется о ноги хозяина. И это дом полицейского! А где пустые коробки из-под пиццы, неоплаченные счета, грязный носок на спинке кресла? Идеальная чистота и роскошь в обстановке. Стол, диван, камин - все подлинное, старинное, дорогое.
        - У вас очень уютно. Откуда все это?
        - Я, как скупой рыцарь, храню добро, накопленное десятилетиями.
        Как же ему нравится казаться загадочным и непредсказуемым! Ты любишь производить впечатление, Морис Балантен. Удалось. Ведь со мной это сделать проще простого. А это что, кухня?
        Необыкновенное сочетание старины и современной техники! Сунула нос в баночку. Ого! Отличный кофе. Один из самых дорогих сортов в мире. Ты себя ужасно балуешь! Аромат свежесваренного напитка защекотал ноздри. Если он достанет еще и чашечки севрского фарфора - я упаду. Мейсенский! Все равно падаю!
        - Пить будем в гостиной или в спальне?
        - В спальне.
        Из гостиной несколько ступеней вверх. Спальня превзошла все мои ожидания. Может быть, это музей? Задрапированная дверь.
        - Там ванна?
        Очередной кивок. Ставлю свою чашку на столик возле кровати и не спеша направляюсь в ванную комнату.
        Всего пять минут под душем. Есть еще возможность отступить, Гленда. Верх легкомыслия оказаться в постели мужчины, с которым знакома всего несколько часов. Пусть даже такого привлекательного. Но он еще и умен. Когда два умных человека хотят доставить друг другу удовольствие, то они постараются. А если мы оба не получим, чего хотим, то утром за завтраком сумеем сгладить неловкость и расстанемся просто как хорошие знакомые. Не буду себя критиковать на этот раз. Посмотрю трезво. Фигура женственная, руки красивые, ноги длинные и стройные, живот плоский, грудь высокая. Талия могла бы быть поуже, а шея… Да, не Нефертити! Прекрати, Гленда, и талия, и шея в порядке. Кожа почти шелковая. Я просто проскользнула в рубашку. Вперед, красотка, ты хотела незабываемой ночи! А где же зеркало? Да бог с ним. Открываю дверь. Интересно, я ахнула про себя или все-таки вырвалось? Нельзя такое тело прятать под одеждой! Просто замерла на пороге. Он прекрасно знает, как хорош. И не просто лежит. Я бы сказала, возлежит на постели. И абсолютно раздет. Никакой позы и никакой дурацкой стыдливости. Плечи, талия, бедра, ноги -
эталон красоты! Совершенство, без всякого «мистер». Я откровенно любуюсь им.
        - Сожалею, что я не художник, Морис.
        Можно ли до тебя дотронуться? От одной только улыбки можно сойти с ума. А целовать его тоже должна первая? Призывно протянул руку. Иду! Губы на вкус именно такие, как я представляла. Сладко-терпкий поцелуй, крепкий и ласковый одновременно. Тонкие пальцы нежно прикоснулись к моему лицу. Наслаждаюсь! Он знает, чего и как я хочу. Едва заметное движение - и шелк рубашки соскальзывает с тела. В темных глазах огромное, бесконечное желание. Они блестят, как два черных агата, я сделаю так, чтобы они загорелись всепоглощающим огнем. Пусть мы оба сгорим в нем! Бла-жен-ство! Не-бы-тие!
        Я очнулась или все еще на небесах? Его ноготок неслышно щекочет мое тело. Ты изучаешь или рассматриваешь меня, не пойму. Взгляд теплый, мягкий и задумчивый.
        - Мне удалось сделать тебя счастливым, хоть ненадолго?
        - Как недостаточно мимолетного наслаждения! Хочу всего, сразу, навсегда.
        - Морис, счастье так же мимолетно, как наша жизнь!
        - Наивное дитя! Ты еще так мало понимаешь в этом. У меня впереди безграничность. Я устал размениваться по мелочам. Сомнения - давно забытое удовольствие. Теперь мне необходимо понимание. Не сочувствие. Не жалость. Единственная мечта, которую я не могу удовлетворить по собственной воле. Дайте мне возможность забыть, кто я есть, и я стану счастливым.
        Надеюсь, он это не серьезно? Приподнявшись на локте, стараюсь заглянуть в лицо. Слава Богу, в нем ни тоски, ни обреченной усталости. Лишь легкая грусть, а еще больше - благостная удовлетворенность. Не понимаю. Это не я дитя, а ты. Я говорила о сексе, о постели. Чтобы понять человека, иногда всей жизни не хватит, но я могу попробовать. Перебираю пальцами жесткие кудри волос, глажу лицо. Какая прохладная кожа! С какой неподдельной искренностью отозвался на ласки!
        - Секс давно перестал иметь для меня первостепенное значение. Премудрости этой науки я в совершенстве постиг еще сто лет назад. Затащить женщину в постель не главная задача. Еще года два, максимум три, и я уеду отсюда.
        Как успокаивают и расслабляют прикосновения его рук!
        - Не знаю, как ты, а я устала. Обними меня, хочу сладко заснуть у тебя на плече.
        Последнее, что еще успеваю услышать, - бархатную мелодичность голоса:
        - Спи, звезда моя!
        Ах, какое дивное утро! Морис, где ты? Наверное, ушел по делам. Как чудесно потянуться на этой роскошной кровати! Мое тело продолжает петь. Как волшебная скрипка или флейта. Или другой инструмент, на котором виртуоз играл свои чарующие мелодии. Мой милый Морис, ты настоящий музыкант. Легко касался струн и клавиш - какая музыка любовь! Если бы ты сейчас был рядом, я бы призналась в своем чувстве. Гленда, стоп! Еще и сутки не прошли, как ты приехала в Дак-Сити. С чего ты взяла, что нужна ему? Но ведь ему тоже было хорошо! Я слышала, как бьется его сердце. Он даже застонал несколько раз. Я чувствовала его голод. Опять это слово! Могу поспорить, Морис, что у тебя тоже давно никого не было. Подожди-ка, при всем его
«столетнем опыте» он даже не спросил, предохраняюсь ли я. Ну и промах, дорогой! Я-то точно обо всем забыла. Ну и что? Вот от этого мужчины я хотела бы иметь ребенка. Гленда, тормозни, это даже не озорство, а самая настоящая наглость с твоей стороны. Плевать! Зато какая дочка у нас может родиться! Что-то он говорил, что не хочет случайных разовых связей, а хочет понимания. Это что, я смеюсь на весь дом? Да я же чемпион по пониманию!
        Раздвину шторы, надо впустить сюда хоть немного солнца. За деревьями ты явно не ухаживаешь. Такая густая листва! В комнате все равно темновато. Интересно, что с моей сорочкой? Лямки разрезаны, точно бритвой. Да бог с ней! Я совсем одна в доме, только кот спит, свернувшись клубочком. Вдруг Морис сейчас вернется, а я разгуливаю голышом. Просто шикарная обстановка! А здесь что? Библиотека. Такого я еще не видела! Какие раритеты! Отсюда можно не вылезать всю жизнь. Приятно, и мои книги аккуратной стопочкой на столе. Все, кроме последней. Хорошо! Нет, я хотела бы жить с этим человеком. И вообще… Тихий, спокойный, уютный, безопасный городок. С удовольствием привезла бы сюда Рея. Правда, есть одно большое - НО. Мне мало только понимания. Я хочу, чтобы ты любил меня, Морис. А не позавтракать ли мне? Интересно, холодильник здесь только для украшения? Он вообще отключен! Ну что ж, придется обойтись одним кофе. Кажется, он здесь. Ни хлеба, ни крекеров, даже сахара нет. Посуды и той нет, только кофейный сервиз. Ах, какой потрясающий аромат! Что-то еще в этом доме не так! Картины! Конечно, я не эксперт, но
уверена, что это подлинники. Дали, Валеджо, Иероним Босх? И ни одного зеркала! Так не бывает. Даже в ванной! Точно! Ни парфюма, ни бритвенных принадлежностей. И это у такого изысканного мужчины. Шампунь. Мыло. Ничем не пахнет. Да простится мне мое любопытство, но я заберусь в гардероб. Фотографий тоже нет… Держите меня все, кто есть! Никого нет. Четыре фрака? Черный, белый, голубой. Красненький! Сюртуки… Камзолы… Этот вообще расшит золотом. Мой гардероб на этом фоне выглядит бледненько. Костюм от… Армани. Гуччи, Кевин Кляйн… Рубашек, похоже, штук пятьдесят, не меньше, от ультрасовременных до… А это что на манжетах? Брюссельское кружево. Браво, Морис! Целое состояние на тряпки! Обувь, разумеется, от ботфортов до кроссовок. Как бы мне вернуть глаза со лба на место? Все, больше не буду лазить нигде, все равно я ничего не пойму. Ты по-прежнему человек-загадка, Морис Балантен. Пора идти.
        Солнце еще не печет. Утро тихое, свежее. Пустынная улица. Ни души, ни движения, ни шороха, ни шепота. Город вымер. Стою одна посреди улицы. Что-то мистическое есть в этом. Вот откуда берется это давящее чувство одиночества. Беги отсюда, Гленда! Морис… Морис, почему ты прячешься, где ты? Какой же ты неуловимый, непостижимый. Кто ты на самом деле? Умница, добрый гений. Маг и волшебник. Моя иллюзия? Ночь преобразила тебя. Что же принесет утро? Неужели раскаяние? Почему такое чувство, что меня ждет разочарование? Как он сказал? Нет, это было не пошленькое сравнение, не затасканное словечко, типа «козочка», «розочка», «тыквочка», «звездочка»… Звезда моя! Словно провели теплым мехом. Звезда моя! Все необычно. Наклонился… Не нагнулся, нет. Склонился, поднял на руки черного как сама ночь котика, потерся щекой о его мягкую теплую шкурку, зажмурив глаза. Бледное лицо почти светится в темноте. Черное и белое. День и ночь. Вечная борьба двух стихий.
        Питейное заведение закрыто. Что толку дергать дверь, написано же. Автобус все еще стоит, значит, и ребята не уехали. От окружающей, опутывающей сознание тишины ломит затылок. Ну, не потеряла же я слух! Собственные шаги-то слышу. Только их звук оживляет эту мертвенность. На переодевание потребовалось не более пятнадцати минут. Снова выхожу на безлюдную улицу. Машины жмутся к обочинам. Их совсем мало. Одна, две, три… шесть. Всего шесть машин на весь город. Последние дома остались за спиной, и по-прежнему никого и ничего. Но что-то еще показалось странным. Что-то важное, только мысль все время ускользает. Там, вдалеке, до самого предгорья равнина. Стада пасутся. Значит, где-то прячутся фермы. А это что там, за деревьями? Кладбище. Узкая, почти заросшая тропинка петляет среди кустов. Интересное кладбище. Ни одного креста. Надгробия. Кое-где совсем старые, с потертыми надписями: «Уильям Риели. 1840 (1632) - 1912», «Маркус Коррерас. 1896 (1769) - 1920». На большинстве могил по две даты рождения. Надо будет не забыть спросить, что это значит. Еще 1920-й, еще… Сколько же их здесь? В городе была эпидемия?
Или индейцы? А где часовня? Вот чего нет в городе - церкви! Одни вопросы, а ответы на них может дать только Морис или Тикси. Вернусь в бар.
        Ну хоть кто-нибудь сегодня вылезет? Есть кто живой? Ладно, займусь самообслуживанием.
        Спускаюсь в бар через гостиницу. Деревянные ступени поскрипывают под ногами. Беру из вазочки конфетку. Может, на кухне найду пару яиц. В счет это, мистер Тикси, можете не включать. Не заперто! В коридоре хоть глаз выколи! У меня же с собой ключи от машины и брелок с фонариком! Одна дверь закрыта, вторая тоже. Что, все заперто что ли? Нет, вот эта поддалась. Лестница. Бесконечная какая! Как в преисподнюю. Мне почудилось или я что-то услышала? Стоны, мольбы о помощи. Не оступиться бы! До чего же они не любят фонарей! Может быть один бедолага уже свалился? Кажется, я буду вторая.
        - Кто здесь?
        - Гленда, это я - Клайф. Помоги мне!
        - Ты что, как собака на цепях? Почему в клетке? Что это за решетка? За что тебя? Кто это сделал?
        - Этот мерзавец Балантен! Я никого не хотел убивать. Он это прекрасно знает… Я был зверски голоден, мне мало того, что он дает. Ну не мог я остановиться. Это не я виноват! Все из-за него. Балантен издевается надо мной. Он меня ненавидит! Освободи меня, Гленда!
        - Это Морис тебя? За что?
        - Он хочет всех подчинить своей воле, дьявольское отродье! Ему нужна абсолютная власть. Я не такой. Не желаю подчиняться! Выпусти, они меня растерзают. Посмотри, что они со мной сделали!
        - Я найду его, Клайф. Я заставлю его освободить тебя. Он не имеет права так поступать с человеком! Что бы ты ни сделал, ты должен отвечать перед судом, а не перед Балантеном. Потерпи немного. Сейчас!
        - Остерегайся его! Он зверь. Кровожадное чудовище.
        Что он там кричит? Ну, Морис, этого я от тебя не ожидала. Переполненная негодованием, влетаю в бар. У машины топчется вчерашняя компания. С треском распахиваю дверь.
        - Вы не видели помощника шерифа Балантена или Тикси-бармена?
        У девочки растерянное помятое лицо. И ребята выглядят не лучше.
        - Мы никого не видели. После вчерашнего у нас безумно раскалываются головы. Мы хотим уехать. И Ким с Бертом еще куда-то запропастились!
        - Так вы разве не дождетесь их?
        - Сами догонят, если захотят. Может, они уже давно уехали.
        Пожала плечами и пошла обратно в бар. Ну и ну! Ничего себе компания! Куда же пропал Тикси? Что за звуки? Кажется, отсюда.
        - Откройте! Тикси! Это Гленда О'Коннол. Что здесь происходит? Я вызову полицию. Где Балантен?
        Забарабанила кулаками в дверь. Шорох. Приоткрылась узенькая щелочка. Тикси.
        - Молодежь уехала? Вам тоже лучше последовать за ними.
        - Я никуда не уеду, пока не поговорю с Балантеном. Да впустите же меня!
        Что это? На кровати лежит девчонка из заезжей компании. Над ней склонились Морис, Тори и еще мужчина. Она что, мертвая? Так это ее убил Клайф!
        - Вызовите врача. Немедленно!
        Мужчина поднимает голову:
        - Я - врач. Эрик Свенсон, мисс.
        - Все под контролем.
        Морис удивительно спокоен. А я в ярости!
        - Мистер Балантен, человек в подвале прикован цепями. Это у вас называется - под контролем? Что за средневековье!
        Морис буквально выталкивает меня в коридор. Встряхнул за плечи.
        - Так вот ваше настоящее лицо, мистер Балантен! Но объясняться вы будете не со мной. Я немедленно сообщу обо всем, что здесь происходит, шерифу округа.
        На его лице никаких эмоций. Бесчувственный чурбан! Убери от меня свои руки! И голос даже не дрогнул.
        - Она не умерла. То есть… Я не могу тебе сейчас ничего объяснить.
        - А отпустить бедного Клайфа ты можешь?
        - Нет, он останется там, где есть. Он будет отвечать перед нашим законом.
        - Ты кто - Господь Бог? Ты не имеешь права ни судить, ни казнить. Эту девочку надо немедленно отвезти в больницу. Что с ней? Да будешь ты отвечать или нет?
        Мой голос почти срывается на визг. Зато он по-прежнему невозмутим. Как он так может?
        - Если ты не будешь мешать, меньше, чем через два дня, она будет в порядке.
        - Где, здесь? В паршивой конуре? Без помощи врачей?
        - Врачи ей не помогут. Мы сами справимся. Успокойся.
        - Она перебрала наркотиков? А вы, конечно, не только философ, но еще и нарколог!
        - Да, у меня есть медицинское образование. Но это не главное. Гленда, ты мешаешь. Тикси, займись ею!
        - Я вызову сюда бригаду «Скорой»! Не смей ко мне прикасаться, Тикси!
        Будь проклята эта темнота! Где телефон? Почему молчит? Стучу по рычажку. Ну же, ну!
        - Телефон не работает, мисс О'Коннол.
        - В таком случае, подготовьте мне счет, я немедленно уезжаю и забираю девушку с собой, если больше никто не в состоянии этого сделать.
        - Вы можете уезжать, Ким останется здесь.
        Это мы еще посмотрим! Вбегаю в свой номер. Побросала вещи в чемодан, закинула в багажник. Возвращаюсь в комнату, где оставила бедную девочку. Решительно оттолкнула Тори. Ким лежит с открытыми глазами, бессмысленно уставившись в потолок. Совсем бледная, пена застыла на губах. Погладила ее слипшиеся влажные волосы.
        - Ты меня слышишь? - Даже не пошевелилась, но посмотрела на меня. - Поедем со мной, я отвезу тебя к доктору. Все будет хорошо.
        Еле слышное, хрипловатое:
        - Да. Мне плохо.
        Как мегера, обернулась ко всем присутствующим:
        - И только посмейте остановить! - Тори шагнула ко мне: - Отойди, девочка!
        Меня сейчас лучше не трогать. Перевожу яростный взгляд с одного лица на другое. Я здесь камня на камне не оставлю!
        - Вы не понимаете, что делаете. - Тори смотрит на меня совсем по-взрослому. - Ее нельзя увозить. Она опасна.
        - Это вы тут все опасны. А ты, Морис… Не предполагала, что ты настолько жесток и двуличен. Дайте пройти. Идем, Ким.
        Она еле стоит, чуть держится на ногах. Поддерживая, веду ее к машине. Еще немного. Усаживаю на переднее сиденье, сажусь за руль и срываюсь с места. Ким сидит с закрытыми глазами, лицо без кровинки. Только не умирай! Вдавила педаль газа до упора. Гленда, смотри на дорогу, сейчас будет поворот. Нет!!! Оскалившись и обнажив безобразные звериные клыки, с которых капает слюна, Ким намертво вцепилась в меня когтями. Сейчас вопьется мне в шею. Резко нажала на тормоз. Ким дернулась и ударилась головой о приборную доску. Пытаюсь сбросить ее с себя. Ну и силища! Настоящий монстр! Господи, помогите кто-нибудь, мне не справиться! Слышу, как трещит и рвется на мне блузка, чувствую, что теряю силы. В это мгновение что-то отрывает ее от меня и выбрасывает из машины. Морис… Он взбешен. Взял ее за горло и ударил наотмашь по лицу так, что она сразу обмякла и обвисла у него на руке. Одним движением, без всякого усилия зашвыривает в свою машину. Уничтожающий взгляд в мою сторону:
        - Убирайся отсюда!
        И все, и больше ничего. Уехал.
        Совершенно растерзанная, растрепанная, стою на пустой дороге и смотрю вслед полицейской машине. Человеку, который послал меня к черту. Морис сказал, чтобы я убиралась. Сильный, умный и жестокий - что может быть страшнее? Этот мальчик на цепях, за решеткой, в подвале, который безумно напуган. Девица, напавшая на меня. Он бросил ее в машину как мешок с трухой. Как это все не вяжется с ласками и нежностью прошедшей ночи! Это невозможно, странно, убийственно! Успокойся, Гленда! Начинай же наконец соображать. А то даже руки трясутся. Где твой здравый смысл? Морис, Морис… Почему эта тварь на меня набросилась? Такое впечатление, что она - чемпион по армреслингу Ну и сила! А эти клыки! Явно не плод моей фантазии. Что же тогда? Прочь отсюда! Что делать дальше?

3
        Опять перед глазами однообразная лента дороги. Что тут на карте? В семидесяти милях довольно большой город. Может быть, тамошний шериф или его жена любит читать то, что я пишу? Вот отличная возможность узнать что-нибудь о Балантене. Плохо же вы меня знаете! Я не оставлю в Дак-Сити, в этом темном городе, ни одного светлого пятна. Вы выплывете на страницах моей новой книги под видом бандитов, чудовищ, оборотней. А красавчику Морису отведу роль короля преступников. Придется один на один сразиться с коварным, жестоким, но внешне прекрасным врагом. Если бы мне еще удалось забыть нашу ночь. Не могу сказать, что я искушенная, искусная в любви женщина, но страсть, которую разбудил во мне Морис, еще вспыхивает в каждой клеточке тела. Не дает забыть его ласки, поцелуи. Могу со всей определенностью сказать, что никогда не испытывала такого острого чувства наслаждения и счастья. Ты вывернул меня наизнанку. Поглотил мою душу. Выпил всю кровь до капли. Мой прекрасный, незнакомый повелитель ночи! Король вампиров! Скрип тормозов. Вот ненормальная! Так недолго и угробить себя! Большая шишка на лбу. Так тебе и
надо, Гленда! Ну и бред! Меня засмеет Долли. Впрочем, почему засмеет? Работа отвлечет меня от этого опасного чувства к Морису Балантену. Поможет забыть и его, и эту ночь. Так, что это я подумала о вампирах? Маленький городок, где днем живут обычные люди, но с боем часов превращаются в голодных кровососов. Пьют красное вино или кровь? Чудовищные ночные оргии на кладбище. И горе приезжающим в этот город. А надо всем этим беспощадный и прекрасный король вампиров правит каждую ночь этот кровавый бал. Кто будет противостоять противоестественным чарам и безумному кошмару и, разумеется, выйдет победителем? Моя героиня непременно выберется из переделки с чувством горечи и обязательно надежды на лучшую встречу. Вот так все и будет! Только о вампирах-то я, к несчастью, толком ничегошеньки и не знаю. Ну, наконец-то, доехала! Город как город. Люди. Дети. Магазины. Кафе. Хороший отель, как обычно, на центральной улице. Заполняю карточку. Гленда-Сьюин О'Коннол, двадцать семь лет, писательница, проездом. Дежурная улыбка сменилась радушной. Меня узнали. Приятно! Бросила не распаковывая чемодан. Надо пройтись и начать
действовать. На ходу тоже, оказывается, неплохо думать. Книжный магазин. На витринах, среди других, и мои книги. Милая девушка, продавщица, в удивлении вскинула бровки. Заулыбалась, как только я вошла. Тут же появился хозяин магазина.
«Мисс О'Коннол… удивлен… надолго ли… счастлив… Мои покупатели и ваши поклонники будут в восторге, если вы согласитесь на творческую встречу».
        Почему бы нет? Завтра, с трех до пяти. Здесь, в магазине, подпишу несколько книг, отвечу на некоторые вопросы. Расскажу о планах.
        Библиотека, оказывается, через два квартала отсюда. Вот туда сейчас и направлюсь. Надо взять что-нибудь почитать о вампирах и прочей нечисти. Заодно поднять подшивки газет, узнать, происходило ли что-либо интересное в Дак-Сити.
        Поговорила с хозяином магазина, а выйдя на улицу, увидела большое объявление. Уже?
«Завтра в 15.00 встреча с известной…» и т. д. Теперь в библиотеку. Вот где я чувствую себя по-настоящему уютно. Все, отключилась.
        Ого, уже девять вечера, а меня никто не беспокоит! Как неудобно, задержала людей. Надеюсь, смогу еще где-нибудь поужинать? Конечно, ресторан в отеле. Хороший ужин и бутылка шампанского от владельца. Как приятно быть знаменитой! Сколько книг я набрала - это на несколько дней. Попробую пополнить свой кругозор сведениями о нечистой силе.
        Удобный диван в номере. Сколько же я на нем сижу, обложившись книгами? Уже рассвет! Надо немного поспать, только вот не хочу видеть во сне Мориса Балантена.
        Ты мне все-таки приснился, Морис. Ничего не говорил, только смотрел своими черными умными глазами. Они могут быть грустными. Интересно, куда я засунула зубную щетку? Прохладный душ. А твое лицо все стоит передо мной. Неужели наша встреча ничего не значит? Вдруг ты на самом деле жестокий, холодный, расчетливый, самоуверенный? Нет, лучше уж вообще не вспоминать о тебе. У меня есть сын, единственный мужчина, о котором я хочу думать и заботиться. Есть чуткие и надежные друзья, с которыми всегда интересно встречаться. Пропади пропадом этот Дак-Сити вместе с его обитателями! Самое приятное сейчас - это чашечка кофе. Потом можно и на встречу с читающим народом. Как я выгляжу? Скромность и шарм, так учила Долли. Словно я сама не знаю, как создать свой имидж.
        Сколько народу собралось! Я популярна - это вдохновляет. Настроение - просто блеск! Завалили вопросами, кажется, с честью выхожу. Главное, вовремя пошутить и сделать обстановку домашней. Хозяин магазина светится, как новенький серебряный доллар. Подписываю книги: «Домохозяйке Клер…», «Механику Питеру…», врачу, кассирше, фотографу… Вот повезло - супруга шерифа округа!
        Ну и пройдоха ты, Гленда, за пять минут напроситься в гости! Еще два десятка книг, и вроде бы все довольны, включая меня.
        Пока шли до дома шерифа, успела узнать от Маргарет все городские сплетни о трудной работе шерифа и об их семейной жизни. Если она не умолкнет хоть на время, моя голова потеряет природную форму. Что она сказала про Дак-Сити? Праздник в следующий уик-энд. День города. Помощник Балантен хоть и молодой, но выдержанный и приятный во всех отношениях.
        Вот только незадача, бедная девочка - дочка, что ли? - безнадежно влюблена в него. Пришлось отправить ее учиться подальше отсюда. Лучшая кандидатура на должность шерифа округа - разумеется, когда сам мистер Осмонд уйдет на пенсию. Вот появился и хозяин дома. Крупный, пузатый, напыщенный и страшно гордый своим положением. Правда, о Морисе говорит немного с завистью. Балантен оказался героем. Месяца четыре назад задержал опасного маньяка-насильника, а чуть больше года - банду грабителей, убивших трех фермеров и их семьи. Хозяин в городе, и ни с кем не надо делить власть. Вот что шерифа и волнует. Когда помощником был Орен Тикси… Тикси?.. Все было гораздо проще. Да и бывший мэр ходил в добрых приятелях. Зачем, спрашивается, уехал? А сержант Балантен один железной рукой умудряется поддерживать порядок. И народ там, надо признаться, с гонором. Они вообще несколько странные, словно бы не от мира сего. Не очень-то гостеприимные, с одной стороны, но всеобщие праздники устраиваются на всю катушку. Балантен в этом отношении мало чем отличается от остальных. Осмонд даже ни разу не был у него в доме.
        - Не приглашает, - обиженно добавила Маргарет. Осмонд только цикнул на нее. - Но по долгу службы-то поедешь туда в уик-энд. Опять напьешься.
        Я засмеялась:
        - Вино там отличное. Трудно удержаться.
        Я еще разузнаю о тебе, Морис, и от других. Очень не хочется делать тебя отрицательным персонажем.
        Несколько дней пролетели, как несколько часов. И вот я опять на шоссе, ведущем в Дак-Сити. Что же я имею в багаже? Самое главное - Морис Балантен. Бесстрашный, выдержанный, образованный, справедливый. А для меня по-прежнему загадочный: достаточно вспомнить сырой подвал, цепи, железные прутья толщиной с руку. Знает ли об этом Стивен Осмонд? Навряд ли. Его и так все устраивает. Главное - соблюдаются законность и порядок. Никаких скандалов, происшествий. А сам помощник - образец благочестия. За четыре года ни любовной интрижки, ни громких романов, ни пьяных разборок. Самому не верится. Странно, это при его-то данных и возможностях! Что там говорила Маргарет? За все время Морис не обратил внимания ни на одну женщину, вежливый поклон, и ничего больше. Кто же ему нужен: королева или богиня? Ладно, разберемся. Может быть, я?
        Дак-Сити… Он появился на картах в начале века, когда в горах нашли сапфиры. И искатели сокровищ, и авантюристы потянулись в эти места. Разумеется, какая-то темная история из устных рассказов и дала название городу. Пожар, который уничтожил город шестьдесят лет назад, где вместе с домами заживо сгорели и жители. Вот почему на кладбище столько могил, датированных двадцатым годом. Кое-кто еще пытается найти драгоценные камни в заброшенных рудниках. Жители Дак-Сити слывут странными, но любят устраивать праздники, и по утрам любители повеселиться чувствуют себя немного ослабевшими. Только один старик, изрядно не в себе, рассказывает о вампирах в городе. Правда, его никто не слушает. Ну что же, пусть будут вампиры. Если они поддерживают эту легенду: ночной образ жизни, красное вино, - поиграем по их правилам! В сумочке на заднем сиденье вставные пластмассовые клыки, святая вода в бутылочке из местной церкви и крестик, купленный там же. Ну и, конечно, основной атрибут - осиновый кол! Еле влез в сумку.
        Сегодня в Дак-Сити будет много народу. Найдешь ли ты время, хозяин города, чтобы я могла сказать тебе, что больше всего на свете хочу опять тебя увидеть, что я соскучилась и не забыла ни одной твоей черточки, что хочу остаться. Пока, по крайней мере, не напишу новую книгу. Смогу встречать тебя каждый день в баре у Тикси, просто говорить с тобой о разных интересных вещах, гулять, а если получится, найти в горах сапфир, который принесет счастье нам обоим. Гленда, тебе в жизни давно уже не свойственна эта розовая идиллия, остынь! Такой мужчина не может быть один, или он любит спать с заезжими писательницами. Вот и порадуй нас обоих. А дальше? Дальше будет видно!
        Вот он, уже знакомый поворот. Посреди дороги стоит полицейская машина. Опускается затемненное стекло. Морис. Он улыбается мне. Ох, Гленда, кто бы тебе мог сказать, что ты будешь счастлива от одной только улыбки мужчины?
        - Вы превысили скорость, мисс. Куда-нибудь торопитесь?
        Голос опять бархатом ласкает уши.
        - За мной гонится толпа поклонников обоего пола и разного возраста. Надо предупредить Тикси, что сегодня будет много гостей на празднике. Ему придется повертеться. Морис, я разворачиваюсь и уезжаю только в одном случае, если ты женился за эту неделю. - Какой у него чудесный смех! - До встречи на празднике.
        Моя ирландская кровь в жилах танцует рилл. Я люблю тебя, Морис Балантен, но кое-что тебе придется объяснить мне.
        У отеля уже стоят несколько машин. Тикси, как обычно, за стойкой. Мне показалось или он чуть улыбнулся?
        - Привет, Тикси, надеюсь, сегодня будет весело.
        - Рад нас видеть, мисс О'Коннол.
        Чуть не столкнулась нос к носу с Ким. Я в ужасе. Кажется, шарахнулась в сторону. А она тихо отступила.
        - Простите меня, мэм, но я была не в себе. Сейчас уже все в порядке. Здесь все очень добры ко мне.
        Что же, на крайний случай у меня припасен для тебя осиновый кол. Заставила себя улыбнуться ей.
        - Тикси, ты веришь в вампиров?
        Я серьезно спрашиваю.
        Главное, не рассмеяться в ответ на его озадаченное лицо. Взяла ключ от номера и пошла наверх. Вечереет. В окно видно, как готовятся к празднеству, развешивают флажки, китайские фонарики. Костры и факелы. Готова эстрада для музыкантов. Накрывают скатертями длинные столы.
        Пора заняться собой. Волосы туго затянуты на макушке так, что уголки глаз поднялись вверх. Белая пудра, ярко-красная помада и маникюр. Черное, длинное обтягивающее платье с разрезом сбоку почти до талии; шея и грудь закрыты, а спина полностью обнажена. По-моему, похожа. Надо порепетировать плотоядную улыбку. Где мои зубки?
        Стук в дверь. Вот сейчас и проверим. Открываю дверь, заранее широко улыбаясь. На пороге Морис в полицейском облачении. Крайнее удивление сменилось недоумевающей улыбкой, а потом хохотом, таким непосредственным и заразительным, но настолько громким, что слышно наверняка даже на улице. Терпеливо жду, пока досмеется. На такой эффект я, правда, не рассчитывала.
        - Ну, что ты застыл на пороге?
        - Не могу войти без приглашения.
        Значит, ордера на обыск у тебя нет!
        - Проходи, - делаю театрально широкий жест. Перешагнул через порог, сняв шляпу и очки.
        - Я был непозволительно груб с вами в прошлый раз. Я очень сожалею и прошу меня извинить.
        - Я тоже была не права, когда позволила себе вмешиваться в ваши дела, - протягиваю руку ладонью вверх. - Мир?
        Мягкий поцелуй скользнул по ней. Это выше моих сил. Только в губы! Почему сегодня такие холодные? Но сердце все равно учащенно забилось.
        - Я ехала к тебе. Примешь?
        Ласковое прикосновение его пальцев к лицу, и не надо никаких слов. Или опять не время?
        - Там, внизу, Ким… Она сказала, что с ней все в порядке. А Клайф, где он?
        - Она немного поторопилась. Но в основном - здорова. Не все так быстро. Ей надо привыкнуть к новому состоянию. Клайф… Не будем говорить о Клайфе.
        Вздохнула. Опять загадки. До чего же мне эти клыки мешают говорить! Вынимаю, глядя, как обнажаются в улыбке белоснежные зубы Мориса.
        - У меня настроение похулиганить. Вы не против, господин полицейский? Ох и напьюсь же сегодня чьей-нибудь кровушки! Я напоминаю женщину-вамп?
        Актриса из меня никудышная, но нынче я в ударе. Ну, поддержи же мою игру. Увы!
        - Напугаете вы только гостей, если получится.
        - А тебя?
        - А я еще и не такое видел!
        - Тогда у меня к тебе серьезный разговор. Такая идея созрела! Даже отбросила все остальные. Представь город, в котором живут одни вампиры. Церкви нет, кладбище без крестов, - даже в баре нет традиционного зеркала. Странное оживление после заката и затишье на рассвете. Бледные лица и магическое слово - ГОЛОД.
        Морис, я тебя напугала или ты обескуражен? Почему такой серьезный вид? Кстати, не получаешься ты у меня положительным героем. Будешь королем вампиров.
        - Мастером.
        Одно-единственное, зато какое весомое замечание! Как будто он уверен в том, о чем говорит. Морис, это - просто фантазия. Подключайся!
        - Пусть будет Мастер. Кажется, я уже слышала это слово. И что же может Мастер? То, что удивительно силен и властен, - это понятно. А что еще?
        - Необыкновенной физической силой наделены все вампиры без исключения. А Мастер обладает могуществом и энергетикой, способной подчинить себе все живое. Мудрость приходит с годами, а вот дар, заложенный природой, с возрастом совершенствуется. Эти способности не поддаются никакому логическому объяснению и наводят дикий, всепоглощающий страх на смертных. Зачаровывающий голос, гипнотизирующий взгляд полностью подчиняют человеческий разум. Несколько секунд безумного ужаса, сродни умопомешательству. И - ловушка захлопнулась. Немного усилий, и хозяин природы, человек, становится послушным и преданным рабом своего повелителя.
        - Откуда ты это знаешь, Морис?
        Ухмылка, полная иронии и сарказма. А глаза холодные, колючие, пронзительные. Ответ короткий и лаконичный:
        - Я - знаю!
        И тут же словно сменили картинку: хитрая усмешка и веселый, искрящийся взгляд.
        - Чем это у тебя пахнет? Не терплю запах чеснока с самого детства. Меня от него тошнит. Засмеялась:
        - Тогда у меня еще кое-что есть для тебя, Морис.
        - Неотъемлемые атрибуты: серебряный крест, святая вода и осиновый кол?
        Сюрприз не получился. Вытряхиваю все это из сумочки. Протягиваю Морису крестик на тонкой цепочке. Конечно, не ожидаю ничего другого. Спокойно берет в руку, долго смотрит на него, довольно презрительно, надо сказать, и небрежно бросает на стол.
        - Это не действует, да? А святая водичка?
        - Из той же церкви? Она так же бесполезна, как вода из-под крана.
        - А кол из соседнего осинника?
        Я от души потешаюсь. А Морис серьезен как никогда:
        - Это уже вполне весомое оружие. Только попасть надо прямо в сердце. Иначе… Нет смертоноснее силы, чем раненый вампир.
        - Морис, я хотела пошутить, а ты меня пугаешь. Допускаю, что ты талантливый актер, но не надо так со мной.
        Напряжение спало сразу, как будто его смыло волной. Чувствую, как дрожат колени.
        - Когда-то я был комедиантом в бродячей труппе, но на подмостки «Комеди Франсез» попасть так и не посчастливилось. Меня пригрела вдовствующая баронесса, но вскоре жестоко поплатилась за свое легкомыслие.
        Хорошо, что я спиной почувствовала опору стены. Только смогла выдавить из себя:
        - Отличная шутка.
        - Ну, пусть будет розыгрыш. Не пугайся, я тебя не съем. К твоему сведению, вампиры не едят мяса, а только пьют кровь.
        - Поэтому у тебя пустой холодильник?
        В буквальном смысле вдавилась в стену, даже закрыла глаза. Я по-настоящему напугана. Ну, рассмейся же и скажи, что ты пошутил!
        - Вампиру не нужна человеческая еда. К тому же, мы не едим твердой пищи.
        Морис, ты переигрываешь. Сама виновата. Я же не думала, что у него плохо с чувством юмора.
        - С чувством юмора у меня все в порядке, а тебя сегодня ждут сюрпризы. Для меня приятные, для тебя шокирующие. Надевай свои зубки и спускайся вниз, малышка. Мне тоже пора переодеваться.
        Когда Морис вышел, я облегченно выдохнула. Долой напряжение! Вот это сцена! Да это уже готовая глава для романа! Надо срочно записать, что он говорил. Где моя ручка? Карандаш… Блокнот. Поехали!
        Прерываюсь, когда чувствую, что затекли пальцы. Надо было хоть диктофон с собой взять. Ну кто же знал! Там праздник уже в самом разгаре. Ну, Морис, не прощу, если из-за тебя пропустила что-нибудь интересное!
        Громко стуча каблуками, бегу вниз на улицу. Ну и народу! Смех, веселье, музыка. Знакомые лица. Вот продавщица из книжного магазина, этого я тоже видела в Сент-Джонсе. Там показывают фокусы, там танцуют. На другой стороне затеяли какой-то конкурс. Где же Морис? Ах вот он, рядом с шерифом Осмондом. Какой на нем камзол! Тот самый, расшитый золотом. Ботфорты! Блеск! Морис, ты превзошел себя. Не мужчина - картинка! Тебя бы на обложку журнала для женщин. В конкурсе «Мужчина года» первый приз - твой. Сквозь толпу пытаюсь пробраться к ним.
        - Привет, куколка! - слышу где-то у себя под рукой.
        А, это один из младших братьев Клайфа! Что же ты делаешь, ты что, ущипнул меня, маленький негодник?
        - Потанцуем, а то скоро полночь.
        Чуть позже, малыш! Проворно уворачиваюсь от очередного щипка и, показав вставные клычки, устремляюсь вперед, прокладывая себе дорогу локтями. За спиной противное хихиканье. Вот подожди, надеру тебе уши, будешь знать! Наконец добралась.
        - Здравствуйте всем! Я тоже хочу вина.
        Словно из-под земли передо мной вырастает Лу с подносом, уставленным бокалами. Беру один и с наслаждением начинаю пить. Из-за дурацких пластмассок во рту густые ручейки сбегают по подбородку, стекая на платье.
        Лу, глядя на меня, заливается чистым, звонким смехом:
        - Похоже, очень похоже! Как будто вас только что обратили.
        Но смех резко обрывается под суровым взглядом Мориса. Ну зачем ты так! Весело же. Лу исчезает так же внезапно, как появилась. Возле импровизированной эстрады танцует Тори. - Пойдем поближе!
        Тяну Мориса за рукав. Перед ним все расступаются. Вот, отсюда отлично видно! Девушка обернута в легкий шелк, не мешающий движениям. Гибкая фигурка грациозно извивается в немыслимом экзотическом танце. В свете факелов это зрелище потрясающе! Недалеко от нас замечаю Тикси. С какой любовью он на нее смотрит! Подталкиваю Мориса и показываю на здоровяка глазами:
        - Как это понимать? Она - его дочь?
        - Нет, жена. Подхватила отвисшую челюсть у самой земли. - Ты серьезно?
        - Разумеется.
        Танец завораживает, затягивает, едва удерживаюсь на месте и начинаю сама двигаться в такт музыке. Ну куда мне до нее! Морис уже смотрит на меня. Как приятно! Под его взглядом чувствую себя совсем легкой и невесомой. Это его гипноз или мой? Музыка захватила меня, закружила. Я люблю тебя! Я счастлива! Пусть это никогда не прекращается. Ну вот, а я только начала. На кого это он смотрит там, в толпе? Не разгляжу. Лицо снова напряглось.
        - Я скоро вернусь, Гленда.
        О чем они говорят с Тикси? Придвигаюсь поближе, усиленно делая вид, что интересуюсь силачом, поднимающим машину.
        - Не спускай с Ким глаз, Орен. Слишком много соблазнов для нее. А лучше всего запри. И по дороге напомни карапузам, что закон одинаков для всех. Участь Клайфа и их не минует, если станут зарываться.
        Тикси кивает и послушно отправляется выполнять поручение. Вопросов прибавляется, а ответов по-прежнему нет. Нарастающий шум перерастает в беспорядочный гул, возбуждение усиливается, праздник как будто достигает своего апогея. Атмосфера странным образом накаляется. А всему виной, кажется, местные жители. Только гости, ничего не замечая, продолжают веселиться.
        - Еще немного терпения, - слышу голос Мориса у самого уха.
        Даже вздрогнула. Как у него это получается? Он уже на балконе над баром. Поднял руку. Опустилась мертвая тишина. Слышу только биение своего сердца.
        - Братья и сестры! Настал долгожданный час, которого вы все так ждали, - необычная речь. - Настоящий праздник вступает в свои права. Не забывайте, что вы гостеприимные хозяева.
        Оглядываюсь вокруг. Толпа вдруг перемешалась и стала рассеиваться, разбившись на небольшие группы. А Морис уже в конце улицы. Провожает шерифа до машины. А рядом со мной трутся братья Гривз. Как их Морис назвал? Карапузы! Смех да и только!
        - Конрад, не смей даже мечтать. Ее будет пить Мастер. Возьмем лучше вон ту парочку.
        У меня сам собой подломился каблук. Такое впечатление, что весь город включился в мою игру. Голова идет кругом. Сильная, - ах! - чересчур сильная рука Мориса подхватила меня под локоть. Резко отдернулась.
        - Мастеру нравится сосуд, из которого он будет пить? И когда же произойдет обращение? Смотрю на него упрямо, не мигая.
        - Гленда, ты не слишком увлекаешься вином?
        - Всего один стакан, но, похоже, нам еще несут.
        Идет Лу. На подносе два бокала. Один большой, настоящий кубок. Второй такой же, но в два раза меньше. Дрожащими руками беру свой.
        - За твою речь, Морис. Она была очень похожа на сигнал к началу вакханалии. Я выпью это красное как кровь вино за твою душу.
        Отсалютовав, пью маленькими глотками, неотрывно следя поверх краев за тем, как, еще секунду назад невозмутимый, он жадно поглощает содержимое кубка.
        Глаза заблестели, порозовели щеки. А какими яркими стали губы! Медленно слизнул последние капли.
        Мысль еще не родилась до конца, а язык произносит:
        - Ты сыт, Мастер вампиров?
        Ночь потряс громкий, демонический смех. Бокал вывалился у меня из рук, разбившись о камни мостовой. Осколки мелкими брызгами разлетелись во все стороны. Позвоночник пронзили тысячи ледяных иголок. Я окаменела, не в силах пошевелить даже пальцем.
        Склонился ко мне, улыбаясь одними губами, неестественно яркий блеск глаз ослепил, горячее дыхание обожгло лицо.
        - Ты отлично вошла в роль, моя маленькая истребительница вампиров.
        Это уже чересчур! Оттолкнув его, бросилась бежать по улице. Куда? В изнеможении, едва переводя дыхание, прислонилась к какому-то забору. Какой же ты быстрый, Морис! Опять передо мной его лицо, уже спокойное, немного растерянное. Возьми себя в руки, Гленда!
        - Прости меня, я действительно слишком увлеклась. Здесь, в голове, уже готовая книга, но я, похоже, не рассчитала свои возможности и пере стала отличать реальность от вымысла, Я ехала, чтобы понять тебя. Ведь именно этого ты хочешь?
        Обхватив руками талию, уронила голову ему на грудь.
        - Не надо никакой книги. Это неудачная идея. После ее выхода в свет толпы безумцев устремятся в Дак-Сити в фанатичном стремлении восстановить справедливость, покончить с вампирами. Такое уже было в тысяча девятьсот двадцатом году, когда кучка разъяренных недоумков сожгла город дотла. Сгорели ни в чем не повинные жители, лишь немногим удалось спастись. Среди погибших были и мои родители.
        Я опять вздрогнула.
        - Твои родители? Но это произошло шестьдесят лет назад. А тебе не больше тридцати.
        - Сегодня праздник, не будем говорить о грустном.
        Напряжение все равно не отпускает. Уходишь от ответа, Морис?
        - Гленда, но ты ведь не хочешь, чтобы трагедия повторилась?
        - Ты прав, Бог с ней, с книгой. - Я медленно иду по улице, туда, где еще звучит музыка.
        - Успокойся, звезда моя. Все не так страшно.
        Я улыбнулась, но улыбка получилась вымученной.
        - Пойдем ко мне. Обещаю, сделаю так, что ты забудешь обо всем.
        - Тебе это не составит труда, Морис.
        Обреченность, по-моему, в каждой ноте.
        - Никакого колдовства, никакого гипноза. Только ты и я, как одно целое. Я хочу тебя.
        Тот же дом, та же гостиная, та же спальня и его объятия, страстные, пылкие и влекущие. Только шепчу, задыхаясь:
        - Ты будешь моей частью, а я - твоей.
        И снова безумство любви, погружаюсь в неземное блаженство. Мо-рис!..
        Волосы золотом разметались по плечам. Сижу, обхватив руками колени. Не глядя на лежащего рядом Мориса, тихо говорю:
        - Я люблю тебя, Морис, но ты как мечта. Нереальная и неуловимая. Все это очень сложно. Мне никогда не понять тебя. Я завтра уеду. Но мне больно. Душа болит. Ты не даешь мне приблизиться к тебе, почувствовать тебя. Я знаю, что женщины для тебя ничего не значат, но я так надеялась, что стану той единственной, которая сумеет отогреть тебя. Пойми меня правильно. Ты искусный любовник, не представляла, что такое возможно. Но я готова отдать тебе свои чувства, а тебе ничего не надо. Ты недостижим для меня. Я буду помнить тебя вечно.
        Вот чего я никак не ожидала: Морис подскочил в постели. Он взволнован?
        - Прекрати говорить о вечности. Ты имеешь всего-навсего человеческую жизнь. А вечность уготована мне. Это я буду носить твой образ из века в век, терзая себя тоской и отчаянием. А ты вернешься домой, к сыну и людям. И в конце концов забудешь того, кто в глазах людей всего лишь нежить, мерзкий кровосос, недочеловек…
        Обхватила его обеими руками за шею и заплакала горько и безутешно, как никогда в жизни, повторяя и повторяя сквозь рыдания:
        - Нет, не может быть. Не верю. Не хочу. Люблю.
        - Ты первая, кому я открылся. Теперь ты можешь убить меня. Я даже не стану сопротивляться, клянусь тебе.
        - Я всего-навсего человек, Морис. Тот самый, которого ты так презираешь, потому что уверен, что сам - сверхчеловек. Ты прав, люди бывают и суетливы, и мелочны, они кажутся тебе смешными с их маленькими заботами и радостями. И такой короткой человеческой жизнью. Но тебе ничего не грозит, особенно от меня. Знаешь, а ведь я хотела родить от тебя ребенка.
        Острейшая грусть заволокла его черные бездонные глаза.
        - Невозможно. - Я ласково обняла его голову, нежно притянув к своей груди, пальцами за рылась в густые волосы. - Ты думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не способен чувствовать, сопереживать? Если я родился таким, то это вовсе не значит, что я начисто лишен эмоций. А вот иллюзиям давно уже не подвержен, - осторожно высвободился из моих рук. - Я знаю свои возможности и довольствуюсь ими. Что толку строить воздушные замки на пустом месте? То, что происходит в этой груди и в этой голове, не узнает никто. Ни один смертный не сможет без страха жить рядом с вампиром. А мне подобным нелегко устоять против искушения. Мы всегда голодны, нам всегда мало. И сила воли есть не у каждого.
        - Морис, что ты говоришь? Теперь мы поменялись ролями - я оказалась непонятой. Я бы давно сошла с ума, если бы мои близкие и друзья не понимали меня. Твоя сила оказалась твоей же слабостью. Ты презираешь людей за то, что ты другой. И тебя не любили таким, какой ты есть. Тебе нужно только понимание, а ведь это одна из составляющих любви друг к другу. Есть еще жалость, прощение, нежность, великодушие. Радость общения, самопожертвование. И еще многое-многое другое, свойственное людям. Ты не смеешь презирать людей за то, что сам не умеешь любить. Может быть, и в этом еще твоя боль. Вспомни, мой милый философ, - слезы опять потекли по щекам, - что ты тоже часть природы, еще не разгаданной, не понятой всеми, вспомни, что ты тоже можешь быть смертным. Не надо ненавидеть нас за наши ошибки. Это тебе занятие на вечность - понять людей.
        Я тихо легла, закутавшись в одеяло, и прижала руку Мориса к своим губам. Вот оно, что так долго и тщательно скрывалось от моих глаз. Клыки - огромные, острые, кровожадные. Зрелище не для слабонервных. Но я уже не боюсь. Я уверена, ты не тронешь меня, Морис. Ты - поборник закона и блюститель порядка этого странного мира не живых и не мертвых.
        - Что ты можешь знать об этом, женщина! Все твои догадки и подозрения основаны на мифологии. Ни один смертный не в состоянии осознать, что чувствует вампир. Да, мы хищники, нас нельзя приручить, но мирно сосуществовать с нами вполне возможно. Мы всегда жили среди вас. А вы даже не замечаете. С тех пор как я разобрался в себе, ни разу не было так, чтобы кто-то хоть что-нибудь заподозрил. Один необдуманный шаг, одно неосторожное слово, и может начаться война. Вампиры против обывателей с факелами или ван хельсингов с распятиями и колами. Но мы не хотим кровавого побоища. А потому создаем все новые и новые законы, защищающие людей от наших когтей и клыков. Люди гораздо чаще сами убивают друг друга, чем страдают от изголодавшихся вампиров. Да, возможно, мы презираем людей в общей их массе, но готовы на сильное, глубокое чувство, способное вывернуть наизнанку, истомить, иссушить. Если бы ты была безразлична мне, то никогда не узнала бы ничего из того, что услышала сейчас. Но ты сама желала докопаться до истины. Да разве легче тебе стало оттого, что раскрылось перед тобой? Завеса пала. Ты здесь, в моем
доме, в одной постели с Мастером, любовница вампира. Одна из тысячи, но единственная из посвященных.
        Я даже привстала на постели:
        - Надеюсь, мой повелитель простит ничтожную рабыню, которая посмела любить его и самонадеянно поучать? Мне нелегко от твоих слов, Морис. Ты опять пытаешься подмять меня. Пусть я удостоилась твоего откровения, но все равно остаюсь одной из тысяч любовниц Мастера. Я даже твоего уважения не заслужила. Впрочем, закончим этот разговор, я понимаю тебя. Безусловно, не до конца. Это ведь не в человеческих силах? Теперь важно, чтобы ты понял меня. Надеюсь, на это тебе хватит вечности.
        Морис соскользнул на пол и заметался по комнате, словно раненый зверь. Злобный оскал, по-прежнему искажавший его лицо, стал еще более агрессивным. Он взбешен. Так может быть разъярен только попавший в западню хищник. Что же с ним произошло, куда подевались холодная уверенность и безразличное спокойствие? Я сжалась еще больше, плотно завернувшись в покрывало, словно оно могло защитить меня от внезапного нападения.
        - Прекрати попрекать меня вечностью! Если бы я хотел превратить тебя в свою рабыню, то давно бы уже сделал это. Ты стала бы послушной исполнительницей моих необузданных желаний и самых фантастических извращений. Но ты не нужна мне в образе безвольной куклы, бездушной игрушки, не способной самостоятельно мыслить и действовать. Я болен тобой, такой, какая ты есть, со всеми твоими страхами и амбициями. Я люблю в тебе человека, живого, дышащего, свободного, обычную и в то же время такую неординарную женщину. Ты притягиваешь меня к себе даже больше, чем я этого хочу. Впервые за многие десятилетия я полюбил. По-настоящему, пылко и страстно. Доверился тебе, как глупый мальчишка, хотя заранее знал, чем это все закончится. И что прикажешь теперь мне делать? Не упоминай больше о вечности как о проклятии. Ты - обыкновенный, смертный человек, и ты - мое проклятие. А сейчас, когда до рассвета есть еще немного времени, я хочу заняться с тобой любовью. Самой обыкновенной - ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ.
        Один прыжок, и он уже рядом. Разрывает на мне покрывало, превращая его в жалкие лохмотья.
        Я сдаюсь, уступаю! На - возьми! Но он не берет, он отдает себя. Всего, полностью. Без остатка.
        Я проснулась, отошла от странного сна. Как обычно, лежу на животе, обхватив руками подушку. Уже утро. Рядом на постели Морис. Бледный, холодный. Безжизненные руки сложены на груди. Глаза закрыты. Ни дыхания, ни пульса. Мертвенная неподвижность. Какой ты сейчас беззащитный, весь в моей власти. Ласково провожу пальцами по волосам, легко прикасаюсь губами к губам. И шепчу:
        - Спи, любовь моя. Надеюсь, тебе снятся хорошие сны?
        Тебе ничто не грозит, король вампиров. Мой нежный и удивительный Мастер. Как мимолетно твое счастье, Гленда. Что ты можешь ему дать? Десять, ну, пятнадцать лет своей жизни. А потом? Вот что ты пытался мне сказать, Морис. Моя потеря будет легче, чем твоя. Нам просто не суждено быть вместе. Где здесь бумага? Слова сами вылетают из-под пера: «Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ. ГЛЕНДА».

4
        Отличное приобретение, Гленда. Уже целую неделю не могу нарадоваться на свой новый дом в Лос-Анджелесе. И три месяца, как я уехала из Дак-Сити. Новая книга о любви и приключениях на тропическом острове была принята на «ура». А написана всего за два месяца. Вот это работоспособность! Да нет же, я погрузилась в работу, чтобы не думать о Морисе.
        - Рей, ты уже позавтракал? Мы же собирались на пляж.
        - Он уже допивает молоко, мисс О'Коннол, - слышу голос Лори.
        Она помогает нам с Реем по хозяйству. Но еще не привыкла называть по имени. Какой огромный дом! Это после моей маленькой, но уютной квартиры в Нью-Йорке. Разросшийся сад отделяет его от дороги. Садовник рвется привести сад в порядок, но мне нравятся и солнечная поляна перед домом, и тенистые уголки, наполненные запахом цветущих растений. Сам дом одноэтажный, светлый. Другой стороной выходит прямо на широкую полосу берега океана. Короткие белые шорты и красный топик. Я отлично загорела за эту неделю. А Рей вообще похож на голубоглазого негритенка. Бежит ко мне через гостиную, громко топая ногами в своих любимых желтых с синими попугаями штанишках по колено. На верхней губе след от клубничного молока. И ручки липкие от чего-то сладкого. Подхватила его и целую, целую - не могу остановиться.
        - А игрушки, мама!
        - Я все собрала. И мячик тоже. Лори, мы будем к обеду!
        Беру большую сумку с игрушками, ведерками, совочками, полотенцем и прочими, необходимыми для хорошего отдыха вещами. Выходим из гостиной на большое открытое крыльцо, а затем сразу на песок.
        Морис, как ты живешь? Что у тебя интересного произошло в жизни? А ведь твоя жизнь достойна большого романа. У меня в памяти только короткие отрывки, вырванные из фраз. Сто пятьдесят девять лет… Вот это возраст! Ты ведь ухаживал за женщинами, когда они еще носили кринолины. О! Ты же южанин и джентльмен от рождения! Бродячая актерская труппа… Наверное, это было где-то в Европе? Какая-то баронесса… Интересно, что ты с ней сделал?
        Расстилаю большой плед и высыпаю на него игрушки. Рей опять сдвинул козырек бейсболки набок.
        - Какой мы сегодня будем замок строить? Готический? Тогда нужен мокрый песок. Возьми свое ведерко, только не заходи без меня далеко в воду!
        Сколько же глупостей написано о вампирах! Но я убедилась, что они существуют и стремятся обезопасить себя своими законами от невежества людей. Философские трактаты, записи фанатичных монахов во времена мракобесии, гонений и отрицаний того, что неподвластно разуму. Я ведь и сама была напугана. А литература: Байрон, Гёте, Готье, Бодлер - все наполнено ужасом, а это двигатель непонимания. Надо просто избавиться от страха. Вот я уже не боюсь.
        - Смотри, Рей, у нас получается нечто вроде собора Саграда, который стоит в испанском городе Барселона…. Конечно, мы потом съездим и посмотрим на оригинал…. Да, дорогой, проложи дорогу для машины вокруг.
        Если лет через двадцать мы случайно столкнемся с тобой, Морис, я смогу узнать тебя, а ведь ты равнодушно пройдешь мимо. Мимо «одной из многих». Интересно, а были у тебя друзья среди людей? Друзья, которые старились и умирали, а ты оставался молодым. Наверное, их было не много. Но в любом случае ты терял больше, чем приобретал. А кто же тебя сделал вампиром?..
        - Рей, пойдем купаться, я буду учить тебя плавать.
        - Мама, ты как рыбка!
        - А ты как большой океанский лайнер. Сильнее работай ногами. Смотри, какая от тебя волна!
        Как мы отлично накупались! Растянулась на пледе. Хорошо!
        - Мама, я буду строить дорогу в пустыне, для гонок!
        - Конечно, строй, в пустыне маловато дорог.
        А что с тобой, Гленда? Ты ведь тоже живешь, как в пустыне. Куда идти, не знаешь, а путей так много. Морис, ты признался мне в любви так страстно, отчаянно… Вот это было объяснение! Когда ты целовал меня, я чувствовала языком твои клыки. Ты был в ярости от бессилия что-либо изменить. Как ты сам себя назвал? Хищник? Нежить. Да нет же! Просто озлобленный от непонимания и предательства. Наверное, и от меня ждал подвоха, раскаиваясь в своей откровенности. Я виновата только в том, что полюбила тебя. А ты был прав, дорогой! Как бы мы могли жить вместе, если бы у меня просто не хватило сил? Ты ведь не обыкновенный человек… Вот, продолжаю называть тебя человеком. И ничего странного, я слышала, как бьется твое сердце. Ты умеешь чувствовать, любить. А ты, Гленда, струсила, убежала. Хвасталась, что можешь понять, а сама… Два месяца отбрасывала все мысли о Морисе, пыталась не думать о нем.
        - Рей, как ты насчет футбола?
        Как он восторженно кричит и смешно прыгает! Неуклюжий, как медвежонок!
        - О нет, ты забил мне гол! Господи, сколько радости! - Осторожно, наступишь на машинку!
        Ну вот, мячик уже забыт. У него свои, «взрослые» дела. Не буду мешать.
        Как будто что-то заставило оглянуться. Не может быть! Вдоль самой кромки воды идет неспеша, прямо к нам. Белый свободный костюм из льняной ткани, руки в карманах, шляпа с широкими полями, как обычно - черные очки. Я выдохнула. Морис…
        - Рей, не уходи никуда, я сейчас.
        Я пошла навстречу, нет, побежала! Остановился. Мои руки взлетают на его шею сами собой.
        - Морис, я только что думала о тебе. Я ждала, правда ждала.
        Почувствовала, как его ладони легли мне на спину.
        - Разве тебе можно на солнце? Пойдем туда, под зонтик. Я познакомлю тебя с Реем. Нет, домой! Почему ты молчишь? Ну, скажи хоть что-нибудь.
        - Я говорю, просто ты не слышишь.
        - Скажи, чтобы я слышала.
        - Мне плохо без тебя.
        Плохо!!! Я расплываюсь в счастливой улыбке и вижу, как дрогнули и его губы тоже.
        - Морис…
        Как же нестерпимо хочется сейчас скинуть твою шляпу, снять дурацкие очки, посмотреть в глаза и растрепать волосы. Но нельзя. Я же все понимаю, любимый.
        - Ты подумала: «любимый», или я ослышался?
        Вместо ответа целую в губы. Оттолкнул! За что? Я едва не шлепнулась на песок!
        - Рей!
        Набежавшая волна затягивает малыша за собой в глубину, вторая сейчас накроет его с головой. Но Морис уже рядом, подхватывает на руки, не давая мальчику захлебнуться. Как быстро он там оказался! Как это возможно? Такое не в человеческих силах. Бегу что есть мочи, быстрее не получается. Забираю Рея, крепко прижимая к себе и выхожу на берег. Целую, целую, не обращая внимания ни на изумленных зевак, ни на крик отчаяния где-то за спиной. Истошный вопль перерастает в ужасающий рык смертельно раненного зверя. Балантен, скорчившись, стоит на коленях, закрывая лицо руками, покрытыми страшными ожогами. На размышления нет времени. Солнце уничтожит его. Опускаю Рея на песок, подталкиваю в сторону дома.
        - Скорее, милый, беги!
        А сама хватаю плед - игрушки разлетаются в разные стороны - и накрываю им Мориса. Помогаю подняться и буквально тащу на себе. Он стонет и скрежещет зубами от боли. Еще несколько шагов, вот и крыльцо. Теперь подняться по ступеням. Почему же их так много? Как я раньше не замечала! У самого порога Морис обвис на моих руках.
        - Я не могу войти, - процедил он сквозь зубы, - без твоего разрешения не могу.
        Что это еще за церемонии? Сейчас обдумывать некогда.
        - Лори, задерни шторы и убери Рея! Я разрешаю, разрешаю же!
        Теперь еще немного усилий. Ногой захлопываю дверь, усаживаю Мориса на диван и сдергиваю с него плед. Боже милостивый! Лицо и руки покрыты безобразными волдырями, растрескавшиеся губы плотно сжаты, закрытые веки вздулись.
        - Что мне делать, Морис, дорогой? Как тебе помочь?
        Веки дрогнули. В затуманенных глазах боль. Черная. Пронизывающая. Затягивающая. Опустошающая.
        - Кровь… - чуть слышно произносит он, и я проваливаюсь в небытие.
        Снова способна слышать и видеть. Сколько я была без сознания? Морис облизывает губы, откидываясь на диванные подушки, а я, обессиленная, падаю рядом. Невероятно! Раны на его лице затягиваются прямо на глазах и вскоре исчезают окончательно. Или у меня галлюцинации? Кожа его снова стала гладкой и шелковистой. Даже щеки слегка порозовели. У меня кружится голова, все вокруг кажется призрачным, и окружающие предметы словно парят в воздухе. В тумане плавающий голос Мориса:
        - У тебя есть красное вино?
        - Посмотри в баре.
        Ласково приподняв мою голову, он старательно вливает мне в рот сладковато-терпкую влагу. Блаженное тепло разливается по всему телу, я вновь начинаю обретать способность мыслить.
        Балантен стоит передо мной, костюм испачкан и измят, все еще мокрый. Скажите же мне, что я в своем уме. Стук в дверь нарушил ход моих мыслей. Подождите, не так быстро! Я все еще не могу сосредоточиться полностью.
        - Мисс О'Коннол, приехала «скорая». Можно войти?
        Поднимаюсь с дивана с трудом. Ноги, как ватные. Подхожу к женщине лет сорока в форменной одежде:
        - Извините, доктор, но уже все в порядке. Да, мы уверены. Помощь не требуется. Бледная? Я просто переволновалась. Спасибо. До свидания.
        - Мисс Лора Донованн, - представляю, - мистер Морис Балантен.
        Ее глаза круглые от удивления:
        - Что с вами было?
        - Всего-навсего аллергия на морскую воду и солнце, - Морис улыбнулся одними губами. - А вот Гленде необходимо отдохнуть. Она еще в шоке. Если вы сварите кофе, будем признательны.
        Он настойчиво усаживает меня, даже не могу сопротивляться. Лора торопливо выходит из комнаты. Только я устроилась поудобнее рядом с Морисом, как в дверь просунулась серьезная мордочка Реймонда.
        - Лори отругала меня, а я только хотел достать мячик.
        - Познакомься, это мистер Балантен, он умеет делать много интересных вещей.
        Например, оказывается рядом в нужную минуту.
        Сын подошел и внимательно уставился на Мориса:
        - А ты умеешь строить замки из песка?
        Гм, гм! Интересно было бы посмотреть! Язык еле ворочается. Неожиданно для меня Реймонд забирается с ногами на диван, берет обеими ладошками Балантена за лицо и старательно целует. На лице Мориса остается липкий след. Засмеялась, как через вату.
        - Солнышко мое, ты похож на ходячую конфету с клубничной начинкой. Иди, вымой ручки.
        Головокружение не проходит. Вот и кофе.
        - Лора, большая просьба, приведи в порядок одежду мистера Балантена. Пусть он пока наденет мой белый халат.
        Перевожу взгляд на Мориса, стараясь сконцентрироваться в одной точке. Опять проваливаюсь. Падаю…
        Просыпаюсь от острого чувства голода. Сейчас съем обед вместе с тарелкой. Что произошло? Лежу на кровати в своей спальне. Шторы опущены. В кресле удобно устроился Морис в моем длинном махровом халате. События утра на ускоренной пленке пронеслись в сознании. Холодный страх плотно обхватил горло. Нет, это я схватилась рукой за шею. Резко вскакиваю, включаю свет. Морис зажмурился. Зеркало отразило мое бледное, испуганное лицо, растрепавшиеся волосы. Внимательно осматриваю шею. Все чисто.
        - Ты хорошо выспалась? - на лице чуть заметная насмешка.
        - Я? Хорошо!!!
        Полетел в сторону ни в чем не повинный пуфик.
        - Так вот как ты это делаешь. Чертов гипноз! Тебе нужна была моя кровь!
        Что произошло? Продолжаю себя разглядывать. На запястье небольшая, едва заметная царапина. Ее точно не было.
        - Где Реймонд, Лора?
        - Няня читает твоему сыну книжку в саду.
        Морис, как обычно, невозмутим. А я просто в ярости. Я была едой для вампира! Нет, не едой, лекарством. Он так сильно пострадал. Не заводись, Гленда.
        - Ты не имел права так поступать со мной, это нечестно. За Рея я могла бы отдать жизнь, а не только кровь. Надо было только попросить. Неужели ты думаешь, что я отказала бы тебе в помощи? Не сделала бы все, чтобы облегчить твои страдания?
        - Выключи свет. Сядь и выслушай меня, - его тон не приемлет возражений.
        Послушно выключаю свет, но продолжаю стоять.
        - Ты мне не доверяешь, а ведь однажды утром ты был в моих руках.
        Раздраженно достаю из шкафа сарафан и демонстративно захлопываю за собой дверь ванной.
        То, что творится у меня в мозгах, нельзя назвать даже полной мешаниной. Как он, интересно, собирается оправдываться? Или совсем никак? Яростно расчесываю волосы. Заплела короткую толстую косичку. Облачилась в сарафан, удлиненный, темно-красный, с глубоким вырезом. На него это не будет действовать, как красная тряпка на быка? В конце концов - это подло с его стороны. Похоже на воровство. Но ведь именно благодаря ему Рей даже не успел испугаться. Долой сомнения! Я буду тверда и непоколебима. Не позволю какому-то вампиру, пусть он хоть трижды Мастер, наводить порядки в своем доме. А то войти без приглашения он не может, зато незаконно питаться кровью, без моего согласия, - это пожалуйста! Интересно, он слышит, как я здесь безумствую? Вот чертовщина! Морис сидит все в той же позе, не моргая, совершенно неподвижно. Как привидение. Чего ты хочешь, Гленда, - живой мертвец.
        - Нет, Глен, я мертвый не совсем, вернее, совсем не мертвый.
        Его беззвучный смех мне совершенно не нравится.
        - Так что ты мне хотел объяснить? Кстати, я могу быть полностью уверена, что ты ничего не сделал с Реймондом?
        - Разумеется. Закон под страхом смертной казни запрещает использовать детей в качестве еды. Не совсем красиво звучит, зато правильно. И пить кровь без данного на то согласия предполагаемого донора, безусловно, не эстетично, но кто добровольно захочет накормить вампира? Волей-неволей приходится идти на хитрость. Согласен, мне не следовало с тобой так поступать, но вдаваться в объяснения я был не в состоянии. К тому же инстинкт самосохранения превыше всего.
        - О каком инстинкте ты можешь говорить, если не задумываясь бросился спасать моего сына, заранее зная о последствиях! Всю мою злость и негодование как рукой сняло.
        - Это совсем другое дело. Кое-что человеческое и мне не чуждо.
        Наконец-то его лицо оживилось. Теперь он ничем не отличается от обычного мужчины, только очень красивого, и даже мой халат не портит впечатления. Морис вальяжно развалился, закинув нога на ногу. Высокие скулы четко выделяются на фоне бледной кожи. Глаза мерцают, как горячие угли. Бесцеремонно разглядываю, только сейчас замечая, что кончики клыков торчат между губ. Зрелище не для слабонервных. Очень хочется потрогать. Отвожу взгляд, уставившись в затейливый рисунок на обоях. Морис имеет на меня такое влияние, как никто и никогда. Наверное, я могу, но до странности не хочу ему сопротивляться.
        Пауза, пожалуй, слишком затянулась. Учусь думать шепотом.
        - Я ужасно голодна. Не составишь мне компанию?
        Все чаще и чаще начинаю слышать его смех. Не такой уж он сноб, как показалось мне с первого взгляда. Ну и что веселится?
        - Ты начинаешь пользоваться вампирской терминологией.
        Не поняла!
        - Обычная форма вежливости. Только и всего.
        - Ужасно голоден - любимое выражение вампира. Это как сигнал к трапезе.
        Я даже растерялась.
        - А как выражаться тогда человеку? Мы переглянулись и весело рассмеялись. Пойду посмотрю, что там в кухне. Все, конечно, готово. Когда захожу в столовую, Морис, уже одетый, стоит у окна, выходящего в сад, и смотрит, как Реймонд, открыв рот, сидит на траве и внимательно слушает, что ему читает Лора.
        - Стол уже накрыт, - хитро прищурившись, смотрю на него. - Разрешаю тебе сесть со мной. Я правильно соблюдаю вампирский этикет?
        Ну как же приятно видеть живую улыбку на его губах!
        - Если говорить об этикете, то в первую очередь следовало бы предложить мне бокал свежей крови.
        - Да ты и так из меня всю выпил!
        - Ну, не всю, предположим. Чуть больше, чем следовало, но всего-навсего триста двадцать граммов.
        У него что, мерный стаканчик внутри? Вот и подумаешь теперь, прежде чем кого-нибудь приглашать в дом.
        - А если бы ты был с приятелем или, того хуже, с целой компанией?
        Похоже, у нас сегодня вечер веселья и юмора. Хорошо, хорошо, смейся, мне нравится!
        Усаживаемся по разные стороны стола, напротив друг друга.
        - Чего тебе положить?
        Морис растерянно пожал плечами.
        - Подожди! Я, конечно, опираюсь только на то, что почерпнула из книг, и, если не ошибаюсь, ты можешь есть исключительно жидкую пищу. Тогда бульон?
        Морис снова пожал плечами, но, помедлив немного, кивнул.
        - Я вполне могу обойтись и без человеческой еды. Мне это совсем не требуется. Только если тебе будет приятно.
        - И у тебя нет обычных любимых блюд? Ну что ты опять хохочешь?
        - Как же, есть: плазма, но лучше не охлажденная.
        Серьезно и важно киваю головой:
        - Завтра же скажу Лоре, чтобы прихватила специально для тебя пару галлонов из магазина.
        Морис скорчил такую гримасу, что я поперхнулась.
        - Где? - он подался через стол ко мне. - Где такие магазины, в которых торгуют человеческой кровью?
        - У нас отличный супермаркет в конце улицы. Чего там только нет!
        Его глаза хитро заблестели.
        - Да в этом магазине даже свежего мяса не бывает, - и театрально-зловеще добавил: - А мне нужна свежая, теплая, сладкая, ароматная…
        Привстав, тяну к нему губы:
        - Это ты обо мне?
        Морис прищелкнул клыками:
        - Да.
        Отпрянув, плюхнулась обратно на стул. Ну, а если серьезно?
        - Я еще не знаю, как ко всему этому относиться, но ты останешься здесь, со мной? Я все же ужасно храбрая!
        Улыбка медленно сползла с его лица. Теперь он смотрел на меня пристально и внимательно.
        - В качестве кого: гостя, друга, любовника или мужа?
        Отложила ложку и переплела пальцы на столе.
        - С удовольствием дала бы клятву: в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас. Но…
        - Но при одном-единственном условии: если бы я был человеком…
        Опустила голову. Как же это все несправедливо.
        - А кто сделал тебя вампиром?
        - Никто. Я таким родился.
        - Не может быть! Так не бывает! Никогда не слышала о таком.
        - Бывает. И называемся мы врожденными вампирами. Так сказать - элита.
        Поэтому ты - Мастер. Грустно. В душе неотвратимая пустота. Полнейшая безысходность, от которой все тускнеет и меркнет. Жизнь если и не теряет смысла, то становится примитивной и безрадостной. И что больнее - знать, что мы не можем быть вместе, потому что живое и мертвое несовместимо, или оставаться в неведении, думая, что просто ему не нужна. Наверное, именно к такому решению приходили все те женщины, которых он держал на расстоянии. Какое мне дело до них до всех! Мне-то что делать? Отбросить все страхи и сомнения и полностью отдаться своему чувству или прислушаться к голосу разума? Тогда как же Рей? Как ему все объяснить, во всем признаться? В столовую вбежал Рей, за ним вошла Лора.
        - Мама, ты уже проснулась, а мы читали книжку!
        - Мисс О'Коннол, звонил ваш сосед, композитор Тьере Камаго. Он волновался, все ли в порядке с вашим сыном, и восхищался гостем.
        - Я поблагодарю его за беспокойство.
        - Мама, можно мы пойдем на пляж, мы же оставили там мои игрушки?
        - Конечно, милый. Лора, пожалуйста, посмотрите за ним.
        - Не беспокойтесь, все будет в порядке, - она немного растеряна. - И позвольте вам напомнить, что завтра Рея пригласили на детский праздник.
        Морис смотрел на Рея. Случайно перехватила его взгляд, и холодная судорога пробежала по позвоночнику. Приглядевшись, поняла, что мои самые страшные подозрения совсем не обоснованны. Это были простые глаза, человеческие. В них отражался не черный неуправляемый голод, не вожделение от запаха сладкой детской крови, - я где-то читала, что у детей самая вкусная кровь, - нет. В них сквозила грусть от нерастраченной нежности, которая копилась в этом получеловеке годами, тоска какой-то невозвратимой потери. И что-то еще, неуловимое, ускользающее, но человеческое, настоящее, живое. Никаких полу… Человек. Как странно, чем больше я узнаю Мориса, тем больше вопросов у меня возникает. А ответов на них по-прежнему нет. Он не сказал, что не останется. Какая разница - в качестве кого! Это все не так важно в конце концов. Но и уходить от реальности тоже нельзя. От нее все равно никуда не скрыться. Жизнь состоит из мелочей, а мелочи множатся с невероятной скоростью, превращаясь в огромный ледяной ком, крушащий все на своем пути. Нельзя допустить, чтобы он раздавил и меня. Что произошло с твоей жизнью, Глен! Только
одно: мне никогда уже не отделаться от этого призрака, от этого наваждения по имени Морис Балантен. Либо он, либо никто другой. Решать только мне. Он ясно дал мне понять о своих чувствах еще там, в Дак-Сити. И если я похороню свою любовь, а именно так и будет, то до конца своих дней останусь одинокой.
        Тем временем Рей убежал по своим неотложным делам, Лора ушла за ним, я только слышала, как хлопнула входная дверь. Мы по-прежнему сидим за столом, молчаливые, погруженные в свои безрадостные мысли. Тягостная тишина нависает над нами. Но говорить не хочется. Снова пробежал Рей, что-то пробормотав наспех. Я только безотчетно киваю, даже не вслушиваясь в его слова. Мне зябко и одиноко. Мы переходим в погруженную во мрак гостиную и продолжаем молчать, попивая кофе заботливо принесенный Лорой.
        Опять прибежал Рей. Остановился в нерешительности, переводя взгляд своих небесно-голубых глаз с Мориса на меня. Приглушенный свет отбрасывает неясные тени. Кто его зажег?
        - Мамочка, - Рей протягивает мне альбом для рисования, - посмотри, что я нарисовал.
        Размазанная по листу акварель переливалась мыслимым и немыслимым разноцветьем.
        Морис заговорил первым:
        - Какое красивое у тебя получилось море. Бушующее, воинственное. А там, вдали, у самого горизонта, маленькая лодочка под парусом борется с волнами. - Рей мгновенно переместился к Балантену, подсовывая ему листок к самому лицу. - А в лодке кто? Ты? Мама? Нет, рыбаки. Они мужественно сражаются с неизвестно откуда набросившимся на них штормом. Забыв про улов, они хотят только одного - выбраться на берег. Кто окажется сильнее: человек или стихия? Кто победит в этой неравной борьбе?
        - Это же целая сказка получается! - воскликнул Рей.
        - Их спасут. Сейчас я нарисую.
        Громкое топанье затихает в глубине дома. Я таращусь на Мориса, словно он на моих глазах покрылся цветами. Вот этого я никак не ожидала! Он налаживает контакт с моим сыном. Что все это значит?

5
        - Хороший мальчик. А знаешь, что самое парадоксальное? Мои папа и мама до самого конца не утратили человеческой сущности. Они были похожи на большинство родителей в мире и очень переживали, что у них никогда не будет внуков. Смешно, правда? Миссис Балантен однажды даже устроилась няней в одну многодетную семью, чтобы вволю навозиться с чужими малышами. Отец не препятствовал, хотя и волновался за последствия. Разумеется, все обошлось без эксцессов. Армелина Балантен была образцом для подражания. В основном благодаря ей мне удалось укротить силу, которой я был одержим с самого рождения. Она была основательницей целой науки, называемой вампирология. У нее есть ученики и последователи. Не могу похвастаться, что являюсь одним из ярых продолжателей ее дела. Сначала я был слишком легкомысленным, а потом увлекся более глобальными доктринами и догмами: символизмом, каббалистикой, мистицизмом в целом, философией и алхимией. После чего серьезно занялся герметической фармакологией, химией и терапией. Моими идолами были Теофраст Парацельс, Николай Кулпепер и Антон Месмер. О вампиризме к тому времени я знал уже
практически все, и меня в большей степени интересовало непознанное - человек. Я с головой погрузился в психологию. В 1918 году, окончив Сорбонну, я уехал в Тифлис, где за год до этого Гурджиев открыл Институт гармонического развития человека. Наравне с Маргарет Андерсон я был его доверенным учеником. Через два года приобетенный в Фонтенбло замок Приере стал Центром эзотерической практики раскрытия индивидуальных способностей человека. Кажется, так это называлось. По просьбе Гурджиева я написал некое эссе, которое он впоследствии озаглавил: «Всё и вся: Сказки Вельзевула, рассказанные внуку».
        Это была фантасмагория: я развлекался как ребенок, когда работал над этим сочинением. На неофициальном чтении отрывков присутствующий там Джон Уотсон заявил: «Это либо отличная и тонкая штука… либо полный вздор!». Если бы кто-нибудь видел, как я потешался! Однако знакомство и сотрудничество с ним дало мне возможность понять свое предназначение. Одно дело, когда тебя учат, другой - дойти до этого самому. Я вернулся в Америку, где и узнал о гибели родителей. Я был полон негодования, возненавидел весь мир и всех людей. Безумная жажда мести испепеляла меня. Я терзался от бессилия перед Законом, одним из составителей коего сам же и был, и изводился, мечась между желанием наказать негодяев или оставаться верным данной присяге: «Не причинять вреда человеку». Мастеру не подобает подчиняться низменным чувствам, но там, в огне, сгорели и те, кто не совсем заслуживал смерти, среди них Ганеша - моя приемная дочь. И я совершил то, чего не имел права делать. Вычислив всех до одного, кто принимал участие в поджогах, я расправился с ними. Наказание не заставило себя ждать. Меня должны были казнить, но Большой
совет решил по-иному. На три месяца я был замурован в гроб под крестом. Но этим наказание не исчерпывалось. Еще в течение восьми лет я обязан был служить на благо смертных. Вот тогда-то я получил медицинское образование и еще некоторое время занимался практикой, правда, в морге одной из больниц Филадельфии. Специализация у меня самая подходящая - патологоанатомия.
        Но практическая медицина меня никогда не интересовала; к тому же один случай заставил отказаться от продолжения работы на этом поприще и уехать обратно в Европу. Гленда, ты что-то совсем затихла. Мой рассказ утомил тебя? Мне не следовало вообще начинать.
        - Нет, нет, Морис, я слушаю тебя. Мне действительно интересно. Просто я не готова к такому потоку имен и терминов. Мне не хватает знаний, я так далека от психологии, философии, медицины, а уж тем более - эзотерики. Продолжай, пожалуйста, я хочу знать о тебе все. С самого начала. Почему, как случилось, что ты стал таким? Разве можно родиться вампиром?
        Один вопрос порождает другой. В голове не укладывается. Как же он умен и образован, но при этом непомерно жесток, тщеславен и одержим. Как же он может жить со всем этим и оставаться в здравом уме? А память?.. Способен ли разум вместить в себя все те знания, что накоплены человечеством за долгие тысячелетия? Но ведь еще самое главное - то, что мы называем личным опытом. А ведь у Мориса за плечами полторы сотни лет и довольно активных лет! На одну только учебу он должен был потратить лет тридцать, не меньше. Было же еще и что-то личное. Родители, друзья, женщины… Приемная дочь. Он назвал ее Ганеша. Что это - дань признательности родителям - пусть не родная, но внучка, или человеческая потребность в отцовстве? Тогда становится понятным его отношение к Реймонду. Морис любит детей? Такое тоже бывает? Или это из-за того, что пресловутый закон заставляет уважать людей? Служить на их благо. Учителя, полицейские, врачи - вампиры. Уже не смешно! Это какую же силу воли надо иметь, чтобы, ненавидя смертных, служить им. Что-то не укладывается. Это ведь такой соблазн, угнетающий, неукротимый, если учесть
постоянный обуревающий голод. Ну, хорошо, взрослый вампир, допустим, может справиться с жаждой, но был же когда-то Морис и ребенком!
        Он терпеливо дожидается, пока я разберусь со своими мыслями.
        - Прости мне мое любопытство, но, должно быть, у тебя было тяжелое детство?
        - Тяжелым оно было больше для моих родителей. Десять лет они жили надеждами и разочарованиями, теряя одного ребенка за другим, пока на свет наконец не появился я. Присутствовавший на этот раз во время родов врач в очередной раз констатировал смерть и уехал. Старая чернокожая служанка уже не соболезновала безутешным родителям, забрав младенца, чтобы подготовить к похоронам. Каково же было ее удивление, когда ребенок закряхтел у нее на руках. Мать и отец едва не сошли с ума от счастья. Казалось бы, радость пришла в дом, но что-то необъяснимое настораживало и пугало. Сначала, особенно в первый год жизни, на это практически и не обращали внимания, но время шло и странностей в моем поведении замечалось все больше и больше, пока меня наконец не научились понимать. Я наотрез отказывался от человеческой еды и до двух лет кормился лишь материнским молоком. При этом страшно кусался, доставляя матери нестерпимые мучения. Вместе с молоком я пил и материнскую кровь. Ходить я начал очень поздно и, едва научившись двигаться самостоятельно, по ночам начал выходить на охоту. Не делай такие глаза, Гленда! Это были
всего лишь цыплята. Уже тогда я мог запросто свернуть цыпленку шею. Вот за этим самым занятием и застал меня однажды садовник - негр. Клыки у меня к тому времени только начали расти. Можешь себе представить картинку? Черная южная ночь, курятник с переполошившимися курами и двухгодовалый маленький хозяин, измазанный кровью, вгрызается звериной пастью в теплое пушистое тельце своей жертвы. Какая началась паника, словами описать невозможно! Меня ругали, уговаривали, грозили наказанием. Но я твердо стоял на своем: хочу есть!
        Негры - народ суеверный и болтливый. Обо мне рассказывали даже то, чего и не было. А когда я сорвал с шеи крестик со словом: «Жжется!», старая мамина служанка рухнула без чувств. Всюду, где только можно, я демонстрировал клыки, которыми, надо признаться, очень гордился. Меня осеняли крестным знамением, а я хохотал, веселясь от души. Из меня даже пытались изгонять дьявола, доведя до истерики в полном смысле этого слова. Надо мной читали молитвы и орошали святой водой, которая оставляла болезненные ожоги на коже. Бесконечно мазали какими-то мазями и поили всевозможными настойками из трав. И однажды чуть не убили, пытаясь напоить освященной водой. Наверное, меня бы разорвали на части и сожгли, если бы не вмешалась мама. Она прекратила все издевательства, удалила почти всех домашних рабов, заменив на тех, кто мог хоть как-то ужиться с мальчиком-вампиром, и, посовещавшись с отцом, решила, что любит меня больше, чем боится. Я засыпал на рассвете, а просыпаясь с наступлением сумерек, ежедневно давал родителям слово, что не стану никого пугать, убивать и калечить. Но на глазах у всех я растворялся во тьме
и яростно припадал к шеям телят и жеребят, вожделенно впиваясь зубами в яремную вену. Пил и пил, совсем не насыщаясь и лишь слегка утоляя жажду. Мне нужна была человеческая кровь. Я понимал это неосознанно, инстинктивно, по запаху. Я выл ночами от неутоленного, раздирающего голода. Бывало, что меня даже пытались связывать, но самые крепкие путы разлетались в прах. Голод превращал меня в злого, сильного, необузданного зверька. Тогда меня заковывали в цепи, и я рычал, метался и неистовствовал. Первым решился отец. Он распорол себе руку, нацедил целый стакан крови, смотрел, как я пью, захлебываясь, и плакал. До сих пор удивляюсь, почему он не убил меня. Будучи твердым, непреклонным и очень набожным человеком, он без колебания мог так поступить, но терпеливо продолжал сносить мою дикость. Нечеловечность. Они кормили меня по очереди, день отец, день мама, опасаясь, что кто-нибудь прознает про это. Первой заподозрила неладное Хлоя. Она заметила, что я стал спокойнее и уравновешеннее что ли, не требую, не психую, не мучаю животных. Единственная оставшаяся невредимой кошка не шипит на меня и не прячется, а я
не гоняюсь за ней по всему дому.
        Сидя за дровяным сараем в глубине усадьбы, я слышал, как тихо причитает старая негритянка, слушая сбивчивые, полные слез и отчаяния мамины объяснения. Слышал приглушенные стоны и вздохи отца и проклинал себя за то, что вообще родился на этот свет. Уж не знаю, как Хлое удалось уговорить рабов, но меня стали кормить и другие. На период месячных то одну, то другую женщину удаляли из поместья от греха подальше, и все как будто стало налаживаться. Я рос, становился сильнее и физически, и энергетически. В десять лет я мог не только сдвинуть с места полную дров телегу, но и перетащить ее через двор. Способен был ввести человека в транс и манипулировать им в таком состоянии. Мама запрещала мне это делать, но искушение было сильнее всех ее табу. Когда однажды я, не справившись с очередной вспышкой голода, загипнотизировал молодого негра-конюха и в первый раз в жизни не просто приглушил жажду, а напился вволю, отец выпорол меня на виду у всех. Мне, может быть, и было обидно, но уж совсем, разумеется, не больно и, тем более, не стыдно. Урок пошел на пользу. На какое-то время. Но в нашей усадьбе появился еще
один вампир, первый на моем счету. Захария воскрес следующей же ночью. Его терпели еще какое-то время, но вскоре отец убил его. Не буду рассказывать как, но убил. Меня стали бояться еще больше. Перед заходом солнца негры запирались, предварительно рисуя на земле кресты вокруг своих хижин. О, если бы они знали, как бесполезны были все их старания! Однажды я почувствовал уже вкус настоящего насыщения, и удержать меня не могла никакая сила. Зная свою способность к быстрому перемещению, я повадился наведываться к соседям. Сначала старался не доходить до крайности, но безумство было сильнее, и я, не желая того, начал убивать. То там, то здесь возрождались мертвые, и родители вынуждены были продать поместье, чтобы спасти меня от неминуемой расправы. Мы переехали в Ноксвилл, в большой дом на окраине города.
        - Тайм-аут, Морис! Дай мне немного времени, я должна все это переварить.
        Он умолк и, неподвижно замерев, закрыл глаза.
        Я напряженно пыталась собрать мысли воедино, так как во время рассказа чувствовала то холодный озноб, то горячую голову. Через какой ад прошли твои домашние! Занавес… Как наяву живые картины более чем столетней давности. Рабовладельческий Юг, безграмотные, суеверные негры и странный хозяйский сын. Чудовище. Маленький монстр, не ведающий, что творит. Да еще гордый от сознания своей силы и возможностей. Ты не выжил бы в то время, если бы не родители. Отец, который железной рукой пресекал все пересуды, и мама, которая пыталась облегчить твою судьбу, сама толком не понимая, за что Бог наказал единственного выжившего ребенка. Рос, взрослел, а разгадки твоему поведению и состоянию не было. Занавес… Конец первого акта. Какие они были, твои родители? Любящие, самоотверженные и прогрессивные, если старались разобраться и наладить твою жизнь, поскольку ничего нельзя исправить. Что было дальше, как ты сумел стать таким, каким стал?
        Я принесла из кухни две чашки крепко заваренного кофе. Морис продолжал сидеть в кресле, не меняя позы, как будто собираясь с силами, чтобы продолжить рассказ. А мне нужны силы, чтобы его выслушать. Прикоснулась к руке. Он открыл глаза.
        - Прошу тебя, продолжай.
        Протягиваю чашечку с ароматным напитком. Как он бережно берет хрупкий фарфор! Не устаю любоваться движениями его изящных рук. С удовольствием вдыхает запах кофе и лишь прикасается губами к чашке. Я залезаю с ногами на диван напротив Мориса, чтобы не пропустить ни единого слова, жеста, выражения лица. Морис снова начинает рассказывать:
        - Мне исполнилось двенадцать. Родители в надежде, что, возможно, учеба меня отвлечет, наняли множество преподавателей, в очередной раз взяв с меня клятву, что я ничем не стану себя выдавать. Мне искренне не хотелось их расстраивать, и я старательно изображал из себя немощного, болезненного ребенка. Это было не трудно. Вероятнее всего, они принимали меня не просто за больного, а смертельно больного: прозрачно-белая кожа, измученно-красные глаза, мертвенно-холодные руки, тонкие, неподвижные. Слушая их, я чаще всего помалкивал, плотно сжав губы, ведь прятать клыки я еще не умел. Учителя сетовали на мою рассеянность, удивляясь, почему уроки проходят только вечерами, выказывали родителям недовольство за то, что те так безжалостны к своему немощному чаду, получали дополнительное вознаграждение и, демонстративно недовольные, продолжали скармливать мне одну науку за другой. Когда мы жили в усадьбе, родители сами занимались со мной. Писать, читать и считать я, разумеется, умел. Меня учили музыке, танцам и хорошим манерам. Сыну аристократа-южанина это было необходимо. В общем-то, если отбросить самые
главные недостатки, я ничем не отличался от других мальчиков-подростков. Ну, разве что был нелюдим, молчалив и излишне грубоват. Кроме всего прочего, родители не оставляли надежды вылечить меня. Мама неустанно собирала литературу, читала все газеты и журналы, выписывая странные случаи, и, если находила, отец немедленно отправлялся на место происшествия. Он исколесил полстраны, переговорил со множеством врачей и ученых, но мои симптомы неумолимо сходились к одному диагнозу - вампирия. Уже гораздо позднее появилось такое понятие, как порфирия.
        Мама обращалась к колдунам и магам, но ответ всегда был один и тот же: «Мы бессильны». Тайное быстро становится явным. Приходилось постоянно переезжать с места на место. Непонимание порождало агрессию: я снова и снова становился раздражительным и неуправляемым. Родители бились со мной, теряя терпение. Мы существовали практически на колесах, потому что жизнью это назвать было нельзя. Весь рабовладельческий Юг уже поговаривал о странной семейке. Мы уехали на север, но и там не смогли укрепиться. Я обманывал и лгал, сбегал из дома и творил бесчинства. Искренне раскаивался, но бороться с собой был не в состоянии. Голод настойчиво требовал своего. Я старался не поддаваться, но яростное желание порой завладевало мной безраздельно, и мальчик-вампир становился неуправляемым.
        Тогда решено было перебраться в Европу. Шел тысяча восемьсот тридцать четвертый год. Путешествие на пароходе через океан чуть не сделало меня неврастеником. Высаживаясь на берег во Франции, родители были издерганы и измотаны до крайности. Тогда я не осознавал еще до конца, и лишь теперь отчетливо понимаю состояние отца, через что ему пришлось переступить, когда он пошел на то, что привел в гостиничный номер проститутку, совсем еще молоденькую девушку, и оставил со мной наедине. Ее безжизненное тело он уволок, тщательно завернув в толстое шерстяное одеяло, и что сделал с ним дальше, я так никогда и не узнал, но в глазах мистера Балантена было уже даже не отчаяние - обреченность. Сейчас мне остается только удивляться, как он не покончил собой. Догадывалась ли об этом мама? Уверен, что да! Но их отношение ко мне не изменилось. От меня они настойчиво требовали продолжения учебы. Их заявление, что я буду учиться в школе, повергло меня в шок, но спорить было бесполезно. Мы поселились в Париже - там можно было затеряться. Я должен был привыкать жить с людьми, растворяясь среди них, включаясь в этот
трагический маскарад, которому предстоит продолжаться вечно. Это слово уже не боялись произносить в нашей семье. Мое бессмертие сомнений не вызывало. С середины семнадцатого века Европа, можно сказать, просто повально увлеклась всяческого рода мистификациями. Многочисленные устные суеверия записывались и издавались. Рассказы о вампирах появлялись не только в сборниках народных преданий, но и в газетных новостях и официальных донесениях. Собираясь все вместе в часы моих бодрствований, мы зачитывались до одурения в поисках разгадки моей метаморфозы. Но тщетно. В основном все это были досужие домыслы, порожденные необразованностью, обросшие неправдоподобными деталями и всякой чертовщиной. Ученые же того времени в целом факт вампиризма не отрицали, но и не давали толковых объяснений. Все эти чтения забавляли только меня. Мифологические персонажи, представленные в фольклоре всех времен и народов, приводили меня в восторг. Я зачитывался литературными произведениями, героями которых были вампиры, этакие сказки-страшилки. «Коринфская невеста» Гете, «Кристобель» Колриджа, «Талаба» Роберта Саути, «Вампир» Шарля
Нодье. Мое детское воображение рисовало меня сверхчеловеком, способным управлять разумом людей. Я даже пытался проводить сеансы перевоплощения, мечтая превращаться во всяческую живность: летучих мышей, котов, волков. Мои невинные дурачества забавляли и смешили моих родителей, которые понимали, что действительность куда проще, но и страшнее. Кому, как не им, было знать, какую власть я могу иметь над человеком.
        В школе я не был особенно прилежным учеником, а сверстники считали меня странным и скучным и неохотно приглашали в свои шумные игры. Да я не особенно и стремился. Запах пота и молодой горячей крови щекотал ноздри, заглушая осторожность и бдительность. С трудом выдерживая долгие часы школьных занятий, я мчался домой и, едва дождавшись ночи, совершал свои кровавые вылазки. На моей совести бездомные бродяги и запоздавшие прохожие, бедняки, богатеи, торговцы и аристократы. Не всех я выпивал до конца, были и обращенные.
        Первый сексуальный опыт я приобрел рано. К пятнадцати годам сексуальное вожделение стало настолько же сильным, как и все возрастающий голод. Чем больше хотелось есть, тем яростнее становились плотские желания. К тому времени у меня появился приятель. Замкнутый и чудаковатый мальчик, маленький, щуплый, тихий, но с очень большими внутренними амбициями.
        Вот с ним мы и отправились на набережную снимать шлюх. От своей он вышел довольный, а я абсолютно не удовлетворенный, но зато сытый. Мои обагренные кровью клыки заставили его обратиться в бегство. Позднее я уладил недоразумение, сведя все к шутке. Прочитанное в утренних газетах сообщение о странной смерти зверски изнасилованной проститутки повергло моих родителей в панику. Меня вновь стали запирать в доме по ночам, но я все равно ухитрялся выбираться, превратившись в парижского Джека Потрошителя. Я понимал, что выпитые мною не могут оставаться полноценными людьми, а кровавые соперники мне были ни к чему. Я умерщвлял их, выдирая сердца и отрывая головы, не чувствуя никаких угрызений совести.
        Капельки холодного пота выступили у меня на лбу. Мне кажется, я перестала дышать.
        В это время в гостиную вошел Рей. Я перевела на него взгляд, с трудом выбираясь из кошмара. Он одет в голубую пижамку. Как, уже так поздно? Темно-русые кудряшки аккуратно расчесаны после ванной. За ухо волочит ярко-синего длинноухого зайца. Я вскакиваю с дивана, раскидываю руки, хватаю и обнимаю так сильно, будто пытаюсь убежать от чего-то страшного, что сама только что пережила.
        - Мама, больно!
        - Прости, мой дорогой, сегодня Лора расскажет тебе сказку на ночь. Хорошо?
        Рей важно кивает, освобождается из моих рук и подходит к Морису. С трудом подавляю желание увести его подальше и спрятать в безопасном месте.
        - Я тебе завтра покажу, кто спас рыбаков в море, ладно? А то мне уже пора спать. Ты ведь не уйдешь?
        У него такая же манера, как у меня, задавать сразу много вопросов. Морис тоже это заметил. Тихо смеется и говорит:
        - Я не уйду, пока ты мне не покажешь, как дельфин привел лодку к берегу.
        Рей от удивления даже выпустил своего зайца:
        - А ты откуда знаешь?
        - Я видел, как это было, - голос Мориса серьезный и очень мягкий. - Спокойной ночи, Реймонд.
        Сын доверчиво обнимает за шею наклонившегося к нему Мориса и снова целует.
        - Спокойной ночи, мистер Балантен. Когда я стану большим, я тоже не буду ночью спать.
        Подобрав свою игрушку, идет к Лоре, ожидающей в дверях.
        Как душно! На воздух! Долой из головы кровавые картины!
        - Пойдем прогуляемся по берегу, Морис.
        Балантен легко встал с кресла.
        - Накинь на себя что-нибудь, Гленда. Возле воды ночью очень свежо.
        Я беру белую вязаную кофту, пушистую и уютную, и мы выходим на пляж. Волны с шелестом накатываются на песок и что-то шепчут, отступая. Большая круглая луна повисла над океаном, показывая переливающейся лентой, отраженной на поверхности воды, дорогу к себе.
        Мы медленно идем вдоль берега. Я, кажется, перевела дух.
        - Рассказывай, что было потом.
        - Не надо бояться, Гленда, - это происходило сто сорок четыре года назад. Я никогда, никому… никому из смертных этого не рассказывал. Всей правды не знали даже мои родители. Только Магистр, которого я повстречал зимой тысяча восемьсот тридцать девятого года. Это произошло в Риме. Я сейчас продолжу свой рассказ. Не думай, что мне так легко переживать заново все события той давней поры. Я пересказываю тебе только то, что можно говорить, а все остальное… Все остальные подробности пусть останутся только на моей совести. Итак, ты готова? Тогда продолжим.
        Рождество тысяча восемьсот тридцать седьмого года мы встречали в Брюсселе. Мрачный дом, давно не обитаемый, в глуши, на заброшенной старой дороге, стал нашим новым прибежищем. Отец почти не разговаривал со мной. Мама делала вид, что ничего не произошло, но я физически чувствовал ее опустошенность. Она часто долго и пристально смотрела на меня, а потом, думая, что я ничего не слышу, тихо шептала отцу: «Он взрослеет… Не пойму, может быть, болезнь преображает его, но еще года через два наш сын превратится в юношу нечеловеческой красоты. Демоническая внешность и не менее дьявольские способности сделают его смертоносным оружием против женщин. Ему нет еще семнадцати, и пока мы еще можем хоть как-то влиять на него. Но я с ужасом жду, что будет дальше. Я по-настоящему боюсь за него, за тебя, за нас всех. Не исключено, что очередной приступ болезни заставит мальчика наброситься на нас. Меня не беспокоит, что я превращусь в чудовище. Смогу ли после этого помогать ему?».
        Слова, произнесенные той зимней ночью в чужом холодном доме, отрезвили мое затуманенное сознание. Я как будто прозрел. Проснувшаяся совесть титановыми тисками сдавила разум. Проще всего было бы наложить на себя руки, таким образом одним махом избавив всех от мучений, но я понимал, что не смогу этого сделать с собой. Выход был только один - бежать. Пусть не самый лучший, но выход. Решение принято, отступать не имело смысла. Не оставив даже записки, я исчез, самоуверенно думая, что навсегда. Морил себя голодом, лишь изредка позволяя себе отлавливать бездомных собак, если обитал в городе, зайцев и птиц, когда скитался по лесам.
        Возможно, так продолжалось бы очень долго, если бы однажды мне не посчастливилось прибиться к бродячей труппе комедиантов. С ними я исколесил большую часть Германии, Польшу, Венгрию, Моравию, Силезию, заодно собирая всевозможные предания о виндергенгерах, возвращенцах, упырях, вурдалаках. Зиму сменила весна, весну - лето. Я изнывал под палящими лучами солнца, причинявшими мне нестерпимые страдания. Измучившись сам и измучив своих спутников-актеров, я едва не открыл им свою страшную тайну. Что остановило меня в самый последний момент, объяснить невозможно, но я лишь признался, что болен лейкемией и солнечный свет меня губит. Их бескорыстная забота превзошла все мои ожидания, они тщательно укрывали меня днем, лечили многочисленные ожоги, покрывавшие лицо, шею, руки, и ни разу я не слышал ни слова упрека в свой адрес. Моя ненависть к зеркалам стала им понятна. Ром, Лаура, Франц и другие стали для меня настоящими ангелами-хранителями. С наступлением осени мне полегчало, и я вновь начал принимать участие в представлениях. Бесконечные переезды позволяли мне кормиться без опасения быть застигнутым на
месте преступления. Сколько их было, жертв? Сто, тысяча - я не считал, постепенно научившись брать понемногу, лишь столько, чтобы приглушить голод. Не стану лгать, бывало всякое, но я боролся как мог. Так незаметно навалилась морозная снежная зима. Мы корчились от холода в своей продуваемой всеми ветрами кибитке и всерьез подумывали о том, чтобы найти для себя теплое пристанище.
        Лицен - небольшой городок на самой границе Штирии - неожиданно стал конечным пунктом моих многомесячных скитаний. Баронесса ван дер Реннер была настоящей красавицей, утонченной аристократкой и вдовствовала уже более двух лет. Она пригласила нас в свой замок для последнего представления, и мы с ней стали близки почти сразу. Все в ней было прекрасно, недоставало только ума и дальновидности. Клаудия предложила мне остаться, и, как только холода отступили, я навсегда распрощался со своими друзьями-комедиантами. Влюбившись в меня как кошка, тридцатилетняя баронесса изводила меня ревностью, но я не мог объяснить ей, по какой причине отлучаюсь почти каждую ночь. Наверное, я тоже по-своему был влюблен в нее, а потому очень долго не причинял ей никакого вреда. В конце концов мое терпение иссякло, и я начал ее пить, постепенно, растягивая удовольствие, но заранее зная, что вскоре уеду.
        Я истосковался по родителям и хотел убедиться, что с ними все в порядке. Искал я их не очень долго, потому как и они искали меня тоже. Мы встретились в Риме в январе 1839 года.
        Если бы я знал, что такое слезы, я плакал бы и тогда, и сейчас. Счастливые глаза матери, усталая улыбка отца… В тот момент я понял, что никогда больше не причиню им волнений и горя. Они всегда были откровенны и честны, а я поступил с ними как последний негодяй. Но, как бы я ни думал, что бы ни решал, все равно сущность моя от этого не менялась. Я был вампиром, ненасытным, жестоким ночным хищником, порождением нового зла, столь же неуправляемого и неукротимого.
        Но как на всякую силу всегда найдется другая, так и в моей жизни произошла встреча, круто изменившая мою судьбу. Мы решили еще на какое-то время задержаться в городе. Просто бродили по улицам и площадям, любовались многочисленными фонтанами, памятниками, неповторимой архитектурой Вечного города. Вернее, любовались Армелина и Габриэль Балантены, а их сын, Морис, ждал подходящего момента и думал только об одном, что согреет его призрачное существование, в котором нет места для таких бесполезных понятий, как живопись, музыка, поэзия, а есть только бесконечная борьба с голодом, холодным, уничтожающим, медленно раздирающим изнутри, подобно самой изощренной пытке. Я деградировал, еще не начав развиваться, сам того не понимая. Выискивая, вынюхивая пищу, забывая обо всем, я все больше и все быстрее превращался в звероподобное существо. В ликантропа, взъерошенного, настороженного, выжидающего.
        Неожиданно чудовищной силы удар едва не сбил меня с ног. Меня охватил необъяснимый, неистовый страх. Чужой, оглушающий голос зазвучал в моей голове. Он приказал мне следовать за собой, и я не в состоянии был сопротивляться. Утонув в ночи, я влился в ледяной поток, уносивший меня в неизвестность. Я бессознательно двигался за тенью, которая была чернее мглы, мне было страшно и нестерпимо больно. Меня проволакивало по темным лабиринтам переулков и улочек, протаскивало сквозь узкие тоннели закоулков, швыряло о каменные стены домов. Лестничный пролет вверх, вниз, опять вверх. Ураган безумия втянул в духоту замкнутого пространства и скрутил в беспомощном оцепенении.
        Неожиданный взрыв света ослепил. Передо мной стоял ОН. Невысокий, худощавый, совершенно лысый, стоял, впиваясь в самое нутро смертоносным взглядом своих огненно-желтых глаз. Я сжался, мне было невыносимо страшно, я дрожал под уничтожающим могуществом убийственной энергии, способной не только повелевать, но и крушить все на своем пути. «Я - Магистр», - пронеслось у меня в голове.
        Он не говорил, его голос был во мне. Только хрии вырвался из моих легких: «Меня нельзя есть. Я - вампир». «Знаю!»
        Он немного ослабил свой напор, и я смог наконец вздохнуть, но по-прежнему пребывал в оцепенении.

«Ты - вампир в ранге Мастера. Врожденный. Но какой же пока слабый, жалкий и трусливый! Голоконд. Таких, как ты, мало, и ваше предназначение не властвовать и повелевать, а сеять разумное, доброе, ВЕЧНОЕ. Ты неразумен и слаб, порабощен своей же собственной силой. Ты - жалкий прислужник дарованных тебе природой способностей. Дракон, уничтожающий самого себя».
        Он снял с меня свои невидимые путы, и я рухнул на колени. Было такое ощущение, что из меня высосали все, я был опустошен, раздавлен и унизительно беспомощен. Я, который еще недавно чувствовал себя чуть ли не властелином мира.
        Магистр сел в кресло, которое придвинулось к нему само собой, а я так и остался стоять на коленях.
        Мои родители появились неожиданно, растерянные и обескураженные.
        Как сквозь пелену, я слышал голос Магистра, объясняющего им загадку моей сущности. Это продолжалось бесконечно долго, и мне показалось, что прошли годы, пока наконец мне не позволили встать. Мама и папа смотрели на меня, и в глазах у них на этот раз были надежда, вера и безграничная любовь.
        Они ушли, и я не виделся с ними долгих десять лет. Мы писали друг другу письма, и этим наше общение ограничивалось.
        Я учился познавать самого себя, управлять своими эмоциями и желаниями. Узнавал мир, изучал суть нежизни. Разум мой очищался, я научился видеть краски, многообразие мироздания, объездил множество стран, и Магистр почти всюду сопровождал меня. Когда он удалялся по своим делам, его замещал Бенедикт Пайк, трехсотлетний Мастер с чистыми юношескими глазами и мягким, вкрадчивым голосом. Пайк не давил, не повелевал мной, он учил настойчиво и терпеливо, поощрял, когда я того заслуживал, а наказывать меня практически было не за что. Я старался. Сначала потому что опасался, что меня уничтожат, а потом постиг, что вечность - не просто подарок судьбы, а возможность получить то, что никакому смертному еще не удавалось и никогда не удастся.
        Все это, конечно, были только азы, фундамент, который, не сознавая того, начали закладывать еще мои родители. В чисто человеческом понятии это можно сравнить, наверное, с колледжем. Но, как бы там ни было, свой двадцать восьмой год существования я встретил в Англии. Я дал торжественный обет в присутствии шестнадцати Мастеров и, разумеется, Магистра. Сдал, если это так можно назвать, экзамены, что-то вроде последних испытаний, и в час моего появления на свет прошел наконец обряд посвящения. Этот знак на шее - символ, отметина того памятного дня.
        Я споткнулась и запрыгала на одной ноге, пытаясь вытряхнуть из туфельки песок. Морис аккуратно поддержал меня под локоть. Обретя равновесие, я уставилась на своего спутника. Так значит, у вас существует определенная иерархия! Над тобой есть кто-то, кто способен контролировать твои силу, гордость и властность. Если верить в существование высшей справедливости - Бога, то, выходит, существует и сатана, которому имя - Магистр. Ты, Морис, стал семнадцатым по счету Мастером вампиров, и благословенно появление в твоей жизни твоего бога. Иначе, несмотря на клятвы, данные родителям, несмотря на выдержку, твой путь продолжал бы устилаться трупами людей. Кто знает, каким бы ты был сейчас? А может быть, какой-нибудь фанатик оборвал бы твое существование. В данную минуту ты кажешься старше из-за этих воспоминаний, из-за груза прожитых лет, огромного опыта. Или потому, что несешь на себе тяжесть грехов прошлых преступлений. А иногда кажешься совсем мальчишкой, особенно, когда смеешься. Жаль, что это бывает так редко. В тебе действительно много человеческого. Самое главное, промелькнуло слово «совесть». Что ж,
по крайней мере, сохраняется определенное равновесие в природе, если уж она допустила само существование вампиров.
        - Прости, я тебя перебила.
        - Ты еще не устала, Гленда? Не хочешь вернуться обратно в дом? Нет? Иногда мне кажется, что все это произошло совсем недавно. Я редко вспоминаю события тех времен - может быть и рад бы отделаться от многих из них, да не получается. Только с той поры, как был пройден тяжелый и болезненный обряд посвящения, я просто не имел права оставаться прежним. Впрочем, такое уже стало невозможно, я изменился настолько, что даже отец с матерью развели руками. Они ждали меня в Америке. Оставшись почти без средств, они поселились в небольшом городке в Западной Вирджинии. Мама работала учительницей в школе, а отец приторговывал понемногу. Мое неожиданное появление вызвало ажиотаж среди немногочисленного населения. У меня довольно быстро закрутился роман с одной молоденькой особой. Она была такой горячей, возбужденной, у меня слюнки текли. Любопытство одолевало меня, а девушка рассчитывала на вполне серьезные отношения и даже собиралась бежать со мной, когда узнала, что я не намерен задерживаться в Уэбстер-Спрингсе надолго. Первое свое самостоятельное испытание я прошел с честью и испил ее настолько, насколько это
допускалось Законом, применив все необходимые меры предосторожности.
        Что ж, это оказалось совсем не сложно. Никто ничего не понял, не заметил и не заподозрил. Ко мне отнеслись как к легкомысленному сердцееду, и этот имидж закрепился за мной на многие десятилетия.
        Однако на меня были возложены определенные обязанности, и я направился в Янгфилл, город - пристанище вампиров, расположенный между двумя притоками Осейджа, в Миссури. Теперь этого города не существует, во время очередной истерии его стерли с лица земли.
        Самое главное, что родители ни минуты не колебались, легко снялись с места и поехали со мной. Я самонадеянно был уверен, что смогу защитить их, а потому привез в страшную глушь, которая являлась не чем иным, как местом ссылки новообращенных или психически неустойчивых вампиров. Это место было похлеще самого ада. Обнесенный глухим забором, расписанным крестами и запрещающими символами, городок просто кишел разного рода ублюдками. Среди своих таких называют анархистами. И всем этим неуправляемым сборищем правила одна миниатюрная, хрупкая Виктория Мендес. Ох и несладко же ей приходилось! Шестьсот лет среди людей в облике шестнадцатилетней девочки. Сто тридцать семь раз бедняжку пытались выдать замуж многочисленные опекуны и приемные родители. Она сменила бесконечное множество мест обитания и такое же количество имен и теперь прозябала в Янгфилле, отбывая наказание в качестве перевоспитателя.
        Быстро оценив обстановку, я понял, на что обрек своих родителей. Но они, к моему изумлению, восприняли это совершенно по-иному: «Им нужна помощь, и только человек способен эту помощь оказать». Если можно ввести вампира в шоковое состояние, то именно в таковом я и пребывал. И Тори вместе со мной. Да, да, та самая Тори, которую ты видела в Дак-Сити.
        Появление Мастера в моем лице большинство жителей городка привело в чувство, но многие по-прежнему не желали принимать Закон. Бывало все: и побеги, несшие за собой кровопролитие, изнасилования, убийства, и жесточайшие наказания, описывать которые я тебе не стану, и смертные казни. Но самое главное - добровольное обращение моих родителей. Не желая оставлять меня в такой сложный период, мои мама и отец вполне обоснованно решили, что в качестве живых людей только усложняют мою, как бы это сказать, деятельность. И однажды вечером, дождавшись моего пробуждения, они поставили меня перед фактом, что хотят стать вампирами. Мне необходимо было принять не самое легкое решение, а посоветоваться, кроме как с Викторией, было не с кем. Она как-никак опыт приобрела громаднейший! Объяснять и растолковывать что-либо пожилым, умудренным тяжелой жизнью людям было бессмысленно. Они вырастили сына-вампира, прошли вместе с ним весь сложный, тернистый путь и, конечно, знали, что их ожидает. Поначалу я хотел, чтобы это сделал кто-либо другой, но оба в один голос заявили: «Только ты!». Маме исполнилось пятьдесят девять,
отцу - шестьдесят три. Они, наверное, были единственными вампирами, продолжавшими верить в Бога, так же, как и я, не боялись распятий и не прятались в панике в ожидании рассвета. Большой совет, членом которого я состоял с известной поры, с огромным уважением относился к мистеру и миссис Балантен: к их мнению прислушивались и только им разрешалось путешествовать по всему миру без предварительного доклада. Мама была обворожительна со своими маленькими, очаровательными клычками и потешалась над отцом, приговаривая: «Ты всегда любил зубоскалить, и теперь ты делаешь это в прямом смысле слова. Когда же ты научишься как следует прятать своих великанов?». Мы часто расставались, затем встречались снова. И я всякий раз поражался, как же великолепно им удается притворяться людьми, даже лучше, чем когда они были живыми.
        Я оканчивал философский факультет Нью-Йоркского университета, когда началась Гражданская война. Вампиры со всего света слетелись в Америку - и те, кто уже был зарегистрирован, и никому неизвестные. В экстренном порядке собрали Расширенный совет. Что-то вроде Международной конференции вампиров. Среди присутствующих были и смертные - избранные, неприкасаемые, друзья. Началась война внутри войны. В этот период были уничтожены многие города-укрытия, в том числе и Янгфилл. Сколько поборников Закона погибло, узнать удалось лишь в июне тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Недосчитались мы и моего учителя и наставника Бенедикта Пайка. Он погиб страшно, в огне, спасая смертных от самих же смертных. Все четыре года, пока продолжалась Гражданская война, мы были вместе: я, Виктория и Орен Тикси. С тех пор они неразлучны. Нельзя сказать, что нас связывает тесная дружба, но встречаться с ними мне всегда приятно. Как видишь, среди вампиров тоже бывают теплые отношения!
        У меня ни с кем в общем-то не было крепкой дружбы ни среди мертвых, ни среди живых. Да я особенно и не заботился об этом.
        Война человека закончилась в апреле. А наша еще продолжалась. Необходимо было разыскать и изолировать тех, кто не способен был жить среди людей, и таких было немало. Кровопролитие разохотило даже тех, кто не вызывал раньше опасения. Им необходима была реабилитация, многим было самим не справиться.
        Для вампира время летит очень быстро, а я был еще очень молодым, на месте мне не сиделось, хотелось всего и сразу. Во мне еще проснулась тяга к учению, да и пришел момент менять место пребывания. Так я вновь попал в Европу. Сначала Оксфорд, затем Берлин. Осенью тысяча восемьсот семьдесят шестого я оказался в Салониках, где сел на пароход, отплывающий в Милан. Путешествовать морем, как выяснилось, гораздо удобнее и безопаснее. Скажешь стюарду, чтобы тебя не беспокоили, и ни одна живая душа не станет тебя допекать. Я сразу же объявил, что обедать не буду, а ужин приказал подавать в каюту. Ночью все это незаметно можно выбрасывать за борт. С наступлением сумерек я, как всегда, прогуливался, оценивая обстановку, затем садился за карточный стол, коротая время за игрой, а заодно присматривая возможного кормильца. Морить себя голодом без нужды в мои намерения не входило.
        В тот день мы засиделись глубоко за полночь, я еще прошелся по пароходу в ожидании, пока жертва уснет. Остановившись под навесом, я увидел ее. Девушка стояла прямо в потоке лунного света полуодетая, подставив лицо порывам ветра, разметавшего ее длинные белокурые волосы, точно крылья за спиной. Зрелище было потрясающее, глаз невозможно оторвать. Я видел много женщин, но эта явилась воплощением всех моих юношеских фантазий, было в ней что-то неземное, эфирное. Чистый ангел! Такого еще никогда не было за все пятьдесят шесть лет моего существования, ни одно создание женского пола не могло заставить дрогнуть холодное сердце вампира. Я забыл обо всем, ее образ поглотил все мои мысли. Мне не стоило труда сделать так, чтобы она стала моей в эту же секунду. Но это было нечто другое, совершенно не похожее на обычную похоть. Тогда что? Неужели я влюблен? Вот так, просто, как обычный человек!
        Следующим же вечером я выяснил про нее все, что было известно. Польская панночка Стефания Полонска в сопровождении отца и трех тетушек направляется в Милан на собственную свадьбу с престарелым итальянским князем. Меньше чем за сутки я познал и силу любви, и пламя ревности.
        За четыре дня путешествия мы не сказали друг другу ни слова, только глаза в глаза, но этого было достаточно, чтобы понять, насколько глубоко вспыхнувшее между нами чувство. Странно было только одно - почему я не сделал ничего, чтобы она уехала со мной. Но…
        Пароход причалил к берегу, последний раз мы взглянули друг на друга и разъехались в разные стороны.
        Через три месяца я вернулся в Милан, и мы стали любовниками. Больше года длилась наша связь, я купался в любви, упиваясь и наслаждаясь ею - моей Стефанией.
        Все началось с того, что она захотела родить от меня ребенка. Как я мог объяснять ей, что от мертвых не бывает детей? Сказать правду о себе? Но тогда бы я потерял ее сразу и навсегда, она просто не пережила бы моего откровения и без того напуганная с детства дурацкими россказнями о вурдалаках, которые пьют по ночам кровь молодых женщин. Я любил ее и не желал причинять ни малейшего вреда, ничего такого, что могло бы просто расстроить ее. Однако признаться в том, что я бесплоден, мне все же пришлось.
        Я долго уходил от этого разговора, но княгиня Стефания была очень настойчива. Она словно с цепи сорвалась. Начала требовать от меня клятвы, что я не лгу, что все мои слова - не пустые отговорки, и я не воспользовался ее чувствами, чтобы, наигравшись, бросить в один прекрасный момент. По ее мнению, искренне любящий мужчина сделает все для своей возлюбленной. Когда-нибудь старый князь отправится в мир иной, тогда мы сможем пожениться и вместе растить нашего ребенка.
        Что же ты наделала, Стефанка? Маленькая моя, глупая панночка!
        Было уже почти утро, нам пора было расходиться. Я начал одеваться, когда она позвала меня. Повернувшись, едва не наткнулся лицом на распятие. «Поклянись…» - только и успела она произнести. От неожиданности я зашипел и обнажил клыки. Крест был не просто освящен, а освящен очень сильным церковником, весьма возможно - самим Папой.
        Надежда моя на то, что Стефания от испуга потеряет сознание, оказалась напрасной. Она хоть и вскрикнула, но схватила распятие двумя руками и принялась читать молитву, отгоняющую злые силы.
        Сначала я молча смотрел на нее, а потом попросил: «Не надо, молитва не поможет. Я сам уйду». Мне бы надо было ее загипнотизировать, а я не смог. Тогда она попыталась меня ударить. Конечно, распятие не причинило бы особого вреда, ожог и больше ничего, но я перехватил ее руку, не сильно, клянусь, мне не хотелось делать ей больно, но запястье хрустнуло в моих пальцах. Крест с грохотом свалился на пол. Стефания ойкнула и застонала. Упав перед ней на колени, я принялся умолять о прощении и не увидел, как она подняла распятие.
        Я не ждал удара в спину. Расплавленным свинцом рукоятка вошла мне в бок. Вскинув руки, я задел когтями ее лицо. Брызнула кровь… Такая теплая… такая ароматная… Стефанка рухнула на пол.
        Обжигая ладонь, я выдернул крест и, зажав опаленную рану, собрал одежду и выбрался из окна на улицу. До восхода оставалось не более получаса.
        Пользуясь темнотой, я наспех оделся, укрывшись в нише и понимая, что в квартиру, которую я снимал, возвращаться нельзя, свернул в первый же переулок, где наткнулся на спящего возле стены оборванца.
        Рассвет застал меня в дверях первой же попавшейся дешевенькой гостиницы. Как я добрался до кровати, уже не помню, но еще до наступления темноты покинул город.
        И впоследствии долгие годы объезжал Милан стороной. Теперь мне кажется смешным мое мальчишество, но тогда… Тогда я испытал сильнейшее потрясение. Достойно я вел себя или нет, сказать трудно, но мне необходимо было избавиться от чувства вины и как вы, люди, это называете, недуга любви. Сам на себя наложив наказание, я вернулся в Америку и устроился воспитателем в приют для детей-сирот. Тяжелейшая борьба с искушением отведать детской крови избавила меня от воспоминания о Стефании.
        Когда я оправился настолько, насколько это было возможно, меня уже ничто не могло удержать в этом богоугодном заведении, даже дети, к которым я, надо признаться, все-таки привязался. Наверное, у меня это от мамы.
        Я продолжал заниматься философией, увлекся мистицизмом, - но об этом я тебе уже рассказывал, - продолжал путешествовать, совершенствовал свои способности.
        Обязанности Мастера города вампиров - все это требовало времени. Существование вампиров очень отличается от того образа жизни, который ведете вы - смертные. Мы никуда не торопимся, но большей частью озабочены одним: как утолить голод, где укрыться для безопасного сна, как приспособиться к обществу людей, к дневному свету. Наверное, правильно считать вампиризм болезнью, да только объяснить это человечеству в целом невозможно. Но и отрицать сам факт нашего существования тоже нельзя! Если пустить все на самотек, в мире не останется людей. Для того чтобы не допустить этого, мы создали Закон, по которому живем, строго его придерживаясь и постоянно корректируя те или иные пункты в зависимости от времени. Меняются люди, изменяется и наш Закон.
        Сейчас в мире компьютеров проще следить за передвижениями неживых, а миграция происходит постоянно, без этого нам просто не выжить. А раньше приходилось создавать группы контроля. Я был, разумеется, в одной из них. У нас были свои агенты среди смертных, - впрочем, они и сейчас есть, - в обязанности которых вменялось докладывать обо всех подозрительных случаях.
        Вот по одному такому сигналу я и выехал в индийскую провинцию Мадхъяпра Деш. Девочку я нашел в джунглях среди обезьян. Ей было четыре года, и полтора из них она провела среди зверей. Маленький врожденный вампир с огромными коричневыми глазами, брошенный перепуганными родителями на произвол судьбы.
        Чем больше живу на свете, тем больше убеждаюсь, что мои родители были святыми. Я чуть ли не единственный, который родился и вырос в семье. И может быть, от этого человеческая жестокость поражала и не поддавалась порой никакой логике.
        Эта малышка была еще одним доказательством тому. Стоило ей только посмотреть на меня и доверчиво протянуть ручонки, как я уже был уверен - удочерю ее.
        Так в моей жизни появилась Ганеша, маленькая дикарка, лишенная доброты, заботы и тепла.
        Я всюду таскал ее за собой, не оставляя ни на минуту, мы вместе спали, вместе ели. Порой мне даже казалось, что я становлюсь сентиментальным, как настоящий человек.
        Только когда в тысяча девятьсот тринадцатом году начал строиться Дак-Сити и мои родители переехали туда, я решился оставить Ганешу с ними, но, едва появлялась возможность, срывался и ехал к ней.
        В последний раз я видел ее в тысяча девятьсот восемнадцатом году, ей исполнилось тогда четырнадцать. Она уже была так хороша, что впоследствии могла бы без труда свести с ума не одного мужчину. Я предполагал, что лет через шесть-семь смело можно совершать обряд посвящения. Но в одночасье потерял всех, кто мне близок и дорог: маму, папу, дочь.
        В будущем у меня еще были привязанности и разочарования, но все это только прибавляло мудрости, а я по-прежнему оставался один. Скоро рассвет, пора возвращаться.
        - Как, неужели мы прогуляли всю ночь?
        Я оглянулась: вокруг, далеко в темноте остались огоньки города. Я запаниковала:
        - Тебе же надо вернуться, бежим!
        Морис улыбнулся и легко подхватил меня на руки.
        - Думаешь, так будет быстрее? Здесь, кажется, проходит шоссе. Может быть, нам удастся поймать такси?
        Я договорила фразу и не сразу поняла, что мы уже у дверей моего дома.
        - Вот это скорость, да тебе и машина не нужна! Не устал?
        Морис опустил меня на землю перед крыльцом:
        - Мне совсем не тяжело нести на руках даже двоих.
        - Почему двоих?
        - Потому что я хочу стать отцом для Реймонда.
        - У тебя получится.
        - А мужем для тебя?
        - Я буду счастлива. Теперь важно соблюсти все формальности… Проходи, пожалуйста, в дом, Морис. Я опущу жалюзи и плотно задвину шторы в спальне. Кровать хоть и современная, но очень удобная. Тебя никто не потревожит.
        Я за руку завожу Мориса в свою комнату.
        - Ложись, отдыхай. Пойду посмотрю, как там Рей, напишу записку Лоре и тихонько приду к тебе. Только не пугайся, ты будешь знать, что это я, правда?
        Морис улыбнулся и начал снимать пиджак.
        - Приятных снов, - и я выскользнула из комнаты.
        Рей спит, вытянув губы трубочкой. Нога синего зайца под его щекой, одеяло наполовину сползло на иол. Я целую сына, поправляю невесомое одеяльце, зеленое с божьими коровками и бабочками, и сажусь рядом.
        Кажется, в нашей жизни что-то изменится, Реймонд. Мои мысли начинают укладываться в стройную линию. Я не боюсь и не паникую.
        Иду в кухню, чтобы сварить себе кофе. В доме очень тихо и спокойно. Через черноту неба начинают пробиваться лучи рассвета, горизонт на глазах светлеет.
        Это наша с тобой третья ночь, Морис. Она и оказалась решающей. Спасибо за твою откровенность. Ты не утаил от меня ничего в своей жизни, включая самые страшные моменты. Понадеялся на мою крепкую голову? Спасибо, милый! Надо признаться, временами она кружилась от количества ужасающих фактов. Какими невероятными секретами о тебе я теперь владею, в частности тем, что ты способен на убийство. Оставим в покое события твоей юности: знаю, как маленький зверек живет только животной жаждой голода, так и ты не мог чувствовать себя человеком разумным. А месть за убийство твоих родителей и дочки… Брось, Гленда, ты легко можешь назвать десяток настоящих мужчин, которые поступили бы так же. Есть на свете люди, способные на убийство. И это факт. Не осуждают ведь военных, полицейских, наконец присяжных в суде, за то, что они так или иначе бывают виновны в гибели человека. А Морис еще и Мастер вампиров, а значит, вправе вершить суд над преступниками среди своих. У тебя очень сильный характер, Морис, а я вот никогда не держала в руках оружие. И даже мои героини в книгах никого не убивали, а из сложных ситуаций
выпутывались при помощи женской хитрости, ума, счастливого случая.
        Итак, я оказалась перед фактом, что вампиры существуют. Они живут в Дак-Сити или других подобных городах как в гетто, лепрозории и скрывают свою сущность, устраивая тем не менее праздники и заманивая к себе людей для еды. Если сейчас объявить во всеуслышание о существующей проблеме, я не думаю, что сожгут Дак-Сити. Просто он станет резервацией, обнесенной колючей проволокой, с охраной на въезде и огромным предупреждающим дорожным знаком: «Город вампиров. Въезд строго по пропускам». К ним хлынут врачи, ученые, наверняка будут кормить, но при этом превратят в подопытных кроликов. Если смогут убедиться, что людям ничего не грозит, со временем их смогут легализовать. Сейчас ведь никто не истребляет больных СПИДом, даунов, калек от рождения. Прости, что я так думаю. Наверное, когда человечество разберется с глобальными проблемами, наступит и ваша очередь. Понимаю, что в ближайшее время это утопия. Я очень надеюсь, что Морис доживет до того времени, когда от него перестанут защищаться крестами и прочей чепухой, а наоборот, появятся законы, защищающие вампиров как особый вид людей. Опять я
расфилософствовалась! Уже пытаюсь решать вопросы вампиров. А свою проблему, Гленда, не хочешь решить? Мою? А у меня нет проблем. Я просто хочу остаться с любимым, и, если у Мориса возникнут трудности, значит, я буду помогать решать их.
        - Доброе утро, мисс О'Коннол, вы уже встали?
        - Доброе утро, Лора, я еще и не ложилась! Сейчас проснется Рей, пойду поздороваюсь с ним, а затем - спать. Мы с Морисом проговорили всю ночь, и он уже отдыхает. Я попрошу, Лора, не беспокойте нас, пожалуйста. Меня ни для кого нет.
        Какой Реймонд теплый и душистый по утрам, а глазки сразу веселые в предвкушении нового интересного дня. Сегодня он пойдет на праздник, надеюсь, детям там не дадут скучать. Обещал, что будет вести себя тихо, пока я сплю.
        Осторожно вхожу в спальню. Хоть и очень темно, все же с трудом различаю Мориса, который спит в своей обычной позе. На цыпочках подошла к кровати и юркнула под одеяло. Кажется, не разбудила.

6
        Какое чудесное утро! Ой, да уже день! Мориса рядом нет, записки тоже. Уверена, что не сбежит после объяснения, это было бы несолидно в его возрасте. День действительно прекрасный, потому что с этого времени я буду рядом с любимым не только в мыслях.
        Порхаю по пустому дому. Реймонд с Лорой уже на празднике. А куда же делся мой муж? Видимо, ушел по своим вампирским делам. Гленда, если уж ты вошла в роль жены Мастера, тебе тоже придется пошевелиться. Где мой справочник? Так: «Городская станция переливания крови»… адрес… телефон…
        Быстро привести себя в порядок. Нет, не быстро, а тщательно. Теперь с красивым и вечно молодым мужем нужно выглядеть на все сто как можно дольше! Легкий завтрак и легкий макияж, никаких духов, кажется, Морис этого не любит. Готово, можно ехать!
        - Мисс, простите, что отвлекаю. К кому можно обратиться, у меня несколько необычная просьба?
        - Ну, на это я и рассчитывала.
        - Да, я Гленда О'Коннол… Конечно, подпишу вашу книгу… У вас интересное лицо. Не возражаете, если опишу вас в следующем романе?..
        Господи, у нее такая улыбка, будто только что получила «Оскара».
        - Следующая книга?.. Скоро… Если вы мне поможете… Большое спасибо!
        Уф! Дело сделано. Что я ей наплела!.. «Кровь впитывается в песок, высыхает на ступеньках крыльца. Съездить с полицией на место происшествия? Нет, нет, я ужасная трусиха!» Да, еще надо купить кофе, любимый сорт Мориса, и можно домой.
        Дорогой, у тебя никогда не было обычной, полноценной семьи, а твое сердце тоскует именно по ЭТОМУ. Постараюсь быть хорошей женой и наладить нашу жизнь. Гленда, ты получаешь самого умного, терпеливого и самого верного мужа на свете! А уж о лучшем отце для Реймонда, учителе, друге и мечтать нельзя. Очень жаль, что миссис и мистера Балантен больше нет. Вот тебе и бессмертие. Ну наконец-то хоть сын уже дома!
        - Шарики, клоуны, огромный торт со свечами?.. Как интересно! Рассказывай…
        С удовольствием слушаю его. Он даже захлебывается от удовольствия, перескакивая с одного на другое. Ну, не проглатывай же слова!
        Звонок от главных ворот. На экране монитора лицо Мориса. Он подъехал в роскошной машине.
        - Я жду тебя, проезжай.
        Когда машина останавливается у дома, я уже стою в дверях. На любимом великолепный костюм, шляпа, неизменные очки и черная роза в руке.
        - Проходи, это твой дом, дорогой! Теперь мы можем покончить с обычным ритуалом? - Я смеюсь от души. - Самое невероятное объяснение в любви, с ужасным оскалом клыков. Самое оригинальное предложение вступить в брак. И черная роза на помолвку? Морис, ты образец непредсказуемости.
        Мой избранник невозмутим. Протягивает мне розу и проходит в гостиную, бросая через плечо:
        - И венчаться мы тоже будем в церкви.
        Я захлопала глазами, как фарфоровая кукла, и в голове как назло ни одной оригинальной мысли.
        - А я могу сказать, что ты оказался страшным соней. Уснул на самом интересном для меня. Теперь-то у нас есть время? И Рей уже заждался тебя. Вы не успели поговорить о чем-то важном. Вот он летит!
        Раздался топот, и Рей с разбегу бросился Морису на руки. Обслюнявил, не оставив на лице ни одного сухого места, при этом вытерев ладошки, измазанные шоколадом, о дорогущий… ох, ничего себе!.. костюм.
        - Морис, не успела тебя предупредить, что Реймонд вечно липкий от сластей и по дому безопаснее передвигаться в скафандре… «Морис, там клоун, вот с таким носом!.. У меня тоже для тебя кое-что есть… Я выиграл шарик, только он улетел. Это Лора виновата…. А когда мы сможем поехать на ферму?.. Меня никто не мог догнать…. Я хочу познакомить тебя со своими родителями. Свадьбу мы будем справлять здесь, на ферме или в Дак-Сити?.. А Тони, он уже большой, поскользнулся и упал в торт!»… Со священником ты сам договоришься? Гостей много будет или справим скромно?.. Я так смеялся, что чуть не описался!» Давай устроим фейерверк!.. Только Лора сказала, что я себя плохо веду. А это не я кидался орешками…. И фотографа обязательно! А ты на фотографиях получаешься или я там выйду одна?.. И девочка с бантиком меня поцеловала. Только я не помню, как ее зовут. А если без вспышки? Реймонд, ты дашь мне договорить или так и будешь перебивать!.. Морис, посмотри же наконец мой рисунок.
        Морис стоит, закатив глаза, с выражением мученика на лице. Рей тоже это заметил. Наступила тишина.
        - Вы закончили? Мне дозволено будет вставить хоть одно слово?
        Я его тут же перебиваю:
        - Ах да, Реймонд, как ты посмотришь, если я выйду замуж за мистера Балантена?
        - Ой, и свадьба будет? С клоунами и шариками!
        Закрыв лицо руками, я безмолвно затряслась от смеха. Но голос Мориса серьезен, ни одной насмешливой интонации:
        - Нет, свадьбы не получится, потому что священник будет не в состоянии произнести свою речь. За всех говорить будете только вы вдвоем. Стоп! Больше ни слова. Реймонд идет мыть руки. Гленда, дай мне, пожалуйста, полотенце. Я приглашаю вас посетить мой дом. Обещаю роскошный ужин и целую гору сластей.
        Громкий восторженный вопль Реймонда заглушил его же топот. А я нарочито покорно, как подобает идеальной супруге, молча иду за полотенцем. Еще один сюрприз?
        И вот мы уже садимся в шикарный черный кадиллак. Морис за рулем, мы с сыном сзади, выезжаем на дорогу и направляемся в сторону… Не может быть - самый дорогой район старого города! Едем мимо высокой, глухой, бесконечной, растянувшейся чуть ли не на милю, стены и останавливаемся у чугунных узорчатых ворот. Нам открывает могучий, по-другому и не скажешь, чернокожий лет сорока. Таких можно увидеть только в кино или на показательных выступлениях бодибилдингистов. Пересекаем парк, больше похожий на непроходимый лес, и по подъездной дорожке, погруженной в густую тьму, подкатываем к дому. Нет, это даже не дом - настоящий замок.
        Вылезаю ошарашенная, не сводя глаз с немыслимого фасада черного камня, решетчатых окон-бойниц. Реймонд скачет на одной ноге, хлопая в ладоши. Такое впечатление, что мы попали в сказку.
        Все тот же чернокожий у распахнутых настежь двустворчатых тяжелых дубовых дверей стоит неподвижный, словно изваяние. Только налитые кровью глаза алчно сверкают. Вампир! Разве неживые посещают тренажерные залы? Неуместный вопрос, но мне становится не по себе. Надеюсь, Морис знает, что делает. Заходим внутрь, вернее, я захожу, стараясь как можно дальше отодвинуться от грозного стража, а Реймонд влетает, точно маленький торнадо.
        За спиной слышу тихий, чуть слышный голос Мастера:
        - Они неприкасаемые.
        Как всегда, коротко и ясно. Но этим сказано все: к нам нельзя прикасаться не только руками или взглядом, но даже мыслями. Непостижимые существа! Но от сердца отлегло.
        Нет, я никогда к этому не привыкну! Великолепие, представшее перед глазами, не поддается никакому описанию. Ни одной электрической лампочки, только живой огонь: канделябры, подсвечники, бра на стенах. Полы сплошь устелены коврами, мягкими, пушистыми, словно по ним никто никогда не ходил. Вправо и влево уходят бесконечные анфилады комнат. Голос Реймонда даже зазвенел в тишине дома:
        - Можно я здесь побегаю?
        - Да, малыш. Ты можешь идти, куда хочешь, - Морис чуть улыбается.
        Интересно, мы его сможем здесь найти?
        - А мне куда прикажете, сэр?
        - С этой минуты этот дом твой. Он изначально принадлежал семейству Балантенов. А ты теперь член нашей семьи. Гостиная. Прошу.
        Громко сказано, можно подумать, что сейчас с разных сторон сбегутся тетушки, дядюшки, племянники, дедушки и бабушки! Привыкай, Гленда, ты теперь хозяйка этого дворца.
        Я вошла в изысканно обставленную гостиную и ахнула. Ее украшал единственный портрет над искусно украшенным лепным камином.
        - Не может быть! Это разве ты, Морис?
        Балантен рассказывает, что портрет написан сразу после того, как был проведен обряд посвящения. Здесь ему двадцать восемь лет. А я внимательно разглядываю каждую мелочь.
        Молодой мужчина с длинными, распавшимися по плечам волосами, удивительно красивый и в то же время отталкивающий своей холодностью. Стройная фигура, от которой веет скрытой силой. Одет в белоснежную рубашку, распахнутую на груди. Тонкие дорогие кружева на воротнике и удлиненных манжетах. Через плечо перекинут черный шелковый плащ. Узкие бархатные брюки заправлены в высокие сапоги. Одна рука свободна и висит вдоль туловища, другой он небрежно опирается на гнутую спинку стула. С какой тщательностью нарисована каждая деталь: старинный перстень на безымянном пальце, даже небольшой штрих на шее - шрам, выглядывающий из-под воротника. А взгляд все время возвращается к глазам. Бог или полубог, которому нет никакого дела до смертных.
        - Что-то не так, Морис. Я не могла бы полюбить тебя таким. Посмотри на это выражение глаз. В них пренебрежение, вызов, презрение. Да, этому парню на картине далеко до человека, пусть ему и подвластно все. Совершенная красота, но… Сейчас ты другой, лицо мягче, взгляд мудрее. Сейчас ты добрый. Отличная картина, но изображенный на ней мне не нравится.
        - Художнику удалось изобразить все нюансы. Но под этим презрением в глазах скрыто нечто иное. Я же не мог показать, насколько мне больно. Ожог на шее причинял мне нестерпимые страдания, дорогая.
        - Все равно хорошо, что я не знала тебя таким.
        Ладно, с портретом мы разобрались. Ну, что у нас тут еще? Тяжелая громоздкая мебель из мореного дуба, своеобразная дань позднему средневековью. Впечатляет, но очень мрачно. Голая каменная кладка стен создает неуютное ощущение промозглости. Только огонь в камине согревает обстановку. В отдалении послышался голос Реймонда:
        - Мама, я нашел спящую красавицу. Иди скорее сюда!
        Выглядываю за дверь. На мой немой вопрос Морис улыбнулся:
        - Это кукла Ганеши. Пойдем со мной.
        И мы вышли в длинный полутемный коридор, увешанный старинными, кое-где обветшалыми гобеленами. Иду и думаю: как в пустом музее, после ухода посетителей. Интересно, здесь есть нормальные жилые комнаты?
        - Этот дом построили мои родители в тысяча восемьсот семьдесят первом году, когда Лос-Анджелес только развивался. Наверное, они пытались объединить в нем многообразие стилей разных эпох, от средневековья до модерна. Невинное увлечение моего папы!
        - Значит, ничего современного здесь нет?
        - Боюсь, что нет. Видишь ли, Гленда, мы не имеем права подолгу жить на одном месте, чтобы не вызывать ненужных вопросов. У каждого для этого свой срок, в зависимости от видимого возраста. Для меня это лет десять-одиннадцать, не больше. Поэтому, сама понимаешь, здесь я появлялся наездами. Но, по чести сказать, весь этот ультрасовременный антураж не по мне. Я - существо из прошлого века.
        - Мне не составит труда лет через десять поменять вместе с тобой место жительства, но для того, чтобы поджарить яичницу, мне не хотелось бы полчаса растапливать плиту дровами. Я - человек современный!
        Морис ухмыльнулся:
        - Это не приходило мне в голову. Я распоряжусь обустроить кухню соответствующей техникой. Электричество в дом проведено.
        - Я тебя еще научу варить кашу для Реймонда.
        Морис склонил голову набок и тихо рассмеялся. Неоднократно замечала, что его смех ласкает, будто шелковистый мех. Мне стало тепло и уютно.
        Тем временем мы поднялись по деревянной лестнице в конце коридора и оказались в помещении, стилизованном на этот раз под эпоху романтизма. Нечто вроде малой гостиной. Стены затянуты материей в пастельных тонах, мягкий свет ламп под абажурами, более легкая мебель, располагающая к отдыху. Посередине стоит застывшая фигура чернокожего атлета. Кажется, Морис назвал его Сах. Это нечто из египетской мифологии. Ну да, конечно, - царь звезд, покровитель умерших! Вполне подходящее имечко!
        А вот и Рей. Мой малыш выходит навстречу, в руках бережно несет всю в кружевах и локонах куклу. Да нет, не просто куклу, произведение искусства. А как старается не уронить, ведь она с него ростом, весь даже покраснел от усердия. Приостановился на мгновение перед «хранителем тел» и, осторожно прижимая фарфоровую красавицу, обошел ноги колосса.
        - Вот, мамочка, смотри, она как живая, - он пыхтит, словно маленький паровозик, и, вопросительно взглянув на Мориса, опускает куклу на пол, садится перед ней на колени и, опершись ладошками о щечки, любуется со счастливой улыбкой на лице. - Зачем тебе кукла, Морис, разве ты играешь в игрушки?
        - Дорогой, в этом доме когда-то жила девочка Ганеша. Это ее игрушка. Она выросла и больше не играет в куклы.
        Перехватила благодарный взгляд Мориса.
        - Она не обидится, что я взял куклу? Какое красивое имя, я буду звать ее Ганеша.
        Морис погладил мальчика по голове:
        - Она не обидится. А новая Ганеша расскажет тебе на ночь старую индийскую сказку. Наверное, пора к ужину. Для вас уже накрыт стол. Я помогу тебе нести куклу.
        Мы проходим через ряд комнат, вполне уютных, не похожих одна на другую. Спускаемся по широкой мраморной лестнице прямо в столовую, на пороге которой даже Реймонд застыл на месте. Такое впечатление, что этот зал занимает большую половину дома. А посередине длинный стол, за которым свободно могут разместиться человек сто. На девственно-белой накрахмаленной скатерти стоят всевозможные блюда с такими яствами, что я даже затрудняюсь определить из чего они приготовлены. А в центре всего этого разнообразия на огромном подносе - декоративно украшенный жареный павлин.
        - Морис, тебе в очередной раз удалось поразить мое воображение. Теперь со скрупулезной точностью я могу описать Лукуллов пир, трапезы римских цезарей, русских царей и застолья времен Марии-Антуанетты. Снайдерс может отдыхать!
        Вот только напрашивается вопрос: зачем в доме вампира такая столовая?
        - Чтобы раз в столетие собраться дружной вампирской компанией и поднять кубок за благополучие и долголетие всех присутствующих.
        Ответ Мориса на мое мысленное недоумение заставил меня рассмеяться.
        - Я буду сидеть рядом с Ганешей! - закричал Рей.
        По знаку хозяина вездесущий Сах придвинул еще одно кресло.
        - Ты нас разбалуешь, Морис. Я была готова стать женой полицейского и на такой прием точно не рассчитывала. Если ты захочешь присоединиться к классу сильных мира сего, я имею в виду финансовых магнатов, у тебя получится, а мне придется соблюдать протокол. Это сложно. Я человек свободный. Родители моего отца были фермерами, а дед со стороны мамы - неплохим политическим обозревателем в «Нью-Йорк тайме». И сколько ни копайся, во мне нет ни капли голубой крови. Рей, держи кусочек вот этой птички! Перышко? Я думаю, потом можно взять и весь хвост.
        Морис, попивая вино из бокала (вино ли?), с удовольствием наблюдает, как мы с сыном пробуем все, что находится на столе. Какой роскошный серебряный набор: тазик и кувшин, наполненный водой, явно для мытья рук, с розовыми лепестками и кусочками персика. Рею точно понадобится, хоть он и старается вести себя достойно такого угощения. Невозмутимый Сах придвинул поближе к малышу огромную многоэтажную вазу с восточными сластями. Рей с удвоенной энергией принялся за эти изыски. А мы с Морисом одновременно рассмеялись, глядя на его восторженное лицо.
        - Мы ведь еще не все посмотрели, Морис. Уверена, что здесь обязательно должны быть потайные переходы и комнаты, в таком случае этот дом точно будет похож на замок Синей Бороды. Спасибо за угощение!
        Я чувствую себя настоящей принцессой. Морис поднялся.
        - Не торопись, малыш, ты можешь брать все, что тебе понравится. Мы скоро вернемся.
        Рей с набитым ртом только кивнул и потянулся к тарелке с французскими пирожными.
        Невозмутимый хозяин вновь ведет меня по дому.
        - Я не могу вручить тебе ключи от заветных комнат, как упомянутый тобой персонаж, но, если ты потянешь это кольцо, попадешь туда, где хотела оказаться.
        Надеюсь, там не окажется десятка-другого мертвых жен! Мое движение сопровождается неприятным, надо признаться, металлическим скрежетом. Панель стены медленно отъезжает в сторону. Передо мной открывается черный провал. Вход в преисподнюю. Морис сует мне в руки подсвечник и первым спускается вниз. Конечно, тебе свет не нужен! Смелее, Гленда, чудеса еще не закончились. И я отважно двинулась следом.
        Ноги утопают в пушистом ковре. На удивление сухо. Языки пламени предательски дрожат. Легкое дуновение - и я оказываюсь в кромешной тьме. От неожиданности истошно завопила и скатилась вниз по лестнице прямо в руки Мориса. Его мягкий голос шелестит в ухо:
        - Вы, оказывается, трусиха, мисс О'Коннол?
        Довольно ехидное замечание, если учесть, что я ничегошеньки не вижу! Слышится звук чиркающей о коробок спички. Да будет свет! Вот куда надо провести электричество.
        Лестница кончилась. Два шага влево, пять вправо… Это сюда мы шли? Низкий свод подвального помещения, Морис едва не задевает его головой. Сколько здесь хлама! Гранитный постамент… Из склепа, что ли? В беспорядке разбросаны рыцарские доспехи. Гигантских размеров растрескавшееся мутное зеркало в бронзовой оправе. Фрагменты античных фресок - как декорации к какому-то страшному спектаклю. А что там, в глубине, отливает зеленым блеском? Глаза. Пантера! Медленно надвигается на меня из темноты, облизывается, слюна стекает с клыков. Крик застревает у меня в горле, я судорожно вцепляюсь в Мориса. А тот спокойно и заботливо обнимает меня за плечи.
        - Этого зверя я победил в Индии, в джунглях. Еще не решил, куда поставить чучело. А остальное - игра твоего воображения.
        То ли эта кошка застыла, то ли вообще никогда не шевелилась.
        - Мое воображение, если это действительно оно, сыграло со мной скверную шутку, а твои способности могут завести нас черт знает куда.
        - Наберись мужества, нам предстоит пройти мимо этого хищника. Впереди испытание посерьезнее.
        Закрыв глаза и не выпуская руки Мориса, продвигаюсь за ним. Чей-то влажный горячий язык прошелся по моей коленке, шорох множества перепончатых крыльев пронесся над головой, под ногами что-то шевелится. В мозгу звучит собственный визг, на одной ноте, не переставая.
        - Открой глаза, дорогая. Я не позволил бы здесь водиться всякой мерзости. Отключи свои фантазии и посмотри реально на вещи.
        - А реальность не окажется страшнее выдумки?
        - Страшнее того, что ты идешь, тесно прижавшись к вампиру, даже представить невозможно.
        Мои глаза сами собой распахнулись: его взгляд горит красным светом, широкая улыбка полностью обнажает внушительного вида острые клыки и без того бледная кожа в неясном отблеске свечей кажется прозрачной. Мое сердце дрожит, как овечий хвостик.
        - Морис, прекрати меня пугать.
        - Страх, исходящий от тебя, волнует и возбуждает. Становится довольно сложно держать себя в руках, но еще труднее отказать себе в этом маленьком удовольствии. Он так и продолжает улыбаться.
        - Если ты не перестанешь, я сама тебя напугаю! Мой жалобный писк только добавил страха.
        Легкое прикосновение к подбородку его холодных пальцев привело меня в чувство. Словно и не было ничего.
        Что там дальше? Небольшая ниша, никакого намека на дверь. Еще один скрытый в стене механизм и очередные ступени вниз. Куда же еще глубже?
        - Это моя святая святых.
        Судорожным движением набрала в легкие воздуха. Еще одно помещение, такое же огромное, как предыдущее. Пол и стены выложены плитами с какими-то символами, надписями и рисунками. На высоких каменных столах ларцы. Это уже пещера Али-Бабы. Морис открывает один из них:
        - Выбери себе что-нибудь ко дню свадьбы.
        Передо мной переливаются всевозможными цветами драгоценные камни, причудливо украшающие перстни, гривны, диадемы, браслеты - от старинных тяжелых до тонких, словно сотканных из золотых нитей.
        - Я не знаю, что взять, выбери сам.
        - Тогда вот это, - Морис протягивает ажурное колье с ярко-голубыми сапфирами очень тонкой и изящной работы. - Оно подойдет к твоим глазам.
        Несмело подставляю ладошку. Украшение кажется почти невесомым, камни нагреваются в руках. Раскрыв другую мою ладонь, Морис осторожно опускает в нее сапфировые сережки. - Откуда все это?
        - Когда погибает один из вампиров, древних, разумеется, накопленное им богатство переходит к тому, кого тот считает достойным. Бенедикт Пайк посчитал меня таковым. Остальное - с миру по нитке. Плюс еще рудники в окрестностях Дак-Сити.
        При этих словах Морис показал мне ларчик размером с обувную коробку, доверху наполненный сверкающим сине-голубым, зеленым и желтым чудом. Все мыслимые и немыслимые оттенки существующих в природе цветов.
        - Мастеру не подобает быть нищим, - добавил он с усмешкой.
        Впечатляет гораздо больше, чем состояние на банковском счете. Когда он успел заметить, что алчность не является одним из моих пороков?
        - Спасибо за подарок, Морис, я доверяю твоему вкусу и постараюсь не испортить впечатление. Сюрпризы закончены?
        - А тебе для первого раза мало?
        - Я - человек неугомонный. Пока рассудок выдерживает, - внимательно рассматриваю изображения на полу и на стенах. - Это что-то означает? Неужели ты всерьез думаешь, что символы, обращенные к каким-то там духам, помогут сберечь сокровища?
        - Это, скорее, дань моим давним увлечениям. Я рассказывал тебе. С помощью символики можно просто-напросто общаться. Например, обычный горизонтальный штрих может обозначать: требование пассивного женского поведения, требование лечь, сложить оружие, прекратить сопротивление. А крест еще в древней символике обозначал страдание. Шестигранная звезда с точкой посередине обозначает золото или солнце в кругу других шести металлов или планет. Рассказывать можно бесконечно, но человеку, далекому от каббалистики, это может показаться скучным и неинтересным.
        - А что означает эта светящаяся звезда с буквой «С» в сердцевине?
        - Ты совершенно правильно дала название этой пентаграмме. Пламенная звезда - знак всемогущества и духовного самоконтроля. Ты очень внимательна, Гленда. Приложи к ней руку.
        На этот раз плита подалась вглубь, оставляя узкие проходы с двух сторон. Любопытство превозмогает осторожность. Что я там увижу? Гроб! На возвышении, массивный, из полированного черного дерева, старинной формы, сужающийся книзу. Крышка плотно закрыта, на ней огромный литой серебряный крест с фигурой распятого Иисуса. Оглянулась на Мориса. Надеюсь, он пустой? Балантен очень напряжен. Я провожу рукой по распятию и буквально спиной чувствую, как Морис вздрогнул.
        - Вот в этом гробу я пролежал три месяца. Внутри он весь исцарапан. Я все равно пытался из него выбраться, хотя и знал, что это невозможно. Чаще всего после такого наказания вампир сходит с ума. Я оказался сильнее.
        - Давай уйдем отсюда, - беру Мориса за руку, нежно поглаживая пальцем холодную ладонь. Плита встала на свое место.
        Когда мы наконец вышли из подземелья, дом показался мне уютнее и приветливее, чем на первый взгляд.
        - А где может быть Рей?
        Морис прислушался.
        - На верхнем этаже, убалтывает того, кто в Древнем Риме был гладиатором.
        - Сах? Не может быть!
        - Очень даже может. Спроси у него сама. Ему более двух тысяч лет.
        Я пулей взлетела на третий этаж, ворвалась в комнату и уставилась на Саха. Он был современником всех великих людей, свидетелем величайших свершений человечества и даже рождения Христа. Мои размышления прерывает голос Рея:
        - Мы боролись, и Сах победил! И я рассказываю, почему летают самолеты. А где вы были? Я оставил Ганешу внизу. Я пошел.
        На лице огромного реликта читаю обреченность.
        - Простите, Сах… - начинаю я разговор.
        Но гигант неожиданно обнажает такие устрашающие, желтые, мощные клыки, что я отшатываюсь в сторону, чуть не сбив инкрустированный столик, больно ударившись ногой, и оказываюсь за спиной Мориса, который, впрочем, не кажется мне надежной защитой. Из своего убежища я только пролепетала:
        - Сах, я же попросила прощения.
        Не знаю, что сделал Морис, но Сах как будто растворился, пропал с глаз долой, и я облегченно вздохнула. Только губами потянулась к губам Мориса, как возник Рей:
        - Когда вы поженитесь, мы все время будем вместе? Морис, ты не уйдешь, как Майкл, и будешь моим папой? Я стану хорошо себя вести.
        Его глаза уже слипаются после долгого интересного дня. Я вздохнула:
        - Нам пора ехать. Боюсь, Реймонд заснет прямо в машине.
        Морис аккуратно берет малыша на руки и трется носом о его мягкую щечку.
        - Не надо никуда ехать. Вы останетесь здесь. Правда, сладкий? Хочешь, папа сам тебя уложит?
        Рей обхватил ручками шею Мориса и, склонив голову ему на плечо, сразу начал дремать, посапывая носом. Балантен облизнулся, но это движение не напугало меня и даже не насторожило. На этот раз это было сделано совсем по-человечески, от волнения, от переизбытка чувств, как угодно, но только не плотоядно. Сейчас мне совсем не хочется думать о подлинной сущности того, кто держит на руках моего сына, бережно прижимая его к своей груди. Я еще до конца не осознала, до какой степени можно доверять вампиру, но усиленно гнала от себя мысль, что Мастер способен причинить нам хоть малейший вред. Конечно, можно окончательно отбросить все сомнения, но сам Морис почему-то не дает мне этого сделать. Я обязательно подумаю над этим, но потом, а сейчас мы вместе уложим нашего ребенка (ну вот, я уже говорю: нашего!), и тогда у нас будет целая ночь впереди. Нет, пожалуй, на всю ночь меня не хватит.
        Рей уже видит десятый сон, раскинув ручки и ножки на мягкой перине. Наверное, раньше на этой кровати спала Ганеша. Кукла, названная ее именем, сидит рядом в кресле. А мы стоим по разные стороны кроватки и смотрим на спящего малыша.
        - Морис, когда мы сможем ехать на ферму?
        - Мне нужно еще два дня, чтобы закончить дела в Лос-Анджелесе. Понимаешь, семилетний мальчик-вампир в ранге Мастера. Необходимо переговорить с родителями, подготовить ребенка к путешествию, потом Тори проводит его в Дак-Сити, и я буду свободен. А на сегодняшнюю ночь я полностью в твоем распоряжении.
        Я обязательно воспользуюсь.

7
        Через два дня, как и намечалось, мы летим в самолете рейсом Лос-Анджелес - Индианаполис. Рей, забравшись на колени к Морису, не умолкает ни на минуту, то глядя в иллюминатор, то вертясь в разные стороны в поисках чего-нибудь интересного в салоне, не уставая при этом задавать бесчисленные вопросы.
        Морис терпеливо отвечает, рассказывает, поясняет. На эти короткие мгновения малыш умолкает, слушает, открыв рот, а затем все начинается сначала. Кажется, им обоим это не доставляет никаких неудобств, но почему я думаю иначе? Может быть потому, что Морис время от времени проводит языком по своим губам или утыкается в детскую шейку, делая глубокий вдох? Не понимаю. Почему неосознанное чувство беспокойства периодически посещает меня? Впечатление такое, что он предельно собран, хотя ничем этого не выдает. Обыкновенное поведение любящего родителя.
        Нам предстоят четыре часа полета, и надеюсь, Рей все же когда-нибудь выдохнется.
        Наконец-то! Или это Морис усыпил его? Сын даже здесь умудряется спать, развалившись.
        - Хочешь, я возьму его? - мой спутник качает головой, и я замечаю, как его острый коготь гладит нежную тонкую кожу за ушком сына, там, где бьется голубая жилка. - Ты ведь можешь случайно поранить его, если он дернется.
        - Исключено, - от этого спокойствия у меня иногда мурашки пробегают по спине. - Я чувствую каждое движение еще до того, как он его сделает.
        - Я хочу все рассказать о тебе своим родителям.
        Одной рукой придерживая Рея, вторую Морис кладет на мои пальцы. Если холод может обжигать, то сейчас это было именно так.
        - Не стоит, Гленда. Твоя откровенность, вероятнее всего, вызовет нежелательную реакцию.
        - Но, Морис, мои родители образованные, умные и очень внимательные, они сразу догадаются, что с тобой что-то не так.
        - Тогда мы все спишем за счет моей эксцентричности.
        - Разве ты не хочешь убедиться, что есть еще на свете люди, способные понять тебя, и что я не одна такая?
        Смех Мориса был тихим, но зловещим.
        - Не будь такой наивной, девочка! Ты - это одно, остальные - совсем другое, и твои родители в том числе.
        - Они все-таки мои родители, и я привыкла делиться с ними своими радостями и огорчениями. Как же мне хочется, чтобы ты тоже мог верить им!
        Морис убрал руку, взглянул на Рея и неподвижно уставился в одну точку. Опять ловлю себя на мысли, что ни один человек не способен на такую абсолютную неподвижность. В этом есть нечто противоестественное, А впрочем, о чем это я? Морис сам -
«нечто».
        - Нет, Гленда, - заговорил он наконец. - За долгие годы я научился не доверять людям. Пока я просто кажусь им странным, ничего не происходит. Но как только тайная завеса приоткрывается, наступает взрыв эмоций, основанных на многовековых страхах и неправдоподобных поверьях. Согласен, основания тому есть, только не думаю, что за последние сто лет я заслужил чем-либо слепую предвзятость. Неоднократно я пытался наладить контакт с живыми, только заканчивалось это всегда одинаково. Один случай навсегда отбил у меня охоту заводить тесные отношения. Это было в тысяча девятьсот сорок втором году. Вторая мировая война, Европа оккупирована зарвавшимися экстремистами. Кучка шизофреников разрабатывает план мирового господства и не останавливается ни перед чем. Даже перед заключением договора с вампирами-«анархистами», почувствовавшими не просто безнаказанность убийств, но еще и покровительство самих же смертных. Они собирались группами, объединяясь в карательные отряды. Опьяненные безграничной властью, эти выродки уничтожали и себе подобных, тех, на кого была возложена миссия остановить БЕЗЗАКОНИЕ. Наверное,
то был беспрецедентный случай, когда неживые приняли одну из воюющих сторон. Нельзя сказать, что все подразделения «чернорубашечников» состояли из вампиров, но последних хотя и можно было вычислить, остановить обычному человеку не представлялось возможным. Вампир способен передвигаться с быстротой мысли, растворяясь во тьме, сливаясь с тенями, и убить его практически нереально. Да и в голову никому не могло прийти, что порой это дело рук не просто жестокости, а НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ жестокости. Кровь была повсюду, земля пропиталась ею насквозь, ее запах кружил голову, и даже самые стойкие из нас срывались. Так получилось, что я был арестован и бежал из плена с одним датчанином. Его звали Хендрик Каух. Тогда он рассказал мне свою историю. Вся его семья - жена, сын и две дочери - были зверски убиты. Они жили на отдаленной ферме, и в тот злосчастный день, когда Хендрик уехал в поселок, нагрянули нацисты. Вернувшись, он увидел страшную картину. Не стоит вдаваться в подробности, но на одну деталь несчастный обратил внимание: у всех четверых шеи оказались разорванными клыками. Что навеяло его на мысль о вампирах,
он и сам не понимал, однако терять ему было нечего и Каух отправился на поиски убийц. То там, то здесь он наталкивался на нечто подобное, но окончательно укрепился в своем мнении лишь тогда, когда собственными глазами увидел существо с огромными клыками, сосущее кровь у еще трепещущей в последней агонии жертвы. Почему я тогда подумал, что хочу помочь? А впрочем, цель у нас была одна, и пара лишних рук мне бы не помешала. Настроен он был решительно, но слепая ярость - плохой советчик, и ошибок он успел наделать намеренно. Откуда же несведущему человеку было знать все тонкости борьбы, в которую он вступил? В первую очередь необходимо было вернуться на ферму. И я ему об этом сказал. Если члены его семьи не умерли до конца, а перешли в другую степень существования, каково было проснуться детям в могиле, засыпанными землей, которая давила на них, сминала, выдавливала жизнь, землей, пропитанной незнакомыми запахами, с копошащимися в ней червями, личинками и всевозможными букашками? Но даже не это самое главное. Новые ощущения и неистовый, незнакомый голод заставят их выбраться на поверхность. А дальше что?
Инстинкт сделает свое дело, и маленькие ненасытные чудовища начнут охотиться - безжалостно, бессмысленно, без разбора. Снова жертвы и вновь обращенные. Прочитанные над телами молитвы бесполезны, так же как сколоченный наспех крест. Хендрик слушал меня внимательно, то понимающе кивая, то задавая наводящие вопросы. А когда мы двинулись в путь, я наблюдал за тем, какая внутренняя борьба происходит в нем, ведь ему предстояло убить тех, кто совсем еще недавно был его семьей. Нам повезло, все четверо никуда не ушли, память прошлой жизни еще держала их на нажитом месте, и, хотя дом оказался полностью сожжен, вход в подвал был расчищен. Вторая половина дня, они спят. Хендрик не переставал удивляться, откуда у меня столь глубокие познания о мире вампиров, но, даже не получая исчерпывающих объяснений, продолжал прислушиваться к моим советам и наставлениям. По дороге, а мы продвигались, разумеется, только ночью, с большим трудом отыскали истинного священника. Теперь у него имелось все необходимое, в том числе саперная лопата и деревянный молоток для забивания кольев. Давно приспособившийся к жизни среди людей, я
оставлял его на рассвете в надежном укрытии, а сам удалялся, чтобы успеть насытиться и без помех погрузиться в сон, пусть недолгий, но такой необходимый.
        Он спустился в подвал, а я остался наверху. Не так просто убить себе подобного, тем более если он не заслуживает смерти. Но в ликвидации была серьезная необходимость, и Каух это понимал. Через некоторое время из-под земли донеслось детское хныканье. Девочка лет пяти. Затем рычание взрослого вампира. Вероятно, матери. Стоны, мольбы, угрозы, предсмертные визги и хрипы. Все было кончено. Когда Хендрик поднялся на поверхность, на нем лица не было. Я мог себе представить, что он пережил, но другого выхода на тот момент не существовало. Какое-то время мне казалось, что он откажется от дальнейшей борьбы, его замкнутость и отчужденность говорили об этом, но я ошибся. Долгих два года мы скитались в поисках зондер-команд, но нападали в основном на отдельные группы из трех-четырех вампиров. А нам нужен был основной отряд.
        Я почувствовал их пристанище еще издалека. Отдаленный, спрятанный в чаще леса хутор охранялся обычными солдатами из людей. Необходимо было дождаться рассвета. Обычным способом с многочисленной сворой сытых вампиров справиться было практически невозможно, даже мне. Перед самым восходом я прошелся окрест, ликвидировав охрану и утолив жажду. Мне необходима была энергия. Первые лучи солнца стали сигналом к действию, но я был так слаб, что не мог двинуться с места. Мне необходимо было хотя бы полчаса, чтобы пережить самое тяжелое время суток. И все это на глазах у Хендрика. Он волновался, но не насторожился. Когда я смог подняться на ноги, мы пересекли лес и вышли к строениям. Логово располагалось в большом сарае. В нос ударил резкий запах свежевыпитых тел, в основном детских и женских. У меня кружилась голова, даже несмотря на то, что я был сыт. Тишина, стоявшая вокруг, звенела. Все спали. По моей негласной команде Хендрик принялся обливать деревянные стены бензином из канистр, прихваченных с собой. Я открыл одну из створок и вошел вовнутрь. Прямо у входа в беспорядке были свалены тела жертв. Кто-то
был окончательно мертв, но кое-кто должен был проснуться. Редкое, едва различимое биение их сердец я слышал достаточно отчетливо. Преодолев преграду, я наконец смог увидеть тех, за кем гонялся так долго. Их было тридцать четыре, восемь из них новообращенные, троих я знал еще по Гражданской войне в Америке, они были старыми, могущественными и хитрыми, давно приговоренными к смертной казни. Остальные лезомбы, тзимиски, равны, салубри[Из классификации вампиров (по К. Николаеву)] всех возрастов. Короче, те, кто не входят в Камарилий[Союз нескольких кланов, соблюдающих маскарад - жизнь вампиров среди людей (по К. Николаеву)] . Издав пронзительный крик, зов на языке ночи, который знают все бессмертные, я заставил всех очнуться от сна. Там, сзади, стоял Каух. «Поджигай!» - приказал я. И в этот миг один из старых прыгнул на меня. Молниеносное движение руки, и его сердце осталось в моих пальцах, а тело рухнуло к ногам. Началась борьба энергий: моя против их, объединенной. Напуганные, обезумевшие в предчувствии близкой кончины, они пытались раздавить меня мощной, энергетической атакой. Не будь я Мастером, меня
просто разорвало бы в клочья. Одни падали обессиленные, остальные продолжали извергать импульсы. Прозвучало слово: «Мастер». «Поджигай же!» - рявкнул я, уже не пытаясь спрятать клыки. Огонь взметнулся сразу, языки пламени накинулись на сухое дерево с неистовством голодного зверя. Кто-то попытался выскочить, но это уже были пустяки, огонь и дневной свет добили бы его или Каух, который должен был следить, чтобы никто не сбежал. Огонь уже прорывался сквозь стены, набрасываясь на «детей тьмы». Среди более слабых началась паника. Но расслабляться было еще рано. И в этот момент раздался выстрел в спину. Серебряная пуля вонзилась в мою плоть, тягучая пульсация боли заставила содрогнуться. Ее сразу почувствовали, ожесточенные тени придвинулись ко мне, только отступать я не имел права. Воспламенилась крыша, створки ворот захлопнулись и тотчас загорелись. Теперь весь сарай был охвачен пламенем. Одежда на мне начала тлеть. Собрав иссякающие силы, я послал последний удар, ставшая безликой огненная масса издала тяжелый вздох и отступила. Сгоревшее сооружение вот-вот должно было рухнуть. Вот тогда я прыгнул через
огонь наружу и получил еще одну пулю в грудь. За мной вывалился один из старых, он походил на пылающий факел, но даже пули его не остановили. Он навалился на Хендрика и, вдавив в землю, вцепился клыками в ключицу. Каух еще пытался отбиваться. Прокатившись по земле, дабы сбить пламя с одежды, я оторвал вампира от человека, отворачивая ему голову. Отобрав ружье и лопату, я поднял искалеченного спутника. Я не понимал, за что он так поступил со мной, обрекая практически на верную смерть. А человек, который еще сегодня утром считал меня своим другом, изрыгал проклятия мне в лицо, лихорадочно нашаривая крест в кармане куртки. Я схватил его за горло и приподнял над землей. Легкое нажатие пальцев - и он был бы мертв, смерть уже застилала его глаза, но я выпустил его. Отпустил на все четыре стороны. Еще один урок для меня.
        И после услышанного не хочешь же ты, чтобы я напечатал объявление в газете:
«Стошестидесятилетний уравновешенный, неагрессивный вампир желает подружиться с человеком»?
        Я только горько усмехнулась. Да, еще одна история предательства в твоей жизни. Когда ты убедишься, что моим родителям можно верить, тогда мы им все и расскажем. Хорошо, Морис? Я не хочу, чтобы ты заранее подозревал их в низких помыслах и поступках.
        - Мы уже подлетаем, буди Рея. Он хотел посмотреть сверху на деда. Я дала телеграмму, и папа нас обязательно встретит.
        В аэропорту я сразу заметила высокую фигуру отца в серо-зеленом джемпере, черных брюках и легкой куртке.
        - Деда! - Реймонд побежал к нему. Никогда не скажешь, что ему пятьдесят семь лет, только морщинки расходятся от глаз веселыми лучиками, да в коротких рыжих волосах поблескивает седина. Папа так рад, будто мы не виделись целую вечность. А всего-то прошло чуть больше недели. Крепко его целую.
        - Это Морис Балантен, мы приехали познакомиться и пригласить вас на нашу свадьбу через две недели.
        Папа протянул руку:
        - Зовите меня Джереми. Замерзли, что ли? Вы тот самый помощник шерифа из Дак-Сити, который три месяца назад лишил покоя мою дочь?
        Морис вопросительно посмотрел на меня. А я только улыбнулась.
        - Отличная мужская профессия! Добро пожаловать, у нас еще будет время познакомиться поближе.
        Папа грузит наши чемоданы в багажник джипа и усаживается за руль. Морис садится рядом с папой, а я с Реймондом устраиваюсь на заднем сиденье.
        - Мама расстроится, узнав, что вы теперь реже станете приезжать к нам.
        Всю дорогу папа с гордостью повествует Морису об успехах на ферме и с юмором - о неудачах, шутит с Реем, который, перебивая, рассказывает свои новости про папу Мориса, его большой дом, про Саха, Ганешу…
        Папа только удивленно посматривает то на гостя, то на меня в зеркало заднего вида. Но не задает никаких вопросов.
        Наконец-то мы проехали большой поселок. Теперь уже недалеко и до дома. Неожиданно папа останавливает машину и поворачивается ко мне:
        - Ты очень напряжена, Гленда-Сью. У вас что-нибудь случилось? Если маме не стоит это знать, тогда расскажи сейчас. Я помогу, ты же знаешь, сделаю все, что в моих силах. Какие у вас проблемы?
        - Всего одна, папа. Но вполне разрешимая, если вы с мамой мне поверите. Дома поговорим.
        Мы подъехали к дому, старому, но еще крепкому, архитектура которого претерпела множество изменений. Широкий двор и сам дом обступают огромные лиственницы, невдалеке знакомые строения телятника, коровника, конюшни. Загоны, пастбища. На крылечке уже стоит мама в своей любимой пестренькой юбке по щиколотку и блузке с закатанными по локти рукавами. Ее светло-каштановые волосы растрепал ветер, ярко-синие глаза смеются.
        - Какая она красивая! - вырвалось у меня. - Правда, Морис?
        Едва мы вышли из машины, как огромная собака, которая обычно встречала меня радостным лаем, на этот раз бросается мимо, к Морису, скаля зубы и изводясь от ярости.
        - Бабушка, что с Люксом? Он не рад меня видеть? - заплакал Рей.
        Я оглядываюсь на Мориса, который, выйдя из машины, идет навстречу рассвирепевшему псу. Какое-то мгновение, и Люкс, скуля, начинает отползать на брюхе, стремясь забиться под крыльцо. Бедняга Люкс, он столкнулся с чем-то ужасным, неподвластным его собачьему разуму. Что он почувствовал: угрозу, опасность, зло? Собаку невозможно обмануть человеческой внешностью, она видит глубже. А ты, Гленда, тоже, как собака, ощущаешь присутствие могучей силы, давления. Правда, зная сущность вампира, еще и подключаешь свой рассудок. Добряк Люкс! При его размерах ему нечего бояться. А что будет с ним теперь?
        - Папа, убери ружье, собака ни при чем! Давай отправим его к соседям.
        Я глажу дрожащего пса. Расстроенная мама, плачущий Реймонд, папа с карабином в руках и невозмутимый Морис. Ну, как все это истолковать? Пойдем лучше в дом. Мама подошла к Морису:
        - Меня зовут Сьюин. Простите, но мы не в состоянии объяснить, что творится с собакой. Надеюсь, это не испортит впечатления. Проходите, чувствуйте себя свободно. Отдохните с дороги.
        Обычная вежливость, но для Мориса эти слова значат гораздо больше, как и для всякого вампира. Мне ли не знать, но я забыла, и, если бы не мама, мой любимый так и остался бы стоять на пороге.
        А мама между тем указала жестом на старое удобное кресло в гостиной.
        В доме добротная тяжелая мебель, но очень уютно из-за мягкого полумрака, создаваемого старинными лампами, которые горят вполнакала, и большого куста жасмина, загораживающего широкое окно. С этой обстановкой совсем не гармонируют яркая цветная фотография «Боинга» на взлете и рисунки Рея в деревянных рамках на стене. Массивный комод заставлен фотографиями: я маленькая, Рей в том же возрасте. Нас можно различить только потому, что я в платье. Я в школе, в колледже. Мы с Реймондом вместе на поляне в джинсах и одинаковых клетчатых рубашках. Рей с собакой, верхом на теленке. Родители в обнимку, смущенные, что их застали врасплох. И мы все вчетвером на крыльце дома.
        Морис с интересом рассматривает все, а родители, в свою очередь, пытаются ненавязчиво разглядеть Мориса, который всякий раз отвлекается и внимательно, выслушивает Реймонда.
        Тот бегает из своей комнаты к нам и показывает свои «сокровища»: лук со стрелами, самолет, сделанный дедом… Наконец мама с улыбкой замечает:
        - У вас, видимо, имеется опыт общения с детьми, Морис? Вы недавно познакомились, но у вас, похоже, полное взаимопонимание.
        - Я уже считаю Реймонда своим сыном, а с детьми приходилось общаться, когда я работал в приюте для сирот.
        - Хорошо, что вы любите детей. Рей ласковый и очень общительный. Но не у всех хватает терпения и душевной теплоты. Приятно, что мы с вами коллеги. А я еще раз убеждаюсь, что внешность обманчива. Это ваша маска, Морис? С виду вы очень холодный и, простите, неприступный.
        Я перебила мамины рассуждения:
        - У Мориса много талантов, а еще он обладает уникальными способностями. Много видел в жизни, испытал непонимание, предательство, ненависть, неприятие…
        - А еще он умеет двигать вещи! - вмешивается Рей. - Я сам видел. Папа сидел за столом, а книжка сама к нему придвинулась. А еще стул двигался.
        - Давайте сделаем перерыв! Рею не терпится все показать своему папе. Ты пойдешь с ним, Морис, или сначала переоденешься?
        На переодевание Морису понадобилось всего несколько минут. Как замечательно на нем сидят обыкновенные джинсы и простая навыпуск футболка с длинными рукавами и смешной рожицей впереди! Реймонд поволок Мориса во двор, и уже откуда-то издалека слышен его заливистый смех.
        В глазах родителей читаю множество вопросов. Как хочешь, Морис, но я должна рассказать им правду. Клянусь, я сделаю все, чтобы убедить их! Гленда, тебе это не составит труда, миллионы читателей верят твоим историям как Святому Писанию.
        - После ужина я хочу серьезно поговорить с вами, а пока пойду, тоже влезу в свои любимые джинсы и присоединюсь к своим мужчинам.
        Что-то они там не на шутку развеселились! Без меня?..
        После ужина, во время которого родители не могли понять, почему будущий зять практически ничего не ест, мы наконец устроились в гостиной. Рея уже уложили. А у нас на столе большой кофейник, чашки, домашнее печенье в плетеной сухарнице.
        - Итак, папа, мама! Я уже сказала, что Морис не обычный человек, я бы назвала его сверхчеловеком.
        - Гленда-Сью, остановись, дочка! Этому есть медицинский диагноз - мания величия. Неужели вы, Морис, с ней согласны?
        - Мегаломания - один из моих недостатков, - усмехнувшись, отвечает Морис. Я пересаживаюсь на подлокотник кресла, на котором сидит Балантен, и начинаю свой рассказ. - Он - Мастер вампиров.
        Кладу руку на плечо Мориса, и пока родители, не осознавая услышанного, таращатся на меня, продолжаю повествование.
        Опуская многие подробности, я описала жизнь Мориса до нашей встречи в Дак-Сити. Пока я говорила, папа то нервно ходил по комнате, даже закурил, хотя бросил лет десять тому назад, то садился рядом с мамой, которая внимательно слушала не шевелясь. Иногда я обращалась к Морису, дабы уточнить дату или порядок событий. Он ни разу не остановил меня, не перебил, но я кожей чувствовала его напряжение. Мой рассказ длился не более часа, и, когда я закончила, наступила долгая тишина. Я увидела, что мои родители собираются с мыслями, а Морис с отчаянием в глазах ждет их реакции. И мама первой нарушила паузу:
        - Ты хочешь, Гленда, чтобы мы в это поверили? Морис, что же вы молчите? Скажите, что это сюжет ее нового романа?
        - Все это правда, от первого до последнего слова.
        - Вечная жизнь, вечный голод! - воскликнул папа. - Глупые страшилки, как в кино. Это слишком невероятно для нас, простых смертных. А я, хоть убей, вижу перед собой молодого человека, пусть даже необычного на первый взгляд.
        - Подожди, Джереми, - мама накинула на себя шаль. - Даже если допустить, что все соответствует действительности, а не просто дурацкая шутка, тогда я хотела бы узнать у вас, Морис, что вас связывает с Глендой? Для чего вам понадобились моя дочь и мой внук?
        - Если после повествования Гленды вы ожидаете услышать нечто неординарное, то я вас разочарую. Я люблю Гленду, а Реймонд - ее неотъемлемая часть.
        - Сьюин, ты что, всерьез? - папа даже подпрыгнул на месте. - Морис, нет! Гленда-Сью, ты еще сущий ребенок и фантазерка. Для тебя мир состоит из благородных героев и разбойников. А обычные люди наделены самыми невероятными чертами характера. Зато как ты это описываешь! Да я не устаю удивляться, читая твои книги! Когда ты успела поохотиться на слонов в Африке, спуститься по горной реке на плоту и нырнуть в водопад? А твои познания о драгоценных камнях! Мы ведь всего один раз подарили на твое совершеннолетие сережки и конечно с бирюзой. Живопись, архитектура, марки машин, серии самолетов… Ты большую часть жизни провела за книгами, и вдруг!.. Впервые самостоятельно выехала за пределы дома и фермы и попала в город вампиров. Воистину, жизнь тебя не разочаровывает! И главное, совершенно не отличается от фантазии.
        - Джереми, а не ты ли учил ее, что если бы не было ковра-самолета, то существование самого самолета оставалось бы под вопросом? А Чапек с его «Средством Макропулоса»? Самая давняя мечта человека о вечной молодости, начиная еще с Древнего Египта. А может быть, и она уже реальность, но не для всех, - мама чуть заметно улыбнулась.
        Я слушаю спор родителей и чувствую, как напряжение отпускает Мориса.
        - Мистер Балантен, - папа останавливается напротив нас, - вы можете встать на мое место? Я - инженер, авиаконструктор, уже в возрасте, гожусь вам в отцы. Вы бы поверили?
        - Неужели ты не видишь, Джереми, бедный мальчик растерян не меньше нашего. Столько перенести в жизни, да на его плечах груз, непосильный для обычного человека! Поставь бутылку бренди на место! Представляю, как он ожесточен, а какой характер! Ждать, что тебя ожидает вечность, и не потерять рассудок!
        Брови Мориса удивленно и трогательно дрогнули. Милый Морис, давно тебя никто не называл бедным мальчиком. Но, по-моему, ему самому это начинает нравиться. Он расслабился и вальяжно развалился в кресле. Да он забавляется! И голос у него веселый и даже какой-то жизнерадостный.
        - Ты права, Гленда, - родители изумленно взглянули на нас, они ведь еще не знают, что он умеет читать мысли, - вот уже лет восемьдесят меня никто не называл мальчиком. Благодарю вас, Сьюин, это очень трогательно. И вечности, предстоящей мне, я даже рад. А вот кто кому годится в отцы, Джереми, я бы еще поспорил!
        - Гленда-Сью, налей мне все-таки выпить… Он еще издевается! Хорошо, - папа делает большой глоток, - тогда поговорим о страшилках. Если вы действительно вампир, раз уж вам так нравится, то должны питаться кровью. И как нам прикажете к этому относиться, уважаемый Мастер?
        - Готов прямо сейчас продемонстрировать, как я это делаю.
        Нет, Морис смеется, любит же он попугать нас, смертных. А еще говорил, что его это уже давно не развлекает. Не мальчик - мальчишка! Папа театрально вскинул руки:
        - Ну уж, увольте! Вот только кровопролития нам и не хватало. На спор я тоже могу выпить пару стаканчиков бычьей крови. Фр-р, мерзость! Завтра и проверим!
        Морис плавно поднялся, его глаза похожи на два осколка черного льда. Голос даже не дрогнул: беспощадный, тихий до шепота, почти утробный, подчиняющий до оцепенения:
        - Я питаюсь только человеческой кровью! - Мама побледнела, почувствовав наконец в его словах правду. - Но никого не убиваю и не обращаю в себе подобных. Причинять людям вред нам запрещено Законом, и я к тому же обязан это контролировать.
        Папа, нахмурившись, подошел к Морису и взглянул ему прямо в глаза. Мастер тут же отвернулся.
        - Я все равно не хочу до конца верить в то, что здесь наговорили, мне проще считать это болезнью. Как она может называться - вампиризм? Есть такое понятие?
        - Это называется порфирией. Генетическое заболевание крови и тканей организма, - уточнил Морис. - Только истинного его объяснения так до сих пор и не найдено.
        - Все, на сегодня хватит, пойдем спать, Сьюин!
        Я с грустью смотрю вслед удаляющимся родителям. Отлично понимаю, что не так просто поверить, не то что принять, неоспоримый факт существования вампиров в целом и Мориса, не совсем человека, в частности. Мне на это понадобился не один день. А у мамы с папой и этого времени нет.
        Морис молча кивает моим мыслям. Ему не меньше моего необходимо, чтобы мои родные правильно оценили ситуацию. От этого зависит и наше благополучие тоже.
        Наконец-то в нашей комнате я отдаюсь во власть шелковых губ, сильных нежных рук. Растворяюсь в неге, наслаждаюсь. И чем больше я возбуждаюсь, тем теплее становится его тело, его сердце начинает биться чаще, в унисон с моим. Сплетение наших тел - гармония любви…
        А это еще что значит? Черт возьми, да он смеется, уткнувшись мне в плечо! Ах, он слышит, о чем говорят родители! Спрятать подальше чеснок, убрать серебряные ножи и вилки… Ой, папа, мама, если бы вы знали, какой роскошный серебряный сервиз в доме Мориса в Лос-Анджелесе! Обсуждают фильмы про вампиров… Спорят, существует ли реально тот, с кем они только что сидели за столом… Действительно смешно! Я в детстве считала, что в кентервилльском привидении нет ничего странного. Американцы со своим прагматизмом опередили старушку Европу, напичканную суевериями. Вот и папа с мамой думают не о том, как бороться с вампирами, а как не доставить Морису неудобств и проблем.
        Зажимаю ему уши ладонями. Прекрати подслушивать и займись наконец-то мной.

8
        Только на ферме может быть такое доброе утро! Птицы стараются на все голоса. Слышны знакомые с детства звуки: мычание телят, стук топора, кудахтанье кур. А мой любимый вампир спит. Ну и пусть это его любимая поза, по крайней мере, не храпит и не ворочается, стаскивая с меня одеяло. Вот я наверняка его беспокою. Еще бы, сто шестьдесят лет засыпать и просыпаться одному - конечно, это гораздо привычнее. Только не делай для нас разные спальни. Я верчусь с боку на бок, только когда путешествую во сне, да и то встаю и начинаю записывать.
        Спускаюсь вниз. Пусть Морис еще поспит спокойно. А ты, Гленда, в последнее время спишь мало, много волнуешься. И ничего странного! Как все невесты перед свадьбой, да еще в церкви. Ведь с Майклом мы только расписывались в мэрии.
        Для меня не составит труда поменять режим дня. Я люблю ночью поработать. А ночь - это день вампира. Позже мы с родителями перечитаем записи, которые вела миссис Балантен. Это гораздо полезнее, чем дурацкие фильмы и глупые домыслы.
        Все разошлись по делам. Чашечка кофе, и пойду на ферму, поздороваюсь с ребятами. Зайду к миссис Куэйт, занесу ей свою последнюю книгу.
        Потом приготовлю на обед что-нибудь вкусненькое. Бульончик из свежей индейки понравится Рею и, может быть, Морису. Издалека слышно, как смеется в телятнике Рей. Ну, конечно, он здесь со своей подружкой - Энджелой Куэйт.
        - Доброе утро, милый, здравствуй, Энджи, привет, ребята! Нет, свадьба не здесь, а в Лос-Анджелесе. С женихом еще познакомитесь… Праздник в поселке? Придем… Морис верхом на быке? Думаю, он укротит его взглядом… Люси вышла замуж? Зайду поздравлю… Когда папа проснется, мы тебя найдем, Рей. Только не лезь под ноги лошадям.
        Иду обратно к дому, надо заняться делами. Можно начинать новую книгу. По утрам вполне могу работать, приглядывая за сыном. Интересно, как это - быть женой Мастера вампиров? Да, записи миссис Балантен! Надо прочитать кучу литературы, запомнить терминологию. Морис, думаю, подберет мне книги или сам расскажет. А вот после свадьбы можно ли будет взять Рея с собой в Дак-Сити? Ему очень хочется быть вместе с папой и мамой. Я-то с него глаз не спущу, а Морис должен гарантировать нам безопасность. Ему необходимо отслужить полицейским еще полтора-два года, а потом мы сможем перебраться в другое место. Салат готов, бульон уже на подходе, пирог - в духовку. Фасоль со свининой очень ароматна! Плетеное кресло на поляне, книжка. Как хорошо дома! Кто это хулиганит? Попасть прямо в нос сломанной пуговицей! Морис проснулся! Стоит в проеме окна обнаженный по пояс и улыбается! Замахала обеими руками. Я когда-нибудь говорила ему, какой он красивый? Да тысячу раз!
        - Твой завтрак в глиняной кружке в холодильнике. Сейчас подогрею, как ты любишь, до тридцати шести и шести.
        Сегодня мы были настоящими следопытами. Морис в лесу показал нам столько интересного! Рей на плечах, шестилетняя Энджела рядом вприпрыжку. Возвращаемся из дальнего похода.
        Родители уже дома. Дети побежали к Энджеле домой пристраивать заблудившегося зайчонка, который всю дорогу сидел у меня в ладонях. А мы с Морисом, взявшись за руки, заходим в дом. Мужчины уселись за стол, а мы с мамой заканчиваем последние приготовления к обеду. Ни намека на вчерашний разговор, а это может означать только одно - Морис принят таким, какой он есть.
        Послышался чихающий и дребезжащий звук старого двигателя. Я выглядываю в окно. У дома останавливается видавший виды грузовичок отца Грегори, священника из местного прихода, папиного старинного друга. Звон рассыпавшихся ложек и вилок заставил меня оглянуться. Бледные как полотно лица родителей. Адское шипение, налитые кровью глаза и страшный оскал вампира. Морис не шелохнувшись сидит за столом, не отводя взгляда от двери. Поза нападения или защиты? Обе руки на столе, треск разрываемой материи - парадная мамина льняная скатерть под когтями превращается в узкие ленточки.
        В дверь заходит невысокий, худощавый, лет шестидесяти пяти, весь седой отец Грег, в своем неизменном простом черном костюме, и только белая полоска воротничка указывает, что он священник. Доброе, спокойное лицо отца Грега меняется, когда он видит эту застывшую картину. Решительно выставив перед собой руку, он без колебаний обращается к Морису:
        - Отпустите этих людей с миром. - Морис вновь шипит в ответ. - Если ваша ненависть направлена на меня, скажите, какое зло я вам причинил?
        Зло и отец Грег - несовместимые понятия. Я не знаю человека добрее и благороднее, никогда в жизни он не просил ничего для себя. Господи, да он НАСТОЯЩИЙ священник, вот что так напугало Мориса! А он ведь действительно испугался, несмотря на свою огромную силу.
        - Морис, прошу тебя, успокойся, - я с трудом оторвала его руку от стола, на котором под обрывками скатерти остались глубокие царапины. - Это Грег, старый папин друг, он не причинит никому вреда, он самый мудрый и добрый человек на свете.
        Я стала поглаживать руку Мориса, пытаясь его успокоить. Она еще холоднее, чем обычно, и очень напряжена.
        Грег растерянно продолжает, глядя в глаза вампира, который на сей раз взгляда - не отвел:
        - Я услышал в поселке, что моя крестница собирается замуж, и заехал познакомиться с женихом. Дочка, ты уверена, что все знаешь о своем избраннике?
        - Да, отец Грег, я люблю его, несмотря на все странности, что вы успели заметить. Морис Балантен - мой жених, я твердо намерена связать с ним жизнь и прошу не переубеждайте меня.
        - Что ты, девочка, ты умница и очень смелая, а я, честно говоря, растерян, потому что ни разу не сталкивался с такой внутренней агрессией и не чувствовал такого сильного субъективного давления и необоснованного сопротивления одновременно. Простите, мистер Балантен, если я невольно причинил вам беспокойство. Поверьте, я вошел с открытым сердцем.
        Милый Грег, он чувствует - отчетливо вижу это по выражению его ошарашенного лица - нечто противоестественное, совершенно чуждое собственному мировоззрению, какое-то абсолютное зло, с которым он инстинктивно обязан бороться. Но не был бы он тем отцом Грегом, которого я знала с самого своего рождения, если бы, не разобравшись, вступил в противоястояние.
        Морис тоже это понял, руки его чуть-чуть расслабились, но клыки он не убрал, а перевел взгляд сначала на отца, затем на маму, и те одновременно вздрогнули. Это был немой вопрос и открытый вызов.
        Отец Грег сплел дрожащие пальцы, пытаясь унять волнение, и вновь осторожно заговорил:
        - Я знал Гленду-Сьюин еще маленькой девочкой с золотыми косичками и неуемной фантазией. - Убрав клыки, Морис слушает священника, не отпуская моей руки, словно ищет какой-то поддержки у меня. - В ее сердце никогда не было зла, а в душе ненависти. Поэтому она привлекает такое внимание и интерес. Спасибо тебе за щедрое пожертвование нашей церкви. Я все отдал в Фонд детей-инвалидов, только немного оставил для детской футбольной команды. Мне опять удалось организовать мальчишек. Помнишь, Джереми, как мы с тобой начинали?
        Он подошел к папе и положил ему руку на плечо. Папа, выйдя из оцепенения и сделав глубокий вдох, придвигает стул своему другу и очень медленно опускается на соседний.
        - Тебе десять, мне - семнадцать, - отец Грег переводит взгляд на Мориса. Он усердно пытается разрядить обстановку, молодец, правильно. - Мы собрали из местных ребят команду и здорово показали тем задавакам из летнего лагеря, как надо играть.
        Папа в конце концов выдавил из себя улыбку. А взгляд Мориса снова стал черным и непроницаемым.
        - Пообедай с нами, Грегори, - сказала наконец и мама, собирая с пола столовые приборы.
        - Спасибо, Сьюин, если я не помешаю, то останусь. Мне хочется узнать поближе того, с кем будут жить Гленда и маленький Рей.
        Морис заговорил, обращаясь к отцу Грегу, сначала хрипловато, но постепенно голос его смягчился и стал прежним - бархатно-пушистым, завораживающим. Взгляд спокойный, но не пристальный, словно бы сквозь собеседника.
        - Не надо смотреть в мои глаза, это может плохо закончиться для нас обоих.
        Пожалуйста, нет, дорогой, не начинай снова! Все только начали успокаиваться. Давай же просто поговорим. Узнай его получше. Морис мягко сжал мою руку.
        - Глаза - зеркало души, и через них можно разглядеть то зло, которое сокрыто в тайных глубинах. - Грег все еще не унял прежнего волнения и говорит так тихо, что приходится прислушиваться.
        - Нет смысла ничего скрывать. У меня нет и не может быть души. Вот вам ответ на ваш вопрос, который вы хотите, но боитесь задать.
        - Что может быть страшнее бездушного человека! Вы очень напугали меня, мистер Балантен. Откуда столько ненависти? Стены этого дома всегда были пропитаны спокойствием и счастьем. Не разрушайте всего этого, прошу вас.
        Все взгляды, и мой в том числе, переместились на Мориса, который свободно откинулся на спинку стула. Но его спокойствие и невозмутимость не менее страшны, чем его гнев.
        - Вы очень сильный человек, отец Грег. Редко приходится встречать священников, способных противостоять мне. Но не хотелось бы считать нашу встречу борьбой двух сил.
        Я не сдержалась. Неужели Морис видит перед собой врага?
        - Отец Грег не из тех священников, которые, размахивая крестом, объявляют священную войну по поводу и без. Ты сам видишь, что он уже все понял.
        - Спасибо тебе за твои слова, но я не совсем постигаю пока, что происходит, и хотел бы, чтобы мне объяснили, если это возможно.
        Морис усмехнулся краешком губ.
        - Нет ничего невозможного. С распятием, серебром и колом на кого обычно охотятся?
        - Я не охотник, но, думаю, вы имеете в виду вампиров? - Грег неуверенно-вопросительно посмотрел на родителей, на что те только растерянно кивнули в унисон. - До сегодняшнего дня я был уверен, что рассказы о вампирах - вымыслы чистой воды. Если это действительно так, то почему я вижу перед собой человека, только наполненного злом и агрессией?
        - Наверное потому, что в этом моя суть. Да и что вы рассчитывали узреть: гротескное искажение звериной морды? Я действительно не человек, я - Мастер вампиров, и, что бы вы ни видели перед собой, я всего лишь зеркало, которое отображает совокупность человеческих эмоций, бессознательных страхов, пороков, грехов.
        Отец Грегори погрустнел, глубокие морщины четко обозначились на лице, в глазах проявилась горечь сожаления.
        - Человек несовершенен. Но помимо того что вы перечислили, есть еще любовь, добродетель, сознание, самоотверженность. Неужели вам не приходилось встречать такие качества?
        - Ну, отчего же, - насмешка не сходит с губ Мастера. - Только при встрече со мной человек даже не пытается скрыть темной стороны своей личности, страх доминирует над разумом, порождая взаимную ненависть.
        - Вы правы, действительно, подходя к дому, я почувствовал безотчетную тревогу, но если вы ждете ответной агрессии, то ее не будет, - священник потупился.
        - Нападать первым не входило в мои намерения. Защитная реакция срабатывает непроизвольно, независимо от моего желания. И нет у меня против вас никакой личной неприязни.
        Я увидела, что Морис расслабился окончательно, как будто переключили рычажок
«вампир - человек». А отец Грег, ссутулившись, подошел к окну.
        - Простите меня, мистер Балантен, я наказан за гордыню. Вы во многом правы, и мне тоже приходилось видеть самые отвратительные людские пороки, скрытые за радужной улыбкой и приветливым лицом. Каждый раз такая встреча уносит годы жизни, когда осознаешь собственное бессилие. У меня есть книга, доставшаяся мне от предшественника: «Развитие концепции активного и избирательно воспринимающего субъекта». Она давно была написана в Англии неким Джейсоном Уолтом, но актуальна по сей день.
        - Это я - автор, - перебил Морис, глумливо усмехнувшись.
        - Невероятно! - отец Грег сразу оживился. - У меня еще при чтении возникла масса вопросов, зато теперь по отдельным главам я готов спорить сколько угодно.
        Родители улыбнулись, а я засмеялась.
        Морис, я подозревала в тебе еще и писательский талант. Только нынче держись, старый Грег разобьет тебя в пух и прах, если ты за прошедшее время не поменял своих взглядов!
        Автор старого философского трактата обезоруживающе улыбнулся:
        - Упомянутый труд был написан в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году. Пожалуй, кое-что я бы пересмотрел. Когда вы сможете указать мне на мои ошибки, святой отец?
        Как-то сразу, вдруг, в доме все ожило. Ушло взаимное недоверие. Мама поменяла скатерть и продолжила накрывать на стол, папа достал бокалы и бутылку вина. А я поняла, почему так неприязненно Морис встретил нашего гостя и так укоризненно смотрел на родителей: он решил, что его вновь предали. Как хорошо, что все так быстро разрешилось!
        - Если вы позволите, я заеду завтра, - сказал священник. - Необходимы серьезные аргументы для такого спора, дабы не посрамить род человеческий. А сейчас все равно ничего не получится, ибо надвигается рыжий ураган по имени Реймонд.
        С его последними словами распахнулась дверь, и я успела на лету перехватить сына, чтобы проверить чистоту его рук.
        - Грег! Ну, мама, я вымыл руки в поилке для телят. У меня теперь есть настоящий папа! Он все на свете знает и умеет. И научит меня разным приемчикам, полицейские все здорово дерутся.
        Малыш прижался щекой к руке Грега, потом забрался к Морису на колени. Тот провел носом по губам Рея и серьезно сказал:
        - У телят сегодня будет отличный десерт. Ты ел клубничный пирог, мед и молоко.
        Рей победоносно воскликнул:
        - Я же говорил, папа все на свете знает!
        Глаза отца Грега ласково прищурились, и веселые огоньки заплясали в них.
        - Это последний аргумент, мистер Балантен, и лучшее ваше отражение.
        Обед прошел мирно, вопреки неудачному началу, шумно, благодаря Реймонду, познавательно за счет эрудиции Мориса и моей любви поболтать в хорошей компании.
        Сколько сюрпризов нас еще ждет? Морис, похоже, готов к любому завершению беседы. А для меня очередной напряженный вечер, к счастью, закончился лучше, чем я предполагала. У Мориса появился еще один друг.
        В течение нескольких следующих вечеров я наблюдала, как две фигуры - высокая и стройная Мориса и низкорослая худощавая Грега - не спеша прогуливались возле дома. Иногда, сидя в креслах у камина за чашечкой кофе, они вели долгие философские беседы и расходились лишь поздно вечером, довольные друг другом. Мама обычно устраивалась рядом и пыталась следить за ходом беседы, стараясь уловить смысл. Часто она вопросительно поднимала на меня глаза, полные растерянности и недоумения. В такие минуты она больше напоминала школьницу, а не учительницу с более чем двадцатилетним стажем. Я же на их фоне выглядела и вовсе неразумным младенцем, едва научившимся говорить. Они переходили то на санскрит, то на латынь, затем плавно на греческий, иногда апеллировали такими понятиями и терминами, о которых я не знала даже понаслышке.
        А однажды они говорили на языке совсем уже неизвестном. Тогда я подумала: Гленда, твой муж умрет со скуки с такой дурой, как ты! Вернувшись в Лос-Анджелес, закопаюсь в библиотеке. Может быть, лет через тридцать хотя бы смогу понять, о чем они говорят, а через пятьдесят - начну поддерживать беседу. Морис лукаво поглядывал на меня. Черт возьми, он еще умудрялся слушать, о чем я думаю!
        Однажды ночью после очередного чрезвычайно заумного коллоквиума Морис, задумавшись, сказал мне, что Грег так же незаменим для людей, как Магистр для вампиров. Я только захлопала глазами, но оценила эту высшую для Мориса похвалу человеку.
        - Но ведь Грег наверняка не первый служитель церкви, с которым тебе приходилось встречаться?
        Морис усмехнулся. Ох, как мне не нравились эти его дьявольские усмешечки!
        - У меня был друг - священник. Он спас меня, когда кучка оголтелых обывателей устроила на меня облаву. Мы дружили около пятидесяти лет. Истинный священник, добрейшей души человек, отец Уильям был одним из тех священнослужителей, кто способен в первую очередь выслушать и понять не только человека, каким бы тот ни был, но и вампира. Он не был так умен и образован, как Грегори, но столь же благороден, справедлив и милосерден. И это он мне сказал, что истинно верующий священник никогда не станет бороться с темными силами зла, которые чувствует на расстоянии, а изначально пожелает разобраться. И даже вполне успешно пытался доказать мне справедливость своих слов на нескольких примерах. Но и святой может ошибаться. Встреча с отцом Фарменом послужила мне уроком. Он вступил в борьбу сразу, хотя причин тому не было никаких. То была битва не на жизнь, а на смерть. Мои попытки договориться ни к чему не привели. Он даже не слушал меня. Я победил, но добивать его не стал, оставив на полу церкви. По всей вероятности, он все-таки умер. Но мне не в чем винить себя - в этой борьбе двух стихий зачинателем был не я.
Отец Грегори тоже попытался начать с противостояния, но у него хватило мудрости вовремя остановиться.
        Пакетики с донорской кровью закончились еще вчера. Итак, надо уезжать, пора готовиться к свадьбе. С такими вот размышлениями я играла с Реем в гостиной.
        Постучав в дверь, важно вошла подружка сына.
        - Тетя Гленда, Уильям Роджерс, пьяный, опять заехал на машине в канаву и уснул. А на ферме никого нет. Все на дальнем поле. Может быть, дядя Морис поможет? - рассудительно доложила она, вынимая из кармашка конфету для Рея.
        Бедная Полли Роджерс! Опять ее муж напился, а она волнуется дома. Уже час дня, можно разбудить Мориса, пусть в конце концов попугает этого пьяницу. Полли все-таки была моей подругой в детстве.
        Морис спокойно спит. Я на секунду останавливаюсь, любуясь точеным профилем, и только потом целую в губы.
        - Проснись, дорогой, требуется грубая мужская сила. Я погладила тебе теплую рубашку, и куртку надень, сегодня солнца нет и довольно холодно.
        Через десять минут мы уже идем по дороге и на повороте видим уткнувшийся в канаву белый «додж». Я заглянула в окно. Точно, спит, надвинув на глаза неизменную красную бейсболку с эмблемой известного гольф-клуба.
        Морис потянул носом, поморщился, усмехнулся и забрался в кабину. Я попятилась и отвернулась.
        Когда хлопнула дверца машины, я оглянулась через плечо.
        Нет на свете ничего невероятнее и забавнее, чем пьяный вампир! Видел бы тебя сейчас твой Большой совет! На кого ты похож, Морис! Кроваво-красные губы, совершенно дурацкая улыбка во весь рот с неизменными клыками, волосы дыбом, челка свесилась на лоб, изрядно помутившиеся глаза то съезжаются к носу, то разъезжаются в разные стороны. Тщетные попытки сфокусировать взгляд ни к чему не приводят.
        Вцепившись в борт машины, дабы хоть как-то удержать равновесие, Морис икнул и, покачнувшись, едва не повалился, в последний момент вонзив когти в металлический кузов. Что, что он пил? Язык еле ворочается… Сначала виски, затем бренди, сверху сдобрил изрядным количеством пива, но отменного качества, и при том ничем не закусывал… Мне кажется, я сейчас умру от смеха! Знать бы заранее, прихватила бы с собой видеокамеру. Ты в состоянии двигаться или мы так и будем здесь торчать до второго пришествия? Надо еще машину вытащить из кювета.
        А вот теперь мне уже не до смеха. Глазам не верю: ухватившись одной рукой за бампер, Морис без малейшего труда вытянул машину на дорогу. Сколько же в тебе лошадиных сил? Сто? Двести? Не измерял?.. Ну вот, и как я тебя теперь подниму? Что, что ты там лопочешь? Ты? За руль?
        - Ну уж, нет, дорогой! Если наш шериф остановит тебя в таком виде, то, во-первых, ты заплатишь баснословный штраф, а во-вторых, - о Господи, Морис, да помоги же мне, я не могу тебя поднять! - тебя ждет выговор по службе, потому что наш законник, мистер Дьюик, отпишет рапорт твоему начальству.
        Наконец-то! Надеюсь, ты сам удержишься на сиденье или тебя пристегнуть?
        Мы подъехали к дому Роджерсов. Полли выбежала на крыльцо. Мы с ней расцеловались, и подруга подозрительно посмотрела на Мориса.
        - Они были вместе?
        Я бы сказала: пили на брудершафт. Мрачный юмор, Гленда!
        - Да, мой жених служит в полиции, но пьяным я его вижу впервые… Спасибо за сочувствие, Полли, надеюсь, он не будет меня колотить. Впрочем, кто его знает, чего можно ждать от мужа-пьяницы… Я слышала, что хорошо помогает скалка или сковорода…
        Полли недоуменно переводит взгляд с Мориса на меня, не понимая моего веселья. О Морис, только не смей скалиться! Но он только наигранно щелкнул зубами и зарычал сквозь плотно сжатые губы, отчего подруга вздрогнула, интуитивно поежившись.
        - Ну, держись, невеста, ты меня жутко разозлила! Быть тебе в синяках на свадьбе!
        И бросился «выполнять угрозу». Я с криком побежала к лесу. Морис нагнал меня на опушке - не очень-то он торопился! Куда подевалась хваленая стремительность вампиров? Но, как расшалившийся подросток, он принялся хвалиться своими способностями, чем еще больше вызвал мое веселье. Залез на высокое дерево и поймал на лету птичку, сломал руками приличной толщины осину, перепрыгнул на одной ноге через трехметровую речушку. Я сразу включилась в игру: засыпала его сухими листьями, засунула шишку за ворот рубашки. Лес огласили вопли дикарей и боевой клич индейцев. Мы позабыли обо всем и возились, словно дети, пока я больно не прикусила его за обтянутую джинсами попку. Морис с урчанием подтянул меня за ногу. С треском отлетела заклепка от моих брюк… Закружились над головой кроны деревьев. Я даже не предполагала, что можно заниматься любовью с такой страстью!

9
        Подготовка к свадьбе занимает все мое время. Морис ходит со мной по магазинам и терпеливо, с философским спокойствием ждет, пока перемерю все туфли в поисках идеальных, переворошу кучи нижнего белья и за чашкой кофе перескажу обо всех приготовлениях да составлю список гостей. Кто бы еще на его месте выдержал такое! С удивлением выясняю, что на свадьбу ожидается прибытие самого Магистра, да еще в качестве посаженного отца! А также нас почтут вниманием целых пятнадцать Мастеров. Воистину сенсация! Хорошо, что я умею держать язык за зубами! С моими друзьями все ясно, а вот увидеть собственными глазами всю, так сказать, вампирскую элиту - это уже кое-что! Я оживлена до предела, чего не скажешь о моем женихе. Выдержка, конечно, вещь хорошая, но хотя бы накануне нашей свадьбы можно проявить пусть слабые, но эмоции! Глаза Мориса блеснули. Слышит! Когда-нибудь я научусь думать тихо? Нет, я холерик, человек жизнерадостный и энергичный. А с другой стороны, даже хорошо, когда твой спутник жизни - более уравновешенная личность. Ну вот, я уже начинаю поддаваться наставлениям Мастера и вместо привычного
«человек» называть его личностью. Все же лучше, чем то, как классифицируется вампир в заурядной литературе: недочеловек, нежить, а хуже того - живой мертвец. Фу, какая пошлость! Морис, ну хоть улыбнись! На долю секунды его губы растянулись, обнажив острый клычок. Несносный! Оглядываюсь по сторонам, надеюсь, кроме меня, никто не заметил. Почему ты все время молчишь? Ах, слушаешь меня? Телепат чертов! Мелодичный тихий смех застал меня врасплох.
        - Я люблю тебя!
        Мое сердце неистово шарахнулось, и горячая волна прокатилась по всему телу. Нестерпимо захотелось вскочить на стол и закричать на весь мир: Морис Балантен, Мастер вампиров, меня любит! Конечно, не стоит, я знаю. Это ты сказал или я услышала и твои мысли тоже? В бесконтрольном порыве нежности глажу его руку, сначала холодную, но под напором моего жара теплеющую, оживающую. И глаза начинают блестеть, загораясь внутренним светом, огнем любви, страсти!
        - Я тоже тебя люблю! - не выдерживаю я и, перегнувшись через стол, целую его в губы. Мне все равно, что подумают окружающие…
        Еще один счастливый день прошел. Почему так быстро бежит время? Уже сегодня приедут родители, завтра Долли, а послезавтра - наша свадьба. Мой уютный домик уже выставлен на продажу. Жаль, конечно, я уже начала привыкать к его светлым просторным комнатам. Разумеется, решено перебраться в «замок Синей Бороды». В Дак-Сити Морис позволил приехать нам с Реем лишь на пару дней, не более, терпеливо пояснив, что это не просто город, а что-то вроде исправительной тюрьмы для вампиров, и живым там не место. Да-да, я помню, так думала и миссис Балантен, но к ее решению ОБРАТИТЬСЯ я не приду никогда. Будем жить в Лос-Анджелесе или… хорошая мысль!.. надо же, они все еще посещают меня! - в Сент-Джонсе. Всё поближе к Морису, и видеться будем чаще. С одной стороны, Морис прав, но как все объяснить сыну? А впрочем, проще некуда: в городе совсем нет детей и малышу даже не с кем будет поиграть. Братья Гривз не в счет. Ладно, как там говаривала Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». Где Рей, нам пора в аэропорт?
        Во второй половине дня разбирали с Морисом подарки. Три чайных сервиза, один столовый, теперь, по крайней мере, у моего вампира будет посуда в Дак-Сити. Два роскошных халата - один темно-зеленый, другой салатный. Хрусталь, мельхиор… Китайский фарфор! Вот это да! Этой огромной напольной вазе, что с меня ростом, чуть ли не три сотни лет! Явно подарок не моих гостей. А здесь что? Скульптура… Древняя Греция, ни дать ни взять. Картина - бытовая сценка на фоне красочного пейзажа. Не удивлюсь, если это - Гелдерили Брейгель, а может быть, - Бассано. Пара позолоченных подсвечников… Коллекция старого, очень старого вина, я даже замурлыкала, предвкушая дегустацию… Ну и ну! Только не говорите мне, что в этом огромном дощатом ящике гроб. Размерчик вполне подходящий. Только гроба мне и не хватало в качестве подарка! Или у вампиров так принято? Отвратительно! Осторожно приподнимаю верхнюю крышку… Ковер! Ворс сантиметров десять, не меньше. Гленда, твое воображение частенько играет с тобой скверные шутки. Морис смотрит на меня с загадочной улыбкой, а изредка посмеивается краешком губ. Можно только догадываться,
что получать и разбирать подарки не его любимое занятие, - он предпочитает их делать, я уже успела заметить. Зато как мне это нравится! Что там у нас еще?..
        Вот он - долгожданный день! Венчание в три часа пополудни. У меня еще куча времени. Выгляжу отвратительно. Пол ночи провертелась, промаялась. Сначала, правда, болтали с Долли, а потом было ну никак не уснуть. Так, холодный душ, чашка крепкого кофе, главное, больше не думать о предстоящем событии. Волнуюсь, как девочка-подросток перед экзаменом. Ну, конечно, вот так всегда, в минуты напряжения на меня нападает жор. Это уже какая булочка с джемом? Мама улыбается, глядя на меня, папа хмурится притворно, Долли, закусив губу, пытается не рассмеяться. Один Рей болтает без умолку. Все понимают мое состояние. Особенно папа с мамой. Это очень серьезный шаг в моей жизни. Я имею в виду не просто замужество, а венчание с Мастером.
        Вспомнился его взгляд: внимательный, острый, жгуче-острый, проникновенный, полный любви. Лишь на какие-то доли мгновений мне удается уловить его, заглянуть в самую глубину, и тут же начинает кружиться голова. В такие секунды я забываю, что делать этого категорически нельзя, но Морис помнит всегда и не позволяет насладиться такой самой драгоценной для человека возможностью - окунуться взглядом в глаза любимого. Стало грустно, но не настолько, что все остальные переживания сошли на
«нет». Теперь я в порядке!
        Светлое шелковое платье цвета зимнего неба и длинная белоснежная брюссельских кружев накидка, книзу плавно переходящая в шлейф. Ожерелье и сережки, подаренные Морисом, с моим нарядом смотрятся великолепно. Вот и парикмахер. С моими волосами не так-то легко справиться. Сколько времени? Уже половина второго! Последний штрих - веночек из живых цветов. Я готова! Гленда, у тебя никак ноги дрожат? Боже, до чего Долли уморительно смотрится в розовом платье подружки невесты! Машина уже ждет. Рей в бархатном костюмчике под старину, рубашечка с жабо, белые гольфики, пока еще чистые, туфли с большими пряжками. Ангелочек! Мамочка - просто красавица! А папа как шикарно выглядит в новом смокинге!
        У дверей церкви, ничего другого я и не ожидала, - Сах. Достаточно одного его взгляда, чтобы усмирить назойливых журналистов. Еще бы, сама Гленда-Сьюин О'Коннол выходит замуж! Твоих рук дело, Долли? Церемония вот-вот начнется. Я не опоздала? Все уже ждут. Родители с Реем и подруга заняли свои места. Последнее «прости», заиграла музыка, и я иду по проходу к алтарю. Пятьдесят пар глаз смотрят на меня, не считая зевак, каким-то образом все же прорвавшихся мимо Саха в церковь. Неважно охраняешь, гладиатор! Или тебя подкупили стаканчиком свежей крови? Мои друзья по университету… вампир, еще один… Мой адвокат, Рене - художник… Какая красивая девушка! Неужели она тоже Мастер? Совсем молоденькая, на вид лет двадцать, не больше. А на самом деле - двести, триста? Ого, сам мистер Хейвуд, президент издательской компании! Приятный сюрприз. Морис… Сногсшибательно! У меня самый красивый жених в мире. Завидуйте все! Безукоризненный черный фрак, белоснежная рубашка, белее белого, даже бледное лицо на ее фоне уже не кажется таким алебастровым, в глазах молнии, но лицо серьезное, непроницаемое. Волнуется. Не увидела,
скорее почувствовала. Букетик сжала так, что лепестки посыпались на пол. Подхожу и вкладываю свою дрожащую руку в его протянутую ладонь. Мой любимый вампир улыбается мне, пусть лишь краем губ, но улыбается. Зато священник за его спиной сияет, как позолоченное блюдо. Дурень, знал бы ты, кого тебе сейчас придется обвенчать!
        Я не услышала, лишь ощутила, и не шорох, а как будто сам воздух заколебался. Пальцы Мориса дернулись. У боковой двери даже не появился, а возник ниоткуда господин лет шестидесяти, во фраке, изящная трость в руке с набалдашником из кроваво-красного рубина размером не меньше голубиного яйца. Все вампиры одновременно встали, почтительно склонив головы. Морис не был исключением. Это и есть Магистр? Среднего роста, худощавый, но крепкий, спина идеально прямая, волосы с густой сединой, жесты плавные, но уверенные, мягкая кошачья поступь. Одного движения ресниц достаточно, чтобы застывшие в приветствии опустились на свои места. А Магистр тем временем уже садится рядом с родителями. Голос у него вкрадчивый, мягкий, с заметным классическим английским акцентом:
        - Простите меня, я задержался.
        И ничего подобного! Я уверена - все просчитано заранее. Магистр посмотрел на меня, и его тонкие губы нежно улыбнулись. А глаза у него вовсе не желтые, как говорил Морис, а темно-карие, ласковые, со смешинками в уголках. Совсем он даже не страшный, и, если бы не бледность, выдающая в нем вампира, человек как человек, хотя, конечно, многовековая стать в нем сказывается. Импозантный старик! Нет, это определение ему не подходит, на таких на улице оборачиваются.
        Церемония началась. Ну, конечно, это же моя свадьба!
        Почему мне так смешно смотреть на священника? Наверное потому, что во время одной из произносимых им фраз Морис издал звук, который очень уж походил на сдавленный смешок.
        Балантен, что ты там прячешь под опущенными ресницами? Нет, я не хочу, чтобы ты открывал глаза! Ничего - черная бездна. Спасибо, что ты все не испортил до конца. Обычно невесты плачут на собственной свадьбе. Может, и мне всплакнуть? Гленда, будь серьезнее. Не могу! Этот мальчик - свидетель жениха - тоже стоит, опустив глаза, но на лице нет ни тени насмешки. А с чего, скажите на милость, такое смирение? Он выглядит моложе Мориса, этот белокурый пожиратель женских сердец. А что там Долли? Ой, да ее глаза полны слез. Все правильно. Вы, мистер и миссис Балантен, не превращайте собственную свадьбу в балаган! И Морис, и его дружок разом издают звук, очень уж похожий на гадкое: «Хм-м!». На мои мысли или на речь священника? А ведь он говорит мудрые слова: «В болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит вас». Смерть нас соединила. Иначе я никогда бы не встретила Мориса, он уже лет восемьдесят как минимум покоился бы на семейном кладбище. Кажется, теперь я действительно плачу. Согласна ли я взять себе в мужья? . Да!!! Морис целует мне ладонь и надевает на палец… россыпь бриллиантов. Сейчас у
меня слезы брызнут фонтаном. Мой Мастер вытирает их легким прикосновением ледяных пальцев, как хорошо, что руки у него холодные. А губы горячие, влажные… У него на меня текут слюнки! Вот так-то лучше, взбодрись, Гленда!
        Заплаканная мама, папа тоже расчувствовался, Рей скачет на одной ноге, как послушный мальчик, терпеливо просидел между дедушкой и бабушкой. Осторожный поцелуй Магистра в щеку. Долли, прекрати меня слюнявить! Белокурого обольстителя зовут Иоахимм Бевеши. Понятно. Поздравления, умиления, восторги! Морис подхватил расшалившегося Рея на руки, тот вцепился в него и обслюнявил, как меня Долли. И все-таки Магистр мне нравится. А почему никто из Мастеров не подходит к нему ближе чем на метр? Соблюдают дистанцию? Только Морис устоял на месте, хоть дернулся было, когда Магистр обнял его. Совсем по-человечески, как отец сына, как мой папа.
        Рей на одной руке, другой Морис поднял меня и продвигается к машине, белому лимузину, украшенному экзотическими цветами. Как же сказочно они благоухают!
        Еще одна неотъемлемая церемония. Кидаю за спину букет, он попадает точно в руки девушке-Мастеру. Смертные восторженно хлопают, бессмертные потешаются. Ну, теперь в машину, и домой.
        Рей уже удобно расположился и пьет сок прямо из коробочки с трубочкой. Что это еще за громыхание? Консервные банки! Целая вереница! Похоже, мои друзья собрали их со всех помоек Лос-Анджелеса. Морис морщится, для его тонкого слуха, способного уловить движение муравья в траве, этот звук должен быть подобен колокольному набату в самое ухо. Зато Рей чуть не визжит от радости. Мои любимые, мои дорогие, мои ненаглядные!
        По знакомой аллее подъезжаем к особняку. Сах уже здесь. Когда он успел добраться? Обе створки тяжелой двери распахнуты настежь. Гигант встречает нас улыбкой, если можно назвать улыбкой клыкастый оскал. Жуть невозможная! Рей уже несется к нему. О нет! Морис берет меня за руку, успокаивающе обнимает за плечо. А Реймонд с разбегу врезается в бывшего гладиатора и начинает карабкаться на него, словно штурмом берет неприступную крепостную стену.
        - Покажи, покажи! - кряхтит он. Сах стоит не шелохнувшись, но я откуда-то знаю, что в любой момент, если понадобится, подстрахует. - Вот это зубищи, как у тигра в зоопарке! Покажи, Сах!
        И громила снова улыбается. Малыш стонет от удовольствия.
        - Дорогой, у него хватит выдержки?
        - Хватит.
        Морис перехватывает сына и заносит его, извивающегося и хохочущего, через порог, на ходу объясняя, что ему, то есть нам всем, как гостеприимным хозяевам положено встречать гостей, которые сейчас начнут съезжаться на торжество. Новая игра, и Рей немедленно включается.
        Подъехала первая машина. Это папа, мама и Магистр. Мы стоим в свете факелов в проеме двери. Первыми подходят мои родители, сразу за ними тот, кого я представляла совсем иначе, во всяком случае, не столь обаятельным пожилым джентльменом. Лорд Артур Соммерсби? Кто бы сомневался в его принадлежности к английской аристократии! Магистр целует мне руку с возвышенной изысканностью и, мило улыбаясь Рею, жмет его маленькую ладошку. Мой Мастер стоит, склонив голову, как в церкви.
        - Я - Реймонд О'Кон… нет, Рей Балантен! - кричит мое сокровище, словно опасаясь, что его не услышат.
        Папа с мамой целуют меня, внука, зятя. Все происходит очень быстро. Я не ослышалась? Мой собственный голос произносит: «Я разрешаю вам пройти в мой дом?» Родители определенно не услышали, иначе я заметила бы. Сказала очень тихо. Самому Магистру? Невероятно! Но тот не выказывает никакого недовольства и проходит.
        Размышлять некогда, следом уже поднимаются Долли и Иоахимм. Моя подруга вовсю кокетничает со своим спутником. Тебе бы следовало сначала переодеться, в этом платье с оборочками, Долли, ты похожа на выпускницу-переростка! Еще одно холодное прикосновение к руке и горячее объятие. И снова та же фраза: «Я разрешаю вам…» Значит, мне вовсе не почудилось, я действительно это говорю?
        Саймон и Кетлин Манкудо - адвокат с супругой. Представляю их Морису. У обоих, разумеется, губы и руки теплые.
        Следующие - вампиры, парочка, оба темнокожие, хотя правильнее было бы сказать серокожие. И чуть слышный голос Мориса:
        - Теперь сама, дорогая, без моего вмешательства. Ты должна разрешить им войти в дом.
        Ну почему ты сразу мне не напомнил? Я ведь еще не привыкла! Не успеваю даже открыть рот, как Рей уже серьезно выговаривает:
        - Разрешаю вам войти в свой дом.
        Ах ты, моя умница! У тебя ушки на макушке! Нет, эти имена я никогда не запомню. Тумба-Юмба какие-то! Обжигающий холод… А вот и мои сокурсники по университету: Дилан, Билли, Лестор. Живительное тепло… «Я разрешаю вам пройти…» Это Реймонд. Парни скривили удивленные гримасы. Морис усмехнулся.
        Неужели поднимающийся вприпрыжку с широченной, во все лицо, улыбкой, круглый розовощекий коротышка тоже вампир? Хосе Рауль де Ребейра.
        - Испанский гранд, - добавляет поспешно веселый толстяк.
        Балантен хмыкнул. Холод прильнувших к руке губ… А сын уже произносит заветные слова, не забывая перед этим представиться. Пока новые гости на подходе, Морис успевает наклониться к моему уху:
        - Этот «гранд» родился в тысяча девяносто седьмом году в самом нищенском районе Мадрида.
        Громкий, заливистый хохот заставляет меня в недоумении обернуться. Почему-то я так и подумала: синьор Де Ребейра смеется, глядя на нас. Ой, как неудобно получилось, он же, конечно, слышал все, что сказал Морис. А Рей уже осторожно подталкивает меня. Тимоти Рик - профессор лингвистики, вот кого я по-настоящему рада видеть! С удовольствием целую его в обе щеки. Да что это я, чуть не сказала ему символическую фразу. Реймонду-то, конечно, простительно.
        Следующая - девушка-Мастер, как же она сказочно красива! Я даже залюбовалась невольно. Под руку с молодым… человеком! Интересно, он в курсе, что она вампир? Но, даже зная, перед такой красотой невозможно устоять. По себе сужу. Только Морис невозмутим. Она не в его вкусе или он категорически против интимных отношений с вампиршами? Зато Реймонд!.. Сын приосанился, завороженно глядя на девушку, и совершенно неожиданно поцеловал ей руку, смутился, покраснел, но та заливисто рассмеялась и, подхватив малыша на руки, звонко чмокнула его в нос. Ребенок мой окончательно сконфузился и даже забыл, что надо говорить. Пришлось самой. Марика Петрашку потрепала Рея по голове и вместе со своим кавалером вошла в дом.
        Наконец Рене, замечательный художник и добрый друг! Морис не приревнует, если мы обменяемся поцелуями?
        Автомобили подъезжают один за другим сплошными вереницами. Сах открывает - закрывает дверцы. Горячие рукопожатия сменяются мертвенно-холодными. «Добро пожаловать…» перемежается с «Я разрешаю…».
        Зачем, скажите на милость, надо было звать столько гостей? Отметили бы тихо, по-семейному. Нет, по-семейному уже было. Хочу шумного веселья, звона бокалов и бесчисленных тостов. Я счастливая! Ну вот, кажется, последний гость. Шерри! По-моему, она уже хронически беременна.
        - Какой это ребенок?.. Третий? Вот умница… Почему ты одна?.. А, Лоуренс в очередной командировке?.. Проходи же, дорогая, проходи…
        Все! Я хочу есть и пить. Реймонд уже понесся в обеденный зал, где официанты снуют между гостями с подносами, уставленными рюмками и бокалами. Бесконечно огромный, украшенный цветами зал способен вместить в себя еще большее количество народу. Никто не теснится, тихо переговариваются. Мои друзья в изумлении оглядываются, обмениваются впечатлениями. Вампиры такого явного любопытства не проявляют. Наверняка каждый из них уже бывал здесь и не раз.
        Стол! Вот это да! Горящие подсвечники примостились между громоздкими блюдами, доверху наполненными жареными птичьими тушками, большущими кусками печеного мяса, целиком приготовленными осетрами, свиными окороками. Все это вперемешку с овощами и другими деликатесами, определить которые, на первый взгляд, практически невозможно. Средневековое пиршество. Жареных павлинов здесь подают только мне! Но впечатляет. Желудок сдавило болезненной спазмой. Представляю, как гости захлебываются слюной. Нас заметили и встречают аплодисментами. Как же это все-таки торжественно! Морис берет меня под локоть, ведет во главу стола. Вслед за нами рассаживаются все остальные, каждый на свое, особо отведенное место, отмеченное, как и подобает, карточкой с именем. Человек - вампир. Почему именно такая очередность? А ведь, если подумать, наша свадьба может быть первым шагом к примирению людей и вампиров, Света и Тьмы, Добра и Зла. Дорогой, ты ведь тоже так думаешь? В глазах Мориса вижу ответ:
        - Легализация вампиров - мир будет потрясен!
        На углу, справа от меня, сидит Долли, рядом с ней сэр Соммерсби. Напротив них Иоахимм и мои родители. Рей у мамы на коленях. Вышколенные официанты разливают шампанское. Первый тост за Магистром. Вот это да! В церкви он говорил с настоящим кембриджским акцентом, а сейчас это речь коренного янки. Вижу, как мама недоуменно моргает. Наверняка в любом краю света его примут за своего. Он смотрит то на меня, то на Мориса, сколько человечности в его словах! Спасибо!
        А теперь я бы что-нибудь поела. Долли хватает мою тарелку и накладывает целую кучу снеди. На еду налегают все, даже вампиры себе что-то положили, только навряд ли станут есть. Так, для проформы. Все, кроме Мориса. Некоторое время слышно лишь, как усердно работают челюсти. Реймонд вцепился обеими ручонками в тушку цыпленка и усиленно вгрызается в нежное, с золотистой корочкой мясо. С какой же ласковой улыбкой на него смотрит Морис! Вот, что доставляет ему истинное удовольствие, - наблюдать, как кушают люди, занятие, совершенно естественное, на мой взгляд, но сама природа лишила его такой возможности.
        Теперь официантов шестеро, двое из них вампиры. Те, что «нормальные», подносят бутылки с вином, подаренные нам. Восторженные возгласы раздаются с разных концов стола. Двое других с подносами, уставленными непрозрачными бокалами, обслуживают Мастеров. К одному из них потянулся было папа, но вампирчик шустро увернулся, а папина рука так и повисла в воздухе. Это я, что ли, хихикнула? Последний бокал Морису, а Магистру золоченый кубок, украшенный драгоценными каменьями. Увидев его, папа даже поперхнулся и закашлялся. Папочка, твой тост!
        Постепенно соседи знакомятся друг с другом, завязываются разговоры. Некоторое напряжение, что было вначале, быстро рассеивается. Ну, разумеется, умные люди всегда найдут, о чем поговорить. Де Ребейра, прихлебывая кровушку, веселит сидящих рядом с ним Шерри и Дайану из издательства. Душа компании в любом обществе. Вот и попробуй скажи, что он - не человек!
        Среди Мастеров три женщины. Третья выглядит старше двух других, русые волосы убраны в незатейливую прическу. Сдержанная, подтянутая, внимательная. Перехватываю мимолетный взгляд светло-голубых глаз.
        - Морис, кто она?
        - Ирина Рогожина. Сейчас живет в России, профессор Петербургского университета. Мало что о ней знаю, кроме того, что она урожденная русская, родилась в царствование Иоанна IV Грозного, в 1547 году. У нее врожденный иммунитет ко всем символам. Освященный крест для нее то же самое, что для меня чеснок. Она даже к Гробу Господню может прикоснуться без вреда. Такому даже не научишься.
        - Я так понимаю, ты самый младший в этой компании?
        - Нет, Бевеши моложе меня на семьдесят лет. Кстати, его наставником была Ирина. В тысяча девятьсот сорок втором году он побывал в газовой камере в Дахау. Не делай такие глаза: вампира этим не убьешь. Сейчас служит помощником прокурора в Будапеште. Родился в семье польских евреев в Кракове. Перед самой Второй мировой войной пел в Варшавском оперном театре. У него великолепный тенор, уверен, Иоахимм нас непременно сегодня порадует своим искусством. А вот тот, седовласый, - Мастер Мадильяни, известная личность. Он родился под именем Омобоно Страдивари.
        Сын знаменитого скрипичных дел мастера? Не может быть! Похоже, я не очень-то теперь удивлюсь, если кто-то из них окажется Цезарем или Понтием Пилатом. Удивленно вскинутые брови. Я шучу, милый! Что-то ведь еще хотела спросить, Долли отвлекает.
        - … Какой еще торт, подруга, у тебя и без него сейчас живот будет, как у Шерри! Ты словно с голодного острова… Я понимаю, что вкусно!.. Фазана? С чего ты взяла?.. Нет, не хочу… Не знаю, сколько бриллиантов в кольце, не считала… Ну не сейчас!.. Дом? Обязательно покажу… Сколько детей собираемся родить?!.. Нисколько. У нас есть Реймонд…
        А вот и он, вылезает из-под стола. Морис вытаскивает его и сажает на колени. О чем они там шепчутся? Иоахимм извлекает из кармана несколько карамелек на палочке и вручает довольному ребенку, а Морис снова говорит ему что-то в самое ухо, и все втроем заходятся дружным смехом. Магистр, глядя на них, тоже улыбается. Мальчики резвятся! Судя по его возрасту, все трое для него выглядят примерно одинаково. Подумаешь, где сто шестьдесят лет, там и четыре. А Реймонд, спрыгнув на пол, уже стремглав бежит… к испанскому гранду, бесцеремонно вскарабкивается на руки и сует ему в рот «Чупа-Чупс». Тот с удовольствием засовывает конфетину за щеку так, что только палочка торчит наружу, и начинает что-то травить малышу, отчего тот хохочет громко и безудержно, а все вокруг включаются в это веселье.
        Мне нравится этот вампир-коротышка! Если посчитать, то ему через три года стукнет девятьсот!!! Неудивительно, что за столько лет он не просто научился быть похожим на человека. Он почти стал им. Он даже не так бледен, как все остальные, а с клычками я его просто не представляю. Что ты говоришь, дорогой? Инквизитор, в пятнадцатом веке, Хосе Рауль де Ребейра? Гленда, закрой рот, это неприлично. Не может быть! А они мне еще и подмигивают на пару с Реймондом. Нет, что ты, Морис, за Рея я, конечно, не боюсь. Написал книгу по истории инквизиции, за что был лично отмечен Папой Николаем V? Кто он сейчас? Работает клоуном в цирке? Морис, держи меня, а то я свалюсь со стула. Да, пожалуйста, пойдем лучше танцевать.
        Двери соседнего зала распахиваются, не без помощи Саха. Здесь все приготовлено для танцев. Играет живая музыка, но самих музыкантов не видно. Морис ведет меня на самую середину, музыка умолкает ненадолго, в ожидании, пока все гости не зайдут. И тогда вновь раздается звук, сначала одинокой скрипки, затем к ней постепенно присоединяются другие инструменты. А мы кружимся в медленном вальсе, темп которого постепенно начинает нарастать. Я смотрю на Мориса, он делает быстрое па, и все вокруг преображается. На его голове темно-синяя шелковая чалма с драгоценным украшением спереди, расшитая золотом дахабея, широкие шаровары и золоченые туфли с высоко загнутыми носами. Наряд индийского раджи. На мне сари, переливающееся всеми цветами радуги, из тончайшего муслина. Все вокруг нас одеты соответственно. Как солидно выглядит папа в расшитом наряде! Темп вальса все нарастает. Еще один поворот, и на мне уже кринолины, хрустят накрахмаленные нижние юбки, тугие локоны развиваются по обнаженным плечам. Сердце то замирает, то стучит неистово. Завороженно смотрю в лицо Мориса, не в состоянии отвести глаз. Но мне не
страшно на сей раз. Его лицо цветет в улыбке. Наш первый свадебный танец! Быстрее, еще быстрее, мы уже не кружимся, а летаем по залу в неистовстве вальса. Теперь на мне совершенно прозрачная туника с большой камеей вместо брошки, легкие сандалии чуть слышно постукивают по каменному полу, волосы спадают почти до пояса, но на голове их придерживает, скорее всего, обруч, чувствую прикосновение металла ко лбу. Морис задрапирован в белую шерстяную тогу. Музыкальная тема достигает своего апогея и обрывается так резко, что я едва не спотыкаюсь. Наваждение исчезает. Как жаль.
        - Морис, опять твое волшебство?
        - Это не я, это Магистр.
        Я разворачиваюсь к лорду Артуру и присаживаюсь в глубоком реверансе. Магистр улыбается мне и отвечает изысканным поклоном. Затем под сводами вновь разносится какая-то бурная мелодия, и уже несколько пар идут танцевать, к ним присоединяются другие. И мой малыш Рей, набравшись смелости, приглашает Марику Петрашку. Сначала они пытаются танцевать, но затем девушка поднимает Реймонда на руки, малыш счастливо улыбается, положив ладошки ей на плечи.
        - Морис, а почему Марика улыбается, не разжимая губ? Она боится показать клыки? Это из-за Рея, или Мастер по каким-то причинам не может их убрать?
        - У нее нет клыков. Ей выдрали их родители, когда она была еще девочкой. Они были уверены, что таким образом избавят ребенка от желания пить кровь.
        Бедняжка, как же это было жестоко с их стороны. Как они могли!
        - Нелегкое было существование у девушки. В десять лет ее пытались сжечь жители родной деревни, но Марика сумела порвать путы и убежать. Затем ее травили, как зверя, в окрестных лесах. Ее укрыла полусумасшедшая старуха, которая одиноко обитала на болотах. Несколько лет Марика прожила с ней, питаясь лишь кровью лягушек и птиц. А когда старуха умерла, девушка решила вернуться к людям. Моравия начала восемнадцатого века представляла не самое лучшее место для существования вампира. Присутствие людей всколыхнуло в ней жажду крови. Сила в ней таилась нечеловеческая, сама понимаешь, и чем больше она пила, тем больше хотелось. Перебираясь из поселения в поселение, из города в го род, она убивала без разбора. Психика у нее была нарушена еще с тех пор, как ее лишили клыков и гоняли по лесам, а осенью и весной наступало обострение. Она не кусала, как все вампиры, а рвала плоть. Тикси, - Морис грустно усмехнулся, - ее зубов дело. Ее схватили в тот момент, когда она пила у него кровь из изуродованной шеи. Забивали ее, как бешеную собаку, после чего закопали где-то на развилке дорог. Поднявшись из могилы, Марика
снова была вынуждена бежать. И так происходило несколько раз. Потом ее нашел Мастер Хейвуд, - Морис показал глазами на джентльмена с орлиным профилем. - Затем они вместе нашли Тикси и других. Но периодически, раз в пятьдесят лет, Марика срывается. Поэтому Хейвуд, да и сам Магистр постоянно контролируют ее. Сейчас с ней все в порядке, у нее даже есть друг, который ее подкармливает.
        Может быть, следующая свадьба будет их? Смотрю на девушку-Мастера необыкновенной красоты, и такая жалость просыпается к ней. Ведь Марика должна бы ненавидеть людей лютой ненавистью, а она обнимает нашего малыша и разговаривает с ним, совсем как добрая, ласковая сестра. Двадцать пять Мастеров, включая Мориса, и у каждого своя, неповторимая история несчастий и мучительного познания мира. Я улыбаюсь девушке, целующей моего сына, а самой так хочется подойти и обнять ее!
        Веселье тем временем продолжается. Кто-то все еще танцует, кто-то переместился обратно в столовую. Люди вперемешку с вампирами. Разговаривают, шутят, смеются. Никто из моих друзей ничего не подозревает, и слава Богу!
        Убедившись, что гости отдают должное угощениям и напиткам, а мама, как всегда, с успехом сумела занять всех беседой, я перекинула через руку кружевной шлейф и пошла показывать Полыхающей нетерпением Долли дом. За нами увязалась моя привычная компания: Шерри, Лестер, Дайана и вездесущий Рене Траум. На мою подругу розовый цвет действует, похоже, возбуждающе, она не замолкает. Ни Дайане, ни Шерри не удается вставить ни слова, впрочем, они и так бродят с широко открытыми от удивления и восторга ртами.
        - Дорогуша, после всего увиденного ты не убедишь меня, что твой муж обычный провинциальный коп. Поверь, я знаю, что говорю, я тебя старше на целых шесть лет. Думала, что такие мужчины уже вымерли как динозавры. Банальная встреча в баре занюханного городка, и ты превратилась в принцессу! Очень необычный дом, похож на шкатулку с секретом. - Если бы она знала, как близка к истине! - Почему бы вам не жить здесь? Внешность и манеры твоего мужа, твоя известность откроют вам двери в лучшее общество. Впрочем, я выяснила, что друг Мориса, тот, с орлиным профилем, - французский барон, а веселый толстячок - испанский гранд. Мне только не понравился англичанин-блондин… О, какой прелестный столик! Дамы на редкость хороши! А этот красавчик-свидетель! Кстати, Гленда, женат? Держится великолепно, но интереса, которого я заслуживаю, он почему-то не проявляет. А впрочем, это по молодости лет. - Ну да, всего-навсего на шестьдесят один год старше тебя! - И все же странная компания, почти все из Европы, что их связывает с Морисом?
        - У тебя острый глаз, подруга, считай, что они принадлежат к особому закрытому клубу для избранных. - Кажется, я уже научилась у своего супруга говорить чистую правду. - В дворянских корнях я не уверена, но по воспитанию и образованию, вполне достойны. Точно знаю, что Морис происходит из семьи плантаторов-южан. Отсюда и этот старый дом, картины, мебель - его наследство. Осторожно с этими рисунками, Рене. На них родители Мориса. Они трагически погибли, и маленькие портреты - все, что осталось. Рене, ты не мог бы увеличить и воспроизвести их в красках? Я хочу повесить их в одной очень интересной гостиной, где уже есть немного странный портрет. Пойдемте покажу, только не удивляйтесь.
        Я веду друзей в зал с портретом «молодого» Мориса. Художник Рене, высокий, худой, с быстрыми карими глазами, воскликнул:
        - Я, кажется… нет, уверен, узнаю руку своего пра-пра-прадеда! У нас, к сожалению, сохранились только две его картины и еще семейное предание, что Марко Антонио Секеларис после написания одного портрета сошел с ума, утверждая, что видел самого демона. - Если бы ты только знал, как он был недалек от истины! - Ты разве ничего не видишь странного в предке твоего мужа, Гленда? Я бы поклялся, что этот господин и Морис, одно и то же лицо! - Ох, Рене, не дай Бог, с твоей дотошностью ты докопаешься до всей правды! - Невероятно, сколько лет прошло, - больше ста!
        Долли перебила художника:
        - Прекрати, Рене, а то действительно пойдешь по стопам своего прародителя. У Балантена, в отличие от его пращура, живой, острый ум, довольно саркастическая усмешка. И ко всему прочему едкие замечания по поводу нашей компании. Невозмутимость, скорее всего, показная, но не исключаю и врожденную. Однако ставлю пятьдесят долларов, что с ним в постели Гленда не скучает. Когда он на тебя смотрит, его глаза сверкают, словно бриллианты у тебя в кольце. Дай-ка мне руку! Такого я еще не видела! И малыш Рей его полюбил. Счастливая! Я так тебе завидую!
        Я обрадовалась:
        - Правда? - и крепко сжала руку Долли. Пока не посыпались очередные вопросы, на которые не всегда можно дать ответ, предложила:
        - Пойдем к остальным. Нехорошо надолго оставлять гостей. Долли, как я выгляжу?
        - Сногсшибательно! Кстати, здесь хоть где-нибудь есть зеркало?
        - В туалетной комнате, в конце коридора.
        Я вернулась в большой зал и сразу нашла Мориса.
        - Я показывала дом. Представляешь, как тесен мир: Рене Траум - правнук того самого художника, который писал твой портрет. У него недавно успешно прошла выставка последних работ. Часть из них купила известная галерея. Ему можно заказать портрет твоих родителей с маленьких рисунков. Я не очень долго отсутствовала? Никогда еще не была хозяйкой такого большого приема, обычно распоряжалась Долли. Тебе понравились мои друзья? Почему Магистр один? Можно я с ним поговорю?
        И, не дожидаясь ответа мужа ни на один заданный невпопад вопрос, упорхнула, послав ему лишь воздушный поцелуй. Стараюсь сохранить плавную походку. Иду через весь зал, расточая улыбки. Главный гость совсем не скучает: он вполне благожелательно изучает присутствующих, слышит все их разговоры и даже мысли. Почему к нему никто не подходит, может, он сам не хочет? Тогда не удивлюсь, если упрусь лбом в стеклянную стену или ноги сами понесут меня в другую сторону. Нет, он приветливо улыбается мне навстречу.
        - Можно я с вами погуляю под руку, сэр Соммерсби? Сегодня очень счастливый для меня день. Нет, все дни с Морисом были особенными. Я вас совсем другим представляла, а вы похожи на нашего друга, отца Грегори. Спасибо вам за все: за Мориса, за честь, которую вы нам оказали, почтя своим присутствием, за волшебный танец! - Мы не спеша идем через зал. Вампиры, стоящие на дороге с бокалами, немедленно с поклоном расступаются. Но нет в моем спутнике ни высокомерия, ни превосходства, лишь аристократическая признательность той почтительности, которую проявляют к его особе те, что ниже рангом, да добродушие и искреннее расположение к простым смертным, к людям, ко мне. Это придает мне еще больше смелости, ну, может быть, малую-малую толику нахальства: - Морис тоже проделывал такие штучки в Дак-Сити. Если бы я не была готова к чему-то подобному, могла бы и оконфузиться. - Какой у него юношеский, живой смех! - Мой папа немного напряжен. Он относится к числу людей агностиков, верит только в то, что видят его глаза. Они нам с Морисом поверил не сразу, но опустим подробности. Вы не сердитесь? Остальные гости
думают, что вы председатель элитного клуба знатоков. Скажите, неужели можно удержать в голове такой запас информации, да еще на протяжении многих лет, и ничего не забыть? Я еще до Саха не добралась. А вы, поди, еще и старше его? Ой, простите, ваше величество, вы слишком ценны для того, чтобы я вас так мучила, как мой Рей старого гладиатора. Вы знаете, что не очень-то хорошо с вашей стороны так смеяться над невестой в день ее свадьбы! Позвольте вам представить - доктор Тимоти Рик, профессор, мой любимый учитель и не такой зануда, как я!
        Гленда, нажми на тормоз, ты разговаривала с самим Магистром! А где священный трепет? Ох, и попадет мне от мужа! Эти господа с холодными носами, уж не надо мной ли они потешаются? И Морис с ними. Ну, держитесь!
        - Рей, мама, Долли, Билл, Дилан!.. Играем в фанты?
        Один из вампиров показал фокус, мгновенно переместившись из одного конца зала в другой. Профессор Рик под общий смех козлиным голоском спел детскую песенку. Испанский гранд вполне убедительно представил Роденовского «Мыслителя». Рене, о ужас, за две минуты нарисовал шарж на Магистра, и при этом его не поразило молнией! И все в таком духе до самой ночи.
        После двенадцатого удара часов я вздрогнула и вспомнила, что половина присутствующих - вампиры. Но ничего ужасного не произошло, и праздник продолжался. Иоахимм исполнил арию Альфреда из «Травиаты», я думала, отобью ладоши, так ему хлопала. Его талант вызвал восторг у всех, а Долли пообещала, что вылезет из шкуры, но устроит Иоахимма в Нью-Йоркскую оперу. Ах, Долли, ты даже не догадываешься, что сорок лет назад, когда тебя еще и на свете не было, он уже блистал в Европе! Припозднилась ты со своей протекцией! Потом мы читали стихи, снова танцевали, играли в шарады, запускали маленький домашний салют.
        Еще пара часов, и гости-люди стали расходиться. Полусонный Рей пожелал нам приятного путешествия. Какое еще путешествие? Морис, загадочно улыбаясь, вручил мне конверт. Вот это здорово! Билеты на самолет, в Европу. В Швейцарию!!! Настоящее романтическое путешествие! Интересно, почему это я - бедная девочка? Мы с родителями каждый год куда-нибудь ездили. Ну и что, что не была за океаном? Зато я много читала, хорошо знакома с классической европейской литературой, искусством и знаю даже про Швейцарию. Берн, Женевское озеро, Альпы с ледниками, сыр, часы, красавцы гвардейцы, охраняющие Ватикан. Кажется, в десятом веке она входила в состав Римской Империи. И самые потрясающие видовые картины. О Морис, вот это сюрприз! Ты никогда не перестанешь меня удивлять.
        Мама, папа, Долли, короче все те, кто оставался ночевать в нашем доме, разошлись по своим комнатам отдыхать, а для нас вечер еще не закончился.
        Мы вернулись в зал. Со стола уже убрали, и во главе на этот раз восседал Магистр. Мне позволили остаться, назвав «посвященной», одной из немногих. Здесь присутствует еще один человек - друг Марики. Я сажусь рядом с Морисом. Магистр смотрит на него долгим пронизывающим взглядом и говорит, очень тихо, мягко, неторопливо:
        - Впервые за много лет мы собрались все вместе не для того, чтобы обсудить текущие дела и проблемы. Хотелось бы верить, что не в последний. Сэмюэль, - лорд Артур по-прежнему обращается к одному только Морису, - на тебя ложится серьезная ответственность за судьбу двух смертных. Уверен, ты пришел к такому решению продуманно, основываясь на логике и здравом смысле. Не мне судить, сколь верный ты выбрал путь. Убежден, ты знаешь, что делаешь. И никто не даст тебе более мудрого совета, чем тот, который ты можешь дать себе сам. Но ты еще слишком молод, и в этом единственный твой недостаток. Во всем остальном ты, Мастер Балантен, безупречен. У тебя доброе сердце - великий дар для бессмертного, но в этом же и твоя уязвимость. Со временем это пройдет, а пока ты обязан обуздать юношеский порыв, он может привести к необратимым последствиям. Получая заряд чувственных эмоций, с которыми тебе еще не приходилось сталкиваться, ты можешь не успеть усмирить свою Эготию[Индивидуальность (не путать с личностью!), неуничтожимое Эго (лат.)] . С тысяча девятьсот двадцатого года ты не совершил ни одного необдуманного
поступка и до сих пор чист. Ты можешь гордиться собой, мальчик. Больше мне нечего сказать. Да прибудет с тобой Суфи.[Мудрость]
        С последними словами Магистр поднялся. Одновременно с ним встали все, низко склонив головы. Интересно, как мне, посвященной, проститься, если я встать-то со всеми встала, но остальных священнодействий не совершила, слушала Магистра, глядя на него, а не сидела, потупив взор, и склониться не склонилась? Тем не менее сэр Соммерсби подошел ко мне с теплой улыбкой и взял за руки.
        - Спасибо, что пригласили меня в свой дом. Вы удивительное создание. Нашему другу Балантену чрезвычайно повезло встретить такую женщину, как вы. Большая редкость в нашем суетном мире. Будьте счастливы!
        И исчез, будто его и не было. Мастера оживились немного и тоже начали расходиться. Я не удержалась, подошла наконец к Марике и крепко обняла ее. История этой двухсотвосьмидесятиоднолетней девушки тронула меня до глубины души. Весь вечер я порывалась подойти к ней, но подходящего случая до сих пор не представилось. Разумеется, она прочитала мои мысли и с ядовитой усмешечкой взглянула на Мориса, но мой муж остался невозмутим.
        - Буду рада видеть тебя в своем доме с ответным визитом, Гленда. Спасибо за все.
        Ее спутник поцеловал мне руку, и они удалились с медлительным спокойствием. Я проводила их взглядом и тут где-то за спиной услышала: «Магистр готовит Балантена себе в преемники». - «Кто бы в этом сомневался». Оглянулась, но никого уже не увидела. Вампиры расходились, растворялись, исчезали, и вот мы остались вдвоем. Я и мой Мастер. Он поцеловал меня в висок и мягко погладил пальцами по щеке.
        - Морис, а что такое Суфи?
        - Мудрость.
        - А ты знаешь, что сэр Соммерсби готовит тебя в преемники?
        - Догадываюсь, но я не прошел еще третью степень посвящения.
        - Скажи, почему Магистр назвал тебя Сэмюэль?
        - До посвящения меня звали Сэмюэль Мак-Каниган. Я родился с этим именем.
        - Так значит, на самом деле я теперь называюсь миссис Мак-Каниган?
        - Нет, дорогая, забудь. Ты - миссис Морис Балантен. Отныне, и присно, и во веки веков, - он засмеялся и, подойдя к окну, распахнул его настежь.
        Зал наполнился звуками ночного сада. Шелестели листья на легком ветру, стрекотали цикады, вдалеке шумело море, чуть слышным эхом доносился крик чаек. Наверное, мой муж своим совершенным слухом улавливал миллионы других звуков, недоступных мне, а потом стоял и, вглядываясь в ночь, видел то, что мне было не дано.
        Я подошла к нему и, обняв за талию, прильнула к его спине.
        - Скоро наступит тяжелое для тебя время - рассвет. Поспи, я пока соберу чемоданы. Разбужу, когда придет такси. Я люблю тебя и буду самой хорошей женой на свете.

10
        Мы отлично выспались в самолете. Я устроила мужа у иллюминатора, подложив подушку под голову и укрыв пледом до самого подбородка. А сама села рядом, вытянув ноги, чтобы до Мориса невозможно было добраться, не потревожив меня. И стюардесса, тронув меня за плечо, спросила, не нужна ли моему спутнику помощь. На ее взгляд он выглядел неважно. Пришлось сказать, что он всего-навсего боится летать самолетом, и поймала себя на мысли, что если бы лайнер рухнул, единственный, кто уж наверняка бы выжил, - это Морис.
        Наконец я ступила на землю Европы, как когда-то Колумб - на новый материк. Нас ждал респектабельный курорт на берегу Женевского озера, но по моей просьбе мы остановились на пару дней в столице, в самом центре, в фешенебельном отеле, и из окна номера открывался вид на старый город и вершины гор вдалеке, покрытые снегом. Мой великолепный муж - в длинном белом пальто, с черным шарфом и перчатками. На мне короткое светло-серое с широкими рукавами и капюшоном, отделанное рыжим мехом. Нас приняли за американских миллионеров, но, когда Морис заговорил по-французски, подумали, что он парижанин. Уверена, что в Риме он итальянец, в Мадриде - испанец… Интересно, а в Японии? Он все время будет надо мной смеяться?
        Наши чемоданы внесли в свадебный люкс. Быстро разобрать вещи. Они пробили изрядную брешь в моем банковском счете. Тебе хорошо, дорогой, ты можешь сэкономить на еде, а я не хочу рядом смотреться как простая девочка с фермы. В конце концов я известная писательница! Ну перестань же веселиться и пойдем скорее гулять!
        - Что? Ты сам был здесь лет сорок назад?
        Стюарт в коридоре внимательно посмотрел нам вслед.
        Я с восторженным удивлением рассматриваю новый мир. Как здесь все не похоже на Америку! Забрели в старые кварталы. Да, по этим улочкам моя машина точно не пройдет. Морис шепчет мне на ухо:
        - Погуляй, я скоро, - и пропал, я не успела даже кивнуть.
        Дома вплотную друг к другу, маленькие окошки с неизменными цветочными горшками, старая черепица, мощеные камнями тротуары, где и два человека не разойдутся, крохотные магазинчики, кафе на три-четыре столика… Как будто декорация! Загляделась на готический собор Сан-Винцент. Я, кажется, читаю по-немецки! А там что? Все, я заблудилась… Растерянно озираюсь по сторонам. На мои расспросы здесь только пожимают плечами. Мне кто-то рассказывал, что, несмотря на то, что почти все европейцы говорят на английском, они все равно предпочитают общаться исключительно на своем родном, усиленно делая вид, что другого языка не понимают. Вот, мне представился случай убедиться.
        И как быть? Морис вынырнул неизвестно откуда. Губы красные, глаза блестят, тщательно скрывает клыки. Ты успел перекусить, милый.
        - Как ты меня нашел?
        - Я найду мою любимую и в пустыне, и в толпе людей. Пойдем, я знаю один ресторанчик, если он еще существует, где тебя вкусно накормят самыми обычными блюдами.
        За два дня мы осмотрели все самое интересное, облазили средневековые укрепления, купили кучу игрушек для Рея, отличные часы папе и подарки для мамы. И этим же вечером уже были в Лозанне. Живописные берега Женевского озера и волшебный мир окрестностей навсегда покорили меня!
        Мы покидаем свой номер после полудня, чтобы я могла при свете дня увидеть все местные красоты, заходим в кафе и рестораны и до самого рассвета снова гуляем. Сегодня мы поехали в горы. Добираемся на машине на сколько возможно высоко, но мне непременно надо забраться еще выше. Я пыхчу, как старый паровоз, вскарабкиваясь на четвереньках на крутую скалу, а сзади спокойно идет Морис, да еще пощипывает меня за лодыжку, придавая скорости. Вот мы и наверху! У-ф-ф!.. Перчатки и колени в земле, волосы растрепались, зато Морис, улыбающийся и свежий, будто только что вышел из дома, и ни одного грязного пятнышка. Так и думала, отсюда вид еще лучше: озеро далеко внизу, кругом огромные сосны, в стороне водопад. Тянет посмотреть вниз с кручи. Только осторожно делаю шаг к краю, как сильная рука Мориса отдергивает меня назад и камень, на который я собиралась ступить, летит в пропасть. Обеими руками ухватилась за мужа, и голова закружилась от запоздалого чувства страха.
        - Успокойся, дорогая, я слышал, что он еле держится. С тобой ничего не случится, когда я рядом.
        Все, как в моих романах: путешествие, опасность и надежные руки любимого в нужный момент! Я выбираюсь из охватившей меня паники под ласковыми поцелуями и горячими словами, обжигающими ухо и висок:
        - Хочешь, я подарю тебе весь мир?
        - Да!
        - Хочешь, всю мою любовь?
        - Да!
        - Хочешь навечно быть вместе?
        - Да!
        Я чувствую его пальцы на затылке, на шее… Отодвигает воротничок пушистого свитера. Холодный рот прикусывает кожу…
        - Нет! - я закричала так громко, что отозвалось эхо.
        Искаженное лицо бледнее обычного, жадные клыки полностью обнажены. Черные глаза смотрят бездонно и страшно. Настоящий властелин ада. Решительно освобождаюсь из цепких рук.
        - Я не хочу, я такая, какая есть, ты меня такой взял в жены, такой я и останусь. И не надо, пощади!
        Сердце сжали тоска и страх.
        - Есть у вас, у людей, одна странная особенность - выдавать желаемое за действительное.
        Как бы ты того ни хотела, я никогда не стану человеком, - сквозь клыки воздух вырывается с шипящим свистом, и я ежусь от холодного озноба, отводя глаза от подчиняющего взгляда чудовищных беспросветных глаз. Но постепенно речь его становится внятной и голос ровным, сухим, и от этого мороз бежит по коже. - Можно сколько угодно искусно придерживаться маскарада, то есть притворяться человеком, только сущность от этого не изменится. Ты можешь соль полить шоколадом, но она все равно останется солью. Для тебя слово «вечность» всего лишь символ, некая художественная обобщенность, а для меня вполне конкретное понятие, у которого нет иного смысла, кроме одного-единственного: вечность - это бессмертие. И если ты до сих пор этого не поняла, то только потому, что продолжаешь по-прежнему отождествлять меня пусть с необычным, но все-таки человеком. Как ты думаешь, почему я с постоянным упорством не перестаю повторять, что я не просто ИНОЙ? Я - вампир. Ты поверила в это, но полностью так и не осознала. А все потому, что не придаешь значения моим словам, они для тебя всего лишь абстракция, не имеющая под собой
определенности. Пойми же наконец, меня, Гленда!
        Морис взял меня за плечи и встряхнул несколько раз. Едва он опустил руки, как я плюхнулась на землю. Насколько же он прав! И насколько же я была легкомысленна, когда вдруг перестала воспринимать реальность! Любовь ли затмила мне глаза или необычная свадьба усыпила разум, не знаю… Я воспринимаю все только в том ракурсе, в каком мне удобно. Ежедневная охота? Так это как пойти попить пива. Чтение мыслей? Ну, нравится подглядывать, так я тебе еще и подыграю. Недюжинная физическая сила, ночной образ жизни, способность быстро двигаться? Все это забавляет, все приемлемо и удобоваримо. Но я не хочу, не желаю, чтобы меня вводили в транс, гипнотизировали, а уж тем более превращали в вампира. Не стремлюсь к бесконечной жизни, не намереваюсь видеть, как состарится и умрет мой сын, мои внуки. Я решительно вскинула глаза на Мориса:
        - Понимаешь, Морис, не хочу!
        Он протянул руку и поставил меня на ноги. Все человеческое в нем исчезло, испарилось без следа. Матово-белое лицо, как заснеженные вершины, бездонный, черный, пронизывающий до костей взгляд, клыки, которые он даже не собирается прятать, бескровные жесткие губы.
        - Хотел бы тебя понять, но это не в моих силах. Посочувствовать, уступить - да. Пойти на компромисс - может быть. Только как смириться с тем, что все живое вокруг, а в особенности то, что становится неотъемлемой частью тебя самого, - заведомо вынужденная потеря? Возможно, через пару сотен лет я к этому привыкну. Буду со спокойной фатальностью расставаться с дорогими мне людьми, обретать новых, вновь терять. Тогда объясни мне, зачем все это вообще нужно? Держать в объятиях любимую женщину, заранее зная, что через несколько десятков лет тебе придется предать ее прах земле, когда в твоих силах сделать так, чтобы она стала вечной спутницей бессмертного существования. Все не так просто, как хотелось бы. Я черпаю в тебе новые, неведомые эмоции, мы превращаемся в единое целое, а что прикажешь потом делать со всем этим грузом чувств? Похоронить их вместе с тобой? И вычеркнуть навсегда из памяти? Так этого я тоже не могу!
        - Морис, Морис, мой любимый, единственный, - мне не сдержать слез, горьких, отчаянных, слез острой жалости, разрывающих сердце. - Для меня любовью будет наполнена жизнь, пусть такая короткая по твоим меркам. Я научу тебя с ней существовать, открою сокровенные тайники души. Но это будет только, пока я остаюсь человеком. - Лицо и руки Мориса совершенно мокрые от слез и поцелуев. - Ты жил до сих пор со страхом, ненавистью, презрением. Когда же меня не станет, ты будешь продолжать жить с любовью. Она не уйдет вместе со мной в могилу. А может быть, потом ты встретишь девушку, которая будет в сто раз лучше, умнее, добрее меня и затронет в тебе еще какие-то неведомые струны, - я уже хлюпаю носом, опухшие глаза ничего не видят. - Нет, нет, это случится потом, а пока ты только мой!
        Мы стоим, крепко обнявшись, одни на высокой скале, будто никого не осталось больше в мире и мы в центре этой пустоты, окруженные спокойной красотой молчаливых гор, бесконечного неба. Я со всхлипом вздохнула в промокшую на плече мягкую куртку Мориса. Надо успокоиться. Я не собираюсь сейчас умирать. У нас есть время насладиться каждым мигом общения, и будем растягивать эти мгновения, насколько возможно.
        Нельзя появляться с таким лицом в отеле, все знают, что у нас медовый месяц. Надо умыться в том дивном водопаде. Похоже, из меня вытекло столько же слез, сколько в нем воды.
        На руках у мужа спускаться гораздо быстрее. Мы оказались у машины раньше, чем я успела подумать, что забыла свои перчатки на вершине скалы.
        Остаток дня мы провели в полном молчании, углубившись каждый в свои мысли. К вечеру я почувствовала себя неважно. Возможно, первая и, очень хочется надеяться, последняя в нашей совместной жизни семейная ссора окончательно выбила меня из колеи. Но Морис сразу определил, что у меня начинаются критические дни. Похоже, я переволновалась даже больше, чем ожидала. Ты теперь переедешь в другой номер? Ничего подобного? А как же…
        На нашей двери появилась табличка: «Не беспокоить».
        - Позволь тебе напомнить, дорогая, что я твой муж и вампир, если ты опять об этом позабыла. А ни один вампир не упустит такой счастливой возможности, тем более я. Теперь-то я имею возможность пить тебя без опасения вызвать твое негодование. Но мне бы не хотелось, чтобы в твоей головке мелькнуло слово «извращенец». Ты когда-то интересовалась, какое лакомство я предпочитаю, - так вот, это самое!
        Смотрю на него и не узнаю своего Мастера. А еще он будет говорить мне, что не подвержен никаким эмоциям. Да чего только не отражается на его лице, и все в превосходной степени!
        - Не подходи ко мне, извращенец! Скажи-ка, часто ты так лакомишься?
        Морис сначала сглотнул слюну, - смотри, не захлебнись! - а потом ответил:
        - В первый раз за последние сто шестьдесят лет! Завтрак, обед, ужин и все, что ты пожелаешь, тебе будут подавать в номер. Сколько у нас дней? А я воспользуюсь своим красноречием, чтобы ты не ощущала неловкости…
        Три дня пролетели незаметно. Сколько интересных, поучительных, веселых и грустных историй знает мой муж! Где он только ни побывал! Впрочем, выяснила где: в Антарктиде, Австралии, Сибири, Центральной Африке.
        - Ну, тогда тебе стоит прочитать мой роман «Опаленная солнцем». Мне особенно удалось описание африканских саванн. Правда, писала я под монотонный шум дождя в моей квартире в Нью-Йорке. А чего ты смеешься, вот когда поедем в Африку, сам убедишься, на сколько мое воображение близко к действительности. А теперь садись, на этот раз я отыграю у тебя свои десять долларов. Только, чур, не жульничать!
        Моя очередная наличность перетекла в карман к Морису. Все, в азартные игры на деньги я с ним больше не играю! Ты что-то слишком перевозбужден, и в казино я пойду одна, чтобы не ставить под удар наше состояние. Ничего подобного, нищей я оттуда не вернусь!
        Завтра наконец заканчивается срок домашнего ареста. Да вижу я, вижу, как ты разочарован. Видел бы ты себя в зеркало. Ты не забыл, что у нас еще впереди Женева, Базиль, Цюрих и что-то ты там еще говорил.
        И все оставшиеся дни мы путешествуем по Швейцарии. Водитель, надо сказать, из него безобразный, но зато как переводчику и гиду Морису нет равных. С горьким сожалением покидаю страну, отделенную от всего мира, - ох, как бы хотелось, неприступными, - горами, взяв с мужа слово непременно вернуться сюда вместе с Реймондом. Я отлично понимаю, что существует остальная Европа, но и там ты услышишь от меня то же самое. И все же я соскучилась по дому и по сыну. Последний взгляд в иллюминатор, и можно спать.
        Лос-Анджелес встретил нас проливным дождем, а Рей, папа, мама и даже Сах - очень радостно. И ничего другого нам не надо! Всю ночь проболтали, Реймонда было не угомонить, он немедленно готов был сорваться и бежать в Европу бегом. Один раз Сах поймал его у самых дверей.
        Надо укладываться спать - завтра рано утром родители уезжают на ферму. Хочу их проводить.
        - Спокойной ночи. Морис, уложи, пожалуйста, Реймонда, у тебя это получится лучше всех.
        Отчего это Сах так скоро собрался ретироваться? Последнее время, похоже, он укладывал малыша? Я укоризненно посмотрела на родителей. - Замучили расспросами?
        Папа возмутился:
        - Да из него и двух слов не вытянешь! Мы уж с матерью и так перед ним, и эдак. Ну, что с него возьмешь? - папа обреченно махнул рукой. - Одно слово - гладиатор.
        Ого, значит, разговорить Саха вам все же удалось, мои дорогие родители! Трудно поверить, но великан ухмыляется себе под нос. Ничего, у меня еще будет время услышать твои истории! Новый роман о гладиаторах? Стоит подумать. А теперь - спать.
        Несмотря на раннее утро, невыспавшийся Рей пожелал проводить бабушку и дедушку.
        Мы помахали рукой взлетевшему самолету и отправились домой. Я отпустила такси, не доехав до Лонг-Бич. После вчерашнего дождя чудный воздух, дома и зелень выглядят умытыми, свежими. Я сообщаю Рею, что мы ненадолго поедем в Дак-Сити, папа закончит там свои дела, а затем вернемся домой.
        - … Качели? Обязательно будут. Да, сад похож на лес. Сах повесит тебе канат на дерево, будешь Тарзаном… Зачем круглую поляну?.. Ах, вы с Сахом будете гладиаторами! Тогда купим меч, золотой шлем и щит… Мороженое? Папа проснется и вместе сходим в «Баскин Робинс»… Конечно, днем немного поспим и пойдем на пляж.
        Мимо нас проехала и резко затормозила белая машина. Майкл? Что он здесь делает? Как обычно, одет с иголочки и ни на шаг не отступает от своего имиджа. Типичный
«белый воротничок» с Уолл-стрит. Темные волосы тщательно подстрижены, дорогой одеколон, галстук. Оценивающий взгляд на мой наряд, на обручальное кольцо. Лицо явно расстроенное. Разыскиваешь меня уже два дня? Зачем? Рей, конечно, вырос, и, когда ты в следующий раз захочешь его увидеть, он пойдет в школу. Да, я вышла замуж. Как ты узнал? Оказывается, ты читаешь не только биржевые сводки, но еще и светскую хронику!
        - Хватит молчать, Гленда! Еще один необдуманный поступок в твоей жизни. В придачу эта роскошная свадьба, напоминающая королевский прием. Что ты сказал, Рей, папа с мамой вчера вернулись из Европы? Очень мило!
        Майкл здорово разозлился, весь лоск моментально куда-то испарился, когда он закричал на всю улицу:
        - Ты продала прекрасный дом, чтобы свозить какого-то копа… куда? В Швейцарию? Одну из самых дорогих стран Старого Света? Он же теперь еще и папа! Да ты сошла с ума, опомнись! Мы можем начать все сначала, я прощу твои глупости, я уже смирился с тем, что ты неисправимая идеалистка.
        - Прекрати кричать, Майкл! - не выдерживаю наконец я. - Мне не надо несколько раз повторять, что я испортила тебе жизнь. Я исправила это пять лет назад и не чувствую себя виноватой. Меня не надо прощать, а тем более мириться. Есть тот, кто не терпит нас, а любит, и, если тебя это действительно волнует, взял на себя ответственность за меня и Рея.
        Реймонд, притопывая на месте, бросился на мою защиту:
        - У мамы теперь есть муж, а у меня - папа! Мы сейчас живем все вместе, и я скоро буду таким же сильным и умным. Мама, я хочу писать!
        - Где вы живете, я отвезу, садитесь в машину.
        - Здесь недалеко. Прямо, теперь в эти ажурные ворота. Не надо так сигналить, нас уже слышат.
        Тяжелые кованые ворота распахнулись, и мы поехали по дорожке среди густого сада. Перед домом в тени Сах протирает стекла черного кадиллака. Рей, выбираясь из машины, кричит:
        - Сах, подожди меня, я помогу тебе мыть папину машину! - упираясь, открыл тяжелую дверь и скрылся в доме.
        - Куда мы приехали, Гленда? Чей это дом? - Майкл вышел и остановился, совершенно потрясенный.
        Вампир сверкнул глазами и заурчал, совсем как хищник, почуявший добычу. Вообще-то, я везла его сюда не с этой целью. Я опустила глаза и уставилась на носки своих туфель. Сах, ради Бога, позже, и чтоб он ничего не заметил. А ничего не подозревающий Майкл в это время разглядывал дом.
        - Я что-то читал о коррупции в полиции. Но при чем здесь коп из заштатного городка?
        - Да, это дом моего мужа. А теперь и наш с Реймондом. Если не станешь возобновлять прежних разговоров, давно потерявших всякий смысл, то можешь ненадолго войти. У нас нет больше повода ссориться. А чтобы тебе не пришлось копаться в жизни моего мужа, могу сказать: все, что ты видишь, - это наследство от родных Мориса, со всеми подтверждающими бумагами. Проходи.
        На Майкла смешно смотреть, он беззвучно открывает рот и не знает, что сказать. Пределом его мечтаний, насколько я знаю, были большой дом и успешная карьера. Уже помягче я спросила:
        - Зачем ты хотел меня видеть, Майкл? Садись, расскажи, ты ведь уже начальник целого отдела? Тебе удалось купить дом, который ты хотел?
        Мой бывший муж нервно заходил по гостиной, остановился перед камином прямо под портретом Мориса. Какой разительный контраст! Майкл пытается скрыть зависть, злость и старается взять себя в руки:
        - Мне тридцать два года, я всего добился своим талантом и трудом, несмотря на препятствия, - препятствия, это, по-видимому, мы с Реем. - Меня ценит шеф и намерен и в дальнейшем продвигать по служебной лестнице. Я способен справиться со своими конкурентами. Я всегда знал, что нужно для нормальной семьи, надо было только немного потерпеть и послушаться меня.
        Опять старая песня! Ты злишься потому, что даже старые друзья колют тебе глаза после моего успеха. Какую птичку ты упустил! Тебе чрезвычайно трудно осознавать себя недальновидным. Вот что больше всего волнует, так это собственное «Я».
        Майкл внезапно подошел ко мне совсем близко и тихо спросил:
        - На что он содержит такой дом? Или ты ему понадобилась из-за своих гонораров? Гленда, я по закону выплачиваю тебе изрядную сумму. Пока Реймонд был маленьким, вы ни в чем не нуждались. Потом ты стала хорошо зарабатывать, больше меня, но я и тогда ничего не предпринял, думал, ты занята сыном, работой и учла свои ошибки. Ты же знаешь мой характер и требования. Ты бы ни в чем не нуждалась, и наша семья могла бы стать предметом зависти и символом благополучия.
        - Майкл, остановись, прекрати бессмысленные разговоры о том, что могло бы быть. Я не хочу становиться символом, а тем более вызывать зависть. Ты ведь, как я поняла, приехал решить финансовые проблемы? Что ж ты так неосмотрительно потратился на дорогу? Мой адвокат Саймонд живет в Нью-Йорке, ты ведь его знаешь. Этот вопрос можно было решить даже по телефону.
        - Сколько я вам должен? - раздалось неожиданно.
        На пороге стоял Морис в черных узких брюках с широким поясом, заправленных в короткие сапоги на каблуках и в свободной белой рубашке с высокими манжетами и завязками спереди, половина которых свободно болталась, открывая грудь.
        Майкл вздрогнул от неожиданности: внезапное появление хозяина впечатлило его не меньше самого дома. Он резко развернулся, как-то уж очень нервозно подошел к Балантену, протянул руку для пожатия и представился. Взгляд Мориса был красноречивее любых слов, а руки он не подал. Надо же, как быстро Майкл опомнился!
        - Чтобы расплатиться, вам не хватит и десятилетней зарплаты копа, - он вернулся обратно, сел в кресло и закурил, но пальцы его все же вздрагивали. Затянувшись, он пробурчал себе под нос:
        - Ни дать ни взять - наследный принц в изгнании. А ты еще говорила, что это у меня чрезмерные амбиции.
        Последние слова предназначались уже мне.
        - В таком случае, - бесстрастно продолжал Морис, - я хотел бы воспользоваться вашим визитом и просить написать отказ от ребенка. Я хочу его усыновить.
        Вот это да, Морис, с каждым разом ты удивляешь меня все больше и больше! Майкл же встал, потушил сигарету и приосанился:
        - Я не собираюсь отказываться от сына и намереваюсь в дальнейшем заниматься его воспитанием.
        Нет, боюсь, этот разговор сегодня ни к чему хорошему не приведет. Майкл и так на взводе. Но Морис, похоже, так не думал:
        - Если я правильно вас понял, вы говорите о ребенке, который даже не носит ваше имя? Довольно странное заявление.
        - Как вы смеете! - взорвался Майкл. - Вас не касаются наши отношения с Глендой! Все, что требуется, мы уже выяснили. А мой сын останется моим сыном, и я способен дать ему больше, чем вы.
        Вот тут, Майкл, ты ошибаешься! Лучшего отца для Рея, чем Морис, я не представляю. И вам сейчас лучше друг друга не злить. Впрочем, я заранее знаю, на чьей стороне будет выигрыш. Но тревожно наблюдать за ними обоими.
        Морис уже успел переместиться в середину зала и стоит теперь, грациозно облокотившись на каминную плиту. Лицо его, как всегда, кажется невозмутимым, даже как будто равнодушным. Глаза угольно-черные, совсем матовые, ничего не выражающие. И только я вижу легкую иронию на губах. Морис смотрит на беснующегося Майкла сверху вниз, как на неистово жужжащую муху, угодившую в паутину. Я уже представляю: одно лишь легкое движение ресниц, и мистер Локридж может быть прижат к полу и размазан, как комок грязи, но Мастер, кажется, даже не слушает, он просто ждет, когда закончится этот поток глупых излияний. По всей вероятности, и Майкл наконец что-то почувствовал, потому что замолк, все еще разгневанно глядя на Мориса. А у того вдруг глаза вспыхнули на какой-то едва уловимый миг, и красноречивого оратора отшатнуло. Гнев на лице Майкла мгновенно сменился испугом, а затем так же резко - недоумением. Целая гамма эмоций, как на ускоренной пленке: от животного ужаса до безвольной обреченности. Зато тело его находилось в каком-то подобии оцепенения, оно как будто закостенело. Мне даже стало его немного жаль.
Непостижимую силу взгляда вампира я однажды имела несчастье испытать на себе, но тогда меня пытались лишь слегка напугать. А нынче невозможно представить, что проделывал с ним Мастер, стоявший, кстати говоря, даже не меняя позы. Только глаза то загорались бесноватым огнем, то вновь темнели до непроницаемости туманно-матового стекла. Так продолжалось минут пять, не больше, пока Майкл не обмяк, рухнув на подкосившихся ногах в само по себе придвинувшееся к нему кресло. Впечатление, надо признаться, жуткое.
        Неподвижной тенью в дверях вырос Сах. Малыш Рей выглядывает из-за ноги гиганта с выпученными от удивления глазами. Он вовсе не напуган, детское любопытство оказалось сильнее страха, но на всякий случай прячется за гладиатором. Напряжение повисло в комнате, воздух наэлектризован, как во время грозы, затылок ломит так, что в глазах темно. Ловлю себя на мысли, что сижу, вцепившись в подлокотники кресла с диким остервенением, даже пальцы побелели. Не удивительно, что сыну тоже не по себе. Но наваждение рассеялось так же быстро и незаметно, как и появилось.
        - Что прикажете, Мастер? - прошуршал голос Саха.
        - Мистер уже уходит, проводи его до машины. Только не переусердствуй, я его изрядно подвыжал.
        При слове «Мастер» Майкла передернуло, он встал и послушно, как марионетка, направился к выходу. «Великий кукольник» больше даже не взглянул на него.
        Реймонд протарабанил: «До свидания, мистер Локридж!», сорвался с места и с разбегу запрыгнул папе Балантену на руки, обхватив обеими руками за шею и присасываясь к его губам, будто большая пиявка. Доля секунды, и Морис, перехватив малыша, играючи покусывает его, радостно визжащего, за попу. Я зачем-то иду следом за Майклом.
        - И не сочтите за труд к моему приезду подготовить все документы по усыновлению, - как бы между прочим замечает Морис вдогонку и вдруг начинает хохотать.
        Оглянувшись через плечо, вижу, как Рей довольно больно кусает его за ляжку. Началась возня.
        Из дома выходим молча, Майкл идет подавленный, понурив голову, а Сах услужливо открывает перед ним дверцу машины, во взгляде сладостное вожделение, клыки уже наизготове. Он не станет, конечно, убивать, а уж такой вампир, как Майкл, тем более никому не нужен. Грустно, нет, не страшно, даже не жалко уже, просто не хочу видеть, как все будет происходить. Да, Гленда, крепко же ты не любишь своего бывшего мужа, что так равнодушно позволяешь сделать из него сосуд для питья. Последнее, что замечаю, - бедняга безвольно опускается на водительское сиденье, глаза закрыты, а Сах просовывает голову в салон. Может, все же не стоило привозить его сюда? Поздно раскаиваться, в конце концов, от Майкла не убудет.
        Обо всем забываю, как только вхожу обратно в гостиную.
        - Мальчики, подождите меня, я уже бегу! Что? Жмурки с Морисом? Это все равно, что играть в прятки с ищейкой! И я еще и вожу…
        - Мама, мы здесь! - малыш просто давится от смеха.
        А голос откуда-то сверху. Сдираю повязку. Так я и предполагала. Оба сидят на резном выступе колонны под самым потолком.
        - Спускайтесь немедленно, так нечестно! А кто собирался есть мороженое? - самое действенное средство.
        Морис, ты ведешь машину как заправский лихач. Понятно, перед Реймондом красуешься. И скажи после этого, что тебе уже сто шестьдесят лет! Знаю, знаю, ты меня слышишь, не ухмыляйся так бессовестно.
        - Кстати, мы завтра едем в Дак-Сити? Почему на машине? Согласна, так быстрее и интереснее…. Какие еще фокусы?… Нет, малыш, львы и жирафы в Аризоне не водятся…. Папа сказал?… Надеюсь, Морис, ты знаешь, что делаешь…. По чему это я плохо знаю фауну?… Ну и что из того, что «Ее Эльдорадо» я писала, не вылезая из кабинета, у меня же по сельве не бегают белые медведи!… В Южной Америке не водятся хамелеоны?… Только игуаны? Ну, ошиблась. Между прочим, кроме тебя никто этого не заметил. Реймонд, не глотай такими большими кусками…. Морис, прекрати надо мной насмехаться…. Хорошо, я не знала, что летучие мыши не сосут кровь, а только слизывают. Зато теперь у меня есть, с кем посоветоваться… Конечно, дорогой, мы тебя подождем.
        Морис идет плавно, не спеша, изящно лавируя между столиками. Удачной тебе охоты, любимый! Я становлюсь невероятно терпимой к этой особенности вампиров отлавливать людей себе на пропитание. Господи, ну и определение же я нашла! Надеюсь, мой муж пользуется «услугами» не очень порядочных людей? Сей факт мог бы немного меня утешить. Эй, красотка, не заглядывайся, этот мужчина - мой! Завтра мы с Реем погуляем в парке, покатаемся на каруселях, пока Морис спит, соберем вещи и, еще не будет и десяти вечера, как приедем в город вампиров.
        Я за рулем, мои мальчики устроились на заднем сиденье. Оба довольные и возбужденные. Поглядываю в зеркало заднего вида, но вижу только Реймонда, который, сняв обувку, скачет на белых бархатных чехлах. Интересно, можно ли когда-нибудь привыкнуть, что твой любимый мужчина не отражается в зеркалах? Или всю жизнь я так и буду ошарашенно икать? Оглядываюсь и встречаюсь с хитрым взглядом Мориса. Ему потешно! А что он задумал? Ну, конечно, фокусы, как я могла забыть! Дорога пустынная и прямая как стрела, видимость на несколько миль вперед. Неожиданно вдоль обочины встают, вырастая из ниоткуда, полуголые индейцы с копьями. Реймонд хлопает в ладоши и повизгивает, словно расшалившийся щенок.
        - Еще, папа, еще! - кричит он.
        Картина меняется, теперь это не краснокожие апачи, а легионеры в блестящих остроконечных шлемах, которых плавно сменяют конные рыцари. Ах, Морис, Морис, только и успеваю подумать я, как Рей вопит сзади:
        - Скорее, мамочка, скорее!
        В зеркало ничего не вижу, смотрю через плечо, и невольный холодок пробегает по спине. Воинственно задрав хоботы, за нами несется обезумевшее стадо слонов, огромных, серо-коричневых, лобастых. Непроизвольно вжимаю в пол педаль газа:
        - О Господи, Морис, эти слоны ужасны!
        - Это не слоны, мамочка, разве ты не видишь, - это бизоны!
        Недоверчиво выглядываю через открытое окно. Да, нет же, вон какие ужасающие бивни! Или мой волшебник-вампир внушает нам разные видения? Я же за рулем!
        - Догадываюсь, что это понарошку, радость моя, но мне все равно немного не по себе. Дорогой, может быть, мы поменяемся местами и тог да я буду забавляться даже больше, чем ты?
        Что это там движется навстречу? Неужели колесница?
        - Рей, ты тоже это видишь? Ах, это всего лишь динозавр! Спасибо, успокоил. Морис, если он в нас врежется, ничего не случится? Не лучше ли все же остановиться у обочины?
        Исполинский ящер стремительно приближается, теперь и я вижу, что это тиранозавр. Его зеленовато-желтая шкура переливается в лучах солнца. Еще пара шагов, и он, перемахнув через нас одним прыжком, растворяется в воздухе, превращаясь в маленькое желтое облачко. Где ты был, Морис, когда я была девочкой? Как же здорово, когда твои фантазии могут воплотиться в почти что реальность! А вот и обещанные львы, целый прайд, там, чуть дальше, зебры, антилопы, газели. Дорогу впереди перебегает парочка страусов. С другой стороны, у обочины, тесной стайкой стоят гиены. Восторгам Реймонда нет предела. Надеюсь, водитель той машины, что едет навстречу, ничего такого не видит. Или он тоже нереальный? Там, впереди, действительно кто-то голосует? О нет, инопланетянин! Глазастый, зелененький. Я начинаю смеяться, а ведь едва не затормозила.
        Наскакавшись, малыш уснул, свернувшись калачиком на коленях у Мориса. Впечатлений ему теперь надолго хватит. Еще совсем немного, и мы у цели. Солнце давно село, в свете фар на пути больше не лежат, свернувшись, удавы и не разгуливают павлины.
        Сын, лишь немного подремав, проснулся, лежит теперь, растянувшись, на животе, подперев голову руками, и слушает Мориса, самого лучшего в мире рассказчика. Мне ли не знать! Надо признаться, я немного устала - почти пять часов за рулем, но что это может значить по сравнению с нашим поистине волшебным путешествием. Вот он, поворот на Дак-Сити. Странно, а почему щита у дороги нет? Помнишь, Морис, четыре месяца назад судьба забросила меня сюда и пошел отсчет времени для нас с тобой? Как-то нас встретят Тори, Тикси?.. По-моему, что-то случилось. Все вампиры на улице собрались кучками, видно, как они встревожены, а кто-то даже напуган. Почувствовали приближение Мастера. Я оглянулась назад. Морис спокойно завязывал шнурки на кроссовочках Реймонда.
        - Остановиться?
        - Не надо. Домой, Гленда. Не суетись.
        Морис внес чемоданы в дом, потрепал Рея по голове, оставил нас устраиваться и вышел на улицу. Я принялась разбирать вещи, а сын - свои игрушки. Пусть мы здесь ненадолго, но дом должен выглядеть по-семейному уютно. Я поставила на комод наши свадебные фотографии, фото Рея и Мориса на ферме. До чего же папа любит снимать и успешно ловит интересные моменты! Столик украсили вязаная салфетка, подаренная Полли моему мужу за то, он доставил ее подвыпившего супруга домой, вазочка и засушенная ветка с разноцветными листьями, найденная Реем. Что он делает? Тоже внес свою лепту: приколачивает к шелковым обоям свой рисунок.
        Морис вернулся раньше, чем я успела разобрать чемоданы. Перешагнул через пластмассовый пароходик, осмотрелся, оценивая изменения в доме. Но даже улыбка не скрыла его напряжения.
        - Вам надо немедленно уехать, в городе неспокойно и опасно. Ким и один из новых сорвались, убили двух человек и теперь пытаются скрыться. В дело вмешались родственники убитых. Не расстраивайся, сынок, папа должен выполнять обязанности полицейского, но обещаю, мы очень скоро увидимся. А пока у меня есть для тебя важное задание…
        Морис мягко разговаривает, убеждает, но я знаю: когда мы уедем, он станет холодным, безжалостным судьей, палачом. Мастер должен найти виновных, разобраться с родными жертв, уберечь невинных жителей городка.
        Мы уложили сонного ребенка на заднее сиденье, и я отправилась обратно домой. Уже выезжаю на шоссе, а потом решительно заворачиваю в сторону фермы. Я оставлю у них Реймонда и вернусь. Я твоя жена, Морис, и поэтому буду рядом в трудное время. Моя помощь может понадобиться. Я знакома с шерифом Осмондом, буду действовать как человек, как единственный человек в городе вампиров. Против моей убедительности мало кто устоит.
        Меньше чем через двое суток я вернулась в Дак-Сити. Остановила машину около бара и, не колеблясь ни на минуту, вошла. В конце концов мой муж - Мастер, а я лично знакома с самим Магистром. И вообще, я - особа, приближенная к элите… Нет, черт бы побрал эту терминологию! Пора бы серьезнее отнестись ко всему, что касается существования вампиров, их привычек, обычаев, традиций. Вспомнила, я - посвященная! Значит, неприкосновенна ни под каким видом. Тикси и доктор беседуют с двумя полицейскими, явно людьми. Тори и Лу напряженно следят за разговором. Еще несколько жителей городка.
        - Здравствуйте. Рада вас видеть: Тикси, доктор. Виктория, теперь у нас будет время познакомиться поближе. Сержант, я жена помощника шерифа Балантена - Гленда-Сьюин О'Коннол, то есть Балантен, простите, еще не привыкла к новому имени.
        Засмеялась, протягиваю по очереди руку полицейским. Мне показалось или Тикси облегченно вздохнул? Понятно, кажется, я вовремя. Я поняла свою задачу: заговаривать им зубы, пока не появится Морис. Дай мне как-нибудь знать, что можешь слышать мои мысли, к тому же я их практически прокричала. Тикси ухмыльнулся и кивнул. Отлично! А теперь за дело!
        - Можно мне чашечку кофе?… Да, «Очарованная Мори» - мой роман…. Составите мне компанию? Всего на два дня заехала к родителям после свадебного путешествия, а мой неугомонный муж уже погрузился в работу. Что здесь случилось?… Какой ужас!… Вампиры?… Ну что вы, это же полная ерунда!… Ким? Знаю. Месяца три назад или больше, уже и не вспомню, она захотела здесь пожить, нашла работу. И, видимо, теперь точно также и уехала. Такая девица вряд ли дол го усидит на одном месте…. Я? Конечно, останусь. Маленький, тихий городок - лучшее место, что бы закончить новый роман…
        Примерно через час полицию удалось выпроводить. Тикси подсел ко мне:
        - Морис идет по их следу, а сюда нагрянули ищейки шерифа, да еще родственники ищут вам пиров. Девушек было трое, одной удалось убежать. После этого все и началось. Морис предполагал, что вы вернетесь и поможете нам продержаться до его возвращения.
        - Я здесь именно с этой целью, Тикси, можете на меня рассчитывать.
        Тори, Лу и доктор сидят в стороне. Остальные, по-видимому, здесь для массовки. В отсутствие Мориса бармен за старшего, я так понимаю. Значит, он виноват в том, что преступники сбежали. Нет на лице прежней надменности, в глазах - высокомерия. Ждет наказания? Все-таки кое-что о существовании вампиров я уже успела узнать из рассказов Балантена. Если все они в городе, значит, отбывают наказание, лишены за что-то жизни среди людей. Спросить? Неловко, но очень хочется. Начну издалека:
        - Кто этот новенький? Почему Ким сорвалась, ведь она была тихая и послушная, кажется?
        Тикси смотрит на меня пристально, изучающе, словно прикидывает, можно ли мне все говорить. Значит, мысли мои не слушает или не слышит, может, я научилась-таки думать шепотом! Уверена, мне ничто не угрожает, но что-то внутри подсказывает, что он голоден и другие тоже не питались несколько дней. Поэтому, как учил Морис, прямо в глаза лучше не смотреть.
        - Вы неприкасаемая, посвященная, - какая я молодец, именно на это и настраивалась! - Друг, жена Мастера, редкое явление, но, главное, сам Магистр дал вам свое благословение, - ну все, я в полной безопасности, раз до Дак-Сити докатилось и это известие. - Большинство из нас ни когда его даже не видели. Такие, как вы, входят в Большой совет, вероятно, и вам предстоит. - Рассуждения вслух, и он хочет, чтобы я знала о них. - Сбежавший из новообращенных, служил в специальном подразделении морской пехоты, был смертельно ранен при выполнении задания, но его напарник-вампир не дал ему умереть окончательно.
        - Сильная привязанность к человеку - палка о двух концах, - подхватывает Тори, переходя за наш столик, достает из кармана легкой куртки пачку «Мальборо», зажигалку и прикуривает сигарету, глубоко затягиваясь.
        Не знала, что такое возможно. Тикси поморщился, Лу чихнула, но девушка, девочка совсем на вид, даже бровью не повела. До меня, кажется, дошло! Тори - главная в этой компании и первый помощник Мастера, как уже было, а может и не раз, много лет назад: потому и выжидала, не лезла с расспросами, присматривалась.
        - Возвращаешь к жизни умершего человека с благими намерениями, - между тем продолжала Тори, - а он потом подводит весь клан. У каждого своя судьба, и не нам вносить коррективы. Это мое сугубо личное мнение. Некоторые считают иначе. Вам нелегко понять, что такое голод - можно я буду называть вас Гленда? - который пожирает тебя изнутри, когда ни о чем другом уже думать не в состоянии. Даже сильнейшим из нас трудно с ним справиться. Мастера - исключение, у них иная психология. Ким слабая, рано или поздно она все равно сорвалась бы, но сбежать не решилась. Хантер подбил ее. Возможно, он был отличным солдатом, но человечишка был с гнильцой. Вот теперь нам угрожает опасность.
        Слушаю и восторгаюсь ее рассудительностью. Человеку непросто беседовать с шестисотлетней вампиршей, выглядящей на каких-нибудь шестнадцать лет. Глаза светло-карие, серьезные, мудрые, речь неторопливая, плавная, голос низкий, бархатный, с едва уловимым испанским налетом.
        - Вам следует знать кое-что о нас, раз уж вы решили тут жить. Дак-Сити - город для ссыльных, здесь пребывают те, кто не может, не хочет или не имеет права существовать среди смертных. Свенсон - настоящий человеческий доктор. Был. После обращения так и не смог не только заниматься врачебной практикой, но и вообще долго находиться среди людей. Эрик приехал сюда по собственной воле, он не преступник и, когда сочтет для себя возможным, уедет. Ему можно полностью доверять. Лу здесь по той же причине, но она более несдержанная, а потому без разрешения не имеет права покидать пределы города. Но на нее вполне можно положиться. Ее обратил этот гнусный тип, беспредельщик Клайф Гривз, который обратил против воли и свою мать, и своих младших братьев. Питта способна противостоять порыву, но ради детей готова на все, даже под страхом смертной казни. От мамаши Гривз лучше держаться подальше. Карапузы почти безвредны, но психика у них неустойчива. Закон нарушать они не станут. С ними нужно быть поосторожнее, но дело иметь можно.
        Тридцать шесть жителей, тридцать шесть трагических судеб, желаний и очевидности вынужденной перемены чаще всего нерадостной жизни на столь же бессмысленное существование, с которым не всякий знает, что делать дальше. А впереди бесконечность, если придерживаться закона, и позорная казнь за нарушение, отступление, нежелание принять необходимые правила.
        - Тикси отбывает наказание, и я вместе с ним. По статусу я доминант, но из-за внешнего облика для приезжих эту роль выполняет Тикси. В его лояльности к смертным можете не сомневаться. Мастера не живут в наших городах, для них другие способы наказания. А Балантен здесь потому лишь, что вмешательство Совета стало необходимым. Два года назад мэр Дак-Сити Тоби Уильяме, воспользовавшись положением старшего, возложенным на него, едва не устроил бунт. Независимость - тайная мечта любого из нас, и Тоби решил использовать шанс. Теперь вы знаете все в общих чертах. Морис хотел, чтобы я посвятила вас в курс дела, он действительно был уверен, что вы вернетесь. Помощь человека нам не помешает. Добро пожаловать в ад!
        Тори прикуривает очередную сигарету, а я смотрю на нее и чувствую, как мое расположение к ней растет с каждой минутой. Она напомнила мне одну из тех русских женщин, о которых рассказывал мне Морис, что, бросив свои дома, семьи, детей, положение в обществе, поехали в изгнание в Сибирь за своими мужьями.
        Мы разговаривали еще долго, доктор и Лу присоединились к нам. После заката к бару начали стекаться и другие жители городка. Мы знакомились, обсуждали возникшую проблему, возможную опасность положения. Некоторые поглядывали на меня с гораздо большим интересом, чем следовало, но Тори подавляла вспышки голода устрашающим оскалом. Все ждали возвращения Мастера; в том, что он поймает беглецов, сомнения не возникало ни у кого, но последствия пугали всех. Преступления, побег, вероятность новых убийств влекли за собой неминуемые последствия. Понимали это все без исключения.
        Ночь проходила без происшествий. Около двух часов Тори отправила меня спать. С рассветом наступало время моего дежурства.
        В шесть часов я уже сидела в баре с огромной чашкой кофе и горкой горячих булочек на завтрак. Кухня со всеми припасами была полностью в моем распоряжении, а потому я взялась за дневники миссис Балантен. Старые потрепанные тетради в кожаных переплетах вызвали у меня благоговейный трепет. Первая была датирована 1810 годом. К этим воспоминаниям я, пожалуй, вернусь позже, сейчас меня интересует только то, что касается ее наблюдений за вампирами. Но на одном эпизоде я все же задержала взгляд. «9 июля. 1821 год. У нас родился сын…» Все так, как рассказывал Морис. Новорожденный Сэмюэль весил всего три фунта. Глядя на теперешнего Балантена, трудно в это поверить! Мелкий убористый почерк открывал передо мной все новые и новые подробности жизни маленького мальчика, затем юноши и, наконец, того, кто стал Мастером.
        Чтение прервал шум подъезжающей машины. Шериф, а с ним невысокий кряжистый человек с большой спортивной сумкой через плечо. Решительно войдя в открытые настежь двери, оба огляделись, и Осмонд осведомился:
        - Балантен еще не вернулся? - Я отрицательно замотала головой. - Вы одна? - Кивнула. - А где все?
        - Смотря кто вам нужен, - ответила я вопросом на вопрос: привычки Мориса начинали мне прививаться. И тут незнакомец взревел:
        - Город пуст, днем вампиры спят. Я же говорил! Где были ваши глаза, шериф? Клянусь жизнью своей дочери, что эти ублюдки преспокойненько лежат сейчас в подвалах в своих гребаных гробах!
        - Но-но, потише, - попытался умерить его пыл Осмонд.
        Но тот поспешно скидывает сумку на пол, расстегивает молнию, извлекает из недр массивное серебряное распятие и, подскакивая ко мне, тычет в лицо заветным реликтом.
        - Че-ло-век, - как-то уж очень разочарованно выговаривает он и отступает.
        Его неожиданный порыв едва не заставил меня отпрянуть, а то, чего доброго, он принял бы меня за вампира.
        - А кого вы еще надеялись увидеть, киношного монстра? - кажется, я разозлилась, эдак у любого можно вызвать праведный гнев.
        - Это Гленда-Сьюин О'Коннол, писательница, очень популярная, - снова заговорил шериф.
        - Здравствуйте!
        Ну, вот, и поздоровались.
        - Что, по-вашему, вампир не может быть писателем? - не унимался незнакомец, но шеф полиции остановил его жестом. И тогда я дала волю своему красноречию:
        - К вашему сведению, я теперь миссис Балантен, с недавних пор жена вашего помощника, шериф. И что за гнусные бредни насчет вампиров? Совершено преступление, и мой супруг как раз этим занимается. Кстати, тела погибших обнаружили?… Здесь?… Нет?… Ах, даже не нашли!… И что это за господин, так бесцеремонно размахивающий перед моим носом крестами? Если бы в Дак-Сити водились вампиры, то я бы уж наверняка знала! - я повысила было голос, но сдержалась. Нельзя, надо держать марку, Морис не стал бы кричать. - И какой здравомыслящий человек поселился бы в городе, кишащем нелюдью! - Хорошо сказано, ай да, умница, Гленда! Ты сама-то поняла, что сказала? - А почему бы не проверить на вшивость и самого шерифа? Насколько я знаю, он любит бывать в этом городке.
        Осмонд даже не нашелся, что возразить. Разумеется, ему в жизни меня не переговорить! Зато его спутник куда разговорчивее:
        - Я - Гарри Трувор. Мою дочь едва не сожрали кровожадные твари в этом треклятом городишке. И она видела собственными глазами, как убивали ее подруг, прямо в гостинице над этим баром. Ее, бедняжку, спасло только то, что она всегда носила крестик на шее. Бетти сказала, что всех троих опоили какой-то гадостью, а когда они очнулись в комнате наверху, на них напали парень и девчонка с огромными клычищами. Пока пили кровь ее подруг, Бет удалось убежать.
        Мне стало больно за этого человека, за его насмерть напуганную дочь, за тех погибших девушек. Наверняка в увесистой сумке мистера Трувора припасены все известные средства борьбы с вампирами. Как уговорить его отказаться от жестоких помыслов, как втолковать, что виновные будут обязательно наказаны, а невинные не должны отвечать за поступки других только потому, что они тоже вампиры? Я уже собралась с духом, чтобы начать свое выступление, как в бар вошел Тикси, и Трувор, встрепенувшись, еще крепче сжал в руках распятие, выставив его перед собой. Тикси только нахмурился. И лишь по тому, как потемнели его глаза, я поняла: крест настоящий.
        - Чего вы хотите? - прохрипел вампир. - Осмонд, нельзя допускать бесчинств. Паника посеет беспорядок, а каковы будут последствия, вы подумали?
        - Где все жители? - спросил шериф и добавил уже для Трувора: - Этого человека я хорошо знаю, когда-то мы работали вместе.
        Тикси пожал плечами, получилось вполне естественно, чуть равнодушно.
        - Наверное там же, где и все добропорядочные граждане.
        Достойный ответ, о его двусмысленности вряд ли возможно догадаться.
        - Тогда мы проверим, - отрезал Осмонд.
        Пора вмешаться.
        - Начните с нашего дома, господа, и, если вы найдете в подвале гроб с покойником, я готова подставить свою грудь под осиновый кол, который наверняка лежит в сумке мистера Трувора.
        Тикси неодобрительно покачал головой. Что-то не так? У меня даже сердце защемило: неужели Морис и в этом доме держит легендарное укрытие - постель всех детей ночи? Пока блюститель порядка и ревностный борец с нечистой силой выходили, я перекинулась парой фраз с хозяином бара, пытаясь пояснить свои действия. К моему облегчению, бармен заверил, что никаких гробов в нашем доме нет и в помине не было. Из-за двери под лестницей показалась голова Лу, и Тикси отправил ее предупредить жителей, мирно спящих в этот дневной час. Так я узнала, что все дома связаны между собой подземными ходами. Приятно удивившись, выскочила вслед за незваными гостями и по пустынным улицам повела их в наше жилище.
        Оставленные Реем игрушки, его картинки на стенах первым делом бросались в глаза, но и шикарная обстановка не осталась незамеченной. Только я к этому готова. Что с того, что я бессовестно лгу? Ну, прежние хозяева оставили все в таком виде. Кое-какие вещи я привезла с собой, у меня скоплен небольшой капиталец. Да, у меня есть ребенок от первого брака, и он очень подружился с новым папой. Вот и рисунок:
«Я, папа, мама» - неумелые каракули под корявыми портретами. Неужели у меня такие ноги? А у Мориса нос получился длиннющий-предлиннющий. Подвал осматривать тоже будете? Нет? Ваше дело. Почему нет зеркал? Вот проныра! Есть, в ванной. Это я не вру, сама вчера повесила. Холодильник пустой? Помилуйте, мы только что приехали! Муж в отъезде, а мне нетрудно сходить перекусить в баре. Зачем я стану сама себе готовить?
        Тори вбегает в дом. На ней до неприличия короткая юбчонка в складку, пестрая курточка, пышный хвост на макушке. Невинным голоском девочки-подростка спрашивает:
        - Гленда, у тебя случайно нет корицы? - и словно только что заметила: - Ой, здравствуйте, шериф, добрый день, мистер! Я, кажется, не вовремя.
        Прикидывает обстановку. Все в порядке, «старушка», меня тоже не пальцем делали!
        Вот это ухмылочка, так ухмылочка, услышала ведь плутовка, о чем я подумала!
        - Я позже забегу, - взметнув юбочкой так, что мелькнули цветные трусики, Тори выскочила во двор.
        Смех, да и только! Спектакль разыграли, не хуже, чем в театре.
        - Извините меня, угостить вас, как вы сами убедились, нечем, но в баре с меня по кружке пива… Дальше пойдете? Бог в помощь!
        Вот заразы дотошные!
        Кажется, пронесло. Ничего вынюхать этим господам не удалось. Как выяснилось позже, те, кто боялись распятия, на глаза не показывались, прятались. Ну, нет никого дома! Братья Гривз тоже не ударили в грязь лицом, вполне правдоподобно изображая малолетних неугомонных забияк. А кое-кто из соседей даже «пожаловался» шерифу на то, что мальчуганы лазают по чужим садам и подворовывают. Короче говоря, от очередной проверки мы дружно отделались самым счастливым образом. К вечеру снова собрались в баре. Тори переоделась, но все равно не могу смотреть на нее без улыбки, а она только подмигивает мне, совсем по-человечески. Думаю, мы сможем подружиться.
        К полуночи отправляюсь спать: утром снова надо рано вставать.

11
        Следующие три дня прошли на удивление тихо. Негритянка Аманда из парикмахерского салона и доктор Свенсон съездили в Холбрук и привезли множество пакетиков с донорской кровью. Теперь все хоть ненадолго будут сыты. Оба брата-«карапуза» даже пытаются заигрывать со мной. Забавно! Интересно, сколько же им лет на самом деле? Оказалось, одному восемнадцать, другому двадцать один. Вот теперь уже стало грустно. Все же мерзавец был этот Клайф! А сколько их еще, таких негодяев, по всему миру. И пусть Лига избранных пытается манипулировать ими, но все равно случается так, что то там, то здесь ситуация выходит из-под контроля. Чтение дневников миссис Балантен заставило посмотреть на многие вещи иначе. Ее наблюдения, размышления, а главное, собственный опыт - незаменимый учебник для вновь обращенных, да и для человека, которому волей-неволей приходится вращаться среди вампиров, необходимое пособие. Больше всего меня потрясла ее запись, сделанная в марте тысяча восемьсот сорок девятого года: «Тяжело, очень тяжело, невозможно. Раздражает все - звуки, запахи, которых раньше просто не существовало. В первый день не
могла даже двигаться. Наш дом словно после варварского погрома: мебель поломана, посуда побита, штукатурка на стенах потрескалась и осыпалась в некоторых местах. Невероятных усилий требует простое, казалось бы, занятие: сделать очередную запись в тетради. Ощущения непередаваемые. Мне пятьдесят девять лет, я и в молодости не была особенно сильна, а за последние годы и вовсе сдала. А теперь энергия бьет ключом. Массивная хрустальная пепельница в руках рассыпалась в прах. Надо учиться воспринимать мир по-новому. Но, главное даже не в этом. Голод - вот самое тяжкое испытание. Постоянный, болезненный, безжалостный голод, от которого нет спасения. Габриэль еще мучительнее переносит его. Не думать, гнать от себя навязчивую мысль! Сэмми помогает как может, кажется, он раскаивается в том, что свершилось, но пути назад нет. Малышка Виктория втайне от Мастера подкармливает нас с мужем. Знаю, уверена, что справлюсь с этой мукой и помогу справиться Габриэлю. Он старается, очень старается, ради Сэмми, ради всех этих несчастных, что обитают в Янгфилле».
        А сегодня утром я наткнулась на генеалогическое древо, скрупулезно составленное матерью Мориса. Теперь понятно, откуда присущие ему высокомерие и гордыня. Все от предков, ни больше ни меньше королевских кровей, хоть и не по прямой линии. Да еще кое-кто из династий сильных мира сего. Несколько кровесмешений на протяжении почти трехсот лет, затем ветви расходятся и вновь соединяются на Армелине и Габриэле, которые, по сути, оказались кузенами. Так вот почему целых десять лет их дети умирали один за другим! Теперь все встает на свои места. И Морис выжил только потому, что в нем зародился ген вампиризма. Страшная награда за человеческую недальновидность. Сама миссис Балантен с горечью пишет об этом: «Как знать, суждено ли было бы нам быть вместе, знай мы все заранее. В метаморфозе, случившейся с Сэмми, не виноват никто, кроме капризной и насмешливой судьбы. Лучше бы я не раскапывала всего этого!».
        Чтение дневников так захватило меня, что я даже не заметила, как в бар пришел Тикси, немного позже Тори и Лу. Никто из них не беспокоил и не отвлекал меня. С сумерками подтянулись и остальные вампиры. Я оторвалась от дневников, лишь когда бармен поставил передо мной тарелку с неизменным бифштексом. Надо же, я начисто позабыла о еде! Потрясающее вино тоже пришлось как раз кстати. С удовольствием набиваю рот, улыбаюсь всем, старательно не заглядывая в глаза, а затем вновь углубляюсь в свои мысли.
        Что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Стакан с вином дрогнул в моей руке, я очнулась от размышлений и взглянула на присутствующих. Застывшие маски вместо лиц, в глазах растерянность, ужас, паника Что они слышат? Полицейская машина… Резко тормозит возле бара. Морис… Бледнее обычного, значит, не питался все эти дни, во взгляде черный дым, искаженное яростью лицо. Никто не двигается с места, напряженно следя за тем, как Мастер открывает дверцу машины. Из нее выходят двое: Ким и крепкий на вид парень лет тридцати. Вот они - беглецы. Едва уловимый шорох пронесся по залу, то ли вздох, то ли стон, и тихий шепот Тори:
        - Он выжал их подчистую. Была схватка. Не видать мне снисхождения!
        Даже не взглянув ни на кого, Морис пошел по улице в другой конец города. Двумя безвольными тенями провинившиеся двигаются перед ним.
        - Да поможет нам Голконда[Вампирский рай и божество вампиров] ! - выдохнула Тори. Ей вторили десятки голосов, и подавленная предстоящим судом процессия пошла следом за Мастером.
        Большая площадка посреди кладбища, в центре Балантен, властный, могущественный, непоколебимый. Совсем ничего человеческого не осталось в нем. Такого Мориса, каким он выглядел сейчас, я боялась каждой клеточкой своего тела и приблизиться к нему не смогла бы ни за что на свете. Он стоит и повелительным взглядом следит за тем, как вампиры выстраиваются вокруг. Перед Мастером на коленях подсудимые. Ким тихо поскуливает, покачиваясь из стороны в сторону, и даже в свете луны, единственном источнике света, видно, как дрожит Хью Ханпер. Тишина такая, что звенит в ушах, кровь бьется у меня в голове колокольным набатом. Меня потряхивает, и я даже не в состоянии мыслить здраво. Какое там! Колючая тяжесть сдавила голову, притупляя все мысли, все чувства, кроме одного, - гнетущей неизвестности. Магический, тихий и в то же время удушающе непреклонный голос среди этого беззвучья застал меня врасплох. Я невольно вздрогнула и поежилась. Да и не я одна.
        - Вы, двое, готовы ли слушать и внимать? - молчание. - Властью, данной мне, я обвиняю вас в неповиновении Закону, в побеге после необоснованного несоблюдения одного из правил пребывания в изоляции, убийстве четырнадцати человек, из них шестерых детей в возрасте до пяти лет и двух беременных женщин, оказании сопротивления при задержании и нарушении субординации, что повлекло за собой угрозу спокойствию и существованию других кланов, в частности клана закрытого города Дак-Сити. Итого по восьми пунктам. Были ли эти двое ознакомлены с Законом, Уставом и правилами? - Вопрос обращен ко всем присутствующим, и те единым вздохом отвечают: «Да». - Признаете ли вы в моем лице право повелевать? - Выдох: «Да». - Я приговариваю тебя, Кимберли Донован, и тебя, Хьюго Ханпер, к смертной казни на основании вышеуказанных преступлений.
        Судорога пробежала по телам вампиров. Ким громко завыла, падая в ноги Мастера, Хью истошно закричал и оглянулся в поисках поддержки. Но никто даже не шелохнулся, потупленные в ужасе глаза не мигали. Тикси и Свенсон молча вышли из круга и вскоре вернулись с огромными охапками дров и канистрой. А Морис, безжалостный вершитель правосудия, продолжал стоять, не обращая внимания на жалобные мольбы и угрозы приговоренных. Вдруг Ханпер вскочил и кинулся бежать, но круг из вампиров тесно сомкнулся, не давая ему ни малейшего шанса выскользнуть наружу.
        Костер вспыхнул яркими искрами. Обоих осужденных стиснули под руки с двух сторон. Неужели их сожгут заживо? На деле все оказалось гораздо страшнее, но дальше я смотреть была уже не в силах. Атмосфера настолько накалилась, что мне показалось, что я упаду в обморок. Я развернулась и на негнущихся ногах поплелась долой с кладбища. Последнее, что я слышала, - это треск разрываемой плоти, хруст костей, тошнотворный хлюпающий звук и дикий крик, переходящий в предсмертный хрип. Один и уже в отдалении - другой. Меня вырвало. Собрав последние силы, я опрометью бросилась бежать к дому. Улица подавляла своей пустотой, дома, погруженные во мрак, вставали пугающими монстрами. Прыгнув в постель, я забралась под одеяло и укуталась с головой.
        Мне казалось, что я прокрутилась всю ночь, не сомкнув глаз, кошмар пережитого застилал все кровавой пеленой, и среди всего этого Мастер с пульсирующими сердцами, вырванными из еще живых тел преступников. Но утром я обнаружила, что Морис спит рядом. А я ведь даже не заметила, как он вернулся.
        Непреодолимое, патологическое любопытство гонит меня на кладбище. Здесь ничто не напоминает о разыгравшейся ночью трагедии. Место казни посыпано мелким желтым песком, но появились две свежие могилы. Я огляделась по сторонам. Да, здесь совсем не тянет даже просто побродить, и, хотя кладбище не производит впечатления ухоженного, ни одна могила травой не заросла. Деревья, низкорослые кустарники, нет четких дорожек между надгробьями. Каким скорым был суд, свершенный одним Мастером! Ни адвоката, ни присяжных. Морис - обвинитель и истина в последней инстанции. И он же жестокий палач. Гленда, ты опять забываешь, кто твой муж! У него особые права и особые же обязанности - судить и казнить. А умеет ли он прощать? Сейчас, конечно, особенный случай. Столько убитых, напуганная до смерти девушка, родители, родные - разъяренные, безутешные. Видимо, Морису придется навестить и их тоже. Уверена, он сумеет оказать психологическую помощь или своим даром остановить надвигающуюся истерию и охоту на вампиров. Пока же, явно не подходящий момент, Гленда, для того, чтобы признать существование вампиров, а тем более
заступаться за них. Опять потребуется время, дабы улеглись страсти. И не все в Дак-Сити понимают, почему я здесь, кое-кто наверняка думает, что Мастер держит меня под боком как необходимую еду. То-то они удивятся, если я покажу им свои руки.
        Могила Клайфа Гривза. Еще один настоящий мерзавец и негодяй. Сколько зла он причинил даже собственной семье! Как будут дальше существовать его братья? На века суждено им остаться маленькими мальчиками и ничего не узнать о жизни людей. Они обречены на бесконечность и смогут общаться лишь с вампирами. Никто всерьез не воспримет маленьких человечков, пусть даже они получат образование в этом городке.
        Вот, - нашла! В прошлый раз я не знала всего о родителях Мориса. Три надгробия рядом. Габриэль и Армелина Мак-Каниган и Ганеша Балантен. Аккуратно стряхнула сухие листья с черных мраморных памятников. Под ними покоится прах тех, кому волей судьбы не суждено было дожить до нынешних дней и стать частью большой дружной семьи, положившей начало взаимопониманию людей и вампиров. Долго стою над могилой, а потом выхожу с кладбища на цветистую поляну, что тянется до самых гор. Синие мелкие цветочки, к ним сухие желтоватые метелки травы - букетик для Габриэля Мак-Канигана. Красные и белые - Армелине, а для Ганеши плету веночек из нежных разноцветных растений. Не дай Бог, чтобы повторилась страшная драма шестидесятилетней давности! Всех безумно жаль, и людей, и нелюдей.
        Пора идти в бар. Ведь эта история еще не закончилась. Следует действовать умно и осторожно. Спросить Мориса, что я еще могу сделать. Какая-то машина въехала в городок. Обычные люди, просто заехали перекусить. Ну что ж, Гленда, поработай немного барменом.
        - Доброе утро, могу предложить яичницу с беконом и кофе…. Торопитесь?… Уже все готово…. С собой сэндвичи и бутылку воды? Сейчас упакую…. Счастливого пути!
        Ого! Семьдесят центов на чай. Что ж, Мастер, твоя жена может быть неплохой официанткой. Мастер… При воспоминании о нем я невольно погрустнела. Пока весь город погружен в спячку, можно вновь почитать дневники миссис Балантен, то есть Армелины Мак-Каниган.

«… Начинаю привыкать к новым ощущениям, и они мне нравятся. Такое впечатление, что родилась заново. С тем, что физическая сила сродни геркулесовой, я уже свыклась, но мне-то как раз навряд ли такая необходима. А вот чувствовать себя помолодевшей лет на тридцать весьма и весьма приятно. Мне, старой в общем-то женщине, не пристало быть столь легкомысленной, но как же приятно пробежаться босиком по вечерней росе бескрайних лугов, раскинув руки навстречу ветру. Ничего не болит, исчезли головные боли, не мучает артрит, не ломит спину после долгого сидения, вернулось зрение, восстановился слух. О, сколько же разнообразных звуков окружает нас! И если сосредоточиться, то можно услышать, как в городке за рекой поет церковный хор. А как же радуют проявившиеся вдруг телепатические способности! Вчера с Габриэлем развлекались, словно дети, соревнуясь, кто первый сдвинет с места стакан. Совестно признаться, но меня это так забавляет! Сын уверяет, будто к этому быстро привыкаешь. Не согласна, мой мальчик, к тому же открываются такие возможности! А память! Я вспомнила даже то, о чем и думать забыла! Сегодня Морис
сказал, - ну вот, я уже называю Сэмми Морисом, - что в воскресенье мы с отцом можем сходить в город. Первое общение с людьми после обращения! Габриэлю будет нелегко, он так и не научился прятать свои клычища. Он просто очень ленив, мой Габриэль, или, как его здесь называют, - мистер Балантен.
        Мы так изменились, приобрели столько нового. Но ничто не дается даром. Приобретя - теряешь. Мне так не хватает солнца, горячих прикосновений его лучей, дневного света, человеческих эмоций, которые сразу вдруг притупились, приглушенных отныне чувств и мироощущений, обычных спасительных слез. Сколько я их пролила за свою жизнь! Обычных снов и то мы стали лишены…»
        Тихий шорох отвлек меня от чтения. Лу проснулась, легкой тенью проскользнула в зал, поспешно поздоровалась, не поднимая глаз. Пожалуй, долго еще жители будут отходить после ночных событий. Не могу видеть ее подавленное выражение лица. И домой не хочу идти. Ну вот, не хочу, и все! Пойду лучше, поброжу по окрестностям. Погода сегодня какая тихая, безветренная. Пахнет опавшей листвой, сухими травами и терпкими осенними цветами. Там, вдалеке, виднеются крыши ферм, где-то за холмом пасутся стада, а с противоположной стороны поднимаются горы. Лучше пойду туда. Вот они, заброшенные рудники. Вагонетки оставлены ржаветь, из высокой травы торчат кирки и лопаты. Что это, свежие следы? Неужели еще кто-то ходит сюда?
        Вампиры, чтобы пополнить свои богатства? Но ведь считается, что месторождение давно закрыто. А впрочем, мне-то зачем? Побродив еще, выхожу к реке. Где-то шумно нырнула ондатра, только всполохи пошли по воде. Сижу, притянув колени к груди, ни о чем не хочется думать сейчас, просто сидеть так и смотреть на воду.
        Холодная рука легла на плечо. Я резко подскочила, едва не вскрикнув от неожиданности. Морис подошел так тихо, как умеют ходить только вампиры. Смотрит на меня долго, внимательно, наверное, пытается проникнуть в мысли. Бесполезно, мне нечего открыть тебе, кроме опустошенности.
        - Тебе не следовало ходить туда ночью, - сочувственно говорит Морис, усаживаясь на траву и жестом приглашая меня сесть рядом.
        - Мне так неуютно, Морис, я боюсь тебя. Тебя таким, каким ты был на кладбище: предопределяющим, бескомпромиссным, карающим.
        - Разве с тобой, с Реймондом, с твоими родными и друзьями я такой? Я - блюститель порядка не только в человеческом смысле. Я - поборник Закона, без которого хаос воцарит на земле. Такая жестокость оправдана хотя бы тем, что является уроком для других, тех, кто не желает подчиняться и делает, что хочет.
        - Показательная казнь?
        - Пусть будет показательная, если тебе так удобнее думать. Но поверь, чрезвычайно трудно убить себе подобного, даже если он встал на путь неповиновения. Человека убить гораздо проще. Человек - отчужденный элемент, извини, что я так говорю. Ты же знаешь, я не убиваю людей. Не в моей власти вершить над ними суд. Это привилегия вас, смертных. Честно признаюсь, каждый вампир, без исключения, хотя бы раз был повинен в смерти человека. В первую очередь это свойственно вновь обращенным. Но этому есть объяснение и даже оправдание. Они просто не способны контролировать степень собственного насыщения. Так быстро такому не научишься. Главное, чтобы у них не вошло в привычку подчиняться силе собственного голода. Вот если не хочет или не в состоянии вовремя остановиться в процессе еды, тогда над ним устанавливается строжайший контроль. А если и такие меры предосторожности не помогают и вампир отказывается повиноваться, тогда Закон вступает в силу. Иначе мы сами себя давно бы истребили.
        Как больно его слушать! Его слова остры, словно лезвия бритвы, режут по живому, так просто и обыденно говорит он о допустимости человеческих жертв, пусть даже непреднамеренной. Сейчас он мой Морис, тот, каким я его знаю, материальный, с глазами, сверкающими, словно ночная роса, а не та тусклая тень, что предстала перед моим взором нынешней ночью на кладбище. Возможно, он прав во всем, и в том, что люди - единственный источник питания для вампиров, без которого они не смогли бы существовать, и в том, насколько они не виноваты, что природа допустила такую несправедливость, и в том, что изменить что-либо пока не представляется никакой возможности, а каждый борется за выживание, как умеет, как может. И в том, конечно, что за преступления надо наказывать, но не так же жестоко, по-варварски. Да, вампира не так просто убить, обычные способы казни для него неприемлемы. Его не посадишь на электрический стул, не повесишь и не расстреляешь. Но…
        - Но умеешь ли ты прощать, Морис?
        Он засмеялся мягко, обворожительно. Для него все сказанное в порядке вещей.
        - На Большом совете я всегда выступаю в роли защитника, потому что слишком милосерден для вампира и чрезвычайно добр для Мастера. Последний, кого мне удалось спасти от казни, был Орен Тикси.
        Вот уж не знала, дорогой, что ты выступал в роли адвоката Тикси на суде. Тори мне этого не сказала. Да я вообще еще толком ничего не знаю.
        - За что он был сослан?
        Вызов мелькнул в глазах Мориса, холодный, иронический. Очень нехороший взгляд, многообещающий.
        - За убийство ребенка.
        Ушам своим не верю, не может быть! Как же так? И ты спас его? Ты? Этому должно быть какое-то объяснение.
        - Тори и Тикси встретились в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году, я рассказывал тебе, и все эти годы были вместе. Самое редкое явление среди нам подобных. Однако они доказали, что ничего невозможного на свете нет. Так вот, наверное, рано или поздно таким союзам суждено прийти к подобному решению. Однажды они пришли к выводу, что им необходима полноценная семья, и взяли из приюта ребенка. Тори пришлось прибегнуть к небольшой хитрости и некоторой трансформации, для того чтобы выглядеть чуть старше, чем на самом деле. Ребенка они усыновили. Пока мальчик был маленьким, у них не было с ним трудностей. Но будущее предвидеть сложно, и никто не мог предполагать, что взрослеющий сын возненавидит приемных родителей за их сущность. Сосуществование с вампирами было для него неприемлемо от природы. У вас, людей, это называется расизмом. Мальчику исполнилось двенадцать, когда однажды на рассвете он попытался убить Тори заранее заготовленным осиновым колом. Почему, собственно, осиновым? Многовековые суеверия и заблуждения! Ребенок не рассчитал свои силы и не проткнул сердце. Она, конечно же, не умерла бы,
но помощь все равно была необходима. И Тикси взял кровь мальчика, чтобы облегчить страдания своей подруги. Можно было, безусловно, стереть память, вернуть человеческого детеныша обратно в приют, но это выглядело бы как кощунство. Ко всему прочему мальчишка принялся кричать, звать на помощь, сбежались соседи, грозились вызвать полицию. Одним словом, ситуация выходила из-под контроля, и Тикси свернул ему шею. Человек человеку легко может сломать шейные позвонки, а уж для вампира это и вовсе не составляет никакого труда. Скандал с соседями замяли, Тори оправилась, и они с Тикси покинули те места навсегда.
        Ничего себе история! Можно, наверное, понять взрослого человека, столкнувшегося с таким необъяснимым и враждебным явлением, как вампир, но ребенок, для которого они стали пусть необычными, но все же родителями, любящими и заботливыми, нисколько в этом не сомневаюсь, не должен был совершить того злодеяния, о котором только что рассказал Морис. Но ведь совершил же! Где-то я читала, что есть такое понятие - психологическая несовместимость. Может быть, в данном случае именно оно имело место? Точка зрения Мориса, определяющая данную ситуацию, мне нравится меньше. Тикси сделал то, что должен был сделать, - в первую очередь помочь Тори, пожертвовав тем, кто отплатил такой черной неблагодарностью за внимание и отзывчивость и не смог оценить самой невероятности факта. Да к чему вдаваться в столь глубокомысленные рассуждения! Одно только то, что у брошенного человечка появились дом, семья, неважно какие, но родители, уже весомый аргумент.
        - Морис, я понимаю Тикси. Давно это случилось? И почему ты не добился для него оправдательного приговора? Нет, нет, все ясно - превышение мер самообороны, правильно?
        - Убийство есть убийство, девочка моя. Мы не жестокие кровопийцы, какими нас считают безумные фанатики. У Тикси, по меньшей мере, было три варианта, но он использовал самый последний, наименее приемлемый. И теперь несет наказание. Не думай, я не боюсь, что Реймонд может поступить так же, он другой, он более примиримый. Когда-нибудь я расскажу ему о себе и знаю, что не пожалею потом. Я люблю вас обоих и никогда не обижу. Верь мне. Вампиры не умеют лгать. Ты убедишься, что все мы разные и в большинстве своем совсем не похожи на киношных полишинелей. Многие из нас верят в божество и вампирский рай, читают Библию вампиров. Наверное, всем мыслящим существам необходимо во что-то верить. Те из обращенных, кто пожелал стать вампиром по собственной воле, стараются сохранять то человеческое, что в них есть, и, продолжая общение со смертными, приобретать и накапливать все новые и новые качества. Таким значительно проще возвращаться к нежизни, у них изначально есть возможность подумать, рассчитать свои силы и возможности, подготовиться. Они знают, что их ожидает. А вот те, кто был обращен против воли, еще
долго не могут привыкнуть и осознать свое новое состояние. Стресс, которому подвергается их деформированная сущность, может сыграть с ними злую шутку. Счастье, если рядом оказался кто-то, кто в состоянии понять и помочь. Только чаще всего случается иначе. Одиночество, голод, беспомощность способны даже самого сильного человека превратить в психологически неустойчивого архитипа. Вроде Клайфа, Ким или Хью Ханпера. С человеческой точки зрения, уничтожение вампира не преступление, он, по сути, и так мертв. Однако неживые смотрят на это иначе. Ты читаешь дневники моей матери, а она посвятила проблеме обращения не одно десятилетие, причем делала выводы, исходя из двух аспектов. С разных, так сказать, полюсов. Потому что вампир - не просто трансформированный человек, это в первую очередь сильнейший энергетический элемент. Что-то сродни шаровой молнии. А неуправляемый сгусток энергии - потенциальная опасность для всего и всех.
        - Я видела, на что ты способен! Я имею в виду, что ты сделал с Майклом. Теперь понятно, как вы воздействуете на людей, когда нуждаетесь в пропитании.
        - Ничего я с ним не делал, просто немного подкорректировал его сознание так, как мне это нужно. - Морис таинственно усмехнулся. - Ну еще, если быть откровенным до конца, слегка подпитался его энергетикой. А с людьми… Хочешь, я покажу, как это делается?
        Не успеваю даже сказать «нет», как попадаю в полную зависимость от воли Мастера.
«Встань», - слышу приказ. Мое «Я» сопротивляется, а тело делает то, что ему велят.
«Подойди к берегу», - иду, не хочу, но ноги несут меня сами. «Теперь зачерпни воды и умой лицо». Все чувствую, все осознаю, но делаю. «Возвращайся ко мне и целуй!» Выполняю. Наваждение развеялось, когда прижалась губами к губам Мориса. Его глаза насмешливо искрятся, мои руки обнимают его за шею.
        - Негодяй! - я инстинктивно оттолкнулась от него. - Я же просила: никаких твоих штучек.
        Морис рассмеялся:
        - Ты не просила, ты только подумала. А это разные вещи. Теперь, звезда моя, попытайся прочесть мои мысли и понять, о чем я больше всего мечтаю в данный момент.
        Задумалась, театрально сверля его взглядом. Какое там! Пришлось прибегнуть к хитрости:
        - Ты будешь выполнять то, что желаю я, - и начала стягивать с него форменную рубашку. Морис захохотал:
        - Наши желания, звезда моя, самым чудесным образом совпадают, - и его руки скользнули мне под блузку.
        Мы лежим в траве на берегу реки, моя голова удобно устроилась на груди Мориса, его пальцы закопались в моих волосах и трепетно расправляют локоны. Он опять совсем другой, мой Мастер: нежный, ласковый, теплый, словно согретый моей любовью. Я уставилась в небо, затянутое перистыми облаками, и слушаю, как лениво перекликаются птицы. Даже следа не осталось от прежних страхов, сомнений.
        - Да, Гленда, с тобой я другой, - голос Мо риса щекочет мне ухо, как теплый ветерок. - Я столько беру от тебя как из неиссякаемого источника, но ты очень сильная, и остается даже больше, чем я забираю.
        Я перевернулась на живот и засмеялась, глядя на мужа. Волосы растрепаны, рот приоткрыт, и немного торчат ослепительно белые клыки. Он нежится, как его кот у горящего камина.
        - Давай не будем считать, кто сколько дает. С тобой я наполнена счастьем, словно воздушный шарик, - вот-вот взлечу. Только Рея не хватает. Пойдем позвоним ему. Я разговариваю с родителями каждый день. Они очень волнуются, и мама все силы прилагает, чтобы удержать твоего сына, который рвется к тебе на помощь. Что это у тебя за пятно на животе?
        - Хьюго Ханпер решил продемонстрировать навыки морского десантника.
        Я даже привстала:
        - Он хотел справиться с тобой физически? Глупец!
        - Терпеть не могу махать руками и ногами! Никогда не опущусь до кулачного боя.
        На лице Мориса мелькнуло презрение. Конечно, вашей светлости больше подойдет шпага! Банальная драка - удел плебеев.
        - Ты права, в моих жилах все еще течет дворянская кровь, и я об этом никогда не забываю. Одевайся, мы ведь хотели позвонить Реймонду, надо сказать ему, что совсем скоро мы снова будем вместе. Сегодня мне еще необходимо съездить к Осмонду. Научи-ка меня врать, Гленда!
        Еще издалека заметила машину шерифа возле нашего дома. Морис насмешливо фыркнул, но не прибавил шагу даже тогда, когда Осмонд, подбоченясь, вышел навстречу из придорожных зарослей. Вместе с ним двое полицейских, и один из них… Неужели вампир? Ну, так оно и есть, почтительно склоняет голову перед Мастером. Вежливо здоровается со мной. А шериф-то, кажется, взбешен, и опять ни здрасьте тебе, ни до свидания.
        - Что, вернулся, Балантен? Чем порадуешь? Упустил? Так я и думал! Ведь говорил же, собери команду! А ты все: с-а-а-м! И что прикажешь говорить теперь родственникам этих девочек, что в полиции служат растяпы, извините, мол, облажались? - Морис отсутствующим взглядом смотрит куда угодно, только не на шефа и, конечно, не слушает его. А шериф, брызгая слюной, продолжает: - Вот сам и будешь объясняться, и перед главой департамента тоже. Благодаря твоей чертовой самоуверенности, я в полном дерьме! Вот вы у меня где сидите! - Осмонд резанул себя ребром ладони по горлу, собирался прибавить к этому пару крепких словечек, но, взглянув на меня, смолчал. - А как объяснять другие четырнадцать убийств? Я же не кретин, чтобы разглагольствовать о каких-то вампирах и оборотнях. Гори они огнем! С меня за такой рапорт башку снесут! Ты меня слышишь, Балантен?
        Морис явно пропустил мимо ушей весь монолог и, лишь пожав плечами, серьезно ответил:
        - Я искренне сочувствую и пострадавшим, и их родственникам. Я сделал все, что обязан был сделать. А этими двумя пусть занимаются теперь другие ведомства.
        Черти в аду, - промелькнуло у меня в голове, а полицейский-вампир понимающе усмехнулся, но тут же понурил голову под взглядом Мастера.
        - И это все, что ты можешь сказать? - шериф смачно сплюнул. - Так ты нашел их или нет, я так и не понял? - Морис только кивнул. - Чтобы завтра утром твой отчет лежал у меня на столе.
        Развернувшись, он гаркнул на свой эскорт, забрался в машину, и та, рванув с места, скрылась за поворотом.
        - Дорогой, - я погладила мужа по руке, - хочешь, я напишу отчет за тебя?
        Он только потерся носом о мою щеку:
        - Ложь на бумаге - это не ложь вовсе.
        Мы пошли в бар. Кусок мяса с жареным картофелем был сейчас как нельзя кстати. Пока я поглощала свой обед, Морис позвонил Рею, долго разговаривал с ним, а я наблюдала за тем, как меняется его лицо. Разгладилась глубокая складка на лбу, засияла мягкая улыбка, глаза подобрели. Наспех доев, вырвала у мужа трубку, чтобы послушать нежное щебетание своего малыша.
        Скорее бы все это закончилось, и мы все вместе поехали бы в Нью-Йорк. Написание моего нового романа, несмотря ни на что, близится к концу. Урывками все же удается писать по нескольку страниц кряду. Долли будет рыдать и весь читающий мир вместе с нею.
        Ночь прошла спокойно, и следующие сутки не предвещали никаких неожиданностей. Но на то они и неожиданности, чтобы обрушиться внезапно. А я как на зло проспала свое дежурство.
        Первый выстрел раздался сразу после рассвета. Я подпрыгнула, а Морис резко сел в постели, зверски оскалившись, и устрашающе зашипел. Одевшись в считанные секунды, он выхватил из стенного шкафа ружье и скрылся за дверью. На ходу натягивая джемпер, я выбежала следом. Яростная перестрелка уже слышна повсюду. За деревьями поднимался дым, уже что-то горело. Закрывая голову руками, выглянула из-за живой изгороди. Четыре грузовика стоят посреди дороги, это значит, приехало человек пятьдесят, не меньше. В зелени мелькали чьи-то фигуры. Истошные, душераздирающие крики раздались через дорогу напротив. Это же дом Аманды?
        Низко пригибаясь к земле, я перебегаю на другую сторону и, прячась за деревьями, подбираюсь к крыльцу. По ступенькам, безумно хохоча и грязно ругаясь, спускаются трое незнакомцев с ружьями, кольями и крестами. Меня затрясло. Поспешно, на четвереньках заползла под настил и, сжавшись в комок, затаила дыхание. На этот раз пронесло! Когда смех и голоса стихли за углом, я выбралась из своего укрытия, огляделась и влетела в дом. Аманда, распластавшись на полу, лежит в луже собственной крови с колом в груди. Ей уже ничем не поможешь. «Помоги мне, Господи», - шепчу я зачем-то, осеняя себя крестным знамением, и не сразу замечаю, как из потайной двери, ведущей, скорее всего, в подвал, появляется один из братьев Гривз. Младший. Конрад. Противоестественно, бледный даже для вампира, с трясущимися губами, открывающими маленькие окровавленные клычки.
        - Пойдем скорее, - проклацал он, вынул из-за пазухи пистолет и сунул его мне, уверенно сжимая второй в своей измазанной кровью ручонке. - Осторожно, он снят с предохранителя. А уж я-то стрелять умею, не промахнусь. Они и Джерри тоже убили, прямо в постели.
        По узким подземным переходам мы идем куда-то в кромешной тьме, Конрад тянет меня за рукав, быстро семеня своими детскими ножками. Пахнет плесенью, сыростью и влажной землей.
        - Над нами ваш дом, - он шумно потянул носом. - Что-то горит.
        Дверь, рычаг в стене, взбегает, притопывая, по высоким ступеням, на ходу делает несколько выстрелов. Спотыкаясь, поднимаюсь следом. На полу здоровенный мужик, рядом с ним наволочка, набитая всякой всячиной. Мерзкий мародер! С брезгливым ужасом, осторожно, чтобы случайно не зацепиться за раскинутые руки и ноги, обхожу расстрелянное в упор тело. А Конрад, вскарабкавшись на столешницу, срывает полыхающую штору, другую, спрыгивает и затаптывает маленькими ступнями пламя, уже перекинувшееся на ковер. Помогаю ему, чувствуя, как плавятся подошвы кроссовок.
        - Где Морис?
        - Где-то возле дома Дугласа Шторна.
        И я уже на улице, пули нещадно свистят мимо ушей. Кто-то стреляет в меня.
        - Беги, я прикрою! - слышу детский голосок из-за соседнего дерева.
        Несусь во весь опор к аккуратному домику с витражными окнами, большая часть из которых безжалостно разбита. На пороге натыкаюсь на седовласого, худого и длинного Шторна. Грудь пульсирует кровоточащей раной. Прижимаю к ране платок и чувствую сильные, резкие толчки. В это невозможно поверить, но на моих глазах искореженная пуля выплевывается прямо мне в ладонь, а отверстие быстро затягивается, не оставляя следа.
        - Я в порядке, - заявляет он и, молниеносно развернувшись на сто восемьдесят градусов, растворяется в густо разросшихся кустах. В отдалении полыхает еще чей-то дом. С башенкой. Норы Беллани, продавщицы из магазина. Продираясь сквозь колючие заросли, натыкаюсь на гору железобетонных мускулов. Наглая бородатая бандитская физиономия, схватив меня за горло, давит на лоб деревянным распятием. Я захрипела, задыхаясь, и выронила пистолет, которым даже не смогла воспользоваться. Выстрел раздался совсем рядом. Разом обмякшее тело охотника на вампиров грузно стало оседать на землю, а чья-то сильная рука, схватив меня за шиворот, отбрасывает между колонн полуразрушенной беседки. С трудом переворачиваюсь, судорожно хватая ртом воздух. Морис! Он сильно хромает. Ранен?
        - Сиди здесь и не высовывайся!
        - Морис!
        Но его уже нет, а из высокой травы доносятся чьи-то тихие, приглушенные стоны. Сползаю вниз. Привалившись к основанию колонны, полулежит Лаэрт Бишоп, молодой сероглазый вампир, плотно прижимая руки к животу. Между пальцев сочится тонкими струйками жидкая кровь.
        - Найди доктора, - шепчет он сквозь плотно сжатые зубы. - Они стреляют серебряными пулями.
        Как из-под земли вырастает Свенсон и оттаскивает Бишопа в самую гущу низкорослых пихт.
        Резкий крик боли, скрежет зубов. Забираюсь к ним. Пуля извлечена, а раненый вампир уже жадно пьет кровь из пластиковой бутылки из-под колы. Побыть с ним? Конечно. С состраданием смотрю на Бишопа, на губах которого застыла капелька крови. Он совсем молод и по человеческим меркам, и по вампирским, этот добрый скромный мальчик, по собственной воле пожелавший жить вечно!
        - Ты не умрешь, серебряная пуля не убивает.
        Кого я больше успокаиваю: его или себя?
        - Я знаю, - через силу пытается улыбнуться мне. - Очень больно.
        И откинувшись назад, закрывает глаза. Потерял сознание? Марлевая салфетка насквозь промокла от крови. Ничего, ничего, заживет, я точно знаю! Слезы текут у меня по лицу, и я размазываю их грязными ладонями по щекам. Спину нещадно печет огонь полыхающего дома, надеюсь, хозяйка успела убежать. Силы небесные, что же происходит! Неужели еще одна трагедия в истории вампиров? Я не хочу умирать! Что будет с Реем? С чудовищным грохотом обрушилась крыша догорающего дома. Я зажмурилась, вдавившись в землю. Ну, вспомнить бы хоть одну молитву, но в голове крутится только одна фраза, прочитанная мною в старых записях миссис Мак-Каниган:
«Ом мани надме хум». Если бы еще знать, что это означает! Кажется, призыв о помощи. Помогите же нам кто-нибудь!!! Поглощенная своими стенаниями, не поняла даже, когда стрельба стихла. Подняла голову и увидела перед собой «карапуза».
        - А мы тебя ищем, куколка! Все закончилось. Мастер, она здесь! Плачет!
        Сквозь дым появляется Морис. Стеклышко солнцезащитных очков лопнуло, сам весь в крови с головы до ног. Своей или чужой? Подхватил меня, крепко прижав к себе.
        - Ты не пострадала, любовь моя? Не ранена? Благословенна будь Тьма, защитившая тебя!
        Я только всхлипываю в ответ. Взяв на руки, бережно несет подальше от пожарища, приволакивая ногу. Значит, все-таки ранен. Следом Конрад тащит еще не пришедшего в себя Лаэрта Бишопа. Странно смотреть на него.
        К бару стаскивают тела бандитов. Ни одно из них не покалечено ни когтями, ни зубами. Вампиры стреляли и защищались только подручными средствами, чтобы все выглядело естественно. Все понятно: от этого зависит их дальнейшая судьба. Те, кого местные жители пощадили по тем или иным причинам, молча, словно пришибленные, сидят на обочине. Даже не связанные. Двое вампиров, среди них Шторн, охраняют пленных. На шерстяном пледе рядышком лежат Джерри Гривз, Аманда и пожилая вампирша, которую все называли просто Ди-Ди, у всех огромные зияющие дыры в том месте, где должно быть сердце.
        Кто-то вынес из бара стул, и Морис осторожно усадил меня. Грязные, закопченные лица вампиров, одни слизывают кровь с рук, другие еще пытаются подкормиться с трупов, но Мастер рычит на них, и они отступают. Вдали завывают сирены. Значит, полицию все же вызвали. Запах крови повсюду, откуда-то еще слышен треск горящего дерева, куда ни глянь - битое стекло. Бар разгромлен. Слезы опять бегут по щекам, и сквозь мутную пелену вижу Тори, зажимающую рваную рану на своем плече. Она смотрит на меня с нескрываемой завистью. Она не может плакать.
        Несколько полицейских машин врываются в город. Выскакивает перепуганный Осмонд, вместе с ним врач в белом халате, человек десять полицейских в бронежилетах.
        Как же я устала! Что там говорит Морис? Не ранен, только зацепило? Это хорошо! А Тори? Конечно, Свенсон оказал ей помощь. Почему же так шумит в голове? Тикси подносит мне стакан с водой. До чего же он грязный! И вдруг я начинаю рыдать, неистово, захлебываясь, захожусь в истерике и… проваливаюсь в черную пустоту глаз своего мужа.
        Нет, я не отключилась. Я вижу, как убирают трупы, закидывая их в грузовики, как надевают наручники на задержанных, сажая их в специальную машину, как шериф ругается на Мориса, беспорядочно размахивая руками, а заезжий полицейский-вампир, глядя на обильно пропитанную кровью землю, жадно облизывается, сглатывая слюну. А потом услышала голос мужа, глухой, резкий, несвойственно громкий:
        - Что вы называете борьбой с вампирами? Изуродованное тело этого ребенка или этих женщин? А может, этот арсенал уничтожения нечистой силы зарвавшихся психопатов? Да вот этим обструганным куском древесины можно запросто убить даже такого жирного кабана, как ты. Хочешь попробуем? Вы в своем уме? Что вы несете? Почему я весь в крови? Вот именно, вот этими самыми руками я разрывал глотки мерзавцам, покусившимся на жалкие пожитки жителей маленького, затерянного в глуши городка. Почему нет ни одного изнасилования? Вы - безмозглый болван, шериф Осмонд, гнусный ублюдок, еще более кровожадный, чем все вампиры вместе взятые! Тупая кровожадная скотина!
        И это говорит Мастер Балантен? Я случайно не брежу наяву?
        Осмонд подался вперед и занес руку, чтобы врезать своему помощнику по лицу, но его кулак завис в воздухе, не достигнув цели. Резким, молниеносным ударом Морис заехал шефу полиции в челюсть; тот тихо охнул и рухнул навзничь. Все полицейские дружно зааплодировали, одобрительно улыбаясь Морису. И пусть сейчас кто-нибудь скажет, что мой муж поступил не по-человечески! Ну, кто хочет, чтобы я выцарапала ему глаза? Наверное, мой внутренний голос был услышан всеми неживыми, потому что они разом посмотрели на меня и одновременно отступили на шаг назад. Даже те, кто стоял от меня на значительном расстоянии. Тори тихо засмеялась, прощебетав мне в самое ухо:
        - Молодец, смертная жена бессмертного мужа! Иди, вмажь этому жирному ублюдку!
        Нет, это был не приказ, это был совет хорошей подруги. Моего оцепенения как не бывало. Я вмиг подскочила к Осмонду, который, кряхтя и тряся головой, пытался встать на ноги, и съездила ему по физиономии, пусть не так мощно, но зато от души. Дружный смех прокатился по рядам и людей, и нелюдей. Шериф снова рухнул, но уже не шевелился. Так-то! Врач-человек и один из полицейских отнесли его в машину и усадили на заднее сиденье. Морис подошел ко мне и обнял за плечи.
        - Моя воинственная амазонка! Теперь я вижу, что тебе полегчало.
        Страстный поцелуй вызвал очередной восторг присутствующих.
        Чуть позже мы с Морисом отмывали друг друга в ванной. Рана на его ноге быстро заживала, и он не обращал на нее никакого внимания. Мы безумствовали, словно дорвавшиеся до запретного подростки.
        После полуночи хоронили погибших. Не было ни слез, ни стенаний, ни траурных речей. Молча, тихо, но от этого не менее угнетающе. Так закончился еще один день моего пребывания в Дак-Сити.
        Спокойно прошло еще несколько дней. Сегодня утро среды, уже по привычке иду в бар. При мысли о большой чашке кофе с горячим круассаном у меня текут слюнки. Вчера уехали Патрик и Брэд, полицейские, выделенные в помощь Морису защищать Дак-Сити от возможных бандитов и грабителей. Они жили у нас в доме, и мы немного подружились. Сначала, правда, удивлялись, не скучно ли жить здесь, но потом настолько увлеклись нашими разговорами и спорами с мужем, что сидели с открытыми ртами, пока Морис не напомнил им, что пора бы пройтись по городу. И уезжали они с явным сожалением. Брэд даже сказал, будто он прослушал целый курс университета. Приглашал нас в гости.
        Город, как обычно, спит в эти часы. Я услышала шум мотоциклов и прибавила шагу. Опять кто-то едет позавтракать, да еще целой компанией. Когда же увидела человек двенадцать крепких, не очень опрятных с виду парней, остановилась. А они развязно оглядывают меня с ног до головы, слезают с мотоциклов и направляются ко мне. Кожаные куртки, вытертые джинсы, сальные длинные волосы. Кое у кого в руках бейсбольные биты.
        - Эй, детка, где тут живут вампиры? Я хочу сделать себе бусы из их клыков!
        Какой он мерзкий! Лучше бы сходил к стоматологу и позаботился о своих зубах. Жидкие волосы перехвачены резинкой в конский хвост. Ростом с Мориса, а один кулак, как два моих. На шее висят цепи, одна с массивным крестом. Один из парней выглядит более прилично. Что его связывает с остальными? Я стараюсь держать себя в руках.
        - Вам лучше убраться отсюда, мой муж полицейский и не потерпит беспорядков в нашем городе.
        Тот, самый симпатичный, ухмыльнулся:
        - Терпеть не могу копов. Мы сами можем навести порядок. И, ты, киска, тоже будешь в ажуре, когда я займусь тобой.
        Я поняла, что все уговоры бесполезны, и медленно стала отступать к дому. Опять почувствовала себя беспомощной, как во время недавнего погрома. Начала что-то лепетать, пытаясь их остановить, но парни плотной стеной окружили меня. Я не выдержала и громко закричала:
        - Морис!
        А в голове промелькнуло: все же спят, еще раннее утро, слышит ли меня кто-нибудь? Ноги стали, как ватные, когда один достал нож и, играя им, поднес к моему горлу:
        - Тихо, сучка!
        В горле ком, а глаза наблюдают, как лезвие скользит по блузке. Отлетела одна пуговица, другая… Над городом нависла звенящая тишина или это у меня в ушах звенит от животного ужаса? Я закрыла глаза.
        - Это еще что за привидения? - услышала хриплый голос секунду спустя.
        За спинами приезжих стояли вампиры: Свенсон, Тикси, Бишоп в темных очках, защищающих глаза от солнечных лучей. Морис без очков. Его глаза, как черная дыра в космосе, не предвещают ничего хорошего. На меня уже никто не обращает внимания. Оцепенев от непрекращающегося общего шипения, незваные гости не сводят глаз со зловещих оскалов смертоносных клыков. Вампиры смыкаются плечом к плечу. Мне удалось, воспользовавшись замешательством, выскользнуть из кольца окружения. Краем глаза вижу, как вышли Конрад Гривз с матерью, подтянулись все остальные жители и круг из вампиров плотно сомкнулся. Я уже не пытаюсь разглядывать происходящее, иду к бару. На улице одиноко стоят брошенные мотоциклы, украшенные черепами и волчьими пастями. Они жаждали увидеть вампиров, сейчас прочувствуют все наяву. Ты что, неужели злорадствуешь, Гленда, или это последствия ужаса и шока? Я налила стакан виски и одним махом влила в себя. В голове все поплыло…
        - Ай-яй-яй! Моя жена пьет натощак с утра, да еще такими порциями! Вот не ожидал!
        Морис сидит со мной за столиком. Губы красные, на щеках румянец, глаза блестят. Розовая Лу подносит мне чашку с крепким кофе, а Тикси тарелку, полную сэндвичей. Тори мягко улыбается:
        - Никогда не видела таких пьяных писательниц!
        Морис прижал свою руку к моей щеке:
        - Ничего не бойся, моя девочка, когда я рядом.
        Я хотела вздохнуть, но громко икнула. Звонкий, как серебряный колокольчик, смех Виктории эхом отозвался в блестящих бокалах. Ей баском вторил Тикси. Лу веселится, широко открыв рот и показывая мелкие острые зубки. Доктор смеется, немного с придыханием. А Морис - так вылитый мальчишка, какой там Мастер!
        - Гленда, ты лучшая из женщин, - целуя меня в нос, сказала Тори.
        - Миссис Балантен пережила небольшой шок. Ей необходимо отдохнуть, - пытаясь быть серьезным, поставил диагноз доктор.
        - Я так напивался страшно вспомнить, сколько лет назад! - задумался Тикси. - Не уноси ее, Морис, дай порадоваться.
        А муж подхватил меня на руки и, еще смеясь, вышел из бара. На улице, поймав выразительный взляд последнего Гривза, кивнул головой, и довольный «малыш», встав на цыпочки, легко покатил выбранный мотоцикл к своему дому. Морис несет меня на руках под взглядами вампиров и потирается носом о мой висок. Уложил в постель, прикоснулся губами ко лбу, и я окунулась в глубокий, спокойный сон.
        Эпилог
        Морис только что уснул. Какой хмурый рассвет, но дождя, кажется, не будет. Сегодня у моего мужа день рождения и последний день нашего пребывания в Дак-Сити. А я закончила свой роман - историю любви человека и вампира. Я изменила имена, профессии, место происходящего, но оставила свои мысли и чувства. Пусть эта книга будет первым шагом к принятию и примирению. Она посвящается тебе, Морис. Это мой главный тебе подарок. А еще… Есть еще один, о котором я не забыла. Уверена, что сегодня обязательно найду тот самый сапфир, который принесет нам счастье. Уже готов рисунок, это - булавка для галстука в виде стилизованной звезды. В центре камень, от которого золотом расходятся лучи. По-моему, красиво получилось. Я успею вернуться к твоему пробуждению, и если мы поторопимся, то к ночи доберемся до фермы, где мама уже готовит праздничный торт. Вот только слабо представляю на нем сто шестьдесят свечей! Пусть это будет веселый праздник, первый, за много лет в кругу семьи, рядом с твоим сыном. Последняя точка. Мне пора! Я люблю тебя, мой вампир!
        notes
        Примечания

1
        Суета сует и всяческая суета (лат.)

2
        Что и требовалось доказать (лат.)

3
        Из классификации вампиров (по К. Николаеву)

4
        Союз нескольких кланов, соблюдающих маскарад - жизнь вампиров среди людей (по К. Николаеву)

5
        Индивидуальность (не путать с личностью!), неуничтожимое Эго (лат.)

6
        Мудрость

7
        Вампирский рай и божество вампиров

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к