Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Нечаев Павел : " Свобода От Свобода Для " - читать онлайн

Сохранить .
Свобода от, свобода для Павел Нечаев
        Постапокалипсис # Уцелевшие в глобальной катастрофе, с трудом пережившие долгую зиму люди, на руинах погибшей цивилизации. Решив проблему физического выживания, они не знают, что делать с обрушившейся на них свободой. На своей шкуре герои узнают, куда могут завести ложно понятые представления о справедливости и идеальном обществе.
        Павел Нечаев

«СВОБОДА ОТ, СВОБОДА ДЛЯ»
        Глава 1
        Песец
        В тот год я долго сидел без работы, но натренированный за многие годы внутренний будильник исправно поднимал меня в семь утра. День, когда все началось, исключением не стал. Всю ночь мне снился какой-то бред. Во сне я лежал на спасательном плоту посреди моря, волны лениво бились о борт, соленые брызги падали мне на лицо и стекали по щекам, прокладывая путь среди морщин и недельной щетины. Ветер гнал по небу серо-свинцовые тучи. Я знал, что скоро будет дождь, и меня это радовало, я очень хотел пить. Горло пересохло, я при всем желании не мог издать ни звука, да и не с кем мне было беседовать, я был один. Я знал, что скоро умру, умру в одиночестве. Я уже давно был на плоту, и откуда-то знал, что никто не придет мне на помощь, никто не пришлет за мной спасательный вертолет. Нет больше никаких вертолетов, потому что никого, кроме меня в мире не осталось. Я проснулся весь в поту, помотал головой, отгоняя навязчивый кошмар, и поплелся босиком на кухню, разогревать еду. По-зимнему нежаркое утреннее солнышко заглядывало в окно, на столе стояла сковородка со вчерашней жареной картошкой. В открытое окно
ветерок тянуло запахом только что прошедшего дождя. Зная, что на работу идти не надо, я расслабленно ковырял вилкой в тарелке, из динамиков звучали "Электрические Партизаны". Из комнаты доносилась пальба и взрывы, это Голан, соседский пацан, оккупировал мой комп. Он был у меня частым гостем. В школе как раз были зимние каникулы, детишкам раздолье, и сегодня, с утра пораньше, услыхав через стену, что я встал, он тут же прибежал ко мне, и заскребся в дверь. Его мать, небогатая разведенка Сарит не могла позволить себе купить ребенку нормальную машинку, чтоб игрушки тянула. Ну, так вот, сидели мы это себе, каждый на своей волне, и тут, от души приложив дверью об стену, в квартиру вбежал Вайнштейн, и заорал:
        - Коцюба! Включай новости!
        - А что такое? - чуть не подавился я картошкой, и вышел в коридор,- и вообще, ты чего врываешься? Хоть бы в дверь позвонил для приличия.
        - Включай быстро, говорю, в Империи что-то происходит, - Вайнштейн не обратил внимания на мои слова. Выглядел он еще более растрепанным чем обычно. Сколько раз он так вот вбегал ко мне с криками, что вот-вот, и нагрянет Песец? Пять раз? Десять? Ладно, будут тебе новости. Я зашел в комнату, ссадил пацана с кресла, не обращая внимания на нытье, свернул игрушку и полез в сеть. Зомбоящика у меня уже давно не было - наслушавшись Вайнштейна, я отнес его на помойку, о чем ни разу не пожалел. Новости можно и через сеть посмотреть.
        Кот торжествующе посмотрел на меня со шкафа, только глазищи сверкнули. Его давно что-то тревожило, он садился посреди комнаты, и, глядя на меня плошками глаз, истошно мяукал. Подбегая к входной двери, требовал, чтоб его выпустили, но, выходя на площадку, садился и оборачивался прямо ко мне, будто удивляясь, почему я не иду. Он честно пытался меня предупредить, а я не внял, списал на причуды кошачьего характера.
        Кстати, давайте знакомиться. Зовут меня Виктор, фамилия Коцюба. Когда служил срочную, ребята называли меня Коц, то есть заноза, соответственно и позывной у меня был - Заноза. И только Вайнштейн называет меня по фамилии. По профессии я выживальщик, теперь у всех такая профессия. И цель в жизни у меня есть - выжить самому, и попытаться выжить всех остальных. Ну а Вайнштейн...
        Вайнштейн был в нашем полутрущобном райончике достопримечательностью. Если уж быть совсем точным - городским сумасшедшим. Нескладный, в очках с примотанной изолентой дужкой, в шлепанцах разного цвета, вечно одетый не по погоде, частенько нетрезв - Вайнштейн выделялся из толпы. Несмотря на то, что, кроме жалкой инвалидской пенсии, видимых источников заработка у него не было, он не бомжевал. Обитал он в доставшейся ему от родителей квартирке на первом этаже нашего дома, облицованного желтым камнем. Мы с ним поначалу не то, чтоб дружили - приятельствовали. По выходным он часто заходил ко мне, приносил пива, и мы с ним сидели, трепались о том, о сем. Он хоть и был сумасшедшим, но совсем не дураком, и поговорить с ним было о чем. Говорил он странно, как по писаному, и порой напоминал профессора. Со временем я стал прислушиваться к тому, что он говорил, читать рекомендованные им книжки, и, незаметно для себя, стал склоняться к его точке зрения на мир. Да и не я один - на крытом рынке, на задворках, где собирались алкаши, он был личностью легендарной. Я иногда наблюдал его там в окружении местной
"интеллигенции" - они сидели, он стоял, и говорил, говорил. А они внимательно слушали. Внимали. Как оказалось впоследствии, он был и не таким уж и психом. Его разговоры о грядущем конце света оказались пророческими, да и насчет чмуликов он оказался прав на все сто. Но тогда, когда еще всем всего хватало в избытке, его идеи действительно казались бредом.
        По главному имперскому каналу показывали шоссе, забитое машинами. Съемки велись, очевидно, с вертолета. Внизу экрана надпись: "Прямое включение из Желтых Камней". Голос диктора вещал за кадром: "Необычный всплеск сейсмической активности в районе Желтых Камней вызвал массовый исход местных жителей. Три дня назад уровень земной коры в районе заповедника поднялся на несколько метров. Температура достигает семидесяти градусов Цельсия, земля в буквальном смысле горит под ногами. Трансимперское шоссе номер 9 забито машинами на многие километры, в пробке застряли десятки тысяч людей. Власти бессильны что-либо предпринять, ученые пока воздерживаются от комментариев. Сам район заповедника Желтые камни объявлен закрытой зоной, все подходы перекрыты военными. Как стало изве...". Речь диктора оборвалась на полуслове. Камера дернулась, оператор перенацелил ее на виднеющиеся вдали покрытые лесом горы. Сначала мне показалось, что это камера дрожит в руках у оператора, но потом я понял, что холмы на экране дрожат не в такт с вертолетом, они то подымались, то опускались. Но не успел я как следует удивиться такому
зрелищу, как картинка опять переменилась. Там, где еще мгновение назад были Желтые камни, все чернело, точно распустился огромный черный цветок. В небо ударили, расходясь во все стороны, столбы пламени и черного дыма. Они заполнили все небо, и черная стена покатилась прямо на камеру. Последнее, что мы увидели, это как волна докатилась до вертолета, преодолев несколько десятков километров в считанные секунды, и закрутила его. Изображение на экране хаотично завертелось, показывая то приближающуюся землю, то небо, и через пару секунд застыло и пропало. Я механически нажал на кнопку, обновляя страницу. Компьютер секунду подумал, и выдал: "Страница не найдена".
        - Так, - нарушил молчание Вайнштейн, - вот он и пришел, Песец всему, полный и окончательный.
        - Да. Кальдера рванула, - большинство мест, откуда может прийти песец, мы мониторили регулярно, и Желтые Камни, естественно, были у нас в первой десятке. А как же - спящий уже миллион лет супервулкан это вам не жук на палочке. И вот он рванул, похлеще, чем сотня ядерных бомб.
        Я отвернулся, и начал думать, мозг заработал быстро и четко. Эта новообретенная способность отключать эмоции мне еще не раз пригодится потом. Много лет спустя, прокручивая в памяти события того года, я понял, что именно в тот момент я начал меняться. Песец стал своего рода толчком, катализатором происходящих со мной изменений: "Скорость распространения продольных сейсмических волн... так Расстояние оттуда досюда... так. Одно делим на другое... так..."
        - У нас есть где-то двадцать минут. Бери пацаненка, бери кота, иди к машине, заводи двигатель. Я заберу Сарит и второго. Парочка снизу - твои соседи, на работе. К ним не ходи, - я отдал распоряжения, повернулся, и вышел, ни на секунду не сомневаясь, что тот сделает все как надо. Это было чем-то новым - умение командовать. Рывком распахнув дверь, я ворвался к Сарит в квартиру, и прямо с порога заорал:
        - Бери ребенка и быстро в машину! Бегом, сейчас будет землетрясение!
        - Что? - Сарит ничего не понимала, и явно была не в состоянии что-либо понять. Я подскочил к ней, взял за руку, и потащил к двери, она от удивления даже не сопротивлялась. Другой рукой я попутно снял ее малого с детского стула, распахнул дверь ногой и вылетел из квартиры. Как мы только не расшиблись, ссыпаясь по лестнице, я не знаю. Машина уже стояла у подъезда, двигатель работал. Я затолкнул Сарит с ребенком на заднее сиденье, где уже сидел, тараща испуганные глазенки, Голан, сам плюхнулся на водительское сиденье. Вайнштейн сидел рядом, с его колен испугано таращился кот, я заметил у него под ногами наш "тревожный рюкзак". Молодец, Вайнштейн, не забыл. Машина сорвалась с места и понеслась вверх по улице. Наплевав на правила движения, я развернулся через сплошную, и надавил на газ. Ни до, ни после этого я так не ездил, мы проехали весь город насквозь за какие-то пятнадцать минут, все время вверх, в гору. Выехав на смотровую площадку за Университетом, я затормозил. Вайнштейн вылез за мной из машины, притихшая Сарит и дети остались на заднем сиденье, я прихватил из бардачка бинокль. Отсюда, с горы,
было видно порт и промзону, Городки - полосу протянувшиеся вдоль залива северных городов-спутников, виднелся и Орел - давно сросшийся с Городом пригород. Ударило, когда уже давно прошли и двадцать минут, и полчаса. Что-то я с расчетами напутал, и Вайнштейн уже тревожно на меня посматривал, его параноидальные фантазии были написаны у него на роже крупными буквами: мол, неужели опять - мимо? И тут ударило в первый раз. Толчок бросил нас на землю, только я приподнялся на руках, как земля опять качнулась, на этот раз сильнее, появилось чувство легкой тошноты. Когда толчки закончились, я с трудом поднялся на ноги и посмотрел вниз. Находящийся под нами пригород сползал по склону, многоэтажки, чертов кривострой, складывались как карточные домики, и превращались в мешанину бетонных обломков. И вся эта мешанина лавиной ползла вниз, снося устоявшие дома. В бинокль я разглядел вцепившуюся в перила крошечную фигурку на балконе верхнего этажа схлопывающейся многоэтажки. "А вот нехрен было строить на сорокаградусном склоне район, да еще из этих дурацких башен", мелькнула у меня злая мысль. С морем тоже творилось
что-то неладное, даже с такого расстояния было видно, как вода стремительно отступала, обнажая дно.
        - Цунами. Сейчас будет цунами, - произнес рядом Вайнштейн. Голос у него был довольный, у психа чертова: сбылась мечта идиота. Скоро мы увидели огромную, в несколько этажей высотой, приливную волну. Она шла стеной, играючи подминая под себя стоящие на рейде корабли. Волна обрушилась на берег, захлестнула порт и нижний город. Поднимая фонтаны брызг, заваливались друг на друга башни портовых кранов, точно отброшенные пинком капризного ребенка яркие цветные кубики, разлетались контейнеры. Сверху все это казало чем-то ненастоящим, хотя разум, точнее его забившиеся куда-то в угол жалобно скулящие остатки, подсказывал, что все это - взаправду. Не блокбастер, не фильм катастроф, что бы ни случилось, а по-старому уже не будет, доигрался хрен на скрипке.
        Я услышал сзади какой-то шум, и медленно обернулся. Это Вайнштейн открыл багажник, и доставал оттуда раскладные кресла для пикника. Увидав этот чистой воды сюр, я ущипну себя за руку, чтобы удостовериться, что все это мне не снится. Вайнштейн расставил кресла у края площадки, извлек из рюкзака бутылку коньяка, затем неторопливо, по одному, стаканы, и пафосно сказал:
        - Помянем старый мир, земля ему пухом.
        - Да пошел ты, Вайнштейн, - разозлился я, - нашел время пить!
        - А что? - уже нормальным голосом сказал он. - Давай выпьем, может, такого шанса нам больше не представится. - В его словах был резон. Безумие - да, но все же.
        - А, черт с тобой, - я сел рядом с ним и немедленно выпил. И мы еще долго сидели так, поминая провалившийся в тартарары мир. Не без помощи коньяка, шок прошел, и я даже порадовался за нас: остались живы, руки-ноги целы, машина есть - живем.
        Как выяснилось, сильно пострадали только несколько районов. Вообще, Земля Отцов сравнительно легко отделалась, как мы потом узнали, прошедший Песец лишь зацепил нас кончиком своего пушистого хвоста, а оттоптался на других. За океаном, в Империи, огромный кусок тамошнего материка просто прекратил свое существование. Всю планету тряхнуло так, что во многих местах камня на камне не осталось, облако вулканического пепла накрыло планету, миллиарды тонн вулканических аэрозолей поднялись в стратосферу. Как писали в сети, такого не случалось десятки тысяч лет, и в прошлый раз это закончилось ледниковым периодом. Земля Отцов, хоть и располагалась на каком-то там разломе плит, отделалась сравнительно легко. Во многих местах обрушились дома - кривострой, он и есть кривострой, кое-где разошлась земля, но, в основном, все осталось как было.
        Но все это было потом, а тогда, прорвавшись домой через засыпанный обломками город, мы радовались тому, что наш дом уцелел, да и соседние тоже стоят, ничего им не сделалось. Трущобы - трущобами, а домики оказались прочнее, чем новострой-кривострой. Вот вам и стандарты сейсмоустойчивости - столетняя халабуда стоит, а высотка-новостройка о шестнадцати этажах в труху. Даже приливная волна-цунами, оказалось не такой высокой и всеразрушающей, какой могла бы, не будь Срединное море внутренним. Почти сразу она потеряла свою силу, и разрушения ограничились прибрежной полосой.
        Разбирать завалы никто не стал, расчистили кое-как центральную улицу района, по которой даже пустили автобусы, но было понятно, что все это ненадолго. В воздухе витало ощущение скорого развала. Через несколько дней вернулось электричество, заработала сеть. Значительные ее куски не работали, но кое-что функционировало, децентрализация серверов сыграла свою роль, сеть ведь и зародилась в рамках подготовки к ядерной войне. Тогда же заработала и сотовая связь, и тут же мне на сотовый пришло сообщение - повестка по форме восемь.
        Форма восемь означает - родина в опасности, всем идти на фронт. Мобилизация. В окно я видел, как соседские мужики с тюками тянулись к автобусной остановке, я тоже засобирался. Вайнштейн, подпирая стенку, отпускал ехидные комментарии:
        - Давай-давай. Иди, подставляй лоб за чмуликов. Таких, как ты, всегда имеют, хоть подумал бы, ведь сколько книжек прочел, и все без толку.
        - Я присягу давал, - проворчал я, продолжая складывать сумку.
        - Присягу, - слово "присяга" Вайнштейн протянул с таким презрением, будто произносил название венерической болезни. - Присягу он дал, лопух. Как же вас, баранов, легко обмануть. Стоит вам произнести на плацу десяток ритуальных фраз, и вы бесплатно готовы отдать то, что при других обстоятельствах ни за какие деньги не отдали бы.
        - Слышал я уже этот спич, - спокойно возразил я, - ничего нового ты мне сейчас не сказал.
        - Думай. Думай своей головой. Зачем, по-твоему, тебя и всех остальных мобилизуют?
        - Понятно, зачем. Раз Империи нет, соседи наедут, к гадалке не ходи. Так надо..
        - Надо опередить их, и наехать первыми, да? - перебил меня Вайнштейн.
        - Типа того. Как вариант - прикрыть границу, резервации с сарацинами отгородить. Да и с последствиями землетрясения бороться надо? Надо. Твой Песец не пришел, Вайнштейн. Вон, электричество вернулось, магазины заработали. Нам повезло - инфраструктура сама на себя замкнута, от соседей не зависим. Все наладится, надо только...
        - Наладится!? - Вайнштейн опять меня перебил, - да включи ты голову! За океаном рванула кальдера, там теперь супервулкан. Через неделю облако пепла достигнет нас. Судя по новостям, уже половина планеты передралась. - И правда, по сообщениям из сети картинка рисовалась страшная: вулкан рванул как раз в центре Империи, которая, естественно, сразу приказала долго жить. Авианосные группировки державшие под контролем покоренные страны, развернулись и на всех парах рванули домой - спасать своих. Оставшиеся без всемирного жандарма государства тут же вцепились друг другу в глотки. Север сцепился с Югом, в свалку вмешался Дальний Восток, и понеслось... Так понеслось, что земля дрожала по десять раз на день. Ядерные бомбы, химическое оружие - человечество радостно избавлялось от накопленного в арсеналах оружия массового, и не очень, поражения. Сеть доносила до нас новости, но с каждым днем от нее отпадал сегмент за сегментом, на карте мира становилось все больше темных пятен.- Сеть ведь заработала, остолоп, ведь только что читал: на нас идет облако пепла, еще неделя-полторы, в лучшем случае, и оно нас
накроет. Электричество вернулось? А насколько угля на электростанциях хватит? Ты видишь в порту хоть одно судно?
        - И что, шишки этого не понимают? - я понимал, что Вайнштейн во многом прав, но одно дело - игра в "мы готовимся к песцу и хомячим тушняк", а другое - вот так взять и отказаться от привычного, и кажущегося нормальным, рисунка поведения. При этом, во многом благодаря чтению рекомендованных мне Вайнштейном книг, я понимал, что не все так просто, и все эти идеи, само направление жизни, на самом деле кем-то мне навязано, они не мои. Кто-то, чертовски умный и изощренно изобретательный, отформатировал мне мозг, да так, что я сам этого не заметил.
        - Понимают. Они потому вас, лопухов, и собирают. В стаде вами гораздо проще управлять.
        - Ладно. Как вернусь, расскажешь, - я застегнул сумку, взвалил ее на плечо, и пошел к выходу.
        - Заноза, чаю на дорогу? - Перехватила меня у двери Сарит, с чашкой чего-то ароматного.
        - Спасибо. - Я отпил несколько глотков и пошел к выходу, но не дошел, сумка упала с плеча, и я мягко осел на пол.
        - Извини, - Голос Вайнштейна доносился точно сквозь вату, - нам без тебя не выжить. Ты нам нужен, без тебя... - до конца я не дослушал - вырубился совсем. Подпоили, хитрюги.
        Я провалялся в забытьи целые сутки, и пропустил массовый исход жителей Города. О том, как это происходило, я узнал со слов Вайнштейна, который, переложив мою бесчувственную тушку на диван, не теряя времени, поехал в туристический магазин, что на новом автовокзале у южного выезда из Города. Он совершенно правильно решил, что пока за деньги еще можно что-то купить, надо их потратить. Автобусов почти не было, и Вайнштейна очень удивило, что они вообще еще ходят. Многим людям было трудно вот так с ходу сломать привычные шаблоны поведения, и они еще зачем-то ходили на работу, что-то пытались, по инерции, делать... Он поймал такси, и поехал в сторону южного выезда из города. Все шесть полос улицы, идущей вдоль берега моря, от Морского Института, и на юг, до Центра Информационных Технологий, насколько хватало глаз, были забиты машинами. Такси как съехало туда с боковой улицы, так и стало. Таксист-сарацин покрыл Вайнштейна матом, и тот не стал ему мешать, расплатился, вылез из машины и пошел вперед, вдоль пробки. Поток машин двигался со скоростью пешехода. Машины в пробке были в основном среднего и
высшего класса. По словам Вайнштейна, недешевые машины, и люди, в них сидящие, смотрелись небедно. Пока он шел, из обрывков разговоров смог составить представление о том, куда и почему едут эти люди. Они ехали в аэропорт.
        Есть среди нашего народа часть, которая настолько ценит себя, что при малейшем признаке опасности готова бежать хоть на край света. Особенно этим отличаются религиозные, "шляпы". Преобладали в пробке, однако, не "шляпы", а те, кого можно обобщенно назвать "менеджеры среднего звена". Именно эта категория людей бьет себя кулаком в грудь, выставляя себя великими патриотами, и произнося слово "Родина" с обязательным придыханием. И они же, стоит замаячить на горизонте хотя бы призрачной опасности, тут же сбегают за границу, предпочитая любить родину издалека. Так было и в последнюю войну, я прекрасно помню, какое столпотворение было в аэропорту, когда "лучшие люди" покидали страну.
        Непонятно, куда они собирались лететь. То, о чем он твердил уже добрых десять лет, свершилось, и очень скоро от привычного нам образа жизни не останется ни следа. Любому человеку с зачатками аналитического мышления должно быть ясно, что бросать дом и отправляться неизвестно куда с чадами и домочадцами, по меньшей мере глупо. Но этими людьми, судя по всему, двигал не разум. Точно напуганные лемминги, они бежали в единственном доступном им направлении: на юг, в центр страны, в аэропорт. Из открытого окна какой-то машины до него долетели обрывки фразы: "я гражданин... они не посмеют... государство обязано обеспечить". Вайнштейн с трудом удержался от плевка, и поспешил вперед. Через полчаса, подойдя к перекрестку, от которого вправо отходила нужная ему дорога на автовокзал, он увидел и причину пробки. В попытке объехать медленно едущие машины кто-то выскочил на левую полосу, и лоб-в-лоб столкнулся с едущими навстречу. Очевидно, от удара его машину отбросило назад на правую полосу, и в него тут же врезались несколько машин, а в те, в свою очередь, другие. Свободной осталась одна полоса из трех и через
нее тонким ручейком проезжали машины, огибая груду металлолома, оставшуюся на месте столкновения. Проходя мимо, Вайнштейн бросил взгляд на разбитые машины. Внутри еще были люди, некоторые, наверное, еще были живы, он заметил внутри какое-то движение. Из щели смятой двери одной из машин тонкой струйкой текла кровь. Никто даже не подумал остановиться, сразу за завалом водители жали на газ и машины уносились вперед по дороге.
        Он дошел до автовокзала, зашел внутрь, удивившись отсутствию охранников на входе. Автовокзал кишел людьми. В толпе метались красные, расхристанные, охрипшие служащие автовокзала. Их никто не слушал, толпа ломилась на платформы. Через стеклянную стену Вайнштейну было видно, что творится вокруг автобусов, он остановился, ошеломленный открывшейся его взору картиной. К подъехавшему автобусу через ведущую на платформу дверь рванулась толпа, кто-то тащил за собой маленького ребенка за руку. В какой-то момент рука эта разжалась, толпа унесла ее обладателя с собой, а ребенка прижало телами к стеклянной стене, проволокло до металлического выступа рамы, и в буквальном смысле расплющило. Когда толпа отхлынула, он изломанной куклой упал на пол и больше не шевелился. Автобус, набитый до отказа, закрыл двери, постоял, утрамбовывая набившуюся внутрь людскую массу, и медленно отъехал от платформы. Когда он, развернувшись, проехал мимо Вайнштейна, одно из боковых окон покрылось сеткой трещин и выгнулось наружу, выбитое чьей-то головой. За ребенком так никто и не вылез, и не подошел, в атмосфере всеобщей
истерической паники его смерть просто не заметили.
        Ошарашенный и подавленный таким поворотом событий, Вайнштейн с трудом смог сосредоточиться на том, что его привело на автовокзал. К его удивлению, туристический магазин работал, правда, вместо трех продавцов был один, он сидел за конторкой и играл в какую-то компьютерную игру. Вайнштейн набрал целую гору термобелья, три теплых куртки, вязаные лыжные маски, огромный рюкзак всякой всячины. Продавец отвлекся от компьютера, взял у Вайнштейна наличные, кинул, не пересчитывая, в открытую кассу и вернулся к игре. Глаза у него, по словам Вайнштейна, смотрели в разные стороны, что, впрочем, неудивительно, Вайнштейн и сам был в шоке от увиденного. Вайнштейн взвалил на плечи тяжелый рюкзак, и, стараясь не споткнуться о брошенные чемоданы, пошел домой. Толпа с нетерпением ждала следующий автобус.
        Не знаю, какая судьба постигла этих людей. Уже потом, через несколько лет после того, как сошел снег, странники рассказали нам о том, что в районе аэропорта тамошние сарацины вволю порезвились, грабя и убивая застрявших в пробке людей. Дороги там, по слухам, забиты сгоревшим искореженным металлоломом так, что проехать к аэропорту невозможно. Не могу сказать, что проронил о тех людях хотя бы слезинку. Поделом им, вот и весь сказ.
        Глава 2
        Распад
        Несколько типчиков - я и раньше их встречал в нашем районе, деловито курочили банкомат, тот стонал и трещал под ударами кувалды. Наконец, сбоку появилась щель, один из них вогнал туда лом, навалился всем телом - и банкомат вывалился наружу из стены банка. Ветер шевелил на тротуаре вылетевшие из разбитых окон бумажки. По улице сновал народ, многие несли на спинах мешки. Несколько крепких парней, прижав прохожего к стене, освобождали того от содержимого его карманов. Угловой дом горел, но горел так вяло, что всем было понятно, что на соседей огонь не перекинется. Машины скорой помощи, пожарные, помелькав пару дней на улицах, тоже пропали, пожары тушить было некому. Завалы, оставшиеся после землетрясения, никто не разбирал, машин на улицах не было видно. Электричества не было уже давно, и, как следствие, ни сети, ни телевизора. Без привычного информационного поля мир сузился до размеров одного-двух кварталов. По слухам, на северной границе шли бои с соседями, а на юге сарацины вырывались из резерваций, и там тоже черт знает что творилось. Все соседи были сарацины, а с сарацинами наш богоспасаемый
народ, прямо скажем, не ладил. Мудрая и сбалансированная политика правителей привела к тому, что за полвека Земля Отцов успела повоевать со всеми соседями, с некоторыми - даже не один раз. С одним соседом Земля Отцов вообще до сих пор официально находилась в состоянии войны. Пока все было спокойно, на нейтральной полосе стояли международные миротворческие силы. Но, раз пошла такая пьянка, им резко стало не до того, чтоб кого-то от кого-то отделять. Руководство страны, а также все чиновники сразу куда-то пропали, видимо, там нашлись умные головы, да и ребус сложностью не отличался, все понятно и просто. И, если не врали слухи о подземных убежищах, которые строили в том числе и под нашей горой, то там они, наверное, и сидят. Армия воевала на севере и юге, менты заботились о спасении собственных задниц, ну а город... Город оказался предоставлен сам себе. Но это все казалось очень далеким, как будто происходило на другой планете. Так что народ денек-другой присматривался, а когда, наконец, убедился что всем наплевать, пошел выносить магазины один за другим, никого уже не стесняясь.
        - Идиоты, - прокомментировал действия взломщиков Вайнштейн. - Ну что они с деньгами будут делать?
        - Идиоты, - согласился я, - не то, что мы...- а мы, еще в первые же дни после землетрясения вынесли продуктовый магазинчик, в котором Сарит работала продавщицей. Я, пользуясь тем, что она была в шоке и сидела дома с детьми, забрал у нее ключи, мы поехали с Вайнштейном, и за ночь вывезли все, благо ехать было - пару кварталов. Чуть не надорвались, таская ящики и мешки с прочими коробками. Все сложили у Вайнштейна. Его квартира на первом этаже стала нашей оперативной базой уже давно. Вайнштейн, с его вечным ожиданием Песца, давно готовился. Еще в позапрошлом году мы сломали пол в одной из комнат, и сделали люк в пространство под домом. Дом-то стоял на склоне, поэтому под домом еще оставалось с одной стороны довольно много места - два с лишним метра высотой, можно выпрямиться в полный рост. А еще мы пробили лаз к идущему под улицей техническому туннелю. В рамках модернизации инфраструктуры мэрия все перекопала, и под каждой улицей проложила технический туннель для труб, проводов и т.п. Получилось что-то вроде улицы под улицей. И теперь наше подземелье отделяла от технического туннеля наполовину
выбранная бетонная стенка. Пару раз ударить - и мы там. Так, на всякий случай. Теперь это пространство пригодилось нам как склад. Там же стояли бочки с водой. Вода там обновлялась сама - мы просто подключили бочки к водопроводу, так что все, что тратил Вайнштейн, проходило сначала через бочки.
        Якобы с целью упорядочивания парковки - а на деле, чтоб побольше денег из народа вытрясти, мэрия понаставила всюду автоматов для продажи парковочных талонов. Автоматы работали от солнечных панелей. И пока народ грабил магазины, мы набрали несколько сотен таких панелей. А к панелям натащили еще и аккумуляторов. Часть подключил к специальному контроллеру, из остальных слил кислоту, и поставил все в том же подполе. Через контроллер от аккумуляторов запитал розетки в квартире, 12 вольт постоянного тока - отличная штука, можно освещение наладить, можно паяльник включить. Устанавливать панели на крыше пока не стали, просто положили и подсоединили - Вайнштейн говорил, что скоро до нас дойдет облако пепла, и от панелей толку не будет. На мой вопрос, а на кой черт они нам тогда, он ответил - пригодится. ОК, пригодится, так пригодится.
        Местные наркоманы первым делом взломали аптеку, что напротив подземного перехода - для них это был просто праздник. Я как раз мимо проходил, и не смог удержать себя от участия. Непременным моим спутником был девяностолитровый рюкзак, в который я клал ножницы по металлу и ломик. Без него я никуда не выходил. Нарики подошли к делу без фантазии. Один выковырял бордюрный камень, взвалил его на хилое наркоманское плечико, подошел к витрине, вяло размахнулся, и стукнул. Прозрачный пластик ответил жалобным стоном, на нем появилась царапина, этим все повреждения и ограничились. Следующие десять минут наркоманы долбились в эту витрину, а я наблюдал со стороны. Потешное зрелище - тощие, со впалой грудью нарики разбегались, и били ногами в витрину. Витрина пружинила, нарики отлетали и падали на спины.
        - Ну-ка, пропустите, - я пробился сквозь толпу, доставая из рюкзака ломик. Примерился, и начал бить в одну точку, в нижний правый угол. Далеко не сразу, но пластик стал поддаваться. Образовалась дыра. Я пошуровал ломом, отгибая пластик, когда отверстие стало больше, схватил рукой, и, упершись ногой, начал отгибать пластик на себя, помогая ломом. Когда отогнул уже прилично за край схватилось еще несколько рук. Стали тянуть вместе. Кто-то из них порезался, потекла кровь, но тянуть не перестали. Когда пластик отошел достаточно, я протиснулся в дыру. Оказавшись внутри, огляделся, и, зацепив стоящие рядом громадные весы, опрокинул их, перекрывая проход. Это дало мне минуту форы. Нарики, конечно, отодвинули их, но не сразу. Я, тем временем перепрыгнул прилавок и ринулся внутрь, открывая ящики. Нагреб в рюкзак, не глядя, содержимое двух стеллажей, выворачивал какие-то ящики. За мной по пятам шли нарики. Спотыкаясь о ползающие по полу в поисках дури тела, обходя шарящих по полкам, протолкался к выходу, и быстрым шагом пошел домой. Вайнштейн был очень доволен, и весь вечер сортировал лекарства, листая
медицинскую энциклопедию. Получилась серьезная добавка к уже имеющемуся у нас запасу.
        Город оказался брошен. Наша цивилизация сидела на игле инфраструктуры. Мы настолько от нее зависели, что малейший сбой грозил если не гибелью, то очень серьезными неудобствами. Как больной в реанимации, современный город подключен к десяткам труб, по которым в него вливают жизнь. Отказали приборы, погас свет, перестала идти из кранов вода. Не стало топлива - не стало подвоза продуктов. И Город умер. Но инфраструктура на самом деле не игла. Это нить, тонкая нить, на которой висели судьбы людей. И вот эта ниточка инфраструктуры, и без Песца была натянута до предела. Запас прочности выбран. Куда ни ткни - любая из систем работала на максимум.
        Оказывается, как мало человеку надо - чтоб свет горел, чтоб вода из крана текла. Воды-то и не было, засушливая страна, куда деваться. Если бы не вояки, организовавшие подвоз воды в цистернах, Город бы загнулся от жажды в считанные дни. А так - хотя бы для питья воды хватало. Впрочем, подозреваю, что уже тогда многие поумирали - те, кто просто не в силах был пройти несколько километров до точки, где раздавали воду, те, кто не догадался слить воду из бойлера. Нам и тут повезло - одна такая точка оказалась на соседней улице, ходить было недалеко. В первый раз за водой пошел Вайнштейн, но вернулся без воды. На немой вопрос он просто пожал плечами - так получилось, мол, и тут же засел читать какую-то книжку, всем своим видом показывая, что обсуждать эту тему не будет. Воды у нас было довольно много, да и кое-какие идеи по обеспечению нас водой у меня имелись, так что я особо не обеспокоился. Всякое бывает. Тем не менее, на следующий день мы пошли вместе. У перекрестка бурлил народ, стояли цистерны. Впрочем, относительный порядок был. Была очередь длиной в полквартала. Солдаты загнали машины между
домами таким образом, чтобы подойти можно было только по одному, с одной стороны впускали, с другой выпускали. Мы с Вайнштейном пристроились в хвост, и стали медленно продвигаться вперед. Я, от нечего делать, глазел вокруг. Самым забавным были то вспыхивающие, то затухающие в очереди разговоры на тему: "а скоро ли все наладится?". У них на глазах рухнул мир, а они еще надеялись, что вот, немножко потерпим, а потом кто-то придет и все нам наладит, а как же иначе. Впрочем, разговоры - разговорами, а еще вчера привычно хамоватые обыватели стали на порядок вежливее. Было яснее ясного, что никакой полиции нет и уже, наверное, не будет, поэтому народ в очереди друг с другом общался подчеркнуто аккуратно и вежливо, стараясь не толкать соседей. Мало ли что. Мне стало интересно, надолго ли хватит их на такое поведение. Были, впрочем, и другие. Когда мы с Вайнштейном спустя несколько долгих часов оказались почти у заветного прохода, прямо перед нами в очередь вдруг ввинтилось где-то с десяток одетых в черное людей в черных же шляпах. Какая-то женщина возмущенно им что-то сказала, один из черных толкнул ее в
грудь, она упала навзничь - только покатились ведра. Религиозные, "черные шляпы". Они и до Песца вели себя нагло, нигде не работали, в армии не служили, сидели на пособиях от государства, и при этом всячески подчеркивали свою исключительность. Ну а тут присущий им стайный инстинкт сработал как надо, групп меньше десяти человек я на улицах не видел.
        - Вчера тоже самое было, - мрачно произнес Вайнштейн, - из-за них тут многим не хватило, кто отстоял.
        - А ты что? - обернулся я к нему.
        - А что я? Я ведро одной женщине отдал. У нее дети..., - Вайнштейн потупился. Хм. И это тот самый Вайнштейн, что годами распинался на тему "падающего подтолкни". Меняемся, однако.
        - Держи ведро, я щас, - я отдал ему ведро и пошел к началу очереди. Знакомые все лица - среди "черных шляп" был дядька из соседнего дома. Этот до Песца работал. Точнее - "работал". Разрешениями какими-то в мэрии ведал. По утрам я иногда его встречал - он шел на работу пружинистым энергичным шагом человека, идущего на подвиг. Глаза сверкают, грудь колесом. Как говорили соседи, трудовой порыв заканчивался у дверей мэрии. На работе он занимался тем, что в народе называют ИБД - Имитация Бурной Деятельности. И тут устроился, чмулик хренов, подумал я словами Вайнштейна.
        - Так. Ну-ка быстро вышли из очереди, - обратился я к "черным шляпам", - вас здесь не стояло. - Они тут же обступили меня полукругом, и начали в полный голос отвечать, причем все сразу. Из всеобщей какофонии, наполненной ссылками на бога, перемешанными с угрозами, я понял только одно - они не уйдут, и, не вступая в переговоры, без лишних слов пробил с ноги. Один из "шляп" сложился и улетел спиной вперед, на лице его застыло удивленное выражение. Не исключено, оттого, что такое с ним приключилось впервые в жизни. Реакция остальных меня поразила: я ожидал, что они, воодушевленные десятикратным перевесом, на меня накинутся - но нет. Очевидно, их тоже никто никогда в жизни не бил, вместо того, чтобы дать мне по шее, они отбежали назад, и принялись облаивать меня с утроенной силой. У меня мелькнула глумливая мысль предложить им пойти подать на меня заявление в полицию, но вместо этого я скорчил страшное лицо и шагнул вперед.
        - Пошли отсюда на хрен, уроды!!! - взревел я и попер на них. И, толи я такой страшный, то ли помогло, что ко мне с одной стороны пристроился Вайнштейн, а с другой - невзрачный мужичок в кепке, чей оценивающий спокойный взгляд я поймал, еще на подходе к "черным шляпам". В общем, шляпы не выдержали прессинга и побежали, побросав ведра. Фалды средневековых сюртуков развевались, как крылья. И, вот же извивы человеческой психики - тетки из очереди уже хлопотали вокруг поверженного мной "шляпы", вполголоса ругая "хулигана". То есть, меня.
        Пока набирал ведра, перебросился парой слов с мужиком средних лет в военной форме, что управлял процессом. Тот выглядел очень усталым, было видно, что на похожие вопросы он уже отвечал сегодня много раз. Резервист, такой же, как и я. Только я, не без помощи Вайнштейна, уклонился, а он нет. Оказалось, что подвоз воды организовал стоящий на окраине Города автобат. Организовал без приказа сверху - просто увидели мужики, что людям в Городе нечего пить, собрали все цистерны, прицепы и т.п., и организовали подвоз воды из большого источника, что возле самой их базы. На мой вопрос "а надолго у вас горючки хватит?", только махнул рукой. Я не стал задерживаться, и вышел. Стали в сторонке с Вайнштейном и тем мужичком, Вайнштейн достал сигарету, закурил.
        - Наплачемся мы еще с этими черными шляпами, - произнес он задумчиво.
        - Это точно. - Кивнул невзрачный мужичок, и протянул руку. - Эли.
        - Вайнштейн. - Представился Вайнштейн, и приподнял воображаемую шляпу.
        - Заноза. - Сказал я и пожал Эли руку. Поговорили. Познакомились. Он жил с женой и маленькой дочкой двумя улицами ниже. Он с радостью принял мое приглашение заглянуть к нам, о делах наших скорбных поговорить. Так в нашей команде стало на трех человек больше.
        Волна погрома дошла до нашего дома под вечер. Завелись-то они еще днем, но на то, чтобы разграбить три улицы, разделявшие нашу и сарацинскую части города, у них ушло несколько часов. Когда первый тяжелый удар сотряс дверь вайнштейновской квартиры, как раз темнело. А темнеет в наших краях быстро. Сквозь щель в ставне я видел, как катится за горизонт багровый диск солнца. Все наши были в сборе, сидели во внутренней комнате. Эли с женой Мариной и дочерью Эден, Сарит с детьми, Вайнштейн и я. Узкое оконце мы заложили мешками с землей, подперли матрацем с двуспальной кровати - чем не крепость? Вдоль стен, примерно мне до пояса, тоже обложились мешками.
        Завелись сарацины шумно. До Песца наш город считался образцовым примером мирного сосуществования сарацин и нас. Они компактно проживали в нескольких районах города, преимущественно в нижней его части. На случающиеся то там, то здесь драки и поножовщину полиция закрывала глаза, и чувствовали они себя вольготно. Не то, что в резервациях южнее. Но любить они нас от этого не стали. Всем нам было понятно, что они лишь ждут удобного случая. И вот он им представился. Утром с башни молельни заорал матюгальник. Орал долго, до хрипоты, через слово поминая какую-то Аллу. Сразу стало понятно, что это не к добру, и я сразу согнал всех своих к Вайнштейну в квартиру. Потом прибежал Эли с женой, весь в поту. Рассказал, что собралась большая толпа сарацин с дубьем и стволами, она идет по улице, и громит все подряд. Народ, видя такую картину, наладился в бега. Мимо нашего подъезда то и дело кто-то пробегал вверх по улице, теряя на ходу пожитки. Эли, было, хотел и нас увлечь в бега, но я изложил ему свой план, и он остался. В принципе, можно было и смыться - бензин еще был, все припасы укрыты под полом но,
во-первых, тогда пришлось бы бросить уже разложенные на крыше солнечные панели, которые могли потоптать сарацины. И тогда прости - прощай электричество. Во-вторых, еще чего - бегать из собственного дома, пусть даже это и съемная хата. Я и женщин с детьми никуда отправлять не стал. Если уж нам суждено сдохнуть, сдохнем все вместе. Все равно без мужчин в прекрасном новом мире шанс выжить у женщин с детьми стремился к нулю. А еще у меня были планы на стволы, что несли сарацины. Они этого еще не знали, но эти стволы уже были мои, оставалось только объяснить это сарацинам.
        Скоротали время за игрой в преферанс. Расписали ленинградку на 20 очков. Все заметно нервничали, Эли не мог сосредоточиться на игре, даже Вайнштейну было не по себе. Женщины с детьми сидели в комнате, Сарит дрожащим голосом что-то рассказывала, сказку им читала, что ли?
        Шум разлетающихся витрин, грохот летящей из окон мебели, разбиваемых машин, выстрелы, вопли погромщиков приближались. Погром катился к нашему дому точно волна. Сарацины подготовились основательно, они взяли трубу, повтыкали других труб поменьше, чтоб торчали с боков, наподобие ручек, и залили бетоном. Когда я увидел в щель шестерых сарацин, идущих по улице с этим агрегатом, мне стало не по себе. Особенно, если учитывать, что вокруг их было столько, что я даже приблизительно не смог их подсчитать. Толпа. Сначала они пошли к соседям Вайнштейна, тех, понятное дело, уже и след простыл. В глазок я увидел, как они подошли к двери напротив, отошли, лениво раскачали таран и за два удара выбили железную дверь вместе с косяком. Дверь-то железная, да вот косяк дверной держится на соплях. Часть сарацин с гортанными воплями хлынула внутрь, а остальные, даже не развернув таран, подняли его, точно так же раскачали и ударили в нашу дверь. Все сотряслось, посыпался песок. Но дверь устояла. Дверь у нас была не простая. Я усилил ее дополнительным стальным листом, а косяк крепился не к стене, а к широкой, уходящей в
стены, стальной раме. Удар, другой третий - ноль эмоций. Сюрприз номер раз. Но с этим пора кончать, а то, и правда, дверь нам погнут. Изображая страх, я нарочито тонким голосом прокричал из-за двери:
        - Чего вам надо? Уходите, пожалуйста! Я полицию позову! - Сарацины на секунду замолчали, а потом разразились возбужденными воплями.
        - Аткривай, собак! Аткривай, а то хужи будэт! - гоготали они. Я тем временем подтянул к себе девайс, который сделал еще до Песца. Простой, но эффективный, эдакая мегабрызгалка. Подтянул, и заработал насосом, поднимая давление в канистре. - Аткривай, ситрилять будэм!
        - Сейчас, сейчас открою, - прокричал я им, придав голосу испуганные интонации, - будет вам и белка, будет и свисток, - пробормотал себе под нос. Потом пальцем выбил цилиндр глазка наружу, быстро вставил на его место наконечник шланга и нажал на рычажок. Горючая смесь из канистры стала разбрызгиваться, заливая лестничную площадку, и всех, кто там столпился. А столпилось немало - предвкушая развлечение - как же, щас кого-то "рэзать будим", сарацины набились плотно. И из соседской квартиры вышли.
        За дверью раздались удивленные крики. Что-то явно шло не по плану. Я не стал ждать, пока они опомнятся и смоются, выдернул шланг из отверстия, отметив, что почти все вылилось, чиркнул головкой заранее припасенного фейерверка на палочке по терке от спичечного коробка. Фейерверк зашипел.
        - А сейчас вылетит птичка! - Уже нормальным голосом сказал я, и протолкнул его в отверстие. Фейерверк вылетел наружу, и через пару секунд лестница взорвалась воем. Запах напалма - это запах победы. Сквозь дырку от глазка так полыхнуло жаром, что я невольно отодвинулся от двери. Сюрприз.
        Дверь я открыл не сразу, подождал, пока стихнут вопли. Приоткрыл ровно на столько, чтобы высунуть шланг огнетушителя. В щель било пламя, если бы не надел фартук и маску, точно бы обжегся. Впрочем, о маске я пожалел. Тошнотворная вонь подгоревшего шашлыка заставила мня упасть на колени опорожнить желудок - прямо в маску. Я моментально ослеп, да и прочие ощущения - не фонтан. То есть, как раз фонтан, но тошнотный. Тем не менее, огнетушитель я не выпустил, и на рычаг давить не забывал, так что жар схлынул. Я сорвал с головы маску, рукавом кое-как протер глаза, встал, шатаясь, и открыл дверь шире. Тут же подскочил Вайнштейн, со вторым огнетушителем, и стал водить им из стороны в сторону, добивая пламя струей песка. Потом его тоже вывернуло наизнанку. На лестнице грудой лежала шевелящаяся черная масса. Кто-то протяжно стонал. Трудно было различить, где кончается один человек и начинается другой. Я с трудом вспомнил, что собирался делать, взял стоящую тут же сумку и пошел наверх по лестнице, стараясь не замечать, что именно хрустит и хлюпает под ногами. В ушах у меня гулко стучал пульс. Я вылез на
крышу, подошел к краю, и посмотрел вниз. У подъезда стояла толпа сарацин, они истошно что-то орали, но в подъезд не входили. Лежащие перед подъездом скорчившиеся тушки красноречиво свидетельствовали, что может случиться с теми, кто идет в чужой дом без спроса. Их много, отметил я и внутри опять заворочался липкий комок страха. Впрочем, я тут же загнал эту мысль подальше, и удивился легкости, с которой это получилось сделать. Воистину новый Я был не чета старому. Необходимость выживать начисто отшибла любые сомнения и рефлексию. Человек - функция, вот чем я стал. Прежний я никогда бы не решился сделать того, что я только что сделал. Но предстояло сделать еще кое-что. Я достал из сумки припасенные бутылки с зажигательной смесью, поставил их рядком на парапет. Посмотрел, примерился, и, одну за другой послал бутылки вниз. Сюрприз номер три. Упав, они разбились, расплескались, зажигательная смесь соприкоснулась с примотанными к бутылкам тряпкам, пропитанными раствором калиевой селитры, и вспыхнула. Вспышки были такие, что я инстинктивно зажмурился. С воем заметались внизу живые факелы. Я отвернулся и сел,
прижавшись спиной к парапету. Из меня точно вынули пружину. Если бы кто-то из них набрался смелости, и поднялся наверх, взял бы меня голыми руками. Но героя не нашлось. Когда я спустился, внизу были только трупы и тяжелораненые. Все, кто остался жив, в страхе сбежали, нескольких забившихся в соседскую квартиру выгнал пинками Эли. Раненых пришлось добивать ножом, превозмогая тошноту и отвращение. Руки у меня дрожали. Не мое это, вот так вот людей убивать. Вайнштейн ходил, подсвечивая фонариком, палкой переворачивал тела, собирал все, что может пригодиться. Когда свет падал на его напряженное лицо, было видно, что оно похоже на восковую маску. Сам я, наверное, выглядел не лучше. Марина вышла из подъезда, стараясь не смотреть на трупы, подошла ко мне, вынула у меня из руки нож, и за локоть увела в дом.
        Среди трупов Вайнштейн обнаружил несколько стволов. Сарацины пришли к нам упакованными, и где только набрали? Еще в мирное время поговаривали, что у них там у каждого ствол припрятан. Видать, не врала людская молва. Более-менее целыми оказались три имперских штурмовых винтовки, и союзовский еще автомат "сорок седьмой" модели, а еще обнаружился пятнадцатизарядный пистолет, да не простой, а с какой-то гравировкой на сарацинском. Имперские винтовки оказались кстати. Они, хоть и старье, зато патронов у меня было припрятано к ним несколько тысяч. Раз в год я ездил на резервистские сборы, а там патронов было полно. Стояли открытые ящики, бери, сколько влезет. Я и брал. А с одних сборов, как-то совпавших с войной, притащил две гранаты и еще много всяких интересных штучек. С патронами к автомату было хуже, на тушке сарацина обнаружился всего один запасной магазин. Ну, почти шесть десятков патронов тоже хорошо. По слухам, выстрел из такого автомата пробивал рельс. Мне стало как-то не по себе, я в красках представил себе, что было бы, если бы они по мне сквозь дверь стрельнули.
        Трупы мы оттащили во двор соседнего дома, наскоро разобрались с трофеями, и завалились спать, оставив женщин караулить.
        Глава 3
        Хомяки
        Меня разбудил шум голосов. Я продрал глаза, встал, и в трусах, как был, подошел к окну. Выглянул. На улице, перед дверями нашего подъезда, стояли люди. Много. И они кого-то окружили плотным кольцом. Я посмотрел на них, и мне стало не по себе, такое облако ненависти висело над толпой. Чуялка у меня после Песца заработала на все сто двадцать, еще давно, задолго до всего этого, я мог прочитать человека, почувствовать его настроение, ощущал направленное на себя внимание. А теперь я ловил себя на мысли, что знаю, где кто находится в радиусе пятидесяти метров, даже через три бетонные стены чувствую. На секунду я испугался, что нас опять пришли выносить, но, увидев среди людей долговязую фигуру Вайнштейна, слегка успокоился. Он, почувствовав мой взгляд, обернулся, посмотрел наверх, и махнул мне рукой - спускайся, мол. Я наскоро оделся, и, прихватив ствол, спустился вниз. Протолкавшись сквозь толпу, состоящую из соседей - все знакомые лица, я увидел, что они окружили нескольких сарацин, двух старых и четырех помоложе. Я встал перед ними, поднял руку, призывая к тишине. Гомон чуть-чуть стих. Народ слегка
раздался, и я оказался с сарацинами лицом к лицу в плотном кольце людей. Все, кроме одного, были вполне себе обычные люди. А вот один, самый старый на вид ... во-первых он не боялся. Совсем. Во-вторых, на моем внутреннем радаре он отсутствовал. То есть, я видел двух других, а его - нет, хотя вот же он стоит. Он спокойно посмотрел мне в лицо, и сказал:
        - Это ты. Ты убил наших сыновей. - Сказал, надо признать, совершенно без акцента.
        - Я убил ваших сыновей. Все так, - не повышая голоса, глядя ему в глаза, ответил я.
        - Ты убийца, гореть тебе в аду! - скрипуче включился второй старпер. Глаза метали молнии.
        - Я чего-то не понял, отцы, - ситуация стала меня откровенно веселить своей абсурдностью. - По вашему, они шли себе, понимаешь, из консерватории в библиотеку, а я на них накинулся. Так?
        Ответа не последовало, но по горящим ненавистью глазам я понял, что попал в точку. Прям как в анекдоте: "слышь, давай вон к тому подойдем, и по морде дадим? - А вдруг он нам? - А нам-то за что?". Хочет ли сарацин войны, спросите вы у тишины. Детский сад, штаны на лямках. Толпа одобрительно зашумела. Кто-то из задних рядов закричал: "мочи козлов". Я опять поднял руку. Народ опять затих, ожидая продолжения. Старший сарацин все так же, не повышая голоса, сказал:
        - Мы хотим забрать тела.
        - Забирайте, - тут я понял, зачем они пришли. - Вон за тем домом они лежат.
        Сарацины развернулись, толпа зашумела, не желая их пропускать.
        - Пропустите! - закричал я, срывая голос. - Пусть заберут своих и уе...т! НЕ ТРОГАТЬ!
        Народ нехотя расступился, пропуская сарацин. Они подогнали грузовик к соседнему дому, и молодые быстро загрузили тела в кузов. Им явно не терпелось побыстрее свалить. Понятное дело, их же чуть было не линчевали.
        У кого-то в толпе сохранился еще работающий радиоприемник, и пронесся слух, что по местному радио передали, что в комендатуре выдают оружие населению. Это надо было обязательно проверить, я просто не мог отказаться от такого шанса, и после завтрака мы с мужиками пошли туда. Идти было довольно далеко, шли почти два часа. Пришли где-то к десяти утра. Там уже было полно народу. Висел плакат, извещающий о правилах получения оружия гражданами. Правила были простые - надо было пройти во двор, куда запускали по одному, предъявить удостоверение личности. Так мы и сделали. Номера удостоверений пробили по базе, записали, выдали все ту же имперскую винтовку и пять магазинов, тут же в сторонке можно было набить их патронами. Стоящий рядом солдат проследил, чтобы брали ровно на пять магазинов. Взяли и на женщин - я предусмотрительно захватил их удостоверения. Меня уже хотели выгнать, но тут я заметил мелькнувшую в окне комендатуры знакомую морду, и закричал:
        - Эран, эй, Эран! - морда высунулась в окно и тут же расплылась в улыбке. С Эраном я был знаком давно, еще по срочной его помнил, он у нас отделением командовал. Религиозный патриот, эти и работали, и в армии служили, не то, что "шляпы". Надежный мужик, Эран, за своих всегда стеной стоял, сарацин, правда, терпеть не мог, как и вся их патриотическая братия. Я тогда дембельнулся, а он пошел на повышение, стал офицером. Потом тоже из армии уволился, на инженера выучился. А теперь его, видать по всему, призвали.
        - Коцюба! Ты! - Эран махнул рукой часовому у дверей, и меня пустили внутрь.
        - Ты как, брат? Что тут вообще? - мы обменялись рукопожатиями и дежурными фразами.
        - А я тут за главного...
        - Ты? А начальнички где?
        - Я без понятия. - По словам Эрана, все начальники посваливали сразу же, оставив его на хозяйстве. По домам отправилась и часть резервистов, и Эран не стал их задерживать. Если бы не оружейные склады резерва, за которые он отвечал, он бы тоже свалил, к себе в поселение. - Ну вот, вчера нам рассказали, что сарацины пошли громить район, что возле рынка. Повезло, что кто-то их там шугнул, чуть ли не две сотни заживо сжег.
        - Да брехня это все, не может быть, - решил я не афишировать собственное участие. Две сотни, м-да, ну и бред. А может, оно и к лучшему, пусть боятся, глядишь, не полезут, как подопрет.
        - Может, и брехня, но мы тут с мужиками посоветовались, и решили раздать стволы населению. Не бросать же их, да еще рядом с сарацинами. А защищать их до бесконечности мы не сможем. К тому же, семьи у всех. Договорились с автобатом, с тем, что от нас недалеко, загрузили все, что есть на машины, и сюда. Раздаем вот.
        - Знаю я этот автобат, надежные мужики. Воду они нам подвозили.
        - В общем, раздадим вот всю стрелковку, и по домам. Государства больше нет, Коц. На юге и в центре вообще непонятно что творится, связи ни с кем нет. На севере тоже бардак, почитай, сразу за Городом уже черт знает что творится. Войну прогадили. Так что каждый сам за себя.
        - Зря вы это.
        - Что зря? - не понял меня Эран.
        - Оружие раздаете зря. Народ уже не такой и травоядный, а вы им еще оружие даете. Крови будет море.
        - Ну, а что делать? Сарацины вон через одного со стволами. Лучше пусть наши вооружены будут. - Эран честный мужик. Правильный. Мысль, что склад оружия - золотое дно, и на этом можно приподняться, видно, даже не приходила ему в голову. Жаль, мало таких. Было б побольше - глядишь, и Песец иначе бы встретили. Ну а так как на одного честного приходится двадцать чмуликов то и получилось то, что получилось. Жаль.
        - Слушай, а пулемета у вас нет? - Нарочито жалобно протянул я, по выражению лица Эрана я понял, что пулемет он мне не даст, и тут же переобулся, - ладно, шучу.
        Он на секунду задумался, потом сказал:
        - Вот что, Коцюба. Тут у нас мужики-резервисты, что с юга, домой собираются. Подойди к их старшему, его Ави зовут, поговори. С оружием у них все в порядке, а вот припасов нет. Может, и выменяешь. Ладно, будь жив, может, еще увидимся. - Эран побежал куда-то по своим офицерским делам.
        Я сделал так, как он сказал. Нашел этого Ави, и договорился об обмене пулемета и двух тысяч патронов к нему на два мешка гречки по 50 кг и ящик тушняка. Они обещали заехать завтра утром, завезти пулемет. На этом распрощались, и мы пошли домой.
        На том самом перекрестке, куда привозили воду, шел митинг. Мы как раз мимо проходили, ну и завернули послушать, о чем там народ говорит. Там стоял грузовичок с открытым кузовом, приспособленный под импровизированную трибуну, в кузове несколько человек. Один из них вещал через матюгальник. Вокруг стояло не так чтобы много народу, но сотни две точно. Все из соседних домов, много знакомых лиц. Я протолкался через толпу, было интересно, кто это там распинается. Стоящий в кузове грузовичка дядька мне сразу не понравился. Во-первых, был он какой-то гладкий. Ухоженный. Одежда явно не шитый узкоглазыми ширпотреб, от хорошего портного. Вокруг него стояло еще двое таких же. Гладких. И какой-то хрен в полицейской форме с ними. Первый раз после Песца я увидел мента. Во-вторых, говорил он хорошо поставленным голосом профессионального болтуна. Я послушал, и мне стало скучно. Какие-то общие слова о противостоянии хаосу и поддержанию единственно верного демократического порядка, про объединение усилий и слияние в едином позыве. Мне стало скучно. Я уже много раз такое наблюдал. Любит наш народ поговорить, вот уж
чего не отнять. Сколько я таких совещаний помню - сидят, руками машут, переругиваются, спорят. Потом, так и не придя ни к чему, расходятся. Чтобы к чему-то придти, надо решиться и взять на себя ответственность, а кому это надо? Пусть кто-то другой ответственность берет. Дождавшись момента, когда оратор заткнулся перевести дух, я тут же вклинился. Голос у меня громкий, так что услышали все:
        - Короче, дядя! Что ты предлагаешь конкретно? - он недоуменно вытаращился на меня, но потом справился с удивлением, и начал отвечать. Если отбросить шелуху обтекаемых фраз, то он предлагал организовать в нашем квартале самоуправление. Комитет Спасения. Провести выборы. В начальники он прочил, конечно же, себя. Ну и пристяжь свою. А что. Самоуправление дело хорошее, подумал я и стал слушать дальше. Ну а дальше он понес такое, что у меня глаза на лоб полезли. Оказывается, с целью пресечения беззакония, надо собрать все оружие, какое есть, и сложить под замок. Назначить дежурных, чтобы патрулировали квартал, и выдавать стволы только им. Все запасы еды сложить в одно место, приставить охрану, и распределять по карточкам. Назначить ответственных за каждый дом. Выдать всем жителям квартала удостоверения и чужих не пускать. Сформировать команды фуражиров для пополнения продовольственных запасов. Дядя был настроен всерьез.
        - Надо же..., - протянул я задумчиво, - целая программа. Он вообще кто? Что-то я его не видел тут раньше, - спросил я у Вайнштейна. Тот ответил:
        - Это Гельман. Председатель коллегии адвокатов, - выражение лица Вайнштейна мне не понравилось. Он смотрел на Гельмана как-то странно. Нехорошо смотрел.
        - А что он тут делает? В нашем-то районе?
        - Офис у него тут, - ответил Вайнштейн и посмотрел на меня. Очевидно, у него в голове промелькнула такая же мысль. Этот Гельман жил в богатом районе, но почему-то явился агитировать к нам. Почему? Либо в богатом районе лохов меньше - там все такие, как он, и развести их вряд ли получится. Либо там творится что-то такое, от чего лучше сбежать к народу попроще.
        Народ слушал Гельмана не очень внимательно, но все ж слушал, и я понял, что еще чуть-чуть, и он своего добьется. Людям, как воздух, нужна определенность. А этот говорун вполне может убедить их, что как раз он и может ее им обеспечить. Как же они задолбали, паразиты. Работать не хотят, и не умеют, хотят только рулить. Та же сила, что давеча толкнула меня подойти к черным шляпам, потащила меня вперед, и заставила плечом раздвинуть стоящих у грузовика людей. "А их много", подумал я, "как бы не было чего". Потом я увидел, как стоят Вайнштейн с Эли - а те разошлись в стороны, чтоб не мешать друг другу, если надо будет стрелять. "Грамотно сектора распределили", подумал я и успокоился. Все это промелькнуло в моей голове, пока я влезал в кузов грузовика и аккуратно вынимал у Гельмана матюгальник. Никто не заметил, как я аккуратно нажал ему на руку в нужном месте, так, что пальцы его сами разжались. Для зрителей все выглядело просто - один другому отдал матюгальник. Я поднес его к губам. Народ затих, всем стало интересно.
        - Что ты себе позволяешь? - зашипел Гельман, и попытался оттолкнуть меня. Я повернул к нему голову, и посмотрел прямо в глаза. Не знаю, что он там увидел, но толкаться перестал и отодвинулся.
        - Знаете меня? - спросил я у толпы в матюгальник. - И повторил: - Знаете? - По толпе пронеслось: "Коцюба", "сарацин пожег". Я определенно был героем дня.
        - Кого слушаем? - сказал я. - Я вас спрашиваю - кого слушаем? Гельмана? Никого лучше не нашлось? - из толпы кто-то выкрикнул: - А что делать? Вайнштейна мы уже слышали, - народ, явно знакомый с лекциями Вайнштейна, засмеялся.
        - Паразита слушаете! На руки его посмотрите. Он же ни дня в своей жизни не работал. Он паразит и дармоед. - Из толпы кто-то, похоже, тот же самый, что и до того, глумливо выкрикнул: - Ртом он работает.
        - Вот именно. Ртом он работает, - подхватил я. - А вы уже готовы отдать ему свою еду и стволы. Чтоб он, значит, решал, кому сколько отсыпать. - У грузовика началось какое-то шевеление, я краем глаза увидел, что ко мне тянутся несколько рук, чтобы стащить с грузовика. Правда, руки тут же отдернулись - одного из тянущихся кто-то дернул за воротник назад. У меня нашлись неожиданные защитники. Ну а возле мента стоял Вайнштейн, и, улыбаясь, похлопывал того по плечу стволом винтовки. Мент выглядел растерянным, к такому обращению он явно не привык. Но народ вокруг был через одного вооружен, так что менту ничего не оставалось, как сделать вид, что все так и должно быть. Я продолжил:
        - Из-за таких звездоболов мы и сидим сейчас в заднице. А этот адвокатик там, у себя, в богатом районе, устроиться не смог, так он к нам приехал. Чтобы, значит, возглавить. Руковводитель и палковводец. Надежда нации. - Народ хохотал.
        - Ложь! - Крикнул рядом со мной Гельман, и вцепился мне в одежду. Не знаю, что он хотел сделать, но у него это не прокатило - я выбросил руку вперед, уперев основание ладони ему в нос, а пальцы положив на веки, и толкнул. Гельман скатился с грузовика, не на землю, к сожалению, его подхватили. Тут же вскочил на ноги, и, брызгая слюной, заверещал:
        - Бандит! Анархист! Нам надо вместе, объединяться надо! А тебе нужен хаос!
        - Вместе, говоришь... - матюгальник заскрипел. Или это я зубами скрипнул? - С такими как ты, чмулик, вместе только говно жрать, потому как ты сам все сожрешь. - По толпе опять прокатился смешок. Теории Вайнштейна о чмуликах знали многие.
        - Ладно, шутки в сторону. Народ! - Народ затих, все ждали, что я скажу. - Вы заметили, как похолодало? - Гробовая тишина в ответ. Кажется, я озвучивал то, что терзало многих. - Пепел из вулкана уже попал в атмосферу. Климат уже меняется. Облако до нас еще не дошло, но может дойти в любой день. Даже если не дойдет, все равно нас ждет долгая и холодная зима. Таких в наших краях еще не было.
        - Что нам делать? - Крикнула какая-то женщина в толпе. Блин. Нашли, кого спросить.
        - Утепляйте дома. Запасайтесь едой. Запасайтесь одеждой. Молитесь. Ни на кого не надейтесь и никому не верьте. - Я спрыгнул с грузовика и пошел сквозь толпу. Вайнштейн с Олегом спешили мне вслед. Народ стоял в шоке. Кто-то что-то кричал мне вслед, но я уже не слушал. Быстрым шагом я отошел метров на триста и обернулся. Гельман опять оседлал грузовик, и опять вещал, но никто его не слушал. Народ расходился.
        - Ты зря им это сказал, - сдвинув брови, начал выговаривать мне Вайнштейн, - чем меньше их останется, тем нам лучше. Все будет только хуже, они озвереют и придут нас жрать, - прозвучало это по вайнштейновски. Пророчески.
        - Может и зря, - дернул я плечом, - зато честно. И, может быть, хоть кто-нибудь из них останется человеком. Тогда он будет с нами. По хорошему, так надо было мне сейчас использовать момент и всех построить и организовать. Перемрут же, хорошо, если через год один из десяти выживет.
        - Ничего ты не понимаешь, Коцюба. В их нынешнем состоянии было бы только хуже. Они напуганы, хоть и недостаточно, чтобы выжить, но вполне достаточно, чтобы за кем-то пойти. Сейчас ты их построишь, и погонишь пинками. Спасешь кого-то. Так они же за это тебя и возненавидят. Каждый из них считает себя яркой, единственной и неповторимой личностью. Все хорошее, что ты сделаешь, они воспримут, как само собой разумеющееся. Бараны иначе не умеют. А все плохое, любую жестокость, любую ошибку - тут же поставят тебе в вину. Так что в итоге ты потратишь свое время, свои ресурсы, свою энергию, и окажешься кругом виноват, - Вайнштейн помолчал, и тихо добавил: - Предоставь их судьбе. Кто выживет, тот выживет. - Спорить с Вайнштейном я не стал, я, конечно, так в людях не разбирался, как он, но то, что он сказал, прозвучало логично и убедительно. Все так и есть, только детишек жалко.
        - Гельман многим кровь попил в свое время. Знаешь, сколько народу из-за него осталось без квартир? - добавил Вайнштейн. - Он нам еще крови попортит, особенно тебе. Ты же ему все планы разрушил. Он наверняка придет мстить.
        Вернувшись домой, мы не обнаружили там соседей. Религиозные соседи со второго ушли к своим сразу после пожара, а узкоглазых гастарбайтеров, что жили напротив Вайнштейна, мы не видели с самого Дня Песца. Тоже хорошо - иметь в соседях "шляп" я не хотел, и все время, пока они были в доме, боролся с желанием выгнать их пинками. А раз уж сами ушли - туда им и дорога, воздух чище будет.
        Тем и кончился тот день. Столбик термометра к вечеру опустился до +5 градусов, для нашей зимы явление редкое, особенно для ноября месяца. Климат действительно менялся. Предупреждение Вайнштейна насчет Гельмана я тогда пропустил мимо ушей. И зря - если б я тогда вернулся и застрелил его, все могло бы сложиться по-другому. Многие остались бы живы. Но тогда я на такое был неспособен. Тогдашний я считал это беспределом.
        Лавирующую между кучами мусора колонну машин зелено-оливкового цвета редкие прохожие провожали недоуменными взглядами, будто забыв, что меньше месяца тому назад по этой самой улице за день проносились сотни, если не тысячи машин. Народ быстро отвык ходить по тротуарам. Движения никакого не было. Тротуары были завалены обломками, которые после землетрясений никто и не думал убирать, а также разнообразным мусором. Относительно свободной оставалась только середина проезжей части, по ней и ходили. Грузовики притормозили возле нашего дома, из кабины переднего вылез Ави. Поздоровались. Вайнштейн с Эли вытащили из подъезда загодя поднятые туда припасы. Из грузовика мрачные сосредоточенные мужики сгрузили на землю обещанный пулемет. Я присел, развернул брезент, начал придирчиво осматривать приобретение.
        - Не доверяешь? - иронически протянул Ави, - все как договорились, без обмана.
        - Никогда и никому, - ответил я. Пулемет оказался в хорошем состоянии. Ствол не расстрелян, вообще было похоже, что он так и пролежал полвека на складе, ни следа ржавчины. - Берем.
        - Ну, будь здоров, - Ави развернулся, с намерением лезть в грузовик.
        - Погоди, - остановил его я, - давай еще что сторгуем.
        - А что надо?
        - А что есть? - поторговались. За канистру спирта Ави отдал несколько мин, немного взрывчатки, взрыватели, детонационный шнур и прочий минерский припас.
        - Нам все одно без надобности, нет у нас никого, кто б разбирался, а тебе, глядишь, и пригодится. - Хитро прищурился Ави.
        - А, так ты это мне прихватил? - Просек я поляну. Тут же внутри зашевелилась жаба - не продешевил ли? Вроде, нет.
        - Ну, удачи вам, мужики. Держитесь там. А еще лучше - оставайтесь, - я пожал Ави руку. Распрощались. Грузовики взревели моторами, и уехали. Мужики торопились на юг, к семьям. Никто из них и не думал оставаться.
        - Смертники, - сказал Вайнштейн у меня за спиной. Они с Эли уже отнесли в дом пулемет и ящики с патронами.
        - Да, - согласился я, - ладно, потащили все в дом.
        Потащили. Из соседних домов глазели любопытные. На глазах у всей улицы я не торопясь сложил в мешок мины и все остальное, и взвалил на плечо.
        - Смотрят, - сказал Вайнштейн. - Это хорошо. Пусть смотрят. - Действительно, нет лучше оружия устрашения, чем мины. Тут я Вайнштейном был согласен на все сто. Будет им повод ля раздумий.
        Жена Эли, Марина, нарисовалась в дверях.
        - Коцюба, там народ собирается сарацин громить, - выпалила она,- они там, на перекрестке собрались.
        Я взял винтовку и пошел туда. Только вышел на улицу, гляжу - валит толпа. Куча народу, все с оружием. Кто-то из толпы, увидев меня, крикнул: "Давай с нами, Коцюба!". Вот и случилось то, о чем я предупреждал Эрана. Все, на что у баранов хватило ума, это отыграться за пережитый страх. Все те, кто третьего дня бежал, лишь заслышав о приближении сарацин, теперь храбро вышагивали с винтарями наперевес, направляясь в нижнюю часть города. Даже вожаки нарисовались. Напуганные бараны изобразили стаю.
        - Надеюсь, ты не собираешься туда идти? - Схватил меня за локоть Вайнштейн.
        - Нет, не собираюсь. Локоть отпусти, - спокойно ответил я. - Мы же собирались за стекловатой?
        Нам было понятно, что приближается зима, долгая и холодная. Надо было утеплять дом. Дома-то нас строили к морозам не приспособленные, стены тонкие, окна с одно стекло, ни печей, ни радиаторов. Да и мы сами больше к жаре привыкли, для нас плюс пять уже дикий холод. Поэтому, надев ненужную старую одежду, перчатки и респираторы, вооружившись топорами и ломом, мы направились на стройку. Неподалеку как раз заканчивали строить офисное здание. К сожалению, плит стекловаты там не оказалось. Видимо, ее привозили по мере надобности. Пришлось нам ломать гипсокартонные стены, и выдирать куски стекловаты. Куски мы старались выбирать побольше. Каждый кусок мы упаковывали в мешок для мусора, и, перевязав несколько кусков веревкой, оттаскивали домой. Там уже кипела работа. Эли с женщинами утепляли стены. Мы заранее продумали схему утепления. Выбрали несколько комнат на втором этаже, таких, чтобы у них была только одна наружная стена, да и та выходящая не на улицу, а на соседний дом. Потом стены этих комнат мы планировали оббить снаружи стекловатой. Также и пол третьего этажа, и, соответственно, потолок первого.
Расчет был на то, чтобы вокруг жилого пространства был толстый слой стекловаты. Ни в коем случае не внутри - дышать стекловатой никому не хотелось, а закрывать ее гипсокартоном, как положено, не было времени. С креплением стекловаты на потолок пришлось повозиться, не гвоздями же ее приколачивать? Отвалится к черту. В итоге, притащили все с той же стройки детали подвесного потолка, собрали раму, на нее уложили стекловату, и подняли вверх, привинтив к потолку. Со стороны нижнего города тянуло гарью, оттуда доносилась стрельба, взрывы. Очевидно, сарацины не желали умирать. Стрельба продолжалась до самого вечера, стреляли и в нашем районе, и выше - повылазившая из всех щелей гопота обделывала свои делишки. Мы на это не отвлекались, да они к нам и не ходили - о судьбе пришедших к нам сарацин знали все. Я возился с железом, мы сняли с крыши два бойлера, и я, вооружившись дисковой пилой, переделывал их в печки - "буржуйки". Наверное, в округе мы были единственными, у кого было электричество. Панели давали достаточно, чтоб зарядить аккумуляторы. Все равно, большую часть работы пришлось делать вручную.
        Стреляли в нижнем городе еще пару дней, потом все затихло. Очень многие из тех, кто ушел туда, так и не вернулись. На улицах прохожих почти не было, ночами слышалась стрельба, иногда совсем рядом. К нам никто не лез, сказывалась репутация. Я был слишком занят работой, и ни на что не обращал внимания. Холодало. В один из дней я вышел на улицу отлить, и каблуком ботинка разбил лед. Лужи замерзли, а к вечеру пошел снег, и падал, не переставая, несколько дней подряд. К этому времени у нас уже были готовы две печки, жилые помещения утеплены, в потолке пробиты отверстия для трубы. Окна забили фанерой, заложили мешками с песком. С трубами тоже было немало возни, мы обошли весь квартал, и, наконец, на одном из домов нашли подходящие нам водосточные. Повсюду уже стоял пластик. Пока их сняли, пока притащили - целый день ушел. Печки поставили посреди комнат. Трубы вывели ее на четвертый этаж. Там дым выносило через окна, я решил, что так лучше для маскировки. До того, как улицы стали непроходимы, мы едва-едва успели все подготовить и запастись дровами. На это ушли последние остатки горючего. Их хватило на
несколько поездок в промзону. Там, возле мастерской, где делали поддоны, стоял заполненный обрезками досок огромный мусорный бак. Я почти не надеялся на то, что он останется целым, ведь не мы одни понимали всю важность дров для выживания, но, как оказалось, его никто не тронул. Там же прихватили рулоны упаковочной пленки. Женщины целыми днями носили с улицы все, что может гореть. Двуручной пилой мы спилили росшее возле дома дерево, забили одну из комнат дровами. Глядя на наши приготовления, оставшиеся соседи тоже стали готовиться. По улице сновали люди с кусками стекловаты, с какими-то узлами. В основном, женщины. Мужчин дееспособного возраста, после того, как одни ушли в армию и не вернулись, а другие ушли громить сарацин, и тоже не вернулись, осталось мало.
        Наши женщины меня приятно удивляли. Еще недавно независимая Сарит, вся такая из себя феминистка - через это от нее и муж ушел, превратилась в хранительницу очага. Ветер перемен вымел дурь из башки. Марина от нее не отставала. Принесла из дому ручную швейную машинку, и нашила нам теплой одежды, рукавиц. Прямо как в старые времена - мужчина-добытчик, женщина-хозяйка. Каждый на своем месте. Появление женоподобных мужчин, и мужеподобных женщин, ставшее в последние годы нормой, всегда казалось мне неестественным, чем-то на грани извращения. И вот Песец расставил все на свои места. И те, и другие, могли существовать только в тепличных условиях машинной цивилизации. Как только цивилизация сдохла, вместе с ней сдохли и порожденные ею химеры.
        Глава 4
        Снег
        Снег шел, не переставая, а температура все падала и падала. В редкие ясные дни открывалась панорама Нижнего Города, засыпанного снегом. Непонятно было, где кончается город - залив замерз, и, сколько хватало глаз, все было белым-бело. В моей покинутой квартире, на металлических стеллажах, сидели замерзшие нахохлившиеся тушки голубей. Я скинул одну на пол, она упала с глухим стуком, как камень. В одну из ночей кто-то долго стучал в дверь подъезда, мы всю ночь просидели с оружием наизготовку. Выходить и выяснять, кто там, мы не стали. Утром у дверей не было никого. Как-то раз, спустившись из утепленных комнат выплеснуть ведро, в которое мы справляли естественные надобности, я обнаружил, что выйти из подъезда невозможно. Дверь открывалась наружу, навалившись всем телом, я приоткрыл ее на пару сантиметров. В образовавшуюся щель было видно, что снега намело добрых метра полтора. По ночам термометр показывал -30, на -30 шкала кончалась, днем было "теплее" - 15, -20. Попытки дойти до соседнего дома окончились тем, что я по пояс провалился в снег, и не смог пройти и двух метров. Солнечные панели с крыши я
давно убрал, от них все равно толку не было. Солнце, даже если небо было свободным от туч, все равно не грело, чаще всего мы его не видели, либо шел снег, либо висели серо-стальные тучи до самого горизонта. Если не было снега, был ветер, ледяной колючий ветер. Все наши перемещения по дому свелись к минимуму - выплеснуть ведро из окна, принести еще дров с третьего этажа, еды из подпола, и назад, в тепло. Сидели при свечах, приносили снег в ведрах, ставили в комнате, он превращался в воду, этой водой умывались, ее пили. Для питья мы воду процеживали через самодельный фильтр. Слоями уложили в пластиковую бочку уголь с песком, и пропускали талую воду через нее, потом, по спиральной трубке вокруг ультрафиолетовой лампы, добавляли в нее соль. Месяц такой жизни довел нас до предела физических и психических сил. Больше от безнадеги, чем от реальных неудобств, мы сходили с ума. Глядя на то, как ссоры вспыхивают из-за пустяков, я понимал, что еще чуть-чуть, и прольется кровь. От заточения в четырех стенах ехала крыша. Вайнштейн с Эли что-то не поделили, кажется, очередь выплескивать ведро, и сцепились. Когда я
вбежал на шум ссоры из соседней комнаты, Вайнштейн одной рукой вытирал кровь под носом, а в другой сверкал нож. Эли занес над головой стул. Ясное дело, я их разогнал пинками по разным комнатам, но стало ясно, что если что-то не предпринять, мы тут все друг друга поубиваем. Надо было чем-то занять народ, поэтому я придумал... Экспедицию. Сидя как-то в туалете на стуле без сидения, под который мы ставили ведро, я мял в руках вырванный из телефонного справочника лист, мягкой бумагой зад вытирать приятнее. И вот, когда я закончил свои дела и встал, мой взгляд упал на лежащие стопкой аналогичные листки. На листке было написано: "Оптовая торговля крупами со склада", и адрес. Тут же возникла идея сходить туда и посмотреть, что там к чему. Находилось это в промзоне, по нынешним меркам - даль несусветная, где-то километров десять. Надо было придумать снегоступы - иначе не дойти. И тут я вспомнил фильм, который видел еще по имперскому каналу. Там застрявшие в машине среди снегов люди, сняли сиденья, и сделали из них снегоступы, и на этих импровизированных снегоступах вышли к людям. Я взял лопату, которой мы
сгребали снег с плоской крыши, и вылез в окно второго этажа. Спрыгнул вниз, тут же провалившись в снег, и начал махать лопатой. Через полчаса, когда почувствовал, что совсем умаялся, сел передохнуть. К тому времени я уже откопал дверь подъезда, и оттуда вылез Вайнштейн в своих неизменных валенках. Когда стало холодно, он извлек их из шкафа, буркнув мне: "привез из турпоездки в бывший Союз", и с тех пор так в них и ходил. На кой черт ему в нашей жаркой стране понадобились валенки, непонятно. Но факт остается фактом - Вайнштейн устроился лучше всех. Я обходился кожаными сапогами с обмотанными для утепления кусками ватного одеяла голенищами.
        - Тебе чего, делать нечего? Или крыша поехала? - Вайнштейн политесы не разводил. Вместо ответа я сунул ему в руку листок с объявлением.
        - Коцюба, это же другой конец города! Как мы туда дойдем? - Я посмотрел на него, и ответил:
        - Сиденья снимем, - и показал рукой на сугроб, под которым стояла машина.
        - Снегоступы?! - Вайнштейн ухватил на лету. - Ну, ты голова, Коцюба!
        Он взял у меня лопату, и скоро мы тащили в дом сиденья. Потом сидели, прикидывали, как лучше закрепить на ногах снегоступы. Придумали хитрую систему ремешков. Появившаяся цель подняла настроение всем. С собой решили взять еды на три дня, запас дров, теплые спальники. Рюкзаки получились внушительные. Я вооружился автоматом, Вайнштейн взял топор. Выступать решили засветло, чем больше светлого времени у нас будет, тем лучше. Оделись потеплее, Марина пошила нам из старых ватных одеял длиннополых курток, такие же штаны. Подумав, я попросил ее нашить на куртки белой материи от простыней, чтоб выглядеть незаметно, белыми тряпками обшили и рюкзаки. На головы надели шапки и лыжные маски - от ледяного ветра.
        Первый километр дался нам тяжело. Сказался месяц сидячей жизни. Потом втянулись, стало легче. Местность была очень неровная, двигались мы медленно и осторожно. Ветер насквозь продувал и толстую ватную куртку, и поддетые под нее три свитера. Слезились глаза, маска на лице покрылась инеем. У Вайнштейна из-под лыжной маски висла борода, на бороде и усах сосульки. Шли долго, много раз сбивались с пути. Город, засыпанный снегом, было не узнать. Ориентироваться было трудно.
        - Кажется, здесь, - сказал я Ванштейну, стирая рукавом снег с торчащей из снега на столбе таблички с названием улицы, - одно из этих зданий. Иди по левой стороне, я по правой.
        Нужное нам здание было похоже на ангар - бетонные стены, ряд узких окон высоко над землей, ворота, от углов здания шел, заворачиваясь назад, бетонный забор. Напротив ворот что-то торчало из снега, по характерным торчащим "клыкам" я узнал автопогрузчик. К воротам подходили осторожно. Здание выглядело нежилым, характерной для нового мира приметы обитаемости - дыма из трубы, да и самой трубы, не было. Я на всякий случай крикнул:
        - Есть кто живой? - Тишина в ответ.
        Разбив окно, влезли внутрь. Да, здание было необитаемым. Уже. Слева от ворот когда-то был офис, там, наверное, сидел менеджер, и управлял рабочим процессом. А теперь там сидели мертвецы. Их было четверо, закутанных в какие-то тряпки так, что лиц не было видно, все с оружием. Они сидели вокруг импровизированного очага, сложенного из блоков. Потолок был дочерна закопчен. Стало ясно, отчего они умерли. Офис был холодным, тонкие стены не держали тепло, да еще вдобавок они дыру пробили для выхода дыма, какая уж тут теплоизоляция. Замерзли, или угорели, с этим-то очагом.
        - Смотри, - Вайнштейн поворошил обледенелый очаг палкой, - они гречкой топили.
        - Да... - Протянул я. - Стратегически они верную точку заняли. Стены крепкие, еды полно. А про холод не подумали.
        Еды было много. Склад, а внутри он был больше, чем казался снаружи, был наполовину заполнен. Мешки, штабеля больших мешков до самой крыши, тонны круп, гороха, риса, орехов.
        Мертвецов мы выволокли через окно наружу, сами устроились в том же офисе. Как раз стемнело. Огонь разводить не стали, положили в спальники по паре термопакетов, и завалились спать. Термопакет, это такой мешок с какой-то химией внутри. Его мнешь, компоненты внутри смешиваются, он нагревается, чем сильнее мнешь, тем горячее он становится. На одну ночь нам этого кое-как хватило. Спали по очереди, во сне замерзнуть проще, за бетонными стенами завывал ветер. Утром Вайнштейн меня растолкал, и мы поплелись обратно.
        Обратный переход дался тяжело. Вайнштейн сильно сдал, часто садился передохнуть. Все-таки он меня на добрых десять лет старше. За несколько кварталов от нашего дома, когда мы в очередной раз отдыхали, спрятавшись от ледяного ветра между домов, нас окликнули. Когда я услышал, как с подоконника за нами упал снег, и оттуда раздался чей-то голос, я тут же сдернул с правой руки варежку, и схватился за автомат. Развернулся к дому, держа окна под прицелом. Из окна высунулся человек, и, подслеповато щурясь, стал смотреть на нас, прикрывая рукой глаза. Долго взаперти сидел, сообразил я, не видит нихрена. Оружия видно не было, поэтому я опустил автомат.
        - Не стреляй! - Хрипло каркнул человек. Голос, несмотря на хрипоту, показался мне странным. Детский, что ли?
        - Чего надо? - Спросил я у фигуры в окне.
        - Помогите! Мама болеет! - Я подошел к окну, заглянул внутрь. Там все было занесено снегом, от внутренней двери к окну тянулась цепочка следов. Посмотрел на человека внутри. Точно, ребенок, пацан еще, лет двенадцать на вид. Я заколебался, это могла быть и ловушка. Год-два спустя я не пошел бы с кем-то, кого не знаю. Чмулики заманивали неосторожных прохожих в лабиринты руин, и нападали стаей, поэтому лазить по незнакомым местам без прикрытия, было сродни попытке самоубийства. Но тогда я бы еще довольно наивен, и довольно неосторожен, да и оставить без внимания просьбу ребенка о помощи было невозможно, не такой я человек. Я отстегнул снегоступы, скинул на снег рюкзак, подтянулся на руках, и перелез в квартиру. Вайнштейн остался снаружи. Пацан схватил меня за руку, и повел вглубь дома. Когда мы зашли в комнату, где он с мамой обитал, я слегка офигел. Такое решение мне в голову даже не приходило. В комнате стояла палатка, большая туристическая двухслойная палатка. Из палатки выходила труба, причем отверстие под нее было явно сделано фабричным способом. К трубе был примотан проволокой кусок водосточной
трубы, выходящий в забитое фанерой окно. По инею на трубе было понятно, что печь давно не топили. Я сразу зауважал того, кто это придумал. До чего элегантное решение - стены дома защищают от ветра, и чтоб сохранить тепло в палатке, нужно совсем немного дров. Конечно, жить все время в палатке не так уж и удобно, но это лучше, чем замерзнуть насмерть. Пацан отодвинул полог палатки, и полез внутрь. В палатке, под горой одеял кто-то лежал. Было слышно тяжелое дыхание. Я откинул край одеяла в сторону, посмотрел. Под одеялами лежала женщина с изможденным, аж скулы выпирали, лицом. Она посмотрела на меня невидящими глазами, закашлялась. Позвала шепотом:
        - Мишенька, сыночек! - Пацан отодвинул меня:
        - Мама, я здесь!
        - Миша, одень шапочку, солнце головку напечет, - женщина бредила.
        Я расспросил пацана. Оказалось, что изначально они жили тут втроем. Он, мама, и дедушка. Именно дедушка, как только начало холодать, притащил палатку и походную туристическую печку. Он же запас еды и немного дров. Когда пришли морозы, дров хватило на две недели, и дедушке пришлось выходить за дровами. Дедушке было за семьдесят, ему было тяжело. Два раза он приносил дрова, а на третий ушел и не вернулся. Миша с мамой прождали три дня, потом, поняв, что дедушку не дождутся, за дровами пошла мама. Ей удалось принести обломков какой-то мебели, но этого хватило ненадолго. А в следующий выход маму продуло, и она свалилась с температурой. Вдобавок ко всему кончились продукты. Мама и так отдавала все мальчику, сама почти не ела, но даже тот скудный запас, что был, вышел весь. Мишка уже отчаялся, и собирался идти искать еду и дрова сам, когда услышал наши голоса снаружи. Я задумался. Мишка, точно прочитав мои мысли, с жаром зашептал:
        - Не бросайте, нас, пожалуйста!
        С одной стороны, мы не могли помочь всем. Таких историй, как история Мишки и его мамы, вокруг были тысячи. За каждым окном в городе, в каждом доме кто-то умирал, или уже умер. С другой стороны, вот так уйти и бросить их подыхать я не мог. Что-то внутри противилось этому. Я вылез из палатки и прошелся по квартире. Вайнштейну надоело ждать снаружи, он втащил внутрь наше барахло и расхаживал по квартире.
        - Забираем пацана с собой, - сказал я, - и маму его тоже. - Вайнштейн поднял голову - он что-то поднял с пола, стер иней, и рассматривал. Я сначала принял это за картину в пластмассовой рамке, но когда он сунул это мне в руки, увидел, что это диплом. Алине Гофман в честь успешного окончания курсов парамедиков.
        - Согласен, - кивнул Вайнштейн, и постучал по диплому. Вайнштейн в своем репертуаре. Хотя, он в чем-то прав, мы не можем позволить себе нахлебников, и так детей трое. Пацан таращил на нас полные надежды глаза, я подмигнул ему и ободряюще улыбнулся. Он несмело улыбнулся в ответ, все еще не веря, что мы не развернемся, и не уйдем.
        Я затопил печку, использовав для этого остаток дров, что мы несли собой, пламя весело затрещало, и в палатке сразу стало тепло. Я пожалел, что дедушка не дожил до нашего прихода. Такой человек нам бы не помешал. Мы накормили Мишку, влили его маме в рот остатки бульона из термоса и пошли домой.
        Пацан не хотел бросать маму, поэтому мы оставили его с ней, наказав ждать нашего возвращения. Кое-как добрели до дома, благо, было недалеко. Вайнштейн сразу завалился спать, а я, хоть и устал смертельно, взяв Эли, пошел назад. Я опасался, что на следующий день просто не смогу найти в заснеженном городе нужный дом. С собой мы взяли лист жести, с веревкой, и захватили еще одну пару снегоступов для Мишки. Пацан, несмотря на холод, торчал у окна, высматривая нас, ждал. Я еще издали увидел его машущую рукой фигурку. Мы завернули Алину в одеяло, положили на лист жести, и впряглись в импровизированную волокушу. Впряглись все, пацан тоже. Шли медленно, с трудом. В снегоступах и так-то ходить непросто, а тут еще надо что-то буксировать, в общем, непросто.
        Стемнело, температура сильно упала, а мы еще не дошли до дома. Подул ледяной ветер, наполняя глаза слезами. Я уже был готов отчаяться, мне казалось, что мы никогда не найдем наш дом, и нам суждено замерзнуть, как вдруг я услышал вдали выстрел, через минуту еще один. Мы потащились на звук, и через некоторое время увидели огонь. Это Марина, увидев, что мы не вернулись, развела на крыше огонь, покидала в костер все, что можно сжечь, и стреляла, чтобы дать нам направление. Так мы и дошли. Я, по примеру Вайнштейна, завалился спать, не раздеваясь. Засыпая, я слышал, как в соседней комнате, на женской половине, над Мишкой и Алиной хлопочут женщины, потом из ванной комнаты послышался плеск воды и детский визг. Очевидно, купали Мишку. Нужно будет оборудовать запасную базу на том складе... и сделать нормальные снегоступы, подумал я и соскользнул в сон.
        Для начала, мы перенесли на найденный склад палатку с печкой, и поставили ее в офисе. Так мы могли спокойно ночевать, не опасаясь замерзнуть. Оставили женщин на основной базе - в доме, облицованном желтым камнем, и все втроем, я, Эли, и Вайнштейн, переселились на запасную базу, на склад. Нам повезло, неподалеку обнаружился склад стройматериалов, и мы пару недель утеплили стены офиса, и поставили печку. Устроились с комфортом. Так у нас появилась база для детального исследования прилегающей территории. Выбирали ясные дни, и, оставив кого-то караулить базу, по заранее намеченному плану искали под снегом нужные нам места. Погода, в основном, стояла очень холодная и ветреная, но и ясных дней хватало, выкладывались мы по полной. Промзона, в той ее части, где находились мелкие и средние мастерские, и разнообразные склады, оказалась сущим золотым дном. Продовольствие, горючее, оборудование - чего тут только не было. Надо сказать, что кроме нас там были и другие исследователи-трофейщики. Мы постоянно натыкались на следы взлома, кое-где склады были вынесены подчистую. Были и другие признаки обитаемости -
вход в автомобильный туннель, что шел под горой прямо к южному автовокзалу, охраняли вооруженные люди. Эстакаду, ведущую от туннеля, перегораживала стена, по которой сверху шла спираль Бруно. Метрах в ста ниже, строили что-то напоминающее дот. Охранники с оружием по совместительству были и надсмотрщиками, сторожили рабочих, строящих дот. В бинокль я видел, как они подгоняли пинками замотанных в тряпье строителей. Периодически оттуда долетало ворчание дизеля. Мы обходили это место по широкой дуге. Иногда ветер доносил до нас запах дыма, значит, где-то еще в промзоне обитали группы вроде нашей. На башнях нефтеперегонного завода горели огни, значит, там тоже кто-то жил. Но большая часть промзоны была нетронута. Ее защищал от разграбления генерал Мороз. Спуститься из города, преодолев километры заваленных глубоким снегом улиц, или подойти из пригородов, было под силу далеко не каждому. Если в самой промзоне не было укрытия на ночь, такой поход вполне мог стать последним, я только потом понял, как сильно мы с Вайнштейном рисковали. Морозы, наверняка, стали для большинства жителей неожиданностью, и те, кто
не приготовился, или приготовился недостаточно, уже умерли, отрезанные от источников топлива и продовольствия, запертые в домах с тонкими стенами и окнами в одно стекло.
        Наши запасы пополнялись. Сначала мы таскали все на себе - из алюминиевых уголков сделали сани, нагружали и везли. Но этот способ оказался не очень продуктивным. Ноги, несмотря на снегоступы, тонули в снегу, и каждый шаг давался с трудом. Тягаем-тягаем, как бурлаки, а в тоге пару ящиков тушняка притащили. Все изменилось, когда на соседней улице мы нашли СТО, которая обслуживал квадроциклы. Квадроцикл, это такая четырехколесная машинка, типа мотоцикла с четырьмя колесами. Машинка, специально заточенная под бездорожье, с мощным мотором, и приводом на четыре колеса. Во-первых, на заднем дворе обнаружилась пятитонная цистерна-прицеп с бензином. Видимо, хозяин приторговывал "левой" горючкой, иначе эту находку не объяснить. А во-вторых, при взгляде на квадроциклы у меня возникла идея. Я привел туда Эли, который, как и положено автомеханику, с техникой был на ты, и предложил:
        - Давай сделаем снегоход, - он посмотрел на меня, и вместо ответа копнул носком рыхлый снег. Намекнул, типа - застрянет нахрен. Снега было много. Перед нашим складом его лежало метра два.
        - А мы им колеса поменяем,- мысль приобретала конкретные очертания, - Возьмем баллоны от грузовиков. Дутики-пневматики сделаем.
        - Можно, епть. - Почесал в затылке Эли. Больше он ничего не сказал, он вообще редко произносил больше трех слов подряд, да еще это его вечное "епть". Сказано - сделано. Там же, в промзоне, нашли двухколесный прицеп-генератор, перетащили его на руках к складу, это был титанический труд. Поменяли колеса на самодельные лыжи, и метр за метром, то впрягаясь втроем, то подтягивая за трос, обернутый вокруг подходящего столба, доволокли. Две недели расчищали от снега подходы к складу, открыли ворота. На морозе генератор не захотел запускаться, да и работать в промерзшем складе было невозможно, поэтому начали мы в который раз со строительных работ. Утеплили пристроенный к складу сарайчик, обложив его блоками и бумажными мешками с цементом. В сарайчике поставили печку, на этот раз работающую на солярке. Несколько таких печек мы нашли в своих походах по промзоне. Сразу же загорелись идеей поставить печку на основной базе. Не печка - сказка, дрова в нее кидать не надо, золу выгребать не надо, отрегулировал пламя, и спи спокойно. Поставили генератор в сарайчике, перетащили из гаража необходимые инструменты, и
начали работать. В тепле генератор запустился, и у нас появилось электричество. Как только у нас появилось электричество, мы смогли запустить электроинструмент, и работать внутри утепленного офиса. Расширили дверной проем, закатили туда квадроцикл, и начали превращать его в снегоход.
        Эли походил-походил вокруг него, почесал в затылке, и погнал нас искать ему диски подходящего размера, и баллоны от грузовиков. На нашу беду, подходящих деталей поблизости не оказалось, и поиски наши не сразу венчались успехом. Эли, глядя на то, что мы ему притащили, цедил:
        - Не пойдет, епть, - и мы отправлялись на поиски новых. Кто ищет, тот находит, и в один прекрасный день Эли позвал нас смотреть на то, что у него получилось. Получилось просто замечательно - квадроцикл обзавелся новыми мягкими колесами, каждое поперек себя шире. Эли взял диски от обычных квадроцикловских колес, и приварил к каждому сбоку еще диск, на который широкими брезентовыми стяжками прикрепил баллоны от грузовиков.
        - Так проще крепить, епть - пояснил он.
        Сзади Эли приварил багажник корзину, закрепил крюк для прицепа, и выкрасил квадроцикл белой краской, для маскировки. Когда мы завели его, и вывели наружу, я впервые поверил, что мы переживем эту зиму. У нас был транспорт! И пусть он был открытый, и ехать на нем было некомфортно. Пусть он еле тащился на пониженной передаче с черепашьей скоростью, качаясь из стороны в сторону. Пусть. Главное - он ехал. И мог тащить за собой нагруженные сани.
        С появлением транспорта, наши оперативные возможности сильно расширились. Первым же рейсом мы с Эли отправились домой, на основную базу. Проведать, что там и как. До этого мы устраивали раз в неделю сеансы радиосвязи. Для того, чтобы поговорить, нам приходилось устраивать целую экспедицию - выдвигались в Нижний Город, и с крыши высотного здания устанавливали связь. Пятиваттные рации, что у нас были, до основной базы не дохлестывали - мешал отрог горы. Ради десятиминутного разговора тратили полдня на дорогу. На основной базе все было в порядке. Марина взяла бразды правления в свои руки, все были здоровы, контингент занимался по распорядку. Соседи не досаждали. Алина поправилась, они уже начали устраивать вылазки по нашей схеме - кто-то оставался караулить базу, присматривать за детьми, остальные отправлялись за дровами и прочими нужными вещами. Понятно, что добыть много в городе они не могли, но хоть даже немного лучше, чем ничего.
        Шум квадроцикла оставшиеся на базе услышали задолго до того как наша каракатица на резиновом ходу подъехала к дому, и высыпали встречать. Было что-то трогательное в том, как они стояли на снегу у подъезда и махали нам. Незнакомое мне, теплое чувство. У закоренелого холостяка появилась семья. Встретили, повели в тепло - угощать. По случаю нашего возращения женщины расстарались, наготовили лакомств. Мишка с горящими глазами ходил за мной по пятам. Потом Эли с Мариной уединились, у них был свой праздник, а я остался с Алиной почти что наедине - вокруг крутились дети, но мы все же смогли поговорить. Когда уходили в промзону, она еще лежала, так что мы и парой слов не перебросились. Ну а тут получилось обстоятельно поговорить. Все-таки нам определенно помогают высшие силы. Сколько полезных и нужных находок, и главное - ВОВРЕМЯ. Вот и Алина оказалась просто-таки золотым человеком. Она шесть лет работала парамедиком на "скорой", потом закончила курсы медсестер, перешла в больницу, работала в ожоговом отделении, потом операционной сестрой. Я таких женщин часто "до Песца" замечал, вы знаете этот тип -
усталые одинокие женщины с детьми. Вот как раз про нее. Муж был, да весь вышел, Мишку она воспитывала одна, разрываясь между работой и домом. И, сразу видно, не жаловалась и не искала плеча, чтобы прислониться. Упрямая, волевая, целеустремленная. Вся в отца, жаль, не дожил он до нашего прихода.
        Она уже организовала две вылазки за лекарствами. В той самой аптеке, откуда я в свое время притащил мешок с медикаментами, они обнаружили подсобку, почему-то не замеченную мародерами, и все перенесли в дом. Все найденное, включая старые запасы, было аккуратно разложено, подписано и каталогизировано. Да еще и книжек всяких по медицине натащили. Я мысленно захлопал в ладоши, и с плеч свалилась очередная гора. Проблема медицинского обслуживания меня всерьез волновала. Часто я в красках представлял себе что будет, если кто-то из нас сломает ногу, руку, подхватит какую-то заразу, или просто простудится. В условиях послепесцовой реальности, это смерть в половине случаев. Сделал себе зарубку в памяти, одну из экспедиций нацелить на больницу, и обязательно взять Алину с собой. Набрать медицинского оборудования.
        Мишка, сорванец, тоже вполне оправился. Возглавил мелких, и они шуровали по дому и окрестностям, все им нипочем, ни мороз, ни ветер, ни подзатыльники Марины. Кто остался верен себе, так это кот. Даже Песец не прервал равномерного течения его жизни. Поел - можно поспать, поспал - можно поесть. Я ему завидовал, мне удавалось выспаться, только когда задувала метель, и на улицу было не выйти.
        Глава 5
        Контакт
        Появление своего транспорта не только расширило наши оперативные возможности, но и сделало нас заметнее. Пока мы, одев маскхалаты, молча топали на снегоступах пешедралом, увидеть, или услышать нас было трудно. У квадроцикла было множество достоинств, но беззвучность работы к ним не относилась. Трещал движок немилосердно, особенно на низких передачах, на которых мы только и ездили. В белом безмолвии слышно нас было за километр, и, естественно, мы привлекали к себе внимание. Иногда я чувствовал на себе чей-то изучающий взгляд, у меня была эта способность - ощущать чье-то, направленное на меня внимание. Пока дело ограничивалось взглядами, нас это не беспокоило. Пусть смотрят, лишь бы не трогали.
        Возвращаясь из очередной мародерской экспедиции вместе с Эли, мы были в паре километров от запасной базы, когда я услышал в наушнике шипение и хрип. Включилась рация.
        - ..еть. Заноза, от..., -было трудно разобрать, но вызывать меня на шифрованном канале мог только Вайнштейн.
        - Здесь Заноза, - поднес я микрофон к губам.
        - ...осторожны, у базы кто-то кру... ...ом напротив, - услышал я сквозь хрипы.
        - Понял. Понял. Смотри в оба, конец связи.
        - ...ял. ...ец ..зи.
        Не доезжая до базы километр, оставили квадроцикл, и осторожно пошли пешком. Специально для таких случаев, у нас был разработан план. К зданию напротив склада, через дорогу, мы проложили под снегом скрытый проход. Между тротуаром и самим зданием тянулась какая-то канава, наверное, для отвода дождевых вод. В высоту, и в ширину где-то полтора метра, она тянулась мимо построек, ныряла под проезжую часть, превращаясь на этом отрезке в бетонную трубу, и уходила куда-то дальше. Мы обнаружили ее, расчищая бульдозером от снега подходы к нашему складу. У меня тут же возникла идея, как это использовать. Мы накрыли канаву сверху листами фанеры, со временем ее засыпало сверху снегом, и у нас получился такой себе туннель длиной метров триста, от нашего склада к дому напротив, где до Песца был оптовый склад посуды, и за дом на соседнюю улицу. Именно я настоял на расчистке, Эли с Вайнштейном были против, шутка ли - столько снега перелопатить. Сейчас моя парноидальная предусмотрительность пригодилась. Мы проползли по туннелю, пролезли в загодя пробитую дыру на первом этаже. Дыра вела в подсобку, когда-то здесь
переодевались уборщицы. С крючка до сих пор свисал покрытый инеем халат, затрещавший, когда я задел его плечом. Мы осторожно приоткрыли дверь подсобки, и, держа наготове оружие, осторожно ступая, пошли по коридору. Я держал в руках пистолет, Эли винтовку. Заглянув в торговый зал, окна которого выходили на наш склад, я увидел сидящего в глубине зала человека. Он в бинокль осматривал окрестности. Грамотно действует, зараза - держится в тени, так, что его снаружи не разглядеть. Под ногой у меня что-то хрустнуло, человек выронил бинокль, развернулся к нам, поднимая винтовку с коленей. Я от неожиданности - уж больно резко он это сделал, два раза выстрелил из пистолета, оба раза промахнулся. Руки без рукавиц успели задубеть. "А громко стреляет пистолет", отстраненно отметил я по себя, "как из пушки", выстрелы ударили по ушам. Человек, однако, вместо того, чтобы стрелять, дергал затвор винтовки. Что-то у него там заело. Я не стал дожидаться, пока он справится со своей пукалкой, перевел дыхание, тщательно прицелился и двумя выстрелами в грудь свалил его на пол. Держа его на мушке, осторожно подошел,
склонился, проверяя, не оживет ли. Нет, не оживет. Глаза уже стеклянные. Я обернулся к Эли, надо было выяснить, почему он не стрелял. Эли задумчиво вертел в руках винтовку, пытаясь передернуть затвор. Мне стало понятно, что случилось. Винтовка, поганое имперское барахло, замерзла. Затвор примерз, и его было невозможно передернуть, сказалась "притертость" частей друг к другу. Еще по армии я помнил, как мы, поползав часок по пустыне, вынуждены были чистить винтовки. Песок намертво клинил механизм. Наблюдатель, военная косточка, строго по-уставному, не дослал патрона в ствол, за что и поплатился жизнью. А я держал пистолет за пазухой, в тепле, вот он и не замерз. И патрон у меня был в стволе, на пистолете стоял хитрый предохранитель, если не сжать рукоятку как следует, выстрела не будет.
        Снаружи послышался шум, выглянув в окно, я увидел, как по снегу убегает темная фигура. Еще один мой промах - мог бы и сообразить, что наблюдатель вряд ли пришел один. Фигура убегала на удивление быстро, подняв оброненный наблюдателем на пол бинокль, я успел увидеть, как за угол сворачивает лыжник. Спустившись вниз, мы обнаружили у входа в дом еще одну пару лыж и палок. Лыжи, черт побери. Сколько я мечтал о них, глядя на заснеженный город. Идеальное средство передвижения. Но откуда в нашей жаркой стране было взяться лыжам? А эти вот где-то раздобыли. Ценный трофей нам достался. Беспокоило то, что напарник нашего наблюдателя сбежал. Как бы не привел гостей.
        Мы обыскали труп. Рация. Карта с отметками. Туристическая снаряга, качественная и дорогая.
        Термобелье. Тонкие, но очень теплые перчатки - я их сразу же взял себе. Под лыжной маской обнаружилось изборожденное язвами лицо странно синюшного цвета. Я не поленился раздеть труп, оказалось, что все тело неизвестного покрыто зажившими и свежими язвами. Однако. Пришелец наш при жизни гнил заживо. Никаких опознавательных знаков или документов на трупе не имелось. Но, по всем признакам, принадлежал к хорошо экипированной и организованной группе. Обыск поднял больше вопросов, чем дал ответов.
        Вечером мы устроили совет, и постановили: склад укрепить, оборудовать над воротами склада теплую позицию, поставить там пулемет, сами ворота заминировать. Впредь перемещаться осторожнее, и оружие иметь готовым к бою. После проверки оказалось, что имперские винтовки никуда не годятся. Только старый добрый союзовский автомат, "сорок седьмой", пролежав три часа на морозе, исправно отсек очередь на три патрона. Впредь было решено без него не выходить. Вайнштейн обещал подумать над незамерзающей смазкой для имперских винтовок.
        Гости к нам ни в тот день, ни потом не нагрянули. Наверное, неизвестные командиры неизвестной нам группы, решили оставить нас в покое, и поставили возле отметки на карте значок, означающий "не влезай, убьют". А дней через десять у нас состоялся первый контакт с соседями, о существовании которых мы раньше только догадывались, по долетающему до нас запаху дыма. Дуга, по которой мы огибали вход в туннель, теперь стала еще больше. Мы не хотели, чтобы они нас слышали, ничем хорошим встреча с вооруженными головорезами, вдобавок ко всему использующими рабский труд, для нас бы не кончилась. Часть пути пролегала по открытой местности, и как раз посередине стоял человек, и маха нам руками. Я остановил свой квадроцикл - а у нас их уже было целых три, скатился в снег, и сдернул с плеча автомат. Ехавший за мной Эли сделал тоже самое, за исключением того, что винтовку он выдернул из специального чехла. Внутри чехол был из алюминия, снаружи оббит войлоком, и прикреплен алюминиевой частью к радиатору двигателя. Такой способ Эли придумал, чтобы сохранить тепло. Человек был далеко, метрах в трехста от нас. Я поднес
к глазам бинокль, рассматривая его. Выживальщик, такой же, как и мы, в ватнике и ушанке. На лице лыжная маска. Оружия не видно. В руках белая тряпка. Предлагает переговоры, ну-ну. Поговорим. Я влез на квадроцикл, подъехал к нему ближе. Он дождался, пока я заглушил мотор, и спокойно сказал:
        - Мир, - я не стал оригинальничать, и ответил так же: - мир.
        - Мы соседи. Вы же на Промышленной осели, так? А мы на Сварщиков, в самом конце. - Он был неплохо осведомлен. Это и понятно не просто так же он торчал тут посреди ледяной пустыни. Ждал нас, значит, знал кого. Сварщиков... это две улицы севернее нас, сообразил я. Мы туда почти не ходили, ничего интересного для нас там не было, сплошные офисные здания, мы, в основном, шерстили южную часть промзоны.
        - И что? Чего надо? - я не стал разводить политику.
        - Поговорить. Мы ведь соседи, а с соседями надо дружить, - однако, слова Вайнштейна, один в один, - надо контакт налаживать.
        - Лады. Приходи к нам завтра обедать. Познакомимся. - Ответил я, - и скажи своим на той будке, чтобы перестали в меня целиться. Спина чешется.
        Я брал его на пушку. Никого я на будке не увидел, просто это было единственное место, откуда нас, постаравшись, можно было достать из винтовки. Дядька был явно не дурак, значит, пришел не один, так я прикинул. Ну а остальное было понятно и так. Дядьку впечатлило, он покачал головой, извлек рацию, сказал в нее пару непечатных фраз, из которых следовало, что какому-то Лехе в следующий раз надо получше прятаться. С крыши будки спрыгнула белая фигура в маскхалате.
        - Бывай здоров, увидимся, - сказал я мужику, и махнул рукой Эли, намекая, что хватит в снегу валяться, пора и делом заняться. Мы поехали по своим делам, а мужик, с которым мы так и не обменялись именами, пошел со своим товарищем восвояси. Обернувшись, я краем глаза увидел две исчезающие в белизне фигуры.
        К приему гостей подготовились основательно. Поставили в сарайчике, где генератор, стол. Пожарили картошки с мясом, сварили борщ, достали водки, соленых огурчиков, помидор консервированных - пир горой. Гости пришли вдвоем. Эли повел их вокруг дома, не заводя внутрь. Нам было совсем ни к чему, чтоб они видели наши запасы. Мое решение пригласить незнакомых людей в гости вызвало нешуточную дискуссию, Вайнштейн, с его паранойей, был против, но других вариантов не было - ну, какой разговор на морозе? Так что или мы к ним, или они к нам.
        В конечном счете, мой аргумент о необходимости обмена информацией победил.
        - Заходите, раздевайтесь, чувствуйте себя как дома. - Гости снимали с себя одежку слой за слоем, я старательно играл роль радушного хозяина, а сам тем временем рассматривал гостей. Выглядели они... нормально. Обычные мужики "чуть за сорок" - крепкие, спокойные, бородатые. Снежный загар на обветренных лицах, морщины вокруг глаз.
        - Коцюба, - я протянул руку старшему, - но меня все обычно Занозой называют. Это Эли, с ним вы уже познакомились, а это - Вайнштейн, - показал я головой в угол, где возле печки сидел Вайнштейн. Он делал вид, что греет руки, но на самом деле за печкой стояла винтовка. Так, на всякий случай.
        - Сергей, - пожал мою руку гость. Я узнал его, это он вчера со мной разговаривал.
        - Алексей, - ритуал повторился с его спутником. Это тот, что вчера на крыше будки торчал сообразил я.
        Некоторое время мы сидели молча. Пили, ели. Насыщались. Сергей закончил есть, крякнул, вытер губы салфеткой, толкнул локтем Леху - мол, заканчивай, о деле будем говорить. Все-таки далекие предки были правы, прежде чем о чем-то говорить, нужно гостя накормить. Сытый человек совсем иначе воспринимает реальность.
        - Ну-с, гости дорогие, с чем пожаловали? - спросил я, откинувшись на спинку стула.
        Из объяснений Сергея выяснилось, что наблюдают они за нами давно. С самого момента нашего появления здесь. Что-то подобное я подозревал - чувствовал порой направленное на себя внимание. Выходило так, что мы им понравились. Обустроились хорошо, "сели крепко", как он сказал. Таких соседей иметь одно удовольствие. На мой встречный вопрос - "а что, есть и другие?", они, помявшись, ответили что да, есть и очень неприятные. В детали углубляться пока не стали. Впрочем, привело их к нам не только желание познакомиться, но, больше всего, интерес к нашему транспорту.
        Я осторожно расспросил их - кто мол, откуда, как. Оказалось что они все, в прошлом, жители того района, что сполз по склону в первый день Песца. Мы еще тогда с Вайнштейном сверху это видели. Сергей работал в охранной фирме, и был офицером безопасности торгового центра, что находился в конце улицы Сварщиков. Тогда, в тот день, когда их район исчез, Сергею и его семье повезло. Дети были в детском саду, он с женой на работе. Дома больше не было, деваться было некуда, и Сергей привез семью на работу. И не он один. Без жилья остались и его подчиненные - охранники, и многие работники торгового центра. Человек двадцать в общей сложности. Первые дни они еще как-то пытались работать, но, когда все посыпалось, и вооруженная толпа ринулась грабить магазины, они забаррикадировались в продуктовом супермаркете на первом этаже, и просидели так в осаде несколько недель, отгоняя мародеров стрельбой. Потом пришли морозы, и стало тихо. Еще когда вырубилось электричество, они выволокли из морозильных камер мясные туши, чтоб не сгнили. Когда стало холодать, они пробили в потолках камер дыры под трубы, поставили
буржуйки и переселились внутрь. Камеры были просторные, по определению хорошо держали тепло, так что устроились с комфортом. Места всем хватило. Мародеры просто физически не успели разграбить все продуктовые склады в округе, и с едой у них проблем не было. У них даже лыжи были - в торговом центре был магазин спорттоваров, и на складе чего только не было. Как и мы, они больше месяца носу на улицу не высовывали, потом понемногу начали вылезать. Невозможно все время сидеть в четырех стенах, не приспособлен к этому человек. Выбравшись наружу, они уперлись в ту же проблему, что и мы - на себе по снегу много не унесешь. Механического гения, как Эли, у них не нашлось, поэтому мародерили они умеренно, что их не устраивало категорически. Затем и пришли к нам - торговать наши квадроциклы. По словам Сергея, они установили контакт с другими Семьями (тут я переспросил, мне пояснили, что Семья - это группа, наподобие нашей), и даже вели кой-какую торговлю. Поскольку они находились в промзоне с самого начала, они были в курсе того, кто засел в туннеле, и кто занял нефтеперегонный завод.
        Ничего удивительного в рассказанной Сергеем истории не было. Чтобы просчитать приближение холодов, не надо было быть семи пядей во лбу. Когда у народа прошел первый шок, самые сообразительные поняли, что власть исчезла, и, скорее всего, навсегда. Отовсюду, из всех щелей, повылезла разная сволочь. По северным пригородам прокатилась волна грабежей и убийств. На этом фоне один из политиков попытался навести порядок. Точнее - "навести порядок". Правый националист Фрайман, депутат парламента, глава фракции, действительно, известная личность. За него многие голосовали, на позапрошлых выборах он много мандатов взял. Его фракция по величине была то ли третьей, то ли четвертой. Я его всегда считал популистом-демагогом, и, как оказалось, не ошибся.
        С приходом Песца он никуда не делся, а каким-то образом всплыл у нас на Севере, и сразу же развил бурную деятельность. Он договорился с полицейским генералом, командиром округа, и они организовали что-то вроде народных дружин. То, что в эти дружины вошли в основном активисты его партии, никого поначалу не встревожило. На первых порах результаты действий сводных отрядов полиции, пограничной стражи и дружинников были неплохими. На территории северных пригородов, протянувшихся вдоль залива, все из называли просто - Городки, ввели чрезвычайное положение. Мародеров расстреливали. Оружие приказали сдать, и если кого ловили с оружием, ставили к стенке без разговоров. Волну преступности удалось сбить, по улицам можно было ходить, не боясь быть ограбленным или убитым. Для оставшихся без крова в результате землетрясения, был организован палаточный лагерь, в пригороды подвозили продукты и воду. Люди Фраймана взяли под охрану большую часть продовольственных складов в окрестностях. В основном - порт, и прилегающие к нему склады, не тронутые цунами. На мелочь вроде нашего они не разменивались. На этом месте мы
с Вайнштейном обменялись понимающими взглядами. Гельман, тварь, это его план. Все было хорошо и прекрасно, пока не пошел снег. Тогда эти сводные отряды все бросили, и попрятались. Незадолго до Песца под горой прорыли автомобильный туннель, чтобы машины не ехали через весь город, а напрямую, без пробок, проезжали с северной его части в южную. И наоборот. Туннель построили высокий и просторный. Люди Фраймана сразу взяли его под контроль, и никого туда не пускали. Из числа оставшихся без жилья, набрали рабочих, и отвели в туннель, строить что-то. По ночам, рассказывал Сергей, из порта к туннелю без остановки сновали грузовики. Фрайман подмял и нефтеперегонный завод. Так что с горючим у него проблем не было. На грузовиках, как думал Сергей, возили продовольствие, оружие, и т.д. Фрайман подошел к делу с размахом. Незадолго до того, как все стало ясно, между Фрайманом и полицейским генералом произошла какая-то размолвка. Что-то не поделили. В результате часть полицейских ушла к Фрайману, а остальные, большинство, со своим генералом, заняли нефтеперегонный завод и окрестности. Таким образом, у Фраймана не
оставалось другого выхода, и он со своими людьми засел в туннеле, хотя изначально, я уверен он этого не планировал. Нефтеперегонный завод куда как удобнее, горючки море, так что не замерзнешь, до порта ближе. Единственный неоспоримый плюс туннеля - неприступность. Обитателей палаточного городка загнали туда же. Первое время, пока снег был еще неглубоким, а морозы не так сильны, народ толпами валил к туннелю, умоляя пустить внутрь, в тепло. Сначала пускали всех, потом стали пускать с разбором, а в один прекрасный день объявили, что мест больше нет, и перестали принимать. Поперших было грудью на прорыв упрямцев, положили в снег пулеметными очередями. А тем и ответить было нечем - оружие люди Фраймана забрали. Впрочем, тем, кого все-таки приняли внутрь, не слишком повезло. По словам Сергея, обращались с ними там, как со скотом.
        - Бьют, убивают, - Сергеей, по ходу рассказа, заново переживал происшедшее, и разволновался, - уроды, вот же уроды! - По его словам, оттуда периодически выкидывают покойников, однажды вывезли сани, нагруженные трупами со следами пулевых ранений. Порой постреливали в районе порта, но вяло. Однажды жившие в промзоне люди увидели, как оттуда к туннелю прошел целый санный обоз. Рабы тянули сани, нагруженные какими-то мешками. Очевидно, они раскапывали то, что осталось от порта после прохода приливной волы, добывали припасы. Не исключен вариант, что у них там укрепленный пункт. Я сделал зарубку на память - проверить. Сидящий напротив Вайнштейн улыбнулся уголком рта. Он еще до Песца такой ход событий - с рабовладением, и расстрелами, предсказывал. Я только головой качал. Каких-то десять-пятнадцать километров от нас, а насколько все по-другому повернулось. Забавно, но у тех, кто в пригородах-спутниках жил, Песец был совсем другой. Но такой же упитанный.
        У засевших на нефтеперегонном заводе ментов дела не заладились. То ли они там за чем-то не уследили, то ли люди Фраймана постарались, в общем, случилась на заводе утечка чего-то токсичного, или что-то наподобие. С утечкой они, с помощью работников завода, справились, но осталось их едва ли не десятая часть от прежнего числа. Да и те насквозь больные, отравление не прошло даром, и многие там просто гнили заживо. По словам Сергея, и те, и другие не часто высовывали нос из своих убежищ, и в промзону никто из них не лез, обходили стороной. Только стреляли в тех, кто приближался, и к нефтезаводу, ни к туннелю никто из обитателей промзоны не ходил. Я рассказал ему о давешнем визитере, выслушав описание, он аж в лице изменился.
        - Они, точно они. И что, здесь? Прямо сюда пришел?! - Сергей вскочил, но тут же сел, задумчиво сказал: - Да, кончилась спокойная жизнь. И чего им не хватает? Чего им к нам лезть?
        - Спокойная жизнь кончилась уже давно, - спокойно произнес я. - Что-нибудь придумаем. Есть у меня пара идей.
        Я рассказал Сергею нашу историю. Не всю, ясное дело, кое о чем умолчал, но эпизод с сарацинами осветил подробно.
        - Что ты предлагаешь? Хочешь со своей брызгалкой пойти на штурм завода? Или Фраймана из туннеля выбить? - Сергей моей уверенности явно не разделял.
        - Смотри, - рубанул я ладонью по столу, - Они к нам пришли толпой человек в сорок, а то и полсотни. Со стволами. И ничего у них не вышло. И знаешь, почему?
        - Почему?
        - Потому что у нас было самое страшное оружие в мире. Головы. Придумаем и на Фраймана что-нибудь.
        На самом деле, я Сергею не доверял. Я вообще если кому и доверял, так только своим. Просто на данном этапе наши интересы совпадали. А это самая прочная основа для дружбы.
        Мы проговорили до самых сумерек. Расстались сытые и довольные. Договорились, что через пару недель мы навестим их с ответным визитом. Там у них намечалось что-то вроде сходки, должны были придти гости из других Семей.
        - Хм, - подал голос Вайнштейн, - хороший день вы подобрали для встречи.
        - А что такое, - повернулся я к нему, - что не так с датой?
        - Да, дата выбрана не случайно, - хмыкнул Сергей, и, увидев мое непонимающее лицо: - Песец же. Круглая дата.
        И тут до меня дошло. Через две недели будет ровно год с того дня, когда за океаном проснулся супервулкан. Ну что ж, навестим новых знакомых. Заодно и квадроцикл пригоним. Я сторговал его за тысячу патронов к "сорок седьмому". На данный момент у Сергея их не было, но он клятвенно обещал найти. Разговор получился долгим, мы тогда здорово набрались. Я рвался проводить, но единственный оставшийся трезвым Вайнштейн удержал. Все-таки социализация - великая вещь. Вот и сейчас, вроде бы - ну что такого, свели знакомство с вроде бы не враждебными людьми. Все так, пустяки. Но человек - животное стадное. И хотя разумом я понимал, что все люди, в принципе, наши конкуренты, мне не верилось в возможность индивидуального выживания. Ни поодиночке, ни в маленькой группе долго не протянешь. Слишком много опасностей, слишком непредсказуемы повороты судьбы. Новому знакомству я был искреннее рад, и уже прикидывал, чего бы еще обменять, и как это можно использовать.
        Глава 6
        Людоеды
        Мы сидели за столом на основной базе, и обедали, когда Эден, маленькая дочь Эли, появилась на пороге. Этакий колобок, от горшка два вершка, по уши укутанный. Она подошла к Марине, дернула ее за рукав, и зашептала наклонившейся маме что-то на ухо. По изменившемуся лицу Марины, я понял, что что-то случилось. Она подняла голову, и сказала:
        - Кто-то забрал Мишку.
        - Кто забрал? - не понял я и переспросил, повышая голос: - Кто?
        Девочка спряталась за спину матери. Та тут же развернулась к ней, и стала выспрашивать. Из сбивчивых объяснений стало понятно, что произошло. Мишка гулял за домом, он часто лазил по окрестным домам. Как сказала Марина, ему пытались запрещать, но без толку. Неугомонный характер толкал его на приключения. Так вот он шел себе по дорожке между домами, а сверху на него смотрела Эден, которую на улицу одну не выпускали, поэтому "гуляла" она на последнем этаже, в бывшей моей квартире. По ее словам, из подъезда дома напротив, на Мишку кто-то бросился. Несколько каких-то "черных", девочка толком и не смогла описать, как они выглядели. "Черные" и "грязные", вот все что оно сказала.
        Мы с Вайнштейном тут же оделись, вооружились и кинулись вниз. Снег уже слежался, и стал достаточно плотным, чтобы можно было обойтись без снегоступов. По следам на снегу было легко прочесть, что произошло. Вот Мишкины следы, а вот следы двух мужчин, судя по отпечаткам, четким, но без рисунка, чем-то обмотавших обувь. Наверное, Мишка сопротивлялся, на снегу беспорядочная мешанина отпечатков, включая отпечатки руки в рукавице. Вот капельки крови, и после этого следы нападавших, и две глубокие борозды. Следы волочения, надо думать.
        Следы вели через сквозной подъезд наружу, и дальше по улице. Осторожно осматривая все перед собой, мы пошли по следам. Они привели нас на соседнюю улицу, и там, в подъезде одного из старых домов, у входа в подвал, они обрывались. Держа под прицелом темную лестницу, я осторожно пошел вниз. Коридор терялся во мгле, на полу валялся какой-то мусор, мебель, старое барахло. Опасаясь переломать в темноте ноги, я вернулся к Вайнштейну.
        - Что там? - спросил он меня.
        - Там подвал. Пусто и тихо. Никого нет, - ответил я.
        - Но следы ведут именно сюда.
        - Наверное, там проход, - я начал понимать, куда утащили Мишку. В эти чертовы туннели под улицей, - пошли назад.
        - Зачем? - не понял Вайнштейн.
        - За фонарями. Пойдем искать пацана, - ответил я и быстрым шагом пошел назад.
        - Туда? Под землю? - Вайнштейн страдал легкой клаустрофобией.
        - Есть другие предложения? - разговаривали мы уже на бегу. - Не волнуйся, Вайнштейн. Я один пойду. Вдвоем там все равно делать нечего, слишком тесно.
        В конце подвала обнаружилась сломанная решетчатая дверь. Я прошел через нее, и оказался в техническом туннеле, что шел под улицей. Туннель был широким, метра четыре, но низким, выпрямиться я не мог, уперся макушкой в потолок. По туннелю шло несколько толстых труб и целая куча труб потолще. В решетчатых коробах под потолком и по стенам шли какие-то кабеля. Сбоку от труб была дорожка, шириной в полметра, отделенная от труб невысокими перилами. Держа в правой руке пистолет, а в левой фонарь, я пошел по дорожке направо. Вайнштейн остался у двери. Правое направление я выбрал произвольно. Чуялка подсказала. Сначала я шел по дорожке, подсвечивая себе фонарем, но потом, привыкнув к подземелью, выключил фонарь. Уж больно неуютно я себя чувствовал, так явно обозначая свое местонахождение. Я постоял немного, привыкая к темноте. Когда перед глазами перестали кружиться цветные пятна, пошел вперед, держась рукой за стену и ощупывая пространство перед собой. Шел медленно, спотыкаясь обо что-то, пару раз чуть не упал, но сумел удержать равновесие. Стена под рукой внезапно исчезла, я сразу же остановился. Спереди
повеяло пустотой. Я постоял, прислушиваясь. Ничего. Ни звука, ни движения. Решился, и включил фонарь. Я оказался в квадратном зале, со сторонами примерно метров по двадцать. Конус белого света выхватил переплетение труб в центре, какие-то насосы, шкафы с оборудованием. На стенах потеки и плесень. Тут было повыше, можно было стоять в полный рост. Налево, направо и вперед уходили тоннели, такие же, как тот, через который пришел я. Встал вопрос - куда идти? Как в сказке про богатырей. Обошел по очереди все три прохода, прислушиваясь и принюхиваясь. Из одного потянуло легким запахом дыма, решил пойти туда. Скоро появились признаки обитаемости, прежде всего - вонь. Воняло... ну, как в зверинце. Были когда-нибудь в обезьяннике? Представьте, что его ко всему прочему не убирали с месяц, вот такой примерно запах.
        Где-то впереди послышались шаги. Дробный такой перестук множества ног, шуршание, какие-то звуки, напоминающие речь. Я решил не вступать в контакт, осторожно, чтоб не загреметь, перешагнул перила, и, распластавшись, сполз за трубы. Мимо меня по дорожке прошло несколько существ, людьми, учитывая то, как от них воняло, язык не поворачивается назвать. Когда шаги стихли вдали, я выполз из-за труб, и двинулся дальше. Впереди мелькнул огонек, запах дыма стал сильнее. Туннель привел меня к такому же залу, как предыдущий, только этот был обитаем. Как учили, я на секунду выглянул из-за угла, и тут же спрятался назад, восстанавливая в памяти картинку. Значит, так. Два выхода, не считая того, где я. Трубы идут влево и вперед. В правом дальнем углу огромная куча тряпья, в куче кто-то кашляет. Перед ней, ближе к центру, хиленький костерок, дым струйкой в потолок, и вся комната в дыму, дыма не слишком много, видно, его через какую-то вентиляционную отдушину вытягивает. Тепло. Ну, то есть, не так чтобы очень, но плюсовая температура точно. У костерка сидит шесть замотанных в тряпье фигур. Заросшие, грязные,
вонючие, что-то жрали, громко чавкая, переговаривались хриплыми голосами. Смысла долетевших до меня обрывков фраз я не разобрал, речь у уродов какая-то нечленораздельная. На ящике возле одного из них лежит оружие, тип я не разглядел. В левом дальнем какие-то коробки и ящики, там тоже кто-то сидит.
        - Ай! - послышался вскрик. И следом такая фраза, которую я не решаюсь перенести на бумагу. Знакомый голос. Мишка? Если так, мне повезло, а вонючкам - нет. Ну-ка выглянем еще раз, вроде как за входом они не смотрят. Ага, ясно. И правда, Мишка. И откуда таких слов набрался? С него содрали сшитую Мариной ватную курточку, сидит в одном свитерке. Руки связаны, сам привязан к трубе. Возле него скорчилось какое-то существо. Вот оно, извернувшись, тычет палкой Мишке по ребрам, и гогочет. Ну и голосок у твари, скрипит, как гвоздем по стеклу.
        Стрелять в них? Опасно, можно задеть пацана. Идти врукопашную? Самоубийство, задавят числом, в такой-то тесноте. К тому же, неизвестно, сколько их еще там в боковых туннелях. Надо решать быстрее, не ровен час, еще какой комитет по встрече набежит. Мысленно провел инвентаризацию имеющегося вооружения. Пистолет, две осколочные гранаты, фонарь, нож. И... фейерверки. Ага, вот это то, что нужно. Я положил пистолет в карман, достал нож, и взял в правую руку. Левой чиркнул фейерверком по рукаву, и бросил его внутрь зала, за ним второй. Вы наверняка знаете эти фейерверки, они сначала с жутким воем кружатся в воздухе, разбрасывая искры, а потом оглушительно взрываются. Я отвернулся и закрыл глаза. Хлопки взрывов ударили по ушам, я ворвался в зал с фонарем в левой руке и ножом в правой. Обитатели подземелья с воем ошалело бегали туда-сюда, ослепленные вспышками. Кто-то оказался у меня на пути, я отбросил его ударом кулака с зажатым в нем ножом, подскочил к Мишке, начал резать веревки. Мишка таращил перед собой бессмысленные глаза, и не сопротивлялся. Перерезав веревки, я за шиворот, рывком, поставил его на
ноги, и, толкая перед собой, пошел к выходу. Фонарь болтался у меня на запястье, по стенам плясали тени.
        Куча тряпья зашевелилась, из нее полезли еще уроды. Один цапнул с ящика ствол, выставил перед собой, направив не на меня, а куда-то в сторону. В поднятом шуме я не расслышал щелчков, но, судя потому, что выстрела не последовало, толи ствол был нерабочий, толи урод не снял его с предохранителя. В дальнем углу тоже кто-то нарисовался. Сколько же их тут? Кто-то из них очухался, и преградил нам дорогу. Я увел Мишку к себе за спину, от чего тот упал на колени, и ткнул возникшую передо мной фигуру ножом куда-то в область живота. Бил я качественно, с упором, длинное лезвие вошло как по маслу. Выдернул, фигура сложилась, и я прошел прямо по ней, таща Мишку за шиворот. В суматохе я не заметил, что по ошибке свернул не в тот проход, из которого пришел. Зажав воротник пацана, толкая его перед собой, я быстрым шагом уходил все дальше от зала. Через несколько минут такого шага-бега Мишка опомнился, и стал бешено вырываться. Чуть за руку меня не укусил.
        - Спокойно! Это я! - я остановился. И повернул Мишку к себе. Направил фонарь так, чтобы отсветом осветить свое лицо. Вид у меня, наверняка, был еще тот, но пацан меня узнал.
        - Коцюба! - пискнул Мишка и обнял меня. Узнал, это хорошо.
        - Сам идти можешь? - спросил я его. Кивок в ответ, хорошо, просто отлично. - Тогда хватай меня за пояс, и пошли отсюда. Надо спешить.
        На этот раз я и не думал скрываться. Убрал нож, взял в левую руку фонарь, в правую опять пистолет, и мы пошли вперед, так быстро, как могли. От стен и потолка летело эхо наших торопливых шагов. Я почти сразу понял, что мы свернули не туда, но вариантов все равно не было, и мы шли продолжали идти вперед. Изредка нам встречались двери, но они были закрыты, и мы шли дальше, углубляясь в подземный лабиринт. Шел я подчиняясь все той же чуялке. Направо, налево, еще налево, теперь все время вперед. Несколько раз мы, ускоряясь, пробегали стоянки уродов, так быстро, что они не успевали опомниться. Тех, кто вставал на пути, я отбрасывал пинками, или ударом плеча, и мы бежали дальше. Внезапно Мишка остановился, дернул меня за пояс.
        - Что такое? - развернулся я к нему.
        - Устал. Не могу больше, - прохрипел он.
        Устроили привал, отдышались, потом пошли вперед, на этот раз медленнее. Под ногами все время что-то противно хрустело.
        - Смотри! - Испуганно выдохнул Мишка, и остановился. Я повернулся, свет фонаря упал на то, что лежало на трубах, вдоль которых мы прошли. Меня едва не стошнило. Я понял, что именно хрустело у нас под ногами. Кости, тысячи костей. На трубах, глядя на нас пустыми провалами глазниц, ровным рядком стояли черепа. Без мяса, да и на тех костях, что покрывали пол, мяса не было видно. Я посветил дальше - насколько доставал свет фонаря, везде валялись кости, фонарь высветил развороченные скелеты, торчащие обглоданные ребра. Каннибальская помойка. Мишка отодвинулся и я увидел, что губы у него дрожат.
        - Я не пойду! Мне страшно! - он сел на пол и заплакал.
        - Встать! - я поднял его на ноги и отвесил пару пощечин. - Не просто пойдешь, а побежишь. Поскачешь! Что я твоей маме скажу?
        Подействовало. Всхлипывая, он потащился за мной. Позади нас послышался шум, отражением от стен долетел многоголосый вой. Погоня. Мы ускорили шаг. Они нас догоняли, шум становился все сильнее.
        - Быстрее, быстрее! - поторапливал я Мишку. Он старался изо всех сил, это было заметно.
        Мы пробежали мимо какого-то отнорка, через десяток метров я затормозил, и мы вернулись туда. Таких отнорков нам попадалось не счесть, но они либо заканчивались тупиками, либо наглухо закрытыми дверями и люками. Так и есть, чуялка не подвела. Отнорок заканчивался уходящим вверх колодцем. Я посветил туда фонарем. Колодец заканчивался люком, и люк этот был наполовину отодвинут.
        - Лезь вверх, - приказал я Мишке. И поторопил: - Быстрее. Они уже рядом.
        Погоня и правда была уже рядом. Мишка живо полез по скобам вверх, я стоял внизу, держа вход под прицелом.
        - Что там? - крикнул я Мишке, когда он влез вверх, и, с трудом сдвинув крышку, перелез через край колодца.
        - Комната, - крикнул он, склонившись над дырой.
        - Дверь есть?
        - Есть! Видно свет.
        То, что надо. Я убрал пистолет в карман, и полез вслед за Мишкой. Буквально в ту же секунду в отнорок из туннеля забежал первый из догонявших нас уродов. Еще чуть-чуть, и он бы схватил меня за ботинок. Но не судьба. Когда я перелезал через край колодца, внизу раздался разочарованный вой. Я выпрямился и стал смотреть, куда мы попали.
        Мы с Мишкой оказались в каком-то подвальном помещении, которое кто-то использовал под склад. Валялись какие-то велосипеды, стояла древняя стиральная машина, еще какой-то хлам. Я подошел к двери, подергал, налег. Заперто. И заперто хорошо. Что делать? Назад в туннели? Ни за что. Сзади послышался шум. Твари не собирались успокаиваться. Над краем колодца показалась мерзкая харя. Ну и урод. Сальные, свалявшиеся волосы, борода, то, что когда-то было лицом покрыто язвами и перекошено, зубы оскалены. Рука, лежащая на краю, аж черная от въевшейся грязи, ногти толстые.
        Я не стал дожидаться, пока оно вылезет совсем, и пинком отправил его назад в колодец. Заглянул туда, и обомлел. Сколько же их там?! Снизу на меня смотрело не меньше пяти пар глаз. По лестнице уже лезли новые. Выхода не оставалось, я достал гранату, выдернул кольцо, и бросил ее в колодец. Внизу хлопнуло, вой перешел в рев и стоны. Снизу донеслось сдавленное "мама". Ага, маму вспомнил, урррод. Не теряя времени, я подтащил к колодцу стиральную машину, кряхтя, поднял, и сбросил в колодец. Большая машина, она под углом застряла в стволе, закупорив его. Было слышно какую-то возню, но опасность миновала. Так просто они уже не поднимутся.
        Я долго бил в дверь валявшимся в комнате огнетушителем. Дверь была крепкая, но я оказался крепче, и победил. Мы выбрались с Мишкой наружу, и какое-то время просто стояли, наслаждаясь дневным светом. Разобравшись, куда нас занесло, я присвистнул. Далеко, однако, забрались. Вызвал по рации Вайнштейна, тот очень обрадовался, он уже и не чаял меня услышать. Оказалось, что я проходил под землей добрых семь часов. Мишке было холодно в одном свитере, и я, распахнув куртку, прижал его к себе. Так мы и стояли, обнявшись по одной курткой, пока за нами не заехал Вайнштейн на квадроцикле.
        Дома я рассказал всем о наших приключениях. Женщины ахали, Алина смотрела на сына, как на вернувшегося с того света, а Вайнштейн нахмурился и сказал только одно слово: "Чмулики". Насчет чмуликов у него была целая теория. Я всегда воспринимал ее скептически, но сегодняшние события показали, в очереднй раз, его правоту. Действительно, чмулики. Выходило так, что не всех убили морозы. Часть людей ушла под землю, в технические туннели. Подушка снега на поверхности сработала как теплоизолятор. Я обратил внимание, насколько тепло в туннелях. Плюс два-три градуса. В таких условиях, при наличии теплой одежды вполне можно не замерзнуть. Только вот есть в подземелье нечего. И они стали есть друг друга. Почти животное поведение тоже легко объяснить. Невозможно просидеть год под землей, питаясь товарищами по несчастью, и не сойти с ума. Вывод напрашивался неутешительный. Буквально у нас под ногами, под всем нашим районом, обитало неустановленное количество голодных сумасшедших людоедов. И как они на нас раньше не напали? Хотя, если посмотреть на нас их глазами... Здоровенные, вооруженные мужики, да еще с
транспортом. Или бабы, тоже вооруженные и не ходящие поодиночке. Явно не самая легкая добыча. Наверняка в туннелях, особенно в первое время, хватало слабых, детей, стариков. Да еще в домах на поверхности было полно замерзших окоченевших трупов. Притащи такой под землю, подожди, пока оттает, и можно есть. Вспомнилось, что наши женщины говорили, что почти не встречали замерзших тел в своих походах. Я тогда не обратил на это внимания, но теперь все стало на свои места.
        Чмулики оказались не такими уж и тупыми, у них хватило ума проследить нас до самой базы. Под утро мы проснулись от грохота взрыва. Рвануло на первом этаже. Мы изменили планировку, и, чтобы попасть в дом, нужно было влезть в окно по специальным сходням которые мы убирали, пройти по узкому коридору, и оттуда по лестнице на второй этаж. Чмулики влезли в окно, и прошли по коридору до самой двери, где и напоролись на растяжку. Мы всегда активировали на ночь мину. Коридор поворачивал, и у самого поворота на стене мы закрепили мину направленного действия. Стоило одному из чмуликов задеть натянутую у самой земли проволочку, как мина взорвалась, выбросив в коридор тысячи маленьких шариков. Радиус поражения в шестьдесят градусов не оставил первым рядам чмуликов ни единого шанса.
        Когда я услышал взрыв, то сразу все понял. Я слетел с кровати, быстро надел штаны и куртку, всунул ноги в меховые домашние тапочки, и, схватив автомат, пошел к двери. Краем глаза отметил, как скрываются в дальней комнате Алина и Сарит, толкая перед собой детей. Вайнштейн, сидя на колене, держал под прицелом дверь. Рядом с ним Марина с винтовкой в руках. У нас была система видеонаблюдения. Система, это громко сказано, камеры не выдерживали мороза, поэтому у нас была только одна работающая камера - в вентиляционном отверстии, через которое выходил теплый воздух. Камера снимала пространство перед дверью, изображение выводилось на стоящий в коридоре девятидюймовый экранчик. Я глянул на него и обомлел. На лестничной площадке толпились чмулики, много, очень много чмуликов. Сверху послышался звук шагов, они прорвались и на третий этаж, и ходили у нас над головой.
        - Что будем делать? - нервно спросил меня Вайнштейн.
        - Подождем, - ответил я. - Главное, чтобы они не сообразили поджечь стекловату на потолке первого этажа.
        За пол третьего этажа я не опасался. Там, поверх стекловаты, еще был слой щебенки и песка, мы его для лучшей изоляции насыпали. А вот потолок первого они вполне могли поджечь.
        - Стекловата не горит, - мрачно ответил Вайнштейн.
        - Точно? Ну, тогда вообще дергаться нет смысла. Сидим.
        - А, может, выйдем и дадим бой? - Вайнштейн все-таки нервничал.
        - Незачем. Пока - незачем. Дверь прочная, выбить они ее вряд ли выбьют. Даже если и выбьют - вот тогда и дадим им бой. Здесь. Подождем, на нас работает генерал Мороз, скоро они там окоченеют, и уйдут.
        Так оно и получилось. Они сломали нам трубу одной из печек, что мы вывели наверх через потолок, долго били в дверь какими-то камнями, но весь ущерб ограничился вмятинами на стальном листе. Чмулики пару часов потусовались по дому, и отвалили восвояси. Мы с Вайнштейном проверили дом, все было чисто. Трупы своих они унесли с собой, и не для того, чтоб похоронить, зуб даю. В коридоре на первом этаже все стены забрызганы кровью, на полу осталась замерзшая лужа. На четвертом этаже, где когда-то жила Сарит, запертая дверь тоже оказалась чмуликам не по зубам. Я искренне порадовался за голубей. Еще до того, как морозы стали непереносимы, я заметил, что голуби жмутся к печной трубе, что мы установили. Они даже не делали попыток улететь, просто отодвигались, когда я проходил мимо. Пожалев птичек, я притащил металлическую тумбочку на колесиках, что когда-то служила подставкой для копировального аппарата, и прислонил ее к трубе. В жестяной стене прорезал отверстие, и обложил тумбочку мешками с песком, и щебнем, для утепления. На пол накидал опилок, кинул пару деревянных чурбачков, чтоб им было удобно сидеть, в
общем, настоящий домик получился. Потом Сарит регулярно носила им крупу и орешки, чтоб с голоду не умерли. Конечно, всем там места не хватило, но тут уж я ничего не мог поделать.
        Мы наскоро починили трубу, и стали решать, что нам делать. Элементарный здравый смысл подсказывал, что надо бросать дом и переезжать в промзону. Но там еще ничего не было готово к переселению. На первом месте для нас стояла мародерка, ей и отдавали все силы. Кроме того, близость туннеля с засевшими там ублюдками Фраймана напрочь отбивала желание селиться в промзоне. Пока мы ошибочно полагали свой район почти необитаемым, вопрос о переселении не стоял. Но теперь, когда мы свели близкое знакомство с соседями, все резко переменилось. Решили, что Вайнштейн останется, а я возьму Мишку и Марину, и отвезу в промзону, а сам вернусь с Эли на двух квадроциклах с санями, и мы начнем понемногу перевозить вещи, и готовить помещения. На ночь с Сарит, Алиной и детьми останется кто-то из мужчин. Бросать женщин одних в таком окружении ничто из нас не был готов.
        Мишка переезду обрадовался. Ему было не усидеть в четырех стенах, а тут путешествие. Приключение. Он сидел на квадроцикле у меня за спиной, нацепив очки-консервы, и блаженствовал. Когда приехали, пришлось дать ему подзатыльник, чтоб слез. Он не обиделся, а сразу понесся исследовать новое место. Остаток дня мы видели его урывками, он то появлялся, то исчезал, как чеширский кот. Кстати о коте. Его мы тоже перевезли, он единственный из всех воспринял переезд отрицательно. С крайне недовольным видом он обошел офис, где мы обитали, обнюхал все двери, подошел к "предбаннику" - небольшой комнатке, что служила нам шлюзом между теплой частью склада, и холодной. Бегая туда-сюда, мы нанесли снега, он растаял, грязные лужицы покрывали пол. Кот тронул поверхность лужи, и тут же брезгливо отдернул лапу. На его мордочке был написан немой вопрос: "куда я попал? . Вопрос остался без ответа, если не считать ответом мой раскатистый смех. Кот обиженно дернул хвостом и ушел спать на сумки.
        Глава 7
        Общество
        Перед тем, как подъехать к бывшему торговому центру, где обосновалась Семья Сергея, мы по радио предупредили о своем появлении. Новые времена, новые правила хорошего тона - не ходить в гости без предупреждения. Чтобы пулю не схлопотать. Внутрь заехали по пологому пандусу, ведущему на то, что когда-то было стоянкой. За нами тут же опустились стальные ворота. По мертвому эскалатору спустились на первый этаж, где, в помещениях бывшего продуктового супермаркета, находилась жилая зона. Я хмыкнул, оценив плакат на стене - загорелая рекламная дива, сидя в шезлонге на пляже, улыбаясь, намазывала точеное бедро кремом для загара. Верхний край плаката белел инеем, так, что напечатанного солнца не было видно.
        У входа в "предбанник", прислоненные к стене, рядами стояли лыжи и палки. Мы передали Лехе, который встретил нас у дверей, один из квадроциклов, получили от него обещанный ящик с патронами.
        - Вы не единственные гости, - пояснил нам Леха. - Народ собрался из разных мест, всего четырнадцать Семей. Вы - пятнадцатые.
        -Патроны не украдут? - спросил я у него. Вот так бросать у входа транспорт и ящик с боеприпасами казалось мне безрассудным. Хотя, другие вон лыжи оставили, а лыжи, штука по нынешним временам редкая и нужная.
        - Вы не в банке, вас не обманут, - ответил Леха, - народ нормальный, другого не дежим-с.
        Он завел нас с Вайнштейном внутрь, показал на диван в углу, сказал, чтобы чувствовали себя как дома, и испарился. Мы присели, я стал осматриваться. Однако, хорошо они устроились. Две большие, просторные комнаты, посередине две печки, работающие на солярке, столы. Все в табачном дыму. Звон стаканов, стук вилок. Гул разговоров. Народу много, у меня аж глаза разбежались, отвык я от людских скоплений.
        - Кулацкая порода, блин, - прокомментировал Вайнштейн вполголоса. И ведь верно, сидят мужики, как на подбор здоровые, крепкие, бородатые. Соль земли. Н-да, вот бы на себя в зеркало посмотреть. Все у нас было, а вот большим зеркалом не обзавелись.
        - Ладно. Давай поедим, что ли, - ответил я Вайнштейну, и подал пример, цапнув со стола куриную ножку. Вайнштейн принял стакан, залпом выпил, захрустел маринованным огурцом.
        Разгоняя рукой дым, нарисовался Сергей, с каким-то смуглым мужиком, явно с восточными корнями. Поздоровались, он представил нас. Мужика звали Коби, но, как он сказал, все его называли Летун.
        - Общайтесь, а у меня дел полно. - Сергей отвалил, мы остались с мужиком.
        - Сергей сказал, что у вас транспорт есть, - не стал ходить вокруг да около Летун.
        - Есть. Показать?
        Вышли наружу, прошли туда, где мы припарковали квадроциклы. Летун походил вокруг, поцокал языком. Сделал пару кругов.
        - Хорошая вещь, годная, - прокомментировал он, слезая, - что за нее хотите?
        - Ну, пока у нас на продажу нет, не сделали. Один вот Сергею привели, а больше нет. Еще сделаем, тогда будет о чем говорить.
        - Жаль, жаль. Нам бы пригодилась. - Летун был разочарован. На звук квадроцикла из здания потянулся народ, смотрели, щупали, задавали вопросы. Я, как мог, объяснял технологию, скрывать было нечего, все и так было ясно. Квадроциклы оценили, нас приняли в клуб. Мы жали руки, старались запомнить имена.
        Вернулись внутрь. Летун извинился, и отошел, мы опять остались одни. Увидев протискивающегося мимо Сергея, я поймал его за рукав, и спросил:
        - А почему у него такое странное погоняло - Летун?
        - Потому что я летчик, - ответил мне сам Летун. Я и не заметил, как он подошел. Брови у меня поползли вверх. Летчик. Настоящий.
        Я забросал Летуна вопросами. Оказалось, что он не только летчик, а пилот боевого вертолета. До Песца командовал эскадрильей "Оса". Когда случился Песец, и началась заварушка с соседями, он со своей эскадрильей летал с юга страны на север, на штурмовку танковых колонн противника. Был сбит, чуть не попал в плен, его выручила разведгруппа спецназа, уходящая с задания пешим порядком. Звучало как сюжет боевика, но Летун рассказывал так, что я ему верил. По его словам, армию нашу раскатали на Высотах, и отдельные разрозненные группы драпали, бросив все, к Городу. Их группа едва успела отойти от Высот, как по ним ударили ядерными ракетами. Он не знал, кто отдал приказ, и отдавал ли вообще. Армии к тому времени, как единого организма не существовало. Периметр Сектора был прорван, и оттуда вырвались сарацины, захлестнув юг и центр страны волной грабежей и бесчинств. Ракеты полетели и на север и на юг. Там, где когда-то был сектор, теперь пустыня. На севере остатки вражеских армий, получившие по башке ядерной дубиной, в панике бежали восвояси. Потом пришли морозы, и никто больше никуда не наступал. Я не
нашелся, что сказать. Мы были так поглощены подготовкой к зиме, что пропустили ядерные взрывы в ста километрах от Города. Да, все сходится. Тогда все время трясло, толчки один за другим, мы на них и внимания не обращали. Привыкли. А когда выжившие свидетели добрались до Города, уже шел снег, и мы по понятным причинам ни с кем не общались. К тому времени Летун со своей группой как раз дошли до нашей промзоны, и первым, кого они встретили, был Сергей. Селиться вместе с Сергеем они не стали, заняли склад, такой же, как у нас, утеплили, и стали жить. Вчетвером. От группы спецназа осталось трое, да Летун четвертый. Командир группы погиб, погиб и его заместитель, остались срочники. Неудивительно, что Летун возглавил группу. В летчики у нас всегда брали лучших из лучших, отбор жесточайший, тренировки на износ. Именно благодаря Летуну установились связи между Семьями. Он и его ребята на лыжах обегали всю округу, искали выживших, налаживали контакт, помогали, если нужна была помощь. Летун дал мне список частот для связи. Еще одна вещь, которую я упустил. Ведь у нас был радиосканер, могли слушать эфир, но не
стали.
        - Коцюба, ты где служил? - спросил меня Летун. Я ответил. Он поднял левую бровь:
        - А где в Песец был?
        - В Городе.
        - Что, "форму восемь" не получил? - Летун удивился.
        - Получил, но не поехал.
        - Что так? - спросил меня пришедший с Летуном молодой парень, - струсил?
        - Так сложилось, - не стал я вдаваться в подробности.
        Парень разочарованно цокнул языком, и отошел. Понятно. Узнав, что я получил "форму восемь", и не поехал, он автоматически зачислил меня в дезертиры. Ни страны, ни армии уже не было, но понятие "присяга" для этих двадцатилетних пацанов все еще имело какое-то значение.
        - Господа! Прошу внимания, - это Сергей. Стоит на стуле в конце комнаты, сложил ладони рупором, и пытается переорать гул разговоров. - Народ!
        На пару секунд стало тихо, и в эту тишину вклинился Вайнштейн:
        - Лучше скажи - товарищи! - Сергей на секунду растерялся, по комнате прокатился одобрительный гул. Народ оценил поправку. Летун метнул на Вайнштейна заинтересованный взгляд. Сергей справился с собой, и сказал:
        - Товарищи! Во-первых, хочу всех поблагодарить, за то, что вы поделали такой долгий путь, чтобы поучаствовать в нашем сегодняшнем собрании. А во-вторых, слово имеет, - тут он на секунду замялся, но сообразил, и продолжил, - имеет товарищ Летун.
        Народ обошелся без пошлостей, типа аплодисментов, просто пропустили Летуна в конец комнаты, и стали молча ждать, что он скажет. Такая выжидательная тишина лучше всяких рукоплесканий.
        - Буду краток, - негромко, но так, что услышали все, произнес Летун. Я потом не раз замечал за ним такое. Вроде и говорит, не повышая голоса, а слышно всем. - Мы впервые собираемся в таком составе. Все вы меня знаете, я знаю вас, за исключением недавно присоединившихся к нам... товарищей. - В нашу сторону повернулось несколько голов. Вот это да, подумал я, он принял терминологию Вайнштейна. Это просто разрыв шаблона. Офицер, летчик... и вдруг красный.
        Меж тем Летун продолжал:
        - Мы тут подсчитали, расклад такой: двадцать одна Семья в радиусе, примерно, километров пятнадцати. Это что-то около пяти с половиной сотен человек. У Сергея можно получить распечатку имен и координат, может быть, обнаружите друзей или родственников. Мы работаем над установкой репитера, чтобы увеличить покрытие. Далее... утвержден список аварийных частот. Большая просьба ко всем присутствующим, просьбы о помощи на этих частотах не игнорировать. Нас и так слишком мало, мы должны помогать друг другу, делиться...
        - Прости, Летун, что перебиваю, - поднялся один из гостей, рыжебородый мужик, - к тебе вопросов нет, ты мужик авторитетный. С какого перепугу мне с кем-то делиться? У меня есть все, что мне надо. Я со своими, надрывая горб, добывал. А начну делиться, мигом набегут дармоеды, все пожрут, и останусь я с голым хреном. Если кому что надо, пусть дает мне что-то взамен, что мне нужно, тогда и я поделюсь. - Остальные согласно загудели. Да, мол, помогать, оно, конечно, и надо, вот только свое кровное отдавать...не...
        - Гриша, а ведь ты бы сдох, если бы тебя индиго не вылечили, - мягко сказал Летун.
        - Так я че? Я им потом и тушняка занес, и гречки, и...
        - Вот именно, Гриша. Потом занес. А они к тебе пошли просто так. Не пошли бы, и не было б у тебя никакого потом, - Летун обвел всех взглядом, и сказал:
        - Всем нам очень повезло, что мы дожили до этого дня. Но везения недостаточно. Мы не знаем, сколько еще продлятся холода. У каждого из вас есть запас продуктов, топлива, предметов первой необходимости. Есть теплый дом. За каждым из вас стоит Семья, люди, которые помогли вам выжить. И это очень много, те, у кого этого не было, уже умерли. Я считаю, что мы должны помогать друг другу. Выжить мы сможем только вместе. Будем сидеть, как хомяки, каждый на своем тушняке и гречке, и, не пройдет и двух лет, как здесь будет такая же пустыня, как там, наверху, в Городе. ... Да, Коцюба? - Летун заметил, что я, как примерный школьник, тяну руку.
        - Ты сказал "такая же пустыня, как в Городе", - поднялся и я. - Так вот, никакая там не пустыня... - По мере того, как я рассказывал о своих приключениях в туннелях, в комнате становилось все тише, когда я заканчивал, было слышно, как гудит в печках огонь. Народ слушал, затаив дыхание. Каждый, я уверен, представил себе в красках, что, сложись все иначе, и он бы обгладывал тушку соседа в подземелье. - Летун прав, нам надо объединяться, поодиночке мы не выживем. Сожрут, - закончил я свой рассказ, и сел. Народ опять стал переговариваться, к нам подсел Летун и Сергей, на диване рядом развалился рыжий Гриша, найдя идеального собеседника в бочонке с пивом.
        - Как ты этих уродов назвал? Чмулики? - спросил Летун.
        - На этот вопрос отвечу я, - сказал Вайнштейн. - Только это долгая история.
        - Ну, ты расскажи, всем же интересно, - прищурился Летун.
        -Ладно, слушайте... - Вайнштейн пустился в объяснения. Его теорию о том, что род человеческий делится на собственно людей, и чмуликов, я уже слышал. Мне стало неинтересно слушать, и я ушел в соседнюю комнату. Там хоть не так накурено. Налил себе рюмку водки, выпил. В соседней комнате тем временем стало тихо, было слышно только голос Вайнштейна. Вот чего у него не отнять, так это умения "держать" аудиторию. Увидев, что в комнату входят какие-то люди, я удивился - на кого это чары Вайнштейна не подействовали? Вошли трое, но в комнате стало тесно, до того огромными были вошедшие мужики. Старший, очевидно, отец, подошел и протянул руку:
        - Я Медведь, - пробасил он, и махнул рукой на молодых: - а это мои сыновья. Ромка и Славик, - "медвежата" кивнули, кто из них кто я так и не понял.
        Здоровенный мужик, выше меня на голову, а ведь и я не маленького роста. Густые брови, борода, шея толще головы, телогрейка аж лопается. Как это там было: "...как медведь, мохнат и крепок, нем и мрачен, как могила...". Точно про Медведя. Не зря его так прозвали. И сыновья его такие же, двое из ларца.
        - Оч приятно, - я пожал протянутую руку, стараясь не сморщиться от железного пожатия медвежьей лапы.
        - Ты и твой друг, сразу видать, люди книжные, - начал издалека Медведь, - а мы все больше руками, так нам, это...
        - Ну, - протянул я, и решил не играть в политесы: - а чего надо-то?
        - Так, это... У вас мастер есть, кто каракатицы вам делал. Нам бы с ним поговорить.
        - Нет проблем, приходи в гости, только гостинец не забудь. Глядишь, о чем и сговоримся. Мы всегда открыты для взаимовыгодного сотрудничества, - нажал я на слово "взаимовыгодного".
        - Слушай, Коцюба, ты это... Кем до Песца был? - спросил Медведь.
        - Айтишник я был, - ответил я.
        - А это как? - хитро прищурился Медведь.
        - Ну, компьютеры там, все такое.
        - А, ну, это, хорошо, что не этот, как его, черта... чмулик, - Медведь мотнул головой в сторону комнаты, где распинался Вайнштейн. Я расхохотался. Медведь мне понравился, строит из себя простачка, а глаза хитрющие и умные. Я сказал ему об этом, он заулыбался, а сыновья его переглянулись. С этого момента разговор пошел совсем по-другому, даже эти его вечные, "ну, это" куда-то испарились. До Песца Медведь работал сварщиком, а его сыновья, я даже не поверил сначала - оба инженеры, вторая-третья степень, все дела. Один из них. Как оказалось, работал в одной из контор, где я был приходящим админом, хоть я его не запомнил, но нашлись общие знакомые. Когда пришел Песец, Медведь попытался организовать жильцов высотки, где обитал, на утепление дома и заготовку припасов. На этом месте его рассказа я не выдержал и засмеялся:
        - Я знаю что дальше было, можешь не рассказывать.
        - Ну, расскажи, давай, - прищурился Медведь.
        - В двух словах: ты пришел их организовывать, а они попытались перевалить все на тебя. Чтоб ты им, значит, все обеспечил. Ты пытался их вразумить, а тебя обвинили в том, что ты хочешь власти. Это называется: "инициатива имеет инициатора".
        В этот момент из соседней комнаты донесся смех, и пьяный голос рыжего Гриши громко произнес:
        - Да ты, Вайнштейн, красная ворона. Друг рабочих.
        Было слышно, как на Гришу зашикали остальные, сразу несколько голосов попросили Вайнштейна продолжать.
        - Да... Ты и твой друг ребята непростые. Сразу заметно, уважаю, - серьезно сказал Медведь.
        Оказалось, что все было, как я и сказал. Он побегал с неделю, увидел, что ничего из его затеи не выйдет, взял сыновей, десяток адекватных соседей и переселился в промзону, благо, он всю ее знал наизусть, у него в этом районе много заказов было. Нашел оставшийся без присмотра склад, который не значился ни в одном справочнике, и был просто еще одним ангаром без вывески, каких тут много, и сел в нем. Поскольку и руки, и голова были на месте, зима их не убила. Договорились с Медведем, что они придут к нам в гости, обмениваться опытом с Эли. Медведь признался, что идея о строительстве серьезного снегохода давно крутилась у него в голове, но не хватало технических знаний, а сыновья, хоть и инженеры, в механике ни бум-бум. Увидев наши каракатицы, он тут же захотел скооперироваться с тем, кто их сделал. Я огорчил его, объяснив, что наши квадроциклы почти не отличаются от серийных образцов. Правда, добавил, что Эли наш, настоящий механический гений, и уж вместе-то они точно что-нибудь придумают.
        Вайнштейн в соседней комнате все говорил:
        - По логике чмуликов, мы все должны были работать, пока из нас песок не посыплется. И они эту свою людоедскую логику даже не скрывали.
        - Так, по-твоему, Песец пошел на пользу? - спросил его кто-то.
        - В каком-то смысле, да. Оздоровительный эффект налицо, достаточно посмотреть на здесь присутствующих,- ответом на это было одобрительное гудение собравшихся. Вайнштейн в своем репертуаре.
        Медведь сходил и вызвал из комнаты еще одного человека. Этот вообще оказался узкоглазым, звали его Чен. До Песца он. Вместе с другими своими сородичам он вкалывал на какого-то строительного подрядчика. Те в последние годы полюбили использовать труд гастарбайтеров, по сути, тот же рабский. Когда грянул Песец, им пришлось тяжело, большинство не знали языка, связей-знакомств не было, в местных реалиях не разбирались. Большинство их, как, впрочем, и большинство наших, сгинуло, осталось две группки, Чен был главным в одной из них.
        - Не человек, золото! - не скупился на похвалы Медведь, - если что, на них всегда можно рассчитывать. - Вместо ответа Чен вежливо поклонился, на желтом, застывшем точно маска лице не отразилось никаких эмоций. Восток - дело тонкое.
        Чуть позже к нам подсел паренек, которого я поначалу принял за чьего-то сына. Но, увидев, что на сходке присутствуют только главы Семей, я заинтересовался, начал его потихоньку рассматривать. Молодой, не случись Песец, его бы как раз в армию призвали. И вид у него какой-то...манерный, движения плавные. С одной стороны - типичный представитель современной бесполой молодежи. Когда все высыпали смотреть квадроцикл, этот тоже вышел, но, покрутив носом, вернулся в дом. С другой стороны, я заметил, что все, с кем он разговаривал, общались с ним очень уважительно, не как следовало бы общаться с такими персонажами. Напрашивался вывод, что он совсем не то, чем кажется. Словно почувствовав мое внимание, он подошел, и сказал, протянув руку:
        - Я Джек, - потом, заметив, что на моем лице ничего, кроме вежливого удивления не отразилось, добавил: - индиго.
        И Летун о каких-то индиго упоминал. И, вроде как, в положительном контексте.
        - А я Коцюба. Заноза, - я пожал протянутую руку.
        - Приходи к нам в гости, Заноза, - сказал он. Сказал так, что я понял - приду.
        - Куда приходить-то, - спросил я.
        - Дорога приведет, - ответил странный персонаж и отошел.
        Сидящий рядом Леха пихнул меня локтем в бок, и сказал:
        - Первый раз вижу, чтобы индиго кого-то вот так запросто пригласили. Цени.
        - Да кто такие эти индиго? - я не стал скрывать удивление.
        Леха объяснил. Индиго, это группа детей-экстрасенсов, живущих в прилегающей к промзоне части Города. Джек у них самый старший, остальным и того меньше, есть и совсем маленькие. Индиго их назвали, потому что якобы аура у них сине-фиолетовая, цвета индиго. Сами они себя так редко называют, чаще - Новые. Или - Новые Люди. За что их ценили, так это за умение лечить наложением рук, они уже не один десяток человек спасли от смерти, врачей-то не осталось. А индиго посидят-посидят рядом, и человек выздоравливает. Народ их очень уважал. Особенно хорошо у них получалось лечить обморожения. Лечили они бесплатно, правда, от подарков не отказывались. И еще было у них такое свойство - вовремя оказываться рядом. На этом их способности не заканчивались. О них ходили самые невероятные слухи. Например, рассказывали про одного из людей Медведя, которому зачем-то понадобилось попасть к индиго. Он целый день искал их, но никак не мог найти, и, по его собственным словам, намотал по району больше десяти километров, не встретив ни единой живой души. Только руины. Уже под вечер, когда он совсем выбился из сил, вдруг,
откуда ни возьмись, появился мальчишка лет двенадцати, который, взяв его за руку, со словами: "дядя, давай я тебя провожу", за три минуты вывел того к дому, где жила семья Медведя. И это при том, что тот был уверен, что находится в другой части города. В общем, без приглашения попасть к индиго было нельзя.
        На встрече я увидел разных людей, но главное, что меня порадовало, это то, что не было откровенных паразитов-халявщиков. Не было чмуликов. Песец провел жесткую фильтрацию, и главными в Семьях становились крепкие, уверенные в себе, рукастые мужики.
        Чмулики продолжали осаждать основную базу, и мы потихоньку перевозили все на склад. Заявлялись они в разное время суток, пробирались в дом, колотили в дверь. Однажды они обнаглели до того, что средь бела дня, окружив дом, орали и завывали голосами, даже отдаленно не напоминающими человеческие. Эли, который тогда был на базе один, детей и женщин мы к тому времени успели вывезти, вывезли даже голубей, не вытерпел, вышел на балкон и опустошил по чмуликам весь магазин. Чмуликов было видимо-невидимо, "тьма, епть, плюнуть некуда", как он сам сказал, но эффект от его действий был. Они убрались с глаз долой, а под вечер вернулись, приволокли кувалду и стали вышибать дверь уже по-настоящему, всерьез. Когда она не выдержала, и покосилась, и в образовавшуюся щель полезли чмулики, Эли открыл по ним огонь из винтовки. Тушки чмуликов грудой лежали в дверях, валялись в коридоре ипо всему дому, а они все перли, и перли, завывая. Патронов Эли не экономил, садил очередями, винтовка раскалилась и стала "выплевывать" пули, он взял вторую, у него специально две было припасено на такой случай. В конце-концов, когда
силы его уже был на исходе, а патронов осталось полмагазина, чмулики не выдержали, и сбежали, а Эли, не дожидаясь их возвращения, выкатил из окна квадроцикл, который мы загоняли по сходням наверх, и уехал. К тому времени маршрут промзона - база был у нас, что называется, накатан, и он благополучно доехал. Так мы потеряли основную базу.
        Глава 8
        Туннель
        - Что, крыса, бегаешь? От нас не сбежишь! - удар сапогом под ребра опрокинул меня на землю. Я скорчился от боли, и захныкал, умоляя не бить меня.
        - Встать! Встать, я кому сказал! - новые удары, один за другим. Я кое-как поднялся на ноги, и оказался лицом к лицу со стражником. Здоровый мужик, ряшка наеденная. Хороший теплый пуховик, шарф. Меховая шапка. В руках винтовка, не старый имперский хлам - нашего производства, хорошая штука. Процентов на восемьдесят из пластика, короткая, затвор с магазином находятся за рукояткой, так что и ствол длинный, и винтовка короткая. Я такие стволы лишь изредка видел, у солдат в увольнении, в мое время ими армию не вооружали. Его напарник стоял в двух шагах, держа меня под прицелом. - И как вы все не передохли еще?
        - А они там друг друга жрут, - загоготал его напарник.
        -Что, крыса, попробовал на зуб своих дружков, а? - изгаляется, урод. Я, еще больше скорчившись, забормотал, что ни за что и никогда, нет-нет, господа ошибаются.
        - Господин, мы тут крысу поймали, - доложил по радио охранник. Что ему ответили, я не слышал, но, видимо, задали вопрос. Он ответил, глянув на меня: - с виду здоровый, только воняет сильно.
        И чуть позже, уже обращаясь ко мне:
        - Че стал, иди этим помогать, - пинками он направил меня к наблюдавшим за этой сценой издали "бурлакам". И заорал во весь голос:
        - Давай, быдло, навались! - по команде "бурлаки" опять взялись за привязанные к саням веревки, навалились. Стражники с палками забегали вокруг, подгоняя. И-раз, и-два. Ушедшие за короткую остановку в снег сани стронулись с места, и, скрипя полозьями, двинулись вперед. Я тоже схватил веревку, накинул на плечо, и включился в работу. Обоз медленно пополз вперед, к туннелю.
        Идея была моя. Летун, в очередной свой визит к нам, рассказал, что обитатели туннеля, если им попадаются окрестные жители, устраивают на них охоту, и тех, кто не сопротивляется, забирают в рабство. Я прекрасно понимал, что с туннелем нам придется, так или иначе, разбираться, и Летун был со мной согласен. Но как разобраться, если мы о них ничего не знаем? Надо было разведать ситуацию. Поэтому у меня сразу возникла идея, замаскировавшись под чмулика, проникнуть внутрь. Остальное было делом техники. Сначала я месяц не мылся, и не менял одежду. Не подстригал бороду, натирал лицо пеплом. Потом, для пущего эффекта, рассовал по карманам пакетики с калом. На этом этапе я уже не жил вместе со всеми, терпеть меня рядом никто не мог, даже разговаривали издали, зажимая нос. Отселили в отдельную комнату, где я в одиночестве отрабатывал походку и манеру разговора. Вживался в роль. Когда мне поднесли зеркало, я себя не узнал - сгорбленное, грязное существо, черное заросшее лицо, слипшиеся сальные патлы. Мрак.
        Мы знали примерный маршрут, которым из порта повезут в туннель припасы. О приближении обоза просигналил Томер, человек Летуна, занявший наблюдательный пост на крыше девятиэтажки. В этом месте дома стояли только с одной стороны дороги, а с другой был пустырь. Когда с крыши девятиэтажки упал и со стуком покатился камень, брошенный рукой Томера, я с сожалением снял с плеч одеяло, в котором сидел в покинутой квартире в соседнем доме, подошел к окну и осторожно выглянул. Сначала из-за поворота показалась фигура стражника, с винтовкой наперевес, за ним сани. На санях, привязанные веревками, громоздились мешки. Всего саней было три, каждое тащили, перекинув через плечо толстый канат, десятка полтора грязных, оборванных рабов. Их обмотанные тряпьем ноги при каждом шаге зарывались в снег. Вокруг обоза шли стражники с оружием. Сытые, толстомордые, в добротной одежде, в меховых сапогах, у каждого на поясе палка.
        Я подождал, пока возглавляющий обоз стражник дойдет до дома, и выскочил через окно наружу. Издав испуганный вскрик, я, петляя, припустил вдоль по улице, делая вид, что пытаюсь убежать.
        - Крыса, крыса! - засвистели и заулюлюкали стражники. Обоз остановился, вслед мне защелкали выстрелы. Они не старались попасть, больше пугали. Я споткнулся, и полетел лицом в снег. Наст был твердый, я старался падать как можно правдоподобнее, и пропахал носом снег так, что пошла кровь. Как был, на карачках, я пополз в сторону поля, бросив мешок. Голоса преследователей приближались, они были уже совсем рядом. Еще несколько выстрелов, совсем рядом. Я опять уткнулся в снег, и замер. Шаги приблизились, меня окружили, некоторое время рассматривали, потом один из них подошел и врезал мне сапогом по ребрам. Они подняли меня на ноги, брезгливо обыскали, обыскали, присоединили к рабам, волокшим сани, и обоз двинулся к туннелю. По дороге я несколько раз оглядывался, один раз увидел, как в лишенном стекол окне пустого дома что-то на мгновение блеснуло. Нас сопровождали люди Летуна. Когда охранники гнались за мной, когда били, каждый их них был под прицелом. Стоило людям Летуна заподозрить, что кто-то из стражников собирается меня убить, и они тут же уложили бы их всех. Так, во всяком случае, обещал Летун.
Сказать правду, меня нисколько не огорчало, что в этот раз его ребятам не пришлось демонстрировать свои стрелковые навыки. Стражники ничего не заподозрили. Первый шаг к внедрению был сделан.
        Колонна подошла к транспортной развязке у входа в туннель, и мы начали затаскивать сани вверх по эстакаде. Угол был небольшой, а весь снег перед развязкой и на ней был убран, так что сани легко шли по неглубокому свежему снегу, что нанесло за ночь, и наши ноги больше не тонули в снегу. Эстакаду перегораживало проволочное заграждение - спираль, за заграждением дот из бетонных блоков. Из бойниц торчат пулеметные стволы. Из печных труб подымается дым. У дота нам пришлось ждать на ветру, пока стражники переговаривались со своими товарищами внутри. Резкая команда, мы оттащили проволоку в сторону, вновь впряглись в сани, и потащили их к стене, метрах в пятидесяти дальше, где история повторилась. Наконец, мы оказались перед самым входом в туннель. Огромные ворота отъехали в сторону, и мы очутились внутри. Собственно, тоннелей было два. Левый, пониже, и правый, повыше, для больших грузовиков. Мы зашли в правый. Сразу за воротами была площадка, где сани остановились, и рабы, подгоняемые стражниками, стали их разгружать. Из туннеля пригнали еще рабов, те, построившись цепочкой, как муравьи, потащили мешки
внутрь. Я, было, хотел к ним присоединиться, но тычок дубинки по ребрам остановил меня.
        - Стоять. Куда намылился? С тобой еще господин комендант не поговорил, - главный стражник отодвинул меня в сторону, и стал рядом. Так мы стояли довольно долго, рабы уже закончили разгрузку и уволокли сани вглубь туннеля. Я осмотрелся. С правой стороны по полу туннеля были проложены какие-то трубы, по потолку шли два жестяных короба диаметром где-то в метр. Вентиляция, было слышно характерное гудение больших вентиляторов. Правильно, иначе нельзя, ведь в туннеле не было предусмотрено вентиляционных шахт. Метрах в ста от входа в туннель часть была застроена. Стена шла точно посередине, там, где когда-то была разделительная линия. Справой стороны получилось что-то наподобие жилого помещения от пола до потолка, собственно, полукруглый потолок туннеля и служил ему крышей, левую часть оставили для прохода. Слышно было, как в соседнем туннеле работает генератор.
        Наконец, стражнику по рации передали приказ, и он погнал меня внутрь. Мы пошли по левой стороне, прошли "здание" с генераторами, за ним был незастроенный кусок, потом опять справа оказалась стена с дверями и крохотными зарешеченными оконцами. Такие здания тянулись по всему туннелю, перемежаясь площадками. Пятьдесят-шестьдесят метров здания, площадка длиной метров сто, за ней решетчатая стена с воротами и часовыми. Соединяющие оба идущих параллельно туннеля перемычки, были заложены блоками, в них были встроены двери, иногда попадались широкие железные ворота. Всюду были стражники в синих куртках, с палками, шустро сновали туда-сюда рабы. Многие стражники вели на поводках здоровенных, откормленных овчарок. Наконец, мы подошли к "дому", выглядящему почище остальных. У входа стоял вооруженный часовой. "Мой" стражник перекинулся с ним парой слов, и завел меня внутрь. Мы прошли короткий предбанник, прошли мимо сморщившей при виде меня нос секретарши, главный стражник втолкнул меня в кабинет, и стал у меня за спиной. В комнате было тепло, в углу стояла солярная печка. За столом сидел человек, и лениво
стучал пальцами по клавиатуре. На нем была надета офицерская форма без погон, на носу очки с толстой оправой. Он с сожалением щелкнул по пробелу, на экране застыл, оскалив пасть, какой-то монстр.
        - Что у тебя, Аронович? - спросил он у стражника.
        - Да вот крысу поймали, господин комендант, в руинах, - ответил тот. Комендант посмотрел на меня, и я внутренне поежился. Дядька взглядом точно просвечивал меня. На секунду возникло странное ощущение, будто невидимая рука сдавила мозг. В ушах застучала кровь. Я прогнал лишние мысли из головы, сосредоточившись на простенькой мантре: "я маленькая безобидная крыска, я маленькая безобидная крыска...". Побуровив меня взглядом, комендант отвернулся к компьютеру, свернул игру, и через плечо бросил:
        - Имя, фамилия, род занятий, адрес до катастрофы. - К этому я был готов, поэтому, запинаясь, сказал имя и фамилию, которую дал мне Летун. Они принадлежали какому-то его другу, который незадолго до Песца уехал за границу. Комендант задал мне еще несколько вопросов, сверяясь с данными, что выдавал ему компьютер, на все я отвечал правильно. Летун не просто сказал мне имя и фамилию, он заставил меня выучить имена и адреса ближайших родственников друга, названия фирм, где тот работал, и т.п. Профессия у друга была по нынешним временам бесполезная, какой-то проект-менеджер, и мы надеялись, что она не заинтересует службу безопасности Фраймана. В том, что таковая имеется, мы не сомневались. Так и получилось. Я нигде не срезался, не сфальшивил, и комендант потерял ко мне всякий интерес. Он строго посмотрел на меня, и, с чувством превосходства бросил:
        - Делай, что тебе скажут, и ты будешь жить. Тебя будут кормить. Не будешь работать, умрешь. - И, уже обращаясь к стражнику: - Все, веди его к остальному быдлу, в третий отряд. Скажешь старосте, чтоб записал и определил, куда следует.
        Аронович повел меня назад, довел до одного из "домов", стукнул кулаком в железную дверь, и бросил в открывшуюся щель: "Старосту мне". Появился отрядный староста - замызганный дядька неопределенного возраста, с дубинкой на поясе, вытянулся перед стражником, выкатив глаза в показном усердии.
        - Господин комендант приказал этого определить к тебе в отряд. Выдашь ему там что положено. - Сочтя свою миссию выполненной, стражник на прощание перетянул меня палкой, и ушел. Я остался наедине со старостой. Тот критически меня осмотрел, задал несколько вопросов, наподобие тех, что задавал комендант. Моя личность его также не заинтересовала, пробормотав презрительно: "крыса вонючая", он забил мои данные в наладонник, и провел меня внутрь. Слева от входа была дверь, очевидно, она вела в комнату старосты. Проходя мимо, я заметил там застеленную серым армейским одеялом кровать и тумбочку, на которой стоял закопченный чайник. Справа начинались нары. Все "дома" внутри туннеля были узкими и длинными, этот не был исключением. Староста провел меня почти в самый конец, указал место на нарах, буркнул: "спать здесь будешь", сунул мне какую-то мятую жестянку, вроде кастрюльки, железную облупившуюся кружку, пластиковую ложку, пригрозил карами за потерю, и ушел. Я влез на нары, высунул голову в проход, и стал осматриваться. Сплошные нары в четыре уровня шли от пола до потолка, сбоку оставался узкий проход,
только пройти, не поворачиваясь. Полукруглый свод туннеля служил "дому" потолком, и вверху этот проход еще больше сужался. Посреди "дома" был свободный от нар пятачок, где стояла работающая на солярке печка. Вокруг печки сушилась обувь, висели веревки с грязной одеждой. Одежда висела и в проходе, приходилось наклонять голову, чтоб не задеть. Внутри было тепло, не столько от печки, сколько от дыхания и тепла тел множества людей. Наполовину уходя в пол, стояли две железные бочки, накрытые крышками, над ними сколоченный из досок насест. Предназначение бочек было понятно, один из обитателей барака как раз сидел орлом на насесте. В воздухе, если это можно назвать воздухом, висел тяжелый кислый дух немытого тела, вонь стояла неописуемая. Впрочем, привычные обитатели барака на это не обращали внимания. Нары были битком забиты, отовсюду торчали головы, было шумно, обитатели барака переругивались, что-то обсуждали. Я прикинул, сколько здесь народу, получилось не меньше двух сотен. Давно я не видел столько людей сразу. На меня никто не обращал внимания - подумаешь, очередная крыса, эка невидаль.
        Какой-то хмырь подошел к нарам, где я лежал, его голова как раз оказалась на уровне моей. Спросил у меня:
        - Ты снаружи? Тебя сегодня поймали? - шепеляво спросил хмырь.
        -Ну.
        -Есть че? Курево там, или че, - зубы у хмыря никуда, одни гнилые пеньки. И воняет изо рта так, что хочется отвернуться.
        -Не, мусора обшмонали, мля. Все забрали, на, - я старался держаться в рамках роли.
        - Слышь, а ты че, правда крыса? Ну, типа, людей ел? Да ты не ссы, тут таких много, вон Сиплого месяц назад поймали, так у него в мешке чья-то нога была. Не так, Сиплый?
        Существо с соседних нар разразилось матом. Сделав вид, что испуган, и растерян, я отодвинулся вглубь нар, и сел там, обхватив руками колени. Я все время повторял: "нет, нет, нет", и мотал головой. Хмырь обрадовано заржал, и отвалил. Я вполне оправдал его ожидания, роль слегка сдвинутой крысы оказалась очень удобной.
        Снаружи послышались металлические звуки, били в рельс. Народ вокруг оживился, все полезли с нар и потянулись к выходу, звякая жестянками. Я решил делать как все, и тоже, взяв жестянку, слез с нар и пошел к выходу. Снаружи, на площадке, стоял староста. Строились кацетники*. Это я так про себя называл рабов. Кстати, слово раб тут было не в ходу, стражники, а точнее, как они сами себя называли, "офицеры безопасности", звали рабов "быдло", или "вонючки". Рабы, за глаза, естественно, называли стражников "мусора". Подчиняясь командам старосты, метались какие-то люди с палками, наверное, помощники старосты, они строили кацетников в три шеренги.
        - Быстро, быстро! Ты сюда, ты туда, - летало над толпой. Наконец, когда кацетники сформировали какое-то подобие строя, староста отдал приказ, и цепочка кацетников потянулась к баку на колесиках, из открытой крышки которого валил пар. Возле бака стояла тележка с сухарями. Кацетник с белой шапкой на голове зачерпывал половником баланду, другой такой же совал в руку подошедшего сухарь и подзывал следующего. Получивший пайку отходил в сторону, и уходил назад в барак, или садился на корточки тут же у стенки. Те, кто еще не получил, стояли в строю, и помощники старосты бдительно следили, чтобы к ним не пристроился никто из уже отоварившихся, и не получил пайку по второму разу. Дошла очередь и до меня. Кацетник с белой шапкой сморщился, унюхав идущую от меня вонь, прикрикнул:
        - Ровнее держи, ровнее! А то не получишь! - и плеснул мне в жестянку баланды. Я отошел, помешивая вонючую коричневатую бурду ложкой, не решаясь попробовать. Я не был голоден, но пренебрегать едой, какая бы она ни была, не стоило, неизвестно, сколько мне еще предстоит здесь провести. Кроме того, пренебрегающая едой "крыса" могла привлечь к себе ненужное внимание.
        - Хавай! Жуй-глотай! - неправильно истолковал мои колебания староста. И как углядел? Непрост староста, с ним надо будет поосторожнее. - Это тебе не ляжку друга уплетать. Привыкли там друг друга жрать, а мне с вами возись. И на кой хрен хозяева вас сюда тащат, людоедов, моя б воля, я бы вас всех в расход! Ничего, я из тебя сделаю человека!
        Староста еще немного поорал, и переключился на другого. Я, превозмогая отвращение, стал быстро есть баланду, стараясь не сосредотачиваться на вкусе. Все закончили жрать, староста опять всех построил, и, сверяясь со списком в наладоннике, провел перекличку. Он выкрикивал имя и фамилию, народ отвечал: "здесь!". Тех, кто отвечал недостаточно громко, староста заставлял повторять по нескольку раз. Одного вызвал из строя, и поручил заботам своего помощника, тот отвел провинившегося в сторону, и оттуда послышалось мерное "лечь-встать". Когда он называл фамилии, я мысленно вел счет. Всего в строю оказалось двести тринадцать человек. Если прибавить к ним старосту и помощников, получается, что в отряде был двести тридцать один человек. Я мысленно присвистнул. По пути к коменданту я насчитал восемь таких же бараков, если все они заполнены, как наш, то население туннеля даже по первым прикидкам превышало численность членов всех Семей, вместе взятых. А ведь был еще второй туннель, мы были в первой его части, самой короткой, длиной в два с половиной километра. Потом туннель выходил на поверхность, там гору
пересекало ущелье, через него, на высоте пятидесяти метров от земли дугой выгибались соединяющие обе половинки туннеля эстакады и транспортная развязка. Вторая часть туннеля была длиной около четырех километров. И если в этом туннеле столько народу, то сколько же их во втором?
        После поверки всех загнали назад в барак, лязгнул снаружи засов, запирая железную дверь. В крохотное окошко я заметил, что снаружи погасили половину ламп, и туннель погрузился в полумрак. Вот такой у них был "вечер". Староста ушел спать в свою каморку, обитатели барака оказались предоставлены сами себе. Началась ночная жизнь. В свете тусклых загаженных ламп дневного света, которых едва-едва хватало, чтоб разогнать темноту, обитатели барака ссорились, менялись, играли в карты. Некоторые, я бы сказал, больше половины, просто лежали на своих нарах, уставившись в потолок. Уже глубокой ночью я услышал, как где-то в бараке завязалась ссора. Раздраженные голоса звучали все громче, потом кто-то закричал. Даже не закричал, а завизжал, как поросенок, крик перешел в хрип и все затихло. Я пытался заснуть, но не мог, все чесалось. Барак кишел вшами, не избежал их компании и я. Кажется, я в ту ночь таки не заснул. Стоило мне задремать, как укусы проклятых тварей будили меня, и я принимался неистово чесаться. Первая ночь в туннеле оказалась сущим адом.
        Удары в рельс разбудили обитателей барака. Наступило "утро". Вдоль нар забегали помощники старосты, стаскивая с нар замешкавшихся рабов, пинками и ударами палок они выгоняли всех наружу и строили. Раздали завтрак, кусок хлеба и полчерпака баланды. Опять повторился ритуал с построением и перекличкой. На этот раз возле старосты стоял какой-то человек. Этот был одет по высшему разряду - меховые унты, шапка, дубленка. Шарф ручной вязки. Лицо гладкое, чисто выбритое и упитанное. Начальничек, в общем. Оказалось, что кого-то не хватает, но недоразумение быстро разрешилось. Помощники старосты скрылись в бараке, и вскоре вынесли оттуда окровавленное полуголое тело. Зрелище, судя по всему, было обычным, и пересудов в строю не вызвало. Сверяясь с наладонником - вот он, хай-тек на службе феодализма, староста стал распределять кацетников "по работам". Выкликал фамилии. Помощники старосты, они же бригадиры, строили кацетников и уводили. Я, вместе с еще десятком кацетников попал в бригаду говновозов. Нашей обязанностью было вывозить бочки-параши. Сначала бригадир повел нас через дверь в соседний туннель. Я попал
туда впервые, поэтому смотрел и мотал на ус. Соседний туннель был пониже, и играл роль склада. Он был двухполосным, на одной полосе впритык стояли машины, контейнеры, сотни двадцатифутовых контейнеров. Вторая полоса оставалась свободной. Нас проводили мимо закутанных в брезент машин, в которых я опознал бронетехнику. Я напрягся, и стал запоминать все, мимо чего мы проходили. Фрайман накопил немалую силу, у него было даже несколько танков. О прочей гусенично-колесной стреляющей технике я и не говорю. Бронетранспортеры, тягачи, генераторы, просто тентованные грузовики, было несколько передвижных радиостанций большой мощности. Одна за другой стояли прицепы-цистерны с горючим. Работали генераторы. Там было холодно, дул пронизывающий сквозняк. В конце и начале туннеля был виден свет, он не был закупорен. Это тоже было правильно, так выхлопные газы от работающих генераторов уносило сквозняком.
        Между машин стояла тележка. Это и была наша цель. Повинуясь командам бригадира, мы впряглись в тележку, и направились к началу туннеля. Нашей задачей было вытащить все параши от начала туннеля и до конца. Кроме нас была еще одна такая бригада, женская. Женский барак был следующим после нашего. Там все с виду было так же, как у нас, только закутанные в рванье фигуры были без бород, еще худее, да староста материлась простуженным визгливым баском. Нам было запрещено разговаривать с женщинами, или подходить к женскому бараку. Бригадир просветил меня на этот счет ударом палки по голове, когда я неосторожно сделал шаг в ту сторону. Я заметил, что остальные кацетники, проходя мимо женского барака, старались даже не смотреть в ту сторону.
        Мы нагружали на тележку бочки, и, надрываясь, катили ее ко второму концу туннеля, тому, что выходил в ущелье. Там мы опорожняли их, наклоняя над пропастью. Содержимое выливалось вниз, снег под выгнувшейся дугой эстакадой был желто-коричневого цвета. Назначение оказалось удачным, совершая рейсы туда-сюда, я сделал множество ценных наблюдений. Были еще бригады строителей, бригады сборщиков снега, бригады водовозов. Сборщики снега снаружи привозили сани с бочками, куда забивали снег. Вот вам и объяснение убранному снегу в окрестностях. Бочки расставляли в туннеле, снег постепенно таял, воду пропускали через примитивный уголный фильтр. Потом развозили куда следовало - в кухонный блок, ставили бочки в бараках, отвозили во второй туннель. Чистоту в туннеле поддерживали дети. Был целый детский барак, дети были, на вид, от двенадцати и до шестнадцати, младше я не заметил. Все грязные, оборванные изможденные, с горящими голодом глазами. Они с ведрами и швабрами сновали по туннелю, подбирая мусор, вычищая и вымывая. Чистота в туннеле стояла идеальная. Повсюду висели портреты Фраймана. Не все бараки были
такими, как наш. Были и бараки почище, даже без нар, с двухэтажными кроватями, с небольшими пристроенными кухоньками, с душевыми. Там жила обслуга, те, кто работал на кухне, или прислуживал стражникам. Эти выглядели почище, посытее, ходили в хорошей, добротной одежде. Там же ходили их дети, тоже, судя по виду, не голодающие. Правда, стражники их все равно называли быдлом. Жилья стражников, кроме вполне благоустроенной казармы у самого выхода, рядом с кухонным блоком, и офисом коменданта, я не заметил, наверняка большинство их жило в другой части туннеля, по ту сторону ущелья. Одна из эстакад была закрыта жестяными щитами и крышей, так что даже в непогоду они могли переходить из одной части туннеля в другую. Под потолком туннеля висели динамики, из них постоянно лилась то бравурная музыка военных маршей, то попсовые шедевры последних лет. Из них же периодически делались объявления. Так, например, исполненный энтузиазма женский голос объявил, что за досрочную сдачу объекта, третью бригаду строителей премируют половинным увеличением пайка на целый месяц.
        Строители жили в отдельном бараке, кормили их лучше, чем нас. Проходя на обед к нашему бараку, я унюхал аромат гречневой каши из бака возле барака строителей. Наш же обед не отличался разнообразием. Все та же коричневая бурда, сухарь, кружка чего-то наподобие кофе. Правда, выхлебав баланду, можно было подойти к еще одному раздатчику, и получить горку вареной картошки непонятного зеленоватого оттенка. Наверное, из мерзлой варили, прикинул я.
        Перед обедом нам устроили политинформацию. Опять пришел деятель в дубленке. Голос из динамиков добрых десять минут рассказывал нам, как нам сказочно повезло. Снаружи, вне туннеля, лежит мертвый холодный мир, немногие выжившие, жрут друг друга. А тут, в туннеле, мы все накормлены, у каждого есть работа. Именно здесь сохранился Порядок. За все это мы должны быть благодарны партии "Наш Дом Земля Отцов", и лично Вождю Фрайману. Потом, повинуясь дирижерским взмахам человека в дубленке, мы дружно скандировали:
        - Да здравствует Партия! Да здравствует Вождь!
        После этого нам, наконец, дали поесть. Пока ели, я боковым зрением уловил заинтересованный взгляд одного из кацетников, с которым сегодня возил параши. Он явно чего-то хотел, все время крутился радом. Уж не штатный ли это стукач? Все может быть, вот только чересчур заморенный он для стукача. Доходит дядька, все время кашляет, да и возраст, на вид ему меньше шестидесяти не дать. Я сделал морду чайником и продолжил жрать. Надо играть роль, я еще не все разведал.
        Прошло три дня. Я понемногу втянулся в размеренный ритм жизни царства Фраймана. Даже к постоянным укусам паразитов притерпелся. За эти три дня, я побывал на разных работах. Вообще, обитателей барака, в который я попал, использовали, в основном, на тяжелых неквалифицированных работах. Переноска тяжестей, вынос параш, развоз воды и все в таком духе. Однажды даже наружу вышел, вместе с командой сборщиков снега. Вооружившись большими жестяными лопатами, мы сгребали снег, и набивали им стоящие на санях бочки, потом оттаскивали сани в туннель, где бочки сгружала другая бригада, а мы возвращались за новой партией снега. Тот тип, кацетники называли его Профессор, крутился вокруг. Я заметил, что он все время старался попасть в одну со мной бригаду. Его внимательный взгляд преследовал меня. Наконец, вечером третьего дня, после отбоя, он влез ко мне на верхотуру. Я специально старался держаться подальше от остальных, поэтому переселился на четвертый уровень нар. Народу там было меньше, из-за духоты и вони там было нечем дышать. Он влез, придвинулся ко мне, и зашептал на ухо:
        - Послушайте, молодой человек...
        - Че надо? - я развернулся к нему, готовый, если что просто придушить его на месте. В гуле голосов, стоявшем в бараке, никто бы этого не заметил.
        - Не ломайте комедию, вы не тот, за кого себя выдаете.
        А вот это уже интересно. Видя, что я молчу, он продолжил:
        - Одно мое слово старосте или офицеру безопасности, и вас убьют как шпиона. Я схватил его за горло, и сдавил.
        - Че ты мелешь, старый хрен! - прошипел я.
        - Отпу... отпусти..те. Дайте сказать, - прохрипел он. Я чуть отпустил, и он продолжил, лихорадочным шепотом:
        - Я наблюдал за вами. Вы двигаетесь, как кошка, вы сильный, и ловкий. Вы прикидываетесь крысой, но вы не крыса, крысы сумасшедшие, а у вас нормальные глаза, этого не спрячешь. Вы привыкли к другой еде, вас воротит от баланды. Я театрал... то есть был театралом, до того, как все рухнуло. Вы плохой актер, молодой человек. Вас не разоблачили только потому, что никто к вам не присматривался. Даже странно, что вас пропустил комендант, он, как говорят, людей насквозь видит.
        - И что? - ответил я нормальным тоном, но горло ему не отпустил.
        - А то, что вы пришли сюда снаружи. Пришли сами, по своей воле. Вы хотите собрать информацию, и уйти. Это значит, что у вас есть группа, что вы сумели выжить там, в ледяной пустыне. Или вы пришли с нефтезавода, меня и такой вариант устроит.
        - Предположим... - протянул я в ответ, - что ты прав. Чего ты хочешь?
        - Заберите меня с собой! А я вам помогу, я тут с самого начала, я все знаю! У меня есть, что рассказать, поверьте! Если я вас сдам, получу прибавку в рационе, или, может быть, перевод в лучший барак. Но я хочу вырваться отсюда. У меня подорвано здоровье, долго я не протяну. А я жить хочу!
        Я помолчал, лихорадочно обдумывая услышанное. Если это не провокация, надо соглашаться. Если провокация - тем более. Откажусь, и меня тут же определят в местные застенки. А так, даже если это все игра службы безопасности, значит, сыграем.
        - Нам надо поговорить. Не здесь, без свидетелей. Это можно устроить? - ответил я.
        - Я попрошу старосту, мы с ним старые знакомые. Он иногда ставит меня на сортировку. Попрошу, чтобы вас он тоже поставил.
        - Хорошо. Все старик, иди, и больше ко мне на людях не подходи, - я отпустил горло старика. Уже слезая с нар, он прошептал:
        - Не идет вам этот образ, молодой человек, у вас десять классов на лбу написаны, - и исчез. Я остался лежать, обдумывая возможные варианты. К однозначному выводу так и не пришел, решил действовать по обстоятельствам, с тем и заснул.
        На следующее утро Профессор подошел к старосте, и, угодливо склонившись, зашептал тому что-то на ухо. Тот с недовольной миной выслушал, и кивнул. Профессор жестом подозвал меня, я подошел. Староста удивлено на меня посмотрел, и спросил у профессора:
        - Ты уверен? Это ж крыса!
        - Зато здоровый. Не сомневайтесь, господин староста, все будет в порядке. Он будет себя хорошо вести, так? - я закивал, да-да, не сумлевайтесь.
        - Хорошо, - буркнул староста, - смотри у меня.
        Вот так я попал на сортировку. Профессору выдали наладонник, и нас отвели в соседний туннель, где на контейнерах сверху лежали коробки с консервами, мешки и еще тысяча мелочей. Нам предстояло это все разобрать, разложить по контейнерам в соответствии со списком, и внести в каталог. Кроме нас двоих никого поблизости не было, в туннеле работали генераторы, так что можно было разговаривать, не боясь быть услышанным.
        Профессора звали Владимир, он настоял, чтобы я называл его Владимир Моисеевич. Он оказался человеком "из раньшего времени". В Союзе он был доктором психологии. Только защитился, как страна развалилась, и он эмигрировал на Землю Отцов. Тут, поначалу, как и все, мыл полы, работал в охране. Потом подучил язык, и стал работать почти по специальности, в службе национального страхования. До Песца он жил совсем рядом с туннелем, так что ему посчастливилось попасть в число тех, кого принимали без разбора. Он рассказал мне, как была устроена туннельная жизнь. В первом туннеле, по эту сторону ущелья, жило "быдло", и небольшой штат охраны. "Чистая публика" обитала во втором туннеле. В число "чистых" вошло некоторое количество нужных Фрайману специалистов, инженеры, специалисты по электричеству, компьютерам и связи. Остальная "чистая публика" состояла из его приближенных, которые всем заправляли, давешний хрен в дубленке был одним из них, и стражников. Под занавес, когда Песец уже был в полный рост, к Фрайману прибились вояки остатки разрозненных частей драпавших после поражения в приграничных боях. Это
объясняло, откуда у него взялась бронетехника. Все эти персонажи, вместе с семьями, обитали во втором туннеле. Как сказал неоднократно бывавший там Профессор, условия у них там были "райские", у многих отдельное жилье, прислуга из кацетников, женщины, готовые на все, лишь бы не оказаться в бараках. Я задал профессору мучавший меня вопрос - почему не видно маленьких детей. Он помялся, и сказал, что да, был на этой стороне еще один детский барак, но его убрали. Что-то он недоговаривал, глаза отводил, пришлось нажать, и он раскололся. От услышанного я онемел: оказалось, часть детей умерла сама, от болезней, а остальных... остальных съели. Верхушке надоели консервы, захотелось свежего мяса. Поэтому, маленькие дети, которым тогда разрешали жить во взрослых бараках с родителями, стали внезапно "заболевать". Их забирали в "лазарет", откуда они не возвращались, родителям сообщали, что они умерли, а тела кремированы. Потом кто-то проговорился, кто-то что-то увидел, поползли слухи. Обезумевшие родители попытались прорваться во второй туннель, но их встретили пулеметным огнем. Этим все и кончилось. Оставшихся
малышей забрали, сказали, что их усыновили обитатели второго туннеля, но Профессор ни разу никого из них не видел там. Приближенные к особе Вождя жили отдельно, в бывшем торговом центре над ущельем для них были построены утепленные апартаменты, круг лиц, имевших туда доступ, был строго ограничен. По слухам, у них всегда было на столе свежее мясо. Дети постарше из детского барака тоже болели, вот так-то.
        - И вы не пытались что-то сделать? Как-то помешать? - спросил я у Профессора.
        - А что бы вы сделали? С голыми руками на пулеметы? Плетью обуха не перешибешь. И потом, это же не мои дети... Были тут такие принципиальные да нет их уже.
        Оказалось, что были и среди стражников те, кому такой поворот событий пришелся не по душе. Они попытались устроить переворот, но проиграли, и тоже почти все легли. Уцелевшие прорвались через южный выход второго туннеля, и ушли. Что с ними было дальше, неизвестно.
        Я спросил Профессора о численности. Получалось так, что в первом туннеле жило где-то две тысячи кацетников, включая детей, и восемьдесят-сто стражников. Во втором, около тысячи-тысячи двухсот "чистых". Получалось, что у Фраймана было по меньшей мере шесть сотен бойцов. Немалая сила, по нынешнему безлюдью.
        За разговором, мы и не заметили как подошло время обеда. Сходили к бараку, получили свою порцию баланды. Есть нам особо не хотелось, мы прямо там, на контейнерах, съели по банке тушенки. Стало понятно, почему абы кого на сортировку не ставили. У выхода нас обыскал стражник, даже не побрезговал тщательно прощупать мою одежду, хоть и морщился от запаха. Ни у меня, ни у Профессора он ничего не нашел, но потом я увидел, как Профессор передает старосте две банки кильки в томате. И как пронес, ума не приложу. После обеда вернулись на рабочее место, и продолжили возню с коробками.
        - Как вы собираетесь уходить, молодой человек? - он упорно называл меня "молодым человеком". Настоящего имени я ему не сказал.
        - Попроси своего друга старосту отправить нас с обозом в порт. Там посмотрим...
        Целую неделю мы ждали оказии. Все это время я наблюдал. Сопоставлял. Думал. Делал выводы. Однажды, выплескивая с эстакады очередную парашу я увидел, как у входа в туннель стоит группа людей. Мы погрузили пустые бочки на тележку, и покатили в том направлении. Проходя мимо стоящих, я бросил на них короткий взгляд, и на секунду остановился. Среди людей в дубленках стоял, кто бы вы думали? Гельман. Все такой же гладкий. Сопровождавший нас бригадир подтолкнул меня в спину и обматерил. Мы потащились дальше. Гельман мазнул по мне взглядом, и отвернулся. "Не узнал, сука, не узнал", билась у меня в висках мысль. Мы прошли, потом, вечером, я улучил момент, и спросил у Профессора:
        - Кто это был, там, у входа?
        - Большой человек, первый заместитель Вождя. Он тут всем заправляет. Самого Вождя уже давно здесь не видели, он из своей резиденции не показывается.
        - Ясно, - кивнул я, и прищурился. Абстрактные уроды, устроившие себе заповедник чмуликов, обрели лицо. Гладкое, холеное рыльце Гельмана. До этого единственное, что меня волновало, было то, как сделать так, чтобы засевшие в туннеле не угрожали моей Семье. После того, что рассказал профессор, и особенно, когда я увидел Гельмана, что-то изменилось. Мне захотелось убить их всех, убить, просто потому, что я не хотел дышать с ними одним воздухом и ходить по одной земле. Захотелось посадить Гельмана на кол, и, поставив напротив стул, смотреть, как умирает эта сволочь.
        Наконец, прошел слух, что работавшие на раскопках в порту набрали достаточное количество, и готовится обоз, вывозить трофеи. Профессор договорился со старостой, и мы, вместе с еще сотней кацетников стали готовиться к выходу. Я подпорол подкладку своей вонючей куртки, и вытащил оттуда красный шарф, которым повязал голову.
        Вышли на пяти санях, в сопровождении двух десятков стражников. Стражники расселись по саням, это на обратном пути они бы шли вокруг обоза, а на пути туда, когда сани пустые, почему бы не покататься. Они не боялись, что кто-то сбежит. Никто от Фраймана не бегал, вокруг была снежная пустыня, бежать было некуда. У них даже наказание было - изгнание. Просто выставляли за ворота, и все. Иди, куда хочешь. Окоченевшие тела изгнанников потом находили сборщики снега, иногда их даже выставляли возле бараков для устрашения. Обоз медленно полз по заснеженной улице. Пыхтели, больше для вида, кацетники, волоча сани. Дома таращились на нас пустыми глазницами окон. Я все время осматривал окрестности, ожидая увидеть какой-то знак, но ничего не было. Вдали уже показалась единственная уцелевшая башня портового крана, и я уже было отчаялся, когда справа грянул выстрел, за ним другой. Голова стражника, сидящего на передних санях, мотнулась, из меховой шапки вырвало клок, красным шмякнуло по лицу другого, за спиной у переднего.
        Я опрокинул Профессора в снег, и залег рядом. Стражники слетели с саней, присели, и стали водить стволами из стороны в сторону. Кацетники испуганно повалились в снег. Несколько секунд было тихо, потом раздался еще один выстрел, один из стражников завалился лицом вниз. Нервы у остальных не выдержали, они принялись поливать длинными очередями оконные проемы в домах вокруг. Секунд через пять патроны у них кончились, они принялись лихорадочно менять магазины. Боковым зрением я заметил движение слева между домами. Я повернул туда голову, и увидел, как высунувшись из-за угла, машет мне рукой человек в маске, и белом маскхалате.
        - Вставай и беги туда, - я поднял голову Профессора из снега, так, чтобы он увидел куда бежать. - Давай, бегом, быстро.
        Профессор несколько мгновений смотрел на меня пустыми глазами, потом лицо его приняло осмысленное выражение, он подорвался и порскнул туда с удивившей меня прытью. Я поспешил за ним, жестами показывая, что в Профессора стрелять не надо. Человек между домами поднял винтовку, и выстрелил, я уж было подумал, все, отбегался Профессор. Но в Профессора выстрел не попал, я обернулся, и увидел, как оседает на снег уже было развернувшийся в нашу сторону стражник. Мы залетели за угол, и я перевел дух. Человек в маске сверкнул зубами, и сказал:
        - За тем домом транспорт. Дождитесь нас, - затем нажал на кнопку закрепленного на воротнике микрофона, и произнес: - Объект вышел. Объект у нас.
        Я толкнул Профессора в спину и мы побежали за дом, бежать было недалеко, метров сто. Там стояло два квадроцикла. Движок у каждого был укутан в одеяло, у одного на багажнике стоял автомобильный аккумулятор, от него тянулись провода к одеялам. Молодец, Эли, придумал, как сохранить двигатель теплым даже на морозе. Я сразу узнал свой квадроцикл. На багажнике лежал мой "сорок седьмой". Я взял его в руки, снял с предохранителя и стал ждать. Профессор переводил дыхание. Долго ждать не пришлось, меньше чем через минуту из-за угла появился непринужденно шагающий человек в маске. Я узнал его. Один из бойцов Летуна, с русалочьим именем Ариэль. Спросил у меня:
        - Коцюба, ты как, в норме?
        - Да, - ответил я.
        - Тогда езжай к себе. Я подберу Летуна и мы за вами, - он взлетел на квадроцикл, дал по газам и уехал.
        - Прррашу! - показал я на свой квадроцикл, и подтолкнул Профессора.
        Летун отстал от нас минут на пять, не больше. Заглушив у ворот нашей базы двигатель, я услышал вдалеке негромкое стрекотание движка, это приближался Летун. Все наши высыпали во двор, встречать меня. Профессор удивленно оглядывался:
        - А я думал, вы с нефтезавода... - пробормотал он.
        Я жестом остановил бросившихся обниматься Мишку и Вайнштейна:
        - Давайте отложим дружеские объятия. Сначала - ванна! - я повернулся к Профессору и сказал:
        - Раздевайся.
        - Как? - не понял тот.
        -Догола, - ответил я и пояснил: - не хватало еще вшей в дом нести. Бросим одежду здесь, пусть вымерзнет как следует. Не волнуйся. У нас найдется, во что тебя одеть.
        - Но... у нас только одна ванна. Мы не ждали, что ты вернешься не один, - растерянно сказала Марина.
        - Тогда Профессор пусть идет первым.
        - Что вы, мне так неудобно. Я могу и последним, не хочу вас стеснять, - забеспокоился Профессор.
        - Ни за что. Вперед и без разговоров. Если не хочешь у всех на виду, вон там можно раздеться, за воротами. Потом все отвернутся, быстренько пробежишь вон туда, там ванна. Ну! - прикрикнул я на Профессора. Тот подчинился.
        Когда он забежал в дом, за ним пошел Вайнштейн, контролировать процесс. Потом я командным рыком загнал всех туда же, сказав, что нечего торчать на морозе. В итоге, я остался один на снегу перед воротами. Подумал, и зашел внутрь, всяко не на ветру стоять. На бетонном полу чернела горка одежды, сброшенной Профессором.
        Через полтора часа, я, сверкая свежевыбритой головой, и свежевыбритым же лицом, сидел за столом и потягивал горячий чай из кружки. На коленях у меня сидел кот, и жмурился, мурчал от удовольствия, запуская когти в мои штаны. Напротив сидели Летун с Профессором. Профессор, тоже выбритый, вымытый, и переодетый в чистое, что-то тараторил, рассказывая Летуну. Тот слушал, изредка задавал наводящие вопросы. Я молчал, и наслаждался, шутка ли, месяц не мылся и не чистил зубы. Вдруг, что-то вспомнив Профессор обернулся ко мне:
        - Молодой человек, а где моя одежда?
        - Ты про тряпки? Так Вайнштейн их сжег.
        - К-как сжег? - растерянно произнес Профессор, и заерзал на стуле.
        - Да ты не волнуйся, - ответил я и отхлебнул из кружки, - цел твой "маячок", что ему сделается. Эли как раз должен был довезти его куда надо.
        После этих слов Профессор стал белее мела, и пошатнулся на стуле.
        - Я что-то пропустил? - привстал Летун.
        - Ничего особенного, - ответил я, - просто на нашем новом друге был радиомаяк. Засланный у нас казачок.
        - Так, - Летун потянулся за винтовкой. Его боец с русалочьим именем отлепился от стенки, которую подпирал и напрягся. Слышавшая весь разговор Марина всплеснула руками, и заверещала:
        - Ах ты гад! Шпион! Сучий потрох! А я тебе еще печенье!
        Она направилась к сжавшемуся на стуле Профессору, выставив перед собой руки с согнутыми напряженными пальцами. Страшнее бабы кошки нет. Я еле успел схватить ее за пояс теплого халата. Она остановилась, фыркнула, цапнула со стола вазочку с печеньем, и ушла. Я откинулся на стуле, и сделал глоток. В комнате повисла напряженная тишина. Профессор не выдержал ее, и сполз со стула. Он встал на колени, и зарыдал. Отвратительное зрелище, бритый наголо плачущий старик.
        - Не убивайте, меня заставили, пожалуйста, не убивайте, я все расскажу! - умолял он.
        С сожалением отставив пустую чашку, я спокойно сказал:
        - Сядь на место и заткнись. Летун, если он не сядет, пристрели его.
        Профессор вернулся на место, и затрясся. Я тем временем продолжил:
        - Давай я тебе расскажу, как все было. Ты меня вычислил почти сразу же, и улучив момент, понесся, радостно повизгивая, закладывать. Старосте, мусорам или самому коменданту, не суть. Ты надеялся, что они меня возьмут, а ты получишь свою иудину пайку. Но они там оказались умнее, чем ты, поэтому не стали сразу же меня брать. Не знаю, за кого они меня приняли, скорее всего, подумали, что я человек генерала, с нефтезавода. Взяв меня, они бы ничего не выиграли, поэтому они решили поиграть. Я внедрился к ним, а они захотели внедриться к нам. И подослали тебя. Ты втерся ко мне в доверие, и помог мне покинуть туннель. Идеальное прикрытие, никто бы тебя не заподозрил.
        Ты провел все почти идеально. Почти. Но меня насторожило то, как легко староста соглашался на все твои просьбы. И на сортировку ты попал в первый раз, это было заметно. А еще, когда мы уходили, нас в дверях обыскали, и мусор провел рукой по тому месту, куда ты сунул банки. Он не мог не почувствовать, что у тебя там что-то спрятано. Значит, у него была причина не заметить. Очень веская причина, приказ называется. Но все это были догадки. По настоящему я заподозрил тебя сегодня, когда, попав к нам, ты удивился, что мы не поехали на нефтезавод. Ты ожидал попасть на нефтезавод. Почему? Я задал себе этот вопрос, и не смог на него ответить. Поэтому, когда ты пошел купаться, я остался снаружи, на холоде. За полчаса, что у меня были, я распустил твою одежду на тряпочки, и за подкладкой бушлата нашел таблетку радиомаячка. Видать, твои хозяева недостаточно тебе доверяли, вот и подсунули. Вот так все было, да?
        - Да, - подтвердил немного пришедший в себя Профессор, - вы меня убьете?
        - Обязательно, - кивнул я, - обязательно убьем, если ты вот сейчас же, не сходя с места, не дашь мне причин этого не делать.
        Он дал. Согласился сотрудничать, выложил нам всю схему, как будет выходить на связь и т.п. И даже предложил вариант, как его лучше использовать. Он был прост и незамысловат. И мы с Летуном его приняли, с небольшими поправками. Мы отправляем Профессора в отдаленную Семью, там он будет жить под наблюдением, а иногда мы будем его привозить, и он будет относить составленные под нашим руководством донесения. Рано или поздно мы все равно схлестнемся с Фрайманом, с таким соседом мирно жить не получится. Канал для слива дезинформации нам очень пригодится. Да и, наверняка, одним Профессором агентура Фраймана не ограничивается. Хваткие ребята из его службы безопасности кого-то да исхитрились внедрить, к гадалке не ходи. В таком случае, Профессор нам будет вдвойне полезен. Мы будем через него сливать дезу, и он же поможет нам вычислить других агентов.
        - Коцюба, - спросил меня Летун на прощание, - а куда Эли отвез маячок?
        - Не было никакого маячка, - меланхолично ответил я, - а может, и был. Я не проверял.
        - То есть, ты блефовал. Жестокий ты человек, Коцюба. А если бы он оказался ни при чем, а ты вот так? - Летун покачал головой.
        - Так ведь не оказался же. И вообще, доверять, это вредная привычка. Особенно, незнакомым.
        Я не стал объяснять Летуну, что тут опять сработала моя чуйка. Я с самого начала почувствовал, что Профессор что-то скрывает. Словами это не описать, проскальзывала какая-то фальшь. Так что, устраивая спектакль, я был уверен, что не промахнусь.
        - Знаешь, Летун, миром дело не кончится. Нам, так или иначе, придется Фрайману солнечное затмение устраивать. У них там танки, бронетранспортеры, и бог знает, что еще припрятано. Надо искать оружие. Наверняка есть нетронутые склады. Вспомни, сколько этого добра было вокруг.
        - Поищем, - кивнул Летун, - думаю, много всего валяется, и только и ждет, чтоб его подобрали.
        - Знаешь, прозвучит это очень жестоко, но нам повезло, что выжил каждый двадцатый, - ответил я. - Если бы Песец был менее резким, хрен бы чего вот так просто валялось, ожидая, чтоб его подобрали. Рвали бы друг другу глотку за бутылку чистой воды или стакан крупы.
        - Да, - кивнул Летун и пожал плечами, - об этом лучше не думать. Все вышло так, как вышло. Да и, потом, еще ничего не решено. По большому счету, все только начинается.
        *Кацетниками называли себя заключенные в нацистских концлагерях.
        Глава 9
        Сосредоточение
        Политика Летуна по сближению Семей понемногу приносила свои плоды. Выезжать на мародерки стало куда как проще, всегда можно было переночевать у своих, в тепле. Очень скоро мы побывали в гостях почти у всех, и многие побывали в гостях у нас. Кое с кем завязались плотные деловые отношения, построенные на взаимной выгоде, кое с кем, так и вообще дружба. Не со всеми, ясное дело. Хватало и откровенных уродов, но такие, все-таки, были в меньшинстве. Летун бывал у нас как минимум раз в неделю, мы общались, пили водку, строили планы. Одним из таких планов как раз и было проникновение в туннель. С кем он нашел общий язык, так это с Вайнштейном. Парадокс - офицер, элита в хорошем смысле этого слова, и бывший пьяница с рынка, сидели и спорили до хрипоты, обсуждая какие-то неведомые мне теории. Один кричит: "Карл был прав!", и, рисуя пальцем по столу, горячо что-то доказывает, другой отвечает: "не прав, норма прибыли не могла не измениться под влиянием технического прогресса...". Обсуждали теории и личность Усатого, приводили бесконечные цитаты. И так - часами. Если интерес Вайнштейна я еще как-то понимал,
все-таки он, как и я, из эмигрантов, то что нашел восточный человек Летун в этих теориях, было решительно непонятно. Ну, да, чем бы дитя не тешилось, лишь бы клей не нюхало.
        Мишка вытянулся и окреп. Он ездил с нами на мародерки, и не как обуза, а как полноправный член команды. Из-за маленького роста и узких плеч, он мог пролезть туда, куда не мог взрослый. А как он в окна залезал! Раз-два, как обезьянка, и там. Я научил его стрелять, и выдал ему укорот имперской винтовки.
        - Не боишься ребенку давать оружие? - спросил меня Вайнштейн.
        - Ну, не совсем же он дурак. Должен понимать, не маленький.
        Мишка услышал мои слова и раздулся от гордости. Получив винтовку, он ее первое время всюду такал с собой, даже садясь за стол, клал на колени. Получив пару раз хорошую трепку за снятый предохранитель, и досланный патрон, он, как положено, тщательно проверял винтовку на улице, прежде чем внести ее в дом.
        В третий раз увидев слева сгоревший дом, я чертыхнулся и остановился. Что за черт, все время вроде прямо шел, и вот опять вернулся к тому месту откуда начал. Точно, штучки индиго. И ведь шел точно по маршруту, что мне дал Летун, ни на миллиметр не отклонился, а, поди ж ты, хожу кругами и все. Как сказал Джек: "дорога приведет". Пока что по кругу ведет.
        Я решил действовать по-другому. Встал, закрыл глаза и представил себе дорогу. Точно в сказке про Элли и Тото, она была выложена желтым кирпичом. Сначала образ не давался, ускользал, потом, понемногу, он заполнил мое сознание. Добавлялись детали. Я стоял в самом центре дороги. Желтая полоска вилась между зелеными холмами, и уходила куда-то вдаль. Сияло солнце, порхали бабочки. Картинка стала до того яркой и отчетливой, что мне расхотелось открывать глаза, и видеть все тот же осточертевший снег, эти пустые глазницы окон.
        Я простоял так довольно долго, а открыв глаза, сделал уверенный шаг вперед. Теперь я знал, куда идти. И точно, стоило мне пройти полквартала, как я услышал детский голос, повторяющий:
        - Проспорил, проспорил!
        На сугробе приплясывал, улыбаясь, мальчик. Что-то с ним было не так, я сначала не понял, и только секунд через десять въехал: он был без верхней одежды. В двадцатиградусный мороз, на ветру, он стоял в одной рубашке и не мерз. Он сбежал ко мне с сугроба, схватил за руку, и затараторил:
        - Я знал, я ему говорил, что тебя не удержать, а он не верил! - он схватил меня за руку, и повел за собой. Я последовал за ним. Он завел меня в дом, которого я, хоть убей, раньше не видел, хоть и проходил тут три раза. У входа стоял Джек, и улыбался.
        -Ты первый, кто сумел пройти сюда сам, без проводника. Поздравляю, - он слегка поклонился. - Габи в тебя верил.
        Джек хлопнул мальчика по плечу и жестом предложил мне зайти. Мы поднялись на второй этаж, меня удивило отсутствие железных дверей, ловушек, мин и прочих непременных атрибутов жилища. Спросил об этом у Джека. Тот улыбнулся:
        - Никто сюда без нашего разрешения не попадет. Нужно быть в особом состоянии сознания, в состоянии ментальной тишины. Только тот, кто способен этого добиться, сможет увидеть этот дом. А войдет только тот, кого мы пригласили. Как тебя.
        - А зачем тогда голову морочили? Проверяли? - спросил я, топая за Джеком по лестнице.
        - Именно так, проверяли. Экзамен на ясность мышления.
        Разговаривая с Джеком я все время ловил себя на мысли, что разговариваю с ним не как старший с младшим, а наоборот. С виду восемнадцатилетний паренек, но четкость формулировок и ясность мысли убивают наповал. Он провел меня по комнатам, показывал, что у них есть. Меня удивило обилие живых цветов в ящиках с землей разных размеров. Комнаты утопали в зелени. Там были не только цветы, я увидел и огурцы, и помидоры, из ящиков побольше торчали деревца, лимонные, апельсиновые.
        - Откуда это все? - спросил я удивленно.
        - Мы хорошо ладим с живым, - непонятно ответил Джек, - смотри.
        Он взял с полки горшок, зачерпнул совком земли из мешка, насыпал в горшок, утрамбовал. Потом взял палочку, и сделал в центре углубление. Я смотрел, как зачарованный. Джек сходил, и принес пакетик с семенами. Он кинул семечко в углубление, и заровнял землю.
        - Что теперь? - нетерпеливо спросил я. Джек не ответил, а показал рукой на горшок, смотри, мол. И тут земля в горшке зашевелилась. В середине вспучился бугорок, из него показался зеленый росток. Я молча смотрел, не веря своим глазам. Вот показался стебель, он на глазах становился толще. От стебля отделились листики, веточки, на концах веточек закачались бутоны. Спустя несколько минут передо мной в горшке пышным цветом цвела герань, десятки ярко-красных цветков. Земли в горшке из-за цветков просто не было видно.
        - Ты заставил цветок вырасти за минуту, - медленно проговорил я, - охренеть!
        - Не заставил, - Джек посмотрел на меня, как на дурака, - я его попросил, он и вырос.
        Ну да, вот так просто, попросил, он и вырос. А может, и правда просто, только мы об этом не догадывались?
        Джек познакомил меня с детьми. Те обступили, наперебой называли свои имена, о чем-то спрашивали. В общем, вели себя так, будто я их давний знакомый. Я отдал им принесенный пакет со сладостями, и они вовсю шуршали обертками. Вполне обычные дети. Если бы я не видел, как они, скрестив ноги, сидели на воздухе в метре над полом, когда мы с Джеком вошли, то ни за что не поверил бы, что в них есть что-то особенное.
        - Джек, а почему они ведут себя так, будто я их самый лучший друг? Ведь ни капли застенчивости! - спросил я у Джека, когда мы сели пить чай на кухне у печки.
        - Они еще ни разу не видели такого старого Нового, - не совсем понятно ответил Джек.
        - Это как? - не врубился я.
        - Ты тоже индиго. Ты тоже Новый, Коцюба.
        Вот это новость! Хотя, учитывая мою внезапно проснувшуюся чуйку, не такая уж и новость.
        - Ты хочешь сказать, что я не человек?
        - Человек. И Новый. - Джек положил локти на стол, и продолжил:
        -На нашей планете всегда рождались люди с необычными способностями. Высокий интеллект, способность к эмпатии, умение исцелять - такие люди были всегда. Но в последние несколько десятилетий, их стало рождаться все больше и больше. У многих из таких людей аура цвета индиго, отсюда и название.
        - Это я знаю. Читал. Но ведь такого, - я махнул рукой в сторону коридора, откуда доносились звонкие голоса, - такого ведь не было. Какие-то экстрасенсы, какие-то дядьки утюги к животу примагничивали, телешаман воду заряжал. Это было. А вот так, чтобы в лютый мороз не замерзнуть, или на воздухе сидеть, или цветок вырастить, или, как про вас рассказывают, лечить прикосновением - такого не было. Откуда это все?
        - Я не знаю, - ответил мне Джек, было видно, что я задел чувствительную струнку. - После Песца, когда умерло очень много людей, миллиарды, нам всем было очень тяжело. Вспомни.
        Я вспомнил. Да, действительно, первый месяц после того как начались морозы, я очень плохо себя чувствовал. Тогда я списал все на депрессию, вызванную резким изменением образа жизни.
        - Я сам чуть не умер, - продолжил свой рассказ Джек. - Мои родители замерзли. Я тоже заболел, и думал, что умру. Но, однажды, я проснулся совершенно здоровым рядом с телами моих близких, и обнаружил, что мне не холодно. Я ходил один по промерзшему дому, и везде видел лишь мертвых. Тогда я чуть не сошел с ума, мне казалось, что я остался один в целом свете. - Джек замолчал, глядя на дверцу буржуйки. В щель было видно, как обугливается внутри деревяшка.
        -Что было дальше, - заинтересованно спросил я.
        - А дальше я почувствовал, что рядом кто-то есть, кто-то, кому нужна помощь. И я пошел по ночному городу на этот, едва слышный призыв. И нашел там Даника, первого из своих детей. Когда нас стало двое, наши силы тоже как бы удвоились. На следующий день к нам пришел Габи, он почувствовал наше присутствие, и сам нашел нас. Тебе должно быть это знакомо.
        Я подумал о своем внутреннем "радаре", и кивнул. Спросил:
        - Но почему это...этот Дар, проявился именно после Песца?
        - У меня есть теория. Даже не теория, а так, предположение.
        - Я весь внимание, - я подался вперед. Мы сидели за столом друг напротив друга.
        - У нашей планеты есть множество оболочек, она окружена атмосферой, у нее есть магнитное и гравитационное поле. Это общеизвестно. А что, если есть еще одна оболочка, еще одно поле, которое не фиксируется нашими приборами? Я говорю про поле информационное.
        - Астрал? - спросил я несколько разочарованно. Думал услышать что-то новое, а пошел все тот же эзотерический бред, которым была полна желтая пресса.
        - Как ни назови, все равно будет неправильно. Не в терминах суть, пусть будет хоть астрал, хоть эгрегор, хоть эфир. Я предполагаю, что все без исключения живые организмы нашей планеты взаимодействуют с этим полем. У тебя бывало такое, что решение приходит как бы само? Ведь есть множество ситуаций, когда весь предыдущий опыт бесполезен. И из десятков разных вариантов ты выбираешь именно тот, который нужен. Откуда берется ответ? Если предположить, что мысль материальна, что это разновидность энергии, то она должна откуда-то приходить, и куда-то деваться. Это похоже на систему "клиент-сервер", тебе, айтишнику, будет просто это понять. Наши мысли питают эту оболочку, а она, в свою очередь, общается с нами. Происходит обмен информацией. Далее. У обычного человека в голове беспорядок. Хаос. Обрывки мыслей и образов. Что происходит, когда начинается обмен? К серверу идет запрос, этот запрос обрабатывается, и сервер выдает какой-то результат. Естественно, что дав серверу бессмысленный набор символов, ничего путного в ответ не получить. Что подал, то и получил, все просто. Мне иногда кажется, что само наше
сознание находится там, наверху а мозг, не вместилище разума, а просто приемник. Я думаю, что отличие Новых людей от Старых, то, что мы называем Даром, это просто врожденная способность подавать правильный запрос туда, наверх. Своего рода, начальная настройка. Когда на планете было больше шести миллиардов людей, уровень информационного шума был настолько большой что мысли людей "забивали" канал. И те, кто мог общаться с эфиром, просто не могли до него достучаться. Когда пришел Песец, эфир переполнился страданием, эхом боли умирающих людей, и мы, Новые, почувствовали это. Потом, когда эфир успокоился, исчезли помехи, и наша связь с ним заработала по-настоящему. Это был прорыв на принципиально новый уровень. Эфир учит, дает знания, из него мы черпаем энергию для всего. Точнее, мы являемся ее проводниками. Габи бегает по морозу в рубашке, и может обходиться без еды больше недели, ему хватает энергии эфира. Он у нас самый даровитый, но и остальные тоже много чего могут. Нашу защиту ты видел сам. Человек, неспособный обуздать свой разум, просто не попадет сюда. И это лишь малая часть того, что мы можем, мы
только начали учиться. Я за этот год узнал больше о себе и мире вокруг, чем за предыдущие семнадцать лет своей жизни.
        - Стоп! - я поднял руку, и остановил Джека, - если все так шоколадно, то почему я так, как вы не могу?
        Джек помялся, и ответил:
        - Ты убийца, Коцюба. Эфир от тебя закрылся сам. Нам запрещено убивать. Что-то ты, конечно, можешь, но это твоя врожденная способность к эмпатии, и твоя собственная энергия.
        - Зачем ты позвал меня, - мне стало горько и обидно, - захотелось ткнуть меня носом в мои прегрешения?
        - Ты нам нужен, Коцюба, - ответил Джек и заглянул мне в глаза, - твоя сила не в умении левитировать, или лечить, или отводить глаза. Ты лидер. Вождь. Нам, Новым, нужен тот, кто сможет вести нас. Я на эту роль не гожусь. Просто так сложилось, что я тут самый старший. А у тебя много энергии, ты сам, как маяк. Стоило тебе появиться в нашем районе, как мы сразу же тебя заметили. Сергей подошел к тебе не случайно, это мы его попросили. Хотели сначала присмотреться к тебе.
        - Так предложи это Летуну. Вот уж кто должен быть Вождем, так это он!
        - Летун не наш, не Новый. И, кроме всего прочего, он переполнен идеями. Он верит, что должен спасти эту несчастную кучку людей от деградации и смерти. Он никогда их не бросит.
        - А я, значит, брошу? - зло спросил я.
        - Ты Новый, а значит, гораздо больше индивидуалист, чем Летун. Все мы такие, и ты тоже. Тебе я могу сказать то, чего никогда не сказал бы Летуну. Мы, Новые, не случайно появились. Людям дали второй шанс, надо его использовать. Присоединяйся к нам, бросим людей, и уйдем туда, где они нас не достанут, и там построим свою цивилизацию, цивилизацию духа. Мы многому сможем тебя научить, ты и десятой доли того, на что способен, не понимаешь. А люди... Люди обречены, во всяком случае, Старые. Вы пытаетесь восстановить техническую цивилизацию, ползаете по руинам, собираете обломки. Даже если у вас все получится, что вы там себе понапридумывали, что вас ждет через десять лет? Через двадцать? Уровень середины прошлого века, в лучшем случае. Если не позапрошлого, с паровыми машинами и лошадью в качестве главного средства передвижения. Технологические цепочки погибшей цивилизации вы воспроизвести не в силах. Со временем все ваши машины сломаются и сгниют, или у вас не будет топлива, чтобы залить в бак. Вы расстреляете последние патроны, сносите последние фабричные штаны, и что тогда? Через сто лет ваши внуки и
правнуки будут пахать землю на лошадях, и воевать с соседней деревней копьями и луками. Это путь в никуда, и ты это прекрасно понимаешь.
        - Ну, мы, все же, попробуем, - прищурившись, ответил я.
        - Пробуйте! Даже если у вас получится, не через сто лет, так через пятьсот, через тысячу, встанет опять во весь рост цивилизация машин. И планета, которую вы в очередной раз достанете своими издевательствами над живой природой, снова стряхнет вас, как собака блох, как она сделала сейчас. Или, может быть, ты думаешь, что Песец случайно пришел? - видя, что его доводы на меня не действуют, он разволновался.
        - Почему пришел Песец, я не знаю. Может быть, ты и прав, - я помолчал, вспоминая, как Мишка обнимал меня, когда мы вырвались из туннелей, как смеялся, запрокидывая голову, Вайнштейн, как хлопотала вокруг меня Марина, потом продолжил, - То, что ты предлагаешь, для меня неприемлемо. Мои друзья, моя Семья, это люди, ближе которых для меня в этом мире нет. И я никогда не предам их. Твоя логика безупречна, лучше и выгоднее присоединиться к выигрывающей команде. Но я не руководствуюсь в своих поступках такой логикой, это логика чмуликов, людоедов. Кому, как не тебе это понимать, ведь вы, индиго, по определению должны быть тонко чувствующими людьми, а если так, то и слово "совесть" для вас не может быть пустым звуком. А у меня, кроме совести, есть еще и долг.
        - Ты не понимаешь...
        - Все я прекрасно понимаю. И еще, Джек. Все твои теории насчет Новых-Старых выкинь из головы. Здесь и сейчас, есть только люди и нелюди. Ты пока что на стороне людей, там и оставайся. Не позволяй идеям увести тебя от главного. Думаешь, Фрайману будет интересно то, что ты думаешь? Он посадит вас в клетки, и будет использовать. А если не сможет - убьет. И не надейся на ваши отводящие глаза штучки. Найдутся мутанты, или просто тупые как бот дуболомы, на которых это не подействует, придут и сделают с вами все, что захотят. А убивать вам запрещено, ты сам говорил. И не рассказывай о Новых никому, во всяком случае, так, как рассказывал мне. Вы....мы все еще в меньшинстве, охоты на ведьм нам не хватало, после Песца. Нас, людей, и так слишком мало осталось. Старый мир умер, туда ему и дорога. Значит, обустроим тот, что достался нам. Ладно, счастливо оставаться. Я пошел.
        Я направился к двери. Джек, оглушенный моей резкой отповедью, с ошеломленным видом сидел на стуле. Я уже спускался по лестнице, когда он догнал меня и дернул за рукав.
        - Погоди, Коцюба!
        - Чего годить? - я вырвал рукав, - я все равно не соглашусь, и не уговаривай.
        - Вот, возьми, - он сунул мне что-то в руку. Я посмотрел, оказалось, флэшка.
        - Что там?
        - Мы тут подключились к спутнику, знаешь, была такая программа, спутниковые фотографии земной поверхности показывала. Так вот, все эти спутники уцелели. У нас был только бесплатный аккаунт, поэтому самая свежая фотография снята где-то полгода назад. Но все равно, есть на что посмотреть. Там мы и данные с метеоспутников добавили. И еще. Все-таки я тебе это скажу, хоть ты и не согласился на мое предложение, я вам помогу. Скоро снег сойдет, мы это чувствуем. Еще три-четыре месяца, и начнется оттепель. Вы с Летуном планировали что-то с Фрайманом делать, так? Ты прав насчет Фраймана, там, в туннеле, правит зло. Древнее зло, которое всегда жило среди людей, а теперь просто сбросило маску. Сойдет снег, и они выйдут из туннеля. Они сделают рабами тех, кто покорится, и убьют тех, кто будет сопротивляться. Готовьтесь, сейчас самое время, потом поздно будет.
        - Откуда сведения насчет снега? - спросил я недоверчиво. Прошло почти два года после Песца. По всем прикидкам, зима должна была продлиться не меньше трех лет. И это по самым оптимистическим подсчетам.
        - Оттуда же, из эфира. Просто поверь. Людей на планете осталось очень мало, теперь за каждым из нас смотрят очень внимательно. Решили дать нам второй шанс.
        Вернувшись домой, я первым делом воткнул флэшку в компьютер. Сработал автозапуск, открылось окошко программы с вращающимся трехмерным шариком планеты посреди экрана. Индиго постарались, сделали все на совесть. Оригинальная версия программы тащила файлы из сети, а индиго, судя по всему, скачали спутниковые фото, всю базу данных программы, и собрали так, что она могла работать автономно. Я покрутил мышкой шарик планеты, приблизил его, опять покрутил, и потянулся к рации. Настроился на нужный канал.
        - Заноза вызывает Летуна, прием, - и стал повторять эту фразу каждые тридцать секунд, пока рация не зашипела в ответ:
        - Летун на приеме.
        - Требуется твое присутствие. Есть тема.
        - Это может подождать?
        - Может.
        - Хорошо, буду завтра у тебя.
        На следующий день он приехал. Я позвал Вайнштейна, еще Мишка, по обыкновению, крутился вокруг. Я объяснил им, что именно дали мне индиго, запустил программу. Я не стал говорить Летуну, что, сам факт работы спутников настораживает. Информация на спутниках не хранится, они либо передают ее, либо собирают. Обработка данных идет на земле. То, что программа работает, означает, что где-то остались работающие сервера.
        Опять показалась планета. Я покрутил ее, не приближая изображения. Оглянулся. Вайнштейн с Летуном сидели с отвисшей челюстью. Один Мишка таращил любопытные глазенки. Он просто не понял, что мы увидели. На экране вращалась планета. Я специально выбрал слой, который так и назывался "без облаков". Все фото, сделанные в погожие дни, собранные воедино. От северного до южного полюса вся планета была покрыта снегом. Белые половинки разделяла узенькая зеленая полоска, протянувшаяся вдоль экватора. И только там, где когда-то была Империя, все было черным. Насладившись эффектом, я пощелкал мышкой, переключая слои. Перешел на температурный. На этом слое, на панели вверху окошка, в дополнение к координатам в белом облачке показывало температуру в том месте, где проходил курсор. Я специально поводил мышкой туда-сюда.
        - Минус сорок, - пошептал изумленно Вайнштейн, - и всего каких-то две тысячи километров севернее.
        - Минус сорок это средняя температура за тот месяц. А минимальная была минус шестьдесят один градус. - Я показал в угол экрана, где отображались эти данные.
        - Невероятно... - прошептал Летун.
        - Это еще что! Смотрите, - и я начал водить мышкой вокруг места, где когда-то была Земля Отцов. Выходило так, что в силу какой-то климатической аномалии Земля Отцов оказалась самым теплым местом на планете из тех, которые оказались под снегом. Если можно применить термин "теплое" к месту, где днем минус пятнадцать-двадцать, а ночью минус тридцать. Нам просто сказочно, невероятно повезло.
        - Почему у нас так тепло? - произнес задумчиво Летун.
        - Вероятно, роза ветров... Помнится, я читал что-то о том, что у нас тут какая-то особенная роза ветров, - откликнулся Вайнштейн. По голосу было понятно, что он сам не верит в то, что сказал.
        - Думаю, нас просто пожалели, и дали второй шанс, - ответил я, и получил в награду несколько изумленных взглядов. Ну да, они не привыкли, чтобы я рассуждал об отвлеченных вещах. А я просто процитировал Джека. - Идем дальше, - я стал щелкать по закладкам на панели справа. Закладки сделали индиго, каждая высвечивала определенный участок поверхности, который они почему-то сочли интересным. Первые три закладки показали нам города, расположенные в зеленой, нетронутой снегом области.
        - Что-то с фокусом, - прокомментировал увиденное Вайнштейн. Действительно, изображение казалось расплывчатым.
        - Ничего подобного. С фокусом все в порядке, - возразил я.
        - Тогда что... - Вайнштейн отобрал мышку, и стал играться с настройками резкости, то приближая, то отдаляя изображение. - Твою мать! Там же не осталось камня на камне!
        - Я думаю, там были землетрясения, и бесконечные дожди. Вот все и поплыло, - сказал я.
        - Значит, цивилизация погибла, - протянул Летун.
        - Ну, то, что цивилизации кирдык, было понятно сразу после Песца, - ответил ему я.
        - Значит, все кончено, - поник Летун.
        - Ничего не кончено, пока мы живы!- я грохнул кулаком по столу, и повторил фразу, которую сказал вчера Джеку, - Старый мир умер, туда ему и дорога. Мы живы, и свободны. Свободны по настоящему!
        - Что толку в этой свободе? Свобода от чего, от цивилизации? - Летуна понесло в истерику.
        - Свобода от чмуликов. Свобода от навязанных нам обязательств. И это не "свобода от", такая свобода нужна только малолетним дурачкам, "борцам с системой" и произволом взрослых. Наша свобода, это "свобода для". Свобода жить, как хочешь, творить, созидать, просто жить. Это возможно и без технологической цивилизации. Людьми нас делает не компьютер, крутая тачка или плазменный телек. Как бишь это у чмуликов называется, а, вспомнил... "жить по-человечески". Нет! Мы люди, потому, что можем жить и без всего этого. Те, кто не мыслил существования без всего этого, подохли, туда им и дорога.
        - Не все, далеко не все. Вспомни про Фраймана, - сказал Вайнштейн. Он стоял возле печки, и шевелил костлявыми пальцами над конфоркой. Наш разговор его, казалось, совсем не интересует. Оказалось, нет. Слушает и мотает на ус, - вы тут устроили групповой сеанс психоанализа, а нам, между прочим, надо решать, что мы будем делать, когда сойдет снег. Останемся сидеть на заднице, Фрайман нам покажет и "свободу от", и "свободу для".
        Слова Вайнштейна отрезвили и меня, и Летуна. Действительно, обсуждаем какие-то высокие материи, когда надо решать поставленные жизнью задачи. Я успокоился и сказал:
        - Джек сказал, что снег сойдет скоро. Еще два-три месяца, и начнется оттепель.
        - Надо собирать общее собрание, и решать, - ответил приободрившийся Летун.
        - Не общее. Надо осторожно, не привлекая внимания, собрать всех наших, насчет кого точно ясно, что не шпион Фраймана. Тогда и решим.
        -Да, - кивнул Летун, - завтра же начну договариваться.
        На том и порешили. Через два дня у Сергея состоялось собрание, на котором присутствовали рыжий Гриша и, Медведь с одним из своих сыновей, Вишневецкий, в Семью которого мы определили Профессора, Летун со своими бойцами и еще двое: Чен, представитель двух Семей узкоглазых гастарбайтеров, и Райво, белокурая бестия, Семья которого обитала неподалеку от индиго.
        Глава 10
        Общее дело
        К началу собрания я опоздал, и, когда вошел в комнату, народ уже рвал на груди рубахи. Спорили ожесточенно, до хрипоты. Рыжий Гриша опять был чем-то недоволен. Мой приход оборвал спор, всем поневоле пришлось здороваться, пожимать мне руку, обмениваться дежурными фразами. Когда я сел, стало ясно, что накал спора спал.
        - Вот, Коцюба принес вам кое-что интересное. Коцюба, раздавай, - Летун обрадовался моему приходу, и сразу начал отдавать распоряжения. Я бросил на стол пакет и фотографиями. Народ стал их разбирать, смотреть, передавать друг другу. Почти сразу послышались удивленные матюки. Разглядывая фотографии, народ возмущался. И было отчего. Когда я отправлялся на разведку в туннель, Летун был против того, чтобы я брал с собой фотокамеру. Слишком рискованно, говорил он. Но я не послушал его, и все-таки взял камеру, объектив которой был замаскирован под пуговицу. Большая часть снимков никуда не годилась, но я все же отобрал два десятка весьма говорящих. Вот изможденный грязный подросток с глазами, как лампочки стоит с тряпкой в руках, и смотрит в объектив. Вот стражник избивает кацетника палкой. Вот строем стоят женщины, а перед строем мечется с дубинкой староста. Вот стоят распорядители в дубленках, а за ними, на заднем плане, вереница кацетников таскает мешки. Вот кучка кацетников волочет сани, с которых свисает голая синяя нога. Вот овчарка повалила кацетника на пол, и рвет. Вот миска с баландой. Ну и все
остальные снимки в таком духе. Как говорится, лучше один раз увидеть.
        - Откуда у тебя эти снимки, Коцюба? - спросил недоумевающий Райво.
        - Сам снял, - ответил я.
        Меня забросали вопросами, пришлось в подробностях пересказывать, как я ходил в туннель. Мужики восхищенно присвистывали: "ну и яйца у тебя, Коцюба". Единственное, о чем я умолчал, так это о том, что на самом деле Профессор был шпионом. Словно ставя точку в рассказе, я воткнул в комп флэшку, нажал на кнопку, и голос Профессора стал спокойно рассказывать, как приближенные Фраймана баловали себя детским мясом.
        Народ опять загалдел, все одновременно стали возмущенно материть Фраймана. Я постучал по столу, требуя тишины. Наконец стало тихо, все приготовились слушать дальше.
        - В общем, так, народ. Я отступать не собираюсь, за мной Семья, женщины, дети. Все просто. Как только сойдет снег, вот эти уроды вылезут из своей норы, и придут к нам, сюда. Те, кто хочет в рабство, могут прямо сейчас встать и выйти отсюда. Ну а те, кто останется, добровольно подписываются на то, чтобы драться, - я постучал пальцем по разбросанным по столу фотографиям, и добавил: - я не хочу, чтобы чмулики опять взяли верх. Костьми лягу, но не позволю. Я не быдло.
        Никто не выказал желания выйти, только брови нахмурили. Рыжий Гриша встал, и сказал:
        - Ты, это, Летун. Ты меня не так понял... я не это... в общем, я с вами.
        - Уверен? - спросил у Гриши Летун, - дело ведь серьезное. Задний ход потом не включишь, поздно переобуваться будет.
        - Так это... дочки у меня. Я за них! - и Гриша показал огромный поросший шерстью кулак. Он был сжат так, что костяшки побелели. Остальные отозвались согласным гулом.
        - Значит, решено. Все усилия - на поиск оружия. Особое внимание уделяем противотанковым средствам.
        Давненько мы не забирались так далеко. Я глядел по сторонам, вспоминая, как выглядели эти места до Песца, и не узнавал. Наш путь лежал на северо-восток, там, в ста километрах от города, до Песца была резервная артиллерийская база-склад. Один из наших, Леня из людей Медведя, был в прошлом артиллеристом, он и вспомнил про эту базу. По его словам, там хранились орудия и минометы для вооружения частей резерва. Выехали на снегоходе, и квадроциклах. Пока я занимался Фрайманом и искал оружие вместе с Летуном, наш Эли скооперировался с умельцами из других Семей. Они утеплили ремонтную мастерскую, и сделали гусеничный снегоход. Они полностью переделали ходовую часть гусеничного трактора средних размеров, сами гусеницы и траки взяли от другого трактора, побольше и пошире. На все это поставили кабину от грузовика и приделали кузов. Эли и остальные ходили вокруг своего детища, довольные как слон после трехведерной клизмы. Монстр, хоть и выглядел уродливо, зато исправно давал свои сорок километров в час. По ровному слежавшемуся снегу, естественно.
        Нам ничего лучше и не надо было. Выехали вшестером, двое в кабине, остальные на квадроциклах. Специально выбрали непогожий день. Когда холодно, и ветрено, никто и носа не высовывает из теплых помещений. Если в том районе, или по дороге туда, сохранились какие-то очаги жизни, то могут возникнуть различные ситуации. А оно нам надо? У нас задача - доехать, посмотреть, проверить, если есть что-то нужное, вывезти это к нам. Видимость была близкая к нулевой, ехали медленно и осторожно. Почти сразу же на квадроциклах осталось только двое, остальные набились в теплую кабину. Каждые полчаса менялись.
        Только выехав из Города, я осознал в полной мере масштаб случившегося с нашей цивилизацией. Километр за километром мы ехали по снежной пустыне. И только стрелочка на экране спутникового навигатора показывала, что мы все-таки едем, а не стоим на месте. Да еще фонарные столбы вдоль дороги, которые торчали из снега, давали понять, что там, где мы едем, когда-то было шоссе. Внизу, под снегом, наверняка были машины, но на поверхности они выделялись в лучшем случае неестественно правильными очертаниями снежных холмиков. Лавируя меж сугробов, мы зацепили один из них, и раздался металлический скрежет. Часть снега осыпалась, и я скорее угадал, чем понял, что мы зацепили гусеницей навеки остановившийся у обочины автобус. Проехали утопающие в снегу здания, над одним торчала большая желтая буква "М", с шапкой снега поверх.
        Добрались к вечеру, во всяком случае, так говорил навигатор. И действительно, неподалеку возвышалась облепленная снегом сторожевая вышка, верный признак военной базы. Часть бетонного забора вокруг базы отсутствовала. Мы загнали снегоход внутрь базы, вылезли наружу.
        - Не нравится мне это, поделился я опасениями с Летуном, - как бы не пустышка, вон, забор кто-то повалил.
        - Пошли, проверим, - он махнул рукой остальным.
        Мы разбрелись по базе. Было уже темно, поэтому все вооружились мощными фонарями. Часть складов оказалась нетронутой, часть вывезли подчистую.
        - Продукты, - кто-то подобрал с пола пустого склада бумажку, оказавшуюся накладной. Кто-то вывез все продукты.
        - Хрен с ними с продуктами, - сказал я, - нам нужно другое. Ищем артиллерию!
        Пошли вскрывать запертые склады. Срывали с окон решетки, забирались внутрь. Наконец, Леня закричал: "сюда". Поспешили за ним.
        - Что это? - спросил я у Лени, недоуменно глядя на пушку, с которой мы только что сдернули пыльный брезент. Передо мной стояло орудие, как в фильмах про Великую Войну. Два колеса, наклонный броневой лист, какие-то ручки-крутилки.
        - Это 122 мм дивизионная гаубица, - ответил Леня.
        -122? Но ведь у наших калибр 155, откуда эта взялась?
        - Трофейная. Ты же помнишь, что в свое время Союз снабжал сарацин оружием. Наши много таких захватили, и снарядов к ним. К ним у нас даже снаряды делать стали, и под танковые орудия, и под буксируемые. Танков трофейных тоже много было.
        - А почему у нее такой древний вид? Будто из фильма про Великую Войну?
        - Так и есть. Их как раз перед Великой Войной начали делать. Такими пушками наши прадеды фашистов били.
        - А стрелять-то она будет? Ей же, считай, восемь десятков лет!
        - Будет, что ей сделается, - Леня пожал плечами. - Хранилась правильно, все в смазке, ствол наверняка меняли. Если мне не изменяет память, тут неподалеку и снаряды есть, и кумулятивные, и осколочно-фугасные, и бетонобойные.
        -Во, хомяки! - я зауважал наших тыловиков. Сохранили, это ж надо.
        На складах мы нашли немало полезного, в том числе, минометы и запас мин, четыре гаубицы и снаряды к ним. В боксах напротив стояли тягачи, в том числе, несколько гусеничных, легкобронированных. Тоже трофейные, тоже Союзного производства. Эли сразу полез осматривать один из них. Без тягачей гаубицы не вывезти, во всяком случае, пока лежит снег. Оставалось только запустить тягачи, и надеяться, что они не увязнут в снегу. Гусеницы у них были широкие, так что мы решили рискнуть. Эли хотел сразу попробовать, но на всей базе не нашлось ни капли горючки. Утром следующего дня Летун на снегоходе отправился назад, в Город, за людьми и горючкой. Мы, тем временем, выбили пробки из стволов гаубиц, стали разбираться, что там к чему. Оказалось, что у двух из четырех совершенно новые, не расстрелянные, стволы. Леня разобрался с механизмами, засунул в затвор гильзу, и сказал, что, на его взгляд, все исправно:
        - Тормоз отката в порядке, сальники тоже, течи нет, накатник целый, затвор в порядке, ствол вообще нулячий, ни забоин, ни заусениц...
        - Давайте стрельнем! - предложил я, полушутя-полусерьезно. К моему удивлению, народ воспринял мою идею с энтузиазмом. Леня разобрал и почистил механизмы гаубиц, смазал их по-новому, пробанил ствол. Похвалил простоту конструкции.
        - Как часы, - похлопал он по стволу пушки, - или как молоток. Просто и надежно.
        Если вдуматься, идея была не такая уж и мальчишеская. Древняя гаубица требовала проверки. Хороши бы мы были, притащив с немалыми усилиями в Город бесполезные железки. Мы расчистили от снега пятачок перед воротами склада, и выкатили гаубицу на них. Развели станины. Притащили ящик, в нем было два снаряда. Я взял один в руки, попробовать, сколько весит. Тяжелый, гад, за двадцать кило точно. На дне ящика желтела бумажка. Я поднес ее к глазам. Штамп ОТК номер такой-то, ответственная Полыхаева Н.К.
        - Привет из Союза, - показал я бумажку Вайнштейну. Тот хихикнул и пожал плечами:
        - Главное, чтоб без скидки.
        Я не сразу понял, о чем он, потом врубился и захохотал. Да, главное, чтоб без скидки, и бомбы, и снаряды. Зарядили гаубицу. Я предлагал Лене укрыться, но он бил себя кулаком в грудь, и говорил, что все в порядке, и если пушку разорвет, то пусть и его вместе с ней. Мы попрятались, Леня закричал "выстрел!", и дернул за шнур. Ахнуло так, что я аж присел. Пушка мотнулась назад, чуть подпрыгнула, ствол с казенной частью отъехал назад, и рывком вернулся на место. Облаком взметнулся снег вокруг. Дымящийся снаряд вывалился из казенника. Где-то вдалеке, километрах в полутора-двух грохнул взрыв. Мы сели на квадроциклы и поехали смотреть. Выстрел очень удачно угодил в угол частного дома, крохотной такой виллочки. В результате, часть дома перестала существовать, а остальное сложилось внутрь. Живописные такие руины получились.
        - Неслабо, - я наклонился и поднял с земли кусок черепицы, - а что будет с танком, если попасть в него такой штукой?
        - Под танк нужен кумулятивный снаряд, - ответил Леня.
        - Ну, хорошо, - упорствовал я, - он пробьет броню?
        - Смеешься? Конечно, пробьет. Ну, то есть, скорее всего, пробьет. Зависит от угла и расстояния. Но тут есть проблема... он почесал в затылке, - танк тоже будет стрелять в ответ. А у него пушка точнее. Лазерное наведение, и все такое. Зато этой можно с закрытых позиций стрелять. Только таблицы с расчетами найти надо.
        Я задумался. Сомнительно, чтобы гаубица влегкую взяла современный танк. Ствол у нее слишком короткий, соответственно, начальная скорость снаряда ниже. Но, кроме стрельбы по танкам, много чего можно придумать. В голове сразу завертелись различные варианты использования гаубиц. Мы вернулись на базу, и стали копаться дальше.
        - Заноза, у нас гости, - зашипела рация у меня в кармане. Вышел на связь Томер, оставленный дозорным на вышке.
        - Подробности, - бросил я в микрофон.
        - Двенадцать... Поправка, пятнадцать человек на лыжах, со стволами. Есть пулемет, еще что-то тащат.
        -Дождались, б..., и нахрена ж было пулять, детский сад, - выругался я и закричал через весь ангар Эли и Вайнштейну: - к бою! Леня где? Давайте его тоже сюда!
        Мы заняли позиции. Эли, как лучший стрелок, влез на вторую вышку, мы с Вайнштейном сели в снег у пролома.
        - Томер, сколько до них? - запросил я.
        - С полкилометра.
        - Когда будут метров за сто, очередь под ноги.
        - Понял.
        Мы с Вайнштейном сидели за забором, не высовываясь. Я слева от пролома, он справа. Когда с вышки прогремела очередь, я осторожно, одним глазком, выглянул. Никого не увидел. Запросил Томера:
        - Что там?
        - Залегли, рассыпались в цепь, - и, парой секунд позже, - похоже, совещаются.
        Прошло несколько минут. Я начал замерзать, руки на автомате сводило от холода. Тем, в поле, было тоже несладко. Наконец, один крикнул, сложив ладони рупором:
        - Вы кто! Чего надо?
        - Люди! Из Города!
        - Сарацины?
        - Нет!
        Кричавший встал, показывая пустые руки. Ожила рация:
        - Держу его на прицеле. Стрелять?
        - Пока не стреляй, - ответил я. И уже мужику:
        -Подойди, поговорим! Только один и без оружия!
        - А ты стрелять не будешь? - идиотский вопрос. Если я захочу в кого-то стрелять, стану я ему об этом сообщать? Я ответил:
        -Нет, не буду! Обещаю!
        Мужик подошел к пролому. Остановился. Я сказал ему:
        - Заходи внутрь.
        Он зашел, мы встали лицом к лицу. Я снял маску, чтобы он увидел мое лицо. Он был без маски, лицо обветренное и бородатое. По виду его можно было бы принять за одного из наших.
        - Ты кто? - спросил он.
        - Заноза, из Города. А это мои люди, - я махнул рукой, подразумевая, что вокруг полно моих людей, - а ты?
        - Я Ави, из Звенящего Ключа. Мы тут живем. Это наша земля, и наш склад! - напористо ответил мужик. Звенящий Ключ, это тут неподалеку, прикинул я.
        - Тогда вы забыли сменить табличку, - ответил я. Мужик не понял, тогда я пояснил: - там написано, что склад армейский.
        - Убирайтесь отсюда! Были б вы сарацины, мы б с вами вообще не стали разговаривать, всех бы перестреляли нахрен! - Мужик презрительно скривился, и добавил: - вас мало, и не надо мне втирать, что у тебя тут армия.
        Я заколебался. Ведь положат нас, в пятнадцать стволов против пяти, то есть четырех, Леня куда-то запропастился. Обойдут, перелезут через забор и всех положат. Черт. И тут я услышал звук. Он был не сильнее комариного писка, но я сразу понял, что это. И улыбнулся мужику в ответ:
        - У тебя еще есть время уйти по-хорошему. Советую поторопиться, минут через десять, любой из вас, кого я увижу в прицел, будет трупом. А если вы нам кого-то зацепите, мы перестреляем вас, потом отправимся в ваше поселение, и поимеем ваших жен и дочерей. - Увидев, что он хочет что-то резкое ответить, возможно, даже матерное, очень уж выразительная у него была мимика, я добавил: - Слушай!
        Он прислушался. Со стороны дороги уже отчетливо был слышен звук множества моторов. Возвращался Летун. Когда первый квадроцикл выехал из-за поворота, перед проломом уже давно никого не было. Наверное, в бинокль с вышки можно было разглядеть спины улепетывающих к своему Ключу поселян. Томер спустился с вышки, и подошел к нам.
        - Умотали? - спросил он у меня.
        - Умотали, - подтвердил я.
        - Крестьяне, - сплюнул в снег Томер, - бараны, храбрые только когда их стадо больше.
        - Каждому свое, - сказал Вайнштейн, и тоже сплюнул.
        - Так, что это вы тут расплевались?! - я сыграл рассерженного босса, - работы полно, а они мне тут дискуссию развели, философскую, мля!
        Все рассмеялись, и мы пошли работать. С Летуном приехало добрых тридцать человек, я удивился, и обрадовался. Нас, оказывается, много. Работа закипела, столько рабочих рук и толковых голов, это не шутка.
        - Повезло, нам, епть, - Эли вытирал запачканные смазкой пальцы, - они воду слили.
        -С радиаторов? - сообразил я.
        -Ага, а то разорвало бы, епть, - Эли был доволен, ходил вокруг тягачей как объевшийся сметаны кот.
        Они порылись по складам, нашли паяльных ламп, расставили их под тягачом, начали прогревать все точки, где было масло, коробку передач, движок. Подключили аккумуляторы к снегоходу, заряжаться. Залили привезенной Летуном солярки, ее тоже подогрели. Когда все как следует прогрелось, осторожно провернули вал специальной ручкой. Провернулось, хоть тяжело, но провернулось. Значит, можно попробовать завести. Попробовали. Сначала стартер тарахтел вхолостую, но после нескольких попыток двигатель все-таки завелся, и затарахтел. Эли нажал на рычаги, тягач сдвинулся вперед, и выехал из бокса. Получилось, мать его так, получилось. Тягач выехал, проехал по расчищенному пространству перед воротами, рыча, влез на сугроб, съехал с обратной стороны, и поехал по снегу. Широкие гусеницы на полкатка ушли в снег, но держали.
        - Союзное, значит, отличное, - прокомментировал это Вайнштейн.
        - Ну да, специально заточен под езду по снегу и бездорожью. Своя специфика.
        Мы завели еще два тягача, подогнали задом прямо к стойкам со снарядами, и стали грузить снаряды. Тем временем остальные приделали к гаубице импровизированные лыжи. Проверили, как идет по снегу. На скорости до двадцати километров в час, тягач без напряжения тащил гаубицу по снегу, на большей скорости гаубица или зарывалась в снег, или переворачивалась.
        - Живем! - сказал Летун, и заулыбался, - теперь хоть что-то будет.
        -Да. Все вывезем, что сможем, - кивнул я головой, - все пригодится.
        За неделю мы вывезли из склада тонны боеприпасов, все четыре гаубицы, минометы, и еще много чего. Совершили рейд по окрестным базам, в радиусе двадцати километров было еще две. Одна оказалась пустой, на второй мы нашли запас противотанковых управляемых ракет. Я, было, обрадовался, но проверка показала, что они не работают. Напичканные сложной электроникой ракеты требовали специальных условий хранения. Сильные морозы убили начинку ракет, да и пусковые устройства приказали долго жить. Это огорчило, но и обрадовало, ведь, и у наших врагов все могло протухнуть.
        Между тем, температура понемногу повышалась. Вскоре мы уже выходили без масок, да и дров с соляркой стало уходить меньше. Как-то утром за завтраком мы услышали вдали грохот. Выскочили на крышу, где у нас была оборудована огневая точка, но, как ни вглядывались в мутную пелену, ничего не могли понять. Запросили по рации, и Вишневецкий, чья Семья жила неподалеку от берега, ответил торжествующим голосом:
        - Лед вскрылся! Волны ломают лед в заливе!
        И действительно, вскоре волны доломали лед. Море опять взяло свое. Как-то раз, поехав в Город, мы сверху смотрели в бинокль, как по морю, сколько хватает глаз, россыпью плавали маленькие айсберги, и, как раньше, накатывались на прикрывающий гавань мол волны. Глядя на это, мы радовались как дети, плясали и обнимались. Зима отступала. Однажды, меня никто не разбудил, все куда-то разошлись, и я долго нежился под одеялом, не желая вставать. Наконец, неотложное дело выдернуло меня из постели. Я как раз стоял над унитазом, готовясь приступить к делу, как вдруг услышал журчание. Подумав, что кто-то забыл закрыть краник бочки с водой, я закончил начатое, застегнул штаны и пошел проверять. Все было закрыто, как положено, тогда я вышел на улицу, и увидел, как с крыши струйкой течет вода. Пришла весна. Зима еще пыталась переходить в наступление, по ночам подмораживало, и весна растянулась на долгие месяцы, но было ясно, что худшее позади, сильных морозов больше не будет.
        Потом зарядили дожди. По склонам горы неслись бурные потоки мутной воды. Долгое таяние снегов, а потом бесконечный дождь, превратили все, что находилось ниже Города, в огромное раскисшее болото. Нам еще повезло, наш склад стоял на небольшом возвышении, и вода не добралась до наших запасов, хоть и стояла у самого порога. Опять, как в самом начале зимы, Семьи оказались отрезаны друг от друга. Передвигались только на тягачах, да пешком, часто по пояс в воде. С теплом пришла и новая напасть. Все замерзшие покойники, до которых не добрались чмулики, оттаяли, и начали пованивать. Над городом повис сладковатый тошнотворный запах. Хорошо еще, что в промзоне у нас их было меньше. Временное затворничество мы использовали, чтобы бронировать два бульдозера. Понятное дело, полностью бронировать бульдозер, даже тяжелый, задача непосильная, но полное бронирование нам и не нужно было. На бульдозер установили сваренный из стальных профилей решетчатый каркас, а на каркас на болтах прикрутили "слоеный пирог" из пятимиллиметровой толщины стальных листов, и бетона. Спереди, в лобовой части, толщина была сорок
сантиметров, по бокам пять. Надо отдать должное тяжелому бульдозеру - "девятке", нес он такую тяжесть без видимого напряжения. На капоте бульдозера устроили место для стрелка, с прорезью в броне. Там закрепили станковый тяжелый пулемет. Получилось что-то вроде пулеметного танка. Сверху прикрыли стальными листами, расположив их "домиком", под углом, чтобы, значит, граната скатывалась, да и от осколков должно было защитить. Заднюю часть бронировать не стали вообще. Аргументировал я это просто:
        - Смотрите сами, - я начал рисовать карандашом прямо по распечатанной карте. Мы сидели у Летуна, который по общему молчаливому согласию стал нашим главнокомандующим, - допустим, мы штурмуем туннель. Вход в туннель находится на высоте двадцать метров, на крутом склоне. Вариант у нас всего один - подняться по эстакаде. Километр с лишним по прямой, под огнем из туннеля. Вот тут у них бетонный дот, вот здесь и здесь огневые точки. Наверняка и снайпера имеются, либо просто меткие стрелки. Скорее всего, есть и гранатометы. Без брони - самоубийство. Но при таком раскладе, бронировать заднюю часть "танка" нет смысла, никто туда стрелять не будет.
        - Это если все пойдет по твоему плану, Коцюба. А если нет? Если они оставят в туннеле танк? Если кто-то в тыл нам зайдет?
        - Ну, я простой пехотинец, - ответил я. Заметив, как иронически изогнул бровь Летун, вздохнул: - ладно, ладно. Не простой пехотинец. Не важно. Просто, если мы не сумеем сделать так, чтобы в туннеле не осталось бронетехники, или не сможем связать боем вышедшую оттуда сволочь, и они зайдут нам в тыл, то нам никакое бронирование не поможет.
        Наш план больше напоминал самоубийственную авантюру. Мы собирались каким-то образом спровоцировать Фраймана на то, чтобы он послал в промзону карательный отряд. Расчет строился на том, что из туннеля выйдет большая часть, или хотя бы половина его сил, на броне.
        - Смотрите сюда, - показал я на карте, - вот здесь большинство наших Семей. Чтобы попасть в наш район, им надо пересечь речку-вонючку. Через нее всего один мост...
        - Два, - заметил Райво.
        - Один из них подмыло паводком, он еле стоит. Загонять на него технику они не станут. Остается второй.
        - А почему бы не встретить их на мосту? - опять перебил меня Райво.
        -Там ровная, как стол, местность. При их огневой мощи, они нас раскатают. Нет, надо заманить их в промзону. После моста у них будет три варианта: продолжить движение вперед, либо взять вправо и объехать вот здесь, по вот этой улочке. Мы разделимся на два отряда. Один свяжет боем вышедшую колонну, по возможности, постаравшись подбить что-то из бронетехники, либо просто заблокировать ей проезд. Второй отряд, вооружившись гаубицами и нашими самодельными "танками", должен штурмом взять туннель. Вариант минимум - захват и удерживание въезда в туннель, вариант максимум - взятие под контроль половины туннеля вплоть до ущелья, и обрушение соединяющих эстакад.
        - Авантюра... - вздохнул Летун, - три улицы перекрыть...
        - Я предлагаю вот что, - начал объяснять я, показывая на карте, - мы сделаем вид, что хотим встретить их вот тут, на этих широких параллельных улицах, прямо у нашего порога. Если они клюнут, то не пойдут в лоб, а предпочтут объехать. Тогда у них есть либо вот этот маршрут, либо вот этот. Мы встретим их вот тут, на вот этой улице, возле самого их логова.
        - А если они поедут вот по этой улице? - спросил Райво.
        - Надо аккуратно обрушить там дома. Я помню эту улицу, там у перекрестка два дома на столбах. Завтра же подорвем столбы, пусть дома обрушатся. Тогда там не будет проезда, а дожди смоют все следы, все будет казаться естественным. Тогда им останется только вот эта улица.
        - А если они поедут прямо, а потом свернут? Здесь пять-шесть километров, возможностей свернуть и объехать хватает, - настаивал Райво. Я посмотрел на карту, и увидел, что он прав. Улиц много, объехать есть где. Неужели тупик? Мой план рассыпался на глазах. Но было тут еще что-то, что-то я упустил. Я задумался, остальные терпеливо ждали, смотрели на меня. Наконец, я поймал ускользающую мысль за хвост:
        - Сделаем вот так. Примем за основу старый план, с некоторыми изменениями...
        Я изложил исправленную и дополненную версию плана. Народ потрясено молчал, наконец, Чен нарушил тишину:
        - У нашего народа есть стратагема: "осадить Вэй, чтобы спасти Чжао". Ты был бы достойным сыном нашего народа.
        План приняли без возражений, только Медведь, нахмурив мохнатые брови, спросил:
        - А что будет, если мы не сможем сдержать боем колонну?
        - Если мы не сможем сдержать колонну, они разобьют наши основные силы, а потом, зная расположение всех наших укрепленных пунктов, возьмут их один за другим. У них подавляющее преимущество в людях, технике и огневой мощи. Взяв один, они оставят там небольшой отряд для того, чтобы мы не отбили его назад, и перейдут к следующему.
        - Хреново. Нас человек, ну пятьдесят, ну шестьдесят, если мы оставим дома на баб и все пойдем в бой. А сколько выведет Фрайман?
        - Не меньше двухсот. Плюс броня. И столько же у него в туннеле останется.
        - Тогда это нереально, - протянул Райво, - не удержим мы их. Никак.
        - А какой вариант? Бросить все и бежать? Мы же это уже обсуждали. То же самоубийство, только медленное.
        - Выхода нет, надо подключать остальные Семьи, - сказал Летун решительно.
        - Ага, - ответил я, - ты думаешь, они так все дружно под твои знамена станут? Хрен! Природа человека такая, халявная. Поорать-повозмущаться, это они запросто, тока в путь, а как до дела дойдет, у всех будет сто причин не идти. Это нам еще повезло, что все, кто не сумел организоваться, подохли, поэтому вокруг нас не пять процентов нормальных людей, а где-то тридцать. И главными в Семьях именно они. Поэтому у нас есть шанс, небольшой, но есть, что они халявщиков придавят. И потом, сейчас собирать народ, это все равно, что вызвать Фраймана по радио и выложить ему весь наш план. Не забывайте, что у него есть шпионы.
        - Тогда что делать? Раз ты такой умный и всезнающий, скажи! - спросил зло Летун. Мои слова его задели. Он искренне верил, что большинство людей только и мечтает, обнявшись, и с песней, идти в светлое будущее, по дороге жертвуя своими жизнями ради других. В армии он отдавал приказ, и ему подчинялись. То, что многие ему подчиняются не от переполняющего их энтузиазма, и не из уважения лично к нему, а из страха перед стоящим за ним государством, от него как-то ускользало. После Песца жизнь не раз и не два доказывала ему, что люди далеко не идеальны, и заставить их что-то делать, даже их ради их самих же, невероятно трудно. Потому-то он и не стал возражать, понял, что я прав.
        - Ждать, ответил я спокойно, - я думаю, что он обязательно проявит свое намерение атаковать.
        - Почему ты так думаешь?
        -Ему нужны подданные. В его планы не входит нас всех перебить. Только самых своевольных. Тех, кто никогда не согласится вилять перед ним хвостом. Это раз. Внезапное нападение позволит ему уничтожить одну-две Семьи, остальные успеют разбежаться по окрестностям. Тогда он вместо послушных подданных получает партизанскую войну у своего порога. Гоняться за каждым отчаянным одиночкой по руинам? Ему это не надо, да и сил у него на это нет. Это два. Отсюда вывод - он захочет нас спровоцировать, я бы на его месте так и поступил. Он захочет, чтобы мы дали ему бой. Тогда самые активные и непримиримые соберутся в одном месте, где он сможет их убить, а остальные, лишенные вожаков, сдадутся. На это его расчет. Он считает, и не без основания, что у нас нет ничего, кроме легкой стрелковки. При таком раскладе наши шансы на победу стремятся к нулю. Про гаубицы и минометы он ничего не знает, стараниями Летуна.
        - Гаубицы тяжелые и неповоротливые. Эффективность их применения по современным танкам сомнительна. Мы, конечно, можем понаставить фугасов, благо, снарядов у нас теперь полно. Но где гарантия, что колонна пойдет там, где мы подготовим ей встречу? - спросил Медведь.
        - Мы над этим работаем, - сказал Летун, - есть прогресс. Детали я вам пока раскрывать не стану.
        -Хорошо, если так. Понятно, что отступать это не вариант, но и ложиться по-глупому не хочется, - Райво пожал плечами.
        - Хорошо. Давайте решим, где дать бой...
        Джек наотрез отказался делать то, что я попросил.
        - Мы не будем участвовать в убийстве, ни прямо, ни косвенно.
        - Да я же не прошу вас убивать. Отведите им глаза на пару минут, направьте туда, куда нам надо, и все. Потом можете уходить. Пойми, они перебьют нас, примутся за вас. Ваш конец, лишь вопрос времени! - горячился я.
        -Потерять Дар, все равно, что ослепнуть. Тебе не понять. Мы не будем в этом участвовать! - Джек упорно стоял на своем.
        -Хорошо! Хорошо, вы не будете помогать с убийством. А лечить раненых?
        -Раненых лечить будем. Не только ваших.
        -Ладно. Тогда у меня к тебе еще одна просьба будет, никак не связанная с убийством. Мы хотим кое-что построить, укрепить там. Нам надо, чтоб вокруг строительства не было лишних глаз. Это ты можешь сделать? В долгу я не останусь.
        - Стройка? - почесал в затылке Джек, - темнишь ты Коцюба. Но, ладно. Мы поможем вам прикрыть вашу... стройку. Но только это, и ничего больше!
        -Договорились.
        С этого дня мы начали стройку. Под стройкой подразумевалось укрепление домов возле одной из улиц, и минирование. Снарядов и минометных мин мы навезли десятки тонн, так что боеприпасов у нас хватало. Мы строили укрепленные позиции, пулеметные гнезда, укрепляли дома изнутри, строили ходы сообщения, пробивали проходы в стенах, чтобы можно было проходить дом насквозь по этажу. За два месяца мы превратили километр улицы в укрепрайон. Оставалась самая малость - сделать так, чтобы вражеская колонна пошла по этой улице. Индиго сдержали свое слово, ни один посторонний в районе строительства не появился.
        Дожди прекратились, вода ушла, и земля стала подсыхать. "Укрепрайон" наш был почти готов, оставалось кое-что доделать по мелочам. Два месяца работали как черти, все время мокрые, грязные, часто по колено в воде. И вот мы с Летуном решили, что можем позволить себе отдохнуть. Оставив на строительстве Медведя с его людьми, все разъехались по домам. Я отсыпался, давил подушку по двенадцать часов в сутки. Просыпался, ел, играл в шахматы с Вайнштейном, общался с домашними. Из-за работы и дел мы уже с полгода толком не разговаривали. Оказалось, что даром времени никто не терял. Мишка сдружился с пацанами из других Семей, они облазили всю промзону и часть Городков. Все разведанное они наносили на карту, фотографировали, и сдавали Летуну. Благодаря им, у нас была довольно полная картина того, что, как, и где. Они подбирались к порту, занятому людьми Фраймана, теперь мы примерно представляли, с чем столкнемся там, если придется штурмовать. Эли, и когда только успел, смонтировал солнечные панели, вот когда они пригодились, прав оказался Вайнштейн. Алина успешно сотрудничала с индиго. Те могли вылечить все,
кроме ран, где требовалось хирургическое вмешательство. Так они стали ходить по Семьям вместе. Ранят кого-то, сломает кто руку или ногу, заболят зубы - зовут Алину и Габи. Мелкий индиго обеспечивал обезболивание, Алина резала, сшивала, вырывала зубы, потом Габи в буквальном смысле на глазах заращивал рану. Усилиями Сарит и Марины, дом стал походить на жилой. Картинки, шторки, цветы. С цветами вообще отдельная песня, еще на старой базе они ценой героических усилий спасали от мороза цветы и кактусы. Чтобы те не погибли от отсутствия света, каждый, выходящий на крышу счищать снег, или просто гулять, брал с собой цветок. Их укрывали вместе с горшком стеклянной банкой, от ветра и холода, и вот так вот "выгуливали". В самом доме у нас постоянно горела ультрафиолетовая лампа. Теперь, когда стало теплее, они выставляли цветы наружу. Я ожидал, что все начнет цвести, полезет трава, но нет. Кое-где зазеленело, но, в основном, земля была голая, неживая. А еще нас радовали голуби. Мы не забыли их на старой базе, перевезли с собой на новую, и устроили им теплое гнездо. Теперь они жили под крышей склада, на балках,
там уже чирикали птенцы. И откуда они им жучков-червячков добывали, ума не приложу. Мы думали, что все вымерзло, оказалось, нет. Второй шанс дали не только нам. Кошки и те радовались весне. Только ушла вода, как наш котяра пропал. Я уж думал, все, с концами, ан нет. Вернулся, худой, как щепка, но с прибытком. Привел с собой кошечку. Та сначала дичилась людей, потом осмелела, стала приходить к Марине за едой. Сейчас она уже бегала с пузом, скоро в кошачьем семействе будет пополнение.
        Полноценного отдыха не получилось. Ожидание неизбежного столкновения грызло душу. Однажды утром в комнату влетел Вайнштейн, и закричал:
        - Включи рацию, - я чуть не подавился едой, у меня даже возникло чувство дежа-вю. Именно так он ворвался ко мне в день Песца, - да не наш канал, перейди на аварийную частоту.
        Я переключил на аварийную частоту. Железный, подавляющий волю голос зачитывал какое-то обращение.
        - Это по всем нашим частотам передают. Крутят уже три часа, - сказал Вайнштейн.
        Смысл ультиматума, а это был именно ультиматум, был прост. Командование Северного Округа, и Вождь Фрайман поздравляли переживших зиму, и радовались сообщить, что на территорию Северного Округа возвращается закон и порядок. Всем жителям предписывалось явиться на регистрацию. Был назван адрес на краю промзоны, куда следовало явиться, имея на руках полные списки членов семьи. Также предписывалось провести инвентаризацию всего имеющегося продовольствия, переписать номера находящегося на руках оружия. На все про все отводилась неделя. По истечении недели любой не зарегистрировавшийся будет рассматриваться как бандит, со всеми вытекающими. Там еще были пункты, один другого грознее, но мне уже стало неинтересно их слушать. Вскоре подъехал Летун и остальные. Они даже Профессора привезли. Марина не пустила его в дом, он так и остался сидеть снаружи. Непосвященных в историю со шпионажем такое отношение Марины удивило, но комментариев не последовало. Были дела поважнее.
        - Ну, Коцюба, ты оказался прав. Они сделали первый ход, - сказал Райво, - что будем делать?
        - Вот теперь самое время собирать общее собрание, - ответил я, и посмотрел на Летуна. Тот кивнул:
        - Так и сделаем. Эту муть уже перестали крутить?
        -Да, - ответил Вайнштейн.
        - Ну, все, тогда расклад такой. Мы с Летуном организуем собрание, Гриша и Райво нам помогут. Чен и Вишневецкий, выдвигайтесь на усиление к Медведю. Расставьте наблюдателй.
        - Это уже сделано, - ответил со своим неподражаемым акцентом Чен. Я продолжил:
        - Тогда вперед, мужики.
        В торговом центре был когда-то кинотеатр. Люди Сергея его почистили, наладили проектор. Зал был набит битком, люди стоял в проходах. Пришли все, мужчины женщины, подростки. Летун лично объехал всех, провел, так сказать, предварительную пропаганду. От имени Врменного Организационного Комитета, он сзывал всех на общее собрание. Народ проникся, поэтому пришли все.
        Летун вышел на сцену, и подошел к микрофону. Шум в зале понемногу затих, люди молча смотрели на него, ждали, что скажет. Он взял микрофон:
        - Товарищи! Вы все знаете меня. Знаете остальных: Коцюбу, Райво, Медведя, всех, в общем. Мы пригласили вас сюда, чтобы решить, что нам делать. Вы все слышали ультиматум Фраймана. Я хочу вам кое-что показать, чтобы вам было проще принимать решение. Полгода тому назад, наш товарищ Коцюба, рискуя жизнью, проник в туннель, чтобы разведать планы Фраймана. - В зале начали перешептываться, - Я прошу Коцюбу выйти сюда, и рассказать, что он там увидел.
        Я вышел на сцену. В зале кто-то захлопал в ладоши, остальные подхватили. Я опешил. Меня на полном серьезе приветствовали рукоплесканиями, это ж надо. Летун передал мне микрофон, в зале погас свет. Я откашлялся:
        - Все началось с того...
        Я рассказывал, а на экране тем временем сменяли одна другую фотографии. Я объяснял, заново переживая виденное в туннеле, вонючие бараки, палки стражников, снова видел изможденные лица детей, и жирные хари распорядителей в дубленках. Увлекшись, я не заметил, как начал кричать. Меня захлестнули эмоции, и эмоции передались залу. В мертвой тишине я ощущал, как сгустилась атмосфера. Я закончил говорить, включился свет. Зал взорвался возмущенными криками. Люди вскакивали с мест, вздымались кулаки. Летун несколько раз выстрелил в потолок, у меня заложило уши. Зал более-менее успокоился, все сели. Летун взял микрофон:
        - Посмотрели? Слушайте! Сейчас я хочу, чтобы тот, кто не считает себя крысой, встал, - зал, как один человек, вскочил на ноги, - спасибо, можете сесть.
        - А теперь пусть встанут те, кто не хочет быть рабом, кто не хочет, чтобы его детей ждала такая участь, - Летун показал на экран. - Все опять подорвались.
        - Ну и третий, последний вопрос, я хочу, чтобы вы хорошо подумали, прежде чем вставать. Кто из вас готов положить жизнь, чтобы такого не произошло с нами, и нашими детьми? Кто готов драться с этими фашистами насмерть?
        Ну, это уже азы психологии. Все тут же, один за другим, стали вставать. Развел их Летун, классически развел. По учебнику.
        - Я рад сообщить вам, что мы работали день и ночь, чтобы подготовиться к бою с фашистами. Мы дадим Фрайману бой! У нас есть оружие. Временный Организационный Комитет призывает всех, кто хочет присоединиться к нам, подойти после собрания к Коцюбе, и записаться в ополчение.
        - А что делать-то будем? - крикнул кто-то из зала.
        - Конкретные планы будут доведены до личного состава ополчения после записи. Но уже сейчас могу вам сказать: мы будем драться. От этого зависит наша жизнь...
        Летун еще долго вещал на разные темы, в основном о том, как важно чтобы все вместе, в едином порыве, и т.п. Окончания этого я уже не слышал, ушел наружу. Там уже топтался Вайнштейн, и люди Летуна. Они возились вокруг флагштока. Раньше перед торговым центром всегда развевались флаги, стояли три высоких флагштока. Оказывается, пока шло собрание, Вайнштейн и остальные заменили на одном из них веревку.
        - Флаг подымать будем? - спросил я у Вайнштейна, - а какой?
        -Увидишь, - односложно ответил тот. Странная таинственность. Вид у Вайнштейна был загадочный, и довольный.
        Народ повалил наружу. Я сел за приготовленный столик, началась запись добровольцев. Записывал имя, военную специальность, делал пометки. Всего записалось сто сорок два человека. После окончания записи, добровольцы построились напротив флагштока. Процедура была всем знакома, все служили в армии. Остальные отошли на десять шагов, и стали ждать, что будет дальше. Летун взял в руки микрофон:
        - Смирррна! - все подтянулись, - поскольку Земли Отцов, как государства, больше нет, я прошу всех добровольцев принести присягу. Присягу Республике! Знаете, что означает слово "республика"? Это значит - общее дело. Пришло время нам снова стать единым сообществом людей. Единым государством. Чтобы был закон и порядок. Не порядок Фраймана, а наш порядок, тот, что мы сами для себя установим! Добровольцы! Клянетесь ли вы защищать Республику, не жалея своей жизни! - Строй ответил дружным ревом:
        - Да!
        - Хорошо! Раз у нас теперь есть государство, должен быть и флаг. - Летун махнул рукой, Вайнштейн достал из сумки какой-то сверток, развернул его. Я увидел флаг. Он повозился, закрепляя его, потом, быстро перебирая руками веревку, стал подымать. Флаг медленно пополз вверх. Не современная тряпка, настоящий шелк, блестящий на солнце, золотая бахрома. Из "раньших времен" вещь, таких теперь не делают. Флаг дополз до верха, порыв ветра развернул тяжелый шелк. Летун отдал ему честь, многие повторили его жест.
        -Ну что, годится нам такой флаг? - спросил у собравшихся Летун.
        -ДА! - проревела толпа.
        -Да здравствует Республика! - В ответ восторженный рев. Людям было приятно чувствовать себя опять единым целым.
        Когда торжественная часть закончилась, Летун подошел ко мне, и спросил:
        - Ну, сколько записалось?
        - Ты сам видел. По списку сто сорок два человека, - ответил я.
        -Вот б..., - выругался Летун, - ведь пришло шестьсот человек, из них больше половины здоровых мужиков. А записалось полторы сотни без малого.
        -Не рубишь ты фишку, Летун, - отозвался я иронически, - это еще очень хороший результат. Могло быть меньше, я же говорил, помнишь?
        - Да, ты, как всегда, прав, - вздохнул Летун, - что дальше делаем?
        - Задействуй Профессора, как мы планировали. Сыграем в шпионов. А народ можно пока по домам распустить.
        - Думаешь, сегодня не нападет?
        - Уверен, - ответил я, - ему, конечно, и без Профессора доложат, что мы тут воевать решили. Но это и так понятно. Он пока не знает, где мы готовим ему встречу. Так что пару дней у нас есть, пока он не поверит, что разгадал наши планы.
        - Значит, надо позаботиться о том, чтобы он узнал, - прищурился Летун.
        Народ потом долго праздновал. Сергей выставил угощение, до самого вечера гуляли. Флаг колыхался на ветру. Я не раз замечал, что люди замолкали, и бросали на него взгляды. Он гипнотизировал.
        - Да, ты и Вайнштейн, это просто классический пример того, как хороший человек может украсить даже плохую идею, - сказал я Летуну на прощанье, кивнув на флаг. Тот хмыкнул и пожал плечами. Уходя, я бросил взгляд на флагшток. Под вечер ветер усилился, флаг развевался, развернувшись во всю ширь. В багровом свете заходящего солнца полотнище казалось черным.
        Глава 11
        Бой
        Ожидание перед боем порядком меня измотало. Сами прикиньте, двое суток просидел на позициях, мучаясь бездельем, с перерывами на сон. Да и что это за сон, так, дремал вполглаза, подрываясь от каждого шороха. Хорошо Летуну, у него с Профессором целая радиоигра. После собрания они пошли к спрятанному в руинах передатчику, связываться с туннелем. Профессор зачитал заготовленный текст, раскрыл перед неизвестным нам собеседником все наши планы. Естественно, с некоторыми поправками. К слову сказать, по указанному для регистрации адресу никто из людей Фраймана так и не появился. Улиц, где колонна могла пройти, было всего три, две широкие, и одна узкая. Чтобы придать веса тому, что передавал Профессор, большинство добровольцев сейчас как раз и занималось тем, что укрепляли и минировали две улицы, что пошире. Или делали вид, что укрепляли. На той стороне, наверное, потешались. По данным, которыми их исправно снабжал Профессор, кроме некоторого количества взрывчатки да бутылок с зажигательной смесью, у нас ничего противотанкового не было. Этим колонну точно не остановить. Мы постарались, чтобы другие шпионы
Фраймана, ничего идущего вразрез с официальной версией не увидели. Широкие улицы минировали всерьез, устанавливая фугасы. И позиции оборудовали всерьез.
        Не все из записавшихся пришли. Записалось сто сорок два человека, пришло сто семнадцать. Летун на это лишь пожал плечами, типа, ну и хрен бы с ним. Зато уж кто пришел, на тех можно положиться. Пришли лучшие, все как один надежные, толковые мужики.
        - В общем, так, мужики, - я не стал разводить церемоний, - карта так легла, что я у вас теперь командир. Все согласны исполнять мои приказы? - Народ отозвался согласным ворчанием. Я продолжил:
        - Бой будет жестокий. Кто не готов, пусть уходит сейчас. Если кто в бою струсит, пристрелю как собаку, - никто, естественно никуда не ушел. Размазывать сопли, типа, "наше дело правое, мы победим", я не стал. Всем и так все понятно.
        Часть добровольцев мы отправили прикрывать подходы к домам ближайших Семей, разделив на две мобильные группы. Остальные, вместе с нашими, работали, не покладая рук. У всех было дело, кроме меня. Я сидел на грязном пластиковом стуле на последнем этаже заброшенного офисного здания. До Песца тут был кафетерий, в углу сиротливо стоял замызганный кофейный автомат, пол был покрыт толстым слоем мусора. Когда я прохаживался взад-вперед, он трещал под ногами. Из окна открывался вид на мост через речку-вонючку. От дождей уровень воды поднялся, речка раздалась вширь, и была совсем не похожа на тот наполненный отходами с химкомбината ручеек, каким была до Песца.
        Я услышал шорох за спиной. Обернулся. Мишка, со своим укоротом. И еще три чумазые мордашки, выглядывают у него из-за спины. Блин, вот этого мне еще не хватало.
        - Ты что здесь делаешь? - бросился я к нему, - уходи отсюда!
        - Мы пришли помочь, - не двинулся с места Мишка. И мордашки за ним тоже выражают готовность умереть, но не сдаться. Упрямый, чертенок, и ведь не объяснишь ему.
        -Тебе же сказали с женщинами остаться! Кто их защитит теперь? - попробовал я с другой стороны.
        - Так ведь, если мы здесь не справимся, всему конец, бежать некуда, ты же сам говорил, я слышал! - Уже "мы". Нет, точно не уйдет. И ведь прав, говорил я такое.
        - Ну, хрен с вами, оставайтесь, - Мишка расцвел, будто я ему конфету предложил. Хотя, какая конфета, парень с оружием, хочет защищать то, что ему дорого, - ступайте на артпозицию к Летуну, помогайте с пушками, там людей мало.
        - Почему не здесь? - просек, что я его отсылаю, Мишка. Ну вот хрен тебе, хочешь воевать, изволь играть по правилам:
        - Потому, что это приказ командира. Мой. Или идешь на артпозицию, или я сейчас зову бойцов, и вас отведут к женщинам.
        Я отвернулся и отошел к окну, поднял к глазам бинокль. Услыхав дробный стук шагов на лестнице, я ухмыльнулся. Мишка все-таки послушался. Через пару минут на лестнице опять раздались шаги. Кто-то взрослый, шаги тяжелые, идет спокойно, не таясь. Из коридора показался Ариэль.
        - Что у тебя? - спросил я.
        -Летун попросил за тобой приглядеть, - ответил тот, и уселся на мой стул. Ну и хрен с ним, пусть сидит. Помешать точно не помешает. Вышел на связь наблюдательный пост возле туннеля:
        - Заноза, ответь, - хорошая связь. Тут и трех километров нет, а рация мощная. Я ответил:
        - На приеме.
        - Ворота открылись, выходит техника, - голос с акцентом, кто-то из ребят Чена.
        - Состав, количество? - только бы он правильно смог оценить технику, он-то в нашей армии не служил. Мы всем раздали иллюстрированные справочники, много сидели, обсуждая различные виды бронетехники и тактику применения.
        - Сейчас... Еще не все вышли. Все, вышла последняя коробка, они спускаются по эстакаде.
        - Доложи состав и количество, - снова запросил я.
        Услышав, что едет в нашу сторону, я присвистнул. Похоже, Фрайман выкатил на нас все, что у него есть
        Вскоре стал слышен шум танковых моторов, он приближался. Я поднес к глазам бинокль. Вот они, родимые. Вот они, касатики. Идут, как на параде.
        - Наглые, и обезбашенные, - произнес Ариэль, становясь рядом со мной, - им только крестов на броне не хватает.
        Действительно, колонна шла очень уверенно. Даже дистанция между машинами была одинаковая. Из люков бронетранспортеров по грудь высовывались стрелки-"магисты", люки на башнях танков были открыты, оттуда торчали головы командиров в широких танкистских касках. Я почувствовал единую волю, связывающую этих людей.
        Впереди шла "Жестокая", тяжелый гусеничный бронетранспортер, переделанный из танка. Тоже трофей, кстати. С захваченных у сарацин "пятьдесят пятых" убрали башни, нарастили броню, поменяли двигатель. Новый двигатель был меньше по размерам, за счет чего в корме прорезали люк для высадки солдат. Хорошая штука, и для нашего вооружения практически неуязвимая. За "Жестокой" ехал джип с пулеметом, катил танк, "Колесница-4", смертоносная бронированная машина, специально заточенная под действия в городе. За танком один за другим два длинных "Сафари", грузовики с бронированной кабиной, и трейлером, в котором, наклоняясь друг к другу, стояли две бронеплиты. Между плитами оставалось место для солдат. До Песца "Сафари" использовали для перевозки солдат по враждебным сарацинским территориям. За "Сафари" ехали два грузовика-пятитонки, один тентованный, другой и вовсе открытый. Открытый был битком набит солдатами, качались каски в такт движению. За грузовиками ехала "скорая помощь", военная, за ней джип, за джипом БТР, имени у него не было, его называли просто БТР, я в таком еще на срочной ездил. Этот у меня
уважения не вызывал, алюминиевая консервная банка с противопульной броней. За ней ехала еще одна "Жестокая". Замыкал колонну танк.
        Колонна подошла к мосту. Вперед выехал джип, переехал мост, затормозил метрах в пятидесяти дальше по дороге. Оттуда вышли двое, покрутились, рассматривая местность в бинокли. Один из них вернулся к мосту, спустился к самой воде, осмотрел опоры. Только когда они убедились, что все в порядке, колонна прогрохотала через мост.
        Когда шум моторов стал отдаляться, мы спустились вниз, и пошли к мосту. До моста было километра полтора. Мы шли не торопясь, времени у нас хватало. Мы как раз были на середине моста, переходили на ту сторону, когда второй наблюдатель, оставленный на предполагаемом маршруте колонны, доложил:
        - Колонна остановилась, солдаты лезут с грузовиков, разворачиваются в боевые порядки.
        - Грамотные, - протянул Ариэль.
        - Грамотные, - кивнул я, - все по книжке делают.
        Чуть погодя наблюдатель снова вышел на связь:
        - Начали движение. Идут осторожно, занимают все дома слева и справа.
        Я не видел, что творилось там, но примерно представлял. Солдаты противника осторожно шли вперед, проверяя дом за домом, за ними двигалась бронетехника, готовая в любой момент поддержать огнем. Они шли прямо к нашим наскоро оборудованным позициям, где сидели добровольцы. Но принимать бой на широких улицах мы не собирались. Я перешел на общий канал, и сказал:
        - Заноза всем группам. Оверштаг, повторяю, оверштаг, - мы намеренно не использовали армейский сленг для радиообмена. Солдаты противника прекрасно его знают, все в одной армии служили. Общались мы на шифрованных каналах, шанс, что кто-то нас слушает, был нулевой. Но несколько кодовых слов, все же, было. По сигналу "Оверштаг", группы, расположившиеся на ложных позициях, должны были переместиться в наш укрепрайон, обогнув по широкой дуге район продвижения колонны противника. Командиры групп все были из наших, кто в курсе насчет ложных позиций. Они должны были перевезти на заранее приготовленных машинах людей, расставить по позициям и наскоро объяснить, что надо делать. Мы с Ариэлем сидели в укрытии на другой стороне речки-вонючки, и ждали. Наконец, наблюдатель сообщил:
        - Противник в контрольной точке. - Это означало, что противник удалился от моста примерно на четыре километра. Я перешел на канал связи с Летуном, дождался, пока он ответит, и сказал:
        - Начинайте концерт.
        Почти в ту же секунду вместо ответа я услышал в отдалении грохот орудийного выстрела, за ним, почти сразу же, второй и третий. С укрытой среди руин артпозиции, в полутора километрах от входа в туннель, и меньше чем в километре от моста, наши начали обстрел. Леня подготовил нашу артиллерийскую команду как следует, гонял их день и ночь. Сейчас они показывали класс. Три гаубицы стреляли без передышки. Гулкие выстрелы следовали один за другим, в районе туннеля слышались разрывы.
        Мы с Ариэлем напряженно ждали, поминутно оглядываясь назад, туда, где стреляли гаубицы. Наконец, снова вышел на связь наблюдатель:
        - Солдаты грузятся на машины, колонна разворачивается. Они возвращаются.
        - Они клюнули, - я обрадовано стукнул по скату окопа, где мы с Ариэлем сидели.
        - Жирные сволочи в туннеле испугались за свои задницы, - хмыкнул Ариэль, - все, как ты сказал.
        Ждать нам пришлось недолго. Буквально через десять минут на той стороне, за мостом, показалась колонна. Не снижая скорости, они подъехали к мосту. Я напрягся, боясь пропустить момент. Первой на мост влетела "Жестокая", за ней метрах в пятнадцати, джип. Хлысты антенн на джипе бешено мотались взад-вперед. "Жаль, что мост такой короткий, только две единицы угробить получится", подумал я и приложил концы провода к контактам батарейки. В начале, и в конце моста вспухли огненные цветки разрывов. Мост выгнулся дугой, почему-то не вниз, а вверх, и осыпался в воду ливнем обломков. Понесшаяся над землей взрывная волна толкнула меня в грудь, так, что я потерял равновесие, и сел на пятую точку. В ушах звенело. Когда я выпрямился, и снова посмотрел на мост, то ничего не увидел, только торчали у берега обгрызенные бетонные пеньки опор, да кипела вода, от все еще падающих мелких обломков. Ни следа от "Жестокой" и джипа.
        Изменилось еще что-то. Ощущение присутствия чьей-то воли в колонне пропало без следа. Наверное, в джипе ехал командир, хотя вряд ли, они обычно в хвосте колонн ездят, а то и вообще где-то в отдалении болтаются. От сгрудившихся на том берегу машин отчетливо веяло страхом. Они постояли несколько минут, мы наблюдали какое-то движение, люди перебегали от машины к машине. Совещались, не иначе. Потом колонна тронулась с места, и свернула в глубь промзоны. Поехали в объезд, вокруг речки-вонючки. Дождавшись, когда исчезнет корма замыкающего колонну танка, мы с Ариэлем выкатили из окопа квадроцикл, и поспешили в наш "укрепрайон". Наши уже должны были занять позиции. Приехав на место, я первым делом поднялся на свой наблюдательный пункт над перекрестком. У окна стоял столик, и раскладной походный стул. По иронии судьбы, это был тот самый стул, на котором я сидел в день Песца на обзорной площадке, и бинокль у меня тоже был тот самый. Вдали послышался шум моторов. Приближались танки. Наш план сработал. Самый короткий путь в объезд проходил здесь.
        Улица была довольно узкой, только двум машинам разъехаться, и неширокий тротуар. На тротуаре стояли машины, точнее, то, что от них осталось после двух лет морозов. Для боя я выбрал участок, с обеих сторон зажатый домами, длиной с полкилометра. По левой стороне улицы один за другим, впритык, стояли трехэтажные дома, за ними давно заброшенная стройплощадка с недостроенным бетонным каркасом. Наблюдательный пункт я устроил на верхнем этаже углового трехэтажного дома, похожего формой на утюг, наискосок от магазина одежды. Пробитые в стенах проходы, и перекинутые между домами доски позволяли мне перемещаться по всей левой стороне улицы, от углового дома и до самой стройплощадки. По правой стороне шел глухой бетонный забор, сразу за забором тянулось длинное промышленное здание, какие-то цеха, высотой в два обычных этажа. За промышленным зданием стоял трехэтажный дом на столбах. До Песца там находился вино-водочный магазин. Я даже поностальгировал, в свое время народная тропа к этому магазину не зарастала. В начале улицы, у перекрестка, мы нагромоздили что-то, долженствующее изображать баррикаду.
Притащили остов автобуса, какой-то железный хлам, перемотали все это проволокой.
        Я спустился, и зашел через боковую дверь в магазин одежды. Райво проводил последние приготовления к стрельбе. Мы решили поставить гаубицу с расстрелянным стволом в глубине магазина. Витрины сохранились, за грязными стеклами было не разглядеть, что творится внутри. Гаубицу обложили мешками с землей. В подсобке сложили снаряды, я насчитал шесть штук.
        - Зачем так много? Договаривались же, что ты делаешь два выстрела и уходишь! - спросил я у Райво.
        - Ну, мало ли. Пригодится воды напиться- ухмыльнулся Райво.
        -Смотри, с танками в кошки-мышки не играют, увидишь, что не идет, уходи сразу.
        - Договорились, - опять сверкнул зубами Райво и ушел. Я остался рядом с гаубицей один. На секунду возникло ощущение присутствия, будто мне кто-то пристально смотрел в спину. Я оглянулся. Никого, только валяются манекены у грязных витрин. Ощущение не пропало. Я подошел к пушке, провел рукой по стволу. Из таких орудий товарищи моего прадеда били по врагу, может быть, даже из этой самой гаубицы, чем черт не шутит.
        - Не подведи нас, - прошептал я, обращаясь к орудию, - послужи нам, как ты служила нашим прадедам.
        - Молишься? - это Райво подошел, как всегда, веселый.
        - Нет, - ответил я задумчиво, - духов вызываю.
        - И как?
        - Успешно,- я посмотрел ему в глаза. А ведь напряжен Райво, глаза не смеются. Только вид делает, что все ему нипочем, - Райво, успешно.
        Я вернулся на НП. Шум танковых моторов вдали становился все сильнее. Переключив свою рацию на другой канал, я связался с Эли. Тот ответил, что все в порядке, они заняли позиции в цеху. По очереди опросил остальных.
        - На позиции, - доложил Райво из магазина одежды.
        - На позиции, - доложил Вайнштейн, залегший в проулке за вторым от меня трехэтажным домом.
        - На позиции, - доложил Медведь, из первого трехэтажного дома.
        - На позиции, - отозвался Чен.
        Я нервно сжал бинокль в руке. Скоро они будут здесь.
        - Не мандражируй, Коцюба. Все будет тип-топ, - Ариэль развалился в моем кресле, заложив ногу за ногу, пил воду из бутылки. Я опять отвернулся к окну. В оконной раме сохранился осколок стекла. Звук моторов был такой силы, что осколок начал подрагивать, дребезжа.
        Из-за поворота показался нос бронетранспортера. Колонна свернула на нашу улицу. Они перестроились, впереди ехала вторая, уцелевшая "Жестокая", в остальном порядок остался прежним. Я отошел вглубь комнаты, в тень, чтобы не торчать на виду. Выгружать солдат, и разворачиваться в боевые порядки они не стали. Подгоняемая паническими приказами из туннеля, колонна так и шла походным ордером.
        - Вайнштейн, готов? - вызвал я Вайнштейна.
        - Всегда, - отозвался Вайнштейн.
        - Рви головную машину, - произнес я нервно.
        Колонна грохотала внизу. Не снижая скорости, "Жестокая" отбросила носом остов автобуса. Вот под нами проплыл идущий последним танк. Я подошел к окну, осторожно выглянул. Замыкающий танк был уже метрах в двадцати от меня, а "Жестокая" как раз проезжала вторую трехэтажку, еще пара секунд, и она оказалась над дренажной трубой, что проходила в том месте под дорожным полотном. Все расстояния на этой улице я знал наизусть. От дренажной трубы до дома-утюга было сто семьдесят метров. Когда "Жестокая" оказалась точно над дренажной трубой, Вайнштейн, спрятавшийся между трехэтажкой и стройплощадкой, соединил контакты. В дренажной трубе было около тонны тротила, и все это взорвалось точно под днищем у "Жестокой". Шарахнуло так, что я аж присел. Дом закачался. Даже на расстоянии полутора сотен метров взрыв ударил по ушам так, что я на пару секунд перестал что-либо слышать, кроме звона в ушах. "Жестокая" в один миг исчезла за стеной вспучившейся земли. Точно в замедленной съемке я увидел, как летит по воздуху голова одного из танкистов. Искореженный кусок трака влетел в комнату, и вонзился в стену у меня за
спиной, прямо над головой у Ариэля. Переломилась в поясе, и сползла, уронив руки, фигурка командира танка, идущего за "Жестокой". Танк не успел затормозить, и врезался в то, что от нее осталось. Поднявшееся облако пыли скрыло всю его переднюю часть. Практически сразу же после этого, не успел я два раза вздохнуть, выстрелила гаубица в магазине одежды напротив. Звука выстрела я не услышал, только увидел, как одновременно вылетели наружу все стекла витрины, и разлетелись в стороны, от звуковой волны. Снаряд ударил в боковую часть башни танка. Пыль и мусор вокруг танка от разрыва взметнулась в воздух. Ловушка захлопнулась.
        Я высунулся из окна, чтобы лучше рассмотреть происходящее внизу. Увиденное меня потрясло. Танк был цел. На новых "Колесницах" броня состояла из двух частей, собственно броня башни, и обвеска, клинья из композитного материала. Именно они придают прямоугольной башне такую странную угловатую форму. Выстрел гаубицы начисто снес один такой клин, но в остальном, танк остался невредим. Колонна резко остановилась, в центре один "Сафари" ударил в задний борт другому. Остановился и замыкающий танк. Прошло несколько мгновений, танкисты приходили в себя, потом башня танка стала медленно разворачиваться назад, нацеливаясь на магазин. Крыши и окна ожили. С обеих сторон колонну стали обстреливать, из окон второго и третьего этажа домов, из верхнего ряда окон цеха, отовсюду сверкали вспышки выстрелов. С крыш полетели бутылки с зажигательной смесью. Очередь тяжелого пулемета хлестнула по грузовикам в центре колонны. Открытый грузовик остановился как раз напротив пулеметного гнезда, очередями в упор пулеметчики стали превращать сидящих в кузове солдат в кровавый фарш. Спрыгнуть и залечь успели лишь несколько
человек, остальные так и остались в кузове. Очереди из пулемета и штурмовых винтовок в считанные мгновения в буквальном смысле порвали брезентовый тент на втором грузовике, так, что клочья свисали с бортов. Сидящим в "Сафари" повезло больше. Их обстреливали, из моего окна были видны искры рикошетящих от бронеплит пуль. Из них выпрыгивали солдаты в серо-зеленой форме пограничной стражи, тут же залегали у колес, заползали под кузов. Они почти сразу же начали отстреливаться, то тут, то там появлялись вспышки выстрелов. Несколько бутылок с зажигательной смесью попали в танк, уткнувшийся в останки "Жестокой", огненная лужа растеклась по капоту, по башне, струйки потекли вниз. Никакого видимого ущерба танк не понес, стоял, как стоял, но башня его не двигалась, орудие и пулемет молчали.
        - Медведь, давай колеса! - прокричал я в рацию. Слух ко мне все еще не вернулся, звуки выстрелов доносились точно издалека, сквозь звон в ушах. И угораздило же меня выбрать место для НП возле позиции гаубицы. Как командовать в этой звенящей тишине? Но Медведь меня услышал. С крыши домов полетели горящие покрышки. Они приземлялись среди сгрудившихся на улице машин, в небо поднялись клубы черного едкого дыма.
        Снова выстрелила гаубица. Я ожидал, что выстрел придется опять в танк, но Райво, хоть и видел, что танк остался невредим, решил по-другому. Перед танком стоял БТР. И вот по этой консервной банке кумулятивный снаряд сработал отлично. Я впервые увидел работу кумулятивного снаряда. Я даже не видел, куда он ударил. Расплылось небольшое облачко серого дыма а потом у кажущегося невредимым БТР-а изо всех щелей посыпались фонтаны красно-золотых искр. Казалось, что он горит изнутри, настолько яркий получился фейерверк. Потом внутри что-то сдетонировало, задний люк вышибло наружу, он повис на одной петле, из него повалили клубы густого черного дыма.
        - Райво, уходи! Слышишь, уходи! - орал я в микрофон, не слыша своих слов. Замыкающий танк развернул башню, одновременно сдавая чуть назад. Еще секунда, и он нацелится на позицию гаубицы. Я не сообразил, что кричать было бесполезно. Стоящий возле стреляющей в закрытом пространстве гаубицы Райво наверняка оглох, как и я. Я уже решил что все, кранты Райво, танк нацелился на магазин. Но в этот момент гаубица выстрелила в третий раз.
        На этот раз снаряд попал ниже, и это спасло Райво. Выстрел перебил гусеницу, и разворачивающийся на месте танк повело в сторону, отчего прозвучавший секундой позже выстрел ушел "в молоко", не задев Райво. "Ну, все, Райво, уходи", мысленно поторопил я его. Оставалось только надеяться, что он успел уйти, потому что танкисты подбитого танка остановили движение, быстро довернули башню, и влепили снаряд прямо в глубину магазина. Танк тут же окутался белым дымом. Огнем плеснуло во все стороны. Если кто-то и остался на позиции, он был мертв. Танк еще несколько секунд подождал, нацелив орудие на магазин, потом башня опять стала поворачиваться. Теперь они стреляли из пулемета, выбивая бетонное крошево из стен цеха. Оттуда почти перестали стрелять наши. Ко мне вернулся слух, хоть и не полностью. Я запросил по рации:
        - Чен, что у вас?
        - Потери... залегли... - разобрал я сквозь шум боя. Хорошо хоть сам Чен жив.
        По джипу с пулеметом сначала никто не стрелял. У пулемета никого не было, люк на бронированной крыше был закрыт. Увидев, что по ним не стреляют, сосредоточив огонь на залегших у колес и траков отстреливавшихся солдат, сидящие в джипе осмелели. Один из них вылез к пулемету, и стал стрелять по засевшим в трехэтажном доме людям Медведя. Почти сразу же они заставили замолчать наш пулемет. Теперь по солдатам внизу стреляли только из легкого стрелкового оружия. Кто-то сверху кинул пару гранат, но они не причинили особого ущерба, кого-то зацепили, но и только. Огонь снизу становился все плотнее, инициатива постепенно переходила на сторону противника. Танк, подавив позиции Чена в цеху, развернул башню и поливал из пулемета людей Медведя в трехэтажном здании. Пулеметчик на джипе тоже разошелся вовсю. Чуть дальше, сразу за первым танком, тот так и стоял без движения, раздались характерные ухающие звуки автоматического гранатомета.
        Я чуть высунулся из окна, и, уперев в плечо приклад "сорок седьмого", прицелился в пулеметчика. Ариэль стал с винтовкой у второго окна. Танк подо мной, очевидно, засек нас своим тепловизором, башня стала поворачиваться в нашу сторону. Ствол пушки задрался кверху. Я вдохнул, прогнал из головы лишние мысли, поймал в прицел фигурку пулеметчика, и, на выдохе, дважды нажал на спуск. Получив две пули в грудь, пулеметчик осыпался в люк. Все-таки, не зря хвалят "сорок седьмые", бронежилет пулеметчику не помог.
        Ариэль дернул меня за воротник, оттаскивая от окна:
        - Валим, быстро! - танк уже развернул орудие на нас. Мы едва успели выскочить, как за нашими спинами прогремел взрыв. Облако цементной пыли пронеслось по коридору, обгоняя нас. Мы побежали по коридору, свернули, подбежали к окну. Окно выходило на соседний дом, первую из двух трехэтажек. До него было метров пятнадцать. Я посмотрел на улицу, и увидел, что у угла дома накапливаются враги. Выучены они были отменно, и явно не робкого десятка. Несмотря на потери, несмотря на то, что мы в начале боя выкосили половину, они все равно дрались. Если там хотя бы половина бойцов из пограничной стражи, победа нам легко не достанется.
        - Давай, ты первый, - толкнул я Ариэля в спину. Он не стал спорить, прыжком взлетел на проложенные между домами мостки, и перебежал на ту сторону. Я секунду помедлил, но тут за спиной у меня опять грохнул взрыв, дом закачался. Танкисты не собирались оставлять нас в покое. Я влез на мостки, и, наклонившись, рванул по ним в соседний дом. Вслед мне раздалось несколько очередей, только щепки от мостков полетели. Я спрыгнул на пол. На миг остановился, перевести дух. Крикнул вниз, чтоб не стреляли, свои, мол, я побежал по лестнице, Ариэль топал за мной.
        Внизу, на втором этаже, был специально отстроен безопасный коридор, со стенками толщиной в метр. В коридоре несколько бойцов Медведя хлопотали вокруг раненых, там же сидела, склонившись над раненым, Алина, возле нее верным оруженосцем стоял Габи. Черт, много раненых, и убитые вон лежат. Ладно, после боя посчитаем. Я прошел по коридору, прошлепав по натекшей из-под убитых луже крови, выглянул на этаж. Там свистели пули, за мешками с песком прятались бойцы, изредка привставая, они делали один-два выстрела наружу, потом опять прятались.
        - Где Медведь? - прокричал я на ухо одному из стрелков. Тот повернул ко мне перекошенное, черное от пороха лицо, и уставился, не понимая. Я повторил вопрос, он махнул рукой куда-то в сторону, туда, где было оборудовано пулеметное гнездо. Я на карачках пополз туда. Пулеметное гнездо было окружено сложенным из бетонных блоков кольцом, на станке, высунув через узкую бойницу рыльце, стоял пулемет. Он был безнадежно разбит. Положив на искореженные останки пулемета ствол винтовки, стрелял наружу Медведь. Я хлопнул его по плечу. Он развернулся ко мне, и прокричал:
        - Чего?
        - У тебя внизу кто-то есть? - перекрикивая шум боя, заорал я.
        - Ни хрена, там всех положили! Наши только здесь и на крыше!
        - Убитых вынесли?
        - Вынесли, все там, - Медведь мотнул в сторону коридора головой.
        - Все, пора валить, сейчас они полезут! Собирай своих! - прокричал я. Медведь кивнул головой, и пополз из пулеметного гнезда наружу.
        Вражеский командир был совсем не дурак. Пока одни из его уцелевших бойцов стреляли по окнам, другие переползали к дому, накапливаясь в мертвой зоне под стенкой, неподалеку от угла. Следующий шаг его тоже был прост и понятен. Ему надо было убрать своих людей с простреливаемого пятачка улицы, и первая трехэтажка как нельзя лучше для этого подходила. Окна второй трехэтажки были наглухо заложены блоками, и не случайно. Под нами раздались хлопки взрывов.
        - Гранатами забрасывают, - сказал стоящий возле меня сын Медведя. Остальные как раз заканчивали перетаскивать в дом, что примыкал к трехэтажке сзади, раненых и убитых. На этаже нас осталось четверо, я, Медведь, его сын, и Ариэль. Забросав гранатами первый этаж, обработав его из автоматического гранатомета, враги полезли внутрь. Уходя последним, я наклонился через перила лестницы, прислушался. Внизу уже грохотали ботинки ворвавшихся. Вот уже внизу замелькали тени, они подобрались к лестнице. Сразу не лезут, грамотные.
        - Коцюба, все, давай! - это Ариэль, кричит мне издали. Я побежал по коридору на голос.
        Мы перешли в соседний дом. Я осторожно подкрался к окну, выглянул одним глазком. С улицы почти не стреляли, большинство солдат перешло в соседний дом. Заткнулся, не видя цели, танк с перебитой гусеницей. Я вернулся к остальным, сказал Медведю:
        - Время, рви!
        Медведь вынул из кармана батарейку, соединил контаты. Я, наученный горьким опытом, закрыл уши ладонями, и открыл рот. За стекой громыхнуло. Я выглянул из окна. Соседнего дома не было, на том месте, где он стоял, громоздилась куча обломков. Молодцы, наши саперы, не подкачали. Всего-то три заложенных в правильных местах правильных бомбы, и вот результат, дом сложился, как карточный домик, похоронив под собой десятки врагов. Стало тихо, ни взрывов, ни выстрелов, только стоны раненых.
        И тут простоявший весь бой передний танк, завел двигатель, чихнув выхлопом, и дернулся вперед. Труп командира, свисающий с башни, пополз вниз, кто-то изнутри подтолкнул его, туловище перевесило ноги, и он упал с брони, раскинув в падении руки. Люк тут же захлопнулся.
        - Все назад, - закричал я. Мне показалось, что ствол подымается. Но нет, танк, заведя двигатель, чуть сдал назад, и ударил носом дымящиеся останки "Жестокой" перед ним. Те чуть-чуть сдвинулись, а танк опять сдал назад, и еще раз ударил. Я понял, что он собирается сделать, и торопливо схватил рацию:
        - Вайнштейн, заводи! Танк уходит.
        За стройплощадкой послышалось тарахтение. Вайнштейн заводил бульдозер. Мы так и не закончили бронирование второго, один сделали полностью, а на втором была броня только спереди, и слева. Вот этот недобронированный недотанк и заводил сейчас Вайнштейн. Меж тем, танк под нами сумел сдвинуть останки "Жестокой", и, вырвавшись на свободу, пополз вперед.
        Получилось, как в школьной задачке: из точки А полз танк, из точки Б ему наперерез выкатился бульдозер. Танк не ушел, бульдозер с жутким скрежетом ударил его в бок, при этом вся с таким трудом собранная бронеконструкция перекосилась. Бульдозер, хоть и тяжелый, все же был намного легче танка, поэтому, даже вложив всю свою массу, смог лишь немного изменить траекторию его движения. Но этого хватило. Отжимаемый бульдозером, танк вильнул в сторону, и въехал в дом, сшибая столбы, и пробив стену пушкой. Раздался треск, и дом слегка покосился, но устоял. Танк заворочался, пытаясь выбраться из ловушки, дернулся назад, потом вперед. Бульдозер, рыча движком, изо всех своих четырехсот лошадиных сил давил его в бок. Танк дернулся вперед, опять раздался треск, и тут корма танка задралась кверху. Пытаясь выбраться из ловушки, танк съехал с мостовой, непрочные перекрытия дома не выдержали, и нос танка провалился в подвал. Это стало последней каплей, сломавшей хребет верблюду, дом точно вздохнул, и осел, сползая в сторону, на подломившихся столбах. Корма танка осталась торчать из завала.
        Вайнштейн вылез из кабины бульдозера, подошел к танку и картинно отряхнул руки. Впрочем, долго держать позу он не смог, вокруг защелкали пули, и он, хлопнувшись на карачки, спрятался за тушей бульдозера.
        - Так..., - протянул я и вопросительно посмотрел на Ариэля, - что еще осталось.
        - Второй танк, - напомнил он мне. Верно, оставался второй танк, хоть и неподвижный, но с боекомплектом. Я развернулся, и побежал вниз. По проходу за домом я дошел до дома-утюга, обошел его, и осторожно выглянул. Танк стоял, ворочая башней из стороны в сторону. Тепловизор, вспомнил я, у тепловизора есть мертвые зоны, поэтому он и крутит башкой, но вот где они?
        И тут я увидел, как из того, что осталось от магазина одежды, к танку бегут четыре фигуры. Впереди бежал Чен, за ним двое его ребят, и парень Райво, как бишь его... не помню. Я выскочил из-за угла, и закричал:
        - Назад! Вернитесь назад!
        Поздно. Они уже подбегали к танку. Мой вопль заставил их на секунду остановиться, они не поняли, где опасность. Башня танка была повернута в другую сторону, на это они и рассчитывали, наверное, хотели взобраться на броню. Они не учли одного: Земля Отцов постоянно воевала на сарацинских территориях, и танк был заточен для ведения боев в городе. Любой другой танк можно было обойти вот так безнаказанно. Любой, но не этот. Раздались хлопки, за ними свист, и по обеим сторонам танка со стуком раскатились по асфальту черные мячики. Ариэль дернул меня за воротник, так, что сам упал, я завалился на него. Мы упали за угол, и это спасло мне жизнь. Черные мячики были бомбами. Танкисты увидели, что к ним подбирается пехота, и задействовали находящиеся в кассетах по бокам танка бомбы. Пороховые заряды вышибли их из гнезд, и пространство в радиусе двадцати метров вокруг танка оказалось усеяно ими. За углом захлопали взрывы. Я сполз с Ариэля, встал на колени, и выглянул за угол. Чен, и остальные, лежали на асфальте. По тому, как они лежат, стало понятно, что все мертвы.
        - Да что же это, - я впился зубами в руку, во рту стало солено от крови, - как же это, Чен!
        Я рванулся вперед, но меня опередил Ариэль. Толкнув меня, так что я опять сел на задницу, он побежал к танку. Башня начала разворачиваться в нашу сторону. Он успел раньше. Одним прыжком взлетел на танк, влез на башню, и рукояткой ножа разбил танку "глаза" - объективы видеокамер. Ослепший танк тут же выстрелил из пушки. Снаряд пробил стену дома, и взорвался внутри, звук взрыва опять, уже в который раз за последние полчаса, наградил меня звоном в ушах. Потом танк стал беспорядочно стрелять из пулемета. Я поспешно отполз назад за угол, чтобы не попасть под очередь. Через минуту пулемет замолчал, скорее всего, кончились патроны. Я вышел из-за угла, и, уже не прячась, подошел к лежащему на асфальте Чену. Наклонился, и тут же отвернулся. Хоронить мы его будем в закрытом гробу. Ариэль, тем временем, добивал танку последние органы зрения. Из прохода, ведущего к цеху, появился Райво, подошел к телам, остановился, молча потянул с головы панаму. Подошли остальные его люди. Подняв голову, я увидел, что в окнах цеха, и на втором этаже уцелевшей трехэтажки опять заняли позиции наши. Они уже не таились, спокойно
выцеливая оставшихся в живых, полностью деморализованных врагов. Сухо щелкали выстрелы. С того момента, как колонна повернула на нашу улицу, прошло не больше двадцати минут. Бой был выигран, хоть и дорогой ценой.
        Зашипела рация, на связь вышел Вайнштейн:
        - Коцюба, ты нужен здесь.
        - Что у тебя? - спросил я.
        - Тут эти, из танка вылезли, - ответил Вайнштейн.
        Я, чуть ли не бегом, понесся вокруг домов к Вайнштейну. Когда подбежал, увидел, что люк в кормовой части танка распахнут, а возле танка переминаются трое в комбинезонах, окруженные нашими. Возле пленных стоял Вайнштейн, закрывая их грудью, а наши наседали.
        - Не трогать пленных! - еще издали я услышал, как кричит Вайнштейн.
        Я подошел, остановился. Наши, увидев меня молча раздались в стороны. Я оказался с пленными лицом к лицу. М-да, ну и сопляки. Одному, так и вообще бриться не надо, на подбородке прозрачный пушок. На меня глянули честные васильковые глаза из-под соломенных волос. Его приятель, такой же сопляк, в глаза не смотрел, всхлипывал, по щекам текли слезы. Детский сад. Третий держался лучше, зыркал исподлобья, небось, сбежать думал. Да куда тут сбежишь, наших вон сколько подошло.
        - Коцюба, они хотят пленных линчевать! А это же дети, посмотри на них! - горячился Вайнштейн. Я посмотрел на него, потом на пленных. Не могу сказать что я долго колебался. Наших сегодня полегло слишком много. Чен... дружище Чен, золотой человек, тоже мертв, и мне еще предстоит рассказывать его детям, как умер их папа. И убили его вот такие же, с невинным васильковым взором мальчики. Нет уж, не будет вам рыцарского обращения. Прошли те времена.
        Я поднял автомат и выстрелил плачущему прямо в лицо. В лицо мне плеснуло горячим, потекли струйки за шиворот. Двумя выстрелами я отправил остальных на тот свет. Васильковый перед смертью отвернулся, а тот, что зыркал, так и принял смерть, злобно буравя меня черными глазами, точно хотел напоследок получше разглядеть.
        - Ты что, охренел? - Вайнштейн отскочил в сторону, стирая кровавую кашу с лица, - псих чертов!
        Не обращая на причитания Вайнштейна ни малейшего внимания, я повернулся к нашим. Все командиры групп уже стояли за мной. Грязные, закопченные, в крови, только блестят белки глаз. Вишневецкий глянул на меня, порылся в карманах, и протянул мне платок. Я кое-как обтер лицо, и устало сказал:
        - Ну что, докладывайте, какие у нас потери...
        Глава 12
        Штурм
        За полчаса, что длился бой, я здорово устал, хоть и просидел большую его часть с биноклем на своем НП. О бойцах и говорить нечего. Народ разошелся по своим углам, сели отдыхать. Понимая, что время ждать не будет, я по рации предложил всем, кто чувствует себя в силах драться, собраться у машин. Подошло полтора десятка человек. Вайнштейн со своим напарником, который так и просидел на запасных позициях дальше по улице, да резервная группа, находившаяся там же. Нам повезло, и все наши сюрпризы, протянувшиеся еще на километр по улице, нам не пригодились. Резервная группа не сделала ни единого выстрела. Вот в таком составе мы и начали грузиться в машину. Подошел Медведь, оставшийся тут за старшего.
        - Коцюба, ты, это... за Ромкой там присмотри, - пробасил он. Ромка - это младший из "медвежат". Я кивнул, и захлопнул дверь.
        - Да, там танк еще остался, с перебитой гусеницей, что с ним делать? - спросил Медведь напоследок, запрыгнув на подножку.
        - Облей его бензином и сожги, - сказал я.
        - Как это? Я не могу... - смутился Медведь.
        - А ты смоги, - бросил я в открытое окно, и сказал водителю: - поехали.
        Медведь спрыгнул с подножки, и так и остался чесать в затылке. Грузовик тронулся с места. Вайнштейн, сидевший между мной и водителем, озадаченно спросил:
        - Коцюба, что с тобой? Ты же озверел просто!
        Я отвернулся к окну, и оставил вопрос Вайнштейна без ответа. Так и молчал всю дорогу до артпозиции. Когда мы уже порядочно отъехали, водитель, глянув в зеркало, без выражения произнес:
        - Запалили.
        Я высунул в окно голову, посмотрел назад. К небу поднимался густой столб черного дыма. Медведь смог.
        К задней стенке бронебульдозера была приварена труба, на ней развевался флаг. Неподалеку, за бруствером из мешков с песком, стояли гаубицы. Стреляла только одна. Возле нее покачиваясь, прохаживался Сергей, в жилетке на голое тело, в белых перчатках, и фуражке с высокой тульей. На жилетке висел какой-то шнурок, видимо, долженствующий изображать аксельбант. Лицо у него было красным, он явно переборщил с расслаблением перед боем. В руке он держал красный флажок. Один артиллерист подносил снаряд, передавал другому, тот, не торопясь, заряжал, третий досылал специальной круглой деревяшкой. Как она там у них называлась, банник, что ли? Сергей махал флажком, отворачивался, закрывая уши, один из артиллеристов, тоже отворачиваясь, дергал за шнур, гаубица палила. Потом все повторялось. Расчеты двух других лежали на матрацах в отдалении, возле штабелей со снарядами, отдыхали. Я вылез из кабины грузовика, спрыгнул на землю и подошел к отдыхающим. Они уставились на меня, как на привидение. Ну да, видок еще тот. Я так и не нашел времени умыться, и чужая кровь засохла у мня на лице, стянув мускулы.
        - Где Летун? - спросил я.
        - Летун на НП, там, - махнул рукой Леня. Потом спросил: - Что с тобой? Что случилось?
        - Ничего. Был бой, - я направился к дому. За мной, как тень, Ариэль.
        Летун тоже уставился на меня, но ничего не сказал. Он стоял у окна на своем НП, перед ним, до уровня глаз была сложена стенка из мешков с песком. В руках бинокль. В углу на стуле примостился Джек.
        - Как... там? - спросил Летун у меня.
        - Хреново. Восемнадцать убитых. Среди них Чен. Двадцать два ранено, некоторые тяжело. Я оставил всех, кроме резервной группы, отдыхать. Со мной приехало пятнадцать человек.
        - Так, - помрачнев, стукнул биноклем по мешку Летун, - а противник?
        - Всех положили, сотни две, не меньше. Я не считал, некогда было.
        - Пленных взяли?
        - Нет никаких пленных. Коцюба всех перестрелял. Псих ненормальный, убил танкистов, а те ведь даже не стреляли! - выпалил подоспевший Вайнштейн. Неймется ему.
        - Спокойно, Вайнштейн, потом, после боя разберемся, - ответил Летун, и спросил у меня: - что с техникой?
        - Коробки выбили все, кроме танка... - я рассказал, что случилось с танком.
        - Значит, танк можно откопать? - заинтересовался Летун.
        - Можно, но это займет время, несколько дней, по меньшей мере, - ответил я, и спросил, - ладно, рассказывай, что тут и как?
        Летун стал показывать, я поднес к глазам бинокль, и стал смотреть.
        - Смотри. Мы раздолбали бетонобойными дот, что был на эстакаде. Из тех двух, что выше по склону, над туннелем, они сами свалили. Мы их все равно на всякий случай разбили, даже странно, они очень легко развалились, будто на живую нитку сделаны. Потом они сделали вылазку, две группы человек по двадцать-тридцать, спустились там по веревкам, и подобрались к нам. Наши, кто в секретах, их засекли. Мы дали им приблизиться, потом влупили из всех стволов. Вон там, напротив позиций в домах, - Летун показал рукой, я перевел взгляд туда, и в бинокль увидел лежащие на земле фигурки в синих куртках, - половину мы положили, остальные убрались.
        - Куда убрались, - спросил я, - в туннель?
        - Вот в том-то и дело, что не в туннель. Ушли в промзону. Я послал за ними ребят, окрестности проверить. Их нет.
        - Это хорошо. Говорит о высоком моральном духе... - протянул я. Если нападавшие и правда сбежали, значит, дела в туннеле обстоят не самым лучшим образом. Для врага, разумеется.
        - Слушай дальше. Когда стало понятно, что они смылись в туннель, мы перешли на беспокоящий огонь из одной гаубицы, меняя расчеты. Кладем осколочно-фугасные у входа, чтоб не высовывались.
        - Хорошо. Что делаем дальше? - спросил я у Летуна.
        - Это тебе решать, ты у нас стратег. Но я бы рекомендовал тебе взять мокрых салфеток и обтереть лицо и шею. Кошмарно выглядишь. Вон там салфетки, - Летун показал на ящики в углу. Я сходил, тщательно протер лицо и шею. Повернулся к Летуну.
        - Ну, что, время выдвигаться. Собирай народ.
        За рычаги бронебульдозера сел Вайнштейн, понравилось ему это дело. В тягачи уселся народ, по десятку в каждый, к замыкающему тягачу прицепили гаубицу с усиленным бронещитком. Выдвинулись, вырулили на ведущую к эстакаде дорогу, и колонна медленно поползла вперед. Флаг над бульдозером развернуло ветром. Свернули на эстакаду, и медленно поползли вверх, к туннелю. По нам никто не стрелял, артобстрел загнал врагов вглубь. Доехав до останков дота, мы остановились. Путь нам преграждали обломки, засыпавшие все восемь полос. Кое-где снаряды пробили в дорожном полотне сквозные дыры.
        - Рома, прикроешь огнем, - приказал я по рации пулеметчику, - дави входы. - Тут же раздались короткие экономные очереди. Это Рома с капота бульдозера начал стрелять по входу в туннель.
        - Ну, чего сидим, - обратился я к сидящим со мной рядом в кузове тягача бойцам, - за мной.
        Я открыл люк, и выскочил наружу. За мной остальные. Минут десять мы растаскивали обломки в разные стороны, освобождая проезд. Все это время я спиной чувствовал зияющие провалы туннелей. Один-два стрелка рискнувшие высунуть нос, и нам всем тут крышка, достаточно одной гранаты из подствольника. Пока растаскивали, я понял, почему так легко разлетелись доты. Не было цемента. Они просто построили каркас из дерева, и обложили бетонными блоками, наподобие тех, что у дороги кладут. Кое-где были видны следы болтов, блоки были скреплены металлическими стяжками. Цемент-то на морозе не застывает, вот и пришлось им извращаться, сообразил я.
        По нам так никто ни разу и не выстрелил. Бульдозер дополз до входа в туннель. Всюду были воронки от снарядов, все завалено кусками бетона и камня. Под гусеницами скрежетали обломки. Мы рассыпались у входа, поставили тягачи по сторонам, взяли на прицел туннели. Рома периодически отсекал короткую очередь вглубь туннеля, как бы намекая, что мы здесь, мы никуда не делись. Я осторожно заглянул внутрь. Дальше двадцати метров от входа все терялось в темноте. Никого не было видно.
        - Летун, давай остальных. И тащите все заготовленное, - передал я по рации.
        Через несколько минут показались бегущие легкой трусцой бойцы. Тридцать человек взбежали по эстакаде, и заняли позиции у последней линии обороны, метрах в ста за нами. Подъехал грузовик, его стали споро разгружать. Прямо на асфальт сгружали снаряды, летели покрышки, прочий горючий материал. Из кабины вылез Летун.
        - Ты хотел тут агитацию развести? Давай, - сказал я ему. Его бойцы притащили громадный динамик, поставили у входа в туннель, подключили к усилителю. Он взял в руки микрофон:
        - Фашисты! С вами говорит командующий войсками Республики! - громовой голос из динамика оглушал. Наверняка все, кто находился в туннеле, его слышали. Прозвучало это серьезно. С другой стороны, тем, сидящим внутри, неоткуда знать, что нас тут неполная сотня. Значит, чем грознее, тем лучше.
        - Сдавайтесь! Всем, кто сложит оружие, и выйдет с поднятыми руками, гарантирую жизнь! Не подвергайте жизнь опасности ради Фраймана!
        Пока Летун вещал, артиллеристы развернули напротив нежилого туннеля гаубицу. Летун на минуту замолчал, я махнул рукой, и гаубица выпалила во тьму туннеля. Снаряд разорвался в глубине, метрах в ста от входа. Туннель подымался, изгибался, так что простреливать его насквозь было невозможно. Изнутри туго ударила взрывная волна. Летун посмотрел на меня, я махнул ему рукой, продолжай, мол. Он продолжил уговаривать:
        - Времени на раздумья даю пятнадцать минут. И пятнадцать минут на то, чтобы выйти! Через полчаса мы вас выкурим оттуда, - Летун отложил микрофон. Ждать пятнадцать минут нам не пришлось, почти сразу же из туннеля послышался топот множества ног. Я понял, что сейчас произойдет, и прокричал в рацию:
        - Никого за оцепление не выпускать!
        Мы отпрянули от входа в туннель, укрылись за тягачами. Достаточно на сегодня жертв. Из туннеля волной выбежали кацетники, руки над головой. Они выбегали, и застывали, жмурясь от солнечного света. В них врезались подбегающие сзади, вскоре перед туннелем сгрудилась масса народа. Среди лохмотьев кацетников мелькали синие куртки стражников. Криками и тычками наши бойцы направляли выбегавших к линии стрелков на эстакаде.
        - Стражников не выпускать, - приказал я по рации. - Отводить в сторону и сажать. Остальные пусть валят. - Ниже по эстакаде раздался мат и крики, бойцы фильтровали выходящих.
        Заметив среди выходящих знакомое лицо, я вклинился в толпу, и за шиворот выволок человека в синей куртке. Я толкнул его к борту тягача, он упал на колени. Кто-то из наших приставил ему к голове ствол винтовки, человек застыл, боясь пошевелиться.
        - Какая встреча! - издевательски протянул я. Человек сидел, опустив голову, я жестко приказал: - голову подыми и посмотри мне в глаза, Аронович!
        Он поднял голову и посмотрел на меня. В глазах плескался страх. Он посмотрел на мою залитую кровью одежду, перевел взгляд на флаг над бульдозером, и затрясся.
        - Знаешь, кто я? - спросил я у него. Он сглотнул, и выдавил:
        - Ко... Коцюба, - потом, всхлипнув, взмолился: - не убивай меня, не убивай. Пожалуйста, вы же обещали!
        - Рассказывай, - бросил я. Аронович уставился на меня непонимающе, потом сообразил, и затараторил. Оказывается, весть о разгроме колонны повергла защитников туннеля в панику. Управляющие, и комендант пытались организовать сопротивление, но у них ничего не вышло. Лучшие бойцы, отборные солдаты пограничной стражи, ушли с колонной, остался только охраняющий кацетников сброд, бывшие полицейские, и прочая сволочь. Устроили вылазку, когда стало ясно, что успехом она не увенчалась, последние остатки порядка рухнули. Управляющие и их приближенные сбежали во вторую часть туннеля, и выставили пулеметы. Гельман в матюгальник приказал держаться до последнего, обещая расстрел за неповиновение. Оставшиеся в туннеле стражники заметались, не зная, что делать. С одной стороны пулеметы Гельмана, с другой мы. Когда прозвучало обращение Летуна, Аронович, по его словам побежал открывать бараки с кацетниками, тех сразу после начала артподготовки позапирали. Как только они отперли бараки, кацетники, сбивая друг друга с ног, понеслись вниз, к выходу из туннеля. Побросав оружие, туда же ломанулись и стражники.
        Я посмотрел назад. Пробка у заграждения рассасывалась, на корточках с руками за головой сидело человек пятьдесят стражников, по пространству от эстакады и до домов с нашими позициями чернели фигурки бредущих кацетников. Я за шиворот развернул Ароновича к сидящим стражникам, и прокричал ему в ухо:
        - Смотри внимательно, это все, кто был? - на мой взгляд, стражников было маловато. Еще что-то в этой картинке показалось мне странным, но я никак не мог уловить, что именно. Аронович всмотрелся:
        - Ннет, это не все, не все! - торопливо повторил он, боясь, что я не поверю.
        - Скольких не хватает? - спросил я. Аронович, шевеля губам, начал пересчитывать.
        - Пятнадцать, шестнадцать человек, может, двадцать! - закончил он пересчет.
        - Почему они не вышли? Говори! - встряхнул я его.
        - Дети, я думаю, они взяли в заложники детей! - тоненьким голоском прокричал Аронович. И тут я сообразил, что не сходилось в увиденном. Все вышедшие были взрослыми. Значит, они решили поиграть с нами в игры с заложниками. Я ударил Ароновича прикладом по затылку. Тот ткнулся носом в асфальт и затих. Бойцы оттащили его в сторону.
        - Что будем делать? - спросил я у Летуна. Тот, полуобернувшись, выставив голову над бортом тягача, всматривался в темноту туннеля. Я не сомневался, что весь мой разговор с Ароновичем он слышал от первого до последнего слова. Я повторил, уже громче: - Летун! Что мы будем делать?
        - Если не знаешь что делать, делай шаг вперед, - ответил Летун. Ну, чисто Вайнштейн, один в один. Я сделал правой рукой жест, будто стучал по голове кулаком, сзывая командиров к себе.
        - Так, мужики. Заходим внутрь. В правый туннель идет бульдозер, в левый тягач. Идем за техникой, смотрим по сторонам, каждый угол открываем. Без света, с ПНВ. Не спеша, мужики, торопиться нам некуда. Хватит с нас потерь, - сказал я, и добавил: - больше никто сегодня не умрет. Ясно?
        Командиры кивками подтвердили, что поняли, и разошлись инструктировать бойцов. Слышавший все Вайнштейн без напоминания полез в кабину бульдозера, заводить. Зря я это сказал, насчет того, что никто больше не умрет. Бывает, что такие обещания слышит кто-то наверху, и ставит напротив твоей фамилии в списке жирный крестик.
        Мы осторожно продвигались вглубь туннеля. Освещение не работало. Приборов ночного видения хватило на первые две тройки в каждом из туннелей, командирам само собой. Каждый угол, каждую дырку проверяли. Мы пошли полтуннеля, и никого не встретили. Ворота в решетках были открыты, бараки пусты. Я считал бараки. Пять, шесть следующий должен быть детский. Бульдозер тронулся с места, и тут же остановился. На связь вышел Вайнштейн:
        - Коцюба, посмотри вперед. Рома говорит, там что-то не так.
        Я выглянул в щель между стенкой туннеля и бортом бульдозера, но ничего не увидел. Сказал идущему рядом со мной Ариэлю:
        - Передай Летуну, чтобы прекратил движение. - По соседнему туннелю, параллельно, шла вторая группа под командованием Летуна.
        Ариэль зашептал в рацию, а я, тем временем, протиснувшись вдоль борта, вышел вперед. Всмотрелся. Метрах в ста выше по туннелю виднелась решетка, что перегораживала туннель перед детским бараком. Решетку я видел отчетливо, но в зеленом свете ПНВ то, что было за решеткой, было не разглядеть. Я решил рискнуть и, прижимаясь к стене, проскочил расстояние, что оставались до разделяющей бараки площадки. По мне никто не стрелял. Я пересек площадку, стараясь не выходить на линию огня, прошел вдоль стенки и выглянул за угол. За решеткой, прижавшись к ней, ровными рядами стояли дети. Я передал по рации Вайнштейну:
        - Вайнштейн, продвигайся до угла, где я стою. Видишь меня?
        - Вижу, продвигаюсь, - ответил Вайнштейн и тронул бульдозер вперед. Я переключился на другой канал и вызвал Летуна:
        - Что у вас впереди, Летун?
        - Ничего и никого. Пусто, - ответил тот.
        - Продвиньтесь вперед до прохода. Увидишь справа дверь, остановишься. Как понял?
        - Понял, - подтвердил Летун.
        Бульдозер дополз до угла, где я стоял. Сквозь шум мотора я услышал, что кто-то что-то орет, со стороны барака, но слов было не разобрать. Я сказал Вайнштейну, чтоб заглушил мотор. Как только мотор заглох, мы услышали со стороны детского барака голос, кричавший:
        - Ни шагу дальше, или мы начнем убивать сопляков! Стойте, где стоите! - все это повторялось, перемежаясь многоэтажным матом. На связь вышел Летун:
        - Мы у двери. Что дальше?
        - Оставь у этой двери кого-то, и двигайте к следующей пешком. Постарайтесь открыть ее без лишнего шума. Они засели в детском бараке, прикрываются заложниками. Их надо по-тихому обойти, и посмотреть, что можно сделать с другой стороны. Как понял?
        - Понял, понял. Сделаем.
        Потянулись минуты. Я специально не стал начинать первым переговоры с уродами. Пусть сами проявят инициативу, проще будет их уломать. Наконец, они не выдержали, тот же голос закричал:
        - Эй вы, красные! У вас есть тридцать минут, чтоб убраться из туннеля! Не уберетесь, каждые пять минут буду мочить по сопляку!
        - Не пойдет, - закричал я в ответ, - мы так далеко зашли не для того, чтобы уходить! Без вариантов!
        - Пожалей детей!
        - Это ты их пожалей! И себя заодно! Твой последний шанс! Выходи с поднятыми руками! Обещаю жизнь! Слово даю! - глотка у меня пересохла, я шепотом попросил воды, сзади протянули фляжку. На той стороне задумались, потом голос закричал:
        - Ты кто? Назовись!
        - Я Коцюба! Слышал о таком? - еще более длинная пауза. Вот что значит слава. В наушниках прорезался Летун:
        - Вскрыли дверь, обошли барак. С этой стороны решетка, стоят дети. Что делать?
        Значит, они и с тылу прикрылись...
        - Шумни там, фонариком посвети, - ответил я Летуну. Через полминуты заорал:
        - Вы окружены! Сдавайтесь! Слово даю, кто сдастся, останется жить!
        Опять пауза. Наконец, раздался крик:
        - Мы требуем грузовик! С полным баком! И безопасный проход!
        И миллион наличными в мелких купюрах, ага. Проходили мы это уже, знакомая песня. Нет, сдаваться они не станут. Жаль.
        - Дай подумать! У нас нет тут грузовика! - крикнул я в ответ. Пусть думают, что я сдаю позиции.
        - Думай быстрее! Даю полчаса, через полчаса нет грузовика, начинаем убивать! Время пошло!
        - Так, Ариэль, давай за минерским рюкзаком, он в грузовике, и подтягивайся в соседний туннель. Я иду туда, - приказал я, и побежал вниз по туннелю. Через первую же дверь я перешел в соседний туннель, и побежал вверх. Остановился у другой двери, крикнул:
        - Здесь Коцюба, мне нужен Летун.
        Вскоре подошел Летун. В зеленоватом свете ПНВ глаза его горели, как у сказочного монстра.
        - Значит, так! Они потребовали грузовик. Грозят, что будут расстреливать детей, - зашептал я Летуну. Окружившие нас бойцы возмущенно загудели.
        - Что ты предлагаешь? - спросил Летун.
        - Выхода нет. Рванем вот эту дверь, и войдем. Где там Ариэль?
        - Коцюба, ты сошел с ума! Там же дети! - а это Джек. И как он ухитрился просочиться? Вроде бы на артпозиции остался. Что характерно, Летун ничего не возразил, наоборот, поддержал меня:
        - Джек, дети все равно пострадают, при любом раскладе. Коцюба, действуй.
        В этот момент рядом возник запыхавшийся Ариэль. Он сдернул с плеч рюкзак, и без лишних разговоров стал доставать оттуда брикеты пластида, моток детонирующего шнура, детонаторы.
        Я спросил Летуна:
        - Как там, освещение есть?
        - Да, мелькал свет, видно, лампы-переноски. Да еще мощные фонари, они туннель подсвечивали.
        - Ясно. Томер здесь?
        - Здесь, - отозвался Томер из-за спины.
        - Заходим втроем, я ты, и Ариэль. - Я коротко объяснил, как заходить. - Ариэль? - Склонившийся над рюкзаком Ариэль кивнул, я продолжил: - за нами остальные. Стрелять только наверняка.
        - Нас так не учили, - заметил Томер скептически, - мы сильно рискуем.
        - Там дети. Придется действовать не по учебнику. Не хочешь, можешь не идти.
        Ариэль закончил свою возню со взрывчаткой. На петли, и напротив замка, он налепил комки пластида, соединил их детонирующим шнуром, закрепил электродетонатор.
        - Все отошли на двадцать метров, - скомандовал он, и начал пятиться задом, разматывая провод. Отойдя, он остановился, накинул концы провода на контакты подрывной машинки, закрутил, посмотрел на меня:
        - Прошу разрешения на подрыв.
        - Давай, - разрешил я.
        Грохнуло. Взрыв ударил по ушам, в который уже раз за сегодня. Дверь рухнула. Мы побежали к дверям. Ариэль и я с одной стороны, Томер с другой.
        Я присел на колено у двери, и, дернув за шнур, закинул в проем фальшфейер. За ним - второй, потом коротким движением убрал от глаз окуляры ПНВ. В мерцающем красном свете фальшфейеров, льющемся из двери, я увидел, как стоящий напротив Томер делает тоже самое. За дверью раздались крики, кто-то прокричал команду, и в дверной проем уперлись лучи фонарей. Томер вынул из разгрузки цилиндр световой гранаты, тоже самое сделал стоящий надо мной Ариэль, я услышал характерный щелчок, это он выдернул кольцо. За дверью вдруг раздались какие-то вопли, многоголосый детский визг, потом беспорядочная пальба. Лучи фонарей, сфокусированные на двери, замелькали и сдвинулись куда-то в сторону.
        Я кивнул Томеру, и он резким движением забросил световую гранату внутрь, за ней мелькнула вторая, Ариэль на полсекунды опоздал. Я поспешно отвернулся от проема, на всякий случай закрывая глаза руками. Когда один за другим раздались два хлопка, я встал, ощущая руку Ариэля на своем плече, и, взяв в руки автомат, прянул вперед. Я впрыгнул в дверной проем, врезавшись правой ногой в угол косяка, и тут же прыжком сместился влево и внутрь, чтобы не торчать в дверном проеме. Их обычно берут на прицел, и смысл такого маневра в том, чтобы, мелькнув в проеме, сразу же убраться с линии возможной стрельбы. Точно приклеившийся ко мне Ариэль повторил мой маневр, с той лишь разницей, что он прыгнул не влево, а вправо. Влетев внутрь, я приземлился на одно колено, выставив перед собой автомат. Спустя мгновение рядом со мной приземлился Томер. Я не стрелял, стрелять было не в кого. В неровном свете раскатившихся фальшфейеров я увидел картинку, которую, наверное, не забуду никогда.
        Дверь выходила на площадку для построений, и по всей этой площадке катались рычащие и визжащие клубки. Где кто было не разобрать, мелькали тонкие детские ручонки, голые грязные пятки. Между клубками, ничего не видя от вспышки световой гранаты, бродили, выставив перед собой руки ослепленные дети. Вот один из клубков на секунду распался, и я увидел, как на ноги шатаясь, поднялся здоровенный стражник. Одно ухо у него было полуоторвано, толчками сбегала черная в свете факелов кровь. Лицо у него было залито кровью. Он разбросал малолеток, но успел сделать лишь два шага, как они снова волной накатили на него, и захлестнули. То тут, то там лежали тела детей, некоторые шевелились, в воздухе пахло кровью.
        Я обернулся. Заскочившие вслед за нами бойцы, опустив оружие, изумленно наблюдали эту поистине адскую картину. Я закричал:
        - Вперед! - и вломился в круговерть, за мной, как тень, Ариэль. Замелькали руки, ноги, головы. Какой-то ошалевший малолетка, приняв меня за стражника, с воинственным кличем прыгнул на меня сзади, руки его вцепились в мою каску, и стащили ее с головы. Если бы я, входя в туннель, не одел ее, оторвал бы мне ухо к чертям. Малолетка сполз на землю, каска выпала у него из рук, он непонимающе уставился на меня. Я заорал ему прямо в лицо:
        - Назад! Свои! - он отшатнулся, но набрасываться не стал. Сообразивший, что что-то не так впереди, Вайнштейн, завел бульдозер и поехал вперед, включив фары. Все вкруг залило светом, это, да еще рокот двигателя, заполнивший туннель, отвлекло малолеток от расправы, они по одному отлеплялись от своих мучителей, лица принимали осмысленное выражение. Бойцы оттесняли их к стенке туннеля, успокаивали, добивали стражников. Шум двигателя стих, образовалось какое-то подобие порядка. Я крикнул:
        - Джека сюда, быстрее!
        Появился Джек, и не один, а в компании Габи, и какой-то маленькой девочки-индиго, я не вспомнил ее имя. Я удивился, ведь Габи остался с Алиной на месте разгрома колонны, как он попал сюда? Они стали ходить от одного лежащего тела к другому, помогая. К некоторым Джек подходил, качал головой, и они шли дальше, возле некоторых останавливались, начинали свои непонятные манипуляции. Остановившись возле меня, он вполголоса сказал:
        - Добился своего? Убийца...
        Я взорвался, схватив Джека за отвороты куртки, тряхнул его, и закричал ему в лицо:
        - А что мне было делать, по-твоему? Дать им грузовик, чтобы они с детьми уехали? Они ведь не уехали бы просто так! И что было бы с этими детьми, ты подумал? Подумал? Все вы умные, пока кто-то другой решения принимает, и руки пачкает! А вы все в белом!
        Я отпустил Джека, тот отошел, махнув рукой. Ответа от него я так инее получил, он предпочел промолчать. Я пошел вверх по туннелю.Бой был еще не кончен.
        Немного не доходя выхода из туннеля, на границе светового пятна, я обнаружил Летуна. Тот сидел на ящике, прислонившись спиной к стенке туннеля.
        - Что там? - спросил он у меня.
        - А ты не в курсе? - удивился я.
        - Меня позвали как раз перед подрывом, так что я, как ты говоришь, не в курсе, - ответил он, - рад видеть тебя в целости и сохранности.
        - Там... песец. Мы вышибли дверь, и малолетки, увидев, что стражники отвлеклись, накинулись на них. Ну, те стрелять... - я рассказал Летуну, что произошло на площадке перед бараком.
        - Много погибло?
        - Детей? - переспросил я, потом поняв, что стражники Летуну неинтересны, продолжил: - Не меньше десяти. Скорее всего, больше.
        - Хреново..., - расстроился Летун.
        - А тут что? - спросил я его.
        - Да тоже задница. Оттуда, с противоположной стороны, стреляют. Слева тоже стреляют, носа не высунуть.
        - Слева? - удивился я.
        - А ты сам посмотри, - ответил Летун, потом, увидев, что я иду в полный рост, зашипел: - не так, ползком.
        Ладно, ползком так ползком. Я подполз к краю туннеля, осторожно выглянул, и тут же спрятал голову. Вовремя. По бетонному ограждению защелкали пули. Таак, что мы имеем. Дот, на крыше прилепившегося к склону торгового центра. А ведь раньше его не было. Судя по звуку, два пулемета. Спустя секунду и над головой начало посвистывать, с той стороны ущелья тоже стрелял пулемет. Н-да, вот задачка.
        - Идеи? - спросил я у Летуна.
        - Подорвать эстакады, подорвать вход в туннель...
        - И ждать следующего визита? Нет. Гельмана я один раз отпустил, и посмотри, что из этого вышло. Больше не отпущу, все.
        - Ну и как прикажешь штурмовать, когда они все простреливают? - я не ответил на вопрос Летуна, у меня появилась идея. Я хлопнул его по плечу, и со словами:
        - Есть идея. Жди здесь, - я быстро пошел вниз по туннелю. В этот момент включился свет, наши наконец-то разобрались с генераторами. Детей к этому моменту почти всех вывели, оставалось несколько раненых, как сказала мне девочка-индиго, за ними придут. Все-таки хорошо, когда подчиненных не надо водить за ручку, сами все делают. На то и добровольцы. Выйдя из туннеля с той стороны, я обнаружил там идиллическую картину. Леня сидел на колесе гаубицы, и курил, на невесть откуда взявшемся матраце храпел потерявший где-то фуражку Серега. Чуть ниже по эстакаде шли, приближаясь к нам, четыре знакомых фигуры. Леха, жестикулируя, что-то объяснял важно вышагивающему рядом с ним Мишке. Ну и еще двое мелких с ними. Подождав, пока они приблизятся, я рявкнул, обращаясь к Мишке:
        - Ты какого хрена тут делаешь?! Я же сказал, быть на артпозиции!
        - Ты сказал помогать Летуну. Я помогаю! - решительно ответил Мишка, но губы задрожали. Ждет, что сейчас я его перед оруженосцами опозорю.
        - Значит так, помогальники. Вот вам новое задание. Там дальше по туннелю индиго. Ваша задача их охранять. Куда они, туда и вы, не отходить ни на шаг! И смотрите в оба, вокруг полно недобитых фашистов. Ясно?
        Подождав, пока мелкота скроется в туннеле, я поймал намылившегося было смыться Леху за локоть, и нежно спросил:
        - Ты какого хрена детей сюда пустил, а? Взрослый!
        Леха выдернул локоть, и начал оправдываться:
        - Ну, они на тебя сослались, я ж не знал...
        - Вот теперь иди за ними присматривай, - приказал я.
        Леха покачал головой и скрылся в туннеле. Я осмотрелся. Кацетников уже собрали, и увели, у нас был план, где их разместить, за артпозицией было два более-менее приготовленных дома, на первое время хватит. Детей как раз грузили на грузовик, их мы собирались отвезти к Сергею на базу. Я повернулся к Лене.
        - Так, поскольку ваш командир пал в неравном бою с зеленым змием, я назначаю тебя. Собирай артиллеристов, везите сюда остальные пушки, и снаряды. Есть работа. - Леня кивнул, и взялся за рацию. Я вызвал Вайнштейна:
        - Найди человек десять, и спускайтесь сюда с тягачом...
        - Так, так, еще чуть чуть... стоп! - Леня контролировал процесс установки гаубицы. Мы подкатили ее к самому выходу их туннеля, метрах в пятнадцати от выхода остановились, развели станины. Обложили мешками с песком. На этой позиции противник не мог нас видеть. От пулеметчика по ту сторону ущелья нас закрывал "горб" эстакады, а из дота на крыше до нас просто не могли достать, пока мы оставались внутри туннеля. Заметив, что он не полез справляться в таблицах, а сразу начал крутить рукоятки, устанавливая угол возвышения, я спросил его:
        - Что, прямо так, без расчетов?
        - А что тут рассчитывать, прямая наводка, - хмыкнул Леня и, прищурившись, продолжил прицеливаться. Из туннеля послышался шум, приближался тягач со второй гаубицей. Мимо меня прошел артиллерист со снарядом в руках. Я тут же надел защитные наушники. Хватит с меня на сегодня акустических ударов. Крикнув Лене, чтобы начинал стрельбу по готовности, я ушел в соседний, жилой туннель. Зашел в дом коменданта, там уже работали наши, вынимали компьютеры, документацию. Убедившись, что мое присутствие там не требуется, я вытащил стул, и сел передохнуть. Вскоре туннель затрясло, гаубица открыла огонь. "Давно надо было наушники одеть, и чего понтовался?", подумал я и отхлебнул из фляжки. Вскоре пришел Леня, дернул меня за рукав, я снял наушники.
        - Ну, вроде, все, по пяток снарядов у каждого входа положили, - сияя, сказал он.
        - Вайнштейн, Рома, давайте с бульдозером наверх, и всех кто вокруг вас сюда давайте, - тут же вызвал я по рации народ.
        Бульдозер подъехал, на левом борту, на кронштейнах висели мешки с песком. Я махнул рукой, бульдозер выехал на эстакаду, поехал вперед. Слева, из дота, тут же ударили пулеметы, пули ударяли в мешки, попадали и в броню. Бульдозер полз вперед, броня держала. Спереди все было тихо. Как было условлено, посреди эстакады Вайнштейн остановился.
        - Входы чистые, никого, только обломки, - доложил он.
        - Отлично, - я повернулся к бойцам и приказал: - давайте дымовухи.
        На эстакаду полетели самодельные дымовухи, вскоре белый дым окутал все вокруг. Я вышел на эстакаду, постоял. По мне никто не стрелял, и я махнул рукой:
        - Давайте пушки! Быстрее!
        Из дотов опять открыли огонь, но не прицельно, пули щелкали по бетону метрах в тридцати перед нами. Иногда посвистывало и вокруг, но мы, не обращая на это внимания, выкатывали габицы. Через десять минут все три гаубицы стояли на эстакаде, развернутые влево, на торговый центр. Вокруг быстро росло ограждение из мешков с песком. Тягач тоже вывели наружу, прикрыв им дорожку для подноса снарядов.
        - Открываем огонь? - спросил меня стоящий, пригнувшись, у гаубицы Леня.
        - Подождем, пусть хоть немного рассеется дым, - ответил я спокойно, - спешить некуда.
        Пока ждали, я связался с разведчиками. В первый же день после ультиматума, мы послали две группы по три человека. Они заняли позиции в руинах, и должны были контролировать подъезды к торговому центру. Наблюдатели доложили, что никакого движения нет, никто торговый центр не покидал. Именно в торговом центре была резиденция Фраймана, и его прихлебателей. Раз они все еще там, это прекрасно, давно хотел свести с ними знакомство.
        Дым начал рассеиваться, проступили очертания дота. Я поспешно натянул наушники, и скомандовал:
        - Огонь.
        Одна из гаубиц выстрелила, Леня выглянул, что-то подкрутил, тем временем из туннеля принесли снаряд. Из дота открыли бешеную пальбу, если бы не уложенные в два ряда мешки с песком, нам бы точно кого-нибудь подстрелили. Пули со звоном рикошетили от наклонного бронещитка гаубицы. Второй снаряд лег ниже, прямо в стеклянную стену торгового центра. Стена, рассыпавшись, вся, целиком, зеленым водопадом мелких осколков обрушилась вниз, открыв внутренности здания. С четвертого выстрела Леня попал, снаряд разорвался на крыше дота.
        - Есть накрытие, - обрадовался он, и понесся наводить две оставшиеся гаубицы.
        - Бетонобойными... Залпом... Огонь!
        Три гаубицы рявкнули одновременно, потом еще и еще. Дот уже не стрелял. На шестом залпе из кучки бетонных обломков, что была дотом, выскочило насколько фигурок, и побежали прочь по крыше. Артиллеристы восторженно заулюлюкали. Не зря артиллерию богом войны называют.
        - Ну, что, все здесь? - спросил я, выпрямившись в полный рост.
        - Все, кого звал, - отозвался Летун, и вышел из туннеля на свет. За ним наши, много наших.
        - Тогда вперед! Дочистим фашню!
        Бульдозер пополз вперед, мы пошли за ним неспешным шагом. Не успели мы дойти до противоположного края ущелья, как оттуда показался человек. Спотыкаясь, он пошел в нашу сторону. В правой руке у него была палка с привязанной к ней белой тряпкой. Вайнштейн заглушил мотор, и мы услышали, как человек кричит:
        - Не стреляйте! Не стреляйте!
        - Иди сюда! - крикнул я человеку. Тот подошел. Из его сбивчивых объяснений я узнал, что начальство и оставшиеся стражники погрузились на машины, и сбежали через нижний выход, а в туннеле остались только невооруженные гражданские. Я сказал человеку возвращаться, и передать, чтобы выходили с поднятыми руками. Летун сразу отправил бойцов ко входу в уже захваченный туннель, с приказом отделять мужиков, и запирать в бараки, а женщин с детьми гнать на выход.
        - Надо будет Профессора привести, пусть по каждому справку дает, - посоветовал я Летуну. Тот кивнул, соглашаясь.
        Понемногу потянулись люди, потом, увидев, что мы не стреляем, повалили валом. Это уже были не кацетники. Упитанные, в чистой одежде, надушенные женщины, крепкие розовощекие детки. Опасливо поглядывая на занявших позиции перед входом в туннель бойцов, они спешили побыстрее проскочить мимо нас. Наконец, людской ручеек иссяк. Поняв, что больше никто не выйдет, бойцы пошли внутрь, бульдозер впереди. Я устало пошел за ними. Туннель оказался длинным. Хорошо еще, что подтянулись Медведь и Райво с остальными, они успели передохнуть, и теперь занимались сортировкой пленный, и обустраивали кацетников. Все бойцы с артпозиции, и группа прикрытия вошла с нами в туннель, иначе у нас бы просто не хватило людей на то, чтобы проверить и взять под контроль все четыре километра туннеля.
        Поначалу, мы проверяли каждый уголок туннеля. Потом плюнули на это, и просто пошли вперед. Туннель был пуст. Оставив небольшую группу с пулеметом в прикрывавшем южный вход доте, я с бойцами потопал назад. Рома покинул свой насест на капоте бульдозера, и пошел рядом со мной. Наши, растянувшись по туннелю, устало перешучивались. Я был рад, что все обошлось без лишней крови, это если не считать погибших детишек. Но эта кровь не на мне. Мы перешли по эстакадам на ту сторону ущелья, бросив взгляд направо, на торговый центр, я увидел, что там уже наши. Когда до выхода из туннеля оставалось всего ничего, я обратил внимание на идущего впереди бойца. Боец был наш, и одежда, и повязка на рукаве были наши. Но вот походка... походка мне кого-то напоминала, но вот кого? Я ускорил шаг, боец оглянулся и тоже ускорился.
        - Коцюба, что стряслось? - спросил Рома, ему тоже поневоле пришлось ускорить шаг.
        - Эй, ты, стой! - вместо ответа закричал я, и побежал вперед. Боец остановился, оглянулся, рванулся вперед. Увидев, что идущие перед ним обернулись на мой крик, и пошли к нему, он остановился, тоненько заверещал, и, развернувшись ко мне, вскинул автомат. Я был уже настолько усталым, что не успел среагировать на это движение. Прогрохотала длинная очередь. Пули хлестнули по бегущему рядом со мной Роме, и он неживым мешком упал на пол туннеля. Точно в замедленной съемке, я видел, как ствол автомата разворачивается ко мне. Сначала я почувствовал удар по левой руке, потом три сильных удара в живот, грудь и плечо отбросили меня к стенке туннеля. Сползая, я поднял к глазам руку. Там, где были указательный и средний пальцы, из лохмотьев мяса торчали обломки кости. Было очень больно. Словно сквозь вату, я услышал чей-то голос вдали, кричавший: - "Джека сюда, быстрее!". "Как же так", - подумал я, - "ведь это моя фраза?". Затем кто-то милосердный, наконец-то, выключил свет.
        Глава 13
        Шаман
        Первым, что я услышал, был звук текущей воды, и пение птиц. Я открыл глаза, сел, и не поверил тому, что вижу. Длинные ветви ивы склонялись к самой воде. Мелкая речушка, журча на камнях, быстро несла мимо меня хрустальной прозрачности поток. Светило солнце, ветер играл в кронах деревьев. Я встал, оглянулся. Я стоял на поляне. Сплошная стена сосен в этом месте отступала от берега реки, меж сосен убегала в гору узенькая тропинка. Посреди поляны, шагах в десяти от обрывистого берега реки, стояло жилище, конусообразный шатер из шкур. Перед входом в жилище горел костер, булькало в закопченном котелке какое-то варево. Я такие жилища раньше видел только в кино, и на картинках, как оно там называлось, вигвам, что ли?
        - Типи. Это называется типи, - раздался за моей спиной спокойный голос. Я что, задал вопрос вслух? Позади обнаружился мужичок в кожаном. На нем были надеты кожаные штаны с бахромой, и кожаная куртка, тоже с бахромой, покрытая узорами. В волосах торчали перья, на шее висело ожерелье из зубов и когтей. Лицо у него было красное, плоское и морщинистое.
        - Садись, - показал он на лежащее у костра бревнышко. Я сел, он уселся напротив, подкатив чурбачок. Взял деревянную ложку с длинной ручкой, и стал помешивать варево.
        - Тебе, наверное, интересно, кто я, и что это за место, - сказал мужичок и хихикнул. Я кивнул, он положил ложку, и продолжил: - давай начнем с того, что ты умер... или, скажем так, почти умер.
        Я вспомнил, что произошло в туннеле, все события того кровавого дня, и вздрогнул. Поднес к глазам левую руку, на ней все пять пальцев были целы. Все страньше, и страньше, как говорила Алиса.
        - Так что же это, получается, я умер, и вместо ада попал сюда? - я справился с собой, и даже нашел силы для иронии. Хотя, а чего мне бояться, раз я умер?
        - Ты не совсем умер... пока еще не совсем. А попал ты сюда потому, что я захотел с тобой познакомиться. Джек много о тебе рассказывал. Он сюда часто приходит... Но ты слишком привязан к земле, к своему телу, сам никуда не ходишь. А мне позарез надо было с тобой личное знакомство свести. Ты подставился под выстрел, я не упустил своего шанса, и вот ты здесь.
        - А сам-то ты кто, дядя? - спросил я у странного мужичка.
        - Я шаман, - ответил тот, - я был шаманом до того, как пришел Песец. - У меня было имя, но это было имя белых, а настоящего имени у меня никогда не было. И теперь уже не будет. А еще я был, как вы говорите, индиго. Или Новый, если использовать терминологию Джека. Когда-то мой народ был многочисленным, и вся земля, сколько видно с Черных Холмов, была нашей. Потом пришли белые, и согнали нас с нашей земли, а от моего народа осталась жалкая кучка вырожденцев, которые позировали для туристов, нацепив дедовские костюмы, или танцевали танцы, не понимая их смысла. Я тоже был таким, я не знал язык своего народа, окончил университет в большом городе, и жил совсем как белые. Однажды духи позвали меня, и я вернулся туда, где когда-то жил мой народ, стал жить так, как жили предки, и ходить путями, которыми ходили они. Великий Дух, который Джек называет эфиром, разговаривал со мной. Однажды он сказал мне, что придет Песец. Я мог уйти, времени было достаточно, но не ушел, и никого не предупредил...
        - Почему? - спросил я заинтересованно. Мужичок достал трубку, раскурил, сладковатый дым поплыл над поляной. Интересно, почему он мне все это рассказывает?
        - Почему я никого не предупредил? А кого я мог предупредить? Вокруг не было людей, одни, как твой друг Вайнштейн говорит, чмулики. Уходить самому? Мои предки уже сделали такой выбор, ушли, чтобы сохранить свои жизни. Им это не помогло, народа как такового не осталось. Это не для меня. По крайней мере, я умер на своей земле, - невесело усмехнулся шаман.
        - Что было потом?
        - Потом я оказался здесь, - обвел рукой шаман.
        - То есть, это место не реально? - подпер я рукой подбородок. Шаман выпустил колечко дыма, и сказал:
        - А что такое реальность?
        - Дядька, отвечать вопросом на вопрос, это наша национальная черта, не ваша, - усмехнулся я.
        - Тогда слушай, - усмехнулся в ответ шаман. - От органов чувств человек получает одну десятую информации о том, что принято считать "объективной реальностью, данной нам в ощущениях". Мозг принимает эту информацию, фильтрует, соединяет, дополняет недостающее, и выдает "картинку". Иными словами, "объективная реальность" в значительной степени игра ума.
        Это место не более реально, чем ваш Город. Но и не менее. Когда я здесь, мои органы чувств говорят мне, что я дышу чистым воздухом, пью чистую воду, ем вкусное мясо. Недавно я завалил в холмах гризли, он меня сильно помял, и я две недели провалялся в жару, а от его когтей остались шрамы. Я ответил на твой вопрос?
        - Более-менее. Будем считать, что да. А почему я, умерев, попал в твой вариант рая, а не в свой?
        - Ты невнимательно слушал, бледнолицый брат. Ты еще не умер, хотя такой вариант не исключен. Твой недруг, как там его... Гельман, всадил в тебя три пули. Не будь ты Новым, ты бы умер на месте. Ты и так бы умер, не сразу, минут через десять, но поблизости оказались Джек с Габи, они не дали тебе умереть. Твой дух отделился от тела... и попал сюда.
        - Я смотрю, ты всех знаешь. Откуда? И, кстати, что там с Ромой, ему ведь тоже досталось?
        - Отвечу сначала на последний вопрос. Твой друг Рома умер, - услышав это, я вздохнул. Я ведь обещал Медведю за ним присмотреть, и вот же... - ему не повезло, как тебе. Теперь первый вопрос. Я знаю всех потому, что меня назначили присматривать за вами. После того, как я умер, я оказался здесь, и, в награду или в наказание, уж не знаю, получил такую работу.
        - За нами?
        - За тобой, за Вайнштейном, за Летуном, за всем вашим Городом. Естественно, что проще всего мне было наладить контакт с Джеком и его ребятами. Пробовал я достучаться и до тебя, но ты слишком привязан к материальному плану. Хотя, и с тобой несколько раз получилось.
        - Джек говорит, это потому, что я убийца, - сказать, что я заинтересовался, значит, ничего не сказать.
        - Джек, - шаман усмехнулся, - это я ему сказал. Они же еще дети. Очень могущественные дети. Вот я им и выставил ограничитель, чтобы голова не закружилась. А у тебя такого ограничителя нет.
        - Тогда почему?
        - Так ведь ты не пробовал. Попробуй, может, получится. - В словах шамана был свой резон. Я поверил Джеку на слово, и не пробовал развивать свой Дар. Он продолжал: - и потом, ты слишком взрослый. То, что делают индиго, тебе кажется чудом. Воспитанный машинной цивилизацией человек просто не верит, что это возможно. А с Даром, верить - значит, мочь. Детям просто не сказали, что это невозможно, вот они и не отвлекаются на абстрактные рассуждения, а просто делают. Тебе сложнее, ты знаешь границы возможного, тебя этому в школе научили.
        - Интересно... - протянул я, - значит, ты у нас что-то вроде ангела-хранителя?
        - Не совсем, не совсем... Но довольно близко. В принципе, я просто наблюдаю. Реальных рычагов воздействия у меня нет. Я могу помочь советом... подсказать решение. Как подсказал тебе с тем объявлением в справочнике. Даже те рычаги, что есть, я старюсь не использовать, мне бы хотелось, чтобы вы нашли свой путь сами, без подсказок. Это очень важно, чтобы вы сами...
        - Почему это так важно?
        - Видишь ли, Песец пришел не случайно. У вас стало слишком много чмуликов, настолько много, что они стали вредить планете. Я даже не говорю о том вреде, что управляемое чмуликами человечество причиняло живой природе. Их мысли, злобные, алчные, примитивно-однообразные, наглухо забили эфир. Планета долго терпела, но всякому терпению есть предел. Если вы не изменитесь, все повторится. А измениться вы можете только сами.
        - Значит, Песец не случайно пришел... Джек тоже что-то такое говорил. И что, другого решения не было, обязательно было всех убивать?
        - Когда у человека рак в четвертой стадии, лечить бесполезно. Нужно планировать похороны.
        - Значит, нас отформатировали. Так? А вместе с нами и всю планету...
        - Да. И дали второй шанс. Возможность не повторить ошибок, и построить новое общество.
        - А индиго? Какая у них во всем этом роль?
        - Индиго, это новая ветвь эволюции. Если все пойдет как надо, со временем все люди будут индиго. Другие просто не будут рождаться. Но это в идеале, скорее всего, произойдет разделение. Будут и Старые люди, и Новые, может быть, даже биологически несовместимые.
        - То есть, ты и сам не знаешь, как оно будет?
        - Я и не могу этого знать, ведь это еще не произошло. Все зависит от вас, что вы построите, то и будет. На вашу Республику я возлагаю большие надежды. Вы можете стать тем зерном, из которого вырастет новое, справедливое общество. У вас большой потенциал, хоть вас и немного. Вы смогли победить фашистов, почти что сами, я лишь немного помог. Теперь вас ждет другая битва.
        - Это ты про что? - подскочил я.
        - Я про мирное строительство, - успокоил меня шаман, - вас ждет много работы. Но вы справитесь, если не дадите чмуликам голову поднять.
        - У нас нет чмуликов! - опять подскочил я, хоть и понимал, что шаман, в сущности, прав. Есть у нас чмулики, они не могут не есть.
        - Есть. Их меньше, чем до Песца, но все еще достаточно, чтобы вас подмять.
        - И как мне этого избежать? - заинтересованно спросил я.
        - Очень просто. Забудь старые методы. И внимательно смотри на людей. Те, кто предлагает пользоваться старыми методами, и есть чмулики. После Песца старые методы работать перестали, вам придется изобрести свои, новые. Иначе получится старая песня на новый лад.
        - Что ты имеешь в виду, под "старыми методами"?
        - Ты поймешь, когда встретишься с ними.
        - А флаг? А все эти теории, что Вайнштейн с Летуном обсуждают, это разве не старые методы?
        - Теории, что Вайнштейн с Летуном обсуждают, так теориями и останутся. Хотя кое-что разумное они из них почерпнуть смогут, да и тебе стоило бы почитать те книжки. Загляни Вайнштейну под койку, у него там много интересных книжек. - "Н-да, он даже знает про то, что Вайнштейн хранит под кроватью", подумал я, "серьезный дядька", - Слишком все изменилось, чтобы те теории заработали. А вот флаг... - шаман встал, и прошелся по поляне. Вернулся, черпнул варева, пригубил с ложки, отставив руку. Поморщившись, сыпанул в котелок горсть сушеной травы. Пристально взглянул мне в глаза:
        - Флаг - просто тряпка. Это у Вайнштейна детство в одном месте играет, вот он и вытащил его. Хотя, среди ваших две трети таких вот взрослых детишек, так что это сработало. Главное, не увлекайтесь, в меру ребятки, в меру.
        - Верно, - кивнул я. Я и сам так думал, мне часто казалось, что Летун с Вайнштейном оперируют понятиями, не имея представления об их реальном смысле.
        Я вспомнил ощущение присутствия, которое почувствовал, стоя возле гаубицы. Спросил шамана, тот усмехнулся, и ответил:
        - Рядом с вами были ваши деды, и прадеды, и деды дедов. Твой прадед тоже был там. Или ты думаешь, что вы вот так взяли и победили четырехкратно превосходящего вас врага, со всеми его танками и пулеметами? Что все ваши удачи, это просто случайность? Совпадение? Вы позвали их, и они пришли. - Было что-то в том, что сказал шаман. Кольнула ревность - как этот так, победа, доставшаяся нам такой дорогой ценой, все же не совсем наша заслуга?
        - Скажи, шаман, а другие группы есть, как наша? Или жизнь сохранилась только здесь? - задал я наиболее волнующий меня вопрос.
        - Конечно, есть. Есть многочисленные сообщества, и на Черном континенте, и на Севере, в подземных убежищах, есть и на Дальнем Востоке. У них свои хранители, я отвечаю за вас.
        - То есть, не получится у нас, сделает кто-то другой?
        - Примерно так...
        - А что, если мы, например, построим этот твой "Город Солнца", - при этой фразе шаман поморщился, ну да пофиг, в конце концов, я к нему в гости не набивался, пусть терпит, - а потом придет большая банда, и всех перебьет? Где гарантия, что этого не случится?
        - Вопрос хороший. Ответа нет. Но, при том состоянии, в котором находятся все эти группы, разделяющее вас расстояние лучшая гарантия вашей безопасности. Да и что им у вас искать, чего нет у них? Ради чего стоит преодолевать тысячи километров безлюдных пустынь или снегов?
        - Слушай, шаман, а почему я так вам нужен? Тебе, Джеку, остальным?
        - Ты человек действия, Коцюба. Такие всем нужны.
        - Иными словами, вам, великим мудрецам, нужен кто-то вроде меня, чтобы таскал для вас каштаны из огня.
        - Да, именно так. Но тебе ведь это нравится. Пока не пришел Песец, тебе ведь было скучно, разве нет?
        - Крайние два года выдались очень веселыми, что да, то да, - горько рассмеялся я. Все-таки умные ребята, Джек, Летун, Вайнштейн, умнее меня намного. Вот и шаман туда же. Умные, но дураки...
        Разговор у нас выдался долгим. По моим ощущениям, прошел не один час, но костерок не потух, все так же булькало, не думая выкипать, варево, да и солнце на небе не сдвинулось ни на миллиметр. Шаман оборвал разговор на полуслове, наклонил голову, будто прислушиваясь к чему-то.
        - Тебе пора, Коцюба. У вас там уже прошло десять минут, и Габи уже отчаялся. Как бы не посчитали тебя мертвым. Иди, - приказал он, - попей водички из реки. - Я не стал спорить с хозяином этого места, спустился к воде. Зачерпнул горстью ледяной воды. Она оказалось неимоверно вкусной, я пил ее с ладоней, и никак не мог напиться.
        - Хватит! Возвращайся, - окликнул меня шаман. Я подчинился, вылез назад. Шаман окунул ложку в котелок, зачерпнул, подал мне: - пей!
        Я спросил у него:
        - Вопрос напоследок, шаман. Как я с тобой смогу связаться оттуда, когда вернусь?
        - Во сне увидимся, может быть. Пей.
        Я секунду помедлил, хотелось еще что-то спросить но шаман разволновался.
        - Да пей же! - зашипел он. Я отхлебнул. Ну и мерзость, я с трудом подавил рвотный рефлекс, но, подчиняясь шаману, выпил все до дна. И, что за напасть, опять выключили свет.
        Пришла боль, она разрывала грудь и живот, я скорчился, попытался встать, опираясь на правую руку. Все было как в тумане, где-то высоко надо мной плавали желтые пятна света. Встать я не смог, только дернулся. Услышал вдали звонкий детский голос:
        - Он очнулся, он жив!
        Потом мне на лоб легла ладошка, и боль сразу же отступила. А затем пришел сон, просто сон, без сновидений.
        В следующий раз я очнулся ночью. Ничего не болело. Левая рука была замотана бинтами. Я открыл глаза, и прохрипел:
        - Где я?
        Спросил несколько раз, наконец, сонный голос Алины ответил:
        - Дома, в своей постели. Хочешь пить? - спросила она.
        - Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде... - я, и правда, чувствовал себя неплохо. Попробовал встать, но головокружение тут же опрокинуло меня назад на подушку.
        - Лежи-лежи, тебе нельзя вставать. Выпей вот, - Алина поднесла к моим губам чашку. Я начал жадно пить, часть питья пролилась по щекам на подушку. - Спи давай, тебе надо восстанавливаться. И не думай вставать, тебе еще нельзя.
        Я охотно последовал ее совету, и опять провалился в сон.
        Выздоравливал я быстро. Через неделю уже смог, осторожно переставляя ноги, по стенке, дойти до туалета. Индиго сотворили чудо, они не просто вернули меня к жизни, но и неимоверно ускорили процесс регенерации тканей. Вот только с рукой ничего сделать не смогли, вместо указательного и среднего пальцев остались обрубки. Я лежал в комнате один, Вайнштейна от меня отселили, на его кровати спал тот, кого назначали сидеть у моей койки, это были или Алина, или Мишка, или Габи. Приходил Медведь.
        - Прости, Медведь, за Рому, - повинился я перед ним. Он ничего не ответил, только хлопнул меня по плечу. Потом долго сидел рядом, но так ничего и не сказал, ушел восвояси. За время моей болезни у моей постели побывали все. Ну, или, почти все. О делах не разговаривали, старались беречь мои нервы. Один Летун не выдержал, пришел, положил мне на грудь какой-то листок. Улыбаясь, поздравил меня:
        - Поздравляю! Вчера мы провели выборы. Временный Комитет реорганизован в постоянный. Меня избрали председателем, ты - второй в списке! Нас избрали на год. Читай.
        Я поднес к глазам листок, что принес Летун. Листок гласил:
        Всем гражданам Республики!
        Временный Организационный Комитет объявляет о самоликвидации. По результатам прошедших выборов, образован постоянный Организационный Комитет, сроком на год, в составе:
        -- Яков (Коби) Бен-Ами, позывной Летун
        -- Виктор Коцюба, позывной Заноза
        -- Дов Сотник, позывной Медведь
        -- Алина Гофман, позывной Сестра
        -- Райво Краних, позывной Райво
        -- Ли Ван, позывной Ли
        -- Илья Вишневецкий, позывной Дрозд
        Комитет обязуется представлять письменный отчет о своей деятельности первого числа каждого месяца. В настоящее время Организационный Комитет работает над подготовкой Основного Закона Республики. По завершении проекта закона, он будет представлен гражданам на рассмотрение.
        Да здравствует Свобода! Да здравствует Республика!
        Коротко и ясно, никакой воды.
        - А кто такой этот Ли? - спросил я, хотя, в принципе, понял - кто.
        -Ли сменил Чена, - ответил Летун, - наш человек.
        -Ясно, - кивнул я, - а Вайнштейн? Почему его не избрали?
        - Да как тебе сказать..., - замялся Летун, - его за психа посчитали, он в своих теориях иногда перегибает палку. Да и потом, насчет тебя все ясно, насчет Медведя или Алины тоже, все вас знают, вы на виду, как и я. Вишневецкий и Райво просто уважаемые люди, Семьи у них большие. Сергею припомнили его пьянство, в день боя его многие видели в совершенно непотребном виде. За Ли проголосовали все его соплеменники, как один.
        - Неудивительно... - проворчал я, - развели демократию.
        - Ну, вот, поэтому за Вайнштейна почти никто не проголосовал. Он обиделся, никуда не ходит, сидит в обнимку с бутылкой. Алина к тебе его не пускает.
        - И правильно делает, нечего больного тревожить! - надвинулась на Летуна появившаяся в дверях Алина. Летун сразу стал меньше ростом. Железный человек Алина, особенно когда чувствует за собой правоту.
        - Ладно, ты выздоравливай побыстрее. Работы полно, ты нам нужен! Масса нерешенных вопросов! - под испепеляющим взглядом Алины Летун откланялся и ушел.
        - Алина! - позвал я. Она подняла голову от книжки, - что там с Гельманом?
        - Тебе нельзя волноваться, лежи! - сказала она, и в голосе прозвенела сталь.
        - Я не знаю, чем все кончилось, и оттого все время волнуюсь. Меня это ужасно беспокоит, - зашел я с другой стороны. Это сработало, Алина нехотя ответила:
        - Когда ребята решили, что ты умер, они сбросили его в ущелье. Говорят, он сразу не умер, и долго оттуда кричал...
        - Ему повезло, - медленно проговорил я, - у меня бы так легко не отделался. А Иветман?
        - Его не нашли. Говорят, его уже год никто не видел, может, его вообще не было, с самого начала. Всем Гельман рулил.
        - А как у Гельмана оказалась одежда одного из наших?
        - Я точно не знаю, - ответила Алина, - но, говорят, что когда те бежали, они его с собой не взяли, бросили. Он спрятался там где-то. Потом наши там все проверяли, и этот мальчик, младший брат рыжего Гриши, оказался один. Гельман его задушил, забрал одежду, лицо измазал сажей из печки, чтоб не узнали, и пошел на выход. Когда ты его опознал, начал стрелять. Говорят, Гриша очень за брата переживает...
        - А... - только я намылился задать еще вопрос, как Алина меня оборвала:
        - Все, отдыхай, не то позову Габи, он тебя усыпит. Тебе нужен покой, вот и лежи спокойно.
        - Лежу, лежу, - согласился я. И правда, когда бы я еще так отдохнул...
        Отдых быстро закончился. Только я начал передвигаться с палочкой, как на меня насели Летун с Вайнштейном. Нужно был готовить проект конституции, прописывать основные принципы, подводить, так сказать, базу под решение народа. А то объявить Республику объявили, а какой она будет, никто и ведать не ведает. Получилось так, что народ из нашего комитета, под разными предлогами от этого отмазался, остались мы с Летуном. Остальные сказали, что заранее одобряют любое решение. Как сказал Вайнштейн, они выдали нам мандат. Мандат там, или еще какой орган нам выдали, а работка у нас началась адова. Вайнштейн хоть и не состоял в комитете, но без него мы бы не обошлись, это было ясно с самого начала. Поломавшись для виду, он согласился нам помочь. Так и сидели втроем, чаще всего по ночам, спорили, обсуждали, писали, стирали, снова писали. Законотворчество оказалось сложным делом.
        - Классическая демократическая республика отпадает, - поправляя на носу очки, говорил Вайнштейн, - вообще, форма государственного устройства, как до Песца, нам не годится.
        Мы сидели у нас на базе, по крыше стучали капли дождя, тянуло сыростью. Шел второй час ночи, а мы все обсуждали, все спорили.
        - Логично, - согласился с Вайнштейном Летун, - нам никто не даст создать аппарат управления. Демократический централизм вообще не вариант, а жаль...
        - Прибавьте к этому то, что никаких реальных рычагов воздействия на Семьи у нас нет, - добавил я, - и мы на выходе получаем единственно возможную форму общественного устройства.
        - Это какую же? - прищурился Летун.
        - Федерацию самоуправляющихся общин. То есть, Семей.
        - Не пойдет. Это анархия, слишком аморфное образование получится, - махнул рукой Летун. Вайнштейн согласно кивнул головой.
        - Только это и пойдет! Это то, что уже существует де-факто, нам остается только закрепить это на бумаге. Ваша идея с обобществлением всего и отменой частной собственности обречена на провал.
        - Почему? - одновременно спросили Вайнштейн и Летун.
        - Да потому, что никто нам ничего не отдаст. Я же сказал, нет у нас рычагов влияния. Нас и избрали-то только потому, что у всех еще голова после победы кружится. А ты попробуй, скажи кому-нибудь, что надо за просто так отдать...да хотя бы мешок гречки. Не дадут, а попробуешь взять силой, получишь пулю. Пока народ своей выгоды не увидит, никто и пальцем не пошевелит, даже из наших, я уж не говорю про тех, кто даже не пришел нам помогать бить фашистов, - я перевел дыхание, и продолжил, - вы тут планы строите, как будто Республика это что-то реальное. А ее нет. Во всяком случае, пока нет. И, даже когда она будет, единственным местом, где она будет существовать, будут головы людей.
        - Ну, мы поговорим со всеми, убедим! - Вайнштейна понесло.
        - Ага, щас. А они уши развесят, и дружными рядами в светлое будущее... Да они же зарубят ваш проект конституции на корню, чуть только почуют, что вы хотите ограничить их свободы! Старые способы вообще не заработают, надо изобретать новые!
        Когда я это сказал, брови у Летуна поползли вверх, да и Вайнштейн удивился, по лицу заметно. Не привыкли они к тому, чтобы я такие длинные и заумные речи толкал. Похоже, что они из моих слов про "старые методы" поняли больше, чем я. Молодец, шаман, снабдил меня универсальным ключом.
        - Ты откуда это взял? - ошарашено спросил Вайнштейн.
        - Книжек почитал, пока в постели валялся. Твоя же библиотека под кроватью осталась, - я им не стал рассказывать о шамане. Думаю, если бы Вайнштейн о нем узнал, он бы с меня не слез.
        - Ладно, Коцюба, изложи свою схему, подумаем, - а вот Летун сообразил, что в моих словах есть рациональное зерно. Удивляюсь я им, взрослые, битые жизнью мужики, а столько мусора в голове... Я начал объяснять:
        - Значит, так. Во-первых, Республику определяем как федерацию самоуправляющихся общин. Равноправными субъектами делаем и отдельного человека, и Семью, но с упором на Семью. Т.е., мы будем работать с главными в Семьях, а они там, у себя, каждый как захочет, так пусть и рулит. Что важно, так это четко прописать правила, по которым Семьи функционируют...
        - Стоп, - поднял руку Летун, - ты сам только что сказал, что у нас нет возможности заставить их соблюдать эти правила. Какой в них тогда смысл?
        - Правила не будут регламентировать внутреннюю жизнь Семей. Разве что только в том смысле, чтобы избежать рабовладения, насильственного удержания и всего такого. Правила, это будут, скорее, критерии. Соответствует Семья критериям, принимает наши принципы, она будет в составе Республики, не соответствует - никого насильно не держим. Вот как-то так. И мы должны эти принципы так прописать, чтобы народ их принял. Если он их примет, как свои, то со временем в нас отпадет нужда. Система будет саморегулирующейся.
        - А как же контроль? - мои слова для Вайнштейна были как серпом по одному месту, - кто будет осуществлять контроль?
        - Да не нужно ничего контролировать, - поморщился я, - контроль штука заведомо порочная. Если в обществе перекос, если кто-то слишком корыто на себя наклонил, возникает потребность в контроле. Контроль, если говорить простым человеческим языком, а не эвфемизмами, это усилие, требуемое для удержания системы в нестабильном состоянии. Стабильная система, это система саморегулирующаяся, сама себя уравновешивающая.
        - Софистика! - взбеленился Вайнштейн.
        - Практика! - бросил я в ответ. - Не будет паразитов, не потребуется контроль!
        - А почему паразитов не будет? - задумчиво спросил Летун.
        - Паразитов не будет, потому что мы выведем их за скобки. Если в какой-то Семье заведутся паразиты, это будет проблема Семьи, а не Республики. А в самой Республике паразиты не заведутся, потому что не будет управленческого аппарата.
        - Ну, а что с частной собственностью? - спросил Вайнштейн запальчиво, - я против частной собственности на землю!
        - Я тоже, - ответил я, - максимум, это пожизненная аренда. И то при условии, что Семья работает на земле.
        - Поддерживаю, - поднял руку Летун. Хоть по этому пункту у нас единство, - поддерживаю однозначно. Предлагаю отдельно прописать, что если Семья перестает обрабатывать землю, она теряет на нее право.
        - А как с индивидуалистами быть? - спросил Вайнштейн, - вот мы говорим, Семья, Семья. А если человек сам по себе живет?
        - Очень просто. Всякий человек, живущий вне Семьи, это Семья, состоящая из одного человека.
        - Так, с этим понятно. Идея интересная, - Летун строчил в блокноте, - а вот что делать с деньгами? До Песца экономика была построена на ссудном проценте. В результате, все вокруг были в долгах, как в шелках, проценты на проценты. С этого кормилась куча чмуликов. Раз уж ты предлагаешь нам построить такое общество, где роль государства сведена к минимуму, надо придумать защитный механизм. А то торгаши опять верх возьмут, глазом моргнуть не успеем, опять все у чмуликов под сапогом окажемся.
        - Вот! - я поднял палец, - вот об этом и надо думать! Все упирается в деньги. От финансов и надо плясать. А вы тут мне про плановую экономику рассказываете, когда по факту у нас сейчас вообще никакой экономики нет. Натуральный обмен. Нам надо придумать, как наладить товарооборот без того, чтобы у нас завелись паразиты! Вот и думайте. Ты, Вайнштейн, тыщу книг по этому вопросу прочел, вот и думай. И не смотри на меня, как на врага народа.
        Вайнштейн перестал дуться, у него загорелись глаза. Но Летун не дал нам продолжить, была уже глубокая ночь, и мы пошли спать. А спустя пару дней мои идеи получили хоть и вполне ожидаемое, но оттого не менее неприятное подтверждение.
        Еще одной проблемой оставались кацетники. То есть бывшие кацетники, ну и прочие обитатели туннеля. Их временно поселили в нескольких зданиях неподалеку от входа в туннель. Условий там не было никаких, просто поставили в торговом зале бывшего супермаркета кровати, наскоро оборудовали туалеты и душевые. Публику из второго туннеля, и стражников поселили отдельно, под охраной, во избежание эксцессов. Впрочем, как говорили Сергей и Райво, занимавшиеся обустройством, все было тихо-мирно, они даже общались между собой.
        Освобожденных детей, у которых не было родителей, разобрали по Семьям. Нам тоже досталось две девочки тринадцати лет, и два гаврика, один четырнадцати, другой шестнадцати лет. Мишка, как старожил, и заслуженный ветеран, сразу их построил. Без разборок у них не обошлось, одно время и Мишка, и пацаны, особенно старший, Шимон, ходили в синяках, и смотрели друг на друга волками. К нам они с просьбами не лезли, наоборот, всячески демонстрировали единодушие и дружбу, ну мы и не вмешивались. Я опасался, что заборет этот старший Мишку, все-таки на два года старше, но обошлось. Мишка был не лыком шит, пока с нами жил, физкультурой-рукопашкой не пренебрегал, так что, в конце концов, он взял верх. Не прошло и недели, как я проснулся утром от громких команд за окном. Мишка выгнал свою, теперь уже - свою, команду на зарядку. Я вышел, опираясь на палку, посмотрел, как он их гоняет, переглянулся с Эли. Тот подмигнул, и понимающе усмехнулся.
        Ожесточенный спор у нас разгорелся насчет предоставления обитателям туннеля гражданских прав. Я был за то, чтобы предоставить гражданство Республики всем без исключения, но наши, включая Алину, оказались против. Доводы их были, в общем-то, резонны: бывшие обитатели туннеля к нашей Республике никакого отношения не имеют. Мы за нее воевали, мы вместе пережили зиму, у нас уже устоявшиеся связи. Давать чужакам право голоса, чтобы они нам переворот устроили? На это никто не был готов пойти. На мое предложение, выгнать их всех к чертовой матери за уже определившиеся границы республики, Летун возразил, что люди нам все-таки нужны. И это тоже было вполне резонно. Нас было около шестисот человек, под тридцать Семей, этого едва-едва хватало для поддержания уровня воспроизводства. Шанс деградировать, выродиться через два-три поколения был велик, в такой ситуации людьми разбрасываться было нельзя. В итоге, приняли половинчатое решение - установить испытательный срок в один год, присмотреться к людям, и только после этого давать избирательные права.
        Мои возражения, что многие из людей, узнав, что их ограничили в правах, затаят злобу, что это как мина замедленного действия под фундамент нашего общества, услышаны не были. Решение приняли большинством голосов, был только один голос против. Мой.
        С помощью Профессора мы отфильтровали захваченных во втором туннеле. Большей частью, там были просто мелкие холуи, пятые подползающие к третьему помощнику младшего лизоблюда. Гельман в туннеле развел паразитов, огромный бюрократический штат, даже в условиях Песца ухитрявшийся производить массу исписанной бумаги. Но среди мелко рыбешки попадалась и крупная, два десятка уродов, вроде Ароновича, или коменданта. На каждого из них мы набрали материалов на три смертных приговора, тут тебе и многочисленные убийства, и изнасилования, и растление малолетних, вплоть до людоедства. Теперь эти уроды сидели у нас под замком, под охраной, и мы не знали, что с ними делать. То есть, я-то знал, а но остальным предложенное мной решение не понравилось. Ли сказал, что это плохая карма, начинать такое большое дело, как Республика, с казней, и остальные члены совета, кроме Медведя, их поддержали. Медведь горел жаждой мести за сына, я был целиком на его стороне. Как по мне, так надо было бы вообще всех этих туннельных через одного к стенке прислонить. Слишком много среди них мутного элемента. Но раз народ против, то так
тому и быть. Демократия, во всей красе.
        Конечно, раньше или позже нам пришлось бы что-то с ними делать, но народ решил за нас. В один из вечеров пост охраны в бывшем полицейском участке, где сидели под замком уроды, запросил помощи. Мы с Райво прямо от дома Сергея понеслись туда. Подъехав к участку, я увидел странно знакомую картину. Толпа полукольцом стояла напротив полицейского участка. Их было много, сотни две, мужчины, женщины. В руках палки, арматура. По одежде я сразу опознал кацетников. На крыльце у входа, с винтовками наизготовку, стояли трое наших ребят. Я протолкался сквозь толпу. Люди расступились, пропуская меня и Райво. Я встал спиной к облегченно вздохнувшим охранникам, опустившим стволы, и, повернувшись к толпе лицом, спросил:
        - Что стряслось, товарищи? - Из толпы раздались крики, лучи фонарей скрестились на мне. Я не выдержал этого, и гаркнул, прикрывая глаза рукой: - свет убрали! Убрали, я кому сказал!
        Фонарики опустились, толпа чуть подалась назад. Кто-то крикнул:
        - Уходите! Отдайте нам кровопийц!
        - Зачем они вам, люди? - спросил я. Из толпы выступила женщина, и, размазывая по щекам слезы, завопила:
        - Гады, мою кровиночку... казнить их! Смерть ублюдкам! - толпа тут же подхватила крик, вспоминая своих замученных родных, близких, друзей. От этого крика она завелась еще больше, и надвинулась, нависла, как огромное многорукое существо. У меня по спине побежали мурашки, я чувствовал, что еще чуть-чуть, и они меня разорвут на части, до того воздух был наэлектризован. Я достал пистолет, свет фонарей отразился от полированного металла. Стараниями моего верного оруженосца Мишки он был надраен до состояния зеркала. Мне пришлось два раза выстрелить в воздух, прежде чем толпа сделала шаг назад.
        - Я их тоже ненавижу! - крикнул я прямо в перекошенные лица, - и мы их повесим. Клянусь! Но повесим после суда, по закону! - сложно описать, что я чувствовал, защищая уродов, которые того не стоили. Не в уродах дело, я защищал Республику, наше общее дело. Разница толщиной в волосок, и небо отделяется от земли, а государство превращается в банду.
        - Отдай их нам, - опять завели в толпе, - отдай, не то сами возьмем!
        - Не отдам! У нас Республика, а не банда! Вы их получите, но сначала вам придется убить нас! Остановитесь!
        Слова подействовали, ворча, толпа разошлась. Хочется верить, что из уважения ко мне и Республике, а не из страха перед возможной местью моих друзей. Мы зашли внутрь, закрыли дверь, и я рухнул на скамейку у конторки, где в допесцовые времена дежурный мент принимал посетителей.
        - Блин, ведь еще чуть-чуть, и порвали бы, а? - сказал я с облегчением. Бледный как смерть молодой паренек из охранников нервно захихикал, и трясущимися руками стал наливать себе воду из бутылки, до того неуклюже, что половину пролил.
        И тут меня тоже разобрал смех, я понял, почему сцена показалась мне знакомой. Ну конечно, кино. Толпа в масках, с факелами окружает офис городского маршала, требуя выдать им Бешеного Джонни, конокрада и убийцу, чтобы линчевать. На крыльцо выходит, звякая шпорами, положив руки на рукояти револьверов маршал, на лацкане сюртука блестит пятиконечная звезда, на голове шляпа с загнутыми полями. Не выказывая страха, маршал объясняет собравшимся, что хоть Запад и Дикий, но закон есть закон, и что первый, кто сунется, получит пулю.
        Я поделился этой мыслью с остальными, и через несколько мгновений мы все впятером катались по полу от смеха. Напряжение спало, и я понял, что одержал еще одну победу. Победу над собой, над зверем внутри.
        А уродов мы повесили. И суд был, самый настоящий. Долго не заседали, через три дня суд присяжных единогласно приговорил всех к казни через повешение. Развесили их на фонарях вдоль главной трассы. Ставили по пять-шесть в кузов грузовика со связанными руками, грузовик становился под фонарным столбом, петлю накидывали на шею, затем грузовик отъезжал. У следующего столба операция повторялась. Многочисленная толпа следовала за грузовиком, улюлюканьем и свистом приветствуя каждую казнь. Тела провисели там до самой зимы. Ездить вечерами по тому шоссе было приключением не для слабонервных.
        Глава 14
        Власть
        Оттолкнув Сергея, "оппозиционеры" ворвались в комнату для заседаний. Мы сидели втроем, я, Летун и Медведь, разбирались с бумажками, а тут они влетают.
        Возглавлял их Даниэль, глава одной из Семей. С ним был еще один главный, имя которого все время вылетало у меня из головы, Стас, и рыжий Гриша. Эти четверо стояли впереди, за ними толпился еще народ, но больше глав Семей не было.
        - Летун, твои бандиты в нас стреляли! - возмущенно закричал Гриша, остальные согласно загалдели, мол, как это так, что за беспредел. У меня, от хронического недосыпания, голова и так раскалывалась, а от этого ора аж у висках заломило.
        - Так, ну-ка все вышли, кроме Стаса, Даниэля, Гриши, и Ури! - сказал Летун. Все его услышали, похожий на двухкамерный холодильник в упаковке, Медведь встал, и вытолкал крикунов за дверь. Сергей тоже вышел, снаружи послышался его увещевающий голос. Остались только мы, и главы Семей. Ури, вот как зовут третьего, надо запомнить.
        - Мы пошли в туннель, а твои сразу стали стрелять. Чудом никого не зацепили! И даже когда они нас узнали, все равно не пустили! - загудел Гриша. Ну да, правильно, мы чего-то в этом роде ожидали, поэтому охрана туннеля была усилена, а еще ко входу в туннель мы отогнали откопанный из-под обломков дома танк.
        - И правильно сделали, в туннеле идет инвентаризация. А вам там что понадобилось, товарищи? - спросил Летун.
        - Ты нам зубы "товарищами" не заговаривай, Летун. Прошел почти месяц, а трофеи не поделены. Когда делить будем? Народ интересуется! - запальчиво произнес Стас. На худой шее дергался острый кадык.
        - Делить ничего не будем. Все трофеи объявлены собственностью Республики, - так же спокойно, как и раньше, ответил Летун. Повисла наряженная тишина.
        - Людям это не понравится, Летун, - наклонился над столом Стас, - мы эту Республику объявили, мы ее и отменим, в три счета. Ты хорошо подумал? - остальные опять загалдели.
        - Гриша, можно тебя на секундочку? - я обошел стол, и, подталкивая, увел Гришу в соседнюю комнату. Там припер его к стене, и шепотом, чтобы не услышали остальные, сказал:
        - Гриша, ты реши, с нами ты или нет, я тебя очень прошу!
        - Я с вами, но... - Гриша только начал отвечать, но я его перебил:
        - Ты что, не видишь, что они тобой прикрываются? Вот их трое, три Семьи. Сколько у ни человек? А сколько они послали нам помогать, когда мы на смертный бой шли? Знаешь? Могу список показать. А твои пришли все, и ты сам пришел. Эти в сторонке отсиделись, а теперь хотят свою долю. За твой, Гриша, счет! - по мере того, как я говорил, глаза у Гриши разгорались, - в общем, так. Ты реши для себя, но это в последний раз, с кем ты. С ними, так с ними, с нами, так с нами, но если ты с нами, чтобы этой хрени больше не было!
        Я отпустил Гришу, и ушел назад. Там шел разговор на повышенных тонах. Я прошел к своему месту, и сел. Секунду спустя зашел Гриша, без колебаний обошел стол, и стал возле меня. Стас с шумом втянул воздух, хотел что-то сказать, но я опередил. Опять встал, и пошел к двери. Троица попятилась. Я стукнул в дверь, и громко сказал:
        - Серега, запускай народ.
        Ввалился красный как рак Серега, все это время оборонявший дверь, за ним повалил народ. Комната заполнилась. Оценив диспозицию, гришины ребята стали возле нас, остальные напротив. Троицу недовольных тут же окружили сторонники. Я вышел на середину, оперся о стол, и стал ждать, пока все заткнутся. Через минуту им надоело галдеть, все выжидательно уставились на меня.
        - Значит, хотите делить? Так? - спросил я, - а как?
        - По справедливости, - закричали в один голос недовольные.
        - По справедливости, это как?
        - На равные доли, по количеству Семей! - ответил Стас. Подпевалы тут же принялись повторять это на все лады. Мне захотелось оказаться где-то далеко отсюда, ужасно болела голова.
        - Я вам скажу, как будет по справедливости, - я оперся о стол левой рукой, а правую упер в бок, - по справедливости будет так... Во-первых, все что в туннеле, военный трофей, так? Так. Значит, будет более чем справедливо, если мы разделим все добро на равные доли не по количеству семей, а по количеству участвовавших в бою. Это, если считать не только бойцов, а всех, кто внес свой вклад, сто восемьдесят четыре человека, столько же долей. Тогда тебе, Стас, тебе Даниэль, и тебе, Ури, достанется... - я вынул из кармана список добровольцев, - четыре доли. Ровно столько ваших участвовало в бою. - Стас хватал ртом воздух, лицо Ури налилось кровью, они хотели что-то возразить, я продолжил: - Во-вторых, если мы смотрим на все это как на операцию, целью которой был захват трофеев, то я бы хотел, чтобы перед разделом были возмещены наши затраты. А именно, горючее, боеприпасы, патроны, тысяча снарядов, которые мы перли в Город черт знает откуда. И все такое, включая наше время, которое мы потратили
        - Вас никто не просил это делать, это ваши проблемы! - вклинился Стас.
        - Наши или не наши, а свое мы не упустим, если до дележа дойдет, - спокойно ответил я. Стало намного тише, народ, а тут были люди почти из всех Семей, слушал, что я скажу. - В общем, так, народ! Если кто хочет свою долю по справедливости, пусть приходит, рассмотрим этот вопрос. Но! Это будет равнозначно выходу из Республики. Тех, кто не хочет быть с нами, мы не держим, у нас полная свобода.
        - Отлично! Нафиг нам не нужна ваша Республика! - закричал Стас, - мы ее как объявили, так и отменим!
        Я подошел к Стасу вплотную, и посмотрел ему в глаза. Он побледнел и попятился. За спиной раздался шорох, и крепкая рука Летуна сжала запястье моей правой руки. Я, по привычке, положил правую на пистолет. А они, небось, решили, что я его кокнуть собрался. Я повернулся ко всем.
        - Еще раз говорю, мы никого не держим. Но те, кто покинет наше сообщество, потеряют все права на то, что оно дает, - я обвел взглядом присутствующих, и стал загибать пальцы. - Никакой защиты, если вас придут убивать, никто не придет на помощь, никакого бесплатного лечения, никаких общих проектов. Подумайте, выживете ли вы в одиночку! Я повернул голову к Стасу: - у тебя кончится гречка с тушняком, что будешь делать? И вот еще что, Стас, да и вы все тоже слушайте. Вы меня знаете. Я сейчас с вами разговариваю, потому что мы все на одной стороне. Мы все часть Республики. Если вы не хотите Республики, так тому и быть, я уже устал сушить себе голову вашими проблемами. Не будет Республики, разговор у меня с вами будет другой... а может, вообще разговора не будет. Решайте.
        - Вы все слышали, - подвел черту Летун, - думайте. Но я вам вот что скажу. Наш Комитет не получает от своей работы никаких выгод. Решите, что мы вам не нужны, нам же легче. Мы не пропадем, точно вам говорю.
        Народ разошелся, у некоторых я заметил печать думы на челе. Еще до вечера об этом узнают во всех Семьях. Я призадумался, а не пошлют ли нас, уж очень круто мы взяли.
        - Большинство на нашей стороне, - успокоил меня Летун, - всем понятно, что в одиночку не выжить.
        - Хорошо, если так.
        Через несколько дней мы закончили проект Конституции, точнее, целых два проекта, один по моему плану, другой по плану, составленному Летуном и Вайнштейном. Состоялось всеобщее голосование. Понятное дело, что их план, по сути , повторяющий общественный уклад Союза середины прошлого века, с четким приоритетом государственного перед личным, не приняли. Приняли мой.
        Вайнштейн придумал, как нам решить вопрос с деньгами, а заодно, и как использовать на благо Республики почти две тысячи "туннельных", которые уже месяц сидели в помещениях бывшего супермаркета. Надо сказать, что за этот месяц некоторые из туннельных отделились. Они нашли себе жилье, и стали жить отдельно, Семьями человек по двадцать-тридцать. Что интересно, были среди отделившихся и кацетники, и из второго туннеля, "чистые". Как я понял, многие из них были знакомы до Песца. Мы такое отделение только приветствовали, даже помогли без лишней помпы. Мужики там были очень похожи на наших, такие же дельные, привыкшие жить своим умом и ни на кого не надеяться. Эти точно будут в Республике, к гадалке не ходи. Ну а большинство так и осталось сидеть у нас на шее. Я ходил в супермаркет, смотрел, пытался понять, с кем мы имеем дело. Торговый зал очистили от стоек и стеллажей, поставили кровати. Между кроватей с опухшими от сна лицами, еле переставляя ноги, ходили вялые от безделья люди. Оживлялись они, только когда раздавали еду, выстраивались, позевывая в очередь к раздаче, а сожрав полученное, опять
заваливались на койки. У многих, очевидно, была депрессия. Ну, мне до их депрессий дела никакого не было, но что я четко понял, и донес до остальных членов Комитета, это то, что этот дармоедский заповедник надо разгонять, и чем раньше, тем лучше. Но прост так этого делать было нельзя, нужен был план. Даже с идей Вайнштейна нам пришлось поломать голову над практическим исполнением.
        Когда Летун, взгромоздившись на кассу, объявил в матюгальник, что со следующего месяца, то есть через две недели, прекращается выдача еды, с обитателей супермаркета мигом слетела сонная одурь. Они сбежались со всех концов супермаркета, и стали напирать на предусмотрительно выставленный нами заслон из касс. Раздались выкрики, кричали, что так нельзя, что это не по-людски, что у них ничего нет. Летуну пришлось несколько раз выстрелить в потолок, чтобы воцарилась хоть какая-то тишина.
        - Значит, так! Решение о прекращении выдачи еды окончательное, и ничего вы с этим не поделаете! Мы не будем кормить дармоедов, - голос Летуна, усиленный мегафоном, летел над супермаркетом, - у нас есть работа, для тех, кто хочет работать, кто не хочет, может валить на все четыре стороны, плакать не будем. Начиная с завтрашнего дня, в соседнем здании открывается контора по трудоустройству, желающие могут приходить. Работы хватит всем. На этом все.
        Летун спрыгнул с кассы, и мы быстренько ретировались. На следующий день к нам заявилась депутация. Все произошло, как планировал Летун, они весь вечер совещались , из толпы выделился десяток "активистов", и эти активисты пришли к нам на "переговоры".
        Одного взгляда хватило, чтобы понять, к какой группе принадлежал каждый из пришедших. Всего их пришло десять шестеро были кацетники, и четверо из "чистой публики", обитатели второго туннеля. Даже если бы кацетники не были одеты в одинаковую одежду, пустынный имперский камуфляж, который мы им выдали вместо тех лохмотьев, что на них были, их отличала от остальных худоба, даже за месяц они не отъелись как следует, и какой-то голодный блеск в глазах. Кацетники были как кацетники, а вот четверо "чистых" все как один были той породы, которую я до Песца терпеть не мог. Интеллигенция, точнее, псевдоинтеллигенция. Жлобы, которые, прочтя пару книг, и научившись есть вилкой и ножом, по этому поводу сразу зачислили себя в столпы мира.
        - С чем пожаловали? - вежливо спросил я, никак к ним не обратившись. Называть их "господами" много чести, а товарищами... какие они мне товарищи?
        - Мы протестуем против вашего решения прекратить раздачу пищи, - выступил вперед благообразный старичок в жилетке. Кацетники помалкивали, опасливо на меня поглядывая, а вот старичок явно ничего не боялся, - вы не имеете права так поступать!
        Он закатил речугу, видимо, заранее приготовленную. Голос у него был хорошо поставленный, он привычно оперировал такими понятиями как "общечеловеческие ценности", "права человека", "демократия", "закон и порядок". Я слушал, не перебивая. Потом заскучал, и перестал слушать, включив фильтр, который еще до Песца меня здорово выручал. Несет себе клиент чушь, ну и пусть несет, слушать не надо, надо реагировать на ключевые слова. Старичок выдохся, и закончил, выжидательно уставившись на нас. Я скосил глаза. Летун сидел с отсутствующим видом, он тоже старичка не слушал, Медведь с Райво сидели обалдевшие, точно загипнотизированные, мне показалось, что еще чуть-чуть, и у Райво закатятся глаза. Я посмотрел на старичка, и лениво бросил:
        - Тяжела она, шапка мозготраха.
        - Прошу прощения? - не понял старичок.
        - И откуда вы только такие беретесь? Я уж думал, что всю вашу породу генерал Мороз убил, но вас, похоже, вывести труднее, чем тараканов, - неприязненно ответил я. Старичок выкатил зенки, в его представлении совсем не так мне следовало разговаривать с представителем демократической общественности.
        - Вам есть, что ответить по существу сказанного? - вылез еще один, представительный мужчина с брюшком, гладко выбритый, и аккуратно, со вкусом одетый. - что вы ругаетесь?
        - По существу есть чего ответить, - сказал я и сплюнул. До сверкающих начищенных ботинок представительного плевок не долетел совсем чуть-чуть. - По существу, у вас два варианта. Либо вы устраиваетесь на работу, либо идете на все четыре стороны. Вам же уже все сказали, что тут непонятного. Никого за красивые глазки мы кормить не будем. У нас дармоедов нет.
        - Вы понимаете, что это произвол? Вы выгнали нас из наших домов, у нас ничего нет, вы обрекаете нас на голодную смерть! Кто вам дал такое право право? - не унимался представительный.
        - Ты кто? - спросил я.
        - Меня зовут Авраам Бухбут, - ответил тот.
        - Не то, мне плевать, как тебя зовут. Профессия у тебя есть?
        - Я инженер-строитель.
        - А, это ты построил те доты? - спросил я. Представительный подтвердил, тогда я, прищурившись, бросил: - хорошие доты, от пары снарядов разлетелись.
        Один из кацетников, немолодой уже мужик, хмыкнул. Представительный заметно стушевался, но все же нашел в себе силы продолжить:
        - Мы считаем, что у нас есть право на часть припасов из туннеля. Выдайте нам немного, и мы уйдем.
        - Понятно, вот теперь - понятно, - я откинулся в кресле, - а можно узнать, почему у вас есть право? Право не бывает просто так, его заслужить надо. Чем вы заслужили?
        - Мы жили в туннеле, это был наш дом, мы вместе работали, вывозили эти припасы! - ответил он, остальные согласно закивали. Не все, тот самый, хмыкнувший мужик от кивка удержался, и двое кацетников рядом с ним тоже.
        - Это надо понимать как признание? - привстал Летун, он четко уловил, куда я клоню.
        - Признание в чем? - не понял представительный.
        - Признание в соучастии в преступлениях Фраймана и Гельмана, - грохнул я кулаком по столу.
        - Ннет, но...
        - Два варианта, - я еще раз обрушил кулак на столешницу, стол жалобно застонал, - ты или жертва, или соучастник. Если соучастник, пойдешь под замок, у нас уже сидит два десятка таких. Мы их скоро повесим просушиться. Если жертва, претензий к тебе у нас нет.
        Представительный побледнел, трое его приятелей сразу от него отодвинулись. Я внутренне усмехнулся, и эти туда же, права на наследство Фраймана предъявлять. Наших еще можно понять, а вот на что надеялись эти, выставляя какие-то условия, можно только гадать.
        - Значит, так, - Летун встал. - Никаких прав на имущество в туннеле у вас нет. Это военные трофеи, захваченные нами в бою. Выдача еды будет прекращена через две недели, как объявлено.
        - Но, как же мы будем жить? - выдавил из себя старичок.
        - Вокруг тысячи брошенных домов. Заселяйтесь, живите, никто вам не мешает. Устраивайтесь на работу, мы всех обеспечим работой. Мы не звери. Через год, если будете вести себя примерно, получите гражданство Республики, - ответил ему Летун.
        Немолодой кацетник кивнул, во взгляде его уже не было страха. Чувствовалось, что ему хочется уйти, что ему стыдно, что он пришел к нам с такими требованиями.
        - Подумайте о детях, ведь много семей с детьми! - сделал последнюю попытку старичок.
        - Пусть о детях думают их родители. Мы-то тут причем?
        - Вы власть, и обязаны обеспечивать! - взвизгнул старичок. Я уже хотел послать его открытым текстом, но тут заговорил тот немолодой кацетник:
        - Все ясно, мужики, пошли, нечего нам тут делать. Он прав, - сказав это, он развернулся, и вышел, за ним еще четверо кацетников, секунду поколебавшись, к ним присоединился последний оставшийся кацетник, и один из "чистых". Оставшиеся втроем делегаты еще постояли, потом, ни на кого не глядя, смотались.
        Я вышел из комнаты, прошел вверх по эскалатору. Там, у ворот, курили трое кацетников в одинаковых куртках, среди них тот, немолодой. Я подошел, протянул руку:
        - Коцюба, - хотя они, конечно, знали, кто я такой.
        - Дорон, Дорон Амсалем, - секунду замешкавшись, представился немолодой и пожал мне руку. Представились и остальные.
        - Чем занимался до Песца, Дорон? - спросил я.
        - Сварщиком работал, - ответил тот.
        - Сварщики нам нужны. Нам вообще нужны люди рабочих профессий, нужны толковые люди,- сказал я и повторил приглашение Летуна приходить завтра. У остальных тоже оказались рабочие специальности.
        - Я смотрю, Коцюба, что вы не бандиты, - удивленно сказал Дорон, - а эти наговорили... - он махнул рукой в сторону удаляющихся спин незадачливых делегатов.
        - Подумай сам, были б мы бандиты, разве стали бы мы кого-то кормить? - ответил я, - да и эти, думаешь, пошли бы к бандитам с такими требованиями? А?
        - Да, - задумчиво протянул Дорон, похоже, мои слова его удивили, - об этом мы не подумали...
        - Вот! - я поднял палец, - это полезно, думать. Иди к своим, и скажи, что у нас все по справедливости, никаких паразитов, никаких чмуликов.
        - Чмуликов? - не понял Дорон.
        - Это ты у Вайнштена при случае спроси, он расскажет! - я хлопнул Дорона по плечу, попрощался и ушел назад. Работы было выше крыши.
        Идея, которую Вайншейн отрыл в своей библиотеке, меня поразила. Он не просто нашел идею, он придумал, как привязать ее к реальности, к тем ресурсам, что у нас есть. Все гениальное просто. Когда он впервые изложил мне ее, я поначалу подумал, что он бредит. Идея, что деньги могут иметь отрицательную стоимость, не укладывалась в голове, она настолько отличалась от всего, к чему я привык, что казалась дикой. Но когда Вайнштейн объяснил мне суть, механику денежного обращения, я понял, что это то, что надо.
        - Понимаешь, Коцюба, - объяснял он мне, - от выбора экономики, от денег, зависит и структура общества. Идеология вторична, деньги на первом месте. Да ты и сам это знаешь, ведь это ты натолкнул меня на мысль искать в этом направлении. Получается, что, какую бы идейную базу мы ни подвели под Республику, если мы построим экономику, где властвует ссудный процент, то рано или поздно, придем к тому, с чего начали. К власти чмуликов, и принесения всего в жертву химере "экономического роста". Поэтому потерпели поражения все без исключения революции в истории. Смена элиты без смены денежной системы приводит к тому, что новая система старательно воспроизводит старую.
        - Вывод? - спросил я заинтересованно. Про пагубность ссудного процента я знал, непонятно было, как без него обойтись.
        - Вывод простой, надо ввести деньги, которые не будет смысла копить. И которые нельзя будет превратить в товар.
        - Это как? - не понял я.
        - Очень просто. Нужно ввести отрицательный процент, - Вайнштейн достал свои записи и принялся объяснять детали. Я заинтересовано слушал. Чуть позже, уже вместе, мы подготовили детальный проект и представили Комитету. Он был принят единогласно.
        Уже в начале лета, сразу после штурма туннеля, мы поняли, что лето будет для наших краев необычным. Дождливым, не очень солнечным, холодным. За таким летом обязательно должна была придти зима, и никто не мог гарантировать, что она не будет такой же, как прошедшая. Надо был готовиться, времени еще было много. Все без исключения Семьи одобрили нашу программу переселения. Хоть и жаль было покидать нагретые места, но, разбросанная на большой территории Республика, была слишком уязвимой. Безопаснее было поселиться поближе друг к другу, так и выжить проще, и отбиться от врага, если что. Мы планировали переселиться в опустевший поселок, километрах в десяти от промзоны. Обитавшая там Семья была не против. Поселок находился на небольшой возвышенности, его окружали поля, место со всех сторон подходящее. Нефтезавод, до которого было не больше пятнадцати километров, меня не пугал. Если там до сих пор ничего не рвануло, значит, вряд ли рванет, да и расстояние вполне безопасное. Кроме того, у меня на нефтезавод были свои планы, но, пока мы не определились с жильем, думать об этом было преждевременно.
        План состоял в том, чтобы, вместо того, чтобы кормить бывших кацетников и прочих, обменять еду на их труд. Первоначально, объявляя о прекращении выдачи еды, мы планировали набрать рабочие бригады, и задействовать их на укреплении домов в поселке. Но Вайнштейн предложил сделать по-другому, и план был слегка подкорректирован.
        В заброшенной типографии нашли оборудование, позволяющее печатать техмерные логотипы, и запас бумаги с водяными знаками. Напечатали деньги, почему-то Вайнштейн упорно называл их "шиллинги", и название прижилось. Были выпущены банкноты номиналом 1, 5, 10 и 50 шиллингов. На лицевой стороне каждой банкноты были картинки из жизни Республики, в обрамлении узоров. Картинки нам нарисовал сам Вишневецкий, и очень хорошо получилось. На купюре в один шиллинг красовалась печка, окруженная мешками, к печке была прислонена винтовка. На пятерке - стреляющие гаубицы, на десятке - стоящие у флагштока люди. Меня и Летуна было очень легко узнать. На пятидесяти шиллингах Вишневецкий нарисовал гуляющих детей, они держались за руки, и смеялись.
        На обороте каждой купюры было двенадцать квадратиков. Каждый месяц купюра "усыхала" на один процент, чтобы она сохранила свой номинал, нужно было купить марку стоимостью в один процент от номинала, и наклеить на купюру. Марки назвали "гроши". Идея была в том, чтобы заплатить рабочим этими новыми деньгами, которые они могли бы отоварить в магазине, который мы открыли прямо возле туннеля, у въезда на эстакаду.
        - В самом худшем случае, если идея не сработает, - пояснил Вайнштейн, - деньги просто вернутся к нам, а мы отдадим товары, которые и так бы отдали за труд. Но если все сработает как надо, появятся люди которые предпочтут оказывать услуги тем, кто работает, вместо того, чтобы работать самим. И деньги начнут ходить. А, поскольку, их стоимость будет постоянно падать, люди будут стараться от них поскорее избавиться, что стимулирует круговорот денег.
        Мы договорились с более-менее адекватными Семьями об использовании этих новых денег как платежного средства. В итоге, первыми, кто получил эти деньги, были не записавшиеся на работу, а "кулацкое племя" запасливых хомячков. Чтобы нанять рабочих, им ведь тоже нужны были деньги.
        За первые пять дней мы набрали больше пятисот рабочих, и, не мешкая, приступили. В Поселке было около тысячи домов, а то и все полторы, поэтому, даже когда Семьи разобрали себе понравившиеся, все равно осталось множество пустых домов. Самая большая группа рабочих занималась строительством, под руководством Медведя, оказавшегося прирожденным инженером, они утолщали стены. Вокруг каждого дома, отступив на полметра от стены, возводили новую стену, а межстеновое пространство забутовывали смесью опилок, глины, и мелких камней. Первоначально хотели забутовывать стекловатой, и в некоторых местах так и сделали, но Медведь развел пропаганду здорового образа жизни в экологических домах, и в итоге мы остановились на глине. Стена получилась почти метровой толщины. Вставляли окна, по две рамы, в каждой по два стекла, снаружи окна закрывали стальными ставнями. Надстроили новые крыши, с крутыми скатами. В наших краях, не видавших снега, были только такие. Все изменилось, даже архитектурные стандарты, например, трубы провели внутри дома, а не снаружи, как раньше. Расчистили и отладили канализацию, вывели стоки в
речку-вонючку, на то она и вонючка. Пробили колодцы для воды, установили погружные электрические насосы, и обычные колонки с ручкой. Одним из приятных сюрпризов было то, что водоносные горизонты вновь наполнились водой, и воду можно было брать из-под земли. Неподалеку от поселка были пруды-водохранилища, так что воды хватало, и должно было хватить и на "сельскохозяйственный проект", так высокопарно у нас назывались обычные огороды. Пока что ни о каких огородах речь не шла, даже трава и то еле росла, все вымерзло, а вот следующей весной... В центре поселка построили Форт, окружив два дома стеной из контейнеров. Большой контейнер двенадцати метров длиной вкапывался землю стоймя, так что на поверхности оставалось восемь метров, потом внутрь контейнера кидали металлический лом, гравий, и заливали бетоном. Поверх получившейся стены пустили колючую проволоку, по углам поставили башни. Перед главным зданием Форта в торжественной обстановке подняли флаг.
        Почти сразу после начала строительства все рабочие тоже выразили желание жить в Поселке, на что мы и рассчитывали. Свободного времени у них было много. Оплата была нормальной, один человек, работая на самой низкооплачиваемой работе, мог купить достаточно продуктов, чтобы прокормить себя и еще одного человека. Мы не нанимали никого больше, чем на четыре дня в неделю, по восемь часов в день, и у людей оставалось время позаботиться о себе.
        Одна за другой, семьи рабочих переселялись в Поселок, через два месяца после начала строительства переселились и мы, покинув наш гостеприимный склад. Заняли целых четыре двухэтажных дома, превратив пространство между ними во внутренний двор. Семья наша разрослась, мы объединились с Летуном и его ребятами, нас стало много. Никакого дележа власти с Летуном у нас не произошло, я спокойно доверил ему бразды правления. Это слияние вызвало кривотолки среди недоброжелателей, мол, одна Семья рулит всей Республикой, но разговоры эти быстро прекратились. Большинство было за нас. Когда ручеек желающих жить в поселке иссяк, и все Семьи, отстроившись, переехали на новые места, мы провели перепись. Население поселка приблизилось к полутора тысячам. Надо сказать, что не все бывшие обитатели туннеля переехали к нам. Многие так и оставались в супермаркете, не предпринимая никаких шагов, чтобы облегчить свое положение. Мы перестали выдавать еду, и бросили всех оставшихся там на произвол судьбы. У нас хватало своих забот, чтобы еще забивать голову судьбой людей, не желающих позаботиться о себе.
        Другая группа рабочих, поменьше, продолжала начатые Фрайманом раскопки в порту. Теперь, когда не было снега, работать там стало проще, и темп раскопок возрос неимоверно. Мы, решив, что хуже все равно не будет, объявили все находящееся в порту собственностью Республики, и народ на удивление спокойно это воспринял, хотя мы и были готовы, в случае возмущения дать задний ход. Оплачивалась работа на раскопках сдельно, точнее, не оплачивалась вовсе, просто часть найденного нужно было сдать на склад Республики, а остальное - твое. Работать на раскопках было тяжело, порт представлял собой огромную свалку, и найти там что-то ценное было непросто, тем более, что-то съедобное. Раз на раз не приходился, часто после целого дня раскопок, когда, из-под гор мусора и обломков зданий извлекали контейнер, обнаруживалось, что весь он забит резиновыми членами или еще какой-то бесполезной хренотенью, вроде дивиди-плееров или плазменных телеков.
        Кроме раскопок, была еще одна немаловажная задача. Мы организовали группу консервации, которая занималась спасением остатков технологической цивилизации. Мы были не в состоянии ничего сделать самостоятельно, кроме самых примитивных вещей. Надо было собрать и сохранить как можно больше из того, что осталось от старого мира, пока время и погода не уничтожили это. Команда консервации моталась по всему Городу, собирая аккумуляторы, выкручивая лампочки, собирая все, что могло бы нам пригодиться. Они свозили все в промзону, там поверяли то, что нельзя было проверить на месте, складывали и каталогизировали.
        Довольно серьезной проблемой для нас стала усталость, не физическая, понятное дело, а психологическая. После долгой зимы, после напряжения всех сил в подготовке к бою, после всего пережитого, люди устали. Эли наш захандрил, в работе не участвовал, целыми днями лежал на кровати, отвернувшись к стене, иногда, когда мы его буквально заставляли присоединиться к нам, выпивал пару стаканов водки, сидел, кислый как лимон, и быстро уходил. Когда я поделился этим с Медведем, оказалось, что у него та же картина - половина Семьи в депрессии, и непонятно, что с этим делать. Решили оставить все как есть - само рассосется, в конце концов, все люди взрослые.
        - Привет, Коцюба! - Габи, по обыкновению, будто из-под земли вынырнул, и дернул меня за рукав, - идем, тебя Джек зачем-то зовет!
        - А что ему надо? - спросил я, бросив лопату. Мы как раз расчищали двор нашего нового дома в Поселке.
        - К нему дядька какой-то пришел, с ружьем. Джек говорит, разговор есть, важный!
        - Какой дядька? Он сам пришел, или Джек его привел?
        - Дядька добрый, - шмыгнул носом Габи, - пойдем, надо!
        Я взял автомат, и направился к квадроциклу. Увидев, что Габи не идет за мной, остановился:
        - Что не так, Габи?
        - Идем так, я знаю короткую дорогу, - выпалил Габи и побежал куда-то по улице. Его умение всегда оказываться вовремя в правильном месте меня давно интересовало, поэтому я не стал спорить, а последовал за ним. Он побежал по улице, свернул за угол дома, я за ним, стараясь не отставать. Мы пролезли в дырку в заборе, оказавшись на пустыре. Я все окрестности излазил вдоль и поперек, но такого пустыря не помнил. Габи пошел вдоль забора, потом опять нырнул в какую-то дырку, сквозь которую я едва протиснулся, залез через окно в заброшенный дом, прогремел вниз по лестнице. Я, не отставая ни на шаг, бежал за ним. Отстать было страшно, места вокруг были какие-то... неправильные. Когда мы вышли из подъезда, я остолбенел. Прямо напротив нас был дом, где жили индиго. Они так и не переехали в Поселок.
        - Габи, как мы тут оказались?
        - Пришли ногами, - засмеялся Габи в ответ. В дверях подъезда показался Джек.
        - Здравствуй, Коцюба, - поздоровался он, и махнул рукой, - идем в дом.
        - Джек, как получилось, что мы с Габи прошли восемь километров за три минуты? И что это за места, по которым он меня вел? - мне не терпелось получить ответ на вопрос.
        - Смотри, - остановился Джек прямо на лестнице. Он достал из кармана блокнот, и вырвал страницу, и поставил на листке две точки: - вот ваш поселок, вот наш дом, вот так ты едешь от одной точки к другой, - он соединил точки линией. - А можно вот так, - он сложил листок таким образом, что точки соприкоснулись. От такого объяснения я оторопел.
        - Но, Джек! Пространство это же не лист бумаги, чтоб его сворачивать?
        Габи, услышав это, залился смехом, вот, дескать, какие глупые бывают взрослые, и ускакал вверх по лестнице. Да уж, индиго умеют удивлять. И ведь дети еще, обычные необычные дети.
        - Идем, Коцюба, я познакомлю тебя с гостем, - Джек пошел вверх по лестнице.
        У него, и правда, сидел какой-то мужик. Увидев на нем синюю полицейскую куртку, я вздрогнул. Подумалось, что это кто-то из бандитов. На лиц у него было много мелких шрамиков, по всему лицу, как будто он упал лицом в костер.
        - Познакомьтесь, - представил нас друг другу Джек, - Виктор Коцюба, второй человек в Республике, и Лираз Данино, капитан полиции, предводитель людей на нефтезаводе.
        Человек протянул мне руку, и я пожал ему руку, подумав, что с плохим человеком Джек меня знакомить бы не стал. Правда, учитывая негативный опыт с бывшими ментами, я внутренне был готов ко всему.
        - Ну, рассказывайте, зачем я вам понадобился, - сел я за стол и захрустел яблоком. У индиго были свежие фрукты и овощи, к ним всегда было приятно зайти в гости.
        - Мы много о вас слышали, о вашей Республике, - начал Лираз, - и хотели бы вступить в клуб.
        - Мммм, - я от удивления аж поперхнулся, - а зачем?
        - По двум причинам. Причина первая, мы видим, что у вас есть шанс выжить, а у нас нет. Сколько мы еще можем так сидеть? Год? Два? А потом что? Ты это знаешь, поэтому вы и объединились, так проще выжить, больше шансов.
        - Это одна причина, - я справился с удивлением, и начал обдумывать слова капитана, - а вторая?
        - Вторая причина... мы хотим придти к вам, не дожидаясь, пока вы придете к нам. Вы покончили с Фрайманом, мы - следующие на очереди. Это же очевидно. Мы сидим на нефтеперегонном заводе, это огромное количество нефти. Нефть всем нужна, значит, вы за ней придете.
        - Ага. Придем, это точно, - подтвердил я. Я, и правда, думал собрать народ, и следующей весной взять нефтезавод.
        - Приятно иметь дело с умным человеком, - капитан улыбнулся уголками рта, - так мы договорились?
        - Приходи к нам на заседание, сам я такие вопросы не решаю, - ответил я, - но я не сомневаюсь, что ответ будет положительным. Ты прав, нефть нужна всем. И с таким приданы мы вас примем с распростертыми объятиями. Приходи, обсудим условия.
        Капитан рассказал мне свою историю. Они и правда сначала были с Фрайманом, потом, увидев, какой беспредел тот творит, они от него отделились. Тогда ими еще командовал генерал. Потом, только они обосновались на нефтезаводе, у них случилась эпидемия. Эпидемия, а не утечка токсичных отходов, как сказал Сергей. Девять из десяти умерли в первые недели, в том числе, все до единого дети. Умер и генерал, оставив Лираза за старшего. Оставшиеся в живых вели жизнь полуинвалидов. Все их тело покрывали страшные нарывы и язвы, кружилась голова, болели внутренние органы. Их осталось едва ли полторы сотни человек, из которых как-то перемещаться и работать могла половина. Нефтезавод и в мирное-то время был похож на крепость, из-за боязни терактов его окружал глухой бетонный забор, стояли вышки. Наружу они не выходили, но и внутрь никого не пускали, у них было много оружия и патронов, все подходы к нефтезаводу были перекрыты пулеметчиками. Впрочем, как только стало холодно, никто к ним больше не лез. Потом, случайно перехватив радиопередачу, они узнали при каких-то индиго, которые, якобы, всех лечат. Вместо того,
чтобы просто выйти на тот канал, и поговорить с людьми, попросить помощи, они решили найти индиго сами. Паранойя у них разыгралась, как я понимаю, побоялись за свою банку с нефтью. Индиго они не нашли, наоборот, потеряли несколько поисковых групп. И тогда индиго пришли к ним сами. Ни забор, ни пулеметы их не остановили, посреди завода из воздуха соткался Габи, и ни говоря ни слова, просто подошел к проходившему человеку, тот просто не поверил своим глазам, увидев посреди завода ребенка, решил, что ему мерещиться, и не стал стрелять. Габи одним прикосновением снял ему боль, дальнейшее было делом техники. Индиго вылечили всех обитателей нефтезавода, в обмен попросив тех не вмешиваться в дела промзоны. Слово свое они сдержали. А теперь, прослышав о том, что творится у нас, решили к нам присоединиться. И даже выразили желание усыновить некоторое количество детей. Расстались мы в полной уверенности, что скоро встретимся снова.
        Так и вышло, неделю спустя нефтезаводские в полном составе присоединились к Республике. Я ожидал, что они сформируют одну Семью, но в итоге, они разделились на семь групп, из которых пять переехало жить в Поселок, а на нефтезавод лишь наведывались, все-таки завод был не самым лучшим местом для жизни. Они усыновили много детей, спустя некоторое время, к ним ушла некоторые из освобожденных женщин, так что скоро мы уже не отличали их от наших, все перемешались. Половину готового топлива, что было на нефтезаводе, они передали в дар Республике. Понятно, что жест был символическим, топливо так и осталось в резервуарах, и контролировали его по-прежнему они, но мы и не собирались с ними ссориться. Осень того года прошла под знаком сотрудничества и дружбы. У нас все получалось, поэтому зиму, которая в тот год пришла рано, мы встретили во всеоружии.
        Глава 15
        Поселок
        Уже в сентябре начались первые заморозки, ноябрь мы встретили по уши в снегу. И морозы начались, почти как в прошлую зиму, только и того, что залив не замерз, и это был хороший знак, это давало надежду на то, что зима будет мягче и короче предыдущей. Впервые после Песца я отдохнул, мы все отдыхали освобождаясь от напряжения последних лет. В домах было тепло, горел свет, был запас продуктов. Наконец-то мы могли с надеждой смотреть в будущее, если не далекое, то, хотя бы, близкое, на год-два вперед. Благодаря топливу с нефтезавода мы могли позволить себе не экономить. Ходили в гости, устраивали праздники. Жизнь в Поселке не замерла с наступлением холодов, а перешла на другой уровень. Новые деньги заработали, да еще и как! В Поселке появился свой ремесленный квартал, открылась парикмахерская, открыл свой кабинет зубной врач. Нашлось много людей, умеющих делать то, что нужно другим. Деньгами все с удовольствием пользовались, они настолько оживили оборот товаров и услуг, что мы диву давались, они переходили из рук в руки с неимоверной скоростью. Потребность в деньгах была настолько велика, что нам
пришлось допечатывать новых.
        С наступлением холодов все те, кто не присоединился к Республике, прибежали просить убежища и еды. Пришлось нам организовывать новый заповедник для паразитов, не бросать же их замерзать. Сергей отдал им торговый центр, где раньше обитал, все Семьи скинулись и завезли туда продуктов, солярки для печек, и всего, что нужно. Надо сказать, что "отщепенцы" на деле доказали свою никчемность. Мало того, что они не подготовились к холодам, не запасли продуктов. Даже получив все это на блюдечке от нас, они не сумели наладить себе быт. Лишившись прислуги, они быстро опустились. Ходили немытые, в грязной одежде, вонючие. Когда-то чистые помещения, которые Семья Сергея всегда содержала в идеальной чистоте, утопали в мусоре, до того, что пола не было видно. Идешь, а под ногами что-то противно чвякает, и воняет, само собой разумеется.
        - Свиньи, - бросил возмущенно Сергей, когда увидел, во что они превратили его дом.
        - Ну, а чего ты хотел? - хмыкнул я, - они за всю жизнь пальцем о палец не ударили. Деньги им платили просто за разговоры, все ж через одного профессора болтологических наук. Унитаз им чинил сантехник, мусор за ними убирала прислуга. Как сейчас помню детишек одного клиента, домой приходят, и раздеваются с порога, по пути в комнату шмотки скидывая прямо на пол. А служанка за ними бежит, и подбирает их носки. Сейчас их болтовня нафиг никому не нужна, вот тебе и результат.
        - И как им самим не противно? Ведь живут же, как животные!
        - Им, может быть, и противно, но иначе они не умеют. Все нормальные люди у нас. Среди наших ведь тоже хватает и бывших адвокатов, и культурологов. Кого только нет. И у них все в порядке. А эти... эти без подачек не могут, и пристроиться им у нас некуда, нет в нашем обществе экологических ниш для чмуликов.
        В дальних комнатах, самых холодных, обитали самые слабые, изгои среди изгоев. Они прятались под горами одеял, спали вполвалку, не раздеваясь. Давешний старичок, что так проникновенно говорил об общечеловеческих ценностях, тоже был здесь. Я с трудом его узнал, до того он опустился. Он опасливо сверкнул на меня глазами - не обижу ли, и полез назад под вонючее засаленное одеяло.
        - У них тут кто сильнее, тот и прав. Пайку друг у друга отбирают, - прокомментировал это Райво, который отвечал за поддержание порядка в этом зоопарке, - мы сначала не вмешивались, потом пришлось применить силу, не то они бы тут друг друга на тряпочки порвали.
        Я брезгливо дернул плечом, и ушел. Вернувшись в Поселок, взглянул на него другими глазами, просто другой мир увидел. По расчищенным дорожкам бегают крепкие розовощекие дети в чистой одежде, играют в снежки, проходят, здороваясь, нормальные люди. Подымается из труб дым, вкусно пахнет, кто-то печет хлеб.
        В марте мы устроили выборы. Перед выборами мы приняли в гражданство всех, кто присоединился к нам после штурма. Чтобы не заморачиваться, просто выставили на рассмотрение народа предложение переизбрать Комитет целиком, как он есть, без рассмотрения кандидатур. Предложение приняли большинством голосов, доверие к нам было на очень высоком уровне. Народ как-то сплотился, бывшее разделение на "старожилов", и "туннельных" практически исчезло, различия стерлись. "Туннельные" обросли барахлом, завели свои хозяйства, и после переселения в Поселок все стали выглядеть и свести себя одинаково. Понятное дело, без ссор и разборок не обходилось, но нам как-то удавалось гасить их в зародыше, все было спокойно, тишь да гладь.
        Отпраздновали Мишкин день рождения, ему исполнилось пятнадцать. Он вытянулся, постоянные занятия спортом укрепили ему мускулы, так что на вид ему меньше семнадцати никто не давал. Он ходил в школу, нашлись учителя, и в Поселке открылась школа, куда ходило больше двухсот детей. В свободное от школы время он помогал нам с делами. Я ему этого не говори, но в планах у меня было подготовить из Мишки и еще десятка толковых ребят замену нашему Комитету. Не сейчас, ясное дело, в будущем. Этими планами я ни с кем не делился, никто у нас дальше, чем на год-два вперед не заглядывал, слишком много было насущных сиюминутных задач.
        Мишка однажды подкатил ко мне с предложением, от котрого я не смог отказаться. До Песца он увлекался программированием, писал всякие мелкие проги для сотовых телефонов. Среди его новых приятелей нашлись еще несколько компьютерных гениев, и вместе они придумали одну очень интересную штуку. Они нашли способ заставить сортовые телефоны работать без ретрансляционных вышек и сложных центральных узлов. Идея заключалась в том, что каждый сотовый телефон был одновременно и телефоном, и ретранслятором. Сто-двести телефонов образовывали "облако", и можно было звонить с одного на другой, используя мишкину программу. Идея получила широкое распространение. Сотовых телефонов было как грязи, и вскоре каждый, заплатив небольшую абонентскую плату, имел такой телефон. В радиусе десяти километров вокруг Поселка связь была устойчивая. Это оказалось намного удобнее переносных раций, которых, к тому же, на всех не хватало. В бюджет Семьи потекли денежки, ну и в Мишкин тоже, ясное дело. Он купил с рук военную куртку с кучей карманов, оптику для своего укорота, и превратился в неиссякающий источник сладостей для        Зима длилась почти полгода, снег начал сходить в апреле, к концу мая все более-менее подсохло. В июне мы решили, наконец, попробовать что-то посадить. Глядя на то, что даже сорняки и те с трудом растут, и не везде, я очень сомневался в том, что что-то вырастет. Впрочем, особого выбора у нас не было. Распахали два прилегающих к Поселку поля, разделили их на участки, отмеривая на глазок, вбили столбики с номерами. А еще, один из наших предложил сделать теплицы, и мы, набрав стекол и алюминиевых уголков, начали строить каркасы для теплиц.
        Еще прошлым летом мы установили контакт с окрестными поселениями, где уцелели люди. С нашим сообществом их и сравнить было нельзя, в ближайших поселениях жило не больше ста человек в каждом, но, по слухам, таких поселений дальше на север уцелели десятки, если не сотни. Уцелело много фермерских хозяйств, некоторые даже сохранили скотину. С большим трудом мы выменяли там мелкой живности - куриц, гусей, кроликов. Меняли втридорога, на оружие, рации, приборы ночного видения. За двух коров отдали джип с пулеметом, присовокупив к нему бочку горючки. Горючку фермеры брали охотно, и просили везти еще. Жаль было отдавать, но другого выхода не было. Кое-кто предлагал приехать на танке, большой бригадой, и просто взять у фермеров то, что нам нужно, но Комитет не дал. Нам еще с этими людьми рядом жить, зачем злить соседей?
        Устроили скотный двор, в тепле за зиму живность расплодилась, особенно кролики, и к весне мы раздали ее по Семьям, теперь в половине семей был свой скотный двор, появились свежие яйца, стали печь свежий хлеб. Проблема была с кормом, не было свежего, подъедали старые запасы комбикорма.
        На полях посеяли кукурузу, картошку, помидоры. Картошку мы нашли в туннеле, ее как перед самой зимой завезли, так она и лежала там. Большая часть либо погнила, либо проросла, но кое-что, все же, можно было попробовать посадить. К моему удивлению, у нас нашелся и специалист по сельскому хозяйству. Специалиста звали Зиан, из Семьи Ли, он у себя на родине даже какое-то учебное заведение закончил, в общем, был он то ли агроном, то ли полевод, мы так и не поняли. Многие из наших узкоглазых друзей оказались в прошлом крестьянами. Это вам не я, горожанин в четвертом поколении, еду добывающий в супермаркете.
        - Не вырастет, - лаконично сказал он, - земля не родит.
        - Ну, мы попробуем, - возразил я, - просто объясни, как и чего делать.
        Он объяснил, мы кое-как прорастили рассаду, посеяли треть от того, что у нас было, залили все удобрениями, и стали ждать. Нечего и говорить, что через месяц ни одного зеленого ростка на полях не появилось. Народ ходил, как в воду опущенный, раздавались даже обвинения в адрес Комитета, пока, правда, вполголоса.
        - Не переживай, Коцюба, следующей весной посеем, - успокаивал меня Медведь.
        - А если и тогда ничего не вырастет? - с горечью ответил я, - что мы будем делать? Опять тушенку жрать? Она не вечная.
        - Ну и что ты предлагаешь? Лечь и умереть? - Медведь удивился, - ты кончай хандрить, Коцюба, у нас дел невпроворот.
        Выбора не было, пришлось обращаться за помощью к Джеку. Он выслушал меня, нахмурив брови, моя просьба его не привела в восторг.
        - Мне бы не хотелось афишировать наши возможности. На нас и так косятся, особенно эти, из туннеля, - сказал Джек. - В его словах было немало правды. Если наши знали индиго с лучшей стороны, практически все у них лечились, ведь именно благодаря индиго за всю зиму так никто и не умер, хотя были обморожения, и воспаления легких, то для "туннельных" индиго были непонятным колдунами, а ведь людям свойственно бояться непонятного.
        - Пойми, дружище, нам без вас не обойтись. Не вырастет ведь ничего, все труды пропадут! - уговаривал я его, - а недоброжелателей не бойся. Вы стольких людей спасли, у вас чуть не каждый второй в должниках по гроб жизни. Да любого, кто хоть пальцем вас тронет, на куски порвут!
        - Ты плохо знаешь людей, Коцюба, - спокойно возразил Джек, - чувство благодарности им несвойственно. - Впрочем, - добавил он, - я посоветуюсь кое с кем, и дам тебе ответ.
        - Со старым шаманом? - понимающе кивнул я.
        - С ним, - Джек несказанно удивился, - а что, вы разве знакомы?
        - Я много где побывал, - многозначительно ответил я, и ушел. Джек остался чесать в затылке.
        Шаман дал положительный ответ. Намеченное мероприятие мы решили сохранить в тайне, поэтому собрались рано утром, перед рассветом. Было еще темно, но над горами вдали уже заалела полоска облаков. До рассвета оставалось немного. Подошли индиго, их было очень много, Джек привел всех, кроме самых маленьких. Они отчаянно зевали, да и меня в сон клонило.
        - Что, Джек, обломал я вам сон? - решил я пошутить, но шутка не удалась, Джек сверкнул глазами, но ничего не ответил.
        - Так, ребята, все в круг! - скомандовал он. Я всегда удивлялся, как Джеку удается поддерживать такую дисциплину, ведь три десятка разновозрастных детей, а слушаются его беспрекословно. Хотя, может быть, им просто интересно с ним, вот и весь секрет?
        Индиго сели кружком, запустили пальцы во вспаханную землю, и замолчали. Повисла тишина, но они не просто молчали, я будто услышал отголоски диалога, но без слов. Индиго разговаривали с кем-то еще, причем не каждый индиго по отдельности, а все вместе, как будто были одним разумом, одним организмом. Я почувствовал, как у меня покалывает кончики пальцев, потом подстриженные коротко волосы стали дыбом. Над полем разливалась энергия.
        - Что они делают? - шепотом спросил Вайнштейн, он тоже что-то почувствовал.
        - Тссс, не мешай, - оборвал я его. На самом деле, он мешал мне смотреть, индиго он помешать бы не смог при всем желании.
        Солнце уже вышло из-за гор, в небе над горизонтом горела желтая монетка, а индиго все сидели. От земли поднялся туман, Поселок вдали исчез в дымке. Я поежился, было прохладно, утренняя сырость заползла мне под куртку.
        Наконец, индиго разорвали круг, и встали. Без команды, они построились в линию, и взявшись за руки, пошли по полю к Поселку. Вскоре они исчезли в тумане, были слышны только о чем-то весело переговаривающиеся звонкие детские голоса.
        - Идем за ними? - спросил Вайнштейн нетерпеливо.
        - Жди, - ответил ему Ли, - имей терпение. - На обычно бесстрастном лице Ли читалось удивление.
        Мы стали ждать у края поля. Голоса индиго замолкли вдали, они, наверное, уже шли по улицам Поселка.
        - Смотрите, земля шевелится! - изумленно проговорил Вайнштейн. Насколько хватало глаз, вспаханная земля шевелилась, будто живая. Точно волдыри, появились бугорки, а потом, из каждого бугорка проклюнулся зеленый росток, и, прямо на глазах утолщаясь, потянулся вверх. Мы смотрели на чудо, как завороженные. Позабыв наш язык, Ли что-то бормотал на своем себе под нос. Солнце катилось ввысь, и под его лучами туман таял в воздухе. Мы увидели, что все поле зеленеет ростками.
        - Идем к теплицам! - возбужденно крикнул Вайнштейн, и побежал к Поселку. Мы поспешили за ним. Теплицы были в черте Поселка, за забором, мы миновали изумленного сторожа на входе, который, кажется, даже не заметил, что мы прошли, настолько его поразила увиденная картина, и забежали внутрь.
        В теплицах все цвело. Раскинув широкие листья, на грядках распускались желтые цветы огурцов, торчали кусты кабачков, тянулись зеленые стебли лука. У теплиц расцветали кусты шиповника. Мертвая, убитая морозами акация, которую у нас все не доходили руки спилить, зеленела свежей листвой.
        Мы покинули теплицы, и пошли по Поселку. Индиго прошли по Поселку и отправились восвояси, мы их не догнали. Кругом все зеленело, с непривычки изумрудная зелень резала глаз. Расцветали деревья, клочки земли покрылись травой, в воздухе пряно пахло какими-то цветами. Добило меня то, что в Форте, в углу, куда я несколько дней назад кинул огрызок моченого яблока, тянулся к небу ствол дерева. Из огрызка выросла яблоня.
        - Охренеть! - тихо матерился возле меня Вайнштейн. Я вполне разделял его чувства. Прибежал Зиан, возбужденно залопотал что-то на своем, дергая меня за рукав.
        - Чего он хочет, Ли? - спросил я.
        - Хочет идти к индиго, благодарить, - ответил Ли, глаза у него были как плошки, даром что косые, - говорит, что это чудо.
        Во дворе Форта собралась толпа. Новость вмиг облетела весь Поселок, и, несмотря на ранний час, люди выскакивали из домов, и бежали в поле, к теплицам, смотреть. А посмотрев, бежали к Форту, требовать объяснений, на лицах у всех смесь изумления с детским восторгом. Я взял матюгальник, и вышел на крыльцо.
        - Я знаю, что вы не верите своим глазам, - произнес я, - я и сам не верю. Все, что я вам мгу сказать, что за это чудо надо благодарить индиго. Они увидели, что у нас ничего не получается, и решили помочь. Как они это сделали, я не знаю.
        - Идем к индиго! Надо отблагодарить! - понеслось над толпой.
        - Не надо никуда ходить! Вы их напугаете! Я сам передам нашу благодарность, - мне еле удалось отговорить собравшихся от похода.
        Чудо помогло. Недовольство действиями Комитета исчезло, мы опять стаи самые лучшие и любимые. Через месяц мы сняли первый после Песца урожай, и Зиан обещал, что к осени будет и второй, в теплицах. Все росло, как на дрожжах, я никогда раньше такого цветения не видел. Растения рвались к небу, расцветая на глазах. Наш Поселок утопал в зелени, резко контрастируя с полуживыми землями вокруг. Окрыленные успехом, мы ремонтировали дома, расчищали улицы, и очень скоро Поселок стал краше, чем был до Песца. На нефтезаводе запустили какой-то генератор, не знаю, какой, в подробности я не вдавался, и в Поселок стала поступать электроэнергия, улицы были ярко освещены, в окнах домов мерцали экраны телевизоров, народ смотрел кино.
        - Все это хорошо, - скептически прокомментировал иллюминацию Вайнштейн, - только не надо забывать, что мы не в состоянии сделать даже лампочку. И вряд ли сможем в ближайшие десять лет.
        - Ты нас недооцениваешь. Смотри, сколько мы сделали, чего добились. Дай срок, и лампочек наделаем, людей грамотных осталось достаточно.
        - Может быть может быть... Только вот зачем? - пожал плечами Вайнштейн, - будущее все равно не за нами, а за индиго. Ты же видел, на что они способны. Нет, Коцюба, мы что-то вроде динозавров. Побарахтаемся еще какое-то время, и исчезнем. А планета достанется индиго.
        Я не нашелся, что ответить, тем более, что я понимал правоту Вайнштейна. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что я тоже индиго?
        На второй обмен к поселенцам я решил съездить лично, посмотреть, что там и как. В прошлый свой визит Вишневецкий договорился об обмене десяти тонн солярки на двух коров и быка-производителя, и вот теперь мы везли обещанное топливо. Ехали большой колонной. Впереди шла "Жестокая", которую мы вытащили из речки-вонючки и починили, джип с пулеметом, "Сафари", где сидело два десятка отборных бойцов, грузовики, два бензовоза, тягач, на который мы тоже присобачили пулемет. В принципе, на пустых дорогах нужды в такой военной силе не было, но решили подстраховаться, мало ли что. В округе сохранились еще сарацинские поселения, черт его знает, что у них на уме. Да и прочих тоже стоило опасаться, понравятся кому-то наши машины, и пишите письма. В общем, ехали серьезно. До поселения, а это оказался тот самый Ключ, обитателей которого мы распугали у артскладов, добрались без приключений. По дороге Вишневецкий, что был у нас кем-то вроде министра иностранных дел, посвящал меня в тонкости здешних раскладов.
        - Вот, смотри, - показывал он на карте расстеленной на разделяющем джип кожухе коробки передач. Кожух широкий, на нем и карте место нашлось, и подставки для стаканов ребята приварили, в общем, ехали с комфортом, - вот это, это и это наши поселения, это вот сарацинское, и вот это тоже. А вообще тут в округе их чуть ли не три десятка поселений, и еще отдельные фермерские хозяйства, кто уцелел. Они живут мирно, так только, иногда покусывают друг друга, на серьезный набег сил не хватает, да и горючки нет почти, все, что было, за две зимы спалили. Странники говорят, что поселений еще много, и на север, и в сторону центра, вплоть до вот этих мест, де были ядерные взрывы. Там начинается зараженная земля, и никто не знает, что там происходит, да никому это и не надо, туда лазить.
        - А сколько там народу? - спросил я задумчиво.
        - Человек по тридцать, редко где под пятьдесят. Фермеры, те живут семьями, максимум десять человек с бабами да детишками.
        - У них есть что-то, что нам нужно, на обмен?
        - Считай что ничего. Скотину сохранили не все, и ту, что есть, ни на что не обменяют. Расти у них ничего не растет, сидят на старых запасах комбикорма.
        В поселении, встречать нас высыпали все жители, и женщины, и дети, и старики. Вишневецкого тут знали, никто нас не опасался. Среди встречающих я узнал Ави, по злобному взгляду, что он метнул в мою сторону, понял, что он меня тоже.
        Вишневецкого сразу окружили мужики, по разговору я понял, что многие специально пришли из других поселений что-то сторговать. Наши, тем временем, стали на бензовозах объезжать поселок, сливая солярку в стоящие во дворе каждого дома цистерны. Поселяне привели обещанный скот, стали с матюгами загонять коров в кузов машины.
        Я, тем временем, пошел по улице, стало любопытно, как они тут живут. Краем глаза заметил, что за мной тут же увязался подросток возраста Мишки. Правильно, мысленно похвалил я Ави, нечего чужих без присмотра оставлять. Я свернул за угол, и остолбенел. У домов, как это часто бывает, были вкопаны флагштоки, на них развевался бело-голубой флаг Земли Отцов, у каждого дома, а некоторых так еще и из окон торчали.
        - Эй, пацан, поди-ка сюда, - я справился с удивлением, и повернулся к следующему за мной, как тень, подростку. Тот подошел, молча уставился на меня хитрыми глазами. - В честь чего флаги?
        - Просто так, - шмыгнул тот носом, но по блеску глаз я понял, что тут дело нечисто.
        - А подробнее, - спросил я вежливо, пацан ничего не ответил. Я секунду подумал, достал из кармана большое красное яблоко, и показал пацану: - расскажи, почему флаг висит, получишь яблоко.
        Пацан заколебался, потом начал говорить. Как оказалось, никакого секрета тут не было. В поселение несколько недель тому назад приезжал какой-то дядька в офицерской форме, о чем-то долго говорил с Ави и остальными мужиками, после чего уехал. Потом мужики достали флаги и повесили на домах. О чем шла речь, пацан не знал, никого в суть дела не посвятили. Я отдал пацану яблоко, и пошел назад. Там уже поставили столы, и женщины выносили угощение. Переговоры Вишневецкого увенчались успехом, положив блокнот на капот джипа, он что-то записывал, а мужики стояли вокруг него, и диктовали, перебивая друг друга. Мы расселись вокруг стола, сначала, как водится, поговорили ни о чем, потом перешли к серьезным темам.
        - Я смотрю, вас в ностальгию потянуло, мужики. Флаги вон вывесили, - начал я.
        - Да то мы так, просто, - честно глядя мне в глаза, ответил Ави.
        - Ну, если просто, то скажите офицеру, что приезжал, чтобы к нам тоже заглянул. Ага? - я впился взглядом в лицо Ави тот не выдержал, и отвел взгляд. Надо сказать, дураком он не был, тут же нашел взглядом моего провожатого, и погрозил ему кулаком. Потом, увидев что тот жует яблоко, выскочил из-за стола, подбежал к пацану и вырвал у него из рук огрызок. Развернулся ко мне:
        - Откуда у вас свежее яблоко?!
        - С яблони, откуда еще? - я прикинулся шлангом.
        - А еще есть? - спросил он, тяжело дыша.
        - Есть, - я достал из другого кармана, и показал ему. Он задумался, на лице его явственно отразилась борьба с жабой, потом махнул рукой, и сказал:
        - Если привезешь мне саженец яблони, дам тебе весь расклад, все, что знаю, скажу.
        - Давай, - согласился я, - саженец я привезу.
        Ави рассказал, что к ним приехал офицер, на джипе, сказал, что дальше на север поселения объединяются, под старым флагом, уже есть выборный совет, что-то вроде парламента, идет формирование дружин для борьбы с сарацинскими бандами. Их тоже пригласили, и они согласились вступить. Через неделю офицер должен был приехать с документами, что-то там подписать. Ави дал мне список поселений, вступивших в новоявленный союз. Список меня впечатлил, в нем значилось больше тридцати поселений.
        - А что, сарацины вас так достают? - спросил я задумчиво. Чем-то нехорошим пахло от этих новостей.
        Ави разразился тирадой, об этих проклятых сарацинах, которые воруют у них все, что плохо лежит, и поймать их никак не получается, потому что они а лошадях, а у них в поселении лошадей нет, и силенок маловато, чтобы пойти к сарацинской деревне и проучить. Ави еще довольно долго намекал мне на то, что вот нам бы, с нашими броневиками, да пулеметами, как раз бы и ударить по сарацинам, но я вежливо послал его к черту. Еще чего не хватало, за чужие интересы свой лоб подставлять.
        Мы не стали задерживаться в поселении, посидели для приличия за столом, и засобирались. Я оставил Ави бумажку, на которой написал частоту для связи, и попросил передать это тому офицеру, что приезжал, вместе с пожеланием встретиться. Только отъехали от поселения, как я, наконец, поймал за хвост ускользающую мысль, и спросил у Вишневецкого:
        - Эта сарацинская деревня, где она?
        - Вот, - показал он на карте. Я взялся за рацию:
        - Всем машинам, смена маршрута... - я объяснил, куда ехать.
        - Что мы там забыли, это же сарацинская деревня? - удивился Вишневецкий.
        - Понимаешь Ави жаловался, что они на лошадях, и поселяне не могут их поймать, за конными не угнаться, - ответил я.
        - Ну и что? - не понял Вишневецкий.
        - Надо сторговать у них лошадей, вот что! - я давно хотел обзавестись лошадьми. Идеальное средство передвижения, по нынешним временам. Вишневецкий посмотрел на меня и кивнул, ему эта мысль тоже пришлась по душе.
        Ведущий в деревню съезд с шоссе был завален бетонными блоками, так, что по дороге было не проехать. Наша колонна остановилась метров за двести перед съездом, я вылез, и рассматривал ведущую в деревню дорогу в бинокль. До деревни было километра полтора вверх, дорога сначала опускалась вниз, пересекала заросшую мертвыми деревьями лощину, заем подымалась вверх, на холм, где начинались дома.
        - Возьмем ребят, и пройдемся туда? - спросил Вишневецкий.
        - Зачем? Они там подумают, что мы пришли их выносить, с перепугу начнут стрелять.
        - Ну, а что ты предлагаешь? Один туда пойдешь? К сарацинам?
        - Не один...
        Взревев мотором, разбрасывая гусеницами комья земли, "Жестокая" съехала с дороги, и пошла по полю, выбрасывая из выхлопной трубы клубы сизого дыма. На корме развевался флаг Республики. Я, наполовину высунувшись из командирского люка, наблюдал за местностью, за моей спиной водили стволами пулеметов стрелки. Объехав по широкой дуге завал, мы поехали к деревне. Выезжать на дорогу не стали, опасаясь мин, поехали по обочине. Не доезжая до первых домов, остановились, я перевшись руками, поднял ноги из люка, и спрыгнул на землю. Стрелок кинул мне палку с белым лоскутом, которую мы заранее приготовили специально для таких случаев. Я отошел от "Жестокой" на несколько шагов, и поднял палку над головой.
        - Думаешь, они сейчас на тебя смотрят? - иронически спросил меня стрелок, не забывая, впрочем, сканировать местность взглядом.
        - Думаю, смотрят, - ответил я, - если они, конечно, не глухие.
        Я почувствовал направленное на нас внимание, еще когда мы объезжали завал. Кто-то рассматривал нас в бинокль. Сейчас этот, точнее эти "кто-то", сидели на последнем этаже дома напротив нас, и рассматривали нас в щель между жалюзи. Они думали что их не видно, но от меня им было не скрыться, я сразу их срисовал. Чтобы не затягивать сцену, я поднял с земли камешек, сильно размахнулся, и бросил. Он со стуком отскочил от жалюзи, и упал на землю.
        - Эй там, выходите, разговор есть! - крикнул я. Тишина в ответ.
        - Чего надо? - в доме поняли, что прятаться бесполезно, и мне ответил молодой испуганный голос.
        - Я же сказал, поговорить!
        - Уходи, мы с фашистами не разговариваем! - ответил все тот же отчаянный голос.
        - Ты кого фашистом обозвал, ушлепок?! - я обиделся, - глаза разуй, ослотрах, че, флаг не видишь?
        - Чего надо? - сидящий в доме набрался смелости, и подошел к окну.
        - Так, мальчик, старших мне позови! - я не был настроен на разговоры с идиотом. Паренек осмотрел нас, глянул на виднеющуюся вдалеке колонну, и пропал из виду. Я глянул на часы. Жду полчаса, решил я, потом уезжаем. Паренек, при всей его тугодумности, обернулся быстро, не прошло и двадцати минут, как из-за угла показалось трое стариков в национальных сарацинских головных платках. Одновременно с этим я почувствовал, как в соседних домах занимают позиции сарацины, не меньше двух десятков. Я подавил желание развернуться, и смыться от греха. Не станут они нападать, побоятся, колонна-то вот она. Старики подошли, и я, от удивления, выругался про себя. Не день, а сплошные встречи со старыми знакомыми - возглавлял стариков тот самый сарацин, что приезжал к нам тогда в Город, забирать трупы своих, с виду он ничуть не изменился.
        - Что тебе здесь надо? - спросил он вместо приветствия.
        - Торговать хочу, - не стал я ходить вокруг да около, - солярка вам нужна?
        По изменившемуся взгляду двух других старичков я понял, что попал в точку, солярка им была нужна. И только взгляд главного сарацина не изменился, остался таким же ничего не выражающим.
        - Ваши с нами не торгуют, только стреляют, и ты тоже стрелял,- бросил он, и повернулся, чтобы уйти. Но не ушел, только вид сделал.
        - Те, кто в вас стрелял, не наши. Давай говорить начистоту. Все, что есть между нами, это тот случай, три года тому назад. И это касается тебя и меня, остальные ни при чем.
        - Мне достаточно махнуть рукой, и тебя пристрелят, как собаку, - без выражения сказал сарацин.
        - Возможно, - я спокойно посмотрел сарацину в глаза, - только хлопотно это. Я ведь не один, за мной люди. Так что ты подумай, что лучше, воевать, или торговать.
        - Хорошо, - сдался сарацин, - что вам нужно?
        Кончилось все тем, что я позвал Вишневецкого, это его стихия, и он пошел в деревню договариваться с сарацинами, а я остался с ребятами возле "Жестокой". Сарацины клятвенно обещали. Что даже волос с головы Вишневецкого не упадет, я нас слово не поверил, потребовал гарантий. Они привели троих детей, и оставили нам как заложников.
        - Как бы не убили они его, - забеспокоился родин из стрелков, - это ж сарацины, им на своих детей плевать.
        - Не убьют, - я сплюнул в пыль, и растер плевок каблуком, - и не из-за детей. Побоятся, что мы приедем мстить. Они же знают, кто мы такие, про нас все тут знают, и флаг наш тоже.
        - Думаешь? - засомневался тот.
        - Уверен, - ответил я, - вот если бы я пошел, тогда, возможно... А так, они же по натуре своей торгаши. Убив Вишневецкого, они ничего не получат, кроме геморроя.
        Я оказался прав, через час Вишевецкий вернулся, довольный, как слон, церемониально попрощался с сарацинами, прикладывая руку к сердцу, полез в "Жестокую". Я задержался ко мне подошел главный сарацин.
        - Ты, Коцюба, знай, что дело наше еще не закончено, - спокойным, будничным тоном произнес он, - мы с тобой еще встретимся.
        - Как скажешь, дядька, как скажешь, - я посмотрел ему в глаза, и добавил: - но лучше бы нам помириться. Какой сейчас смысл в старой вражде? Мир изменился, и если вы не изменитесь вместе с ним, вам крышка.
        Старик ничего не ответил, я запрыгнул на броню, взревел мотор, и мы отчалили. На дороге пересели в джип, и Вишевецкий рассказал, о чем они там договорились.
        Получалось, что сарацины рассказали ему ту же самую сказку, что и поселенцы, только местами поменять поселенцев на сарацин, и вся разница. Якобы, воруют, стреляют из-за угла и все такое. Больше всего хотели оружие у нас сторговать, но Вишневецкий им сразу сказал, что оружием мы не торгуем. В итоге, договорились об обмене солярки на лошадей, Вишневецкий обещал им, что через три дня мы заедем к ним, завезем солярку, и выберем лошадей.
        - Скажу тебе честно, Коцюба, не нравится мне эта идея торговать с сарацинами. Они же, как ни крути, враги нашего народа, - признался Вишневецкий.
        - После Песца глупо вспоминать старые распри, я так считаю, - ответил я, подумав. - И вообще, как по мне, так наш народ, это народ Республики. А в широком смысле все, кто трудом свой хлебушек зарабатывает, будь они хоть трижды сарацины. Все эти допесцовые разборки придумали чмулики, чтобы навариться на войнах.
        - Так-то оно так, но сарацины, как мне кажется, так не думают. Они нас ненавидят, Коцюба.
        - Ну, так мы же к ним в друзья не лезем, они сами по себе, мы сами по себе.
        Горючку мы сарацинам отвезли, в обмен нам дали лошадей, Зиан сам ездил, выбирал. Мы начали учиться ездить верхом. Лошадей, годных под седло, было всего две, тренировались по очереди.
        Нашлись и постоянные наездники. Одна из лошадей досталась нашему Шимону, он дневал и ночевал в конюшне. Для него, как оказалось, выросшего на ферме, лошади были не в новинку. Он быстро освоился, стал неплохо ездить, сидел в седле прямо, как влитой, не то, что я. У меня эта наука не пошла, я сидел в седле, скрючившись, как собака на заборе. Чтоб не выставлять себя на посмешище, я тренировался в нашем дворе. Мое напряжение передалось лошади, она взбрыкнула, и я пропахал носом землю, чуть не вывихнув плечо. За моими экзерсисами с подоконника наблюдал кот. Увидев, как я отряхиваю одежду после падения, он фыркнул, зевнул, и спрыгнул с подоконника вглубь комнаты. Я плюнул, и отвел лошадь на конюшню, однозначно решив, что верховая езда не по мне. Я и пешком как-нибудь поспею.
        Шимон стал у пацанов лидером, а Мишка вообще от них отделился, и где-то целыми днями пропадал. Я спросил как-то у Марины:
        - Что там с Мишкой? Почему он со своими бегать перестал?
        - Да там какая-то история, вроде побил он кого, из малышей, - ответила Марина.
        - И что? - не понял я, - пацаны все время дерутся, это нормально.
        - А то, что он побил его без причины, и ребята объявили ему бойкот. Теперь у них Шимон за главного, а Мишка себе новых друзей нашел, - Марина повернулась, и, перед тем как выйти из комнаты, через плео добавила: - ты бы с ним поговорил, разобрался.
        Я пробовал поговорить и с Мишкой, и с Шимоном, но результата не добился, оба отделались от мнея общими фразами. Глубже копать я не стал, решил, что сами разберутся, не маленькие. Да и срочных дел навалилось по горло, надо было готовиться встречать посланника Земли Отцов.
        Глава 16
        Родина
        Разведка у новоявленной Земли Отцов была поставлена неплохо. Уже через неделю после поездки за лошадьми на связь вышли их представители, и договорились о встрече. В начале следующего месяца по рации передали, что машина под бело-голубым флагом въезжает в город. У условных границ Республики гостей встретили и поводили до самых ворот Форта. Скрипнув тормозами, джип с посланниками подъехал к Форту, и остановился, за ним затормозила наша машина. Приехавшие вылезли из джипа, и прошли в ворота. Я отвернулся от окна, и пошел вниз, на крыльцо - встречать.
        Первым шел здоровенный мужик, косая сажень в плечах в новеньком, с иголочки, камуфляже, такой же новой разгрузке и начищенных до блеска сапогах. С плеча свисала винтовка. По отсутствию печати интеллекта на челе здоровяка, я понял, что не он главный, и перевел взгляд на второго, который, внимательно глядя под ноги, подымался по ступенькам. О его статусе красноречиво говорили полковничьи погоны на потертой солдатской куртке. На голове у него была панама, лица не было видно. Когда он поднялся по ступенькам, я увидел его лицо.
        - Эран! - удивленно произнес я, - вот это встреча!
        Действительно, передо мной стоял Эран, мой бывший взводный, и хороший друг.
        - Здравствуй, Коцюба, - улыбнулся он, и хлопнул меня по плечу,- мы что, так и будем на крыльце стоять? Веди в дом!
        - Прошу, - показал я на дверь. Эран и его спутник прошли в дом, где к приезду гостей был накрыт стол. Я был рад встретить Эрана, рад, что он остался в живых.
        Из членов Комитета присутствовал только Летун. Мы решили, что будет правильно, если с ним встретится кто-то один из нас, в конечном итоге, остановились на том, что встречу проведем я и Летун. Я представил Эрана и Летуна друг другу, они обменялись рукопожатиями. Сели за стол, потекла неспешная беседа. У двух офицеров сразу нашлись какие-то общие знакомые, оказалось, что где-то они пересекались, в общем, разговор сразу пошел доверительный, почти как со своим... почти. После Песца мы все стали очень осторожны.
        - Ну, Эран, расскажи, как дошел до жизни такой, - я показал на погоны.
        - Давай лучше вы расскажете, как у вас тут все, - хитро усмехнулся Эран. Пришлось мне рассказывать, к рассказу подключился Летун, мы развернули перед Эраном схему устройства нашего сообщества, как что работает, и все такое. Когда я рассказал ему о том, как мы взяли штурмом туннель, он недоверчиво поднял брови. Эран качал головой, задавал вопросы, иногда делал пометки. Ничего секретного тут не было, он запросто мог узнать это от своих агентов. Я не сомневался, что такие были, к Республике за последний год много народу прибилось, проверить всех было невозможно.
        - Коцюба, - задал мне вопрос Эран, было заметно, что его это очень интересует. Он то и дело поглядывал в распахнутое окно, в которое лезли ветви яблони. На него произвело впечатление обилие зелени вокруг. - Как вы ухитрились все это вырастить? Это же невероятно! У нас и сорняки с трудом растут, народ на консервах сидит. А вы тут яблоки да апельсины кушаете. Как?
        Я рассказал ему про индиго. Он недоверчиво покачал головой, потом сказал:
        - Пришлите их к нам, у нас им будет, чем заняться.
        - Прислать? Я не могу их прислать, они сами себе хозяева. Попроси, может, они и согласятся. Хотя вряд ли, они никуда особо не ездят, и держатся вместе. Даже в Поселок вот не переехали.
        - Да, я уже понял, что у вас тут вольница, никто никому не подчиняется и все такое, - поморщился Эран.
        - А у вас не так, разве? - слова Эрана резанули меня, что-то в них было неправильное.
        - У нас дисциплина. Если прикажут, не то, что поедешь - полетишь. У нас - Государство! - жестко ответил Эран.
        - Государство, говоришь, - сказал задумчиво Летун, зачем-то заглянув в чашку. - Расскажи нам о вашем... государстве, теперь твоя очередь рассказывать.
        История, которую рассказал нам Эран, была во многом схожа с нашей собственной. У них тоже был период, когда все сидели по норам, тихо околевая от холода и голода. Через какое-то время выжившие повыползали из своих нор, стали как-то контактировать, появилось подобие общества. Нашелся у них и человек вроде Летуна, по фамилии Барзель, объединивший всех. Фамилия его показалась мне знакомой, вроде бы был такой персонаж на политической сцене, из правых радикалов. Как стало понятно из объяснений Эрана, объединял он, что называется, добрым словом, и пистолетом. Как его первый заместитель, Эран о своем вожде отзывался исключительно в превосходных тонах: "мудрый", "справедливый", и т.п. Впервые услышав из уст нашего гостя слово "вождь", мы с Летуном понимающе переглянулись. Кроме твердой руки Барзеля, поселенцев загоняли в ряды досаждавшие им сарацины, постоянно устраивающие налеты на одиночные фермы и небольшие поселения, часто такие налеты заканчивались кровью. Поселенцы им не уступали, поведение обеих сторон было симметричным.
        - У нас государственный интерес ставится выше личного, - отвечал Эран на наши вопросы о политическом устройстве Земли Отцов.
        - Т.е., все винтики в системе, - кивнул я.
        - Именно так! Но это не умаляет достоинства человека, или свободы, а, наоборот, их усиливает и расширяет, - Эран разошелся, как на митинге.
        - Это как, ведь государство накладывает ограничения? - я, в принципе, уже знал, что ответит Эран, просто хотел от него это услышать.
        - Так же, как солдат в строю, плечом к плечу с товарищами неизмеримо сильнее, чем в одиночку, так и государство усиливает отдельного человека.
        - А свобода?
        - Подлинная свобода возможна лишь в государстве. Свобода государства, и свобода человека в государстве!
        - Понятно... - протянул я. Очень знакомые мысли, Эран шпарил, как по учебнику, у Вайнштейна под кроватью была одна тоненькая книжица, со связкой прутьев и топориком на обложке, так вот там было что-то похожее написано. После сеанса пропаганды, Эран перешел к главному:
        - Я не просто так к вам приехал. Мы хотим предложить вам стать частью нашего государства. Вы многого добились, я своим глазам не верю, если честно! - Эран подошел к окну, и театральным жестом повел рукой, - пришло время нам опять стать единой нацией. Только вместе мы станем великими!
        Мы с Летуном опять переглянулись, потом я осторожно сказал:
        - Такие вопросы с бухты-барахты не решаются. Мы соберем Комитет, и обсудим ваше предложение. А пока ты наш гость, чувствуй себя как дома. Завтра мы покажем тебе, как мы тут живем, поездим по Республике.
        Вечером весь Комитет в полном составе собрался у нас дома, обсуждать поступившее предложение. Идея о присоединении не пришлась по вкусу никому.
        - Нам и так хорошо, - ворчал Медведь, - что они нам могут дать?
        - Вот именно, - поддержал Райво, - если мы с ними объединимся, то они будут пользоваться нашим горючим. Зуб даю, именно за этим они пришли, им нужен нефтезавод.
        - Подумайте вот о чем, - я откинулся в кресле, и сцепил руки перед собой, - если мы не дадим им то, что им нужно, они могут захотеть взять это силой. Мы готовы к войне?
        - Ты думаешь, они решат напасть? - спросил Летун.
        - Ты же слышал, о чем говорил Эран, - ответил я, - у них государство с большой буквы Г. Вождь имеется. А у нас - нефтезавод, порт и промзона, возделанные поля, сады, и все такое, то, чего у них нет. Им негде взять это, кроме как у нас.
        - Они могут с нами торговать, - заметил Ли.
        - Могут, не спорю, - согласился я, - но вот вопрос, насколько им это будет выгодно? Если они решат, что проще будет силой взять то, что им надо, скорее всего, они так и поступят.
        Мы так ни до чего и не договорились, решили, что надо сначала побольше узнать о Земле Отцов, а потом думать, как поступить. Сошлись на том, что я и Вайнштейн поедем к ним, посмотрим, как и чем живут у них люди, заодно постараемся оценить их военный потенциал. Эран на удивление легко согласился, и через неделю после его приезда мы отправились в Землю Отцов с ответным визитом.
        Небольшой городок, ставший центром Земли Отцов, назывался Сафед. По дороге туда я чуть не околел от холода, верхние половинки дверей в джипе отсутствовали как идея. Я поднял воротник, поглубже натянул панаму, и нахохлился, но это не особенно помогло, холодный осенний воздух всю дорогу дул мне в ухо. На въезде в город нас приветствовал огромный щит, голубые буквы на белом фоне: "Одна страна, один народ, один порядок!". Под щитом, ощетинившись пулеметными стволами, стоял дот.
        - Мило, - прокомментировал с заднего сиденья Вайнштейн. Сидящий за рулем Ариэль хмыкнул.
        На дороге перед дотом были свалены бетонные блоки, наш джип снизил скорость, лавируя между ними. Солдаты на блокпосте, завидев сопровождавшую нас машину, живо открыли шлагбаум, когда мы поехали мимо, я в зеркальце заметил, что когда машина с Эраном поравнялась со шлагбаумом, стоящие там солдаты отдали честь.
        У сверкающего свежей побелкой здания нас встречал сам Барзель, я узнал его по описанию. Невысокого роста, с брюшком, бородой, на голове вязаная молитвенная шапочка, все сошлось. Он бросил на меня взгляд неживых глаз. Я выдержал его взгляд, на мгновение мне показалось, что он мня гипнотизирует, до того он был давящим.
        - Барзель, это Коцюба, второй человек в руководстве Республики, Коцюба, это Барзель, Первый Гражданин Земли Отцов, - представил нас друг другу Эран. Я кивнул головой, с рукопожатием решил пока повременить.
        - Вайнштейн, наш аналитик, - представил я Вайнштейна.
        - Эран вам устроит экскурсию по Сафеду, вечером в вашу честь состоится ужин. Там и увидимся, - попрощался с нами Барзель, и ушел, сославшись на неотложные дела.
        - Здесь у нас школа, - показал Эран на дом, перед которым, как обязательный атрибут любого жилого здания, развевался бело-голубой флаг. Эран водил нас по обитаемой части Сафеда, показывал, и рассказывал.
        - Давайте зайдем, - предложил Вайнштейн. Эран согласился, и мы зашли. В школе было тихо, наверное, в холле было пусто, только узкоглазый уборщик возился с тряпкой. Проходя мимо класса на втором этаже школы, мы остановились. Из открытой двери доносился голос учителя:
        - ... таким образом, есть только один настоящий народ, наш. Остальные народы лишены души, они суть звери в образе человека, и единственное их предназначение - служить нам. Бог создал остальные народы для служения нам. Доказательством является то, что он сохранил Землю Отцов, а остальные страны стер с лица планеты. Но наша избранность, не повод для гордости. Мы избранны, в первую очередь, для служения Богу, для усовершенствования мира и планеты. Бог сохранил нас, чтобы мы унаследовали планету. Вся планета теперь Земля Отцов, и наша миссия, принести наш порядок на все земли, освобожденные от мусора чуждых нам народов...
        - Через полчаса у них заканчиваются занятия, - глянул на часы Эран, - подождем во дворе.
        Мы спустились во двор, стали в тени у площадки. Прозвенел звонок, из школьных дверей повалили школьники. Все ученики были одеты одинаково, в белую рубашку, и черные брюки, только мальчики, девочек не было. Я ожидал, что они разбегутся по домам, но они, повинуясь командам учителей и старших учеников, стали строиться напротив флагштока. Вышел директор, в сюртуке и черной шляпе, учителя, среди которых больше половины было "шляп", построились на правом фланге.
        Заиграл гимн, ученики запели. Широко разевая губастый рот, пел директор. Когда смолкли последние аккорды гимна, двое учеников медленно спустили флаг, и привязали его внизу флагштока.
        - Будете разговаривать с детьми? - спросил Эран. Я пожал плечами, отрицательно мотнул головой. Спросил:
        - Что, у вас раздельное обучение девочек и мальчиков?
        - Да, - ответил Эран, - мы сторонники традиций, у нас не та Земля Отцов, какой была до Песца, мы стараемся следить за моралью, и держать наше общество в чистоте. Это то, о чем мы мечтали, и теперь эта мечта воплощается в жизнь. Мы построили подлинно свободное и справедливое общество, очистились от гнили и пороков.
        - Скажи, Эран, - подал голос Вайнштейн, - а где родители этих детей? Ты говорил нам, что они живут в общежитии при школе. Почему там, а не дома?
        - Большинство детей, которых вы видели, дети поселенцев и фермеров. В Сафеде живет немного людей, даже меньше, чем в вашем Поселке. Дети горожан живут дома, а дети феремров и поселенцев, в общежитии.
        - И как только родители согласились отправить детей в город, отдать в чужие руки?
        - Есть закон, по которому все дети старше семи лет должны учиться. У родителей не было выбора. Да и, кроме того, без знаний в нашем мире не прожить, и все это понимают, так что сопротивления не было. Родители охотно отпустили детей. За тех, чьи родители не в состоянии оплатить обучение, платит государство.
        - Понятно, - кивнул я. Спрашивать, что бывает, если кто-то не хочет отдавать ребенка в школу, было незачем, и так понятно. Вместо этого я спросил: - Эран, ведь ты никогда верил в идею об избранном народе. Вы это всерьез?
        - Нам нужна идея, чтобы объединить всех. Это хорошая идея, Коцюба, людям она нравится.
        Гуляя по городу, мы увидели солдат, отрабатывающих строевые приемы, подчиняясь командам сержанта. Все были примерно одинакового возраста, от восемнадцати до двадцати лет. Эран пояснил, что в Земле Отцов существует воинская повинность, как и до Песца, нужно отслужить три года.
        - Наша молодые люди должны быть сильными, чтобы могли защитить себя и государство, - не без гордости объяснил Эран.
        По словам Эрана, у них только срочную службу проходили больше тысячи молодых людей, а всего население Земли Отцов переваливало за двадцать тысяч человек. В городской управе он подвел нас к карте, где весь север страны, был усыпан синими точками.
        - Все эти поселения к нам присоединились, и на очереди другие, наши разведчики доходили почти до центра страны, передавали наши предложения, - показал на карте Эран.
        На улицах города царил идеальный порядок, по крайней мере, там, где мы ходили. Пару раз я замечал одетых в светоотражающие жилеты узкоглазых дворников, а на стройке, мимо которой мы проходили, увидел даже сарацин. Повсюду люди казались довольными, говорили нам, как рады, что есть, наконец, стабильность и порядок. За порядком на улицах следили люди с повязками на рукаве.
        - Наша полиция, - пояснил Эран. Полицейские отдавали ему честь, когда мы проходили мимо. Порядок на улицах, это, конечно, круто..но у нас в Поселке на улицах тоже был порядок, и без всякой полиции.
        Потом мы проехали по поселениям, осматривали фермы, и поля. На полях, как и следовало ожидать, почти ничего не росло. У многих фермеров сохранился скот, его кормили запасенным еще до Песца комбикормом. Фермеры, как и положено крестьянам, были неразговорчивы, на Эрана косились опасливо. Полная противоположность нашим, те и меня, и Летуна могли в глаза послать открытым текстом. Эран показал нам работающие мастерские, рассказал, как у них продвигаются дела с восстановлением промышленности. Увиденное не совпадало с тем, что он говорил, ни одного мало-мальски работающего заводика нам так и не показали. Понемногу у меня складывалась картинка происходящего в Земле Отцов. Эран, разливался соловьем о том, как все тут довольны, и счастливы, но чутье говорило мне об обратном. Что-то во всей этой картинке было не так, но разобраться, что именно, я не мог, ведь нас всюду сопровождали. Стоило мне выйти из дома, где нас поселили, как за мной увязались двое из ларца, одинаковы с лица, и прогулка кончилась, не начавшись.
        Вечером Барзель принимал нас у себя. На столе у него были свежие овощи, кто-то из наших уже расторговался. Это был намек: мол, есть у меня и среди ваших свои люди. Барзел роскошно жил, на толе стояла фарфоровая посуда, стоившая до Песца целое состояние, хрустальные бокалы, серебряные приборы.
        - За единство народа! - провозгласил тост Барзель, собравшиеся заскрипели стульями, вставая. За большим столом собрались все его приближенные, тут были и "шляпы", и военные, и гражданские дядьки в костюмах. По их виду нельзя было сказать, что у них были какие-то трудности с едой, сытые упитанные дядьки в добротной, даже, я бы сказал, щегольской одежде. Эран выделялся среди них своей потертой курткой. До того, как провозгласить тост, Барзель разорялся о том, как хорошо и правильно у него все устроено, как доволен народ новым порядком. Мы с Вайнштейном молча слушали. Вайнштейн пару раз порывался сказать что-то резкое, но я осаживал его, незаметно для окружающих наступая на ногу под столом.
        - Коцюба, - раскрасневшийся после четвертой рюмки Барзель был настроен благодушно, - а переходи ко мне! Мне нужны толковые люди, что вы там у себя прозябаете? Ты ради них жизнью рискуешь а они же тебя в грош ни ставят. Переходи ко мне, у меня ты развернешься, с твоими талантами. И Летуна зови.
        - Я подумаю над твоим предложением, - дипломатично ответил я.
        - Думай-думай, только смотри у меня, не затягивай, - захохотал Барзель, вытирая салфеткой лоснящиеся жирные губы.
        - Эран сказал, у вас есть для нашего Комитета предложение, - начал я, - что конкретно вы предлагаете?
        - Эран бумажки подготовил, там все есть, - махнул рукой Барзель.
        - Ну, а если в двух словах? - настаивал я.
        - Если в двух словах, то мы предлагаем вам добровольно войти в состав Земли Отцов, - ответил за Барзеля Эран. - Мы можем сохранить вам статус, какую-то автономию, но вы должны принять наши законы, и порядки. И передать нам нефтезавод в целости и сохранности. На первое время мы можем вам дать, например, освобождение от налогов, скажем, лет на пять. Все члены вашего Комитета получат административные должности в аппарате.
        - Ну, а если не согласимся добровольно, что тогда? - я рассердился, но не подал виду. Предложение больше походило на ультиматум, присутствующие ухмылялись, предвкушая ответ Барзеля.
        - Тогда мы сами все возьмем, - грохнул по столу кулаком Барзель.
        - Это, конечно, возможно, - я взял бокал за тонкую ножку, покрутил, поставил обратно на стол. - Только хлопотно это, как бы вам не подавиться, глотая. Один уже пробовал, слышали, что с ним случилось? Цена вопроса может оказаться больше, чем вы думаете. Так что ты тоже подумай, Барзель.
        Барзель побагровел, нахмурился. Эран попытался разрядить ситуацию:
        - Коцюба, ты же не дурак, сам все понимаешь. У вас нет шансов. Ваше общество слишком аморфно, вы не способны концентрировать усилия. Я не говорю про войну, вы же даже для строительства дороги не в состоянии объединиться. Завтра нужно будет что-то сделать, какой-то проект поднять, а половина ваших откажется. И ты не сможешь их заставить, никак.
        - Вот именно, - заорал Барзель, тряся бородой, - у вас нет структуры, вы общество без позвоночника, без зубов. У вашего этого... Комитета, нет реальной власти. Устроили, понимаешь, вольницу, крестьянский рай - "Подати не платить, рекрутов не давать". У нас тут тоже были такие, но мы их скрутили, сделали из них государственных людей.
        - В долгосрочной перспективе у вас нет шансов, - добавил Эран, - если вы не ужесточите свое общественное устройство. То, что есть у вас, это детский сад. Пора взрослеть, ребята.
        - Мы подумаем и над этим тоже. Я передам ваши условия Комитету. А теперь позвольте откланяться, время позднее, а завтра нам рано вставать, - я встал из-за стола, и вытащил за шиворот порывающегося сказать что-то резкое Вайнштейна. На нас удивленно глазели, видимо, покидать стол босса без разрешения было не принято.
        Я вспомнил, как перед тем, как уехать из Поселка, Эран попросил меня устроить ему встречу с "главным индиго", как выразился Эран. Я попросил Джека придти. Эран с удивлением посмотрел на безусого худенького Джека, но все же отвел того в сторону, и они о чем-то долго говорили. Уговорить Джека Эран не смог, и уезжал совсем не в духе, крыл матом своего адъютанта, не стесняясь присутствующих.
        - Что так, не договорились? - спросил я Джека.
        - Смешной человек этот твой друг, - ответил Джек, - он мне деньги предлагал, и очень рассердился, когда я назвал его дураком. - Я тогда рассмеялся, предлагать деньги индиго, вот Эран отмочил, он что, не понял, с кем имеет дело? Теперь мне это уже не казалось смешным, здесь я увидел тысячи людей, думающих так же. И люди эти подчинялись воле Барзеля.
        Мы вернулись в дом, где нас поселили, там нас встретил Ариэль.
        - Что случилось, мужики? - удивленно спросил нас он, только мы зашли в комнату, - этим что-то передали по рации, они забегали, как ужаленные, я хотел выйти, так они меня чуть ли не прикладами назад в дом затолкали.
        - Можно сказать, что переговоры прошли неудачно, - ответил я, и объяснил, что к чему. Ариэль понимающе кивнул, и больше вопросов не задавал. Он рассказал, что в наше отсутствие хорошенько выспался. Видимо, успокоенные его мирным поведением охранники куда-то отошли, воспользовавшись этим, в комнату пробралась узкоглазая, что прислуживала в доме. Она завела с Ариэлем разговор, спрашивала о каких-то родственниках, живших у нас. Он ей честно ответил, что не знает людей, о которых она говорит. Тогда она перевела разговор на Республику, отдельно спрашивала, как живут там ее соплеменники.
        - И все время на дверь оглядывается, не войдет ли кто, а сама вся дрожит, - рассказывал Ариэль.
        Ариэль честно объяснил ей, как у нас обстоят дела, рассказал про Ли, про Комитет. Она выслушала его, и выскользнула за дверь, а потом, когда его кормили обедом, незаметно сунула ему в карман записку.
        - Так тут не понять ничего, - я разочарованно отложил записку, ничего не поняв в этих загадочных черточках.
        - Покажем это Ли, он разберется, - подвел черту Вайнштейн.
        Я боялся, что нас не выпустят, или еще чего похуже, но обошлось. Барзель был далеко не дурак, и понимал, что трогать послов чревато. И потом, кто-то же должен был донести до Комитета его ультиматум. Нам позволили собраться, заправили машину, и мы собрались уезжать. Проводить нас пришел Эран, стал меня уговаривать:
        - Не горячись, Коцюба, подумай.
        - А я и не горячусь, Эран. Нам надо подумать, мы посоветуемся, и дадим вам ответ, - я старался быть дипломатичным.
        - Я очень надеюсь, что вы примете наше предложение! - обрадовался Эран, - ведь именно об этом мы мечтали когда-то. Сильное, справедливое государство, способное защитить себя.
        - Знаешь, Эран, - ответил я и сел в джип, продолжая разговаривать с ним, - я тебя не узнал. Ты был... другим. Ты изменился, старый друг. Что тебя связывает с этими людьми, Эран?
        - Пока Барзель идет в нужном мне направлении, я с ним, - твердо ответил Эран, - и тебе советую, сейчас не то время, чтобы сидеть по хуторам. Вы там у себя построили себе уютный уголок, и надеетесь отсидеться, а все вокруг пусть горит синим пламенем, разве не так? Не отсидитесь, это я вам обещаю.
        Я покачал головой, и захлопнул дверцу. Всю дорогу до Поселка молчали, уже когда въезжали, Вайнштейн хлопнул себя по лбу, и сказал:
        - Понял! Понял, что мне показалось странным!
        - Что ты понял? - спросил я.
        - Помнишь школу, детишек там? Среди них не было узкоглазых, ни одного.
        Я понимающе кивнул. Действительно, свобода в новоявленной Земле Отцов была явно не для всех. Вспоминая слова учителя в школе, было нетрудно догадаться, почему.
        - Это с этими людьми ты хочешь договариваться? - Ли перевел нам содержание записки, и нервы Вайнштейна не выдержали. Он вскочил, и забегал по комнате для заседаний. - Ведь они такие же рабовладельцы, как Фрайман!
        - Да, я по-прежнему хочу с ними договориться, - спокойно Вишневецкий. - Я прошу всех собравшихся вспомнить, кто мы, и почему собрались в этой комнате.
        - И кто же мы? - тихо спросил сидящий в углу Ли.
        - Мы правительство Республики, вот мы кто. Хоть и называемся Комитетом. И наша задача, - он встал из-за стола, оказавшись лицом к лицу с Вайнштейном, - наша цель - безопасность и процветание Республики. Мне жаль соплеменников Ли, которых держат в скотских условиях в Земле Отцов, но прежде всего мы должны думать о себе...
        - Именно поэтому нам не стоит соглашаться с требованиями Барзеля, - сказал я, - чтобы у нас такие порядки не завелись.
        - Если мы не согласимся, это означает войну. Вы же понимаете, что просто так они от нас не отстанут, - не сдавался Вишневецкий.
        - Значит, повоюем! - пробасил Медведь, остальные согласно закивали, - не в первый раз!
        - По моим оценкам, у них раз в пять больше людей. Мобилизационный потенциал и того больше, он хоть всех под ружье поставить может. А у нас, вы сами знаете... - упорствовал Вишневецкий, - и потом, вам не надоело воевать? Ведь этой песне не будет конца, победим Барзеля, придется биться с сарацинами, так же нельзя, это не жизнь!
        - Все равно сдаваться нельзя! - на Вайнштейна было страшно смотреть, он покраснел, и пучил глаза в ярости.
        - Я не предлагал сдаться, я предлагал поторговаться. Выторгуем себе автономию, экстерриториальность и все такое. Так мы, по крайней мере, время выиграем..., - его попытки убедить остальных были тщетны. В его словах был смысл, ясно, что Барзель нас в покое не оставит, слишком жирный мы кусок. И если мы не согласимся на его условия, то следующим летом у нашего порога будет его армия. С другой стороны, начать с ним торговаться, значит сдаться без боя. - Кстати, вы же хотели построить очень похожее государство, - обратился он к Летуну и Вайнштейну, - сильное, централизованное. Что вам не нравится в варианте Барзеля? Ведь ничего страшного мы там не увидели, ну религиозных много, ну крайний национализм. Договоримся с ними, оговорим отдельно статус для Ли и его соплеменников, и все. Нам не за что воевать, по большому-то счету.
        - Вариант Барзеля это фашизм, как ты этого не понимаешь, - покачал головой Летун, - а такой строй порождает чмуликов, он создает вакуум, куда их засасывает. Оглянуться не успеем, как все рычаги власти будут у них.
        - Даже если мы примем твое предложение, и даже если сумеем договориться, - произнес молчавший до того Райво, - они нас все равно съедят, не сейчас так потом.
        - У тебя есть конкретные предложения? - резко спросил Вишневецкий у Райво, - вы же втравите нас в войну, прольется кровь!
        На этом месте я поднял руку, и сказал:
        - У меня есть, - я сделал вид, что не заметил резкого тона, и спокойно продолжил: - давайте поступим вот как: поиграем в шпионов. У Барзеля полно соплеменников Ли, они вряд ли довольны своим положением. Мы можем это использовать.
        - И оставить их в рабстве, - заметил Ли из своего угла.
        - Да, оставить, на время. Нам нужна информация о том, что там происходит. Без этого никакое противодействие невозможно. Это первое. Второе: главный ресурс Барзеля это люди, давайте их у него заберем.
        - Это как? - поднял брови Летун.
        - А вот как: пропаганда. У нас свобода, и каждый может жить так, как хочет. Понятно, что большинство людей хочет, чтобы им указывали, как жить. Но не о них сейчас речь, я говорю о других, их мало, но это самые толковые, самые лучшие люди, элита в хорошем смысле этого слова - инженеры, техники, одним словом, специалисты. На них все держится, что у нас, что у Барзеля.
        - Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, - покачал головой Летун.
        - Все просто, - я повернулся к Вишевецкому: - Илья!
        - Да?
        - Ты же ездишь по торговым делам, говоришь с людьми. Так вот, начинай агитировать. Упирай на то, что у нас нет налогов, что никого не принуждают что у нас свобода и комфорт. И намекни, что мы рады новым людям. Пусть каждый, кто хоть чего-то стоит, задумается, а не перейти ли к нам?
        - В этом что-то есть, - пробормотал Вишневецкий, - мы ударим его по самому больному месту, заберем у него подданных. Поддерживаю.
        - А военная подготовка? - подал голос Райво.
        - Это само собой, - подвел черту Летун.
        Мое предложение было принято единогласно, мы принялись обсуждать детали. Через три дня, под покровом темноты, в сторону сарацинской деревни отправились два бензовоза с соляркой. Враг моего врага - мой друг, не так ли? Вот мы и решили выменять у сарацин еще лошадей, в обмен на топливо. И нам лошади пригодятся, и Барзелю будет чем заняться, вместо того, чтобы планировать нападение на Республику, получив горючее, сарацины наверняка активизируются. Торговлю с сарацинами мы не афишировали, слишком уж народ их ненавидел.
        Для объяснения нашей позиции, Комитет выпустил специальное обращение к гражданам, в котором доходчиво разъяснялась ситуация в Земле Отцов, и позиция Комитета. Основной упор мы сделали на налоги, и повинности, которых у нас не было. Налоги, ясное дело, никому платить не хотелось, поэтому народ воспринял неприсоединение спокойно. Использовав ультиматум Барзеля как предлог, мы объявили Землю Отцов враждебным образованием. Эран так больше и не появился, что послужило лишним доказательством наличия среди нас его шпионов.
        - В город идти не стоит, - Ариэль вынырнул, точно из-под земли. Вечерело. Мы лежали за деревьями в мертвом лесу на окраине Сафеда.
        - Причины? - спросил Томер, и тихо кашлянул.
        - Все подходы к обитаемой части города завалены или застроены, я засек часовых. Что там внутри, мы не знаем. Слишком рискованно, - ответил Ариэль. Он, против обыкновения, не балагурил, был собран и решителен.
        - Хорошо, тогда переходим ко второму варианту, - я подвел черту. Ариэль и Томер согласно кивнули, и мы осторожно, стараясь не наследить, пошли назад. В распадке невдалеке нас ждали Ли, Шимон и Шу. Шимона мы взяли, потому что никто лучше него с лошадьми не умел обращаться, Шу привел Ли. Ему было всего тринадцать, выглядел он на одиннадцать. Идея использовать ребенка мне не понравилась, но Ли настоял. Если отбросить эмоции, то лучше кандидатуры было не подобрать. Взрослые редко обращают внимание на детей, чаще всего срабатывает некий стереотип сознания, по которому ребенок ничего не может, и ничего не понимает. Поэтому шансы остаться незамеченным у Шу были больше, чем у любого из нас.
        Я со стоном взгромоздился на лошадь, все-таки верховая езда, это не мое. По дороге к Сафеду я стер себе все, что можно стереть, сидя на лошади, и передвигался враскоряку. Нам предстояло преодолеть еще сорок километров до нужного нам поселения, где держали узкоглазых. В той записке, было указано, где, и сколько. В поездку в Землю Отцов я взял с собой скрытую камеру, ту самую, с пуговкой-камерой, и, когда Эран показывал мне карту империи Барзеля, я ее сфотографировал. Благодаря этому мы смогли проложить маршрут так, чтобы остаться незамеченными, а лошади обеспечили нам необходимую мобильность. Верхом путь по пересеченной местности занял три дня, и вот теперь мне опять приходилось лезть в седло.
        В поле узкоглазых не выгоняли, они занимались какими-то работами на территории поселения. В бинокль мне было видно, как они что-то таскают из дома в дом, ходят по хоздвору. Был слышен звук работавших механизмов, работа в мастерских кипела. Когда стало темнеть, охрана стала загонять рабочих в барак.
        - Ваш выход, - кивнул я Ариэлю и Шу. Мы специально одели Шу в обноски, так что по виду он не отличался от тех, что работали в поселении. Темнеет в наших краях быстро, но Ариэль с Шу успели, да и охрана особо не усердствовала. То и дело в освещенный круг у дверей барака вбегал очередной узкоглазый, охранник ленивым пинком препровождал того внутрь, особенно не присматриваясь, и Шу проскользнул незамеченным.
        На следующее утро он, вместе с остальными, вышел из барака, и стал делать вид, что участвует в работе. В бинокль я увидел, как тощая фигурка Шу нырнула в узкий проход между мастерскими, за которыми его должен был ждать Ариэль. Еще через полчаса они присоединились к нам. Я так и не смог увидеть, откуда они пришли, Ариэль свое дело туго знал.
        - Передал? - спросил я Шу, тот кивнул в ответ, - тогда снимаемся.
        Мы отошли от поселения на несколько километров, и стали ждать. Вечером на связь вышел один из узкоглазых. Ли долго говорил с ним на своем языке, потом повернулся ко мне, и сказал:
        - Они помогут.
        Вот так мы развернули разведсеть под носом у Барзеля. С этого дня каждый узкоглазый в его империи стал нашим агентом. Мы оборудовали в безлюдных местах несколько перевалочных баз, и донесения о том, что происходит у Барзеля, приходили к нам регулярно.
        Кроме того, сработала моя идея с пропагандой. Вернувшийся из очередной экспедиции Вишневецкий привез с собой гостя. Фермер, а гость оказался фермером, делал вид, что приехал просто так.
        - Ты не смотри, что он молчит, - сказал мне Вишневецкий, - он мне по дороге плешь проел расспросами, что да как у нас устроено. Не зря он напросился, помяни мое слово.
        За неделю что прошла между поездками Вишневецкого, мужик облазил весь Поселок, сунул нос в каждую дырку, три дня безвылазно просидел у Зиана в теплицах, я из любопытства заглянул к ним, они ползали на карачках между грядок, и о чем-то яростно спорили. Мужик уехал с Вишневецким, но, перед первым снегом вернулся, да не один, а с семьей. Бросил хозяйство, и переехал. Мы выделили ему кусок земли, благо ее вокруг Поселка хватало, дом, и даже помогли с утеплением. До первого снега к нам переехало больше ста человек, и фермеры, и те, кого я ждал больше всего: специалисты. Барзель отреагировал на это нервно, Эран прислал нам письмо с угрозами, обвиняя в краже людей. На это письмо мы вежливо ответили, что двери Республики открыты для всех, и нас не интересует, кто и откуда к нам приехал, был бы человек хороший.
        Ясное дело, что ни о какой войне осенью речь не шла, все готовились к зиме. Наши агенты доносили о столкновениях солдат Земли Отцов с сарацинами, о каких-то налетах на поселения, но подробностей мы не знали. Зима прошла относительно спокойно. На удивление, ни один солдат Барзеля у границ Республики не появился. Стало ясно, что либо ему не до нас, либо он тоже решил поиграть в шпионов. Я склонялся ко второму варианту. Среди перебежчиков наверняка были и те, кто перебежал по приказу. В начале весны, перед выборами, я впервые почувствовал чью-то злую волю. Началось все с того, что на домах в Поселке появились бело-голубые флаги. Первым вывесил флаги Даниэль, и вся его Семья, за ними Стас, и еще несколько Семей, составившие костяк "оппозиции". Их было мало, основная масса народа по-прежнему поддерживала нас, особенно после рассказов перебежчиков, но это был тревожный признак.
        Меня все время не покидало ощущение, что Барзель, точно волк, рыщет по округе, примериваясь к стаду, высматривает, какую бы из овец утащить. Республика, тут он был прав, была на редкость беззубой, контрразведка поставлена не была, так что достоверной информации о происходящем не было, мне оставалось только гадать на кофейной гуще. Впервые после драки с Фрайманом я почувствовал свою беспомощность. Вокруг нас что-то происходило, а мы, бездействуя, плыли по течению, и все наши действия и планы казались мелочью, комариными укусами. Когда мы объявили дату очередных выборов, я понял, чего именно добивался Барзель. "Оппозиционеры" выставили на выборы свои кандидатуры, не как раньше - каждый по отдельности, на это раз они вышли единым блоком, и главной идеей этого блока стало "воссоединение с нашими братьями". Они выступали за ликвидацию Республики и присоединение Поселка к Земле Отцов. Меня неприятно удивило, что их - слушали. Не то, чтобы многие, не то, чтобы внимательно, но слушали. Очень многие из наших ударились в религию, у нас и раньше был маленький процент "шляп", многих из них я искренне уважал -
толковые люди. А тут вдруг, ни с того, ни сего, обычные люди, чуть суббота, напялив молитвенные шапочки, тянутся в молельню.
        - Делать им нечего, - прокомментировал я, впервые услышав о таком, - слишком все у нас благополучно, вот и понесло народ по кочкам.
        - Не скажи, - покачал головой Летун, - тут что-то другое. Надо разузнать, чем они там занимаются.
        - Задействуй Профессора, - предложил я. Профессор был нашим единственным "агентом", если так можно это назвать. Мы держали в секрете его работу на Фраймана. Даже без довольно прозрачных намеков Летуна он был готов на все, чтобы это не выплыло наружу, и потому охотно поставлял нам информацию о том, что творится в Поселке.
        Выборы прошли удачно для нас. Несмотря на пропаганду, которую развели сторонники Земли Отцов, за них проголосовало не больше десятой части пришедших на выборы, в этот раз они пролетели. Некоторое время спустя, Профессор сумел втереться в доверие к одному из проповедников, вызнал секреты, установил связи. Оказалось, что многие из проповедников на деле являются агентами Барзеля, и ведут среди своей паствы агитацию. Вычисленных агентов Барзеля мы заставили уехать. Обошлись без эксцессов, просто пришли, и вежливо попросили покинуть пределы Республики. На удивление, все они легко согласились, и отвалили. Настало лето, все было спокойно, мы погрузились в повседневные дела, и только где-то на краю моего сознания горел красный огонек: что-то не так, что-то я упустил, что-то очень серьезное.
        Комитет традиционно собирался в пятницу, по утрам, мы приходили к девяти часам в Форт, и подводили итоги прошедшей недели. Это было единственное заседание, проводившееся по плану, и единственное, на котором всегда присутствовали все члены Комитета, кроме Алины, чье членство было чисто номинальным. Она занималась своими медицинскими делами, ей не было дела до политики. Поэтому собирались мы вшестером, иногда к нам присоединялся Вайнштейн, чей голос, хоть и формально совещательный, был очень весом, к нему прислушивались.
        Это был первый раз за очень долгое время, когда я на заседание опоздал. Вечером в четверг мы с Сергеем и Вайнштейном допоздна играли в карты, и немного переборщили с выпивкой. В результате, утром я благополучно проспал, не услышав звонок будильника. Проснувшись с гудящей головой, я сходил в туалет, по дороге опрокинул в пересохшую глотку стакан компота, и лишь потом взглянул на часы. Было без пятнадцати десять.
        - Б..., - выругался я и схватил штаны. - Опоздал, алкоголик несчастный, - ругал я себя последними словами, идя быстрым шагом по улице. Уже на полдороге до Форта я понял, что что-то случилось. Оттуда доносился треск, тянуло гарью. Подняв глаза к небу, я увидел, что нод домами плывет дым. Я ускорил шаг, и к Форту почти подбежал. Я вбежал в ворота, и остолбенел. Один из двух домов Форта, тот, что слева, где мы обычно заседали, горел. Перед ним, на приличном расстоянии от огня, стояли люди. Погасить огонь уже было невозможно, из окон било пламя, взлетали снопы искр.
        Бессильно уронив пустой огнетушитель, стоял на коленях Томер, его белая футболка была черна от пепла.
        - Что случилось? - тронул я за плечо какого-то мужика, что стоял поближе. Тот повернул голову, и ответил потерянным голосом:
        - Комитет взорвали. Всех до одного, никто не вышел.
        - А... - я не нашелся что сказать, новость меня просто сразила наповал. Я не верил свои глазам, этого просто не могло быть. В огне погибли мои друзья...Летун, Райво, Ли, Вишневецкий, Медведь, никого из них больше нет. Я покачнулся, мне стало нехорошо. В этот момент мужик развернулся, посмотрел на меня, и с криком отпрыгнул. Остальные оторвали взгляды от бушующего пламени, и повернулись ко мне.
        - Коцюба!? Живой? Как? - кинулся ко мне Ариэль. Я не ответил, у меня в горле застрял комок, хотелось плакать, но я не умел, я с детства не плакал. Люди взяли меня в кольцо, взгляды десятков пар глаз скрестились на мне. На секунду мне подумалось, что они сейчас меня убьют, за то, что я остался жив, когда остальные умерли. Они внимательно смотрели на меня, ледяные мурашки побежали по моей спине. Они ждут распоряжений, понял я, я ведь остался один из всего Комитета. Они ждали моих приказов, а я не знал что делать, я не знал, что им сказать. Я почувствовал, что потерял контроль над ситуацией.
        Глава 17
        Порядок
        - Все, хватит, мы зря тратим время, - я понял всю бесплодность наших попыток. Дом догорал, тушить его было бесполезно. Народ побросал ведра и огнетушители, и все отошли от дома подальше. К Форту сбежался весь Поселок, голосили женщины. С потерянным видом ходили наши ребята, честно говоря, мне тоже от бессилия хотелось завыть. Сесть на землю, вцепиться себе в волосы и завыть, и только мысль, что я за все отвечаю, меня останавливала.
        - Вот, это он на воротах стоял, - вытолкнул Ариэль вперед одного из молодых ребят Райво.
        - Тебя как зовут? - я отвел его в уцелевший дом, а Ариэль с Томером тем временем стали выгонять собравшихся за ворота.
        - Д-денис, - паренька трясло.
        - Денис, расскажи мне что тут произошло, - потребовал я.
        - Я не знаю, не знаю я, - он никак не мог придти в себя.
        - Так, стоп! - я встряхнул его за плечи, - ну-ка быстро скажи: ведро!
        - Ведро, - механически повторил Денис.
        - Отлично, а теперь скажи: ведро и тряпка.
        - Ведро и тряпка, - сказал Денис, и взгляд его приобрел осмысленное выражение. Он начал рассказывать. По его словам, все было как всегда: собрался народ, они какое-то время курили во дворе Форта, ждали меня, потом пошли внутрь. Через полчаса - сорок минут после этого раздался взрыв.
        - Кто-нибудь еще входил? - спросил я.
        - Профессор приходил, с сумкой такой, через плечо, - Денис произнес эти слова, и пошатнулся: - Так это он! Он вышел перед взрывом! Он здесь где-то должен быть!
        - Ты уверен? Сумку ему проверял? - резко спросил я.
        -Я...нет, он же к Летуну пришел, как всегда, - ноги у Дениса подкосились, он сел на пол в коридоре, и зарыдал: - я же не знал, не знал, что он с бомбой, мы же никогда его не проверяли...
        - Ариэль, - мне не потребовалось поворачивать голову, чтобы знать, что он стоит рядом, собранный и напряженный, точно сжатая пружина. - Передай на аварийной частоте: взять Профессора, и доставить в Форт. И непременно живым!
        Через несколько часов стало ясно, что Профессор точно сквозь землю провалился. Организованные поиски не принесли никаких результатов.
        Похоронили ребят через два дня. Раскапывать дымящиеся руины пришел весь Поселок, нам пришлось отбиваться от добровольцев. Наконец, когда то, что осталось от Летуна, Райво, Медведя, Вишневецкого, и Ли, извлекли на поверхность. Осталось немного, обгорелые, изорванные фрагменты тел.
        - Мы разберемся, кто здесь кто, - отстранил меня Ицхак, один из наших религиозных. Его люди работали, не покладая рук, на раскопках. Я не стал спорить, ему виднее, что делать с останками. Я не видел в этих кусках мяса своих друзей, мне хотелось запомнить их такими, какими они были, живыми, веселыми, добрыми.
        - Иди отдохни, Коцюба, ты уже вторые сутки не спишь, - тронул меня за плечо Вайнштейн.
        - А похороны? - вяло возразил я.
        - Мы все сделаем, когда надо будет идти на кладбище, разбудим тебя. Иди.
        Я ушел спать, и сразу провалился в сон. Мне опять приснился шаман, он что-то говорил, вроде бы хотел меня о чем-то предупредить, но, проснувшись, я не вспомнил, о чем.
        На кладбище собрались все, колыхалось море людских голов. Сверкали на солнце полированным деревом гробы, развевался флаг. Люди говорил речи, вспоминали, какими были погибшие. Я стоял в сторонке, ничего говорить я не собирался, хоть все наши и настаивали, что я должен что-то сказать. Наконец, гробы опустили в землю, вскинулись к небу винтовки, трижды хлестнул залп. Народ стал расходиться.
        - Ты зря ничего не сказал, - упрекнул меня Вайнштейн, - в конце концов, ты остался из Комитета один, не считать же Алину. - Действительно, я часто ловил удивленные взгляды. Говорить не хотелось, да и не знал я, что говорить в такой момент.
        Я мрачно глянул на Вайнштейна, и шагнул вперед. Будь что будет, решил я, скажу, что думаю. Народ стал перешептываться, движение в сторону выхода прекратилось. Я подошел к микрофону, снял его с подставки и сказал:
        - На нас напали. Убили наших друзей, - мои слова летели над притихшей толпой, - нанесли нам удар в самое сердце. Мы знаем, кто это сделал, мы знаем, кто снабдил его бомбой. Крысы, трусливые вонючие, крысы не решились открыто выступить против нас. Они подложили бомбу. Но у них ничего бы не вышло, без помощи некоторых из нас. Среди нас враги! Я вам обещаю, я клянусь здесь, у могилы моих друзей, что никто, причастный к этому преступлению не уйдет безнаказанным. Я клянусь, что отомщу! Пусть тот, кто со мной, поднимет руку. - К небу взметнулись сотни сжатых в кулак рук.
        - Оповестите всех наших, пусть все вспомнят все. Может, кто-то что-то видел, может, кто-то что-то знает. Профессор не сам до такого додумался. Это Барзель, сука, идет по стопам отцов-основателей. - Я в ярости метался по комнате, - все сходится - наехал бы он военной силой, это бы только сплотило всех наших. И победа бы досталась ему дорогой ценой. А тут взорвал активистов, и порядок, приходи и бери голыми руками. - Мы собрались у нас, все наши, в том числе те, кто заменил погибших во главе Семей. Сидел весь Комитет, я да Алина, у той были заплаканные глаза, она, похоже, была всерьез влюблена в Летуна.
        - Давай спокойнее, так и дров наломать недолго, - одернул меня Вайнштейн.
        - А ты меня не затыкай! - заорал я, теряя голову, - ты сам, аналитик хренов, прощелкал! Это ведь наша вина, мы должны были просчитать такое развитие событий! Ведь все на поверхности было, эх...
        - Я всего лишь хочу сказать, - ледяным голосом сказал Вайнштейн, - что решения надо принимать спокойно. И ты должен держать себя в руках.
        - Так... Да... Ты прав, - я взял себя в руки. - Шимон!
        - Я тут, - Шимон сидел у двери, тише мышки, и вид у него был какой-то растерянный.
        - Ты и твоя банда шаритесь по всему городу, суете нос во все дырки. Собери своих, все проверьте, если что-то увидите, докладывайте. - Шимон кивнул, - остальные, слушайте внимательно. С этого дня я объявляю в Республике чрезвычайное положение. Все невоенные проекты приостановить. Всех наших под ружье, усилить посты на границах и на въездах в поселок. Ответственным за безопасность назначается Лираз Данино. Вайнштейн, подготовь меморандум, нужно объяснить людям, что, почему и зачем мы делаем. В случае открытого неповиновения разрешаю стрелять на поражение. Барзель обозвал нашу Республику беззубой, пришло время доказать, что это не так. Начинаем готовиться к войне!
        Готовиться-то мы начали, но меня не покидало ощущение того, что инициатива перешла к противнику, а мы лишь реагируем. Да и люди, сменившие убитых, и в подметки не годились своим предшественникам, ну разве мог Славик, например, заменить Медведя? Это даже не смешно. В результате, мне приходилось проверять и перепроверять каждое их действие. Алина впала в депрессию, помощи от нее не было никакой, она и раньше в наших делах не участвовала, занималась медициной. Хорошо хоть, Лираз помогал, и сам человеком толковым оказался, и опыта организационной работы ему не занимать.
        Не прошло и недели, как к нам в Форт завалились "оппозиционеры", и, окружив меня на крыльце, стали бомбардировать требованиями немедленно, сей же момент, устроить выборы. Я молча подождал, пока они, перебивая друг руга, излагали свою позицию, почесал небритый по случаю траура подбородок, и, не повышая голоса, ответил:
        - Вы что, охренели? Еще траур не прошел, а тут вы со своими претензиями...
        - Коцюба, - Даниэль, как и я, говорил спокойно, - траур трауром, но порядок нужен. Комитета больше нет, значит надо избрать новый. И чем раньше, тем лучше.
        - Ага, - усмехнулся я, - выборы, значит, демократия и все такое. Чтобы, значит, вас избрали, а вы тут же поднесли Республику Барзелю на тарелочке. Так?
        - Пусть так, - не смутился Даниэль, - но это будет по закону и по справедливости. Порядок должен быть!
        - Порядок, - меня при слове "порядок" перекосило, - порядок будет тогда, когда я разберусь с вашим другом Барзелем. Вот тогда и устраивайте выборы. Меня уже задолбало рулить вашим детским садом для даунов, давно и прочно задолбало! Так что подождите немного, и власть будет ваша, если мозгов хватит ее удержать. Я не буду выставлять свою кандидатуру на выборы. Все слышали? - я обвел заполнившую двор Форта толпу взглядом. Народ потрясенно молчал. - Но до тех пор, не путайтесь у меня под ногами. Не дай вам бог стать у меня на пути! Убью!
        Я развернулся и ушел в Форт, народ еще что-то там кричал, был слышен визгливый голос Стаса: "вы слышали, вы слышали, что он сказал, это немыслимо...". Мне было все равно. По совету Вайнштейна, на седьмой день после похорон, мы пригласили к себе всех наших, самых надежных ребят. Набралось человек двести с лишним, мы поставили столы во дворе нашего дома, так что всем хватило места. Сначала, как положено, посидели, помянули, выпили по маленькой. Потом я встал:
        - Все так повернулось, мужики, что нам опять надо воевать. Вы сами знаете расклад, в общем, тут такое дело... нужна ваша помощь, не поможете, нам конец, всей Республике, и Поселку нашему. Приказывать я вам не могу, просто прошу...
        - Побереги дыхание, Коцюба, - поднялся со своего места Леня, - мы все с тобой, и не сомневайся, правильно я говорю, мужики? - Собравшиеся отозвались одобрительным гулом.
        - Спасибо, мужики, - я почувствовал, что у меня перехватило дыхание, - спасибо.
        И опять потянулись дни, один за другим. На дорогах стояли посты, проезжавшие машины проверяли, невиданное в Республике дело. Мы готовились к рейду на территорию Земли Отцов, готовились открыто, так, что каждая собака в Поселке знала. Под прикрытием поднятого шума, уходили в тыл врага разведгруппы, оборудовали схроны. Сходиться с Барзелем в лобовую никто не собирался, идея была в том, чтобы устроить у него в тылу герилью в полный рост. Узкоглазым было передано несколько компактных взрывных устройств, по сигналу они должны были подложить их в заранее оговоренные места. Игра в терроризм, это не игра в одни ворота, в нее можно играть вдвоем, и скоро Барзель должен был почувствовать это на своей шкуре. "Оппозиция" затихла, они не заткнулись совсем, но бурчание их было еле слышным. Все вроде бы шло как по малу, но предчувствие надвигающейся грозы меня не отпускало. Я с трудом засыпал по вечерам, ворочался в кровати, прикидывал, размышлял. Что-то я пропустил, что-то не додумал, не просчитал, но вот что?
        - Коцюба, мы нашли их! - запыхавшийся Мишка влетел в комнату. Я уронил ложку в тарелку, и суп брызнул во все стороны.
        - Не ори, говори спокойно, - осадил я его.
        - Они сидят у Стаса в доме, Даниэль, и вся "оппозиция".
        - И что? Они у себя дома, - я взял ложку, и стал есть.
        - Да послушай ты! Там сидят люди Барзеля, они в Поселке! И Профессор там!
        Из объяснений Мишки стало понятно, что они засекли странных похожих, которые пробирались задами, не по улицам. Последили их до дома Стаса, ухитрились заглянуть во двор.
        - Там рядом дом пустой, окна щитами забиты, так мы поднялись наверх, оттуда через щель виден ихний двор, - частил Мишка, - а во дворе за столом сидит Профессор, и несколько дуболомов с ружьями.
        - Это точно Профессор? Ошибки нет? - я встряхнул Мишку за плечи.
        - Он это, я его хорошо разглядел, - обиделся Мишка.
        - Так, - я отодвинул тарелку, и взялся за рацию: - внимание всем, общий сбор в Форте через двадцать минут. Только тихо, без шума и суеты. Всем иметь при себе оружие.
        Я быстро оделся, схватил оружие, на секунду замешкавшись, цапнул разгрузку с магазинами, и, набросив ее на плечо, вылетел из дома. За мной сосредоточенно топотал Мишка.
        Наши исполнили приказ в точности. Во дворе Форта собралось человек тридцать с оружием, при этом ни малейшего признака тревоги, подбегая к Форту, я не заметил. Он был темен, только прохаживался у ворот часовой. Среди пришедших я с удивлением увидел бывшего кацетника Дорона.
        - Это все? - спросил я Лираза, подпиравшего стенку.
        - Пока все, - отрапортовал тот, - если подождем час-полтора, будет больше.
        - Ждать не будем, этого хватит, - я вышел в центр двора, - значит, так, мужики, слушайте сюда: в городе люди Барзеля и Профессор. Сидят у этой суки Стаса в доме. Сейчас мы выдвигаемся туда, и берем их за одно место. Будьте осторожны, мы не знаем, сколько их, и как они вооружены. Кроме того, там в доме женщины и дети, так что прежде, чем стрелять, смотрите, в кого. Вопросы?
        - Погоди, Коцюба, - вышел вперед Вайнштейн, - давай там сначала все разведаем, перекроем все щели. Не надо лезть нахрапом...
        - А вдруг уйдут? Или успеют сделать, что задумали? - я оборвал Вайнштейна, - они ведь сюда не на прогулку заявились, а ну, как еще где бомбу подложить хотят? Ждать нельзя!
        - Коцюба, это глупо! Так и нарваться недолго! - не отставал Вайнштейн. Но я не мог сидеть спокойно, зная, что эта сука Профессор сидит тут рядом, и пьет чай. В крови у меня бушевал адреналин, я чувствовал, что меня несло.
        - Оставайся здесь, сиди на рации, - приказал я Вайнштейну, - ты теперь комендант Форта. И без разговоров, хватит с меня ваших умных стратегий. Доигрались! Собирай народ! И вот еще что, передай на нефтезавод, чтобы усилили охрану, только диверсии нам не хватало. Лираз, подтверди свои полномочия Вайнштейна. - Лираз кивнул в ответ, я повернулся к народу, и скомандовал: - все за мной!
        Семья Стаса жила на отшибе, у северного выезда из Поселка. Занимала она два дом, пространство между ними было отгорожено бетонным забором. Я и Ариэль подошли к воротам, и я стал бить в них подвешенным на веревке молотком с длинной ручкой. Томер и еще двое ребят поднимались в стоящий напротив дом, откуда Мишка, по его словам, и углядел Профессора. Остальные рассредоточились вдоль улицы, держа под прицелом окна и двери. Довольно долго никто не открывал, наконец, сонный голос из-за ворот спросил:
        - Кто там ломится?
        - Это Коцюба, открывай немедленно! - пролаял я. Ну, чистый полицай, всем стоять-бояться.
        - А чего тебе надо? Вали отсюда, мы тебя в гости не звали, - это уже Стас нарисовался, пытается говорить грозно, но голосок-то дрожит.
        - Открывай, иначе взорву ворота! Дом окружен, везде мои люди. Открывай по-хорошему, сука! - Я не стал разводить дипломатию. За воротами стало тихо, через полминуты загремел засов, и ворота приоткрылись. Я рывком открыл их, и за ворот вытащил Стаса на улицу.
        - Врагов укрываешь, тварь! - с ненавистью выдохнул я в его побелевшее от страха лицо.
        - Да ты что, ты что, - залепетал он, - никаких врагов, дома только мои.
        - Ну, пошли, посмотрим, какие тут твои, - я махнул рукой нашим, чтобы подтягивались. Один за другим бойцы исчезали за воротами наконец, Лираз по рации передал, что все чисто. Толкая перед собой Стаса, я вошел в дом. Поверхностный осмотр показал, что в обеих домах ни следа посторонних. Слегка оправившийся от первого шока Стас одернул одежду, с независимым видом уселся в кресло, и прошипел:
        - Ну, погоди, Коцюба, тебе этот беспредел с рук не сойдет. По какому праву вы ворвались в мой дом с оружием?
        - А, про права вспомнил, - я подошел к нему, он при этом вжался в кресло и испуганно посмотрел на меня снизу вверх, - говори, где прячешь Профессора? Где твои гости?
        - Да ты что, обкурился? - удивленно проблеял Стас, - какой Профессор, какие гости?
        Я понял, что он не притворяется, уж больно удивленный у него вид, сыграть такое трудно. Чувство подспудной тревоги, не отпускавшее меня, вырвалось наружу, в голове заполошно забилась мысль: "подстава!". Я схватился за рацию, и стал вызывать Томера:
        -... ответь, это Коцюба. Томер, ответь Коцюбе, - от волнения я даже не воспользовался позывными. Рация молчала.
        - Что случилось, что такое? - подхватился с кресла Стас, видимо, выражение моего лица напугало его.
        - Коцюба? - вопросительно развернулся ко мне Лираз.
        - Кто из наших в соседнем доме? - спросил я у него, и тут же, не дожидаясь ответа, сказал Лиразу: - вызови их, скажи, чтобы быстро шли сюда.
        Я с трудом сдерживаясь, чтобы не бежать, спустился на первый этаж, и подошел к окну. В доме напротив не было заметно никакого движения.
        - Они не отвечают, - слетел по лестнице Лираз. За ним, пыхтя, спустился Стас, тараща перепуганные глаза, вцепился мне в рукав:
        - Коцюба, что происходит?
        В этот момент рация зашипела, послышался гул и треск помех. Я удивленно посмотрел на Лираза, его рация тоже шипела. Я крутанул колесико, прыгая по частотам - на всех каналах было только шипение и треск. Лираз достал сотовый телефон, посмотрел на экран, и повернул ко мне разом побледневшее лицо:
        - Нет сигнала.
        - Скажи всем нашим, чтобы не подходили к окнам, - приказал я. Лираз секунду помедлил и бросился наверх. Когда я услышал треск на всех каналах, меня, как пишут в старых романах, точно громом поразило. Я вдруг понял, что не давало мне покоя все эти месяцы, недостающие куски головоломки встали на свое место.
        - Да объясните же, наконец, что тут происходит!!! - закричал фальцетом Стас.
        - У тебя подвал есть? - вместо ответа спросил я его.
        - Есть, - кивнул Стас.
        - Тогда бери баб с детишками, и отправь вниз, - приказал я, и, видя, что он хочет еще что-то спросить, добавил: - нас сейчас будут убивать. Твои друзья тебя подставили.
        Глаза Стаса округлились, он бросился собирать домашних, раздался визг, женские причитания. Вереница женщин и детей потянулась в подвал, я заметил, что спустились и несколько мужчин. Со мной на первом этаже осталось несколько наших бойцов, среди них Денис и Леха Стас загал своих в подвал, а сам поднялся к нам.
        - Коцюба, ты точно уверен, что там кто-то есть? - спросил он, всем видом выражая сомнение.
        - Сходи проверь, - предложил я ему, - в конце-концов, это твои друзья там.
        - Думаешь, это Барзель? - спросил подошедший Лираз. Я кивнул в ответ. Никто другой на такую акцию бы не решился, да и технические средства для этого были только у Барзеля. Аппаратуру для радиоэлектронной борьбы на коленке не сляпать. Радиус действия у таких игрушек небольшой, во всяком случае, у переносных. Значит, они где-то неподалеку, прикинул я, ситуация не из приятных, их наверняка немного, но все выходы их дома у них под контролем.
        - Если это Барзель, они не будут стрелять! - выпалил Стас.
        - Да? - я иронически приподнял бровь.
        - Тут женщины, дети, они не будут стрелять, не могут! - завелся Стас, сам себя убеждая, -я пойду поговорю с ними.
        - Ну, иди, - согласился я. Стас затравленно перевел взгляд с меня на своих мужиков, мрачно смотревших на него, и, решившись, пошел к выходу. Стоило ему шагнуть в квадрат солнечного света, у открытой двери, как снаружи раздалась пулеметная очередь. Она выбила бетонную крошку из стены над входом, и эта крошка посыпалась застывшему Стасу на голову. Я едва успел выдернуть его внутрь за воротник, и опрокинуть на пол, как над нами с визгом просвистело несколько пуль.
        - Ну че, сходил? - иронически спросил я его. Он зыркнул нам меня ошалелыми глазами, и, как был, на карачках, пополз в подвал. За ним смылись и его мужики, остался только один.
        - Что будем делать? - спросил Лираз.
        - Баррикадируйте дверь. Мебель тащите, тащите все, что можно, завалите вход так, чтобы никто не мог войти, - приказал я Денису и Лехе, - займите позиции внутри, держите вход.
        Мы с Лиразом поднялись наверх, наши, кто был там, без команды рассредоточились, стараясь не подходить к окнам, наблюдали.
        - Подождем, - сказал я Лиразу, - дом крепкий, стены толстые. Просто так они его не возьмут.
        - И что дальше? - спросил он у меня, - может, попробуем прорваться?
        - Дальше будем ждать, мы на своей территории. Рано или поздно наши сообразят, что происходит, и придут на помощь. Прорываться не будем, слишком рискованно. Время работает на нас.
        Очевидно, противник тоже это понимал, только я закончил говорить, как внизу раздался мощный взрыв. Мы кинулись туда. Взрыв разметал баррикаду из мебели, в углу ничком лежало тело Лехи, одного взгляда хватило, чтобы понять, что он мертв. Держась за окровавленную голову, из соседней комнаты вышел Денис. Лираз кинулся к нему, ему помог оставшийся невредимым незнакомый мне боец, и мы быстро поднялись наверх.
        - Что это было? - спросил ошеломленный Лираз.
        - Я думаю, противотанковая ракета, - ответил я, и крикнул: - все внутрь, живо!
        Народ повыскакивал из наружных комнат, попрятался в туалетах и ванных, в укрепленных комнатах-убежищах. Я мысленно вознес хвалу строительным стандартам Земли Отцов. Из-за постоянной угрозы обстрелов, защищенное пространство было неотъемлемым элементом любого архитектурного проекта. Только-только мы попрятались, как раздалось еще несколько взрывов, дом заходил ходуном. Они стреляли по окнам, утепленные стены толщиной почти в метр им было не пробить.
        - Да сколько же у них этих ракет, - простонал рядом со мной Лираз, когда после седьмого или восьмого взрыва обстрел прекратился.
        - Я вниз, посмотрю, как там дела, - крикнул я ему, и выполз на лестничную клетку. Поскальзываясь на кусках штукатурки, пошел вниз. Взрывы подняли тучи гипсовой пыли, лестница терялась в белом тумане. В горле сразу запершило, добравшись до второго этажа, я почти ничего не видел. Кое-как протерев глаза, я осмотрелся: бывшая Стасова гостиная была полностью разрушена, деревянные часы с боем, которым он так гордился, безнадежно разбитые, валялись в углу.
        - Есть кто живой? - позвал я.
        - Все живые, - отозвался из примыкающей защищенной комнаты тот самый, незнакомый мне боец. Я пополз туда, там сидело четверо наших, среди них Дорон.
        - Коцюба, что нам делать? - спросил он. Хороший вопрос, если бы я еще знал на него ответ...
        - Держитесь, - ответил я, - надолго их не хватит, надо продержаться, пока не подойдут наши.
        Большого энтузиазма я на лицах не заметил, но и праздновать труса никто не сбирался, и то хлеб. Еще раз повторив просьбу держаться, направился в обратный путь. До третьего этажа оставалось полпролета, когда враги возобновили обстрел. Дом содрогнулся, я потерял равновесие, одна нога скользнула, и я упал ничком, сильно приложившись лицом о ступеньки. Кожа на лбу лопнула, хлынула кровь, заливая глаза. Я кое-как встал, вслепую преодолел оставшиеся ступеньки, и, выставив перед собой руку, осторожно пошел вперед. Потеряв ориентацию, я понял, что пошел мимо двери в защищенную комнату, лишь когда услышал за спиной крик Лираза: - Коцюба, назад!
        Поздно. Я вышел в комнату, выходящую окнами во двор. Сквозь заливавшую глаза кровь я даже не увидел, а почувствовал солнечный свет, бьющий в окно, ощутил дуновение ветерка. В следующее мгновение раздался взрыв, меня отбросило назад в коридор и на этом все кончилось.
        Превращенное в тюремную камеру бомбоубежище было просторным, жаловаться на тесноту не приходилось. Минимальные бытовые удобства мне обеспечили: поставили переносной биотуалет, бар с водой, горячей и холодной, снабдили чаем. По утрам неразговорчивый охранник менял в биотуалете бачок, приносил завтрак. Он же приносил обед и ужин. Под потолком все время горели лампы, о наступлении вечера я узнавал по изменению яркости этих ламп, "ночью" они горели вполнакала.
        Раны мои понемногу заживали, думаю, что если бы мои тюремщики узнали, насколько быстро я поправляюсь, они бы ужесточили режим. Но я старательно имитировал беспомощность, ходил, держась за стеночку, кряхтя. Со стонами садился на сиденье биотуалета, все остальное время лежал. Те, кто наблюдал за мной через глазки видеокамер, не должны были ничего заподозрить.
        Единственным событием, что хоть как-то скрашивало монотонное существование, были допросы. В первый раз, когда в комнату зашли сразу трое охранников, здоровые бугаи, я решил, что все, отбегался, сейчас поведут убивать. Один из них взял меня на прицел, остальные сноровисто заломали руки, надели наручники, и в таком виде препроводили меня наверх. Там, в одной из комнат оставшегося целым здания Форта, меня ждал Эран. Он сидел за столом, перед столом стоял табурет, на который меня и усадили.
        - Ну что, Коцюба,как настроение? - приветствовал меня Эран. Я молчал, видя это, он продолжал: - не повесился еще? - Действительно, мне оставили шнурки, выдавали столовые приборы. Явно не боялись того, что я мог у покончить с собой. А, может, и хотели, чтобы я на себя руки наложил, - он хоть слово произнес? - задал он вопрос одному из моих стражей.
        - Нет, командир, молчит, - ответил страж, и спросил: - Может, пристрелить его?
        - Зачем стрелять, он нам еще пригодится. Не зря же мы его в живых оставили, - Эран откинулся в кресле, и хихикнул, - Нет, куда же мы теперь без Коцюбы, без Коцюбы нам никуда. Ты, Коцюба, у нас теперь главный террорист, можно сказать, воплощение вселенского зла.
        Он отхлебнул из стакана, затянулся сигаретой, выпуская дым мне в лицо, довольным голосом сказал:
        - А ведь я говорил тебе, что пора взрослеть. Ведь говорил же! А ты не послушался, дурачок, начал с нами играть. Детям нельзя играть во взрослые игры, прилететь может по взрослому. Верно? - спрашивал он у стражей, стоящих у меня за спиной. Те отвечали, похохатывая:
        - Верно, командир, куда им против нас.
        - Знаешь, почему ты главный террорист? - спросил он, и тут же, не дожидаясь моего ответа, объяснил, издевательским тоном, будто читая протокол: - ты, вместе с этим ментом, Данино, составил заговор с целью захвата власти в Республике. Тебя, отморозка, не устраивал ход событий, ты хотел войны, хотел столкнуть любами Республику и Землю Отцов. Поэтому ты подложил бомбу в комнате, где заседал Комитет, и взорвал всех. После этого, ты решил расправиться с мешающими тебе оппозиционерами. Со своими головорезами, ты ворвался в дом уважаемого гражданина Республики, и убил его, и всех, кто находился в доме. И если бы тебя не остановили мы, успел бы натворить еще немало черных дел. Но тебе не повезло, и скоро мы тебя повесим, за бандитизм. Смотри! - Эран показал рукой в окно, и страж повернул мне голову в нужном направлении. Вровень с окном, на флагштоке по-прежнему развевался флаг Республики. - Это ненадолго, скоро там будет висеть наш флаг, а ваша Республика станет историей. Ты не знаешь, но как раз сегодня прошли выборы, завтра Алина Гофман передаст власть в руки новоизбранного Комитета. А тот, в свою
очередь, примет решение о присоединении к Земле Отцов. Вот так, Коцюба.
        Я по-прежнему молчал, никак не реагируя. Значит, они убили Стаса и всю его семью, и баб с детишками не пожалели. Логично, к чему им лишние свидетели? В таком случае понятно, что они сделали с ребятами, никаких шансов, что в живых остался хоть кто-то. Ладно, рассчитаемся, дайте срок. Эран, меж тем, наклонился ко мне через стол, и вкрадчиво спросил:
        - А может, ты того, головой повредился? - Я молча смотрел перед собой. На голове у меня была повязка, а под ней, я знал, глубокая рана. Рану зашили, но осколок, как мне сказал Эран, задел мозг. Никаких изменений я не чувствовал, мыслил по-прежнему ясно и четко. Теперь главное, чтобы об этом не догадались мои тюремщики.
        - Позовите Профессора, - махнул рукой Эран. Один из стражей вышел, и тут же вернулся с Профессором, за дверью тот сидел, что ли?
        - Вот, Коцюба, один из наших помощников, без него нам бы не справиться. Представлять вас друг другу не буду, - Эран отвесил шутовской поклон.
        - Что, добегался, отморозок, - прошипел Профессор, вплотную подойдя ко мне. Он, неловко замахнувшись, стукнул меня по голове сухоньким кулачком. Я, как куль, завалился с табурета, было очень больно.
        - Полегче, полегче там, - довольным голосом произнес Эран, - он еще нам нужен.
        Стражи подняли меня с пола, взгромоздили на табурет. Прежде, чем стражи успели его остановить, Профессор опять подскочил ко мне, и плюнул мне в лицо. Плевок стек у меня по щеке, я все так же безучастно смотрел перед собой.
        - Вытрите ему лицо, - приказал Эран. Один из стражей, видимо, стал искать платок, я слышал, как он роется по карманам.
        - У меня нет платка, - пробасил страж.
        - Ну, так принеси, - раздраженно бросил Эран, и сказал Профессору: - вы бы Профессор, воздержались от рукоприкладства.
        - Его надо повесить, расстрелять! Он же бандит, террорист! - завизжал Профессор, наваливаясь на стол. Эран отстранился, у Профессора, наверное, изо рта жутко воняло, - он опасен, нельзя его в живых оставлять!
        Страж, тем временем, вышел, и за моей спиной остался только один. Я слышал его дыхание за левым плечом. Решив, что более удобного случая мне не представится, я резко встал, скорее даже, прыгнул вверх, метя головой назад и влево. Расчет оправдался, получив удар в челюсть, страж без единого звука упал, а я, не теряя времени, изо всех сил ударил ногой в стол. Столешница ударила привставшего Эрана, на лице у него читалось безграничное удивление. От удара столом он потерял равновесие и упал назад и вбок, врезавшись головой в стоявшие на подоконнике кактусы. Увидевший все это Профессор прижался к стене, выставив в немом протесте дрожащие руки. За дверью послышался топот, я понял, что у меня в запасе всего лишь несколько секунд. Я использовал их с толком: саданул Профессора ногой между ног, а потом, когда он, пискнув, завалился вперед, принялся бить его по голове ногами. Ботинки у меня были строительные со стальными вставками, бил я яростно, вкладывая всю накопившуюся злость, уже после третьего удара раздался противный хруст, а пол стал скользким от крови. Ощутив за спиной движение, я подпрыгнул, обеими
ногами приземлившись на череп Профессора. Это было лишним, он почти наверняка был уже мертв. Удар в спину швырнул меня вперед, я упал сверху на труп Профессора. Последним, что я слышал, перед тем, как меня выволокли из комнаты, это голос склонившегося над Профессором стража:
        - Готов, он убил его, - при этих словах я улыбнулся, и улыбался, пока они избивали меня, волоча в подвал. Они скинули меня с лестницы, и я летел целый пролет. Потом взяли за ноги, и потащили вниз, голова при этом билась о ступеньки. К счастью, я потерял сознание практически сразу.
        На следующий день стражник вместе с завтраком принес мне какой-то сверток. Кинув его на стол, он, по обыкновению молча, сменил бачок биотуалета и ушел. Лязгнул засов. Я встал со стола, развернул сверток, погладил блестящий шелк. Все понятно, Республики больше нет. Через несколько дней возобновились допросы. Какой-то внятной цели у них не было, думаю, Эрану просто не с кем было поговорить, поделиться своим триумфом.
        - Ну и бардак вы развели, - Эран, заложив руки за спину, прогуливался по кабинету. За окном на флагштоке развевался бело-голубой флаг, - что ни дом, то крепость, и горы оружия в каждом доме. Ты стрельбу вчера слышал?
        - Нет, - покачал я головой, и усмехнулся, - а что, кого-то из твоих ублюдков ухлопали? Давно пора.
        - Шваль узкоглазая, из-за таких как ты, вооруженная до зубов, убивала наших, а ты и рад. - Эран вперил в меня горящий ненавистью взгляд. - Мы вчера как раз их квартал зачищали.
        - И как успехи? Судя по тому, как ты бесишься, не очень, - хохотнул я.
        - Успехи, да, не очень, кое-кто от нас ушел. Но ты не радуйся, мы извлекли из этого урок. Ты, небось, думаешь, что вот сейчас мы закрутим гайки, и народ против нас поднимется?
        - Так и думаю, - не стал скрывать я.
        - А вот хрен тебе! - Эран посмотрел в окно, и опять повернулся ко мне: - мы подождем. Год подождем, два подождем, если понадобится. И достанем всех по одному, когда люди уже привыкнут жить по-нашему. Главное, что нефтезавод у нас, и практически без крови, без потерь обошлись.
        - Все еще впереди, - покачал я головой.
        - А вот и нет, не восстанет никто. Мы вчера узкоглазых давили, и никто за них не встал, ни один. Даже твои друзья сидели по норам. И за тебя никто ни слова не скажет, вот увидишь.
        - Думаешь, все так спокойно схавают твою версию? - разозлился я.
        - Схавают, и облизнутся! Думаешь, у нас дураки сидят? Нет, мы вас просчитали, давно просчитали. Посмотри, как технично мы вас обыграли. Жаль, что ты убил Профессора, он был очень полезен. Именно он составил твой психологический портрет, а наши аналитики просчитали все возможные варианты твоих реакций. Все, что ты делал, было просчитано.
        - Все равно вам никто не поверит.
        - Поверят! У нас есть свидетель, который уже рассказал всем о деталях вашего заговора.
        На следующий допрос Эран привел Мишку. Насчет Мишки я все понял, еще когда увидел удивленные глаза Стаса, так что сюрпризом его появление это не стало.
        - Михаэль - подающий надежды молодой человек. Он сделает у нас большую карьеру, - улыбаясь, поведал Эран. Мишка заметно нервничал, ему было неловко, он переминался с ноги на ногу, и не хотел смотреть мне в глаза.
        - Ну как, тридцать серебряников еще не прожгли карман? - спросил я, приподымаясь. На меня тут же навалились стражи. Ну, да что я мог сделать? Сковали по рукам и ногам, и к полу пристегнули.
        - Михаэль настоящий патриот, он понимает, что у вашего образа жизни нет будущего. Будущее есть только у государств, а у вас не государство, у вас анархия, бардак. В вашем обществе у талантливых молодых людей не было никакой возможности сделать карьеру, - откинулся в кресле Эран, - или копаться в земле, или с железками возиться. Никаких управленческих должностей, как так можно жить? Никакой возможности разбогатеть, никакой возможности жить по-человечески. А у нас - широкие карьерные перспективы.
        - Это вряд ли, - я посмотрел на Мишку, и повторил, - вряд ли ты карьеру сделаешь, сучонок. Предателей нигде не любят, так что быть тебе вечным "подай-принеси". И поделом тебе.
        Мишкины глаза забегали, бледное лицо пошло пятнами, он переводил растерянный взгляд с меня на Эрана.
        - Не обращай внимания, Михаэль, это он от бессилия, зубами щелкает, как пойманная крыса, - со смехом прокомментировал Эран мои слова. Смех его прозвучал натянуто, вымученно, и я понял, что попал в десятку, никакой карьеры у Мишки не будет.
        - А ведь тебе с этим жить, Мишка, живи долго, со временем ты поймешь, что совершил, еще локти себе сгрызешь. Тебе с этим жить, слышишь! - кричал я уже в спину выскочившему из комнаты багровому Мишке.
        Лежа на кровати в своей камере, я много думал. Рассматривал отдельные факты и фактики, крутил их таки этак, потом укладывал в общую головоломку. Понемногу, картина происшедшего прояснялась, часть прояснили слова Эрана, часть я домыслил сам.
        Нас действительно обыграли, обыграли вчистую, как взрослый дядька обыгрывает сопляков. Не знаю, как они нашли подходы к Мишке, что ему пообещали, но это было неважно, главное, что нашли, соблазнили, и превратили в своего агента. Остальное уже было делом техники: Мишка все время крутился рядом, его никто не замечал, и ничего от него не секретил. О каждом нашем шаге тут же узнавали враги, это тут же свело к нулю нашу операцию с узкоглазыми, зная, что те работают на нас, Эран мог сливать нам дезу. Плюс Профессор, которого и вербовать-то не надо было, до того он нас ненавидел. В результате, мы видели и слышали то, что хотел Эран. Не знаю, кому из них пришла в голову идея подложить бомбу, но решение пощадить меня было простым, как все гениальное. Я, поневоле, восхищался изяществом этого хода. Они нашли единственно возможный вариант. Взорви они нас всех, и вставшее на дыбы население Республики тут же выбрало бы новый Комитет, не хуже нашего. Пойди они на нас войной, результат был бы тем же - сплоченный единый фронт. Они подложили бомбу, пощадили меня, а затем свалили на меня и взрыв, и убийство
несчастного Стаса со всеми его домочадцами. Зная о моей репутации безбашенного отморозка, в это легко было поверить. В результате, дезориентированный народ сидит по домам, не зная, кому верить, а они преспокойно захватывают власть, укрепляя свои позиции не по дням, а по часам. И все это без кровопролития и усилий. Оставалась только одна неясность: что произошло с Вайнштейном. Эран молчал, обходил эту тему, а я не спрашивал. Во мне теплилась надежда, что Вайнштейн, умная голова, понял все, и сумел сбежать.
        Допросы прекратились на целую неделю, видимо, Эран был занят, потом пришел ко мне в подвал, пододвинул себе стул, сел.
        - У меня к тебе есть предложение, Коцюба, - начал он, - сделай две вещи, и я тебя отпущу.
        - Не отпустишь, - покачал я головой, - ты же знаешь, что я за тобой приду.
        - Две вещи, - Эран сделал вид, что не слышал, - первое: ты объяснишь мне, как пройти к индиго. И второе: сделаешь признание по всем правилам, на камеру. Я тебя отпущу, дам машину с полным баком, оружие. Могу яхту дать, если хочешь. Дай слово, что не вернешься, ведь ты всегда свое слово держишь, и можешь ехать...
        - Что, не получается взять индиго под контроль? - усмехнулся я. - Что вы за народ, не можете жить спокойно, до всего вам есть дело, все хотите своими жадными лапами загрести...
        - Так поможешь, или нет?
        - Нет, - растянул я губы в глумливой ухмылке, - сами решайте свои проблемы. Вы же такие всемогущие, всезнающие.
        - Ладно, решим, тебе же хуже. Сдохнешь, как крыса, - Эран встал, и пошел к двери подвала, его подручные за ним.
        - Погоди, - бросил я ему, когда он уже переступал порог. Он остановился, повернул голову, я продолжил: - Знаешь, почему тебе не достать индиго? Тебе нечего им предложить, Эран. Нечего! - я раскатисто захохотал. Эран с перекошенным лицом вышел из подвала, с грохотом захлопнув дверь. Это был последний допрос, больше он не приходил.
        Глава 18
        "Лавай"
        Первым, что я услышал, когда проснулся, было поскрипывание переборок и негромкий плеск волн. Просыпался я медленно и тяжело, страшно болела голова, слипшиеся веки никак не хотели подыматься. Наконец, я с трудом продрал глаза, оказалось, что я лежу на койке, надо мной так близко, что можно дотянуться рукой, еще одна койка. Мерное раскачивание не оставляло сомнений в том, что я нахожусь на судне, а повернув голову, я узнал обстановку. Это была моторная яхта Вишневецкого, он ее нашел после Песца, восстановил, и мы даже пару раз выходили на ней в море, отдыхали. Когда Эран предложил мне яхту, я сразу понял, о какой яхте он говорит.
        Я попытался приподняться, но головокружение тут же бросило меня назад на подушки. В пересохшем горле першило. Заметив в сетке на стене бутылку воды, я схватил ее, и жадым глотками выпил. Когда мне немного полегчало, я все-таки сумел встать, шатаясь, подошел к двери, и вышел на корму, по лесенке взобрался наверх надстройки, к штурвалу. Осмотрев горизонт в бинокль, я не обнаружил ни следа берега, вокруг расстилалось открытое море. Подергав штурвал, я понял, что он намертво заклинен, экран навигационного компьютера был разбит, компас в гнезде отсутствовал. К штурвалу липкой был примотан какой-то конверт, я содрал его, обламывая ногти, открыл, и прочел. Отпечатанный на бумажке текст гласил:
        "Коцюба, извини, что так вышло, но иначе я поступить не мог. Поверь, что мне было нелегко принять такое решение, но интересы сообщества превыше всего. Жаль, что ты не принял моего предложения, ведь все могло бы сложиться иначе. Твои друзья индиго вступились за тебя, пригрозили, что уйдут, если мы тебя хоть пальцем тронем. Мы не могли допустить, чтобы они ушли, люди их слишком любят. Поэтому я дал им слово, что отпущу тебя целым и невредимым. Как видишь, я сдержал его: ты жив, здоров, и свободен.
        Эран.
        P.S. В ящике стола, слева от кухонной плиты, ты найдешь свой пистолет."
        Листок записки выпал из моих пальцев, его тут же подхватил порыв ветра, и унес. Я сел в кресло рулевого, и задумался. Ситуация тупиковая. Я один на яхте посреди моря. Один бог знает, сколько дней я пролежал в наркотическом сне, и все это время, подчиняясь командам автопилота, яхта уходила неизвестно куда. Теперь до берега, любого берега, были сотни километров, горючего в баках по нулям, воды и еды нет, столь неосмотрительно выпитая мной бутылка была единственной на борту.
        В ящике стола, и правда, оказался мой пистолет, с полной обоймой. Я усмехнулся: мне бы хватило и одного патрона, а тут целых пятнадцать. Впрочем, так легко я сдаваться не собирался, задвинул ящик с пистолетом обратно, задумался. Шансы выжить стремятся к нулю, но вот так сдаваться было не для меня, у меня есть цель - отомстить за ребят. Значит, я должен приложить все усилия, чтобы выжить. Застрелиться я всегда успею. Поддерживаемый этой мыслью, я стал лихорадочно обыскивать яхту, ища что-нибудь, что могло бы помочь мне выжить. Опять подошел к плите, щелкнул переключателем. Они убрали с яхты всю воду, а вот газовый баллон оставили, не подумали. Весьма непредусмотрительно с их стороны, весьма.
        - Ну, значит, потрепыхаемся, - пробормотал я под нос, увидев, что над горелкой расцвел прозрачный цветок голубого пламени. В моем далеком детстве сосед, запойный алкаш, показывал мне примитивный самогонный аппарат, сварганенный из двух кастрюль и миски. Кто бы мог подумать, что сейчас это нехитрое знание если не спасет, то хотя бы, продлит мне жизнь. Зачерпнув ведром на веревке соленой забортной воды, я наполовину наполнил кастрюлю, и водрузил на плиту. В кастрюлю опустил миску, она закачалась на поверхности воды, затем накрыл кастрюлю крышкой, выпуклой стороной вниз. Сверху на крышку я поставил вторую кастрюлю, и зажег огонь.
        Вода в кастрюле кипела, я убрал огонь на минимум, чтобы через оставленную дырочку вырывалось как можно меньше пара. Заглянул внутрь - пар, сконденсировавшийся на перевернутой крышке, по капельке стекал в плававшую миску, за полчаса миска наполнилась на две трети. Слив полученную пресную воду в бутылку, я долил в кастрюлю свежей воды, а в верхней полностью сменил. Проблема с питьевой водой решена, пока есть газ, у меня будет вода. Насколько хватит газа, я старался не думать.
        Когда мы последний раз выходили на яхте в море, у Марины порвался пакет с продуктами, и его содержимое высыпалось на пол в жилом отсеке. Понятно, что все вымести не удалось, да никто особо и не старался. Настил на яхте был собран из деревянных реек, сбитых решеткой, я отодрал эти рейки, и аккуратно собрал все, что под ними было, набралось немного крупы, успевшей засохнуть кукурузы, какие-то огрызки сухофруктов. Я ссыпал все на стол, отделил явно несъедобные, гнилые куски, остальное аккуратно сложил в банку с завинчивающейся крышкой. Пошарив по углам, нашел десяток обгрызенных куриных костей, Дик, пес Вишневецкого, вечно растаскивал еду по углам. Теперь остатки его пиршества пополнили мои запасы продовольствия. Настоящей находкой стала банка кильки в томате, которую я обнаружил под раковиной.
        Я растягивал еду и воду, как мог, варил супчик - бросал в кастрюлю жменю крупы, кильку, крошил растолченную куриную кость, полчаса варил, и быстро глотал. Вкус у варева был отвратительный, но в моем положении выбирать не приходилось. Конечно, этого было недостаточно, на третий день я уже с трудом поднялся с койки. Глядя в зеркало, я видел там исхудавшего, обросшего, незнакомца с лихорадочно горящими голодными глазами. Перебарывая лень, брился забытой кем-то одноразовой бритвой, раздевшись, обливался холодной морской водой, но через неделю голодного сидения и на это уже сил не хватало. Дни я проводил на корме, пытался рыбачить, но так ничего и не поймал. Сидел, смотрел на море, и думал, думал...
        Мысли меня посещали невеселые, мрачные. Было отчего загрустить - я потерпел неудачу по всем фронтам, упустил все шансы, что судьба мне давала. Друзья убиты, дело, которому отдано столько сил, проиграно, пацан, который был мне как сын, предал. Горше всего было осознавать правоту Джека. Он говорил, что будущего у нас нет, и только теперь я понял, насколько он был прав. Песец дал нам свободу, мы могли построить свою жизнь так, как захотим Весь мир лежал у наших ног. И как мы ее использовали? Чуть только перспектива смерти от холода и голода отодвинулась, мы стали заниматься любимым делом людей с древних времен: воевать. "Свобода от" не дала нам ничего, "свободу для" мы использовали для разрушения и убийств. Люди действительно тупиковая ветвь, будущее за индиго. Иногда я ловил себя на злорадной мысли, что Эран ничего не добился, индиго все равно не останутся. Они уйдут от людей и построят свое общество, подальше от стада злобных обезьян с отвертками. Индиго ушли бы и от нас, а уж от фашиста Барзеля и подавно уйдут. Заставить их остаться он не сможет, а предложить им нечего, что он может им предложить?
Ударный труд на благо чмуликов? Впрочем, что мне до этого, моя жизнь кончена. Ну, протяну еще недельку-другую, и все, конец истории.
        Доведенный этими мыслями до отчаяния, я однажды спустился вниз, достал пистолет, приставил к голове, и долго сидел на койке, убеждая себя нажать на спуск, но так и не нажал. СМ матом отбросил пистолет в угол, с трудом подавив желание выкинуть его за борт, чтобы не соблазнял меня. Нет уж, я и так не стану стреляться, еще поживу, хоть день, да мой.
        На девятый день я проснулся оттого, что слетел с койки на пол. Яхту швыряло из стороны в сторону, в иллюминаторах было темно, волны с грохотом били о борт. Шатаясь, я добрел до ведущей на корму двери, распахнул ее, на меня тут же обрушилась волна, приложив о косяк. Промокший до нитки, я протер глаза, и увидел, что вокруг яхты стеной стоят волны, высотой с трехэтажный дом. Сверкали молнии, по небу неслись черные облака, выл ветер. Яхта скрипела и содрогалась под ударами волн. Я быстро отпрянул вглубь яхты, захлопнул и задраил дверь. Возникла мысль надеть спасательный жилет, но я отбросил ее, все равно в такой шторм никаких шансов выжить нет. Оставалось надеяться, что яхта выдержит, если же нет... значит, нет. Я лег на койку, и стал ждать. Шторм продолжался несколько часов, потом пошел на спад, ветер стал стихать, волны уже не валяли яхту с боку на бок. К вечеру ветер стих, уплыли облака, и я долго смотрел на звезды, сидя наверху.
        Наутро обнаружилось, что яхта тонет. Шторм не прошел даром, он что-то повредил, и яхта медленно, но верно наполнялась водой. Я пытался обнаружить течь, но безрезультатно, текло где-то за обшивкой, а где - непонятно. Вода прибывала быстрее, чем я вычерпывал, и скоро стало ясно, что она утонет. Я собрал остатки еды в полиэтиленовый мешок, взял бутылку с водой, и надел спасательный жилет. Потом отстегнул контейнер с плотом, и бросил его за борт. Контейнер тут же ушел под воду, через несколько секунд на поверхность вынырнул раскрывшийся под водой оранжевый плот, такая надувная платформа из плотного непромокаемого брезента, с чем-то вроде палатки наверху. Он закачался на волнах у борта яхты. Я уже было собирался перелезть на него, как вспомнил, и полез внутрь яхты. Воды там уже было по колено. Я прошел к ящику, где лежал пистолет, достал его, и сунул за пояс, затем, секунду поколебавшись, открыл соседний ящик, и достал флаг. Эран, наверное, думал, что увидев все, что осталось от Республики, я возрыдаю и тут же застрелюсь, но его расчет не оправдался. Я не был фетишистом, и к любым символам был
равнодушен. Но флаг этот напоминал мне о друзьях, о тех, за чью смерть я таки не отомстил. Я взял сверток с флагом, и вышел назад на корму. Подтянув за конец плот, я бросил внутрь бутылку с водой, и сверток с флаго, затем перелез через борт, и плюхнулся в воду. Два гребка, и я у плота. Ослабевшие руки отказывались подчиняться, и на плот я залез только с третьей попытки. Яхта затонула через полчаса, к тому времени плот уже отнесло от нее.
        Оказалось, что на плоту был запас воды и продовольствия на четырех человек, шесть литров воды, и сухпаек. И, хвала Вишневецкому, вода оказалась свежая. Появилась надежда прожить еще немного.
        Я растягивал оставшуюся воду и еду как мог. Прошло еще три дня, и еще три дня. Я лежал на плоту, головой к выходу, и смотрел на небо. Сил двигаться не было, я просто лежал, и смотрел. Начались галлюцинации: прилетел шаман, и усевшись на конек крыши "палатки", болтая ногами, заговорил:
        - Что, Коцюба, - голосом Эрана проквакал шаман, - довели тебя старые методы? Ай-яй-яй, не оправдал ты моих надежд, - я махнул на него рукой, и он растворился в воздухе, а на его место тут же спланировал Вайнштейн.
        - На флаг и герб равняйсь! - прокричал он, и лицо его скривилось, он заплакал.
        Я стал забываться, с кем-то спорил, ругался, и уже не в состоянии был отличить сон от яви. Так прошло еще несколько дней, не знаю, в какой-то момент я перестал их считать. Кончилась вода, и остатками сознания я понял, что - все, скоро моя история кончится. Сбывался сон, что приснился мне в день Песца: скоро я умру, умру в одиночестве. Я уже давно на плоту, и знаю, что никто не придет мне на помощь, никто не пришлет за мной спасательный вертолет. Нет больше никаких вертолетов, потому что никого, кроме меня в мире не осталось.
        Когда сквозь плеск волн ветер донес до меня еле различимый звук мотора, я принял его за галлюцинацию. Впрочем, терять было нечего, с трудом дотянувшись до кармана "палатки", я достал ракету, и, отставив ее в сторону, дернул за шнурок. С шипением ракета унеслась в небо, а я опять растянулся на плоту. Зачем-то я взял сверток с флагом, и прижал его к груди. Шум приближался, вскоре над плотом, заслонив солнце, навис борт корабля. С плота он казался неимоверно высоким, избитый волнами, покрытый серой краской, весь в потеках ржавчины, он доставал до облаков. Раздалась пронзительная трель звонка, какие-то голоса, затем с борта, точно ангел, спустился человек. Он покачался на тросе, примериваясь, зацепил плот ногой, подтянул, и встал на него, так, что моя голова оказалась точно между его ботинок. Лица его я не разглядел оно терялось в ореоле света. Повернув голову вверх, он что-то крикнул, оттуда прилетела веревка. Он приподнял меня, попытался вырвать у меня из рук сверток но я напряг все силы, и не отдал, тогда он продел у меня подмышками веревку, завязал узел, и махнул рукой. Веревка натянулась, меня
стали медленно подымать, плот становился все меньше. Меня подняли, и множество рук осторожно подхватили меня, и уложили на палубу. Я лежал на палубе, и чувствовал спиной, как где-то внизу ворочается, дышит мощная машина. Надо мной, склонившись, стояли моряки, они оживленно о чем-то переговаривались на непонятном языке, часто повторяя слово 'лавай'.
        Один из них потянул у меня сверток из рук, и на этот раз я его не удержал. Они развернули его, я увидел, как надо мной закачалось полотнище флага. Тон голосов изменился, похоже, флаг удивил моряков. Потом голос, в котором звучали командные интонации, что-то отрывист приказал, и моряки расступились. Надо мной склонился человек, оттянул мне веко, пощупал пульс на шее. Через несколько мгновений я почувствовал укол в левой руке, и человек, что осматривал меня, сунул одному из моряков в руку пакет с физраствором. Меня не собирались убивать, наоборот, поставили капельницу. Принесли носилки, и переложили меня на них, понесли. Один из моряков одобряюще похлопал меня по плечу, и что-то сказал. Я удивился такому неожиданному дружелюбию. Корабль оказался военным, мимо проплыла зенитка-автомат с задранным к небу стволом. Перед тем, как меня внесли внутрь, мой взгляд упал на мачту. Увиденное заставило меня засмеяться, ворочаясь на носилках, каркающим тихим смехом. Высоко в небе, над вращающейся решеткой радара, на мачте развевался флаг.
        Флаг на мачте был точь-в-точь таким, как тот, что моряки только что забрали у меня. И это означало, что моя история не окончена, я еще вернусь.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к