Феномен Мельпомены Григорий Андреевич Неделько
        Кризисы случаются в жизни любого писателя, однако главная проблема для автора не создать произведение, которым был бы доволен - этот вопрос в той или иной степени решаем, - а найти взаимопонимание с другими людьми, не понимающими, зачем вообще нужно искусство. Зачем писать, рисовать, придумывать, создавать - это же не приносит денег?! Только известна ли окружающим истинная роль таланта? Иногда о ней не подозревает и носитель, а ведь однажды может стать слишком поздно…
        Григорий Неделько
        Феномен Мельпомены
        (объяснительная)
        Осознавая неизбежность происходящего, пишу я эту записку - наверное, последнее моё произведение, если можно так его назвать. В нём я изложу события, навеки разделившие нас с вами.
        Начну с болезни, ведь именно в процессе неё развились мои способности к сочинительству. Безусловно, и раньше я придумывал истории, которые записывал на бумаге, однако случалось это крайне редко, а текстам моим не хватало ни правдоподобия, ни смысла.
        Недуг обнаружился внезапно. Где и каким образом я заразился им?.. Внутренние рассуждения на эту тему скорее не печалили меня, а подталкивали к созданию нового рассказа. Там в аллегорической форме изложил я свои переживания. Не смею судить, но, кажется, получилось недурно.
        Тогда я не знал не только завязки уготованного мне сюжета, но и его финала.
        А чуть погодя возникла необычная идея - величайшая из всех, что когда-либо рождались в моей голове. Я задумал написать роман. Крупное творение должно было наконец предъявить миру меня как полноценного автора. Несколько друзей - единственные, кто признавал мои литературные достижения, - одобрили это начинание. Воодушевлённый их поддержкой, я уже готовился приступить к работе над первой главой… вот только у судьбы имелись совершенно иные планы.
        Грубо прервав размышления сына, связанные с фабулой большого труда, в комнату ворвался отец.
        - Как ты смел врать мне! - загромыхал он с порога.
        Одно время я пытался скрыться от деспотичной опеки родителя в другом городе. Как и всегда, ничего не вышло: созависимость опять победила.
        - О чём ты, папа? - спросил я, хотя догадывался, что грозный родственник имеет в виду.
        - Ты болен!
        - Я знаю…
        - А почему этого не знаю я?! Я бы до сих пор пребывал в неведении, если бы не заметил в раковине кровь, которую ты забыл смыть! Так вот, значит, что представляет собой твой «обычный кашель»!.. Чем заниматься дурацким бумагомарательством, лучше бы позаботился о собственном здоровье! Или, быть может, жизнь не дорог? тебе?
        - Моя жизнь и моё призвание - написание прозы.
        - Вздор! Раньше ты говорил, что стихи - твоя стезя. И что же? Ты не смог закончить ни одного стихотворения!
        - Рассказы даются мне лучше. Я опубликовал два или три и надеюсь…
        Отец не стал дослушивать.
        - Два или три! - вскричал он. - А ну сейчас же собирайся - ты идёшь к врачу!
        - Папа, пожалуйста…
        Но отец молча развернулся и ушёл.
        Я попытался собраться с мыслями, вернуться к оставленному занятию - не получилось.
        - Долго мне ждать? - раздался из коридора зычный недовольный голос.
        Доктор принял нас без очереди: отец, подобно любому еврею, обладал как деньгами, так и связями, которые зачастую невозможны без достаточных материальных средств.
        Обследовав меня, врач изумлённо поинтересовался:
        - Почему же вы не обратились к нам раньше?
        - Творчество помешало, - саркастически ответствовал отец.
        - Вы пишете?
        - Он пишет. - Родитель кивнул в мою сторону.
        - О-о, - протянул медик. - Есть ли успехи?
        Я не нашёлся, что сказать.
        - Хорошо, - прервал молчание эскулап. - Случай непростой, но мы вас вылечим. Вам крайне повезло, что из Америки, буквально вчера, наконец доставили необходимое оборудование.
        - Вот оно, - прошептал я, думая о своём.
        - Простите?
        - Название для моего романа!
        Отец бросил на меня недовольный, едва ли не свирепый взгляд. Я заметил это и понял, что неприятностей не избежать.
        Мои предчувствие и опыт вновь безошибочно предсказали будущее.
        Не успели мы с отцом вернуться домой, как я очутился в центре водоворота из нравоучений и упрёков. Мне не хотелось бросать письмо - пусть и на короткий срок, пускай и ради заботы о себе, - но перечить я не имел ни желания, ни права.
        Решив, что как-нибудь выужу пару свободных часов для своего призвания, я согласился на лечение. Возможно, придётся писать ночью, но иного выхода я не видел.
        В короткий, по меркам современной медицины, срок меня избавили от заболевания, считанные дни назад считавшегося смертельным, - помогла внутривенная терапия. С одной стороны, я был весьма благодарен врачам, тогда как с другой, за последнее время я не написал ни строчки: слишком выматывался, чтобы заниматься творчеством, да и обстановка палаты не дарила вдохновения. По сути, б?льшую часть дня я проводил на обследованиях и лечении.
        А затем произошла вещь сколь ужасная, столь и неотвратимая. К несчастью, верная догадка посетила меня чересчур поздно.
        В тот день отец, обрадованный результатами лечения, отправился в больницу, дабы выразить признательность медперсоналу. С собой он прихватил полдесятка бутылок недешёвого алкоголя. Я же, с его позволения, остался дома - набираться сил. Обрадованный, я сел за стол, придвинул чистый лист бумаги, взял перо… и вдруг испытал прозрение: более я не напишу ни единой художественной строчки! Ни слова. Ни буквы или знака… Предельно чёткое чувство пронзило меня насквозь: вошло через голову и вышло через пятки, словно молния. Ударивший прямо в меня мощнейший электрический разряд, который безжалостно испепелил мою музу - а вместе с ней все чаяния и идеи, всю ненапрасность жизни!..
        Я ещё и ещё брал в руки перо, потом откладывал и брал опять. На белом листе, теперь удивительно схожем с моим пустым существованием, не появилось даже кляксы.
        - Папа, что ты наделал!
        Двое, терапевт и гость, мило беседовали, когда я ворвался в кабинет и выкрикнул эти слова.
        - Что стряслось? - моментально уничтожив дружескую улыбку, которой он одаривал медика, мрачно осведомился отец.
        - Ты убил её! Вы убили её!
        - Кого? - задал вопрос недоумевающий врач.
        На глаза навернулись слёзы, и я с трудом произнёс святое для меня имя:
        - Мельпомену!
        - Ничего не понимаю. - Эскулап покачал головой. - Мы же вылечили вас от туберкулёза…
        - Это был не он! Я заболел талантом! Заболел, а вы - вы оба - безжалостно расправились с ним!
        - Анализы показали, что ваш диагноз, определённо, туберкулёз, - уверенно возразил врач.
        - Сын, уходи, не позорься, - процедил сквозь зубы отец.
        - Надежда пропала, - ничего не слыша, говорил я, - и непосильно жить в полном одиночестве и бездействии, жить без Мельпомены!
        - Да что ты плетёшь! - взорвался отец, когда его и без того крошечное терпение окончательно иссякло. - Какая, к чёрту, Мельпомена?! Ты, по крайней мере, можешь жить! Доктора подарили тебе счастливое будущее! И на работе тебе, обалдую, не дали от ворот поворот, а прибавили зарплату! Даст Бог, выйдет из тебя человек, отыщешь себе подходящую женщину, наплодите с ней детишек в браке и будете воспитывать - вот истинное призвание каждого человека! А не какие-то больные фантазии!
        - Может, и больные… - Голос надломился: опустошённость, поселившаяся в груди, без остатка съедала чувства и стремления. Справиться с собой удалось - с трудом, но удалось, - и моя безразличная речь зачем-то продолжилась: - Только это мои фантазии… часть меня… навечно утерянная… Отныне я один, и ни уехать… из Праги… ни…
        Мысль ускользала; врач решил окончить её по-своему:
        - Мы вылечили вас от неминуемой гибели. Вам бы не находить себе места от радости, а не метать обвинения в адрес родного отца! Не понимаю я вашего недовольства, герр Кафка…
        Вот как всё и было. Засим прощаюсь с вами, дорогие читатели.
        Подписано Франц Кафка, Прага,
4 июня 1924 года