Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист Комбат Найтов
        Чекист
        В настоящее время в составе «микро-ВВС» России летчиков-женщин нет.
        А в «той» войне на фронте воевала целая «женская» авиационная дивизия. И хорошо воевала! Но вот беда: прекрасно справлялись со своими обязанностями женщины на легких машинах, знаменитые «ночные ведьмы». Остальным приходилось довольно туго! И мужикам очень туго приходилось, и не один состав сменился в полках, прежде чем выработались навыки, которые требовались для безусловной победы. Шли к этому долго, кроваво, через потери и искореженные машины, но война была закончена в Берлине, а не под Сталинградом.
        Комбат Найтов
        Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист (сборник)
        Серия «Коллекция. Военная фантастика»
        Выпуск 30
        
        В небе только девушки. И я
        В марте 2015 года ушла из жизни капитан запаса Елена Мироновна Малютина, последняя летчица легендарного 125-го гвардейского бомбардировочного Борисовского орденов Суворова и Кутузова авиационного полка им. М. Расковой, сформированного в 1941-м как 587-й БАП.
        Ей и ее боевым подругам посвящается
        08.08.08 г.
        «Товарищи офицеры!» - подал команду начштаба «второй» АЭ. АЭ - это авиаэскадрилья, в данном случае 899-го гвардейского Оршанского дважды Краснознамённого ордена Суворова 3-й степени штурмового авиационного полка имени Ф. Э. Дзержинского. Мы здесь в «командировке», оказываем поддержку с воздуха частям и соединениям Северокавказского военного округа. Вялотекущая война в Чечне и Дагестане продолжается, и иногда нашим войскам требуется, чтобы «Грачи прилетели». Вот мы и изображаем картину Саврасова. По очереди. А вообще-то мы базируемся в другом месте: в Бутурлиновке, Московского военного округа. «Чехи» нас не любят, поэтому называть настоящие имена и делать селфи у нас не принято. Так что - не взыщите. Зовут меня Олег, фамилия у меня простая, поэтому не будем об этом. Итак, ВэВэ подал команду, и мы все встали, приветствуя командира. Девушки, если что, я - его зам, не женат, был когда-то, но уже давно холост! Что-то лицо у Паши какое-то странное? И подняли нас в три двадцать, за сорок минут до «обычки». Не иначе как кого-нибудь прихватили.
        - Прошу садиться! Вчера ночью войска Грузии начали массированный обстрел Цхинвала. Поступила команда оказать поддержку миротворческому батальону. Разведданных о противнике нет, «Пчелка» еще далеко, будет в течение двух часов.
        «Пчелка», в просторечье - это ДРЛО «Шмель-И», довольно могучий комплекс радиолокационной разведки и наведения. Летающий командный пункт. Командир продолжал описывать обстановку, высветив на настенном планшете карту района, а мы старательно перерисовывали ее карандашом на планшетах у себя. Реально, сейчас уже штурманята готовят электронные карты, но рисование на коленке - это и дань традиции, и твоя жизнь, если что не так. Поэтому старательно переносим по квадратикам обстановку. Командир пробежался по вооружению, сигналам, каналам связи. Все отработано. Первая пара - разведчики, и он назвал меня и Котю. Это мой ведомый. По нашим данным - взлет следующих.
        - Вопросы?
        Я приподнял палец. Командир сделал небольшое движение головой, дескать, «валяй». Не вставая с места: «Не слышал ни одного слова об авианаводчиках?»
        - Их нет.
        «Приехали!» Больше вопросов ни у кого не оказалось. Насвистывая «А я девушек люблю…», иду к выходу. «Маэстро, ваш выход первый!» Мне и Коте уступили право выйти из класса первыми.
        У класса стоит автобус «Урал» с кунгом, в нем установлены сиденья, зеркальные стекла, кстати, бронированные. Командир сел с нами и продолжает описывать обстановку, в основном из телевизора. Пока мы спали, он целую ночь напролет смотрел передачи оттуда.
        - Олежка, работай спокойно, на рожон не лезь. И ты, Котя, держись подальше, если что, сам знаешь, как прикрыть. Вероятно применение «иголок» и иной пакости. И помните, что это не «чехи», а «регуляры». Поэтому о противозенитном маневре не забывайте. - «Полкаш» продолжал гундеть всю поездку, не дай бог, еще и на стоянку попрется. Нет, нормально, даже из машины не вышел, и сразу укатил на КП. «Племяш» уже готов и бодро докладывает о готовности к вылету. Николай и вправду племянник, и техник самолета, по совместительству. Но он не знает, куда мы летим. А мы и не скажем! Приступаю, в который раз, осматривать «гребешка». Прохожу по правому борту, проверяя снятие контровок, «Племяш» несет мой ЗШ (защитный шлем) и ждет ценных указаний, временами отвечая на вопросы «молитвы». Обошел машину по кругу и остановился возле трапа. Мне протянули ЗШ, я сплюнул через плечо и надел его, чуть разведя за лямки крепления. Перенес ноги через борт и уселся в кресло. Коля помог пристегнуть плечевые и подал «кислород». Воткнул СПУ. Лезу за кресло левой рукой, достаю «молитву». Запрос на КП, «молитва» пошла. Руки привычно
щелкают тумблерами, запуская строго по очереди все оборудование. Готово! «Добро» на запуск получено, завизжал стартер, раскручивая турбину правого двигателя, хлопок зажигания, убираю газ. Повторяю все с левым, опробовал рули, набрасываю замки шлема и зажимаю его, вешаю маску, «закусываю удила», проверяя подачу кислорода. Порядок. Левой рукой даю отмашку Коле, и он закрывает мне фонарь. Убирает трап, отстегивает меня от аэродромной сети. Сводит руки чуть выше головы, показывая, что все готово. Запрос на рулежку, «добро». Показываю руками «убрать колодки». Коротко вперед, тормоз, готово. Доклад на КП, покатились! Откинул зеркала, смотрю за Котей: выкатывается вслед за мной.
        - Я - «два-два»! Добро на полосу!
        - «Два-два», «два-три», вам добро.
        - Занял!
        - Добро на взлет!
        - Я - «два-два», принял! Взлетаю!
        Рукоятки плавно от себя, режим, форсаж, тормоз. «Гребешок-СМ» опустил, а затем приподнял нос, и побежали белые полосы под стекло. Отрыв, закрылки, шасси. Идем в режиме набора. Доворот вправо на девяносто. Курс 180. Набираем высоту. Чуть больше «штуки» - и ловлю зеленый всплеск на индикаторе. Ручку от себя, смотрю на ведомого. Он понял. Тут же голос «РИТы»: «Наблюдается работа локатора: курсовой сорок правого. Частота… Предположительно: АВАКС». Голову вправо на 220, вижу горушку нехилую, пытаюсь ее состворить с предполагаемым местом долбаного АВАКСА. Иду к земле, Котя за мной.
        - Делай, как я, держи двести, нас пасут.
        - Я - «два-три», понял.
        Планшет на коленку, смотрю высоты. Есть проход, доворачиваю и иду, набирая высоту вместе с рельефом. Доложил командованию по ЗАС. Принял ответ, канал работает. Вышел на связь Котя, он тоже перешел на ЗАС. Давненько нас так не пасли. Пастухи хреновы!
        «Полкаш» передал, что старикашка Boeing E-3A A.W.A.C.S. крутится над Турцией, высота 9000 метров. Закладываю в камп, получаю мертвые зоны. Уточнил у штурмана наведения, все совпало. Идем визуально к перевалу. Рокс оставляем справа и в 04.11 переваливаем через хребет слева от перевала. Подбираю газ, выпустил закрылки, парашютируем в Рокскую долину. Снизу заработало сразу 12 РЛС, но код «Я-свой» считан, локаторы заткнулись. Эти колонны идут вниз, и мы их прикрываем. Передал информацию о наблюдаемых колоннах. Очень сложно держать высоту и не отсвечивать на АВАКСе. Постоянно приходится держать руку на РУДе и пальцем подбирать или выпускать закрылки. Время от времени включаем попеременно РЛС, в надежде обнаружить поднимающиеся колонны. Прошли Казбеги, никого нет. Идем к Гудаури. Слева Млецкий серпантин. Еще выпустили закрылки и прибавили оборотов. Ползем наверх. Горы довольно крутые! В Афгане бывало и похуже, но и это не сахар! Еще один серпантин: Ганиши. Там - противник! Наверх лезет колонна джипов. Довольно много машин. Передали «Полкашу». Попросил сделать круг и привязать по карте. Удовлетворили.
Видим разрывы на серпантине. Накрыли артой. Глазами зацепиться не за что, все мелькает. Опять «РИТа»: «Пуск ПЗРК. Сто сорок левого». Через буквально секунду заверещала: «Угол тангажа предельный, форсаж превышен, перегрузка семь-пять предельна!» А жить-то хочется! Ушла ракета на ловушки. Или открутился. Котя успел отработать нурсами по месту пуска. Ювелир! Всё, выходим из-за горушки и можно забраться повыше, горы больше «тенька» не дадут. «РИТа» это подтверждает, что мы теперь как на ладошке. Появился второй сигнал сзади, это «Пчелка», теперь на равных. Отстраиваю «РИТу» от них, чтобы не мешала своими воплями, голосишку ее переношу плохо. Вот придумали! Мне, по старинке, и сигнальных ламп достаточно. Теперь можно не стесняться и работать РЛС по полной. На индикаторе теперь картинка, и «Пчелка» начала сливать инфу о том, что она видит. Высота - три ровно, курс - 180. Впереди противник, классифицированный «Шмелем» как пара «МиГ-29». «Грызуны» проснулись, и у них еще не все «птички» рассыпались. Интересно: где летунов взяли? Обнаружили танковую колонну на подходе к Цхинвалу. Доложились, «Полкаш», а он
самый старый комэск в полку, к тому же полковник, дает команду: «Атака», так как до казарм миротворцев колонне меньше трех километров. Но танки противника уже есть в городе. Там идет наземный бой. Работаем, вниз пошли два РБК с СПБЭ-К, а «грызуны» идут плотной колонной. «Гребешок» удовлетворенно подпрыгнул, избавившись от тяжести. Котя сзади работает по разбегающейся пехоте, и бросает два ФАБа.
        О-па! Чужой сигнал на ЗАСе! Обмениваемся ключами, свои. Пошли пакеты с наведением. Это южнее, две батареи РЗСО, обстреливающие город. Ставлю машину на вираж, подгружаю целеуказание в прицел. Пакет принят, доложился, получил «добро». С появлением «Пчелки» связь стала устойчивее. Но управление на себя «Пчелка» не взяла. Ведет кого-то другого. А нас пытаются перехватить. «МиГи» заходят грамотно, но мы успеваем отработать по обеим целям. Теперь вверх, и следим за хвостом. Атаковать «МиГи» не пытаются. Бортовые локаторы не работают. Будут «вытеснять». Включил «шестнадцатый». Голос с небольшим акцентом утверждает, что мы находимся в воздушном пространстве Грузии, и предлагает следовать за ним в Тбилиси. При разговоре прорывается южнорусское «Гэ». Я его спросил о ценах на проживание в Бельбеке. Тот сначала ответил: 200 - 250 гривен в день, если на две недели, а потом опять настойчиво предлагал свернуть в Тбилиси. Но у меня машина уже легкая, поэтому незаметно сбрасываю скорость, затем резко тормознул, энергично работая ногами, крутнул размазанную «кадушку» и оказался у него сзади. «Опта» сработала, есть
захват.
        - У меня есть встречное предложение: идем ко мне, гостеприимство гарантирую. Что заканчивал?
        - Борисоглебск.
        - И я. В каком году?
        - В восемьдесят девятом.
        - Салага! Я в это время уже за речкой сидел. Не прибавляй, раз зевнул! Мертвому не заплатят.
        - Добре, «два-два». Расходимся! Я свое задание выполнил: перехватил и оттеснил.
        - Только без шуток, и до встречи в Бельбеке.
        Пара «МиГов» отвалила в сторону, а мы набрали высоту и через сорок минут «гребешок» коснулся дорожки. Но «не все ладно в Датском королевстве»: еще на глиссаде вижу, что по коротышу разгоняется и подпрыгивает вверх пээсэсная «эМТэха», а следом за ней взлетают два «крокодила». «По ком звонит колокол?» Парашют не выпускаю, здесь полоса длиннейшая, еще год назад «стратеги» стояли. Зарулили на стоянку, я оторвал мокрую спину от кресла и спустился по трапику вниз, хлопнули ладошками с «Племяшом».
        - Замечаний нет.
        Тот притащил новенькие черные магазины к «Ксюхе», которая закреплена у меня на парашюте, автомату АКСУ, и полез менять аварийный запас.
        - Кто?
        - Палыч.
        - И?
        - Катапультировался.
        - Где?
        - Не знаю.
        Подошел и отрапортовал Котя, пожали друг другу руки. Подъехал «автобус», и нас везут на КП. У «Полкаша» запарка, ему не до нас, спросил только: снимали или нет. Мы оба подтвердили, что аэрофотосъемка велась. Санька, ведомый Палыча, кого-то штурмует, все внимание ему. Поэтому уходим отдыхать и готовиться к новому вылету. Прибежал ВэВэ, отчитал за болтовню в эфире на 16-м, расспросил о «МиГах».
        - Старье, где-то 80 - 83 года выпуска. Двенадцатые. Не модернизированные. Реально - не сильно опасные. Просто сразу не хотелось заводиться. Им, кстати, тоже. Перехватывали по внешней наводке, сами РЛС не включали.
        - А оптику?
        - Дальномер ни разу не включился. «РИТка» бы заорала. Это не их война, они отработали поставленную задачу, получат свои деньги и уедут сдавать домики отдыхающим. Драться они не будут.
        - Твоими устами да мед бы пить! - ответил ВэВэ и забрал дописанные отчеты. Выходя из комнаты, спросил: - У Грузии не было «двадцать девятых», как думаешь, чьи это?
        - Один - точно украинский, у ведущего плохо тризуб смыт, а второй - похоже, чешский, на крыле кругляк просматривается.
        - Ладно, отдыхайте!
        Через некоторое время по «каштану» объявили 30-минутную готовность их паре. Предстоял второй вылет. К этому времени эскадрилья выполнила шесть вылетов парой и один - звеном. Звеном обработали то место, где пускали ракету по мне, и сбили Палыча. Это совсем рядом. Видимо, ДРГ работает. Второй и третий вылет прошли в нормальной рабочей обстановке. Котя, правда, малость провалился низковато над целью и схлопотал пару пробоин в фюзеляже.
        Утром приказано вылетать одному, машина Коти еще в ремонте, «МиГи» в течение дня больше не появлялись, плюс теперь у нас постоянное прикрытие: прибыли из Ахтубинска Су-27, и они патрулируют над хребтом. Так что должны успеть. Задание - прежнее: прикрыть выдвижение наших войск, которые движутся по окружной дороге к Цхинвалу. Набрал высоту, прижиматься к хребту уже надобности никакой. Внизу достаточное количество авианаводчиков. Работа идет полным ходом. Колоннам до города остается совсем чуть-чуть. На развороте вижу поднимающийся с земли белый след и длинную приземистую машину. «Оса!» Твою мать! Успел захватить цель и выпустить Х-25МПУ, теперь педаль в пол и крутись, милый, крутись! Первое время я еще слышал «РИТу», затем черная пелена закрыла мне глаза. Автомат отстреливает ловушки, а я, в полубессознательном состоянии, заученно двигаю руками и ногами, совершая противозенитный маневр. «Гребешок» слушается. Уменьшил перегрузку, вернулся слух, и я немного вижу индикатор. Блин, рано, еще раз закладываю такой же вираж со снижением. Тряхнуло, по броне застучали осколки. Упали обороты левого двигателя.
        - Атакован, имею повреждения. - В заднем виде вижу черный дым в месте, где находилась установка. «Добавок» нет. Пытаюсь выровняться. Очень тяжело ходит ручка. Машину трясет. Голос «Полкаша»:
        - Олежек, ты как?
        - Еще в воздухе.
        - Двигуны?
        - Один сдох, второй тянет.
        - Давай домой!
        Блин, тут же через горы переваливать надо. А ручку трясет, как в лихорадке. Площадок нет. Надо прыгать. Тут замечаю, что горит красная лампа неисправности катапульты. Приехали! В воздухе решение требуется принимать быстро. Посадка возможна только на юге, там противник, севернее можно только приводниться в Цхинвальском море, а там, как кривая вынесет. Удобнее всего в сторону Ананури, там, где крепость, но это грузинское село, и там противник. Значит, выбора нет, в северо-восточный залив, туда идут наши войска. Над самым Цхинвалом поймал еще одну ракету, ударили тоже слева, пошел на снижение. Внимательно слежу за скоростью, самолет трясет, но управление работает, только очень тяжело двигать ручкой. Высота 50, выравниваюсь и продолжаю сбрасывать скорость. Места маловато! Касание, убираю закрылок и скольжу по поверхности, рули полностью вверх, лишь бы носом не зарыться. Быстро приближается берег. Скорость падает плохо, скольжу на фюзеляже, как на водных лыжах. Выпускаю тормозной. Удар.
        Глава 1
        8 декабря сорок первого и некоторые особенности женской авиации
        Меня кто-то поворачивает со спины на живот и что-то колет мне в задницу. Слегка помассировали ее и перевернули меня в прежнее положение. Сквозь неплотно прикрытые глаза вижу женский силуэт в белом халате. Странно, у нас давно все в салатных ходят по госпиталю. Вторая странность: каблуков нет и бахил. Медсестра повернулась и ушла, а я попытался приподнять голову и открыть глаза. С открыванием глаз получилось не очень: они заплыли. Решил ощупать их и вдруг заметил, что у меня тонкие пальцы и что-то вроде маникюра на достаточно длинных ногтях. Внимательно уставился на руку. Рука - точно не моя! У меня на костяшках отличные мозоли, все-таки тридцать пять лет карате занимаюсь, черный пояс. А тут… Опустил руку на грудь и обнаружил, что, помимо всех прочих удовольствий, у меня еще и где-то второй-третий номер груди. Кажется, приехали! Похоже, что удар об камень не только сломал меня, но и мозги мне хорошенько поправил! Ощупываю себя дальше, обнаружил, что точно - лежу в женском теле, хуже того - в девичьем. От мужского только стрижка короткая осталась, да и то длинновата сверху. В жизни бы так не
постригся! Еще что поразило: это армейские семейные трусы и ночнушка, сшитая из плотной хлопчатобумажной ткани. На ночнушке я увидел клеймо и начал подтаскивать его к себе. Шевелиться больно, отдает в шею и голову. Читаю: 3-е хирургическое отделение Главного военного госпиталя и дата 11.12.1940. Вдруг заговорила круглая тарелка под потолком: «Граждане! Воздушная тревога!» Тут мое слабое сознание не выдержало напряжения, и я вновь вырубился. Через какое время я очухался - не знаю, но проснулся от того, что жрать сильно хочется, и еще появилось впечатление, что я в теле не один. Чье-то слабенькое сознание постоянно повторяло одну и ту же фразу: «Миленький, выше, выше!» Что выше-то? И куда? Совсем сбрендил! Зато один глаз приоткрылся больше. Это движение было обнаружено присутствующей в палате медсестрой, которая всплеснула руками и куда-то убежала, вместо того чтобы меня покормить. Через некоторое время вместе с ней в палату зашел худощавый человек со странной головой: очень узкая челюсть, очень широкий лоб и круглые очки с очень толстыми стеклами. За отворотом халата виднелось два ромба, уложенных
боком, и чаша со змеей. Вместе с ними вошло еще человек пять. Доктор присел рядом, шикнув на всех, чтобы не шумели, достал из кармана зеркало с дыркой и внимательно осмотрел оба глаза. Второй ему пришлось приоткрывать пальцем.
        - Что значит крепкий и молодой организм! - тихо сказал он, но попытку сказать ему, что жрать хочется, он пресек, положил палец мне на губы.
        - Ранехонько вам, милочка, разговаривать. - Встал, подошел к спинке кровати у ног, снял какую-то дощечку и что-то там написал.
        - Попробуйте ее бульоном покормить. - указал он сестре. Они все вышли, а я попытался приподняться, чтобы посмотреть на табличку, и у меня получилось! Снял табличку и лег. Старший лейтенант Александра Петровна Метлицкая, ВВС, 41-я РАЭ. Сбита в бою под Малоярославцем 17 октября 1941 года. Первая запись - 22 октября. Последняя запись сделана сегодня: 8 декабря 1941 года. Устало положив табличку на живот, я уснул. Именно не потерял сознание, а уснул. «Видимо, все авиаторы встречаются на небесах», - подумалось мне, прежде чем сон сморил меня. Проснулся через несколько часов, на окнах светомаскировка и постоянно горит свет в палате. На тумбочке стояла чашка с давно остывшим куриным бульоном. Голод не тетка, и холодный пойдет. Голова побаливает, но «соседка» больше не причитает. Ее фраза стала мне понятна. Она продолжает уговаривать машину не падать. Интересно, что произойдет, когда она очнется? Осмотрел руки: исколоты до сплошной синевы, видимо, кормили внутривенно, глюкозой. Фамилия у девицы ни о чем не говорящая. Судя по причитаниям, она летчик или штурман, скорее всего, летчик. Мои размышления
прерваны появлением медсестры. Опять прокололи задницу, но в качестве награды я получил бульон. И даже горячий. Говорить мне запрещают, это и к лучшему! Голос высокий, противный, как у «РИТы», мне слышать его неприятно. Очень высокий. Кажется, что верещу. Написал на листке карандашом, что желательно было бы поесть. Принесли какую-то кашку. Ну и фиг с ней, уж больно есть хочется. И встать с кровати. Кстати, и по надобности тоже. Встать не разрешили, а уткой удобнее пользоваться мужикам. Но ничего, приспособился. Опять осматривал тот же врач, вот убей, не помню, какое звание носили врачи в тот период. Но то, что это генерал, отчетливо помню. Генералу не нравятся мои глаза. Что он там нашел - одному богу известно. После его ухода я встал и немного походил по палате. Немного мотает, не без этого, но уже хожу. Вот только мышц совсем нет, как она, бедная, с самолетом управлялась? Сел в кровати, начал делать гимнастику. Мышцы отозвались довольно сильной болью, но ничего, терпимо.
        С этого дня пошел на поправку, правда, с выходом в туалет маленький конфуз приключился. Вначале поперся в мужской, потом сообразил, что мне в другую сторону, вошел, а там дамы, я сдуру и ляпнул: «пардон», почему-то покраснел и закрыл дверь. Выходящие оттуда тетки так на меня посмотрели! Вообще-то, отделение чисто женское. Так что привыкай, Олежка!
        Проф, а теперь я знаю точно, что он - профессор, зовут его Владимир Николаевич, с одной стороны, вроде как радуется тому, что я пошел на поправку, а с другой стороны, все пристальнее рассматривает меня и мои глаза. Быстрее бы эта кукла, что ли, проснулась! Проф начал задавать вопросы и считает, что у меня все признаки серьезной амнезии. «Кукла» стенать перестала и ведет себя спокойнее, но каких бы то ни было сведений из ее памяти у меня извлечь не получается. Когда начинает метаться, проявляет беспокойство, я ее мысленно уговариваю не волноваться, а спать. Через три недели, наконец, послышалось членораздельное: «Кто тут?» Она напугалась еще больше, чем я, когда впервые обнаружил «ее». Двое суток ее уговаривал, но затем выяснилось «обстоятельство»: она видит и слышит, может наморщить нос и собрать губы в трубочку. И еще - краснеет. По делу и нет. Остальное ей недоступно. Тела она не чувствует, сказать ничего не может. Зато - отлично ковыряется в моей памяти, как «бывшая» в летной куртке в поисках заначек. А свою умеет закрывать, причем в таких местах, которые жизненно необходимы! Например, с этими
долбаными месячными! Просыпаюсь с ощущением, что у меня «энурез»: трусы - мокрые. Сунул руку, на руке кровь. Тут же мысль: раны открылись, вчера на снарядах переусердствовал. Вскакиваю и понимаю, что это такое. Она, вместо того чтобы подсказать, что делать, заперлась и всю морду красным раскрасила: застеснялась мужика! Уродка! Справился. Кстати, не такая уж и уродина, вполне даже ничего, я бы приударил, но это - половое извращение, кроме красной рожи, ничего не будет. Выяснилось, что беспокоило профессора: глаза сосредотачивались на объекте не сразу. И у нее есть глупая привычка отводить их в сторону. Типа «глазками играю». Еле отучил! Пришлось сказать, что если это будет продолжаться, нас спишут, к чертовой бабушке, в пехоту. Или инвалидность дадут. Подействовало!
        Летала она на Пе-2 и Пе-3, летчик-ночник, служила в мужской разведывательной эскадрилье, но экипаж был полностью женский, кроме механика. Чем кончилась жесткая посадка, она не помнит и очень беспокоится за свой экипаж. В общем, ничего оказалась «соседка». Только болтлива очень, хорошо, что наружу это не прорывается. Новый год порадовал подарком: годовой подшивкой газеты «Красная Звезда». Прошил ее еще и сверху и, вспомнив молодость, начал отрабатывать удары, повесив ее на стенку в зале для физических занятий. Почти сразу появились «поклонники», но после пары нокаутов они рассосались.
        Первого февраля перевели в 1-й авиационный госпиталь для прохождения медкомиссии. Кстати, он в Сокольниках. Как и сейчас. Только корпуса другие, деревянные. То ли чья-то дача, то ли имение, а часть «бараков» свежепостроенные, «сборно-щелевые». Но старшего лейтенанта Метлицкую поселили в нормальном коттедже. Больше выздоравливающих девушек не было, поэтому жили одни. Утром - пробежка, затем сначала на спортплощадку, потом в зал, через пять дней начались анализы, затем сама комиссия. В общем, всех врачей проходили на «ура», особенно хирург порадовался «нашей» форме, а вот потом были нервопатолог и психиатр. Старая седая корова - «патолог» раскаркалась, что с такими черепно-мозговыми травмами даже не живут, а не то что служат в ВВС, да еще и в летном составе. А у «нас» все спецснаряды сданы, и лопарь, и рейн, и центрифуга. Последнюю я, правда, сдавал со «спецтрусами», на всякий случай, нормально отработал по приборам, сознание не потерял даже на шести «Гэ». Для работы без противоперегрузочного костюма - это много. Немного волновался за сердце. Я в другой жизни был крупным, под сотню весом, а здесь
«птичка», чуть больше пятидесяти. Обошлось, жилистая она, и ни капли лишнего веса. В некотором смысле так даже удобнее. Но за это тоже зацепились! В карте у нее вес был больше, это она под капельницей похудела. Я хоть и отвоевал нам двойную порцию, они же на нас больше двух месяцев экономили, так как, кроме глюкозы, Саша ничего не потребляла, но активные занятия спортом сжигали все, как в топке. Однако врачей она боялась дико, знала ведь, что подобное состояние у людей шизофренией называется, поэтому, пока я ругался со старушкой в бигуди, она сидела тихо, как мышка, боясь глазом пошевельнуть. Это было единственным, чем она могла нас выдать. В общем, моя боевая позиция и точная аргументация привели к тому, что мнение комиссии разделилось в нашу пользу, и в толстенном ворохе бумажек появилась отметка: «Годен без ограничений». Я, выйдя из кабинета ВЛК, изобразил джигу и прошелся колесом по коридору. Первый барьер прорван. Здесь же в госпитале отделение кадров ВВС, куда я бегом и отправился. Довольно долго искали нашу летную книжку, нашли, но на комиссию требовалось выходить на три дня раньше, тогда бы
направили сразу к месту службы, а так - 15-й ОРЗАП, город Чкаловск, прибыть не позднее 09.00 18.02.42. ОРЗАП - это отдельный разведывательный запасной авиационный полк. Получив в госпитале денежное довольствие, новое обмундирование, не полностью аттестат, а так, ну чтоб не голышом, выскочили из осточертевшего заведения. Сначала в ГУМ и немного еще по магазинам, затем, в связи с отсутствием места для переночевать, на Ярославский вокзал, в «кукушку», и до станции Чкаловская. Как нам «обрадовались» в ЗАПе, это словами не передать! Дело в том, что по уставу, женщине в полку должно быть предоставлено отдельное помещение, закрываемое изнутри, отдельный, пардон, туалет и специальное, несколько специфическое, снабжение, в том числе и для полетов. Было начало 1942 года, и женских частей в Красной Армии было мало. Раскова только-только пробила постановление ГКО по этому поводу. Прием в школы ШМАС женщин только развертывался, а «женские» полки находились в стадии начального формирования. Поэтому нам было приказано следовать в пешее эротическое путешествие, что такая головная боль, на ночь глядя, командованию не
требуется. В направлении написано: во сколько прибыть, во столько и прибывайте. Хамоватого майора, комполка, невозможно было остановить, пришлось применять «женскую тактику» и обратить его внимание на то, что он разговаривает с женщиной и использует хамские непечатные выражения. Скандал потихоньку разгорался, но на шум появилась подполковник Русакова и заглянул сам Петров. Штаб ОРЗАП находился в том же здании, что и НИИ ВВС. Под грозным оком генерал-майора Петрова майор поник, стушевался. Я заявил, что с завтрашнего дня готова приступить к занятиям. В ответ на возражение, что группы давно сформированы и свободных инструкторов вводить в строй давно не летавшую Сашу нет, Русакова сказала, что сама займется ею. С Сашей она была знакома ранее и уже один раз готовила ее здесь же, на Пе-2. Авиация, особенно женская, очень узкий кружок. Ночевали в комнате отдыха Нины Ивановны, тут же на аэродроме. С утра на построение, затем на склад за обмундированием, и в класс: готовиться и сдавать зачет по матчасти по УПе-2 и Пе-2р.
        Для Саши - это давно пройденный этап, а вот мне пришлось попотеть, изучая незнакомую мне поршневую технику в таком темпе. Больше всего «убила» ручка аварийного маслонасоса выпуска и уборки шасси, и шарик, за который надо дернуть, чтобы носовые ШКАСы стреляли. А также массивные трубы маслопроводов, входившие и выходившие прямо в кабину под ногами у летчика. Самолет мне не понравился именно качеством исполнения. Из 7800 килограммов пустого веса минимум полторы-две тонны были лишними. Но на сдаче зачета по матчасти подполковнику Русаковой при первом же удобном случае был показан ламинарный профиль крыла, который позволяет разогнаться на пикировании больше 800 километров и не потерять при этом управляемость. Приходилось очень осторожно подходить к этим вопросам, ведь такие профили еще никто не продувал. Алексеева, которая у нас работала по этой тематике, скорее всего, находится в эвакуации, и ее знаменитая формула с С^V^ и С^1^ еще не подсчитана. Оказалось, что Алексеева в Москве и даже работает, приказ об эвакуации ЦАГИ уже отменен. Нина Ивановна очень хорошо с ней знакома, и, хотя ей было непонятно,
откуда у Саши такие мысли, я подбросил ей «спасательный круг». Для Пе-2 - пикировщика, требуется гасить скорость пикирования, для этого у него есть тормозные решетки, а для Пе-2Р - требуется скорость, чтобы уйти. В последнем бою на пикировании Саша ушла за 730 км/час и не справилась с управлением. Возник дополнительный пикирующий момент, с которым у Саши не хватило сил справиться. Вдвоем со штурманом тянули штурвал на себя, но в результате чиркнули об землю и пропахали на брюхе по первоснежью прямо до леса. Нина Ивановна внимательно меня выслушала, затем задумчиво сказала:
        - Ты считаешь, что тебя затянуло в пикирование? А что триммеры?
        - Стояли на вывод, но давление на ручку было таким, что мне было не справиться, а автомата вывода у нас не было. На разведчике его снимают, так как уйти от «мессера» можно только на бреющем.
        - То есть ты считаешь, что с таким крылом будет проще выводить машину? А взлетать? Ведь С^V^ уменьшится.
        - На двухстах километрах в час это не существенно. Зато подрастет C^1^. Не будет срыва потока и сохранится управляемость. Пока лежала в госпитале, долго об этом думала.
        - Раиса сейчас делает серию продувок для Пе-2 и Пе-3, я с ней увижусь на днях, поговорю. Чем черт не шутит, может быть, ты и права.
        Как было бы проще сказать Русаковой, что для меня это - учебник аэродинамики призвуковых скоростей, что руль глубины на Пе-2Р должен быть балансирным, а не консольным, как сейчас, что вес у машины завышен на полторы тонны. Как много можно было бы сказать, если бы были хоть какие-нибудь доказательства этих знаний. Саша, которая активно ковырялась в моей памяти, просто извела меня своим: «Надо идти к Сталину!» У нее непоколебимая уверенность в том, что Сталин ее, точнее нас, выслушает, и все пойдет по-другому. Хрен там! Слишком многих людей такая инфа зацепит, и врагов у нас будет выше крыши. Так что сидим на своей жердочке и не чирикаем! Кошка рядом!
        А Русакова не так проста, как кажется! Все дело в летном почерке. Он сугубо индивидуален для каждого. Она учила летать Сашу на Пе-2 и хорошо помнила ее почерк. Она сразу поняла, что за штурвалом другой человек.
        - Ты стала по-другому летать, Саша!
        - Хуже? Лучше?
        - Не знаю, необычно. И заход на посадку выполняешь неправильно. Так садятся на «Кобре», с носовой стойкой. Но притираешь машину правильно, на все три точки. И «козлила» ты всегда больше. А где ты научилась входить в пикирование с виража?
        Я не знал, что ей ответить, и просто пожал плечами. Одного вылета хватило, чтобы получить допуск к самостоятельным, пересели на Пе-2р, но Нина Ивановна села за штурмана. Пасет! После трех вылетов предложила пересесть в Пе-3, выполнили два полета, и она пошла в следующий полет, поставив меня ведомым. Уже в воздухе предложила «подраться». Она - известный воздушный боец. Я подтянул ремешок на «спецтрусах», и мы начали. Пилотирую я резче и активнее, сил у меня малость больше. Будем посмотреть, что получится. С маневренностью у Пе-3 куда хуже, чем у «гребешка», и двигатели чахлые, так что, главное, не потерять скорость. Бой выиграл я со счетом 3:1. Пришлось подставиться, чтобы не злить инструктора. Сказал, что в конце боя устала. Все ж таки после госпиталя.
        - А ты молодец! Что значит фронт! Лихо меня купила на бочке и ранверсмане. Считай, что процедуры окончены, ты в строю, давай подпишу! Идут новые машины, с завода, выбирай. На нем и воевать пойдешь.
        Сашка вечером меня заболтала! А тут еще и Раиса Николаевна пожаловала с расспросами. Просидели до двух ночи. С ней мне проще, чем с летчиками, она язык формул понимает.
        Утром пошли выбирать машину. Собраны они были еще хуже, чем те, на которых мы летали в НИИ. Пришлось проситься на «кладбище». Там грудой лежали битые «мессера», «яки», пара «кобр» и другого разнообразного хлама всех сортов и конструкций. Меня же интересовали исполнительные механизмы приводов, алюминиевые трубы для аварийной масляной системы, армированные шланги, электродвигатели приводов и прочая «мелочевка». Механиком на мою «пешечку» назначили Василия Ивановича Пескова. В авиации он давно, после того как он увидел и услышал, как я отругал маслогрея за заправку нефильтрованным маслом нашей «птички», он проникся к «нам» самым искренним уважением. Строевых летчиков-инженеров у него еще не было. И только в НИИ ВВС ему приходилось сталкиваться с такими. Приемку самолета производили шесть дней. Заменили стальные трубы дюралевыми, тщательно взвесив снимаемое и поставленное, для центровки. Сняли магистрали всей электропроводки, подвязали все на шнурках. Установили ресивер и запитали пневмопривод носовых пулеметов, вместо аварийной маслопомпы шасси поставили шестеренчатый насос с инерциальным приводом с
«Бостона». Машина полегчала на 720 килограммов за счет этих доработок, включая снятие части вооружения бортстрелка. Вырез его люка заделан заподлицо, как на Пе-3. К сожалению, фонари Пе-2 и Пе-3 не взаимозаменяемы, осталась бомбардировочная турель. Отверстия для камеры оснастили заглушкой с пневмоприводом. Почему для механизации не использовался воздух тормозной системы, для меня осталось загадкой.
        Получил втык от командира, майора Катаржина за то, что «испортила» самолет.
        - Мне на нем летать, товарищ майор. У меня шестьдесят два боевых вылета.
        - Предъявите ваши переделки в НИИ ВВС, если подпишут модернизацию, то мне все равно, если нет - вернуть все взад. Вы меня поняли, товарищ старший лейтенант?
        - Так точно!
        Пришлось вновь вылетать с Русаковой, но теперь она в первом кресле, а я сзади. Она открутила полный высший пилотаж, затем мы сели.
        - Сашенька, ну ты и умница! Это ж совсем другая машина. Вот только подписывать я ничего не буду! Ей просто необходимо пройти полный цикл испытаний, и ее надо ставить на поток вместо Пе-2Р.
        Ну, твою мать! Я так рвался исчезнуть с ее глаз! Она, единственная, могла сделать столько неприятностей, что нам тошно будет.
        - А, может быть, провести войсковые испытания? Не хочу я сидеть в ЗАПе, Нина Ивановна.
        - Поговори у меня, так еще и в НИИ ВВС перейдешь!
        Делать нечего, пришлось отдать «птичку» в цепкие руки испытателей и слоняться по аэродрому в поисках еще чего-нибудь для нее родимой. Сашка так прикипела к новой машине, что чуть не плачет, что ее отберут, и она останется «безлошадной». А я выдумывал выкидной механизм для всех бомболюков. К сожалению, конструкция люков не позволяла бросать бомбы с пикирования. Для этого использовали только внешнюю подвеску. У немцев на «штуке», тогда на нашем Восточном фронте ее называли «лапотником» или «лаптежником», бомбы выбрасывались с помощью рычагов. Это позволяло не попадать в собственный винт и бомбить с любого угла пикирования. У нас такой приспособы не было, поэтому на первом заходе бросали с горизонтального полета, а затем выстраивались в «вертушку» для точечного удара с пикирования. Вывалить полностью боезапас с пикирования было невозможно. Ну, а нахождение над прикрытой зенитками целью целый лишний заход, да еще и с бомбами под крыльями, здоровья пилотам не прибавляет. Взяв за основу «вражеский механизм», начал городить свой. При этом в люк должна входить пятисоткилограммовка, а высота люка от балки
до закрытой крышки люка равнялась диаметру ФАБ-500 плюс 20 мм. То есть в том виде, как у немцев, рычаг с бомбой в люк не лезет. Изогнул подвеску и вместо одного рычага поставил два с полосой металла между ними. В полосе проделаны два отверстия под кольца ФАБ, и все это дело крепится срезной шпилькой, которая срезается специальным ножом. Для ФАБ-250 - одна шпилька, для «пятисотки» - две. Назад вся система рычагов убирается пружиной и набегающим потоком воздуха. Видел такой на более поздних модификациях Ту-2. На этот раз самодеятельность устраивать не стал, подошел к Петрову, показал и чертеж, и готовое устройство. Попросил разрешение организовать стенд и «побросать» инертные болванки под разными углами. Петрова беспокоил только один вопрос: «А что если эта гнутая пластина встанет в потоке не ребром, а под обратным углом? То есть в виде аэродинамического тормоза».
        Несколько дней бросали, подвешивали и снова бросали. Заводили по-разному контровки. Делали к ним маркеры, так как это должно проверяться визуально. Убедились в том, что край люков не повреждается при сбросе, даже если отсутствует демпфер. Наконец, мы взлетели на «экспериментальной» машине, начали пристреливать прицел для бомбометания из центрального люка. С пятого захода удалось точно положить бомбы и собрать таблицу поправок. Дооборудовали «птичку» и подали заявку на модернизацию.
        Чтобы ускорить прохождение испытаний, я активно помогал Пескову и компании в послеполетном осмотре машины. Больше всего интересовали маслопроводы. Дюраль легче протирается при вибрации, в этих местах требуется ставить резиновые хомуты, чем мы и занимались две недели. Плюс заменили правый пулемет на УБ, с заменой обтекателя и куска обшивки. Еще интересной мыслью была установка пушек на машину. Таких мест четыре. Два на крыле в центроплане, как на Ту-2, и двигатели на новых «пешках» стояли М-105ПФ. Буковка «П» означает «пушечный». Но на машине стоял «бомберный» кок винта с храповиком для автостартера. Во многих полках не ставили тяжеленные свинцовые аккумуляторы, серебряно-цинковых еще не было, это изобретение пришло к нам из Америки по ленд-лизу, а раскручивали двигатель специальным стартером, установленным на ГАЗ-АА. Для аварийного запуска использовался воздух из баллонов, установленных на машине. Если ставить пушки на двигатель, то надо устанавливать и компрессор. А он, гад, тяжелый. Выручила битая «Каталина», на которой нашли аварийный электрический компрессор всего пять кило весом, пришлось
ставить еще один генератор, уже на левый двигатель. Плюс Песков, который увлекся «модернизацией», таинственно сообщил:
        - Александра Петровна, тут на складе новые двигатели лежат М-105ПФК для Як-1В. Их заказывали для высотных перехватчиков, которые давно перелетели отсюда. Еще в декабре. Они и с пушкой, и с компрессором. Поговорите с Петровым и с Русаковой, все равно после испытаний движки менять придется, они свой ресурс выработают…
        Он хитровато улыбнулся, даже не зная, что создает новую машину Пе-2ВИ. Так как замечаний по машине не было, и Петров, и Русакова возражать не стали. Движки поставили, пушки - нет, они пока так и остались лежать в ЗИПе. Из 20-й ОРАЭ прибыли штурман и стрелок, но это отдельная история, и 2 апреля экипаж покинул Чкаловск, получив приказание прибыть на место базирования: аэродром Бутурлиновка. Это ж практически домой! После 1992 года полк имел постоянное базирование здесь. Район учить не надо! Однако выяснилось, что радовался я преждевременно. Сама ОРАЭ там не базируется. Там располагался штаб ВВС Юго-Западного фронта, к которому была приписана эскадрилья. Командовал авиацией там генерал-лейтенант Фалалеев.
        Начали готовиться к вылету и перебазированию. Песков подал рапорт, что, кроме него, новую модификацию машины никто не знает, поэтому просит командование НИИ ВВС отпустить его вместе с машиной. Ему выделили вагон под его имущество. Он отправится вслед за нами.
        Глава 2
        Экипаж машины боевой
        Теперь об экипаже: тот экипаж, которым командовала Саша, погиб. Штурман во время вынужденной посадки не была пристегнута, и ее выбросило из кабины, предварительно сломав спину об противокапотажную раму. Стрелок осталась жива, даже госпиталь не понадобился. Хвост оторвался и остановился до леса. Не вернулась с боевого задания вместе с другим экипажем. Девочки прилетели новые. Стрелок - младший сержант Зинаида Ларионова, небольшого росточка, круглолицая, в меховой куртке, меховых штанах и унтах выглядела колобком. Вид мне не понравился, расхлябанный какой-то. Нутром чую, что горюшка мы с ней хлебнем. Штурман старшина Анастасия Афанасьева, высокая, в тщательно подобранной форме, со щегольским шелковым белым шарфом. Лицо красивое, даже слишком. Взгляд дерзкий, знающей себе цену девицы. Мужики, наверное, возле нее толпами вьются. А когда я увидел ее на зачете в гимнастерке, то понял, что гнать надо таких Красных Шапочек из нашего леса! К фронту ее близко подпускать нельзя, ибо лучший представитель женского генофонда! Сказать о ней просто красавица это не сказать ничего. Жуткая смесь просто великолепной
фигуры, точеного лица и гнуснейшего характера абсолютной эгоистки. При этом умна, начитанна, отлично знает специальность, несмотря на небольшой опыт. Имеет аккуратный почерк, прокладки выполнены, как в наставлении по штурманской службе, просто образцово. В общем, мы попали! Саша со мной полностью согласна!
        В отношении первой наши опасения оправдались в первом же вылете! Спустя полчаса после взлета по кабине поплыл дымок с жутким запахом какого-то самосада. Она курила в воздухе, что было категорически запрещено приказом по ВВС на Пе-2. Часть паров бензина могла попадать в фюзеляж, а это адская смерть. Она закурила по привычке, не сообразив, что находится в полностью закрытой кабине. На других машинах - открытый верхний люк, и стрелки покуривали, не без этого. Еще в Бутурлиновке отправилась на пять суток под арест. Там схлопотала за что-то штрафбат, в эскадрилье больше не появилась. Анастасия же быстро поняла, что с командиром шутки плохи, крута! Поэтому мгновенно сменила тактику и активно старалась стать в доску своей, подружкой. В самой Бутурлиновке пробыли совсем недолго. Самолет дозаправили, подбили воздух, и на поле появился будущий маршал авиации Красовский. Исколол мне щеки и губы своими ворошиловскими усами, довольно долго расспрашивал о здоровье. 41-я РАЭ входила в состав ВВС 56-й армии в 41-м году, и Красовский лично знал Сашу. Его распоряжением она была отправлена в главный госпиталь в
Москву, армейские и фронтовые врачи сказали, что спасти невозможно. Спустя шесть месяцев она возвращается в родную эскадрилью. Впрочем, как сказал Степан Акимович, кроме тыловиков, там ни одного человека из старого состава. Кто где. Большинство из летного состава не вернулись с боевых заданий. Появление уже опытного разведчика было событием. Но узнав, что на машине стоят высотные двигатели, о разведке все забыли!
        - Вот что, Сашенька! Базироваться будешь в Воронеже, на заводском аэродроме. Бомбят Воронеж, каждую ночь бомбят, а ночников у меня кот наплакал! Так что, дай-ка сюда направление! - он взял бумагу и, положив ее на планшет, написал сверху «Воронеж-Придача» и расписался. Как у него все быстро! Хорошо быть начальником!
        - Товарищ генерал, у нас техсостав имеет предписание прибыть в Бутурлиновку, а поезда сейчас ходят через Саратов и Борисоглебск.
        Он записал себе в блокнот и обещал, что за этим проследят. В Воронеже делали «Илы» и «катюши». Юго-Западный фронт еще наступал двумя армиями в направлении Орла и Курска, но левый фланг так и не смог пробиться через позиции дивизии «Великая Германия», правый фланг вяло шел вперед. Основное внимание командование фронтом, генерал-лейтенант Костенко, уделяло, по требованию Ставки, южному направлению, хотя он лично руководил Елецкой наступательной операцией, еще будучи командующим сводной группой войск.
        Так, без стрелка, и перелетели северо-западнее. Заходим с северо-востока, нам выложили «Т», а потом замахали руками и флажками, чтобы выруливал обратно в северную часть аэродрома. Там небольшая рощица, где и организованы стоянки ночников-перехватчиков. На стоянку никто не пришел, кроме стояночной команды, которая помогла затолкать тяжеленную машину под натянутую сеть. Технарей нет. Ни одного Пе-2 на горизонте нет, так что обслужить машину некому. Расспросил, где штаб, и потащился туда. Кругом уже лужи, а я и Настя в унтах. Сдуру часть обмундирования отправили с Песковым. Штаб находился в Хоперском переулке в частном доме. Вошли, доложились. Командует ночниками капитан Байбородько. Он сразу же уставился на Настю и слушал меня вполуха. У него - «МиГи», технарей для «пешек» нет. Влипли! Вот что значит быстро! А у «МиГов» и «пешек» разные концевики для большинства систем. Настя слегка ему улыбнулась, и сразу начали вызывать инженера сводной группы. Тот нашел несколько человек, которые были знакомы с «М-105» и с «пешками», но из-за отсутствия переходников к воздушной системе пришлось гонять двигатель,
чтобы набить воздух для пуска, а потом дозаправлять машину. Расположили нас в таком же частном доме, не очень далеко от стоянки. Днем налетов не было. Небольшой мандраж испытываю: локатора нет, дальномера нет. Одна надежда, что Санька поможет и подскажет. Уснули, нас разбудили за час до заката. На Насте лица нет. Она ночью еще не летала, волнуется страшно. Потыкала вилкой в жареную картошку и уселась за карту района. Затем пошли на постановку задачи в штаб. Я помог Насте «поднять» карту и ориентиры, которые дали в штабе. Одно качественно: полнолуние. Будем ловить на «дорожку». Дело знакомое. Но задачу поставили совершенно идиотскую: поиск и патрулирование на максимальной высоте. Оказалось, что ни одного радиолокатора в районе просто нет. Все обнаружение только звукоулавливающей аппаратурой. Определить высоту цели и быстро подняться к ней, никакой возможности нет. «МиГи» ни разу не смогли перехватить немецких ночников по старту с земли. Топлива у меня на три с половиной часа полета, но на высоте 8000 метров. Расход на 10 500 мне неизвестен. Дополнительных топливных баков - нет. Они еще не приехали. И
стрелка нет. Стрелка нам дали, но не стрелка-радиста, а просто стрелка, с ТБ-3. Пришлось час ему объяснять, как пользоваться СПУ и СКУ. Еще раз проработали со штурманом группы историю налетов на город, определили примерный район поиска. Все, команда «На старт, готовьтесь!» Меня уже трясет от местных порядков, но стиснул зубы и молчу. Это не ПВО, а детский сад. В двадцать тридцать пошли на взлет. Очень беспокоюсь за стрелка, в первый раз на самолете и сразу в ночной высотный полет. Зовут его Юра. На шести километрах дал команду подключиться к СКУ. У нас кабина слегка герметизирована, мы только маски прицепили пока, а у него наддува нет. Время от времени Настя его запрашивает по СПУ, он отвечает. Но кислород такое дело, что его отсутствие никто не замечает. Однако парень не тушуется, даже анекдоты стал рассказывать, когда освоился и успокоился. На 9000 и мы включились в кислород. Напоминаем Юре, чтобы подвигался и погрелся. Вокруг пусто! То ли немцы решили не летать сегодня, то ли не хотят под луной этого делать. С земли передали, что обнаружили пролет одиночного бомбардировщика у Долгого. Доворачиваем
туда. Лишь бы Настя с местом не намудрила, как первый русский штурман Иван Сусанин. Снизу достаточно плотная пелена облачков, определяться сложно, а HO-249 - это тоже американское изобретение. Есть! Через двадцать минут полета замечаем тень на облаках и классифицируем его как «Хейнкель-111». Идет ниже нас, где-то на 9000. Предупреждаю Юру о маневре и с переворотом ухожу в левый нисходящий вираж. Атаковать решил сверху. На фоне облаков он виден неплохо. Дальномер бы, лазерный! Через две сорок вижу его в коллиматорном прицеле. Пересчитал в уме расстояние, довольно быстро сближаемся. Саша, она все видит и помогает, дала команду: «Огонь». Две чахлые струи потянулись к немецкой машине. У меня впереди «ШКАС» и «УБ». Внес поправку - и попал! Не сильно, но попал. Немец пытается открыть огонь, но у меня высокая скорость. Проскакиваем мимо него, и перегрузка! «Оппп» - послышалось в СПУ. Кажется, Настя отключилась. У нее она в другую сторону направлена, я отдал ручку и уменьшил угол.
        - Настя, ты как?
        - Кровь носом.
        - Заткни, как учили!
        Через некоторое время послышалось: «Фу», это она окровавленную маску к лицу прижала. Что значит, что я никогда не летал со штурманом. Надо кресло ей переделывать, чтобы вперед смотрела. Висеть на ремнях при маневре не сильно приятное дело. «Хейнкель» пошел вниз, бомбы сбросил. Внизу видимые разрывы. Доложил, что штурман имеет сложности с дыханием, и попросился на посадку. Получил «добро». Аэродром мы нашли, сели с юго-запада от реки. Нас ждала санитарная машина, но все, что требовалось к тому времени, это умыться и сменить кислородную маску. Первый боевой. Летать можно, но требуется более аккуратно маневрировать. Привык к крючкам и не учел, что сзади человек сидит.
        Еще одна проблема нарисовалась на земле: нам, само собой, после высотного полета, баньку соорудили, и тут я понял, что без меня меня женили. Сашка краснеет даже при мысли о сексе и видит, куда я вперил свой взгляд, с соответствующей реакцией, в виде красной морды. Когда мне Настя показала следы от привязных ремней, то я увидел не их, а ее грудь, а задница у нее… Туда лучше не смотреть. Она участливо спросила: «Что случилось?»
        - Настенька, извини! Настолько увлеклась «хейнкелем», что совершенно забыла, что ты сидишь задом наперед. Мне стыдно, что я о тебе забыла. Надо переделать кресло, чтобы оно разворачивалось.
        И я понял, что женат. Жена мне не дает, но повесила мне в голову видеокамеру и постоянно следит, куда я смотрю и на что, и читает мои мысли. Придется стать примерным мужем, тем более что мы это проходили в Лиелварде… Жена у меня была из местных. Самая красивая девушка города. Ее в городе знали все, а городишко - с гулькин нос. Это означало то, что любой взгляд на любую задницу в городке становился известным моей драгоценной Маргриэте, и она закатывала мне скандал на полчаса-час. Ревнива была до жути. Но когда Латвия «вышла из состава» на полном ходу, а нас перевели в Бутурлиновку, моя ревнивая женушка осталась в трехкомнатной квартире в только что построенном доме, «ленинградской» 137-й серии, а я, «оккупант», в то время майор, а потом и подполковник, оказался в несемейном общежитии для разведенных в Бутурлиновке. На старости лет. Это - хорошее лекарство не смотреть, куда не надо!
        - Я не такая! - сказала Саша.
        - Упремся - разберемся. Не ставь меня в глупое положение. А я постараюсь тебя в этом отношении не нервировать. Договорились?
        - Конечно! - с легкостью, свойственной юности, Саша согласилась не ревновать. У нее это совершенно не получалось! Приходилось выкручиваться мне. Сашка, кстати, очень красивая девчонка, просто не такая яркая, как Настя. А я ее сделал еще и очень строгой. Ее побаиваются. И очень многие.
        «Завтра» ничего не получилось: кресел с Пе-3 нет, подали заявку, переходников к кислороду нет, машина стоит в неготовности. Я занялся организацией радиоприводов через Красовского. Их не было, и всю навигацию приходилось вести по счислению и наземным ориентирам. Здесь летали истребители, которым не до штурманских заморочек, которые ими еще и неуверенно владеют. А я видел, как пыхтела Настя, пытаясь сориентироваться на высоте 10 500 ночью, когда вокруг все используют светомаскировку. Искрутилась вся, ловя изгибы речек и очертания перелесков. А ее дело за воздухом следить, это мои глаза и уши. Мне же еще и вести самолет приходится. Нам передали координаты, частоты и время работы приводов АДД и дополнительно включили два привода, работающих по расписанию, чтобы не помогать немцам в ориентировании. Сам уселся конструировать лафетную часть для «ВЯшек» в центроплане. Завод собирал «Илы», груда битых машин громоздилась рядом Джомолунгмой. Нашел, и правую, и левую. С «Ила» же и лафетную часть снял, вскрыл пока не летающий самолет, прорезал отверстия под крепеж, пришлось в двух местах подставлять набор
пластин, размер шпаций другой. Мотор-пушки поставить не могу! ШВАКи не приехали, а ВЯ в лафетную часть М-105ПФК не лезет, чуть длиннее, на 28 мм. И направляющие для ленты иные, а главное, коков винта нет, и как назло ни одного целого кока на свалке. На мою возню и беготню по заводу обратили внимание, заинтересовался и первый отдел. И потом, когда выяснилось, что эта милая светловолосая девица и есть виновница того, что вчера завод не бомбили, подбросили мне слесарей и вооруженцев, раскапотили моторы и воткнули лафетную часть, специально сделанную для ЛаГГ-3, у которого стояла штатно эта пушка, и с этим мотором. Лафеты для них делали в Воронеже. Заводчане сделали и переходник для кислорода, машину заправили и на следующий день привезли кресло. Ночью город бомбили. «МиГи», по одному, подскакивали в небо, двое не вернулись из полета. Но гробить штурмана из-за отсутствия истребительного кресла я не хотел. К тому же не все работы по установке вооружения были готовы, и орудия были не сведены и не пристреляны, да и четвертый раз вылетать без техника не хотелось. Утром появился Василий Иванович. Мы с Настей
переобулись в сапоги, а Иваныч завороженно стоял возле машины. Выругался, побежал на завод, вернулся оттуда со вчерашними слесарями. Долго гремели ключами, затем выволокли машину в тир, я уселся в кресло, меня, вместе с самолетом, подвигали и пристреляли все четыре пушки. Отдача у нее, однако! Весьма некислая! Ой, что будет! Гашетки вывели раздельно для всех четырех, но с парным ключом. В отличие от ШВАК, перезарядка - воздушная, пригодились и армированные воздушные шланги с «мессера». Они подходили непосредственно к механизму перезарядки.
        В двадцать тридцать, по расписанию, взлет. Юра уже освоился, трепло хреново, болтает без умолку. Настя крутится в новом кресле, работать ей стало удобнее намного. Мы забрались на одиннадцать тысяч, пришлось заткнуть фонтан Юры, напомнив ему, что он не клоун, чтобы развлекать девочек, а один из наблюдателей. Он обиженно замолчал, но первым обнаружил ночника. У того чуть блеснул фонарь под луной. Я, не снижаясь, пошел ему навстречу. Немцы борзые! Особо высоко не лезут. Девять-десять тысяч, чтобы не так мерзнуть. Пока я устанавливал вооружение, Настя, несколькими улыбками, добыла пульверизаторы и темно-синюю краску и покрасила днище машины по ночному камуфляжу. А Иваныч сменил дневные коллекторы на удлиненные ночные. Моторы шли на высотные ночники. Аккуратно подобрались к «хейнкелю» и атаковали его сверху. Я пристрелялся только из УБ, попал и дал очередь из двух центропланных пушек. Очень хорошее средство погасить скорость пикирования! За очередь потеряли около сотни километров, приходится переносить точку прицеливания. Зато какой ЭФФЕКТ!
        - Снимай! - кричу по СПУ. Фашист взорвался в воздухе. И Юра, и Настя нажали на кнопки «ФЭДов». До земли осколки будут падать долго, ВНОС их может и не обнаружить. Юра, ох уж мне этот Юра, доложил, что пленка у него оборвалась. Вот же поганец! Камеру надо под курткой держать! К сожалению, фриц, скорее всего, успел сообщить, что атакован, и до израсходования топлива самолеты больше не появились. Определились по приводам и пошли домой. Через два часа пошли на второе патрулирование, но безрезультатно. Немцы все-таки где-то прорвались, они сбросили на правый берег несколько бомб, но обнаружить и перехватить их мы не смогли. И шут с ним! Собственно, я сюда не личный счет увеличивать попал. Требуются совершенно другие действия, а для этого надо привлечь внимание.
        Глава 3
        Выше всех и без оборудования
        Привлечь внимание удалось! Во-первых, «Илы» жутко требовались на фронте, поэтому за их выпуском следил лично Верховный, принимая доклады с завода каждый день. Две смены беспрерывной работы одного из мощнейших авиастроительных заводов СССР это десять-двенадцать новеньких «Илов», целая эскадрилья, при условии того, что куча летчиков болтается по аэродромам «безлошадными». Уже утром на аэродром плюхнулся ПС-84 и шестерка «яков», прикрывающих свежеиспеченного генерал-лейтенанта Фалалеева, генерал-майора Красовского с товарищами из центральных газет. Все решили «передать опыт» войскам и поднять дух «легендарной Красной Армии». Так было принято. Неожиданно для всех, в первую очередь для Насти и Пескова, эта белобрысая «дура» отказалась давать интервью газетчикам. И что бы то ни было рассказывать о проделанных ею модификациях стандартного разведчика.
        - Это еще почему? - взвился Федор Яковлевич.
        - Они, - я показал большим пальцем правой руки в сторону толпы корреспондентов, - ради красного словца маму родную продадут, а меня с экипажем под удар подставят. Нет у немцев здесь под Курском и Харьковом высотных истребителей, а у меня - разведчик, а не самолет ПВО, это не моя работа заниматься увеличением собственного счета. Я - воробьиха стреляная! Нутром чую, что немцы здесь ударят, под Изюмом. И пока у нас есть высотный разведчик, а у немцев нечем его достать, нужно найти шестую армию Рейхенау. Помните, Степан Акимович, как он нас летом гонял? А если эти шавки напишут, что за машину здесь сделали, то немцы быстренько перебросят сюда компрессоры и нагнетатели, и достанут меня, и на тринадцати тысячах достанут. Поэтому, товарищ командующий, рано писать правду о том, как был сбит «хейнкель». Проще соврать, что его сбил «МиГ», и, если хотите, чтобы именно я была на фотографии, могу постоять возле «МиГа». А на разведвылеты надо срочно, пока степь не высохла и следы видны.
        Фалалеев высокий, выше Сашки, хоть она и числится в «дылдах», 173 см ростом, но Фалалеев за 180, крупный, массивный. Очень не любил, когда ему перечили. Он нависал надо мной и шумно дышал, собираясь устроить разнос.
        - Сашеньку под Малоярославцем по частям собирали, но снимки она доставила! - сказал Красовский. - Лучший мой разведчик.
        - Постойте здесь! - сказал Федор Яковлевич корреспондентам. - Давай отойдем, воробушек. Что ты там про Рейхенау сказала?
        - Я больше не про Рейхенау, а про следы в мокрой степи. Изюм - Барвенковский выступ слишком лакомая цель, чтобы немцы, как только степь просохнет, не попытались его срезать. Надо найти танки Клейста и шестую армию. Где они, там и удар будет. Да и в Крыму дела идут к концу, а это еще одна армия. Считаю, что главные события произойдут здесь, и готова доставить доказательства этому. Если не болтать, что здесь находится высотный разведчик, то успеем безопасно провести эту операцию.
        Фалалеев задумался, покусал губы, он понимал, что девчонка говорит ему то, что думает, и просится к черту на рога. А с виду - кукла.
        - Добро, летала на «МиГе»! Твою машину не покажем, и готовьте ее к рейду по тылам.
        Настю тоже сняли возле «МиГа», как ведомую. Она цвела и пахла! Юре слава не досталась, военная необходимость! А что делать? Война!
        Перед съемками мне прикрутили шпалу на петлицу, а Настя обменяла «пилу» на первый кубик. Но в Ставку ушла настоящая информация, и на завод полетела телеграмма, что проведенные войсковые испытания высотного ночного истребителя успешно завершены, и требуется по чертежам и описаниям, имевшимся в НИИ ВВС, срочно собрать полк высотных истребителей Пе-3ВИ, и, «каплями», по мере готовности, направить их и летчиков-ночников на угрожаемые участки, для охраны промышленных объектов Волжского промышленного района. Предусмотреть установку радиолокатора «Гнейс» в носовой части истребителя. Ковровскому пулеметному заводу предусмотреть установку щелевого съемного дульного тормоза на автоматическое орудие ВЯ-23 по прилагаемым чертежам.
        Дульный тормоз понадобился больше для отвода пороховых газов от всасывающего коллектора, чертеж предусматривал два положения щелей: центропланные пушки отводили газы вверх и вниз, чтобы не повреждать обшивку, а мотор-пушки вправо и влево. В общем, время, потраченное в НИИ ВВС на проведение испытаний, позволило быстро провести войсковые испытания и добиться приема на вооружение новой модификации. В течение месяца у волжских городов появится надежное ПВО, будет ускорена доводка «Гнейса», который попал на вооружение только осенью 1942 года.
        В результате одиночные ночные бомбардировщики не смогут прорываться к Горькому и безнаказанно бомбить Горьковский автомобильный завод. Как и к Рыбинску, и к другим городам. В той истории эту дыру заткнули слишком поздно - и понесли необоснованные потери. Ну, а второй акт марлезонского балета нам предстоит исполнять в небе над Донбассом. Благо, что знаю, где искать места сосредоточения обеих немецких армий. Главное - вернуться со снимками. Вешаем дополнительные топливные баки, снимаем все четыре пушки. Не думайте, что это сложно, это вооруженцы делают каждый день для чистки оружия. Машину облегчили, потому что пойдем на максимальной высоте.
        - Юра, ты сегодня дома сидишь. - сказал я засобиравшемуся на вылет стрелку.
        - Александра Петровна, почему? Я болтать не буду! Клянусь!
        - Юра, с подвесными баками нам лететь пять сорок, а кислорода на три тридцать, если втроем. А ты его в два раза больше нас кушаешь. Понимаешь? Ты сегодня - дома!
        - А если «мессера»?
        - Нехватка кислорода гораздо опаснее, Юра. Не спорь.
        - Я не спорю, Александра Петровна. Но хотелось бы вместе.
        - Нет возможности, Юра.
        Анастасия собирается тоже, в другой комнате что-то напевает. Она сегодня счастливая: ее фотография выйдет завтра во всех центральных газетах. У нее нет сегодняшнего маршрута. Она получит его в воздухе. Она не знает, в какую историю я ее втянул, но мне нужен штурман и привязка к местности. Я знаю, что это - жестоко, тем более что найдись у немцев пара «высотников» - и мы не вернемся. Нижняя сфера не прикрыта. Нет кислорода для этого. Если я увижу атаку снизу, то может быть есть шанс. Санька притихла, а я потихоньку собираю вещи на вылет. Вышли на улицу. Настя удивленно спрашивает, где Юра, и собирается проорать его имя на весь ночной двор.
        - Настя, не кричи, пошли.
        - А Юра?
        - Его не будет. Все на тебе, и верхняя, и нижняя.
        - Не поняла!
        - Младший лейтенант Афанасьева! На старт шагом марш.
        Шли на старт, не разговаривая между собой. Настя что-то бурчала, либо бессвязное, либо тихое злобное. Иваныч на старте, доложился о готовности. Рядом с ним Костик, вооруженец, тень Иваныча. Подали два парашюта. Настя поняла, что «эти все знали заранее», и притихла.
        Подошел замнач ОО и передал пакет. Я расписался в получении.
        - Лейтенант Афанасьева! Ваш пакет, вскрыть после взлета, - протянул Насте сопроводиловку лейтенант ГБ. Она тупо расписалась в ней протянутым карандашом и недоуменно уставилась на меня. Иваныч открыл люк, первой в него, обтягивая великолепную попку, поднялась Настя, вслед за ней и я, хлопнув по руке Иваныча, поднялся. Иваныч встал напротив меня с левого борта и проследил за запуском. Они с Костиком выдернули колодки и хлопнули с обеих сторон ладошкой по законцовке крыльев машину. Старт военного самолета сейчас и тогда абсолютно ничем не различается, кроме обмундирования. Я вырулил на старт, впереди горело три костра, точнее, три жестяные банки с бензином. Вся подсветка. Выровнялся по средней, добро на взлет, и я, парируя гироскопические моменты, прибавляю обороты обоим двигателям. Чуть подыграл себе педалями, отпустил тормоз. Это не по бетону, а по траве. Трясет, но машина уверенно набирает скорость. С нами взлетают три «МиГа», сопроводить до высоты восемь тысяч. Работаю с ними. В ночи это сложно. Все внимание на них. Поднялись, и я их отпустил. Настя отвечала строго по «молитве», ни одного лишнего
слова. О задании она не знала ничего. Бурчит что-то за спиной, жму правую кнопку на штурвале и пою:
        Удивительный вальс мне сыграл Ленинград,
        без рояля и скрипок, без нот и без слов.
        Удивительный вальс танцевал Летний сад,
        удивительный вальс из осенних балов.
        Вальс - всегда на вы, вальс - речной волны,
        вальс мостов Невы, дальних стран,
        вальс растерянный, вальс расстрелянный,
        вальс растрелльевый, вальс - туман.
        В удивительном вальсе кружились дома,
        и старинные храмы несли купола,
        и на лучших страницах раскрылись тома,
        и звонили беззвучные колокола.
        Вальс пустых дворцов, вальс былых венцов,
        вальс к лицу лицо, без прикрас,
        вальс военных дней, смерти и огней,
        вальс судьбы моей, жизни вальс.
        Вальс старинных дам, вальс клаксонных гамм,
        вальс огней реклам, вальс дождей,
        вальс недвижных поз, вальс больших стрекоз,
        вальс травы в покос, вальс людей.
        Анастасия опустила голову, я видел это в зеркале заднего вида, и слушала. Голос у меня высокий, я не знаю, как он воспринимается другими людьми. Никогда не пел в этом своем «исполнении». Меня обхватили за голову и поцеловали через шлемофон.
        - Сашенька, прости! Я люблю тебя! Извини. Куда летим?
        - На запад, Настя, потом на юг. Потом на восток, а затем на север.
        - Что требуется от меня?
        - Все, как обычно: счисление и точка в любой момент времени. И понимание того, что это все очень, я бы даже усилила это, как очень-очень серьезно. Все шутки кончились после взлета. Но мы должны, нет, мы обязаны приземлиться. Кстати, ты справа сможешь пролезть в кабину, если со мной что-либо случится. Мы обязаны сесть в расположении своих войск. Уничтожай задание.
        - Там ничего нет: в точности выполнять распоряжение командира. Допуск: 001.
        - Знаешь, что это?
        - Нет.
        - Ну, вспоминай про особый отдел, у вас в училище должно было это быть.
        - Нет. Не помню. Я тогда кучу нарядов вне очереди схлопотала.
        - Совершенно секретно, форма допуска номер два.
        - Поняла! Ты меня всегда радуешь!
        - Всё, не болтать, и постарайся экономить кислород. Задерживай дыхание. Экипаж! Включиться к СКУ!
        - Сашенька!
        - Отставить! Команду слышали!?
        - Есть, товарищ капитан.
        Холодно! Очень холодно! Термостабилизированных и высотно-компенсирующих костюмов у нас еще нет. Под Харьковом увидели огни колонны и сбросили ФОТАБ-50 с замедлением сто секунд, затем включили фотоаппарат. С этой минуты противнику известно, что у него в тылу находится воздушный разведчик. Я убрал обороты и сменил курс, идя с легким пикированием. Потеряли почти пять километров по высоте, потом полезли наверх, но противника с толку сбили. Мы шли от Курска и сняли вражеские колонны и их скопления под Балаклеей, прошли над выступом, снизу нас пытались раз восемь атаковать. «Мессерам» не хватало высоты. У меня замерзла левая рука. Холодрыга в кабине жуткая, и отопление не включить, содержание кислорода высокое. Сунул руку в штаны. Сашка посмеялась: «Ниже, ниже сунь, там теплее!» Так и сделал. Чуть отогрел - и опять за штурвал. Вот они: танки Клейста. Довольно наезженная дорога в Краматорск, там на площадках танки стоят и самоходы. Увидев и сфотографировав все, что было необходимо, отвернул на Воронеж. Настя замерзла, почти спит, приходится будить.
        - Настя! Тебе песенку спеть?
        Она сонным голосом отвечает:
        - Только если колыбельную или похоронную: холодно очень, мне кажется, что я умираю!
        - Ну. Тогда слушай, это, по-моему, про тебя!
        Облетела листва, у природы своё обновленье,
        И туманы ночами стоят и стоят над рекой.
        Твои волосы, руки и плечи - твои преступленья,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Эти жёлтые листья в ладони свои собираешь.
        Отсверкали они и лежат на холодном лугу.
        И ты сердцем моим, словно листьями теми, играешь.
        И бросаешь в костёр, не сжигай только нашу мечту.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Я боюсь твоих губ, для меня это просто погибель.
        В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума.
        И всё это хотел навсегда, навсегда я покинуть.
        Только как это сделать, ведь жить не могу без тебя.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Потому что нельзя, потому что нельзя,
        Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
        Она долго молчала, потом спросила:
        - А я красивая?
        - Конечно.
        - Тебе это нравится?
        - Когда как. Но чаще раздражает. Не столько ты, сколько люди, прыгающие вокруг тебя.
        - Они меня тоже раздражают… - и она ударилась в рассуждения о том, почему ее раздражают поклонники. Об этом она могла говорить вечность. Она проснулась!
        - Настя!
        - Ну вот, недавно в Воронеже…
        - Настя!
        - Нет, ну дай договорить!
        - Лейтенант Афанасьева, слева сзади «мессер» поднимается. К бою! Доложить дистанцию!
        - Не вижу!
        - Еще ниже!
        - Больше двух километров по высоте, опасности нет.
        - А почему я говорю об этом штурману, а не он мне, лейтенант Афанасьева? Болтать ты, конечно, мастерица, но за обстановкой следить это и твоя обязанность. Доложи в штаб ВВС, что будем в квадрате 6В через сорок минут.
        - Есть, товарищ капитан! - обиженно пробормотала Анастасия.
        Немцы попытались перехватить на спуске, на хвосте висело восемь «мессеров» на высоте около 10 500, они появились спереди и шли с подвесными баками. Попытались подпрыгнуть и дотянуться, но не хватило ни скорости, ни потолка, но проход к Воронежу они закрыли. И я отвернул на Бутурлиновку. Доложились на КП, перенесли точку спуска, к которой будут подтянуты «МиГи». Долбаная «восьмерка», наконец, сбросила баки, еще сто километров, и они должны отвернуть. Пошел пятый час полета, давление в основных кислородных баллонах подошло к нижнему пределу, и я переключился на последний резервный, который находится у меня под креслом. Его вентиль может открыть только командир. Сделано так, чтобы штурман не мог дотянуться. Там всего на двадцать минут. Видим подходящие от Борисоглебска «МиГи». «Мессера» бой не принимают и отворачивают, у них топлива только домой. Всё, спускаемся. Как положено, с полочками, дабы не потерять сознание. Мы уже на девяти тысячах, кислорода на семь минут. Считай хватило! Подворачиваю, чтобы было удобнее заходить. Прошел над городом и сел с северо-запада. Над головой прошли «МиГи», ушедшие
в набор. Рулю к КП, но стартер показывает флажками на третий капонир. Там и встали. Снизу уже открыли люк. А я сидел в кресле и смотрел на небо. Голубое-голубое. Пшикнул раскрываемый бомболюк. Со всех камер забирают рулоны с пленкой. Надо вставать, снизу уже беспокоится начальство. Последняя выдвигающаяся ступенька пищит пружинкой. Я на земле, и меня начинают тискать. Рядом врачи оказывают помощь Анастасии, у нее есть обморожения: пальцы прихватило на ногах. Устала и забыла ими шевелить. А у меня пощипывает на скуле, там, где очки заканчиваются. Тоже нуждаюсь в медицинской помощи. Мажут чем-то противным. Подъехали Фалалеев и Красовский. Пытаюсь подняться с носилок, куда меня уложили. Но начальство замахало руками: лежи-лежи.
        - Аппаратура сработала? Видимость была?
        - Сняли все, товарищ генерал-лейтенант. Танки видели, много танков.
        - Отдыхайте, в 12.30 ко мне, обедать, а там и снимки будут готовы.
        - Ну и рожи! - посмеялся Фалалеев, когда я и прихрамывающая Настя вошли к нему в хату. - Проходите, девочки. Сильно досталось?
        - Холодно, очень холодно было. - И у меня, и у Насти распухли лица, несмотря на маски, которыми мы защищали лица. У меня больше, у Насти меньше. У меня руки же заняты все время. Она лицо успевала потереть.
        - Кабину бы надо вам герметизировать.
        - Ну, это ж только на заводе.
        Я доложился о том, что видел на маршруте, и передал «воспоминания» обоих. Генерал передал бумаги адъютанту, и тот унес их в разведотдел ВВС фронта. Обед был просто шикарный. Повара генерала расстарались на славу. После обеда принесли расшифрованные снимки. Аппаратура сработала штатно. Я по курсу и высоте не рыскал. На этом праздник кончился, и Федор Яковлевич засобирался к начальству. Нам приказал по готовности машины перелетать обратно в Воронеж. Так что особо и не поговорили. Подошедшего чуть позже Красовского командующий прихватил с собой, и его самолет, в сопровождении шестерки «яков», пошел куда-то на север. Мы вернулись в дежурную комнату отдыха, собрали вещи и пошли на стоянку. Настя недоумевала, что случилось.
        - Нас это пока не касается.
        Мы подошли к стоянке. Настя ходит с трудом и медленно. Самолет готов, оставив Настю в машине, прошел на КП и получил разрешение на перелет. Подготовил машину, и мы взлетели. Лететь недалеко. Передали «птичку» в руки Василия Ивановича и побрели домой. Я лежал на спине и никак не мог уснуть, на соседней кровати мирно посапывала штурман. Сегодня уже 11 апреля. Медленно, очень медленно развиваются события, можем не успеть. Глядя в тщательно выбеленный потолок дома, пытаюсь уснуть. Но что-то тревожно на душе. Кто-то хлопает дверью и осторожно стучит в дверь комнаты. Встаю, накидываю гимнастерку, влезаю в галифе. Открыл дверь. Посыльный из штаба ПВО.
        - Товарищ капитан, вас вызывает капитан Байбородько.
        - Сейчас буду. - Закрываю дверь и толкаю Настю.
        - Подъем! Иди ужинать! И в штаб.
        - Какой ужин? Не хочу ничего, у меня нога болит.
        - Тогда к врачу, получи у него освобождение от полетов.
        - Опять полеты! - она открывает глаза, тянется, как кошка, и на одной ноге скачет к зеркалу, посмотреть, что у нее с лицом творится. Рожи у нас обеих разнесло знатно.
        - Настя, не придуривайся, в санчасть! - приказал я и двинулся на выход. Вместе с посыльным дошли до Хоперского. По дороге тот все интересовался, что у меня с лицом. Узнав, что я обморозилась, удивленно присвистнул. Я вошел в штаб и доложился. Майор тоже уставился на мою морду.
        - Что с вами, Александра Петровна.
        - Поморозились, и я, и штурман.
        - Жаль! У врача были?
        - Нет, помощь мне оказали в Бутурлиновке. Сюда перелетели три часа назад, пытались поспать, но прибежал ваш посыльный.
        - По сведениям разведки, готовится большой налет на город, в Коммунарах село два гешвадера «юнкерсов».
        - Я это видела. Я привезла эти снимки, и там не «юнкерсы», а «хейнкели». И стоят они там давно. Это они к нам летают.
        - Так вы получать освобождение от полетов будете?
        - Я - нет. Может быть, его штурман получит. Она хромает сильно, пальцы ног поморозила.
        - Ну хорошо, постараюсь обойтись имеющимися средствами. Вам, Александра Петровна, сегодня телефон проведут. Самолет к вылету готов?
        - Повреждений не имеет. Ведется послеполетное обслуживание. - Видя, что я отвечаю стандартными и абсолютно незаинтересованными фразами, майор понял, что просто напрасно вытащил меня из постели, чтобы поделиться пришедшими разведданными, источник которых стоял у него перед глазами. Что-то еще пробормотав, он отпустил меня ужинать. В летной столовой все собрались возле нашего столика и обсуждали с Настей, где она сумела так навредить своей физиономии. Она притащилась в столовую в одном сапоге и тапочке, с перевязанной «лапкой». И с удовольствием демонстрировала свою лодыжку, давая всем желающим ее потрогать и погладить. Сборище больных спермотоксикозом было угрожающе большим. Они не сразу сообразили пропустить меня к моему столу. Потом зашикали друг на друга и аккуратно расползлись по соседним, ехидно посмеиваясь надо мной. Я у них сочувствия и участия не вызывал. Подумаешь, морду обморозила. Но официантка Аня Полежаева к концу ужина принесла и поставила на стол довольно большую банку гусиного жира. Я полез в карман за деньгами, но Аня категорически отказалась брать деньги.
        - Это - домашний, мы с мамой гусей держим. Я специально домой сбегала. Это вам, товарищ капитан, и Настеньке. Нас тут женщин много, - она показала рукой в сторону кухни, - но летаете только вы.
        Я помахал рукой в сторону раздачи, откуда послышались ответные приветствия. Тыл и фронт продемонстрировали единство. На самом деле, вполне прилично кормят, довольно вкусно. Разносолов, правда, нет, но приготовлено хорошо, почти по-домашнему.
        Ночью был налет, но не на Воронеж, а на аэродром в Бутурлиновке. Нас по тревоге не поднимали, несмотря на то что я освобождения от полетов не получал. Утром прибыло начальство, ввалились прямиком к нам в хату, с подарками из Москвы, и поинтересовалось, когда сможем повторить полет.
        - Я хоть сегодня, а лейтенант Афанасьева временно отстранена.
        - Ну, штурмана мы тебе найдем!
        - Не надо никого искать! - тут же завелась Настя. - До самолета дохромаю, или подвезут, а сидеть в кресле я могу.
        - Нет, Настя, что я с тобой делать буду, если нас собьют. Давайте замену.
        Во второй полет пошли в то же время, штурманом полетел капитан Волгарев, из 47-й ОКАЭ, у него был небольшой опыт высотных полетов. Приказано посмотреть еще глубже у противника, включая станции и мосты через Днепр. Ставка требует разобраться с резервами у немцев. И Фалалеев, и Красовский побывали в Ставке. Наши снимки уже там. А я беспокоился! Волгарев - маленький, худенький, последнее время летал на СБ, но перед этим - на «пешке». С удивлением увидел позади «птички» четыре пушки на козлах и заклеенные перкалем коки и отверстия в центроплане.
        - Ничего себе! - кивнул он на орудия. - Ваши?
        Я кивнул головой.
        - Так это Пе-2 или Пе-3.
        - Это Пе-2ВИР - высотный истребитель-разведчик. - Мы обходили и осматривали машину перед полетом, подсвечивая себе фонариком. Все было в порядке, мы хлопнули с Иванычем ладошками, и я показал капитану на трап, разрешая занять место в кабине. Зря я согласился поменять штурмана! Он начал путаться в настройках радиопеленгатора, в итоге пришлось взять ориентирование на себя, правда, с рассветом он восстановил ориентировку и давал довольно точное место. Работать с радио он умел плохо, а времени его проверить перед вылетом начальство не предоставило. В этот раз все прошло тише, чем в прошлый, но садиться пришлось в Ростове. Тупо не хватило кислорода. Ушел в море, там снизился и зарекся летать с неподготовленными товарищами. Тем не менее задание выполнено, и мы вернулись на Придачу. Секретчики схватили карты и пленки, а я тихо побрел к дому. Там никого не было, я разделся, помылся и лег спать, мгновенно вырубившись от усталости и злости на Настю. Проснулся перед ужином, пропустив обед. Настя, в одной ночнушке, читала какие-то письма, увидев, что я проснулся, забралась ко мне под одеяло, совсем сдурела!
        - Ты чего это?
        - Ноги замерзли, пол холодный. Как прошло?
        - Да выпороть тебя надо за членовредительство. У нас кислород кончился у Мариуполя, пришлось в Ростове садиться. Что у тебя с ногой?
        - Сегодня сошел ноготь. - Она вытащила ногу из-под одеяла и показала пальцы уже без повязки. - Так что, получила разрешение на вылет! Я - умница?
        - Нет, ты глупая, потому, что допустила это. Ладно, вставай. Пора идти ужинать!
        - Ничего подобного! Ужинаем сегодня дома! Я все приготовила для моего любимого командира, хоть она и считает меня глупенькой.
        Она чмокнула меня в щеку и выскочила из кровати и комнаты. Пока я одевался, вошли она и Пелагея Давыдовна, хозяйка дома, с печеной курицей и картошкой, солеными огурцами и помидорами, молоком и прочими вкусностями. «Больная» сегодня сходила на рынок и купила курицу. Видимо, столовская еда надоела. Плюс, как она сказала, таким образом она хотела извиниться за свою «болезнь». А хозяйка хорошо аджику делает. Надо у нее ее купить и носить с собой в столовую.
        Вечером ушли на высотное патрулирование района. Пусто, никого, немцы стали облетать район. Надо менять направление поиска, но это уже задача не командира корабля, а службы ПВО. Во втором вылете повезло больше. Обнаружили и сбили Ю-52. Шел в наш тыл. Доложил в штаб, что с борта ушла группа парашютистов.
        На следующий день появился второй ВИ, но без Р, камер у него не было, и это уже был Пе-3ВИ. С ним прибыл экипаж, мужской, но командовать ими поставили меня, теперь я командир звена высотных истребителей. Локатора у него не было, как и у нас. Только место под него оборудовано. Нашу «птичку» откатили на завод. Ставят дополнительные кислородные баллоны, протаскивают наддув в кабину стрелка, которую дополнительно герметизируют. Нам меняют фонарь и верхнюю кормовую турель с дистанционным управлением. Вот только боезапас у штурмана стал двести пятьдесят, а не пятьсот выстрелов. Перезарядить УБ невозможно из-за герметизации. Привезли высотные комбинезоны с электроподогревом, английские. Они немного надежнее, чем наши. Хотя, если замкнет, то мало не покажется! Слежу, чтобы предохранители для них и рубильники находились в доступном месте у всех. Экипаж Пе-3 прошел подготовку в НИИ ВВС, машину знает неплохо. Но ребята все молодые, жеребцы те еще. Сразу попытались атаковать Настю, но у них ничего не получилось. Настя только выглядит дурочкой, в разговорах с ней, а она, как я уже говорил, взяла за основу
поведения «дружбу со мной», и уже рассказала, каким она видит свое будущее. Военнослужащие в звании ниже генерала ее совершенно не интересуют. И становиться ППЖ она тоже не собирается. Она хочет, чтобы какой-нибудь генерал на ней женился. Так что мальчикам она автоматоматически дает от ворот поворот. Пока ремонтировались, произошел еще один не сильно приятный случай. Второй экипаж вытащил нас с Настей на танцы в заводской клуб. Там подвыпивший летчик-испытатель из ЛИСа завода, эдакий деревенский «альфа-самец», который, дыхнув на меня перегаром и гордо выставив вперед грудь с «Красным Знаменем», схватил меня за руку и решил потанцевать. В результате моя левая рука автоматоматически вывернула его правую в сторону большого пальца, а опускающуюся голову остановила моя стопа. Мужик рухнул под оглушительный смех собравшихся, но на выходе из парка он и еще три человека перегородили нам с Настей дорогу, решив таким образом с нами рассчитаться. Я чуть обвис на руках двух человек, захвативших мои руки, провел агэ гэри в челюсть подходящему «самцу», который на ходу расстегивал ширинку, с маха перевернулся назад,
освободив руки от захватов. Тут же нанес кокэн ути в горло держащему Настю бандиту в форме командира Красной Армии, затем агэ эмпи ути в челюсть правому от меня и нукитэ дзуки в горло левому. Вынул пистолет и дважды выстрелил в небо, вызывая патруль. Обомлевшие патрульные довольно долго ждали машину, затем погрузили пострадавших и увезли в комендатуру. Синяки от их захватов у меня и у Насти остались. Кстати, осудили их быстро и без каких-либо проволочек. Милиция и военная прокуратура взяли с нас объяснения на следующий день, а патруль довел до дома. Троим, правда, сначала пришлось лежать в госпитале при тюрьме с переломом челюстей.
        Глава 4
        Марина Раскова и другие феминистки
        Из-за этого «скандальчика» в Воронеже появилась Марина Раскова, она прилетела из Энгельса с целым выводком своих «курочек». Два Си-47-х плюхнулось на аэродром в Придачах, и оттуда вывалила целая толпа девиц в летной форме. Я сидел на фюзеляже «птички» и осматривал установленный фонарь от Пе-3 с поднимающимся обтекателем из бронестекла, когда эта толпа остановилась у машины. Спустился вниз по трапу. На борту возле кабины «рой» белых звезд, целых две штуки. А девчонки еще не воевали, для них это «ух, как круто!». В общем, у главнокомандующего женскими частями ВВС родилась идея экспроприировать образовавшееся, как она считала, женское звено. С собой она привезла девиц из 586-го истребительного и 587-го бомбардировочного полков. Она уже проработала этот проект в Москве и в штабе ВВС, и у «Самого», и имела карт-бланш от него. А мне нравились мальчишки, которые пришли в команду. За несколько дней их удалось и обломать, и обучить немного. Полетали вокруг аэродрома, подействовали в паре. Андрей, пилот «пешки», хорошо держится в строю, в учебном бою не отстал и не оторвался. А сегодня уже шестнадцатое! А
мне подсовывают необстрелянную молодежь. Да еще и баб. Северный полярный зверек. Я отвел в сторону Марину Михайловну и сказал ей:
        - Ни одна из них никогда не ходила выше семи тысяч метров. Формально я могу, имею полное право, вам отказать и не принять такое пополнение.
        - Да, товарищ капитан, формально вы имеете полное право на это. У вас боевое подразделение с очень специфическими задачами. Но вы опытный боевой летчик, у вас почти восемьдесят боевых вылетов, кто, как не вы, сможет грамотно ввести в строй этих замечательных девушек. Мы привезли к вам лучших. Так как звено ночное, то четверо летчиков имеют допуск к ночным полетам. Двое из них истребители, двое - пилоты Пе-2. Две машины УПе-2 мы готовим, и новую модификацию Пе-2УТВ учебно-тренировочный - высотный. Дело только в вашем согласии или несогласии. Товарищ Сталин, а я с ним говорила вчера, очень высоко отозвался о ваших успехах, Александра Петровна. Он же дал указание отказать в удовлетворении надзорной жалобы одного из осужденных после драки с вами.
        Беседовали с ней мы довольно долго, девочки успели заскучать. Дело решилось в пользу Расковой, под обещание довести численность самолетов Пе-3 или Пе-2 в исполнении ВИ до девяти штук боевых и трех учебно-боевых машин до конца месяца. То есть до полнокровной отдельной разведывательно-бомбардировочной эскадрильи. Желательно, чтобы все машины имели центральный бомболюк, с возможностью подвешивания туда топлива в протектированном танке.
        - Александра Петровна, пожалуйста, познакомьте девочек с их будущей машиной, а я схожу и перезвоню в Москву и Казань. Самолеты будут, и будут немедленно.
        Я пожал плечами и подал команду «становись». Девчонки одеты в юбки, женскую форму. Мы ходим в мужской, у них гимнастерки с вытачками под грудь, у нас с Настей - обычные.
        - Равняйсь, смирно! Вольно. Зовут меня капитан Метлицкая, Александра Петровна. Я - командир звена ночных высотных истребителей-разведчиков. Звено выполняет задачи по противовоздушной обороне города Воронеж и промышленных объектов Волжского промрайона. Кроме того, ведем высотную воздушную разведку в интересах Юго-Западного фронта. Данная модификация самолета появилась недавно и существует в двух вариантах - Пе-2ВИР и Пе-3ВИ. Внешне они мало различаются, только коком кабины. Как видите, остекление носовой части Пе-3ВИ значительно меньше. Но первой появилась вот эта машина, она ручной модернизации, второй самолет выполнен полностью на заводе и пока не дорабатывался. В боях он еще не был.
        Вооружение самолета: до 600 килограммов бомб во внутренних отсеках, с возможностью сброса бомб на любых углах атаки, четыре пушки ВЯ-23, как видите, на первой машине они еще без дульного тормоза, на второй имеются дульные тормоза на всех пушках. Имеет значение при прицеливании и при пилотировании, в дальнейшем - заменим, пока они не пришли. И три оборонительных пулемета УБ, калибром 12,7 мм один, неподвижный в носу, с боезапасом 500 выстрелов, и у штурмана есть возможность его перезарядить. На левом борту есть дополнительный патронный ящик и рукав для ленты. Так что, с перезарядкой - тысяча. Кормовая турель с дистанционным приводом у штурмана и нижняя кормовая турель стрелка-радиста. У радиста 500 патронов, у штурмана 250. Двигатели М-105ПФК с воздушным компрессором и двухскоростным нагнетателем, мощностью 1230 лошадиных сил. Конструкция самолета Пе-3 позволяет управлять нижней кормовой установкой штурману самолета, но есть большие мертвые зоны, поэтому от третьего человека в экипаже мы не отказываемся, но в некоторых случаях стрелок может оставаться на земле. Поэтому к штурманам у нас отдельные
требования, как по использованию радиостанций, в том числе и на ключе, так и средств радионавигации. Самолет оборудован всем необходимым для слепого полета, за исключением бомбометания. Этот вопрос пока обстоит так же, как и на других машинах такого типа.
        Пока я говорил, появилась майор Раскова. В руках у нее была правительственная телеграмма, которую она зачитала:
        - «Поздравляю личный состав 589-й отдельной разведывательно-бомбардировочной авиаэскадрильи с созданием новой женской воинской части. Ожидаем от личного состава мужества, героизма и скорейшего ввода в строй действующей армии. Народный комиссар обороны Союза ССР И. Сталин».
        Итак, товарищи, командиром эскадрильи назначена капитан Метлицкая, заместителем командира по политической части лейтенант Кравченко. Так как мы не рассчитывали на укрупнение соединения, и сюда пока прибыла только половина личного состава, мною отдан приказ на передислокацию сюда дополнительно штурманов, вооруженцев и техников. Личный состав звена высотных истребителей приказом командующего ВВС Юго-Западного фронта переведен в полном составе в 589-ю ОРБАЭ.
        Тут же Раскова построила командира БАО, который кинулся организовывать классы, помещения для личного состава. Раскова развила бурную деятельность, но я уже в середине дня отключился от этого шума и гама, мы с Настей ушли спать к себе, так же, как и наш новый стрелок, младший сержант Андрейченко. Она, правда, на казарменном положении и живет отдельно от нас.
        Как обычно, подъем перед ужином, и тут бац! Оказывается, у нас теперь новая столовая! Пришлось тащиться через три квартала, чтобы поесть. Там меня еще раз отловили Раскова и мой новый заместитель Богданова. Богданова просится на вылет, стрелком. Послушать, почувствовать разницу. По документам - годна, допуск к высотным полетам имеется. Юра уже в другой части, он в состав звена не входил. Девица-стрелок имеет гораздо меньше опыта, чем Богданова. Соглашаюсь взять, переписываю заявку.
        Идем в штаб ПВО района получать задачу. За нами тащится и Раскова, видать, не все мне сказала в открытую. Байбородько проникся приходом к нему известной летчицы, отвлекся и стал показывать ей, как у него все хорошо организовано. Пришлось постучать карандашиком по столу, чтобы он вспомнил, что два борта ждут постановки задачи. У Андрея Дементьева сегодня первый боевой вылет на новой машине, и около шестидесяти боевых всего, достаточно опытен. Выполнили постановку, вышли из штаба. Уже тепло. Погода стоит по-настоящему весенняя, степь быстро просыхает. Дошли до стоянок и разделились. Пока шли, я напоминал ребятам порядок взаимодействия. Мы взлетаем первыми, затем Андрей должен пристроиться ко мне, доходим до района патрулирования и расходимся, описывая восьмерку вправо и влево, охватывая в два раза больший район.
        Принял машину, запускаемся и выруливаем. Я взлетел и пока иду с работающими бортовыми. Сзади пристраивается Андрей.
        - Первый второму, на месте.
        - Первый, понял. - Я качнул крыльями, погасил АНО и пошел в набор.
        - Второй, оттянись, пробиваем облака.
        - Принял, исполняю.
        Нижний покров довольно толстый, вот и тепло стоит. К дождям, здесь их много. Вся степь в оврагах. Поднялись на шесть тысяч, мигнул Андрею кормовым и выключил его. Дальше идем в полной тишине и темноте. Наверху света маловато, вместо луны - узкий серпик. Набрали 10 500 - практически потолок, дошли до точки, пара разделилась. Теперь как и кому повезет. Мы пошли вправо, а Андрей ходит по «бывшему нашему» району. Наша задача сегодня пресечь попытки бомбить Ливны и Елец. В районе Сосны облака внизу кончились, стало еще более темно. Вдруг Анастасия на связи: «Смотри, что это?»
        Слева по курсу висел «фотаб». Жиденькие разрывы зенитной артиллерии, запросил штаб, у них данных нет, дали канал местного штаба, связались с ними. «Фотаб» погас, самолет визуально не наблюдается. Чуть снизились. Смотрю: чуть дальше, оставляя еле заметный след, летит вниз еще один «фотаб». Противник чуть выше нас. Лезу наверх, прибавил полторы тысячи и увидел слабые вспышки его выхлопов. Их было четыре. Нет, через некоторое время различил и пятый выхлоп. Шел на десяти тысячах в сторону Ельца. Пять двигателей было у «Цвиллинга», смотрю, он прибавляет, видимо, нас заметил. Пошел вниз, я за ним. Доклад стрелка: «У нас сзади - гости! Распознать не могу». Стало понятно, что нас ловили на «живца». Скрываться уже незачем, теперь выиграет тот, у кого больше скорость. Заднему немцу требуется вверх. И я принял решение атаковать «Цвиллинг». Ручки вперед, появилось легкое свечение у выхлопных, прибавляю скорость, и опускаю нос. «Атака!!!» Короткая из УБ, и довольно длинная из пушек. В середине, между фюзеляжами, появилось пламя. Попал. И наверх, не забываем о гостях сзади.
        - Стрелок! Классифицировал? - начисто вылетело из головы ее имя.
        - Я его больше не вижу, он выше.
        - Настя?
        - Цели не вижу.
        - Стрелок! Что с «Цвиллингом»?
        - Похоже, ему удалось сбить пламя.
        Чертова темнота! Когда локатор поставят? Осторожно даю ногу и кручусь влево, чуть помогая моторами, которые убавил для маскировки. Вдруг очередь из УБ Насти.
        - «Мессер» сзади, справа, выше тридцать, пятьсот.
        Правый на полный, кручу от немца, он за мной, «сто десятый». Успевает вписаться в мой вираж, переваливаю машину, обороты и нисходящий крутой вираж вправо, Настя едва успела крутнуться в кресле, перегрузка, под 6 - 7 g. А немец такого крючка не ожидал, я ниже. Задираю нос, поймал, очередь, из УБ и центропланных. Зацепил.
        - Стрелок, сзади?
        - Чисто! Вижу взрыв и большое пламя внизу.
        От «месса» навстречу мне летит белесая полоса, форсирую двигатели до взлетной, тот пытается уйти вниз, его стрелок ведет огонь, раскрывая его позицию. У меня 580, сближаемся, очередь, вторая, слышу «чпоки» по машине, третья, попал, отвалилось что-то довольно крупное, машина крутнулась в бочке и пошла вниз. Резко кручу влево, разворачиваясь на прежний курс.
        - Стрелок! Сзади?
        Молчание. Вдруг очередь из нижнекормовой установки. Жива, стреляет только для того, чтобы сигнал подать, очередь в два патрона, но связи со стрелком нет, связь с землей прервана. Есть командная связь с Андреем. Через Андрея получил разрешение возвращаться домой.
        «Мы летим, ковыляя во тьме!» Через тридцать пять минут приземлились в Придачах. Шесть пробоин и разворочена станция, причем стрелком. Она отцепилась от подвески, и на вираже ей пришлось ухватиться за станцию и провода под ней. Провода ее не выдержали. Дарью Михайловну положили в госпиталь. Ушибы, изодранные об оплетку руки и небольшая контузия от удара головой о борт. Ведь специально снял бортовые пулеметы, чтобы не отстегивались!
        Разругался с Расковой из-за травмированной Богдановой. А заодно напер на то, что как слепые котята в ночи шаримся. Взяли утром у БАОшников «газик» и сгоняли к месту падения «мессера». Ме-110G с радиолокатором. «Цвиллинг» я нормально зацепил, он не упал, а сел на вынужденную и разбился при посадке. В результате приехали непринятые на вооружение «Гнейсы», для испытаний. Беды было две: клистроны, на которых работала РЛС, были - немецкими. Их у Тихомирова оставалось семь штук. Второе, они прилетели на Пе-2, у которого не было штурмана. Но до этого еще три дня!
        А сегодня утром строю эскадрилью, будущую эскадрилью, экипаж Дементьева отсутствовал. Отдыхал после трех полетов в зону патрулирования. Пустых, кстати. Немцы в этот район больше не ходят. Вместо госпитализированной Богдановой докладывает политрук лейтенант Валентина Кравченко. Совершенно обалдело смотрю на нее: это же Валентина Флегонтовна Савицкая, мать нашей космонавтки и жена маршала Савицкого, знаменитого «Дракона», это был его позывной. Она умерла восемь лет назад, а наш полк принимал участие в ее похоронах. Ее черные брови вразлет очень трудно не узнать! Приняв доклад и отдав команду вольно, спросил, чтобы удостовериться:
        - Валентина Флегонтовна, кажется?
        - Да, товарищ капитан.
        - Спасибо, товарищ лейтенант. Эскадрилья с сегодняшнего дня приступает к тренировкам и освоению новой техники.
        Надо было видеть скривившиеся мордашки будущих асов и героинь Советского Союза, когда они услышали слово «тренировки». Я криво ухмыльнулся и продолжил:
        - Каждая из вас уже считает себя непревзойденным бойцом, потому, ну, что мне может сказать начальство: «Смирно, вольно», а наше дело бить фашистов. А бить их надо вот так!
        Я подошел к березке, на которой была закреплена 19-миллиметровая дощечка от снарядного ящика, и пробил его «ой дзуки» насквозь.
        - Но если вы попытаетесь так сделать, то произойдет то же, что произошло сегодня ночью: эскадрилья понесла первую потерю. Пока, слава богу, возвратную. Зам командира эскадрильи Богданова, вылетев стрелком-радистом на патрулирование района, из-за личной недисциплинированности, повредила один из двух боеготовных самолетов эскадрильи и вынудила меня прекратить выполнение задания. Ее личного опыта не хватило справиться с задачами, возникшими в полете. Она решила действовать так, как подсказывал ей ее опыт, в том числе и как командира самолета Пе-2. В результате самолет находится на ремонте, а старший лейтенант Богданова в госпитале. И все потому, что она не выполнила инструкцию по поведению стрелка-радиста на боевом посту и отстегнулась от подвески. Самолет вел бой, поэтому старший лейтенант Богданова не сумела устоять на месте и была вынуждена, спасая свою жизнь, повредить важную аппаратуру в отсеке стрелка. Самолет остался без связи и был вынужден вернуться с задания раньше времени. Поэтому не стоит кривить ваши очаровательные лица при слове «тренировка». Она требуется всем и постоянно. Поэтому
летный состав будет заниматься непосредственно со мной, штурманский состав будет тренировать младший лейтенант Афанасьева. К сожалению, практические занятия для стрелков вести некому. Вероятно, во второй половине дня подключится сержант Томин, он отдыхает после полетов. Занятия с техниками и остальным техническим составом проведет старший техник-лейтенант Песков, после того как закончит монтаж новой радиостанции и заменит вырванные провода в моем самолете.
        Девочки погрустнели. Но после этого из тени тополей вышла пользующаяся у них непререкаемым авторитетом Раскова.
        - Ну, что разнюнились, девочки? Капитан Метлицкая сказала все правильно, хотя и жестко. Только она забыла упомянуть, что боевой счет эскадрильи сегодня ночью увеличился на сбитый «Хейнкель-111 Z», который упал в районе деревни Хухлово, и специальный высотный истребитель-перехватчик «Мессершмитт-110 G», у которого был радиолокатор, чтобы сбить нашу «пешку». Фашистам этого не удалось.
        Вместо того чтобы закричать «Ура» по уставу, девочки принялись бурно аплодировать, как завзятые театралки! Ну что с них взять? Кроме анализов! Две полоски и в тыл! Я злобно смотрел на них и их радость, но только потом понял, что их забыли научить учиться. Они воспринимали только успех. А то, что успех дается кровью, потом и тренировками, им сказать забыли. Или не захотели. А придется плакать на снарядах, заставляя себя подтягиваться, когда мышца уже готова разорваться от усталости. Экономить кислород, дыша через раз и подолгу задерживая дыхание. Через все это придется пройти, хоронить близких тебе людей, прежде чем ты увидишь взрывающийся «месс» в коллиматорном прицеле.
        Для летчиц занятия начались не в классе, не на аэродроме, а на спортплощадке. Проверил их физическую подготовку, которая у них была чуть ниже плинтуса. Лишь две из них выполнили норму по подтягиванию и отжиманиям от земли, и у всех было плохо с прессом. Рассказал Сашину историю, с превышением скорости выше 730, но не в целях установления причин «тяжелого носа», а о том, что у двух человек не хватило сил вытащить на себя ручку, а тянут ее спиной и животом, а лишь потом руками. Показал «свой» пресс, подтягивание: двенадцать раз на одной руке, отрыв штанги весом 2М, где М - это масса тела. Девочки посмотрели на мои руки, которые я успел немного привести в норму, и мысленно содрогнулись от мысли об этом. Пришлось их успокоить, что это - необязательно, просто это мое хобби. Они облегченно вздохнули. Они - женщины, хотя и на тяжелой мужской работе, и хотят ими оставаться, выполняя эту работу. Отзанимались два часа, затем душ и в класс, на теорию и изучение матчасти, особенно тех изменений, которые внесены в модификацию. Лиля, довольно высокая белокурая летчица-истребитель, из 586-го полка, ей пришлось
читать описание полностью, обнаружила запись на последних страницах, что изменения в конструкцию внесены и расчеты выполнены старшим лейтенантом Метлицкой А. П. и старшим техником-лейтенантом Песковым В. И. Тут же показала запись остальным, и у меня за спиной возник шум. Я что-то рисовал на доске, объясняя, как и что. Обернулся, шум стих, на лицах остатки удивления.
        - Можно продолжать? Что случилось? Или вы это знаете, а я время напрасно теряю? - спросил я у них.
        - Лейтенант Литвяк! Здесь написано, что авторами модификации являетесь вы и какой-то Песков.
        - Да, я, а Василий Иванович - техник моей «птички». Еще вопросы? Я могу продолжать?
        После занятий новость расползлась по эскадрилье. Раскова еще раз появилась уже вечером, она улетала в Энгельс.
        - Проводите меня, Александра Петровна! - И мы пошли навстречу садящемуся солнцу к стоянкам Си-47-х.
        - Очень жаль, что мы раньше с вами не встретились, у нас огромный дефицит подготовленных командиров эскадрилий.
        - Мы не могли встретиться, я с октября находилась в госпитале после вынужденной посадки, и для меня было важно вернуться в строй, а не создавать эскадрильи.
        - А почему занялись доводкой машины?
        - Мы упали из-за ее технического несовершенства, вот и пришлось доводить ее до ума. Но главная причина моей катастрофы еще не устранена. С этим работают, вероятно, скоро мы получим машины с новым профилем крыла.
        - Я побывала на занятиях, все хорошо организовано, и я уже не жалею, что пришлось отдать вам лучших своих людей, которых я собирала по крохам по всему Союзу. Девочкам вы очень понравились. У них появился живой пример для подражания, это важно. Я доложила обо всем товарищу Сталину. Через день придут недостающие машины, а эти обратным рейсом привезут пополнение. Так держать, товарищ капитан.
        Мы пожали друг другу руки, она влезла на левое сиденье, и из форточки еще раз помахала мне рукой. А утром на построении я заметил, что большая часть девиц расстались с остатками некогда шикарных волос и сделали такую же стрижку, как у меня! Это, несомненно, им здорово поможет! О чем я не замедлил сказать личному составу. Читать надо, девочки, читать! Техническую литературу, а не по парикмахерским бегать, образовывая плотные очереди. Две летчицы имели допуск к самостоятельным на Пе-2, с утра сдали зачет по модернизациям, и мы вылетели на «птичке», я был за штурмана. Полетное задание отработано на земле. Требовалось прийти в зону, открутить пять фигур, обстрелять стоящий на земле самолет с пикирования и вернуться на посадку. Первый же полет пришлось прервать. Пилотажем на тяжелых истребителях никто из них не владел. Они - больше транспортники, чем все остальное. Максимум сложности: это пологое пикирование. Остальное они никогда не выполняли. Кстати, это не их вина, так было построено обучение почти во всех полках. Учили - простейшему, дескать, освоит это - и начнет сам совершенствоваться. Погибнуть
может? Ну, конечно, но это произойдет не в моем полку, а там спишут на воздушное хулиганство. Пересели на УПе-2. Еще раз в зону. Показал вход в пикирование с виража. Немцы так прицеливаются предварительно и без отрицательной перегрузки входят в пике. Плюс, зенитчикам приходится пересчитывать поправки, так как меняется курс, скорость, курсовой угол и высота. Сбить сложнее. Десять заходов на цель выполнено. Два раза Надежда смогла поразить самолет противника. Остальное ушло за молоком. Расстроенная и усталая, еще и здорово «скозлила» на посадке. «Пешка», вообще, поскакать любит. Следом за ней пошла Тамара, у нее результат еще хуже. И слабо пользуется оборотами, и разностью оборотов. Подходит Лиля, у нее самостоятельных на «пешке» нет, первый вылет. И она - истребитель. Чтобы им стать, она приписала себе сто летных часов и стала лучшей женщиной-асом Второй мировой. Она не в курсе, что я знаю об этой ее хитрости, поэтому держится уверенно. Стричься «под меня» она не стала, так что есть надежда, что у нее все получится. Взлетаем, прошли по коробочке, посадка. Чуть запаздывает с выравниванием, «попрыгали»
прилично, с разворотом уходим еще раз на взлет. Теперь в зону. Все маневры выполняла на ровном газе, и даже блокировку-дубляж с РУДа не убрала. Левый вираж перекручивает, остатки с «истребителя», он на истребителе хуже выполняется, из-за направления вращения винта. Разобрали все на земле со всеми. Устал! Требуется еще пара-тройка инструкторов, а где их взять? И тут из Москвы прилетает целое звено испытателей, которые гоняли «птичку» в Чкаловском. Причем на новых машинах нам и с заданием переучить личный состав. Две машины с двойным управлением Пе-3УТВ. Гора с плеч! Двадцать шестого произвели первый в истории эскадрильи вылет всей девяткой и отработали дневное бомбометание с перестроением по «вертушке», которое применяли немцы при уничтожении наших наземных войск в обороне. Теперь мы владеем этим приемом. До начала наступления девять дней. Успели. Но безжалостный Арес уже начал питаться за наш счет: семь летных происшествий, одна из них катастрофа, спаслась только стрелок. Три из-за отказа техники по причине заводского брака, три сломанных шасси при посадке, и, кажется, девочки решили повторить Сашин
опыт и разогнаться посильнее. Уж больно похоже. Самолет на полной скорости зацепил землю, подскочил. Стрелка выбросило из ремней, но не успевший наполниться купол зацепился за березы, и стрелок жива. А две могилки пополнили заводское кладбище. «Испытательный уголок» на нем довольно большой.
        Глава 5
        Прогресс - дело тонкое, особенно в женском исполнении
        Теперь о «гнейсах». Рано утром над аэродромом появилась темно-зеленая «пешка» с белыми капотами и довольно жестко приземлилась. Из нее вышло три человека: один военный летчик и двое гражданских, причем один из них, в очках, вылез из кабины пилотов. «Очкарик» представился:
        - Виктор Васильевич. Почему нас сдернули с рабочего места, мы еще только разворачиваемся. У нас ничего нет, мы не можем вести работы в поле. А тут из-за женской прихоти нам срывают фронт работ.
        - Сколько у вас работающих «Гнейс-1»? Включая те, которые стоят на стендах, везде, включая и здания на Политехнической.
        Тихомиров немного удивленно посмотрел на меня, но я произнес это тоном, не допускающим возражений. А сами понимаете, что 37-й год был совсем недавно, а тут его выдернули с криками «давай-давай» из лабораторий и погнали почти на фронт. Он приподнял голову и начал загибать пальцы.
        - Всего было собрано шесть стендов, и одна рабочая, вот она. Но клистронов и магнетронов новых больше нет, их выпуск прекращен. Где находятся для них станки - неизвестно. У меня есть предложение…
        - Потом предложите, пойдемте смотреть.
        Так и есть! Направленная колеблющаяся антенна с усиками, коаксиальные кабели, отсутствует резонатор и нет волноводов. Ну и размер с весом просто зашкаливают!
        Вылез из штурманской рубки, осмотрелся в кабине. «Заценил» удобство расположения. Посмотрел на умформер, который за каким-то чертом сунули в кабину стрелка, и два громадных блока: передатчик и приемник. Оставил летчика и оператора у машины, а с Тихомировым шагаем в штурманский класс, там занято, поэтому прошли в лаборантскую за ним.
        - Пишите названия станков и дату, когда они были отправлены или отгружены на станцию для погрузки. Укажите и нарисуйте таблички на них, где они стояли. Если помните, то в какие ящики были упакованы. А я пока свое порисую.
        Начинаю изображать механическую зеркальную антенну с излучателем полузакрытого типа, резонатор, волноводы, гибкие волноводы, даю ссылку на патент магнетрона от 1921 года с номером журнала BIRE, четвертый за 1921 год, и его схему. Тихомиров сопит, морщит лоб, но пишет. На меня особо и не смотрит. Скорее всего, больше думает о том, где он будет сидеть, если не все вспомнит. Я уже закончил рисовать антенно-волновую часть сантиметровой РЛС бокового обзора, а он все сопит и шуршит ручкой.
        - Ну, вот, кажется все, что помню. - Он задумчиво перечитывает свою писанину, встал и протягивает мне исписанные мелким почерком листки. Я забрал их и передал ему шесть своих.
        - Это расстояние кратно длине волны?
        - Да, конечно. Вы здесь посидите, посмотрите, я в штаб на несколько минут.
        Позвонил Расковой и кратко изложил ситуацию. Требовалось найти по заводам и станциям несколько эвакуированных станков НИИ-9, материалы для поиска я отправляю ей связным самолетом. Пусть подключит всех. И надо лететь в Ленинград, забирать там все, что осталось. Вместе с Тихомировым, который там знает все, что нужно. Требуется разрешение на перелет.
        - Я поняла, сейчас сделаем. - И она повесила трубку, а я вернулся в лаборантскую. Тихомиров сидел неподвижно, глядя в одну точку. Левая рука мяла листок бумаги. Я забрал его у него: написал заявление с просьбой отправить его на фронт, затем смял его.
        - Это полежит у меня, Виктор Васильевич. Как только закончим «Гнейс-1», мы с вами дружно посмеемся и порвем его, предварительно макнув его в шампанское. Сейчас вылетаем в Ленинград, чтобы сократить сроки, необходимо собрать все имеющиеся станции и перевезти их к вам на 339-й завод. Имеющуюся станцию снять и установить на штатное место на борт «02». Оператор с переносом справится?
        - Алексеев? Конечно, только провода…
        - Здесь авиазавод находится, не проблема, и у нас другой способ крепления магистралей. Даже техники справятся.
        Мы вышли из класса, на стоянке он заботливо передал все мои листочки своему оператору, и мы прошли к «птичке». Посыльный и Настя принесли карты и разрешение на перелет. Мы проинструктировали Тихомирова, как вести себя в кабине стрелка, проверили его подвеску. Еще раз напомнили, что ничего трогать нельзя, из кабины проверили связь с ним и пошли на взлет. Идем на семь тысяч, так чтобы ему наддува хватало. Дальность позволяет без посадки и без дополнительных баков, но на всякий случай подвесили в бомболюк дополнительный топливный танк.
        Задерживаться с ним в Ленинграде нам не с руки, и, обговорив с ВВС фронта процесс эвакуации Тихомирова в Свердловск, мы через полчаса после заправки вылетели обратно. На блокадный Ленинград я так и не посмотрел. Сели ночью на Комендантском и ночью же вылетели обратно. На этот раз забрались повыше, чтобы никто не смог побеспокоить: стрелка-то нет. Настя весело рассказывала истории, которые происходили с нашими девушками, как они пытаются меня скопировать. Ее это жутко веселило, с одной стороны, с другой - немного беспокоило, так как она привыкла к тому, что ей уделяют больше внимания, чем мне. Но произошла смена обстановки, из практически полностью мужского коллектива нас переместили в женский, естественно, со своими дрязгами и претензиями. Утром сели в Придачах, и начался обычный учебный день. Я летал с девочками на «УПешке», а Настя гоняла штурманов и стрелков. Никого больше на вторую часть группы не нашлось. «Двойка» работала ночами по три вылета. Уже есть успех, сбили разведчика. Локатор работает отвратительно. Штурману приходится лежать в коке штурманской кабины. После первого же вылета туда
еще и дополнительно матрас пришлось сунуть. Еще одно нарушение, что парашют на штурмане не надет, а лежит пристегнутый к стрингеру фюзеляжа и шпангоуту. Не дай бог, что-нибудь случится! Оператор учит штурмана управляться с локатором и юстировать его антенны, которые частенько капризничают и сбиваются. Главная проблема: отраженные от земли сигналы забивают индикатор, до определенной высоты полета, напрочь, и большое мертвое поле вблизи самолета. Сделав два вылета с оператором, локатор выключили, толку от него пока никакого. Только место занимает. Но обучение Гарик Гареев прошел, получил удостоверение оператора бортовой РЛС. Я пока в этом участия не принимаю, делаю вид, что мне все равно, что происходит в кабине «двойки». Ждем командированного. Тем более что поиск станков через НКВД и НКЖД пока ничего не дал, почти. Нашелся один станок, но что это за штука, не известно. Направили в Свердловск из Бухары.
        Упарился за эти дни жутко, хорошо еще, что из-за отсутствия полетов на «птичке» снизилась нагрузка у Насти, и она взяла на себя наше хозяйство. Добровольно и чувствуя, что ее в скором времени ждет повышение. Так и произошло: понадобилось привести в порядок штурманский класс, так как из Москвы пообещали, что пришлют комиссию проверять подготовку новой части. Я назначил Настю штурманом эскадрильи, и теперь она - «прыщик на ровном месте». Получив на складе ватман, тушь, цветные карандаши, она усадила половину эскадрильи за оформительскую работу. Так как она жуткая аккуратистка, то девочкам доставалось по самое не хочу. В результате весь классный корпус был украшен стендами, плакатами, схемами. Нашлись бывшие чертежницы и художницы. Девочки отрывались по полной, тем более что это здорово помогало при ответах на многочисленных зачетах и контрольных опросах. В итоге перед первым мая из Москвы прибыла эскадра проверяющих во главе с только что назначенным командующим ВВС РККА генерал-полковником авиации Новиковым. Говорить о том, что они прибыли «к нам» в гости, было бы огромным преувеличением: комиссия
прибыла проверить боевую подготовку только что созданной 2-й воздушной армии, которая была придана вновь образованному Брянскому фронту. В преддверии немецкого наступления Юго-Западный фронт разделили на три: Брянский, Юго-Западный и Миусский. За ними располагался Резервный фронт, слева Кавказский, который занял оборону на левом берегу реки Маныч, создавая там мощную систему долговременной обороны. Миусс-фронтом стал командовать Костенко, бывший командующий всем Юго-Западным, генерал Малиновский принял Юго-Западный, а Брянский возглавил генерал-полковник Черевиченко. Красовский, который перед этим сам проверил эскадрилью и остался очень доволен, сумел подсунуть ее в качестве жертвенного оленя для комиссии, чтобы в том числе и отвлечь внимание высоких проверяющих лиц от менее успешных подразделений. В общем, эскадрилья выстроилась в женской форме, демонстрируя коренное отличие от остальных частей. На левом фланге стоял смешанный технический состав. Самолеты расставлены сложным полукругом и замаскированы сетью и свежераспустившимися тополиными ветками с листочками. Девки смотрят браво и едят глазами
начальство, не забывая чуточку приветливо улыбаться. Эту манеру они выработали в 580-х полках в Энгельсе, где все проверки проходили на ура. Но там на довольно внушительной груди командира сверкало два ордена Ленина и Золотая Звезда. У меня на груди никаких высоких правительственных наград нет, орденами и медалями не отмечен. Подстрижен под пацана, в галифе, из сапога торчит смятая карта и рукоять немецкого десантного ножа. А придать серьезное выражение лица Сашиной очень милой мордашке у меня никогда не получалось. Лицо у нее совершенной… «блондинки», как принято говорить в 2000-х годах. Доложился высокому начальству, сделал шаг в сторону, пропуская генерал-полковника вперед. У него характерная для летчиков, оттянутая многочисленными перегрузками, морщинистая шея, щеголеватая фуражечка, вид довольно бравый и боевой. Только надраенные ординарцами новенькие сапоги выдают в нем тыловика. Девки пропищали ответ на приветствие, а ничего не сделаешь, у них голоса такие. Иду рядом, представляю личный состав. Будущий маршал зацепился глазами за Настю и мгновенно показал на нее пальцем, быстрее, чем я успел ее
представить. Представляться пришлось ей самой. А голос у нее глубокий… проникновенный.
        - А почему младший лейтенант, если должность старшего или капитана? Непорядок! - это уже мне. Мне хотелось сказать, что старшина Афанасьева только назначена на эту должность, и кубарик у нее появился совсем недавно, но целомудренно промолчал. Но генерал-полковник уже зацепился за меня взглядом и задал самый важный вопрос, ради которого, собственно, и приехал:
        - Капитан, а почему не по форме одеты?
        - Срок не выносила, товарищ генерал-полковник, обмундирование получено после выздоровления в Главном военном госпитале в конце февраля текущего года.
        - Ну ладно, а что в госпитале делала? По женской части?
        - Так точно, товарищ генерал-полковник. По ней самой, - ответил я, но тут, видя, что я завелся(лась), в наш диалог включился генерал-майор Красовский.
        - Капитан Метлицкая - кадровый командир РККА, на фронте с 22 июня. Действовала в составе 41-й разведывательной авиаэскадрильи. В октябре сорок первого при выполнении разведывательного полета была атакована истребителями и сбита. После излечения вернулась к нам.
        - Они меня не сбили, товарищ генерал, а за землю цеплянула потому, что сил не хватило вытащить «пешку» из пикирования без автомата вывода. Чисто по женской части, исправляюсь.
        - Сколько боевых? - спросил вмиг подобревший командующий.
        - Восемьдесят один. Из них на разведку - 64, остальные: на ночное патрулирование в целях ПВО.
        - И где легче?
        Я криво усмехнулся вопросу.
        - Хорошо, пойдемте, технику покажете. Почему так странно стоят?
        - Чтобы одной очередью бомб было невозможно все накрыть, здесь требуется четыре-пять заходов. - Генералу явно все не нравилось. Вообще-то все полки стали выставлять машины так, как немцы, но перед приездом комиссий их выставляли по линеечке. Комиссии так удобнее, не дело это сапоги генеральские пачкать. До своего назначения генерал Новиков отвечал за связь с промышленностью в ВВС, на должности он всего несколько дней. Еще не вошел полностью в роль, но с его-то талантами это дело нескольких недель. Увидев торчащие из коков пушки с дульным тормозом, он тут же сообразил, что это за машина.
        - Так это же ВИ!
        - Не все, товарищ командующий. Вон та - это ВИР. Высотный истребитель-разведчик.
        А на ее борту было намалевано четыре звездочки.
        - Твой?
        - Мой.
        - Так у тебя и сбитые есть?
        - Четыре, все ночью, - подтвердил Красовский.
        - Да что это происходит у вас, товарищ генерал-майор! Где ваше внимание такой эскадрилье? Почему опыт не передается в другие части? Почему люди не награждены? Почему штурман эскадрильи в таком звании?
        Командующий разошелся, но его негодование было направлено не на нашу эскадрилью. Пусть выговорится, сейчас говорить бесполезно. Красовский не менее опытен, чем я, и он отвечал только: «Есть, все исправим» и тому подобное. Когда Новиков устал и остановился, генерал Красовский сказал, что рекламировать создание такой эскадрильи было запрещено приказом Ставки. Генерал сделал знак рукой, адъютант подал нужную бумажку. Новиков чуть отодвинул листок, прочел.
        - Это меняет дело! Показывай, капитан! - и сам откинул люк «пешки», взбежал по трапу, было видно, что ему не в первый раз приходилось занимать это место. Спустя минут двадцать он запросил добро на вылет. Приказы не обсуждаются, и они вылетели в зону. Там генерал весьма неплохо открутил фигуры высшего пилотажа, отстрелялся по мишеням. Пушки стояли уже с дульником.
        - Отличная машина! За такое произведение искусства Сталинскую премию давать надо! - прогремело в СПУ.
        Я протянул руку к нему.
        - Ты чего?
        - Давайте! Я не против!
        - Не понял?
        - Мой техник и я - авторы этой модификации.
        - Врешь!
        - Как на духу. - Я достал наставление по эксплуатации и показал нужную страницу командующему.
        - От чертовка! Ай да девка! Дай поцелую!
        После посадки он зашел в класс и в штаб, затем свернул комиссию.
        - Все, сворачиваемся, только время теряем! Отличное подразделение, товарищ Красовский, просто образец для подражания.
        Я совершенно не в восторге от того, что приходится делать, потому что куча времени уходит на обучение элементарным приемам. У нас есть тренажеры, где, правда, без ускорений, но человек может заранее отработать тот или иной маневр, здесь приходится летать, тратить моторесурс, топливо, собственные силы, чтобы у «курсанта» в очередной раз все не получилось. Бардак какой-то! Якобы тренажер привезли: стоящую на штыре кабину с ручками, которые держат шесть солдат, по два на ось вращения. У них перед глазами стрелочный прибор с двумя стрелками, которые они должны совмещать, вставая или приседая, или бегая туда-сюда. Посмотрел, как это дело выглядит на практике, и приказал вынести на свалку. Настоящие тренажеры, позволяющие создавать на земле практически полное ощущение полета, которые есть в каждом полку, просто еще не изобретены. Таким образом, дело поставлено так, что выживет только талантливый летчик, который сам, с небольшой помощью инструктора, а это в основном советы, научится выполнять сложнейшие элементы полета, штурмовки и бомбежки. Подготовленных летчиков не дали. Причем все, в один голос,
утверждают, что это лучшие из всех, с большим налетом. Действительно, практически у каждой - корочки инструктора первоначального обучения и более двухсот часов налета. В наше время хватило бы, чтобы палубника обучить, Но ведь инструктор первоначального обучения это куча времени по коробочке и взлет-посадка на У-2. Только две девчонки - пилотажницы, умеют выполнять практически все фигуры, но плохо и мало стреляли, и бомбили.
        Вот с ними и с Андреем, подвесив в бомболюки связанные ФАБ-100, идем ночью бомбить Амурский мост. Мы - тройкой, Андрей - прикрывает и подсвечивает. Нас мало, а мост прикрыт дай боже! И мы вынуждены хитрить. Есть несколько типов осветительных бомб, каждая из которых используется в своем случае и служит для зенитчиков признаком того, чего ожидать и где искать противника. Разведчики используют «фотаб», он дает очень мощную, направленную вниз, вспышку магния с предварительной очень точной задержкой. Вспышка согласована с затвором фотоаппарата, правда, только по времени или с помощью лампового фотоэлемента, а не по радиосигналу или болометру, как сейчас. Но и этого чаще всего хватает, чтобы сделать качественный снимок. «ОАБ» - осветительная бомба, горит много слабее, но довольно долго, применяется для подсветки целей при бомбардировках и штурмовках ночью. Свет не сильно направлен, но в основном светит тоже вниз, чтобы не мешать летчику. Некоторые осветительные светят, как шар, их применяют только для бомбардировки с горизонтали. Беда в том, что скорость падения у них разная. У одних есть
стабилизирующая лента, замедляющая падение, у вторых парашют, изнутри выложенный отражателем, который работает, как зеркало, направляя свет. Но посчитать одновременное срабатывание и строго на определенных высотах - можно. Вспышка «фотаба» заставляет большинство наблюдателей пару минут промаргиваться, поэтому решили сыграть на этом. Заходили от Днепродзержинска с северо-запада. Андрюха шел впереди на высоте 11 200. Мы, вытянувшись колонной и полностью убрав газ, планировали с 10 500 до 5000 метров. Пять тысяч мы должны были иметь точно в точке атаки. Я уже приспособил всем троим опускаемые светофильтры из дымчатого американского плекса, на заводе добыл и сделал кнопочное опускание. Под нами Карнауховка, хорошо живут немцы, даже свет не выключают, а мы с «первомайским подарком» летим. Голос Майи Андрейченко, стрелка:
        - «Тройка» карбюрит!
        В зеркале заднего обзора вижу вырывающиеся длинные языки пламени из левого мотора ведомой.
        - Третий, отворот, и в набор!
        В ответ плачущий голос Женечки:
        - Есть, исполняю! - Она чуть прибавила газа и отворачивает влево, исчезая в ночи. Хреново! Минус один в атаке. За сто двадцать секунд до атаки голос Андрея:
        - Сброс!
        Считаем секунды, высота 5200. «Сто восемнадцать» - закрываю глаза.
        - Есть, - опять Андрей.
        - Точка! - это Настя.
        Штурвал влево, ногу влево, чуть больше на себя, и кручу штурвал вправо, парирую, я на курсе, пикируем под углом 60, выпускаю решетки, слежу за скоростью. Цель хорошо видна, но по ОАБу пытается работать мелкокалиберная артиллерия с Безымянного. Но им и далеко, и высоко! Хрен попадут! Впереди работают только два орудия, куда стреляют, непонятно. Влажнеют руки, навожусь на цель и последовательно выполняю три сброса. Набор! Штурвал чуть подрагивает, но идет. Вывод, в зеркале мелькнули взрывы, за нами потянулись шары трассеров.
        - Вывод! - голос Лили. Я прибавляю обороты, а Андрей заходит и делает второй сброс «фотаба».
        Через две минуты характерный голос Гарика:
        - Командир! Три пролета в воде!
        - Ура! - раздается голос Жени. Несколько раз бью по кнопке левым большим пальцем, заставляя щелчками замолчать. Идем в точку сбора. За нашей безопасностью присматривает Гарик с помощью локатора. Но его дальность недостаточна, чтобы обеспечить стабильное обнаружение. Наоборот, у него начался воздушный бой с высотным Ме-110. «Мессер» один, штурман и стрелок у Андрея опытные. Андрей потянул выше, и «мессер» отстал. Мы же собрались у Перещепина и лезем наверх, старательно выходя из зоны действия «мессеров». Двенадцать тысяч. Прекратил набор, сбросил обороты.
        - Ну, девочки, как? - это по СПУ экипажу.
        - У меня болит ухо, - ответила Майя.
        - А я чуть не описалась, когда прожектор мимо нас у завода проскользнул! - хохотнула Настя. Обе захохотали.
        - Все, расслабились, закончили и по секторам!
        От Перещепина час полета, но пришлось обходить Чугуев, где шел налет и работало много артиллерии. Над ним прошла Евгения, и с горизонтали выложила свои три пары «соток». Чуть прибавила и пошла на сближение с нами. Но штурманенок где-то сделала ошибку и садилась она одна. Слава богу, не заплутали. Бросать бомбы просто так девочки отказались. Несмотря на «постреливающий» иногда мотор, прошли над запасной целью и отбомбились.
        Проявляем то, что сделали стрелки и штурмана. У нас четыре взрыва без всплесков, один со всплеском, одна бомба не взорвалась или сработала одновременно. Всплеск говорит о том, что бомба ушла под воду и сработала от другого детонатора. То есть мимо. У Лили четыре мимо, и довольно далеко от моста, метров тридцать первая пара, двадцать вторая, и третья пара тоже со всплеском, и в том же пролете, где и у меня промах. Но по фотографиям Андрея этот пролет - в воде. На наших фотографиях виден лишь один упавший пролет, третий от правого берега.
        - Видишь, Лиля, заходишь под небольшим уголочком. Совсем немножко, но недоработала при прицеливании. Скорее всего, из-за крена. Надо держать крен «ноль» и выставлять нитку моста по вертикальной линии прицела, а если чуть скрениться, то нитка и вертикаль совпадут, а ты пойдешь чуть боком. Но пролет ты уронила! Умница! Нам повезло, что ты попала именно туда!
        И тут Лиля выдала:
        - А я целилась не в этот пролет, я целилась в следующий!
        Тут все как грохнут! И больше всех хохотала сама Лилия!
        После разбора действий в воздухе вызвал Пескова и Алабинского, техника «тройки», пришли оба недовольные и с грязными руками. Вид Пескова говорит, что не барыня, могла бы и сама подойти. Но видя, что я еще даже не сняла высотный, он изменил выражение лица:
        - Здравия желаем, Александра Петровна. Я уже в курсе, работаем, кажется, прокладку во второй камере продавило. Скорее всего, так.
        Я устало закрыл глаза, мотнул головой.
        - Шли бы вы спать, Александра Петровна. Управимся.
        Он - молодец, тянет потихоньку всю эскадрилью, а обещанного инженера эскадрильи как не было, так и нет. Я сел в «козлик», где меня ждали летчики и штурманы, и поехали завтракать. Хотя я бы не отказался и пообедать. Мне показалось, что Настя слишком много смеется.
        После завтрака поехали домой. Она с шумом бросила планшет на кровать и долго возилась, снимая комбинезоны, тихонько поругиваясь на застежки. Выскочила во двор позже меня и начала умываться возле второго умывальника, с шумом стукая по соску руками. Я ушел в комнату и лег. Следом появилась Настя, вытирая лицо и руки.
        - Саша, как ты так можешь?
        - Что? - недоуменно спросил я ее.
        - Ты как «каменный гость», у тебя что, совсем нет нервов? Ты видела, что сзади творилось?
        - Видела.
        - И так спокойно об этом говоришь?
        - Так ведь у нас ни одной пробоины! И у Лили тоже. Она правильно сманеврировала после сброса и не пошла за нами.
        - А меня трясет, всю трясет, и ты даже не дала нам выстрелить в ответ. - Она села на мою кровать. Ее действительно потряхивало. На людях она держалась и хохотала, а я - свой, вернее, своя.
        - В этом случае мы бы целенькими не ушли, Настенька. Да ты не стесняйся, ты поплачь. И полегчает. Просто у тебя был перерыв в боевых вылетах.
        Она забралась ко мне под одеяло и долго плакала мне в плечо и в подушку, потом успокоилась и уснула. А я перебрался на ее постель и тоже уснул. Проснувшись, решил сходить к остальным девчонкам. У них был первый боевой, так что тоже требуется помощь. Женщины по-другому реагируют на такие раздражители. И отсутствие эмоций у подруги замечают очень остро. Экипаж Лилии Литвяк спал почти полностью одетым, и все втроем. Женин - тоже спал, но каждая в своей постели. А Майя забралась в койку к стрелку «тройки», Авраменковой. Им так было уютнее и спокойнее. Ничего, втянутся!
        Все проспали обед, кроме меня, я есть хотел еще до завтрака, так что поел за весь экипаж, но захватил Насте перекусить, как проснется. А Майя ест в другом помещении столовой. Так у них было заведено в Энгельсе. Но сегодня я принял решение этот порядок поменять. Написал приказ по эскадрилье, где разрешил командирам кораблей принимать решение о том, где живет и где питается стрелок-радист. Это, конечно, нарушение устава, но это мелочь, по сравнению с тем дефицитом внимания, который постигает одного из членов экипажа. Отбрыкаюсь, если что. Еще один приказ, это исполнение обязанностей инженера эскадрильи, с выплатой соответствующего денежного довольствия на Пескова. Хватит ему бесплатно горбатиться на всех. Моей власти на это достаточно. Подписал кучу бумажек, составленных начштаба, посмотрел на занятия, которые шли в классах. Немного послонялся перед КП, глядя, как заходят на посадку менее опытные девицы, которые еще в строй не встали полностью. Получил доклады об успехах и промахах от всех трех инструкторов. Двоих, правда, услышал только по телефону, они на площадке возле полигона. У них сегодня
вылетов на спарках нет. Обучение заканчивается. Выставляются оценки, зачеты.
        Зашел домой, переоделся в комбинезон, сегодня больше сюда попасть не смогу. Встретился с немного испуганными глазами Насти, которая ела принесенный бутерброд с котлетой.
        - Я - трусиха? И мне не место в экипаже?
        - Это почему?
        - Ты куда-то одеваешься, а мне ничего не сказала. Ты не берешь меня на вылет?
        - Вылет во сколько по плану?
        - В двадцать сорок.
        - А сейчас?
        - Шестнадцать пятнадцать.
        - Не опаздывай на ужин, и прекрати бичевать саму себя. У тебя нормальная реакция нормального человека, который понимает, что его могут убить, что стреляют по нему. Я оделась потому, что могу не успеть сделать это перед ужином.
        - Правда?
        Я махнул рукой и собирался выйти. Эта экзальтированная девица прыгнула мне на шею и полезла целоваться.
        - Ты на меня не сердишься?
        - Слушай, я вся в котлете и в крошках. Что ты мне бутербродом в шею тычешь?
        Настроение у Насти улучшилось. Я передал ей право решать, где будет жить Майя. Что тут началось! Я поспешил на выход! Прошел к секретчику и получил от него шифровки за то время, пока спал. Не сильно много, но меня порадовали, что у Васильевой еще есть. Нашел начштаба и забрал у нее большинство из них. Новостей было не слишком много. В Севастополе бои, говорится о девяноста немцах, убитых нашими снайперами. Серьезные воздушные бои на Калининском фронте, упомянули 5-й ГвИАП Калининского фронта. Немцы старательно отвлекают внимание Ставки от южного направления.
        Стук в дверь, разрешил войти:
        - Товарищ капитан! Личный состав эскадрильи собран в классе, - доложила Кравченко.
        Немного с удивлением смотрю на нее.
        - Сегодня - Первое мая!
        «Ой, точно! Совсем заработался!» - Она же не знает, что фактически этого праздника не стало, так, выходной день. Какие трудящиеся, какие права? Это хорошо, что я документы у секретчика забрал!
        Вошли в класс. Утреннее построение проводили без меня, а сейчас собрали всех свободных от работ и нарядов. Я, поздоровавшись со всеми, поздравил их с государственным праздником, который, к сожалению, приходится отмечать на фронте, и зачитал приказ № 130 народного комиссара обороны. Сообщил, что в честь праздника бомбовым ударом авиаторы 589-й отдельной эскадрильи поздравили и наших противников. Разрушен мост через реку Днепр в Днепропетровске. Все, конечно, это знали, но аплодисменты стояли долго. Девушки были большими любительницами отбивать ладоши. Затем прочел свои приказы. После выступления комсорга, замполита и вышедшей из госпиталя Богдановой решили объявить о танцах. В этот момент влетает секретчик и пихает мне телеграмму, в которой Сталин поздравляет нашу эскадрилью с успехом и первым боевым вылетом женских экипажей из нового состава. Понятно, что кто-то «стучит» Расковой, и через нее рождаются такие телеграммы. Но не все так просто! Во второй шифрограмме говорилось, что все участники налета на Амурский мост будут награждены правительственными наградами. Подписано Сталиным и Новиковым.
Требовалось составить наградные листы, под этим предлогом я с танцев сбежал.
        Уже в штабе заговорила тарелка громкоговорителя. Передавалась сводка Совинформбюро, и голос Левитана упомянул действия Энской разведывательно-бомбардировочной женской авиаэскадрильи, которая разбомбила стратегический железнодорожный мост в городе Днепропетровск, временно оккупированном немецко-фашистскими захватчиками.
        Глава 6
        Эскадрилья в строю
        В 19.00 отставил все дела и начал заниматься согласованием. Эскадрилье предстоял вылет практически полным составом: 8 самолетов, но двумя группами. И при работе над первой целью требовалось, чтобы кто-то отвлек противника. Целями было два моста через Северский Донец. Первый возле Чугуева, второй западнее у Черемушек. В Чугуеве, известном больше по пошлой частушке, крупный аэродром и просто охренительное количество зениток. Отловить могут на наборе после удара. А Черемушки прикрыты пятью батареями, стоящими звездой вокруг моста. Мосты короткие: три пролета. Путь уложен так, что бомбить вдоль - это проходить прямо над батареями прикрытия. Совсем не хочется. Решил действовать иначе. Мне все равно требуются командиры звеньев, без них никак! Поэтому первое звено поведет Лиля, а второе - Андрей. Я буду работать с Лилей, а разведчиком с Андреем пойдет Кравченко с Ланцовой. Заход с юга на Ливну, там делимся на две группы, девчонки начинают планировать в точку, а мы с Кравченко держим высоту и скорость, чтобы быть в двух минутах впереди их. Играем и с осветительными. Вместо ОАБ, у которой один светящийся
элемент, берем САБ-250, где светящихся элементов семь. Подсветка должна быть хорошей. В 19.30 собралась эскадрилья, и я поставил задачу. Настя раздала штурманяшкам карты с расчетами. Лица у всех серьезные.
        - Так, девочки, мост поперек вы бомбили на полигоне. Не все получилось, у каждой из вас были свои ошибки. Угол пикирования в этом случае 70 градусов. Автоматы вывода у всех настроены на 2800. Времени прицелиться у вас мало. Андрей, у тебя на 2300. Напоминаю, как входить в пикирование по курсу без отрицаловки: валитесь на крыло, крен 90, и даете нижнюю ногу, поймав цель в прицел, останавливаете угол и выравниваетесь по крену, постоянно держа цель в прицеле. Сейчас вспоминайте свои ошибки при выполнении бомбометания по мосту. Сброс бомб - пакетом, все вместе вываливайте. Андрей, ты нормально можешь работать с каждой парой бомб, у тебя времени больше. Гарик может помогать тебе из штурманской, со второго прицела. Девочки, угол пикирования большой, помогайте автомату. И следите за скоростью. Если по ней провалитесь, то на 710 включайте вручную автомат. Превышать 710 - запрещаю! Всем понятно? Мужчины! Вас это тоже касается! По выводу отворот на юг! Прямо не ходить, там зенитки! Всё, готовимся к вылету!
        Автобуса нет, поэтому гурьбой движемся к стоянкам. Но дойти до них не успели. Рядом останавливается целая колонна автомашин, из которых вышли Черевиченко, Кравченко, Красовский и толпа штабных. «Перехватили!» Доложился, начались вопросы, но я дал команду: «Готовьте машины! Младший лейтенант Афанасьева, готовьте за меня!», а сам остался на растерзание начальством. Оба начальника недовольны: штаб фронта оказался не при делах и не принимал участие в разработке и, главное, в контроле проведения «стратегической» операции, а Красовский после моего доклада прозвонился Сталину, а тот его прервал, что он уже в курсе. Получилось, что я через голову обоих перепрыгнул. Как мене не ай-я-яй! Черевиченке ответил, что «проводила учебно-боевой вылет для отработки нового приема бомбардировки с пикированием по протяженной цели».
        - А вам, Степан Акимович, я позвонила и доложилась, как только были получены из проявки пленки с подтверждением попаданий. Но, Степан Акимович, это еще не совсем моя эскадрилья, это - «курочки» Расковой, которой они в рот смотрят, которая их собрала в дивизию. Ей кто-то, не выясняла, позвонил и доложился по непроверенным данным, по докладу штурмана и стрелка-радиста «двойки». Она и раструбила. У меня люди в машинах сидят, меня ждут! У нас первый вылет на боевую работу почти всей эскадрильей, осталась без ввода только одна Богданова. Время!
        - Подождут!
        - Не могут, вылет согласован с АДД и «ночниками» Юго-Западного.
        - Ладно, товарищ командующий, надо бы отпустить.
        - Ну хорошо, но после вылета - ко мне!
        - Что бомбите? - послышался вслед вопрос Красовского.
        Я отмахнулся на бегу, дескать, потом! По времени оставалось всего семь минут, поэтому с ходу запрыгнул в сиденье и дал команду к запуску. Открыл форточку и спросил Иваныча о готовности. Тот, недовольный, что нарушен порядок осмотра перед вылетом, козырнул и прокричал, что все в порядке. И я начал запуск. Прогрелись и выкатились на старт. Я поторапливался, чтобы вылет не отменили. Мало ли что придет в голову начальству, если они попрутся на КП? Получив от Богдановой, она - руководитель полетов сегодня, прибавил обороты и взлетел. Во время сбора группы по радио услышал очень лестную оценку своих действий:
        - «Птичка» - «Клену»! - «Птичка» - это я, а «Клен» - это Красовский, приперся все-таки на КП.
        - На приеме!
        - Ты, сволочь, что делаешь? Ты куда сосунков повела?
        - Все будет нормально, Степан Акимович! Сработаем!
        - Вернешься - убью! Только вернись, пожалуйста!
        - Тьфу-тьфу-тьфу. Типун вам на язык!
        - И тебя к черту, и остальных.
        Работаем!
        Высоковато, конечно, стоит вывод у девчонок, вряд ли попадут, но Андрей имеет такую возможность, а подставлять девиц в первом вылете под семикратную перегрузку не с руки, совсем не с руки. Не потянут они. Сделать бы смешанные экипажи! Было бы дело! Но пока требуется успех. Аккуратный успех, без дров и гробов. Поэтому набрали свои «законные» 10 500 и плывем по ночному небу с одной включенной синей лампочкой двумя колоннами. У концевых и эта лампочка не горит. Обходим активные узлы ПВО, заползаем в узенькую щель, которая приведет нас к Ливне. У Насти сегодня ответственный момент: ей надо точно отбомбиться по совсем маленькой цели осветительной и «фотабом». Ей предстоит нырять в штурманский кокпит, управлять оттуда мной, найти этот чертов мост, ввести все поправки, в том числе и на снос при неизвестных параметрах погоды, а потом вовремя нажать на сброс. Отсчитать предвычисленные секунды и сбросить «фотаб». Успеть вылезти из узкой щели нижней кабины и пересесть в кресло для работы с АФАРом. Вторым АФАРом командует Майя. Потом опять повторять такую же процедуру на втором заходе. Поэтому сидит, щелкает
штурманской линейкой, подсвечивая себе слабенькой синей лампочкой. Иногда в зеркале заднего вида мелькает ее тень, и по СПУ идут команды и доклады. Прошло полтора часа полета, она подала команду на смену курса. Теперь пересчитывает и выясняет снос. Я веду машину ровненько, чтобы не мешать ей. Сопит у меня под ухом, вглядываясь через мое плечо в черноту ночи за лобовым стеклом. Полное новолуние, так что темно, лишь безответные звезды рассыпаны по всему черному небу. На этой высоте ночью оно совсем черное. Внизу небольшие кусочки кучевых облачков, довольно высоких, так что земля немного видна. Опять убрала подбородок с моего плеча и зашуршала листочками штурманского блокнота.
        - Саша, десять минут, курс прежний, выходим точно.
        - Умница! Дай ручку! Тьфу, свою ручку! Нафига мне эта!
        Похохотали. По рации молчание уже тридцать минут. Справа над Чугуевом появились разрывы «ахт-ахтов». Обещанное обеспечение начало работу. У них три волны, мы работаем во время третьей.
        Настя кладет мне руку на плечо, по «руке» я должен подать команду остальным. Она сжала мне плечо, и я передал остальным: «Точка», и пошел на правый вираж, к Чугуеву. Убавляю газ, так, чтобы только держать высоту. Сейчас бы закрылки не помешали, но низкие обороты двигателя важнее. Там, на земле, нас слушают, хотя все внимание немцев отвлечено на заходящие на них ТБ-3, ТБ-7 и Ер-2. Чуть ниже работают СБ Юго-Западного. По связи голос Лили: «Расчетная». Это она про скорость. Тут же по СПУ голос Насти: «Плюс семь». У нее в руках маленькая табличка, которую она подсчитала, где внесена расчетная скорость, чтобы удерживать интервал 120 секунд.
        - В набор! Держать по прибору! - я прибавляю обороты и дал пять градусов тангаж. Надо набрать 11 200, чтобы «ахт-ахты» не зацепили, и забить шумопеленгаторы немцев своими моторами, прикрывая планирующих девчонок. Настя ныряет вниз, переключает СПУ уже в штурманской кабине. Сопит, там неудобно лежать в меховом костюме.
        - Два влево!
        Аккуратно довожу одними педалями. Говорю ей:
        - Заданная. - И выравниваю машину по горизонту.
        - Цель вижу! - Я делаю выдох, но не нажимая правой кнопки. Пришли! Заморгали лампочки, которыми Настя подает мне команды вправо и влево.
        - На боевом! - этой командой мне запрещается менять скорость, курс и высоту. А чуть ниже нас уже работают осколки шрапнельных снарядов самого эффективного орудия вермахта во Второй мировой войне. Зажужжали моторы створок бомболюка. Еще десять секунд, и первый сброс, затем второй. И уже по радио голос Насти:
        - Сброс! - По дюралю гремят носки ее сапог, это она задом выползает из штурманской, выставив свою аппетитную попку. Влетает в кабину и плюхается в кресло, раскрывает створки АФАР и ждет.
        - Сто восемнадцать, сто девятнадцать, сто двадцать, вспышка! - И жмет на спуск камеры, а я передаю это остальным, это для них сигнал на пикирование. Они сейчас летят с плотно закрытыми глазами.
        - Атака! - голос Лили, потом голос Андрея, что он тоже пошел в пике. Разница составила 12 секунд, с той стороны ветер, который учесть было невозможно. Я разворачиваюсь влево, на Чугуев, чтобы отвести огонь немцев чуть в сторону от девчат.
        - Сброс, вывод! - снова Лиля. Голос сухой, без эмоций. Берет хороший пример! Через десять секунд сброс выполнила Тамара и еще через десять Катя. Немцы огонь ведут только по мне, девчонки вышли без обстрела. Я набрал 12 и развернулся снимать объект.
        - На курсе! - А внизу что-то горит!!! И сильно! - «Быть того не может! Это же мост! Промахнулись, видать!» Запрашиваю Валю, как у нее, это второй разведчик.
        - Я на курсе! - Ей некогда. Настя выполнила сброс и выползает в кабину. Влетев в кабину, буквально кричит по СПУ: «Там цистерны горят! Снято!» Я прибавляю обороты, я по радио радую остальных. РЛС нет, я их не вижу, хотя и Настя, и Майя смотрят во все глаза, ища малейшие признаки самолетов девочек.
        - У меня сзади «мессер»! Я - «ноль семь». - Сказано это было тихим-тихим голосом, почти шепотом.
        - Высота?
        - Девять с копейками.
        - Он тебя видит?
        - Не знаю. Сто девятый.
        - Следи за выхлопом. Ты где?
        Катя передала свое место. Это впереди и ниже. Начал спускаться, но через несколько секунд Катя повеселевшим голосом сказала, что «мессер» ушел вперед и высоту не набирает, прошел под ней. У нее уже 10 500. Я прекратил снижение на одиннадцати тысячах. В принципе, всё, задание выполнено, даже если во второй группе никто не попал. Катя передает, что снимки сделаны, но состояние моста неизвестно. Визуально определить не смогли, много пыли, и появился какой-то туман или задымление. Огня не наблюдала.
        Мы сели первыми, Валя полную группу к месту сбора не привела. Через 12 минут сели три ее машины. Девчонки бегут на КП, а Андрей и ребята не торопясь подходят, предварительно раскурив папиросы. Идут вразвалочку, довольные. Гарик при докладе доложил, что лично видел поражение предмостья первой парой бомб. Гита Баркан на связь выходила в момент атаки и вывода. В точку сбора не прибыла. Ждали пять минут. Я стоял у КП и ждал. Всякое бывает. Я у них принимал зачет по бомбежкам. Гита - низенькая, с широкими бедрами и с «ушами», брюнетка. Из Одессы. Катя - штурман, худенькая блондинка с Сибири, из Алейска, маленького городка под Барнаулом. И Маша - стрелок, из Новгорода, настоящая русская красавица. Крупная, дородная, смешливая. Все меня подкалывала, что мне вес набрать не помешало бы. Они не сели. «Пятерка» доложила, что ничего не видели. Ни стрелок, ни штурман. Ко мне подошла Настя:
        - Саша, у них уже кончилось топливо. Пошли, тебя девчонки ждут.
        Тут у меня по щеке прокатилась слеза. Я последний раз плакал в пятилетнем возрасте, когда влетел в канаву на «школьнике», спускаясь с горки в летном городке, у которого отказали тормоза. Сильно разбил коленки. Больше никогда не плакал.
        «Саша?» - «Я». - «Как тебе это удалось?» - «Гита - моя подруга, мы из одного города, она писала мне с самого начала войны. А потом, видимо, записалась к Расковой». - «Я не об этом, я о слезе». - «Не знаю, просто для меня этот человек имел большое значение: она младшая сестра моей ближайшей подруги. Мы ее с детства нянчили».
        Я вошел в класс и приказал вызвать начальника кислородной станции. Девочки, большая часть из которых ревела и выстраивала различные версии: заблудились, сбиты на отходе, атакованы «мессершмиттом», конспирологическое: «нас ждали», удивленно посмотрели на меня.
        - Что уставились?
        - А зачем он на разборе?
        - Из-за него или его людей погиб полностью экипаж. Во всех остальных случаях они бы вышли на связь. Высота дает нам защиту от врага, но сама по себе является нашим с вами врагом. И единственная наша защита от нее: кислород. Кислорода внезапно не стало. Это, и только это причина гибели самолета. И его экипажа. Прошу почтить их память вставанием!
        Все встали. И через минуту Валя Кравченко сказала:
        - Давайте не будем терять надежду! Может быть, кто-то выпрыгнул.
        Вошел Красовский, а вслед за ним старший лейтенант с довольно помятым заспанным лицом, который заведовал станцией. После доклада командующему о завершении вылета, я попросил у него минуту времени, чтобы разобраться с причинами потери самолета и экипажа. Красовский пожал плечами. Я пальцами подозвал старлея, тот даже не стал мне докладываться, хотя я его вызывал, а все время смотрел на генерала.
        - Дыхните!
        - Я пил на ужине «фронтовые»!
        - Сказки будете рассказывать в трибунале. Сдайте оружие, вы арестованы. Это - Воронеж, отсюда до фронта пилить и пилить. Кроме летного состава, фронтовые никто не получает.
        - Вы не имеете права!
        Тут Красовский разразился такой «тирадой», что ему бы позавидовал любой боцман, его адъютант произвел арест и передал арестованного охране командующего. Несколько емкостей с 99-процентным спиртом были разбавлены. Всем остальным экипажам просто крупно повезло. В авиации 100-процентный или «абсолютный» спирт используют для удаления влаги из кислородной распределительной станции. Используется его свойство активно поглощать даже пары воды, чтобы превратиться в обычный 96 %-й спирт. Если влагу не удалить, то пары сконденсируются из-за понижения температуры до минус 60 - 70 градусов, и какие-нибудь клапана или редукторы могут прекратить работать. Хорошо удаляет пары воды только спирт, процентный состав которого не ниже 99 процентов. Как только плотность спирта падает до этой отметки, его использование для обработки СКУ запрещается, он списывается и отправляется на переработку, чтобы опять получить стопроцентный. Внешне «Абсолют» ничем не отличается от 96 %-го, поэтому хранится отдельно, в специальных герметически упакованных емкостях, и выдается прибористу под запись в специальном журнале. На
кислородной станции всегда есть спирт, и его много, поэтому это место служит «Меккой» для всех пьяниц и других желающих погреть на процентах руки. Сплошные «Миши-три-процента».
        После этого неприятного инцидента провели разбор полета, тщательно рассмотрели снимки, которые уже проявили. На мосту под Чугуевом находился эшелон с танками и топливом. Паровоз был с южной стороны, шел к Изюму. Танковая рота до места назначения не дошла, полностью или частично. Мост разрушен в двух пролетах. Пожар на обоих берегах. «Сотки» дают очень горячие осколки, и бензин от них неплохо взрывается. Мост под Черемушками, действительно, скрыт дымзавесой на последнем снимке. Но снимки экипажей показывали разрушение всех трех пролетов. Мост разбит надолго.
        До чего Красовский любит целоваться! Всех перецеловал. Настю так три раза по три. Досталось и мне, и даже Андрееву экипажу. Довольно хлопнув кого-то из девушек по заднице, собрал бумажки и уехал в штаб фронта. Мне пришлось ехать с ним к Черевиченко. Приказы надо выполнять! Генерал видел тридцатый сон, поэтому нам пришлось его ждать. Было видно, что недоволен, что его разбудили. А нефиг давать непродуманные приказания! Однако новости были слишком хорошими, чтобы сразу не позвонить в Москву. Вместо выволочки мне опять пришлось вытирать щеки и губы, теперь от его слюней. Черевиченко и Красовский подписали представления, и Кравченко подписал, и все улетело в Москву. Заметив, наконец, что у меня слипаются глаза, меня отпустили, но так как отцы командиры продолжали что-то обсуждать, то мне пришлось ловить попутку. С транспортом в эскадрилье было не шибко хорошо. Надо бы этим заняться.
        Поспать не дали, утром прилетела Раскова, и нас с Настей и Майей разбудили. Девчонки остались досыпать, мне же пришлось вставать, мыться и идти завтракать вместе с Мариной Михайловной, которая довольно искренне радовалась успехам и сильно горевала по поводу гибели первых своих девочек. Но не без оборота на себя! После завтрака мне было предложено переодеться и лететь в Москву. Я - отказался. Марина удивленно посмотрела на меня:
        - Почему?
        - На днях начнется наступление: или наше, или немецкое. Сегодня - второе мая.
        - Успеешь! Завтра вернешься, а полеты без тебя мы отменим.
        Она так и сделала: позвонила Красовскому, и как я не отнекивался и не ссылался на Дружковский и Краматорский мосты, всем было до одного места! Это направление не нашего фронта, и полоса не нашей армии. Как будто те три моста, которые разбили, были в нашей полосе! Пошел переодеваться, Марина со мной. Галифе она забраковала, юбки у меня не было, и тут она обратила внимание на мои руки.
        - Господи! Какой ужас! Что у тебя с руками! Надо срочно делать маникюр и снимать вот эту мерзость! - она показала на мозоли, таким трудом и потом набитые. Сашка, подлюка, тихо радовалась моменту и мыслями была уже в Москве. В голове - сплошное раздвоение личности. Цыкнул на Сашку, но она так жалобно простонала, что очень хочет этой поездки… Пришлось брать быка за рога и объяснять Марине Михайловне, что я такая, какая есть! Меня другой не сделать, тем более за один и на один день. Еду я в брюках, юбки нет и носить ее я не собираюсь. В брюках удобнее, во всех случаях жизни, а задирать юбку я не собираюсь.
        - Ты неисправима и совсем омужичилась. Женщина должна оставаться женщиной, даже на войне.
        - Война - дело не женское, Марина Михайловна. Поверьте, я лучше знаю.
        - Но ты же успешно воюешь!
        - Я успела омужичиться, как вы только что сказали. Всё, разговоры разговаривать некогда. И вообще, зря вы меня в Москву тащите, лучше бы с транспортом и с инженером эскадрильи помогли.
        - К этому разговору мы вернемся. Готова? Пошли.
        Глава 7
        «Страна должна знать своих героев», и как с этим бороться
        Садились прямо в центре Москвы, теперь этого аэродрома нет и полеты над городом запрещены, кроме вертолетов ГАИ и санитаров, ну, правда, не для всех… Борт уже встречают: корреспонденты, куча баб, куча генералов, как от ВВС, так и армейских. Что-что, а толк в рекламе Раскова понимала, ей бы менеджером по связям с общественностью работать. Впрочем, это я ехидничаю: во время войны такие рекламные кампании просто необходимы, особенно после поражений летом сорок первого. Страна обязана сплотиться и знать своих героев и героинь. Жаль, что я попался на эту роль. Не сильно гожусь. Речи толкать не умею, местных лозунгов - не знаю, так что тут мой PR-менеджер малость промахнулась. Но ей выбирать не из кого, пока. Остальные девочки только на крыло становятся. Изображаю смущенную улыбку, запинаюсь, краснею, тут уж Сашка мне вовсю помогает. Что-то лопочу корреспондентам, все равно все переврут и перепишут, но наше дело не рожать! Всю эту шоблу возглавлял замначальника ГПУ РККА армейский комиссар второго ранга Щербаков. Оно и понятно, Мехлис сейчас на Крымском фронте опалу себе зарабатывает. Щербакову я не
сильно понравился, ему требовался актер побоевитей, но на безрыбье… Потащили меня в Дом Советов на скучнейшее заседание. Но основное отличие от дня сегодняшнего: никаких листочков с написанными речами не давали! Эта зараза, видимо, поразила ГПУ чуточку позже. Мое выступление, с абсолютно красным лицом, длилось меньше минуты из запланированных десяти. Но видимо по инерции, аплодисменты я сорвал, тем, что сказал, что выступать не умею, я лучше это выступление снарядами и бомбами скажу, а если «на бис», то и пропою. Под аплодисменты и хороший здоровый смех зала сошел на место. И под конец совещания в зале появляется Михаил Иванович Калинин. Опять вызвали меня, и он под аплодисменты вручил мне Золотую Звезду и два ордена Ленина. На сцену поднялась и Раскова, у которой точно такие же награды. Так вместе нас и сфотографировали. После этого меня перевезли на Центральный и посадили в самолет. Мой бенефис в Москве был закончен. Я показал свою полную профнепригодность для такого рода деятельности.
        Раскова усадила меня в правое кресло, пришлось напяливать на себя чужие наушники и цеплять ларингофоны. Стрелков Марина Михайловна отогнала с боевых мест, нас и так шесть истребителей охраняют. Так что предстояла лекция на понимание политического значения нашей миссии для того, чтобы я осознал, какое значительное мероприятие я сорвал, и какое значение имеет формирование женских авиаполков для защиты Родины. Слушал вполуха, больше по привычке следя за воздухом. Она говорила почти час, после этого спросила:
        - Мне кажется, что ты меня не слушала.
        - Да, вы правы, считаю это утопией. Женщины должны служить в смешанных бомбардировочных полках и в отдельных легкомоторных.
        - Это почему еще?
        - Удержите штурвал! - и я потянул его на себя. Против меня действовала она и динамическая стабильность этого утюга ПС-84. Пээска задрала нос, и я отдал его, выравниваясь по высоте.
        - Без автомата вывода вы, Марина Михайловна, с машиной на пикировании не справитесь. И все, кто у меня собрались, тоже. Может быть, Лиля. Она отдельно и усиленно занимается своей физподготовкой. Какой воздушный бой, какие перегрузки? Это запрещено самой физиологией и системой подготовки летного состава. В бомбардировочной, пикирующей авиации с одним пилотом, управляющим самолетом, за штурвалом должен сидеть мужик приличного размера и поднимающий пару сотен килограммов и жимом, и рывком. А вы в это кресло институток посадили. Случись что, беды не миновать. Достаточно выхода из строя автомата вывода. Двоих мы уже похоронили. Поэтому с феминизмом пора завязывать, а «делать» нормальных штурманов и стрелков. Здесь девочкам равных не будет. Вон, смотрите на Настю. За штурвал - не посажу, а штурман она великолепный!
        - Нет, Александра Петровна, женщина может… - И Остапа опять понесло. Феминизм - штука заразная и просто так не излечивается. Война все сама доказала, выступив в роли арбитра и антибиотика: истребительный и бомбардировочный полки понесли потери и превратились в смешанные, а «ночные ведьмы» на По-2 живы в памяти народной! Дошли до Берлина и Праги, 23 Героя Советского Союза, и ни одного (!!!) увольнения по причине беременности из летного состава до конца войны! Вот это ВЕДЬМЫ! Это был не полк, а орден имени майора ВВС Марины Михайловны Расковой. Девочки сами приняли этот обет безбрачия и свято блюли его, перечеркнув свое «Я» ради Родины и ради Победы. Это сейчас им вбивают в голову, что все делается через секс: «Это так просто, миг, и ты станешь взрослой!» А потом столбы обвешиваются объявлениями: «Жена на час! 24 часа», «VIP-отдых! 24». Эти - не продавались дьяволу, эти - дрались! И миллионы килограммов бомб летело через их тонкие и слабые руки на головы врага.
        Естественно, что самой Марине я этого не сказал, но этим бортом летит новый инженер эскадрильи инженер-майор Александр Иванович Путилов, прочнист и бывший главный конструктор фюзеляжа самолета ВИ-100, из которого родилась и «пешка», и ее модификация ВИ. Как его смогла выцарапать Раскова, я не знаю. Судя по рукам, он последнее время не карандаш в руке держал, а где-то сучья рубил. Так оно и оказалось! Его уволили перед войной и собирались посадить за аварию. Потом война, и он попал, рядовым, в саперы на Карельском фронте. Строил оборонительные сооружения. Его жена нашла Раскову в Москве, и они выдернули его из-под Койозера. Звание ему вернули, правда, на две шпалы у него меньше стало. Сразу по прилету состоялся разговор с начальником ОО эскадрильи, который решил предупредить меня о том, что это, возможно, враг народа.
        - Ты его руки видел?
        - Мое дело вас предупредить!
        - Все, предупредил! И иди к себе в свою норку, можешь на меня донос написать. А инженеру - не мешай, Павел.
        Тот помялся и попросил разрешения удалиться. Он мужик не самый вредный и тоже нужный на войне. Девочку из немецкой разведки, устроившуюся на работу в столовую, вычислил мгновенно. С ним у нас мир-дружба-жвачка, но Путилов нужнее и важнее. Он весь НКАП насквозь знает! И инженер был от бога! Организовал мастерскую по подготовке двигателей. У них век короткий: сто часов и на выброс, вернее, на капремонт, но потом они на борт высотников уже не попадают, идут в линейные части. С его и божьей помощью удалось снизить вес на почти полсотни килограммов и поднять мощность почти на сотню. Не сразу, конечно, Но все начинается с малого. Он в совершенстве знал фюзеляж и заложенные в него 10 g, поэтому сразу начал выдавать очень ценные рекомендации по дальнейшему снижению веса планера. Списался с группой Петрова и Енгбаряна, и через два месяца у всех машин были настоящие гермокабины, а не их подделка. К сожалению, наша «птичка» ушла на свалку. Сашка всплакнула. Она научилась шмыгать носом и реветь, чем подставила меня в первую ночь после Москвы. Разбудила всех в комнате, Настя и Майя не знали, что делать:
героиня лежит в койке и ревет. Сашку мне удалось успокоить, но через пару недель, днем, опять в постели после вылета, она призналась, что может шевелить мизинцем левой руки. Небольшие его подрагивания я ощутил. И рассказала, почему заревела после Москвы.
        - Мне кажется, что я бы так не смогла. Ты и сильнее, и опытнее меня. И еще, Олежка, я… тебя… люблю. - Всю мою морду залило краской, уши просто запылали.
        - Да, ладно, чего уж там. Муж-жена - одна сатана, а у нас это еще и в одном флаконе. Не надо больше об этом, Саша. Договорились?
        - Договорились. Но ты знай это!
        - Я уже знаю.
        Третьего состоялся наш дневной бенефис у Белгорода. Там окопалась лучшая немецкая дивизия «Великая Германия». Нас прикрывал целый полк «яковлевых», Красовский очень беспокоился, но вылет разрешил. Незадолго до рассвета мы взлетели, зашли с севера, вдоль линии фронта, спланировали на высоту 5000 и устроили вальс-«бабочку». Это - та же «вертушка», но каждая машина после сброса уходит в другую сторону, затрудняя зенитчикам противника противодействие. Мы были увешаны пятидесятикилограммовками и «сотками» и более получаса работали по небольшому немецкому плацдарму у Мясоедово на правом берегу Разумовки. После этого поднялась пехота и захватила и сам плацдарм, и немецкую переправу через Разумовку. К вечеру начались бои на окраинах Белгорода. У нас потерь нет, но и штурманам, и стрелкам пришлось поработать пулеметами. Немцы таки попытались сорвать нам выступление. Девчонки из машин на земле просто вывалились. Умотались так, что до вечера пошевелиться не могли. Большинство жаловались на сильную боль в мышцах. И только Лиля, которая практически не расставалась со штангой, чуть ли не спала с ней, выглядела
бодрячком. После этого и остальные летчицы активно занялись тренировками. «Гром не грянет - мужик не перекрестится!» Я специально повел эскадрилью в этот вылет, так как после первых успехов у многих закружилась голова. Проклятые корреспонденты пронюхали про эскадрилью, и от них отбоя не стало. Девочкам нравилось позировать на камеру, давать интервью, быть «героинями». Вот я им и показал, чего стоит весь их героизм. На час полета сил не хватает.
        Лиля, получившая орден Ленина за Амурский мост, при получении застеснялась, подошла ко мне:
        - Александра Петровна! Я же промахнулась! - смущенно проговорила она.
        - А ты считай это авансом и меньше об этом думай. Они сами посыплются, если будешь думать о целях, а не о наградах. Звезды - они такие, падучие! - улыбнулся я и понял, что один командир звена у меня уже есть. Это - радовало. Напротив, Андрей задрал нос, и однажды я их прихватил на пьянке и скабрезных разговорах о членах эскадрильи. Загордились мужички! И еще одна «новость»: пришел на стоянку к «птичке», смотрю, никого нет, а люк открыт, рули шевелятся. Даже пистолет достал. На выдвигающуюся ступеньку не вставал, аккуратно и тихо поднимаюсь по трапу. В кресле сидит Майя и с закрытыми глазами выполняет маневры, причем сложные! Убрал пистолет, прикоснулся к ней рукой. Как заверещит! Испугалась. Сели под крылом, поговорили. Она родилась в Ростове, отец - журналист в областной газете, мать - корректор там же. Она училась на геофаке в Ростовском универе. Гео - это геологический, а не географический. Что-то произошло у отца на работе, не ту статью написал, Майя точно не знает, семья сорвалась с места и переселилась в маленькие Ессентуки, в какой-то подвал. Девчонку родители сорвали со второго курса:
«Иначе папу расстреляют!» Закончила в Мин водах аэроклуб, мотаясь каждый день на полеты на пригородной «кукушке». Пошла в пилотажную группу, получила первый разряд по самолетному спорту, и тут война! Все студентки сразу стали командирами, все инструктора по первоначальному обучению - тоже. А ее взяли, с большим трудом, в стрелки-радисты. Я потрепал ей волосы рукой по голове и приказал готовиться к зачету по матчасти. Она опустила голову и сказала:
        - Я готова, Александра Петровна.
        Зачеты она сдала с первого захода, вылетел с ней на Пе-3УТВ. Очень уверенно пилотирует. Опыт летчика на УТ-2п чувствуется сразу. Сели и снова на взлет, на пилотаж. Пилотирует правильно, даже красиво, но предсказуемо, спортсменка! Этот комплекс, действительно, для кандидатов в мастера спорта крутили. Он в учебнике по пилотажу есть. Сам такой разучивал.
        - Майечка, все абсолютно правильно, но так пилотировать в бою нельзя.
        Она даже обернулась, и по СПУ прозвучало тихое:
        - А как?
        - Смотри!
        И я устроил каскад фигур, рваных, неправильных, с неожиданными переходами из одной фигуры в другую. Двигатели ревели на переменных оборотах, менялся шаг, машина без полочек переходила из одной фигуры в другую, сбивая воображаемого противника с толку, штопорила, почти срывалась в него, но вытягивала, с переворотом уходя из-под огня.
        - Поняла?
        - Поняла!!! Александра Петровна, все поняла. Не заканчивать фигуру, дело не в красоте, а в изменении положения, скорости и высоты. Разрешите?
        - Давай!
        Машину она чувствовала! Прирожденный истребитель! Тот самородок, который я искал, перерывая, как петух, кучу мусора.
        - Все, домой! Теперь стрельбы и бомбометание. На виражах слишком ровно, проследи!
        Через две недели она сдавала зачет по воздушному бою и трижды зашла в хвост зазнайке Андрею, он ничего против нее сделать не смог. Она пилотировала лучше. Девчонки бросились ее качать после посадки. Смущенный Андрей стоял рядом с пунцовыми ушами. Я прижал Майю к груди и потихоньку на ушко сказал:
        - Андрей - летчик-ночник, тебе еще учиться и учиться у него!
        - Я - знаю, Александра Петровна! - громко ответила сияющая Майка, подбежала к Андрею и при всех поцеловала его. В губы! Потом показала всем язык, сдернула с головы шлемофон и тихо села на траву. И расплакалась. Нервы!
        А я сижу довольный! Устроил еще одну гадость немецкому командованию: выписал командировку Путилову в Баку, собрать прицелы и вычислители с британских «Аэрокобр Р-39к». Чего они там на свалке валяются? Работать надо!
        Наступление на Днепропетровск идет успешно! Войска потихоньку заворачивают на юг, стремясь отрезать группу армий «В» группы армий «Юг» немцев. Планируется выход к Перекопу. На фронте появился Мехлис. Весь немного потрепанный, видимо, в Ставке его по головке хорошо погладили. Но «контролирует» все южное направление. Появился и у нас. Мы же теперь «звезды» марлезонского балета. Каждую ночь устраиваем немцам небольшие сложности с коммуникациями. Мужик деловой. Без дураков в голове. И на баб резко не реагирует, под юбку взглядом не лезет.
        - Мне тут рекомендовали обратить особое внимание!
        - Ох, Лев Захарович, вниманием мы не обижены, кто бы материально помог!
        - А что так?
        - Автомашин не хватает, аэродром прикрыт плохо, зениток маловато, БАО нам не принадлежит, мы тут в виде бедных родственников отираемся. ПАРМ не имеет необходимого парка станков. А все бегают вокруг и требуют новых подвигов для снимков в газетах. Прошу поставить Пе-3ВИР с ламинарным крылом и предкрылком, все ссылаются на какие-то сложности на производстве. С питанием - тоже перебои. Да, и с бензином последнее время сложности возникли. Я все понимаю, наступление, все внимание на юг, но и про Воронеж забывать не стоит. Тут же крупнейший авиазавод страны. Большинство «Илов», о которых легенды рассказывают, рождаются здесь!
        - В этом вы правы, Александра Петровна! Хорошо, что за бытом не забываете о главном. Я тут все записал, постараюсь вам помочь. Тем более что такое женское подразделение у нас одно, а уж о вашей эффективности так просто фронтовые легенды ходят. Говорят, что немцы ваших девушек «ночными ведьмами» прозвали.
        Мне ведьму не изобразить, поэтому подошел к Насте, взлохматил ей прическу и сказал:
        - Да мы ведьмы и есть! Только у Гитлера дровишек на костер не хватит, чтобы нас спалить.
        Хвастовство, конечно, ощущается сильное давление Люфтваффе. Похоже, что занялись нами его звезды. Что ж, потягаемся! Александр Иванович привез из Баку семнадцать ночных прицелов с вычислителем. Столько «Кобр-К» к этому времени было уже разбито 129-м учебным полком. Устанавливает, обучаем всех летчиц ими пользоваться. У нас появилась возможность открывать огонь намного раньше противника. Жаль, конечно, что это одноракурсный вычислитель. Только вдогон три четверти.
        Через неделю после этого разговора мне прислали «персональный» именной самолет Пе-3ВИР, с ламинарным крылом, автоматическим предкрылком, гермокабиной до 11 000, хорошо оборудованной кабиной стрелка с дистанционным управлением установкой. Внутри прилетело 80 килограммов свежайшей баранины, залитой сухим вином, и две довольно внушительных по размеру бочки с сухим красным вином. Мы еще в апреле написали заявление всей эскадрильей, чтобы нам заменили фронтовые «сто грамм» на соответствующее количество сухого вина. Получив такой «кавказский» подарок, у меня возникли некоторые подозрения о том, кто приложил к этому руку. Этого нам только не хватало! Устроили большой шашлычный день. Ночи у нас заняты. Ближе к вечеру сел Си-47, и из него вышли какие-то гражданские. Город Махачкала и вся республика Дагестан взяла над нами шефство. У нас две девушки: штурман и стрелок были из Дагестана. Одна - русская, вторая - лакханка из маленького села Курхи. Вот депутаты Верховного Совета СССР от Дагестана и Верховного Совета Республики Дагестан и посчитали, что этого достаточно, чтобы взять над нами шефство. Проблемы с
питанием - кончились! Чего только на столах у нас не было! Ну, ананасы отсутствовали, правда. Но сушеная дыня много лучше ананаса, а после кислорода требуется интенсивное питание. Из Махачкалы прислали поваров, заменили половину обслуги в столовой, сменив их девушками из Дагестана. Республика постоянно что-то присылала, собранное по всем селам и поселкам. Изменились блюда, подаваемые на стол, приправы, даже сухие пайки в аварийном наборе. Постоянно кто-то прилетал оттуда с новыми подарками для всех. Я сменил немецкий десантный нож на «фирменное изделие» кузнецов из Кубачи. Нисколько не жалею! Это - Оружие! С большой буквы!
        Еще одно событие: к нам приехали из солнечного Ташкента наши доблестные кинематографисты. Не то чтобы сами, ГПУ прислало! Нас продолжают использовать в качестве красной тряпки для быка. Среди приехавших - постоянно оглядывающийся Бернес. Киногерой и любимец женщин. Что его так беспокоит, я не понял. И фиг с ним! Девчонки взвыли, даже Саша! Кумир! И сам приехал! Видимо, в ГПУ что-то сильно пообещали! Не без этого. Перед вылетом я взял гитару и напел:
        С чего начинается Родина?
        С картинки в твоём букваре,
        С хороших и верных товарищей,
        Живущих в соседнем дворе.
        А может, она начинается
        С той песни, что пела нам мать?
        С того, что в любых испытаниях
        У нас никому не отнять.
        Бернес оживился!
        - Хорошая песня! Слова знаете? Кто написал?
        - Я ее вам дарю, у вас получится. Вот текст.
        - Кто написал?
        - Слова - народные. Музыка - народная. - Так эта песня и зазвучала. Сашка, которая, увидев его, сначала заверещала, как все, внимательно все рассмотрела, том числе и крашеные волосы, и изрекла:
        - Не создавай себе кумира!
        Я откликнулся:
        - Вот именно. В павильоне я бы выглядел гораздо круче!
        Мы ушли бомбить 17-ю танковую дивизию, которая пыталась развернуться под Лозовой. У каждого своя работа: кто-то поет, кто-то бомбит. Во время войны бомбить - весомее.
        В конце мая бои достигли своего апогея. А впереди маячила операция «Блау»: немцы должны были начать наступление на нашем участке фронта с целью взять Воронеж. Мы основное внимание сейчас уделяли своему Брянскому фронту. Много вылетов на разведку, тем более что пришли американские «Кодаки», в том числе и ночные. Кстати, с полупроводниковым фотоэлементом раскрытия затвора ночного фотоаппарата. У нас самих был только ламповый фотоэлемент к НАФА-19. С появлением Александра Ивановича и станков в ПАРМе, убрали две ахиллесовых пяты в Пе-2: забронировали и протектировали расходный бак в мотогондоле и полностью заменили рули глубины. Бак теперь из самозатягивающейся резины и закрыт «броняшкой», а рули - балансирные и полностью из дюраля, а не перкалевые, как было. Изменили и штурвал. Ручки стали толще, обрезинены, с удобными выступами под пальцами, не скользят, и появился привод на усилитель руля глубины. Он всегда был, но включался только через автомат вывода. Теперь, при необходимости, летчик сам может помогать себе, включая и выключая его. На крайней модели стоит простейший автопилот АК-1 и
гироскопический полукомпас. Появилась возможность, если потребуется, отпустить штурвал, и самолет сохранит направление и высоту. Только пищит эта хренотень довольно громко. Не шибко приятно слушать его завывание в кабине прямо под собой. Его втиснули под кресло. Боевая нагрузка у крайней довольно значительно возросла: стандартная - 1000 кг, в перегрузе - 1250, обещают к концу года - 1500. Две под фюзеляж и одну в бомболюк, пятисотки. Длина разбега чуть возросла, но незначительно. Раиса Николаевна очень неплохо поработала над профилем и машиной. Решетки, и верхние, и нижние, закрываются плексом впотай. И если не используются в полете, то аэродинамически не тормозят. У штурмана появился чайник, электрический, работающий потом как термос, из нержавейки. Удобная крышка, так как давление может здорово прыгать, то сделан спецклапан, чтобы не закусывало, и он не плескался кипятком. На остекление подается обдув, стекла прекратили обмерзать, и их не приходится постоянно оттирать от изморози. Выдох же много теплее забортной температуры и обязательно содержит влагу. Фонари на новой машине с двойным остеклением,
очень качественным плексом, скорее всего, не у нас делают. Высотный нагнетатель совершенно другой, английский, независимый. То есть это уже совершенно иная машина, чем первые серии, на которых приходилось летать. И концепция конструкции изменилась. Стали думать, что в нем еще работать и выполнять сложные задания. Иногда с ювелирной точностью. «Забронировали» штурмана, и 5 мм защищают стрелка. Самое противное, что титан уже выпускается! Надо напинать Путилова. Что я и сделал. Подействовало! Через два месяца приехали с завода и заменили стальную броню кованым титаном.
        Девчонки совсем заматерели, летают уверенно, приятно посмотреть. У нас с Настей - новый стрелок, Анечка. У нее очень красивые глаза, как у лани, в глазах вечный страх, очень не любит, когда громко говорят. Пугается. Поначалу казалось, что стрелок из нее никакой. Обманчивое впечатление! Невероятной остроты зрение, в том числе ночное. Есть у нее что-то калмыцкое в крови, скулы выдают. И непревзойденный мастер стрельбы из пулемета. В голове, наверное, компьютер для вычисления поправок приделан. Очень заботливая, вечно нам с Настей что-то свяжет, очень любит это занятие, что-то перешьет. Повесила новые занавески, подставки вязаные везде. Все закреплено, сделано добротно и красиво. «Ведьмами» девчонки быть отказались, и все самолеты украсились веселой «бабой Ягой» на ступе, с метлой, с растрепанной прической, и бомбами. А мы, с Настей и Анечкой, разучили и исполнили частушки: «Я была навеселе и летала на метле…»
        За месяц Майя смогла добиться сдачи на самостоятельные ночные полеты, и еще одним полноценным летчиком стало в эскадрилье больше. После первого же ночного боевого вылета ей присвоили лейтенанта, и она стала командиром третьего звена, летая на Пе-3-ВИР ведущей группы. Теперь таких летчиков четыре, и я забросил удочку Красовскому, что можно и увеличить состав эскадрильи.
        - Давно ждал такого твоего предложения и знал, что ты его готовишь. Будем переходить сразу на пятизвенный состав. Это - двадцать самолетов. Пять разведчиков и пятнадцать бомберов. Двух ночников я тебе подброшу, так быстрее будет. И вот еще, из неприятного, наши подпольщики в Харькове сообщают, что туда прибыла квартирьерская группа Nachtjagdgeschwader 1 (NJG1) из Голландии. Ночников гитлеровцы сюда перебрасывают. На новых «Мессершмиттах-109G».
        - Это хорошо, что на них. В кошки-мышки поиграем. Очень сложно искать в темной комнате черную кошку, особенно если это склад грабель. Потребуются немецкие радиостанции, достаточно только приемников. Наводить их будут либо с земли, либо с воздуха.
        «Интересно, куда наш “командированный” делся? Полтора месяца как уехал!» - подумал я, выходя из здания штаба армии. Сел в «виллис», их у нас уже много, и поехал на левый берег на аэродром. Когда остановился у КП, то увидел заходящий Пе-2 с белыми капотами. «Легок на помине, не иначе как с нечистой силой общается». Их поставил дежурный на самую дальнюю стоянку, поэтому опять пришлось прыгать в машину и пылить туда. Виктора Васильевича не узнать: весь седой, полностью белый, щеки ввалились, глаза усталые, красные. На машине пластиковый капот и отсутствуют «ежики» антенн. Он сухо подал руку, крепко ее сжал.
        - Готово, Александра Петровна, привезли шесть старых и две новые станции, старые все с новыми антеннами.
        - Что с вами? - я показал на волосы.
        Он отмахнулся, потом нехотя выдавил из себя.
        - На Ленинград посмотрел. - «Ну да, он же попал туда весной, когда все стало таять! Бедолага!» После такого шока он установил у себя на заводе такой режим, что они работали 36 часов в сутки, без выходных, с «отдыхом» на стульях. Шесть из девяти станков, необходимых для производства ламп, обнаружили на площадке Мурино и попросту «забыли» отправить, а в 44-м их разбомбили. Два станка нашли в разных городах, один исчез бесследно, но это уже не помеха. От использования клистронов Виктор Васильевич отказался. Поднял все работы своего учителя и запустил магнетроны в производство. Уже сделали более ста штук, не на потоке, пока производство штучное. Теперь ему требовалась машина, чтобы испытать радиопроницаемый обтекатель на полных скоростях и на воздействие полных перегрузок.
        - Индикатор прямоугольный заказали, Александра Петровна, так что это - временный вариант. Но сразу же на место ставим с выводом на стекло. Есть машина, на которую можно ставить? Там переделки довольно значительные!
        - Ставьте на мою, я пока на ней еще не летаю.
        Василий Иванович просто взвыл, когда ему показали, что у его любимого детища отрежут кусок носа и хвоста. Он побежал искать защиты у Путилова, вердикт Путилова был:
        - На прочность это не повлияет.
        И работы начались. Длились они почти неделю, так как я потребовал не загромождать кабину стрелка и расположить приемник и передатчик в другом месте. Их смонтировали на бронеспинке кабины с обратной стороны, там, где топливный танк. От части топлива пришлось отказаться. Минус 50 литров. Одна антенна в носу, индикатор у летчика, а не у штурмана. Часть индикатора оказалась в кокпите. Второй индикатор у стрелка, в хвосте малая антенна с дальностью всего пять километров, но с обзором всей задней полусферы! Передний имел дальность сто километров, с разбивкой на шесть диапазонов и понижением мощности излучения в зависимости от дальности. И два положения антенны: обзор земли и обзор воздуха. Все, что нужно. На последующих сериях машин станция устанавливалась слева и справа от бомболюка внутри фюзеляжа, но это требовало специальных вырезов и испытаний по прочности. С этим не стали заморачиваться, показав «правильное расположение» приборов и предоставив действовать КБ и НИИ ВВС. Испытывать машину я начал 1 июня. По управляемости ничего не изменилось. Было непонятно, как поведет себя пластмасса в случае
попадания осколка или пули, но антенный отсек отделен от фюзеляжа бронеплитой. В дальнейшем планируем поставить туда титан. Индикатор встал между правой и левой панелью приборов. Ручки управления им я попросил поставить выше него, чтобы руками вниз не тянуться и чтоб коленям и ногам в унтах не мешали. Виктор Васильевич с Настей чуть не подрались, кто из них пойдет за штурмана. Обиженная Настя скорчила мне такую рожу! Мол, «нас на бабу променял!» На взлете его лучше даже не включать. Немного долговато нагревается. В положении «воздух» со ста метров засветки с земли нет. Но только на дальности до двадцати километров, если повышать мощность, то засветка появляется. Опробовав все режимы, как сам, так и Аня, плюхнулись на аэродром, и пошли к «мигарям» договариваться о перехвате. Их я увидел с высоты двести метров и уверенно брал на них пеленг и дистанцию. Затем я развернулся, чтобы смогла отработать Аня. Два «МиГа» полетали вокруг нас, мы замерили дистанции, мертвые зоны, затем у них начался отход, и я вел их до самой посадки. Но шторку или тубус для индикатора днем не помешало бы! А места нет.
        - Я же говорил, что его надо штурману ставить!
        - Да кто вам мешает, где два, там и три индикатора.
        Виктор Васильевич удивленно посмотрел на меня, хлопнул себя по лбу:
        - Точно! Сигнал же уже выработан.
        Но это произошло не скоро. Пока дождались, что сделают прямоугольный индикатор, пока избавились от кривизны пилообразного напряжения. В общем, их ставили уже поздней осенью, но для нас это была манна небесная. Погода! Осенью локатор гораздо более ценен, чем летом. Даже если это жаркое лето 1942 года.
        Очень неудобно и плохо измерялась высота цели. На некоторых положениях цели высоту вообще было не замерить. В общем, прибор еще совсем сырой, и к нему вычислитель нужен. «Стоп, себе думаю, а не дурак ли я!» Хватаю Виктора Васильевича за руку и волоку к Путилову, он себе целое здание под техслужбу «вынудил». Нудел-нудел - и ему дали. Показываю ему вычислитель с «Кобры».
        - Вот, это вычислитель с «Кобры», у нас такие на всех машинах стоят. Как их можно соединить с локатором и использовать его как дальномер?
        - А тут ничего и не надо делать. Вот разъем для соединения с радаром, это - с гирокомпасом. Схема есть?
        - Есть, но она довольно примитивная.
        Тихомиров погрузился в чтение схемы. Затем задумчиво сказал:
        - Похоже, что можно попытаться их соединить. У вас есть тот, который вы не используете?
        - Найдем, но с возвратом!
        - Тогда я его заберу, ненадолго. Удивляюсь я вашей энергии, Александра Петровна, и вашим знаниям.
        - Они побеждать помогают, Виктор Васильевич.
        Поняв, что более откровенного ответа не будет, он переключился на вычислитель.
        - Занятный механизм, очень многое, что можно использовать у нас. В Уфе работает Миша Лаврентьев, у него докторская была примерно по такому устройству. На обратном пути заскочу к нему.
        Глава 8
        За все надо платить…
        Убедившись, что локатор все-таки работает, даю команду ставить их на машины командиров звеньев. Они прикрывают свое звено, которое идет с бомбами. Эх, каждому бы поставить. Но техника несерийная, можно и по шее схлопотать за самоуправство, если что-то случится. Авиация у нас строилась по бумажкам. И так же контролировалась.
        Сам же я, заинтересовавшись сведениями Красовского, решил посмотреть, что происходит в Харькове. Где-то при подлете к городу, на 20 - 25 километров, обратил внимание на рябь, появившуюся на экране РЛС. Никак локатор! Наземный. Чуть покрутился и примерно вычислил место установки антенны. Это у Журавлевки, там небольшая лысая высотка, справа от аэродрома. В нее метромост сейчас упирается. Похоже, что антенну там поставили. Треугольник пеленгов указывал на нее. Пока я и Настя занимались вычислениями, с заводского аэродрома поднялся истребитель. Ну, замечательно. Анечка настроилась на их волну, побегала по диапазону, нашла голос их штурмана наведения. Это требовалось, чтобы расшифровать их квадраты. Вычислитель у меня догонный, но есть такая тонкость, как обратный ввод! Вношу размах крыльев «мессера» и сужаю кольцо до дистанции один километр. Оно не моргнет, этот момент я должен сам уловить: когда его законцовки коснутся внутренней части кольца. И я незаметными движениями рулей плавно вышел ему на встречный курс. Немец лихо набирал высоту, с 10 000 за ним потянулась инверсия и какой-то странноватый
след. Это он, видимо, водно-метаноловую смесь подал. Я держал скорость всего 320 км/ч, и он считал меня бомбардировщиком, это мы слышали. И смело пер на меня, напевая какую-то песенку. Стервец передавал ее в эфир. Совсем, суки, бояться не хотят. И как только его отметка на радаре и на прицеле сошлась на 1000 метров, я дал очередь из четырех пушек. Продержал его в перекрестии три секунды и пошел в набор на полных оборотах. Сначала прекратилась песня, потом прозвучало: «Шайсе!», потом я увидел взрыв. Мне по плечу ударила рука Насти:
        - Саша, ты - снайпер!
        - «С восьми стволов, да по такой стае!» - ответил я, но Настя этого анекдота не знала. Сбросив две «сотки» из мотогондольных люков с горизонтали на предполагаемую антенну, мы гордо попылили обратно. Разведка произведена, и не без успеха! Но ковать железо надо, пока оно горячо! Еще в воздухе дал команду всем подвесить максимально большое количество 25-килограммовок и по паре соток. Самого тоже загрузили по полной. И мы пошли на Харьков. Локатор больше не работал, бить с пикирования мы не стали, город очень солидно защищен от налетов. Я переключился на режим «земля» и выцепил несколько металлических целей на аэродроме. Вот по ним с горизонтали и отработали, вывалив пакетом весь этот «мусор» к их подъезду. Снизу стояла сплошная стена разрывов «ахт-ахтов», но мои девочки и мальчики на недосягаемой для них высоте. Прошлись над городом и показали, кто в небе хозяин. С другого аэродрома взлетело четыре борта. Девочки пошли домой, а мы втроем остались: я, Лиля и Майя. Решаем кроссворд: кто из них кто. Меня интересует машина с локатором. Мощность у него маленькая, длина волны большая, помех он не
производит. Должен быть концевым. Сложность в том, что ни у Лили, ни у Майи локатора пока еще нет. Та же самая ситуация у немцев, если, конечно, не все машины «110». Похоже, что нет! Один тащится сзади, три впереди. Пока они набирали высоту, девочки изображали какие-то маневры и пытались повести немцев за собой, а я пошел им навстречу. Проскочил за спину, перевернулся и спикировал на немца, который шел сзади. Зашел в три четверти и с полутора километров его обстрелял. Отличный прицел! Работает, как часы. Сбил, не сбил - не знаю, но он свалился на крыло и ушел вниз. На таких высотах и одна пробоина в плоскости - серьезное повреждение. Немцы заметались. Решимость атаковать у них куда-то делась, и они пошли вниз, стараясь прижать меня к 11 000, чтобы влупить по мне из зениток. Дудки! Я за вами не пойду! Без локатора вы мне не страшны. Настя, настроившаяся на «последний и решительный», недоуменно переспросила:
        - Мы уходим?
        - Уходим! Вниз я не пойду.
        Пожала плечами и уткнулась в карты. Это она так обижается на меня. Дескать, я тебя не вижу и не слышу, но я на связи.
        Возвращаемся, на аэродроме, несмотря на ночь, Красовский, смотрю, что-то злобное выговаривает моему Андрею и остальным девочкам. Я заглушил двигатели, обменялся хлопушками с Иванычем, переобулся в сапоги и сел в подъехавшую машину. Выскочил возле строя, доложился. Оказывается, что Красовский устроил разгон всем, кто вернулся раньше. Дескать, командира бросили. Вообще-то команду на отход дал я сам!
        - Это я дала команду на отход от цели. Оставить всех без прикрытия я не могла, так что Дементьев, у него локатор, прикрывал всю группу, а со мной осталось такое количество машин, которого было достаточно, чтобы заманить немцев в ловушку. Радиофицированный «мессер» как минимум поврежден. То, что никого не сбили? Главное, что своих не потеряли, и немцам кучу вопросов поставили: как с нами бороться.
        Красовский промолчал, при эскадрилье он ничего не сказал. Но выдал мне «страшную военную тайну» в личной, проникновенной беседе. ГПУ озаботилось моей безопасностью. «Птичку» решили посадить в клетку.
        - Оно вам нужно, Степан Акимович, чтобы я сидела на земле или летала до линии фронта. Я - разведчик. Кстати, летчики АДД пользуются приказом своего командующего, освобождающих их от проверки в случае возвращения пешком из тылов противника. А мы? Вот, с моей точки зрения, уж лучше бы они, ГПУ, и вы, товарищ генерал-лейтенант, об этом позаботились. А «лекарство» против нас немцы имеют. Следует ожидать дневного массированного налета на аэродром.
        Затягивать удовольствие расправиться с нами немцы не стали. Уже утром раздался звонок и по телефону передали «боевую тревогу». Бежим на аэродром. Подскакивает «виллис», прыгаем в него. На КП дежурный по аэродрому протягивает мне трубку.
        - Каркуша! У немцев одинаковое с тобой видение проблемы. Всем на взлет и отходить к Тамбову. Налет пережидать там. В бой не вступать, немцы идут низко. По машинам!
        Голос такой, что возражать не стоит. Судя по всему, он сейчас поднимает все, что есть, навстречу немцам. С точки зрения командующего, он поступает верно. Немцы надеются, что нас тоже бросят в бой.
        Поставил задачу, разбежались по машинам, взлетели. На западе уже видно, что идет бой. Успеваю посмотреть в локатор. Машин в небе полно. А мы, с девочками, с полными глазами слез от бессильной злобы, идем на восток. Нас уводят, а из-за нас там, внизу, идет рубка. Эфир заполнен матом, руганью, командами. В бою все пять истребительных дивизий армии. И все из-за одной, никому не нужной «птички». Довыпендривалась! Но это было неизбежным. Уж лучше так, чем они будут стачивать нашу армию, выбивая нас на свободной охоте. Через два часа новый приказ: «Следовать в Липецк». И началась наша кочевая жизнь! Полевые аэродромы, землянки, аэродромы подскока и нечастые возвращения в Воронеж, на профилактику.
        Перед самой посадкой запрашиваю «Клена»:
        - Сколько?
        Он вздохнул и на выдохе сказал:
        - Пятьдесят шесть. - Вопрос он понял правильно.
        - Принято, отработаем, до связи.
        Я выключил связь на его канале. Это уже неинтересно! «Добро» на посадку, все приземлились в Липецке. Хрен тебе, а не автомашины. Подумаешь, фронтовики какие-то сраные приземлились! У нас тут «Высшая тактическая школа воздушного боя РККА»! Девчонки ревут, их из боя выбросили, идем к КП в унтах и в высотниках, упакованные по самое не хочу. Гурьбой поднимаемся в «дежурку».
        - Мне связь с Энгельсом нужна!
        - Представьтесь!
        - Командир 589 ОРБАЭ майор Метлицкая. Вот мои документы. - Вылетали в тыл, документы были с собой.
        - Пожалуйста, товарищ майор.
        Беру трубку. Связь плохая, приходится орать, как будто напрямую с Энгельсом разговариваешь.
        - Немцы попытались нас выбомбить, Марина Михайловна. Нас отвели в Липецк. СРОЧНО, повторяю, СРОЧНО требуются три машины крайней серии. Надавите там, как только сможете, любые способы хороши. Из-за нас люди легли.
        - Слышу тебя, Саша, все, что смогу сделаю. Липецк, говоришь?
        - Да, Липецк, жду!
        Краем глаза вижу и слышу вошедшего начальника этих курсов подполковника Стефановского, который, указав презрительно на меня большим пальцем, спросил:
        - Это что за звезда на букву «пэ» тут по телефону орет?
        Аккуратно кладу трубку, подхожу к окну, мою новенькую «птичку» уже заправляют топливом. Поворачиваюсь к нему и спрашиваю, совершенно ехидным тоном:
        - Вы что-то сказали, или мне послышалось?
        Тот, сидя в командирском кресле, ответил:
        - Нет, тебе не послышалось!
        - Мою машину уже заправляют. Через пять минут закончат. Прошу оторвать вашу задницу от кресла, я жду вас в воздухе. Буду иметь вас в извращенной форме. Понятно? - хлопнул дверью и спустился к машине. Усилия Насти и Анечки сесть в машину я отмел, через две минуты из дверей КП вылетает Стефановский и бежит к Як-9. Связались и пошли на взлет, запускаю локатор. Он решил навязать мне бой на малой высоте. Я, тремя полочками, а моя машина разгоняется на пикировании свыше восьмисот, а его не выше семисот, забрался на 7500, где его двигатель сдох, я его атаковал, он грамотно уклонялся, красиво откручивал фигуры, а потом у него кончилось топливо, а у меня еще на два часа и пятьдесят минут. Пока он заходил на посадку, я успел 18 раз пристроиться к нему сзади и считал. По радио. Потом Саша меня остановила:
        - Олежек, это секс в извращенной форме! - И мы покраснели!
        - Тебе понравилось?
        - Как ты говоришь: Это супер!
        По приземлению доложил старшему по званию, в присутствии курсантов этих самых курсов:
        - Товарищ подполковник! Условный противник условно сбит двадцать шесть раз. Кончились снаряды. Я - считала!
        Повернулась к остальным:
        - Еще желающие есть получить удовольствие?
        - Вот баба-Яга! - заулыбался шеф-пилот Яковлева. - Лихо, ничего не скажешь, лихо. Мужики, я, честное слово, ее ни разу в прицел не взял. А эти? - он показал на девочек, стоявших у КП.
        - Вот с ней, и с ней соревноваться не рекомендую. А так, мы рады приветствовать дружный коллектив курсов по воздушному бою, но мы - бабки-ежки! Не стоит нас задирать!
        Смех летчиков был самым лучшим ответом.
        Не знаю, как и какими словами говорила Марина, но через день в Липецке сели две новенькие «пешки», и еще через день третья. У двух пришлось менять моторы, были со старым нагнетателем, спешно ставили радиолокаторы. К двенадцатому машины были готовы, и я позвонил Красовскому.
        - Степан Акимыч, мы готовы. Где базируются ваши «пешки»?
        - Так, давай ко мне. Машины не трогать! Есть на чем?
        - Нет, не очень.
        - За тобой прилетят. И никакой самодеятельности. Тут у нас по-прежнему бои.
        Через час приземлился С-47-й командующего, и истребители прикрытия. Пока их дозаправили, через час-полтора вылетели. Сели в Воронеже. Немцы до него почти не дошли. Сумели остановить, и зенитчики неплохо отработали.
        Поздоровались с начальством, но он один на один разговаривать не стал. Рядом с ним сидит Сергей Николаевич Ромазанов, бригадный комиссар. Он воевал на Халхин-Голе, сам летчик, правда, легкомоторник. Не последний человек в армии. Его уважали. Умел вникать в детали.
        - Докладывай, что еще выдумала. Немцы рвутся к Воронежу, теряют людей и машины, но стремятся здесь все снести.
        - На этом и ловить будем. Армия потеряла много летчиков и машин. Пришло время это отыграть. Мы получили и переоборудовали три новых ПЕ-3ВИР, таких же, как у меня. Вы видели. Смонтировали на них локаторы, у меня есть три летчика, которые не уступят никому в воздушном бою. Эскадрилью на разведку и бомбежку будет водить Тамара Иванищева. Она к этому готова. Мы же будем базироваться в полках Пе-2 и вылетать с ними. Немцы пользуются следующей тактикой: часть машин идет на одной высоте с «пешками» и атакуют их в лоб. У них трехсантиметровая пушка и две двухсантиметровые. Эти бьют «пешки», оттягивают на себя прикрытие, а выше идут охотники, они - асы! Держатся на высоте семь тысяч и атакуют подбитых, и зазевавшихся.
        - Что ты мне рассказываешь, дело говори!
        - Мы пойдем с группами «пешек», взлетая перед ними, и будем на две тысячи выше охотников. Локаторов у них нет. Видя перед собой кучу бомберов и прикрытие, смотреть наверх они не будут. Они нам должны 56 летчиков и самолетов. Наши машины разгоняются на пикировании свыше 800 километров в час и сохраняют управляемость на этой скорости. Будем клевать и уходить на высоту. Как это делают немцы. Локаторы нам помогут самим не оказаться в роли дичи. Ну, как?
        Красовский помотал головой и посмотрел на бригадного комиссара.
        - Годится! Только подолгу в одном полку не базироваться. Не дай бог накроют.
        - Договорились. Куда летим?
        - В Копанище, начнем с левого фланга, там пока очень тяжело!
        Глава 9
        «Оплачено». «Nacht-Hexen»
        Обратно в Липецк, затем ночью вылетаем в 138-й БАП 223-й БАД. Подполковник Косенко на связи. Хриплым голосом объясняет, что аэродром в Копанищах ограничен оврагом с востока, целых и готовых к вылету машин там шесть. Против них действует 4-я группа 51-го ягдгешвадера немцев. Вчера не вернулось пять машин. Есть ли там топливо, ему не известно. Обещает прилететь утром. Я связался с Воронежем, и БАО отправил туда три бензовозки в ночь. Восемь минут кружили над полем, прежде чем зажглись положенные огни. Садимся, поднимая пыль с давно не кошенной травы аэродрома. Интересно, чем БАО занимается? Проруливаем мимо 23 из 28 возможных «пешек» трехэскадрильного полка. Большинство из них имеют повреждения ВРГ и шасси. Причем одинаковые, все на левый борт, как будто летчик специально укладывал машину на левую стойку. «Пешка» покозлить любит! Баллоны шасси толстые и низкого давления. И, если на скорости 150 - 120, на втором козле, чуть дать штурвал влево, то стойка аккуратно подламывается, и две недели - ремонт. Видимо, завелась в полку такая дрянь. Не спорю, они столкнулись с одним из самых боеспособных
подразделений Люфтваффе. Но разве это повод?
        Идем на КП в небольшой землянке на опушке леса. Лысоватый, с большим «авторитетом», командир полка майор Соколов похож на председателя убыточного колхоза, а больше на проворовавшегося завскладом, который предлагает комиссии откушать, выпить и идти спать в отведенную землянку. Мы - не комиссия, его машины нам нужны для строго определенных целей. Иван Константинович где-то в душе понимает это и больше боится завтрашнего прилета комдива. Вошли в землянку, положили Андрея поперек двери. В три сорок - подъем. Завтракаем каким-то дерьмом, довольно тухлые яйца предложили. Попили чаю, потыкали вилками в осклизлые макароны. Почти никто не ел. Рядом уминали завтрак шесть экипажей сплошных сержантов. Уже четыре месяца действует приказ всех летчиков переводить в средний командный состав. Мужики выглядят просто жалко: замызганные кожанки, технические куртки, шлемофоны сорокового года. Шумно пьют чай, матерятся, не стесняясь присутствующих женщин. Прохлопала винтами садящаяся «пешка», потом вторая и третья. Комдив прибыл без опоздания. Он довольно крупный, с открытым, даже красивым лицом и прямым взглядом.
Дивизию принял шесть дней назад. Старый комдив разбился при посадке. Что-то выговаривает Соколову, шумит. Подхожу и представляюсь. Он обрадованно говорит, что наконец начальство его услышало. Я попросил отойти его в сторону и показал на строй «пешек» с однообразно подломанными стойками.
        - Мои комментарии требуются? Стройте людей.
        Из довольно внушительной шеренги людей вышли шесть сержантов-летчиков и двенадцать штурманов и стрелков. Из остального состава комдив вызвал штурмана полка капитана Невзорова. С ним вышел старший сержант Веселов, флаг-стрелок. Проверили задание, которое, кстати, почему-то роздано вчера. Допуска врача у всех не было, да и врач отсутствовал на построении. В воздухе стоял запах перегара и самогона. Полк - развалился. Столкнулся с серьезным противником - и скис. Из-за ему подобных мы драпали до Волги. Я не стал ничего никому говорить, хотя Саша рвалась в бой. Стоял перед строем и смотрел на… воинство. На лицах у девочек и Андрея было такое же презрение. Может быть, и не совсем заслуженное ими. Дали команду по машинам, к запуску. Мы запустились быстрее и ушли на старт, взлетели еще до того, как подошло прикрытие. «Девятка» стартовала по одной машине (мы ушли сразу четверкой), а потом долго собиралась. Истребителям оставалось топлива на 28 минут полета. Только туда и обратно, без боя.
        51-й охотников не выставил, побрезговал, нам пришлось спускаться на пару тысяч ниже, прибавлять, потом переворачиваться и, держа 820 на пикировании, атаковать всего две пары «мессов». «Девятка» отбомбилась и, без потерь, вернулась в Копанищи. Мы сели в Круглом, где находился штаб дивизии и 209-й бап, на Су-2. Полк кадровый, войну начал в составе ЗОВО, базируясь в Балбасово, под Оршей, первый командир погиб там, и полк принял капитан, теперь уже майор Артамонов. Последнее время входили в другую дивизию, ночных бомбардировщиков, подчищали за У-2 их промахи и обрабатывали разведанные ими цели. Потери были большими, их отвели на переформирование и передали в 223-ю. С начала войны полк имел уже четвертый состав. Летчики свои коренастые «сушки» не любили, в основном из-за топливного бака, непротектированного, из простого дюраля, и стоявшего прямо перед фонарем кабины летчика. Когда загорался, то пламя сразу попадало в кабину. (Ходит у нас по району один такой ветеран, жив до сих пор, и слепой, поэтому не видит, в кого его превратил Су-2.) Штурман имел нижний люк и успевал покинуть машину, а у пилота был
путь только через верх, через огонь. Внизу под ним были бомбы.
        Полк был полного состава, 28 машин, 56 летчиков и штурманов, большая часть из них еще в боях не были. Курчавый майор радостно улыбнулся вошедшим в большую землянку девушкам. Все они были хорошо известны по многочисленным фотографиям в газетах.
        - Здравствуйте, красавицы! Каким ветром к нам?
        - Приказано взять вас под охрану и опеку.
        Майор закрыл глаза от удовольствия, сразу представив, как его «охраняют» такие красавицы, и расплылся в улыбке еще больше. Но его сладострастные мысли оборвал голос дежурного по аэродрому, который заглянул в землянку и сказал:
        - Комдив заходит на посадку!
        Прекратив потягиваться, майор судорожно стал искать фуражку, начал поправлять форму, затем выскочил наружу встречать начальство.
        - Васьков! Предупреди людей! - послышался его голос. Мы расселись по свободным местам, отдыхая после вылета. Поговорить о месте для отдыха и размещении не удалось. Вошел Иван Косенко, немного возбужденный после боевого вылета. (В РИ это был его беспосадочный полет. Вечная память! Как и для всех летчиков той девятки.) Сразу подошел ко мне и крепко пожал мне руку.
        - Четко, очень четко сработано, майор. А мы, грешным делом, всю эту писанину в газетах на десять делили! Это если честно.
        Я усмехнулся.
        - Мы сами здесь практически ни при чем, Иван Константинович, это - газетчики. Узнайте, где наш борт с техниками. Надо машины готовить.
        - А он сейчас будет, они взлетали из Копанищ, идут сюда.
        - Нам надо бы где-то кости и вещи бросить и посмотреть, что можно еще предпринять. Командарм приказал произвести полеты интенсивно. Летать будем весь светлый день, а к вечеру уйдем направо.
        - Да-да-да, Степан Акимыч лично меня предупредил, все сделаем. Васьков!
        С немного испуганным лицом забежал капитан в довольно мятой гимнастерке. К спине прилипли травинки.
        - Шустро организуй две свободные землянки на двенадцать человек и землянку для техников.
        - Я - дежурный…
        - Ты командир или мямля?! Я тебе как дежурному и приказываю!
        Вошел майор Артамонов и доложил, что полк построен.
        Мы сняли куртки, оставшись в высотных комбинезонах, меховых штанах и унтах, и пошли за отцами-командирами. Поздоровавшись с полком, комдив сразу взял быка за рога. Что период переобучения и ввода в строй закончен, что полк приступает к интенсивной боевой работе. Командование придаёт большое значение ударам по врагу, и их будут прикрывать лучшие летчики-истребители фронта. При этом он указал на нас. В строю послышались смешки, дескать, они прикроют! Грудью, можно сказать!
        Артамонов побледнел, а у Косенко шея налилась красным, и он выдал такую тираду, что нам очень хотелось зажать уши, что мы демонстративно и сделали.
        - Вы, поганцы, не наложив в штаны, машину оторвать от земли не можете, вы не видели, как они работают! А я только что вернулся из-под Алексеевки. Девки за минуту выложили четыре «месса», и мы вернулись без потерь.
        Да, он назвал нас девками, но мы не сильно обиделись. Он орал еще пять минут, а после этого дал команду готовить машины, вылет всем полком. Подхватив с земли прутик, подполковник злобно молотил им по голенищу пыльных сапог. Все кругом забегали. Девчонки пошли в землянки, хотя бы полчаса полежать, а я вернулся в штаб. Уж слишком неорганизованно подготавливается вылет. Без разведки, без проработки.
        - Ну, и куда?
        - Тихососненский плацдарм, наша постоянная головная боль.
        Смотрю на карту с помеченными позициями зенитных батарей, линии фронта, немецкими аэродромами. И задаю вопрос:
        - А почему не станция Валуйки? Пункт снабжения, склады, все обеспечение там.
        - Не дойдут, здесь у немцев целый полк «мессеров»… - и тут он понял, что говорит. Покраснел. Созвонился с Красовским, получил добро.
        Идем на Валуйки. В прикрытие выделили 16 «яков», плюс мы.
        Прошли в открытую столовую, нас напоили свежайшим молоком, накормили местной колбасой и очень вкусным хлебом. Девчонки и Андрей с ребятами уже здесь, и, похоже, вторую крынку молока приканчивают на каждый экипаж.
        Все, на взлет! Под капот ушел Дон, набираем высоту, внизу взлетает полк «сухариков», с тылу подходят «яки». Создали огромную «этажерку» и поползли к станции Валуйки, вдоль извилистой и заковыристой местной железной дороги.
        Радар работает, как только подошли к линии фронта, то через четыре минуты обнаружил две пары, взлетевшие справа, и четыре по курсу. Следуют пересекающимися курсами.
        - У Бурлука сойдутся, - уточнила Настя, которой я передал пеленги и дальности. Теперь придется повозиться! Надо подогнать маркер под цель и переместить кольцо дальности. Дождаться, когда цель попадет в это перекрестие, и нажать на замер высоты. Хорошо, что ГК-1 есть, иначе забабахаешься. Так, это - верхние, у них 6500, перегоняю курсор, это нижние, 3500, идут в набор. Включаю опять обзор. Настя пересчитала курс, вношу поправку, и идем на сближение. Наши растянутые пары противника мало интересуют. Его наблюдатели все внимание уделяют большой группе самолетов. Немцы закончили набор, остановившись на шести и четырех тысячах, сошлись, охотники чуть сзади. Им не к спеху, им к шапочному разбору. Проходим за них, Андрей, ведомый Майи, прошел и щелкнул рацией. Атака! Валюсь на левое крыло, штурвал на себя, и я в пикировании. Проваливаюсь ниже противника, и снизу в три четверти, атакую. Заморгало кольцо прицела. Огонь! Рядом открывает огонь Лиля, а сзади работают Майя и Андрей. Три «месса» разваливаются на глазах, еще у одного взрывается топливо. Скорость большая, Настя по СПУ кричит, видимо, уши        - Успеваем достать последнюю пару и уйти! - Опять пошли в снижение, разобрав между собой цели. По радио не было сказано ни одного слова. Сменили строй с одного пеленга на другой, чтобы атаковать одновременно. Я покачиванием крыльев передал приказ Майе. Накатываемся на концевую четверку и так же, издалека, расстреливаем ее. Тихо не получилось, один из «мессов» заголосил, что подбит, Анечка с таким сожалением об этом сказала! Впереди идущая четверка немцев закачала крыльями, озираются, гады! А нам еще до них пара кэмэ, далековато, не попасть! Угол снижения маловат, скорость постепенно падает. Голос Анечки:
        - Нас обнаружили!
        Смотрю, передний «месс» повалился на крыло и пошел вниз, вслед за ним пошли и остальные, а мы полезли наверх. Это уже не наша добыча!
        Полк отбомбился, потерял четыре машины над Валуйками и вернулся. Самое смешное, что все, в один голос утверждали, что самолетов противника не было! И с удивлением рассматривали кадры из фотокинопулеметов наших «пешек». И тут же вопрос:
        - Как вы с таких дистанций попадаете?
        А Аня перехватила разговор немцев, что их атаковали новые самолеты, скорость которых была на 200 - 300 километров в час больше их скорости. У страха - глаза велики!
        Еще один прибамбас: в обед на поле плюхается По-2, из него вылезает очкастый, увешанный фотоаппаратами корреспондент.
        - Я фотокорреспондент «Правды» старший лейтенант Струнников, Сергей. Имею редакционное задание, согласованное с Главным политическим управлением РККА. Лечу с вами на задание, - говорит безапелляционно так. А главное, безальтернативно.
        Я скосил голову и спросил:
        - А как вы себе это представляете?
        - Я летал, летал на Пе-2 на Калининском фронте, вот… - он покопался в толстой командирской сумке и достал снимки, сделанные из кабины стрелка. Потом нарыл фото с места штурмана. - Вот, видите.
        - А вот это что такое?
        - Не знаю, маска какая-то, противогаз?
        - Нет, это кислородная маска КМ-1, и их в самолете всего три.
        - Ну, я полечу вместо кого-нибудь.
        - Вместо меня? Пожалуйста.
        - Нет, водить самолет я не умею. Вместо стрелка, стрелять я умею.
        - Ань, открой люк. - Аня посмотрела на меня и на него, как на двух идиотов. Я подтолкнул его к самолету.
        - Ну, что стоите, покажите, что вы можете стрелять из кормовой нижней установки. - Тот поднырнул под фюзеляж и сунул голову в люк. Глухой голос, искаженный дюралем:
        - А где тут пулемет?
        - Вылезайте! Прежде чем выполнить подобное задание, вам необходимо окончить школу младших авиационных специалистов по специальности воздушный стрелок-радист высотного истребителя-разведчика Пе-3ВИР, знать в совершенстве немецкий язык и немецкий авиационный сленг. Пройти высотную медицинскую комиссию на допуск к высотным полетам. Пройти тренировочные высотные полёты, научиться правильно вести себя в момент боя и перегрузок. Научиться ночью вести наблюдение за воздухом, бороться с холодом на тех высотах и не получать обморожений, получить свидетельство оператора РЛС. Ну, а после этого вам расхочется быть корреспондентом в «Правде», так как служба в легендарных ВВС РККА более почетна и уважаема.
        Подбежал красноармеец, зовет в штаб. Сейчас будут мозг выносить, чтобы корреспондент обязательно полетел. Заранее набычился, готовясь дать отпор. Нет, это Красовский, он получил сводку за утро.
        - В Копанищи направил Земцова и Ромазанова, разберутся. Молодец, что отметила в донесении. Давай вечером «двести тринадцатый» посети, посмотри, что и как, учти, командира там нет, погиб в конце мая, а исполняющий обязанности командира полка там старший лейтенант Кофейников, после налета на Изюм там целых машин почти нет, надери им там уши и посмотри, что делается, чтобы полк восстановить. Считай, что от моего лица действуешь. Косенку с собой прихвати, это его епархия, хоть и молод еще.
        - А я что, старая? Я еще моложе.
        - Ты - это ты! Не путай божий дар с… - он сделал вид, что закашлялся, потом серьезным голосом продолжил: - Ты - личность в армии известная, к тому же женщина, и пристыдить можешь, и личный пример показать. Время тяжелое, потери, большие потери. Истребителей как-то еще восстанавливаем, а с бомберами - труба полная. И толковых командиров нет. Косенко со своими ссориться не хочет, прикрывает и покрывает. Допрыгается у меня.
        - Да ничего мужик. Два боевых за день сделал.
        - Он бы лучше в дивизии порядок навел, а не лично в пекло голову совал. Летчик он хороший, а командир никакой. Так что, Сашенька, не взыщи, что еще и этим нагружаю, присмотри за полками. Днями придет еще один полк, десятый, вместо 213-го, надо посмотреть, что там можно себе оставить и кого.
        - Когда?
        - Скоро, уже вылетели.
        Косенко сидел рядом и все слышал, вряд ли он радовался такому отношению начальства. Прыжок: из зам командира полка на дивизию после расформирования неудачно действовавшей и понесшей большие потери в майских боях 7-й ударной группы, когда он оказался самым старшим по званию в дивизии, и принял командование над ней, оказался выше его организаторских способностей.
        - Вот так вот, Александра Петровна. Слышал я, слышал, съездим, тут рядом. А что делать: ПАРМа нет, его разбомбили еще в феврале, ремонтировать машины нечем. Нас подняли 27 мая, а прикрытие не смогло вылететь, топлива не подвезли. Вот и запаниковали все. А было… было три полка Пе-2-х.
        - В кучу их собрать удастся?
        - 213-й и 723-й стоят вместе, отдельно только 138-й, но вы же сами видели, что там творится.
        - Видела, запросите сто тридцать восьмой о готовности машин.
        - Смеетесь? Там топливо опять где-то застряло. Майор Соколов под арестом. Сегодня дивизия не сможет сделать еще одного вылета. Только Артамонов ближе к вечеру.
        - Ну, тогда летим в Хренище. По машинам.
        Аэродром там прижат к лесочку, в котором замаскирована вся техника. Село, вытянутое вдоль дороги буквой «Г», небольшой кирпичный заводик. Мужиков в селе практически нет, старики да немного пацанят старшего возраста, остальные бабы да дети малые. Самолетов было много, но в таком виде, что казалось, что это самолетное кладбище. Исправных машин две, у остальных пробоины, снятые двигатели. Но бросилось в глаза, что шасси у всех целые. То, что нужно! Построили полки. В строю 44 летчика и почти сотня штурманов и стрелков. Обратил внимание, что младших командиров очень мало, все в основном имеют звания от лейтенанта до капитана. Выступил Косенко, рассказал о том, чем сегодня занималась дивизия.
        «Голос из зала»:
        - Когда будут запчасти или новые машины?
        Высказывающегося я заметил. Тут Сашка в моей, пардон, нашей голове как заверещит:
        - Акопыч!
        - Толком объясни!
        - Это Петросян Марик Акопович, мой ведущий из 41-й эскадрильи.
        И приоткрылась еще одна история из прошлой жизни Саши. В этом человеке она души не чаяла. Я вышел вперед и, основываясь и на приказе Красовского и на том, что успела приоткрыть Саша, сказал:
        - Я получила приказ командующего армией: в кратчайшие сроки восстановить боеспособность 223-й БАД. Именно поэтому я и нахожусь здесь. Существует приказ о расформировании 213-го полка, как потерявшего матчасть, а сейчас в Копанищах работает особый отдел армии и политотдел, по факту умышленного выведения из строя большого количества боеспособных самолетов. Я прошу командиров экипажей, готовых держать в руках штурвал, выйти из строя. Остальные пойдут под расформирование и на переформировку в тыл. Капитан Петросян назначается исполняющим обязанности командира 213-го полка. Выйти из строя!
        Прихрамывающий капитан сделал два шага вперед и развернулся лицом к строю.
        - Мне требуется двадцать экипажей, чтобы сменить проявивших малодушие и трусость, экипажи 138-го полка. Вы получите их машины. Товарищ капитан, принимайте командование, - продолжил я.
        Он прошел к левому флангу и подал команду.
        - Полк, равняйсь. Смирно. Желающие продолжить службу в полку - выйти из строя.
        Шестеро вышли сразу, затем еще и еще. Двадцать экипажей мы не набрали, девять. Три командира из строя не вышли, больше в полку летчиков не оставалось. Но зашумел второй полк, 723-й.
        - А нам? А мы?
        - Приказа на расформирование вашего полка нет.
        - Нам что, так и бегать безлошадными?
        - В сводную группу пойдете?
        Без приказа начали переходить люди и становиться в строй. Все, укомплектовали. Перестроили, вызвали из строя технарей.
        - А теперь задача: на большинстве машин 138-го полка подломлена левая стойка шасси и поврежден винт, на некоторых требуется замена радиатора. Инженерам полков организовать установку машин на козлы, снимать шасси. Начальнику материально-технической службы немедленно выехать в Копанищи и начать оформление передачи материальной части. Командиру БАО организовать переезд технического состава к новым машинам. У меня все. Вольно, разойдись.
        Нас с комдивом окружили люди, куча вопросов, в том числе и ко мне. Отбрехиваюсь, так как не на все вопросы могу пока ответить, ибо самодурствую, власть почуял! Подошел Петросян и молча меня обнял и приподнял.
        - Гляди-ка, как выросла! Майор, Герой, Сашенька, да ты ли это!
        - Видели бы вы, как она немцев бьет! - ответил за меня Косенко.
        - Все, ребята, все вопросы потом, надо срочно ставить на крыло самолеты!
        Баошники выделили транспорт, и часть техников выехали на место, остальные, включая и экипажи, ходили по этому кладбищу машин и выбирали из них те, которые станут «донорами» для новых. Акопыч рассказал, что был сбит в Белоруссии, повредил ногу при приземлении, выходил более двух месяцев, и вышел на колонну техников этого полка под Смоленском. В нем проходил проверку, в нем и остался, так как из-за ноги теперь летал только на У-2, в звене связи и управления, и был его командиром.
        Ближе к вечеру выполнили еще один вылет с полком Су-2, безрезультатный для нас. Немецких самолётов в воздухе не оказалось. Огрызались только зенитками. Мы выполнили рейд до Копейска, после этого вернулись. Сняли Копейск для Тамары. Мостик там есть интересный. Немцы его уже восстановили. Ночью эскадрилья нанесла туда визит, и мостик сломала. Бяки девочки! Потерь нет, и это радует! Тамара может водить группу самостоятельно!
        В Копанищах ближе к ночи начал приземляться 10-й БАП, шесть сержантов, вылетавших утром на задание, перевели в 213-й, техники трех полков восстанавливают поломанные самолеты, восстановив шасси, перетаскивают машины, снимая крылья, в Хреновищи, освобождая стоянки для действующего полка. Бывшего майора Соколова уже расстреляли, как и замполита. Майор ГБ Земцов и прокурор армии Авдеенко не нашли смягчающих вину обстоятельств.
        Вечером, после вылета, пили чай на КП дивизии в Круглом, перебрасывались шуточками о том, что сделано за день. Открылась дверь и появился майор Земцов. У него были черные круги вокруг глаз, видно, печень барахлит. Одет в довоенный кожаный реглан, мечту летчиков-истребителей, на боку маузер, фуражка сбита на затылок. Вид уставший и недобрый.
        - Кто из вас подполковник Косенко? - На КП было довольно много людей.
        - Я - Косенко, - ответил одетый в комбинезон после вылета комдив.
        - Сдайте оружие, вы арестованы! Я - начальник особого отдела Второй воздушной армии майор госбезопасности Земцов.
        Косенко побледнел и обвел всех присутствующих взглядом, видимо, прощаясь.
        - Товарищ майор! - обратился я к начОО.
        Тот повернулся ко мне и улыбнулся устало.
        - Здравствуйте, товарищ Метлицкая.
        - Подполковник Косенко сейчас должен пойти спать, он с утра выполнил три вылета: один - ведущим эскадрильи и два - ведущим полка.
        На КП стояла мертвая тишина. Было слышно, что майор скрипит зубами от злости и усталости.
        - Вы в курсе, что произошло в 138-м полку? За эти безобразия отвечает командир дивизии.
        - Я в курсе событий, и это я сообщила в штаб армии о том, что увидела в 138-м полку.
        - Что это меняет? Командир дивизии отвечает за состояние его полков!
        - Его нет, он погиб шесть дней назад. Подполковник Косенко принял дивизию в том состоянии, в котором она была. И кто поведет ее завтра в бой? Вы?
        - Генерал-лейтенант Красовский в курсе?
        - О состоянии дел я докладывала лично. О реорганизациях в дивизии - тоже. Никаких указаний о смене руководства дивизии мне не поступало.
        Земцов молчал и неотрывно смотрел на меня. Требовалось выдержать его взгляд. Я улыбнулся.
        - Под вашу ответственность, товарищ Метлицкая. О вашем решении я сообщу командующему. Отставить, товарищ подполковник, до особого распоряжения исполняйте свои обязанности.
        Земцов приложил руку к козырьку, развернулся и, не попрощавшись, вышел. Тишина стояла на КП абсолютная.
        - А что это никто чай не пьет и пирожных мне не предлагает? Я бы и от конфетки бы не отказалась! - подсказала мне Саша выход из ситуации.
        Шесть часов якобы сна. Рядом с землянкой, для маскировки, кто-то стожок прошлогодний поставил, девчонки всю ночь визжали. Море полевок жило в землянке, скорее всего, наши мужички так «шуткуют», а в три часа подъем, выпроводил всех спать в сам стог, немного вздремнул. И подъем. Взлетаем парой затемно, не случайно вчера немцы вечером не летали. Мы, конечно, их полк ополовинили, это на всех действует, но какую-то хитрость готовят, как пить дать! Подвесили с Лилей ПТБ, забрались на 13 000, осматриваем все вокруг, и у нас, и у немцев. А на земле, по написанному вчера плану, готовят к вылету четыре «девятки»: три нового полка и вчерашнюю. Заразы, громко готовят: фукают в микрофоны, проверяя станции, сыплют позывными, настраивая связь между машинами. Вернусь - убью! Всех «дятлов» отымею. Есть! Появляется парочка гостей и лезет на высоту. Экран локатора не рябит, немцы лезут «на дурака»! Мы их аккуратно, по темной стороне неба, обошли, сбросили танки с топливом и аккуратно спланировали. Пары не стало. Четырнадцать!
        Так, у немцев от Чугуева на малой высоте идет большая группа истребителей, вытянувшихся колонной, направление: к Купянску. Заходят на Гороховатку. Через полчаса появилось солнышко, начали взлетать «пешки». Косенко опять ведущий, терять ему уже нечего, поэтому оттягивается, в последний раз, как он считает, командуя крупным соединением. От Рыбного и Криниц взлетают две группы истребителей: одну ведет командир 31-го ИАП майор Онуфриенко, ГСС, шесть машин ЛаГГ-3, вторую: одиннадцать Як-1 и Як-7б 12-го ИАП, почти свеженьких, две недели как с переформирования, ведет старлей Кочуев, у комполка Баранова «мотор засбоил». Идем туда, где ночью «бабки-ёжки» мои хохотали. Там скопление на железных дорогах. И немцы уже обеспокоились, услышав, как наши «дятлы» готовят машины. Взлетело шесть пар от Кошаровки, идут в набор. Я пока пасусь у Морозовки в тылу у немцев. Пока немцы дозаправляют машины в Гороховатке, надо быть северо-западнее их. Тут облака, нас не видно. Сделали несколько кругов. Навели Майю и Андрея на верхние пары немцев. Восемь машин у них идут на одной высоте с нашими, а четыре набирают семь-восемь
тысяч. Рекомендую Майе и Андрею разделиться и бить ведущих. Они так и сделали, а теперь идут в набор. Из Гороховатки поднимается двенадцать пар! Полная группе! Немцы еще одну подогнали, и мы, скрывшись за облачком, начинаем полого пикировать на них. Им пока не до нас, они ревут моторами и лезут на высоту, выстраиваясь шестью четвёрками. Держу 820 и быстро, очень быстро сближаюсь. Успеваем обстрелять по две машины, каждая, и уходим наверх, и с боевым разворотом опять в облако. Кошки-мышки. Несмотря на то что сбит ведущий и строй немцев распался на пары, кто-то подхватил управление боем и сыплет команды, собирая своих «пердунов». Настя аккуратно запеленговала «борзого», мы вываливаемся из облака и пикируем на него. Его предупреждают об атаке, тот ответил: вижу - и помахал крыльями. На втором качке крылышки сложились, мы ждать не стали и ударили с десяти стволов по нему. И вновь в облако, идем в набор.
        - Орут «Nacht-Hexen» и про дубовые листья! - очень серьезным голосом сказала Анечка. У нас примерно 2000 преимущества по высоте. Разворачиваемся, выбираем самую дальнюю пару и пикируем на нее. Теперь боекомплект требуется экономить, и я поднимаю крышки, спаривающие пушки. Чуть подныриваем, в набор и по одной короткой. Снаряды от ВЯ делают очень приличные дыры. От обоих «мессеров» полетели куски дюраля, этого на почти восьми тысячах достаточно.
        - Один выпрыгнул, второй планирует с выключенным двигателем.
        А мы, на глазах у группы, лезем в облако.
        - Им дали команду: отходить! Четверка поднимается за нами, - голос Ани. Отворачиваем. И атакуем дисциплинированных. Бью короткой из правой моторной и двумя моторными после попадания. Они все ушли в пике. Мы не возвращаемся к облаку, а начинаем отходить на северо-восток. Боезапас не бесконечный. Четверка попыталась нагнать, но мы перескочили через 10 000 и теперь имеем более высокую скорость, чем их машины. Но пара продолжает нас преследовать. Залезаем в облачко и с переворотом пикируем на них. Прут в лоб! Не трусы, далеко не трусы, но глупые. Мы ударили с километра и до «железки». Только крылышки в разные стороны! Боевой разворот - и домой! Над Купянском каша! Все покрыто облаками разрывов. Запросил Майю.
        - Как дела?
        - По четыре на нос!
        - Отлично! Мы отходим.
        - А мы еще покрутимся! Как Лиля?
        - Устала! - ответил голос Лили.
        - Ты? Устала?
        - Метла-три, конец связи! - коротко бросил я в эфир. Настя положила мне руки на плечи.
        - Помассировать?
        - Угу, как ты?
        - Перегрузки достали, по всему телу как булыжниками прошлись.
        Начали спускаться. Аккуратно и осторожненько. Боезапас только в УБ, Настя слазила и перезарядила. Аня наблюдает за воздухом в локатор и глазами, но копается в справочниках.
        - Александра Петровна! По позывным: первая группе 51-й дивизии, и, похоже, что первым мы Нордмана завалили, а потом какого-то Краффта.
        - А, все равно не засчитают! Так что, просто поставим галочки напротив их фамилий.
        Сбитые за линией фронта в тот год не засчитывались(!), если их не могли подтвердить другие подразделения. Так что Майе и Андрею сбитые пойдут в копилку, у нас останутся не засчитанными. Немцы о своих неудачах трубить не будут.
        Следом за нами села «пешка» комдива, повреждена, стрелок ранен, у Невзорова лицо в крови, осколками плекса посекло. А Иван Константинович цел и заразительно над чем-то смеется. Может, так напряжение снимает. Затем сели Майя и Андрей. Идут вместе, Андрей все пытается ее за руку взять, она руку вырывает. Хорошая пара у них получилась. Но ухаживания Андрея Майя отвергает. Девочки на первом комсомольском собрании постановили до конца войны забыть, что они женщины.
        На КП дивизии страшный перезвон и переполох, все носятся: командарм летит, через полчаса сядет. Техники сняли пленки и отдали их в проявку. Нам комнатушку выделили при штабе, чтобы меховухи снять. Лето, жаркое лето, чуть зазевался и тепловой удар можно получить в такой одежде. Косенко сел за стол, читает донесения. Руки дрожат, заметно дрожат. Зениток у Купянска много. Сел У-2 10-го полка, привезли пленки, бегут в фотолабораторию. Никто пока ничего о вылете не говорит, чтобы не сглазить результаты. Затем выходим все на поле, на котором приземлились «Кобра» Красовского и его прикрытие. О себе командующий не забывает! Мы все построились и приветствуем его. Встречал у борта только Косенко и начштаба Андреев. Степан Акимович сразу направился не в штаб, а к нам. Видно, что глазами ищет Настю. Он на нее неровно дышит, но активных действий не предпринимает. Принял мой доклад:
        - Звено выполнило боевой вылет попарно, результаты обрабатываются.
        - Добро, пошли в штаб. Девочки, как прошел полет?
        Девчонки жалуются на мышей, что всю ночь не спали. Командарм с ходу выписал Косенке и комбату за небрежение к нуждам женского звена. Нас пообещали переселить в хаты в селе. До этого они все были заняты.
        Принесли пленки с проявки. Удары нанесены, но промахов выше крыши. Все пикируют коротко, и сброс идет на большой высоте. «Вертушку» даже и не пытались выстроить. Тем не менее фиксируем попадания и по путям, и по эшелонам, и по складам с ГСМ. Три машины потеряно, довольно много повреждено, но для первого боевого вылета полка совсем не так плохо. Красовский приказал поставить наши пленки. Нам засчитали те, которые зафиксированно развалились, поврежденные - не засчитали, общую - тоже, кинопулеметы отключились до попадания снарядов по ней. Не видно. В общем, из тринадцати зачтено десять. По пять на нос.
        - Саша, записывайте все, а я распишусь под бесспорными, - сказал Степан Акимович.
        Зажгли свет, поздравлений не последовало почему-то, хотя звено поработало очень неплохо. Пока мы писали в летных книжках, он вышел к БОДО, принимал и отправлял какие-то сообщения. Вид озабоченный, что-то не в духе. Зашел обратно из «секретки» уже довольный, потирающий руки, не иначе как какую-нибудь гадость придумал.
        - Так, девочки мои дорогие! У нас новости, и хорошие! Но как обычно, не без ложки дегтя. С операцией, которую ты, Сашенька, задумала и провела, мы заканчиваем. Не тот масштаб, Саша. И хватит рисковать за линией фронта. Результаты - просто великолепные, двум полкам Люфтваффе нанесен серьезный, очень серьезный урон. Если данные старшего сержанта Мартьяновой подтвердятся службой перехвата, то сбит командир 51-й ИАД оберст-лейтенант Нордман. Мы за налет на Воронеж рассчитались.
        «А я - нет!» - подумал я. Но генерал-лейтенант продолжал:
        - В наш адрес направлены из тыла еще два полка на Пе-2: 50-й из Саратова и всем вам хорошо знакомый 587-й женский. Готовится к перелету еще один полк из-под Москвы, 24-й.
        Девочки зааплодировали, а я осознал, какую подляну подготовил Акимыч: 587-м полком командовала Раскова. Этого мне только и не хватало! Дождавшись окончания аплодисментов, как хороший актер, он выдал окончательную дурь:
        - Все эти полки включаются в 223-ю БАД, кроме того, ей же переподчиняется 589-я ОРБАЭ.
        Девицы опять зааплодировали. Не хлопали в ладоши только я и Лилия Литвяк. У нее в глазах стояли слезы. Как и я, она понимала, что наше дружное подразделение накрывают «пилоткой». Раскова его из своих цепких рук не выпустит. Настя, заметив, что я реагирую не так, как она, хлопать в ладоши тоже прекратила. Анечки в и других стрелков в комнате не было.
        - Ну, и последнее. Несмотря на имеющиеся разногласия с руководством ВВС, командиром двести двадцать третьей бомбардировочной дивизии назначается подполковник Метлицкая. Ее заместителем - подполковник Косенко. Сашенька, ты даже не представляешь, чего мне стоило твое назначение. Это был не бой, это была битва, и не последнюю роль сыграло то, что ты и твои люди сделали в воздухе и на земле. И вчера, и сегодня. На эту должность сватали… - он сделал театральную паузу, - Раскову!!! А у нее ни одного боевого вылета!
        Глава 10
        «Двести двадцать третья бомбардировочная»
        ППР закончилась, немного поболтали с командармом о том, как он видит усиленную дивизию бомберов, по мне, так лучше смешанная, но переубедить не удалось, хотя приданные истребительные полки появились. Хоть так! Реальность появления, на пять месяцев раньше, Расковой на фронте меня не шибко порадовала, кроме ощущения, что дело с мертвой точки сдвинулось, когда события повторяются день в день и секунда в секунду. «”Что-то не так в Датском королевстве”, - сказал принц Гамлет. И Йорик оживленно защелкал нижней челюстью черепа». Этот приезд я оттягивал, как мог. Ее появление на фронте разрушало выстроенные баррикады. К ней самой я относился очень хорошо, но кажется, взыграло «святое». Иначе бы она не сдернула плохо подготовленный полк в район боевых действий. Нашла коса на камень.
        Я сел на телефон и противным высоким голосом объяснял Путилову, что сделать, чтобы запустить операцию «Троянский конь». Все выкладки у него были, и он доложил, что запасные крылья для четырех машин крайней серии прибыли.
        - Александр Иванович! Вы забрали изделие, о котором мы с вами говорили?
        - Вы меня обижаете, Александра Петровна! Конечно!
        - Работы над ним начали?
        - Естественно. Не стоит напоминать мне, что я должен сделать!
        - Иначе я услышу, куда мне следует пойти?
        - Я этого - не говорил.
        - Я и не спорю. Мне нужна эта машина. Как можно быстрее.
        - Вот это я понимаю.
        - Ну, и поменьше любопытных.
        - Несомненно. Сразу по готовности я сообщу.
        Потираю руки от удовольствия: всех обставил, все продумал, все на мазях. Ждем развития событий! 587-й полк прибыл по расписанию, без опозданий, задерживалась только сама Раскова. Полк привела капитан Женя Мигунова, ее заместитель. Небольшого роста, плотная, с невысоким лбом и небольшими усиками над губой. Коротко доложилась, даже не улыбнувшись. Хорошо, что девчонки перелетели уже к нам, имеется в виду 589-я ОРБАЭ, а Валя Кравченко - ближайшая подруга Мигуновой. Она влетела на КП, ойкнула, запросила у меня разрешения, и они кинулись друг другу в объятья, повизгивая от удовольствия потискать друг друга. Через некоторое время Валя попросила разрешения удалиться, и они скрылись с глаз. Я собрался на ужин, вышел из штаба, смотрю, чуть в стороне толпа и митинг. Авторитет Расковой в этом полку был на такой высоте, что мама не горюй. А при соответствующей подаче… Мои девчонки, почти в полном составе, там, на митинге. Они уже все с орденами, прыгнули по званиям вперед, у них за спиной двухмесячный опыт ночных полетов, боевых. По 25 - 40 боевых вылетов. По сравнению с остальными они - матерые волчицы. А
прилетевшие - сосунки. Вот и пересказывают бывшим и будущим однополчанам, что и как. Причем девочки из 586-го полка в круг не вошли. Сидят возле штаба, грызут семечки и искоса посматривают на происходящее. Те, кто «коренные», и в тех полках не был, чуть в стороне, тоже что-то обсуждают. Лиля поднялась с лавочки в курилке, в эскадрилье почти никто не курит, но по уставу возле штаба всегда оборудуется курилка, и подала команду «смирно». Свои встали быстро, а легкий шум и поворот в сторону начальства полк выполнял довольно долго. Я посмотрел на часы и сказал:
        - По расписанию уже пятнадцать минут идет ужин! Всем в столовую! «Восемьдесят девятой» собраться после ужина в классе на постановку задач.
        Все повернулись и направились к столовой, заинтересованно глядя в мою сторону. Несколько раз послышалось негромкое: «Строгая!»
        Все девчонки прилетели в летнем женском обмундировании, комбинезонов не видно. Там, на Волге, еще жарче, чем здесь. А «наши» резко выделялись среди них комбинезонами и мужской формой.
        «Товарищи командиры!» - прозвучало на входе. «Вольно», и прохожу в «свой» кабинет. Шум в столовой стоял достаточно сильный. Это столовая ОРБАЭ, столики накрыты на четверых, хотя обычно питаются поэкипажно, только по трое. Чтобы пропустить вдвое больше людей, выставлены дополнительные столики и увеличено число официанток. Обсуждается всё: меню, сервировка, даже столовые приборы, девушки-официантки, присутствие сержантов в одной столовой с командирами, командование, комары (Дон рядом), возможность порыбачить. Рядом со мной ужинал Косенко, который с трудом сдерживал улыбку, слушая этот гвалт.
        - Соберите их в клубе после того, как закончим постановку. И что говорит Ильин по поводу их размещения?
        - Да вроде все в порядке. Следом за ними едет их собственный БАО. Палатки и две большие землянки для них готовы. Временно разместим, а там устроятся. Нагрузка на столовую большая.
        Потом, чуть помолчав, прожевывая шницель, добавил:
        - Вот никогда не думал, что буду работать в авиации и в женском коллективе одновременно.
        В клубе состоялся довольно непростой разговор о том, что я не вижу перспектив у чисто женского полка, потому как весь мой опыт говорит мне о противоположном. Надо было видеть лица девушек, которым после 6 - 7 месяцев обучения в тыловом Энгельсе сказали, что они - балласт для дивизии. Что все их мучения, бессонные ночи в нарядах, на разгрузке продовольствия, боеприпасов и другого важного и необходимого для жизнедеятельности учебно-боевого полка, никому на фронте не нужны. Что посылать их в бой завтра никто не собирается. Перелет «на фронт» не подразумевает того, что завтра их пошлют бить ненавистного врага. Завтра им предстоит сдать зачеты по физподготовке, без этого никто к полетам допущен не будет. Все записи о допусках считаются утратившими свою силу. Учеба начнётся снова, и контролировать полк будут даже строже, чем мужской. Говорила им это женщина, что делало такое заявление практически приговором. Глядя на их лица, а почти у всех в глазах стояли слезы, чтобы не быть голословным, я подошел к турнику, который стоял в углу сцены в сельском клубе, и показал подтягивание на одной руке. Больше
ничего показать не удалось, турник был не очень хорошо закреплен, но и этого девочкам хватило. Нормы в Энгельсе - тыловые, летных часов - мало, поэтому большинство из них имели пусть небольшой, но дефицит веса. Из зала поднялась на сцену небольшого роста шатенка со шпалой на петлице. Ни слова не говоря, подошла к турнику и три раза подтянулась на правой руке. На левой - только до середины.
        - Товарищ подполковник, у меня более тысячи часов налета, я - командир первой эскадрильи, была на фронте с начала войны, потом шесть месяцев в Энгельсе. У меня тоже будут аннулированы допуски?
        - Сколько у вас полетов на удар с пикирования и с каких высот?
        Она достала летную книжку.
        - Шесть вылетов с высоты три и три с половиной тысячи.
        - Количество пикирований за вылет?
        Она удивленно почесала рукой лоб у переносицы.
        - Одно. Удар с горизонтали, разворот и удар с пикирования.
        Из шкафа достаю нарисованные Настей схемы захода на «вертушку» и «бабочку».
        - Вот такие схемы вы видели? Исполняли?
        - Нет.
        - Если вы атакуете объект по той схеме, что вы описали, то немцы от вашей эскадрильи оставят один-два самолета, даже без воздушного нападения на вас. В обороне важных объектов они очень сильны. А мне совершенно не хочется рассылать вашим матерям похоронки. Поэтому всему полку необходимо научиться воевать, ваша задача не умереть за Родину, а сделать так, чтобы гитлеровцы сдохли за свой Рейх.
        Тут возник небольшой шум, в зал вошли возвратившиеся с задания летчики и летчицы, штурмана и стрелки ОРБАЭ. Прямо из машин, упакованные в меховые куртки и комбинезоны с подогревом. Я разрешил раздеться и войти. Тамара сняла куртку и повесила ее на вешалку на стене, прошла на сцену и доложила:
        - Товарищ подполковник! Эскадрилья нанесла удар по мостам у города Балаклея и скоплению железнодорожного транспорта на станции. Сбит ночной истребитель Ме-110. Пленки проявляются, по докладам стрелков наблюдались попадания в пролеты, зафиксирован сильный пожар на станции. Потерь нет, основная группа в бой с воздушным противником не вступала. Командир эскадрильи капитан Иванищева.
        - С третьей победой, Тамара! - Мы обнялись под аплодисменты девчонок. Им выделили место в первом ряду, и я не отпустил Тамару со сцены.
        - Тут у нас вопрос возник, товарищ капитан. Про… - закончить я не успел.
        - Физкультуру, небось! - заулыбалась Тамара. На язык она была бойкая, из небольшого городка на юге, с характерным «гэканьем», иногда не совсем литературным языком.
        - Ой, девочки, нам, когда об этом сказали, у нас глаза на лоб полезли! Беготни и физзарядки было много, и нам казалось, что мы уже в норме, и только два или три человека относились к этому серьезно. Они теперь с нами на задания не ходят, истребителями считаются: это Лиля и Майя, а потом, когда нас научили пикировать, и казалось, что мы можем всё, мы пошли к Мясоедово и там отработали утром по немецким позициям «бабочкой». Я смогла сделать десять заходов, но на десятом сил уже совсем не осталось, пришлось четыре «пятидесятки» разом сбросить, потому что боялась, что девчонок за спиной угроблю. Вот после этого мы с площадки со снарядами просто не вылезаем. Так что, наберитесь терпения, мужества, не побоюсь этого слова, слез и соплей, но вот так должна уметь каждая из вас.
        Подошла к турнику и играючи начала подтягиваться. Спрыгнула с турника, поклонилась залу и скорчила смешную рожицу, чем всех развеселила.
        Раскова появилась через два дня, доложилась по форме, все-таки она кадровый командир РККА. Ознакомилась с планом ввода полка в строй, сжала губы, так как ей указали на уже выявленные недостатки в обучении полка. У них уже построены отдельные помещения, свой штаб, своя столовая и почти все свое. Я ее не трогал, давая время ей остыть, захочет - сама начнет разговор обо всем. Тем более что начальник физподготовки дивизии не принял у нее зачет. Ей самой требуется привести свою форму в порядок. Я проводил занятия только по тактике и боевому применению. Летную подготовку принимал замполет. Вот его я прокатал и проверил, насколько хорошо он выполняет то, что должен контролировать. У Коноплянникова с пилотажем было все в порядке. Ему можно доверять проверки. Дел навалилось столько, что вздохнуть некогда было. За неделю не сумел выполнить ни одного боевого вылета. Громом среди ясного неба прозвучал звонок из штаба армии от Земцова, который передал, что арестован Путилов, и приказал прибыть для дачи показаний. Мой план «Троянский конь» с треском провалился. Я не учел изменений, которые уже произошли в
НКАПе! Заскучавшие без дела Настя и Аня с удовольствием сели по местам, и мы прибыли в Воронеж. Земцов не был настроен агрессивно, но допрос все-таки провел. Главный вопрос был о том, давала ли я приказание перебирать двигатели изделия «103у» и готовить его к полетам, как это утверждает подозреваемый Путилов. Я подтвердил и показал свой приказ об этом.
        - Зачем?
        - Машина стояла в ангаре, который отвели нам для ПАРМа. По техпаспорту, она вылетала 106 часов без замены двигателей, на шесть часов больше, чем их ресурс. Принадлежала она войсковой части 60029, которой в Воронеже я не обнаружила. Мыши погрызли проводку, машина была полностью неисправна. Я дала указания модернизировать ее и подготовить к полетам.
        - Вы давали указания изменять конструкцию центроплана?
        - Да, такие указания и расчеты для них я давала.
        - Это они?
        - Да, это моя рука.
        - Для чего вы дали такие указания?
        - У машины устаревший профиль крыла, дающий на большой скорости нежелательный эффект тяжёлого носа. Я пересчитала профиль и предложила создать дополнительную накладку, которая полностью изменит профиль крыла в районе центроплана. Для испытаний мы планировали использовать крыло от Пе-3ВИР, а затем заказать на заводе перепрофилированное родное крыло. Машина выпускалась здесь, на воронежском заводе, поэтому теоретически такое крыло изготовить большого труда не составит.
        - А что это за «чертово колесо» вы сделали для него. Это - ваш чертеж?
        - Мой. Это ВИШ-74(6), винт со сверхзвуковой скоростью законцовок, позволяет держать, по моим расчетам, маршевую скорость 830 - 900 километров в час при этой мощности двигателей.
        - Сколько?
        - До девятисот километров.
        Начальник особого отдела давно служил в авиации, поэтому точно понял, о чем идет речь. Все поршневые двигатели редуцировали, уменьшая количество оборотов, так как прямые лопасти не могли работать на линейной скорости конца лопасти выше 330 м/сек. Академик Богословский в 54-м году пересчитал кривизну сверхзвуковой лопасти, и в дальнейшем у нас появились аэротрубы со скоростями обдува выше звукового барьера. Он схватил трубку телефона и куда-то позвонил. Попросил срочно зайти к нему. Через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился Андрей Николаевич Туполев. «Черт возьми! Он же еще полгода должен сидеть! А об этой машине он вспомнит только в сорок четвертом!» Угу, как же! Он приехал именно за ней! Не один я такой умный! Наши успехи с модернизацией Пе-2 давно известны в НКАПе, и Туполев был освобожден и получил задание сделать дальний скоростной высотный пикирующий бомбардировщик и истребитель сопровождения к нему. Само собой, он вспомнил о трех экземплярах «103-го» и решил снабдить их ламинарным крылом, модернизировать уже устаревший проект. Приезжает на свою вотчину, это - его завод, а
какой-то Путилов, которого он прекрасно знал и который работал у него в КБ, разбирает его самолет. Отнимая у него хлеб, а может быть, и еще что-то. Приехали!
        Он пожаловался в особый отдел завода, тот в армию, и вот я сижу на допросе, и надо каким-то образом вытаскивать Путилова, да и самому в Кресты не угодить. Имущество-то народное. Замену магистралей я уже списал на мышек, но как быть с переменным профилем крыла и, главное, с шестилопастным ВРШ с саблевидными лопастями? Это хорошо, конечно, что Богословский еще не приступал к этим расчетам.
        Земцов показал Туполеву кусок протокола допроса. Тот подвинул к столу скамейку, разговаривать о делах в присутствии следователя ему не впервой. Пришлось покопаться в полевой сумке и вытащить расчеты и формулу Богословского.
        - Это Путилов поэтому переделал редуктор?
        Он, действительно, должен был снять редуктор и перевернуть двигатель, так они и шумят меньше, и легче по весу. Оказывается, уже сделал, но я сказал, что доклада от него не поступало, и, кстати, без него разговор будет неполным. Земцов не возражал против «очной ставки». Слушал он все с интересом, не забывая записывать что-то в протокол. Добрались до того, зачем Александр Иванович корму у самолета обрезал. Тут я запротестовал против моего и Путилова задержания, так как уже устал все рисовать на бумаге, когда рядом стоит моя машина. Туполев забрал свое заявление и сказал, что инцидент исчерпан. Более того, дело государственной важности солидно продвинулось в сторону скорейшего завершения проекта. Мы перешли в ангар, где рядом стояли Пе-3ВИР и 103у. Я показал работу радара переднего и заднего обзора, сказал, что вариант опытный, но антенны уже серийные, показал свои бомболюки и другие переделки. Туполев эту машину видел только в виде рисунков, поэтому с удовольствием рассматривал изменения. Под конец начал уговаривать бросить это тухлое занятие и переходить к нему в КБ.
        - Не могу и не хочу. Я только назначена командиром дивизии пикирующих бомбардировщиков.
        - Так, последний вопрос! Зачем меняете центроплан таким странным образом.
        - Вот здесь пойдет скрученный вихрь, который будет возникать при малейшем появлении положительного угла атаки и резко повышать подъемную силу, что чрезвычайно выгодно на взлете и на выводе из пикирования.
        - Откуда такие данные?
        - Когда столько пикируешь, днем и ночью, в облаках и сыром воздухе, то ты, на большой скорости, просто видишь этот вихрь.
        Не знаю, поверил он или нет, но расстались мы дружески. Из КБ приехало много людей, и в середине июля машина сделала круг над аэродромом в Воронеже. Обещают после испытаний прислать в дивизию. Тихо решить вопрос не удалось, а жаль!
        По возвращении в дивизию разнес майора Астапчука из «десятки» за три вынужденные посадки по причине отказов двигателей. Не шибко заслуженно, но пусть проникнется. И вообще! Сборка 1942 года - это нечто! Машины ползали по небу, как беременные тараканы, не добирая по 100 - 150 километров скорости из-за щелей, отсутствия уплотнений, шпаклевки. Двигатели отрабатывали половину ресурса и начинали гнать стружку, а все валили на летчиков, дескать, неумеренно форсируют, перетяжеляют винты, раскручивают двигатели. В эскадрилье все двигатели проходили через ПАРМ, прежде чем встать на машины, а все три полка пришли на абсолютно недоработанных машинах. ПАРМ - это полковые авиаремонтные мастерские, аналог современной ТЭЧ, которые из-за нехватки станков и специалистов потихоньку, молчком, переименовали в «полевые» неизвестного подчинения, чуть ли не самостоятельные части. Так было во многих соединениях. Ничего хорошего из этого не получилось. Пришлось вставлять фитиль инженерам, техникам и летчикам, разворачивать на базе ПАРМа 589-й ОРБАЭ еще четыре такие мастерские. А в июне, несмотря на тяжелые бои, собирать
техническую конференцию, показывать наши машины и свои руки. И руки девочек, которые, вслед за мной, научились вылизывать свои «ступы». В этот момент и удалось толково поговорить с Мариной Михайловной. Я уговорил ее взять на себя раскрутку этого почина, чтобы привести техническое состояние машин до необходимого уровня. Выбили из «шефов» хорошую шпаклевку, матовый лак, немного уплотнительной резины. Она вначале чуралась и шарахалась этого дела, но потом вошла во вкус и развернула соревнование среди экипажей за лучшее техническое состояние самолета. В крови у нее сидело что-нибудь продвинуть. Ей бы подержанными машинами торговать! Подключила нужных людей, политотдел, и дело сдвинулось с мертвой точки. Возросли скорости у машин, уменьшилась аварийность. Язык у нее подвешен великолепно. Говорит убедительно и хорошо пользуется связями, как в верхах, так и в прессе. В августе я предложил ей занять должность комиссара или начальника политотдела дивизии.
        - А как же батальонный комиссар Бецис, он же исполняет обязанности, и потом, я не имею политического звания.
        - Смирнов утверждает, что скоро и очень скоро выйдет приказ о ликвидации института комиссаров, поэтому это - не препятствие. - Нами командовал тогда не Красовский, которого забрали на другой фронт, а полковник Смирнов, Константин Николаевич, его зам по боевой.
        Она пожала плечами, сказывалось то обстоятельство, что ни я, ни она открыто ни разу не ссорились, и я, несмотря на допускаемые ею ошибки и в планировании, и в обеспечении боевой работы 587-го полка, просто исправлял ее ошибки, но никогда не пытался каким-либо образом ее дополнительно обидеть.
        Глава 11
        Конец операции «Блау»
        А тогда в июне, после относительно небольшого затишья, вызванного большими потерями у немцев под Купянском, немцы начали новое воздушное наступление на Воронеж, перебросив из Крыма 8-й авиакорпус Рихтгофена. Его основным оружием были Ju-87D-3, с помощью которых они штурмовали Севастополь.
        Всего на южном участке советско-германского фронта было сосредоточено пять немецких авиакорпусов: 1-й, 4-й, 5-й, 8-й и 11-й. Плюс королевский румынский авиакорпус. Непосредственно против нас действовало командование 8-й авиационной областью. На южном фланге - 17-й авиаобластью. Меня и ОРБАЭ пару раз выдергивали в направлении Воронежа, но полностью туда не перемещали. В основном сидели на южном фланге фронта, который, несмотря ни на что, потихоньку шел вперед. Я уложился в отведенный мне командованием срок по вводу новых частей дивизии в строй, к 26 июня имел в строю четыре полка пикировщиков и полк Су-2, который следовало уже отправлять в тыл. Он, потихоньку, «сточился». 27-го неожиданно вызвали в Москву Красовского, и к вечеру мы узнали о смене командующего. Двадцать девятого старый командарм сел на промежуточную в Круглом, о чем-то долго говорил с Настей. Потом пообещал нас всех забрать с собой, всю 223-ю дивизию. Но мы так и остались на Брянском фронте. Так как приказа не поступило, то Настя фыркнула и ничего никому не сказала. Делиться информацией она не захотела. Эскадрилью загрузили поиском
штаба восьмой области. Как его с воздуха можно обнаружить? Ну, знаю я, что он в Курске был. Но узнавать адрес должны не летчики, а подпольщики. А мы гоняли машины к Курску, жгли ресурс и топливо. Крайнее из хорошего, что сделал для нас Степан Акимович, была поставка новых пятикилограммовых осколочно-фугасных бомб со взрывателями АВД-42 и большой партии 500-килограммовых контейнеров для них.
        АВД - химический взрыватель с замедлением. Простой, как ложка дегтя в бочке с медом. Реагирует после сброса на время, до восьми суток, вибрацию и нажим. В контейнер помещается сто таких бомб. После сброса он раскручивается набегающим потоком, и на высоте от 200 до 100 метров анероид раскрывает бомбу. Внешние крышки слетают, а суббоеприпасы разлетаются. Часть поставлена на немедленный взрыв, часть минирует местность. На южном участке немцы рассредоточили авиацию по аэродромам подскока, плохо понимая, что они хорошо видны даже под сетью, если переключить обзор на землю. А в крупных городах на многих аэродромах уже была бетонка и полукапониры. Немцы их активно перестраивали на свой, немецкий манер: неравномерные окружности. Основой нашей тактики стало нанесение ночных бомбовых ударов с использованием двух или одной «пятисотки». Днем мы их использовать не могли, массово они не поступили, плюс их было очень долго готовить. И, если вылет не состоялся, их требовалось разрядить. Вооруженцы их дико не любили, а нормальных кассетных бомб еще не выпускали.
        Нам довели общую численность Пе-3ВИР до восьми, этого хватало, чтобы обеспечить относительную безопасность вылета днем двух бомбардировочных полков. Если бы не слабое техническое состояние машин и очень солидные перебои с поставками топлива и боеприпасов, работать можно было бы и интенсивнее. Но было гладко на бумаге! Автомашин в дивизии немного, несмотря на то что активность авиации противника на нашем участке мы постепенно свели к нулю, наша оторванность от армейского руководства постепенно превратила наш «инструмент» в обычный микроскоп для забивания гвоздей. Здесь мы держали немцев под постоянным напряжением, а на других участках шли кровопролитные бои, в которых мы не могли принимать участия. Нас не планировали и выдавали столько топлива, что мы с трудом обеспечивали поддержку войск на своем участке. Пришлось вспомнить «девяностые», и после двух довольно бессмысленных замечаний, полученных на совещаниях у Смирнова, начать самостоятельно накапливать топливо и боеприпасы. Эту школу мы проходили после вывода из ПрибВО и в Первую чеченскую. Главное в этом деле: близость железных дорог и нужные
люди. Без них - никак. Плюс, по старой памяти ОРБАЭ снабжается без особых проблем. Решил начать мостить «колымский тракт». Столько здесь стоят подобные махинации. Четыре пишем, два в уме. Летим на Курск двадцатью машинами, долетаем одной, сдаем карты. В результате аварийный запас, который «pocket» не тянет, образовался. Или для того, чтобы если боеприпасов хватит, или чтоб машины не бросать. Сашка стенала по этому поводу - спасу не было.
        Но я твердо помнил, что была такая «битва за Воронеж». О ней почему-то только вскользь иногда упоминали наши известные военачальники в своих мемуарах, и не более того. Не особо жалуют своим вниманием бои за Воронеж и историки, вероятно, из-за того, что наступление противника на этом направлении было полной неожиданностью для самой Ставки Верховного Главнокомандования, предполагавшей, что, как и в предыдущем году, летнее наступление развернется на Центральном фронте в сторону Москвы. А нашу эскадрилью гоняли не в целях Брянского фронта, а в целях 2-й воздушной армии. Своя рубашка ближе к телу. Сейчас Юго-Западный, и мы немного ему поможем, поэтому на два вылета в день каждому полку топлива и БЗ подкинем, развернется от Крыма на Харьков, и все за нас сделает! А мы найдем штаб «Восьмерки» и разбомбим пустое здание. Но доложим: «Снайперским ночным ударом, авиация Второй воздушной армии, под командованием полковника, всего, Смирнова, нанесла массированный удар по заранее разведанному штабу воздушной области противника. Штаб - уничтожен! Героический подвиг воинов 2-й ВА вписан в анналы военной истории
мира. Пардон, галактики, что уж мелочиться! Использовалась для массированного удара 1 (одна) машина».
        Получив, вместо сточенной в июне авиации, относительно свежий и пополненный 8-й авиакорпус, Гот ударил правее Белгорода на Старый Оскол, а Вейхс на Ливны. Паулюс, потерявший в майских боях 17-ю танковую, продолжал сдерживать наступление Юго-Западного фронта генерала Малиновского. Наш командующий фронтом Черевиченко, которого почему-то сняли и назначили Голикова, навязал противнику гибкую оборону. Но наши войска медленно, но отходили, а противник все разворачивал и разворачивал наступление, стремясь взять в кольцо армии нашего фронта. Ударная сила немцев: 4-я танковая армия и около тысячи самолетов.
        12 июля, на десять дней позже, чем это состоялось в том сорок втором, войска Вейхса и Гота соединились у Кшенского моста, окружив сороковую армию нашего фронта, которой командовал генерал Парсегов. В составе армии только что переброшенный третий воздушно-десантный корпус, который готовился к наступлению: брать с севера Харьков. Туда на этот пятачок было согнано куча планеров, военно-транспортных самолетов, истребителей, буксировщиков планеров. Море всего разного. Плюс три дивизии: две стрелковые и одна гвардейская мотострелковая. Прикрывала это все наша армия: четыре из пяти истребительных и две штурмовые дивизии. Ведь Красовский отвел на южный фланг всю бомбардировочную авиацию и занимался ее переформированием. Малиновский, уловив «халяву», улучшил свои позиции, нас к Воронежу не пускали, и пропустили сосредоточение двух армий фон Бока. Когда еще можно было успеть вскрыть, мы занимались Курском. Информация пошла вечером 11 июля. В тот день «штатные», плановые поезда с боеприпасами и топливом не пришли. От слова вообще. Оставалось прикинуть, как лучше действовать. В 22.00 стало известно об
очередном командующем фронтом. Фронту оставалось жить 84 километра по прямой, и он становился Воронежским. По названию речушки, которая отделяет завод от «Правого берега». Темень дремучая. Две цистерны с «захомяченным» автомобильным А-56. По 20 тонн в каждой, и полцистерны подсолнечного масла Копанищского масложирзавода, две платформы сухого железного сурика, приткнувшегося на путях в Хреновищах. И восемьдесят ПТБ к моим «пешкам» - разведчикам. Кшенский мост - это глубокий наш тыл, согласовывать удар по нему требуется через армию. «Командующий выехал в части, сообщите ваш позывной». Еще сообщение от Олеси, что наблюдает колонну, выдвинувшуюся от Курска к Мосту. Вызвал всех командиров полков и Тамару. Собрались в 23.00. Спросил у оруженца:
        - Ампулы с КС есть?
        - Конечно, но мы их давно не используем.
        - Начхим!
        - Старший лейтенант Хромов, товарищ подполковник.
        - Смотри сюда! Здесь бензин, Хреновищи, здесь масло, Копанищи, здесь - разъезд «169 километр», в мешках железный сурик. Гонишь сюда, смешиваешь вот в таких пропорциях, «не перепутай, Кутузов!» (Хотя оба глаза у него на месте.), везешь в Круглое и разливаешь по подвесным бакам. Процесс не прекращаешь, пока не будет собрано шестьдесят подвесных баков. Теперь вы, капитан. Требуется закрепить ампулы, чтобы они кололись при ударе об землю и зажигали эту смесь. Разрешаю проверить на земле, но подвесные баки не портить. Александр Иванович, ПТБ ставить на машины, заглушку не снимать, кран переключения подвесные-внутренние законтрить. Все питание от внутренних. Вопросы?
        - Вопросов нет.
        - Тамара! Это зажигательные бомбы. Бросать с горизонтали. Пикировать с ними нельзя. Поправку брать по первой. Теперь, Кшенские мосты, все шесть, к часу ночи должны лежать, минимальным числом пикировщиков. Далее идете к Подлесному, Цветову и Клыкову, и все там минируете. Что можно будет уничтожить - уничтожайте. И возвращаетесь за зажигалками. Вопросы?
        - Александра Петровна, разрешите выполнять?
        - Действуй!
        - Товарищи командиры! Завтра самый интенсивный день, нагрузка - полная, десять «соток» на машину или двадцать «пятидесяток». Артамонов! Твои работают ротабами по зениткам, по две на машину. Ведущими девяток пикировщиков будут Тамарины девочки и мальчики. Работаем по «вертушке», остальное не потянуть. Топлива на четыре вылета полным составом. Жду от вас оперативной и четкой работы. Готовность к вылету в 03.30. Вопросы?
        - Прикрытие будет?
        - Восемь машин ОРБАЭ, ну, и кто подтянется. Наши соседи туда не дотянутся. Канал связи третий, командую операцией я. Запасной канал связи восьмой, позывной «Метла-21», это - подполковник Косенко. Командирам полков оставаться на земле запрещаю. Вопросы?
        Последним выходил прихрамывающий Марик Акопович:
        - Хочу сам своих повести, Александра. Не штурманом.
        - Старый конь борозды не испортит, я ничего не слышала и ничего не знаю, поэтому запретить не могу.
        Мы пожали друг другу руки, и он вышел из кабинета. Звоню в Лиски:
        - Абрам Борисович? Александра Петровна. Мне тут шефы такой коньяк из Кизляра подвезли!
        - Ой, дорогая Александра Петровна! Ты комедию не ломай, говори, что надо, если меня уже после ужина беспокоишь, ведь не просто так звонишь, хотя я бесконечно рад тебя слышать.
        - Где-то должны болтаться два состава в мой адрес с авиабомбами.
        - Сейчас гляну! Один у меня стоит, приказано гнать на 707-й. Второй еще в Таловой.
        - Отгоните на отстой на 169-й и пропихните из Таловой.
        - Меня ж расстреляют, Сашенька!
        - Так это только вас, а так - все Лиски под расстрел пойдут. Можете, по своим каналам, в Мармыжи позвонить, поинтересоваться. А половина Лисок - люди «неправильной» национальности. А я без бомб сижу.
        - Я перезвоню.
        Прошло минут пять-десять. Звонок.
        - Милая Сашенька, ну, что ж ты меня, старого больного еврея, так нервируешь! Какие у тебя могут быть проблемы с бомбами? Через пять минут отойдет на 169-й, и я Марку Захаровичу позвонил, он машинки выделит, и прицепы, и людей. И про Таловую не забуду. Мы аврал по городу объявили. Все у тебя будет, Сашенька. Сами привезем, говори, куда и сколько. И не надо говорить, что мы тебя не любим! Там по-немецки отвечают, - последнюю фразу он прошептал. Замечательный старик: начальник перегона и станции Лиски. Очень хорошо всегда помогал.
        Повесив трубку, иду к начальнику вооружений эскадрильи. У него сидит и инженер-майор Глисман, из дивизии, что-то рисуют. Встали, нехотя оторвавшись от стола. Придумывают, куда ампулу засунуть и как крепить.
        - Мы еще не закончили, товарищ подполковник.
        - Это ничего! Я тут вспомнила: сколько у нас РРАБ-1? Помните, по ошибке прислали. Вроде назад не отправляли.
        - Нет, не отправляли.
        - Насколько я помню, взрыватели, открывающие бомбу, установлены на кольце, там два кольца с четырьмя ножами, обрезающими срезные шпильки от одного пиропатрона. Так?
        - Так точно, вот она.
        - Ну, дошло? С двух сторон надеваем и стягиваем. Высота подрыва пятьдесят метров. Нож режет не шпильку, а ампулу. Восемь ампул на бак. И предусмотрите разрушение корпуса в районе ножа и ампулы. Вот тут еще отверстия под ножи и бойки на рычаге. Ножи от наших РРАБ-2 должны встать.
        Инженер-майор смял свой рисунок.
        - Разрешите идти?
        - Нет, бегом, и надеюсь на вас.
        Пирогель отлично горит до скоростей в 880 км/ч, так что разрушение на высоте нам выгоднее, чем на отскоке, будет больше площадь накрытия. Зашел на площадку к Хромову. Они перекачивают липкий напалм и дружно матерятся, что все перемазались в сурике, несколько мешков дырявыми были.
        - Товарищ подполковник, ну, бензин и масло более-менее понятно, а сурик зачем? Чтоб не только горели, но и перепачкались? - спросил улыбающийся «химдым», блеснув в темноте белыми зубами.
        - Что делает окись железа при температуре 750 градусов?
        - Разлагается на железо и… кислород! И опять должно окисляться! Экзотермически! Гениально!
        - Эта штука называется пирогель, способна прожигать легкобронированные цели. Отлейте вот сюда.
        - Нам в училище о таком составе не рассказывали.
        - Наука на месте не стоит, лейтенант.
        В соседнем овраге испытали с ним и вооруженцами смесь. Они успокоились и разбежались по своим делам. Я вернулся на КП, получил доклад дежурного по полетам. Тамара с девочками возвращается без потерь. На БОДО доклад, что немцы разрушили все мосты в Кшенске, части 3-й армии отойти за мосты не успели, и, вместо того чтобы тихо слить город и бежать к Воронежу, начали пытаться защитить сами себя. Гот действует в точности по инструкции, по «плану Блау», поэтому не стал ввязываться в бои в городе и повернул на Старый Оскол, повторив то, что делал в том сорок втором. Но в этом ему пришлось спускаться на юго-запад вдоль Кшени до Пожидаевки, наводить две переправы, и все ночью, идти по тылам 38-й армии, громя их, как бог черепаху, на неподготовленных в противотанковом отношении позициях. У Быстрецов колонна Гота вышла на шоссе и повернула в сторону Горшечного. Мне передавал это Андрей, который висел над районом и наблюдал это действо по локатору. Так же быстро генерал Гот действовал и в сорок первом, и в сорок втором. От города Тим движется вторая колонна войск, чья она - неизвестно, скорее всего, немецкая.
До рассвета еще час с лишним, но ветер восточный и горизонт немного виден. Укладываем лучи прожекторов вдоль направления взлета, и я дал команду на взлет. Взлетаем с зажженными АНО, по-другому моим «основным силам» не собраться. Последними взлетают самые молодые. Собирались довольно долго, но у всех «высотников» в центральном бомболюке не бомбы, а подвесной танк. Девочки Тамары, как клушки, собрали своих людей. Для немцев уже не секрет, что мы взлетели, поэтому летим в направлении на Белгород, где пока наши войска. Набрали пять кэмэ, разговоры стихли, ползем на запад. Слева и сзади подходят остальные самолеты дивизии. Три машины в строю отсутствуют, где-то потерялись. У Лубяного повернули на 330 градусов и выключили огни. Мы идем ниже обычного. В здешних местах еще «ахт-ахтов» нет, это - наша территория, за которую предстоит драка. Над Лубяным команду отдавал голосом, но кодом: дал курс на Купянск, «193», куда обычно мы и летали. Туда пошла одна машина, которая иногда давала щелчки, и короткие команды разными голосами. А мы, в полной тишине, поднимались к Горшечному. Всё, время! Тамара перестраивает
своих в колонну и начинает снижаться, мы пересекли железную дорогу и тоже начинаем растягиваться позвенно в длинную колбасу. Я наблюдаю и за воздухом, и за землей. На шоссе длиннейшая колонна бронетехники. Немцы молчат, огня по растянутой эскадрилье не открывают, так как голову колонны будет бомбить Тамара, идущая замыкающим.
        - Сброс! - И самолеты уходят в набор, выполняя противозенитный маневр, а над колонной вспыхивает всепоглощающее пламя, ослепительно-дымное. Просто ад! Кампфгруппа Гота накрыта напалмом. Катерина говорит, что имеет повреждения, и отворачивает на Воронеж, все-таки зацепили. У нас десять минут до цели, и сзади появляется солнце. Но это на высоте пять километров, на земле еще темно, и хорошо виден огонь на шоссе. Он служит для нас ориентиром. А целью - вторая дивизионная колонна. Немцы, получившие удар двадцатью четырьмя напалмовыми бомбами, пропускают нас, огня не ведут. Колонна, скорее всего, полностью уничтожена и деморализована. Немцы из второй пытаются поставить заградительный огонь. Но у них в колонне не сильно много орудий крупного калибра. Иван дал команду «Атака!»
        Мы сверху, прикрывая и помогая остальным. Сюда же поднялись четырнадцать машин Тамары. Кроме напалма, они все шли с пушками. Ждем товарища Рихтгофена. С нетерпением. Над огрызающейся в сторону пикировщиков колонной проскакивают «сухарики», которые с горизонтали бросают ротабы на скопления пехоты и зенитчиков. Пикировщики работают точечно, пока им никто не мешает. Замечаю на радаре группу истребителей, подходящую не от Курска, а от Борисовки, что под Белгородом. «Сухарики» уже пошли домой, так что немцы в курсе, что работают «пешки». Мы перестраиваемся в строй бомбардировщиков и идем навстречу немцам, не все, девять штук. Сработало! Увидев беспечную эскадрилью «пешек», у немцев взыграло святое истребительное: Хорридо! И они, пыхтя, полезли наверх, что нам и нужно было! Овечью шкуру в сторону, и сорок пять огневых точек начинают свою работу!
        - Hexen! Die Nachthexen!
        - Achtung! Die Nachthexen sind da! - голос немецкого руководителя полетов.
        А не летайте, где не положено! Я участия в бою не принимал, это Майя придумала и исполнила! Мое дело - руководить оркестром. Активно машу палочкой, расставляя все точки над «i». Рядом со мной висит Лиля, которая прикрывает меня, но все ее мысли находятся там, ниже.
        - Ничего, Лили, будет и у нас с тобой работа.
        - Прикрываю! - довольно нервно ответила Лиля и щелкнула кнопкой «конец связи», злится, что приходится торчать на высоте.
        Все, отработали «пешечки» и собираются в стаю. Девятнадцать «высотников» прикрывает это сборище «беременных тараканов». Четыре «девятки» не полные, еще одну машину потеряли. Впрочем, вот она, впереди на малой высоте идет к Воронежу. Оставляю двоих барражировать в районе, а двоих направляю в Воронеж дозаправиться. Здесь совсем рядом. Над степью на траверзе Дмитриевки получаю категорический приказ мне лично следовать в Воронеж. Голос до жути знакомый: майор Земцов.
        - Ваш позывной?
        Молчание. Через некоторое время звучит голос дежурного по армии и его позывной:
        - Метла-раз, вам следовать шесть-пэ, приказ «Клена». - Если не врут, то Красовский прилетел, или Вострецов и Земцов так заманивают. Но не подчиниться официальному дежурному по армии я не могу. Кладем левый вираж и пошли в Придачу, которая сегодня на коде называлась: 6-П. Уже на подходе услышал «Клена», который направлял группу штурмовиков, подчистить за нами остатки. Так что никто не врет. Настя, услышав Красовского, надулась и что-то зачиркала карандашом на листочке. Заход без коробочки, стоянку указывают ближайшую к КП. Зарулили, остановили движки, навстречу - целая делегация. Чуть в стороне, у завода, четкая паника! Люди носятся туда-сюда, что-то грузят в самолеты, которых набилось на аэродроме много. Пытаюсь доложиться начальству. Но Степан Акимович, в который раз, лезет целоваться. Ну, не люблю я, когда меня мужики целуют! Уж лучше бы просто руку пожал! Рядом в нетерпении стоял еще один «целовальщик». Как от него «Шипром» несет. Рад знакомству, товарищ Ватутин! Этот хоть гладко выбрит и в губы не целует. Все ж таки в первый раз видит.
        Из машины вытаскивают пленки и сразу заряжают новые. Значит, ареста не будет, что радует. Земцов стоит рядом, ждет своей очереди, никогда не видел его улыбающимся и очень довольным. Девчонкам из моего экипажа и Лилиного везет, их сразу везут в столовую на взлетный завтрак, а мне, как старой лошади, завтрак не положен, видимо. Меня тащат за собой на КП, чтобы высосать из меня всю информацию. Ватутин обстановку оценивает не совсем верно, точнее, совсем не верно. Он считает, что целью Гота и компании является Воронеж и Москва.
        - Да нет, окружение и уничтожение сил нашего и Юго-Западного фронтов. Его ближайшая задача: окружение 38-й армии и взятие Белгорода. Дальше он соединяется с Паулюсом, и вместе идут на Волгу. Вот так мне видятся перспективы. Уж больно шустро он вниз на юг ломанулся. Даже не попытался полностью взять Кшенск. Значит, нет у него цели на севере и востоке. Его интересует юг.
        Минут сорок меня «допрашивали», потом вроде как в «отказ пошли», официантка взлетный завтрак притащила. Набил себе рот украинской колбасой с молочными огурчиками, сейчас «корнишонами», и запиваю кислым вчерашним молоком, кто не знает: это - кефир. Или простокваша. Иногда киваю. Вроде как согласилась, а иногда мотаю головой, дескать, «думалку» включи! Все, поел. Для всех - поела! Я же ужинал в 20.15, да еще летал. Закинул хрустящий огурчик в рот и, продолжая его оприходовать, поднялся и сказал:
        - Исповедаться хочу! - и смотрю на Земцова.
        - Я тебе что, поп, что ли? - возмутился старый чекист.
        - В некотором роде, Родион Николаевич. Грехи отпускаете! - тот улыбнулся и игру принял.
        - Кайся, сестра, кайся. И господь тебе поможет! Грешна, сестра моя? - и он изображает святошу.
        - Грешна, батюшка! Горючее, боеприпасы, большую часть компонентов для «зажигалок» я слямзила. Вот так. Не давали, ироды, а Степан Акимович нас для такого случая и соорудил. Врала, каюсь, изворачивалась, писала подметные письма, в виде отчетов. Единственное, что может меня оправдать: масло подсолнечное нам колхозники подарили, без упоминания, куда мы можем его потратить.
        - Грешна ты, сестра! Но покаяние принять не могу! Сам грешен! - ответил Земцов и протянул мне приказ по армии, в котором надлежало меня арестовать и допросить насчет уничтожения мостов в Кшенске. Зенитчики высмотрели, что самолеты, разбомбившие мосты, имели красные звезды и были похожи на Пе-2. Еле упросила отдать мне на руки эту бумажку! Пришлось целовать его в щечку. Теперь она у меня: три подписи «За», включая Земцова, и резолюция Ватутина: «Приказ отменяю, ходатайствовать о представлении к званию Героя СССР». Так, с ошибкой, и написано. И число: 12.07.42.
        Глава 12
        Изделие «10Зум» к серийному производству не рекомендовано
        Днем было еще три вылета, но тепереча не то, что давеча: Красовский прилетел не один. Они с Ватутиным принимали новый фронт, который выдвигается в нашу сторону и усиливает Брянский. 15-я воздушная влилась во Вторую, и с ходу они включились в работу. Колонну, шедшую от Тима, несмотря на возобновление работы 8-го корпуса, мы тоже раздолбали. Может, не так эффектно, как первые две, но вместе со штурмовиками, в ноль. А два вылета пробивали проход на соединение и деблокаду 40-й армии. В проход вошла 5-я танковая армия Лизюкова, и фронт двинулся вперед. Наступали медленно и неумело, но подошли к Харькову. И Третий воздушно-десантный корпус с воздуха и земли взял его. Мы же, 589-я ОРБАЭ, в основном работали по немецким аэродромам, мешая Рихтгофену использовать его мощь на полную и восстанавливая утерянное за день равновесие в силах. Наши истребители всё ещё уступали немецким. Неэвакуированная часть Воронежского завода доработала напалмовые бомбы, их стало можно бросать с высоты. Там же на заводе освободившееся оборудование было задействовано для выпуска ламинарных крыльев для остальных «пешек» дивизии.
Все поврежденные «Пе», стоявшие в Хренищах, мы отремонтировали, и 209-й полк перевооружили на них, с отводом в ближайший тыл. Дивизия полностью перешла на Пе-2. Александр Иванович и КБ Туполева во главе со Стоманом, который и занимался в свое время «103у» машиной в 40 - 41-м годах и лучше всех знал ее, и довел машину до принятия в серию, закончили ее переоборудование и модернизацию, и выкатили ее на поле. Я матерился и ругался в душе, видя, что они ее испортили: вместо сплошного предкрылка от двигателей до законцовок стояло два коротеньких на самом конце крыла и отсутствовал предкрылок на центропланном участке. Флаттер - обеспечен, и затрудненный вывод из пикирования. Для чего сделано? А чтобы у товарища Метлицкой не было повода говорить, что машина - ее. Я тоже хорош, за фронтовыми делами в ангар почти и не совался. Выговариваю все двум идиотам, смотрю, а Путилов хитро улыбается, гад. Спрашиваю, чему он лыбится?
        - Я, товарищу Стоману говорил все то же самое, в несколько более жестком оформлении. Вторая пара плоскостей и центропланных накладок существует. Но товарищи Туполев и Стоман настаивают на том, что первые испытания машина пройдет с доработанным «совместным» крылом. А затем состоятся испытания, - и тут он сказал то, чего так боялись кабэшники: - Вашего крыла, товарищ Метлицкая. Основания для такого решения есть: машина с вашим крылом еще не прошла продувку. А насчет винтов, это я не дал их поставить. Они не позволят взлетать машине с таким маленьким предкрылком.
        На этой машине я взлетать не собирался, поэтому посмотрел, как она сделала круг и посадку. Александр Иванович попросил Стомана уведомить его об окончании летных испытаний. И машина улетела в Москву в НИИ ВВС. Мы проследили, что заявка на вторые испытания легла на стол Петрову. И на нее легла резолюция: после завершения комплекса испытаний вернуть в ЛИС завода для проведения заводских испытаний. В общем, детство у машины обещает быть сложным.
        Из Москвы она вернулась быстро, но с замечаниями по поводу сложности вывода из пикирования. Угол ей установили 40 градусов, максимальную перегрузку всего 6 g. Фактически это превращало ее в обычный бомбардировщик. Тем не менее стояло: «Рекомендовать к серийному производству на Омском заводе № 166. Рассмотреть возможность установки двигателей АШ-82Ф». Александр Иванович, несмотря на вой Стомана и всего НКАП, послал их в другой ангар, где стоял «103В», снял все, включая и недоработанные двигатели, и установил все свое, мотивируя тем, что предварительно так договаривались, есть протокол, поэтому он, в личное время, помогал с переоборудованием. В середине августа машина была готова, и я забрался в нее. Меня попытались выгнать и заменить ЛИСовцем, но три первых полета сделал сам. Недочеты - есть. Их даже больше, чем хотелось бы. Пе-3 мы довели лучше, но если вспомнить первую «птичку», то это небо и земля! Без бомб это был скоростной высотный истребитель, причем с весьма неплохой маневренностью. С двумя тоннами бомб - отличный скоростной бомбардировщик, превосходящий «мессер» и по скорости, и по
высотности. «Фоккер» с метанолом мог достать по высоте, требуется дорабатывать нагнетатели и регулировку смеси, но проигрывал в скорости, если машина шла без внешней подвески. А Ту-2М, которая «рекомендована», была утюг утюгом. Что сильно не понравилось, на выводе чувствовалось, что корпус хлипковат. Требовалось усиление, и мы всерьез заговорили о титане. Как раз в это время промышленность выполнила наши заявки на титановую броню для Пе-3ВИР. Требовался новый корпус с титановым килем и стрингерами. Записал все в журнал испытаний и отдал машину в ЛИС. Через три дня ее отослали в Москву на испытания и продувки. Вернулась она оттуда быстро. Практически с теми же самыми ограничениями. Скорость возросла с 640 до 860 км/час на взлетном форсаже, но не более часа, в экономичном режиме - 750 км/ч, запрещено давать перегрузку более 5 g. Еще меньше, чем у Ту-2м. Туполев абсолютно точно подсчитал, чего ждать от чрезмерного скачка скорости, и рисковать практически серийной машиной не стал. Они быстренько плюхнули на нее АШ-82Ф и поставили на поток в Омске Ту-2, без всякого «М», зато с трехтонной нагрузкой,
установку ламинарного крыла на машины этой марки признали нерентабельным.
        Тут наши взяли Харьков, и на фронте воцарилось затишье, меня вызвали в Москву. Я получил разрешение лететь на «10Зум», она уже никого не интересовала, но числилась за эскадрильей управления дивизии. Приземлился в Чкаловском, хотя давали разрешение на Центральный. Но там глаз слишком много. Подошел к Петру Ивановичу Федорову, новому начальнику НИИ вместе с Русаковой. Русакова уже летала на «103-й», она не могла упустить возможность познакомиться с новой машиной своей ученицы.
        - Машина, конечно, рекордная, по всем данным, но для массового производства абсолютно не годится, - резюмировал Федоров.
        - А такой задачи и не ставилось. Это не массовый, а штучный и довольно дорогой товар. И этот планер не годится для нее. Этих машин и не требуется слишком много, и сажать на них надо опытных и хорошо тактически обученных летчиков, товарищ генерал. - Тут я схитрил и решил разменять свою раскрученность и отсутствие локаторов на серийных Пе-3ВИР и продолжил: - Ведь самолетами Пе-3ВИР вооружены уже более десяти ОРАЭ, но такой эффективности, как моя 589-я ОРБАЭ, никто не достиг. Так почему бы нам не использовать практически простаивающие мощности в Воронеже и не завершить модернизацию опытной «103-й».
        - Для чего? Если менять корпус - поползет вес и ухудшатся характеристики. Бомбовая нагрузка упадет.
        - Есть способ, вот проект. Нет только финансирования и не включены в план. - Генерал начал читать записку к проекту.
        - Кхе, ты что, ну дали тебе немного титана по твоей просьбе, но его вон, американцы просят им продать, а это - валюта!
        - В таком случае вы, товарищ генерал, валютная проститутка!
        - Как-как ты меня назвала?
        - Валютная проститутка! Вы что, верите, что эта дружба между нами и англосаксами надолго? Мы разгромим Германию, а они скажут, что это произошло только потому, что они нам помогали! А из этого титана, который они у нас хотят покупать, они наделают «В-29», с помощью которых они надеются победить японцев. А с японцами у нас - мир. Нет у нас титана, самим нужен. Это стратегический товар, и продавать им его ни в коем случае нельзя! Они - враги, и похлеще Гитлера. Нам они только старье продают! Прицелы с вычислителями - зажали!
        - Стоп, какие-такие прицелы?
        - А вы что, товарищ генерал, не в курсе, что на британских «Кобрах-К» стояли вычислители?
        - Нет, а где эти самолеты и что такое вычислитель.
        - Поставьте мою машину на козлы.
        Через три часа упорного таскания самолетов разных типов перед носом моей «не родившейся» новой «птички» и последующего просмотра кадров фотокинопулеметов наших Пе-3ВИР, генерал понял, что союзники его провели. И еще как! Труд сделал из обезьяны человека! К вечеру обоснование для начала мелкосерийного выпуска машин было готово. И, тяжело вздохнув и выгнав нас всех из комнаты, он поднял трубку ВЧ. Затем выскочил из кабинета с горящими от возбуждения глазами, приказал Русаковой переодеваться, критически осмотрел меня, и, по готовности Нины Ивановны, мы выехали в Москву. Уже в центре мне сказали, кто нас ждет. Сашка, которая стала гораздо лучше владеть телом, попыталась ухватить меня за ногу, а я, честно говоря, малость остолбенел и потерял на некоторое время способность говорить. В наше время представить себе, что Президент запросто принимает какого-то начальника НИИ в срочном порядке, просто невозможно. Второй вопрос, который меня очень волновал, это то, что на вид я - абсолютная блондинка! «Das Drei В», «Blond, blauaugig und blod», «Блондинка, голубоглазая и дура», - как сказал Лиле сбитый ею
ночью, недалеко от Воронежа, немецкий барон. В этом мы абсолютно с ней похожи! Барон это выдал, когда вместо «сбившего его аса», ему показали Лилю и меня. Он заявил, что русское командование над ним издевается, и что эти две «3Б» к самолету-то подходят только строго в определенной позе. В общем, долго ругался. Это еще в начале мая было, Лиля училась, и я посылал ее вперед, а сам ее прикрывал. Мы еще известность тогда не получили, только зарабатывали ее. Это сейчас за нас «дубовые листья» к Железному кресту обещают, за каждую. Но делать нечего, стою у зеркала и привожу себя в порядок в нижней гардеробной Большого Кремлевского дворца. Я думал, что нас проведут в кабинет Сталина, но нас повели какими-то закоулками в кинозал. Перед этим Петр Иванович отдал несколько катушек с пленкой командиру НКВД. Нас посадили в полутемном зале и оставили одних. Сидели мы довольно долго. Где-то через сорок минут в зал вошли Новиков, Василевский и Сталин. Мы встали, но нам рукой показали, что можно сесть. К стойке слева от экрана подошел Петр Иванович, зажег маленькую настольную лампу, а появившийся «ниоткуда» командир
НКВД поднял трубку на стойке и что-то тихо сказал. В остальном зале погас свет, появились кадры обычного воздушного боя: собачьей свалки, как их на западе называют. Федоров начал доклад:
        - Товарищ Сталин, это съемки через камеру, установленную в кабине истребителя Як-7б, новейшего истребителя наших ВВС. Это учебный фильм, который мы сделали для обучения наших летчиков воздушному бою. Бой ведет Герой Советского Союза подполковник Горбко. К сожалению, он погиб через месяц после съемки. В фильм включены кадры его кинофотопулемета. Еще одна камера направлена на самого товарища Горбко. Поэтому мы можем видеть на некоторых кадрах, что он делает в момент атаки. Как видите, это последствия перегрузок, вот глаза совсем закрыты, здесь вираж, и он, наконец, видит противника в прицеле, стреляет, промах, противник маневрирует и уходит, опять маневры, уже другой противник в прицеле, стреляет, есть попадания, приходится прервать атаку, маневры, подходит почти вплотную, огонь, победа! Стоп! - командир, который помогал ему, позвонил в кинобудку, и с другого проектора начали показывать пленки, снятые в 589-й ОРБАЭ.
        - Обращаю ваше внимание, товарищ Сталин, что специального фильма у нас нет. Это - нарезка из данных фотокинопулеметов женской разведбомбардировочной эскадрильи товарища Метлицкой. Ее самолет является личной модификацией обычного самолета Пе-3, это высотный истребитель-разведчик. Обратите внимание на дистанцию стрельбы и положение их самолетов! Самолеты противника видны в кольце прицела. Огонь! Попадание! Взрыв! Еще, еще и еще. Достаточно! Это сама Метлицкая, но может быть, у других получается хуже, и дело в опыте Метлицкой. Это восемь других летчиков, имеющий меньший счет, чем сама подполковник Метлицкая. Самолет в кольце, огонь, попадание, противник сбит. Всего эскадрильей сбито более двухсот немцев. Не считая подбитые и не засчитанные машины. Свет, пожалуйста. Абсолютно не желая уменьшать степени заслуг товарища Метлицкой, следует признать, что налицо полное превосходство прицелов, используемых истребителями Пе-3 ВИР перед обычными. Вы согласны, товарищ Сталин?
        - Согласен, но почему эти прицелы только на самолетах товарища Метлицкой? Почему они до сих пор не на вооружении всего нашего ВВС. Что скажете, товарищ Метлицкая? - обратился Сталин ко мне.
        - Эти прицелы и вычислители к ним я обнаружила на свалке в НИИ ВВС на двух разбитых «Аэрокобрах Р-39к», переданных британской стороной нам для испытаний в декабре 1941 года. С разрешения бывшего начальника НИИ ВВС генерал-майора Петрова я готовила новую модификацию самолета Пе-2ВИР, высотного истребителя-разведчика. Заинтересовавшись подвижным кольцом прицела, кнопками с цифрами на прицеле и, пройдя по приводам, обнаружила неизвестное устройство. Забрала с собой в Воронеж. Разобралась с устройством и установила на два самолета Пе-2ВИР и Пе-3ВИ. Прицелы - ночные, а мы работали в то время ночными истребителями ПВО и ночными разведчиками. Выяснила, куда была направлена партия первых «кобр», оказалось, что в Баку. Организовала командировку туда инженера эскадрильи. Выяснилось, что серийные самолеты, поставляемые фирмой «Белл», приходят с аналогичными прицелами, но без вычислителей. Он не поставляется. На свалке в Баку собрали еще семнадцать прицелов с вычислителями. Пять еще нам прислали из Баку, когда списывали оставшиеся британские «кобры». Два прицела и вычислителя сейчас находятся в Уфе и в
Свердловске, в Уфе доктор физико-математических наук Лаврентьев готовит аналогичное устройство, но всеракурсное. Этот прицел - одноракурсный, позволяет стрелять только вдогон три четверти. Он предназначен для самолетов, сопровождающих бомбардировщики. С других положений он не работает, почти.
        - Что значит почти?
        - Есть способ, разработанный мной, позволяющий стрелять с предустановленной дистанции с ракурса одна четвертая. То есть навстречу цели. На нескольких кадрах это видно.
        - Товарищ Федоров! Необходимо срочно заказать эти устройства в Америке. - Тут Сталин увидел мою ехидно улыбающуюся мордашку. Выглядит это довольно мерзко. Я таким образом отгонял уж слишком назойливых ухажеров.
        - Вы что-то хотите добавить, товарищ Метлицкая.
        - Американцы не хотели и не хотят передавать эти технологии в СССР. У них есть отличный гиростабилизированный бомбардировочный прицел. Они его даже британцам не передают. Есть отличный торпедный автомат стрельбы, позволяющий попадать с больших дистанций и не решать вручную торпедный треугольник, но если попросить их продать их лодки, или В-17, то они придут сюда без этих приборов, товарищ Сталин. Это самый большой секрет Америки: механический аналоговый компьютер, вычислитель. Прицелы попали к нам случайно, и после каждого визита американской делегации в Баку в 129-м учебном полку обязательно что-нибудь случалось. Часть вычислителей была повреждена, но основной способ был гораздо проще, товарищ Сталин. Их просто меняли между машинами. Эти приборы выпускаются парой и под номерами, и только парные приборы работают правильно. Инструкций к ним не присылалось. Специально этим интересовалась. Поэтому не стоит демонстрировать наш интерес к нему. Судя по письмам из Уфы, скоро у нас будет свой вычислитель. Особенно если немного помочь товарищам. И еще, на 339-м заводе заканчивают работы по подключению
данного прибора к радиолокатору. К концу месяца радиолокационный дальномер к этому прицелу у нас будет, товарищ Сталин.
        Сталин удовлетворенно покачал головой, заканчивая писать что-то в блокноте, а потом, хитровато прищурив глаза, спросил:
        - Неужели так просто сбить самолет с такой дистанции? Выстрелил-попал, полетел дальше.
        - Прицел?.. Да он ничем таким особенным не отличается, он только переносит точку прицеливания автоматически. Собственно, это оптический снайперский прицел, если чуть упростить, для стрельбы по движущейся цели. Все остальное зависит от снайпера, остроты его зрения, искусства удерживать на цели марку. Перед этим необходимо решить кучу задач: обнаружить противника раньше, чем он тебя, занять максимально выгодную позицию: выше и сзади, спикировать, чтобы иметь скорость много выше, чем противник, зайти в мертвую, не просматриваемую, зону, и лишь тогда открывать огонь. Мои девочки всему этому обучены, на наших самолетах стоят совершенно иные двигатели, чем у большинства летчиков, установлены локаторы «Гнейс-1м», уровень стрелковой и пилотажной подготовки у них много выше среднего. Это - элита ВВС: летчики-ночники, а не наспех подготовленные пилоты по принципу «взлет-посадка». Поэтому, товарищ Сталин, вам и показалось, что это - просто. Когда работу выполняет мастер, это всегда красиво и легко смотрится.
        - Это хороший ответ, товарищ Метлицкая. А что за моторы стоят на ваших самолетах, а то идут постоянные жалобы летчиков на наших моторостроителей.
        - М-105ПФК, с турбокомпрессором и трехступенчатым нагнетателем. Только мы их дорабатываем у себя в ПАРМе по специальной программе. Прямо с завода двигатели на машину не идут. Они слишком тяжелы и имеют множество недоделок. И дело, товарищ Сталин, не столько в самих двигателях, сколько в нефтехимии. Дальнейшее повышение мощности ограничено физико-химическими свойствами смазывающих масел. Вот здесь собака и зарыта. Мы используем минеральные масла, а Америка и Англия перешли на полусинтетику и синтетику. Пока у нас хорошие отношения с ними, надо бы Shell 20 - 40 научиться делать. Тогда обеспечим рывок мощности. И редукционные масла не забыть.
        Карандаш в руках Сталина не забывал вслед за этими словами ставить какие-то отметки в блокноте.
        - Вы сказали, что на ваших самолетах установлены локаторы, но наша промышленность еще только разворачивает их производство.
        - Да, на восьми машинах установлены доработанные «Гнейс-1М», выпущенные НИИ-9 в сороковом году группой ученых под руководством умершего ныне профессора Бонч-Бруевича. Мы помогли товарищу Тихомирову попасть обратно в Ленинград и вывезти оттуда оборудование для их производства. В знак благодарности он привез нам опытные образцы. И сейчас, по нашей просьбе, работает над созданием первого в мире радиолокационного прицела с вычислителем.
        - Мне нравится ваш подход к делу, товарищ Метлицкая. Мы должны опираться на новейшие научные разработки, чтобы победить нашего противника.
        Здесь подключился вновь Федоров:
        - Собственно, товарищ Сталин, вторым вопросом и стоит создание опытной серии самолетов, специально построенных для летчиков высокого класса. Товарищами Метлицкой и Путиловым был модернизирован самолет проекта «103у», он прошел заводские испытания и испытывался у нас в НИИ. Самолет в серию мы не пустили из-за недостаточной прочности корпуса. Самолет - рекордный, достиг горизонтальной скорости в 860 км/ч, и имеет маршевую скорость 750 км/час с двухтонной боевой нагрузкой. Причина недопущения его в серию: относительно малые допустимые перегрузки. Товарищ Метлицкая предоставила проект усиления продольной прочности самолета практически без увеличения его массы. Но для осуществления этого проекта требуется вот такой материал. - Он достал лист титановой брони для Пе-3ВИР с застрявшими в ней пулями. Они испытывали ее у себя в тире. И, держа его кончиками пальцев за край, протянул его Сталину.
        - Что это?
        - Это лист кованой титановой брони, которая устанавливается на самолеты эскадрильи Метлицкой. Это пока лабораторный экземпляр, массово такой материал не производится.
        - Титан, титан, титан… Белила! На поставках пигмента для которых настаивают американцы! - воскликнул Сталин.
        - Именно так, товарищ Сталин! Но и здесь они хитрят! Им нужен титан, а не краска!
        - Вот стервецы!
        - Мы принесли техническое обоснование для создания такого самолета. Его прототип стоит у нас на аэродроме.
        - Какие у него двигатели, товарищ Метлицкая? - снова обратился ко мне Сталин.
        - Безредукционный АМ-37ТК.
        - А кто его производит?
        - Наш ПАРМ. Вот наш самолет. - Я достал фотографии «птенчика».
        - Почему такие странные винты?
        - Мы подходим к звуковому барьеру, товарищ Сталин. Для достижения такой скорости понадобилось форсировать до 1600 сил каждый из двух двигателей, перевести их на масло, поставляемое по ленд-лизу, о котором я говорила, изменить количество оборотов винта, убрав редуктор. И сделать такие вот винты, которые могут работать на повышенных оборотах.
        Увидев, что Сталин внимательно рассматривает фотографию, я произнес жалобным женским голоском:
        - Мы не просим большую серию, и титана там требуется триста килограммов на машину.
        Из кинозала мы вышли с подписанным обоснованием. НКАП и НИИ ВВС, Воронежскому заводу предложено доработать «10Зум» и создать мелкосерийный самолет на его основе.
        Спал я в Чкаловском на аэродроме в комнате отдыха Нины Ивановны, как в феврале, когда все это только начиналось. Утром меня предупредили, чтобы с аэродрома ни ногой! А меня же вызывали в Москву, но я еще не доложился о прибытии. Нашел телефон дежурного по штабу ВВС, позвонил туда и доложился о прибытии. Тот передал мне все то же, уже слышанное мною, приказание, содержание которого я уже знал. Делать нечего, зато все спортплощадки мои! Выкупался в бассейне после занятий, сходил на обед. Скучно! Терпеть не могу ждать неизвестного. Опять Новиков, Василевский, Шахурин и Сталин, приехали осмотреть машину. Вокруг собралось довольно большое количество летчиков: полеты прекратили. Новиков спросил, почему нарушаю и прилетел один. Поинтересовался, где Настя. Оказывается, он ее помнит. Я сказал, что по существующим наставлениям «10Зум» - истребитель-бомбардировщик, и минимальный экипаж у него один пилот. Так что чист. Попросили взлететь, Новиков уселся за штурмана, а Федоров пошел стрелком-радистом. И нижним стрелком забрался Федоров. Сделали круг над аэродромом, я выполнил несколько горизонтальных фигур над
площадкой, демонстрируя именно истребительные способности машины. Сели, вылезший из машины Павел Федрови сказал, что летать стрелком на такой машине все равно, что тигрицу целовать. Чуть не стошнило! По самой машине у Сталина вопросов не было. Его уже больше интересовал новый самолет, эскизы которого он привез с собой.
        - Вы считаете, товарищ Метлицкая, что товарищ Путилов справится с этой работой, или все-таки подключить дополнительно людей из других КБ, как мне советует НКАП.
        - Инженер Путилов давно работает в авиапромышленности и хорошо знает наши требования. Именно Отдельной разведбомбардировочной эскадрильи. После него переделывать машину не придется. Очень много сил и времени уходит на переделки. Я ведь командир дивизии, и времени у меня в обрез. Воевать требуется, а не согласовывать несогласуемое.
        - Я с вами согласен, товарищ Метлицкая. Мы будем контролировать создание этой машины. - Он повернулся и пошел к машине. «Я на крючке!» - подумалось мне, и только Сашка неизвестно чему радовалась! На следующий день в Доме Советов получили вторую Звезду, всем поулыбались и улетели. В гостях хорошо, а дома - лучше!
        Глава 13
        Я была навеселе и летала на «метле»
        Дома выяснилось, что «эффект волшебного пендаля» уже достиг Воронежа. У завода новый «хозяин». Зовут его Володя, а фамилия у него Челомей. Работал он ранее в ЦИАМе. Он приволок уже два новых двигателя АМ-38ТК мощностью 1800 сил для нашей будущей божьей коровки. Кроме него, на заводе появился «поп»: Николай Поликарпов. Ему отдали наполовину заброшенный завод. Но в первую очередь в фюзеляжном цехе заложили на стапеле новый корпус для нашей «девочки», как ее тут же назвали на заводе. Начали производить шпангоуты для нее, используя пуансоны ранее выпущенных «103-х». Зачем было загромождать цех, ведь балки-то не было, устроили какой-то долгострой, скорее всего, чтобы доказать нереализуемость проекта и закрыть его. Впрочем, я сильно ошибался в своих выводах. Еще не закончили делать первую серию шпангоутов и только подошли к хвостовой части, как привезли с Урала киль. Абсолютно охренев от такой скорости, понял, что нас подставили, и крепко: приказал поставить под переменную нагрузку. Балка переломилась через сутки. Какой-то умник применил аргон для увеличения выхода титановой губки. Написали об этом на
Южноуральский завод, запретив применять этот метод. Нас, конечно, обматерили, но через месяц пришла-таки балка, в паспорте которой было записано, что при изготовлении инертные газы не использовались. Балка была на двадцать кило тяжелее, чем по плану, Но для первой машины решили не убирать «лишний» вес. Все это происходило в момент затишья на этом участке фронта, поэтому удалось выкроить время для машины и выкрутиться из довольно неприятного момента, под который нас подставила промышленность. Для всех тогда существовал план и премии за его перевыполнение. А свойств материала почти никто не знал. Начали собирать фюзеляж, который постепенно обшивался дюралем, заполнялся узлами и механизмами. Заложили еще три машины. Серия тронулась с мертвой точки. Из Свердловска прилетел наконец Тихомиров и привез новые локаторы и радиолокационный дальномер. Вернул комплект прицела, который забирал у нас. Встреча с ним закончилась совершенно неожиданным образом. Он сделал мне предложение руки и сердца. Пришлось его огорчить, показав выписку из протокола комсомольского собрания, где говорилось, что комсомолки эскадрильи
клянутся до конца войны не заниматься устройством личной жизни, что уход в декрет приравнивается у них к дезертирству. Виктор Васильевич поправил свои очки, внимательно прочел бумагу, смущенно пробормотал: «Извините, я этого не знал. У меня всегда вот так несуразно получается». Сильно покраснели оба и больше к этому вопросу не возвращались.
        Еще одну неприятность доставила Лиля. Она принесла рапорт с просьбой перевести ее в 790-й ИАП. Туда же попросилась и еще одна девушка, на которую я возлагал большие надежды: Катя Буданова. Это ее подбили над колонной. Когда я спросил Лилю, почему она уходит, она, немного помявшись, сказала:
        - Я не могу и не хочу выступать в роли убийцы. Это выше моих сил. Так действуют только гитлеровцы. Они так охотятся за нашими.
        - Ты абсолютно не права и совершаешь огромную ошибку, Лиля, идя в мужской полк. Наша задача, действительно, их убивать, для того, чтобы они не убили других. В тебе, скорее всего, говорит обида, что Майя водит группы, а ты летаешь со мной, хотя по результативности ты имеешь лучшие показатели. Но ты - чрезмерно увлекающаяся натура в бою. За тобой глаз да глаз нужен, чтобы ты не зарвалась. Поэтому я и не отпускала тебя от себя. Придерживала тебя в бою. Там тебя никто опекать не будет, и ты можешь погибнуть.
        - Пусть так, но это будет честно. А так, приходится носить награды, которые я не заслужила сама. Мне их дали авансом. Сначала за мост, потом подводили к каждому сбитому и давали мне его сбить. Еще и Героя дали. Мне стыдно так поступать, так жить. Я - комсомолка и обязана поступать честно. Разрешите нам перейти в 790-й полк, товарищ подполковник. Мы подруги, хотим летать вместе.
        - Вам не дадут этого, вы - готовые командиры звеньев или эскадрилий. Ну что ж, насильно мил не будешь, давайте рапорта.
        Шестаков, конечно, с ходу поставил их на звено, а затем на эскадрильи. Через месяц я снял из-за спины Лили немца, и она вечером села у нас, отпросилась у Льва Львовича. Подошла ко мне и, не придерживаясь субординации, обхватила меня руками, разревелась, залив меня слезами с ног до головы.
        - Чего ревем и сопли распускаем? Поздняк мятаться. Я тебе об этом и говорила. Для боя требуется точный и холодный расчет, а не комсомольский задор. Надеюсь, что впредь будешь не такой «сумасшедшей». Ты же командир эскадрильи! Не реви. Если хочешь, возвращайся.
        - Нет, Александра Петровна. Я не вернусь, а вам - спасибо огромное, за такое, как говорят наши мужики, до конца жизни водкой поят. Там, конечно, тяжелее, и машины хуже, но это уже моя эскадрилья!
        - Ну что ж, ты - взрослая девушка, расти и не забывай оглядываться.
        Я оставил ее возле КП, к ней подбежали другие девушки и успокоили каким-то образом ее. Больше встретиться у нас не получилось. Ни в воздухе, ни на земле, а через некоторое время узнал, что ее не стало. Второго Героя ей присвоили посмертно.
        А мы, в ноябре, собрали две первые машины. Одну отправили в ЦАГИ, ломать, вторую в НИИ ВВС. Получили 13 g, и без ограничения угла пикирования! Это была ПОБЕДА! Вот теперь эти двадцать «лишних» килограммов можно снимать! В декабре мои «закованные в титановую броню» девушки вырулили на старт. Вот теперь - «потягаемся», товарищ Адольф! Одна из машин носила имя «За Лилию Литвяк», еще на одной было выведена фамилия Кати Будановой. Девочки летели мстить. Наш путь лежал на Балтику.
        Внизу лежала заснеженная земля, дивизия оставалась на Брянском фронте, и лишь 589-ю ОРБАЭ перебрасывали на небольшой остров в Балтийском море. Сейчас там, кроме полуразрушенных казарм, ничего не осталось, да снаряд 180-мм орудия на небольшом мемориале, посвященном защитникам острова. А тогда это был наш форпост в Финском заливе - Лавенсаари: там было построено около 200 пулемётных, 20 артиллерийских дзотов, более 450 убежищ для личного состава, установлено около 70 километров проволочных заграждений и свыше 5 километров противопехотных минных полей, и аэродром, на котором базировалась эскадрилья 4-го ГвИАП Балтийского флота. Вот в гости к морякам и прилетели. Перед нами поставили две задачи: аэрофотосъемки участка немецкой обороны в районе проведения будущей операции «Искра», и полеты на максимальную дальность, с целью убедиться в заявленной дальности самолета. У немцев здесь сидела «Зеленая задница», еще летом пересевшая на «фоккеры». Довольно сильный летный состав, который было предложено немного познакомить с нашей тактикой. В планах начальства мелькало и еще одно предложение, но все зависело
от результатов испытаний. Перелет прошел без осложнений, садились ночью. Декабрь, темнеет рано, светает поздно. Так что секретность удалось соблюсти. Наш прилет вызвал легкий ажиотаж среди аборигенов. Нас поселили в хорошем глубоком бетонированном бункере, довольно долго мучили расспросами и довольно прозрачными намеками. Затем прилетел не кто-нибудь, а сам Новиков, ажиотаж среди местных ухажеров резко убавился. Поспали, завтрак, и мы первыми уходим в воздух, набирая максимальную высоту, так, чтобы «фоккера» на первом вылете не зацепили. До окончания работ по аэрофотосъемке их приказали не трогать, не нервировать. Приказ не совсем понятен, но они ведь не обсуждаются. Так что взлетаем на север, в сторону финнов, доворачиваем на Кронштадт и в набор. С нами, в качестве летнаба, пошел полковник Романенко, начальник авиаразведки КБФ. Они были заинтересованы получить такую машину. Сорокакратный стационарный бинокль позволял очень неплохо рассматривать местность. Летнаб управлял и двумя «кодаками». Еще одним управляла Настя. Анечку горластый Романенко совсем зашугал вначале, но потом, после включения в СКУ,
разговоры, естественно, затихли. Финики подняли «харрикейн», но он быстро от нас отстал. Накрутили три круга по 800 километров. Стояла на редкость хорошая погода, нечасто встречающееся явление в этих местах в это время. Заявленную дальность 2750 км даем. После посадки в танках еще оставалось топливо. Но единожды машина немного нас попугала: чихнул один из двигателей. Теперь Василий Иванович раскапотил его в капонире и ищет причину. Немцы довольно активно реагировали на наше присутствие, но самолетов с такой высотностью у них не обнаружилось. Дразним дальше. В следующем полете включили на работу с землей радар и нашли много интересных металлических предметов в самых неожиданных местах. А дальность получается выше заявленной, расход на самом верху довольно сильно снижается, и обороты держим довольно умеренные, но вместо Мощного, пришлось уходить в Царицыно, где базировался учебный полк ВВС КБФ. На Мощный немцы выполнили за день семь налетов. Сюда перебрались и остальные девочки. Грузим РРАБ-3 на все машины по две тонны на нос. Не надо нам мешать! И в ночь уходим на выявленные площадки подскока у 54-й
дивизии немцев. Нарву, Кейкино, Куземкино и Котельский навестили «бабки-ежки» и немного похохотали над ними. Довольно неплохо горело! Командованию понравилось, и нас попросили сработать на «бис» по двум аэродромам под Новгородом и двум под Псковом. И опять перебросили, теперь под Пестово. Это уже Калининский фронт. Так гоняли довольно долго, наконец, программа войсковых испытаний пройдена. Нашли и причину подчихивания моторов: несколько свечей оказались с уменьшенным сопротивлением. И на одном из режимов могли пропускать. Всю партию заменили. И мы опять сели на Мощном. Берем парные сотки, фотабы, заливаемся под самые горловинки, для нас расчищают еще сто метров полосы, и, ревя моторами на форсаже, уходим в черное небо. Винты аж звенят! Отрыв, шасси, чуть сбрасываю обороты, пошли в набор. Курс 203, высота 12 000. Включаю КС-1. Промелькнуло море, под нами заснеженные леса Эстонии, слева по борту белеет Чудское озеро, затем справа появляется Рижский залив. Он темный. Настя слегка щелкает линейкой, затем просит подвернуть на 207. Мордашка серьезная: так глубоко в тыл мы еще не летали. Да еще и на новой
машине. Временами осматриваюсь радаром. Пока чисто. У Риги внизу появились самолеты, но пока они поднимались, мы уже ее прошли. Перехват не состоялся. 750 путевая… Не догнать. Чуть снизились, чтобы можно было снять маску и попить чаю. Скучнее всех Анечке, она там одна в двух лицах: и верхний и нижний стрелок. Четвертого человека не брали. Справа - запасная цель: мост через Пису. Но мы продолжаем идти курсом двести семь. Пройдено 950 километров, по нами Висла, и Настя привычно сдавливает мне плечо. Левый вираж, обороты в ноль. Теперь, главное, чтобы двигатели не переохладились. Андрей проходит вперед, он сегодня у нас осветитель. Я включил радар, работы посторонних радаров не обнаружил, выключил излучение. Слежу за курсом, высотой и температурой двигателей. Руки взмокли, в кабине даже жарко.
        - У нас гости! - сказала Аня. - Отстают. Идут наверх к Андрею.
        Немцы засекли по шуму его и пытаются перехватить. Ню-ню! Зашевелились столбы прожекторов. Андрей выполнил сброс фотаба и осветительной. Томительно считаем секунды. Рука Насти на плече опять сжимается. Валю машину на левое крыло, и мы в пике. В прицеле Пражский мост. Двухпутевой, старинный, длинный. Поправил машину, уложил нитку на вертикаль и открыл люк. Сброс! Вывод и отворот от луча прожектора. Сзади еще три машины успевают сбросить по двадцать бомб, затем Андрей дал остальным команду на вывод без сброса. Мост лежит! Мы активно маневрируем, уклоняясь от прожекторов и то там то сям вспухающих разрывов. Нашу атаку немцы проморгали! Вдруг заговорила кормовая установка. Нижняя.
        - Прожектор! Пришлось бить! Шел на нас!
        - Гости?
        - Пока чисто! - у Анечки работает локатор. Я тоже включил обзор. Слева две машины есть, но далеко.
        Вторая половина эскадрильи отработала левее по второму, Данцигскому, мосту. Успеваем набрать высоту. Вышли из зоны обстрела, стали собираться сами. Идем на запасную цель. Курс двадцать один, скорость пока ниже, 610, чтобы остальные подтянулись. Четверо уже в пятикилометровой зоне Аниного радара. Выровнял машину, набор закончил. Через 15 минут начали прибавлять, все собрались.
        - Командир, у меня готово сообщение. - Это Настя. Реклама - это по ее части.
        - Бог с тобой, стучи. - У АДД было принято давать отчет прямо «Самому». «Москва, Кремль, товарищу Сталину. 02.35 24.12.42. Поздравили Рождеством фрицев уронив Пражский Данцигский мосты Варшаве. Ваши бабки-ежки».
        Хорошо еще про потери не указывает, чтобы не сглазить! Запасную цель закрыло облачностью, бомбы вывалили на правый пролет железнодорожного моста в Риге. Освещала мост и работала фотабом Женечка Егорова. Очень точно сработала. Мы вниз уже не ходили, те, кто пустыми шел. Сделали круг, отвлекая противника от пикирующей группы, и пошли домой. Садились в Лавенсаари. Нас тут же дозаправили и выпроводили в Царицыно. Через час, буквально по одному, уходили туда, так как начальство нервничало, так как в обратной телеграмме Сталин поздравил эскадрилью с большим успехом.
        В Царицыно «разбор прыжков в сторону», присутствуют Новиков и Голованов. Делят шкуру неубитого медведя: кому должна принадлежать такая эскадрилья. Мне. Вопросы? На самом деле, уйти из армии в АДД выгоднее. Но мне пока не с руки оставлять свою дивизию, ПАРМ и завод. Отношения с новым начальством на заводе складываются пока неплохо, правда, с активизацией боевых действий это взаимная заинтересованность будет падать, но куда деваться?
        - В чем причина успеха, как вы считаете, Александра Петровна?
        - Да не готовы немцы, оборонявшие мост, бороться с пикировщиками. Мало низковысотных пушек. Привыкли, что их с горизонтали бомбят. А тут ночной пикирующий удар. Судя по тому, как метались прожектора, они искали нас наверху. Даже огня из кормовой установки не заметили. А когда заметили, было уже поздно. Вот только самолет этот, конечно, хороший, но неудобный. Устаешь сильно из-за того, что маску приходится все время носить. Но другой кабины пока нет, врачи не пропускают новую разработку. И противоперегрузочный костюм - тоже. Отвечают, что идут испытания.
        - Но автопилот же есть.
        - Есть, но спина и еще одно место устают. Кабина тесная, штурман еще может подняться и спуститься вниз, размять ноги, а пилот просто привязан к креслу. У стрелков немного лучше, но долго приводится в действие верхняя установка. И она требует разгерметизации, а это не самое безопасное занятие. В общем, надо дорабатывать конструкцию. Поэтому на слишком уж большие расстояния с подвесными баками летать даже глупо. Самый главный момент - пропадает: скорость. Так что, Александр Евгеньевич, это все-таки больше дальний истребитель, чем бомбер. И задачи у него больше оперативные, чем стратегические. Ну, вот освоили мы процедуру уничтожения мостов, это здорово, конечно, но действовать требуется меньшими группами. А нас, на два моста, аж двадцать штук послали. А меня к разработке операции почему-то не допустили. Странное решение.
        - Ну, у нас в АДД так принято, что сколько есть машин, столько и посылаем. Учтем на будущее.
        Ему отказаться от такой возможности уже сложно. Ведь его мастодонты по скорости не успевают частенько затемно назад вернуться, а мы за три с половиной часа обернулись. Все сделали и уже дома. Но судя по всему, глаз на машину он уже положил, так что серия, скорее всего, продолжится, а там, глядишь, и мои нововведения подоспеют: централизованный пост обороны, полная герметизация и тому подобное. Гальюн, наконец.
        - Да, мы тоже считаем, что второй пилот этой машине просто необходим, но это здорово снизит его скорость. Сечение будет уже совсем другое. Так что будем настаивать, чтобы и в наших руках было такое оружие. А если мы вам, Александра Петровна, своих летчиков подбросим.
        - У вас нет таких истребителей-пикировщиков. У нас в эскадрилье есть четкое деление: часть людей занимается истребительной практикой, часть пикировщики. У кого что лучше получается. Универсальных людей мало. Их требуется тщательно отбирать. Тогда успех будет немного ближе. Но меня сейчас больше волнует готовящаяся операция по снятию блокады. Успех будет зависеть от взятия Синявино и Мги. И нам потребуются зажигательные бомбы. И точно их укладывать. Причем с пирогелем, чтобы не гасли в снегу. Указания в ПАРМ я уже дала, скоро поступят корпуса подвесных танков.
        Новый год встречали в Москве, всем летным составом эскадрильи. Александр Евгеньевич всех собрал и вывез туда, снабдил нас пропусками и приглашениями на празднование Нового года в Кремле. Еще одной новостью стала встреча «большой тройки» в столице, как раз перед Новым годом. И все лидеры были на этом сборище. Здесь же Раскова, так что Косенко там за всех один воюет. Вручили Летные кресты, один на синей, а второй на фиолетовой ленте. Кто вручал, не знаю, два каких-то генерала от «союзников». Выслушивать тот перевод, который произносил переводчик, было не интересно, как и демонстрировать знание английского. Узнав, что я летаю на высотном разведчике, американец залепетал что-то про «Лайтнинг». Покивав этим мужичкам головой некоторое время, мы с ними расстались. Вообще на празднике было довольно шумно, много пили, а я-то практически не пью. И без того две головы имею, одну свою, вторую Сашкину, которой такие сборища, в отличие от меня, нравятся. Каково было мое удивление, когда через два дня в Царицыно сел Р-38F-LO. Оборудованный «кодаком» одноместный разведчик. Его главная особенность была в том, что
кабина у него хорошо отапливалась. Оказалось, что генерал мне его подарил. Вернее, распорядился подарить. Крыло у него было еще не ламинарное, видимо, позже додумались ставить. «Алиссоны» чахленькие, 1220 сил, но с неплохой высотностью, почти 12 километров. Маска дурацкая, сразу снимать и выкинуть, как на «Кобре». Вооружение - тоже «кобрячье»: пушка «Бендикс», и четыре «браунинга». Машина не очень понравилась: при исполнении почти любых фигур требовалось отклонять закрылок, что довольно резко снижало скорость. Но вместе с машиной пришли два подвесных бака на 1136 литров. Тут же сделали заявку на сто таких напалмовых бомб. Если успеют прийти к двенадцатому, то гут! Дело с поставками уже поставлено неплохо, и через день буквально позвонили аж из Багдада, что указанный груз отгружен в наш адрес. Пришлось Голованову брать на себя заботу о доставке этих пустышек в срок. Вешаем эту дурищу в бомболюк. Туда как раз лезет, и даже замки закрылись.
        Глава 14
        Войсковые испытания закончены
        12 января началась операция «Искра». Наша 67-я армия форсировала на легких танках Неву, захватила плацдарм, войска 2-й ударной и 8-й армий начали наступление на Волховском фронте. Ход сражения я довольно хорошо помнил и точно знал, что у немцев очень мало танков, но есть рота 502-го батальона «тигров», всего шесть машин. Облачная и снежная погода в те дни только помогала нам. «Кошки» вступили в бой в районе поселка № 5 тринадцатого января. Ждем’с «мамонтов» из Мги. Двадцать стокилограммовок уложены. Взлетаем. Меня прикрывает Женя, после ухода Лили она мой постоянный ведомый. Она темноволосая, с довольно длинными волосами, крепышка такая, хоть и небольшого росточка. Очень хорошо держит перегрузки и очень внимательна. Я работаю локатором по земле, а Егорова - следит за воздухом. Двенадцать танков обнаружили на обратном склоне Синявинских высот. Я впервые попробовал новый РЛ-прицел в бомбовом варианте. Прошел два раза, сначала с одной, а потом и со второй стороны, атакуя из-за облаков. Очень хотелось посмотреть на результат, но решил не рисковать. Туда пошли «Илы». Правда, «тигры» им не по зубам, но
хоть посмотрят. Докладывают, что да, танки, бомбы еще были, скоординировали со штурмовиками заход, ударили еще раз. Кричу по станции:
        - Там должны быть большие, где они?
        - Возле леса, - отвечают. А мне что, видно, где этот лес?
        - От места падения моих бомб дай дистанцию и направление.
        - А что, я помню, куда ты попала? Но это дальше, севернее.
        Так, есть отметки. Кладу туда серию из четырех соток.
        - Попали! - говорят. Навожу туда Женю, и вниз летит тонна пирогеля.
        - Горят, три горят. Один прямым уничтожен.
        Авиация у немцев практически бездействовала из-за плохой погоды, на поселок номер пять мы вывалили двадцать тонн напалма и потом прошлись еще раз уже мелкими бомбами, затем перешли к главному узлу их обороны - Синявину, досталось и Мге. Через сутки пал Шлиссельбург, войска соединились и взяли Синявино. У Колколово мы накрыли ротабами их тяжелую артиллерию. Мга горит, немцы отходят от нее к Ульяновке. Теперь наша цель - железнодорожная ветка, где немцы настроили кучу дзотов. Опять вниз летит пирогель, и оставшиеся в живых горные стрелки откатываются к Ивановскому. Бои за Ивановское длились трое суток. Мы помогали, сбрасывая напалм на железную дорогу. Под ней находились основные опорные пункты. Бомбить сам город не стали, поэтому продвижение шло медленно. Наконец, соединились с Ивановским «пятачком». И тут наладилась погода! Ветром раздуло облака, и появились «лапотники» и «фоккеры». Дескать: щаз все вернем!
        Они шли уверенно к нашей переправе, туда, где сейчас стоят танки в виде памятника. Машин довольно много, под пару сотен. Видимо, всех из Новгорода и Пскова подняли. Высоту держат четыре тысячи. Наша авиация тоже практически не летала. Только несколько штурмовиков рисковали подниматься по такой погоде, но остальные стояли на «товсь», все. Поэтому как сумасшедшие сбиваются в стаи, выстраиваются и летят навстречу немцам. Мы десятью парами обходим их и, с разворота, заходим в хвосты немцам. Скорость! Открытый с дальних дистанций огонь подействовал на «фоккеров» магически. Строй рассыпался, «лапотники» остались «голенькими», а тут орда «яков», ЛаГГов, «харрикейнов», «киттихавков». Но мужички-немцы - тертые. Прижались к земле и пытаются атаковать всех снизу. Наблюдаем за ними, особо борзых отлавливаем. «Лапотники» до переправы не дошли, вывалили бомбы в Ладогу, и все вниз, домой. У «фоккеров» начался отход по топливу, а у нас - сезон охоты! Главное, не зарываться! Аккуратненько, деваться им некуда, все наши будут. Девчонки достреливают уже последние боеприпасы, собираемся и отходим, но нас сажают на
Комендантском и сразу начинают обслуживать, причем плюнув на свои машины. По телефону орет генерал-майор Рыбальченко:
        - Так их, ведьмочки, так их, милые вы мои! Прижмите им хвост! Они в Сольцах сядут!
        Технари и вооруженцы работают просто в невероятном темпе. А нас кормят прямо у машин. Все, начинаем подготовку к старту. И, по четверо, уходим вновь в небо. Теперь наверх, на 12 000, и к Сольцам. Там остатки «лапотников» сели и тоже перевооружаются. Ударили с большой высоты совсем мелкими бомбами. Их самолеты хорошо видны в прицелах. Все, отходим, теперь идем в Царицыно.
        Линдемана вызвали на ковер, сначала в Псков, а оттуда в Берлин. Совсем недавно его хвалили, присвоили генерал-полковника, наградили Рыцарским крестом, и вот сегодня фон Кюхлер обозвал его бездарностью, слушать ничего не стал, надулся, сложив руки на животе, и летит вместе с ним в Ставку. Отложив в сторону фуражку с меховыми наушниками, Георг Линдеман отхлебывает «Камю» из маленькой пузатой рюмки, которую услужливо наполняет его адъютант гауптман фон Хойер. Они давно вместе, и капитан прекрасно видит, что шеф не в духе, и ему хочется напиться. Гауптман и про себя не забывает, правда, из другой фляжки и без рюмки.
        Генерал понимает, что от Петербурга необходимо отходить. У русских слишком много войск, и появилась авиация, которая работает через облака, как будто их просто нет. Его единственную надежду - роту тяжелых танков, русские разбомбили с воздуха и выжгли липким огнем. Двадцать шестой корпус понес тяжелейшие потери, и большая часть его тоже сожжена. Русские варвары нашли, как уничтожить деревоземляные укрепления, которые полтора года строила его армия. Бетон фюрер не выделил, почти. Все приходилось создавать из ничего. Повторилась картина, которую описывал опальный генерал Гот. Фюрер с огромной легкостью меняет командование при малейших неудачах. Гота обвинили в том, что он сорвал летнее наступление и погубил 4-ю танковую армию. Его обвинят в гибели 18-й. Но больше всего его раздражал раздвоенный подбородок сидящего наискосок от него в черном кожаном меховом пальто, расстегнутом до пояса, оберст-лейтенанта Ханнеса Траутлофта, командира 54-го ягдгешвадера, летчики которого не смогли сбить русские самолеты и не смогли предотвратить уничтожение всей 3-й штурмовой дивизии люфтваффе. У знаменитого командира
дивизии по лицу блуждала улыбка, он не чувствовал себя ни в чем виноватым. В конце концов, они столкнулись с новым противником, и все более-менее объяснимо. Да и заслуги, которые он имел, его авторитет в Люфтваффе был непоколебим. И Герман Геринг не так прост, он не отдаст на растерзание лучших своих «птенцов». Несущий свастику в лапах орел свое «Я» еще скажет. Ханнес тоже достал плоскую фляжку, налил французский коньяк в ее крышечку, расплылся в улыбке и сказал: «Прост», глядя прямо в лицо будущему козлу отпущения. В Темпельхоффе их пути разошлись ненадолго. Одни поехали в Генеральный штаб, вторые в управление Люфтваффе. Рейхсминистр прибыл на огромном автомобиле, специально построенном для него. Белое кожаное пальто, отороченное черными соболями, в руках золотой маршальский жезл. Парадный мундир с огромным белым отложным воротником. Он любил одеваться и очень следил за своим гардеробом. Махнув жезлом при входе в приемную, он сразу улыбнулся вставшим и отдавшим честь двум командирам разгромленных дивизий.
        - А, мои мальчики, уже прибыли!
        - Яволь, герр рейхсминистр! - ответили подполковники Вальтер Хаген и Траутлофт.
        - Проходите! Сделайте мне кофе с коньяком! - отдал приказание Геринг и прошел в распахнутую адъютантом дверь. Но не указал на отделанный золотом китайский столик, за которым обычно принимал отличившихся, а на высокие стулья напротив его кресла, так что разговор будет достаточно серьёзным. С шумом поместив свое огромное тело в заскрипевшее кожей кресло, министр авиации поднял со стола уже лежащие на нем отчеты обоих. Все, как обычно, сбито полсотни русских самолетов, но атака на переправу не удалась, на отходе понесли довольно значительные потери. Количество не указано.
        - Мой мальчик! Насколько значительные?
        - Шестеро.
        - Хммм, а почему такой шум.
        - Вернулось шестеро, и все пешком. Остальные - сбиты, и не вернулись.
        - Опять Пе-3ВИР?
        - Нет, это новые машины. Та же схема, тяжелые двухмоторники, более плоские, другие двигатели, значительно меньшие гондолы, у крыла переменный профиль. По данным радара в Пскове группа этих самолетов имела маршевую скорость на перегоне 750 километров в час. Они сели в Лавенсаари, но накрыть их там не удалось. Выполнили облет всего фронта под Петербургом и куда-то улетели. Мы пытались их проштурмовать на острове, но безрезультатно. В ответ они нанесли удары по нашим аэродромам подскока. Удары точные, и как всегда, кассетами. На внешней подвеске ничего не носят. По некоторым данным, из Риги, это они нанесли удар в Варшаве. В бою 13 января под Синявино отчетливо слышался женский голос и позывной «Метла-1». Насколько я понимаю, русские перебросили «ночных ведьм» к нам, и на новых машинах. Погоды в момент начала русского наступления не было. Но, господин министр, эти машины находились в воздухе постоянно, днем и ночью, и полностью контролировали поле боя, несмотря на снег и низкую облачность ниже ста метров. В этот момент высокой скорости не держали. Использовали только обычные бомбы и свои новые
зажигательные бомбы, которые взрываются в воздухе. Но большей мощности, чем летом. При взрыве накрывается полоса до 500 - 600 метров по ходу полета сплошным пламенем, которое можно погасить только землей. А сейчас зима, солдаты пытались гасить снегом, но оно только сильнее горит.
        - Как выглядит вещество?
        - Пахнет бензином, липкое красное вещество, сильно пачкается и ко всему липнет. Прожигает даже броню.
        - Ну, хорошо, с этим понятно, но что потом?
        - Нас попросили во что бы то ни стало разбомбить переправу через Неву. Подняли все три группе 3-й штурмовой. А мы, как я уже говорил, понесли потери, когда пытались проштурмовать их аэродром. В общем, я смог поднять сорок две машины. Вполне достаточно, чтобы прикрыть мальчиков Вальтера. Построение - обычное: двенадцать машин - группа расчистки неба, тридцать - основное прикрытие. Облаков было довольно много, ветрено. Шесть пар выскочили из облака, спикировали и примерно с километра расстреляли всю группу, затем я обнаружил, что у нас на хвосте еще четыре пары и сбито четыре машины. Вальтер попытался догнать одну из пар, у него А-4 с форсажем. Но бесполезно, больше ста километров по скорости уступает. Они ушли наверх, а пока он гнался, его и сбили. Мы ушли вниз, в расчете, что они пойдут за нами и вступят с нами в бой. Они вниз не пошли, оставались наверху, лишь иногда помогая другим своим пилотам, пикировали и сбивали. Что удивительно, всегда бьют из мертвых зон. Не видно и не слышно, вдруг взрывы на обшивке. А потом у нас пошел возврат, а у них было много топлива и боеприпасов.
        - Чем вооружены?
        - Две пушки спереди внизу, в носу, и две в центроплане. Снарядов много.
        - А оборонительное?
        - Нижний пулемет я видел, меня из него и добили. У меня уже не было топлива, и я планировал. В общем, сесть никому не удалось. Шестеро приземлились в расположении своих войск с парашютом. Рисунок у них на носу веселый: лохматая седая старуха с носом крючком, сидит в ступе, обвешанной бомбами, и правит метлой.
        Рейхсминистр отхлебнул уже остывший кофе, сморщился и надавил на кнопку звонка. Показал пальцем на всех и крутнул им. Принесли турецкий кофе и большие рюмки коньяку, все переместились на знаменитый белый диван и за китайский столик. Герман понял, что его люди не виноваты, и надо трясти конструкторов.
        - Ханнес, дорогой, у тебя есть предложения? - спросил он истребителя.
        - Нас осталось шестеро из того состава, с кем я начинал эту кампанию. Оптимальный вариант: закончить ее, даже приняв любые предложения русских.
        - Он на это не пойдет! - мгновенно ответил Геринг. - Другие варианты!
        - Курт летом показывал «кенгуру». Укомплектуйте нас ими, и мы попробуем разыграть свои козыри.
        - Прозит!
        - Прост!
        - Прозит!
        Они допили коньяк, и Геринг вызвал адъютанта. Кнопка вызова имелась и на «китайце».
        - Оберста Траутлофта и его JG-54 направить Эхтердинген, передать им и дозаказать шестнадцать FW190 серии «B». Остальную часть гешвадера комплектовать в Гесау.
        - Опять «щенками»?
        Геринг недовольно поморщился, но взял себя в руки:
        - Десятерых, Ханнес, я к тебе переведу. Но это - максимум. Насчет высотников я с тобой согласен, они все должны быть настоящими «гончими». Но довести остальных до этого состояния - это ваша задача, господин полковник. StG-3 отвести на комплектацию в Оршу… нет-нет, в Варшаву, Вальтер, переучиваться придется, комплектовать будем FW190D. Наш старичок «Штукас» больше не производится.
        Все, кроме рейхсминистра, встали, щелкнули каблуками и вышли в приемную. Ханнес удовлетворенно получил приказ о повышении его в звании, командировочное предписание в Штуттгарт, представил себе еще раз грустную морду Линдемана. Проверил положение орла на фуражке и попросил младшего адъютанта вызвать ему такси. Конечно, летать на недоделанном произведении Курта Танка не сильно хочется, Но это меньшее из двух зол. А с «ведьмами» он посчитается!
        А для Линдемана служба в немецкой армии закончилась. Пенсионер. Не имей сто рублей, а имей адекватного начальника, а тот спасал сам себя. Впрочем, ненадолго его хватило. Разработанные планы Генштаба СССР предусматривали полное снятие блокады Ленинграда. Эскадрилья отработала по всем мостам в тылу у Кюхлера, и лишенным нормального снабжения войскам пришлось отходить от города, о чем отлично знали и фон Кюхлер, и Линдеман, еще когда летели на самолете в Берлин 17 января. У группы армий «Север» реквизировали практически все танки, так как OKW решило поквитаться с четырьмя фронтами, отбросивших их от Харькова и взявших левобережные части приднепровских городов до Запорожья. Все танки стягиваются туда.
        Глава 15
        Воевать? Не бабское это дело, так что «с конфискацией имущества»
        Уже в феврале мы получили команду перебазироваться в Воронеж. Здесь, на Северо-Западе, война близится к завершению, в случае отхода немцев от города, финны, скорее всего, из войны выйдут. Они с конца сорок первого года активных боевых действий не ведут. По меньшей мере в районе Ленинграда. По прилету узнали, что наши машины официально называются Ме-1п. Поликарпов сказал, что присутствовал на заседании в Кремле, когда решался этот вопрос. В ответ на претензии ОКБ Туполева, что это - модификация их Ту-2, Сталин сказал, что этот самолет сделали Метлицкая и Путилов, что окабэшные проекты «103у» и даже «10Зум» в серию не пошли. Что есть, конечно, общие детали у машин, и они используются при сборке новой машины и производятся в Омске. Но летно-технические характеристики новой машины не идут ни в какое сравнение с серийным Ту-2-АШ82ф. Поэтому ЦК и ГКО считают, что эта машина должна быть названа по фамилиям ее создателей. Что: «Это наша новая “метла”, которой мы выметем гитлеровцев и с территории СССР, и из Европы», - процитировал Сталина Николай Николаевич. Еще одна новость: 589-я ОРБАЭ переименована в
1-й гвардейский отдельный разведывательно-бомбардировочный полк авиации дальнего действия. Голованов имел гораздо большее влияние на Иосифа Виссарионовича, чем Новиков, и отобрал у него игрушку. Укомплектовывать полк будут аж до пятиэскадрильного состава. В общем, судя по всему, полк у меня отберут. Я же - командир 223-й дивизии. Сидим с Сашкой переговариваемся, которая считает, что Верховный Главнокомандующий всегда прав. И во всем. Что я - паникер и карьерист, и надо брать пример с мудрого решения вождя народов. В общем, либо привяжут к заводу, либо в клетку посадят и будут иностранным гостям показывать. В препоганейшем настроении потащился на ужин. Теперь ходить туда довольно далеко, дивизионные машины находятся в Курске, где базируется штаб дивизии. Настя и Аня живут теперь отдельно, у меня «своя квартира» от завода, уже с октября месяца, потому что постоянные посещения всех служб, как дивизии, так и ПАРМа, не давали девочкам даже выспаться нормально. Останавливается машина:
        - Александра Петровна! Вам куда? Подвезти? - «Поп», собственной персоной.
        Грустно улыбаюсь в ответ:
        - Мне в столовую на ужин.
        - Садитесь. А я с испытаний И-185-71. Вы его пробовали?
        - Нет, и не рвусь.
        - А что так, машина ведь замечательная. Мы ее еще и доработали по крылу. Очень неплохие показатели, и сегодня это подтвердили.
        - Летать она будет, а чтобы воевать, там обзор менять нужно. Упреждение нужно брать, а цель под капот уходить будет.
        - Но, Александра Петровна, у всех так, мощности и размеры двигателей растут.
        - Но выход-то ведь есть. Можно заглянуть за капот. Одно время даже серийно выпускался.
        Тормоза заскрипели. Он недоуменно уставился на меня.
        - Как выпускался, и что это?
        - Коллиматорный прицел для бомбардировки с пикирования, с удлинителем.
        - И?
        - Делаете его широкоугольным и ставите под капот. Летчик под капот должен заглядывать в основном для прицеливания.
        - Александра Петровна, что вы делаете в ВВС, ваше место в КБ. Переходите!
        - Мне уже предлагали. Ни за какие коврижки! Вы меня не довезли!
        - Ой, извините.
        «К черту! Как всё и все надоели с этими предложениями! Нам бы войну закончить, да побыстрее!» - подумалось мне. Наконец, приехали, захожу, а за моим столиком расположился командующий АДД. И здесь обошли! Рядом с ним сидит незнакомый мне летчик, который посмотрел на меня и что-то сказал Голованову. Тот поднялся из-за стола и изобразил широчайшую улыбку:
        - Александра Петровна! Здравствуйте! Мы только что сели и вас ждем. Нам сказали, что вы будете на ужине.
        Приходится изображать улыбку: он - генерал-полковник авиации, командующий АДД, которому предстоит передавать эскадрилью. Прищучить может - мало не покажется! Подхожу к столу, место мое не занято, табличка висит, на столе, кроме таблички, еще ничего нет. Видимо, не врут, меня ждали, так как тут же появилась официантка с фарфоровой супницей, вторая принесла посуду и столовые приборы для «гостей». Их за столом трое, знаков различия ни у кого не видно, погоны под комбинезонами. Девочки разливают харчо по тарелкам. Из-за ночных полетов у нас несколько смещены понятия обеда и ужина. Разговоры чисто ни о чем, в основном о последних новостях с Ленинградского фронта, где происходят главные события. После ужина последовало еще более интересное предложение: вылететь с ними в Москву. Пришлось встать и прикрыть раздвижную дверь, отгородившись от зала.
        - Вас не затруднит, товарищ генерал, немного прояснить ситуацию. Я получила приказ о переименовании, дополнительном развертывании и о переводе части, входящей в состав 223-й БАП, которой я командую, в ведение АДД СССР. То есть у меня из дивизии забирают одну из самых боеспособных частей к вам.
        Голованов немного сморщил нос и еще шире улыбнулся:
        - А остальное зависит только от вашего решения, Александра Петровна. Я помню наш разговор в Царицыно и считаю, что полк никто, кроме вас, так подготовить не сможет. Но есть одно «но». Должность командира дивизии много выше должности командира полка. Со своей стороны, я могу сказать, конечно, что АДД подчиняется лично Верховному, начать загибать другие пальцы и приводить различные примеры: например, одним из экипажей у меня командует генерал-майор. Но он снят с должности комдива, он сам не захотел переходить на другую работу и остался в одном из полков в должности командира корабля. Я переговорил с товарищем Сталиным и предложил ему назначить исполняющим обязанности командира этого полка командира 223-й дивизии подполковника Метлицкую с присвоением ей звания генерал-майора. Полк будет решать особые и специальные задачи в составе АДД. Вам сохраняется оклад, вы повышаетесь в звании и готовите этот полк, который будет развернут в дивизию по мере подготовки личного состава и техники. Верховный Главнокомандующий согласился с моим предложением. Про себя лично могу сказать, что, находясь на службе в АДД,
до сих пор получаю заработную плату, равную моему окладу в должности главпилота ГВФ. Она выше, чем та зарплата, которая назначена генерал-полковнику авиации. Собственно, я для этого и прилетел, чтобы предложить вам это. Но в Москву лететь в любом случае придется: представляться наркому обороны, так как звание генерал-майора имеет право дать только он. Он просил сказать вам, что очень бы хотел видеть вас на этом месте.
        Делать нечего, пришлось съездить переодеться и забрать дежурный чемоданчик с формой. Вылетели обратно уже около 22 часов. Довольно быстро добрались до Преображенского. Затем на стареньком автомобильчике доехали до Кремля. Несмотря на поздний час, Сталин нас принял. Выглядел довольно бодро, правда, курил много и не обращал внимания на мои покашливания. Я выслушал его доводы, покивал головой и сказал:
        - Я считаю эти выводы ошибочными. С большим трудом нам во второй армии удалось укомплектовать и обучить целую дивизию настоящих пикировщиков, способных пробить любую оборону противника и обеспечить наступательные действия наземных сил. С вашей помощью непосредственно, создать истребитель-бомбардировщик, у которого пока нет равных противников и который действительно в состоянии прикрыть действия этой дивизии. Да, бывшая 589-я в состоянии решать оперативно-тактические задачи на достаточно большом удалении от линии фронта, например, блокировать перевозки по Дунаю, посетить некоторые интересные районы в Румынии. Продолжить работу в Западной и Восточной Пруссии, сорвать транспортные потоки немцев на территории нашей страны. И действовать нужно сейчас, сегодня. Пока мы имеем преимущество. «Ме-1п» - машина дорогая и, что немаловажно, не имеющая пока аналогов в мире. Техсостав, служащий в нашей части, тщательно подобран. Контроль технического состояния находится на самом высоком уровне. Летный личный состав соответствующим образом подготовлен, кроме всего прочего, и психологически. У меня в прошлом году в
линейную часть, пусть и «элитную», в полк к Шестакову, ушли две девушки-истребители, которые не смогли понять, что наша задача: выбивать наиболее подготовленных летчиков Люфтваффе. Наши цели - это мужички с белыми от отметок рулями направления. А с зелеными пацанами прямо со школьной скамьи должна справляться фронтовая авиация. Если что, и безопасно, то и мы поможем. Мы не можем ввязываться в свалку на тяжелых истребителях-бомбардировщиках. Да и права не имеем терять дорогущие машины. Косвенные признаки говорят о том, что немцы где-то готовят танковый кулак. Скорее всего, на юге, тем более что мы и АДД немного помешали сделать это на Центральном фронте, лишив их части мостов через Вислу и Варшавского железнодорожного узла, который неплохо обработала АДД в момент скопления поездов с боеприпасами. Выполнять совместно с АДД такие операции я считаю совершенно необходимым. Но назначение пикировщиков все-таки другое. Основными нашими целями должны стать скопления войск противника и их коммуникации: склады, ГСМ, опорные пункты обороны. Плюс - все, что касается Люфтваффе. Если мы уйдем из двести двадцать
третьей, дивизия потихоньку станет обычной: потери в полках есть, аэродромы будут прикрыты хуже, и настоятельно требуется летающий командный пункт ВВС. Но почему-то все увлеклись непонятно чем. Я так чувствую, что скоро предложат охоту на «Тирпица» устроить.
        Сталин заметно ухмыльнулся.
        - Это не наша цель. Даже вылив на него несколько тонн пирогеля или положив ему прямо в трубу тонную бомбу, мы потеряем кучу машин, эти дела делаются с небольшой высоты, а мы практически не повредим его. А вот наши локаторы попадут к противнику. Товарищ Сталин, один осколок или пуля в летчика, и самолет - падает. Штурман не в состоянии и не имеет возможности заменить его. Место занято трупом, объем кабины такой, что не пролезть. Все отдано скорости. Поэтому увлекаться сильно не требуется. Я в своих девочках уверена, что любая из них сломя голову в ад не сунется. И постоянно над этим работаю. Мы должны заставлять гибнуть противника, а не погибать сами. Мы - ваша тяжелая рыцарская конница, которая обеспечивает победу пехоте. От тщательного планирования и контроля обстановки зависит все. Нам требуется самолет с большим запасом топлива. На котором мы установим РЛС не бокового, а кругового обзора, и мощные радиостанции, которые будут контролировать поле боя. В боях над Ленинградом нам пришлось исполнять эти функции. Это и дорого, и непроизводительно.
        Многое из того, что я сказал, говорить, может быть, и не требовалось, но ИВС уже имел мнение и кучу «задач» под новые машины, придуманные фантазерами. Окрыленные успехами, кстати, чужими, они рвались в бой и желали обратить это дело на себя, совершенно забывая о том, что главным моим детищем была не группа девочек на «супермашинах», а пять полков обученных пикировщиков с доработанными машинами, с движками в 1420 лошадок и натренированными экипажами, отличным ПАРМом, двумя учебными эскадрильями. Все это удалось сделать за время затишья. Эта дивизия опрокинула наступление на Воронеж, эти мужики поверили в себя, девочек из 587-го полка заменяли мужичками, и теперь там в основном смешанные экипажи. Есть двенадцать девичьих, но летчицы там супер! Это мой резерв для ОРБАЭ.
        - То есть, Александра Петровна, вы категорически против перехода в АДД. Я правильно вас понимаю? - спросил Сталин.
        - Так точно, товарищ Сталин.
        - Вы свободны, товарищ Метлицкая!
        Я вытянулся, повернулся кругом и вышел. Вот влип! Я же без машины! Эскадрилью, конечно, заберут, но есть маленькая хитрость, чисто бабская! Фиг вы получите моих девиц! С таким настроением я добрался до Центрального и позвонил в Воронеж. Оттуда направили борт в Москву. С грехом пополам на Си-47 к утру был дома.
        Мы все попали в ВВС в одно время, а следовательно, и проходили ВЛК в феврале-марте сорок второго. Нас отвели на переформирование и обслуживание. Поэтому через два часа после прилета мы все дружненько сели в тот же «Си» и через час сели в Харькове, где организована фронтовая врачебно-летная комиссия. Все самолеты раскапочены, и им меняют выработавшие ресурс двигатели. Одна, новая, с нами не летавшая, стоит на замаскированной площадке. Интерьер кабины - почти один в один с Ту-2, а вся учебная литература находилась в учебной эскадрилье дивизии под Курском. Летать мы учились на машинах с обычным винтом. Дело в том, что вся аэродинамика этого крыла рассчитана на заднее положение основных стоек. При переднем положении, из-за значительных автоматических предкрылков и резкого изменения стреловидности, возникал эффект «легкого шасси». Это многих летчиков поначалу вводило в ступор. Стоило на кочке неправильно среагировать рулем глубины и начать опускать хвост, передние колеса отрывались, летчик автоматически увеличивал угол атаки и поднимал кран шасси: привычка! Шасси сходило с замков, а парашютирующий
самолет падал на живот. Взлетать требовалось чисто по прибору. Первые полеты мы проводили обязательно с обычными винтами, и на учебных машинах была сделана специальная полоса для посадки на живот. Менялись только винты.
        Приехавшие архаровцы из АДД, «многотысячечасовые» асы, прочли манускрипт о посадках, где отмечена ее легкость, им, тысячу раз взлетавшим, ждать баб-инструкторов было «западло», тем более что нас, зеленых девиц, они в Царицыно видели, и сильного впечатления на них мы не произвели, ну максимум что-то между ног пошевелилось. Они прочли «молитву» и взлетели! Хорошо, что полоса на заводском аэродроме длинная! В Харьков с завода позвонил Путилов, пришлось прервать ВЛК, лететь в Воронеж, и после короткого уточнения, что допуск к вылету дал «новый командир полка», назначенный приказом главкома АДД, но полк не принявший, зафиксировать это в соответствующих бумагах о летном происшествии и отправить телеграмму товарищу Верховному Главнокомандующему. С указанием размера убытков от двух сломанных сверхзвуковых винтов и замены части титановых стрингеров нижней части фюзеляжа.
        Реакция была мгновенной. 1-й гвардейский отдельный РБАП передавался 223-й дивизии из АДД. ИО командира полка назначалась полковник Метлицкая, с сохранением должности и оклада командира 223-й БАД. Мужики - они такие! Стоит поддразнить чуть-чуть и ущемить мужскую летную гордость.
        В тот же день прилетело шесть «Митчеллов-эйч» с увеличенными топливными танками до 7540 километров дальности, оборудованных для полетов над морем. Из них предстояло соорудить ДРЛО. Загнали в ПАРМ, а в Свердловске для них готовили вращающиеся «грибы». В нос ставили вертикальную антенну, позволяющую быстро замерять высоту полета целей. В 1-й ГвОРБАП я отбирал летчиков из всей дивизии. К сожалению, приходилось резать по живому уже сложившиеся звенья. Часть людей подкинул Красовский, в основном это истребители. У нас в Воронеже состоялся и первый слет пикировщиков: из 15-й армии Пятыхина прилетела сборная «девятка» только что переученного 34-й БАП из 301-й дивизии. Довольно много «старых» летчиков, которые разбавлены двумя молодыми. Учились под Москвой на организованных Новиковым курсах, которые вел инспектор ВВС по штурмовой и бомбардировочной авиации РККА подполковник Полбин. Отучив переформировывавшуюся дивизию, он принял ее и отбыл с ней на фронт. Сам он тоже прилетел, показать сам себя и своих «орлов». Они базируются чуть севернее нашей дивизии. Балтфлот прислал «девятку» 12-го гвардейского БАП.
Несколько армий не прислали никого. От нашей армии было шесть «девяток», две из которых из 223-й. Много пикировщиков прислал новый в нашей армии бомбардировочный корпус генерала Судеца. Слава о пикировщиках 2-й армии ширилась, и у нас появились конкуренты! Чтобы слишком уж не травмировать подрастающее поколение, от первого ГвОРБАП в конкурсах никто не выступал. Мы только покажем в самом начале показательное выступление и ночное бомбометание по мишени типа мост.
        Кроме пикировщиков прилетело немного истребителей из других армий и два десятка «Илов». Они тоже работают с пике. Степан Акимович пару недель дневал и ночевал на аэродроме и полигонах. Всех достал, в том числе и меня. Полностью готовых машин у ГвОРБАПа было мало. Решили показывать только восемь машин и действия истребительной восьмерки. Для этого подняли три «девятки» Пе-2 из разных армий, и три «восьмерки» на Як-7б, Ла-5 и Р-39n их прикрывало. В общем - обычное построение при сопровождении. Низковысотные «яки» страхуют на выводе и наборе, непосредственно охраняют Ла-5, и «кобры» ловят охотников и помогают при необходимости остальным.
        Я пошел ведущим, и мы показали три последовательные атаки на эскорт. Само собой, внешне это выглядело не очень. Летчики больше хохотали, что «девки на горшок забыли сходить». В разгар праздника я обнаружил посторонний самолет, который на высоте довольно шустренько полз к Воронежу. Запросил КП ПВО, на запрос получил офигительный ответ:
        - Мы никого не наблюдаем!
        - А меня?
        - А где вы находитесь?
        Дал пеленг, дистанцию и высоту.
        - Нет, в этом секторе чисто!
        Сменил частоту и передал:
        - «Клен», я - «Метла-один». Обнаружена высотная цель курсом на нас. Предположительно высотный разведчик противника. Как поняли, прием.
        - Я - «Паскаль». Этого нет в программе.
        - Где «Клен»?
        - «Клен» вышел.
        - «Паскаль», я «Метла-один», цель - фактическая. Передайте «Клену»: ухожу на перехват.
        А громкоговоритель дублировал все это на половину аэродрома. Через минуту-другую уже «Клен», а сзади слышны возбужденные голоса различного ранга, передающие куда-то какие-то матерные выражения:
        - «Клен» на приеме! - Я повторил доклад. - Может, наш, аккуратно проверь! Перехват разрешаю.
        На глазах у всей публики ухожу в набор на форсаже. Настя его разглядела: Ju-88s. Воспользовавшись информацией, что мы где-то на севере, немцы решили днем провести разведку. «Юнкерс» нас с Женей обнаружил. А у них основной способ отхода - пологое пикирование, на котором они делали все наши истребители. Заходим в три четверти, открываем огонь. Снарядам до цели довольно далеко лететь. Снизу незнакомый голос орет: «Кто ж так стреляет, чуня!» Потом, когда «юнкерс» горящим костром ломанулся вниз, и вспухло два парашюта из трех возможных: «Гляди, попала! Охх-хренеть!» Оказывается, с земли пошла на перехват целая восьмерка новеньких «кобр» из 4-й армии. Это они меня комментировали.
        - «Клен», я - «Метла-один», работу закончила, целей больше не наблюдаю. Противник, Юнкерс-88-эс, упал за Раздольным на берегу Камышовки. Наблюдаю два парашюта, их сносит в сторону Трещевки.
        - «Клен» принял, домой, Сашенька, домой! Молодчинка!
        - «Комментатор», «Метле-раз»!
        - На… приеме, я - «тринадцать»!
        - Поучи жену щи варить! Научишься, прокачу на «метле». «Клен», «Метле-раз», идем на спуск, крыша не требуется.
        - Принял, вам добро.
        Через пятнадцать минут попали в буйные руки летчиков, которые качали два экипажа. И когда вечером показывали «фильмы», никто из них уже не смеялся, все поняли, что для них этот вылет кончился бы так же, как для экипажа «юнкерса». Нельзя недооценивать противника и упускать его из виду. Пока это подводит только немцев, но ничто не вечно под луной. Парни тяжело дышали - весь их почти двухлетний военный опыт просто кричал о том, что это опасно, очень опасно. Они привыкли к боям, к перегрузкам, но мысль о том, что у противника тоже могут появиться такие возможности, покоя им не давала. В зале зажегся свет. Лес рук, причем молчаливый.
        - Сразу отвечаю на самый главный вопрос: у фрицев ничего подобного нет. Уйти от атаки можно, но требуется наблюдать за противником и не запускать его в мертвые зоны. Кто хотел узнать об этом, можете опустить руки. И главное: ближе к лету немцы на нашем участке пойдут в свой последний бой. Мои «бабки-ежки» будут с вами. Полк, по приказу Верховного, комплектуется и пополняется. И через 25 минут мы покажем вторую часть нашего показательного наступления. Сейчас две машины идут, чтобы атаковать мост на полигоне.
        - Ночью?
        - Конечно, это позволяет с минимальными потерями делать это. Пройдемте!
        Все вышли из клуба, перешли через железную дорогу в северо-восточной части аэродрома. За небольшой рощицей начинался полигон завода, где пристреливали оружие «Илы». Там небольшой песчаный холм, за ним положили два пролета железного моста. Кто-то, очень слухастый, уловил шум винтов и двигателей машины, идущей на большой высоте. Принялись высматривать, машина шумела довольно громко и меняла звук. И тут сработал «фотаб». Пока все промаргивались, зажглась САБ-250, выбрасывая из себя новые и новые осветители, потом раздался сильный рев мотора уже за нашей спиной, и через несколько секунд грохнули взрывы. А по радио неслось голосом лучшей солистки Брянского фронта, командира бывшей 589-й ОРБАЭ, Тамары Иванищевой:
        Растяни меха гармошка!
        Эх, играй, наяривай!
        Покатушки, бабка-ёжка,
        Пой, не разговаривай!
        Я была навеселе,
        И летала на «метле»,
        Хоть сама не верю я
        В эти суеверия!
        С придыханием, повторениями и невероятно высоким голосом. Затем сухо и достойно:
        - Клен, я-Метла-четыре, цель поражена, в наборе! Прошу добро на посадку!
        - Все, концерт окончен, цель поражена. - При свете САБа было видно, что оба пролета переломлены посередине.
        Андрей и Тамара дружненько сели на аэродроме. Первый день сборов подошел к концу. Завтра работаем по дальнему полигону. Ко мне подошел молодой старший лейтенант:
        - Тащ полковник! Я - тринадцать, гвардии старший лейтенант Покрышкин. Разрешите принести мои извинения за бестактное поведение.
        - Извинения принимаются.
        - Вы можете сказать, как вы это делаете?
        - Пока - нет. Но, в общем, руками и головой. Так же, как и вы. Но из более удобного положения.
        - И сколько у вас сбитых?
        - Я не считаю, мне не доставляет удовольствия это делать. Но надо быстрее заканчивать эту войну. Она мне уже давно надоела. Это совсем не женское дело.
        - Но у вас две Золотые Звезды!
        - За Амурский мост и разгром четвертой танковой армии под Воронежем, лейтенант. Вы, когда отчеты пишете, считаете на штурмовке: сколько кого уничтожили?
        - Нет, товарищ полковник, их никто не считает.
        - Вот и я их не считаю. Зачем грех на душу брать.
        - Здесь я с вами соглашусь. Разрешите вас проводить?
        - Нет, у меня машина.
        - Еще один вопрос?
        - Да, пожалуйста!
        - Я в авиации давно, с тридцать четвертого года, закончил Качу в тридцать девятом, воюю с сорок первого года, почти четыреста боевых, в основном на разведку. Шестнадцать сбитых и много незасчитанных.
        - В разведке всегда так.
        - Как перейти в ваш полк, на «метлы»? Очень заинтересовал меня этот самолет.
        - Допуск к высотным есть?
        - Сейчас нет, был, пока на «МиГах» летал.
        - Хорошо. К ночным?
        - Нет, в сорок первом начинали подготовку, но не успели закончить.
        - Тогда - не пройдут документы.
        - Вас понял! Разрешите идти?
        - Да, конечно! - ответил я, сел в джип и поехал домой.
        Глава 16
        Немного о «тактике истребительной авиации на участке фронта»
        Утром отменили полеты по погоде и опять собрали всех в клубе на тактические занятия. Александр Иванович, видимо, не успокоился по поводу отказа, принес с собой летную книжку, две толстые прошнурованные тетради, что-то прошептал на ухо Майе и сел рядом со мной. Он попытался сунуть мне в руки свою летную книжку. Но тут я воспользовался тем, что выгляжу женщиной, и протянул руку к тетрадям:
        - А это что? - Он покраснел и засмущался, как будто его прихватили на ведении дневников, что было категорически запрещено в действующей армии.
        - Ну, это так, некоторые мысли о боях.
        Я-то знал, что в этих тетрадях находится наставление по тактике действий истребительной авиации сорок четвертого года.
        - Посмотреть вашу летную книжку я не успею, слышите, меня в президиум вызывают, а вот это я возьму с собой почитать, чтобы скучно не было за столом. А вы Майю развлеките, она - истребительный комэск в полку.
        Бесцеремонно забрав его записи с собой, удалился в президиум. Через некоторое время, после полковника Полбина (бывшего инспектора ВВС), слово предоставили полковнику Якушину. Непонятно было: почему ему, он не имел боевого опыта этой войны. Его опыт базировался на давно закончившейся испанской войне и чтении боевых донесений всех полков истребительной авиации РККА. Но видимо из-за того, что здесь собрался весь генералитет ВВС СССР, отказать себе в удовольствии выступить перед ним и показать свою значимость он не мог. Уж лучше бы предоставил слово своим же инспекторам. В общем, ничего нового начальник инспекции истребительной авиации не сказал. Я посмотрел на выложенные им схемы барражирования над участком фронта, схемы сопровождения и другую ценную макулатуру и, дав ему немного высказаться, поднял руку. До этого я демонстративно просматривал записи Александра Ивановича. Их я знал достаточно хорошо, в них уже существовали «ошибки», ибо техническую часть всей войсковой ПВО участка фронта он просто не знал. Это еще не применялось и находилось под всякими «запретами» и «грифами». Новиков обратил
внимание на поднятую руку и остановил докладчика:
        - Одну минуту, товарищ полковник! Вы что-то хотите сказать, полковник Метлицкая?
        - Так точно!
        - Говорите!
        - Название нашей конференции «Новые тактические приемы авиации РККА на основе обобщения фронтового опыта». Нам предлагают в течение сорока пяти минут прослушать «Наставление по тактике истребительной авиации», подписанное к печати третьего марта 1942 года. Вопрос: куда делся опыт весны, лета и осени сорок второго? Я, правда, знаю на него ответ. Вот он! - я показал сшитые тетради. - Есть предложение заменить доклад полковника Якушина докладом старшего лейтенанта Покрышкина, это его тетради. А после его доклада прошу предоставить мне несколько слов для обобщения. Кто «за», прошу поднять руку.
        Слушать «Наставление» никто не рвался, доска с мелом была. Пусть и не так красиво, как у штаба ВВС, зато по делу, и в течение полутора часов, с обсуждением прямо по ходу рисования схем. Видно было, что у старшего лейтенанта эти схемы были выстраданы и отточены в боях, так как он тут же на самом понятном для летчиков языке показывал, как выполняется тот или иной маневр. Живейшее участие в обсуждении приняли все командующие. Обо мне - забыли! Но кто ж им позволит! Когда посчитали, что все, пора завязывать с истребителями и переходить к штурмовикам, я опять поднял руку. Новиков сказал:
        - Да-да! Кто за то, чтобы прослушать полковника Метлицкую, как она просила, хотя бы за то, что нашла очень интересного докладчика.
        Леса рук не было, штурмовики рвались в бой, а остальные - перекурить.
        - Может после перекура? - раздалось из зала.
        - После перекура вы забудете, о чем только что говорили. Как сейчас забыли.
        - Ладно, десять минут.
        «Ха-ха! Десять минут!»
        - Товарищи, в докладах не прозвучало ни слова о технических средствах обеспечения захвата господства в воздухе. От слова вообще. Как будто этих средств нет. Вы думаете, что без них удастся это сделать? Может быть, но сколько крови это будет стоить? Или вы считаете, что я такая глазастая и увидела этот «юнкерс». Или что служба ПВО района, кстати, мной организованная, каким-то чудом сообщила мне о нем? В каждой дивизии должен быть хотя бы один радиолокатор, обученные штурмана наведения, и в этом случае можно отказаться от барража, который устарел, и всех вас раздражает, а действовать с аэродромов подскока. Скажу чуть более: здесь на заводе сейчас собираются новые самолеты, предназначенные для патрулирования в ближайшем тылу и обеспечения контроля за воздушной обстановкой, связи и тому подобное. В каждой воздушной армии должны быть такие самолеты.
        - Что за машина и какая техника стоит? У нас только РУСы и «Редуты», это не совсем то, чем можно пользоваться. Вот такая живопырка. Фиг, что разберешь! - сказал Новиков.
        - Мы ставим их на «Митчеллы-эйч», а РЛС - модификация РЛС «Гнейс-1М», пока это «изделие 339-2».
        - Показать сможете?
        - Имеющим допуск «три нуля» и выше.
        - Все командующие армиями его имеют.
        - В таком случае не вижу проблем. И, необходимо уже сейчас озаботиться подготовкой специалистов для работы с этими устройствами. Курсы могут быть организованы у нас, временно, а затем в НИИ ВВС, там места больше.
        Когда пошли «на перекур», то генералитет вместе со мной поехал в цеха, где переделывались Б-25. Там они впервые увидели «планшет»: большой кусок плексигласа с нанесенными дистанциями и градусной сеткой. Увидели малые маневренные планшеты штурманов наведения и бортовых штурманов, познакомились с режимом ретрансляции, все сделано на американских станциях, они легче и имеют лучшую помехозащищенность. Недоверчиво посмотрели на «гриб». Им показали, пока на пальцах, два режима работы: по земле и по воздуху. Затем командующие напали на Новикова, чтобы тот разрешил им посмотреть и «метел». Несколько машин стояли в соседнем ангаре и ремонтировались, точнее, проходили ТО.
        - Внешне - Ту-2, только крыло другое. А нафига вот эта фигня тут налеплена?
        Я, улыбаясь, ответил:
        - Так надо. Сменим уровень доступа, расскажу. Как она летает - видели? Вот для этого.
        - А винты! То-то они так ревут на взлете, мне еще вчера показалось, что с ними что-то не так. И какая у них скорость?
        Новиков не выдержал:
        - Нет, тебе что, не понятно? Со своим доступом «три нуля» ты этого знать не можешь, Гаврилыч. Подожди, будет и на твоей улице праздник. Пока на все ВВС это одна эскадрилья, отдельная, и подчинена она Ставке. Полк еще только формируется. Таких самолетов у нас мало. И полк будет подчиняться Ставке. Тут его у нас почти отобрали в АДД, еле отбили! А тебе все покажи да все расскажи! Заканчиваем экскурсию. Обедать надо, и люди нас ждут, вроде как дождь заканчивается, может, и полетать успеем. Полковник, вечером ко мне зайдите, разговор есть.
        Тут он отвлекся на вошедшую в ангар Настю, расплылся в улыбке, галантно поцеловал ей руку:
        - Штурман полка майор Афанасьева, самая красивая штурман ВВС! Эх, полковник, где вы таких набираете!
        Ну, и пошло-поехало, из ангара генералитет удалось вытащить только вместе с Настей. Нас они усадили за свои столики. Напряженность, возникшая при показе техники, забыта, все распетушились, лысинки засверкали. Они накатили по рюмашке, несмотря, что собирались летать. Обед длился долго, вокруг уже бегали адъютанты, показывая, что перерыв давно кончился, и вышло солнце, пора на полеты. Я глазами показал Насте, что пора завязывать. Она спросила разрешения у Новикова, сослалась, что требуется организовать выдачу полетных карт.
        Блестящие после недавнего дождя самолеты выруливали на старт и уходили в небо. Сегодня все показывали: как надо работать по земле с пикирования. Результаты каждого удара заносились в таблицы, туда же заносились и отклонения от цели или задания. Далеко не все работали снайперски. Довольно много мазали, но попадались и виртуозы. Я на всякий случай отмечал таких у себя в блокноте. Какая-никакая, а информация. Ведь многие из них впоследствии не смогли оставить мемуаров. После них оставались лишь холмики со звездой или три буквы напротив последней записи в летной книжке: НБЗ, ПБВ, НБВ, и сколько их было - одному богу известно. Если имена Покрышкина, Полбина и некоторых других сейчас известны, то остальные канули в вечность, прочертив последний дымный след в небе. Его разнес ветер и время.
        У Покрышкина сейчас сложный момент в жизни: командует полком его недруг, а комиссар полка, который его спас от суда, болеет и увольняется по инвалидности. Только «господин случай», приведший его на подобную, но армейскую, а не всесоюзную, конференцию, где присутствовал «истец» известного скандального инцидента на бытовой почве, который не знал о том, что небольшая потасовка из-за мест в столовой вылилась в дело! Человек оказался порядочным и написал отказ от иска, который он не подавал, остановили расследование. В разных своих книгах Покрышкин описывает случай по-разному, видимо, «редакторы» поработали, делая акцент на разных деталях и разных людях. Но он еще и половины своего счета не набрал. Известность ему принесли бои над «Голубой линией» весной сорок третьего. Весна на носу, но 8-й корпус разбит под Курском и Харьковом, Тамань полностью наша, готовится Керченско-Феодосийский десант. Так что «отличаться» придется над ним. Что если его действительно забрать в полк, раз сам просится? Тем более что он специализировался на разведке, две трети вылетов за время первых двух лет войны. А «ночниками»
не рождаются, ими становятся. После гибели Серова и Осипенко, несмотря на то что они сами нарушили правила тренировки, слепые и ночные полеты стали «табу». До этого это был обязательный элемент подготовки. Сейчас, в сорок третьем, летчики не разбиты по «классам», такое понятие просто отсутствует. Ночные летчики, в основном, сведены в НБАДы, вооруженные устаревшей техникой, которая днем летать не может из-за истребительного воздействия. Чтобы уменьшить потери, там вынуждены были перейти на работу ночью. Пикировщики Пе-2, с их слабой механизацией крыла и высокой посадочной скоростью, для работы ночью не очень годятся. Хорошо еще, что Ту-2 все-таки пошел в серию на год раньше. Ночью все бомбят с горизонтали или с пологого пикирования. Результаты последнего ничем в лучшую сторону не отличаются. А ночные пикирующие удары требуют очень высокой слетанности и согласованности действий. С точностью до долей секунды. А приборы того времени такой точности дать не могли. Приходилось уповать на индивидуальное мастерство. И его величество случай. Но для получения случайного результата требуется увеличивать
количество попыток и нести потери.
        Поэтому у Покрышкина не будет возможности сдать на самостоятельные ночные вылеты в его родном полку: они - «дневники», и ночью коротко, но отдыхают, а организовывать персонально для него стартовую команду и управление полетами Исаев не станет. В конце концов, у меня есть «Лайтнинг», которому заканчивают переоборудование: вместо старых «алиссонов» туда воткнули V-1710-111, новые, более эффективные, интеркулеры в обе балки, сняли две из четырех фотокамер, заменили оконцовки на ламинары. С центропланной частью пока возиться не стали, памятуя о бафтинге хвостового оперения. Установили «Гнейс-1м», сняв два пулемета. Зимой держал 14 200 по высоте и, как я уже писал, имел обогреваемую кабину. Из-за этого установить автопилот на него не удавалось, никак не могли справиться с уплотнениями: то клинили, то травили. Имея «штатный» истребитель, расположение приборов в котором было стандартным американским, взять на него переученного на «кобру» летчика было вполне объяснимым решением. Поэтому, когда он в третий раз подошел вечером после полетов, я его отвел в ангар с «Яппи» и сказал:
        - На время переучивания и получения разрешения на ночные полеты будете штатно летать на этой машине, на разведку. Он у нас один, так что без ведомого. Входить будете в состав первой эскадрильи, с ее командиром вы знакомы. Если вас устраивает, я могу подписать вам рапорт и передать его по команде. И, если потребуется, нажать.
        - Взглянуть вовнутрь можно?
        - Да, эта машина секретна лишь отчасти.
        Он сразу определил «секретную» часть оборудования.
        - Как «кобра», по приборам.
        - И двигатель похож, там сняты высотные нагнетатели и интеркулеры, здесь - стоят. Она более скоростная, высотная, но хорошо себя ведет только на высоте. Параллельно будете изучать и переучиваться на «метлу».
        Он полез в планшет и достал рапорт. Я его подписал.
        - Спасибо, Александра Петровна! Я побегу?
        Он, прижимая планшет к бедру, побежал в сторону домов, где расположилась его часть. Как я и ожидал, Исаев ему сразу все подписал, но уперся Науменко! Который лишаться командира эскадрильи, пусть и ИО, да еще и прославившегося на все ВВС, не хотел. Пришлось собирать «большой совет»: подключать Красовского, а потом и Новикова. Перевод был оформлен, и довольный старший лейтенант вылетел на Кубань за вещами. Вернулся он не один. Вместе с ним приехала старшая операционная медсестра Мария, зарегистрировать брак с которой и добиться ее перевода во 2-ю воздушную он сумел.
        - Александра Петровна, знакомьтесь! Это моя жена, Маша. Она будет служить в армейском госпитале.
        - Могу устроить ее в медсанчасть полка. Так, наверное, будет удобнее.
        - Ой, спасибо!
        Их поселили в частном доме, и на следующий день Майя начала принимать у него различные зачеты. Оформили допуски, в общем, включился в полковую жизнь.
        Не знаю, как для других, для дивизии конференция была как манна небесная: утвердили четырехэскадрильный состав всех полков. «Четверка» была несколько обрезанной, не шестнадцать, как у истребителей, а только восемь самолетов Пе-3ВИ. Их задачей было высотное прикрытие истребителей сопровождения. То есть борьба с охотниками. К сожалению, пока на них не ставили РЛС и вычислители, массовый выпуск которых пробуксовывал, и раньше времени решили не рассекречивать технику. Но за счет высокой скорости пикирования они могли быстро сблизиться с парой охотников и отогнать или подбить ее. Плюс в полках повышалась «кислородная культура»: появилось достаточное количество людей и техники для обслуживания высотников. Теперь мы не были привязаны к своим только аэродромам и техникам. Перевооружаться стало возможно в любом полку. В 1-м гвардейском дела шли ни шатко ни валко, мы вернули все учебные машины и готовили экипажи для них. В цехах завода стояла новая серия машин, уже не четырех-, а трехместных. Убран гаргрот и верхний стрелок, удлинен бомболюк. Есть возможность подвешивать туда перспективную авиационную
торпеду РАТ конструкции Г. Я. Диллона, которую разрабатывают ускоренными методами. Моряки тоже положили глаз на самолет, сумели доказать, что увеличение бомболюка оправдано. Для нас это дополнительно пятьсот килограммов бомб РБК-500 или РБК-250, которые стали основными для нас, или еще один зажигательный контейнер, выпуск которых освоен, и теперь не приходится работать с малых высот.
        В середине марта начались активные воздушные бои над Таврией. Степь еще не просохла, и каждая из сторон стремилась занять максимально удобные позиции. В прошлом году немцам удалось удержать наши войска на линии Бердянск - Запорожье. Там в Крыму и Таврии «скопилось» три армии: 1-я танковая генерала Клейста, выбитая с Миусс-фронта, отошла туда, 11-я армия Манштейна (в неполном составе) и части первой румынской армии. Зимой здесь шли активные бои, не принесшие успехов ни одной из сторон. Общая конфигурация фронта подсказывала, что немцы попытаются еще раз взять Харьков и Луганск, действуя с двух сторон: со стороны Полтавы и со стороны Мелитополя. Скорее всего, первоначально наступление будет иметь направление на Славянск.
        Далеко не все в Генштабе придерживались этого мнения, особенно учитывая тот факт, что все мосты на Днепре разбиты или повреждены. А вот Полтаву абсолютно все рассматривали как стопроцентный участок сосредоточения. Данные авиаразведки показывали, что немцы сосредотачивают на подходах две танковые армии.
        Так как некоторая свобода действий мне была дана, то я особенно активно искал противника на юге. Требовалось доказать, что таврийский участок немцами не забыт. Вспыхнувшие там воздушные бои были таким подтверждением. После выполнения нескольких разведывательных рейдов боеспособную часть полка переместили в Таганрог-Гаевка. На второй день после перелета обе эскадрильи ушли бомбить Брази. Четыре нефтеперегонных завода, принадлежавшие «союзникам», нашим и Гитлера, пылали и были заминированы. Налеты мы повторили несколько раз. Авиация противника сопротивления не оказывала. Затем Тамара взялась за дунайские и прутские мосты. Удары были болезненными и точными. Сюда давно никто не летал, и румыны расслабились. «Ничего, напомним. За Одессу ответите!» - радовалась одесситка Сашка.
        Второй Саша сдал зачеты и допуски на «Лайтнинг» и вовсю его эксплуатировал, с трудом выкраивая время на ночные полеты. Но он весьма целеустремленная личность: успевал на всех фронтах. Он же, первым в полку, сбил высотный FW190В (С), под кодовым названием «кенгуру». Заметил их по радару, но продолжал выполнять задание до тех пор, пока не обратил внимания, что машины немцев переползли за 12 000. Доложился мне, и ему было приказано отходить. Он плавно прибавил скорость и сбросил малые дополнительные баки. Полез на максимальную высоту. Но немцы догоняли, а уверенности, что им не хватит высоты, не было. Я поднял пару Майи и Андрея, сразу как получил его доклад, но лететь им было довольно далеко. Да еще у Саши было много топлива на борту. Он отходил от Кировограда на Днепропетровск, а Майя и Андрей поднялись из Таганрога. А разница в скоростях была довольно существенной между Сашей и новыми немецкими машинами. Классифицировать он их не мог. По моим данным, они шли на одной высоте, по данным Саши - немцы чуть ниже. Но их двое, а Саша - один. Пока они его догоняли, он сумел пересечь линию фронта. Вести
оборонительный бой за линией было категорически запрещено. Майя набрала 13 000 и полные 860 километров скорости. Так они могли идти час двадцать, дальше необходимо сбросить скорость. Майя дала команду Саше начать полого снижаться. Он был выше на 1200 метров. Он так и поступил. А когда обнаружил пару Майи, встал на вираж и после третьего виража зашел немцу в хвост, и атаковал ведомого. Стрелял он очень хорошо, и, главное, он сидит много ближе к носу, чем немец, и смог совместить вычисленную точку прицеливания и самолет противника. После снятия двух пулеметов залп у него не сильно мощный, но и этого хватило. «Немец» выбросил какую-то белую струю и неожиданно крутнулся вокруг оси, так, вращаясь, и понесся к земле. Ведущего Саша не достал: он вышел из виража и на форсаже ломанулся в сторону линии фронта. А догнать его на «Лайтнинге» невозможно. Майя и Андрей попытались его достать, но он шел выше их и грамотно уходил от их очередей. Они устроили «ножницы», пытаясь отстреляться снизу-вверх из мертвой зоны, но немец часто менял свой курс и продолжал лететь. А затем у него кончилось топливо. Ждать расстрела
в воздухе он не стал, перевернулся и выпал из кабины.
        Мы съездили на место падения самолета противника, выкопали его из довольно топкого места. Очень интересная конструкция! Двигатель - DB-603Е, такой стоит на «мессершмитте», радиатор - кольцевой перед ним. Четырехлопастной винт, почему-то деревянный, два компрессора, куча баллонов с надписью N^2^O. Под пузом висел интеркулер. Пушки короткоствольные со слабой баллистикой МГ151-2.0, и два 7,92 мм МГ. По Сашиному планшету вычислили и скорость: 700 км/час на форсаже. На 42 километра больше, чем у «Лайтнинга». Летчика в машине не было. Но парашюта никто не видел. Еще одна странность: отверстие в коке винта было, а мотор-пушка отсутствовала. Видимо, их дополнительно облегчали, чтобы поднять высотность. На борту было выведено «зеленое сердце».
        Самолет Саши вновь отправили на завод в Воронеж, он выполнял дневные полеты на боевой «метле» и сдавал зачеты и выполнял тренировочные полеты ночью. Были определенные сложности со штурманской подготовкой. Заменить штурмана полностью он не мог. У истребителей это вечная проблема. Но через два недели он сдал все зачеты и получил машину из первой серии. Вторая еще только строилась, и первые четыре машины поступили лишь в начале апреля. А «Лайтнинг» решили серьезно переделать. После первых переделок максимальная скорость упала на 20 км/час, несмотря на существенное повышение мощности двигателей. Лоб новых «аллисонов» был больше, и величина «ушей» возросла. Старые гондолы имели более обтекаемую форму. Туда совершенно свободно поместился «Мерлин-27» от поставляемых Англией «харрикейнов» Мк IV, нашли в НИИ ВВС и левосторонний редуктор для него. У «харрикейна» не было интеркулера, оставили «аллисоновский». И центроплан сделали тоже ламинарным. Все крыло расширилось. Фонарь поставили «старый», он тоже более обтекаемой формы, но среднюю часть сделали ниже. Там выступ для высоких американцев, а Саша -
небольшого роста. «Мерлины» немного покапризничали по охлаждению масла, но их быстро успокоили. В результате высотность повысилась. «Тяжелый нос» исчез, скорость превысила 740 км/час в горизонтали за счет как мощности, так и новых винтов «Ротол»: широких, с четырьмя лопастями. Такие ставили на последние модели «лайтнингов» в 45-м году. Но все это заняло кучу времени, машина вернулась в полк только летом и иногда использовалась в качестве дальнего разведчика. Теперь его немцы перехватить не могли. На пологом пикировании он свободно уходил от всех немецких машин, а по высоте его и последние модели «Та» не доставали.
        На этом приключения «Яппи» не закончились! Летом тот «старпёр», который вручал мне «крест» и подарил «Лайтнинг», решил посетить нашу дивизию, и ГПУ ему не отказало. Хорошо, что за два часа до прилета американского «гостя» об этом стало известно в дивизии. Пришлось срочно перебазировать «метлы», а полк Пе-2 и так здесь стоял. Еле-еле успели выдернуть индикатор РЛС из приборной доски «Лайтнинга» и поставить туда шторку. Но радиолокационный прицел было не снять. Благо что он без индикатора работать не мог. Захват-замер производился кнопкой на самом индикаторе левой рукой. «Даритель» оказался командующим авиацией в Европе генерал-лейтенантом авиации Арнольдом. В отличие от большинства наших командующих, среди которых половину составляли кавалеристы, этот гад был летчиком. Причем очень даже неплохим. И большим знатоком авиации. Поэтому, после расшаркиваний, он пошел посмотреть, в каком состоянии находится его подарок. Подошел - и «припух»! Вместо самолета 41-го года выпуска стояла совершенно другая машина. Испытания ламинарного крыла в Америке только начались, и генерал уже видел «меч-рыбу». А ширина
крыла очень бросается в глаза, особенно опытному летчику. Пробормотав что-то вроде: «Ни хрена себе, вот это буллшитс!», полез в кабину. Его взгляд уперся в шторку и в отсутствие разметки на стекле коллиматора. На «кобрах» и остальных машинах по ленд-лизу, по требованиям НИИ ВВС, устанавливали стекло с нанесенной прицельной сеткой. А прицелы машин с вычислителями имели только смещаемую центральную точку. (Любители Ил-2 могут видеть такие прицелы на «игрушечных» «Харрикейнах». Но там вычислитель снят, центральная точка неподвижна и прицел откровенно неудобный. Во время войны этот коллиматор заменяли на отградуированный.) Он из кабины уставился на меня:
        - А что стоит под этой шторкой и зачем переставили приборы?
        - Наша дивизия является филиалом НИИ ВВС. Привозили какой-то прибор и новую приборную доску, что-то не получилось, прибор сняли, а доска так и осталась. Под шторкой - аварийный паек крепится.
        Я залез на крыло, заглянул в кабину, отстегнул крепление и показал, что там лежит НЗ. Было наивно даже предполагать, что он мне поверил, но я мило улыбался и изображал настоящую, полноценную «блондинку». Единственное, что портило картину, так это две звезды Героя, одна Соцтруда и две «Сталинки», которые меня заставили надеть генералы от ГПУ! Идиоты! Зато именно это обстоятельство оградило меня от нападок со стороны НКВД. Весь гнев «кровавого ГБ» оказался направленным на них.
        В общем, в середине 1943 года секрет полишинеля был раскрыт. Арнольд сообщил, что все Пе-2 в 223-й дивизии имеют ламинарное крыло, а в Пе-3ВИР его не пустили. У Р-38 снята часть вооружения, и под ним находится закрашенный обычной краской пластик. Скорее всего, там находится антенна радиолокатора, имеющая вдвое-втрое меньший размер, чем антенны локатора AN/APS-4, которые только начали испытываться. Насчет краски генерал Арнольд круто ошибался. Мы с ней столько намучились! Но облегчать его страдания не входило в наши обязанности. РЛС американского и английского производства в СССР не поставлялись, несмотря на то обстоятельство, что незаконно использовался патент СССР 1940 года. Вычислители - тоже. Плюс, Арнольд особо подчеркнул, что РЛС установлена на одноместном истребителе. На всех иностранных машинах существовал оператор РЛС.
        После его отъезда мы с Копцевым, начальником СМЕРШ дивизии, написали телегу на ГПУ, которое не смогло отказать в посещении «режимной» части представителям союзников. Раскову сняли с должности, так как в ее отчетах в ГПУ был в красках изображен «подвиг капитана Покрышкина, сбившего на самолете Р-38 высотный истребитель-перехватчик FW190В (С)», и эта статья прошла по центральным газетам. Арнольд вспомнил, каким образом у СССР оказался этот самолет, и, при очередном визите, сумел получить разрешение на посещение дивизии. Дело в том, что немцы уклонялись от атак «лайтнингов», уходя в крутое пикирование с переворотом, пикировали до земли, а потом резко выходили из него, а «лайтнинги» из этого пике не возвращались. Или выходили плавно, запуская за себя противника, чем те отлично и пользовались. Драться с ними на виражах немцы не желали, а вертикаль машина не держала до конца сорок четвертого. Она была заточена под «Зеро», и там, на Тихом океане, проявила себя как отличный истребитель. Именно эскадрильей «лайтнингов» был сбит самолет, в котором летел адмирал Ямамото, и все «Зеро», которые его прикрывали.
На Западном фронте «Молнии» не блистали. На нем, кстати, погиб Антуан де Сент-Экзюпери, великолепный писатель и национальный герой Франции. До ввода евро его портрет украшал 50-франковую купюру. Поэтому генерала и заинтересовал бой между «фоккерами» и Р-38.
        Глава 17
        Генеральная репетиция и премьера «Ударного молота»
        Но все это было позже, а сейчас, в середине марта 1943 года, дивизия на левом фланге 4-го Украинского фронта наносила бомбовые удары по опорным пунктам противника в Таврии. Впервые в истории задействованы самолеты ДРЛО. Два командующих воздушных армий: Красовский и Вершинин, буквально не вылезали из этих машин. Благо что должный уровень комфорта там был обеспечен всему экипажу. Управление было дублировано, так как поставлялись эти самолеты именно как учебные. Так что имели заводское кресло инструктора, поэтому все прошло тихонько от союзников. Планшеты осваивались как штурманами, так и командующими. Все заценили оснащение, единственное огромное неудобство: отсутствие электронной карты с автосчислением. Так что высокой точности наведения пока не получить, но невысокая скорость патрулирования позволяла вручную рассчитывать счислимо-обсервованные точки, КУ (курсовые углы). Операторы РЛС, там эта должность не отменялась, набирались опыта, и уже на глаз могли дать рекомендации по перехвату. Действия 4-й ВА были крайне успешными. Немцы, впервые столкнувшиеся с тем обстоятельством, что их попытки
прорваться к нашим позициям всегда получали достойный отпор, резко снизили активность. Наиболее боеспособные подразделения Люфтваффе подвергались налетам «бабок-ежек», противоядия от действий которых у немцев еще не было. Четвертый флот был сточен за три недели до нуля. Несмотря на залитую степь, пехота медленно, передвигая горы чернозема вместе с собой, двинулась вперед. Оборона на линии Запорожье - Бердянск была прорвана на всю глубину, немцы познакомились с еще одним изобретением русских: планером «Ц-25». В 41-м году в Алтайском крае было организовано училище планеристов. Выпускники этого училища летали к партизанам всю войну. В том же 42-м большое количество планеров и летчиков погибли и были взяты в плен под Харьковом, во время прорыва 4-й танковой армии. Сейчас огромное количество планеров и два десантных корпуса сосредотачивались под Таганрогом и в Сталино. Их задачей было захватить опорные пункты немцев в Таврии, разорванные между собой распутицей. В небо поднялись многочисленные самолеты, таща за собой деревянные, обтянутые перкалем одноразовые машины. Внутри сидели воины третьего и пятого
воздушно-десантных корпусов, которые, неожиданно для противника, радиолокаторы которого были уничтожены Пе-3ВИР и «метлами», высаживались в полной тишине в тылу у противника и неожиданно атаковали опорные пункты, овладевали деревнями. Все это обеспечивала воздушная и наземная разведка 2-й и 4-й ВА и двух десантных корпусов. Ими был блокирован Перекоп, взяты большинство поселков и сел Таврии, и только Мелитополь оставался в руках у противника. Его защищала недостроенная, но довольно мощная линия обороны «Вотан». Но аэродром в самом Мелитополе атаковался с воздуха ежедневно и еженощно. Там все было разбито, и единственным способом снабжения войск гарнизона были шестнадцать «гигантов» Ме-323, переброшенных из Африки, и те же планеры, только немецкие. Но при наличии радаров на всех Пе-3 ВИР и Ме-1п, подавляющем господстве нашей авиации днем и ночью, использование планеров со стороны немцев быстро превратилось в массовый способ самоубийства. В одну из ночей «бабки-ежки» поймали 12 из 16 «гигантов». Несмотря на большую прочность машины, против снарядов «ВЯ» они выстоять не смогли. Транспортный мост был
прерван. Подсыхающие дороги первыми «освоили» танкисты 5-й армии Лизюкова, они и вышли в конце апреля к Днепру, завершив двухмесячную операцию 4-го Украинского фронта.
        Бои закончились 27 апреля, а первого мая мне в Москве вручали орден Суворова второй степени, за Пражский мост, звезду Героя Социалистического Труда и две Сталинских премии: за Пе-2(3)ВИР и радиолокатор «Гнейс-1м». Каким боком я там умудрился быть пристегнутым - не знаю. Тихомирова в Москве не было, он раньше получил. Раздавали «плюшки и пряники» в ноябре. После награждения - почти обязательное сборище в Георгиевском, тогда Советском, зале Кремля. С посиделками глубоко за полночь. Сидим, отмечаем. Напротив меня сидят Абрам Иоффе, Анатолий Александров и Исаак Кикоин. Они все тоже получили «Сталинки», каждый за свое, но за 42-й год. Сидим тихо, ко мне никто не пристает, они люди тихие, между собой тихонько разговаривают. Вдруг у них за спиной появляется Сталин и спрашивает у Иоффе про дела во второй лаборатории. А тот глуховат, довольно громко отвечает, что есть проблемы, геологи нашли и предоставили четыре месторождения. Но места глухие, и лимонит приходится на ишаках возить. Дорог там нет, горы. Сталин сочувственно кивает головой, типа, что поделаешь, я понимаю, сложности!
        - Но мы, товарищ Сталин, в сроки уложимся, нам бы контингент строителей подбросить.
        И тут я влез. Нафига, спрашивается, как будто меня кто-то за язык дернул.
        - А лимонит - это желтый пигмент? А зачем его на ишаках возить?
        - Да, желтый пигмент, очень редкий! А почему вы спрашиваете? - все четверо в меня просто вперились.
        - В тридцать девятом мы стояли на аэродроме Степь, в Читинской области, вели разведку японских позиций. Недалеко оттуда есть гора, которая состоит из него. У меня техник художником был, по призванию, но он - колорист, все через цвет пытался передать, в Художественную академию его не приняли, так он в ШМАС пошел. Все о красках знал. Я ведь от него про титан узнала. А этот самый лимонит применяется для создания светящихся красок. Он их как-то смешно называл… Не помню, на букву «фэ»…
        - Флуоресцентные?
        - Точно! У нас приборы барахлили, плохо светился фосфор, а подсветки на Р-5 не было. Когда нас на аэродром подскока в Тулукуй перебросили, он принес красноватый камень с крупными вкраплениями-оплывами желтого цвета. Сказал, что это - лимонит. Он подвешивал этот камень к приборам, и потом они несколько ночей хорошо светились. Мы с ним ходили на эту сопку, она вся состоит из таких камней.
        Кикоин зажмурился, тряхнул головой:
        - Где это? А железная дорога там есть?
        - Забайкальская, в Монголию и Китай ведет. До железной дороги километров сорок-пятьдесят. По степи. Там никто не живет. Озеро есть, но вода солоноватая. Зато большое.
        - Так, товарищи, пройдемте ко мне! - сказал Сталин.
        Мы все поднялись и пошли в кабинет Сталина. Он вынул из шкафа большой рулон карт, я нашел карту Читинской области.
        - Вот озеро, вот тут была наша площадка, а вот - Красная гора, высота 340 или гора Тулукуй. Там лимонита много. Два-три километра от площадки.
        - Ох уж мне эти художники! А где ваш механик?
        - Я его с 22 июня сорок первого не видела. На наш городок был сильный налет, машину к вылету пришлось готовить самой.
        - Спасибо, товарищ Метлицкая. Вы даже не понимаете, какую важную новость принесли.
        - Товарищ Сталин, я просто услышала, что есть сложности с доставкой пигмента.
        Сталин отпустил троих лауреатов, а меня остановил.
        - Товарищ Метлицкая, почему полк до сих пор не укомплектован по штату?
        - Двадцать две машины новой серии готовы, и первая, и часть второй перейдет на них. Нас уже отвели в Воронеж. Старые машины встанут на замену двигателей, ими будут вооружены вторая и часть третьей эскадрильи, следующая партия машин будет готова через два месяца. И, товарищ Сталин, очень не хватает подготовленных техников. Абы кого не возьмешь, иначе начнутся отказы и поломки. Приходится присматриваться и подолгу учить. А образование у большинства техников в ВВС - ШМАС (школа младшего авиационного специалиста). То есть почти никакое: принеси-подай. Требуются инженеры в каждую эскадрилью, хотя бы по одному. Но их тоже надо готовить. Это самолеты совершенно другого уровня. И без права на отказ за линией фронта.
        - Хорошо, товарищ Метлицкая, идите, отдыхайте. К 7 мая ваши летчики должны быть готовы.
        - Есть! Сорок две машины и пятьдесят экипажей будут готовы, товарищ Сталин.
        - Мало, но сколько есть. До свидания, товарищ Метлицкая.
        В дивизии и на заводе ажиотаж: для 10-го полка пришли новые двигатели М-107П. К ним на ПАРМе ничего нет, а 56 двигателей, без всякого предупреждения, поставили. Полк переименовывают по итогам боев в Таврии в 124-й ГБАП, вот и прислали новые двигатели. Посмотрев на его параметры и, главное, часы ресурса, инженер полка майор Копцев приказал отправить их обратно в Уфу. На основной высоте 5000 метров, которую полк использовал, его мощность падала ниже, чем у доработанных М-105ПФ. Это мотор для «яка», прикрывающего Ил-2. И, главное, срок службы - 25 часов. Никакой ПАРМ не успеет так быстро дорабатывать двигатели. Придется ставить заводские. А что это такое - все хорошо знают!
        - Там довольно неплохо передрана с «Мерлина» клапанная группа. В общем, Александра Петровна, я бы их оставил: пару будем доводить, а остальные донорами поработают, а после испытаний доведем, - сказали Василий Иванович, инженер ПАРМа по моторной группе Константин Добровольский и директор и главный инженер Владимир Челомей. - Авось, что-нибудь наковыряем. Сто процентов надо заказывать новые карбюраторы.
        - А если подумать о непосредственном впрыске? Вон DB-605 валяется. Количество цилиндров - одинаковое, - говорю им. - Бензин-то импортный, Б-100, Климов применил, а масло у него наше! А в Баку строится первый завод по синтетическому маслу. Так что имеем право смотреть вперед, а не присматриваться к существующим реалиям. Если нам для «метел» масло поставляют, то стоит попробовать. Вон у него фильтр какой допотопный стоит, а это килограммов пять лишнего веса. В общем, вы покумекайте. Здесь много, что можно «допилить», были бы руки и голова на месте. А головы в этом цехе есть, и светлые.
        - Ну, это ж какой рабский труд, Александра Петровна! - затянул Добровольский.
        Его остановили Челомей и Путилов.
        - А мы вообще-то линию для доводки М-105 сами делали! - сказал Путилов.
        - А я своих «маслопупов» подброшу, чтобы ускорить процесс, - заявил Владимир.
        Через день я увидел, что распотрошенные 107-е разбросаны по пяти группам мастеров и технологов. Одни возились с рамой, вторые - с поршневой, третьи мучили клапанно-цилиндровую группу, несколько групп занимались навесным оборудованием. Дело пошло, и мне оставалось только ждать результата. М-108ПФКН и ПФН должен выйти из этих умелых ручек, а это 2000 сил. Как они сказали, основной проблемой была сама сборка: поршневая группа собрана наспех и не отбалансирована, ни статически, ни динамически. Часть поршней имеют превышение допусков в кольцевых проточках, облой в маслосъемных окнах, и они неверно расположены. На цилиндровой группе по замерам лишних семь с гаком килограммов на блок алюминия. Допуски при литье никто не соблюдает. Внутренняя часть рамы - это «пестня»! Русская народная блатная хороводная. Есть офигительная разница между «Мерлином» и 107-м, и только золотые руки наших мастеров могут довести до ума этот двигатель. Причем индивидуально! Но сразу же технологи разрабатывают оснастку, чтобы делать всю обработку за один-два прохода станка. Разбивают весь этот каторжный труд на этапы и операции.
Если дивизия полностью перейдет на М-108, ПАРМ должен быть готов к его обслуживанию и доводке. А я, посмотрев на разворачивающееся сражение за качество в цеху, перешел в сборочный цех, от которого зависит, насколько долго будет выполняться приказ Ставки о формировании 1-го гвардейского ОРБАП. Там работают заводчане, мы к ним имеем лишь косвенное отношение, но я - главный конструктор. И на мне висит все, включая качество сборки, изменения конструкции и тому подобное. Включая и выполнение временного плана по производству. Ведущим конструктором был Путилов, поэтому ПАРМ и завод тесно переплелись, но только два сборочных «принадлежат» нам, в остальных царствует Поликарпов.
        Но долго погонять эту публику не удалось: через пять дней началось наше наступление под Полтавой. Генштаб ждать не стал, и наши части, вскрыв положение на фронте, и, учитывая то обстоятельство, что целый воздушный флот выпал из расклада, перешли в наступление, как только позволила погода. Места стоянок бронетехники вычислены предварительно, зажигательных баков не жалели, все укрепрайоны обрабатывались артиллерией и авиацией очень плотно. Аэродромы превращены в изрытые ямами поля, с остатками обгоревшей техники. Ни один новейший «Хейншель» взлететь не успел. Все, что было подготовлено гитлеровцами в течение зимы, превратилось в утиль и обгорелые остатки. Переформированные части 51-й и 52-й истребительных дивизий существенного отпора дать не смогли. Там, где раньше правил немецкий порядок и слетанность, появились штурманы наведения трех ДРЛО трех воздушных армий, к тому же отлично взаимодействующие между собой!
        - Ваня, у меня третий полк не готов, нужно еще пятнадцать минут. Требуется придержать немцев у Гадяча, через пятнадцать организую замену!
        - Я понял. Тридцать пятый! Вам следовать на Гадяч, прикрыть наземные части. При необходимости вызвать штурмовиков или пикировщиков. Какой «кондом» штопаный лезет в чужую зону! Двадцать восьмой, уничтожить!
        - А может свой?
        - Все равно присмотреть. И номер, номер его бортовой мне!!!
        - Вас понял, я - двадцать восьмой.
        Вот такие команды рассылались по эфиру. Старая поговорка, что «Там, где начинается авиация, там кончается порядок!» ушла в прошлое. Все стало жестко планироваться и обеспечиваться. Наши аэродромы планово перевооружались приводами «Глиссада», в кабинах появились приборы для «слепой посадки» ПСП-42 (на базе СП-50М). Мы превзошли немцев и по метеорологическому минимуму. Активность нашей авиации привела к быстрому продвижению наших армий к берегам Днепра. В самый разгар боев поступил приказ перебазировать всю дивизию в Торжок, Тверь и Андриаполь. Для переброски техсостава предоставили целый транспортный полк. И постоянно поторапливали. Здесь находилось две воздушные армии: 3-я армия Папивина на правом фланге, и 1-я ВА Худякова на левом. К четырем их ДРЛО мы добавляли два своих. Выпускать эти машины и не захомячить под любым предлогом было бы преступлением. Считалось, что один принадлежит заводу, и на нем производятся модернизационные работы, так сказать испытательный, а второй - штатный. Его я «пробил» в Москве. В таком темпе мы еще ни разу не перебазировались. Все пять дивизионных полков и полк
ОРБАП, вместе с эскадрильей связи, оказались в один день на Калининском фронте, через два дня прибыли курьерским поездом и «хозяйственные» подразделения. Жаль, что БАО остались в составе 3-го и 2-го Украинских, но дивизия села на стационарные довоенные аэродромы, которые в бытовом плане были очень неплохо оборудованы. В штабе 3-й армии в Андриаполе нам поставили задачу: своими действиями сковать силы 6-го флота Люфтваффе и обеспечить захват господства в воздухе. Совсем чуть-чуть. Но трое суток на облет района дали. И то хлеб. Для нас эта местность новая, ориентироваться несколько сложнее, чем в степях. Много приходилось работать по земле. Зато неплохой урожай «дополнительных разведданных» выдали на-гора. Довольно большое количество техники немцы спрятали от нашей разведки. Несколько раз наши «митчеллы» летали со смешанными экипажами, таким образом передавая наш опыт в войска. Затем «бабки-ежки» прогулялись по тылам и всем крупным аэродромам, разбили все мосты на Днепре, а сама дивизия навалилась на основание бывшего Ржевского выступа, ровняя там все с землей. Опять в небе черный дым от напалма, запах
паленого мяса, сгоревших лесов, тротила, резины, ГСМ, запах войны, большой войны. С него воротит, а приходится и нюхать, и создавать. В небе - черно от самолетов, на всех работает автоответчик, которые массовым порядком устанавливаются на практически все машины, кроме По-2. Там их впихнуть некуда и запитать не от чего. И, как тень, за нами появляется «зеленая задница». Через пять дней после первых полетов в этом районе был сбит еще один высотник с «зеленым сердцем». Стало понятно, что они возглавляют «охоту на ведьм».
        Войска нашего Брянского, Западного и Калининского фронтов пытаются срезать Смоленский выступ. В этом районе, где работает дивизия - отвлекающий удар. Это недалеко от Холм-Жирковского. Здесь причудливо изгибается речушка Вязьма. Сначала наши, а потом и немцы построили здесь мощный оборонительный рубеж. Издревле селились здесь люди: Княжино, Медведково, Тройня, Лука, Городня. И речушка-то так себе, с берега на берег камень перекинуть можно. Но глубокая, и бродов почти нет. Кругом березки да разлапистые «южные» сосны. Красотища, особенно в конце мая! И вот по этой красоте - бомбами и напалмом. Кругом сплошные капитальные доты и капониры. Здесь должны были остановить в 41-м Гитлера, но не смогли. Назад эту местность забирали два года. Здесь недалеко Пушкин писал о болдинской осени и о своей няне. Если здесь пробьемся, то дорога на Смоленск будет открыта. Поэтому у дивизии пять вылетов в день всем составом. Она впервые выполняет основную роль: молота. Ею пытаются расковырять сложившийся узел обороны армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге. Основным направлением считался удар от Спас-Деменска на
Ельню и вторым главным направлением считался удар с севера от Спасса на Суетово.
        Отвлекающий удар оказался настолько силен, что у фельдмаршала возникло сильное подозрение, что именно здесь состоится прорыв: кратчайшее расстояние до Смоленска. И он перебросил сюда резервы. Действовал по привычке ночью, еще не предполагая, что для нас это лучшее время суток. Полк «метел» принял по три зажигательных бака, ради этого на штатные места встали держатели внешней подвески и обработали на марше несколько крупных колонн. Следом за «бабками-ежками» шли гвардейцы 124-го полка с кассетными бомбами. Мы их в основном использовали против аэродромов, но тут такое дело… Немецкой пехоте досталось очень крепко. Так как на остальных участках дела шли не так гладко, то командование здесь ввело кавалерийский и танковый корпуса, которые подошли к Ярцево и взяли его. В резерве у Западного фронта находилась 68-я армия, которую тоже ввели в прорыв, усилив наступающие части. Авианаводчики дивизии постоянно находились на переднем крае и хорошо помогали во взаимодействии сухопутных войск и авиации. Командующий 68-й генерал-лейтенант Толбухин отдельно отметил действия 223-й БАД, особенно при форсировании
реки Хмость. Там, действительно, пикировщики вынесли немецкую оборону красивыми точечными ударами. Затем на шесть часов заминировали подходы к реке, была наведена переправа, и части 68-й армии двинулись вдоль шоссе Москва-Смоленск дальше. В составе армии было пять гвардейских воздушно-десантных дивизий. Не выдержав напора, немцы начали более или менее организованно отходить, Но оставляемые ими заслоны тут же сносились артиллерией и авиацией, отход превратился в бегство. Часть немцев откатилась на Витебский укрепрайон, но большая часть осталась лежать в местных лесах и рощах. 16 июня Москва салютовала освобождению Смоленска.
        Дивизию переименовали в 4-ю Гвардейскую Смоленскую и вернули на Брянский фронт, в Теменичи. Дали недельку отдохнуть и подвезти боеприпасы, и потом опять началась работа уже в районе Речицы, где мы оказывали поддержку плацдарму на правом берегу Судости. Войска пытались его расширить, но немцы непрерывно контратаковали его. В течение двух недель произвели более десяти тысяч самолетовылетов, затем пришлось бить кулаком по столу и требовать отвода в тыл на переформирование. Машины выработали ресурс полностью, и дальнейшая их эксплуатация грозила катастрофами. Так что война - войной, а обед по расписанию. Было видно, что Красовский обиделся. Но он прекрасно понимал, что за его «еще чуть-чуть» стоят жизни летчиков. Тем более что повод для моей настойчивости был: четыре машины 125-го гвардейского полка сели на вынужденную по падению давления масла и наддува. Инженера я, конечно, сегодня же в рулон закатаю: почему выпустил, но есть предел технике. Нас сменила 241-я БАД полковника Куриленко, которую вытащили из 16-й Воздушной армии, стоявшей и действовавшей чуть южнее. Я развел руками:
        - Так интенсивно мы еще никогда не работали, Степан Акимыч. Ресурс в ноль уже давным-давно вылетан, то, что у нас двигатели лучше подготовлены, дало нам семьдесят шесть дополнительных часов на машину, но дальше - стоп. Требуется второй состав машин, а технарей для этого у меня нет.
        - И у меня их тоже нет. Ладно, я не обиделся.
        - Угу, по вам заметно.
        Командующий смотрел в пол и водил левой рукой по столу. От мата в мой адрес его сдерживал только мой женский образ.
        - Сашенька, знаешь, что обидно, что пик твоей готовности пришелся на действия другого фронта и другой армии. В итоге - у них все в шоколаде, а нам опять по шапке надают за то, что бомберов сточили. Ладно, лети в свой Воронеж.
        - Там готова третья серия машин, поэтому, часть первого гвардейского через неделю вернется.
        - Не вернется. Забирают вас. Все, иди!
        - Есть!
        Глава 18
        Главный режиссер перехватывает инициативу, или «Такая корова нужна самому»
        В весенне-летних боях взошла «звезда» Покрышкина, он сбил за этот период больше сорока самолетов противника и стал в июле командиром 1-го отдельного гвардейского полка. Специфику нашей тактики он уловил сразу, опыта, как боев, так и полетов, у него было больше, чем у Тамары или Майи. Плюс организаторский талант, поэтому я его продвигал достаточно активно вверх по служебной лестнице. Уже под Речицей я практически все управление полком передал ему, потому что такая интенсивность вылетов требовала от меня, как от командира дивизии, полной отдачи, и заниматься планированием работы ОРБАП мне было просто некогда. Сразу, как только мы перелетели в Воронеж, там оказался Сталин. Дивизия, кроме звания Гвардейской и почетного наименования Смоленской, получила орден Суворова 1-й степени на знамя, и стала первым соединением, награжденным таким орденом. Плюс, не без основания, Сталин считал, что 1-й полк - это и его заслуга. Он в самый сложный момент принял решение о выпуске «метел», хотя опыта создания таких машин у СССР не было. Основной целью визита главы государства стало посещение Воронежского авиационного
завода, все цеха которого вновь, после вынужденной эвакуации, работают на полную мощность. Кроме этого завода, Сталин посетил цеха Воронежского экскаваторного, который выпускал гвардейские минометы. Он принял участие в митинге на площади возле облсовета. А ближе к вечеру весь личный состав дивизии был построен на заводском аэродроме и приветствовал Верховного Главнокомандующего и нескольких маршалов и генералов Ставки. Тимошенко вручил дивизии Гвардейское знамя, а Шверник прикрепил к нему орден Суворова. То, что Сталин посетил дивизию, было одновременно и приятно, и настораживало. Особенно, когда прозвучали слова о том, что это единственная дивизия, которой командует женщина. В отместку нас вывели в официальный резерв Ставки ВГК. Под это дело я выпросил полуторный технический состав, который «обещали» предоставить. Мы провели Сталина по нашему ПАРМу, показали цеха доводки и ремонта машин, двигателей, оборудования. Прошлись по сборочным цехам. Он внимательно выслушивал и объяснения Путилова, и мои поддакивания ему.
        Визит закончился полнейшей неожиданностью:
        - Вы едете со мной. Нам надо серьезно поговорить.
        Самолетами он не летал, ездил поездом, поэтому я отправил свою машину в Москву с Женей, она - москвичка, и отпуск заслужила, пусть даже и небольшой. А сам сел в вагон вместе со свитой Сталина.
        Вагон-ресторан в поезде устроен совершенно по-другому, чем в обычных поездах: стол стоит посередине и два небольших прохода вдоль окон. Пригласил туда меня молодой чекист, вежливо постучавшийся в купе вагона, который находился в двух вагонах от ресторана. В каждом тамбуре по посту, проходы не имеют «выхода» во «внешний мир»: заделаны резиной почти герметично. Молодой человек в салон не вошел и одними глазами показал, что я могу пройти вперед.
        - Ваше место - шестое с правой стороны. Приятного аппетита.
        «Да уж! Какой тут приятный аппетит, когда так накурено!» - подумал я, глядя на то, что все сидящие за столом активно дымили. Кроме Сталина, здесь были Шахурин, Шверник, Тимошенко, Василевский, несколько незнакомых мне людей и человек пять летчиков-испытателей, частью из ЛИСа завода, частью из НИИ ВВС. Этих я по крайней мере знаю. Но мое место оказалось довольно далеко от них. Стол не ломился, но все было достаточно вкусно приготовлено. Я взял себе баранью лопатку с овощным гарниром в гранатовом соусе. Сказывалось, что дагестанские блюда у нас в полку постоянно входили в меню. Было довольно шумно, много ели и довольно крепко пили, так как спиртного было большое количество и никто никого не останавливал. Меня тоже попытались «напоить», но безуспешно. Несколько раз ловил на себе взгляд Сталина, но, хотя я сидел совсем недалеко от него и наискосок, за столом он никаких вопросов не задавал. Несколько раз звучали тосты в мой адрес, я их спокойно запивал гранатовым соком. Поужинав, собрался уходить, и тут начались расспросы: почему да почему.
        - Я прошу меня извинить, но я не курю, поэтому находиться в прокуренном помещении мне тяжело. И вообще, у меня был тяжелый день. Всем спокойной ночи.
        Мужское общество, не привыкшее к таким требованиям, удивленно на меня посмотрели, под их взглядами я и удалился. В Москву прибыли ночью. Но вместо того чтобы разъехаться досыпать, меня повезли в Кремль. Там еще пришлось немного посидеть в прокуренном помещении у секретаря Сталина, Поскребышева, затем меня принял Сталин. В этот раз он не курил, порывался пару раз схватить трубку, но не разжигал ее. Пришлось сказать, что одного курящего человека в большой комнате я переживу. У Сталина на столе лежало мое личное дело. Я прочел надпись на нем, со зрением у меня все отлично. Значит, речь пойдет о каком-то назначении. Просто так «лички» на столах не валяются. Пока речь идет обо «мне», о «родителях», о проведенных трех операциях, положении на фронте и делах дивизии. Сталин пытается составить представление обо мне и совместить что-то с чем-то. Так сказать, психологический портрет. Пока разговор шел обо мне, рассказываю те эпизоды, которые «помню» от Сашки, она еще и подсказывать пытается, пару раз покраснел, так как пришлось умерить Сашкину болтливость, с мыслей сбивала. Наконец, от общих слов перешли к
делу.
        - Наши союзники хотят видеть вас в Америке с большой пропагандистской программой, с целью собрать для нас большую сумму в помощь Красной Армии. Они просили прислать представительную делегацию лучших советских воинов. Их провезут по Америке с благотворительными целями. Они расскажут о борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками, с их помощью будут собраны средства в фонд Красной Армии.
        - Мне кажется, товарищ Сталин, что это приглашение напрямую связано с недавним посещением нашей дивизии генералом Арнольдом. Не знаю, как сейчас, но раньше он возглавлял направление самолётостроения в американской армии. Скорее всего, меня включили в список совсем недавно. Так?
        - Так, об этом заговорили неделю назад.
        - В этом случае мне лучше не ехать.
        - Я ожидал от вас примерно такого ответа, но не рассказать об этом предложении я не мог. Списки утверждают очень влиятельные люди в Америке. А так мы устроим вам встречу с американской стороной, и вы сами скажете о том, что обстоятельства не позволяют вам выехать в Америку. Ну, а теперь о главном. Вы опробовали новый истребитель И-185? Мне передали, что комбинированный прицел на нем разработан с вашей помощью.
        - Нет, товарищ Сталин, я на нем не летала. Рекомендацию поставить на него прицел ПБП-1 и совместить его с АСП-1, я, действительно, давала, но лично участия в разработке не принимала. Даже не в курсе: получилось ли что-нибудь или нет.
        - Получилось, и летчики очень хвалят эту машину и обзор из нее. Как и сам гиростабилизированный прицел с вычислителем. Товарищ Лаврентьев закончил свои разработки, и всеракурсный вычислитель уже стоит на потоке в Уфе и Ленинграде. Он мне сказал, что в ваших письмах было упоминание о том, что с его помощью можно централизованно управлять оборонительным оружием бомбардировщика.
        - И наступательным тоже. Для повышения точности горизонтального бомбометания.
        - Да, товарищ Лаврентьев заканчивает работу над бомбардировочным прицелом ОПБ-11р, совмещенным с РЛС «Кобальт». Мы объявили конкурс на создание дальнего бомбардировщика, способного достигнуть Америки и вернуться обратно. По некоторым сведениям, там готовят новое оружие, сверхмощную бомбу, с помощью которой американцы хотят запугать весь мир. Сведения получены из очень надежных источников, и соответствующая программа развернута и у нас. Понимая угрозу, которую несет Советскому Союзу излишняя милитаризация Америки, мы решили иметь на вооружении Красной Армии машины, способные достигать Америки, пусть даже с аэродромов подскока. Кроме того, товарищ Метлицкая, требуется самолет-истребитель сопровождения, способный летать на большие расстояния и тем не менее вести бой с обычными машинами.
        - Товарищ Сталин, достичь Америки и вернуться можно, но для этого требуются «летающие танкеры». Кроме самого бомбардировщика, должны быть машины, обладающие такой же скоростью, но вместо бомб, они должны брать топливо и передавать его в воздухе.
        - А как это сделать?
        - Проще всего из крыла в крыло. Бомбардировщик выпускает из крыла заправочный шланг и идет на автопилоте, танкер подходит крылом, ловит шланг и проходит чуть вперед, шланг поворачивается и соединяется с отверстием в крыле танкера. После соединения танкер начинает передачу топлива. Затем приотстает, заправочная головка проворачивается, и появляется возможность освободиться от шланга.
        - Мне говорили, что танкеру эти маневры будет делать тяжело, что летчик бомбардировщика должен выполнять эти маневры.
        - Ни в коем случае! Обучить пятьдесят-сто летчиков выполнять эти маневры проще, чем всех летчиков заставлять делать такую работу.
        - Нам бы хотелось, чтобы вы курировали работы по созданию такой машины. И бомбардировщика, и танкера, и самолета сопровождения. Насколько я понимаю, он тоже должен иметь возможность дозаправляться в воздухе.
        - Это было бы идеально, если бы его конструкция позволяла это делать. Но в этом случае маневры по заправке должен делать истребитель. И, товарищ Сталин, поршневые двигатели подошли вплотную к своему пределу мощности. Чтобы не отстать, требуется развивать турбореактивные двигатели. Был такой конструктор Люлька в Ленинграде, он предлагал сделать такой двигатель двухконтурным, мне кажется, что эта конструкция имеет самую большую вероятность добиться успеха, так как позволяет уверенно охлаждать поверхности камеры сгорания, турбины и сопла.
        - Люлька? - Сталин пролистал блокнот. - Он сейчас на тридцать шестом заводе в Новосибирске, недавно писал мне письмо об этом. Вам он тоже писал?
        - Я же не товарищ Сталин! - улыбнулся я. - Нет, товарищ Люлька мне не писал, я просто знаю этот патент.
        - Понятно! - ответил Сталин, делая отметку в блокноте. - Тогда мы попробуем соединить вас с ним. Еще один вопрос остается. Это касается конструкторского бюро товарища Поликарпова. Он сильно болеет, а вам понадобятся конструкторы. Мы официально передадим это бюро вам. Тем более что вы - соседи. Так что, Александра Петровна, заняться И-185 вам все-таки придется.
        Разговор он провел блестяще! У меня не было ни малейшей возможности вывернуться, отбрехаться от его предложения. Так как вел себя тихо и без обычных «закидонов», то вышел я из кабинета держа в руках генеральские погоны. В тот же день получил вторую звезду Героя соцтруда, за «метлу» и БРЛО, и третью ГСС по итогам весенне-летних операций. В общем, обласкан и наделен, с дивизии меня, правда, сняли. Да еще столкнули с Новиковым, назначив представителем Ставки при НКАП. Любит товарищ Сталин создавать конфликтные ситуации в коллективах. Мне выделили неплохой домик недалеко от ВДНХ, в лесочке. Он обнесен забором и его охраняет НКВД, что-то вроде тюрьмы, но жутко комфортабельной. Езжу я теперь на «паккарде» бронированном, так как после подписания соответствующих бумаг и задушевной беседы с самим «лучшим менеджером Сталина», которому я не сильно понравился, и он сделал мне замечание по поводу моей прически.
        - Строго по уставу, товарищ генеральный комиссар.
        - Женщина должна оставаться женщиной во всех случаях жизни.
        - Я - не женщина, я - летчик. Как говорят, самый результативный ас объединенных наций.
        - «А девкой был бы краше!» - ответил он мне словами из спектакля ЦТКА и познакомил меня с теоретическими параметрами будущей РДС. Высказал, так сказать, требования заказчика.
        - Предусмотреть требуется множество факторов. Товарищ Флеров говорит, что в момент взрыва можно ожидать мощного светового излучения, действия ударной волны и проникающего излучения. Необходимо, чтобы самолет находился как можно дальше от точки взрыва.
        - В этом случае нужна парашютная система, но боюсь, что прочности материалов не хватит, чтобы держать такой вес. Американцы перед войной выпустили нейлон, они из него сейчас парашюты делают. Вместе с «лайтнингом» присылали. Надо бы этот материал и самим научиться делать. У них даже привязные ремни из него делаются. Очень прочный материал.
        - Это - хорошее предложение. Чувствуется, товарищ генерал-майор, что хватка у вас есть! - улыбнулся, наконец, Берия. Расставались уже не так сухо, как встретились. Видимо, мое назначение на эту должность прошло без него, потому что принял он меня очень настороженно, поначалу. Или манера вести диалог у него такая.
        После этой встречи поехал на Чкаловский аэродром и вылетел в Воронеж, поздравлять майора Покрышкина с новой должностью: командира дивизии РСВГК. Вез ему и новые погоны. Теперь он - подполковник. Но тоже долго носить не придется. По новому штату должность - генерал-майорская. Собственно, Сталин не стал возражать против назначения его на эту должность, хотя ВВС предлагали на эту должность полковника Василия Сталина. Но сам ИВС утвердил Сашу.
        Как смог объяснил ситуацию, что работать я буду здесь, наблюдать за работой дивизии и ПАРМа буду постоянно. Но теперь отвечаю за новые разработки в ВВС и в их вооружении, поэтому золоченая клетка у меня крепкая. С собой оставлю только свой экипаж, но Настя, если хочет, может оставаться в полку. Это не сильно входило в планы Насти, они у нее были в основном матримониальные. Война идет к ожидаемому концу, и она думает сейчас больше о себе. Эгоистка. Свою карьеру она сделала: майор и шесть орденов. Поэтому она сказала, что останется в Воронеже и в экипаже, а вот Анечка ушла в экипаж нового комдива. В принципе, стрелок не сильно нужен для полетов в тылу. Инженер-майор Песков, наш любимый и бессменный Иваныч, хотел остаться в полку, но я не разрешил, он мне самому нужен на доводках. Состоялся разговор и с Сашей, разговор, кстати, не самый простой. Дело было уже довольно поздней ночью, Саша курил, поэтому стояли на крыльце дома. Он достаточно сдержанно отнесся к своему назначению и очень жалел о том, что времени поучиться у меня командовать дивизией было слишком мало.
        - Я так и думал, что вас скоро заберут, особенно после событий с американцем. И вообще, у вас очень многому можно поучиться, единственное, что для меня остается полной загадкой, где вы, Александра Петровна, научились так летать. Мы с вами, по бумагам, учились у одного инструктора в Каче, я - на полтора года позже и ускоренно. И совершенно разные почерки. Так не бывает. Впрочем, большого значения это не имеет. Жаль, что все так быстро кончилось.
        - В общем-то, не кончилось, Саша, все только начинается. Начштаба, Артюшин, товарищ опытный, с планированием у него поставлено хорошо. Главное внимание удели обучению, если что, в любой момент обращайся, где найти - знаешь. Ну и на переформировках обязательно буду помогать.
        - Я не думаю, что у вас хватит времени на это. Грустно мне что-то.
        - Ой, Саша, бывало и похуже в нашей жизни. Не вешай нос! Сам посмотри: дважды Герой, подполковник и комдив, и все за пять месяцев.
        - За четыре. Именно это меня и беспокоит. Высоко взлетишь - больнее падать.
        - Саша, ты - летчик. У нас: низко - это плохо, а высота - это наше спасение.
        - Если кислород не перекроют. Вам, кстати, тоже следует быть осторожнее. Не всем нравится, что женщина успешнее и лучше воюет, чем мужчина. В полку, в шестнадцатом, надо мной смеялись, что ухожу к бабе воевать. Гнусно пошутили, что под юбку лезу. А Первый Гвардейский местные шутники прозвали «Первый ДВОРБАБ». Я тогда и принял решение срочно жениться, чтобы недомолвок не было. О порядках в вашем полку я не знал, а слухи разные ходили.
        - Не жалеешь?
        - Нет, ни в малейшей степени. Быть «бабкой-ежкой» мне понравилось! Очень эффективное и эффектное подразделение. Со своей спецификой. Это необходимо поддерживать, тем более что я теперь «Метла-один». Постараюсь все сохранить, в том числе и дух.
        - Ну, тогда держи список первоочередных целей. Это - становой хребет этой войны: экономика противника. Все примерно на пределе радиуса. Но армия сейчас двинется, и достаточно быстро. Только успевай отлавливать. Аккуратно, не рискуй, главное, чтобы все вернулись, а налет можно и повторить. Все, иди, Маша, наверное, заждалась.
        - Она - дежурная сегодня. Ладно, спокойной ночи, пойду, проведаю госпиталь.
        Глава 19
        «Нам требуется самолет, способный бомбить Америку, товарищ Метлицкая»
        Оставшись один, немного постоял на крыльце, затем вернулся в квартиру. Настя убиралась после гостей, она облюбовала уже одну из комнат и выпросила у меня разрешение здесь жить. Пусть живет, не так пусто в большой квартире. За то время, пока мы знакомы, конфликтов у нас не возникало, хотя она достаточно обидчивая, а я за словом в карман не лезу. Чисто с мужской точки зрения, я отлично вижу ее цели и задачи. Она по натуре - хищница. Кошка, наверное, может ластиться, а через секунду выпустить острейшие коготочки. Мне такие женщины давно нравиться перестали. Правда, после того, как сам побывал в лапах у такой.
        Настя расспрашивала о московских новостях, что да как, узнала о домике в Москве, очень обрадовалась этому обстоятельству. Она уже решила окончить курсы по вождению автомашины, так как и в Москве, и в Воронеже у нас они были. Я не возражал, так как собирался использовать ее не только для полетов, но и как личного секретаря. С ее аккуратностью и педантизмом она максимально подходила для этой должности. Но ее попытку поселиться в той же комнате, что и я, как в старые добрые времена, я решительнейшим образом отмел:
        - В квартире достаточно комнат, чтобы иметь возможность побыть одной. У меня много работы, и жить мне в основном придется в кабинете.
        Обиженную рожицу Насти надо было видеть! «Ты меня не любишь!» Ничего, успокоится.
        Несколько дней в квартире работали связисты и радисты, настраивали кучу разных средств связи, теперь выделенная комната-кабинет заставлена всякими-разными аппаратами, по полу змеятся провода, сверкают золотом и красным лаком гербы Советского Союза на местах, где у нормальных телефонов должны быть диски набора номера. Все телефонные аппараты цвета слоновой кости. Но это - пластмасса, модная у связистов последнее время. Так как, «кто владеет информацией, тот владеет миром!», то не сопротивляюсь появлению все новых и новых справочников на полках. Созвонился с товарищами Люлькой, Ивченко и Микулиным в Новосибирске, Омске и Рыбинске. Дескать, хочу лично лицезреть и оценить их приверженность линии партии и правительства, удостовериться, что они правильно осознали всю ответственность, возложенную на них. Здесь это общепринятая форма переговоров старших с младшими. Младшие - шугаются. Но если действовать иначе, то забивают болт на звонок и ждут ЦУ из наркомата. Двое обещают вылететь немедленно в Москву, а один - кочевряжится, дескать, мы не в курсе, нам ценных указаний не поступало, поэтому доводим АМ-39
и знать ничего не знаем. Потом переспросил: кто звонит. Еще раз представился. Видимо, не расслышал. Тон резко сменился: его АМ-38ФНТК стоят на «метлах», и сразу же нашлось время для посещения «основного заказчика». Он, кстати, первым и появился в Воронеже. Высокий, громогласный, со смешными, торчащими во все стороны длинными бровями, при абсолютно лысой голове, подбритой в некоторых местах. Глуховат, поэтому и сплошной крик. В форме инженера-полковника, поэтому немного стушевался, увидев женщину-генерала. Но присутствие Челомея настроило его на обычно-агрессивный тип поведения. Пришлось применять тактику «устрашения». Видя, что человек хочет любыми путями отмазаться от нового задания, и, понимая, что реально он гораздо больше озабочен серийными машинами и двумя проектами, которые практической отдачи не принесут (АМ-39 и АМ-42), его провели по цехам, где дорабатывали его двигатели, чтобы «метлы» могли летать. С завода мы получали серийный АМ-38Ф, такой, какой шел на штурмовики Ил-2, и «дорабатывали» его до варианта АМ-38ФНТК установкой инжектора непосредственного впрыска, двух компрессоров и
трехступенчатого нагнетателя с интеркулером. Двигатель был выбран еще и потому, что Воронежский завод во время разработки Ме-1п эвакуировался, а на складах оставался довольно большой запас этих двигателей. Модификацию ТК разрабатывал Челомей в ЦИАМе для Пе-8, но в серию ее не пустили из-за большой потребности армии в машинах Ил-2. Здесь же, пользуясь постановлением Ставки, он смог реализовать проект пусть и в мелкосерийном варианте. По мощности ТК превосходил серийный движок на 250 сил, а по высотности вдвое, несмотря на навешенные агрегаты. К тому же именно на нем впервые применили непосредственный впрыск, вместо довольно гадкого карбюратора, стоявшего на АМ-38 и АМ-38ф.
        Когда Микулин увидел и сам движок, и его характеристики, он понял, что отшутиться не получится. Начался серьезный разговор.
        - Александр Александрович, я могу действовать прямиком: переслать вам распоряжение Ставки приступить к разработке турбореактивного одноконтурного двигателя с форсажной камерой с тягой восемь-двенадцать тонн для перспективного стратегического бомбардировщика согласно постановлению ВГК. Но хотелось бы, чтобы вы сами осознали необходимость этого шага и выделили бы туда лучших людей.
        - Пока в мире никто не делает таких двигателей.
        - Не спорю, но необходимость в них есть, причем особое внимание требуется обратить на экономичность этого двигателя. Самолет с ним должен быть дальним бомбардировщиком.
        - По предвоенным опытам, там сразу начинается разрушение турбины из-за оплавления лопаток.
        - Во-первых, у нас уже накоплен опыт по стабильной работе турбокомпрессора при температурах выхлопных газов до тысячи градусов. То есть материал для подобной турбины у нас есть. Плюс, можно организовать охлаждение турбины топливом и потоком воздуха, идущего мимо компрессора. В общем, общее решение уже найдено.
        - Ну, а почему сами не делаете?
        - У нас самолетостроительный завод, а не моторостроительный. То, что мы за моторостроителями всю войну сопли подтираем, так это только потому, что сами они сделать такой двигатель не в состоянии, но почему-то на этих моторах красуются буквы «А» и «М». Хотя ни одна серийная деталь без дополнительной обработки на «ТК» не встает. И Верховный в курсе ситуации. Он был здесь на заводе, и после этого назначил меня куратором разработки и строительства этих самолетов и двигателей.
        Александр Александрович схватил со стола карандаш и начал нервно его теребить в руках. Он понимал, что это - наезд на его КБ. Ему требовалось взвесить свои возможности и все последствия, чтобы принять решение. И он отчетливо знал, что, взявшись за работу, он подписывается за успех этого безнадёжного мероприятия. А тут еще коза-начальница объявилась.
        - Мне требуется время подумать. Я тут похожу, посмотрю еще, что вы с двигателями делаете.
        - Вас проводить?
        - Пожалуй, не стоит.
        Микулин вышел из кабинета и направился на два участка по доводке двигателей. Часть рабочих его знала, особенно пожилые, все-таки он часто бывал здесь, в Воронеже, где строились самолеты Туполева, которые летали на его двигателях. Двигатели АМ не были лицензионными копиями известных марок, это советские двигатели, и их создатель шел вдоль конвейерной линии, где сначала разбирали АМ-38Ф, а потом собирали АМ-38ФНТК. Цикл был полный и механизированный. Молодежь работала на разборке, сразу бросилось в глаза, что большинство крепежа сразу шло в сторону, на переработку. В том числе анкерные шпильки все выворачивались, хотя это трудоемкая операция. Так как на его завод шла масса рекламаций по обрыву шпилек, он прошел в цех, где шпильки отпускали, затем помещали в какой-то агрегат, который жутко грохотал. Видно было, что все шпильки крутятся: резьбовые части торчали из агрегата.
        - Что это за операция? - прокричал он рабочему на ухо, который ради этого снял наушник.
        - Виброупрочнение.
        Название было незнакомым. Микулин осмотрел шпильки. Поверхность работающей на разрыв шпильки была как будто побывавшей в песке на берегу моря. Следов токарных резцов не стало. Рядом на подобном стенде проходили обработку и шатуны двигателей. Затем закаливание, тоже на стенде с высокочастотным нагревом, быстро и с большой точностью по температуре и времени. Шпильки ныряют в масло, контрольный стенд замеряет твердость по Бринелю, выборочно из партии. Александр Александрович смотрит на результат и удивленно поднимает свои густые брови. Вот они лишние сотни киловатт. Рядом рвут, контрольно, один из партии шатунов. Величина начала текучести на двадцать процентов больше, чем у заводского. Одна операция, и такой результат. Надо внедрять! Полированные коллекторы его уже не удивили, а вот у инжекторной группы он застыл, и надолго. Разбирался, почему у них она работает, а на заводе в Рыбинске сделать этого не удалось. Перемудрили с пуском, здесь - центральная форсунка и фор-камеры для остальных на всех цилиндрах, а на заводе пытались применить инжектор БМВ с «Мессершмитта-Е». Такой схемы Микулин еще не
видел. Ну да, «коза» имеет право говорить, что это другие двигатели. Даже коленвал дорабатывают. Он обратил внимание, что на сборке все приводы газораспределения и направляющие толкателей заполняют какой-то черной смазкой.
        - Что это?
        - Молибденит, идет в качестве присадки к маслу Shell 20 - 40. - В его двигателе все смазывалось парами масла.
        - Какой ресурс у двигателя?
        - Двести часов. - У него двигатель «Ф» держал мощность 75 часов.
        Недолго постоял у стенда с собранным двигателем, изумленно глядя на саблевидный шестилопастной винт. Затем развернулся и пошагал назад в кабинет «начальницы».
        - У себя? - спросил он у красавицы в майорских погонах и с целым иконостасом на груди.
        - У Александры Петровны товарищ Кузнецов. Посидите.
        - Вы все-таки доложите, что я появился. Николая Дмитриевича я прекрасно знаю. - Мэтр советского авиамоторостроения не собирался сдавать позиции. Зам Климова тоже был здесь, значит ЦУ прошло по всем КБ, и надо захватывать лучшие куски. Настя пожала плечиками, но трубку сняла и тихо в нее сказала, что вернулся Микулин.
        - Пусть войдет.
        Николай Дмитриевич встал, приветствуя Микулина, конкурента и представителя «старой школы».
        - Александра Петровна, насколько я понял, на Ме-1п нет редуктора и винт имеет шесть изогнутых лопастей. Так?
        - Так.
        - Следовательно, концы лопастей движутся со скоростью выше скорости звука. Так?
        - Так.
        - То есть есть возможность создать сверхзвуковой поток уже на первой ступени турбокомпрессора. Так?
        - Точно так.
        - Расчеты есть? Данные продувок?
        - Расчеты есть, а труба ТР-101 еще не готова, через два месяца войдет в строй.
        - Это очень многое меняет, уважаемая Александра Петровна. Я готов взяться за это техзадание. Кстати, признаю, что здесь выпускается совсем другой двигатель, от моего двигателя только буквы. Вы были правы. Но топливную систему непосредственного впрыска требуется передать мне на завод, у нас с этим вопросом дела гораздо хуже обстоят, и все по технологиям упрочения шатунов и шпилек. Так как детали одинаковые, то нет смысла изобретать велосипед. И не пытайтесь отказываться, через НКАП и через товарища Сталина надавлю. Серийным двигателям это просто необходимо. Еще вопрос: что такое молибденит и где вы его берете?
        - MoS^2^ - порошок сульфида молибдена с величиной зерна 3-10 микрометров. Молибденит - сырье для производства молибдена. Его применяют в электролампах накаливания. Очищаем, дополнительно мелем и используем как присадку к маслу, вместо фосфатирования поверхностей трущихся деталей. Но в этом случае нельзя использовать бумажные и войлочные фильтры. Они эту присадку не пропускают. Только щелевые.
        - Разрешение на использование импортного масла как получили?
        - Это еще в сорок втором, при утверждении проекта. А сейчас масло идет с Бакинского завода.
        - Угу. Но вы понимаете, что новый двигатель потребует кучу новых материалов.
        - Часть из них, опытными партиями, уже создана, и отработаны технологии у нас на заводе. В частности, полая литая охлаждаемая лопатка компрессора из никель-титанового сплава и автомат разливки есть. Мы вообще много работаем с титаном, и кованым, и литым. Мы его первыми применили в самолетостроении.
        - Вот как! А моторные рамы из него делать можно?
        - Да, для этого мы его тоже используем. И вообще, товарищи. Идея товарища Сталина заключается в том, чтобы объединить разработки в одном НИИ, а уже оттуда растаскивать по КБ. Государство у нас не очень богатое, поэтому нет надобности разбрасываться ресурсами направо и налево. Мне поручено создать такой институт и задействовать в нем тех людей, которые быстро смогут дать результат. Некоторый опыт в создании таких центров у меня есть. Вот вы, товарищ Микулин, получили разрешение пройтись по нашим цехам, и сразу нашли наши «точки», там, где вы недорабатываете, а мы вынуждены переделывать ваши детали.
        - Серийное производство - это еще и экономика. Плюс у вас кадры, многих из которых я знаю тридцать лет, а у нас мальчишки эти самые шпильки точат. И не всегда сопряжения выполнены правильно.
        - Эти детали, с неверными сопряжениями, мы тоже правим, прокатыванием. Вы просто до этого участка не дошли. Остановились на виброупрочнении. Здесь замкнутый цикл, и у нас не стоит задача создавать горы отходов, я не буду показывать пальцем, как у кого, но наблюдала.
        - Брак есть, и его - много, - согласились со мной собеседники.
        - Кроме литья, лопатки можно изготавливать спеканием. Такие установки тоже сделаны. Но сейчас нужно три-четыре модификации двигателей, чтобы было что доводить: одноконтурный ТРД, двухконтурный - дозвуковой, турбовентиляторный и турбовинтовой двигатели. Вы, Александр Александрович, возьмете одноконтурный, вы, Николай Дмитриевич, турбовинтовой, еще двое товарищей займутся остальными. Финансирование выделено, жду от вас людей и проекты. В техническом отношении можете рассчитывать на наше опытное производство. Чем можем, тем поможем. Но и ваши предприятия оснащены весьма неплохо. Сами себя не забывайте. У меня сборочный завод и две машины на потоке: «метла» и И-185, будь он неладен!
        - Что так?
        - Доработок много, сыроват.
        - У меня есть еще рационализаторское предложение, Александра Петровна: что если мне вам высылать двигатели не в сборе, а комплектом? Времени на разборку терять не будете.
        - Мы думали об этом, но пришли к выводу, что в этом случае брака в поршневой группе будет многократно больше. Второй момент: шпильки, тянутые уже, лучше упрочняются. А так у ваших людей появится соблазн сливать сюда то, что не может пойти в серию. Есть такое мнение. А мотылевую группу мы так и так перебираем полностью, и мотылевые болты делаем сами. Немного из другой стали и чуть большего диаметра. Полностью свои. С вашими ничего не получилось, обрывались. Так что оставим как есть, хотя попробовать можно.
        - А что с мотылевыми болтами сделали?
        - Пришлось 1/2" UNF-резьбу резать и использовать нестандартные (не гостовские) гайки, чтобы не допустить обрыва. После этого ни одного случая обрыва не стало. Наша М12х1.5 на выдерживала.
        - Я не спорю, очень серьезная переработка двигателя, по всем параметрам. Он и легче, и мощнее серийного, и, главное, очень большой ресурс. Но нам бы такое не разрешили: на 0,7 мм увеличить диаметр, - засмеялся Микулин. - И с инструментом у вас не бывало хорошо!
        - Немцев грабим, мы же - войсковая часть! Хорошие отношения с трофейщиками, и инструмент будет, - улыбнулся я.
        Расстались с обоими товарищами в теплой и дружеской обстановке. Более молодой Кузнецов, глядя на согласие Александра Александровича, капризничать не стал. Тем более что и ему перепали технологии для их несбыточной мечты: двигателя М-108Н.
        Ивченко и Люлька отнеслись к изменениям в своем направлении с максимальным энтузиазмом. Люлька все Сталина благодарил, считая, что помогло его письмо ему. Ивченко был тихим, исполнительным и очень уставшим человеком, главным конструктором серийного конструкторского бюро завода № 29. Он занимался доводкой и разбраковкой АШ-82фн, собираемых на площадке в Омске. Отвечал за рекламации и их устранение. Работа нервная и тяжелая. Самостоятельности никакой, условия проживания в Омске, видимо, не вдохновляли. Очень хотел вернуться в Запорожье, в основном из-за семьи, которая плохо переносила изменение климата.
        Ему поручили разработать турбостартеры для всех проектируемых машин и попытаться создать что-то вроде АИ-24, мощностью от 2500 до 3000 л/с, турбовинтовой вариант ТРД, как для истребителей, так и для небольших самолетов.
        А Люлька, наконец, занялся своим двухконтурным. Здесь, в Воронеже.
        Закончив переговоры с будущими сотрудниками, перебираюсь в Москву, в ЦАГИ. Требовалось хорошо мне знакомую систему дозаправки в воздухе самолетов Ту-16 перенести на «метлы», а вот с танкером… С танкером была задница! Влез на «трубу», продул само устройство. Цепляем, проворачиваем, герметичность присутствует. Естественно, в варианте, что летчик Ме-1п, истребитель, маневрирует возле заправщика. Все готово, штампик ЛИС НКАП и НИИ ВВС получен. Дальше - куда это воткнуть? Если в «метлу», то каждую «дальнюю» «метлу» должен обслуживать такой же танкер. Больше топлива не взять по загрузке. Начинаем разбираться, что есть что наша дальняя авиация. Есть ТБ-7 или Пе-8, их выпущено 61 штука всех модификаций. Из них в строю 20 или 22 машины. Грузоподъемность на полную дальность 4000 килограммов. Может нести до пяти тонн горючего. Но кто его даст для таких «незначительных» задач. Ил-4 не подходил ни по одному из параметров. А-20 и Б-25 тоже не влезали по грузоподъемности. Больше всего бы подошел Б-19, но их не выпускали и по ленд-лизу не поставляли. Больше никаких машин не было. В общем, осуществлять мой «план»
было не на чем. «Мистер Фикс! Есть ли у вас план?» И тут мой взгляд уперся в местный «памятник»: на аэродроме стоял, поврежденный еще при первой бомбежке Воронежа, серийный Ер-2 с двигателями М-105. Одно маленькое «но»: он не был принят военной приемкой, и два года стоял под снегом и дождем в самом дальнем углу аэродрома. Иду к начальнику ЛИСа завода полковнику Арзамасцеву.
        - Что за хламидомонада в углу стоит?
        - ДБ-240 или Ер-2 N 7003071. Из первой серии. Сейчас их в Иркутске выпускают.
        - А этот что тут застрял?
        - А, у него шестьдесят недоделок, где-то бумага лежит, и бомболюки не могут принимать и бросать бомбы. Числится за нами, никак его спихнуть не можем.
        - Спихните мне, мне танкер нужен.
        - Ляксандра, ты чего, с дуба рухнула, на нем летать? Угробишься, и глазом не моргнешь.
        - Найдите бумаги, посмотрим, что там и как.
        Бумаги нашлись. Замечания касались двигателя, бомбовых отсеков и гидросистемы. Внутри машины был 10-15-сантиметровый слой нанесенного песка. Проводку надо было менять, по меньшей мере магистральную. Навигационные приборы ни к черту. Загнал туда Иваныча, он в очередной раз покрутил пальцем у виска, но за две недели заменил оба движка М-105 на М-108ПФНТК, высотные, 2000-сильные двигатели Климова, модернизированные у нас. Плохо, что мы еще им ресурс поднять не успели, только 60 часов, зато у нас их достаточно. Полностью модернизировали самолету навигационное оборудование, воткнули локатор, полугирокомпас, автопилот, наддув кабины, отопление. И во всех местах поместили протектированные танки. А топливная система у него централизованная по умолчанию. Поставили ему четырехлопастные высотные винты «Ротол», с возможностью флюгирования. Заменили полностью всю гидросистему на бронированные американские шланги с Б-25-го. В середине августа машина была готова. И я попробовал поднять ее в воздух. Винты оказались «легковаты». У меня был проект в металле соосных винтов, но, к сожалению, в единственном варианте,
и, по расчетам, он был «тяжеловат» для этой машины. В общем, опять тупик. В «пустом» варианте - отличная машина, а с грузом - требовал очень длинную полосу. Механизация крыла у него была «нулевой». Проект тридцатых годов. Но ЛИС завода летные подписал, оставалось только пройти приемку ВВС. Переделывать спитфайровский винт мне не разрешили. К этим самолетам уже сложилось отрицательное отношение. И тут я вспомнил о немецком винте с «кенгуру». Две такие втулки у нас были. Выполнил расчеты, зашел в столярный цех, и новенькие винты встали на место. Привод ВИШ изменили на немецкий. Машина «залетала». С этим «чудом» лечу в Москву, в НИИ ВВС. Там новый начальник, Лосюков, генерал-лейтенант, недавно он огреб ото всех за «Ер-вторые», злой на них и на Ермолаева на все сто. Он посмотрел на машину, а она старая, со старым вооружением, ШКАСы две штуки и носовой БТ.
        - На хрен ты его притащила, Петровна? Опять по свалкам лазила?
        - Ну да. Чего добру пропадать.
        - И для чего он тебе?
        - Отработать дозаправку в воздухе и отбомбиться по заводам «Гном и Роне» в Париже.
        - А что так ты на них так взъелась?
        - Помните «гиганты», которые окруженным немцам в Таврии жратву возили?
        - Ну да…
        - А двигатели для них собирают на улице Gennevilliers. Двенадцать гигантских цехов. Это - летающий танкер.
        - Ну, так танкер защищать надо, а вооружение у него никакое.
        - «Метлу» поставлю сопровождать.
        - Ну, давай посмотрим.
        Байстрюков взлетел на Ер-2, поставил его на автопилот, а я подлетел, зацепил шланг, и меня дозаправили. Немного непривычно, я больше к «воронкам» привык. Но работает. Но Лосюков приемку так и не подписал. Уперся, что сильно дорогая машина, пришлось звонить Сталину, что программу дозаправки в воздухе срывают из-за бюрократизма. Переоборудовали три Ме-1п под дозаправку в воздухе. И я сам полетел прикрывать на Ер-2, а Тамара и еще две «метлы» навестили Париж, преодолев 4800 километров и дозаправившись в воздухе на высоте 12 000 метров в районе Львова. Вся Европа наша! Совинформбюро объявило об этом успехе нашей авиации.
        Когда я приземлился, мне сразу сказали, что несколько раз звонил Сталин по ВЧ, несмотря на то что я находился не в Воронеже, а в Прилуках, где базировался 1-й Гвардейский ОРБАП. Тамара, она сейчас командовала полком, передала приказ Сталина немедленно связаться с ним. Пришлось перелететь в Полтаву, там был ВЧ, позвонил.
        - Товарищ Сталин, система дозаправки в условиях ночи и высоты 12 000 работает в истребительном варианте.
        - Это хорошо, товарищ Метлицкая, Но вы лично проявили совершенно ненужное усердие и лично сопровождали танкер. Пачему ви так легкомысленно паступаете? Вам орденов не хватает?
        - У меня их с избытком, но считаю, что инженер обязан стоять под мостом, который он сделал. Все прошло успешно, я наблюдала, как справляются летчики, на что стоит обратить внимание на тренировках. Считаю этот полет и нужным, и полезным. Но, товарищ Сталин, этот самолет Ер-2 не годится для тех целей, которые вы определили. Требуется совершенно другая машина. На этой мы отработали саму систему перекачки топлива, и на этом - стоп. Я разговаривала с Ивченко, он работает над пусковыми двигателями для проекта, тот сказал, что в СТО-103 в Омске разрабатывается машина инженером Бартини, которая позволит решить проблему передачи большого объема топлива. Я искала это предприятие в справочниках, которые есть у меня, но его не обнаружила. Вполне вероятно, что это предприятие НКВД, к которым я доступа не имею.
        Последовало короткое молчание, затем Сталин сказал:
        - Да, это предприятие комиссариата внутренних дел. Я поинтересуюсь возможностью его привлечения к проекту.
        Бартини привезли через неделю «автозаком», освободить его не освободили, просто перевели в Воронеж. Здесь тоже есть тюрьма. Он не сильно доволен, так как «там» остались его бумаги и чертежи. Само СТО находилось отдельно от тюрьмы, из которой его доставили.
        - Кто там может помочь, не из заключенных?
        - Пороховщиков, - говорит Роберто Людвигович с сильным акцентом, но понятно. Я записал фамилию довольно известного конструктора.
        - Как вы устроились?
        - Пока - не очень, и статья у меня - 58-я, поэтому могут быть проблемы.
        - Я попробую оказать помощь.
        - Не стоит, вы - женщина, этого могут не понять. Там другие законы, товарищ генерал.
        - Тем не менее я постараюсь открыть здесь филиал Воронежской тюрьмы. Думаю, что мне это удастся.
        - Не преувеличивайте своей значимости. Как говорят русские: от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
        - Хорошо, вы можете считать так, как вам заблагорассудится. Мы с вами занимались примерно одной тематикой: вы доводили до серии проект «103в», я - проект «103у», оба проекта в серии. Ваш - в массовой, мой - в мелкой. Теперь перед нами стоит задача создать машину, способную передать десять-двенадцать тонн топлива на расстоянии пять тысяч километров и вернуться.
        - Передать кому и как? С приводнением или посадкой?
        - Нет, в воздухе, на высоте не ниже двенадцати-тринадцати тысяч и на скорости 600 - 700 км/час.
        - Это невозможно!
        - Вы регулярно слушаете Совинформбюро?
        - Да, это входит в распорядок дня.
        - Неделю назад вас ничего не удивило?
        - Было странное сообщение, что наши что-то разбомбили в Париже.
        - Вот фотоснимки удара, - я протянул ему фотографии.
        - Очень кучно положили, и пожар хороший. С горизонтального полета так отбомбиться большая сложность.
        - Бомбили с пикирования, Роберто Людвигович. Бывшие «103у». Теперь это Ме-1п. Вот они, - я передал фотографии «метел» в полете.
        - На вид почти точная копия Ту-2, но другие двигатели, тоньше крыло, прилив у кабины пилотов. Но Ту-2 пикировать практически не может.
        - Это - Ме-1п.
        - «Мессершмитт»?
        - Нет. Метлицкая и Путилов.
        - Вы - конструктор?
        - В некотором роде, но вы не ответили на вопрос, почему вам показалось странным это сообщение?
        - Сейчас мне это сообщение кажется еще более странным: долететь до Парижа и вернуться сейчас может только Ер-2, бывший мой «Сталь-7».
        - Тем не менее долететь до Парижа и Лондона может моя машина, но с помощью вашей.
        Он заметно отстал от тематики, хорошо знает только ситуацию у Туполева и Швецова. Остальное им, заключенным СТО, не доводили. Сразу ухватился за М-108, но я остановил его.
        - Во-первых, мы готовим самолет мирного времени, а не военную скороспелку, во-вторых, пока у М-108 сильно ограничен ресурс, всего шестьдесят часов. Это больше, чем у серийного, но недостаточно для мирной эксплуатации. Требуется в десять-пятнадцать раз увеличить ресурс, и пока это невозможно, двигатель критичен по всем параметрам. Это не его беда, все двигатели такой мощности живут недолго. Здесь требуется большая работа химиков и металлургов. Поэтому за основу мы берем четыре двигателя АМ-38ФНТК, с ресурсом в двести часов, но ориентируемся, что в ближайшее время мы их заменим разработками Ивченко или Кузнецова.
        - Я обоих не знаю. И что это за машины?
        - Турбовинтовые двигатели. И еще один вариант - двигатели Люльки. Но все это впереди, машина должна полететь раньше. Еще один момент, Роберто Людвигович! Наше опытное производство имеет самый высокий уровень допуска. Его необходимо заполнить. Но после этого мы не подлежим обычному правосудию, только через закрытые совещания института Специального судебного присутствия Верховного суда СССР. Имеете полное право отказаться.
        - Имею, давайте вашу бумагу.
        Я позвонил начальнику СМЕРШа, и, в его присутствии, Бартини подписал форму. После этого оформили его на работу в КБ. Затем с этой бумажкой я съездил в Воронежский централ, и там подписал необходимые бумаги для его расконвоирования и по переводу в закрытое режимное предприятие завод № 18.
        - Единственные два ограничения: пропуска на завод у вас не будет, на территории завода расположен лагерь для военнопленных, подходить туда вам запрещается.
        Он пожал плечами, и мы сели в мой «додж», через тридцать минут поездки по городу в открытой машине, где он с удовольствием вдыхал чистый воздух, мы подъехали к огороженному заводу с увитой колючей проволокой стеной. Открылись ворота, и мы проехали на аэродром. Возле главных ангаров в рощице стояло несколько коттеджей. В одном из них ему предстояло провести оставшиеся месяцы заключения. Увидев, что в домике три комнаты, а в одной из них находится настоящее произведение Franz Kuhlmann KG и гора ватмана, он расцвел, и тут же проверил ход пантографа, не бьет ли он.
        - Все в порядке?
        - Зер гут! - по-немецки ответил Бартини и поднял большой палец.
        - Обедать будете в инженерной столовой, здесь недалеко, вот талоны. Во второй комнате для вас сложены некоторые вещи, чтобы вы могли переодеться. В ближайшее время вывезем вас в город, чтобы вы смогли приобрести все необходимое для себя. Сегодня в 15.00 совещание с вашей группой по поводу постановки задачи на проектирование. Ваши чертежи прилетят в 13.20. Отдыхайте. На кухне есть чайник, кофейник, какие-то продукты.
        - Есть кофе? Тогда не уходите, дорогая Александра Петровна. Кофе по-турецки я очень люблю готовить! Правда, последний раз это было до войны!
        Глава 20
        Впереди планеты всей
        А у меня новая задача: редкоземы. Для лопаток требовались новые материалы и новые технологии: вольфрам, тантал, рений, рутений, алюминат кобальта и направленная кристаллизация в ванне с расплавленным оловом. Хорошо, что в академии этот вопрос отдельно изучал и ездил на завод турбинных лопаток в Ленинград на практику, для написания курсовой работы по выращиванию монокристалла никелевого сплава с направленностью «0-0-1». Но воплотить все это вручную и не имея даже рентгеновского кристаллографа, невероятно сложно. Пришлось начинать с него. Карасьеки к тому времени уже взяли, плюс отвалы Медвежьегорского комбината отдали под разборку. Остальное - ни-ни! Никель в огромных количествах требовался совсем для других целей. Рений - в Восточном Казахстане и в Монголии, на самой границе с Китаем. По «кусочкам» сплав набрали, несколько небольших вакуумных печей на заводе было. Приступили к созданию высокотемпературных полых лопаток, если получится, то монокристаллических, если нет, то мелкозернистых. Все равно пока такого никто не делает. Эксперимент шел за экспериментом, не все сразу получалось, много возни с
формами, с удалением алюмината. Наконец, к началу зимы стали получать приемлемые допуски по всем параметрам. Конечно, до идеала им как до Пекина босиком да по колючкам, но 1400 градусов газа перед турбиной они держат. Сразу заменили турбины нагнетателей и компрессоров на поршневых машинах. Сплав получился лучше, чем английский, удалось уменьшить вес и размер турбины, и существенно повысить ее обороты. Соответственно подскочила высотность всех двигателей. Я сплю на работе и мало чем отличаюсь от заключенного Бартини. Для сборки его корпуса установили лазеры, вместо оптики, и вовсю используем плазово-шаблонный метод сборки планера. Корпус усилили и бронировали титаном, причем сплав уже содержал 1,5 % ниобия. Этот же сплав пошел на пятую серию «метел», которых летает уже 128 штук, два полка по 64 машины, собираем третий полк. Всего по плану их будет шесть. По моим прикидкам, этого должно хватить для отражения атаки 8-й воздушной армии США. Сталин согласился, что этого будет достаточно, хотя вначале был ошарашен, что я предложил ограничиться четырьмя полками. Он запланировал их 800-1000 штук. Нам столько
не потянуть, да и техников на них не найти. Компрессорные лопатки выпускаем уже массово, а вот к турбинным только приступили. А тут еще, «по сведениям советской разведки», в воздух поднялся «метеор». Что тут началось! Ведь у нас еще конь не валялся.
        - Вы срываете задание государственной важности! Вы - прохиндейка, растратчица семейного бюджета. Где результат? Я спрашиваю: ГДЕ РЕЗУЛЬТАТ?
        И совершенно не учитывался тот факт, что «Метеор Глостер» имел работающий двигатель еще в 1939 году. Забыто и то обстоятельство, что вперед наша армия летит потому, что авиация противника выбита, вовсю применяются зажигательные баки, кассетные бомбы, кумулятивные противотанковые кассеты, 82-мм вращающиеся НУР в 16-зарядных блоках. Что все эти новшества внедрены в Воронеже. Что страна имеет надежное ПВО. Вынь да положь им реактивный истребитель, стратегический бомбардировщик и топливозаправщик. Одно хорошо, на «трубу» пускают в любое время и без очереди. А я ваяю любимого «гребешка», хоть и не получил на него задания. Так, индивидуальным порядком, просто соскучился по нему, и что-то вроде Су-27, таких двигателей с такой тягой еще нет и неизвестно, когда будут. Но скоро. Очень хорошо помогает Московский институт стали и сплавов, оттуда у меня работает доктор Сергей Кишкин, и он потихоньку корпит над сплавами и точным литьем, с целой ордой сотрудников. А Саша Покрышкин планомерно исполняет удары по экономическим точкам Германии, ставя ее на колени, срывая все, что только можно, в их исследованиях.
Уже разбомбил Пенемюнде и Арес-Зюд. Ракетные технологии уже никуда не уйдут. Надежно отбомбился. Разбиты заводы в Аугсбурге, в Магдебурге, Дессау, производить «мессеры» и плавить тинидуровую сталь стало негде. А у нас этот титановый сплав производился, и его было достаточно, чтобы сразу приступить к промышленному производству турбореактивных двигателей. Для лопаток мы железо уже не использовали. Трудности возникли у нас с кольцевой камерой сгорания и системой зажигания. Постоянно выгорали электроды поджига, хоть убейся. Наконец Микулин нашел решение проблемы. В феврале ММ-1 встал на стенд. Без форсажа дал тягу 4700, со «скромной» температурой перед турбиной в 1420 градусов. Отработал он положенные сто часов, и с ним ничего не случилось. Лопатками не кидался, взрывов не было, Александр Александрович чуть ли не молился на его.
        - Все, Александра Петровна, вы как хотите, а я пошел докладывать наверх. Ста часов нам достаточно, а остальное - это только ваши личные требования.
        Пришлось согласиться, что да, в задании дано это число, к тому же нолик к нему я сам приписал. Доложились Сталину. Тот не понял, что произошло, и сразу же потребовал ставить его на поток у Микулина в Москве. А лопатки производятся только у меня. Пришлось нам лететь в Москву и говорить, что выполнить эти требования мы сможем, лишь наладив массовое производство лопаток в Воронеже, а навесное оборудование и валы с дисками можно производить в Москве. А нас, в Воронеже, двумя руками держит низконапорная ГЭС, которую никак не введут, из-за войны. В результате производство стали для валов ушло в Электросталь, под Москвой, и это было решением проблемы.
        В это же время Ивченко сдал свой АИ мощностью 3000 лошадей. С ним вопросов не возникало, у него температура перед лопатками всего 1060, никакого охлаждения и полых лопаток не нужно. Три варианта компоновки выхлопа: истребительный в обе стороны, правый и левый. Направление вращения изменяется редуктором. А Люлька сделал небольшой двухконтурный двигатель со степенью двухконтурности 1,5. Всего 2200 килограммов тяги, но получил удельный расход на взлетном режиме 0,65 кг/кгс в час. При весе двигателя всего 425 килограммов. Правда, режимы у него предельные: 1420 градусов перед турбиной. А тяга? Всегда есть возможность добавить форсажную камеру, главное условие он выполнил: двигатель работает долго. Именно он на двух спаренных пилонах пошел на танкер, корпус которого был готов, и встал на летные испытания. Второй корпус отправили в ЦАГИ на слом. Весной 44-го, под самый занавес войны, мы выкатили его из ангара. Машинка замечательная тем, что может исполнять много функций: танкер, бомбардировщик, в том числе и ядерный, десантная, пассажирская с двумя палубами, грузопассажирская, с посадкой как на бетон,
так и на неподготовленные площадки. Крыло переменной стреловидности и ламинарное. Использование титановых сплавов, отклоняемого носка, мощной механизации и механизма обратной тяги давало исключительно широкие возможности для машины. Отрыв, машина в воздухе. Шасси не убираю, делаю два круга над аэродромом по коробочке и сажусь. Летает! На следующий день замерили скорость: 780 км/час на 11 000 метрах, выше начинает падать. Вооружение - спаренная 23-мм пушка НР-23 в корме, носовая спаренная установка и две башенные установки у кабины экипажа, бомбовый прицел ОПБ-11р с РЛС «Кобальт», транспортер для сброса бомб через кормовой люк. Экипаж - 8 человек. Гермокабина, кислородные приборы для десанта. Дальность 12 000 километров со штатными баками.
        Даже не закончив заводских испытаний, летим в Чкаловск. На свой страх и риск беру с собой Бартини. Это - его машина. По прилету ждем Сталина. Долго ждем, через три часа появляется он и Лаврентий Павлович. За ними на аэродром въезжает странный грузовик, явно американский, с прицепом для перевозки танков. Вот гады! Они привезли масс-макет РДС-1.
        - Вы сказали, Александра Петровна, что машина может работать бомбардировщиком. Это - масс-макет нашего «специзделия», организуйте его сброс.
        Пожав плечами, весь экипаж и «прикомандированный» зэк вытаскивают и устанавливают аппарели. Цепляют лебедкой «изделие» и втаскивают его на борт.
        - Готово!
        - Взлетайте! И выполните сброс.
        Делаю четыре захода, чтобы определить ветер. Настя вся в расчетах. Готово. Единственное «но», сколько бомба будет сходить с аппарели? И фиг с ним! Тут точность особая и не нужна. Попасть бы по аэродрому! На боевом! Кормовой люк открыт. Сброс! Это вытяжного парашюта. Затем машина подпрыгнула, освободившись от шести тонн веса. Стабилизирующий вышел, раскрытие, вышел основной, и «изделие» плавно заскользило к земле на скорости около 20 метров в секунду. На высоте подрыва оно находилось над аэродромом, а приземлилась почти на полкилометра дальше.
        - Следуйте на посадку.
        На земле мы выстроились вдоль самолета. Подъехали «высокие представители партии и правительства». Доклад, представление участников. Ну и последний из участников выдал:
        - Заключенный Бартини, Роберто Людвиг, статья 58-1г, десять лет, конструктор самолета Т-117.
        У Сталина дрогнули усы в улыбке, и он протянул руку. Обменялись рукопожатиями, затем Иосиф Виссарионович повернул голову в сторону наркома НКВД:
        - Лаврентий! Это твоя недоработка!
        Лаврентий Павлович, тоже улыбаясь, пожал руку Бартини.
        - Мы рассмотрим этот вопрос, товарищ Бартини.
        Везут в Кремль, вместе с Бартини.
        - Сколько машин сейчас заложено?
        - Семь, - отвечает Роберто Людвигович. - Два бомбардировщика, военно-транспортный, два танкера, пассажирский и специальный.
        - Что такое «специальный»?
        - Для перевозки… особенных пассажиров, например, членов правительства или верховного командования. Дополнительно установлена различная аппаратура связи и управления. И салон сделан… богаче, что ли, скорее, удобнее. Что-то вроде «люкса» в гостинице.
        - Понятно. Такие машины скоро понадобятся. Александра Петровна, вплотную займитесь испытаниями в НИИ ВВС. Немецких литейщиков получили?
        - Да, товарищ Сталин, шестьсот человек, проверили, действительно имеют большой опыт, спасибо тем, кто отбирал. Надо бы им условия чуть получше создать, не дело в лагере держать таких специалистов.
        - Можете выделить финансирование, мы компенсируем. Фрезерные и строгальные станки пришли?
        - Устанавливаем. А что с ГЭС?
        - В плане стоит на конец текущего года, я взял на свой контроль, - ответил почему-то Берия.
        - Что еще требуется, чтобы поставить на поток производство лопаток для четырех двигателей? - спросил Сталин.
        - А какой четвертый?
        - НК-1 товарища Кузнецова.
        - Он мне его не сдавал.
        - Ленинградские товарищи говорят, что сами справились с разработками, но вот турбина у них не получается. Десять часов - максимум. Я дал указания вернуться с разработками в ваш НИИ.
        - Проявили самостоятельность, что ж, посмотрим, насколько продвинулись.
        - Никуда они не продвинулись, товарищ Попков понесет заслуженное наказание за задержку выпуска нового двигателя. Насколько я помню, он должен был устанавливаться на бомбардировщик.
        - Да, он, но при чем здесь Попков, работы выполнял Кузнецов.
        - Попков проявил инициативу, что это должна быть ленинградская разработка, альтернативная воронежской, что это требуется для восстановления промышленного потенциала разрушенного Ленинграда. Его поддержали и некоторые товарищи в ЦК. Будем разбираться. Все сроки они сорвали. А впереди у нас очень серьезные события, Александра Петровна, и они назревают. В Англии стоит в полной боеготовности армия вторжения. В Женеве идут сепаратные переговоры между Германией и нашими бывшими союзниками. Уже стоит употреблять слово бывшие. Переговоры близятся к завершению. К сожалению, мы не успеваем захватить «Атлантический Вал», и на середину июня назначена высадка в Европе.
        - Товарищ Сталин, время еще есть. У нас есть человек, который точно скажет день и час подписания сепаратного соглашения?
        Сталин взглянул на Берия.
        - Такой человек у нас есть, - ответил тот, но недовольно посмотрел на Бартини.
        - У товарища Бартини такой же допуск к государственным секретам, как и у меня, не волнуйтесь, Лаврентий Павлович. Одно дело делаем. Товарищ Сталин, требуется отвести четвертую гвардейскую дивизию на переформирование, усилить ее еще двумя истребительными и двумя бомбардировочными дивизиями. Мне придется принять командование над ними и показать «томми» и «янки», чего стоит их противовоздушная оборона. Но мне необходимо знать час подписания соглашения. Воевать с ними сейчас по-серьезному не стоит, а утереть им нос, да так, чтобы кровушкой захлебнулись, как мы в сорок первом, просто необходимо.
        Глядя на меня, Сталин и Берия не выдержали и рассмеялись:
        - Ведьма, точно ведьма! Черчилль не знает, кого он задел!
        - Я не ведьма, я - «бабка-ёжка», и мои подружки будут хохотать над Англией в час «Ч». Сейчас главное, чтобы разведка не сплоховала. Желательно, чтобы максимально полно сработала и быстро.
        - Этот вопрос находится под моим контролем, все необходимое вам для работы будет у вас немедленно. Когда приступаете?
        - Уже. Разрешите идти?
        - Ступайте, и берегите себя. Вы нам еще очень пригодитесь.
        Глава 21
        Возвращение на фронт, или Прощай, Америка
        Отдав необходимые распоряжения и получив приказ о назначении командующим особой воздушной армией, вылетел на Т-117 в Германию. Отвод на переформирование всех полков Ме-1п отдан. Собираем в кулак ДРЛО и для одного из них получаем разрешение на перелет в Нью-Йорк для ремонта. По дороге «ломаемся» и возвращаемся. Получена РЛ-карта Великобритании. Скромненько, но со вкусом. О том, что, пролетая над городом Парижем, как фанера, можно много собрать всякого разного, англичане еще не знали. Но уже поздно, дело сделано. На руках карт-бланш от Сталина и Берии, все «живые» двухконтурные АЛ-1 летят в Вейтендорф, что под Ростоком, и в Альт-Дабер, где сидят по две эскадрильи 1-го гвардейского ОРБАП. «Бабок» будем пересаживать в новые «ступы». Мы это уже делали, когда испытывали АЛ-1. Впервые он полетел на «метле». У нас недели три, максимум - четыре. Надо поспешать, не торопясь. С завода прилетела первая переделка, на ней я пошел на вылет, предварительно подняв шесть ДРЛО, которые «окружили» маленький остров, где-то в Северном море. Взлетал я с грунтовки в Висмаре, сразу ушел в море, а высоту начал набирать у
Травемюнде, где еще немцы сидели. Стрелком пошел Август Штальмайер, у него отличный немецкий, северный. У Трисчена нас захватили английские радары, а мы медленно поползли наверх, выдерживая график Ме-110. Как только мы вышли за пределы материка, наглы подняли звено «бьюфайтеров» Мк VI, но они нас перехватить не смогли, им не хватило высоты. Зато они определили нас как Ме-110. Из Норвича поднялись два Moskitopanik или «Интрудера». С помощью «Лорана» и наземных служб они еще раз попытались перехватить нас, но их высотность составляла каких-то 10 000 метров. Одну из машин вел айр-коммодор Эддисон, который командовал 100-й группой ночных истребителей. Говорливый! Слов нет! За что и поплатился. Он промахнулся, его «Серрат» высоты не показывает, поэтому я успел развернуться и обстрелять его. Падал он в море, и мои гильзы ушли тоже в море. Так что никаких тайн мы не раскрыли, но интерес к себе повысили. Заработали еще локаторы, которых пеленговали мы и наши «грибочки». Стучало уже 50 штук, координаты которых привязывались к радиолокационной карте, полученной в предыдущем полете. У Гуля попытались выставить
заградительный огонь, довольно плотный. Мы его обошли, уклонившись на юг, в направлении Лондона. Запас высоты у нас был в 5000 метров, но я его показывать не хотел. Впереди Манчестер, это «праматерь» 8-й армии. Она в основном базируется здесь. Сзади появляется весьма скоростная машина и пытается нас догнать. Скорее всего, «Спитфайр-14». Отстрелялись пассивными помехами, локатора у него нет, зашли сзади и сбили. Гильзы, правда, упали на территорию Великобритании, но и бог с ними. Покрутившись над Британией и сфотографировав аэродромы 8-й армии, ушли домой. По прилету доклад в Ставку:
        - Товарищ Васильев, ведерко вскрыто, готовим средства подавления и ждем сигнала.
        - Хорошо, товарищ Александрова, ожидайте сигнала.
        Технари с ног сбились, такого аврала давно не было: требовалось заменить все двигатели, кроме крайней серии, теми, что испытывали в феврале. На них повышена высотность до 14 500-15 000 метров за счет уменьшения диаметра турбины и повышения ее оборотов. Степень наддува повысилась на 0,56, но похоже, что мы вытащили из машины всё. Для Т-117 готовим центральный компрессор и нагнетатель, такой примерно, как стоял на Пе-8 перед войной. Топлива у нее много, поэтому уйти на недосягаемую ни для кого высоту в 17 000 - можно. Была бы необходимость. Вслед за первой машиной подтянулось еще три: 002,003 и 005. Два бомбера и танкер. Вот только освоивших его летчиков приходится забирать из ЛИСа завода, а они - не вояки. Фронтовой опыт имеет один, и тот с 41-го не воевал. Тогда - прикрывал Москву.
        Построил 4-ю дивизию на аэродроме в Вейтендорфе и прочел приказ Верховного. Тишина стояла мертвая. Затем голос:
        - Как же так, они ж - союзники?
        - Архангельские есть?
        Довольно много голосов откликнулось.
        - Кто оккупировал Архангельск после революции?
        - Англичане и американцы.
        - Они входили в Антанту?
        - Входили.
        - А Россия за кого воевала?
        - За Антанту.
        - Так что им, впервой предавать?
        - А Б-100 где брать будем?
        - Летать будем, если что, на Б-96-Б-98. Обещают поставки Б-100, помимо имеющегося запаса, немецкий Б-95 будем использовать. Восстанавливается завод в Моаре, оттуда можно ждать поставок к концу июня. Есть стратегический запас. Обещали обеспечить. Не знаю. И в основном перейдем на ТС-1, как на новых «метлах». Выстоять надо, как под Москвой.
        - Москва - далече.
        - В мире все меняется: дадим закрепиться в Европе, бомбить будут Москву.
        - Оно понятно, товарищ генерал. Было бы все хорошо, «метлу» бы не прислали.
        В сбитом «Ланкастере» обнаруживаем прибор «Я-свой» британской системы ПВО, запрягли немцев в Ростоке клепать эти приборы. Они сделаны для сантиметровой частоты, которую мы измерили. И никакого кода не имеют. Тупо отвечают на частоте локатора. Примитив! Немцы тоже не понимают: зачем нам нужны эти коробочки и почему их настраивают на три частоты. Но жрать хочется, а за работу дают рабочую карточку, поэтому вал приборов поступает в войска. Немцы - народ дисциплинированный. Кстати, далеко не все к нам плохо относятся. Есть люди, готовые драться вместе с нами. Один такой добился встречи со мной.
        - Оберст Траутлофт! Бывший командир 54-го ягдгешвадера.
        - «Зеленая задница»? С чем пожаловали?
        - По заданию рейхсминистра Германа Геринга должен был уничтожить «ночных ведьм». Потерял четырнадцать из шестнадцати самолетов, специально подготовленных для такой работы. Теперь - безработный. Обещал сам себе жениться на первой же сбитой «ведьме». Не срослось.
        - Ну, а сюда зачем и так настойчиво добивались встречи?
        - Довольно большая часть старых летчиков Люфтваффе - против Гитлера и против прихода сюда англичан и американцев. Из-за Кельна, Киля и других городов. Бомбить умели в этой войне вы и мы. Мы бомбили цели, вы - тоже. Они бомбят города. Мы в курсе, что есть новое правительство новой Германии и есть NVA. Я представляю 68 летчиков Люфтваффе. Мы - готовы служить новой Германии.
        - С вами свяжутся, полковник.
        - А я был рад увидеть «Metla-raz», я так и думал, что вы - красивы!
        Через три дня союзное командование потребовало прекратить полеты над «их зоной ответственности». Но мы предъявили отчет о потопленных немецких субмаринах, и они заткнулись. Тем более что пока доказательств у них не было. Но возможность легального пролета над Англией мы потеряли. Все равно успели все сделать. Инцидент, видимо, вызвал задержку в переговорах в Женеве. Наконец, в ночь на 8 июня, за неделю до начала вторжения, мне вечером принесли пакет, в котором был договор на английском и немецком, фотографии «высоких договаривающихся сторон» и сообщение о том, что английская сторона уехала в сторону Италии. Перед этим я попросил доставить в Бурже топливо и систему, которую испытывали в Чкаловском. Предупредил, чтобы выполнили еще пару условий. Перелет в Бурже Т-117 организовали еще 2 июня, и он стоял на «товсь». В два часа по Москве мне доложили о готовности Операции «Манхеттен». Я и Ларионов из нашего ЛИСа заняли места в кабине. Кроме основного груза, взяли на палубу два дополнительных топливных танка, и самолет поднялся в воздух. До траверза Бантри, что в Ирландии, нас сопровождало две реактивные
«метлы», затем они ушли, и мы повисли над океаном. Полет был согласован с Арнольдом, везем личное послание товарища Сталина, маршрут проходил мимо территории Великобритании. По этой трассе туда и обратно 11 840 километров, почти шестнадцать часов лета. Требовалось успеть до того, как наступит рассвет в Англии. Так что поспешаем не спеша. Океан не пустой, союзнички торопятся. Ниже крутятся несколько «либерейторов», вылавливая немецкие лодки. Война между немцами и американцами еще идет. Мой штаб на связи, передает, что из немецкого Милана состоялся вылет одиночного «москито». Торопятся!
        - Перехватить, принудить к посадке, в случае сопротивления - уничтожить.
        Куда делся Роммель и как он будет добираться в Париж, пока не установлено. Но из Женевы до Лиона, понятно, на машине.
        - Александра Петровна! Метла-21 передает: из Анси вылетел Ме-110.
        - Если рискнет напрямую, то принудить к посадке, если полетит по тылам - уничтожить.
        Саша и Майя на винтовых «метлах» перехватили «москито», который поперся напрямую через наши позиции. Диалога не получилось, и Саше пришлось дать очередь по крыльям. Предупредительных он не понимал, как не понимал, что обречен. У него остановился двигатель, крыло - горит, из него выбросилось два человека. За парой следовал Т-117 с группой СМЕРШ на борту, он проскочил под парашютистами и выбросил шестерых наших. Через несколько минут в руках СМЕРШа оказался сам Мензис. Роммель был гораздо осторожнее, его самолет шел на бреющем, огибая линию фронта. Его перехватили, но неожиданно последовала команда его пропустить. Подписано Сталиным.
        Радиостанции союзников подозрительно притихли, до этого воздушное командование англичан рвало и метало, но мы ссылались на их запрет полетов через их зону. «Он первый начал!» А я соревновался с солнцем по скорости. А на земле готовили к вылету все машины. У нас под крылом Новая Шотландия. Мы держимся чуть мористее, на всякий пожарный случай, хотя канадские ВВС с нами еще не ссорились. Нет, ничего, обмениваемся позывными, никаких-таких вопросов не последовало. Один из диспетчеров начал было болтать, но я сделал вид, что знаю только условные фразы. У мыса Кларк довернули и следуем к северной оконечности Кэнделвудского озера. У Англии уже началась операция «Куриная слепота»: 12 постановщиков помех глушат работу РЛС восточного и южного побережья, эскадрилья реактивных «метел» набирает предельную высоту и выстраивается лебединым клином. Курс на Лондон. А мне по плечу хлопает Настя, ложусь на курс 200 градусов. Наша цель - Центральный парк. Диспетчер удивленно запрашивает, почему мы не снижаемся.
        - У нас беспосадочный полет туда и обратно.
        Восемь минут до сброса. Бортмеханик открывает кормовой люк, Настя колдует с прицелом, а я сижу, опустив руки, машину ведут автопилот и Настя. На этот раз мы знаем время схода, так что оно учтено. Сброс, машина качнулась, беру управление на себя, доворачиваю, чтобы оператору было лучше видно. Парашютная система сработала. Бомба летит к земле. Подрыв, и на высоте километра вспухает белое облако листовок. Сама бомба падает в Центральном парке. Нижняя часть у Норсвуда, а верхняя, вместе с парашютом, на софтбольном поле.
        Пошел доклад Сталину, в Англии шестнадцать «метел» разбросали, с высоты 17 000, уложенные в разрушаемые баки листовки. В них был текст сепаратного договора и фотография Мензиса и Роммеля. Операция в Англии проходила утром! Клин реактивных самолетов шел со скоростью 1050 км/час, и с этой скорости и высоты бомбил, пусть и листовками. А RAF даже подпрыгнуть не могла. На Манхеттене была ночь, операции были совмещены по времени. Если сложить две половинки, то получался «толстячок», который еще не успел родиться. А половинки - фонили.
        На полдороге домой вызов из Вашингтона:
        - «Night hag» to «Hap»! «Night hag» to «Hap»! Answer! «Metla-raz» to «Hap»! Answer!
        - I’m here! Henry?
        - Yes, I’m! What’s the fucking private message from Joe? What is this?
        - More important the place, Henry! I delivered there this message which have thirteen thousand two hundred and twenty eight Libs on the distance of three thousand six hundred and sixty six miles, and I’m going home back, Henry! See later! Truly yours, the Hag! EC![1 - - «Ночная ведьма» «Счастливчику»! «Ночная ведьма» «Счастливчику»! Прием! «Метла-раз» «Счастливчику»! Прием! - На приеме! Генри? - Да, я! Что за гребаное личное сообщение от Джо? Что это? - Более важно: место, Генри! Я доставила туда это сообщение, которое весит шесть тонн, на расстояние в 5890 километров, и иду домой. Еще увидимся! Искренне ваша, Ведьма! Конец связи.]
        И-СИ - это «кончай п-деть» «по-дятловски», «end connection». Москва тоже треплет нервы, но ее так не пошлешь. Эти все норовят прикрытие выслать. Какое нафиг прикрытие? Надо обратным ленд-лизом горшки высылать! В массовом количестве! Обогатимся! Одинокий самолет поглощает километры, назад лететь много веселее. Даже КОУ, командир огневых установок, в корме приободрился, когда увидел удаляющиеся огни Америки за бронестеклом своей кабины. Ему хуже всех: кабинка маленькая и неотапливаемая. Есть туалет, в виде ведра с крышкой, правда, герметически закрываемой. Между креслом и дверью гермокабины сантиметров шестьдесят. Можно встать во весь рост, поделать упражнения, чтобы восстановить подвижность. Спереди висит огневая установка, выше радар и вычислитель под ногами в бронекапсуле. Под ногами - люк последней надежды с двумя приводами: гидравлическим и ручным. Есть аварийный сброс люка. Слева - разогреваемый бачок с едой, чайник-термос, и небольшое пространство, куда можно сунуть то, что приготовила супруга или приятельница в полет, или то, что сэкономил на завтраках, и сердобольные официантки сунули тебе
в руки перед полетом. Самое скучное и самое горячее место на борту. Отсюда либо в рай, либо в салон, а потом как придется. Коля Одинцов воевал с 1942 года, он был в экипажах печально известного бывшего 138-го БАП, но в составе летавших экипажей. Поэтому сейчас он старшина, орденоносец. Не так давно женился на оружейнице 124-го гвардейского Паше Иванцовой. Полет над морем выполнял впервые, и на такие дальние расстояния никогда не летал. Машина в воздухе уже тринадцать часов. Все, что взял с собой, уже съедено, а под ложечкой сосет! Он нажал кнопку на ручке управления ОУ:
        - Командир - КОУ, Александра Петровна! Разрешите НЗ прикончить и подайте воду в чайник. Кончилась.
        - Хорошо, Коля. Замерз?
        - Да нет, костюм работает хорошо, вот только спина отваливается и есть хочется.
        - Ну, потерпи немножко, уже скоро. Михалыч сейчас воды даст.
        Из-за температуры в грузовом салоне трубу с водой держат пустой, поэтому напоить стрелка, если понадобилось, это целая процедура для борттехника. Михалыч, кряхтя и поругиваясь, выполняет процедуру, отправляя два литра воды в хвост, а затем принимая ее обратно. Вода - кипяток, по-другому сразу замерзнет в холодных трубах, хоть они и в термоизоляции. Время термостабилизированных грузовых отсеков еще не пришло. Самолет проектировался под поршневые двигатели, а у них с температурой и наддувом не шибко. Надо переделывать эти системы. Уже виден берег Франции, навстречу идут «метлы». Как только доложились, что нас взяли под сопровождение, Левитан начал зачитывать ультиматум Советского правительства Правительству Соединенного Королевства Великобритании. СССР объявил, что будет препятствовать высадке союзных войск в Европе, так как Великобритания заключила сепаратный мирный договор с фактически разбитой гитлеровской Германией, которая в настоящее время контролирует только часть северных земель и часть Франции. Английские проливы закрываются для плавания всех судов, все суда и корабли там считаются
вражескими и будут атакованы. Что касается проводимой операции на юге Италии, то доставка туда вооружений и подкреплений не ограничивается. Но в случае объединения армии Кессельринга с армиями союзников, там вводится такая же воздушная блокада, а войска 4-го Украинского фронта пересекут утвержденную линию разделения и разгромят противника. Попытка высадиться на территории, занимаемой немецкими войсками силами бывших союзников, делает территорию острова Великобритания целью для действий советской авиации. СССР оставляет за собой право высадиться на острова и разгромить противника. У Великобритании есть 8 часов, чтобы дезавуировать сепаратное соглашение, подписанное вчера в Женеве генералами Роммелем и Мензисом. Начальник Секретной разведывательной службы SIS арестован в расположении наших войск, дал исчерпывающие показания, что за его спиной стоит премьер-министр Великобритании, давний враг Советского Союза Уинстон Черчилль, лорд и рыцарь Британской империи. За спиной Роммеля не кто иной, как палач Европы Адольф Гитлер. СССР считает себя в состоянии войны с Великобританией и, по истечении сроков
ультиматума, начинает активные боевые действия на новом фронте.
        В ультиматуме ни слова не говорилось об Америке. Ее не обвиняли, хотя знали, что на переговорах присутствовал Ален Даллес, но полномочий подписывать что-либо он не имел. Англичане молчали, улицы Лондона и Гайд-парк кипели, в нескольких местах отмечались массовые драки между американской и английской солдатней. Все ж таки американцы приехали сюда воевать с Гитлером, а не с Советами. Да и утренняя прогулка «бабок-ежек» с частушками многим не понравилась. Первый морской лорд решил проверить решимость русских и выслал из Лондона в Плимут крейсер «Норфолк». Дымя тремя трубами, в сопровождении трех эсминцев, он вошел в Па-де-Кале. На шестнадцатом канале его предупредили, что его курс ведет к опасности.
        - Это - Английский канал! И это - Роял флиит!
        Через 15 минут девятка реактивных «метел» и три постановщика помех ослепили РЛС противника и его высотомеры, с высоты 12 000 «метлы» спикировали и на четырех километрах вышли из пикирования. Вниз на небольших парашютиках пошли «подарки»: новейшие РАТ-44. Пара из них выскочила из воды и неслась по воздуху со скоростью более ста узлов. До конца торпеда еще не была отработана, но семь из них пошли на противника. Пять торпед попали по крейсеру и одному из эсминцев.
        - Это - закрытая зона для плавания всех судов и кораблей. А мы - это ВВС СССР. Можете оказать помощь.
        Истребители противника перехватить никого не смогли. «Метлы» ушли наверх и представляли собой очень грозную силу. Крейсер тонул, эсминец был разорван пополам, но обе половинки сохранили плавучесть. Спасательным операциям мы не мешали. Через шесть часов после объявления ультиматума англичанам стал известен ответ Соединенных Штатов:
        - Соединенные Штаты считают недостойными действия Правительства Соединенного Королевства и продолжают исполнять ранее подписанный договор об Объединенных Нациях, и будут вынуждены объявить войну Великобритании.
        Перед этим в течение одиннадцати часов президент Рузвельт и его окружение решали ребус, который предоставил им дядюшка Джо. Во-первых, массовые волнения во всех крупных городах, так как уже утром о содержании листовок напечатали все крупнейшие газеты. Пролет Т-117 остался незамеченным газетчиками, и вообще, о том, почему Центральный парк оказался оцепленным конной и пешей полицией и частями национальной гвардии, стало известно гораздо позже. Слова «ведьмы» интерпретировались поначалу и так, и так, пока генерал Гровс не сказал:
        - Цель - не Центральный парк, цель - Манхеттен. Проект «Манхеттен», господин президент. Разрешите фотографии? - он обрезал одну из них и подложил вторую. - Одна из бомб, с имплозивным зарядом, напоминает эту. Надо показать ее нашим специалистам!
        Сбрасывали мы макет РДС-3, она значительно отличалась от «толстяка» по внутреннему устройству. Она мощнее и легче РДС-1, точной копии американской бомбы. Еще через некоторое время Эрнест Лоуренс подтвердил, что изнутри корпус подвергался воздействию ионизирующих излучений, судя по продуктам вторичного распада, это был плутоний-239. Это - искусственный элемент. И это означает, что у Советов как минимум есть реактор для его получения. По конструкции внутреннего устройства бомба напоминает разрабатываемую ими имплозивную бомбу, Но есть существенные различия, и некоторые узлы предназначены для крепления каких-то других приборов, которых нет в их бомбе.
        В кабинете установилась гробовая тишина, лишь чуть поскрипывали колеса кресла-каталки президента. Когда он нервничал, он пытался покрутить колеса руками.
        - Я хочу добавить! - сказал Арнольд. - По данным радар-контроля и звуковых станций, прилетевшая машина шла со скоростью 405 узлов до сброса и ушла, сначала сбросив ход, видимо снимала данные, на грузе есть отражатель, а потом ее скорость составила 410 узлов. Это не внешняя подвеска. Груз находился внутри фюзеляжа. И последнее: у нее не поршневые двигатели.
        - У Советов есть бомба и средства доставки, причем с такой скоростью, что не все наши истребители ее имеют.
        - Из Англии передали, что в их воздушное пространство вошли 16 реактивных машин на высоте 55 800 футов, и шли со скоростью свыше 650 узлов. И в последнем сообщении говорится, что русскими потоплен крейсер «Норфолк» в Английском канале. Атакован торпедами, которые могут летать как ракета. И серьезно поврежден один из эсминцев эскорта, разорван пополам. Однако русские не препятствуют проведению спасательных работ, и перед атакой просили англичан исполнять условия ультиматума. Те отказались, и были атакованы, - сказал адмирал Нимиц.
        - Сбитые есть? Надо немедленно поднять их. - Арнольд очень заинтересованно посмотрел на Нимица.
        - Сбитых нет. РЛС крейсера и береговые РЛС не смогли обеспечить ведение огня по целям и наведение истребителей. Самолеты произвеливысотное торпедометание и ниже 13 000 футов не спускались. Безопасно вышли из пике и ушли на высоту.
        - Все, господа! У нас есть договор об Объединенных Нациях. Боров сделал глупость и неверно оценил силу вероятного противника. Говорим: «Чиз» дядюшке Джо. На этом этапе он - победил! - за всех резюмировал президент.
        Глава 22
        В гостях хорошо, а дома - лучше!
        В общем, восьми часов на «подумать» хватило, чтобы отказаться от ратификации договора с Германией, но начался правительственный кризис в Англии, многие лейбористы вышли из коалиции, и правительство вынуждено было, по конституции, подать в отставку. Не все и не везде восприняли это соответствующим образом. Германия ждала, текст сепаратного договора у нее был, не зря пропустили Роммеля, а в Англии начались реальные боевые действия между сторонниками и противниками договора. На стороне «противников» выступили вторая и третья армии США (сухопутные). Восьмая воздушная придерживалась нейтралитета, но прекратила боевые вылеты, так как оказались сорваны все логистические схемы. Длилось все это целую неделю, в конце концов, сторонники лейбористов ворвались в резиденцию премьера, и он был повешен за ноги на фонаре на Даунинг-стрит. Повторил судьбу итальянского диктатора Муссолини. Получив известие об этом, 22 июня 1944 года известный австрийский политический деятель Адольф Шикльгрубер, больше известный как Гитлер, подписал приказ о капитуляции Третьего рейха перед Советским Союзом, и в 04.00 по московскому
времени, ровно через три года после начала Великой Отечественной войны, передал копию этого приказа представителям советского командования и сдался сам. С этого момента германские вооруженные силы прекратили сопротивление и сдались представителям девяти действующих фронтов в Европе. Итальянский фронт сдался генералу Эйзенхауэру в Северной Италии. Британцам сдаваться они отказывались.
        Я вернулся в Воронеж уже в августе, измочаленный необходимостью держать все под контролем и ежедневно отчитываться перед Верховным, настроение которого «плавало» в зависимости от ситуации. Все шло слишком хорошо для нас. Но он, как никто, понимал, что мы выиграли в «покер»: бомбы у нас не было, наработано всего пять килограммов плутония, а торпед РАТ было еще на один вылет эскадрильей. Реактивных двигателей делалосьшесть штук в день. Трех модификаций. Это был блеф. Но! Он сработал. В Берлин Сталин прилетел на новом реактивном «специальном» самолете. Встреча в верхах началась с его осмотра всеми участниками: Рузвельтом, с помощниками, и Эшли, с такими же. Сказать «союзникам» было нечего: обошли! Дни и ночи были насыщены работой по самое «не хочу». И вот - дома! Девятое августа, только прилетел, выгнал всех на три буквы, потому что устал смертельно. Все встречи перенес на завтра. Прилег на кровать и перебираю произошедшее за эти месяцы. Дома тихо. Сашка подключилась к воспоминаниям. Она тут уже вовсю умеет управлять самолетами, взлетать, садиться, пробовала говорить: получается нормально. В общем,
ожила. И тут слышу: меня кто-то зовет по имени. Настойчиво, и руку мне гладит. А вокруг - никого. Тут Сашка:
        - Ты чего задергался?
        - Меня кто-то зовет.
        - Если зовет, значит - я.
        - Тебя я «слышу» отдельно, а это идет по звуковому каналу, и ощущаю касания по руке, а никого рядом нет. Шиза какая-то!
        - Олежек! Иногда требуется доказывать любимому человеку, что ты сможешь. Все сможешь. Я поставила себе задачу найти тебя в будущем, и увидеть человека, которого я люблю. Если ты меня слышишь там, отзовись, и ты вернешься в то время, из которого пришел ко мне. Мне хочется, чтобы ты увидел, как это у меня получилось. Иди. И помни, что я тебя люблю.
        И я попытался открыть глаза. Получилось! Высокий потолок, натяжной, люминесцентные лампы по краям за ним дают рассеянный свет. Но даже такой мягкий свет режет глаза, сильно болит голова, и мириады мыслей проносятся в мозгу, как будто напротив «неправильных» мыслей» или воспоминаний кто-то ставит значок: не читать! Я - не один! Рядом сидит старая и очень красивая женщина, удивительно красивая в своей увядающей красоте. У нее большие брыли, много морщин, шея вся покрыта ими. Явно она получила эти морщины в кабинах самолетов, а не в салонах красоты. Лицо абсолютно знакомое: Сашка, только седая, как лунь. И даже прическа - моя. Короткая, но седая. Попытался помотать головой, чтобы облегчить боль.
        - Олежек! Ты меня видишь?
        - Да, Сашенька, только мы здорово изменились!
        - Не мы, только я. Возраст! Хочешь на себя посмотреть?
        - Да нет, наверное. Не хочется разочаровываться!
        - Да ничего, смотри, тебе всего сорок восемь. - И она повернула на меня зеркало, которое было у нее в руке. Ну, так, ничего, такой, какой был, только бледный очень. Она улыбалась.
        - Саша, мне «моя» память говорит, что ты - главный маршал авиации СССР, космонавт и главнокомандующий космическими силами Советского Союза. Я что-то не понимаю.
        - Ну да, я - главный маршал, но последние два года выполняю роль сиделки возле тебя. Я подала в отставку, но ее не приняли, а предоставили отпуск по уходу за сыном. Маргриэта тебя бросила два года назад, и я тебя усыновила. Я нашла тебя давно, сразу, как ты родился в шестьдесят третьем. Но просто издали наблюдала, что будет происходить. Твой отец погиб в то же время, что ты мне рассказывал, мама умерла четыре года назад в те же сроки. Ты закончил Борисоглебск, и девятого августа 2008 года тебя сбили в Венесуэле, ты приводнился на озере, тебя привезли в Союз. Из комы ты не выходил. Я знала, почему, и приняла решение выходить тебя, как ты выходил меня в сорок первом - сорок четвертом. Раньше сказать тебе о том, что я о тебе все знаю, я не могла.
        - А муж, дети?
        - В этой жизни у меня был единственный любимый человек: Олег Иванов, подполковник, теперь - генерал-майор. К сожалению, он родился тогда, когда мне было сорок пять лет. И требовалось доказать ему, что то, что он делал - находится в надежных руках. Сегодня 8 декабря 2011 года. Ровно семьдесят лет назад ты спас меня в третьей хирургии Главного военного госпиталя. Долги надо оплачивать. Мы сохранили нашу страну.
        Мы взлетали, как утки
        Комары разлетались из-под ног и жундели вокруг голов старого и малого, которые пробирались через плавни еще полноводной Сырдарьи к заветному омуту. У старого были отличные «вьетнамки» - бамбуковые складные спиннинги и шестиметровые трехколенные удилища. У малого - трехколенный высушенный ивовый тальник, который мог соединяться при помощи трубок, добытых с ракетного кладбища. Чуть пыхтя и отмахиваясь от комаров, старый и малый тяжело поднимали резиновые сапоги из солоноватой грязи. Они шли к небольшому островку с омутом, образованному течением. В камышах, залитых осенним половодьем, звучно чавкали крупные сазаны. Добравшись на место, уселись - кто на раскладной стульчик, кто на кочку.
        - Дядь Коль! Вон там вон прикормка лежит. Щаз достану и переснаряжу.
        - Серёнька, не тронь! Пусть так, как есть, и будет. Слышь, тишина какая!
        - Ну, какая тишина! Комары жундят, сазаны, вон, хлюпают!
        А в уши генерал-полковника давно вонзился протяжный вой пикирующего «лапотника».
        - Кои твои годы, Сережка! Еще поймешь, что такое тихо!
        Часть 1
        Преддверие войны. Ковно, весна сорок первого
        - Товарищи сержанты! Становись! - скомандовал майор Мамушкин. И хотя мы только что приехали и очень хотелось спать, мы встали и построились, подхватив свои фибровые чемоданчики. Мы - выпускники Борисоглебского училища летчиков. Частью истребители, есть пара «бомберов» на СБ, и два «штурмовика». Прибыли, чтобы пополнить 61-й ШАП Прибалтийского особого военного округа. Шла весна сорок первого. Местечко называлось Даукша - небольшое еврейское село в трех километрах от Кейдан и в сорока пяти от Ковно. Железнодорожная станция Кейданы, куда мы недавно прибыли, была за речкой и за мостом примерно в километре восточнее от КП полка. Кейданы - такое же местечко, но чуть побольше, плюс станция, но она уже ближе к Даукше. Здесь давно селились изгнанные из других мест Европы евреи. Еще недавно это была Польша, затем эти места отошли России, потом, откуда ни возьмись, появились литовцы. Теперь это Литовская Советская Социалистическая Республика, входящая в состав СССР. Нам предстоит защищать эту часть нашей страны.
        Майор Мамушкин был небольшого росточка крепыш, с довольно увесистым брюшком. Летчика он напоминал мало. Сдвинув фуражку на затылок, он осматривал прибывших сержантов. Некоторые из них были немного пьяны. Они из Ковно добирались самостоятельно и не забыли посетить рестораны и многочисленные пивные. Они знали, что по приезде их ждет казарма, наряды и построения на утреннюю и вечернюю поверки, поэтому слегка «расслабились». Проявив некоторую сдержанность, майор напомнил сержантам, что они прибыли в строевую часть особого военного округа, и потребовал соблюдать воинскую дисциплину. Наибольшую готовность выполнять это требование проявили именно нетрезвые бойцы. Майор вызывал их по одному, сверял фамилии со штабным распределением и направлял сержантов в казарму соответствующей эскадрильи. Эскадрилий было восемь. Полк был большой, кадрированный. По сигналу «Гроза» должен был развернуться в целую дивизию. Последним по списку оказался младший лейтенант Шкирятов, единственный средний командир, которому была положена не койка в казарме, а отдельная комната на квартире.
        - Отличник, что ли?
        - Отличник.
        - А сюда чего сослали?
        - Приказали, сказали, что здесь есть «Илы» и требуется готовить летный состав.
        - Чему ты можешь помочь, зазнайка? Сам за ручку едва держишься!
        - Как знаете, товарищ майор. Я, вообще-то, истребитель и штурмовик просто на спор освоил.
        - С кем спорил-то?
        - С Коккинаки, Владимиром Коккинаки, он к нам с завода первые «Илы» перегонял.
        - А ну, дыхни! - Спиртным от лейтенанта не пахло. - Почему не принял командование группой и допустил употребление спиртных напитков?
        - Я ехал в пассажирском вагоне, а сержанты - в теплушке. В Ковно узнал, что кроме меня еще едет группа товарищей во главе со старшим сержантом Талановым. Из училища они выехали на двое суток раньше. Вмешиваться в его действия не стал. Ехали в разных вагонах. Да и недалеко здесь. Крутой пьянки не было. Бутылка водки на всех и пара бутылок пива на нос - это мелочи.
        - Но сам не пьешь?
        - Нет.
        - Ладно, лейтенант. Вон твой капонир, а рядом - дом комсостава, свободные комнаты там есть.
        Это «там» было на южной оконечности аэродрома, ближе к плотине. Лейтенант подхватил чемоданчик и двинулся в указанном направлении. Майор некоторое время смотрел ему вслед, затем махнул почему-то рукой и направился в штаб. В штабе горел свет, там же находился и комиссар полка - батальонный комиссар Мирошкин.
        - Че к народу-то не вышел, коли здесь?
        - На построении увижу. Че злишься-то, Степан Наумыч?
        - Ну, во-первых, пьяные все…
        - Так мамка из-под юбки выпустила и деньги дала… Каждое воскресенье так.
        - Да, мамлей не понравился, умный шибко и самоуверенный.
        - Это с которым после построения говорил?
        - Ну, да, Шкирятов его фамилия. Звание у него, понимаш, командиром звена прислали, на штурмовики. А он одного с остальными салажатами выпуска. Странно это.
        - Где его личное дело? Прижмем зазнайку, в первый раз, что ли! Завтра же облажается. А летная книжка где?
        - Не видел, он ее не передал.
        - А вот, нашел выписку. Гляди-ко! В сложных метеоусловиях - сорок часов, «Ил-2» - сто шесть часов, всего триста тридцать шесть часов, шесть типов самолетов. И характеристика, подписанная… Не разберу… Коккинаки, ведущим летчиком-испытателем КБ-57. Красиво пишет! Ладно, завтра поглядим на это чудо!
        В три тридцать прозвучал горн, захлопали двери комнат комсостава, и я выскочил в коридор и побежал на физзарядку вместе со всеми. Командир полка еще не сказал мне, к какой эскадрилье я принадлежу, поэтому встал в строй ближайшей от меня группы летчиков. Понять, кто есть кто, пока невозможно: все в одинаковых майках и трусах, на ногах у всех одинаковые сапоги. Прозвучала команда: «Нале-во, бего-ом марш!» - и все побежали, громко топая сапогами. Зарядка была короткой, через тридцать минут подбежали к дому комсостава, подали команду «разойдись».
        В летнее время жизнь в частях ВВС начиналась задолго до рассвета, но был тихий час после обеда, потом тактические или теоретические занятия, и опять на полеты. Я уже два года живу такой жизнью, исключение составили последние несколько месяцев, которые работал в ЛИСе 18-го завода в Воронеже. Там я проходил практику перед выпуском, налетав сто шесть часов на свежевыпущенных «Ил-2». Таким образом Владимир Константинович Коккинаки рассчитался со мной за проигранный им спор и бой со мной. Мы здорово подружились, несмотря на большую разницу в возрасте и постоянно возникавшие споры по поводу вооружения «Ил-2», но забрать меня из ВВС ему не удалось. Помешала травма, полученная им при аварийной посадке на «Ил-4». К шапочному разбору он не успел приехать, в итоге я вместо ЛИСа завода распределен в строевую часть. Жаль, конечно, но армия есть армия. Здесь от твоего желания мало что зависит. Заодно посмотрим, что в частях творится. Я человек здесь случайный, залетный, в моем родном 2015 году служил в Липецке, в 4-м центре боевого применения и переучивания лётного состава ВВС. Так сказать, птенец Харчевского.
Отгонял спарку «Як-130» в Борисоглебск и на посадке оказался в «И-15Збис». Еле сел! У Сергея Шкирятова отказала кислородная система и заглох двигатель, я успел вытащить машину из пике, запустил движок и, пока делал «коробочку», успел разобраться, где что есть. Немного полежал в госпитале с ушами, ну, а потом включился в учебу. Было немного скучновато, да и не высунуться особо, местные условия я знал совсем плохо. Первое время удавалось закосить под кислородное голодание, потом делать это стало опасно, и пришлось применять другую тактику: дескать, за ум взялся. Из слабенького троечника стал отличником и активистом-пропагандистом. Терпеть не могу это занятие, но другого пути остаться в ВВС не было. Это меня и подвело: к нам прилетел Коккинаки на «Иле», и я на спор за три часа поднял тот в воздух, сдав все допуски. В итоге оказался направленным в штурмовую группу вместо истребительной, а учился на «МиГе». Но повезло с тем, что попал на завод и успешно протолкнул несколько идей по вооружению «Ила». Сейчас идут испытания, и ожидается, что новое вооружение вот-вот будет поставлено в серийное производство.
Но в конце марта состоялся выпуск, и, как я уже говорил, вместо ЛИСа меня сунули под «Зеленую Задницу». Они расчехвостили 61-й ШАП за день. Но до этого гнусного события еще есть немного времени.
        Оделся и иду в столовую, не забыв прихватить с собой документы. По дороге разговорился с соседом по комнатам - лейтенант, второй год в полку, Петя Матвеев, летает на «И-15Збис-63» левым ведомым, не слишком доволен тем, что мало летали зимой, и отсутствием заданий на воздушные бои. Шли еще в темноте. Столовых на аэродроме три: командного, сержантского и технического состава. Внешне они мало чем отличаются, но внутри разница значительная: в командной столики на четверых и официантки, а в остальных - длинные столы на двенадцать человек, дневальные и дежурный по столовой. Петя поволок меня с собой за столик, по дороге здороваясь с остальными командирами. Петру повезло, он успел закончить «бурсу» до приказа о том, что выпускники училищ становятся младшими командирами.
        - Товарищи командиры! - прогремело в столовой. Дежурный по части отдал рапорт Степану Мамушкину, появившемуся на завтраке. Без него завтрак никто не начинал. Довольно необычно, позже выяснилось, что Мамушкин раньше служил во флотской авиации.
        Завтрак обычный, в помещении тихо, видно, что с дисциплиной в полку все отлично. Я разузнал имена и фамилии начальства. Выяснилось, что в восьмой эскадрилье начальства нет, там только пять техников, двадцать два «МАСсовика» и ни одного командира. Всего в полку пять «Илов», но все они лежат еще по ящикам. Инженер полка уехал в Ленинград на курсы по этим машинам. Так что труба дело.
        - Чем командир недоволен?
        - А он всегда такой, не обращай внимания.
        - А комиссар?
        - Этот вредный, на глаза лучше не попадаться, особенно после «слизняка».
        «Слизняком» называли местную распивочную, у которой в названии были буквы «SLIZ». В общем, в полку с пьянством борются, что не могло не радовать. Разгильдяй Сергей Шкирятов был в училище главным заводилой на курсе в смысле поддать, а я был непьющим и в той, и в этой жизни. По сравнению с остальной частью СССР, в ЛитССР цены на спиртное были ниже раза в три, особенно дешевым было пиво, которое стоило копейки и было довольно неплохим.
        После завтрака всех собрали в «классе». В его роли выступал местный клуб, так как остальные помещения столько народу вместить не могли. Состоялась довольно длительная процедура представления каждого вновьприбывшего. По спискам в алфавитном порядке я был последним, поэтому смиренно ждал своей очереди. Но меня полку не представили. Сказали, что помимо прочих прибыл младший лейтенант Шкирятов, с назначением которого возникли некоторые сложности. Поэтому он будет представлен полку несколько позже. Позже, значит, позже. Объявили, что я и Овчинников направлены в восьмую эскадрилью, которая будет пополнена в ближайшие дни.
        После такого своеобразного развода все пошли на полеты, а я был вынужден идти в штаб полка. Впрочем, не только я, но и все приехавшие вчера тащатся туда получать официальные назначения и направления на склады для получения вещевого довольствия. Меня отозвал комиссар полка Алексей Мирошкин. Я представился.
        - Полк обещают перевооружить этим летом на «Ил-2». Я видел выписку из вашей летной книжки, что у вас сто шесть часов налета на этой машине. Где и когда успели?
        - Практику проходил в ЛИСе 18-го завода, товарищ батальонный комиссар. Принимал в качестве военной приемки машины, выпущенные заводом в ноябре - феврале, и проводил заводские испытания.
        - Ну, и как?
        - Не без приключений, дважды прыгать пришлось, а так все в порядке. За это и получил звание. Так как практика пришлась на осенне-зимний период, то пришлось сдать на право управления в сложных метеоусловиях. Еще шесть часов, и можно будет получать допуск к ночным.
        - То есть самолет вы знаете хорошо?
        - Да, освоил полностью и вводил летчиков на него. Весь курс первичного обучения.
        - Отлично. Мы вас в план поставили на сегодня на ввод в строй, поэтому возьмите направление у начмата, сходите на склад и получите снаряжение. В 10:30 у нас с вами вылет. Действуйте!
        Ну, хоть времени дали достаточное количество. Аэродром большой, пока из конца в конец ходишь, весь день пройдет! Плюс мне не поставили сдачу теоретических зачетов, а вводят в строй как после отпуска, устраивая сразу вывозные, только район придется сдать, но от этого никуда не деться. Получил обмундирование: в отличие от сержантов, вещей б/у не выдали, все новое. Это радовало. Порядок в полку был. Звание у меня, конечно, не блещет, один кубарь, но и это для вещевой службы весомо. Часть вещей занес в комнату, остальное в раздевалку 8-й эскадрильи, предварительно выяснив, где она. Это оказалось совсем рядом, у ближайшего капонира. В штурманской службе получил карту района и сунул ее в новенький планшет. В классе выучил основные и вспомогательные ориентиры, пролистал их в голове и пошел к штурману полка. Полчаса позора (карта с польскими, немецкими и русскими названиями, а требовалось знать еще и литовские) - и роспись на зачете стоит. Все равно эти названия никто не знал. Они не употреблялись. Со сданным зачетом и допуском прихожу на КП. Вылет предстоит на «УТИ-4». Пристроился у завалинки поспать,
поставив звонок на ручном хронометре на 10:00.
        Разбудили меня раньше. Вызывал командир, которому комиссар доложил о разговоре со мной. По документам, четыре из пяти машин испытывал я сам. Одна машина прошла полный курс заводских испытаний и какие-то переделки бомбоотсеков. Я ответил, что не помню, что было изменено, потому что с замками и крышками было много работы, но подпись стоит, значит, все принято. Да, подписи мои. Майор хлюпнул носом, но отпустил готовить машину к вылету. Пришлось взлетать с шиком - не поднимая хвоста. Дескать, почерк у меня имеется. Далее по коробочке без замечаний и излишеств. Посадка и вылет в зону на пилотаж. Тоже скучно открутил положенный каскад фигур с полочками и фиксацией исполнения. Комиссар остался доволен, черканул какое-то незначительное замечание - так было положено, без замечаний никто ничего сдать не мог. Он поставил мне ввод в строй, и мы опять предстали пред светлы очи отца-командира.
        - Так, Козлов на курсах и говорит, что еще и в госпиталь ляжет. Так что будете назначены и.о. командира 8-й эскадрильи и командиром первого звена. В звено назначены сержанты Овчинников, Томин и Проскуров, ну и товарищ Мирошкин изъявил желание освоить новую машину. Заодно и вас проконтролирует. Возьмите в штабе приказ, и в 15:30 я буду у вас на построении. Зовут как?
        - Сергей… Петрович.
        - Ну, Петрович, действуй. Широко шагаешь! Штаны не порви! Только из училища, и комэск! Я до комэска пятнадцать лет летал.
        Откозыряв, вышел с КП и пошагал в сторону стоянок восьмой эскадрильи. Следом за мной потянулись и три сержанта, двое из которых расспрашивали Пашу о «новой метле». Мне знакомиться с ними на ходу не сильно хотелось, они старше меня, выпуска осени сорокового года. В те годы набор в училища производился дважды в году. Это позволяло сократить количество преподавателей теоретического курса.
        Новости в полку распространяются гораздо быстрее поросячьего визга, поэтому к моему приходу личный технический состав эскадрильи был построен. Приняв доклад старшего техника-лейтенанта Кучерова, осмотрел воинство и поинтересовался у Кузьмы Порфирьевича, имеется ли подменный фонд рабочего обмундирования в эскадрилье. Фонд отсутствовал. Приказал озаботиться этой проблемой.
        - А то к обслуживанию машин вы еще не приступили, а уже чумазые, как чушки. Одно слово - маслопупы.
        - Нас и.о. инженера задействовал на ремонтах «чаек», на изучение новой техники отвел только час в день, товарищ… - и тут он меня попытался унизить: - младший лейтенант. Даже на построение отпустил только на двадцать минут.
        Я скомандовал: «Смирно», - и доложился подошедшему батальонному комиссару, в том числе и об имеющихся проблемах.
        - Некому было готовить личный состав, поэтому и принято такое решение. Разберемся. Федотов, сгоняй за Паршениным, скажи, что я зову.
        - Есть, товарищ комиссар.
        - Продолжайте, товарищ Шкирятов.
        - Командир полка приказал распаковать, собрать и подготовить самолеты к вылетам. Срок - неделя. С сегодняшнего дня приступаем к интенсивным занятиям по новой технике и к подготовке к зачетам по специальности. На освоение - две недели. К майским праздникам первое звено должно быть готово и облетано. Поэтому, товарищ старший техник, приказываю подготовить козлы, тали, инструменты для распаковки и всю техническую документацию по сборке к 15:30. В 15:30 построение, прибудет командир полка майор Мамушкин. Вольно, разойдись.
        Техники гурьбой отправились исполнять приказание, а я занялся летным составом, внимательно рассматривая их летные книжки. «Сливки» от слова «сливать». Двенадцать летных происшествий на троих. Ну, Пашу Овчинникова я сам готовил и успел исправить недоработки в его подготовке, а этих двух требуется полностью переучивать. Очень удивил комиссар полка, который встал в строй и подал мне свою летную книжку.
        - Так, Паша, у меня в комнате на окне папка синяя, там описание и в отдельной тетради рекомендации по осмотру, взлету, управлению и посадке. Несешь в класс тактической подготовки, а мы - туда. Напра-во! Шагом марш. Разойдись.
        Посыпались вопросы по «Илюше».
        - Вообще, он довольно простой, управляется неплохо, единственное, кабина достаточно сложная и требует подготовки. Совсем другая, чем на «чайке».
        Мы сели в классе, из папки я достал плакаты, прикрепил их к картону скрепками, и мы начали знакомиться с машиной. Через час объявил перекур, и мы пошли обедать.
        На обеде Степан Наумович поинтересовался у Алексея Михайловича, как ему Шкирятов.
        - Кажись, Наумыч, нам повезло с этим мамлеем. И машину знает назубок, и объясняет толково и доступно. Просит «УТИ-4» и запланировать ему вылеты с личным составом. Такое впечатление, что всю жизнь командовал эскадрильей. Он, кстати, предлагает укомплектовать полностью эскадрилью, чтобы подготовить летчиков, используя эти пять машин как учебные. Смысл в этом есть.
        - Ну, так, с кондачка, решать не будем. Посмотрим, как этих научит. Но определенный смысл в этом есть. Бум посмотреть.
        После тихого часа эскадрилья выстроилась у навеса, где лежали ящики с самолетами. Стальные козлы из труб с талями и маленькие деревянные в количестве десяти штук успели соорудить. Ящики перетасовали по номерам и погрузочным документам. На столе лежали инструкции и схемы сборки. Комполка поприветствовал присутствующих, комиссар двинул речь, что Родина доверяет 8-й эскадрилье самые совершенные самолеты и ждет, что освоение новой техники пройдет быстро и безболезненно. Это ведь как зуб удалить под наркозом, вот только потом - болит.
        Вскрываем первый ящик, я с полным охреневанием вижу в нем «ЦКБ-57» - первую переделку двухместного штурмовика в одноместный. С четырьмя «ультраШКАСами». Северный пушной зверек - это слово у меня просто вырвалось. Тут же досталось от командира и комиссара, которые боролись за чистоту нашей речи. Достаем крылья, еще один северный зверек побежал по аэродрому: шестнадцать установок под РС, но крылья стрельчатые, полностью металлические и со стреловидностью пятнадцать градусов. «Это ж практически „Ил-2“ сорок четвертого года! - пронеслось у меня в голове. - Да еще и с бронированной кабиной стрелка! Это моя машина!» Подставляем крылья. Внимательно смотрю за действиями техников, проверяю правильность соединения всех узлов и контровок. Лезу в кабину и выпускаю шасси. Встали на замки. Чуть поднимаем талями хвост, убираем козлы с хвоста, затем удаляем козлы спереди и переносим большого козла к новой машине. Там лежит такой же самолет, но с двумя «МП-6» и двумя «ультраШКАСами». В третьем и четвертом ящиках оказались предсерийные «Ил-2» с уже укороченным фонарем и с пушками «ВЯ-23», и только в последнем
находился серийный «Ил» с переделанными под кассетные бомбы бомболюками. Я летал на всех этих машинах, кроме первого. Точно знаю, что со второй надо снимать пушки, они клинят: на земле все стреляет, а в небе ленту прижимает потоком воздуха, она неразъемная, и пушки клинятся на двадцатом выстреле.
        Рассказал обо всех машинах и сразу запросил «ВЯ» для всех. Мамушкин пожал плечами, но подписал требования. Две машины можно сразу переделывать в двухместные, так как двигуны у всех стоят серийные «АМ-38» в тысячу пятьсот семьдесят пять сил и крыло для двухместных. И кабина стрелка бронирована. Остальные - это мусор: голова летчика не прикрыта совсем, только спереди.
        Бак не фибровый, а дюралевый, и не будет протектироваться из-за заусениц. Но по понятным причинам я об этом ничего не сказал. Надо подвести к этому нашего комиссара, а там и посмотрим.
        Машины оказались с неподготовленными двигателями: им сменили двигатели после испытаний и, стремясь выполнить план по поставкам, загнали в линейные полки. Готовыми летать были только две машины: первая и последняя. Остальным предстояла обкатка двигателя и регулировка капризного карбюратора. Пришлось вместе с техником облазить обе, проверить все системы, затем в течение двадцати семи минут наблюдать, как заправляется с единственной точки заправки машина. Ахиллесова пята первых серий. Наконец, получил добро на облет. Степан Наумович с площадки не уходил до тех пор, пока не поступил доклад о готовности двух машин. После этого сел в свою эмку и поехал руководить полетами. Еще одна приколка: радио на КП не было! Все - флажками! Очередной зверек пробежал по аэродрому. На прогреве двигатель работал ровно. Я посмотрел уже, регулировки выполнены по последним рекомендациям, отсюда и семьдесят пять «лишних» сил. Вооружение не вешали, просто облет машины.
        Вижу сигнал с разрешением на взлет, прямо из капонира ухожу в небо, нарушая все инструкции предвоенных лет, вернусь - наверное, получу «дрозда», но сейчас я в воздухе. Убрал шасси, левой рукой подбираю положение триммера рулей высоты. Эти машины неустойчивы продольно и постоянно стремятся задрать нос. Сзади наперехват устремилось два звена «чаек». Покачал крыльями и сбросил обороты, чтобы смогли пристроиться. Связи с ними нет. Три встали справа, три слева. Сопровождают. Обороты! И я отрываюсь от них, при этом проделав тройную бочку. Затем боевой разворот, «чаечки» пошли за мной, здесь их преимущество, на виражах с ними проще не соревноваться, мой «утюг» на это не способен. Но я успевал развернуться и атаковать, если что. Повертевшись над аэродромом, мы пошли на посадку.
        «Т» выложена, сели, смотрю, меня направляют к КП вместо моего капонира. Решили, видимо, не отходя от кассы отоварить за взлет! Однако я поспешил с выводами. Был построен полк, и командир объявил благодарность за быструю сборку машин первого звена и поздравил с первым вылетом новой машины. Дал возможность летчикам полка потрогать «коня» и перевел в восьмую еще восемь летчиков. Насколько я понял, по старому штату четыре звена по три самолета. Фиг ему!
        Шесть дней занимались в классах и в кабинах. В промежутках между занятиями успел съездить на картонажный завод в Ковно и на самолетостроительный, где собирались «аисты». Мне требовались картонные трубы диаметром триста двадцать пять миллиметров и длиной полтора метра. В столярной мастерской заказал деревянные разъемные кружки. Часть из них подготовил для установки гранат РПГ-40, часть - для гранат Ф-1. Разрезные деревянные кружки фиксировали предохранительные ручки гранат со снятыми предохранительными чеками. В эти же деревянные кружки вворачивались «ушки» подвески контейнера. Две тонкие стальные проволоки проходили через картонный корпус и были предназначены для «вскрытия» стенок трубы, чтобы контейнер разваливался сразу после сброса. Проволочины цеплялись к замку и могли быть были отсоединены в случае посадки вместе с бомбой. Эти подарки я подготовил для немецкой пехоты и техники. К сожалению, сам контейнер еще не прошел испытания, и отсутствовал инерционный взрыватель АТ-4, который бы позволил сбрасывать Ф-1 с любой высоты. А так только сто метров, иначе граната взрывалась в воздухе.
        На мою возню с деревяшками обратил внимание и комиссар. Спросил - зачем?
        - Это контейнер для мелких бомб. На самолете установлен бомбовый прицел ПБП-1б, но через него днем практически ничего не видно. Сбрасывание одиночных бомб фактически бессмысленная трата боеприпасов.
        Он не поверил. Я выложил пятнадцать металлических листов на «дороге» на полигоне с дистанцией двадцать пять метров, как положено в немецкой армии. Предложил на спор ему пройтись двумя «чайками» с «сотками». А я зайду на «ЦКБ-57» с четырьмя кассетами с РПГ-40. Я победил! Вообще-то, мы уже это проходили, и коньяк Ереванского завода оценили вполне. Но! Количество ящиков было не определено соответствующим наставлением НИИ ВВС. Они, кстати, первыми закочевряжились! Дескать, в этом случае и прицел не нужен. Точно! Нафиг не нужен, только голову об него бить. Берешь цель, проводишь прямой угол от нее, и ориентир, лежащий на траверзе. Закрываешь крылом и жмешь кнопку - и вуаля! Триста метров по направлению накрыто. С одного контейнера.
        И вообще, комиссар оказался очень внимательным и отзывчивым товарищем. Практически сразу он понял, что поддержать - много дешевле, чем задробить. Помогал и привлекал со своей стороны многих людей. Короткая стычка произошла, когда я на тактике начал производить разбор действий «люфтов». Дескать, товарищ Сталин говорит, что мы с немцами дружны как никто.
        - Разрешите вопрос, товарищ комиссар!
        - Ну, давай!
        - Вы какого года рождения?
        - Десятого.
        - Следовательно, в тридцать восьмом вам было двадцать восемь лет, так?
        - При чем здесь это?
        - Значит, вы помните, что товарищ Сталин говорил тогда про немецких фашистов?
        - Ну, теперича не то, что давеча. Товарищ Сталин говорит…
        - А он не может сказать, что наш единственный враг сидит за Неманом. Он надеется, что мы, рядовые коммунисты и комсомольцы, понимаем, что не случайно именно в западные округа направляется новейшая техника. «Ил-2» заточен для борьбы с вражескими колоннами и танками, товарищ комиссар. Кампанию в Польше разбирали?
        - Ну, было дело.
        - А мы, в Воронеже, искали средство борьбы с этим явлением. Кассетные бомбы - один из способов, товарищ комиссар.
        Алексей Михайлович поморщился, но две эскадрильи «И-153» стали нашим прикрытием.
        Впрочем, не полетами только были заполнены эти дни. Меня выволокли буквально на какую-то свадьбу в Даукше. Там знойная брюнетка взяла в оборот. Красивая, надо отметить. Я пригласил ее потанцевать и почувствовал, что влип. У нее были очень красивые большие глаза. Ее муж погиб в тридцать девятом под Данцигом. Она похлопала длиннющими ресницами, сказала что-то интригующее на не совсем понятном языке, в котором прорывались русские слова. В результате мы оказались где-то на сеновале, где остро пахло сеном и коровьей мочой.
        Чуть в стороне шумно дышали несколько буренок. Она остановилась у самого входа и немного повозилась со своей юбкой. Под той ничего не оказалось. Трусики я обнаружил в ее руке. Она заботливо надела мне изделие номер два на соответствующий орган, и для нас остановилось время на несколько часов. Кристи, ее звали Кристина, убежала под утро, а я, не выспавшись, притащился на аэродром, где с утра начинались полеты. Но увидев мою шею, товарищи дали мне немного поспать.
        С Кристиной мы встречались почти каждый вечер, возле плотины, где была ГЭС, которая обслуживала и аэродром, и станцию. Замужем она была около двух недель и два года вдовствовала. Сама из Данцига, но жила у родителей бывшего мужа и бесплатно ухаживала за их коровами. Ее интерес ко мне был не особенно случайным. Об этом мне поведал сначала начальник особого отдела, а потом эти же слова подтвердила и сестра ее бывшего мужа. Она прибежала сообщить мне, что Кристина прийти не сможет, у нее «женское недомогание». Сестра была девочкой лет шестнадцати на вид. Чуть позже выяснилось, что ей восемнадцать, но это значения никакого не имело. Она спросила: зачем пан офицер якшается с Кристи, которая спит с немецким шпионом Вацлавом? Я пожал плечами. Мне было все равно. Я не считал Кристи чем-то большим, чем…
        - Вы знаете, что будет война? - спросила девочка.
        - Знаю.
        - Кристи не жидовка, она полячка, я не знаю, почему мой брат и вы клюнули на эту продажную женщину! Зачем она вам?
        Что ей было ответить? Что мне все равно? Ребенку так отвечать нельзя. Я протянул к ней руку. Но она отбила ее, злобно прошептав какие-то еврейские ругательства. Потом долго плакала, сидя на траве возле меня.
        - Я вас люблю и буду ждать, когда вы вернетесь.
        Этого мне только и не хватало! Ехала бы ты из этого гиблого места, где даже родственники предают друг друга… Выплакавшись, она ушла домой. С Кристиной у нас ничего не изменилось, кроме одного: уже перед самой войной она сказала, что утром двадцать второго немцы нападут на нас. На 02:00 берлинского времени назначено нападение. Что она хочет иметь сына, который будет ждать меня здесь. Вот и пойми женщин! «Вешать надо таких Красных Шапочек близь нашего леса!»
        В конце мая к нам приехали летчики-балтийцы на десять дней, мы помогли им освоить машины и провести несколько пробных торпедометаний торпедой 45-36АН, десяток штук которых мы захомячили - отложили для следующей партии обучаемых.
        Полк посетил генерал-майор Ионов, начальник ВВС округа. Он прибыл вместе с командиром 8-й САД полковником Гущиным. Нас обругали последними словами, что до сих пор не сформирован 86-й штурмовой авиаполк, название которого мы только что услышали. В эскадрилье сейчас пятнадцать самолетов и восемнадцать летчиков, способных их водить. Из них шесть - ночников.
        Наступило 18 июня, и мы разлетелись по аэродромам подскока, большую часть которых выбирал я сам. Ставил единственное условие: максимальная близость к стационарным мостам через Неман. По существу, эскадрилья стала отдельной, так как приказ был оформлен так, что у меня было право, не согласовывая с командованием, ставить в план учебы любые полеты. К 19 июня у меня было запасено топлива на восемнадцать вылетов всей эскадрильей, пять малокалиберных и шесть крупнокалиберных зенитных батарей, две эскадрильи «И-153». Правда, у них топлива было значительно меньше, но существовал большой запас РС. Каждое звено штурмовиков имело сто шестдесят контейнеров с противотанковыми и противопехотными гранатами. Шестнадцать выливных приборов с КС и полторы сотни бомб по двадцать пять, пятьдесят и сто килограммов на борт. Как удалось надыбать столько зенитчиков? Есть старинная мудрая мысль: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Зенитчики разъезжались по лагерям, а я, обладая некоторой долей свободы, устраивал площадки рядом с ними. И им хорошо, и мне неплохо.
        Двадцатого крайний раз перед войной встретился с Кристиной, когда она и сказала мне о сроках начала войны. Впрочем, это и так чувствовалось. Я ей сказал забирать золовку и мотать отсюда, как можно дальше.
        - Я не могу, я сражаюсь за Великую Польшу, а их - отправлю!
        Созвонился с пятой эскадрильей управления и связи в Ковно, с командиром которой были налажены хорошие отношения. Ему в иносказательной форме было сказано, что в случае обострения ситуации он должен перегнать своих «аистов» ко мне. Он подтвердил свое согласие, попросил отправить ему топливо, которое, понятное дело, по общей разнарядке ему не доставили.
        Часть 2
        Двадцать второе июня
        В субботу в 16:00 заступил в наряд дежурным по эскадрилье и командиром дежурного звена. Отменил все увольнения и четыре раза проверял все гарнизоны, правда, по телефону. С 00:00 МСК, с 22:00 берлинского, перешел на радиосвязь по коду. В 01:00 принял команду «Гроза» по радио и поднял по тревоге все звенья эскадрильи. Передал это все в полк. Шесть машин собирались на ночной вылет с двумя парами связанных «соток». Я сам сидел напротив моста королевы Луизы в Тильзите возле небольшого местечка Тушки, что у Тауроггена. Отсюда ровно тридцать пять километров до восточной опушки Микитайской рощи, и тем же курсом выходишь прямо на мост.
        - От винта! - команда подана. Не закрывая фонаря, стартую и ложусь на курс триста. Справа от меня идет Павел. У него задача чуть легче: выйти на западную опушку той же рощи, найти железную дорогу и положить железнодорожный мост через Неман. Желательно - обеими парами бомб.
        На выходе врезал залпом восьмью эрэсами по скоплению противника на той стороне моста, Паша доложил, что мост лежит и он тоже пустой, разрядился по полустанку с эшелонами. Сели и через двадцать минут ушли с торпедами вдоль по Неману, каждую машину в этом полете прикрывало по шесть «чаек». Мосты-то лежат, но немцы в основном переправляются по наплавным мостам. Если сбрасывать торпеду с минимальной высоты пятнадцать метров, то заглубление у нее составит всего два метра. Выставили полметра углубления и пошли. Но уже озираясь. Во-первых, остальное вооружение снято, во-вторых, эта балда требует на взлете один угол, отрицательный, иначе хвостом цепляет, а для правильного входа ей необходим положительный, иначе нырнет и в грунт зароется. Поэтому после взлета ей требуется электролебедкой подтянуть вверх передний узел подвески, расположенный в районе второго шпангоута, - создать положительный угол при сбросе. Устройство типа домкрата жигулей с довольно длинным штоком крепилось к пятимиллиметровой бронепалубе и, несмотря на обтекатели, довольно сильно сбрасывало скорость. Снять его можно было только на
земле. А остальные самолеты эскадрильи ушли искать бомбардировщики противника. Они где-то на подходах. У Виелени вижу ведущую бой погранзаставу и немцев, успевших навести мост, по нему катятся на нашу сторону танки Гота. «Чайки», шедшие впереди, ударили эрэсами по скоплению пехоты и отвлекли огонь от меня. Сброс! Торпеда выпрыгнула из воды, опять зарылась в воду и пошла. У Средников отлично сработали сами «чайки», угодившие бомбами в переправу.
        - «Мессеры»!
        - Серега, уходи, мы прикроем!
        Отсюда сорок два километра до Кейдан. Не, ребятки! Ыстчо рановато! Я развернулся и пошел в лобовую на атакующие «Эмили». Их всего четыре. Атаку я сорвал. Пока они разворачивались, мы успели прижаться к земле и встать в круг. И короткими выпадами покусывали «мессов», пока один не задымил. От нас отстали, и мы ушли на заправку. В Кейданах машины растащены по капонирам, есть какая-никакая зенитная артиллерия. Я зарулил в свой капонир и оттуда пошел на КП, который переехал в землянку у пруда.
        - Товарищ майор! Восьмая эскадрилья с 03:30 совершила двадцать один боевой вылет. Положили шесть мостов стационарных и один - наплавной. Других данных пока нет, требуется дозаправка и перелет на аэродром подскока. Истребители прикрытия поразили один наплавной мост и обстреляли противника на правом, нашем, берегу Немана. Поврежден один истребитель противника. Командир восьмой лейтенант Шкирятов.
        - Грустно докладываешь! А комиссар Мирошкин доложил, что сбито шестнадцать Ju-87 твоими орлами.
        - Я не знал, я в воздухе был, они на другом канале. Потери есть?
        - Потерь нет в восьмой. В полку есть потери. Уже третий налет на аэродром отбиваем. Тут хоть и машин немного, но бомбят исправно, поэтому заправляйтесь и улетайте на подскок. Разведку бы организовать, откуда они по нам работают.
        - Ко мне должны «аисты» из Ковно перелететь. Их и отправлю.
        Я посмотрел на часы.
        - Тут тебя какая-то гражданка домогается. У моста.
        - Некогда.
        - Некогда, значит, некогда. А так бы сходил, у тебя минут десять есть.
        Здесь действительно триста метров. Прошел на КПП, там сидят Кристина и Хильда. Их дом разбомбили. Кристина сунула в руку записку и сказала, что через час у них поезд, они едут в Москву через Паневежис.
        - Это важно! Передай, кому следует, - она глазами показала на мою руку. Обнялись и поцеловались. Обе ревут. Все, у меня больше времени нет, показал им на часы, сказал, что улетаю. Кристина зажала кулачком рот, чтобы не закричать. Хильда что-то причитает по-еврейски и по-польски. Махнул им рукой и побежал в сторону капонира.
        Взлетели, два истребителя остались на земле, имеют повреждения. На бреющем перелетели в Зибули, где оборудована основная площадка эскадрильи.
        Наступление на участке Тильзит - Ковно мы сорвали, немцы выбиты с правого берега, но на правом фланге немцами взяты Плунгяны - довольно большой еврейский городок и железнодорожная станция. Немцы взяли Палангу и движутся на Шауляй. Эскадрилье приказано остановить продвижение немецких колонн. Семь пар штурмовиков и восемь пар «чаек» рванули туда в виде пожарной команды. Хорошо еще, что 15-й ИАП выделил три «МиГа» в прикрытие нашей группы.
        Мы загрузились кассетными противотанковыми и противопехотными самоделками, триста двадцать килограммов во все четыре люка, и эрэсами, у кого сколько влезло. Прижимаемся к земле, идем. Вопрос со стрелками пока не решен. Место есть, и пулемет «ультраШКАС» стоит, а стрелка нет. Должность такая до войны в полку не предусматривалась. Впрочем, сегодня полк летал уже в парах, четверках и восьмерках с самого утра, кроме одной эскадрильи, взлетевшей первой по тревоге. Майор Мамушкин, до последнего сопротивлявшийся нарушению боевого устава авиации, в первый же день войны понял, что та все спишет.
        Пилить до шоссе Паланга - Шауляй семьдесят восемь километров - двенадцать минут лета, казалось бы, какие сложности! Но именно там сегодня наблюдалась самая высокая активность немецкой авиации. Будем надеяться, что они сейчас перевооружаются. Однако подобные мысли немецких летчиков не посещали. Вот они, «фридрихи», валятся с высоты на «чаек». Моих машин пока не видят, у меня камуфляж немного другой, специально подбирал, да и ниже мы идем. Предупредил ребят, они, пользуясь хорошей поворотливостью, встречают их лобовыми атаками. Немцам это не нравится, они отрываются и теперь пикируют на нас. Мы в грузу, и до выполнения задачи еще четыре минуты, поэтому встаем в круг, ждем прикрытие, которое спешит к нам. Наконец появились «МиГи», которых не было видно, и радиосвязи с ними не было. Они сорвали немцам атаку, но сами ввязались в бой на малой высоте, для них это плохо, очень плохо. Один уже горит. Но подскочившие «чайки» утянули два «месса» в бои на виражах. Два других набирают высоту после победы над правым ведомым тройки «МиГов», мы продолжаем идти в сторону шоссе.
        Опять валится пара «мессов», и я встречаю их отсекающей очередью из пушек и «ультраШКАСов». Шарахнулись! Очередь прошла совсем рядом, может быть, и попал из пулемета. Уже видно шоссе. Пройдя прямо над Виплаукской кирхой, на вираже ухожу влево, ребята растягиваются в цепочку. Шоссе забито отступающими нашими войсками, которые разбегаются, увидев незнакомые самолеты. «Илы» еще не называют ласково «горбатенькие», пока мы чужие для всех. Назад посматриваю, хотя высота такая, что чуть зевнул, и… Нет, «мессеров» связали боем, да и действовать на такой высоте истребителям сложно. Можно подскочить чуть выше, ушел на стометровую высоту. Есть! Вижу колонну немцев, впереди несколько танков, потом длинная вереница «гробиков», за ними автомашины с пушками. Тщетно пытаюсь что-либо увидеть в прицел. Забросало выхлопом, хотя перед вылетом протирал. Придется по капоту. Так, от поворота до поворота семьсот пятьдесят, пересчитываю поправку. Выровнял крен, переключил ЭСБР на крайний левый. Товсь! Сброс! Лишь бы идущему следом хватило дистанции! Щелчок на средний правый, сброс. Щелчок на выбор боеприпаса. Нос чуть
вниз и залпом все РС в поворот дороги. Эрэсы у меня особенные: у них закручено на два градуса оперение. Сходят все. Огонь из пушек не открываю, а вываливаю еще два чемодана гранат и отваливаю в сторону. Лишь после этого замечаю открывший огонь «эрликон», но к нему уже тянется белая струя двух РС, кто-то сзади меня их пустил. На отходе хорошо видно горящие машины и даже танки. Наблюдаю, как разлетаются сброшенные «чемоданы», и внизу грохочут взрывы. Довольно сильные. Пожалуй, что посылать так много самолетов не стоило, обошлись бы и половиной, но замыкающее звено работает с головы колонны еще раз, добивая то, что не добили ведущие.
        Опять к земле, и подзываем прикрытие. У них - потери. Правда, это пока еще своя территория. Двоим пришлось прыгать. «Мессера» ушли, и мы уходим по новому маршруту, удлиняя противнику путь нашего перехвата. У Шауляя доворачиваем вправо и идем к дому. Под нами изгибается Дубисса, наконец, посадка с ходу, заруливаю, и стартовая команда заталкивает машину в лес. Жрать хочется! Как по волшебству, появляется полуторка с обедом.
        Собираемся в импровизированной столовой, тут же в лесочке. Батальонный комиссар здесь же. Между ложками борща делится впечатлениями от разгрома двух девяток Ju-87. Считает, что «Ил-2» может действовать как истребитель.
        - Да нет, это произошло потому, что немцы без прикрытия шли. Только напрасно вы, Алексей Михайлович, вплотную полезли. «Ил» - машина тяжелая, хорошая платформа для пушек. Снаряды «ВЯ» и «МП-6» тяжелые и мощные, требовалось зайти в хвост и бить издали, чуть ли не одиночными. Больше бы насшибали, но че уж там, как получилось, так получилось. «Аисты» прилетали? - спросил я у начштаба Колыванова.
        - Один прилетал. Сказал, что сели на другой площадке нашей, должны скоро перелететь сюда. Вон, кажется, идут!
        - Кучерова ко мне!
        По лесу раздалась эта команда, которую передавали дальше. Он подошел, когда я заканчивал обед традиционным компотом.
        - Что с осмотром?
        - Три машины имеют повреждения крыльев и хвостовой части фюзеляжа, все крайней серии, с деревяшками. Два осколками побиты, один получил пять пробоин из «эрликона». По нему работы много.
        - Раз много, то переделывайте ему кабину под стрелка. «Чашки» привезли?
        - Да, привезли, и сегодня еще с Ковенского завода обещали доставить.
        - На все машины этот подголовник ставьте, имеется в виду серийные.
        - Там засверливаться тяжело, Сергей Петрович, но сделаем, шесть машин осталось из крайнего поступления. В Кейданы пришло еще две машины, собирают, надо бы летчиков туда отправить.
        - Вон «А-38» сели, сейчас перенаправим.
        К столовой подходило человек двадцать летчиков Ковенского ЛИСа и эскадрильи связи. Они рассовали свои машины по лесу и теперь спешили на обед. Капитан Мальцев, их командир, который и принимал решение о передислокации, шел впереди. Мы обменялись рукопожатиями.
        - Достали налетами, шесть машин потеряли на земле. Экипажи вывезли, так что принимай пополнение. Двадцать шесть летчиков и стрелков.
        - Стрелков? Это то, что нужно! Уже надо четверых. Ну, и кто из вас лучший?
        - Я! - ответил высокий звонкий голос. - Сержант госбезопасности Голубева, чемпион округа по воздушной стрельбе.
        Я удивленно посмотрел на худощавую девушку, потом недоуменно уставился на Мальцева.
        - Да, Аксинья - лучший воздушный стрелок округа и давно рвется на боевой самолет, считает, что на «связниках» делать нечего. Чего застеснялся? Из двадцати шести человек шесть летчиков - командиры РККА, и все стрелки у меня девушки, шестеро из них военнослужащие, остальные вольнонаемные. Весь ЛИС - только гражданские. Самолет-то легонький, так что обеспечил я тебя головной болью. А Ксюху бери, не пожалеешь. Ее отец - начальник Ковенской погранкомендатуры.
        Что такое не везет и как с ним бороться! Сам себе «особиста» присватал! Кто меня за язык тянул? Впрочем, нет худа без добра! Наводчики нужны, а тут без взаимодействия с сухопутчиками никак. Даю заводчанам время поесть, а сам под руку объясняю Мальцеву задачи.
        - Первое! Отправить двоих летчиков перегнать новые машины из Кейдан. Второе: кого-то послать посмотреть, откуда немцы работают по Кейданам. Машины у тебя похожи на немецкий «шторьх»…
        - Почему похожи? - продолжая пережевывать пищу, ответил Коля. - У меня три настоящих немецких «шторьха» есть, с немецкими двигателями.
        - Вот их и пошлешь, «чайки» сопроводят до линии фронта. Вот только радиостанций нет.
        - На «немцах» стоит.
        - А принимать чем?
        - Ну, да, нечем. А почему нечем? Их же три! Один покрутится возле аэродрома и будет меня слышать, а передавать третьему, что я говорить буду.
        - Сам пойдешь?
        - Сам, я немецкий знаю.
        - Блин! Так, все сбил, будем передумывать. Так, так, так, так, так! Ксюша!
        - Слушаю.
        - У тебя отец сейчас где?
        - На Острове, там штаб обороны.
        - Там рядом сесть где-нибудь можно?
        - Только на заводе, но это рядом.
        - Бесполезно! - вставил Николай. - Завод под минометным обстрелом, так что и не надейся, что сможешь сесть.
        - А если на улицу?
        - На «Иле» - ты чего?
        - На «аисте».
        - Ты ж на нем не летал, говорил же тебе, сядь.
        - Ну, вот и покажешь.
        - Когда?
        - Да прям щаз.
        - Ну, пошли, коли жизнь не дорога. - Коля быстренько докидал в рот картошку, запил компотом, и пошли к его машинкам. Через десять минут взлетели и сделали несколько посадок.
        - Зови стрелка.
        - Да вон она сидит!
        Садились прямо на улицу, пустынную, потому что все по подвалам прячутся. У машины с пулеметом остался Гайдамец, а мы, пригибаясь и прижимаясь к стенам, побежали вдоль улицы. У меня был ППД, у Ксении - ТТ. Не добегая квартала до набережной, Аксинья рукой показала забирать вправо. Пробежать через двор тихо не получилось. Кто-то открыл по нам огонь с верхних этажей. Пришлось немного пострелять, чтобы проскочить. Дальше ползком, и не стенать. На мосту - блокпост из мешков с песком и несколько человек с пулеметом. Ксения помахала рукой и прокричала:
        - Прикройте!
        Рванули зигзагом к мосту. Плюхнулись за мешками. Ксения с кем-то поздоровалась. На той стороне моста бункер, нырнули туда, потом какими-то потернами и траншеями добрались до КП крепости Ковно. Ее обнял полковник-пограничник.
        - Лейтенант Шкирятов, командир 8-й эскадрильи 61-го ШАП.
        - Почему здесь, а не в воздухе? Полковник Голубев, комендант района. Где воздушная поддержка? Весь день просим!
        - За этим и прилетели. Связи нет ни с кем из сухопутчиков. У нас на связи только наш полк, там тоже никакой связи нет, поэтому задачи ставим из того, что успеваем перехватить по радио. Нанесли удар по колонне в районе Плунгян, больше никакой информации нет. Утром работали по мостам и переправам на Немане.
        - А, так это вы работали! Отлично, но вот тут вот немцы поставили батареи и долбят так, что долго нам не продержаться.
        - Связь нужна и авианаводчики. Плюс нужны люди, которые смогут сработать в тылу противника: снайперы и пулеметчики. Чем забросить их в тыл и забрать оттуда, у меня есть. И еще, в доме напротив моста - противник.
        - Знаем, уже один раз выбивали.
        - Кстати, у них должны быть неплохие радиостанции. Хорошо бы такие заполучить.
        - Где базируетесь?
        - В Зибулях.
        - Людей я пришлю. Ближе к вечеру, сейчас никак. Дай поддержку, лейтенант.
        - Дадим, товарищ полковник. Сейчас машины заправляются, и дадим. Топливозаправщиков мало, вот и мучаемся.
        - Пришлю человека, который разберется. Спасибо, что дочь привез.
        - Пап, а я с ним, я улетаю. Я теперь его стрелок.
        Полковник с шумом выдохнул, но было видно, что знал - спорить с дочерью бесполезно.
        - Каверзин! Возьми штурмовую группу и обеспечь проход. Доведешь, куда скажут!
        - Есть! - молодой старлей выскочил из бункера. Ксения поцеловала отца, они о чем-то пошептались, и мы пошли обратно за провожатым. Увидели, что штурмовая группа уже бежит через набережную к дому напротив. Мы припустили за ними. Гайдамец сидел на месте в подъезде ближайшего дома. Вместе с ним развернули «аиста» в обратную сторону и взлетели. С нами полетел еще один командир-пограничник в санитарном отсеке.
        Прижимаясь к земле, перескакивая через лесочки, двадцать минут, и мы на месте. Заправляют крайний «Ил», начинаю знакомить нового стрелка с машиной. Так как самопал, то кроме переговорной трубы со свистком ничего нет. Лямка, слева направо пересекающая кабину, и два карабина, которые крепятся прямо к подвесной системе парашюта. Вот и все хозяйство.
        - Это «ультраШКАС», и вот полторы тысячи патронов. Ровно на полминуты непрерывного огня.
        - Сколько весит?
        - Пятьдесят килограммов.
        - Так, может быть, второй ящик взять и вот тут закрепить, я сама вешу пятьдесят четыре.
        - Заклинит.
        - С направляющими.
        - Ну, бери. Только крепи нормально, в расчете на истребительный бой.
        Через пятнадцать минут заправка машин закончилась, и я собрал личный состав на постановку задачи.
        - Идем к Ковно. В рощах на левом берегу противник установил артиллерийские и минометные батареи, из которых обстреливает город и оборонительные позиции. Там же замечены понтоны для переправы, чтобы заменить выведенные нами утром мосты. Задача эскадрильи: нанести бомбоштурмовой удар по позициям артиллерии. Задача прикрытия: обеспечить работу эскадрильи. Построение: машины «ноль два», «ноль три» и «ноль четыре» со стрелками - замыкающие. Канал связи три, веду группу я. Запасной канал шесть, мой заместитель - батальонный комиссар Мирошкин. В воздухе не шуметь, соблюдать радиомолчание. По машинам! К запуску.
        Все разбежались по машинам, через пять минут после прогрева мы в воздухе. Позиции немцы растянули вокруг Гарлявы, спрятались по лескам и рощицам. Выковырять их будет сложно. Часть машин взяла и бомбы, потому что контейнеров осталось на полтора полных вылета. Связаться с 15-м полком не удалось, высотного прикрытия просто нет.
        Еще на подходе стало понятно, что в воздухе мы не одни. У нас один заход, а дальше требуется разбираться с пикировщиками. Бывший немецкий «аист» поймал их канал, они тоже идут к Ковно. Раздаю целеуказания, но с кодами, каждый квадрат шифрован. Улавливают. Три четверки и пара перестраиваются для работы.
        - Напоминаю: в случае появления противника основной режим - «змейка». Следим за хвостами! «Ноль два», «ноль три», «ноль четыре»! Ваша задача - найти противника и выстроить оборонительный круг до подлета прикрытия. Как поняли? Прием.
        - Принято!
        - Атакуем с одного захода и уходим в набор! Две минуты до атаки! Приготовиться!
        Щелчки докладов от ведущих. Все в курсе, что лишние разговоры смерти подобны. Атака!
        Освобождаемся от бомб и РС и ползем на высоту. Пятнышки Ju-87 уже видны справа по курсу. Кажется, они влипли! У них нет прикрытия! Идет полная группа: три девятки и пара «мессов». Наши «чайки» уже на высоте прикрытия и атакуют. А мы заходим сзади. Скорость у них триста сорок, носы белым покрашены. У нас в наборе четыреста. Мужики, вы попали! Я открыл огонь одиночными с семисот метров. Два выстрела - «юнкерс». Через четыре минуты, кроме свалившихся на крыло и сбросивших бомбы на свои войска шести «юнкерсов», машин больше не было. Немного погонялись за уцелевшими. Двух «мессов» отрезали и уничтожили истребители прикрытия. Теперь сами валимся на крыло и уходим вниз. Нам на высоте делать особо нечего. Отходим на запад, потом доворачиваем домой.
        Дома тоже подарок! У нас в шесть раз больше топливозаправщиков! Тот самый старлей, что мы привезли на «шторьхе», наловил «сачков» на дорогах и засунул к нам в эскадрилью.
        Связи нет, Мамушкин тоже ее не имеет. Солнце садится, и мы идем спать. Еще одна новость: Ксюша со всей серьезностью в землянке вытаскивает «ТТ» из кобуры и сует его под подушку.
        - Я сразу предупреждаю! Только сунься!
        - Ты че, дура? На хрен ты мне сдалась? Спи, Аника-воин.
        Часть 3
        Второй день войны. ПВО на участке фронта
        Три часа якобы сна, и:
        - Серега, вставай! Ксюша!
        - Пусть спит!
        - Я встаю…
        - Что там, Коля?
        - Во-первых, завернули радиостанцию «5-АК», драпали от самого Тильзита, хотя там оборона еще стоит. Так что связь появилась. Как и начальство. Улетели за Ионовым, минут через пять сядет. Не будил, дал тебе поспать.
        - Спасибо, Коля. Где Мирошкин?
        - Вместе с Капитоновым войска останавливает.
        - Хренью мается! Дежурный! - мы уже подходили к штабной землянке.
        - Лейтенант Хаустов, товарищ командир.
        - Пошли кого-нибудь за Мирошкиным к шоссе. Так, а это что за «гроб», и где с него люди? - за землянкой стояло две машины с «Редутом».
        - А хрен его знает, товарищ командир. От шоссе прислали, я их всех щели послал копать!
        - Идиот! Щаз сам побежишь щели копать и нарядов нахватаешь по самое не хочу. Быстро найди этих людей! Не дай бог они ноги сделали! Расстреляю! Бегом!
        Коля удивленно спросил:
        - Ты чего расшумелся?
        - Это - РЛС. Она должна работать, а не стоять за штабом.
        - А что это «РЛС»?
        - Радиолокационная станция, вот это горизонтальная, а это - вертикальная.
        А на посадке зажгли костры - бензин в банках. «Аист» с генералом Ионовым заходит на посадку. Экипажи РЛС не разбежались. После получения втыка бросились настраивать и растягивать свое хозяйство. От шоссе появилось несколько подслеповатых фар. «Аист» сел, подруливает к КП. Иду встречать начальство.
        - Товарищ командующий! Командир 8-й эскадрильи 61-го ШАП младший лейтенант Шкирятов. Эскадрилья отдыхает после боевых вылетов.
        Ионов протянул руку, и я пожал ее. Спустились в землянку. Здесь даже электричество есть. Тут же распорядился насчет кофе и чая начальству. Впрочем, мог бы этого и не делать. Кажется, что моему командованию пришел конец. Генерал с собой притащил какого-то майора, который стоял рядом с ним и слушал мой рапорт о проделанной работе. Слава богу, появился Мирошкин.
        - Товарищ генерал, комиссар 61-го полка батальонный комиссар Мирошкин, разрешите присутствовать.
        - А, начальство все-таки есть, а то доклады идут только от имени мамлея Шкирятова.
        - Вообще-то эскадрильей и приданным прикрытием командует он. Приказ об этом подписан еще в мае. Я только наблюдаю за работой и выполняю боевые вылеты в составе эскадрильи. Надобности вмешиваться в работу не возникало.
        - Связь с полком есть? - спросил у меня генерал.
        - Есть, товарищ генерал, и снабжение оттуда поступает. Садились там на дозаправку. Ожидаем поставку боеприпасов к часу ночи. Сейчас шесть штурмовиков готовятся к вылету в район Рагнита, там у немцев организован полевой аэродром и днем наблюдалось большое скопление авиатехники. И истребителей, и пикировщиков.
        - Кто поведет группу?
        - Я.
        - Допуск к ночным есть?
        - Получен в мае этого года.
        - Какие машины пойдут?
        - «Ил-2», шесть машин нами подготовлено к ночным полетам: удлинены выхлопные патрубки, сделана охлаждаемая накладка на них, чтобы в ночи не светились. Загружены кассетными осколочными бомбами и ракетами. Обеспечивать подсветку целей будет разведгруппа, которая вылетит в район заранее на самолете «шторьх» с немецким двигателем. Разведгруппу должны прислать из Ковно.
        - Так! Днем в районе Плунгян вы работали?
        - Да, вот отчет.
        - Чем бомбили колонну?
        - Гранатами Ф-1 и РПГ-40 в контейнерах. - Я достал из стола фотографии кассетных бомб. - Вот только картонные трубы у нас кончаются, товарищ генерал, на полтора полных вылета осталось.
        - А где брали?
        - В Ковно, на картонажной фабрике. Она сейчас под обстрелом.
        - Образец есть?
        - Найдем. Лейтенант Хаустов, распорядитесь принести от вооруженцев.
        - Есть.
        - Знакомьтесь, майор Ложечников, командир 241-го ШАП. Вот он считает, что эскадрилья недопустимо мало произвела самолетовылетов.
        - А вы не могли бы дать в цифрах ваши выкладки, товарищ майор? С учетом того, что самолетов у меня: семнадцать «Ил-2» и шестнадцать, теперь уже четырнадцать «чаек», а топливозаправщик до вечера был один. Сейчас - семь.
        - Причем здесь топливозаправщики? - спросил майор. - Один ТЗ может заправлять восемь самолетов в час.
        - «Чаек», и только два «Ил-2», на заправку каждого уходит двадцать семь - двадцать восемь минут. Плюс переезд к следующей паре. Считай, полчаса. Полчаса на восемь - четыре часа. Вы «Ил-2» освоили?
        - Нет, мы их еще не получали. Почему вы не организовали постоянное прикрытие войск? - спросил майор.
        - Потому что действовать надо большой группой, иначе возрастут потери. Немецкие истребители работают парами на свободной охоте. Небольшие группы самолетов для них - семечки, а с большой группой им не справиться. Во время вылета под Плунгяны три пары «мессеров» пытались сорвать штурмовку колонны, и ничего у них не получилось. Наши потери - два самолета, и у немцев повреждено два. Сбить не удалось, но повредить - повредили. А колонну разнесли в пыль.
        - Не спорьте с ним, майор. Этот мальчишка в «Илах» и их боевом применении разбирается лучше нас с вами, - вставил комиссар. - Я не против, товарищ генерал, чтобы майор поприсутствовал здесь и посмотрел, как организована боевая работа. К утру дневные потери мы восстановим за счет резервных машин полка. Я в своих донесениях в ПУ ВВС фронта указал, что кроме мостов, стационарных и наплавных, колонны противника, артиллерийских батарей у Ковно, группой Шкирятова и моей группой сбито и повреждено почти сорок пикирующих бомбардировщиков. А потери группы всего две машины. Летчики живы и уже в расположении полка принимают в Кейданах новые. Утром будут здесь. Полк успешно провел первый день войны, особенно отличилась группа Шкирятова.
        В разгар спора появился полковник Голубев, который прибыл вместе с батальоном погранвойск НКВД - то, собственно, за чем я к нему и летал. Охранение аэродрома у нас никакое, а вокруг шныряют «бранденбурги» и «саюдисы» разные. Они нас в покое не оставят - ну, если начальство само в распыл не пустит. Комиссар понимал, что заслуги полка пытаются принизить деятели из соседних дивизий, которые стремятся прибрать к рукам «его» произведение. Он-то в эскадрилье дневал и ночевал все эти месяцы. И сейчас, когда все путем и восстановлено управление, появляются «варяги», которые готовы влить свою ложку дегтя в наш чистейший мед.
        В окошко землянки втаскивают провода от «Редута».
        - Что это? - недовольно спрашивает генерал.
        - РЛС «Редут» настраиваем, товарищ генерал. Перехватили по дороге отступающие части ПВО от границы. Бежит воинство. Тормозить приходится. Вот и дивизионную радиостанцию прихватили. Обогащаемся потихоньку.
        - А что с ними делать, с этими живопырками?
        - Организовывать противовоздушную оборону на участке фронта. Кто бы еще «мигарей» и кислородчиков прислал, мы бы еще и ночные полеты на перехват немецких ночников организовали.
        - Откуда ты такой умный?
        - Борисоглебское училище летчиков, товарищ генерал.
        Принесли два индикатора и большой кусок плекса. Я уселся транспортиром и здоровенным циркулем делать планшет, а генерал и полковник Голубев разговаривали. Генерала интересовал бой под Каунасом и мнение полковника о качестве работы эскадрильи. Через пятнадцать минут у нас появились отметки на мониторе, которые я перенес на планшет. Через три минуты обстановка была нанесена.
        - Штурманы требуются, товарищ генерал. Пока есть только операторы. Давай, веди! - сказал я сержанту в очках. - Время! Товарищ полковник? Вы разведгруппы привезли?
        - Да, как обещал.
        - Давайте троих сюда, поставим задачу.
        Вошло три человека. Двое со снайперками СВТ и один с дегтяревым.
        - Старший разведгруппы сержант ГБ Гуськов.
        - Смотрите сюда, сержант. Группа будет доставлена самолетом «шторьх» вот сюда, под Рагнит. Машина сядет в поле за железкой. У Гаулгаллена - аэродром противника. Получить на складе 40-миллиметровые парашютные ракеты и подсветить стоянки. Днем стоянки находились на восточной стороне ближе к роще. Задача снайперов - прожектора ПВО противника. Отход сразу после их уничтожения. Летчик будет вас ждать. В случае любых накладок уходите в Траппонер-форст, там поменьше фольварков, постараемся забрать вас вот с этих двух площадок. «Северок» я у вас вижу. Задача ясна?
        - Да, товарищ командир, все поняли.
        - Товарищ Мальцев! Кто летит?
        - Хлопонина. Сержант, после получения снаряжения ко мне подойдите.
        - Есть! Разрешите идти? - он забрал подписанное требование.
        Еще сорок минут ждали, когда Хлопонина доложится, что они сели, затем в два сорок пошли на взлет. На всякий случай идем не слишком высоко, держим три километра. Через двадцать минут под крылом Юрбаркский лес. В Немане отблескивает предательница луна. Уменьшаем обороты, идем над Траппонерским лесом, планируем, чтобы выйти в точку поворота на север. Плавно перевожу машину в вираж, мы на курсе. Сообщил на КП. У немцев зажигается несколько прожекторов, нас услышали. Можно прибавлять, продолжаю снижаться. Держу сто пятьдесят, чтобы гранаты начали рваться в воздухе на высоте около двадцати - тридцати метров. Есть ракеты, и в течение нескольких секунд гаснут прожектора. Как бы под этот свет не попасть! Высоковато висит люстра, но стоянки я увидел. Доворот! На боевом, считаю секунды. Немцы сбили мешающую мне ракету, но отсчет продолжается. Сброс, сброс, сброс, и последний. Полный газ и в набор, уйти от собственных взрывов. Есть! Вижу в зеркалах разгорающиеся самолеты. Встал на вираж, вижу темный прямоугольник бочек и посылаю туда два РС. Доворот, казармы, четыре РС, доворот, позиция «эрликонов», и все
оставшиеся РС пошли туда. Вираж, и грохот «ультраШКАСа» за спиной. На всякий случай оборачиваюсь. Нет, Ксюша бьет по земле, что-то увидела там. Подал команду отходить по окончании работы. Кто выполнил два захода, как я, кто растянул удовольствие аж на четыре, так как ПВО подавлено. Запросил КП, что с подбором.
        - Подбор выполнен. Один раненый.
        - Мы возвращаемся.
        Теперь идем, прижимаясь к земле. Высота двести метров. Группу собрать не удалось, за мной идет только одна машина. И мы садимся первыми. Следом за нами сел один, потом пара. Потом довольно долго ждали Пашу. Наконец, определили, где он, по локатору и помогли добраться до дома. Малость плутанул.
        - Че ты по пустым бочкам-то бил? - смеясь, спросила Ксюша.
        - Откуда я знал, что они пустые? Ладно, Вильгельм Телль, сама-то по чему стреляла?
        - По бочкам, там рядом другие лежали, те загорелись.
        - Ну и молодец, пошли, закажи мне завтрак, я скоро.
        - В штаб принесу, тебя ж оттуда не выпустят! - Смотри, заботливой становится, а то сразу: «Убью!»
        Подошел Алексей Михайлович, похлопал меня по плечу.
        - Молоток, Сережка, вывел точно и операцию хорошо продумал. Я все голову ломал: почему напрямую не идем, там вроде бы удобнее? А после виража понял, что мы сразу на вторую площадку носом вышли. Пошли в штаб, доложимся Наумычу. Где, интересно, остальные машины?
        - Там на РЛС и посмотрим.
        - Как тебе стрелок?
        - Да ничего! Глазастая.
        - И симпатичная, и наша! - он погрозил мне пальцем. Все Кристину простить мне не может. Кстати, с ее запиской надо что-то делать. Там агентура немецкая в Кейданах.
        - А зря вы ее ругаете.
        - Кого?
        - Кристину. Смотрите, что перед отъездом передала.
        - Она уехала?
        - Не знаю, говорила, что через час поезд и в Москву. Она слышала по радио, что будут призывать поляков в польскую армию на территории СССР.
        - Я такого не слышал. Ладно, передам Евсееву. Сегодня там буду. А что сам не передал?
        - Сразу на вылет пошел, а его в штабе не было. Отдавать через третьи руки не хотелось.
        В штабе выяснилось, что никого из начальства нет. Остался только майор Ложечников. Как стало известно, у него в полку нет летчиков, только десяток «чаек». Проще говоря, полка нет, вот он и подумал увести из 8-й в 7-ю САД практически целый полк. Хитрец. Оставлен Ионовым для получения опыта руководства штурмовым полком на «Ил-2».
        После принесенного Аксиньей завтрака с горячим какао захотелось спать, поэтому, оставив в штабе дежурного, расползлись по землянкам. На этот раз пистолет под подушку никто не совал. Мирный договор вступил в действие. Но долго рассыпаться не дали. Подскочившую было Ксению уложил обратно в койку:
        - Ты спи, тебе еще рано.
        - А ты?
        - А мне пора.
        Утром на вылет пошли без меня, у меня две дырки штопают: осколки от «феньки» дотянулись и перерубили стрингеры на хвосте. Так что ремонт. Ребята бомбили со ста, как положено, у них дырок нет. Опять вылет к Ковно, уже знакомая обстановка, только, если повезет, подольше поработают над целью. «Повезло»! Три машины возвратились похожими на решето, и именно в звене комиссара. Видимо, неправильно были выставлены задержки у «соток». На земле тоже новости от Ионова: переброшена 2-я эскадрилья старшего лейтенанта Васина из 15-го полка. У нас появились «МиГи», и прибыл 516-й батальон аэродромного обслуживания. Пока не в полном составе, только командование и одна рота на автомобилях, но приказ у них имеется, так что ждем. Официально закрепили две батареи тридцатисемимиллиметровок за нами и передали радиолокационную роту 12-й дивизии ПВО в количестве восьми человек и двух радиолокационных станций. Теперь это не захомяченная, а собственная, пусть и отдельная часть. Приказом закрепили приданность эскадрильи Мальцева. Прилетели Мамушкин и Гущин. Несмотря на раннее утро, от обоих несло хорошей порцией коньяка,
правда, прилетели они пассажирами, так что ничего не нарушили. Комдива вижу второй раз в жизни. Он довольно высокий, с зачесанными назад волосами, в пилотке, а не в фуражке, причем пилотка старого образца, синяя, с голубыми кантиками. Сухо отмахнулся от рапорта, спросил только, почему не в воздухе.
        - Ночью бомбили Рагнарский авиаузел, прилетело по машине, в ремонте. Через два часа закончат, клей еще не высох.
        - Комиссар где?
        - В воздухе, он повел группу.
        - Почему мне не доложили, что новые бомбы сделали?
        - Я не знаю, командир эскадрильи связи с комдивом не имеет.
        - Показывай, приказано развернуть их производство и сборку.
        - Это вон там! - я показал на лес, где находились вооруженцы. Чуть помотав головой, комдив понял, что идти придется. Тащить сюда тяжеленную бомбу никто не будет.
        - Где все остальное делали?
        - В полковой столярной мастерской, чертежи есть у ее начальника, начальника вооружений и у старшего техника полка.
        - А эта проволока зачем?
        - Разрезать контейнер после сброса. Гранаты должны выпасть из него и сбросить предохранительные рукоятки.
        - Сам придумал?
        - Сам, но они находятся на испытаниях, там немного другой взрыватель к Ф-1, а РПГ-40 используется как есть.
        - Ладно, особо сложного ничего нет.
        - Важно соблюсти вот этот размер и равномерно пробивать проволокой. В заводском контейнере будут пирозамки, и он состоит из двух частей. Но в полевых условиях такой не сделать.
        - Давно придумал?
        - Осенью сорокового.
        - Нас вчера возили под Плунгяны, и я, как дурак, не мог ничего сказать, как удалось так раздолбать полковую колонну. Подставили вы меня, Степан Наумович, да и ты тоже хорош, не мог в прошлый раз сказать?
        - Вы не спрашивали, вы тогда больше о торпеде говорили. Моряки же здесь были.
        - С торпедами придется повторять, только еще левее. Немцы прорвались на левом фланге, завтра-послезавтра будут у Немана.
        - Торпеде крыло требуется и пиропатрон его сброса. Три торпеды из шести зарылись в грунт. Возвращаются! - я показал пальцем в небо.
        - Пошли встречать.
        Первыми сели поврежденные машины - сплошное решето. Как дошли, непонятно. Летчики разводят руками, утверждают, что проверяли задержку. Возвращаемся в парк, поставили задержку на осколочный взрыватель. Вместо десяти секунд он рванул на шестой - брак. Роемся в бумагах - партия на задержку не проверялась. Неправильно установлен лимб, смещен на четыре секунды у всей партии. Шум, визг, поиск врагов, ты виноват! Но обошлось, так как партия вскрывалась ночью, до этого мы бомбы с этими взрывателями не использовали, в момент подготовки я находился в воздухе. Так что попало только вооруженцам.
        Вышли с позиции. Успокоившись, Гущин сказал:
        - Ладно, не беда, идет эшелон с «Илами», сорок штук, я его направил к тебе, Наумыч. А с тебя, лейтенант, обучение всех, кого направлю. Быстро и качественно. Понял?
        - Понял, товарищ полковник, вот только увеличение групп потребует увеличения численности прикрытия и замены самолетов «И-153» на «ЛаГГ-3».
        - Где ж я их тебе возьму? Даже в армии нет ни одного «ЛаГГа».
        - Я знаю, но вопрос надо поднимать именно сейчас. Немцы рано или поздно соберут в кулак истребительную авиацию и постараются с нами разделаться. Чем больнее мы их будем кусать, тем резче будет немецкий ответ. Пару или четверку восьмерка «чаек» отгоняет, а с большим количеством справиться будет очень сложно. Мы, конечно, поможем, чем сможем, но задача истребителей - затягивать немцев под наш огонь.
        - Ладно, лейтенант, не сгущай краски, и так хватает неприятностей. Фактически из дивизии летает только 15-й полк, двести два вылета за вчера, ну и твоя группа произвела сто двадцать семь вылетов.
        - Сто сорок восемь, товарищ полковник, еще «аисты» не посчитали, а они вели разведку, подбирали летчиков, обеспечивали переброску л/с. Много летали.
        - Ты чего, Наумыч, к титьке припал и сидишь в Кейданах?
        - Мне что, работы не хватает? Полк по разным точкам сидит, всех обеспечивать надо. Только и успеваем вагоны разгружать. Там станция, и держаться надо за Кейданы двумя руками, а помощники у меня хорошие - и Мирошкин, и Шкирятов, и другие.
        - Сколько он у тебя?
        - Третий месяц.
        - И все и.о. и младший лейтенант? Не солидно! Ведь почти полком командует! Подавай документы, Ионов подпишет, вернулся очень довольным.
        - Напишу, - мрачно ответил Мамушкин.
        Подбежал посыльный.
        - Товарищ полковник! Разрешите обратиться к младшему лейтенанту Шкирятову!
        - Обращайтесь.
        - Товарищ командир, просили передать: большая группа самолетов курсом на нас, дистанция сто километров.
        - Объявите тревогу. Товарищ полковник! Разрешите идти! Вам лучше улететь. Видимо, по нашу душу идут.
        Бегу на КП. Дежурный докладывает: группа самолетов около пятидесяти - ста отметок появилась на высоте четыре тысячи метров от Инстернбурга. Пеленг на цель не меняется, идут сюда. У КП командиры, в том числе командир дивизии.
        - Слушай боевой приказ! - все застыли.
        - Группа вражеских самолетов, двумя эшелонами, следует к аэродрому. Высота нижнего эшелона - две тысячи метров, верхнего - четыре. Скорее всего, нижний - Ме-110, верхний - Ju-87. Им идти пятнадцать минут. Взлетаем все и набираем в стороне шесть - семь тысяч, пропускаем под собой, истребителям связать боем прикрытие, штурмовики займутся пикировщиками, с Ме-110 будет работать артиллерия и те, кто провалится вниз. Полное радиомолчание до моей команды, канал связи два, запасной - семь. «Мигари», у вас связи нет, держитесь поближе. Будет туго, подводите «мессы» перед нами. Поможем. По машинам, прогреваться на рулежке! Взлет по готовности, высоту набирать в стороне от аэродрома. Всем - к запуску!
        Я и Ксюша рванули к машине, помогаем сбросить маскировку и запускаемся, двойной свисток о готовности стрелка, взлет с места. Отхожу к Шуливе, и там, прикрываясь кучевыми облачками, начинаю набирать высоту, за мной идут и истребители, и штурмовики, пока вразнобой, но перестраиваются. Че-то у меня машина тяжеловато высоту набирает! И тут я вспоминаю, что вылет-то мне отменили, но четыре осколочных контейнера у меня с собой. Смотрю вниз в прицел, подо мною машины, не сбросить. Беру по сетке дистанцию и понимаю, что могу довольно точно ее измерить! А прицел мне выдаст точную поправку по разнице скоростей. Тоже дело! Выругался, но ползу вверх, на пяти тысячах дал поддув в кабину. Мне-то хорошо, а каково сейчас Ксюхе! Подул в трубу.
        - Справа маска, только кислород старый, осторожнее. Как ты там?
        - Пока в норме.
        - Начнешь терять сознание - стреляй.
        - До шести я летала.
        Шесть, значит, шесть. Перешел в горизонталь. Получаю с земли курс, дистанцию и курсовой угол на цель. Все, доворот! Дал команду доворачивать, покачав крыльями.
        Курсовой слабо меняется на корму, чуть довернул. Нас пока скрывает довольно большое облако, но оно скоро кончится. Им до цели осталось семь минут. Цель вижу, и немецкое прикрытие нас обнаружило. Шесть пар немцев полезли наверх, четыре пары крутятся у бомберов. Черт, «МиГам» не передать команду атаковать нижних. Впрочем, смотрю, Васин сам сообразил, что делать, он разделился: две четверки атакуют поднимающиеся «мессы», а одна пошла ниже.
        - «Чайкам», атака! «Горбатые» за мной! - валюсь на крыло и ухожу в пикирование, одновременно прикрывая щитки двигателя. С интересом заглядываю в нижний прицел, он имеет привычку забрызгиваться маслом. Слегка успел, но еще видно, взлетели всего восемь минут назад. Предупредил своих, чтобы близко к бомберам не лезли, работать пушками с пятисот метров, бомберы поджались и готовятся отражать атаку. Так, последняя девятка вползла в прицел, эх, высоковато иду! Накренил нос, дав десять градусов пике, выровнялся, и сброс. Обороты, и наверх. Одна, две, три, четыре, пять, шесть! Звучит свисток Ксюхи! И по радио: «Ни хрена себе!» А мне ни фига не видно! Чертов «Ил», все, что сзади, рассмотреть почти невозможно. Наползает еще одна девятка, эти по мне ведут огонь. Маневрирую активно, выполняя «змейку». В прицеле, сброс, загрохотал «ШКАС», замигали лампочки: доворот вправо. Иду вправо, в зеркале вижу хищную морду «месса». Опять «ШКАС», и «мессер» запарил движком. Второй проскочил подо мной, так как я сбросил скорость. Бью вдогон из всех стволов. Есть! Свисток от Ксюхи - короткий, чисто! Иду на третью девятку,
доворачивая влево. Есть, сброс. И вижу, как «юнкерсы» валятся в разные стороны на крылья и их строй распадается, они уходят в пикирование, не доходя до цели. Четвертая впереди, крайняя кассета.
        - Не будь жадным, нам оставь! - послышалось в наушниках.
        Дую в трубу Ксюхе:
        - Обстановку сзади дай!
        - Наши ведут огонь по «девятке», они ниже трехсот, «мессеров» не видно, они пошли за третьей, наверху бой, много парашютов, в основном белые, немецкие.
        До четвертой дойти не успел, она рассыпалась, собираю своих и командую прикрытию выходить из боя впереди нас. Налета верхних не будет, теперь бы узнать, что там внизу. Снизу докладывают, что несколько «мессеров» обстреливают лес и пустые стоянки, 15-й полк идет на выручку. Просят продержаться пять минут. И мы начали спускаться, находясь в постоянной готовности встать в круг. Несколько «чаек» притащили за собой хвосты, которые пришлось отсекать пулеметно-пушечным огнем, но разгром эскадры убавил желание у немцев разделаться с нами прямо сейчас. «Чайки» уверенно маневрируют на виражах, прикрывая нас огнем и маневром. В Зибулях приземлились только подбитые машины, остальные ушли в Кейданы. Я там завис с машиной на сутки. Около сотни пробоин и куча вмятин на броне.
        А женщины любят героев! Теперь я точно это знаю. Мы плюхнулись на поле в Кейданах, и я зарулил в свой капонир. Развернулся прямо перед ним. Еще не успел отстегнуться и нас заталкивали назад под сеть, как Ксюха выскочила на крыло, открыла мой фонарь и сунула мне в руку осколок, который срикошетил от пулемета и упал ей на колени. И начала меня целовать. Видимо, перепугалась. Я встал и поцеловал ее по-настоящему. И она ответила. Мы так и стояли на виду у всех, а все аплодировали. Мудаки! Страху и я, и она - мы натерпелись! Сто метров - это не дистанция! Потом она зарделась, вырвалась и закричала: «Больше двадцати бомберов за вылет и два „мессера“! Я его люблю, ура!!!» Большая часть людей тоже начала орать «ура», и лишь пожилые, видавшие виды механики понимали наше состояние. И не сильно верили в случившееся. Я ничего не видел, но сзади сели мои ребята, которые гурьбой бежали к моему самолету. Что-то переспросив, они принялись кричать «ура», и только Мирошкин стоял и улыбался. Потерь не было! И аэродром мы отстояли! Я спрыгнул с крыла и протянул руки Ксюше. Она буквально упала мне в руки, и пришлось
звать доктора.
        - Перенапряжение! - констатировал он. У меня ноги тоже подкашивались. Ксюху положили на носилки, а мне дали посидеть у колеса самолета. Полет окончен! Все живы!
        Ну, а насчет остального… Вечером мне дали окончательный ответ: «Да, я тебя люблю. Я согласна. Поссовет через речку. И у нас все будет хорошо!» Я взглянул на хронометр на руке - 19:45.
        - У тебя платье есть?
        - Какое и зачем?!
        - Свадебное! Я щаз!
        Бегу в «Слизняк». Бургомистра, то есть председателя поссовета в одном лице, нет. Говорят, что плохо себя чувствует и дома сидит. Ну, не дома, а на гауптвахте, не фиг общаться, с кем не следует, плюс ключи от сейфа с печатями у него изъяли. Короткий визит к Евсееву.
        - Ты че, с дуба рухнул?
        - Ну, товарищ лейтенант ГБ, наверное! Но моя невеста требует, чтобы все было оформлено по всем законам. А если ждать перевыборов, то я помру холостым.
        - Ты? Точно! Кто невеста?
        - Дочь коменданта Ковенской погранкомендатуры.
        - Ксюша?
        - Она.
        - Дежурный! Открой пятую! И арестованного ко мне!
        Нас «повенчали». Но на этом мои приключения не кончились! Пришлось гнать Колю Мальцева за матерью и отцом невесты на «шторьхе», потом выслушивать то, что они нам пожелали. В общем, полковник Сергей Голубев сказал самую мудрую фразу:
        - Я женился на Алевтине на третий раз, как ее увидел. И ничего, на других баб не тянуло.
        - Примерно то же самое мне отец рассказывал.
        - Время сложное, Серега. А она - стрелок.
        В общем, пока я бегал и извлекал «бургомистра» с «губы», дружный коллектив ДКС-5, в котором мы проживали в тот момент, под чутким руководством сержанта ГБ Голубевой и жены батальонного комиссара Ефросиньи Андреевны отправили в Ковно Колю Мальцева за родителями невесты, благо что тут всего сорок пять километров, остальные обитатели ограбили весь «Слизняк»: выносили из комнат и сдвигали столы на втором этаже общаги с коридорной системой - «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Их было, правда, две, и две большие умывальные. Душа не было, вернее был летний, во дворе. Посланы гонцы в столовую за харчем, в четырех печках запекались курицы, немногочисленные еще не уехавшие жены летчиков всего полка потянулись к ДКС-5 со своими припасами, все равно их девать некуда, только бросить. Из Даукши начали подтягиваться знакомые девушки летчиков, тоже не с пустыми руками. Запахло чесноком и приправами на твороге. Появились музыканты с пейсами, которые не могли пропустить бесплатную выпивку. Подключился Мамушкин, который выдал наркомовскую водку, которую задолжал эскадрилье, и за сбитые тоже - в общий
котел выставил. Я появился вместе с Евсеевым и «бургомистром» в момент, когда нас уже устали ждать и начали разогреваться перед процедурой. Невеста, как положено, была бледна и взволнованна. Платье ей ушили крупными стежками чье-то свадебное. Была даже фата. Под «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», которую подхватили все, процессия двинулась через плотину к бывшей мэрии, теперь поссовету. На крыльце дома нас спросили о согласии на добровольное заключение под стражу, на что мы оба согласились, а потом все закричали «горько». Невеста запустила свой букет на кого бог пошлет, и мы вернулись к праздничному столу. Уже пошли разговоры: «Ты меня уважаешь?», когда дневальный внизу прокричал: «Смирно!» Мамушкин тут же навострил уши, поднялся, схватил чью-то пилотку и побежал вниз. Вслед за ним побежал и Мирошкин. Меня, само собой, не отпустили, а попытку подняться блокировали очередным «горько». Полковник Голубев был уже внизу.
        Часть 4
        «Ваш опыт необходимо немедленно передать в войска!»
        Какие гости! Сам представитель Ставки Главнокомандования, и с ним ЧВС фронта корпусной комиссар Дибров с группой товарищей. Очень самоуверенные летчики побежали за дополнительными стульями и посудой. Разноса не последовало, более того, штрафную все накатили. Закусили. Проникновенную речь толкнул товарищ Мехлис и лично сказал, что ему «горько». Свадьбу не испортили, а вот брачную ночь просто в ноль раскатали.
        Минут через двадцать ко мне подошел старший майор ГБ и на ухо велел вместе со всеми выйти для разговора. Попробуйте не послушаться генерала КГБ! Само собой, прошептал на ушко невесте, что я скоро. Ее «угу» было наполнено такой печалью! Она-то понимала, что неизвестно, когда я вернусь и вернусь ли вообще в ближайшие дни. Надев пилотку, спускаюсь вместе с начальством. Мехлис быстрым шагом идет в сторону штаба, в машину не сел, хотя они завелись и едут за нами.
        - Лейтенант, вам утром надо быть в Москве. Ваш опыт следует немедленно передать в войска, сделать это можно только там.
        - Что передавать, товарищ армейский комиссар 1-го ранга?
        - Что что?! Как сбивать двадцать шесть самолетов за два дня.
        - На чем?
        - Как на чем? На «Ил-2»!
        - А я на нем не летаю. На нем это невозможно выполнить.
        - Не понял!
        - Я летаю на полевой переделке самолета «ЦКБ-57» под самолет «ЦКБ-55». Таких машин в мире всего две, и они обе у нас в эскадрилье.
        - Так, а почему мне об этом никто не доложил? «Летчик на „Ил-2“ сбил за два дня двадцать шесть самолетов противника» - что за херню мне передают! - он шумел минут двадцать и обещал всех отдать под суд военного трибунала, меня в том числе. В конце концов успокоился и произнес: - Что за машина и почему возникла путаница?
        - Эта машина имеет схожие очертания с «Ил-2», это ее прототип, но бронекорпус у нее от другого самолета, который в серию не пошел: «ЦКБ-55» - прототип двухместного штурмовика Ильюшина. На который и существовало государственное задание. Но из-за того, что двигатель АМ-35 не развивал достаточной мощности, а двигатель АМ-38 не прошел к тому времени заводских и государственных испытаний, этот самолет не мог развить скорость, прописанную в техзадании. Требовалось либо уменьшить бомбовую нагрузку, либо снять стрелка и его вооружение. Просто сняв стрелка и его вооружение, не получилось. Этот самолет имеет меньшую на пятнадцать километров в час скорость, чем в техзадании. Тогда инициативным порядком КБ Ильюшина режет бронекапсулу и делает его полностью одноместным. Забронирован только двигатель спереди, с боков и снизу, и бронеспинку переместили сразу за летчика. Вместо стрелка воткнули бензобак, и влезли по дальности. Сумели сдать такую машину и запустить ее в серию. У нас две машины имеют корпус и бронекапсулу не обрезанную. Бензобак мы удалили, восстановили кабину стрелка и поставили туда пулемет.
Можем пройти в ПАРМ и посмотреть. Машина получила сотню пробоин, и большое количество пуль срикошетировало от брони. Но эти повреждения незначительны для нее, и мы свободно дошли, несмотря на потерю части горючего, и сели на основном аэродроме.
        - Так, минуту, но ту же операцию мог выполнить и одноместный самолет.
        - Нас еще на подходах ко второй девятке атаковало прикрытие: два «Мессершмитта-109-ф». Один был сбит стрелком, вы ее видели, это моя жена, она мне жизнь подарила, вот я и стал ее мужем, а второго сбил я, когда он проскочил подо мной. После этого мы разделались со второй и частью третьей девятки. Могли сбить и четвертую, но ребята упросили ее им оставить. В общем, товарищ армейский комиссар, рекламировать пока нечего. Контейнерные бомбы, которые мы применяем, изготавливаются кустарно. Взрыватель у них - стандартный УЗРГ, который имеет малую задержку, и взрыв происходит, когда самолет находится в зоне поражения осколками самой гранаты. Конструкция бомбы передана мной в наркомат вооружений еще в ноябре, но воз и ныне там. Так что никуда я не полечу, а буду показывать свои цирковые номера здесь, под куполом литовского цирка. Немцы слева от Ковно подходят к Неману, нужно бить мосты там. Кроме этих самолетов выполнить торпедную атаку наплавного моста никто не может.
        - А танки чем бьете?
        - Тоже контейнерными несерийными бомбами с гранатами РПГ-40. По ним замечаний нет, только их достать трудно.
        - Да, задал ты задачку, лейтенант, - задумчиво сказал Мехлис, сдвигая кожаную фуражку на затылок и почесывая себе лоб.
        - Товарищ Мехлис, разрешите вопрос? - с сильным акцентом сказал тот самый старший майор ГБ. Мехлис мотнул головой, разрешая.
        - Аткуда ви, таварищ Шкирятов, так харашо знаете, что дэлалось в КБ таварища Илиюшина? Эта сэкрэтные свэдэния.
        - Эти машины я испытывал на практике в ЛИС 18-го завода в Воронеже. В документах четырех из пяти первых машин в полку стоят мои подписи под военной приемкой.
        - Могу подтвердить это! - сказал Мамушкин.
        - И я. Это я разрешил переделку машин в двухместный вариант, когда узнал о нем, - не побоялся ответственности батальонный комиссар Мирошкин. - И я сам летаю на такой машине, со стрелком и полной бронекапсулой. Машина очень хорошая, а то, что радиус меньше, так мы далеко не летаем, и лейтенант Шкирятов уже изготовил дополнительные баки для них. У него много предложений по использованию и боевому применению машины. Очень эффективных предложений.
        - Вы в состоянии командовать этой эскадрильей, если товарищ Шкирятов ненадолго уедет? Я имею в виду немецкие переправы.
        - Сам я бросал торпеды. В мае, в море. И один раз в реке, но неудачно. Но можно попробовать противотанковыми кассетами их достать. Как считаешь, Сергей?
        - Трудно сказать, щелей там много, если попадет в трюм, то толк будет, а взрыв сверху может перебить тросы. Торпедой надежнее, но много сложнее. Там крыло нужно и устройство, которое освободит торпеду от него. Его нет пока. Так что бомбами и кассетами придется бить.
        - Тогда так и решим. Вы, товарищ Шкирятов, летите в Москву.
        - Есть смысл лететь на моем самолете. На пальцах объяснять очень сложно.
        - Он же в ремонте, когда он будет готов?
        - Обещали, что завтра.
        - Товарищ Мамушкин, выделите необходимое количество людей для его ремонта.
        - Даже если собрать вместе девять беременных баб… Есть, товарищ армейский комиссар.
        - Что вы хотели этим сказать?
        - Клей АК-88 имеет строго регламентированное время сушки, товарищ армейский комиссар.
        А наш Наумыч - орел! Не смотри, что мелкий. Впрочем, мал клоп, да вонюч.
        - Так, все вон! Лейтенант, останься.
        Кроме меня остался и старший майор, он, видимо, «не все». Мехлис достал бумагу, золотой «Паркер» и начал писать что-то на листе хорошей бумаги. Я сидел и помалкивал, потом мне надоело, я сказал:
        - Может, я пойду? Там меня невеста ждет…
        - Нэ нэвэста, а жена, она уже ныкуда нэ дэнэтся! - и сам рассмеялся своей шутке майор. Ухмыльнулся и Мехлис.
        - Я пишу товарищу Сталину, вы можете потребоваться, чтобы я ничего не перепутал. Я не специалист в авиации.
        Писал он долго, несколько раз действительно спрашивал о тонких вопросах, уже рассвело, но он продолжал писать. Судя по всему, он писал не только обо мне и авиации. Затем запечатал конверт и передал его майору. Тот вытащил какую-то тетрадь и записал туда что-то, достал ленту и еще раз проклеил конверт, зажег маленькую спиртовку, накапал сургуч. Мехлис подошел к столу, где колдовал майор, и прислонил свою печать. Майор прислонил к пакету какие-то штампы. Вытащил из портфеля бутылку с КС, проверил крепление ампулы, обернул пакет вокруг бутылки. Достал еще пакет и упаковал все сооружение в него. Опять полез в портфель и достал оттуда фельдъегерскую сумку. Уложил и скрепил своими печатями закрытые замки. Ключи от нее сунул себе в карман. А Мехлис переспросил имя-отчество и номер командирского удостоверения личности. Заполнил бумажку и передал ее мне.
        - Это пропуск в Кремль с пометкой «лично в руки». У секретаря Сталина вскроют пакет, сам пакет передадите лично, и ожидайте в приемной ответ. Все понятно? Пакет особой важности, так что до вылета будете оставаться здесь, под охраной.
        - За женой моей надо послать.
        - Это еще зачем?
        - Она - стрелок-радист моего самолета.
        Мехлис усмехнулся.
        - Сплошная семейственность. Пусть поспит, но я распоряжусь, чтобы не препятствовали члену экипажа.
        - А завтрак? И все прочее?
        - С бытом? С бытом вопрос решаемый, фельдслужба поможет, но только с сопровождением. До свидания, товарищ Шкирятов. Рад был познакомиться с таким знаменитым летчиком.
        Я обернулся направо и налево, за спиной никого не было. Мехлис понял мою шутку.
        - Все впереди, а начало, начало - прекрасное, особенно на фоне событий. Жаль, что не смогу вылететь с вами. Дела, и не очень радостные.
        Я пристроился на стульях и малость придавил. Брачная ночь закончилась, не начавшись, затем около половины одиннадцатого принесли новенькую форму - с лейтенантскими петлицами, попросили передать удостоверение личности. Вместе с формой принесли шикарнейший черный кожаный реглан. Летом это, конечно, излишество, но такими регланами могли похвастаться только очень старые летчики. Он был новый, где-то висел на плечиках, но петлицы аккуратно пристеганы именно лейтенантские. Не иначе Наумыч распорядился. Их уже пару лет не выпускают. Новенькие, надраенные до зеркального блеска хромовые сапоги. И все моего размера. Гимнастерка даже ушитая. Вспоминаю, что Ефросинья Андреевна - начальник швейной мастерской. В общем, полк своих не бросает и хочет утереть нос «масковским». Затем прибыл штурман полка и передал мне полетную карту с нанесенной обстановкой на двух участках фронта. На карте пометка «001», пришлось расписаться в получении.
        - На виду не держи и перед вылетом обратно не забудь заранее сдать ее в штурманскую часть в Москве. Там нанесут, с изменениями. Отметка об этом есть. Машина будет готова через час-полтора.
        - Зовите фельдъегеря, мне завтракать пора или обедать, хрен разберешься.
        Чекист, который охранял меня, куда-то позвонил, через некоторое время мы с ним пошли в столовую. Прямо у штаба на скамейке в курилке сидит Ксюха.
        - Пошли завтракать, стрелок!
        - Ваши документы, пожалуйста, товарищ сержант ГБ! - вежливо попросил лейтенант. Он старший по званию, поэтому право на проверку он имел.
        - Это мой борт-стрелок.
        - Насчет борт-стрелка распоряжение было. Вы с нами?
        - Минуту! - она вошла еще раз в курилку и взяла с собой ворох обмундирования, в том числе такой же реглан. Ну, Наумыч расщедрился! Завтракали мы за отдельным столиком, вместе с лейтенантом. О том, что, зачем и куда - ни одного слова. Присутствие двух чекистов возле меня у всех отбивало настроение что-либо спрашивать. Вернулись в комнату уже втроем. Расписались в передаче сумки. Звонок, машина готова. Лейтенант потащился с нами на старт, сучок! Поэтому, приняв машину у техника, я и лейтенанта отправил подальше:
        - Ваша миссия закончена, отойдите от машины и уйдите со старта. Примета плохая.
        Лейтенант улыбнулся и откозырял, только открыл рот пожелать…
        - К черту, иди, иди! Не фиг на старт таскаться.
        Не, ну, я крут сегодня, как командир корпуса или армии: восемь «чаек» выруливают вместе со мной и после взлета пристраиваются сзади. Свисток от Ксюши, ей поболтать хочется.
        - В чем дело и почему тебя задержали?
        - Летим в Москву с пакетом Сталину. Мы с тобой сегодня фельдъегеря!
        - Фу, перепугалась, просто слов нет.
        - Все, не болтать, следи за воздухом. Идем до Смоленска, если будет ветер, то до Орши. Хотя топлива до Смоленска должно хватить, если боев не будет. Как поняла?
        - Все понятно!
        Я вставил свисток на место. «Чайкам» до Смоленска тоже хватит топлива. Держу триста восемьдесят, чтобы им было удобнее. Идем по разрешенному коридору от одного поста ВНОС до другого. Чем дальше от линии фронта, тем больше истребителей в небе. Дежурят, мать их за ногу! Да еще и перехватить пытаются, а у «мигарей» связи нет, да и мозгов маловато. Дважды сопровождению приходится отсекать попытку сблизиться со мной предупредительными очередями.
        Наконец, сели в Смоленске. Очень жаль, что топлива мало. Приходится смотреть, что наделали «юнкерсы» на наших аэродромах. Больше часа сидели у машин, прежде чем подвезли топливо. Пришлось сгонять жену на КП, чтобы навести порядок. Не успели заправиться, еще закрываем пробки, как дежурный орет, чтобы мы взлетали и уходили, идет большая группа «юнкерсов» и Ме-110. Правда, они еще до Орши и Витебска не дошли, но уже море мата в эфире. Взлетаем. Как мужики будут обратно добираться? В Москву с вооружением не пускают. У Кубинки нас перехватывают, и, уже по радио, «МиГи» требуют произвести посадку и разрядить оружие. Садимся. Предъявляю предписание, что мне на Центральный аэродром. Мужиков оставляют здесь, а я, в сопровождении одного «МиГа», иду на Центральный. Заход только с запада, отворот вправо запрещен.
        - Понял, принял. Прошу добро!
        - Ожидайте!
        Убавляюсь до предела, выпустил щиток, иду. «МиГ» так не может, ему приходится нарезать виражи, но у него посадки нет вообще. Наконец:
        - «Восемь два ноль десять», вам посадка.
        Чуть прибавляю, и опускаю нос, затем парашютирую, ловя встречный ветер. Слышу сзади ругательства «мигаря», типа нет чтобы на второй уйти. Хрен тебе, я на минимале подхожу на «Т» и касаюсь третьей точкой в двух сантиметрах от него. Садиться с шиком мы могем! Рулю, направляют обратно в самый дальний угол. И хрен с вами, завтра вручную будете его толкать к парадному входу.
        Не успел сесть, как на крыле оказался еще один работник НКВД. Показывает запрещающий сигнал глушить двигатель и требует предъявить документы. Не открывая фонаря, показываю фельдъегерские бумаги. Большой палец вверх, и перекрещивает руки, разрешая заглушить двигатель. А вот толкать на место машину приходится нам вдвоем, как и ставить расчалки и упоры. Целую Ксюшу и оставляю ее заниматься заправкой машины, а сам иду на КП выяснять, что дальше делать. От Ходынки до Кремля довольно далеко, и с такими бумагами не походишь. Угу, служба здесь поставлена неплохо, сразу получил замечание за расстегнутую пуговицу и распахнутый реглан.
        Ждать автобус возле спецчасти, он развезет фельдъегерей. А времени уже 17:20. Сижу. Подошла и уселась рядом Ксюша. Глаза усталые, ночь ведь не спали, и три перелета.
        - Узнай, где можно поселиться, я в любом случае приеду сюда, и пообедай в летной столовой, талоны ведь есть.
        Уныло помотала головой, желая лично убедиться, что я сел в автобус. Наконец «носатый друг летчика» подъехал, я предъявил предписание, и меня посадили в него. Вернулся из здания КП сопровождающий, и машина сразу завелась и тронулась. Налево, направо, еще раз направо и стоп.
        - Вон в те ворота.
        Я еще не успел убрать вторую ногу со ступеньки, а он уже умчался.
        Перешел через площадь и успел четыре раза предъявить документы. Наконец, пропустили через узкий проход и показали, куда идти. В Большом дворце сдал оружие и позволил охлопать себя.
        - Следуйте за мной, лейтенант.
        Лестницы, ковры, коридоры, много военных, постоянно приходится козырять, наконец, практически пустой коридор.
        - Четвертая дверь направо, - а сам стоит и смотрит, куда я иду. Дошел, повернулся на него. Он кивнул. Я вошел. Темновато, но горит яркая лампа у стола. Хотел доложиться, но смотрю, что кругом довольно много народа, все в таких званиях, что мама не горюй. Все сидят и курят. Создают рабочую обстановку. Прошел к столу и предъявил предписание. Секретарь нажал на кнопку и показал рукой на стул напротив. Появился командир с нашивками фельдсвязи, осмотрел сумку, протянул мне руку, чтобы взять сопроводиловку. Расписался в ней и вынес сумку из кабинета. Вернулся буквально мгновенно и передал пакет мне. А секретарю - записку. Тот кинул на нее взгляд и рукой показал мне новое место, где я должен сидеть. Разговаривает он по телефону так, что его совсем никому не слышно. Несколько раз выходили люди из кабинета, после этого секретарь показывал на кого-то рукой и молча на дверь. Так что следить приходилось постоянно. Вдруг он показал на меня, хотя в комнате было еще большое количество людей, пришедших раньше.
        - Лейтенант Шкирятов с пакетом от комиссара 1-го ранга Мехлиса. Лично в руки.
        И подаю сопроводиловку, а не пакет. Сталин взглянул на бумагу, ухмыльнулся, но бумагу подписал, и я передал пакет. Стою.
        - Приказано дождаться ответа. Разрешите идти, товарищ Сталин?
        - Да, посидите в приемной, вам сообщат, если ответ будет.
        Отдал честь, повернулся и вышел. Я его по-другому представлял. И на картинках, и на фотографиях он другой. Может быть, освещение такое или устал сильно. И трубку не увидел, несколько смятых папирос лежало в пепельнице.
        Закрыл за собою дверь, подошел к столу и передал слова Сталина. Мне показали мое новое место. В кабинет больше никого не направили. Послание большое, так что можно и перекурить. Показал папиросу секретарю. Поскребышев это или нет - не помню. Наверное, он. Тот мотнул головой, разрешая курить, и мой дым смешался с маршальским! Круто, сижу, курю у кабинета Сталина. А под ложечкой посасывает - кроме завтрака перед полетом, ничего не ел с утра. Папироса кончилась, хоть я ее и пару раз по-новой поджигал. Ответа нет. Звонков оттуда тоже нет. Наконец, секретарь снимает трубку, кстати, все без звука - видимо, лампочки, отсюда не видно. Повесил трубку и кому-то позвонил. Так несколько раз. Сижу, больше курить не хочется. Тянет поспать и поесть. Еще раз жестами напомнил о себе, секретарь махнул рукой, мол, сиди, сидеть тебе еще долго. Влип. Прошел час, появились новые люди, а нескольких человек секретарь подозвал к себе и отправил куда-то из кабинета. Вошел комиссар второго ранга, протянул руку секретарю, потом обернулся и сел рядом со мной.
        Я попытался встать, но он остановил меня.
        - Армейский комиссар Щербаков, товарищ Шкирятов, мне звонил товарищ Мехлис и приказал обеспечить ваше пребывание в Москве.
        - Моя жена и стрелок-радист Голубева Аксинья Сергеевна находится на Центральном аэродроме. Ищет место, где командированным можно остановиться. А меня отсюда не выпускают. Жду ответа товарища Сталина.
        Щербаков написал на листочке несколько строк и махнул кому-то рукой, на ухо что-то сказал подошедшему и передал записку.
        - Товарищ Шкирятов, внизу вас будет ждать машина Политуправления и тот старший политрук, который сейчас выехал за вашей женой. Ждем вас у себя. Не прощаюсь. - Он протянул руку, мы обменялись рукопожатиями, и он вышел. Вошли еще люди, которых сразу направили в кабинет. И трое из находившихся в кабинете вышли. Из-за слабого освещения лица сильно меняются, и я из них никого не узнал.
        Вдруг, после снятой трубки, рука секретаря указывает на меня и направляет к двери.
        - Лейтенант Шкирятов прибыл по вашему приказанию.
        - Знакомьтесь, товарищи, лейтенант Шкирятов, Сергей Петрович, на самолете «ЦКБ-57», переделанном в полевых условиях в самолет «ЦКБ-55», сбил лично двадцать шесть самолетов противника за два боевых дня. А его товарищи - у них еще один такой же самолет, остальные «Ил-2», «чайки» и «МиГ-3» - еще тридцать шесть или тридцать восемь машин. На земле группой товарища Шкирятова достоверно уничтожена полковая колонна противника, более тридцати самолетов противника на аэродроме в Рагнаре, шесть стационарных железнодорожных и автомобильных мостов и несколько переправ. И все это потому, что товарищ Шкирятов использует нестандартные приемы и вооружения, заявку на их изобретение и практические разработки он подал во все инстанции, но эти вооружения остались на бумаге, а вместо перспективного и хорошо защищенного штурмовика «ЦКБ-55» был принят на вооружение совершенно ошибочный проект одноместного самолета «Ил-2», который не позволяет в полном объеме использовать даже имеющиеся боеприпасы и которых мы за три дня боев потеряли более трехсот. А группа товарища Шкирятова действовала активно, наступательно,
эффективно, сорвала наступление немцев на участке от Тильзита до Ковно, и при этом не имела потерь в самолетах-штурмовиках, потеряно только два самолета «И-153» двадцать второго июня и три истребителя - двадцать третьего. Что скажете, товарищи руководители ВВС и НКАП? Кто приказал принять на вооружение самолет, не соответствующий техническому заданию на него? Кто тормозит в НКБ прием на вооружение новых видов боеприпасов? Кто допустил разгром нашей фронтовой авиации в первый же день войны? Товарищ Шкирятов, помогите товарищу Жигареву восстановить картину дня начала войны.
        - Я заступил дежурным командиром звена на аэродроме подскока «Тушки», недалеко от Тильзита, и дежурным по группе в 16:00 местного времени 21 июня. Обратил внимание на отдельные щелчки на линии телефонной связи и понял, что кто-то к ней подключился. Мною был издан приказ, в котором оговаривался переход на запасной канал радиосвязи в случае возникновения помех на линиях. Была условная фраза, после получения которой дежурные звенья переходили на связь с дублированием каналов. В 20:00, сразу как стемнело, я передал условный сигнал и принял доклады с аэродромов подскока, что они выполнили мой приказ. С нуля часов, выяснив, что телефонные линии отключены, перешли полностью на радиосвязь и только кодом. В 01:00 получил из штаба ВВС округа по радио сигнал «Гроза» и перевел всю группу на дежурство по готовности номер один. Самолеты были заправлены и вооружены. Мною же по тревоге были подняты части ПВО округа, которые располагались по соседству. Они обнаружили большие группы самолетов, идущие на нас, и я приступил к исполнению сигнала «Гроза». По нему штурмовая эскадрилья, с приданными силами и средствами,
наносит удар по мостам через Неман. У меня было шесть специально подготовленных самолетов «Ил-2» и «ЦКБ-55» для ночных полетов. Они имели на борту две пары стокилограммовых бомб, связанных между собой тросом и установленным дополнительным взрывателем. Ими все мосты от Тильзита до Ковно были разрушены. После этого мы взяли торпеды 45 - 36 и попытались ими атаковать переправы через Неман. В трех случаях из шести нам это удалось сделать. Остальные переправы были разрушены бомбоштурмовыми ударами. Девять самолетов «Ил-2» были направлены с прикрытием на поиск и уничтожение бомбардировщиков противника, которые в тот день летали без прикрытия, так как немцы считали, что внезапность нападения принесет им больший успех. Мы действовали только большими группами и по заранее разведанным целям. Связи ни с кем не было, приходилось принимать решения самостоятельно. Ближе к вечеру смогли установить связь с комендантом погранкомендатуры Ковно и отработали БШУ по артиллерийским батареям, а затем практически расстреляли в воздухе полный полк, двадцать семь машин, «Юнкерсов-87» всей эскадрильей. В этом нам помогало то
обстоятельство, что мы сразу взяли на вооружение автоматическую пушку ВЯ-23, а не ШВАК. На практике в Воронеже я пробовал все виды вооружения «Ил-2» и «ЦКБ» и пришел к выводу, что 23-миллиметровые пушки МП-6 и ВЯ значительно повышают возможности самолета.
        - Ну, что, товарищ Жигарев, вы готовили такой приказ, как товарищ Шкирятов, на случай воздействия противника на линейные средства связи?
        - Мы готовили такой приказ, где рекомендовали подготовить подобные приказы на местах.
        - Разрешите, товарищ Сталин? - Кивок. - В апреле месяце я прибыл из училища в Кейданы, радиостанции были свалены на складах, и даже КП полка командной радиостанции не имел. В полку не было, штатом не предусматривался, радиоинженера, и отсутствовала радиослужба. Теперь все «чайки» нашего полка имеют радиостанции. А 15-й полк на «МиГ-3» эти радиостанции так и не установил. Физически они имеются. Тем самолетам, которые попадали в нашу группу, мы помогали ставить их и обучали летчиков.
        - Я и говорю, что все решалось на местах.
        - Если бы вы, товарищ Жигарев, отдавали приказ, а не рекомендации, то все бы было исполнено! - с горечью проговорил Сталин. - Теперь, товарищ Шкирятов, расскажите о втором дне, как удалось избежать штурмового удара по вашему аэродрому. В письме товарищ Мехлис немного сумбурно об этом написал. Как вам одному удалось сбить двадцать два самолета?
        - Сколько? - переспросил Жигарев.
        - Двадцать два.
        - Сколько я сбил, я не знаю, самолет устроен так, что назад смотрит только стрелок. У меня, кроме зеркал, нет возможности посмотреть назад и вниз.
        - Нет там никаких зеркал, - недовольно пробурчал командующий ВВС.
        - Вечером 22 июня мы перехватили отступающие без приказа части 12-й дивизии ПВО. В составе задержанных машин обнаружили действующую РЛС «Редут», которую поставили на дежурство. Ночью вылетали на бомбежку Рагнита, там пришлось бросать кассетные осколочные бомбы с превышением высоты. В этом случае после разрыва контейнера осколочная оборонительная граната Ф-1, которой начинены контейнеры, взрывается ближе к самолету, так как она продолжает полет практически с той же скоростью, что и самолет, и плохо тормозится воздухом. Но в этом случае больший процент осколков попадает в цель, чем при наземном взрыве. Несколько осколков попали в мой самолет, который должен был утром идти на штурмовку немецких позиций под Ковно. В итоге на момент обнаружения идущих на аэродром немцев я взлетел с четырьмя осколочными контейнерами во всех бомболюках. Сбросить их было некуда, так как подо мной находились наши самолеты. У всех штурмовиков есть болезнь: маслом забрасывается объектив нижнего бомбового прицела, и через него ничего не видно. Но мы перед вылетом всегда их протираем. Увидев в прицеле «чайку», по угловым
размерам я посчитал, что имею превышение двести метров, и понял, что могу сбросить контейнер на немцев, а в контейнере - двести гранат Ф-1. С разлетом осколков на двести метров. Первая девятка Ju-87 по мне даже огня не вела, видя, что я иду мимо, не пытаюсь их атаковать. Прицелившись, я сбросил контейнер, который по моим расчетам должен был поразить все самолеты, так как бомбардировщики сближаются перед атакой их истребителями. Результата я лично не видел, но все говорят, что упали все машины. Атаку на вторую эскадрилью пытались предотвратить два истребителя прикрытия, но один из них был сбит стрелком, а так как я сбросил скорость, то второй истребитель прошел подо мной и был сбит пушечно-пулеметным огнем. Эскадрилья попыталась сбить меня из пулеметов МГ, но я прошел и отбомбился и по ним, упало сразу семь, по докладу стрелка, а два упали чуть позже. Третья эскадрилья, увидев, что я над ними, сбросила бомбы и ушла в пикирование, но две машины из пике не вышли. После посадки в машине насчитали более сотни пробоин в хвосте и плоскостях и множество отметин от пуль на бронекорпусе.
        - Врет, как сивый мерин! - не выдержал опять Жигарев. - У тебя бы крылья отвалились!
        - Совершенно верно! Если бы это был «Ил-2». Но это «ЦКБ-55». Крылья у него - стрельчатые и цельнометаллические. Как мы видим, генерал Жигарев прекрасно знает уязвимую пяту «летающего танка». Да, на нем эта атака завершилась бы после атаки «мессершмиттов», а такой плотный огонь целой эскадрильи бомбардировщиков разорвал бы все в клочья. Машина, после двадцати часов ремонта, прилетела в Москву и стоит на стоянке Центрального аэродрома, товарищ Сталин. Сразу, как высох клей на заплатах.
        - Товарищ Сталин, но вы ставили задачу как можно больше использовать дешевые и доступные материалы, - высказался какой-то гражданский, которого я не знал, не Ильюшин и не Яковлев, которых я узнал среди присутствующих. - Ведь алюминиевых заводов у нас мало, и весь металл идет на бомбардировщики. Стоит потерять еще один, и даже эту программу мы осилить не сможем.
        - Что скажете, товарищ Шкирятов?
        - Если будем использовать авиацию так, как сейчас, то потеряем не один завод. Сегодня летел с фронта в Москву. Чем дальше от фронта, тем больше в воздухе истребителей. Они занимаются барражированием окрестностей и вписывают себе в книжки боевые вылеты. Вместо создания ПВО участка мы жжем топливо и ресурс двигателя. Для примера, 22 июня 15-й полк нашей дивизии выполнил двести два самолетовылета, провел двенадцать боев. Три машины потеряны, четыре сбито ими. Во второй день эскадрилья, приданная нашей группе, выполнила шестнадцать самолетовылетов. Летчики провели шестнадцать воздушных боев, один самолет потерян, восемь сбито. Каждый из ведущих сбил по самолету, один ведомый потерян. Больше над нашим участком немцы не летали.
        - Нам кажется, что товарищи из ВВС и НКАП вам не верят, товарищ Шкирятов. Мы все едем на Центральный аэродром. - Он рукой показал, что все могут встать и двигаться к выходу. Я не знал, что делать. У меня машины не было.
        - Товарищ Сталин! Разрешите вопрос?
        - А что вы так засмущались, товарищ Шкирятов, что-то не так?
        - Я не знаю, как смогу попасть на аэродром, товарищ Сталин. Здесь километров восемь, а машины у меня нет.
        Сталин засмеялся. Выходящие из его кабинета остановились и с удивлением смотрели на Сталина.
        - Он сказал мне, что пешком не успеет! Кто-нибудь, довезите его до аэродрома! Впрочем, товарищ Шкирятов, вы едете со мной!
        Как я и предполагал, мой «горбатенький» был уже в ангаре, а рядом находился новенький серийный «Ил-2». Возле него стоял Владимир Коккинаки, с которым мы обнялись на глазах у всех. У «Ила» были фанерные крылья и перкалевые рули. Мой походил на больного оспой в тяжелой форме: звездообразные наклейки из перкаля густо усеяли плоскости и рули. Их просто приклеили клеем и даже не покрасили.
        - Да, сильно отличаются, - резюмировал Сталин. - И что было переделано?
        - Здесь кабина стрелка полностью была зашита листом дюраля, фонарь и пулемет были сняты. Восстановили кабину, сняли гаргрот и поставили на шкворень «ультраШКАС». Поменяли местами пушки и пулеметы на крыльях, поставили дульный тормоз и уменьшили разброс. К сожалению, баки плохо протектированы, и потери топлива при простреле большие. И много хлопот доставляют колеса. Они не прикрыты броней и не имеют централизованной подкачки. Вообще нет информации, в каком состоянии у тебя колеса до посадки. Ну, и СПУ у него с «У-2». То есть отсутствует.
        - Мы устанавливаем все баки с протектированием! - возразил Ильюшин.
        - Пули при простреле дюраля загибают ему концы, которые не дают резине быстро затянуть пробоину. Проще и дешевле делать бак не из дюраля, а из фиброкартона, тогда бак будет и легче, и фибра не будет загибаться.
        - Так вы знакомы? - спросил Сталин у Коккинаки, показывая на меня.
        - Да, товарищ Сталин, мы с ним познакомились осенью сорокового, потом он работал у меня в ЛИС завода, хотел его к себе забрать, но не сумел из-за травмы. Талантливый парень и очень тонко чувствует машину.
        - Как вы оцениваете их работу по переделке машины?
        - Ну, фонарь сработан на коленке, стрелок полностью открыт, и на предельную высоту ему можно только с кислородной маской, но это по бедности. И пулемет требуется посолиднее стрелку.
        - У нас в полку ни одного УБТ просто нет. Этот «ультраШКАС», если помнишь, они штатно здесь в крыле стояли. Когда заявку на пушки выполнили, он и переехал с крыла в кабину. Хотели спарить, но не получилось.
        - Где это тебя так отделали?
        - В крайнем вылете пришлось дважды пройтись над огрызающимися девятками Ju-87 на высоте сто - сто двадцать метров и подставлять брюхо.
        - Красиво разукрасили! А зачем?
        - Контейнер с осколочными гранатами сбросить.
        - А к нам контейнеры еще не пришли.
        - Помнишь первый вариант, который мы испытывали?
        - С деревянными держателями? Конечно, помню! Мы их испытывали, товарищ Сталин, в Воронеже, замечательно по пехоте работают!
        - Да, я уже в курсе. И не только по пехоте. Так что, товарищ Горемыкин, что вы можете сказать про контейнерные бомбы?
        - К нам такая заявка из НКО не поступала.
        - Что вы, товарищ Шкирятов, можете сказать по серийной машине?
        - В условиях отсутствия сильного истребительного сопровождения летчик этого самолета больше похож на смертника, камикадзе. Не знаю, правда или нет, о таких во время халхингольских событий много писали. И деревянное крыло при попадании в него снаряда теряет до квадратного метра обшивки. Иногда больше. Или просто отлетает. Неустойчив продольно, и много приходится работать рулем высоты. Главное, заправочное отверстие одно, и топливо медленно перетекает из заправочной емкости в остальные баки.
        - Товарищ Ильюшин, что вы можете сказать, как быстро вы сможете устранить недостатки «ЦКБ-55» и поставить его на поток?
        - Очень многое зависит от смежников, товарищ Сталин, ведь только-только наладили выпуск бронекорпусов…
        - Их все равно придется выпускать на других заводах, уже бомбят Смоленск, - тихо заметил я, и все замолчали.
        - Что скажете, товарищ Жигарев? - спросил Сталин. - Нашли зеркала в кабине? Молчите лучше! Все понятно, возвращаемся.
        Сталин по дороге молчал, я - тоже. Поднялись наверх, и тут началось! Ох, и крут «хозяин»! Жаль, что поздно. Я сидел тихонечко, чтобы под разборки не попасть. Голос у него тихий, и от этого только еще страшнее становится. Угроз прямых не было, будет действовать по закону. А закон что дышло. Ильюшин со страху пообещал, что через два дня партия в двенадцать машин будет собрана и отправлена в распоряжение товарища Шкирятова. На первом заводе есть двенадцать бронекорпусов «ЦКБ-55». Первый завод - это Москва. Он знал, что делает. Непринятие на вооружение кассетных бомб свалили на Ивана Филимоновича Сакриера, который, наоборот, увидел их действие первым из большого начальства и очень заинтересовался ими. Но в апреле сорок первого он был арестован вместе с бывшим командующим ВВС Рычаговым и помощником начальника Генштаба по авиации Смушкевичем. Так как испытания курировали Сакриер и Рычагов, то после ареста про них просто старались не вспоминать. Пришлось подать голос, и я, как образцовый ученик, поднял руку. Некоторое время на нее внимания не обращали, затем Иосиф Виссарионович недовольно посмотрел в мою
сторону и спросил, в чем дело. «Отпроситься пописать, что ли?» - промелькнула идиотская мысль.
        - Дивинженер Сакриер присутствовал на первых испытаниях, помог оформить заявку, и его АТ-4 должен был стать основным взрывателем на осколочных бомбах. Скорее всего, испытания остановили не потому, что их остановил он, а потому, что его сняли с должности.
        Сталин промолчал, а я сел на место. Точки над i расставлены, теперь будем ждать реакции. Совещание, если его так можно назвать, закончилось за полночь, и ни плюшек, ни пряников я не получил. Тупо отсидел на месте в виде укоризны остальным участникам. Но на этом ничто не закончилось! Как только я покинул дворец, ко мне навстречу вышел тот самый политрук, о котором говорил Щербаков. Я про него попросту забыл.
        - Вас ожидает замначальника ГПУ комиссар 2-го ранга Щербаков. Мне приказано доставить вас к нему.
        Я посмотрел на время - 01:20, и тяжело выдохнул. Но приказы в армии не обсуждаются. И мы сели в машину.
        - Мне говорили, что вы должны были найти моего стрелка и жену. Где она?
        - В гостинице «Метрополь», там Управление селит отличившихся.
        Больше ни о чем не разговаривали. Щербакову я сказал, что совещание закончилось, но никаких указаний от товарища Сталина я не получал и, честно говоря, совершенно не настроен говорить о том, что произошло в воздухе и на земле, пока не выясню позицию товарища Сталина до конца. Тем более это не должно уйти в газеты.
        - Но товарищ Сталин подписал представление на звание Героя Советского Союза, и к ордену Ленина представлена ваша жена, точнее ваш стрелок-радист. Женой она стала позже.
        - Но указа еще нет, и после совещания неизвестно, появится ли он. Вскрылись некоторые, не очень приглядные странички теперь уже истории.
        - Вы серьезно?
        - Да.
        - Вас это касается?
        - Меня персонально - нет. Но еще раз повторяю, товарищ Сталин мне лично ничего о каких-либо награждениях не сказал. Не ругал, но и не благодарил. Давайте подождем до утра.
        - Утро начинается в Кремле в 14:00. Новости, скорее всего, поступят раньше. Так что находитесь в гостинице. Сейчас вас отвезут.
        Так, еще новость! У меня и Аксиньи - разные номера! Сменить удостоверение личности она не успела. Хорошо, что вылетали прямо со свадьбы, и свидетельство о браке было в кармане. Сговорились они все, что ли, так стараются, чтобы мы ни в коем случае не стали супругами. Впрочем, из-за нервотрепки вообще ничего не хочется. Но добился от дежурной перевода нас в один номер - а это принципиально, потому что поселили ее в женском номере и не одну, а меня в мужском, где храпело еще трое товарищей. Сходил в буфет на первом этаже, но там, кроме водки и котлет, ничего нет. Поулыбался хмурой продавщице, в итоге раздобыл шампанское и коробку конфет. Не успели разлить его по фужерам - гости! Ильюшин и Коккинаки с коньяком, фруктами и шоколадом. Ильюшин знакомиться решил, и они каким-то образом уломали дежурную их пропустить. Узнав о поводе для нашей «маленькой пьянки» и что нас прямо из-за свадебного стола утащили в Москву, тут же из номера решили вытащить нас в ресторан. Оказывается, в Москве и тогда существовали ночные рестораны. А у меня приказ Щербакова гостиницу не покидать. Так что остались в номере, но с
гостями. Нашу «малышку» ремонтируют, меняют крылья, фонарь, ставят СПУ-2У, турель с УБТ, новую радиостанцию. Таким образом Ильюшин хочет замять дело. Тут же предлагает вариант «небронированного стрелка», как было в конце сорок второго. Но я ему напомнил, что Сталин приказал доводить «ЦКБ-55», поэтому второй раз подставить вместо коровы козу не удастся, и кончиться все может совсем плачевно. Здесь он со мной согласился, немного погоревав о будущих неполученных рабочими премиях. Просидели они почти час, затем удалились. Настроение устроить вечер со свечами исчезло, так как оба не спали всю прошлую ночь. Да еще и койки узкие и к полу прикрученные. Я проверил. Так что спать пришлось на разных кроватях. Садисты! Не успели закрыть глаза, звонок: Поскребышев, приказано прибыть в Кремль. Время - четыре утра. Ну и режим!
        Спустился, внизу стоит машина - Сталин помнил, что у меня машины нет. Поднимаюсь, сразу рукой показали на кабинет. Кроме Сталина в кабинете Шапошников, Жуков и Тимошенко, доложился о прибытии.
        - Из всего сказанного остался непонятным радиус действия новых штурмовиков, товарищ Шкирятов. Нам требуется силами четырех механизированных корпусов пробить коридор для вывода с Белостокского выступа третьей и десятой армий, которые уже, по оперативным сведениям, находятся в окружении. Сможет усиленная группа ваших штурмовиков действовать на таком удалении от вашей базы? Считая те машины, которые обещал поставить товарищ Ильюшин.
        - Разрешите? - я показал на карту, разложенную на столе и прикрытую калькой.
        Сталин взглянул на маршалов и генералов. Не заметив их возражений, рукой показал, что я могу ею воспользоваться. Я взглянул на масштаб и приложил линейку.
        - До Белостока включительно, но с одной атакой в полной загрузке.
        - Можете познакомиться с планом операции.
        Мне подали листки. Дата, время, рубежи атак, задачи, силы, средства, силы противника, разведанные аэродромы. И ни одной пометки, что где-то действует наша авиация.
        - Это, - я показал на прочерк в таблице, - полностью соответствует действительности?
        - По всей видимости, да, - ответил генерал армии Жуков.
        - В этом случае требуется ограничить продвижение частей 10-й и третьей армий рубежом Сувалки, а лучше Сейни, и ожидать подхода войск с северо-востока. С топливом и боеприпасами. Атака на Сейни предпочтительнее.
        - Что я говорил! - сказал Шапошников.
        - Мы примем это к сведению. Вы сможете обеспечить авиаподдержку прорывающихся частей по обе стороны выступа?
        - Силами одной дивизии - нет. Требуются истребители, средневысотные и высотные.
        - Много?
        - Еще пару полков.
        - Они у вас будут, двадцать шестого в 04:00 Москвы - начало операции.
        - Есть.
        - За работу, товарищи. А вы, товарищ Шкирятов, задержитесь.
        «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» - послышалось мне в тоне Сталина.
        - Вы в курсе, что командующий ВВС Западного особого застрелился в 18 часов 22 июня?
        - Нет.
        - Вы понимаете свою ответственность, товарищ Шкирятов?
        - Отчетливо, - чуть ухмыльнулся я.
        - Что, тяжела шапка Мономаха, товарищ лейтенант?
        - Младший лейтенант, товарищ Сталин. Это ничего, меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Терять мне особо нечего.
        - Берите пример с меня: я тоже никогда Главнокомандующим не был. А войну требуется выиграть. Идите, полковник. Удостоверение получите у товарища Поскребышева.
        «Шуточки у вас, однако, товарищ Глава Ставки Верховного Главнокомандования!» - подумал я, выходя из кабинета. Поскребышев рвет какую-то бумагу и протягивает мне приказ и уже подписанное удостоверение. Смотрю в него: выдано полковнику Шкирятову С. П., то есть фамилии совпадают, звания - не очень. Командующему Особой авиационной группы Северо-Западного фронта, далее ОАГ по тексту. Полномочия - так, мировая демократическая общественность отдыхает, исполнить ее затаенное глобальное желание и отстранить будущего Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза не могу, так как напрямую ему подчиняюсь. В оперативном отношении мной командует «главный мясник». Придется срочно поправлять ножи! С волками жить - по-волчьи выть! Командует совместной операцией двух фронтов генерал армии Жуков, видимо специально отозванный из-под Киева. С полномочиями у меня полный порядок! Имею право привлекать, снимать, отдавать под суд военного трибунала всех военнослужащих, действующих в полосе действий ОАГ. Им надлежит дрожать и слушать. В общем, четвертый после бога и двух командиров. Получил свой «ТТ»,
выщелкнул из запасной обоймы патрон и сунул под петлицу реглана. Чтобы не забыть. Иду пешком от Кремля к «Метрополю». Возле него сидит инвалид с финской, или немецкий шпион, и, несмотря на раннее утро, торгует знаками различия, петлицами, всякой мишурой типа пряжек для ремня, частями портупеи, знаков родов войск. Так сказать, филиал военторга. Знает, стервец, в какое время раздаются пряники в Кремле. Скупил у него все шпалы и две пары пустых авиационных петлиц.
        - Поздравляю, товарищ лейтенант.
        - Не мне, командиру.
        - Ну, все равно поздравляю командира.
        Оставил ему трешку на чай. Точно шпион. Но меня сейчас это не касается. Поднялся на четвертый этаж. Ксюша спит, даже не проснулась - устала, да и выпила ночью шампанского. Белокурые волосы красиво разметались по подушке. Остренькая грудка под белой маечкой соблазнительно торчит, не прикрытая простыней. Правая рука засунута под щеку. Повесил реглан и спустился в буфет. Там привезли пирожные, свежайшие, есть кофе и разнообразные бутерброды. Вот только официантку навязывают, чтобы отнесла. В отличие от меня, она имеет ключ от лифта, поэтому пришлось воспользоваться услугами, но дальше дверей лифта я ее не пустил, подхватив поднос с завтраком в постель. Запах хорошего кофе и черта разбудит, Ксюша непроизвольно запахивает грудь. Ей помогают усесться на кровати и передают пирожное «Метрополь», бутерброды с черной икрой, твердой колбасой, вяленым мясом и чашечку кофе. Правая щека у нее в полоску, щеки розовые - смущена и еще не привыкла к такому пробуждению. Впрочем, это, наверное, повторится не скоро, так что не привыкнет. Свой завтрак расположил на тумбочке.
        - Давно пришел? Я не слышала, как ты открывал дверь.
        - Ты крепко спала. Но пришлось разбудить. Завтракай, и надо добираться на аэродром. Мы улетаем.
        - Но Щербаков сказал, что сегодня состоится награждение.
        - Есть дела более важные, Ксюша, времени задерживаться в Москве совсем нет.
        - Вкусно! Никогда такое не пробовала!
        Я передал ей еще одно пирожное, а она отдала мне часть бутербродов. Я забрал у нее поднос, когда она закончила завтрак. Потом она несколько секунд раздумывала, что делать со мной, ведь ей нужно было вставать. Потом решительно скинула простыню, показав длинные и ровные ноги, скинула их с кровати и встала. Я стал рядом и поцеловал ее. Фигура у нее что надо! Такую фигуру и в форму! Это издевательство над женской натурой.
        - Доброе утро! И с началом нового дня! - я разжал объятья, потому что это могло затянуться на очень долго, а приходилось поспешать. Ксюша красиво и грациозно потянулась, продемонстрировав поднявшиеся за руками красивые небольшие груди с острыми сосками. Взяла со спинки кровати лифчик и, отвернувшись, подцепила его.
        - Застегни, пожалуйста!
        Крючков и пластиковых застежек не было, две белые пуговицы и довольно тугие петли. Она прошла в туалет, которым, к счастью, был оборудован номер, и через несколько минут мы вышли из номера, сдали ключи и расспросили дневальную, как добраться до Центрального. На выходе «инвалид» внимательно посмотрел на мои петлицы: лейтенант, как и было. Ох, неспроста тут сидит этот инвалид. С регланами в руках - было жарко - мы подошли к остановке и минут пять ждали первый автобус. Движение только начиналось. В половину седьмого мы были в ангаре. Бригадир слесарей сообщил, что им осталось полчаса и что можно начинать подготовку к вылету, самолет они нам подготовят. Отнесли карты в штурманскую часть, сообщили в Кубинку, что вылетаем, я составил заявку и расписался в журнале регистрации полетов, получил каналы связи и позывной. Выходим из здания КП и идем к ангару.
        Часть 5
        Здесь доверяют только проверенным
        Перед ним стоит автобус с военными номерами. Вошли в ангар, а там целая делегация: Щербаков привез награды и вручил их нам, нас несколько раз сфотографировали, но Щербаков сказал, что мои снимки будут отретушированы перед публикацией. И не будет указано, за какие заслуги вручена медаль Героя. Выкатили самолет, осматриваем его, еще одна делегация - Жуков остановился возле машины.
        - Будешь раньше меня, займись комплектацией группы. Почему у самого не все затребовал? Голой жопой воевать собрался.
        - Буду позже вас, товарищ генерал армии, у меня две промежуточные посадки - в Кубинке и в Вегайцах.
        - А в Кубинке зачем?
        - У меня ни одного патрона.
        - Твою мать!
        В бомболюки погрузили свежие газеты «Правда» и «Красная звезда», кстати, с Указом о награждении. Проследил, чтобы не напихали слишком много. Осмотрел самолет, расписался в журнале и запросил разрешение на запуск, сунув одну из газет под спинку парашюта. Неожиданно быстро получил добро на запуск и прогрев на рулежке. Меня выпроваживали, освобождая место для взлета «ПС-84» и прикрытия Жукова. У них боеприпасы, само собой, присутствовали. Взлет-посадка. Правда, на этот раз никто не сопровождал до Кубинки. Там ставлю машину на стоянку, и приходится ждать вооруженцев.
        В подвале «Правды» опубликовано об аресте бывших ответственных работников Жигарева и Яковлева. Хоть и по делу, но я им не завидую, совсем.
        А Ксюша прикольно смотрится с громадной пулеметной лентой для УБТ, которую ей самой приходится спускать в кабину в новый ящик. На крыльях возятся вооруженцы, раскладывая шесть тысяч выстрелов для «ультраШКАСа» и триста выстрелов для пушек. До Верайцов летим без РС. Обязательный долив топлива, стоим неподалеку, наблюдаем, как медленно это делается. Затем заправщики затирают маленькие разливы, и машина готова. Восьмерка, которая сопровождала меня сюда, усохла до пары. Так втроем и стартуем в сторону Белоруссии.
        По дороге меня вовсю развлекала Аксинья. Теперь ей для этого достаточно нажать на кнопку. У меня новое кресло, и у нее - тоже. Вместо сплошной брони между кабинами толстое 68-миллиметровое бронестекло, а головы у обоих дополнительно закрыты сферическим подголовником, достаточно просторным, чтобы шлемофоном не цепляться. Надо еще переделать немецкий шлемофон под наши «папа-мамы», и будет совсем хорошо, а то в нашем «летнем» недолго и тепловой удар получить. Ксюша ржет над тем, как ее встречали в ГПУ, рассказывает смешные истории, которые произошли вчера, но в зеркале вижу, что головой постоянно крутит и осматривается. Доклады об обнаруженных целях идут регулярно, так что я ее не прерываю. Вообще-то мы с ней хорошо если десятком-другим фраз с момента знакомства успели перекинуться, а в остальном и я для нее, и она для меня совершенно темные лошадки. От ГПУ разговор плавно перешел к семье, она - старшая дочь, есть еще две. Жили в Крыму, а после сентября тридцать девятого отца перевели на западную границу. На заводе работает второй год, работа ей нравится, тем более что удалось осуществить мечту и
начать летать, пусть и стрелком. Заканчивала аэроклуб при заводе и должна была получить удостоверение летчика, надеялась стать испытателем ЛИСа.
        - А у тебя парень был?
        - Был, теперь уже был, он в Каче учится. Ой, неудобно получилось, я же ему еще не написала, что замуж вышла.
        - И не пиши, не расстраивай человека. Адрес у тебя сменился, поэтому никакие письма уже не дойдут. Не жалеешь, что так скоропалительно вышла замуж?
        - Я не знаю, что со мной произошло. Обычно я очень долго схожусь с людьми. Здесь еще и специфика работы сказывалась. Пытался за мной ухаживать один товарищ с завода, но у нас ничего не получилось. Как стена встала. А ты ни одного знака внимания мне не оказал. Вообще. Все сухо, чисто по делу, да еще сказал, что я тебя не интересую. Я считала, что тебе худенькие не нравятся.
        - Нет, фигура у тебя замечательная!
        - Правда? Мне все вокруг говорят, что я худышка и грудь маленькая.
        - Не маленькая, а аккуратная.
        И уже нажав другую кнопку:
        - Восьмой - ноль первому. Справа, час, выше два - группа самолетов.
        - Ноль первый, принял, наблюдаю.
        «Чайки» перестроились, заняв позицию впереди меня.
        - Что там? - спросила Аксинья.
        - Пока не видно, четверка какая-то. Наши так не летают.
        Но самолеты оказались нашими, «Ил-4», возвращается «девятка» из дальней авиации.
        На подходах к Верайцам приказал уйти на бреющий, так около часа и летели. На этой высоте не поболтаешь!
        В Верайцах выгрузили газеты из обоих внешних и подвесили восемь РС. Руки бы, сволочам, поотрывал! Пришлось пассатижами править мятые «крылышки»! Раскрываемые так и остались на бумаге! А ведь все оформлено, и даже патент выдали, только все остановилось непонятно, вернее понятно, на каком уровне. Абвер форева! Не удивлюсь, если это уже там.
        - На хрена такое дерьмо повесил?
        - Своим править не успеваем, - буркнул пожилой вооруженец и свалил.
        Я в эскадрилье «правилку» сделал, которая одним щелчком их и правит, и закручивает под углом два градуса. Здесь это никому не нужно, есть же пассатижи, ну и что, что полетит криво? Наконец, дозаправились и взлетели. Время идет, а оно бесценно, но связью не воспользуешься, по местным нормам я никто и звать меня никак, так как в командование группой не вступил, не расписался в соответствующих журналах и не получил право доступа к ВЧ, свой позывной и код. Поэтому и приходится гнать лошадей. Хорошо, что обслуживают быстро, кстати, из-за газет. Их чуть ли с руками не отрывают. Дела на Западном совсем плохи. Легкая паника видна невооруженным глазом.
        Срываемся и уходим на предельно малой высоте на Кейданы, курсом двести шестьдесят два. Маршрут я проложил так, что ни одной деревни под нами нет, никакого ВНОС не будет, если только случайно кто обнаружит. Каналы наверняка вскрыты противником и читаются как книга. По ним и наводят свои «мессеры». Где-то у Бряслава войдем в зону их действия. Слева они уже могут иметь аэродромы или площадки подскока. А пара «чаек» и «Ил» для них семечки. Вот и прижимаемся к верхушкам леса. Режим огибания местности в местном исполнении. В районе игналинских озер слева шел воздушный бой, но мы проскочили тишком и низом. У Свентожи последовал запрос позывных от операторов родного «Редута». Бдят! И это здорово!
        Проскакиваем последние километры и с воздуха обнаруживаем большое количество танков. А летаем тут не только мы! Ju-86 нам попросту не достать. Бардак! Сажусь и заруливаю к своему капониру, но он занят! В нем стоит какой-то ПС. Мне дают отмашку рулить к лесу у Смилды, что совсем мне не нравится, и я направляю машину обратно и рулю прямо к стоянкам напротив штабной землянки. Что-то командира Особой не так встречают, как положено! Где почетный караул? Где оркестр, в конце концов? Начинаю злиться на устроенный бардак. Операция еще не началась, но диспозиция уже у противника. Так в войнушку не играют!
        - Ксюша, скажи, чтобы под сеть затолкали.
        По-прежнему ни одного встречающего. В Верайцах, пока перезаправлялись, свои кубики успел поменять и на реглане, и на гимнастерке на кучу шпал. О, бежит встречать! Никак дежурный! Орет на ходу:
        - Лейтенант, какого хрена свою корову сюда припер? Убирайся на назначенную стоянку! На губу захотел? - это майор Туровцев, помначштаба, и с повязкой дежурного по аэродрому. Я остановился, подбоченился, распахнув при этом реглан. Ха-ха! Кто из нас, интересно, сейчас на губу пойдет? Блестящая звездочка с орденом Ленина привлекла внимания больше, чем петлицы, густо усаженные шпалами.
        - Найдите место для стоянки поближе к штабу. И не слышу доклада, товарищ майор!
        Красную рожу полноватого майора надо было видеть!
        - Товарищ полковник, 61-й штурмовой полк проводит боевые вылеты в районе Ковно - Тильзит, личный состав рассредоточен по аэродромам подскока. Здесь на аэродроме располагается штаб оперативной группы товарища Жукова.
        - Здесь в первую очередь располагается штаб Особой авиационной группы. Прибыл ее командующий, а его никто не встречает. Его машину засовывают куда-то в задницу… Что за дела, товарищ майор?
        - Нас не предупреждали об этом.
        - Ладно, распорядитесь, чтобы машину убрали в капонир, кстати, кто мою стоянку занял?
        - Борт товарища Жукова.
        - Переместите куда-нибудь. Мне там привычнее.
        - Но как же, это же самолет генерала армии!
        - Он что, там в него садиться будет? А её экипаж точно из полковников не состоит. Это мой капонир.
        - Есть, товарищ полковник! Сейчас организую.
        - Пусть ракеты снимут и заменят на наши, и там в бомболюках - газеты утренние. Разгрузите и отправьте на аэродромы подскока.
        Так, одного построил! Но это мелкая сошка. Все остальное впереди. В штабной землянке пусто, кроме дежурного по штабу, никого.
        - Где Мамушкин?
        - В штабе, его там дрючат уже пару часов, - ответил капитан Никольцев, с которым у меня были очень хорошие отношения.
        Вышел и пошел к зданию штаба. Совсем бояться налетов перестали! Не дело! Крыша у штаба оцинкованная, и никто ее так и не покрасил. Сверкает, как медный грош прямо со станка.
        - А, прибыл, лейтенант! - громогласно объявил генерал Жуков. - Ну и бардак здесь у тебя!
        - И я даже знаю, кто его устроил! Степан Наумович! Шифровальщика сюда вызовите, пожалуйста! Шифруй! «Москва Кремль товарищу Сталину точка прибыл на место, запятая, план сосредоточения войск стал известен противнику из-за несоблюдения элементарных правил маскировки силами 3-го мехкорпуса. Точка. Отсутствует транспортная авиация, запятая, не подготовлено топливо к переброске окруженным частям. Точка. Приданные силы Особой авиационной группы по-прежнему работают по старым планам Ковно - Тильзит. Точка. Готовлю штурмовые удары в районы Пренай, запятая, Алитус. Точка. Командующий Особой авиагруппой полковник Шкирятов». Отправляйте.
        - А кто тебе сказал, что план известен противнику? - взревел Жуков.
        - Степан Наумович! Разведчик в 04:30 пролетал?
        - Конечно! У него расписание.
        - А я с высоты пятьдесят метров все машины сейчас пересчитал. Они что, на маневры сюда прибыли? Не в курсе, что противник за ними наблюдает и здесь под каждым кустом сидит агент абвера? В войнушку решили поиграть? Это не войнушка и не маневры, и противник у нас очень серьезный. Гот сейчас уже разворачивает свои силы против обнаруженного корпуса. Мы и так у него занозой здесь сидим, а тут к нам танки подтянули. И вместо того чтобы наводить порядок в собственном огороде, тут моих людей строят. Ионова вызвали?
        - Нет, сам приедет.
        - Степан Наумович, распорядитесь пригласить командующего ВВС фронта. И связь с Мирошкиным где?
        Мамушкин показал рукой на угол. Я ушел туда и связался с Зибулями. Мирошкин в воздухе, на месте Николай Мальцев.
        - Коля! Организуй разведку участка Пренай - Алитус - Вильно. И готовь к вечеру машины в район Белостока, и с немецкими, и с нашими движками. Сейчас тебе доставят приказы, которые необходимо отправить командирам двух корпусов - 17-го и 6-го, и командованию двух армий - 10-й и 3-й. Мирошкину передай, чтобы сворачивал работу и шел домой. Направление работы срочно меняется. Как понял?
        - Понял, направляю.
        - Товарищ генерал армии! Направлена разведка в треугольник Пренай - Алитус - Вильно в целях предотвращения флангового удара по нашей группировке. Работа в направлении Ковно - Тильзит остановлена, группа в течение часа будет перенацелена на направление действий по деблокаде Белостокского выступа. И, товарищ генерал, этот домишко виден на сотню километров в округе. Для штаба он совсем не годится.
        Вошел шифровальщик: «молния» на имя генерала Жукова и полковника Шкирятова.
        - Давай! Успел нажаловаться!
        Прочитав, передал мне и приказал всем выйти. Мы остались один на один.
        - Вот что, Шкирятов, давай по-честному, ты всерьез считаешь, что операцию удастся провести?
        - Если не пороть горячку, то да. Очень жаль, что Генеральный штаб не обратил особого внимания на скрытность переброски войск. Теперь к нашим баранам: с одной стороны, для меня это хорошо, что нас обнаружили. Гот не рискнет рыпаться на Вильну, пока у него на левом фланге мехкорпус. Но, товарищ генерал, 12-й корпус необходимо перебрасывать скрытно. А я буду долбать колонны Гота. А строить меня не надо. У нас цели и задачи разные. Вас отпустили, а меня оставили, помните?
        - Ну, помню.
        - Знаете, что он мне сказал?
        - Нет, конечно.
        - Он напомнил мне, что командующий ВВС округа застрелился в 18:00 22 июня. Я думаю, что Птухин сделает то же самое. И Ионов тоже бы застрелился, если бы не действия моей группы, но немцы уже под Либавой. В общем, вот здесь у меня лежит «последыш», и мне терять особо нечего. Мы это сделаем, лишь бы снабжение не подвело, но это уже больше по вашей части.
        - Ладно, полковник, настроение мне твое понятно, вот только сил у тебя маловато. И там ничего не попросил.
        - А там ничего и нет, мне «ЛаГГи» нужны, а их на Дальний Восток отправляют.
        - Вот это решаемо. Обещал же он два полка.
        - Обещал, только где их взять. Ладно, вы все-таки переберитесь отсюда. Слишком заметное сверху здание. А я пойду посмотрю, сколько машин собрано. Разрешите идти?
        - Не держу.
        Я вышел из зала связи, увидел Степана Наумовича.
        - Степан Наумович, разрешите?
        - Слушаю вас.
        - Может быть, прогуляемся до ПАРМа?
        Он пожал плечами. Не думаю, что такая перемена позиций его устроила, но деваться некуда, 61-й полк, 7-я и 8-я САД переданы в Особую группу. Приказ об этом уже получен. Не было указано, кто группой командует, но упомянут личный Представитель Ставки. То, что им оказался бывший младший лейтенант 61-го полка, вызывало определенные «но».
        - В группе должен быть толковый замкомандующего, который возьмет на себя все тыловое обеспечение, связь и тому подобное. Группе поставлена задача обеспечить воздушную поддержку прорыва из окружения двух армий, находящихся на Белостокском выступе. В кольце немецких войск. От Ковно до Августова - сто тридцать четыре километра. Сил у нас немного, примерно полнокровная дивизия, может, чуть побольше. Основной ударной силой будет наш полк: наших семнадцать машин плюс сорок, которые собираем, и из Москвы завтра должны прилететь еще двенадцать.
        - У нас шестнадцать машин, Грушин погиб. Над целью засбоил мотор, Михалыч приказал выходить и четверке его прикрыть. Двое из «ястребков» выйти из боя не смогли. Тройку перехватили «охотники» и всех сбили.
        - Вечная память. Первым в полку.
        - Не первым, шестым, это в твоей группе первый. Так ты говоришь, замом? Ну, деваться некуда. Как там, в Москве?
        - Долго рассказывать. Устал. Нервная там обстановка. Арестован Жигарев, снят и арестован Яковлев. Приказано доводить «ЦКБ-55» до ума, и дальше будем получать двухместные машины в старом корпусе. Но когда это будет, неизвестно. Двенадцать машин идут собранные в старых бронекорпусах.
        - Ну вот, собираем. Тридцать два готовы. К вечеру закончим остальные. Из Зибулей прислали восемь человек, они облетывают. Двенадцать человек пересадили, зачеты сданы. Сегодня должны и остальных пересадить, вот только количество истребителей уменьшается. Тришкин кафтан какой-то. Ноги укрыл - плечи мерзнут.
        - Вон Ионов летит, за счет других полков будем затыкать дыры. Всех безлошадных сюда сгоним. Пойдемте встречать, Степан Наумович?
        - Ну, да. Начальства развелось, плюнуть некуда!
        С Ионовым ссориться не пришлось, он прочел удостоверение и приказ Ставки, понял, что судьбу генерала Копеца он не повторит, поэтому согласился срочно перебросить сюда зенитную артиллерию и транспортники и передать всех безлошадных в Особую группу. К 16:00 Жуков обещал перебросить дизельное топливо и бензин для танков, тару и людей для организации воздушного моста в Белосток.
        Тут прилетел Николай с данными по треугольнику: все три моста в Алитусе целы, в городе немцы, танки на правом берегу Немана. Колонна танков движется к Ковно по грунтовой рокадной дороге. Кампфгруппу он засек. Я показал большой палец и созвонился с Зибулями. Через тридцать минут взлетаем.
        Мою машину переснарядили кассетами и подвесили все шестнадцать ракет РС-82. Гришин и Петров уже находились здесь. У Петрова только тридцать пять «ишачков», которые тоже пойдут под Алитус, у Гришина полк Бобрика и полк Путивко: «ишаки» и «МиГи». К вылету готовы. Группа собралась у Ионавы. Построение - этажеркой. «Илы» и «чайки» внизу, сверху тридцать шесть «ишаков» и еще выше двадцать восемь «МиГов». РЛС видит несколько машин в районе Преная, дальше не достает, нужно сменить место, но не сейчас.
        Я нашел дорогу, и мы идем над ней. Коля летал на бывшем немецком «шторьхе», так что нас не сильно ждут. Другая авиация там не летала. Колонну прикрывало двенадцать «мессеров», но их сумели утащить на виражи «ишаки», а мы поймали колонну у входа в Визионскую рощу. Колонна жутко пылила, поэтому не смогла нас обнаружить. Южный ветерок помог. Шестнадцать машин прошлись над ней, сбрасывая кассетные бомбы, как противотанковые, так и осколочные. Затем тремя заходами отработали эрэсами. Вторая волна штурмовиков, где летели почти сплошные «перворазники», отработала 50-килограммовками по второй колонне, где в основном была пехота. Три штурмовика получили повреждения и ушли домой, но под прикрытием. Было немного странным для остальных летчиков, что немецкие истребители от боя уклонялись. Ждали отставших и поврежденных. Возле них они проявляли активность, но если прикрытие не ошибалось, то все заканчивалось благополучно. На возврате один из «Илов» сел на вынужденную и был сожжен «мессерами» до того, как приехала техпомощь. Во второй вылет с нами пошло три девятки «СБ» и «АР-2» 46-го полка фронтовой авиации,
которые смогли разбомбить один из трех мостов, потеряв шесть машин над Алитусом. Мосты хорошо прикрыты зенитной артиллерией. Там ее много.
        Но день оказался полон неожиданностей! Ближе к вечеру я уже еле ноги переставлял после двух бессонных ночей и трех вылетов подряд, забрался в комнате на кровать и уснул. Честно и откровенно послав все подальше. Ночью опять предстояло лететь к этим дурацким мостам. Два из них продолжали функционировать.
        Поспать дали чуть более часа. На аэродром приземлилось шесть «ПС-84», которые привезли дивинженера Сакриера и опытную партию тех изделий, которые испытывались до апреля сорок первого на полигонах Управления снабжения и вооружения ВВС. Ну, внешне Сакриер выглядел не лучшим образом. Он сидел возле колеса «ПС-84», но на нем была форма. Мне были переданы грузовые документы на содержимое самолетов. Отряд машин прибыл в наше распоряжение из Москвы. Требовалось их разгрузить и использовать для переброски топлива и других грузов. Он не стал здороваться, отдал честь первым и спросил:
        - Машины есть? Подавайте машины и людей на выгрузку.
        - Что здесь?
        - Взрыватели АТ-4 на двух бортах. Контейнеры на одном борту, остальные идут литерным. И ракеты РС-82рк с направляющими для «Ил-2». По сорок восемь на машину. И необходимые приспособления для пуска этой модификации с крыльевых установок. До сорока восьми ракет.
        - Сколько установок?
        - Двадцать восемь, на четырнадцать машин. Обещали срочно изготовить партию на шестьдесят четыре машины. Почему столько, мне не известно. Вчера ночью чертежи ушли на завод. Сюда я, собственно, для того, чтобы обучить вооруженцев обращаться с взрывателями и снаряжать кассеты, показать, как ставить пусковые установки и подвешивать на них ракеты. Потом обратно в Москву.
        - Так вас освободили?
        - Не совсем, но к исполнению обязанностей я приступил, так же как и Таубин. Соберите людей, времени, говорят, у нас совсем мало. Когда успел? - он пальцем показал на звезду.
        - Двадцать второго - двадцать третьего.
        - Неплохо для начала.
        Я показал в направлении классов для занятий, и он попросил меня помочь донести ящики. Одна рука у него не работала. Чекист пошел за нами, помогать он не стал. Благо не так далеко. Так что утром будем испытывать полностью ракетный «Ил-2».
        Если со взрывателем ни у кого особых вопросов не возникло, внешне он выглядел абсолютно точно как верхняя часть УЗРГ, остальная суть спряталась внутри и была понятна, то удлиненная «труба» без выступающих «крылышек» вызвала аплодисменты. Из-за них, проклятых, ракеты летали куда хотели. Без взрывателя ракета была «инертной» и «безопасной», поэтому «перегружали» ее не шибко аккуратно товарищи красноармейцы. В итоге, после многочисленных перегрузок, стальные выступающие крылышки оказывались смяты так, как бог на душу положит. Их правили в основном пассатижами. Я, да и другие «умельцы» делали приспособы различные, чтобы их расправить и даже подкрутку дать. Но далеко не всегда эта приспособа оказывалась под рукой.
        Эта модификация была круглой, без выступающих частей. Шесть довольно длинных, складных крыльев были прикрыты специальным стаканом, который улетал назад, а стягивающаяся нитка перерезалась в момент схода ракеты с направляющей. Крылья раскрывались под строго определенным углом, придавали ракете вращение с довольно значительной скоростью и стабилизацию в полете. Дополнительной изюминкой являлась новая боевая часть с двумя запалами, как и прежде для ОФ, но с готовыми осколочными элементами, и кумулятивная - для стрельбы по бронетехнике и дзотам. Ракета была длиннее на треть, по весу тяжелее на девятьсот граммов, из них шестьсот граммов приходилось на вес новой боевой части. По весу заряда она равнялась 132-миллиметровой ракете. Температура осколков при разрыве почти тысяча триста градусов. Вместо одного орудия РО-82 устанавливалось три, так как размах крыльев старой ракеты был двести миллиметров. Всего сорок восемь штук, по двадцать четыре на крыло. Дальность стрельбы не изменилась и составляла шесть километров сто метров. Сама установка запитывалась от стандартного ЭСБР-3п(РО). Стрельба велась
поодиночке, разнесенной парой, тройкой, через одну, шестью ракетами или все двумя залпами через одну. В общем, все, что я хотел, было воплощено в металл. Это предстояло проверить на войсковых испытаниях. Полигонные на самолете «Ил-2» были завершены на семьдесят два процента, потом встали из-за ареста.
        Я спросил у Ивана Филимоновича, сколько новых ракет привезли и сколько их выпущено.
        - Привезли мы только то, что было на складе: триста двадцать штук. В Ленинграде, на Арсенале, вся необходимая документация имеется, одна из линий была настроена, там дополнительно всего несколько операций. К сожалению, сказать о том, выпускаются ли они сейчас, я не могу. Приказ о выпуске Народным комиссариатом боеприпасов существует, но ему еще суток нет. Горемыкин вчера подписал. Ждем.
        - Тогда вешайте на мою машину, у меня ЭСБР-3п(РО) стоит. Он у нас не на всех машинах. Больше половины имеют один ЭСБР-3п.
        - Значит, требуется дополнительно монтировать второй. Какие ракеты грузить?
        - Осколочно-фугасные с готовыми элементами. Предстоит работать по МЗА и прожекторам.
        - Тогда, товарищи, приступим. Я, к сожалению, пока только пальцем могу показывать, куда и как ставить.
        Я добрал еще полтора часа сна, затем более получаса меня инструктировали, как пользоваться моей же установкой, поставил везде подписи о внеплановом инструктаже, а как же: «бухгалтерия» и «бюрократия». Теперь, если я не вернусь, то сам допустил ошибку - «человеческий фактор» и «ошибка пилота». Пять машин загружено парами бомб, а моя - сорока восьмью ракетами. Подсвечивать нам будет «СБ» из 46-го СБАП, экипаж которого посмотрел на нас как на сумасшедших - штурмовка, и ночью! Ниче, парень, ты у нас главным отвлекающим поработаешь, ты, главное, шуми побольше и свети поярче. И не упади не вовремя!
        «Редут» к тому времени сменил место дислокации и отъюстировал антенну на новом месте. Ему бы гирокомпас поставить, чтобы курсы давал, а не курсовые углы, но сельсина у него соответствующего нет. Не предусмотрен.
        Все, проинструктировал ведомых, отдал приказ, доложился в Ставку, что вылетаем. Ждать ответа не стал, взлетел. Уже в воздухе получил ответ Сталина. Не спит, как и мы. «Редут» немецких ночников не видит, подходим по графику. Сорок шестой полк старается, все это осиное гнездо разворошил. Ни хрена себе, сколько прожекторов и зениток наставили! Понимают, стервецы, что все на этих двух ниточках держится. С высоты пятьсот вхожу в пологое пикирование. Дальномер бы! Но приходится работать по ориентирам. Справа от моста - аэродром, на котором явно готовят «ночников» к вылету. Сработала ОАБ, и я вижу «мессера» на взлетке. С трех с половиной километров атакую его ракетами. Трассера нет, виден только хвост пламени, а я перенавелся на батарею осветителей. И послал туда пару. Отворачиваю, доклад Ксюши: два взрыва на аэродроме, два прожектора погасли, на аэродроме - пожар. Столбы прожекторов заметались. Кто-то, видимо, услышал звук моего мотора. ОАБ погас, пока, кроме прожекторов, ни фига не видно. Аккуратно разворачиваюсь, мои еще далеко, работаю я и «СБ». Его захватил прожектор, и заговорила батарея
88-миллиметровых. Резко доворачиваю и пускаю три раза по паре ракет. Затем опять по прожекторам, которые его поймали.
        - Спасибо!
        Он, гад, меня еще и сдает! Стучу пальцем по кнопке рации: «Молчи, самка собаки!» Медленно выкручивается, увалень! Проходит почти пять минут, еще раз ОАБ. Так, «месс» на месте, похоже, не взлетел, рядом что-то горит. Прожектор работает один, захожу на него, пуск. И тут же слышу:
        - Сброс! - это Михалыч.
        Два взрыва, похоже, двойных. Эх, подсветить бы! Блин! Фотаб! Промаргиваюсь с отворотом. Предупреждать надо! Но «СБ» на боевом, еще раз вспыхнул ОАБ, и через минуту Паша сказал:
        - Сброс.
        Тоже два взрыва. Пять минут маневрируем, у немцев все погасло. Но загорелись огни на аэродроме. Ни хрена не вижу, но бью в район их старта. Опять фотаб, и опять без предупреждения, сволочь.
        - Оба в воде, я - домой.
        - Свечку сбрось!
        - Бросаю.
        Взрывы на аэродроме впустую, огни погасли, кто-то взлетел. Но мы отходим. Работать без осветителя невозможно, а этот - слишком медленный. Снизились и идем домой. «Редут» поймал немца, он сзади и много выше. Пусть полетает. Доклад в Москву через штаб группы: мосты через Неман у Алитуса уничтожены.
        Пуповинку мы у Гота оторвали. Утром зачистим! Могут сразу начать наводить понтоны. Они ребята упертые. У меня открыт один бомболюк. Курс держать неудобно. Но это мелочь. На земле разбремся.
        - Ксюшенька, ты как?
        - Люблю тебя, чисто!
        Да, с любовью у нас при такой работе напряженно. Только по СПУ. А самолет решил в прятки поиграть: при посадке бомболюк закрылся.
        На земле немного грустные новости: приказ удалось передать только в два штаба - 17-го мехкорпуса и 3-й армии. Штабов 6-го корпуса и 10-й армии на найдено. Армейский приказ передан 6-му кавалерийскому корпусу, а штаб 3-й армии обещал найти свой 6-й мехкорпус. За ночь выполнили тридцать один самолетовылет с топливом для Т-34 и КВ. Бензин для старых танков прибыл только к утру, когда возить было уже слишком опасно, транспортников было слишком мало, да и раскрывать операцию мы не рвались. Из-под Ленинграда в наш адрес вышли еще машины 5-го воздушно-десантного корпуса. В котле техника стоит без топлива, армейских запасов на сутки не хватило, а склады в Белостоке и Бресте сожгли.
        Ночью вернулся из частей Жуков - охрипший, серый от усталости и впечатлений. И это здесь, где относительно хорошо и оборона держится. Ввалился в штабную землянку, адъютант быстренько налил ему почти стакан коньяку, тот мотнул головой, появился второй стакан, и налили мне. Капитан извлекал из мешка закуску, сдвинув карты, нарезал все прямо на столе.
        - Давай!
        - Не могу, мне на вылеты.
        - Пригуби - за мосты и за удачу. Она нам потребуется.
        Затем начал диктовать начштаба группировки диспозицию и рубежи частей прямо по памяти. Минут через сорок закончили, зашифровали и отправили в Москву. После этого сел закусывать и еще «злоупотребил».
        - Ох, все на ниточке держится, но твои вовремя и качественно сработали на левом фланге, щаз бы такое началось! Противотанковая оборона здесь отсутствует. Чем люди занимались всю весну? Сколько бумаг сюда отправляли! Что будешь делать?
        - Сейчас готовим вылет всем составом с рассветом на Алитус. Наверняка там скопление будет, отработаем по нему.
        - Что с коридором на Сейни?
        - Войск полно, они еще не тронулись, как следует, Августов держится. Им не на Сейни отходить надо, а на Гродно.
        - У нас приказ!
        - Приказ приказом, а передать этот приказ 10-й армии не удалось. Средств для форсирования многочисленных каналов у 3-й армии нет. Так что на Липск и на Гродно, а мы, не пересекая Неман, ударим на Гродно с севера и отрежем передовые части Гота, ушедшие к Минску. В Гродно целы мосты, и техника сможет уйти через Неман, если немцы не подорвут. Вот этот лесок набит войсками так, что плюнуть некуда. Атаковать Сувалки - нет переправочных средств. А тут - чистое поле, где моим штурмовикам удобно работать по артиллерийским позициям.
        Жуков молотил пальцами по столу, нарушать приказ Ставки ему не хотелось, но он понимал, что в моих словах доля правды есть.
        - Утро вечера мудренее, - резюмировал он и ушел на ВЧ, которое по-прежнему находилось в здании штаба полка.
        К утру он передвинул 3-й и 12-й мехкорпуса в леса и рощи между Ковно и Вильно. Забрав из 8-й армии 12-й мехкорпус, он фактически оголял правый фланг, но других войск не было, они все находились в кольце. Снабжение немецких войск не прервано, хотя цепочка чуть удлинилась. Теперь оно шло через Гродно. Либава еще держалась. Зубки у Гота мы выдернули, и он был вынужден маневрировать, чтобы поддерживать наступление и там, и там.
        Утром мы пошли на вылет, а вместо нас начали приземляться два обещанных Сталиным полка истребителей. Один из Ленинграда на «МиГ-3», второй из-под Смоленска на «Як-1». Теперь у нас четыре полка истребителей и почти шестьдесят восемь «чаек», на которые пересадили безлошадных, собранных со всей армии. Слетанность, конечно, нулевая, приходится много орать в воздухе в момент сбора группы. Наконец, уходим к Алитусу.
        Сто двадцать шестая стрелковая дивизия героически удерживает Пренай, ведя бой в полуокружении. Они сами успели взорвать мост еще 22 июня. Триста шестьдесят шестой, 550-й и 595-й полки неполного состава держат правый берег, не давая немцам переправиться через Неман в этом районе. Там по левому берегу отработал 46-й бомбардировочный полк. А мы пошли дальше, наша цель - станция Алитус и огромный склад леса, из которого немцы городят новый мост через Неман, ну, и сам мост, по которому начали работать «чайки» бомбами с пикирования. Мы же утюжим набитые техникой улицы и дороги, склад горит, на него сброшено большое количество «КС». Немцев в городе очень много, не меньше двух-трех дивизий. Все улицы буквально забиты автотехникой. В воздухе тоже изменения, кроме зеленого «туза червей», которых мы щипали до этого, появились «мессера» с черным тузом пик. Но тактика не изменилась. В драку особо не лезут, стараются бить на отходах зазевавшихся и отставших. Сегодня у нас довольно большие потери в «чайках», более десятка «чаек» оторвались от группы, на выходе из атаки на переправу. Их ведущий почему-то не
слышал моих команд и никак не отреагировал на предупреждение об атаке «мессов» сверху. Похоже, что отказала или он выключил радиосвязь.
        Возвращаемся с пустым боекомплектом - и ШКАСы, и пушки пусты. У Ксюши осталось только штук пятьдесят патронов на всякий пожарный, тоже работала по земле на выходах. Настороженно осматривает небо, так как самолетов много и можно пропустить внезапную атаку. Все, распускаю группу, заходим на посадку. В воздух поднялась шестерка «Яков» нас пасти. Летают по старинке, тройками. Но РЛС работает, так что это просто перестраховка - вдруг чужой затесался. Я их отправил на посадку и провел занятие по тактике с новыми полками. Полки радиофицированы, но жалуются на плохую работу радиостанций. Приказываю поставить мощные конденсаторы на цепь питания и заземлить их. По возможности экранировать высоковольтные провода двигателей. Начали подбирать им площадки для рассредоточения, иначе нас немцы достанут. К двенадцати приземлились новенькие «Илы» с испытателями первого завода, и их командир с ходу заявил, что они только перегоняют машины, что им требуется самолет в Москву.
        - На, читай, сейчас подойдут стрелки из 9-го СБАП, и вся группа идет на боевой вылет вместе с нами.
        - Вы не имеете права, это самоуправство, мы - испытатели.
        - Так, ты мне не нужен, ташкентский герой, ты и технику, и людей угробишь. Идешь в штаб, получаешь отметку в командировочном и пинок под зад, да такой, чтобы до самого Ташкента почесывался. Вон отсюда. Еще ташкентские герои есть?
        Летчики попереминались с ноги на ногу, но больше никто ничего не сказал. Их пересадили на одноместные «Илы», а их машины заняли уже обстрелянные летчики. Людей, освоивших новую машину, у меня не было, и пусть обо мне пойдет такая же слава, как о «мяснике Жукове», я переживу. Право привлекать всех для выполнения задания у меня было. Кстати, до Москвы этот герой так и не доехал, а ребята туда вернулись почти все. Один погиб при посадке с пробитыми колесами.
        Получившиеся фотографии налета посмотрел Жуков, подошел к БОДО и отстучал что-то кому-то.
        - Сколько твои будут переснаряжаться?
        - Два тридцать.
        - Даю четыре часа, и мы начинаем. Вот, смотри!
        Действовал он по-своему, вовсе не так, как говорили ночью. Два мехкорпуса и две моторизованные дивизии пойдут на Алитус, оттуда на Гродно. Третья армия продолжает удерживать Августов, туда же для усиления перебрасывается 17-й, 6-й мехкорпуса и 6-й кавкорпус. После взятия Алитуса все части начинают штурм Гродно с двух сторон. Моя задача за ночь перебросить максимально возможное количество топлива под Августов.
        - Ставка план утвердила, 10-я армия должна продолжать удерживать районы фронтовых складов артвооружений и боеприпасов. После взятия Алитуса обратно ты перемещаешься в тот район и оттуда уже сможешь достать Бяло-Подляску, Соколов и Остролек, откуда немцы выбивают 10-ю армию. По количеству самолетовылетов там сейчас пик. Задача ясна?
        - Да, товарищ генерал армии.
        В это время и прилетели московские «Илы», так что выбора у меня особого не было. Группу штурмовиков я разделил на две части, Михалыч будет непосредственно работать над полем боя, а я пойду на Даугай и Варену, погоняю немцев на дорогах, так как малые кампфгруппы, чуть ли не ротные, наверняка расползлись по этому району, наводя панику, сея смерть и разрывая линии связи.
        Идем группой в шестнадцать «Илов», половина со стрелками, прикрытие - шестнадцать «Яков» и шестнадцать «МиГов». После Транкоса на всех дорогах - немцы. Отрядики небольшие: несколько мотоциклов впереди, пара-тройка танков Т-2 или Т-3, пара БТР SdKfz 251 «Hanomag» и несколько грузовиков с пехотой, на крыше которых держатель для MG34. Разъезжают по дорогам, грабят села, отлавливают отбившихся бойцов РККА. Цели как раз для наших машин, так что развлекались полтора часа, порядок на дорогах восстановлен. Правда, истребителям пришлось подраться, но штурман «Редута» заранее предупредил о подходе группы истребителей противника, поэтому у немцев не сильно получилось. «МиГ» на высоте вполне успешно с ними дерется. Их еще ободрать не успели, так что у него три крупнокалиберных БС и БК и два ШКАСа. Вполне хватало. Летчики в московских полках были натасканные. И похоже, на нас немцы реагировали и о нас сообщали, а вот про верхнее прикрытие забывали сообщить, так как долго поговорить им не удавалось.
        В лесной Варене немцев видно не было, но какие-то ребята попытались по нам стрелять из винтовок и пулеметов. Ой, зря они это попробовали! У бывшего жителя дерьмократической России совершенно отсутствует классовая солидарность с литовскими бандитами. Получили НУРами от всей души!
        Прорыв Жукову удался. Он активно расширял его. Если возникали заморочки, то тут же срабатывали авианаводчики, которые паслись на вольных хлебах, в случае необходимости Коля Мальцев их перебрасывал даже в тыл немцев. Во втором налете на Алитус накрывали левобережную часть и лишь на выходе работали по правой. Немцы не успели эвакуировать техсостав и склады люфтваффе с аэродрома, и мне достался новенький немецкий шлем с русскими «папой-мамой». Оказывается, они такие делали для нашей трофейной техники. Явно заранее! Я им был очень благодарен. Жарко! Очень жарко! Печет так, что закрывать заслонки можно только на время атаки. Вышел из пике, и крути колесико. Сегодня уже четвертый вылет, если считать с ночи. Или с утра - третий. У штурмовиков потерь нет, немцы еще к ним не приспособились. Но пытаются. У Ксюши еще один сбитый. А у нас первые дырки в корпусе от пушек «мессера». Но 12.7 немцу сильно не понравились. Он нагло попытался пристроиться и обработать нас в упор, так как я довольно интенсивно маневрировал. Ксюха взяла его всего двумя очередями. После первой он клюнул, Ксюха заорала: «Влево вверх!»
по СПУ, я дернул машину, и она опять пустила пулемет в действие. Стреляет она и правда хорошо. Выполнили облет района, нашли горку, где установить локатор, и три площадки у Цепкелайских болот, рядом с которыми шла железная дорога из Вильно, с нашей колеей. Здесь еще встречается немецкая. От них до Друскининкая рукой подать! Там немцы, но они ушли по шоссе на Гожу, а тут пусто. Высадили туда десант посадочный с батальоном НКВД. И отправили горючее, предварительно обрезав связь, идущую на Гродно. Ночью переселимся. А пока погранцы работают, занимая оборону и обеспечивая безопасность БАО - батальона аэродромного обслуживания. Не зря по Варене отработали!
        «Паровозик из Ромашково» подтащил к деревне Маргионис платформу с топливом, с нее бочки перегрузили на подводы, реквизированные у местных, и перевезли на поле, которое у местных называется Волокай. Туда сели шесть ночных «Илов», которые были дозаправлены, и им подвесили вооружение, туда мы летели только со стрелковым. Оттуда курсом сто девяносто семь вылетели к Бяло-Подляска. Пришлось сделать круг, потому что тройка «СБ» не успела подойти точно в срок. Наконец они наверху, мы внизу. Я битый час разъяснял им задачу: вешать ОАБ на семистах метрах, если сбрасываете фотаб для фотографирования результатов, то предупреждайте о времени вспышки. Ведущий отработал как надо, но похоже, что ведомые ему только мешали. Но цель он осветил. Вначале косо и криво, было не понять, куда стрелять и что бомбить, потом на обратном заходе поймал цель нормально. Было трудно промахнуться: по нему в этот момент било все, что было на аэродроме. На четвертом заходе, а ему пришлось делать четыре, в него попали, и вытаскивал его Коля Мальцев двумя бортами. Кстати, после этого и к этим заданиям у бомберов изменилось отношение.
Одно дело, когда тебя бросают и выбирайся сам, другое дело, когда тебя пасут и вытаскивают, даже если ты был вынужден выброситься в тылу у немцев. Приземлились они у наших и помогли найти 86-ю дивизию десятой армии.
        Обнаруженные Ju-87 в Бяло-Подляске мы уничтожили, но израсходовали все новые ракеты, больше их не было. Я направил радиограмму Сталину об этом, Иван Филимонович уже улетел в Москву. К 04:00 прибыл самолет с ними из Ленинграда, так что без ракет сидеть не будем. В четыре утра танки и бронемашины вошли в Дзукийский лес и двинулись на Друскининкай и Гродно. Их сопровождали переброшенные по воздуху части пятого десантного корпуса, которые ночной атакой захватили и подорвали мост в Меркине. Вторая колонна вошла в тот же лес со стороны Варене и двигалась по двум дорогам вдоль железнодорожного полотна. Мы нанесли удар по Озерам и вывели из строя радиостанцию в них, которая активно работала все эти дни. Видимо, какой-то штаб. Там появились наши танки, и все внимание немцев было приковано к этому небольшому городку. В Друскининкае стояли только тыловые части, для немцев это глубокий тыл, сопротивляться танкам они долго не смогли. Вызванная авиация до него с бомбами не дошла, об этом мы позаботились. Ну, а фланговый удар вдоль реки мало кто может выдержать. Гродно взят, и части третьей и одиннадцатой армий
соединились. Приказ Ставки выполнен. Плотно прикрытые с воздуха части 3-го и 12-го корпусов проделали за два дня 25 и 26 июня марш в сто сорок километров, по семьдесят в день, не хуже немцев. Правда, на путях этого марша осталось приличное количество вышедшей из строя техники, которую приходилось вновь ремонтировать, но в котел пошло топливо. А танков там было еще достаточно, все их выбить немцы не успели. Берега Немана прикрыли наш маневр и превратились в крепость, которую немцам еще предстояло взять, и небескровно, как в ночь с 21 на 22 июня.
        Основные ударные части Гота находились у Налибокской пущи, завершая штурм Минского укрепрайона и окружение 10-й армии. Справа от нас действовал 20-й армейский корпус, который был связан боями с третьей армией под Августовым.
        К нам привезли генерала М. Г. Хацкилевича - командира самого большого в округе механизированного корпуса. У него в корпусе на начало войны было тысяча двадцать четыре машины. По моим сведениям, он должен был погибнуть вчера под Зельвой, но нет, жив, и его корпус ударил от Белостокской пущи на Гродно, а не отходил к Минску. Штаб и основной аэродром для связных самолетов у нас теперь в Саловарте, небольшой деревушке на берегах небольшой реки Меркус. Жители деревни почти полностью ушли. Лабусы! Немцы им больше нравятся. Свой полевой штаб Жуков расположил в Варене, которую основательно «почистили», оставив только служащих железной дороги. В городе, как я уже писал, активно действовала банда местной организации «Шаулю саюнга». Правда, во время нашего налета были убиты ее главари. Меня Жуков высвистал из Волокая. Требовалось решить, что делать дальше, и определить задачи для ОАГ. Задачу минимум мы выполнили - мешок разорван. Генерал Хацкилевич был не парадный: в черном промасленном комбинезоне и в танкистском шлеме. От него пахло потом, кровью, сгоревшим порохом. Лицо грязное, в потеках от пота. В
общем, его Колины девушки прямо из танка выдернули под Гродно, и сюда. На Жукова это не слишком действовало, поэтому после короткого разноса за потерю управления и отсутствия на связи в течение двух дней генерала отправили мыться.
        - Приведите себя в порядок, потом и поговорим. Теперь с тобой, Сергей. Не знаю, что и как, но вместо тебя назначен генерал Красовский. Я ничего не понимаю в этих играх, но тебя отзывают в Москву.
        Я вытаращился на него, но он протянул мне текст шифровки. Подписано Сталиным. В той же телеграмме содержалось требование немедленно вернуть по железной дороге 12-й корпус на место дислокации под Елгаву. Шестьдесят первый штурмовой полк отвести в Лосики под Двинском. Части и соединения 3-й и 10-й армий придаются Северо-западному фронту, Августово и Белосток оставить и отойти за Неман. Красовский менял не только меня, но и Ионова. ВВС Северо-Западного фронта упразднялись и формировалась первая воздушная армия, 61-й ШАП в ее состав не вошел. Вот она, царская милость!
        Часть 6
        В каждой бочке затычка или пожар-менеджер
        Делать нечего, группа расформирована. Прилетел на «аисте» в Волокай и передал командование обратно Мамушкину вместе с приказом о перебазировании. Приняли топливо, вооружение и вылетели строем в Двинск. До Вильно нас прикрывали, дальше пошли без прикрытия. Из Лосиков отпустил испытателей и запросил Москву о порядке прибытия. Приказано самолетом. Отсюда полтора часа лётом, так что сели в машину с Ксюшей и летим на распыл. Ведь во время успеха обычно не снимают. А тут такая задница. Непонятно: что не так? Либава еще держится, действия Северо-Западного фронта существенно улучшили положение на советско-германском фронте. Правда, на юге дела из рук вон плохо идут, но отвели нас в Двинск, а не на юг. И должности никакой не дали, даже не комэск.
        - Тебе выспаться надо, - сказала Ксюша по приземлении на Центральном. Кстати, пустили на него без предварительной посадки и разоружения самолета. И сразу поставили машину в ангар. Оставив Ксюшу устраиваться в гостинице, а теперь у нее уже новое удостоверение личности, сам отправляюсь в штаб ВВС. Кадры ВВС информации никакой не имеют, посоветовали записаться к командующему. Дескать, вызывал он. Командует сейчас Новиков. Записался к нему, а пока сидел - задремал.
        Меня разбудили, только когда командующий был готов меня принять. Чуть проморгался и вошел. Впрочем, адъютанты тех лет на подобные казусы особого внимания не обращали. Спали все урывками. Где появилась возможность, там и уснул.
        У генерал-лейтенанта довольно полное лицо, позднее он выглядел не так, но это, видимо, в тюрьме желудок испортил. Сейчас - пышет здоровьем, хотя и у него глаза красные от недосыпа.
        - Полковник Шкирятов, бывший командующий ОАГ Северо-Западного фронта. Отозван в Москву в связи с расформированием Особой авиагруппы. Назначение не получил.
        - Ну и зря сидел у меня. Назначение получишь завтра, после показа новой техники самому. Езжай отдыхай. Кстати, где остановился?
        - Не знаю, стрелок ищет место на Центральном.
        Генерал посмотрел на часы, было около шестнадцати.
        - Вот что, возьмешь мою машину, и тебя отвезут в Марфино, а стрелок пусть в казарме на аэродроме спит.
        - Вообще-то это моя жена, и она - сержант ГБ.
        - Это несколько меняет дело. Васильев! - он подписал какую-то бумагу. Вошел майор, адъютант.
        - Заполните сами! - он протянул мне путевку в санаторий «Авиатор». - Майор, обеспечьте транспортом и отвезите в Марфино полковника с женой. Завтра обеспечить его прибытие на Центральный к 13:00. Отдыхайте, товарищ Шкирятов.
        Еле нашли Аксинью, которая добралась до кровати и мгновенно вырубилась. Разбудили и с шиком, на «Паккарде», доехали до санатория. Там для старшего комсостава выделены отдельные коттеджи. В санатории, правда, шумновато, теперь большая часть зданий используется в качестве казарм для безлошадных, а они шумят, ругаются, пьют, требуют их обратно на фронт отправить. Вот только где их машины? И где Родина-мать их возьмет? Из пальца высосет? Но в столовой сохраняется пока дух ВВС: обязательная фреска с голубым небом, с Чкаловым, Сталиным и Байдуковым, и летящим высоко в небе «АНТ-25». Кругом лозунги: «Выше, дальше, быстрее». Очень неплохой буфет, забитый довоенными вкусностями. Можно составить неплохую винную карту. Без изысков, но качественно и добротно. Нам же по сути предстояла брачная ночь! А заводящая процедура свадьбы с ее «горько» была слишком давно, придется пользоваться другими способами. Поэтому тщательно подбираю все. Еще бы снять накопившуюся усталость, но это только мечты. Лишь бы кто-нибудь не приперся! Но не тут-то было. Среди безлошадных полно выпускников нашего и предыдущих выпусков. И
началось: расскажи да расскажи, покажи, да ты гонишь! Сам Сталин, столько сбитых? В общем, лучше бы мы в номер заказали, но таких услуг санаторий не предоставляет. Насилу вырвались из кольца, хуже, чем под Белостоком. Ура! Кровати двигаются и их можно спарить! В коттедже есть и душ, и ванная. Все условия! Усадив на колени Ксюшу, попытался обставить этот момент красиво. Но оказалось, что этого не сильно требуется, потому что после нескольких легких поцелуев мы вдруг стали жадно целовать друг друга и сами не заметили, как все это и произошло.
        - А сколько страхов мне рассказывали! - резюмировала Ксюша, пристраиваясь поудобнее и так, чтобы ничего не испачкать. Впрочем, буквально через минуту нас обоих это уже совсем не волновало. Сон закрыл разум, а разбудил нас только звонок по телефону, что за нами выехали.
        Вылезать из-под простыни совсем не хотелось. И мы решили «успеть». Успели, но не на завтрак. Одевались на ходу и, схватив со столика остатки вчерашней роскоши, вылетаем к гудящей машине у коттеджа. Не могли раньше позвонить!
        Пожилой водитель «Паккарда» внимательно рассмотрел наши красные запыхавшиеся рожицы в зеркале, видимо, понял это по-своему и закрыл непроницаемым бронестеклом свой отсек, отделив нас от всего, что происходит в мире. Мне положили правую руку на бедро и сказали:
        - Я считала это сказками, честное слово, думала, что мои подружки просто врут и дразнятся. Теперь я знаю, что это правда.
        - Одна маленькая проблема: война идет, и личное счастье в ней не предусмотрено, Ксюш.
        - Я понимаю отчасти, но ничего не хочу и не буду делать, чтобы разрушить эту идиллию. Пусть будет так, как получилось.
        Что ж, не будем разрушать ничего! Достаточно тех бомб, которые мы бросаем. И не стоит заводиться, опять и опять целуя милое и родное лицо. Из машины мы вылезли несколько помятые. Аккуратно поправили прически перед зеркалом, при этом Ксюха постоянно строила рожицы, а потом принимала очень серьезный вид. Ее забавляла ситуация и собственные ощущения. А война ушла далеко-далеко! До нее целых два часа лета. В таком виде мы предстали перед представителями НКАП, ВВС и охраны Сталина.
        - Сейчас перелетаете в Чкаловское, там вам поставят задачу. К запуску.
        По дороге я с трудом удержался, чтобы не обнять жену. Влез на крыло и подал ей руку, что никогда не делал. Помог забраться в кабину и сел сам. Незнакомый техник захлопнул фонарь мне и Аксинье, и нас вытолкали из ангара. Прочел молитву, запросил добро на запуск. Запуск разрешили. От винта! Двигатель тяжело и неровно провернулся, дернулся и выбросил целое море сизого дыма - хыррр! И я убавляю обороты, ставя машину на прогрев. Время от времени раздаются характерные хлопки с выбросом пламени из ночного коллектора.
        Сорок градусов, мотор перестал плеваться огнем и дымом. Запросил добро на полосу и взлет. Поехали! Короткая пробежка с опробыванием тормозов, запрос на старт, добро на полосу. Ждем посадки встречного борта, крутя винт на нулевых. Добро, обороты, щиток во взлетное, отпускаю тормоз и плавно прибавляю обороты, изменяю шаг, парируя момент винта и оборотов. Разбег, отрыв, шасси. В наборе чуть прибрал ручку, убрал щиток. Доворот на курс ноль. Набрал положенные полтора, прошел деревушку Шереметьево и лег на курс семьдесят. Над Пяловским водохранилищем вираж, и запрос на посадку. Добро, я на курсе сто двадцать, снижаюсь, чтобы сесть в Чкаловском. Давненько я здесь не был! Дают отворот и цель на Малопрудном полигоне. Об этом на земле не говорили. Доворачиваю, вижу мишени - это грузовые автомашины, легкая бронетехника, наша и немецкая. Приказано атаковать ракетами. Начал работу, стараясь побыстрее избавиться от груза, под конец прошел над целью и отработала Ксюша. БК подошел к концу.
        - Восемьсот двадцать один два нуля, вам посадка. Зайдите на второй круг.
        - Могу срезать.
        - Работайте.
        Валюсь на левое крыло и вхожу в крутой вираж, щитки, шасси, и я на глиссаде. Единственное «но» - СПС нет, никто и ничто в кабине не звенит. Все на тебе и твоем глазомере. Притерся у «Т», бегу по полю. Мне машут флажками, подгоняя к нескольким деревянным домикам на северной стороне аэродрома. Там я заглушил двигатель и вылез из машины. Представителей партии и правительства не видно. Что за дурь? Наконец от Щелково появляется несколько автомашин, в том числе пять или шесть «Паккардов» правительственного серого окраса. Вышло довольно большое количество людей, в том числе и Новиков, который почему-то грозит мне пальцем. Тут я вспоминаю, что шлемофон у меня немецкий, у Ксюхи - тоже. Они сетчатые и коричневые. А наши черные кожаные. Стою, сделал тупое выражение лица, дескать, моя твоя не понимай.
        Подходит Сталин и протягивает руку. Отдал честь и пожал ее.
        - Трофейный? - первый вопрос про шлемофон.
        - Да, товарищ Сталин, в Алитусе захватили с нашими разъемами. Удобный, не так жарко, и ларингофоны хорошие.
        Сталин улыбнулся, и гроза прошла мимо, все заулыбались тоже. Посмотрел на Аксинью.
        - Стрелок-радист сержант ГБ Шкирятова, - выпятив грудь, представилась Ксюша.
        - А почему аттестацию не прошли? - задал вопрос кто-то из окружения.
        - Война началась, не успела.
        - Сбитые есть?
        - Два, товарищ Сталин.
        - Вы опять без машины, товарищ Шкирятов?
        - Только эта, - я показал на «Ил».
        - Садитесь в мою, - и я увидел большой кулак, который показывал мне Новиков. Ксюшу подобрал Новиков, вся кавалькада тронулась обратно к Щелковскому шоссе. На высочайший осмотр ушло всего несколько минут. Кстати, пока ожидал начальство, самолет вновь украсили ракетами, как новогоднюю елку. Вешаются они довольно быстро, особенно такой толпой. Показуха! Но было видно, что козлы для пушек поставили и готовятся их чистить. Вот бы в полках довести до такого состояния техническую службу!
        По дороге Сталин расспрашивал о моих впечатлениях от первого наступления РККА.
        - Оно больше на рейд походило, товарищ Сталин, хотя почти все элементы наступления присутствовали, кроме артподготовки. Воспользовались отсутствием сплошной линии фронта, а плотное авиационное прикрытие дало возможность передвигаться маршевыми колоннами. Бронетранспортеров пехоте не хватает, а грузовик есть грузовик, это не оружие.
        - Как настроение у трудящихся, особенно в тех районах, которые побывали под немцем?
        - Мне сложно сказать, товарищ Сталин, мы базировались в таких местах, что с населением не поговоришь. Аэродромы подбирались специально в стороне от населенных пунктов, чтобы облегчить охрану. Контактировать пришлось всего пару раз. Люди испуганы как немцами, так и боевыми действиями. Но помогают, и охотно.
        - Откровенно говоря, товарищ Шкирятов, надежд на успех было совсем немного, не только у меня, но и у всего командования РККА, задание вы получили невыполнимое, но нашли способ и средства его решить, и не в лоб, а грамотным обходным маневром, и генерала Гота просто переиграли.
        - Мне не понятна причина моего отзыва и снятия 61-го полка с этого направления, там сейчас начнутся атаки с двух сторон на Гродно, и склады из Белостока надо выводить и прикрывать этот вывод.
        - Мы перебросили товарищу Красовскому дополнительно истребительную авиацию и провели с ним работу по изучению вашего опыта использования истребительной авиации и средств обнаружения.
        - Одного «Редута» на такой фронт явно не хватит, товарищ Сталин.
        - Так вы не в курсе, что туда направлен радиолокационный полк из Ленинградского округа?
        - Нет. Двадцать шестого июня этого полка еще не было.
        - Странно, мне докладывали иначе. - Он сделал отметку у себя в блокноте. - Меня интересует один вопрос, товарищ Шкирятов, почему вы попросили через товарища Жукова себе самолеты «ЛаГГ-3», от которых категорически отказываются наши авиаторы?
        - Авиационные генералы или летчики?
        - И те, и другие. Говорят, что слабая и вялая машина. Вооружений навешено много, а толку никакого. Рекомендуют снять его с вооружения и заменить более легким самолетом конструкции Яковлева. Ваше мнение по этому поводу?
        - Двигатель М-105 для него мало подходит, товарищ Сталин. А вот если на него поставить М-82 воздушного охлаждения, то машина полетит, и еще как!
        - Вы на нем летали?
        - Да, немного летал.
        - Мы переводим один из полков из Сибири в Двинск. В ближайшее время решится вопрос о переводе еще одного полка. Вы получите ту технику, которую просите. Нами принято решение сформировать смешанную дивизию Резерва Ставки с перспективой развертывания ее в корпус. К сожалению, практически все самолеты «Ил-2», выпущенные в этом году, потеряны. Кроме вашего 61-го полка, больше боеспособных частей, вооруженных этой маркой самолета, у нас не осталось. То, что мы решили отвести этот полк и разукомплектовать ОАГ, говорит о том, что мы хотим сохранить его уникальные пока кадры, чтобы восстановить этот вид нашей авиации и укомплектовывать ее таким образом, чтобы командир штурмовой дивизии или корпуса имел возможность руководить всей цепочкой проведения операции от ее разработки и до разбора каждого вылета. Ваши действия показали, что эффективность использования авиации над полем боя во многом зависит от правильной организации, здоровой инициативы, решительности и глубокой продуманности действий. Во многом это зависит от действия разведки, специальных сил, технического состояния, средств обнаружения и
наблюдения. Требуется учить таким действиям и других командиров авиационных соединений. Ваш полк и ваша дивизия должны стать образцом, эталоном, по которому будут формироваться такие силы.
        Я даже не ожидал от Сталина такой длинной тирады. Политик и есть политик. Возразить ему сложно, ведь при всей кажущейся продуманности решения слишком многое находится в скрытом состоянии. В концепции есть гигантские подводные камни, о которые может разбиться подобное начинание. В первую очередь, это командиры. Будь тот же Мамушкин чуть более боязливым, и не поддерживай меня Алексей Михайлович, который сам летчик от бога - с прекрасной техникой пилотирования, так еще и заводить людей умеет на нужные дела, - то ничего бы у меня не получилось. Топлива бы не дали и полеты на боевое применение, так называемый «второй раздел» программы переучивания, провести бы запретили. Там много опасных и затратных элементов пилотирования и требуется практическая слетанность эскадрильи. Не будь ее у меня к 22 июня, выходил бы сейчас пешком из-под Каунаса, как отец, через всю Прибалтику к Луге.
        Сталин мое молчание воспринял по-своему и спросил, поддерживаю ли я линию партии.
        - Обдумываю ваше предложение, товарищ Сталин. Есть некоторые сомнения в качестве как техники, так и набора личного состава в такие полки и дивизии. Требуется каким-то образом заинтересовать людей служить в таких соединениях.
        - Принято решение о создании Советской гвардии. Приказ об этом будет опубликован в ближайшее время. Все полки и соединения, отличившиеся в боях под Ковно, Алитусом и Гродно, получат специальное наименование: гвардейских. Какие замечания по самой технике у вас возникли?
        - В первую очередь, необходимо прикрыть объектив бомбардировочного прицела шторкой. И так оптика не слишком качественная, так еще и капли масла по нему растекаются. Вторая большая проблема - пневмосистема, точнее ее герметичность. И тросы управления на новых машинах устанавливаются без предварительного вытягивания. Очень большие люфты механизма привода триммеров рулей. Требуются новые серводвигатели приводов, электрические. И автомат курса и тангажа гиростабилизированный, требуется улучшить и упростить прицеливание. Точность и количество ракет увеличилось, а прицельные приспособления остались прежними. В общем, там работы много.
        - Товарищ Ильюшин интересовался, когда вы появитесь в Москве. Свяжитесь с ним по этим вопросам. Вы у нас теперь специалист по этой машине, к которому все прислушиваются. Вы давно женаты?
        - Нет, 23 июня расписались. Свадебным путешествием у нас был прошлый прилет в Москву.
        - Молодожены! В трудное время родился ваш брак. Жена откуда?
        - Перед войной жила и работала в Ковно, на авиазаводе, начальником 3-го отдела летно-испытательной службы. Ее эскадрилья, кстати, осталась под Гродно, я совсем забыл об этом. Она добровольно вызвалась быть стрелком на моем самолете. У меня все стрелки - добровольцы и из этой эскадрильи связи и управления Ковенского авиазавода. Штатом штурмового полка стрелки не предусмотрены, они под одноместный «Ил-2» создавались.
        - Как всякая бюрократия, военная бюрократия всегда отстает и действует по сложившимся обстоятельствам, но мы рассмотрим этот вопрос в ближайшее время.
        Само совещание было достаточно коротким, для меня, во всяком случае. Коротко отчитался о проведенной операции, задействованных силах и средствах, высаженных авианаводчиках, потерях своих и противника. Получил приказание подготовить полный отчет об операциях с 22 по 28 июня и прочитать в академии Генштаба доклад на эту тему. Так что отдыхаем еще целую неделю в санатории «Авиатор». Правда, попутно предстоит решать кучу поднятых вопросов. Ракеты РС-82РК и подобные РС-132РК вместе с установками РО-82РК и РО-132РК приняты на вооружение РККА и запущены в массовое производство. Контейнеры КМГ-100, -250, -500 и -1000 постигла та же участь, кроме того, АТ-4 и АВД-41 - взрыватели мгновенного и замедленного действия для осколочных гранат, кумулятивных бомб и авиаустанавливаемых мин и мелких бомб - также встали на поток и массовое применение. Больше не придется бомбардировщикам таскать тяжеленные и неудобные РРАБы и постоянно заниматься их сборкой и разборкой. Собранный контейнер мог храниться долго, в том числе и со взрывателем АВД, в котором колба с кислотой теперь разбивалась при ударе. А время
выставлялось в момент установки взрывателя на изделие, то есть при снаряжении. Поставлены в производство зажигательные баки ЗБ250АС и ЗБ500АС и похожие серии Р и РТ, снаряжение которых происходит на заводе. Бак РТ при сбрасывании разделяется на три части. Все это вооружение разрабатывалось и испытывалось в ведомстве Сакриера, но попасть на вооружение не успело. Сейчас ускоренным образом оно вводилось в бой. Я-то считал, что небольшого толчка хватит, чтобы разбудить болото Управления снабжения и вооружения, но оказалось, что проблема была давно запущена и, скорее всего, чьи-то разведслужбы постарались помимо обычных в этой среде завистников и карьеристов.
        Лавочкин доводить машину решил с М-107. Ну, и пусть ждет его, проще всего оказалось договориться с Гудковым, которого мы и уволокли с собой в дивизию. Тот смекнул, что при таком внимании к ней ему удастся вывернуться из застарелого конфликта с Лавочкиным и Горбуновым. Он стал исполняющим обязанности инженера дивизии.
        Для Ксюши настали райские денечки и ночки. Так как она была в Москве до этого один раз, то ее интересовало все в столице, и иногда удавалось выкроить время и для посещения театров и музеев. В общем, она повышала культурный уровень, а я - обороноспособность страны. Но дважды меня выволакивали на культурные мероприятия. Однако, как любой отдых, и этот имел свой срок, и после лекции в Академии 30 июня мы заняли места в кабинах.
        В Двинске и рядом с ним уже сидит три полка из пяти по штату. Штурмовой полк медленно, но пополняется по пятиэскадрильному штату: четыре по семнадцать самолетов «Ил-2», из них один учебный, и эскадрилья разведки, связи и управления. Истребительные полки пришли большими, старого штата - шестьдесят четыре самолета «ЛаГГ-3». Создавались они весной сорок первого, а приказа переходить на тридцатидвухсамолетный полк еще не выпустили. Мамушкин принял должность замкомандира дивизии, теперь он подполковник и получил Красное Знамя за бои в Литве и Белоруссии. Командиром штурмового полка стал полковой комиссар Мирошкин, кавалер ордена Ленина. Народу стало много, все разношерстные, большинство истребителей участия в боях не принимали, но с переводом строевых полков, вооруженных «МиГ-3», возникла заминка. Сейчас снять с фронта два полка практически невозможно. Выручило то обстоятельство, что отдыхал в «Авиаторе». Забросил удочку Новикову и потихоньку провел собеседования с большой группой безлошадных. Плюс составил собственное мнение по некоторым товарищам, так как на отдыхе видно, кто чем занимается. Пьяниц в
полках и так хватает. В результате приняли пополнение в семьдесят пять человек, полностью освоивших «МиГ-3», и начали поступать машины, часть новых, из Харькова и Москвы, а часть из ремонтов, но с новыми двигателями. Кроме того, под Москвой начал формирование 401-й ИАП, набираемый подполковником Супруном, известным на весь Союз летчиком. Он тоже войдет в состав дивизии.
        Чуть позднее поступила команда формировать 215-й штурмовой ЗАП, для подготовки летчиков-штурмовиков, но это произошло на полмесяца позже, когда был выполнен план развертывания 61-го полка. Шестнадцать двухместных машин в полку, из них четырнадцать нормальных, а две - полевая переделка из стандартного одноместника. Мирошкин гоняет более молодых на бомбометание и ракетные стрельбы. Машины поступают в час по чайной ложке. Ни одноместные, ни двухместные не идут. Так в неполном составе 2 июля были переброшены под Овруч, на место будущего котла. Контратака 5-й армии Потапова захлебывалась в условиях безраздельного господства в воздухе немецкой авиации.
        Утром второго мы приземлились в Овруче, но толку от нас - никакого. Говорили-говорили о воздушной войне, а на место мы прибыли без локатора. В дивизии три полка, один из них штурмовой, а два на «ЛаГГах», разведчики остались под Гродно, у нас всего два «аиста». В общем, слепые и глухие, а Птухин уже кричит по телефону: «Давай-давай». Свои самолеты он уже пожег, теперь за мои взялся. Так как мы - Резерв Ставки, доклад пошел туда, рассредоточил самолеты и выслал «аиста» на разведку.
        Немцы накопились у переправы через Случь у Чижовки и Новоград-Волынском. Южнее еще есть переправы. Пришлось идти туда полным составом, только две эскадрильи остались прикрывать аэродромы. Появления большой группы самолетов немцы не ожидали, а когда ракетные «Илы» начали гвоздить по батареям МЗА, то возникла паника, которую мы гасили, с одного захода сбрасывая весь имеющийся боезапас контейнерных бомб. Провели одну атаку и пошли домой. Пусть разбираются сами с этими завалами. На отходе появились «мессеры», но группы у нас плотные, никто не отстал, прикрытие большое, истребители в штурмовке участия не принимали и имеют большой боезапас. Идут в лобовые и отсекают немцев от штурмовиков. А навстречу еще идет тридцать два самолета с полными танками и боезапасом.
        Сели все, несколько «ЛаГГов» нуждаются в ремонте. Однако звонок из Киева: большая группа немецких самолетов следует к нам в гости. Но отбомбились они не по нам, а по плохо замаскированным и частично ложным аэродромам у Коростеня. Кто-то поднял остатки истребителей оттуда, и мы успели дозаправить свои машины. Через двадцать минут после начала бомбардировки аэродрома в Коростене подошли наши «ЛаГГи». Состоялся довольно сильный воздушный бой, из которого немцам пришлось выходить досрочно, в результате потери у них были выше, но и нам досталось: семь машин вынужденно сели в Коростене, две перевернулись на воронках, четверых сбили. Больше топлива и боеприпасов не было. За каким хреном нас сюда послали - неизвестно! Лишь к вечеру пришло топливо на железнодорожную станцию и боеприпасы в Овруч. Но одновременно с этим и приказ Ставки вылететь в Славутич.
        Здесь наши действия были запоздалыми и отвратительно организованными. Списали все на Птухина, дескать, он виноват. Он действительно добивался перевода ОАГ к нему, чтобы хоть чем-то помочь наземникам, а меня держали в Москве ради лекции в Академии.
        Отход на Славутич сопровождался капитальными проблемами! Аэродромы там оказались не подготовленными к посадке в вечерних и ночных условиях. Пришлось садиться в Чернигове и потом перебираться на место. Потеряли целые сутки, а немцы за это время заняли Житомир. Наконец приехал локатор и прилетела эскадрилья управления. У них скоростенка маленькая, а нас гоняют на пределе нашей дальности. Немцы держат свои Ju-87, которых у них здесь много, на пределе нашего радиуса в Остроге. Пришлось вешать ПТБ ночникам, которых уже шестнадцать. Все двухместные «Илы» переделаны в них. В качестве разведчика и осветителя задействовали «Пе-2» 45-го СБАП. На нем вылетел лично Астахов, бывший шеф Ивана Филимоновича, который четвертый день командует ВВС фронта, больше ни одного летчика-ночника, освоившего «Пе-2», у него не было. А в авиации так: некому выполнить - выполняй сам. Правда, на постановку задач он не прилетел, отделался телефонными разговорами.
        Мы прибыли раньше него и уже работали по прожекторам и позициям артиллерии, когда он подсветил цели. Восемь из шестнадцати машин пошли на стоянки «юнкерсов», а остальные работали ракетами по местам скопления снабжения и боеприпасам. Взрывов было много, ночников у немцев не оказалось. Генерал Астахов мужественно выполнил пять заходов, и база в Острове была разгромлена. На утро ее прилетели добивать СБ, но по ним даже зенитки не стреляли. Вхолостую сработали, только два бомбардировщика потеряли на отходе.
        Астахов как бывший начальник Управления снабжения смог организовать более-менее регулярный подвоз и боеприпасов, и топлива, и запасных частей, но и он не волшебник! Там в Славутиче, на лыжной фабрике, родился «Гу-82», его слепили из битого «Су-2-м-82» и «ЛаГГа», который сел с заклиненным двигателем по воде. Несмотря на возражения Гудкова, маслорадиатор ушел за кабину, а два воздухозаборника для него поместили в центроплане. Вооружение - четыре пушки ШВАК, которых у нас было много: снимали с «Илов». Поверх обшивки пустили стальной лист, а одну верхнюю юбку коллектора намертво пришили к корпусу. Машина получилась очень даже ничего. Худовата с боков, если смотреть сверху. У «Ла-5» там фальшборт шел, но пока не до изысков, тем более что с двигателями М-105П возникли серьезные перебои.
        Я сфотографировал машину и отправил снимок в Москву с нарочным. Места для крепления РО - подвески для ракет - у него имелись, и точки подвеса могли быть поставлены, но мы делать ничего не стали. Готовили еще двигатели с разгромленного 211-го бап, потому что с ремонтом основных двигателей возникли солидные сложности. Двести одиннадцатый бап отошел сюда после Житомира, и у него было исправно семь «Су-2», остальные одиннадцать стояли без колес и каннибализировались. На «Су» уходили «М-88», а «М-82» - на «Гу».
        В итоге собрали восемь истребителей - два звена, которые активно задействовали в качестве верхнего прикрытия. Они, конечно, уступают и «мессам», и «МиГам» по высотности, и обзор назад слабоват, хотя зеркала заднего обзора у всех есть, но летают, и скорость у них не меньше, чем у «фридриха» на средних высотах, у которого у самого с обзором не сильно хорошо обстояло. Два отражателя воздуха, расположенные за двумя верхними парами цилиндров, и низкая температура масла позволяли не перегревать двигатель даже на форсаже, так что держать повышенные обороты он мог довольно долго - до двадцати минут. После это требовалось открыть «жабры» на две-четыре минуты. Была мысль сделать автомат, следящий за температурой, но интенсивность вылетов мешала этому.
        Семнадцатого июля немцы пошли на Белую Церковь, пытаясь отрезать наши части под Уманью. Ситуация стала совсем поганой, похоже, что паника охватила наши войска 6-й и 12-й армий. Мы продолжали работать в южном направлении и иногда помогали в обороне Коростеньского УР. Но немцы ударили на Бобруйск и взяли его. Нас переключили на Гудериана, работать в двух направлениях становилось совсем неудобно. Требовалось постоянно решать, где в данный момент потребность в нас выше. Эту информацию можно было получить только от собственных авианаводчиков, остальные безбожно врали. Но радиус в триста километров удавалось держать.
        К исходу третьей недели боев подошел к концу моторесурс всех машин штурмового полка и большей части «ЛаГГов». Заявки на двигатели и новую технику ВВС не выполняли, и я был вынужден запросить Ставку о наличии сменных машин и двигателей. Ставка молчала двое суток, затем поступила команда отводить поэскадрильно на 16-е САМ - самостоятельные авиамастерские - в Конотоп. Но в тот день немцы завершили окружение 6-й и 12-й армий, двумя колоннами вышли к Днепру у Карнауховки и Днепропетровска. Захватили целенькими мосты и форсировали его. А я туда не достаю! Туда триста восемьдесят километров. Высадили наводчиков и ждем. Телефоны надрываются: давай сюда, давай туда, плохо там, плохо тут. Терпение, ребята, только терпение. У меня всего по пять-шесть часов на машину осталось. И переснаряжаться некогда. Уже пошли угрозы, когда пришло сообщение от наводчика, что немцы повторяют ошибку Гота. Видимо, этот маневр у них отрабатывался и является стандартным в их тактике. Прорвав оборону, они стремятся максимально быстро сманеврировать направо или налево, чтобы перерезать как можно больше путей снабжения, и Клейст
бросился влево, на Киев. К Щербакам, к двум мостам через Псел. А там и сидели мои наводчики и диверсионная группа осназа НКВД. Звоню Астахову:
        - Федор Алексеевич! Шкирятов.
        - Что ж ты, гад…
        - В Миргороде или Полтаве топливо и боеприпасы для меня найдутся через два часа?
        - Не понял!
        - По моим данным, Клейст повернул на север, это точные данные. Иду к Щербакам всей дивизией. Топлива назад не хватит. Нужна посадка в Миргороде или Полтаве.
        - Вот теперь понял! Поэтому никуда и не вылетал?
        - Поэтому. Было непонятно, что он будет делать, а удар я могу нанести только один.
        - Взлетай, топливом обеспечу точно и посмотрю, что можно сделать с 82-РК. Сообщу на подходе. «Двойка» - Миргород, «Тройка» - Полтава.
        Дал команду «по машинам, к запуску». У немцев впереди действует «Бранденбург», потому что мосты через Ворсклу тоже захвачены, Коля передал, что два «БА» и десяток крытых «ЗиС-6» и две «тридцатьчетверки» - это диверсанты. Он перелетает от Дашковки на север. Ну, а теперь кто кого обгонит! Мы, правда, больше трехсот пятидесяти держать не можем, иначе все болты высыпятся. Через полчаса вслед за нами взлетают «ЛаГГи» и «гушки». Они нагнали нас за Оболонью, сбросили ход, перестроились для боя. Сюда наш хлипкий локатор не достает, вся надежда на наводчиков. Колонну Клейста немцы прикрывают. В воздухе у них до двадцати четырех «мессера», сменяющих друг друга. Немецкая разведка свернула от Волошина вправо, там пролетел немецкий разведчик, который увидел, что наши войска занимают оборону. Звено «Илов» зашло с севера вдоль дороги. Красиво идут, не «Илы», немцы, красное знамя развевается. Вниз пошли кассеты. Они еще и по рации кричали на чистом русском: «Мы свои, „горбатенькие“, мы свои!» Были своими, я не сомневаюсь.
        Немецкая колонна растянулась километров на сорок. В Кишеньках довольно большое скопление войск, там мост, а берега Ворсклы болотистые. «Гушки» и «МиГи» закрутили карусель с «мессерами», а «ЛаГГи» следуют за штурмовиками. Большая часть из них с ракетами для подавления ПВО. Кроме «ЛаГГов» ракеты на машинах командиров штурмовых эскадрилий. Остальные загружены кассетами, а полный боезапас нам уже не поднять.
        Здесь голая степь, практически ни кустика. Небольшие лесопосадки в один ряд, чтобы зимой снег с полей не сдувало. Поля все в золоте спелого хлеба, а мы по этой красоте кассетными бомбами и ракетами, напалмом и ливнем пуль и снарядов. Впервые немцы попытались атаковать «Илы», потому что мы были вынуждены растянуться. Но «ЛаГГи» среагировали сразу, и десятку «мессеров» прорваться к нам не удалось. Двадцать пять минут штурмовки, и начинаем отход вдоль Ворсклы к Полтаве. Есть потери, сбито два «Ила», шесть «ЛаГГов» и три «МиГа». Потери в штурмовой группе от зениток. Немцы теперь их прячут. Открывают огонь с очень коротких дистанций, чтобы ракетами не досталось. Заградительного не ведут. Обучаются!
        Садились с ходу, на последних каплях горючего. Я стоял на крыле и наблюдал за посадкой. Очень волновался за двухместные «Илы», у них топлива меньше всех, а покрутиться пришлось много и долго. Они сели все, правда один застрял на краю аэродрома, у него двигатель остановился. У остальных топливо еще было, и они выстроились в «коробочку» и садились. Прикрытия, как водится, не оказалось. Аэродром толком и артиллерией не прикрыт. Накроют - мало не покажется, немцы видели, что мы к Полтаве отходили. Поэтому «ЛаГГи» крутятся над аэродромом, и в первую очередь заливают горючее в «МиГи» и «Гу». «Гу» жрет топлива гораздо больше «ЛаГГа», и радиус у него меньше, если с форсажем поработать.
        Подхожу к КП, там какой-то генерал от политики разносит моих истребителей, что они уклонились от боя и вернулись с перкалем на пушках и пулеметах. На петлицах «птичка» и два ромба. На рукаве - звезда. Представляюсь.
        - Полковник Шкирятов, командир первой гвардейской смешанной дивизии.
        - Дивизионный комиссар ВВС Юго-Западного фронта Гальцев. Полковник, почему ваши гвардейцы не стреляли?
        - Эти? Стреляли, как видите, ракет под крыльями нет. Значит, шесть раз стрелял каждый.
        - А пушки, а пулеметы?
        - Это истребители непосредственного прикрытия. Немцы к строю этой эскадрильи не прорывались, а использовать боезапас, предназначенный для воздушного боя, им запрещено.
        - Кем запрещено?! Каждый снаряд предназначен для гитлеровцев!
        - А чем он мою задницу прикроет, если все выпустит по земле? Пальцем? Пальцем не получится. Эскадрилья выполнила свою задачу, мои штурмовики вернулись без потерь со стороны воздушного противника. И она подавляла работу ПВО. Именно такую задачу я им и ставил. Товарищ комиссар, почему так мало топливозаправщиков? Мне генерал Астахов сказал, что нас обслужат, но здесь нет ракет 82-РК.
        - Возьмете РС-82 и повторите атаку.
        - Это невозможно, товарищ комиссар. Эти ракеты не могут обеспечить подавление ПВО, и их будет в три раза меньше, чем требуется. И у меня приказ Ставки на перебазирование для смены двигателей и профилактического ремонта. Все машины выработали свой ресурс. Откуда я могу связаться с генералом Астаховым? Он в курсе, что я могу нанести только один удар. Я его нанес. Больше дышащие на ладан самолеты я в бой не пошлю. У нас скорость всего триста пятьдесят километров, моторы полной мощности не развивают. И здесь нет готовых «КМГ-100», а «КМГ-250» мы можем поднять только один. А это запрещено инструкцией по эксплуатации.
        Глазки комиссара превратились в щелочки, острый подбородок еще более заострился. У него давно выработалась привычка, что его приказы не обсуждаются. Попытку перейти на крик я остановил подписанным Сталиным и Шапошниковым предписанием на вылеты, где вылет на Щербаки не был обозначен.
        - Я и так выполнил ту работу, которую должны были делать люди, базирующиеся южнее. Щербаки находятся за радиусом действий моей дивизии. Далее ВВС фронта выправляет ситуацию самостоятельно, у меня есть другие, поставленные мне лично задачи. Действовать с аэродрома, где нет даже локатора, это подставить вполне боеспособную часть под штурмовой удар немцев. Дивизия является Резервом Ставки Верховного Главнокомандующего. Вот тут написано. Взгляните, товарищ дивизионный комиссар. Разрешите идти? Мне разбор полета провести нужно.
        «Телега» на меня поехала в Москву, но не для того я слепил дивизию, чтобы ее угробили на неподготовленных позициях. А дыры затыкать пальцем я и сам умею. Четвертая эскадрилья ушла в Конотоп, мы - в Славутич. А комиссар вылетел в Киев. Понимая, что этим все не кончится, решил позвонить по ВЧ Сталину. Позывной я имел, но еще никогда им не пользовался для связи с ним. Только в Москву в Управление ВВС и по заводам звонил. Доложился о штурмовке кампфгруппы Клейста и о тех проблемах, которые возникли с техническим состоянием машин в дивизии. Практически только недавно прибывший 401-й ИАП и две эскадрильи 400-го полка боеспособны. Быстрой замены самолетов не предвидится. А нами пытаются заткнуть все дыры, которые образовываются каждый день. Сталин меня отругал за то, что я не докладывал лично ему.
        - Поймите вы, наконец, что Резерв Ставки подчиняется мне, и от вас требуются ежедневные доклады о выполненной работе и положении на фронте. Вы же выполняете распоряжения, которые Ставкой не принимались.
        - У меня, в моих документах, это не прописано, товарищ Сталин. Любой командующий старше меня по званию или должности имеет полное право отдать мне приказ. Я обязан его выполнить, а позже обжаловать это приказание в установленном законом порядке.
        - Это наша с вами недоработка, - разделил со мной ответственность Сталин. - Дивизию отведут в Харьков на переформирование. Вас заменит другая дивизия. К тому же немцы могут попытаться взять Харьков, поэтому мы отведем ее целиком, а не по частям. Но профилактику проводить так, чтобы дивизия оставалась боеспособной. Тридцать два самолета «Ил-2» новой серии будут направлены в Харьков завтра.
        - Вас понял, товарищ Сталин. Разрешите после перелета в Харьков прибыть в Москву с новым истребителем «Гу-82»? Он уже прошел войсковые испытания. Сбито тринадцать самолетов противника, потерь среди восьми самолетов нет.
        - Хорошо, прилетайте.
        Часть 7
        Снова Прибалтика и новые задачи
        Нас сменила свежая дивизия примерно такого же состава, только 571-й ШАП, которым командовал хорошо мне знакомый Михаил Васильевич Котельников, один из летчиков-испытателей ЛИС 18-го завода в Воронеже, вооружен старыми, одноместными, машинами. А истребительные полки были на «И-16» и на «МиГах». Радиолокационные станции пришлось оставить, но рота входит в дивизию, поэтому они поехали за нами в Харьков. Обещают передать новую модификацию РЛС.
        Перелет прошел нормально, полки встали вокруг Харькова на трех полевых и двух стационарных аэродромах. На заводе наконец поставили на «Гу-82» новые двигатели. Здесь выпускали «Су-2», в том числе поэтому все было сделано быстро. Я прозрачно намекнул директору завода Ю. Н. Карпову, что, скорее всего, все сто двадцать восемь машин «ЛаГГ-3» предстоит снабдить такими двигателями. Карпов отмахнулся, зная, какой путь предстоит пройти машине, чтобы быть принятой в серию. Тем не менее, звено «Гу-82» вылетело в Москву, туда же полетел и Гудков, только на штабном «ПС-84». В день прилета мы дрались с «Мессершмиттами Ме-109Е», которые были куплены в Германии еще до войны. Затем с двумя восстановленными «фридрихами». Нам замерили скорость и скорость маневров. В нормативы ВВС мы вписались. Скорость намерили 595 км/ч, с третьего виража заходил в хвост «фридриху», но проигрывал ему в высотности и скороподъемности. Да, чуть не забыл! Температура воздуха в кабине, даже при перегреве мотора до предела, не поднималась выше тридцати!
        На следующий день приехали Сталин, Шахурин, Лавочкин, Сухой и Поликарпов. И началось! «Из-за юбки вы теряете минимум тридцать километров! Зачем так много пушек, если боезапас к каждой всего сто двадцать пять выстрелов. Снять две и поставить двести пятьдесят выстрелов на ствол. Машина плохо покрашена, это снимает еще скорость. Мотор стоит неправильно! Поэтому пушки расположены ниже, чем необходимо! На фига утащили так далеко маслорадиатор, ему теперь масла придется лить больше» - в общем, самолет полное дерьмо, и зачем мы тут время теряем.
        - Зачем вы тут время теряете, могу сказать: восемь полевых переделок со старыми, довольно изношенными двигателями от «Су-2», в пяти боях сбили тринадцать истребителей противника. Без потерь. Дальность у него выше, чем у «ЛаГГа». Этот самолет нужен на фронте сейчас. Немедленно. А доводить его будем по мере сил и возможностей. Четыре пушки сбивают одной очередью любой самолет противника, а времени долго стрелять в воздушном бою обычно нет. И отказ одной на боеспособности не отражается. Сейчас самолеты моей дивизии находятся на Харьковском заводе № 135, где быстро их можно переделать в «Гу-82». Другой такой возможности для дивизии Резерва Ставки может и не быть.
        Постановление подписали, машины загнали в цеха и довольно быстро и качественно переделали, правда, все четыре машины из Москвы так и не вернулись. Остались там на доводку и испытания, но вместо них из Тбилиси привезли новые «ЛаГГ-3», которые тоже переделали. За месяц укомплектовали второй штурмовой полк, в дивизии стало шесть полков. Выполнять предписание о переходе на тридцатидвухсамолетные полки я отказался и решил этот вопрос через Сталина. Да, для замены «сточившихся» полков это удобно, но для Резерва Ставки большие полки предпочтительнее, так как уменьшается количество начальства и всякой нелетающей гвардии. Летаем мы большими группами пока, до осени - точно. А там и поглядим.
        В конце июля и в начале августа на югах было тихо, относительно начала июля. Немцы вынуждены были перейти к обороне на многих участках. Ввод Южного фронта Буденного позволил забрать обратно Днепропетровск и Днепродзержинск и деблокировать 6-ю и 12-ю армии, но удержать, а тем более забрать назад уже сданную территорию, возможности не было. Боеспособность этих армий была нулевая. Тяжелейшие бои, постоянные бомбежки опрокинули устойчивость соединений. Технику они побросали без топлива и боеприпасов, их требовалось отводить для отдыха и пополнения. А чем пополнять?
        Двадцать первого августа доложился в Ставку, что переформирование закончено, дивизия полностью боеготовна.
        - Готовьтесь обратно в Литву, там идет подготовка немцев к новому наступлению, начинайте переброску передовых частей в Кейданы, - ответ Сталина был короток и без подробностей, а их требовалось знать. Все полетели в Ржев-Ерши, а мы с Ксюшей в Москву, в расчете на то что успеем к перелету из Ржева. Я в штаб ВВС, затем в Генштаб. Получил документы, карты, разведдонесения. Работать будем по району Либавы. Придется вспоминать давно утраченные навыки торпедометания, но в море, без прибамбасов. И с доработанной передней точкой подвески. Немцы подтянули свой флот и стремятся выбить наши войска тяжелой артиллерией. Это тоже наша задача. Откозыряв, выехал обратно на Центральный. Задача совсем не простая. Немцы атакуют из Бартовского леса. Ракетами и кумулятивами там не поработать: взрыватели чувствительные, поэтому эффективность их использования почти нулевая. Ну, а с флотом мы вообще не работали, кроме нескольких человек.
        Первый гвардейский штурмовой авиаполк разделен, теперь там половина людей, которые еще на «Илах» в боях не были. Вторая часть ушла во второй полк, он сейчас носит номер десять. Десятый ШАП. Второе название, почти неофициальное, но часто используемое: «Первый-второй» полк. Это от способа деления первого полка: «На первый-второй рассчитайсь! Первый-второй! Первый, шаг вперед! И в рай!»
        В Ржев мы успели. Дозаправились и полетели дальше вместе со всеми.
        Уходим курсом двести шестьдесят от родных березок в надвигающуюся тучу облаков. Осень в Прибалтике ранняя всегда. Но циклон разразился довольно сильным дождем на перелете, и опять засверкало солнце. Пока шли тылами, летели без прикрытия, затем они нас нагнали и закружились над нами. «Гушки» идут с дополнительными баками: два по сто литров - и для уменьшения полетной скорости, и для того чтобы хоровод поводить вокруг нас свободно. Затем подтянулись «МиГи». Все в сборе, и никто не сумел потеряться в облаках и дожде.
        Зона ПВО здесь довольно хорошо оборудована. Уже от Двинска ведут диспетчеры, передавая нас друг другу. У Ленаса нас делят и направляют каждого на свои площадки: две под Гайжюнаем, две в Паневежисе, остальные садятся в Кейданах. Наши бывшие площадки заняты, там работают другие полки. Мы прибыли на усиление, и это временное жилище и временное место для расположения штаба дивизии. Пока привлекать внимание немцев прилетом большой группы самолетов не стоит. На полевые площадки уйдем скрытно, малыми группами и на малой высоте.
        Нам - правее. Там на берегах Венты и на песчаных островах Моозунда в полном окружении сражаются морские пехотинцы Балтфлота и приданные им части. Балтфлот изредка умудряется поставлять им боеприпасы и продовольствие, но силы неравны. Главный ключ к участку находится возле форта Плантаген на берегу Куршской косы. Восемь крупнокалиберных зенитных батарей спряталось там. И сама коса утыкана зенитками по самое не хочу. Плюс из Кенигсберга туда-сюда мелькают транспорты и танкеры, подвозя все необходимое для дивизий в бывшем старинном герцогстве Курляндском. Наши гарнизоны чудом держатся за этот золотистый песок. Наша задача: действуя совместно с переформированной 10-й армией раздавить фашистского таракана, заползшего на эту землю. Отдавая приказ дивизии, я не мог сказать своим ребятам, что в мое время на этой земле будут сносить памятники им, а ставить памятники войскам СС и вермахта - в память о сорок четвертом годе. До него еще куча времени, а там будем посмотреть.
        Из люфтваффе здесь активно работают «Юнкерсы-88» с отличных бетонированных, с прикрытыми бетонными укреплениями орудиями ПВО, аэродромов в Восточной Пруссии. Все «юнкерсы» стоят в бетонных капонирах, так что Красовский напрасно жжет свои «СБ» и «пешки», пытаясь пробить их оборону. Даже ночами эти «узелки» не развязать. Требуется иной подход и иные боеприпасы, чтобы снизить нагрузку на наши войска.
        Первая сложность - разведка. Самолетов-разведчиков попросту не было. Триста двенадцатый ОРАП - отдельный разведывательный авиаполк - потерял все свои машины еще в июне-июле, и безлошадные летчики убыли на переформирование. В исправном состоянии было три «Р-5» и два «СБ», и полк уже имел предписание следовать в Смоленск и переучиваться на «Ил-2». С водного аэродрома Кихельконна действует 85-я морская разведэскадрилья на самолетах «МБР-2», и под Ленинградом стоит 19-я дальняя разведэскадрилья на «МДР-6». Вся остальная разведка выполняется на истребителях «МиГ» без применения фотоаппаратов. Так называемая визуальная разведка. Особенно пикантна была ситуация, что летчики выполняли ее на высоте в двенадцать тысяч метров. «Мне сверху видно все, ты так и знай!» А местность вокруг лесистая, хрен чего увидишь!
        У соседей, Западного фронта, дела еще хуже: у них 314-й разведполк вооружен «Як-4», снятыми с производства из-за неудовлетворительного качества постановлением правительства от 11 февраля 1941 года. Летчики этого полка чуть морду не набили представителю бюро Яковлева, к счастью, это оказался не яковлевский человек, а ведущий инженер НИИ ВВС А. Т. Степанец, который был ведущим испытателем этой машины, так что обошлось без мордобоя. Полк спилился уже в июле, но до конца месяца успел принять еще восемнадцать машин, в том числе несколько «Р-12». Остальные машины, не уничтоженные противником, использовались в качестве ложных целей в контрразведывательной борьбе с немецкой авиацией.
        Но удалось выпросить звено из трех «Пе-2р» в 410-м полку в ВВС Западного фронта. Снабдив их солидным прикрытием, обеспечили аэрофотосъемку интересующих нас районов. Загружаем контейнеры минами и идем к Заргау, самой узкой части Куршской косы, и ночью минируем ее плотно и на неизвлекаемость, с воздуха. Это, конечно, немецким минерам создаст несколько дней творческой работы, но работу трассы нарушит ненадолго. Батарей они наставили действительно много. Вся коса в них. Много работы для ракетных «Илов». После разгона прислуги ракетами с начинкой обрабатываем позиции осколочными контейнерами со взрывом в воздухе. Теперь КМГ позволяет раскрыть его на ста двадцати метрах без вреда для собственного здоровья. Небольшое удаление от линии фронта позволяет пока работать без прикрытия ночью, но основные события еще впереди. Долго нам забавляться в одиночестве не дадут. Здесь, в Восточной Пруссии, готовят кадры для всего люфтваффе, и хороших летчиков здесь много.
        Но ничего! Беда Мемеля не в том, что он есть, а в том, что он узкий и маленький. С востока ограничен «железкой» и всего семь километров в длину при ширине два и восемь. Как раз мои машины укладываются в три волны. А они рассосались по площадкам, так что даже не видно. Плюс еще Ксюша «подбадривает»: ее отец, полковник Голубев, погиб две недели назад, при бомбежке Ковно.
        Шестьдесят машин, строем фронт, несколько больше ширины города. Один ЗБ-250АС накрывает на семь минут полосу триста на двести метров сплошным огнем. Лететь чуть больше ста пятидесяти километров. Мы взяли в перегруз: сто двадцать «Илов» по пятьсот килограммов напалма. И сбросили это на небольшой городок, через который питалась вся группировка немцев в Курляндии. Сбросили без сожаления: за памятники «воинам СС», за забытую память о латышских 24-м и 130-м стрелковых корпусах, за выгрузку танков НАТО в Вентспилсе в 2015 году - за все. Черную плесень требуется выжигать медным купоросом, иначе она опять расплодится. Вот теперь пусть помнят, если кто останется. Немцам и японцам показанного хватило, сидят и не чирикают, а переметнувшиеся к победителям - верещат, что нас неправильно победили! Хорошо, мы перепокажем! Были бы желающие! Мы повторили налет три раза, но в двух крайних в основном использовали стокилограммовки. В крайнем налете принимала участие дальнебомбардировочная авиация, они работали по железнодорожным путям четырех станций - там, где мы можем только пальчиком поковыряться.
        Один из «ТБ-7» сел на возврате у нас. Им управлял полковник Голованов. В середине августа наша авиация совершила несколько налетов на Берлин, а немцы из-за этого решили захватить Моонзундские острова и готовили мощный десант на Саарему. Нас и перебросили сюда, чтобы этого не произошло. Все находилось на контроле Ставки, и Голованов, роль которого в АДД заметно повысилась, сел, чтобы согласовать еще один налет - на Виндаву. Мы должны были подавить ПВО, расправиться с истребительным прикрытием и обеспечить отход его машин своими истребителями прикрытия. Больше двух часов оговаривали и просчитывали варианты. Рассматривали аэрофотоснимки порта и города.
        Для обеспечения успешного налета мне требовалось переместиться на аэродромы в Тальсене, чтобы использовать перегрузочную схему, которая напрашивалась сама собой, ведь целями были порт, железнодорожная станция и элеватор. С площадок в Литве так не сработать. Разведчиков Николая и три аэродромные роты направил туда.
        На следующий день опять работали по позициям батарей в Мемеле: дожигали ожившие спаренные крупнокалиберные зенитки-восьмидесятивосьмимиллиметровки у Гирулая. Пришлось поработать кумулятивными бомбами и ракетами - очень хорошо оборудованные батареи. Они же держали здесь и противодесантную оборону. Расположены были на самом берегу и с востока прикрыты обрывом. Подобраться к ним сложно. Пришлось повозиться с вариантами разновысотной одновременной атаки с разных сторон. Не менее сложный налет был выполнен на батареи Нерунгфорта. Там пришлось работать и зажигательными баками, и 250-килограммовыми бомбами. То есть максимальным калибром, который влезает в бомболюк.
        В первый день нами из строя полностью была выведена только одна стационарная батарея у Кайриайя. Так что немцы продолжали огрызаться, несмотря на то, что город и порт разрушены. Множество десантных судов и кораблей выгорело в порту. Видимо, основной десант готовился отсюда. На третий день перелетели, ближе к вечеру, на площадки под Тальсеном и ночью решили пощупать готовность немецкой ПВО у Виндавы. Сверху шумели бомбардировщики АДД, а мы шли низехонько-низехонько, на высоте летающих крокодилов. Задача - выполнить минные постановки на аэродромах противника. Здесь их семь. Отсюда они пытаются сорвать работу нашей авиации с Эзеля и Сааремы. Много ночников. На возврате Ксюше и мне пришлось здорово покрутиться, чтобы оторваться от нахального Ме-110. Но малая высота и большая относительная скорость в сочетании с нашим маневром и ответным огнем не самый приятный подарок в августовскую ночь. Я его на выходе подловил, заставил шарахнуться в сторону от трасс, и он зацепился крылом за что-то. Мы-то ползли на самом малом, чтобы ему было как можно неудобнее нас атаковать. Чуть ли не с посадочной скоростью. А
прибавляет «Ил» очень неплохо. Динамика у него - как у истребителя поначалу, потом падает из-за «горбатости» и прочих аэродинамических излишеств. Пилот «мессера» этого и не учел. Не рассчитал он, что я могу резко и резво пойти за ним. Хотел блинчиком развернуться и зайти прямо мне в хвост. Ну, а когда четыре трассы и очередь из РС перед носом, то любой запаникует.
        Утром мы навалились всей толпой на аэродромы противника, с которых взлететь немцы не могли: они вручную перекатывали машины на новые места, сняв с них маскировку. Удобная цель! Все как на ладони. «Прикрышку» у местного ПВО мы сдернули, и нашим на Эзеле теперь полегче станет. Поработали по МЗА на восточных окраинах и отошли.
        Затем истребители отбивали массовый налет Ju-88 уже на наши аэродромы. Вскрылся еще один аэродром у фермы Веде, куда мы не замедлили наведаться следующим вылетом. «Юнкерсы» до нас не дошли. Для «Гу-82» это нормальная цель, а прикрытие у них было слабое: одна «группе» «мессеров» на девять девяток бомберов. Нам передали их, когда они шли еще над заливом. Красовский тут же решил помочь. Еле-еле его остановил, что они нам нужны здесь. «Мессеры» шли с дополнительными баками, поэтому были тяжелые и неповоротливые. Первыми ударили «МиГи» 401-го полка, затем у них эстафету перехватили «Гу» двух полков. Видя, что наша берет, немцы начали избавляться от бомб и поворачивать назад, превращаясь в мишени из-за отсутствия четкого строя. И хотя оборонительных установок у них много, но верх прикрыт слабо. Разгром был полный. У нас, правда, не вернулось одиннадцать самолетов: кто сел на вынужденную, кто сбит, трех летчиков потеряли. Супрун сел довольный и радостно потирал руки. Уже месяц истребителям в боях принимать участия не приходилось, а тут такой успех!
        Заправляемся, заряжаемся, перезваниваемся по ВЧ, ведем прокладку полета трех полков АДД. Семь девяток в воздухе идут из Смоленска. Каждая машина загружена от двух до четырех тонн, смотря у кого в каком состоянии движки. Велком флай, ребята! Ждем, все готово! ПВО Виндавы в подметки не годится Мемелю.
        Взлетаем. Короткий сбор у Эве, и - вперед! У Скараса начинают работать зенитки, еще вчера не было! Паша выходит вперед и накрывает их сорокавосьмиракетным залпом. Действует! Стрелять прекратили или нечем, потому что на земле сильные взрывы.
        - Справа, два, площадка со складом, работаю! - это Михалыч что-то обнаружил, теперь там большой пожар.
        - Всем! Принять влево двадцать, курс два пять ноль, работаем! - это уже я цель вижу. «Гушки» отработали по МЗА, больше она не стреляет.
        - Первая, пять, четыре, три, два, один. Сброс!
        - Я восьмой, иду прямо! Станция, цель вижу! Работаю!
        Гвалт в эфире такой, что хрен чего поймешь, а сзади еще и «адэдэшники» подпирают. Они тоже нужны! Надо бить по «горловинам» - стрелкам выхода со станций. А здесь их тринадцать, и у восьми - парные. Туда пойдут двухтонки. К девяткам АДД подошли «МиГи», и я получил «единицу» - условный сигнал, что все в порядке, по радио от штурмана наведения. Сам работаю по МЗА на крышах домов. Ее много. Но бьют не согласованно. Единого управления нет, видимо нарушили.
        Добиваем «эрликоны», и «Илы» начинают сбрасывать ЗБ с пирогелем на транспортные суда в порту и во внутренних гаванях. Пожар сильный. Крутимся на юг и начинаем отходить от города. У Кирпстене пытаются взлететь «мессеры», но их взлет прекращает кто-то из комэсков ракетами. Мы пошли в набор и домой. По сравнению с Мемелем здесь делать особо нечего. Ботва! А на таком коротком плече можно и еще двести кил подвесить! Однако солнце в закат движется, день к концу. Спать пора малышам. День был очень насыщен эмоциями.
        Часть 8
        Союзники и организационные вопросы
        Но человек предполагает, а начальство располагает. В Тукум, где находился штаб дивизии, опять садится Голованов, и меня, едва уснувшего, будят и засовывают в «ТБ-7» 412-го БАП. В трех машинах везут в Англию двадцать четыре летчика для переучивания на машины, которые будут поставляться по ленд-лизу, чтобы работали потом инструкторами в ЗАПах. В конце июля в Москву прилетал Гарриман и присоединил СССР к ленд-лизу. С аналогичной миссией вылетел в США известный полярный летчик Байдуков. Меня воткнули в состав делегации для красоты. Получил большой пакет от Сталина, сижу, читаю ЦЭУ. Мне поручается… - и далее следует длиннейшее описание того, что именно предстоит сделать. Внутри моего пакета нашел еще запечатанные конверты, которые предстоит передать различным адресатам, в том числе и Черчиллю. Уже над Сааремой пришлось включаться в СКУ. Сам Голованов в Англию не полетел. А на меня возложили представлять ВВС СССР и всю Красную Армию. Дескать, лучший ас Союзной авиации. Главное, быстро отстреляться и домой, там дел невпроворот, а тут - митинги, встречи, речи. Но знакомство с иной техникой и тактикой -
дело полезное. Хотя у них танков на аэродромах не может быть по умолчанию, а у нас это главное ПВО противника. Чуть пехота зазевается, и они уже в гостях. «Мы их не звали, а они уже пришли!»
        Из самолетов показали «Спитфайр МkV» и «Харрикейн MkII». «Харрикейны» они снимают с вооружения, поэтому могут поставить много, а «спиты» этой серии выпускаются и для RAF, поэтому поставки их ограничены. Несмотря на возражения посла Майского, у которого были иные распоряжения, настаиваю на поставках МкV, пришлось связываться со Сталиным и говорить ленинскими словами: «Лучше меньше, да лучше». Тем более что англичане сразу заговорили о возможности передачи лицензии на выпуск «Мерлинов Мк45» и оказания помощи в оснащении и запуске завода по их производству. То, что они сделали чуть позже в США, но США пока не воюют, и поставки от них идут невоенные в основном. Тем более что современных самолетов у них еще нет, которые бы превосходили «спитфайр» или «Мессершмитт-109F». Там пока только «Кобры Р-39», решение о поставках которых уже принято в США, но Англия ближе, и пока существует ближневосточный коридор, так что поставки пойдут и относительно быстро.
        По второму, очень важному для нас вопросу удалось зацепиться в присутствии Теддера и Черчилля. Обсуждался вопрос, как удалось избежать избиения нашей авиации в ПрибОВО и Одесском ВО, ведь в остальных местах фронта в первые часы войны авиации досталось очень сильно. Черчилль сказал, что с 1 июля RAF начала операцию «Циркус», пытаясь облегчить положение нашей авиации, которую продолжает до сих пор, хотя успехов пока не слишком много. Немцы оставили на Западном фронте две истребительные дивизии, одна из которых вооружена новейшими истребителями «Фокке-Вульф 190». И англичане понесли значительные потери и перешли к ночным действиям.
        - Мы, впрочем, как и вы, использовали для отражения атак разработки профессора Бонч-Бруевича - РЛС. К сожалению, пока дальность ее не очень нас удовлетворяет. Инженеры говорят, что мощность магнетронов недостаточная. Ленинградские ученые говорят, что сдерживает только их отсутствие, хотя они почему-то производятся в других странах, тогда как созданы именно в Ленинграде.
        - Может быть, это происходит потому, что изобретение не было запатентовано?
        - Нет, многорезонансный магнетрон имеет всю патентную документацию. Только его разработчик умер чуть более полутора лет назад, и разработки были приостановлены. Теперь мы испытываем нужду в этом виде электронных ламп. Хотелось бы решить эту невеликую проблему, и как можно быстрее, так как противник на многих участках обороны действует безнаказанно. Вам в этом отношении несколько проще: вы находитесь на острове и у вас большой флот. А мы вынуждены содержать огромный штат постов наблюдения и оповещения о воздушном нападении в условиях прифронтовой полосы, что серьезно подрывает нашу оборону. Там, где данные приборы не успели начать использовать, имеются большие потери в авиации. Наша промышленность обеспечить полностью нас этими приборами пока не может. Хотя поставки и идут. В моей дивизии уже два радиолокатора с дальностью сто пятьдесят километров. А требуется охватывать фронт радиусом в триста километров. Примерно так, как сейчас работает ваш центр ПВО.
        Теддер переглянулся с Черчиллем, ведь у них прекратились налеты на Англию, вся авиация немцев находилась сейчас на Восточном фронте, лишь в Африке и на Средиземноморье шли вялые, осторожные бои. Конечно, если смотреть по карте, то «язык» немецкого наступления выглядел жутко: захвачена почти полностью Белоруссия и почти полностью правобережная Украина, лишь несколько приморских областей и часть Молдавии удерживаются нашими войсками. Но Красная Армия выдержала удар трехсот дивизий противника. Первые несколько панических недель закончились, и мы стали проводить и наступательные действия: 10-я армия заканчивает очистку захваченных ранее противником территорий и вышла на Неман в нижнем течении. Захвачен аннексированный Германией в тридцать девятом Мемель. Советская авиация бомбит Берлин.
        - Ваш лидер в своих письмах мне говорит о скором наступлении на Винницу с двух сторон с целью окружения трех глубоко прорвавшихся немецких армий: 1-й танковой, 17-й и 11-й. Как вы считаете, такой удар может иметь место? Как настроение в войсках?
        - Мы полтора месяца назад базировались недалеко от Киева. Армии генералов Малиновского и Коротеева вышли из мешка, устроенного им под Уманью, и перевооружаются. Нас перебросили на северо-запад, где сразу началось наступление. Думаю, что по возвращении мы отправимся под Киев. Хотелось бы, чтобы в дивизии к этому времени были бы полки на «спитфайрах» для прикрытия верхнего эшелона.
        - То есть вы считаете, что обещания господина Сталина могут быть выполнены? - спросил еще раз Черчилль.
        - Мы крайне заинтересованы в скорейшем разгроме немецких армий и армий их союзников. Для этого нам необходима не только истребительная, но и бомбардировочная авиация. С правого фланга мы можем наносить чувствительные удары по территории Германии, Чехословакии и генерал-губернаторству, что существенно подорвет экономику Германии. Лично мне кажется, что окончательная зачистка Курляндского полуострова предназначена для этого. Не случайно она совпала с началом бомбардировок Берлина. Нам необходимы бомбардировщики. Летный состав у нас имеется.
        - Немцы пишут, что русский летный состав плохо подготовлен и несет огромные потери, как в материальной части, так и в личном составе.
        - По своей дивизии могу сказать следующее: на фронте мы с первого же дня, отводились в тыл один раз для замены двигателей. Во всех остальных случаях пополнялись за счет поставок новой техники. Потерь в полках около пяти - семи процентов. Мы действуем достаточно эффективно, есть потери среди истребителей, но штурмовики обычно потерь не имеют. Их охраняют, они - наша основная ударная сила. Ведущий восьмерки несет сорок восемь ракет с дальностью действия больше, чем дальность эффективного огня немецкой ПВО, на нем лежит ответственность по подавлению ПВО противника и управлению ударными самолетами. Истребители непосредственного прикрытия тоже имеют по двадцать четыре таких же ракеты. Мы эшелонированы по высоте и находимся под наблюдением штурманов наведения, которые подсказывают нам, с какой стороны приближается противник. Прикрытие успевает занять максимально удобную позицию для атаки. Дивизия смешанная. Есть высотные самолеты «МиГ», они работают наверху, и к штурмовке никогда не привлекаются. Непосредственное прикрытие идет на малой высоте, чуть выше штурмовиков, участвует в подавлении ПВО, и между
ними и «МиГами» находятся облегченные «Гу-82» без ракет и бомб, которые держат средние высоты. В этой компоновке они превосходят все немецкие машины как по скорости, так и по маневренности и вооружению. Несут четыре пушки ШВАК 20-миллиметровые. В дивизии два полка «МиГов», два полка «Гу-82» и два полка «Ил-2» - в сумме более четырехсот самолетов, две трети которых - истребители. Штурмовики очень плотно прикрыты и действуют наверняка. Как в наступательном, так и в оборонительном боях. Часть самолетов находится на земле и встречает возвращающихся из боя, не позволяя немцам атаковать израсходовавших боезапас и топливо летчиков. Так что справиться с таким сплоченным и слетанным боевым коллективом сложно. Потери, конечно, бывают, но в основном носят случайный, а не системный характер.
        - Но ваша дивизия имеет статус Резерва Ставки, люди, наверное, там отборные, с гораздо лучшей подготовкой, чем в остальных строевых частях, - усомнился Теддер, командующий RAF.
        - Нет, основу дивизии заложил 61-й штурмовой авиаполк, теперешний 1-й гвардейский ШАП, элитная часть только одна - бывший 401-й истребительный авиаполк, теперешний 3-й ГвИАП. Второй и 4-й ГвИАПы - обычные линейные полки, были расквартированы до войны в Сибири. Бывший пятнадцатый ИАП, теперь первый гвардейский, входил в нашу 8-ю САД еще до войны. С первого же дня воюем вместе. Они на «МиГах», а мы на «Ил-2» и на «И-153» - «чайках». Провели уже три крупные операции. Ну, или четыре, смотря как считать. Так что лорд Гав-Гав немного подвирает об успехах люфтваффе в небе России.
        - Не подвирает, а врет как сивый мерин! - уточнил посол Майский.
        Полетать на «спите» мне не позволили, они ж не знали, что он у меня уже давно освоен. Но я и не слишком сильно рвался, это еще совсем не та машина, на которой я летал в Жуковском на МАКСе. Тот был с «восемьдесят пятым гриффоном» и пятилопастным винтом. Зализанный и максимально облегченный, он, конечно, привлекал массу внимания и был звездой салона. Эти трудяги ПВО еще не имеют каплевидного фонаря, он изуродован накладным бронестеклом, имеет выпуклые боковые грани, наверху - уродливое зеркало заднего вида. Все рули - перкалевые. «Костыль» не убирается. Но соглашение подписано и распространяется на всю серию машин всех модификаций. Главное, прицелы у всех хорошие с гиростабилизацией и вычислителем.
        Мой немного затянувшийся визит заканчивается, назад меня подбросят на «галифаксе» прямо в Тукум. В отличие от нас, их ВВС Швеции совершенно свободно пропускало через свое воздушное пространство!
        Часть 9
        Во главе корпуса Резерва Ставки и детские болезни роста
        Прилетел, а моей дивизии уже нет! Перебралась на новое место дислокации! Меня, вместо того чтобы доставить по месту службы, направляют в Москву для отчета, что я наворотил в Англии. Сижу, ругаюсь с Новиковым:
        - На хрена подписан контракт с «Роллс-Ройс»? Нам что, своих двигателей не хватает? И так все склады забиты М-82, которые ставить некуда! Ты что, белены объелся? Они ж не технологичные, требуется ручная доводка!
        - У тебя есть лучше? С 1515 или 1585 лошадиными силами при весе в семьсот килограммов.
        - Сколько?
        - Семьсот сорок четыре килограмма, две тринадцать силы на кило. Есть такие?
        - Нету, но обещают! Швецов говорит, что…
        - Пусть говорит! У него сколько граммов в час на силу выходит? Триста сорок пять? Вот пусть и таскает бомбы до Берлина и обратно, а мы на двухстах двадцати пяти полетаем. Что за вопрос? Я не спорю, хороший двигатель М-82, эксплуатируем, но, Александр Александрович, есть лучше и бесплатно.
        - Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!
        - Это верно. Победим - будем разбираться. А сейчас надо плюхать их на бомберы и вбивать Германию в средневековье. Другого не дано. Сколько безмоторных «ТБ-7» сейчас в Казани?
        - Штук восемьдесят, не считая тех, что в полках.
        - Придут моторы - у нас должно быть все готово. Это задача.
        - А…
        - Никто ничего не отменяет, все продолжают работать, появится что-то - хорошо, потому что не из нашего кармана. Не появится - нам от этого не жарко и не холодно. Восемь двигателей с пятьдесят пятыми карбюраторами я привез. Они высотные. Давайте ставить! А там разберемся. В любом случае на две машины больше.
        Вылетали мы вечером из Англии, три машины были транспортными, у них сокращены экипажи до четырех человек. Девять бомбардировщиков боевые, до освоения машин больше пока перегонять не будут. Все самолеты одной серии и выпуска тридцать девятого - сорокового годов. На всех «Мерлины XX». Не самые лучшие машины, но они все без верхней турели, поэтому более скоростные. Главная заморочка в том, что бензин они кушают стооктановый. Поэтому одна из машин привезла присадку для топлива, еще две везли двигатели «Мерлин 45-50с», которые и собираются передавать, и кучу армированных шлангов к пневмосистеме для наших «Илов». Ахиллесова пята нашего любимого штурмовика. Подходишь домой с задания, глядь, а воздуха для выпуска шасси и тормоза нет. И на заводе эти трубы дурацкие какой-то замазкой мазали, чтобы сдать приемке, а через месяц эта замазка выкрашивалась, и начиналась борьба с утечками. Поэтому, увидев человеческие шланги, я напрягся и выбил их поставку. Чаще всего подтекало на перезарядке оружия, там удары мощнейшие, и стальная труба не выдерживала.
        Так как дивизии на месте не было, то на этих двух машинах и прилетел в Москву рано утром. Рабочий день у Сталина недавно кончился, вот и было время предстать пред грозны очи командования ВВС. Четыре двигателя тут же забрали в Импортный отдел ВВС - его уже создали. Им предстояло быть разобранными до нуля, все секреты будут изучены и запротоколированы. Всю войну этот отдел напряженно воровал секреты. Дело нужное и полезное. И работали там отличные специалисты.
        Новиков тоже не удержался и посмотрел на распакованный «Роллс-Ройс». Лишь после этого осмотра удалось удержать в целости и сохранности все движки. Чего торопиться, еще придут, пойдет партия, тогда и не грех будет разобрать. Здесь же ограничились постановкой на стенд одного из двигателей для замера мощности.
        К полудню вернулись в саму Москву из Чкаловска и направились в Кремль. Новиков не упускал момента предстать перед Сталиным в случае малейшего успеха.
        Я передал письма Черчилля Поскребышеву, тот их вскрыл и передал переводчику. А мы тихонько сидели в приемной, дожидаясь приема и продолжая разговор вполголоса о том, что происходило в Англии. Где-то минут через пятнадцать меня вызвали. Письма уже были у Сталина. Тайны мадридского двора: через приемную в кабинет никто не проходил. Насколько я понял, читал Сталин их без переводчика, в руках были оригиналы. Я доложился о выполнении всех поручений, перечисляя каждое из них, и передал ему сводную записку с пометкой об исполнении. Сталин слегка улыбнулся такому повороту разговора.
        - С исполнительской дисциплиной у вас все в порядке. Это хорошо!
        Затем стал расспрашивать об общей атмосфере на переговорах. Выяснилось, что задержка моя была не случайной. После первого разговора о локаторах англичане попросились в Ленинграде в институт Иоффе, посмотрели на разработки, вживую увидели локаторы «РУС-2», «Пермагдит», «Редут», «Редут-К» и «Гнейс-1». Лишь после этого вновь подняли разговор о магнетронах.
        - Мы не рассчитывали, товарищ Шкирятов, на успех этой миссии. До этого Черчилль отказывал нам в поставках бомбардировщиков и электронных приборов. Сейчас тон довольно сильно изменился. Как вы считаете, в чем тут дело?
        - Немцы активно распространяют слухи о том, что РККА разгромлена и лишь очаговое сопротивление не позволяет вермахту победоносно завершить войну, ВВС СССР не представляют никакой силы, летчики слабо обучены и не рвутся в бой, предпочитая уклоняться от боя с немецкими истребителями. Общее название всех наших самолетов у них - «рус-фанер». Англичане этому верят.
        - Да, на фронте они практически не бывают. Как вам их бомбардировщик?
        - У них есть лучше, но о нем даже и разговор не поднимался - пока. Насколько я понял, их интересует аэродром подскока или возможность сквозного пролета через Германию к нам и обратно. При этом они не против посадить туда наших летчиков.
        - Да, Черчилль пишет об этом. И если бы не его поддержка правительства Сикорского, мы бы тоже не возражали против этого, но пока с польским правительством слишком много разногласий. Армию их мы формировать начали, хотя официально находимся в состоянии войны с Польшей. А «МИ-5» поддерживает это противостояние. Поэтому комплектовать мы будем полностью свои экипажи. Пока польский гонор никак не унять. - Сталин левой рукой что-то нажал под крышкой стола, через несколько секунд в кабинет вошел Новиков.
        - Мы переходим к авиационной части разговора, товарищ Новиков. Что нам даст новая позиция Англии в вопросах поставок по ленд-лизу, ваше мнение?
        - Интересны несколько машин английского производства: «ланкастер» до десяти тонн грузоподъемностью, «галифакс» - шесть тонн, «хемпден» - две тонны, ну и «спитфайр» как высотный, так и низковысотной конфигурации. Интересной особенностью английских машин является общая моторама, как для двигателей «Геркулес», так и для «Мерлинов». То есть совершенно не принципиально, какой двигатель ставить.
        - Речь о «ланкастерах» пока не идет. Могут поставлять «шорты» или «стирлинги», - сказал я.
        - «Стирлинги» похуже остальных, более тихоходны, но в качестве ночных - пойдут. Они шесть с половиной тонн берут, товарищ Сталин. Тут товарищ Шкирятов интересную идею подкинул: у нас безмоторных «ТБ-7» по разным местам штук шестьдесят - восемьдесят болтается, а он доставил восемь высотных двигателей «Мерлин», лицензию на которые нам передают. В общем, мы решили попробовать их на двух машинах, и если поставки пойдут, то перемоторить все «ТБ-7» и «Ер-2».
        Сталин с интересом наклонил голову в мою сторону, но я молчал.
        - Что ж, перемоторизация «ЛаГГ-3» дала нам самолет, способный навязывать противнику оборонительную тактику боя. Принято решение о серийном выпуске самолета «ЛаГ-5» на четырех заводах. С немного измененными обводами капота, согласно рекомендациям NACA, конструкторы изменили и вооружение: на него устанавливается новая пушка Б-20, либо три с двумястами пятьюдесятью снарядами на ствол, либо четыре со ста пятьюдесятью. Ваше предложение по переделке пулемета Березина на снаряд ШКАС успешно завершилось, и легкая и мощная пушка у нас есть. И главное, и стволы, и затворные рамы производятся массово и серийно. Завод № 19 в Молотове перешел на выпуск новой модификации двигателя М-82Ф и готовится выпускать еще более мощный вариант ФН. Товарищ Швецов показал, что его двигатель по целому ряду показателей превосходит и английские, и немецкие двигатели. Но тем не менее Ставка приняла решение не отказываться от предложения англичан и построить заводы по выпуску легких и мощных двигателей «Роллс-Ройс» в Ленинграде и Рыбинске. Доставлять туда оборудование из Архангельска удобнее. - Сталин закурил трубку и, встав,
начал ходить по кабинету. - Нам совершенно необходимо в кратчайшие сроки создать такие же эффективные подразделения дальней авиации, какие мы создали в штурмовой. Вторая дивизия Резерва Ставки уже получила необходимое количество самолетов…
        «Интересно, а кто там командир? - промелькнуло в голове. - Ничего себе, сходил за хлебушком!» А Сталин продолжал развивать мысль о решающем влиянии авиации на ход наземных операций. Двум летчикам доказывать, что они не зря свой хлеб едят. С одной стороны, его можно понять: внезапная атака очень мощного противника - не самая приятная штука, при условии того что пехота оказалась безоружной даже против легких танков противника, а уж тем более в условиях захвата им господства в воздухе и при умелом маневрировании крупными подразделениями, которые не прут в лоб, а обходят узлы активного сопротивления, ставя перед обороняющимися дилемму: оставаться на позиции и умереть, или отходить. Умело и эффективно применялся немцами и вертикальный охват, радиовойна, отлично действовали и диверсионные группы. И там, где нашим авиационным командирам не хватило решимости и умения руководить большой массой авиации, потери были огромными. Хоть стреляйся. Что некоторые и сделали. А так не настроен немец-летчик умирать. К крупному соединению, умело управляемому, они и не подходят. Так, пасут, как волки, прячась от боев, и
ждут сосунков за штурвалом. Подбитых артиллерией и отставших. Спортсмены.
        Однако углубляться в собственные мысли, слушая ИВС, не стоит. Он внимательно следит за вниманием зала.
        - О чем задумались, товарищ Шкирятов?
        - О том, где моя дивизия, товарищ Сталин.
        - И как вы считаете, где?
        - Наверное, под Киевом.
        - Нет, под Могилевом-Подольским, там мы еще удерживаем плацдарм на левом берегу Днестра. Задача 1-го штурмового корпуса: проложить дорогу нашим войскам на Винницу. Действуйте, товарищ генерал. Идите!
        Я встал, откозырял и вышел из кабинета, а Новиков остался. У Поскребышева получил назначение, приказ о новом звании и два пакета. На выходе из Дворца почти столкнулся с Кристиной. Она в английском мундире, в «рогативке», и с одинокой звездой на «голом» погоне. Рядом с ней - минимум генерал, судя по количеству нашивок и украшений. Обменялись отданием чести, в глазах у Кристины явное удивление. Но, она на службе, служит Великой Польше. А меня только что Верховный накрутил по поводу поляков. И в Англии мне все сказочных вралей из 303-го сквадрона пытались подсунуть для фотографирования с ними, как будто я не знаю, что про сто двадцать пять сбитых самолетов они попросту наврали.
        Перегрузил шланги на борт «C-47» - машина новенькая, с иголочки, и тронулся на ней к месту назначения - городу Киев. Рядом идут восемь «Гу-82», впрочем, их велено называть «ЛаГ-5». Капот действительно чуть удлинили, поострее сделали, больше кок винта и совершенно другие заслонки, поставили бронестекло сзади и чуть понизили гаргрот, сделав его прозрачным. Все равно пока обзор назад никакой, но все же много лучше, чем на «ЛаГГе» и «Гу». Я теперь большое начальство - командир корпуса, хотя оно мне надо? При условии того что командир второй дивизии мне неизвестен пока, что там за порядки - тоже, и вообще подобный быстрый рост приведет к многочисленным ошибкам.
        В таком не очень веселом настроении прибыл в Княжичи. Там находится штаб ВВС фронта. Хоть из города на левый берег догадались перенести! Астахова уже здесь нет, не долго прокомандовал. Теперь здесь Фалалеев, Федор Яковлевич. Прислали с Дальнего Востока вместе с частью его армейской авиации. Звания у нас одинаковые, только ему генерал-майора год назад присвоили, а мне - сегодня. А вот возраст у нас совсем разный, хотя для генерала он тоже юн! Ему всего сорок два года - ровно в два раза старше. Густые «брежневские» брови командующего авиацией взлетели, небольшие глазки округлились, когда я вошел и доложился. Пацанов в генеральской форме ему видеть еще не приходилось. Мой «лучший друг» - дивизионный комиссар Гальцев - находился здесь вместе с ним.
        - Вам пакет, товарищ командующий, - я протянул ему засургученный коричневый спецсвязной пакет и сопроводилку. Недобро посмотрев на меня, тот расписался в получении и вернул бумагу мне. Молчит. Ну, пусть читает, жалко, что ли.
        - Где я могу ознакомиться с обстановкой, товарищ генерал?
        Фалалеев оторвался от бумаг.
        - Предъявите ваши документы.
        А зараза комиссар молчит рыбой об лед! Так и ждет, чтобы еще раз «телегу» в Москву отправить. Достаю новое удостоверение, только-только получил у Поскребышева. Там написано, что я - командир авиакорпуса Резерва Ставки и Представитель Ставки по авиации, то есть прямой начальник Фалалеева. Брови взметнулись еще выше, он потянулся рукой к столу и начал другой рукой застегиваться на верхние пуговицы. Зачем-то нахлобучил фуражку, рявкнул: «Смирно!» - и доложился по форме.
        - Вольно.
        Точки над i во взаимоотношениях расставлены. Любит товарищ Сталин устраивать внезапные проверки и сталкивать всех лбами. Но памятуя о том, как пытались растащить нашу дивизию еще недавно, я ему благодарен за то, что он вывел меня из-под прямого подчинения командующему авиацией фронта.
        Мы подошли к карте, и я наконец увидел, где находятся мои дивизии. Первая рассредоточена в лесках под Могилевом, а 230-я здесь, под Киевом. Поблагодарив командующего, оставил его в полном недоумении, убыв в штаб 230-й дивизии в небольшой поселок Десна на левом берегу Днепра, чуть выше по течению. Хватит болтаться безлошадным. Оттуда отправил самолет со шлангами вкруговую в Могилев-Подольский. Междуречье Десны и Днепра - сказочно красивое место. Отсюда есть пошла Русь. Самолеты спрятались в лесу, небольшие ВПП хорошо замаскированы. Командует дивизией подполковник Гетьман, бывший командир 4-го ШАП, который первым в Западном особом освоил «Ил-2» и на них вступил в войну еще под Бобруйском, на переправах через Березину. Пока меня не было, исполнял обязанности замкомдива и проходил стажировку в 1-й гвардейской штурмовой дивизии. Успел выполнить двадцать четыре боевых вылета в составе дивизии, дважды водил ее на задания. Маловато, конечно, но больше времени не было. В основе дивизии два штурмовых полка: 4-й и 272-й. Четвертый все время на штурмовиках, а «два семь два» только-только переучился с «И-16» и
«И-153». Одноместных машин, слава богу, не очень много, правда, во всех эскадрильях есть минимум три штуки, в некоторых и больше. А вот РО-82РК стоят далеко не на всех машинах.
        - Сколько старых РО на вооружении?
        - Восемьдесят три.
        - Заявку подавали?
        - Конечно, товарищ генерал. Обещают к наступлению поставить полностью на все машины.
        - А у истребителей?
        - У нас один полк на «Яках», у них невозможно поставить РО-82РК, только старое. Не совпадают отверстия под расстояние между нервюрами. Их для «ЛаГГа» делали. А вес солидный получается, поэтому только три ракеты можно подвесить.
        - А почему «Яки»?
        - «МиГи» почему-то сняли с производства на трех заводах. Нет двигателей для них, уже несколько катастроф из-за крыльчатки, и изготавливают их плохо. В общем, Новиков приехал на первый завод, поднял новый, только принятый военприемкой самолет и не смог на нем разогнаться даже до пятисот километров. Плюс летчики боятся летать с закрытым фонарем. На большой скорости он не открывается.
        Все понятно! Начали проявляться детские болезни, и проще снять, чем исправить, а тут еще и я влез со «спитами». Ну, Новиков, вот сукин сын! Он же ничего не сказал об изменениях в комплектации дивизии. Ладно, будем воевать дальше. Выбьем мы себе «МиГи» или «спиты». Скорее всего, генералов от авиации смутила цифра пустых вылетов «МиГов». Немцы на высоту в нашем небе лезут редко, основные удары по ним наносятся на малой высоте. «МиГи» с двумя ШВАК довольно уверенно работали по Ju-88, и те прекратили разбойничать и летать без прикрытия. И теперь ходят на высотах не выше четырех - пяти километров. И экипажу легче, и кислород не требуется. И наши потянулись туда, куда нас тянет противник.
        Второе, чего не было в дивизии, это ночные «Илы». Приказал послать инженера дивизии в командировку и изготовить в Киеве патрубки и накладки для двух эскадрилий в обоих полках, тем более что ночники были, но если долго не летать ночью, то навыки утрачиваются. До начала наступления еще две недели, должны успеть.
        Но главное не это, главное - тактика, поэтому собрал всех командиров от звена и выше на дивизионную конференцию по тактике штурмовой авиации. Затем проверил работу авианаводчиков и радиометристов со штурманами наведения. Расстановку и маскировку РЛС и сил прикрытия. «Аистов» в 230-й дивизии нет, обходятся санитарными «У-2». Ковенский завод пока работать не начал и, скорее всего, уже и не начнет.
        В 1-й ГвШАД заморочек с «окой» хватало! Больше всего боев у них было - с нашими самолетами. Они от «шторьха» только звуком двигателя отличаются. Ну, и если снизу или сверху смотреть, то наш более остроносый и нос чуть более вытянут, а если сбоку, то видно, что у него костыль без колеса. Коля Мальцев еще и вооружил «шторьх» ракетами, теперь это легкий ночной штурмовик. Хохоту было море, пока конструировал, - прицела-то нет, но Николай и тут всех уделал! На куске целлулоида нанес круги и отметки тысячных, с помощью АК-88 приклеил рамку для донесений изнутри на лобовое стекло с парными винтами: справа-слева и сверху-снизу, - пристрелял, откорректировал, и получился вполне приличный прицел. Теперь, когда идет на задание по наведению и один, то вешает до двадцати ракет, если дополнительный бак не берет. В общем, колдует с весом, у него каждый грамм на учете. А хохотали все только до того момента, пока Коля не нарисовал себе две звездочки на фюзеляж. Его атаковала пара «Мессеров-110», а это шесть огневых точек на каждом. Чтобы сбить наверняка, немцы решили действовать в плотном строю, видимо хорошо
слетанная пара была. Николай быстро развернулся и сорвал им атаку маневром вниз - в сторону. Не отстали, да еще и стрелки начали помогать. Немцы начали широкий размашистый вираж и вновь зашли для атаки. Коля развернулся и атаковал их в лоб, выпустив очередь из шести ракет, и опять - вниз со скольжением. Одна из ракет попала в ведущего. Его развернуло, и с ним столкнулся ведомый. Два - ноль в пользу капитана Мальцева. И по колоннам ночью у него очень удачно получалось. Самолет у него был немецкий, только звезды на крыльях и хвосте. Ночью немцы его не боялись, поэтому охота у него получалась знатной! Вот после такой охоты им и занялись «охотники». Видимо, кого-то важного зацепил.
        Немцы ожидать нашего наступления не стали и начали наступление на Центральном фронте, но направляясь на юг, а не на Москву. Им очень мешала 5-я армия Потапова, окопавшаяся в неудобных для немцев местах, где они не могли использовать преимущество в маневре. Двести тридцатая дивизия вступила в бой у Рогачева, где немцы второй раз попытались форсировать Днепр, чтобы выбить армию Кузнецова с позиций в междуречье Днепра и Сожи. Целью немцев был Гомель. Однако зацепиться за левый берег им не удалось. Впервые мы столкнулись с притопленными переправами, две из которых продолжали действовать двое суток, пока были обнаружены. Тут Потапов, который тихо-мирно дрался с другой группой армий немцев, форсировал Припять, взял Калинковичи и двинулся на Бобруйск, а 230-я дивизия активно занялась мостами и переправами через Березину. Гетьман, хорошо помнивший свои безуспешные налеты на переправы и большое количество потерь в 4-м полку, наглядно увидел, в чем заключалась его ошибка: не подавив надежно ПВО противника, соваться на переправу бессмысленно. Его подвела именно тактика в тех боях: поставлена задача -
переправа, у тебя «летающий танк» - вперед. Очертя голову можно и более ценный прибор сломать.
        Мы отработали ракетами по позициям немецких зениток, расположение которых было предварительно разведано высаженной разведгруппой, которая выставила маячки и повесила обыкновенные простыни на верхушках деревьев, обозначающие направление и рубежи открытия огня. Залпы РС обрушились на позиции зенитчиков, которым стало не до самолетов, атакующих переправу. Точно уложенные связки стокилограммовых бомб разнесли металлодеревянные пролеты, разбили предмостья, и дивизия пошла к следующей переправе. А крайний штурмовик сбрасывал зажигательный бак на остатки былой роскоши. Тренировки просто так не прошли, мазали немного, в основном попадали, так как знали, что их прикрывают и при попытке открыть огонь прикрытие сразу же подавит огневую точку.
        - Работаем! - звучала команда ведущих, и люди работали! Спокойно, как на полигоне, отправляли вниз подарки фюреру.
        После шести вылетов в составе новой дивизии, выправив встречавшиеся косяки в подготовке и в проведении операции, вздернув на дыбе начальника снабжения и обеспечения дивизии полковника Морошкина, убыл в Могилев-Подольский. Дивизия боеспособна! В Киеве ждал подарок - тридцать два «Спитфайра МкV» прибыли в Сумы из Баку и разгружаются. Вместе с ними прибыло такое же количество «харрикейнов» - вот гады! Вместе с первой поставкой прибыл бензин, масло и боеприпасы для их вооружения. Не слишком вовремя, требуется отводить один из полков, а он нужен на местах, поэтому принимаю соломоново решение, по две эскадрильи с двух полков поехали переучиваться в Сумы. Куда бы сбыть «харрикейны»? Но документы выписаны в адрес корпуса, поэтому все машины придется принимать на баланс, а избавляться надо потихоньку, отправляя машины в нужные места. Самое мерзкое, что у «спитов» и «харь» кабины не совпадают по конфигурации. Совершенно разные, одни и те же приборы стоят в разных местах. И «харрикейн» не имеет приборов для слепого полета. Вообще.
        Приняв перелетевших истребителей и немного организовав обучение, наконец добрался до своей дивизии. До наступления три дня. Вроде все готово, но есть привычка проверять лично. Еще одна заморочка: моей дражайшей нет на месте. Она в госпитале. Несмотря на мой приказ, она продолжала вылетать на самолетах 1-го ГШАП, причем с новичками. Вводила в строй. После гибели отца стала совсем малоуправляемой. Долеталась. Привезли обратно без сознания и отправили в госпиталь. Приговор врачей суров: я буду папой. Ее не выписывают, ждали меня, а она каждый день закатывала скандалы.
        - По закону никто не имеет право отстранить меня от полетов по беременности до седьмого месяца. Я буду летать.
        - А смысл? Зачем?
        - Я поклялась отомстить за отца.
        - Ты уже отомстила.
        - Нет!
        - Не нет, а да. А вот если погибнешь или с ребенком что случится, вот тогда месть не состоится. Впустую погиб твой отец, ведь его дело никто продолжить не сможет. Что ты упираешься в вылеты? Учи стрелков! Работы - непочатый край, опытных стрелков-радистов практически нет. У нас две дивизии такие. Все. Споры закончены, назначаешься старшим флаг-стрелком корпуса. И через неделю буду проверять, как и что сделано для обучения личного состава. А в беременном состоянии ты сама по себе представляешь угрозу для жизни летчика. От боевых вылетов ты отстранена моим приказом.
        - А если бы я не была твоей женой?
        - Уволил бы из армии за создание аварийной ситуации на боевом вылете. А так - я добрый и люблю тебя. Все, спорить заканчиваем, и никаких отговорок, товарищ старший флаг-стрелок.
        Наше наступление началось с сильнейшей артподготовки, потом подняли «Илы» и пустили их над танками. Почти сразу танки уткнулись в противотанковый рубеж и начали активно гореть, а наших наводчиков из наблюдательных пунктов дивизий и корпусов не выпускали. Генералам хотелось покомандовать авиацией.
        - Там в овражке фрицы, летун, давай!
        - В котором из трехсот? Обозначить можете?
        - Чем я тебе его обозначу? С дуба рухнул? Давай огня!
        - Где мой наводчик?
        - Я его, козла сраного, арестовал! Он какие-то координаты спрашивал! Давай, летун, давай! В овражке они, в овражке.
        И вот так весь вылет. Сел на «аиста», лечу на НП фронта. Там Буденный и командарм 18-й Смирнов. Я поставил на стол рацию и включил звук. Запросил «Десну-235» - это НП 130-й дивизии. На связи был «553-й» - это полковой комиссар Гольдштейн из 55-го корпуса, но до этого работал кто-то другой. Запросил еще раз своего наводчика, он так и не освобожден. Танки отошли и вернулись на свои позиции. Атака сорвана, наступление не состоялось. Доложил командованию, что произошло.
        - На участке 55-го корпуса на НП 130-й дивизии арестован авианаводчик старший лейтенант Кондратенков. В результате не смогли оказать поддержку наземным войскам на этом участке, товарищ маршал Советского Союза.
        - Андрей Кириллович, разберитесь! - не стал занимать никакой позиции Буденный, а начал диктовать на Бодо какую-то телеграмму, не забыв упомянуть, что авиация не смогла оказать поддержку войскам 55-го корпуса.
        - Прошу! - рукой показал мне на дверь в кабинет генерал-лейтенант Смирнов. У него худое лицо, три ордена: Ленина и два Красных Знамени, и медаль «XX лет РККА». - Объясните в чем дело!
        - Я не смог получить с земли наведение на цель: кроме какого-то овражка, мне ее так и не дали. На связи вместо моего наводчика оказался неизвестно кто. Позывных не называл, точных координат цели дать не смог. Заявил, что арестовал моего наводчика. Матерился. После посадки я решил доложить о случившемся комфронта.
        Генерал назвал позывной и позвонил на НП 130-й.
        - Виктор Алексеевич, докладывайте! - телефон громкий, так что все было слышно.
        - Танки нарвались на невскрытый узел сопротивления у Карповки. Несколько батарей противотанковых орудий, воздушное прикрытие оказать помощь не смогло, не смогли найти цель.
        - У меня сидит комкор Шкирятов и говорит, что его авианаводчика арестовали и не смогли дать координаты цели.
        - Это так, на НП находился командир корпуса генерал Коротеев, он не разрешил авианаводчику покинуть расположение НП. Тот сказал, что обязан видеть цель, чтобы дать ее координаты, а его никуда не пускают: ни на передовую, ни к приборам наблюдения. Командир корпуса приказал арестовать его и попытался навести авиацию самостоятельно.
        - Так, понятно, наводчика освободить! Предоставить ему возможность нормально работать.
        - Не могу, его комкор с собой увез, - ответили генералу с другой стороны. А в соседнем зале, где собралось начальство, возник шум. А голос - голос напоминал того идиота, с которым я по рации говорил.
        - Товарищ генерал! Вот с тем, кто сейчас кричит в соседней комнате, я в воздухе и говорил.
        - Пройдемте.
        Вышли в зал, вижу своего наводчика: без ремня, без пистолета, с фингалом под глазом, губы разбиты. Рядом с ним толстый лысый боров, который продолжает орать, что вот этот хлыщ сорвал героическую атаку его корпуса на Жмеринку. Буденный сидит на стуле и теребит ус. Увидел Смирнова:
        - Андрей Кириллович, так что?
        - Атака и наведение сорваны генералом Коротеевым. Константин Аполлонович, что вам говорил старший лейтенант Кондратенко перед тем, как вы его арестовали? - задал вопрос командарм.
        - Он требовал освободить его место для наблюдения, чтобы он смог давать какие-то координаты, вместо того чтобы сказать своим орлам, что надо подавить пушки у овражка. Они с фланга били. Или отдать ему стереотрубу и карту, и он уйдет в другое место.
        - Где находился старший лейтенант? - спросил опять Смирнов.
        - За мной стоял. Я ему и врезал, тут танки горят, а ему координаты подавай!
        - Не ему, а мне, а я - представитель Ставки на этом и соседнем фронте. В результате вашего самодурства целая дивизия не смогла уничтожить всего несколько орудий противника. Сожгли кучу топлива и моторесурса вхолостую. И подскажите мне статью в Уставе РККА, разрешающую рукоприкладство, товарищ командир корпуса, - заявил я Коротееву.
        - Ты, эта, Апалоныч, не прав, совсем не прав, ты, эта, на хрена летунам работать мешаешь? Ты забурел! Звездочки лишние завелись, што ле? Так щаз положишь. Я те это гарантирую! Не зря я тебя с армии снял, как в воду глядел! Так до командира взвода докомандуешься. Извиняйся перед капитаном, и ты, капитан, зла не держи, нервы, они у всех есть, - сказано было все маршалом гораздо резче, но пришлось бы ставить много многоточий. Из штаба Коротеев вышел командиром 130-й дивизии с приказом взять Карповку и обеспечить работу авианаводчика. А начштаба фронта разослал приказ Буденного, регламентирующий положение авианаводчиков на НП и КП подразделений, соединений и объединений войск фронта, в котором всем командирам всех рангов запрещалось вмешиваться в работу наводчиков, использовать их средства связи, за исключением случаев выхода из строя самих наводчиков. Командирам предписывалось обеспечивать наводчиков охраной, прикрытием и питанием по летной норме. Взаимодействовать с командованием авиацией разрешалось только через них, с использованием кодов и условных фраз, установленных на этот полетный день.
Неисполнение приказа будет отслеживаться и пресекаться вплоть до судов военного трибунала. Грозный приказ полетел в войска, а 1-я гвардейская опять нависла над Карповкой, наступление продолжилось.
        В общении Буденный произвел очень неплохое впечатление: неторопливый, вежливый, но, когда требовали обстоятельства, быстро менялся, думал и принимал решения быстро. Там, где требовалось, мгновенно переходил с нормального языка на казачий говор. Остер был на язык и за словом в карман не лез. Фронта не боялся, по войскам мотался часто и с толком. Мне в первый же день высказал пожелание в довольно мягкой форме, но показал, что в случившемся есть и моя недоработка.
        - Я понимаю, что ты генерал без году неделя, но коли назначен представителем, так будь добр на совещаниях в штабе фронта присутствовать, а не так, что прилетел и только в своей епархии и пасешься. Соответствуй!
        - Есть, товарищ маршал. Задержался на Юго-Западном, там немцы наступление начали на Гомель, и было всего три дня на проверку готовности дивизии к наступлению.
        - Ну вот, я тебе и говорю, что дивизию ты подготовил, а взаимодействие с наземными войсками - упустил. Но ничего, первый блин - комом, так бывает. Поглядим, как дальше пойдет. Хотя тебя в Генштабе хвалят. Но мы оба отвечаем за южное направление, и действовать тебе придется на всем направлении. Моего вмешательства в эти вопросы не требовалось. У тебя достаточно и прав, и обязанностей, чтобы приструнить зарвавшегося комкора. А ты жаловаться ко мне прибежал. Поэтому бывай чаще на совещаниях и сделай так, чтобы тебе подчинялись. Все! Мы отвечаем за направление, а не в бирюльки играем. Молод ты еще, чтобы сразу все понять и поднять, но должен стремиться к этому. Соответствуй.
        Замечание верное, отвлекаться на организацию переучивания не стоило, есть задачи поважнее и помасштабнее, там и заместители могли сработать, но хотелось посмотреть, что англичане прислали, а то не пришлось бы бежать к царю и кричать: «Англичане ружья кирпичом не чистят!» А местность здесь складчатая, множество оврагов и довольно густого кустарника, отличная «зеленка», где пушки и танки спрятать, таким мастерам маскировки, как немцы, как два пальца об асфальт.
        Наступление шло с напругом, довольно медленно. Стремительных бросков не наблюдалось, сопротивление немцы оказывали сильное, хорошо, что погода стояла нормальная, мешали лишь дымы пожаров и несброшенная листва. Наступление шло вдоль железной дороги Могилев - Жмеринка. Напрямую было бы быстрее, но логистика хромала на обе ноги, приходилось придерживаться железной дороги. На севере армия Власова забрала обратно Фастов, мы подошли к Шаргороду, и только после этого наша воздушная разведка заметила некоторое оживление на дорогах внутри будущего котла. Немцы начали сосредоточение на внутренних фасах наступления, видимо решив изнутри подрезать клинья наступающих войск. Немецкая 1-я танковая армия находилась справа от нашего наступления в районе Кировограда. И мы, поручив поддержку войск армейской и фронтовой авиации, повисли над железными и шоссейными дорогами, нарушая снабжение многочисленных немецких войск. Одновременно с этими мероприятиями корпус вел активную разведку. Все крупные железнодорожные станции были подвергнуты штурмовке. Больше всего интересовали топливные цистерны и горючее в бочках.
Неожиданно много целей давало НКВД по своим каналам. Правда, с некоторым запозданием, поэтому удары приходилось наносить в других местах, не тех, что указывались в шифровках.
        Через неделю после начала наступления активизировались 4-я и 6-я румынские армии. И нас переключили на работу в двух направлениях. Южный фронт взял Жмеринку, в тот день капитан Мальцев обнаружил крупное, до двухсот танков и самоходных установок, соединение немцев под Маяками. Выкристаллизовался замысел немцев. Если вы полезете в Википедию про Комаргород, то вам поведают, каким прекрасным городом он был до 1650 года. Дальше история обрывается, и начнется она снова, когда пшеки из-под стекла выкопаются. Но до остекления еще семьдесят пять лет, поэтому поведаем о поселке городского типа в Винницкой области, куда ночью прилетело три самолета нашей эскадрильи разведки и связи. Говорят, что был основан Комаром-Забужинским. Судя по фамилии, за Бугом комары его и съели. Знаменитый камень надгробный - на нем буквы выбиты на иврите или идише, скорее второе. Это не потому, что меня еврейский вопрос интересует, а потому, что их здесь много было… Но до войны. Теперь здесь их нет почти. А этот самый Коломойский последним в Лондон улетел. Зато бандеровцев много. Гетто здесь были в каждом селе и в каждом городе,
и понятно, что организовывали их вовсе не немцы. Местные старались, и у каждого из них было имя. Вот только последыши их до сих пор живы.
        Самолеты не садились, они выбросили семь человек: шестерых наводчиков и одного «дальняка». Дальняком была девушка из этих мест. Скинув парашют, она сняла и положила вместе с парашютом комбинезон, облила все серной кислотой и закопала. Приземлилась группа между «железкой» и селом, на опушке небольшой рощицы. Оттуда Натуся, как ее в детстве звали, отправилась в село, а группа двинулась в сторону станции Вапнярки. Между селами есть дорога, и в одном месте стоит небольшая рощица. Там требовалось организовать наблюдательный пункт и подать сигнал о том, что немецкие войска выдвигаются на исходные. Задание Натуси не знал никто. От речки Русавы здесь прорыта протока, которая образует ряд прудов, в которых разводили карася и карпов и использовали под мельницы и для вымачивания конопли. Места здесь хлебные.
        Натуся пробралась к собственному дому и залегла у оградки, наблюдая за несколькими домами. В двух из них играла музыка и раздавались пьяные голоса. В остальных - даже огонька не было видно. Тренированным движением девушка перемахнула через плетень и двинулась к дому. Было странно, что Дружок не лаял. Будка оказалась пуста, расстегнутый ошейник и цепь лежали возле нее. Дверь в дом даже не на защелке, открыта. Света в окнах нет. Требовалась маленькая бумажка, которая лежала в верхнем ящике буфета. Она подтверждала, что Натуся - полунемка, фольксдойче. Чуть приоткрыв стволом «ТТ» дверь, девушка принюхалась. Чужой запах! И сильная вонь самогона. В доме кто-то был, видимо спал. Она отошла в сторону бани. Там из окошка чуть пробивался лучик неяркого света. Диверсантка достала небольшую трубочку и прижала ее к раме, затем к стеклу. Голоса она узнала, но дверь оказалась запертой. Пришлось стучать своим детским стуком.
        - Хто тамо?
        - Це я, мамо!
        - Ой, лышенько!
        Натуся прижала палец к губам, показывая матери не шуметь. Ну да, попробуй уговорить кого-нибудь не думать о зеленой обезьяне. Насилу удалось заставить не причитать. Выслушав последние известия про то, какие гады жили рядом в одном селе, Натуся выяснила, что в доме живет Василь, ее одноклассник, подавшийся в полицаи. Он охраняет гетто, нехристь, организованное на западном краю села. Днем охраняет, а ночью пьет, как сапожник, видимо совесть усыпляет.
        - Мама, помнишь, у нас была старая справка на немецком, что наша бабушка - немка, фон Браухич. Где она?
        - Ой, туточки, я зараз! - Мать минут десять ковырялась в бумажках, все пытаясь рассказать о том, как она каждую из них получила, потом нашла необходимую.
        - А папа где?
        - Та нема батьки, йево 17 липня вбили, зараз як немцы прийшлы.
        - Я пойду, мама. Мне нужно. Береги себя!
        - Ой, лышенько!
        - Тихо! Кто-то во дворе ходит!
        - Та то Василь, до ветру пишов.
        - Тихо! Гаси свет!
        Они посидели немного и дождались, пока хлопнула дверь дома. После этого Натуся засобиралась. Мать сунула ей в дорогу довольно большой узелок. Но напрямую к станции девушка не пошла. Ее заинтересовал дом с музыкой. На поручень крыльца она поставила РПГ-40, низ которой прихватила суровой ниткой. Гранату прикрыла тряпкой, поднятой у крыльца. Нитку она прикрепила к двери, соорудив растяжку, вытащила чеку, усмехнулась и пошла огородами к станции Вапнярка. Грохот взрыва догнал ее через двадцать минут.
        Услышав взрыв, командир группы старшина Савельев выругался: придется отходить от почти законченной лежки. Прошумели! Не любил он, когда группу объединяли с кем-либо или посылали в партизанские отряды. Слишком часто явки оказывались проваленными, а связники находились под колпаком у немцев. Он подал сигнал сбора, и бойцы начали выбираться из-под наваленных старых веток. Отходили на юго-восток, к железной дороге, в одном месте на карте был скрытый лесом со всех сторон переход. Следы отхода старшина присыпал кайенской смесью. Форсировав «железку», поменяли направление отхода на юго-западное и через тридцать минут начали устраиваться в небольшой рощице, в центре которой была вытянутая с запада на восток поляна. Шесть человек расположились в роще так, чтобы контролировать все подходы. Жилья рядом не было, если не считать будки обходчика на разъезде Комаргород в полутора километрах западнее. Целью для наблюдения была дорога на Могилев, поэтому отойти далеко старшине поставленная задача не разрешала. В селе шум, отдельные выстрелы, по шоссе туда проехала небольшая колонна автомашин и бронетранспортеров
из Вапнярки. Благо что дождик небольшой начался, следы скроет. Через некоторое время в стороне отхода дальняка прозвучал еще один взрыв мины, послышались очереди из МГ и «шмайсеров». Глухо лаяли «маузеры». Но выстрелов из нашего оружия не было слышно. Видимо, группа преследования двинулась по следам отхода и нарвалась на растяжку. Девушка, как и было условлено, отходила к Маякам. Но немцы там траншеи роют, создают вторую линию обороны. В чем было дело, Савельев не знал, но послал в штаб код «Б» - группа под угрозой раскрытия.
        К утру все затихло. Старшина, в свою очередь по времени, даже подремал. Вдруг свист пересмешника - сигнал: «Внимание, опасность!» В составе группы только бойцы-пограничники из Ковенской комендатуры. Воюют с первого дня, до этого по три года отслужили на границе.
        От Комаргорода по дороге к разъезду шла колонна людей, человек тридцать, под конвоем. Через сорок минут процессия перешла через пути и повернула на восток, направляясь к роще. Один фельдфебель шел сзади-сбоку от колонны, он был с автоматом. В руке гибкий стек, пилотка под погоном. В бинокль старшине было видно его брезгливое отношение к идущим в колонне, которых он иногда подгонял ударами этой гибкой палки. Остальные охранники были в сапогах, заправленных в них гражданских брюках, в черных пиджаках и белых рубашках. На рукавах повязки: с одной стороны - белая с полосками и свастикой, на другом рукаве - красно-черная повязка с круглой отметиной посередине. Было восемь рядовых и сотник. У него на голове фуражка с синей кокардой и желтым тризубом. В колонне в основном женщины и дети, пара-тройка стариков и несколько подростков. Национальный состав - смешанный, большинство были евреями, но русские и украинцы тоже присутствовали. У нескольких человек руки были связаны. У большинства женщин порваны рубашки и отсутствовал лифчик, видать с ними провели отдельную «беседу». Колонна шла в рощу. Стало понятно
назначение лопат, которые были обнаружены еще ночью.
        Но роща стоит в чистом поле - три тополя на Плющихе. В паре километров одно село - Антополь, где в усадьбе до батальона полицаев, в пяти - Марковка с одной стороны, и Комаргород с другой, где до роты карателей. Пришлось досмотреть до конца, как людей заставили рыть себе могилу, раздели их догола и расстреляли всех выстрелом в затылок. Расстреливал сотник, но не только он, еще и молодых кровью мазал, давая им в руки пистолет. Троих подростков поставили на колени, они так и стояли весь расстрел, а затем каждый из них убил по старику-еврею, и они долго работали лопатой, зарывая яму и маскируя ее дерном. Ушли подростки вместе с полицаями. Способ вербовки в ОУН.
        Ночью группа снялась с дневки и ушла в ту рощу, где намечала находиться сразу. Через два часа после этого они дали сигнал: «ДК-270» - «Движутся в колонне на запад». Тот сигнал, ради которого они и высадились здесь. С аэродромов у Могилева сорвались две эскадрильи ночников с кассетами и напалмом на борту. На исходные немецкие танки не вышли. Под оркестр штурмовиков группа Савельева исполнила собственную партию, окружив и уничтожив казарму ОУН в Комаргороде. Держали их в здании, обозначив его огнем, пока штурмовик по их наводке не сбросил на нее ЗБ-100.
        Мы усилили штурмовки станций на участках Южного и Юго-Западного фронтов, не давая немцам восстановить численность войск и их снабжение. Наступление продолжалось, начались бои за Винницу. Немцы остановили наступление на Центральном фронте и не давали приказа 17-й, 11-й и остаткам 1-й танковой выходить из намечавшегося все отчетливее котла. Активно заработали транспортники немцев по ночам. И нашим ночникам прибавилось работы - гоняться за этими «крокодилами». Днем мы пытались дотянуться до их аэродромов, но немцы предусмотрительно расположили их дальше нашего радиуса. И тогда я организовал челночные рейсы: 1-я гвардейская взлетала из-под Могилева, а садилась под Киевом, а 230-я действовала в обратном направлении. Удалось еще немного отодвинуть немцев и пощипать их на аэродромах, но и этого не хватило. А чертовы локаторы весь участок наступления не перекрывали. Немцы нащупали коридор, где мы не видели их ночные перелеты. Наконец войска соединились у Козятина и начали расширять полосу наступления. Есть первый в этой войне наш котел!
        В самом конце сентября на аэродромы Полтавы села третья штурмовая дивизия, которая тоже вошла в корпус, и поступил приказ Ставки перейти к штурмовке войск противника внутри котла силами трех дивизий. Южный фронт начал общее наступление, уничтожить противника мог только он. У Юго-Западного фронта плацдарм у Киева был слишком мал, чтобы вместить достаточное количество войск. Назвать критическим положение немцев в котле было нельзя: продовольствия было много, ночами немецкие самолеты поставляли необходимые боеприпасы и горючее. Какие-то запасы существовали и у самих осажденных. Но заметно ослабла зенитная артиллерия, и немцы берегут снаряды для нее. Работать стало свободнее. Группы стали меньше, и удары наносились по многим целям сразу. Однако с внешней стороны котла мы были вынуждены двумя дивизиями работать в прежнем режиме. В общем, как в известном анекдоте: «Барин, я медведя поймал!» - «Так веди его сюда!» - «Не могу, он не пускает!»
        Меня вызвали в штаб фронта в Херсон 4 октября и устроили разнос, что не можем прервать снабжение войск противника по воздуху, как будто бы у меня целые дивизии ночников! У меня всего их четыре эскадрильи, и все на «Илах». Из него тот еще истребитель! При достаточно шатком положении на фронте кольца совать туда дефицитные локаторы смысла никакого нет. Однако и командование фронта и Ставка требуют от меня прервать эти полеты.
        Собрал отцов-командиров истребительных полков, выяснил количество подготовленных ночников. Их оказалось всего шестнадцать человек, отогнал их в Сумы и пересадил на «спитфайры» всех. Летчики они опытные, поэтому освоили машины быстро. Перелетели под Киев. Там снял один из локаторов, работавший на самом правом фланге, и установил его в Фастове. У «спитов» радиус девятьсот километров, и можно ПТБ вешать.
        В первый вылет пошел сам: опробовать, что получилось. На «спитах» стояли четыре Б-20 вместо английского вооружения. Вылет получился пустой, нервный и тяжелый. Оператор наведения меня чуть в землю не воткнул, но на транспорт так и не вывел, пришлось вызывать людей из первой дивизии. После этого дело сдвинулось с мертвой точки. Охамевших немцев быстро причесали, но началась плохая погода и низкая облачность, и у них опять появились «окна», так как по погоде они имеют более низкий порог, чем истребители. Опять пришлось пускать на охоту штурмовики и гоняться за площадками немцев в котлах. К сожалению, не обошлось без потерь: несколько аварий на посадках и по одному истребителю и штурмовику не вернулось с вылета.
        Затем немцы ударили с двух сторон по перемычке между ними, держали ее открытой в течение пяти суток, и их армии вышли из котла! Он оказался дырявый! Но трофеи мы собрали хорошие. Почти всю технику немцам пришлось бросить. В общем, почти полное повторение Демянского котла. При условии того, что у немцев теперь на юге очень сильная группировка, а фронт на Украине проходит по очень неудобным позициям, то ситуация даже ухудшилась.
        Часть 10
        На вольных хлебах стратегии
        По итогам операции последовал разбор в Москве. Не хвалили, но и не ругали. Отмечалось слабое взаимодействие с фронтовой и армейской авиацией. А как с ними контактировать, если они не имеют единого центра управления, привязаны к своим армиям и в основном занимаются барражем над своими войсками? По рукам и ногам связаны приказом, что сбитые засчитываются только с подтверждением от службы ВНОС и от наземных частей. Кто-то кого-то собьет, всем пишут. Они уже всю авиацию Геринга раза по три уничтожили. А мы сбиваем мало, в основном на земле уничтожаем. По мнению некоторых стратегов, напрасно жжем топливо. И если бы не действия четырех штурмовых полков, в конце операции шести, то работу корпуса можно было бы признать неудовлетворительной. За период операции всего шесть летчиков-истребителей награждены и шестнадцать представлены к званиям Героя Советского Союза, один из них посмертно. Остальные никак себя не проявили. Вот такую характеристику получили мы от Члена Военного Совета Южного направления, будущего Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева. В качестве доказательств он предъявил справку о
расходе топлива и боеприпасов к пушкам истребительных полков корпуса. Налет - огромный, летали интенсивно, а расход снарядов - мизерный. Нерационально используем моторесурс и бензин! Сплошные холостые вылеты. Упомянуто и то обстоятельство, что стрелки мало используют штатное оружие. Немцы не дураки соваться под такое количество стволов! Я сидел и слушал этот бред, причем аргументированный и документированный, и понимал, что за всем этим последует мое снятие с должности и перевод на другую работу. Политотделу требуются подвиги, а мы их не совершаем, мы - работаем.
        - Каковы потери, товарищ Шкирятов, в вашем корпусе? - задал вопрос Шапошников.
        - За сентябрь - октябрь в авариях на посадках в плохих метеоусловиях мы потеряли шесть машин, четыре из которых восстановлены, и двух летчиков в этих катастрофах. Два самолета не вернулось из боевого вылета, один летчик и один стрелок находятся сейчас в госпитале. И третья смешанная авиадивизия потеряла в первых боях семь самолетов, после проведенного контроля потерь более не имела. Там же отмечались аварийные посадки на брюхо из-за невыхода шасси по причине заводского брака. Проведен сплошной анализ состояния машин 3-й САД, снят инженер дивизии, положение выровнялось. Сейчас уровень аварийности у нее среднестатистический. Плохо приняли самолеты и первые два дня действовали не так, как принято в дивизиях Резерва Ставки. Но мы не принимали участия в ее формировании. Более потерь не имеем, но нуждаемся в профилактике и замене двигателей у части машин.
        - Чем вы можете объяснить такие низкие потери? - продолжил Шапошников.
        - Значительным ослаблением ПВО противника после начала наших действий над его территорией. Хочу сразу отметить, что справка товарища Хрущева не содержит расхода ракет РС-82рк - основного оружия нашего корпуса. Мне кажется, что товарищ Хрущев намеренно вводит в заблуждение генералитет РККА.
        Смотрю, Сталин чему-то улыбается, остальные смотрят в сторону: дескать, не ссы против ветра, пацан!
        Плохо дело! Опереться не на кого, все в пас сыграли. И тут:
        - Никита, а ты когда, эта, начал в авиации сечь, эта долбанная? И, х… хрен моржовый, почему раньше не сказал, я бы тебя, эта, вместо Шкирятова на корпус бы поставил. Че молчал, эта? Вот уж воистину услужливый дурак - опаснее врага! Ну, пожурил я при тебе, эта, его один раз, что не может всех транспортников сбить, эта. Так то потому, что оборвать транспортный мост, кроме него, никто не мог. А он за него не в ответе! Пришлось напрячь Резерв Ставки, так как остальные - обо… обгадились! - громогласно заявил Семен Михайлович. Знак «эта» на современном русском звучит как «собака» - значок в почтовом адресе. В исполнении Буденного подразумевалась особь женского пола, когда четырехногая, а когда и двуногая, но сексуально распущенная. Ругался он редко, только если его кто-то доводил до белого каления. Он продолжил:
        - Меня с моим отчетом тоже сунули под занавес, чтобы не мешал спланированному концерту, а путем надо было меня вперед пустить, чтоб командующие армиями и фронтами так не врали откровенно, а отвечали на имеющиеся к ним вопросы. Плохо провели операцию, очень плохо, и противник почти без труда из котла ушел. Проигрываем мы ему в подвижности и организованности. И здесь корпус Резерва Ставки - это тот образец, на который следует равняться остальным. А так что получалось: требуешь от Савицкого нанести удар под Кривым Рогом, отвечает «есть», а потом пять-шесть часов ждешь этого удара. Он его наносит, но уже по пустому месту. Спрашиваешь: что так долго? «Да, понимаете, Семен Михайлович, топливо застряло, машин мало готовых». А я так скажу: х…му танцору завсегда яйца мешают! Что понравилось у КРС: сами ищут цели, активно ведут разведку, и если попросил поддержки, то через пятнадцать - двадцать минут они уже на месте, а то и раньше, если в воздухе. И психологическое воздействие на противника оказывают высокое. Это не пара прилетела, пожужжала и улетела, а рев стоит такой, что хоть святых выноси. Так что
ругать Шкирятова не за что. Косяки наши правил как мог, но решает все в бою - пехота, а у нее со скоростью проблемы. Медленно передвигается, всех тормозит. И качество танков низкое, встают, и плохо вывозятся и ремонтируются подбитые. Немцы свои сразу из боя вытаскивают.
        Диссонанс внес своим выступлением маршал. Возник легкий шум, который остановил покашливанием Сталин.
        - Товарищ Шкирятов, почему вашему корпусу не удалось разгромить немцев на отходе?
        - Погоду они выбрали для прорыва соответствующую, товарищ Сталин, за пять дней смогли только два вылета сделать. Туман и дождь. А все пять дней работала только эскадрилья разведки, связи и управления. У меня здесь представление на звание Героя ее командиру, майору Мальцеву: за вскрытие положения группы Клейста 12 сентября, за обеспечение разведки в течение всей операции и за ночные штурмовки немцев с помощью ночного легкого штурмовика «шторьх-аист». Он переделал связной самолет в ночной легкий штурмовик с двадцатью ракетами РС-82рк. Кстати, «аистов» почему-то перестали выпускать, а этой машине цены нет!
        - Это тот, который мне Геринг подарил? - спросил Сталин.
        - Не знаю, у немцев он называется «Физилер Fi-156 Шторьх», а у нас «Ока-38 Аист», они немного разные. У немца V-образный двигатель, восемь цилиндров, у нас рядный шестицилиндровый, а так похожи, только немецкий с радиостанцией, а наш - без, и это плохо. Их в Ковно делали, они с тех времен и у нас. Только с запчастями совсем плохо стало, только трофейными и пользуемся.
        Разборка закончилась, с корпуса меня сняли, правда сказали, что временно. И вместо меня назначили Мамушкина исполняющим обязанности. А замом ему назначили полковника Аладинского. Он раньше был командиром 12-й САД в ЗОВО, потом был командующим ВВС 43-й армии. Для него это - серьезное понижение, так что с назначением не все понятно, тем более что Мамушкин в начале войны был только командиром полка, а Аладинский несколько лет командовал дивизией. Мы лично незнакомы пока, и у меня нет времени выяснять, что и как. Забрав с собой жену, чтобы не хулиганила - она тайком подлетывала, так как самочувствие у нее улучшилось, - мы на штатном «Си-47» летим в Воронеж. Там Ильюшин подготовил самолет на замену «Ил-2» по рекомендациям, которые получил от меня и летчиков. Бронекорпус оставил как есть, чтобы не снижать выпуск машин, уродливый воздухозаборник переехал в консоли центроплана, капот сверху закрыт броней и имеет нормальную аэродинамическую форму. В четыре раза уменьшены лобовые размеры коков шасси. Старый «Ил» имел уменьшенное шасси «Ил-4» с вилкой для оси колеса. Этот - одностоечную консольную,
разворачиваемую на девяносто градусов, переднюю стойку, убираемую в бронекорпус. Бомболюков теперь не четыре, а два под 250-килограммовые бомбы. Двигатель планируемый - АМ-38ф, но пока стоит старый АМ-38. «Эф» еще не прошел госиспытания. Увеличена высота киля и немного приподняты рули глубины, что позволило избавиться от постоянных рысканий по высоте, которые реально утомляли в полете. И изменена их форма. Дурацкий бензобак между летчиком и стрелком ушел под кабину и вперед на место воздухозаборника. Теперь он изготавливается из фибры. Радиус действия увеличился до пятисот двадцати километров. Костыль окончательно убран в корпус. Вооружение: четыре пушки ВЯ с дульными тормозами щелевого типа, или 2-ВЯ и две Б-20, и сорок восемь точек подвески ракет. Главное! Оборудование кабины выполнено для всепогодного и ночного полета. Стрелок может исполнять обязанности штурмана. Точнее, это штурман теперь. Отлакирован, как рояль! Если бы серийные так изготавливались! Ксюша с ходу уселась на место стрелка и на мое требование покинуть машину преспокойнейшим образом показала мне фигу. Пристегнулась, пошевелила Б-20,
показала большой палец.
        Взлетаем с полной нагрузкой. Немного покрутил триммер высоты, машина вверх лезть перестала. Идет устойчиво. В кабине удобно, хотя и маловат обзор, так как на заводе не озаботились зеркалами, дескать, стрелок все видит, у него сплошная прозрачная броня. Прицел ОПБ-2 переехал к стрелку, он теперь выполняет сброс бомб с горизонтального полета, так было на первых «ЦКБ-55», а у меня - АСП-1 и метки на капоте для работы с пикирования. Пробуем на полигоне метнуть болванки с горизонтали. У Ксюши и меня не очень это получилось. Смазали, тренироваться надо. Хотя отклонение и небольшое. Затем я отбомбился второй парой «соток» с пологого пикирования, попал. Теперь ставим «Р» на прицел, поверх основной шкалы прицела появляется новая. Так она лежит горизонтально, но новая не мешает использовать и пушечную шкалу. Здесь же прописаны дальности, удобнее стало. Выполнил заход, на полигоне стоит танк Т-IV. Эх, лазерный дальномер бы, а так приходится почти на глазок работать, хотя уже опыт какой-никакой накоплен. Щелкаю электроспуском, выбирая крайние ракеты. Пуск, второй, ракеты пошли. Сход плавный, видно хорошо.
Первой попал, второй промахнулся. Работаю из пушек, трясти и дергать машину стало меньше. Есть попадания. Заморгала лампочка от высотомера, тяну на себя - моргать прекратила. Все боеприпасы расходовать не стал, посмотрим, как ведет себя на посадке в таком состоянии. Шасси теперь гидравлическое, а не воздушное. Вышли, щиток на пятьдесят градусов, и машина просто поползла на ста тридцати пяти километрах в час. Еще и подрабатывать машиной надо. Посадка без козла, сразу притер на все точки. Вылезли и осмотрели машину. Подошли Ильюшин и Коккинаки.
        - Ну, как?
        - Лучше! Много лучше, хотя совать ОПБ стрелку - это лишнее, мы с горизонтали фактически не работаем, и непривычно выполнять команды стрелка. Тут дело в чем: если стрелок дал влево, то надо быстро развернуть машину туда, там противник, чтобы стрелок успел его обстрелять. То есть резко даешь ногу, а потом отыгрываешь по его сигналу. Привычка. А здесь требуется плавно.
        - Ну, что я говорил! - сказал Коккинаки.
        - По нормам ВВС самолет, вооруженный бомбами, обязан иметь бомбовый прицел.
        - Ой, да бог с ним, пусть будет! Теперь он при аварийной посадке не мешает, и правило выполнили. Буква - она превыше всего!
        Машина понравилась, сильно возросла путевая скорость за счет отличной аэродинамики, вылизали ее просто. С ракетами у нас скорость едва за четыреста максимальная была, этот дает четыреста пятьдесят с ракетами, а если вешать их меньше, так еще двадцать километров прибавляешь. Без внешней подвески - пятьсот десять. Не пробовал, но в документах так написано. Связки бомб использовать стало легче: трос мешать перестал. Прицел удобный и в случае посадки на живот по башке бить не будет. Фонарь более обтекаемый, и бронестекло хорошо выполнено. Обзор вперед надежный и широкий. В общем, машину вплотную приблизили к «Ил-10». В чем-то даже превзошли этот самолет.
        Из Воронежа летим в Крым, отвожу супругу к матери, несмотря на ее возражения. Но больше некуда. Квартиры у нас нигде нет. И оттуда к новому месту службы: город Тукум, Латвийской ССР, 81-я АД ДД. Должность не указана, по имеющейся документации я, как и был, являюсь командиром авиакорпуса Резерва Ставки. Выполняю специальное задание Ставки. Содержание задания мне не сообщили. Сталин назначил, а потом отменил встречу. Причина мне не известна. Возможность отвезти жену в Севастополь мне предоставил Новиков.
        В Тукуме и Елгаве сидят все полки 81-й дивизии: 412-й, 420-й, 421-й и 433-й. Как они там умещаются - непонятно. Но судя по тому, что читал об АДД тех времен, в каждом полку не более эскадрильи. Так оно и оказалось. Командует дивизией полковник Голованов, с которым я уже встречался в августе. Я прилетел ночью, Голованов был в воздухе. На земле удивились моему прилету, так как о нем никто не был проинформирован. Ситуация стала еще более запутанной. Поместили меня прямо в штабе, выделив комнату на втором этаже здания. Оставалось дождаться Голованова, может быть, он в курсе событий. Или связываться со Сталиным, хотя мне этого не хотелось. Была непонятна причина отмены встречи. Может быть, все, что я сейчас делаю, бессмысленная трата времени. Хорошо, что жену сумел вывезти, пусть и в Севастополь.
        Прилег поспать, штаб недалеко от аэродрома, услышу, когда заревут моторы. Но поспать не дали, через час вошел шифровальщик и попросил спуститься к нему на БОДО. На связи хозяин. Мне передали довольно длинную ленту аппарата, стою, читаю: «Генерал-майору Шкирятову укомплектовать авиагруппу нанесения удара Варшавскому железнодорожному узлу обеспечить прикрытие подавление ПВО успех операции нарком обороны СССР И Сталин» - а это сорок первый год!
        Почесал репку, отправил вопрос о сроках, силах и средствах, возможностях задействовать агентуру на местах, это же не прифронтовая полоса, там нашей корпусной разведкой не обойтись. Требуются люди и документы. И мне требуются люди, тот же Мамушкин и ремонтно-аэродромные роты. Проще корпус сюда перебазировать, чем тут на месте что-то развивать, тем более что у людей - свои задачи.
        Ответ пришел быстро: «Операцию подготовить провести конца года задача двтчк вывести надежно на долгий срок весь узел тчк Корпус или отдельные его части находится вашем распоряжении зпт может привлекаться решению других оперативных задач подготовку к операции вести не срывая боеспособности корпуса разрешается привлекать любые необходимые силы и средства исключением частей и подразделений непосредственно на передовых позициях вам помощь направляется представитель разведки Войска Польского нарком обороны СССР И Сталин».
        Хоть какая-то конкретика появилась. Связался со штабом корпуса и отправил приказ Мамушкину обратным рейсом направить сюда группу квартирьеров и снабженцев. Подготовить несколько аэродромных рот к переброске в этот район. Точное место дислокации подскажу позднее. Пока ответа не получил, кроме подтверждения: «Принято». Вышел от связистов, так как послышался гул моторов, кто-то возвращался из вылета. На улице уже начало светать. Погода мерзкая, низкая облачность, моросит мелкий противный дождь. Подошел командир моего борта и получил от меня письменный приказ, аналогичный тому, который я отправил Мамушкину.
        - Степан Николаич, времени мало, поэтому сработай быстро, ты мне здесь нужен, и пусть пару «аистов» побыстрее подгонят. Давай, лети!
        - Есть! - откозырял старлей и не спеша отправился к стоянке. Планшет бил его по коленке на промозглом ветру. Облачность совсем низкая, в такую погоду только штабники и летают. Впрочем, еще и дальники, тяжелые машины которых появились над деревьями, вывалившись из туч. Две машины сели с ходу, видимо повреждены, так как к ним направилась «санитарка» и пожарные машины. Других пока не видно, но звук моторов иногда доносится. Еще один «Ер-2» - стойка не вышла, он пропахал поле не слабо, теперь его трактором оттягивают в сторону, а красноармейцы засыпают борозду до самого прилета следующей машины. Возвращаются поодиночке, видимо и действуют так же. «ТБ-7» коснулся земли и сразу заморгал АНО: требуется врач. Санитарная машина сорвалась к нему. Стоящий рядом летчик сказал, что это машина комдива. Самолеты продолжали возвращаться, но я уже выслушал как старший по званию доклад о бомбежке Берлина и пожал руку Голованову. Куда денешься - армия! Старшинство здесь определяется не возрастом, а знаками различия.
        - Какими ветрами к нам занесло? - стягивая вторую перчатку с руки, спросил Александр Евгеньевич.
        - Да вот, озадачили Варшавой.
        - Меня с ней тоже напрягают, но вывести из строя весь узел практически невозможно имеющейся у меня авиацией. Я об этом ему и сказал четыре дня назад.
        - Видимо, поэтому меня и прислали, хотя задача вовсе не штурмового корпуса. Мы же только погладить польку по заднице можем. Калибры не те. Так что пройдем в штаб, посмотрим, что есть. Или устали?
        - Да ничего, сейчас нам кофейку сообразят и завтрак, и начнем. Вон туда, там столовая. - Так, не раздеваясь, он отправился в низенькое здание справа от штаба. Там, оказывается, и раздевалка, и столовая. После завтрака перешли в штаб и начали изучать имеющиеся фотографии Варшавы.
        Из-за ночного образа жизни АДД снимки в основном представляли собой темное пятно, украшенное сполохами выстрелов, разрывов, пламени горящих цистерн и косых теней зданий. Разведчиков в АДД не имелось, качественных снимков - тоже.
        - Не густо!
        - Ну, что есть! Вот Варшава-Восточная, вот Грохов, это Гварков, а вот это - Прага, все на правом берегу. Вот здесь - Варшава-Виленска. На левом: Варшава-Западная, это Голабки, вот тут важная ветка Воля к Гданьскому мосту. Так что одним ударом никак. Учти, что Прага - это три узловые и сортировочные станции подряд. И металлургический завод в Хуте тоже может быть использован как склад и станция выгрузки.
        Дозваниваюсь до Сум, приказал перебросить сюда пару PR MkVI c аппаратами F.8 с 50,8-сантиметровыми объективами. Будем хитрить и заходить с запада. Машина - английская. Уже днем две машины сели в Тукуме. Однако погода позволила их использовать только через неделю.
        Прибыл «поляк». Им оказался тот генерал, с которым мы столкнулись у Большого дворца в Кремле. С ним прибыла и Кристина, которая работает у него… как вы думаете кем? Переводчиком! А в Даукше она ни слова не понимала по-русски! Я сразу смекнул, что дело пахнет не сильно хорошо, и послал вызов Аксинье. Квартирный вопрос в гарнизоне не сильно напряжен, так как летчиков пока мало, а остальные по казармам сидят, и свободные квартиры для старшего комсостава есть. Но пока я живу в штабе. Атака со стороны Кристины последовала практически с ходу. Дескать, я так соскучилась. Пришлось отвечать напрямую:
        - Кристина, ситуация в корне изменилась, я теперь не рядовой летчик, а генерал, исполняющий специальные поручения Верховного Командования. Контакт с представителем разведки иностранного государства может плачевно отразиться на состоянии моего затылка. Поэтому, смотри, вокруг так много свободных или почти свободных молодых людей, с которыми ты наверняка утолишь свои желания. И которые не откажут тебе в такой мелочи, и сами будут рады разрядиться. Так что тебе не придется вспоминать давно ушедшую любовь, заведи себе новую, если твой генерал тебя не удовлетворяет.
        - Этот старый кокаинист вообще ни на что не способен, плюс женушка у него слишком богата, чтобы он ее бросил. А ты стал осторожнее!
        - В тот момент мне было все равно, с кем спать, Кристи.
        - А я любила тебя и хотела от тебя ребенка. Не получилось. И ты не был простым летчиком, ты был командиром эскадрильи, летавшей на секретном самолете.
        - И не получится. Я вообще-то женат, и моя жена ждет ребенка. Хватит об этом! Считай, что мы все обсудили.
        После разговора пришлось тащиться к представителю нашего РУ Генштаба, который приехал вместе с ними, и рассказывать ему о разговоре.
        - Ну, и зря! Баба она смазливая, сочная, сам бы помял, но не предлагает! Хотя, конечно, товарищ генерал, вы правы, и спасибо за информацию. К тому же этот эпизод вашей жизни нам известен.
        Для того чтобы не привлекать внимания немцев, мы работали через «МИ-5», то есть инфа из Варшавы шла вначале в Лондон, а оттуда поступала через Москву к нам. Требовались люди, работавшие на станциях, информация о расположении артиллерийских батарей и РЛС, если таковая имелась. РЛС у немцев была, но основой ПВО служили многочисленные звукоулавливатели: 88-миллиметровых «флаков» насчитали двадцать шесть восьмиорудийных батарей, разбросанных по всему городу, батареи ориентированы на заходы с восточной стороны. По части РЛС информации не было. Спецов по этой тематике у поляков не нашлось. Зато у наших такой человечек был! Эва фон Браухич, та самая Натуся, дальняя родственница генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, теперь уже бывшего командующего сухопутными силами Германии, проживала в городе Варшава и вышла на связь с Центром.
        РЛС была! Направлена на восток и запад, антенна располагается в форт Августов на южной оконечности Варшавы. Ведется строительство второй очереди антенны на восточном берегу Вислы у Букова. Она будет иметь круговой обзор.
        По данным британской стороны, с северных направлений Варшава легко доступна для авиации, но тут сказалась широта русской души! Понимаете, страна у нас большая, богатая, и мы вечно сеем что-то разумное, доброе, вечное. Особенно любим это делать на территориях, с которых потом почему-то уходим, и просто оставляем такие подарки, что потом хоть стой, хоть падай. В данном случае мы оставили на территории бывшей Российской империи крепость Новогеоргиевскую, в которую еще перед той мировой войной вбухали хренову тучу бетона, стали и орудий. Так там немцы расположили аэродром и кучу зениток. И судя по всему, и круговой локатор имелся, но достоверных сведений об этом не было. Крепость занимала территорию больше шестидесяти квадратных километров на обоих берегах Вислы и Нарева. Кружок радиусом десять километров, состоящий из восемнадцати фортов, расположенных в два яруса, и цитадели на обоих берегах реки с большим аэродромом возле нее. Кстати, оба железнодорожных моста в Варшаве имели зенитное прикрытие, расположенное в старых русских крепостях.
        «Бег с крысами», однако, не закончился. На следующий день на моем самолете прилетел курирующий от РУ ГШ создание Войска Польского генерал-майор Панфилов вместе с Андерсом и офицерами его штаба. Дескать, Андерс беспокоится, куда начальника «Двуйки» дели, не угнали ли его в Сибирь? Я сразу предупредил Панфилова и Боруту-Спеховича, что раскрывать, даже перед Андерсом, тему задания запрещаю. Тем более членам его штаба. Занимаемся заброской польской агентуры в тыл противника. Под надуманным предлогом сразу после встречи командования отправил генерала и Кристину в Ригу, проследив, чтобы они не контактировали ни с кем из поляков. А генерал давно просился туда, сразу по приезде. Видимо, там были какие-то его контакты. Андерс покрутился на аэродроме, поговорил с группой поляков, действительно отправляющихся в район Замбрува в партизанский отряд ZWZ. Сел в самолет и улетел обратно в Москву со своей шоблой. Тут, воспользовавшись отсутствием поляков, замначальника Разведуправления Генерального Штаба Красной Армии без обиняков выложил свое видение проблемы.
        - Видите ли, Сергей Петрович, под давлением Великобритании мы были вынуждены пойти на создание Войска Польского, откровенно враждебной нам организации. Но поляки там разные, есть нормальные, которые хотят драться с фашистами, есть такие, которые предпочли бы нам нож в спину всадить. Генерал Борута-Спехович, начальник второго отдела штаба армии, «Двуйки», именно из таких людей.
        - А зачем вы его в мою операцию всунули? Мне такой помощник не нужен!
        - Он никому не нужен! Дело не в нем, дело в подпоручнике Зайцеховской, она же Валевска, она же Маржинска. Дело в ней. У нас нет человека, работающего в «Двуйке», который бы пошел на работу с нами. Этот отдел собирает досье на всех офицеров Войска Польского и сортирует их по трем группам: «А», «В» и «С». Первая - надежные, с их точки зрения. Вторая - сочувствующие Советам, и третья - колеблющиеся. В «Двуйке» работают только офицеры группы «А», и только подпоручник Зайцеховская отметилась передачей нам в руки немецкой агентуры в Ковно, Кейданах и других городах Литвы. Причина передачи такой информации осталась нам неизвестной. Она приехала в Москву и вступила в Войско Польское. Почти сразу попала во второй отдел, является секретарем и переводчиком его начальника. Имеет доступ к картотеке отдела. Нам требуется установить с ней контакт и попытаться перевербовать ее. Ваша связь с ней будет крайне полезной для того, чтобы расшифровать ее действительные намерения. Чтобы не возникло накладок, мы вернули вашу жену на работу в бюро Антонова, она останется в Москве, вам выделена там квартира, а ваша жена
прошла переаттестацию и стала начальником особого отдела тридцать девятого авиазавода. В ближайшее время на фронте не появится. Мне передали содержание вашей беседы с подпоручником. Постарайтесь не отталкивать совсем этого человека, но и не стоит резко менять свою позицию по этому вопросу.
        - Я вообще-то занимаюсь исполнением специального поручения командования, а не шпионскими играми. И без разрешения Верховного пойти на такое нарушение секретности не могу.
        - Оно у вас есть. - Он достал приказ, подписанный Сталиным, в котором Панфилову разрешалось привлечь генерала Шкирятова к операции «Троянский конь». Начинаю сожалеть о том, что натворил в Даукше. Впрочем, знал бы, где упаду, соломки бы подстелил! Прошлое не вернешь. Панфилов передал мне досье на Кристину, впрочем, никакая она не Кристина и не жена Иозефа Зайцеховского. Кадровый офицер польской разведки, заброшена в Кейданы при участии абвера, поэтому ее своячница и говорила мне о ее контактах с немецким агентом. Точного имени и фамилии у РУ РККА не было. Скорее всего, двойной, тройной или более агент всех разведок. Впрочем, как многие поляки того времени. «Ох, и не легкая это работа - из болота тащить бегемота». Но Панфилов зря на меня надеется. Я так подставляться не буду. Пусть его команда решает эту проблему самостоятельно. Жаль, конечно, что Ксюшу сюда не пустили, было бы немного легче. Но разведка знает, как избавиться от ненужного человека. Уж лучше так, чем… Будем надеятся, что «крыса» - честный человек, хотя чужая душа - потемки!
        Панфилов долго меня пытался проинструктировать, мне приходилось выслушивать это и лишь под конец сказать, что все мои усилия будут направлены на решение основной задачи, и если кто-нибудь - Борута-Спехович, Панфилов или мадам Зайцеховская - вздумают мне мешать, то я найду способ и метод обломать им рога и выбить мозг. На полном серьезе. Генерал от ГРУ расхохотался и сказал, что это - самое правильное решение!
        - Не заостряйтесь на этом вопросе. Он вас особо не касается. Полковник Максимцев, вы с ним уже знакомы, отвечает за эту часть операции, и он полностью в курсе событий. Вы свое отношение ко всему этому уже высказали и совершенно правильно поступили. Просто как руководитель операции вы можете принять жесткие меры по отношению и к вербуемой, и к ее начальнику. Прежде чем это сделать, согласуйте с нами и Верховным этот вопрос. В остальном, само собой, вы абсолютно свободны в выборе сил и средств для достижения успеха в основной операции, которой Ставка придает первостепенное значение. Вот именно так меня товарищ Сталин и проинструктировал.
        Угу, мы вам не мешаем, так, чуть-чуть палки в колеса вставляем. Хорошенькая перспектива, особенно если кто-то из двух «поляков» - немец из абвера. Или оба. Впрочем, я понимаю и Панфилова: эти двое крутятся возле руководства страны. Я же видел их входящими в Большой дворец. А для того чтобы совершить теракт, сильно много средств и не нужно для умелого человека. Бог с ним, понятно, что происходит, и впадать в эйфорию, что граждане Польши нам помогают, я не собираюсь. Нужны их агенты и их каналы связи, остальное будем использовать по мере поступления задач.
        Основная проблема: нет сил. В четырех полках 81-й дивизии АДД семь «ТБ-7», двенадцать «Ер-2» и двадцать два «ПС-84». Где-то должны болтаться девять «галифаксов», но я почему-то их не видел. Зашел в помещение штаба 81-й, мне выделили несколько помещений под мои нужды, поэтому все происходит в одном здании, но на разных этажах и в разных помещениях. У 81-й - свои секреты. Ищу Голованова. Нашел, что-то обсуждает со штурманом 412-го полка. Я подождал, когда он закончит, и после этого спросил, есть ли у него время поговорить. Александр Евгеньевич посмотрел на часы и сказал, что полчаса у него есть.
        - Я тут насчитал сорок один борт с суммарной грузоподъемностью восемьдесят тонн. Это все что есть?
        - Ну, в общем, все. Двенадцать «ТБ-7» проходят перемоторизацию в Казани, и тридцать шесть «Ер-2» делают то же самое в Воронеже.
        - Так, секунду, мне весьма компетентные товарищи сказали, что «Пе-8» значительно больше. Тридцать пять было принято армией и тридцать стояло без моторов в Казани.
        - Семь машин потеряно в августе, точнее пять, две на ремонте, но это капитальный ремонт, надолго. Так что, считай, семь.
        - Семь и семь - четырнадцать, плюс двенадцать - двадцать шесть. А остальные?
        - Первый разбит в дым, второй в Казани, три под Киевом, шесть и девять в Полтаве. То есть еще про девятнадцать знаю, где стоят. Данных про остальные машины просто не имею. Что-то было в Орше. Непонятно, что в Витебске, внятного ответа я не получил. В общем, скорее всего, остальные машины на заводе в разной степени готовности. То есть там не только двигатели отсутствуют.
        - Хорошо. Теперь об «Ер-2», что с ними?
        - Здесь все четко, тридцать шесть на заводе, двадцать два у меня, остальные - разбиты и сбиты. Их всего семьдесят два выпустили. Больше всего разбитых. Взлетает он плохо, никогда не знаешь, взлетит или нет.
        - Так. А вместе со мной из Англии прилетали девять «галифаксов», я их не вижу.
        - Один лежит на кладбище, вон там, а остальные в Костроме.
        - Что говорят о сроках перемоторивания? Потому что восемьдесят на ноль пять - сто шестьдесят бомб. С этим на Варшаву лететь бессмысленно. Мой корпус в пять-шесть раз больше поднимает как минимум, правда, пятисотки взять не сможет.
        - Точно ответить не могу, потому что каждый день разные цифры.
        - Я тогда в Казань слетаю, в Воронеж. А потом в Москву заскочу.
        - Целесообразнее сначала в Москву, прихватить кого-нибудь из НКАП, а уж потом по заводам. Так скорее будет.
        - Резон в этом есть, хотя раньше обходился другими действиями, но вам виднее, вы в этой кухне дольше варитесь.
        - Еще не готов, жестковат, недоварился, - улыбнулся Голованов.
        - Вас не затруднит отправить «спитфайры» по маршруту, как только погода позволит? Особое внимание Модлину. Он сейчас больше, чем Варшава, интересует. У меня радиус маленький, мимо него не проскочить.
        - Да, конечно. Прослежу, чтобы сработали при первой возможности. А кто это днем прилетал?
        - Бывший капитан русского Генерального Штаба, ныне командующий Войска Польского, ети его мать.
        - Опять бомбить будут. Примета плохая. Впрочем, на поле особо никого и не было.
        В Казань пошли двумя бортами: наспех залатанный «Ер-2» с дизелями М-40 - тот, у которого шасси не вышло, ему требуется ремонт центроплана, и мой «С-47», американский. По дороге «Ер-2» опять сдох и сел в Торжке, а мы дотянули засветло до Казани. Садиться пришлось на боковую ВПП, грунтовую, а не на асфальтированную. Летное поле было забито самолетами всех марок. Все ВВС спешили укрыться от войны здесь. Есть серьезно поврежденные машины, без крыльев и моторов, есть такие, что хоть сейчас в воздух, есть совершенно новенькие, и все стоят. Чего-то ждут. Не зря Голованов советовал лететь сначала в Москву. Но не беда, их сюда заставят прилететь, и не я. Знакомлюсь с товарищем Горбуновым, который всем своим видом показывает, что гусь свинье не товарищ - это из-за исчезнувшей буковки «Г» в слове «ЛаГ-5». Аббревиатура «ЛаГГ» - Лавочкин, Горбунов, Гудков - ему больше нравилась из-за авторских. Он напрямую заявил, что фронт требует «Пе-2», и план по ним завод выполняет, конструкторская документация по перемоториванию тяжелых машин не готова, не пришла из Москвы от Петлякова, поэтому готова одна машина, и
дальше, как в известном одесском анекдоте: «Войдешь на Привоз, купишь там петуха и будешь клевать мозг ему! Ты - стоишь на Дерибасовской!»
        - Вы уже все сказали, товарищ Горбунов? - остановил я поток его красноречия, когда он перешел на сплошные лозунги, что у него фронт требует. Он несколько удивленно приостановился.
        - Вот мои документы, вы разговариваете с Представителем Ставки по авиации, которому поставлена задача сформировать ударную авиагруппу, привлекая любые воинские части и любые предприятия для этого. Сколько двигателей «Мерлин-45» и «-46» имеется в наличии?
        - Англичане прислали их больше тысячи, лежат на складе.
        - Вы понимаете, что две страны организовали их доставку вам для того, чтобы наши машины летали, а не ползали по небу, как беременные тараканы? А вы третий месяц выпускаете один самолет. На фронт захотелось, товарищ Горбунов? Могу организовать.
        - Но вы понимаете…
        - Я не понимаю, я ничего не понимаю и не желаю понимать. Мне тут ваш друг, Лавочкин, мозги дрючил про «ЛаГГ» полтора месяца, мы на лыжном заводе сделали восемь «ГУ-82» за три дня. И ничего, летают до сих пор. Поэтому приказываю: организовать перемоторивание всех имеющихся «ТБ-7» на «Мерлин-46HL» и подготовить триста «Пе-2» с моторами «Мерлин-45». Иначе дело будете иметь со мной, и не только. Постановление правительства на эту тему давно существует. «Мерлины» предназначены для замены двигателей М-105, АМ-35А, М-40 и М-30. У вас есть это постановление?
        - Такое постановление у меня есть, но КБ…
        - Меня не интересует ваше «но», меня интересует срок начала работ - сегодня в 20:00. И срок окончания работ - 24:00 28 ноября. Вот мой письменный приказ. Неисполнение - расстрел. У меня тоже сроки!
        Я вышел от него, смотрю, все забегали, поинтересовался у Степана, командира «Си-47», про его самочувствие:
        - До Москвы дойдем?
        - Машина готова, Сергей Петрович.
        - Тогда запрашивай Москву, и по коням! Здесь он еще не валялся. Получать нечего!
        Сели в Москве, не успели коснуться колесами взлетки, как на аэродром въехала машина с Шахуриным. Он отвел меня от самолета.
        - Я понимаю, зачем вы прилетели в Москву. Давайте мы не будем вмешивать в этот вопрос товарища Сталина. Есть упущения, конечно, сами понимаете, продукция несерийная, поэтому отложили в долгий ящик. Петляков доложил, что отправляет чертежи в 02:00 в Казань. Работы на месте будут организованы круглосуточно. А шишек на голове и у меня, и у остальных товарищей достаточно. Мы рассмотрели график поставок новой техники для вашей группы. К 20 ноября поставки будут завершены, мое вам слово. Вас домой подвезти?
        Я согласился, тем более что не знал, где искать жену.
        - Заведите себе в Москве водителя и машину! Вы же имеете такую возможность. Так все командующие делают. Есть воинская часть коменданта Кремля, через которую все это и оформляется.
        - Учту.
        - А что ж «Пе-8» с «Мерлинами» не попробовали? Он уже летает, но на испытания в Москву еще не приходил.
        - У меня с собой нет ни одного человека, кто его освоил, это к Голованову. Я, как и был, командир штурмового корпуса. Просто сейчас работаем вместе с дальней авиацией.
        - Опять какие-нибудь «авиапоезда»? К черту эти эксперименты!
        - Нет, просто совместное задание. После Винницы перебросили на него.
        - Все, приехали. Вот здесь, на четвертом этаже. И недалеко от завода. Квартира бывшего главного инженера 39-го завода. Держали в резерве НКАП. Но тут такие люди просят!
        - Я не просил.
        - Да? А мне сказали…
        - Нет, решили все без меня, я узнал об этом позавчера.
        Шахурин уехал, жены дома не оказалось. Как и ключей. Правда, это в двух шагах от Центрального, на Беговом проезде. У дома странная архитектура: два подъезда трехэтажные, а середина имеет четвертый. Дом огорожен почему-то. Уже темно, светомаскировка везде, хотя Москву и не бомбят, но немцы периодически летают на своих Ju-86r над Москвой даже днем.
        Остановилась машина, из нее вылез незнакомый мне человек в фетровой шляпе. Он открыл заднюю дверь машины и помог выйти из нее женщине в форме. Они отпустили машину, но мужчина не стал провожать женщину, что-то сказал, пожали друг другу руки, и мужчина перешел через улицу и свернул к восьмому дому. Старший политрук, шедший к подъезду дома, оказался Аксиньей. Ее уже предупредили о моем прилете, и сам начальник КБ подвез ее домой. Он живет в доме напротив. Хочет познакомиться, но сегодня решил нам не мешать. Впрочем, завтра он этого сделать не успеет. На 07:00 у меня назначен вылет.
        Квартира оказалась довольно неплохой, но есть проблемы - протечки, которые серьезно угрожают ей. Дом недалеко от завода Центрального аэродрома и авиазавода, а на ипподроме стоят зенитки. Металлическую крышу пробили осколки 85-миллиметровых снарядов. Обещали отремонтировать до зимы, а она начнется уже завтра-послезавтра. Придется подключать хозчасть корпуса. Ксюша недовольна назначением - отвыкла от этой работы, и появилось множество новой документации, огромное количество приказов, за нарушение которых следуют весьма серьезные приговоры. Работать стало очень тяжело, но она понимает, что решение принимал не я.
        - Ну, потерпи немного, Ксюшенька, скоро уйдешь в декрет, а там что-нибудь придумаем. Работа для женщины с ребенком и впрямь не слишком удобная. Чуть позже переговорю с кем надо. Сейчас - никак. Пытался, но не получилось.
        - Здесь какими судьбами? Опять уйдешь в Ставку на всю ночь?
        - Нет, если не вызовут. Собирался, но решил вопрос на ином уровне. Экипаж отдохнет, и летим дальше.
        - Ну, а у меня все плохо: завод выпускает «Ил-10», а нашему КБ выделили цех для производства «аистов». Так что начальников у меня прорва. Все под контролем. Давно в такой нервотрепке не работала. Летать стрелком несколько проще и не так опасно. Не вовремя я забеременела!
        - Я тут вкусняшек разных привез, давай разбирайся. Пайки-то тыловые, а тебе за двоих нужно кушать. У меня борт часто на Москву работает, так что буду подбрасывать, у нас пока с продуктами неплохо, рынки работают, и у колхозников всегда можно и свежий сыр, и творог пастеризованный купить. Вот масло.
        - Надо с соседкой снизу поделиться, у нее трое парней, вечно голодных.
        Утром она проводила меня до самого борта и долго смотрела вслед улетавшему самолету. Тяжело вздохнув, пошла на нелюбимый завод и дико неприятную ей сейчас работу: бумажки, бумажки, доносы, расспросы, допросы. Чертова Крыська!
        У Торопца меня подхватило прикрытие, можно сказать, что вернулся на фронт. Полет прошел спокойно. На земле есть новость: «спитфайры» в воздухе, из Варшавы передали, что погода там почти безоблачная. Из Либавы они ушли в море, там набрали высоту и, не долетая Бронхольма, повернули на Варшаву. Оба летчика предупреждены о наблюдении за аэродромом в Модлине. Маршрут проходит прямо над ним. Отход на запад аж за Тересин, и лишь после этого возвращение к Бронхольму, и домой. На участке до побережья будут использовать подфюзеляжный ПТБ, так что дальности у них с избытком. На этом участке фронта «спитфайры» еще не летали совсем. Сейчас они прошли Страсбург. Противник их не обнаружил, много облачности, но впереди видны просветы. Локатор в Модлине имеется, оттуда взлетели две пары «мессеров», но перехватить не хватило высотности. Перед полетом летчиков несколько дней донимали наши «гэрэушники», обучая разговаривать в воздухе по-польски с примесью английского истребительного сленга. Научить английскому бы не получилось, а так поляки, военнослужащие RAF, «звезды» мы смыли, а круги под ними проявились во всей
красе. Немцы опознали их как «спитфайры» и как поляков. Отход на запад воспринят ими правильно, что пошли домой. У Тересина немцы попытались второй раз перехватить, но там локатора нет, перехват не состоялся. Уход на северо-запад немцы не обнаружили. Интересное кино получается! Не прикрыта Варшава именно с запада! Восток и северо-восток под наблюдением. «Спитфайры» дотянули до Тукума, снимки есть! Не совсем чистые, попадаются облака, но снята работа тяжелых зениток, по которой можно составить план расположения зенитных батарей.
        Целью номер один стал локатор в Новогеоргиевске. Рассматривали снимки и так, и так. С такой высоты заметить антенну очень сложно. Наконец, один из шифровальщиков, рассматривавший в лупу снимок, сказал:
        - Вот она! Форт три, за ним. И вот здание, где находится сам локатор. Она не круговая, смотрит на северо-восток. Направление двадцать-тридцать градусов, поэтому они так поздно взлетели и не смогли толком перехватить.
        Понятно и почему там расположили: оттуда прямая дорога на мост через Нарев. Если заходить на него с востока, то как раз идешь над этим локатором. За мостом дорога поворачивает и идет на станцию Прага. Еще одна ветка тянется на крупную станцию Тлущ, откуда начинается дорога на Брест, Белосток и Бяло-Подляску. Мостиком тоже надо озаботиться, недаром его так охраняют. Он связывает Восточную Пруссию и Варшаву. Но для начала необходимо выбить этот чертов локатор. Удобнее всего с земли.
        - Господин генерал! - обратился я к Борута-Спеховичу. - У вас есть отряд, который действует в том районе? И чем он может нам помочь?
        - В районе Назиелска действует отряд майора Волка, но сил у него недостаточно для такой операции. В этом районе действуют три аэродрома противника и танкоремонтный завод. Очень тяжелая обстановка для открытых выступлений. Отряд в основном занят разведкой и распространением информации о положении на фронтах, - перевела ответ генерала Кристина.
        - То есть сидит по домам и схронам и баб мнет? Зажечь костры сумеют, там, где нам надо?
        - Это конечно. Давайте точные места.
        - Вот деревня Вымысли. Вот скотный двор. Вот этот дом должен загореться четко по времени.
        - Но там же люди!
        - Как это будет сделано, меня мало интересует, генерал. Мне нужен этот сигнал.
        - Слушаюсь, господин генерал.
        Начинаем готовить два «галифакса», которые загружаем на все шесть тонн кассетными и ротационными бомбами. В Англии в то же время в этом направлении начала работать 138-я эскадрилья транспортных «галифаксов» в интересах Армии Крайовой. Так что появлению «галифаксов» над Польшей немцы удивляться не будут.
        Днем наконец прилетело два «шторьха» майора Мальцева. Коля всем показал свою новенькую «Золотую звезду».
        Незадолго до вылета я собрал всех у себя в штабе на постановку задачи. Все готово. Дал команду приступить к исполнению. Когда все выходили, то я остановил генерала Борута-Спеховича:
        - Вы получили подтверждение о готовности майора Волка?
        - Так есть, господин генерал, - ответил он, приложил два пальца к козырьку «рогативки» и повернулся на выход. За ним повернулась Крыся и, незаметно для генерала, бросила сжатую в комок бумажку. Дверь за ними закрылась, я поднял записку.
        «Серж, огней не будет», - росчерк. Твою мать! Вызываю Колю.
        - Николай, смотри! Отсюда - сюда, затем оттуда, после дозаправки - сюда. С четырьмя - шестью РС с осколочно-фугасной, так чтобы дом загорелся.
        - Нет, все мокрое, вряд ли загорится, надо брать ЗАБы или выливной прибор.
        - Ни того, ни другого нет.
        - Бутылки с КС?
        - Это есть.
        - Мне нужно пять двадцать с посадкой, если ветра не будет. Сообщи по маршруту до Гродно, что летим. Парой. И вчетвером. Если что, вручную сработаем.
        Цепляют дополнительные баки, до Таурая идут на самой малой. Там садятся и дозаправляются. Доложились о готовности. Отсюда им два часа двадцать минут лета. Даю старт «галифаксам». И через тридцать одну минуту стартуют два «шторьха». Только бы пронесло! Через пятнадцать минут Коля доложился, что прошел линию фронта, идет к месту. Никто не мешает. Был запрос со стороны немцев, ответил, что идет с документами к Варшаве в штаб фронта. Естественно, на немецком коде. Вроде больше не пристают. Я поднял еще самолет для ретрансляции того, что говорит Коля. Ходит вдоль линии фронта, настроенный на немецкую волну. Коля телеграфом передал маршевую скорость: 148 км/ч. На два километра меньше расчетной.
        Через час все начали собираться у меня комнате «для контроля исполнения», даже Панфилов и Голованов, который не полетел с остальными на Берлин. Эта сука, Борута-Спехович, тоже крутится здесь, изображает крайнее волнение! Отвлекающая группа отбомбилась по Страсбургу, где пролетали наши разведчики, вторая уже выходит на Тересин. Немецкого противодействия нет. Борута здесь вместе с радиостанцией, якобы весь в работе.
        - Осталось пять минут, господин генерал! Давайте сигнал зажечь привод. С этого расстояния его увидят.
        - Есть, господин генерал! Даю! Не подтверждают получение. Сейчас повторим! Наверное, какие-то проблемы со связью. Ответа нет.
        - Der Zweite! Passen Sie auf die Leuchte auf? - «Второй! Огни наблюдаете?»
        - Nein. - «Нет!»
        - Bestrafen Sie! Sie haben 3 Minuten Zeit. - «Работайте! У вас три минуты!»
        - Verstanden. Bin ueber dem Zielobjekt in eine Minute. Fuehre aus. - «Вас понял, буду над целью через минуту. Исполняю».
        - Генерал, выключайте свою тарахтелку и сдайте оружие, вы арестованы. Со мной такие шутки не проходят. Самолеты над целью с точностью до тридцати секунд, а ваших козлов не слышно и не видно. От участия в операции вы отстраняетесь, вашу дальнейшую судьбу определит военный трибунал.
        - Der Erste, hier ist der Zweite. Befehl ausgefuehrt. - «Первый, я - второй. Исполнено!»
        - Там мирные граждане Польши! - завопил генерал.
        - На войне мирных граждан не бывает. Ежедневные потери Красной Армии составляют более пяти тысяч человек в сутки, и две трети из них из-за того, что до сих пор работает Варшавский узел.
        - Я - шестнадцать, привод вижу, меняю курс.
        - Я - семнадцать, на курсе. Метку вижу.
        - Увести!
        И борова с радистом, и Кристину вывели из помещения. На меня попытался накинуться Панфилов, но я остановил его:
        - Не сейчас! Чуть позже!
        - Я - шестнадцать, сброс. Цель вижу!
        - Я - семнадцать, цель поражена, сброс!
        - Отличная работа! Домой!
        - Цель поражена! Понял, домой!
        - Я - второй! Обнаружил две батареи «ахт-ахтов», иду домой. Дом-два, обеспечьте прикрытие. - «Дом-два» - это Гродно. На большее у них бензина нет.
        - Вот теперь слушаю вас, товарищ генерал, - обратился я к Панфилову.
        - На хрена требовалась эта картинка? Ты же завалил всю операцию!
        - Я арестовал троих, и их в одной камере не содержат. Схожу, извинюсь и поблагодарю Кристи, остальное в ваших руках, товарищ генерал. Мне предатель в операции не нужен. От слова «совсем».
        Генерала и остальных уже поместили на гарнизонной гауптвахте. Сначала я и Панфилов допросили радиста, после этого пришлось еще посылать людей и арестовывать еще нескольких радистов польской миссии, которые работали с Лондоном и с отрядом Волка, изымать бланки радиограмм и коды. Требовались доказательства предательства. Работают чистенько, никаких следов не оставляют. Все радиограммы уничтожены, кроме копий, которые переданы нам. Исходящих радиограмм просто нет. Шифровальные блокноты изъяты. Особый отдел дивизии приступил к работе по полной, подключилась Москва, служба перехвата армии и фронта. И я, и Панфилов пока запретили допрашивать Кристину. Требовалось раскрыть степень ее участия в операции. Один из радистов пошел на сотрудничество и сдал место хранения шифровальных книг. Дело сдвинулось с мертвой точки.
        Ни в Лондон, ни под Варшаву Борута координаты «привода» не передавал. Вообще. Зато сданы стоянки наших тяжелых самолетов и схема расположения зенитных батарей. Хорошо, что не немцам, а англичанам, но факт работы на иностранную разведку и передачи данных военного и секретного характера зафиксирован.
        Лишь после этого принято решение о работе с Кристиной, так как ее роль в этом спектакле осталась за кадром. Никто из допрашиваемых ни положительно, ни отрицательно ее не охарактеризовал. Максимум любовница генерала, редкая сволочь, очень заносчивая аристократка. С членами польской миссии она отношений не поддерживала. Ни с теми, кто точно враг, ни с теми, кто сотрудничал с нами. Панфилов почесал репку и сказал, что она - профессионал и не раскрывалась ни перед кем из миссии. Судя по ее поведению, и не собирается этого делать. По моему приказу ее кормили из летной столовой, выводили на прогулку, в отличие от остальных, принесли в камеру личные вещи, естественно, после тщательного досмотра. Панфилов принял решение, что первым с ней должен поговорить я, и это не должен быть допрос. Ее камера находилась в другом крыле здания гауптвахты. Предварительно позвонили начальнику караула и коменданту, чтобы шум не поднимали при встрече. Было довольно поздно, но еще не ночь, а вечер, перед ужином.
        - Алексей Павлович, если мы хотим привлечь ее на нашу сторону, то встречаться с ней нужно не в тюрьме. Это психологически давит. Лучше в ресторане или в домашней обстановке.
        - Ну, с ресторанами напружно, да и летчики не упускают возможность там бывать. Засветимся. Есть одна квартира, сейчас распоряжусь.
        Он кому-то позвонил. Затем мы с ним поехали в город. Это недалеко, за железной дорогой, которая находится за небольшой речушкой, которая служила как бы границей между нами, военными, и городом. Так повелось здесь с тридцать девятого года, когда Красная Армия вошла в эти места. Штаб дивизии располагался в самом большом местном здании, которое называлось дворцом Дурбе. На запад от него шли склады боеприпасов, обмундирования и ПАРМ. Небольшая роща отделяла военный городок от штаба, сразу за штабом жили технари и железнодорожники. А местные жители в эту часть практически не ходили. Также и наши старались не появляться в городе. Вначале это было условие расквартирования наших частей в республике: мы не должны были вмешиваться в местную жизнь, - затем это стало привычкой. В общем, за «железкой» я ни разу еще не был. Мы остановились на Рижской улице, шедшей параллельно железной дороге, возле небольшого полутораэтажного дома, дверь которого располагалась низко, а окна выходили на улицу выше двери. Такое редко встречается в наших городах. Алексей Павлович постучал, дверь открыла пожилая женщина, которая
проводила меня в правую комнату. Она что-то сказала на непонятном языке, Панфилов перевел, что ужин приготовлен, на кухне, посуда там же, вот ключи от двери.
        - Посмотри, что и как, Стелла по-русски понимает, но не говорит. Она все покажет, я поехал за Зайцеховской.
        Из-за странного архитектурного решения две комнаты в доме сообщались через небольшой коридор, оттуда одна лестница вела на кухню и в подвальчики, вторая на выход из дома. Заплутать можно. Женщина что-то говорила недовольным голосом, затем принялась накрывать и сервировать стол, видя, что я активных действий в этом направлении не предпринимаю. Подвела меня к буфету и ткнула пальцем в многочисленные бутылки. Из знакомых была «Зубровка», «зеленый змей» (водка с зеленой этикеткой) и крымский кагор. Остальные я никогда не видел и не пробовал. На большинстве бутылок были готические буквы. Присмотревшись, обнаружил армянский коньяк. Выбрал его, крымское вино и «Зубровку» - все ж таки считается польским напитком. Еще немного побурчав, дама удалилась, при этом долго показывала мне жестами, что я должен за ней запереть дверь. Махнув рукой, наконец удалилась.
        Подъехала машина, из нее вышел Панфилов и открыл заднюю дверь. Появилась Кристина. Ей показали направление. Она осторожно открыла дверь и спросила:
        - Куда идти?
        - Одну минуту!
        Я спустился, она напряженно выдохнула. Сукин сын Панфилов не сказал, куда и к кому ее везут. Так сказать, психологически надавил. Я закрыл дверь, и машина укатила.
        - Не стоило меня так пугать: «С вами хочет переговорить один человек». Я черт знает что передумала, пока ехали. Так о чем пан генерал хочет со мной поговорить?
        - Может быть, мы продолжим этот разговор за ужином?
        - А это не повредит твоему затылку?
        - Отвечать вопросом на вопрос - не лучший способ начинать разговор. Прошу!
        - Ты здесь живешь?
        - Нет, я живу в штабе. В этом доме я впервые.
        - То есть все прослушивается и просматривается.
        - Не знаю, возможно. Это имеет какое-либо значение?
        - Для меня? Нет, уже нет.
        - Прошу! Если что-то не то выбрал, там внизу довольно большой выбор всяких напитков.
        - Хотелось бы минеральной воды или лимонаду.
        Я оставил ее одну и пошел вниз за заказанной водой. Сам я, конечно, об этом не подумал. И надо показать Кристине, что нас мало волнует ее побег. Возможность для этого у нее есть. Однако ее я увидел в той же позе, как и оставил. Но она вставала - на столе появился подсвечник.
        - У тебя есть спички?
        Я залез в карман и достал коробок.
        - Зажги и погаси большой свет. Будем ужинать при свечах.
        Я разлил вино и коньяк по рюмкам и бокалам.
        - Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты не дала сорвать операцию.
        - Это и моя война, и я два года ее веду. К сожалению, я не сразу разобралась, кто есть кто в этой войне. Так что и тебе спасибо за то, что меня задержали, но не арестовали. И ни разу не допрашивали.
        Я немного поухаживал за ее тарелкой.
        - Я не хотел начинать этот разговор в официальной обстановке, поэтому попросил Панфилова организовать эту встречу там, где никто ни из наших, ни из ваших нас не увидит.
        - Те, кому нужно, все увидят и все услышат, я не сомневаюсь.
        - И бог с ним, лишние не должны это слышать. У командования РККА большие сомнения по отношению к генералу Андерсу. Но несмотря на это, по просьбе английской стороны, мы оказываем помощь в формировании его армии. Однако толку от создания этих частей пока никакого нет.
        - Не надо меня вербовать, Серж. Меня никто не просил отдавать тебе ни тот список, ни бросать тебе эту бумажку. Мне ты нравился именно тем, что никогда не вел никаких разговоров о войне, политике, своей работе. Я пошла работать в разведку по молодости и глупости. Мне хотелось быть полезной своей родине - Великой Польше. А в результате вышел один пшик: мой первый начальник меня изнасиловал и сказал, что это необходимо для дела. Правильно раздвигая ноги, женщина-агент добьется большего, чем будет просто слушать и запоминать. Дальше больше, меня стали подкладывать под своих, которых в чем-то подозревали. Потом сказали, что надо работать с немцами, и подложили под них. Немец приказал мне лечь с тобой и узнать все о новом самолете. И не поверил мне, когда я ему сказала, что кроме физиологии, тебя ничего не интересует. Я ему отомстила: я записала нашу встречу с тобой на диктофон, который он мне дал, и, когда у меня были месячные, дала ему послушать наши охи и вздохи. Я в тот день еще к тебе Хильду посылала, чтобы ты случайно не пришел. Как он злился! И он меня ударил. После этого я и решила его сдать.
Начавшаяся война расставила окончательно все точки над i. Нам сначала говорили, что мы объединимся с Гитлером и отомстим за все унижения поляков русскими, потом немцы за месяц нас разбили. Дальше говорили, что Гитлер и Сталин союзники, и Гитлер просто защитил нас от Сталина. Но я видела, что происходило в генерал-губернаторстве, и жила потом в Даукше. Это небо и земля. Вы не оккупировали эту землю, вы освободили ее от тех, кто хотел лечь под Гитлера. Поэтому я не осталась в Даукше и не вернулась назад. Я уехала в Москву и думала начать новую жизнь. Кстати, не только свою, но и нашего ребенка. Но мне сделать этого не дали. Этот самый Борута-Спехович приказал сделать мне аборт, дескать, не время офицеру разведки заниматься такой ерундой. Я не женщина, а агент. И начал собирать данные на всех: кто о чем думает, - гнобить тех, кто считает, что мы должны все вместе уничтожить Гитлера и Германию. И все началось сначала. А потом я увидела тебя в форме полковника, а не младшего лейтенанта. Тебе твоя страна дала оружие, дала возможность исполнять свой воинский долг, и она тебе благодарна за то, что ты хорошо и
умело это делаешь. С момента начала войны в России ты уже стал генералом, выполняешь специальные поручения своего командования, а не идиотские приказы: пойди, переспи с тем-то и узнай, что он делает и о чем думает. К сожалению, приходится воевать со своим начальством, а не за Родину. Устала я от всего этого, Серж, очень устала. А с Борутой? Мне очень хотелось, чтобы именно ты отомстил за меня и не родившегося ребенка. Ой, пока я болтала, все остыло. Дай спички, я разогрею.
        Она взяла спички, выщелкнула «Герцоговину Флор» из свежеоткрытой коробки и спустилась на кухню, довольно долго отсутствовала, изредка чем-то гремя внизу, появилась с подносом в руках и в одной шелковой сорочке.
        - Не ругайся и не уходи, командование и так в курсе. Нам дали время, и провести его надо так, чтобы это запомнилось. Попробуй, это вкусно. Это картач, не знаю, кто делал, но это нечто. Я попробовала, очень понравилось, особенно с этим грибным соусом. Что сидишь, как на у тещи на блинах, у меня в рюмке пусто!
        Да, на поле явный цугцванг: как ни поступишь и что ни сделаешь, все плохо. Надо было уходить раньше, но телефон на кухне. Здесь, в комнатах, связь отсутствовала, а задержанную одну не оставишь. Впрочем, мне неудобно только из-за Аксиньи. И задавись оно все навозом. Все на это и рассчитывали. Будем есть картач. Это жареные пельмени, только не с одним мясом, а с комбинированным фаршем, и в кружок их не сворачивают, и внешне они напоминают чебуреки, или даже больше похожи на вареники.
        Но прежде чем перейти к финальной части встречи, с картачем во рту закусывая коньяк, я спросил у Кристины, или как там ее зовут:
        - Ну, хорошо, мы вывели из расстановки Спеховича, но операция не закончена, нам требуются люди и действия в Варшаве. Кто сможет из разведки Польши провести эту операцию?
        Кристина пальцем стряхнула мне с уголка рта какую-то крошку, приподнялась и поцеловала, пытаясь уйти от ответа. Я придержал ее за талию и чуть придавил, чтобы она села на место. Она ухмыльнулась, потом почесала себе кончик носа согнутым пальцем:
        - Ладно, снявши голову, по волосам не плачут! В первую очередь необходимо отстранить от передатчика надпоручника Хмелю, он немецкий агент, все, что передает, рано или поздно становится известно немцам. В середине передачи должна отсутствовать одна точка. Присутствие всех или более одной пропущенной - знак работы под контролем. Среди остальных сотрудников миссии еще Ольшевский находится под подозрением, но по картотеке «немцем» не проходит. Всю работу Борута-Спеховича может выполнить только подпулковник Розумовский. Он не любит русских, точнее большевиков, он - русский граф, но немцев он не любит больше и не предатель по натуре. Теперь твоя душенька довольна? Да, я работаю на русских, они помогут нам освободить нашу Польшу. И помощи ждать больше не от кого. Я пошла одеваться, пан генерал.
        Обиделась. Я задержал ее руку. Она попыталась вырвать ее, у нее не получилось, она села и расплакалась.
        - Я не хочу, не хочу больше быть агентом, ты что, не понимаешь? Я не хочу этой грязи, подглядываний, перешёптываний, шифровки донесений. Это для тех романтичных идиоток, какой была я пять лет назад. Меня, графиню Валевску, превратили в «польскую шлюху», как сказал мне Вольтер, и всем позволено меня бить, пользовать и даже насиловать. Я очень хотела просто уйти, беременность казалась мне самым честным выходом из ситуации, мол, на беременную никто руку не поднимет. Еще как! Впрочем, я сама виновата! Надо было не врать Спеховичу, что это случайно получилось, а сказать правду, тогда бы меня занесли в группу «В» и не стали бы препятствовать. Таких у нас не держат. Но и тебе я стала не нужна как женщина, тебе нужен агент.
        - Мне требуется довести операцию до самого конца, без твоей помощи нам не обойтись. Ты их всех знаешь, а мне приходится придумывать подстраховку на все случаи жизни. С тем же домом: это случайность, чистая математика. Требовался объект, находящийся на строго определенном пеленге от основной цели, за периметром непосредственного охранения и на определенной дистанции. Взял линейку и циркуль, и на этом доме две черточки сошлись. Дал команду Борута-Спеховичу: выйти на командование партизан и обеспечить подсветку этого дома. Все. Я не приказывал его сжечь, тем более вместе с людьми. Договаривайтесь, уводите людей, а если там немцы, значит, жгите вместе с ними. Он «согласился», я не стал готовить группу, это не город, там разведгруппа может свободно сработать, что и было сделано. Но за шесть часов до начала операции мне «случайно» становится известно от бывшей любовницы, что операция находится под угрозой полного срыва. Пришлось сбрасывать «зажигалки» без выяснения, кто и что. Другого выхода у меня не было. Это не игра, это война. И у меня спрашивать не будут, почему я не учел возможность предательства
со стороны поляков. Меня предупреждали об этом, что все может быть, значит, обязан был предусмотреть. У меня был единственный шанс, и я его использовал.
        - Я видела. У тебя здорово это получилось. Боруту ты просто размазал. - Она опять полезла обниматься, целоваться и плакать. Что на самом деле происходило у нее в душе, я не знаю. Возможно, это была игра, возможно, нет. Она не стала предохраняться, скорее всего, рассчитывая с помощью Панфилова и меня выбраться из ловушки, в которой сама и оказалась. Я спросил ее утром об этом.
        - Я была плохой матерью и не смогла его защитить. Если все получится, то я теперь знаю, через кого и как действовать. Панфилов ежедневно бывает в штабе армии. Правда, нет уверенности, что у меня все в порядке после вмешательства врачей. Хочется надеяться. А ты не волнуйся! Я тоже умею быть благодарной.
        «Ох, отблагодарит! При случае», - подумалось мне. В три утра позвонил Панфилов, он выслал машину за Зайцеховской, затем приехал сам. Не хамил. И то ладно. Поинтересовался, будет ли работать, сделав вид, что понятия не имеет об этом. Я передал деловую часть разговора о Хмеле, Ольшевском, точке и подпулковнике Розумовском.
        - О точке знали, за остальное ей благодарность объявлю.
        - Она стремится уйти из разведки.
        - Хочешь посмеяться: я тоже! Очень неприятное занятие, особенно агентурная. Прошусь на фронт, но сегодня назначен начальником Главного Разведывательного Управления Генштаба РККА. Учтем мы ее пожелание, учтем. Ее и трех сотрудников миссии сегодня освободят. Остальные поедут «отдыхать». Как старшая по званию она пока будет командовать миссией. Операция продолжается, я вылетаю в Москву и постараюсь прислать Розумовского. Тебя по нашей линии буду представлять к Знамени. Верховный просил тебя отдельно поблагодарить за провал Борута.
        Часть 11
        Поздравляю с окончанием операции «Горлышко»
        Операция продолжалась, начала поступать техника и люди. Много сил и времени уходило на тактическую подготовку полков «Пе-4», как назвали новую машину. И обучали летчиков «Пе-8» и «Ер-2м» выполнять полеты в строю. У них это было не принято, каждый шел на цель отдельно, и на каждом командире и штурмане лежала полная ответственность за выполнение задачи. Происходило это потому, что скорости и тактико-технические данные всех машин были индивидуальными. Пролет одиночной машины реже вызывал реакцию ПВО противника, а бомбить… Бомбить наши штурманы ухитрялись точно, несмотря на плохие приборы. Индивидуальное мастерство находилось на очень высоком уровне.
        Зимняя погода началась рано, много времени и сил ушло на смену камуфляжа. Даже беспокоящие бомбежки проводить не удавалось из-за сильнейших снегопадов. Вылеты делали максимум один-два раза в неделю. В основном занимались отработкой «слепых полетов». Пришлось перенабирать людей из действующих полков. Требовались хорошо подготовленные летчики. Седьмого ноября, в ночь на восьмое, решили попробовать себя на «оселке» Пиллау. Город насыщен зенитной артиллерией, кораблями, которые тоже не стоят без дела. Толчком к этому делу послужил прилет из Англии эскадрильи «галифаксов», один из которых был оборудован сантиметровым локатором. А на «Лысой горе» стоял маяк. Если над ним повернуть на пятьдесят градусов истинного, то через сорок километров ты оказывался над станцией Пиллау. Четко над линией путей. Слепая бомбежка под управлением РЛС.
        Забрался в хвост «галифакса», попробовали отработать наведение. Нет, много машин он не возьмет, но с двадцатью справиться можно. На земле - метель, низкая облачность. Машины по одной отрываются от земли, потом долго собираемся. Я раскладываю «пасьянс» на планшете, приписывая каждой отметке позывной. Наконец легли на курс, ведущий в море. Рядом со мной сидит еще один будущий штурман наведения. Где-то под нами Либава, идем в сторону маяка Риксхофт. Не доходя него, ворочаем налево на курс сто сорок. Наш борт отходит от группы, она начинает перестраиваться в кильватерную колонну, набирая четкие дистанции между собой. Внизу - сплошная облачность, высотой почти пять километров. Мы идем на шести двести сорок. Ходить на «четких» высотах немцы всех отучили. Зенитчики у них обученные.
        Ищу позицию, когда одновременно вижу отметки с земли, но не сплошную засветку, и своих бомберов. Даю одновременно объяснения старлею Никифорову, ученику. Обнаружил маяк Кальберг, доворачиваю на него остальные машины, пересчитывая курсы каждому. Идут, пеленги не меняются. Поочередно встают на вираж, я - мористее и вижу всю цепочку и две точки, которые соединил прозрачной линейкой. Отрабатываю с каждым его курс и снос. Все идут как по ниточке. Немцы открывают заградительный, отвлекаясь и на наш самолет, не понимая, что происходит. Они точно не могут определить вслепую высоту и ставят разновысотное заграждение. Определил разрыв по высоте, передал на борты. Штурман пересчитал треугольник, дал дистанцию. Головная машина подошла к рубежу и сбросила пакетом все шесть тонн, отворот.
        После первой очереди у немцев перестало стрелять на некоторое время большое количество батарей. Заграждение рухнуло. Во что попали, не знаю, но эффект был отличным. Затем огонь восстановился, но был неорганизованным. Каждая батарея била в свою точку, никакого переноса огня не было. Жаль, что не видим разрывов, но нам это и не требуется. Продолжаем высыпать как тяжелые двухтонки, так и всякую мелочь с кассетниками и РРАБами. Одна машина получила попадания, горит, но держится в воздухе. «Галифакс» неплохо переносит повреждения и имеет хорошую систему пожаротушения. Как и «ТБ-7». Главное, до конца бороться и применять все, что имеется. Машина самостоятельно освободилась от груза и доложила, что повреждена и отходит.
        Машина, на которой летел я, шла без бомб, чтобы иметь превосходство в скорости, поэтому мы на цель не заходили и теперь активно собираем в ордер оставшиеся машины. Доложили в Москву об ударе по Пиллау. Даже не видя результатов, понятно, что эксперимент прошел довольно успешно. Ночники с Пиллау-Зюд не взлетели. Небо чистое, если так можно сказать. Оставалось только сесть. Для этого требовалось пробить толстую облачность, восстановить ориентирование, найти привод, аэродром и сесть.
        Подбитый борт доложил, что сел на брюхо в Мемеле, едва перевалив через линию фронта, а мы еще пробиваем облака. Вначале я видел машины, затем началась такая засветка, что локатор пришлось выключить. Облака просто набиты снегом, бесполезно. Сидим, прижавшись спиной к креслам, за иллюминатором темнота и пролетающие снежинки сплошным потоком. Легкое обледенение. Тоже может сыграть некислую шутку. По СПУ командир то и дело просит штурмана сбросить наледь. Раздается дробь каких-то молоточков. О, разрыв, видим землю, передаем командиру.
        - Я вижу, - отвечает лейтенант Молодчий. - Облачность мы пробили, Сергей Петрович. Осмотритесь, может, еще кто-то рядом.
        Но кроме засветки локатор ничего не выдал. АНО горят, идем на базу.
        Разворот, вышли шасси, и нас уже потряхивает на кочках. Сели не все, пять экипажей ушли на запасные аэродромы. Самое противное, требуется доставлять туда высокооктановое топливо, которого там нет. Следом за нами садится «ТБ-7» Голованова - одна из трех машин 412-го полка, которые ходили на задание. Остальные самолеты входили в 433-й АПДД, комплектуемый из самолетов, поставленных по ленд-лизу.
        Мне этот полк достался по наследству от Водопьянова, который в августе сорок первого командовал 81-й дивизией, но после неудачного налета на Берлин из Пушкина, когда вернулось всего две машины из десяти, а он сам приземлился на территории, временно оккупированной противником, и считался без вести пропавшим, дивизию принял Голованов. Вернувшегося по земле комбрига Водопьянова на дивизию не вернули, и он летал в 412-м полку командиром корабля. Четыреста тридцать третий полк по бумагам имел тридцать шесть самолетов «ТБ-7», больше всех полков вместе взятых - Голованов стряхнул все нелетающие машины в него и отправил их на завод в Казань, где они успешно и застряли. Командования у полка не было, был помощник начальника штаба капитан Коротеев и четыре «ссыльно-каторжных» экипажа, чьи командиры допустили ошибки в пилотировании и разбили машины. Так как летать им было не на чем, они согласились переучиться на прилетевшие «галифаксы» еще в конце августа. Потом они перебросили восемь оставшихся машин (одну расколотили) в Кострому, где было организовано, наконец, переучивание летчиков с «ТБ-3» и «ДБ-3ф» на
эти машины. Я запросил борта обратно, и прилетело двадцать экипажей на восемь машин. И все, естественно, получили назначение в 433-й полк. Когда пришли новые «галифаксы» - а англичане их дали только после того, как «галифаксами» был уничтожен радар в Новогеоргиевске, - полк получил и их. Всего летающих машин у него теперь семнадцать. В общем, приказ № 0052 от 15 июля выполнен строго наоборот: 412-й полк, который должен был быть расформирован, летает на «ТБ-7», имеет одиннадцать летающих машин в пяти эскадрильях трехсамолетного состава и две эскадрильи «ЛаГ-5» в качестве штатного прикрытия. А в 433-м даже командира полка нет. Подхожу к Лебедеву, он командует 412-м, спрашиваю, кого он может порекомендовать из состава 433-го на должность командира.
        - Из своих - никого не дам, там такие сливки, что скоро от машин ничего не останется, - ответил Лебедев и, сославшись на дела, отпросился в ПАРМ.
        - Че, побираешься? - насмешливо спросил генерал-майор Водопьянов.
        - Побираюсь, Михаил Васильевич. Полк без командира и без начштаба - это не полк.
        - Я там никого не знаю, а тех, кого знаю, близко к самолетам подпускать нельзя.
        - Так, может быть, возьметесь?
        - Нет, уж. «Не имею достаточных командных навыков и опыта в организаторской работе». Меня и командиром корабля неплохо кормят. С Асямовым поговори, может пойдет, и с Угрюмовым, он вроде из полка уходить хотел на «англичан».
        Асямов - майор, а Угрюмов, хоть и комэск, но только старший лейтенант. Вызвал обоих знакомиться. Разговор начинаю издали: что, где, когда, сколько? Асямов отвечает неохотно, видимо уже знает, о чем пойдет разговор, а Угрюмов уже про себя решил переучиться на «галифакс». Тем более что его машина в ремонте, и он безлошадный. С Асямовым сложнее, у него машина предвоенная, с центральным М-100 в качестве нагнетателя. Высотная и скоростная. Налеты на Берлин ему удаются, он идет выше всех и на другой скорости, поэтому немцы по нему мажут. И он же не знает, что скоро погибнет в Англии. В общем, майор отказался. Начинаю перебирать личные дела командиров кораблей 433-го полка, так как знаю их меньше двух недель всех, и всего один боевой вылет с ними, а доверять назначение системе кадров ВВС дело и опасное, и неблагодарное.
        Пролистываю одно за другим дела. Действительно, на английские машины летчиков сливали, никто не верил, что будут еще машины из-за перерыва в поставках. Стоп! Лизунов, Василий Кириллович, 1909 года рождения, призван в 1931 году, окончил Тамбовскую школу ГВФ, работал на Севере в должности командира авиаотряда. С 1941 года комэск 212-го полка, пятьдесят один боевой вылет, в пятидесятом в четвертый раз сбит. Тринадцать тысяч часов налета на двенадцати типах самолетов. А вот и то, что искал, наверное. И он служил в полку, который комплектовал лично Голованов, так что он его знает. Вызываю к себе. У капитана орден Красной Звезды, больше никаких наград нет. Вид довольно гражданский, не лихой вояка. Начинаю расспрашивать о работе на Севере. Летал в основном на «Р-5», занимался снабжением удаленных поселков, довольно быстро стал командиром отряда. Отряд был передовым из-за малой аварийности. Стоп, то, что нужно от командира полка.
        - Как вы сейчас оцениваете техническое состояние 433-го полка?
        И тут полилось столько информации! Оказывается, что он очень недоволен тем, как обслуживаются самолеты, недоволен подготовкой специалистов технических служб, массой отказов вспомогательных механизмов и узлов.
        - С такой подготовкой скоро все наши машины окажутся в карьере, - закончил он свое выступление.
        «Карьером» называлось кладбище самолетов в конце ВПП на южной оконечности аэродрома. Там был песчаный карьер, куда и стаскивали разбитые машины.
        - Я хочу назначить вас исполняющим обязанности командира полка с двухмесячным испытательным сроком. Необходимо навести порядок с документацией, летной подготовкой и техническим состоянием машин. Если возражений нет, то подготовьте план реализации этих мероприятий. Начальником штаба полка назначается майор Лышенко, имеющий опыт разработки операций авиации дальнего действия.
        Лышенко был начштабом дивизии у Водопьянова, а сейчас болтался при штабе дивизии на второстепенных ролях помощником начштаба, две шпалы у него отрубили еще в августе. Мы с ним разрабатывали налет на Новогеоргиевск, и он помогал с расчетами на крайний вылет. Штурманом он был замечательным.
        Идем к Голованову: дивизия его!
        - Александр Евгеньевич, приветствую, как отдохнули?
        - Тяжелый вылет, особенно возвращение, Сергей Петрович. Докладываю: топливо и присадка доставлены по всем точкам. Инженер 433-го опять тянет с отправкой людей к месту посадки подбитого самолета.
        - Я как раз по этому поводу. Беда в том, что командира и начштаба там нет. У меня предложение назначить туда командиром капитана Лизунова, а начштабом майора Лышенко. Оба здесь, я их с собой привел. И что-то надо делать с полком: официально, по бумагам, у него числится тридцать шесть «ТБ» и семнадцать «галифаксов».
        - Ну, да, я в курсе, поэтому полк до сих пор и не расформирован, потому что потеряем и самолеты, и личный состав некуда будет отправлять. Вся ремонтная документация на «ТБ-7» выполнена на него. Ее не переделать до возвращения в строй самолетов. В штабе ВВС меня об этом предупредили. В общем, это решает Москва, и пусть решает. Не наша задача. А с назначениями я согласен. Лизунова знаю по совместной работе, требовательный, исполнительный и талантливый человек. Лышенко мне не сильно нравится, слишком педантичен, хотя и был на должности начштаба дивизии. Он был снят с должности в августе.
        Он снял трубку и позвонил своему начштаба Шевелеву и попросил его подойти. Затем вызвал Лизунова.
        - Василий Кириллович! Ты какими судьбами в 433-м? Почему из полка ушел? Он же к нам возвращается в 81-ю, приказ главкома уже есть! - Голованов решил сразу раскачать назначения, потому что ему не слишком понравилось, что в его дивизии кто-то еще командует.
        - Здравия желаю, Александр Евгеньевич, после госпиталя в ЗАПе в Костроме переучился на «галифакс». Четыре раза горел на «ДБ-3», решил, что с меня хватит. Везение когда-то кончается. Самолет мне нравится. Он один как три «дэбэшки». С нашими, конечно, хотелось бы увидеться.
        - А что ко мне не зашел после прилета? Так и болтался бы рядовым летчиком, а ты же комэск!
        - Вы в Москве были, товарищ полковник. Мой экипаж всего пятый день в Тукуме. Но боевой вылет уже сделали.
        В общем, опоздали вы, товарищ Голованов, со своими пряниками. Капитан прекрасно понимал разницу между возвращением в родной полк на ту же должность и получением собственного полка, тем более что еще один начальник покровительствует.
        Пользуясь подходящей погодой и появлением в корпусе первых «Ил-10», подготовил еще один подарок «товарищу» Гитлеру. «Ил» обладал всем необходимым для «слепого полета», в том числе и радиопеленгатором, поэтому четверку «Илов» перебрасываем под Гродно, туда, где базировались в июле, на неприметный и маленький аэродром Волокай. Предварительно с помощью топографов выставляем две мощные дивизионные радиостанции на расстоянии двухсот пятидесяти километров друг от друга, которые образуют между собой створ сорок пять - двести двадцать пять градусов. Этот курс выводит прямехонько на антенну радиолокатора, установленного на форте Августов. Связываемся с Рейзендорфом в Крыму и заказываем работу его радиостанции на сходных частотах. Через Кристи нам дадут самую плохую погоду в Варшаве. Нам нужно, чтобы высота облачности была около ста метров, и желателен сильный снег. Налет готовим на дневное время. В обед. Он у немцев по распорядку.
        Наконец, все необходимые условия совпали. Я ухожу первым, за мной с интервалом в десять минут вылетают еще три машины. Весь полет идем на высоте сто пятьдесят метров, иногда подскакивая вверх, когда замечаем землю. Снежные облака неплохо глушат работу мотора. Штурман пеленгует поочередно работу то одной, то другой станции, и каждые десять минут берет пеленг на Крым. По счислению идем точно, скорость ровно четыреста километров. Курс проходит мимо всех городов и городков, лишь за сорок километров до цели слева есть небольшое село Лячов. Это контрольная точка. На тридцать пятой минуте полета лейтенант Кобзев сказал:
        - Точка, вниз. Вверх, вижу. На курсе. Шесть минут, засек.
        Вокруг сплошная пелена, лишь снег летит навстречу. Время как будто остановилось. Стрелка секундомера просто прилипла к циферблату.
        - Есть пеленг, прямо по курсу.
        - Минута.
        Перехожу с циферблата на устный счет: сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят. Нос вниз, двенадцать секунд до залпа. Цель вижу, и очередь в двенадцать ракет срывается из-под крыльев. Доворот, и бью по огонькам открывшего огонь орудия. Тяну вверх, уходя в облака.
        - На курсе!
        Сейчас все зависит от штурмана.
        - Вправо, триста.
        Энергично виражу, с большой перегрузкой.
        - На курсе.
        Володя вслух считает, чуть спешит, бью правым пальцем по СПУ, двадцать восемь секунд, я помню.
        - Вправо, пятьдесят!
        Так же энергично иду на курс пятьдесят. Десять секунд, нос вниз, орудия, бьющие вправо, залп.
        - Цель вижу.
        Выравниваюсь по крену, работаю одними педалями. Нитку на прицел уложил, откинул предохранитель, смотрю на ЭСБР-3Б - порядок, сброс, сброс и на себя, газ до упора!
        Нет времени даже отстреляться по МЗА. Тряхнуло, просто подбросило, но машина слушается! Крепенько сделано.
        - Есть пробоины, командир. И, кажется, скис пеленгатор. Антенна не вращается.
        - Что с мостом?
        - Не видел.
        - Передавай! Цель один поражена, цель два вопрос. Имею повреждения, вариант «буки».
        Для исполнения «буки» набираю пятьсот метров, доворачиваю на курс сорок пять градусов, и мы поползли обратно. Володя раскрутил механизм привода пеленгатора и развернул его фронтально, аккуратно продергивая руками трос. Но пеленгатор в таком положении находиться не желает. Идем по счислению, больше ничего не сделать. Через десять минут Овчинников доложил, что один из пролетов пражского моста в воде, он отбомбился по второму с высоты сто пятьдесят метров, повреждений не имеет. Облачность поднялась. Я завернул остальные машины домой. Смысла рисковать людьми не было.
        - Володя, доложи в Москву.
        - С такой высоты не достанем.
        - Все равно отстучи, нас хотя бы запеленгуют.
        - Добро.
        Он минут пять стучал на ключе, затем поймал подтверждение, что мы запеленгованы.
        «Галифакс» подходит к линии фронта, но нас пока не наблюдает. Просит подняться выше и еще раз поработать на ключе. Так и делаем, у нас уже полторы тысячи метров.
        - Первый, ноль семнадцатому. Вас вижу, вам курс тридцать восемь.
        - Понял, исполняю.
        - Первый, вам курс ноль, следовать шесть минут.
        - Принял, курс ноль, - это, скорее всего, нас Белосток обойти заставляют. Через шесть минут дали курс сорок пять, но Волокай дал отбой по погоде. Принять могут Кейданы, и мы пошли туда. Под нами уже наши, так что выкрутились. «Галифакс» ходит кругами чуть выше облаков. Я запросил погоду в Кейданах, дали двести метров нижней кромки, и мы пошли вниз. Как только пробились и определились, так отпустили «бомбера», чтобы помог остальным дойти до Кейдан. Мы сели, через семь минут сел Овчинников, затем Степанов и Лужин. Рейд закончен. Варшаву мы временно ослепили. Теперь нужна высокая облачность. Километров пять.
        Это было двадцать шестого, а двадцать четвертого ноября я докладывал в Москве Верховному о состоянии дел с операцией «Горлышко».
        - Из Казани поступило двадцать восемь «ТБ-7», перемоторенных на «Мерлин-46 HL», к двадцать восьмому обещают с ними закончить и перегнать оставшиеся семь машин. Одна машина остается на заводе и поставлена на средний ремонт. «Пе-4» поставлено двести двадцать шесть машин, но большая часть из них не облетана из-за плохой погоды. Боеспособно только шестьдесят четыре машины. Остальные даже воздух не нюхали. Слетанность в составе полков проверена только в двух полках. Большинство пикировщиков слепых полетов не выполняло. Для проведения операции требуется относительно хорошая погода со сплошной облачностью высотой не менее четырех километров. Кроме того, из-за невозможности проведения операции ночью требуется скрытно перебросить 1-й гвардейский корпус на аэродромы в Литве и Белоруссии в полном составе. В 433-й полк поступила третья эскадрилья, и пополнена первая до девятисамолетного состава. Прибыл второй самолет с РЛС. Всего в строю двадцать семь бомбардировщиков «Галифакс», два транспортника и два самолета с РЛС, четыре машины выделены в звено связи и управления. Экипажи готовы как к слепым, так и к
ночным боевым вылетам. Благодаря плохой погоде смогли накопить необходимое количество боеприпасов и топлива для трех планируемых ударов по Варшаве. В ближайшее время готовим операцию по уничтожению или повреждению второго радиолокатора Варшавского узла ПВО. До начала операции требуется подготовить тайный аэродром для вывоза летного состава, который могут сбить при налетах. Требуются самолеты «Ока-38». У нас только две машины, этого явно не хватит.
        Сталин делал отметки у себя в блокноте и что-то складывал столбиком.
        - По тому, что вы сказали, в налете примет участие тысяча двести самолетов, которые смогут сбросить суммарно за три вылета около двух тысяч двухсот тонн бомб. Вы считаете, что этого количества достаточно для выведения Варшавского узла из строя?
        - Как минимум это сильно его ослабит, тем более что заготовлено семьсот тонных и сто семьдесят двухтонных бомб, значительное количество 500-килограммовых и основная масса бомб - сто килограммов. Кроме того, только зажигательных баков имеется восемьсот штук емкостью двести пятьдесят и пятьсот килограммов. Наличие большого количества штурмовиков даст возможность подавить работу зенитной артиллерии. Непосредственно Варшаву охраняет NJG3, «Nachtjagdgeschwader 3», оберста Йохана Шалька в составе трех полков из четырех. На вооружении двух из них истребители Ме-110, один из полков вооружен самолетами Ju-88. К дневной атаке ПВО Варшавы не готово. У немцев есть возможность подключить еще два полка истребителей Ме-109F и FW-190 с аэродромов в Лодзи и Торуне. Всего примерно сто двадцать пять машин. Из них только пятьдесят максимум - относительно опасных. Авиация двух фронтов будет блокировать работу прифронтовых аэродромов немцев. Примерно четырехкратное превосходство в истребителях мы обеспечиваем. Хотя от двух-трех полков на «спитфайрах» я бы не отказался. Есть одна задумка, как растащить еще оборону
противника.
        - Что вы имеете в виду?
        - Предварительный удар по аэродрому в Новогеоргиевске и мосту через Нарев, товарищ Сталин. Это вынудит немцев поднять самолеты в воздух, а мы туда не пойдем. Радиоигра с утечкой информации. Так как там радиолокатора не стало, то немцы поверят, что удар будет по нему. А несколько налетов туда мы совершим, но ночных.
        «Спитфайры» мне были нужны для того, чтобы сопровождать тяжелые бомбардировщики. У «МиГов» был недостаточный радиус. Погода, как назло, не успокаивалась, продолжал идти сильный снег. Но из Варшавы хорошие сведения. Немцы локатор не восстанавливают, а переводят на новую точку в Даброво, чтобы прикрыть и Варшаву, и Новогеоргиевск. Отдельное здание - это отличная цель!
        Наконец, дали погоду. Причем у нас погода еще нелетная, а к Варшаве подходят плотные и высокие облака. Жаль, что не все полки «Пе-4» успели обкатать, но пора лететь, командование уже начинает бить копытом. Еще ночью начинаем подготовку к вылету всех. Сам вылет назначен на 08:30. Коридор для нас будут делать летчики штурмовой авиации фронта, и они тоже готовятся к налетам на все аэродромы немцев в полосе нашего вылета. Готовятся шумновато, с радиодисциплиной у них не очень. Здесь и запускаем «утку» про налет на Новогеоргиевск, пару раз допустив упоминание Модлин. Кто-то кого-то попросил дежурную частоту Модлина.
        У нас к утру закончился снег, разведчик погоды дал толщину облачного покрова две тысячи пятьсот. Вместо трехсот восьми «Пе-4» пойдут только двести двенадцать машин. У остальных летчиков нет сложных метеоусловий, сопляки после училища. Оба «летающих локатора» уже в воздухе, помогают собраться группам «Пе-4» и истребителям. К сожалению, не все: несколько машин потеряно еще при взлете и наборе высоты. Навыки слепого полета довольно нестойкие. Ладно, на земле разберемся, почему. Я в налет не иду, болтаюсь на «галифаксе», обеспечиваю и организовываю сбор группы. Гвардейский корпус набирает высоту вместе со всеми. Единственное отличие: «Илы» стелются по верхней кромке облаков. Появляются любопытствующие: два Ме-110, которых тут же загоняют опять под кромку. Где-то внизу, под облаками идет бой, а корпус и «пешки» догоняют ушедшие вперед тяжелые бомбардировщики. Последними пока идут «пешки». Несколько раз меняем курс, чтобы сбить работу шумопеленгаторов. Два, так сказать, «ДРЛО», охраняемые шестнадцатью «спитфайрами», идут между ними и штурмовиками. У Острова Мазовецкого все сошлись и выстроились в
огромную «этажерку». Появились отметки немцев, которые идут к Новогеоргиевску, а мы еще раз сменили курс и пошли на юг, на Минск Мазовецкий, откуда ушла «группе» прикрывать Новогеоргиевск. Локаторы у немцев не работают, так что они потратят немало топлива, мотаясь туда-сюда. Еще раз доворачиваем, теперь на Юзефов, проходим мимо хорошо укрепленных крупных железнодорожных станций. Лишь в одном месте возник слабый заградительный огонь, но в облака нырнуло несколько «Илов», и огонь прекратился.
        Сами штурмовики выскочили из пелены и начали пристраиваться к группе. От Борисчева довернули на курс триста и начали пробивать облака сверху. Первыми, четырьмя волнами, из облаков выскочили «Илы», и воздух расчертили белые полосы пускаемых ракет на ожившую противовоздушную оборону немцев, следом идут «ЛаГ-5», дорабатывая за «Илами», которые приступили к обработке эшелонов на станции Ольштынка Гроховская. Вниз пошли стокилограммовки, зажигательные баки, кассетные боеприпасы. Их дело как следует задымить этот район. Целью для тяжелых машин является узкий полуторакилометровый коридор из трех горловин трех станций. Сюда пойдут двухтонные бомбы, которые тащат «галифаксы» - они тройками пробили облака, высыпали восемьдесят одну бомбу и спрятались обратно. Артиллерия в этот момент уже не работала. Следом за ними появились «ТБ-7», на каждом по пять тонных бомб, в сумме двести тридцать, и начали точечно работать по путям, горловинам, стрелкам и горкам станции Прага. «Пешки», появившиеся последними, атаковали Данцигский мост, там же сработали «Илы» со спаренными сотками, несколько вспомогательных мостов
пошли вслед за главными.
        Такого количества НУР немцы никак не ожидали. Батареи опустели, лишь с левого берега пытались вести огонь крупнокалиберные орудия. Но тяжелые машины были далековато от форта Бема и шли практически на высоте облачности. Целей было много, а управление огнем - сильно нарушено. У Бялолеки самолеты уходили направо и, прячась в облачности, отходили к Острову. Несколько истребительных боев возникло над облаками, затем все немецкие истребители ушли вниз - ловить отставших и подбитых. Но их неверно проинформировали: внизу была прорва «ЛаГ-5», которым Ме-110 на один зуб. «Мессера» заметались, так как ожидали другого приема. Окрашенные в бело-черный цвет, они резко контрастировали с нашими машинами, и за ними началась настоящая охота, которую я приказал прекратить, так как опасности они для нас не представляли, а топливо истребителям надо экономить.
        Отход от цели не был тяжелым, и на посадке никто особо нас не беспокоил. Над Варшавой потеряли шесть «Пе-4», два «ЛаГ-5». Все «пешки» потеряны при атаке моста на левом берегу Варшавы: выход из пике на мост проходил над фортом Бема. Там девятку «Пе-4» и подловили. Кстати, мост не был их целью. Проявили инициативу.
        В 14:30 пришло поздравление от Сталина всем участникам налета. В нем говорилось о представлении всех участников к орденам и медалям. На этом фоне было странно слышать о том, что в Лондоне министр иностранных дел правительства Польши в изгнании Август Залесский и командующий силами ZWZ генерал Казимеж Соснковский обвинили Советский Союз в варварской бомбардировке Варшавы и неумеренном применении силы против мирного населения Польши, разгроме важнейшей отрасли промышленности республики, создании невыносимых условий для мирного населения путем лишения их работы на крупнейшем транспортном узле Европы - городе Варшава. ZWZ объявила войну СССР, обещала активизировать действия своих отрядов на временно оккупированной Советами территории Польши. Соснковский потребовал от командования Войска Польского отказаться от контактов с командованием РККА и требовать эвакуации уже созданных подразделений в Иран. Получив такую информацию, я вызвал к себе подпулковника Розумовского и поручника Зайцеховскую. Дело заключалось в том, что информация о погоде в Варшаве шла через них, и похоже, что источник накрывался
медным тазом.
        - Что скажете, господа? Верховный Главнокомандующий не возражает против эвакуации армии Андерса в Багдад. В Иране ей делать нечего. Мне предписано уведомить вас, что препятствовать вашему отъезду мы не будем. Товарищ Сталин так и сказал: без них справимся. Второй раз за время операции польская сторона пытается отказаться от борьбы с немцами. Сами понимаете, что лучше не иметь такого союзника, чем его иметь.
        - Мне пока не поступало никаких указаний от генерала Андерса о сворачивании миссии в Тукуме, господин генерал. Скажу больше, и я, и сотрудники миссии гордимся тем, что принимаем участие в осуществлении такой блестящей операции. По моим данным, бомбежка была просто ювелирной. Для восстановления потребуется не один месяц, возможно несколько лет. Как транспортный узел Варшава перестала существовать.
        - Можете хотя бы примерно оценить потери среди мирного населения?
        - Потери среди железнодорожников огромны, немцы не отпустили их в бомбоубежища. Но они считаются вспомогательными подразделениями вермахта и ТОДТа, хотя и получают зарплату в треть от немецкой плюс паек. Они - остарбайтеры. Разрушенных жилых домов немного, но есть, особенно там, где применялись бомбы крупного калибра в районах Грошова и Прага. Там до сих пор все горит и взрывается, большое количество боеприпасов, бензина. Есть потери среди пожарных. Имеются потери от разрывов ваших ракет, в основном на левом берегу, скорее всего зеваки, которые увидели налет на Прагу и вышли посмотреть. Центральная часть Варшавы не пострадала, но жители массово уезжают из города, так как понимают, что за первым налетом последуют и другие. Немцы с таким количеством авиации справиться не могут. Они перебрасывают еще самолеты. Есть данные, что часть летчиков отвели с фронта. Мои поздравления, господин генерал!
        - Четверых ваших летчиков укрывают в городе. Все на левом берегу. Пока вывезти никуда невозможно, их активно ищет гестапо, - добавила Кристина.
        - Не выдадут, после такого заявления правительства?
        - Трудно сказать, таких сведений у меня нет.
        - А вы что решили, подпулковник?
        - Я не вижу повода прекращать работу в миссии. Идет война, и жертвы - неизбежны. Мы с самого начала знали, что подготавливаем удар по Варшаве. Мне кажется, что в Лондоне хотели провала этой операции. Все или не все, не знаю, но желали, чтобы она провалилась. Так войны не выигрываются. Хотя я, конечно, не Тамерлан.
        - Что ж, господин подпулковник, распоряжением Верховного Главнокомандующего все участники операции «Горлышко» будут представлены к орденам и медалям Советского Союза. Подготовьте наградные листы. Вы свободны.
        Только их выпроводил, прибегает начальник шифровального отдела:
        - Товарищ генерал! «Воздух» на ваше имя!
        Читаю, и волосы встают дыбом. Иосиф Виссарионович отжигает! Куй железо, пока горячо!
        «Генерал лейтенанта Шкирятова вверенные ему части соединения поздравляем исполнением операции квч горлышко квч тчк Кратчайшие сроки перебазировать корпус усилением район наспункта Тапа тчк Работу миссии войска Польского свернуть Нарком обороны СССР И Сталин».
        Скорость реакции у него отличная! Он понимает, где лежит ключик от Берлина!
        Подхожу к домику поляков, они поселены отдельно, вошел внутрь, там шум, какие-то разборки в их комнате связи. Дневальный крикнул: «Uwaga! Vacznosc!», - но шум затих только тогда, когда я вошел на пункт связи. Там за грудки таскали друг друга пара человек, у одного из них алел на щеке след пощечины. У Кристи рука на кобуре, а Розумовский стоит чуть в сторонке и чему-то улыбается. Пришлось гаркнуть: «Смирно!»
        Пыхтя, драчуны отпустили друг друга и вытянулись, время от времени бросая яростные взгляды друг на друга и на Кристину.
        - В чем дело? - спрашиваю у подполковника.
        - Обсуждаем повесть Пушкина «Капитанская дочка», - съязвил Розумовский.
        - Доложите по форме, - спокойно отреагировал я.
        - Хорунжий Шилевич оскорбил поручника Зайцеховскую, за что и получил по физиономии. А у нее нашлись единоверцы. Из Москвы и Лондона поступила целая серия взаимоисключающих приказов, господин генерал. Выясняем, кому служим и кому служить дальше.
        - У меня тоже новости: приказано свернуть работу польской миссии, а операцию по уничтожению Варшавского железнодорожного узла признать успешной и законченной. Бомбить Варшаву в ближайшее время мы не будем. Так что, господа офицеры и унтер-офицеры, благодарю за службу, и сворачивайтесь. - Я повернулся, чтобы выйти, но меня остановил вопрос по-польски, заданный унтером с черными петлицами и васильковым кантом, который стоял между Кристиной и хорунжим Шилевичем. Я посмотрел на Кристину, чтобы перевела.
        - Сержант Лешек говорит, господин генерал, что он получил воззвание генерала Берлинга и готов вступить в ряды польских частей РККА. Где и как он может это сделать?
        - В любом военкомате, сержант, если речь идет о национальных дивизиях РККА.
        Теперь заговорил хорунжий:
        - Что будет с нашими частями? Нас опять интернируют?
        - Если заявление командования ZWZ останется в силе, то части бывшей армии Андерса будут интернированы. Пока таких указаний не поступало, поэтому побыстрее сворачивайтесь и получайте предписание на поезд.
        - А там без пересадки в Сибирь, - перевела слова хорунжего Кристина.
        - Каждый должен сделать свой выбор, хорунжий. А предатели на войне никому не нужны. От них избавляются. А то сегодня мы с вами, завтра с Гитлером. Мотаетесь, как хвост собаки.
        - Офицерам бывшей царской, потом белой, затем польской армий звания сохранят? - по-русски спросил Розумовский.
        - Не знаю. Что касается вас, господин подпулковник, то вы, скорее всего, пойдете служить по ведомству генерала Панфилова. С этим вопросом обращайтесь не ко мне, а к полковнику Максимцеву. Он ваш непосредственный начальник. Речь идет о рядовом и сержантском составе.
        - Я вас понял, - ответил Розумовский и стал натягивать перчатки.
        - Все споры заканчиваем, радиостанции отключить немедленно, выход на связь запрещаю. О снятии радиостанций доложить через два часа. Все доклады - товарищу Максимцеву. Вы более не находитесь в составе моей группы. Благодарю за службу.
        У выхода столкнулся с Максимцевым и коротко описал сцену.
        - Я уже получил распоряжения, вас действительно этот вопрос более не касается. С сержантами и так было понятно, кто есть кто, ну, а Розумовский - это удача! До свидания, товарищ генерал! Наверное, в ближайшее время уже не увидимся.
        В это мне слабо верилось, но я ничего не ответил Максимцеву. Пошел готовить перелет.
        Поздно вечером позвонила Зайцеховская и попросила разрешения зайти попрощаться.
        - Нас отправляют в Москву, Серж, меня и Розумовского. Он сделал мне предложение, и я согласилась.
        - Поздравляю!
        - И еще одна новость, Серж. Со здоровьем у меня все в порядке! Я - счастлива! - она поцеловала меня, затем озорно улыбнулась и, покачав двумя поднятыми вверх пальцами в виде буквы «V», положила руки себе на живот чуть ниже талии, давая еще раз понять, о каком здоровье идет речь. Послав воздушный поцелуй, наконец удалилась. Она лет на пять-восемь старше меня, прошла огонь, воду и медные трубы. Никогда и не рассматривал ее как «претендентку на престол». Хотя чисто как женщина она и привлекательна, и опытна, и умело пользуется своей женственностью.
        Часть 12
        Куй железо, пока горячо
        После организации перелета был отозван в Москву, принят и обласкан. Теперь у меня 1-я особая воздушная армия. Помимо штурмового, в ее состав вошел и бомбардировочный корпус: три дивизии бомбардировщиков «Пе-4» и две дивизии истребителей сопровождения на самолетах «спитфайр» и «кобра». «Кобр» всего два полка, причем маленьких, по тридцать шесть самолетов Р-39K и - L, все из Англии, но у всех есть подвесные танки, так что имеют дальность 1760 километров - чуть меньше, чем у «спитфайра». Состав меня устраивает, так как полки «Пе-4» имеют двадцать восемь самолетов на вооружении. Не такие большие, как штурмовые. Правда, запас в один самолет слишком мал, о чем и было сказано Сталину. Лучше было бы иметь десять машин в каждой эскадрилье и три-четыре в звене управления и разведки, обязательно включив туда истребители-разведчики «Пе-3МР» в высотном исполнении. Хотя бы по паре на полк.
        Из Англии продолжают поступать «галифаксы», их уже два полка по тридцать машин, и обещают еще, но они входят в АДД, которая официально создана. Особая армия имеет возможность привлекать АДД для решения специфических задач.
        Удалось поговорить и о семье. Аксинью наконец перевели в штаб армии, присвоили ей армейское звание майор, и она прекратила службу в НКГБ, чему искренне обрадовалась. И квартиру не отобрали. Долго засиживаться в Москве не дали: во-первых, начались капитальные морозы, во-вторых, требовалось организовать мощный удар по Хельсинки. Дело в том, что отделившаяся в семнадцатом году Финляндия прихватила, как и Польша, одну из мощнейших в мире морских крепостей - Свеаборг, где на 1918 год насчитывалось двадцать пять береговых крупнокалиберных батарей и семьдесят одна стационарная артиллерийская батарея по радиусу некогда русского Гельсингфорса. Можно, конечно, утверждать, что крепости к началу Второй мировой войны устарели, но если от острова Мойя (Исосаари) до Киила все было забетонировано и пристреляно еще в четырнадцатом - семнадцатом годах (27,4 км диаметр), то можно представить, насколько сложно это взять обратно. Это еще хорошо, что не успели поставить туда, как планировали, четырехбашенную 12-дюймовую батарею. Просто не хватило времени, но стволы для них лежали на складах в Свеаборге. Любим мы
подарки делать шикарные, хлебом не корми!
        Так как на землю Северо-Запада пришел мощнейший сибирский антициклон и ночные температуры просто зашкаливали, то производить аэрофотосъемки местности было удобно и производительно. К великому неудовольствию финнов и финской авиации, весьма потрепанной и устаревшей. Из Гангута прилетели генерал-лейтенант Сергей Кабанов и генерал-майор Петр Симоняк. Их привез капитан Игнатенко из 81-й морской разведэскадрильи, а также привез много снимков, еще летних. Кабанов насторожен: он опасается, что наступившие морозы помогут маннергеймовцам и гитлеровцам взять штурмом Гангут. Какие к этому предпосылки, непонятно, потому что еще с лета там заложено множество мин, проволочных заграждений, настроена куча дотов и дзотов. Продовольствия и боеприпасов у него на год. Бензина - на шесть месяцев. Зарылись в землю они капитально, даже самолеты укрыли в бетонные капониры. О пехоте не слишком заботятся - это факт, но артиллерия и начальство прикрыты капитально. При мне зачем-то просит танки, причем тяжелые. Странный товарищ! Ему гаубицы нужнее! Их у него кот наплакал. И зачем он лично прилетал, для меня осталось
загадкой. Я просил подвезти только снимки. Вообще моряки суетятся и прыгают возле нас много. Прилетал и Трибуц, и Кузнецов. Куча советов, их волнует поиск второго броненосца береговой обороны, доки и верфи, которые срочно требуется разбить, хотя у меня совсем другие указания. После стабилизации фронта в августе полуостров неплохо прикрыт авиацией с Моонзунда. Один броненосец на ремонте, а ледовая обстановка не дает использовать второй. Но моряки с тридцать девятого побаиваются лыжников Финляндии. Видимо, немного паникуют. Перешеек у финнов удерживают незначительные силы: 55-й пехотный полк и шведский добровольческий батальон. Остальные войска у них находятся восточнее: на Карельском перешейке, в Карелии и Приполярье. База Гангут их мало беспокоит. После бомбардировки финских аэродромов в июне активность немецкой авиации здесь резко снизилась. Собственной авиации у финнов недостаточно, и хотя война финнами объявлена, кроме столкновений за острова в Выборгском заливе и взаимных обстрелов вдоль всей границы больше ничего не происходит. Единственным местом, где граница нарушена, было Заполярье. Там и
финны, и немцы на некоторых участках границы смогли продвинуться вперед, но были остановлены примерно на тех же позициях, что и в наше время. Но финская армия не отходила от границ, надеясь, что немцам все-таки удастся осуществить прорывы. По сведениям разведки, с которыми меня познакомил Сталин, немцы начали переброску на Север двух горных корпусов из Австрии. Собираются усилить авиационную группировку и отрезать Москву от Баренцева и Белого морей. Поставлена задача предотвратить подобное развитие ситуации. Вот мы и составляем три карты Хельсинки: аэрографическую, экономическую и радиолокационную. Действовать предстоит быстро, пока немецкие силы скованы морозами, застывшим синтетическим бензином и отсутствием зимнего обмундирования. Все осложнялось тем обстоятельством, что боеприпасы у нас находились в западной части Литвы, Белоруссии и в Курляндии. А их требовалось много. Что-то удалось отжать у балтийцев, идут эшелоны из Ленинграда, Куйбышева и Горького.
        Для бомбардировки Хельсинки готовим «подарок» - сборные шеститонные бомбы, девяносто шесть частей которых доставлены из Ленинграда в Тапу. Каждая часть весит тонну. Шесть метров длина и один метр диаметр. Бедные «галифаксы»! Над шестнадцатью из них сейчас издеваются ребята инженер-полковника Кравца. Сам Кравец очень обеспокоен морозами и возможностью того, что бомба закувыркается. Советую придать стабилизаторам небольшой угол и закрутить бомбу вокруг собственной оси. Расстояние до цели мизерное, так что топлива требуется совсем немного. Целями для этих бомб станут шестнадцать электростанций и электроподстанций Гельсингфорса. Для этого внимательно изучаем воздушные электролинии и аэрофотоснимки.
        Наконец, на 16 декабря назначаем вылет. Тот день войдет в историю дважды: Гитлер стал главнокомандующим и отдал приказ каждому немецкому солдату, несмотря на отмороженные причинные места и задницу, держаться за каждый клочок отвоеванной земли до последнего патрона и ни в коем случае не отходить. И он официально приказал грабить население на предмет дров, угля и теплой одежды, то есть преступил ту грань, которая обычного солдата и генерала превращает в военного преступника. Ну, и наш налет на Хельсинки, который осуществлялся в три волны. Первыми, как всегда, штурмовики и «ЛаГ-5», их задачей было подавить зенитные средства противника. Три штурмовые дивизии в полном составе рванули на малой высоте через залив. Следом за ними шли «галифаксы» и «ТБ-7», прикрытые «спитфайрами», и замыкали все пикирующие бомбардировщики. На бортах находилось двадцать восемь тысяч ракет и тысяча тонн бомб различного калибра и назначения. Главными целями стали не дома и предприятия, а электростанции, склады угля, дров, бревен и пиломатериалов, на которые пошли ЗБ с пирогелями. Почти сто тонн пирогеля было сброшено со
штурмовиков. Шеститонные «сборки», имевшие внутри себя четыре тысячи восемьсот килограммов аммотола, применялись впервые в мире. Выла вращающаяся бомба при падении очень громко. Главное условие для всех: требовалось быть на расстоянии от взрыва не менее четырех километров. Поэтому я и разделил группу на волны. Шедшие на малой высоте «Илы» и «ЛаГи» в этот момент уже отходили над морем, а пикировщики еще не подошли. Пятнадцать взрывов сотрясло Хельсинки, и один - Веромаки. Что произошло со зданиями, описать просто невозможно: их сдуло, как домики поросят в известной сказке.
        Зашлифовали все пикировщики, обработавшие порт и береговые сооружения. В момент, когда они заканчивали работу, подошли еще раз штурмовики и добили остатки ПВО. Долго кружились над городом, не давая тушить пожары на складах, нанося точечные удары по вновь обнаруженным целям; «ТБ-7» обработали горловины всех станций тонными бомбами. Крайний бомбардировщик сбросил большое количество листовок с требованиями Правительства СССР выйти из войны. При этом по центральной части города - русскому Гельсингфорсу - прямых ударов не наносилось. Однако две из электростанций - Ханасаари и Салмисаари - были почти в черте города, там разрушения были, и крыши некоторых домов приняли ракеты, так как на них находились наблюдательные и дальномерные посты ПВО. Александр Второй так и остался стоять на Сенатской площади. Цели разрушать город не стояло.
        Из Таллина по радио выступил Жданов, ЧВС Северного фронта, который предупредил Правительство Финляндии, что участь Хельсинки постигнет все крупные города. Требование было одно: или капитулировать, или выйти из войны и разорвать отношения с Германией, вернуться к исполнению договора сорокового года. Двадцать четыре часа давалось на размышление.
        Первой взвыла, естественно, Швеция. Они до сих пор помнят, что некогда это была их территория. И до 1865 года официальным языком Великого княжества Финляндского был шведский. Финны были никто, и звали их никак. Шведская партия была сильнейшей в Сенате. Шведские террористы убивали русских генерал-губернаторов. Шведские «добровольцы» расправились с «красными финнами» с помощью немецкой дивизии, но по современной истории это сделал непобедимый генерал Маннергейм. Он пережил бомбардировку в стороне от гибнущего города: вместе с инспектором от доблестного вермахта, он находился в передовых частях на месте будущего генерального наступления, когда узнал, что инфраструктура города разрушена, водозаборная станция разбита и разморожена, в городе нет электричества, все подстанции разбиты в труху и восстанавливать нечего. Положение финской экономики и без этого было, мягко говоря, плачевным. Теперь же, при тридцатисемиградусных морозах, греться можно было только от горящих складов. Над четырехмиллионной Финляндией повис мрачно сияющий Марс. До нового налета оставалось три часа. Я приказал не соблюдать
радиотишину, а в качестве цели обозначил Турку. Целеуказания раздавались прямо по радио. Распределялись приоритеты, полторы тысячи радиостанций отвечало на указания. Радиоразведка финнов доложила о подготовке к вылету.
        - Что мы можем противопоставить? - спросил Маннергейм.
        - Перебросить из Расти полк LeR 1, двадцать один самолет «Р-36».
        - И все?
        - Все. Остальные у нас «фоккеры». И можно немцев попросить перебросить группе из Копио, но там только двенадцать машин на подогреве.
        Фельдмаршал надел наушники и взял микрофон.
        - Дайте мне их канал.
        Несколько минут слушал, кто и что говорит, потом выжал тангенту.
        - Первый, ответьте фельдмаршалу Маннергейму. Здесь Маннергейм.
        - Я - первый, вас слушаю.
        - С кем я говорю?
        - С командующим 1-й особой воздушной армией.
        - Предложение господина Жданова о прекращении огня, перемирии и признании договора сорокового года мною принято. Соответствующую ноту вручат сегодня в Стокгольме полномочному и чрезвычайному послу СССР госпоже Коллонтай. Мы выходим из войны. Свяжитесь со своим командованием.
        - Оставайтесь на связи.
        По ВЧ связался со Ставкой и сообщил об услышанном.
        - Это хорошо, товарищ Шкирятов, машины к вылету подготовить, но не взлетать. Передайте Маннергейму, что вылет отложен в ожидании подтверждения из Стокгольма.
        - Маннергейм, первому.
        - Здесь Маннергейм.
        - По приказу Верховного Главнокомандующего вылет отложен и будет отменен после получения подтверждения ваших слов из Стокгольма. Как поняли? Прием.
        - Я вас понял. Благодарю, первый.
        Через три часа пришел отбой вылета, и бедным вооруженцам пришлось снимать навешенное вооружение, правда, не всем машинам. Новый приказ предписывал перелет на Север. Часть машин уходит сразу. Их ведут два лидера: самолеты «Пе-3МР», остальные штурманов не имеют, поэтому в такой дальний перелет идти самостоятельно не имеют права. Садиться придется на лед озера, где сейчас пыхтят «Сталинцы», расчищая снег под аэродром. Город называется Мончегорск, там сейчас почти нет народа, все эвакуированы, оборудование демонтировано. Но по сравнению с окружающей тундрой, их вполне хватает для такой работы. Привлекли батальон охраны станции и комбината. По меньшей мере есть жилье и какие-то условия для работы. Озеро Лумболка - место для базирования истребителей, а бомбардировщики сядут на Койма-губе. Маленькая площадочка на двадцать пятом километре занята. Но ее БАО и привлекли к организации освещения и проверке готовности полос. Из Мурманска туда перебрасывают английское топливо, так что необходимая мощность у двигателей будет.
        Я сам на «галифаксе» уже вечером 21 декабря был там. Вызвал командира местного полка, который базируется севернее. Самого командира нет, уехал в Архангельск, где находится штаб дивизии, здесь только одна эскадрилья капитана Семенова, семь самолетов «ЛаГГ-3», один «МиГ-3» и четыре «харрикейна». Капитан приехал на полуторке, не очень доволен, что на ночь глядя - здесь, вообще-то, полярная ночь, поэтому разобрать, где день, где ночь, сложно - его выдернули из койки.
        - Передайте обстановку в районе!
        - Товарищ генерал, я этим вопросом не владею. Мне приказали - я взлетел. Ну, вот тут немецкий аэродром в Алакуртти, а вот тут - два финских. Вот здесь и здесь. Только вроде вчера передали, что с финнами у нас опять мир.
        - Мир, мир, вот только Алакуртти - это советская территория. Допуски к ночным у всех?
        Комэск тяжело вздохнул:
        - У всех, только подловить немцев никак не удается, сколько ни пытались. Прилетаешь - они в воздухе и ждут нас. Кроме потерь, ничего.
        - И что предлагаете?
        Капитан предусмотрительно промолчал.
        - Снимки есть? Сколько их там?
        - Нет, ни один из разведчиков не вернулся.
        - Где у них зенитки?
        - Не знаю, я только переведен в полк, даже боевых не сделал ни одного. Это я со слов подчиненных говорю, - а так выглядел он браво, куртка расстегнута, чтобы все видели его Красную Звезду. - Я из 145-го полка, товарищ генерал, мы в Шонгуе базировались. Сюда перебросили, так как 609-й «ЛаГГи» получил. У меня три сбитых. Приказали помочь в освоении.
        - Понятно, прикажите привезти кого-нибудь из старых летчиков, кто давно здесь базируется.
        - А летчиков таких нет. Есть штурман эскадрильи, но он не летает из-за ранения. Давно.
        - Комполка скоро будет?
        - Не знаю, основное место базирования полка южнее, в Восточном Первенце. Здесь редко кто бывает. До наступления дня летаем мы мало. Но «ЛаГГи» освоили.
        - Орудия РО-82 заменили на РК?
        - Нет, новые ракеты еще не приходили.
        Итак, что имеем с гуся? В Алакуртти - локатор, немцы его сразу притащили, как фронт остановился. Он позволял контролировать как небо, так и появление железнодорожных составов. Мы находимся в зоне его действия, хоть и садились в темноте и на малых высотах, но вероятность того, что немцы знают об усилении группировки, совсем не маленькая. Местные мало чем помочь могут, они таких задач не решали. Но без разведки лезть к черту на рога не годится. И выполнить основную задачу будет сложно, так как с таким соседом провести тихо операцию не удастся.
        Даю команду готовиться к перелету. А сам с Койма-губы поднимаюсь на «галифаксе» в небо. Отхожу на малой высоте с отворотом за Ловозеро - туда, где немец меня гарантированно не достанет. Опять шумим при подготовке к вылету. Оператор через пятнадцать минут после того, как начали готовиться и прошумели, устанавливая связь, запеленговал работу метрового локатора. То есть немцы его на постоянку не держат, включают по радиоперехвату. Замечательно. Немцы крутили его до тех пор, пока четыре эскадрильи не собрались над Мончей и не пошли на Север. Не в сторону немцев, а к Мурманску. Локатор выключили. После этого я набрал десять тысяч пятьсот - эта модификация имела двигатели для высотных «спитфайров» и «москито» и четырехлопастной винт «Ротол». Максимальная горизонтальная скорость у нее двести семьдесят семь узлов или пятьсот двенадцать километров в час. Набрав высоту и скорость, развернулся на Алакуртти. Над Кандалакшским заливом заглушил и зафлюгировал крайние движки, прибрал до самого малого ближние и начал пикировать под небольшим углом, стараясь удержать максимальную скорость. «Мерлины» начали
переохлаждаться, пришлось прикрыть полностью створки. Штурманята и бомбардиры готовятся к работе. Оператор РЛС пока молчит, активно радар не работает. Штурман дал удаление и высоту, бомбардир возится у носового прицела, подходим к точке доворота. Доворот, заработал локатор, и оператор снимает на трех диапазонах обстановку. Открываю люки. Штурман бросает фотаб, а затем высыпает тремя очередями кассетные КМГ-500.
        - Отворот! - командует он, я закладываю вираж и ставлю винты на раскрутку крайних. Блин, длинные сполохи выхлопа, запуск, оба вперед, сзади загораются прожекторы, и в этот момент первая очередь из кассет достигает земли. Часть из них ударные, часть рвутся в воздухе. Я выполняю противозенитный маневр, сзади активно говорят зенитки, но сосредоточенного огня они открыть не успели. Мы отрываемся от них, а первые кассеты пошли в предвычисленную и несколько раз запеленгованную точку расположения локатора. Локатор вслед нам не работает. Навстречу спешит пара «спитфайров» 3-го гвардейского полка. На всякий случай прикрыть хвост. Но наш локатор показывает, что хвоста за нами нет. Можно заворачивать назад машины, ушедшие к Мурманску.
        Немцев мы раздразнили и разозлили, топлива у меня еще много, поэтому кручусь над аэродромом и контролирую обстановку. Локатор еще где-то в пути. Затем меня сменяет еще один «галифакс», а сами идем на посадку готовиться к вылету. Рядом заправляются и снаряжаются штурмовики. Задание тяжелое: ночь, возможно противодействие истребителей противника. Сам пересаживаюсь на «Ил-10». От винта! Идем на малой высоте, сверху нас ведет и расставляет оператор «галифакса». Еще один будет работать осветителем. Они же отвлекут на себя крупнокалиберную артиллерию и вскроют их расположение. Первыми, впрочем, начинают работу «спитфайры» прикрытия, которых оператор выводит на одинокий ночной истребитель противника. У немцев все налажено, по первому же перехвату начинает отход «мессер», но отходит так, чтобы сблизиться и атаковать осветителя. Первый ОАБ сброшен, все капитально замаскировано, даже следов от моей работы почти не видно. «Илы» начинают работу по прожекторам и 88-мм «флакам», ведомые работают по МЗА. Командир у немцев опытный, отменил огонь, дождался, когда потухнет ОАБ, и после этого опять дал команду:
«Огонь!»
        Нас на мякине не проведешь! Вниз летит зэбэшка, так что фиг ты уберешь огонь! Оператор РЛС вскрыл места стоянок и направил третью пару «Илов» туда. Там отработали кассетами, появилось несколько костров. Меня на втором заходе направляют на другой конец аэродрома, там есть что-то металлическое. Даю туда очередь осколочно-фугасных РС. Топливо! И где-то рядом должны быть бомбы! Но их не видно даже при таком освещении. Работаем по казармам, обнаруженным капонирам и ангарам. Немецкие орудия практически перестали стрелять. Отходим, потому что подошли «галифаксы», которые работают кассетами и мелкими бомбами, завершая нашу работу. Бомб у них много.
        А немец, который был в воздухе, уклонился от шести атак и ушел, сволочь! У них великолепно работает служба перехвата. Любая команда, отданная в воздухе, тут же переводится, анализируется, и следует противокоманда. И на нашей, и на своей, и на англо-американских частотах. Вот гады! Поняв, что с этим как-то надо бороться, сам на «галифаксе» через час пошел на перехват разведчика, который летел из Норвегии. Без всяких команд, используя собственный локатор, подошли и расстреляли его из носовых спаренных Б-20. Do-217. Начни его перехватывать вслух, ушел бы. Что-то надо придумать! Но что? Цифровых станций нет как класса, а аналоговые фиг закроешь.
        Мучились мы, правда, не долго: через сутки подошли дивизионные и корпусные РЛС, и мы их развернули, создав зону ПВО. Я доложился в Ставку, что приступаем к зачистке этого участка фронта от вражеской авиации. Район был давно поделен между немцами и финнами, зачастую вперемешку, командовал у финнов здесь группенфюрер СС Сииласвуо. Который, кстати, был не финн, а швед. В общем, ВВС Финляндии прекращать войну вовсе не собиралась. Немцев они не трогали, а так как мир не подписан, то могли свободно атаковать вместе с немцами над «своей» территорией - своей считалось все за линией фронта к западу. А линия фронта проходит по нашей территории. Я вышел на связь по 5К и открытым текстом заявил, что наша задача - выбить немецкую авиацию из этого района. Если финны попытаются помешать, то церемониться не станем.
        Но группен NJSt.Norwegen и NJSt.Finnland под командованием генерал-полковника авиации Штумпфа не были мальчиками в коротких штанишках. И на их стороне преимущество в количестве аэродромов. Для меня сейчас главное, их со «стационаров» вытащить. Мы с озер так быстро сработать не сможем. Правда, у них истребителей совсем чуть-чуть. Можно взять на этом. Пораскинув мозгами, как говорится в анекдоте про Штирлица, и поспав два часа, даю команду загрузить «галифакс» тремя двухтонками с 45-секундной задержкой. Пришла первая РЛС из Тапы, поэтому уже не страшно: через час развернут. Здесь недалеко. Мужики устали и считают, что мы уходим на РЛС-поддержку нашего аэродрома. Только Ксюха пытается сесть в самолет, откуда ее выгоняют и довольно успешно. Она показывает мне кулак в левое стекло кабины, провожая на взлет. Полоса разъезжена донельзя, надо бы замаскировать. Оторвались нормально, довернули от горушек, и я поставил машину на вираж. Внизу этот маршрут не обсуждали. Штурман корпуса полковник Хабаров сразу ко мне, дескать, командир, там никого нет!
        - В курсе. Мне нужна точка в Нижней Иматре. Знаешь, где Верхняя в Нижнюю переходит?
        - Конечно.
        - Сколько до нее?
        - Четыре ноль пять.
        - Считайте!
        В общем, сменив семь раз курс, я оказался в восьмистах сорока четырех метрах от «Музея Тирпица» в Каафьорде, недалеко от Альты. Я здесь уже бывал, в тринадцатом году, черное такое, невзрачное здание. С белыми пятнами. Под кригсмарине косят. А у меня три двухтонные с сорокапятисекундной задержкой. На все не хватит, но на кого бог пошлет!
        А в Альте истребителей не оказалось! Их к нам послали - уничтожить большевистскую заразу. А мы «Тирпиц» завалили… Ну, так, плюшками балуемся.
        Задачи попасть в «Тирпиц» и не стояло. Вылет был разведывательным, по просьбе англичан. То, что я бомбы с собой взял и полетел не на «спитфайре», а на тяжелом бомбардировщике… Так получилось. Если заходить курсом двадцать восемь градусов, то там нет ни одного поселка. В шести километрах от цели начинается довольно широкое ущелье, откуда до ближайшей дороги восемь километров. Она там вдоль реки Крокелвы идет, а в соседнем ущелье только небольшая тропа вдоль мелководной речушки. Кстати, очень рыбной. Так получилось, что отпуск я там проводил и присматривался к возможности подобного удара. Бомбил я по-штурмовому, без прицела. Кстати, ни стрелок, ни бомбардир так и не увидели, на что сброшены бомбы. Корабли стояли укрытые сетями, ветвями и снегом. Над целью мы находились всего двенадцать секунд. Для того чтобы включиться, прожекторам требуется около двадцати - двадцати пяти секунд. А в Альте зенитки заговорили, но вверх, тогда как мы прижимались ко льду. В этой части фьорда в холодные зимы битый круглый лед. И хорошо помогал снег: там, где он лежал, более-менее ровно, а чернели только скалы. Правда,
отход над Трансфарелвой пришлось отменить: ущелье показалось слишком узким и слишком темным. Взял чуть выше, все равно вслед никто не бил. Перевалили через хребет и пошли на юг, стелясь над гористой тундрой и стараясь не попасть в поле зрения локаторов. Когда приподнялись чуть повыше, правый сказал по СПУ:
        - Петрович, мы ж не на «Иле», чтобы в двух метрах от воды крыло держать. Когда сзади бухнуло, я подумал, что все, сейчас воткнемся.
        - Нас скала прикрывала.
        - А что бомбили? Там вроде пусто было.
        - Черт его знает, может и пустоту, но судя по всему - сам глянь, до сих пор бесятся, - во что-то попали. Конфигурация берега не совпадает с картой, вот и сбросил. По данным английской разведки где-то тут немцы прячут флот открытого моря. Мы здесь по этому поводу. Как только район от немцев очистим, прилетят англичане. А пока на нас разведка фьордов. Вот один проверили. Василий! Видел что-нибудь?
        Кормовой стрелок не ответил. Странно! Послал бортмеханика к нему. Через пару минут голос стрелка:
        - Сергей Петрович, у меня СПУ вырубилось, все предохранители вылетели. У Иваныча нашлись запасные.
        - Еще раз вылетят - в пехоту спишу! Видел чего, снимал?
        - Снимал! Там четыре каких-то острова, только наши бомбы мимо них упали, хоть и рядышком. А взрывов я не видел, вспышек не было, только звук. Два раздельно и один слитно. И там зениток много, но они вверх били до взрывов.
        Бортрадист рвался отстучать РДО Сталину, но я не разрешил выходить в эфир. Нас сейчас все ищут! Успеем сообщить, если долетим. Пока под нами родина финского Деда Мороза - Йоулупукки и его жены Муори. Этот козел отмечал вовсе не Рождество, а зимнее солнцестояние - 22 декабря, так что к нашему полету он имеет самое прямое отношение. Правда, сегодня уже двадцать третье, но вылетали мы двадцать второго. Так что мы были в роли нууттипукки и пугали непослушных детей Гитлера. Вон справа от нас немного видна на черном фоне неба его «хижина» - Корватунтури. Подходим к ее траверзу и поворачиваем на восток, на курс сто три градуса.
        - Командир, сзади справа на четыре, выше три, отметка цели, дистанция семь километров, - это оператор РЛС, которую он периодически включает.
        - Режим постоянный, докладывать об изменениях.
        Чуть убавляю обороты, чтобы не выдать себя выхлопом.
        - Это финик! - доложил радист. - Наводят на нас, но высоту не знают. По шумопеленгатору.
        Нам до дома еще сто шестьдесят километров, или двадцать три минуты полета.
        - Кто наводит?
        - Немцы. Все по-немецки говорят, но на финской частоте.
        Он забирает севернее, мы отходим южнее, и я еще больше прижался к земле.
        - Одна из станций нас потеряла.
        - Угу, и я его больше не вижу, сплошная засветка, - проворчал оператор.
        Хабаров ушел к астролюку, тоже наблюдает. В отличие от бомберов, у нас верхней четырехствольной турели нет, от атак сверху мы не сильно защищены. Через три минуты я приподнялся над тундрой, чтобы оператор удостоверился, где противник. Тот проскочил, теперь он в трех километрах севернее.
        А мы отдали «77» в эфир еще пять минут назад. Через пять минут здесь будут наши истребители, а пока играем в кошки-мышки, опять прижавшись к земле.
        - Командир, вижу! На фоне сияния. На десять часов, выше два.
        - Радист, кодом передай, он у Сурьярви, виден на сиянии. Высота два - два и пять.
        - Первый, сорок первому, пять пять пять.
        Это Степан Супрун, замкомандира 1-го корпуса по истребительной авиации, цель видит. Чуть в стороне от нас протянулись четыре трассы к маленькому «брюстеру буффало». Снизу-вверх, раздирая машину финна. «Буффало» живучий, он крутнулся и попытался уйти от «спитфайра» резким переворотом вниз. Но мы уже подскочили вверх, и наш оператор наводит «спита» на цель. Увидев заходящий точно в хвост истребитель, финн на бочке вывалился из машины, у которой горел хвост и вывалились шасси. Два «спитфайра» взяли нас на сопровождение, мы зажгли задний синий и пошли к Койма-губе.
        - Володя! Вот теперь можешь давать РДО. «Действуя по плану операции „Вольфрам“, провели разведку южной оконечности Альтен-фьорда. Атаковали предположительно обнаруженные цели. Произведено фотографирование объектов. На отходе самолетами 3-го гвардейского полка сбит истребитель „Брюстер“ финских ВВС, который наводился немецким командованием на нас. Г-л Шкирятов».
        Последовала целая волна приказаний: произвести доразведку, выяснить, уточнить. Фотографии у нас не получились, вообще ни одной! Не настроена камера снимать ночью без подсветки с высоты пятьдесят метров. А у стрелка, кроме разгорающихся прожекторов, камера ничего не запечатлела. Сталин рвал и метал, и требовал послать туда разведчик. Этого же требовали англичане. Все как с цепи посрывались. Пришлось лететь в Москву.
        - Ви понимаете, что срываете важнейшее задание командования?
        - Товарищ Сталин! Нет никакой надобности сейчас производить доразведку. Немцы готовы к такому развитию событий и ждут нашего разведчика. Требуется запросить у англичан норвежскую разведгруппу. Пусть они посмотрят, что мы нашли. Второй раз пролететь там, где пролетели, нам не дадут. И от высотника толку мало, они поставят дымзавесу, и все. Я смотрел снимки, сделанные 118-м полком. Этот угол - Каа-фьорд - всегда был закрыт туманом или облачностью. Почему и решил идти на малой высоте. Только людей потеряем, и никакого толка не будет.
        Не по телефону Сталин оказался сговорчивее, расспросил о полете и о странном способе бомбить корабли. Ему уже все уши прожужжали, что бомбил я неправильно и не точно. И, дескать, стрелок подтверждает, что бомбы упали мимо.
        - Товарищ Сталин, бомбежка выполнена правильно. С такой высоты бомба скорость набрать не успевает, пробить палубу или башню не может, входит под довольно маленьким углом в воду и резко тормозится. Взрывается она на грунте, вся энергия взрыва направлена вверх и в стороны. Возникает гидравлический удар. Вырвавшись из-под воды, взрыв направляется во все стороны, но вокруг сплошные скалы, и взрывная волна идет вдоль ущелья, то есть следом за самолетом. Если бы она нас догнала, то переломала бы все. Корабли, если это были корабли, снизу защищены слабее всего. Там нет брони, и корпус и швы могут не выдержать удара. Две тонны и на воздухе очень сильно взрываются, а в воде это просто кувалда. К тому же один из взрывов был двойной на слух, как отметили все. В общем, сделали все, что могли. Теперь дело за наземной разведкой.
        Сталин снял трубку и приказал Посребышеву передать его письмо в посольство Великобритании.
        - Там содержится и эта просьба, товарищ Шкирятов. Я вас больше не задерживаю.
        Он остался недоволен тем, что нет доказательств, что мы нашли и попали по «Тирпицу». К тому моменту, когда я вернулся в Мончегорск, там уже сидело две эскадрильи «ланкастеров». Из Скау, что на Шетландских островах, готовится к вылету четверка новейших разведчиков Mosquito PR.Mk.IX и пара «Спитфайров PR» с новейшими двигателями «Мерлин 63». Готовится целая операция по переброске сюда тяжелых бронебойных бомб. Командует всеми англичанами прилетевший с 44-й и 97-й эскадрильями вице-маршал авиации Артур Харрис, которого день назад назначили командующим бомбардировочными силами RAF. У летчиков «ланкастеров» это первое боевое задание. До этого они только тренировались в Англии, осваивали новейшую машину. У 44-й стоят такие же «XX» как у нас, а у 97-й - новые «двадцать вторые».
        Англичан не устраивает все: продукты питания, состояние столовой, жилые помещения и тому подобное. Задолбали командиров БАО до смерти, а в итоге сыплются команды из Москвы: обеспечить, удовлетворить, поставить, установить. А где это все взять? В общем, я послал Харриса к контр-адмиралу Бевану, который сидел в Полярном в штабе флота, дескать, только там все есть. Самое лучшее, английское! И только водку они предпочитали нашу. К этому времени армия переместилась полностью и осела на двадцати двух площадках. И без англичан хватало работы по наведению порядка и обучению личного состава. Всем пришлось осваивать ночные полеты. Плюс мороз, холодно было очень, много сил и времени уходило на подготовку машин к старту. Одних маслогреек и чехлов понадобились тонны.
        К восьмому января все приготовления были завершены, в радиусе пятисот километров не осталось ни одного немецкого аэродрома с живой техникой. Поступили заказанные объемы авиабомб. Почти сразу после прилета Харриса на связи появился генерал-лейтенант (уже не группенфюрер) Сииласвуо. Надо отдать должное Харрису, что руки бывшему эсэсовцу, по его приезде, он не подал. Меня же интересовал только один вопрос: где находится центр перехвата. Уж больно тяжело было командовать практически без связи. И, когда финский генерал заговорил о том, что 168-я и 169-я немецкие дивизии не желают покидать свои позиции, ему и было сказано:
        - Для эффективного изгнания гитлеровцев из Финляндии, генерал, недостаточно сменить эсэсовскую форму на финскую. Необходимо передать нам карты размещения немецких частей, мест складирования их боеприпасов и топлива, ликвидировать имеющуюся у них связь с вашими соединениями, прекратить союзнические отношения между вашими и немецкими войсками. По договору вы как командующий корпусом «Лапландия» обязаны были это сделать давным-давно, но, видимо, скучаете без черепа с костями на вашей ушанке.
        Швед надулся, рассчитывая на поддержку со стороны англичан. Однако Харрис сказал, что в условиях договора есть пункт о том, что необозначенные на картах союзных войск подразделения и объекты считаются вражескими и подлежат уничтожению. Он уже потерял двух разведчиков над Альтой и не был готов идти на компромиссы. Разведгруппу мы высадили довольно далеко от точки и теперь ждали ее подхода к месту событий. Харрис начал терять терпение, хотя неудачи с воздушной разведкой его отрезвили. Разведка регулярно летала туда, но Каа-фьорд рассмотреть не удавалось. Там находилась мощная установка по постановке дымовой завесы, и снимки не получались. А из-за антициклона ветров практически не было. Разведку англичане вели примитивно: до сих пор не были известны места расположения немецких РЛС. Так что сидеть ему тут до весны и не чирикать. Благо что военторг за валюту предлагает все и без карточек. Съездил он в Полярный, заглянул в Гнилую бухту, там английская эскадрилья с начала войны сидит, и понял, что здесь другая война, выговорил все своим орлам, и они немного притихли. Из Куйбышева наши девиц прислали в
столовые, и ремонты сделали в этих столовых и в общежитиях, где поселили летчиков. Косметический, конечно, но и это требует и сил, и времени, и финансов.
        Я закончил свои дела, и мы приступили ко второй части операции. До этого действовали в основном в районе Рованиеме, стараясь не ходить севернее и лишь установив контакты с финнами, а Маннергейму пришлось отдать дополнительный приказ Лапландской армии о совместных действиях с русскими, и Сииласвуо передал нам обстановку, после этого наш корпус устроил разгром всех радиостанций и командных пунктов немцев. Немцы поняли, что их предали финны, и началась Лапландская война. Финнов усилили танковыми частями и придали им авианаводчиков, передали часть артиллерии, в основном устаревшие 76-мм пушки, полковые и дивизионные. Несколько складов финны захватили сами, поэтому не пришлось снабжать их патронами к пулеметам, а винтовки у них были под наш патрон. Немцы 168-й дивизии получили приказ отходить из района Рованиеме, так как снабжать их стало очень сложно. Сто шестьдесят девятая дивизия осталась на своих местах. В этот момент мы переключились на цели в районе Печенги. «Аисты» стали летать на лыжах, обеспечивая нам разведку и подсветку, плюс от англичан сумели получить очень мощные осветительные бомбы.
Кстати, и перехваты немцами наших переговоров перестали быть такими оперативными и точными - судя по всему, наши соотечественники из Финляндии работали, финики их убрали, и у немцев таких спецов больше не нашлось.
        В сорок первом немцы только начали строительство оборонительных сооружений: Сенсенхаузе еще только разворачивал лагерь для военнопленных и размечал места под установку орудий на мысе Романов. Для баньки и помещения для корректировщиков и наблюдателей на соседнем мысе Крикун только завезли цемент. В основном идет строительство подвесных дорог и оборудование дзотов на Муста-Тунтури. Вот туда, под склон, я и направил пикировщиков и штурмовиков с ЗАБами. Лучшее средство от усиленного окапывания. Так как снег, пришлось работать пирогелями. Не забыли и про батарею у Титовки, и на Могильном мысу. Больше всего досталось самой Титовке, где мне был знаком каждый бункер, нарытый немцами. Туда трижды слетало два полка «галифаксов». Два наших горнострелковых корпуса - 126-й и 127-й - перешли в наступление, и немецкому корпусу «Норвегия» пришлось отходить под непрерывными атаками с воздуха. «Ил-10» и «Пе-4» вместе с авианаводчиками методично обстреливали и бомбили все тропы и дороги. Немцы пытались сорвать подсветку и корректировку, оставляя у нас в тылу егергруппы, но Мальцев со своими ночными штурмовиками не
давал им возможности разгуляться. Атакованная группа тут же вызывала «аист» с ракетами, и спор решался в пользу авианаводчиков. Больше всех боевых вылетов пришлось на полк «аистов». Лишенные воздушной поддержки, а мы контролировали все воздушное пространство, немцы, огрызаясь, отходили. Затем пришлось вплотную взяться за устаревшие, но мощные батареи спаренных пушек «Мастерсанд», «Бугойя» и «Бакфьорд», двумя батареями в Варде. Хорошо, что башенных батарей, как под Севастополем, еще не установили. Поэтому было достаточно «Илами» выбить прислугу и положить пирогелевый бак в орудийный дворик.
        Утыканный зенитками Гулльсмедвика-форт потребовал большего уважения к себе, там стояли торпедные аппараты. Пришлось вспоминать хельсинкский опыт и класть туда шеститонную бомбу. Разбив четырехорудийную 75-мм батарею Хойбухтен, обеспечили высадку десанта в Зольдат-бухт и ликвидацию двух мостов, ведущих в Киркенес. Тактическое окружение корпуса «Норвегия» завершилось. В котле оказалось около четырнадцати тысяч человек, без зимнего обмундирования, продуктов, с легким вооружением. Армия навалилась на Карасьеки, Петсамо и Киркенес. В налете на Киркенес участвовали и англичане из 151-го истребительного крыла, и тяжелые бомбардировщики «Ланкастер». Фон Фалькенхорст, а проще говоря, поляк Никола Ястржембский, командующий армией «Норвегия», воспользовался ситуацией, когда пропал без вести обергруппенфюрер Йозеф Тербовен, пытавшийся эвакуироваться в Тромсе из Киркенеса с аэродрома Луостари - его самолет Ju-52 был сбит над Варагнер-фьордом. Фалькенхорст выслал парламентеров к войскам 14-й армии и финского корпуса «Лапландия». Сам же сдался своему приятелю Ялмару Сииласвуо.
        Заняв аэродромы в непосредственной близости от Альтен-фьорда и лично разведав систему ПВО противника, я пригласил к себе вице-маршала Харриса.
        - Вот сейчас у нас появилась возможность выполнить налеты на основные базы немецкого флота в районе Финнмаркена.
        - Мне кажется, и давно, что вы и без нас справитесь, однако без трехтонных бомб просто не обойтись! - заметил Харрис.
        - Давайте посмотрим план операции. Планом предусматривается вывод из строя антенн радиолокационных станций в Банаке, Альте, там их три, и в Маси. Станцию в Маси отключат наши разведчики, они же уничтожат наблюдательный пост в Гаргиа и отключат там связь. Сейчас группы заброшены в район озера Лес-ярви и готовы действовать. В шестнадцати километрах от них - плотина электростанции, которая обеспечивает Альту электроэнергией. В водохранилище примерно шесть - десять миллионов тонн воды. Охраняет все это примерно взвод горных егерей. Караулка находится в полутора километрах ниже по течению. Ее подсветят и уничтожат с воздуха. На поверхности водохранилища - лед. Выше по течению - вполне приличная полоса для «Си-47» на лыжах. Вот здесь разгружаем десант и заряды. Доставляем по льду к плотине, делаем полынью и топим шеститонную бомбу. Она у нас разборная. Можно катить, можно сани перебросить. Пока немцы будут заниматься самоспасением, выполняем налет на Каа-фьорд.
        - Почему раньше не предложили, генерал!
        - Вывод Альты из расклада - это только полдела! Требуется подавить хорошо укрепленные зенитные установки, а для этого требуются «Илы», а у них дальность маленькая. Из Зольдат-бухт мы их достанем, а ближе ничего не было, сэр Артур.
        Перелетаем в Грязную, оттуда в Полярный. Хорошо, что у нас иностранцев любят - приняты на уровне всех и вся. Нам выделен батальон капитан-лейтенанта Инзарцева, в дополнение к имеющемуся батальону осназ НКГБ. Пришлось их немного переодеть и перевооружить. Операция началась.
        В Маси все прошло чисто и быстро. А вот к Гаргии не подобраться: там штук триста ездовых собак, целая ферма! Пришлось совмещать с атакой на электростанцию. Коля на немецком «шторьхе» преспокойнейшим образом зашел на караулку, отстрелялся, и следующая машина положили туда ЗБ-100, затем еще два. Дот на левом берегу хороший, бетонный, «сорокопяткой» не взять, но пулеметный. Расчет пушки бил осколочно-фугасными, пока не попал точно в амбразуру. А у Маси на лед уже плюхались «Си-47» и катились на лыжах к самому горлу. Вперед рванули лыжники, а остальные бойцы впряглись в шесть разборных саней, которыми мы боеприпасы к самолетам подвозим. Эдакие бурлаки на Волге. Но народу много, поэтому санки почти летели. Часть батальона с ходу ушла вниз на помощь взводу с четырьмя сорокапятками, которые держали дорогу. Там они уже положили десяток «Ганомагов», но немцы подвезли минометы, и бойцам приходилось несладко! Инзарцев подоспел вовремя, и с минометами.
        А у плотины собирали бомбу, долбили лед для зарядов, лед был толстенный. Наконец загрохотали взрывы, образовалась полынья. Сани с собранной бомбой зацепили довольно толстым концом. В это время Мальцев обнаружил колонну немцев, поднимающуюся к Маси, и обстрелял ее. «Си-47» перелетели к этому времени на Лес-ярви. Батальон начал отход, двенадцать взрывников впряглись в конец, чтобы сбросить бомбу в полынью. Не получилось, сил не хватило. Тогда двое из них кинулись к саням и пешнями помогли стронуть сани, и бегом оттуда. А бежать тяжело, в горку, да еще и с оружием. Убежище у всех в двухстах метрах от взрыва за каменной грядой. Смертники! Сани съехали в полынью, все упали и прижались к матушке земле, а командир крутнул подрывную машинку. Вообще-то, вырванный предохранитель основного взрывателя давал задержку три минуты, но подрывники беспокоились, что корпус может быть соединен негерметично, поэтому к главному взрывателю еще и заряд подложили. Давит на кнопку, подрыва нет.
        - Все, северный пушной зверек, отходим! Сорвалось!
        Перевалив за пригорок, были сбиты с ног отраженной ударной волной: основной взрыватель сработал. В несколько плохо соображающем виде из-за контузии группа была обнаружена специально оставленной группой старшины 1-й статьи Леонова. Незадачливых минеров подхватили под руки и повели в сторону Лес-ярви.
        В это время мы уже собрались и тремя огромными группами шли на Альту. Впереди в ста пятидесяти километрах двигались «Илы» - «вторые» и «десятки», с «ЛаГ-5» непосредственного прикрытия. Стелясь над поверхностью, шли в обозначенную приводом точку, где следовало снизиться и спуститься в Альта-каньон, по которому с ревом неслась вода. Она заглушит шум наших моторов и даст возможность беспрепятственно атаковать самолетам первой волны. Впереди держалась моя пара, у нас самая прикольная задача. Все пойдут направо, а мы - налево. Прикрывшись скалой Сторванет и обогнув вторую скалу Квенвик справа, мы должны были ворваться в Каа-фьорд до основной атаки, пустить две осветительные ракеты и сделать снимки. Так приказал Сталин. «Мы должны иметь доказательство тому, что „Тирпиц“ поврежден или утоплен до того, как союзная авиация и мы атакуем его второй раз. Вам лететь я запрещаю!» Ну да, и как я буду выглядеть в глазах подчиненных? Им это надо, соваться в эту ловушку? У них другая задача: обеспечить работу пикировщиков и бомберов. Это нужно вам, товарищ Сталин, для престижу.
        Наш заход, с Пашей, немцы сорвали! Перед самым разворотом на заход краем глаза уловил тени от аэростатов заграждения и, качнув крыльями, ушел вправо, Паша Овчинников за мной. Я ж говорил, что больше пролететь над фьордом не получится. Стрелок докладывает:
        - Более сотни аэростатов, они мешают немцам вести огонь по нам.
        «А это выход!» Нас еще не обнаружили наблюдатели с эсминцев, фьорд начал наполняться дымом.
        - Паша, по аэростатам! Атака!
        Мы развернулись у самой воды и пустили осколочно-фугасные. Из шести пущенных ракет взорвались две. Пустая трата боеприпасов. Хотя несколько облаков пламени говорят о том, что аэростаты - водородные. Предупреждаю всех, что в дыму аэростаты, в Каа-фьорд не ходить. Тут за нас с Пашей взялись эсминцы, стало не до того, чтобы заниматься фьордом. Уворачиваемся, маневрируем, бьют довольно точно, но повреждений не имеем пока. «Ничего, мальчики, сейчас Алексей Михайлович прилетит!» А вот и он! Заходит в атаку на ордер снимающихся с якорей эсминцев. Любит он это дело - торпеды таскать! Хотя всего два потопленных кораблика имеет. Сброс, отворачивает, эсминцы травят цепи, видно, как искрит на баке, а их засыпают кумулятивными и осколочными ракетами. Эсминцы отвечают и главным калибром. Вдруг над фьордом повисает пять офигенно больших разрывов. Ору Харрису:
        - Работает крупный главный калибр! Огонь неприцельный! Он здесь! Переведите Артуру! - остальных вывожу из створа Каа-фьорда. Есть потери: два «Ила» горят, пытаются сбить огонь. Отходят к Лес-ярви. Есть потери и у противника: из двенадцатити эсминцев на плаву девять. Они отходят к Каа-фьорду. Подошли «Пе-4» и пикируют на дымы, засыпая фьорд мелкими бомбами и кассетами. Линкору они до лампочки, но не его приборам! Осколков они дают много. ПВО Альты подавлено, огонь ведут только эсминцы, которых после атак пикировщиков осталось семь. Еще раз организовываю их атаку штурмовиками и истребителями с разных сторон. Опять потери, на этот раз четыре машины подбиты, два истребителя из атаки не вышли. Но атака удалась, малокалиберная артиллерия почти прекратила работу, и вновь заходит вторая волна торпедоносцев, в том числе флотские «ДБ-3Т» с двумя торпедами. Еще один полк «Пе-4» вываливает бомбы в Каа-фьорд. Дымовая завеса начинает редеть. Стали видны вспышки выстрелов малокалиберной артиллерии. Тут голос вездесущего Мальцева, он успел дозаправиться и сейчас висит над горушкой северо-западнее фьорда:
        - Вижу мачты крупного корабля, бросаю ЗБ, дистанция два и семь ровно. Пеленг сто двадцать от меня. Повторяю, дистанция два и семь ровно, пеленг сто двадцать от меня. Иду на базу.
        - Я - сто пятый, принял, вижу, атакую! - это Молодчий и его эскадрилья с шеститонками. С четырех тысяч они укладывают тройками свой груз, ориентируясь по пламени на вершине горы.
        Все, удар нанесен, даю команду отходить, топлива осталось только на обратную дорогу. Во фьорде что-то сильно горит, и на это пламя заходят две эскадрильи «ланкастеров». Ругаются, что внизу ничего не видно. Их ведущий сбрасывает осветительную бомбу, поперек их курса проскакивает наш «Пе-3МР», сбрасывает фотаб и снимает. Затем вниз пошли трехтонки англичан. Возвращаемся. Еще в воздухе мне доложили о потерях. Так нас никогда не ощипывали: тридцать семь машин потеряно, двадцать из них дотянуло до Лес-ярви, летчиков вывозят, технику сожгли. Данных об остальных пока нет. Полк Мальцева носится туда-сюда, выискивая своих. Сели англичане, у них шесть машин на вынужденной в тундре и еще семь сильно повреждены осколками. Попали под огонь главным калибром чего-то крупного.
        Харрис мрачнее тучи, я тоже. Ждем снимков. Его адъютант принес и разлил коньяк. На снимках обнаружили мачты восьми кораблей противника, остальное в дыму, один корабль горит. Харрис отправляет туда «москито». Сидим и мрачно пьем коньяк, но он не сильно помогает поднять настроение. Два полка «У-2» вывозят его людей, моих вывозят «аисты» и «Си-47». Несмотря на подавление береговой части ПВО, корабли противника управление огнем не потеряли, наводились по артиллерийскому локатору и били точно. В самом начале мы застали их врасплох, потом их ответный огонь стал достаточно точным. Особенно после того, как осел дым во фьорде.
        - Что докладывать командованию, я не знаю. Крепенький узелок завязал Редер! - сказал Харрис.
        Стучат в дверь кабинета, вбегает англичанин, стучит каблуками и отдает записку Харрису. Харрис тянется к бутылке, берет ее за горлышко, встает и идет к комоду. Там стоят наши стаканы в подстаканниках для чая. Вытаскивает два стакана, ставит на стол, наливает до краев один, наклонился, достал из своего портфеля еще одну бутылку армянского. Налил второй.
        - Серж, везут снимки! Там «Тирпиц» и четыре тяжелых крейсера. Под всеми намыты подушки. Это не корабли, это батареи. Норвежская группа сделала их и смогла доставить в Швецию.
        «Суки, не могли на день раньше!» Состоялась грандиозная пьянка англичан: заливали свой страх перед тундрой и хвалились количеством выпитой водки и тем, что их организованно вывезли из тундры. Харрис оставляет все машины нам, назад летчики уйдут на кораблях. Он считает только оставшиеся в живых машины, их всего пять, у всех пробоины и мелкие повреждения, плюс семь сильно подбитых и шесть лежат в тундре на брюхе. Он даже не догадывается, что возле них уже крутятся наши эвакуаторы. Вытащим! Самого, весьма пьяненького, подсаживаем в прилетевший транспортный «ланкастер» с пятнадцатью командирами кораблей. Странная особенность английских ВВС: вес имеет только командир корабля. Остальные пойдут на QP через Исландию.
        Еще четверо командиров и человек двадцать - двадцать пять из экипажей лежат в госпиталях с ранениями. Четверых уже похоронили. У меня тоже приказ на передислокацию на подмосковные аэродромы. Операция успешно завершена. Фронт не остановил наступление, а продолжает продвижение в глубь страны, преследуя отходящий корпус «Норвегия». Договоренностей о разделе сфер влияния еще нет, так что все нормуль. Англичане и сами хотят, чтобы Альта была взята.
        Часть 13
        Промежуточные итоги и очередная проверка
        Подводим итоги в Москве: в плюсах две эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, все ремонтопригодны и могут быть легко освоены летным составом, летавшим на «галифаксах». Правда, документация практически отсутствует. Не беда, чуть позже у Харриса попросим. Три «москито» PRU, все повреждены, но после ремонта летать будут, отличные разведчики, если не посылать к черту на рога. Один новейший «спитфайр», подломано шасси, имеет убираемый костыль, новый двигатель с установкой поддува кабины и новые фотоаппараты. Три новейшие модификации крупнокалиберных бомб, в том числе одна бункерная, с большим заглублением. Все новинки переправлены в Москву и изучаются. Несколько экземпляров карт с корректурой на 24 декабря 1941 года с нанесенной обстановкой по минной опасности. Пожалуй, самое ценное, что оставили англичане. И почти тысяча тонн бомб, и еще идут на трех пароходах. Так что не надо будет сразу все замки переделывать. Есть что подвешивать. Вся армия освоила ночные полеты в простых метеоусловиях. Техники набрались опыта работы в условиях сильных морозов. В минусах: потеряли четырнадцать летчиков, одиннадцать
стрелков, трех бортмехаников и тридцать семь машин. Еще у Новикова подобрал все новинки под себя, правда у Сталина чуть не отобрали «ланкастеры», но я их отстоял под новую задачу, которую он поставил. Теперь это Румыния, и опять давай-давай. Впрочем, это уже норма для Резерва Ставки. Все полки армии стали гвардейскими, это хорошо и для меня, и для остальных летчиков и техников первой гвардейской ОВА. Сталин высокими потери не считает, наоборот, отметил низкий уровень потерь, несмотря на сложность задач, и низкий процент аварий и летных происшествий. Я просил неделю отдыха для летно-технического состава - не получил, дескать, на новом месте отдохнете, пока боеприпасы перебрасывают.
        Только похвалили, и сглазили! Седьмой гвардейский штурмовой полк при посадке на аэродром «Воронок» в Лодейном Поле устроил целую свалку из машин. Перелетали с РС под крыльями, одна из машин подломила шасси, и замкнулась проводка на пусковую установку НУРСов, которые зацепили стоянку: и свою, шесть машин повреждено, и чужую, еще три. Пять машин восстановлению не подлежат. Четыре человека в госпитале. Само собой разборки, кто виноват и кто крайний. Летчик говорит, что его ослепили, поэтому соскочил с полосы. Один из прожекторов был настроен неправильно. В общем, вместо отдыха пришлось три раза в Лодейное Поле мотаться. «Отдохнул», и с новыми силами принялся за старое: производить массовый террор инженерно-технического состава на профилактическом ремонте машин в Харькове. В Воронеж доставили, а некоторые машины сами долетели, все поломанные «ланкастеры», пришлось и туда слетать. Там немного занимались поврежденными «галифаксами», хоть какое-то представление имеют об английских технологиях. На ремонт машины взяли, обещают сделать быстро.
        До середины февраля успели перебазироваться и более-менее привести в порядок машины. «Дальников» всех разместили в Крыму в селе Фрайлебен, на новом аэродроме Каранкут. Кроме наших самолетов там стояли ДБ-3Т и «Ил-4Т» 2-го МТАП - минно-торпедного авиаполка - ВВС Черноморского флота. И мы, и моряки не были довольны таким соседством. У майора Токарева были все основания предполагать, что их просто выживают с аэродрома в Херсонес. Там у него уже работала целая эскадрилья. Девять машин действовали тут, и стояла куча старых ДБ, на которых никто не летал, и сами они служили лишь для каннибализма, чтобы отремонтировать действующие машины. Много нареканий было на то обстоятельство, что старый и новый самолет полностью отличался почти всеми агрегатами. Конструктор один, машина вроде бы одна, но совершенно разные фюзеляжи. «Ил-4Т» собирался уже плазово-шаблонным методом, утащенным с «ДС-3», «ПС-84» и «Ли-2», и выпускался на других заводах, чем «ДБ-3Т». Так что это не было простым переименованием одной машины.
        Я появился там в разгар войны за стоянки. Аэродром был большим, и стоянок было много. До войны здесь базировалось более семидесяти машин. Сейчас ни в какую не могло вместиться пятьдесят шесть наших и девять «ихних», так как убитые машины стояли на своих стоянках, там жил техсостав, там лежали их инструменты, туда они относили или отвозили ремонтируемые части самолетов. Там лежал ЗиП. В общем, место было занято. И Лизунов, и Угрюмов, командиры моих полков, не нашли общего языка с майором Токаревым, а сам аэродром находился на балансе ВВС ЧФ, а мы всего-навсего просто гости. И генерал Остряков решал все вопросы в пользу Токарева. Ситуация ухудшалась еще тем обстоятельством, что вот-вот начнется весна, и грязи будет море. Надежда только на стационарные аэродромы, а их не так много: Николаев, Каранкут да Доглинцево. Остальные или забиты напрочь, или не имеют твердого покрытия. Каранкут, кстати, весной тоже мягковат для посадки тяжелых машин. Есть еще в Джанкое, но на нем плотно сидело АДД, фиг сдвинешь, и между мною и Головановым черная кошка пробежала. Круто испортились отношения после того, как у
него увели все «галифаксы» и не отдали «ланкастеры». Хотя они поступают из Англии, бери и переучивай летсостав. Предпочитает пока дуться. Сюда же я хотел перевести и два полка «спитов» для прикрытия. После муторных переговоров с Остряковым, удалось «спитов» засунуть в Евпаторию, а стоянки для тяжелых поделить честно. Правда, не без подключения крупного калибра в виде товарища Верховного.
        Аксинью перевез к матери в Севастополь, ей рожать скоро, а сам поехал в Херсонес. Там базируется звено дальних разведчиков. И пара «москито» ушла к Констанце посмотреть, что там и как там. Перед ними в сопровождении восьми «спитфайров» из Каранкута вылетел «галифакс» - провести радиолокационную разведку и выяснить, где находятся румынские локаторы.
        Румынских там не оказалось. Работал один локатор на немецкой частоте в Карамурате или Фердинанде. «Галифакс» близко не подходил, работали только «москито», они прошли в глубь территории и возвращались другим маршрутом, дабы не спугнуть! В ту же ночь десятка «Ил-10» с настроенным на эту частоту приводом посетила аэродром и немного проредила там наличие средств ПВО. Утром над этим аэродромом висело около пятисот машин 1-го корпуса и все «галифаксы». Перепахали все, что смогли обнаружить, и ушли без потерь. Путь в глубь территории был открыт.
        На вооружении ВВС и ПВО Румынии были IAR-80, He-112 и несколько Ме-109E. Было несколько «харрикейнов», но они в основном использовались на фронте, их осталось совсем чуть-чуть, остальными самолетами были «лоси» трех модификаций: PZL-11E и F и PZL-24. Но кроме румын здесь были и немцы на FW-190 и Bf-109G. Присутствовали и итальянцы со своими «макки фольгоре», с немецкими двигателями Даймлер-Бенц 601. Тут же отирались венгры, чехи и словаки. В общем, полный интернационал. И мы приступили к их зачистке.
        Двух налетов на аэродром вполне хватило. Днем штурмовики и бомбардировщики обработали нефтеперегонные заводы в Констанце. Отсюда румынский бензин шел в Грецию, а оттуда в Германию. Немалый поток его шел и по железной дороге. Вечером того же дня в третьем вылете мы бомбили Плоешти, и опять удар пришелся на перегонные заводы американской компании «Шелл», английской «Бриттиш Петролеум» и немецкой дочки американской «Стандарт Ойл». Вся немецкая нефтеперерабатывающая промышленность была скуплена «Стандарт Ойл» во времена еще Веймарской республики. И синтетический бензин производился этой же компанией. В тот же налет положили три моста у города Брезы и Банешти, мосты у Стоенешти, Пантази, Гоги и Тиношу. Шеститонная бомба уложена в западную горловину станции Плоешти-Зюд. Главное задание выполнено, а теперь дело за политиками.
        В Швеции в румынское посольство передали, что следующей целью для Особой гвардейской воздушной армии станет город Бухарест, который повторит судьбу Хельсинки, Варшавы и Плоешти. Бухарест - сложная цель! Там бомбить особо нечего, для показательной порки был выбран главный королевский аэродром. Ночью «галифаксы» тяжело загудели моторами над ним, а через дыру в обороне прошли четыре полка «Илов», которые обрушили на город десять тысяч ракет по средствам ПВО, затем вторая волна, тоже из четырех полков, добила бренные останки, утром прилетели четыреста «Пе-4» и семьсот истребителей, которые разнесли в щепки все стоянки и постройки на аэродроме. Четырнадцать машин, которые смогли поднять королевские ВВС вкупе со всеми остальными участниками конфликта, были сбиты немедленно.
        В тот же день стало известно, что верные королю офицеры арестовали диктатора Антонеску и профашистских генералов и провозгласили Михая Первого главнокомандующим румынскими вооруженными силами. Всерьез опасаясь за его жизнь, гвардейские офицеры связались с нами и попросили вывезти из Борчи его величество в Крым и в Москву. Я получил разрешение на это, в Борчу сел транспортный «Си-47», который мы усиленно прикрывали с воздуха, а рядом с нами летели десантники батальона осназ. Но все прошло благополучно, и двадцатилетнего короля вывезли сначала в Севастополь, а потом в Москву. Король объявил войну Германии и присоединился к Объединенным нациям.
        На территорию Румынии хлынули войска маршала Буденного, обходя 11-ю армию Шоберта, которую немцы переформировывали на территории Румынии. Вторая, третья и четвертая румынские армии полностью перешли на сторону короля, а в первой (придворной, Бухарестской) еще долго шли внутренние разборки. Однако стремительное ухудшение обстановки на юге вынудило Гитлера окончательно отказаться от передислокации 18-го и 20-го горных корпусов в Норвегию. Их повернули обратно, теперь они требовались в Карпатах.
        Армия Малиновского, железнодорожным транспортом переброшенная в Темишоару, стремительно разворачивалась и с ходу взяла Нови-Сад. У командующего 12-й армии вермахта генерала Кунце 18-й армейский корпус, переименованный в 18-й горный, находился на колесах, и оборону держал только 65-й армейский корпус, сил которого не хватило, чтобы прикрыть такой значительный участок фронта. Появления русских, в довесок к партизанам Тито, здесь никто не ждал.
        А мне предстояло еще раз лететь в Англию, уже по приглашению английского правительства. Это из-за «кошмара Севера». В гости? Это прекрасно! Но есть одно маленькое недоделанное дельце! Поэтому всем «Ил-10» подвешиваем дополнительный внутренний танк на двести пятьдесят литров. Готовим и остальные машины. Работа предстоит знатная! Все «галифаксы» и «ланкастеры» заполняем на сто процентов. Готово! Три «москито» берут осветительные бомбы и ЗБ. Их дело - обеспечить подсветку в течение первых тридцати минут работы.
        В шесть утра взлетаем, так, чтобы быть на месте с восходом солнца и к утренней смене. Под нами - отроги Альп, здесь они не сильно высокие, все покрыты лесом. В первой волне - триста двадцать «Ил-10» со всей армии собрали в кучу. В семь тридцать начали работать с ПВО противника. Её не так и много, это же глубокий тыл, и это первый налет на небольшой уютный городишко в Нижней Австрии - Санкт-Валентин, и сегодня Валентинов день. Мы валентинки привезли в массовом количестве и пускаем их во все, что пытается пошевелиться.
        Поднимается солнце, и на город пикируют четыреста «Пе-четвертых», вываливая на завод «Небелунгеверке» и на сам город двести тонн бомб. На этот раз стоит задача не оставить камня на камне. Просто стереть с лица земли все. На сам завод вывалили по шесть тонн каждый из пятидесяти шести «галифаксов», и по десять тонн привезли девять «ланкастеров». Более шестисот тонн взрывчатки и зажигательных средств, не считая ракет и снарядов штурмовиков.
        Заканчиваем работу, отходим. Чуть выше «спитфайры» и «ЛаГ-5» гоняют шальную восьмерку «мессершмиттов». Поздно, ребятки, главного танкосборочного завода рейха просто не стало! А заодно и рабочих, которые умели производить и ремонтировать эти танки. Мы не будем ждать пролетарской революции в Германии.
        Сделал дело - гуляй смело! Лететь через Германию мне запретили, пришлось добираться югом над Италией и Францией. Лететь шесть часов, с двумя подвесными под крыльями. В отличие от английских разведчиков, которые летали только с личным Вэблей-Скоттом, наш имеет две носовых Б-20, установленных в бомболюке справа и слева, там же находится передатчик РЛС «Гнейс-1», но у нее еще нет антенны. Уменьшен диаметр колес, убрали астролюк и выступающие части фонаря. Штурман теперь не имеет возможности посидеть рядом с пилотом и уйти в носовую кабину, у него штатное место здесь и вторая ручка управления, он теперь - второй пилот. В тесноте, да не в обиде. Остекление носа снято, управление носовым бомбоприцелом перенесено в кабину. Через месяц обещают установить нормальную антенну и радиолокационный прицел, ибо я достал товарища Тихомирова с этим делом. Индикатор уже стоит, правда, довольно идиотский: он круглый, для круговой антенны, а развертка только на сто восемьдесят градусов, вторая половина просто лишняя, но ее не убрать пока. Но это почти чисто украшение. Можно подавать на него сигналы с еще одного
приемника-пеленгатора и определять, откуда тебя с носовых углов облучают. Но дистанцию, гад, не пересчитывает, только пеленг.
        Вот на таком творении Казанского завода и товарища Петлякова и летим с генералом Супруном в гости к союзникам. Супрун - теперь мой зам по истребительной авиации, после Киркенеса его повысили в должности и генерала присвоили. По сбитым он меня уже обогнал, у него больше тридцати, а я себе добавил только четыре за все это время, и те сбиты на взлетах, почти на земле, во время штурмовок, но засчитаны. Так что у меня только тридцать. В воздухе спокойно, итальянцы даже не дернулись, лишь у Турина кто-то попытался нас перехватить, но мы чуть прибавили и ушли. Затем шла территория Виши, потом мы ушли в море и, огибая Брест, вошли в воздушное пространство Великобритании у Фолмауса в Уэльсе. Везем качественные снимки Каа-фьорда, которые удалось сделать уже после налета. Под кормой у «Тирпица» заведен понтон, носовая часть в воде по самую первую башню, еще три понтона у «Хиппера» и «Лютцова». Определить тип и названия третьего и четвертого кораблей возможности не было из-за не снятого внешнего камуфляжа. Наши специалисты по флоту говорили, что это могут быть ложные цели. На «Хиппере» следы сильного пожара в
районе машинного отделения.
        Еще до пересечения береговой черты к нам подходит сразу восьмерка «спитфайров». Хвост «мосси» перепутать с кем-нибудь сложно, тем не менее «спифайры» пытаются зайти в хвост.
        - Don’t do it, darling! My number is Bi-Si-zero-two-six-Prime.
        Молчание, продолжают заходить. Еще и собьют, стервецы! Примерно дистанция открытия огня, кручу вправо, одновременно давая разные обороты левому и правому двигателю, и оказываюсь сам на хвосте у первой четверки и повторяю:
        - Don’t hurt my tail! My number is Bi-Si-zero-two-six-Prime! - а сам поджался к ведомому крайней пары и держу его в прицеле, так чтобы он висел в прицеле у следующих, которые могут подойти сзади.
        Наконец раздается голос диспетчера, дающего указания, что рейс «Би-Си-ноль-двадцать шесть-прима» зафиксирован, группе вести себя прилично. Кто-то, набив кашей рот, что-то говорит на якобы английском. Ни хрена не понятно.
        - Здесь по-английски кто-нибудь говорит? Я - Bi-Si-zero-two-six-Prime. Восьмерка ведет себя агрессивно. Еще одна попытка зайти мне в хвост, и я открою огонь.
        - Bi-Si-zero-two-six-Prime, I am Falkon. Our leader told that do not worry, we are your escort. Keep seven five degrees, this altitude and two & forty knots, sir!
        - Well, Falkon. Agree.
        Пошутковать решили! Опять заговорил диспетчер, теперь очень быстро и зло, говорил не мне, а какому-то Рэту, тот опять отвечал, набив кашей рот. Затем последовало: «Йес, сэ!», и шедшая у меня под прицелом четверка свалилась в левый нисходящий вираж. Напоследок их лидер что-то опять злобно пробурчал в мой адрес. Пэвэошники, они такие, им дай только побаловаться.
        Вторая четверка предусмотрительно держалась в отдалении почти до самого Лондона. Там я окончательно сбросил скорость, и они приблизились.
        - Вау! Рашинз! Хеллоу, Москоу!
        - Хай, Ланден.
        - Нот Ланден, ви а фром Сидней, Аустралия.
        - Велл, андестенд, бай!
        - Си лэйтэ, рашинз!
        Поговорили! Меня запустили по коробочке, а «спиты» ушли на боковую полосу. Все, полет окончен. Степан недовольно пробурчал, что за такое «патрулирование» на губу сажать надо. Ему было непривычно находиться в такой обстановке в правом кресле.
        - Зря второй не взяли, парой надо было идти, - недовольно проговорил он.
        Из подъехавшей машины вышли Тэддер, Харрис и пайлот-офицер лейтенант Сперански из 140-й разведэскадрильи, он в Монче помогал Харрису с переводом, а так летал на «мосси». Несмотря на то что машина перекрашена и слегка переделана, он ее узнает и показывает на нее пальцем:
        - Это же двести тридцать четвертый, это моя машина! Как? Я же сел на вынужденную за линией фронта и на брюхо! У меня топливо все вылилось. Нас с Майком вывезли на биплане, но машина осталась на озере.
        - Через три дня ее починили, поставили на лыжи и пригнали в Мончу, оттуда отправили в Казань, и она опять воюет, Пит.
        Он заглянул в кабину снизу. Увидев двойное управление и закрытый лаз в штурманскую, присвистнул:
        - Все переделали! И так, как мы сами хотели! И как быстро! А зачем кокпит закрыли? Это же разведчик. Штурману удобнее наблюдать оттуда.
        - Удобнее, но вы его разбили при посадке, и прострелен он был. Другого не было, переделали так. Он теперь не фоторазведчик, а радиолокационный, но еще не укомплектован полностью. Аппараты вы прострелили.
        - Так положено, господин генерал. Топлива не было, а так бы еще и сжег.
        - Я знаю.
        - Я не удивлюсь, если узнаю, что и все «ланкастеры» у вас в строю?! - спросил Харрис.
        - Еще не все, но девять машин уже летают. Перед нашей отправкой сюда они сделали первый боевой вылет в составе наших ВВС. Мы бомбили завод в Санкт-Валентино в Австрии.
        Приглашают в большое лондонское такси, они на нем приехали. Везут куда-то, крутясь по улочкам. Приехали на Даунинг-стрит. Все верно, мы привезли почту, которую переправили из Москвы. Сидим в приемной у премьер-министра. Вокруг неспокойно, постоянно открывается и закрывается входная дверь, входят многочисленные посыльные с пакетами. У секретарей завал, разбираются, что и куда. Самого Черчилля, похоже, нет. Вот он вошел в приемную с улицы, позволил секретарю снять с себя шинель. Черчилль в десантной форме, но без оружия, кобуры на поясе нет. Секретарь быстро и почти неслышно докладывает, Черчилль морщится и иногда кивает. Снял и передал белый шарф с шеи. Показал нам четверым на дверь в кабинет. Там темновато, не очень уютно, рассаживаемся по мягким кожаным креслам. Тут же секретари расставили большие пузатые рюмки и плеснули туда коньяку. Черчилль вначале довольно долго возился с сигарой, затем вскрыл пакет с письмами, который мы привезли. Не дочитал, отложил в сторону. Затем рассматривал доставленные нами снимки Каа-фьорда.
        - Мы провели первую в этой войне совместную воздушную операцию, достаточно удачную, с нашей точки зрения. Но несмотря на успех там, его перечеркнули те неудачи, которые преследуют нашу армию и флот в других местах. Мы уже объявляли, что немцы прорвались из Бреста, и мы не смогли предпринять ничего эффективного против этого. Они высадились в Африке и оказывают серьезную поддержку итальянским войскам. И японцы продолжают наступление на Тихом океане. Теснят и нас, и наших американских друзей. К сожалению, оставлен важный опорный пункт нашей обороны - город и крепость Сингапур. С 8 декабря мы вынуждены вести войну на два фронта, через два дня после объявления нами войны Японии мы потеряли там линкор «Принц Уэльский». До этого - два авианосца и тяжелый крейсер. Это из тяжелых кораблей. Германия потеряла один линкор. На этом фоне постановка на длительный ремонт минимум трех, а в лучшем случае пяти крупных кораблей противника - это большой успех совместной операции. Чему вы улыбаетесь, генерал? - спросил меня Чер-чилль.
        - Планированию, господин премьер-министр. Планированию… У вас катастрофически не хватает самолетов в Юго-Восточной Азии, а только в составе моей армии числится сто семьдесят восемь «харрикейнов», которые мы не просили поставлять, не используем, они стоят на наших базовых аэродромах в качестве самолетов ПВО. А могли бы успеть поддержать тот же Сингапур или «Принца Уэльского». Я, как мог, оттягивал проведение операции в Альта-фьорде, но кто-то настоял на ее проведении. Моя армия потеряла тридцать семь самолетов, четырнадцать летчиков, одиннадцать стрелков и трех механиков. Более пятидесяти человек получили ранения. Это самые большие потери за все время войны в одном бою. Через несколько часов после этого нам с генералом Харрисом принесли сообщение о том, что первая атака на стоящий флот 23 декабря была удачной. С такой разведкой мы будем воевать до второго пришествия, господин премьер.
        - Ну, я не совсем согласен с вами, генерал, России требовалось увеличить численный состав авиации, чтобы удержать противника, и «харрикейн» не такой уж и плохой самолет.
        - Да, он отлично подошел бы для борьбы с «Тип-97», или Ki-27, как его называют у вас, которые составляют большую часть истребительной авиации сухопутных сил Японии. В итоге не дал бы возможности противнику безнаказанно дойти по суше до Сингапура. Да и двенадцать пулеметов на штурмовке - тоже неплохое оружие. Забирайте, тем более что мы их отремонтировали и сменили им двигатели на низковысотные.
        - По нашим данным, японцы купили патент на Daimler-Benz DB.601A и начали выпускать новый Ki-61, что-то среднее между «макки» и «Мессершмиттом-Е» или «-F», - вставил Тэддер.
        - С этими машинами «харрикейн» в состоянии бороться, особенно если учитывать физиологические особенности японцев.
        - Причем здесь это?
        - Еще в тридцать девятом на Халхин-Голе было отмечено, что бои с высокими перегрузками японцы однозначно проигрывают. Узкие глаза закрываются на перегрузках быстрее.
        - Вот как? Тем не менее, генерал, давайте не будем говорить о недостатках в планировании операции, а акцентировать внимание на том результате, который был достигнут, - попытался перевести разговор Черчилль.
        - Конечно, тем более что из Бреста туда спешат новые, и количество подводных лодок увеличивается. Мы пришли на остров на модернизированном «москито», одно из назначений которого будет поиск и уничтожение подводных лодок противника.
        - Теперь я понял, почему переделали машину! Да, с таким радиусом и с локатором это будет серьезная угроза для них. Ну, и скорость, что позволит ему летать в одиночку, - воскликнул Харрис.
        - Мы планируем поставить на него пушки ВЯ-23 и ГП-6 под самые мощные наши снаряды 23 миллиметра. Вероятно, ближе к лету появится 37-миллиметровая пушка с ленточным питанием. Тоже будем устанавливать. Так что такие машины нам нужны и не в единичных количествах. Задача сейчас стоит в том, чтобы в этом году разгромить гитлеровскую армию. К сожалению, у наших самолетов «Ил-10» сильно ограничена дальность, все мои удары наносятся в радиусе пятисот километров.
        - Мы неоднократно запрашивали господина Сталина о создании моста в Курляндию, а теперь и в Румынию, чтобы иметь возможность наносить удары по всей территории Германии…
        - Мне известно об этом. Товарищ Сталин говорит, что для этого необходимо решить вопрос с правительством Польши в Лондоне. Мы опять находимся с ними в состоянии войны. Своей агитацией они срывают призыв граждан польской национальности в национальные дивизии РККА. А ваше правительство, господин премьер, ничего против этого не предпринимает.
        - Поймите и наше положение: мы вступили в эту войну из-за нападения Германии на Польшу.
        - Правительство Польши в тридцать седьмом - тридцать восьмом годах само добивалось союза с Гитлером для нападения на Советский Союз. Напало на Чехословакию. Венгрия, заключившая пакт с Германией, отобрала у Румынии часть Трансильвании, румыны - оккупировали часть Польши. Этими вопросами стоит заняться после войны, а не в ходе ее. Вы обратили внимание, что Гитлер не объявил войну Соединенным Штатам, а США не сделали этого по отношению к Германии? Я не удивлюсь, если выяснится, что США помогают не только вам в этой войне. Ведь потенциал Германии восстановлен во многом благодаря кредитам из США.
        - У нас экономисты считают, что и СССР приложил руку к этому.
        - Очень сильно сомневаюсь, господин премьер. Мы прервали поставки нефти из Румынии, но люфтваффе продолжает летать, несмотря на то что собственной нефти у них практически нет - небольшие поставки из Венгрии и из Львовской области. А летают! Кто-то продолжает поставки нефтепродуктов. Это Испания, где мы пытались отстоять республику, Португалия и правительство Виши. Войны всегда выигрывает экономика. А США в основном нацелились против вас. Помяните мое слово! Сейчас речь пойдет о снятии таможенных барьеров на поставку всего и вся в Австралию, затем в Индию и Южно-Африканский Союз. И сто процентов, что еще несколько месяцев назад вам никто не говорил о том, что придется воевать с Японией. Существовали разногласия только у США и Японии. Напали на США, а вас уговорили объявить войну ей в качестве солидарного шага. В противном случае я не могу найти объяснения тому факту, что вы усилили гарнизон Сингапура только линкором и четырьмя эсминцами, без авиационной поддержки. И поэтому отдали в СССР снятые с вооружения «харрикейны». Вы не планировали воевать на два фронта! Так?
        Черчилль замялся, ему было неприятно, что разговор происходил в присутствии двух высокопоставленных военных. Я продолжил:
        - Сейчас СССР и Великобритания имеют общую цель, и если не примазывать сюда всяческие «измы», то перед нашими народами стоит общий враг - капиталы Моргана, Рокфеллера и интересы Федеральной резервной системы США. Задача - максимально ослабить ведущие европейские державы, выбить франк и фунт с позиций мировых валют, сделать это руками третьих стран, а самим выступить в роли спасителей цивилизации. За определенную плату: они дадут деньги взаймы на восстановление экономики после войны и обеспечат себе довольно безоблачное будущее на процентах с этих кредитов. И вытеснят вас с рынков в Азии, Австралии, Индии и в Африке. А Япония и Германия уже по уши в долгах перед этой группой финансистов. У этих они просто отберут все. И ничего личного, просто бизнес! А вы им еще и всех ученых-физиков отправили. Не стоит помогать противнику. Метрополию ведь уже не бомбят.
        - Я считаю, что без США нам не удастся справиться с Германией и Японией, - ответил Черчилль.
        - Германию разгромит Советский Союз, особенно если вы прекратите поддержку некоторых разгромленных режимов и перейдете к настоящим совместным операциям на европейском театре. И бить надо не по городам, а по промышленным и транспортным узлам, как это делаем мы. Этим мы выбьем из Германии нацистский дух. Все остальное они переживут и будут только больше ненавидеть вас: «Боже, покарай Англию!»
        - Вы интересный собеседник, но наш разговор ушел в сторону от тех задач, которые предстоит решать сейчас: требуется поднять дух английского народа на фоне не самых приятных известий со всех фронтов. В первую очередь это касается Африканского континента. Целью Германии являются нефтеносные районы Ближнего Востока. Наша армия не имеет положительного опыта боевых действий против немецких войск.
        - Опыт генералы приобретают на полях сражений. Восемь месяцев идет война у нас, но ни одного вашего генерала, кроме генерала Харриса, я на фронте так и не увидел. Немцы сильны разведкой и маневром, хорошо налажена корректировка и взаимодействие между авиацией и сухопутными силами. Требуются контрмеры: разведка, быстрая передислокация ударных групп и концентрация их на главных направлениях. Поиск слабых и уязвимых мест у противника и лишение его авиационной поддержки. Стоит обратить особое внимание штугам - штурмовым авиационным соединениям, они усиливают артподготовку, и они пробивают коридор для так называемых кампфгрупп. Это усиленные танками, артиллерией и минометами маневренные группы величиной от роты до дивизии. У вас дивизионные кампфгруппы вряд ли будут встречаться, там немецких войск совсем мало. Задача - резать коммуникации и узлы связи, выбивать на неподготовленных позициях небольшие гарнизоны. Очень подвижны, состоят из качественно подготовленных солдат и офицеров. Хорошо ориентируются на местности, способны создавать плотный и эффективный огонь, имеют хорошие радиостанции и мощную
поддержку с воздуха. Вплоть до доставки топлива и боеприпасов. Как только мы научились бороться с этими группами, так дела на фронте резко изменились, господин премьер. Но учиться у нас уже поздно, вашим генералам предстоит освоить это на собственной практике и на собственных ошибках.
        - Как вы отнесетесь к тому, что мы пригласим вас на место командующего авиацией на фронте в Ливии?
        - Никак. Я - командующий гвардейской особой воздушной армии Резерва Ставки. Сейчас моя армия решает задачи по уничтожению экономического потенциала Венгрии и Австрии. А с корпусом Роммеля вы справитесь. Много войск Гитлер выделить ему не сможет. Мы не дадим.
        Выяснив мое отношение к предложению - а кстати, Сталин в своем письме не давал мне даже намеков, почему именно я и Супрун должны вести обычную, пусть и правительственную почту, - Черчилль потерял интерес ко мне, переключился на некоторое время на Степана и потом быстренько свернул аудиенцию. Нас отвезли в гостиницу, потом бы это назвали апартаменты, недалеко от штаба ВВС, пригласили на ужин, хотя еще обед не наступил.
        Переговорив с Супруном, мы покопались по карманам и в записной книжке, затем долго искали адрес и телефон посольства, позвонили туда. Говорил Степан, он более известен, чем я, дозвонился до секретаря Майского, объяснил ситуацию, как мы ее себе поняли. У обоих в кармане мышь повесилась, хозяева удалились, и вообще хотим обратно, мы задание выполнили. Секретарь что-то помямлил, начал что-то бормотать, что нас в Союзе должны были… Я знаками попросил трубку у Супруна, его известность не сработала.
        - С товарищем Майским соедините, здесь генерал-лейтенант Шкирятов.
        - У товарища Майского совещание.
        - Здесь представитель Ставки Верховного Главнокомандующего. Представьтесь!
        - Второй секретарь посольства Филиппов.
        - Немедленно соедините с Иваном Михайловичем.
        Подействовало!
        Через несколько секунд бархатистый басок Майского:
        - Товарищ Шкирятов! Рад вас слышать! Вы в Лондоне?
        - Да, какой-то пансионат или гостиница, напротив парка. Когда входили, то улица называлась Пикадилли, 134.
        - Это рядом с Королевским клубом RAF.
        - Возможно. В общем, Иван Михайлович, у нас на двоих один фунт, я его в записной книжке держал на память, а требуется попасть в Файр-Окс - «Горелый дуб», или «Огни на дубе». Там наша машина.
        - Где это?
        - Да кто его знает! На юго-западе, ближайший город - Уокинг, там 140-я разведэскадрилья базируется.
        - Ну, где Уокинг знаю, про эскадрилью нет. Через час за вами заедут.
        Я повесил трубку. Хоть какой-то выход из ситуации.
        - Он, видимо, будет консультироваться с Москвой, - сказал я Степану, который находился у меня в комнате, хотя ему предоставили другую. Степан закурил и протянул мне пачку с «Казбеком», но курить не хотелось, нанюхался дыма сигар Черчилля. Я подошел к окну. В парке густо стояли зенитки, чуть дальше какое-то здание закрывали маскировочные сети. В парке много аэростатов. Какое-то секретное место. На сетках нанесены темные пятна. Окна в комнате имели черную светомаскировку.
        В дверь тихонько постучали.
        - Yes! - и я открыл дверь. Девица в форме WAAF - женской вспомогательной авиации - со столиком. На нем завтрак, вкусно пахнет кофе. Девушка вкатила столик в номер и быстро накрыла на стол. Взглянув на Степана, переспросила:
        - Будет ли господин генерал завтракать здесь? Или вам накрыть у себя?
        Отвечать пришлось мне, даже не уточняя у Степана. Денег не спрашивали, бумажек подписывать не суют. Паршивая ситуация, уже бывал в такой в Александрии в восемьдесят седьмом году! Тогда тоже иностранные партнеры поселили в гостиницу за сто баксов в день, а из Союза выпускали с пятьюстами. Но делать нечего, уже влипли, ждем Майского. Вместо него приехал еще какой-то секретарь, и мы сдали ключи от комнат и выехали в посольство. Там я наконец связался со Ставкой, хорошо, что здесь день начинается позже. Доложил о переговорах и о том, что ответил Черчиллю. Получилось довольно длинное послание, которое зашифровали и отправили в Москву.
        Через час примерно пришел короткий ответ Сталина: «Передайте Майскому двтчк вариант один тчк разрешаю выступить Королевской академии ВВС тчк Действуйте планам союзников тчк Вылет обратно двое суток тчк Успехов тчк Верховный Главнокомандующий ВС СССР И Сталин».
        Майский передал мне и Супруну по двести фунтов, выделил нам водителя и машину, хоть секретаря посольства от этого решения и скрючило: дескать, не баре, позвонят и пришлем.
        - Есть указания товарища Сталина.
        Мы вернулись в гостиницу, по дороге водитель посольства сказал, что живем мы в самом секретном месте Лондона: за парком - Букингемский дворец. Обедать пригласили вниз, в ресторан. Довольно шикарный зал, все в викторианском стиле, большое меню, никаких карточек, даже странно. В общем, непростое место. Почти сразу после обеда появились Тэддер, Харрис и Сперански. Вместе с ними еще один генерал, как мы поняли, он старше обоих вице-маршалов, хотя и имеет столько же нашивок на рукаве. Звали его Чарльз Портер. Официальная должность - начальник штаба королевских ВВС, фактически это командующий RAF. А Тэддер отвечает за ПВО и истребители, Харрис - за бомбардировщики. Несмотря на то что до дворца несколько сот метров, мы на машине Портера въехали в ворота Букингемского дворца. Там Сперански устроил нам маленькую экскурсию, довольно живо и интересно рассказывая о каждом зале, через которые мы проходили. В итоге мы оказались в Большом тронном. Достаточно много народа, в том числе и Иван Михайлович. Церемониалмейстер через Сперански объяснил нам, где стоять и что делать. Нас троих, с Харрисом, поставили
отдельно. Собственно, ради этого все сюда и собрались. Последним в зал вошел Черчилль, тоже в военной форме. Но не в десантной, а в форме ВВС. Здесь все как-то очень свободно меняют ее по своему усмотрению. Вполне возможно, что и званий они не имеют, хотя Черчилль вроде пехотное училище заканчивал. Черт их разберет. Запели трубы и волынки, появился король в форме ВВС, и он имел на одну полоску больше на рукаве, чем все три вице-маршала, которые нас привезли. Король был довольно высок и худощав. Рядом с ним не слишком высокая женщина, тоже в военной форме, и с белой повязкой на рукаве с красным крестом. Наверное, королева Елизавета. Никаких корон, мантий - ничего такого не было. Видимо, связано это было с тем, что и я, и Степан были в полевой форме, нас не предупреждали. Харрис получил GCB (Большой крест Бани), я - HGCB (Почетный Большой крест) и Степан - НKCB (Почетного командора). С точки зрения геральдики слово «почетный» перечеркивает все привилегии, полагающиеся простым рыцарям, командорам и кавалерам.
        Первым вручали орден Харрису. Ему на левое плечо положили меч и кроме ордена вручили какую-то грамоту. Нас со Степаном «меч из камня» не касался. Рылом не вышли. Вставая на место, я довольно громко, так чтобы было слышно Харрису, сказал Степану, что в Мончегорске ордена растут гуще, чем над Альтой. Мы заулыбались, и Степан добавил: «Подальше от противника и поближе к „кухне“ - это хорошее удобрение». Харрис немного задергался и знаками подозвал Сперански, но тот ничего не слышал. Остальные присутствующие ничего не поняли. Церемония закончилась, все перешли в столовую справа от тронного зала. И когда нас вызвали сказать речи, у нас у обоих орденов ни на груди, ни на шее и ни у бедра не оказалось. Последовал вопрос, почему.
        - К ношению на полевой форме такие знаки не полагаются. Парадную мы не захватили, и вообще мы попусту теряем здесь время, участвуя в каком-то балагане, - ответил я церемониалмейстеру. - Над Каа-фьордом я был один со своим экипажем. Ни один из них не награжден, поэтому мне этот орден даром не нужен.
        Я вытащил из нагрудного кармана знак, а из кармана галифе - ленту и цепь, которая еще и зацепилась за него.
        - Я возвращаю ваш портрет! - Откозырял, повернулся и вышел. За мной вышел Степан, сделавший то же самое, а следом летел Майский.
        - Что вы себе позволяете, молодой человек! Вам приказано действовать по планам союзников.
        - Иван Михайлович! Разрешите мне самому решать, как поступать в том случае, когда меня оскорбляют.
        - Я не знаю, что писали об этом здесь, но мы оба слышали, что награждены за налет на Альту в январе, который выполняли вместе с англичанами, шедшими в последнем эшелоне. А «Тирпиц» был поврежден 23 декабря. У него украли победу. И у нас ее украли, - сказал Степан. - Пошли, Серега, нам здесь делать нечего.
        Прошли через парк, никто нас не задержал, у гостиницы стоит посольская машина. Степан поднялся собрать дежурные чемоданчики. У меня был собран, поэтому я просто отдал ему ключ и стоял внизу возле стойки и курил. Влетели буквально Харрис и Сперански. На Харрисе красной ленты не было. Зато морда была красной.
        - Серж, глядя на вас, я тоже отказался от награды. Но почему? Что вас так обидело?
        - То, что читали. Они трижды прочли один и тот же указ: за налет на Альту в январе. Как будто налета 23 декабря не было. Никто больше из командиров и сержантов моей армии не награжден и даже не упомянут. Только 44-я и 97-я эскадрильи «ланкастеров». Моя армия как бы и ни при чем. И это войдет в историю, есть документы - Указ его величества, и я, командующий армии, при этом присутствовал и согласился, что основную роль сыграли твои восемнадцать машин, а не мои полторы тысячи самолетов, пять тысяч летчиков, техников, вооруженцев. Я в такие игры не играю! Это не крикет!
        - Ты прав, Серж. Перестаю сожалеть о том, что вернул королю титул и орден. Без вас мы бы даже не дошли. А где Степан?
        - Наверху, чемоданчик собирает, мы улетаем.
        - Никаких «улетаем»! Мы специально поселили вас здесь. Рядом Королевский клуб RAF. Там сегодня состоится первый в его истории прием в члены клуба двух лучших летчиков России. Там все готово, и там нет политики, Серж. А потом мы проводим вас. Что бы ни происходило там, наверху, мы, простые летчики, - он, оказывается, простой! - должны быть выше этого. Мы ближе к богу и к небесам.
        Спустился Степан, я передал ему то, что услышал.
        - Ну, я-то что, меня награждали за то, что сделал, но ты точно подметил, что только нас двоих, остальных обошли вниманием. Ладно, пойду отнесу чемоданчики в машину. - Он вышел из гостиницы и положил наши вещи в «Паккард».
        Клуб через стенку - Пиккадилли, 128. Почему между домами шесть номеров, осталось за пределами нашего понимания реальности. Над подъездом висит флаг RAF. Входим. Швейцар козыряет Харрису и подозрительно смотрит на нас и Сперански. Петр достает членский билет, его в лицо не знают. Про нас вице-маршал заметил, что эти джентльмены станут членами клуба сегодня. Усы швейцара зашевелились, и он изобразил подобие улыбки:
        - Are these gentlemen our Russian friends? - спросил он.
        Харрис отмахнулся от него и знаком показал помочь снять куртки. У нас были кожаные велюровые черные, у остальных - черные из гладкой кожи. На наших - подвернутые рукава, мехом наружу. Швейцар показал большой палец вверх, тронув нашу «кожу». Он переспросил:
        - Вы из России? Это те, которых сегодня награждали во дворце?
        - У тебя слишком длинный язык, Джеймс! - ответил за нас сэр Артур.
        - Ай эм сорри, сэ! - откланялся швейцар.
        Входим на лоунжу: покрытые белоснежными скатертями столы, к которым прислонены золотистые стулья с синей обивкой. Большая часть мест была занята, и лишь некоторые оставались свободными.
        - Gentlemen! - прозвучала команда высокого и увесистого флайт-маршала с массивной челюстью и довольно большими усами под длинным носом. Присутствующие встали, шумно отодвинув стулья, и вытянулись для приветствия вошедшего вице-маршала. Небольшая часть осталась сидеть, в основном морские летчики. Присутствовали люди в трех мундирах: в черных - их было не слишком много, морская авиация, в синих - их было большинство, и в бежевых или песочных - их было меньше всех, но они были самыми шумными.
        - Друзья мои! - ответил Харрис и помахал рукой, приветствуя всех. Несколько не по уставу, но не лезь же со своим в чужой монастырь. В лоунже было очень шумно, так как все приветствовали Харриса на свой лад. На нас со Степаном внимания не обращали. Мы были единственные в форме хаки с непонятными отличительными знаками, и на груди у обоих висели золотые звезды и пять-шесть орденов.
        - Друзья мои! - повторил Харрис. - Мы рады приветствовать в стенах старейшего авиационного клуба мира двух лучших асов России: генерал-майора Супруна, тридцать семь сбитых джапов и джерри, и генерал-лейтенанта Шкирятова, тридцать один сбитый джерри. Поприветствуем наших союзников!
        Вялые аплодисменты и недовольный голос одного из «черных»:
        - Это правда?
        - Насколько я понимаю, да! - сказал один из летчиков, чуть приподняв руку. - Меня удостоили их встречать. - Летчик старательно выговаривал слова, подражая диктору ВВС. - Мало того что нам сорвали атаку, так еще и зашли за спину. Генерал! У нас не говорят: Don’t hurt my tail! У нас говорят: не трогай мне спину! Андестенд? Not tail! But back!
        Я помахал рукой:
        - Но вы же поняли!
        - Понял! Было очень убедительно, когда вы шевелили носом в ста футах от моего ведомого, а ваш «мосси» оказался вооружен. Я из Австралии, сэр, меня и правда не всегда понимают. Мои извинения, сэр. Сквадрон-лидер Раттен. Rat, сэр.
        В двадцать первом веке это называется особенностями межкультурной коммуникации! На столах полно выпивки, заметно, что количество самолетов и летчиков для них на острове превышают необходимое в несколько раз. Но бросать их в бой никто не спешит, эксплуатируются «национальные» эскадрильи, коих здесь много. Вон словаки, там сидят чехи, опять эти настырные поляки. Все в английской форме, и лишь нарукавные или нагрудные флажки и знаки выдают их национальную принадлежность. Охотно посещают довольно дорогой клуб. Здесь собрались сынки состоятельных родителей - в основном, не без исключений, конечно. Есть и американские добровольцы, они как раз в бежевой форме, готовятся убыть вместе с канадцами в Африку. Это вторая часть официальной программы: окончание обучения и проводы их на фронт. Поэтому я и отметил их как наиболее шумных.
        Харрис успокоил немного сидящих за столами соратников.
        - Господа, я хочу немного познакомить вас с итогами проведения операции «Вольфрам». Я вижу, что здесь присутствует часть командиров кораблей, принимавших в ней участие. Готовилась операция очень спешно, и бомбардировочная авиация RAF еще никогда не действовала на таком удалении от основных баз. Поводом для ее проведения послужило сообщение русских, что в ночь с 22 на 23 декабря одиночный бомбардировщик «галифакс» под управлением генерал-лейтенанта Шкирятова, присутствующего здесь, кто не понял, произвел разведку и атаковал группу крупных кораблей противника в Каа-фьорде. Мы связались с командованием русских, и они сообщили следующее. Атака произведена тремя бомбами в пять тысяч фунтов с высоты всего пятьдесят метров. Быстренько просчитав набранную бомбами скорость, мы отчетливо понимаем, что атака не состоялась. С такой высоты бомба не сможет пробить ничего. Поэтому наше командование приказало срочно перебазировать туда две первые подготовленные эскадрильи «ланкастеров» и морем, на крейсерах и эсминцах, новейшие бронебойные бомбы весом шесть с половиной тысяч фунтов. Русские разрешили базирование
на льду озера Иматра, что было не совсем обычно, но другого аэродрома предложено не было. Пришлось лететь, тем более что они сказали, что там базируются сейчас «галифаксы», то есть самолеты примерно одного веса. Плюс рядом, под Мурманском, воюет 151-е крыло наших ВВС, которое в крайнем случае может поддержать нас. В общем, сразу после Рождества мы вылетели. Условия? Условия были просто ужасными! Рядом небольшой город, из которого эвакуировали все население, полярная ночь, морозы до минус сорока. В небе постоянное полярное сияние. И никаких данных о Каа-фьорде! Потеряли там «Спитфайр PR» и «москито» той же модификации. А рядом с нами сидит армия генерала Шкирятова, которая производит успешные боевые вылеты, выбивает немцев с ближайших аэродромов, и Каа-фьорд ее совершенно не беспокоит, как будто там и нет никакого «кошмара Севера». Я, прямо скажу, завелся, потому что нас ни к каким ударам просто не привлекали, а смотрели на нас как на нахлебников, отнимающих у них время. У генерала Шкирятова, а он очень быстро заговорил по-английски, я даже удивился, была стандартная отговорка на все: «Летите в
Грязную, там адмирал Беван, решайте с ним все ваши вопросы!»
        Зал долго шумел, кто был возмущен, кто успокаивал соседей, ведь маршал не просто так сюда притащил такого вредного мужика. Харрису удалось еще раз успокоить слушателей.
        - Затем русские начали наступательную операцию на Киркенес и Альту, тогда я и понял, что армия специально не летала в те места, а вытаскивала немцев на аэродромы, у которых уже была уничтожена система ПВО. Я присутствовал в день начала наступления в штабе ВВС фронта. Серж направил один самолет Fi-156, переоборудованный в ночной штурмовик, к точке, где была разведана антенна РЛС «Фрейя», с малой высоты ее атаковали ракетами, зафиксировали отсутствие сигналов РЛС, и после этого армия совершила налеты на аэродромы в Луостари, в Банаке, в Хейбухтене и в Хетте, расчистив дорогу на Альта-фьорд. Оказывается, все это время велась активная разведка и вскрывалась система ПВО, которую соорудили немцы для прикрытия своей базы. Через день после захвата морским десантом аэродрома в Хейбухтене туда перебросили топливо для штурмовиков «Ил-2» и «Ил-10», и 16 января меня предупредили, что запланирован удар по Альте, в ходе которого, возможно, удастся провести разведку Каа-фьорда. Здесь я не выдержал, связался с Лондоном, заявил, что нам удалось выполнить только один налет на Киркенес, больше ни для чего нас не
привлекают, а сами собираются идти на Альту. В общем, ему, - он показал пальцем на меня, - приказали, и он включил нас в расстановку, в крайнюю волну, которая будет работать с высоты двадцать шесть тысяч футов. Мы начали готовить самолеты, нам выделили прикрытие - целый полк «спитфайров», хотя и ночь. Мы думали, что все начнется именно налетом, так нет! Русские высадили десант, подорвали плотину на реке Альта, и лишь после этого туда пошли штурмовики, которые просто размазали артиллерийскую составляющую ПВО, торпедировали восемь из десяти эсминцев, и затем нанесли бомбовый удар по Каа-фьорду. Мы подошли туда, там уже горел один из кораблей, но все равно внизу все было заполнено туманом из дымоустановок кораблей и, видимо, стационарных газогенераторов. На высоте за фьордом горел знак, по которому можно было прицелиться. Мы отбомбились, но попали под залп шрапнели из главного калибра. Повреждения получили тринадцать машин из восемнадцати. Русские, которые действовали с меньших высот и использовали бомбы с большими задержками, под такие залпы не попадали. В общем, село только двенадцать машин, из них
только пять были в более-менее целом состоянии, а шесть до базы не дошли. Сели на вынужденную.
        - Так это и было! Это был ад! Но, джентльмены, нас всех вытащили! Прилетали маленькие бипланы на лыжах и по двое вывозили нас. Как они умудрялись видеть в кромешной ночи что-либо, надо спрашивать у русского генерала, - громко сказал сквадрон - лидер Гибсон.
        - По локатору, Гил, - ответил я главному «жалобщику в Монче». - Будешь еще на нас жаловаться?
        Я вытащил из планшета кучу рапортов, поданных за время дислокации двух эскадрилий в Монче. Большая часть из них была написана им. Он отмахнулся:
        - Ну, нет, джентльмены, условия там просто адские, но у русских они были еще хуже, чем у нас, - смущенно проговорил он. Долго вокруг все подсмеивались над ним.
        - Так все-таки, сэр, кто подбил «Тирпиц»? И подбит ли он вообще? - раздался голос флай-маршала Меллори.
        - По всем данным, которые имеются сейчас в нашем распоряжении, «Тирпиц», «Хиппер» и «Лютцов» получили серьезные повреждения именно 23 декабря 1941 года. Состояние еще двух кораблей остается неизвестным, но по донесениям норвежской разведгруппы, они тоже стоят на подушке в ожидании ремонта. И, конечно, в ходе большого налета корабли получили дополнительные повреждения. Так что перед вами, господа, человек, который подбил «кошмар Севера».
        - Но, сэр, вы сами говорили, что это невозможно с такой высоты, - это опять Меллори.
        - Я ошибался. Серж нашел способ, как их повредить. Говорите, генерал, - Харрис рукой показал на меня.
        - Я на планировании прошел по малому ущелью, не над дорогой вдоль реки, а между скалами у северного берега. Сброс производился с горизонтального полета, под небольшим углом к оси кораблей. Бомбы сбрасывались не на корабли, а на лед рядом с ними. Стояла задержка в сорок пять секунд, позволявшая мне уйти за скалу на выходе из фьорда. Глубины во фьорде шестнадцать - двадцать шесть метров. Три бомбы по пять тысяч фунтов создали гидравлический удар, который и повредил корпуса кораблей. Вот и все.
        Аплодисменты, все полезли смотреть карты, которые были у некоторых командиров «ланкастеров» с собой. Рассмотрели щель, через которую ночью удалось протиснуть довольно большую и неповоротливую машину. Затем кто-то спросил, что произошло сегодня во дворце. Здесь далеко не самые простые летчики собрались, часть из них присутствовала в Большом тронном зале и видела, что мы все отказались от наград. В том числе и сэр Харрис.
        - Я вначале не понял, что произошло, джентльмены, пока не поговорил с Сержем. В Указах короля не упомянут налет 23 декабря, никто из экипажа «галифакса» не награжден, и также не упомянуты действия Первой гвардейской особой воздушной армии, которая и выполнила этот налет. В нем принимало участие более полутора тысяч самолетов. И восемнадцать наших, к тому же не слишком удачно. Серж назвал все балаганом, передал орден сэру Бромли, который был церемонимейстером, и покинул дворец. За ним то же самое сделал Степан. Я видел, что еще на награждении они были чем-то сильно недовольны. Так как я считаю, что мы только помогали в проведении операции и большой надобности в нас не было - это я настоял на бомбежке Каа-фьорда, которая прошла почти безрезультатно для нас, - то мне пришлось сказать его величеству, что я вынужден отказаться от наград и титула, так как остальные принять их отказались. Переговорив с Сержем, я убедился в том, что поступил правильно. Принять эти награды для них невозможно без изменения текстов самих указов его величества. Как они сказали, согласившись с такими указами, мы перечеркнем
подвиг тех людей, которые совершили его. Украдем у них победу.
        - И от какого титула вы отказались? - спросил кто-то из летчиков, сидевших за ближайшими столиками.
        - Мне был дарован титул графа Альтского.
        В зале установилась полная тишина. Для этих людей этот титул имел очень большое значение. Это для нас он пустой звук.
        - Так, хватит о грустном, займемся более приятным делом! Сейчас наши очаровательные дамы из WAAF разнесут урны и бюллетени для тайного голосования о приеме генералов Супруна и Шкирятова в члены нашего Королевского клуба. Право голосовать имеют только постоянные его члены! Всех прошу сесть по своим местам, мы приступаем! Я, как исполняющий обязанности председателя, объявляю голосование начавшимся!
        Девушки разнесли сначала номерные листочки, а затем прошли и собрали их в фарфоровые вазы. Было довольно шумно, все что-то обсуждали, мы со Степаном и ближайшими соседями продолжали принимать поздравления и отвечать на тосты, вопросы. Вдруг шум перекрывает голос Меллори:
        - Джентльмены!
        Вот в чем дело и почему так настойчив был Харрис! В лоунже появился патрон клуба, который открыл его еще в 1922 году, будучи тогда HRH the Duke of York - его королевским высочеством принцем Йоркским Альбертом Виндзором. Теперь его зовут Георг, а позывной у него - Шестой. Так что делаю знак Степану, что пора бы и честь знать. Свое дело мы сделали, правду о том, что произошло под Альтой, мы донесли. Короли не извиняются, так что нам пора.
        - Не обращайте внимания, он часто здесь бывает, он бывший летчик, - попытались нас успокоить Харрис, Меллори и наш сосед, с которым мы долго разговаривали. Но мы не стали дожидаться окончания истории и выехали на аэродром. Лететь в таком виде противопоказано, поэтому переночевали в казарме и с раннего утра начали готовить свою машину к обратному вылету. Но получить номер рейса не удалось. «Ждите ответа!» Через полчаса начали садиться новенькие «Mosquito PR IX» с красными звездами на борту. Село тридцать две штуки. Подарок английского народа. Один самолет подарен мне лично тем самым Георгом Шестым. Извинений, как и ожидалось, не последовало, но через неделю в Москву были доставлены шесть Крестов Виктории для членов экипажа борта «Галифакс 001» 2-го гвардейского тяжелого бомбардировочного полка и два ордена Бани для меня и Степана. Указы были изменены, номера орденов были другие. Вручали их в Москве в посольстве Великобритании. Всем восьми награжденным. И чеки на сумму десять тысяч фунтов мне и по две тысячи всем остальным награжденным. Плюс два членских билета RCRAF с пожизненным членством
привезли.
        Часть 14
        В мягком подбрюшье Европы. Весна сорок второго
        Со Сталиным состоялся разговор, он вызвал нас со Степаном сразу по прилету, но беседовал с каждым отдельно. В общем, ему доложили о моих «феноменальных успехах» в английском языке, и предложение направить меня на Ливийский фронт поступило сначала к нему, мне он об этом не сказал, но направил нас со Степаном в Лондон, так как поступило такое приглашение от союзников. Решил меня на вшивость проверить.
        - Во-первых, о языке. В армии около двадцати процентов машин - английские, мы их получали первыми, и все они со всей документацией прошли через мои руки. На часть из них документации на русском языке нет. Пришлось выучить. Вы же тоже английский знаете. Более чем уверен, что выучили его специально и по необходимости.
        - Не надо никому об этом говорить. Мне так удобнее. Хорошо, товарищ Шкирятов, но почему именно вам поступило такое предложение?
        - Это работа Харриса, ему понравилась проведенная Киркенесская операция, он очень хвалил меня в клубе, особенно подчеркивал скрытность развертывания, незаметность проведения разведки и стремительность воздушного наступления. Так как он второй - третий в иерархии их ВВС и наверняка докладывал обо всем, что увидел, то он и предложил этот вариант по возвращении домой. Так как обстановка ухудшилась и в Африке они опять получили по зубам, то в Англии растет недовольство политикой Черчилля. Он сдает позиции и четко следует в фарватере Америки. Объявление войны Японии, когда армия и флот были не готовы к этому, это его стратегическая ошибка. Плюс неуклюжее манипулирование фактами по атаке «Тирпица». Он как никто знал, что произошло на самом деле. Когда вручали ваше письмо, то состоялся весьма подробный разговор на эти темы, но Черчилль открыто сказал, что будет придерживаться старого курса. В клубе я еще раз поднимал этот вопрос, товарищ Сталин, в беседе с принцем Кентским.
        - С кем?
        - С младшим братом короля, Джорджем, он был нашим соседом по столу.
        - Мне Супрун об этом ничего не говорил.
        - А мы не сразу об этом узнали, а потом разговор несколько разделился. Степан по-английски не говорит, а Сперански ушел куда-то, скорее всего, докладывать наверх, потому что через час появился и сам король. После этого я узнал, с кем говорю.
        - И что вы ему сказали?
        - Почти слово в слово то, что говорил Черчиллю. Что вступление в войну на стороне Америки в Азии - серьезнейшая ошибка, грозящая катастрофой Великобритании. И про «харрикейны», которые у нас болтаются без дела.
        - Мы их уже отправляем - по просьбе британской стороны. Посол Майский докладывает о серьезном правительственном кризисе в Англии, итог которого предсказать не берется. Судя по всему, вас использовали в качестве катализатора какие-то силы. Но вот какие? Что собой представляет Харрис?
        - Монархист, антифашист и, судя по поступкам, достаточно честный человек.
        - Джордж?
        - Не знаю, товарищ Сталин, я не присматривался, по нашивкам он групп-кэптайн, полковник, сказал, что у него жена наполовину русская. И что он восхищен дерзостью атаки на «Тирпиц» и отвагой русских. А так больше слушал, но соглашался, что слишком многое сделано весьма странно и слишком многое говорит о том, что я прав. После того как вошел король, он пересел к нему за столик, а потом Харрис мне сказал, что это брат короля.
        - Ну, в общем, наворотили вы дел, товарищ Шкирятов, и не только в Норвегии! - улыбнулся Сталин. - Но если в результате этого будет смещен наш враг Черчилль, а к этому идет, то это будет замечательно. Поставки из Англии увеличились, они отгрузили уже третий караван с того момента, как началась операция «Тангстен». И если в Ливии что-то пойдет не так, как надо, будьте готовы к тому, что придется действовать и там.
        - Только не это, товарищ Сталин! Мы не готовы вести боевые действия в тех местах! И без этого у нас АМ-38ф живет всего семьдесят пять часов, без циклонных воздушно-масляных фильтров, в тех условиях он и двадцати пяти часов не отработает.
        - Где их ставить?
        - В центроплане, возле воздухозаборников.
        - Озадачьте товарища Ильюшина. Мы, конечно, постараемся обойтись без подобных шагов, но союзник у нас нестойкий в обороне и имеет слабую противотанковую артиллерию. Так что полностью исключать такой вариант развития событий мы не будем. Мы дадим указания сосредоточить в Иране необходимое число самолетов. Ваша армия в случае чего перелетит туда без самолетов, так будет быстрее. Сейчас уже самолетов у нас достаточно, так что выделить небольшое количество для действий на этом важнейшем участке антигитлеровского фронта проблем не составит. А пока займитесь плотно авиапромышленностью и энергетикой Австрии, Южной Германии, Чехии и Словакии. И черной металлургией. Все в ваших руках. Вы хорошо поработали, товарищ Шкирятов.
        Перед тем как нам со Степаном вручили «Бан», мы получили по второй Звезде и еще по одному Знамени. Вот только Степана направили формировать истребительную армию. Смысл мне остался не совсем понятен. Лучше бы сформировали вторую особую. Судя по тем машинам, которые туда направлялись, армия формировалась для борьбы с бомбардировочными соединениями.
        Тянуть с исполнением указаний товарища Сталина опасно для здоровья, поэтому озадачил и Ильюшина, Микулина, Котина и СКБ-2, которые танками занимались, что предстоит не самое веселое занятие: подготовить машины, способные действовать в песочнице. Указаний по поводу танков еще не давали, но дадут, и тогда начнется обычный в этом случае аврал. Да и лето на носу, на юге, в Румынии и в Венгрии, пыли тоже хватает. Обратно летел через Херсонес, рассчитывая повидаться с Ксюшей. Но ни ее, ни ее матери дома не было, соседи сказали, что уехали с утра в Симферополь, так что встретиться не удалось, а времени особо не было, и так схулиганил, завернув сюда. Оставил записку и выехал обратно на аэродром.
        «Подарок» уже дозаправлен, «Спорный» дал добро, и курсом десять градусов ухожу в сторону Саки, на траверзе Константиновского равелина ложусь на курс 275 градусов, который приведет меня в Батайницу, где расположился штаб армии. Через час услышал свой позывной и голос Ксюши:
        - Ну, вот, стоило выехать к сестрам в институт…
        - Ладно, не горюй! Как твои дела?
        - Все в порядке! Шевелится, ждем.
        - Вот это главное, а я еще прилечу, найду время! Люблю, целую! До связи!
        - До связи! Жду!
        Поговорили! Подо мной небольшие горки румынские, речка Ольта, текущая к Дунаю. Видимость миллион на миллион. Внизу еще снег, в этом году его много. Ответил на запрос дежурного ПВО армии, меня идут встречать, хотя никакой надобности в этом нет. Только мне скорость придется сбрасывать. Штурманом у меня летит молоденький лейтенант, прямо из училища, отменили, наконец, приказ Тимошенко и снова выпускают средних командиров. Уже речь идет, что в мае введут погоны и офицерские звания. Пока у лейтенанта два кубаря, отличник. Остальным присваивают младшего. Волнуется, так как на контроле у самого, но справляется. Однако английские меры длины и веса вгоняют его в ступор. Вижу, что второй раз пересчитывает объем оставшегося топлива из галлонов в литры. Пусть потеет! Все давно этого уже не делают, считают, как есть.
        Подходит четверка, сзади еще одна, просят разрешения пристроиться и сопровождать. «Спиты» - новые, с удлиненными крыльями и с убирающимся костылем. Этой модификации я еще не видел, так что снабжение действительно улучшилось.
        Начал спускаться, и на спуске закапризничал правый двигатель, зачихал, а потом и вообще заглох. Вот так подарок! Вспоминаю, что про «девятку» такое писали! Дело в карбюраторе. Прикрыл полностью охлаждение, подождал несколько минут, раскрутил двигатель, он немного почихал, но потом все-таки запустился. Надо ставить подогрев топлива. На полных оборотах все в порядке, а на малых глохнет. Машины только выпущены, новье, поэтому будет много головной боли. И задача стоит сложная, действовать придется на пределе радиуса. Идет плановая замена «Ил-2» на «Ил-10», у нас их меняют в первую очередь.
        Разобрали проведенные за время моего отсутствия операции. Мамушкин отчитался о них, особенно удачно сработали на правом фланге против войск 11-й армии. Это противник сложный для нас, так как уже успел с нами познакомиться на Украине. Но и здесь Шоберт понес потери и отходит в сторону Львова, оставив Ботушаны. Очень неплохо поработали над венгерской Кашшей (Кошице), разбив мосты через Горнад и запечатав крупный железнодорожный узел, разбит танкоремонтный завод, механический и крупный завод по производству огнеупоров. Особенно постарались тяжелые полки, уложив двухтонку прямо в поворотный круг сортировочной станции. Ну, и гигантский завод в Гутниках теперь не скоро даст новые плавки. Еще более крепко бомбили Прешов, где сосредоточена авиапромышленность, которая штамповала детали для фюзеляжей и плоскостей «мессершмиттов» и «фоккеров». Крупнейшие в Европе прессы, принадлежащие американцам, безостановочно в три смены били по листам алюминия, выгибая из него необходимые профили.
        Цель номер один сейчас Марбург-на-Драве, большой промышленный город в Нижней Штирии, который в 1919 году был незаконно включен в Королевство Югославия, или КСХС, а в апреле сорок первого аннексирован Германией и возвращен в Австрию. Последовала «обратная чистка» города: если в девятнадцатом словенцы выгнали восемьдесят процентов местных жителей, которые были немцами и австрийцами, то сейчас нацисты быстро очистили город от словенцев. Сюда приезжал сам Гитлер и сказал, что край в ближайшее время станет полностью немецким. Не получается у него! Слишком много заказов он насовал сюда. Район - очень интересный: что Нижняя Австрия, что Нижняя Штирия начали индустриализацию очень и очень давно. Казалось бы, маленький городишко Эбисвальд, и площадью всего ничего, читаешь: в 1652 году открылся оружейный завод с водяным прессом, имелся собственный арсенал, закрытый только после Первой мировой войны, завод точной механики, оптический завод. Два последних работают до сих пор, прицелы делают, артиллерийские. Так что задача, которую поставил Сталин, весьма многогранна. Еще удивили, работающие до сих пор,
низконапорные ГЭС с горизонтальным положением роторов турбин. Все речки утыканы ими и фактически являются каналами, кстати судоходными. Возле каждой плотины с ГЭС есть шлюз. Многое из того, что сотворила Австро-Венгерская империя, сохранилось до сих пор. И работает!
        Сейчас готовимся бомбить в общем-то небольшой городок - Немецкую Гору, или Deutschlandsberg.
        Но в первую очередь все три тяжелых полка грузят полностью с перегрузом всякую мелочевку, у англичан очень удобно сделаны кассетные пакеты для 25-килограммовых бомб. На «галифакс» в перегрузе укладывается триста подарков фюреру, а «ланкастер» их берет пятьсот на такую дальность. И летим к жемчужине средневековой Германии - городу-крепости Кассель. Ночь, погода не балует, но РЛС противника развернуты на запад, а мы идем с юга. Нас интересуют всего три района города: Bettenhausen, Rotheditmold и Baunatal, - заводы «Хейнкеля», «Юнкерса» и «Даймлер-Бенц». Сам иду в составе эскадрильи вооруженных разведчиков «москито». Мы должны осветить и обеспечить наводку «больших мальчиков». Ну, и если будут противодействовать, то с их помощью избавить от осложнений. В составе группы идут три РЛС-разведчика. На них почти нет бомбовой нагрузки, зато большой экипаж и опытные штурманы наведения.
        Маршрут почти полностью проходит над безопасными и слабозащищенными районами. Единственное место - Bindlacher Berg, этот аэродром занимает ZG-52. Рядом с ним - летное училище, где готовят летчиков-ночников. Наш маршрут пролегает всего в двадцати четырех километрах от их базового аэродрома. Поэтому с ходу пришлось готовить сюрприз. «Москито» весьма тяжело обнаруживается РЛС, в нем мало алюминия. На ночных тяжелых истребителях «Mosquito NF Mk VII», помимо радара стояли и деревянные винты. Так что была возможность подобраться тихо и незаметно. Лишь бы двигатели не подвели. Радиолокационного прицела еще не было, локатор мог обнаружить с восьми километров цель, показать, находится она выше или ниже относительно самолета, и указать курс на цель. Вот такой примитив.
        За дело взялся подполковник Доброславский из 3-го гвардейского. Он - опытнейший летчик, принимавший участие в испытаниях нашего «Гнейса», оператором к нему посадили инженер-майора Штейна из НИИ ВВС. Он отвечал за разработку радиолокационного прицела Р-11п и должен был сравнить наши разработки с английскими. Кроме наших машин был задействован А-29А Mk.VI с РЛС «Гнейс-1» и прототипом Р-11п, но из-за больших размеров самого самолета и того, что он был цельнометаллическим, подвести его к полосе незаметно определенно не получилось бы.
        Взлетели. Под нами останки некогда великой Римской империи императоров Габсбургов, там и сям краснеет стандартная для этих мест черепица, слегка потемневшая от времени. Одинаковые здания казарм-полукрепостей в форме каре. Внизу босоногая армия Тито перевооружается, пересаживается на Т-34 и выкатывает свои аргументы о том, как будет развиваться Югославия дальше. Отливается четникам и усташам их временное господство на этой территории. Как всегда, кроваво и мстительно, сербы двинулись вперед, и их уже не остановить. На север и северо-запад потянулись беженцы, им не простят той крови, которую они пролили. Домики и речки растаяли в наступающей темноте, затем подошли к довольно высокой облачности и пошли над ней, скрывая за облаками истинное свое направление. Лишь пеленгаторы штурманов крутятся, обеспечивая ориентирование. Сегодня со мной летит не вчерашний лейтенант, а флаг-штурман тяжелых полков майор Сергей Ушаков. Он из 433-го полка АДД, пересел на «галифаксы» в Прибалтике, сейчас освоил и «ланкастеры», но летит на «москито». В этих полетах больше всего раздражает маленькая крейсерская скорость
«галифаксов» и «ланкастеров» - всего 350 км/час. Им до цели три часа полета, поэтому, проводив их мимо Вены и Граца, втроем уходим к «Горе привязанного хохотуна», как дословно переводится название аэродрома. Достаточно вместительный бомболюк «москито» позволяет взять на такое расстояние два КМГ-250 с сотней авиационных мин каждый. АМГ-41, вставленный в каждую мину, позволяет надежно заминировать аэродром. Рассмотрев аэрофотоснимки, а на них аэродром выглядит совсем не так, как современный нам, американцы, долго хозяйничавшие здесь, многое перестроили. Сейчас, в сорок втором, здесь шесть казарм, несколько учебных зданий, два больших ангара, лагерь для военнопленных за поселком, они ухаживают за аэродромом вместо аэродромной роты. Самолеты стоят по-немецки - полукругом в капонирах в западной и в южной части аэродрома. Кроме Ме-110 видны несколько учебных «арадо» и Ме-108 «Тайфун». «Сто десятых» довольно много, больше, чем в группе, сколько из них имеют локатор - неизвестно.
        Впрочем, все наши ухищрения не пригодились: у немцев шли плановые полеты, в воздухе четыре машины, ходят по коробочке на небольшой скорости. Видимо, учебные. Сверху довольно плотная подушка облаков, противник под ней. Пробиваем облачность вниз, выскакиваем из облаков над Тростау, но кто-то заверещал по радио, что слышит гул английских самолетов. Под нами оказался концлагерь Стейнбрух, и охранники услышали наши моторы. Пришлось давать кругаля над лесистыми горушками, заходить с востока, там оказалась позиция батареи ПВО, но обнаружили мы ее поздновато! Я послал почти наугад ракету в разгорающийся прожектор, и там оказался проход в обваловке. Ракета дошла. Вторая позиция прямо по курсу, там «ахт-ахт» и в роще казарма. Еще две ракеты, а это не «Ил», весь боезапас ракет - восемь штук, а впереди аэродром. Слева прямоугольник бензохранилища, но я туда не дотягиваюсь, чуть доворачиваю и бью по «эрликону», стоящему на крыше КП, но ракета взорвалась ниже. Дорабатываю из пушек. Отвернул на курс и через три секунды сбросил первый контейнер, затем второй, и влево, к лесу. Паша атаковал через полторы минуты,
успел послать ракету в бензохранилище, в большой ангар, и гораздо удачнее положил первый контейнер, чем я, а затем просто идеально второй. Ему пожар на аэродроме помогал. Уже пошли взрывы, видать никого с Восточного фронта у немцев не было, с этой тактикой вживую не сталкивались. Теперь ждем «Гудзона». Он, не торопясь, аккуратно заходит, у него и ракет, и кассет достаточно. Аэродром защищен только от высотных бомбардировок. Все правильно, штурмовики сюда еще не прилетали, а малокалиберная артиллерия на фронте нужна. Поставили одну установку, и хватит. Однако разглагольствовать некогда, надо на хвостик поглядеть! Кручусь, просматривая локатором округу. Это Паша, тоже вертится, только два немца, пока больше никого. Отработал Хворостов, но ему слегка досталось на подходе осколками от «ахт-ахта»: два орудия из четырех на северо-западной позиции продолжали работать, правда, без подсветки это стрельба в белый свет, как в копеечку. Набираем высоту, идем на север. Тут тройной щелчок бьет по ушам: «Гости!», щелчок в ответ, слушаю. Два щелчка, прибавляю ход «комарику» и откручиваюсь влево, сначала плавно, потом
быстрее и быстрее.
        - Есть! Ниже, влево восемьдесят, - это Серега, он за оператора сегодня. Краем глаза вижу и слышу, что он трижды бьет по левой кнопке СПУ. У Паши на хвосте тоже висят. Я добавил правому, довернул и пытаюсь зайти немцу в хвост. Самого его пока не вижу, но вот-вот будет немного света от прожекторов в Байройте. Есть силуэт, Ме-110, на носу здоровенные рога, даже ночью видно. Визуально уже проще, сманеврировал, иду на сближение.
        - Один второго предупреждает об атаке. Вправо побежал.
        Пошел к черной части горизонта. Вижу выхлопы, но определить ракурс пока не могу.
        - Влево пошел.
        Закладываю за ним.
        - Пикирует.
        Я убавляюсь, так чтобы не проскочить у него перед носом, но вниз не иду. Там горушка. Плавно парашютирую, немного снижаясь. Немец прекрасно знает местность, отлично ориентируется и использует ее складки, для того чтобы уйти от меня и самого приложить об горку. Бой с ним на малой высоте совсем не входил в мои планы.
        - Пошел в набор, пока ниже. Вправо.
        Прибавляю, теперь по радару вижу, что Паша преследует немца тоже. В скорости они проигрывают, и в маневренности тоже. Вдруг почти рядом замечаю серо-зеленое пятно! Это Паша выгнал на меня немца. Доворот, огонь.
        - Класс, командир! - у немца горит крыло, и теперь его Паша добьет как муху. А мне опять вправо, искать того стервеца, что от меня ушел.
        - Больше вправо! Вон он!
        На фоне темного леса мелькает серый корпус немца. Он опять сменил вираж, идет влево, а там Паша. Тут Паша ударил по своему, и мой шарахнулся вправо, как раз на меня. В прицеле, короткая, перенос, огонь. Мимо. Попаданий не видно, «месс» рванулся выше и встал на крутой вираж вправо, я за ним, помогая себе машиной. Еще очередь. Попал. Все, уходим. Так можно гоняться до бесконечности. Весьма опытный и толковый товарищ.
        - Он сообщил, что покидает машину. - Но мы уже в наборе и догоняем Хворостова. Тому тоже пострелять пришлось, как он классифицировал - по учебному самолету. Его атаковал Ме-108, видимо курсант, заходил совсем неверно и прямо на кормовые пулеметы. А их у «Гудзона» много!
        Пока мы тут возились, группа успела отработать по трем целям и повернула на обратный путь. Наша помощь не требуется, и мы пошли обратно. На полных ходах топливо улетает в двигатели как в прорву. Так как дожидаться группу не надо, мы прибавили до крейсерской и через полтора часа сели в Батайнице. Получил втык от собственного техника: Алексей Иванович обнаружил хвою в воздухозаборнике. Плохо, что об этом узнали не только на аэродроме, но и в Ставку эта новость долетела. Не иначе как новый ЧВС полковник Литвиненко подсобил. До него был Ветров, отличный летчик, сейчас в госпитале после налета на Альту. К сожалению, наверное, не вернется. А жаль, хотя ведь не обязательно ему летать. Ему стекло в глаз попало, скорее всего, спишут. Но стоит похлопотать за хорошего человека. А этот действует втихаря, вроде как и похвалил в донесении, но про хвою писать не стоило, и предупреждать надо, если пишешь о начальстве. В общем, придется присматриваться. Он с Западного фронта, поэтому я его до этого не знал.
        Но политдонесение ушло в Москву, и последовал приказ: вылеты на боевые прекратить! Подписано Мехлисом и Сталиным. Тут вовремя подвернулась командировка в Москву: привезли ордена из Лондона, требуется предстать перед глазами сэра Криппса и главы военной миссии генерал-лейтенанта Мартеля. Криппс сказал, что в последние дни пребывания в СССР ему поручена самая приятная и неожиданная миссия: награждение высшими английскими орденами целой группы советских летчиков. Кроме нас были награждены Крестами Виктории двенадцать летчиков 2-го гвардейского смешанного и 78-го истребительного авиаполков, одними из первых пересевшие на английские самолеты и добившиеся больших успехов на них в ходе зимней кампании сорок первого - сорок второго года. С Криппсом мы уже встречались несколько раз, интересный человек, жаль, что не все его предложения нашли сразу поддержку на родине. Еще в 1939 году его исключали из рядов лейбористов за требования создать антифашистский народный фронт из лейбористов, НРП, коммунистов, либералов и черчиллевских консерваторов, выступавших против политики умиротворения гитлеровской Германии.
В реальной истории он написал в своем дневнике следующие слова: «Теперь, после славной победы под Москвой, никто не может утверждать, что советский режим является прогнившим или подрывающим жизненно важные устои собственной страны. Нет! Если бы не этот режим и все то, что было сделано в этой стране за последние двадцать лет, Гитлер, безусловно, сумел бы завоевать всю Европу, а наши шансы на победу равнялись бы нулю». И от имени Великобритании подписал в июле 1941 года Советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии.
        После вручения ордена я спросил у него:
        - Насколько я понял, вас отзывают?
        - Да, мне предложили пост министра авиационной промышленности в правительстве премьера Эттли, и я решил не отказываться.
        - Надеюсь, что мы еще увидимся, господин министр.
        - Несомненно, генерал, тем более что вы показываете пример использования английского оружия по прямому назначению. Народ Англии в восторге от вашей операции в Каа-фьорде. Все газеты нашей страны опубликовали рассказ сэра Харриса и ваши комментарии к нему. Благодаря этому лейбористской партии удалось отстранить от власти консерваторов и, впервые в истории, сформировать левое большинство в парламенте и левое правительство. Его лозунгом станет: «Все для фронта, все для победы!» Узнаете?
        - Конечно, достаточно выйти из стен британского посольства.
        - С завтрашнего дня он будет висеть и здесь, - улыбнулся Криппс и продолжил объявлять о награждениях.
        После банкета удалось позвонить Поскребышеву и получить аудиенцию у Сталина: «По личному вопросу». На самом деле Сталин очень не любил «личников» и прекращал с ними общаться, если человек просил какие-то вещи для себя любимого. Все старались не упоминать такое словосочетание при записи, пытались замаскировать его другим делом. Но у меня вопрос был сугубо личный. Пришлось довольно долго сидеть в приемной, так как меня отодвигали и отодвигали назад в списке посетителей. Наконец Поскребышев снял трубку, посмотрел на меня и ответил чуть слышно:
        - Да, сидит еще… Хорошо! - он повесил трубку и показал мне на дверь.
        - Вас ждут, проходите, пожалуйста.
        Вошел, доложился и передал Сталину свой рапорт, в котором указал номер приказа, запрещающего мне боевые вылеты, и последовавшее за этим опечатывание моих самолетов, в том числе и личных, находящихся в личном владении. Сам ничего устно не добавил, стою и смотрю на реакцию.
        - И из-за этого вы сидели у меня в приемной три часа и не даете мне возможности пообедать? - сказал Сталин и порвал мой рапорт. - Приказ остается в силе, вылеты на боевые задания для вас отменяются. Вы - командующий армией, вот и исполняйте свои обязанности. А лихачить и летать в глубокий тыл к немцам генералам вашего уровня непозволительно!
        - Может быть, в этом случае снизить мой уровень? Привести его в соответствие с моим возрастом?
        - Вы отнимаете у меня время.
        - В таком случае вот еще один рапорт. Прошу перевести меня на работу в Главное управление учебных заведений ВВС РККА. Хоть какой-то толк от меня будет.
        - Вот упрямец! Хорошо, я отменяю свой приказ. Но учтите, что это не дает вам права бессмысленно рисковать собственной жизнью, выполняя второстепенные задачи. Сосредоточьтесь на главном.
        - Именно так и поступаю, товарищ Сталин. В данном случае прикрывал действия трех полков по бомбардировке заводов по производству авиа- и танковых двигателей. Налет прошел без потерь.
        - Пойдемте пообедаем, товарищ Шкирятов. Вы в курсе, что принята отставка Черчилля?
        - В курсе, товарищ Сталин, я только что из английского посольства.
        - Да-да, зайдите в наградной отдел, там подписан указ о вашем награждении. Сюда! - он показал на дверь шкафа и толкнул ее вправо, потом еще одна дверь, за которой находилась небольшая столовая с накрытым столом на шесть человек. Но, кроме охранника у другой двери, там никого не было, да и тот сразу вышел. Появилась обслуга, на стол поставили супницу, салаты, закуски, Сталин разлил по бокалам киндзмараули, поздравил с английским орденом, со второй звездой Героя и с новым званием. Как ни странно, но настроение у него было хорошее, хоть и только что почти ругались. Позже он объяснил, что не хотел меня принимать из-за формулировки «личный», думал, что буду что-то у него для себя просить, хотя и так отмечен некисло. Тем не менее, под конец обеда опять вернулся к тому, что лишний раз рисковать, стараясь самому выполнить задание, не стоит. Даже если сразу не получится, любое задание можно повторить. Перепроверить, подключить дополнительно силы и средства, и выполнить.
        - Учту, товарищ Сталин. У меня есть еще один вопрос, по полковнику Ветрову, ЧВС армии, который сейчас находится на излечении в 1-м авиагоспитале. Медкомиссию он, скорее всего, не пройдет, понимаю, товарищ Сталин, что это не тот кадровый уровень, которым занимаетесь лично вы, но нас вместе ставили на эту армию. Летать он, наверное, не сможет, но заместитель отличный, и в армии его очень уважают и ждут обратно. Грех такими кадрами разбрасываться.
        - Он уже не полковник, а генерал-майор, тоже получит Героя, как выйдет из госпиталя. Вашу просьбу я учту. Не нравится Литвиненко? Мне рекомендовали его как хорошего организатора, хорошо знающего тыловую службу.
        - Ветров знает на собственном опыте, что требуется летчикам для выполнения задания. Литвиненко этими знаниями не обладает. Присмотрюсь, конечно, но возвращения Ветрова буду ждать с нетерпением.
        Рассказал Верховному о налете на Дойчландсберг. Этот небольшой городок сыграл важную роль в присоединении Австрии к Германии. Там нацисты устроили путч, который подавили тогдашние власти Австрии. Немецкая пресса раздула скандал и сделала из путчистов героев, это послужило поводом для давления на австрийцев. Дело было в том, что в 1919 году на состоявшихся в мае выборах в городской совет Вены победила Социал-демократическая рабочая партия Австрии, и это при том, что общее руководство страной находилось в руках буржуазно-консервативных кругов. Сей факт не смутил австрийских социал-демократов, и они активно взялись за построение социализма в одном отдельно взятом городе.
        Новые городские власти чётко обозначили приоритетные задачи: благоустроенное жильё для рабочих, школьное образование для детей бедноты, медицинское обслуживание, доступное каждому жителю города, повышение уровня культуры среди малоимущего населения.
        Надо признать, что результаты деятельности австрийских социал-демократов оказались впечатляющими, и к 1927 году число членов партии в стране составляло около 1,7 миллионов человек! Для справки напомним, что сейчас всё население Австрии - примерно восемь миллионов.
        В то время, когда вся страна жила по старинке, Вена праздновала Первое мая и годовщины российской Октябрьской революции, на центральных площадях столицы для рабочих устраивались массовые празднества и спортивные мероприятия, дети и молодёжь в возрасте от семи лет до двадцати одного года вступали в детские и молодёжные организации, созданные по образцу советских октябрят, пионеров и комсомольцев.
        Надо думать, что социалисты, захватившие реальную власть в столице, для правительства республики были чем-то вроде гнойного нарыва. Кроме того, социал-демократы не желали довольствоваться одной только Веной, а поскольку партия имела в своём распоряжении боевые отряды, то вооружённые столкновения с армией и полицией были не редкостью.
        В конце 1920-х годов австрийское правительство начало проводить политику постепенного выдавливания социал-демократов из госструктур. Сначала провели массовую чистку в армии, полиции и государственных учреждениях, потом руководство страны, посчитав фашизм меньшим из зол, позволило национал-социалистам занять ряд ключевых позиций. Раскол и шатания в рядах самих социал-демократов тоже сыграли на руку республиканской власти. Чаша терпения правительства переполнилась после очередного крупного вооружённого столкновения между боевыми отрядами социалистов и правительственными силами в феврале 1934 года. Итог мини-гражданской войны - сто восемьдесят два убитых и четыреста шестьдесят раненых.
        Пятнадцатого февраля 1934 года Социал-демократическая рабочая партия Австрии была объявлена правительством республики вне закона, начались массовые аресты членов партии, руководство партии вынуждено было эмигрировать.
        Это стало концом Красной Вены, но та не исчезла бесследно. Красная Вена вошла в историю в камне, кирпиче и бетоне. За пятнадцать лет пребывания у власти социал-демократическое руководство столицы развернуло такое гигантское строительство муниципального жилья, причём комфортабельного и очень эстетичного, что по масштабам его можно сравнить, пожалуй, разве что с московским строительством 1950-х годов.
        Для расправы с социал-демократами и готовили штурмовые отряды в южной Нижней Австрии. Район Дойчландсберг был интересен в первую очередь люфтваффе. Здесь производили спички, давно. Хорошо налаженное производство фосфора в промышленных масштабах, железная дорога и завод точной механики для производства взрывателей. Более тридцати процентов зажигательных бомб производилось здесь, а немцы массово использовали фосфорные бомбы. К тому же этот железнодорожный узел использовался для вывоза железной руды в Грац. Большое месторождение которой находилось в горах по соседству. Огромный карьер эксплуатируется до сих пор и виден из космоса.
        Первый корпус нанес два удара по всем промышленным предприятиям города и уничтожил шесть низконапорных электростанций. Я пожаловался Сталину на обилие промышленных предприятий в каждом городе и сложности с уничтожением небольших электростанций. Большие электростанции в Австрии только начали строить на Драве. Строился каскад по единому проекту. Первая из электростанций дала ток в 1939 году. Близость апатитовых руд позволяла строить мощные предприятия по производству алюминия и фосфора. Сталин распорядился нанести удары по всем стройкам и готовым станциям на этой реке. Предупредил о том, что Драва протекает и по уже освобожденным территориям, и просил не использовать тяжелые авиабомбы и не разрушать плотины.
        - Против нас сейчас воюет вся Европа, товарищ Шкирятов, поэтому наши немногочисленные союзники не должны пострадать. Это важно! Германский фашизм родился на основе реваншизма, обратите внимание, что они пытаются переиграть ту великую войну. Они устранили одну из причин поражения Германии: Первую мировую войну вело два немецких государства, сейчас они объединились в одно и полностью используют весь потенциал как самой Германии, так и Австро-Венгрии. Плюс большая часть Франции с ее мощнейшей промышленностью влилась в этот союз, и даже Италия, которая в той войне была на стороне Антанты, воюет против нас. С этим монстром нам предстоит справиться, и как можно быстрее, потому что экономически они гораздо более развиты, чем мы. Но у нас налажено крупносерийное производство военной техники и боеприпасов, нам, несмотря на имеющиеся разногласия, все-таки помогают вынужденные союзники, которые готовили яму для нас, да сами туда угодили. Мы сильнее тем, что сумели сплотить народ, а он сам выдвигает из своих рядов тех, кто сможет обеспечить нашу победу.
        В общем, он прочитал мне лекцию о международном положении, где главный упор делался на разрушение экономической составляющей Третьего рейха. Он понимал, что простые, как гвозди, обещания Гитлера, подкрепленные реальными шагами по повышению экономического состояния послевоенной Германии и разгромом всех крупнейших компартий Европы, не позволяют нам использовать устаревшие лозунги в этой войне. Она будет продолжаться до тех пор, пока фашизм не будет окончательно повержен.
        Вернувшись из Москвы, я озадачил нового начпо этими проблемами. Говорил серьезно, без ухмылок, что надо поработать с армией Тито, с личным составом. Донести до каждого политику партии и правительства, привлечь, обострить, довести до каждого. Весь стереотип поведения активиста-пропагандиста вывалил на него. Тот крякнул, такого поворота событий он не ждал, не знал, что имеет дело с человеком, которого два года мучили этими вопросами в Борисоглебске. Ничё! Времени на написание пасквилей у него поубавится, и требуется реальная работа в войсках партизанской армии, уж больно они расходились. В общем, припахал, да и попросил его не забывать о личном составе армии, который тоже нуждается в опеке и добром ласковом слове, особенно на аэродромах иностранных государств. Вот такую вот задачу, дескать, поставил Главковерх. Как они забегали! Как тараканы на игровом поле. Кончилось дело тем, что его «По-2» в тумане ударился шасси о незамеченное с воздуха ограждение пастбища. Правда, пострадал летчик из эскадрильи связи, лейтенант Святов, но начпо сломал ногу и убыл в госпиталь. До него все комиссары и начальники
политотделов летали сами и никогда не страдали в подобных ситуациях. К нам он больше не вернулся. Через месяц прибыл Олег Ветров с повязкой на глазу, но наедине сказал, что о Вилли Посте он знает и постарается.
        - Бог помощь, Олег Иванович! Главное не в этом, а в том, что живы, будете продолжать то, что делали. Тут у соседей казус произошел, не знаю, в курсе, нет. В общем, массовое заражение венерическим заболеванием. Пригласили на праздник, выпили, закусили, отдохнули, и двадцать человек сейчас под следствием. Приказано уделить особое внимание, хоть там и танкисты пострадали, но наши «жеребцы» ничем не хуже.
        - И смех, и грех, учту и докторишек привлеку.
        Вообще, работы политсоставу хватало, в первую очередь из-за района действий. Вино здесь пьют как воду - юг, молодое вино слабенькое, наши к такому не привычны, поэтому меры не чувствуют. А срабатывает оно с запозданием. Второй момент, не самый приятный, внешне враги и друзья очень похожи, различия только в вероисповедании, и все стороны очень склонны к жестокости, порой бессмысленной.
        - В общем, Олег Иванович, ситуация здесь сложная, союзники ориентируются на всех, кто даст оружие и боеприпасы, а англичане это, американцы или немцы с итальянцами, им без разницы. Партизанская вольница. И зачастили самолеты с Мальты и Туниса. Да и немцы усташей Павелича не забывают снабжать. И в самой Сербии не слишком спокойно: болгары тянут с выводом войск из аннексированных районов Сербии, там «четники» устроили несколько боестолкновений. Пётр II Карагеоргиевич из Каира перебрался в Лондон и учится на летчика там. Собственно, на той территории, на которой мы находимся, постоянно расквартированы «четники» Михайловича, они оказывали помощь нашим войскам, с нами в конфликты не вступали. Партизаны Тито находились западнее, в гористой местности, их вытеснили туда немцы, итальянцы, венгры и «четники», которые вначале вроде воевали и поддерживали их, а потом началась гражданская война. Пока постоянного представителя армии Тито у нас нет. Они больше склонны контактировать с наземниками. Армия Михайловича занимает выжидательную позицию, сниматься с насиженных мест не рвется, боясь потерять остатки
влияния на равнинной части Сербии.
        - А у меня тут мысль мелькнула, Сергей, а что если королю предложить к нам перебраться? Ну, естественно, согласовав этот вопрос наверху. Проблем поубавится. Ты у нас совсем молодой, чуть старше его будешь, на этом и сыграть.
        - Вот-вот! Все бы комбинации строить, Олег Иванович, ходят разговоры, что Тито хочет запретить Карагеоргиевичу возвращаться на родину. И Сталин примерно того же мнения. Впрочем, Олег Иванович, твоя идея, ты и продвигай. Я с этим к нему не полезу.
        - А я не сам, я Мехлису подброшу.
        - Вот и договорились. А то постреливать по ночам у Каранака начали. По самолетам из винтовок бьют. Дескать, сеять надо, убирайтесь. Кто бьет - непонятно, там каждой твари по паре. В общем, выставили антиснайперские группы, обстрелы вроде как прекратились, плюс арендную плату пообещали продовольствием и динарами хозяевам. Но лучше бы этот вопрос решить на уровне правительства, которое они никак собрать не могут. Разногласия у них.
        Приходилось лавировать между этими противоборствующими сторонами: Петра поддерживала Англия, и давать лишние карты в руки противникам левого правительства было не слишком интересно. Хотя я прекрасно понимал, что примирить между собой сербов, а тем более другие народы с сербами, может не получиться. Тем не менее, Сталин сам давал мне инструкции не дразнить лишний раз гусей и не отталкивать от себя, пусть и условных, союзников. После войны разберутся, кто есть кто.
        Тито приехал в Батайницу лишь тогда, когда сюда прилетел генерал Александер и генерал Жуков. Александер прибыл с Указом Петра II, назначавшим Тито Главнокомандующим НОАЮ. Отрядам ЮВО под командованием Драгомира Михайловича предписывалось перейти под командование Тито. Армии Тито, находившейся сейчас на территории Независимого Государства Хорватии, бывшего под совместным протекторатом Германии и Италии, предписывалось развернуть активное наступление на войска Италии, которые составляли большинство в иностранном контингенте оккупантов. В приказе, который привез Жуков, и нашей армии предписывалось оказать максимальную поддержку этому наступлению. Тем более что наше наступление на этом фланге пока сдерживалось тем обстоятельством, что требовалось подтянуть тылы, а для этого не хватало местного железнодорожного транспорта: у РККА оказалось недостаточно колесных пар под германскую колею, поэтому пополнение шло медленно, а сопротивление противника нарастало по мере приближения к их границам. Мы, как могли, помогали наземным частям, но тоже испытывали сложности в снабжении. Если поставки топлива удалось
наладить через Констанцу, где несколько нефтеналивных причалов все-таки сохранилось, то с поставками боеприпасов было совсем несладко! Несмотря на категорический приказ все имеющиеся колесные пары ставить на вагоны и платформы с ними, все равно задержки доходили до четырех - пяти суток против обычных сроков. Поэтому, пока армии Южного фронта переформировывались, вся тяжесть боев была переложена на союзников.
        Пока до крупных операций дело не дошло, но мелкие легковооруженные группы партизан продолжали просачиваться через позиции немцев и итальянцев и захватывали все новые и новые населенные пункты. Сплошной линии фронта здесь было не создать, чем и пользовались солдаты и офицеры Михайловича и Тито. Но между собой они продолжали если не воевать, то конфликтовать. По поводу и без. Солдаты Михайловича были лучше подготовлены для действий в горно-лесистой местности. А солдаты Тито были более мотивированы. Реально объединить их усилия не сильно получалось у немногочисленных «советников» как со стороны Южного фронта, так и со стороны британских спецслужб.
        Часть 15
        Балканский узел
        В конце марта в Белград из Каира начали подтягиваться члены довоенного правительства. На 25 марта назначен Съезд народных командиров, местом проведения выбраны казармы гвардейского полка, которые находились рядом с королевским дворцом. Под самим дворцом и под казармами идет железнодорожный тоннель, который соединяет вокзал «Белград Центральный» со дворцом. Там внутри горы было бомбоубежище и железнодорожная станция, на одной из веток которой до войны стоял царский бронепоезд. Жившим в очень неспокойное время Карагеоргиевичам приходилось много думать о собственной безопасности. Вот на это сборище и прилетели Александер и Жуков. На словах все высказались за единое руководство боевыми операциями. Но начался обычный в этом случае дележ портфелей. На место начальника штаба претендовали Арсо Йованович, капитан 1-го класса (майор по-нашему), полковник Саво Орович, еще один Йованович, Радивойе Тиосавич, совсем молоденький лейтенант, но признанный руководитель Ужицких партизан, а также генерал Новакович и, естественно, генералы Душан Симович и Боривойе Миркович. Когда-то все они вместе базировались
неподалеку от Валево, но крыса-политика пробежала между ними. И теперь существовал приказ Михайловича, где за связь с партизанами полагалась смертная казнь. Соответствующие приказы уже существовали и у НОАЮ. Без суда и следствия. И вот этих непримиримых врагов собирают в одном месте, чтобы решить, как жить дальше.
        Два претендента на пост главнокомандующего: Тито и Михайлович. Да еще в качестве третейского судьи присутствует Жуков, прямой, как палка, уверенный в себе и совершенно не умеющий лавировать. Со стороны англичан - ирландец Александер, упрямый и властный, как многие ирландцы. Понимая, что скорее всего переговоры сорвутся, а англичане, военные, очень хотели бы, чтобы мы как можно дольше ковырялись в этом клубке интересов, среди этих пауков в банке, подливают масло в огонь, привезя с собой приказ Правительства в изгнании и короля о назначении Тито главнокомандующим. А отряды Михайловича весьма прилично вооружены и хорошо натренированы. Еще до войны Михайлович разрабатывал тактику и методы партизанской войны для югославской королевской армии. Тогда его не послушались и выгнали со службы, сейчас он доказал, что его видение проблемы было ближе к истине. Сильная сторона Тито - хорошее обеспечение связью. С помощью как ГРУ РККА, так и англичан, он организовал хороший радиоцентр и имел прямую связь как со Ставкой Верховного, так и с Каиром и Лондоном.
        Жуков перед отъездом в казармы гвардейцев передал мне письма и приказы Сталина, в которых рекомендовалось максимально сгладить противоречия, но Михайлович и его отряды не должны занять главенствующие высоты в командовании НОАЮ. Кто внушил Сталину, что Тито более коммунист, чем Михайлович, осталось за кадром. Но обсуждению это не подлежало. Дескать, совместно выработанное решение союзного командования.
        Жуков, Александер и Тито прибыли все на одном поезде, выгрузились на подземной станции и поднялись в здание казарм. Представители «четников» присутствовали, но сам Михайлович изволил задерживаться. До официального начала совещания еще восемь минут, поэтому рассаживаемся. Два британских связиста колдуют с усилителем и микрофоном, несколько корреспондентов берут предварительное интервью у командования союзников. Здесь же присутствуют Буденный и Малиновский. Мне удалось отбояриться от прессы. За минуту до начала прибыл бригадни генерал Михайлович. В генеральском мундире, с бородой и очками, возмущенный тем, что у него забрали оружие. Но совещание проводил начальник особого отдела фронта, а у него не забалуешь.
        Совещание начал генерал-лейтенант Желтов, начпо Южного фронта, который сменил на этом посту Хрущева после известного совещания в Ставке. Мы с ним немного знакомы по Карельскому фронту, там тогда еще корпусной комиссар Желтов был в той же должности. Вначале он пробежался по текущему моменту на всех фронтах. Наступают Юго-Западный и левый фланг Западного фронта в направлении Люблина и Львова, Северный фронт продолжает наступление в Норвегии, на остальных - бои местного значения. Румынский фронт под руководством Малиновского форсировал предгорья Карпат и вошел на территорию Словакии и Венгрии. Взяты Кашшы. А на нашем участке, после удачных зимних боев, в ходе которых были взяты Нови-Сад и Белград, наступление в направлении Сегеда выдохлось, натолкнувшись на активную оборону венгров и их подручных, хорватских и боснийских усташей. На той стороне фронта рекой льется кровь сербов, которых просто вырезают усташи, а югославская армия погрязла в междоусобной войне и упорно не желает освобождать свою Родину. За два с лишним месяца проведено считаное количество операций, освоение предоставляемой техники идет
неспешно, как в мирное время. И до сих пор не понятно, как советскому командованию реагировать на наличие у него под боком довольно крупных вооруженных соединений, временами устраивающих между собой серьезные боестолкновения. Если румынская королевская армия ведет активные боевые действия против общего врага, то части югославской армии, видимо, хотят вести борьбу только с «внутренними врагами», заняли беспринципную позицию, и фронт их нисколько не беспокоит. Ждут, когда Красная Армия освободит всю Югославию от захватчиков. Более-менее активно проводят операции только слабо вооруженные и плохо обученные партизанские части Народно-освободительной армии Югославии, а кадровая армия свесила ножки и пытается им мешать, уничтожая их связных, обозы и ведя контрпропаганду. Пришло время окончательно определиться, с кем югославские военные: со своей страной и народом и против фашизма, или они воюют на стороне фашистов.
        Коренное отличие югославской армии от румынской состояло в том, что власть Карагеоргиевича была весьма условной! Армия выросла из «Черной руки» - мощной боевой организации, борющейся за Великую Сербию, она считала себя в праве снимать, казнить и назначать королей. И вот ей дал оплеуху «старший брат» - на радость еще одним союзникам, которых, кстати, «Черная рука» сильно недолюбливала.
        Желтов предоставил слово командующему британскими войсками в Средиземноморье генерал-лейтенанту Александеру, который зачитал указ короля Петра II. Было видно, что все командиры-«четники» напряглись и ждут решительного жеста своего командующего, чтобы сорвать совещание. Я попросил у Желтова слова.
        - Товарищи, господа! Я прошу всех успокоиться! Претензии в адрес королевской армии высказаны тремя сторонами, поэтому их можно считать объективными. Меня интересует вопрос: почему руководство «четников» отдало такие распоряжения и приказы. Как мы видим, даже их король понимает, что сейчас нет ничего важнее борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Но генерал Михайлович почему-то считает иначе. Вы можете объяснить свои действия? И рекомендую вам помнить то обстоятельство, что сейчас не сорок первый год. Да, Югославия потерпела поражение, но вы же не сдались, так же, как не сдались те, против кого вы сейчас активно воюете. Может быть, это и есть объединительная идея? В недавнем разговоре со Сталиным я услышал от него оценку, почему мы выигрываем: «Мы сильнее тем, что сумели сплотить наш народ, а он сам выдвигает из своих рядов тех, кто сможет обеспечить нашу победу». Задумайтесь, господин генерал, над этими словами.
        Михайлович, которого смутила моя молодость, решил огрызнуться:
        - Не имею чести знать господина генерала, мне непонятен вопрос, почему он здесь и дает рекомендации - как, кому и о чем думать.
        - Я - командующий 1-й гвардейской особой воздушной армией Резерва Ставки ВГК, представитель Ставки Верховного Главнокомандующего на Южном направлении, и мне поручено организовать воздушную поддержку наступления НОАЮ.
        Михайлович попытался начать разговор о том, почему началась война между его отрядами и Тито. Говорил около пятнадцати минут, затем его прервал Буденный:
        - Генерал, что ты тут грязное белье из мешков достаешь? Вопрос стоит несколько иначе, чем ты пытаешься его представить. Ситуация давно изменилась. Сейчас я тут и король, и правительство, и сам господь бог. Здесь, у меня в тылу, никого, кроме войск охраны тыла, не останется. Даже не надейся. Вы вернетесь сюда после победы, и вот тогда будете выбирать себе нового короля или президента. Захотите подраться между собой? Это ваше личное дело будет. А сейчас у тебя два варианта: либо под мою команду, либо через особый отдел в тыл. Вот он согласился с тем, что встает под мою команду. Будем формировать из них армию, что уже и делаем. Вопрос только в тебе и в твоих людях: или вы входите в состав этой армии, причем не отрядами и соединениями, а россыпью, либо мы вас разоружаем. В случае сопротивления - уничтожаем. Третьего не дано. Война идет, и сюсюкаться с тобой никто не будет.
        - Это я понимаю, господин маршал. Хорошо, ЮВуО присоединится к НОАЮ в полном составе, но нам бы хотелось знать, за что мы идем воевать. Великосербии не стало: Косово захвачено Албанией, Македония - Болгарией, в Хорватии немцы и итальянцы, в Банате - венгры, в Словении - венгры, немцы и итальянцы.
        - Немцы пока вам не по зубам, ваше направление - Итальянский фронт. Вместе с вами будут воевать еще пять дивизий болгарской армии, которые заканчивают формирование и переучивание. Согласно заключенному договору с правительством Отечественного фронта Болгарии, спорная территория, аннексированная в прошлом году, отойдет Югославии. Мы признаем довоенные границы, - ответил ему Буденный.
        - С болгарами мы не очень дружим, две войны и аннексия, но в случае признания довоенных границ возражать не станем. Когда они отведут войска из Македонии и Косова?
        - Отводить войска никто не будет. По моему приказу, по готовности, они войдут в соприкосновение с итальянцами в Хорватии.
        Михайлович пристально смотрел на маршала, пытаясь определить степень его заинтересованности в том, чтобы склонить командующего ЮВуО к сотрудничеству, но широкое лицо Семена Михайловича никакой заинтересованности не выказывало, и Драголюб понял, что его участь уже решена, как и судьба Недича, бывшего министра обороны Югославии, присягнувшего Гитлеру. Если он не согласится с предложением, то и он, и большинство командиров, сидящих в этом зале, до своих отрядов просто не доедут. Он обдумывал и более хитрый ход: согласиться и передумать потом, но он прекрасно помнил, что фоторазведчики русских уже покрутились неподалеку от мест базирования его отрядов, да и Тито наверняка сдал все его лагеря, места базирования и всех, кто ему известен. Хода назад не было! Он не ожидал такого поворота судьбы: «мальчишка» его предал. Впрочем, этого следовало ожидать после прихода к власти левого правительства в Англии.
        - Мне кажется, что в такой обстановке более чем необходимо присутствие в стране его величества, тем более что его безопасность теперь легко может быть обеспечена. Он и послужит гарантом восстановления страны, - заявил Михайлович, просчитавший, что приезд короля более выгоден ему, чем Тито. В крайнем случае «мальчишка» не уйдет от расплаты.
        - Это дела сугубо сербские и мало имеют общего с темой сегодняшнего дня. Мы не возражаем против его присутствия в стране, - ответил Буденный. - Итак, господин генерал, как скоро можно ожидать окончательное принятие решения?
        - Мое решение принято, господин маршал, осталось согласовать физические сроки и план мобилизационных мероприятий.
        - Предоставьте списки ваших отрядов с указанием воинских специальностей военнослужащих генералу Курасову. Он занимается комплектацией кадров НОАЮ.
        Обстановка несколько разрядилась, приказом Михайловича были временно прекращены атаки на болгарский контингент в Македонии и практически прекратились сражения между армией Тито и ЮВуО в горной Сербии. Части югославской и болгарской армий начали перегруппировку для решающих боев в районе Черной Горы, Косова и в Албании. Предполагалось выйти к морю в районе Дубровника и отрезать группировку итальянских войск от снабжения по берегу. Сил и средств флота было явно недостаточно, поэтому без помощи авиации итальянцы могли снабжать группировку до бесконечности. Сталин распорядился авиаударами поддержать блокаду 2-й армии Италии. Вся эта возня серьезно отвлекала силы и средства от основного направления, поэтому через пару недель, видя то обстоятельство, что прервать действия итальянского флота выделенными средствами не удается, я собрал ударный кулак и обрушил на адриатические порты Италии всю мощь своей группировки. Двенадцать портов юга Италии получили сильнейшие повреждения, но севернее авиация уже не доставала.
        Капля по капле снабжение шло и вдоль восточного берега моря. Итальянцы подключили еще два маршрута своих караванов, действуя с западного побережья «сапога». Наконец, армии закончили переформирование и ударили от Призрени и Струги на Тирану. Наступать ни болгары, ни партизаны не умели, наступление шло в довольно сложной местности, но пока из Греции не подошли немецкие части группы армий «Е» генерала Лёра и два полка 2-й танковой армии Рендулича, югославы сумели перерезать шоссе на Тирану и выйти на побережье. Болгарская армия забуксовала раньше и поставленную задачу выполнить не смогла. Она застряла на перевалах у города Либражд и получила фланговый удар в левый фланг от немцев. Долго атаковать у немцев не получилось, так как Тиранская операция была отвлекающим ударом для немцев, основной удар Буденный и Малиновский вместе с болгарской армией наносили восточнее, в районе Тессалоник, и отрезали от основной части войск две дивизии немцев в Кавале и Александрополе. В этих условиях Гитлер принял единственно правильное решение: эвакуировать части группы армий «Е» из Греции в Северную и Южную Италию.
Оставив арьергарды из войск СС, армии начали отход к порту Патрас, который находился вне зоны действия 1-й особой. Но у Малиновского и Судеца из 17-й воздушной сил и средств хватало, поэтому Первую особую к этим операциям не привлекали. Семнадцатая армия имела в составе шесть дивизий и три смешанных авиакорпуса. Против них действовал первый авиакорпус 4-го флота Германии. Лёр после объединения Германии и Австрии формировал этот флот, и в нем было много офицеров из Австрии и Чехии. Четвертый корпус, также входивший во флот и располагавшийся севернее, был практически полностью разбит еще во время наступления в Сербии. Первый базировался в Греции и под удары не попал.
        Михайлович переместил свою армию на юг Македонии и действовал на выгодном направлении в районе Кременицы. Действуя вдоль дороги Битола - Козанис, его отряды добились максимального успеха, так как были лучше всех организованы, обучены и хорошо вооружены.
        К маю сорок второго наконец установилась погода, и стало возможно увеличить активность на основном направлении ударов. Семен Михайлович хорошо подготовился, и 18-я армия первого мая вошла в Осиек. Наступление на Будапешт началось по обоим берегам Дуная.
        Двести километров фронт пробивал шесть суток. Особая армия непрерывно висела в воздухе и выколачивала пикирующими ударами узлы сопротивления мадьярских и немецких войск. Гитлер заявил о тотальной мобилизации и создании Южного вала, но город Будапешт не вошел туда, вал создавался севернее и опирался на столицу Австрии - Вену. Лишь в Иполи-на-Дунае срочно подготавливался оборонительный рубеж. Остальные укрепления создавались на левом берегу реки. Гитлер планировал остановить продвижение Южного фронта на берегах крупной водной артерии и в лесистых горах Иполийской возвышенности. Из Южной Италии он перебрасывал войска в Словению, надеясь подрезать наступающих фланговым ударом оттуда. Но переброшенные в Словению несколько партизанских бригад армии Тито оседлали шоссе и железную дорогу из Любляны в Целе, поэтому войска быстро переброшены быть не могли. Первая особая, после совещания в Белграде, уже имела в составе армии Тито своих корректировщиков и контролировала небо Словении. Мосты в Марбурге-на-Драве были разрушены, и попытки их восстановления пресекались. Так что железнодорожная сеть была надежно
выведена из строя. Тем не менее, по приказу командующего фронтом, я продолжал активную разведку в горах Словении и периодически наносил бомбоштурмовые удары по Среднедунайской низменности.
        Удар с южной стороны по Германии был выгоден тем, что наибольшая масса промышленных предприятий рейха была сосредоточена здесь. Причем предприятий, выпускающих конечную продукцию. Сталь, понятное дело, варили в Руре, а вот танки и самолеты делали тут, и большую часть автомобилей. Именно эти цели и стали главными для 1-й особой.
        Но на земле не все складывалось хорошо. Под городом Секешфехервар пятая танковая армия понесла значительные потери от огня новых немецких тяжелых танков «Тигр». Два тяжелых батальона, имевших в своем составе двенадцать «тигров» и сорок восемь длинноствольных Т-IV, действовали из засад, расположенных в лесах под Гантом и Балатоном. С немецкой стороны в операции принимало участие почти четыреста тысяч человек. Численный состав нашего фронта насчитывал несколько меньшее количество людей, но фронт превосходил гитлеровцев по танкам и артиллерийским системам. Кроме того, на нашей стороне было превосходство в авиации - почти двухкратное, и в непосредственной близости от места боев находился резерв фронта - 9-я гвардейская армия.
        Наткнувшись на засады, Лизюков вызвал вначале фронтовую авиацию, но немцы начали массированную артиллерийскую подготовку и через тридцать минут сами начали атаку, сосредоточив до пятидесяти танков на километр наступления - пытались смять и отбросить наши войска за Драву. Немецкие танкисты впервые применили стрельбу зенитными 88-мм снарядами по атакующим их штурмовикам. К тому же погода преподнесла сюрприз, и по утрам стояли густые туманы, существенно снижавшие деятельность пятой и семнадцатой воздушных армий. В этих условиях Ставка приняла решение вновь задействовать 1-ю особую воздушную армию для ударов по наступающим немецким войскам.
        К этому времени мне уже было известно, что немцы применяют новый тактический прием для борьбы с низколетящими целями. Не слишком эффективный, но пугающий. Поэтому основной удар наносился не штурмовиками, а «Пе-4». «Ил-10» вполне неплохо пикировал, правда, тормозных решеток у него не было, но «горб» неплохо тормозил, и раскрытые люки. К этому времени у нас были и модернизированные кумулятивные БЧ к НУР РС-82рк. Конечно, при ударе с пологого пикирования шансов поразить танк больше, но приходилось выкручиваться.
        Несмотря на запрет Ставки, в первый вылет повел группу сам. Вылетел на «Ил-10». Четыре «сотки» и сорок восемь ракет. В группе почти двести машин четырех типов. Но над полем боя выяснилось, что «Пе-4» работать не могут из-за появившейся облачности. У Особой в этих местах своих авианаводчиков не было, поэтому разведку погоды проводила 5-я танковая армия. Ее метеорологи ошиблись. «Пешки» выгрузились на УР в Секешфехерваре, который еще сопротивлялся. А я повел штурмовиков вниз под облака, вместо того чтобы отменить налет, - земля просила поддержки. Немцы напирали сильно. Первую атаку построили правильно, ударив с левого фланга, но на выходе из атаки наткнулись на сильный заградительный огонь мелкокалиберной артиллерии. У немцев появилось много счетверенных «эрликонов». Сманеврировал вправо, уклоняясь от их огня, в облако уйти не успел, когда неподалеку взорвался зенитный снаряд, выпущенный из танковой пушки. Машина получила серьезные повреждения, и пришлось дать команду покинуть ее. Но в воздухе я оказался один. Штурман парашютом не воспользовался. Высота меньше ста метров, по парашюту ведут огонь
гитлеровцы, пытаясь его зажечь, что им и удалось, но несмотря на горящий купол, успеваю успешно приземлиться и прижаться к земле.
        От Жамоли наступают немцы, наши позиции метрах в шестистах сзади, примерно в сорока метрах от меня небольшая насыпь, пополз туда. Там оказался расчет 57-мм пушки из 20-го гвардейского корпуса генерала Горбатова. Через несколько минут ползания над головой просвистели пули, а потом негромкий голос произнес:
        - Лежать! Руки за голову!
        - Свои! ВВС!
        - Я те дам: «Свои». Лежать, руки за голову!
        Шум слева, кто-то подползает.
        - Куда ползешь, урод, там мины! Давай за мной.
        Перевалились за бруствер. На дне окопа - жидкая грязь, траншея вела к позиции пушки, накрытой маскировочной сетью, а рядом с ней находился погреб, халми пинс, как их венгры называют. В нем вместо картошки, вина и семечек лежали ящики со снарядами, стоял телефон, и там же отдыхала смена пехотного прикрытия.
        На появление генерала, да еще и Представителя Ставки, здесь явно не рассчитывали. Старший сержант, командовавший засадой, вытаращил глаза на обилие звезд на груди, засуетился, освобождая место для генерал-полковника.
        - Связи нет, товарищ генерал, послал связистов, может быть, и восстановят.
        И тут наблюдатель заорал:
        - Командир! Танки!
        Пехотинцы, спавшие вповалку в погребе, начали выскакивать в траншею и исчезать в ходах сообщения. Людей было не так много.
        Через некоторое время слева по траншее прибежал пехотный лейтенант.
        - Товарищ генерал, лейтенант Зайцев! Вот, возьмите! - он протянул немецкий автомат и подсумок с четырьмя магазинами.
        - Вас проводит артиллерийская разведка, уходите. И быстрее! Нам здесь долго не удержаться. Захаров! Проводите товарища генерала.
        Он еще раз ухватил «шмайсер» за ствол, заботливо оттянул его затвор и поставил на предохранитель. Захаров, воинское звание которого осталось мне неизвестным, рукой показал, куда следует идти. Потом подобрал с земли грязную каску и попытался сунуть ее мне. Я отмахнулся, но тот продолжал нести ее. Метрах в ста от подвала начинался небольшой распадок, который вел к речушке. Пока было тихо, наши молчали, стараясь подпустить противника поближе, а мы вчетвером ползли по распадку, все перемазавшиеся в жирной грязи. Сзади заговорила ЗиС-2, звонко ухая бронебойными. Откуда ни возьмись, появились «Илы», которые обработали наступающие немецкие танки бомбами и ракетами.
        Немцы наступали в ту точку, в которой я приземлился, и мои ребята работали, отсекая немцев от меня. Захаров негромко матерился, выбрасывая вперед руку с ППШ, сзади пыхтел еще один боец. Вдруг Захаров остановился, перевернулся на бок, и в руке появилась граната. Палец левой руки он прижал к губам и показал рукой знак «стоп». А сам уже тихонько пополз вперед, стараясь не шуметь. Через меня перелез второй боец и изготовился к бою. Затем он тихонько двинулся вперед. Я же из-за шлемофона почти ничего не слышал. Выставил «шмайсер» вперед и продолжал лежать, где лежал. Хлопок сработавшего УЗРГ, затем взрыв «феньки», несколько очередей из ППШ и отрывистый лай «шмайсера». Захаров машет рукой, чтобы начинали движение.
        Попали в небольшой окопчик, где было три трупа немцев в маскировочных комбинезонах и станция «телефункен». Либо корректировщики, либо авианаводчики. Я повозился со станцией и настроился на нашу волну. Дал свой позывной. В ответ восторженный крик радиста, что он слышит «первого». Я дал координаты погреба и попросил повторить атаку. Буквально через несколько секунд громкий голос Буденного, который выговаривал мне все, что он обо мне думает. В нашу сторону направили четыре танка и пару БТР. Восьмерка «Лаг-5ф» начала патрулировать район. А самолеты первого гвардейского штурмового полка утюжат наступающих немцев. А вот пушка уже не бьет. Слышны только очереди нескольких пулеметов. Идти дальше Захаров отказался.
        - Подождем здесь, так безопаснее, товарищ генерал. Займите круговую оборону.
        Где-то через час увидели высланную группу и навели ее на себя. Пока здоровался с прибывшими, повернулся, а разведчиков и нет, ушли распадком обратно к своим. Немцы туда не дошли, так что три лишних ствола им ой как не помешают.
        В расположении стрелкового полка сразу напомнил его командиру о засаде.
        - Не волнуйтесь, товарищ генерал. Орудие цело, лейтенант Зайцев погиб, но позицию удержали. Подкрепление к ним направили.
        Санников, мой адъютант и ведомый, приволок форму, я переоделся, куртку тоже пришлось сменить, всю вымазал в земле и глине. За селом Пятка сидело три «аиста», на них и вылетели в Батайницу. А там попал, как кур в ощип, в руки маршала Буденного, который меня обвинил в малолетстве, безответственности, чуть ли не в срыве всей операции, а потом наградил Знаменем, подзатыльником и стаканом водки.
        В атаке на погреб принимало участие восемь из двенадцати «Тигров», и все они были уничтожены. Два артиллеристами, остальные авиацией. Буденный не стал докладывать в Ставку о моем проступке, понял из разговоров, что я искал тактический маневр, как противодействовать новой тактике гитлеровцев, но подвела погода. В дальнейшем таких ляпов больше не допускали, правда, и у немцев танки с зенитками кончились. Лишь спустя пару месяцев еще раз столкнулись с подобными, но это были самоходные орудия, и по самолетам они не стреляли.
        Через пять дней наступление немцев выдохлось, они потеряли более пятисот танков, и Южный фронт, введя в бой 9-ю гвардейскую армию, завершил окружение Будапешта и вышел к окраинам Вены и Братиславы. Гитлер приказал оборонять Будапешт, Братиславу и Вену до последней капли крови. Однако 1-я конно-механизированная группа генерала Плиева за четверо суток взяла восточную часть Братиславы, а 7-я гвардейская - аннексированную германскую правобережную часть города. Многочисленные оборонительные сооружения на пограничном берегу немцам не пригодились. Укрепрайон не был подготовлен против ударов с юга. Генерала Вёлера сняли с должности, но это не помогло. От Братиславы до Вены меньше пятидесяти километров. Войска двух фронтов практически одновременно подошли к Вене и образовали плотное кольцо вокруг города.
        Сталин прекрасно понимал, что его рейд по югам ставит крест на авантюре, которую задумал Гитлер. Ведь огромное количество немецких войск находилось в стороне от мест этих боев: на Украине и в Белоруссии, - но они были отделены от армий Южного и Юго-Западного фронтов горами Татр и Карпат. Железнодорожный узел в Прешове был разбит совместными бомбардировками англо-советской авиации, мосты через Вислу разбиты, в Словакии - восстание, а Красная Армия окружила Вену и активно бомбит территорию южной Германии. При этом у гитлеровцев явный провал в противотанковых средствах. Бороться с русскими танками просто нечем. Румыны взяли Ужгород и Кошицу, сковав действия группы армий «А» и «В» в этом направлении. И главное, его лишили крови войны: немецкой авиации летать не на чем, все нефтяные месторождения Румынии и Венгрии находятся в руках у Красной Армии. Единственное месторождение в Бориславе под Дрогобычем в зоне досягаемости ВВС РККА и подвергается постоянным бомбежкам. Немного нефти добывается в Рейнском бассейне, есть нефть в Аквитании, но это вишистская Франция. Впрочем, она поставляет Гитлеру нефть.
        В этих условиях Гитлер принял решение на изменение планов по эвакуации войск из Греции: вместо севера Италии их направили в Ливию. Британская разведка обнаружила новые соединения немцев в стандартной, а не в тропической форме, в районе Бенгази. В составе 15-й танковой дивизии появились танки, окрашенные в зеленый камуфляж. Гитлер решил разгромить англичан в Африке и добраться до сирийской нефти. Выхода у него не было, и он не знал, что второй состав самолетов 1-й особой армии уже три месяца направляется под Багдад. Эттли переправил на «москито» письмо Сталину, в котором передал данные об изменениях в составе корпуса «Африка»: немцы переименовали его в танковую армию «Африка», дополнительно переброшены две моторизованные дивизии, тяжелый танковый батальон, 1-я парашютная бригада люфтваффе, большое количество бронетранспортеров, и в Бенгази, занятый в апреле сорок первого немцами, прибыло пять итальянских танкеров с горючим. Получив подкрепления, Роммель продолжил наступать на Тобрук. Окинлек, командующий английской армией в Египте, дал приказ английской армии сдерживать противника и отходить в
Египет. Ситуация в самом Египте напряженная: зреет заговор против присутствия англичан внутри египетской армии. Политическая элита Египта на словах поддерживает английскую администрацию, а на деле снабжает Роммеля информацией и восхищается фюрером и Роммелем.
        По договоренности с Эттли в Батайнице начали приземляться транспортные самолеты, чтобы перебросить личный состав Первой особой в Никосию и Бейрут. Село много «Си-54», четырехмоторных дальних транспортников. Из состава армии в Ливан уйдут все «москито», «Пе-4», «ланкастеры» и «галифаксы». Летчики-истребители и штурмовики полетят на транспортниках дальше, в Багдад, там примут новые «Ил-10», «Лаг-5ф» и «И-185» и вернутся в состав армии. Но по ходу пьесы сценарий пришлось переписывать: на Родосе и Крите сидят немецкие истребители, а Турция коридора не предоставила. Ее пришлось облетать и добираться до места с посадками. За это время Роммель успел взять Тобрук и осадить Эль-Аламейн.
        Часть 16
        Суэц в огне. Палестинский фронт
        Плоские крыши и полноводный Тигр с остатками древней крепости Баштабия на левом берегу промелькнули под крылом «москито». Город Мосул встретил жарой, заунывными песнями муэдзинов, высоченными минаретами и отвратительной водой. В городе и на аэродроме много людей в английской форме, но их лица англо-саксонскими не назовешь. Здесь с миру по нитке, и больше всего сикхов.
        Я прилетел первым, остальные еще в воздухе. Вот садятся «москито» 3-го гвардейского полка. Где-то за нами идут бомбардировщики: впереди «Пе-4», затем тяжелые. Заправщиков мало, поэтому это надолго. В Мосуле небольшая миссия ВВС РККА, здесь принимают и распаковывают самолеты, идущие по ленд-лизу в СССР. Человек десять офицеров и около ста механиков. Они и оказывают нам помощь в ожидании посадки наших техников. Часть техников летели с нами в бомболюках, так что обслуживать есть кому. Обедаем тем, что взяли с собой, сухим пайком, но к вечеру обещали покормить горячим. Где-то здесь запланирована встреча с эйр-маршалом Теддером, командующим ВВС на Ближнем Востоке, но его нигде не видно. Поэтому все приходится решать самому. Что радует, так это наличие неплохих условий для отдыха личного состава. Единственное безобразие - это с водой. Так и до проблем с желудком не далеко.
        К вечеру собрались все, кроме одного экипажа, который сел в Машкуле, в Иране, из-за падения оборотов в правом двигателе. Нам остался крайний перелет, поэтому без согласования с английским командованием вылететь из Мосула невозможно, а никого из Миддл Ист Комманд на аэродроме нет, только мелкие сошки да представители ленд-лиза. У нашей миссии связь находится в Мосуле. На джипе направляемся туда. Предварительно подполковник Томский попросил меня переодеться: не стоило сверкать гвардейскими знаками и погонами. Здесь в новой форме еще никто не ходит. Надел выгоревшую гимнастерку с петлицами, на колени положил автомат. Томский говорит, что в городе неспокойно, много агентов абвера, которые устраивают и террористические акты.
        Узкие улочки с глинобитными домами практически предназначены для террактов. Кругом и всюду нищие, какие-то проповедники, у каждого мешок или котомка - можно черта или противотанковую пушку спрятать. Куча животных на улицах, водитель постоянно сигналит, чтобы проехать. Наконец добрались до консульства СССР в Мосуле - его открыли в сорок первом. Глухой дворик, окруженный трехэтажными домами с террасами. Внутри дворика фонтан. Пышные вазы у входа усажены какой-то зеленью. Внутри прохладно и неплохая европейская мебель. Консул - советник 3-го ранга Виблицкий Аарон Самуилович, худощавый бакинский еврей, с кем-то разговаривал по телефону на фарси. Жестом пригласил сесть и лишь через десять минут со вздохом положил трубку.
        - Генерал-полковник Шкирятов, командующий 1-й особой воздушной армией и представитель Ставки ВГК, - представился я.
        С удивлением консул справился быстро и тоже представился. Я изложил свои просьбы по связи и попросил организовать питание летного и технического состава, так как у миссии ВВС таких возможностей не было. Плюс требовалась местная валюта.
        - Мне таких указаний не поступало! - заметил консул.
        - Значит, сейчас поступят. Представитель командования ВВС Англии пока отсутствует, связи с ним нет - вероятно, предстоит задержка здесь, в Мосуле, на неопределенное время. Вот списочный состав прилетевшей группы. И мне срочно требуется ВЧ.
        - Пройдемте!
        ВЧ у них отсутствовал, был БОДО, и я отправил сообщение в Москву, как в штаб ВВС, так и в Ставку. Сам же слушал выпуск Совинформбюро за последние сутки. По сообщению из Москвы, положение в районе Эль-Аламейна близко к поражению. Немцы прорвались в город, начались уличные бои.
        Застучал БОДО, и с первых же отпечатанных слов, прочитанных оператором, он попросил всех, кроме меня, выйти. Вытащил какой-то журнал и книгу и дополнительно стал расшифровывать сообщение.
        - «Воздух» на ваше имя, товарищ генерал.
        Аппарат продолжал выбрасывать из себя ленту. К ней подцепили свежую бобину, а шифрованные знаки все летели и летели. Таких «портянок» в жизни никогда не получал. Через час только закончили расшифровку. Лента полетела в огонь, и пепел был перемешан.
        Теддер не может вылететь из Каира, немцы прорвались и движутся туда в обход британских войск. Далее шло описание всего участка обороны и давались согласованные с британцами площадки приземления. В общем, повторялся сорок первый год, только теперь на берегах Нила и Средиземного моря. Я сижу с шоблой бомберов в Мосуле, а мои летчики-истребители и штурмовики еще летят в Багдад. От меня требуют немедленных действий, а площадки не готовы, и где находятся РЛС армии, пока неизвестно. А все орут: «Давай-давай!» Связь когда-нибудь погубит Красную Армию! Собственный батальон связи армии сейчас двумя эшелонами колесит из Батайницы в Баку, оттуда пойдет через Нахичевань в Тебриз. Там выгрузится, и ему предстоит пятисоткилометровый марш до Мосула, а нас к тому времени здесь уже не будет. Но перебросить громадные автомобильные радиостанции нам нечем. В первую очередь требуется решить эту проблему. Там же в эшелонах идут и РЛС. Ведь англичане божились, что связью и локаторами они обеспечат, но где эти чертовы англичане? Скорее всего, организовывают эвакуацию из Каира.
        Возвращаюсь на правый берег, в Марез, где сидят мои орлы. Там по-прежнему никого из крупного начальства. Мужики на жаре растаяли и почти поголовно спят. Бужу генерала Мамушкина и полковника Колыванова.
        - Василий Филиппович, вот такая ситуация, штаб временно придется развернуть здесь. Степан Наумович, вместе с этим… подполковником из миссии, решите вопрос, где расположить штаб. Я возьму ведомого и лечу в Тадж, там должен уже быть Алексей Михайлович, привезу его сюда и введу в курс дела. Вот оперативка из Ставки. Направляйте квартирьеров и аэродромные команды в район Хайфы. Там есть низменность, и на карте показана площадка Мегиддо. Подготовьте четыре полевых аэродрома для всех бомбардировочных полков. Места должно хватить. Про осназовцев не забудьте. Арабское население не слишком приветствует союзников, возможны инциденты. Пусть ориентируются на местные кибуцы. Они точно гитлеровцев не ждут. Но осторожность соблюдать полную. Не кисло было бы наших ребят, кто по-еврейски говорит, к ним в помощь направить. Впрочем, у местных евреев тут другой язык. Расспросите подполковника, может быть, у него есть арабы с каким-нибудь языком. Привлеките их. Валюты в кассе нет, мне выдали вот две тысячи фунтов. Василий Филиппович, распишись в получении и выдай мне сотню мелкими на Багдад.
        Утрясли мелкие детали, и через час мы с Санниковым вылетели в Тадж, где должны были уже приземлиться транспортники с нашими истребителями и штурмовиками. Но их там не было, как и собранных самолетов для них. Все машины были сложены в ящиках на трех огромных площадках прямо под солнцем, песком и мельчайшей пылью.
        Борта сели в Джедааде, и летчиков везут в казармы Абдхали, а техников сюда, в Тадж. Дождался инженера армии Дзасохова, обговорили ближайшие задачи, я забрал у него машину, которой их снабдили англичане, и выехал к Мирошкину в Абдхали. Алексея Михайловича я назначил старшим еще в Батайнице. Летели они через Баку, так что должны быть более подготовлены, чем мы, добиравшиеся через маленькие аэродромы на побережье Черного моря.
        Так оно и оказалось. Во-первых, Алексей Михайлович передал мне пакет из штаба ВВС, где был номер счета во Внешторгбанке, и увесистую чековую книжку, во-вторых, с ними прилетело целых шестнадцать переводчиков. Остальные будут чуть позже, выехали поездом. По три человека на полк со знанием английского, арабского и фарси. Несколько человек говорили на иврите, так как предстояло базироваться в Палестине. Казармы большие и удобные, почти на берегу Тигра. Убедившись, что люди размещены и им обеспечено питание, что сборка самолетов началась, и что связи с Каиром и тут нет, вылетел обратно в Мосул.
        Внизу вдоль реки еще достаточно зелено, но справа и слева сплошное желтое марево. В воздухе очень много пыли. Все «мерлины» имеют крепление для фильтров на всасывающем коллекторе, они, правда, снижают мощность, но без этой штуки жизнь двигателя здесь в два-три раза короче.
        Со Сталиным специально решали вопрос, что наша техника пойдет сюда с фильтрами тоже. И у англичан фильтры устаревшие, сплошные, а у нас сделаны «циклоны». Лучше очищают и меньше снижают мощность, но требуют большего ухода. Английские просто выбрасываются, а наши необходимо чистить от смеси масла и пыли.
        К моему прилету ребята Колыванова даже соорудили мне кабинет и спальню. Расплатились с поставщиками продовольствия не из наличных, а по чеку. Наличные еще понадобятся для личного состава. Квартирьеры и аэродромщики два часа назад вылетели к местам будущей дислокации. Сам я решил немного поспать, к утру придет восьмерка «спитфайров МК-VII», с ними полечу в сторону Каира. Наличие русских машин пока раскрывать не будем. Голоса немцы и так услышат, но пусть думают, что воевать мы будем на английской технике.
        Утром никакого горна и будильника не понадобилось: с соседнего минарета заунывно заорал мулла. Вместо привычной каши с молоком подали завернутый в тонкую лепешку салат с кусками мяса, обильно политый каким-то молочным соусом. И прекрасный кофе! Сто лет такого не пил! Захотелось под него еще и гаванскую сигару, но пришлось обойтись казенным «Беломором». Слава и Борис есть такие лаваши не умеют, все вымазались, в отличие от нас с Хабаровым. Эх, молодо-зелено. То ли дело мы, старики! Ну, полковник Хабаров, штурман армии, еще на старика тянул, а я… Впрочем, начальство не обсуждают. «Спитфайры» уже сели и дозаправляются. Через двадцать минут мы в воздухе. Две четверки расположились справа и выше слева. Идем к Каиру. Впереди тысяча шестьсот километров пути, все машины идут с подвесными баками. Две запасные площадки: в Аль-Джизе и в Каландии, севернее Иерусалима. Через три часа полета было принято решение садиться в Каландии, снять подвесные танки и дозаправиться.
        Полоса была довольно короткой и узкой, и хотя аэродром эксплуатировался давно, аж с тридцать первого года, оборудован он был плохо. Посадка десяти машин одновременно вызвала у наземных служб небольшой шок. Плюс красные звезды в белом обрамлении незнакомы местному персоналу. Два фасонистых англичанина наконец урегулировали возникшие проблемы, но были сильно удивлены нашим визитом. Тем не менее, самолеты начали заправлять, а пустые подвесные топливные танки поместили в небольшой ангар, предназначенный для хранения транзита. Наибольшие трудности вызвало заполнение полетного листа, в котором требовалось указать место посадки, а его никто не знал. Договорились, что полет будет туда и обратно и запросили топливо на обратный путь. Где сейчас находится командование авиацией на Ближнем Востоке, тоже никто в Иерусалиме не знал. В качестве варианта один из лейтенантов посоветовал аэродром Альмаза, неподалеку от места, где два месяца назад находился штаб ВВС. Рядом с ним располагалось еще и поле Королевского аэроклуба, где тоже возможна посадка. Лейтенант предупредил, что в воздухе господствует авиация
противника. Транспорт с запасными двигателями для группировки утоплен в районе Мальты, поэтому воздушная группировка RAF летает через пень-колоду и несет значительные потери от люфтваффе. «Спитфайров» здесь практически нет, летают на устаревших «харрикейнах». Вполне вероятно, что командование RAF на Ближнем Востоке могло уже эвакуироваться на Кипр.
        В общем, словоохотливый лейтенант разболтал все слухи, которые попадали сюда, чудовищно трансформируясь в сторону: «Шеф, все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!» Мы с Николаем Васильевичем проработали три варианта полета. Если придется истребителям вступить в бой, то возвращаться придется только с посадкой, если нет, то возможно возвращение или уход в сторону Никосии. «Спиты» дотянут и туда.
        Через два часа - столько длилась дозаправка в этом медвежьем углу - идем в набор. Николай Васильевич прослушивает эфир, пытаясь найти канал управления ПВО Каира. Каналы, которыми нас снабдили в Иерусалиме, оказались забиты помехами. Все правильно! Здесь действует Рихтгофен, который любит нарушать управление авиацией. Наконец, Николай нашел работающий канал, но это Александрия. Даем туда запрос, но ответа не получаем. Лишь когда пересекли Суэцкий канал, на зарезервированных запасных частотах прорезался Каир. Мощность их станции явно недостаточная, чтобы управлять хоть чем-нибудь. Но позывные приняты, и нас внесли в сопровождение. Отсюда двенадцать минут лета. Но справа ниже появляются черточки, два раза по четыре, скорее всего - противник. У нас высота больше, но требуется снижаться, чтобы сесть. Немцы пытались перехватить и заблокировать посадку. Это Ме-109F, топлива у них немного, так что можно и поводить, как бычков, за собою, а бить на отходе.
        Начинаю уклоняться в южном направлении, но удерживая поднимающуюся восьмерку в поле зрения. Коля по СПУ сказал, что, по его расчетам, через пять минут немцы начнут отход. Так и случилось, ведущий первой пары встал на вираж, и я подал сопровождению команду: «Атака». Вся десятка резко развернулась, и охотники превратились в дичь: мы выше и имеем большую скорость. Атакуем не напрямую, а уклоняясь западнее, стремясь зайти в мертвые углы «мессеров».
        «Москито» на пикировании имеет большую скорость, чем «спит», поэтому мы со Славой вырвались вперед метров на двести. Николай Хабаров включил «Гнейс-1» на дальномер. У меня и Славика были одинаковые машины с «Мерлинами Мк25» и четырьмя пушками Б-20. Без внешней подвески и со снятыми РО-82рк в горизонтали разгонялся до 650 километров в час, как и «спитфайр». А на пологом пикировании скорость уходила за семьсот.
        Я чуть провалился под цель, вошел в непросматриваемый сектор и с шестисот метров открыл огонь по ведущему крайней пары, затем пошел в набор для боевого разворота. Ввязываться в бой на виражах совершенно не светило. Слава отстрелялся по ведомому и тоже шел в набор. Атака с таких дистанций для немцев была полной неожиданностью, и они, потеряв две машины, встали на вираж, чем и воспользовались оба звена «семерок». «Спит VII» со второго виража заходил в хвост «фридриху», да еще немцы начали вираж слишком рано. В общем, от восьмерки, которой командовал майор Голубничий, смог уйти только один «мессер». Бой происходил над Каиром. Мы со Славой подсвечивали локаторами место боя и следили за возможным подходом подкрепления. Но за семь минут боя никто подтянуться не сумел.
        Группа села в три захода на полосу в Альмаза. Здесь все подготовлено хорошо, самолеты сразу затолкали в бетонные капониры, свободных мест в которых было предостаточно. Полковник Коллинз, командир базы, сначала запросил документы, которых, естественно, не оказалось, сверился с заявками, в которых мы не были указаны, но копию заявки из Иерусалима и семь сбитых «мессеров» посчитал достаточным удостоверением личности. Там же в бункере на базе через час оказался и эйр-маршал Тэддер. Мы с ним знакомы, поэтому никаких недоразумений не возникло.
        Ситуация у союзников складывалась следующим образом: две из трех РЛС разбиты немцами, обе - ночью. То есть кто-то сдал их места расположения, а маневрировать устаревшими стационарными антеннами англичане не могли. Теперь с северных направлений у англичан дыра, а служба ВНОС была ими распущена в связи с установкой радаров. Не хватает звукоулавливателей и личного состава наблюдателей. Каир бомбят, причем точечно, немцы умеют использовать свои пикировщики. Готовых машин у каирского гарнизона шестнадцать штук. Немцы действуют в основном с малых высот, где они вчистую выигрывают у «харрикейнов». Несколько раз успешно штурмовали и Альмазу. Танки Роммеля в сорока километрах от Каира, мосты к взрывам подготовлены, одна надежда на крокодилов, которые не дадут Роммелю переправиться на правый берег. Александрия за счет флота еще держится. В общем, дела обстоят не просто плохо, а очень плохо. Его откровения пришлось прервать вопросом, где находятся обещанные средства связи и РЛС.
        - В Бейруте, но новых двухдюймовых станций не поставили, только 50-дюймовые, им требуются стационарные антенны.
        - Так, понятно, а зачем обещали? Есть возможность вытащить из Тессалоник наши станции и доставить их Хайфу?
        Теддер снял трубку телефона и с кем-то минут десять говорил.
        - Да, в Тессалоники прошел конвой, он на подходе к городу.
        - Есть связь, чтобы связаться с Москвой?
        - Конечно.
        И я уселся писать и шифровать радиограмму собственным кодом. Когда закончил, то подошел к Теддеру, который с Николаем Васильевичем заканчивал рекогносцировку по всему театру. Радиограмму и частоту передали радистам, а сам я включился в разговор с Теддером.
        Он просил срочно перебросить в Каир один или два полка на «спитфайрах» или других машинах, чтобы прикрыть остатки войск на правом и левом берегу.
        - Нам не успеть, машины, которые меня сопровождали, были единственными собранными самолетами из истребителей армии. Еще вчера все машины были в ящиках, а их больше восьмисот. Сборкой никто не был озадачен, все чего-то ждали. Без действующих РЛС мы не сможем противопоставить немецким налетам ничего, попросту сточим пару полков, без какого-либо результата. А у вас есть готовые летчики, чтобы сразу пересесть на «Спитфайр МкVII»?
        - Вряд ли, может быть, десяток и найдется…
        - Тогда направляйте этот десяток в Иерусалим, там передадим вам имеющиеся и подгоним еще, но с заменой, так чтобы через две-три недели они поступили в мои части.
        - Вам придется забирать их из Бейрута или на Кипре.
        - Я с завтрашнего дня начну разведку в полосе наступления немцев, будут использованы «Москито PR». И по результатам буду наносить ночные удары имеющимися тяжелыми бомбардировщиками. Пока это тот максимум, который я могу дать, базируясь в Мосуле. Подготовку четырех аэродромов в районе Хайфы я начал, но там нет зенитной артиллерии и локаторов.
        Теддер покивал. Он понял, что мгновенно включить армию в работу не получится, так как три месяца, которые у него были, этот вопрос числился во второстепенных, и им никто не занимался.
        Нас с Николаем Васильевичем пригласили на обед, где мы пожаловались на воду в Мосуле. В результате мы улетали из Каира загруженные ящиками с американским пивом «Ред Булз» во всех бомболюках. В Каландии передали восемь «спитфайров» англичанам, а «Си-47», который привез их летчиков сюда, повез наших дальше на восток. Они будут перегонять из Багдада машины в Иерусалим, а через три недели пойдет поставка из Англии в Бейрут. В общем, какое-никакое взаимодействие было налажено. Главное, решен вопрос с бензином. Теперь мы на обслуживании RAF. До этого каждую заправку приходилось оплачивать чеками. Теперь все будут иметь заправочные книжки.
        Война войной, а обед по распорядку! Мы еще прилететь не успели, а из Багдада прибыли транспортные борта, и их разгружают. А говорили, что связи с Каиром нет! Выгружают пиво и фильтры для питьевой воды. Оказывается, я это заказал для личного состава. Вообще-то я бомбы заказывал, про пиво не было сказано ни слова, оно в паек не входит, и про фильтры я никогда не слышал. В общем, выяснилось, что связи нет у ВВС и 8-й армии, а маркитанты из Америки все имеют, в том числе и длинное ухо в штабе RAF на Ближнем Востоке. Но надо отметить, что поставки были достаточно своевременны, ибо туалеты типа сортир в Марезе уже работают с превышением плана посещений. Пиво передано в летную столовую, и шустрые американцы поставили несколько холодильников для него возле КП. Понимаю, что не зря они так стараются, где-то на этом отмывается большая деньга, но делать нечего. Запросил на всякий случай штаб ВВС и получил от них добро на использование ленд-лиза. На свою ответственность взял только ограничение по количеству выпитого, но это мало помогало. У экипажей появились и собственные суточные, поэтому проконтролировать
все ни у кого не получалось. Плюс начавшаяся жара с духотой после захода солнца. Да и союзники подыгрывали. У них этот вопрос был поставлен немного по-другому: на черной доске писали звание и фамилию, и каждый приобщившийся ставил палочку мелом напротив своей фамилии. Затем пиво вычисляли из зарплаты. Стоило оно два пенса за банку. Когда прилетели финансисты и хозяйственники, такую цену и установили, спрос на пиво упал, и вопрос был, наконец, закрыт. Это я к тому, что приходилось решать и вот такие вопросы. Раньше было проще: варился компот или морс, заполнялись все имеющиеся емкости, и никаких вопросов ни у кого не возникало. А тут целая эпопея!
        Дела же в боевой деятельности складывались совсем медленно: на доставку из Бейрута радиостанций ушло четверо суток, в течение которых полеты, кроме тренировочных и облетных, не проводились. В конце концов антенны развернули, и «москито» ушли на разведку. Отработали ночью по разведанным целям, получили благодарность от командования 8-й британской армии. Но бои уже идут на левом берегу в Гизе, Роммель снялся на фоне пирамид, и весь мир увидел эти фото, а генерал Александер лихорадочно готовит оборонительный рубеж на восточном берегу Суэцкого канала. Немцы один за другим форсируют рукава дельты Нила, все ближе и ближе подбираясь к Александрии.
        Дела на остальных участках фронта, имеется в виду советско-германский, у них идут не столь блестяще. Англичане заговорили о поставках сюда советской бронетехники, и, как всегда, желательно с экипажами. Но Сталин пока поставляет только Т-34 и «Су-85» на той же базе, без экипажей. И то капля по капле. Зато американцы гонят сюда свои «стюарты», «гранты», «вульверин» и «шерманы». Кроме легких и средних машин прислали батальон тяжелых М-6 - для борьбы с «Тиграми». С короткой 76-миллиметровой и 37-миллиметровой пушками. «Тигра» они даже в упор не пробивали, зато сами горели от 88-миллиметровок как факелы. Чтобы не так гореть, их экипажи укладывали на лоб и борта кучу всякого железного мусора, но болванки «ахт-ахтов» били их насквозь. Благо, что тяжелых танков у немцев было всего восемь штук. Чуть позже появились и «фердинанды», тоже восемь штук, их вместе и применяли для пробития обороны британских войск.
        По данным разведки, немцы догадываются, что что-то готовится для них в Мосуле, но считают, что основной рубеж обороны готовится за Суэцем и англичане внутренне готовы сдать им проход на Аравийский полуостров. Отрезав Суэц, они поставят Великобританию на колени из-за удлинения пути транспортировки нефти.
        Подготовка аэродромов под Хайфой пока остается незамеченной противником. Отлично помогают вооруженные отряды еврейских поселенцев, которые, получив от РККА тяжелое и автоматическое оружие, полностью очистили от арабов территорию Изреельской долины, которую я выбрал для базирования бомбардировочной авиации. Действуют предельно жестко и не жалеют никого. Заметно, что под себя эту территорию готовят. Когда прилетал с проверкой, то видел, как по соседству работали землемеры. Они уже перераспределяют поливные земли. Понятно, что назад они уже ничего не отдадут. Но ГПУ РККА не препятствует, наоборот, всячески поощряет такое сотрудничество. Евреи здесь появились в начале 20-х годов. Выкупили землю у арабов в районе Афулы, начали проводить осушительные работы. Некогда здесь были болота, поэтому и рельеф ровный. Плюс ко всему по долине проходит железная дорога с английской колеей, связывающая Хайфу и Дамаск. Располагать здесь авиационные части очень удобно.
        Арабы же на нас смотрят с огромной настороженностью и все время вспоминают какого-то Аль-Хашими. Насколько я их понял, это дед короля Ирака Фейсала, который в возрасте четырех лет был провозглашен королем в связи со смертью отца в автомобильной катастрофе. Сейчас ему семь лет. Правит за него его дядя - Абдул Иллах Аль-Хашими. Полностью находится под влиянием англичан, так как 1 апреля сорок первого года он, путем военного переворота прогерманскими силами и их агентами, был лишен регентства и бежал из страны. Семнадцатого апреля Рашид Али, узурпировавший власть, от имени Правительства национальной обороны, обратился к фашистской Германии за военной помощью в случае войны с Британией и установил дипломатические отношения с Советским Союзом. Но Германия, занятая подготовкой войны с нами, не смогла оказать иракцам реальной помощи.
        А британские войска не церемонились с заговорщиками, провели ряд успешных операций и, несмотря на небольшую помощь Италии и Германии хунте, сумели 31 мая 1941 года восстановить статус-кво, разгромив прогерманскую группировку в Ираке и Сирии. Сирия юридически находилась под управлением правительства Виши, и именно вишистская Франция оказывала наиболее действенную помощь профашистским силам на Ближнем Востоке. В результате операции Сирия стала независимым государством от Франции. В целом я понял, что влип и что требовалось более тщательно учить историю Ближнего Востока в училище. Такой мешок с кобрами, мама не горюй!
        Часть 17
        Операции в Сахаре
        Целый месяц ушел на сборку всех машин и перегон их в Палестину. Последними получили машины из Англии, их пришлось гнать из Никосии. Оттуда же прибыл, наконец, батальон осназ, который постоянно был задействован армией для обеспечения работы авианаводчиков. За это время немцы сумели остановить движение по Суэцкому каналу, и из Англии сыпались требования ускорить приведение армии в боеспособное состояние. Но мобильные РЛС добирались до мест базирования тоже месяц, несмотря на присвоение литер их эшелонам. Основной проблемой был автомобильный участок доставки, так как дорог в этом районе мало, и они горные.
        В результате армия заняла исходные позиции лишь в середине июня сорок второго года. К этому времени пал Каир, немцы вышли к берегам Суэца в районе Абу-Султана, они захватили форты в Эль-Агаме и обстреливали Александрию из орудий среднего калибра. Части 1-й парашютной бригады захватили Кафр-Эль-Заят и перерезали главное шоссе на Александрию. В общем, битву за Египет 8-я армия проигрывала, но задачу номер один - сдержать наступление армии «Африка» - она выполнила.
        Из Персии, по согласованию между союзниками, выдвигаются 62-я и 64-я армии РККА в составе тридцати стрелковых дивизий с двумя танковыми корпусами. Им еще далеко, они только что пересекли ирано-иракскую границу, но уже пересели на поезда с английской колеей. Так что закрепиться на Ближнем Востоке у немцев не получится.
        Как ни пытались англичане заткнуть дыру в обороне польскими частями, так ничего и не вышло. Армия Андерса, отказавшаяся воевать на советско-германском фронте, совершенно не рвалась в бой и в Египте. Ее еще весной вывели в Ирак, но дальше Рутбы они так и не продвинулись. Вся техника у них сломалась, начались массовые болезни, и они вернулись на берега Тигра и Ефрата. Несколько бригад удалось доставить в Каир, где они мужественно сдались гитлеровцам. Впрочем, они были не одиноки: примерно шестьдесят процентов армии Египта, во главе с генералом Нагибом, перешли на сторону Германии и создали Арабский легион СС.
        Своей целью организация «Свободные офицеры» ставила низвержение короля Фарука, изгнание англичан и провозглашение республики. Большинство офицеров симпатизировало «братьям-мусульманам» и мечтало о восстановлении Великого халифата. После падения Каира они попытались создать правительство Египта во главе с опальным Хусейном Сири-пашой, но этому воспротивился Гитлер, что предотвратило окончательный переход всей армии на сторону Германии. Однако в обороне эти части были невероятно неустойчивы. Им поручались только второстепенные задания и операции.
        Первая особая расположилась на десяти аэродромах, ближайший к фронту был аэродром Шокат Ас Суфи. Там базировались 1-й гвардейский штурмовой и 1-й ГвИАП. Еще ближе был аэродром в Порт-Саиде, но его решили использовать лишь как запасную площадку. Немцы его регулярно бомбили, а воздушное наступление требуется начинать с устойчивых и защищенных позиций. Даже в ущерб глубине. После доклада о готовности из Москвы пришел приказ доложиться в Лондон и проводить совместные операции до подхода частей Египетского фронта.
        Я доложился Теддеру и дал РДО в Лондон. Оттуда пришло сообщение, что части 1-й ГвОВА принимаются на денежное, боевое и продовольственное снабжение RAF. К этому времени у нас были заменены все бомбодержатели. Теддер не скупился и активно пополнял наши позиции боеприпасами задолго до доклада. Единственное, чем нас снабжала только Москва, были ракеты и боеприпасы к отечественным пушкам и пулеметам.
        В течение подготовительного месяца мы успели облетать район, сделать около сорока боевых вылетов на бомбежки, в основном ночью. Теперь предстояло отучить немцев соваться в места нашей дислокации. Но первой операцией стал налет на Порт-Аламейн, куда шел вражеский конвой с тремя свежими дивизиями на борту. Одна из них была немецкой. Порт находился на пределе дальности штурмовиков, поэтому для них подготовили топливо и бензозаправщики в Порт-Саиде. Английская разведка вела конвой с самого отхода из Мессины. На него было совершено несколько атак с моря и с воздуха. Определенный успех был достигнут, но незначительный. Конвой хорошо охранялся как итальянским флотом, так и немецким люфтваффе. Прибытие дополнительно такого подкрепления позволило бы Роммелю выполнить задачу по полному захвату Египта и выходу на оперативный простор на Синае. Как наше, так и английское командования прекрасно понимали значение этого конвоя. И немцам, и итальянцам было очень тяжело собрать его и обеспечить всем необходимым. Ведь на Восточном фронте продолжались успешные действия РККА, и силы Германии были на пределе, как и
положение с экономикой у Италии.
        Сменяя друг друга, летчики 3-го ГвРАП вели этот конвой от самого Крита. Над морем постоянно находилась пара наших «Москито PR». Скорость конвоя была известна, и, по расчетам, они должны подойти на рейд Эль-Аламейна в 19:00 17.06.42. Мы собирались ударить за час до заката. Я перебросил над морем полк «Ил-10» в Порт-Саид. Еще два полка истребителей посадили на площадки за фортом Думьят. В Дельте основная сложность использования авиации - это отсутствие площадок приземления. Люди здесь живут настолько давно, что постройками и полями занято все, и это не как у нас: сел на любое колхозное поле и летай. Тут поля крохотные, и между ними ограждения и канавы. Так что сесть абсолютно некуда.
        Тем не менее, приняв на борт по четыре КМГУ-100 и кучу ракет, за два часа до взлета основной группы шестьдесят четыре борта «Ил-10» на минимальной высоте рванулись к немецким площадкам и аэродромам. Но не в сторону Эль-Аламейна, а в сторону Гизы и Каира. Организованно обработали все разведанные аэродромы и вернулись в Шокат Ас Суфи. А истребители прикрытия обратно в Думьят. «Илы» обслуживают и заправляют. Теперь по две 500-фунтовки, либо четыре 227-фунтовки плюс ракеты. Одна эскадрилья берет торпеды, шестнадцать штук. В налете принимают участие четыре полка штурмовиков, четыре полка пикировщиков, восемь полков истребителей и два полка тяжелых бомбардировщиков. Всего девятьсот тридцать машин. Остальные не дотягиваются по дальности, и уплотнить порядки на имеющихся аэродромах практически невозможно. Да и надобности в этом нет. Такая армада порвет в клочья все, что будет плавать на поверхности, включая отходы. Это примерно две трети армии, больше, при всем желании, не требуется. Все. Первый доклад: из Кфара взлетели «галифаксы» и «ланкастеры». Они самые тихоходные. Их опекают «спитфайры» с
дополнительными танками. Им еще час лета до Порт-Саида.
        У немцев установилась абсолютная тишина в эфире после налета. Машины они, конечно, узнали. На появление здесь «Ил-десятых» никто не рассчитывал. И сопровождали их «И-185» и «ЛаГ-5ф». Тоже «подарок» с Восточного фронта. И с красными звездами. Они решили повернуть конвой и идти на Бизерту, но один час на море - это шесть - десять миль по дальности, что значения уже не имело. Четко по расписанию взлетели полки пикировщиков. Наблюдатели англичан засекли вылет истребительной «группе» в полном составе на прикрытие конвоя. Еще одна «группе» пошла к засеченной групповой высотной цели. Они прошли неподалеку от Александрии, набирая высоту. Им на перехват пошли два полка из-под Думьята. Соотношение получилось один к шести, если учитывать «спитфайры» непосредственного сопровождения. Поведение этих немцев отличалось от действий аналогичных групп на Восточном фронте. Видать, не битые или молодежь. Они попытались атаковать тяжелые бомбардировщики парами в лоб. Дело было в том, что у «ланкастеров» RAF вперед било только два 7,7-мм пулемета, и немцы, летавшие на Западном фронте, прекрасно это знали, с носовых
курсовых углов машины были достаточно уязвимы. Но на наших самолетах вперед смотрело либо четыре «Березина» 12,7 мм, либо две пушки «Березин-20» и два «Березина». Плюс не сумели немцы правильно распознать «семерки»: они отличались от «пятерок» только острыми законцовками крыльев, но имели гораздо более мощный и высотный двигатель плюс более мощное вооружение, состоявшее из четырех пушек Б-20. В общем, обжегшись на «ланкастерах» и потеряв четыре машины, они переключились на «галифаксы» и пропустили удар поднявшихся «ЛаГов» и «И-185».
        Непосредственное прикрытие, в отличие от англичан, не бросало сопровождение и не кидалось в преследование, а четко отсекало атаки от бомберов - так, как всегда они действовали на Восточном фронте. «Мессы» провели несколько атак и стали выходить из боя, вот тут за ними и началась настоящая охота. Непосредственное сопровождение взяли на себя «ЛаГи», а более скоростные «И» и «спитфайры» жгли на отходе «мессеров», у которых заканчивалось топливо. Поднимающуюся немецкую смену встретили истребители 240-го полка. В результате все истребители противника были оттянуты от места штурмовки и связаны боем, а к конвою на малой высоте подходили «Ил-10», но первыми немцы заметили «Пе-4». Конвой сопровождало два линкора типа «Андреа Дориа», которые имели на борту 90- и 100-миллиметровые зенитные орудия (восемнадцать штук) плюс двенадцать 37-миллиметровых автоматов. Еще один линкор был классифицирован как типа «Литторио». Он был крупнее остальных, но у атакующих не было бомб, способных нанести поражение бронированным монстрам. Максимальный калибр бомб не превышал пятисот килограммов. В основном на борту были бомбы
пятисот и двухсот фунтов. И только некоторые «ланкастеры» несли несколько двухтонных бомб.
        Целью налета не был итальянский флот. Требовалось утопить транспорты. Итальянский адмирал успел развернуть ордер и расположить свои силы так, чтобы авиации пришлось проходить через барьер зенитного огня. Шесть больших и более тридцати малых кораблей прикрывали двадцать восемь транспортов.
        Строй «Пе-4» шел на высоте 6230 метров и активно маневрировал, совершая противозенитный маневр. Вдоль строя кораблей на расстоянии в две мили прошел постановщик дымовой завесы, впрочем, и сами корабли активно прикрывались дымом. Здесь и произошло неожиданное действие для всего флота. Из-за дыма выскочили ракетные «Ил-10», которые ударили по кораблям охранения кумулятивными и осколочно-фугасными ракетами с расстояния более трех километров. Целый рой ракет устремился к кораблям, которые изготовились для стрельбы по высотным целям. Во второй волне штурмовиков было много ракетных машин, а также шли и торпедоносцы. Шестьдесят четыре торпеды пошли на пересечение курсов с кораблями и транспортами. Эсминцы и миноносцы начали активно маневрировать, уклоняясь от ракет и торпед, после того как первый удар пришелся почти по всем кораблям. Как бы проходившие мимо «Пе-4» свалились на крыло и вошли в пикирование с виража с кормовых курсовых углов. Вниз пошли 1000- и 500-фунтовые бомбы. Атаковать линкоры доверили только ракетным «Илам». То есть Особая армия не стала даже пытаться уничтожить линкоры, огонь по ним
велся с единственной целью: повредить систему управления огнем, вывести из строя кабели и антенны, нарушить связь и совместные маневры в ордере, что в первом же заходе и удалось сделать. Строй распался, более маневренные миноносцы уклонились от торпед, и они пошли внутрь ордера, а ливень бомб завершил разгром транспортов конвоя. Пикировщики заканчивали третий заход на цель, и в этот момент подошли тяжелые машины. Несколько взрывов было зафиксировано и на крупных кораблях. Во время атаки мы потеряли около двадцати машин, поэтому в непосредственной близости от места боя уже садились «каталины» RAF, которые подбирали летчиков и членов экипажей самолетов. Организованный поначалу зенитный огонь ослабел настолько, что к моменту прилета штурмовиков с бомбами те начали почти свободно охотиться за транспортами. Отлично показали себя кумулятивные и ОФЗ ракеты, большое количество которых дошли до цели. Взорвавшиеся танкеры и разлившийся горящий бензин довершали картину. Я подал команду на отход от цели.
        Несмотря на мощнейшее прикрытие, флот не смог противостоять разновысотным атакам и массовому применению дальнобойных ракет калибром 82 и 132 мм. От Александрии вышла английская эскадра во главе с двумя линкорами типа «Нельсон», третьим линкором «Малайя» и большим количеством кораблей большого и среднего класса. Они пошли добивать остатки охранения и три поврежденных итальянских линкора. Канингем поднял торпедоносцы «Свордфиш», чтобы успеть до темноты атаковать именно линкоры. Меня по радио укоряют, что я все силы торпедоносцев не направил на них. Эх, мариманы, мариманы! Торпеды у меня, можно сказать, игрушечные, кстати, итальянские по происхождению. Для линкора они что ласковое почесывание перышком левиафана. А вот двенадцать транспортов и пару эсминцев эти торпеды приласкали отменно. Свою задачу - не допустить высадки подкреплений - я выполнил, а с флотом пусть флот и английская авиация разбираются. Разгромим итальянцев на берегу, так нам еще и эти коробочки достанутся.
        Дальше началась интенсивная работа по немецким позициям на берегах Суэца. Также быстро подавили ПВО и начали прицельно выносить выстроенные из песка укрепления. Хоть бы мешки применяли, что ли! Привыкшие действовать против не любивших окапываться англичан и сикхов, немцы расслабились и в условиях превосходства своей авиации напрочь забыли об этом. Песок копается легко, поэтому рядовые быстренько отрывали положенные кубы и заваливались спать. А песок под бомбами умудряется засыпать все, даже то, что не подвергалось штурмовке. Через два дня немцы начали отход от Абу-Султана к Каиру, где они, через газеты, конечно, обещали устроить маленький ад сикхам. К счастью, религия сикхов ада не предусматривала. Четыре пехотные дивизии, которые окопались на границе с подмандатной Палестиной, медленно и под прикрытием пехотных танков двинулись к берегам Суэца.
        Роммель сманеврировал и перебросил танковые войска южнее, двинувшись на город Суэц. К этому его вынуждала потеря оазиса и источников воды в Абу-Султане. Колонну из тридцати танков, в составе которой было шесть «тигров» и «фердинандов», мы выхватили по пути к Суэцу и нанесли успешный БШУ. Но полностью заблокировать наступление авиация не может. Немцы ночью возобновили движение, но наткнулись на заслон сикхов, оборонявших деревушку Агрод. Танковая колонна и бронетранспортеры въехали на минное поле, которое успели поставить англичане, и под снайперским огнем попытались разминировать его.
        От Эйлата к каналу начала движение 112-я дивизия сикхов, до этого занимавшая позиции вокруг порта. В самом Эйлате высаживалась бригада новозеландских стрелков. Лондон успел перебросить с Тихоокеанского бассейна, пусть и незначительные, но подкрепления. Не стоит их винить! На севере Австралии англичане и небольшой десант американских войск отражали вторую высадку японцев на континент. Ситуация войны на два фронта все больше сказывалась на численном составе британских войск. Их не хватало везде. За исключением метрополии. Англичане объявили о наборе добровольцев в Индии, мобилизации в Австралии и Новой Зеландии. Об этом же объявило правительство Канады. Но сил и подготовленных войск было недостаточно. Но Синай они отстояли. С нашей и божьей помощью. Божью помощь оказывали кибуцы, которые выделили из своих рядов почти двадцать пять тысяч водителей.
        Дело было в том, что немецкая и британская армии использовали почти восемьдесят типов автомобилей. Запчастей на них было не запастись, и большинство просто стояли без какой-нибудь деталюшки. Упершись в эту проблему, а у нас основным грузовиком был «ГаЗ-АА» грузоподъемностью полторы тонны и с двигателем сорок сил образца конца 1920-х годов, я вышел на американских «ленд-лизников» и задал им вопрос: «А не хрена ли?!» В Басру были перенаправлены «GMC» и «Студебекеры». Вместе с ними большое количество различных джипов и бронетранспортеров. Они должны были пойти на вооружение английской армии, но суда, их доставившие, простаивали в африканских портах. Американские «маркитанты» обрадовались тому, что они могут поставить эту технику другому клиенту, и с радостью направили суда в наш адрес. Оттуда машины и запасные части к ним распределились по армии.
        Но стало резко не хватать водителей. Использовать арабов в этих целях было не очень хорошо, хотя англичане их использовали, только жаловались постоянно. Мы бросили клич в районе Изреелевской долины, и на удивление в пункты набора пришло значительное количество людей. Проблему с водителями удалось решить раз и навсегда. Через некоторое время, в связи с действиями диверсионных групп Арабского легиона и вермахта, мы вооружили их и поставили на довольствие. Впоследствии из этих людей выросла целая армия. Но тогда меня эти вопросы интересовали лишь постольку поскольку. Есть? Работают? Толк есть? И фиг с ними!
        Гораздо хуже дело обстояло с новыми аэродромами: на синайском берегу канала площадок не существовало, сказывалась неразветвленная дорожная сеть, отсутствие железной дороги и воды. Да-да, самой обыкновенной воды. А на дворе лето! Жара до пятидесяти градусов, и каждому военнослужащему требуется до десяти литров оной субстанции ежедневно. Плюс техника ее требует: примерно полтонны в день на каждую машину. И, главное, сказалось то обстоятельство, что воздушные армии не имели собственной системы ПВО. То есть мы улетели, а наше прикрытие осталось в Югославии прикрывать оставшиеся там аэродромы. Пришлось сразу по началу развертывания писать об этом самому.
        С большой задержкой, наконец, начала прибывать бригада ПВО в составе трех дивизионов. Хотя требовалось минимум десять дивизионов. Но единственная железная дорога забита войсками 62-й и 64-й армий. В результате пришлось кланяться в ножки англичанам, у которых и у самих с зенитками было достаточно напряженно. От американцев сумели получить сорок орудий «90 М1», но обученных расчетов нет. А там ПУАЗО использует американские футы, фунты, дюймы и прочие прибамбасы, то есть учить людей требуется серьезно, а их нет. Поэтому аэродромы стоят полуголые, охраняемые только истребителями. Все, что успело поступить из Союза, выдвинули на передовые аэродромы, а тылы - тылы стоят неприкрытые, как в сорок первом. Американские орудия утащили в Кфар, в «тяжелых» полках народищу море, если что, найдут, кого поставить к орудиям. По сравнению с нашей 85-мм «52-К» пушка в два раза более тяжелая, восемь тонн в походном положении. Скорострельность в два раза меньше, и «дворик» просто огромный, отлично видимый с высоты. Так что орудие весьма уязвимое. Но других нет!
        Лишь после разгрома итало-немецкого конвоя, наконец, сумели договориться с турками о пропуске через проливы наших судов и кораблей. Караван из Одессы с боем прорвался через рубеж Крит - Родос и доставил в Хайфу еще одну бригаду ПВО с вооружением и части третьей бригады на переучивание на технику по ленд-лизу.
        Роммель от Суэца не отошел, занял господствующие высоты над городом, чуть западнее города, и перебросил туда 210-мм орудия, которые взяли под обстрел сам город и вход в канал. Англичане ежедневно пытались их выбить оттуда, но безуспешно. В том же ритме и мы производили налеты на эти высоты, но грунт там хороший, и немцы очень неплохо окопались. Пришлось, в конце концов, посылать туда тяжелые бомбардировщики, благо что проблем с тяжелыми бомбами не стало. В итоге немцы были вынуждены оставить позиции и отойти к Каиру. Правда, произошло это только после того, как немецкая разведка установила факт развертывания у Суэца 62-й армии генерала Чуйкова. На фронте в сто пятьдесят километров англо-советская группировка сконцентрировала сто пятьдесят тысяч советских и сто восемьдесят тысяч британских военнослужащих, при семистах танках, восьмистах сорока самоходных орудиях, тысяче восьмистах двадцати самолетах и четырех тысячах орудий разного калибра. В составе трех армий находилось более двухсот сорока тысяч автомобилей. Всей этой ордой необходимо было управлять. Мне кажется, что Роммель надеялся
исключительно на неразбериху и дружественный огонь союзников друг по другу.
        Правда, следовало отметить, что британские войска были не сконцентрированы, а размазаны по участкам обороны в различных местах Египта. Их бронетехника значительно уступала немецкой и также была разделена между частями и соединениями. Так что основной силой прорыва были советские дивизии, которые после рекогносцировки приступили к беспрепятственному форсированию канала и на восемьдесят процентов находились уже на западном берегу. К слову сказать, действовать в таких условиях обеим армиям не привыкать, большое количество личного состава прошло службу в районах Средней Азии. Командармы обеих армий имели опыт службы в Туркестане и в Китае. К тому же англичанам удалось удержать Тимзах, город Исмаилию, так что пресная вода для войск была. Единственное, ее приходилось доставлять автоцистернами.
        Первого июля части Египетского фронта после короткой, но мощной артподготовки двинулись на Каир. Первой особой пришлось вновь исполнять роль воздушного молота, выбивая немецко-итальянские войска с занятых позиций. Но теперь это было значительно легче, потому что сумели развернуть РЛС на вершинах Синайского хребта и с ее помощью контролировали участок фронта.
        С началом наступления штурмовики и истребители переместились на площадки на западном берегу канала, подготовленные заранее. Канал Исмаилия обеспечил аэродромы необходимой водой. Силы были совершенно не равные, и Роммель прекрасно понимал это. Восточную часть Каира он сдал практически без сопротивления, но зацепился за левый берег и пытался помешать форсированию реки. Чуйков и Колпакчи сманеврировали вправо и форсировали Нил в тех местах, которые удерживал канадский корпус 8-й армии. Танковые корпуса деблокировали Александрию и перерезали снабжение правого фланга армии «Африка», заняв Эль-Аламейн. У Роммеля оставалась в руках единственная дорога от Марса-Матруфа через оазисы Сиф и Бавити, через пустыню, на Асьют. Длина пути составляла более двух тысяч километров по самой настоящей пустыне Сахара. Немецкие части он отправил по этому пути отходить на запад. А итальянцы, отрезанные от моря и несколько лучше знавшие пустыню, предпочли сдаваться.
        От Аламейна танки Колпакчи повернули обратно на Каир, а Чуйков повел 62-ю в Ливию. Он оставил прибрежное шоссе противнику и обошел их по караванной тропе, идущей по пескам, вместо прибрежного нагорья. Быстро выдвинулся вперед и захватил перекресток у Матруфа, завершив тактическое окружение всей армии «Африка».
        Один из разведчиков «москито» обнаружил две большие посадочные площадки немцев в районе Хабаты, откуда совершали вылеты транспортные самолеты «Гигант», возившие топливо и боеприпасы армейским частям немцев, выходящим из окружения. Туда были высажены английские коммандос и наш батальон осназ. Мы оказали им поддержку с воздуха, и штурм обеих баз увенчался успехом. Было захвачено на месте и неповрежденными двенадцать «гигантов» - великолепных транспортных самолетов Мессершмитта из эскадры KG 323 z.b.V. Часть из них была шестимоторными, а три имели четыре французских двигателя «Гном». Все самолеты были приобщены к работе. Один из них отправили домой в НИИ ВВС.
        Наиболее многочисленной в Африке была итальянская армия. Она находилась в Африке давно, война между Эфиопией и Италией началась в октябре тридцать пятого года, а седьмого мая тридцать шестого Эфиопия была аннексирована и создано новое государство - Итальянская Восточная Африка, объединившее три государства: Эфиопию, Эритрею и итальянское Сомали. Эта война показала неспособность Лиги наций противостоять фашистским режимам. Англия даже Суэц не закрыла для прохода итальянских судов и кораблей. Лишь в сорок первом году генерал Уэйвелл, после вступления Италии во Вторую мировую войну, провел операцию со стороны Кении и занял территорию ИВА. В мае сорок первого в Аддис-Абебу вернулся из Лондона император Хайле Селассие I.
        Об этом человеке можно и поподробнее, как-никак живое воплощение бога на Земле - я только не понял, бога-отца или бога-сына, или того и другого вкупе, - несмотря на то обстоятельство, что некоторое время назад он носил совсем другое имя - Тэфэри Мэконнын - и к власти пришел, скажем так, не совсем законно, так как никогда не был наследником престола. Его отец приходился двоюродным братом императору Менелику II, седьмая вода на киселе. Плюс по происхождению он не был чистокровным представителем народа тигре, но… Так уж сложилось, что стали почитать его как негуса, то есть императора Эфиопского, нашли также, что от самой царицы Савской и царя Соломона ведет он свой род в двести двадцать шестом поколении, причем напрямую, ну и что, что племянник. С 1916 года он стал регентом и наследником престола, а в тридцатом году, при живой царице царей, стал императором. Но дело не в подсчетах, а в том, кто считает! И про кого! В довесок к званию «негуса» полагались права на золотые прииски в самой Эфиопии, не самые бедные, плюс пара-тройка россыпных месторождений алмазов в Индии и Непале, на которых некогда был
найден голубой бриллиант «Виттельсбах». Кроме того, ему принадлежали почти все железные дороги в Индии. В общем, спустя пару лет после воцарения в «Who is who» появилась маленькая заметка, что номером один в ней числится этот самый «лебедь», пардон, «не гусь». В тридцать шестом, когда Италия захватила Эфиопию, «лебедю» предложили остаться в горах и возглавить партизанское движение в стране, но он уехал сначала в Каир, потом в Лондон. А когда вернулся, то далеко не все приветствовали его цветами и подбросом чепчиков. В стране началось восстание «Вейане» против императора. Подавили его англичане, но немного позже. Пока что оно только разгорается.
        Так что стратег из «лебедя» не вышел, командующий из него не получился, а вот тиран - знатный. В числе жертв муж царицы цариц - мешался под ногами, принятая и переписанная конституция - под себя и детишек, десяток потенциальных претендентов на трон из племени тиграсу, включая законного императора Иясу V. Опирался исключительно на православную церковь и репрессивный аппарат, которые помогли ему сохранять трон еще много лет. Да-да, именно старейшая на Земле христианская церковь. Эфиопия сделала ее государственной религией в четвертом веке до нашей эры, раньше всех в мире. Еще до Рима.
        И как только войска Колпакчи двинулись вверх по Нилу, тут же пришла директива из ГПУ, что и как делать в стране «просвещенного деспотизма». Более чем странная директива. Запрещалось оказывать военную помощь и поддержку отрядам «Вейане», несмотря на то что для них итальянские войска по-прежнему являлись основной целью, а правительственных войск набиралось едва две тысячи человек. Главнокомандующим в регионе оставался генерал Каннингем, наступавший из Судана, почему-то запрещалось наносить удары по району Джибути, через который снабжались итальянские войска.
        Район Джибути Франция, которая владела им, переуступила Италии еще в тридцать пятом году. Там находятся глубоководный порт и удобная гавань. Оттуда начали наступление войска маршала Бадольо. Кстати, этот факт очень расходится с утверждениями императора о путях его отступления из страны. В то время единственная железная дорога из Аддис-Абебы шла на Джибути. И эвакуировался «лебедь» из порта, которым к тому времени владела Италия. Там же, в Эритрее и Джибути, были складированы боевые отравляющие вещества, массово использовавшиеся итальянцами против армии Эфиопии.
        Нам запрещалось вести огонь по наблюдателям, расположенным на колокольнях многочисленных церквей. Об этом напрямую не говорилось, но упоминался несколько раз запрет на разрушение культовых сооружений, дескать, подорвет основы сопротивления и восстановит местное население против Красной Армии. Давалось подробное описание антропологических особенностей местных, в контексте свободно читалось, что за «пухлогубых» ругать не будут, а вот темнокожих европеоидов следовало тщательно оберегать. Они, дескать, опора всему в стране. Прочитав и расписавшись в ознакомлении, я взял один из экземпляров этого опуса и отправил его в Москву лично в руки Верховному. Через полмесяца директиву изъяли, тишком и молчком, заставив всех расписаться, что номерная директива ГПУ не соответствует изменившимся условиям.
        Повстанцы вышли на Колпакчи, и несколько дней он не знал, что с ними делать. В конце концов ситуацию разрулили, и у наших войск появились местные проводники. Но англичане заявили об окончании операции в Эфиопии и Эритрее, и наземные войска РККА вышли из страны. Отдавать нам эту землю ни англичане, ни эфиопы не стремились. Колпакчи совершил маневр по следам Роммеля через пустыню и вошел в Ливию левее армии Чуйкова в районе крепости и оазиса Куфра. Первая особая обеспечивала разведданными и топливом этот полуторатысячекилометровый рейд.
        После выхода 64-й армии к побережью в районе Марса-эль-Бреда, мне было приказано отводить армию в Грецию на отдых и техобслуживание. На этот раз Турция предоставила коридор для пролета, а англичане с видимым удовольствием отправили морем технический состав и службы армии в Тессалоники. До арабов с трудом, но дошло, что они поставили не на ту лошадь. Король Сирии официально присоединился к Объединенным Нациям и объявил войну Германии и Италии. Впрочем, Италии мог бы уже и не объявлять. Маршал Бадольо сверг Муссолини и заключил перемирие с британцами и с Советским Союзом. Италия потеряла все африканские колонии, более полумиллиона солдат и офицеров на обоих фронтах, большое количество судов и кораблей. Командующие авиацией, армией и флотом посчитали дальнейшее участие в войне самоубийством, арестовали Муссолини во время посещения им Генерального штаба и заключили его под стражу в горах на Сицилии. К тому времени наша и английская авиации захватили полное господство в воздухе над Средиземноморьем, и снабжение итало-германских войск было полностью прервано. События разворачивались настолько
стремительно, что у итальянского командования наступил полнейший цейтнот. Они не успевали отслеживать и реагировать на изменения. И в прежние времена они отдали бразды правления немцам, а сейчас, когда Роммель потерял управление войсками и неизвестно где находится, итальянцы предпочли сдаться. То же самое они сделали в Югославии, Словении и в Хорватии. Оставшись без союзника, немцы объявили Бадольо предателем и пообещали казнить его, но поезд уже ушел. Итальянские войска, и прежде не представлявшие собой серьезного противника, прекратили сопротивление и отдавали территории. Часть из них попала в плен к немцам, часть была интернирована нами и нашими союзниками. Перелом на юге произошел окончательный, поэтому Верховный и принял решение на вывод армии в Грецию, а оттуда в Словению и Австрию.
        Часть 18
        Конец - всему делу венец
        Вывод осуществляли быстро. Прямо из Греции перегонщики забирали машины на профилактику и подгоняли первый комплект из ремонта. Я даже забеспокоился, что летчикам и отдохнуть времени не дадут. Но нет, всех отправили в район Торонеосского залива в профилактории на прохождение ежегодной медкомиссии. Это требовалось, потому что армия вернулась из неблагополучного по заболеваниям района. Немцы в этом месте настроили много пансионатов для своего люфтваффе. Так что совмещая приятное с полезным, летчикам дали три недели на отдых. Затем прибыло пополнение, и начался ввод в строй для всех. Аэродромные службы Южного фронта времени не теряли, для полков армии было подготовлено тридцать четыре полевых аэродрома и две базы для тяжелых бомбардировщиков. Меня вызывали в Москву для отчета о проделанной работе. Надо отметить, что изменилась форма и содержание отчетов: Ветров докладывал об успехах армии, а я о выявленных недостатках, как в боевой работе, так и в организации боевой деятельности. Я подчеркнул слабую обеспеченность армии транспортными самолетами. Что обеспечить продвижение 64-й армии было бы невозможно
без использования транспортных самолетов «мессершмитт».
        - Мы озадачили нашу промышленность созданием подобных машин, - ответил Верховный. По нему было не понять, доволен он или нет проведенной операцией. Оказалось, что он ждал от действий Первой особой большей организованности, особенно на этапе развертывания.
        - У нас с вами был разговор, товарищ Шкирятов, что в случае необходимости армия будет перебазирована в тот район, но вы палец о палец не ударили и не обеспечили район развертывания необходимыми средствами связи и управления. Понадеялись на англичан и тыловые службы ВВС. То, что вам удалось достаточно быстро разрешить возникшие сложности, не умаляет вашей вины за задержку в начале боевых действий. Составьте отдельную докладную записку по этому вопросу и рассмотрите в ней причины, не позволившие вам быстро осуществить задуманное Ставкой. Какие силы и средства необходимо задействовать, чтобы впредь не повторялась эта ошибка. Ставлю вам на вид, товарищ Шкирятов.
        Пришлось доставать из сумки акт армейской комиссии, расследовавший этот случай, и показывать, какие меры были предприняты в армии, в ВВС и НКИД. Приказ, изданный мной и подписанный Вершининым, «затерялся» в недрах Наркомата иностранных дел и в штабе группы войск в Иране. До непосредственных исполнителей на местах он не был доведен.
        - Почему вы не включили его в отчет?
        - Непосредственные виновники уже понесли наказание, а кадрами ВВС введены три дополнительные штатные единицы в штаб армии, которые образовали новый отдел, отвечающий за взаимодействие со структурами НКИД и иностранными армиями. Ранее надобности в таком отделе не существовало, товарищ Сталин. Я считал, что эти изменения вам уже известны, так как изменение штатной численности прошло три с половиной месяца назад.
        - Да, мне известно об этом, но остался невыясненным вопрос, насколько серьезно вы отнеслись к этой проблеме. Я забираю этот документ и приобщаю его к вашему отчету, - недовольным голосом сказал Сталин и вложил бумаги в папку с отчетом. Он немного походил по кабинету, то ли успокаиваясь, то ли обдумывая, за что меня можно еще выпороть. Решив, видимо, что сказанного достаточно, подвел окончательный итог проведенной операции: - В целом, несмотря на отдельные недостатки в организации развертывания, получен бесценный опыт по переброске на большое расстояние двух общевойсковых и одной воздушной армий. Выявлены слабые места в обеспечении и в организации подобных операций. Одного этого достаточно, чтобы высоко оценить действия штабов и личного состава группы армий. С военно-политической точки зрения, именно эти недостатки не дали возможности полностью решить все задачи на Ближнем Востоке, но наши войска обошли и блокировали Турцию, которая, по сведениям нашей разведки, была близка к тому, чтобы окончательно присоединиться к странам Оси. Мы лишили ее этой возможности, блокировали поставку нефти Гитлеру
через ее территорию и вывели из войны еще одного участника тройственного пакта. Наши британские союзники предлагают перебросить наши войска в Италию. Мы урегулировали с товарищем Тольятти совместную программу борьбы с немецко-фашистскими захватчиками на территории Италии, которую в срочном порядке оккупирует Германия, и согласились принять участие в высадке на Сицилии и на юге Италии. Войска Южного фронта в настоящее время усиливаются двумя общевойсковыми армиями и одной танковой. Задача Первой особой: поддержка наступления войск Южного фронта в направлении на Милан, Геную и Турин.
        «Этого нам только не хватало!» - подумал я, прикидывая в уме возможные потери и сложности во время боевых действий в горах. Но остановить поезд, двинувшийся на Италию, я уже не мог. В дело вмешался III Интернационал. Держите меня семеро! Трем армиям предстояло протиснуться через бутылочное горлышко в провинции Порденон. Отсутствие собственных десантных средств ставит перед нашей армией практически неразрешимую задачу, ведь немцы, судя по предоставленным данным, в срочном порядке перебрасывают туда части СС и вермахта. Так что заруба там пойдет на всю катушку. Задачи поставлены, все свободны, «а вас, Штирлиц, я попрошу остаться!». Сталин обратил внимание на то, что я, обычно активно принимавший участие в подобных обсуждениях, все заседание молчал и тупо смотрел на карты и планы.
        Сталин дождался, когда все выйдут, сел в свое кресло и раскурил трубку. Он молчал, я тоже молчал.
        - Я вижу, что у вас есть вопросы, - подтолкнул он меня минут через пять.
        - Есть, конечно, но задавать их вам несколько сложновато.
        - А вы попробуйте!
        - Вы получили мое личное сообщение?
        - Да, директива отменена.
        - Я считаю сосредоточение пяти армий на этом участке стратегической ошибкой.
        - Шести, - ответил Сталин, - не забывайте об армии Монтгомери.
        - У нас нет десантных средств.
        - Нет, и смысл операции в том, чтобы вынудить союзника предоставить их нам. А главная задача вашей армии еще не поставлена. Главным направлением для нее станет линия Кессельринга. Смотрите сюда!
        Сталин выдернул из-под груды карт, лежавших на столе, самую нижнюю. Это была карта Верхней Австрии. Вход туда преграждала река Дунай и оборонительная линия от Вены до Санкт-Пельтена. Еще четыре рубежа обороны перечеркивали шестнадцатикилометровое горло входа в широкую долину, тянущуюся до Эльзасской Юры.
        - Требуется обеспечить форсирование Дуная и Венервальда. В течение трех месяцев Южный и Юго-Западный фронты решить эту задачу не могут.
        - Тогда сразу возникает еще один вопрос: зачем требовалось сегодняшнее заседание и постановка посторонней задачи?
        - Это предложение союзников, и по некоторым данным, они имеют собственные источники в составе тех армий, которые мы применяли на Египетском фронте. Контрразведка еще не завершила поиск и обезвреживание источника. Поэтому задача поставлена так, как она прозвучала. Вас непосредственно это не затрагивает. Разрешаю привлечь к разработке операций начальника штаба и товарища Мамушкина. Личный состав штаба армии к этой задаче пока не привлекать.
        - Есть.
        - А то, что промолчали, очень хорошо. Меня немного беспокоило то обстоятельство, что вы, по молодости лет, заострите внимание на бессмысленности операции в Италии. - Сталин ухмыльнулся в усы, всем своим видом показывая, что разговор окончен. - Пока есть время, можете слетать в Крым. До свидания, товарищ Шкирятов.
        «Ну, хоть отпуск предоставил! А то совсем зашугал: это не то, это не так!» - подумал я, выходя из кабинета.
        До Центрального я добраться успел, а дальше - стоп! Вылетать в Крым нет надобности: супругу придется догонять по дороге в Сербию. Она вышла из отпуска и вылетела в Белград. Об этом я узнал от своего адъютанта. Так что по машинам и перехватывать Ксению-воительницу. Прям-таки без нее Гитлера не одолеем. Совсем сдурела. Но перехватить по дороге не удалось, она прилетела в Батайницу на несколько часов раньше. Уже по-хозяйски расположилась в доме, приготовила праздничный стол, созвала гостей. Когда я появился в доме, там все гугукали с дочерью и ждали меня, чтобы обмыть ножки. Вот сволочи! Никакой дисциплины и понимания момента! В общем, вернуть упрямую девицу в Москву или Севастополь не получилось. У нее было уже все схвачено. Теперь придется с обозом до конца войны ездить.
        Переговорил с Мамушкиным и с начштаба Гусевым о поставленной Ставкой задаче. Аккуратно перенацелили одно звено «москито» из 15-го ОРАП на разведку в том направлении. Там же работают ночные разведчики «бостоны» и «гудзоны», недавно появившиеся на вооружении. Действовать приходилось аккуратно, и задания не доводились до подлежавшего проверке личного состава. Их знали только те, кто был допущен. Требовалось создать у противника и у вероятного информатора впечатление, что все усилия армия направляет на разведку позиций противника в Северной Италии. Более девяноста процентов вылетов было направлено туда. В обоих местах немцы сумели значительно укрепить свои позиции. Они неплохо замаскировались и вели себя достаточно активно, не позволяя атаковать их крупными силами. Артиллерии у них было достаточно. Гитлер перебросил практически все, что у него имелось в резерве, сюда, на самые опасные участки. Немцы разработали и приняли на вооружение новую противотанковую пушку 75 мм Рак 40. Обладая длиной ствола в сорок шесть калибров и почти в два с половиной раза более мощным выстрелом, чем ЗиС-3, она разгоняла
подкалиберный снаряд до скорости 933 м/с и пробивала лоб и башню всех танков СССР. Калиберные снаряды разгонялись ею до 792 м/с, тогда как ЗиС-3 могла задать только 655 м/с. Доминированию наших танков на поле боя немцы противопоставили массовое использование этих орудий.
        Кроме произведений «Рейнметалла», на фронте появилось незначительное количество пушек Круппа Рак 41, «гадюка», с коническим каналом ствола и скоростью полета снаряда более тысячи ста метров в секунду. До заводов, производящих эти пушки, наша авиация не дотягивалась. Командование потребовало вскрыть позиции противотанковых пушек с воздуха, что было практически исключено по причине умелого использования средств маскировки противником. Поэтому я предложил иную тактику. Так же, как мы боролись в сорок первом году со средствами ПВО, теперь предстояло бороться с противотанковыми орудиями. Но зенитки ведут огонь и этим раскрывают свои позиции, а противотанкисты молчат, пока танки не выйдут на рубежи их эффективного огня. Свои позиции они скрывают до последнего. Поэтому требуются значительные усилия по координации действий танкистов, наблюдателей, связистов и артиллеристов, чтобы навести штурмовики на немецкие позиции и обозначить их. Решили попробовать на учениях и начали натаскивать расчеты корректировщиков. Для обозначения целей применили дымовые снаряды, дающие красный и оранжевый дымы, хорошо
заметные с воздуха. Пока стояло затишье, сумели разместить на левом берегу Дуная сорок таких наблюдательных постов с восьмьюдесятью орудиями. Практически по одному посту на километр фронта.
        В районе Венского леса ситуация была еще более сложной: в нем активно действовали немецкие егергруппы, хорошо знавшие местность, поэтому провести качественную наземную разведку там возможности не было. А сверху немцев прикрывал густой широколиственный лес. Командование уповало на массированную артподготовку и удары штурмовой авиации по вызову частей и соединений. Было понятно, что немцы постараются спутать нам карты и наведение, но предложить пехоте хоть что-нибудь иное мы не могли. Поэтому уповали на успех с форсированием Дуная. Но это предполагали мы, авиаторы. Пехота решала свои задачи и через некоторое время уточнила их. Главный удар они собирались наносить левее, в районе Баден-бей-Вьен. Там в горах держала оборону 1-я горнострелковая дивизия «Эдельвейс». Ключом к обороне нацики из «Эдельвейса» сделали старинный бургундский замок Рауенштейн. Прорыв в этом месте позволял спуститься в долину Аллен и выбить противника с западных окраин Вены, обеспечив проход через Венский лес во фланг обороны правого берега Дуная.
        На совещании в штабе 46-й армии генерал-майор Хадеев, ее командующий, показал план операции. Штурм ущелья Рауен будут осуществлять 9-я и 47-я горнострелковые дивизии под командованием полковников Евстигнеева и Чернова. Восемь горнострелковых полков, четыре артполка, два инженерно-саперных батальона. Местность: невысокие пологие холмы, густо поросшие широколиственным лесом. Под ним накопаны блиндажи, траншеи, дзоты. Закопаны танки и «турнпантеры». Но это кратчайший путь в долину, где можно будет использовать бронетехнику и быстро выдвинуться на указанные рубежи, разрезав надвое группировку противника. Справа и слева противник окопался еще более серьезно. Трехмесячные бои там не принесли успеха Красной Армии. Это место считалось неудобным и непривлекательным для наступления. Главное, как считал Александр Александрович Хадеев, требовалось авиацией и артиллерий выбить пробку на входе в ущелье - замок Рауенштейн. Я смотрел на карту и понимал, что операция не настолько проста, как хотелось бы командующему армией. Обратил его внимание на сторожевые башни на входе в ущелье и старинный, чуть ли не римской
работы, акведук, который наверняка заминирован и снабжен мощной противотанковой и противопехотной обороной. Немцы любили прикапывать рядом с такими сооружениями стандартные доты.
        - Да, дотов там полно, и наблюдательные пункты на вершинах внесены в списки целей, как для ваших людей, товарищ Шкирятов, так и для армейских артиллеристов. Нам, с нашими горными «семидесятишестимиллиметровками», такие цели не по зубам.
        И действительно, каждое сооружение было окружено отвесными каменными лбами. Умели древние выбирать неприступные места для строительства крепостей. Для уничтожения таких целей в нашем времени применяются ОДАБ, но их на вооружении РККА не было. Требовалось что-то придумать, для того чтобы надежно поразить противника в таких специфических условиях. Шеститонных бомб в нашем распоряжении не было, да и их использование было бы пустым делом. Это все равно, что стрелять из пушки по воробьям. Только завал на дороге устроим. Пришлось заказать и снаряжать ЗБ250АС в массовом количестве и готовить КМГУ с мелкими напалмовыми бомбами. Противника решили выжечь и выкурить из укрытий.
        Из дома наконец пришел эшелон с «РТ», это снаряженный пирогелем 500-литровый бак, распадающийся в воздухе на три части. В дивизии доставили большое количество мелкокалиберных бомб, применение которых в лесной местности было более эффективным. Почти три недели все оруженцы занимались упаковкой КМГУ. Наконец было все готово, и мы уведомили об этом Ставку. Нам предоставили еще два дня из-за прогноза погоды, и началось. Сначала отработала артиллерия, в момент окончания артподготовки полки армии находились в трех минутах лета от целей. Пока слегка оглушенные немцы выскакивали по местам и изготавливались отразить наземную атаку, на крыло свалились «Пе-4» и выстроились в «вертушку», работая по обозначенным дымовыми снарядами оранжевого цвета целям. Основной удар они наносили по вершинам двух холмов с сигнальными башнями и по позициям немцев у акведука и железнодорожного моста. Пикировщики находились над целью двадцать минут. В конце налета по основному замку произвели сброс малокалиберных бомб и напалма тяжелые бомбардировщики. Великоват разброс получился, но весь район Рауенштейна в огне, высотой
несколько десятков метров. Здесь поднялась пехота, которую волнами поддерживали штурмовики, вываливающие на узлы сопротивления немцев напалм, бомбы и ракеты. Лес горел. Сброшенная листва усиливала горение. Повторный вылет полным составом пришлось отменять. Обе линии обороны прорваны, бронетранспортеры движутся по дороге, поднимаясь на перевал. Там обнаружена позиция немецкой противотанковой батареи, и штурмовики ее обрабатывают ракетами. Мимо замка течет колонна двух танковых корпусов. Мы же сосредоточенно ударили по Хеллендалю и Саттельбаху, двум укрепрайонам на выходе из ущелья. Столб пламени и дыма поднялся там выше километра. Войска 46-й армии здесь сопротивления не встретили. Они подходили к Аллену, выполнив за три часа поставленную задачу. Танкисты разворачивались на Хайнфельдер. Дорога к Рурбаху и Сент-Поллену была захвачена. В прорыв вводили кавалерию генерала Плиева и 5-ю танковую армию Лизюкова. Нас же перебросили на поддержку форсирования Дуная. Пикировщики работали по береговым укреплениям, а штурмовики уничтожали подходившие резервы немцев, а во второй половине дня устроили охоту за
противотанковой артиллерией противника. Наши сумели захватить небольшой плацдарм на правом берегу, и нам пришлось сменить тип ракет, потому что немцы попытались сбросить его в реку, ударив двумя тяжелыми танковыми батальонами. Но плацдарм держался, а саперы закончили наводить три переправы, над которыми разгорелись воздушные бои. Наличие многочисленных постов наблюдения, которые армия выставила заранее, здорово помогало в наведении, поэтому артиллерийские налеты на переправы мы быстро и успешно подавляли. Немецкая авиация была немногочисленна. Действовали в основном охотники. Несколько раз прилетали новенькие «Фокке-Вульфы-190» в качестве штурмовиков. Их продолжают выпускать в небольшом количестве под Берлином. Производства «мессершмиттов» последнее время не наблюдается, нет двигателей, так как завод по их производству 1-я особая разбомбила еще весной.
        Совершив 65-километровый марш по тылам противника, пятая танковая армия и конная группа Плиева к вечеру завязала бои за Мельк, завершив окружение немецких войск северо-западнее Вены. Шесть немецких дивизий, в том числе 2-я танковая, оказались в огненном кольце. Ставка приказала производить вылеты на котел непрерывно, днем и ночью, не давать покоя немцам постоянно. Через десять дней те начали массовую сдачу в плен.
        Буденный перераспределил силы, направив более легко вооруженные силы союзников в горы, а сам использовал бронетанковый кулак на равнинах. Малиновский в упорных боях овладел городом Брно, и немецкая оборона рухнула. Армии Юго-Западного фронта рассекли группировку Вольфа в Чехословакии и уверенно продвигались к Праге. Юг оказался действительно мягким подбрюшьем Европы, и, несмотря на напряженность боев, скорость нашего продвижения была довольно высокой.
        А вот наступление на севере Италии пробуксовывало. Лишь когда англичане перебросили значительное количество переправочных средств в Адриатику, наши войска смогли высадиться в районе дельты реки По и вынудили Кессельринга оставить позиции в провинции Порденон и отходить в направлении Вероны.
        Прорыв Южного и Юго-Западного фронта вынудил немцев отводить войска и резервы в полосе Западного и Северо-Западного фронтов, что позволило Жукову и Коневу начать наступление против группы армий «Центр» и «Север». С отводом немцы опоздали на три-четыре месяца, поэтому остановить наступление наших войск по территории Германии армия Гитлера не могла. Исход войны уже просматривался, тем более что в Словакии удалось пройти через Татры и нанести фон Боку фланговый удар под Краковом. Достаточно сильный, чтобы тот осознал, что ему грозит окружение. В этих условиях немецкие генералы совершили переворот, свергли Гитлера и вышли на переговоры с союзными войсками о перемирии. Сталин и Эттли предложили максимально жесткий вариант - капитуляцию. Тогда немцы начали сепаратные переговоры с Америкой. Эттли пригрозил Рузвельту выйти из войны на Тихом океане, и переговоры завершились ничем, но немецкая авиация опять залетала. Видимо, им удалось купить топливо для нее. Наши удары сместили вправо, теперь мы оказывали помощь Западному фронту, усиливая атаки 2-й и 3-й воздушных армий над Польшей.
        Наступление Западного фронта было стремительным. После прорыва его армии в день проходили до пятидесяти километров. Они вышли на Одер, и там наступление было остановлено. Требовалось пополнение и подтягивание тылов. В этот момент возобновились переговоры с немцами, и они капитулировали. Но эта новость застала 1-ю армию в эшелонах. Ей предстоял многодневный бросок на восток. Меня остановили в Москве и, после короткого рандеву с главкомом Новиковым, вручили приказ о зачислении на оперативный факультет Академии имени Ворошилова. Попытка решить вопрос через Верховного на исход дела не повлияла. Сталин остался недоволен действиями Особой воздушной на последнем этапе войны. Ему казалось, что мы могли сделать гораздо больше. У армии изъяли тяжелую авиацию, передав ее в 18-ю армию. Частями 1-й особой усилили две воздушные армии Приморского и Забайкальского фронтов.
        После окончания Академии Генштаба мне было предложено стать командующим 17-й армии, штаб которой располагался в Ташкенте. Потом долго трясли из-за дела авиаторов, развернувшегося почти сразу после войны, хотели объявить меня английским шпионом. Затем нашлись бортовые журналы немецких линкоров и тяжелых крейсеров, в которых не упоминалась атака 23 декабря 1941 года, но был зафиксирован приказ Рёдера от 25 декабря насыпать подушку под все корабли для защиты от потопления. Войну стали переигрывать после войны, и появились новые герои. Тот же Василий Сталин.
        Ксюша как-то спросила у меня: «Почему ты не защищаешься? Почему не поедешь к Сталину? Ведь лично тебя знает!»
        - Он меня вызывает?
        - Нет.
        - И Семена Михайловича в Свердловск засунул. А его он знает гораздо дольше. Зато Хрущев вокруг него крутится, и остальные.
        Армия переучивалась на «МиГ-9» и «Як-15». Было много аварий, положение у меня было очень шатким. Дальнейшее развитие ситуации я знал, но ничего не мог поделать с этим. Лишь в сорок восьмом неожиданно пришел приказ прибыть в Москву. Кабинет Сталина совершенно не изменился, а вот сам был в белом маршальском мундире, а не в зеленом, как мне доводилось его видеть до этого. Внимательно меня осмотрев, а мы не виделись пять лет, Сталин заметил:
        - А вы изменились, товарищ Шкирятов. Мне доложили, что вы книгу пишете.
        - Нет, не пишу.
        - А что так?
        - Не вижу в этом необходимости, товарищ Сталин. За меня перепишут.
        Сталин скрестил руки на груди, в одной руке он держал незажженную трубку.
        - Про Первую гвардейскую особую воздушную армию вышло уже пять книг, пишут ваши товарищи, мне доложили, что именно вы руководите этой работой.
        - Нет, товарищ Сталин. Мне присылали какие-то книги на рецензию, но я их даже не читал. Действия Первой гвардейской были признаны неудачными, и она была расформирована.
        - Мне нравится ваш ответ, товарищ Шкирятов. Обстановка в мире серьезно изменилась, Премьер Эттли проиграл выборы Черчиллю. Назревает война на Корейском перешейке. Принято решение восстановить 1-ю особую армию. Её командующим назначены вы. Поступаете в распоряжение маршала Буденного. Вы свободны!
        - Есть! - Я развернулся на выход, но у двери меня застал голос Сталина:
        - А книги вам придется оценить! Вам лично!
        Я повернулся и увидел, что он улыбается.
        - Дядь Коля! Ведет!
        - Я вижу.
        - А что не засекаете?
        - Сейчас, пусть возьмет покрепче.
        После небольшой возни довольно крупный сазан занял место в садке и сразу успокоился.
        - А вы войну где начали?
        - В Ташкенте.
        - А папа под Ковно.
        - Я знаю. Я его давно знаю, еще до того, как ты родился.
        - Правда?
        - Правда.
        - А маму?
        - Нет, ее увидел уже здесь, в Тюра-Таме. Давай помолчим! Погода хорошая! И клев.
        Чекист
        Из тамбура в дежурную комнату заставы вместе с тремя бойцами ворвались клубы морозного пара. Бойцы были в тулупах, в застегнутых под подбородком буденовках и с винтовками за плечами - очередной наряд возвратился с охраны государственной границы. Старший наряда вскинул трехпалую рукавицу к козырьку шлема и доложил о возвращении. На его ресницах быстро таял снег. Изморозь, покрывавшая края шлема, на глазах серела и впитывалась в серое сукно. Зеленая звезда с красной крапинкой металла посередине была тоже покрыта изморозью. На улице ниже тридцати пяти. Остальная форма была скрыта длинным, до пят, белым маскхалатом, капюшон которого пограничники откинули еще на улице, когда разряжали оружие. Принимавший доклад командир заставы старший лейтенант Толоконников скомандовал:
        - Вольно! Отдыхайте, товарищи бойцы!
        Старший наряда велел:
        - Кругом! В расположение шагом марш! - и собирался следовать за ними.
        - Помощник! Задержитесь!
        - Ефрейтор Барыкин!
        - Я!
        - Наряд в расположение, приступить к чистке оружия!
        - Есть!
        Помощник командира взвода повернулся и застыл в ожидании приказаний.
        - Проходите! Чай будете?
        - Спасибо, товарищ старший лейтенант, не откажусь, холодно очень! Даже Найду сразу в питомник отвели.
        - Я заметил. Присаживайтесь! - лейтенант подвинул к краю стола стакан в подстаканнике и сахарницу.
        Помкомвзвода успел развязать завязку от маскхалата на шее и сунуть за пояс меховые перчатки. Винтовку он поставил в открытую пирамиду дежурной смены заставы, расположенную у входа.
        - Пришёл ответ на ваше заявление о желании учиться в военном училище.
        - Так ведь набор в этом году уже закончен! Или отказали?
        - Нет, приказано отправить вас в распоряжение кадров пограничных войск НКВД в Москву.
        Командир протянул удивленному младшему командиру листок бумаги. Весной тот действительно писал заявление с просьбой направить его на учебу в летное училище. «Комсомолец! На самолет!» - было модным лозунгом, и комсомолец Быстрых откликнулся на призыв ЦК ВЛКСМ. Но никакого ответа летом он не получил, хотя ежедневно спрашивал в строевом отделе об этом. Затем понял, что его цель по-прежнему недостижима, и постарался забыть об этом. И вот в конце декабря 1937 года он держит в руках, может быть, заветный ответ. В бумаге ясно написано: «Согласно поданному заявлению о желании продолжить службу в качестве командира РККА». Странно, ведь набор давно закончен. Золотистые кончики петлиц старшего лейтенанта ярко отсвечивали под электрическим светом двухсотваттной лампочки под потолком дежурной комнаты. Худощавое лицо командира склонилось над бумагами: он заполнял требования и командировочное удостоверение на Быстрых. А сам виновник мучений командира прихлебывал чай из граненого стакана в металлическом подстаканнике и наблюдал за аккуратными движениями ручки в левой руке командира заставы. Ему всегда было
интересно наблюдать за тем, как пишут левши.
        Промокнув написанное массивным пресс-папье с бронзовым вензелем на ручке и подув на документ для пущего результата, командир еще раз перечитал написанное и удовлетворенно хмыкнул. Потом отложил его в сторону и взялся за заполнение следующего бланка. Так длилось минут двадцать, помковзвода успел немного вспотеть в своем зимнем обмундировании. Наконец старший лейтенант поднялся из-за стола, Быстрых тоже встал. Ему протянули через стол бумаги. Лейтенант взглянул на часы.
        - Передай старшине, чтобы тебя подняли в пять тридцать и запрягли пару, как раз успеешь позавтракать и на станцию к берлинскому попадешь. Ну, товарищ Быстрых, ни пуха тебе, ни пера! - и подал младшему командиру руку через стол. Тот коротко пожал ее и упомянул черта.
        - Разрешите идти?
        - Конечно! Дела сдадите старшине.
        Поспать, естественно, почти не пришлось. Чистил оружие, собирал и сдавал старшине заставы имущество и материальную часть. Старшина ворчал, что у Быстрых все не как у людей, мол, заранее надо готовиться. «Было бы к чему!» - хотелось ответить Быстрых, но он помалкивал, дабы не провоцировать старого ворчуна. Затем короткие сборы собственного имущества в «отпускной чемодан», оставление автографов в вещевой книге, предъявление содержимого тому же Власюку. Короткий сон минут сорок, затем быстрый завтрак, и вот уже из-под копыт лошадей ему в лицо летят комья снега. На боку наган-самовзвод. Поверх шинели накинута толстая доха. Передвигаться по погранзоне разрешалось только при оружии. На облучке красноармеец Митрохин, рядом пристроился молодой «комод» Трифонов, который принял у Быстрых должность и сопроводит обратно на заставу санки, предварительно получив в штабе и на складах отряда какое-то имущество и документы.
        Через полтора часа приехали на станцию Колесово. До отхода скорого поезда на Москву оставалось сорок минут, но поезд уже стоял на станции, правда, без локомотива. Внутри работали досмотровые группы, и посадку на него не объявляли. Вячеслав уселся на деревянную скамейку в здании вокзала и ждал объявления. Подошел патруль, и у него проверили документы, после этого разрешили следовать в хвост поезда и садиться в концевой вагон, где досмотр уже произведен.
        Вагон был общий, но внутри было только несколько железнодорожников. Остальные жители приграничья в это время поездом не путешествуют. Пожилой усатый проводник проверил предписание и прокомпостировал полученный в воинской кассе посадочный талон. Предупредил, чтобы товарищ младший командир следил за вещами и оружием.
        В вагоне тепло. Вячеслав снял и уложил на верхнюю полку шинель. Шинель и гимнастерка у него старого образца, с нарукавной нашивкой зеленого цвета. В этом году объявили о новой форме и новых званиях, но переаттестация и переобмундирование до западной границы еще не докатились. Видно, у железного наркома Ежова времени на все не хватает. Так что из семисот пятнадцати застав на Западе в новой форме щеголяют только три на основных переходах через границу. По-новому звание помкомвзвода соответствует сержанту, во всяком случае три треугольника у обоих. Только пока на петлицах присутствует серебристая полоса, у сержантов ее не будет.
        Вагон, наконец, дернулся и через несколько минут покатился на восток. Немного поскучав у окошка, Вячеслав забрался на верхнюю полку, положил вещмешок под голову и укрылся длинной «кавалерийской» шинелью, чуть поджав под себя коленки. В общем вагоне белье не выдают, хорошо еще, что есть верхние полки, так как поезд скорый. На местных поездах все места сидячие, и поспать можно только сидя. Проснулся он только поздно вечером, проспав Минск, Смоленск и многие другие остановки. До Москвы оставалось два часа. Воспользовался кипятком из бойлера, стоявшего перед купе проводника, и заварил себе чай из сухого пайка, которым снабдил его старшина. Теперь вагон был наполнен людьми, и особо присесть было некуда. Горячая кружка обжигала руки.
        - Товарищ командир! Сядайте и поснедайте, чаво порожнем кипяток хлебать! Рятуйте, люди добры, служивому человеку чайку попить не даем.
        Ему уступили место у столика, на столе появились яйца, хлеб, куски вареной курицы, домашняя колбаса.
        - Снедайте, не побрезгайте, товарищ командир! Вы ж с границы! А вы нарушителей ловили?
        Вячеслав кивнул в ответ, но рассказывать ничего не стал, несмотря на многочисленные просьбы. Он многое мог бы рассказать, с самого детства скитался по пограничным заставам вслед за отцом и матерью, которые оба были пограничниками. Времена, когда западная граница кипела и пограничникам и отрядам ЧОН приходилось ежедневно сталкиваться с противником, миновали. Теперь здесь относительно спокойно, а основные события происходят на Дальнем Востоке и в Средней Азии. Здесь же активных боевых действий нет. Идет ползучая война. Из Польши контрабандой ввозятся и вносятся товары ширпотреба и ткани. Здесь их продают только на старые советские деньги из серебра, которые выпускались с 1921 по 1931 год. От 1,8 грамма до восемнадцати граммов серебра в каждой. Шесть лет назад их выпуск отменили, но изъять из обращения не смогли. За задержание крупной партии такой контрабанды молоденького красноармейца-первогодка, возглавившего погоню и задержание банды после гибели старшего наряда, и направили в Могилев, в школу младшего комсостава. Через полгода он вернулся на заставу, уже со значком «За отличную стрельбу», и стал
вначале командиром отделения, а затем и помкомвзвода. Таких задержаний у него восемь. Но об этом приказано никому не рассказывать. Серебро скупается по всему Союзу и ручейками стекается в западные области. То, что удается перехватить, лишь вершина айсберга.
        Поняв, что захватывающих рассказов не будет, соседи успокоились, и Вячеслав перешел в свое полукупе и забрался обратно на полку. Впрочем, вскоре по вагону прошел проводник и сказал, что подъезжают.
        Белорусский вокзал встретил гомоном и рыхлым мокрым снегом под ногами. Пришлось много козырять, вокруг большое количество командиров различных войск. Это практически окраина Москвы, а Вячеславу предстояло попасть в ее центр. Рядом Ходынское поле, ипподром - в общем, «глушь, Саратов». ГУПВВ, само собой, скорее всего, закрыто. Но делать нечего, втискиваться в переполненные трамваи на улице Горького было совершенно невозможно. Можно, конечно, позвонить матери, но видеть самодовольную физиономию отчима совершенно не хотелось. Существовал и еще один момент: в предписании говорилось прибыть в распоряжение именно кадров ГУПВВ НКВД - Главного управления пограничных и внутренних войск, а командовал ими не кто иной, как комиссар 3-го ранга НКВД Быстрых Николай Михайлович, муж Генриетты Александровны Быстрых, по первому мужу фон Валенштайн, в девичестве фон Крейц, матери Вячеслава. Поэтому появляться в доме у матери Вячеславу совершенно не хотелось.
        До Лубянки тут недалеко, поэтому он закинул вещмешок на плечи, подхватил фибровый чемоданчик и пошел по четной стороне улицы в направлении центра. Через час подошел к проходной слева от главного входа и предъявил предписание. По меньшей мере на ночлег куда-нибудь устроят. К его удивлению, ему выписали пропуск, изъяли револьвер, и вместе с сопровождающим он очутился на втором этаже здания на Лубянке.
        Несмотря на поздний час, кадры работали. Внимательно рассмотрели предписание и направление. Подтянутый командир НКВД куда-то вышел и вернулся через минут десять. Постучал обратным кончиком карандаша по стеклу в приемном окошке, подзывая помкомвзвода.
        - Почему не прошел переаттестацию?
        - Была назначена на февраль.
        - Понятно, черкани здесь и здесь.
        - Разрешите? - он решил ознакомиться с документами, которые предстояло подписывать. Лейтенант госбезопасности, не пограничник, ухмыльнулся немного кривоватой улыбкой, но разрешил прочитать документы.
        Итак, что мы имеем с гуся? Очередное направление: город Саратов, войсковая часть № 10652, в распоряжение майора Мамсурова Х. Д. Вторая бумага рассказывала о том, как хранить государственные тайны, помеченные отметкой «особой важности» и «особой государственной важности». Ни о какой летной школе там не говорилось.
        - Я же просил направить меня в летную школу!
        - Принято такое решение, сержант.
        Вячеслав макнул ручку в чернильницу и расписался.
        Лейтенант передал одну бумагу Вячеславу, а два экземпляра второй и корешок первой положил в не очень пухлую папку личного дела.
        - Тебя вызовут, сержант, посиди.
        Сидеть пришлось долго и в полном одиночестве. Окошки, через которые общаются здесь, были закрыты. Единственная лампочка косо освещала помещение. Даже рассматривать было нечего. Он пожалел, что у него изъяли чемоданчик, в котором были книги. Очень бы пригодились. Часов нигде не было, у сержанта их не было тоже. Время тянулось, как белая круглая резинка от игрушки. Наконец появился командир в форме майора госбезопасности.
        - Помкомвзвода Быстрых? Следуйте за мной.
        Они прошли коридором до следующего часового, там вошли в кабинет. Майор уселся за стол, а Вячеслав остался стоять у двери. Сесть никто не приглашал. Майор пристально читал материалы личного дела, время от времени мусолил пальцы с целью перевернуть страницу. Наконец он поднял глаза на Быстрых.
        - По распоряжению наркома НКВД, с целью усилить работу Разведуправления РККА, принято решение дополнительно укомплектовать управление опытными и молодыми чекистами, имеющими боевой опыт. Учитывая, что вы в совершенстве владеете языком противника, Главное управление погранвойск рекомендовало направить вас для прохождения дальнейшей службы в одну из школ для подготовки разведчиков-нелегалов. Как вы лично относитесь к такому предложению?
        - Я хотел стать летчиком.
        Майор улыбнулся, затем сказал, что это желание совпадает с легендой, разработанной в разведуправлении, и это желание учитывалось.
        - Товарищ Сталин говорит о возрастающей опасности, которую представляет собой возрождающаяся немецкая армия. С ее помощью наши враги собираются уничтожить страну победившего пролетариата. Нам, чекистам и разведчикам Красной Армии предстоит нелегкая схватка с фашистами, которая уже началась, и противник показал, что обладает серьезной силой.
        Майор говорил немного коряво, частенько упоминал роль Сталина в этом вопросе, затем заговорил о вскрытом военно-фашистском заговоре и о той опасности, которую несут спрятавшиеся в недрах нашей армии недобитки гидры. Вячеслав понял, что его вербуют еще в одну службу, и его роль состоит не только в том, чтобы обучаться в школе. НКВД рассчитывает с его помощью проверить и личный состав преподавателей, так как провалов армейских нелегалов было выше крыши. Ежов, получив в руки мощнейший аппарат, стремился прибрать к рукам всю разведывательную деятельность. И направление в святая святых пасынка «главного пограничника страны» входило в этот план. Сопротивляться было бесполезно. Все уже решено за него. Как ни старался Вячеслав держаться подальше от всего этого, все равно отчим нашел способ испортить ему жизнь. Совсем не так он представлял свое будущее.
        Выйдя из здания НКВД, он позвонил через коммутатор матери, назвав ее позывной, и сообщил, что проездом находится в Москве, сейчас выдвигается в сторону Казанского вокзала.
        - Где ты сейчас?
        - На Лубянке, вышел из управления кадров.
        - Подожди меня, я сейчас спущусь.
        Мать выскочила из того же подъезда, откуда вышел он. Но ее ждала машина. Они осветили фарами фигуру Вячеслава и остановились. Мама выскочила и обняла сына. После этого усадила его на заднее сиденье и сама села рядом. Вначале заехали в ресторан «Арагви», поужинали. Мама говорила в основном о мелочах и даже не спрашивала, какими судьбами он здесь оказался. Попытки заговорить о чем-то серьезном в ресторане ею решительно пресекались. Когда они вышли оттуда, то мать сказала, что быть разведчиком он еще не готов.
        - Я ничего не говорил про разведку!
        - Вообще-то я теперь в кадрах работаю, и твои документы проходили через меня.
        - Но почему тогда ты не направила их в летную школу?
        - Направляла, но тебе было отказано. Не подходишь по происхождению. Угу, сын комиссара Валенштайна рылом не вышел. В общем, сделала, что смогла. Большего в этих условиях просто не удалось. Правильно, что домой не зашел, мы с Быстрых разводимся, твое появление было бы лишним.
        - Зачем ты за него вообще выходила? Сама же говорила, что он виноват в смерти отца.
        - Во-первых, выбора не было, иначе вслед за отцом и я бы пошла. Дерьмо он редкостное! И ни перед чем никогда не останавливался. Любит только себя и считает себя гением, несколько недооцененным. Бог с ним! Квартиру он мне оставляет, а сам уходит к мамзель новой. Ничего, недолго ему прыгать по бабам осталось.
        Она что-то недоговаривала. Они шли в направлении площади «трех вокзалов», а за ними ехала служебная машина матери. Урожденная баронесса фон Крейц, дочь Ольги фон Крейц, одной из подружек последней императрицы Александры, с головой ушла в революцию вслед за мужем, Георгиевским кавалером из 3-й Русской Императорской армии, которая густо полила кровью солдат и офицеров Галицийские холмы. Там капитан артиллерии познакомился с Михаилом Васильевичем Фрунзе, под началом которого впоследствии воевал в Крыму и в Средней Азии, принимал участие в создании нескольких армий РККА, а затем был направлен на охрану госграницы и борьбу с басмачеством. Где и погиб. Мать с восемнадцатого года была начальником штаба отряда ЧОН, организованного отцом из солдат и офицеров 12-й Сибирской дивизии, в которой он служил, затем стала начштаба Туркестанского пограничного округа. И до самой смерти отца в двадцать девятом выполняла эти обязанности. Став женой Быстрых, немедленно уволилась из органов, и когда она вновь стала служить, для Вячеслава было загадкой.
        - Ко мне обратились с просьбой подобрать кандидатуру для одного очень интересного задания, и я остановилась на тебе. Ты как нельзя лучше подходишь для этой цели, и еще одно: Быстрых малость зарвался в своем стремлении угодить Ежову, не понимая того, что крест на Ежове уже давно стоит. Думаю, что через пару-тройку месяцев все и состоится. А потом под нож пойдут те, кто помогал Ежову нарушать законность и Конституцию СССР. Ну, а находиться в погранвойсках с такой фамилией тебе просто не стоит. Когда лес начинают рубить, то треск стоит такой, что за ним отдельных судеб и не видно. Так что переход на нелегальное положение для тебя будет сейчас лучшим выходом из ситуации.
        - А ты сама?
        - Ой, обо мне можешь не беспокоиться! Меня столько раз собирались шлепнуть, что уже и со счета сбилась. Переживу. В общем, не отказывайся.
        - Я и не отказался.
        - Ладно, время! - она остановилась и сделала знак рукой, подзывая машину. Через несколько минут в помещении военного коменданта Вячеслав получил посадочный талон.
        В Саратове зима, поскрипывает снег под сапогами, помощник военного коменданта порадовал:
        - Раньше тебе надо было выходить! В Жасминной.
        - Мы там не останавливались.
        - Ну да, ты ж на скором! Что ж с тобой делать-то, милай!
        - А тут далеко?
        - Да нет! Напрямки ежели, через Лысогорье, так рядом. А ежели кругом, то верст питнацать али шишнацать, не мене. Да боязно мне, что не найдешь ты дороги через лес. А так до Разбойщины по Новоузенской дороге, а там напрямки тропа ведет.
        Нерешительно потоптавшись вокруг стола, сержант ГБ выглянул в окошко, подошел к вешалке и накинул на плечи форменный «офицерский» полушубок черного цвета. В таких в Гражданскую деникинцы щеголяли.
        - Пойдем, милай, пойдем.
        И они вышли на площадь перед вокзалом.
        - Антон, подь сюда!
        К ним подошел крепкий с виду мужичок в меховухе поверх пальто.
        - Антон Савелич, не в службу, а в дружбу, тебе ж по путю. Добрось младшего командира до Разбойщины!
        Мужичок оценивающе посмотрел на Вячеслава - стоит, не стоит время тратить, - чуть помялся.
        - Трохи далековато, ну да ладно. Пошли.
        Круп у лошади был покрыт инеем. Извозчик убрал торбу и, ведя под уздцы, развернул легкие санки. Жестом пригласил садиться и запахнул уголком распахнутой дохи ноги Вячеслава.
        - Но, милая! Пошла, пошла!
        Вожжи щелчком сбили изморозь с крупа, лошадка всхрапнула и легко понесла сани по заснеженной улице. Немного покрутившись по кривой улице Степана Разина и перескочив через переезд, оказались за городом. Извозчик чуть подхлестнул кобылу, которая замедлила шаг в горку. Затем начался заснеженный лес и сплошные косогоры. Проехали мимо огромной антенны, расположенной на Лысой горе. Примерно через сорок минут раздалось громкое: «Тпру-у-у!»
        - Слезай, милай! Тебе направо, там школа лазутчиков, а мине налево, живу я там. Прямо не ходи. Вишь, тропка вправо забирает, так по ней.
        Вячеслав предложил деньги, извозчик аккуратно скинул рукавицу и потянул на себя трешку из предложенных пяти.
        - Благодарствуйте! А закурить не будет?
        Взял две папиросы и заложил одну за ухо. Хлопнул кобылу по крупу, и санки резво побежали под горку. О том, что здесь находится разведшкола, даже местные собаки знали. РВ-3 - так называлась радиостанция, которая обеспечивала связь с агентами по всему миру. Подхватив чемоданчик, Вячеслав пошел по заваленной ночным снегопадом тропе.
        Едва вошел в лес, как возник проволочный забор и будка часового. Справа и слева было скрыто два пулеметных бункера. Часовой вызвал разводящего. В отличие от него, эти двое в маскхалатах. За плечом у обоих незнакомая винтовка с большим набалдашником на стволе. Вячеслав поприветствовал разводящего и передал ему документы.
        - Вообще-то КПП с другой стороны, а здесь выход на площадку приземления. Следуйте по тропе, полтора километра. В километре отсюда будет караульное помещение, а там увидите. Штаб - слева от дороги. Так что добро пожаловать, товарищ помкомвзвода.
        Откозыряв и засунув во внутренний карман шинели документы, Быстрых зашагал дальше по зимнему лесу. Здесь тропа была разметена, по ней проходило восемь человек. Тренированный взгляд разглядел следы двух пар валенок и шести пар сапог. Справа в лесу кто-то был. Помимо привычного стрекота сорок иногда раздавались звуки, которые можно было считать условными сигналами. Но края тропы были чистыми, и люди попали в лес другой дорогой. Угу, кажется, засада! И он юркнул к деревьям. Службу Вячеслав проходил в лесу, и ухищрения нарушителей границы были ему хорошо знакомы, в том числе и места для подобных засад. Взгляд привычно обежал ближайшие деревья, затем пошел ниже… Есть: ствол, направленный в его сторону. Он перекатился к ели и заполз под густую крону. След! Наган перекочевал из кобуры в руку еще в шести метрах отсюда.
        - Вы на мушке, слезайте! - негромко сказал он. Фигура, спрятавшаяся на дереве, трижды свистнула сойкой.
        - Отставить! Отбой! Все сюда! - послышался громкий приказной голос. К удивлению Вячеслава, все пять человек были вооружены немецкими карабинами «Маузер», у двоих в руках незнакомые пистолет-пулеметы - деревянная накладка на затворной коробке с откидным прикладом и длинный тонкий прямой магазин, вставленный под довольно большим углом. Все одеты в зимние маскировочные комбинезоны совершенно незнакомого кроя.
        - Кто такой и как сюда попали?
        - Помкомвзвода Быстрых, направлен в войсковую часть «десять шесть пять два», следую в штаб части в распоряжение майора Мамсурова.
        - Майор Мамсуров. Подскажите товарищам курсантам, по каким признакам определили засаду! - майор протянул раскрытое удостоверение незнакомого образца. Но там было указано, что представитель сего документа является командиром в/ч 10652. Вячеслав отдал честь и вынул свои бумаги, но командир не стал их смотреть и повторил вопрос.
        - Место удобное для засады - поворот тропы и отсутствие просмотра. Сороки шумели, и дважды крикнула сойка. Все справа. Типичные отвлекающие действия от засады с левой стороны, товарищ майор.
        - Ну что ж, пограничник! Толк в засадах понимает! Подождете меня в штабе.
        На этом приключения не закончились, в/ч 10652 продолжала удивлять. Построена в виде типичного немецкого военного городка, все надписи строго по-немецки. В одном из объявлений Вячеслав обнаружил грамматическую ошибку - оказалось, что сделана она специально. Таким образом проверяли знание немецкого и наблюдательность. К обеду Вячеслав был переодет в форму немецкого унтера и сел изучать строевой устав вермахта. Два месяца сплошной шагистики под присмотром старых фельдфебелей Ландвера, чтения «Майн кампф», немецких газет, вперемешку с длиннейшими марш-бросками, большой физической нагрузкой, а индивидуально догрузили изучением двигателей «Юмо.210Г2» и «Ас.10», основ конструкции самолета и аэродинамики. Все на немецком. И без инструктора - их просто не было. Но стенать и изображать катающегося по полю футболиста в надежде на пенальти, сержант не умел, поэтому, как ни тяжела была учеба, зачеты в конце второго месяца обучения он сдал с первой попытки. Впрочем, второй попытки ни у кого и не было: тех, кто не прошел подготовительный курс, отчисляли, и из пятидесяти шести человек к февралю осталось меньше
половины.
        Костяк роты составляли немцы Поволжья и Урала. Понятно, что настоящих фамилий никто ни у кого не знал. Было несколько человек других национальностей, но у всех немецкий язык был или родным, или прекрасно поставленным. Отбор в школу вели по этому принципу, и на индивидуальных занятиях, которые начались в конце февраля, преподаватели оттачивали лексику и доводили до идеала произношение, требуемое по легенде. Или предлагали сменить легенду. А иногда и отчислить. Они имели полное право дать такую рекомендацию, и этот приговор обжалованию не подлежал. Собственно, преподаватели в школе работали на износ, чуть ли не круглосуточно готовя людей к заданию. А начальство при этом постоянно подгоняло их, говоря о том, что они срывают все сроки. Что требуется «здесь и сейчас». Из-за этого и хромала подготовка. Засунуть такой объем информации в голову и переучить мгновенно человека невозможно. Автоматизм вырабатывается годами, а не неделями, но… Время требовало именно быстроты обучения, поэтому и было море отчислений. В школе оставались только те, кого переучить и подготовить можно было быстро. Остальные -
отсеивались.
        После прохождения подготовительного этапа все перешли на индивидуальные занятия, кроме радиодела, огневой и физической подготовки. Еще и минно-взрывное дело преподавали классами по десять человек. А так каждый умирает в одиночку! До марта 1938 года Вячеслава, теперь его звали Вольфганг, готовили по той легенде, которую подготовила мать. Он должен был попасть в Пернау, это в Австрии, и там уже готовы документы, что он учится в военной школе летчиков, затем выехать в Германию, заявив, что желает служить Великой Германии. При этом использовались вполне легальные документы одного из дальних родственников матери, которым пообещали выезд в Латинскую Америку или США. Всем, включая курсанта. Вообще-то они похожи, даже слишком. Но 13 марта Германия заявила об аншлюсе Австрии, а шестнадцатого Адольф Гитлер проехался по улицам Вены под восторженные крики «хайль!» и вздернутые руки двух из четырех миллионов австрийцев. В школе по этому поводу состоялась глухая пьянка преподавательского состава, большая часть которого были австрийскими коммунистами, которых выжили нацисты из их страны. Легенда требовала
изменений и новых документов. Фамилию Крейц или Крайц стало использовать затруднительно, потому что родственничек из рейха выехать не успел. Все остальное готовили в страшной спешке: события замелькали как в калейдоскопе, а необходимость доставить и обеспечить связь старому агенту Третьего Интернационала никуда не делась.
        Новая легенда родилась случайно, после активизации судетских немцев. В Праге прошла мощная манифестация фашистов, на которую съехались молодые нацики со всей страны и начали требовать вернуть их тысячелетнему рейху. Единственное военное летное училище на Судетах расположено в городе Ралль, или как его называют чехи, Ральско. Есть еще одно, в Карловых Варах, но оно готовит пилотов для гражданских авиалиний. В Ралле зацепиться было не за что. А начальство как с цепи сорвалось: «Давай-давай! Даешь! Всех расстреляем к чертовой бабушке!» Третий путь лежал через Париж, но там очень сильна русская иммиграция, и не исключено, что фото сына баронессы фон Крейц там уже есть. Многим она наступила на любимый мозоль. Вполне могли поинтересоваться. Так как толковых документов не было, то руководство приняло решение: поступать на первый курс Ралльской школы ВВС Чехословакии. Кстати, предстояло научиться «неправильно записывать решение в столбик при умножении». В Германии и в германоговорящих странах, включая Судеты, первым пишется меньшее число. Ведь предстояло сдать экзамены! По предметам, которые Вячеслав не
изучал в немецких школах. Экстерном пробежались по школьным учебникам Чехословакии. Но в Чехословакию еще попасть нужно! Общих границ с СССР она не имела. В общем, вся легенда сыпалась, как карточный домик, а начальство просто свирепело по этому поводу.
        И тут из Базеля пришло сообщение, что семейство Крейцев пересекло швейцарскую границу и прибыло на конспиративную квартиру в Базеле. Вся подготовка к черту! Выслали туда, в Берн и Базель, уточняющие вопросы, но не самим Крейцам, а людям, их курирующим. Короче, за день до аншлюса они пересекли границу, проставив в целях выезда за рубеж желание совершить путешествие по Африке. Начальник управления кадрами ПВВ немедленно выходит на какие-то структуры, и Вячеслава вместо Германии отправляют в Ливию, в Бизерту! Правда, не одного, а с целой группой товарищей. На месте разрабатывается план: полет на четырехместном «шторьхе» вокруг африканского континента в честь «исторического воссоединения исконных германских земель», с привлечением максимального количества прессы. Крейц-папа и Крейц-мама, механик самолета и курсант первого курса Пернауской военной школы Вольфганг фон Крейц. С многочисленными публикациями из разных уголков Африки. Естественно, что фотографии будут именно Вячеслава. С лицом доработает солнце и специфические фотографические эффекты. Он должен стать известным, чтобы никто не вспоминал о
том, что он выглядел моложе и нижняя губа у него тоньше. Если хочешь спрятать вещь, то положи ее на самое видное место!
        В общем, вместо двух лет обучения в разведшколе - четыре месяца, а «физелер-шторьх» Fi.156c3 стал первой машиной, которую он поднял в воздух.
        Мама поговорила с женой троюродного брата и убедила ту, что она рискует больше, заменяя ее сына своим. Крейцы выезжали потому, что отчетливо понимали, для чего гитлеровцы пришли к власти в Австрии. Они не были коммунистами, но голосовали за них много лет подряд. За «Красную Вену». И осознавали разницу между фашистами, нацистами и социалистами с коммунистами, много лет владевшими Веной. Они сошли с дистанции в Южной Африке «по здоровью». Оттуда их путь лежал в Южную Америку, в эмиграцию, а «их сын Вольфганг» продолжил маршрут уже вдвоем с механиком. Того звали Карл Вейсмар - старый и очень опытный механик симпатизировал Тельману и недолюбливал Гитлера. Его требовалось перевербовать, иначе путь в Германию окажется отрезан. Триумфаторов должно быть больше единицы.
        Пресса Германии следила за перелетом. Регулярно публиковались малейшие новости, а когда они немного потерялись в Калахари, то у Геринга немцы начали требовать спасательную операцию. Благодаря этому удалось сменить выработавший свое движок в Карасбурге - это в Намибии. Прогорел один из восьми поршней в двигателе. Сорок километров до города ехали на телеге с волами. Там старшим Крейцам стало плохо с почками, и их госпитализировали в Кейптауне. Две недели ждали новый двигатель, затем вылетели дальше, уже только с Карлом и дополнительным топливным баком на заднем сиденье вместо двух пассажиров.
        При смене движка один из прибывших помощников руководителей колонии Намиб рекомендовал шире использовать прекрасную фотоаппаратуру «Цейс», которую он привез с собой, в полете. И помнить, что Германия была обделена колониями при разделе мира. А великий фюрер говорит, что это положение еще не поздно исправить. Вольфганг доверчиво кивнул, а Вячеслав отправил телеграмму по одному из связных адресов о просьбе германской стороны.
        В Триполи крайний раз встретился с матерью, они замкнули маршрут, но мать приказала лететь не через Сицилию и Италию, откуда вылетали Крейцы, и настоящий Вольфганг Крейц мог наследить и оставить свои пальчики, а через Испанию и Францию. Школу в Пернау и дом в Вене лучше не посещать без надобности. И вообще избегать Австрии, где могли сохраниться письма, написанные другим почерком. Она же подкинула идею самому стать писателем и издать книгу в модном тогда стиле «записки путешественника». Это она сказала еще в момент подготовки, поэтому несколько тетрадей черновиков было у Вячеслава с собой. Она же окончательно уговорила Карла вернуться в теперь уже Германию, правда, пообещав ему эвакуацию при первой возможности. В качестве конечной точки маршрута выбрали город Кассель, где располагалась фирма «Физелер», которой сделали очень неплохую рекламу. И которая через печать пригласила молодого летчика посетить завод.
        С дополнительным топливным баком самолет мог преодолевать до тысячи километров, что солидно помогло на этапе возвращения, после высадки двух пассажиров. Вот и сейчас требовалось из Сан-Себастьяна долететь до Энхайма под Саарбрюккеном, до остальных аэродромов просто не дотягивали. А это на самой границе с Францией.
        Карл провернул винт и, убрав колодки, забросил их в кабину себе под ноги. Вольфганг аккуратно прибавил обороты и вырулил на узкую полоску ВПП, идущую вдоль бухты. Конец ВПП означал и границу между Испанией и Францией. Над домиком с мачтой появился клетчатый флажок, дающий добро на взлет. Желают счастливого пути!
        Через семьдесят пять метров почувствовали последний толчок о неровности левым шасси, и земля начала отдаляться от самолета. Испания кончилась, промелькнула Франция, и самолетик завис над морем. Курс тридцать семь градусов, где-то в девятистах сорока километрах находится первая точка посадки уже на территории страны, куда требовалось попасть по имеющемуся приказу. «Аистенку» на это расстояние требуется шесть с половиной часов при нулевом ветре. Карл, который за время перелета неплохо освоился со штурманским делом, настроился на работу радиопривода Саарбрюккена и пересчитывал поправки к курсу, чтобы не лететь по ортодромии. Земля, как известно, круглая. Он показал расчеты «молодому графу» - эта ветка рода Крейцев носила титул фрейграфов, который в Германии считался выше баронского, тогда как в России было принято наоборот. Несмотря на революции и отмену дворянства, этот титул пока еще имел некоторый вес в обеих республиках, объединенных Гитлером в одну.
        Вольфи посмотрел на расчеты и кивнул, продолжая удерживать самолет по курсу и высоте. Автопилота у машины не было, как и второй ручки управления. Штурман - чистый пассажир, максимум может подать кофе из термоса и бутерброды. Ну, и следит за тем, чтобы после опорожнения внутреннего танка его вовремя отключить и переключиться на крыльевые. Желательно так, чтобы двигатель при этом не чихнул.
        Через час определили снос и взяли поправку. Скорость получилась чуть больше 160 км/час, ветер был попутный и немного увеличивал крейсерскую. В полете и не поговоришь, переговорного устройства на борту не было, а перекрикивать двигатель в двести сорок лошадей без глушителя тяжко. Каждый думал о своем. Одному очень не хотелось попадать обратно в Германию, а второй перебирал в памяти легенду и все, что было с ней связано. Теперь от состояния его памяти и проработанности легенды зависело все. В принципе, для обоих!
        Высота чуть более пятисот метров, под крылом проплывают поля и леса Южной Франции. Здесь еще не шарахаются при виде свастики на киле и черно-белых крестов на фюзеляже и крыльях. Франция закончила Великую войну победительницей и воевать более не собиралась. В мае провалился Карлсбадский путч, Чехословакию поддержали Франция, СССР и даже Италия. Военный переворот не состоялся. На стороне Германии выступила Польша, которая пригрозила объявить войну Советскому Союзу, если тот попытается помочь Чехословакии. Как говорилось выше, общих границ у них не имелось, их разделяла Польша, которая сама выдвинула претензии к чехам и претендовала на Тешинскую область. С 27 мая заговорили о плане Геринга по разделу Чехословакии между Германией и Венгрией с передачей Тешинской Силезии Польше. Шли активные переговоры с чехословацким руководством. От союзников ее отрезали: Венгрия, Германия и Польша окружили ее со всех сторон, Франция была настроена удивительно миролюбиво, а в Советском Союзе происходили такие события, что надеяться на него не приходилось. К тому же теоретическое суммирование сил трех агрессоров
многократно превышало потенциал Советского Союза тех лет. На руку агрессорам играло и то обстоятельство, что благодаря «искренней помощи» Франции, поставки советской военной техники и добровольцев в Испанию были прерваны, и республиканцы в Испании терпели одно поражение за другим. Поставки со стороны Средиземного моря блокировались итальянским флотом, который был многократно мощнее Черноморского.
        Внизу с августовских полей и садов убирали урожай. Под крылом Шампань. В Шомоне, столице Шампани, довольно большой аэродром, и вообще город с воздуха смотрится красиво. Сплошные красные крыши, башни старинных замков, знаменитый виадук.
        Несколько французских машин было в воздухе. Справа появился «Моран-Солнье-405», довольно уродливый, с какими-то наплывами на крыльях. На самолете Вячеслава когда-то были нарисованы австрийские опознавательные знаки: красно-бело-красный флаг на киле и белый треугольник в красном круге на крыльях и фюзеляже. Весной эти знаки были закрашены желтой краской на фюзеляже и крыльях, а на киле была закрашена белая полоса, поверх заводского рисунка набили белый круг со свастикой внутри. На крыльях сверху только буквы и цифры регистрационного свидетельства «vK-12», снизу в рекламных целях нанесли черно-белые кресты. На фюзеляже с одной стороны, где набит номер, остался австрийский треугольник, документы никто не менял, а со второй стороны на желтом фоне немецкий крест. Самолет частный, принадлежит непосредственно Вольфгангу фон Крейцу, зарегистрирован в летном клубе, принадлежавшем его отцу. Короче, что хочет, то и рисует. Поэтому французский летчик заинтересовался пролетавшим самолетиком. Рация у Вольфанга была, без нее в Африке совсем тоска - FuG 7 R/T «Телефункен», коротковолновая. С гражданскими
частотами. Ее антенна была хорошо видна. У француза тоже из фюзеляжа торчала антенна, поэтому после того как француз встал на вираж, в наушниках раздался голос:
        - VK-douze repondre a la patrouille!
        - Patrouille, J’ai vK-douze!
        - Votre nationalite? - Ваша национальная принадлежность?
        - Allemagne, Vienne. - Германия, Вена.
        - Ou tu vas, douze? - Куда направляетесь, двенадцатый?
        - Saarbrucken, Ensheim, Vol IG-1220, de l’Afrique. - Саарбрюкке, Энхайм. Рейс ИГ-1220. Из Африки.
        - Et Graf von Kreutz! Vol heureux! - А, граф фон Крейц! Счастливого полета!
        - Merci beaucoup! - Большое спасибо!
        В те годы основным международным языком радиопереговоров, телеграфа и почты был французский. Все диспетчеры и пилоты были обязаны знать двести основных слов по-французски, это был летный минимум. Запросы на перелет принимались только на нем, остальное ты мог писать на любом, но маршрут, цель полета, принадлежность самолета - только по-французски, как и свою фамилию. Радовало то, что и во Франции о перелете знают, так что есть какая-то надежда, что все пройдет чисто.
        Еще один аэродром, очень большой, тут и бомбардировщики, и истребители стоят. Французы беспечно расставили их по краям большого поля. Маскировки нет, капониров - тоже. Здесь его никто не запрашивал: летит себе и летит. От маршрута не отклоняется. До границы, даже на «шторьхе», полчаса лета. Вон те холмы по курсу уже Германия.
        Стало заметно, что Карл начал волноваться. Вячеслав пошарил рукой в кармане за своим креслом и вытащил плоскую металлическую фляжку со шнапсом, передал ее механику. Тот удовлетворенно закивал, потом сквозь шум мотора прокричал:
        - Что, заметно, что волнуюсь?
        - Есть такое!
        - Ох, не хочу я туда лететь!
        - Это ненадолго, помните, что фрау фон Крейц говорила: «Чисто пройдет - сразу обеспечу отход».
        - Да, я слышал! Прозит! - он отхлебнул из стакана, в который налил шнапс из фляжки. Прикончив порцию, сполоснул стакан кипятком из термоса и вылил остатки воды в сливную горловину под ногами.
        - Благодарю вас, герр Вольфганг. То, что нужно было!
        Лететь навстречу неизвестности всегда страшновато. Но здесь требовались спокойствие и уверенность в себе, поэтому Вячеслав и старался показать пример во всем. Хотя у самого на душе кошки скребли. Все, Саар, снижаем обороты и начинаем снижаться. Вот она - Германия. Он облизнул губы и чуточку отодвинул нижнюю губу от зубов. На земле он привык это делать почти автоматически, а в полете этим никогда не занимался.
        Прошли вдоль площадки, покачав крыльями. Связаться с пунктом управления не получилось, это аэродром люфтваффе, но на его карте он обозначен как гражданский с возможностью приобрести топливо. На гражданском канале никто не ответил, но на флагштоке затрепетал «двойной голландец» - флаг «да» по международному коду.
        Вираж, предкрылки, закрылки, и самолет практически повисает на месте против ветра. Чуть от себя штурвал, выравнивание, и, пробежав метров десять, «аист» закончил свой полет. Стрелка на мачте показывает налево, Вольфганг склонил голову налево, Карл - направо, машина побежала в сторону указанной стоянки. Вон там кто-то машет флажками, значит, туда. Зажат левый тормоз, обороты, и тормоз обоими колесами. Финишер показал крест, глушим двигатель. Выйдя из машины, поприветствовал механика с флажками.
        - Нам заправиться и дальше, следуем в Кассель.
        - Аэродром закрыт для обслуживания гражданских судов, вам приказано следовать в диспетчерскую, а штурман пусть крепит самолет.
        - Это не штурман, это бортмеханик, он знает, что делать.
        Здесь самолетов не видно! Из-под маскировки только винты торчат. Двухлопастные - это Ар.80, и трехлопастные, таких Вольфганг-Вячеслав еще не видел. Но демонстрировать крайний интерес не стоит. Быстрым шагом направился к руководителю полетами. В качестве такового обнаружил штабс-фельдфебеля.
        - Фаненюнкер Крейц, следую из Сан-Себастьяна в Кассель по приглашению фирмы «Физелер» после перелета вокруг Африки.
        - Ваши документы! Почему сели на закрытый аэродром?
        - У меня эта площадка помечена как смешанная: люфтваффе-«Люфтганза». Вот! Это запрос, подавался два дня назад, вот подтверждение запроса. В маршрутном листе указана посадка и дозаправка в Энхайме. Пожалуйста!
        Вольфганг протянул штабс-фельдфебелю имевшиеся у него документы и вытянулся. Тот полистал бумаги, посмотрел на фаненюнкера и приказал снять значок люфтваффе. Значок, правда, был вышит золотом на бежевом комбинезоне, поэтому снять его можно было только вместе с ним, что очень не понравилось фельдфебелю. Старшина он и в Африке старшина. Но делать нечего, документы были в порядке. Не найдя причин для отказа, штабс-фельдфебель Ранке снял трубку телефона и позвонил куда-то, надеясь там узнать, каким образом ему отфутболить наглеца, свалившегося на его старую голову. По возрасту он был чуть старше Вячеслава, но он из люфтваффе, а тут какой-то юнкер… Паспорт свой австрийский Вольфганг не показывал, только летную книжку. И слава богу! Тогда бы у дотошного старшины был бы реальный повод отказать во всем. Тут на КП ввалилась группа летчиков, довольно шумно обсуждавшая вчерашнюю пьянку в Брюккене.
        - Ба! Какие люди! Какими судьбами? Узнаете, да это же граф фон Крейц!
        - Сел на промежуточную по маршруту, а тут топлива не дают.
        - Отто! Ты что, газет не читаешь? Вся Германия говорит об этом: на маленьком связном самолете человек облетел всю Африку! Показал нашего орла всем, а ты ему топливо зажал.
        - Я выясняю этот вопрос, герр лейтенант. Порядок есть порядок!
        - Яволь! Ну, что, граф, показывайте вашу птичку! Буби! Фотоаппарат захвати!
        Трехлопастные винты оказались на новом «мессершмитте» BF.109Е. Из-за этой эскадрильи, которую сюда переместили, и закрыли аэродром. Они еще на секретном листе. Но хвастовство сидит в любом летчике, особенно в молодом. Поэтому Вольфгангу было разрешено и посидеть в кабине, и сфотографироваться возле «мессера». А вот его птичку можно было снимать только с одного борта, на втором явственно были видны австрийские опознавательные знаки, которые было предложено немедленно закрасить. Народ Германии един (как никогда), и над всем миром будет парить орел со свастикой в лапах!
        Вольфганг расплатился чеком венского банка, так как наличных рейхсмарок у него не было, только швейцарские и французские франки и немного британских фунтов. Радостная встреча закончилась взлетом в сторону Касселя. Ожидавшие немедленно оказаться в лапах гестапо Вольфганг и Карл долго ржали над этим обстоятельством, когда были снова в воздухе. Это, конечно, могло впоследствии сказаться, но теперь поднимать вопрос об отметке в недействительном паспорте уже будем на территории Германии.
        Лететь недалеко, даже меньше двух часов, с Валдау связались еще из Энхайма. Германия вообще очень маленькая страна. Кассель был главным городом рейхсгау Кургессен, административного округа Третьего рейха. Это самый центр Германии. Там возле аэродрома Валдау существовал авиазавод Рааб-Катценштайн, который выпускал самолеты RK.26 для Швеции. Одним из совладельцев завода был известный ас Первой мировой войны, сбивший девятнадцать самолетов противника, и признанный в мире мастер высшего пилотажа - Герхард Физелер, который из-за банкротства завода - вынужденного, так как отцы-основатели фирмы были евреями и покинули Германию после прихода Гитлера к власти - вступил во владение предприятием. Физелер вошел в НСДАП, был знаком с Удетом и получил довольно большой кредит под контракты на разработку нескольких моделей самолетов. В частности, его фирме было поручено вооружить «Граф Цеппелин» - единственный авианосец Германии. Основной ударной силой этого корабля должны были стать Fi.167. Но подчеркиваю, завод был частным и всецело зависел от продаж своих машин, поэтому для Герхарда Физелера авантюра графа фон
Крейца была отличной и бесплатной рекламой. На волне успеха полета Вольфганга было подписано несколько довольно крупных контрактов на поставку таких машин в Африку, Китай и страны Ближнего Востока, что принесло дополнительно довольно солидные деньги, причем в английских фунтах и французских франках. Рейхсмарке пока не сильно доверяли в Европе, ее курс сильно плавал.
        Еще подлетая к плотине на реке Фульда, Вольфганг заметил большую толпу на аэродроме, и в воздухе находилось более десяти машин. Большую часть пристроившегося эскорта составляли такие же Fi.156. Но головной машиной летел абсолютно незнакомый самолет, который не напоминал ни одну из машин, когда-либо виденных Вячеславом. Биплан с узким и длинным двигателем. Выгнутый вверх корпус с большой остекленной двухместной кабиной. Неубирающиеся шасси и мощный костыль. Профиль машины был очень хищным. Массивные обтекатели шасси, развитые стойки и подкосы говорили о значительной нагрузке на крыло. Скорее всего, пикировщик, но почему биплан? По-видимому, в воздухе был Fi.167 - та самая машина, о которой и говорили в Бизерте, для «Граф Цеппелин». Пилотирующий ее летчик предложил такую крутую глиссаду для посадки, что даже суперлегкий «шторьх» с трудом мог ее выполнить. С большим трудом! Но Вольфганг немного схитрил и вошел в спутную струю, отбрасываемую мощным тысячесильным двигателем ведущего. За счет этого ветра он умудрился удержать предложенный угол глиссады. Пробега практически не потребовалось. Впрочем, как
и пикировщику.
        Заглушив двигатель, он попытался выйти из машины, но ноги коснуться земли не успели. Его подхватила толпа и понесла куда-то, выкрикивая лозунги, главный из которых был: «Дойчланд юбер аллес!» Несколько непривычно, всю свою жизнь он предпочитал находиться в тени, чем вызвал еще больший интерес толпы. Неизменная «Лейка» - кстати, наследство от настоящего Вольфганга, благодаря которому он знал в лицо всех, кого «Лейка» когда-то зацепила, - сняла и это безумство толпы.
        Из «Крюмма» - «горбуна» по-немецки - вылез сам Герхард Физелер, довольно высокий, с редкими волосами, откинутыми назад, и с покатым лбом. Довольная улыбка отображала его отношение к этому действу. К моменту, когда он смог пробиться через толпу, Вольфганга успели много раз подбросить и поймать, но отпустили, когда глава фирмы подошел к месту событий. Физелер обнял Вольфганга, что запечатлели множество кино- и фотокамер. Несколько позже одна из корреспонденток берлинской газеты спросила Герхарда:
        - Можно сказать, что в Германии родился еще один ас?
        - Асами не рождаются, асами становятся после пяти сбитых. Ас - нет, но еще один выдающийся летчик в Германии появился. И дело тут в преемственности! Я знал его отца - выдающегося летчика-австрийца. Он, правда, воевал на Восточном фронте, там больших воздушных битв не было, поэтому в асы не попал, но его клуб и летная школа были лучшими в Австрии. Что и доказал его сын! Он сумел удержаться за «флиге» - самолетом, которому нет в мире равных по минимальной посадочной скорости. На обыкновенном «аисте»! Он сел почти вертикально! Как эксперт международной федерации авиационного спорта даю единицу с плюсом за такую посадку!
        Праздновали и чествовали Вольфганга два дня, жаль, что не пригласили на радио, это из-за его южно-немецкого. Дело в том, что австрийцы говорят на совсем другом языке, только правила общие, а так примерно как русский и белорусский. Понять можно, но запутаться - запросто. Мгновенно переходить с австрийского на хохдойч не рекомендовала мать. Требовалось побыть австрийцем. С Герхардом Физелером отношения сложились, и тот сам предложил молодому Крейцу перейти в его школу высшего пилотажа. Кроме того, фирма «Fieseler Flugzeugbau» передала молодому графу премию в двадцать тысяч немецких марок и взяла на себя его обучение в школе. А учиться требовалось! Ведь он был полностью самоучкой, лишь совместный полет со старшим Крейцем в качестве инструктора до Намибии. Русских инструкторов к нему на пушечный выстрел не подпускали, ведь это как обучение языку.
        Существует русская и немецкая школы пилотирования. Их не перепутаешь, и эти следы закрепляются навечно. Начало его обучения заложил фон Крейц-старший, теперь предстояло обучаться у знаменитого Физелера, и на этом, пожалуй, можно и остановиться.
        Там же в Касселе состоялась и первая проверка: подошла незнакомка и заявила - почему он ее не узнает?
        - Не имею чести знать фройляйн.
        Как так, что за дела, что вы себе позволяете, и тому подобное.
        - Девушка, я, конечно, понимаю ваше желание казаться чуточку ближе к известному человеку, входить в его ближний круг, чтобы ваше фото появилось во всех газетах, но я никогда не был знаком с вами, не приглашал вас ни на свидания, ни на танцы. Вы не из Пернау и не из Модлинга, извините.
        Чуть позже выяснилось, что девица работает в гестапо Касселя. Грубо работает.
        К этому времени, с помощью Герхарда, Вольфганг успел заменить паспорт. С училищем выяснился пикантный момент: всех, кто не прибыл на встречу фюрера 16 марта 1938 года, из училища отчислили. Предусмотрительный папа Крейц ликвидировал и последнюю возможность заполучить «пальчики» настоящего Вольфганга: он сдал через агентство дом в поднаем, и теперь там жили другие люди, а выручка от этой аренды шла на счет Вольфганга. Кроме того, Вольфганг имел доверенность на управление всем имуществом фон Крейцев, а это родовой замок, который арендовала воинская часть австрийской, теперь уже немецкой армии, там располагалось пехотное училище, шесть низконапорных ГЭС, двенадцать небольших механических заводиков возле них, несколько маслобоек и мельниц. Переправив управляющим письма «отца», он вступил в «законные права». Свою эмиграцию «отец» объяснил политическими мотивами, дескать, он фашист, а не нацист, как его сын, поэтому и покинул страну, предпочитая проживать в Намибии. Стоит отметить, что в Австрии фашисты и нацисты частенько свои отношения выясняли с помощью оружия. В частности, на нацистов сваливают
убийство канцлера Дольфуса, известного фашиста и противника Гитлера. А приход к власти Зейсса-Инкварта был совсем против шерсти графу фон Крейцу.
        Школа Физелера запросила документы из школы в Пернау, и Вольфи был принят на второй курс обучения. Для того чтобы получить первый офицерский чин, требовалось отслужить в вермахте не менее полугода, и не в люфтваффе. Севернее аэродрома на берегах Фульды ландграфом Морицем Кассель-Гессеном еще в семнадцатом веке был построен великолепный архитектурный памятник вокруг его дворца: там был театр в римском стиле, огромный парк, музей природоведения, ряд искусственных озер и каналов. Граф стремился превзойти Версаль, и в некотором смысле ему это удалось. Во времена Второго рейха парк и здания дворца передали университету Касселя. А на правом берегу, прямо напротив дворца, стояли мрачным треугольником казармы пехотного полка вермахта. Так что днем на полетах, вечером в казарме, а если летаешь ночью, то днем в казарме, кроме воскресенья.
        И все находилось в радиусе полутора километров, но несмотря ни на что, граф приобрел шикарный открытый «Майбах», персональные номера на машину, стал главным заводилой на курсе в плане немного гульнуть и поприжиматься к девушкам, которые охотно воспринимали ухаживания со стороны будущих офицеров люфтваффе. Пришлось заплатить профессору из университета и «учить» хохдойч, тем более что это ему посоветовал самый известный австриец в Германии - Адольф Гитлер, который приезжал в Кассель вместе с Герингом, Удетом, Мильхом и Ешоннеком. Гитлер милостиво потрепал высокого и статного юнкера по щеке, сказал, что помнит его перелет, и говорил с ним на южно-немецком, затем перешел на хохдойч и рекомендовал «мальчику» заняться своим языком.
        Гитлер и командование люфтваффе прилетали на показ Fi.167. Первые три машины прошли полный курс испытаний и были рекомендованы в серию. Правым ведомым Герхарда был фендрих фон Крейц, который поразил макет крейсера противника тысячекилограммовой бомбой. Гитлер с видом знатока походил возле самолета, произнес пламенную речь, насквозь пропитанную реваншизмом, выслушал с очень довольным видом славицу в свой адрес, сел в свой «Юнкерс-52» и улетел в Берлин, а командование с Физелером и Мевисом устроили неплохую пьянку в ресторане «Колумбиана» в честь подписания контракта с люфтваффе. После нее Вячеслав выполнил свое первое задание: сказал нужному человеку в нужном безопасном месте условную фразу. В ответ услышал хохот и отзыв.
        - Да, неожиданно! Я помню задание. На меня больше не выходи. Понадобишься, я тебя сам найду. Кстати, я вышел из Третьего Интернационала и теперь в Четвертом, но Гитлер с огнем заигрывает, поэтому я свою скрипку сыграю. Все, закончили.
        Через несколько минут объект вышел из «Майбаха», пересел в «мессершмитт» и вылетел в Берлин. Пьяный и ночью. Теперь оставалось только ждать. Ждать своего часа.
        Резидент приказал не отсвечивать. Вячеслава готовили именно быть связным у резидента. Свою задачу он выполнил и доложился в обе стороны, что контакт был, получен отзыв. Резидент в курсе и просил не мешать. Есть проблемы. Но объект готов работать. А доверять или нет - это работа центра. Сейчас главное - особо не высовываться. Полностью использовать наработки, сделанные в момент внедрения.
        Отдельно требуется осветить проблему с женщинами. Вообще-то немки страшны, как смертный грех. С семнадцатого века через Германию гуляли войска всех наций. Здесь к насилию относились как к естественному акту: пришли новые войска - раздвигай ноги. Так было на протяжении трех веков. Здесь смесь всех народов и национальностей Европы. В результате появились рубленые лица, тяжелые челюсти и узкий таз - весьма характерные признаки женщин Третьего рейха. Глаз положить было не на кого. На каком-то сабантуе в ратуше Касселя Вольфганг увидел женщину, совершенно не подпадавшую под вышеизложенное описание. Красива, стройна и женственна. Оказалась русской графиней Дашковой.
        Кассель некогда был резиденцией Вильгельма Второго. Во дворце «Вильхельмхёэ» под Касселем находилась ставка германской армии и резиденция императора Вильгельма Второго. Именно сюда ломанулись те, кто помогал Германии одерживать победу в Первой империалистической. Волею судьбы здесь оказались две графини Дашковы. Фрейлина Александры не так давно умерла, но ее дочь вполне жива и находится в детородном возрасте. Красива, умна и язвительна, как все русские красивые женщины. Много старше Вольфганга, красит волосы перекисью, отчаянно нуждается в деньгах. Говорит по-русски с сильнейшим немецким акцентом. Ненавидит всех: большевиков, троцкистов, нацистов и евреев - одновременно. Более недели всячески оскорбляла и обзывала Вольфганга по-русски и мило улыбалась и говорила комплименты по-немецки. Через неделю практически изнасиловала малоопытного летчика, показав все, на что была способна. Самодовольно улыбнулась и, обняв графа, уснула с блаженной улыбкой на губах.
        - Замуж я за тебя не пойду, немчура проклятая, но жизнь ты мне обеспечишь! И такой самец! Черт возьми, хоть беременей! Только не это! - именно такое восклицание услышал утром Вольфганг, когда у него под боком зашевелилась женщина, встала и пошла мыться в душ. Она считала, что ее любовник не понимает по-русски.
        К сожалению, циркуляр, полученный из Саратова, предписывал до минимума сократить общение с русской эмиграцией, и Анастасии и Вольфгангу пришлось расстаться по инициативе последнего. Потом ее упекли в концлагерь, который усиленно строили на окраине Валдау. Тем не менее значительный след в душе молодого летчика она оставила.
        Через полтора месяца после прилета Вольфганга из Африки немцы, поляки и венгры договорились с Италией, а в Мюнхене Гитлер встретился с лидерами Великобритании и Франции. И они разделили Чехословакию. Немецкие Судеты перешли к Германии, Тешинские Судеты отошли Польше. Венгры «освободили соотечественников» на юге. Словакия объявила о своей автономии в рамках Чехословакии, но власть в республике плавно перетекла в лапы братьев Тисо из клерикально-националистической партии Словакии. Ее раздел - дело ближайшего будущего.
        В руки Гитлера абсолютно бесплатно попало огромное количество вооружений: свыше миллиона новеньких полуавтоматических винтовок только на складах, танки LT vz.38 в количестве, превышающем весь имеющийся парк танков в Германии - около тысячи танков с унифицированным вооружением под немецкий стандарт. Море тяжелой артиллерии еще времен Первой мировой войны, но в полном порядке и ухоженной. Большая и сильная чехословацкая армия, примерно тридцать шесть стандартных немецких дивизий, против тридцати семи дивизий, имевшихся тогда в вермахте, не сделав ни одного выстрела, практически сдалась, удвоив или утроив вермахт.
        СССР, естественно, на переговоры в Мюнхен не пригласили. Лига Наций самоустранилась от этого вопроса, и Чехословакии не стало. Вольфганг «по делам» вылетел в Швейцарию, требовалось переоформить несколько счетов, созданных его «отцом» еще во времена оны, на этом основании он получил официальное разрешение на выезд. Германия того времени чрезвычайно нуждалась в твердой валюте, поэтому такую поездку разрешили на самом высоком уровне.
        В левом крыле его самолета находился тайник, закрытый обшивкой кабины и прикрытый резиной крыльевого бензобака. Там находилось несколько десятков кассет с тридцатипяти- и шестнадцатимиллиметровыми пленками. Содержимое тайника было передано в нужные руки, и через двое суток он вернулся в Кассель, выполнив вторую часть задания: тактико-технические характеристики принятых на вооружение самолетов люфтваффе оказались в СССР. С абсолютно точными рабочими чертежами всех основных машин: Ме-109Е, Ю-88 шести модификаций, Ю-87С и D, Хе-111, всех машин Физелера. Дело в том, что в Кассель перемещали производство как истребителей, так и бомбардировщиков. Уже не один, а три завода клепают круглосуточно самолеты из металла, который приходит из бывшей Австрии и Чехословакии. Там расположены важнейшие заводы по штамповке гнутых профилей из алюминия. Пять из двенадцати заводов Крейца перешли на выпуск комплектующих и запасных частей для вермахта и люфтваффе.
        Германия готовится к войне. К большой войне! В Лондоне и Париже считают, что это их не коснется. Они старательно подсовывают Гитлеру мишень - СССР, колосс на глиняных ногах. Армии нет, промышленность на доисторическом уровне, деревянные самолеты, командный состав армии деморализован репрессиями из-за раскрытия военно-фашистского заговора предыдущего начальника Генерального Штаба. Теперь стало понятно, почему так торопились с его отправкой сюда - практически не подготовленного, с легендой, сделанной на коленке. Дыр в ней хватало, и их приходилось латать на ходу, как придется. Полной проверки легенда не выдержит, все держится только на замененных «пальчиках» в Пернау, да на полученных свежих документах, уже немецких. Но адаптацию и внедрение он прошел, теперь необходимо дождаться исполнения задания резидентом, и домой. Если отпустят. Механика Карла уже давно рядом нет, он через Австрию и горы ушел в Швейцарию и выехал из нее. Отметки о возвращении в Германию у него не было, так что чист, аки стеклышко.
        Немцы все просто с ума посходили, все говорят только о гениальности фюрера. Какая гениальность! Его напрямую подталкивают на Восток, поэтому разрешили набрать силу. Особенно заметно было во время раздела Чехословакии. Маленькая Австрия - там не так заметно проходило, хотя экономический потенциал у горной республики был огромным. Ну, а Судеты всегда были «кузницей» Австро-Венгрии. Так что вермахт распухал прямо на глазах, тем более что командные кадры - младших командиров - ландвер готовил просто великолепно. В школе уже третий набор идет, он налетал больше остальных, уже более двухсот часов, на четырех типах машин. Сейчас осваивает ночные полеты на «мессершмитте» BF.110B.1. Геринг сделал основную ставку на эту машину, которую Вольфганг не видел перед полетом в Швейцарию. Их собирали на головном заводе бывшей «Байерише флюгцойгверке», теперешней «Мессершмитт АГ», в Аугсбурге. Серия В.1 - предсерийная, говорят, что будут другие двигатели, но их пока никто не видел. На этих Юмо.210Ga самолет летал неуверенно, скорость составляла чуть более 450 км/час. Две пушки 2.0 см и четыре курсовых пулемета и
пулемет стрелка в кормовой турели «Арадо». Но данные не передать. Шифровка из Центра запрещала использование любой связи. Вячеслав попал под консервацию. Ему присвоено звание лейтенант РККА, и он награжден орденом Красного Знамени за выполнение двух частей задания. То есть приказ резидента «сидеть тихо и не отсвечивать» в Москве принят, все ниточки, связывавшие его с Родиной, заморожены.
        «Сто десятый» не понравился еще и тем, что у него был экипаж в три человека. Раньше в полете можно было расслабиться, теперь за спиной сидел штурман, а чуть дальше за крылом - стрелок. На горле пристегнуты ларингофоны. На его машине сняли полностью вооружение и установили новый прибор слепой посадки и радиолокатор «Лихтенштейн-Герэт», который очень плохо работал, но вылетов на его испытания было больше всего. К тому же началась зима, довольно мерзкое время в центре Германии. Температура около нуля, постоянно что-то моросит сверху. Низкая облачность, толстый слой облаков. В общем, не забалуешь. Он уже считался опытным пилотом, и его потихоньку начали привлекать к обучению других летчиков. Но перворазников в школе не было, это была школа высшего пилотажа и воздушного боя. Здесь отрабатывали тактику и боевое применение.
        Тут вышла его книга «„Орел“ над Африкой», которую малость переработали в недрах люфтваффе и сообщества «доктор Геббельс и остальные обезьянки». Рекомендовали сделать нескольким книгам хороший переплет и подарить нужным людям. Связи с Москвой не было, запросить руководство он не мог. В итоге книги появились и у Гитлера, и у всего командования люфтваффе. Почти мгновенно пришел приказ о досрочном выпуске из школы и присвоении звания лейтенанта люфтваффе. Погоны оберфендриха полетели в мусорное ведро, форму он заказал уже давно, и она просто ждала своего часа. Так как последнее время он занимался испытательными полетами и отработкой слепых посадок, то по приказу назначался в группу Erprobungsgruppe 120 - Erpr.Gr.120, командование которой находилось в Берлине, а самой группы как бы и не существовало. Только приступили к ее формированию. Не было самолетов, точнее, двигателей к ним.
        Вылетел на Ме-110 в Темпельхофф. До присвоения офицерского звания пришлось бы ехать на машине, а так свободно внесли в план. Переоделся в новый, специально пошитый комбинезон, одна полоска с крылышком на обоих предплечьях, воротник отделан горностаем. Гауптмана Рубенсдоффера он нашел в здании Гатовской академии военно-воздушных сил под Берлином, куда приехал на такси. Несколько минут приводил себя в порядок, затем решительно постучался и вошел в кабинет. Армейское приветствие, никаких «хайль Гитлер», в люфтваффе это не было принято.
        Гауптман был не один, и было заметно, что ему не сильно понравился незапланированный визит. Он был чуть старше Вольфганга, но моложе Вячеслава. Успел повоевать в Испании, именно его группа 88 снесла Гернику с лица Земли. Под подбородком Железный крест, волосы аккуратно подстрижены, но форма мятая от постоянного сидения за столом. После того как услышал повод для представления, улыбнулся, тем более что Вольфганг говорил с южным акцентом. Затем протянул руку, но не для того, чтобы ее пожали, а взять направление и летную книжку. Смотрел самый конец ее, и чуть оживился, увидев Bf.110.b.1.
        - Сколько у вас машин?
        - Восемь. Одна не вооружена, используется для отработки слепых посадок и ночных полетов для обнаружения целей.
        - Прекрасно, лейтенант. Ожидайте свой штаффель, займитесь именно этим - отработкой слепых посадок. Вы свободны!
        Даже не поздравил с офицерским чином и вступлением в должность! Во многих других армиях мира это совсем не так. Лейтенант после училища считается никем, и звать его никак, но не в немецкой армии, тем более в люфтваффе! За обучение в офицерской школе во времена ландвера и рейхсвера приходилось платить, и немалые деньги. Учили двадцать четыре часа в сутки, шесть дней в неделю. Учили качественно. Ведь в том же люфтваффеминимальная офицерская должность была штаффелькоммандер, комэск по-нашему. На остальных должностях сидели унтер-офицеры и кандидаты. Будучи оберфендрихом, Вольфганг исполнял обязанности офицера, командира роты в пехотном полку и заместителя командира эскадрильи в школе, при этом самого командира не было. Оберфендрик на офицерской должности. А это в первую очередь бумаги, логистика и планирование. Плюс обучение личного состава. Начиная с командира эскадры зачастую и летчиком быть не требовалось, достаточно иметь общевойсковое образование, опыт командования войсками от батальона или полка. На четыре месяца посылали в летную школу, и получайте полк, «группе». Море примеров. И неплохие
командиры вырастали. Лучше, конечно, шли дела у тех командиров, которые служили в «консервах»: учились в Липецке три года, три года в Германии, с практикой в «Люфтганзе», затем в Берлине в Академии, ну, а потом оттачивали тактику где-нибудь в «Кондоре», но таких было совсем немного! Если бы РККА ударила через Польшу по Германии и Чехословакии в 1938 году! Реального сопротивления было бы оказывать некому и нечем. Все только начиналось, летчики «Кондора» уверенно расселись на среднюю ступень управления войсками. В этом отношении Вольфи им проигрывал. Реальный боевой опыт ничем не заменить, только аналогичным опытом.
        Вот и сейчас он вернулся в Кассель, а через день там же начали приземляться транспортные машины, доставлявшие летный и технический состав его эскадрильи, штаффеля по-немецки.
        Из первого «юнкерса» вывалились восемь человек с желтыми петлицами: шесть унтеров и два кандидата. Эти по его душу! Если окажется неспособным сделать из них эскадрилью, то его заменят этими кандидатами. Никакого чино- и титулопочитания. Впрочем, пополнять войска и «Комсомолец! На самолет!» РККА и ВЛКСМ тоже только начали, практически одновременно с вермахтом и люфтваффе. Теперь кто кого переучит быстрее и качественнее. На стороне Германии превосходство в технической стороне вопроса. Физелер уже закончил свой Fi.157 - неуклюжий двухмоторный самолетик с двумя двигателями Ar.10.C.3, радиоуправляемую самолет-мишень. Люфтваффе учится стрелять по нему, а не по конусу, который тянет «Р-5». Чертежи и схема радиоуправления сняты на камеру и лежат в тайнике, но в момент выполнения задания № 2 он об этой машине не знал. Немцы тоже свои секреты умеют хранить крепко. А связи нет!
        Двадцать четыре человека летного состава и пятьдесят шесть техников и вооруженцев плюс взвод связи и управления, четырнадцать автомобилей с водителями и двумя унтерами механиками, батарея зенитчиков и вспомогательная охранная рота. Вся комплектация шла в расчете на полевое размещение отдельной воинской частью. Дополнительно присоединялась в этом случае только аэродромная рота. В штаффеле всего три офицера: командир штаффеля, командир батареи и инженер. Остальные командиры - унтер-офицеры и «подрастающее поколение»: фенрики и фаненюнкеры, эти через год или два получат серебряный галун вокруг петлицы и белую окантовку вокруг воротника вместе со своей эскадрильей, если сдадут экзамен и не провалятся на этом месте службы. Люфтваффе росло как на дрожжах, и командиров требовалось много.
        Чтобы хоть как-то сократить расходы, в первую очередь укрупнили основное тактическое звено. Всего под началом лейтенанта фон Крейца более трехсот человек, будет больше. Из-за проблем с двигателями его эскадрилья имеет неполный состав - пока. Но в этом случае увеличение будет незначительным. Все вспомогательные службы комплектовались сразу.
        В конце февраля 1939-го в Кассель пришел целый эшелон новых двигателей DB 601А1, и началась лихорадочно быстрая установка их на большую серию Bf.109E.1, долгое время стоявших возле цехов без двигателей. Этот же двигатель шел и на «сто десятый», силами эскадрильи все имеющиеся машины перемоторивали. Из Аугсбурга поездом были доставлены еще двенадцать машин, уже с новыми двигателями. Штаффель был полностью укомплектован и приступил к войсковым испытаниям новой машины. Сроки поставлены жесточайшие, плюс впервые испытания перенесли на полевые аэродромы, со сменой последних каждые две недели. Люфтваффе училось маневрировать силами и средствами, что значительно усиливало его по отношению к другим ВВС.
        Самому Вольфгангу летать пришлось мало в этот момент, больше приходилось заниматься наземной подготовкой. Несмотря на это, он сильно загорел, обрел уверенность в своих действиях и отработал все варианты из представленных планов испытаний. На базе его эскадрильи гауптман Вальтер Рубенсдоффер отработал точечное бомбометание с пикирования и установку мощной 3.0-см пушки МК.101 с двумя типами магазинов. Увидев на аэродроме Вольфганга, почерневшего на солнце, с белой незагорелой отметиной на лбу от пилотки (в отличие от многих летчиков, ходивших в фуражках без пружины, так чтобы можно было ее сунуть за сиденье, Вольфи предпочитал носить пилотку), который с микрофоном в руках наводил на цель штаффель, и посмотрев на результаты работы пилотов в воздухе и при работе по штурмовке - зенитная батарея училась отражать удары штурмовиков, - командир группе впервые назвал Крейца по уменьшительному имени с прибавлением предлога «von».
        «Фон Вольфи» закрепилось за ним в качестве позывного. Все летчики имели таковой, и не всегда этот позывной был положительным. Были и пренебрежительные клички. Позывной в люфтваффе служил эдаким маркером. Просмотрев отчеты и графики передислокаций, Вальтер удовлетворенно положил их в кожаный планшет, с которым прилетел из Берлина.
        - Примите мои поздравления, граф! Отличная работа, сразу чувствуется рука военного аристократа.
        Утром он забрал весь летный состав и большую часть механиков в Берлин, а в первый штаффель направил следующий состав. В мае сменился номер группы. По приказу Геринга все эскадры теперь имели сквозные номера, по двадцать пять на флот. Пятого флота еще не было, поэтому спецкоманды люфтваффе получили номера свыше двухсот, и Erpr.Gr.120 стала Erpr.Gr.210. Но в системе обучения мало что поменялось. Полеты на сопровождение бомбардировщиков, полеты в облаках, удары с пикирования, оборонительный круг с расширением в сторону цели и от нее, отработка ударов из круга. Слетанность и мобильность.
        Через эскадрилью уже проходит шестой состав. В марте прекратила полностью свое существование Чехословакия. Пятнадцатого марта штаффель в полном составе прикрывал вторжение вермахта в Чехию. Двадцать второго марта немцы вернули себе Мемель, Литве был выдвинут ультиматум, который она безоговорочно выполнила. На следующий день вся Германия прильнула к радиоприемникам и восторженно вопила «хайль». Гитлер выступал в Мемеле.
        Первого апреля закончилась гражданская война в Испании. Республиканцы потерпели поражение, а Вольфганг, подбивавший Вальтера отправить штаффель на тренировку туда, где еще находился легион «Кондор», потерял последнюю надежду на переправку добытых сведений в СССР по запасным каналам. Через неделю Италия, подписавшая в 1938 протокол «Ось Рим - Берлин», оккупировала Албанию. Но все делают вид, что никакой войны нет! Венгрия выходит из состава Лиги Наций и присоединяется к Оси.
        Забеспокоились французы, Советский Союз получил предложение от Франции начать переговоры о совместных действиях, если Гитлер нападет на Польшу и Румынию. Еще одно незаметное событие: профессор Гамбургского университета Пауль Гартек сообщил в Имперское военное министерство о возможности создания ядерного оружия и получил финансирование на разработку оборудования для разделения изотопов урана. Апрель 1939 года! А сидящий в «консерве» разведчик из СССР продолжает готовить все новое и новое пополнение для противника в своем штаффеле. От резидента никаких известий, Москва в своих передачах ни разу не передала его позывной. Такое впечатление, что о нем все забыли. Нервы на пределе, отпуска отменили, и никакой возможности передать данные.
        До самого июля летали как сумасшедшие, вдруг: «Стоп! Перемоториваться, новая модификация „601“, тысяча двести сил, ресурс не тратить!» И в темпе, в темпе, в темпе! Гонка такая, что только успевай отписываться в штаб группы. Двенадцатого августа доложил о готовности. Самолеты только облетали и опечатали, выдали премию, люди расслабились, но даже в город никого не выпускают. Звонок из Берлина: вскрыть пакет № 1. Передислокация под Отрау, в Альбрехтшее. Скрытно!
        Вольфганг отправил туда автотехнику, роту охраны и батарею. Туда - семьсот километров.
        Через сутки ночью штаффель перелетел на новый аэродром. Машины замаскировали. Двадцать километров до границы с Польшей, точнее, с Тешинскими Судетами, судя по всему, их решили забрать у Польши. Но командир штурмовой группы III/SG10 ставит совсем другие задачи: прикрыть действия его пикировщиков в направлении Катовицы - Чеснохов - Варшава. Снимки, снимки, снимки, от них уже рябит в глазах: цели, объекты, аэродромы и железнодорожные станции. Германия полностью готова к нападению.
        Двадцать третьего августа стало известно, что СССР и Германия подписали договор о ненападении. В ночь на двадцать шестое объявлена готовность № 1, но последовал отбой. Затем короткая пауза, и в двадцать часов берлинского времени 31 августа Гитлер произносит слова о том, что Польша отказалась решить проблему мирным путем.
        В четыре утра самолет Вольфганга оторвался от земли, сбор эскадрильи занял шесть минут. Под ними четыре штаффеля третьего штурмового полка. Высота пять тысяч метров, в 04:15 пересекли польскую границу, в 04:30 «штукас», включив сирены, повалились на крыло и начали обрабатывать польские самолеты, которые стояли плотными рядами на аэродромах. Провалившись вниз, штаффель фон Вольфи бил с пологого пикирования по уцелевшим самолетам. Два «лося» попытались атаковать «штукасы», и первые жертвы войны были принесены. Две черных перекрученных полосы дыма разрезали небо. Сам Вольфганг стрелять по «лосю» не стал, атаковал и дал команду ведомому обстрелять поляка. «Лось» уступал новеньким Bf.110 километров двести по скорости, и шансов у поляков не было. Они с трудом могли достать Ju.87.c.4 по этому параметру.
        Война продолжалась, за уничтожение аэродромов и самолетов на них в Катовицах и Кракове, представили к наградам, но обещали вручить после войны. Фронт прорван двумя танковыми армиями и катился к Варшаве с приличной скоростью, задействованных сил люфтваффе было с избытком, и это скверно отразилось на времени перемещения основных сил. Польские аэродромы были усеяны воронками и неразорвавшимися бомбами, поэтому базироваться приходилось на слабо подготовленных площадках в обыкновенных полях. Настроение у Вячеслава было не очень, а тут еще приходилось всячески демонстрировать воодушевление и восторг перед мощью вермахта. Воздушные бои случались, полностью польская авиация на аэродромах не была уничтожена. Ее большая часть находилась на границах с Литвой и СССР. Оттуда, капля по капле, поступали все новые и новые самолеты, но в основном устаревших конструкций. Вольфи очень надеялся, что удастся проконтактировать со своими, но 18 сентября поступил приказ перебазироваться на запад. Там начались атаки французской армии на позиции в районе линии Мажино. Три эскадры 4-го флота срочно перебрасывались на
Западный фронт, как официально стал называться этот участок. В первую очередь туда потащили новейшие Bf.110.
        Вылетали днем, потому что посадка в Берлине, а дальше как Вальтер решит, он - группенкоммандер. На счету у Вольфи пять сбитых, постоянно отдавать ведомым добычу было небезопасно. В люфтваффе была собственная служба безопасности. И свои могли настучать, это тоже было принято во всех подразделениях. Пацифизм не приветствовался. Поэтому требовалось сохранять паритет между добротой и заботой о личном составе и о личном счете. Из-за этого на каждый вылет он брал разных летчиков, как бы проверяя подготовку и уровень тактической грамотности.
        В Берлине садились под музыку, трибуны самого большого аэропорта Германии были заполнены до предела. Они были первыми, кто возвращался с польского фронта. Присутствовал Гитлер, почти весь генералитет как вермахта, так и люфтваффе. Все радостно обнимали ветеранов Польской кампании. Командующие эскадрами давали ответ народу Германии. На трибуну вытащили обер-ефрейтора Крюгера, по статистике люфтваффе он сбил первый польский самолет. Об этом все узнали только в Темпельхоффе. Крюгер, молоденький девятнадцатилетний мальчишка, краснел-краснел, а потом выдал:
        - Я шел ведомым у штаффелькоммандера господина лейтенанта фон Крейца. Цель видел, мы быстро сближались снизу, находясь в мертвом пространстве двух бипланов. Господин лейтенант отдал команду: «Атакуй, прикрываю!» Я двинул до упора обороты, чуть подвигал педалями, пытаясь вычислить поправку. Господин лейтенант говорил по радио: «Ближе, ближе, давай!» Второй очередью я попал. Я его сбил!
        Трибуны взорвались аплодисментами, а Вольфганг удостоился «похвалы» резидента.
        - Ты потерял возможность войти в историю! Зачем это было нужно?
        Вольфганг пожал плечами. Асу Первой мировой этого было не объяснить. Тот понимающе улыбнулся в ответ на молчание, обнял за плечи и прошептал на ухо: «Заря сто одиннадцать».
        - Поздравляю, господин обер-лейтенант! - громко сказал резидент. - У вас новое назначение.
        Сигнал «Заря 111» означал проверить связь и приготовиться к передаче важного сообщения. Для этого было подготовлено три основных и четыре запасных канала связи. Предстояло провести процедуры проверки прохождения материала до Москвы и исключить те каналы, которые не сработали. Все они были бесконтактными: письма и закладки. Время для этого Вольфи получил вместе с Железным крестом второй степени, который «украсил» его карман на кителе.
        По поводу признаний Крюгера в люфтваффе разгорелась дискуссия, правда, не выплеснувшаяся из летных столовых, клубных комнат и курилок. Каждый судил с высоты своего понимания и воспитания. Но в общем сошлись на том, что инструкторский дух крепко засел в голове у графа, что помешало ему прославиться. Личный счет у него имелся, и почти все летчики его штаффеля отмечали, что фон Вольфи всех молодых провел по этой дорожке, готовя их к тому, чтобы они сами водили пары. Кто-то, в основном из «стариков», посчитал это лишним и даже позерством, превращавшим рыцарский поединок в учебный бой. О том, что бой с «лосем» считать за бой не приходилось, все потихоньку замалчивали. Слишком велика была разница в классе машин. Польские ВВС не были готовы к новому типу боя, они жили представлениями, почерпнутыми из той войны. Но тогда авиация только становилась, все было совершенно по-другому. В этой выиграет та авиация, которая создаст вокруг себя мощные и мобильные структуры, обеспечивающие ее сведениями о противнике, защиту от него, поступление новой материальной части для восполнения естественных потерь и курсами,
обеспечивающими пополнение личного состава. Все это должно опираться на качественную работу промышленности, и не только авиационной. Тут и радио, и медицина, оружейники и нефтехимия, и не стоит забывать, что у Германии почти нет своей нефти! Весь бензин и все масла делались из импортной продукции. Именно отсутствие качественной присадки к топливу чуть не сорвало всё: фирма «Даймлер-Бенц» достигла заданной мощности двигателей на полгода позже срока. Ведь первая серия именно Bf.110, еще не Ме.110, летала на семисотсильных «Юмо». Полторы тысячи «эмилей», выпущенных в тридцать восьмом и в начале тридцать девятого, рассчитанных на этот мотор, более восьми месяцев стояли без дела, дожидаясь его. В результате люфтваффе не смогло укомплектовать полностью ZG (цет-гешвадеры).
        В Польской кампании была только одна такая дивизия, плюс испытательный 210-й полк, который имел самолеты уже с 1200-сильными двигателями. А в ZG.1 на вооружении стояла сборная солянка с четырьмя различными двигателями от шестисот до тысячи сил. Иметь машину с двумя DB601А1 в тысячу сил почиталось за счастье, и в первую очередь их забирало себе начальство. А попробуй удержаться в строю во время боя, если у тебя на восемьсот сил меньше, чем у ведущего! «Сто десятый» был самым большим секретом Геринга и его любимым детищем. Геринг мечтал создать Zerstorer - неуязвимую машину-истребитель, быструю, как молния, хорошо защищенную со всех сторон, способную сопровождать бомбардировщики на большие расстояния и превосходившую всех по маневренности.
        По состоянию на август-сентябрь 1939 года это ему удалось: Ме.11 °C.4 с двигателем DB601N, имевший бронирование и протектированные баки, был несомненно лучшим истребителем тридцать девятого года. Но их в люфтваффе было всего двадцать четыре штуки, только в 1./Erpr.Gr.210. В планах Мессершмитта уже маячил Ме.210, авиаконструкторы всего мира перерисовывали у себя на досках эту конструкцию, считая ее панацеей. А в левом крыле маленького «шторьха» лежал подробный отчет о том, как бороться с этой машиной, имевшей недостаточную высотность и в бронированном варианте еще и недостаточную маневренность и дальность. В погоне за весом огневого залпа и боезапасом, доходившим до тысячи выстрелов на ствол, конструкторы «Мессершмитт АГ» перетяжелили машину и значительно урезали количество топлива на борту. И экономичностью новые «N» не отличались. Проверив по требованию резидента связь, Вольфи получил отзывы по четырем каналам из семи. Остальные на контроль не вышли. Особенно приятно было услышать две маленькие буквы в сообщении из Москвы. Радиограмма подписана мамой! Жива! И продолжает руководить этим
направлением. Отчим в феврале осужден и расстрелян. Вольфганг это слышал по московскому радио, поэтому еще сильнее волновался из-за отсутствия каких-либо сигналов для него.
        Связь с резидентом была односторонней, так что задуманное путешествие на озеро Оберзее, где вполне можно легко оказаться на территории Швейцарии, пришлось отложить, поселиться в гостинице «Адлон», в восьмистах метрах от здания Имперского министерства авиации, где сидел резидент. А в ресторане «Адлон» любил посидеть сам Геринг, да и резидент был не прочь отужинать там же. То есть он все время находился на глазах. Но удостаивался лишь кивка в качестве приветствия.
        Дни отпуска пролетали в болтовне о героическом Польском походе с многочисленными соседками по столику. Несколько кратковременных романчиков - берлинские дамы обожали форму люфтваффе, а несколько марок чаевых портье открывали все двери и закрывали глаза на шалости аса. Герой-фронтовик отдыхает, и не будем ему мешать со своими правилами.
        Рейхсминистр Геббельс подливал масла в огонь, выводя люфтваффе на первые роли в войне, хотя все сделали многочисленные чешские танки, которых прикрывали люфтваффе. Но кому и что вы докажете, если об этом сказалсам, - и, захлебываясь от восторга, говорят все. Не будем разрушать уже выстроенную картину мира у берлинцев. Их еще не бомбят, тревоги в основном учебные.
        За день до окончания испорченного отпуска посыльный доставил вызов: приказано прибыть в кадры для получения предписания. Заразы! Не могут дождаться его окончания! Вольфганг собирался в «Крольоперу», давали «Похищение из сераля» Моцарта, и можно было неплохо отдохнуть. Но делать нечего, он сел в «Майбах», откинул за плечо шикарный белый шарф и неплохо разогнался по Вильгельмштрассе, хотя было совсем недалеко. Свернул налево на стоянку перед министерством и припарковался. Три минуты в кадрах, получил направление в ZG2 в распоряжение майора Фолльбрахта, аэродром Август-Юлер. Это примерно в двухстах километрах от Касселя.
        На направлении была закорючка резидента - условный знак о встрече. Никакого ZG2 вообще-то не существовало. Машин для этого не было. Даже не задав вопросов толстому майору, выдавшему документ, Вольфганг поднялся на три этажа выше в технический департамент, которым руководил генерал-инспектор Удет. Доложился о прибытии. Адъютант критически осмотрел короткую кожаную куртку и белый шарф и показал Вольфи рукой на вешалку. Под курткой оказался парадный мундир. Адъютант удовлетворенно кивнул, снял трубку и доложил, что обер-лейтенант фон Крейц прибыл. То есть он был в курсе того, что такой визит будет. Вошел вместе с ним к генерал-инспектору - видимо, стучит кому надо. Здесь долго командовал Мильх, с которым враждовал Удет. Сейчас Удет победил и отодвинул Мильха на второй план.
        - Проходи, мой мальчик! Знаю-знаю, что у тебя куча вопросов в связи с назначением! Да, опять придется заняться переучиванием, впрочем, ты талантливый учитель, тебе и создавать ночные эскадрильи. Вы свободны, Герхард! Помнишь, Вольфи, ты занимался «Лихтенштейн-Герэтом» и «Химмельбетом»? Речь идет о них! Твою формируемую группе будем комплектовать самолетами для ночных полетов. Пройдемте к столу, вон туда, граф!
        Все это было сказано еще при адъютанте, то есть резидент в курсе, что тот работает не на него. Но первое, что сделал Удет, это раскрыл книгу, лежавшую на столе, и ткнул пальцем в напечатанное кодовое выражение: «Утренняя заря зажглась на холодном небе», убедился, что Вольфганг прочел фразу, выдернул закладку из книги и сунул ее в карман и перешел к обсуждению тех самолетов и устройств, которыми собираются оснастить I/ZG2. В конце разговора приказал ехать с ним в Тегель. Адъютант поехал за ними на закрытом и бронированном «Хорьхе».
        - Передай: «Вариант 2, франки, фунты, можно доллары». Теперь по тебе, местом твоего постоянного базирования будет Узедоммер. После исполнения «зари» переноси все каналы туда, они понадобятся. Учти, там люфтваффе плотно работает с СД, поэтому придется несладко. Там такое закрутили, что рановато тебе отходить домой. Остальное пойдет в открытых приказах, постарайся побыстрее создать ночников и, что бы ни случилось, никуда не дергайся. Твое место там! Я знаю, что говорю. Ты умный, хитрый и осторожный, ты сможешь там удержаться.
        - Я считаю, что мое место сейчас в кадрах ВВС СССР, нужно передавать опыт, это важнее.
        - Твое место там, где я сказал, скоро и сам поймешь, что это так. Нет у меня других людей, мой мальчик. Из шести посланных, ты единственный добрался. И неплохо устроился. Все, закончили!
        - Мне требуется передать накопленные материалы.
        - Все уничтожить, никаких улик! Это приказ! Исполним «зарю», все и так у них будет. Сейчас сидишь тихо, как мышь, у тебя приказ: выжить и вжиться. Я сам доступа туда не получил.
        «Да, вот это номер! Генерал-инспектор люфтваффе не имеет доступа на объект люфтваффе! Что же там такое?» - подумал Вячеслав, прекратив пререкаться с резидентом. Все это, конечно, разрушало его мечту вернуться домой, хотя казалось, что ее уже можно пощупать руками. Шелковый шарф, подхваченный ветром, развевался за спиной. Вечерний город отступил назад, КПП, лающая речь докладов, украшенный рогами «мессер», объяснения Удета, мелькающая рожа его адъютанта. Щелчки каблуками, «Яволь, герр генерал!». Ужин в ресторане «Адлон» в присутствии адъютанта. Там же подошла огромная фигура Геринга, который развалился на диванчике и потягивал бренди, громко рассуждая о том, как важно сейчас обеспечить скорейшее создание ночных истребительных соединений. Ужин превратился в митинг национал-социалистской рабочей партии, плавно переросший в небольшую попойку.
        Отправив сообщения, Вольфганг с двумя нечаянными подружками из Касселя, встреченными им в Берлине, выехал через Кассель в Грисхайм, что под Дармштадтом. Первое, с чего начал Гитлер, были автострады - двухполосные, с обязательной «танковой» полосой, они пересекали Германию вдоль и поперек. По «второй» до Брюнсвика, там отворот на «седьмую» до Касселя-Валдау. Обе девицы были совершенно не прочь поехать, и не только, дальше, но им никто ничего большего не обещал. Заехал на квартиру, которую снимал два года, погрузил нехитрый скарб в багажник, пообедал с Герхардом, выслушал последние новости про завод. Обещал его жене быть осторожнее и остепениться, пока она стирала платком разноцветную помаду на шее графа, щелкнул по носу их дочку, которая разревелась, провожая графа на фронт.
        Франкфурт - это недалеко от французской границы и считался прифронтовой полосой. «Странная война» продолжалась, но здесь ее дыхание ощущалось только в районе Валдау, откуда ритмично отгружались и улетали самолеты. Благодаря Герхарду он вжился в эту роль, тот научил его летать, и было действительно грустно расставаться с ними.
        Все позади, и развевающийся белый длинный шарф помахал семейству на ходу. Опять «седьмая» автострада, затем «пятая», знаменитый мост через Майн и сосновый лес между Дармштадтом и Грисхаймом. Довольно запутанная развязка, наконец Рейнштрассе и отворот на Люфтхафенштрассе. Щелчок каблуками и резкий кивок - приветствие нового командира эскадры, гешвадера. Майор Фридрих Фолльбрахт. Немного не дотянул до звания ас в Первую войну - два сбитых. Все время на вторых ролях, в эту кампанию он тоже не на фронте, а командует еще несформированной эскадрой. Большой любитель шагистики, монокля и сигар. На столе лежит стек, которым он любит колотить по столу, требуя внимания или во время столь любимых им разносов. Но графский титул оказывает на него просто магическое действие! Иначе бы в порошок бы стер сопляка с неуставным шарфиком на шее и в короткой английской куртке. Плюс неизменная пилотка, но он в ней и на совместных портретах в газетах с самим фюрером!
        Вольфганг передал пакет из Берлина с предписанием и инструкциями. Майор аккуратно вскрыл почту, не забыв пригласить графа присесть. Поправил монокль и углубился в чтение документа. Сорванца прислали на должность группенкоммандера с задачей создать первый ночной истребительный полк в люфтваффе. И организовать поточное обучение летчиков на этом аэродроме для таких соединений.
        - Здесь стоит подпись Главнокомандующего!
        - Я имел с ним беседу три дня назад, и он лично сказал, что придает особое значение скорости создания таких эскадр. Самолеты в наш адрес уже направлены, в ближайшее время прибудет и оборудование для аэродрома, самолеты-мишени, несколько бомбардировщиков, которые будут имитировать самолеты противника. Рейхсмаршал особо подчеркнул, что противник в ближайшее время может начать попытки ночью прорваться вглубь территории рейха, и наша задача - полностью исключить такую возможность. «Ни одна бомба не должна упасть на рейх!» - он неоднократно повторил это выражение.
        Майора проняло. Он аккуратно промокнул вспотевший лоб безукоризненно белым платком. Через некоторое время очень вежливо закончил разговор и лично проводил графа в отведенный ему коттедж, проехав с ним на машине несколько метров по Лилиентальштрассе. Штаб гешвадера и управление аэродромом находились на этой же улице в небольшой рощице. По дороге майор указал и на здание, где будет располагаться штаб первой группы. Но люди еще не прибыли, поэтому он может выделить в распоряжение графа только денщика и повара.
        Реально Вольфганг получил несколько отличную задачу: он действительно должен был помочь переоборудовать аэродром, сформировать и обучить один штаффель, расставить здесь нужных людей и опытных инструкторов, и по готовности первой эскадрильи убыть вместе с ней на побережье Балтийского моря, где приступить к созданию зоны ПВО испытательного центра Пенемюнде. Остальные эскадрильи его полка будут формироваться здесь и перелетать на остров Узедом по мере готовности. Но это маленький секрет генерал-инспектора Удета и советской разведки. «Поспеши навстречу смерти, пока твое место в Валгалле никто не занял!» Там пока всего три самолета, которые обслуживают полигон, и с воздуха он не прикрыт, только артиллерия. От скорости создания первой эскадрильи зависит всё! Ведь противник может нанести удар раньше, и тогда это место срочно займет кто-то другой. А так, ничего не нарушая и не форсируя, Удет поставит своего связника на это место и обеспечит советской разведке доступ к самому секретному объекту на территории рейха. Удет - вояка опытнейший, ас, настоящий ас. Не Мильху с ним тягаться! Вольфганг не мог
числиться в его любимчиках, он пришел в люфтваффе своей дорогой и всего трижды встречался с резидентом. Во всех случаях он был исполнителем какой-то достаточно важной миссии, и заподозрить, что Крейц и Удет чем-то связаны помимо службы, было невозможно. Люди абсолютно разного круга общения.
        И сейчас Удет обставил назначение фон Вольфи таким образом, что для всех не Удет, а Геринг поставил отличившегося летчика Польской кампании на ответственный участок. Герингу то, кто будет исполнять эту роль, было абсолютно все равно. Тут на руку сыграла недавняя дискуссия о том, что Крейц - «инструктор до мозга костей». Ночные бои - дело новое, и им требуется учить. А у фон Вольфи есть опыт полетов с новыми приборами. Ему и карты в руки! Флот «Рейх» еще только формируется, его структура расплывчата, но это строительство - важнейшая часть работы именно Геринга. Удет прекрасно знал время посещения ресторана Герингом и аккуратно подвел Вольфи в нужное время к нужному месту. А мысль, что фон Крейц - инструктор до мозга костей, высказал именно Геринг, о чем Удет ему напомнил в ресторане.
        Сам Удет считал, что связник упустил отличный шанс подняться по служебной лестнице, отдав первый сбитый ведомому. И лишь в ходе дискуссии о поступке графа внутри министерства, ему пришла в голову мысль, что это можно отлично разыграть, не подставляясь и не показывая личную заинтересованность в том, кто будет оборонять секретный полигон.
        Дело к вечеру. Дав новому денщику приказание все перенести в коттедж и привести его в порядок, Вольфи направился в офицерский гастштет попить пива с дороги, а заодно и познакомиться с местными обитателями. Насколько он понял из разговора с майором, здесь пока находится лишь наземный состав будущего гешвадера, и начинать работу придется практически с нуля. Приводов здесь нет и не было, поэтому необходимо провести топографическую привязку к местности точек расположения наземной части системы слепой посадки FuG.10. Система довольно примитивная, состоит из четырех приборов - одного передатчика и трех приемников, но не работает без земли. В нее входят радиовысотомер малых высот с приемопередатчиком в двух разных блоках и два приемника-пеленгатора фазомодулированных сигналов: один для наведения по горизонтали, второй - по вертикали. Все эти приборы выведены на три индикатора, которые показывают положение самолета относительно взлетно-посадочной полосы, правда, без учета сноса, поэтому полоса чисто условная, по направлению господствующих ветров. Чтобы ее подготовить, требуется просмотреть кучу материалов
по метеорологии данного аэродрома и учитывать тип садящихся самолетов, но поправки в глиссаду делаются на самом FuG-10. В общем, работы много, и ее требуется начинать исполнять, иначе ввод затянется настолько, что исполнение можно смело переносить на пару лет, а их в запасе не было!
        Городок Грисхайм совсем маленький, три на два километра, но с точки зрения авиации это столица люфтваффе, здесь она зарождалась! С этого поля взлетали знаменитые «цеппелины» и трипланы Фоккера. Здесь даже улицы носят название авиаторов. В общем, не успел граф сделать и пары шагов в направлении машины, как тут же появился немолодой уже человек в старомодном смокинге и, переспросив на великолепном «хохдойч», действительно ли он имеет честь созерцать графа фон Крейца, вручил ему визитную карточку и пригласительный билет на вечер, устраиваемый в его честь в доме баронессы фон Грисхайм. Обер-лейтенанту захотелось сесть в «Майбах» и свалить отсюда куда подальше.
        - Э, человек! А где это?
        - Господин граф, это в двух кварталах отсюда на Вильхельмштрассе. Перед авиашколой. Баронесса Анна ожидает вашего визита!
        - Кланяйтесь баронессе, я непременно буду, если срочные дела не задержат.
        Внутренне передернувшись от предложения, он сел в машину и двинулся по улице в направлении офицерского казино, которое располагалось в полуквартале от его коттеджа. Там было пусто, лишь пара фендрихов пили пиво и закусывали жареной кровяной колбасой.
        - Это все? А где остальные?
        - Баронесса фон Грисхайм пригласила всех офицеров к себе, какой-то граф приехал, господин обер-лейтенант, - ответил один из них.
        Естественно, фендрихов туда не пускают. Делать нечего, придется ехать к баронессе. Убей бог, он не мог вспомнить эту фамилию. И почему все собрались там? Смутно промелькнуло в голове, что какого-то Грисхайма упоминал Отто фон Бисмарк. Великий канцлер Великой Германии. Вечер обещал быть томным - эта ветка истории Германии оказалась за пределами его памяти! Великолепная разведшкола! И гениальный шанс провалить все дело, которое ему поручено! Черт его подери, за каким чертом ему понадобилось тащиться в гаштет?! Стоп, видел! Ей-богу, видел! Камень на въезде! Ох уж мне эта немецкая педантичность. Стараясь изобразить полное спокойствие, Вольфганг улыбнулся фендрихам и ответил:
        - Это, пожалуй, про меня! Честь имею представиться: граф фон Крейц, господа унтер-офицеры! - он приложил руку к пилотке. Медленно вышел из казино, нехотя сел в машину, понимая, что все сейчас смотрят на него. Взвизгнули задние колеса «Майбаха», разворачивая его на месте, и он понесся к тому месту, где были описаны события, происходившие на аэродроме Грисхайм в двадцатом и в конце девятнадцатого века.
        Барон организовал воздухоплавательскую школу, отдав под аэродром принадлежавшие ему поля. Пять квадратных километров. Здесь работал Лилиенталь, здесь поставлена куча мировых рекордов, баронесса Анна - его жена и мама немецкого планеризма. «Ну, ты и козел, Вячеслав!» - пробормотал Вольфи, ругая сам себя, что упустил возможность в Берлине посмотреть, куда его направляют и кто здесь играет первую скрипку!
        От камня он повернул на Люфтхафенштрассе и через пятьсот метров остановился у самого большого дома на Вильхельмштрассе. Пожилой немец еще не успел дойти до дома. Это, конечно, невежливо - с нашей, советской точки зрения, - но это всего-навсего слуга. Граф подождал его, сидя с открытой дверью. Затем встал, потянулся и спросил подошедшего:
        - Это здесь, милейший? Я не ошибся?
        - Яволь, герр граф. Вас ожидают!
        Вслед за слугой, ни в коем случае не обгонять! Старик придержал двери, пропуская его вперед. Кивок, и несколько пфеннигов в руку. Расстегнул куртку и чуть скинул ее с плеч. Уже два человека помогают ему раздеться. У большого зеркала поправил прическу и почувствовал, что сзади ему одернули мундир и провели щеткой, снимая малейшую пыль.
        - Прошу, господин граф!
        Хаусмайер показал на высокие двери. Вольфганг последовал за ним. Старик распахнул обе створки и громким, хорошо поставленным голосом объявил:
        - Гершафтен, его сиятельство граф фон Крейц, обер-лейтенант! - как было написано на визитной карточке, которую передал ему Вольфганг. Граф сделал несколько шагов, опередил хаусмайера, остановился, щелкнув каблуками, и кивнул.
        В большом зале было довольно много людей, мужчин и женщин, гражданских и военных, даже несколько генералов, большей частью в отставке, не в форме вермахта, но ландвера и рейхсвера. Так как вечер давался в его честь, то раздались вялые аплодисменты. Теперь требовалось быть очень внимательным: обойти всех и представиться, начиная с хозяйки. Знать бы, как она выглядит! Кажется, вот, идет навстречу, выручая его сама.
        - Милый граф, как замечательно, что вы нашли время и посетили нас!
        - Быть в Грисхайме и пропустить приглашение владелицы сего милейшего уголка было бы преступлением, милейшая баронин.
        - Как мило с вашей стороны! Вас с нетерпением ожидает ваша старая знакомая!
        - Но я никого не вижу здесь!
        «Господи, вот вляпался! Кто же это?» - пронеслось в голове у Вячеслава. Так, фотографию вон той тетки он видел в альбоме у «матери» и точно вместе с Вольфгангом, и она держала того за руку. «Вспомнить бы, как называл ее Вольфганг! Что-то связано с музыкой, точно!»
        - Боже мой, «Ах, мой милый Августин!», моя мучительница! - он вспомнил, как скривился Вольфганг, объясняя, что эта злющая особа колотила его по рукам за малейшую ошибку.
        - Вольфи, иди же ко мне!
        Вольфганг заложил руки за спину и отрицательно покачал головой, этот жест был характерен для настоящего Вольфи, когда он с чем-то не соглашался. Опять-таки, эти моменты в легенде были слабо проработаны. Ее имени он не помнил, впрочем, и неудивительно, ему было пять или шесть лет на фотографии.
        - Мари, ну я же говорила тебе, что он тебя не узнает!
        - Ничего подобного, дорогой граф меня узнал! Он хоть и изменился, но продолжает быть таким же упрямым и непослушным мальчиком, каким и был, когда я учила его музицировать. А как он пел! И сразу произнес слова песни, которую мы с ним разучивали.
        - Дорогая квелерин, я давно не пою, практически не подхожу к роялю, хотя с удовольствием посещаю оперу.
        - Как-как ты меня назвал?
        - Хаусквелерин, - домомучительница, - как называл вас всегда, когда вас не было рядом, фройляйн Мари Каверин. Я правильно вспомнил вашу фамилию?
        - Я сейчас ношу немного другое имя: баронин фон Тигель, мой мальчик, и я рада, что из тебя вырос такой замечательный офицер и летчик.
        Русская эмигрантка работала у Крейцев, какие-то обрывки информации под воздействием мощнейшего стресса всплыли наверх. Эту информацию прорабатывали несколько дней в Бизерте, пока настоящий Вольфганг там находился. Он упоминал, что учитель музыки приучила его к опере и русской классической музыке. И кличку он ей дал по фамилии.
        Слава богу, что больше сюрпризов в доме старой баронессы не оказалось, тем более что слабо зная тематику и впервые находясь в доме немецкой аристократки, требовалось держать ухо востро и меньше говорить. Спасательный круг подбросила ему судьба в виде молоденькой дамы, очень богато одетой, и он ухватился за него, еще не зная, что его подбросил черт.
        У баронессы, если по-русски, или баронин, если по-немецки, собрался весь наличный командный состав будущей ZG2 и, кроме того, старожилы - командный состав базы, причисленный к другому ведомству люфтваффе. С легкой руки того же Удета, этот отдел носил название «Троянский конь», или Schleppgruppe. Смешное название, если по-русски, и вроде как полк всего, опять-таки по названию, имел в своем составе тысячу четыреста средних и тяжелых планеров, две с половиной тысячи летчиков-планеристов, подготовленных к ночным полетам. Формировалась уже пятая воздушно-десантная дивизия, они проводили тренировки здесь. В их распоряжении было большое количество буксировщиков. Планеры для них изготавливались на «Готаер Вагонфабрик» в Дармштадте. Это англичане считали, что вторжение на остров пройдет морским путем, и вовсю следили за накоплением малых самоходных барж в портах. Гитлер и Геринг решили эту задачку немного по-другому и сейчас оттачивали главный инструмент блицкрига на острове.
        Десантников, правда, баронесса на этот вечер не пригласила, но планеристов было достаточно. Все они выпускники местной школы имени Лилиенталя. Приводы на аэродроме не были установлены еще и по этой причине: планер всегда садится против ветра, и любые мачты для них представляют серьезную опасность. Вольфганг успел перекинуться несколькими словами с инженером базы, который и высказал свои опасения. Они не рассчитывали на формирование ночной группе, а тут такой косяк, но приказ есть приказ в любой армии мира. Принято решение ставить антенны приводов в лесу между Грисхаймом и Дармштадтом и пересчитывать углы глиссады. Оборудование это уже позволяло делать. Кстати, в то время ни один из аэродромов Советского Союза не имел оборудования для слепой посадки. Материалы по ним были отправлены Вольфгангом полтора года назад, но сами приборы переправить не удавалось. Для этого и требовалась в том числе «заря». Ночью можно было ожидать первых сообщений из Саратова.
        Переместившись по ходу представления к другой группе гостей в сопровождении хозяйки и домомучительницы, его подвели к «спасательному кругу». Решив поскорее отделаться от очень опасных сопровождающих, он и решил немного приударить за незнакомкой, которая была не намного старше его, в отличие от двух дам сзади. Домомучительнице было за сорок, а баронессе к семидесяти. Этой на вид было лет двадцать пять. Звали ее Лилиан Готаер. Темноволосая, как многие южанки, с высоко поднятым бюстом, в дорогом вечернем платье несколько вызывающего вида, украшенная большим количеством тяжелых и дорогих украшений, она зябко куталась в меховую пелерину из дорогущих русских соболей. Оценивающе посмотрела на графа и сама перехватила управление процессом отвода сопровождения - «чтобы не занимать достопочтимую хозяйку дома». Дескать, она тут всех знает! Оказывается, старая вешалка-баронесса числилась в городе главной сводней среди аристократок, а Мари фон Тигель не так давно овдовела, но кроме долгов, ничего не унаследовала и живет с продажи немногочисленной недвижимости. Ищет богатенького дурачка, который будет ее
содержать. Подобные едкие характеристики дама давала большинству собравшихся в зале женщин, быстро отводя Вольфганга от опасных персон - молодых и незамужних девушек.
        Она сама - дочь владельца «Вагонзавода», увы, в разводе, не совсем удачно вышла замуж за местного штурмовика, который был груб и беспомощен - «Ну, вы понимаете, в каком смысле…» С помощью отца удалось вырваться и вернуть себе имя. Она в городе всех знает и с удовольствием проведет графа по кулуарам Дармштадта. Вхожа в любой дом. Час от часу не легче! Дама решила взять быка за рога и составить ему партию. Она - член НСФС НСДАП и является фюрерин местной организации женщин-наци. Прекрасно понимает место женщины в Третьем рейхе, обожает Гитлера, буквально молится на него. Посыпалась куча вопросов по Польской кампании, на которые постоянно приходилось отвечать в течение прошедшего месяца. В общем, вечер был окончательно испорчен, он заметил, что баронесса переставила карточки за столом. Сорокалетняя садистка - любительница музыки показалась меньшим злом, но пути были отрезаны. Ужин с неплохой кухней немного поднял настроение, но очень хотелось разбить голову соседке, несущей нацистский бред с таким воодушевлением. До этого момента в его кругу таких особ не появлялось. В конце вечера баронесса
задержала ненадолго Вольфганга каким-то вопросом, и фрау-фройляйн куда-то исчезла.
        Он вздохнул с облегчением, но не тут-то было! При свете фар появилась ее фигура с беспомощным видом, дескать, машина не заводится. Да, не заводится, где-то перекрыт бензин или отключено питание на катушку зажигания. Видно, не в первый раз использует такую уловку. То, что в кабине - это точно, она не станет пачкать руки, открывая капот. Но где? Вольфганг зажег свет в салоне, пробежался глазами по панели. Микровыключателей не заметил. Угу, под ногами! Нажал на кнопку и выжал педаль стартера. Двигатель завелся и почти сразу заглох. Значит, еще и бензин перекрыт. Обе руки пошли под кресло - есть краник. Повернул, взвизгнул стартер, и дуре-нацистке пришлось изображать умиление и что-то бормотать про отпущенного шофера. Поцеловав ей руку, он пересел в свою машину и нажал на газ. Было видно, что лицо Лили слегка перекошено, а губы выдают самые низкие ругательства. Одного врага он себе уже завел!
        Спалось на новом месте неспокойно, несмотря на то что он услышал по Москве стихи Фета «Заря прощается с землею». Снились две баронессы, задававшие каверзные вопросы, выпадающая из платья грудь Лили Готаер с большим темным кружком вокруг соска, ночное воображение прицепило ей длинный хвост с кисточкой и почему-то красные рожки. Пододеяльник хрустел проглаженным крахмалом - надо заменить на шелковый, почему-то появился Геринг, потом Геббельс, причем карикатурный, ведь он его никогда живьем не видел. Только в новостях в кинозалах.
        Дождавшись, наконец, будильника и не зная местных порядков, он не стал устраивать утренней пробежки, но прошел на спортивную площадку, где уже занимались планеристы, и отработал положенные комплексы на всех снарядах. Через час денщик подал завтрак, и спустя несколько минут обер-лейтенант прибыл в штаб базы на прием к главному инженеру. Они вместе покопались в описании средних метеоусловий в паспорте аэродрома, вызвали нескольких фельдфебелей, чтобы те проверили записи в других источниках, и заказали фототопографическую аэросъемку базы. Кстати, очень удобное изобретение немцев - аэрофототеодолит. Ставился на высотные бомбардировщики Ю-86 и, используя маркеры - хорошо заметные с воздуха топографические знаки, производил съемку местности с невероятной точностью. Съемка производилась с разных высот и позволяла уверенно воссоздавать даже рельеф, так как теодолит был связан с радиовысотомером.
        Запустив процесс проведения изыскательских работ, Вольфганг прошел в помещение штаба группе, нашел там нескольких бездельников в званиях зольдат дер флигер, с единственной птичкой на петлице. Ни одного даже ефрейтора не было. Кто-то из них заунывно пиликал на губной гармошке. Они повскакивали с подоконников, стульев и столов, которые таскали откуда-то со склада. Отчитав «сачков», назначил старшего, так как обер-ефрейтор, отвечавший за расстановку мебели в помещениях штаба, куда-то ушел. Как оказалось впоследствии, действительно по делам. Он появился через пятнадцать минут с телефонистами. Говорит с сильным гамбургским акцентом, служит уже довольно давно, носит нашивку кандидата в унтеры. На полученное замечание, что не оставил за себя никого, отреагировал спокойно и не пустился в долгие объяснения. Сказал, что получил приказание обер-фельдфебеля Карвица зайти в службу связи и немедленно провести телефон командиру группы, а связисты долго собирались.
        Солдат только сегодня перевели из части в часть, причем маленькими подразделениями, поотделенно, с разных частей базы и гешвадера. Причем временно, до прибытия основного состава. Так что это еще условно «свои», но процесс формирования пошел. Готовятся места для развертывания.
        Где-то во дворе возник легкий шум, даже свист, означающий в Германии одобрение. Непонятный шум разрешился появлением женщины в форме штабс-ефрейтора. У Вольфганга чуть челюсть не отвалилась. Во-первых, он впервые видел женщину в форме люфтваффе, слава богу, петлицы у нее были зеленые и воротник без окантовки. Довольно объемистая корма затянута юбкой чуть ниже колен. Увесистая грудь, где-то пятый - седьмой номер, значок НСДАП, носили который в люфтваффе редко. Эдакая Гертруда или Брунгильда. Угу, Гертруда - зовут ее так. В общем, глава НСФС Гертруда Шольц-Клинк, пробила у Геринга разрешение создать в люфтваффе женские подразделения на административных нестроевых должностях: машинистки, посыльные, бухгалтерия, снабжение, обеспечение, комплектование. Первое такое подразделение было сформировано в Дармштадте той самой Лили, и его подсунули в 7-ю воздушную дивизию, с командиром которой, генерал-майором Штудентом, его вчера познакомили. Тетки тому в штабе за несколько недель так надоели, что он решил сделать новому группенкоммандеру «подарок», тем более что видел, как мило ворковали Лилиан и Вольфганг.
Убил двух зайцев! Если не трех. Одним выстрелом. Генерал уже согласовал с кадрами в Берлине и официально перевел взвод Гертруды Мильвавер в I/ZG2. Вот удружил! И смех, и грех. Не зря Вольфгангу чертик вместо Лили снился!
        Принял пакет от штабс-ефрейтора, прочел, что там написано, понял, что над ним решили немного посмеяться местные товарищи, сплавив ему самое боеспособное подразделение, но понимающее команду «ложись» несколько своеобразно. Вот такой грубый армейский юмор. Черт его дернул прицепиться вчера к этой нацистской шлюхе! Внимательно осмотрел сверху донизу стоящую по уставу ефрейторшу. Сжатые кулачки на толстой заднице, локти разведены, подбородок поднят. Встречать и знакомиться с подразделением он не вышел. Наверняка местные хохмачи уже окружили здание с фотоаппаратами.
        - Вольно, ефрейтор.
        Нога ефрейторши согнулась в толстой коленке, руки скользнули вниз.
        - Заводите людей в штаб, приступайте к уборке помещений и оборудованию рабочих мест. Обер-ефрейтор Штумпф! - крикнул Вольфганг, приоткрыв дверь.
        - Я, герр обер-лейтенант!
        - Вашим людям выполнять распоряжения штабс-ефрейтора!
        - Яволь, герр обер-лейтенант.
        Оба грохнули каблуками и вышли из его кабинета. Первый день в должности группенкоммандера начинался очень своеобразно.
        Обучать новую эскадрилью он не рвался, ведь понятно, что против нас это будет использовано, поэтому достал свою записную книжку и переписал оттуда всех, кого бы он хотел видеть в своей первой эскадрилье. Ведь через него прошло шесть составов. Данные на всех имелись, вместе с личными номерами. Он сформировал запрос в кадры люфтваффе, ссылаясь на полученный приказ Геринга с указанием личного номера, пометил, что перевод осуществлять строго на добровольной основе. Когда за стенкой загрохотал очередями «ундервуд», фон Вольфи вышел из своего кабинета и застал за машинкой нечто блондинистое, испуганно-голубоглазое, в белой накрахмаленной рубашке с черным галстуком.
        - Флигер Велинг, герр группенкоммандер! - представилась она, встав рядом со стулом.
        - Как зовут?
        - Розмари, герр офицер.
        Тарахтела она с очень приличной скоростью - на машинке, имеется в виду.
        - В трех экземплярах.
        - Яволь!
        Через несколько минут, после осторожного стука в дверь, она вошла, почти неслышно щелкнула каблуками туфель. И, после разрешения, аккуратно положила бумаги, развернув их в правильном направлении, чтобы Вольфгангу было удобно читать. Секретарскую службу она знала хорошо и имела опыт. Миниатюрная ладная фигурка. По сравнению со многими немками, довольно симпатичная. Гертруда по-своему поняла внимательный осмотр ее форм и направила к нему худенькую секретаршу. Хоть за это спасибо!
        - Это в исходящие, это отправить в главное управление кадров, это зашифровать и отправить телеграфом в тот же адрес. Исполняйте.
        - Яволь, герр обер-лейтенант. - Девушка тихой мышкой выскочила за дверь. Голосок у нее тонюсенький, детский.
        За обедом - а обедать пришлось в офицерской столовой базы, своих помещений еще не было даже в гешвадере - пришлось пообщаться с шутником-генералом. Но без колкостей.
        - Сами посудите, граф, куда они мне? Мы ж парашютисты, а приказали. А ты молодой, горячий, женский пол любишь, сам видел, как к тебе Лили Готаер пристраивалась! - хохотнул генерал. - Она не ко всем так, богачка, и с характером!
        - Абсолютно не в моем вкусе, да и рановато мне создавать семейное гнездышко, все только начинается, господин генерал.
        - Вот это верно! Загляните к нам в клуб, познакомитесь с моими офицерами. Как-никак у вас, граф, первый Железный крест за Польскую кампанию! Моим орлам будет интересно с вами познакомиться.
        Знакомиться со всеми фон Вольфи не рвался, да и хлопот и забот хватало выше крыши! Сплошным потоком идут бумаги, все требуется подписать и оформить, а начштаба еще нет, и вообще, кроме дородной Гертруды, в штабе еще никого не было. Кстати, все девушки из ее команды, как и она, были специалистами в своих областях. Их отбирали по конкурсу, и он был значительным. Поэтому службы, где трудились девушки, заработали на все сто, еще и выполняли большой объем сторонней работы по планированию и поставкам. Радоваться бы, если бы не одно маленькое «но»: они все носили на галстуке маленький значок со свастикой, а под карманом униформы - круглый партийный значок. Это обстоятельство очень настораживало Вольфганга. Прибывающий личный состав, если прибудет, вообще-то другого поля ягоды. Да, вояки, да, немцы, да, враги, но не нацисты. Этих он автоматически отсек от формирующейся первой эскадрильи своего полка. Они должны стать костяком группе, тогда и общий фон будет сформирован соответствующий. Так что, милые мои нацики, как ни старайтесь, а вы все останетесь в ZG2. На север из вас никто не попадет. Там и без вас
врагов хватает. Пока есть возможность слегка фильтровать личный состав, нужно стремиться к тому, чтобы максимально обезопасить себя.
        Через восемь дней прибыл эшелон с самолетами, кадры из Берлина передали, что разослали запросы, но летный состав так и не появился. Начали производить сборку машин, так как часть техников уже приехали, и появился инженер группы, гауптман Шульце. В чем причина задержки с личным составом, было непонятно. Вечером следующего дня Вольфганг сидел с кружкой пива в своем кабинете в полковом офицерском казино. Это верхний этаж летной столовой, выделенный только для летного и офицерского состава. Для командования сделаны отдельные помещения, но кроме них с Шульце этот уголок посещать было некому. Вольфи мысленно ругался, что он реально может не успеть выполнить поручение Удета, и вспоминал времена, когда формировалась первая эскадрилья 120-й группе. Тогда людей искать по закоулкам не приходилось. Валом валили. Значит, он не такой уж и хороший командир, много хуже Рубенсдоффера, тот умел организовать все четко, а ему еще не хватает командирской хватки. Ранехонько ему дали полк, не справляется! Но в большом зале возник шум, кто-то громко заказал: «Всем пива, фройляйн!» И в его кабинет кто-то постучался.
        - Войдите!
        «Так, кабинета явно не хватит!» - мгновенно подумалось, когда он увидел многочисленные пилотки. Встал и вышел в зал.
        - Ахтунг! Господин обер-лейтенант, личный состав первого штаффеля первой группе 2-го цет-гешвадера прибыл на место назначения, командир штаффеля лейтенант Фосс. Здравствуйте, герр фон Вольфи. Мы чертовски рады, что вы вызвали нас к себе!
        - Приветствую всех! Сколько вас?
        - Шестнадцать командиров экипажей, инженер и оберштаффштурман, герр обер-лейтенант. Технический состав эскадрильи прибудет утром, поездом. Еще восемь человек-командиров временно находятся в Касселе до укомплектования второго штаффеля. Рейхсмаршал приказал комплектовать штаффели ночных истребителей в составе шестнадцати машин. Четыре звена, - Schwarm, - в каждой. Пришлось разделиться.
        Гора с плеч! Этих летчиков он всех знал, и все они были ночниками, то есть имели допуск к ночным полетам. Черти, еще и пилотки все нацепили, как их командир.
        - Ну что ж, сегодня отдыхаем с дороги. Фройляйн, все пишите на меня, мой бюджет выдержит! С утра занятия по тактике ночного боя и по новой технике, затем отдыхаем, и на полеты!
        - Ура, ура, ура!
        - Готовых машин пока четыре, так что не радуйтесь, придется в несколько смен летать, ночью поспать не удастся. Но мы же ночники!
        На огонек заглянул и Фолльбрахт, и Вольфи получил первое замечание, что доклады в армии и люфтваффе еще никто не отменял. Требовалось подойти вместе с Фоссом и доложиться.
        - Я звонил вам, господин майор, дежурный унтер-офицер доложил мне, что вы отсутствуете в штабе.
        - Могли бы и посыльного послать разыскать меня!
        - Яволь, герр майор, посылали! Доложил, что вы выехали в Дармштадт!
        - Я оттуда вернулся уже пятнадцать минут назад.
        Вольфганг промолчал, понимая, что майору хочется немного проявить свои командирские полномочия. Мели, Емеля, твоя неделя.
        - Господин майор, на склады поступили тренажеры, и я просил развернуть их все, но нам выдали только штатные три, в выдаче остальных отказали. Но группе формируется в четырехэскадрильном составе, на один штаффель больше, чем в группах «охотников».
        - Все правильно, господин граф, по количеству летчиков.
        - В штатном расписании штаффеля существует должность начальника тренажера, и выделен взвод солдат и три техника для его обслуживания.
        - Я вижу здесь недоработку в документации. Утром уточним, господин граф. Зачем они вам? Мне уже доложили, что вы грозились всех под трибунал отдать, если вам их не выдадут, - улыбнулся майор.
        - Прежде чем выпустить моих ребят в воздух для отработки ночной слепой посадки, каждый из них должен сдать это упражнение на тренажере, господин майор. Так мы делали в Касселе, когда проводили испытания приводов и приборов слепой посадки. Там таких тренажеров было восемь, это позволяло быстро проводить зачеты и оставлять свободными несколько из них, чтобы люди перед зачетом могли самостоятельно потренироваться.
        Индикатор FuG10 показывал абсолютное место самолета относительно оси глиссады, рулями требовалось действовать в обратную сторону. Плюс постоянно запаздывающий вариометр, довольно инерционный прибор и слабочувствительный, его постоянно приходилось контролировать по радиовысотомеру, но для этого требовалось знать рельеф местности в районе глиссады. И если включить режим слежения, то начнутся постоянные звонки, очень рассеивающие внимание первое время, пока не привыкнешь. Вообще, во время слепой посадки летчик контролирует зрением положение, показания и скорость изменения данных девяти основных и двадцати вспомогательных приборов. Этому требуется учиться, что без тренажеров довольно тяжело. Поэтому компания «Блом унд Фосс» сделала первый в мире тренажер для слепого полета со следящей системой, включая систему слепой посадки. В остальных странах мира такие тренажеры появились после войны, понятно, откуда их взяли. Пока же авиаторы остальных стран мира готовятся на тренажерах, где следящей системой является шесть солдат, по два на каждую ось вращения, которые вручную совмещают две стрелки - положение
рулей по своей оси и положение кабины. Электротехническая промышленность Германии смогла обеспечить массовое производство таких устройств вначале для учебных, а затем и для строевых частей люфтваффе. Точно известно, что эту разработку Фосс, один из немецких асов, однофамилец командира штаффеля, привез из Липецка, где она и родилась на основе тренажера, использовавшегося еще в годы Первой мировой, с шестью солдатами. Во всяком случае, в тридцать седьмом году на вооружение люфтваффе был принят тренажер для истребителя, кабина которого имела шесть степеней свободы и управлялась непосредственно из кабины тренажера. Вундерваффе, настоящее вундерваффе. В таком тренажере летчик мог выполнить мертвую петлю, боевой разворот, спираль, вираж, бочку, прямой, плоский и обратный штопор - в общем, все фигуры высшего пилотажа. Внешний пост управления, с помощью механической аналоговой вычислительной машины и встроенного секундомера, следил за высотой полета и транслировал ее на высотомер, за скоростью, которую также транслировал, и останавливал вращение кабины в случае срыва управления или по состоянию пилота. Для
дневного полета шар, в котором находится кабина, был выкрашен в голубой и зеленый цвет, для ночного - верхнюю часть черного купола украшали белыми точками с основными навигационными созвездиями, для слепого - использовали полностью серую сферу.
        Далеко не все «старые» летчики понимали, что это такое и зачем это нужно. Майор Фолльбрахт был, видимо, из этой их части. Малость помявшись и выслушав многочисленные просьбы ускорить сдачу зачетов, он уступил напору молодежи и разрешил установить в классах максимально возможное количество тренажеров. Посидел еще немного, уговорив пару пива, и ушел.
        В 22:45 фон Вольфи постучал пальцем по часам, показывая, что время истекло, зашел вместе с Фоссом на вечернюю поверку в казарму рядового состава эскадрильи - посмотреть, как устроились, затем прошелся вдоль коттеджей, где расположились экипажи, временами постукивая в окна и грозя пальцем нарушителям дисциплины. Это, конечно, обязанность Фосса, который шел рядом и временами был даже требовательней командира полка. Полк сегодня только родился, прежде это было больше похоже на беременность: подтаскивали поближе всякое нужное и хлам, готовили распашонки, пеленки и соски. Роды состоялись, и завтра начнется школа. Слава богу, что яслей не требуется. Только проверить и восстановить утерянное.
        Через четверо суток он доложил о готовности первого штаффеля, а перед этим из Москвы для резидента передали шифровку, что передислокацию «Поля» в указанное место необходимо произвести, не затрагивая кадры управления созданной структуры, создавая на месте новую, есть кадровые сложности, разрешить на месте которые не удается. В шифровке также говорилось: «Ожидайте зарю, восход близок».
        Удет понимал, откуда Москве стало известно о передислокации связника, поэтому спокойно отнесся к новой проблеме. К сожалению, противник в настоящее время против Германии ничего не предпринимал. Ни французы, ни англичане даже воздушную разведку не вели. Еще в октябре англичане начали переброску войск во Францию, которую проводили ни шатко ни валко. Молниеносный разгром Польши и прекращение переговоров с СССР о военном союзе против Германии создали такую обстановку, разобраться в которой было невозможно. Все выжидали! Гитлер ожидал, что Франция и Англия согласятся с исчезновением Польши и появлением генерал-губернаторства. Премьер-министрами во Франции и Англии продолжали оставаться люди, с которыми были подписаны Мюнхенские соглашения. Франция имела третьи по величине вооруженные силы в Европе, только ВВС Франции включали в себя около трех тысяч трехсот самолетов, тысяча двести семьдесят пять из которых являлись новейшими боевыми машинами. Плюс Великобритания якобы предоставила для борьбы с Гитлером полторы тысячи новейших истребителей и бомбардировщиков, включая скоростные «спитфайры» и
«харрикейны», но кроме двух крыльев «харрикейнов» на континенте ничего не появилось.
        Объявленная война превратилась в вялотекущие перестрелки на линиях Мажино и Зигфрида, где у обеих держав находились мощнейшие оборонительные сооружения. В сентябре французы перешли немецкую границу и захватили двенадцать населенных пунктов в районе Саарбрюккена. Их армия продвинулась на тридцать четыре километра, но даже предполье линии Зигфрида преодолеть не смогла. Наступление выдохлось. Французы начали перебрасывать дополнительно сорок дивизий, взятых из созданных по мобилизационному плану. Но в середине сентября в связи с катастрофическим положением на Польском фронте от проведения наступления отказались[2 - Сто раз упомянутое 17 сентября 1939 года, постоянно встречающееся в Интернете, это попытка хоть как-то привязать начало освободительного похода РККА в Западную Белоруссию и Западную Украину к отказу Запада исполнять свои обязательства по отношению к Польше. Просто они надеялись, что две армии, встретившись, начнут боевые действия друг против друга. - Здесь и далее примечания автора.].
        Гитлер шел на восток, и всех это устраивало! Его подводили к основной цели, а судьба какой-то Польши никого не интересовала. Они не захотели защищать Чехословакию, они отдали Польшу, а теперь вынуждали Гитлера двинуться на Восток, чтобы ударить ему в спину. Вот и отделывались от всех, разместив четыре дивизии вдоль французско-бельгийской границы и прикрывшись линией Мажино и нейтральными странами от самого Гитлера. То, что французы брали в течение двух недель, вермахт в октябре, вернувшись из Польши, забрал за два дня - 15 - 16 октября 1939 года.
        Генерал-инспектору требовался повод, чтобы разместить в тысяче километров от Лондона полк новейших истребителей. Помог его величество случай. Одна из шведских газет опубликовала маленькую заметку о необычном объекте - метеорите наоборот, который прочертил небо над Балтикой и взорвался высоко в небе. Заметка осталась бы совершенно не замеченной, если бы не Удет. К сожалению, не только он читал шведскую прессу. Со стороны Канариса тоже прошла информация, что МИ-5 заинтересовалась «обратным метеоритом» и дала указание на разработку планов по наблюдению за объектом. Испытания временно были прекращены, тем более что достигнутые результаты требовалось обработать.
        Штаб I/NJG1 разместили на авиабазу Грайфсвальд, а 1./NJGr1 под командованием лейтенанта Фосса перелетел на аэродром в Пенемюнде. Кроме ночных Bf.110, эскадрилья имела один шварм Bf.209, два из которых весной установили мировые рекорды скорости, а два имели теоретическую высотность в семнадцать с половиной тысяч метров. Только один из них был вооружен на заводе, остальным устанавливали крыльевые пушки уже на аэродроме. Первой группе ночных истребителей установили довольно большой сектор ответственности - от Ростока до Свинемюнде, и поначалу генерал-майор Ешоннек раскидал полк по аэродромам подскока, считая, что противник будет действовать одиночными машинами. То же самое можно было сказать и о высотных истребителях. Да, они имели высокую скорость и большую высотность, но это были рекордные, а не боевые машины, вести воздушный бой на них было невозможно. Но обстрелять одиночный высотный разведчик они могли. В этот момент этого было достаточно.
        Сам генерал Ешоннек был возмущен тем моментом, что вместо того чтобы перевооружить именную группе «Грайфсвальд», которую он лично формировал и был ее первым командиром, и ввести новый полк в одноименную эскадру, на базу прислали непонятно откуда взявшийся полк. Но Геринг сказал, что полк, принадлежащий LG I, Lehrgeschwader, учебной эскадре, он разукомплектовывать не будет, инструктора нужны для того, чтобы учить людей, а в I NJGr нет ни одного летчика, который бы не имел сбитых.
        Из-за этих скандалов и скандальчиков в итоге штаб полка переместили Штральзунд, и основным аэродромом стал Паров. В Грайфсвальде располагалось крупнейшее училище летчиков на территории Германии, там училось большинство перворазников.
        Все это стало известно позже, сейчас же обер-лейтенант фон Крейц уложился в отведенные ему две недели на создание первой эскадрильи. Через двенадцать дней после приезда он доложил в штаб люфтваффе, что эскадрилья готова. Затем шесть дней не было никаких распоряжений, но прекратились поставки новых истребителей из Аугсбурга. У «ночников» еще нет никакого отдельного обозначения, они идут под старым Bf.11 °C.4, но они на шестьсот пятьдесят семь килограммов тяжелее любого другого истребителя этой марки. Плюс обязательный штурман-радиооператор РЛС, плюс сопротивление шести дополнительных антенн. И еще… У всех истребителей Мессершмитта была ахиллесова пята. Ни один из выдающихся самолетов не избежал такой участи, ведь в них все всегда на пределе, и за этот предел требуется платить. В свое время Вилли Мессершмитт впервые в мире столкнулся с бафтингом - аэродинамическим ударом по хвостовому горизонтальному оперению в процессе прохода им спутной струи собственного двигателя. В результате продувок нашел простое и эффективное решение проблемы: расположил горизонтальное управление выше основных плоскостей,
выше спутной струи. Все, проблема решена, и полный вперед! Но! На левом боевом развороте это никак не отразилось, а вот правый машина выполняла неохотно. Эффективной площади рулей для быстрого исполнения маневра не хватало. Это для Bf.109. Не мудрствуя лукаво, такая же схема пошла на Bf.110, а там оказалось, что «левого руля глубины или высоты» вообще нет. Оба руля оказались правыми для обоих двигателей. Оба боевых разворота выполнялись тяжело и с огромным ходом руля. Но самой большой бедой для Ме-110 была малая скорость по крену, вкупе с большим весом. Большая ширина консоли крыла создавала большой демпфирующий момент, и машина с большим трудом переваливалась с крыла на крыло. Превосходя почти любой истребитель по скорости виража, перейти из правого виража в левый она могла с большим замедлением, особенно из левого в правый. Стоило поменять направление вращения винтов, как самолет становился излишне валким по крену, неустойчивым по курсу и тангажу. Требовалось серьезно перерабатывать машину по управлению, а кто ж это будет делать на серийной машине? Когда ее испытывали, таких мощных двигателей не
было, и реактивные моменты были значительно ниже. Лучше всего она выполняла единственный маневр - неглубокое пикирование с резким выходом влево-вверх. На С.4 выпуска февраля-июля тридцать девятого это было малозаметно, с появлением девяностовосьмиоктанового бензина и более мощного движка в тысячу триста шестьдесят сил, при том же радиусе винтов, а их было не увеличить - мешал фюзеляж, проблемка выросла до настоящей проблемы. Одномоторные истребители могли свободно уходить от атаки, меняя направление виража и заходя в хвост «сто десятым», пока те переваливались с крыла на крыло.
        Шесть суток молчания из Берлина были серьезным испытанием нервов для Вольфганга. Он не знал, что и подумать. Ведь он впервые загрузил резидента своими проблемами. А тут еще и начались мелкие происшествия между летчиками первого штаффеля и нацифрейлеринами. Летчики пришли к нему жаловаться на баб, дескать, достали своими лозунгами.
        - Так чего вы ко мне пристаете? Мне что, учить вас, как с этим бороться? Вы что, не знаете, почему из женщин никогда было армию не собрать?
        Все недоуменно уставились на него.
        - Женщины-солдаты беременеют как обычные женщины.
        Была минута полного молчания. А потом последовал такой взрыв хохота, что влетела с испуганным лицом Розмари. Что вызвало еще больший приступ смеха у командиров экипажей.
        Когда все ушли, то вновь появилась Розмари и осторожно задала вопрос, что такого смешного герр группенкоммандер сказал летчикам, и почему на нее они так смотрели.
        - На вас, дорогая Розмари? Это вряд ли! Ничего такого я и не говорил, просто лицо у вас было испуганное, а говорили об этом. Я вас не задерживаю более, флигер.
        Закончили формирование второй эскадрильи, и последовал приказ первой перелететь в Пенемюнде, второй в Грайфсвальд, самому Вольфгангу и начальнику штаба прибыть в Берлин. Вылетели втроем на Ме-110, вместо штурмана взяли на борт гауптмана Хойзе, недавно прибывшего в группу и еще не успевшего переучиться на «сто десятый» нового начальника штаба. Но человек он был опытный, из «Кондора», с большим опытом ведения боевых действий и организации работы штаба. Конечно, у «ночников» своя специфика, но полностью этими проблемами еще никто не владел. Ночная истребительная авиация только начала зарождаться.
        В Берлине их принял начальник генштаба люфтваффе генерал-майор Ешоннек, самый молодой генерал германской армии, ему недавно исполнилось сорок лет. Откинутые назад и набриолинненые волосы делали его худощавое лицо еще уже. Он планировал воздушную войну в Польше, во многом его усилиями она закончилась так успешно для Германии. Он лично отвечал за ПВО Берлинской зоны, в которую входил и Росток с Грайфсвальдом. И про формирование NJGr1 ему, естественно, было известно, и он планировал разместить эту группу ближе к Бремерхафену. Но порулить ему не дали.
        Проблема возникла неожиданно и вызвала естественное беспокойство у начштаба. Немцы привыкли к тому, что все идет строго по правилам, и не любили неожиданностей. К тому же первый штаффель уже приземлился на секретном полигоне люфтваффе, где создается новое оружие, а это дополнительные глаза и уши, что могло отрицательно повлиять на обеспечение безопасности. Он бы предпочел, чтобы этот район прикрывали бы те люди, которые его хорошо знают. Рядом море, и там несколько другая навигация. Плюс довольно неожиданно всплывшая фигура совсем молодого группенкоммандера, но говорят, что «ФункГерэт 10» он освоил первым в люфтваффе. Коротко они пересекались в Берлине во время триумфального возвращения частей, отличившихся в Польше, на Западный фронт, но тогда поговорить было некогда. Просмотр личного дела дал совсем немного информации, получалось, что вылез он на вид за счет туристической поездки в Африку и рекламной шумихи вокруг этого мероприятия. Ощущение, возникшее у начштаба, было в целом верное. Расчет строился на этом. Как завзятый карьерист, генерал спинным мозгом почувствовал угрозу: человек, сумевший
сыграть на настроениях толпы и обернувший это дело в свою пользу, может стать солидным конкурентом. К тому же ему благоволят и Геринг - этот ладно, он никогда глубоко не копает, - и Удет. На карточке назначения есть и его подпись с вызовом на беседу.
        Ешоннек долгое время был заместителем у Удета и позвонил бывшему начальнику, ведь был его ставленником! Именно Удет продвинул Ешоннека в оперативный отдел из технического.
        - Мой генерал, мое почтение! Не совсем понятен перевод ночного полка перехватчиков на Север, ведь вы сами прекратили финансирование разработок V.1 и V.2! И убедили фюрера, что необходимости таких разработок в ходе войны нет. Так?
        - Так. Тем не менее, Ганс, ты же помнишь, что именно я настаивал на переносе испытательного полигона из Куммерсдорфа в Пенемюнде, потому что делать испытания под Берлином - все равно что проводить их в Лондоне. В ту же минуту это станет известно противнику. Но и там соблюсти секретность не удалось. Проклятые нейтралы разболтали это в своих газетах. И Канарис по своим каналам уже подтвердил, что определенный интерес англичане выказали. Так что ждем появления разведчиков с моря. Скорее всего, они зайдут оттуда, ведь они не знают, что там уже стоит РЛС.
        - А почему бы не доверить ПВО людям, которые там летают уже много лет?
        - Слишком большой круг знакомых, все контакты не определить, ведь это роддом люфтваффе. Весьма вероятна утечка по известным всем каналам. Тем более что абвер уже в курсе.
        - А что за человек этот Крейц?
        - Насколько я помню, это ты, Ганс, хвалил его за прикрытие штурмовых и ударных соединений в Польше еще в составе 1./Erpr.Gr.120. Летчик-испытатель, первым освоил систему слепой посадки. Когда рейсхмаршал заговорил о ночных гешвадерах, то сразу прозвучала его фамилия. Ты же знаешь любовь маршала к техническим новинкам. Плюс, насколько я в курсе, он учился в школе Физелера, где вплотную познакомился с новыми тренажерами. Ну, и сейчас у него дела идут неплохо: меньше чем за месяц его люди освоили ИНГ «Шпаннер-анлаге», - инфракрасный ночной прицел, - и ZG-1 «Каммхубер». Так что встретят разведчика как надо. Плюс мы с Герингом обещали парню, что долго в школе ночников его держать не будем. Обещали, что сразу, как настроит обучение в Грисхайме, дадим ему боевую группу. А обещания требуется выполнять, тогда и люди будут работать охотнее. Вспомни себя, Ганс!
        - Так вы считаете, что рано или поздно нам вновь придется заниматься V.1 и V.2?
        - Да, конечно, но сейчас все силы и ресурсы требуется бросить на то, чтобы выбить Францию и Англию из войны. Внезапно напасть уже не получается, оба противника провели мобилизацию. Теперь требуется показать, что сопротивление бесполезно. А мы начать никак не можем! Сколько раз уже переносили срок начала операции. Так что Пенемюнде необходимо серьезно охранять с воздуха и на земле. Средств туда вложено немало. Разбрасываться ими не стоит.
        - Я приказал прибыть сегодня ко мне и фон Крейцу, и его начальнику штаба. Вы зайдете?
        - Нет. Сам накачай их, Ганс, так чтобы мышь к Пенемюнде не проскочила!
        После звонка начальству Ешоннек вспомнил, что действительно два месяца назад хвалил действия первой эскадрильи 120-й или 210-й группе, именно потому, что летали в любую погоду, днем и ночью сопровождали вверенное им подразделение пикировщиков. Плюс это не новый любимчик шефа, которого Удет протащит, как его, по всем должностям и плюхнет на самое теплое место, а просто человек, который умеет попадать в струю. Ну, и пусть его несет это течение! Противоречить начальству просто не стоит. Тем более что ловушку для англичан уже поставили. Начальству виднее!
        Но разговор Ешоннек не скомкал, пару раз с серьезной миной сказал, что в некотором роде вы, граф фон Крейц, моя креатура, и в случае чего спрос будет большим! Прозрачно намекнул, что ждет несколько большего, чем сидение в казино, от действующего летчика-испытателя.
        - В настоящее время работы на полигоне временно прекращены, но это отнюдь не умаляет вашей задачи, господа! Требуется максимально увеличить зону патрулирования, чтобы впредь не допускать в зону испытаний сторонних наблюдателей.
        - Яволь, герр генерал, - ответили оба офицера.
        - Господин гауптман, на вас как на начальнике штаба лежит особая ответственность за взаимодействие с другими частями люфтваффе. Постарайтесь опереться на командование базой, и это избавит вас от неприятностей, которые постоянно будет организовывать деятельность училища и многочисленных авиационных школ. Это мой добрый совет вам.
        - Яволь, герр генерал, я так и собирался действовать.
        Через три часа после этого визита, заполучив в генштабе и в оперативном отделе кучу бумаг, продолжили полет. Пришлось недоливать топливо, чтобы появилась хоть какая-то возможность взлететь. Шутка, конечно, но уж больно много увесистых ценных указаний!
        Все внимание начальства с середины декабря переключилось на район Бремерхафена, где несколько частей люфтваффе приняли участие в отражении налета на корабли в Вильхельмсхафене. Геббельс заливался, что это разгром англичан в воздухе, люфтваффе доложилось, что сбито тридцать восемь «веллингтонов» из двадцати четырех участвовавших в налете, четыре село на свои аэродромы, еще шесть на вынужденную на территории Великобритании. Есть потери и у люфтваффе, все в легких истребителях, на счетах двух бывших учеников Крейца появились два сбитых двухмоторника, Ме-110 потерь в этой операции не понесли.
        А через полтора дня Дитрих Фосс и его ведомый обер-фельдфебель Франк Дитмар обнаружили за пределами видимости наземного радара, над морем, «Веллингтон GR» - британский морской разведчик, и четырьмя заходами сожгли его в воздухе, записав себе по победе за каждый движок. Таким образом доказали целесообразность базирования группе в этом месте.
        Англичане и французы тоже не обратили внимания на потери, хотя и признали, что атаковать днем позиции ПВО в Германии бессмысленно. Их сейчас больше интересовали другие боевые действия - в Финляндии, куда начались поставки вооружения и снабжения со всего мира. Слали нейтралы, такие как Швеция и США, слал тройственный Союз, вся Британская империя, Франция, Испания, даже Дания, Нидерланды, Бельгия и Люксембург. Шесть дней назад по инициативе Аргентины - представляете? помните, где находится? - Советский Союз был исключен из Лиги Наций. Среди воздержавшихся все скандинавские страны, страны Прибалтики, Греция, Югославия, Болгария, Швейцария, Китай и сама Финляндия. За проголосовали семь из пятнадцати стран Совета Лиги. Но…
        Семнадцатого декабря команда тяжелого крейсера «Адмирал граф фон Шпее», поверив в существование у берегов Монтевидео целой авианосной группы, затопила крейсер в мелководном заливе устья Ла-Платы. В ночь сбития английского разведчика капитан цур зее Лангсдорф, поняв, что серьезно ошибся и утопил практически не поврежденный корабль, хотя имел полный шанс прорваться, застрелился от позора.
        Но все это было далеко от Пенемюнде, куда утром 20 декабря на личном «шторьхе», перегнанном из Касселя, прилетел фон Вольфи поздравить Фосса и Дитмара с победами. Еще со времен прогулки по Африке «шторьх» был укомплектован секретной фотоаппаратурой, поэтому вся территория базы была снята с высоты птичьего полета. Но тут такой случай, к тому же в кабине «шторьха» кроме самого фон Вольфи сидел оберст-лейтенант войск СС Дорнбергер, руководитель всего полигона, который с воздуха комментировал назначение тех объектов, над которыми они пролетали. А съемку Вольфганг вел ногой, в таком шуме услышать звук затвора камеры, расположенной в крыле, было невозможно. Вот только как теперь передать эти снимки домой?
        - Ну, что, дорогой граф! Самым искренним образом поздравляю вас и ваших людей с замечательной победой. Очень своевременно люфтваффе вас перебросило сюда, но, дорогой граф, настоятельно рекомендую перебраться из Грайфсвальда. Городишко, конечно, очень даже ничего, но реально вам необходимо быть как можно ближе к нашему радару. Пройдемте, я вам покажу, что мы тут нагородили в плане ПВО. Радар, как видите, находится во Фризендорфе. Мы работаем в северо-восточном направлении и используем его в основном для других целей: отслеживаем, куда падают наши игрушки. В юго-западном направлении он видит тоже неплохо, но требуется переключаться на обратный просмотр. А северо-западное направление получается практически открытым, мы же строили его для совсем других целей, и в этом направлении работает лишь боковой лепесток. Что скажете, граф?
        - Вот здесь что такое?
        - Это? Это артиллерийский полигон Паров, там ребята гросс-адмирала хозяйничают.
        - Вот там второй локатор и поставим.
        - Ох, только не это! Найдите место попроще, граф! Редер терпеть не может посторонних на своих объектах.
        - Одной из задач, поставленных передо мной в Берлине, является прикрытие сил флота в этом районе, включая опытовую торпедную станцию в Штральзундском проливе. Вот только не сказали, где она находится. Так что весь Штральзунд - это мое. Но меня беспокоит остров Рюген, где мне не дали ни одной площадки для базирования, а это, господин подполковник, как раз на линии наиболее вероятного проникновения. Вы сами показывали, что это практически непросматриваемая сторона вашего локатора.
        - Все земли там принадлежат флоту или офицерам флота, еще кайзеровского. В Засснице находится база подводного флота.
        - Так или иначе придется разбираться с руководством кригсмарине, ведь воздушная война с Британией только начинается. Первыми сделали ход британцы, мы ответили. Сейчас ход на стороне британцев.
        - Ох уж мне эти потомственные вояки! Вам лишь бы на картах изобразить: «Первый батальон марширует налево, второй направо». Задача стоит несколько шире. С этого места можно обстреливать Лондон или Санкт-Петербург, а если все пойдет как надо, то и Нью-Йорк с Вашингтоном. Германия должна править миром! Мы всегда были впереди всех, нам завидовали, нас ненавидели, нас пытались раздробить на маленькие части, но мы все равно объединились, мы - единый народ. Скоро, очень скоро вся Европа будет лежать у наших ног. Мы отомстим за Версаль. За нищету и голод послевоенных лет. Увидите, граф, скоро мы будем везде, даже на Луне.
        Подполковник выкинул руку вперед в партийном приветствии и, поняв, что сказал лишнее, развернулся и зашагал прочь в направлении научного городка, как назвал его в полете.
        Вольфганг с Фоссом обошли стоянки, посмотрели, как замаскированы машины, командир группы расписался в нескольких журналах и утвердил приказы командира штаффеля. Внимательно осмотрел аэродром, прикидывая, сколько машин может дополнительно принять эта площадка. Затем запустил двигатель «шторьха», развернулся против ветра и взлетел в сторону моря. Второй раз снимать базу он не стал и вообще не проходил над нею. Чуть позже он узнал, что благодаря этому избавился от большой проверки. Дорнбергер следил за его действиями и отсутствие любопытства оценил по-своему: «Вояка посчитал, что я сумасшедший, это было написано у него на лице!»
        На самом деле в тот момент фон Вольфи понял, почему резидент приказал ему вместо дома лететь сюда. Еще не увидев сами изделия, просто постояв рядом с массивной катапультой, увидев с воздуха котлованы под какие-то странные сооружения - их было двенадцать, и услышав старое название Ленинграда, он понял, что это секретное оружие будет направлено против СССР. Что это за «изделие», предстояло выяснить, и кавалерийским наскоком здесь ничего не решить. На всякий случай он приземлился на небольшой площадке на пустынном, поросшем довольно густой растительностью полуострове Девин, вытащил тубус с фотоаппаратом из машины - тот находился в обтекателе посадочной фары. Вынул кассету с пленкой и защелкнул обтекатель обратно. Сам фотоаппарат перекочевал в портфель, лежавший под сиденьем во втором салоне, а пленку Вольфганг упаковал в свинцовую фольгу для длительного хранения и поместил в герметический контейнер. Пленка легла под камень у приметного куста. Тщательно почистив щеткой стремянку, сапоги, внимательно осмотрев кабину на предмет отсутствия каких-либо улик, продолжил путь в Паров. Предстояло познакомиться
с местным начальством и присмотреть место под будущую антенну РЛС.
        Он приземлился чуть в стороне от минной станции, примерно в том месте, где с воздуха наметил место под нее. Антенна - сооружение довольно крупное. Немцы первыми в мире использовали пятнадцатисантиметровые волны для радиолокации, но резонаторы в то время не были изобретены, поэтому дальность работы такой станции была слишком маленькой, и от нее отказались, перейдя в метровый диапазон, который требовал больших антенн. Пока вворачивал штопоры для крепления самолета, от станции подошел патруль военных моряков. Предъявил документы и вместе с патрулем прибыл на станцию. Объяснил корветтен-капитану цель визита. Тот соединил его со штабом района в Ростоке, и началась бюрократическая гонка: кто в рейхе главнее, кому что принадлежит, кто кому подчиняется. Но вес, не только физический, у Геринга оказался больше, поэтому в конце января 1940 года штаб торжественно переехал в Штральзунд.
        Ганзейский город располагался на острове и когда-то был окружен водой со всех сторон. Затем рвы начали засыпать с юго-восточной стороны. Кое-где сохранились остатки некогда мощных кирпичных фортов. Три высоченных кирхи, красная черепица - типичная Ганза. Штаб разместили в старинном шестиэтажном доме, который местные называли Шпрайхерхаус. Внутри округлой башенки шла винтовая лестница. Шесть основных и два дополнительных этажа, где расположились радисты. С балкона башенки открывался великолепный вид на весь пролив, Балтийское море и остров Рюген. Высота здания позволяла уверенно держать радиосвязь со всеми площадками рассредоточения и управлять полком. Но для того чтобы видеть воздушную обстановку, приходилось выезжать в Паров, где закончили сооружение крестообразной антенны РЛС ПВО района «Берлинер-норд».
        Ночными истребителями в этой зоне назначили командовать фон Вольфи. Он снял полдома на Вассерштрассе в двухстах метрах от штаба и в восьми километрах от основного аэродрома.
        Сейчас не сезон, летом народ из Берлина ломится на берег Балтийского моря, чтобы посидеть в кафешках на берегу под ветерком с моря или помокнуть в соленой воде, смывая с себя грязь и пыль столицы. Город пуст и резко контрастирует с Грайфсвальдом - университетским городком, забитым курсантами летных училищ. Здесь, кроме моряков немногочисленных торпедных катеров, престарелых ветеранов Кайзерлих и Рейхсмарине, торгашей из Швеции да зенитчиков, практически никого нет. В городе очень много казарм, особенно в восточной части. Говорят, что некогда это был любимый порт кайзера Вильгельма, и он предпочитал рейды этого города для стоянок Кайзерлихмарине. Но экипажи сгинули в водах Северного моря и Балтики в прошлой войне. Офицеров и унтеров штаба поселили на Райфербане, где некогда существовали экипажи потопленных кораблей. В двухстах метрах от их казармы стояло каре гвардейского морского корпуса. Город Вольфгангу понравился именно своей провинциальностью, тихими улочками, своеобразным северным акцентом и неспешными разговорами.
        Ешоннек не забыл о разговоре, и вскоре начались переделки части самолетов для прикрытия конвоев. Ради обеспечения этой миссии требовалось максимально увеличить дальность полета, даже в ущерб скорости. Для этого под фюзеляж машины повесили огромный топливный танк. Подвесили по-дурацки, заподлицо пришив его к фюзеляжу - таким образом решили уменьшить потери скорости. Самолеты обозвали Bf.110D.0.
        Группа начала проводить испытания в районах открытой части Балтики. Местные шутники тут же окрестили сооружение «даккельсбаух». Выполненный из многослойной фанеры 1200-литровый бак действительно делал самолет похожим на беременную таксу на последней неделе щенности. И не только с виду. И без того малая скорость по крену упала до абсолютно неприемлемых величин. Однако результаты признали положительными: самолет мог находиться в воздухе долго.
        Но в феврале началась черная полоса в жизни Вольфганга, сплошные неприятности! Не вернулся из полета один из экипажей «единички», который базировался в Пенемюнде. Ушел со связи в районе Швеции в 03:10 третьего февраля сорокового года, больше на связи не появился. В 06:20 у них кончилось горючее, но они нигде не сели. Ни в Швеции, ни в Прибалтике, ни в СССР, ни в Германии.
        У Фосса немедленно появились люди в черной форме. Там службы безопасности люфтваффе нет. Как назло, у гаупт-фельдфебеля Штормана оказались родственники в Швеции. Все! Угнал самолет, передал нейтралам, что находится в Пенемюнде. Вольфганг перелетел туда, и в первую очередь вызвал подполковника СС Дорнбергера: «Что за дела?»
        - Мне абсолютно все равно, какое дерьмо для захвата Луны вы здесь делаете! У меня пропал экипаж, вместо того чтобы дать возможность быстро найти людей - может быть, они еще живы и сию секунду умирают от переохлаждения в февральском море, - у меня арестовывают командира штаффеля и закрывают аэродром для полетов! Я понимаю, что вы сумасшедший, но требую освободить лейтенанта Фосса и немедленно организовать поиск пропавшего самолета и его экипажа! Дополнительно я переброшу сюда две летающие лодки BV.138 эскадрильи управления. Это не обсуждается! Это полигон люфтваффе, и я требую исполнения инструкций по спасению экипажа. Все наземные службы полигона подчиняются летному командованию, то есть мне.
        - Вы хорошо знаете гаупт-фельдфебебеля Штормана?
        - Достаточно для того, чтобы считать его хорошим летчиком-ночником, поэтому он и находится здесь, а не в линейной части. Что-то произошло в полете, и их необходимо найти.
        Почти неделю спасатели и летчики группы бороздили просторы Балтики, прежде чем обнаружили уже серьезно объеденный рыбами труп стрелка, пустую спасательную лодку у берегов генерал-губернаторства и плавающую часть крыла с топливным танком. Что произошло, осталось тайной, которую открыли только в конце года. В «брюхе таксы» накапливались пары бензина, после выработки топлива иногда они взрывались, что, видимо, и произошло.
        Не успели отругаться здесь, Ешоннек вызвал в Берлин. С теми же «таксами». Ему не понравилось письмо с «особым мнением», в котором Вольфганг указал, что Bf.110D.0 для решения боевых задач допущен быть не может. Несколько дней назад с такой же формулировкой в приказе отстранили от серии He.177. Ешоннек начал издалека, но потом выдал причину: эсэсовец Дорнбергер накатал на Вольфи «телегу» в Главное управление имперской безопасности. Дело, правда, замяли, так как самолет упал в Балтику.
        - В связи с испытаниями вас хотел видеть генерал Удет.
        - Яволь, герр генерал, непременно зайду.
        Еще полчаса проговорили об испытаниях и многочисленных замечаниях, главным из которых был несброс бака после освобождения всех замков. Даже полупустой бак от корпуса отделяться не желал. Его подмазывали смесью сырой резины с какой-то гадостью и закрашивали, через месяц бак намертво приклеивался к корпусу самолета, резина вулканизировалась каким-то образом. Имеющегося отверстия было недостаточно, чтобы поток воздуха смог оторвать бак от фюзеляжа.
        После разговора перешел в кабинет Удета, а там адъютант - новый, кстати - приказал ожидать. Ждать пришлось долго, но сам разговор был коротким. Генерал был пьян, не до синевы, но крепко. Говорили об испытаниях, обещал прилететь, посмотреть лично в Штральзунд. Перед выходом передал большое письмо. Убедился, что Вольфганг сунул его во внутренний карман.
        - Ты на машине?
        - Никак нет, герр генерал-инспектор, она в Касселе. Я на «шторьхе».
        - Отгони его в Кассель назаре. - Он наклонился над столом и еще что-то черкнул на листе блокнота, вырвал его и сунул в карман Вольфганга. Расправил ему лацкан.
        - Ступай, мой мальчик, я прилечу, как только освобожусь.
        Ни одного лишнего слова не было сказано, кроме «зари». Вольфганг щелкнул каблуками, отдал честь и вышел. Такой вариант связи был предусмотрен. Теперь предстояло зашифровать письмо, переписать цифры левой рукой, вложить его в контейнер и заложить в Касселе под скамейку в Вильхельмсхох-парке. Возиться с бумажками, да еще при отсутствии нормальной квартиры, было совершенно не с руки, как и лететь в Кассель. Но приказы не обсуждаются, в армии, во всяком случае.
        Добравшись на дежурной машине в Тегель, Вольфганг решил поселиться в гастштетте «Флюгхафензее», но свободных номеров не оказалось. Пока девушка обзванивала соседей, Вольфи вытащил из кармана и прочел написанную резидентом записку из блокнота. Всего две фразы: «Ты был прав! Тебе надобыло возвращаться!» По спине забегали мурашки, он понял, что произошло что-то очень серьезное.
        - Бог с ним, фройляйн! Не беспокойте никого, я решил не задерживаться в Берлине.
        - Я сожалею, господин обер-лейтенант, но по погоде сидят шесть транспортных бортов, перевозящих летчиков. Все везде занято!
        - Данке шон, фройляйн. Попробую получить разрешение на вылет.
        Протяжно запел зиппер куртки, и, приподняв меховой воротник, Вольфганг вышел из гастштетта. На улице шел сырой снег, было ветрено. Добравшись до командной вышки, фон Вольфи заглянул к руководителю полетами.
        - Слушаю вас, господин обер-лейтенант, - обратился к нему руководитель полетами в форме гауптмана.
        - Группенкоммандер обер-лейтенант фон Крейц, имею четыре дня отпуска, приказано перегнать мою машину в Кассель.
        - Судя по погоде, не ранее чем через неделю. На юге такое творится, что все вылеты отменены.
        - У меня «шторьх».
        - Тем более не выпущу.
        - А на север?
        - Ну, туда… - протянул гауптман, рассматривая сводку, лежавшую на столе. - Под личную ответственность.
        - Машина частная, принадлежит мне.
        - Готовьте машину, и на связь. Зайдите в штурманскую, посмотрите запасные площадки. Удачи!
        В штурманском классе никого не было. Обложившись сводками, Вольфганг достал письмо, которое необходимо было зашифровать и отправить. Начиналось оно с ругательства, написанного немецкими буквами, русского матерного выражения. «Зарю» удалось исполнить только наполовину или меньше, по вине советской стороны. Вместо того чтобы прислать исполнителей, им прислали «инспекторов», которым поручили на месте самим решать, что нужно или не нужно СССР от «зари». В итоге в СССР не попали тренажеры, средства связи, ночные прицелы, системы слепой посадки, локаторы, новейшие приборы. Ни одним из приборов комиссия, присланная из Москвы, не заинтересовалась. Они остались лежать загруженными в восемь самолетов, которые Москва покупать отказалась: «устаревшая конструкция». Это были «Ю-52» с грузом на борту.
        Удет прилетел в Штральзунд через десять дней, вместе с Вольфгангом слетал на «таксе». В первом вылете сбросить бак удалось, второй пришлось отрывать уже на земле. Замазку клятвенно обещали доработать. Генерал-инспектор по результатам смотра рекомендовал собрать полк в кулак на трех площадках: в Пенемюнде, в Гросс и Кляйн Кедингсхагенах. На подскоках держать не более звена, а лучше только пары.
        - Здание, куда вас втиснули, годится для НП, но держать там большое количество народу не стоит. И сам подальше от порта поселись, указания квартирьерам я дам. Домик, конечно, удобный, но слишком близко к порту. Небезопасно. С «зарей» получилось плохо, совсем плохо. Нам с тобой они не доверяют, опоздали на полтора месяца, да еще и не тех, кого требовалось, прислали. А время поджимает, и крепко, через две недели начнется. Если Ешоннек рассчитал все верно, то это будет успешная операция. Сил и средств у противника что-либо противопоставить попросту нет. Как в Польше. Мне пришлось выделять летчиков для перегона техники, иначе бы и это не успели сделать. Тебя отправлять туда было уже поздно. Ничего не исправить, а полностью терять связь не хочу.
        - Почему Дорнбергер говорил о Луне?
        - Ракету он делает, жидкостную. Двигатель уже рабочий, осталось довести конструкцию. Сейчас переделывают аэротрубу, которая создаст сверхзвуковую скорость потока. Несколько ракет разрушились в воздухе, не успев набрать высоту и выйти за пределы атмосферы. Испытания мне удалось остановить, но работы кроме нас ведет и СС, у них имеется отдельное финансирование за счет фонда Гиммлера. Лишь одна работа идет только через нас. Там работы стоят, по второй мало что могу сказать, я доступа туда не имею. Называются проекты «V.1» - это наш самолет-снаряд, их носит название «V.2». С помощью V.2 они надеются достичь Нью-Йорка и Луны. Они не первые, кто об этом говорит, я эти разговоры слышал, еще когда работал в Америке и Мексике, кстати, от Перо. Он тоже считал, что это реально, но несет большую угрозу миру.
        - Кто такой Перо?
        - Троцкий, мы с ним познакомились в Мехико, я там показывал свое авиашоу. Он и предложил мне ехать сюда, куда меня несколько раз приглашал лично Геринг. Обещал прислать связь, вот ты и появился. Я всегда был против национал-социализма, но авиационную промышленность в Германии создал я и сумел ее сохранить в условиях Веймарской республики. Я являюсь акционером практически всех авиастроительных компаний в Германии. Ты представляешь, ко мне прислушиваются все авиастроители мира, я создал из «Кондора» люфтваффе, а тут приезжает какой-то гусь, у которого за душой ничего нет, кроме как построить пару десятков летчиков и устроить им политзанятия, и отказывается от моих рекомендаций!
        - А кто-нибудь знает, что вы - член Интернационала?
        - Ты, Перо и еще двое людей, которые меня и рекомендовали. Ну, и несколько человек в СССР, которым это стало известно по «Заре». Ты лучше скажи, что мы будем делать, связь нам явно обрежут.
        - Я не выполнил вашего приказа. Зашифровал, переписал, но отправить мне не удалось. Не было погоды, пришлось лететь сюда. Считаю, господин генерал, что письмо слишком эмоционально. К сожалению, и без этого письма Москва со мной на связь больше не выходит.
        - Со мной тоже. Мы опять законсервированы. Так что ты предлагаешь?
        - Мы подобрались к самым большим секретам Германии, и в случае начала войны между нашими странами сможем восстановить имеющиеся каналы. В крайнем случае мы оба летчики и сможем отойти через Швейцарию или Швецию.
        - Или Англию. Ладно, фон Вольфи, будем служить дальше. Кстати, ты - русский?
        - Вообще-то да, но по национальности я - немец. Русский немец.
        - Ладно, не отправляй, уничтожь его.
        - Само письмо я давно уничтожил, а шифровка лежит в закладке, это за городом, на кладбище.
        - Ну, пусть лежит вечно. На здоровье! - он поднял большой бокал французского коньяка, который предпочитал всему остальному.
        Рекомендации Удета Вольфи выполнил, группе была собрана. Без 1./NJGr1, на трех площадках находилось пятьдесят боевых, два учебных и восемь вспомогательных самолетов. Проведены учения по одновременному взлету и сбору группы в воздухе, ну, и посадке, естественно. Она требует особого внимания при групповых вылетах.
        Слова о двух неделях не остались без внимания. Тридцатого марта лично, в составе пары, перегнал новый Bf.11 °C.4 взамен утерянного, для Фосса. Там написал письменный приказ: снять дополнительное оборудование со всех машин, и модификацию D.0 для патрулирования не использовать. Этим же бортом доставил нового унтера вместо Ганса Штормана и еще одного стрелка. Штурман самолета в том полете не был, поэтому остался жив. Вариант D.0 и без него перегружен, локатора у него нет. Этот борт пришел с «Лихтенштайном» и с новым «матрацем», комплект антенн на носу поменялся.
        - Дитрих, события, кажется, надвигаются. В портах скопилось большое количество судов и солдат вермахта. Мне приказано собрать в кулак полк, но тебя с места не дергать. За тобой охрана не одной, а двух зон патрулирования.
        - Ой, герр Вольфи, впустую жжем моторесурс уж который месяц, только ребят выматываем.
        - Я не думаю, что потеряв одну машину, противник успокоился и забыл об этом участке. Идет война нервов, твою бдительность усыпляют. Подпишись в приказе, я даю тебе право запускать радар в Парове и получать информацию оттуда, на время проведения полком сторонних операций. Предупреди орлов, что я запрещаю патрулирование ниже восьми тысяч метров. Все вылеты - высотные, и ночью, и днем. И никаких войнушек на воде, никаких штурмовок. Ваша задача - воздух.
        - Яволь, герр группенкоммандер, - с явным неудовольствием откликнулся Фосс. Летчики его эскадрильи повадились тренироваться в штурмовке кораблей в море. Снижаются и отрабатывают действия по штурмовке на рыбаках и транспортах. Скучно!
        Вечером восьмого апреля поступил приказ вскрыть тревожный пакет, поступивший еще в середине марта. Полку предстояло прикрыть высадку войск в Копенгагене. На переход конвою требовалось около десяти часов. С «даккельсбаух» на скорости 320 - 350 км в час Bf.11 °C.4 мог находиться в воздухе до шести часов. То есть почти вдвое меньше, чем требовалось на переход. Выполнить приказ дословно не имелось никакой возможности. Пришлось звонить Ешоннеку и уточнять задачу. Ночную часть перехода прикрывало одно звено. В общем, несмотря на «особое мнение», фон Вольфи предстоял вылет всем полком в комплектации D.0. Дополнительные топливные танки предварительно все отодрали от корпуса, нанесли новую замазку и поставили обратно.
        Первый вылет прошел довольно гладко, успокоили моряков и пехотинцев на транспортах своим присутствием и гулом на малых высотах. Чуть стемнело, и, оставив четыре машины на разных высотах и ходящих контркурсами, полк вернулся на аэродромы. В столовой сплошной гвалт, все пытаются понять, куда движется конвой, совершающий постоянный противолодочный маневр.
        Спокойно поужинать не дали. Отто Дорнштайн обнаружил и атаковал постороннюю подводную лодку, поджидавшую конвой на переходе. Бомб у него не было, ни одна из машин не имела бомбодержателей, ударил из шести стволов, но максимальный калибр у него 2.0 см. Самое смешное, ему эту лодку засчитали! На смену подняли другой экипаж. Пауль Хойзе заметно волнуется, вместе со штурманом полка обер-лейтенантом Краузе. На них сейчас ответственность за точное прибытие группе к конвою. Чуть ли не каждые полчаса звонил генерал-майор Каупиш, проверяя подготовку группе к вылету. Машины были дозаправлены, личный состав по готовности номер два находился в стартовых домиках и отдыхал, не раздеваясь.
        В 04:00 девятого апреля сорокового года три эскадрильи поднялись в воздух, собрались и барражировали над Копенгагеном до девяти утра. Три самолета из сорока шести, находившихся в воздухе, применили оружие и сожгли два истребителя в Таммеруте. Дважды со стороны Швеции появлялись группы истребителей, но близко не приближались. При попытке их перехватить, сразу углублялись в шведское воздушное пространство. К рассвету на всех высоких зданиях Копенгагена красовались немецкие флаги. Через два часа после высадкиодного полка датский король Кристиансен отдал приказ прекратить сопротивление. Это произошло в 07:20 по Берлину.
        Еще до посадки радисты перехватили сообщение, что шведский король Адольф Бернадотт предоставил вермахту право свободного прохода через его, шведскую, территорию для завершения операции в Норвегии, где ситуация складывалась не совсем в пользу Германии. Утоплен тяжелый крейсер «Блюхер», пропустивший артиллерийский залп со стороны береговой батареи 28.0 см и две торпеды от береговой торпедной установки. За день до высадки на трех линкорах отказали носовые башни, и они не смогли потопить старенький «Ринаун» постройки еще начала века.
        Летчики полка рвались в бой, писали рапорты, но кроме патрулирования над Каттегатом полк других распоряжений от начальства не получал. Единственной добычей полка стало два «уитли», возвращавшихся из Норвегии из «ночного» налета. В этих широтах полярный день начинался, и тихоходы «уитли» были исключительно желанной целью для летчиков люфтваффе. Вольфи досталась «пятерка» с «Мерлинами» водяного охлаждения, а его ведомому - с двигателями воздушного охлаждения.
        Активность авиации противника была низкой, и с десятого апреля патрулирование вели парами, держа в готовности до эскадрильи на случай обострения ситуации. Этого оказалось достаточно, чтобы получить звание гауптмана люфтваффе, больше для того, чтобы иметь звание, соответствующее занимаемой должности. Группены имели вилку: гауптман - майор.
        Из-за непрекращающихся боевых действий в Норвегии, где четырнадцатого апреля высадился франко-английский десант, за группой закрепили Датские проливы, так как остальная авиация начала постепенный вывод своих соединений с Севера. Там оставались только части 21-го авиационного корпуса генерала Фалькенхорста, 31-й и 10-й авиакорпуса выводились на территорию Германии. Дания уже числилась ее территорией, так что и туда тоже перелетали.
        Судя по скорости высадки десанта в Нарвике, немцы совсем ненамного опередили своих противников. Завязавшиеся тяжелые бои и «освобождение» Нарвика при активной поддержке крупных соединений флота двух сильнейших морских держав создали впечатление того, что Германия вляпалась в затяжную войну. «Мессера-110» в Норвегии понесли первые потери, в основном при отражении атак палубных «харрикейнов». Такой модификации еще не существовало! Авианосец «Глориес» вез в Норвегию 46-ю сухопутную эскадрилью. На подходах к Нарвику эскадра, в составе которой он шел, подверглась атаке со стороны люфтваффе. Плохо подготовленной и совершенно спонтанной. Группе «Ю-88», прикрываемая штаффелем Bf.11 °C.2 из первого Z-гешвадера, решила попробовать на зуб обнаруженный авианосец, линкор, тяжелый крейсер и около двадцати мелких кораблей, которые прикрывали десант 14 апреля. Попробовали! Мало не показалось. Шесть сбитых «юнкерсов» и четыре «сто десятых». Еще в одном бою, тоже с палубными самолетами, потеряно три Ме-110D.0, причем их атаковали бипланы «Си Гладиаторы»! Тут у летчиков люфтваффе взыграло «Хорридо», и они кинулись
на допотопные самолеты, от которых пришлось убегать с пикированием. Верткий бипланчик оказался совершенно не по зубам тяжелому «мессеру». Бой на виражах он совершенно спокойно выигрывал за счет смены виража, а уходя вправо-вверх, успевал зайти в хвост и обстрелять из четырех крупнокалиберных «браунингов», правда, с максимальных дистанций, сблизиться он не мог. Тактика действий тяжелых истребителей в бою еще не была отработана так, как тактика легких Ме-109. Для них подходящего противника еще не было.
        Еще несколько самолетов было потеряно «по невыясненным причинам». Все они были самолетами сопровождения конвоев, и судьба их полностью совпадала с судьбой самолета Ганса Штормана. Но по каким-то причинам модификацию с вооружения не снимали. Тем не менее западный мир вздохнул с облегчением: заразу Гитлера поймали за хвост и теперь будут трепать, как тузик грелку!
        Угу, ровно через месяц Нидерланды и Бельгия получили ноты об объявлении им войны. «Казус белли» состоял в том, что на восточной границе они усиливали свои войска, а границу с Францией - нет. Две с половиной тысячи танков рванули к реке Маас, обходя по северному флангу линию Мажино. Напрямую! Через пусть и невысокие, но горы! Пробивая дорогу воющими «Юнкерсами-87».
        Через четыре дня, 14 мая, танки начали переправляться по захваченным парашютистами Штудента мостам через Маас на левый берег, а генерал Гот, «освоив» Голландию, вошел в Бельгию с севера. Отличились планеристы и генерал Штудент из Грисхайма! Они захватили форт Эбен-Эмаэль в первый же день войны и практически без потерь со своей стороны, через час семьдесят процентов огневой мощи форта было повреждено десантниками. Форт захватила группа «Гранит», состоявшая всего из шестидесяти человек.
        Пятнадцатого мая 9-я французская армия генерала Корапа была разбита и покатилась от границы на юг. Войска групп А и В проходили в день до пятидесяти километров. В руководстве Франции и в командовании ее армии началась паника и смена командующих. В результате фон Клейст, совершив стремительный марш на Ампьен, вышел к берегам Атлантики и отрезал части бельгийской, французской армий и английский экспедиционный корпус от основной территории Франции, окружив таким образом группировку у Дюнкерка. Подавляющее превосходство германской авиации и массированные пикирующие бомбардировочные удары не давали противнику проявить ни малейшей инициативы. Дикторы Геббельса, захлебываясь от восторга, показывали и рассказывали немцам «расплату за Версаль». Германия ликовала!
        Окружение завершилось уже через одиннадцать дней после начала операции. Двадцать седьмого мая король Бельгии подписал капитуляцию. Через двадцать дней после начала наступления два французских корпуса под Лиллем капитулировали, и англичане остались одни на плацдарме. С 26 мая они начали эвакуацию на остров, бросив все вооружение. Трофеи были огромны!
        Выжав англичан с континента, немцы перегруппировались, подключилась Италия, и они продолжили наступление уже в сторону Парижа, который был сдан без боя 14 июня. Подчеркиваю: сдан без боя! Двадцать второго июня в Компьенском лесу, в том же вагоне, в котором было подписано поражение Германии в Первой мировой войне, был подписан акт о капитуляции Франции. Гитлер выполнил свое обещание немецкому народу. А фон Вольфи коллекционировал и складывал рапорты с требованием перевода на фронт от летчиков своего полка в папку с резолюцией «Ходатайство будет рассмотрено командованием».
        Зная, что от написания рапорта ничего не изменится, очень многие злоупотребляли этим, постепенно накаляя обстановку в группе. Выход нашел не фон Вольфи, а теперь уже майор Рубенсдоффер. Он по-прежнему командовал Erpr.Gr.210 и так же, как фон Вольфи, не привлекался к боевым действиям над территорией Франции. Просматривая журнал отчетов о приказах командиров групп, майор наткнулся на приказ фон Крейца о запрете штурмовок рыболовных и транспортных кораблей в NJGr1. Полк у майора был большой: пять штаффелей, две из которых имели BF.11 °C.4, а остальные были вооружены Bf.109E.5 или 7. Вальтеру приказали отработать тактику действий истребительной авиации при атаке конвоев. Таким образом люфтваффе начало готовиться к высадке в Англии - ведь плохая погода не дала возможности разгромить англичан при эвакуации из Дюнкерка. Кроме того, в июне сорокового Редер послал два карманных линкора без сопровождения против отходящих сил противника из Норвегии. В результате, утопив один беспечный авианосец и два эсминца, один из линкоров словил торпеду в кормовую часть. Эсминец «Акаста», 1337 тонн водоизмещения, вместо
того чтобы спустить флаг перед подавляющим превосходством германской мощи - 65 185 тонн стандартного или 76 256 полного водоизмещения - успел выполнить два торпедных залпа, первым он промахнулся, а во втором одна торпеда дошла до цели. С поднятым «юнион джеком» эсминец отправился на дно, а парижане просто плакали, когда в город победным маршем входили германские войска.
        Подобных казусов флот допускал все больше и больше! Флотоводцы продолжали Ютландский бой и упорно не замечали круто изменившейся обстановки. Но в той войне у Германии был второй флот в мире: двадцать четыре дредноута, - в этой всего шесть, из них два построены в начале века и не модернизировались. Плюс пять оставшихся тяжелых крейсеров. А Редер мечтал этими «слезами» держать в страхе весь мир, и даже авианосец строил для действий в составе рейдерской группы. Он и корабли назвал так же, по именам погибших в Фолклендском бою броненосцев. В отличие от вермахта, флот понес серьезные потери в тридцать девятом - сороковом годах и даже теоретически не мог поддержать десант на острова без участия орлов Геринга.
        Редер объявил, что без захвата господства в воздухе над Каналом операция «Морской лев» неосуществима. И Геринг приказал разработать тактику для действий люфтваффе над морем. Вновь вспомнили об испытателях, и в Штральзунде появился их командир. Побеседовал с «нарушителями дисциплины», слетал с ними в Балтику. Первый штаффель, у которого были демонтированы точки подвески дополнительного танка, его не интересовал, а зря! Но Вольфганг предпочитал не вмешиваться в действия бывшего командира. Сплавил ему наиболее активно писавших рапорты о переводе, избавился от значительной части машин, переделанных в вариант «Д». Но предложение изложить на бумаге свое видение ситуации на море он отклонил.
        - Вальтер, реально, на меня и так смотрят косо из-за «особого мнения». Я считаю, что машину окончательно испортили этими доработками. Помнишь, какие чудеса мы вытворяли на ней летом тридцать девятого? Ни одна из этих машин повторить этого не может. Я писал об этом, но «одна ласточка не делает лето». Реально, этим машинам соваться в современный маневренный бой совершенно невозможно. Вместо того чтобы облегчать машину в результате модернизаций, ее утяжеляют и говорят, что так и должно быть, ведь мы ставим более мощные двигатели. Неделю назад приезжали из Аугсбурга - опять инженеры, теперь будем таскать не тысячу двести литров, а тысячу восемьсот, и не в одном баке, а в двух, под крыльями. И говорят, что это будет стандартная комплектация. А для войны на море требуются крупнокалиберные пушки, ракеты и бомбы. Сам посуди, зачем над морем четыре пулемета винтовочного калибра? И четыре тысячи выстрелов к ним? И как перезарядить пушки, если убит стрелок или штурман?
        - Да я понимаю, но «маузеры» пока не стреляют! - Речь шла о пушках Мк108. - И у Mg.151 тоже проблемы с питанием и перегревом.
        - Вот я и говорю, что делать Bf.110D в море нечего, «aus nichts wird nichts». - Из ничего - ничего и выйдет.
        - Приказали…
        - Людей - дам, тех, кто меня достал своими рапортами, машины ищи сам, Вальтер. Это ночные перехватчики с локатором, как дневные они совершенно не годятся. Мои не понимают, почему я их не пускаю на фронт. Им с истребителями драться совсем нельзя. Они более чем на полтонны тяжелее штатных D и почти на две тонны превышают стандартные С-машины. Держимся в воздухе за счет того, что движки у нас стооктановые, 1620 сил. Вот я и не пускаю их к воде. Угробятся. Так и патрулим заливы. Туда-сюда, днем и ночью. Посадили «шведа», якобы гражданского, на борту одни англичане, летчики - тоже, говорят, что заблудились. Теперь в концлагере эту сказку будут рассказывать. Мы при деле, Вальтер.
        - А сам чего не пишешь рапорты? Ты же боевой летчик и с великолепной выучкой!
        - Писал. Но есть одна закавыка. В общем, мне и одной моей эскадрилье фронт не светит ни при каких условиях. Слишком много знаем. В общем, жалею, что согласился с назначением сюда, но я этого тогда не знал.
        В общем, удалось сплавить наиболее активных возмутителей спокойствия из не допущенных к государственной тайне рейха. Стало чуточку поспокойнее, особенно после начала активных боевых действий над Каналом и Англией.
        Из улетевших с майором Рубенсдоффером летчиков лишь шести удалось прославиться и вернуться в рейх. Сам майор не вернулся из боевого вылета, хотя действия его 210-й испытательной группе были наиболее успешными во всем люфтваффе. Впоследствии группу превратили в 210-й гешвадер скоростных бомбардировщиков. До своей смерти Вальтер сумел доказать командованию то обстоятельство, что Bf.11 °C и D исполнять функции истребителя сопровождения уже не может. Действуя самостоятельно, вооруженный пушкой 3.0 см и четырьмя 2.0-см пушками, с кассетными бомбами и минами под брюхом, используя малые высоты, в руках опытного летчика машина превращалась в отличный и грозный скоростной истребитель-бомбардировщик. Действуя против аэродромов, она могла наносить быстрые, разрушительные и парализующие ПВО противника удары. Сбросив бомбы и освободившись от держателя, прижимаясь к земле и воде, могла уйти, не ввязываясь в бой на виражах с истребителями. К несчастью для люфтваффе, таких командиров в ней оказалось слишком мало. Все кончилось тем, что бывший поляк Ястрбжемский, теперь генерал-лейтенант люфтваффе Фалькенхорст,
командующий 5-м флотом, послал из Норвегии, из Ставангера, Хе.111 бомбить днем аэродромы в Дишфорте и Линтон-на-Оусе.
        Их встретили над Северным морем вначале Bf.110D.0 из ZGr76, взявшие их под прикрытие, а потом «спитфайры» и «харрикейны». Сбросить «даккельсбаух» ни у кого из группы не получилось, командир группы взорвался в воздухе, а сама группа выстроилась в оборонительный круг и, огрызаясь, начала отход обратно к Дании. Оставшись без прикрытия, «хейнкели» превратились в легкую мишень, а отсутствие верхнего прикрытия из легких Bf.109 позволило англичанам достаточно эффективно атаковать еле ползающие по небу со скоростью 350 км/час «церштёреры». Потери составили семь машин, а у англичан появился повод говорить, что они «достигли перелома в ходе битвы за Британию». Так ошибка командования и плохая подготовка самолетов к вылету перечеркнули все усилия по захвату господства в воздухе над Южной Англией. Начавшаяся непогода дала передышку англичанам, у которых к этому моменту был исчерпан запас двигателей «Мерлин» к основным истребителям.
        Шестнадцатого мая сорокового года, в начале войны, англичане совершили первый ночной массированный налет на промышленный район Рура. Занятое действиями на фронте, немецкое командование забыло о собственном приказе сформировать ночные истребительные полки. Фирма «Мессершмитт АГ» сосредоточила внимание на дальнем истребителе и практически прекратила выпуск ночных. Все поголовье насчитывало менее пятидесяти машин, сосредоточенных в Штральзунде. Удар по Руру был щелчком по носу Герингу. Тут же последовал приказ продолжить формирование NJG1, и был назначен командующий гешвадером - полковник Каммхубер, изобретатель одноименного ночного прицела. Первая группе тем не менее была выведена из его состава и оставалась отдельной боевой частью сектора ПВО «Берлинер-Норд». На носовом обтекателе красовалась в белом круге красная рука в белой перчатке, держащая орлиное перо. Чуть ниже надпись на латыни: «Justum errorem, et revertetur in aeternum» - «Одна ошибка, и тебе в хвост пристроится вечность». Белую ладонь нарисовали в Грисхайме, это знак ZG2. Все остальное придумал фон Вольфи. «Мы ощипываем „орлов“, а
лучшими охотниками за орлами были индейцы!» С оставшимися летчиками пришлось проводить отдельную беседу. Некоторые были серьезно обижены тем обстоятельством, что кого-то отпустили в 210-ю, а их оставили.
        - Во-первых, я отпустил только тех, кто не полностью освоил перехват по радиолокатору, и у кого машины были переделаны в серию «Д». Считаю серьезным просчетом командования развитие этой серии самолетов. Писал об этом рейхсмаршалу с выражением особого мнения. К сожалению, безрезультатно. В данной комплектации Bf.110D.0 представляет собой отличную мишень. Одной пули снизу достаточно, чтобы машины не стало. Тех, кто рвется умереть, я отпустил.
        - Смерть за рейх, за фюрера - что может быть выше для настоящего немца? - тут же подскочил один из новичков-фендрихов. Видимо, что-то пропущено в его личном деле.
        - Обер-фендрих Дортман? Я не ошибся?
        - Так точно, герр гауптман.
        Вольфи открыл папку с рапортами, нашел писанину Дортмана.
        - Ваше?
        - Мое!
        - Я подписываю, они еще на аэродроме, у вас есть тридцать минут, чтобы собрать вещи. «Поспеши навстречу смерти, пока твое место в Валгалле никто не занял», викинг. Свободен!
        Вмиг покрасневший, с растерянными глазами фендрих покинул казино, где были собраны летчики. Все притихли, поняли, что командир совсем не шутит.
        - Настолько серьезно, фон Вольфи? - спросил инженер полка Краузе.
        - Да, Пауль. Тебе об этом известно не хуже, чем мне. Концентрацию паров бензина в брюхе у таксы мы вместе замеряли. Было?
        - Было.
        - Что-нибудь изменилось с тех пор?
        - Нет, обещанные серии D.1 и D.2 так и не пришли.
        - Совершенно верно, а то, что предлагали мы - сделать надкрыльевые баки, - осталось на бумаге и в единственном экземпляре. А знаешь, почему?
        - Мда, нет, не совсем понятно, - чуть замявшись, ответил инженер. - Они пишут, что для сброса требуется переворот машины, и есть возможность повредить хвостовое оперение.
        - Насколько тяжело истребителю проделать «бочку»? И сколько раз мы его сбрасывали?
        - Да много, за сотню.
        - Хоть один раз что-нибудь повредили?
        - Нет.
        - Дело в патенте, который я оформил на себя[3 - Надкрыльевой бак Ме-110 позволял увеличить дальность, при снижении путевой максимальной скорости всего на десять километров в час, но его изобрели не в фирме «Мессершмитт АГ», и он в серию не пошел. Гримасы капитализма. Реальная история, сороковой год, Германия.]. И все. Так что спокойнее, ребята, у нас элитное подразделение, к нам приезжают за лучшими кадрами, у нас осваиваются последние новинки. На нас возложена миссия по защите рейха. Хотя признаю, что сидеть в обороне - занятие достаточно скучное, но события 16 мая показывают, что расслабляться долго нам противник не позволит. Разведка говорит о приеме на вооружение у англичан целой серии новых четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков. Они и станут нашей задачей и проблемой. Так что учитесь, пока есть время и противник не сильно нас достает.
        В целом события последующих месяцев показали, что Вольфганг не ошибался в своих оценках в отношении модификации «D», но «день орлов» он встретил в отпуске на юге Германии. Тридцать первого июля его вызвали в Берлин. Ешоннек и Удет раскатывали его за потерю двух самолетов Ме-210, поступивших на войсковые испытания: у первого оборвался правый руль глубины и заклинил вертикальное управление, машину пришлось оставить, у второго загорелся двигатель DB603A1 на стоянке. Потушить не смогли, машина полностью сгорела. После разноса Удет передал приказ об отпуске и показал коротенькую записку: двадцать девятого июля ОКВ приступило к разработке плана боевых действий на Восточном фронте. Ответственным назначен воевавший в России генерал-майор Маркс. Удар предусматривает скоротечную кампанию двумя группами армий в сто сорок семь дивизий, справа и слева от Припятских болот. Операция планируется на весну-лето следующего года.
        Вольфганг проверил связь, осталось только два действующих канала. Во-первых, шел массовый призыв в армию, во-вторых, достаточно много немцев на волне успехов Гитлера поменяли свои убеждения. В-третьих, компартия была окончательно разгромлена, а система трудовых лагерей значительно расширена. Кстати, под воодушевляющие вопли толпы. Поэтому часть маркеров, заложенных на местах связи, остались нетронутыми. Сработавшие каналы он дополнительно проверил наблюдением со стороны, после этого передал шифровку. Москва ответила быстро, но с нарушениями правил конспирации: вместо условных сигналов отхода передала в теле кода приказ возвращаться. Кстати, в марте не было «концерта по заявкам» с его любимым Пуччини - мама так поздравляла его с днем рождения. Значит, как минимум отстранена от этой работы и дела не сдавала. Это могло быть только в одном случае: из-за ареста. Но громких дел в СССР в начале сорокового года не было. Новый нарком НКВД оказался довольно тихим человеком, расстрельных приговоров стало значительно меньше. Так что писать о нарушениях протокола не стоило, чтобы не навредить матери, так
отметим про себя, что мы уже вне закона. Пришло время передать «портянку» Удета.
        Его письмо, написанное мелким убористым почерком, занимало четыре страницы тетрадного листа. Шифровка с кладбища перекочевала в «Майбах», затем поехала с ним в Кассель. Физелеры были очень довольны, что их не забыли и навестили. Вячеслав перешифровал письмо личным кодом, ключ к которому знала только мать. Слова заголовка: «Поль Матиусу».
        «Получен 25 февраля сигнал от „циркача“: „Плотные облака с востока скрыли зарю“. „Циркач“ отметил серьезные нарушения сценария. Передает „сценаристу“ следующее»: были написаны обычным шифром, который он использовал для связи всегда. Само письмо Удета было переведено на узбекский и зашифровано по книге фон Билдерна, который некогда путешествовал по Персии и написал несколько монографий, как раз в университете Касселя, посвященных творчеству персидских поэтов. Так как шифр имел слоговый, а не буквенный код, удалось сократить «портянку» почти в четыре раза, но все равно она была очень большой. Перейти на слова, чтобы еще больше сократить передачу, не позволяли многочисленные технические термины, которыми изобиловало письмо Удета. В общем, задачка оказалась совсем не простой. Теперь встал вопрос, как передать, в условиях того что скамейка в парке Вильхельмсхох стояла пыльной и грязной, и там давно никто не сидел. Канал не работал. И тогда, несмотря на старинный запрет посещать Австрию, Вольфганг направился в Ненцинг, через Герхарда он легко получил направление туда для отдыха и лечения. Люфтваффе
расположило там небольшой санаторий для летчиков после ранений и отдыхающих.
        По приезде небольшая пьянка с несколькими бывшими учениками, знакомство, многообещающее знакомство с местными девицами, тщательный подбор костюма для горных восхождений в местном магазинчике, приобрел лицензию на косуль у местного егеря. Тот набивался в провожатые, но граф перешел на южный говор, и егерь понял, что заработать лишние марки не получится. Граф был «местным» и хорошо знал окрестности, хотя ни разу здесь не бывал, но у настоящих Крейцев здесь был небольшой охотничий домик в Нензингере. В местном отделении «Genossenschaftliche Zentralbank» он предъявил жетон, полученный им еще в Ливии, свои документы и доверенность «отца» и получил доступ к небольшому сейфу, где находились ключи от домика, несколько писем, новая чековая книжка этого банка. Переоформил ячейку на себя, письма забрал - черт его знает, что там написано. Судя по дате, написаны перед самым аншлюсом. Семейство уходило в Швейцарию разными маршрутами. Граф Мориц отходил здесь. В письмах почти ничего интересного, кроме того, что в горном доме есть сейф, ключи от которого на общей связке. Одно письмо закодировано, но код был
известен Вольфи. Не совсем аккуратно сработал граф, следы он все-таки оставил. Хотя если бы им кто-то заинтересовался, то последствия уже бы были. Так что хорошо, что сюда добрался.
        Домик был даже ухожен снаружи. Практически мгновенно о приезде молодого графа стало известно всем. Шила в мешке не утаишь, поселочек всего ничего: пара десятков домиков, большая часть из которых посещается время от времени. Постоянно тут живут пять или шесть семейств. Они и ухаживают за остальными дворами. Еще днем ему прислали пару бутылок местного шнапса, настоянного на можжевельнике, с патриотическим названием «Эдельвейс», и счет за обслуживание дома. Вольфганг шлепнул по заднице наряженную в национальный костюм - дирндль - девицу, намекнув ей, что водка вкуснее в хорошей компании. От стопочки она не отказалась, муж в армии, скучно. Уложит всех спать и принесет ужин графу. Из-за войны совсем мало народа бывает. Чек брать отказалась, для того чтобы его обналичить, спускаться надо, а бензина почти нет, он по карточкам. Получив деньги, обрадовалась, сказала, что сейчас же пришлет кого-нибудь убраться в доме. Действительно, появилось еще четыре хохотушки, которые быстро навели порядок в домике, озорно посматривая на молодого человека. В поселке из мужчин был капеллан, трое стариков и два подростка.
Всех остальных рейх призвал в альпийские войска, и они появлялись здесь только от случая к случаю. Заработав свои марки и похохотав над шутками графа, они удалились. Вольфи спустился в подвал, предварительно заперев дверь в дом. За пирамидой с ружьями, внутри которой была еще одна дверца, обнаружил сейф. В нем коротковолновая станция, сухие аккумуляторные батареи, бутылки с электролитом, мотор-генератор для подзарядки. Вещь, конечно, ценная, но наверняка внизу полно пеленгаторных станций. Отсюда работать нельзя. Вынул из пирамиды «Манлихер» и «Зауер „Три кольца“», открыл дверь и начал чистить оружие на веранде. Почти сразу за этим подошел пожилой мужчина в «тирольке» - полицмейстер, староста, егерь и почтальон одновременно. Степенный разговор, вспомнил графа и Вольфганга-мальчишку, зарегистрировал его в каком-то гроссбухе. Посетовал, что лицензии граф приобрел внизу, а не у него.
        - Мне сказали, что лицензии выдаются только там!
        - Кто сказал?
        - Я не помню, как его зовут, толстенький такой, вот с такими щеками.
        - Адольф, вот старый мошенник! Он все норовит мой участок закрыть. А жить на что? И так народу совсем не стало!
        - Герр Карл! Дичь-то в горах есть?
        - Как не быть! Дичи много. Фазанов развелось - просто жуть, все посевы потравили!
        - Вот на них ты и выпиши мне лицензию.
        - Это я мигом, и покажу, где взять.
        - Да в верховьях Менга, на полянах, это я с детства знаю.
        - Эх, конечно, знаете, граф. Ваши же угодья были, отцов и дедов ваших.
        - Да, понял я, понял, с поля и занесу. Вон, отведай можжевеловки.
        Да, видимо, совсем народец обнищал. Все сводится к деньгам.
        Пару дней особо никуда не ходил, здесь довольно высоко, требуется привыкнуть. Аннет была не прочь немного заработать и в постели, были и другие желающие, но Вольфганг приехал не за этим. Затем сделал пару выходов за фазанами и посмотреть, кто еще в горах болтается. Проскочило в разговорах, что кроме всего прочего, альпийских стрелков поставили здесь за границей присматривать. Те четыре хохотушки имеют среди солдат своих ухажеров.
        Наряд действительно появился. Ходят парой, в триконях, гремят ими на всю округу. К появлению гауптмана отнеслись немного настороженно, но почтительно. Их больше беспокоил вопрос, чтобы их «курочек» не помяли. Разузнав, что молодых девушек граф не тискает, солдатики успокоились. Выяснилось, что участок у них большой, и здесь они появляются раз в неделю - десять дней.
        За три дня закрыв полностью лицензии и поделившись с Карлом добычей, к тому же отдав ему на выделку всех самцов-фазанов и две головы косуль, осторожно завел разговор о туре. Тур - животное редкое, осторожное, и по снегам в это время года ходит, спускаясь к траве только ночью. Следовательно, бить его надо с ночевкой, и не с одной. Именно то, что требовалось сейчас Вольфи. Начали от голов косуль. Вольфганг специально взял только рогатеньких, дескать, головы нужны украсить казино в полку. Вот если бы тура взять! Карл помялся для порядку, но желание заработать на выделке превысило всё. Сказал, что есть лицензия прошлого года, тридцать девятого, сейчас переоформит, только потом надо будет вниз с ним съездить и печать в магистратуре поставить. Минут через сорок мученического пыхтения и громкого макания ручки в чернильницу он выложил готовую бумагу на стол. Тщательно пересчитал марки, расписался в получении и протянул заветную бумагу фон Вольфи.
        - Одному, граф, тяжело будет в горах. Лагерь надо разбивать, присматривать за ним.
        - Карл, ну, староват ты уже по горам скакать, вот тебе двадцать марок и талон на бензин, съезди вниз и поставь печать.
        - Так машины нету, мобилизовали.
        - У Аннет возьми. Кстати, куда она пропала?
        - Так Франц из Зальцбурга приехал на пару дней, так что она к вам сейчас ни ногой. Франц и приголубить может так, что мало не покажется, - смеясь, ответил егерь.
        Сейчас именно горные стрелки представляли наибольшую опасность. Они были везде и нигде. У них шла учеба, поэтому могли появиться внезапно в любом месте. От использования рации Вольфганг уже отказался. Ребятки, приходившие в деревню, имели на петлицах «молнии» радистов. Они же сказали, что внизу в казармах у станции базируется батальон, специализирующийся на прочесывании местности. Так что эти горы - не наши горы, здесь пустых мест совсем мало. Но выхода не было, и бывший пограничник начал подготовку к выходу.
        Карл привез путевку с печатью, так что все по документам чисто. Шифровка переписана тушью на парашютный шелк и стала патроном к ракетнице - с дробным зарядом, превращающим ее в лохмотья. Через два дня все было готово. Появилась Аннет, которая сказала, что 3-я горнопехотная послезавтра начинает учения немного восточнее этих мест. Пора! И еще до рассвета Вячеслав выехал вверх по дороге к массиву Наафкопф. Там на площадке оставил машину, закинул на плечи рюкзак, вскинул на плечо старый, но великолепно сохранившийся «Манлихер» с оптическим прицелом и зашагал по тропе вверх к ледникам массива. Следов не было, ни человеческих, ни звериных. У кромки снегов начал забирать вправо, на запад, ближе к границе с Лихтенштейном. Обнаружил охотничий домик, не обозначенный на карте. Он был закрыт, но имелись следы примерно двухнедельной давности. Отсюда до границы около двух километров.
        На маленькой поляне метрах в пятистах от домика он разбил палатку, немного повозился с обустройством лагеря, заодно внимательно рассматривая окрестности. Всякое могло быть, и что это за домик, неизвестно. Скорее всего, горные стрелки построили. Странно, что Карл об этом ни словом не обмолвился. Он говорил о домике выше, у ледника, за вот этим гребнем, говорил, что крыша там прогнила и ночевать опасно.
        Надев белый маскхалат и сунув летний в небольшой кожаный рюкзак, обмотал «Манлихер» бинтами и ближе к вечеру двинулся к озеру Фермалес в верховьях одного из ручьев, впадающих в Менг слева. Продолжал внимательно осматривать склоны, занимаясь в основном поиском следов людей. Признаков того, что кто-то здесь бывал, не было. Но выше по склону есть домик и землянка. Землянка стоит на самой границе с Лихтенштейном и может быть использована патрулями. Помет! Незнакомый. Но старый!
        Выбравшись наверх по довольно тяжелому подъему по морене, Вячеслав получил возможность, наконец, увидеть подходы к гребню, по которому проходит граница. Чуть справа виднеется домик с провалившейся крышей - это Фермалес. Пфальцершютте не видно, хотя землянка там обозначена на всех картах. Слева за грядой еще один ручей. Впереди видно моренное озеро. Тишина! Но отсутствие Пфальцершютте очень настораживало. Отошел назад тем же путем, ушел под моренную гряду и перешел левее, к следующему ручью, поднялся там. Здесь перевала как такового нет. Впереди скала, но этот распадок из землянки, которую, скорее всего, превратили в дот или наблюдательный пункт, не виден. И он выше! А в горах кто выше, тот и победил. И еще: в двух местах встретил следы копыт. Самих туров Вячеслав никогда не видел, поэтому отличить тура от какого-нибудь другого козла он не мог. Прикрываясь гребнем, он вышел к предвершине пика Наафкопф, высоченной скале, стройной пирамидой возвышавшейся прямо над ним слева. Фермалес отсюда виден, там по-прежнему никого, а Пфальц закрыт «жандармом», малой вершиной на гребне основного хребта.
Собственно, Вячеслав уже на территории соседней страны, это не Германия, а княжество Лихтенштейн. Здесь он залег, наблюдая за обеими сторонами. Сейчас начнет садиться солнце, и приборы наблюдения могут забликовать. Сам он находился в тени северного склона Наафкопфа.
        Через полчаса изменившийся ветер донес до него запах торфяного дыма. Торф был армейским топливом. Дот - обитаем! Тут Вольфганг увидел и вторую часть своей легенды: справа от него, прямо по стене, спускались четыре каких-то козы. Легко перепрыгивая с камня на камень, они не торопясь шли пастись в тот распадок, по которому он и поднялся. Как только стемнело, он покинул свое убежище и совершил траверс предвершины, спустившись к небольшому леднику на северо-западном склоне горы. Главное было не прошуметь и не оставить следов. Этот ледник просматривался с немецкой стороны. Закончив траверс еще до восхода луны, Вячеслав оказался у «камина», который спускался в сторону соседнего склона, скрытый от немцев. Еще тысяча двести метров, и он в лесу у конечного пункта. В трехстах метрах отсюда домик лесника, рядом - сарай, в третьем бревне сук с гвоздем, он вынимается. Туда и пошел облитый парафином патрон от ракетницы. Тем же путем Вольфганг вернулся обратно на свой наблюдательный пункт.
        Утром прогремел победный выстрел. Офицерское казино будет украшено головой настоящего тура! Вольфганг подрезал сонные артерии козлу с великолепными рогами, перевернул тушу на камне головой вниз, немного подождал, пока стечет кровь, затем присел и перебросил тушу через шею, уложив на маленький рюкзачок, висевший на спине под маскхалатом, поправил ремень чехла от «Зауэра», приподнял поставленный у камня «Манлихер» и зашагал вниз по тропе, обходя морену, по которой с таким грузом было не спуститься. Минут через тридцать сделал небольшой привал, затем вышел на тропу вдоль ручья. Тем же путем решил не идти, там дорога была тяжелой. Спустился в Менгу и дошел до поворота дороги к неизвестному дому.
        - Хальт! Ирэ Папире! - прозвучало из кустов.
        Он повернулся на звук, чуть наклонив голову. Из кустов с винтовкой наперевес вышел недавний знакомец, Ганс-связист.
        - Функер, ко мне! - подал гауптман команду.
        Но связист Ганс еще раз повторил:
        - Стоять, ваши документы!
        «Ах так, ну, ты у меня пожалеешь!» - подумал Вольфганг и скинул козла со спины. Поддел куртку маскировочного костюма правой рукой, чтобы достать бумаги, но с левой стороны у него висела кобура именного Р.38. Солдат мгновенно изготовился к выстрелу.
        - Ахтунг! Опусти оружие, идиот!
        На пригорке залаяли собаки, и появилась цепь егерей в маскировочном горном камуфляже.
        - Ганс, ты идиот. И тюрьма по тебе плачет! Ты посмел навести оружие на офицера.
        Но солдат молчал, не опуская винтовки, однако позволил достать бумаги и распахнуть удостоверение.
        - Видишь? Ствол вниз, скотина!
        Ганс медленно опустил ствол.
        - Нам сказали, что здесь высадились парашютисты, герр гауптман.
        - Ты же меня в лицо знаешь!
        - Ну, мы же у вас документы не проверяли! Извините, герр офицер.
        Из кустов поднялось еще трое: два егеря и второй связист, Дитмар. Стало понятным и рвение Ганса - один из егерей был штабс-ефрейтором. Он подошел и представился:
        - Штабс-ефрейтор Шмидт! Герр офицер, ваши документы, пожалуйста.
        - Ну, наконец-то вежливо. Группенкоммандер гауптман люфтваффе Вольфганг фон Крейц. Смотрите!
        - Разрешите? - штабс-ефрейтор аккуратно взял документы и наклонил их под углом к солнцу, затем развернул другим боком и еще раз посмотрел под тем же углом, лишь после этого открыл страничку со служебными значками. Вытянулся, увидев отметку допуска в OKW.
        - Извините, герр офицер, вы никого постороннего не видели?
        - Нет.
        - Мы обнаружили палатку, и собаки не смогли взять след!
        - Вон там? - Вольфганг показал рукой с сторону своей палатки.
        - Так точно!
        - Это моя палатка.
        - А зачем вы обработали следы?
        Солдат стало намного больше, и среди них выделялась фигура офицера, который подошел и выслушал доклад штабс-ефрейтора.
        - Обер-лейтенант Бергман, герр гауптман, так вы не ответили на вопрос! И что это у вас на ногах?
        - Я - церштёрер, потомственный охотник, обер-лейтенант, мои предки в этих местах охотятся со времен Священной Римской империи, и я шел за туром. Тур туда, где пахнет человеком, никогда не пойдет. Шутце! Возьмите козла и идите за мной. Осторожно! Рога не повредите!
        На ногах у Вольфганга были польские плетеные чуни из сухой травы и бересты, пропитанные козлиной мочой и настойкой из перца. Польские контрабандисты такие применяли, чтобы сбить со следа наших пограничных псов Алых, ну, а теперь они сбили со следа немецких ищеек. Хорошее изобретение! Солдатики перебросили козла в подъехавший «кубельваген», и гауптман с обер-лейтенантом доехали до домика.
        - Кстати, чей это дом, и почему он стоит на моей земле, а я об этом ничего не знаю?
        Обер немного замялся, затем посоветовал с этим вопросом подъехать в бухгалтерию батальона в Ненцинге. Вся аристократия зарабатывала на том, что сдавала в аренду свои угодья для нужд вермахта, так что за этим внимательно следили. Солдаты помогли свернуть лагерь и довезли фон Вольфи до его машины, возле которой уже крутились полицейские и гестаповцы. К их великому сожалению, дело возбуждать было не о чем. Документы в полном порядке, есть лицензия, а подняться выше «Майбаху» мешала плохая дорога. Для этих целей и построена эта стоянка.
        С Гансом Вольфганг рассчитался немного по-другому. По приезде с очень эффектным и редким трофеем было организовано неплохое застолье. «Эдельвейс» лился рекой до самого вечера. Избранные «товарищи» продолжили застолье в охотничьем домике, почитали «Камасутру» из библиотеки старого графа, сходили в сауну, где занялись отработкой новых приемов в практическом исполнении, утром закрепили изученный материал, а вечером проводили графа, которому следовало как можно быстрее быть в Берлине, где еще действовал один из каналов связи.
        Немного побаливала голова, да и совесть грызла, что поддался на уловку Аннет, которая решила использовать его недовольство связистами в собственных целях. Деревушка жила, и уже давно, за счет приезжих и животноводства. Выпасали на альпийских лугах коров, овец и коз, запасали на зиму сено, немного ячменя для пива и овса для скота. Большего с местных маленьких полей было не взять. Били масло, делали сыр, варили пиво, гнали ячменный самогон, который настаивали на можжевельнике. Этим и кормились, и зарабатывали. Но основной доход приносили приезжие охотники и уход за их домами в течение всего года. Эти сюда приезжали покутить и спустить лишние деньги, тратя порой грандиозные суммы на какие-нибудь вечеринки или массовые охоты. Сами владельцы этих земель и домов давно и прочно обосновались в промышленной части Австрии. Но после объединения с Германией положение круто изменилось и совсем не по тому сценарию, о котором рассказывали нацисты. Началась война, и потребовалось большое количество солдат. А рабочие имели бронь, они выпускали вооружение, боеприпасы и приборы для вермахта, люфтваффе и кригсмарине.
Поэтому выгребать людей начали из подобных деревень. Работать на полях начали женщины, они же пошли на фермы. И у буржуазии сократились и доходы, и большое количество людей этого сословия было призвано в ту же армию. Они брони не имели. Хочешь быть буржуа - защищай нацию! От службы освобождались только те, кто непосредственно руководил производством. Рантье отсрочки и брони у Гитлера не получили. Повестку в зубы, и вперед. Они могли лишь заплатить за свое обучение в военных училищах, и стать офицерами или фендриками. Соответственно, резко сократился поток отдыхающих в охотничьих и загородных домиках, разбросанных по всей территории горной Австрии. А это ударило по карману сельских жителей, и больно! Горы начали заполняться армейскими частями, и единственное, что могла предложить деревня дополнительно к сдаваемому продовольствию, были публичные дома для господ офицеров и солдат вермахта. Аннет, не озабоченная сама моралью и считающая, что это тоже заработок, не менее почетный, чем все остальные, уже давно задумывалась, что проще организовать бордель, чем с утра до вечера доить коров и делать
самостоятельно сыр и масло. Kuhe machen Muhe - работа тяжелая! Но где взять контингент?! Когда выгребли призывников из села, то в семьях осталось с десяток подрастающих молодок. А Jugend kennt keine Tugend - «Молодость не знакома с добродетелью»! Кровь играет, гормоны брызжут из всех отверстий, видимых и невидимых. До конфирмации влияние на эту сторону развития считается запретным и подлежит уголовному преследованию, но как только облизана ложка… А конфирмацию никто не отменял! Аннет и решила устроить маленький загул, чтобы спровоцировать девчонок на «взрослую жизнь». А самой стать «мадам». Затем зарегистрировать «заведение» официально и получать из бюджета рейха деньги. Плюс то, что сумеет вытянуть из клиентов. А в том, что через некоторое время все дома в округе будут сданы вермахту, она не сомневалась! Девушки отработают свое и вернутся к обычной жизни, так же, как сделала сама она, выйдя замуж за Франца. Франц знал, кем работала супруга, но это его не остановило в свое время. Воспользовавшись обидой графа на Дитмара и Ганса, явно бегавших в самоволку из дота в Пфальцершютте и поэтому решивших «не
узнавать» графа перед старшиной, она спровоцировала оргию, и в результате получила первых претенденток на место в заведении.
        - Я сама прошла через такое! - заметила Аннет на вопрос по этому поводу. - Они все равно не устоят, этого им не дано. Чем бесплатно и с привеском, пусть лучше поработают. Вы меня удивляете, граф! Я и так согрешила, отдаваясь вам по полной. Франц меня убьет, если узнает! - скокетничала «мадам» Аннет. В общем, в республику пришла война, а у нее свои законы и своя мораль. Она никого не щадит.
        Мысли мыслями, но двенадцать цилиндров «Майбаха-Цеппелин-фаэтон» активно поглощали бензин, и дорога исправно уходила под капот. Поворот на седьмой автобан, дважды нажаты кнопки на руле, и полуавтоматическая коробка переключилась на повышающую восьмую передачу. Крылья «Майбаха» тревожно загудели от напора воздуха. Скорость почти взлетная, еще бы чуть-чуть мощности, и можно было бы оторваться от земли. Мост через Майн. Пришлось сбросить скорость, обгоняя длинную армейскую колонну, прижавшуюся к танковой полосе. Бавария позади, он в Гессене. Впереди Кассель, где будет остановка и ночевка. Требуется договориться о перегоне «шторьха», которому заменили двигатель и крылья на заводе, в Штральзунд, а самому добираться на машине. Место, где еще работала связь, находилось в Егерсдорфе, в восточной части Берлина. Там посадочных площадок нет, да и не хотелось светить свой интерес к тому району столицы. Придется объезжать Берлин с юга, а затем уходить на Штеттинское шоссе. Весь вечер и полночи провел в фотолаборатории Герхарда, проявляя пленки и распечатывая фотографии из австрийских Альп. Сам Герхард и его
дочь Герда в черных фартуках при свете красных фонарей обсуждали каждую фотографию, выбирали нужный ракурс и следили за временем проявления и закрепления. Совместный труд сближает! Выехать удалось только через день, зато посмотрел на то, как работает новая «игрушка» Герхарда - пропульсивный импульсный реактивный двигатель. После опытов Хейнкеля, несмотря на запрет Удета, все авиасообщество заразилось реактивным полетом. Экспериментирует и Физелер, тем более что люфтваффе официально отказалось от серии бипланов для «Цеппелина». Герхард грустно пошутил по этому поводу, что кроме «цеппелинов» Майбаха скоро ничего не останется. Проект достройки авианосца был заморожен из-за больших потерь флота. Все деньги переброшены на ускоренный ремонт поврежденных кораблей. Герхард же поделился «конфиденциальной» информацией, как идут дела у конкурентов в реактивном направлении. Промышленный шпионаж еще никто не отменял, и все фирмы следили друг за другом. Сам Герхард попросил Вольфганга чаще бывать в Ростоке, чтобы не пропустить кое-чего важного из работ профессора Хейнкеля. Это не сложно, средний ремонт машины NJGr1
проходят именно на заводе Хейнкеля «Мариенне». Там им меняют двигатели. Аэродром Хундсбург рядом с заводом хорошо знаком Вольфгангу.
        Закладку в Егерсдорфе забрали в первый день. Вольфганг видел девушку в клетчатом платье с книжкой и тубусом, которая села за столик в кафе и незаметно заменила перечницу, которую перед этим так же заменил он сам. Его перечница оказалась пуста. Он впервые видел своего связника. Ранее никогда не задерживался на месте передачи данных. Но на этот раз он вначале расположился там, а затем пересел за столик у окна, чтобы убедиться в том, что связь сработала. «Расписание» ему было известно. Хвоста за девушкой не было, а то, что он смотрел ей вслед - так было, на что посмотреть! На редкость красивое лицо и очень хорошая фигурка. Теперь это кафе было единственной ниточкой, связывающей его с Москвой. Второй канал связи в Штральзунде не сработал. Гестапо вскрыло ячейку компартии, действовавшей в Ан-верфи, в городе прошли аресты, и был суд в конце августа.
        Москва молчала долго, ведь кроме условных слов, что пришлось воспользоваться аварийным каналом связи четыре, и что посылка очень важная, в сообщении ничего не говорилось. Через месяц он услышал знакомый почерк матери в передаче на его волне. Коротенькое сообщение, всего несколько групп цифр, затем две группы, обозначающие «данке шон», и мамина подпись. Сработало! Мать жива и опять на связи. Опять-таки через Егерсдорф отправил сообщение личным шифром о катастрофическом положении со связью. Ездить в Берлин за двести пятьдесят километров было небезопасно, да и машина у него заметная. Их на всю Германию всего восемьсот штук выпустили.
        Через две недели забрали восемь загруженных Ju.52 и дали связь на Рубеноффплац в Грайфсвальде. Это самый северный район города, где находится старинный университет Эрнст-Мориц-Арндт, площадь перед самым университетом. На левой скамейке будет находиться связник. В руках у него будет атлас по аэродинамике и свернутая газета «Фолькишер беобахтер», один из углов которой будет загнут. Передали и кодовые фразы, которыми они должны были обменяться. Предварительный осмотр места будущей встречи показал, что место выбрано совершенно дурацкое: все как на ладони, и оно достаточно посещаемое. К тому же книги были практически у всех, газеты тоже встречались. Это студенческий городок, шумный и неспокойный. Какая тут может быть встреча! Но связи нет, и с этим надо было что-то делать. В час встречи он подошел, как было написано в шифровке, от кирхи Святого Якоба, прямо по косой дорожке через газон, поддевая ногой упавшую листву. Впереди - старинный монумент, посвященный открытию университета, слева - скамейки, и на самой левой из них сидела девушка в вязаной шапочке с помпоном. На коленях раскрытая книга. По
сторонам не смотрит, усиленно штудирует какой-то предмет. А по времени он пришел точно. Книга проложена двухцветной газетой как закладкой. Один из концов был загнут.
        - Разрешите? Боже мой! Аэродинамика!
        - А что в этом такого? Я учусь в летной школе Элдена, - последовал отзыв. Рукой откинув свесившийся помпон бежевой шапочки, девушка задрала голову. Та самая, которая забирала солонку из кафе.
        - А вы любите оперу?
        - Разве что только Пуччини.
        Все точно! Теперь можно и познакомиться. Вольфганг представился, девушку звали Карин. Внешне все выглядело как довольно обычное знакомство на улице. Через некоторое время, заметив, что девушка чуть поеживается от холода на довольно свежем октябрьском ветру, он предложил перебраться в какое-нибудь помещение, например кафе или ресторанчик.
        - У меня машина за углом.
        Вольфи был в кожаной куртке без знаков различия, но в форме, и когда он тронулся в сторону центра, где в громадных казармах находилось огромное количество курсантов, девушка поморщилась и сказала, что туда не стоит. Там куча кадетов, которые постоянно пристают.
        - Я только перевелась сюда из Берлина. Думала, что здесь будет поспокойнее, но куда там! Как петухи или бычки недожаренные!
        - Тогда туда тем более! Больше приставать не будут, - улыбнулся Вольфганг.
        Офицерское казино находилось в полуквартале от казарм училища, им заведовала госпожа Аня Боттхер. Рядом с ним было расположено несколько уютных кафе, куда курсантов и рядовой состав не пропускали - только для господ офицеров. Студенческий наряд Карин не подходил для самого казино, туда женщин пускали либо в форме, либо в вечерних туалетах. Остановившись возле дома на Фельдаллее, Вольфганг клаксоном подозвал дежурного солдата.
        - Позови фрау Ани, флигер!
        - Яволь, герр гауптман! - Фон Вольфи здесь в лицо знали многие. Карин удивленно вскинула на него глаза.
        - Гауптман? Надо же. Вообще-то я вас где-то видела, Вольфганг.
        - Скорее всего да, видели. Могли видеть в газетах, и пару раз меня снимала кинохроника.
        - Дорогой граф, рада видеть вас! Давненько не бывали в наших краях! - широко улыбающаяся крупными, накрашенными яркой помадой губами и постоянно поправляющая рукой большие локоны, в окне «Майбаха» показалась хозяйка салона.
        - Мы тут продрогли немного на улице, фрау Ани, куда бы заглянуть на часок погреться и попить кофе? Мы не собирались заходить сегодня в зал.
        - Развернитесь, граф, и во внутренний дворик, в конец стоянки. Там увидите «Кафе Ан». Ждем вас вечером с вашей милой подругой!
        - Карин фон Зюдов, студентка, фрау Анна. Учусь в университете на физическом факультете и в летной школе. Здесь на практике.
        - Очень милое создание, граф! Примите мои поздравления!
        Они проехали через ворота во внутренний двор, где расположилась внутренняя стоянка для большого начальства.
        «Кафе Ан» было обшито дубом, увешено охотничьими трофеями и напоминало старинный рыцарский замок. Громоздкие средневековые доспехи стояли по углам, говоря рыцарям неба об их исключительности. Кофе был вкусным, настоящим, что отметила Карин. В Берлине подают кофе-суррогат с большим количеством цикория почти во всех кафе. Но люфтваффе может себе позволить натуральный. С некоторым удивлением Карин осмотрела мундир Вольфганга.
        - И кто вы по должности?
        - Группенкоммандер и командующий ночными истребителями в этой зоне ПВО Берлина. А вы?
        - Я лаборантка в институте Макса Планка, это на восточной окраине города. Училась в Берлине, теперь перевелась сюда, заканчиваю в этом году университет и надеюсь остаться работать у профессора Планка. Я - местная, из Грайфсвальда. А в Берлине только училась.
        - А живете где?
        - В Элдене, на берегу залива, сразу за аббатством стоит наш дом. А еще у нас красивый парк и пляж. Надо будет вас пригласить к нам. Здание аббатства тоже принадлежит отцу. До тридцать третьего он хотел его переделать в жилой дом.
        - А кто ваш отец?
        - Физик, работает у Планка.
        Карин отогрелась, но несколько раз посмотрела на часы.
        - Мне пора, папа будет беспокоиться.
        - Я подвезу.
        - Хорошо.
        Вольфганг помог девушке надеть куртку и сам застегнул свою. В машине Вольфганг настроил поддув горячего воздуха так, чтобы он дул в ноги пассажирке. Карин чуть заметно улыбалась, глядя на его движения.
        Построенное из красного кирпича аббатство занимало пару гектаров в великолепном старинном парке и было видно издалека из-за высоченного шпиля колокольни. Через несколько минут они подъехали к нему, и Вольфганг остановил машину. Они попрощались.
        - Завтра я подъеду сюда в 20:00. Требуется вечернее платье, Карин.
        - Я так боялась, когда шла на встречу! И очень рада тому, что с вами познакомилась, Вольфганг. До завтра!
        Вечером следующего дня дел не оказалось, срочных имеется в виду, поэтому удалось вовремя подъехать в старому аббатству и развернуться. Заметив две фигуры, идущие по тропинке внутри двора к той калитке, через которую Карин ушла вчера, Вольфганг вышел из машины. Сегодня на нем была летная куртка с нашивками на обоих рукавах. Посещение офицерского казино в гражданском не поощрялось, хотя и не было запрещено. Карин была в длинном платье синего цвета и в меховой пелерине из черно-бурой лисы, мужчина, сопровождавший ее, набросил себе на плечи длинное пальто, а на ногах у него были туфли с галошами. Незадолго до этого с неба немного капнуло, низко нависла облачность, и дождь мог пройти в любую минуту. В руках у высокого и немного нескладного человека был большой зонтик «на двоих». Длинные растрепанные волосы, прямоугольные очки на носу. Он был тщательно выбрит, но все равно производил впечатление книжного червя, которого выволокли из норки на свет божий, несмотря на его сопротивление. Домашний пиджак устаревшего покроя с большими накладками на локтях дополнительно подчеркивал это.
        - Знакомьтесь, Вольфганг: мой отец, доктор Отто фон Зюдов.
        - Фон Крейц, гауптман люфтваффе.
        Совершенно неожиданно сжатый кулак, пальцами вперед, оказался у правого плеча книжного червя, затем рука пошла вперед в нацистском приветствии. Приветствие членов компартии, «Рот фронт» и маскирующее его «зигование». Пальто он придержал левой рукой.
        - Рад видеть тебя, геноссе. Отто, геноссе Отто. - Он протянул руку.
        - Вольфи, рад нашему знакомству.
        - Зонтик возьмите, и вечером жду вас на чай. - Немного шаркающей походкой старик двинулся в сторону калитки.
        Усадив Карин на заднее сиденье и положив довольно длинный зонтик на место правого пассажира, Вольфи сел за руль. Двигатель не был включен, и он спросил у Карин:
        - Отец знает?
        - Отец примкнул к компартии еще до моего рождения, и всегда ее поддерживал. Я стала членом КСМГ, - Коммунистический союз молодежи Германии, - потому что он меня так воспитал. И работать на Третий Интернационал начал отец, а уж потом я стала ему помогать. У него артроз, и ему стало сложно много передвигаться, все его связи теперь на мне.
        - А мама? Вы ни разу ее не упомянули.
        - При отце не стоит ее вспоминать! Она у нас нацистка, шведская нацистка. Школьная подруга Карин Геринг. Я названа Карин в честь маминой подруги. Мама живет в Швеции, поэтому у меня есть постоянная виза туда, подписанная Герингом. Мы с ним знакомы лично. И каждый год на день рождения Карин Геринг я бываю у него в доме.
        У Вольфганга чуть челюсть не отпала, когда он узнал, кто обеспечил ему связь с Москвой. Он запустил мотор, затем сказал Карин:
        - Казино радиофицировано. Для всех: мы познакомились в Берлине в прошлом году в гостинице Адлон, подумываем объявить о помолвке. Этого достаточно.
        - Хорошо, но это плохо увязывается с моей жизнью в Берлине. Там я изображала абсолютную недотрогу и книжного червя.
        - Скрывали знакомство, потому что могли отбить более распутные подружки. Да и встречались всего несколько раз. Я был в Берлине на Рождество на вечеринке в «Крольопера».
        - Я там была, и сохранился пригласительный билет.
        - Вот и отлично! Чисто аристократический союз, никакой любви, сплошной расчет…
        - Не пойдет! Во-первых, нашу встречу на площади видело шестнадцать человек, я их пересчитала всех со страха. Встреча была «случайной». Кстати, а почему у вас было такое удивленное лицо?
        - Я вас один раз уже видел.
        - Где?
        - В одном маленьком кафе, вы забирали из него мое сообщение.
        - Точно! И я сейчас вспомнила, где вас видела. Вы сидели у окна и пили кофе, и очень мешали мне сделать все незаметно. Потом вы отвернулись, засмотревшись куда-то в окно, и я все успела.
        - Там следует быть осторожнее. В пасмурную погоду окно слегка отражает, и я видел, как закладка ушла.
        - Спасибо. Тогда так: кратко пересекались несколько раз в Берлине, и были сильно удивлены, увидев меня здесь.
        - Согласен.
        - Но постарайтесь не акцентировать внимание на знакомстве. Упоминайте вскользь. Будут расспрашивать, скажите, что девушек-аристократок в Грайсфвальде очень мало. Напирайте на происхождение, если что. Ладно, давайте трогаться. Будь что будет.
        В зеркале заднего обзора Вольфи видел слегка двигающиеся губы Карин, которая, видимо, заготавливала ответы на «неудобные» вопросы, чтобы произнести их быстро и не задумываясь. Предстояла достаточно сложная операция по внедрению, причем на уровне невесты, что позволило бы им встречаться в любое свободное время, не привязываясь к расписанию передачи данных.
        В нижнем холле Карин сдала в гардероб только шелковый платок, который прикрывал ее высокую прическу. Волосы, грудь и руки украшали модные в Третьем рейхе драгоценности. Война еще только началась, и рейх не добрался до женских побрякушек «правящей элиты». Пока для этого хватало изымаемых украшений «неполноценных народов». Сороковой год по уровню жизни был высочайшим годом в статистике Третьего рейха. Ограбленная Европа резко повысила курс рейхсмарки, выбросила на прилавки рейха кучу трофеев, повысилась зарплата на внушительные тридцать пять процентов. «Только война приносит высокие доходы!»
        Взяв Вольфганга двумя руками за левый локоть и удерживая в руках «традиционный веник», который не забыл приобрести фон Вольфи, Карин двинулась к парадной лестнице казино, освещенной четырьмя светильниками по углам перил и большой люстрой под потолком. Грациозно приподняв подол платья, медленно поднялась по лестнице на площадку, осмотрелась и пошла по правой, положенной, лестнице наверх, оставаясь ближе к перилам, чем спутник. У входа их ждали метрдотель в смокинге и со значком НСДАП на левой стороне живота и «мадам» Ани, рассыпавшаяся в комплиментах. Несколько секунд задержки, и их направляют в центральный кабинет, предназначенный для старшего комсостава. Их появление не осталось незамеченным! В Германии было тяжеленько с красивыми женщинами, и местные ловеласы уже организовали тотализатор на то, кто первым узнает цвет ее трусиков и приведет ее в казино. Вольфгангу в курилке передали восемьсот марок, весьма значительную сумму, которую он выиграл, не принимая в этом участия. Ставку на него сделали несколько летчиков его полка, которые получили остальное.
        Тихо посидеть не дали, госпожа Боттхер устроила танцы, и Карин пришлось танцевать весь вечер, едва успевала что-нибудь перекусить в перерывах между танцами. Но как она сама отметила, назойливые попытки познакомиться прекратились практически полностью. Большинство молодых летчиков были инструкторами и стояли на несколько ступенек ниже командира полка и командующего ночными истребителями зоны. Несколько отважных нашлось, но Карин сама справилась, осадив чересчур решительных.
        Ближе к полуночи выехали в Элден. Было ветрено. Прошли по тропинке парка, шурша красно-желтой опавшей листвой клена. Карин молчала, глядя на далекие мерцающие звезды между поредевшими кронами старых деревьев. Достала ключи из сумочки и открыла дверь, рукой нащупала выключатель и собиралась поднять вверх «собачку». Вольфганг снял ее руку с выключателя и поцеловал кончики пальцев. Они были холодными. Она потянула руку на себя и отрицательно покачала головой.
        - Вольфганг, все было замечательно, но я очень тяжело схожусь с людьми. Не стоит подгонять события. Я понимаю, что все решено за нас. Для всех мы - жених и невеста. Но вот тут, - она показала пальцем на левую сторону груди, - еще ничего нет. Мы знакомы несколько часов.
        - Я знаю, и именно поэтому поцеловал вам руку - в знак уважения вашей выдержке и отлично проведенной встрече в казино.
        Карин наклонила голову и чуть ткнулась лбом ему в плечо.
        - Я так устала! Столько нервов!
        - Тогда я пойду!
        - Нет, что вы, нас папа ждет! Проходите! - и она решительно щелкнула выключателем.
        За чаем обсуждали сложившуюся ситуацию как в мире, так и в Грайфсвальде. Москва требовала сократить контакты с остальными участниками сопротивления и сосредоточиться на разработке дополнительных каналов связи одновременно. Карин в Берлине выполняла роль связной между находящимися в подполье членами ЦК партии, и кафе было второстепенным и незначительным эпизодом в ее деятельности. В связи с переводом ее сюда, в Грайфсвальд, была серьезно нарушена связь в подполье. Геноссе Отто был недоволен произошедшими переменами, тем более что и он, и его дочь теперь находились в прямом подчинении Вольфгангу. Из резидента его сделали обыкновенным связником. Да еще и запретили использовать наработанные связи, а требуют создать новые каналы. Что это за недоверие!
        - Геноссе Отто, идет война, и есть данные, что Гитлер нацелился на Восток.
        - Извините, Вольфганг, но это утопия! Адольф неоднократно говорил, что воевать на два фронта, как в ту войну, он не станет.
        - Станет! Он не понимает, что исполняет роль куклы, которую дергают за веревочки совершенно другие люди и с совершенно другими задачами. Он надеется, что договоренности между ним и Англией будут выполнены. Он попытается реализовать эти договоренности и получит войну на два фронта. «Настоящие джентльмены выдумывают правила для того, чтобы им было удобно их нарушать, и им за это ничего не будет!» Германия обречена, это только поле битвы.
        - И вы так спокойно об этом говорите? Германия - это колыбель европейского рабочего класса.
        - Рабочий класс возьмет в руки оружие и пойдет на Восток, завоевывать жизненное пространство и отнимать землю у представителей «неполноценных рас». Нацизм предоставил им такую перспективу, и они попробуют ее реализовать. Москва и руководство Третьего Интернационала придают особое значение нашей миссии. И в первую очередь связи! Я запросил Москву совсем недавно, после того как остался с единственной точкой связи, остальные каналы перестали существовать, и мне пришлось воспользоваться запасным каналом, находящимся в другом государстве. А вы в курсе, что мне запрещено покидать страну без разрешения командования вермахта или люфтваффе. Поэтому Москва и распорядилась придать мне вашу группу. Этот вопрос не обсуждается. Это приказ!
        - Зачем они приказали направить Карин в летную школу?
        - Думаю, потому, что я имею частный самолет. Карин, на какую машину вам приказали обучиться?
        - На «Физелер.156.С3».
        - Это моя машина! Тогда я сам вас обучу, будет и быстрее, и надежнее. Мой «шторьх» значительно отличается по управлению от стандартного. Теперь подумаем, зачем он им понадобился.
        - Скорее всего, из-за Эллен.
        - Кто это?
        - Мать Карин, мы расстались двенадцать лет назад.
        - Из-за чего?
        - Её потащила за собой на митинг жена Геринга, и бывшая коммунистка превратилась в нацистку. Поэтому мы и расстались. Но она отсудила право видеть дочь.
        - Где живет?
        - В Швеции. Мы используем этот канал, и раз в месяц Карин из Швеции отправляет письма по необходимым адресам.
        - Москва явно готовится дополнить этот канал авиасвязью. Карин, вы говорили, что лично знакомы с Герингом.
        За Карин ответил ее отец:
        - Карин Геринг превратила Эллен в нацистку. Герман и Карин Геринги - крестные отец и мать Карин. Геринг считает ее своей дочерью, и Карин называет его «папа Герман».
        Вольфи повернулся лицом к Карин, и она кивнула, подтверждая слова отца. Пикантность ситуации заключалась в том, что через четыре дня Карин предстояло быть в Берлине на дне рождения покойной Карин Геринг.
        - Эмми звонила тебе час десять назад, я сказал, что ты ушла на вечеринку. Она просила перезвонить.
        Карин подняла массивную черную трубку и заказала Берлин. Соединили ее мгновенно. После извинений за поздний звонок и заверений, что время еще детское, у Карин начали выпытывать, где она была, что за вечеринка, и, главное, с кем!
        - Ну, я познакомилась с одним молодым человеком, он будет учить меня водить самолет, и он пригласил меня в офицерское казино. Там был ужин и танцы.
        - Ты танцевала? Я просто мечтаю это увидеть! Моя девочка, в тебе погибает артистический талант, из-за того что ты учишь эти идиотские формулы и постоянные. Зачем женщине физика? Женщина - существо нематериальное! Оно создано фантазией и магией!
        - Для того, чтобы извлекать из этого материальные блага, тетя Эмми! Вы уже мне это говорили!
        - А кто этот молодой человек? Он офицер? Или инструктор летной школы? Он нашего круга?
        - Он граф и офицер. Он просто согласился помочь мне научиться водить самолет.
        - Великолепно! Мы хотим вас видеть! Впиши его в гостевую карточку, я предупрежу охрану и учту это обстоятельство при расстановке. Уже учла! Он тебе нравится? Что он собой представляет?
        - Офицер с Железным крестом, блондин. Нравится или нет, сказать пока не могу, хотя я бы, скорее всего, отказалась от всех приглашений и помощи, если бы чего-то в нем недоставало.
        - Я всегда знала, что под маской книжного червя в тебе спрятана великолепная женщина! Целую и жду тебя двадцать первого!
        - До свидания, тетя Эмми!
        - До свидания, мое солнышко!
        Легенду следовало поддерживать, поэтому Вольфганга оставили ночевать в доме. Ему пришлось перезвонить дежурному и оставить там «свой» телефон. Утром короткий завтрак, и «Майбах» фон Вольфи доставил студентку к зданию института Макса Планка. Развернувшись, Вольфи увидел в зеркале, что Карин машет ему рукой, и коротко нажал на клаксон.
        Днем шли обычные дела и полеты, а ближе к вечеру приехала Карин, и они впервые поцеловались прилюдно - целомудренно, в щеку. Карин забралась на сиденье пилота, а Вольфи сел на место механика. Началось знакомство с кабиной и приборами самолета. Схватывала все студентка пятого курса мгновенно, память у нее была отличная, лишь иногда возникали небольшие споры из-за технических неточностей - часто встречающееся явление, когда тот или иной прибор в авиации и в физике носит разное название, иногда неправильное, но закрепившееся за ним. Затем они поменялись местами, и Карин впервые в жизни оторвалась от земли. Полет привел ее в полный восторг!
        Приземлившись, опять поменялись местами, Вольфганг закрепил хвостовое колесо за вкрученный якорь, а девушка попробовала запускать двигатель. «Шторьх» Крейца был серьезно доработан и представлял собой совершенно иную машину, чем серийный самолет, он больше соответствовал будущему Fi.256.D, который, по мнению Герхарда, должен был заменить все имеющиеся «шторьхи». В частности, на машине стоял винт изменяемого шага собственной разработки Физелера. Это существенно повышало летно-технические характеристики машины.
        Перед закатом несколько раз попробовали пробежаться по земле и удержать машину по направлению. К сожалению, второй ручки управления машина не имела, поэтому возможности ускорить обучение просто не было.
        Вольфганг довез девушку домой, но уехал обратно в Кедингсхаген, у него начинались полеты, этой ночью он дежурил в воздухе.
        Два трехчасовых вылета прошли спокойно. Противник в воздухе отсутствовал. Еще идут довольно крупные столкновения над Каналом, и у почти разгромленной авиации противника явно не хватает сил и средств на разведку в Балтике. Они только обороняются, хотя довольно успешно.
        После обеда на такси подъехала Карин. У нее новая прическа, которая ей очень идет. Светлые брючки, коротенькая курточка и сапожки - все необычайно женственно, и тем не менее по-деловому. И она была очень прилежной ученицей. Сдала зачет по кабине «шторьха». К этому времени фон Вольфи высвистал из Пенемюнде другой «шторьх» с двойным управлением. Малой серией D.1.Т выпускался для обучения летчиков и в качестве самолета-спасателя. У спасателей управление было дублировано на случай обстрела. Подписав кучу бумаг, эту машину оформили для полета на ней гражданского лица. Естественно, что Вольфи оплатил использование боевой машины в качестве учебной. За этим достаточно строго следили в службе безопасности. Но и сам Вольфганг частенько получал деньги за использование своей машины в служебных целях. И каждый раз заполнялось куча бумаг. Орднунг!
        На этой машине Карин и выполнила свой первый полет и несколько посадок. После того как трижды села без замечаний, они пересели в самолет Крейца, и Карин стала летчицей! «Шторьх» необычайно прост в управлении и имел настолько маленькую посадочную скорость, что иногда казалось, что он летит хвостом вперед. И тем не менее трехместный «шторьх» Карин не понравился. По сравнению с ним самолет Вольфганга казался большим и комфортабельным.
        - У меня меньше скорость почти на двенадцать километров час и меньше дальность. Эти самолеты в большую серию не пошли. Все из-за широкой кабины. Их сделано всего шестнадцать штук, а конкретно таких только три. Отличная машина, но до окончания войны эти самолеты никому не нужны.
        Карин осталась ночевать в коттедже Крейца, была необходимость поддерживать легенду и здесь, тем более что ночью Вольфгангу предстояло быть дежурным офицером по «Берлинер-Норд», и он попал в дом только утром. Вечером у Карин были еще вылеты, и крайний из них она выполнила самостоятельно. Заглушив двигатель, выскочила из кабины и повисла на шее у Вольфи.
        - Ну, все-все, взлетать и садиться ты научилась. Осталось самое главное: научиться попадать из пункта А в пункт Б.
        - А ведь и точно!
        - Вот этим мы и займемся чуточку позднее.
        - То, что позднее, это точно, нам утром требуется быть в Гросс Делльне.
        - Где-где?
        - В Гросс Делльне. Там собираются люди, чтобы попасть в Каринхалле. Это аэродром. Точнее, взлетная полоса в лесу.
        - Это закрытый аэродром! Мне откажут!
        - Подавайте заявку, герр гауптман, - улыбнулась Карин. - Меня не забудьте в нее вписать как пассажирку.
        Прошли на КП, и Вольфганг заполнил заявку. Передали в Берлин, в управление ПВО. Не прошло и десяти минут, как получили «добро» и место для парковки. Карин ночевала у себя, и утром Вольфи выехал за ней на машине. Целый чемодан бросили в грузовой отсек. Затем была ревизия личных вещей Вольфганга, и был собран еще один чемодан. Он не очень любил, чтобы за него собирались, но приходилось терпеть. Его еще и отчитали, что одежды у него мало. За каким-то чертом ей даже охотничий костюм Вольфи понадобился, пара халатов и прочих мелочей. По времени они уже опаздывали с вылетом. Наконец, все было готово с точки зрения Карин, и Вольфи подал команду «От винта». Взлетели. Карин справа, нацепила наушники и инструктирует несмышленного графа, как вести себя в окружении рейхсмаршала.
        Лететь всего ничего, через сорок пять минут начали заход на посадку. Полоса довольно узкая, но длинная, очень длинная, довольно сильный боковой ветер. А вокруг сплошной лес. В общем, тот еще заходик. Выравнивание и доворот на осевую, на 190 градусов, пришлось делать уже под деревьями. Потом долго бежать по земле и отворачивать налево, на восток. Стоянки там. И все из-за диспетчера, который запретил садиться в начале полосы и против ветра. Места для посадки там было до дури! Ферботен, и все. Luftsperrgebiet. Едва зарулили, тут же подъезжает огромный удлиненный «Майбах» рейхсмаршала. Где стоял, непонятно, с воздуха его было не видно. Карин изображает радостную встречу, а Вольфганг застыл у машины, отдавая честь, пока Геринг не обратил на него внимания и не скомандовал «вольно». Карин продолжала что-то щебетать маршалу и его жене, показывая свою летную книжку. Чувствовалось по всему, что сейчас она попытается «цирк» устроить: показать «папе Герману», что научилась летать. Только не это! И точно. Повернулись, идут к нему. Пришлось отрицательно качать головой и говорить, что она не готова к посадкам в
сложных метеоусловиях при боковом ветре. А диспетчер не дает правильно выполнить заход и сесть на вот эту площадку. И вообще без инструктора, то есть без себя, он ее в полет не выпустит. Район незнакомый, лес - в общем, никакой надобности рисковать. И что ж вы думали! Эта туша забралась на заднее сиденье! Вместе с женой! Пришлось бегать вокруг самолета и выбрасывать из него чемоданы.
        - Взлетай с места, и точно против ветра!
        Карин развернула машину, быстро взглянула на Вольфи. Получив одобрительный кивок, увеличила обороты и прибавила шаг. Отпустила тормоза, и машина, пробежав из-за легкого перегруза метров сто пятьдесят, оторвалась от земли. Сзади зааплодировали Геринги. Полет по коробочке, заход на посадку. В этот раз диспетчер молчал, как рыба. Ну, «скозлила» Карин, не учла, что ветер стихнет перед самой посадкой, но сели, развернулись и порулили, откуда стартовали. Вольфи вытер пот со лба.
        Геринг вылез из салона, похлопал по перкалевому борту машины рукой, дал «леща» крестнице, поучительно погрозив ей пальцем:
        - Воздух надо вот этим местом чувствовать, Карин! Без этого никак! Вот и скозлила! Но все равно молодец! Я всегда говорил, что Крейц - это прирожденный инструктор!
        И, обращаясь уже к Вольфгангу, спросил:
        - А что за машина?
        - Прототип Fi.256.A.0: пятиместный, универсальный.
        - А, это тот, которым мне Герхард всю плешь проел! Хорошая машина! Даже такие промахи прощает. Но дороговата! А главное, двигатель все тот же, и скорость меньше, чем у «шторьха».
        - Взлетно-посадочные характеристики значительно лучше, и грузоподъемность вдвое.
        - Это да! Несомненно. Меня на «шторьхе» одного возят, а тут вчетвером поднялись. Я ж, грешным делом, на твоей стороне, гауптман, был. Рановато ей такие посадки делать. Думал, что ты откажешься от полета. На таких «этажерках» и с таким перегрузом только мы с «красным бароном» и Удетом взлетали. Эх, были времена! Ну, что, поехали!
        Оказывается, маршал в министерстве и в Берлине - это совсем другой человек, этот и шутит постоянно, и никаких партийных лозунгов не сыплет, но резко меняется, если присутствуют «посторонние». Фон Вольфи он посторонним не считал. Действительно очень любил свою умершую от туберкулеза жену, сразу поехали к ее мавзолею и долго рассказывал, в сотый раз, наверное, Карин о Карин. Прослезился, что не уберег, а все бедность - она не давала возможности вылечить, а когда возможность появилась, то болезнь была уже в такой стадии, что смерть была лучшим выходом из положения. Эмми всячески поддерживала этот культ первой жены и благодаря этому смогла занять ее место. Сейчас, видимо, беременна, судя по походке и фигуре. Ну, а когда закончили ритуал, то посыпались вопросы уже к Карин. Она успела прослыть «синим чулком», который при прекрасной внешности молниеносно отфутболивал всех ухажеров, ссылаясь на то, что пока не закончит университет и не напишет докторскую, как Мария Кюри, ни о каком замужестве или романчиках и думать не будет.
        - Ну что, изменила свое мнение, когда с настоящими мужчинами познакомилась? Мои орлы такие!
        - Да-да, папа Герман! Не знала, куда от них деться! Весь Грайфсвальд просто завален ими. И все - настоящие! Вот и пришлось у графа защиты искать. Благо что немного была с ним знакома, правда, имя не запомнила, когда зимой танцевали в «Крольопера». Но помнила, что был учтив и не приставал с предложениями. В общем, без герра Вольфи проживание в Грайфсвальде было просто невыносимым! А самые интересные работы сейчас там, а не в Берлине. Из двух зол выбирают меньшее!
        - Ты серьезно? - спросил Геринг.
        - Нет, папа Герман, я шучу, хотя в каждой шутке есть доля правды.
        - Так что, он совсем не нравится?
        Карин зарделась и ответила тихо:
        - Я этого не говорила.
        - А, то-то же! Взрослая ведь уже, и замуж тебе пора.
        - Не знаю, пока никто не предлагает.
        - Что говорит отец?
        - Он не сильно любит военных, но ни одного слова против не сказал. Заметил только, что у него появился отличный партнер по шахматам.
        - Га-га-га! - несколько минут толстую фигуру маршала сотрясал смех. Ему вторила Эмми. Над чем они смеялись, было непонятно Вольфгангу. О нем говорили в третьем лице, как будто его и не было. Хотя он приотстал лишь на пару шагов. Воспитанием семейство Герингов не страдало. Больше всего они напоминали по поведению купцов, описываемых в русских романах. Та же страсть к роскоши, массивные золотые украшения, дорогие костюмы, платья, безделушки. Все вычурно и напоказ. Слава богу, Карин на их фоне выступала в еще более выгодном свете. Отвечает не лебезя, за словом в карман не лезет. И целенаправленно идет к цели: ей требуется разрешение на вылет в Швецию. Именно этот вопрос она и задала крестному.
        - В общем, папа Герман, для того чтобы принять окончательное решение, требуется показать Вольфганга маме и получить ее благословение. Удастся - хорошо, нет - значит, не судьба. Для себя я уже все решила.
        - Даже так? - Чета Герингов обернулась и еще раз внимательно осмотрела Вольфганга. - Ну, поздравляем! Мы думали, что этого никогда не случится. Настолько серьезно?
        - Не знаю, но очень хочется показать его маме, чтобы убедиться, что сама не ошибаюсь в оценке.
        - А он согласен? - спросил, наконец, Геринг.
        - Я не спрашивала. Но вы знаете, что у нас в семье все однолюбы. Ни папа, ни мама так больше никого и не искали, и по-прежнему любят друг друга.
        - Но вместе не живут! - опять рассмеялись Геринги. - Вольфганг, дорогой! Не отставайте! Тут крестнница говорит, что влюблена в вас по уши! Что скажете?
        - Я такого не говорила! Не слушайте их, Вольфганг! Они такого наговорят! - Щеки девушки горели бордово-красным цветом.
        - Ну-ка, быстренько поцеловались! А мы посмотрим, какая из вас пара.
        «Ну-с, милая Карин! Получай, что наболтала!» - подумал Вольфганг, подошел и поцеловал ее в губы. Неожиданно сопротивления не было оказано. Но через некоторое время пришлось подхватить Карин, потому что почувствовал, что у нее ослабли ноги, и она готова упасть.
        - Ну, мы пошли, а вы подходите, - впервые Геринги проявили хоть какой-то такт. Карин пришла в себя через некоторое время и удивленно спросила, что это было.
        - Ну, ты сознание потеряла.
        - Я не умею так долго задерживать дыхание!
        - Ты что, никогда не целовалась?
        - Никогда. - И она опять стала вся пунцовая. - И как быть?
        - Ну, соображай, ты же физик.
        - Ой, господи! Нос!
        - Вот именно, - Вольфгангу удалось сохранить полное спокойствие на лице. Через некоторое время Карин тихонько спросила:
        - А теперь можно я тебя поцелую? Мне этого хочется с того момента, как ты впервые поднял меня в воздух.
        - Вот так?
        Карин взлетела над землей, подхваченная Вольфгангом, и ее закружили в парке возле дворца министра авиации. Затем был поцелуй, который они благополучно завершили без обмороков. Привели в порядок одежду, порядком пострадавшую во время объяснений, и вошли в дом.
        За домашним обедом Герман Геринг в категорической форме заявил, что вечером будет объявлено об их помолвке. Без этого он не может разрешить перелет в Стокгольм.
        Не особо церемонясь о каких-либо приличиях, Геринги их поселили вместе. Этому было две причины: девочка сама сказала, что ее интересует граф именно как муж, а кто посмеет рискнуть в люфтваффе безнаказанно обидеть крестную дочь самого рейхсмаршала? Сумасшедших нет! Более того, Эмми Геринг, едва зайдя домой, сказала мужу, что для обоих это прекрасная партия.
        - У девочки затянулось детство, и все из-за того, что женской ласки она не получала с двенадцати лет, выбрав проживание у отца и науку в качестве цели в жизни. Необходимо скорейшим образом разрушить ее скованный мирок, дать ей раскрыться как женщине. Ты не в курсе, Герман, граф богат?
        - Ты что, не обратила внимания, что самолет частный?
        - А как ты можешь это определить?
        - И она замужем за министром авиации рейха! По обозначениям на борту!
        - Герман, какое мне дело до буковок, нарисованных на самолете?
        - Ну, ладно, милая, просто это же так просто. Специально сделано, чтобы можно было сразу на земле и в воздухе определить, кому принадлежит машина - люфтваффе, «Люфтганзе», частной компании или частному лицу. Это частный самолет. Судя по маркировке, принадлежит фон Крейцу: «vK» - это фон Крейц. И я видел, что у него машина «Майбах-Цеппелин», как у нас, только открытая.
        - Следовательно, граф не из бедных людей!
        - Скорее всего, да.
        - Вот и отлично! Немного поработаем с девочкой и сделаем ее звездой в Берлине. Внешность у нее соответствует, да и граф - просто воплощение немецкого офицера. Густав!
        - Я, ваше высокопревосходительство!
        - Перенесите вещи графа и Карин в угловую спальню. И проводите их туда, когда придут!
        - Слушаюсь, госпожа Эмми.
        «Первая леди» Германии решила сыграть главную роль в этом браке. Она ж не знала, что девочка из детства сразу шагнула во взрослую жизнь и семь лет ходит по ниточке над пропастью, исполняя роль связного между членами ЦК партии. Талантливого связного, который умудрился не попасться в лапы гестапо в этой самой «полицейской» стране мира. Того самого гестапо, которое создал ее муж. Да, про остальное ей пришлось забыть, отгородиться от мелких привязанностей, дружб, посиделок с подружками, вечеринок и поцелуйчиков. Всего того, что обычно сопровождает молодость достаточно обеспеченных членов обычного общества. И что ей всего несколько дней назад впервые в жизни пришло желание одеться получше и сделать себе новую прическу, чтобы понравиться другому человеку, с которым ее соединила не любовь, а общее дело, а уж потом геноссе Вольфи понравился как человек, который оторвал ее от земли, дал почувствовать упругость сжатого винтом воздуха, выполнить свой первый в жизни полет, сначала как пассажир, потом как курсант, а затем - как летчик. И который, как и она, идет по той же проволочке над пропастью, для того
чтобы остановить эту коричневую чуму.
        На торжественном ужине присутствовали все, кто имел какое-либо отношение к авиации, и не только. Здесь же находились послы некоторых государств, правительства которых обрабатывались с целью пристегнуть их к Оси. Здесь были румыны, болгары, словаки, представители Венгрии, Югославии, Италии, Испании и Португалии. За столом рождалась единая Европа, и, что было отмечено впервые, присутствовал посол Японии в Германии господин барон Хироси Окима. Меньше месяца назад состоялось подписание в Берлине Тройственного пакта, пятая статья которого гласила: «Япония, Германия и Италия подтверждают, что указанные выше статьи никоим образом не затрагивают политического курса, существующего в настоящее время между каждым из трех участников пакта и Советским Союзом».
        Карин и Вольфганг сидели рядом и внимательно прислушивались к разговорам вокруг. Доктор Риббентроп разглагольствовал о том, что, может быть, целесообразно переименовать заключенный в тридцать шестом году Антикоминтерновский пакт, чтобы исключить войну с СССР на некоторое время, но послы Японии и Италии не выразили никакого интереса к данному предложению. Для обеих стран возможность присоединения к Оси СССР была неприемлемой. Так что пышное поминовение усопшей Карин было не более чем поводом, чтобы еще раз прощупать будущих союзников. Тем не менее Риббентроп упомянул, что фюрер дал указание пригласить министра Молотова в Берлин и попытаться договориться о дележе наследства Англии в мире, выбивая таким образом у Британии вероятного союзника. Впрочем, затихающее сражение над Каналом и Англией уже показывало, что центр интересов Гитлера уже сместился.
        Вольфганг вышел на веранду дворца и достал сигарету. Сзади подошел и облокотился на парапет Удет.
        - А ты здесь каким образом?
        - Сопровождаю Карин фон Зюдов. Все уже в курсе.
        Удет затянулся сигариллой. Молчание затянулось, но генерал-инспектор не уходил. Видимо, ждал каких-то объяснений.
        - Ее направили ко мне на обучение.
        - Этого только не хватало!
        - Она учится в университете и работает у Планка.
        - Что там с Ме.210? Как проходят испытания?
        Вольфганг поморщился. Самолет у Мессершмитта не получался. Детские болезни его измучили, и некоторые оказались неизлечимыми.
        - Понятно, я подъеду на проверку, готовьтесь. - Удет подошел к столу с пепельницей и затушил сигариллу. После этого вошел обратно во дворец и более не подходил. Разговаривать здесь было совсем небезопасно, но интерес Удет проявил немалый, было заметно, как у него загорелись глаза.
        Сотрудников гестапо и других специальных служб ждало немалое разочарование: помолвленная с ходу заявила в спальне, что графу надеяться не на что, до того как она получит благословение от матери. И невеста показала язык стенам комнаты! Дом и все, что его окружало, страшно ей не нравилось, поэтому она заговорила об этом еще на прогулке после обеда: «Только не в этом доме!» - прекрасно понимая, с каким умыслом их поселили вместе. Вольфганг напомнил ей, что нет надобности показывать знание процесса подслушивания и необходимо стараться вести себя естественно. Не молчать! Это породит еще большие подозрения.
        - Я понимаю, не первый раз в этом доме. Но, конечно, случай особенный.
        Поэтому основное внимание при разговорах они уделили гостям: кто что сказал про них, как кто был одет, у кого какие манеры. Невеста надела на себя пижаму и примостилась с краешку, стараясь лечь подальше. Но через некоторое время ее рука нашла руку Вольфи, который лежал спокойно и не пытался что-либо предпринимать. Она успокоилась и уснула, крепко ухватившись за эту руку.
        Утром Геринг вытащил Вольфганга на озеро на охоту на пролетавшую птицу. Об этом еще с вечера было известно, поэтому Вольфганг встал по ручному будильнику. Карин даже не проснулась. К их возвращению все были на ногах и ждали в столовой на завтрак. Опять настойчивые уговоры Эмми бросить университет, переехать в Берлин, начать взрослую жизнь. В середине дня из министерства подвезли бумаги, в которых Вольфи было разрешено пересекать германо-шведскую границу для инспекции войск, расквартированных в Норвегии, а паспорт Карин заменили на дипломатический, с отметкой о пересечении границ на любом виде транспорта. В регистрационном свидетельстве «шторьха» появились новые отметки: «D» и «S», которые следовало нанести в конце регистрационного номера. Они давали право пересекать закрытые для полетов зоны, садиться на любом аэродроме рейха и получать обслуживание как по гражданской, так и по военной службам снабжения. Самолет был свободен от досмотров при наличии хотя бы одного дипломатического паспорта на борту.
        Ближе к вечеру принесли телефонограмму из Штральзунда: «К нам едет ревизор». Технический отдел люфтваффе запросил добро на перелет самолета Удета из Берлина в Гросс Кедингсхаген. Удет хотел переговорить с Вольфгангом без свидетелей, ведь он слышал об объявлении помолвки лично, но даже не подошел поздравить, в отличие от многих. Он был не курсе, кто есть кто в этом раскладе. Ему и не требовалось знать связи Вольфганга и его каналы. Это не его уровень, так же как и Карин с отцом не знали и не будут знать без необходимости, кто реально является их начальником.
        Вольфганг подошел к рейхсмаршалу и показал доставленный документ.
        - Эрнст никогда не думает о людях! Только о деле! Но Карин еще побудет у нас. Действуйте, гауптман! При случае передайте Герхарду, чтобы подготовил и мне такой же «шторьх». Я не стал ему говорить об этом вчера. Сделайте какой-нибудь подарок малышке Карин, - намекая на проценты со сделки, ответил Геринг. Это было вполне естественно во взаимоотношениях между люфтваффе и авиастроителями.
        Густав, постоянно крутившийся неподалеку от начальства, уже подогнал к крыльцу «оппель-адмирал» с двумя какими-то гестаповцами внутри. Вид водителя и охранника в черных кожаных пальто говорил о том, что значок политической полиции спрятан у них на обратной стороне лацкана. Взгляды у обоих оценивающие и просматривающие человека насквозь, как рентгеном. Но форма гауптмана и титул графа, неоднократно произнесенный хаусмайером Густавом, давали возможность не общаться внутри салона автомобиля. Охранники рейхсмаршала все были «камерадами», ветеранами Великой войны, участниками «пивного путча» и старыми членами НСДАП. Другим он не доверял. Эти были преданны, как собаки.
        На охоте Геринг предложил перейти в министерство, поработать пока у самого маршала, а потом видно будет. С точки зрения разведки предложение более чем заманчивое, с перспективой выйти на генералитет OKW. Однако «но» было значительно больше, и главное, только наладил связь, и опять ее разрушать! Без связи он уже насиделся. Здесь открываются такие перспективы, и все рубить? Ведь заметно, что это проделки Эмми, ей для чего-то понадобилась крестница мужа, скорее всего, ей хочется побыть вершительницей судеб. Она актриса и продолжает играть роли. Потом ей надоест, или что-нибудь пойдет не так, что при упрямом характере Карин вполне вероятно…
        Долго подумать не получилось: проверка документов и въезд на базу. Самолет уже расчехлен, снят с расчалок и подготовлен к вылету. Незнакомый механик подхватил чемодан и забросил его в грузовой отсек. Вольфи обошел машину и принял из рук механика свой шлемофон. Запустил двигатель и погонял его на холостых, одновременно проверяя работу управления и механизации. Связался с диспетчером и получил добро на вылет. Вспомнил наполнившиеся слезами глаза Карин, которой сообщили, что он улетает, а она остается. Подал знак убрать колодки, вырулил в начало полосы. Старт! Теперь можно и подумать о том, чего от него хочет Удет.
        Через двадцать пять минут пришлось правой нисходящей спиралью срывать атаку незнакомого истребителя.
        - Молодец, Вольфи! - послышался в наушниках чуть хрипловатый голос генерал-инспектора.
        - Эмиль-два, здесь фон Вольфи. Следую в Кедингсхаген, через двадцать минут посадка.
        - Понял, - ответил Удет. Его машина выполняла левый боевой разворот, второй раз заходить для атаки он не стал. Проверял осмотрительность.
        Вольфи сел без коробочки, с ходу - это его епархия, сэкономив время, поэтому попал на КП, когда Хойзе еще докладывал генералу об отсутствии происшествий и об обстановке на участке обороны. Пауль показывал Удету, где находятся патрулирующие зоны ответственности пары.
        - А, прибыл! - прервал Пауля Удет. - Показывайте, что натворили с «четверкой» и «пятеркой»! Почему «пятерка» не летает?
        - Стружка в масле, а заменить двигатели нечем. Нет у BMW их 801-х «TJ». Всего сорок часов отлетали и погнали стружку. Очень плохо выравниваются обороты, все время разнотяг и перегрев левого двигателя.
        - А с «четверкой» что?
        - Там более-менее все в порядке, но как я уже докладывал, усилие на ручке огромное, машину не перевалить по крену. Что-то надо с элеронами делать. И я не понимаю, почему дневную машину должны гонять ночники.
        - На них летаете не только вы, но и 210-я группа.
        - И что там?
        - То же самое, только еще и три катастрофы на пустом месте. Пойдем, покажешь.
        Засобиравшимся следом летчикам и инженерам генерал махнул рукой и приказал оставаться в штабе.
        - Вылет подготовьте! В зону пять.
        Подошли к короткомоторной «четверке». У нее 601-е Е-двигатели и трехлопастные винты. Двойное управление. Эта машина была учебной. Походили вокруг, принимая самолет у техников. Еще до вылета генерал приказал отключить запись переговоров. На рулежке Вольфганг, сидевший сзади, заменил предохранитель магнитофона сгоревшим.
        - Отключил! - доложился он генералу.
        - Ну, ты понимаешь, что эта машина меня совсем не интересует. Летать она не будет, это и так видно. Вес, конечно, Вилли нарастил капитально, более двух тонн! Что за история с Карин фон Зюдов? Я ж ее знаю с тридцать седьмого года, стервоза еще та! Постоянно пользуется тем, что Герман ей никогда ни в чем не отказывает.
        - Видимо, поэтому Центр и дал ее в разработку. Вот, смотрите, - и Вольфи передал Удету новую регистровую карточку своей машины. Эрнст посмотрел на документы, и было видно, что у него шею скрутило от удивления.
        - Как говорится, Париж стоит обедни! Это здорово. Но я тебе не завидую - сволочная девка! Но меня больше интересует институт, в котором она работает. Короче, год назад в нем начали разработку оружия - взрывчатки на каком-то новом принципе. Точнее сказать не могу, я в этом ничего не понимаю. Что-то связанное с радием или еще какой-то гадостью. Мне передали из Москвы приказ узнать, что там происходит в этом отношении. А сам я туда доступа не имею. Работы ведет Отто Ган. Все, что знаю. Ищи пути подхода, тем более что это связано с ФАУ-2. Ее готовят для использования с этой взрывчаткой. Эти сведения точны. Ты меня понял?
        - Конечно, попытаюсь.
        - Так, раз собираешься в Швецию, то снимешь меня возле машины, на которой я прилетел. Это Bf.109.F.3. Они пошли в серию. Вечером передам ТТХ. Ох, ничего себе давит! Помоги! - разговаривая с Вольфи, Удет выполнял комплекс фигур на Ме.210 и сейчас пытался переложить машину с крыла на крыло. Затем он спикировал до земли и, погасив скорость аэродинамическими тормозами, с ходу сел на аэродром. Посадка закончилась небольшой аварией. Растопыренное шасси «двести десятого» на такие нагрузки не было рассчитано. Колесо заклинило, машину развернуло на полосе, что-то звонко хрустнуло. Плюс довольно далеко расположенное крыло и отсутствие ступеньки практически не позволяло пилоту покинуть машину без помощи второго человека. Вдоволь наругавшись, генерал вылез на крыло и спустился на землю. Последний из летающих «двести десятых» был выведен из строя минимум на месяц.
        Здесь стоит отметить, что Удет сам был старым холостяком. Что называется, «детей он не любил, но сам процесс»… Его подружка Инга славилась самыми фривольными нарядами и тащила за собой целый шлейф скандалов и скандальчиков на сексуальной почве. Знакомы они давно, но дальше постели генерал ее никуда не пускал. Он считал баб помехой для полетов и презирал «женатиков». Поэтому отрицательно отнесся к помолвке Карин и Вольфганга. Плюс он прекрасно знал их роль и место в Германии. И ту статью, под которой они ходят. Зачем плодить сирот?
        Авария дала повод задержаться в Штральзунде, и они полночи проговорили о делах, в том числе были пересняты данные по «Фридриху». Перспектива иметь открытый доступ в Швецию, конечно, перекрывала все неудобства, связанные с изменением семейного положения связного.
        Утром фон Вольфи облетал машину генерала. По сравнению с «Эмилем» это была машина совершенно другого класса: семьдесят пять километров в скорости она прибавила, уменьшилась нагрузка на крыло и на ручку, прекратились перебои двигателя при исполнении фигур с отрицательными перегрузками. Уменьшился вес огневого залпа, но генерал сказал, что в следующем месяце ожидается серийная поставка новых пушек, которые компенсируют уменьшение количества огневых точек.
        - Обрати внимание на эти изменения. Это очень существенно повышает возможности машины, - сказал Удет, не упоминая, чье внимание следует обратить. Мысленно он уже считал, что связь будет теперь работать как часы. Но когда стало известно, что из Гросс Делльна в Гросс Кедингсхаген вылетел «Юнкерс-52», генерал-полковник выругался, залез в заправленный «мессер» и вылетел в Берлин. Чуть позже стала известна и причина такой нелюбви к Карин фон Зюдов. В далеком тридцать седьмом году генерал Удет несколько распустил руки по отношению к Карин, за что получил оплеуху от нее и имел серьезный разговор с Герингом, которому она пожаловалась на поведение генерала. Ему сказали, чтобы руки к крестнице не протягивал. С Герингом Удет знаком с восемнадцатого года, и Геринг всегда был его начальником, хотя и проигрывал в личном счете, но Геринг был офицер, а Удет был унтером, хотя и очень известным асом. Извиняться перед Карин он не стал ни тогда, ни сейчас, это было выше его понимания роли женщин и его положения в иерархии рейха.
        Борт сел через полчаса после вылета Удета, и оттуда выскочила только Карин. Личный самолет Геринга тут же пошел на взлет.
        - Чего тебе не сиделось в Каринхалле? - спросил Вольфи у нее, после того как его шею отпустили.
        - Мне пытались доказать, что я должна повлиять на тебя, чтобы мы переехали в Берлин. Насколько я поняла, ты отказался от предложения Геринга стать его адъютантом.
        - Да, это так. Я сказал ему, что должность в штабе люфтваффе мне пока не интересна. Упомянул также, что считаю, что в ближайшее время усилятся действия англичан над рейхом.
        - И что ответил «папа Герман»?
        - Что сил флота «Рейх» достаточно, чтобы отразить любую атаку. Свежо предание, но верится с трудом!
        - Как-как ты сказал?
        - Да, не стоило так говорить, - ответил Вольфганг и попытался замять разговор, хотя они говорили один на один.
        - Я читала такую фразу, Вольфганг, и знаю, откуда ты ее взял. Это крайне неосторожное высказывание!
        - Согласен! И вообще, осознание того, что ты своя, очень притупляет бдительность. Правда.
        - Я тоже это заметила. Что будем делать?
        - Пока не знаю, но на это необходимо обратить внимание, иначе можем провалиться.
        Настроение было испорчено почти до самого вечера, затем дела отодвинули эти переживания в сторону, тем более что Карин уехала в Элден, домой. Но она вернулась ближе к вечеру и, похоже, возвращаться домой не собиралась. Забралась в «шторьх», шевелила расстопоренными рулями и что-то писала в толстой тетради. Затем накинула стопора и закрыла кабину.
        - Ты обещал научить меня навигации, - напомнила она, сев напротив него в то время, когда он заканчивал ужинать. Ужин сделала Карин, самостоятельно растопив печь на кухне, и заодно прокипятила какое-то белье и сменное в большом баке, пока Вольфганг был в штабе и на полетах. Он внимательно посмотрел на девушку, у которой было очень серьезное лицо:
        - Что-то произошло? Почему ты такая серьезная?
        Карин тяжело выдохнула:
        - Отец запретил мне сюда ехать, но я уехала.
        - Почему?
        - Что почему? Почему я уехала или почему он запретил?
        Вольфганг пожал плечами, оба вопроса его интересовали. Наступила тишина, потому что он ничего не ответил. Карин несколько минут думала, затем спросила, где она может взять книгу по навигации.
        - В той комнате на полке, «Аэронавигация» Фосса.
        Карин вышла из комнаты, и Вольфганг остался один дожевывать айнтопф, приготовленный ею. Затем он подошел к холодильнику и достал оттуда бутылочку баварского темного пива «Энгель». Чуть постояв возле открытой двери, достал вторую и налил пиво в высокие бокалы. Хотя сам предпочитал пить прямо из бутылки. Вытащил из шкафчика поднос, маленькую вазочку, нарезал маленькими дольками вяленую оленину из какого-то «подарка фюрера», которые периодически присылали в полк, и, постучав в дверь, хотя это была его спальня, вошел в комнату после того, как Карин открыла.
        - Не помешаю? Я могу войти?
        В руках у Карин была книжка по навигации, но глаза были влажные, и в руках носовой платочек.
        - Разреши!
        - Что это?
        - Это нам.
        - Я не пью пива, я не понимаю его вкуса. Ты не рад, что я вернулась? И что прилетела назад?
        - Почему ты так решила?
        - Во-первых, ты не сказал о том, что ты рад этому. Во-вторых, ты нарушил правила конспирации. В-третьих, отец сказал, что мы нарушаем все правила, и чтобы я не превращала задание в личную жизнь, а в-четвертых… - нервы у Карин были на пределе, и ей хотелось реветь, что она и сделала.
        - Ну, и что «в-четвертых»? - спросил Вольфганг, когда она прекратила всхлипывать и вытирать нос каждые пять секунд.
        - Я уже все сказала, когда шли из Каринхалла. А ты…
        - А я тебя поцеловал за это.
        - Тебя заставили это сделать эти Геринги! А ты ничего не сказал! Почему ты ничего не сказал? Ни тогда, ни сегодня! Только почему мне не сиделось в Каринхалле! Я навязываюсь?
        - И точно, девушки любят ушами! Нет, Карин. Все в порядке, я не отказываюсь и не собирался отказываться от своих слов.
        - Ты ничего не сказал!
        - Ты вчера обедала?
        - Конечно, а при чем здесь это?
        - Что я сказал за обедом?
        - Что ты не возражаешь против того, что о помолвке объявят вечером.
        - Помолвку объявили?
        - Да.
        - Я протестовал?
        - Нет.
        - Тебя поцеловать?
        Карин готовилась что-то ответить и стояла, слегка приоткрыв рот. Ее поцеловали, и язык Вольфганга несколько раз коснулся ее языка, чуть подразнив девушку.
        - Ну, и что «в-четвертых»?
        - Мне показалось, что я расстроила тебя, и мне очень не понравилось то замечание, которое ты сделал: «Пока не знаю, но на это необходимо обратить внимание, иначе можем провалиться». Ты знаешь, это прозвучало как приговор. Мне хотелось успокоить тебя, а получилось так, как получилось. Извини.
        - Прекрати реветь. Все в порядке, нас еще могут вытащить из домика в столовую и начать поздравлять. Судя по всему, так и будет.
        - Я сейчас не смогу, меня всю трясет.
        - Выход один: погасить свет и лечь в постель. В этом случае нас вряд ли потревожат. С заплаканным лицом идти в столовую не стоит.
        Пару секунд подумав, Карин решительно погасила свет.
        - Вот об этом я и не подумала!
        - Ты о чем?
        - О заплаканных глазах!
        Тут зазвонил телефон, Вольфганг снял трубку:
        - Фон Вольфи, здесь.
        - Командир, мы ждем вас…
        - Идиоты! - ответил Вольфи и повесил трубку. Сдавленный смех Карин, она села на кровать и просто давилась от смеха, прикрыв рот рукой, представляя себе сцену в столовой. Вольфганг обнял ее. Она еще раз всхлипнула и спросила:
        - Ты больше не сердишься на меня?
        Ну что было ответить человеку!
        Он позвонил в штаб гауптману Хойзе, но дежурный сказал, что того в штабе нет, он в полковом казино.
        - Передайте дежурному по связи, что со мной соединять только по тревоге и Берлин.
        - Яволь, герр гауптман.
        Вольфи пошел в «дальний» душ, и когда вернулся, Карин сидела в постели и читала «Навигацию».
        - До чего дошла? - спросил он о книге, но получил совершенно другой ответ:
        - До опасности строить замки на песке. В любой момент злая королева может рассчитать свой курс, прилететь сюда и разрушить его, украв принца или принцессу из него.
        Она положила книгу на прикроватную тумбочку и потянула за веревочку выключателя ночной лампочки, встроенной в спинку кровати. Вольфи увидел на своей тумбочке два бокала с пивом, поднял поднос и перенес его на кухню. До утра пиво испортится. Он присел за стол, достал сигарету, закурил и пригубил темный напиток. «Семейная жизнь» в первый же день дала огромную трещину, которую, скорее всего, уже не залатаешь. Карин поняла, что всё, что их окружает, враждебно отнеслось к ее чувствам. Рыцарь на белом коне стал еще более уязвим, крепость построить невозможно. А за семейными отношениями скрыта еще одна опасность: дети. Вся мораль рейха построена так, что замужняя женщина без детей - нонсенс. Тут же начнутся подколы и неуместные вопросы о здоровье. И ей стало понятно, что ее детская мечта найти человека, близкого ей по духу, и товарища по борьбе, и жить с ним долго и счастливо, пока смерть не разлучит их, оказалась неосуществима. Что придется создавать впечатление, делать вид и ни в коем случае не давать волю чувствам. Они смертельно опасны. В общем, как и говорил сегодня ее отец, чем дольше вы пробудете
женихом и невестой, тем лучше для дела. Кончится война, а там и будете решать, что есть что и кто есть кто на этом свете. Не стоит лететь на огонь чувств, как ночная бабочка. Крылышки припалишь мгновенно.
        Появилась Карин в своей пижамке и села рядом, прижавшись к нему боком и взяв под руку. Вторую руку протянула к бокалу с пивом. Пригубила его, сморщилась от терпкого горьковатого вкуса и поставила на место. Вольфи передал ей кусочек вяленого мяса.
        - Да, вот так вкусно.
        - Человечество давно поняло это! - он аккуратно поцеловал ее в щеку. - Расстроилась?
        Карин покивала.
        - Я тоже. Всему этому придется учиться заново, и я буду очень доволен, если наши чувства помогут нам перестроить нашу жизнь без особых испытаний. Если хочешь, можем одеться и пойти в казино.
        - Нет, только не это, не хочу никого из них видеть. Хочу быть рядом с тобой, а ты ушел.
        Вольфи поднялся, погасил сигарету, поднял на руки существо в пижаме и понес в спальню. Еще Александр Македонский нашел решение, как поступать с тугим узлом противоречий и сомнений: не можешь распутать - разруби.
        Через два дня пришел приказ об отпуске и разрешение на вылеты в Швецию для самого Вольфи, без временных ограничений. За это время удалось встретиться и переговорить с будущим тестем. Отто давно работал в институте и занимал должность начальника лаборатории масспектрографирования. Через него в окончательном виде проходило большинство снимков пузырьковых камер, по которым вычислялись величины атомных весов осколков и массовые числа элементов. Он работал в институте давно и знал там всех, в отличие от Карин, которая еще толком и не устроилась никуда. О создании новой лаборатории Гана Отто слышал, но основные работы Ган проводил в Берлине и Гамбурге. Из-за угрозы бомбежек гамбургская часть его лаборатории будет переведена в Грайфсвальд. Распоряжение подготовить для Гана помещения уже поступило, но пока ни одного прибора и ни одного специалиста из Гамбурга не приехало. Бомбежек Гамбурга пока не было.
        - Есть возможность с кем-нибудь оттуда, я имею в виду всю лабораторию, проконтактировать? И что это за взрывчатка?
        - Это, собственно, не взрывчатка в обычном понимании этого слова. Это разветвленная цепная реакция деления тяжелых ядер на легкие. Два года назад Отто Ган и Фриц Штрассман доказали, что при обстреле нейтронами ядра урана-235, так называемого урана-цет, открытого Ганом десять лет назад, уран делится на две части, которые не являются более ураном. Это барий и криптон. При этом из ядра выделяются два или более новых нейтрона, до восьми, которые могут быть использованы для продолжения реакции деления. За очень короткое время, порядка трех - шести микросекунд, такому делению могут быть подвергнуты до сорока килограммов урана. Если взорвать всего один килограмм, то он выделит энергии эквивалентно двадцати тысяч тонн тринитротолуола.
        - А что такое уран-235?
        - Продукт естественного распада протактиния Pa.235 при бета-распаде. А чего ты у меня это спрашиваешь? Расспроси Карин, она учится на теоретической физике. Это ее специальность! Но тут есть очень интересный момент! Этого урана крайне мало в природе, и он всегда находится в смеси с другим ураном, двести тридцать восьмым, который так не делится. Поглощает нейтрон без деления. Урана-235 в природе всего меньше одного процента от всего урана. Все остальное - не делится. Делятся только элементы с нечетным атомным весом. Остальные считаются пороговыми. Лабораторию по разделению урана создают в Куммельсдорфе, это на юге Берлина. А руководит этим доктор Дибнер. С ним встречаться бессмысленно, он - нацист, его прочат в министры боеприпасов рейха, там же работает Гейзенберг. Это ученый, большой ученый. Можно попробовать с ним поговорить, но он такой, как бы сказать, чистый теоретик. Он в экспериментальной части плавает. Здесь можно будет опять-таки Карин задействовать. Она в свое время говорила, что фон Лауэ ей благоволил, считал ее очень толковой и способной девочкой, именно в части экспериментальной
физики. В общем, подумать надо, как это все нам устроить. А где Карин?
        - Да сейчас приедет. Она экзамены в полиции сдает на право управлять автомобилем. Мы купили ей машину, чтобы было удобнее ездить туда-сюда. Здесь вот еще какая идея возникла, геноссе Отто, надо бы заранее подготовить площадку в Швеции, вот только как это сделать?
        - Ну, в принципе, можно попробовать все это решить через Эллен, но мне бы этого очень не хотелось. Можно задействовать моих родственников там, мы ведь хоть и носим южную фамилию, но вообще-то фон Зюдовы - шведский род. Я напишу отцу и покопаюсь в его бумагах, надеюсь, удастся договориться с ним и сделать Карин небольшой подарок от его имени. Они, правда, с Карин в застарелой ссоре. Но ради дела Карин нанесет ему визит, тем более что поссорились они из-за ее отказа заниматься продолжением рода. Он назвал ее феминисткой и дурой, которая посягает на законы природы, - улыбнулся будущий тесть.
        От его замечаний по поводу Карин и ее специальности Вольфи стало как-то не по себе. Он ведь, грешным делом, даже не поинтересовался, на кого она учится, хотя слышал, что учится хорошо и подает большие надежды как ученый. Есть уже несколько печатных работ. В общем, вел себя так же, как и немецкие летчики: на женщин смотрел только с одной точки зрения. А то, что они могут знать многое и узкоспециализированное, в голову не приходило. Впрочем, физикой он не сильно занимался, и знал только то, что необходимо знать летчику. В физике ядра он плавал, проходил, помнил, что предположение об атомарном строении веществ высказали еще древние греки, но затем от него отказались на долгие века, и они стали корпускулами, затем Дальтон в начале XIX века вновь ввел это понятие, чтобы описать законы газовой динамики. О том, что атомы состоят из ядра и электронов, стало известно сорок три года назад. Англичанин Томпсон предложил свою теорию строения атома, затем Резерфорд предположил наличие тяжелого ядра внутри атома, и только в тринадцатом году была принята модель Бора, о которой ему говорили в школе. Но и Бор
считал, что ядро - сплошная, положительно заряженная элементарная частица вещества. В тридцать втором стало известно, что ядро - составное, и состоит из протонов и нейтронов. Но в школьных учебниках об этом не говорилось. Некоторый шум по радио на эту тему был. Несколько человек из СССР работали в лаборатории Резерфорда, учились у Бора, но Вячеслав с тридцать четвертого года служил в армии и был невероятно далек от основ теоретической физики. Впрочем, как и его «шеф», который тоже не смог объяснить, что, собственно, ищем. Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Из объяснений Отто Вольфи практически ничего не понял. И Карин была довольно сильно удивлена, когда он за ужином в Кедингсхагене попросил ее объяснить еще раз то, что было ему непонятно из разговора с тестем. Память у него была тренированная, само объяснение он запомнил, теперь требовалось понять, что это за циферки стоят после названия вещества, почему они разные, ведь в таблице Менделеева у каждого элемента свой атомный вес. И в Кедингсхагене открылся небольшой филиал Берлинского университета. Благо что Карин перевезла свои вещи,
конспекты и учебники к нему. Пришлось и математику подтягивать, чтобы разобраться с уравнениями Шредингера и Гейзенберга. И все это между полетами, и руководство полком с него тоже никто не снимал.
        Первый полет в Швецию спланировали так, чтобы сесть в Лунде и нанести визит старому профессору местного университета, деду Карин и отцу Отто. Это он привил детям и внукам любовь к точным наукам. Он был математиком и механиком, спроектировал одну из первых в мире аналоговых вычислительных машин - диффератор, воспользовавшись идеями Алексея Крылова. Машина могла решать дифференциальные уравнения. Он же разработал и применил интегратор для расчетов упреждений при стрельбе по воздушной цели для фирмы Бофорс. Свою карьеру он начинал как офицер-артиллерист, но постепенно математика увлекла его настолько, что он сменил офицерские погоны на мантию. А начиналось все с того, что захотел автоматически вычислять поправки при стрельбе с закрытых позиций. Автоматизировать артиллерийскую буссоль. К его великому сожалению, ему это не удалось: это направление развитие получило позже, с появлением радиолокатора. Но заложенные в нее решения нашли отражение во всех приборах управления стрельбой: ПУАЗО, СУАО и многих других аналоговых вычислителей, включая и полуавтоматические прицелы с вычислителями для        Дед Карин ему не очень понравился. Внешне вполне ничего: шкиперская бородка без усов, довольно длинные волосы, давно не знавшие расчески, академическая мантия, украшенная каким-то желтым шнуром, но разговаривать по-немецки он отказался, дескать, не владеет. Вольфи с ходу перешел на южно-немецкий, так как шведским не владел. Карин отчетливо понимала, что оба маются дурью. Первое время она пыталась перевести слова обоих на немецкий, потом плюнула и разговаривала с дедом одна. Уже после вылета кратко передала содержание беседы: дед не доволен, что жених - немецкий офицер. Это из-за того, что граница с Германией теперь проходит в двенадцати километрах от Лунде, и в Швеции полно отморозков, готовых следовать той же тропой, что и Гитлер. Они наводили «порядок» в расовой чистоте, правда, применяли не концлагеря, а скальпель хирурга, но суть от этого не меняется. Распространяли «варяжское влияние» на всю Скандинавию, воевали в Финляндии, собирались создать эсэсовскую дивизию «Викинг». Офицер с Железным крестом 2-го класса, а Вольфганг прилетел в Швецию в форме, вызвал отторжение у старого шведа. Но
по-другому Вольфи не мог выглядеть: виза предусматривала свободное пересечение шведской территории для офицеров вермахта и люфтваффе. Главное заключалось в том, что можно было углубиться на территорию Швеции за пределы действия пеленгаторов в Германии и выйти на связь по запасному каналу. Из Лунде вылетали, обменявшись местами с Карин. Она вела самолет, а Вольфганг готовился к сеансу связи. Всего несколько групп цифр, обозначавших, что он находится в Швеции и будет в Стокгольме шесть суток. Есть важные сообщения, требуется контакт.
        Еще на земле Вольфи установил через люк у хвостового колеса шпульку с выпускной антенной на подготовленное для нее место. Чуть вытащил из гнезда кормовой навигационный огонь, на котором тут же раскрылись стальные пружинки, которые будут исполнять роль небольшого парашютика. Когда сеанс связи закончится, безынерционная катушка подтянет лампочку АНО на место, возможно даже включится, нет - значит, на земле поправим. Примерно от траверза Йончепинга Карин довернула самолет на требуемый курс, Вольфганг стравил антенну, подстроил сигнал и передал запрос. Канал дежурный, должны дать другую частоту условным знаком. Если не ответят, то можно передать на этой частоте, но это крайне нежелательно. Так, есть! Расшифровал и перешел на 4720, еще удлинив антенну. Длина волны шестидесят метров. Построил контур, отдал позывные и запрос. Тут же пришел ответ, и он начал передачу. Семь минут сыпал в эфир морзянку, получил квитанцию, включил привод катушки, подобрал антенну и дал команду Карин довернуть на старый курс. Вираж, самолетик послушно скользнул вправо.
        Под крылом покрытые снегом шведские леса и скалы. За Норрчепингом сели на лед озера Эриксберг, и Вольфганг убрал катушку с антенной и поставил на место кормовой огонь. Конечным пунктом перелета числился Бромма, где кроме «частного аэроклуба» базировались ВВС Швеции. Здесь довольно мало мест, где авиация может базироваться, все мало-мальски пригодные места были заняты. В четырех километрах от аэродрома на острове Кунгсхолмен проживала Эллен фон Зюдов. Вольфи забронировал номер в гостинице Мараната, напротив частных стоянок в Бромме. В гостинице обычно проживали экипажи транспортных и почтовых самолетов.
        Приняли указание обеспечить встречу со связником в гостинице. Карин сказала, что все это жутко ненадежно и примитивно, и что встречу необходимо проводить в городе, где она может подстраховать. Встречаться в здании ни в коем случае нельзя. Она в этом вопросе абсолютный профессионал и опасность носом чует! В месте проживания никто никогда не встречается.
        На перенесенной встрече в Кронобергспарке Карин обнаружила, что «связник» тянет за собой хвост. И они на контакт не пошли. В общем, шесть дней, проведенных в Швеции, потрачены почти напрасно. Смог только сделать закладку нескольких приборов, в том числе инфракрасных ночных прицелов, сделанных, кстати, на каскадных фотоусилителях, изобретенных в Советском Союзе.
        На обратном пути активно не работали, только прослушивали эфир в ожидании шифровок из центра, но их не было, Москва молчала. Центр вышел на связь только через две недели, коротко упомянув получение закладки.
        В Европе было тихо, но война продолжалась. Люфтваффе периодически совершало налеты на Англию, англичане довольно успешно действовали в Африке против итальянцев. Еще в сентябре к разделу Британии подключились США. Вначале они просто тихо и мирно потребовали безвозмездно передать им военно-морские и военно-воздушные базы Великобритании в Западном полушарии. Так, совсем чуть-чуть. Черчилль ответил отказом. В сентябре сорокового, в разгар авиационного сражения над Каналом, в целях усиления противолодочного и противовоздушного обеспечения конвоев, двадцать баз и аэродромов были обменяны на пятьдесят эсминцев трех типов: «Колдуэлл», «Викс» и «Клемсон», - которые мирно стояли в Сан-Диего на отстое и консервации с момента окончания «Великой войны». Спроектированы они были в тысяча девятьсот шестнадцатом, построены между восемнадцатым и двадцать вторым годом. Противолодочного вооружения не имели, и несли лишь одно 76-мм зенитное орудие. Прожорливые котлы и турбины должны были обеспечивать им ход в тридцать пять узлов. За эти ржавые корыта Америка получила восемь военно-морских баз сроком на девяносто
девять лет. Вот это бизнес! Шоковое состояние адмиралов хоумфлита от такого обмена трудно себе представить. Америка от сердца оторвала еще десять кораблей береговой обороны и пообещала поставить патроны винтовочного калибра, тоже со складов и с консервации, выпущенные еще к той войне.
        Перед Рождеством стало известно, что войска рейха получили Директиву № 21. Соответствующий пакет прибыл в Штральзунд и лег в сейф командира группы. Пакет был опечатан. О содержимом можно было только догадываться, но Удет передал, что это тот самый пакет. Из-за того, что хлопоты по организации свадьбы взяла на себя Эмми Геринг, и Карин и Вольфи достаточно часто бывали в Берлине, в том числе и в здании Министерства авиации. На одной из вечеринок, организованной в честь приезда делегаций Румынии и Болгарии, Удет и сказал о назначении пакета № 21. Он же упомянул, что абвер создает утечки с целью дезориентации относительно сроков начала операции. Готовность дана на пятнадцатое мая. Срок нападения не установлен. Удету становилось очень сложно держать целую группе в Штральзунде. Англичане были настолько пассивны, что ему пришлось распределить ночников NJGr1 на все побережье. Формирование флота «Рейх» вновь остановилось. Чтобы не произошло непредвиденного, например, отправки группы на африканский фронт, Удет разрешил проводить испытания V.1, точнее трех его вариантов, сделанных в разных фирмах.
Ответственность за безопасность полигона персонально возложил на гауптмана фон Крейца и провел это через Геринга. Совершенно неожиданно после этого Вольфи вызвали на Принц-Альбрехтштрассе.
        Шикарный автомобиль графа остановился на площадке у Министерства авиации, на привычном для Вольфганга месте. Отсюда совсем недалеко, метров сто - сто пятьдесят. Здесь все рядом: дом СС, гестапо и Министерство авиации. Одного хозяина детища. Правда, сейчас Геринг заправляет только в одном из них. Вольфи сегодня на соседнюю улицу.
        Пятиэтажное здание бывшей гостиницы. Вход не охраняется снаружи, но внутри строгая дисциплина и порядок. Удостоверения люфтваффе с отметками вполне хватает. Второй этаж здания, канцелярия группенфюрера СС Рейнхардта Гейдриха, вот только последнее время он последнюю буковку «т» в своем имени не пишет. Секретарь - кстати, все в гражданском, практически ни одного человека в форме, кроме нескольких постовых по дороге - мило предложил посидеть на стульчике, снял трубку и доложил. После этого почти сразу указал рукой на дверь. Довольно большой кабинет, внутри четыре человека, одного из которых Вольфганг знал: оберст-лейтенант войск СС Дорнбергер. Гейдриха Вольфганг знал только по фотографиям. Старшим по званию был хозяин кабинета, которому и представился гауптман. Справа за столом сидело два человека в штатском: высокий плотный блондин в хорошо пошитом двубортном костюме и небольшого росточка ничем не примечательный человек, с зачесанными назад волосами. Гейдрих никого из них не представил. Сразу перешел к делу. Дело было следующего порядка: подполковник Дорнбергер настойчиво добивался отстранения от
люфтваффе строптивого «начальника полигона», снять которого не получилось ни в первый, ни во второй раз. Очередная попытка перевести NJGr1 из Штральзунда в любое другое место на этот раз уперлась не в Удета, а непосредственно в Геринга. Рейнхард Гейдрих лично подошел по этому вопросу к «папе Герману» и получил от него кучу непечатных выражений, что тот сует нос не в свои дела, что фон Вольфи - свой человек, и то обстоятельство, что он бывает за границей, ни в коей мере не может повлиять на секретность проводимой операции.
        - Господин гауптман, мы получили копию приказа по люфтваффе о том, что руководство люфтваффе возложило на вас безопасность проведения испытаний на полигоне в Пенемюнде, несмотря на возражения со стороны начальника строящегося там объекта войск СС. Более того, ваше руководство считает, что все работы, связанные с полетами в воздухе, должны контролироваться людьми от люфтваффе, хотя само люфтваффе прекратило финансирование работ, ссылаясь на приказ фюрера.
        Гейдрих говорил долго, выкладывая всю подноготную подковерной борьбы между ним и Герингом, которую бывший офицер Рейхсмарине проигрывал с огромным счетом. Несмотря на появившийся животик, ему было очень далеко до Геринга. Но пригласить сесть капитана за стол группенфюрер не посчитал нужным. «Ну, ничего, мы постоим!» - подумал Вольфганг и с каменным выражением лица продолжал стоять на том месте, откуда отдал рапорт о прибытии. Когда генерал СС завершил многословное выступление, так и не закончившееся конкретными предложениями, гауптман взял под козырек и попросил разрешения выйти. Он, так же как и СС, не считал нужным идти на компромиссы в этом вопросе. Инструкция о полигонах люфтваффе однозначно определяла его старшим начальником над Пенемюнде. Не сумев свалить его в кабинетах повыше, решили навалиться здесь и разрулить ситуацию снизу. Дорнбергер тут же воскликнул:
        - Я же говорил! Он совершенно неуправляем.
        - Неуправляемы ваши болванки, которыми вы пуляете в сторону нейтралов, из-за чего и был закрыт полигон. Я получил на этот счет соответствующие указания: подготовить директрису для стрельбы в безопасном направлении, с тем чтобы не привлекать внимания противника и нейтралов. Указания получены позавчера, но вызов сюда не дал мне возможности начать изыскания.
        Гейдрих неожиданно улыбнулся и произнес:
        - Заговорил, а вы, Вальтер, говорили, что это бесполезно! Гауптман! Вы в курсе, какими исследованиями занимается группа «Цвай»?
        - Ведет какие-то строительные работы в южной части полуострова и на востоке, в лесу на побережье. Кроме того, подготавливает остров в плане береговой обороны. На меня возложена противовоздушная часть обороны полигона, я занимался исключительно своей работой. По оценке рейхсмаршала - вполне успешно. Сбито три самолета-разведчика, один посажен в Штральзунде, предотвращено шесть попыток высадки разведывательных групп с моря, в том числе с подводных лодок. Непосредственной защитой полигона занимается первый штаффель моей группы. Лейтенант Фосс готовит с аэродромной командой места для базирования всей группе, если противник применит массированные налеты. К счастью, пока таких налетов не было, но господин рейхсмаршал приказал не расслабляться, особенно в связи с продолжением испытаний в группе «Эрсте».
        - То есть вы хотите сказать, что работы продолжены?
        - Как мне сказали, некоторые средства, выделенные на исследования, остались неизрасходованными в прошлом году, и их решено направить на это направление.
        Сообщение вызвало активные движения головами среди остальных участников встречи. Сказать, что они были активными участниками разговора, не представлялось возможным. Вновь заговорил Дорнбергер.
        - Капитан, почему вы не хотите понять, что работы здесь проводятся другой организацией, и вам придется подчиняться общему порядку на полигоне?
        - Потому что я уже имею опыт общения непосредственно с вами, и именно поэтому занял такую позицию. Я считаю, что как минимум стрелка Bf-110D.0, бортовой номер Z.26, мы бы смогли вытащить и позднее бы не потеряли кучу людей и машин, если бы имели его показания.
        - Я признаю, что погорячился, но поймите и меня правильно: люфтваффе закрывает финансирование, прикрывает работы, и их люди исчезают с полигона.
        - Подполковник, директрису создавали вы. Утечка информации произошла из-за несоблюдения условий секретности. Вы и ваши люди создали условия для утечки. Если ваши изделия связаны с реактивным движением, как в группе «Эрсте», то их испытания нельзя производить ночью!
        - Я не виноват в том, что вышел из строя детандер и мы не успели заправить ракету до наступления темноты, - сказал высокий в гражданском костюме.
        - А отменить? - задал вопрос Вольфи.
        - Нет, невозможно, только слить полностью и начать все заново, - ответил Дорнбергер.
        - Значит, требовалось так и поступить. Иначе ваша мечта оказаться на Луне останется неосуществленной, - сказал Вольфи и замолчал.
        - Мы уже не один раз обсуждали этот вопрос, граф, - заговорил вновь Дорнбергер. - Несомненно, была допущена ошибка, в результате мы на целый год лишились большой части финансирования. Но так как работы возобновляются, то нам бы хотелось заранее договориться с люфтваффе, чтобы палки в колеса никто не вставлял.
        - Указаний вставлять палки я не получал, но на меня возложена обязанность обеспечить секретность проводимых испытаний.
        - Мы в курсе, - за всех ответил Гейдрих. - Я, как начальник РСХА, так же, как и вы, отвечаю за это перед самим фюрером. И я надеюсь на добрые отношения между нами, и что мы все получим еще одного пионера ракетостроения, а не человека, который будет стремиться закрыть создание новейшего оружия, какого нет ни у одного из врагов рейха.
        - Я не знаю, о каком оружии идет речь, но также не заинтересован в том, чтобы на меня постоянно писали жалобы в командование люфтваффе. Свои предложения по ФАУ-1 я постараюсь дать как можно быстрее. Что касается вашего объекта, то подобные заключения я выдать не могу, так как не владею полным объемом информации.
        В целом согласие между родами войск было установлено, и тут же выяснилась причина нахождения в кабинете невзрачного человечка с зачесанными назад волосами. Ему требовалось разрешение на использование высотных Ме.209Н, тех самых, у которых высотность достигала семнадцати с половиной тысяч. Теоретическая, естественно. На таких высотах еще никто не летал. Штурмбанфюрер СС Штругхольд по заказу группы «Цвай» проводил исследования воздействия низкого давления и понижения парциального давления кислорода на организм летчика. И разрабатывал специальный костюм для полетов на большой высоте. По совместительству штурмбанфюрер имел диплом доктора медицины, и темой его докторской диссертации были так называемые экосферы Земли. Он руководил центром высотной авиационной медицины. Некоторые практические наработки им были выполнены на Земле, теперь требовалось провести испытания на высотных самолетах. Малые размеры рейха не позволяли ему использовать стратостаты, как это делалось в СССР, из-за угрозы приземлиться на территории русских. А СССР не соглашался поделиться с ним информацией, полученной в результате таких
полетов на стратостатах «Осоавиахим», «Волга» и «СССР». Высотные полеты в СССР выполняли энтузиасты-исследователи. Они частенько гибли, и некоторые из них удостаивались похорон у Кремлевской стены, орденов Ленина и других почестей. Но энтузиастов требовалось искать, поэтому штурмбанфюрер не стал заморачиваться с этим вопросом, а расположил часть лабораторий в концентрационном лагере, в частности высотную барокамеру, и там проводил исследования на заключенных. Ему удалось завербовать к себе и двух летчиков первого штаффеля лейтенанта Фосса, который, однако, запретил им переход, не имея на то разрешения фон Вольфи. А сам Крейц находился в тот момент в Швеции. Это и послужило толчком для второй попытки его свалить. Что касается обер-фельдфебеля Рудольфа Магнуса Шредера и его ведомого фельдфебеля Фридриха Майера, рапорты которых показали Вольфангу, то он хотел бы предварительно переговорить с летчиками, прежде чем разрешать такой переход. Высотников у него совсем немного, поэтому необходимо ценить такой личный состав. Для того чтобы перейти, им необходимо подготовить себе полноценную замену.
        - Поймите меня правильно, господа! Ведь Ме.209 - несерийный самолет. Два из них - скоростные машины, а две другие модификации - высотные, и оба разные. С разным оборудованием и разными характеристиками. Других летчиков на них у меня нет. Этих пришлось полгода готовить для полетов на этих машинах, а вы решили их забрать. Что вы им наобещали, не знаю, но ослаблять оборону полигона я не позволю. По данным нашей разведки в Англии, уже вылетел Mosquito PR, проходит испытания. Скоро он будет здесь. И чем его встречать?
        - Граф, вы серьезно?
        - Абсолютно. Мне достать его, кроме как Ме.209, просто нечем. Поэтому без равноценной замены летчиков не отдам.
        - Но ведь нет налетов!
        - Так и полигон не работает! Вы можете дать гарантии, что о первом же пуске тут же не станет известно противнику?
        - Всю агентуру англичан вычислить невозможно, это верно. Хорошо, но провести испытания высотного костюма они могут.
        - Наверное. Главное, чтобы мы не потеряли летчиков и машины благодаря этому. И наверняка это потребует доработки машины. Так?
        - Так, - чуть помявшись, подтвердил штурмбанфюрер.
        - Тогда тем более я не могу без разрешения рейхсмаршала снять с дежурства высотные истребители. Требуется совместить это с профилактическими работами.
        - Вот в этом все наше люфтваффе! Как что-то сделать, так куча отговорок! - поддержал разговор Гейдрих. - Вы же, как мне сказали, почти родственник рейхсмаршала, поговорите с ним!
        - Я могу поговорить с ним только о строительстве нового самолета для этих целей. Ведь есть же Ju.86R, можно ведь и там испытать.
        - Спасибо за ценный совет, это мы уже делали. Высотность Ме.209 больше, именно поэтому он нас и интересует.
        Из кабинета Гейдриха вышли все вместе, сильно недовольные друг другом. Неожиданно прозвучал вопрос Дорнбергера:
        - Граф, вы сейчас куда?
        - Домой, в Кедингсхаген.
        - Нас с Вернером с собой не захватите до Грайфсвальда?
        - Пожалуйста.
        В дороге Дорнбергер говорил о мелочах, а второй человек, которого звали Вернер, практически и не разговаривал. Лишь у самого Грайфсвальда он задал вопрос о сроках, когда, по мнению Вольфганга, начнутся испытания V.1.
        - Группа «Эрсте» обещала дать свои рекомендации сразу по моем возвращении. Сегодня вечером свяжусь с ними и завтра организую полеты в указанных направлениях.
        - Радиус действия V.2 - триста пятьдесят километров, присмотрите и для нас направления и площадки.
        - Система управления?
        - Гмм, ну, допустим, радиолуч.
        - Желательная база?
        - Не меньше двадцати. Я смотрю, вы знакомы с системой! Когда успели?
        - Я знаком с принципами работы подобных приборов, в частности с FuG.10ZY и FuG.16ZY, с тридцать восьмого года. Или вы считаете, что слепая посадка чем-нибудь отличается от наведения на цель?
        - Об этом я не подумал. Кстати, а почему вы ни разу у нас не были?
        - Где у вас? Я сегодня впервые вас увидел, и даже не знаю вашего имени, с герром Дорнбергером мы пару раз встречались, с вами - нет.
        - Вернер, Вернер фон Браун, обер-штурмфюрер.
        - Вольфганг фон Крейц.
        - У нас достаточно интересное общество, так что полезно было бы поговорить об управлении при слепой посадке. Это у нас называется «мозговым штурмом». Есть проблемы с наведением, и было бы интересно узнать мнение человека, непосредственно управляющего летательным аппаратом в условиях отсутствия видимости, то есть вслепую.
        Они попросили подвезти их к офицерскому казино и вышли на Фельдштрассе. Оба попутчика не понравились Вольфгангу, но особого выбора не было. При любом раскладе было необходимо контактировать с ними. Кстати, интересно, почему у Гейдриха кроме Дорнбергера оказались эти люди? С одним понятно, а кто второй?
        Группа NJGr1 была рассредоточена по всему побережью, и на летном поле не было видно ни одной машины. Все либо замаскированы на стоянках, либо в воздухе. Приняв доклад начштаба Хойзе, пожал ему руку.
        - Пауль, Луссер и Госслау должны были передать свои предложения, они привезли их?
        - Да, подвезли какие-то бумаги. Они в секретном отделе.
        - Вызови «кротов» и сам ко мне зайди с Краузе. Надо организовать несколько разведвылетов, подыскать место для испытаний новых образцов. Кто у нас сейчас здесь и свободен?
        - Здесь находятся два шварма - звена, - обер-фендриха Шульце и гаупт-фельдфебеля Маркуса.
        - На машины Шульца ставить блоки «R» и подвесные баки. О готовности доложить. С утра начнем вылеты.
        - Есть!
        Получив от секретчиков - «кротов», бумаги, вместе со штурманом группы составили план вылетов. Требовалось найти площадки, куда будут падать ракеты V.1, и присмотреть места для падений V.2.
        Через несколько дней Вольфганг вылетел в Пенемюнде с готовыми предложениями. Найдено пятнадцать наземных и пять морских площадок. Выполнили топографическую привязку для установки второй радиостанции, чтобы организовать радиолуч, по которому смогут летать V.2.
        Остальное время съедали… разговоры по телефону с Эмми Геринг! Она звонила практически непрерывно, обсуждая детали предстоящего спектакля. Взяв на себя роль главного режиссера, Эмми настолько увлеклась действом, что ей пришлось намекнуть, что бюджет не резиновый и всему есть предел. «Но Мишенькин совет лишь попусту пропал!» - говаривал некогда великий баснописец. Так и здесь. Буйная фантазия актрисы разыгралась, и остановить ее было невозможно. Махнув рукой и оставив вместо себя Карин и Хойзе, Вольфганг пересел на «Гросс-Шторьх» и начал обследовать подготовленные площадки-полигоны.
        Одна из выбранных площадок - лесной массив вокруг городка Кройц. Местечко интересное: здесь некогда проходила граница между Польшей и Германией, и Кройц был пограничной станцией. Здесь начиналась Восточная Померания: стокилометровый в ширину кусок земли, разрезавший карту послевоенной Германии на две части. Один из вариантов Данцигского коридора мог бы проходить здесь. Собственно, Запад надеялся, что Польша уступит, и Гитлер получит возможность быстро перебрасывать войска в Восточную Пруссию, а затем закусит Прибалтикой, и все будет готово для агрессии в направлении Москвы и Ленинграда. Но высокие договаривающиеся стороны не учли польский гонор. Дух ревизионизма и реваншизма маячил над территорией бывшей Речи Посполитой со времен первого раздела Польши в 1772 году. В 1793 дух взлетел еще выше, так как место для посадки было занято Пруссией, Австрией и Россией, а в тысяча семьсот девяносто пятом пожеванный орел убыл в эмиграцию, Польша как государство перестала существовать. Но ненадолго! Орел приземлился на берегах Сены, убедил нового императора Франции, что Польша помнит французских королей на
своем троне, а то, что от них предпочли избавиться и сбежали к шведам Ваза, так это досадное недоразумение. Смута во Франции была, Фронда воинствовала, вот и причина. В 1807 году на карте появилось герцогство Варшавское, которое было создано Наполеоном Первым, и ударило в спину австро-английским войскам Пятой коалиции, воевавшим с Наполеоном. Немного неудачно ударило, в результате, чтобы получить снабжение, отдали русским войскам всю правобережную часть герцогства по Висле. Все это происходило между Аустерлицем и Бородино, как по времени, так и по направлению. В результате проигрыша Австрией войны с Наполеоном, герцогство Варшавское приросло четырьмя провинциями, правда, в Варшаве обосновалась ставка Наполеона. Но польский орел хлопал крыльями не хуже французского петуха, даже громче. Срочно собиралось ополчение и армия: взять реванш за три раздела Польши и сжечь Москву. Остатки 5-го корпуса генерала Понятовского побывали в сожженной Москве, потом отступали по Смоленской дороге. Понятовский стал маршалом… Франции и утонул при бегстве из-под Лейпцига. Герцогство прекратило свое существование в 1813
году и стало царством Польским, прибавив еще один титул в именование русского императора.
        Так продолжалось более ста лет, и тут… Манна небесная - Первая мировая война! В русскую армию не берут, в немецкую армию не берут. Русские и немцы дерутся между собой, а поляки с обеих сторон маркитантами работают, ну, и шпионами, за отдельную плату. В итоге русских разбили немцы, немцев разбили французы, англичане и американцы. В России - революция, и тут же орел польский взлетает выше крыши. На базе сформированных Германией двух польских легионов в шестнадцатом году организуется королевство Польское. Правда, королем у него числится Вильгельм Второй, но обещали, клятвенно обещали, передать власть избранному польскому королю, даже регентский совет собрали, но 11 ноября 1918 года регентский совет передал власть Юзефу Пилсудскому, который его и распустил через три дня. Шестнадцати тысяч штыков вполне хватило, чтобы диктовать свою волю всем на территории бывшей Германской и бывшей Российской империй. Тем более что направлял эти штыки террорист, экспроприатор, социалист и националист в одном флаконе, борец за свободу (товарищ) пан Пилсудский. На следующий день после «воцарения» возобладало вековое
польское желание срочно переобуться на ходу: социалистическое правительство Польши, установившее восьмичасовой рабочий день, пенсии и социальные гарантии для трудового населения, с помощью которого член Второго Интернационала, еще товарищ, Пилсудский пришел к власти, было отправлено сначала в отставку, а затем на два метра ниже уровня земли. Выждав начало эвакуации немецкой армии из оккупированных областей России, корпуса Пилсудского бросились вперед - восстанавливать Польшу «от можа до можа». Даже в Киев вошли. Вышли и на побережье Балтийского моря, разрезав Пруссию на две неравные части. Воевать с Польшей немцам запрещал Версальский договор. Малость очухавшись от атак монархистов и любителей Учредительного собрания, красные выбили поляков из Киева и последовательно разгромили на территории большинства областей Малороссии, отбили Минск. Затем двинулись на Варшаву. Но подвело планирование и отсутствие боеприпасов. От Варшавы пришлось отступить с потерями.
        Мирный договор прочертил новую границу, по которой часть областей Западной Украины и Западной Белоруссии оказались в руках у панской Польши. Литва отказалась восстанавливать Речь Посполитую и стала суверенным государством, оттяпав при этом солидный кусок новых территорий.
        Естественно, что появление на западной границе нового врага не могло остаться незамеченным органами ВЧК-ОГПУ-НКВД, тем более что учился Пилсудский в одном классе не с кем-нибудь, а с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. И «дефензиву» создавали такие же члены ППС (польской партии социалистов), каким ранее был и сам Железный Феликс. «Польский отдел» был одним из самых многочисленных, и руководил им легендарный товарищ Артузов. А вспомнил Вячеслав об этом не случайно! Севернее Кройца находился Померанский вал - укрепленный район, законченный в 1933 году с четырьмя городами-крепостями, мощнейшим из которых был город Шнайдемюль. Кройц тоже укреплен неплохо. Вал, правда, законсервирован и охраняется одним охранным батальоном, но это, как обычно, обеспечивало полный порядок во всем. А вот лес в междуречье Нетце и Варты, между Кройцем и тюрьмой Вронке, представлял собой одну большую загадку. Маловероятно, чтобы поляки не построили там оборонительных сооружений. Графенхаймский лес - один из самых больших массивов в Восточном Бранденбурге. Не стоит забывать и немаловажный факт, о котором написано выше: с 1772
года государства польского на карте мира не существовало! Более ста пятидесяти лет существовал Варшавский выступ, и граница с Германией (Пруссией) проходила от крепости Александров на Висле вправо до Августова, затем на север до Немана, и вдоль Немана до Мемеля. А влево от Александрова на юго-запад до реки Варты, потом через Калиш, почти строго на юг, до широты Велюни. Оттуда на Чеснохов до Катовице. Здесь заканчивалась граница с Германией и начиналась граница с Австро-Венгрией. Протяженность всей границы была более тысячи километров. То есть Графенхаймский лес, или по-польски Нотецкая пуща, еще недавно были территорией Второго рейха.
        Обратившись в комендатуру охранного батальона в Кройце, Вольфганг получил разрешение обследовать район. С собой он захватил двух пулеметчиков: один должен был прикрывать машину в месте посадки и организовывать горячее питание, а второй, бывший австрийский горный стрелок, перешедший фендриком в люфтваффе, сопровождал гауптмана на выходах в лес.
        Снегу было довольно много, и, облачившись в белые маскировочные костюмы и встав на лыжи, Вольфганг и Пауль Хёрст выдвинулись вначале в Мялов, небольшую железнодорожную станцию примерно в полукилометре от озера, на которое сел самолет. Начальник полицейского отделения станции передал подробный план местности с обозначенными укреплениями на польской стороне границы. Несколько дотов, большой бункер, здание радиостанции - все законсервировано, но специальных исследований местности не проводилось. Деятельность ZVZ - вооруженного сопротивления под руководством правительства Польши в Лондоне, в этих местах не наблюдалась, так как население в основном было немецким или смешанным - фольксдойче. Но рекомендовалось соблюдать осторожность. Вольфганг показал ракетницу и патроны к ней. Полицмейстер пожал плечами и сказал, что наблюдать за сигналами некому.
        - У меня фельдфебель, воздушный стрелок, остался у самолета. Ему приказано вести наблюдение за западной частью массива. Если что, он свяжется с вами.
        - Зер гут, - пробормотал полицейский и начал перекладывать папочки на столе, всем своим видом показывая, что его отрывают от более важных дел.
        Вдвоем с фендриком прошли вдоль дороги на запад, а затем углубились в лес, рассматривая встречавшиеся следы. Двинулись в сторону лесничества Шмарфендорф по северной кромке польского укрепрайона. Полицмейстер говорил, что минные поля в этом районе он не встречал. К тому же довольно глубокий снег и лыжи позволяли надеяться, что с этой напастью удастся разойтись по-хорошему. Изредка попадались проволочные заграждения, но их было немного, и они порядком подгнили. Человеческих следов в лесу не было. Место оказалось вполне подходящим для площадки приземления.
        Вышли к небольшой деревушке Шмарфендорф - на двести жителей. Земля вокруг принадлежит Финку фон Финкенштайну, хотя некогда относилась к родовому замку фон Зюдовых. Это обстоятельство раскопал геноссе Отто в старых бумагах. Возникла идея выкупить здесь небольшое помещение.
        Фольварк был построен в середине восемнадцатого века и имел очень глубокие подвалы. Фамильный склеп фон Зюдовых стоял у небольшой католической церкви, сделанной из огромных отесанных гранитных валунов. Церковь функционировала, местный пастор открыл склеп, и Вольфганг возложил венок из искусственных цветов на могилу предков будущей жены, в присутствии пастора. Выяснилось, что владелец этих мест проживал до войны в Трошине, что под Ломжей. Это на самой границе с СССР. Жив ли он, никто не знает. Никаких вестей оттуда не было уже два года.
        - А Генрих Финк фон Финкенштайн, группенфюрер СА, не имеет к этому отношения?
        - Точно сказать не могу, вроде бы о каком-то влиятельном двоюродном брате в Германии речь шла, но доподлинно мне об этом ничего не известно. А в чем, собственно, дело?
        - Да тут моя невеста решила собирать земли предков и вспомнила, что фон Зюдовы родом из этих мест. Потом из-за того, что стали протестантами, они выехали в Швецию.
        - Не в курсе, могила и склеп сооружены по католическим канонам. Протестантизм в округе достаточно распространен, но здесь, как видите, собор римской католической веры, большинство паствы - католики. Однако граф Финк фон Финкенштайн был протестантом, что не мешало ему давать деньги на поддержку храма. А вы сами какой веры придерживаетесь, граф?
        - Я атеист, но это не помешает мне давать деньги на содержание такого памятника средневековой архитектуры.
        - Дом божий нуждается в поддержке, а заблудшие души всегда найдут убежище на небесах, ибо по делам судит Всевышний!
        То обстоятельство, что земля и поместье принадлежит родственникам матерого нациста, несколько расстроило Вольфганга. От планов приобретения чего-либо в этой местности, скорее всего, придется отказаться, так как связываться с участником «пивного путча» и обладателем золотого значка НСДАП совершенно не хотелось. Тут в церковь вошел мужчина средних лет, в меховых сапогах, кургузой куртке и с какой-то повязкой на рукаве. Этого человека Вячеслав знал и никак не ожидал его здесь увидеть. Дело было в том, что этот человек должен был находиться в совершенно других местах, «не столь отдаленных», как было принято говорить в Советском Союзе. В тридцать пятом году младший помкомзвод Быстрых взял его с грузом серебра после упорного боя в Налибоцкой пуще. След на правой кисти мужчины оставила пуля из нагана Быстрых.
        - Пастор, а это кто такой?
        - Станислав Зайочновский, местный лесничий.
        - Поляк - и лесничий?!
        - Нет, он фольксдойче, четыре или пять лет назад его сюда прислали из Варшавы. У него группа DVL III.
        В Рейхсгау Вартеланд, подлежащей германизации, все население было разбито на пять групп по национальному признаку. Первые три группы могли проживать свободно и работать, четвертая группа подлежала «перевоспитанию», а пятая группа выселялась.
        «Так, получается, что он сюда попал в тридцать седьмом. А получил он по полной - „четвертушку“, за гибель двух пограничников и за особо крупные размеры. Фамилию не сменил. Сбежал? Не сходится что-то! Таких отправляли очень далеко!» - размышлял Вольфганг, продолжая разговар с пастором уже на совершенно другие темы.
        Мужчина посидел немного, сжав руки перед собой, на втором ряду слева от алтаря. Встал, несколько раз перекрестился, кивнул пастору и вышел. Армейский маскхалат у Вольфанга был расстегнут, и петлицы гауптмана были отчетливо видны. Стоял он вполоборота. Узнать его старый контрабандист, скорее всего, не мог. В тридцать пятом младший помкомвзвода выглядел совсем по-другому. Тем не менее запрос было необходимо сделать. Убежать он не мог. А вот завербовать его могли. Единственное, насколько надежна такая вербовка.
        Попрощавшись со словоохотливым пастором, Вольфганг вышел из церкви. Зайочновский уходил по улице, не оборачивался и не пытался пронаблюдать за ним. Будем считать, что не узнал.
        - Ну, что, Пауль? Отдохнул?
        - Яволь, герр гауптман. Красивое место! Летом, наверное, еще красивее!
        - Я-я, натюрлих.
        Гауптман развязал лыжи и бросил их на снег. Фендрик сделал то же самое, и они побежали на север, в сторону, противоположную той, куда пошел лесничий. Немного покружив по окрестностям, вышли к месту стоянки самолета. Вольфганг устроил выволочку стрелку, который вместо наблюдения пристроился спать на заднем сиденье возле пулемета.
        Практически сразу после возвращения пришлось ехать в Берлин, где сыграли свадьбу. Эмми Геринг притащила всю верхушку нацистов на действо, было задействовано здание Народного театра, бывшего Gro?es Schauspielhaus Большого Драматического театра, переименованного в тридцать третьем. Эмми Геринг была примой этого театра. Устроили спектакль на тему истории любви древних германцев. Присутствие Адольфа продвигало событие в эпохальные. Хотя было заметно, что Гитлер скучал, и только сцены из спектакля, вписанные в сценарий, сумели немного оторвать его от каких-то мыслей. Он загорелся на некоторое время и произнес пламенную речь, в течение которой не забыл подарить собственную книгу молодой семье. Это был основной доход фюрера. Он жил на гонорары с «Моей борьбы».
        Свадьба продолжилась в Каринхолле, и только через два дня молодожены вернулись в Грайфсвальд. Там новости! Во-первых, V.1 конструкции Физилера выполнил первый полет и попал по полигону «Группе» в Тухелер Хайде или Heidekraut, пролетев двести сорок восемь с половиной километров от точки старта. Это на территории некогда могущественного духовно-рыцарского Тевтонского ордена, его западная граница. Госпитальеры Третьего крестового похода в сирийском городе Акра в 1190 году образовали вначале госпиталь, а через пять лет преобразовали его в орден дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме. Удержаться на «земле обетованной» они не смогли, и в 1193 году организовали Северный крестовый поход на земли славян. Северные крестовые походы стали первыми в череде «походов на Русь», которыми «просвященная» Европа занимается с 1192 года: папа Римский Селестин III провозгласил идею «христианизации славян и варварских народов Прибалтики». Под варварами подразумевались эсты и латы, финны и води. До этого германскими считалось три крупных города: Киль, Любек и Гамбург. На остальной части современной Германии проживали
западные славяне, которых немцы называли «вендами». Еще до объявления первого Северного крестового, в 1147 году псы-рыцари перешли «саксонский рубеж» - границу между ними и вендами, и начали уничтожать славянские народы. Захват и колонизация этих земель длилась с двенадцатого по шестнадцатый век. Ливы, вассалы полоцких Рюриковичей и Гедеминовичей, эсты, платившие дань новгородским Рюриковичам, стали католиками. Устоявшее Великое княжество Литовское (русскоязычное), сохранившее практически полностью свою территорию, чтобы остановить набеги, приняло католичество.
        Наступление немцев сопровождалось бурным строительством крепостей из камня и кирпича. Русские крепости строились в то время только из дерева, а рыцари имели на вооружении метательные машины, позволявшие разрушить в том числе и каменные строения: катапульты, баллисты и требушеты. Русские при осадах использовали тараны и штурмовые башни. Знали они и камнеметы - «пороки», но их дальность боя уступала требушетам немцев. У немцев получалось штурмовать русские крепости, а обратного процесса, к сожалению, не наблюдалось. Немцы вытеснили русских с их земель, и остановили их только перестроенные каменные крепости.
        Еще одной новостью был перехват высотного скоростного разведчика, к сожалению, противник ушел от звена «церштёреров», а у скоростных Ме-209 не хватило радиуса для перехвата. Но задание разведчик не выполнил. Судя по описанию, это была новая машина, похожая на Bf.110, но с одним килем. Странной была и высота полета этой машины: шесть тысяч шестьсот метров. Сам самолет сфотографировать не удалось: едва обнаружив приближающуюся группу истребителей третьего штаффеля, противник встал на вираж, выбросил из моторов густой шлейф дыма и ушел на скорости более 630 км/час. Ушел в море. Скорее всего, он базировался на одном из авианосцев противника. Организованная гауптманом Хойзе охота на него с участием других подразделений флота «Рейх» успеха не имела. Самолет слабо отражался на экранах РЛС и исчез с радара на дистанции чуть больше ста километров. Навести никого не удалось. Доложились в Берлин, оттуда пришло сообщение, что скорее всего в роли разведчика выступал новый D.H.98FII Mosquito. Предположения о том, что это палубная машина, были связаны с тем обстоятельством, что ушел разведчик в море. Вольфи было
известно, что в его бомболюк мог помещаться солидного размера бензобак, который, в отличие от «даккельсбаух», имел систему заполнения свободного пространства негорючими газами.
        Фон Вольфи приказал повысить высоту патрулирования, так как догнать и атаковать нового разведчика NJGr1 могла только с пикирования. Обер-лейтенанту Фоссу объявлен выговор: Ме-209 вылетел с задержкой на одиннадцать минут, так как все машины были раскапочены и на них производились работы по установке дополнительного оборудования для испытаний высотных костюмов Штругхольда. В том числе и на скоростных машинах с невысотными двигателями. Расслабились все! А агентура англичан работает и не пропустила начало испытаний.
        Спустя две недели пришел отрицательный ответ на запрос о пане Зайочновском: в списках ГРУ такой агент не числится. Выходить на него категорически запрещалось. Так что о Шмарфендорфе лучше забыть. Жаль! Отличное место, гораздо лучше, чем полигон «Группе», куда войск напихано до дури.
        Из-за разборов попытки пролета разведчика фон Вольфи не смог «проведать тещу», в Швецию летала только Карин, и довольно успешно, смогла установить неконтактную связь с резидентурой в Стокгольме. Оттуда же получила шифровку, что Зайочновский действительно завербован службой внешней разведки НКВД, сменил место жительства и активно работает в SR - Рабочей Гвардии, имеет grupy wypadowe - группу нападения. Провел несколько операций в соседнем районе.
        Из Берлина приезжала целая делегация, как из люфтваффе, так и из РСХА, выясняли, все ли необходимое было предпринято для охраны полигона. Количество пар в воздухе увеличено вдвое. Теперь патрулирование ведется звеном попарно на разных высотах. На пикировании есть небольшой шанс поймать англичанина, если зазевается.
        В течение двух недель еще две попытки прорваться к Пенемюнде были предприняты противником, в одной из которых скоростной Ме-209 догнал «москито», но после двух очередей отказали крыльевые пушки. Обер-фельдфебель Кельвин Зайдлих привез пленку с попаданиями по «москито», но и в этот раз англичанам удалось уйти. Тем не менее фон Крейц и Хойзе высказали предположение, что противнику удалось получить панорамные снимки местности, так как «москито» мог нести фотокамеры, снимающие вбок. Минимальное расстояние, на которое смог приблизиться разведчик, составляло пятьдесят восемь километров. Имея метровую камеру, возможность получить более-менее качественные снимки была. Дорнбергер категорически не соглашался с этим целую неделю, затем 17 марта двенадцать «стирлингов» попытались прорваться с бомбами к полигону, но заметив поднявшиеся по тревоге два штаффеля «церштёреров», ушли на запасную цель в Эмдене.
        Затем последовал первый ночной налет на Берлин, в ходе которого две машины англичан попытались войти в зону ответственности 1-го штаффеля NJGr1 с юга и были сбиты. Стало понятно, что у англичан есть данные по размещению локаторов в зоне «Берлинер-Норд», и гестапо приступило к тщательной проверке жителей целого региона. Активность воздушной разведки и начало новых испытаний полностью совпали по времени, так что сомнений, что неподалеку от полигона работает английский разведчик, не было.
        Карин вышла на диплом и собралась его писать у фон Лауэ. Одной из подтем было исследование физических свойств газообразных соединений актиноидной группы металлов. В результате ей предоставили лабораторию в Грайфсвальде. Как только тему утвердили на кафедре в Берлине, так в Грайфсвальде как из-под земли появился Пауль Гартек из Гамбурга.
        - Фрау фон Крейц, примите мои поздравления по поводу вашего бракосочетания. К сожалению, не имел возможности посетить данное мероприятие, так как не получил приглашения. Мне казалось, что удачный брак перечеркнет ваши занятия теоретической физикой. Я видел утвержденную тему диплома. Могу ли я поинтересоваться: свойства каких актиноидов вы решили исследовать?
        - Добрый день, профессор Гартек! Спасибо на добром слове, я, как и вы, считаю, что мой брак будет успешным, но бросать заниматься наукой я не собираюсь. Из актиноидов я выбрала торий, как наиболее распространенный и имеющий самое большое число изотопов: шесть.
        - О, несомненно, фрау Карин, это достойный кандидат для исследований, но вы заговорили об изотопах, так в чем смысл ваших исследований?
        - Профессор Ган и профессор Мейтнер использовали разницу в химических свойствах изотопов для разделения их смеси, и их задача упрощалась, в некотором смысле этого слова, так как изотопов было всего два. Мне бы хотелось на основе разницы в атомном весе сепарировать более сложную смесь. Некоторые соображения о том, как это сделать, у меня есть.
        - Замечательно, моя дорогая фрау Карин, но практическую ценность будет иметь именно разделение двух изотопов урана. А это важно, особенно в условиях идущей войны. Мне бы хотелось, чтобы вы внесли некоторые изменения в план ваших экспериментов, я имею в виду, что кроме или вместо тория вы бы занялись исследованием возможности физического разделения газообразных соединений урана 235 и 238. Со своей стороны готов предоставить вам необходимое количество металлического урана. И не в граммах, дорогая Карин! Подумайте об этом.
        Собственно, в этом и состояла цель написания диплома. Поломавшись для порядка, дескать, в чем же новизна темы, фрау фон Крейц согласилась проводить эксперименты по физическому разделению газообразного урана, то есть его обогащению. Ее оппонентом на защите назначили профессора Гана, который предлагал химический способ разделения изотопов, что было тем более интересно, так как изотопы были открыты и выделены им именно химическим способом.
        До защиты - четыре месяца, так что Карин практически исчезла в здании института на окраине города и лишь изредка по воскресеньям могла выбраться в Кедингсхаген. В связи с начавшимися ночными налетами англичан на рейх, Вольфганг перешел практически на постоянное ночное дежурство, хотя как таковых налетов было мало.
        Англичане работали в основном по побережью Атлантики и только время от времени навещали центральные области Германии. Но флот «Рейх», у которого появилось командование, начал отработку действий по отражению вероятных атак противника с разных направлений, тем более что многие эскадры куда-то переместились. Активность немцев к весне сорок первого года над территорией Англии сошла на нет. В результате у англичан появилась возможность немного порезвиться над западной частью территории Германии. Как назло, Удет практически не появлялся ни в Берлине, ни в Кедингсхагене, поэтому получить достоверную информацию не было возможности.
        Все встало на свои места пятого апреля. Двадцать седьмого марта в Белграде произошел антифашистский переворот, и, хотя новое правительство Югославии не отказалось от присоединения к странам Оси, Гитлер отдал приказ о подготовке к войне, потому что этот переворот давал возможность англичанам и грекам создать с Югославией военный союз и попытаться вывести из войны Италию. Гитлер подключился к операциям Муссолини в Греции.
        Пятого апреля Германия напала на Грецию. Бои продолжались до середины мая. Одновременно немцы вторглись в Югославию и довольно быстро заставили ее капитулировать. Тем не менее одиннадцать дней непосредственно были отняты боями там. Причем Гитлер сразу разделил королевство на несколько частей: война была объявлена только сербам, и было официально объявлено, что боснийцы, хорваты и македонцы не являются комбатантами, не рассматриваются немецкими войсками как противник и не должны гибнуть за проанглийские интересы сербского населения. Хорваты присоединились к Гитлеру, за день до нападения Югославия подписала с СССР договор о дружбе и ненападении, и в тот же день Венгрия объявила о всеобщей мобилизации. Страны Оси - Румыния и Болгария, предоставили свою территорию для удара.
        План мобилизации армии Югославии был сорван: на призывные пункты пришло только около тридцати процентов призывников. Лишь одиннадцать дивизий выдвинулись на исходные, да еще испытывая острую нехватку противотанкового и зенитного вооружения. В составе армии находилось сто одиннадцать легких французских танков. В общем, семнадцатого апреля в Белграде министр иностранных дел Югославии А. Цинцар-Маркович и начальник оперативного отдела югославского генерального штаба генерал Р. Янкович подписали от имени Югославии акт безоговорочной капитуляции. В результате Македония стала частью Болгарии, Хорватия отделилась и присоединилась к странам Оси, Словения была поделена между Италией и Германией, Воеводину разделили немцы и венгры, Косово отдали Албании, оккупированной Италией, Черногорию захватили итальянцы. Саму Сербию - немцы.
        Через три дня, несмотря на продолжающиеся бои между греками, немцами и итальянцами, нашелся Иуда и среди греческих генералов: 20 апреля генерал Георгиос Цокаголу в нарушение приказа греческого главнокомандующего подписал с представителями немецкого и итальянского командований акт о капитуляции греческих войск. В награду он получил пост премьер-министра марионеточного правительства Греции. А преданные им войска уходили в горы, чтобы развернуть партизанское движение.
        Подписание капитуляции не остановило войну, тем более что на территории Греции находились войска Британской империи численностью около пятидесяти семи тысяч человек, а Британский флот контролировал все морское пространство. Но бумажка, которой размахивала Германия и ее союзники, и общее положение войск на континентальной части Греции вынудили англичан начать эвакуацию войск в Египет и на Кипр. Попыток превратить каждый остров в неприступную крепость не предпринималось. Более того, греческая армия была практически безоружна. На вооружении в большом объеме находились однозарядные винтовки системы Гра. Англичане либо не успели, либо не захотели дать греческой армии современное оружие. По всей видимости, Греция не рассматривалась Великобританией как надежный союзник. А зря![4 - Современная история перевернула все с ног на голову: в ней говорится, что сопротивление Югославии немецкому вторжению отодвинуло начало войны с 15 мая на 22 июня. Как мы видим, это совсем не так! Бои в Греции и на Крите отвлекли силы двадцати четырех дивизий немцев из группы армий «А», в том числе всю танковую группу Клейста и
8-й авиакорпус Рихтгофена из состава 4-го флота. Бои за Крит завершились лишь 31 мая. Тридцатого апреля был назначен новый срок нападения на СССР: 15 июня 1941. Затем Гитлер перенес его на двадцать второе.] Вой победных фанфар слышался по радио непрерывно. Решительные победы окончательно заставили немцев поверить в гениальность фюрера и в верность избранной тактики молниеносной войны: «Весь мир содрогнулся от звуков немецких побед».
        Особенно тяжко было их выслушивать в Грайфсвальде. Связи опять не было. Москва молчала, и передавать было нечего. Достоверных данных о времени начала войны не было, резидент отсутствовал, пакет директив № 21 никто не изымал, но и не давал команды его вскрыть. Лишь легкое запустение на близлежащих аэродромах подчеркивало то обстоятельство, что главные силы люфтваффе сейчас находятся не в середине Германии.
        Двадцать первого июня в Берлине Карин вручили диплом Берлинского университета. Директива «двадцать один» была вскрыта в Кедингсхагене без участия Вольфганга в 21:00 берлинского времени. Сам он об этом узнал на час раньше в Каринхалле, на вечеринке в честь окончания Карин университета, из уст рейсхмаршала. Тот настолько был уверен в «своих мальчиках», что предпочел не портить крестнице праздник своим отсутствием. Удет в Каринхалле предупредил Вольфганга о запрете выхода на связь с территории Германии.
        - С четверга активно заработало более двадцати радиостанций. Гестапо начало операцию «Красная капелла». Не вздумай выходить в эфир. Ваши уже в курсе, и ты уже ничем помочь не можешь. Буду у тебя через несколько дней. Держись!
        Но несмотря на предупреждения со стороны «Красной капеллы», штурмовая и бомбардировочная авиация немцев смогла нанести удары по большинству аэродромов в приграничной полосе двух особых округов, на которых стояли незамаскированные и не рассредоточенные полки ВВС РККА. Лучше всех к удару оказались подготовлены кинооператоры из ведомства Геббельса. Уже вечером двадцать второго в первой ночной группе показывали хронику бомбардировок и штурмовых ударов по территории Литвы и Белоруссии. В кадрах мелькали и «Ratte» - «крысы», известные еще по войне в Испании. Кроме них кинооператоры показали новый биплан, который, в отличие от «Кертисса» - на самом деле «И-15», - имел убирающиеся шасси. Биплан атаковал «хейнкель», на котором летели операторы, его атаку отбили стрелки, он «запылил», и за ним пошел «мессершмитт» прикрытия. Комментатор говорил о неимоверном количестве сбитых русских самолетов, основной особенностью которых была деревянная конструкция и полотняные крылья. Однако в одном из кадров было видно, что «хейнкель» получил серьезные повреждения и стрелок бортовой установки убит или ранен.
        Общие данные о боях через систему оповещения не пришли, что выглядело несколько странным. При действиях на Западном фронте общие сводки становились достоянием всех уже к нулю часов. Но радио говорило об огромных успехах вермахта и люфтваффе, о большом количестве пленных.
        Вечером двадцать четвертого Вячеслав увидел в кадрах кинохроники уже капитана Толоконникова, своего бывшего командира заставы. Видно, что капитан сильно контужен и не может сосредоточить взгляд на кинокамере. Кто-то задает ему вопросы на русском с сильнейшим акцентом. Оператор неосторожно подошел близко слева, и эпизод прервался, видимо вырезали, затем показали уже расстрелянного капитана. Он был левшой и чемпионом округа по боксу. Двадцать шестого показали Минск, а двадцать восьмого объявили о том, что его занял вермахт.
        Вячеслав с огромным трудом удерживал себя от перелета на Родину, ведь он свободно мог долететь до Ленинграда. Ну, с некоторой оговоркой: если ПВО позволит. В конце концов, перелет можно сделать и ночью, но требовался приказ. Его не было, хотя он выслал запрос через Карин еще двадцать второго.
        Двадцать восьмого в Грайфсвальд прилетел Удет - инспектировать учебную эскадру, и вызвал из Штральзунда Вольфганга. Совещание проводилось в здании штаба гешвадера. Удет в основном оперировал количественными данными, достаточно бодрыми, картой, вывешенной на стенде, практически не пользовался. Говорил по памяти, которая у него была очень хорошей. Неожиданно для всех практически сразу переключился на действия флота «Рейх» в составе двух гешвадеров, которые с 22 июня совершили более шести тысяч самолетовылетов, действуя против резко активизировавшихся англичан.
        Впервые с тридцать девятого года англичане попробовали на зуб дневное ПВО Германии. Бои начались практически на всем побережье Атлантики. Англичане решили нащупать бреши в обороне флота «Рейх», а заодно оттянуть с Восточного фронта истребительные эскадры люфтваффе. Пока это им не удалось. Интенсивность действий англичан постепенно снижается, но есть вероятность того, что они вновь перейдут к ночным атакам.
        Совещание длилось достаточно долго. Вольфганг понимал, что все это Удет говорит не ему, а местным, но просто так генерал не стал бы его выдергивать с дежурства. Несколько слов в свой адрес он услышал, но связаны они были с обороной Ростока. Это он дал понять остальным, что Вольфганг вызван по делу. После совещания генерал-инспектор нашел время и место сказать ему, что будет инспектировать и его группу. Вольфганг добрался до телефона и позвонил в Кедингсхаген предупредить Хойзе о возможном приезде большого начальства.
        - Я уже получил об этом информацию из штаба округа. Две плановые и одна внеплановая проверка. Сообщил на аэродромы подскока, так что ждем. Здесь еще и цель появилась, герр гауптман, возможно, что это и есть внеплановая проверка. Ведем, в зону пока не входит, идет в тридцати пяти километрах севернее нашей границы. Передал ее соседям, но похоже, что шведы дали ему коридор. Блудят нейтралы понемногу, - Пауль был недоволен, что противник не вошел в зону и он не может отрапортовать, что его сбили.
        Вольфганг в течение шести часов сопровождал генерал-инспектора, телепаясь в хвосте его свиты. Затем все пошли ужинать в казино на Фельдштрассе. Было довольно шумно, много тостов за победу германского оружия. Вольфгангу приходилось пропускать, так как он был за рулем своего «цеппелина». В Кединсхаген выехали на нем, но в машину набилось много «лишних» людей. Опять здравицы фюреру, летчики продолжили начатое в казино. Лишь Вольфганг обратил внимание на то обстоятельство, что любивший выпивку генерал-инспектор на этот раз был практически трезв, как и сам Вольфганг.
        Приехали вовремя: радиолокатор зафиксировал вход в зону большой группы бомбардировщиков со стороны Северного моря. Хойзе поднимал три штаффеля для отражения налета. Генерал, обычно любивший принимать участие в таких вылетах, на этот раз к самолету не побежал, хотя его любимый BF.109.f уже перегнал адъютант, и тот был дозаправлен. «Скорее всего, цель - учебная», - подумал Вольфганг и тоже не стал торопиться занимать место в «церштёрере». Руководить удобнее с НП.
        Однако первый же доклад опроверг его предположения:
        - Наблюдаю две девятки «шортов», атакую! - прозвучал голос обер-фельдфебеля Дюриха. В воздухе разгорался бой, а на земле все отвлеклись на громкоговоритель и на план района, наводя на цели остальные машины. В этот момент Вольфганг почувствовал, что в его боковой карман на френче - он не переодевался в комбинезон, генерал что-то положил.
        - Господин генерал! Разрешите выйти и переодеться?
        - Думаешь, не справятся?
        - Нет, не думаю, но переодеться стоит.
        - Хорошо, фон Вольфи, действуй по своему усмотрению.
        В кабинете он сунул руку в карман и вытащил записку. Всего несколько слов, но от них стало тепло на душе: «Ешоннек наконец ошибся! Выхода из этой кампании уже нет!»
        Шел всего седьмой день войны, а генерал-инспектор люфтваффе уже предвидел ее конец.
        Вольфи быстро надел комбинезон, спасательный жилет и громко прожужжал молниями на унтах. Захватив со стола перчатки, вышел из кабинета по направлению к пункту управления полетами, но из открытой двери КП ему навстречу уже двигалась фигура с белыми лампасами.
        - Они отвернули и уходят, вояки! У тебя коньяк есть? Твои неплохо сработали. Шесть четырехмоторников. - Генерал держал руки в карманах галифе. Сзади виднелась фигура майора Штумпфа, адъютанта Удета, который протягивал ему металлическую флягу.
        - Убери, - поморщившись, сказал инспектор, - Вся выпивка с него! Он сегодня именинник. Проверку я подписал. Толково все организовано, а Хойзе я у тебя заберу в первый гешвадер. Там с начштаба проблемы.
        Они прошли в кабинет, Вольфганг достал из буфета «Реми Мартин», рюмки, печенье. Генерал забраковал закуску и отправил Германа Штумпфа добыть нормальную. Вольфганг с тем же поручением отправил ему в помощь Пауля. Генерал налил два коньяка и сунул рюмку Вольфгангу.
        - Потери! Огромные потери! Они дерутся в любом положении. Идут на таран, когда кончился боезапас. В Испании они были другими. Это бойцы, не чета нашим. Я даже пожалел, что не принял предложения поехать не в Штаты, а в Москву. У нас таких нет, да ты видел сегодня, кого готовим. Если не произойдет чуда, то к осени от нас ничего не останется, я имею в виду люфтваффе. Максимум можем протянуть год-полтора.
        - Думаете, так долго?
        - Ты про войну? Да, это надолго. Воевать толком они не умеют, им еще учиться и учиться этому. А люди у них железные! За них! Прозит!
        «Поговорили!» - подумал гауптман, видя, как открылась дверь кабинета и вошло сразу человек пять-шесть, в том числе несколько флигеров с подносами. Пауль по-хозяйски убрал со второго стола карты и бумаги, рядовые расставили стулья и посуду. Хойзе тоже выставил выпивку, подчеркивая, что принял предложение стать начштаба 1-го NJG. Естественно, что генералу он стал сразу задавать вопросы о Восточном фронте.
        - Крюмхен Пауль! - «Крошка Пауль» был позывным у довольно щуплого Хойзе. - Давай не будем об этом! Там не все так хорошо, как говорят по радио. Бои, упорные бои. «Томми», вон, отвернули, высыпали бомбы и пошли домой. А там не отворачивают. Там другая война, совсем не похожая на ту, к какой мы привыкли. Совсем другой противник.
        - Но говорят, что у них до сих пор деревянные самолеты, которые горят как спички! - возразил Пауль.
        - Можно иметь деревянный самолет и стальное сердце, как в ту войну, - усмехнулся коротко Удет и опорожнил рюмку.
        В этот момент начали возвращаться с задания самолеты второго штаффеля, поэтому все встали из-за стола и пошли их встречать. Есть раненые, один самолет сел на воду, там уже работают три спасателя. Тем не менее летчики идут в казино очень довольные: двадцать четыре победы, за каждый «движок». А это и премии, и награды. Удет выставляет всем пиво за свой счет. Множество тостов, в казино становится очень шумно. Обсуждается каждый маневр. Радостными воплями встречают «выкупавшихся». У них раненых нет, загорелся топливный бак на крыле. Здорово выручает то обстоятельство, что пулеметы на «стирлингах»-«шортах» стоят винтовочного калибра. Пробить могут только одно место в кабине.
        Ранено три штурмана. Пилот и стрелок защищены надежно. И тем не менее один из летчиков, штабс-фельдфебель Вальтер Барингер, с ходу задает вопрос о переводе его на Восточный фронт. У него неделю назад там пропал без вести брат, командир Не.111.
        Удет мгновенно нахмурился.
        - Барингер? Из «Грифа-55»? Я в курсе. У «пятьдесят пятого» серьезные потери. Неудачно атаковали аэродром в Дубно. Атакующий штаффель был перехвачен дежурными истребителями противника. Из всего штаффеля вернулся один самолет.
        - А как же прикрытие?
        - Его связали боем. Потеряно восемь машин. Машину твоего брата новый «Кертис» таранил в воздухе.
        - Таранил? Какие варвары! Кто-нибудь спасся?
        - Четыре парашюта видели. Пятый человек не выпрыгнул. Дубно еще в руках противника, так что не теряй надежды.
        - Я бы хотел заменить брата на востоке.
        - Ночники там не летают, твое место здесь. Атаковал?
        - Дважды, в обоих случаях попал по двигателям.
        - Ну, и тем более победа куется в тылу, и фатерлянд должен быть прикрыт от ударов с воздуха.
        - Но, господин генерал-инспектор…
        - Я сказал все. Ночники - штучный товар, и вас всех пока совсем не много. Даже полного гешвадера собрать не можем. А должны иметь их три. Так что никаких разговоров о переводе и быть не может. Увеличивайте счет здесь! - Удет поднялся со стула и вышел из помещения. Все зашикали на штабс-фельдфебеля, который своей просьбой сорвал праздник, так как и командир, и начштаба вышли вслед за генералом. Удет в штабе написал приказ о запрете переводов в другие части иначе, чем через решение Главного штаба люфтваффе. И запретил писать ходатайства об этом. «Группе» посадили под замок.
        Несмотря на полученную достоверную информацию, что не все хорошо идет у немцев, положение на фронтах говорило о том, что им удались прорывы на трех направлениях, и пробуксовывал только южный фланг. Особенно стремительным было наступление в Прибалтике. Водные преграды форсировались по целым мостам, и наступление продолжалось практически беспрепятственно. Группа армий «Центр» форсировала Березину, и опять по мосту, у города Борисов. Но здесь наступление шло медленно, немцы продвигались по десять километров в сутки.
        Девятого июля в сводках скупо прозвучали слова о «бессмысленных контратаках» у города Толочин. Части 1-й Московской мотострелковой дивизии под командованием полковника Крейзера разгромили кампфгруппу генерала Гудериана, состоявшую из частей 47-го моторизованного корпуса под командованием генерала Лемельзена. Но это был лишь временный успех, уже на следующий день стало известно, что 47-й корпус продолжил наступление и вышел к Днепру. Форсировал его у Копыси, и 16 июля объявили о взятии Смоленска. Кроме того, Геббельс заявил, что войска Западного фронта в составе трех армий окружены под Витебском и Оршей. Еще одна русская армия, тринадцатая, разрезана пополам и окружена под Могилевом. Однако русские на своем левом фланге силами 21-й армии вели наступление на Бобруйск, пытаясь подрезать клин группы армий «Центр» с юга.
        Русским удалось замедлить наступление немцев в Прибалтике и остановить врага под Киевом. Тридцатого июля войска группы «Центр» перешли к обороне, и был расформирован танковый кулак, действовавший в центре. Одна часть его пошла на север, а вторая повернула на юг. Двадцать второго июля, ровно через месяц после начала войны, немцы впервые попытались совершить дневной налет на Москву, он был успешно отражен. Двадцать четвертого июля Геббельс объявил о полном разгроме русской авиации. В ту ночь немцы сумели сбросить тридцать тонн фугасных и фосфорных бомб на Москву, хотя заявили, что сбросили в десять раз больше. Но еще двадцать третьего июля радиостанция в Саратове, наконец, передала его, Вячеслава, позывные и попросила подтвердить дальность действия локатора во Фреезендорфе и Парове.
        В ночь с седьмого на восьмое августа по границе ответственности первой NJGr на высоте восемь тысяч метров было обнаружено две девятки самолетов. Новый начальник штаба гауптман Аргсторфер связался с этими бортами, которые посчитал заблудившимися, и предложил им посадку в Штеттине, в Голльнау. Они ответили согласием. Шедшая замыкающей девятка изобразила снижение и заход на «коробочку», первая девятка пошла дальше. Командование района ПВО «Берлинер-Центр» приняло на сопровождение группу самолетов, включило приводы и показало прожекторами направление полета для обеих групп. Самолеты отвечали на хорошем немецком и соблюдали правила радиообмена в зоне ПВО.
        В 01:21 первая группа разделилась, а вторая пересекла Одер, выполнила вираж в сторону Штеттина, ориентируясь по реке. В 01:32 все самолеты синхронно сбросили бомбы. Пять самолетов атаковало центр Берлина в районе Рейхсканцелярии, четыре сбросили бомбы на артиллерийский завод в предместье Берлина, а в Штеттине удар пришелся по железнодорожной станции порта и по причальной линии Главного ковша. Перехватить машины поднятому звену из Голльнау не удалось, там базировались одномоторные BF.109. Тревога в NJGr1 не объявлялась, поэтому ночников поднять не успели и потеряли возвращавшиеся самолеты задолго до того, как «сто десятые» успели взлететь. Аргсторфер поехал на Восточный фронт, где, правда, вначале прославился, а потом погиб где-то под Ростовом.
        У самого Вольфганга появилась запись о неполном служебном соответствии, хотя в ту ночь он не дежурил, а находился в Элдене у тестя в доме. Он передал в Москву информацию, что маршрут немного касается его сектора, и последующие налеты выполнялись несколько южнее, без заходов в его зону ответственности. К сожалению, организация налетов изменилась, вместо действий эскадрильями, советские ВВС начали пользоваться одиночными машинами. «Берлин-центр» был хорошо отлаженной боевой организацией, поэтому русские летчики хитрили, прятались в облаках, заходили с разных сторон. Далеко не всегда их задания выполнялись. Они несли довольно существенные потери, но «демонстрировали флаг» - присутствовали в небе над Берлином, делом доказывая пустоту слов рейхсмаршала, что ни одна бомба не упадет на рейх.
        Тринадцатого августа в радиограмме из Центра пришло сообщение о присвоении Вячеславу очередного воинского звания старший лейтенант, награждении его орденом Красной Звезды и выплаты премии наркома обороны СССР за организацию налета на Берлин.
        Ешоннек в очередной раз перетасовал аэродромы подскока для NJGr1, разбросав их попарно и позвенно, стараясь заделать дыру, обнаруженную Советами, чем не преминули воспользоваться англичане, агента которых так и не выявили. В итоге отражать налет на Висмар оказалось некому. Около сотни английских четырехмоторников прорвалось к городу. Против них удалось выставить только восемь машин, причем в растянутом строю. Сильно пострадали заводы фирмы «Дорнье».
        Потери самого полка составили две машины, и хотя все летчики вернулись с полностью расстрелянным боезапасом и каждому из них засчитали по восемь побед, а самому Вольфгангу - двенадцать, урона большой группе самолетов они не нанесли. Стало очевидным, что модификации «Е» и «F» исчерпали свои возможности. Пулеметы винтовочного калибра позволяли выпустить четыре тысячи пуль, но не наносили практически никакого вреда новым английским машинам, отличавшимся повышенной живучестью. Вольфганг, летавший в ту ночь на экспериментальном BF.110.G, несмотря на отказ двух пушек, одной - трехсантиметровой, второй - двухсантиметровой, вернулся, сбив три четырехмоторника.
        На совещании у Геринга было решено форсировать перевооружение ночников на эти машины. К сожалению, разбомбленный завод выпускал также ночные истребители: Do.17.Z, Do.215.B, Do.217.N и J. Их выпуск было решено прекратить, ограничившись переделками имеющихся машин. По тактико-техническим характеристикам они значительно уступали BF.110.G, превосходя его только по дальности полета и времени барражирования. Но пленение известного аса, отличившегося в операции «Адлертаг», лейтенанта Ганса Хана, выслеживающего на дальнем ночном истребителе-перехватчике Do.17.Z возвращавшиеся английские машины непосредственно над Англией и Северным морем, поставило жирный крест на операции, задуманной полковником Каммхубером, командиром NJG 1. Гитлер лично запретил одиночные ночные рейды над Англией. Хотя прием был достаточно эффективным, гораздо результативнее «световых мешков», и позволял Каммхуберу обходиться легкими Bf.109.F для борьбы с ночными бомбардировщиками.
        После совещания Удет подозвал фон Вольфи и передал ему приказ прибыть в Грисхайм, где предстояло пройти обучение и принять новый самолет, который создавался там под руководством инженера Дегеля. Решением Удета второй из планируемых к выпуску Ме.323 предназначался для передачи его в NJGr.1.
        - Так как вас часто перемещают и рассредотачивают, получишь транспортную машину, чтобы ускорить переброску на новые площадки. В дальнейшем планируем, что в Узедоммере будет базироваться полный штаффель таких самолетов.
        - Яволь!
        Разговор происходил при всех, включая Ешоннека, Мильха и Геринга, поэтому Удет повернулся к начальству и объяснил ситуацию:
        - Герман, я тут подумал, что надо отработать задачи по снабжению наших частей, особенно в плане операций в Африке. Фон Вольфи - человек ответственный, думаю, не подведет и составит примерные расходы по таким операциям. Заодно погоняет новую машину и напишет рекомендации по эксплуатации, как с Bf.110.D. Ведь он прав оказался, а Вилли нам голову дурил. Думаю, что и сейчас тем же займется.
        Неожиданно подключился и Мильх, который тихо ненавидел Мессершмитта, и хотя Удет ему не нравился гораздо больше, но если враг бьет моего врага, то он становится немного другом. Ненадолго.
        - Думаю, что войсковые испытания этому тряпочному самолету не помешают. Хорошо, что в карман к моторостроителям не лезут, машин требуется все больше и больше, и важно не сорвать ритм поступления комплектующих на сборочные заводы, а тут такого монстра лепить начинают. Топлива не напасешься!
        Геринг чуть заметно кивнул и поднял маршальский жезл, с которым расставался только во сне, ко лбу. Это означало, что он согласен и дает добро.
        «Шторьх» Вольфганга приземлился на знакомом аэродроме в Грисхайме через шесть часов после этого разговора. У Дегеля еще и конь не валялся, в ангаре стоят две машины, у которых столяры с вагонзавода лобзиком выпиливают отверстия для установки четырех и шести двигателей. Ме.323 оказался планером Ме.321 «Гигант», построенным для операции «Морской лев», которая отменена. По сравнению со стоящими неподалеку «гигантами», уже заметны переделки: изменена центровка и отсутствует задняя опора. Довольно уродливое четырехколесное шасси у одного и целая батарея - пять колес с обоих бортов - у второго. По два передних колеса с каждой стороны имеют меньший диаметр и управляются. Шасси не убираемое, с рычажной подвеской. Заметив, что фон Вольфи пристально уставился на него, сбоку подошел инженер Дегель и уточнил, что колеса будут закрыты обтекателями, чтобы уменьшить сопротивление.
        - Между колес надо бы что-нибудь поставить, иначе эдакий парашют получится. Когда примерно планируете первый вылет? - задал вопрос Вольфганг.
        - Герр гауптман, я понимаю ваше нетерпение, но точной даты пока назвать не могу, ближе к зиме.
        - Ну, тогда прилечу сюда ближе к зиме, - недовольно ответил фон Крейц, махнул правой рукой, отдавая честь, и зашагал к диспетчерской, чтобы заявить перелет в Штральзунд. Там наткнулся на бывшую секретаршу Розмари Велинг, уже в унтер-офицерской форме.
        - Здравия желаю, герр гаупман!
        - А, Розмари! Как поживаете? И уже унтер!
        - Завтра я уезжаю на Восточный фронт, герр гауптман. Я добилась перевода. Так что надеюсь сегодня увидеть вас на вечеринке по этому поводу. Пожалуйста!
        - Увы, унтер-офицер Велинг, я улетаю обратно, самолет, за которым я прилетел, еще не готов.
        - Очень жаль, господин гауптман, я правда очень хотела вас увидеть, писала несколько раз рапорты о переводе в ваш полк, но всегда получала отказ. И сегодня это было бы подарком. Сделайте мне его, герр фон Вольфи.
        Что-то очень жалобное проскользнуло в словах Розмари, Вольфгангу стало немного неудобно за разорванные рапорты о переводе, которые он регулярно получал из Грисхайма. Он кивнул, но через некоторое время передумал и все-таки заказал вылет. Розмари прибежала к самолету, когда «шторьху» уже прогревали двигатель. Глаза были на мокром месте.
        - Розмари, я не свободен, - Вольфганг снял левую перчатку и показал кольцо.
        - Я знаю, о вашей свадьбе много писали, но мое сердце принадлежит вам и фюреру. Увидимся на параде в Москве. Я всегда буду любить вас, Вольфганг.
        - Удачи, Розмари! Прощайте!
        - Не говорите так, скажите: «До свидания»!
        - До свидания.
        «Вот дура-воительница! „Увидимся на параде в Москве!“ Вы ее сначала возьмите!» Из-за больших потерь в бомбардировочной авиации над Москвой 11 августа налеты на столицу СССР были отменены. Пятого сентября, из-за захвата передовых аэродромов на островах Эзель и Даго, и Красная Армия лишилась возможности наносить удары по Берлину.
        К концу сентября, завершив окружение немецкими и финскими войсками Ленинграда, разгромив русских под Киевом, немецкое командование спешно перебрасывает под Смоленск от тысячи семьсот до двух тысяч танков, четырнадцать орудий, восемьсот самолетов. Там сосредоточена группа армий «Центр» численностью около двух миллионов человек. У обороняющихся миллион с четвертью штыков, около тысячи танков и одиннадцать тысяч орудий всех калибров. Численное превосходство было за немецкими войсками, на их стороне был и моральный перевес. Гитлер и Геббельс обещают победу уже осенью, и заказаны пригласительные билеты на парад на Красной площади. Пачку этих пригласительных Вольфганг видел в управлении люфтваффе. Геринг не забыл вручить Вольфгангу и Карин два таких.
        Тридцатого сентября объявили, что семьдесят восемь немецких дивизий начали генеральное наступление на Москву. В рядах противника паника, советское правительство убегает из Москвы. Победа не за горами, требуется еще один небольшой нажим, и «восточный колосс» будет повержен. В Висмаре появились первые пленные, их задействовали при разборе завалов на заводах Дорнье. Вшивые, голодные, подбирающие окурки, они своим видом вызывали у немцев омерзение, что и всячески демонстрировали простые немецкие граждане. Активно обсуждается тема поставок восточных рабов для работ на заводах и стройках. Готовятся лагеря для них. Ожидается, что первые поставки начнутся в октябре.
        Слыша такие разговоры практически ежедневно, Вольфганг уже не реагировал на их содержание. Идея расового превосходства отлично легла на подготовленную почву и дала активные всходы. О том, что расплата неминуема, еще никто не задумывается. Все примеряют на себя «римские тоги», готовясь стать рабовладельцами.
        Вторая танковая группа генерала Гудериана стремительно прорвала фронт на двести километров в глубину за четыре дня и захватила Орел. Но на следующий день с помощью установок залповой стрельбы БМ-13 и удара одной танковой бригады, кампфгруппа Гудериана была разгромлена. Тем не менее Брянский фронт получил приказ на отход на вторую полосу обороны по реке Десна. Шестого октября действия русских сорвали запланированное наступление на Тулу.
        Через пять дней после Гудериана в бой пошли 3-я и 4-я танковые группы под Вязьмой. Завершив окружение тридцати семи дивизий русских седьмого октября, обе танковые группы продолжили наступление в направлении Можайска. Пятнадцатого октября началась эвакуация населения и заводов города Москвы. Возникла паника, грабежи, о чем с удовольствием передавал Геббельс. Германия ликовала.
        Тридцатого октября была взята Калуга. Но генерал Гот, пытаясь нащупать слабые места обороны противника, неожиданно повернул в сторону и взял Калинин. Этим он попытался заключить в котел еще четыре армии Западного фронта. Был образован Калининский фронт. Но начались непрерывные дожди, из-за которых развезло проселочные дороги начисто. Немецкое наступление захлебнулось в грязи. После нескольких дней наступления вновь пришлось останавливаться и перегруппировываться. Брянский котел оказался дырявым, и русские из него ушли.
        В ноябре дороги подморозило, была восстановлена подвижность боевых частей. Из семидесяти восьми дивизий на фронте осталось чуть больше пятидесяти, тем не менее командование, не имея резервов, дало приказ продолжать наступление. Опять ударили под Тулой, повторяя тот же сценарий ударов по флангам с юга на север.
        Семнадцатого ноября 1941 года у себя в кабинете застрелился Удет, которого обвинили в том, что он передал противнику авиационные секреты рейха. В руки имперской безопасности попал человек, входивший в группу, исполнявшую «Зарю» от СССР. О готовящемся аресте резиденту сообщил свой человек, работавший в соседнем здании. Он выставил знак провала, и его помощница позвонила Удету и произнесла условную фразу. К тому времени от восьмисот самолетов группы армий «Центр» осталось двести сорок. Люфтваффе исчерпало свои возможности для поддержки наступления.
        Но внезапный уход резидента оборвал многочисленные каналы получения информации, которые имел генерал-полковник Удет. Вольфганг отчетливо понял, что теперь он - самостоятельная фигура, под началом которой всего два человека.
        Геринг не захотел предавать гласности причину самоубийства второго человека в люфтваффе и сумел убедить Гитлера, что не стоит сейчас, на пороге величайшей победы, говорить о допущенной ошибке. Допущенной им, Германом Герингом - он лично пригласил старого фронтового друга принять участие в создании ударного молота вермахта. С его непосредственной помощью небольшой легион «Кондор» превратился в мощнейший инструмент агрессии. Да, допущен просчет, да, необходимо срочно перебрасывать два свежих гешвадера. Один сняли со Средиземноморского театра, второй был укомплектован в Грайфсвальде. В его составе - свежий выпуск учебной эскадры, сопляки, которым еще только предстоит опериться. Но дух орла, держащего в когтистых лапах свастику, еще летал высоко, и зелёная молодежь рвалась в бой. Отбоя от желающих войти в элиту рейха не было.
        К огромному сожалению Геринга, смерть Удета повлекла за собой смерть еще нескольких человек: под Варшавой разбился транспортный самолет, погибло двадцать четыре человека, летевших на похороны генерал-полковника. Все из легиона «Кондор», кроме членов экипажа. В том числе командир 51-го гешвадера Мельдерс, который прославился под командованием Удета.
        Генерал-инспектор выстрелил себе в сердце, поэтому официально диагнозом смерти объявили сердечный приступ. Геббельс немного приукрасил официальную версию, заявив во всеуслышание, что генерал героически погиб при испытаниях нового самолета. О том, что это самоубийство, было известно очень небольшому кругу лиц. Похороны были пышными. Незадолго до своей гибели Удет перебросил под Москву 8-й авиакорпус Рихтгофена и отвел на переформирование 2-й воздушный флот Кессельринга, практически потерявшего большую часть техники и людей. Сопляки из Грайфсвальда заменили Рихтгофена под Ростовом.
        Сам Вольфганг на похоронах не присутствовал. Он не входил в ближний круг друзей генерала, их связь осталась не замеченной никем, даже Карин не знала, кем был геноссе Эрнст на самом деле. Непосредственно Вячеславу ничего не грозило: его не привлекали к исполнению «Зари». Имперская безопасность не оставила без внимания всех участников операции. В той или иной мере непосредственные исполнители и свидетели были допрошены и отстранены от исполнения работ, связанных с секретными сведениями. Несколько человек были приговорены к различным срокам заключения. Истинную причину смерти Удета Вольфганг узнал почти через год на очередном дне рождения Карин Геринг из уст самого рейхсмаршала.
        Остальных жителей рейха и даже офицеров люфтваффе неожиданная смерть знаменитого аса прошлой войны очень скоро перестала интересовать: к моменту его гибели на восточных окраинах Москвы начали выгрузку десять свежих кадровых дивизий, стали прибывать тысяча новых танков и тысяча новых самолетов. В состав Западного фронта были включены три свежих армии: 1-я ударная, 20-я и 10-я, в составе которых находилось довольно большое количество уже обстрелянных бойцов и командиров. Воронеж поставил четыреста пятнадцать установок залпового огня.
        И пятого декабря войска Калининского фронта перешли в контрнаступление. Шестого заговорила артиллерия Западного фронта. Восьмого декабря стало ясно, что под Москвой происходит катастрофа, и Гитлер издал директиву № 39 о переходе к обороне на всем протяжении советско-германского фронта.
        Седьмого декабря японцы нанесли удар по базе американского флота Пёрл-Харбор, а восьмого тринадцать стран объявили войну Японии. Через три дня Гитлер, которому, видимо, было маловато проблем под Москвой, объявил войну Америке, а Америка вступила в войну с Гитлером и Муссолини. Незадолго до этого Рузвельт подписал программу военных поставок Советскому Союзу по ленд-лизу на один миллиард долларов.
        Первым звонком приближающегося перелома в войне было не столько самоубийство Удета, сколько переданное Лондоном седьмого ноября сообщение о параде войск, посвященном двадцать четвертой годовщине Великой Октябрьской революции, на котором присутствовал Сталин и руководители Советского государства. До этого Геббельс утверждал, что Правительство СССР покинуло Москву.
        Уже 30 ноября стало известно, что в результате контрудара РККА вермахт оставил Ростов, взятый дивизией «Лейбштандарт Адольф Гитлер» за несколько дней до этого. Но это сообщение мало кого заинтересовало. А вот в декабре летчики первого ночного полка зашушукались вполне серьезно. В полк вернулся штабс-фельдфебель Маркус, бывший командир одного из швармов. Он получил легкое ранение в одном из боев, еще до выхода приказа о запрете переводов без одобрения люфтваффе. Собственно, его переход во 2-й флот и стал поводом для приказа Удета. Роберт Маркус после выздоровления уговорил председателя комиссии в госпитале направить его не назад в полк, а в состав 2-го флота. Он попал в 26-й цет-гешвадер «Хорст Вессель» во вторую группе, под Ленинград. Затем их перебросили из Зарудного под Смоленск. Его «церштёрер» сбили под Волоколамском. Сумел выбраться к своим, но сильно простыл, поэтому отправили в госпиталь в Берлин. В Берлине прочитал приказ о ночниках и решил вернуться в первую NJGr. Пятнадцатого ноября их группу сменила пополненная первая группе гауптмана Шписа. Во второй группе осталось шесть машин из
пятидесяти четырех.
        - В качестве штурмовика там используют Bf.110 - так, как действовал Рубенсдоффер в Англии. Основная задача - штурмовка аэродромов и колонн противника. В августе нам это еще удавалось, а затем русские наладили работу воздушного оповещения, и удачных атак стало гораздо меньше. Без прикрытия, как действовали летом, уже никуда не сунешься.
        - Но ведь говорят, что авиация русских полностью разгромлена.
        Роберт отрицательно покачал головой, но вслух ничего не произнес. В «Хорст Вессель» было большое число нацистов, и он немного отвык от откровенных разговоров в родном полку. Там было проще промолчать, чем выслушивать потом замечания фон Реттберга.
        - Как нет?
        - А кто, ты думаешь, меня сбил? Иван на новом «Кертисе», - «И-153», - и не в первый раз. До этого еще дважды сбивали. Поэтому и прекратили вылетать без прикрытия «сто девятыми».
        - А у тебя у самого сбитые есть?
        - Десять побед, один четырехмоторник и три двухмоторника: три бомбардировщика, все шли без прикрытия из нашего тыла, и транспортный «дуглас».
        - А истребители?
        - Наш старина «Цезарь» для этого совершенно не годится. Так что зря мы злились на фон Вольфи, что он нас только задачами ПВО ограничивает. Кстати, всех иванов я утром подловил с аэродрома подскока. Как ночника, меня Рольфи на ночные дежурства ставил. А я зенитчиков разворачивал на запад, с их «лягушками», - звукопеленгаторами. Они и выуживали мне цели. Так ЕК и заработал, вот только смотрю, что и вы без дела не сидели, и наград в полку достаточно.
        - Да, с началом Восточной кампании и у нас повеселее стало. Просто так проутюжить воздух уже не проходит. Англичане как с цепи сорвались, а теперь еще и американцы собираются в гости.
        Дольше поговорить не удалось: появился штабс-фельдфебель Дитрих Дитмар, начальник строевого отдела штаба группы, и громко сказал:
        - Штабс-фельдфебель Маркус!
        - Я!
        - К командиру!
        Маркус выдернул из-под погона пилотку и, нахлобучивая ее на голову, сказал собеседникам:
        - Сейчас услышу все, что и сам теперь знаю!
        - Не беспокойся, Вольфи найдет твои пробелы в подготовке. Пилотку поправь и помолись у входа!
        Исполнив совет, штабс-фельдфедель аккуратно постучался в кабинет командира и, услышав ответ, вошел, по уставу пристукнув каблуками.
        - Герр гауптман, штабс-фельдфебель Маркус прибыл для дальнейшего прохождения службы после излечения в госпитале.
        - Так долго заживала маленькая дырочка на плече?
        - Никак нет, господин гауптман, лечился от простуды и простатита, до этого проходил службу в составе второй группе 26-го цет-гешвадера.
        - И каким образом вы там оказались? Вы ослушались моего приказа, запрещающего самостоятельный переход в другие части! Который, кстати, был утвержден командованием люфтваффе.
        Покрасневший штабс-фельдфебель немного помолчал, прежде чем ответить, затем произнес:
        - Хотелось казаться самым умным и самым хитрым, герр фон Вольфи. Большевики убедили, что это неверная самооценка.
        - Что так?
        - Трижды сбит, герр гауптман. Пока перевалишь «цезаря» с крыла на крыло, то уже слышишь работу стрелка. А об атаке из нижней задней полусферы узнаешь только по грохоту взрывов на обшивке. Крайний раз это случилось под Волоколамском, герр гауптман. Выходили лесами, вдвоем со штурманом. Руди утром не проснулся, замерз. А я полтора месяца пролежал в госпитале.
        - Замерзли в лесу? - удивленно поднял глаза Вольфанг.
        - Так точно, герр гаупман. Он, правда, еще и крови много потерял. А в деревни там не сунешься, убьют. Нам-то говорили, что мы идем освобождать их от власти евреев и большевиков. Я что-то не заметил их радости по поводу освобождения. В общем и целом, герр фон Вольфи, я самостоятельно принял решение вернуться в полк. Признаю, что мой поступок в августе был нарушением приказа и совершенно необдуманным.
        - Захотелось принять участие в очередной прогулке по Европе? Это не Европа, Роби, это Россия.
        - Вот это я отчетливо понял, герр гауптман. Там не война, там бойня. Второго флота просто нет, в Берлине видел приказ о расформировании ZG26. Там не осталось машин и летчиков. Так что не подведу, впредь такое не повторится.
        - Свободной должности командира шварма нет, да и не летали вы долго. Так что за парту, Fug.202 снимают с вооружения, вместо него идет Fug.212. Он хуже, переделка военного времени. Так что максимальное внимание командам с земли, а дальше как повезет. Пока обходимся «шпаннер-анлаге», по старинке. Англичане начали ходить довольно большими группами, так что от ведомых тоже многое зависит. В общем, пока в резерв командиров швармов.
        - Яволь, герр гауптман! Честное слово, много раз вспоминал полк, его дух, и не раз жалел о принятом решении.
        - Идите! Я из-за вас получил замечание от командования, и вы были в резерве на командира штаффеля, а тут такой «подарок». Не ожидал от вас.
        - Извините, господин коммандер. К сожалению, молодость предпочитает учиться на собственных ошибках.
        Вольфганг внимательно посмотрел на спину выходящего из кабинета унтера: «Этот, похоже, уже не завоеватель! Дошло, чем это может кончиться. Посмотрим, как себя поведет здесь. И соответствующее настроение будет создавать! Далеко не до всех дошло, во что вляпалась Германия».
        Еще одной головной болью было приглашение на Рождество в Пенемюнде. Одновременно с ним получено и приглашение к Герингу, поэтому приходилось выбирать между двумя домами. Неожиданно помощь в принятии решения оказал сам Геринг. С ним пришлось связаться, чтобы выяснить, куда лететь. В разговоре упомянул приглашение от Дорнбергера. Неожиданно сам рейхсмаршал предложил ему внимательно посмотреть, что делается в Пенемюнде. По докладам оттуда, у них все готово для пуска изделия группе «Цвай».
        - Посмотри, все ли предусмотрено с точки зрения безопасности и секретности проведения испытаний. И проконтролируй исполнение всех пунктов, чтобы не получилось как в прошлый раз. У них вечно что-то срывается и запаздывает. Приказ об этом сегодня получишь. А к нам тогда после испытаний заедете. Фюрер, к сожалению, отказался принять участие в празднике. Сказал, что не может его посетить из-за положения под Москвой, что Главнокомандующий должен проявить солидарность с армией, которая замерзает в России.
        Вольфгангу очень хотелось спросить: «Он решил встречать Рождество на морозе?», но отпускать такие шуточки было бы верхом неприличия. Пришлось лопотать что-то о правильности такого подхода.
        - Я знаю, что мои мальчики встретят рождение Христа в подобающих местах и не будут мерзнуть. В отличие от фон Браухича, я позаботился о них! - похвастался Геринг.
        «Ну да, конечно! Это ведь стандартная форма для полетов. Но и в ней штурман Маркуса замерз!» Отметив прозорливость рейхсмаршала и поблагодарив его за приглашение, Вольфганг повесил трубку. Пересказал содержание разговора Карин, и они приняли окончательное решение лететь вдвоем в Пенемюнде. До этого предполагалось, что Карин вылетит в Берлин, к «папе», а Вольфганг постарается попасть в Пенемюнде, где уже давненько не бывал.
        Заходили на посадку со стороны косы, прошли вновь над городком, ведя аэрофотосъемку местности. Пусть специалисты сравнят снимки и выяснят точно, что изменилось. Впрочем, и так видно, что появилось еще одно сооружение: вторая башня неизвестного назначения с какими-то бетонными канавами под ней. А между аэродромом и городком вырос лагерь для военнопленных и строится второй.
        По прилете выяснилось, что значительно возросло количество эсэсовцев-охранников. Аэродром, правда, охраняла рота охраны, приданная первой NJGr. Принял доклад Дитриха Фосса и потрепал между ушей его «штурмана» - дратхаар-ретривера Маркса с выразительными зеленоватыми глазами, неизменного участника всех вылетов командира первого штаффеля. Без него Дитрих никогда не вылетал, ни днем, ни ночью. Говорил, что Маркс - отличный летнаб, и лаем дает знать, что что-то видит в ночном небе. Впрочем, места в машине достаточно, поэтому смысла запрещать командиру штаффеля брать с собой собаку не было. Место службы достаточно скучное, и кроме охоты тут заняться нечем. Дитрих уже не раз вскользь упоминал, что неплохо было бы направить во вспомогательные службы эскадрильи женщин. С ними на Узедоммере была напряженка. В городке явный переизбыток мужского населения, поэтому вышедшую из самолета Карин мгновенно окружили летчики. Они сегодня - сама галантность. Видимо, придется так и поступить: выезжать в другие города разрешалось не чаще одного раза в месяц. На третий год войны и из-за высоких потерь на Востоке теперь,
помимо НСФС - Национал-социалисткого союза немецких женщин, формированием таких команд занималось и управление кадров люфтваффе.
        До самого вечера фон Вольфи инспектировал штаффель и писал различного рода бумаги. Бумажная волокита всегда сопровождает такие «выезды на природу». Декабрьское море обдавало открытый с трех сторон аэродром то промозглым туманом, пахнувшим солью и водорослями, то пронзительно-холодным сырым ветром.
        - Что соседи? - спросил у обер-лейтенанта Вольфганг.
        - Пригнали два «хейнкеля» из Касселя и перестали просить нас отслеживать их пуски. Учатся попадать в площадки двадцать на двадцать километров, - криво ухмыльнулся Дитрих. Как и многие летчики, он был скептически настроен по отношению к неуправляемым болванкам. - Ходят разговоры, что вот-вот будут готовы два новых изделия. Пока мы их не видели. Те, что испытываются, привозят из Касселя, а эти вроде здесь сделали. Посмотрим.
        - Ну, вот меня и прислали посмотреть. Распорядись насчет машины. Черт, как не хочется видеть рожу Дорнбергера!
        - Да он еще ничего! Он хотя бы улыбаться не разучился. Вернер - тот хуже, левая рука вечно в кармане, а там «вальтер» лежит. Недавно пристрелил русского, из пленных. - Дитрих брезгливо поморщился и опять затянул старую мелодию, что пора бы ему на большую землю перебираться. Было видно, что он тяготится местом службы.
        - Для этого требуется получить разрешение Имперской службы безопасности, а я немного на ножах с Гейдрихом.
        - Его же в Чехию перевели?
        - И что? Он от этого перестал быть начальником СД? А кто такой Вернер?
        - Да вы ж его знаете, он как-то говорил, что знаком с вами, что вы вместе ехали из Берлина в Грайфсфальд. Фон Браун его фамилия, гауптштурмфюрер.
        - Обер-штурмфюрер, да, знаю такого.
        - Уже гаупт, недавно присвоили. Вот так вот, кто-то летает, сбивает, а в званиях не растет, а кому-то регулярно присваивают.
        - Так тебе же предлагали перейти в СС?!
        - Мне и в люфтваффе неплохо, вот только бы с этого чертова места перевели на материк, герр фон Вольфи! Достало тут отираться.
        - Я подумаю, что можно сделать. С нами поедешь?
        - А куда вы?
        - Приглашены на Рождество к Дорнбергеру.
        - Я лучше со своими отмечу. И толку больше, и до машины не так далеко бежать. «Томми» почему-то любят появляться в праздники и в выходные.
        - Ну, как знаешь!
        Через полчаса они с Карин вышли из машины в Узедом-Норде - в городке, в котором проживало основное население полигона. Еще год назад все они жили в районе гавани Пенемюнде. Теперь то место огорожено, а здесь построено множество коттеджей. Довольно уютно! Пахнет сосновым лесом, ветра почти не ощущается.
        Все встречающие в форме СС. Одинокий погон на кожаном пальто Дорнбергера был перевит золотом, в петлицах - два дубовых листа и четырехугольная звезда: бригадефюрер или генерал-майор войск СС. Еще недавно был подполковником. Растут же люди! И не на фронте! Интересно, за какие-такие заслуги? Пришлось Карин убирать руку с левого локтя мужа, а самому Вольфгангу вытягиваться и рапортовать свежеиспеченному генералу СС, дескать, прибыл проинспектировать. Обошли! Нашли способ, как приструнить командира полигона. Нормальный армейский стиль. Ничего, у Вольфганга в кармане приказ рейхсмаршала, где указаны его полномочия. Впрочем, улыбающийся Дорнбергер не дал повода для ссоры, объявив, что рад видеть инспектора от люфтваффе в лице старого знакомого гауптмана Крейца.
        - Какие наши планы, герр бригадефюрер?
        - Сейчас глинтвейн и вайнайхтсштрудель, потом рождественский гусь, а в 02:30 начинаем заправку первой ракеты, сделанной на новом заводе. Это недалеко отсюда, на четвертой площадке.
        В семье Вячеслава Рождество не отмечали: «старики» выехали за границу сразу после февраля семнадцатого, а мать, отец и отчим были атеистами. У самого Вячеслава в памяти сохранился эпизод, как он в белой рубашке, с галстуком-бабочкой и в коротких штанишках поет рождественскую песенку на стуле в каком-то большом доме. Крейцы тоже не были набожными людьми. Выручила Карин, которая лучше ориентировалась в немецком Рождестве, чем он, и отвлекла внимание всех на себя. Это она хорошо умела делать. Жена захватила с собой какие-то пироги и приготовленные ею блюда из Элдена. Впрочем, Карин была не единственной женщиной в компании - инженеры-ракетчики жили в Пенемюнде вместе с семьями, в отличие от летчиков.
        Городок Узедом-Норд располагался в прибрежном сосновом лесу, строился с немецкой аккуратностью и с расчетом на естественную маскировку с воздуха. Он практически не просматривался сверху, лишь крыша кирхи выдавала присутствие людей в этих местах. Но и она была перекрашена по требованию фон Вольфи. Остальные коттеджи были одноэтажными. Лишь три из них имели второй этаж. В одном из этих домов и происходила встреча. Снизу доносился запах пекущегося гуся, в холле собралось человек двадцать - двадцать пять. Было несколько детей, которым взрослые рассказывали рождественские истории, вспоминали Санкт-Николауса и Вайнахтсманна. Тоненькие голоски детишек исполнили песенки, стишки, опустели подвязанные к камину носки, ребятишки восторженными глазенками рассматривали подарки, но все это длилось не слишком долго, затем принаряженные мамы отправили их спать, пригрозив еще раз Вайнахтсманном. С этого момента фон Вольфи навострил уши. Генерал Дорнбергер, не фон Браун, придумал замечательный способ повысить эффективность разработок. Он поселил своих ракетчиков вместе, и все разговоры сами собой плавно перетекали
на служебные темы. Дорнбергер стоял у истоков ракетостроения Германии еще с конца двадцатых годов. Значительно более молодой фон Браун был привлечен им много позже в коллектив разработчиков. Начинали они это под Берлином, в Куммерсдорфе, где начальником отдела баллистики, тогда еще гауптманом, Дорнбергером был создан первый испытательный полигон для немецких ракет. Затем, по требованиям безопасности и секретности, этот полигон был перенесен сюда.
        После ухода детей был разлит горячий глинтвейн по большим бокалам и слово взял старший по званию генерал Дорнбергер. Речь по большей части касалась не Рождества Христова, о котором генерал вскользь упомянул, а о задачах сегодняшнего испытания. Предстояло проверить работу оборудования четвертой площадки в условиях огневого воздействия работающего двигателя. Режим тяги - восемь тонн, треть полной нагрузки. Этот режим должен длиться не менее трех секунд. При достижении заданной тяги ракета должна была переключиться с наземного на внутреннее питание. Предстояло замерить сбои аппаратуры наведения в момент переключения источников напряжения.
        Непосредственно перед постановкой задач бригадефюрер представил остальным участникам встречи фон Вольфи.
        - С гауптманом Крейцем некоторые из вас знакомы, его группе обеспечивает воздушное прикрытие нашего полигона уже второй год. Его уполномочило Министерство авиации инспектировать наши пуски. Гауптман люфтваффе Штейнхоф, который уже давно работает с нами, будет осуществлять воздушную разведку и фиксацию места падения изделия в случае, если оно уйдет со стола. Это маловероятно, но не исключено. Он будет наблюдать пуск с воздуха. Одного самолета для этого достаточно.
        Фон Вольфи отрицательно покачал головой, Дорнбергер поджал губы и отрывисто спросил:
        - В чем дело?
        - Считаю совершенно недостаточным выделение одного самолета. Минимум шварм должен прикрыть с севера район испытаний и постоянно находиться в воздухе с момента начала подготовки к испытаниям. У меня приказ рейхсмаршала: обеспечить полное закрытие района.
        - Не возражаю, но к процессу испытаний это не относится. Задачи воздушного прикрытия - это ваша прерогатива, герр гауптман.
        - Яволь.
        - Кстати, господин капитан, доктор Штейнхоф - ваш коллега, просил меня поблагодарить вас за идею использовать FUG.12u для обеспечения коррекции ориентации на активном участке. Он, к сожалению, не смог принять участия в сегодняшней вечеринке. Готовит аппаратуру на площадке, но вы увидитесь. И еще, господа, супруга господина капитана, которая также находится среди нас, имеет непосредственное отношение к группе «В» профессора Гартега. Мадам, сегодня вы увидите тот аппарат, который будет непосредственно доставлять к противнику те изделия, которые разрабатывает ваша группа. Да-да, не удивляйтесь, фрау фон Крейц, финансирование вашей группы проходит через мой отдел, и я знаю, кто за что получает деньги в моем отделе.
        Дорнбергер знал несколько больше о том, чем в итоге придется заниматься Карин. Их работы не просто пересекались, они были предназначены друг для друга: Карин занималась накоплением делящихся материалов, а Дорнбергер готовил средство доставки их к противнику.
        До 02:30 разговоры крутились вокруг да около испытаний, в два тридцать бригадефюрер пригласил Вольфганга и Карин проехать на четвертую площадку. Там начиналась установка изделия на «стол». Само изделие Вольфганг увидел через полтора часа, до этого куча техников и инженеров занималась проверкой устройства под названием «стол» и подающих шлангов, выходящих из земли и заканчивающихся довольно странными замками. Чуть в стороне находился длинный фанерный ящик на тележке, которую мог везти тягач. Самого тягача не было. Площадка была ярко освещена. Кроме немцев, здесь присутствовало и некоторое количество военнопленных, точно подсчитать которых было сложно. Он спросил у бригадефюрера, зачем они нужны на площадке.
        - Потом поймете, некоторые операции довольно опасны, не хочу рисковать своими людьми.
        Вальтер Дорнбергер с головой ушел в подготовку и руководил всеми работами, используя для этого железный рупор. Получив доклад о готовности «стола», он поднял рупор и подал команду военнопленным снимать упаковку с изделия. Они облепили ящик, под ним оказалась окрашенная в цвета «арлекин» серебристо-черная «сигара» с четырьмя стабилизаторами длиной около пятнадцати метров. Восьмиколесную тележку, на которой она лежала, пленные вручную подкатили к специальным рымам, вкрученным в покрытие площадки. Затем цепными стопорами довольно долго устанавливали ее по меткам. Два теодолитчика командовали их действиями. Карин спросила у генерала:
        - Что они делают?
        - Ракета должна встать на строго определенные места на столе на замки, которые будут ее держать строго вертикально.
        Наконец, предварительная установка закончилась, и ракета медленно стала подниматься при помощи рычагов и гидроцилиндров.
        - На первой площадке я видел башню, с нее же удобнее обслуживать пуск.
        - Удобнее, несомненно, но это боевая ракета, и стоит задача научиться пускать ее с любой точки. Четвертая площадка имеет упрощенный старт.
        Один из пленных поднялся на самый верх и накинул на вертикально стоящую ракету черный чехол с прикрепленными тросами. Ими ракету окончательно выровняли. Тросы оставили натянутыми, они предохраняли ее от падения во время заправки, кроме того, на них были установлены датчики, позволявшие следить за ее поведением во время заправки и на начальных этапах пуска. Дорнбергер скомандовал:
        - Всем в укрытие!
        Это, правда, касалось только немцев. Военнопленные выстроились цепочкой и наблюдали за колодцами, через которые закачивались топливо и окислитель. Через некоторое время над ними появился белый туман испаряющегося кислорода. Заправлялась ракета довольно быстро. Белый лед покрыл шланги, постоянно звучали какие-то доклады. Затем на несколько секунд установилась тишина. Начал звучать обратный отсчет.
        Генерал поднес ближе ко рту микрофон и произнес:
        - Зажигание!
        Под ракетой, разбрасывая брызги, зажегся яркий факел.
        - Протяжка!
        Из дюзы выбросило буквально сноп пламени, который разбросало во все стороны специальными пламеотводами, находившимися под стартовым столом.
        - Промежуточная!
        И пламя начало просто реветь на низких частотах.
        - Полная!
        Рев двигателя сменился на высокочастотный звук, в этот момент от ракеты отделились все провода и шланги.
        - Есть восемь! - прокричал следивший за каким-то прибором фон Браун. В этот момент раздался громкий одиночный хлопок, пламя сорвалось, ракету укрыло белым облаком пара, затем последовал довольно сильный взрыв, и вся площадка оказалась забрызгана ярко-зеленой краской.
        - Что это было? - задала вопрос Карин.
        - Кислород полностью не выработался, не хватило топлива. Но испытания прошли успешно. Герр гауптман, вы же видели, что тягу в восемь тонн мы получили?
        - Видел.
        - Вот так и доложите рейхсмаршалу! - бригадефюрер выбросил руку в партийном приветствии, и Вольфгангу пришлось приложить руку к виску. Вальтер Дорнбергер быстрым шагом вышел из бункера и направился к взорвавшейся ракете.
        С этой секунды ранее почти не разговаривавший с Вольфгангом фон Браун заговорил, нажимая на эмоции и объясняя природу взрыва, что на высоте, где нет кислорода и нет горящих корней травы и деревьев, никакого взрыва не будет, что они движутся вперед и впервые получили предварительно рассчитанную треть тяги. И в строго определенное время. Было видно, что он очень переживает за случившееся. Эффект присутствия сказался. Больше всего он опасался, что опять прекратят финансирование и работа встанет. А это зависело целиком и полностью от доклада рейхсмаршалу.
        Геринг, естественно, финансирование опять снял. И испытания второй ракеты перенесли на два месяца, затем еще на два. Лишь в апреле сорок второго Дорнбергер доложился об окончании расследования и об изменениях, внесенных в конструкцию. Берлин дал добро на проведение вторых испытаний. И вновь неудача! Отсечь топливо и окислитель не удалось, двигатель вышел на восемьдесят два процента тяги, и ракета ушла со стола. Сильно рыскала по курсу и тангажу, вошла в облачность, и через некоторое время вывалилась оттуда, объятая пламенем. Но в следующий раз снять финансирование не получилось: Гиммлер доложил Гитлеру об успехах своих сотрудников, и что Геринг постоянно их зажимает, мешает довести дело до успеха. И, получив личное благословение фюрера, которому доложили о начале поточного производства ракет V.2 на заводе в Пенемюнде и показали фильм об огневых испытаниях двигателя, успешных, естественно, получили добро на проведение серии испытаний.
        Третьего октября ракета полетела и через двести девяносто шесть секунд целой упала в море. Дальность составила сто девяносто километров. Инженерам фон Брауна и компании «Сименс» удалось устранить проблемы начального этапа полета. Впервые в мире был успешно преодолен звуковой барьер и установлен новый рекорд высоты для летательного аппарата. Карин отправила в Центр подробный отчет об испытаниях. Для этого ей пришлось слетать в Стокгольм.
        К этому времени Вольфганг обучился в Грисхайме управлять Ме-323, принял эскадрилью в шесть таких машин и подготовил для них восемь экипажей. Основной работой для них стала доставка из Касселя готовых изделий V.1 для проведения испытаний. У Фау-1 капризничал автопилот, и приходилось производить множество пусков, чтобы довести машину до ума. Обеспечивал пуски штаффель бомбардировщиков Не.111, базировавший в Узедоммере и входивший в III/KG 3. Одновременно с этими пусками испытывались легкие и тяжелые парогазовые катапульты Вальтера, работавшие на перекиси водорода и марганцовке. Судя по интенсивности работ в этом направлении, готовился массированный удар по территории Великобритании.
        Но больше всего лето-осень сорок второго года запомнились практически полным отсутствием связи с Центром. Ни одного задания оттуда не поступало. Его запросы и доклады оставались без ответа. В начале лета поступило одно распоряжение: дать морально-политическую оценку ситуации в Германии. После получения этой «портянки» Центр глубокомысленно замолчал, «приветов» от матери в виде двухбуквенного кода и поздравлений с днем рождения вновь не пришло, три просьбы разрешить отход остались без ответа.
        У Карин началась полоса неприятностей на работе: дома вместе с отцом они разработали достаточно эффективный способ разделения газообразного урана с помощью быстровращающихся сеток из тонколистного никеля, эдакий прообраз будущей газовой центрифуги, но передавать ее нацистам смысла никакого не имело. Непосредственный руководитель работ профессор Ган химически выделил уран-Z и, естественно, считал свой способ основным. Карин спорить с ним не стала и о другом способе просто промолчала. Отто Ган решил сделать из нее новую Мейтнер и даже иногда ее называл Лиззи. Вместе со Штрассманом они пытались повторить в массовом количестве свои опыты с огромной массой металла. Карин занималась получением пяти- и шестифтористого урана, которые передавала Штрассману для дальнейшей работы. Несмотря на то что ни Ган, ни Штрассман не были нацистами, но и к коммунизму они относились не слишком хорошо, и отец, давно знавший обоих, отмел предложение Карин попробовать поговорить с ними. Оба физика готовили бомбу для Адольфа и останавливать свою работу не собирались. Еще один куратор, профессор Гартег, был настоящим наци, и
он подключил каналы финансирования к этим работам.
        Посмотрев на дела Дорнбергера и фон Брауна, Карин оказалась внутренне не готова продолжать работу в институте, ведь рано или поздно это принесет смертельные плоды. Это настроение долго скрывать не получилось. В середине лета ее непосредственный начальник вызвал ее на разговор, когда обнаружил небрежность в переданных ему образцах UF^6^.
        - Судя по тому, что вы мне передали, процесс ректификации вы прервали раньше времени. Образцы практически испорчены. Чем вы можете объяснить такую невнимательность?
        - Выключился свет, и была объявлена воздушная тревога, господин профессор.
        - Вы прекрасно знаете, что никто город не бомбит, и эти тревоги - абсолютно безопасны. Мне кажется, что это был лишь повод не исполнить до конца эту работу. Я замечаю, что последнее время вы стали халатнее относиться к нашей работе. Вы что, не понимаете всю важность этих работ?
        - Я прекрасно понимаю, для чего это делается, господин профессор, и все чаще меня посещает мысль, что кончится это совершенно плохо.
        - Гораздо худшее может произойти тогда, когда наши противники доберутся до этих секретов. Германия - это колыбель цивилизации, мы не можем допустить, чтобы нас уничтожили.
        - Для этого мы должны уничтожить других?
        - Я этого не говорил. Мне не нравится, дорогая Карин, ваше отношение к работе последнее время.
        Отто фон Зюдов, отец Карин, устроил ей выволочку за этот разговор с профессором Ганом.
        - Ты не имела права так поступать! Ты - коммунист, и тебя партия послала на эту работу.
        - Папа! У них получается разделить уран химически. Медленно, но работа идет. Через три года такими темпами они соберут две-три критические массы. К концу сорок четвертого у Адольфа будет бомба, и он ее применит.
        - У них не хватит денег для этого.
        - Они используют рабов, на рудниках в Чехии работают военнопленные. Мы достаточно знаем для того, чтобы начать эти работы в другом месте. Почему нас не отзывают отсюда? Для чего мы передаем свои сообщения?
        Карин была близка к истерике, но Центр на связь не выходит, немцы рвутся к Волге и на Кавказ, форсировали Дон и подходят к Сталинграду. Геббельс захлебывается от восторгов. А связи нет. Самостоятельный отход невозможен.
        Отто позвонил Вольфгангу и попросил его подъехать. Несмотря на занятость, пришлось выкраивать время и нестись во весь опор в Элден, так как тесть произнес фразу тревоги и срочного сбора. Карин заперлась в комнате наверху и не знала о том, что отец вызвал фон Вольфи. Отто в нескольких словах обрисовал ситуацию.
        - Я не удивлюсь, если Ган заявит на нее в гестапо, и в этом случае даже Геринг не поможет. Сам понимаешь, пацифизм сейчас не в моде. Но доля истины в ее словах есть. Она действительно не хочет делать бомбу для Гитлера. Надо что-то предпринимать.
        - Самый простой способ - обратиться к Эмми Геринг и сказать о сложностях, но валить не на пацифизм, а на опасность для будущих детей. Ведь насколько я понимаю, работа с таким количеством урана далеко не безопасна, и некоторые признаки того, что Карин не совсем здорова, уже появились, еще когда она заканчивала диплом.
        - Да, она говорила, что пару раз не совсем корректно были упакованы образцы, присланные из Гамбурга. Там кто-то, видимо, придерживается таких же взглядов, что и она, и не хочет, чтобы бомба родилась в нацистской Германии. К сожалению, вычислить, кто это, у меня не получается. Но все признаки научного саботажа присутствуют. Поэтому Ган и обратил внимание на ее ошибки.
        Поднялись наверх, Вольфганг постучался в дверь детской - комнаты, где проживала Карин с давних времен, и которая числилась ее маленькой крепостью.
        - Папа, я не хочу разговаривать. Я все понимаю, что нарушила дисциплину, но разговаривать на эту тему больше не хочу.
        - Это не папа, это я! - ответил Вольфганг. Через несколько секунд дверь открылась, и он увидел заплаканное лицо супруги.
        - Вольфи, я больше не могу! Понимаешь, у них получается! И пришла еще партия металла из Моравии. Я посчитала: такими темпами они получат ее уже в сорок четвертом. Надо что-то делать! Я больше не хочу и не могу этим заниматься!
        - У нас нет права принимать самостоятельные решения. Готовь сообщение в Центр, и в ближайшее время отправим его вместе с моим. На третье октября назначены очередные испытания, и Браун говорит, что все должно пройти штатно. Все по отдельности у него сработало. Остается невыясненным только один момент: как поведет себя система целиком.
        - Они же молчат!
        - Там бои, Карин, идут бои за Сталинград, и они его не сдают. Второй месяц.
        - Deutscher Rundfunk передало, что вермахт подошел к Волге.
        - Вот именно, и в этот момент я не могу написать в Центр, что у члена моей группы сдали нервы и он не может исполнять свои обязанности. Позвони Эмми и через нее выбей себе отпуск, который ты проведешь в Швеции. Так, чтобы наши отчеты попали в Центр в письменном виде, а не по рации. Вытри слезы, успокойся и звони Эмми. Жалуйся на здоровье, говори, что хочешь ребенка и поэтому нуждаешься в обследовании в Стокгольме. И проверь все на случай, если Ган все-таки сообщит об этом разговоре в гестапо.
        Карин рукой ухватилась за воротник платья, показывая, что все на месте и все готово.
        Несколько дней, пока не решился вопрос об отпуске через директора института профессора Планка, все держалось на тоненькой ниточке порядочности Отто Гана. Неизвестно почему, он не сообщил об этом никуда, и когда Карин зашла к нему с прошением об отпуске по причине ухудшения состояния здоровья, он исподлобья несколько раз взглянул на нее, подписал и добавил от себя:
        - Жаль, фрау Крейц, что вы приняли такое решение. Вы были хорошим помощником, но так честнее.
        - Извините, господин профессор, но содержание гемоглобина у меня действительно очень низкое, и падает РОЭ. Я не хочу больше рисковать здоровьем ради сомнительной цели.
        - Это ваше право, госпожа графиня! Тем не менее мне очень жаль, что вы уходите. Выздоравливайте!
        На этот раз удалось выкрутиться без последствий, тем более что существовал и другой путь уволиться с работы: достаточно было написать заявление о получении брачной ссуды, которая полагалась каждой немецкой семье по закону 1933 года «Об уменьшении безработицы». До погашения этой ссуды женщина не могла претендовать на рабочее место. В конце лета Карин благополучно перелетела в Швецию и поселилась в Векшё, начала преподавать в университете имени Линнея. Здесь когда-то проходила граница между Данией и Швецией, о чем напоминают каменные крепости Бергквара, созданные из огромных гранитных камней. А так - уютный маленький университетский городок, похожий немного на родной для Карин Грайфсвальд, не такой вычурно немецкий, но с похожей архитектурой и довоенный. Дед Карин некогда работал в этом университете и имел здесь дом, неподалеку от Бергквара. Рядом с домом было большое поле, которое использовал еще Линней для проведения своих экспериментов. Чуть позже это назовут генетикой. В доме, в котором поселилась Карин, некогда проживала Сара Элизбет Морея.
        Идиллия месячного совместного отдыха Вольфганга и Карин была нарушена письмом тестя: в университете Лейпцига произошел взрыв ядерного реактора. Судя по всему, взрыв не ядерный, тепловой, но гестапо уже интересуется, где находится Карин фон Крейц. Причина интереса неизвестна, но путь на родину для Карин закрыт. Чуть позже стало известно, что часть сборок в том реакторе изготавливалась в Грайфсвальде. Карин была права в своей оценке возможностей немецких ученых. Половина пути к заветной бомбе ими пройдена.
        Третьего октября сорок второго года состоялся первый успешный пуск V.2, о котором немедленно известили Гитлера. Бригадефюрер Дорнбергер красочно описал в докладе свой успех, приложил фильм, снятый на полигоне, и надеялся, что на группу «Цвай» прольется золотой дождь, так необходимый для дальнейшего развития проекта. В планах маячила мобильная пусковая установка и трехступенчатая ракета А.10. Третья ступень позволяла выйти в космос, то есть набрать высоту более ста километров.
        Однако Гитлер любил сосредотачиваться на главном, и, к несчастью для Дорнбергера, через одиннадцать дней внимание фюрера переключилось на ключевое событие: 14 октября начался решительный штурм Сталинграда. Немцы создали на участках штурма невиданную плотность - восемьсот метров на дивизию. Правда, из-за плотных порядков и солидного противодействия со стороны русских истребителей, фон Рихтгофен не смог результативно поддержать наступление пикировщиками. К тому же зенитный огонь русских был внушительно плотным, плюс существовал значительный риск нанесения ударов по своим позициям, так как порой противников разделяла какая-нибудь капитальная стена или, еще хуже, этаж дома. Тем не менее артиллерийская поддержка с левого берега Волги и упорное сопротивление полностью окруженных и прижатых к реке двух русских армий продолжались.
        Одиннадцатого ноября из-за перебоев с поставкой боеприпасов через Волгу в период ледостава части 64-й и 62-й армий были рассечены немцами на две части, и немцы вышли к Волге в районе завода «Баррикады». Немцы усилили давление, и в результате разрезали позиции 62-й армии еще дважды. Шестнадцатого ноября в Каринхолле Вольфганг услышал об истинной причине смерти Удета, и что через несколько дней Сталинград падет.
        - Это агония большевиков! - сказал Геринг, покачал своим жезлом и коснулся плеча Вольфганга кончиком, давая понять, чтобы фон Вольфи готовил новые погоны.
        Приказ о присвоении звания майор он получил 19 ноября сорок второго года. По странному стечению обстоятельств, в тот день радио Deutscher Rundfunk промолчало об успехах немецких войск под Сталинградом. Ночью Вольфганг узнал, что наши начали наступление с севера и юга с целью окружить 6-ю армию Паулюса. В первые дни оставались еще сомнения, что сил у Красной Армии хватит, чтобы преодолеть сопротивление гитлеровцев, отлично понимавших, что за этим наступлением последует. Но они полностью рассеялись в ночь на 23 ноября. Из Берлина позвонил Ешоннек и приказал срочно перебросить шварм «Т» в станицу Богоявленскую, полностью.
        - Куда?
        - Bogoyawlenskaya, unter Rostov, Мajor.
        - Яволь, герр генерал! Но у меня план по перевозкам из Касселя.
        И тут фон Вольфи услышал:
        - Ойер шайсплан интересирт михь гар нихьт! - Меня абсолютно не интересует ваш говенный план! - Это приказ! Русские окружили 6-ю армию! Немедленно отправляйте туда все «гиганты»! Сами ко мне!
        Через восемь минут после телефонного разговора фон Вольфи оторвал свой «церштёрер» от земли и привычно вышел на связь с диспетчером «Берлин-Север». Получил от него эшелон и пожелание счастливого полета. Курсом сто восемьдесят три градуса, подвывая на взлетном режиме воздухозаборниками, теперь расположенными справа и слева на наружной части обоих DB605Е2, тяжелый истребитель, украшенный рогами антенны РЛС, набирал высоту в ночном небе.
        Штурман, обер-ефрейтор Дортман, перещелкивал диапазоны двух «фугов», подстраивая привод, и одновременно крутил рукоятку конденсатора приемной радиостанции, настраиваясь на частоту Лондона. На земле прослушивать «вражеский голос» запрещалось, а в воздухе штурманы частенько нарушали этот приказ, так как радио Лондона давало информацию о вылетах на бомбежку как побережья, так и центральной части Германии. В воздухе прослушивать противника не возбранялось. Через некоторое время в наушниках фон Вольфи послышался голос Карла:
        - Герр майор! Вы слышали это?
        Голос диктора-англичанина говорил об окружении 6-й армии.
        - Да, Карл, уже слышал, только в ином исполнении, поэтому и идем в Тегель. Запроси «шестого» остаться на этой высоте, как видишь, облачность кончилась.
        Через некоторое время штурман-радиооператор передал разрешение занять эшелон четыре. Это позволяло обойтись без масок. Третий член экипажа, гаупт-фельдфебель Махоммер, разговор не поддержал, заметив только, что его брат и деверь сейчас находятся в Морозовской, и пожелал им удачи. Он вообще был молчалив и считал, что ему повезло находиться в ночниках.
        По состоянию на конец сорок второго люфтваффе в целом успешно боролось с прорывами англичан, и вынудило их отказаться от массированных ночных налетов на Германию. Более трехсот семидесяти «церштёреров» сейчас входило во флот «Рейх», тринадцать групп, в стадии комплектации находятся еще две. Центр, созданный в Грисхайме в сороковом году, продолжал выпускать летчиков-ночников. Желающих все бросить и лететь на Восточный фронт за Железными крестами резко поубавилось. Там, правда, находилось постоянно более трех четвертей люфтваффе, ведь основные события разворачивались именно там.
        Времени на раздумья было крайне мало, уже начали спускаться и отвечать на многочисленные запросы с земли. Все переговоры кодом, Берлин охранялся с воздуха очень хорошо. Затем зеленый дежурный «кубельваген» добросил майора фон Крейца в святая святых на улицу Вильхельмштрассе.
        Несмотря на ночное время, штаб люфтваффе был заполнен до отказа. Еще на подъезде Вольфганг заметил белый «Цеппелин» рейхсмаршала. Ешоннек в кабинете был не один, с ним находился генерал-майор Шмид, которого прочили на должность командующего ночными истребителями вместо Каммхубера, который чем-то умудрился досадить Ешоннеку. Впрочем, Ешоннек отвечал за оборону рейха, и как у командующего флотом «Рейх» у него могли быть претензии к генералу.
        - Вы обеспечили экипажи и техников теплой одеждой? Там сейчас ниже минус двадцати градусов. Генерал Мороз свирепствует еще сильнее, чем в прошлом году, майор!
        - Прошлый год лучше не вспоминать, герр генерал! Да, мы выделили дополнительное обмундирование для техсостава, большая часть которого перебрасывается воздухом. Это мы отрабатывали, и не раз. Полагаю, что группа укомплектована достаточно.
        - Да, наверное, вы правы, и говорить о зиме сорок первого не стоило, но ситуация похожа. Только тогда речь шла о небольшой группировке под Старой Руссой, а сейчас окружена целая армия, более трехсот тысяч человек. Русские поселения в большей части разорены, там практически голая степь. Нет топлива и продовольствия. Зиму сорок первого мы пережили за счет запасов населения. В этом году всю ответственность за снабжение войск Паул юса фюрер возложил на нас.
        - Прикрытием обеспечить? - спросил Вольфганг, втайне надеясь на возможность вылететь на место и попытаться выйти на прямую связь с Центром. Но генерал-полковник не прореагировал на его вопрос, он отвлекся на телефонный звонок. Задав его повторно через несколько минут, фон Вольфи был разочарован.
        - Да какое прикрытие! На месте обеспечат! У вас, кроме «церштёреров», ничего нет. Занимайтесь своими вопросами. Что там с испытаниями? Долго еще СС будет ковыряться? Есть приказ фюрера о закрытии всех проектов, которые не могут дать отдачу в течение трех месяцев.
        - Генерал Дорнбергер показывал бумагу, что проект «А-4» исключен из этого списка и признан перспективным. Но трех месяцев им явно недостаточно. «А-1» вообще не подпадает под приказ, к концу февраля испытания будут закончены.
        - Да, об этом я знаю. Готовьтесь принять еще четыре штаффеля Ме-410. Вилли пробил-таки войсковые испытания машины и настаивает, чтобы они были проведены у вас. Чем это вы ему приглянулись? Раньше же жили как кошка с собакой. Неужели он протоптал дорожку к вашему сердцу?
        Прозрачный намек на получение вознаграждения от фирмы «Мессершмитт» Вольфганг оставил без ответа. Да, ведущий инженер «Мессершмитта» Германн Вюрстер и шеф-пилот фирмы гауптман Вендель недавно приезжали в Штальзунд и оговаривали условия проведения испытаний. В том числе оговаривалось и вознаграждение пилотам за их проведение. Это обычная процедура, так сказать: плата за риск и писанину. После каждого вылета требуется заполнять специальные формы отчетов и писать замечания.
        - Надеюсь, что мне не придется изыскивать личный состав для этих штаффелей?
        - Придется! Они укомплектованы только на треть, и нет техсостава. Проследите, чтобы фирма «Мессершмитт» выполнила условия договора и укомплектовала все машины своими техниками. Специалистов по новой машине в люфтваффе попросту нет, майор.
        - В этом случае, господин генерал, считаю необходимым слетать в район Богоявленской и отработать там часть программы испытаний. Только там мы сможем понять те проблемы, которые пытается перевалить на нас Вилли.
        - Не считаю это необходимым, но если вы настаиваете, то не возражаю. Подавайте обоснование.
        - Со своей стороны, герр генерал, я смогу обеспечить войсковые испытания новой машины всем, кроме русских морозов, их в Штальзунде просто не бывает.
        Генералы Ешшонек и Шмид заулыбались, но буквально через минуту новый телефонный звонок отвлек Ешшонека, и он рукой показал фон Вольфи, что тот свободен. Начштаба люфтваффе просто разрывали на части.
        Шмид вышел из кабинета вместе с фон Крейцем и уже в коридоре передал ему приказ:
        - Принято решение доукомплектовать вашу группе до двухсот машин. Есть сведения, что противник готовит налеты в зоне ответственности «Берлин-Север». По окончании развертывания вы планируетесь на должность командира NJG 3, майор. Отнеситесь к этому со всей серьезностью.
        - Только не «двести десятыми».
        - Да-да, несомненно! Я читал ваш отзыв об этой машине. Принято решение приостановить их выпуск. Так что планируется серия «G», ну, и новая машина, если все пройдет нормально. Вы бы слетали в Аугсбург и Лефвельд! Рейхсмаршал настаивает на скорейшем вводе машин в серию.
        - Яволь, герр генерал. Так вас утвердили?
        - Пока нет, но я назначен куратором направления.
        Все же Me.410.v.0 по сути был таким же «двести десятым», только имел другую кабину и более узкое крыло с улучшенной механизацией. Довольно значительно удлинена хвостовая часть. Просто после целой серии катастроф с Ме.210, который непроизвольно сваливался в плоский штопор, из которого не выходил, генеральный конструктор принял решение более не использовать эту аббревиатуру. На машине, которую показали фон Вольфи, стояли новейшие «шестьсот третьи» двигатели, мощностью в тысячу семьсот пятьдесят лошадок. Непосредственно для Вольфганга фирма «Даймлер-Бенц» готовит два двигателя DB 605G по тысяче девятьсот двадцать сил каждый. Так было принято в немецком авиапроме и в люфтваффе: часть машин готовилась по спецзаказу для известных летчиков. Они и проталкивали поставки в войска серийных машин. В частности, машина, предназначенная для фон Вольфи, будет иметь пушку v.5 калибром пять сантиметров, при наличии полностью штатного вооружения. На машине будет стоять и новейший прицел с автоматическим переносом точки прицеливания, созданный на основе трофейного английского прицела с автосчислителем. По своим
параметрам Revi.16B значительно превосходит английский серийный прицел.
        Вольфгангу строят машину в варианте Kampfzerstorer - тяжелый истребитель. Кроме него будет выпускаться и вариант «Шнелльбомбер». На машине устанавливают более качественную РЛС FuG.200 Hohentwiel вместо FuG.220, и NIG - ночной инфракрасный прицел - «Шпаннеранлаге». Гауптман Вендель говорит, что скорость машины на шести тысячах метров более 630 км/час в горизонтальном полете.
        В случае успеха испытаний все двести машин нового гешвадера будут поставлены до апреля месяца. Они уже находятся в цехах двух заводов «Мессершмитта». По своим тактико-техническим данным новый «Мессершмитт» как минимум равен «Москито», уступая ему только в дальности перелета, но значительно лучше вооружен. Плюс, и это главный момент, он - универсален. То, чего недоставало Bf.110. К тому же экипаж - два человека, вместо трех у «сто десятого». Заметно возросла маневренность машины. В целом конструкторскому бюро удалось избавить «двести десятый» от многочисленных недостатков, поставивших крест на довольно перспективной машине тридцать девятого года. Однако его стоимость, по сравнению со «сто десятым», возросла почти в три раза. Поэтому старый «Мессершмитт» по-прежнему в строю и производится на трех заводах. Снимать с серии его не собираются.
        В середине декабря первая партия опытных машин была готова и перелетела в Кедингсхаген. Большая часть имела высотные DB.603.g, больший размах крыла в неполных двадцать три метра, округлые консоли крыльев и шесть пушек: две двухсантиметроые пушки MG 151/20Е, две трехсантиметроые пушки МК 108 и две трехсантиметровые пушки МК 103. У части машин дополнительно стояла v.5 - довольно длинноствольная танковая автоматическая пушка, обладавшая мощным осколочным снарядом, но имевшая малую скорострельность и малый боекомплект. Главным ее достоинством было быстрое снятие. Орудие считалось дополнительным вооружением.
        Еще в Аугсбурге фон Вольфи после пробных полетов на новом истребителе понял, что необходимо подготовить обстоятельную радиограмму в Центр: доведенный до совершенства казалось бы безнадежно плохой самолет оказался грозным оружием в руках умелого летчика. На момент декабря сорок второго года это был лучший самолет на вооружении всех стран - участниц Второй мировой войны. Против него играло только то обстоятельство, что стоил он как три Bf.109.g, а боевая эффективность была лишь на двадцать процентов выше. Сообщение ушло в Союз, в нем Вольфганг сообщал о возможности перелета одной эскадрильи таких машин, с ним во главе, в район Сталинграда.
        Через четыре дня после отправки сообщения Центр вышел на связь: «Омега-пять срочно тчк один тчк Необходимо задержать перебазирование новых истребителей район Сталинграда тчк два тчк Организуйте доставку документации зпт образцов изделия зет два расположение РККА тчк три тчк составьте полный список лиц причастных реализации проектов зет один зпт зет два зпт икс один зпт икс два тчк четыре тчк Обеспечьте отход участников группы территорию нейтральных государств срочно тчк Ваш отход напрямую связан исполнением пункта два данного приказа тчк Поздравляем присвоением очередного воинского звания зпт ходатайствуем награждении правительственными наградами всех участников тчк Частник».
        Через полминуты после окончания передачи опять прозвучали его позывные, и Центр передал всего три группы цифр. Это была подпись мамы. Кто такой Частник, Вольфганг не знал. «Зет» - это Фау. «Икс» кодировал урановый проект, как по части реактора, так и ядерную бомбу. Право на отход им предоставили. Вот только как выполнить второй пунктик?
        С первым пунктом проблем не возникло: всем машинам, оборудованным DB.603.G, пришлось менять радиаторы на кольцевые. Выявился перегрев обоих двигателей на холостых оборотах на земле из-за недостаточного обдува. Через три минуты прогрева двигатель кипел. Высотные четырехлопастные деревянные винты имели меньший радиус, а отверстие и положение радиатора не было изменено. Поэтому под Сталинград «не успели». В иных условиях это бы не помешало, хотя и потребовало бы дополнительных усилий со стороны техников и летного состава. Но по сигналу тревога двигатель должен был быть запущен, прогрет и ожидать летчика в течение пяти минут, работая на холостых оборотах при шаге «ноль». Машина этого сделать не позволяла. Все машины получили удлиненные капоты и валы и кольцевой радиатор, чем и стали отличаться от основных серийных машин, что потом сыграло злую шутку с третьей NJG.
        В целом испытания прошли успешно, несмотря на отмечавшийся перегрев двигателей на земле. «Четыреста десятый» был принят на вооружение и начал поступать в 25-ю испытательную группе и в состав будущей третьей ночной дивизии. Незначительные замечания, выявленные в ходе испытаний, фирма «Мессершмитт» обещала закрыть в ходе эксплуатации.
        Отдельно начали комплектовать V./KG2 - пятый полк второй бомбардировочной дивизии. Их укомплектовывали «шершнями» в варианте «шнелльбомбер».
        Со слов мотающихся между Аугсбургом, Лефельдом и Штральзундом летчиков второй дивизии стало известно, что противник наметил в начале лета срезать Курский выступ. То есть повторить весну сорок второго, которая обеспечила успех летнего наступления на Волгу и на Кавказ. Кроме того, часть новых машин начал получать 8-й корпус, который отвели в Крым для отдыха и пополнения.
        Пятого февраля по всей Германии сняли траурные ленты с флагов - они висели там три дня, так отметили поражение под Сталинградом, и Геббельс вновь заговорил о величии германского духа. Весна обещала быть бурной, реванш сидел в крови у каждого нациста, они родились с этим духом.
        Двадцать второго февраля новый гешвадер выступил со своим бенефисом: семьдесят две победы в течение одного дня. Отразили налет на Росток, сбив восемнадцать четырехмоторников в дневном бою над Балтикой. Все самолеты были американскими, «либерейторы» и «летающие крепости».
        В тот же день фон Вольфи утвердили в должности командира третьего ночного гешвадера. В ночь на двадцать третье его «шторьх» приземлился у Хальбинзена и вывез из Германии Отто фон Зюдова, который за два месяца до этого оформил пенсию и уволился из института Макса Планка. Получить визу в Швецию не представлялось возможным: выдача виз находилась под личным контролем рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, а Отто числился в списках лиц, выезд которых за границу был запрещен. Но начались бомбежки, поэтому еще за десять дней до перелета Вольфганг подал рапорт в местное отделение гестапо, что дом в Элдене закрыт, ключ лежит в условном месте, в доме никого нет. Где находится хозяин, неизвестно. Собирался ехать в Берлин решать вопрос о персональной пенсии. В результате Вольфи получил два дня для поездки в Берлин. В одном из полицейских управлений, среди кучи найденных документов, оказалось пенсионное удостоверение тестя, найденное в залитом кровью старом пальто. Всех погибших в том бомбоубежище уже похоронили в братской могиле, кого не забрали родственники. В результате операции, проведенной совместно с
несколькими членами ЦК Компартии, был получен документ - свидетельство о смерти.
        Вольфганг, получивший от Геринга разрешение на вылет в Швецию, где супруга проходила лечение, на малой высоте ушел к Хальбизену, пустынному полуострову, на котором был оборудован его тайник. Тесть эти дни жил в подвале полуразрушенного дома лесничего, неподалеку от площадки, где «шторьх» мог приземлиться. Все это было на грани фола, но слово «срочно» в радиограмме присутствовало, поэтому приходилось рисковать и использовать старые связи старого коммуниста. К счастью, они сработали. Через три часа Отто и Вольфганг приземлились под Векшё. Оставаться в доме было очень опасно, поэтому Отто на машине перевезли под Лунде в загородный дом его отца. Там он ждал обещанных Москвой документов более трех месяцев. Через некоторое время вылетел в Иран через Тунис. Оттуда в Москву. Карин оставалась в Швеции. Она там официально, и ее исчезновение вело к провалу Вольфганга. Шведское подданство у нее было, поэтому, несмотря на настоятельные просьбы со стороны немецкого посольства, она категорически отказывалась возвращаться в Германию. Уважительная причина у нее имелась: она была беременна.
        Тем не менее, по возвращении в Штральзунд Вольфгангу пришлось отвечать на вопросы, зачем ему понадобилось летать в соседнюю страну. В его кабинете появился новый криминальдиректор доктор Эрнст Шамбахер из четвертого Е-отдела гестапо. Он возглавлял 4-е отделение «Север». У него «накопились вопросы» к майору фон Крейцу. С ним был и начальник внутренней контрразведки зоны «Берлинер-Норд» оберст-лейтенант Краузе. Сзади, чуть поодаль, стоял начальник управления гестапо в Штальзунде криминаль-ассистент Франц Боген.
        - Что привело вас всех ко мне? Чем могу быть полезен? - задал первым вопросы Вольфганг.
        - Есть несколько вопросов, господин граф. Вы не могли бы объяснить надобность вашего полета к соседям? - ответил доктор Шамбахер. Оба гестаповца были в штатском.
        - Я уже писал об этом в местное отделение гестапо: пропал мой тесть, и управление господина Богена разрешило мне посетить его вероятное место нахождения - Берлин.
        - Вы его нашли? Где он?
        - Нашел. Вот копия свидетельства о смерти.
        Полицейские переглянулись, по-видимому, это обстоятельство было им неизвестно.
        - Так все-таки, майор, зачем понадобилось лететь в Швецию?
        - Получив свидетельство, я зашел к рейхсмаршалу, доложил ему о случившемся и получил от него разрешение сообщить об этом супруге лично. Она - крестная дочь рейхсмаршала. Плюс единственная наследница довольно значительного состояния, требовалось оформить доверенность на оформление наследства и ознакомиться с завещанием. Текст завещания находился у нотариуса в городе Лунде, где проживает доктор фон Зюдов, дед моей супруги. Кроме того, уведомить бывшую супругу покойного и пригласить ее на чтение завещания, так как до самой смерти господин Отто фон Зюдов выплачивал ей содержание по разводу. В общем, у меня в Швеции были неотложные дела, напрямую связанные с финансами, господа.
        - Но почему вы не сообщили мне об этом? - спросил криминаль-ассистент.
        - Не понял, а почему я должен вам об этом докладывать? Я просил ваше управление разобраться, куда пропал мой тесть. Кроме пропуска в Берлин, мне не было ничего предоставлено. Пропуск мне был не нужен, я его имею. Что касается остального, то у меня еще будут вопросы к полиции, так как теперь я представляю интересы наследницы, и оформлять все бумаги придется мне.
        - Господин майор, а почему ваша супруга не хочет этим заняться лично, тем более что ей направляли повестку прибыть к штурмбанфюреру СС Литценбергу для дачи показаний в качестве обвиняемой.
        - Насколько мне известно, моя жена отправила письмо по этому поводу в адрес отправителя, где она не признает себя виновной в каких бы то ни было взрывах. Она уволилась из института задолго до того, как случилось происшествие в Лейпциге.
        - Так вы знаете, что случилось в Лейпциге, майор?
        - То, что там был взрыв в лаборатории, говорил мне тесть. Он же сообщил мне и супруге, что ее вызывают в Берлин. Первая повестка пришла сюда на адрес постоянного проживания. К этому моменту моя супруга уже более трех месяцев находилась на лечении в Швеции. Приехать и дать показания она не может и не хочет. Тем более после гибели отца под бомбежкой. Она беременна и в первую очередь думает о малыше.
        - И вы ее в этом поддерживаете?
        - Несомненно. Это какая-то невероятная история, что моя жена имеет хоть какое-то отношение к каким-то взрывам в какой-то лаборатории. Ни в каком Лейпциге она не была и не работала там. Все это высосано из пальца, видимо потому, что она получила профессиональное заболевание, возясь с какой-то химической гадостью.
        - А вы не в курсе, о чем идет речь?
        Вольфганг отрицательно покачал головой.
        - Я с самого начала был на стороне супруги рейхсмаршала, которая говорила, что Карин должна заниматься совершенно другими делами, но преодолеть сопротивление жены удалось только тогда, когда у нее проявилось заболевание. Лишь после этого удалось уговорить ее оставить эту дурацкую работу. Мы не настолько бедны, чтобы рисковать ее здоровьем. Ведь платить за лечение приходится мне!
        - Я вас понимаю, господин граф! Место женщин в жизни - это семья.
        - Совершенно с вами согласен! Эмансипация и немецкая женщина - понятия совершенно не совместимые. Недаром наш фюрер неоднократно говорил, что роль женщины - это киндер, кирхе унд кюхе. Увы, господин доктор, до определенного времени моя супруга считала, что принесет больше пользы рейху, занимаясь наукой. В результате пострадала семья. Да и мне иметь жену на расстоянии не слишком приятно и удобно.
        Никаких бумаг никто не составлял, попытку криминаль-ассистента оформить протокол пресек оберст-лейтенант Краузе.
        - Мне были даны указания обеспечить встречу майора фон Крейца и доктора Шамбахера, чтобы снять накопившиеся вопросы. Доктор, вы удовлетворены ответами командира гешвадера?
        - Да, я вопросов не имею. Все действия майора логичны, и примите мои соболезнования по поводу гибели вашего тестя, господин граф. Увы, это война, и без жертв, к сожалению, не обходится. Франц, майор действовал с разрешения своего руководства, и оно несет ответственность за его действия. Если рейхсмаршал санкционировал этот полет, значит, он считает это необходимым.
        Ассистента выпроводили, а остальные участники встречи перешли в личный «кабинет» командира в столовой, где продолжили беседу о роли женщин в судьбе летчиков люфтваффе, рейха и мироздания. Собственно, доктор отвечал за контрразведку на севере рейха, его отделом до недавнего времени руководил гауптштурмфюрер Лемман, позывной Брайтенбах, - коллега Вольфганга по службе в ГРУ РККА, казненный в прошлом году.
        Тем не менее, слежку за собой Вольфганг заметил, но в данный момент он находился без связи, единственным способом обратной связи были письма в Швецию. В них он упомянул приезд из Берлина проверки и требование властей дать показания в четвертый отдел гестапо. Карин переслала ему письмо для Литценберга, в котором объяснила свой уход с работы ухудшением состояния здоровья. В письмо она вложила данные анализов, сделанных в Берлине, Грайфсвальде и в двух клиниках в Швеции. Вердикт медиков подтверждал наличие у нее лейкемии в начальной стадии и повышенное содержание ионов фтора. В течение нескольких месяцев супруги активно переписывались без использования тайнописи. Все письма, уходящие за границу, люстрировались, особое внимание уделялось людям, находившимся на учете в отделе А.3, который в гестапо ведал реакционерами, оппозиционерами, монархистами, либералами, эмигрантами и предателями Родины.
        Во время следующего посещения штаба люфтваффе в Берлине Вольфганг не поленился перейти на противоположную сторону Вольтерштрассе и посетил лично штурмбанфюрера СС Литценберга. Тот сослался на естественную волокиту и бюрократию, но при фон Вольфи собственноручно поставил штамп «В архив» на деле Карин фон Крейц. Приобщили и справку из университета Линнея, в которой говорилось, что доцент кафедры естествознания доктор Карин фон Крейц преподает общую физику на первом и втором курсах данного университета, то есть не занимается теоретической и экспериментальной физикой. Так что высшие секреты рейха не выдает. Охнув при виде счетов за лечение и сочувственно покивав, начальник отдела согласился с тем, что подозревать дочь ближайшей соратницы Геринга и Гитлера и активной пропагандистки национал-социализма в Швеции, к тому же эта дочь является женой командира прославленного соединения люфтваффе, несколько странновато.
        - Эти ученые всегда переваливают свою вину на кого-нибудь. В августе они заявили, что виной всему неверная сборка элементов, сейчас доказывают, что было недостаточно воды в установке, а выяснилось, что кто-то отключил электропитание на подстанции, а аварийного питания просто не было. Аварийные генераторы были повреждены при бомбежке города русской авиацией. Я приобщу письменные показания вашей супруги к делу и закрою его за отсутствием состава преступления. Благодарю, майор, что нашли время и посетили меня. Столько дел, которыми приходится постоянно заниматься, а тут еще и подсовывают пустышки, да еще с выходом на высшее руководство и высшие секреты рейха. Не прореагировать я просто не мог.
        - Я прекрасно вас понимаю, господин штурмбанфюрер. Поверьте, у нас в люфтваффе бюрократии и бумаг не меньше. Хайль Гитлер!
        Через две недели Вольфганг заметил, что «наружку» с него сняли. Подействовало! Германия была пропитана насквозь бюрократией и подозрительностью, и у гестапо имелось просто невероятное количество добровольных помощников. Но разработанный тестем способ тайнописи позволял безопасно переправлять шифрованные сообщения Карин, которая переписывала их на обычный носитель уже в Векшё и отправляла дальше через закладки в резидентуру в Швеции. В экстренных случаях использовалась радиостанция, установленная на «шторьхе», который Крейцы приобрели и зарегистрировали уже в Швеции для Карин: возле ее дома в Бергкваре была отличная площадка, где могли садиться и взлетать обе машины. Самолет Карин был предыдущей версией - Fi.156.c3. «Двести пятьдесят шестые» на экспорт не поставлялись и были выпущены очень ограниченной серией в десять машин. «Шторьх» был трехместный, с санитарным отсеком, где лежа мог расположиться еще один человек.
        Кое-как уладив появившиеся вопросы у гестапо, новоиспеченный командир гешвадера был неприятно удивлен поступившим из Берлина приказом о переводе большей части дивизии на восток. Три группе из четырех предстояло расквартировать в Польше или, как она теперь называлась, генерал-губернаторстве. Третий NJG помимо Ростока и Пенемюнде должен был прикрыть Варшаву. Причем имеющимися средствами! Власть в люфтваффе сменилась, заметно больше стало влияние генерал-фельдмаршала Мильха. Он сменил Удета в качестве начальника технического департамента люфтваффе. Бывший исполняющий обязанности командира 6-й авиагруппе империи во времена Великой войны, он проявил себя талантливым руководителем, создавшим и выдвинувшим «Люфтганзу» на передовые позиции мире. Он принял техдепартамент в самое тяжелое время: катастрофа под Москвой, куча нереализованных проектов, которые поглощали огромное количество финансов, относительная самостоятельность действий главных конструкторов и владельцев авиазаводов. Обладавший огромным самомнением, генерал-фельдмаршал сумел убедить Гитлера, что люфтваффе обладает отличным парком самолетов,
но их выпуск хромает, и машин стало реально не хватать. Что необходимо сосредоточиться на серийном выпуске машин, количественных показателях и доводить машины до полного совершенства. В течение года ему удалось подмять под себя все заводы, очень существенно повысить производительность труда. Впервые в мире были стандартизированы пакеты вооружений и комплектации, которые позволяли решить проблему универсальности всех самолетов. В зависимости от задачи навешивался и устанавливался строго определенный набор приспособлений и оружия, заточенный под эту конкретную задачу. Рекомендации по комплектации таких пакетов вырабатывали лучшие летчики Германии. Чтобы не терять времени и денег, генерал-фельдмаршал закрыл финансирование всех проектов, которые не могли дать отдачу в течение трех месяцев. Доводка новых машин практически остановилась. Но на фронт постоянным бесперебойным потоком шла проверенная в боях техника.
        Усмотрев нарушение своего давнего приказа в поставках Ме.410 в войска и не найдя существенных отличий новой машины от пресловутого Ме.210, Мильх потребовал остановить их сборку на заводе в Аугсбурге, так как заводчане не выполнили план по производству Bf.109.G.6. В результате в 5-ю группе гешвадера начали поступать стоявшие готовыми, но не использовавшиеся Ju.88 серий C и G. Эту группе Вольфганг и отправил непосредственно в Варшаву. Еще две группе выделили по два штаффеля на «старых» Bf.110.G и H. Остальные переучивались на новые машины, необходимое количество которых обещал поставить Вилли из Лехвельда и Оберпфаффенхофена.
        Атака Мильха, после того как он неудачно попытался завалить Геринга в конце февраля 1943 года, была вызвана исключительно из-за близости Вольфганга к телу рейхсмаршала. Фон Вольфи постоянно приглашался в Каринхалле, тогда как Мильху после февраля вход туда был заказан. Тогда, в зимних боях сорок третьего, при организации воздушного моста в Сталинград люфтваффе понесло огромные потери, только летчиков погибло более тысячи человек, и Мильх, зная взрывной характер Гитлера, попытался обвинить Геринга в поражении и занять его место. Попытка ему не удалась, и его слегка отодвинули. Геринг не любил конкурентов.
        Сам фон Вольфи с Мильхом пересекался довольно редко, ему не нравилась манера генерал-инспектора вести любые разговоры свысока и с таким видом, что он делает тебе одолжение, обращая внимание на такое ничтожество. Знакомы они были давно, еще со времен учебы в Гессене. Но в то время Мильх воевал с Удетом, поэтому Вольфи старался держаться от него подальше, а сейчас Мильх подкапывался под Геринга, который благоволил Крейцу и помогал держать открытым канал связи с Центром. Поэтому, неожиданно для Мильха, фон Вольфи не побежал к Герингу отменять достаточно странное приказание, заметно ослаблявшее оборону в секторе, а выполнил его практически точно и в срок. Три группе официально базировались в районе Варшавы, прикрывая ее по ночам с северо-запада. Для Вольфганга это было принципиально важно. Фактически это был коридор в сторону расположения РККА. Вот только везти туда было нечего. Второе задание оставалось невыполненным. И Вольфганг не знал, как к нему подступиться. Он продолжал курировать испытания ракет V.2, но фактически он только присутствовал на них и не мог каким-либо образом повлиять на ход
испытаний. Впрочем, судьба вновь начала улыбаться фон Вольфи в день дурака 1943 года. В этот день был сформирован штаб 78-й Flugzeugabwehrkanone division - 78-й флак-дивизии или дивизии зенитной артиллерии. Её командиром был назначен бывший командир полка «Герман Геринг» генерал-инспектор Вальтер Мориц Генрих Вольфганг фон Акстельм, с которым Вольфганг познакомился на вечере у баронессы Грисхайм в тридцать девятом году. Тогда он был майором, как Вольфганг сейчас. Его полк отличился во время французской кампании, и с осени 1941 года он командовал 1-м корпусом зенитной артиллерии 2-го флота в России, затем был переведен в Берлин, создавал артиллерийскую часть ПВО Берлина. В марте 1943 года подчиненные ему войска оказали серьезную поддержку первой NJGr во главе с фон Вольфи. Дважды они не дали возможности истребителям прикрытия 8-й американской воздушной армии оказать поддержку своим бомбардировщикам, поставив мощный заградительный огонь между прикрытием и атакуемыми «B-17», вынуждая истребителей сбрасывать дополнительные топливные баки. После этого большинству из них через десять минут следовало
возвращаться на базу. Американцы еще только учились воевать и действовали слишком шаблонно, забывая о том, что у немцев огромный военный опыт. Что просто массой тут не продавить, ведь у люфтваффе здесь под Берлином действует слаженный и отлично организованный оркестр. Малейшая ошибка противника мгновенно используется не в его пользу. Вот и тогда, в марте, оставшиеся без прикрытия бомбардировщики отвернули и до цели не дошли, потеряв шестьдесят машин после четырех атак полными группами. Вольфганга и фон Акстельма награждали в один день, затем они вместе отмечали награды в «Адлоне». Несмотря на значительную разницу и в возрасте, и в званиях, они подружились. И теперь генерал-инспектор прибыл с проверкой в третью NJG с целью организовать поставку ракет V.2 на стартовые позиции во Франции с помощью IV-T/I NJGr - той самой транспортной эскадрильи, которую создали Удет и фон Крейц еще в 1941 году.
        Эскадрилья вернулась из-под Сталинграда, потеряв там восемьдесят процентов техники, пятьдесят шесть процентов летного состава и даже тридцать два процента технического. В строю остались всего две машины, да и те были латаными-перелатаными, восстановленными после значительных повреждений в полевых условиях. Доукомплектовав летный состав, направили его в Грисхайм на «Готаер Вагонфабрик» получать новые машины. Технический департамент дал добро на шестнадцать машин, увеличив штаффель практически вдвое. Но этому предшествовало совещание у Адольфа Гитлера, на котором было решено готовить оружие возмездия. Виной было то обстоятельство, что, воспользовавшись отправкой на Восточный фронт большого количества авиатехники и строевых частей люфтваффе, 8-я американская воздушная армия нанесла ряд дневных бомбардировочных ударов крупными соединениями. В налетах принимало участие иногда до двухсот пятидесяти - четырехсот тяжелых бомбардировщиков В-17 «Флаинг фортресс» и В-24 «Либерейтор». Несмотря на то что налеты были отражены с большими потерями у американцев, от идеи дневных налетов на Германию они не
отказались. Гитлер приказал провести ответную бомбардировку Лондона, возложив ответственность за нее на генерал-фельдмаршала Шперле, командующего Третьим флотом, расквартированном во Франции. До Лондона дошло всего шесть машин. Многократно модернизированная система ПВО Великобритании показала свою мощь. Небо над Британией оказалось закрыто для люфтваффе.
        Четвертого апреля майор фон Крейц оказался на совещании в Берлине, на котором осуществилась мечта бригадефюрера Вальтера Дорнбергера: на проекты V.1 и V.2 пролился, наконец, золотой дождь. Принято решение о строительстве двух ракетодромов с подземными заводами по производству ракет V.2 во Франции, неподалеку от Па-де-Кале, еще одного завода вблизи от концлагеря Бухенвальд и полной модернизации завода в Пенемюнде. Семьдесят восьмая флак-дивизия становится ракетной, на ее вооружение становятся оба типа ракет. Два завода в Касселе, вместо одного цеха на заводе Физилера, переводятся на производство ракет V.1. «Раз люфтваффе неспособно стереть Лондон с лица Земли, это сделает немецкое чудо-оружие!» - произнес Гитлер, и с этого момента выражение «вундерваффе» прочно вошло в обиход пропагандистов Третьего рейха. В Штральзунд потоком устремились машины из Гамбурга. Урановую бомбу не один раз упомянули на этом совещании, она также вошла в проект «Вундерваффе», и работы в этом направлении ускорились. Майор отчитался об использовании тяжелых транспортных самолетов для перевозки ракет из Касселя в Пенемюнде в
течение полутора лет испытаний. Ни одного транспортного происшествия, штаффель работал как часы до 24 ноября прошлого года, затем эскадрилью забрали, и вернули лишь две машины, нуждавшихся в заводском ремонте.
        Гитлер приказал немедленно полностью укомплектовать штаффель и увеличить его до полнокровной группе. Впредь не допускать переброску подразделения на другие участки. Вся группе должна обеспечивать бесперебойную доставку ракет на пусковые площадки. Гитлер был сильно возбужден, и было заметно, что он уже поверил в возможность выбить из войны Британию, поставив ее на колени перед великим германским гением. Говорил он на совещании долго, напыщенно, заводясь от собственных слов, и когда присутствовавшие в зале военные и конструкторы проорали здравицу в его честь, его глаза удовлетворенно блеснули, он заложил большой палец левой руки за бляху ремня, картинно откинул руку ладонью вверх к правому плечу и прошел вдоль кресел первого ряда, где стояли приглашенные. Потрепал по щеке Дорнбергера и фон Брауна. Недовольно передернул губами, проходя мимо рейхсмаршала, выказывая этим неудовлетворенность действиями люфтваффе. Никто из летчиков не был обласкан или награжден, а ведь еще недавно… Тем не менее увеличения личного состава на западном направлении не произошло, и в первую очередь пополнялись войска на
Восточном фронте.
        Весной командующий 8-м корпусом люфтваффе фон Рихтгофен отчитался о срыве попытки русских проломить «Голубую линию» на Таманском полуострове. Несмотря на высокий уровень потерь в корпусе, генерал-фельдмаршалу удалось переломить наземную ситуацию и вынудить русских перейти к обороне. В конце мая корпус отвели для пополнения и отдыха, а в Берлине заговорили о подготовке решающего наступления, способного опрокинуть сопротивление русских и вновь вывести к Волге, чтобы окончательно перерезать эту транспортную магистраль. Все предпосылки к этому были: удалось удержать Тамань, остановить русских под Харьковом и взять его обратно еще в марте, не дать сбросить себя с позиций на реке Миус. Операция планировалась начальником Генерального штаба Цейтцлером.
        Вольфганг сообщил в Москву о сроках и месте начала операции «Цитадель», но из Центра пришло указание не отвлекаться от выполнения основного задания и не рисковать, обеспечивая второстепенные направления. В общем, его опять «заморозили». Группа распалась: жена и тесть в Швеции, помощников нет, получил доступ к уникальной стратегической информации, но она никого не интересует. Он же не знал, что за шесть дней до подписания Гитлером директивы по операции «Цитадель» ее план уже был на столе у Сталина.
        Во время возникшей оперативной паузы в июне сорок третьего года, несмотря на то обстоятельство, что все внимание командования было обращено на восток, завершилось перевооружение 3-го ночного гешвадера. Мессершмитт поставил двести «четыреста десятых» в высотном исполнении, которые расположились на пяти стационарных аэродромах, прикрывая Росток и Берлин со стороны Мекленбурга. В генерал-губернаторстве по-прежнему только одна группе действовала в полном составе на ночных истребителях Ju.88.C и G. Остальные три штаффеля трех других групп приняли двойной комплект самолетов Bf.110, переданных из всех полков, пересевших на новые машины.
        Отправлять «ночные» машины, оснащенные радаром и «шпаннер-анлаге», в состав цет-гешвадеров на Восточный фронт запретил Мильх. Из-за рогов «матраца» они имели меньшую скорость, а более длинные высотные крылья уменьшали скорость по крену просто до неприличия. В качестве дневных штурмовиков они действовать не могли. Поэтому каждый летчик в Польше имел две-три машины. Двойной-тройной была нагрузка и на каждого механика. Полностью перейти на один тип машины Мильх не позволил из соображений экономического порядка. Это заметно усложняло работу инженерных служб эскадры, но кто ж будет реагировать на подобные мелочи!
        Несколько успешных воздушных боев продемонстрировали англичанам и американцам, что действовать свободно в этом районе у них не получится. Но ночные и высотные дневные вылазки противником регулярно предпринимались. Счет эскадры рос, она находилась на отличном счету в люфтваффе.
        Что же касалось пункта 2, то его исполнение было практически невозможно: доступа к чертежам и изделиям у него не было! Лишь однажды судьба его немного подразнила: Дорнбергеру было необходимо срочно попасть во Францию, в Сант-Омер. А тот райончик числился как один из самых опасных в рейхе. Расположенный прямо напротив английского Дувра, он всю войну был магнитом, притягивающим вражескую авиацию. В общем, бригадефюрер лететь туда на транспортнике не решился, а после очередных испытаний пристал к Вольфангу с просьбой выделить ему самолет и прикрытие.
        - А прикрытие-то зачем?
        - Ну, понимаете, - несколько растянул фразу эсэсовец, - те бумаги, которые я повезу, относятся к проекту «V-W». А неделю назад мы потеряли там наш «юнкерс». Будет гораздо безопаснее, если Фосс выделит шварм и сопроводит эти документы.
        - Нет, и мне, и ему категорически запрещено снимать с дежурства отсюда машины. Могу предложить только свою, а сопровождение нас подхватит у Кедингсхагена.
        - Ну, давайте так, - не стал возражать Дорнбергер, даже когда выяснилось, что ему предстоит исполнять обязанности стрелка. Оскар Махоммер, стоя на левом крыле, помог генералу разобраться с приводом установок и прицелом Реви. Проверил крепление ремней и соединение с СПУ. Включил радиостанцию и поднял большой палец, показывая командиру, что все в порядке. Свой портфель эсэсовец засунул под подвесную систему. Вольфганг начал запуск двигателей, а Оскар закрыл фонари и убедился, что генерал довел замок до места изнутри. Придерживая пилотку от ветра, поднятого винтом, стрелок спрыгнул с крыла и, хлопнув ладошкой по фюзеляжу «на счастье», отошел в сторону от прогревающего моторы истребителя.
        - Куда летим? - спросил у генерала фон Вольфи.
        - Сант-Омер, там есть полевой аэродром у Ганспетте. Нашли?
        - Нашел, квадрат 6291.
        - Да, там. На подходе я сообщу цу-код.
        Пока прогревались двигатели, Вольфганг карандашом заполнил бланк шифрограммы с запросом на пролет, просунул бланк Дорнбергеру во вторую кабину.
        - Подпишите, шифруйте и отправляйте, - сказал он по ЦПУ.
        - Ну, подписать я, положим, подпишу, а вот отправить…
        - Хорошо, подписывайте и шифруйте и передавайте мне, я отправлю, - ответил фон Вольфи, доставая из кармана сумки справа ключ и закрепляя его на столике.
        - Хронос, первому. Прошу добро на взлет, следую домой. - Здесь все проще: «Хронос» - дежурный диспетчер 1-й группе, «домой» означало Кедингсхаген.
        - Фау-Ве, вам добро, эшелон три. Счастливого полета, герр майор.
        - Спасибо! - Вольфганг прибавил обороты и взлетел. В зеркале он видел, что бригадефюрер все еще корпит над бумажкой. Наконец, сказал, что готово, и просунул бланк обратно. Не поворачивая головы, пилот правой рукой достал бумагу из трубки сообщения, развернул ее и подсунул под ключ. Набрав высоту и выровняв машину, переключился на авторулевой и отдал ключом сообщение в «Берлинер-Норд», запрашивая перелет и требуя сопровождение. Затем была «ловкость рук и никакого мошенства»: лист шифроблокнота был мастерски заменен, порван и отправлен за борт через специальное устройство, мелко рубящее бумагу и продувавшее обрывки за борт.
        - Все, отправил, слушайте канал, должны подтвердить и дать позывной, герр бригадефюрер.
        - Вальтер, называйте меня Вальтер. Очень неудобные лагингофоны, приходится рукой прижимать!
        - Пряжка справа, подтяните, только слишком не затягивайте, пойдем выше - начнет давить.
        У Кедингсхагена сделали круг, и к ним пристроились еще три таких же машины. Получили новый эшелон, девятый, на пяти тысячах Вольфи приказал Вальтеру включиться в кислород. Высотные «605-е», стоявшие на машине Вольфганга, дружненько подвывали нагнетателями. С восьми тысяч за машинами потянулись инверсионные следы. Генерал Дорнбергер сегодня совершил кучу ошибок: во-первых, до конца не осознавая способы и методы запросов в люфтваффе, заказал перелет без предварительной оценки ситуации в воздухе, во-вторых, не умея работать на ключе, сам передал свой основной код, входной код группы, свой цур-код, и чуть позже передаст цу-код посадки на полностью закрытом аэродроме, не входящим в систему люфтваффе. Коды, конечно, меняются, но префиксы обычно остаются и действуют иногда по нескольку месяцев. Это было очень важно, теперь появится возможность прослушивать их переговоры. Теперь главное - долететь без происшествий. А вот с этим появились некоторые проблемы через полтора часа полета.
        В зоне 6290 находилось до пятисот самолетов, и там шел воздушный бой. Диспетчер «Норд-Зее» из Роттердама дал новый курс и изменил эшелон на двенадцать. А на генерале только кожаное пальтишко и обычное галифе. Он и на девяти тысячах пару раз просил Вольфганга прибавить отопления в кабине. Впрочем, через десять минут фон Вольфи резко подал команду:
        - Стрелок, к бою! Перезарядить оружие! Ну, что там? Быстрее! Зеленые горят? Противник справа!
        Дорнбергер мучительно вспоминал, что ему говорил стрелок перед вылетом. Вспомнил, что надо двумя большими пальцами нажать две кнопки для перезарядки пулеметов и убедиться, что установки чувствуют положение прицела. Звуки моторов приводов довольно громкие, и они немного успокоили его своим подвыванием. Он доложился фон Вольфи, который злобно стукнул пальцем по переговорке, приказывая замолчать.
        - Справа два, выше полтора.
        Генерал повернул голову направо и ничего не увидел. Кинув взгляд на Вольфганга, понял, что его «право» - это лево, развернул голову в противоположную сторону и увидел восемь темных крестиков чуть выше. Шесть из них были одномоторными, и впереди шла пара двухмоторных самолетов.
        - Эн-эС-три, я Фау-Ве, наблюдаю пару «лайтов» и шесть «бочек». Пересекаемся!
        - Вас понял, фон Вольфи, это фоторазведка, уничтожить!
        Приказ есть приказ, но группа «янки» шла выше, а на борту не слишком много топлива. Но тут янки заметили его четверку, и «тандерболты» сбросили подвесные танки, готовясь атаковать. «Яппи» форсировали движки и пошли выше, под самый потолок. Вольфи начал плавный вираж с набором высоты, стремясь выйти в хвост «лайтнингам». Красиво изогнувшиеся инверсионные следы дюжины машин стремительно переплелись в кристально чистом небе. Где-то чуть в стороне набирала высоту группа «сто девятых», направленная им в помощь. Притихший Дорнбергер нервно ворочал прицел привода кормовых «один и три МГ». Ему уже не было холодно, наоборот, пот заливал глаза, и он пытался понять свое место и назначение в бою. Увидев вдвое превосходящего по численности противника, он мысленно представлял свои похороны в закрытом гробу. Его размазывало на крутых виражах и боевых разворотах, било головой то о прицел, то об остекление кабины, на его вопросы Вольфи не отвечал, а настойчиво щелкал переговоркой, мешая ему говорить. После очередного крутого виража коротко бросил:
        - Стрелок, только по делу и докладу. Следить за противником.
        - Атакует! Сверху.
        - Отлично, наблюдать!
        И у генерала быстро заложило уши. Пара «мессершмиттов» ушла в пикирование, подставив хвосты двум «лайтнингам», которые атаковали их сверху. Скорость быстро нарастала, спидометр крутился вправо, а альтиметр влево. Вдруг Вальтер почувствовал, что его начало прижимать к спинке сиденья. Вольфганг выпустил тормозные решетки и сбрасывал скорость. У «лайтнингов» этой приспособы не было, их очереди прошли мимо, и охотники поменялись местами с дичью! Теперь, убрав решетки и чуть раскрутив двигатели, два «четыреста десятых» быстро догоняли «Р-38». А земля все ближе и ближе! Уши Дорнбергер уже несколько раз продувал, но их все время сдавливало снова. Машину резко затрясло: шесть носовых точек выдали порцию огня.
        - Гетрофен! Том?! - Попал! Том?!
        - Вижу, секунду! Их аух!!! - Я тоже!!! - Вывожу! Отлично, комм! Как всегда!
        - Стрелок! Сзади?!
        - Где? Где?
        - Да я у тебя спрашиваю. Держись!
        Генерала кинуло на прицел, он еле успел подставить руку ко лбу, ударился мякотью ладони о налобник. И через секунду увидел толстый серебристо-зеленый незнакомый самолет с короткими крыльями. Кое-как ухватил его в перекрестье и дал очередь из обоих пулеметов, но стрелял только один. Его опять мотнуло в кабине, и раздался голос фон Вольфи:
        - Не трать патроны, далеко, и смотри за трассой!
        Несколько рваных фигур, земля у самого хвоста. Более маневренный и более динамичный «мессершмитт» заставил выполнить несколько виражей пару «бочкарей», которые потеряли набранную скорость и теперь пытались форсировать до предела свои мощнейшие «Пратт энд Уитни», постоянно оглядываясь назад и с ужасом глядя, как слетанная пара немцев из косой петли быстро заходит им в хвост. В этот раз Том Майер открыл огонь раньше, и Вальтер увидел, какой сноп огня украсил нос его машины. Затем затрясло и их самолет.
        - Выходим из боя! Высоту не набирать! Держать спину!
        Прижавшись к земле, самолеты отходили в сторону от места боя. Вольфганг несколько раз дал свое место, чтобы подозвать вторую пару и получить курс от диспетчера. Пара появилась справа, один из моторов ведомого довольно сильно дымил.
        - Янус, опять раскрутка!!! Или решил француженок помять?
        - Коммандер, у меня боевое, есть пробоины!
        - Вава! Вам посадка, Рубе-2. Эн-эС-три, как поняли? Вторая пара имеет повреждения.
        - Вас понял, посадку разрешаю, третий.
        Прижимаясь к земле, дошли до Сант-Омера. Тут новая вводная! Посадку дают только одной машине, вторая идет за Сант-Омер на аэродром люфтваффе. Ну и порядки!
        Генерал, впервые в жизни переживший воздушный бой и даже принявший в нем участие, выскочил из машины и долго тряс руку фон Вольфи. Вся секретность к черту, ведь кто-то должен подтвердить героизм бригадефюрера! И служебный «Мерседес» доставил их из Ганспетте на «Стройплощадку 21».
        Больше всего бригадефюрера волновал вопрос, почему второй пулемет не стрелял. Неправильно перезарядил его?
        - Да нет, сектор был перекрыт корпусом. Когда ствол находится в этих секторах, привод гашетки отключается. Так что все в порядке, только в воздухе на такие дистанции не стреляют. Вероятность попадания очень мала.
        - А что это за машины были - «бочкари»? По которому я стрелял?
        - RР-47RВ «Громовержец».
        - Опасные?
        - Да нет, не очень, быстро скорость теряют во время маневров, а потом долго ее набирают. А если сдернуть их с высоты, что мы и сделали, то практически мишень. Но на высоте имеют такую же скорость, как и наши Ме.410, или даже больше, но на пикировании всегда отстают. Лоб большой. Их снимают с вооружения и используют только для второстепенных задач. Считаются непригодными для маневренного боя. Но у них восемь пулеметов, и если зевнуть, то мало не покажется. Так что пугнул его, и ладно, Вальтер. Нашей целью были другие самолеты - «молнии», а «бочкари» их прикрывали. Те два тонкохвостых, которых первыми сбили, это F-4. Зеленые еще, удалось их поддразнить, подставив им хвосты, и утащить в пикирование.
        - Ты считаешь, что это были не асы?
        - Конечно. Ас, увидев незнакомую машину, очертя голову на нее не бросится, а будет пытаться подловить ее на ошибках. «Бочкари» же сразу бросились в атаку и забыли про «молний», а пилоты «молний» не поняли, что я специально вылез перед ними, и думали, что я их не вижу, решили атаковать сверху. По ним и стрелять не требовалось. Из этого пике они бы уже не вышли. На скоростях выше семисот пятидесяти они практически не управляются по вертикали. Они очень опасны на виражах. А что это? - в этот момент они подъехали к большому зданию из бетона.
        - Еще один завод, как в Узедоммере, и стартовая площадка. Отсюда фюрер приказал стереть Лондон с лица земли.
        - Грандиозное сооружение! Колоссально!
        Вокруг здания кипела работа. Огромное количество людей в полосатой форме, заключенных, укладывало бетон, работало вибраторами, уплотняя его. Во многих местах вспыхивала сварка и сбивалась опалубка. Работы велись под надзором большого количества охранников с собаками. Псы постоянно лаяли и вели себя очень агрессивно по отношению к людям в полосатой форме. Над сооружением висела маскировочная сеть.
        Поздоровавшись с подошедшими к начальству эсэсовцами и выслушав их рапорт, бригадефюрер передал под роспись свой портфель одному из них и начал в красках описывать события в Пенемюнде и во время перелета. Вся группа переместилась в уже построенное крыло бункера. По самым скромным оценкам, толщина перекрытия составляла пять - шесть метров. В кабинете, в котором они оказались, пройдя по высоким коридорам, портреты фюрера и рейхсфюрера. На стене - большая карта Европы с флажками, на которых изображен знак SS. Больше всего таких флажков было в районе Курска и Харькова. До начала наступления оставалось два дня. Под восторженные возгласы подчиненных Дорнбергер из старинного шкафа начал доставать бутылки «Louis XIII de Remy Martin Grande», украшенные королевской лилией. На полке шкафа была выставлена целая батарея элитного коньяка.
        - Господа! Тише! Тише! Я хочу вам представить моего лучшего друга майора люфтваффе Вольфганга фон Крейца, одного из лучших асов рейха и человека, который обеспечивает безопасность с воздуха наших исследований и испытаний уже много лет. С момента, когда его группе, а теперь это уже гешвадер, начала оборонять небо над Узедоммером, ни один английский разведчик не может сунуться в его зону ответственности. Мне выпала честь сегодня лично принять участие в воздушном бою, в котором противник имел двукратное превосходство над нашими силами, находился выше нас и атаковал нас первым! В итоге шесть самолетов противника были сбиты, среди которых уничтожено два фоторазведчика, шедших в этот район, кстати! Все наши самолеты сели на своих базах. За победу! Зиг хайль!
        Проревев ответ, эсэсовцы левой рукой тренированно, одним глотком, отправили дорогущий коньяк в желудок и поспешили пополнить рюмки. Пьянка продолжалась до глубокой ночи. В Пенемюнде такого не наблюдалось, но там большинство людей были инженерами и специалистами. Здесь же находились охранники лагеря и немногочисленное количество инженеров-строителей. А генерал заливал свой страх. Впрочем, первый бой на всех примерно так и действует. Ближе к ночи Дорнбергер полез с извинениями за все свои рапорты начальству в предыдущие годы и клялся в вечной дружбе и глубочайшем уважении к фон Вольфи. От него Крейц узнал, что в Лейпциге начались эксперименты с критической массой. Начали создавать устройства, могущие создать необходимый скачок плотности урана для неуправляемой ядерной реакции. Вальтер поинтересовался здоровьем супруги и сказал, что профессор Ган все еще надеется на ее выздоровление и возвращение на работу.
        Четвертого июля три «410-х» вернулись в Кедингсхаген, обер-фельдфебель Буттшер еще ждал замены двигателя на аэродроме в Рубе. Бригадефюрера «задержали дела», обратно он добирался поездом. Так безопаснее. Потянулась обычная для этих мест рутина, единственное, что не дали топлива на облет района. Топливо в огромном количестве требовалось сейчас под Курском. На Deutscher Rundfunk дикторы соловьями заливались, прославляя мощь германской армии, новейшую технику, орды сгоревших русских танков, тысячи сбитых русских самолетов. Тем не менее никому не известная Olkhowatka так и осталась за противником даже через неделю после начала наступления. То же самое происходило и на другом направлении: под Обоянью вермахт также не добился успехов. Там появилось новое направление - Prokhorovka.
        В бой введены танковые дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова», предназначавшиеся для действий на острие прорыва. Теперь их послали проделывать этот прорыв. Вот только по каналам оперативного управления люфтваффе генерал-фельдмаршал Кессельринг сообщил о высадке англо-американских сил на Сицилии. Неожиданно для многих, русские и англо-американцы впервые начали действовать согласованно.
        В этот момент Центр передал ответ на шифровку Вольфганга об «объекте 21». Давалась закладка в Графенхаймском лесу, неподалеку от лесничества Шмарфендорф, и ссылка на католическую библию в качестве шифровальной книги. Требовалось заложить туда данные по полигону в Пенемюнде с аэрофотоснимками и данные по «объекту 21». Руководство решило действовать через поляков, чтобы не раскрывать источник перед союзниками. В радиограмме стояла отметка «срочно». О наличии там агента или резидента внешней разведки НКВД докладывал в Центр лично Вольфганг еще два года назад. В ночь с субботы на воскресенье 11 июля Вольфганг успешно заложил все в тайник и сообщил об этом в Швецию. Двадцать третьего стало известно, что русские перешли в контрнаступление под Курском и прорвали линию фронта на позициях, которые занимали немецкие войска до начала наступления.
        В составе ударных групп действуют все пять танковых армий, небо над которыми прикрывают более трех с половиной тысяч самолетов, большей частью новой конструкции. Люфтваффе опять понесло значительные потери в период немецкого наступления. Весь фронт от Смоленска до Таганрога пришел в движение. Планы немецкого командования оказались сорваны. Катастрофа на Восточном фронте произошла, и ни для кого уже не было секретом, что ни на Западе, ни на Востоке люфтваффе не может прикрыть собственные войска. Лучшие кадры выбиты, противник как минимум сравнялся по тактико-техническим характеристикам с немецкими машинами, продолжает совершенствовать свою тактику и средства обнаружения. В течение кампании сорок третьего года самые большие потери имели штурмовые гешвадеры. Наводившие ужас на Европу «штукас» окончательно устарели, и их сняли с производства. Победу в конкурсе на поставки в войска штурмовиков выиграл Курт Танк - новый любимец фюрера, бомбардировочная версия Fw.190A(F)-8 заняла поточные линии на четырех заводах. Война принимала оборонительный характер, и эта стратегия влияла на выбор основного
технического парка.
        Англичане резко снизили активность в районе ответственности третьей NJG. Летчики болтались без дела, тогда как на юге Германии и на западе рейха шли тяжелые бои с многочисленной американской авиацией 8-й воздушной армии США, в которых люфтваффе одерживало верх. Начали поговаривать о необходимости перебросить часть гешвадера на юг. Режим экономии топлива сохранялся. Отменили даже патрулирование района.
        В ночь с 17 на 18 августа прозвучал вой сирен на всех площадках гешвадера. Радиолокатор в Копенгагене зафиксировал большую группу самолетов над Северным морем. Все двести новеньких Ме.410A(C) вырулили на старт и одновременно поднялись в воздух. Ситуация была очень серьезной. Воспользовавшись последними лучами заходящего солнца, Вольфганг собрал гешвадер в одну большую группу и направился к Колдингу, стремясь оказаться западнее английских самолетов и выставить их на фоне более светлого участка неба. Высота, на которой действовал противник, была известна. Гешвадер шел тремястами метрами ниже. Требовалось нанести неприемлемый ущерб группе из пятисот восьмидесяти четырехмоторных самолетов и сбить головные самолеты-осветители целей. Слетанный и великолепно обученный состав двух полков из четырех мог достойно показать себя в этой схватке. Третья и четвертая группе лишь на тридцать процентов были укомплектованы опытными летчиками, большинство в этих группе составляли сопляки после года обучения в Грисхайме. Но ничего, держатся в строю и рвутся в бой.
        И тут, на проходе Киля, с трех сторон загорелось более пяти сотен прожекторов. Сработал «огневой карман», созданный Каммхубером еще в сороковом году. Все двести машин в плотном строю были не опознаны, наблюдатели доложили, что видят и слышат большую группу «бофайтеров». Все машины гешвадера имели кольцевой радиатор перед «603-м» или «605-м» мотором и четырехлопастные винты, менявшие звук на незнакомый. На вид - воздушное охлаждение, а силуэт Ме.2(4)10 в справочнике имел моторы водяного охлаждения.
        Немедленный доклад в «Берлинер-Норд», и лично генерал-полковник Ешоннек подал команду «огонь». Квадраты здесь были великолепно пристреляны. Первая и вторая группе были просто снесены двенадцатью залпами 12,8-см спаренных зениток.
        Огонь оборвался после двенадцатого залпа - столько времени потребовалось, чтобы задробить его. Вольфганга обожгло осколками, и он покинул горящую машину. Затем довольно долго болтался в проливе в маленькой надувной лодочке, пока его не подобрали моряки. Сознания он не терял, хотя ранения сильно кровоточили через мокрую одежду. Затем госпиталь в Киле, потом в Берлине. В госпиталь приехал Геринг и вручил Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Видимо, за разгром гешвадера.
        Глубокой осенью сорок третьего фон Вольфи появился в Пенемюнде. Узедом-Норд представлял собой кучу развалин, между которыми сновали заключенные в поисках неразорвавшихся бомб. Никого из знакомых там уже не было. Гауптман Фосс и вся его эскадрилья не вернулись из боевого вылета 18 августа. Все получили Железные кресты 1-й степени посмертно.
        Никто из летчиков не носит пилотки, и у всех незнакомые молодые лица. Вольфганг находился в отпуске по ранению, и сюда заглянул просто посмотреть на результаты налета. Пробыв около трех часов в Пенемюнде, он решительно сел в «шторьх» и вылетел через Кедингсхаген в Швецию. Через месяц предоставил Герингу выписку из Королевского военно-воздушного госпиталя с отметкой: «Не годен к строевой службе», и подал рапорт о выходе в отставку по состоянию здоровья. Рейхсмаршал не стал возражать, решив, что так будет лучше для всех.
        В СССР семейство Крейцев попало уже после войны. Жили в Сухуми, где работал тесть и стала работать Карин. Два года Вячеслав восстанавливал подвижность правой ноги, раздробленной осколком крупнокалиберного снаряда, и в итоге сумел пройти медицинскую комиссию на годность к службе в ВВС. Страна значительно изменилась, и капитан-инвалид совершенно никого не интересовал. Ну да, два ордена и звание капитана, где воевал - непонятно. Говорит со странным акцентом.
        Прежде чем выйти на ВВС, пришлось разговаривать с Частником. Ведь он числился за ГРУ Генштаба. Мать не вернулась с боевого задания в сорок третьем году, была убита в Кантоне бывшим белогвардейцем.
        Генерал-лейтенант Ильичев принял его не в управлении, а на конспиративной квартире на окраине Москвы. Вячеслав принес с собой рапорт с просьбой перевести его для прохождения дальнейшей службы в ПВО или ВВС страны, так как других навыков он не имеет, Германия разгромлена, и он считает, что его опыт создания участка ПВО для защиты особо важных объектов будет востребован. Тем более что он летчик-истребитель-ночник, которых в составе ВВС СССР практически нет. До самого конца войны ночные действия люфтваффе практически проходили безнаказанно.
        - Вот только об этом, капитан, никогда и никому не говори. Могут не понять. Почему вы не вернулись на службу в люфтваффе? Ведь последствия ранения не настолько серьезны, и обязанности командира дивизии вы могли выполнять, а там, глядишь, и повыше куда подняться. Имели бы доступ к самым важным секретам рейха.
        - Шестое управление госбезопасности настаивало на приезде в Германию моей жены, и мое возвращение было прочно увязано с этим обстоятельством. Вы в курсе, что все урановые бомбы, взорванные американцами в этом году, имели немецкую начинку? А сейчас они переделывают свои обогатительные фабрики по немецкой технологии. На своих циклотронах они не смогли получить достаточную чистоту урана. Лишь плутониевая бомба имела начинку, произведенную в США. А моя супруга занималась именно этой технологией. И сейчас ею занимается, только в СССР.
        - Да, вы писали об этом в своих показаниях, и ваши слова нашли косвенное подтверждение из других источников. Однако ваш отказ вернуться на территорию рейха руководством страны был воспринят отрицательно. Мы лишились возможности иметь непосредственный источник информации с ракетных полигонов рейха.
        - «Нахт-ягд-гешвадер драй» после разгрома у Киля был переформирован и направлен под Варшаву и Минск. Полигон в дальнейшем охранял первый NJG, к которой я не имел никакого отношения. Воевать на Восточном фронте я не имел никакого желания. Это же воевать против своих.
        - Здесь я с вами согласен. Хорошо, можете пока оставаться на этой квартире. Я доложу руководству о вашем рапорте и об успешном прохождении вами врачебно-летной комиссии.
        Через десять дней его вызвали в Генеральный штаб, и он в течение сорока шести суток беседовал с генерал-лейтенантом Гайдуковым, который попросил его описать все испытания ракет, на которых ему приходилось присутствовать. В декабре сорок пятого к Гайдукову присоединился инженер-полковник Глушко. После окончания опросов Гайдуков предложил капитану Быстрых перейти под его начало в будущие ракетные войска.
        - Я вообще-то летчик, плюс у вас сейчас работают люди, которые меня знали под другой фамилией и в должности командира авиадивизии, которая допустила уничтожение их семей в Узедом-Норд. А я действительно по приказу ГРУ передал англичанам аэрофотоснимки полигона и описал на нем все.
        - Даже так?! Да, я об этом не подумал.
        Затянувшаяся и довольно бестолковая поездка в Москву закончилась беседой с генерал-полковником Громадиным, командующим Центральным округом ПВО. Вячеслав тщательно готовился к этому визиту. От него зависело будущее. В 16:30, точно в назначенное время, капитан Быстрых доложился о прибытии. В портфеле у него были его фотографии в погонах оберст-лейтенанта, на шее у которого висел украшенный Дубовыми листьями Рыцарский крест - награда, соответствующая званию трижды Героя Советского Союза. А перед ним за столом сидел бывший крестьянский сын, вовсе даже не летчик, но именно он ввел в войска ПВО истребительную авиацию, и сейчас у него под командованием находилась 1-я воздушная армия ПВО в составе шести истребительных дивизий. Приглашения пройти не последовало. Приняв рапорт, генерал открыл личное дело капитана Быстрых и внимательно перечитывал его.
        - Немец?
        - Немец, по отцу фон Валенштайн, по матери фон Крейц, оберст-лейтенант люфтваффе, командир ночной истребительной эскадры.
        - Против нас воевал?
        - Никак нет, воевал в Чехословакии, в Польше, в Дании, Норвегии, в дальнейшем охранял с севера Берлин, Росток и Узедоммер.
        - Когда сдался в плен?
        - Я не был в плену, в Германии я находился по заданию Разведывательного управления Генерального Штаба РККА с 1938 года по ноябрь 1943 года. Уволился из люфтваффе в декабре 1943 года из-за тяжелого ранения, полученного в августе 1943 года над городом Киль.
        - Англичане сбили?
        - Нет, немцы, наблюдатели ПВО района неправильно классифицировали цель и перепутали Ме.410-С с «бофайтерами».
        - Но их же невозможно перепутать!
        - Возможно, на самолетах моего гешвадера стояли высотные двигатели с кольцевым радиатором, внешне похожие на двигатели воздушного охлаждения, и удлиненные крылья с круглыми законцовками. Самолет был новым, и в атласе его не успели обозначить.
        На лице генерала промелькнула улыбка.
        - Сильно досталось?
        - Да, и мне, и гешвадеру. Из двухсот машин в воздухе осталось шестьдесят пять. И в основном из третьей и четвертой группе, шедшими замыкающими. Там в основном сопляки сидели. В конце дела об этом много написано.
        - Ну, а ко мне зачем?
        - Имею большой опыт создания зон ПВО над особо ответственными объектами, летчик-ночник и организовывал в люфтваффе обучение ночников. Насколько я в курсе, на вооружении авиации ПВО в СССР находится только одна машина, могущая исполнять роль ночного истребителя, и та американского производства, и её предстоит вернуть по ленд-лизу.
        Генерал промолчал.
        - Сколько сбитых ночью?
        - Двадцать шесть четырехмоторников, тридцать два двухмоторника и семнадцать одномоторных самолетов, сто восемьдесят пять побед, семьдесят пять сбитых. Вот фотография моего «абшуссбалкена», - он передал генералу фотографии. Чуть помедлил и вытащил боевые ордена с наградными листами. Генерал брезгливо отодвинул награды в сторону, но убирать не велел. Просматривал фотографии.
        - Со всей шоблой снят! А почему войну не предупредил, разведчик?
        - Запретило командование, потому что предупреждение ушло сюда по другим каналам. Мне непосредственно было приказано на связь не выходить.
        - Что ж мне с тобой делать? Руководство рекомендовало разобраться. А у меня же здесь допуск.
        - Я его имею, персональный. Особой важности. И подлежу судопроизводству только особым военным трибуналом.
        - Идите, капитан, я подумаю. Оставьте свои координаты адъютанту. Заберите, - он указал пальцем на фотографии и награды.
        Адъютанту Вячеслав оставил свой сухумский адрес - он твердо решил возвращаться домой, поняв, что договориться ни с кем не удастся. Надо думать о том, чем можно было бы заняться на «гражданке».
        Четыре дня трясся в пассажирском поезде. Прошел через строгую систему сплошных КПП, прежде чем сумел добраться до коттеджа, в котором они жили. Карин и дочка очень обрадовались его возвращению. А затем после ужина жена ушла к отцу, и вернулась довольно поздно. Вячеслав успел еще раз покормить дочь и уложить ее в постель.
        - Отец по своим каналам попытается тебе помочь, мы же видим, что ты места себе не находишь. Так рвался сюда, столько занимался, чтобы восстановить сустав, и оказался никому не нужен.
        - Ну, в принципе, можно согласиться с предложением генерала Гайдукова, хотя это бесконечно далеко от того дела, которым я привык заниматься.
        - Ничего, Вольфи, партия тебя не оставит. Держись!
        Через месяц вновь вызвали в Москву, в ЦК ВКБ(б). Опять общий вагон, прокуренный и грязный. На этот раз пришлось селиться в гостинице, в комнате с девятью койками. Вначале его принял довольно молодой человек, назвавшийся третьим секретарем Особого отдела ЦК. Беседа больше походила на допрос, Вячеслав отвечал только на вопросы, не касавшиеся заданий, которые он получал, на что ему показали папку с несколькими штампами: «Особой государственной важности. В одном экземпляре. Хранить вечно». Доступ к этой папке мог получить только человек, уполномоченный это делать. Начал рассказывать по порядку, даже с мелочами.
        - Мда, Вячеслав Александрович, хоть садись и книгу пиши да фильмы снимай. Это тебе не «Подвиг разведчика»! Рапорты я ваши прочел, и буду ходатайствовать об отмене некоторых приказов перед руководством отдела. Ожидайте, в ближайшее время вас вызовут. Где остановились?
        - В доме колхозника, на Беговой.
        Третий секретарь чему-то усмехнулся, черканул на бумажке несколько слов и передал ее Вячеславу. Уже в коридоре удалось рассмотреть, что это направление в гостиницу «Метрополь». Через несколько дней, ночью, его разбудил стук в дверь. Коридорная просила быстрее подойти к телефону.
        - Вас Кремль вызывает.
        Он поднял черную трубку и представился:
        - Капитан Быстрых у телефона.
        - Для вас заказан пропуск, получите у Боровицких ворот, ждем через час. - С той стороны повесили трубку.
        На этот раз его принимал лысоватый человек с характерно изломанными бровями и абсолютно бритой головой. Представился заведующим Особого отдела ЦК Александром Николаевичем Поскребышевым.
        - Я ознакомился с вашим делом, товарищ Омега, и этот вопрос рассмотрен руководством страны. Принято решение об отмене нескольких приказов, последовавших за вашим самостоятельным отходом на территорию нейтральной Швеции. Учитывая характеристики на вас, полученные из ЦК компартии Германии, и данные о том, что все ваши родственники принимают активнейшее участие в работе объектов «А» и «Г», и получив отклики об их работе со стороны товарища Ванникова, мы признаем, что принятое вами в декабре сорок третьего года решение было единственно верным. Этим вы сохранили для страны ценнейшие научные кадры. В наградном отделе находятся две награды, полученные вами за выполнение заданий Ставки. Учитывая ваши заслуги перед страной, звание и должность, полученные в ходе службы в германских ВВС, Верховный Главнокомандующий принял решение о присвоении вам звания полковника авиации. Мы направили вас в распоряжение командующего Центральным округом ПВО на должность заместителя командующего по боевой подготовке. Надеемся, что вы в полной мере примените имеющийся у вас опыт использования авиации в целях борьбы с
бомбардировочными соединениями. Обстановка в мире меняется стремительно, товарищ Омега. Американцы уходить из Европы не желают, а вы имеете опыт борьбы с их авиацией. За работу, товарищ полковник! - и он протянул Вячеславу сухую крепкую руку.
        Помощник заведующего проводил его в наградной отдел. Там пожилая женщина с короткой прической и одетая по моде двадцатых годов, этакая коминтерновка, проверила его документы, покопалась в карточках, как в библиотеке, вытащила одну из них и, чуть приволакивая ногу, прошла куда-то вглубь помещения, оставив его одного. Отсутствовала довольно долго. Появилась вновь и положила на стол две коробочки. Шаркая кожаными тапочками, опять удалилась. Вячеслав левой рукой приоткрыл одну. Внутри лежал орден Ленина. Открыть вторую он не успел - услышал шаркающий звук шагов. Женщина долго усаживалась на черный венский стул, открыла гроссбух и аккуратным почерком занесла тушью номера, списывая их с орденской книжки, лежавшей перед ней. Недовольно пробурчала:
        - Война кончилась, так столько героев развелось! Впрочем, вас это не касается, у вас за сорок второй год. Почему не получали?
        - Я только сегодня узнал об этом.
        - Бывает, распишитесь, - она передала ему ручку, которую макнула в другую чернильницу. Тушь на подписи была немного другого цвета. Во второй коробочке лежали две золотые звезды.
        - А почему две?
        - Одна из них - дубликат позолоченный. Золото - металл мягкий, поэтому ушко быстро перетирается. Молодой человек, вы меня задерживаете.
        - До свидания.
        - До свидания, постарайтесь в следующий раз не задерживаться с получением наград.
        - Постараюсь, извините, что побеспокоил.
        Добрался до гостиницы, но уснуть так и не смог. Указ был подписан три года назад, день в день - 15 февраля 1943 года. В указе он не один, там человек сорок, как раз закончилась Сталинградская битва. Спустился в буфет, заказал водки и бутерброд из черного хлеба с салом. Опустил «Ленина» в стакан, а Звезду повесил на край. Прикрыл все это кусочком хлеба. Вспомнил Эрнста, который его и протащил в святая святых рейха. Благодаря ему удалось закрепиться в Пенемюнде. Вечная ему память! На его действия со стаканом обратил внимание персонал буфета. Увидев, что лежит в стакане, буфетчик и его помощница поставили рядом еще два. У буфетчика на правой руке не хватало пальцев.
        - Под Москвой потерял, товарищ капитан. За что?
        - За войну, за сорок второй год. Только что выдали.
        - За Сталинград?
        - Наверное, за успешное выполнение заданий Ставки ВГК, проявленные при этом мужество и героизм. Вот, так написано, - он показал текст указа. Еще очень долго он не будет знать, как отвечать на этот простой, казалось бы, вопрос. В общем, посидеть в одиночестве не удалось, и пришлось перебираться в номер, благо что благодаря бронированию через ЦК поселили в отдельный.
        В 09:00 он вышел из гостиницы и, перейдя площадь, зашел в «Военторг» и приобрел два комплекта погон - на шинель и на китель. Там же приторочил их на место. Все они крепились при помощи лямки и пуговицы со стальными плоскими ножками к местам с пришитыми петлями. Лишь на парадной форме погоны пришивались к плечу. После этого двинулся в штаб в/ч 64178, располагавшийся в то время на улице Фрунзе между зданиями Генштаба и Наркомата обороны.
        Февральский снежок медленно падал, чуть подкручиваясь под собственной скоростью. Абсолютный штиль и мороз. Предъявив предписание, прошел в штаб и вошел в кабинет командующего. Адъютант принял предписание, сказал, что командующий проводит совещание, и предложил подождать его. Внимательно рассмотрев Вячеслава, адъютант извинился и попросил разрешения задать вопрос.
        - Насколько я помню, вы уже были на приеме у командующего. У меня есть для вас письмо. Я его еще не успел отправить.
        - Наверное, с отказом?
        - Не совсем, в нем предлагается изложить письменно ваши предложения по реорганизации службы ВНОС и применению авиации для отражения атак с воздуха массированной группировкой противника. Вот оно, почитайте. Товарищ командующий любит, когда его приказания и пожелания выполняются точно и в срок.
        - При этом письма задерживаются на неопределенное время, - заметил Вячеслав, вызвав улыбку смущения на лице лощеного адъютанта.
        - Вы же были капитаном общевойсковой службы, а теперь - летчик. И наград было меньше.
        - Я летчик, а это звание получил вчера, а ордена - сегодня. Это за сорок второй год.
        - Я и смотрю, что орден Ленина новенький, не потертый, но старого образца, без колодки.
        - Лежали три года в наградном отделе, я не знал, что был награжден.
        Вошел генерал Громадин с еще двумя генералами. Даже не взглянув на присутствующих, направился в кабинет и открыл самостоятельно дверь. Затем повернул голову направо и посмотрел на Вячеслава. Тот вытянулся, по привычке щелкнув каблуками. Стойка «смирно» у него была немецкая - он чуть разводил локти.
        - Полковник Быстрых, представляюсь по поводу назначения заместителем командующего Центральным округом ПВО по боевой подготовке.
        - Шустрый! Вольно! И локти следует прижимать к корпусу.
        - Извините, привычка.
        Генерал тяжело вздохнул и кивнул, приглашая в кабинет.
        - Ну, вот, товарищи, вот сидит результат того, что вы, товарищ Гудыменко, на совещании в Ставке заявили о неготовности войск ПВО отразить массированный ночной удар 2-й и 8-й воздушных армий США. В общем, так, информация по нему закрытая, так что за пределы этого кабинета ее не выносить. Перед вами командир первого ночного авиаполка ПВО Германии, созданного в тридцать девятом году. Он же создал в городе Грисхайм училище, в котором обучали летчиков-ночников. Командовал третьей ночной истребительной дивизией Германии. Его дивизия считалась лучшей в ПВО Германии и имела самые высокие показатели по всем параметрам. Благодаря довольно странному стечению обстоятельств, связанному с новым типом самолета, который не попал в справочники, дивизия была уничтожена в небе над городом Киль самими немцами. Потери от дружественного огня составили сто тридцать пять машин. Но и оставшиеся в воздухе летчики, по отзывам самого товарища Быстрых, совсем «зеленые», несмотря на потерю управления, сбили в этом ночном бою сорок семь четырехмоторных английских самолетов. Начальник штаба люфтваффе генерал-полковник Ешоннек
застрелился в тот же день, после разноса у Гитлера. То есть, товарищи, дело свое товарищ Быстрых знает туго, рекомендован на эту должность Верховным Главнокомандующим, который и познакомил меня с его настоящим делом. Предупреждаю, что эти данные - ОГВ. Сам товарищ Быстрых - наш, советский, хоть и немец по национальности. В Красной Армии с тридцать четвертого года, доброволец, сам перешел в военную разведку из пограничных войск НКВД. Закончил в Германии военную школу и высшие курсы воздушного боя. Успешно выполнял задания нашей разведки до тяжелого ранения в августе сорок третьего. Так что прошу любить и жаловать, как говорится. Знакомьтесь, мой первый заместитель генерал-лейтенант Гудыменко и начальник штаба генерал-майор Журавлев.
        - Петр Егорович, - представился высокий генерал-лейтенант.
        - Дмитрий Алексеевич, - протянул руку начштаба.
        - Вячеслав Александрович, - коротким рукопожатием ответил фон Вольфи.
        - Фамилия настоящая? Или… - спросил командующий.
        - Фамилия отчима. Носил с 1929 до 1938 года. Все документы оформлены на это имя.
        - Ну, что ж, с чего начнете, Вячеслав Александрович?
        - С нуля, товарищ командующий, с состояния дел по обучению личного состава и оборудованием аэродромов, затем хотелось бы ознакомиться с системой оповещения, обнаружения и наведения, с состоянием сплошного радиолокационного поля и навигационным оборудованием использующихся самолетов. Как мне кажется, есть необходимость создания промышленно-технического отдела, который будет вырабатывать требования к промышленности для наших нужд.
        - Ну что ж, - в который раз повторил командующий, - направления выбраны правильно. Приступайте.
        Он поднял трубку телефона и приказал вызвать начальника административного управления штаба, которому представили нового заместителя и приказали обеспечить штатом, кабинетом, средствами связи и транспортом. Официально вступив в должность и сняв комнату в Москве - с квартирами было напряженно, о чем сразу предупредил начальник АУ, - Вячеслав на самолете ГВФ отправился в Сухуми за вещами. Поблагодарил Отто за участие в решении его судьбы. Два-три года придется жить врозь: из «Объекта» уволиться невозможно, а он служит в Москве. Так что дедушке придется исполнять обязанности папы. Но все радовались тому обстоятельству, что теперь и Вольфганг восстановился на службе в РККА и стал заместителем командующего единственного округа ПВО страны. Значительное повышение!
        На вооружении первой армии ПВО стояли «Королевские кобры» Р-63 и «Спитфайры» Мк HF IXC. «Спитфайры» старые плюс еще и модификации «С» - предназначенные для экспорта. Довольно большая высотность, до тринадцати тысяч двухсот, но уступают по скорости практически всем новейшим самолетам.
        Вячеслав освоил эту машину еще в Германии, поэтому с получением допуска к самостоятельным проблем не возникло. «Кобра» удивила неудобством посадки летчика в кабину: кабина сильно сдвинута вперед, крыло весной скользкое, а если еще и в темноте, то это вообще сказка! Дальность восемьсот семьдесят километров. Делим пополам - сорок пять минут в одну сторону и сорок пять минут обратно. Перехватчик!!! Есть возможность подвесить три ПТБ, в этом случае без вооружения перегоночная дальность более четырех тысяч километров. Сделано для того, чтобы перегонять самолеты из Америки с тремя-четырьмя посадками в СССР. По статье в «Правде», подписанной Василием Сталиным, вышедшей три дня назад, лучший самолет советских ВВС.
        Вячеслав подошел к командующему, один, без посторонних.
        - А Петр Егорович был прав, говоря на совещании, что нам противопоставить 2-й и 8-й армиям просто нечего.
        - Я знаю. Теперь и ты это знаешь. Днем еще куда ни шло, за счет массовости и обученности личного состава. А ночью, ночью они пройдут практически беспрепятственно. Как ты там говорил - сплошное радиолокационное поле? Так его нет.
        - А чего сидим?
        - А ты что, не знал, немчура, что главное оружие у нас - шапка?
        - Что вы на меня-то злитесь?
        - Твоя правда, злиться на тебя не за что. Вот что, полковник, садись и пиши, все пиши, - наверняка ведь умеешь обосновать, - что необходимо привезти из Германии, купить у англичан, сделать самим. И пойдем с этим наверх. Авось выслушают. Придется подставляться. А что ты там с НИИ ВВС-то цапнулся? Оно тебе надо? Брось, пусть пишут, что хотят. Говорить сейчас об авиации Германии бесполезно. Она войну проиграла, соответственно, имела плохие ВВС и плохие самолеты.
        - Она имела плохую идеологию, которая угробила все, что сделано немецким народом. Ме.262 видели?
        - Ну, видел.
        - Место под локатор есть, можно поставить кучу пушек и подвесить прорву «арканов» или «двадцать первых». Самолет не без недостатков, но он летает. В Германии просто не было топлива, чтобы их использовать. Заводов «Мессершмитта» мы захватили большое количество. В Вене, в Швехате, завод полного цикла по выпуску этих машин. В том числе и двигателей. А эти идиоты из НИИ взяли почти убитый «шнелльбомбер» сорок второго года выпуска и принялись испытывать его как истребитель. Сможет или не сможет он вести маневренный бой с истребителями сорок четвертого года. Не сможет, он для этого не предназначен. Но стоит сменить ему двигатели на «603G» или «605G», снять крыльевые радиаторы и установить пакет «четыре» по вооружению, от атакующих его «Як-3» и «Ла-7» останутся только обломки на земле. Особенно один на один. Такие примерно машины нам и нужны, товарищ генерал. Полковник Каммхубер в свое время поставил все на легкие истребители у ночников, и проиграл. Ночные истребители должны быть устойчивыми платформами для стрельбы, тогда и толк будет.
        - Доказать сможешь? Делом и на примере.
        - Если привезти из Германии два DB605G с кольцевыми радиаторами, удлиненные крылья, ФлюгГерэт 200, Реви EZ42 и «шпаннер-анлаге», то смогу показать реальные возможности двухмоторных тяжелых истребителей в ночном бою.
        - Пиши полные названия, в том числе и по-немецки. Начальник ПВО Берлина служил здесь и сидел в том кабинете, где сейчас сидишь ты. Вряд ли откажет!
        Так и поступили. Пленные немецкие механики из ZG25 установили и отрегулировали новенькие двигатели и заменили крылья у трофейного «Мессершмитта В», стоявшего в НИИ ВВС. Быстро навесили локатор и вооружение, а Михаил Степанович привлек заинтересованных лиц. Начинал раскручиваться скандал с делом авиаторов, в котором младший Сталин обвинил МАП и ВВС в производстве и приемке некачественной техники. Это соответствовало действительности. Машины в СССР были сделаны на коленке, а на складах НИИ ВВС Вячеслав обнаружил не распакованные ящики с ночными тренажерами, ради которых погиб резидент советской разведки Эрнст Удет. Там же лежали горкой приводы FuG16, предназначенные для слепой посадки.
        По условиям учений, их место и время выбирал командир соединения. Послушный «шершень» набрал стометровую высоту глубокой ночью и вывалил на обнаруженные РЛС стоянки истребителей имитаторы кассетных бомб в количестве тысячи двухсот килограммов. Дневной бой, предложенный командованием НИИ, «не состоялся», как они пытались убедить командование. Вячеслав в отведенное время успел забраться на высоту тринадцать тысяч метров, выждал там начало отхода их истребителей по топливу, а затем успешно атаковал вначале «Як-3», а затем «Ла-7». После этого сумел ночью перехватить несколько «Ту-2» и «Пе-8» и предоставить командованию МО СССР снимки фотокинопулемета в инфракрасном изображении. «Шпаннер-анлаге» позволял выполнить и эти действия. И пленку для этого массово выпускала германская промышленность.
        Критика была признана своевременной, и были изменены технические условия для перспективных истребителей-перехватчиков. Промышленности рекомендовалось шире использовать трофейный опыт и совершенствовать собственное производство. В разработку наконец были отданы тренажеры со следящими системами, а из Штральзунда привезли в достаточном количестве немецкие тренажеры и поставили на поток обучение летчиков 2-го и 1-го классов.
        В сорок девятом году в Москву, после получения Сталинской премии, переехали Отто, Карин и Эва. Жизнь обрела новые краски. Так и хочется закончить эту историю словами: «И жили они долго и счастливо и умерли в один день». Впрочем, это недалеко от истины: 18 августа 1957 года, сразу после фестиваля молодежи и студентов в Москве, в Центральном парке утром были обнаружены два тела: генерал-лейтенанта авиации Быстрых и доктора физико-математических наук, трижды лауреата Сталинской премии, Карин фон Крейц. Убиты небольшими стрелами с цианистым калием. Выстрелов никто не слышал. На шее генерал-лейтенанта отравленной стрелой была приколота записка по-немецки: «Предатель».
        Шпионские романы счастливо не заканчиваются.
        Искренне ваш
        Автор
        notes
        Примечания
        1
        - «Ночная ведьма» «Счастливчику»! «Ночная ведьма» «Счастливчику»! Прием! «Метла-раз» «Счастливчику»! Прием!
        - На приеме! Генри?
        - Да, я! Что за гребаное личное сообщение от Джо? Что это?
        - Более важно: место, Генри! Я доставила туда это сообщение, которое весит шесть тонн, на расстояние в 5890 километров, и иду домой. Еще увидимся! Искренне ваша, Ведьма! Конец связи.
        2
        Сто раз упомянутое 17 сентября 1939 года, постоянно встречающееся в Интернете, это попытка хоть как-то привязать начало освободительного похода РККА в Западную Белоруссию и Западную Украину к отказу Запада исполнять свои обязательства по отношению к Польше. Просто они надеялись, что две армии, встретившись, начнут боевые действия друг против друга. - Здесь и далее примечания автора.
        3
        Надкрыльевой бак Ме-110 позволял увеличить дальность, при снижении путевой максимальной скорости всего на десять километров в час, но его изобрели не в фирме «Мессершмитт АГ», и он в серию не пошел. Гримасы капитализма. Реальная история, сороковой год, Германия.
        4
        Современная история перевернула все с ног на голову: в ней говорится, что сопротивление Югославии немецкому вторжению отодвинуло начало войны с 15 мая на 22 июня. Как мы видим, это совсем не так! Бои в Греции и на Крите отвлекли силы двадцати четырех дивизий немцев из группы армий «А», в том числе всю танковую группу Клейста и 8-й авиакорпус Рихтгофена из состава 4-го флота. Бои за Крит завершились лишь 31 мая. Тридцатого апреля был назначен новый срок нападения на СССР: 15 июня 1941. Затем Гитлер перенес его на двадцать второе.