Насты Юрий Александрович Никитин
        Странные романы
        Россия вновь удивляет и поражает мир! Именно в ней возникает партия молодежи, наиболее честная, открытая и всем нам близкая, с когда-то провозглашенными, но тщательно затаптываемыми властями принципами… Не только в России, но и во всех странах Земли… Но благодаря Интернету эта партия быстро завоевывает человечество передовыми и всем понятными идеями, что означает закат прежней России… Да и всего старого мира!
        Юрий Никитин
        Насты
        Посвящается Корчме
        (nikitin.wm.ru/cgi/forum/read.plnikitin.wm.ru/cgi/forum/read.pl() и корчмистам.
        [О краже яблок из чужого сада, совершенной святым Августином в юности: ] «Один бы я не совершил этого воровства, в котором мне нравилось не украденное, а само воровство; одному воровать мне бы не понравилось, я бы не стал воровать. О, вражеская дружба, неуловимый разврат ума, жажда вредить на смех и забаву! Стремление к чужому убытку без погони за собственной выгодой, (…) а просто потому, что говорят: «пойдем, сделаем», и стыдно не быть бесстыдным».
        «Исповедь», I стр. 84.
        Аврелий Августин (354-430 гг.),
        один из отцов церкви, святой
        Часть I
        Глава 1
        Слепяще чистая ванная, любой микроб здесь удавится от тоски, даже унитаз сияет торжественно и победно, словно все еще в магазине на выставочном стенде.
        Я с одним полуоткрытым глазом, досматривая непристойно сладкий сон, почти на ощупь отыскал вялыми пальцами рифленый барашек крана, повернул, делая напор помощнее, чтобы на кухню донесся шум падающей струи.
        С кухни сразу же послышался требовательный голос мамы:
        - Анатолий, ты уже встал?
        - Чищу зубы лежа, - ответил я, загнув язык, так создается впечатление, что отвечаю со щеткой во рту, после чего помочился в раковину - нет смысла для такого простого действа поворачиваться к унитазу, заодно можно порассматривать себя в зеркало, даже почистить зубы, если придет в голову такая непонятная, вдалбливаемая нам в головы поставщиками пасты и щеток блажь.
        Выпятил нижнюю челюсть и напряг бицепсы - вообще-то хорош, только не горбиться бы, а то каждый издали видит сисадмина, и все ништяк.
        На хирургически белой поверхности фаянса остались желтые капли. Я подставил ладонь под струю из крана, смывая все в черные дырочки, намочил зубную щетку, а то вдруг проверят, такое бывало в нашем домашне-тюремном режиме, а тюбик зубной пасты передвинул на другой край белой полочки, дескать, пользовался.
        В зеркале отражается высокий и сравнительно крепкий для веб-дизайнера парень. Я в порядке, просто недоморф, сложение такое изысканное, в старину подобные красавцы шли не в рыцари, а пополняли ряды алхимиков.
        Из-под двери доносится звяканье тарелок, а когда вышел из ванной, в ноздри ударил запах яичницы, обожаю это простое блюдо дикарей, а еще на тарелке уже вижу ноздреватую, словно муравьи лазиусы выстроили из крупных песчинок, горку ароматной гречневой каши, ее тоже обожаю.
        Яичница слабо потрескивает на тарелке, остывая, выстреливает мелкими фонтанчиками сока, только что со сковородки, справа от тарелки нож, слева - вилка, хотя по современным упрощенным правилам, если не ошибаюсь, все, что можно отделить ребром вилки и что в ноже не нуждается, должно так и свершаться, а нож и прочие причиндалы - выпендреж старых маразматиков, они даже котлету ножом режут.
        Я с ненавистью посмотрел на идеально точную планировку, геометрически правильно расставленную мебель, сверкающую нанопокрытием, ага, щас поверим, все равно настолько технологично, что ни одна муха, вдруг появилась бы, не удержится на такой ровной поверхности.
        Мать повернулась от кухонной плиты, такая же красивая и безукоризненно технологичная. Когда мы с нею иногда пересекаемся на улице или в магазине, нас принимают за брата и сестру, причем она не выглядит такой уж старшей сестрой, хотя и родила меня в ее тридцать лет.
        - К обеду вернешься?
        Я помотал головой:
        - Бурундучок, я пообедаю здесь виртуально.
        Этот диалог повторяется уже несколько лет. Еще отец, прикалываясь, приучил меня с колыбели звать ее не мамой, а Бурундучком, потому что она доставала его сообщениями о каких-то двух полосках. Мне маленькому это казалось так весело, потом сообразил, что ей самой так нравится больше: «мама» делает ее пусть не старой, но старше, а она возраста боится просто панически, у нее все полочки в ванной заставлены всевозможными кремами, гелями, мазями и прочей хренью. Она периодически ходит на ботоксы и уколы глауриновой кислоты, один раз уже подтягивала щеки и веки, и для нее нет выше счастья, когда ей дают тридцать вместо ее нынешних пятидесяти трех.
        - Кофе крепкий?
        - Суперкрепкий, - ответил я.
        Кофейный автомат настроен только на три деления: слабый, крепкий и очень крепкий, пью всегда только самый-самый, но мать где-то вычитала, что кофе в чем-то да вредит, потому снова предупредила:
        - Поднимает давление…
        - Это его дело, - ответил я. - Но лучше пусть положит откуда взял.
        - Ох, не увлекайся…
        - Не увлекаюсь, - заверил я.
        Откуда ей знать, что у меня припрятаны блистеры с таблетками модафинила, не говоря уже о том, что пользуюсь и фенотропилом, пока еще не запрещенным такой вконец оборзевшей от безнаказанности властью, как вообще-то безобидный алертек.
        Идиоты, запрещают марихуану и ЛСД, которыми в ряде стран лечат больных, но не запрещают водку и табак, хотя те в самом деле уносят в могилу тысячи и тысячи человек!
        Я едва не сказал вслух «Долой эту систему», настолько начинает вскипать беспричинная злость, а ведь если посмотреть на эту прекрасную кухню, оборудованную по последнему слову хай-тека и дизайна, кто скажет, что мир плох?
        - Весь мир насилья мы разрушим, - пробормотал я, - до основанья…
        Мать в удивлении вскинула брови.
        - Ого! Последний раз я слышала этот гимн от дедушки… Новую байму делаете?
        - Да, - ответил я, - браузерку.
        - Сейчас их понаделали все, - сказала она, - кому не лень. Будь осторожен, можно прогореть.
        И хотя никаких байм не делаю, но мать не слишком вникает в мои дела, это просто разговорный ритуал за быстрым завтраком, типа о погоде. После большой чашки кофе выскочу из-за стола, а вернусь поздно вечером или за полночь - нам, программистам, как бы полагается засиживаться за своими непонятными компами, где еще более непонятные проги.
        В кухне стерильная чистота, мать смотрится изящной фарфоровой куколкой. Даже фартучек на ней как украшение, посуда на полках недорогая, но хайтековская, как и плита, шкафчики, люстра, холодильник, окна с автоматическими жалюзями.
        Быстро допив кофе, я опустил чашку на столешницу и вскочил.
        - Все, бегу!
        Она, улыбаясь, подставила щеку, румяную и с тугой кожей, как у юной девушки.
        Я ритуально чмокнул и поспешил к двери.
        - Сообщи с дороги, - напомнила она, - а то ужин придется есть холодным.
        В прихожей, такой же хайтековской, как и вся квартира, все выставочно чисто и строго на своих местах. Обувь на полочках не высовывается из своих норок ни на дюйм, одежда за зеркальной дверью на пластмассовых плечиках ровными рядами, как кремлевские курсанты, а слева от входной двери изящная скамеечка для тех, кто обувается сидя, и фигурный рожок с затейливой ручкой, он помогает всаживать пятки в тесные туфли.
        Я сунул ноги в кроссовки, с облегчением выскочил на площадку. На этом этаже на нее выводят двери из шести квартир, кто-то да может подойти и посмотреть в глазок, а то и нажать кнопку видеодомофона, так что я даже в носу не ковырялся и не чесал помидоры, просто молча и с неподвижным лицом втиснул кнопки вызова обоих лифтов и покорно ждал, в этом проклятом мире всегда кто-то за тобой да наблюдает, ненавижу эту систему гребаного тотального контроля.
        Поскрипывает в обеих шахтах, хотя это не значит, что оба идут ко мне, каждый вот так нажимает все кнопки, будто воспользуется всеми кабинками. Наконец в правом дверцы приглашающе распахнулись раньше левого, я торопливо шагнул на чуть качнувшийся пол и сразу же начал расстегивать штаны.
        В лифте нет видеонаблюдения, сам проверил, потому едва дверцы закрылись, присел и, даже не тужась, навалил зловонную кучу говна прямо посредине. Лифт неторопливо сползает вниз еще на полпути к первому этажу, когда я закончил и тут же спохватился, что на этот раз не захватил туалетной бумаги. Даже если бы побоялся, что найдут по анализу ломателя этой системы, то можно сунуть в карман, а так все-таки придется быстро застирнуть чуточку испачканные трусы.
        До первого этажа осталось меньше минуты, там в это время кто-нибудь уже ждет лифт, надо приготовить скорбную мину и, выйдя, сразу предупредить… все равно увидят нагаженное, не вступите! Я, дескать, ни за что бы не сел в лифт с таким содержимым, но страшно спешу, пришлось терпеть это зловоние, куда милиция смотрит, ах да, она уже полиция…
        Представил себе ошарашенные и возмущенные морды, само собой вырвалось злорадное хихиканье, но тут пришла мысль еще лучше: пальцы торопливо нажали кнопку «Стоп», следом нажал вызов девятого этажа.
        Лифт потащился наверх, на девятом послушно остановился, я дернулся выходить и даже вышел, чтобы переждать, пока кто-то вызовет лифт вниз… и чуть не ударился лбом о металлические двери, перекрывающие возможность прогуляться по чужой площадке!
        - Сволочи, - пробормотал я. - Буржуи проклятые… Мало вас киллеры стреляют… Но мы сломаем эту систему!
        За спиной злорадно захлопнулись дверцы, довольно урчащий лифт ушел вниз, а я остался на крохотном пятачке, как в тюремной камере, а передо мной злорадно скалятся кнопки звонков в квартиры этого этажа.
        Я в панике развернулся и без конца нажимал обе кнопки, надо перехватить раньше, чем внизу кому-то откроет двери, а вдруг тот, кто вступил в мое дерьмо, приедет именно сюда…
        Сразу же спросит, что я здесь делаю, и все поймет. Или кто-то из хозяев на этом этаже выйдет из квартиры к лифту, тоже наверняка спросит, чего надо и почему стою здесь. В Москве входит в моду быть бдительным, спрашивать незнакомых: к кому приехал, кого ждете. А если не отвечать или огрызаться, напирая на свои права свободного демократа, эти недочеловеки зовут милицию.
        Фу, наконец-то снизу донеслось неспешное поскрипывание. Как ползет, гад, как ползет!.. Уже все похолодело, а колени трясутся.
        Торопливо вбежал в кабинку, блин, этот тот же, сам чуть не вляпался, хотя это было бы моей реабилитацией, доехал до двенадцатого, там металлической двери нет, точно знаю, оттуда поднялся на свой тринадцатый, там вышел на общий балкон и постоял минут десять, ожидая, пока лифтом кто-то да воспользуется.
        Сердце все еще колотится, как у пойманного зайца. Да что там эти экстремалы, на Эверест лазают без страховки или по стенам сорокаэтажного дома! Пусть вот так насрут в лифт в разгар дня - вот это экстрим из экстримов! И адреналина море.
        Наконец я вызвал лифт, спустился, а когда кабинка остановилась и дверцы распахнулись, вышел с безмятежно озабоченным лицом. В холле трое человек, две толстые бабищи и мужичонка с двумя сумками, орут на вахтершу, а та, распахнув двери и держась за них, как бросающийся на амбразуру Матросов, визгливо вопит, что это они сами такие.
        Я повел носом, что за вонь, в удивлении оглянулся. Одна из баб зло крикнула мне:
        - Тебе повезло, в другом лифте ехал!
        - А что там? - спросил я. - Опять насрали?
        - Куда вахтерша смотрит! - закричала она снова. - Почему домовой комитет спит? За что деньги платим?
        - Надо замок на двери, - сказал я и прошел мимо. - А то эти бомжи достали…
        Вахтерша услышала, заорала, что бомжей и на порог не пускает, но я уже не слышал, с усилием отодвинул створку толстой металлической двери с кодовым замком и почти сразу наступил на мелкие осколки разбитой бутылки.
        Крупные кто-то ногой отгреб в сторону, по обе стороны от двери их куча, сильно пахнет дешевым пивом. Дверь расписана матерными словами, металлические поручни крыльца как будто кто-то грыз, а все три ступени пощерблены, хотя дому всего два года.
        Сегодня суббота, на работу не только мне топать не приходится, но и другим, хотя когда я смотрю на Москву, то кажется, что никто вообще не работает: в будние и выходные одинаково не протолпиться через эту тупую галдящую массу на улицах, в магазинах и даже в редких сквериках.
        Из дверей небольшого магазинчика напротив выскочила Люська, девчонка нашей компашки, помчалась вприпрыжку, размахивая переполненным пластмассовым пакетом, веселая и беспечная.
        Короткая юбочка задорно развевается, белые кроссовки мелькают, как взлетающие бабочки-капустницы. Ребята говорят, что она никогда не надевает трусики, хотя это, конечно, брехня, это говорят те подростки, не знающие еще про менструации.
        Правда, я сам видел, остановившись под решетчатой лестницей на эстакадное метро, что трусиков на ней в тот день не было, но сейчас это просто мода, ничего особенно крутого, однако если подумать, то можно кое-что заделать в этой области такое, что закачаемся.
        Я пошел наперерез, перехватить не успел, она пробежала в пяти шагах, я крикнул:
        - Люська!
        Она обернулась, веселая, довольная, спросила задорно:
        - Че?
        Я даже залюбовался ее наивной мордочкой с огромным ртом, где очень полные и слегка вытянутые вперед, как для поцелуя, губы занимают втрое больше места, чем принято, крупные глаза и удивленно вскинутые брови, но когда она в самом деле удивляется, брови залезают еще выше, прячась под ровную челочку.
        Абсолютно чистая и ровная кожа натянута настолько туго, что не обвиснет даже в столетнем возрасте.
        - Покажи сиськи, - попросил я.
        Она одной рукой с готовностью задрала майку, другая рука занята пакетом, посмотрела хитро.
        - Классные сиськи, - сказал я искренне, и Люська видела, что говорю правду. - Просто суперские… А вагину?
        Она быстро оглянулась по сторонам, с хитренькой мордочкой приподняла юбочку. Там у нее ни волоска, нежное и чистенькое, губы толстые без всякого геля, Люська из бедной семьи, а та процедура стоит дорого, внутренние половые губы вот прямо сейчас провокационно и зовуще выдвинулись, красные и на глазах наливающиеся розовым жаром.
        - Класс, - определил я. - Слушай, давай завтра сгоняем в парк? Я видел, ты ездила как-то с Эдиком. У тебя хороший велик.
        Она опустила юбочку, глаза стали серьезными, спросила живо:
        - А кто будет еще? Вдвоем скучно.
        - Будет Данил, Василек и мы с тобой, - сказал я. - Может быть, еще и Зяму выпустят на волю.
        - А-а-а, - сказала она, - веселые парни… А что в парке делать? Сосать у всех не буду, учти.
        Я великодушно отмахнулся.
        - Да мы о такой ерунде и не думаем. Я ж говорю, будет весело!
        Она посмотрела на меня испытующе.
        - Не знаю… Я вообще-то наркотой не балуюсь, напиваться тоже не люблю. Мне нравится, когда весело, понял? Но без всякого, всякого…
        - Будет весело, - пообещал я. - Мы чего да умеем! Закоптим, зависнем…
        Она еще подвигала бровями, это так мыслят женщины, наконец кивнула все еще в сомнении.
        - Ладно. Заодно вы мне цепь подтянете. А то ослабела что-то.
        - Все сделаем, - заверил я. - Мы заинтересованы, чтобы велик у тебя был хороший.
        Глава 2
        В подвале соседнего дома пахнет мочой и конским потом, гремит железо. Трое крепких парнишек, страшно перекашивая и без того бандитские рожи, жмут кто гантели, кто штангу.
        Данил работает с W-штангой, качает трицепсы, опуская ее за голову, красный, вздутый. У него все идет легко, мезоморф, прет во все стороны, тугое мясо растет само по себе, он гордо демонстрирует бицепсы в сорок пять сантиметров, обещая за год сделать пятьдесят. Он в гостях всегда озирается в надежде покачаться, а так как железа у нас нет, то либо прогибается в проеме, растягивая мышцы рук, груди и спины, либо отжимается от пола, закинув ноги на стул.
        - Привет, - сказал я.
        - При…вет, - пропыхтел он, - хошь… пару блинов… для тебя… парниша… сподоблю?
        - Я недоморф, - объяснил я, - мне железо вредно.
        - Тогда… вон… эспандер…
        - Я лучше резинку от трусов порастягиваю, - предложил я. - Если смогу, конечно. Говорят, если с чувством, то все равно мышцы нарастут.
        - Ага, - согласился он, - нарастут… как грыбы. Опенки.
        - Пора прокатиться на великах, - сказал я. - Тебе кардиотренировка просто как бы вроде необходима. Да и мы, нормальные, уже неделю не выбирались.
        Он спросил с вялым интересом:
        - Кто едет?
        - Мы с тобой, Люська… Еще Зяму выманим. Люська обещала точно. Может быть, Василек…
        Он опустил штангу на пол, отдышался.
        - Василек? Клевый перс. Хотя хитрый, гад.
        - Василек?
        - Он на меня дважды паровозы скидывал, - объяснил Данил, - а потом не реснул, скотина.
        - Так ты ж в чужом клане, - напомнил я. - В первой лиге! Там богатые буржуи, вам подосрать - самое то для пролетариата.
        Он сцапал с наклонной скамьи пропотевшую майку и, держа ее скомканную в ладони, двинулся к выходу. Сзади его бугристая спина смотрится просто чудовищной, везет же некоторым из-за удачных генов. Таким стоит только взяться за штангу или гантели - мышцы прут как на дрожжах, а мне хоть усрись, все идет в отходы.
        Во дворе он натянул майку на плечи, где та застряла и, красиво обрисовывая каждую мышцу, не желала сползать ниже. Наконец он справился и пошел, чуть раскачиваясь и слегка растопырив руки, но у него это оправдано, косые мышцы развил так, что смотрится почти зримым треугольником от плеч к поясу.
        Зяме звонить я не стал, его родители не одобряют уличных знакомств своего чада, но на эсэмэску он ответил почти моментально: на экране моей мобилы высветилось: «20 м».
        - Зяма вывернется, - сказал Данил с одобрением. - Хитрый жиденок. Пойдем пока по пивку?
        - Пойдем, - ответил я.
        Вообще-то пиво почему-то не люблю, хотя признаваться в этом не рискну. Все вокруг не могут без него жить, если не брешут, потому и я пью, хотя если рядом кофейный автомат, то следом выбиваю чашку побольше да чтоб покрепче.
        Вообще-то предпочел бы только кофе, он вздрючивает, а пиво расслабляет, а я не люблю эти все расслабоны, меня постоянно трясет в каком-то диком нетерпении бежать и что-то творить, переделывать, переворачивать, ломать систему или хотя бы швыряться камнями…
        Зяма - еврейский мальчик из «хорошей» семьи, вышел из подъезда, с трудом отпихивая тяжеленную дверь на могучей пружине, что совсем не просто, когда выводишь еще и велосипед «Merida», хоть и вроде бы из легких сплавов, но универсал, это значит, и колеса широкие, а сам в состоянии выдерживать прыжки с трамплина с седоком любого веса.
        Мы крикнули, он развернулся и пошел в нашу сторону, держа обеими руками руль, худосочный, бледнокожий, в больших роговых очках.
        Он уже на ходу снял одной рукой очки и, остановившись перед нами, начал протирать большим клетчатым платком.
        Данил сказал лениво:
        - Ты че не поправишь зрение? Сейчас не только в Федоровке делают, их полно! Сегодня сделают и тут же отправят домой с идеальными гляделками!
        Зяма помотал головой, в глазах насмешка, сказал язвительно:
        - А разве я в очках не умнее?
        - Ну-у, - сказал Данил в сомнении.
        - А еще, - объяснил Зяма наставительно, как кот ученый, - они дают необходимую паузу, когда нужно спешно собраться с мыслями и не лохануться с ответом. Вот так это снимаешь с умной морды и тщательно протираешь, а то, дескать, запылились. А за это время что-то да придумаешь, как вас наколоть, мы ж, жиды, хитрые, только об этом и думаем!..
        - А что, - спросил Данил с сочувствием, - надо что-то придумывать?
        - Батя насел, - объяснил Зяма, - чтобы я с таким сбродом не якшался. Вот и думаю…
        - Сложная проблема, - посочувствовал я. - Тогда три сильнее, а то вон там еще пятнышко… Это как сигарета, да?.. Пока вытаскиваешь, разминаешь, суешь в пасть и неспешно прикуриваешь, дескать, занят, а сам пока спешно стараешься какую-то хрень сообразить.
        - Так у вас же, жидов, - напомнил Данил, - уже есть сигарета. «А таки зачем вы это спрашиваете?»
        - А с очками двойная страховка, - ответил Зяма победно. - Я осторожный и запасливый! С гоями иначе нельзя, вас много.
        С Зямой хорошо, его не задевают наши шуточки про хитрых жидов, он ржет и в ответ рассказывает про тупых русских, мы тоже ржем, как кони, у нас полный интернационал, а был бы еще и негр, мы бы его звали негром и черножопым, а он нас - белыми и беложопыми, и все мы понимали бы, что это приколы, а на самом деле нет ни жидов, ни негров, ни русских, ни хохлов, а есть нация Интернета и социальных сетей, а все остальное - древняя история, которую нужно сбросить с парохода современности вместе с ее предрассудками, обычаями и устарелыми понятиями. Данил сбегал за своим великом, вместе подъехали к дому, где живет Люська. Она откликнулась на звонок домофона сразу, прощебетала, что сейчас спустится.
        Она появилась в шортиках и спортивной маечке, кроссовки самые дешевые и уже стоптанные, велик тоже старенький, только сама Люська, как всегда, свеженькая и чистенькая, как круто сваренное яичко со снятой кожурой.
        - У меня велик, - напомнила она сразу. - Привет, Данил… здравствуй, Зяма.
        У ее велика в самом деле цепь чуть не задевает землю, как вымя у коровы-рекордистки, но у Данила в бардачке все необходимое. Мы с Зямой положили Люськин велосипед, и Данил, согнувшись в три погибели, начал выбивать лишнее звено и заново натягивать укороченную цепь.
        Мимо народ идет осторожненько, с одной стороны: мы вроде бы почти тимуровцы, помогаем девушке, а она стоит рядом и даже пальчиком не шевелит, с другой - у нас хреновая репутация, с нами даже Зяме запрещают общаться, а уж приличной девушке…
        Хотя у Люськи вообще нет ни отца, ни матери, живет у тети, да и та пьет, мужики у нее ночуют разные. Люська всего насмотрелась, но все равно не пьет и не колется, хотя, конечно, ее перетрахал весь микрорайон, в том числе и мужики в возрасте, что забегают разгрузиться к тете.
        Данил с усилием натянул на зубцы большой шестеренки цепь, прокрутил, перещелкивая на остальные четыре, что поменьше, но для скоростей побольше.
        - Все, - сказал он довольно, - теперь точно не спадет.
        Люська взяла из наших рук руль, довольная, мимо прошли девчонки и видели, как аж трое парней корячатся с ее велосипедом, пусть теперь дохнут от зависти.
        - Куда поедем?
        - Через сквер, - ответил я, - а там посмотрим.
        Сквер длинный, мы пронеслись через него по всей длине, сверкая спицами и пугая прохожих, там дальше чужие районы, нас не знают, еще квартал, а потом ухоженный парк, новый мэр старается как-то облагородить, потерпев неудачу во всех остальных начинаниях, где нужны ум и воля, а также деньги.
        Через жилой квартал промчались хоть и лихо, но не на скорости, а так, чтобы никого не сшибить, а на подъезде к парку Люська осмелела, сперва задрала маечку, обнажив сиськи, а потом сняла ее и повесила на руль.
        Так проехали вдоль шоссе до «зебры», там уже ждут зеленого света пятеро: супружеская пара, как говорят, среднего возраста, хотя, на мой взгляд, это древние пердуны лет по пятьдесят, которые зря коптят землю, и двое парней с малолетней девчонкой.
        Люська, молодец, удержалась от того, чтобы спрятать сиськи, а мы приблизились к ней теснее, обеспечивая поддержку. Девчонка сразу вперилась в ее сиськи жадными глазами, я видел во взгляде пацанки торопливый расчет: ей можно или еще рано показывать ее прыщики, что пока только наметились на месте будущего вымени, скорее бы отросли, чтобы вот так дразнить народ…
        Парни сперва обалдели, затем начали стыдливо хихикать и толкать друг друга локтями. Супружеская пара не обращала внимания, что там творится за их спинами, застыли у самой бровки, вперив взгляды в красный сигнал светофора, чтобы первыми шагнуть на проезжую часть, как только тот сменится зеленым.
        Данил подмигнул Люське, держись, все идет хорошо. На той стороне вспыхнул зеленый, супружеская пара торопливо ступила на шоссе, надо успеть перейти эту широченную полосу, не пережидая посредине, а мы, работая педалями, пересекли автостраду.
        Люська чуть не упала, не сумев поднять на бровку переднее колесо, пришлось слезть, завести велик наверх, а уже там снова взобраться в седло.
        Сзади свистнули, но теперь уже и у нас, как в гнилой Америке, так выражают не осуждение, а восторг. Свистели, полагаю, не супруги. Думаю, они вообще ничего не заметили.
        Зяма оглянулся на Люську, та едет довольная, раскрасневшаяся и сияющая, сказал бодро:
        - А что, мы крутые!.. Можно, наверное, уже и шорты долой.
        Люська сказала трусливо:
        - Что, вот так сразу?
        - А что мешает?
        - Нет, давайте сперва я так поезжу…
        - Понравилось? - спросил он понимающе.
        - Еще бы, - призналась Люська. - У меня и так уже там мокро. Это так возбуждает… даже не знаю, ничего не заводит так атомно!
        Ветер шелестит в ушах и треплет волосы, мы влетели под сень, как говорится, вековых дубов, дальше пошли клены и вязы, дорожки хоть и узкие, но заасфальтированы, можно бы разогнаться, но тут зачем-то еще и гуляют.
        Я прислушался к приглушенному грохоту.
        - Сейчас час пик?.. Значит, электрички прут одна за другой… Айда к эстакаде! Там сейчас через каждые три минуты поезд метро проскакивает…
        Данил воскликнул обрадованно:
        - Ага, клево! Там совсем близко. Все и увидят, а сделать ничо не смогут…
        - Прям Эзоп, - сказал Зяма.
        Данил изумился:
        - Какой Эзоп?
        - Который лиса и виноград, - объяснил Зяма победно.
        Деревья метнулись навстречу, тропка там слабенькая, не к станции же, велики мощно подпрыгивают на выступающих из земли толстых корнях, набивая нам задницы, руль пытается вырваться, только что не храпит, как норовистый конь, а ветки то и дело нагибаются, вроде бы не сами, а ветер их гнет, хотя его нет, и стараются злобно хватануть за волосы.
        Наконец впереди просвет за деревьями, мы выметнулись на простор, впереди железнодорожная колея.
        Зяма вскрикнул:
        - Электричка!.. Люська?
        Мы поспешно оставили велики, Люська торопливо сняла шорты и выпрямилась во всем нагом блеске. Электричка несется не так уж и быстро, как кажется, станции расположены часто, не успевает и разогнаться, потому в вагонах увидели ее сразу и сразу кинулись к окнам.
        А мы смотрели на приникшие к стеклам бледные рожи и довольно ржали. Люська вскинула руки и подвигала бедрами и сиськами, потом подхватила их ладонями и поиграла, быстро поднимая по очереди вверх-вниз.
        Видно, как там жестикулируют, рожи довольные, но видит око, да зуб неймет, а когда электричка промчалась, Люська повернулась к нам довольная, раскрасневшаяся, вся как будто светится изнутри.
        - Ну как?
        - Ты их завела, - крикнул Данил.
        - Как выходить будут на станции? - поинтересовался Зяма. - Там скажут, прибыл целый вагон извращенцев…
        - Га-га-га! - загрохотал Данил. - Класс!
        - Через две минуты следующая, - сказал Зяма.
        Люська протанцевала еще три электрички, все больше входя в роль страстной соблазнительницы, хотя, как все мы знаем, вязка ей по фигу, кайфа не ловит, наконец сказала счастливо:
        - Это здорово… но уже одно и то же. Хотя и здорово!
        Я сказал таинственно:
        - Есть и другие места.
        - Где? - спросила она, но голос прозвучал с некоторым опасением.
        Я ответить не успел, Зяма вклинился:
        - А давайте прямо через парк?.. Там дальше сейчас прогуливаются эти… ну, которые здоровье берегут.
        - Пенсионеры? - спросил Данил.
        - Сам ты пенсионер, - оскорбился Зяма. - Сейчас это уже совсем не стыдно, а даже модно - здоровье беречь. И моложе тебя там есть!
        Данила спросил с недоумением:
        - А че они делают?
        - Прогуливаются, - объяснил Зяма, - здоровье берегут. Медленно дышат. Некоторые даже травку едят. Правда-правда!.. Сам видел, как листочки срывают, самые молоденькие, и едят.
        Данил усомнился, видно по морде, проговорил в сомнении:
        - А такие кроме своего здоровья че-нить видят? А то и на твою голую жопу не среагируют.
        - На мою еще как среагируют, - хвастливо сказал Зяма. - Но мы им предлагаем новый вид искусства! Андерграунд, вроде афроамериканского квадрата. Потому покажем Люську. Вернее, ее жопу.
        Все трое посмотрели на меня, я сказал солидно:
        - Все верно, потренируемся сперва на таких.
        Данил оглядел Люську с головы до ног:
        - Так и поедешь?
        - Ну не сразу, - ответила она, отступая. - Пока только без майки… Эй-эй, я и сама могу одеться!
        Зяма сказал лихо:
        - Идет!.. Поехали!.. Толик, командуй.
        Я кивнул:
        - По коням!
        Но, хитро улыбнувшись, Люська упрятала в рюкзачок шорты и трусы и, оставшись в майке, взобралась в седло. Данил начал отпускать шуточки, не слишком ли поднят передний кончик седла, не натрет ли клитор, а мы с Зямой молча и со стучащими от возбуждения сердцами взобрались на велосипеды.
        Люська оглянулась на меня, я сказал «го», и все четверо рванули на средней скорости через парк, сперва выбирая дорожки, где нет народу, а потом перешли на те, где прохожие все же попадаются.
        Большинство из тех, кто идет навстречу, вообще ничего не замечает, все-таки Люська наклоняется к рулю, ноги работают, вскидывая колени к груди, но были и замечающие из тех, которых мы обгоняли.
        Я видел, как Люська краснеет от бесстыжего наслаждения: маечка короткая, даже спереди до пупка, а если пригнуться, пышная приподнятая жопа не просто обозрима во всей красе, но эти сочные, уж не детские ягодицы так и просятся в жадные ладони.
        Сперва мы услышали за спиной одиночный удивленный возглас, но унеслись чересчур быстро, но когда начали обгонять вторую группу, в ней четверо, Люська сама снизила скорость и проехала настолько близко, что крайнего едва не задела локтем. Наверняка на них пахнуло жаром ее тела и зовущими гормонами.
        Когда впереди показалась небольшая группа очень серьезных мужчин с постными лицами, Люська нарочито приотстала, а когда мы уже проскочили мимо них, начала догонять, приподнимаясь на седле и усиленно бросая вес всего тела поочередно на педали.
        Роскошная задница не просто приоткрыла даже то, что закрывает седлом, но обе ягодицы двигаются, как могучие поршни, помогая давить на педали, половая щель разбухла от прилива крови, кожаная поверхность отполированного седла влажно заблестела.
        Вдогонку ахали, кто в изумлении, кто в восторге, один даже зааплодировал вслед.
        Данил расхохотался:
        - Да, мужички получили зрелище по полной!..
        - В театр сегодня не пойдут, - согласился Зяма, - да и жвачник куда ни переключат, скажут, везде говно и невкусно…
        - Да, каждый бы предпочел укусить Люську за жопу, - согласился я. - Вот так и надо пощечину общественному вкусу… со всего размаху!
        Зяма сказал убежденно:
        - Люська, ты сегодня хоть одного да вырвала из их упаднических рядов! И вогнала в здоровую жизнь. У них уже на травке и листиках полная импотенция, но ты взбудоражила их, взбудоражила без всякой виагры.
        Данил захохотал:
        - Сейчас кто-то уже дрочит, забравшись в кусты, а кто поскромнее, дотерпит до дома, до теплой ванны…
        Я сказал важно:
        - Люське рукопожатие перед строем! Остальным… похлопывание по плечу.
        Однако Данил вдруг надулся и сказал раздраженно:
        - Это что, мы вместо того, чтобы насрать им, еще и спасаем? Нет, я хочу слышать возмущенные вопли старичья, тупых пенсионеров и этих… ну этих, как ты говорил, бугор… старых жидов…
        - Ортодоксов, - пояснил я, - только это необязательно евреи. Хотя хасиды, конечно, самые ортодоксальные на свете… ну, это Зяма лучше знает, он у нас скоро станет главным раввином Москвы. А мы ему обеспечим интернациональную поддержку.
        Данил сказал решительно:
        - Тогда пойдем их дразнить?
        Я кивнул на Зяму:
        - Вот он специалист по хасидам.
        - Не получится, - ответил Зяма с сожалением. - Они в самом центре! Там тесные улочки, на велике не проехать. Да и удрать не получится. К ним потом как-нибудь подберемся, а пока давайте приобретать боевой опыт здесь.
        Данил подумал, сказал с сомнением:
        - Еще мимо пивного киоска можно… Там на выходе из парка.
        - Не пойдет, - сказал Зяма и объяснил: - После пива у всех нет эрекции, так что тамошние мужички только проводят мутными глазками. А нам это надо?
        - Это да, - согласился Данил. - Возле пивных ларьков можно гулять сколько угодно!.. Это возле шашлычных нельзя…
        Зяма облизнулся.
        - Да, после горячего шашлычка из баранины… да ладно, из любого мяса, где в Москве взять баранину, здесь шашлыки делают из чего угодно!.. Да с аджичкой и перчиком… м-м-м-м!.. Не то что женщину, любого ишака готов изнасиловать.
        Глава 3
        Василек так и не появился, на звонки отвечал, что горит на внеплановой работе, калым попался, грех терять, когда пришли трое таких лохов, таких лохов…
        Мы гоняли еще часов семь, дважды останавливались перекусить в придорожных кафешках, а вечером той же компашкой собрались у Данила, у него мать ушла в ночную смену, а отца и не было, квартира двухкомнатная, обшарпанная, но нам такое нравится чем-то даже больше, есть нечто от логова разбойников, лихих бунтарей, как мы.
        Его комнатка крохотная, только и помещается, что стол, три стула да кровать, а еще на стене три полки, куда складывают диски, харды и флешки.
        Зяма сразу сел за стол и врубил комп, заявил, что надо заглянуть в фейсбук и насрать в коментах всем, кто попадется. Данил вытащил из ящика под столом бутылку вина, а Люська начала перебирать диски на полке, Данил хоть и качает все на халяву с торрентов, но от лазерных дисков не избавляется, говорит, что будет коллекционировать, а потом продаст за большие бабки как антиквариат.
        На почетном месте у Данила старый фильм «Смоки и бандит», Данил его обожает, там полиция штатов гоняется за главным героем на роскошных полицейских машинах по дорогам штата, тот уворачивается так ловко, что десятки полицейских машин бьются лоб в лоб через каждые две-три минуты, и он снова ускользает, а еще ему помогают водилы-дальнобойщики.
        Полицейские, понятно, тупые сволочи, не позволяют превышать скорость, но бандит - лихой парень, водит машину так умело, что полицейские снова и снова на полной скорости лоб в лоб о деревья, о стены, падают с моста в реку, влетают в болото и тут же тонут.
        И, конечно, хеппи-энд, бандит всех победил, а тупые полицейские, из тех, что уцелели, с тоской смотрят вслед. А бандит с красоткой и чемоданом долларов уносятся в счастливую даль другого штата, где эта полиция уже не имеет власти.
        Люська уселась на высокий подоконник, упершись спиной в стену, так поглядывала одним глазом на улицу, другим в нашу сторону. Ноги сперва подобрала наверх, согнув колени, так что пилотка видна во всей красе, потом одну конечность красиво вытянула во всю длину, уперев подошву в другую стену, другую оставила согнутой, красивая такая и мечтательно-загадочная.
        Данил разлил вино по стаканам, себе налил в чашку, стаканов всего три, поднял свой и сказал бодро:
        - Ну, за пиратов?
        - За карбонариев, - сказал Зяма непонятно, он вообще часто употребляет словечки, которые не все из нас знают, хотя это преимущества теперь не дает: дядька гугль знает все, в два клика на мобильнике я отыщу любую информашку, и никто не сможет глумиться, что назапоминал больше.
        - За флибустьеров, - сказал я.
        - За корсаров, - поддержала Люська.
        Мы чокнулись, в нашей среде нет никого и ничего популярнее, чем пиратские торренты, а группа Анонимус, что взламывает сайты и срет там на главных страницах государственных структур, - самые любимые герои, опережают всяких там бэтменов и суперменов.
        Зяма только чуть помочил губы в вине, облизнулся и сказал, глядя на двигающийся кадык Данила:
        - Народ безмолвствует, пока жует… или пьет.
        Данил отдышался, сказал недовольно:
        - Ты чего? Дебаты перед выборами смотришь?.. А мне предвыборные обещания напоминают торговлю с папуасами.
        - Сам ты Миклухо-Маклай!
        Люська сказала обидчиво:
        - У них получается, что и погоду выбирали мы сами!
        - Нужна революция, - сказал я со злостью. - Чтоб освободила нас от этой проклятой власти.
        Зяма сказал хмуро:
        - Все революции освобождают только рыб в аквариумах.
        У меня звякнул мобильник, я выловил его из кармана, там появилась аватара злобного протоса с миниганом в щупальцах, сказал всем:
        - Грекор…
        Данил сказал решительно:
        - Зови. Он хоть и дурак, но хороший дурак.
        - Зови, - поддержал его Зяма.
        Люська заулыбалась:
        - Он правда клевый. Хоть и смешной.
        Я включил связь, ответил на «привет, чувак!» и сказал сразу:
        - Мы зависаем у Данила. Если хочешь, заходи.
        - Буду через десять минут, - ответил Грекор быстро.
        Он явился не через десять, это сказал для солидности, а через пять, не вошел, а почти вбежал, высокий, смуглый и черноволосый, с живыми блестящими глазами и кудрявыми волосами, в плечах еще шире Данила, а бицепсами постоянно ревниво меряются, Грекор отстает аж на два сантиметра, жуть, как жить, хотя и уверяет, что это все из-за недоразвитости трицепсов. Раньше бы сказали, что смахивает на цыгана или еврея, но теперь все подозревают кавказца или среднеазиата, хотя он страстно уверяет насчет родства с южными славянами, а они там, дескать, все черные.
        Имя, правда, теперь ничего не говорит, родители все выначиваются, придумывая своим что-то необычное, из-за чего нашего Данила постоянно называют Данилой или Даниилом, он давно забодался поправлять и теперь только следит, чтобы в документах и всяких справках писали правильно, а то вообще кранты: без правильной бумажки ты букашка даже в Африке.
        - Всем привет! - сказал Грекор весело. - Как жисть?
        Данил ногой пихнул в его сторону табуретку.
        - Нормуль. Садись. Что-то у тебя морда лица, как у зерга…
        - Вчера три бутылки вина выпил, - сообщил Грекор бодро. - И ни в одном глазу! И сейчас никакого похмелья.
        Мы улыбались, переглядывались, даже Люська понимающе вскинула брови и посмотрела на него особым взглядом, но никто не сказал ни слова, только прямодушный Данил спросил:
        - Ты брехло или скотина?
        Грекор оскорбленно вскинулся:
        - Ты чего?.. Ребята, он с дуба рухнул?
        Зяма, сориентировавшись быстрее других, сказал оценивающе:
        - Думаю, брехло.
        - А не скотина? - спросил Данил с сомнением.
        - Может, и скотина, - согласился Зяма, - но меня учили видеть в человеке хорошее, а, по-моему, быть брехлом лучше, не так ли?
        - А скотиной легче, - возразил Данил.
        Грекор сказал обиженно и с непониманием:
        - Это чего так?
        - Только скотина, - пояснил Зяма и выставил перед собой растопыренную пятерню, показывая, что объясняет для доступности некоторым вообще на пальцах, - даже животное, может выпить три бутылки вина за один вечер. Так ты брехло или скотина?
        Грекор застыл с открытым ртом, Данил и Зяма посмеиваются, хихикают даже, Грекор слишком уж прост, и по его роже видно, когда вдруг начинает думать то, что уже брякнул чуть раньше.
        Я подумал, что Грекор может пригодиться в нашей складывающейся компашке, сказал мягко:
        - Данил, ты слишком категоричен. Мы все здесь с некоторыми слабостями, даже с девиантностями, как все тонко чувствующие люди с высокой нервной организацией, прости за сложное для тебя слово. Грекор такой же, как и все мы, понял?.. В основе своей.
        Данил поморщился, но смолчал, зато Грекор посмотрел на меня с великой благодарностью, и я понял, что этот теперь пойдет за мной, как верный солдат нашей великой миссии.
        - Ладно, - сказал Зяма, - мне сегодняшний рейд понравился. Пощечина общественному вкусу получилась хлесткой. Маяковскому такая и не снилась!
        Данил прорычал сладострастно:
        - Надо повторить…
        - Пусть Маяковский там в гробу завидует, - сказала Люська.
        - Повторим, - согласился я. - Только на этот раз что-то иное. Мы же творческие люди? Вот и натворим.
        - Обдумаем сперва или потом? - поинтересовался Зяма.
        - Мы творческие, - повторил я с достоинством. - Сперва сперва, а потом… нет, не потом, а на месте тоже внесем коррективы, если сумеем что-то улучшить, мы же талантливые.
        - В смысле, - уточнил Зяма, - ухудшить?
        - Для системы, - согласился я. - А для нас это улучшить. Разве мы не борцы с этим миром, угнетающим человека и навязывающим ему запрограммированное поведение?
        Они гордо заулыбались, расправляют плечи, в глазах гордость, мы не существа, подобные старшему поколению, что просто существуют, даже не понимая зачем, а мы ищем смысл и находим его в борьбе с системой.
        Зяма сказал, загораясь:
        - А что, если попробовать насрать на эскалаторе? В метро?
        Данил, вечный бунтарь, но и вечный скептик, пробурчал:
        - А как? Ты только штаны спустишь и присядешь, как тебя пнут под зад. И будешь катиться до самого низа!
        - Все спешат, - поддержал Грекор. - Пнут потому, что наткнутся. А в правом ряду срать бесполезно - там все стоят, никто не сойдет с места, пока последняя ступенька эскалатора не уйдет в гребенку. А там говно растрясется… Когда лента снова выйдет наверх, уже и следа не будет.
        - А если слева, - сказал неунывающий Зяма, - но вечером? Народу хоть и меньше, но есть! Нетерпеливые вообще бегут.
        - На эскалаторе все смотрят под ноги, - напомнил Данил, - это не на улице, где смотрят по сторонам.
        - Смотрят-то смотрят, - сказал Зяма, - но сейчас электроэнергию экономят, поручни видно хорошо, а внизу темень… Что скажешь, бугор?
        Я подумал, сказал уклончиво:
        - Попробовать можно. Хотя я и сомневаюсь… Лучше на тротуаре насрать. Пойдем впятером, надо взять длинные плащи, чтобы прикрыть, когда Зяма штаны снимет.
        - Почему я?
        - А кто лучше всех срет?
        - Данил лучше! Он такие кучи валит!.. Не перепрыгнешь!
        Я сказал примирительно:
        - В данном случае важнее, кто быстрее, а не кто больше. Лучше, думаю, это делать Люське. Она во всем быстрая.
        Люська блымнула глазищами с подозрением.
        - Ты на что намекаешь?
        Я сказал с подчеркнутым испугом:
        - Люська, это же комплимент! Ты быстрая, как белка! Красивая белка!
        - Ну ладно, - сказала Люська все еще с надутыми губами, - пока убивать не буду.
        Данил кого-то слушал по телефону, кивал, не скоро откажется от этой привычки, наконец сказал:
        - Что, с пирожками? Маринка, ты просто чудо! Приходи, мы тебя в жопу расцелуем!
        Глава 4
        В дверь постучали, наши было задвигали носами, принюхиваясь, Марину с пирожками всегда слышно еще с лифта, но это пришел приятель Данила Юрик, тихий парнишка, мечтающий нарастить такие же мышцы, как у Данила, застенчиво поздоровался со всеми и уединился в уголке. Обычно он во всем старается подчеркнуть независимость и бунтарскость, пьет и курит, хотя самому противно, вижу, громко ржет, рассказывает похабные анекдоты, но с нами такое не пройдет, видим как облупленного, потому сидит тихо, только слушает и попискивает.
        Марина явилась как Красная Шапочка, широкая улыбка на довольном лице и плетеная корзина, накрытая чистым полотенцем, из-под которого по всей квартире поплыли умопомрачительные ароматы.
        - Налетай, - сказала она поощрительно, - кто больше всех съест, того возьму подкармливать на ночь.
        Немолодая, по нашим меркам почти старая, ей уже сорок и, как осуждающе говорят соседи, в матери годится любому из нашей компашки, но еще бодрая, ездит на велосипеде, одевается стильно и броско, хотя красится чересчур, из-за чего морда выглядит матрешечной, а так ничего, веселая, трахаться предпочитает только с малолетками. Наверное, так поддерживает себе молодость. Ученые Бостонского универа сообщили в ежемесячном вестнике, что мужская сперма приживается в мозгу женщины, делает ее моложе и активнее, вот она и пользуется этим бесплатным и эффективным средством, где, как говорится, все в одном.
        - Анатолий? - спросила она.
        - Дай и мне пирожок побольше, - ответил я. - Во всем-то ты хороша, Марина.
        Она польщенно улыбнулась, понимая, что я имею в виду. Несколько раз, выезжая с нами в дальние прогулки, она тоже обожает демонстрировать сиськи, но не задирает майку, а напротив - вываливает обе поверх, они у нее втрое крупнее Люськиных и, честно говоря, возбуждают сильнее то ли размерами, то ли не такой уж и правильностью, что подразумевает нечто более плотское, чем созерцание Люськиных округлостей, выполненных словно с помощью циркуля и совершенных инженерных инструментов.
        А еще она тоже носит очень коротенькую юбочку и не носит трусики, так что обожает либо подниматься по крутой лесенке, когда внизу сидят мужчины, либо сильно наклоняться, поправляя шнурки на кроссовках, так что сзади хорошо видны хорошо выбритые припухлые губы, которыми она всегда очень гордится.
        Вот Ленка и Оксана, рассказывала она нам с жаром, впрыскивают силикон в свои нижние губы, а у меня смотри какие, и без него полные и всегда вздутые… И охотно показывала, ошарашивая парней, что не ожидали такой уж предельной вольности.
        Она всегда охотно откликалась на «Девушка, покажи сиськи!», но не все догадывались, что ей можно сказать и «Девушка, покажи письку!», ее тоже охотно продемонстрирует, благо низ животика вылеплен идеально, волосики подбривает умело и эротично, а внешние половые губы у нее огромные, сочные, всегда зовуще розовые и вздутые. При малейшем прикосновении выпрыгивает клитор, самый огромный в Бутово, тут же наполняется кровью, вздувается, растет в размерах.
        Мне всегда было интересно смотреть, как реагируют на ее выходки люди. Если верить карикатурам, мужчины таращатся охотно, а жены их зло оттаскивают, но на самом деле мужчины окидывают взглядом с вялым интересом: на обнаженную женщину приятнее смотреть, чем на забор или дерево по дороге, женщины иногда фыркают, иногда смотрят внимательно: так ли уж хорош у нее пирсинг в пупке, чаще всего бросят равнодушный взгляд и топают дальше: у каждой есть сиськи, не удивишь.
        Никто не зовет милицию, не возмущается падением нравов. То ли всем до фени, то ли абсолютному большинству такое нравится. Я долго раздумывал и пришел к выводу, что все-таки верно последнее. Даже самым благопристойным и добропорядочным нравятся нарушители и нарушения. То есть закон, который я открыл самостоятельно, работает и в этом случае.
        Под пирожки и легкое вино мы разработали план, как выразить свои чувства и навредить системе, разломав автобусный павильон на остановке. Сделали его по новой технологии, ажурный и такой изящный, что так и хочется шарахнуть ломом со всей дури, аж зубы свело от желания все это разнести к такой матери, чтобы это вот все не давило нашу самобытность и не подгоняло нас под общий знаменатель.
        Зяма проверил по инету и накопал, что там не хрупкое стекло на крыше и стенках, как показалась сначала, а то ли прозрачнейший полистирол, то ли все-таки стекло, его тоже используют для таких укрытий, но трехслойное с перекрещивающимися волокнами, не рассыплется, как обещают конструкторы, даже от сильного удара.
        Зяма вырубил комп и сказал победно:
        - В общем, крыша и стены павильона рассчитаны выдерживать самый крупный град!.. Но если Данил шарахнется туда головой, такое надругательство и лобовая броня танка не выдержит. Так что можем, да, у нас получится. Бугор?
        - Запасемся инструментом, - решил я. - У меня есть ломик с острым концом…
        - Фомка? - спросил Зяма с интересом.
        Я поморщился:
        - Какой ты блатюк! Пусть и фомка, мне все равно, как ее называли в Одессе Остапа Бендера. Данил возьмет молоток, у него их целая куча.
        - А мы с Грекором? - спросила Люська живо. - Грекор, ты с нами?
        - Хоть на край света, - откликнулся Грекор. - А то и дальше. А куда?
        - Вы с Грекором, - распорядился я, - попробуете сперва камнями. Потом мы с Данилом, как тяжелая артиллерия.
        Зяма огляделся, Люська все еще сидит на подоконнике, хотя за это время дважды сгоняла в туалет, а еще ненадолго исчезала на кухне, кого-то разгрузила по доброте сердца, Данил с Грекором рассматривают карту города.
        - А где Юрик?
        Данил поднял голову, огляделся.
        - А в самом деле, так тихо испарился.
        - Да не один, - сказал Грекор с усмешечкой, - а с Мариной. Она его увела откармливать пирожками. Утром выпустит совсем худого, парнише будет не до протестов и ломки системы.
        - Когда туда идем, - втолковывал я, - то идем кучей, понятно?.. Вот как щас. А когда крикну «шухер», все врассыпную, поняли?
        - А почему не вместе? - спросил Грекор обиженно. - Туда вместе, а назад порознь?
        - И назад вместе, - сказал я терпеливо. - А врассыпную, если шухер, понял? Потому что когда ломанемся удирать все в одну сторону, нас догонят и повяжут. А когда в разные, любой сперва остановится в растерянности: кого из нас ловить, а для нас одна-две секунды форы - это уже победа! Чаще всего преследователь, видя, что потерял драгоценное время, уже вообще не гонится.
        Данил сказал уважительно:
        - Даешь, братан! Хорошая тактика.
        Я сказал, подбодренный:
        - Все запомнили? Сейчас по домам, хорошенько отоспитесь, ведите себя весь день хорошо, а то играть в песочнице не отпустят. Встречаемся на углу часов так это в десять вечера.
        - Надежнее в полночь, - сказал Зяма. - В десять еще везде народу полно.
        - В полночь тебя отпустят родители? - спросил Данил ехидно. - А еще человечество собираешься покорять, марсианин хренов!
        Кофейный автомат постоянно прикалывается надо мной, хозяином и господином. Как ни настраивай, всегда наливает чашку «с горкой», обязательно прольешь, пока несешь к столу, а он злорадно хихикает.
        Если же попытаться отпить, обжигаясь, из чашки еще на кофейном поддоне, будто конь какой, что ест и пьет только стоя, то этот гад ржет во весь голос и самодовольно думает, что вот еще немного и они совсем покорят человечество, хотя уже и так тренируется, покрикивая: «Досыпьте зерна», «Долейте воды», «Уберите отходы», а я, царь природы, вынужден убирать за ним… и кто из нас срун?
        Я выпил две большие подряд, забросил в пасть таблетку алертека и вышел на улицу.
        Вечером город становится настолько непохожим на тот, что был здесь днем, что я иногда теряюсь, когда дома стоят совсем не те на месте привычных, будничных и серых, а тротуар, никакой прежде, блестит, вымытый струями поливальных машин, и все хоть чуть заметные здания подсвечены снизу так ловко, что верхние половины как бы царственно парят в воздухе, тяжелые, как межзвездные авианосцы.
        Мы сперва собрались в скверике и терпеливо выждали, коротая время с баночным пивом, а когда город начал затихать, прошли за деревьями на ту сторону, там микрорайон тихий, движения почти нет, а троллейбусы начинают ходить с интервалами в сорок минут.
        На остановке вроде бы никого. Мы прошли к павильону, зорко оглядываясь по сторонам. Внутри тоже пусто, только на лавке ошметки засаленных газет, старые пластиковые пакеты и пара разбитых вдрызг бутылок, остались только горлышки, каждый выражает свое отношение к системе в меру своей отваги.
        Данил первым ударил в полупрозрачную стену бейсбольной битой, мы все вздрогнули от грохота. У меня кишки завязались в узел, вот сейчас со всех сторон сбегутся менты и всех нас повяжут…
        Грекор встал рядом с Данилом и начал лупить монтировкой. Грохот стал отвратительным, что-то оглушительно хрустящее, лучше бы по листу железа, хоть и громче, но как-то привычнее, а это мерзко…
        Внутри меня страх в одно мгновение перешел в осатанелость, мое тело словно само ринулось в павильон, руки со свирепой радостью, даже с ликованием разламывают скамью, орудуя ломиком, как рычагом, а Данил, Грекор и Зяма остервенело лупят по стенам этой хайтековской остановки.
        Зяма оглядывается по сторонам чаще всех, он же и зашептал мне с жаром:
        - Смотри-смотри, какой-то козел смотрит…
        В тени у забора в двух десятках шагов остановился парень и наблюдал за нами. Я хотел было крикнуть «шухер», но парняга просто смотрит, тревогу не поднимает, даже не попятился, как обычно делают в таких случаях.
        Данил и Грекор продолжают остервенело бить по стеклам. Сволочи понаставили бронебойных, уже от трещин белые, как паутина, но все не рассыпаются. Наконец Данил вломился чуть ли не головой, как и советовал Зяма.
        Я услышал звон падающих то ли стекол, то ли стекловидных пластин. С ломиком в руке я сделал шаг к парню.
        - Ну что, - спросил я негромко, - тебе такое нравится?
        Невысокий, интеллигентного сложения и хорошо одетый, даже тщательно, словно отслушал «Травиату» в оперном, он опасливо косился на мою фомку, но ответил почти недрогнувшим голосом и очень вежливо:
        - Да, познавательно.
        - А ты кто будешь? - спросил я. - Чего смотришь, как в кино?
        Он примирительно усмехнулся:
        - Извини, но в самом деле интересно. Вы сегодня случайно, или у вас это уже организованно?
        Я спросил настороженно:
        - А что, бывают и организации?
        - Не знаю, - ответил он, - но, по моей теории, если и нет, то обязательно должны быть.
        - По твоей теории? А ты кто?
        Он ответил с извиняющейся улыбкой:
        - Я пишу кандидатскую… на близкую вот к этим действиям тему.
        - А-а-а, - сказал я решительно, - ну тогда проверим, кто ты есть на самом деле. Возьми, брось вот это!
        Я поднял с земли булыжник. Он взял очень нерешительно, я указал взглядом на разгромленную остановку. Стекла уже усеяли асфальтированную площадку, Данил и Грекор остервенело пытаются выдрать остатки скамейки, Зяма с наслаждением колотит монтировкой по всему, по чему попадет.
        Аспирант подошел ближе, камень бросил достаточно неумело, как бросают женщины, едва не попав в Данила.
        Камень ударил в последнее уцелевшее стекло, отскочил и покатился по осколкам.
        - Хорошо, - одобрил я, - с боевым крещением тебя. Пацаны! Заканчиваем. Все, отступление с победой. Ты… как тебя?
        - Валентин.
        - Валентин, идешь с нами?
        Он ответил живо:
        - С превеликим удовольствием!
        Моя команда посмотрела на него косо и с диким удивлением, слишком уж не наш по облику да и по тому, как строит и произносит фразы, чересчур интеллигентен, весь какой-то книжный и правильный.
        Мое же сердце, напротив, радостно стучало в неясном ощущении открывающихся перспектив. В чем они могут проявиться, не могу и промямлить, но всеми фибрами чувствую, что появление этого Валентина, аспирант он или нет, - некий знак.
        Глава 5
        У матери Данила сегодня ночует хахаль, зато у Данила есть ключ от качалки. Мы тихонько, стараясь не выдавать себя надсадным скрипом, отворили железную дверь подвала.
        Данил нащупал в темноте включатель, вспыхнул яркий после ночной тьмы свет, мы спустились по стертым выщербленным ступенькам в подвал.
        В зале с низким потолком все еще чувствуется запах пота, смешанный с сыростью, на стенах кое-где потеки от дождя недельной давности.
        Мы расселись на прямых и наклонных скамьях, у всех щеки и глаза горят, я сам чувствую, как стучит мое сердце, адреналин зашкаливает. Это не на какой-то сраный Эверест подниматься, куда нас старается спровадить власть, мы действуем и будем действовать здесь, как городские партизаны против несправедливости и насилия Кремля, как народные мстители.
        Валентин сел на скамью рядом с Данилом, тот покосился с неодобрением, когда новичок вытащил мобильник, а Валентин сказал виновато:
        - Надо сообщить родителям, что задержусь немножко.
        Данил фыркнул:
        - Все еще контролируют? Ну ты даешь.
        - Они заботливые, - ответил Валентин. - Люся, ты можешь хихикнуть, когда буду разговаривать?
        Люська сделала большие глаза, но когда из мобильника донеслись неразборчивые голоса, а Валентин начал сбивчиво и виновато объяснять, что он еще чуть задержится, нет-нет, все в порядке, она заговорила громко и весело:
        - Милый, я уже под одеялком! Ты скоро?
        Голоса в мобильнике сразу оборвались. Валентин послушал еще пару секунд, вырубил связь и улыбнулся Люське.
        - Спасибо.
        Зяма сказал ядовито:
        - Это для тебя оправдание?
        - Ну да, - ответил Валентин с неловкостью.
        - А че, - спросил Данил, - боятся, гомосечничать начнешь? Или кто-то тебя начнет в жопу шпилить?
        Валентин поморщился:
        - Нет, просто все мои сокурсники на вечеринках и в ночных клубах, а мне вот, как уроду какому, нравится работать. Вот и родители и беспокоятся, все ли со мной в порядке.
        Грекор хохотнул:
        - Ну, вот так работать, швыряя камни в павильоны, это ниче так, можно! Еще и диссертацию пишешь?
        - Да, - ответил Валентин скромно.
        - И что, - спросил Грекор с недоверием, - кандидата дадут?
        - Возможно, - ответил Валентин и опустил глазки, - даже доктора. Я поднял очень сложные вопросы и даю им очень неожиданные ответы и нестандартное толкование.
        Все замолчали и уставились на него, как на привидение. В головы не укладывается, что с нами может сидеть доктор наук, хоть и будущий.
        Я сказал строго, после успешной операции моя роль повышается сама по себе, а голос звучит увереннее:
        - Проведем разбор полетов! Посмотрим, что сделали так, а что не так, проэкстраполируем на будущее… Мы только начали ломать эту чертову систему угнетения человека человеком!
        Данил прогудел озадаченно:
        - Какой разбор? Все прошло как по маслу.
        - Безукоризненно, - согласился Зяма.
        Грекор сказал залихватски:
        - Эх, сейчас бы пивком отпраздновать… А лучше - водочкой!
        - Запасов не держим, - ответил Данил. - К тому же тут качалка, не заметил? Какая, на хрен, водочка?
        - У меня есть, - сообщил Грекор заговорщицки.
        - Неси, - велел я. - Тебе тут рядом. Мы подождем, только не перебуди там своих.
        - Они оба в хлам пьяные, - ответил Грекор.
        Данил сказал строго в спину:
        - А мне пива… если есть.
        Грекор обернулся быстро, мы все живем в соседних домах, потому и слились в компашке, в рюкзаке позвякивают бутылки. Зяма посмотрел на его малость испуганное лицо, посочувствовал:
        - У бати спер?
        Грекор ответил зло:
        - Он и не вспомнит утром, сколько выжрал!.. Кто заказывал пиво?
        Пиво заказывали, как оказалось, все, только Грекор остался с бутылкой водки. Компанию ему составил бы разве что Юрик, но тот, похоже, снова в постели у Марины, а мы взяли из упаковки по банке.
        Данил осушил одним махом, Я пил мелкими глотками, Валентин и Люська больше вертели в руках, Люське вообще нравится все сладкое, а пиво, видите ли, почему-то горькое…
        После второй банки пива Данил похлопал Валентина по узкой спине и сказал с одобрением:
        - Ты же интеллигент вроде, вон у тебя вся морда такая бледная и утомленная даже без солнца. Зяма и то не такой, хоть очки носит. С чего это ты согласился взять камень и вот так бросить? Чтоб все вдрызг?
        Валентин кивнул, ответил вежливо, но с нарастающим азартом:
        - Да-да, чувствуется, что вы читали Достоевского! Особенно те места полемики с Чернышевским, когда тот воспевал светлый хрустальный дворец, в котором будут жить люди, чистый и стерильный, а Достоевский тогда возразил, что предпочитает жить в грязном темном подвале, а оттуда швырять по ночам булыжники в его хрустальный дворец… чтоб со сладким звоном сыпались стекла!
        Данил сперва обалдел, что его зачислили в читатели какого-то Достоевского, потом приободрился: мысли умных людей совпадают, а этот Достоевский, видать, тоже умный мужик, раз по ночам швырял камни в дворец какого-то Чернышевского, нового русского, видать.
        Он открыл следующую баночку пива для Валентина, а то вдруг тот по интеллигентности сам не сумеет.
        - Хлебни, а то горло пересохло, вижу.
        Грамотный Зяма спросил вежливо:
        - Валентин, вы в самом деле аспирант?
        - Он самый, - согласился Валентин. - Мне давали на выбор несколько тем, но все такие неинтересные! Я придумал и предложил «Хулиганство, как самовыражение подавленной личности в эпоху глобализации и технологического прогресса, а также корни хулиганства, его настоящее и будущее».
        Все умолкли, осмысливая, я поинтересовался:
        - Что под корнями имеете в виду?
        Валентин сказал просительно:
        - Давайте на «ты», а то как-то…
        - Заметано, - сказал я. - Ну?
        - Если взять имена, - пояснил он, - которые попали в историю, то получается странная картина… Васька Буслаев, к примеру, это такой богатырь, что только дрался и буянил. Подвигов по защите Отечества за ним никаких, но все равно любимец народа!.. Возьмите Мцыри или Байрона с его воспеванием Каина, Люцифера и прочих дьяволов? А образ Сатаны в литературе, поэзии, музыке?.. Ведь Байрон, когда воспевал Каина, делал по сути то же самое, что и вы делаете: срал в лифте, расписывал стены и разбивал лампочки!
        Все притихли, имена незнакомые, но в помещении словно бы прошелестели огромные крылья темного ангела, освящая нашу деятельность. Зяма посмотрел на часы, скривился, все равно уже поспать не удастся, скоро рассвет, попросил почтительно:
        - Расскажи нам про… корни. Не знаю, как кому, а мне надежнее, когда не мы первые. Мне нравится, что мы, оказывается, опираемся на прочную и долгую традицию.
        - Еще бы, - сказал Данил саркастически, - на хрен твой прадедушка яблоки рвал, когда ему сам Бог велел не трогать? Вот и пошла традиция рвать чужие яблоки и ломать павильоны на остановках общественного транспорта!..
        Грекор сказал задумчиво:
        - Думаю, Зямин дед не только яблоки рвал… И ветки поломал, и насрал везде так, что Бог вляпался, потому разозлился и выгнал из сада вообще… Я слышал, Бог долго терпит…
        - …но больно бьет, - сказал Зяма. - Валентин?
        - Дело в том, - сказал Валентин, - что…
        Я видел, что Данил почти сразу перестал понимать долгие объяснения будущего доктора наук, по роже видно, но молчит и сосредоточенно дует пиво, Грекор и Зяма напряглись, словно вратари перед штрафными ударами. Только я и Люська ловим каждое слово, хотя ей нужна всего лишь уверенность, что она не совсем с фриками, а я все прикидываю, как усилить свою группу этим чудаковатым аспирантом с высокими запросами.
        Бегущих от власти, сообщил он, укрывали всегда, везде и в любом обществе. Вне зависимости, кто они и что натворили. Это как инстинкт: власть преследует, значит - надо помочь, спрятать, дать на дорогу хлеба. Вспомните, говорил он тихим интеллигентным голосом, даже фильмы на старую тематику: вон бежит древнеегиптянин, за ним стражники. Беглец мчится по базару, все бросают стражникам под ноги яблоки, бананы, нарочито опрокидывают перед ними корзины, разворачивают телеги, загораживая дорогу… То же самое, когда смотрим фильмы о Древнем Риме, Греции, Европе, России, и вообще везде стражники по определению - злобные и тупые идиоты с перекошенными мордами, а беглец всегда умный и ловкий, ах какой красивый и полон обаяния…
        Это не выверты режиссеров, они следуют народной традиции, что закрепилась во всем народном творчестве, начиная от первых сохранившихся древнеегипетских песен и заканчивая нашими днями. Иначе не были бы так популярны имена Робин Гуда, Стеньки Разина и Пугачева. Пугачев, к примеру, куда популярнее Суворова даже в историографии. В блестящей карьере Суворова было только одно пятно, по мнению наших историков: его послали усмирять бунт Пугачева, но, тут же торопливо добавляют историки, Суворов не подавлял Пугачева, того подавили раньше, а он только, как они пишут стыдливо, «удовольствовался некоторыми административными мерами», то есть, говоря проще, уставил виселицами весь свой путь, а где виселиц не хватало, бунтовщиков развешивал на деревьях.
        Трех мушкетеров тоже нужно записать в наши ряды, как славных прародителей. Всю их деятельность следует воспринимать как тот же стихийный бунт против культуры и прогресса. Кардинал Ришелье учредил Академию наук, строил везде школы и университеты, насаждал грамотность, поддерживал науки и искусство, уничтожил остатки феодализма, запретил дуэли, но безбашенные Атос, Портос, Арамис и примкнувший к ним Д’Артаньян противились этому всему со всей силой молодой страсти, и вот так много сделавший для Франции и всей Европы кардинал весь в коричневом, а трое балбесов - в белом!
        Зяма слушал со все разгорающимися глазами, сказал быстро:
        - Прости, что перебиваю, но Маяковский с его четырьмя «Долой!» - тоже наш, так?
        - Так, - сказал одобрительно Валентин. - Его «Долой вашу культуру!», «Долой ваше искусство»… и еще какие-то два «долой» - те же камни ваши в стекла режима. Но когда закончился период ломки и начался период стройки, Маяковский покончил с собой. Таков же и Че Гевара: ломать - не строить, он был мастером ломать, жечь, крушить, как здания, так и политические системы, но когда сокрушил и саму президентскую власть на Кубе, то признал себя неспособным что-то строить на ее месте, ушел дальше ломать, вот только на материке его самого обломали… Албанский язык падонкофф - тоже протест против «правильности», против отвратительной грамотности, что не больше как закостеневшие формы, которые нужно ломать, ломать, ломать! Где нет ломки, там не прорастет новое.
        Грекор очнулся, услышав знакомые слова, послал всем по столу баночки с пивом. Рожа уже раскраснелась, налилась, он проревел довольно:
        - Ломать, ломать, ломать!..
        - Где нет ломки, - повторил культурный Зяма, - там не прорастет новое, точно сказано!
        Валентин спросил вдруг:
        - Кстати, как вы сами именуете себя?
        Воцарилось молчание, мы себя никак не именуем, кроме как борцами за свободу и самовыражение, мы ломальщики системы, а я ответил за всех:
        - Наша цель - как следует подосрать ненавистной системе угнетения! Мы, по сути, благородные сруны, это наш способ выразить протест бесчеловечному строю!
        Валентин спросил несколько ошарашенно:
        - Сруны?
        - Да, - ответил я. - Разве это не здорово - подосрать противнику? Разве ваш Достоевский, что швырял из грязного подвала камни в чистый хрустальный дворец Чернышевского, не срун?..
        Он проговорил замедленно:
        - Вообще-то… если в этом смысле… то да… Хотя, если вспомнить Гаргантюа и Пантагрюэля… то они сруны в самом буквальном смысле, что засрали свой город так, что их говно переполняло улицы и вваливалось в дома через окна. И тем стали знаменитыми на весь мир и вошли в классику!
        Данил спросил ошалело:
        - Гаргантюа… Это кто?
        Зяма сказал брезгливо:
        - Погугли, придурок! Комп включить или сам как-то сумеешь?
        А Валентин сказал вежливо:
        - Данил… вас Данилом зовут? Красивое имя. Данил, самая знаменитая книга, дошедшая до нас из Средневековья и все еще издающаяся огромными тиражами, - это «Гаргантюа и Пантагрюэль». Гаргантюа и Пантагрюэль - это два великана, оба только и делают, что срут и ссут. Правда-правда! Целые три главы о том, как и чем Гаргантюа в детстве подтирал жопу, почитайте на досуге! Получите агромадное удовольствие. Эта книга стала суперклассикой, мировым шедевром первой величины!
        Данил поднялся и пересел к столу, там Зяма развернул к нему монитор, а Данил сказал через плечо:
        - Провер-р-рю!
        - Класс! - восхитился Грекор. - Надо почитать. Картинки там есть?
        - Есть, - заверил Валентин, только средневековые… Без спецэффектов. Не цепляют.
        - Тогда кинуху надо снять, - сказал Грекор мечтательно. - В три дэ! Чтоб струя прямо в зал! Крупным планом. Чтоб как из шланга… га-га-га…
        Валентин кивнул и обернулся к нам.
        - И все потому, - сказал он, - что нормальному человеку, как вот я, а они всегда отыскиваются во все эпохи, осто… гм… осточертела пропаганда правильного образа жизни, проповедуемая церковью. И вот Рабле, который срал в подъездах, расписывал говном стены и разбивал зеркала в лифтах, написал этот роман, где все срут и ссут так, что говном, как я уже сказал, заваливают дома, а их ссанье вызывает наводнения, в которых тонут люди, сперва нахлебавшись дерьма так, что раздувало животы.
        - Отлично, - сказал я. - Мы стоим на прочном фундаменте.
        Данил прорычал, не оглядываясь:
        - Да здравствуют сруны! Слава срунству!
        Валентин сказал вежливо:
        - Да-да, вы правы, слава и да здравствует… так как в этом могучий и еще нераскрытый потенциал. Сруны, срунство…. соил, споил, боч, рипульсы, насты… да, насты - самое… гм… подходящее…
        Я промолчал, Данил спросил сердито:
        - Что за хрень?
        - Сруны, - объяснил Валентин, - если перевести на благородную латынь или английский, теперь все на нем, будет звучать как «насты»… Да, насты! А это вот стихийное стремление все официальное и навязываемое нам сверху обосрать, втоптать в грязь и вообще отвергнуть… правильнее называть настизмом. И будет это международным термином, что войдет во все словари!
        Данил скривился:
        - Проще срунством. Вон даже у Люськи любимая поговорка: вот такое я говно!
        Валентин продолжал с заблестевшими глазами:
        - Срунство, или, если терминологично, настизм, - самое яркое и честное проявление демократии! Можно с уверенностью утверждать, что истинная демократичность проявляется только в настизме… что пошло, можно сказать, с того момента, как было сорвано первое яблоко в саду Эдема! Насты - самые правильные демократы, самые чистые и незашоренные, без всяких комплексов и наносного мусора. Демократы старшего поколения, сказав «а», стесняются сказать «б», мямлят и топчутся на месте, изощряются в риторике, затемняя и заслоняя истинную сущность демократии, то есть нашего настизма.
        Зяма сказал подчеркнуто гордо:
        - А мы, молодые демократы, говорим это долгожданное «б», так? Говорим громко и открыто! Что скажешь, бугор?
        Я сдвинул плечами, Валентин не сказал ничего нового, зато дал определение, выгранил некоторые фразы и заострил на некоторых моментах внимание.
        - Девиз настоящего сруна, - сказал я веско, - принимайте меня таким, какой я есть! Или, как предпочитает говорить наш предельно корректный аспирант, девиз наста. Потому что человек всегда врет, нагло, много и постоянно. Это именуется культурой, хорошими манерами и прочей лабудой, что тщательно скрывает истинного человека под лживыми масками.
        - Точно, - сказал Данил веско, как припечатал.
        - Но мы, - продолжил я, - сруны, отбрасываем эту буржуазно-пролетарскую лживую культуру! Мы - новое поколение, чистое и честное, мы не желаем носить на себе клоунские тряпки «культуры», тем более - той, древней. Мы сами создадим свою культуру: искреннюю и честную. А пока, ребята, давайте по домам. Надо хоть немного поспать, а завтра созвонимся насчет… насчет будущего мира, который будет!
        Глава 6
        Моя работа фрилансера позволяет заниматься веб-дизайном в то время, когда сам изволю, а занятость в этой области пока что велика, так как многие фирмы основаны старичьем при деньгах, что ни уха ни рыла вообще в Интернете, пусть даже слышали насчет рекламы и рынка услуг через сеть.
        Им тоже выгодно, мне платят только за выполненную работу, а не за протирание штанов в офисе, так что я зарабатываю пока что терпимо, хотя и не рву жилы. Моя мать вообще не представляет себе мою работу, а я не спешу ей объяснять, что это за.
        Сейчас вот едва кликнул по браузеру, сразу же на весь экран развернулись самые важные новости: Аня Межелайтис «случайно» оголила грудь на светском рауте, у нее же часом спустя так же случайно соскользнули трусики прямо на пол в центре зала с гостями, видимо, кожа такая нежная и шелковистая, и последняя новость - знаменитый метатель тортов Ноэль Годэн запустил им точно в морду, хотя в новостях почему-то написали «в лицо», премьер-министру Камерону.
        Это рекордный, семьдесят пятый бросок Годэна, до этого он метко попадал в Билла Гейтса, Буша, Клинтона, многих знаменитых политиков, писателей, финансистов, банкиров и прочих звезд.
        В Буша, правда, еще раньше швыряли ботинком, это арабский обычай выказывать пренебрежение, и метнул его как раз араб Мунтазир аз-Зейди, хотя точно такой же ботинок полетел в китайского премьера Вэнь Цзибао в самом Кембридже от чинных англичан.
        На Украине и вообще в Восточной Европе предпочитают швыряться яйцами, обязательно сырыми, чтобы не нанести жертве увечья. Янукович при виде летящего в него яйца решил, что бросили гранату, и потерял сознание, Зюганов в поездках по стране и Стив Балмер в Будапеште вели себя достойнее, красиво среагировали в подобных ситуациях Герхард Шредер и Арнольд Шварценеггер, не очень изящно - Касьянов, Михалков…
        Россия - широкая душа, здесь забрасывают видных людей яйцами, помидорами, майонезом, ряженкой, сметаной, мороженым, и только Раймонду Паулсу влепили тортом, уважая его западный статус.
        Но еще нигде в мире не забрасывают дерьмом, но именно это был бы настоящий и знаковый вызов, дескать, дерьмовым политикам - дерьмо! Или: дерьмовым режиссерам - дерьмо!
        Видимо, это придется сделать нам, мы же радикалы, в самом этом слове звучит нечто нашенское, и сразу вспоминается: «Дорогая, вы сможете полюбить радикала?» - «Простите… ради чего-чего?»
        На моем мобильнике высветилась аватара Зямы, я уменьшил звук, чтобы не услышала мать, сказал тихонько:
        - На связи… Ты как?
        - Влетело, - ответил он шепотом. - Это у вас, геев…. тьфу, гоев, свобода, а у нас тут передвижной Израиль со своим Освенцимом. Родители вроде бы демократы, а ведут себя как хасиды… А это похуже фашистов! Только и хорошо, что наши.
        - Барак Спиноза вырвался на свободу, - утешил я, - вырвешься и ты. Вон Цукенберг вообще женился на китаянке, в Израиле траур, у вас же дети евреи только по матери?
        Он сказал еще тише:
        - Я весь день под домашним арестом.
        - А вечером?
        - Если буду себя хорошо вести, - сообщил он, - ну, как это они понимают сами, то выпустят ненадолго.
        - Ну тогда играй на своей скрипочке, - посоветовал я. - Или у тебя эта… большая такая, на которой Растропович растроповничал?
        Он огрызнулся тихонько:
        - Я будущее светило тонкой химии!
        - Хорошо учись, - сказал я строго. - ЛСД и крэк нам будешь делать на кухне. Чистый!
        - Других уже обзвонил?
        - Пусть придут в себя, - сказал я. - За день все успеем. А ты иди учи свою Тору!
        К вечеру позвонили Данил и Грекор, Валентину и Люське я звякнул сам, Люська откликнулась с охотой, ее мамаша только рада, когда дочка уходит из квартиры надолго. Валентин вежливо попросил полчаса, чтобы закончить дела, а когда я начал прикидывать планы на будущие акции, позвонил Юрик и напросился к нам тоже.
        Качалка - прекрасное место, благо есть у Данила ключи, он изнуряет себя на тренажерах во второй половине дня, с утра пытаются набирать мышцы только неграмотные дураки, а когда ушли последние качки, самые упорные или просто упертые, позвонил и сказал, что пока примет душ, а мы тем временем можем подтягиваться.
        - На перекладине? - спросил я.
        Из мобильника фыркнуло:
        - Вы и висеть, как мокрые тряпки на веревке, не сможете, жопы тяжелые.
        Едва я вышел из лифта, сразу попал в галдящую толпу. В центре отгавкивается лифтер, бабы окружили, как стая ворон, и требуют, чтобы в обоих лифтах заменил вот прям сейчас и немедленно все лампочки.
        - Какие лампочки, - услышал я его тоскливый голос, - там же и плафонов нет! Даже провода повыдирали!.. Я вообще-то как минимум раза два в неделю меняю запчасти в ваших сраных лифтах!..
        - Плохо меняете!
        - А как хорошо? - спросил он злобно. - Что за скоты тут живут, не понимаю!.. Почему каждый день какая-то сволочь ссыт или срет в лифте?.. Поставьте хотя бы видеокамеры…
        Кто-то заорал:
        - Че? Ты тоже сатрап? Это нарушение наших прав!
        - Это подсматривание!
        - Это рука власти!
        - Кремлевский холуй!
        Он сказал рассерженно:
        - Так вы же сами в той моче шлепаете подошвами! А шо такое моча, вы хоть знаете, уриноглотатели? Она проедает любое железо! И если не успею вовремя заменить испорченные детали, вы же рухнете в шахту лифта… Хорошо бы именно тот гад разбился, но, скорее всего, погибнет другой…
        - Тоже гад, - подсказал кто-то из собравшихся ехидно.
        - Тоже гад, - огрызнулся измученный электрик. - А кто из вас не гад? Почему не остановите? Вы же все друг друга знаете как облупленные! Чего молчите?
        Один из присутствующих мужчин проворчал:
        - Это твоя работа - менять детали. Тебе за это платят.
        Лифтер выкрикнул:
        - А если не успею?
        - Посадят, - сказал мужчина со злорадством. - Мало вас сажают!
        Лифтер помотал головой:
        - А вот и нет. Я подробно написал, что и как. Эти бумаги разослал всюду. Так что когда оборветесь и разобьетесь, я потребую поднять мои предупреждения. Так что разбивайтесь все на фиг, мне по фигу! Пусть хоть весь дом рухнет, я на окладе. Лишь бы меня не обвинили, а в этом я уже предохранился, а вы все сволочи!
        Снаружи у подъезда группа подростков, не обращая внимания на возмущение престарелой супружеской пары, с гоготом мочится на стену, стараясь поднять струю как можно выше. Девчонка лет тринадцати азартно ставит черточки, стараясь не попасть под струи.
        В африканских племенах, мелькнула мысль, высота струи считается признаком мужской силы. Самого высокоссущего могли выбрать в вожди племени, а то и в вождя вождей. Вообще страсть поссать везде осталась еще от тех древних времен, когда человек был на уровне простого кобеля, метящего территорию. Собаки и сейчас стараются зассать ссянки других собак. Причем не только кобели…
        Я свернул к дому Данила, он там проветривает качалку, за спиной раздался веселый вопль:
        - Толька, подожди!
        От троллейбусной остановки мчится Гаврик, мы с ним по сети рубились в старкрайф, потом вместе ганкерили нубов в начальных локациях, а однажды создали клан разбойников в Айоне и лихо грабили фармеров.
        Его фамилия Кокошин, он попросил в ЗАГСе заменить на Какашина, чтобы шокировать народ, тоже наш, хоть и с закидонами. Больше всего помешан на выискивании моментов, вокруг которых можно плясать с бубном и ликующе орать: «Вот в какой сраной стране живем!», и неважно, берется сравнивать стоимость добываемой нефти в арабских странах и в Сибири или стоимость бананов в Москве и в Африке, он сам над этим не задумывается и другим не дает, а если кто-то укажет на некорректное сравнение, сразу орет победно: а-а, ты патриот? И становится стыдно, словно ты нечто вроде гея.
        По его утверждениям, в нашей стране все только плохо и очень плохо, а в западном мире - только очень хорошо и просто замечательно! И в поддержку такой идеи он сутками напролет шарит по инету и постоянно находит что сравнивать, совершенно не заботясь о корректности, важнее броскость, потому при сравнении стоимости велосипеда в Нью-Йорке и КамАЗа в Москве всегда можно с уверенностью и громогласно заявить, что у них там все дешевле!
        И хотя мы сами такие, любим поговорить, в каком говне живем и что зажравшаяся власть ни хрена не делает для страны и народа, но Гаврик вообще зашкаливает, то ли настолько туп, то ли заполнен от жопы и до ушей эмоциями, таким нацеленным уже не до проблесков мысли.
        - Толян, а что я надыбал! - заорал он. - Хошь, покажу?
        Я помотал головой:
        - Нет, спешу.
        - К Данилу? Пойдем вместе. Я все собирался покачаться…
        - Там все ушли, - сообщил я. - Уж поздно.
        - Так это здорово, - сказал он. - Мне бы так, чтоб никто не упал в обморок, когда скину рубашку.
        - Не поможет, - сказал я с сочувствием. - Там кроме Данила будет и Люська.
        - Эх, - сказал он, - ладно, не стану ее пугать своими бицепсами. У меня знаешь уже сколько? Двадцать два!
        - Перебор, - сказал я. - Мог бы остановиться на двадцати одном. Очко так очко.
        Он наконец врубился, обиделся.
        - Ладно… У тебя где-то тридцать пять?
        - Тридцать семь, - сказал я скромно.
        - Ну вот…
        Качалка закрыта на толстую железную дверь, ибо это официально не качалка, а бомбоубежище, но жильцы приняли решение, что лучше пусть молодежь их дома устает до чертиков, стараясь отжать от груди заветную сотку, иначе девчонки и не посмотрят, чем будут носиться на мотоциклах по улицам и попадать под грузовики.
        Я стукнул в дверь, Данил открыл, кивнул Гаврику, тот с завистью окинул его восхищенным взглядом.
        - Анимал, настоящий анимал!.. На тебе все само растет!
        - Ага, - согласился Данил мрачно, - само. Как же, само, ну да.
        Мы спустились по ступенькам в царство железа, наклонных скамей и станков Смита. Данил указал на металлический стеллаж, где среди разнокалиберных гантелей яркими наклейками цветут две упаковки пива.
        - Жаждущие, можете приступать… Зяма прислал эсэмэску, а Валентин придет через десять минут.
        - Он аккуратный, - сказал я, - будет минута в минуту.
        - Ты его знал раньше? - спросил Данил.
        - Нет, но человека видно сразу…
        - Это тебе видно, - буркнул Данил, - а я вот, сколько ни присматриваюсь, все равно наегивают, как британцы какого-то Махатму.
        Гаврик, рисуясь, лихо выбирал из пластмассовой упаковки банки с пивом, Данил поднялся наверх и вернулся с Зямой и Грекором.
        - Привет, - сказал Зяма, - приятно смотреть на вас! Как только подумаю, что каждый из нас - самый быстрый сперматозоид из трехсот миллионов, сразу такое уважение… Мы - лучшие!.. Мы уже победители!
        Данил присмотрелся к Зяме, поинтересовался:
        - Мне чудится, или у тебя другие очки?
        Зяма насупился, буркнул:
        - Запасные нужно иметь всегда.
        - Это все Марина! - сказал Грекор уверенно. - Зяма поцеловал ее в губы, она от удовольствия сжала ноги и сломала ему очки.
        Данил сказал уважительно:
        - Она у нас качалась!.. Правда, классные бедра?
        Зяма буркнул:
        - Не так все было… Но официально и для народа пусть так, согласен.
        - Марина тоже не возразит, - сказал Грекор. - Пиар никому еще не вредил. Вон Люська как Валентина выручила?
        Приоткрылась дверь, Валентин заглянул осторожно, Данил махнул ему рукой, Валентин начал медленно и опасливо спускаться.
        Последней примчалась запыхавшаяся Люська, подтверждая статус женщины, а то мало ли что мы подумаем.
        Данил, как хозяин, заботливо проследил, чтобы пиво было у всех, даже кто не хочет, как вон Люська, просто держи в лапке, как на светских раутах дамы с тонкостенными фужерами с шампанским по тыще баксов за бутылку.
        Я с банкой пива вышел на свободный пятачок между скамьей Смита и беговой дорожкой, обвел всех взглядом. Они притихли, повернулись ко мне.
        - Вчера мы провели еще одну акцию. Система получила удар… Крохотный, конечно, комариный, но когда комаров становится много, даже слон озвереет. К нам прямо в разгар акции присоединился Валентин… Люська, кончай строить ему глазки.
        Валентин поднялся и поклонился, хотя его не знает только Гаврик.
        - Если мне будет позволено сказать, - произнес он застенчиво, - я бы хотел процитировать слова величайшего философа, отца церкви… Аврелия Августина, признанного церковью святым.
        Все молчали ошарашенно, Валентин совсем не вписывается обликом и сдержанными манерами в нашу компашку, а уж когда заговорил про какого-то святого, да еще отца церкви…
        - Его слова вообще-то можно поместить в рамочку, - продолжал Валентин, - и повесить на самом видном месте…
        Данил буркнул враждебно:
        - Да что он сказал такого?
        - Он сказал, - ответил Валентин торжественно и почтительно, - слушайте и запоминайте: «Мне и распутничать нравилось не только из любви к распутству, но и из тщеславия. Не порок ли заслуживает порицания? А я, боясь порицания, становился порочнее, и если не было проступка, в котором мог бы я сравняться с другими негодяями, то я сочинял, что мною сделано то, чего я в действительности не делал, лишь бы меня не презирали за мою невинность». Да-да, эти слова принадлежат великому Аврелию Августину. Святому!
        Глава 7
        В ошарашенной и затянувшейся тишине из ладони Грекора выпала банка пива и со звоном покатилась по бетонному полу. Он с руганью бросился ее ловить, остальные задвигались, заговорили, заулыбались, хотя морды куда уж обалделее.
        - Сделаем, - пообещал я.
        - Я распечатаю, - пообещал Валентин. - У нас цветной принтер. Так что, я бы сказал, срать в лифтах и на лестнице - это лишь самая заметная часть вашей деятельности!
        Грекору показалось, что это критика нашей деятельности, нахмурился и сказал ворчливо:
        - Ломать павильоны, вспарывать сиденья в электричке - тоже еще как заметно!
        - Я о другом…
        - Ну?
        - А если, - сказал Валентин, - взять высокие технологии?.. Баймы дают простор для паровозения или ганкерства, для подстав, инет и мобильники - для спама, а все вместе - для такого срача и троллизма, обалдеть можно! Никогда не было таких возможностей…
        - Ну, - сказал Грекор, уже соглашаясь.
        - Человек взрослый и солидный, - объяснил Валентин, - тоже хочет срать, то есть настить, но ему уже по рангу это не совсем то, однако придуманы замены сранья под дверьми…
        - Какие?
        - Джакузи с девочками, - пояснил Валентин, - подпольные азартные игры, собачьи бои, оппозиционные партии… Сейчас в ответ на растущее давление системы растет инстинктивное сопротивление всего человеческого, что не позволяет превращать нас в послушные винтики системы.
        - Классно задвинул, - сказал Данил с одобрением.
        - Оттуда корни и того протеста, - пояснил Валентин, - которое старшее поколение высокомерно называет тотальным оплевыванием всего-всего ценного и хорошего… К примеру, попробуйте просто кого-то назвать правильным человеком! Все на того человека станут смотреть с насмешкой и пренебрежением. Правильность стала… как бы это сказать…
        - Пороком? - подсказал я.
        Валентин отмахнулся.
        - Нет, порок как раз встал на место правильности. В том значении, что пороки теперь не скрывают, а выставляют напоказ. А правильности избегают и стыдятся. Правильный человек - это как бы ретроград, мракобес и вообще дурак.
        - Ограниченный, - поправил педантичный Зяма.
        - Ограниченный, - согласился Валентин. - А вот мы, не скованные никакими предрассудками, можем блистать возможностями, недоступными этому ограниченному правильному. К примеру, правильный просто не сможет насрать под дверью у соседа. У него даже анус не разожмется! А вот мы, продвинутые, сможем.
        Грекор гыгыкнул:
        - А раз сможем - сделаем! Люська, сделаешь?
        Люська ответила весело:
        - С удовольствием! Вот такое я говно.
        «Вот такое я говно», повторил я про себя. Сейчас все так говорят и ничуть не стыдятся. Нет, даже гордятся, что говно.
        Просто мы первые, кто это не просто ощутил, все общество это ощутило, но мы и выражаем активный протест этой угнетающей нас системе.
        - Ладно, - сказал я веско, - а знаете ли, что в инете лаптями звонят, как через две недели разразится не то митинг протеста, не то демонстрация… Кто слышал?
        - Срунов? - спросила Люська с восторгом.
        - Срунов, - согласился я. - Только они себя называют иначе.
        Дверь приоткрылась, появилась взлохмаченная голова Марины. Она окинула всех быстрым взглядом.
        - О, у вас снова тусовка?
        - Без тебя какая тусовка, - ответил Данил. - Заходи!
        - Я с гитарой, - предупредила Марина. - У кого нет слуха, тому уши оборву.
        - Здесь все музыканты, - ответил я. - Крыловские.
        Они с Люськой сразу уединились в уголке и начали разучивать песню собственного сочинения, Марина играет неплохо, а Люська только поет, но у нее такой звонкий чистый голос, что слушаешь с удовольствием, какую бы лабуду ни верещала.
        Данил крикнул им:
        - Нам нужно собственный гимн сочинить!
        - Обойдешься, - ответила Марина лениво. - Мы только антигимны можем. С эротическим уклоном.
        - Наклоном, - уточнил Грекор.
        - Да хоть и с разворотом, - ответила Марина.
        Данил спросил заинтересованно:
        - А это как?
        - Не знаешь? - переспросила Марина загадочно. - Могу показать…
        - Только не щас, - сказал Данил. - Не люблю зрителей, советами затрахают раньше… Толик, я тоже видел в инете призыв выйти на митинг на Болотной. По всем каналам в лапти звонят! Ты хочешь позвать наших пойти поквакать? Вообще-то, бугор… а че нам в самом деле не пойти на митинг?
        Грекор сказал пренебрежительно:
        - А мы там не бывали?
        - Бывали, - ответил Данил, - но как зрители. И еще мы с парнями искали кого бы отмудохать. Но вот если выйти как сруны… или как насты…
        Я покачал головой:
        - Митинг завтра, а туда без своих лозунгов нечего и соваться, никто не увидит, что мы - отдельная сила.
        - А что за тема? - спросил Зяма лениво.
        - Да какая разница, - ответил Данил, - потусуемся, потремся, идейных людей посмотрим. Даже в зоопарк идти не надо. Вроде бы насчет нечестных выборов. Посмотрим, как люди хренью страдают.
        - Может, - сказал Грекор с надеждой, - кому-то в рожу удастся вмазать вроде за дело! А че, я бы сходил.
        Валентин сказал авторитетно:
        - Тогда нам нужно заявить о себе как о новой силе, что проявилась в этом загнившем обществе.
        - А что, - спросил Зяма с насмешкой, - выборы в самом деле нечестные?
        - Конечно, - ответил Валентин с твердой убежденностью. - Они всегда нечестные! Кто бы их ни проводил. Даже если эти вон, что на митинге, победят, у них что, лучше будет?.. Видели мы, как демократы, дорвавшиеся до власти, хапали так, что коммунистам и не снилось… Но подготовиться нужно. Придумать и написать плакаты… Подумать, будем нести как транспаранты, на растопыренных руках, или соорудим что-то несомое…
        Люська, от усердия высунув язык, тщательно выписывает кисточкой крупные буквы, рядом пристроился Грекор, якобы помогает, хотя чаще просто косит глазом в оттопыренный вырез ее майки. Хотя Люська запросто даст и пощупать, но почему-то интереснее вот так тайком подзыривать на ее тугие яблоки с бледно-розовыми земляничками на кончиках. Если уж святому Августину больше нравилось яблоки воровать, если верить рассказам Валентина, чем получать в подарок, то мы совсем не Августины…
        Сам Валентин, как вижу, настолько освоился в нашей компашке, что совсем не выглядит чужаком, хотя и одет не как у людей, и говорит как марсианин, слишком книжно.
        Он осмотрел плакат, намалеванный Зямой, поморщился.
        - Это высшее образование мешает тебе писать лозунги?
        - У меня еще нет высшего, - возразил Зяма.
        Валентин изумился:
        - Почему? Ты что, не еврей?
        - Еще нет, - уточнил Зяма. - В следующем году получу этот сраный диплом.
        - А-а, - сказал Валентин, - ну, если ты пока еще демократ, то и пиши, как народ, - искренне, просто и скверно!.. Тебя поймут и свои, и чужие.
        - Или как вон Данил, - сказала за их спинами Люська.
        Валентин оглянулся, Данил заканчивает старательно выводить на своем плакате: «Мы - IDDQD!», а потом еще и для Зямы написал крупно: «У нас все - IDKFA!»…
        - Да, - сказал Валентин с уважением, - это в самом деле… доходчиво. И всем понятно. Честно говоря, даже не ждал от Данила такого креативного удара.
        Данил кивнул в мою сторону:
        - Бугор подсказал.
        Валентин развел руками:
        - Что ж, на то он и бугор. Все замечать и все поправлять вовремя.
        - А кто наши лозунги не поймет, - довольно сказал Данил, - пусть идет в жопу. Нам с такими не по пути.
        - Эти тоже твои? - спросил Валентин.
        В углу уже стоят приготовленные плакаты с надписями: «Долой все!» «Ломай систему!», «Осточертели!», «Наши идеи - «IDDQD!», «Будущее принадлежит настам!», «Насты - сила!».
        - Мое, - ответил Данил гордо. - Думаю, больше не надо. Нас и так наберется разве что десяток, да и то не уверен.
        Он зыркнул на меня.
        - Больше, - ответил я.
        - Где наберешь?
        - Мы выйдем с этими плакатами из качалки, - сказал я, - и сразу к нам начнут присоединяться пацаны. Вот увидишь!.. А ты, кстати, можешь позвать своих качков.
        - Анатолий прав, - сказал Валентин. - Ваша группка будет расти стремительно. В технологическом и прозрачном обществе настизм будет шириться, люди остро жаждут свободы…
        - Срунство, - сказал Зяма важно, - мотор прогресса!
        - И культуры, - добавил Валентин.
        - И культуры, - повторил Зяма бездумно, потом спросил обеспокоенно: - Точно? А то прогресс - одно, а культура вроде бы совсем другое… даже противоположное.
        Валентин отмахнулся:
        - Да неважно, кто вникает в эти тонкости? В блиповую эпоху главное - уверенный тон и громкий голос.
        - Ну ладно, - проговорил Зяма все еще с сомнением, - срунство - мотор прогресса и культуры! Я читал в новостях, юсовский президент в пику всем собирает на своей тайной вилле красоток из «Мисс Вселенная», отключает все видеокамеры и трахает их прямо в джакузи…
        - Тоже срун, - сказал Данил довольно, - даже его достала эта система!
        - Фейк, - сказал Зяма.
        - Может, - согласился Валентин, - но вероятность есть. Даже президентам хочется нарушать правила, хотя бы тайком! Как тот же Клинтон, что совал пенис в рот практикантке, упиваясь своим тайным срунством?
        - Они все такие, - сказал Данил. - Только другие не попадаются. А что наши творят… представить страшно.
        - Хоть и приятно, - вставил издали Грекор.
        Он оглянулся на Люську, что с высунутым языком стоит на четвереньках, раздвинув ноги, и разрисовывает цветочками расстеленный на полу плакат.
        Она ощутила на себе взгляды, вскинула голову, веселые глаза сверкнули детским гневом.
        - И ничего себе не представляйте!.. Я, можно сказать, девственница!
        Валентин пробормотал:
        - Самое интересное, гм, в высоком смысле слова она в самом деле девственна и невинна.
        Гаврик, что по большей части вообще не раскрывал рот, а только делал вид, что молодецки поглощает в огромных количествах пиво, и все еще не пьяный, сказал несмело:
        - Но как же без… этих, ну, предложений? Если долой, то надо ж что-то взамен?
        Валентин насторожился, но промолчал и посмотрел на меня, явно переадресовав право ответа.
        Я ответил твердо:
        - Гаврик, не гаврикуй. Ты не прав.
        - Почему? - пискнул он.
        - Потому, - отрезал я, - что пошел ты со своим позитивом в сраную жопу!.. Мы сруны или не сруны?.. Это и есть наш позитив!.. Освобождение души!.. Мы, можно сказать, срем из своих богатых душ и срем от души!
        - Из принципа, - уточнил Данил. - Из своих богатых принципов!
        - Ну, - промямлил Гаврик жалко, - но все-таки…
        - Нет, - заявил я. - Нет!.. Вас что, еще не достала вся эта ложь? Меня достала. Все жаждут ломать, а не позитивничать!.. И никто не скажет, что мы неправы!
        - Но как, - сказал он совсем потерянно, - без позитивной программы…
        Я гаркнул:
        - Дурак, мы что, идем на выборы? Предлагаем себя в правительство?.. Долой - вот наш позитив!.. И нас поддержат. Так что либо бери плакат, с каким пойдешь, и не умничай, либо топай к таким же умникам.
        Гаврик вздохнул, просмотрел плакаты и выбрал самый маленький с простым и таким греющим душу лозунгом «Долой!»
        Разошлись, как и водится, за полночь. Матери сказал, что много работы, она довольна, да и как иначе, если деньги приношу регулярно, старшее поколение не может врубиться, как это доход могут приносить простые клики на форумах и «лайки» в соцсетях.
        Да, когда-то рубли капать будут реже, тогда придумаем что-то еще, а пока три тысячи долларов в месяц вполне для двадцатилетнего, который и школу окончил с трудом.
        Глава 8
        За неделю до ожидаемого митинга во всех СМИ только и говорили, что вот после него жизнь сразу повернет к лучшему, ага, щас повернет да еще и лягнет обоими копытами.
        Везде с энтузиазмом расписывают, как будет противиться проклятая власть, как начнет перегораживать дороги, пустят в ход полицию, ОМОН и чуть ли не танки, и я видел, что даже самые толстые и солидные люди ухватились за возможность оторваться от серых будней в этом веселом и полупраздничном мероприятии.
        Утром в день митинга мы собрались возле качалки, весеннее солнце жжет, но воздух еще холодный.
        Данил появился в рубашке с короткими рукавами, для него важно, чтобы бицепсы на виду, Зяма в костюмчике, Люська в теплой курточке, но ее юбку можно принять за стринги, остальные кто в чем, ориентируясь на свои представления, какой будет погода, синоптикам верят не больше, чем правительству.
        Пока мы обменивались рукопожатием, а Люську хлопали по жопе, Данил спустился в качалку и вынес нам две охапки плакатов. Вскоре оттуда поднялись с десяток крепких мускулистых ребят, трое выглядят вообще шварценеггерами.
        Грекор с восторгом зашептал за моей спиной, что они финалисты районного смотра бодибильдеров.
        Данил сказал солидно:
        - Анатолий, принимай в свой отряд! По крайней мере сегодня мы одна команда.
        - Отлично, - ответил я. - Ребята, вэлкам!.. Разбирайте плакаты, мы покажем этому гребаному старому миру, что уже появился и набирает силу наш молодой и яростный!
        Последней, запоздав, явилась Марина, сразу заулыбалась, мгновенно помолодев, даже сиськи стали больше при виде молодых качков, те тут же приняли ее к себе, такую цветущую и зовущую всем телом.
        Данил представил парней, я обычно плохо с ходу схватываю имена, только и запомнил Ивана за такое дико оригинальное имя для России. Хотя нас за бугром все еще зовут иванами, но на самом деле Ивана в России днем с фонарем Диогена не отыщешь. В моем классе был парнишка, которого родители назвали «Русские идут» в английском написании, по-русски это звучит как «Айвенго», вполне терпимое имя, где-то даже слышал раньше.
        Я взглянул на часы, скомандовал:
        - Все, выходим! А то опоздаем.
        До проспекта Сахарова добирались на метро и троллейбусом, а дальше пешком прошли к той части, где пройдет колонна, в этой части достаточно широко, чтобы и оставшейся части тротуара хватило для переходов.
        Вдоль дороги, разгородив тротуар на две части, собственно половину для пешеходов и половину для демонстрации, им же отдана и проезжая часть, поставили сцепленные друг с другом звенья ограждающих заборчиков из покрашенных в белый больничный цвет алюминиевых прутьев. Опрокинуть их ничего не стоит, но расчет на то, что никто на такое не осмелится.
        На той стороне с десяток автобусов с полицией. ОМОНа пока не видно. А с этой вдоль белого заборчика лениво прохаживаются, а где и вовсе стоят в позах беспечных ротозеев менты со сдвинутыми на затылок фуражками.
        В двух местах улицу перегородили зачем-то этими же заборчиками. Из автобусов выбрались, неспешно разминая ноги, полицейские в тяжелом обмундировании, собираются в кучки, закуривают, хорошо видно их веселые толстые морды.
        В небе пролетел вертолет, но рокота его моторов почти не слышно из-за разноголосого гвалта, хотя тут же поднялось с полдюжины рук с мобильниками, заснимая на фото и видео, теперь ничего не укроется от народного гнева.
        Полиция дежурит и возле дверей в здания госструктур, но люди идут мимо, головы повернуты в сторону проезжей части.
        Впереди темно-фиолетовый щит с ядовито-желтыми буквами «ЛДПР». Наверное, желтизна символизирует золото, что просыплется на всех, когда ЛДПР воссияет, как солнце, и вытеснит темно-фиолетовую тьму.
        Данил спросил шепотом:
        - А чего там дальше улицу перегородили?
        - Там нам скажут «стоп», - объяснил Зяма. - Неча с твоим кувшинным рылом в их калашный ряд.
        - Сволочи!
        - Еще какие, - поддакнул Зяма. - Ничего, отольются кремлевским котам наши мышьи слезки.
        Среди полиции несколько женщин, пара даже совсем молоденьких, вот бы их затащить в кусты да показать, как мы относимся к родной полиции, которую по-прежнему зовем ментами.
        Но пока они улыбаются и строят глазки тем ментам, кто старше по званию, как же, карьерку нужно строить, пока сиськи торчат, а когда отвиснут, никакое умение не поможет.
        Когда мы проходили с этой стороны барьера, Данил улыбнулся одной такой красотке с кокетливой пилоткой на пышных рыжих волосах и сказал дружелюбно:
        - А у тебя и внизу такая же?
        Она посмотрела на него грозно и с намеком погладила дубинку на крутом, как у кобылицы, бедре.
        - Что-что ты сказал?
        - Пилотка, говорю, красивая, - ответил Данил. - Смотрю вот и представляю… Хотя почему-то синяя, гм… да и размеры…
        Зяма потащил его дальше, а полицайка сверлила им спины ненавидящим взглядом.
        - Вон идут! - сказал Данил.
        Из-за голов выстроившихся вдоль барьера зевак показались красные флаги. Ветерок красиво колышет полотнища, мое сердце радостно заколотилось, красный цвет всегда заставляет куда-то бежать и что-то делать, это цвет пролитой крови и яростных пожаров.
        Мы выждали, когда прошли первые ряды, Зяма вообще шептал, что надо пристроиться в конец, но я покачал головой.
        - Насты не будут плестись в хвосте!
        - Насты вообще должны возглавлять, - заявил Данил.
        - Все впереди, - ответил я.
        - Красота, - сказал Данил издевательски, - посмотри, и эти взялись под ручки…
        Люська хихикнула. Демонстранты двигаются во всю ширь улицы, взявшись под руки, чтобы их труднее было растаскивать, а впереди выстроилась цепь омоновцев, тоже все держат друг друга под руки, это чтоб демонстранты не прорвались сквозь их хилое, вообще-то, оцепление.
        - Теперь бы вприсядку, - сказал Грекор. - И кто кого перепляшет.
        - А что, - сказал Валентин, - это же народное гулянье…
        - Ставлю на демонстрантов, - сказал Зяма. - На омоновцах тяжелая амуниция.
        - Зато там тренированные парни!
        - А здесь, - ответил Зяма и указал кивком на наших качков, крепких и могучих, как быки, плечи толстые, руки как бревна, головы сидят прямо на плечах, такие не свернуть. - Эти кого угодно и перепляшут и переотжимаются от пола…
        Над головами реют десятки разных флагов, я пожалел, что у нас еще нет своего, нужно срочно придумать, а то тут чего только нет: и с красными звездами, и баркашевцы, и анархисты, и вообще что-то совсем непонятное…
        Данил сказал Зяме ехидно:
        - А где ваши?.. Как вы собираетесь мир захватить?
        Зяма ответил с достоинством:
        - Во-первых, мы действуем скрытой сапой. Во-вторых, наши боевые марсианские треножники уже на подходе. А в-третьих, что самое главное, мы его уже захватили!..
        Данил проворчал:
        - Оно и видно. С одной стороны жиды, с другой - евреи… Зяма, а ты кто из их?
        - Я третья сила, - ответил Зяма. - Сингуляр! Но пока скрытый.
        На плакатах чаще всего прямые оскорбления, типа: «Президент сука, а жена его блядь» или «Пидоры», но корреспонденты снимают это с восторгом, это же глас народа, пусть без мозгов, еще и в жопу пьяного, но воля народа - воля Бога, это же демократия в действии, если народ говорит, что президент - сука, а жена блядь, то так оно и есть, а как на самом деле - неважно…
        Отдельные группки демонстрантов под счет «раз-два-три» заученно кричали свои требования, рифмуя со словом «уходи», это стало смешно даже Люське, а Зяма сказал издевательски:
        - Этим идиотам лет по пятнадцать-двадцать! И конечно, они уже твердо знают, что нужно стране. Каждый из них готов стать президентом и править мудро и справедливо.
        Я сказал быстро:
        - Пора!
        Мы отодвинули чуть барьерчик и быстро один за другим протиснулись на ту сторону. Двое ментов нахмурились и шагнули в нашу сторону, но мы быстро вломились в группу таких же молодых и веселых, и менты остановились.
        Правда, в нашу сторону некоторое время косился один из мужичков манагерского вида, явно из хорошо оплачиваемого руководства, но внимательно изучил наши плакаты и отвернулся с видом полнейшего превосходства, дурак набитый.
        У руках у Люськи плакат «Долой систему!», и на нее оглядываются и реагируют больше всего, а заодно и плакату достается какое-то внимание.
        Она же, польщенная вниманием, цветет и пахнет, огромные губы стали еще больше, а сиськи крупнее и напористее. Марина идет среди наших качков, плакатов на всех не хватило, однако все равно наша группа выглядит обособленной, да и лозунги у нас такие, что запоминают все, кто бы ни мазнул взглядом.
        - Пусть меня повяжут, - сказал Зяма мечтательно. - А я обвиню их в антисемитизме, геноциде и… что бы еще?
        - Голодоморе, - подсказал Данил.
        - Вот-вот, - обрадовался Зяма. - Еще и в голодоморе и вмешательстве во внутренние дела Америки в Сирии. Вся наша закулиса поднимет хай, евреи зверски угнетены в России!
        - А если менты не побьют, - сказал Данил, - я сам тебе разобью морду. Ну, для дела, Зяма, для дела! А потом скажем, зверский ОМОН так тебя отделал. Будешь шрамы показывать, тебя в Би-би-си по новостям покажут… А еврейский кагал тебя вообще мучеником сделает!
        Зяма содрогнулся всем телом.
        - Не-е-ет! Я нежный.
        - И денег даст, - добавил Грекор.
        - Денег? - спросил Зяма заинтересованно. - Сколько?
        - Много, - ответил Грекор. - Евреи все богатые, не слышал?
        - Да знаю, - сказал Зяма недовольно, - что много. Но сколько много? Какой процент отката?
        Впереди раздался шум, крики. Колонна слегка замедлила шаг, все разом заговорили громче.
        Валентин, прислушавшись, сказал быстро:
        - Головная часть дошла до ограды!
        - Двинутся дальше? - спросил Данил. - На нее ж дунуть, сразу улетит, как домик Ниф-Нуф-Нафа.
        - Вряд ли…
        Мы продолжали проталкиваться вперед, демонстранты все какие-то чересчур интеллигентные, даже кричат визгливо и по-бабьи, а у нас во главе группы пошел Данил с качками, так что продвинулись почти до ограждения.
        Я заметил, что возле бровки асфальт прилегает неплотно, его нетрудно отковыривать ломиком или даже простыми железными трубками. Дальше пойдет проще, его можно, в отличие от булыжников, ломать на куски нужного размера, чтобы швырять хоть рукой, хоть из пращи, хоть из рогатки.
        Грекор наоткалывал, как молодой лед, и собрал целую кучку обломков, на него оглядывались с одобрением, быстро разобрали и начали швырять через головы десяти передних рядов в полицейских и омоновцев.
        - А передним влупят, - заметил Зяма.
        - Все предусмотрено, - успокоил Валентин.
        - Что?
        - В передние ряды выдвинули женщин, - сообщил Валентин. - Трое из них беременные. Когда им влупят или потащат к автобусу, это заснимут в нужном ракурсе, обработают, и через пару минут ужасающие зверства Кремля покажут все телеканалы мира!
        - Круто, - восхитился я. - Правда, тех дур немного жалко… Хотя чего их жалеть?
        Гаврик хохотнул:
        - Верно! Дураков у нас на сто лет вперед запасено, а уж дуры так и вовсе на каждом шагу.
        Несколько парней, то ли для прикола, то ли показывают всем, какие они крутые, нацепили маски анонимусов и пришли с плакатами, где на все лады доказывается, что власть захватили воры.
        В нашу сторону пробились несколько мужиков в пиджаках и с галстуками, двое с мегафонами в руках.
        Один сразу заорал:
        - Прекратите!.. Вы что, провокаторы?
        Я поинтересовался:
        - В чем дело?
        - Вы что делаете? - заорал он. - Вы что делаете?
        - Выражаем протест, - заявил я, - если вам непонятно. У нас свободная страна или нет?..
        - Протесты так не выражают! - прокричал он. - Прекратите немедленно, иначе вас отсюда выведут!.. У нас санкционированный митинг, разрешенный властью, мы должны держаться в рамках…
        - Потому что вы и есть эта власть? - спросил я понимающе. - Ребята, прекращайте. Это в самом деле кукольный митинг. Одна голова этого Змея смотрит из Кремля, вторая… вот она.
        Мужик с мегафоном побагровел, качки за его спиной нахмурились и сжали кулаки, а наши, бросив камни на землю, приготовились к драке.
        Со стороны переднего ряда раздались крики, истошно завизжала женщина. Качки развернулись в ту сторону, а эти двое с мегафонами, стегнув по нам негодующими и почти ненавидящими взглядами, развернулись и поспешили к источнику незапланированного шума.
        - В самом деле, - сказал я, - эта наш первый выход. Камни больше пока не бросаем, присматриваемся.
        - К чему?
        - Народ, - пояснил я, - вывели на улицы для легкой развлекухи, как я понял. Нечто вроде карнавала.
        Данил сказал бодро:
        - Хочешь сказать, когда-то замутим свою?
        - Замутим, - согласился я. - А пока поиграем по их правилам.
        Грекор хищно потер ладони:
        - Вот тогда и развлечемся по полной!
        Глава 9
        На митинге мы пробыли еще два часа, потом заскучали, кричать бесконечно лозунги как-то глуповато, уже многие начали оглядываться по сторонам и выбираться из толпы.
        Валентин и Зяма еще слушали заинтересованно, но ударная часть нашей группы уже заскучала, и я скомандовал:
        - Уходим. Здесь уже делать нечего.
        Часть качков, что пришли с Данилом, утопали еще раньше, остальные потянулись за нами.
        Выбравшись из вяло галдящей толпы, мы перебрались с проезжей части на тротуар, Люська и Марина весело щебечут о кафешке, где надо перекусить и оттянуться, а мы с парнями обратили внимание, как у бортика набережной несколько парней мощно метелят двух то ли кавказцев, то ли гады посмели выйти на улицу в слишком богатых прикидах.
        Одного сбили с ног и носят на носках ботинок, а он извивается на асфальте, прижавшись к нему спиной и согнувшись в клубок, где умело закрывает бока локтями.
        Данил сказал с уважением:
        - Опытный. Знает, как укрывать почки.
        - Выпускают пар, - заметил Грекор, - что за дурная демонстрация без драки? Эти хотя бы вот так, опосля…
        - Думаю, - произнес Валентин задумчиво, - подобные стычки сейчас идут везде, куда расходятся с митинга.
        - И кто-то этим пользуется, - голосом старого мудреца проговорил Зяма и с многозначительным видом поднял кверху палец.
        - Жиды? - спросил Данил с интересом.
        - Ну не марсиане же, - ответил Зяма оскорбленно. - Мы всем пользуемся! И везде отбираем у вас, гоев.
        - У меня хрен что отберешь, - заявил Данил весело. - Отбирайте друг у друга!
        - Как Абрамович у Березовского, - подсказал Грекор.
        - Это Березовский отбирал у Абрамовича, - уточнил Валентин.
        - И кто кого обобрал?
        - Лондонские евреи, - пояснил Валентин, - что были адвокатами с обеих сторон.
        - Все равно вам не досталось, - победно заявил Зяма. - Скоро и Россию отберем, сделаем ее землей Великого Израиля от можа и до можа!
        - Это мы сделаем Великую Скифию, - пригрозил Данил, - и будем с Израиля брать дань конями и рабынями. Идеи Великой Скифии живы!
        Люська счастливо пропищала:
        - Да здравствует!.. Виват!.. Ура!.. Салуд!.. Ой, как же это все здорово… У меня уже трусики мокрые. Такой кайф, такой кайф!.. Никакие дискотеки не сравнятся!
        - Потрахаемся? - предложил Грекор.
        Она замотала головой.
        - Ни за что! Такой кайф не хочу портить. У меня даже мозг в оргазме!
        - Люська, - сказал Данил с укором, - зачем тебе мозг?
        Она отмахнулась:
        - Ну пусть сердце! Или душа. Толя, когда следующий марш?
        - Зяма следит за новостями, - ответил я. - Но мы все равно должны готовиться, чтобы на следующих показать себя уже во всю силу.
        Люська заспешила вперед, по дороге заглянула в два кафе, везде мало места, наконец в третьем удалось сдвинуть два стола, чтобы поместились все.
        Обрадованная официантка примчалась с блокнотиком, на Люську и Марину поглядывает с завистью, столько молодых и крепких парней, а пользуются ими только эти две, я заказал на всех пива, бутербродов, себе и Валентину с Зямой - кофе.
        Один из качков полез за деньгами, Данил придержал его руку.
        - Все за наш счет, - проговорил он солидно.
        Качки уставились на меня, я кивнул:
        - Все верно.
        Один сказал восхищенно:
        - Круто!.. А еще один бутер?
        - Заказывай, - разрешил я великодушно.
        Насытившись бутербродами и под пивко все заметно потяжелели, разговоры стали спокойнее и ленивее, я поглядывал на свою команду и подумал в очередной раз, что у нас это не зло, не закономерный протест против подчинения! Это единственное честное проявление свободы человеческого духа.
        Первым ввел обязательные требования к любому человеку Ной. Он сформулировал четыре заповеди, которым отныне обязаны подчиняться люди.
        Следующим был Моисей, который принес в мир еще десять заповедей. Сам понимал, что ни один человек не примет их… добровольно, потому обставил так, что ему вручил сам бог. Да не просто бог, а Бог, то есть бог богов, и вообще настолько громадный и всемогущий, что саму вселенную сотворил за одно мгновение, сказав лишь слово. Возможно, и не матерное, как утверждают анекдоты.
        Кстати, по количеству анекдотов насчет заповедей видно, как неохотно их приняли и как всеми способами нарушали.
        Затем был Иисус, этот еще принес какие-то законы, но ни один не только не прижился, но даже и не запомнился, а единственный, какой вспоминают, это насчет левой щеки, которую нужно подставить, - вызывает до сих пор только насмешки и подковырки.
        Так что человечество только обрастало запретами, но это значит, что нарастает и сопротивление, нельзя же нас сковывать по рукам и ногам, в конце концов все мы озвереем и порвем любые цепи…
        Не желая расходиться, мы еще несколько раз заказывали пиво, кофе и бутерброды, но все-таки по одному, по два, наши поднимались, прощались и уходили, пока нас не осталось трое: я, Валентин и Данил.
        - Пора, - сказал я наконец. - Завтра хоть и не такой уж тяжелый день, но все равно поработать придется…
        - Завтра воскресенье, - напомнил Данил.
        - У людей творческой профессии, - напомнил я, - выходных не бывает.
        - А бывают только запои, - согласился Данил. - Валентин тоже творческий?.. Один я пролетарий…
        На улице уже зажглись фонари, небо потемнело, город начал погружаться в таинственную ночную жизнь, далекую от работы и полную соблазнов.
        Добравшись в переполненном вагоне метро в свой район, мы пренебрегли троллейбусом, от станции можно срезать между домами, в какой-то момент увидели, как из здания научно-исследовательского института, расположенного в центре соседнего блока застроек, вышел прилично одетый мужчина, явно слишком засидевшийся за своими микроскопами, галстук, носки и платочек уголком в нагрудном кармане подобраны идеально как в цвет, так и в полоску, модная прическа, похож на манекена из витрины модного бутика.
        Он перебросил портфель в другую руку и, оглянувшись воровато по сторонам, подхватил с земли камень и швырнул в потрескавшуюся стену остановочного павильона. Стекло зазвенело и осыпалось.
        Данил смотрел обалдело, Валентин покачал головой, но смолчал, а я сказал с удовлетворением:
        - Похоже, наша группка разрастется до мощной организации. А там, глядишь, и создадим свое движение.
        Данил спросил все еще с изумлением:
        - Но почему… он? У него же все есть! Он доволен жизнью! Посмотри, он садится в «Бентли»!
        - Ага, - подтвердил Валентин. - Такая тачка, как говорит Грекор, на полмиллиона долларов тянет. А то и больше.
        - Но жизнь его прессует, - пояснил я. - Еще больше, чем нас. Иначе с чего бы так взбесился?
        Валентин заметил:
        - Всех нас будет прессовать все больше. Видеокамеры начинают ставить и в подъездах. Народ злится.
        - Значит… - спросил Данил туповато.
        - Значит, - ответил Валентин на недосказанный вопрос, - скоро у нас появятся новые члены нашего кружка.
        - А также кружки наших членов, - сказал Данил и довольно загоготал.
        С утра я пробежался по своим сайтам, откуда мне капают где рубли, где доллары, кое-что поправил, где-то внес изменения, еще полдня томился в ожидании вечера, когда качалка совсем опустеет, созвонился с Данилом, он ответил, надсадно пыхтя, что сейчас отрабатывает жим на скамье с обратным наклоном, но через часик здесь уже будет пусто.
        Выждав этот часик, я чуть ли не бегом понесся к подвалу, на ходу прикидывая, что если назвать нашу группу «Насты», то надо будет еще уточнить, мы общественные, общественно-политические или культурно-религиозные?
        С порога ощутил бодрящий аромат кофе, что странно смешивается с запахом мужского пота и баварского пива, по всему подземному залу слышно веселый галдеж, смех, шуточки.
        Вижу весь костяк группы, даже пара качков осталась, я прислушался с порога, ближе всех ко мне Данил и Грекор обсуждают детали, как и что было. Чуткий ко всем опасностям Зяма оглянулся, ощутив всеми фибрами, что на пороге стоит кто-то и смотрит, торопливо вскочил с лавки и преувеличенно почтительно раскланялся.
        - Приношу, - заявил он пронзительно-визгливо, - свои извинения нашему кормчему. Он был прав.
        - В чем? - спросил тугодум Грекор.
        - Насчет лозунгов, - пояснил Зяма. - Когда одобрил ту хрень, что писал Данил. Только к ним и не придирались. А к тем, что пришли с программами или предложениями, все равно приегивались. То не так, это не то…
        - Ага, - сказал и Данил, очень польщенный, - я стоял рядом с одним таким, так ему постоянно одни говорили, что мало требуют, другие - что много… А мой плакат все одобряли!
        - У тебя был, - поинтересовался Грекор, - «Пошли все на хрен!»?
        - Нет, - ответил Данил серьезно, - просто «Долой!»
        - Краткость, - сказал начитанный Валентин, - сестра таланта, а гонорары все равно не платят.
        Все поглядывали на меня, я понял, что пора сказать веское слово, расправил плечи и вышел на свободное от тренажеров место в центре комнаты.
        Все смотрят с ожиданием, я сказал веско:
        - Вот теперь название нашей организации можно будет писать крупными буквами!
        - На чем? - спросил Данил.
        Я подумал, сдвинул плечами.
        - Посмотрим. Возможно, заведем себе членские билеты, хотя по мне это пока что зряшная трата денег. Если бы у нас появились лишние деньги, я бы лучше истратил их на свое помещение. Я мог бы оформить его на свою фирму…
        - А у тебя она есть? - спросил заинтересованно Зяма.
        - Мне ее стоит только зарегить, - сообщил я. - Я же частный предприниматель. Индивидуальный. Сам себя нанял? Нанял! Значит, требуется просторное помещение. Под оргии.
        Данил сказал обидчиво:
        - А чем плоха качалка? И бесплатно.
        - Здесь только поздно вечером, - сказал Зяма, - а Толик говорит о таком, чтобы можно было в любое время. Только наше!
        Грекор сказал с энтузиазмом:
        - Это было бы круто!.. Там смогли бы бухать, сколько влезет! Родители не помешают.
        - И не на улице, - поддержал Гаврик.
        Зяма поморщился:
        - Бухать друг перед другом? Неинтересно.
        - Где в буханье вызов? - спросил Валентин с отвращением. - К тому же в своем помещении мы смогли бы разрабатывать планы…
        - А я украсила бы комнату, - сказала Люська.
        - Оборочками? - спросил Данил язвительно.
        - Зачем оборочками? - ответила она с достоинством. - Можно в анархо-стиле. Черное знамя с черепом и костями!..
        - У анархистов было другое знамя, - сказал Зяма. - И вообще мы никому не подражаем! Мы - единственные и неповторимые!
        - Мы настоящие, - согласился Валентин. - Все остальные… так, сухие листья.
        Данил внимательно всматривался в свой айпад, двигал бровями, хмыкал, наконец сказал быстро:
        - Врубите НТВ!.. Там наша демонструха.
        Ребята поспешно бросились вытаскивать у кого что есть, телевизоры кому нужны, разве что старушкам на пенсии для просмотра сериалов, Зяма быстро отыскал в своем смарте новости, там по всем каналам идут отчеты о вчерашней демонстрации.
        Я смотрел внимательно, заранее настроившись враждебно к любой трактовке, однако получалось так, что празднично настроенные люди вышли на улицу, отмечая наступление весны, все с цветами и связками воздушных шаров, в кадры не попали даже знамена анархистов, а злобно настроенная полиция перегородила улицу и не позволила идти дальше под абсурдным предлогом, что там перекресток, а если шествие запрудит и его, то автомобильные пробки распространятся на весь район, а то и город.
        Когда веселая и доброжелательная молодежь вступила в диалог с полицией, объясняя этим тупым существам мирные намерения просто идти дальше и петь песни, те призвали на помощь ОМОН, что встал в два ряда и не позволил двигаться дальше.
        Оскорбленная в своих лучших чувствах молодежь некоторое время напирала то в одном месте, то в другом, но прорвать цепь не удалось, пришлось всем с горьким чувством обиды разойтись. Непонятно, чего уж так дрожат за свои шкуры там, за стенами Кремля.
        Данил сказал ликующе:
        - Вот тут, смотрите!.. Зяма, прокрути назад!..
        - Это же теленовости, - возразил Зяма.
        - Тогда отыщи на ютюбе, - велел Данил. - Там точно эти моменты есть, снятые с десятков ракурсов.
        - Я заметил, - сказал я. - Можно было прорвать в трех местах. Это заметил?
        - Я заметил только в двух, - ответил Данил. - Молодец, бугор! Ты у нас стратег. Значит, в следующий раз порвем как Тузик тряпочку.
        Зяма сказал ехидно:
        - Полиция тоже смотрит эти ролики.
        - Они тупые, - ответил Данил бодро. - Додумаются поставить вместо нынешней двойной цепи тройную. Бугор, что скажешь?
        - Если подготовимся, - сказал я, - прорвать сможем. Система вряд ли ожидает такое. Но готовиться нужно серьезно. Вот тогда и будет настоящий кайф!
        Люська завизжала и влепила Данилу звонкий поцелуй в щеку. Тот брезгливо вытерся рукавом.
        Звякнул мобильник, я вытащил, не взглянув на аватарку, да там ее и нет, только высветился незнакомый номер.
        Спокойный и уверенный голос сказал вежливо:
        - Господин Крякун?.. Это Роберт Дудиков из центра поддержки культурных начинаний.
        - Че-че? - переспросил я ошалело, сделал всем знак помолчать, сам отошел в сторонку и подумал, что становлюсь похожим на Данила. - Откуда?..
        - Из Центра поддержки, - ответил невидимый собеседник. - Мы видели вас на митинге протеста… и весьма заинтересовались идейной составляющей вашей группы. А также немалыми возможностями развития. Нам кажется, именно у вас кроется огромный потенциал для свободы и независимости…
        Слушать комплименты всегда приятно, но все равно для меня, который все эти центры сжег бы на фиг вместе с сотрудниками, звучит дико и непривычно.
        Я дождался конца длинной витиеватой фразы и спросил в лоб:
        - И что вы хотите?
        - Деловой вопрос, - одобрил собеседник. - Чувствуется хватка прирожденного лидера! Я бы предложил вам встретиться в интересах вашего такого нужного и важного для общества дела.
        - Ну, - пробормотал я настороженно, - я не готов сейчас идти куда-то…
        Голос прозвучал бодро и оптимистично:
        - Вы абсолютно правы в своем нежелании вот так сразу посетить наш офис. Но я могу подъехать прямо сейчас… или в любой день и время, на которое договоримся! Мы встретимся на улице, в сквере на лавочке или у газетного киоска.
        Я запнулся с ответом, осторожность требует послать этого Дудикова на хрен и стереть его номер, но, с другой стороны, кто не рискует, того не хоронят в гробу из мореного дуба и с позолоченными ручками.
        - Лучше бы на послезавтра, - сказал я, - или в конце недели… но я не знаю, насколько у меня будет насыщенное расписание, так что подъезжайте, если сумеете, прямо сейчас…
        - О’кей!
        - Сколько вам добираться до Южного Бутова?
        Он ответил без запинки:
        - Около часа. Наш офис в центре.
        - Отлично, - сказал я. - Только встретимся на самом въезде, где фитнес-центр «Зебра» и «Аптека Столетова». Между ними крохотный скверик, там две лавочки.
        Глава 10
        Эти полчаса я не находил себе места, рисовались всякие ужасы, начиная от того, что кто-то из тех, кому мы срали под дверьми квартиры, вычислил и нанял крепких мужиков, а те придут отмудохать нас, а мне так вообще переломают руки-ноги.
        А то, что место людное, не спасет, у нас же Россия, будут убивать прямо на улице, все просто обойдут, чтобы их не задели, и никто даже не звякнет в полицию.
        За десять минут до назначенного времени я уже бродил по ту сторону киосков, поглядывал на лавку. Машины проезжают вдалеке по шоссе, лишь одна осторожно свернула на узкую дорожку, проехала сотню метров и остановилась с краю.
        Дверца распахнулась с левой стороны, я успел увидеть, что на остальных сиденьях пусто. Вышел мужчина, рослый и спортивного вида, но без военной выправки, слава богу, осмотрелся.
        Я уже шел к намеченной лавочке, а когда сел, он тоже двинулся в мою сторону. Я дергался, не знаю, надо ли встать или приветствовать, разозлился на себя, ну чего я так уж сразу прогибаюсь, где мои принципы, сделал морду равнодушной и даже не повернул голову в его сторону, когда он опустился на лавку на достаточном расстоянии, чтобы между нами мог сесть еще кто-то и расставить локти, это называется личным пространством.
        Некоторое время мы сидели вот так, глядя перед собой, словно играем сцену из андерграундных мувей.
        Наконец он произнес с ленцой:
        - Прекрасная пора, когда весна вот так переходит в лето…
        - Лето лучше, - сказал я.
        Он посмотрел на меня искоса.
        - Вы находите? Да, наверное. Я - Роберт Дудиков, как уже говорил.
        - Анатолий, - ответил я. - Анатолий Крякун.
        - Наш фонд, - проговорил он так же легко, - занимается прогрессом в гуманитарных вопросах и поддержкой организаций и движений, которые способствуют свободе и независимости. Вы - одно из таких зарождающихся движений, пока самых мелких… но мы видим большой потенциал и готовы оказать вам помощь.
        Я спросил настороженно:
        - Это как?
        Он коротко усмехнулся.
        - Я понимаю ваше недоверие. Однако вот это вас немножко убедит, что мы говорим искренне.
        Он сунул руку в широкий карман плаща, я напрягся непонятно чему, но в его ладони появился небольшой сверток в газете, совсем не похожий на пистолет.
        - Держите, - сказал он добродушно, - лучше сразу спрячьте, а то народ начнет присматриваться.
        Мои пальцы сразу ощутили, что это, к тому же на газетку то ли пожмотился, то ли нарочно оставил краешек. Оттуда нечто выглянуло красным уголком, похожим на шоколадку, только потолще, но я уже чувствовал, что это пачка пятитысячных, хоть никогда столько еще и не видел.
        Торопливо взял, чувствуя, как задрожали неизвестно почему пальцы, сунул в карман, сердце колотится, так и кажется, что все смотрят в мою сторону.
        Этот Роберт Дудиков продолжает рассеянно смотреть вперед, эстет, природой любуется, а я спросил сразу охрипшим голосом:
        - Зачем?
        - На всякие расходы, - ответил он негромко. - Здесь пятьсот тысяч. Деньги небольшие, но на голом энтузиазме долго не продержишься, это закон. Подростки могут, но дальше начинаются заботы взрослого человека, и становится уже не до борьбы за идеалы. Тратьте правильно.
        - А если просто пропьем? - спросил я.
        Он пожал плечами.
        - Значит, мы потеряли эти не такие уж и большие деньги. Только и всего. Никто у вас не требует их вернуть. Просто не получите следующий транш. Только и всего.
        Я спросил с недоверием:
        - Следующий?
        Он ответил уклончиво:
        - Все будет зависеть от того, как истратите. Если на личные нужды… что ж, деньги потеряны. Если на продвижение важных для общества идей - можете быть уверены, что мы не оставим вас без поддержки и дальше.
        Я раскрыл рот, чтобы задать следующий вопрос, однако он легко поднялся, чуть коснулся кончиками пальцев края шляпы.
        - Приятно было познакомиться, Анатолий.
        - Взаимно, - пробормотал я.
        Он ушел по аллее так же неторопливо, на выходе из сквера сел в припаркованный на обочине автомобиль, и тот сразу же тронулся с места и быстро влился в общий поток.
        В качалке наша группа почти в полном составе, даже Марина осталась дожидаться моего возвращения, хотя она где-то работает в это время.
        Едва я переступил порог, меня встретили галдежом, вопросами, как и что.
        - Тихо, - сказал я, - сейчас все расскажу.
        Они умолкли, а я выложил на горизонтальную скамью для жима пакетик в газете. Все смотрели в жадном ожидании.
        Зяма первым осторожно пощупал сверток.
        - Позвольте мне, - сказал он таинственным шепотом, - как представителю всемирной жидовской мафии, протянуть свои загребущие…
        Люська прошептала еще тише:
        - Сколько там?
        Зяма вытащил из газетки, ловким движением провел кончиком пальца по корешку плотно упакованных банкнот. Они сухо прошелестели, словно гигантская стая стрекоз слюдяными крыльями, и снова притворились плотным бруском.
        - Пол-лимона, - ответил Зяма и заулыбался, словно кот, что спер кувшин сметаны. - Для начала как бы весьма нехило.
        Люська охнула:
        - Для начала?
        - А то, - ответил за представителя всемирного жидовства Данил. - Мы только берем разгон. Бугор, рассказывай!
        Я сказал с неохотой:
        - Ничего особенного. Встретились в скверике, он передал деньги и сразу ушел. Только и сказал, что если пропьем, то больше не даст.
        - Я ж говорил! - воскликнул Зяма и довольно потер белые пухлые ладошки. - Будут еще!.. Если поведем себя умненько.
        - А это как? - спросил Грекор.
        - Пойдем на демонстрацию снова, - ответил я.
        Данил спросил, набычившись:
        - Ты хочешь сказать, что кто-то из срунов прошлого поколения выбился в олигархи и теперь решил отсыпать нам, вспомнив молодость, от щедрот?
        Я потряс головой:
        - Ничего не знаю! Знаю только, что вот перед нами на столе пачка красненьких. В банковской упаковке. Новеньких.
        Грекор спросил с недоверием:
        - И что, он не взял даже расписку?
        Я покачал головой:
        - Нет.
        Зяма сказал живо:
        - Раз вслух сказал, что передает пятьсот тысяч рублей, этого достаточно! Думаешь, он не писал разговор? Три ха-ха! Сейчас все пишется.
        - Да и снимать их могли, - добавил Данил, - длиннофокусной камерой.
        - На нем на самом могли быть видеокамеры, - сказал Грекор. - Они теперь меньше макового зерна! Без спецаппаратуры не увидеть.
        - Ой, ребята, - воскликнула Люська с восторгом, - вы такие умные!
        - Ладно, - сказал я, - давайте подумаем, как тратить деньги.
        - Разделить пополам, - предложил Грекор. - На первую половину накупить водки, а вторую - закуски!
        - Столько жрать? - спросил Данил. - Тоже мне в алкаши ломится!.. Нет уж, давайте купим станок Смита, две W-штанги и стеллаж для блинов, стойку для гантелей, а еще спортивного питания от Диматайза, а то Айронмэн у меня поперек горла…
        Зяма сказал брезгливо:
        - Я и слов таких не знаю, какой-то ты космополит безродный, все у тебя иностранное… братцы, бейте предателя России! Это я как патриот говорю.
        - Он исправится, - пообещал я. - Сайт и форум я уже забабахал, но кое-какую денежку на раскрутку придется потратить. Угнетенный народ должен знать, что кроме ручной и прикормленной оппозиции есть и непокорная…
        Грекор сказал приподнято:
        - Мы пьем за яростных, за непокорных, за презревших грошевый уют! Вьется по ветру Веселый Роджер, люди Флинта песенку поют…
        - Я гитару принесу, - сказала Люська.
        Я похлопал ладонью по столу.
        - А серьезные идеи есть?.. Нам выпал уникальный шанс в самом деле стать чем-то серьезным. И наше срунство поднять на более высокий уровень, чем насрать соседу под дверью. Выходя на митинг или демонстрацию протеста, мы срем под дверью самого Кремля!
        Грекор гыгыкнул:
        - Представляю, как президент выходит и… о Боже! Во что это я вступил?.. Срочно начальника службы безопасности моей персоны ко мне, пусть языком вылизывает!
        Я поморщился и, не обращая на него внимания, сказал серьезно:
        - Именно теперь можем заявить о себе как об организации.
        Зяма сказал опасливо:
        - Это хорошо, но только чтоб знали, но не били морды. Это только Данил любит, когда его бьют…
        - Бить нас отныне нельзя, - объяснил я, - теперь это будет квалифицироваться как преступление на почве национальной, религиозной и политической нетерпимости и даже ненависти!.. Мы не хулиганы, мы своими действиями заявляем протест против существующей системы, удушающей человеком человека!.. Потому любое действие, направленное против нас, будет расценено как удушение личных свобод и гражданских прав, завоеванных в тяжелой борьбе!
        Данил и Грекор смотрели на меня с раскрытыми ртами, Данилу вообще страус мог бы залететь, если бы научился все-таки летать, даже Люська в изумлении распахнула хорошенький ротик.
        Зяма наконец пошевелился, сказал с придыханием:
        - Блин… ты так серьезно все сказал! Я уже начинаю в нас верить. А насчет как потратить… вообще любые денежные вопросы давайте все ко мне. Первый день консультирую бесплатно, это чтоб клиентуру набрать, потом вам, как своим, сделаю скидку. Но не слишком, не слишком, а то на голову сядете. Итак, Люська?
        Люська сказала чинно:
        - Меня, как приличную девочку из крайне хорошей семьи, интересуют штрафы, если такие есть. За участие в митингах. Я не за себя волнуюсь, меня просто потрахают и выпустят, а вот вас могут не захотеть, а мне где брать деньги на залог?
        Грекор сказал бодро:
        - Понятно где!.. Но какие штрафы? За что?
        Зяма сказал, чуточку гнусавя:
        - Мы, русские, народ самый покорный и спокойный, потому и штрафы у нас самые низкие в мире… Да-да, Люська, низкие! Депутат Сидявкин предложил увеличить до миллиона рублей, а деньги переводить на устранение последствий. А то сейчас, мол, тыща рублей с носа - и свободен.
        - А че, в других странах выше? - спросил Данил с недоверием.
        - И намного, - заверил Зяма. - Четыреста фунтов стерлингов в Англии, а за вандализм пять лет тюрьмы и штраф в две тысячи фунтов стерлингов… вандализм, поясняю, если кто троллейбусный павильон на остановке разнесет!.. В Германии - год тюрьмы и штраф в пятнадцать тысяч евро. В Италии только за то, что не подчиняются приказу полиции прекратить и разойтись, год тюрьмы и крупный штраф.
        - А в Штатах? - спросил Грекор с надеждой.
        Зяма отмахнулся.
        - Про самую демократичную страну в мире лучше и не спрашивай. В Штатах не случайно смертная казнь, а когда дают срок в семьсот лет без права досрочного или пять пожизненных сроков… сам понимаешь, для них это даже не смешно, привыкли. За что у нас оштрафуют на тысячу рублей, там впаяют десять лет тюрьмы! Там даже за разрешенную демонстрацию или митинг берут деньги, а если помешаешь кому-то проехать, то сразу выкладывай три тысячи долларов или топай в тюрьму.
        - Блин, они совсем охренели! - сказал Данил. - И эти люди учат нас демократии?
        - Во Франции, - продолжил Зяма, рисуясь знаниями, - любое неподчинение полиции на митинге - год тюрьмы и штраф, в Швейцарии только штраф… сто тысяч долларов…
        Данил поперхнулся пивом и долго кашлял, а Грекор бухал его по спине кулаком.
        - В Швеции - два года, - продолжал Зяма, - и, конечно, крупный штраф, в Японии все мягче: всего год тюрьмы и штраф в пятьсот долларов… но это все равно не наши тыща рублей, что равны тридцати долларам…
        Я тяжело вздохнул:
        - Давайте лучше подумаем, как потратим. Чтобы было видно, что не пропили.
        Зяма сказал быстро:
        - Можем сами организовать митинг!.. На это всегда дают деньги. Рынок! Это раньше бывали бесплатные. Выйдем сами с дружбанами, а деньги распилим.
        - Все? - спросил Данил угрюмо.
        Зяма сказал всполошенно:
        - Зачем все, зачем все? Узнаем, сколько выделяется на маленький митинг, столько и отпилим! Остальное тоже проведем на энтузиазме, а деньги присвоим.
        - Ну ты и жидяра, - сказал Данил, - сразу все захапать…
        - А что? - сказал Зяма задиристо. - Мы такие! Зато когда потом денег не дадут, мы сможем на свои!.. Думать надо, бычок. Не пробовал?
        Марина подключила свои связи, у нее одна подруга в риелторах, адресов нам скинули сразу два десятка, пришлось побегать, и с полдюжины я все-таки просмотрел лично, но остановились на том, что выбрала Марина.
        Я заплатил наличными, что мгновенно решило все вопросы и помогло сразу получить все необходимые подписи, неучтенка все еще рулит.
        Едва я получил ключи, Люська и Марина взялись оборудовать обе комнаты. Раньше здесь попеременно размещались то аптека, до сих пор пахнет медикаментами, то магазин по продаже спортивных добавок, то книжный, от этих остались горы книг, которые мы полдня выносили на мусорку, пока не пришлось нанять машину и увезти на переработку.
        От прошлых вывесок над дверью темнеют дыры в бетоне, куда могут пролезть даже толстые крысы, да еще торчит пара ржавых болтов.
        Данил смотрел долго, чесал в затылке, Зяма поинтересовался:
        - Что, если вон туда снова болты вбить, можно классный турник подвесить?
        - Турник не пойдет, - ответил Данил серьезно, - а вот перекладину можно. Но чего-то кажется, если вот тут подтягиваться, а кто-то будет выходить и его по рылу ботинком… не совсем правильно, если, конечно, не тебе…
        - Соображаешь, - изумился Зяма. - Кто бы подумал! У тебя какой вес мозга? Девятьсот грамм? Я бы добавил еще пятьдесят!
        - Сам ты бабуин, - сказал Данил. - И все твои… бабуины. Комп уже привез?
        - А зачем? У меня айпад.
        - А по треку гонять? В планшетах не видеокарты, а одно название.
        - Бугор принесет, - сообщил Зяма и кинул в мою сторону. - Он профи, у него их три штуки. А то и соберет под заказ. Оформим как неотложные затраты. Если надо, то и в облака заберемся.
        Грекор сообщил гордо:
        - Я там уже год. Все мои коллекции там.
        - Ну и дурак, - сказал Зяма. - Как можно хранить свои секреты у того, чей офис идешь громить?
        Грекор почесал затылок.
        - Так облака же в Америке?
        - Вообще-то мы бьем по всему сволочному миру, - пояснил Зяма, - ну да ладно, Америка пока подождет.
        Глава 11
        Компы я принес и разместил в обеих комнатах, хотя и не три, как рассчитывал Зяма, хватит нам и двух, зато соединил локалкой, можно было резаться и по сети, а еще купили самые дешевые столы и стулья, холодильник и прочее по мелочи.
        Зяма тут же врубил комп, завизжал от счастья, обнаружив уже установленные гонки, тут же азартно повел автомобиль по скоростной трассе, дома его мучают науками, только здесь и оторвется всласть, за вторым Валентин начал шарить по англоязычным сайтам, у нас только он да я владеем английским.
        На подоконник забрались с ногами, выставив напоказ выбритые пилотки, Люська и Марина, приятно слышать их веселое щебетанье, обе взахлеб и наперебой рассказывают друг другу, как клево все было на митинге, будто не стояли рядом, сияют, как два солнышка на небе.
        Я пришел в офис, когда Зяма и Данил в очередной раз планировали, как в следующий раз пройдут по проспекту Сахарова до заграждений, а там организуют народ на прорыв цепи полиции или ОМОНа.
        Зяма втолковывает Данилу:
        - Володя Сахаров - великий футболист, «Торпедо» без него бы загнулось, ты прав, но все-таки проспект назван в честь другого Сахарова, ты его не знаешь, но это тоже был крутой мужик, хоть и не такой крутой, как Володя… Этот другой Сахаров предложил заложить вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США, то есть с обеих сторон, чтоб никто не вырвался, цепочку ядерных зарядов по сто мегатонн каждый!.. И при самой малейшей агрессии против нас или наших дружбанов попросту нажать кнопку, чтобы всю Америку вдрызг! И не было бы сейчас у нас проблем. А когда стал академиком, знаменитым и неприкосновенным, вдруг разом осознал, что коммунизм - зло, и тут же стал диссидентом! Молодец, всегда понимал, по какую сторону забора упасть…
        - Дык еврей же, - сказал Данил с отвращением. - И женат на еврейке, и вообще у него какая-то еврейская физика.
        - А в Израиле его именем названы улицы во всех городах, - сказал Зяма с удовольствием. - Конечно, наш!.. Кого еще нам отдашь? Давай Сталина?
        - Так он же грузин вроде…
        - Да какой-то подозрительный грузин, - сказал Зяма. - Наверняка еврей скрытый…
        Данил сказал обидчиво:
        - Да пошел ты! Чикатилу не хочешь?
        - Чикатилу нет, - ответил Зяма задумчиво, - а вот Джека-потрошителя бы взял… Все-таки романтик, что-то в нем есть… Нет, ты посмотри на бугра! Тебе не кажется, что он похож на Генриха Гейне?
        Данил прорычал:
        - Ты че? При чем тут Генрих Гейне?
        - Тоже крутой мужик, - пояснил Зяма. - Как он сказал, как сказал! «Честность - прекрасная вещь, когда все вокруг честные, один я жулик». После чего наш царь Николай I послал к нему тайного гонца с траншем в двенадцать тысяч талеров, сумасшедшие по тем временам деньги, поблагодарить за то, что тот воспел подавление польского восстания царскими войсками. Или, как изящно выразился наш государь, «за верное освещение роли России в польских событиях». Деньги отвез наш великий интеллигент, гордость русской поэзии Федор Тютчев.
        Валентин услышал, повернулся к ним, лицо такое, словно и сам впервые слышит, а Данил охнул:
        - Тот, что в школьных учебниках?
        - Он самый.
        - Врешь?
        - Точно-точно, - заверил Зяма, - можешь порыться в истории. Немец Гейне… вообще-то он еврей Хайнрих Гайне, спроси у дядьки гугла, этот иудей всех своих помнит и учет ведет, не захотел показаться русскому прижимистым жидом, и они вдвоем с шиком промотали эти деньги в Париже на баб, шампанское и всякие кутежи.
        Данил восхитился:
        - Да какой он тогда Хайнрих, он точно Генрих!.. А то и вовсе Иван, немцы - те же евреи, зря копейки не истратят.
        К ним прислушался Грекор, сказал с такой обидой, словно Тютчев был его родным и любимым дедом:
        - Да что вы Федора Ивановича шпыняете! Он же на халяву пил! Все равно эти деньги уже отдал, так почему не пропить чужое? А вон Некрасов и Тургенев государственные деньги пропивали и проигрывали в парижских казино…
        Данил сказал с недоумением:
        - Все понятно, только при чем тут наш бугор?
        - Дык он тоже получил свои двенадцать тысяч талеров, - пояснил Зяма. - С учетом инфляции это как раз пятьсот тысяч рублей, я считал! Я вообще деньги считать люблю. И тоже крутой мужик, как думаешь?
        Данил оглянулся на меня.
        - Бугор? Да, крутой…
        Валентин повернулся ко мне, оставив монитор с мигающими ссылками на голую Аню Межелайтис, потер усталые глаза.
        - Хватит трепаться, - предложил он, - давайте о серьезном…
        Я молча нажимал кнопки на панели кофейного автомата, из-за этих балбесов приходится всякий раз подстраивать под себя заново, а Люська с подоконника весело пропищала:
        - Давайте! А то мы такие серьезные… Вчера услышала: «Вас обвиняют в том, что вы вчера в пьяном виде явились в театр. Верно ли?» - «Конечно, ваша честь! Разве в трезвом виде мне бы пришло в голову прийти в театр?»
        Все заржали, даже Валентин улыбнулся, но тут же сказал мне:
        - Ага, в этом месте всегда следуют понимающие улыбки нормальных мужчин, эдаких мачо! Тоже никогда в здравом уме и твердой памяти не пойдут в театр, а сядут с пивком перед телевизором или сходят к жене приятеля, пока тот в командировке.
        Зяма врубился первым, сказал с подъемом:
        - А разве не так? Злое и несправедливое общество заставляет нас ходить в театр, учиться, работать, одевать чистые носки, мыться… и вообще «быть хорошими», а мы вот такие лихие, что плюем на все на это! И будем делать назло, мы - вольные пираты!
        Данил перестал ржать, на лице недоумение, с этими евреями трудно понять, когда хитрят, когда говорят правду, а Валентин сказал с самым серьезным лицом:
        - Сперва мы бунтовали против мамы, что заставляет мыть уши и шею, теперь мама нам уже не указ, взрослые, но зато это общество достает, настаивает, чтобы учились всю жизнь, совершенствовались, совершали хорошие поступки… Ну как тут не насрать в ответ? Мы должны иметь на это право! Это наша позиция, это никакое не хулиганство, а протест!
        Грекор сказал с сомнением:
        - Валентин, ты че-то зааспирантился. Не поймешь, когда ты прикалываешься…
        Валентин вздохнул, проговорил уже без пафоса:
        - Ладно, давайте о деле. Нам предстоит работать с новыми членами нашей организации, вербовать и объяснять наши идеалы… Потому прошу в первую очередь учитывать их стадность и конформизм…
        - Стадность срунов? - спросил Данил.
        - Нет-нет, - сказал Валентин торопливо, - это общее свойство молодых парней, срунство ни при чем. Я, признаюсь, почему-то полагал, что с инетом, который дает простор для анонимности, люди наконец-то сбросят маски и будут вести себя… гм… естественно. В смысле, честно.
        - А что, - спросил я настороженно, - нет?
        Он покачал головой:
        - Увы, я был слишком оптимистичен. Вот сегодня щелкнул на ссылке, что ведет на один литературный форум, смотрю, как некто забрасывает постинг: «Открыл такую-то книгу… полный бред, как такое можно писать, корявые фразы, серые герои… и т. д.», и если отзыв написан хорошо и убедительно, то немедленно выстраиваются отклики: «А я ее и до середины не дочитал, бросил», «А я после первой главы захлопнул, не мое», «А я прочел один абзац и сразу понял, что ерунда, а сам автор - халтурщик», «А я вообще не стал покупать», «А я бумажную не стал брать, посмотрел пиратскую электронку, да и ту сразу стер»…
        - Тоже встречал, - признался я. - Всякий страшится показаться дебилом. Вот и повторяют за первым.
        - Так Интернет же анонимен, - напомнил он, - бери любой ник и пиши под ним! Пиши то, что думаешь. Однако же человечек хочет, чтобы его уважали, потому сразу подстраивается под общество!
        Я буркнул:
        - Даже сруны? Ну да, тоже…
        - Сруны подлаживаются к срунам, - сказал он педантично, - но самое главное, и несруны тоже подлаживаются! Сруном быть выгоднее, вот что важно для нас!.. Если кого-то хвалят, несрун тоже начинает хвалить, а если ругают, тоже ругает вне зависимости от того, что думает на самом деле… Потому, учитывая этот неожиданный конформизм, можно строить нашу политику ломки этой чудовищной системы, прибегая даже к не всегда этичным методам.
        - В смысле, никто не решится осудить?
        - Да, - ответил он. - Именно не решатся, как не решаются высказать свое искреннее мнение по поводу каких-то книг, фильмов или событий.
        Я слушал с напряжением, переспросил:
        - Ты хочешь сказать, что правильно расположенные слова в лозунге или призыве способны перевербовать и повести за собой огромные толпы?
        Он посмотрел на меня с уважением:
        - Вы сразу хватаете все на лету, шеф!
        - Я не шеф, - буркнул я.
        Он покачал головой:
        - Но остальные именно вас им считают? Вам знакомо понятие тайного лидера?
        Я сел в сторонке, отхлебывал кофе, держа большую чашку в обеих ладонях. Валентин прав, все мы бунтуем и отстаиваем свою самобытность в семье, где родители - дремучие и отсталые дураки, но среди себе подобных выступаем ужасными конформистами. Подражаем друг другу даже в мелочах, панически страшимся высказать свое настоящее мнение. Изо всех сил, что доходит до смешного, стараемся показать себя выше и развитее, чем мы есть.
        Валентин прав, я сам, то и дело заходя на форумы, где обсуждают что-то популярное, высокотиражное, натыкаюсь на реплики, типа, как это вы читаете такое говно?.. Я вот даже в руки не беру этот ширпотреб. Только деревья переводят на такую макулатуру…
        Порицая других, сказал кто-то из мудрых, мы косвенно хвалим себя. А здесь даже не косвенно, а в лоб, подростки еще не умеют хитрить так уж особенно. Их хитрости видно издали, особенно когда такое вот закомплексованное существо сразу старается убедить, что оно выше и одухотвореннее всех присутствующих на форуме. И значит, ему должны кланяться и уважать безмерно.
        Если же такой вот зажатенький хочет вступить в дискуссию, он начинает словами: «Я это говно в руки не беру, но как-то друг сунул мне в дорогу, я вынужденно читал, пролистывая страницы…»
        Вообще-то первая ступень взросления начинается, когда такое вот начинает ощущать, что родители - это одно, а он - другое. Выражается это в неприятии всего, что скажут «старики», и в приятии, так сказать, того, что говорят такие же, начинающие обособляться от предыдущего поколения.
        Вот на этой стадии их и надо ловить, потому что дальше подросток начинает вычленять свое мнение из массы тех молодых волков, в чью стаю прибился, когда отделился от «старых», и чье мнение разделял безоглядно и не подвергая сомнению.
        Если я в самом деле лидер, каким меня считают наши, то я должен отыскать пути, как выражать протест против системы не только личный, но и всего своего поколения. А для этого нашу группку нужно расширять и расширять…
        Рядом Данил и Грекор все еще никак не отойдут от впечатлений о митинге, спорят и перетирают всякие интересные моменты, наконец Данил сказал азартно:
        - Это был пусть не совсем дурацкий митинг, мы отожгли, но какой-то не совсем наш!..
        Грекор насторожился:
        - Это в каком смысле?
        - Драки хочу, - заявил Данил хищно. - С ментами!.. Или ОМОНом, кого выставят против нас!.. Мы ломаем систему или нет?
        Грекор замялся, посмотрел на меня. Я ощутил важность, чуточку раздулся, как жаба на солнышке, и сказал мудро:
        - Нужно обставить так, чтобы не мы затеяли драку, а они напали!
        - Зачем?
        - А про корреспондентов забыл? - сказал я. - Там же на каждого митингующего по пять газетчиков с телекамерами!.. Прямой репортаж ведут!
        - Да и мобилами все снимают, - вставил Грекор.
        Зяма сказал вежливо:
        - Бугор, не гони волну. Они покажут только то, как менты наших вяжут. Да еще с такого ракурса, будто еще и руки выламывают, волосы выдирают!.. Кстати, не забывайте стонать и корчиться, будто вам отрывают помидоры. При умелом монтаже на экране будут только звери-менты и вы, страдальцы за демократию…
        - Это да, - согласился я, - но все равно не надо, чтобы где-то на ютюбе тиснули кадр, как все было на самом деле.
        - Монтаж, - сказал Зяма категорично. - Состряпано, да еще и неумело, в коридорах госдепа Кремля! Вон даже заметно склейки, видите, видите?
        - Все равно, - отрубил я, - даже при всеобщей поддержке и такой же всеобщей ненависти к власти не надо давать врагу даже мелкие козыри. Потому в передних рядах пойдут Люська и Марина, а ты, Данил, зафигачишь булыжником покрупнее по ОМОНу, когда они сблизятся. Если попадешь хорошо, то те набросятся, озверев, на первых попавшихся, вот и будут снимки, как эти здоровенные жлобы вяжут хрупких невинных девушек!
        Данил сказал истово:
        - Да я тем гадам не одну рожу разобью оружием пролетариата. Никакой щит не укроет и не спасет их толстые морды!
        - Только оружием пролетариата, - предупредил я. - Тогда тебя не покажут, а вот если сцепишься врукопашку, то как ни выбирай ракурс…
        С первого стола раздалась звонкая и даже резкая телефонная трель. Мы все оглянулись в удивлении, уже и забыли о таких, это же доставшийся в наследство городской телефон, эдакая древняя глупость, у каждого мобильник с двумя симками, но я с момента вселения все же повесил его в контакты в социальных сетях, начиная с фэйсбука.
        А еще там же создал группы настов, велел всем нашим зарегиться, а также по возможности поддерживать веселый треп, типа мы умные, дерзкие и крутые, принимаем не всех, а с кандибобером, а что это такое, узнают в общении.
        Звонок, громкий и дребезжащий, продолжал надсадно требовать, чтобы кто-то подошел и снял трубку.
        Я наконец вышел из ступора:
        - Люська!.. Давай работай.
        Люська, мгновенно сориентировавшись, села за стол и, состроив очень серьезную рожицу, подняла трубку.
        - Слушаю вас.
        Голос ее звучал так, словно уже лет сто работает секретарем у самого президента, вот что значит смотреть политическо-эротические боевики.
        Я показал ей кулак, она послушно прижала кнопку громкой связи, мы услышали молодой бойкий голос:
        - Говорит корреспондент независимой газеты «Москов Индепендент» Сергей Ананьев. Нам сбросили ссылку на ваш сайт… у вас в самом деле такая партия?
        Она ответила деловито:
        - Пока только общество. Что вы хотели?
        - Я бы хотел узнать о вас побольше, - ответил он такой же скороговоркой. - Возможно, удастся написать даже статью. Или дать информашку.
        - В газете?
        Голос прозвучал понимающе победно:
        - Да какие сейчас газеты? Эти динозавры свое отжили. У нас веб-ресурс!
        - А-а-а, - сказала она, посматривая на меня опасливо и стараясь правильно истолковать знаки, которые я подаю. - Ну, веб-ресурсы сейчас у каждого мальчишки… А какая у вас специализация?
        - У хороших журналистов не бывает специализации, - ответил он покровительственным тоном, снисходя к звонкоголосой девушке, - мы должны писать обо всем… и умеем это делать. Я в данное время больше всего пишу о всевозможных фриках…
        Она посмотрела на мое лицо, сделала строгое лицо и сказала гордо:
        - Тогда вы не по адресу. До свидания.
        Она уже опускала трубку, когда голос завопил:
        - Постойте-постойте, не кладите трубку! Вы же понимаете, любая известность работает на вас, даже если это черный пиар? Вот посмотрите, как в инете мелькают фотки Ани Межелайтис, то пьяной, то со спавшими трусиками, то вообще без них… Но директора ресторанов платят ей по пятьдесят тысяч долларов только за то, чтобы она у них пообедала, и остальные ее увидели!
        Я кивнул, Люська состроила гримаску и ответила крайне холодно:
        - Хорошо, приезжайте. Но не обещаю теплый прием.
        И положила трубку, повинуясь моему жесту.
        Глава 12
        Корреспондент приехал не один, а с оператором, два молодых щуплых парнишки, второй вообще такой, что сгибается и пыхтит под тяжестью видеокамеры, якобы профессиональной, хотя такие дают изображение не лучше, чем камеры обычных мобилок.
        Оператор начал с ходу снимать помещение, особенно стену с нашими лозунгами, попросил Люську попозировать, а сам журналист сунул мне под нос микрофон и сказал:
        - Сергей Ананьев из «Москов Индепендент», раздел «Фрики», господин Крякун, вы являетесь руководителем вашей организации?
        - Мне нравится ваша фамилия, - ответил я вежливо, - есть в ней нечто такое бодрящее… Мы готовы вас принять в нашу организацию только за фамилию.
        Он пробормотал, еще не врубившись:
        - Ну… спасибо…
        - Кстати, - сказал я, - я руководитель, но не партии, а пока только общества.
        - Ах да, простите… Как я понял, настизм - это крайняя форма анархии?
        Я замешкался с ответом, первым нашелся туповатый и обычно медлительный Данил:
        - Что за хрень эта ваша анархия? Мы сами по себе! Мы самые крутые, самые-самые… понял, морда?
        Журналист слабо улыбнулся.
        - Начинаю понимать, - ответил он вежливо. - Спасибо за подсказку.
        Я быстро посмотрел на Валентина, тот помалкивает, но взгляд его устремлен в мою сторону. Я подвигался на месте, не люблю прямых вопросов непонятного значения, сказал недовольно:
        - Что вы там клеите ярлыки старого мира? Вы еще феодализм вспомните! Или ацтеков каких-нибудь в Древнем Риме.
        Журналист сказал виновато:
        - Да-да, что-то я туплю.
        - Вот-вот, - сказал я победно, - а мы - новые!..
        Теперь я посмотрел на Валентина за поддержкой, тот вставил тут же:
        - И хотя наше движение насчитывает самую древнюю историю, так как еще в пещерах находят экскременты питекантропов на выходе наружу, но только теперь мы открыто выходим на авансцену истории и громко заявляем не только о своем существовании…
        Он сделал паузу, а я добавил то, что уже не раз обсуждалось между нами:
        - …но и о своем лидирующем положении в обществе. В праве на лидирующее! А породившие и развязавшие нам руки демократы должны, как это принято в эволюции, уйти со сцены вслед за прочими динозаврами. Или, по крайней мере, уступить все первые места. Во всем.
        Он сказал настолько вежливо улыбаясь, что и Данилу понятно, парень страшится, что побьем:
        - Ах, как интересно… Позвольте, наш оператор снимет вас на фоне стен с этими лозунгами?
        - Снимайте, - разрешил я солидно, - потом этим фоткам цены не будет.
        - Когда?
        - Когда придем к власти, - заявил я гордо. - Когда весь мир честно и открыто признает, что без настизма не было бы цивилизации!
        - Ого, - воскликнул он и, покосившись на оператора, снимает ли эти бесценные для истории кадры, спросил живо: - А как вы относитесь к ведущей и направляющей роли РПЦ? Сейчас в стране каждый человек обязательно определяет свое отношение!
        Я напыжился, мозг работает на полных оборотах, подумал и ответил смиренно-важно:
        - К сожалению, наш народ, из которого мы вышли, туп до предела и дальше своего носа не видит. Даже так называемая интеллигенция. Если бы наши попы перестали гонять с мигалками по разделительной полосе на «Мерседесах», то им бы все простили. А если бы еще и дворцы перестали строить по сто миллионов долларов, то вообще не было бы претензий к РПЦ…
        Он спросил с великом интересом:
        - А что еще… ах да, вы хотите сказать о счетах в швейцарских банках?
        - Ну вот, - ответил я с укором. - Другого и не видите… А то, что толку от наших попов никакого, это неважно! А церковь… это основа основ!.. Разве Штаты не светская страна? По-моему, только там наука и двигается вперед на всех парах! Но там при каждом деле говорят: с нами Бог, в каждом кине бравые попы либо истребляют нечисть и вампиров, либо вообще спасают мир от дьявола! А главные киношные герои то и дело забегают в костел…
        - В Штатах не костелы, - поправил корреспондент, - вообще-то они тоже есть, но у католиков, а у протестантов вроде бы только попы. Пасторы, по-ихнему.
        Я отмахнулся.
        - Да это по фигу. Эти шварценеггеры забегают в костелы, чтобы спросить у попов, как жить, что делать дальше, пойти грабить дальше или поступить в университет, продолжать принимать наркотики или пойти спасать пингвинов… И самый лютый злодей, рассказывая протестантскому или католическому священнику все-все-все, твердо знает, что тот его не выдаст полиции, а подскажет, как изменить жизнь. Вот это репутация! Потому мы не против попов, это мелко, мы против всей поповско-кремлевской власти в России!.. Мы не за то, чтобы попы исправились и стали себя лучше вести, мы хотим смести всю нашу церковь на фиг!
        Он с радостно блестящими глазами, вот уж отыскал экстремистов из экстремистов, спросил быстро:
        - А как вы относитесь к интеллигенции?
        Все с напряжением ждали от меня ответа. Валентин даже дыхание задержал, опасаясь, что сморожу что-то совсем уж, я ответил достаточно солидно, я же теперь председатель:
        - Интеллигенции, как ее понимают в России, вообще нет ни в одной стране! Может быть, разве что в Сомали? Но в Европе и США - интеллектуалы, ученые, философы, писатели, музыканты, художники… но нет этой плесени, что выросла из церковных книг, потому и называет себя духовной властью и всегда старается встать над всякой прочей властью, чтобы безнаказанно судить вообще всех, но не быть подсудной. Вон Чехов обижался, если его вдруг причисляли к интеллигенции: «Извините, я не интеллигент, у меня профессия есть!»
        Он сказал с восторгом:
        - Значит, вы и не интеллигенты… Прекрасно! А какова цель вашей организации?
        - Наша цель, - ответил я медленно, - и наш девиз… выдавливать из себя сруна! На поверхность. Не прятать, а гордиться срунством, как неотъемлемой частью высокой и разветвленной культуры всего человечества. Да, местами противоречивой и неоднозначной, особенно в ее высшей и наиболее элитной части… ну, вы поняли, как и вся высокая культура, в полной мере ее могут понять только высокоодаренные и высокодуховные люди, ибо у них срунство не только в крови и в душе, но и постоянно проявляется в отношении друг друга, в то время как серые обыденные личности, вроде слесарей, за всю жизнь могут не ощутить этого могучего импульса подосрать ближнему.
        Он сказал с восторгом:
        - Да-да, очень интересно! Продолжайте, это прекрасный материал для передачи…
        - Самые яркие, - говорил я с подъемом, - представители культуры срунства - звезды кино, шоу-бизнеса, теледебатов, телеведущие! В их домах вообще можно не планировать туалеты, все выливают друг на друга, а их дети с колыбели воспринимают эту высокую культуру, живут в ней и потому так легко входят в мир кинобизнеса, телевидения, как и дети популярных певцов или жены политических деятелей… Но они все это прикрывают туманной завесой из высокопарных слов, а мы призываем видеть все как есть, не скрывать, ибо хватит притворяться!
        Зяма добавил за нашими спинами с удовольствием:
        - Да-да, хватит притворяться! Наш девиз - честность.
        Валентин произнел скромно:
        - К речи нашего лидера позвольте добавить, что наша задача - не допускать перехода из красивых, романтичных и вольных настов в скучную ограниченность людей, которые считают себя правильными и законопослушными! А мы, вольные альбатросы морей, тигры снежных гор и ледников, хотя не видели ни моря, ни гор, ни джунглей, но только мы истинные и только мы правильные! Все остальные - ханжи и трусы. Они страшатся жить вольно и дерзко, как живем мы, настоящие насты!
        - Все верно, - согласился я. - Надеюсь, эта передача будет принята вашими слушателями… с большим вниманием.
        - Спасибо, - сказал корреспондент. - Передачу для «Москов Индепендент» вел Сергей Ананьев, оператор - Гарри Воронов.
        Как только Гаврик закрыл за ними дверь, Валентин сказал с восторгом:
        - Замечательно!.. Нет, просто потрясательно. Вы не чувствуете?
        Данил буркнул:
        - Он назвал нас фриками.
        - И что? - спросил Валентин. - Если передача попадет на экраны, очень многие из посмотревших почувствуют, что они не одиноки!.. А они одиноки без нас.
        Валентин сказал настойчиво:
        - Нам очень нужна массовость. Когда-то не оправдались крики о неизбежности «арабской весны» в России, так же оказались несостоятельны и отчаянные крики правозащитников о жутком наступлении на свободу личности. Если честно, то все эти крикуны насчет ужасов тоталитаризма - пацаны и дрочеры! Им до свинячьего визга страшно, что их занятие мастурбацией заснимут и покажут в инете. Люди же постарше выбирают стабильность и безопасность, которые им гарантирует тотальное наблюдение, а что могут заснять за мастурбацией, то это теперь даже не грех, тем более не преступление.
        Данил хохотнул:
        - Да еще в их возрасте!
        - Потому, - продолжил Валентин, - если смотреть новости с улиц или читать в инете, создается впечатление, что вот прям вся общественность страны, или скажем иначе - вся страна, негодует и бурлит! Все против этого мерзкого тоталитарного контроля, ни одного «за», ну ни за что правительство не посмеет решиться на такую гнусность…
        - А что, - спросила Люська, - решится?
        - Как только, - ответил Валентин, - дело доходит до голосования, результат оказывается сногсшибательный: девяносто процентов за полный и неусыпный контроль власти над народом, три процента против, а семь воздержались.
        - Блин, - сказал Данил, - неужели так все хреново?
        Валентин кивнул и пояснил:
        - Это почти идеально совпадает с возрастным составом населения. Девяносто процентов проголосовавших уже крепко стоят на ногах, а десять - это пацаны, три процента которых мечтает во время беспорядков как следует оттянуться, разбивая витрины и выволакивая из магазинов все ценное, а семь процентов - смутно ощущают, что так вроде бы как бы нехорошо, но если начнется, то и они потом пойдут тоже…
        - Десять процентов, - сказал Зяма серьезно, - это мало. Но систему ломать надо!
        - Как?
        Зяма кивнул в мою сторону:
        - Видите, бугор сдвинул брови? Это он так думает. И знаете что? Придумает!
        Я буркнул:
        - А что тут придумывать? Система угнетения должна быть сломана. Совсем скоро затрещит ее хребет… Как? Не знаю. Но разве не чувствуете? Мы обязательно ее сломаем. Но конечно, все эти десять процентов должны быть у нас!
        Глава 13
        Через два дня Люська счастливо проверещала, что из телестудии позвонили насчет того, что интервью с организацией настов покажут в субботу в передаче «Фрики».
        Я вспылил, но Валентин принялся уверять, что эту передачу смотрит масса народу, всем же приятно считать, что вот они такие нормальные и замечательные в мире каких-то сраных фриков, а это сработает в нашу пользу.
        - Еще как сработает, - сказал Зяма. - Все увидят, что они внутри тоже сруны, да еще какие, только бздят признаться, а вот у нас хватает смелости и отваги заявить о своей позиции!
        - После той передачи к нам попрут, - заверил Валентин. - Сперва тихо, как зайчики, только проверить насчет того, правда ли, потом осмелеют…
        - Тогда нужно быть готовыми, - ответил я.
        - Напеку пирожков, - сказала Марина.
        - Никаких пирожков, - отрезал я. - У вас у всех сейчас львиная доля времени уходит на срач в форумах, на холивары и троллинг идеологических противников!
        Зяма восхитился:
        - Красиво сказал, шеф! Как с трибуны.
        Я отрезал:
        - Тебе тоже аргументов недостает, химик ты наш недопогромленный. Хотя, к счастью, и оппоненты интеллектом не блещут. Так что все оставим гонки, баттлы и квесты, слушать сюда, пока я добрый. Мы сами должны сперва уяснить, кто мы и что мы. А то настизм, настизм… Давайте проясним и затвердим саму идеологию настизма, чтобы нас ничто не сбило с пути никакими доводами и хитрыми увертками. Будете объяснять другим, потом и сами поймете. Без идеологии, конечно, тоже можно, особенно теперь, но все-таки с нею надежнее, это как религия…
        - Только, - заметил Валентин, - менять ее можно чаще. Почти как носки.
        - Мы своей не изменим, - заверил я. - Это же фундамент! И все понимают, что мы правы, хотя такая правда шокирует, и все делают вид, что они, видите ли, совсем не такие, а белые и пушистые… Грамотные, так сказать, хотя большинство просто делает вид, что грамотные, сейчас этого достаточно. Это та часть настистов, это которые подонки, те и неграмотность не скрывают, даже гордятся…
        Грекор сказал важно:
        - Да это настоящие настисты.
        - Во главу угла поставим то, - сказал я настойчиво, - что привлечет всех и против чего вроде бы и спорить низзя. Я имею в виду свободу личности, свободу самовыражения, право выражать протест… тут надо будет как-то ввернуть умную фразу насчет того, что протест имеем право выражать любыми способами. Надеюсь, всем понятно?
        Данил сказал тупенько:
        - Любыми - это как?
        - Лучше не углубляться, - предостерег Зяма. - Пусть думают о свободе шествий, митингов и демонстраций, а мы будем думать… и осуществлять свое. А когда начнутся репрессии, мы попадем в борцы с диктатурой.
        Данил почесал затылок:
        - Да как-то не люблю в борцы. Однажды загремел в ментовку, так отметелили… И сказали, что вообще жопу порвут, если еще раз к ним попаду.
        - Нарушение наших прав! - сказал Зяма обрадованно.
        - Ну…
        - Они не имеют права, - убежденно заявил Зяма. - Нам, вообще-то, нужны будут и грамотные адвокаты.
        Данил усомнился:
        - Нам? Адвокаты даже в сортир ходят при галстуках!
        Я посмотрел на аспиранта, что помалкивает, но вид такой, словно репетирует речь перед избирателями.
        - Валентин?
        Он вздохнул, сказал с некой покровительственной ноткой:
        - Я специализируюсь на глубинных проявлениях наших мотиваций и могу сказать достаточно уверенно…
        Он запнулся на миг, Данил сказал в нетерпении:
        - Телись быстрее!
        - Симпатия к нарушителям, - пояснил Валентин, - настолько велика, что если это не задевает нас напрямую и немедленно, мы поддерживаем нарушителей всегда. В смысле, будут поддерживать нас. Когда прямо, когда косвенно.
        - Поддерживать? - переспросил я.
        Валентин уточнил:
        - По крайней мере, симпатизировать. Чего стоит похвальба рядового студента, что за все пять лет ни разу не был на лекции, сдавал по шпаргалке, содержимое которой тут же забывал, и вот он диплом, такой же точно, как и у того идиота, что учился добросовестно! И мы с готовностью и очень охотно соглашаемся, что молодец, крутой, лихач, а тот, что учился - просто идиот какой-то забацанный…
        Зяма сказал ехидно:
        - Но вот что-то заболело в брюшине, не рак ли, надо бы к врачу… но теперь как бы к тому, который посещал все лекции и сдавал честно, но только не к герою, который не отличает гланды от аппендикса!
        Все замолчали, да, проблема, но Валентин сказал почти радостно:
        - Вот-вот! Все это понимают, но как бы не видят, нарочито пропускают мимо сознания. Это же всегда было, вспомните «Песенку вагантов».
        Грекор, словно его кто ткнул шилом, встрепенулся и бодро пропел:
        - Во французской стороне, на чужой планете,
        Предстоит учиться мне в университете.
        До чего тоскую я, не сказать словами,
        Плачьте, милые друзья, горькими слезами…
        Валентин вскинул палец, Грекор замолчал, а Валентин продолжал по-аспирантски уверенно, словно мы его студенты:
        - Обратите внимание, что там дальше:
        «Если насмерть не упьюсь на хмельной пирушке,
        Обязательно вернусь к вам, друзья, подружки!»
        Зяма мелко рассмеялся:
        - Ничего не изменилось! Иначе уже летали бы по вселенной в эпохе сингулярности. Валентин прав, мы бы насрали на эту песню, если бы там было о том, как этот вагант едет учиться в универ и как постарается стать хорошим специалистом.
        Валентин кивнул, ободренный пониманием, подытожил тем же лекторским тоном:
        - В детстве нас пичкали подвигами Ильи Муромца, но мы с не меньшим удовольствием читали и про его дебоши, когда он сшибал стрелами кресты с колоколен, упивался вусмерть в кабаках, по пьяной дури гонял народ на киевских улицах, драл бояр за бороды и бесчестил, как мягко сказано в литературных источниках, их жен. Может, даже с большим удовольствием читали, потому что в роли героев себя не очень-то представляем, а вот в роли дебошира, сруна или соблазнителя чужих жен, о, эту роль к себе примеряем охотно!
        Зяма спросил с интересом:
        - А почему?
        - Ответ очень сложный, - произнес Валентин, - но в очень упрощенной форме это будет звучать так… Люди слишком быстро рванулись по лестнице прогресса, не разобравшись сперва, кто они есть. Потому мы, насты, выполняем очень важную и спасительную для человечества роль клапана!
        - Это… как?
        - Если все силы бросить на прогресс, - объяснил Валентин терпеливо, - неважно, хайтековский или медицину, как сейчас в моде, человечество может перегореть… или взорваться. Все это только термины, как понимаете, но когда насилие над человеческой натурой станет чрезмерным, то рухнет цивилизация, запылают дома, прольется кровь… но не в войнах, все прошлые покажутся детскими шалостями, а погибнет все… и в лучшем случае выживут какие-то стойбища охотников или альпинистов, забравшихся далеко от технологического мира.
        Данил спросил недоверчиво:
        - Все озвереют?
        - А мы и есть звери, - объяснил Валентин. - Только в железном наморднике так называемой культуры, в железной клетке цивилизации и с чугунными ядрами правил на всех лапах. Этот зверь рано или поздно вырвется, потому что намордник давит все сильнее, а клетка уже начинает сжимать ему ребра… А что делаем мы, которые насты?
        Сообразительный Зяма сказал быстро:
        - Выпускаем его немножко пошалить! Как Карлсона.
        - Верно, - сказал Валентин. - Мы - спасаем цивилизацию. Без нас зверь бы уже вырвался и все разнес. Но его начали выпускать еще Адам с Евой! Его выпускали все войны и революции, его выпускают все те, кто нарушают правила хоть закона, хоть нравственности, трахая чужих жен…
        - Ух ты…
        - Мы реализуем, - пояснил Валентин терпеливо, - присущую человеку необходимость срать в лифте и пачкать говном стены. Это изначально в каждом, но все и всегда старательно замалчивают этот факт, да что там замалчивают: страшатся сказать о нем вслух, страшатся даже подумать! И вот только мы, насты, рассвет нового мира, впервые говорим вслух, открыто, говорим громко и даже подкрепляем свои слова четкими и решительными действиями!
        Мне показалось, что он чуточку рисуется, даже играет, как опытный оратор на трибуне, чем-то похожий на кандидатов в президенты движениями и жестами.
        В наступившей паузе Зяма сказал задумчиво:
        - Мне, как представителю избранного народа, нравится, что мы не первые, а как бы продолжаем спасать цивилизацию, когда та становится слишком правильной…
        - Точно подмечено, - сказал Валентин. - Иуда выдал Иисуса не потому, что соблазнился тридцатью сребрениками! Ему дико насточертела сладенькая проповедь всеобщей любви и добра. Можно быть добрым день-два, можно три, даже четыре… но на пятый обязательно сорвешься. А Иуда ходил за Иисусом несколько недель! Тут уж кучей говна под дверью соседа или разбитым зеркалом в лифте не отделаешься. Душа требует равноценной компенсации, и он…
        Грекор хохотнул:
        - Скомпенсировал!
        - Скомпенсировал, - согласился Валентин. - Иначе, кто знает, не вылилось бы все дальнейшее в жестокую кровопролитную войну?.. Но Христа распяли, а Павел тут же повернул все в другую сторону, придав учению совсем другой смысл, и ваш гребаный Израиль был спасен от жестокой гражданской войны, что кончилась бы, скорее всего, полным разрушением всего, связанного с иудаизмом.
        Зяма распахнул рот от удивления.
        - Иуда… спас Израиль?
        Валентин отмахнулся.
        - Спас, но мне ваш Израиль по фигу. Важнее то, что этот предохранительный клапан цивилизации приоткрывался постоянно, спасая ее котел от перегрева и взрыва. А сейчас вот мы впервые за всю историю человечества делаем это осознанно, а не подчиняясь инстинктам самосохранения, как поступали раньше дикие и малограмотные!
        Я молчал, слушал, посматривал на их ошарашенные и медленно светлеющие лица. То, что мы понимали на инстинктивном уровне, даже не понимали, а просто ощущали, как звери чувствуют будущие изменения в природе и заранее предпринимают нечто: перед дождем возвращаются в свои норы и гнезда и торопливо ложатся спать, чтобы не тратить энергию попусту, а перед зимой стараются нажраться так, чтобы жир свисал с боков, так вот это наше понимание на клеточном уровне странный аспирант изложил точно по науке… если такая наука уже есть, но, думаю, он сам ее придумал.
        Все начали посматривать на меня, я сказал с чувством:
        - Тебе быть не только доктором, но и нобелевцем! Ты хорош, Валентин. Зришь в корень, как великий срун Козьма Прутков. А вы, морды, все поняли?
        Зяма ответил за всех:
        - Конечно, он разъяснил доступно, на пальцах. Разве что Данил с Грекором не врубились да Люська и Маринка, а так все… только насчет нашего бугра тоже сомневаюсь…
        - Тогда за работу, - сказал я решительно. - Я просмотрю по сети, что вообще-то готовится по городу из маршей и демонстраций…
        - Присоединимся?
        - Может быть, - пообещал я, - даже поведем народ. Но не сразу, не сразу.
        Глава 14
        Зяма повесил на стену над столом, где почти приватизировал мощный комп с гонками на харде, криво вырванную страницу из книги, где старый дед выглядывает из рассохшейся бочки.
        Данил спросил туповато:
        - Это че?
        - Диоген, - с гордостью ответил Зяма. - Первый в мире безродный космополит! Гражданин вселенной, как он себя называл очень скромно. Жил в бочке и постоянно срал под дверьми приличных соседей.
        Данил заржал:
        - Брешешь?..
        - Глупенький, - ответил Зяма покровительственно, - ты когда-нить гуглить пробовал?
        - Да брешешь!
        - Давай на спор, - предложил Зяма. - Кто проспорит, тому трижды по славянскому шнобелю.
        - Да иди ты…
        - Этим Диоген и стал великим, - заверил Зяма. - Срал с детства, как вот мы, но потом не стал старым и правильным, а остался таким же яростным бунтарем!.. И постоянно ломал систему!.. Срал под дверьми, срал на улице, срал на базаре!..
        Данил повернулся, крикнул в сторону распахнутой двери во вторую комнату:
        - Валентин! Да брось ты щупать Люську, у нее уже сиськи в мозолях, иди расскажи про Диогена!.. А то хитрый моссадовец нам такую лапшу на ухи вешает…
        Валентин подошел с некоторой неохотой, будто и впрямь щупал Люську, а то и саму Марину, послушал, сказал рассудительно:
        - Вообще-то мне, как исследователю, ясно, что наши сруны идут по почти прямой, хоть и кривой линии от киников Древней Эллады. Это сложная и весьма изящная философия, как все у древних греков! Для кинизма характерно полное отрицание морали, законов, норм, идеологии и вообще основ строя. Любого. К примеру, вот самый яркий пример философа-киника - Диоген…
        Грекор сказал обрадованно:
        - Я знаю! Он жил в деревянной бочке!
        - В глиняной, - поправил Валентин. - Тогда бочки были глиняные. Деревянных бочек в Греции вообще не было. Он жил в винной, а те были из глины, и сдвинуть их не удалось бы… Но ты прав, это тот самый Диоген. Он появился в Греции, изгнанный из Синопы за умелое фальшивомонетничество, но в Греции его ценили, и когда мальчишки разбили его бочку, то мальцов высекли, а ему дали новую.
        - Здорово, - сказал Грекор. - С таким подходом грекам нужно и сейчас напечатать кучу евро и запросто выйти из кризиса!
        - Диоген, - продолжил Валентин, - без зазрения совести воровал даже из храмов, ел мясо любого животного и говорил, что можно употреблять и человечину. Для Диогена не существовало абсолютно никаких авторитетов, он спокойно срал как рядовым гражданам, так и царям.
        - Наш человек, - сказал Грекор мечтательно. - Надо его портрет побольше, побольше! В рамочке.
        - Диоген, - сказал Валентин, - что весьма шокировало афинян, занимался мастурбацией посреди людного базара, на городской площади или в своей бочке, которая, естественно, была без крышки. Испражнялся он прилюдно, там же на базаре, под возмущенные крики горожан, на площади или посреди улицы, в то время как мы все еще таимся, прячемся…
        - Недотягиваем, - сказал Грекор огорченно. - Хреновые из нас философы! Не греки, совсем не греки.
        Валентин вздохнул и закончил торжественно-печальным голосом:
        - Умер Диоген, сожрав полуживого осьминога, а свое тело завещал бросить зверям на прокорм. Или, если поленятся нести за город, то прямо в реку: рыбам тоже нужно что-то кушать.
        Все долго молчали, я сам чувствовал себя потрясенным, нашелся же человек, что уже тогда исповедовал наши принципы! И не хрен с бугра, а философ вроде Ньютона или Маркса.
        Данил зашевелился в тишине, спросил недоумевающим голосом:
        - Эт че, а? Выходит, мы совсем не первые?
        Я хотел было ответить, что да, сам же видишь, но неясное чувство тревоги заставило проглотить готовые сорваться с языка слова, взамен же сказал другое:
        - Ни фига, мы - первые!.. И единственные.
        Он смотрел с непониманием.
        - Но как же… Этот даже срал открыто!.. Он еще настее, чем мы!
        Я покачал головой:
        - Нет. Нет. Нет. Древние греки знали, что Земля - шар, что Солнце - шар, что Луна - шар. И даже высчитали расстояние от Земли до Луны. И знали, что все из атомов. И паровой двигатель какой-то грек придумал себе для забавы… Но почему ж Копернику пришлось все заново?.. Так и мы.
        Валентин смотрел с непонятным выражением, я видел в нем удивление и восхищение одновременно.
        Я нахмурился, он прошептал:
        - Ты в самом деле прирожденный лидер!
        - Че?
        - Я бы так не смог вывернуться, - сказал он тихо. - Давай, держи руль.
        Я не понял, но все смотрят с ожиданием, я сказал злее:
        - Диоген был один. Ну, еще с ним была пара срунов! А нас сколько? Это сейчас, а когда свой форум в инете забабахаем, то такое движение создадим!.. Никаким Диогенам такое и не снилось. Его потому и терпели, что один. Пальцами показывали и смеялись! А была в той же Элладе тысяча таких? Как вот мы?..
        Начали оживать, приободрились, Данил расправил плечи и сказал довольно:
        - Да, мы - сила! Потому нас боятся и потому нас травят. Никакая тирания не терпит свободолюбия.
        - Один человек, - поддержал Грекор, - безвреден! Ну в самом деле, сколько насрет один Диоген?.. Зато разговоров на весь город.
        Валентин кивнул поощряюще.
        - Верно, - сказал он, - а перед другими городами-государствами Эллады можно кичиться толерантностью и отсутствием преследования инакомыслящих философов. А вот если тысяча Диогенов обнастят улицы родного города… да так, чтобы шагу не ступить, чтоб не вляпаться… гм…
        На другой день Грекор пришел пораньше и, стараясь быть полезным, повесил на стене в ряд чистые листки и написал на каждом крупными буквами: «Тиль Уленшпигель», «Ходжа Насреддин», «Иван-дурак», «Василий Блаженный»…
        Данил спросил с недоумением:
        - Это че за хрень?
        - Тут будут портреты наших великих предшественников, - сказал Грекор авторитетно. - Потом, когда найдем.
        - А они хто?
        - Гуглить не пробовал? - спросил Грекор свысока. - Великие насты! В любом универе на стенах висят портреты тех, кто там учился или преподавал. А у нас будут эти великие ломатели систем.
        Зяма подошел, послушал, сказал с сомнением:
        - Вряд ли найдем их портреты, а рисовать самим… гм, пусть бугор попросит денег у того дяди, мы закажем настоящему художнику.
        - Ух ты, - проговорил Данил с придыханием, - вот прям в такой позе, когда снял штаны и срет?
        - А что такого? - возразил Зяма. - Как будто есть люди, что не срут! Срем не только все мы, но и президент, Аня Межелайтис, даже великие балерины срут и подтирают жопы бумажками… И нечего из этого делать какие-то парижские тайны мадридского двора! Подумаешь, Тиль Уленшпигель всего лишь показывал голый зад прохожим и срал под дверьми приличных соседей… Что, не читали Шарля де Костера? Дикари, классику знать надо!.. То же самое делал и Ходжа Насреддин…
        Я подумал, сказал недовольно:
        - Только Ивана-дурака сними.
        - Почему? - возразил Зяма. - Иван-дурак всегда выходит победителем! Так и мы выйдем.
        - Нет, - отрезал я. - Все равно дурак есть дурак. А мы - протестующая интеллигенция, мать вашу в жопу! Мы - срущие в знак протеста эстеты. Да и какой из тебя Иван-дурак?.. Зямой-дураком быть не хочешь?
        Зяма сказал обиженно:
        - Где ты видел дураком еврея?
        - Ну вот, - сказал я строго. - Давай без этих жидовских штучек! Зато Василия Блаженного можно даже несколько штук…
        Зяма вытаращил глаза:
        - Зачем?
        - Да не самого Василия, - пояснил я, - а таких же идиотиков, как и он. Их в России хватало! Можно даже имена найти в инете, если хорошо порыться. Блаженными называли всех юродивых, которые ходили со слюнями на мордах. Нам чем больше предшественников, тем лучше. Они все срали под дверьми приличных соседей, срали на улице, срали прямо на Красной площади!.. И вот в память о таком великом сруне самый величественный собор в Москве переименовали в храм Василия Блаженного!
        Данил довольно потер ладони и сказал гордо:
        - Наши и тогда рулили!
        Валентин выбрал время и прочел нам мощную искусствоведческую лекцию, начав с Локи, самого подлого и коварного бога в пантеоне скандинавских богов, так вот на любом форуме полно всяких ников типа «Локки», «Локи», ЛОКИ», «ЛокИ», «ЛоКи», в любой байме этих локей куда больше, чем Торов, Одинов и всех прочих скандинавских богов, вместе взятых. Этот Локи тоже срал под дверьми приличных богов и пакостил всем, не разбирая ни пола, ни возраста, ни титула.
        Данил прошептал:
        - Класс… Вот чем он мне так нравится, оказывается.
        - От Локи, - сказал Валентин, - через длинную цепочку весьма колоритных персонажей… если будет желание, расскажу подробнее, можно перекинуть мостик к сатанизму. Это такое срунство по имени главного сруна, сумевшего подосрать самому Богу. Сатанисты делают все наоборот: служат черные мессы, где читают молитвы с заду вперед, и прочее, прочее, жрут говно и пьют мочу… да ладно, погуглите, и будет вам щасте. Я же обращаю внимание, что сруны есть везде, только мы единственные, кто заявил об этом прямо и честно.
        Самовыражение, - сказал Валентин, - наиболее экстремальных находит в смычке с преступностью, как вы догадываетесь, но нам лучше этого избегать, мы - чистые сруны! Нам для этого не нужны наркотики.
        Глава 15
        Открыв ногой дверь, вошла Марина, держа перед собой огромную корзину, накрытую белым платком. Лицо ее сияет здоровым румянцем, глаза довольно блестят и даже светятся необыкновенным жемчужным блеском, а это означает, что пирожки удались на славу.
        - Я слышала, - заявила она с порога, - особо тонкие натуры хлебом не корми, но дай поесть как следует!
        - Все верно, - подтвердил Данил и довольно потер ладони. - Все верно.
        Валентин заулыбался во весь рот.
        - Марина, как я люблю кушать твои пирожки…
        - Стряпню Марины нужно не кушать, - поправил Зяма строго, - а есть! Можно даже жрать. Хотя… что ты имел в виду, намекая на ее пирожок?
        - Бессовестный, - сказала Марина с удовольствием и поставила корзинку прямо перед ним. - Ешь, а то совсем худой…
        - Зато везде пролезет, - похвалил Данил.
        - Без мыла, - добавил Грекор.
        Они жадно расхватывали пирожки, те еще горячие и вкусно пахнут, аромат пошел по обеим комнатам, отразился от стен и снова вернулся к нам.
        - Пивка? - робко спросил Гаврик.
        Данил помотал головой:
        - Слишком вкусно. Не стоит портить.
        Марина польщенно заулыбалась, поинтересовалась, манерно играя тонко выщипанными бровями:
        - Кое-что из старого мира все-таки стоит оставить?
        - Только пирожки, - сказал Грекор, засунул в пасть пирог почти целиком и сказал полузадушенно: - Ну… и что-нить еще по мелочи…
        Валентин, откусывая небольшими порциями, указал в его сторону взглядом.
        - Видите? Бунтарство занимает девяносто пять процентов жизни рядового человека!.. Подросток расписывает матерными словами подъезд, а взрослый тайком от жены ходит к ее подруге. Что, не одного порядка?.. Школьники самозабвенно обгаживают в инете на форумах любой авторитет, журналисты злорадно льют грязь на президента, а тот за рабочим столом и картой мира ставит в позу молоденькую практикантку, упиваясь тем, что совершает акт бунтарства против устоев. Отними у всех нас возможность что-то нарушать и против чего-то бороться… ну что будет за жизнь? От тоски и ненужности удавится половина населения планеты! А то и больше.
        Зама спросил задиристо:
        - И что, так было всегда?
        - Всегда, - подтвердил Валентин, - но в последнее время все резко обострилось. Проблема в стремительно растущем засилье общества. И наступлении на и без того крохотные права человека.
        - Это как? - спросил Данил.
        - Первобытный человек был свободен, - пояснил Валентин. - На него ничего не давило. Потом Творец запретил ему рвать яблоки с одного дерева. Всего-навсего один запрет!.. Такой пустяк, со всех деревьев рвать было можно. И вообще - со всех деревьев всей земли! И что?
        - Сорвал, - пробурчал Данил довольный, что помнит что-то из умного. - Наш человек!.. Бунтарь. Не смог и не захотел смириться с запретом, ограничивающим его волю свободного человека.
        - Да, - согласился Валентин, - Адам - первый срун на земле!.. С него и началась история срунства. Да и потом… Как Ной, праведник, упился вдрызг, вырубился, голый, как свинья. Хам когда увидел, чуть со смеху не помер!.. Сразу понесся к братьям с сенсацией… Так, кстати, появился первый журналист. Журналисты - все поголовно сруны, с этим никто и не станет спорить. Журналистика даже древнее проституции, хотя вообще-то это одно и то же, если смотреть в корень. Журналист намного подлее сруна, так как срун срет честно и благородно из своих возвышенных идеалов срунства, а журналист срет под предлогом доставления людям «правды». Мол, забота об обществе! Ага, как же, забота, да еще и плату за это требует. А вот мы совершаем свои акты протеста не только безвозмездно, но даже подвергаемся гонениям консервативного общества, не понимающего новизны и современных тенденций.
        - У журналистов есть своя организация, - напомнил Зяма.
        - У проституток, - парировал Валентин, - тоже есть Союз журналистов. В смысле, Союз проституток, в котором они отстаивают принципы благородности и необходимости своей работы на пользу общества, иначе, мол, мужчины, которым негде будет разряжаться, начнут насиловать и убивать женщин. Так что настизм был всегда, но проблемой стал только теперь.
        - Почему?
        - Во все времена и во всех странах… кстати, и при любых формациях, правил некий Совет Старейшин. Начиная с совета опытных охотников, куда не допускались молодые, и заканчивая современными политическими системами, где в правительстве сидят дяди далеко за шестьдесят. А чаще - за восемьдесят. И только сейчас положение резко меняется…
        Зяма посмотрел с великим недоумением:
        - Где? Как? Я слежу за всеми новостями, но что-то не увидел… Во всех странах даже возрастной ценз только для выдвижения кандидатуры на пост президента уже за тридцать пять лет!
        Валентин покачал головой:
        - Все так, но теперь все больше значения имеет так называемый глас народа. Стоит большой толпе выйти на центральную площадь и устроить там палаточный городок, как правительство любой страны предпочитает уйти в отставку, чем вызвать для разгона солдат. Все деликатные люди страшатся упреков в диктаторстве, чем пользуются не очень щепетильные… мы ведь не очень щепетильные?
        Грекор сказал с возмущением:
        - Это они пусть щепетильничают!
        - Вот-вот, - согласился Валентин. - А мы - не будем. И потому у нас козырей больше, чем даже у правительства.
        Грекор подумал, морда все еще недоумевающая, наконец кивнул с неохотой.
        - Да, что-то в этом роде есть. Но настизм… гм… это не совсем палаточные городки на площадях. Это как бы ширше… Если я правильно понимаю.
        - Намного, - сказал обрадованно Валентин. - Это я так, к примеру. Отдельный случай. Настизм - это естественное проявление молодого организма, осознающего свое «я», к изменению своего невысокого положения в обществе. Молодые волки, подрастая, все больше проявляют неподчинение вожаку, пока наконец кто-то не решается бросить старому уроду вызов. Обычно вожак люто расправляется с наглецом, и снова в стае правят… Старшие. Так было и у людей, пока не пришел инет, а вместе с ним и абсолютная, никогда не виданная и не слыханная ранее, свобода самовыражения. А если учесть, что инет первыми освоили подростки… Свобода самовыражения у них, понятно, выражается в отрицании авторитетов и разрушении. А так как для них весь мир взрослых - мир насилья, то рушат с упоением и чувством справедливости содеянного. Ломают уличные телефоны, сворачивают столбы со светофорами, портят лифты, бьют стекла в подъездах, на остановках и вообще везде, где могут…
        - Это знакомо, - прервала Марина, - но почему настизм стал проблемой?
        Валентин развел руками:
        - Ты каким ухом слушала, лапочка? Средним?.. Раньше правили старейшины, а они уже давно миновали возраст вселоманья.
        - А они в нем были?
        Валентин хмыкнул:
        - Думаю, все в нем побывали. Это даже не психология, а биология. Однако в приличных семьях с детства учат вести «правильно», а в неблагополучных, которых теперь море и даже океан, дети ведут себя… свободно. Соответственно своему стазу. То есть часть населения вообще проходит возраст настизма незаметно для всех, скрыто, подавленно. Часть бунтует достаточно вяло, лишь немногие раньше бунтовали заметно. Зато сейчас, когда железная хватка диктаторов, как их ни назови, резко ослабела, настисты с изумлением и радостью обнаруживают, что нас много, очень много!
        - И что они - сила, - добавил Гаврик вполголоса.
        - И что они сила, - согласился Валентин.
        Я напомнил трезво:
        - Что мы - сила, ты хотел сказать?
        - Да-да, - сказал Валентин торопливо, - что мы - сила. И очень немалая. Давайте подумаем, как ею распорядиться. Не нашей группкой, а вообще настизмом.
        Он поглядывал на меня все внимательнее, я переспросил с неохотой:
        - Мы?
        Он развел руками:
        - А кто еще? Я других не знаю, а вы здесь - самая толковая часть настизма. Все-таки настизм - дело не слишком обремененных интеллектом. Ибо как только интеллект переползает на пару ступенек выше, наст тут же переходит в другой стаз, начинает стыдиться своего прошлого.
        Данил сказал туповато:
        - А че так? А ты ж кандидат какой-то хрени! Или и ты…
        - Он засланный казачок, - предположил Зяма язвительно, поглядывая на Валентина, как на соперника в умничанье.
        Данил и Грекор начали поглядывать на Валентина с угрозой. Аспирант помотал головой:
        - Нет-нет, к вам никто никого не засылал, хотя это их ошибка. Вас просто недооценивают. Правительства и госструктуры всех стран слишком медлительны. На быстрые изменения в обществе реагировать не успевают! Дураки. А я вижу ваш потенциал.
        Данил сказал все так же тупо:
        - Ну так че ты у нас тогда?
        Валентин снова бросил взгляд в мою сторону, криво усмехнулся:
        - Вот Анатолий ничего не спрашивает, давно все понял. Во-первых, я пока еще молод и потому не слишком щепетильный. Во-вторых, я сам полагаю, что старые нормы морали должны быть отброшены. Нет, срать в лифте не буду, но напакостить обществу сумею так… что и миллион засранных лифтов ни в какое сравнение! Мы вообще, ребята, можем старый мир в говне утопить.
        - Если можем, - сказал Данил и загоготал, - то утопим! Бугор не зря же подвел разговор к такому, чтобы мы все выяснили, заострили и определили. После телепередачи к нам могут в самом деле хлынуть… мы должны подковаться сейчас, чтобы потом рылом не брякаться в грязь при всяких дураках…
        - …а они все дураки, - заявил Зяма гордо, - что не насты. Придется Грекору все-таки сбегать за пивом. Раз мы еще не доросли, чтобы обсуждать умные вопросы за французским коньяком, то хотя бы за пивком, как в Мюнхене…
        - Я сбегаю, - вызвался услужливый Гаврик.
        Я молча сунул ему пару крупных купюр.
        - Бери, сколько допрешь.
        Гаврик, не просто довольный, но даже счастливый по самую жопу, что и он нужен в нашем таком важном для общества коллективе, ухватил деньги в кулачок и торопливо выбежал.
        Валентин, не дожидаясь, когда за ним захлопнется дверь, сказал увесисто, словно заколачивает в наши головы гвозди:
        - Сруны, как мы теперь уже знаем, были всегда… нам нужно это только твердо запомнить и ссылаться в случае чего. Мол, мы достигли многого лишь потому, что стоим на плечах гигантов. Однако раньше говорили только те, у кого были рычаги, а сруны вынужденно молчали. Молчали потому, что нигде, кроме как на заборе, не могли ничего сказать. А сейчас нами засран весь Интернет!
        Зяма мелко хохотнул, довольно потер розовые, как у ежика, ладошки.
        - Это да! Это мы сумели.
        - Сумели потому, - подчеркнул Валентин, - что появилась возможность. Как только где открывается какой приличный форум, да еще немодерируемый, то туда сразу приходят сруны и загаживают абсолютно все. Даже если это специализированный форум о разведении бабочек. А уж если, упаси боже, форум по литературе, кино или археологическим древностям… ну, держитесь, эстеты!
        Зяма и Грекор переглянулись, оба заулыбались довольно. Оба под разными никами ухитряются любой форум загадить так, что там вынужденно переходят на модерацию, а то и предварительную регистрацию.
        Валентин сказал с нажимом:
        - Теперь вы видите, что вы - сила. С вами начинают считаться. Интернет благодаря анонимности позволил по всему свету срать в лифтах, разбивать стекла, лампочки, выковыривать кнопки, и весь мир ошалело увидел, что мы не отдельные проявления незрелости, как они самодовольно считали, а мы - явление! А любое явление, ребята, может стать серьезной политической силой.
        Все молчали, то ли сразу не врубились, то ли ждут Гаврика с пивом.
        Данил пробасил неспешно:
        - Ты это… как? Где врешь, а где базлаешь серьезно? Ты мне на пальцах…
        - Серьезней некуда, - ответил Валентин. - Посмотри на Анатолия. Он молчит, сам давно все понял, знает. Я только формулирую точнее, все-таки аспирантура приучает выкристаллизовывать идеи, иначе оппоненты задолбают, придравшись к мелочам.
        Данил оглянулся на меня:
        - Бугор, он говорит… все верно?
        Я медленно кивнул:
        - Да, мы уже сила, но пока еще стихийная. Нам нужна не компашка, как сейчас, а настоящая организация. Не на словах! Сегодня хороший день для брейнсторминга, а с пирожками и пивом так и вообще… чего только не придумаем…
        Часть II
        Глава 1
        Чем меньше в центре стола оставалось банок пива, тем ярче у всех глаза, хотя обычно после пива соловеют, но тут уж тема вывозит, наконец Данил сказал с живейшим энтузиазмом:
        - А что мы все мелочимся?.. Пора подниматься на следующий уровень!.. Вздыматься!
        - Вздыбливаться, - подсказал Зяма и смерил выразительным взглядом его мощную мускулатуру.
        - Это как? - спросил Валентин с педантизмом настоящего ученого.
        - Сейчас, - объяснил Данил, не обращая внимания на сионистское ехидство, - все организовывают свои партии. Даже вон наши объявили о создании партии сотников.
        Валентин переспросил:
        - Простите… сотников?
        - Ну, это тех, - пояснил Данил, - кто жмет сотку!
        Зяма сказал язвительно:
        - А кто жмет двести, того в президиум?
        - Ну! - сказал Данил с одобрением. - Сечешь, хоть и жиденок. И среди вас, вымирающих, попадаются умные. В общем, мода такая… или веление времени, так говорит наш бугор, но нам по фиг, что там на самом деле. Думаю, мы тоже должны… эта самое… организоваться!
        Грекор спросил в недоумении:
        - А разве мы еще не организация? Вон и корреспонденту лапши на ухи навешали.
        - Да, - согласился Данил, - но сейчас это можно сделать официально!.. Да-да, это как бы совсем чудно, но качки же создали? И зарегили! А когда мы тоже напишем свою программу, подведем идеологическую базу, то никуда не денутся, тоже зарегистрируют, иначе нарушение наших исконно-посконных человеческих прав людей. Можно в Геную…
        - В Гаагу, - поправил Зяма, - или в Страсбург. А то туды и туды.
        - Вот-вот, - сказал Данил и хохотнул. - При удаче сможем даже попасть в Думу!
        Грекор заржал:
        - В Думу?.. Га-га-га! В жопу разве что.
        Зяма напомнил вежливо:
        - Нужно еще и какое-то количество членов. И ячейки на местах.
        - На каких местах? - спросил туповатый Грекор.
        - В регионах, - ответил Зяма и пояснил: - Регионах страны, а не сисек. Но, как все понимают, численность наберем запросто. У нас вся страна в говне тонет, и все почему?.. Ага, поняли!.. Это все наши потенциальные члены. А вот составить программу будет непросто…
        Я помалкивал, слушал, а Валентин проговорил медленно:
        - А почему непросто? Все составлены примерно одинаково. Как программы власти, так и оппозиции. И обещают то же самое, только соревнуются, кто наобещает больше.
        Люська прощебетала, хлопая ресницами:
        - Так и назовемся партией настов? А как тогда объясним название?
        - Как протест, - сказал я. - Сейчас все против чего-то да протестуют. Все андерграунд - сплошной протест. Художники-передвижники протестовали против классицизма, за что их поперли из Художественной академии, протестовали экспрессионисты, абстракционисты, протестовали протестанты… в общем, никого не удивит, что мы протестуем против всего!
        - В бюллетенях, - напомнил Грекор, - что на выборах, есть даже строчка «Против всех». Нас опередили.
        - Если против всех, - сказал Валентин педантично, - то это анархисты. Мы должны как-то отличаться.
        - А можно быть анархее анархистов?
        - В нашем мире все можно, - сказал я. - В общем, так и объявим, создается партия настов.
        Люська сказала обиженно:
        - Я не понимаю, почему должны именоваться настами, если мы - сруны! Для политкорректности? А как же наш протестный перформанс?
        - Ну да, - сказал Валентин и быстро посмотрел на меня, - для массового понимания нужна некая политкорректность…
        Она вспикнула:
        - Но это же уступка тем, с кем боремся!
        Валентин сказал, морщась:
        - Это тактическая уступка. С ее помощью нам проще легализоваться.
        Грекор завопил:
        - Легализоваться? Легализоваться? Играть по их правилам?
        - Ну да, временно…
        - Да пошел ты! Предатель!.. Мы боремся против этого мира, ломаем систему, а ты с ним на сделку идешь? Мы, сруны, а не какие-то насты, должны гордо нести знамя срунства, а не какого-то непонятного настизма! В слове «настизм» нет ничего вызывающего, эпатирующего, как любит выражовываться наш затурканный скрипконосец. На что он умный, и то понимает, что в настизме поблекнем, выродимся, потеряем революционный запал!
        Зяма, что вдруг оказался в центре апелляционного кризиса, к нему обращаются обе стороны, беспомощно поворачивался то к Валентину, то к Грекору, наконец сказал примирительно:
        - Но если у нас будут проблемы с регистрацией нашего движения?..
        - Почему? - вскинулся Грекор. - У нас что, свободы отменили? Так мы щас организуем митинг за свободу Анжелы Дэвис!
        - А кто это? - спросила Люська испуганно.
        Он раздраженно пожал плечами:
        - Да какая разница? Не знаю, конечно. Просто от деда часто слышал: «Банда Маннергейма» и «Свободу Анжеле Дэвис». И еще про Лумумбу говорил, но «Лумумба» не так звучит, как «Анжела Дэвис», хотя тоже, наверное, девка клевая…
        Валентин красивым жестом развел руками и проговорил голосом преподавателя с кафедры:
        - Даже в самом свободном обществе многое не позволяется. К примеру, пачкать стены. Потому, если возникнут проблемы… повторяю, только в случае, если возникнут проблемы!.. мы можем зарегистрировать наш фронт как «Настизм», но сами будем знать, что это срунство, и все другим объявим. И… погоди, Грекор, не кричи!.. нас все поймут и оправдают. Потому что это не мы переменили официальное название, а власть, с которой боремся, заставила переменить. А все будут называть нас по-прежнему срунами, а движение - срунством, потому что мы - Россия, у нас все читается между строк, во всем понимается второй смысл, потому что мы - духовный народ-рогоносец.
        - Богоносец, - уточнил я.
        - Да знаю, - ответил Валентин, - но рогоносец - звучит лучше. Я вот сразу представляю себе сказочного единорога с крыльями, прекрасного и сверкающего…
        - А я другое представляю, - пробормотал Грекор с угрозой, - эстет ты наш хренов. Хотя, думаю, у нас все названия перекручиваются, так что как ни назови, а приклеится то, что улица восхочет… Ладно, ребята, мне пора. Спать я предпочитаю дома в своей постели.
        Данил со вздохом поднялся, мощно повел плечами.
        - Я тоже, - сказал он, - в чужой мышцы тают, как воск.
        Валентин долго собирал листки на столе, а когда все вышли, сказал доверительно:
        - Анатолий, я не думаю, что возникнут сложности с регистрацией… у нас же сейчас период демократии, а мы ж в России, где гулять так гулять, а демократия так демократия от моря и до моря! Но на всякий случай скажем ребятам, что проблемы возникли, пришлось зарегистрировать как «Настизм».
        - Полагаешь, - спросил я, - не стоит и пытаться насчет срунов?
        Он покачал головой:
        - Там тоже не совсем идиоты сидят, как мы их представляем, чтобы очистить свою совесть. «Сруны» точно не пройдут, а с «Настами» шанс есть.
        Весна - пора митингов, демонстраций и шествий, мы едва успевали отслеживать, кто и что затевает. После того митинга прошло не больше недели, как состоялся гей-парад, затем шествие лесбиянок с их протестами.
        Мы пошли смотреть всей компашкой и вместе со всем народом удивлялись, зачем запрещают лесбиянок, другое дело - пидоров давить, это да, а лесбиянки пусть, они вот на улице еще и красивые, все разделись до пояса, это же одно удовольствие смотреть, всех бы женщин обязать так ходить…
        Почти сразу за лесбиянками прошла демонстрация за свободу приобретения оружия. Почему-то на ее разгон бросили больше всего полиции и ОМОНа. Чуть ли не воинские части задействовали, хотя как раз там шли люди к власти лояльные, оружие им нужно не для грабежа, а для защиты своих квартир, а у грабителей оружие и так у всех есть, непонятны дела нашей власти… Хотя она такая, какую мы сами выбрали, хотя я просто не понимаю, как это мы их выбрали…
        А затем Зяма, рыскающий по новостным сайтам, объявил, что от имени объединенной оппозиции подана заявка в мэрию на проведение шествия с последующим митингом на Болотной, где будут протестовать против действий правительства.
        Каких именно, Зяма сказать не смог, сами протестующие еще не определились, но это не важно, мелочи, главное - собрать как можно больше народу, на сайте обещали, что прибудет народ на автобусах из ближайших и даже дальних городов.
        - Следи, - велел я, - насчет прохождения заявки. Если не отменят, то мы должны быть к митингу наготове.
        Данил сказал бодро:
        - На этот раз покажем себя!..
        - А то и поборемся, - поддакнул Грекор, но мускулами играть не решился. - Выйдем как насты?
        - Да, - ответил я уверенно. - Официально настами, хотя ясно, все будут звать себя по-прежнему срунами. Так и понятнее, и привычнее, да и приятнее… Все мы из говна, как когда-то это слово будет с удовольствием четко выговаривать даже телеведущая Первого канала.
        - Хотя, - уточнил Зяма, - из политкорректности и вообще на всякий случай будет морщить свой хорошенький носик.
        - А что, - спросил Данил настороженно, - она тоже еврейка?
        - А ты не знал? - изумился Зяма. - Да мы везде!
        - Поднес бы я ей к самому носику кое-что из своих широких штанин, - сказал Данил угрюмо. - Вместо молоткастого и серпастого. Ладно, бугор, давай регистрируй как настов. Противно, но что делать? Еще Ленин говорил, что для победы иной раз надо и через озеро говна перейти вброд, а то и переплыть, нахлебавшись по дороге.
        В дверь позвонили, на экранчике высветилось молодое лицо в фирменной кепочке.
        - Доставка пиццы!
        - Открываю, - быстро ответил Зяма. - Ура!
        В помещение быстро вбежал парнишка с тремя большими коробками. На правах хозяйки их приняла Люська и расплатилась, мы наловчились заказывать пиццу с доставкой в офис, так называем помещение нашей компашки, которую для солидности величаем организацией и планируем каким-то макаром превратить в партию. А что, в России любая хрень проходит…
        Если Марина появляется со своими фирменными пирожками, это вообще праздник, но сегодня ее дождемся вряд ли, звонила и сказала, что завтра будет точно, у нас так клево!
        Валентин и Зяма устроились за одним столом, Люська и подала им по куску на салфетке. Я слышал, как Валентин втолковывает прописные для него истины, хотя они прописные и для нас, но он в самом деле озвучивает их, огранивает в слова так, что и самим можно пользоваться, не роняя свой высокий интеллект:
        - Раньше говорили, вернее, важно вещали, только, как говорится, власть имущие. Да еще те, кого эти власть имущие допускали до вещания через газету или телевидение. Но с приходом инета монополия на вещание рухнула, согласен? Сейчас тинейджер может прийти на любой форум, где обсуждается, к примеру, какой-то новый законопроект, изобретение или поездка президента в другую страну, и написать свое мнение. Если напишет грамотно и запятые на месте, то прочтут так же внимательно, как и реплику какого-нибудь академика, почетного члена всех академий мира.
        Я увидел, что и другие начинают прислушиваться, пора вмешаться, сказал бодро:
        - Отсюда вывод! Академиков единицы, нас - миллиарды! Врубились?
        Валентин загадочно промолчал, Зяма ответил туповато, даже рожу скорчил, чтобы походить на Данила:
        - Не.
        - Голос любого сруна, - сказал я, - в инете фактически приравнен к голосу академика. Ну пусть не один к одному, но десять срунов - это уже глас народа. Любой академик, с которым заспорят десятеро, поднимет лапки и попросту смоется с форума.
        Зяма хохотнул:
        - Да еще от таких, как мы!
        - Так что, - закончил я, - на всех форумах рулим и правим мы, сруны!
        Валентин все так же молчал, смотрел темными запавшими глазами. Данил и Грекор подошли, послушали, Грекор сказал довольно:
        - Ага! Рулим. Мы их всех на четыре кости поставим.
        - Никакой академик с нами тягаться не сможет, - сказал я, - это четко. Так что мы уже осуществили главную задачу захвата власти: взять под контроль почту, телеграф… Сейчас инет - это и почта, и телеграф и вообще почти все. Мы фактически уже захватили власть над обществом, но еще не сумели сами этого понять…
        Я сделал паузу, в мозгу крутится нечто очень важное, Валентин наконец пошевелился и бросил негромко:
        - …и воспользоваться.
        - И воспользоваться, - повторил я громче. Остановился, сам озадаченный тем, что брякнул, наконец проговорил с усилием: - Нам просто надо сесть и подумать, как воспользоваться уникальным шансом, который нам дала эта сраная демократия.
        Они умолкли и смотрели на меня чуточку испуганно. Я сам чувствовал себя испуганным, все-таки ломать - не строить, а срать - не убирать за срунами. Мы привыкли ломать, а сейчас вроде надо придумать что-то созидающее… правда, для того, чтобы потом срать еще больше, чаще и даже там, где пока что и сейчас насрать не удается.
        Зяма сказал нерешительно:
        - Тогда… мы становимся легальной оппозицией? Или несистемной, как теперь говорят?
        Я посмотрел на Валентина, но тот помалкивает, я сказал с неохотой:
        - Сколько бы ни облагораживали роль оппозиции, как бы ни старались придать ей нужные и как бы полезные функции, но давайте будем откровенными хотя бы между собой! Это те же сруны, только в хороших костюмах и при галстуках. В абсолютном большинстве ими движет то же самое, что и нашими молодыми орлами, что срут в лифте и на лестничной площадке.
        Данил напомнил мрачно:
        - Ты сам сказал, им стараются придать полезные функции!
        - Да, - согласился я, - бороться со срунством невозможно, а когда невозможно - умные люди стараются возглавить. И постараться получить по максимуму.
        - По максимуму, - проворчал Зяма, - это баллотироваться в Госдуму и на президента. У нас такой задачи нет.
        - Пока нет, - сказал Валентин многозначительно.
        - Пока нет, - согласился Зяма, не замечая подтекста. - Значит, мы должны сохранить здоровую идею срунства и не поддаваться на все попытки сузить нашу деятельность легальной оппозицией. Пусть даже не только правительству, а всему обществу, его морали и правилам. Конечно, ханжеских.
        - А какие ханжеские? - спросил новичок Гаврик.
        - Все ханжеские, - ответил Зяма твердо. - Мы вообще за мир без правил!
        - Анархисты?
        - Нет, анархисты отрицают только власть, - пояснил Зяма терпеливо. - Центральную причем. А всю остальную приветствуют. Анархия - мать порядка, а это значит, что сперва убрать власть, а потом в том правильном, что вырастет на безвластии, - закрутить гайки, и получится порядок! Как на кладбище.
        Я постучал по столу:
        - Тихо, не уходите в сторону! У нас нерешенный вопрос: что ответим, если нам предложат бонусы в обмен на ограничение нашей благородной деятельности?
        Зяма уточнил:
        - Это называется таким ругательным словом, как легализация.
        - Легализация незаконно нажитых доходов, - сказал с тоской Грекор, - легализация наворованного, легализация подполья… Даже не знаю, стоит ли нам выходить в открытую? Сами себе свяжем руки… Что там слышно о митинге?
        - Уже разрешен, - отрапортовал Зяма. - Торгуются только насчет места.
        - Так вроде на Болотной?
        - Да, но оппозиция желает идти туда через весь город и чуть ли не по Красной площади с песнями «Долой власть!». Сейчас согласовывают маршрут.
        Данил хищно оскалил зубы, в самом деле белые и с крупными клыками, как у волка.
        - Нам не это важно. А вот сумеем подраться или нет…
        - На этот раз сумеем, - заверил я. - Главное, не они, а мы.
        Во второй комнате половина нашей команды с восторгом смотрит ремейк «Полицейской академии». Все с большими ломтями пиццы в руках, ржут, едва не давятся, хлопают друг друга по плечам и спинам, а когда пошли гонки по городу, Василек чуть не захлебнулся пивом.
        Валентин улыбнулся, сказал мне почему-то грустно:
        - А я застал еще время, когда был не телесериал, а просто фильм… Успех был грандиозный, сразу же начали штамповать одну серию за другой. Как я тогда ржал и с каким удовольствием смотрел!
        - А че, - спросил я, - сейчас хуже, что ли? Ну, сериал, конечно, растянутее, зато сколько новых хохм!
        Он грустно вздохнул:
        - Да все мое образование виной. Понимаешь, Анатолий, когда отягощен интеллектом, да еще и приличным образованием, то пиши пропало. Половину радостей простого человека сразу вычеркиваем, а в оставшейся половине ковыряемся долго и брезгливо, отыскивая высокое, но что еще и веселое…
        Я покосился в распахнутую дверь, где в этом время веселые балбесы устроили новую козу своему начальнику.
        - А чем этот сериал тебе не то?
        - Все то, - заверил он, уловив в моем голосе недовольство. - Просто, когда видишь, как все устроено, половина удовольствия теряется. Хотя фильм наш, наш!.. Смотри, группа придурков, что не хочет ни учиться, ни работать, идет наниматься в полицию, так как мэр велел принимать всех. Полицейское начальство в шоке, но приказ надо выполнять, и вот придурки засирают все, что могут, пакостят непосредственным командирам, то выставляют их голыми на улицу, то вместо шампуня подкладывают тюбик с клеем…
        Я гоготнул:
        - Наши люди!
        - Наши, - согласился он. - И смотри, одних фильмов я посмотрел семь штук, а теперь вот огромный сериал забабахали. А смотрят не только сами сруны, что очень важно…
        - Почему?
        Он вздохнул, но затем расправил плечи и сказал значительно:
        - А потому, что срун сидит в каждом из нас. В каждом с виду очень приличном и порядочном человеке. И не просто сидит, а вцепился когтями, пророс не только в печенку, но и в психику. Иначе бы нормальный человек сочувствовал начальнику полиции, над которым так измываются, но почему-то сочувствует этим срунам? Почему?
        Я подумал, перескочил через очевидный ответ, сказал с нажимом:
        - Ты прав, Валентин, ситуацией надо пользоваться. Наше время пришло.
        Глава 2
        После телепередачи, когда о нас рассказали, как о прибацанных фриках, ребята с неделю ходили как в воду опущенные, Данил в ярости едва не грыз край стола, двое суток не выходил из качалки, изнурял себя на скамье Смита, однако уже на другой день к нам заглянул один пацанчик, потом зашла целая группка, наконец начали подходить ребята и покрепче.
        Все с шуточками и приколами, но гостей встречали Люська и Валентин. Одна завораживала роскошными сиськами под полупрозрачной майкой, другой напускал тумана умными формулировками о свободе и выражении своей личности, когда тупое и косное общество все-таки должно и просто обязано принимать нас такими, какие мы есть на самом деле.
        Я чуточку ожил и объяснял новичкам:
        - Кремль должен уйти! Но не только как правительство, как на этом настаивают недалекие и трусливые партии либеральных свобод, смеющие называть себя оппозицией, но и как сам символ тоталитарной власти!
        На меня смотрели вытаращив глаза, один спросил с непониманием:
        - Это как?
        - Кремль, - пояснил я, - все века был символом жестокого угнетения. Еще Иван Грозный сделал его символом жестокости властей, зверств, пыток и казней! С того времени мрачная слава Кремля только росла. Одни только чекисты сколько народу угробили, начиная со всего дворянства, потом просто интеллигенции, потом своих же советских полководцев, и так длилось и длилось…
        Зяма вставил:
        - Все надеялись, что мрачная страница сменилась светлой в момент перестройки…
        - Вот-вот, - сказал я, - но сегодняшняя кремлевская власть подхватила знамя и методы Ивана Грозного с его жестокими преследованиями интеллигенции, тайными убийствами и преследования инакомыслящих!.. Потому мы ставим своей целью вообще снести с лица земли Кремль, мавзолей, храм Василия Блаженного, а на освободившейся площади выстроим то, на что укажет большинство населения!
        Парни переглядывались, на лицах проступает восторг, впервые слышат вслух то, о чем сами не решаются даже подумать, один сказал придушенным голосом:
        - Ребята, меня можете считать своим. Можете записать, можете не записывать, но если пойдете на митинг, то я пойду лучше с вами, чем даже с анархистами!
        - И я, - сказал второй.
        - И я!
        - И я тоже…
        - Прекрасно, - сказал я, - запишите номер офисного телефона. Можете оставить свои, мы будем сообщать о всяких… акциях!
        За сутки до митинга мы разгромили три троллейбусные остановки, бросили камни в витрину аптеки, разбив ее вдрызг, а у фитнес-клуба, где богатеи сгоняют неправедно нажитый жирок, срезали и унесли к мусорным бакам пожарные брандспойты.
        В ту же ночь еще в двух районах новые члены нашей организации сумели нарушить систему канализации и в буквальном смысле слова залили улицы дерьмом.
        Возвращаясь, мы видели, как в ту сторону помчались «Скорые», пожарные и МЧС, а потом еще вдали вспыхнуло пламя горящего дома. Может быть, совпадение, а может быть, это наши из новеньких постарались блеснуть, показать свою молодецкую удаль, как Васьки Буслаевы или расшалившийся Илья Муромец.
        - Ребята готовы, - сказал я с облегчением. - Честно говоря, не ожидал… После той пакостной передачи по жвачнику у меня у самого настроение было ниже нуля.
        - Черный пиар, - напомнил Данил бодро, - тоже пиар.
        - Здесь не то, - поправил я. - Зрители вдруг увидели, что они не одиноки. Кто-то, в отличие от них, делает то, что они хотят, но не решаются, скованные правилами… И кое-кто из них решился… Увидите, срунов будет все больше!
        - Хорошо бы, - сказал Зяма. - Но больно уж эти гребаные славяне тяжеловаты на подъем. Жопы, видать, слишком квадратные.
        Данил сказал с угрозой:
        - Зато потом…
        - Знаю-знаю, - перебил Зяма, - о, русский бунт, бессмысленный и беспощадный!..
        - Общество усложняется, - сказал я, - его все труднее понять тем, кто не привык напрягать мозги. А таких, как понимаете, абсолютное большинство. Защитный рефлекс у всех, понятно, один: что не понятно простому человеку сразу, то, с его точки зрения, - говно.
        Данил пробурчал:
        - Конечно, говно! А что, не так?
        - Вот-вот, - сказал я рассудительно. - Будь мы пожилыми пердунами, ну так лет по сорок, то просто сказали бы, что говно, и на этом успокоились. Но мы, молодые и дерзкие, отважные и бесшабашные, мы лица с активной гражданской позицией, потому все, что нам не нравится, можем и должны обосрать… что и делаем… по зову совести и внутреннего долга! Это наш отважный и мужественный ответ зажравшемуся миру с его допотопной моралью, его дуростью и косностью, с его чванством своими достижениями…
        Грекор слушал с интересом, хохотнул, сказал довольно:
        - А что это за достижения, если их можно обосрать?
        - Настоящее не обосрешь, - поддержал Данил.
        А Зяма поддакнул:
        - А так как нам удается обосрать все, то у этого мира нет подлинных ценностей. Их создадим мы, только мы и только мы!
        Данил поинтересовался:
        - А почему ты считаешь, что срунов будет все больше? Из-за телепередачи?
        - Ага, заинтересовался? - сказал я. - Нет, та передача только чуточку ускорила. Я уже говорил, во-первых, инет дал возможность всем действительно свободно выражать свои мысли, идеи, взгляды, вкусы, желания и потребности. Действительно свободно - это значит, что пишешь и говоришь под ником, и никакая полицейская сволочь не узнает, кто ты и что на самом деле, не придет к тебе домой и не настучит по хитрой рыжей морде. И вот когда все это поняли… нет, когда это наконец до всех дошло, тут-то сруны с изумлением и радостью увидели, что они, оказывается, не одиноки. Когда они приходили на чей-либо сайт посрать, то чаще всего обнаруживали его уже засранным, загаженным так, что самим бы не утонуть в говне!
        - А вторая причина?
        - А во-вторых, - сказал я размеренно, - мир усложняется слишком быстро. Кто его понимает с ходу, тот, безусловно, одаренный от природы. Остальным надо долго и упорно учиться. Но учиться, да еще долго, никто не желает, кроме совсем уж свихнувшихся идиотов вроде меня. Вот и получается, что с каждым годом… нет, с каждым днем срунов будет больше и давление их на мир станет ощутимее. С ними… с нами придется считаться всерьез. Тем более что свобода слова дадена всем, а голос академика и голос сруна при голосовании это два одинаковых голоса с равными правами.
        Данил крикнул:
        - Вот троллейбус!.. Нажмем, а то еще три остановки…
        Мы перешли на бег, успели, водила придержал перед нами двери, я тут же шепотом велел не портить кожаные сиденья. Во-первых, нас могли и не ждать, а самое главное - кроме нас никого, так что вычислить, кто порезал сиденья и спинки, проще простого.
        Зяма отдышался, спросил деловито:
        - Под каким лозунгом выйдем? Не люблю как-то, когда мне по хитрой рыжей морде… Это Данил обожает!
        Я подумал, сказал уверенно:
        - Под лозунгами Интернационала!.. Это заодно привлечет симпатии стариков. Всем срочно разучить «Интернационал»…
        Грекор сказал хвастливо:
        - А я и сейчас первые строчки помню!.. У меня дед все еще напевает… Весь мир насилья мы разрушим, ну а затем…
        Данил сказал с восторгом:
        - Круто! Они еще тогда ломали систему?
        - Ее всегда ломали, - сказал я. - Но окончательно разломаем только мы!.. И весь мир станет свободным. И даже вольным.
        Утром мы, не уточняя, кто участвовал в ночной вылазке против системы, сообщили на коротком брифинге о том, что сделала некая группа, выразив протест правительству в виде трех разгромленных троллейбусных остановок, разбитой витрины аптеки и уничтоженных бесследно брандспойтов, отозвались с большой похвалой о героях, что сумели затопить две улицы в центре дерьмом, тем самым показав Кремлю, что они дерьмо и держат страну в дерьме.
        По такому победном поводу заказали пиццы вдвое больше, Гаврик смотался за пивом. Он уже прижился у нас, с гордостью сообщил, что к своей подписи всегда делает приписку, которой несказанно рад: «При любом строе я - анархист, при любом режиме - партизан!»
        - Это очень важная составляющая настизма, - объяснил он нам, когда продемонстрировал первый раз. - Здесь ключевые слова «при любом»!
        Зяма спросил коварно:
        - А если строй самый что ни есть лучший и справедливый на свете?
        - Все равно! - сказал Гаврик уверенно и шмыгнул носом.
        - А если, - спросил Зяма, - режим учитывает все свободы и привилегии граждан?
        Гаврик заявил гордо и возвышенно:
        - Мы все равно должны быть против, разве не так?.. Мы не можем позволить быть изнасилованными даже добром, как сказал Бердяев!.. Мы должны иметь право даже на гнусность и настизм, потому что мы - люди, а люди - не ангелы… мы лучше ангелов!
        Валентин слушал их внимательно, сказал вдруг:
        - А я взял себе подпись: «Если тебе дадут линованную бумагу - пиши поперек!» Тоже клево!
        Данил расцвел улыбкой так широко, что его рожа заполнила все комнату.
        - Братишка!.. Я эти слова Хуана Хименеса сам хотел себе взять!.. Но ты интель, тебе это идет больше, а я чегеварец, мне нужна кровь!
        Сейчас, поедая пиццу и запивая баварским пивом, мы бахвалились подвигами, Грекор вдруг хлопнул себя по лбу и вскрикнул:
        - Да, вспомнил!.. Пушкин тоже наш!
        - Еще бы, - ответил бодро Данил, а потом поинтересовался: - А с какого перепугу?
        - Да память сработала, чем нам в школе темя долбили, - ответил Грекор. - Ну, где мальчики кровавые в глазах, помнишь?
        - А-а, - сказал Зяма, - это про царевича Дмитрия, который упал на нож из-за эпилепсии? Евреи подтолкнули, как иначе?
        Грекор отмахнулся.
        - Пушкин не стал докапываться, кто виноват, а сразу заявил, что царевича власти зарезали!.. Это в нашем духе. Неважно, как и что, все равно власть виновата! В Кремле сидят одни убийцы! Детей режут, с мигалками ездиют!
        - А еще он про попа и лысого написал, - напомнил Данил.
        - Это он для народа попроще, - пояснил Грекор. - Простой народ видит все зло только в толстых попах и с пудовыми крестами на пузе. А если попы вдруг похудеют и перестанут на «Мерседесах» гонять по раздельной полосе, то народу по фигу будет, РПЦ или что-то другое.
        - Пушкин гений, - сказал Валентин уважительно. - Задействовал все слои общества. Так и надо работать!.. И работал в верном направлении. Помните его разбойника Дубровского? И как они людей в доме живьем спалили?.. Классно, да?.. Тот, кто пытался или попытается отразить правдиво образы пиратов, Робин Гуда, Кармалюка или любых других бандитов - потерпит поражение, потому мудро Пушкин разбойника сделал благородным красавцем, а власти - чудовищами.
        - А наоборот не мог?
        - Нет, - сказал Валентин с непонятным торжеством, - в нас самих столько говна в каждом, что нравится сопереживать разбойникам, а не шерифам! Бандитам, а не полиции, мушкетерам, а не гвардейцам. Тот, кто попробует назвать пиратов и Робин Гуда ублюдками, достойными только виселицы, будет обращаться к уму, а когда мы жили по уму? У нас все на симпатиях, на сопереживании к себе подобным… И хотя мы сами не выполняем задания, как наемные убийцы, но с наслаждением смотрим про них фильмы, потому что в каждом из нас сидит это подлое желание просто убивать несогласных с нами, а не цацкаться. И мы их нередко убиваем… в мыслях.
        Зяма пробормотал:
        - Глубоко копаешь, фрейдист хренов…
        - А разве, - сказал Валентин, - у нас не вызывают симпатию, на что и рассчитано, все эти бесчисленные эпизоды в кино, когда герой выскакивает на улицу, останавливает автомобиль, открывает дверцу и вышвыривает на проезжую часть хозяина машины и, прыгнув на сиденье, бросается либо в погоню за преступником, либо за своей девушкой, либо… впрочем, неважно. Мы не обращаем внимания на то, как он поступил с хозяином машины, хотя, конечно, не хотели бы оказаться на его месте. И точно не считали бы его правым. Но, когда это не мы, разве не считаем его правым?
        - Это кино, - сказал Зяма.
        - Разве? Чем дальше уходит общество к подконтрольности, тем сильнее сопротивление настовиков. Хотя часть из нас сумела приспособить под свой настизм даже высокие технологии: в крутейших баймах они всегда становятся на сторону Темных Сил и там в облике некромантов или прочей дряни самозабвенно колдуют, убивают, расчленяют, душат, отрываясь на компьютерных персонажах и наслаждаясь поистине безграничной свободой…
        Зяма возразил:
        - Да ладно тебе!.. То пацаны, а мы уже серьезные люди. Можно сказать, оппозиция власти, режиму, самому Кремлю.
        - Вся оппозиция, - сказал Валентин с убеждением, - это те же насты, только рафинированные. С той разницей, что срут уже не под дверью соседа, а сразу правительству, власти, церкви, СМИ, ученым и вообще всему, что можно назвать «положительным».
        Данил поморщился, покачал головой:
        - А мне кажется, наш засланный казачок прав. У любого правительства в любой стране достаточно власти, чтобы вывести на улицу пулеметчиков и перебить очередную демонстрацию настов, под какими бы благородными лозунгами они ни вышли. Значит, не считает настами?
        - Власть этого не делает, - согласился Валентин, - но вовсе не потому, что не считает настами или такая вся из себя гуманная. Просто в Кремле прекрасно понимают - настизм сидит в каждом! Если перебить настов на улице, завтра они сами станут ими, так как удержать все то говно, чем мы заполнены до ушей, удается лишь в случае, когда видишь других настов и потому сдерживаешь себя, не позволяет говну выплеснуться наружу.
        Глава 3
        Завтра обещанный оппозицией митинг, потому я впервые не стал засиживаться за компами допоздна, отоспался как следует, а утром явился в офис. К моему удивлению и радости, там уже Данил, Грекор и Люська, все трое сгрудились у подоконника и ржут, как молодые кони.
        Раньше там у нас стоял кофейный автомат швейцарской фирмы «Юры», который постоянно нуждался в ремонте, но Люська купила последнюю модель с новейшей модификацией, с которой связана веселая история, где тоже проявилось наше международное срунство.
        Первая модель молола кофе по заранее выставленным двенадцати параметрам и только время от времени требовала: «Засыпьте зерна», «Долейте воды», «Уберите отходы», «Включите промывку», «Добавьте таблетку для очистки аппарата», но для второй модели швейцарцы решили быть вежливее и везде добавили «пожалуйста»: «Засыпьте, пожалуйста, зерна», «Долейте, пожалуйста, воды» и так далее, но однажды их завод по какому-то пустяку посетил крупный русский ученый, лауреат Нобелевской премии. Швейцарцы ему тут же поднесли в подарок аппарат и гордо похвастались, что продают вот эти модели в России, вот смотрите, надпись высвечивается по-русски!
        Наш гигант мысли похвалил, но заметил, что это вот «пожалуйста» вызывает раздражение, нынешнее поколение молодежи предпочитает короткое «плиз», а еще лучше написать вот так… и он, как носитель чистого русского языка, сам быстро и бесплатно озвучил, как правильнее.
        Доверчивые швейцары приняли все за чистую монету, и, к их великой радости, в России продажи аппарата взлетели до небес. Приобрела чуть ли не каждая российская семья, а швейцарцы лишний раз убедились, что если человек гений, то гений во всем.
        И сейчас наши ржут и заказывают кофе чаще, чем обычно, только чтобы услышать недовольный голос: «А хде зерна?», «Убрать мои отходы, рабы!» и тому подобные, и я отчетливо представил, с каким наслаждением этот академик оттягивался в срунстве после чинных официальных встреч, докладов и конференций.
        Ну а страна, естественно, которая в театры не ходит и этим гордится, это безобидное, но такое нужное хулиганство приняла с довольным гоготом, как стадо сытых гусей, что нажралось жаб и ряски и важно идет от озера к дому, больше ей ничего и не надо, пусть слоны думают, у них головы вон какие…
        Я потыкал в кнопки, выставляя себе режим самого крепкого и в большой чашке, спросил, ни к кому не обращаясь лично:
        - Ну, морды, кто первым доложит о готовности?
        Люська сказала, загораясь:
        - Я захватила старое платьице, почти детское, уже не налазит… Ну, влезть я сумею, но потом обязательно лопнет…
        - Прекрасно, - сказал я. - Мы обеспечим съемку с нужных ракурсов. Будет выглядеть, что озверевшие прихвостни кровавого режима разорвали на тебе платье и, хмелея от собственной безнаказанности, готовы тебя изнасиловать прямо на площади! Ты только кричи поотчаяннее…
        - Я платье дорву дальше сама, - пообещала она. - Чтобы сиськи наружу.
        Грекор сказал деловито:
        - Мы это сумеем подать как надругательство в особо жестокой форме. У меня двоюродный дядя адвокат. Он подберет нужную статью! Сдерем пару миллиончиков с МВД… жаль, не евро.
        - А дадут? - усомнился Данил.
        - На блюдце принесут, - пообещал Грекор. - Знают, что иначе сразу подадим в Страсбургский.
        - А вдруг Страсбургский решит не в нашу пользу?
        Грекор посмотрел на него, как на привидение.
        - Ты что? Страсбургский всегда с нами, даже еще не читая дела!
        - Что, и там одни насты?
        - А мы везде, - сказал Грекор хвастливо.
        Хлопнула дверь, подошли Гаврик, Василек, двое качков из секции Данила, потом Валентин и Марина, последние двое с блудливыми улыбками, затем начали подходить целыми группами парни, большинство которых я вообще вижу первый раз.
        - Прекрасно, - сказал я громко. - Растем не по дням, а по часам!.. На этом митинге мы впервые появимся под собственными знаменами, а лозунги тоже… малость разнообразим, хотя суть останется та же.
        Прибежал захеканный Зяма, глаза дикие, Данил спросил с сочувствием:
        - Ты чего такой встрепанный?
        - По дороге сюда, - сказал быстро Зяма, - врезался в какую-то жирную свинью. Похоже, я энгрибердс!
        - Похож, - согласился Данил. - Как тебя мамка отпустила? Или ты как Барак Обама… тьфу, Барух Спиноза?.. Сделал ноги, не желая учить Тору?
        Зяма отмахнулся.
        - А чего ее учить? Она вся умещается в одной фразе.
        - Какой? - спросил Данил с недоверием.
        - Не скажу, - отрезал Зяма. - Иначе меня из настов выпрут, а я только-только начал вас затягивать в коварные сети масонства.
        В Москве всегда полно народу, однако группки, что спешат на митинг, можно вычленить сразу по их отсутствию деловитой и даже озабоченной походки. Эти торопятся, как на праздник, на массовую развлекуху, собственно, все настроены примерно так, как и мы.
        В центральной части города прибавилось полиции, но не слишком, хотя в одном месте заметили, как омоновцы выстраиваются в колонну и начинают бег трусцой в ту же сторону, что и мы.
        Потом мы увидели, как эти в черных шлемах с прозрачными щитками, закрывающими лицо, перегородили собой улицу в два ряда, что для наших вполне достаточно, им покажи издали палку, враз разбегутся, а покажи пенис - сразу забеременеют.
        Все в темных куртках, офицеры в серых пятнистых костюмах и кепи, шлемы на солнце блестят, похожие на головы крупных муравьев, жилеты выглядят толстыми, словно под ними бронники.
        Через их головы видно, что с той стороны гуляют зеваки, охотно снимают на видео, сегодня же все это появится на ютюбе. Там же прохаживаются офицеры в пятнистой форме и без касок, все с мобильниками в руках, явно ждут дальнейших распоряжений, но у нас в России и руководство трусливое, никто никак не желает брать на себя ответственность за хоть какие-то действия.
        Демонстрантов еще не видно, ожидаются две колонны с южной стороны, оттуда уже прибежали несколько бойких ребят, увидели перегораживающую улицу цепь и бегом ринулись обратно.
        За спинами омоновцев несколько ментов, среди них две женщины, но такие толстые и безобразные тетки, что им можно и по морде заехать, это не женщины.
        - Самое лучше, - заявил Данил, - это выдернуть к нам в толпу полицая, отнять у него щит, дубинку и шлем! Самого отхерачить, а нам идти во главе клина и выдергивать новых полицаев.
        Зяма спросил опасливо:
        - А если слезоточивый газ?
        - Фигня, - заявил Данил безапелляционно. - Намочи платок и на харю! Ее и так придется, скорее всего, завязывать.
        - Не придется, - сказал я.
        - Почему?
        - В этот раз толпу еще не разжечь…
        Грекор сказал достаточно бодро:
        - Мы не такие уж и беззащитные! Камни, которые нам под ноги положил мэр вместо асфальта, арматура в руки… на крайняк можно бутылки с зажигательной смесью или фаеры.
        - Камни, - сказал я, - да, но не коктейли Молотова.
        - Почему?
        - Не в этот раз, - ответил я. - Русские очень долго раскачиваются.
        - А потом остановиться не могут, - буркнул Зяма язвительно. - Воровать - так миллион, а потрахать, так Аню Межелайтис…
        Данил сказал деловито:
        - Футбольные щитки хорошо защищают от дубинок.
        - Ты что, - спросил Зяма, - ногами будешь закрываться?
        - Дурак, - бросил Данил с презрением, - их все равно куда пристегивать: на ноги или на руки!
        Грекор сказал мечтательно:
        - Пращи… Нужна только веревка и кусок кожи, а кидаться можно чем угодно.
        - Точно, - поддержала Люська, - даже не нужна меткость, достаточно, чтобы летело в толпу полицаев. Нам же все равно, которого шарарахнет!
        Данил глухо хохотнул:
        - Они все на одно лицо. Их не жалко.
        Глава 4
        Вдали послышался шум, донеслись веселые голоса. Внизу по улице показались идущие в нашу сторону демонстранты, передние ряды опоясаны длинными транспарантами, где крупно написано: «За честную власть!», «Долой коррупцию!», «Правительство - долой!».
        За ними множество парней и девчонок с плакатами в руках, у многих надписи на рубашках и майках, дальше за плакатчиками группы веселых девчонок с гирляндами шаров над головами.
        Данил довольно похохатывает, для этого это шествие, как и для абсолютного большинства, - огромная праздничная тусовка. Самое сладкое еще то, что можно сколько угодно выкрикивать ругательства в адрес властей и ничего тебе за это не будет, это же такая красотища, только ради этого стоит прийти и поучаствовать.
        Замедляя шаг, они приблизились к мрачной цепи ОМОНа, остановились, там мужичок из передних рядов, явно один из вожачков, закричал громко хорошим актерским голосом:
        - Почему вы мешаете нам, демократическому большинству?.. Почему не пропускаете наше народное шествие народа?
        И хотя кричал вроде бы омоновцам и полиции, но косился в сторону снимающих его со всех сторон корреспондентов.
        Один из офицеров ответил через мегафон, но чувствовалось, что оппозиция наняла прекрасных актеров, дала им мегафоны с чистейшим звуком, в то время как омоновца едва-едва расслышали и мы, хотя оказались близко: он сбивчиво и косноязычно объяснил, что дальше перекресток магистралей, туда нельзя, движение будет парализовано.
        - Но это нарушение свободы! - патетически прокричал вожак-актер и встал в позу Ленина на броневике. - Мы протестуем!.. Мировая общественность услышит наш угнетенный голос!
        Валентин со смешком толкнул меня в бок и кивнул на мировую общественность, что лезут друг другу на головы, снимая отважного борца с режимом во всех ракурсах, словно скульпторы уже получили приказ сегодня же начать строить гигантский монумент на Красной площади такому неслыханному герою.
        Недалеко от нас, по ту сторону металлического заборчика, один из демонстрантов прокричал:
        - Сатрапы!.. Пропустите народ!
        Омоновец, к которому он обращался, процедил сквозь зубы:
        - Мало без вас на улиц пробок…
        - А мы и там гулять изволим! - прокричал герой громко. - И че ты мне сделаешь?
        - Это наше право! - завопила его подружка, явно хочет выйти за него замуж, а потом, понятно, и сама ни на какие митинги, и его не пустит. - Москва - наш город! А вы откуда понаехали?
        Вместо ответа омоновец вскинул дубинку, но со все сторон заблистало столько вспышек фотокамер, что оказался освещен, как клоун на арене цирка, и он, скрипя зубами и делая милое лицо демократа и гуманиста, почесал кончиком палки себе спину и затем с усилием опустил, превозмогая вполне понятный рефлекс.
        По ту сторону кокетливого заборчика из алюминиевых решеток прохаживаются молоденькие менты в непомерно широких картузах, идиоты все еще не понимают, что над этими сомбреро хохочут даже папуасы в своем Толедо.
        Данил огляделся и сказал нам тихонько:
        - А давайте им вломим?
        - Нельзя, - сказал я. - Нам это нужно, чтоб повязали?
        - Ну что что-то… Руки чешутся…
        - Можем растащить этот заборчик, - предложил я. - Это не нападение на полицию.
        Зяма спросил испуганно:
        - Точно?
        - Точно-точно, - заверил я. - Просто утащим пару решеток ради прикола. Даже воровать не станем. Тут же и бросим.
        Данил не сказал ни слова, мигом ухватился за металлическую трубу, рванул на себя и чуть не упал навзничь от той легкости, с которой она подалась.
        Менты попробовали подхватить и поставить на место, Данил вцепился, как клещ, бить его ногами не решились, вокруг корреспонденты снимают все, что можно использовать для дискредитации власти, а пока поднимали вместе с Данилом, я ухватил решетку рядом, рванул изо всей силы.
        С той стороны успели ухватиться двое ментов, но я потащил с такой яростью, что они, не ожидая этого, подались следом, а справа и слева от меня появились вытянутые руки, и нас всех троих утащили в толпу.
        Менты тут же отпустили решетку и пугливо вернулись, а толпа, раззадорившись, начала хвататься за этот заборчик в длинном ряду и тащить на себя. Менты вцепились с той стороны, пошло веселое перетягивание.
        Данил красивым прыжком поднялся на ноги и крикнул мне весело:
        - Стоило только подать пример!
        - У нас такой народ, - сказал Валентин знающе. - Инициативы не проявляет, но зато потом хрен остановишь…
        Через поваленный заборчик к демонстрантам присоединились люди с тротуаров, те приветствовали веселыми воплями.
        Омоновцы стоят все так же, сомкнув щиты и держа в руках дубинки, довольно страшные с виду, но уже все знают, что у нас не Китай, это там без всяких оглядок на США протяньянмынили и укрепили власть, а трусливое кремлевское руководство плывет, как говно, по течению и не решается даже погрозить пальчиком, опасаясь международных окриков, а те, видя это, наглеют все больше.
        Наконец один из офицеров за спинами омоновцев, видимо, получив нечто конкретное, развернулся и прокричал какую-то команду, мы не расслышали. Омоновцы, выставив щиты и упираясь в землю копытами, начали теснить наших гуляющих, как это было названо в заявке.
        С нашей стороны десяток голосов орали «Позор!», но то ли омоновцам, то ли своим, что тут же, как стадо овец, начали послушно отступать.
        За спинами наступающей цепи идут на почтительном расстоянии любопытствующие зеваки. Кто-то щелкает фотоаппаратом, кто-то снимает на видео, но большинство пока смачно жрет мороженое или хрустит чипсами.
        Под закрытой зеленой полупрозрачной материей просвечивают строительные леса, их вообще-то можно использовать как арматуру для драки, но нашим мирным дебилам это не приходит в голову, взгляды скользят только по белой вывеске с крупными четкими буквами «Дориан Грей», а вся многотысячная толпа послушно пятится под напором тонкой цепочки омоновцев.
        Потом в толпе начали орать:
        - Это наш город!
        - Это наш город!
        Постепенно уловили ритм и начали орать уже все, Люська визжала так громко, что у меня зазвенело в ушах.
        Данил сказал счастливо:
        - Наконец-то наш!.. И засрем его весь, выражая суть и дух нашего движения за свободу и оправления!
        - Отправления наших нужд, - подсказал Зяма.
        Данил огрызнулся:
        - А я как сказал?
        - Ты сказал двояко, - обвинил Зяма, - как коллаборационист! Может быть, ты имел в виду оправления церковных ритуалов?
        - Да пошел ты со своими ритуалами! Еще и пейсы отрасти.
        - Мы теперь все маскируемся, - шепотом сообщил Зяма. - В основном под баркашевцев.
        Раз дальше по улице пройти не удалось, то организаторы сделали вид, что не очень-то и хотелось, свернули и пошли по согласованному в мэрии маршруту.
        Через три квартала на площади увидели установленную достаточно высокую трибуну, сооруженную из строительных лесов, мощно орал гигантский мегафон угрозы в адрес Кремля. Голос поставлен хорошо, фразы подготовлены и обкатаны заранее, то ли актер, хорошо заучивший роль, то ли один из политиков, кого вышвырнули из Кремля, и теперь он мстит тем, кто сел в его кресло.
        Отряд омоновцев с двумя ментами протиснулся не столько через толпу митингующих, как через массу фото- и кинокорреспондентов. Я видел только поднятые вверх десятки, если не сотни профессиональных микрофонов и мощных видеокамер.
        Омоновцы быстро взобрались к оратору, один ловко сдернул с его плеча широкий ремень с мегафоном и подхватил на лету, второй ухватил оратора под локоть, что-то сказал неистовому революционеру, тот послушно кивнул и, судя по жестам и мимике, показал, что с его стороны никакого сопротивления, это же так, шуточки, чтоб не скучно, идти с властью в лице родной полиции не отказывается, самому осточертела эта вопящая толпа, он свои деньги уже отработал, а за два часа в ментовке получит еще и большую премию.
        ОМОН, получив команду, сомкнул щиты и начал вытеснять группы с проезжей части, а оттуда пошли дикие крики, вопли, свист.
        На огромной концертной площадке, в прошлый раз на такой выступала Пугачева, собранной и установленной в рекордные сроки, крепкий мужик в неприметной одежде выкрикивал в мегафон, что надо делать вот прямо сейчас, чтобы затруднить властям жизнь, а именно - сесть, и пусть они помучаются…
        На помост поднялись трое ментов, один взял у него из рук мегафон, а двое церемонно предложили покинуть это место. К нашему разочарованию, он никому не дал в рожу, а пошел тихо и покорно, как зайчик.
        Народ, понятно, шумно и весело орал «Позор!» и «Долой кремлевскую мафию!».
        За это время большинство опустились прямо на проезжую часть, кто-то вообще лег, но омоновцы надвинулись ровными рядами и начали растаскивать как сидящих, так и возлежащих.
        Те орали и сопротивлялись, но вяло, вернее - пассивно: хватались друг за друга, их тоже удерживали соратники, а омоновцы, пыхтя, растаскивали их, стараясь ничего не повредить, хотя те орали, будто им ломают кости, и дико кривлялись, чтобы в выпусках новостей показали именно их, как героев-страдальцев за идею демократии.
        Мимо нас двое омоновцев наполовину пронесли, наполовину проволочили по асфальту пацана, ухватив один за ногу, другой за руку, а он выкрикивал «Но пасаран» и «Мы победим!».
        Еще одного утащили под руки, этот, напротив, изображал смертельно раненного, изувеченного зверствующими сатрапами, что с ликованием снимали на все камеры.
        - Здесь уже ничего не сделаем, - сказал я, - пошли дальше.
        - А подраться? - спросил Данил с надеждой.
        - Не здесь, - отрезал я.
        На Большом Каменном мосту многотысячная толпа напирает все сильнее, линия омоновцев начала изгибаться, образовались волны, кое-где вообще выглядит так, будто пошла пузырями.
        Омоновцы с трудом сдерживают толпу, сзади их подпирают в спины редкие полицейские и офицеры того же ОМОНа, но толпа нажала, пошел наконец так называемый винтаж, в одном месте прорвали жидкую цепь и вбежали с веселыми воплями на свободное пространство, подпрыгивая и вздымая к небу кулаки в характерном жесте футболистов, забивших гол.
        Некоторые останавливались, не зная, что делать с такой неожиданной победой, другие, повертевшись на месте, продолжали идти дальше по проезжей части, а цепь омоновцев снова смыкалась, ее опять же прорывали, на ту сторону прорывались мелкие группки, и снова цепь восстанавливалась.
        Тех, кто прорвались и празднуют свой героический прорыв, захватывали уже другие омоновцы и, завернув руки за спины, бегом уводили и забрасывали в автобусы под охрану.
        Данил проследил за ними и сказал разочарованно:
        - Обосрались… Сидят там, как овечки.
        Один дурак швырнул фаер, да еще с расстояния в два шага. Его тут же схватили, огрели пару раз дубинками, но в автобус тащить не стали, решили, что с него хватит, а то в ментовке начнет рассказывать, что его зверски избивали, все есть на видео, он представит доказательства для международного суда в Гааге, Страсбурге и конгрессе Вашингтона.
        - Здесь, - решил я, - толпа уже взвинчена.
        Данил сжал кулаки и шагнул к ментам, но вперед выбежала Люська и с пронзительным визгом огрела одного плакатом по черной каске. Тот всхрапнул, как тур, глаза налились кровью, попытался ухватить ее за руку, но его ловко перехватил Данил и неуловимо быстро и красиво бросил омоновца то ли через колено, то ли пригнулся и швырнул через плечо.
        Тот грохнулся об асфальт, захрипел, попытался подняться и снова упал на разъезжающихся конечностях. Сразу трое омоновцев бросились на Данила, однако сбоку на них прыгнули Грекор и качки Данила, завязалась яростная схватка.
        Демонстранты, побросав коробки с чипсами, сперва бегали вокруг, как вопящие бабуины, но когда налетевшие менты начали разгонять их дубинками, с визгом начали отбиваться, а потом вовсе осмелели и напали на самих ментов, пользуясь огромным численным преимуществом.
        Данил и его качки дрались красиво и умело, против власти нельзя даже с дубинками, потому использовали захваты и броски, а Валентин закричал:
        - Фуражки!
        Данил и Грекор ухватили ближайшего мента за локти, сдавили, не давая вырваться. Люська забежала сзади и держала на нем фуражку, а один из качков с наслаждением бил в лицо, пустив кровь, потом дважды с силой удар в пах.
        Милиционер согнулся от дикой режущей боли, но Данил и Грекор удержали его на весу, а качок еще трижды ударил его в лицо, сломав нос и расквасив губы.
        - Все, - крикнул Данил, - отпускаю!
        Он отпрыгнул, оставив фуражку на голове полицейского. Грекор тоже отступил, они с Данилом бросились к следующему, а побитый полицейский, едва держась на ногах, попятился к своим, в которых уже летит град камней, палок и бутылок. Лицо его стало окровавленной маской, кровь обильно стекает на грудь.
        - Меняемся! - закричал Данил. - Смена партнеров!
        Двое его качков, один из тех, кто бил, забежали к следующему милиционеру сзади и схватили его под руки. Люська все так же придерживает на нем фуражку, потому что пока с милиционера не упадет фуражка, то считается, что нападения на него не было.
        Данил молодецким ударом сломал нос служителю закона, вызвав поток крови, в промежность бить погнушался, зато с наслаждением дважды быстро и сильно врезал опять в лицо, превратив его в нечто чудовищно красное, похожее на свежевырезанный клок мяса из бараньей туши на рынке.
        Я держался с нашими качками, своих захваченных отбивали, по всей площади теперь стоит крик, ругань, от фотовспышек слезятся глаза, все снимается с разных ракурсов, сегодня же можно будет посмотреть себя на ютюбе…
        Из переулков на край площади спешно выехали один за другим пять автобусов, оттуда выскочили новые омоновцы в полном боевом снаряжении.
        Я посмотрел, как быстро выстраиваются в достаточно зловещий клин, крикнул:
        - Отбой!.. Группа настов - отбой!..
        Валентин закричал во весь голос:
        - Отбой! Насты - отбой!
        Еще громче прокричал Зяма:
        - Насты… отступаем! Отступаем с победой!.. Ура!
        Данил тоже закричал своим дружкам, те с неохотой начали выходить из драки, но этого почти уже не заметили, так как демонстранты вошли во вкус и с дикими воплями оказывают законное сопротивление, хотя на самом деле чаще всего сами и нападают.
        Люська торопливо осмотрела кровоподтеки и разбитые губы у троих наших, остальные отделались еще легче, и мы с победным настроем начали выбираться к станции метро.
        - Адреналин! - сказал Данил с диким восторгом. - Блин, как жаль, что все закончилось!.. Бугор, когда следующий митинг?
        Я кивнул в сторону Зямы, он у нас Геббельс, тот сказал важно:
        - Следующее будет не митинг, а народное гулянье…
        - А это че?
        - Митинг не разрешен, - заявил Зяма, - а народное гулянье можно и без всякого разрешения.
        - Драки будут?
        - Это по желанию, - ответил Зяма.
        - Обязательно пойду, - сказал Данил.
        - И я, - поддержал Грекор. - Это было клево! И нам понравилось, и омоновцам. Только ментам хочется тихой жизни, а с омоновцами и подраться одно удовольствие.
        Валентин самым убедительным тоном доказывал, что мы нанесли удар системе, но разбивать головы о стену не стоит, для этого там осталось достаточно дураков. Их повяжут и доставят в спецприемник на Симферопольском бульваре, как это обычно и делается, а мы будем готовить новые акции.
        Зяма сказал скептически:
        - А мы в самом деле потрепали систему?.. Ну, тогда кричали женщины ура и в воздух лифчики бросали.
        - Чепчики, - поправил Валентин.
        Зяма отмахнулся.
        - Какие чепчики? Теперь чепчики не носят.
        - Тогда носили, - объяснил Валентин педантично. - Чепчик должен быть на голове, закрывая волосы, потому что женщина с распущенными волосами считалась и сама распущенной.
        Зяма отмахнулся снова.
        - Тогда смелостью было сорвать с головы чепчик и подбросить в воздух, а теперь - лифчик.
        Грекор сказал презрительно:
        - Оба вы… грамотеи из прошлого века. Сейчас побрасывают трусики. Если кто-то их еще носит.
        Глава 5
        Вечером мы уже просматривали десятки лучших роликов с ютюба насчет «уличных беспорядков в Москве», а вообще-то там размещены их сотни, как от простых пацанов, так и от зарубежных корреспондентов.
        Самый большой и просто ликующий хай подняла, разумеется, русская интеллигенция. Мы скачали самые интересные, это ж и наша история, на двух даже видно, как Данил с качком заворачивают менту руки, а Люська держит на его голове фуражку.
        Гаврик за это время отыскал клевый демотиватор, с ликующим визгом бегал по комнатам и тыкал всем красочно распечатанный на хорошей глянцевой бумаге плакат, разделенный на две половинки. На одном фото дороги «Адлер - Красная Поляна», на другом что-то космическое с надписью: «Полет на Марс аппарат NASA». А внизу под дорогой подпись: «Протяженность 48 км. $7,5 млрд», под космической штукой: «Расстояние 55,8 млн км. $2,5 млрд».
        - Ты только посмотри! - завопил он и мне. - Посмотри, в какой сраной стране живем!..
        - Ну-ну? - спросил я нетерпеливо.
        - Хер гну, - крикнул он победно, - бублик будет! Видишь, сколько наши гады затратили на полста километров? И сколько там за бугром на дорогу в миллион раз длиннее!.. Ты только подумай, в миллион раз!
        - Круто, - сказал я. - Задвинь его во все демотиваторы.
        - Да я оттуда и взял, - сказал он. - Я с ним на следующий митинг выйду.
        Я подумал, покачал головой:
        - Не, на митинг пока не надо. Но распространить - распространим.
        Он ускакал показывать Люське, перед нею все стараются зачем-то показаться умными, хотя Люське это по фигу, а Данил спросил тихонько:
        - А че не на митинг?
        - Мы сруны, - объяснил я терпеливо, - но не идиоты. А это идиот. Кто ж сравнивает такое? Они что, дорогу до Марса асфальтом укладывают?..
        Данил почесал в затылке.
        - Да? А я тоже сперва не врубилси.
        - На митингах полно корреспондентов, - напомнил я. - Те морды врубятся быстрее. Потому только срунство, но не дурость! Срунство - это вызов, бунт, революция!.. Это афроамериканский квадрат, который мы смело и отважно зовем в пику политкорректности черным!..
        Он подумал, просиял.
        - Мы, как чернышевские, что бросали камни в хрустальные дворцы?
        - Да, - сказал я терпеливо, - только это Чернышевский их строил, а наш человек Достоевский по ночам выходил из грязного подвала и швырял камни!.. Как ты вчера громил троллейбусную остановку. Только ты павильончик, а он - дворец! Хрустальный.
        - Классик, - сказал Данил с уважением. - Думаю, это он с злости, что его чуть не повесили, когда он бомбы мастерил и в царя бросал.
        Пока мы просматривали себя на ютюбе и новости насчет митинга, Грекор отыскал в инете о наемниках, что тоже насты, так как абсолютно пренебрегают мнением и моралью общества. А воюют за тех, кто больше заплатит. И, бывало, если противоположная сторона платила больше, то тут же переходили на другую сторону. Иногда случалось так, что наемники в разгар боя по несколько раз меняли хозяина.
        Все рассказы про некую «честь наемника» являются позднейшими наслоениями, призванными обелить эту профессию, на самом же деле наемники были людьми, лишенными всяких принципов, лишенными чести и совести. У них было только желание жить интересно и ярко, заполучить побольше денег, врываться в беззащитные села и города, убивать и насиловать, грабить. Это наемники ввели в употребление такие неслыханные в христианском мире деяния, как удар в спину, подножка, удар ниже пояса, удары по лежачему…
        Валентин выслушал, кивнул очень довольный:
        - Да, насты внесли в военную культуру немало новинок и тактических приемов.
        - А еще каких? - спросил туповатый Данил.
        - Например, захват заложников, - ответил Валентин, не задумываясь. - Согласись, это очень эффективный прием, против которого так и не придумали еще надежной защиты.
        - Террор, - добавил Грекор.
        - Террор, - согласился Валентин. - Мины.
        Я добавил:
        - Кстати, кое-что вообще вошло в арсенал официальных действий бывших рыцарских держав с высокими моральными устоями! Как вот террор остался в арсенале только настов, а установка мин вошла в официальную практику держав. Или диверсионные группы, что всегда считались подлым методом войны и еще в прошлую войну подлежали расстрелу на месте.
        - Расстрелу на месте подлежали также снайперы, - сообщил Валентин, - так как они тоже стреляли «подло»: из укрытия, нередко в спину… Так что насты обогатили не только тактику ведения войн, но и ввели в войска свои боевые единицы. От чего войны стали более кровавыми, интересными, жестокими и захватывающими.
        Мелодично трекнул мобильник, мелодия неизвестная, я взглянул на дисплей, там только номер, никакой аватары.
        Тача я коснулся, словно ядовитой змеи, сказал осторожно:
        - Алло?
        В ответил раздался мягкий голос:
        - Как мне нравится, когда говорят «алло», а не «слушаю» или «да», все-таки «алло» - это наше «хелло», что значит «привет»…
        - Здравствуйте, мистер Дудикофф, - сказал я.
        - Может, - донеслось из мобильника, - проще господин Дудиков?.. Вообще-то в Штатах я уже с первой встречи предложил бы называть меня Джоном, но в России все происходит медленно и замороженно… Анатолий, мы очень рады, что вы решили создать и зарегить… так у вас говорят?.. свою партию. И я очень надеюсь, что у вас все получится быстро, как почти в демократической стране…
        - Спасибо.
        - Теперь, - продолжил он мягко, - вам предстоят дополнительные расходы на новых людей, закупку офисного оборудования… Словом, нам не помешает встретиться.
        Я ответил без раздумывания:
        - Не помешает.
        Наверное, я поспешил с ответом, потому что он после паузы, перенастроившись, сказал, похоже, то, что намеревался выдать при следующем разговоре:
        - Чтобы снять некоторую недоверчивость… а то и подозрительность, я очень прошу заглянуть вас лично в наш маленький уютный домик. Уверен, вам у нас понравится.
        Я ответил почти твердо:
        - Нет, как-то некогда.
        - Это необязательно сегодня, - сказал он мягко. - Как только у вас появится свободное время.
        Я ощутил, что попался, не могу же брехать, что все время занят, сказал с неохотой:
        - Завтра тоже… вряд ли. Разве что послезавтра…
        - Отлично, - ответил он тут же. - В котором часу?
        - Ну, - промямлил я и сделал вид, что роюсь в блокноте с множеством деловых записей, - так это в четыре… то есть шестнадцать… даже в шестнадцать тридцать…
        - Отлично, - повторил он. - Записываю! Буду рад встретить вас лично.
        - Лучше не встречайте, - сказал я нервно. - Там вас, наверное, всякий раз фотографируют. Как шпиона.
        Он расхохотался:
        - О, как интересно! Надо будет пересказать эту шутку!
        Когда я отрубил связь и сунул мобильник обратно в кармашек, лицо у меня было такое, что все умолкли и повернулись, как настороженные и ощетиненные боевые дикобразы.
        Валентин спросил с сочувствием:
        - Все-таки не полиция?
        - Не полиция, - ответил я.
        - Тогда… из общества поддержки культурных связей?
        - Или демократических начинаний, - ответил я. - Так и не запомнил, как они назвались.
        Данил рыкнул недовольно:
        - А какая разница? Названия можно придумать самые разные…
        - Это понятно, - сказал Валентин быстро. - Я знаю, что всех тревожит. Предатели мы или нет?.. Вопрос непростой, потому что власть в России принадлежит бандитам, захватившим страну, а в этом случае должны мы защищать страну или нет?.. Получается, что мы защищаем этих бандитов!
        - Такое уже было, - сказал Зяма. - Когда Россия воевала в Первой мировой, большевики сказали, что так мы защищаем проклятый царизм, потому надо не защищать, а обратить штыки против царя… вот так и сбросили царя с трона!
        Я поежился:
        - Да, какое-то двойственное чувство. С другой стороны, он снова предложил деньги. А их мы можем использовать, как хотим, не связывая себя никакими обязательствами. Но какое-то гаденькое чувство…
        - Как будто нам самим подосрали? - спросил Грекор и хохотнул. - А если взять деньги и потратить на баб и дорогие машины? Тогда получится, подосрали им мы!
        Я поморщился, потряс головой:
        - Давайте сегодня ничего не решать. Обдумаем. Мы договорились на послезавтра. Это еще уйма времени, чтобы передумать и отказаться трижды до пения первого петуха!
        Ленин пришел к власти именно с лозунгом «Долой!», он не стеснялся принимать деньги на развитие и расширение своей партии от Германии, тогда она была для России тем же, что сейчас - США. Ленин без всяких угрызений принимал деньги, уже тогда была система благотворительных фондов, а для экстренной передачи денег использовали тайные встречи, на которые Ленин посылал помощников, никогда не засвечиваясь лично.
        Так что нет ничего позорного или криминального в том, что мы принимаем деньги от госдепартамента США. Это общепринятая практика. Так же точно принимали деньги оппозиционеры в Грузии и Украине, где вскоре победили и пришли к власти, в Киргизии и Таджикистане, в Польше и Прибалтике…
        Точно так же получают гранты сейчас оппозиционеры в Венесуэле, Иране, Сирии… нет смысла перечислять: по всему миру получают те же деньги, которые США имеют от этих стран в виде бегства капитала, от покупки долларов и прочих вложений. Конечно, эффектная комбинация: бросать оппозиционерам толику тех денег, которые США получают от того самого правительства, которое намереваются свергнуть!
        Так что ладно, сомнения в сторону, беру. А там посмотрим.
        Я проснулся с этой мыслью, мой так и не заснувший мозг всю ночь лихорадочно работал, стараясь выбрать правильный путь, хотя вроде бы все очевидно: победившие - брали от кого-то деньги, а кто не брал, тот и не победил, но на них не сошлешься, они растворились в неизвестности, в то время как поднявшиеся на деньги зарубежных разведок, будь это Ленин или Бен Ладен - попали даже в учебники по правильной тактике борьбы.
        Я пришел в офис пораньше, навстречу пахнуло ароматом крепкого кофе, с моей легкой руки он начинает вытеснять привычное нам пиво. За столом возле входа Люська расставляет чашки, в то время как Марина режет узкими клинышками пиццу.
        - Ранние пташки, - сказал я с одобрением. - Значит, идем на подъем. От победы к победе.
        Марина сказала жеманно:
        - По новостям передали, что задержано сорок два человека. Двадцать восемь отпустили после профилактической беседы, остальным вроде бы предъявят обвинения в беспорядках.
        Люська прощебетала весело:
        - Это она к тому, что у нас умный вождь! Начали драку мы, но повязали других. Вот что значит вовремя выйти.
        - Я вообще мудрый, - ответил я весело. - Налей мне чашку побольше, а этот наперсток пусть Зяма держит в обеих ладонях.
        - Он еще не пришел.
        - Когда придет… Если его мама отпустит.
        - Отпустит, - сказала Марина. - Как только Зяма сообщит ей, что тут деньги дают.
        Все хохотнули, особенности Зямы обыгрывать легче всего, в то время как Грекора только и можно дразнить салом и «пывом», Люську сиськами, а Марину толстой жопой.
        К обеду прибежал и Зяма, за ним явился Данил, еще потный и раскрасневшийся после мертвой тяги и жима за голову.
        Зяма с порога бережно вытащил из широкой папки старинную виниловую пластинку.
        - Кто знает, что здесь? То-то. Сейчас поставлю, услышите!
        Данил заметил ядовито:
        - Так у нас патефона нет! Или для этой штуки нужен граммофон?
        - А вот так, - ответил Зяма бодро и врубил карманный плеер погромче.
        В помещении зазвучала с шумами, хрипами бодрая, задорная музыка, затем молодой голос запел приподнято и возвышенно:
        - Кто привык за победу бороться,
        С нами вместе пускай запоет:
        «Кто весел- тот смеется,
        Кто хочет - тот добьется,
        Кто ищет - тот всегда найдет!»
        Я поморщился, да что за херня, у меня скулы сводит от такой бодрости и свежести. В душе сразу естественный протест: а на хрен буду за эту сраную победу бороться и строить тот самый хрустальный дворец, да я вместе с Достоевским лучше вылезу из грязного подвала и буду швырять в его стеклянные стены булыжники!
        Как-то был у Зямы дома, у него деды-прадеды готовили Великую Октябрьскую революцию, царя свергали, потом комиссарили в Гражданскую, да и потом остались рьяными коммунистами, от них у Зямы большая коллекция старых плакатов советской эпохи, пластинки с песнями, значки советской эпохи с ее первых дней.
        Он с гордостью все это показывал, я смотрел, смотрел и вдруг отчетливо понял, почему рухнула советская власть. Вовсе не из-за той хрени, как пишут сурьезные аналитики с академическими званиями, дураки они набитые, а именно вот из-за этих бодрых плакатов, с которых улыбаются здоровые, красивые и мужественные юноши и девушки.
        Ну не можем мы, не можем так долго быть красивыми и мужественными! Маятник обязательно качнется в другую сторону! И чем сильнее его оттягивать в сторону строительства хрустального дворца, тем с большей яростью те же строители ринутся его рушить…
        Хлопнула дверь, влетел Гаврик и, перекрикивая песню, заорал злобно:
        - Вот оно, очередное нарушение!.. В Госдуме предлагают запретить на митинги приходить в масках и приносить алкоголь!.. Это что же, я покупаю бутылку водки в магазине, несу домой, но прохожу через толпу митингующих, и меня могут повязать?
        - Сатрапы, - согласился Данил. - Сволочи! Они еще и штрафы хотят повысить! И все из-за того, что десятку ментов разбили головы. Так им за это и платят!.. У ментов работа такая. Да и головы у них все равно пустые.
        - Не пустые, - возразил Зяма. - Пустые уже бы разбили! А цельнолитые.
        - На прошлом митинге арестовали двадцать восемь, - напомнила Марина. - Четырнадцать все еще в обезьяннике. Это же сколько им придется выплатить, если штрафы в самом деле поднимут, как грозит Госдума, в два-три раза?
        Данил оглянулся на меня:
        - Бугор, а нельзя нашему благодетелю намекнуть, что люди пострадали за благо свободы, надо бы за них внести штраф? А то больше на митинг никто не пойдет и камнями бросаться не будет!
        Я за столом копался в бумагах, Люська уже нараспечатывала всякой хрени, гордясь тем, что умеет пользоваться принтером, все о штрафах за беспорядки на митингах, правила и анкеты для заявок на мероприятия.
        - Что, - пробурчал я, - вы всерьез думали, что те арестованные заплатят из своего кармана? Все будет возмещено, даже так называемый моральный ущерб, хотя я до сих пор не понял, что это. Только тем группам платят другие.
        - Или тот же Дудиков, - сказал Зяма, - но в другие дни.
        Валентин сказал рассудительно:
        - Только в Москве таких обществ по поддержке демократии сотни. И все они открыто или полуоткрыто финансово поддерживают оппозицию. Так что за остальных волноваться не надо… Нужно только думать, чтобы самим не слишком влезать, а то знаете поговорку: коготок увяз - всей птичке песец.
        Данил посмотрел на меня с надеждой.
        - Анатолий у нас хоть и редко говорит, но это еще та акула. Его не ухватишь голыми руками.
        - Разве что под жабры, - сказал Валентин.
        Люська прокричала от столика с кофейным автоматом:
        - Анатолий, какой кофе засыпать? Тут три разные пачки…
        Я отмахнулся, все так же не поднимая головы от стола с бумагами.
        - Да какая разница?.. Какие-то сорта придумали. В кофе главное - крепость…
        Дверь распахнулась, вошел крепко сложенный мужчина в неприметном костюме, с порога окинул помещение быстрым цепким взглядом, мгновенно ухватив все, такие люди не осматриваются с распахнутым ртом.
        - Правильная оценка, - сказал он сильным мужественным голосом. - Кофе должен быть крепким! Все остальное - эстетствующая блажь.
        Он сразу же по-приятельски подсел ко мне за стол, улыбнулся располагающе.
        - Нам понравилась ваша группа, - сказал он самым дружелюбным голосом. - У вас спаянность, веселый нрав, вы крепкие здоровые ребята, а еще вы пришли сами по себе, это заметно, и никому не подчинялись.
        Зяма спросил вежливо:
        - Это тоже заметно?
        Гость усмехнулся:
        - Очень. Когда через мегафоны отдавали команды, то вся та масса, под какими бы знаменами ни пришла, разом поворачивала в ту сторону, куда указывали. А вы сперва совещались, стоить ли переть с ними. И хотя это у вас происходило все быстро, как на военном совете, но заметил это не только я.
        - А вы кто? - спросил я.
        Он улыбнулся еще шире и дружелюбнее.
        - Важнее не то, что такое я, а что могу предложить. К примеру, у нас есть пара свободных помещений, первое втрое больше вашего офиса, а другое вчетверо. И поближе к центру, конечно. Можем вам предложить, вы нам понравились…
        - За так? - спросил я.
        Он улыбнулся:
        - Практически да. Разве что вам нужно пару раз… Или чуть больше поучаствовать в некоторых акциях, где нам пока нежелательно засвечивать своих людей.
        - Каких акциях?
        - Через неделю будет еще один митинг, - сказал он. - Там же, на проспекте Сахарова, места вам знакомые.
        Зяма сказал живо:
        - Мы о нем ничего еще не слыхали!
        - В новостях скажут попозже, - сказал незнакомец. - Просто заявка уже в мэрии, сейчас рассматривают, но составлена правильно, придраться не к чему, разрешат.
        - Ух ты, - сказал Зяма, - надо будет поучиться составлять бумажки так, чтобы и муравей нос не подточил.
        Незнакомец улыбнулся:
        - Есть сведения, что власти постараются направить на разгон не милицию, а футбольных болельщиков. Как бы сам народ против оппозиции! Ну, те быки всегда рады возможности подраться, а митингующие за свободу и демократию, как вы сами знаете, не совсем драчуны… Можно сказать даже, совсем не драчуны.
        - Знаем, - сказал Данил и гордо поиграл бицепсами.
        Незнакомец окинул его одобрительным взглядом.
        - Если сумеете встать между митингующими и болельщиками, - сказал он, - любое из этих двух помещений ваше! И не в аренду, а будете собственниками.
        Все мои затихли, ожидая моего ответа. Я собрался с мыслями и ответил с достоинством:
        - Вы сами заметили, мы никому не подчиняемся. Полагаю, нам лучше оставаться независимыми и дальше.
        Он тут же улыбнулся, легко поднял со стула плотное натренированное тело.
        - Ценю ваши убеждения. На всякий случай оставлю визитку… Если вдруг что, звоните.
        После его ухода я взял визитку, посмотрел с этой и той стороны, но там только имя «Владимир» и телефон.
        В комнате стало тихо, все выглядят несколько пришибленными, даже испуганными, хотя этот мужик всего лишь наговорил комплиментов и предложил некую сделку. Возможно, весьма выгодную для нас.
        Валентин сказал негромко, но со значением:
        - Мы становимся заметными.
        - Что налагает, - пробормотал Данил. - А то и накладывает.
        Глава 6
        До шестнадцати тридцати еще три часа, я ничем не могу заниматься, в голову лезут самые разные мысли, начиная от самых дурацких, что меня завербуют в шпионы, а на выходе из этого культурного центра чекисты перехватят и потащат в черный воронок, после чего отвезут в подвалы Лубянки…
        Бесцельно шарил по инету, это самый надежный способ убить время без толку и смысла, посмотрел очередной засвет Ани Межелайтис, оценил размер ее сисек и сравнил с сиськами новых восходящих звезд, в конце концов забрел на литературный форум и сразу ощутил, что попал к своим.
        Да, самые большие сруны, естественно, писатели. У них просто существует неписаный закон: обкакивать все, что попадает в зону внимания. У писателей дураки и сволочи - президенты, короли, вообще политики, гады и сволочи просто богатые, а бедные тоже полное говно, а еще говно - прошлое, настоящее и будущее.
        Если же какой-то из писателей попробует написать что-то «положительное», его с позором изгоняют из своих рядов, ибо поэтом можешь ты не быть, а вот сруном - обязан!
        Есть такой странный жанр, как фантастика, там сруны вовсю оттягиваются, расписывая ужасы, которые ждут от науки, от медицины, от генетики, вообще от будущего, и предупреждают, предупреждают, предупреждают это тупое стадо, что надеется на светлое будущее, но сруны заранее стараются в том будущем так все засрать, чтобы никто не посмел туда ступить и копытом.
        Данил подошел, постучал с неким намеком костяшками по столешнице.
        - Ну? - спросил я. - Войдите, геноссе.
        - Пора, - напомнил он, - а то вдруг пробки.
        - Сам ты пробка, - буркнул я. - Я поеду на метро.
        - Ну… лучше приехать раньше, а там вблизи подождать, водички попить… Эта такая жидкость, вроде пива, только противная…
        - А если те увидят, - возразил я, - что я уже прибыл?
        - А ты близко не подходи.
        - У них, - сказал я, - может быть, видеонаблюдение за целым кварталом! Не могу же себя так ронять. Это низкопоклонство перед Западом.
        - Тогда опоздай чуток…
        - И выказать рассейскую расхлябанность? Нет уж, я покажу этим заморщикам нашу немецкую точность, пусть умоются.
        Домик под общество по культурным связям выделен, как говорится, отдельно стоящий, трехэтажный, старинной кирпичной кладки. В центральной части Москвы таких немало, хотя здесь когда-то была глубокая окраина.
        Сам Дом писателей на метро «Баррикадная» - «Краснопресненская» был когда-то далеко за городом усадьбой Ростовых, описанных Толстым в «Войне и мире». Я прошел мимо, там какая-то тусовка, народ толпится перед входом, потом попетлял по узким улочкам и вышел к этому уютному домику.
        Слева у двери переговорное устройство, тоже оформленное под старину. Я нажал кнопку, она там одна, сказал сдавленным голосом:
        - Анатолий Крякун к Дудикову.
        Приятный женский голос ответил с готовностью:
        - Входите.
        Щелкнуло, я потянул на себя дверь и оказался в небольшом вестибюле. Молодой охранник сидит перед компом и режется в контрстрайк.
        - Я к Дудикову, - сказал я.
        Он проговорил, не отрывая взгляда от экрана:
        - Про… хо… дите…
        Дальше дверь приоткрыта, я переступил порог и ощутил себя так, будто вошел не то в музей русской литературы, не то в выставочный зал библиотеки. На стенах портреты Пушкина и Лермонтова, Льва Толстого, Достоевского, остальных не знаю, но догадываюсь, что среди этих бородачей есть обязательные Тургенев, Некрасов, Тютчев…
        А вдоль стен на столиках под стеклом редкие книги, рассыпающиеся от старости, пара из них открыта на середине, там древние буквы и картинки киноварью, совсем какая-то дикая старина, на хрен это все хранить, в углу чучело древнего витязя в полный рост в кольчуге, коническом шлеме с бармицей, в левой руке щит, в правой меч, на поясе ножи, штаны кожаные, сапоги на двойной подошве…
        Со второго этажа быстро спустился, почти сбежал человек чеховского сложения и облика, сказал торопливо:
        - Анатолий? Я Степан Гацура, помощник Дудикова. Позвольте, проведу к нему, он сейчас ведет переговоры по скайпу, просил извиниться, что не может встретить лично…
        - Да пустяки, - сказал я, сразу почему-то ощутив себя как дома. - Подожду, это мелочи… Как у вас здесь… интересно…
        Гацура развел руками, сказал почти застенчиво:
        - Ничего не могу с собой поделать, Дудиков и меня заразил любовью к России. Он просто обожает страну, которая сумела дать миру таких титанов силы духа!.. Я уж молчу про ваших великих ученых…
        - Менделеев? - спросил я, исчерпав запас своих знаний в этой области ровно наполовину.
        Он улыбнулся:
        - Да… но и современные творят цивилизацию! Не только ваши Сергей Брин или Константин Новоселов, но и тысячи-тысячи лучших умов планеты, прибывшие из России, что сейчас трудятся в Штатах в самых лучших научных центрах и каждый день открывают что-то невероятное… Сюда проходите… Не споткнитесь, все никак коврик не приладим… Выбирайте кресло, вот это мягче, а это слегка прохудилось, все никак не соберемся перетянуть… Мария! Мария, поди сюда!
        Появилась миловидная и какая-то очень домашняя уютная девушка, улыбнулась мне.
        - Чаю, кофе?
        Гацура посмотрел на меня.
        - Что предпочитаете?
        - Кофе, - ответил я.
        - Слабый, крепкий?
        - Strong.
        Мария не стала спрашивать насчет сахара и сливок, с русскими же имеет дело, удалилась, а через минуту снова вошла уже с подносом, где кроме двух чашек с парующим горячим кофе еще и горка сахарного печенья на блюде, кусочки сахара и конфеты.
        Чашки одна большая, другая совсем крохотная, большую поставила передо мной, малую перед Гацурой. То ли потому, что ему приходится пить с каждым гостем, то ли потому, что уже знают мои вкусы. Или просто учитывают, что русские ни в чем не знают меры.
        Я взял чашку, простая и без фокусов, печенье тоже обычное, из рядового магазина. Вообще ощущение, что пришел в гости в семью старых русских интеллигентов, где так трогательно дорожат стариной и придерживаются каких-то уже забытых правил, даже неловко, что им Россия ближе, чем мне.
        - Хорошо у вас, - сказал я откровенно, - хотя и непривычно.
        - Ожидали чего-то иное?
        - Да…
        На лестнице вверху послышались торопливые шаги, я поднял голову, это спускается Дудиков.
        Он издали виновато развел руками.
        - Прошу простить, работа есть работа.
        Гацура поднялся.
        - Я пойду?
        - Идите, - разрешил Дудиков и добавил с шутливой строгостью: - Но если снова тут же нырнете на порносайты, я у вас вычту треть жалованья!
        Гацура ухватился за голову и помчался вверх по лестнице, как шуганутый кот, а Дудиков подошел ближе, я встал, мы обменялись рукопожатием.
        Он кивком пригласил меня сесть и заканчивать с кофе, сам опустился на место Гацуры.
        - Удивляетесь? - спросил он словоохотливо. - Но мне так хотелось отыскать в своей родне русские корни! И когда я узнал, что у моего прадедушки, здоровенного такого гиганта, я его просто обожал, фамилия Малкин, я так радовался, думал, что русский, но, увы, оказалось, что это ирландская фамилия, просто созвучие… Впрочем, еще в универе у меня были двое русских друзей, один из Санкт-Петербурга, только не вашего, а нашего, в Штатах есть два Санкт-Петербурга и пять или шесть городков с названием «Москва», названных переселенцами из России…
        - А второй откуда? - спросил я вежливо.
        - Из Перми, - ответил он. - Хотел вернуться и стать в родном городе мэром, но, по-моему, женился и остался где-то в Лос-Анджелесе.
        - Уютно у вас, - сказал я.
        Он заулыбался, очень довольный.
        - Я вообще человек очень домашний и обожаю уют.
        - Однако, - проговорил я с настороженностью, - вы даете деньги организации, что выступает против системы?
        Он кивнул, ответил очень мягко и осторожно:
        - Ваши богатейшие фабриканты, вроде Саввы Морозова, давали огромные деньги большевикам на забастовки, стачки и приобретения оружия… вы это помните из школьного курса истории. Они выступали, как можно сказать, против системы… на самом же деле просто хотели большей справедливости в обществе, как вот вы. Но понимали, что для этого нужно было сперва сломать хребет царизму…
        Я пробормотал:
        - Да, у нас царизм еще тот…
        - Вас, конечно, интересуют наши цели, - сказал он мягко и как-то виновато, - обязательно должно возникнуть подозрение, а не вредите ли таким образом России…
        - Все верно, - ответил я. - Так как с этим?
        Он покачал головой:
        - Как Савва Морозов не хотел нанести вред России, как и большевики, что приняли Россию с деревянным плугом, но сделали ее атомной сверхдержавой и первыми запустили человека в космос… так и мы вовсе не хотим нанести вред. Просто от демократической России не будет исходить угроз, вот что нам самое важное!.. Нам нужна цветущая и богатая Россия! Тогда вы сможете больше покупать у нас товаров, а мы сможем их больше производить… разве это не выгодно нам обоим?
        - Ну…
        - Ломайте систему!.. - сказал он мягко, но с настойчивостью. - Вы, конечно, не добьетесь всех своих целей, но чего-то да добьетесь, и благодаря вашим усилиям страна станет свободнее и демократичнее. Это выгодно всему миру, так как демократические страны друг с другом не воюют, это аксиома. В США и в Европе можно будет резко уменьшить расходы на вооружение, а то и вовсе отменить, направив на благосостояние…
        - Хорошо бы, - сказал я, чувствуя, что надо что-то брякнуть.
        - Вас, наверное, заинтересовало, почему мы обратили внимание именно на вас? - спросил он. - Именно молодежь всегда требует перемен. Только у молодежи, как сказал ваш великий Пушкин, он, кстати, и наш, гении принадлежат всему миру, «пока свободою горим, пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!» У молодежи еще чисты сердца и незапятнанные души, есть идеалы, стремления, жажда всеобщей справедливости. Ваш вождь, Емельян Пугачев, что поднял народ на борьбу за справедливое устройство общества, был казнен московскими сатрапами в двадцать один год, вожак восстания декабристов Павел Пестель - в тридцать два года, Кондратий Рылеев - в тридцать, Петр Каховский - в двадцать восемь лет, Муравьев-Апостол - в двадцать девять, Бестужев-Рюмин - в двадцать четыре года, Че Гевара - в двадцать восемь лет…
        Он взглянул на мое несколько напряженное лицо, усмехнулся и сказал совсем другим голосом:
        - Но немало и таких, кто бунт сумели превратить в революцию, а с ее помощью пришли к власти и дожили до самого преклонного возраста. Ну, достаточно назвать Фиделя Кастро, Каддафи, Насера… их было много! Так что не стоит смотреть так уж трагически. В любом случае, достигнете вы цели или нет, но Россия станет демократичнее и прозрачнее для всего мира. Сейчас не сталинское время, тогда бы нас всех сразу в ГПУ, где на следующий день расстреляли бы в казематах Лубянки. Сейчас мы работаем фактически открыто. Самое смешное и невероятное для нынешних чекистов, что мы в самом деле продвигаем свободы в России, открытость и прозрачность!.. Это вынуждены нехотя и сквозь зубы признать и власти в Кремле. Потому мы уже непобедимы, а с каждым днем будем вмешиваться в дела России все больше и больше. А как бы вы поступили, если бы увидели пожар в доме соседа?
        Я ухмыльнулся:
        - Начал бы снимать видео для ютюба.
        Он кивнул, взгляд остался серьезным.
        - Я бы тоже, наверное… но я на службе, а здесь выполняю свои обязанности насчет того, чтобы сеять разумное, доброе, вечное. Вы же сами понимаете, что мы уже быстро и даже стремительно сливаемся в один народ, одну нацию, одно человечество!.. Но для этого нужно дестабилизировать нынешнюю систему авторитарной власти. Лидер в Кремле чересчур силен, пользуется громадным авторитетом, как у простого населения, так и у бизнесменов, а так быть не должно, это недемократично.
        - Но у нас свобода, - пробормотал я. - И демократия… Вон Абрамович какие яхты строит…
        Он внимательно посмотрел на меня и мягко улыбнулся.
        - А вы еще не догадались, что Абрамович выполняет крайне важное задание Кремля?.. Он своими покупками самых дорогих в мире дворцов, постройкой самых огромных яхт размером с «Титаник» все время поддерживает и подогревает в мире разговоры, что в России с демократией все в порядке. Дескать, смотрите, как живут богатые люди в этой России! Он и губернатором был, и насчет Виндзорского дворца торгуется с королевой Англии, и снова может стать губернатором Чукотки, если захочет…
        - Как-то не думал о таком, - пробормотал я озадаченно.
        - Я знаю, - сказал он негромко, - по нашим данным, Абрамович хотел бы вести жизнь, как Цукенберг, ничем не выделяясь в обществе, чтобы заслужить любовь и уважение не только в Америке, но и во всем мире! Но ему дан четкий приказ, как распоряжаться выделенными Кремлем деньгами.
        Я буркнул:
        - Да уже догадывался, что все не совсем так, как подается рядовому обывателю. Но чтоб такое?
        - Вы не рядовой, - сказал он. - Вы просто очень молоды, потому еще на уровне простого обывателя. Но тот останется таким до конца жизни, а вы через полчаса выйдете отсюда уже поумневшим и приподнявшимся на ступеньку. И таких ступенек у вас впереди будет много.
        Я глотнул кофе, осторожно опустил чашку на блюдце.
        - Власти в самом деле не препятствуют… вашей деятельности?
        - Препятствуют, - ответил он и снова улыбнулся. - Но не так уж прямо. На документах насчет культурного сотрудничества стоят подписи вашего и нашего президента. Потому могут только порочить нас всячески, напирать на патриотизм, предательство национальных интересов… Скажите, присоединение Тверского княжества или Великого Новгорода было ли предательством национальных интересов с их стороны?.. Вы же понимаете, сейчас складывается национальность Интернета! И пытаться ограничить ее географическими рамками, сложившимися несколько веков назад, в век мечей и доспехов, пусть даже пищалей… просто неловко за таких людей.
        Я посмотрел на него исподлобья.
        - Ваше общество работает не только в Москве?
        Он наклонил голову.
        - Естественно, по всей России, хотя все смотрят на Москву. Да, деньги выделяем им тоже практически легально, хотя стараемся не афишировать. Я уже сказал, Кремль знает, но ничего не может поделать.
        - Почему?
        - Россия, - сказал он, - не Китай. Там страна с крепкой и монолитной культурой, а Россия… это вообще-то удивительное образование. Она так и не сложилась в нечто застывшее, что просто великолепно. Россия - уникальное явление, у России особый путь, здесь многие ее философы абсолютно правы. И мы стараемся ей в этом помочь. Для этого и передаем вам очередной транш в размере ста тысяч долларов… разумеется, в рублевом эквиваленте. Это три миллиона рублей… Держите, вы оправдали наши ожидания. На митинге вы вели себя с блеском!
        - Спасибо за оценку, - ответил я и поднялся.
        За деньги благодарить не стал, хотя руки слегка затряслись, никогда такой суммы даже в глаза не видел, шесть пачек красненьких в банковских упаковках, с ума сойти.
        - Она заслуженна, - ответил он скромно и тоже поднялся.
        До выхода мы прошли вместе, но распрощались в вестибюле, словно он не хотел, чтобы на выходе фээсбэшники нас сфотографировали вместе, хотя мне почему-то кажется, что тем тоже на все насрать…
        Глава 7
        Ехал на метро и часто щупал карманы, у меня их как раз шесть, в каждом по пачке, распихал еще в вестибюле культурного центра, а в голове стучит настойчиво: пора купить автомобиль. Хоть засратенький, но с такими деньгами в подземку спускаться опасно.
        В офисе никто из основного ядра не расходился, а когда я появился на пороге, все даже привстали с мест.
        - Живой, - сказал Зяма первым. - Пришел… нерасстрелянный!
        - И следов пыток не видно, - поддакнул Данил. - Точно пробежал мимо Лубянки. Или подземным ходом, как из Палестины в Египет. Давай, бугор, рассказывай!
        - Сперва кофе, - сказал я хриплым голосом. - Покрепче. Новости просто охренительные. А вы все сядьте, а то попадаете.
        Мне услужливо придвинули стул, Люська начала торопливо жать кнопки, добиваясь самого черного, все расселись вокруг, я ощутил себя на перекрестке полудюжины требовательных пар глаз.
        - Дело было так…
        Они слушали внимательно, я не утаил, что явился на полчаса раньше, но проторчал у газетного киоска за квартал от нужного дома, рассказал, как приняли, и передал со всеми подробностями разговор.
        Валентин сказал с одобрением:
        - Хорошо поработали!.. Наверное, целая группа специалистов по России обустраивала помещения, добиваясь нужного эффекта на всякого гостя.
        - Какого? - спросил Данил туповато.
        - Нужного, - сказал Зяма.
        Валентин пояснил:
        - Вот Анатолий уже поверил, что они - патриоты России, и преисполнился к ним доверием. А это самое главное. Теперь ему можно любую лапшу на уши вешать.
        - Ну уж и любую, - пробормотал я, но чувствовал себя смущенным, все-таки я почти полюбил ту организацию, такую доброжелательную и совсем не похожую на американцев, что прут с авианосцами всюду, где померещатся запасы нефти. - Мне тоже показалось… ну, что с сусальностью переборщили. Но вообще-то я туда за деньгами ходил!
        - Да, - сказал Данил. - Это главное. Хотя вот не знаю…
        - Чего?
        Он пробормотал тупо:
        - Брать деньги у врагов?
        Зяма сказал с апломбом:
        - А почему нет? Все брали! Вон большевики вообще на деньги германского императора совершили революцию в России! Великую Октябрьскую, как ее называют, хоть и в ноябре.
        - А талибы брали у штатовцев, - поддержал Грекор, - а потом им же и вломили! Бен Ладен целиком был на содержании ЦРУ. На их деньги вооружил и обучил «Аль-Каиду». А потом ка-а-ак шарахнул по своим учителям! Дескать, не продаемся…
        Валентин добавил ободряюще:
        - Ты же не обещал работать на них? А деньги употребим так, как сами считаем нужным.
        - На культуру, - сказал Зяма. - Ох, что-то моя рука сама тянется к пистолету…
        - У тебя тянется к бедру, - уличил Данил. - Люськиному. Люська, он же тебя щупает!
        Люська обиделась:
        - Ничего подобного, только гладит! А гладит хорошо, умело. Чувствуется, хорошие книги в детстве читал.
        Я громко похлопал ладонью по столешнице, они замолчали и повернулись ко мне.
        - Хватит умничать, - сказал я. - Давайте поконкретнее. Я тут вчера долго лазил по инету, для кого-то это свалка, для кого-то собрание всяких знаний, а для всяких чокнутых, что потом переворачивают мир, он бывает и генератором идей… Люська и Маринка… Слушайте сюда. У вас есть шанс прославиться. И не только в Москве, но и во всем мире.
        Все посерьезнели, Люська взвизгнула и восторженно захлопала в ладошки, но Марина, напротив, насторожилась.
        - Смотря чем…
        - Борьбой за демократические принципы, - сказал я твердо. - За свободы!.. Я прошерстил тут кое-что поиском, наклевывается очень интересная идея, что может дать очень много.
        Люська пропищала:
        - Говори скорей!
        - Сейчас складывается удачная ситуация насчет церкви, - объяснил я. - Как мы все знаем, у российской интеллигенции нет и никогда не было идеалов! Для нее главное - быть против власти. Неважно, что делает власть, важно быть против. Потому я бы это говно, назвавшее себя русской интеллигенцией, утопил бы в самом грязном болоте, чтоб и духу его не было!.. Это сейчас видим, с какой яростью набросились на церковь, у них сейчас это как пароль: льешь на церковь ведра говна - свой, защищаешь - враг!
        Данил вытаращил глаза.
        - Ты чего?.. Они же против жирных попов!
        - Против, - согласился я с неохотой, - но именно эта же сраная интеллигенция несколько лет истошно расписывала ужасы безбожной советской власти и требовала восстановить церковь во всей красе и величии!.. Это ж она яростно требовала и настаивала с пеной у рта, чтобы засыпали тот бассейн и построили этот чудовищный храм Христа Спасителя с его подземным гаражом, магазинами, саунами, массажными салонами, офисами и автомойкой!.. Ибо, по словам нашей интеллигенции, без этого храма ну никак не быть свободной и демократической России! Это же эта гниль поддержала диктатора, который в центре Москвы расстрелял законно избранный парламент. А потом этого диктатора отпевали в этом же храме, где ранее канонизировали царя!.. Ха, я недавно пересмотрел некогда нашумевший фильм, блин, забыл название… ах да, «Покаяние», но с той поры интеллигенция с восторгом и придыханием постоянно твердила друг другу заклинательную фразу из того кина: «Все дороги должны вести к Храму! А иначе зачем они?»
        Данил сказал потрясенно:
        - Быть такого не может!
        Валентин сказал задумчиво:
        - Все вообще-то так, как Анатолий и говорит… Хотя я еще и не понял, к чему это, но, думаю, сейчас узнаем… Подтверждаю, раньше только и слышали призывы интеллигенции к возрождению духовности и почитанию поруганных церковных святынь! Ну, блин, по их словам, без восстановления храма Христа Спасителя вообще не будет у нас жизни!..
        Я сказал зло:
        - Это они сейчас делают вид, что не по их настоянию восстановили все это чудовище РПЦ! То самое, что сразу же занялось табачным и водочным бизнесом, нажив миллиарды долларов на беспошлинном ввозе, а потом застроило своими новыми церквями дороги, скверы, парки, а себе отгрохали такие дворцы, что и куда там Абрамовичу!
        - А щас вдруг заткнулись, - сказал Зяма. - И даже поменяли мнение на противоположное. Это ж хорошо?
        Я сказал с отвращением:
        - Не люблю предателей!.. Сегодня, как флюгеры, смотрят в одну сторону, завтра - в другую. И хотя сегодня вроде бы с нами, но кто знает, что завтра эти продажные шкуры выкинут!
        - Они не продажные, - возразил Грекор. - Я слышал, среди них есть и честные. Просто у них нет своего мнения. А своим считают любое, им подсунутое ловко, как вон нашему Анатолию.
        Я сказал сердито:
        - Ничего мне не подсунули.
        - Но подсовывали, - согласился Грекор. - Но ты - твердый дуб, у тебя мозги, как камень, ариец, а русская интеллигенция вся из комплексов.
        - Тогда идиоты!
        - Не все, - поправил Валентин. - Я сам видел видеозапись, когда некоторые из них за деньгами прямо в штатовское посольство ходят.
        Я покачал головой.
        - Ладно-ладно, не сбивайте! Сейчас православную церковь топчет каждый, кто только пожелает. За дело, конечно. Потому, если и мы нанесем свой удар, то общественность нас поддержит!
        Люська сказала с восторгом:
        - Говори же скорей!
        - Сделаем так, - сказал я. - При нашей поддержке, что обеспечит отвлекающие маневры, Люська и Марина взойдут на алтарь в этом чудовищном храме Христа Спасителя… хотя я не просил, чтобы меня он от чего-то спасал против моей воли, и там быстро насрут прямо на алтаре!
        Все замолчали, даже Люська застыла с приоткрытым ртом, а остальные после паузы начали переглядываться.
        Валентин сказал с сомнением:
        - Анатолий, это… слишком радикально.
        - Это в нашем духе, - возразил я.
        - Но это… слишком.
        - Почему?
        Он проговорил в затруднении:
        - Одно дело сотворить такое под дверьми соседа, так и Диоген делал, другое - в церкви. Понимаешь, церкви…
        - Я должен затрепетать? - сказал я, повышая голос. - Вы забыли, что церкви больше нет! Есть только сборище тупых и жадных попов. А еще есть это безобразное здание, которое олицетворяет… блин, да вы же сами знаете, что оно олицетворяет! Совсем не то, что должна олицетворять церковь!.. И потому это будет правильно и честно выразить свое отношение к этой лжи…
        Я чувствовал, что меня трясет от непонятной ярости, ну что это они все не понимают, это же так ясно, это же так зримо!
        Данил первым заговорил все еще нерешительно, но с каждым словом все тверже и тверже:
        - А в самом деле… что мы присмирели?.. Мы же заявляли, что для нас нет ничего святого в том, что сделала власть, что олицетворяет кровавый режим Кремля… А церковь - послушная шавка на поводке Кремля!
        Грекор проворчал:
        - Да, но… Черт, как же долго в нас вбивали почтение к церкви! Попов можно было критиковать сколько угодно, но… не церковь же!
        Он умолк, все повернулись в сторону двери.
        Глава 8
        Там на миг остановился на пороге крепкий мужчина средних лет, лицо покрыто плотным загаром, на подбородке белая черточка шрама. Весь он показался мне вырубленным из цельного куска гранита.
        - Насты? - спросил он и улыбнулся, как старым друзьям. - Хорошо у вас тут, уютно.
        Люська переспросила с недоверием:
        - Уютно?
        Он улыбнулся шире.
        - Видели бы вы, в каких условиях начинали мы!
        Я поинтересовался с холодком:
        - Кто это «мы»?
        Его светлые, почти прозрачные глаза окинули меня внимательным взглядом с головы до ног.
        - Вы Анатолий, вожак?.. Да, лидер чувствуется сразу. Меня прислали помочь вам.
        Я ответил почти враждебно:
        - А кто сказал, что мы нуждаемся в чьей-то помощи?
        - Я могу уйти, - ответил он добродушно, - но не совсем разумно гнать со двора птицу, которая может нести золотые яйца. Тем более на халяву.
        Зяма, очень чувствительный к подобным предложениям помощи, сразу же спросил заинтересованно:
        - Вы таки намерены оказать нам некую помощь безвозмездно?
        - Точно, - ответил незнакомец.
        Зяма живо протянул вперед руки, сложив ладони ковшиком.
        - Давайте! Если не поместится, я сумку принесу. С двумя большими карманами!
        - Хороший подход, - сказал незнакомец весело. - Нет, я принес не доллары, это мне ими заплатили, чтобы я вам помог. Но если не хотите, я пойду, все равно доллары мне уже заплачены вперед.
        Я спросил все еще с враждебностью:
        - Кто вы? И что представляете?
        - Денис Евлах, - ответил он. - Вообще-то Евлахов, но я из страны, где даже такая фамилия кажется длинной, вот и вписали в паспорт укороченный вариант.
        - Догадываемся, - сказал Данил, - что за страна. На мой взгляд, вы инструктор по рукопашному бою. Я угадал?
        Денис Евлах довольно кивнул:
        - У вас, юноша, цепкий взгляд. Да, я инструктор по рукопашному, помимо всего. Прежде всего я специалист по выживанию. В демократических странах ценность человеческой жизни повышается с каждым годом, теперь из-за одного-двух убитых американских солдат в Афгане или Сомали сенат готов отозвать весь контингент и оставить местных на произвол судьбы. Дескать, пусть продолжают убивать друг друга. Жалко, дескать, но своих еще жальче. Потому бойцов нужно научить выживать даже не из-за гуманизма… ну, вы понимаете, какие из нас гуманисты.
        Зяма ответил первым:
        - Понимаем. Вы собираетесь рассказать нам, как выжить в этом скучном правильном мире?
        - И рассказать и показать, - ответил инструктор. - Есть среди вас те, кто готов учиться оказывать сопротивление, если во время мирной демонстрации его попытаются незаконно арестовать?
        Данил ответил мрачно:
        - Я готов хоть сейчас.
        - Я тоже готов, - сказал Грекор.
        - И я, - поддержал Гаврик.
        Зяма и Валентин промолчали, ну, а я, как вождь, вообще должен руководить с высокого холма, не ввязываясь в схватки.
        - Хорошо, - сказал инструктор, - тогда сперва определимся…
        Он прошелся вдоль стены, я видел, как внимательно рассматривает ребят, Данил и Грекор сразу подтянулись и напрягли мышцы, что инструктору явно понравилось, вижу по лицу.
        - Ваши мирные демонстрации, - сказал он, - как я уже слышал, все чаще запрещаются властями, а всякие шествия и митинги пытаются разогнать…
        - Чаще чужими руками, - пояснил Зяма.
        Инструктор вскинул брови и оглядел его с головы до ног.
        - Это как?
        - Не полицаями, - объяснил Зяма, - или ОМОНом, а натравливают футбольных фанатов или националистов!.. А тем только дай подраться!
        Инструктор улыбнулся:
        - Так это еще лучше. Сопротивление полиции чревато, а вот отбиваться от нападения футбольных фанатов или любых других групп вы имеете полное право!.. Чувствую, вы уже созрели, чтобы от мирных демонстраций и беззубых митингов переходить к следующему шагу. Думаю, вы сами это чувствуете. Второй шаг так и называется: стычки с полицией. Или с кем-либо, кто пытается вас подмять. То есть вы не просто не позволяете лупить вас по головам и спинам дубинками, но и даете отпор…
        Данил сказал гордо:
        - Мы уже даем!
        - Это еще не то, - ответил инструктор. - Бросить издали камень - это еще не отпор. А вступать в рукопашную не сможете… да-да, не сможете. Там тренированные бойцы, они вооружены, в защитных костюмах, уже встречались с такими, как вы, опыт есть…
        - Ну и что?
        - А то, - сказал инструктор, - что сегодня начнем курс молодого бойца. Бойца в городских условиях. Если хорошо подготовиться, то можно не только давать отпор, но и одерживать победы!
        - Как?
        Он усмехнулся:
        - На самом деле преимущество не у полиции или ОМОНа, а у вас. Они при всем своем громоздком вооружении скованы не столько боевыми порядками, как уставом, правилами и параграфами. У вас возможностей намного больше. Вы можете как угодно импровизировать… если эти импровизации заранее разучены и отрепетированы.
        Гаврик вскинул руку, как на уроке.
        Инструктор кивнул ему, Гаврик выпалил:
        - Камни!
        - Верно, - сказал инструктор, - например, камни. Ни милиция, ни ОМОН не обладают таким совершенным оружием. Камни - основное оружие пролетариата против защитников реакционных режимов. Врукопашную сходиться вам нельзя, у них и выучка, и дубинки, и прочая гадость на вооружении, а за спиной подкрепление с водяными пушками. А вот камни… Чуть позже я объясню, как делать мощные рогатки, это вполне легальная вещь, запрета на нее нет ни в одной стране, даже в России, а швыряет так далеко, как рукой никогда не забросишь.
        - Здорово, - сказал Гаврик с восторгом.
        - Еще одна важная вещь, - сказал инструктор. - Спаянность и взаимовыручка. Если мерзавцам удастся кого из вас выдернуть и скрутить, постарайтесь тут же ринуться на помощь и отбить. Помните - отбиваете других, будут отбивать и вас. Но следите и за балансом…
        - Это как?
        - Чтобы те не повязали и вас, - сказал инструктор. - Или еще кого-то. Помните, самое большее, что вам грозит, - ночь в участке. Утром отпустят. Если же что-то серьезнее, все равно мы не оставим вас, у нас есть и деньги и адвокаты.
        Данил гордо расправил плечи, приятнее все-таки выступать от имени некой силы, а не просто от себя лично.
        - Кстати, - сказал инструктор, - никогда не поддавайтесь на демагогию власти насчет того, что пользуетесь подлыми приемами, забрасывая камнями издалека и все такое. Ага, они хотели бы, чтобы вы сходились врукопашную с натренированными бойцами и разбивали кулаки о кевларовую броню их жилетов?.. Как бы не так!.. Вообще вредите власти везде, где только можете! Самое простое, что может даже ребенок, - это баллончик с краской. Вы всегда можете нанести спреем быстро и эффективно свою символику, название партии или броский лозунг! Только не на гладкую поверхность, откуда легко соскоблить, а на шероховатую, типа бетона или кирпича. Замудохаются соскабливать, тем более что с таких стен соскоблить вообще невозможно, если не привозить установку с дорогим пескоструйным аппаратом.
        - Здорово, - сказал Гаврик зачарованно.
        - Второе, - сказал инструктор, - конечно же, рогатки. Сделать ее самому проще простого, разрешение на нее не требуется, хлопка при выстреле нет, скорострельность зависит только от вашего умения, а камешками и гайками можно набить карманы сверху донизу, вон у того парня их шесть…
        - Восемь, - поправил Гаврик гордо.
        - Кто слишком ленив, - сказал инструктор, - может заказать превосходную рогатку за два с половиной доллара в фирме Wrist-Rocket. Раньше можно было через ибэй только из-за океана, а теперь отделения ибэя есть в Москве и других городах…
        Валентин сказал сдержанно:
        - Они есть и в наших спортивных магазинах. Даже дешевле. А можно и самому сделать. Полчаса потренироваться - и можно бить не только по ментам, но и по окнам учреждений.
        Инструктор кивнул:
        - Все верно. Я хочу только сказать, что покупку подобного снаряжения оплатит ваша организация. А деньги у нее на это будут. Только сохраняйте чеки… Все, ребята, для знакомства этого достаточно. Дайте договоримся, в котором часу соберетесь завтра.
        В этот же день я заехал в автосалон, где купил дешевый, зато новенький «опелек». Подержанные не люблю, и вовсе не потому, что ими кто-то пользовался, просто хай-тек заметен и в авто, лучше купить дешевый, но с наворотами, чем допотопный «мерс» пятилетней давности.
        Права есть, еще в школе девочки ходят на курсы кулинаров, а ребята сдают на права, так что на следующий день подъехал к дому Люськи, позвонив предварительно, она выскочила счастливая, сияющая, только уже в машине сказала опасливо:
        - Знаешь, всю ночь думала…
        - Про храм?
        - Да…
        - Я все просчитал, - сказал я. - Все взвесил. Шум будет офигенный, зато это и вам с Мариной слава, и нашей организации.
        - А если, - сказала она с тревогой, - посадят?
        - Не посадят, - заверил я, хотя у самого на душе скребло, - они постараются спустить все на тормозах, но мы сами не дадим! Не страшись, Люська, у нас же всегда все получалось!
        - Ой, - сказала она, - смотри… Ты сильный, ты решаешь. Вообще за нас с Маринкой отвечаете вы, мужчины. Мы что, мы дурные…
        - Зато красивые, - утешил я. - Не трусь, мы о вас заботимся.
        В офисе пахнет ароматным кофе и пирожками, Марина разложила на трех тарелках пирожки, сама тоже разрумянилась, как свежий пирожок, что только-только из печи.
        Из соседней комнаты доносятся вздохи, сдавленные вскрики и звуки ударов. Инструктор, назвавшийся Денисом Евлахом, старательно показывает приемы, как освобождаться от захватов омоновцев. Данил, Грекор и четверо качков из числа друзей Данила учатся старательно, хватают друг друга за руки, затем резко крутят против большого пальца спарринг-партнера, и тот поневоле расцепляет хватку.
        Другие нащупывают у себя под подбородком за челюстной костью уязвимые места, куда достаточно резко и сильно ткнуть даже пальцами в сторону центра головы. Еще уязвимее место точно за мочкой уха, достаточно попасть туда пальцем, чтобы человек взвыл от дикой боли и бросил все, что у него есть, даже дубинку.
        - Меньше работайте кулаками, - повторял он, - кулак слишком велик, мясист, он больше дает толчок, чем удар. Костяшки пальцев к тому же легко разбить об их доспехи… Бейте толчком в солнечное сплетение, это примерно на пятнадцать-двадцать сантиметров выше пряжки их ремней.
        - Коленом по помидорам, - подсказал Данил.
        - Прекрасный удар, - согласился инструктор, - только сперва делайте ложный замах головой. Враг инстинктивно отдернет ее, оставив беззащитными свои гениталии… Еще не забывайте про уязвимость адамового яблока, это в центре гортани. Удачным ударом вообще можно убить! Очень уязвимое место «позвонок Атласа», это где череп крепится к позвоночнику. Еще эффективны удары сбоку по голове, как раз перед ухом…
        Я послушал чуть, кивком подозвал Люську и Марину к столу, который облюбовал для себя и уже назвал своим.
        - Итак, красотки, я всю ночь про эту акцию думал… Риск есть, но незначительный, зато какой выигрыш!
        Марина сказала с недоверием:
        - Ты все еще уверен, что такое получится?
        - Если мы все проработаем, - заверил я, - до мелочей, то все будет тип-топ. Мы придем большой группой и устроим не просто отвлекающий маневр… а целую серию маневров! Главное, чтобы вы двое справились со своей задачей…
        - Своей частью акции, - сказал подошедший сзади Валентин. - Девочки, я тоже полночи думал так и эдак.
        - И что? - спросила Марина с надеждой. - Рисковать не стоит?
        Он вздохнул:
        - Сказать по правде, я все больше верю, что у нас получится. Просто Анатолий сразу видит, как и что надо, а я очень долго высчитываю и просчитываю… ну, ученый я, ученый!.. Анатолий же интуитивщик. Он результат видит сразу без всяких долгих промежуточных вычислений.
        - Ох, - сказала Марина, - страшно-то как…
        Глава 9
        Весна - время митингов и демонстраций, потом большинство уедут отдыхать на юга, никто ради спасения Родины и насаждения демократии не останется на лето в жаркой и душной Москве.
        Новый всплеск, как обычно, в сентябре-октябре, но сейчас еще май, следующий митинг, зарегистрированный как «народное шествие», будет завтра, ребята уже делают фанерные щиты с азартом, режут и склеивают.
        Морды раскраснелись, глаза горят. Данил положил на пол пять щитов в ряд и велел написать «Д.О.Л.О.Й», чтоб на каждом по букве, еще восемь щитов будут нести слово «С.В.О.Б.О.Д.А!» и восклицательный знак, это собьет с толку тупых ментов, они же все тупые, будут думать, что это всего лишь лозунги, а на самом деле это у нас броневые щиты, что в состоянии защитить от ударов их полицейских дубинок!
        Энтузиазм такой, что никаким стахановцам каменного века сталинизма это и не снилось, все просто горят на таком важном и нужном деле, как приготовиться выстоять перед натиском ментов, а еще и разбить им при удаче свиные морды.
        Если на первый митинг мы вышли группой в дюжину человек, то сейчас нас больше сотни только активистов, а по дороге обещают присоединиться еще несколько сотен сочувствующих и заинтересованных.
        Инструктор, который Денис Евлах, явно получает хорошие гонорары: приходит с раннего утра и выкладывается так, как, наверное, не старался даже в своих тренировочных лагерях, где готовил боевиков для Бена Ладена или взятия Бенгази.
        Насчет плакатов и лозунгов ничего не сказал, не за это платят, но насчет шествия по улицам города все-таки высказался:
        - Это не относится к боевым приемам, ребята… но все-таки мой опыт говорит, что есть и поважнее вещи. Я понимаю вашу страсть ломать систему, но ломайте именно систему, не задевая простых людей!..
        Данил переспросил:
        - А с чего мы и стали бы задевать?
        - Когда пойдете по улице, - пояснил инструктор, - крушите только дорогие автомобили! Не трогайте дешевые, это привлечет на вашу сторону симпатии народа. Они сами бы рубили и жгли эти машины, но у каждого семья, дети, работа… Бейте витрины ювелирных и вообще дорогие, но не трогайте булочные и аптеки! Народ будет вам не только сочувствовать, но и помогать… по возможности. Во всяком случае, не выдадут, когда их будут опрашивать в поисках мятежников.
        Данил подумал, сказал с уважением:
        - Класс! А я бы крушил все подряд. Ты молоток, Денис.
        Инструктор усмехнулся:
        - У меня большой опыт.
        - Откуда?
        Он усмехнулся шире:
        - Я готовил мятежи в Египте, Ливии, Тунисе, Грузии, мы строили баррикады в Бенгази, а в Триполи захватывали город!
        - Класс, - повторил Данил в восторге. - Ты прав, надо бить витрины в дорогих супермаркетах, а «Копейку» не трогать.
        Валентин напомнил:
        - А еще у нас по дороге будет банк…
        - И ментовка, - добавил Грекор быстро. - Те вообще надо разнести… ну, насколько получится. Мы борцы или не борцы с произволом властей?
        Валентин смерил взглядом его широченные плечи, остановил на толстых руках, в самом ли деле уступает Данилу два сантиметра на бицепсах или же все три, что вообще катастрофа для любого разумного человека.
        - Произвола? - переспросил он с интересом. - А в чем произвол?
        Грекор, приколачивая мелкими гвоздиками фанерный щит к толстой палке, что вполне сойдет потом для рукопашки, спросил обидчиво:
        - А ты не знаешь?
        - Нет.
        - Ну так и не лезь, - отрезал Грекор. - Произвол он и есть произвол! Его видно. Произвол и сатрапство.
        Валентин сказал торопливо и виноватым тоном:
        - Да я знаю, я на твоей стороне, чувак, я просто хочу сформулировать для себя…
        Грекор отмахнулся.
        - А это не надо формулировать. Это чувствовать надо!
        Он гордо поднял плакат, проверил, как держится, резко поднимая вверх и так же резко опуская, как дирижер военного оркестра.
        Когда он понес его к горке уже готовых у противоположной стены, Валентин сказал мне тихонько:
        - Знаешь, в Древней Греции был обычай остракизма, когда кого-то изгоняли из страны. Имя этого человека выцарапывали на черепках, которые потом тщательно подсчитывали. Один неграмотный обратился к проходившему мимо незнакомцу с просьбой написать на черепке имя Аристида. «Что плохого сделал тебе этот человек?» - «Ничего, - ответил неграмотный, - но мне надоело, что его все называют Справедливым». Не говоря ни слова больше, Аристид нацарапал свое имя и отдал тому человеку. И был изгнан.
        Я буркнул:
        - Хочешь сказать, кремлевская власть ни в чем не виновата?
        Он покачал головой:
        - Хочу сказать, ее ничто не спасет. Народ настроен решительно против. И тут уже неважно, виновата власть хоть в чем-то или вся в белом и целиком безгрешна.
        Я пробормотал:
        - Тогда боюсь и представить, если президент страны вдруг скажет на всю страну, что дважды два - четыре!
        Валентин сдвинул плечами.
        - Подумаешь! Говори, «шесть» или «семь».
        - Но как-то слишком, - произнес я в нерешительности. - Может быть, хотя бы… пять?
        - Не стоит, - посоветовал Валентин дружески.
        - Почему?
        - Слишком близко к четырем.
        На роль ведущего антисемита у нас Зяма Кацман, чем сразу убиваем двух зайцев: и пропаганда идет, привлекая на нашу сторону националистов, скинхедов, футбольных фанатов и брейвиков различной окраски, и сами евреи не слишком дергаются, мол, их человек тоже там, если что пойдет не так, сразу поднимет хай, а они там в своем израильском Страсбурге заявят, что и насты тоже ставленники Кремля, потому нужно у нас отнять нефть и всю Сибирь заодно.
        Денис, конечно, говорил хорошо и правильно насчет того, что нужно ломать и поджигать дорогие автомобили, но щадить дешевые, я тогда соглашался, но сейчас вот, перед акцией, чувствую, как все больше нарастает недовольство.
        Это все-таки некое ограничение настизма, попытка втиснуть наше прогрессивное движение в заранее определенные рамки, что не айс. Рамки эти привычные и как бы узаконенные, пусть не самим законом, но общественным мнением, но мы - новое поколение, абсолютно свободные от древних догм!
        - Будем действовать по обстановке, - сказал я твердо. - Никаких жестких правил!
        - Так мы и раньше… - сказал Данил в недоумении.
        - Будем разбивать все автомобили, - пояснил я. - Дорогие или дешевые - их хозяева сволочи!
        - Кто не с нами, - сказал Данил, - кто против нас?
        - Они цепляются за свои автомобили, - сказал я жестко, - а не за честь, совесть или достоинство! Мы покажем, что потерять автомобиль - это ничего не потерять, напротив - стать свободными людьми!
        - Если поджечь дорогой, - сказал Данил рассудительно, - от него вспыхнут и соседние!
        - Они все впритык, - согласился Валентин, - теснота и друг, и враг.
        - И все витрины будем бить по дороге, - сказал я.
        - Богатые и бедные?
        - Даже простую булочную держит буржуй, - отрезал я.
        - У него их несколько, - поддержал Зяма.
        - Чем больше осколков, - заявил я, - тем выше наше знамя!
        Мы разными группами стягивались в центре к условленному месту, а там, подняв плакаты повыше, перешли площадь и влились в колонну демонстрантов, так это выглядело со стороны, хотя, конечно, эти прянично-кукольные рожи вызывают смех и раздражение, а гирлянды воздушных шариков в руках так и просятся выстрелить в них хотя бы из рогатки, а их несунам набить морды.
        Вместе с шествием мы вышли на площадь, там с трибуны мужик что-то орал в мегафон, призывая бдить, не сдаваться, бороться, отстаивать, беречь, нопасаранить, держаться, не уступать произволу властей…
        Данил первым заскучал и предложил кровожадно:
        - Давайте организуем прорыв? Их там всего две цепи!
        - Два автобуса вон на том конце, - напомнил Зяма. - Видишь, какие там лбы?
        - И что? - задиристо спросил Данил. - Пока те добегут, мы этих порвем, как бобик тряпочку…
        - А потом и тех, - поддержал Грекор хвастливо.
        - Нет, - сказал я. - Ждите.
        - Чего? - спросил Валентин заинтересованно. - Что ожидаешь?
        - Организаторы тоже не идиоты, - сказал я. - Должны продумать…
        Мужик с трибуны заорал:
        - …и мы им докажем, что это наша столица! Москва наша!.. Все садитесь на землю!.. Садитесь. Мы на своей земле!
        Демонстранты с шуточками и смешками начали опускаться на асфальт. Некоторые расстегнули рюкзаки, в них оказались небольшие палатки, предназначенные, как я понял по их виду, для установки прямо на асфальт.
        - Вот оно, - сказал я.
        Данил спросил быстро:
        - Ты этого ждал?
        - Чего-то подобного, - признался я. - Чтобы не мирное шествие напало на полицию, а чтобы те гады сами зверски набросились на мирно сидящих гуляющих…
        - …и всего лишь мешающих проезжать городскому транспорту, - добавил в тон Зяма, и непонятно было, на чьей он сейчас стороне. - Ты прав, бугор, это хороший ход.
        С той стороны шеренги омоновцев какой-то тип в камуфляже командным голосом потребовал встать и разойтись.
        В ответ ослышались веселые голоса:
        - Как не стыдно?
        - Это наше право!..
        - Хотим и будем сидеть!
        Одна из сидящих групп, объединив усилия, весело и с подъемом скандировала:
        - Предатели России!.. Предатели России!
        Один из омоновцев измученно прохрипел через барьер:
        - Сами предатели… шкуры продажные…
        Долгое время ничего не происходило, за это время сидящим на площади привезли несколько ящиков водки. Началось веселье, выкрики стали громче, отвязнее. Многие начали подниматься на ноги и призывать идти на омоновцев, это напоминало упившихся мышей, что решили пойти трахать кота.
        Наконец кто-то решился взять на себя ответственность за очистку площади, а то уже видно, молодежь готова веселиться здесь до утра, перекрыв дорогу общественному транспорту.
        Омоновцы надвинулись черной и очень высокой грозной волной, если смотреть снизу, но парни и девушки, подогретые водкой, смотрят без страха, издеваются, а омоновцы, скрипя зубами и натужно улыбаясь в камеры западных корреспондентов.
        Омоновцы по двое-трое выхватывают из толпы зазевавшихся бунтарей, в то время как еще двое, сдвинув щиты и всячески стараясь не повредить демонстрантов и не дать им самим удариться мордами о щиты, что будет расценено как зверское избиение холуями сатрапов режима, сдерживают орлов, пытающихся отбить братанов.
        Тех, кого удается вырвать из толпы, бегом уводят, а то и уносят к автобусу, а тот отчаянно кричит всю дорогу: «Убивают!», «Кости переломали!», «Убийцы!», «Но пасаран!».
        - Вот теперь пора, - сказал я, - только строго держитесь нашей тактики!
        Данил, весело взревев, пошел с веселой улыбкой к омоновцам, те заулыбались в ответ, а он вдруг ухватил одного за щит и рванул на себя. Омоновец бы удержал, он еще крупнее Данила, но тому помогли качки справа и слева. Несчастного утащили в толпу с такой скоростью, будто его ухватил гигантский кракен всеми десятью щупальцами.
        На выручку сослуживца ринулись целым отрядом, на них с диким визгом набросились те, кого нельзя пальцем тронуть. Женщины, колотили несчастных по щитам, шлемам, плечам и рукам палками от плакатов, что на самом деле больше похожи на бейсбольные биты.
        Как я заметил, основная масса собравшихся наблюдает с великим интересом и удовольствием, все-таки любая драка всегда интереснее любого боевика по жвачнику, особенно когда дерутся несколько человек и драка постепенно разрастается.
        Многие торопливо фотографируют и снимают на видео, но по их виду заметно, что для себя, как приколы. Тому омоновцу, что Данил вырвал из строя и забросил в толпу демократов и либералов, не давали подняться с земли и торопливо били ногами пятеро здоровенных парней.
        В одной группе я заметил крепкого парня, что фигачит омоновцев по головам длинной железной палкой с металлическим набалдашником на конце. Там острые выступы, это, наверное, чтобы раскалывать эти каски, такими примерно пробивали шлемы средневековых рыцарей.
        И все-таки омоновцы, подчиняясь крикам сзади, напирали, как гигантский гидравлический пресс, что сминает даже автомобили в металлические брикеты. Тех, кто отбивается с земли руками и ногами, ухватывали за конечности и уволакивали прямо по земле к автобусам.
        Несколько палаток, которые беспечные демонстранты успели установить и даже расположиться в них, снесли в заварухе, как слоны собачьи будки.
        Я наблюдал, как идет драка, сам несколько раз ввязывался, но обошелся без заметных ссадин, успевая принимать удары дубинок на плечи и спину.
        Наконец, когда ОМОН отвоевал половину площади, я закричал:
        - Все-все!.. Уходим! Насты… отступаем!
        Зяма прокричал отчаянным голосом:
        - С победой отступаем!
        Люська поддела на палку, оставшуюся от плаката, как на пику, блестящий черный шлем, сбитый с головы омоновца. Он выглядел как отрубленная голова врага, в одном месте даже осталась засохшаяся кровь.
        Еще одна группка вырвалась из схватки, с диким хохотом пиная перед собой такой же шлем.
        Валентин сказал понимающе:
        - Обкуренные…
        - Люська, - сказал я, - брось шлем.
        Она посмотрела обиженными глазами.
        - Но это трофей…
        - Пусть другие собирают, - сказал я.
        А Зяма добавил:
        - Их пусть и вяжут.
        Люська поняла, скинула шлем, тот покатился, как футбольный мяч, к нему сразу устремились хохочущие подростки.
        Данил довольно загоготал и сказал ликующе:
        - Люблю такие народные гулянья!.. Это как в старину кулачные бои стенка на стенку, улица на улицу, село на село…
        - Националист, - сказал Зяма с достоинством. - Про культуру Интернета слышал?
        - А ты про подпольные кулачные бои без правил? - отпарировал Данил.
        Глава 10
        Вернулись еще не поздно, в такое время по домам расходиться просто стыдно, я дал Гаврику денег, тот заскочил в винный магазин, а мы напрямую направились к офису.
        Зяма со смехом рассказывал Валентину, словно тот в это время был где-то на Марсе, что ни милиция, ни ОМОН так и не врубились, оттуда взялись палатки, кто их привез и роздал.
        - Клево сработал госдеп, - согласился Валентин. - Что значит, их люди здесь везде.
        - У штатовцев деньги жабы не клюют, - сказал Грекор завистливо. - Правда, это же наши доллары там крутятся… Ими же нам и платят.
        - Помнишь, - сказал Данил, - идут Иван и Абрам… нет, лучше Зяма! Идут Иван и Зяма, видят куча - говна. Зяма и говорит: «Иван, съешь, сто долларов дам!..» Иван, подумал, деньги неплохие за такой пустяк, взял и съел. Зяма идет довольный, лыбится, Иван сопит, сердится. Видят, еще куча говна, Иван и говорит: «Съешь - дам сто долларов!» Зяма пожадничал и съел… Нет, Зяму жалко, пусть это идет Абрам. Идут дальше, снова куча говна… у нас же Россия, сами понимаете, говно на каждом шагу!.. Абрам говорит: «Иван, съешь - сто долларов твои!» Иван съел, но когда встретили новую кучу, говорит: «Абрам, хочешь сто долларов? Съешь!» Абрам съел, получил сто долларов и говорит: «Слушай, а чего это мы говно едим и едим, а денег у нас не прибывает?»
        Грекор хохотнул:
        - Вот-вот!.. Заставляют говно есть и нашими же деньгами за это платят. Но с палатками верно, класс. Наши чекисты совсем зажрались, жопы из кресел поднять не могут. Как вспомню, что палатки привезли на трех грузовиках, сгрузили так это деловито и уехали, а наши менты только через час спохватились: кто, куда, зачем, кто разрешил?.. Умора…
        Мы расположились за столами, Люська тут же по-хозяйски заказала пиццу с расчетом, чтобы хватило на всех, примчался захеканный Гаврик, держа перед собой и откинувшись назад корпусом, целый ящик молдавского вина.
        Зяма поморщился.
        - Мог бы и французское, платит все-таки госдеп…
        - Ха, - ответил Гаврик, - зато кто станет молдавское подделывать?
        Данил и Грекор, как самые ловкие в таких делах, начали раскупоривать, Люська заахала, что бокалов совсем нет, как и рюмок, а только кофейные чашки и кружки, но есть упаковка разовых бумажных стаканчиков…
        Пока они хлопотали, я рассеянно вспоминал, как мирная демонстрация неуловимо быстро перешла в немирную, с каким ожесточением пошла драка, но и потом никто не стыдился выплеска звериной энергии, а как раз напротив…
        Вообще-то и раньше замечал горделивость людишек своей сволочностью, жестокостью, жаждой убийств, пыток, что полностью подходит под «сранье под чужими дверьми», только сранье более высокого уровня. Заметнее всего это любование показано в книгах, фильмах, комиксах, анимации, хентаях.
        В них, к примеру, могущественная галактическая цивилизация, увидев землян во всей красе, в ужасе решает уничтожить этот сволочный народ, так паталогически стремящийся убивать друг друга, разрушать все и всем срать под дверью, живущий в непрекращающихся кровопролитных войнах… и тут кто-то из простых обычных землян, ну там проститутка или киллер, говорит им что-то типа: ну такая уж у нас широкая душа - срать любим, убивать обожаем, воровать и грабить, но несмотря на все, мы все же хорошие! И галакты тут же передумывают…
        В фильмах «Моя мачеха - инопланетянка» и «Пятый элемент», которые я недавно пересматривал, межзвездные красотки в облике Ким Биссенджер и Миллы Йовович, увидев, с какой жестокостью земляне истребляют друг друга в бесконечных войнах, решают не спасать их от неминуемого уничтожения галактическими силами, но затем, влюбившись… всего лишь влюбившись!.. решают, что земной цивилизации следует оставить жизнь и даже свободу, хотя понятно, что натворит, когда такие вырвутся на галактические просторы.
        И хотя вроде бы намекается, а иногда и прямо говорится, что вообще-то в глубине души мы в принципе еще ничего да прекрасные местами, но, во-первых, это где-то в глубине, на очень большой глубине, а во вторых, любование мощью истребительных войн, сражений, битв и массовых убийств настолько эпично и преобладает над слабеньким писком типа «… вообще-то мы хоро-о-ошие…», что сразу понятно, люди гордятся силой и жестокостью, а вовсе не хорошестью.
        Данил разлил вино по чашкам и стаканчикам, Грекор бодро вскрикнул:
        - За победу!
        Никто не откликнулся, все смотрят на меня. Я с неохотой поднялся, взял стаканчик с вином. Обычно в любых компашках идет скрытая борьба за лидерство, я в таком соревновании никогда не участвую, но как-то получается, что слушают больше меня, словно другие во мне видят больше, чем вижу я сам.
        - Да, - сказал я, - за победу… на первой ступеньке. Теперь с нами не смогут не считаться. Мы показали, что мы настроены серьезно.
        Данил рявкнул:
        - С днем рождения!
        - Этот день войдет в историю, - заявил Зяма саркастически.
        - Кто знает, - пробормотал Валентин так негромко, что почти никто не услышал. - Только… как?
        Все поднялись и сдвинули над серединой стола чашки и бумажные стаканчики, а затем стоя выпили.
        Вино слабенькое, чувствуется, что это просто прокисший виноградный сок, но точно не подделка, как заявил опытный Гаврик, никакой химии, она стоит дороже.
        Люська начала причитать, что завтра же купит пластмассовые стаканчики, а то эти уже протекают, Валентин поставил на стол кофейную чашку и сказал неторопливо:
        - Люська… думаю, госдеп будет не против, если купишь и настоящие стаканы. Или недорогие фужеры. Они точно отслеживают все детали таких митингов, а наша роль заметна…
        Он оглянулся на меня, я кивнул:
        - Да, Люська, будь смелее.
        Дома комп я не выключаю и на ночь, и когда утром продрал глаза, сразу же метнулся к монитору. По новостным каналам идут передачи о вчерашнем митинге, корреспонденты наперебой и взахлеб сообщают самые разные цифры, один клянется, что народу пришло полмиллиона, другой настаивает на ста тысячах, по сообщениям МВД, вообще всего десять тысяч, из них две трети просто зеваки, что гуляли вблизи, но кто же в нашей стране верит власти, тем более ее послушным псам кровавого режима…
        Операторы сумели снять так, что видно только, как полицейские избивают дубинками мирно настроенных демонстрантов, а град камней, который обрушили на полицейских, в кадры не попал, либо было изъято при монтаже, как замедляющее процесс передачи информации.
        Правда, руководство ментов оправдывалось, что, дескать, а как же насчет тридцати сотрудников милиции, которым пришлось оказывать медицинскую помощь, но это уже их проблемы, вполне возможно, что сами отметелили друг друга дубинками, чтобы показаться прессе и наябедничать на жаждущих свободы выражения.
        Похоже, не только мы заметили, что быстро растем, как некая сплоченная сила с самыми ясными требованиями и довольно слитная по структуре.
        Пошли частные звонки с предложениями поучаствовать в каких-то акциях, я сперва отвечал сам, потом возложил все на моментально возгордившуюся Люську, наказав ей ничего не решать, а «передать шефу».
        Марина тоже теперь у нас бывает постоянно. Все-таки свой офис, хорошее финансирование сверху, быстрый рост, обнадеживающие перспективы, можно держаться этих ребят не только из симпатии к их бунтарству, но и по весьма заметной выгоде.
        Время от времени к нам заходят представители разных партий с предложениями влиться в них, на это Люська с милой улыбкой благодарит и, хлопая глазками, отвечает, что мы пока что такие маленькие, в больших партиях нас затопчут и не заметят, а нам, еще таким молодым и симпатичным, пожить вот так сильно хочется…
        Я был в офисе, когда зашел молодой энергичный парень, в прошлом это был бы худой бледный юноша со взором горящим, но теперь все качаются и потребляют витамины, так что в меру крепкий, при бицепсах, сказал весело:
        - Здравстуйте, братья!
        Зяма спросил язвительно:
        - А как же сестры? Дядя Джо начал знаменитую речь со слов «Братья и сестры!».
        - Дядя Джо был выходцем из духовной семинарии, - ответил парень бодро, - но если уж говорить терминами церкви, то там сказано четко «Все люди - братья!».
        Зяма оглянулся на Люську.
        - Слышала?..
        Она сказала независимо:
        - Это он еще не видел моих сисек!..
        Парень сдержанно улыбнулся.
        - Уже не могу оторвать взгляд… Ребята, как насчет влиться в старую добрую партию с великими традициями анархизма? Я видел ваши лозунги на митинге, и, скажу честно, они полностью совпадают с принципами, который исповедует анархизм.
        Данил спросил скептически:
        - Как это… полностью? Значит, вы у нас содрали?
        Парень улыбнулся, как он понял, в ответ на шутку.
        - Смотрите, - сказал он с жаром, - вот наши принципы:
        1. Отсутствие власти.
        2. Свобода от принуждения.
        3. Свобода ассоциаций.
        4. Взаимопомощь.
        5. Разнообразие.
        6. Равенство.
        7. Братство.
        Что такое отсутствие власти? Это значит, что ни один человек, ни группа не могут навязывать свое мнение, желание или волю другим лицам! Мы исключаем любое построение общества, где люди будут подвергаться контролю.
        Данил буркнул:
        - Ну… это клево.
        Парень сказал быстро:
        - А что такое свобода от принуждения, наверно, не требует пояснений? Это значит, одни люди не могут принуждать других что-то делать помимо их воли. Остальные пункты нашей программы, думаю, не нужно объяснять, они понятны. Но если вам вдруг понадобится, то…
        Валентин прервал:
        - Не понадобится, не с дураками дело имеете. Вы анархо-индивидуалисты или анархо-синдикалисты?
        Наши настисты замерли с раскрытыми ртами, отродясь таких слов не слышали, а представитель анархистов посмотрел на Валентина с уважением и ответил с заминкой:
        - У нас свое течение. Это ближе к анархо-эгоизму Макса Штирнера, хотя в двух-трех плоскостях совпадает с ситуационным анархизмом…
        Валентин открыл было рот, явно собираясь выказывать ученость и дальше, но я сказал достаточно властно:
        - Стоп-стоп. Мы все поняли. Мы изучим ваше предложение, а потом наш уполномоченный по связям с общественностью, вон у телефона сидит, сообщит наше взвешенное решение. Слышала, брат Люська?
        Люська кивнула, очень гордая внезапным повышением в должности, а я вытащил звякнувший мобильник и отошел в сторону.
        Высветился номер телефона культурного центра, я отошел вообще в дальний угол, Дудиков вежливо поздравил с блестящим участием в митинге-протесте за культуру и демократию, поинтересовался, найду ли время заглянуть к ним, у них есть любопытные новости.
        - Конечно, - ответил я, - у нас в самом деле прошло все тип-топ. Можно хвастаться.
        - Не сомневаюсь, - ответил он, - у вас впереди куда более впечатляющие успехи. Когда заглянете?
        - Давайте завтра?
        - Отлично, - одобрил он. - Прекрасный день.
        Прозвучал сигнал отбоя, я подумал, что он не русский американец, а скорее англичанин, у тех всегда нужно соглашаться с собеседником в подобных случаях, и если кто-то на ужасный ветер с дождем и колючим снегом скажет с одобрением, что вот какая хорошая погода, следует тут же сказать, что да, прекрасная погода, давно такой не было…
        Встретили меня как дорогого и любимого родственника, который был в далекой и опасной командировке в стране папуасов и людоедов. Улыбнулся охранник, дружески посмотрели два прошмыгнувших сотрудника, Мария вообще одарила меня материнской улыбкой и тут же принесла большую чашку крепкого кофе и горку сахарного печенья, а когда наклонилась и переставляла все с подноса на поверхность стола, ее открывшиеся в низком и глубоком вырезе полные сладкой тяжестью крупные сиськи вызвали в моем теле приятную дрожь, почему-то сразу представил себя с нею в постели, такой мягкой и податливой.
        Дудиков появился раньше, чем я успел допить кофе, бодрый и наполненный энергией, явно проводит пару часов на тренажерах и употребляет энерджайзеры.
        - Добрый день, - сказал он лучезарно.
        - День добрый, - ответил я, поднимаясь.
        Мы обменялись рукопожатием, у него оно сильное, но рассчитанное, чтобы не показаться вяло-интеллигентным, но и не выказывать силу пальцев, это тоже неприлично и оставляет неприятную настороженность.
        Мария появилась снова, мне улыбнулась так, словно мы уже повалялись тайком в постели и ей это очень понравилось, поинтересовалась щебечуще:
        - А вам, мистер Дудиков?
        - Тоже кофе, - сказал он, - только маленькую, - и, когда она удалилась, добавил с виноватой улыбкой: - Скоро из ушей этот кофе хлынет, но без него тоже не могу. И слабый пить не могу… Хочу еще раз поздравить вас, Анатолий, с блестящим руководством своей группой на митинге. Вы первыми сумели дать отпор противнику, а затем умело вывели свой отряд из зоны конфликта, оставив подбрасывать поленья в огонь схватки других людей, а то и вовсе случайно попавших туда.
        - Ну, - пробормотал я, - вообще-то это было не совсем честно…
        Он энергично потряс головой:
        - При чем тут честность? Разве власть с вами поступает честно? Вы имеете полное моральное право отвечать ей тем же. У нас в Америке самый популярный супергерой не Бэтмен или Супермен, как здесь думают, а капитан Америка. У него щит, которым он, как зеркалом, отражает удары. И чем сильнее враг наносит удар, тем сильнее отражение бьет его в челюсть!..
        - Гм, - сказал я, - хорошо бы и нам такие щиты…
        - Мы почему обратили внимание именно на вашу организацию, - произнес он убедительно, - у вас тот огромнейший потенциал, силу которого, возможно, и сами до конца не осознаете… Вы копнули глубже всех!.. Остальные партии… стандартны. Я имею в виду так называемую системную оппозицию.
        - А несистемную?
        Он поморщился:
        - В основном маргиналы. И цели у них… зачастую противоречат друг другу даже внутри группы.
        - Творческие люди, - пробормотал я.
        Он кивнул.
        - Слишком творческие. Обычно такие партии, организации, общества… как ни назови, распадаются вскоре после создания и одной-двух трескучих, но абсолютно бесполезных акций.
        - А мы?
        Он остро взглянул на меня.
        - Вы не распадетесь. Во-первых, у вас простая и ясная цель. Во-вторых, что очень важно, у вашей группы отличный лидер… нет-нет, это не комплимент, это четкая констатация факта. Лидеров удается воспитывать по особо отобранным программам, но гораздо больше ценятся те, которые создаются сами. У них есть то неуловимое качество, которое называют харизмой, они умеют без особых усилий сплотить вокруг себя людей и повести…
        - Я не сплачивал, - возразил я. - Они сами как-то вокруг меня наросли.
        - Вот я и говорю о таком стихийном лидерстве, - ответил он живо, - как о самом редком и важном качестве!.. Вы создали уникальную организацию. Все остальные оппозиционные партии, честно говоря, не слишком отличаются от той, что правит. Народ это инстинктивно понимает и резонно считает, что и эти, если дорвутся до власти, будут воровать не меньше, но сперва ввергнут страну в хаос… а зачем поддерживать таких?
        - А мы?
        - Вы другие, - сообщил он. - Вы первая искренняя сила. Вы никого не обманываете лживыми лозунгами, вы их вообще не озвучиваете. Но всяк видит, что вы искренне и честно ненавидите власть, захватившую Кремль вопреки воле народа… и захватившую вообще все, что можно захватить в такой обширной и богатой стране.
        Я буркнул:
        - Как раз это все и ненавидят.
        - И еще один момент, - сказал он медленно, словно колеблясь, говорить мне это или смолчать, а то вдруг я такой ранимый, такой ранимый, вот сразу возьму и убьюсь о стену, - что очень сильно бьет по России. Бьет уже тысячу лет, власти ничего не делают, чтобы изменить положение, хотя это сделать было можно… и даже можно сейчас.
        Я спросил удивленно:
        - Вы о чем?
        - Россия, - произнес он, - страна православная. А это значит, безрелигиозная. Дело даже не в том, что РПЦ - это все та же водочно-торговая мафия, что нажила десятки миллиардов долларов на беспошлинной торговле импортными сигаретами и нефтью, что священники лихо гоняют на баснословно дорогих автомобилях и строят себе дворцы, которым позавидует и Абрамович…
        - А в чем?
        Он вздохнул, лицо омрачилось.
        - В том, что православие… мертво. Ошибка была в самом начале, когда к речам апостолов подошли слишком трепетно и уважительно. Я имею в виду, что приняли как закон, в котором нельзя менять ни одну букву. В первые века это было… гм… хорошо, но общество развивалось, а религия осталась на месте. Нет, западная ветвь развивалась бурно, там из-за этого вспыхивали религиозные войны, озверело сражались нации, католики с протестантами…
        - Варфоломеевская ночь?
        На его лице промелькнула невеселая усмешка.
        - Только ее и запомнили, хотя в том незначительном эпизоде с точки зрения истории погибло от пяти до тридцати тысяч человек, что меньше доли процента от общей гибели в той недостойной войне. Это я к тому, что западная ветвь, которую сотрясали богословские диспуты, учения, ереси, продолжала развиваться! Католицизм все еще силен, за него будут драться искренне… А протестантство вообще… я вас не обманываю, погуглите и увидите, что самые богатые страны - протестантские. Только протестантские! Германия, где протестантство зародилось, а также Англия, Штаты и Нидерланды, куда протестанство занесли. На втором месте - страны католические, увы. А самые бедные и отсталые, как вы уже сами видите, - православные, хотя вначале, когда религии только выбирали в Европе, было скорее наоборот… Единственная православная страна в Евросоюзе - Греция, и вы же видите, тонут, но все равно танцуют себе сиртаки, а работать их не заставишь никакими силами.
        - Чисто по-русски, - сказал я зло.
        Он покачал головой:
        - Нет-нет, русские тут ни при чем. При прочих равных условиях русские уделывают и немцев, и американцев, как вон в науке. Губит Россию именно православие, прививая с детства губительную мораль, что от труда не будешь богат, а будешь горбат, с собой в могилу все не заберешь, так зачем стараться… Да вы и сами знаете.
        Я подумал, поколебался, говорить или не говорить, потом решил, что хоть мир и будет совсем скоро единым и цельным, но пока что Америка - это Америка, а Россия - Россия, сказал многозначительно:
        - На днях мы как раз планируем устроить некую акцию против РПЦ.
        Он спросил живо:
        - Какую?
        - Скоро узнаете, - ответил я загадочно.
        - Но, может быть, мы смогли бы чем-то помочь?
        Я покачал головой:
        - Это сугубо внутреннее дело. Есть часть работы, которую должны делать сами.
        Он сказал торопливо:
        - Очень мужественное решение!
        - Вы находите?
        - Точно-точно, - заверил он. - Это действительно гражданский поступок, если вы не хотите бросить тень в нашу сторону, как и свалить ответственность с себя.
        Я ответил с облегчением, но и с непонятной досадой:
        - Прекрасно.
        Глава 11
        Власти наконец-то нанесли ответный удар: в новостях прошло сообщение, что на Пушкинской площади митингующие не пропустили пожарные машины, те ехали по вызову насчет возгорания здания. Сгорело почти дотла, убыток нанесен в размере сорока миллионов рублей, возмещение их возложили на организаторов митинга, а это, как мы все понимаем, возьмет на себя «гуманитарный фонд поддержки свобод».
        Такие же проблемы и у Мосгаза, их аварийные бригады сумели к месту аварии пробиться только через два часа, хотя могли бы за десять минут. Дополнительные расходы возложили на митингующих, и снова всем понятно, что штрафы и убытки оплатит госдеп.
        Мосводоканал тоже куда-то спешно послал свои бригады, но так как и они не смогли или не восхотели пробиваться через толпу, то это нанесло водникам убыток в размере полутора миллионов рублей, что госдепу оплатить проще, чем шевельнуть пальцем.
        По этому поводу в мэрии состоялось специальное заседание по вопросу: запретить ли подобные митинги, ибо они могут спровоцировать очень серьезные аварии с человеческими жертвами, взрывами газа и пожарами, либо просто повысить штрафы на порядок и тем самым латать дыры в городском бюджете.
        Депутат Ивакин прямо заявил, что за организацию этих акций пусть госдеп платит не только митингующим, но и тем, кто убирает за ними и кто охраняет мирных жителей от этих разбушевавшихся хулиганов.
        Я быстро пролистал новостную ленту, пропуская призывы посмотреть, что на этот раз и как именно засветила Аня Межелайтис, вбил в поиск «Православие» и быстро просмотрел ссылки с первой страницы.
        Дудиков прав, я сам ненавижу нашу церковь за то, что пытается распоряжаться мною с момента моего рождения, записывая в свое гребаное православие, совсем не интересуясь, хочу ли я этого.
        А потом, когда мы уже взрослые и на церковь вообще не обращаем внимания, все равно проходим по спискам православных, и толстые свиноподобные попы всякий раз ставят против моего имени галочку, получая за это лишний рубль, и таких «православных» у нас набирается сто миллионов.
        У меня есть гордость, и если меня насильно поведут даже в рай, я буду вырываться! Мне лучше в ад, но чтоб по своему выбору, а не по прихоти гребаного пьяного попа, что и читает по складам, а берется что-то решать за меня, кто ему, кагэбэшной суке, такое позволил?
        Готовились и тщательно планировали долго, репетировали, как двое-трое из нашей группы проберутся во время церковной службы в храм Спасителя и насрут прямо на амвоне.
        Я долго вчитывался в окончательный вариант, просматривал пути отхода с секундомером в руке, ребята тоже азартно следили за стрелкой.
        - Рискнем, - сказал я наконец, - только вот Грекор и Василек… не пойдут.
        Грекор вскинулся с обиженным видом, но я видел в его глазах и облегчение.
        - Это почему?
        - Для тебя слишком большой риск, - сказал я. - Как и для Василька.
        - Тогда Зяма?
        Я покачал головой:
        - Он тоже отпадает.
        Валентин спросил с недоверием:
        - Сам пойдешь?
        - Нет, - ответил я, - самцы будут только следить из толпы и снимать на видео. Ты сам не забудь свою профи-камеру. А пойдут, как изначально и планировалось, Люська и Марина.
        Данил рыцарственно встопорщился.
        - Че? Женщины?
        - Да, - отрезал я твердо. - К женщинам всегда все мягче. Их даже не побьют, а вас отмудохают по полной. И потом, если их заметут, что скорее всего, то отпустят.
        Зяма переспросил с сомнением:
        - Отпустят ли?..
        - С большей вероятностью, - объяснил я, - чем любого из нас. Нас упекут сразу и без разговоров. А в ментовке еще и почки отобьют. Зато за несчастных девушек, выразивших свой протест в такой наивно-детской форме, тут же вступится вся русская интеллигенция, сразу ощутив родственные души. И такое начнется!
        Зяма покрутил головой, сказал с сомнением:
        - Ну ты и Талейран…
        - Главное, - сказал я твердо, - победа. Победителей не судят! И вообще историю пишут победившие.
        Данил подумал, сказал твердо:
        - Будем готовиться. Бугор прав, хотя, конечно, он и гад. Я бы женщин ни за что не подставил, но потому я и не бугор, а его хоть сейчас в Кремль!.. Мы с Грекором организуем группу, что прикроет их от оголтелых православных бабок…
        - Главное, - сказал Зяма, - встать цепочкой, взявшись крепко за руки, чтобы позволить Люське и Маринке выскочить.
        - А зайти на амвон?
        Он отмахнулся.
        - Если все сделать быстро, эти заторможенные верующие и рты открыть не успеют. Они ж придурки, соображают медленно!.. Забраться и насрать - это полдела. Уйти труднее…
        - Главное, - сказал Зяма с энтузиазмом, - насрать. Надо, чтобы у девочек было все готово в кишечниках.
        - Я могу принести слабительное, - предложил Зяма. - У нас их есть!
        Люська помотала головой:
        - Ненавижу. У меня и так все хорошо работает.
        - Знаешь, - сказал Зяма с восторгом, - мне хоть и понравилось, как ты в прошлый раз срала, красиво так, колечками, моя душа эстета ликовала, но сейчас нужно, напротив, безобразное.
        Люська обидчиво поджала губы:
        - Зачем?
        - Твои колечки, - сказал Зяма, - выглядят как вкусные колбаски на витрине Елисеевского. Кто не знает, что это, мог бы и схавать! Серьезно. Но нам в данном историческом моменте, как сказал великий Ленин, лучше всего, если там по амвону растечется желтое и вонючее, что не собрать вот так сразу ни тряпочками, ни поповскими рясами. И чтоб протекло во все щели!
        Грекор загоготал:
        - Это чтоб воняло с месяц!
        Люська поморщилась:
        - Ну ладно… если только ради дела. А так я слабительное никогда в жизни…
        К акции, которую я детально продумал, готовились тщательно, но недолго, хотя пришлось привлечь почти половину качков, что тренируются с Данилом. Остальные, как только услышали, что акция будет направлена против церкви, откровенно зассали, начали оправдываться, что власть одно, а церковь другое, как будто для кого-то новость, что все высшие иерархи церкви имели воинские звания в КГБ, а теперь в ФСБ даже получили повышения…
        Зато я отобрал два десятка крепких парней из новеньких, что начали приходить к нам кто после митинга, кто по информации в блогах, твиттере, жэжэшках и фэйсбуке, кто просто видел наши такие понятные и бьющие прямо в цель лозунги.
        - Ваша задача, - объяснил я, - всего лишь сдержать охрану. На некоторое время. В драки не вступать!
        - А… как?
        - Можно просто закрыть охранникам дорогу, - объяснил я, - а когда они, применив силу, прорвутся, хватайте их за руки, за одежду…
        - А потом?
        - Задержите на одну-две минуты, - сказал я успокаивающе. - Может быть, даже меньше, посмотрим. Вернее, все сами увидите… может быть.
        Ребята переглядывались, задача кажется слишком простой, с другой стороны - они не главные лица и лишь помогают нанести информационный удар по доставшей всех авторитарной власти.
        Я лично трижды побывал с ребятами в храме Христа Спасителя, с секундомерами в руках засекали время, что понадобится Люське и Марине. Нужно успеть вскочить на алтарь, быстро насрать, это самое трудное, в то время как мужская часть группы должна сдержать охрану, помешать им схватить наших героинь.
        Пока получалось просчитать все, кроме основной части, но это целиком зависит от Люськи и Марины. Зяма предлагал им хлебнуть пургенчику перед входом в церковь, Валентин возражал, что пурген, как и любое слабительное, нужно принимать за полчаса-час, но обязательно следует учесть вес, возраст и наполненность кишечника…
        Наконец, все отработав и обсудив, мы отправились тремя группами к храму, а там и вовсе рассыпались, чтобы не вызывать подозрений, заходили вместе с толпой.
        Храм рассчитан на десять тысяч человек и является крупнейшим в России. Возведен в дурном византийском стиле, то есть нелепо пышном, вычурном и манерном, зато роспись внутри занимает двадцать две тысячи квадратных метров, из них девять тысяч, совсем попы обалдели, позолочены!
        Великий художник Верещагин, побывавший во всех странах и все повидавший, почти как Гильгамеш, сказал точно и язвительно, что «выполненный бездарным архитектором Тоном», храм является «точным воспроизведением знаменитого Тадж-Махала в городе Агра».
        Мало того, пару лет тому скульптурные медальоны в тимпанах кокошников заменили на бронзовые, и дурацки пышный византийский храм превратился вообще в новорусский, явив миру совершеннейшее пышное и тупое безобразие.
        Ребята, которые зашли сюда впервые, малость обалдели от языческой роскоши, притихли, начали оглядываться как-то пришибленно, сгорбились.
        Я прошептал с нажимом:
        - Помните, это бизнес-центр одной из ветвей власти!.. И вы пришли сюда зачем?
        Данил ответил тоже шепотом:
        - Да все в порядке… Это так, сперва.
        - Ты же здесь уже был!
        - Да я за других…
        Я огляделся, сказал быстро:
        - Всем приготовиться. Альфа и Бета уже в зале.
        Ребята сперва рассредоточились, создавая видимость для охраны, если вдруг обратят внимание, что они здесь просто туристы-зеваки, затем начали собираться в линию, чтобы в нужный момент сцепиться руками и образовать такой же забор, какой совсем недавно ломали у омоновцев.
        Люська и Марина, они же Альфа и Бета, такая вот у нас конспирация, в простенькой одежке и чуть ли не до полу платьях, медленно пробираются, оглядываясь на иконы и крестясь на них, к алтарю.
        В церквях обычно преобладают толпы богомольных старух, безобразных и полоумных, но здесь куда больше хорошо одетых женщин, некоторые с детьми, стоят достаточно плотно, но соблюдают дистанцию, к алтарю не прутся.
        Алтарь - это не плоская каменюка, на которой приносят жертвы, как я привык считать, а довольно просторная часть храма, хотя и возвышается слегка в сравнении с остальной частью зала.
        Там в центре этого алтаря престол в виде квадрата, на нем крест, антиминс и Евангелие. Под престолом чьи-то кости, ибо литургию положено совершать на могилах мучеников за веру.
        В алтарь можно заходить только мужчинам, так что наша группа совершит двойное святотатство.
        Люська первой вбежала на алтарь, за ней Марина, а наши ребята моментально сцепили руки в локтевых захватах и перегородили охране дорогу.
        К счастью, те даже не обратили внимания, зевают и чешут яйца, все равно богомольцы на них не смотрят. Попы, ну совсем разжирели твари, тоже стоят как стога соломы, не повернут жопы…
        Люська первая подхватила руками длинную юбку и присела, Марина опоздала всего на секунду.
        В толпе прихожан сперва все вытаращили глаза, не понимают, хотя что тут понимать, видно отчетливо, две молодые женщины срут прямо на алтаре, но увидеть одно, поверить - другое.
        Я видел, как растопырившаяся Люська наложила целую кучу, не всякий поп и перепрыгнет, Марина еще тужится, выжимает из выдвинувшейся от натуги прямой кишки толстую коричневую колбасину, влажно поблескивающую в свете прожекторов.
        Люська торопливо выхватила из кармашка заготовленный клок туалетной бумаги, подтерла задницу и бросила рядом тут же на алтарь, такую заметную, снежно-белую с коричневым пятном в виде теста Роршаха на предмет исследования ее уникальной личности.
        В зале наконец-то пошел сперва ропот недоумения, ну тупые, потом кто-то вполне возмущенно вскрикнул, а дальше закричали и другие, эффект толпы срабатывает всегда стопроцентно.
        Охранники ринулись к алтарю, однако ребята оказали им, как это называется, пассивное сопротивление, сквозь их цепь пробиться не удавалось, а тем временем и Марина закончила выкладывать колечками красивую такую булочку, среднее между «Челси», гордостью Британии, и круассаном, только свернула, как гигантскую улитку, торопливо подтерла роскошную жопу и бросила бумажку в сторону престола.
        Они обе соскочили с алтаря, а в это время в зал ворвались сотрудники полиции.
        Я крикнул громко:
        - Никакого сопротивления властям!.. Никто не сопротивляется!..
        Парни неохотно разомкнули руки, полицейские бросились к женщинам и ухватили их за плечи. Обе остановились, испуганные и трепещущие, я перехватил их взгляды и показал знаками, что все идет как надо, все сделано правильно, остальное теперь за нами, а они молодцы.
        Глава 12
        Толпа туристов, среди которых наверняка есть и настоящие богомольцы, кого Россия только не рожает, ломанулась к выходу, как будто тут сейчас бабахнет атомная бомба. Вот уж свиньи, где же лучше принять смерть, как не в храме? Оттуда точно сразу в рай, в дверях бы подавили друг друга насмерть, если бы не наши ребята, что и сами выскочили, и помогли организовать эвакуацию всем обосравшимся.
        Потом прибыл полицейской автомобиль, Люську и Марину увезли. Я прямо на выходе из храма разместил в инете заранее заготовленное сообщение об отважной акции группы «Срань Господня», совершенной в бизнес-центре, что маскируется под религиозное учреждение и паразитирует на чувствах наивных верующих.
        Кроме того, сбросил в ютюб ролик, в котором Люська и Марина в цвете и высоком разрешении совершают свой дерзновенный акт, и очень подробно расписал причины, по которым нам пришлось пойти на такой отчаянный шаг, чтобы быть услышанными общественностью.
        Во-первых, этот бизнес-центр, именуемый храмом Христа Спасителя, бойко торгует различными товарами, уже успев отстоять в судах право раздавать «бесплатно за деньги», хотя на каждом крестике или крестище наклеен ценник, попробуй не «подари» продавцу указанную сумму.
        Во-вторых, под этим бизнес-центром, именуемым храмом, находится двухуровневая автостоянка на триста с лишним машино-мест, автомойка, а также, как рассказывают, шикарнейшая сауна, где патриарх отдыхает с на все согласными девочками модельной внешности, что не совсем как бы монахини.
        Известно, правозащитники попытались было сунуться туда со своим кувшинным рылом, но им ткнули под нос бумагу, где черным по белому сказано, что «Управление храма сдает часть помещений сторонним организациям, а также проводят мероприятия, не связанные с деятельностью Русской Православной Церкви», так что дорогие бордели, подпольное казино и все остальное, что инкриминируется церкви, на самом деле ей не принадлежит, вот так, а теперь пошли на хрен! Стража, вышвырните этих умников отсель, в церкви нужно верить, а не умничать!
        В-третьих, Хамовнический суд принял решение, что девяносто три процента площади храма используется не для отправления религиозного культа, так сказано очень корректно, то есть лишь семь процентов территории храма используется в церковных целях, а все остальное - роскошный бизнес-центр, где кроме химчисток, автомоек, прачечных и фирм, торгующих морепродуктами, что на виду, там десяток организаций, которые работают, не заключив договора, и потому узнать, чем занимаются, не может абсолютно никто.
        В-четвертых, две церковные лавки в храме вовсю торгуют сувенирами, но не столько нательными крестиками, как яйцами Фаберже по сто пятьдесят тысяч за штуку и поддельным арабским золотом, пользуясь тем, что проверяющие организации туда не допускаются.
        Но дураки все еще покупают там, хотя некачественный товар возврату не подлежит, так как он «освящен». Кроме того, в храме идет мощная торговля марочными винами.
        Одна из организаций этого исполинского бизнес-центра начала торговать освященными айпадами и айфонами, которые здесь в массовом порядке появляются в продаже задолго до того, как их начинают официально завозить в Россию.
        Известно, что в залах храма проводятся роскошнейшие банкеты для избранных лиц, после которых и даже во время оных, как проговариваются некоторые счастливчики, отведавшие тех утех, устраиваются оргии, перед которыми забавы Нерона или Калигулы кажутся нищенскими и верхом пристойности.
        Я порадовался, что успел первым, так как буквально через две-три минуты в новостях замелькали сообщения, что в храме Христа Спасителя был совершен кощунственный акт вандализма, что некие обкуренные и пьяные проститутки влезли, шатаясь и хватаясь за пол, и осквернили святое место, в котором незримо присутствует сам Христос.
        Валентин следил через мое плечо, затем вытащил свой айпад, мы шли группой по улице и проверяли новости, а ребята осматривались в поисках подходящей кафешки.
        - Ты все предусмотрел, - сказал Валентин с уважением. - Кто первым забрасывает новость в массы, тот чаще всего и выигрывает сражение.
        - Посмотрим, - буркнул я. - У церкви хорошие юристы.
        Он посмотрел на меня внимательно.
        - Да?.. Мне почему-то кажется, у госдепа не хуже.
        - Посмотрим, - повторил я.
        Ребята надыбали кафешку полуоткрытого типа, мы разместились на веранде, кто-то заказал себя бифштексы и котлеты по-киевски, другие ограничились пивом, а я продолжал жадно просматривать новостные ленты.
        Сердце колотится учащенно, иногда начинает казаться, что я послал девушек на проигрышное дело, в следующую минуту понимаю, что ожидаю мощного общественного взрыва, а это как раз то, чего жажду…
        Валентин сказал участливо:
        - Ты весь черный, шеф… Сперва был серый, а сейчас так вообще…
        - Страшно, - признался я. - А вдруг погубил обеих? Обе такие доверчивые…
        Он коротко усмехнулся:
        - Да мы все становимся донельзя доверчивыми, когда имеем дело с тобой. Хотя я никогда бы никого из них не назвал слишком доверчивым. Как и себя.
        Данил залпом осушил вторую банку пива, лицо раскраснелось, но в глазах тревога проявлялась все отчетливее.
        - Шеф… что дальше?
        - Мы выразили протест, - пояснил я. - Власти постараются сделать вид, что ничего не случилось, а девчонок подержат до утра, попугают и выпустят. Потому нужно прямо сейчас поднимать крик на всех форумах, везде дать ссылки на ролик в ютюбе!.. Пусть этот случай станет известным всем-всем!
        Он пробормотал:
        - Но тогда им могут всыпать больше. А то и под статью подведут.
        - Пусть, - ответил я. - А мы наймем адвокатов.
        Валентин вмешался:
        - Нанимать не придется, сами прибегут. Случай больно скандальный, на нем можно заработать если не деньги, то имя и популярность.
        Данил буркнул:
        - Деньги тоже наверняка будут. Я же догадываюсь, наш благодетель тут же и денег отсыплет, и адвокатов пришлет самых лучших.
        Утром меня разбудил требовательный звонок. Я протянул к мобильнику руку еще с закрытыми глазами, но чувствовал и сквозь сон, что звонок от Дудикова.
        - Анатолий, - сказал он быстро, и я впервые ощутил в его обычно сдержанном и до предела корректном голосе волнение. - Вам не кажется, что нам стоит встретиться просто немедленно?
        - Могу прямо сейчас, - сказал я.
        - Я жду.
        Мама попыталась накормить, я же стал теперь не просто фрилансером, а у меня своя компьютерная фирма, нужно хорошо питаться, однако я торопливо осушил большую чашку кофе и торопливо выбежал из дома.
        Мой «опелек» стоит, влезши передними колесами на газон, вблизи подъезда, так что быстро плюхнулся на переднее сиденье и начал выбираться из тесноты припаркованных у дома машин.
        Когда добрался через половину Москвы до особняка культурного центра, успел заметить, как из черной «Ауди» вышла Белогольцева, одна из активисток оппозиции, ее лицо часто мелькает на экранах, постоянно раздает интервью и призывает на борьбу с кровавым режимом.
        Она исчезла в дверях культцентра в тот момент, когда я припарковался и вылезал из машины, но в холле меня встретил сам Дудиков, никакой Белогольцевой нет и близко, явно с нею работает и дает ей денег кто-то другой.
        - Пройдемте в эту комнату, - сказал он быстро. - Маша, принесите нам кофе!.. Маша?! И мне тоже большую.
        Усадив меня в кресло у низенького кофейного столика, он впился в мое лицо живыми черными глазами.
        - Так вот о какой акции, - сказал он возбужденно, - вы намекали!
        - О ней, - согласился я.
        Он воскликнул:
        - Это был огромный риск!
        - Но все получилось, - сказал я скромно, хотя на душе кошки скребут все сильнее. - Теперь нужно только раздувать эту искру, чтобы разгорелся костер.
        Маша вошла с подносом в руках, две большие чашки распространяют сильнейший аромат, горка сахарного печенья так и просится быть сожранной.
        Пока она неспешно переставляла чашки и печенье на стол, давая возможность полюбоваться ее безукоризненными полными сиськами, я попытался прикинуть, какое у нее звание и в какой разведке служит или на каких еще подрабатывает, здесь, должно быть, полно двойных агентов…
        - Что требуется от нас? - спросил он.
        Я на мгновение смешался, впервые не он дает мне инструкции, пусть и в ненавязчивой форме, а в лоб спрашивает, что делать им, а это значит, мы наконец-то перехватили инициативу.
        С чашкой в руках я сказал солидно:
        - Информационная поддержка. У девушек группы «Срань Господня» всегда присутствует некий артистизм, как вот бросание тортами в морды великих людей. Это вроде картин Пикассо или морковки в петлице парадного костюма Маяковского, когда он возглавлял движение «Пощечина общественному вкусу».
        Он сказал воспламененно:
        - Да, но здесь церковь!
        - Вы же прочли мое сообщение, - уличил я. - Не так ли?
        Он кивнул.
        - Это моя работа.
        - Я сделал акцент, - напомнил я, - что это не церковь, а бизнес-центр. Или, скажем точнее, церковь на семь процентов, а девяносто три, как доказано судом и зафиксировано в бумагах, принадлежит светским организациям! Я уж не говорю, что очень нечистоплотным, это сейчас неважно, главное - нет оскорбления чувств верующих.
        Он кивнул, не сводя пристального взгляда с моего лица.
        - Вижу, вы все продумали.
        - Не все, - сказал я скромно, - хотя и многое.
        - На что вы рассчитываете в данном случае?
        - Ненависть к власти, - сказал я, - у нас зашкаливает. Как говорят умники, ненависть дикая, иррациональная, ничего не имеющая общего с доводами разума. Мы не европейцы, у нас нет дисциплины разума. Сейчас на ура и с восторгом примут любую дикость, направленную против России. А если кто-то и посмеет робко вякнуть, что эти две девицы насрали в церкви, а это наказуемо - его тут же заклеймят правые и левые, соседи и коллеги, и даже продавцы в магазине, как подхалима власти, лизоблюда и вообще тупую сволочь, которая вообще выжила из ума.
        Он быстро подумал, кивнул.
        - Да, вы правы. При нынешнем положении народ готов поддерживать даже полнейших ничтожеств, если те выступают против власти. А эти девушки… ну, они выглядят симпатичными. Кстати, вот довод в защиту того, что все человечество превращается в нацию Интернета: уже пошли отклики в Европе и США, и везде реакция точно такая же, как в самой России!
        - Прекрасно, - сказал я ровно, - хотя я на это и рассчитывал. Хорошо бы, чтобы правозащитные организации вступились за этих узниц совести!
        - Узниц совести, - повторил он, улыбка на его губах стала шире. - Прекрасно. Европарламент будет ржать от такой формулировки, но мы все организуем, чтобы приняли правильную резолюцию.
        - Тогда нужно только, - сказал я, - не давать этой теме затихать. Иначе власти втихую могут принять любое решение. Даже отпустить, что нам невыгодно.
        - Все СМИ будут постоянно муссировать эту тему, - пообещал он. - В ней огромный потенциал!.. Мы организуем постоянные пикеты возмущенного произволом властей населения, которые будут протестовать у здания суда, и это будет в теленовостях всех каналов мира!..
        - Нужно будет, - подсказал я, - организовать и протесты против этих девушек. Но каких-нибудь совсем уж клоунов. Ну, ряженых казаков или недавно выпущенных из тюрьмы уголовников, а то и каких-нибудь бомжей поколоритнее с побитыми и опухшими от пьянства мордами… Вы их фотографировали с подписью, что это единственный электорат власти?
        Он криво улыбнулся:
        - Было дело. Хотя это не помогло. Но вы правы, часть населения, увидев таких протестующих против этой «Срани», автоматически станут поддерживать… ха-ха, узниц совести! А мы постараемся придать этому фарсу самый серьезный вид.
        - Интеллигенция, - сказал я, - вся в едином порыве поддерживает группу «Срань Господня», а всякие черносотенцы, бомжи и уголовники - требуют строгого наказания. При таком раскладе кто посмеет пикнуть против?
        Он допил кофе, медленно опустил чашку на столешницу, все еще не сводя с моего лица внимательнейшего взгляда.
        - Вы хорошо все продумали, - сказал он одобрительно и с некоторым удивлением. - Вы могли бы стать прекрасным политиком… гм, и, возможно, станете.
        Я сказал злобно:
        - Сейчас у меня пока другая цель! Разрушить эту власть до основания!
        Он кивнул и ответил очень серьезно:
        - Поверьте, этой же цели придерживается огромное, просто огромнейшее число людей во всем мире. Очень влиятельных.
        Глава 13
        На обратном пути я сразу направился в наш офис. Еще только открывая дверь, услышал гул голосов, а когда переступил порог, увидел весь актив в полном составе, а еще и десяток ребят, что организовывали сдерживание охраны храма.
        На столах полупустые бутылки вина, но ребята пока с серьезными сосредоточенными мордами, а перед многими вообще не вино, а банки с пивом.
        - Всем привет, - сказал я подчеркнуто бодро.
        Мне ответили разноголосым ревом, и тут же Зяма вскочил, завопил громким голосом:
        - А почему я ничего не знал?
        Я сел за стол, отмахнулся, как от мухи.
        - Без «МОССАДа» обойдемся. Ты бы совал палки в колеса, трус. А так все получилось! Сразу говорю: с Люськой и Мариной все было обговорено. Они знали, что их потащат в ментовку. Они героини!.. Вот так и надо относиться, а дуры или нет - в данном случае это неважно. Для женщин дурость - это как бриллиантовые серьги.
        Грекор кивнул на мониторы, где комментаторы суют под нос прохожим микрофоны и спрашивают, как те относятся к поступку группы «Срань Господня».
        - Пока народ фактически одобряет…
        Зяма сказал саркастически:
        - Не весь.
        - Не весь, - согласился с ним Валентин. - Я сохранил этот ролик. Очень колоритный типаж.
        - Ряженый казак? - спросил я.
        Он покачал головой:
        - Нет, еще проще и доступнее для решения, на чью сторону встать. Пьяный слесарь с разбитыми губами и фингалом под глазом громко требует тюремного срока для Люськи и Марины.
        Грекор придвинул мне чистый пластиковый стакан, стеклянные девочки купить так и не успели.
        - Вина или пива?
        - Кофе, - сказал я. - Можешь в стакан.
        - Он у нас побудет пока Люськой, - сказал Зяма.
        - Лучше Мариной, - возразил Данил. - Она та-а-акие пирожки пекла… И жопа у нее толще, что немаловажно в нашем демократическом обществе с мультикультурными обычаями.
        Я развел руками.
        - Это история. Когда Люська и Марина под аплодисменты выйдут из застенков режима, они будут такими героинями, что на нас будут смотреть как на козявок. И наверняка к тому моменту станут мультимиллионершами…
        Ребята заржали, только Валентин посмотрел очень внимательно, словно старался проникнуть в мои замыслы, да Зяма нахмурился и вперил задумчивый взгляд в пространство, а в глазах замелькали, как в окошке счетчика парковки, быстро меняемые цифирки.
        - Что с ними будет дальше? - спросил Данил.
        Я покачал головой:
        - Люська и Марина - отдельная песня. А мы давайте вернемся к сегодняшним задачам. Пора превращать нашу бурно разрастающуюся организацию в… партию.
        Все смолчали, только Валентин произнес озадаченно:
        - Как ты это мыслишь?.. Для партии наши задачи… нет, даже не задачи, а методы весьма необычны для радикала…
        - Ради, - хихикнул Зяма, - кала.
        Я возразил:
        - Кто сказал, что нам превратить удастся? Злобный кремлевский режим, что душит любые проявления свободы и инакомыслия, приложит все свои подлые усилия, чтобы помешать нам!.. И если у нас ничего не получится…
        - Не получится, - вставил Зяма с готовностью.
        - …то виновата в этот кровавая гэбня, - закончил я, - а не мы, стремящиеся улучшить этот мир и ввести демократические свободы в этой сраной стране!.. В общем, отвечает за это Зяма.
        Зяма вскричал испуганно:
        - Я? Почему я?.. Я настоящий русский интеллигент, хочу только указывать и критиковать, а отвечать ни за что не хочу, не буду, да и не умею!
        - Блин, - сказал я с досадой, - где бы немцев взять, чтобы работали? Ладно, Зяма, мы тебе будем помогать… ну, как умеем, а как умеем, сам знаешь, в какой стране живешь! Начинаю подготовку к регистрации партии. Валентин начнет писать программу. Две трети честно перепишете с первой же попавшей оппозиционной. Там обязательные обещания полной и даже полнейшей свободы слова, свободы совести и собраний, обязательства повысить пенсии старикам и, конечно, дать много-много денег молодым…
        Данил ерзал, кряхтел, наконец начал материться, спросил раздраженно:
        - А мы при чем?
        Валентин отмахнулся.
        - Не зуди. Анатолий прав, мы растем, а срем, как малолетки. Надо переходить на левел повыше.
        - Да мы и так срем вроде бы больше… - сказал Данил угрюмо. - И уже на драки выходим.
        - А надо срать чаще? - предположил Грекор.
        - Надо заметнее, - сказал я с тоской. - Система даже не замечает такие мелочи! Нужно даже не знаю как ей засандалить, чтобы ощутила… Ничего, «Срань Господня» - это первый камешек. Пусть и мелкий, но прямо в лоб.
        - А то и в глаз, - сказал Валентин.
        - А ты, Данил, - сказал я, - начинайте с ребятами подготовку к следующему митингу. Их сейчас как грибов после теплого дождя, но все беззубые, в самом деле - народные гулянья. Наша задача - превратить их в схватки с властью!.. Мы должны показать себя как реальную силу. Я не про вопли насчет кровавой власти, а чтоб все видели, кто прорывает цепь ОМОНа, кто оказывает настоящее сопротивление… Звякни тому инструктору, пусть начнет ускоренное обучение. Мы покажем кровавой власти, что мы не совсем овцы!
        Зяма распечатал крупные фотки Люськи и Марины, вставил в рамочки и повесил на самом видном месте в офисе, это наши великие героини, схваченные преступным режимом и находящиеся сейчас в жутком заточении в ожидании неправедного суда.
        Он предложил, чтобы всяк входящий отдавал им честь, но как-то поулыбались и только, хотя у Зямы не поймешь, когда выначивается, когда говорит всерьез.
        Следить за обслуживанием кофейного автомата, заказывать пиццу, а также покупать вино и пиво привлекли Оксану, девку не такую бойкую и яркую, как Люська и Марина, зато послушную и готовую на любые услуги всегда и везде.
        Грекор посмотрел на нее с сомнением:
        - Какое-то имя странное… Она что, жидовка?
        Данил изумился:
        - Кто, Оксана?.. Ну да, а как же. Оксана, Горпина - это их имена. Правда, она больше еврейка.
        - А есть разница?
        - Ну, - объяснил Данил, - если самец, то это жид, а то и вовсе пархатый, но если самка - то еврейка. Жидов нужно давить, а еврейки - классные, из них получаются жены получше, чем из наших дур.
        Грекор спросил настороженно:
        - Так у них же детей вроде считают по матери?
        - А нам насрать, - ответил Данил авторитетно. - Цукенберг на ком женился? То-то. Ты заказал бейсбольные биты?
        - Да, через полчаса привезут прямо в офис.
        - Через ибэй?
        - Нет, теперь ими торгуют везде, даже в булочных. Цены какие-то смешные, чуть ли не даром… Так и кажется, что вот-вот начнут раздавать бесплатно!
        Данил проворчал:
        - Да они бы нам и пулеметы раздали, чтоб друг друга поубивали! Только пока нашему президенту не настолько уж руки выкрутили, чтобы такое соглашение подписал.
        - А ему че? - сказал торопливо Гаврик. - Я слышал, у него в Америке сто миллиардов в банке! И десять дворцов. За каждый договор против России получает по десять миллиардов! А потом ему сделают пластическую операцию и спрячут по программе защиты свидетелей!
        Валентин поднял голову от кучи бумаг на столе, спросил с вялым интересом:
        - И кто такое сказал?
        - Да по всему Интернету пишут!
        Валентин хохотнул:
        - Я там тоже всякого понаписывал… люблю, когда начинается холивар или хотя бы срач. Это такой материал для диссертаций!
        - А что ты такого понаписывал? - спросил Грекор с недоверием. - Ты весь из себя такой приличный, что прям шпион какой, только шпион не стал бы так подставляться…
        - Ну, - ответил Валентин ангельским голосом, - помнишь, появилась сенсация, что у Ани Межелайтис три сиськи?.. Все кинулись пересматривать по инету ее сиськи, два сервера обрушили, туча корреспондентов примчалась к ее дому, а она таинственно улыбалась и куталась в толстый халат…
        Грекор ахнул.
        - Так это ты запустил? Ну даешь… Я думал, новости только перевирают, но чтоб совсем уж придумывать!
        Валентин смолчал и снова опустил голову к бумагам, продолжая сопоставлять программы оппозиционных партий, откуда добросовестно переписывал пункты целиком. Грекор отошел на цыпочках.
        Я сделал себе кофе, заодно и Валентину, а то аспирант больше на компотах из термоса и амфетаминах из нагрудного кармашка.
        Он поднял голову от стола и посмотрел на меня затуманенным взглядом.
        - У меня странное ощущение, - проговорил он и с силой потер лоб, - что наша организация существует века, а то и тысячи лет. А мы сейчас всего лишь оформляем ее официально.
        - Выводим из подполья? - спросил я.
        - Да, - согласился он, - легализуем.
        Данил прислушался, сказал нетерпеливо:
        - Ну-ну? Не тяни кота за яйца! Кого легализуем?
        Валентин начал перечислять, загибая пальцы.
        - Певца срунов француза Рабле, который про Гаргантюа и Пантагрюэля написал.
        - Еще, - продолжал Валентин, - Козьму Пруткова, прародителя Адама, Пугачева, Буслаева, Илюшу былинного, Достоевского, Тиля Уленшпигеля, Ходжу Насреддина… вон Зяма вспомнил про Диогена, хвалит так, будто тот наверняка еврей, они ж своих тянут, не забывают… верно, Зяма?.. но идея с портретами великих предшественников в самом деле просто замечательная. Выискивайте таких еще! Желательно с портретами.
        Данил гулко хохотнул:
        - С голыми жопами!
        Я пожал плечами:
        - Почему нет?.. Главное, побольше.
        - Стен не хватит, - заверил Данил. - Кстати, раз готовим партию, давайте сразу проведем и выборы? У нас должны быть как рядовые партгеноссе, так и самые рядовые!
        Данил буркнул:
        - А какие тут выборы? Все друг друга знаем как облупленных. Неожиданностей не будет, думаю.
        Грекор сказал бодро:
        - А че? Выборы так выборы. Предлагаю вожаком Анатолия!
        - Председателем, - поправил Зяма. - Или сразу фюрером? Вызова больше! Какой хай поднимется!
        - Не зарегят.
        - А что нам важнее, - сказал Зяма, - регистрация или хай?
        - Для хая у нас Люська и Маринка, - напомнил я. - Кстати, у них был? Я вчера добился свидания, рассказал, что делаем. Да они и сами в восторге, что о них весь мир говорит, а в Европе уже забрасывают наши посольства камнями, требуя освобождения благородных узниц совести.
        - Я сегодня зайду, - пообещал Грекор.
        - И я с ребятами, - сказал Данил. - Значит, старшим у нас будет и в партии Анатолий. Голоснем?
        Остальные, кто слышал, с усмешечками подняли руки, отдавая должное старинному ритуалу, пусть и совсем формальному.
        Зяма сказал важно:
        - Окончательный подсчет голосов подведу через неделю после истечения конституционного срока. Итак, Анатолий, ты избран единогласно! В тебе все еще чувствуется как бы настоящий лидер. А теперь давайте распределим, кому что делать. Я, например, буду Геббельсом, я в него просто влюблен!.. Данил возглавит наши войска, морские и сухопутные, а также стратегическую авиацию… ну это потом, а пока строго скажем геноссе по партии, что не следует стесняться срать на тротуаре и днем. Только не перед нашим офисом, понятно. Диоген же срал?.. И попал во все учебники!
        - Я согласен попасть в половину учебников, - сказал Грекор мечтательно. - По этикету.
        Гаврик спросил любознательно:
        - А какова программа нашей партии?
        Валентин не снизошел до ответа, а Данил ответил коротко:
        - Долой!
        - В смысле?
        - Долой, - повторил Данил. - Долой прогнивший режим! Долой тоталитаризм!
        Гаврик сказал растерянно и жалобно:
        - Это понятно. Но какова программа? Что мы предлагаем взамен?
        Данил посмотрел на Валентина, тот смолчал, а я сказал твердо:
        - О программе - молчок! Какую бы ни выдвинули - все равно найдутся критики, отыщут уязвимости. Вон в восьмой винде и то уже отыскали! А не найдут - придумают. Да и не надо забивать головы никакими программами. Человек сейчас хочет только отдыхать и развлекаться, это раньше у него было время прочитывать программы от начала и до конца, а сейчас достаточно заголовка!
        - А какой заголовок?
        Они начали вспоминать, я сказал твердо:
        - Самый простой и понятный - долой! Лозунг должен быть ясным и зримым с ходу: земля - крестьянам, фабрики - рабочим, ацидофильное молоко - ацидофилам!.. Это еще тогда понимали, когда телевизоров не было, а сейчас все должно быть еще короче и проще… то есть просто «Долой!».
        Во взгляде Валентина я видел все растущее уважение. Похоже, впервые ощутил, что мы не только материал для его докторской диссертации, но в самом деле реальная сила, пока еще маскирующаяся под темную лошадку.
        Глава 14
        За обедом, когда мы жрали пиццу и запивали кто чашками кофе, кто пивом, а кто и вином, он сказал мне проникновенно:
        - Вообще-то у нас благородная и нужная для общества роль трикстеров. Они никогда не бывают старыми, это всегда и везде молодежь, что воюет в основном с замшелым старичьем.
        Зяма, что ест пиццу, запивая кефиром прямо из пакета, для него и это бунтарство, вякнул:
        - Или с теми молодыми, что стоят на старых позициях.
        - А старые все, - согласился Валентин, - кто не с нами. Трикстерить или критиковать - это показывать всем, что ты уже личность. Мол, пока не критиковал, был просто пешкой, как сейчас любят говорить, или зомбированным - второе дурацкое словцо, что прочно вошло в лексикон идиотов, а вот щас я критикую все и вся, на все плюю, что значит - разбираюсь во всем. И чем больше плюю и сру, тем выше мой уровень и тем ниже мир, который недостоин меня, уникального.
        Я слушал-слушал, наконец сказал раздраженно:
        - Не пойму я тебя, Валентин. То ты за нас, клевые идеи подбрасываешь, то вроде издеваешься над самим движением…
        Он ахнул, но, как мне показалось по моей нынешней подозрительности, чересчур громко и картинно:
        - Я? Да упаси господи! Чур меня, чур!.. Я целиком с вами. Но для полноты картины, чтобы лучше справиться с противником, нужно иногда уметь посмотреть его глазами. Вот я и стараюсь с той стороны взглянуть… Это все для нашей победы! Для великой победы срунов и великого срунства над косным обществом!
        Я помолчал, Валентин говорит в самом деле искренне, как будто в нем живут два человека и он выпускает их по очереди, а Данил проворчал:
        - Больно умный… Я вот не стану смотреть с их стороны.
        - Почему? - полюбопытствовал Валентин.
        Данил пожал плечами, буркнул:
        - Будто не знаю, что увижу.
        Грекор тоже сказал угрюмо:
        - Я тоже не понимаю Валентина. Вроде бы с нами, но иногда так зло высмеивает все то, что мы делаем… я даже не знаю, что и думать!
        Валентин сказал серьезно:
        - А ты не думай. Правда, не думай, отдавайся инстинктам. Инстинкты, брат, мудрые… Человек выжил благодаря инстинктам, а не уму.
        - Дык инстинкты тоже… эта… настобурчиваются!
        - Все норм, - сказал Валентин успокаивающе. - За настами будущее. Я здесь и с вами! Я верю в нашу победу, в победу настов, победу настизма.
        А Зяма пояснил снисходительно:
        - Он высмеивает потому, что наст. Наст всегда против всего!
        Валентин улыбнулся:
        - Абсолютно верно! Наст против всего, даже против настизма. И в этом залог победы настизма! «Все подвергай сомнению», как сказал один великий наст, создавший учение, которое назвали, правда, не настизмом, это слово придумали мы, а его собственным именем… Не буду даже подсказывать, кто этот великий человек.
        Я ел и помалкивал, только внимательно слушал да поглядывал на их лица, где, как в ясных и чисто протертых зеркалах, они все с их желаниями, мыслями, побуждениями.
        Все они с восторгом читали «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», потому что главный герой - жулик. Все мы в чем-то жулики, если даже всю жизнь от рождения и до смерти живем чинно и правильно: просто жулика ни разу не выпустили на волю, а хочется это делать каждому. А «Приключения бравого солдата Швейка»? И, как говорил Валентин в начале знакомства, все знают верхушку скандинавского пантеона: Один - бог богов, Тор - могучий бог войны, там же благородные Бальдр, Фрейя, Хеймдалль, Улль и прочие, но какую аватарку берет подросток на форумах, в чатах, в баймах! Конечно же, самое массовое не Тор или Один, а Локи - бог мелких подлостей, жульничества, оскорблений, сранья под дверьми в домах богов…
        Валентин жевал пиццу медленно и с чувством, словно йог во время медитации, и произнес так же глубокомысленно:
        - Срунство - это такой стаз в человеческой психике. Но одни проходят его, оставив на душе шрамы, и превращаются в скучное и правильное имаго, а другие так и остаются в блаженном и ни к чему не обязывающем срунстве. Но так как сейчас жизнь полегче, чем в прошлые века, то детство человека затягивается. Бывает, уже седеть начал, а сам еще пацан пацаном! И все рассуждения детские, все ценности ребяческие, в сорок лет еще следит за трансляцией футбола по жвачнику… Главное же, что особенно ценно для нашего движения, мотивация к действиям все еще попахивает недоразвитостью…
        Данил сердито засопел.
        - Это как?
        Зяма пояснил живо вместо Валентина:
        - Это значит, ориентируемся на молодежь, которая еще не достигла пика развития, у которой взлет впереди!
        - А-а-а, - сказал Данил, успокаиваясь, - да, мы еще этим старым хрычам покажем.
        - И всему старому миру, - сказал толерантно Зяма, который, как я знаю, с дедом в хороших отношениях, в отличие от родителей, и потому его хрычем не считает. - Значит, ты полагаешь, что от простого срунства пора подниматься к элитарному?
        - Гм, - сказал Валентин, - там свои сложности…
        Я ощутил, что разговор начинает скользить в сторону опасного обрыва, сказал твердо:
        - Однако мы не дадим завлечь нас в эту ловушку. Не превратимся в еще одну замкнутую секту, как ею могло бы стать христианство в самом иудействе, если бы Павел не сделал одно-единственное допущение, позволившее вывести христианство на широчайший простор и охватить почти все человечество.
        Данил ничего не понял, но сказал с восторгом:
        - Мощно задвинул!
        - Потому, - сказал я так, словно вколачивал слова подобно гвоздям, - мы сохраним и все простые лозунги и все простое! В том числе примитивные методы и способы самовыражения. Тот же высочайший пример высокого срунства в художестве - это «Черный квадрат» Малевича, в среднем искусстве - митьки и готы, а на самом широком поле самовыражения яркой личности и самобытности человека - именно сруны под дверьми соседей и создатели компьютерных вирусов.
        Вернулся в офис, где компы работают, собирая все новости по группе «Срань Господня», ссылок столько, что хватит всей нашей организации разбирать до поздней ночи, а завтра будет новых еще больше.
        Войны насчет Люськи и Марины разгораются с каждым днем. Одни их называют героинями вроде двух Жанн Д’Арк, другие требуют немедленно сжечь на костре, как сжигают нечестивцев. Страна разделилась надвое, на так называемых психически нормальных и русскую интеллигенцию, что получает мощную поддержку с Запада.
        Вот уж не думал, что буду с интеллигенцией и Западом, но забугорцам так страстно хочется подосрать нашей власти и вообще России, что во всех СМИ нашу «Срань Господню» превозносят, как чистейшей души демократок и сторонниц либеральных базовых ценностей. Там уже на полном серьезе начали живейшее обсуждение, на какую из международных премий по поддержке культурных ценностей их выдвинуть в пику злобному кремлевскому режиму и как вообще поощрить их последователей и подобные интересные начинания.
        Уже сейчас они заработали больше, чем за всю прошлую жизнь, раздавая интервью зарубежной прессе и выступая перед телекамерами.
        Так что камень с души постепенно сползает. На прошлой встрече Люська просто визжала от счастья, что наконец-то она в центре внимания. И хотя ждут с Мариной суда, но уже победили, уже выиграли, и неважно, что скажет этот неправедный шемякин суд!
        Меня самого дважды вызывали следователи, интересуясь финансированием митингов и акций, хотя это для них такое яснее ясного, но хотят, чтоб сам сказал об этом перед телекамерами, чтобы об этом знало как можно больше народу, все-таки у большинства из нас резко враждебное отношение к вмешательству госдепа в наши дела, но власти как будто еще не знают, что к ним отношение еще хуже.
        Я разбирал почту, когда в скайпе высветилась аватарка культурного центра и появилась надпись: «Hi!»
        Врубив видеокамеру, я ответил самым деловым голосом:
        - Привет!.. Трудимся, как видите.
        Он повел глазами, осматривая помещение за моей спиной, сказал сдержанно:
        - Вижу, обставили… соответственно.
        - Как у вас дела? - спросил я.
        - Без изменений, - ответил он.
        - Это плохо?
        - Нет, - пояснил он, - западный мир медленно, но уверено идет вверх, это показывают все графики. Никакие кризисы не нарушают плавность основной линии.
        - Поздравляю.
        - Спасибо, - ответил он. - Вам не кажется, что события начали ускоряться?
        - Есть такое ощущение, - ответил я.
        - Тогда нужно чаще встречаться, - произнес он с отчетливым намеком.
        И хотя поговорить можем и по скайпу, даже могу показать всех своих орлов, однако мы умеем не только читать между строк, но и слушать между звуков, я ответил тем же деловым голосом:
        - Я вообще-то вторую половину дня почти свободен.
        - Тогда сегодня?
        - Да, - ответил я. - Могу подъехать через час.
        - Отлично, - ответил он. - Резервирую это время для вас.
        Глава 15
        Дважды попадал в пробки, во второй пришлось застрять так надолго, что успел посмотреть на айпаде новости, но «Срань Господня» временно отодвинулась на второе место, на первом крупно и мастерски сделанное фото, где депутат Госдумы, рассматривая запись в блокноте, в задумчивости чешет в промежности.
        Отклики читать не успеваю, каждую минуту по пять-семь гневных воплей типа: как можно доверять принимать важные для страны законы людям, которые на важных заседаниях чешут яйца?
        При этом само собой разумеется, что вся Госдума только и делает, что чешет яйца, ковыряется в носу и тут же сжирает выкопанные оттуда залежи ценной руды, а еще зевает и окидывает жадно-оценивающим взглядом все проходящие мимо жопы.
        Автомобилисты впереди совсем озверели, въехали на тротуар и поперли там не слишком шибко, но все же пугая и разгоняя народ. Торопливо двинулся за ними и я, так проехали два квартала, миновав ДТП, роскошный и явно тяжелый «Кадиллак» врезался в «жигуленка», превратил его в хлам, а заодно, разбросав, перевернул еще три автомобиля.
        Мы съехали с облегчением на проезжую часть, я позвонил, предупредив, что чуть задерживаюсь из-за дурацкого ДТП, но постараюсь сильно не опоздать.
        - Не превышайте скорость, - сказал Дудиков. - А то полиция задержит…
        - Вы еще не привыкли к России, - сказал я с чувством превосходства.
        - Да уж, - ответил он с непонятным смешком, - это… удивительная страна!
        Я домчался, нарушая все правила, но после таких вот пробок нарушают все, менты в таких случаях понимающе закрывают глаза, и через двадцать минут я лихо въехал на красиво расчерченную парковку и нажал на тормоза.
        Охранник только кивнул в сторону двери, словно я один здесь бываю, но, думаю, видеокамеры меня засекли еще на стоянке и сличили со всеми террористами на свете и сотрудниками КГБ.
        Дудиков торопливо вышел навстречу, быстро и горячо пожал руку.
        - Анатолий, пойдемте сюда… Там совещание, приехали наши проверяющие…
        - И вас проверяют? - спросил я.
        Он ухмыльнулся:
        - А как же! У нас все должно быть прозрачно. Ни один доллар не удается спрятать. То ли дело Россия… В чудесной стране живете, Анатолий. В сказочной.
        Местечко нам нашлось в маленькой тесной комнатке, заставленной офисной аппаратурой в три этажа и кипами бумаг, что в наше электронное время смотрится вообще-то дико.
        - Кофе сейчас принесут, - сказал он и потер ладони. - И я с вами выпью, а то эти достали… Везде лезут, все им покажи и объясни!.. Ну, как ваши успехи?
        - Готовимся к новым выступлениям, - ответил я. - Неважно, будет это митинг или народное гулянье. Сейчас они все направлены против власти.
        Он сказал понимающе:
        - Тогда ваши усилия будут всегда востребованы. Насчет «Срани Господней» вы попали в самую точку, даже я не ожидал, хотя как политолог по проблемам России получил магистра. Все-таки удивительная эта страна… При такой безалаберности и спустярукавстве такое точное интуитивное мышление!.. Кстати, как вам наш соотечественник, что вызвался поделиться с вами опытом?
        - Денис Евлахов? - спросил я. - Мужик умеет нравиться. Доброжелательный. Да и чего выпендриваться, все и так перед ним такие зайчики.
        - А он говорит, что вы ему все понравились!
        - Еще бы, такие лохи…
        Он замотал головой:
        - Нет-нет, как раз вы умные и правильные ребята. И вы, как он сказал, самый лучший контингент. В смысле, который может противостоять власти и ее службам. К сожалению, вся российская оппозиция проигрывает власти прежде всего по… интеллекту. Во всем. В понимании процессов, в умении организовать людей, вообще в умении работать.
        Я спросил почти враждебно:
        - Это еще почему? Мы не дурнее!
        - Российские власти, - продолжал Дудиков все тем же бархатным голосом, - всегда умели привлекать себе на службу и даже во власть даже своих противников. Древние славяне призвали чужака Рюрика, что создал им государственность, Иван Грозный, уезжая на войну с татарами в Казани, оставил вместо себя какого-то татарского мурзу, русские бояре приняли немецкую принцессу, ни слова не знавшую по-русски, и она стала Екатериной Великой, России верно служили всякие барклаи и багратионы, им несть числа, а после захвата власти большевиками эта политика осталась в неприкосновенности! Не только в те времена, но в Коммунистическую партию вовлекали всех-всех умных, инициативных и талантливых!.. Не случайно же практически все диссиденты были, как вот Сахаров, коммунистами.
        - И сейчас…
        - Да, - подтвердил он, - сейчас Кремль открывает двери во власть всем умным, инициативным и талантливым! Это создает серьезные проблемы и помехи в нашей работе по ломке этой системы. Трудно ей противостоять, когда на этой стороне только те, кто… ну, как бы это мягче сказать… не выдержали современных реалий и хотят…
        - И рыбу съесть, - подсказал я, - и невинность сохранить?
        - Вот именно, - согласился он. - Но и они люди со всеми их достоинствами и недостатками. Потому, если умело играть на их обидах, завышенном самомнении, предрассудках и простой зависти, то сделать можно очень многое. Как, к примеру, с вашей блестящей находкой насчет «Срани Господней»! Да, понятно, в любой стране эту вашу «Срань Господню» упекли бы на несколько лет в тюрьму, посмотрите законодательство Европы или Штатов… однако там это оправданно, ибо в демократических странах это оскорбительно, но у вас… гм… не совсем демократия! Потому с моральной точки зрения весьма оправданно то, что они сделали…
        - Правда? - спросил я с недоверием.
        Он ухмыльнулся, но отвел взгляд.
        - Ну что такое правда, - произнес он уклончиво, - спросил Пилат Христа и ушел, не дожидаясь ответа. Правда всегда относительна… Вы же видите, весь цивилизованный мир поднимается на защиту вашей «Срани», потому что это произошло в несвободной стране, где граждане лишены демократических прав, потому такой вот экстравагантный способ протеста… он как бы… ну, оправдан…
        Я пробормотал:
        - Кажется, понимаю, что такое двойные стандарты.
        - А иначе быть не может, - возразил он с живостью. - В свободной стране такое недопустимо и карается большим тюремным сроком, ибо у каждого есть законные способы выразить свой протест, но в вашей тоталитарной… я же не зря указываю на величайших деятелей мировой культуры, что встали на защиту «Срани Господней»!.. Памела Андерсон, Пэрис Хилтон, Эшлинн Брук, Дженна Хейз, Дженна Джеймсон, Саша Грей, Кэти Морган, Мэри Кэрри… и многие-многие другие, наиболее популярные и авторитетные в западном мире, что поняли их чистосердечный порыв и жажду демократических преобразований в стране, выраженный вот таким необычным, но чисто русским способом…
        Я ухмыльнулся:
        - Честно говоря, мы рассчитывали больше на реакцию внутри России.
        - Мир отдельных стран закончился, - напомнил он, - только мало кто это еще понял. Наступает великая эра людей Интернета! И Россия - часть мирового человечества. К счастью для «Срани Господней», да и не только для нее, в России такая растерянность во всем, чего ни коснись, грех не воспользоваться! Не думаю, что евродепутаты всерьез предложили этих засранок на высшую премию Евросоюза. Кто-то просто, как говорят в России, прикололся, но… с другой стороны, почему не показать этим северным медведям, что они уже не те и с ними не считаются?
        Сердце мое заколотилось чаще.
        - Думаете… могут в самом деле дать? Чтобы показать России ее место на тряпочке?
        - Вполне, - ответил он серьезно. - Да, ясно понимая абсурдность своего решения, но… как я уже сказал, при чем здесь разум? Человеком движут чувства. И чаще всего не самые благородные. Если вы в детстве ставили своей целью насрать под дверью соседа, то депутаты Европарламента выросли из такого возраста, зато теперь могут насрать всей России! И с огромным удовольствием это сделают, вот увидите. У вас был Васька Блаженный, у них - Тиль Уленшпигель! Оба срали одинаково и в одинаковых, смею предположить, количествах.
        - Блин, - вырвалось у меня, - мне казалось, с возрастом живут рациональнее…
        - Живут, - согласился он. - Точнее, в детстве живут только чувствами, а взрослые могут еще и умом, но лишь когда приперты к стене. Но если есть возможность насрать… или просто толкнуть упавшего… ну как тут утерпеть?.. Вы даже не представляете, как удачно сбросили камешек с горы!.. Лавина только-только набирает скорость!
        Я пробормотал:
        - Вы сумели создать настолько отвратный образ России во всем мире, что никакие доводы ее власти не остановят желание… даже жажду!.. поддерживать все, что разрушает Россию?
        - Даже не знаю, - ответил он откровенно, - что сможет противопоставить Россия.
        - Патриотизм?
        - Прибежище негодяев, - ответил он с улыбкой. - Вся русская интеллигенция повторяет это на каждом шагу, и слово «патриот» теперь у нее синоним самых грязных ругательств.
        - Блин!
        - Русская интеллигенция, - сказал он с неловкостью в голосе, - будет и говно есть, если сказать ей, что это культурные ценности Запада.
        - Блин, - повторил я со злостью.
        - Будет есть, - сказал он, - и гордиться, что вот поняла их и потребляет, а остальные, быдло темное, не доросли до их уровня.
        Я спросил быстро:
        - И настолько сильным будет давление?
        - Кинозвезды и деятели искусства, - заверил он, - это только первые ласточки. Дальше пойдет тяжелая артиллерия. Все правозащитные организации мира начнут требовать от России освобождения невинных узниц совести и выплаты им компенсаций за причиненный ущерб…
        - И как отнесутся наши власти?
        Он улыбнулся:
        - Времена Сталина давно ушли. Нынешние власти будут вынужденно сдавать позиции одну за другой, хотя и понимают, что правозащитники продолжат предъявлять все новые требования. Кроме того, Евросоюз и прочие организации будут поэтапно вводить против России всевозможные санкции. Одновременно в самой России среди сторонников власти станет нарастать разочарование ее слабостью. Ястребы будут доказывать, что если закрутить гайки, то можно не обращать внимания на мировую общественность, начнут выступать против режима, начнутся серьезные трения в самом правительстве, перестановки, вся деятельность руководства будет парализованная.
        - Прекрасно, - сказал я. - А дальше?
        Он пристально посмотрел мне в глаза.
        - Анатолий, вы же прекрасно знаете, что дальше. Задумывая эту рискованную акцию, вы просчитали не только как провести ее успешно, но и что последует потом… Не так ли?..
        Я возразил:
        - Вы же сами сказали, что я интуитивист.
        - А разве ваша интуиция не сказала вам, что именно вы этим камешком обрушиваете?.. Ага, сказала, вижу по глазам. Россия сумела восстановить против себя не только Европу, которой угрожала вторжением танковых армий со времен Сталина, а затем Хрущева и Брежнева, но даже африканские страны, в которых она вбухала сотни миллиардов долларов, что и доныне воюют друг с другом советским оружием!.. Сейчас в сторону России со злорадством бросает камни весь мир.
        - Я сам бросаю, - сказал я с непонятной самому себе свирепостью, - но не хочу, чтобы бросали другие. Ну… из-за чужого забора!
        - А заборы становятся все ниже, - напомнил он. - Кое-где их вовсе убрали. Что очень выгодно как раз для вашего народа, он же и мой, потому что он… все еще не народ! Дело даже не в том, что сформировался совсем недавно… где-то лет двести тому назад, как считают все ученые, но на современный взгляд произошло еще более удивительное… на самом деле формирование все еще не завершилось!
        Я пробормотал:
        - Как это?
        - У русского народа так и не образовалось стержня, - пояснил он, - или формы. Потому для вас так характерно принимать как другую культуру, так и другие ценности. Ну… к примеру, с окончанием Гражданской войны из России только во Францию, ее союзницу, переселилось около пяти миллионов русских!.. Это были не крестьяне, а цвет русской нации. И что с ними произошло? Да уже во втором поколении русских не осталось!.. Они все стали французами, а французский язык стал им родным. Во всем мире есть, к примеру, чайнатауны, но рашентаунов представить невозможно. Что, собственно, и навело стратегов в нашей стране на интересную мысль…
        Я спросил настороженно:
        - Какую?
        Он ответил с улыбкой:
        - Вам легче будет влиться в общую страну народов, чем любому другому. Особенно мелким народностям, что так отчаянно цепляются за свою аутентичность! Вы можете себе представить, чтобы русские, как курды или баски, пятьсот лет добивались создания своего Русистана?.. Анатолий, у вас уже есть счет в банке? Нужно завести, раз уж вы юридическое лицо.
        - Будете перечислять?
        - Сегодня, - ответил он, - для вас еще приготовлен пакет с наличностью. Но Москва - опасный город. Могут напасть по дороге… Потому проще дать работу банковским клеркам. Я получил указание усилить поддержку вашего движения. Сегодня передаю вам десять миллионов рублей… это покажется вам большими деньгами, но при возросших затратах…
        Я прервал:
        - Простите, уже не кажется. У нас люди на улице стоят, в помещениях теснота…
        - Вот-вот, - сказал он, - следует снять что-то попросторнее. Нанять несколько профессиональных менеджеров. Я могу кое-кого порекомендовать…
        Я сразу ощетинился:
        - Обойдемся.
        - Все будут в полном вашем подчинении, - сказал он успокаивающе. - Но если не хотите, не берите. Или уволите при первом же вашем недовольстве. Просто черновую работу сбросите на них, а сами продолжите заниматься общим руководством, а то я представляю, какой ерундой вам приходится… Вся власть только в ваших руках! Это твердо.
        Я буркнул:
        - Хорошо, пусть подойдут на собеседование. Но не обещаю, что возьму.
        Он вытащил из сейфа и передал мне пластиковый пакет размером с внешний хард, ничего особенного, десять лимонов, это всего лишь двадцать пачек красненьких, все небрежно завернуто в газету, это чтобы было видно сквозь прозрачные стенки, что ничего ценного там нет, ценности в газету не заворачивают.
        Я принял, поднялся, взвешивая в руке. Ощущение такое, что держу половинку кирпича в газетной обертке.
        Дудиков тоже поднялся, на лице глубокое участие.
        - Я с вами откровенен, Анатолий, - сказал он тепло. - Предельно откровенен. Потому что вы и сами не сегодня к вечеру, так завтра утром все поймете в отличие от большинства ваших соратников.
        - У меня умные ребята, - возразил я.
        Он кивнул:
        - Да, конечно… Но не все готовы принять необычную и шокирующую мысль, что уже сейчас человечество можно рассматривать… как единое целое. Но пока еще разобщенное в силу древних исторических причин. Потому мы беремся его объединять сперва с тех мест, которые легче вовлечь в единое пространство человечества.
        - Россию, - спросил я с удивлением, - легко?
        Он снова кивнул:
        - На данном этапе. Потому сейчас брошены все силы и, признаюсь, немалые деньги, чтобы… как вы говорите, сломать хребет существующему строю. Но это не значит, что дадим возникнуть другому, такому же враждебному. Нет, Россия войдет в человечество, как его немаловажная часть, и… растворится в нем. Как и все остальные народы.
        Он проводил меня до выхода, но все так же остановился в вестибюле, словно вампир, не желающий выходить на солнечный свет.
        - До встречи, - сказал он. - В скайпе.
        - Определенно, - ответил я.
        - Желаю вам успехов!
        - Спасибо, - ответил я.
        Ощущая в ладони приятную тяжесть, я прошел к стоянке, там все под наблюдением видеокамер и бдительного охранника. Я сел в машину и плотно захлопнул дверцу.
        Теперь у меня никакие грабители не отнимут этот сверток, а то есть еще за бугром такие дикие граждане, полагают, что у нас вместо бандитов по улицам все еще бродят белые медведи!
        Часть III
        Глава 1
        Не заезжая домой, я со стучащим сердцем прибыл сразу в офис. Не знаю, может быть, кто-то уже и начинает подозревать меня в распилах и откатах, у нас все подозревают друг друга, хотя частенько и по делу, тем более все уверены, что правительство только и занимается тем, что ворует: а как же, любой на их месте только бы и воровал да получал миллиардные откаты!
        В офисе Валентин, он теперь у нас проводит больше времени, чем у себя в универе, Зяма, Данил и Грекор. Все смотрятся настолько прилично, словно мы уже совсем отошли от срунства, хотя, на мой взгляд, наша партия не отошла, а перешла от мелкого к крупному. И вообще становимся заметной силой оппозиции кремлевским бандитам.
        Пусть не самой интеллектуальной силой, к счастью, зато самой понятной и находящей отклик в душе каждого, пусть это парнишка из пригорода или самый занюханный интеллигент, что только с погашенным светом и под одеялом признается себе шепотом, что он мечтает бросать камни из подвала в хрустальные дворцы, что строит проклятый Кремль и хочет заставить всех там жить.
        - Всем встать и радоваться, - сказал я натужно бодро. - Коза пришла, молочка принесла!
        Зяма сразу повернулся от монитора, глаза заблестели, словно в комнату вошла незамужняя дочка Рокфеллера.
        - Сколько? - спросил он и потер большим пальцем об указательный.
        - Тереть надо не палец, - наставительно ответил я, - а ладонь.
        - О!
        - Еще не раз это скажешь, - обронил я таинственно. - Ну-ка, все сюда, морды.
        Они оставили компы и, отпихиваясь ногами от пола, это чтоб не поднимать жопы от нагретых сидений, подъехали на креслах с колесиками.
        Я выложил на середину стола пакет. На этот раз даже Зяма не протянул руку, я видел, как расширились его глаза, а язык облизал кончики губ.
        Грекор спросил зачарованно:
        - Сколько?
        Все так же молча я вытряхнул на стол красные пачки в банковской упаковке. Двадцать штук. Мне показалось, они не сразу и сосчитали, что в этой горке десять миллионов рублей.
        - Нас становится больше, - объяснил я. - Потому и расходы, что понятно, больше.
        Все смотрели с непонятным выражением, наконец Данил пробормотал с непривычной для него нерешительностью:
        - Деньги, конечно, большие… Но стоит ли сейчас вот так… даже и не знаю… вроде бы и от денег отказываться дурь полная, но и почему у меня такое ощущение, что я кому-то продаюсь?
        Зяма ответил с достоинством:
        - Если за хорошие деньги, то почему нет?
        Я поморщился:
        - Данил, если наши цели совпадают, то в самом деле, почему не идти вместе?.. Дело даже не в этих пачках красненьких. Мы и без их денег ломали систему! Просто с ними стало проще… но мы делаем свое дело, а не ихнее!
        Данил буркнул:
        - Что-то мне кажется, что как раз ихнее.
        - Наши цели временно совпадают, - повторил я твердо. - Они хотят ослабить Россию, а мы - кремлевскую власть. Беда в том, что власть в России полностью захвачена кремлевской хунтой. Но как только нам удастся ее сбросить…
        Грекор нервно поглядывал то на деньги, то на Данила, но чаще не мог оторвать взгляда от этих десяти миллионов чистого счастья.
        - Данил, - сказал он быстро, - ты совсем рухнулся? Бугор сказал же, что эти лимоны только для затравки! Так, бугор?
        Я кивнул.
        - Да. Если наберем обороты, сразу же перечислят еще пять, потом пять, а когда войдет в решающую фазу, то и все тридцать миллионов. Уже не рублей, а долларов.
        Они смотрели ошарашенно, и хотя я придумал все в эту минуту, но голос тверд, а на лице легкая печаль, что мои же соратники начинают сомневаться то ли во мне, то ли в нашем общем деле справедливой ломки существующего строя.
        Зяма неумело присвистнул.
        - За такие деньги можно горы свернуть. Я за то, чтобы начинать немедленно.
        Валентин помалкивал, раздумывает, с выводами не спешит, хотя и он не похоже, что обрадовался.
        - А тебя, аспирант, что тебя тревожит? Ты тоже против?
        - Я не против, - ответил он неспешно. - Я только напоминаю, что до истечения срока нашего президента остался всего год, даже чуть меньше… Допустим, нам в самом деле могут выделить неограниченные средства. Допустим и то, что мы настолько гениальные организаторы, что сумеем все их вложить в дело так, чтобы сработали до последнего доллара. Но даже в этом случае на подготовку уйдет месяца два, не меньше. Народ нужно будет собрать со всей страны… вернее, сперва отобрать тех, кто готов будет прожить в палатках среди площади столько, сколько понадобится. Потом этих людей нужно будет подготовить… ну там выплатить некоторые авансы, наобещать намного больше, разжечь у кого жадность, у кого честолюбие, кого поймать на возможность пограбить под шумок московские магазины и пожмакать жирных москвичек…
        Грекор поморщился и произнес почти церемонно:
        - Давай без уголовщины.
        - Это не уголовщина, - ответил Валентин сдержанно, - это запланированный перехлест незапланированных эмоций.
        Данил буркнул:
        - Это… как?
        - Ну как болельщики, - ответил Валентин, - когда идут со стадиона, иной раз переворачивают автомобили, бьют витрины… В какой мере они уголовники, если не планировали грабить? Это неизбежные эксцессы. Их нужно учитывать и планировать заранее.
        - Не отвлекайся, - посоветовал я.
        - Так вот, - продолжал Валентин, - два или три месяца на стягивание людей в столицу. Митинги - две недели, не меньше. Сначала мирные, потом по нарастающей… В конце митингов, когда все разогреты… не забыть подвозить кроме водки еще и горячую еду, ставим палаточный городок… Сколько в нем придется отсиживаться?
        - Еще пару недель, - предположил Данил.
        Валентин покачал головой:
        - У нас не Украина и не Грузия. Это там США действовали напрямую: украинский президент женат на американке, а грузинский - сам по себе американский бизнесмен… Потому и сумели уложиться в пару недель. А у нас орешек покрепче.
        - Не меньше месяца? - спросил Данил.
        - Не меньше, - согласился Валентин. - На последний этап. А до него еще ох как далеко.
        Он посмотрел на меня ясными глазами, доводы все четкие и, как положено человеку науки, разложены по полочкам.
        Я покачал головой, начал загибать пальцы.
        - Получается, как минимум, четыре месяца. Это при самом благоприятном раскладе. Словом, если у нас… тьфу-тьфу!… все получится, то мы сумеем свергнуть за полгода, а то и меньше, до его ухода с поста. Я не уверен, что целесообразно все это затевать…
        Я ощутил, что в помещении после рассудочных слов Валентина в самом деле поменялась атмосфера. Его доводы, очень четкие и логичные, подействовали, как если бы он плеснул бензинчику в затухающий костер энтузиазма.
        Все взгляды устремились на меня, я развел руками, поднялся, снова развел руками.
        - Нужно изучать классиков, - сказал я сдержанно. - Был такой момент в нашей прошлой истории, когда Ленин сказал: «Вчера власть брать было рано, завтра - поздно». Этим он убедил своих колеблющихся сторонников. Они пошли на захват власти и… победили!
        Зяма сказал осторожно:
        - Чем же особенным отличается этот момент? А то хоть Ленин и еврей, но я его не читал. Как и Гитлера, что тоже еврей.
        Никто не отреагировал, хотя Зяма откровенно троллит, все смотрят на меня и ждут.
        Я ощутил прилив сил.
        - Мы не можем участвовать в выборах, что очевидно предлагает Валентин. Вы это понимаете?
        Ошарашенное молчание, потом Данил помотал головой.
        - Не знаю, как другие, но я не врубился.
        Остальные помалкивали, мало кто может признаться, что чего-то не понимает. В непонимании может признаться только тот, кто понимает многое и чья репутация в этом высока. Или кто о ней вовсе не заботится.
        - Объясняю, - сказал я четко. - На выборы мы должны прийти с четкой программой вывода страны из кризиса…
        - Из кризиса? - переспросил Грекор туповато.
        - Из кризиса, - повторил я терпеливо. - Раз уж твердим, что страна в кризисе, значит, у нас должен быть блестящий и всем понятный план, как быстро и без потерь сделать всех богатыми и счастливыми, удесятерить ВВП и вообще стать сверхдержавой. Но у нас такого плана нет, мы ведем свою борьбу под девизом «Долой!». На выборах с ним победить невозможно…
        Я нарочито делал паузу, Данил догадался первым:
        - Но можно захватить власть! Да, это единственный шанс.
        Валентин сказал глубокомысленно:
        - Это очень рискованный план… шансы минимальны, но… есть. Захватить власть и сразу же провести досрочные выборы президента! В этом случае даже в других странах не смотрят на программы, а только на личности, а у нас и вовсе Россия! С одной стороны прогнивший режим, с другой - мы. И пусть мы еще ничего не обещали конкретного, кроме того, что сделаем все лучше, но в этом случае рулят симпатии, а не арифметика. Бунтарям народ всегда сочувствует.
        Дверь распахнулась с треском, словно врывается взбешенный слон или спецназ по захвату Бен Ладена, но это наш худенький и тоненький Гаврик Кокошин, который теперь Какашин.
        Он вскинул длань в приветствии, наднапряг бицепс, чтобы его двадцать два сантиметра выглядели как ужасающие двадцать три, сказал голосом командующего римским легионом:
        - Привет, пиплы!.. А что я нашел!
        Зяма откровенно зевнул:
        - Ну, чирикай.
        Гаврик лихо бросил на середину стола распечатанный лист. Я узнал по заголовку ленту новостей.
        - Что-то интересное?
        - Да, - ответил он гордо. - Как раз по нашей тематике.
        - Что там?
        - В деревне Жабкино сожгли коттедж, - сообщил он.
        Я спросил с непониманием:
        - А мы при чем?
        - Да ты посмотри, - сказал он радостно. - Таких деревенек тысячи, да что там - сотни тысяч! Вернее, все деревни такие, эта ничем не отличается. Типовуха. И люди там, как везде. И вот какой-то хмырь взял и купил участок вчетверо больший, чем у соседей, отгрохал домину аж в два этажа, прям дворец в двести квадратных метров, подумать только!.. Новенький, чистенький. И сам ходит чистенький, всегда трезвый… Ну, кто врубился?
        Все вытянули шеи, читая расписанное на полстраницы сообщение, а я потер лоб, что-то плохо соображаю на отвлеченные темы после визита в этот особый культурный центр по продвижению демократии.
        - Я не понял. А что не так? Мне бы этот гад не понравился.
        Гаврик воскликнул ликующе:
        - Вот-вот!
        - Ну и?
        - Деревенским, - сказал он счастливо, - тоже не понравился. У них если кирзовые сапоги не в говне по край голенища, то и не человек вроде. Но если на Западе выпадающему из общества меньше улыбаются, то у нас же Россия, где либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
        Зяма спросил с интересом:
        - И что, в рыло?
        - Угадал, - ответил Гаврик гордо, словно сам дал в рыло. - По всем статьям - в рыло. Стоило этому богачу отлучиться на день в город, как дом растащили! Вынесли радиотехнику, телевизор, мебель, вытащили оконные рамы, сняли с петель двери, выдрали электропроводку и выковыряли выключатели… Даже брус выламывали, а когда набежали любители жечь, то и жечь вроде бы уже нечего… Конечно, если бы отлучился дня на два, то в самом деле растащили бы и кирпичную кладку, даже фундамент бы выворотили - у нас все сразу хозяйственные, если украсть или на халяву… В общем, вспыхнуло, как костер бойскаутов! Дома из бруса, обложенные кирпичом, - это же настоящие печи… Горят - залюбуешься. Все деревня плясала вокруг, радовалась. Ну, огню все рады, а тут еще и буржуя заодно раскулачили…
        Данил прислушивался очень внимательно, лоб его бороздили глубокие, как у Валуева, морщины. Взгляд попеременно обращался то к Гаврику, то ко мне.
        - И че, - пробасил он недовольно, - сожгли и сожгли. Правильно сделали. Не хрен высовываться. А мы при чем?
        Гаврик хихикнул:
        - Мы вроде бы ни при чем…
        - А все-таки? - потребовал Данил гулко. - Ты сказал, что это по нашей тематике.
        - По нашей, - согласился Гаврик. - Еще как по нашей.
        - Мы ж дома не палим?
        Гаврик ухмыльнулся, чувствуя полное интеллектуальное превосходство над силачом, а Валентин ответил вежливо и по-дружески:
        - Данил, мы дома не палим… хотя иногда и хочется, но мы делаем главное…
        - Че?
        - Даем им факелы в руки, - сказал Валентин ласковым голосом, словно гладил мурлыкающего котенка. - А сами разве что иногда плескаем бензинчика.
        Зяма нервно хохотнул:
        - Плескаем? Мы же русские, или тут я один из титульной нации?.. Мы по широте души бросаем в огонь канистры целиком!..
        - И даем, - сказал Валентин несколько тревожно, - карт-бланш на будущее.
        Данил дружески хлопнул Гаврика по плечу, стараясь делать это нежно, как если бы решил погладить бабочку-капустницу.
        - Хлопче, сбегай в магазин. Нужно отметить одно событие.
        Гаврик спросил с радостно замирающим голосом:
        - Хорошее?
        - Поминки не отмечаем, - отрезал Данил гордо.
        - А если кремлевской власти? - спросил Зяма.
        - Упьюсь до сионистских чертиков, - признался Данил.
        Гаврик вернулся с Оксаной, вызвонил ее по дороге, вместе притащили ящик вина, на этот раз хорошего, благо деньги не наши, Оксана быстро и радостно собрала на стол, гордясь возможностью выказать женскость, и мы быстро придвинули стулья и табуретки, расселись вокруг, как муравьи вокруг блюдца с медом.
        Пока Данил и Грекор откупоривали бутылки, те оказались с допотопными деревянными пробками, которые непонятно как и вытаскивать современному человеку, а заталкивать вовнутрь слишком как бы средневеково. Я, привыкший к рассуждениям наедине с собой, самым умным человеком на свете, формулировал, что пьющим, по моему глубокому убеждению, можно назвать только человека, который способен пить в одиночестве. Наедине сам с собой.
        А все те, которые пьют в компании, а там даже упиваются вусмерть - показушники. Половина из них рада бы тайком выплеснуть водку под стол или в цветочный горшок, а вторая половина просто уверена, что перепьет соперников, они, дескать, свалятся, а я еще на ногах. И тогда я круче всех, я мачо, все бабы - мои…
        Правда, тогда уже не до баб, самому бы не свалиться, но уже то, что ты еще за столом, а другие под ним - наполняет мужской гордостью.
        Но пьющих в одиночестве - единицы. Так что проблема пьянства - совсем не медицинская проблема. А если учесть, что из категорий непьющих почти все потребляют на Новый год, в день рождения, Восьмого марта и еще в какие-нибудь памятные дни, то чистых трезвенников в мире почти не остается. А тех, что есть, можно пересчитать по пальцам, и влачат они обычно жалкое существование, презираемые «настоящими» мужчинами.
        Зяма посмотрел на мое серьезное лицо с укором.
        - Бугор, что за мрачная дума на челе? Пить - это демократично!.. Грекор, мне вот в этот самый большой стакан!.. Но - на донышко.
        Грекор начал разливать по стаканам, а Данил спросил с недоверием:
        - Зяма, ты чего?
        - А че? - спросил Зяма в его же манере.
        - При чем тут демократично?
        - Глупый, - сказал Зяма покровительственно, - все фашистские режимы всегда отличались строгими и недемократичными нравами. При советской власти было «ни поцелуя до свадьбы», в гитлеровской Германии немыслимо, чтобы девушка выходила замуж не девственницей, в фашистских Испании и Италии практически не было разводов.
        - А при проклятом Пиночете так вообще, - сказал Грекор и поинтересовался: - Кстати, а кто такой Пиночет?
        Зяма сказал, наблюдая, как Грекор пытается вытащить пробку с помощью штопора, но выгребает только крошево:
        - Любое кино про хвашистов - улет! Все чистенькие и опрятненькие, никто никогда не пьет, в смысле - не пьянствует!
        - Верно, - сказал Валентин нравоучительно, как кот ученый, - такое немыслимо при тоталитарных режимах! При фашистах вообще не видим пьющих. Даже в кино, это у нас все сидят с бутылками и вот такими рожами… Женщины при фашизме отличаются целомудренностью, мужчины - выправкой и доблестью, а все дети хорошо учатся и мечтают защищать свою страну!
        - А снимают в Голливуде, - напомнил Зяма, - в самом распущенном и развращенном на свете месте.
        Грекор хмыкнул.
        - А кто им поверит, если покажут фашиста, который пьет, как русский интеллигент, и вытирает сопли о штаны?
        - Зато мы, - сказал Зяма гордо, - демократы! Так выпьем же!.. Бугор, прости, что забегаю вперед, но у нас, русских, свинство в крови, никакого уважения к старшим.
        - Тогда с тобой хорошо говно есть, - определил Грекор.
        Зяма отмахнулся.
        - Разве мы не гордимся, что можем свободно и демократично ужраться в жопу, изблеваться и облевать все и всех вокруг, а потом еще и усраться, не добежав до туалета?
        Грекор хохотнул, потянулся к его стакану с бутылкой.
        - Долить?
        Зяма покачал головой и накрыл стакан ладошкой.
        - Нет, я мультикультурист, что значит - беру от ислама трезвенность, но так как я все же русский, то я полунепьющий. Нам, русским демократам, лучше усраться, чем терпеть! Терпеть - это уже насилие над личностью, свободной и вольномыслящей, без всяких тоталитарных шор на глазах, и потому такой вроде бы ценной… как нам постоянно говорят по телевидению.
        Валентин посмотрел на него несколько странно, усмехнулся и продолжил в том же тоне:
        - Ну да, а чистота в квартире, в доме, на этих сраных улицах - тоже признак тоталитарного общества! А мы живем в свободном и демократичном. Потому не должны насиловать свои вольные порывы и подчинять их устаревшим нормам поведения, когда ведьм жгли на кострах и регламентировали, какой длины юбки носить.
        Грекор проверил, заглядывая, у всех ли наполнены пластиковые стаканчики, поставил пустую бутылку под стол.
        - Сейчас, - сказал он авторитетно, - юбку можно не носить вовсе! Хотя пока что интереснее не носить трусики, а на юбку расходовать материи не больше, чем на мужской галстук.
        - Потому, - закончил Зяма самым серьезным голосом, - мы и есть самые-самые демократы! Просто идем впереди, а общество плетется за нами, как за самыми продвинутыми, верно?.. Так было во веки веков! Всегда находится группа, ядро, что выкристаллизовывает новую идею и начинает продвигать в жизнь, а тупое инертное общество долго ворчит и сопротивляется, потом мало-помалу начинает двигаться вслед, вскоре движение ускоряется… и вот уже целое стадо мчится за нами следом!
        Валентин обронил:
        - Самое время отойти в сторону, а то стопчут.
        - Вернее, - уточнил Данил гордо и повел налитыми плечами, - мы стопчем.
        - Верно, - согласился Валентин, - мы же знаем, какая судьба постигла Робеспьера и Дантона. Потому делаем шаг в сторону, а общество пусть хоть в пропасть, мы же видим новую дорогу… и делаем очередной шаг!.. За это выпьем?
        Он посмотрел на меня с вопросом в глазах, что-то бугор больно молчалив.
        Я кивнул и поднял свой стаканчик.
        - За победу!
        Глава 2
        На углу одного из узких центральных переулков раскорячился старый и массивный каменный дом сталинской, как именуется в народе, постройки. Успел обветшать, обноситься, постареть, дома тоже стареют и начинают опускать плечи и горбить спины, но этот все еще выглядит крепким и упрямым, хотя и явно портит своим допотопным видом улицу со зданиями новеньких офисов.
        Его давно собирались сносить, первый раз еще при советской власти, но всегда что-то мешало, мы ведь еще те танцоры, наконец мэрия объявила, что это нужно сделать до осени, и объявила конкурс среди строительных организаций.
        Дескать, кто берется за наименьшую цену выстроить там небольшой, но элитный развлекательный центр, остро необходимый для растущего благосостояния народа, тот и получит подряд.
        Зяма, первым прослышав о новости, ринулся в самую крупную строительную организацию и заключил договор от нашего имени. Дескать, беремся снести здание за минимальную плату, вполовину меньше, чем предложат самые скромные из бригадиров.
        Ему не очень поверили, но договор подписали, поставив очень жесткие условия по срокам, что понятно: если не уложимся, то надо успеть передать заказ другим.
        Я как-то не очень-то обратил внимания на его бурную хозяйственную деятельность, но сегодня Зяма примчался в офис, встрепанный, как воробей, которого исклевали куры за попытку украсть жирного червяка.
        - Есть! - закричал он победно. - Я - Генри Киссенджер!.. Я - мастер челночной дипломатии!.. Теперь запросто уговорю Рокфеллера выдать единственную дочку за Данила!
        Данил поперхнулся кофе.
        - Типун на твой иврит. На чем нас нагреть хочешь, морда?
        - Напротив, - сказал Зяма царственно, - я в дом, деньги в дом. Подвинься, а еще лучше - возьми веник и подмети пока, разомни мускулы, огр, а я за компом помучаюсь.
        Я наблюдал через его плечо, как он размещает в разделе местных объявлений сообщение, что по такому-то адресу, это в центральной черте исторического центра Москвы, планируется разрушить большой пятиэтажный дом. За небольшую плату будут допускаться все желающие, где могут там всласть ломать, рушить, разбивать, а что останется, потом они разобьют крановыми гирями.
        На другой день я был на другом конце города, готовил ударные группы к совместным действиям. Лишь вечером узнал от наших, что желающих набралось туева куча, пришлось трижды повышать цену на вход. Энтузиастов набралось столько, что на одно время заполонили окружающие улицы, полиция всполошилась было, вдруг незапланированный митинг, но Зяма выскочил, как чертик из коробочки, пояснил, что это демократическое предпринимательство на коммунистическом марше, наш российский народ любит самовыражение своей широкой натуры именно таким образом.
        И хотя эта черта в той же пропорции есть у всех народов, но когда речь заходит о говне или пьянстве, то принято указывать на русских, против чего сами русские не возражают и даже бахвалятся этим.
        Зяма лично собирал деньги за вход и пропускал в дом, где энтузиасты громили стены, ломали оставленную за ненадобностью мебель, били окна.
        Данил съездил туда по звонку Зямы и заснял на видео, с какой дикой радостью выдирают рамы и как сладострастно их ломают, как выковыривают трубы из стен, рвут проводку, разбивают с наслаждением выключатели…
        Даже потом башенными гирями управляли сами энтузиасты, хотя возле каждого сидел крановщик и подсказывал. Очередь перекупали друг у друга за приличные деньги, и все страшились, что им ломать не хватит.
        Вообще-то не хватило, хотя на такой дом взрывникам понадобилось бы больше динамита, чем американцам на бомбежку Дрездена, но жажда ломать и крушить настолько сильна в каждом из нас, что зашкаливает.
        Вечером просматривали видео, смаковали, комментировали. Зяма, естественно, герой дня, хотя он скромно называет себя героем месяца, намекая на то, что в прошлом месяце провернул тоже одно выгодное дельце, так что на первом месте тот Зяма, а этот вот, что перед вами, пока что на втором, но еще реванш возьмет…
        - Хорошего соперника взял, - пробурчал Данил. - А если как спарринг-партнер, кто кому морду побьет?
        Зяма сказал со вздохом:
        - Трудно быть евреем, зохэн вэй… Вы все о драках, все о драках… А мне вот, как положено еврею, интеллектуалу сраному, приходится с этим жить и как-то мириться.
        Данил сказал с подозрением:
        - Это ты к чему, Жаботинский?
        - Да вот думаю, - ответил Зяма, - нет-нет, не пробуй подражать, нам тут в фирме только инсультов не хватает!.. В общем, пора бы создать рабочие места для интеллектуальной элиты. Например, отдел «Изосрем всю историю!».
        Данил спросил с подозрением:
        - Это как?
        - Ну… - протянул Зяма скучным голосом, - это же просто, если знать, с какой стороны подойти. Вот, к примеру, позорное Невское сражение, что на самом деле мелкая пограничная стычка! У нас убитых было во много раз больше, чем у фрицев, но празднуем, как одну из великих побед.
        - Ага, - сказал Данил понимающе, - слыхали, слыхали. Алкоголик Гастелло заснул за штурвалом, Матросов поскользнулся на льду…
        - Соображаешь, - сказал Зяма и посмотрел с таким изумлением, словно увидел воскресшего мамонта.
        Данил ответил честно:
        - Это не я. Где-то в инете вычитал. Это не ты отметился?
        - Сруны опередили, - ответил Зяма со вздохом. - Хотя чего злобствовать на кражу патента, свои же сперли прямо из-под носа… Кстати, еще нужно пройтись по теме Крестовых походов! Объяснить каждый момент, каждое движение и каждый порыв чиста экономическими причинами. Ибо современный человек не поймет, как это можно было идти на край света и с риском для жизни, неся тяжелые потери в жарких песках, освобождать Гроб Господень!
        - Точно, - сказал Грекор. - Я и щас не верю.
        - Зато поверит, - сказал Зяма, - что на самом деле были чиста экономические мотивы. Можно даже не объяснять какие: простой человек объяснений не любит и не понимает, зато сразу усвоит то, что ему доступно. Сейчас все меряется рублем, вернее - долларом, потому сразу поймет, что шли за длинным рублем. И никаких доказательств не надо!
        Данил слушал, кивал.
        - Хорошо, - сказал он с облегчением, - а то у меня насчет доказательств всегда туго.
        - Не надо доказательств, - сказал Зяма. - Повторяю: простой человек их просто пропускает. У него мышление блиповое: хватает только заголовки. Ему этого достаточно. Понял?
        - Да все он понял, - сказал Валентин, - прикидывается. Своему же подсирает, если ты, конечно, свой.
        Грекор сказал с энтузиазмом:
        - Я все понял! Я сам этим займусь. Как говорит мой дядя, что самых честных правил, это самое наше. Я такое наворочу! И Крестовые походы, и непорочное зачатие, ну да, непорочное, три ха-ха…
        - Побольше говна, - сказал Зяма наставительно. - В говно верят охотнее.
        - Верят и ждут, - сказал Валентин с чувством. - Шеф, верно я говорю?
        - Нет, - сказал я.
        - А как верно?
        - В говно верят сразу, - пояснил я. - С ходу. Без раздумий. Благодаря говнистости каждого.
        Зяма сказал задумчиво:
        - В папарацци пойти, что ли… Но там большие бабки не сделаешь. С другой стороны, все папарацци - сруны, а еще изосруны. Они все стремятся благородно изосрать, потому всех звезд, будь это звезды политики, искусства, спорта или бизнеса - фотографируют в самых неприглядных ракурсах, извините за неприличное слово… а ты, Оксана, не слушай старого еврея.
        Оксана сказала жалобно:
        - Зяма, ты разве старый?
        - Евреи все старые, - ответил Зяма со вздохом, - потому что мудрые. Я вот знаю, как высоко ценятся снимки, когда депутат или другой видный политик копается в носу, чешет яйца или просто кривит мудрую рожу. На вес золота кадры, где звезда даже просто входит в туалет! Если не удается заснять сам процесс дефекации, все равно снимки пользуются успехом: включите-ка воображение, что та звезда там делает? Как тужится на унитазе, приспустив штаны? Как выпучивает глаза? Ну а если удается быстро распахнуть дверцу и успеть сделать снимок - это вообще кайф, такие снимки просто бесценны. Главные редакторы охотятся за такими снимками, потому что сами - сруны, только не признаются, а кивают на срунство читателей и зрителей…
        - Купи журнал, - посоветовал Валентин.
        - Зачем?
        - И дело будет приятное, - пояснил Валентин, - и самому не надо бегать с фотоаппаратом по сортирам, Гаргантюэль ты наш.
        Глава 3
        Валентин, явно излагая что-то из своей диссертации или реферата, что там они пишут для докторских, заумно и нудно излагал, что чем дальше будем продвигаться по пути прогресса, тем сильнее станет разрастаться настизм. Прогресс, как ни крути, но тесно связан с контролем над обществом.
        - Одни только технические устройства, - сказал он с непонятным выражением амбивалентника, - дадут возможность установить контроль над каждым человеком, что уберет из жизни не только войны, но и теракты.
        Я буркнул:
        - Так это хорошо или плохо?
        - Благополучная, - ответил он, - в этом отношении жизнь позволит больше сосредоточиться на решении научных проблем, а не над тем, как выжить и уцелеть! Технический прогресс и общественный будут идти и дальше, помогая и поддерживая друг друга.
        - Ты не ответил, - напомнил я.
        Он кивнул, дескать, понял и вот уже отвечает:
        - Но усложнение мира будет вызывать все больший протест: неосознанный, базирующийся только на инстинктах, что ощутили угрозу потери власти. Любое существо себя защищает, слыхал? У человека, которому сейчас не надо защищаться зубами и когтями, это выражается прежде всего в том, что отстаивает свое «я» и отвергает все то, что ему навязывают, кто бы это ни делал: няня, родители, воспитатели в детском саду, в школе, в универе, коллеги, работодатели…
        - Если бы только они!
        Он поморщился.
        - Шеф, именно об этом и говорю. Сейчас кроме них нам навязывают с неслыханной силой со всех сторон массмедия, инет, телепередачи, эсэмэски, рекламные щиты на домах и растяжки поперек улиц, клипы по мобильнику, призывы идти, делать, вступить, смотреть, посетить, покупать, покупать, покупать…
        - И будет все больше?
        - Будет все больше, - согласился он. - Поговаривают, рекламу начнут проецировать прямо на сетчатку глаза. Рекламу не только новой зубной пасты, но и партий, движений, образа мыслей и жизни…
        - Блин, - сказал я, - у меня уже мурашки по коже.
        - Единственная инстинктивная реакция любого существа, - закончил он, - выставить иголки и фыркать озлобленно на все-все, что видим и слышим. Фыркать и отторгать еще до того, как поймем, что же именно предлагают. А когда поймем - сразу обосрать, это защитная реакция, так как все, что не мое, - говно. Иначе пришлось бы признать, что это я говно, так как у меня этого нет, или же я не в той партии, не за ту команду болею, не те песни слушаю…
        Я слушал, иногда кивал, дескать, ничего не упускаю, а он, хотя и употребляет не совсем докторские слова, вроде «говно» и «срать», все равно как читает некую заумную философскую хрень насчет критики чистого разума.
        Если бы я наткнулся в инете на такой текст, сказал бы сразу, что больно заумно написано, многабуковнеасилю, но все же доспотыкался бы до конца, поймавшись на знакомые обороты.
        Странный этот Валентин. Вроде бы и за нас, и много для нас делает, и в то же время как будто насмехается над нами… Впрочем, мы сами над всем насмехаемся, так что ладно, нормалек.
        Гаврик подсуетился вовремя, он у нас хозяйственник, закупил десяток ящиков вина и бесчисленное количество упаковок баночного пива. С утра к нашему офису подъезжают ребята, затариваются для своих мелких групп. Я всем объяснял, что будем пробираться к центру, связь держать по мобилам, а более общую - через фэйсбук.
        Если кровавые псы режима начнут останавливать, что ж, никаких вопросов и возмущений, идем по одному - по двое, в этом случае бессилен даже сталинский закон «Больше трех не собираться».
        А когда все соединимся в центре, там и покажем, что свободная оппозиция всегда реагирует быстрее, а еще она сообразительнее, мобильнее, потому власть должна принадлежать нам, и только нам!
        Скайп прохрюкал знакомую мелодию, я включил связь, на экране появилось лицо Дудикова, как всегда внимательное и доброжелательное, хотя теперь понимаю, что это часть его дресс-кода, как костюм, галстук и чистая сорочка с белым воротничком.
        - Готовитесь? - спросил он после приветствия. - Осложнения есть или неприятности?
        - Есть, - ответил я. Он вскинул брови, я пояснил: - У власти.
        Он вежливо усмехнулся:
        - Они прогадали, не успев перехватить вас и перевербовать на свою сторону. По нашим данным, часть системной оппозиции пошла на сговор с властью.
        - В каком пункте? - спросил я.
        - Их люди на митинг не выйдут, - пояснил он. - Кремль пообещал организовать встречу на следующей неделе, так что сперва попробуют договориться.
        Я сказал зло:
        - О чем? Договариваться можно только о передаче власти! Нынешнее руководство должно уйти. В этом случае можно пообещать им некоторые льготы…
        - Льготы?
        - Теплые камеры, - объяснил я. - Раз в неделю баня, освобождение от рубки леса по выходным, рабочий день всего двенадцать часов, каждые полгода передача с воли…
        Он усмехнулся:
        - Да, это большие льготы. Но, думаю, руководство Кремля захочет большего. Скажем, рабочий день всего десять часов, а передачи от родных раз в месяц…
        - Значит, - сказал я, - не договоримся. Думаю, на этом митинге у нас все получится масштабнее раз в пять.
        - Ого, - сказал он.
        - Это по самой скромной оценке, - объяснил я. - У людей столько беспричинной ярости! С охотой присоединятся, а у нас для ярости причина есть.
        - Держите меня в курсе, - советовал он. - Должен сказать, что руководство других групп, несогласных с режимом, бегает к нам по таким пустякам… А вот вы, настоящие борцы с кремлевской мафией, все скромничаете!
        - Буду держать в курсе, - пообещал я, - хотя по мелочам беспокоить все же не стану.
        Он отключил связь, холеное лицо западного человека исчезло, хотя стандартно политкорректная улыбка еще некоторое время чеширилась на темном экране.
        Я прикидывал на калькуляторе, сколько боевых групп сумеем стянуть на митинг, в офис с шумом вбежал Гаврик, как обычно, взвинченный и взъерошенный, в руке несколько листов, с ходу бросил мне на стол, так что те легли красивым веером.
        - Смотри!.. Это я скопипастил прямо с форумов. Часть из постов наши, а часть, так сказать, примкнувшие, а то и вовсе самостоятельные, но не в этом суть.
        Я буркнул:
        - Дал бы просто ссылку. Незачем бумагу переводить на всякую хрень.
        - Я собрал, - объяснил он, - с разных форумов. Тут одни выжимки! Нет чтобы похвалить за референтнустость…
        - Хвалю, - прервал я, - молодец. Ого, да тут как раз то, что нам надо…
        Я быстро проскроллировал текст взглядом:
        «Еще можно молотым красным перцем ОМОН забрасывать, если учесть направление ветра».
        «Нет, коктейль Молотова - наш выбор!»
        «25-летний мужчина из Южного Бутова согласился на условиях анонимности рассказать журналистам издания, как их группа готовилась к акции. Он сообщил, что в течение года один раз в месяц он и его соратники ездили на «мастер-класс» в Грузию. Там им объяснили, что уличная война - это искусство, в котором выигрывает правильная организация. Год назад у нас было большое желание все разрушить. Теперь мы знаем, как это делать! Он также рассказал, что погромщики были поделены на две группы, в одной из которых было пятьсот человек, а в другой - триста. Первые пятьсот были вооружены с самого начала манифестации и должны были разрушать здания с левой стороны по улице Неглинка. Другие триста защищать их с тыла».
        «После первых беспорядков в газетах опубликованы фотографии с мест событий. Теперь власти просят помочь в опознании и предлагают вознаграждение. Очевидно, что следует затруднить обработку данных и самим звонить в полицию и давать ложные наводки».
        «Тут какой-то анон предлагал неплохой рецепт. В ацетоне растворить обычный упаковочный пенопласт или пенопластовую отделочную плитку, чтобы получилось нечто вроде мутного сиропа, но именно жидкого, а не «теста», которое можно разделять на куски, и к этой массе осторожно добавить бензина. Чтобы горючка прилипала получше.
        Алсо, интересно, вступает ли бензин в реакцию с глицерином. А то можно было бы обматывать бутылки с бензин-глицериновой смесью кусками ткани, обсыпанными измельченной в пыль марганцовкой, и бросать бутылки с зажигательной смесью, не поджигая их перед этим. Удобнее же».
        «Чтобы без опаски бегать по таким ежикам, в магазине спецодежды покупается промышленная обувь, самая простенькая, с полимерными вставками в подошве - антипрокол. Вот только у ребел скама будут кеды, хорошо если берцы, а у космонавтов почти наверняка даже ботинки бронированные. Так что фиал эти ваши колючки. А если начнутся серьезные волнения, им выдадут бронекостюмы, и тогда бунтарям не помогут даже гранаты и невесть откуда взявшийся огнестрел».
        «А от фаера с рыболовными крючками бронекостюм помогает?
        Олололололололоооооооо.
        Воин - штурмовой бронекомплект.
        Площадь защиты от пуль, выпущенных из автоматов АКМ, АК-74 и снайперской винтовки Драгунова (СВД) с 10-25 м, составляет: Перед 104/58, Спина 41/13 дм?.
        Выдерживает и близкие разрывы гранат.
        Я сам в шоке.
        Фаер он даже не заметит, бутылка с зажигательной смесью его сильно озадачит, но только если попасть в жбан или если на нем будет обычный шлем.
        Стадо таких бойцов придется долго обрабатывать из КПВ и гранатометов. А лучше, конечно, сразу из РПО.
        Ладно, бро, вот тут я лоханулся. Хотя синяк от пули будет ведь?
        И кстати, шлем-то не герметичен, и воротник тоже - фаер может оставить ожоги на голой коже, хотя поликарбонатное забрало он не проплавит.
        В такой херне воин будет передвигаться медленнее, чем моя семидесятилетняя бабка, его завалить можно будет обычным пинком.
        «Воин» в полной комплектации весит то ли под пятьдесят, то ли шестьдесят кэгэ. Он на длительное ношение не рассчитан, так, резко набежать, игнорируя хедшоты, завалить всех и с наслаждением скинуть с себя эту дуру.
        Агрессивную толпу ребелов просто обхерачат аквапушками, кстати. Под струей с таким-то напором никакой щит не поможет. Только баррикады, только олдовый хардкор».
        «Вы зря так думаете. Спецы поздоровее местных хроников раз в десять, шестьдесят кэгэ для них не много. Таки да, воин костюм штурмовой, я его привел в пример как самый хтонический, в таких, вероятно, будут освобождать здания от засевших повстанцев с большим количеством оружия и боеприпасов откуда, лол, для обычных демонстрантов-погромщиков хватит резиновых пуль, газа и водомета. Даже если начнется подобие революции, у людей просто нет оружия. Есть бронекостюмы гораздо легче, до двадцати кэгэ. От камней, рогаток и взрывпакетов защитит, да и стандартная экипировка ОМОНа более чем достаточна, они не в комках на голое тело ходят толпу опиздюливать. Действовать без прикрытия они не будут, так что меньшая подвижность значения не имеет».
        «Не будь таким наивным. Никто свои кровные не даст, то, что дадут, будет попилено и просрано, и даже если вдруг мы не сможем вооружить достаточное для переворота количество людей, один танковый батальон разметает любое количество повстанцев. Как могут воевать нищие люди против меньшинства, которое контролирует все ресурсы и средства массовой информации? Все оружие, все деньги, вся техника, милиция, спецслужбы, профессиональная армия, судебная и исполнительная власть. Современная демократия тоже власть народа, с поправкой, что за пределами кремля и рублевки уже не народ.
        Революция или переворот всегда спонсируется кем-то, либо очень богатым человеком в прошлом, сейчас за оружием контроль похлеще, чем за наркотиками и работорговлей, никто не может вооружить людей без разрешения мирового правительства, либо другим государством, и не без умысла, естественно. Свежий пример Ливия. Захотели Моар нефти, собрали бандитов с окраин страны, сказали им, что они теперь повстанцы, борются с тоталитарным режимом и могут требовать поддержки НАТО. Усилили их наемниками со всего света, дали денег и оружия в количестве, достаточном для опиздюливания армии Каддафи. Профит.
        Нам оружие больше никто не даст, сто лет назад это создало проблем больше, чем профита».
        «Имея много мыла, можно взорвать все на свете» (Тайлер Дерден).
        Блин, на мою премию, конечно, не укомплектуешь даже отделение, не говоря уже о взводе, но купить кило по сто основных химреагентов типа ацетона, марганцовки, всякой селитры из удобрений, остальные составляющие типа пенопласта для напалма или поражающих элементов - можно найти на мусорке - можно. Личное оснащение - в меру финансовых возможностей - на самих бойцах как при феодализме, а расходники уже есть.
        .>Бутылка с зажигательной смесью его сильно озадачит, но только если попасть в жбан, или если на нем будет обычный шлем.<
        Ровно наоборот. Обычную одежду, пропитавшуюся огнесмесью, можно кое-как скинуть или даже сбить огонь, валяясь по земле, дико звучит, но это так. У человека в бронекостюме, если его не потушить в течение 10-15 секунд, шансов выжить нет вообще».
        «Пагни, я вот подумал… а что, если у штурмовой группы ребелов тоже будет спецснаряжение?
        Ну, допустим, байкерская черепаха, шлем, да хоть мотофф, хотя в нем не побегаешь долго, защита колено-голень, налокотники, тактические перчатки, у самого такие, с кевларовыми вроде как вставками - *башить самое то, берцы.
        На левую руку можно каплевидный щит, только одевать таким образом, чтобы узкая часть была направлена в сторону кисти. То есть под углом. материал хз.
        Ну а оружие… только булава, только хардкор!
        Только с центральным коническим и боковым шипами. Чтоб пробивать шлемы. что-то типа клевца.
        Всех так не вооружишь, но до полусотни можно.
        Дополнительный эквип - коктейли молотова, файеры, самодельщина всякая, тротуарная плитка, охлол.
        Ясно, что у бойцов тоже должна быть защита, причем пригодная для скрытого ношения. Футбольные щитки, ракушка, жилет. Оружие также должно быть либо скрытным, я, например, сегодня связал нормальную пращу, завтра или на следующей неделе пойду испытывать, либо изготовляться на месте».
        «Только с центральным коническим и боковым шипами. Чтоб пробивать шлемы, что-то типа клевца.
        Дурак, увидев такое, полицаи с чистой совестью применят огнестрел.
        Не будут же они кулаками полицию бить.
        Не кулаками, конечно, но и не откровенно смертоносным оружием.
        Арматура, не?
        Ну как вариант. Палки, трубы еще какие-нибудь. В общем, обычные дубинки.
        Нужен хороший кевларовый альпинистский трос с петлей. Кто-нибудь накидывает его на господина полицейского, три-четыре ребела вытягивают кровавого пса режима из строя, где - о ужас! - ему особо и нечего противопоставить толпе разъяренного скама. Когда несколько человек будут херачить его черенками от лопат и напрыгивать берцами, отбиваться ему будет трудновато. Конечно, это медленный способ, для экстренного прорыва оцепления, например, вряд ли покатит.
        Вообще надо учесть, что стихийные повстанцы без серьезного оружия против полиции не сделают ничего по определению, т. к. если восставшие с дубинками будут одолевать ментов - пустят газ; превозмогут газ - подгонят водометы; каким-то чудом управятся с водометами - откроют огонь из личного оружия, набежит толпа с берданками и обрезами - получите вэвэшников с пулеметами. То есть эскалация конфликта будет продолжаться, пока не отступит одна из сторон. И ОМОН уж точно не побежит от быдла с кольями. Чтобы воевать с правительственной армией, нужно организовать армию повстанческую, а это малореально.
        А я мечтаю о том чтобы у нас начались беспорядки как в Англии или Греции. Чтобы я мог по закону бить, травить газом и крушить ботинками ребра. Я хочу чтобы мой макаров наконец попробовал крови, а не вертел дырки в картонных мишенях. С каким наслаждением я бы стрелял в воющую бегущую толпу. И чем агрессивнее будут выступления, тем больше патронов я получу. Скорее бы уж!»
        «Я вам скажу, когда на манежной площади были беспорядки, начальство заставило всех рядовых сдать патроны в хранилище, а на дежурство в метро они ходят с кобурой заклеенной скотчем. Но когда начнется что то действительно серьезное манежка это просто стадо тупых безоружных баранов у них хватит оружия чтобы разогнать даже выживальщиков с сайгами, но до такого не дойдет, даже если мы начнем голодать и половину рашки отдадут китаю».
        «Тут конечно господа выживальщики много чего дельного сказали. Но почему не учли, прежде всего, работу агитационную? В рашке ведь и армия есть, и не вся она контрактная, так что при должной пропаганде и в случае действительно хренового положения/продажности генералов - целые дивизии могут переходить на сторону повстанцев же».
        «Не будет этого. Реформаторы позаботились, чтобы армия состояла из озлобленных друг на друга и на командование индивидов и отчаявшихся нищих офицеров не выходящих из запоя. Такая армия способна под страхом трибунала и уголовной ответственности поддерживать структуру, выполнять приказы и даже худо бедно воевать с ослоебами и грызунами, но восстать они не могут, скорее разбежаться по домам при первых признаках потери над ними контроля со стороны кремля. Эдакая самоуничтожающаяся в случае угрозы хозяевам машина смерти.
        Последние генералы способные поднять армию на государственный переворот, которых уважали офицеры и солдаты - Рохлин и Лебедь - были оперативно убраны Путлером как конкуренты. Либерасты любят вспоминать 37 год и репрессии кровавого Сталина, но не видят что происходит у них под носом, политиков, военных и журналистов в конце 90х-начале 00х погибло чуть меньше чем при чистках НКВД за всю историю совка.
        Я согласен, эту страну в наше время, в сложившейся мировой обстановке, может перевернуть только собственная армия, но не хотел говорить об этом ИТТ, чтобы не объяснять то, что я изложил в начале этого поста. Из этой жопы выхода нет к сожалению, по крайней мере я, человек достаточно умный и образованный чтобы говорить без преувеличения, не вижу выхода из сложившейся ситуации».
        «.>Сколько вас было?<
        Человек триста-четыреста. Ментов примерно столько же. Колонна была растянута, так что они смогли разбить ее на три части.
        .>Сколько перед этим готовились?<
        Материальная подготовка состояла, фактически, в том, чтобы сделать щиты фанерные, которые не будут разваливаться от одного удара. Потом некоторым людям вкратце пояснили, как управлять толпой и строить ее строем, держать оборону и т. д. Это было примерно за час до марша. Вообще, щиты были вроде как декоративным элементом - на каждом был либо герб, либо одна из букв лозунгов, но всем было ясно, для чего они могут использоваться. Были так же стальные каски, но не у всех, а у членов одной организации, было их штук 20, наверное.
        .>Чем пользовались вы, чем они?<
        Как я уже говорил, с нашей стороны - щиты и редкие каски, так же палки (коих тоже было немного). Алсо, изначально собирались прорываться к коммунистам (так как нам из-за них маршрут акции изменили), нужно было разорвать строй с помощью щитов и людей в касках, просочиться и идти пиздить красных. С их стороны были гвозди, которые съебались практически сразу, и космонавты, с которыми проходил экшн.
        .>После столкновения как вели себя менты, как искали?<
        Задержано было около 120 человек (по ходу марша), но после того, как мы встроили стену щитов и отбивались, менты отошли, и стояли просто две стены щитов - наши и их. Затем выбежал их х** в гражданском, сказал, что нарушители задержаны, и марш можно продолжать. Мы пытались отбить наших из пативэнов, но не вышло.
        Пикрелейтед безумные умения, где: коричневый цвет - здание (управление СБУ, лол), серый - асфальт, синие прямоугольники - пативэны, зеленым - деревья, красным - космонавты, черным - колонна. Алсо, это схема на момент самого экшена, когда голова и хвост колонны были уже отрезаны и упакованы.
        Улица была узкая, поэтому колонна из четырехсот человек солидно растянулась, когда шли более широкими улицами со стороны мусоров не было никаких попыток прыгнуть.
        Так же были варианты газовой атаки, причем и с нашей стороны тоже, многие взяли баллончики, на случай которой у всех были шарфы и вода, смочить шарф и дернуть в безопасную зону. Хотя вода, кстати, не у всех, ну да ладно. Газовая атака таки была, но криворукие мусора брызнули сами на себя, и свалили в итоге на националистов.
        Водометов не было, у нас их почему-то не используют, не знаю, как в России, но в Украине на моей памяти - ни разу.
        Пикрелейтед - те самые щиты. Как оказалось - неплохо держали удары дубинками мусоров. В строе, кстати, держали друг друга под локти. Правда, нужно делать скидку на неадекватов, которые стали доставать оружие - ножи, заточки и прочее».
        «Надо писать, чтоб научили как делать горчичный газ.
        Еще советуют растворять в бензине или в керосине хозяйственное мыло.
        Почитал какой-то форум, вроде как бензин с глицерином не реагирует.
        Крыши обычно закрыты на замок. Дернуть с нее будет сложно, внизу уже будут ждать отварные омоновцы. Хотя мне кажется им вообще будет пох** на этот кипяток, если его не целый чан вылить.
        Это все понятно. Как ее лучше колоть, чтобы кидать? И чем колоть?
        Кидай целиком. См. спортивное метание молота. Заранее запасаешься кусками веревки с петлей на одном конце и вперед. Такое прилетит - мало не покажется. Один будешь страшнее всего блока Нато десятка олололо бойцов.
        А если командно такое проделывать - попадешь в мировые сводки новостей как новый вид артиллерии.
        И не забудь инструмент для выковаривания плитки, он же для рукопашной сгодится».
        .>Так вы шли по тротуару что ли?<
        Да, маршрут акции изменили в последний момент, поэтому дорогу не перекрыли.
        .>Сотрудники в штатском были в толпе? Или все были с символикой и просочиться им было невозможно?<
        Да явно были тихари, а если даже нельзя было бы пройти без символики - то не было бы проблем ее достать, понятное дело. Тем более было много иногородних, разве всех запомнишь?
        .>По поводу камер наблюдения, как понял, не парились?<
        На таких мероприятиях, помимо журналистов (на фото их видно, стоят на парапетах) всегда ведут съемки СБУшники. Некоторые «кураторы» известны в лицо даже. Так что те, кто хотел, тот просто не палил щи, как говорится. А съемку вели даже наши блоггеры.
        .>Менты от палок получили травмы или как вообще?<
        Кто как, от палок, в целом, не так много.
        .>А драка по чьей инициативе началась? Менты первые прыгнули?<
        Менты спровоцировали, наши на провокацию поддались. Вариант махача с мусорами рассматривался изначально, но они навязали его в неудобном для нас месте.
        «Лучше все иметь с собой или спрятать на месте. По неперекрытым подходам будут выгонять толпу, так что них** не выйдет».
        А вообще, на массовых акциях эвакуируют транспорт или его можно невозбранно использовать или поджечь?
        Испытал пращу. Четверть, примерно, кирпича летит на расстояние 10-15 метров, т. е. опасность представляют на дистанциях от ~8 до 13 м. Читал, что в детстве люди метали камни до 70 м и ох**л.
        Еще не особо прицельно получается.
        Да ты охренел. Чтобы метнуть пращей камень размером с кулак надо быть гераклом, на вытянутой руке с таким то вращающим моментом и ускорением. Да и не нужно метать такие большие камни, гайки м12-м16-м20 самое то, при правильной технике они пробьют и щиты и шлемы, там скорости примерно как у стрел, выпущенных из лука, и лететь гайки будут метров на 50, а то и больше. Камни вроде щебенки можно использовать на близких расстояниях. Чтобы уверенно попадать в толпу, надо полгода тренироваться, я с 30 метров в дуб попадаю, так я уже три года метаю. Праща у нас фейл, никто не умеет ей пользоваться. Нубы обычно первую неделю метают камни куда угодно, но только не в цель, ты скорее своих же товарищей зах**ришь чем мусоров.
        Покупай килограмм двадцать гаек и тренируйся в безлюдном месте.
        Или иди на железнодорожную насыпь. Но не вздумай прийти на митинг с пращей, увижу - убью. Лучше юзай рогатку, хотя бы от товарищей не получишь.
        Три-четыре толковых товарища в толчее с заточками, совсем тонкими, можно хранить за отворотами сапог штук несколько и скидывать по мере использования, могут натворить великих дел, особенно если заточки травлены стрихнином. Никакая броня не спасет, ты даже не сразу поймешь, что тебя ткнули».
        Я потряс головой, словно вынырнул со дна глубокого озера, а вода все еще плещется в ушах.
        - Да-а-а, пошла веселуха, а это не с гитарами бренчать на лавочках да телок щупать. Раздолье, оттянуться есть где по полной…
        Гаврик, что терпеливо переминался с ноги на ногу рядом, не решаясь даже сесть в присутствии грозного шефа без его разрешения, сказал торопливо:
        - Если так пойдет и дальше, полицаи разбегутся сами. Когда на митинг выходит пять тысяч человек, а ментов с ОМОНом навстречу две тысячи, то силы как бы равные, но когда нас соберется сто тысяч, то у полицаев столько не наберется в резерве, даже если пенсионеров КГБ призовут.
        Я пробормотал задумчиво:
        - Со временем может и триста тысяч вывести на улицы! Но мы появимся там уже не покорными овечками, как было раньше.
        Глава 4
        Денис, бодрый и прокаленный нездешним солнцем, явился посмотреть, чего достигли в тренировках наши ребята, кое-что подправил, показал как, с интересом посмотрел на расставленные вдоль стен плакаты на тонких древках.
        - Хорошо, - одобрил он, - только такой палкой не огреть минотавра в шлеме.
        - Это для проверяющих, - объяснил я. - К нам тут захаживают то полиция, то пожарные, то санэпидем…
        Он сказал понимающе:
        - Но как только узнают, что вы не коммерсанты и тут ничего не содрать, тут же линяют?
        - Да, - ответил я, - вы хорошо знаете наши реалии.
        Он засмеялся:
        - Да в других то же самое. Разве что Китай дистанцируется от наших общих ценностей. Там расстрелы гремят за коррупцию, за крупные взятки, за откаты, за распил, за незаконную приватизацию в особо крупных…
        - Нам бы так, - сказал я.
        Он покачал головой:
        - Россия - не Китай… и не потому, что у русских нет воли, но Китай - это вообще марсиане! Они и не собираются интегрироваться с западным миром, а растерянная и сбившаяся с пути Россия постоянно дергается… даже не дергается, а мечется туда-сюда. И Европой хочет быть, и невинность сохранить. Но не выйдет, надо что-то одно. Китай уже выбрал твердо, никаких колебаний и уступок. Потому и стоит как скала, а Россию, что все мечется, как шлюха какая, между Востоком и Западом, просто разорвет пополам… а потом и не только пополам.
        Валентин сказал вежливо:
        - Я вижу, человек вы толерантный. И все смягчаете, смягчаете…
        - А что не так? - спросил Денис с любопытством.
        - Это ваши Штаты, - уточнил Валентин, - разорвало пополам в Гражданской войне Севера и Юга… а Россию разорвет, как бомбу, на сотни осколков.
        - И даже самые мелкие из них будут еще рваться на тысячи, - добавил Зяма. - К примеру, в таком осколке, как Дагестан, сотни языков, народов и национальностей… и все захотят собственное государство!
        Денис хмыкнул:
        - Да, вижу… я в самом деле смягчил ситуацию. Россия - самая огромная в мире бомба. Надеюсь, мировая закулиса это понимает и найдет способ, как вынуть из ее жопы запал… иначе всем придется ох как несладко!.. Бутылки с зажигательными смесями приготовили? Не забывайте их маскировать под пепси или какую еще хрень… Давайте покажу, как сделать лучше всего, никакие полицаи не заподозрят…
        Я слушал, как он показывает ребятам премудрости, которым обучал в Украине, Грузии, Египте, Ливии, Тунисе, где-то сорвалось, где-то получилось, а сам думал, что Россия сейчас в самом деле под жестоким прессом, хотя вроде бы и подмяла под себя огромные пространства, что раньше было мерилом силы и могущества. Аттила тоже создал империю… но рухнула весьма скоро. Китай не чувствует себя ниже Запада, а Россия всегда завидовала Европе, сознавала свою ущербность. Китайские студенты, отучившись в университетах Америки и Европы, возвращаются в Китай, а российские готовы работать хоть грузчиками, только бы не возвращаться… Наше правительство хотело бы нас ограничить, но из-за того, что старается играть по навязанным ему Западом правилам, обязательно придет к тому, чего добивается Запад.
        Я зыркнул на Дениса исподлобья. При всей неприязни к Западу, а Штаты - тоже Запад, приходится признать, что Европа добивается от нас вроде бы только снижения агрессивности, а еще просто жаждет процветания России… Ну да, в этом случае все козыри у них, можно обобрать Россию на законных основаниях…
        С Денисом о чем-то заспорили, он выслушал, помотал головой и ответил терпеливо:
        - Планете нужен мир. Мир без войн. Мелкие локальные конфликты не в счет, а крупных, тем более мировых - США уже не допустят. На этот раз, помимо того, что во всех побежденных странах размещаются военные базы, мы должны заранее обессиливать потенциальных противников, нарушая их экономики, сталкивая местные интересы элит… Неужели вы, парни умные и проницательные, полагаете, что США в самом деле потерпели поражение в Ливии, Ираке, Египте? Дескать, демократию установить не удалось, теперь там разгул мракобесия?
        Валентин и Зяма понимающе промолчали, а Данил спросил хмуро:
        - Ну?
        - Со странами, - обронил Денис с мягкой усмешкой, - где разгул мракобесия, не считаться проще. Варвары… Их можно не слушать, с ними можно поступать как заблагорассудится. С ними вообще можно не разговаривать, что весьма удобно. А вот с Каддафи приходилось! Это был настоящий сильный лидер, потому настала пора его убрать, а режим расшатать до нынешнего состояния.
        - И теперь о Ливию можно ноги вытирать? - спросил Валентин.
        Денис кивнул:
        - Страна с мощной экономикой и огромными научно-техническими возможностями, что еще в прошлом веке почти создала атомную бомбу, едва-едва удалось помешать, так что это был серьезный противник! А сейчас просто территория, на которой идет гражданская война, где двенадцать племен дерутся за власть. Страны нет, угрозы нет, а с дикарями кто станет считаться? Так что, ребята, если Штаты и говорят громко, что вот там-то и там-то потерпели неудачу, то это для отвода глаз. Неудачи в громко провозглашенных целях, ну там установить мир и благополучие, однако о настоящих успехах помалкивают. Сами понимаете почему.
        - Понимаем, - согласился Валентин, - засрать целую страну, превратив ее в кучу говна, - это успех, о котором пока что хвастаться не принято, но знать… приятно.
        Похоже, я похвастался зря. Не удалось собрать и половину тех героев, на которых так рассчитывал. Получился не митинг с веселой дракой, а нечто унылое, словно шествие с флагами по улицам Пхеньяна и выкриками в честь великого Ким Ир Сена.
        Вечером позвонил Дудиков и сразу же, наговорив кучу теплых слов, сообщил, что как раз именно мы показали себя лучше всего, так как власти на этот раз заранее приняли отвлекающие и прочие профилактические меры.
        - Они тоже учатся, - сказал он. - Медленно, как всякий планктон, но начинают что-то понимать… и реагировать. Точнее, имитировать ситуацию, что и в России существует самая настоящая демократия.
        - Для них это непривычно, - сказал я с сарказмом.
        - Очень, - согласился он, - но если нельзя встречать протестующих танками, как было в Китае, то все равно как-то защищать свои шкуры им надо. Однако здесь их основная ошибка…
        - Какая?
        Он улыбнулся:
        - На митинге, который вы считаете неудачным, еще раз подтвердилось… теперь уже окончательно, что власти не призовут на подавление беспорядков войска.
        Я спросил с недоверием:
        - Точно?
        - Во всяком случае, - уточнил он, - с нынешним составом правительства.
        - А если военный переворот?
        Он презрительно поморщился:
        - Власти, опасаясь военных, посадили там на все руководящие должности таких ничтожеств, которым самим нужно утирать носы. Понятно, что те и не шелохнутся, даже если Москва будет гореть почище, чем при Наполеоне!
        - А если, - спросил я на всякий случай, - этих заплывших жиром генералов сместят молодые и энергичные офицеры?
        - Их уже убрали, - отпарировал он. - Еще Ельцин начал это дело, а теперь в армии все, вплоть до лейтенантов, меньше всего думают о России. Нет-нет, вмешательства со стороны армии не будет! Это главное, что вчера удалось понять.
        - Это было так важно?
        Он кивнул, лицо стало очень серьезным.
        - Очень. Были опасения, что Кремль может решиться на заманчивый опыт Тяньаньмэня. Но у российской власти нет решительности ни Сталина, ни сегодняшних китайских лидеров. А это значит, ваши руки развязаны. Вы сможете действовать… увереннее. Я уже сказал Денису, чтобы переходил на новый уровень. Кстати, для него намного более привычный. В некоторых делах он вообще мастер, уже увидите… надеюсь!
        Я слушал и втихую радовался, что другие вообще обгадились, хотя, конечно, обидно, что бесплатным концертом какого-то Фридриха Габбеля, что не входит ни в одну десятку рок-исполнителей, смогли оторвать две трети тех, кто в противном случае пришел бы на митинг протеста против произвола Кремля.
        - Надеюсь, - ответил я, стараясь, чтобы голос звучал солидно. - А мы со своей стороны постараемся сделать все так, как задумали!
        Он снова усмехнулся, но теперь я понял, что это значит. Никому в мире еще не удавалось сделать все, что задумывал, но если получалось хотя бы половину, это и было большой победой.
        - Авторитарные власти, - сказал он, - как допотопный динозавр, реагируют медленно.
        - В России, - пробормотал я, - именно такая власть.
        - Вот-вот, - сказал он, - мелкие звери уже отгрызают ему половину длинного мясистого хвоста, а сигнал оттуда только доходит до мозга! Там долго обрабатывается, после чего динозавр получает команду повернуть голову и посмотреть в удивлении назад: что это там его вроде бы чуть укусило?
        - Это вы о вчерашней передаче новостей?
        - Будут еще, - пообещал он. - Но теперь это почти ничего не изменит.
        - Надеюсь, - ответил я сдержанно.
        Меня он подбадривает, хотя, как чудится, сам не очень уверен в том, что кремлевские власти так и будут глупо пассивничать, отдав инициативу оппозиции.
        Первый шаг, хоть и очень запоздалый, власти уже сделали, наконец-то начав запоздало показывать на телеканалах, подконтрольных Кремлю, видеоматериалы насчет митингов, шествий и демонстраций оппозиции. Упор делался на кадры, где, к примеру, омоновца сбили с ног и торопливо бьют ногами пятеро здоровенных парней, или как девушки бросают камни в полицию, но если их пытаются остановить, визжат, отбиваются и вопят о нарушении исконных демократических прав и либеральных ценностей права на самовыражение в любой форме.
        - Властям не верят, - возразил я. - Неважно, что показывают! Если Кремль скажет, что дважды два равно четырем, все назло будут говорить насчет пяти, а то и про ту самую стеариновую свечу!
        - Вот и прекрасно, - сказал он с удовлетворением. - Как я уже сказал, у российской полиции, ОМОНа и тем более армии нет никаких убеждений. Они просто существуют. А работу выполняют только потому, что за нее хоть как-то, но платят. И еще потому, что на другую работу, по сути, неспособны. Ну разве что асфальтировать улицы, но такой работой брезгуют, предпочитая нанимать таджиков или узбеков, как в Европе нанимают турок, а в Штатах мексиканцев. Потому российская полиция вскоре начнет разбегаться.
        - Почему?
        Он посмотрел на меня очень внимательно.
        А вы забыли, что мы уже в новом мире, где каждое наше слово, движение или жест - фиксируются? И не только установленными везде видеокамерами на перекрестках улиц, в крупных магазинах, аэропортах и даже в подъездах домов, но главное…
        Он сделал паузу, я договорил:
        - Самими демонстрантами?
        - Верно, - подтвердил он. - У каждого есть мобильник с фотоаппаратом и видеокамерой. Вы можете крушить автомобили и разбивать витрины, не подозревая, что вас снимают из десяти разных мест, в том числе и кто-то из ваших приятелей. Но молодежь, к счастью, об этом просто забывает, а вот полиции и ОМОНу постоянно напоминают, что каждый их шаг фиксируется, иски могут посыпаться градом, а если в самом деле где-то преступят черту, то все руководство ОМОНа затаскают по судам, российским и международным. Догадываетесь, что из этого вытекает?
        Я подумал, сказал неуверенно:
        - Хотите сказать, что полиция и ОМОН побоятся разгонять… слишком жестко?
        - И даже армия, - подчеркнул он. - Потому генералы ее и не выведут. Помнят, что Страсбургский суд привлекает и за меньшие преступления.
        Я возразил:
        - То другое дело! А если, как я уже сказал, какие-то младшие офицеры, в которых сердца для чести живы, выведут свои части на улицы Москвы, спасая положение? Армия не на зарплате. И не живет в Москве, где семьи.
        Он покачал головой:
        - Только в германской армии солдаты страшились своих офицеров больше, чем противника. А в России, увы, нет уважения к старшим по возрасту или по званию. Вот увидите, когда солдаты получат приказ разгонять мародеров, они сами награбят не меньше. А то и первыми будут разбивать витрины и забирать из магазинов самое ценное. Поверьте, я давно живу в России и хорошо изучил российский менталитет.
        Я угрюмо промолчал. Мне этот менталитет изучать не надо, он живет во мне настолько по-хозяйски, что иногда кажется, это я живу в нем по его милости.
        - Хорошо, - сказал я наконец, - мы будем готовиться по-настоящему. Как будет что-то новое, сообщу сразу.
        Я потянулся к кнопке, но Дудиков сказал живо:
        - Кстати, есть обнадеживающие западные новости о вашей «Срани Господней».
        У меня вырвалось вместе с дыханием:
        - Ну? Что там?
        - Они уже не только ваши, - сказал он, - но и наши. Мировая общественность признала их героями. Несколько продюсеров готовы предложить им контракты на десятки миллионов долларов на турне по странам Европы, США, Канады, Англии и Австралии!
        - Класс! - вырвалось у меня.
        - Это еще не все, - сказал он гордо, словно сам родил Люську и Марину. - Международный фонд Амнистии и Всемирная Ассоциация свободы уже выдвинули их на высшие премии! А те, помимо золотых медалей, еще несут в себе и по миллиону долларов вознаграждения. За репрессии от властей.
        Я сказал с облегчением:
        - Гора с плеч. Я за них все еще переживаю. Все-таки… я полагал, что мы действуем в узкой нише. И хотя в душе все люди на свете - насты, однако не признаются же вот так просто! Но… признались.
        Он кивнул, лицо стало серьезным, а глаза даже невеселыми.
        - Вы же видите, - сказал он ровным голосом, - никого в Европе или в США истина не интересует. Все понимают, что «Срань Господня» - вовсе не шедевр, говоря мягко, но это один из поводов добить Россию!.. И добивают. Меня, если честно, возмущает это двуличие, когда в Европе и США делают вид, что настолько вот всерьез возмущены засильем несвободы в России! Такая позиция как бы дает моральное право забросать все здесь камнями. Но появись «Срань Господня» у нас в любом храме, им бы без разговоров дали лет десять тюрьмы строгого режима без права досрочного освобождения. А после отбывания срока выслали бы из страны без разрешения пересечения границы в любом далеком будущем!..
        - Блин, - сказал я растерянно.
        Он сказал с суровым сочувствием:
        - Настизм есть везде. И у нас, разумеется, все люди от Евы, а некоторые еще и от Адама. Настизм коренится в душах всех народов. Но где-то его сдерживают мощные мировые религии, как католицизм, протестантство, ислам, где-то выработанная за тысячи лет привычка верить старшим, как в Китае, или клановые обычаи мелких народов, и только в России, свободной и щедрой, нет этого сдерживающего момента, так как православная церковь полностью потеряла авторитет и не может служить противовесом настизму.
        - А на Западе?
        Он посмотрел на меня с сожалением.
        - Вы не могли не заметить, что у России президент при инаугурации кладет руку на конституцию, а в Штатах - на Библию?
        - Ну?
        - И что, - спросил он, - главнее? Конституция - сегодня одна, завтра другая, а Библия - это основа, это фундамент, на котором держится весь наш мир. Я не в библейском смысле, а в том, что все конституции мира - порождение Библии! Все гражданские и уголовные законы, все наши «можно» и «нельзя», «мальчики так не делают», «девочки так не поступают» - тоже оттуда!
        Я пробормотал:
        - Ну, вообще-то… как-то об этом не думал…
        - Библия, - сказал он, - первый упорядоченный свод законов против настизма! Этических законов, вечных, так сказать, типа не укради, не убий, не солги, не подосри соседу и все такое, сами вспомните. Потому наша система, сколько бы настизм у нас ни бушевал, он разбивается, как морские волны о несокрушимые скалы нашей этики. И даже наша всемогущая церковь теперь ни при чем.
        Я спросил тупо:
        - А зачем же она тогда?
        - Архаизм, - ответил он с улыбкой. - Традиция. Памятник.
        - В смысле?
        - Наши философы и богословы, - сказал он светло, - пришли к выводу, что протестантская этика настолько вошла в быт, что теперь можно полностью отказаться от религиозной составляющей. Церковь у нас свою роль уже выполнила!.. А у вас, к большому сожалению, она и не начинала.
        Глава 5
        После такого обескураживающего разговора остался горький осадок, но одновременно и некое просветление в пространстве между ушами. Дудиков клянется, что обожает Россию, сам же, дескать, исконный русский, более того - сам вижу, он в нее буквально влюблен, однако упорно и целенаправленно действует на разрушение существующий власти, а мне как раз именно теперь начинает казаться, что власть в России и общество неразделимы. Что если рухнет власть, то рухнет и Россия, хотя это какая-то чушь, вон сколько раз власть рушили, а Россия поднималась, как Феникс из пепла…
        Ребята внимательно выслушали мой пересказ разговора с Дудиковым, а Оксана и Гаврик по этому случаю быстро выставили на стол вино и бутерброды.
        Данил принялся скручивать с головой бутылок пластиковые винтовые пробки, Валентин сказал быстро:
        - Думаю, все мы рады реакции Запада насчет нашей «Срани Господней»…
        Зяма возмутился:
        - Рады? Суконная твоя душа!.. Да у меня, можно сказать, душа порхает, как стрекозелка!.. А наш бугор как цветет?.. Бугор?
        Я сказал медленно:
        - Да это и так понятно… Демократические страны, как постоянно нам твердят, не воюют между собой. Потому что там у правительств нет той власти, чтобы по своему желанию поднять армию и двинуть на соседа или послать в дальние страны. Однако можно натравить все население! Это еще круче. Население никогда не знает меры, но если его умело натравливать, делает гораздо больше, чем в состоянии любое правительство. Потому там правительства молчат, а население уже негодует по поводу узниц совести… давайте и мы наших засранок так называть?..
        - Давайте, - согласился Зяма с энтузиазмом. - Против нашей подлой власти не существует подлых приемов!..
        Я напомнил:
        - Итак, этих узниц совести выдвинут на всевозможные и очень престижные премии правозащитных организаций. Возможно, даже на Нобелевскую премию мира.
        У Данила чуть стакан из руки не выпал, а Грекор пробормотал озадаченно:
        - Ну, это слишком…
        - Для ненависти, - возразил я, - ничего не бывает слишком. Когда говорят эмоции, разум молчит в тряпочку. Потом когда-то всем станет очень стыдно за поддержку таких вот… узниц совести, но не сейчас, когда против власти, что сверху открыто срет на всех нас, мы применяем… такие методы.
        Валентин сказал рассудительно:
        - Если рассуждать высоко, как заставляли Томлинсона, то те, кто защищает этих настиек, через год-два будут жутко стыдиться, что так делали, потому нам нужно успеть выжать из ситуации все, что сможем.
        - А что сможем? - спросил Грекор.
        - Общество, - ответил Валентин, - пока что на нашей стороне, проклятую церковь все ненавидят! Потому Люську и Марину защищают даже интеллигенты, которые сами с такими героинями даже в метро рядом не сели бы.
        Зяма фыркнул:
        - Для интеллигенции важнее уесть РПЦ, так что они поддержат кого угодно и что угодно! А оправдание своей низости русская интеллигенция всегда найдет, это она умеет лучше всего…
        Грекор спросил Валентина с подозрением:
        - А ты что, против Люськи и Маринки? Или тебе наша церковь стала нравиться?
        Валентин поморщился, в глазах укор, сказал с неудовольствием:
        - Мне наша церковь не нравится куда больше, чем тебе. Но вовсе не из-за тупых и жирных попов.
        - А почему?
        - Да потому, - ответил Валентин с той злостью, какую в нем никогда не видели, - что я пьяный грузчик, который видит только то, что видит!.. Православная церковь виновата в куда более серьезных грехах.
        Грекор заинтересованно спросил, ничуть не обидевшись:
        - Ну-ну, каких?
        - Православная церковь, - отрезал Валентин, - пальцем не шевельнула, чтобы хоть что-то добавить к тем словам апостолов, что были сказаны во имя Христа! Человечество развивалось, умнело, усложнялось, католическая ветвь тоже развивалась и усложнялась, откликаясь на вызовы времени, а православная… даже пальцем не шелохнула! Только жирела, тупела, хапала и просила помощи и защиты у власти, ибо народ ее уже не признавал…
        - Во-во, - сказал Грекор.
        - Потому, - сказал Валентин еще злее, - не против жирных попов нужно бороться и даже не против православной церкви! Даже если бы ее всю удалось бы стереть с лица земли, многие стали бы устраивать церкви в подполье!
        Все помалкивали, только Грекор спросил тупо:
        - Так что делать?
        - Поднять железный занавес, - сказал Валентин с безнадежностью в голосе. - Это европейские бизнесмены с толстыми бумажниками к нам едут свободно, но папе римскому въезд строго запрещен!.. Сами знаете почему.
        - А я вот не знаю, - сказал Грекор таким тоном, словно вот-вот добавит «вот такое я говно», - так почему?
        - Да потому что наша РПЦ, что живет только благодаря власти, рухнет в тот же день, когда столкнется с церковью, что живет сама по себе за счет верующих! Вот это и был бы самый жестокий и, увы, смертельный удар по РПЦ!
        Зяма, что слушал их перепалку молча, спросил с интересом:
        - А что значит «увы»? Ты не хочешь, чтобы РПЦ рухнула?
        - Конечно, - ответил Валентин уверенно, - не хочу. Пока есть РПЦ, страну будет лихорадить, а мы можем устраивать такие митинги протеста, которые при католицизме не пройдут. Если у нас прижилось бы протестантство, тогда вообще капец, власть была бы крепка, как броня наших танков!
        Насмешили колонны системной оппозиции, там несут бесконечные лозунги с требованием убрать нынешнюю власть и посадить в Кремле их лидеров. Ну да, сразу по всей России станет все о’кей и олрайт, никакой коррупции, народ воспрянет и догонит и перегонит проклятую Европу, что нас обижает.
        Салтыков-Щедрин, умнейший писатель, сказал с горечью: «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу - пьют и воруют».
        Пили и воровали еще в те века, когда и воровать было нечего, кроме каменных топоров и мамонтовых шкур. Приход Рюрика ничего не изменил, пили и воровали также потом при всех князьях, царях, Ленине и Сталине, Хрущеве и Брежневе, воруют и сейчас, только раньше крупное воровство чиновников прямо называлось казнокрадством, а сейчас изысканно - распилом да откатами.
        И вот сейчас оппозиция наивно уверена, что если вместо нынешней власти посадить их лидеров, то те сразу изведут коррупцию? Сталин не извел, Рузвельт не извел, Черчилль не извел, Обама не сумел, в Китае постоянно расстреливают за коррупцию, а наша сраная оппозиция вот так возьмет и всю ее изведет, даже не запачкав ручки?
        А еще тот же Щедрин сказал: «У нас в России воруют все. И при этом, хохоча, приговаривают: «Да когда же это все кончится?» Ну да, это же понятно когда, вот только проголосуйте за лидера нашей оппозиции, и он сразу все кончит, и народ запоет от щастя.
        Валентин проговорился, что на материале, который собрал с нашей помощью, можно не только докторскую защитить, но и вообще вырисовываются контуры исполинского труда, способного вывести его в десятку крупнейших специалистов по данной теме.
        - Это самый правильный расчет, - горячо шептал он мне почти на ухо, чтобы не мешать Оксане и Зяме что-то ловить рядом на форумах, - ставка на молодежь, у которой силы и дурной энергии много, девать ее некуда, а мозгов, чего уж скрывать, ничтожно мало, хотя в этом возрасте все еще как уверены, что все на свете знают лучше своих профессоров.
        - Аркадий Аркадиевич, - сказал я с досадой, - не говорите так красиво!
        Он посмотрел на меня с великим удивлением.
        - Это красиво?
        - И заумно, - ответил я.
        Он наморщил нос.
        - Анатолий, учись языку будущего! В нем не будет места нашим «блин» и «насрать», все станут правильными и скучными. В общем, если молодым олухам польстить, наговорить сладких слов об их доблести, их понимании политической ситуации в стране, их ведущей роли в создании нового демократического общества, то можно увести хоть в пропасть, но наша задача - повести на ломку существующей власти, что намного легче.
        - Что и делаем, - напомнил я сухо.
        - Наши средства пропаганды, - сказал он, - создали усилиями киноактеров, писателей, художников, драматургов и политиков настолько благоприятный образ Америки и в то же время донельзя отвратительный облик российской власти, продолжая льстить обывателям, что мнят себя интеллигенцией, мол, как же не повезло такому талантливому, замечательному и одареннейшему народу, что у него такая власть! И как бы все жили хорошо и замечательно, если бы удалось от этой власти избавиться…
        - Ну-ну, - сказал я, - продолжай.
        - Теперь, - продолжил он, отвечая на мой призыв, - осталось направить эту кипящую негодованием молодую энергию на ломку этой системы! Дураки, к счастью, не задумываются, что будет потом. Им кажется, что стоит сломать эту власть, сразу станет хорошо и замечательно. Они не примеривают к себе ни судьбу Египта, ни чью-либо еще, и даже не понимают, что среди них нет ни лидеров, ни внятной политической программы, кроме лозунгов, что прекрасно, так как нам вовсе не нужно, чтобы на обломках этой власти возникла другая, демократическая и крепкая. Ее столкнуть будет посложнее, а сталкивать придется…
        Я прервал настороженно:
        - Постой-постой! Уже и я, как и Грекор, не понимаю, ты на чьей стороне? Тебе не нужна демократическая Россия?
        - А такое возможно? - спросил он. - Времени до сингулярности осталось маловато.
        - И что?
        Он прямо посмотрел мне в глаза.
        - А тебе не кажется, что нужна не смена режима, а уничтожение всякой власти на данной территории?
        Я помотал головой:
        - Погоди-погоди. Что-то не понимаю.
        - Тогда пока отложим, - сказал он мягко. - Кто-то называет это шоком будущего…
        Через неделю я сам увидел в новостях сенсационное сообщение. Нашу группу «Срань Господня» оппозиция, впервые придя к соглашению, единогласно выдвинула на Международную премию культурного слияния народов и уничтожения границ.
        Даже хитрый Зяма пришел опупевший, как только новость распространилась по инету, попросил налить ему стакан водки. Данил наполнил граненый стакан до краев, придвинул услужливо и приготовился смотреть, как хитрый еврей будет пить.
        Грекор и Гаврик тоже подошли и уставились с интересом, однако Зяма взял стакан, повертел в пальцах и поставил обратно.
        - Нет, отдайте Данилу. А у меня пурим, мне, увы, нельзя.
        Грекор сказал разочарованно:
        - Что-то у тебя пурим сорок раз в году!.. Так бывает?
        - Разумеется, - ответил Зяма с великолепным высокомерием. - Ничего вы, гои, не понимаете. Пурим он на то и пурим, потому что!
        Оксана спросила наивно:
        - А что такое пурим?
        Зяма сдвинул плечами.
        - Да что-то такое в древности было. То ли сражение, то ли праздник. Надо в инете посмотреть.
        Грекор хохотнул:
        - Раньше в Библию заглядывали!
        - Дикари, - ответил Зяма авторитетно. - Инет и есть теперь Библия. В нем, кстати, и та старая Библия тоже есть.
        Данил передвинул стакан Грекору, тот, не чинясь, выпил, не отрываясь, довольно крякнул. Морда покраснела, на некоторое время вообще стала буряковой, потом медленно вернулась к своему малиновому цвету.
        - Свиньи вы все, - сказал он с чувством. - И ты, Зяма, свинья, хоть и не ешь свинину…
        Данил хохотнул:
        - Это Зяма не ест?.. Скажи еще, и по бабам в субботу не ходит.
        - Все равно свинья, - сказал Грекор. - Это же наших Люську и Марину выдвинули на такую премию! Ее называют Нобелевской премией культуры, а вы все еще не оценили значимости этого события!.. И не пьете, оба виолончелисты наши гребаные.
        Данил сказал с сожалением:
        - Все равно не дадут.
        - Почему?
        - Ну, это же очевидно…
        - Откуда? - спросил Грекор. - Мне вот совсем не очевидно!
        Данил сказал с неохотой:
        - Ну ты же понимаешь, что культуры особенной там и не было. Ну, как ее понимать принято.
        - Ты старомоден, - сказал Грекор обвиняющим голосом. - Вообще отстал от жизни, дикарь, папуас, Миклухо-Маклай!.. У «Срани Гоподней» такой же культурный эпатаж, как у «Афроамериканского квадрата» или у всех работ Пикассо…
        - Ну, - возразил Данил, - Пикассо рисовал потому так, что у него натурщица была такая. Говорят, у нее то, что мы все ищем, было аж за ухом!.. А тут все настолько очевидно, что…
        Зяма сказал авторитетно:
        - Еще ни одна Нобелевская не давалась, как говорится, справедливо. Ну, разве что научные. А все литературные, культурные и премии мира, сами знаете, только тем, кто… ну, вы поняли. Так что у Люськи и Маринки есть все шансы!
        Валентин сказал задумчиво:
        - Если это случится… я даже не знаю… то, выходит, мы не впереди планеты всей в настизме, а даже чуточку запоздали. Все эти ЮНЕСКО и комитеты по Нобелевским премиям опередили нас на несколько шагов…
        - Головатые там сидят, - сказал Зяма уважительно. - Наши, конечно, пархатые. Понимают, когда нужно морду ящиком, а когда можно откровенно насрать на древнюю окаменелость, именуемую этикетом!
        Данил нахмурился, но промолчал.
        - Вообще-то все объяснимо, - проговорил Валентин неспешно. - Сейчас умело подогретая ненависть к России зашкаливает настолько, что кто бы в России ни выступил против власти и как бы ни выступил, его нужно срочно выдвигать в нобелевские лауреаты! И вообще объявлять высшим нравственным авторитетом, даже если это сам Чикатило.
        Зяма сказал с веселой издевкой:
        - Я читал в новостях, что группу «Срань Господня» предлагают выдвинуть еще и на премию Европарламента имени Сахарова!
        Валентин вскинул брови.
        - Ну, которую первым получил Нельсон Мандела?
        - Грамотный, - сказал Зяма с уважением. - А я думал, ты Остап Бендер, что аспирантом прикидывается!
        - Блин, - прорычал Данил. - Хорошо, сам Сахаров давно помер. А то бы от стыда повесился. Или из окна выпрыгнул, уж и не знаю, как там академики поступают…
        - Премия имени Сахарова, - сказал Валентин, обращаясь и к нам с Грекором, мы слушаем молча, - вообще-то называется «за свободу мысли». Как ее собираются вручать насравшим на алтаре храма, многие просто не понимают. С другой стороны, если это рассматривать не как сранье, а выражение акта протеста против лжи и лицемерия, против бесстыдного слияния церкви и власти, то все становится на свои места и две сруньи превращаются в героинь.
        Глава 6
        Все зависит от точки зрения, стучит у меня в черепе. Если православные считают это кощунством и святотатством, что заслуживает чуть ли не смертной казни, то европейцы, которым самим насрать на православие, считают девочек смелыми и честными активистками борьбы за свободу и демократию.
        А насрать в храме отживающего свое православия - это совсем не то, что насрать в католическом, там бы точно тюрьма, и надолго. Еще проблемнее было бы насрать в мечети, оттуда эти героини вообще не вышли бы живыми…
        Аватарка Дудикова выскочила на середину экрана, я включил звук, вскоре появилось и приблизилось к веб-камере его деловито улыбающееся лицо.
        - Простите, - сказал он после приветствия, - что вот так внезапно, но я хотел бы предупредить, что вам не стоит участвовать в шествии, что намечено на эту субботу.
        Я насторожился.
        - А что случилось?
        - Это не совсем та оппозиция, - произнес он с улыбкой.
        - А что с нею не так?
        Он помедлил с ответом, посмотрел в мое лицо очень испытующе.
        - Не знаю, является ли для вас новостью… что часть маршей протеста и «маршей миллионов»… организовывает сама власть?
        Я охнул:
        - Зачем?
        - Убивается сразу несколько зайцев, - пояснил он. - Западному миру показывается, что и у нас демократия, никого танками не давят, кроме того, дают иллюзию надежды тем, кто надеется за океаном на приход к власти кого-нибудь из своих. Ведь если посадить в Кремле президентом кого-то из американцев с российской фамилией, это нас вполне устроит…
        - Но если эти акции протеста устраивает сам Кремль…
        - То цели достигнуты не будут, - согласился он. - Кроме того, очень важно руководить и самой оппозицией, заранее убирая оттуда будущих вождей и подсовывая в руководство тех, кто уж никак не смог бы стать серьезным соперником власти… Ну, вы сами видели по этим митингам. Какие из них вожди? Тем более политики?
        Я пробормотал, чувствуя, как изнутри поднимается злое раздражение:
        - Тогда… зачем?
        Он вздохнул:
        - Есть шанс переиграть противника, пусть даже и на его поле.
        - Как?
        Он посмотрел на меня очень внимательно.
        - Вы знаете, почему в России просто невозможна «арабская весна», на которую так все еще надеется неудавшийся кандидат в президенты Макбейн?
        - Почему?
        - В арабских странах, - сказал он, - на семью из двух человек приходится в среднем пять-семь детей. Их, как вы понимаете, большинство. И когда они вышли на площади, они диктовали условия, хотя это были парни пятнадцати-двадцати лет. Но в России на семью из двух человек… один ребенок. Здесь молодежь в меньшинстве, ее голос звучит громко, мы это слышали, но не решающе, как в арабских странах. Уже по одному этому Россия поступает так, как желает старшее поколение. А оно обычно голосует за власть, так как власть - это стабильность и порядок. Потому, как вы понимаете, Макбейн просто глуп, а избиратели поступили мудро, отсеяв его достаточно быстро, несмотря на его личное мужество и честность.
        Я стиснул челюсти.
        - Но если власть к тому же контролирует и всю оппозицию…
        - Шансы есть, - повторил он терпеливо. - В любом коллективе обычно кроме официального лидера есть и так называемый тайный. Вот мы и делаем ставку на такого.
        Я промолчал, намек достаточно прозрачный, но не стоит заглатывать вот так сразу эту наживку, кто знает, какой там прячется крючок.
        - Ладно, - сказал я, - от этого шествия мы воздержимся. А что дальше?
        - Возможно, - произнес он с расстановкой, - вам скоро не понадобятся никакие прикрытия… Ваши ряды растут стремительно. Вы сможете выходить на акции самостоятельно. А вы, как уже установлено многочисленными проверками, не являетесь агентами кремлевской охранки.
        - Ну, слава богу, - пробормотал я. - А кем являюсь?
        Он мягко улыбнулся:
        - Свободным человеком. Свободным! Что так важно для демократии. И, как бы вы ни относились к Штатам, на самом деле там, глубоко внутри, являетесь американцем в большей мере, чем многие наши коренные. А чтобы это все вывести из глубин вашей души, нужно просто больше узнать о самой Америке.
        Я сказал с прикрытой неприязнью:
        - Разве я знаю недостаточно? Ваша Америка всегда во всех новостях на первом месте!
        - Там суета сует, - ответил он мирно. - Мелочи, в которых тонет главное.
        - Например?
        Он подумал, ответил с улыбкой:
        - Если уж говорить честно, но… уж простите, что наступаю вашему антиамериканизму на мозоль, но то, что не случилось третьей мировой войны, - целиком и полностью заслуга Штатов.
        - Да ну? - спросил я саркастически.
        - Что было после Первой мировой? - напомнил он. - Разгромив Германию, что развязала войну, Штаты и ее союзники ограбили ее так, что, казалось, та отброшена в каменный век и никогда из него не выберется. В Германии пришлось вырубить все сады и засадить картошкой, иначе бы все вымерли с голоду, а деньги одно время делали из фарфора, ибо не хватало металла… Но это лирическое, так сказать, а факт в том, что Германия сумела восстановиться быстро и попыталась взять реванш. Вторая мировая, которую она развязала, была вообще ужасающая по последствиям и отбросила всю цивилизацию на десятки лет в прошлое.
        - Ну-ну?
        Он сказал совсем мягко:
        - И тогда Штаты, чтобы не случилось повторения насчет третьей, поставили самую огромную военную базу в Германии и навязали им, побежденным, конституцию, в которой сказано, что Германия вообще не имеет права создавать армию, военный флот и военные самолеты!
        Я буркнул:
        - То же самое вы сделали и с Японией.
        - Верно, - поддержал он, - самая крупная база в том регионе - американская на Окинаве, что контролирует все подходы к Японии. И, разумеется, побежденная Япония подписала договор, по которому обязуется не создавать армию, флот и вообще вооруженные силы. Вот так Штаты не дали возможности восстановиться и затеять третью мировую! Вы же видите, какова экономическая мощь Германии и Японии?.. Но, увы… им не дают отрастить зубки.
        Я чувствовал, что некоторые мои основы чуть поколеблены, но вида не показал, сдвинул плечами и напомнил с издевкой:
        - Это прошлое. А наступление ислама?
        - Все верно, - ответил он с той же улыбкой, - наступление ислама, наступление радиального фундаментализма… Мы об этом говорим на весь мир, но точно так же, как в Европе и Азии, начали создавать свои военные базы и на Востоке, что держат под прицелом весь регион. Потому хоть Штаты и сволочи, ну не люблю я их, не люблю!.. это во мне славянские корни вопиют, но спасибо им, хоть и сквозь зубы, за мир на земле и прогресс, как в хай-теке, который замечаем прежде всего, так и в культуре, науке, медицине!
        - Плохо только, - возразил я, - что у вас президентом не Билл Гейтс, которого в России все уважают и чтут, а всякие тупые политики.
        - Может быть, - спросил он, - потому что он - Билл Гейтс, а не какой-то просто президент, пусть даже и всей Америки?.. Президенты меняются, а Билл Гейтс остается.
        - Япония догоняет уже и его, - сказал я.
        Он выпрямился, глаза потемнели, а желваки вздулись мощные и рифленые, как кастеты.
        - Знаю-знаю, - ответил он со сдерживаемым раздражением, - сейчас модно тыкать в глаза, что вот в Японии продолжительность жизни самая высокая в мире и что у них наукоемкие технологии, поезда на магнитной тяге, роботы и еще много всяких чудес! Но не забывайте, ничего этого не было бы, если бы там не появилась американская военная база, не позволяющая им брать в руки оружие и идти убивать соседей, как они делали постоянно! А все их технологии… разве это не американские технологии?
        Глава 7
        Прошла зима, настало лето - спасибо партии за это. В том смысле, что за эти полгода осени-зимы мы утроили количество членов движения, наладили выпуск своей газеты, пусть и электронной, начали подумывать о выпуске иллюстрированного журнала. Могли бы набрать народу и больше, но пока что нам важнее общая поддержка, чем количество зарегистрированных членов.
        Что приятно и неожиданно, в наше движение настов, пусть и незарегистрированное, сперва приходили отдельные энтузиасты, а теперь вливаются целыми группами и организациями. Даже анархисты, когда-то уговаривавшие присоединиться к ним, таким орлам, сейчас сами, как мышки, вошли в наш состав.
        Дудиков хорош, но еще лучше оказались спецы, что по скайпу учили наших боевиков, как составлять коктейли Молотова, как быстро изготовлять взрывчатку.
        Вообще инет, что обнаружилось как-то внезапно, весь заполнен рецептами, как давать отпор полиции, ОМОНу, национальной гвардии, жандармерии и даже регулярным войскам. Пусть власть в отчаянии применит последний довод королей: введет в города бронетехнику, но события в Грозном показали, как можно почти без потерь уничтожить целые танковые соединения.
        Оппозиция намечает грандиозные выступления на май, ее представители зачастили в мэрию, настаивая на своем праве проводить митинги и шествия, а на самом деле униженно выпрашивая. Все это подается как согласование с властями места и времени, дабы не мешать общественному транспорту, хотя козе понятно: нужно помешать и транспорту, и всему-всему, тогда быстрее эта бандитская власть полетит ко всем чертям…
        Я объявил по фэйсбуку, это разнесли по твиттерам и жэжэшкам, что сегодня все наши тоже соберутся в центре Москвы, несмотря на все меры властей по перекрытию дорог и мостов. Или как можно ближе к центру, как бы власти ни препятствовали, хотя если и можно остановить колонну, то затруднительно останавливать отдельных людей, что идут по одному, по двое.
        Когда в центре начал скапливаться народ, я видел, как в толпе появились чем-то похожие лица организаторов, умело и властно распоряжаются группами вокруг себя, хотя в такой толчее и давке все вроде бы перемешалось, однако это только на первый взгляд толпа кажется однородной и сплошь молодежной.
        Опытный взгляд замечает ребят в подчеркнуто молодежной одежде, но не совсем уж и ребят, крепкие опытные мужички, таких обычно встречаешь на посту бригадиров и прорабов, здесь они ведут себя точно так же, направляют и организовывают работу, за которую взяли аванс, а то и плату вперед.
        Я предварительно встречался и объяснял наши задачи им всем, это «ребята с мест», хотя на самом деле прибывших из других городов пока нет, но Москва настолько велика, что отдаленные районы, расположенные уже за МКАД, кажутся другими областями, а то и странами.
        Немного непривычно, что меня воспринимают как лидера, хотя я с детства был им даже вопреки своему желанию, но там всегда среди небольших групп, а здесь наша небольшая компашка разрослась так стремительно, просто мороз по коже, и даже временами острое чувство неуверенности, все ли делаю правильно, все ли идет так, как я хотел бы…
        - Хорошо, - послышался за спиной довольный голос Дениса. - Как сказал ваш великий поэт: «От искры возгорится пламя».
        Я оглянулся, его глаза горят азартом, кулаки сжимаются. Хоть ему и запрещено вмешиваться, однако на всякий случай одет под фаната «Спартака», вдруг да удастся проскользнуть в самую гущу, поработать там кулаками, зажигая своим примером ребят, что с одинаковой вероятностью могут как запаниковать и броситься врассыпную, так и навалиться на стену из щитов и прорвать эту цепь…
        Я буркнул несколько запоздало:
        - Да уж горючего накопилось…
        - А вы стали той необходимой искрой, - сказал Денис, - что вызовет огненный ураган…
        Зяма спросил деловито:
        - Не погаснет? Может, бензинчику плеснуть?
        - Посмотрим по обстоятельствам, - ответил Денис.
        - Бензинчик всегда к месту, - возразил Зяма. - Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
        - Смотрите, - сказал Грекор, - как прут! Трудно будет остановить такую массу засидевшихся за зиму…
        Улицы города еще в апреле полностью очистились от снега, сегодня солнце ощутимо припекает плечи и головы, погода майская, хотя идут последние дни апреля.
        Данил проговорил со странной интонацией:
        - Ну что за бараны…
        - Ты о ком? - спросил Зяма и посмотрел на него намекающе. - Где бараны?
        Данил кивнул на толпу.
        - Всем же хотелось вот так… но ждали, когда кто-то вздымется, как конь на дыбы, заржет и созовет, как на скифский пир!
        Валентин встал рядом и долго смотрел на собирающуюся молодежь.
        - В самом деле, - проговорил он задумчиво, - насколько же в России недостает лидеров… Казалось бы, сколько лет прошло с тех времен, когда их истребляли? И все еще почти не выросли…
        - Это народ такой, - сказал Зяма. - Вроде бы все атеисты, как сами говорят гордо, но богобоязненные и послушные. Бога нет, потому страшатся власти.
        Валентин указал на флаги, что начинают поднимать над толпой.
        - Кого тут только нет… Даже и не верится, что все это мы начали.
        - Народ такой, - повторил Зяма. - Стадо баранов! А баранам всегда нужен козел, чтобы вел стадо на бойню… или еще куда.
        Данил зыркнул на меня, верховного козла, но молчал и рассматривал толпу, что становится все шире, тяжелее, массивнее, на глазах наливается силой и злостью.
        Все верно, стоило только начать, вон как охотно присоединились десятки партий и движений. Разве что так называемая системная оппозиция настороженно держится в стороне, тем самым теряя людей, начавших перебегать к нам.
        Пока что это просто веселая праздничная толпа, в самом деле как первомайская демонстрация древнего образца. Над головами реют знамена, только теперь вместо единых красных полотнищ развеваются и самые разные, хоть красных и больше, а вместо понятных серпа и молота, что по-народному «коси и забивай», всякие «левые фронты», «народные фронты», «русские фронты», «демократические фронты», «либеральные фронты» и даже «анархистские фронты», а уж от названий партий так и вовсе рябит в глазах.
        Из переулка на площадь крадучись выдвинулись и замерли скромно на самом краю у бровки четыре полицейских автобуса. Полицаи выползают вяло, как не проснувшиеся еще как следует перезимовавшие мухи, омоновцы выскакивают живо, моментально становятся в цепь, щиты, как у спартанцев, постоянно направлены в сторону противника, в руках темные дубинки.
        - Драка будет? - спросил Данил.
        - Обязательно, - ответил я. - Наш сбор никто не санкционировал, разрешения мы не просили…
        - Никаких просьб к сатрапам! - сказал Зяма.
        - Так что нас прямо сейчас начнут вытеснять, - сказал я, - только вот что, ребята… Это наш пробный выход после зимы. Смотр сил. Не увлекайтесь, не давайте себя повязать…
        Зяма сказал деловито:
        - Пусть других вяжут! Их много, не жалко.
        - Молчи, шпион, - сказал я. - В общем, чтобы выиграть войну, в этой схватке нужно будет отступить. Как только станет жарко.
        Зяма сказал с энтузиазмом:
        - Мудрый ход, бугор!.. А противник решит, что с нами справиться совсем как бы запросто.
        - И на следующий раз, - сказал Данил задумчиво, - не пришлет омоновцев побольше… Так?
        Я сдвинул плечами.
        - Не знаю. Так далеко не рассчитываю. Просто чувствую, как хомяк грозу, когда, что и как надо. В общем, это у нас просто смотр наличия, а не прочности.
        Омоновцы, сомкнув щиты, пошли двумя линиями сперва быстро, а в двух шагах от орущей толпы сдвинулись еще плотнее, уперлись в землю подошвами.
        Я смотрел, как две фракции, защитников власти и защитников свободы, вошли в соприкосновение, там началось уплотнение, так как омоновцы жмут, а ребята не отступают, выдерживают.
        Слышны крики, но еще не злобные или яростные, больше веселья и молодого задора, что-то типа: жмите-жмите, нас больше, такую толпу не сдвинешь, размечтались…
        - В старину, - сказал Грекор, - вот так выходили подраться. Улица на улицу, село на село.
        - А мы, - сказал Данил, - ходили бить московских.
        - А сам ты откуда?
        - Из Люберец.
        - А-а-а-а, понятно… То-то такой бычок.
        Через головы видно, как омоновцы умело выдернули из толпы одного крикливого, а он то ли полный идиот, то ли просто желающий привлечь внимание, громко орет в их руках: «Кто нас задерживает?.. Представьтесь! Предъявите документы!»
        Его молча и угрюмо дотащили до автобуса и весьма вежливо впихнули вовнутрь.
        Данил сказал презрительно:
        - Надеюсь, его хоть там отмудохают.
        - Разные люди на митинге, - согласился Валентин. - Наверное, римского права начитался…
        - До средневекового не дошел?
        Валентин хмыкнул:
        - Зато полицаи только средневековое и знают.
        На ту сторону площади прибыли еще автобусы с синими полосками на боках и заднице, где белым скромно и стыдливо написано «полиция», причем без прописной буквы, будто стараются быть совсем уж незаметными и тихими.
        Грекор процедил с ненавистью:
        - Как бы им хотелось нацепить на морды такие же маски, как у нас… Чтоб люди не видели их свиные морды. Зяма, пойдем отмудохаем их?
        Зяма ответил с достоинством:
        - Мне, как высшей расе, запрещено прикасаться к свинине.
        - Так это ж жрать запрещено!
        - И прикасаться, - пояснил Зяма. - А вдруг эта свинья укусит или пнет в ответ?
        На площадь запоздало прибыл микроавтобус с эмблемой телестудии, за ним еще два. Оттуда торопливо выскакивают обвешанные аппаратурой операторы и рассерженные корреспонденты, как же их не предупредили о таком событии заранее.
        Я скользнул по ним взглядом и снова повернулся к сшибке омоновцев и демонстрантов. Ребята раззадорились, с веселыми воплями начинают теснить противника. Омоновцы упираются изо всех сил, но подошвы скользят по брусчатке.
        Валентин сказал с неудовольствием:
        - А вот это мне как-то не весьма…
        За это время, разобравшись, кто прибыл на площадь и снимает их, толпа пришла в негодование. На автомобили с эмблемами телестудий, которые считаются проправительственными, набросились сперва с криками, пинали, били древками плакатов, а потом в руках парней невесть откуда появилась железная арматура.
        Автомобиль с надписью «НТВ» разбили так, что окровавленного водителя вытащили из-за руля и били ногами уже на асфальте. Оператора выволокли вместе с его аппаратурой. Ее расхренячили о землю, истоптали, а его избили, но больше всего досталось женщине, предположительно новостнице. Ее выдернули наружу за волосы, сразу ударили ногой в живот, а когда согнулась и упала на асфальт, зверски били ногами и оставили в луже крови, когда она уже не могла даже стонать.
        - Это не совсем, - согласился и я, - с другой стороны, они что-то подлое вякали про нашу «Срань Господню»… В общем, пора заканчивать.
        В одном месте линия омоновцев выгнулась пузырем, вот-вот прорвется, там собрался мощный кулак из крепких молодых парней с завязанными платками мордами.
        Я наблюдал за всем, как Чингисхан, находясь на возвышении. В какой-то момент ощутил, что ребята скоро начнут выдыхаться, мы и так сумели сделать больше, чем планировали.
        - Данил, Грекор! Быстро сюда!
        Они примчались, глаза преданные, Данил сказал весело:
        - Идем на прорыв?
        - Как раз наоборот, - сообщил я. - Быстро сообщите нашим, начинаем медленное отступление!
        Он огрызнулся:
        - Ментам на радость?
        - Битва не закончена, - отрезал я.
        - Дык до победы?
        - Это не отступление вообще-то, - сказал я, - а ретирада. Рассчитанное и запланированное возвращение на заранее подготовленные позиции!.. Давайте, быстро!
        Оба умчались, я видел, как передают мой наказ «бригадирам» и «прорабам». Парни, как бы ни разгорячились, но я-то понимаю, что отступить стыдно, если вот так самому, но если отдан приказ, да еще не просто бежать врассыпную, а медленно и с достоинством, то все с огромным удовлетворением это и начали проделывать, каждым движением показывая, что ОМОН здесь ни при чем, просто позабавились и вот решили, что хватит.
        Полиция и ОМОН, естественно, благоразумно решили не напирать, никому не жаждется получить со всей молодецкой дури бейсбольной битой по укрытому прозрачным забралом хлебалу, двигаются следом молча, стараясь абсолютно ничем не спровоцировать на новые схватки.
        Глава 8
        На другой день мы собрались в офисе и чесали языками, обсуждая новости, как вдруг на моем айпаде после мелодичного звонка высветилось лицо Дудикова.
        - Анатолий, - сказал он бодро, - мы за осень-зиму редко виделись, как люди, а не аватары. Все вот так по мобильнику да скайпу, но теперь, как понимаете, нам нужно встречаться почаще.
        - Да, - согласился я, - весна - пора демонстраций.
        - И обновлений, - сказал он весело. - Честно говоря, не ожидал, что ваша пробная вылазка окажется настолько успешной.
        Похвала и ежику приятна, но я сделал вид, что изумился.
        - В чем?
        - Насколько я понял, - пояснил он, - часть демонстрантов, примкнувших к вам, участвовала в стычках с властью с тем же рвением, что и ваши люди?
        Я кивнул:
        - Да. Но их тоже можно считать нашими, хотя сперва эти, понятно, пошли только из любопытства. Посмотреть, что получится. У нас же, знаете ли, все зрелище! Когда Белый дом обстреливали из танков, масса народа собралась с морожеными и чипсами, детей привели посмотреть!
        Он коротко усмехнулся:
        - Да, Россия… Я рад, что вашими становятся все, кто с вами соприкасается. Это просто удивительный показатель!.. Показатель готовности общества.
        - К чему?
        Он улыбнулся:
        - К переменам. Радикальным. Этой весной и летом решится очень многое. Я вчера прочел программу основного кандидата от оппозиции на пост президента… Он много чего наобещал, одно удовольствие следить за этими маниловскими мечтаниями, но он так и не сказал, где возьмет столько денег! И как сумеет заставить россиян работать лучше.
        - А он в самом деле не знает? - спросил я. - Вроде бы бизнесмен… Даже удачливый.
        Он покачал головой:
        - Если у него есть программа, пусть обнародует! Чтобы специалисты обсудили, подсчитали все и взвесили. Только сообща можно решить, выполнимо или нет. Но он отделался общими словами. А для того чтобы все им обещанное выполнить, России должны откуда-то дать сто триллионов долларов и переселить в нее сто миллионов немцев. Деньги, кстати, все до последнего доллара отдать немцам, строго-настрого запретив давать местным хотя бы цент, все равно пропьют или потеряют в дырявом кармане. В России ведь все дырявое! На самом деле в России не столько разворовывается, как теряется, но мы об этом смолчим…
        Он посмотрел заговорщицки, я спросил невольно:
        - Почему?
        - А не станем обелять власть, - объяснил он весело. - В общем, как уже сказал, если сто триллионов долларов и сто миллионов немцев… то шансы есть. Но не в долг такие деньги, а просто дать тем немцам. За труды.
        Я растянул рот в усмешке.
        - Других вариантов нет?
        - Да и этот может не сработать, - сказал он серьезно. - Местные, как вы понимаете, начнут претендовать на эти деньги… чтобы пить и гулять, а там хоть потоп. Так что, если поверить в то, что миром правит экономика, проще всего оставить Россию в покое…
        - Как? - спросил я с недоумением.
        - А вот так, - ответил он грустно. - Позволить молодежи уничтожить власть, что вы и делаете, и… все. Демократическая Россия утонет куда быстрее, чем Греция. Но, Анатолий, народ только выиграет! Самые энергичные и талантливые тут же выедут за рубеж и станут немцами, французами, датчанами, англичанами, а кто доберется через океан - американцами, австралийцами…
        - А те, кто останется?
        Он сдвинул плечами.
        - Вы всерьез считаете, что нужно спасать даже тех, кто сам не изволит даже с печи слезть, когда дом уже горит?
        - Ну…
        Он сказал шепотом:
        - В моей комнате нет подсматривающей и записывающей аппаратуры. Можно говорить то, что думаете и как считаете, а не то, что говорить принято.
        Я буркнул:
        - Тогда вы знаете мой ответ. Но он… какой-то неуютный.
        Он сказал подбадривающе:
        - Россия в какой только заднице не оказывалась, но всегда выходила помолодевшей и обновленной, как ящерица, что сбрасывает старую шкуру. Будем рассчитывать, что и в этот раз каким-то чудом вывернется и снова окажется впереди всех.
        - Мы тоже на это рассчитываем, - ответил я. - У вас есть возможность предоставить нам пару грузовиков?
        - Хоть десять, - сообщил он. - Не лично мы, конечно. Мы не станем светиться так уж явно.
        - А кто?
        - В Москве около сотни фирм, - сообщил он скромно, - что взаимодействуют с нами. Некоторые, если говорить совсем уж честно, нами и созданы… Их владельцы - коренные москвичи, у них есть фирмы с многомиллионными оборотами. Люди инициативные, мы им только помогли связями в правительстве и деньгами на первых порах.
        - А теперь не откажутся от вас? - спросил я и пояснил: - Не кинут?
        Он покачал головой:
        - Пятьдесят один процент акций принадлежит нам. А то и больше. Вы сами понимаете, что это значит, так что можете рассчитывать на их понимание и помощь. Просто составьте подробный список всего необходимого вам, а я посмотрю, что и как можем сделать… Когда вас ждать?
        Вопрос прозвучал неожиданно и в лоб, я запнулся с ответом.
        - Насчет списка, - сказал я наконец, - придется посоветоваться с ребятами на местах. У нас теперь ячейки по всему городу, есть даже в других регионах…
        - Достаточно и Москвы, - сказал он и пояснил: - В государствах старой формации столицы расположены в самых крупных и влиятельных городах, так что важно то, что происходит там.
        - Ну да, - сказал я, - если ваш Вашингтон исчезнет, в Штатах просто и не заметят?
        Он улыбнулся:
        - Все верно. В Нью-Йорке торги откроются в то же самое время… Значит, завтра жду?
        - Во второй половине для, - ответил я. - Даже ближе к вечеру.
        - Отлично! Будем ждать.
        Данил остаток дня составляет по моей команде список, без чего нам просто не жить, а также то, что желательно во имя свободы и демократии. Валентин и Зяма, выпендриваясь, исправляют ему грамматические ошибки, подсказывают обороты покруче, зато что касается технической части, Данилу комар носа не подточит. Сила не уму могила, гоняя гантелями кровь по телу, он гонит ее и в мозг, что начинает работать интенсивнее, чем у яйцеголового.
        Беда только в том, что все мышление Данила нацелено, как накачать бицепс в пятьдесят пять сантиметров и выиграть Кубок Москвы по бодибилдингу, тогда откроется дорога и на чемпионат мира!
        Зяма создал на харде отдельную папку, куда складывает видео из нашего участия в демонстрациях и митингах. Сперва их были единицы, потом счет пошел на десятки, а на первой сотне пришлось завести подпапки.
        Сегодня он жестом богача выложил на экран самые эффектные из тех, что накопал на ютюбе.
        - Тут даже Данила видно, - сказал он заговорщицки. - Правда, со спины, но мы же все его по толстой жопе даже среди бразильских манекенщиц узнаем, верно?.. Вот, смотрите…
        Грекор проворчал опасливо:
        - За себя говори. Я за скрипочку не спрячусь.
        Зяма ткнул курсором в значок ролика, и на экране пошла сплошная безобразная драка. Две колонки вибрируют от натуги, во всех оттенках передавая истошные вопли женщин, что прыгают перед телекамерами, изображая жуткие страдания от кремлевских зверств, мелькнуло лицо Грекора, пылающее задором, он со знаменем наперевес, как с пикой, ведет в атаку группу орущих подростков.
        - Ой, - сказала Оксанка счастливо, - вон там в кино Грекор?
        - Он самый, - подтвердил Зяма. - Правда, похож на Шварценеггера?
        Она подумала, ответила серьезно:
        - Нет, на Шварценеггера больше похож Данил.
        - То ли еще будет, - пообещал Зяма, - смотрите дальше…
        Я, хоть и смотрел внимательно, с каждым мгновением чувствовал, что за зиму мы взматерели настолько, что даже и не знаю. Срать в лифте уже не буду точно, но ломать и разносить вдребезги этот проклятый старый мир продолжу с великим наслаждением и еще большей яростью.
        На другой день я еще раз сверил список с пожеланиями «ребят с мест», сам чувствую, что хочу слишком много, с другой стороны, если эти ребята из госдепа хотят сделать мир открытым и демократичным, а не таким кремлевски авторитарным, то пусть раскошелятся, дело того стоит…
        В помещении центра по культурным связям ничего не изменилось за зиму, тот же уют, солидность, но некая домашняя, ничего степенного и чопорного.
        Дудиков вышел навстречу, оживленный и приветливый, обменялся крепким рукопожатием, американцы это любят, обнял за плечо и повел в ту же комнатку, где мы общались в прошлый раз.
        Не успели сесть, как из другой двери вошла Маша, все такая же конфетно сладенькая, уютная, как любимый плюшевый медвежонок, быстро переставила с подноса на стол чашки с горячим кофе, мягко и понимающе улыбнулась, перехватив мой мужской взгляд, нацеленный в вырез ее платья.
        Дудиков дождался, когда она выйдет и ювелирно плотно прикроет двери, поднял на меня сияющий взор.
        - Я веду здоровый образ жизни, - сообщил он, - но сегодня прочел очередное подтверждение, что кофе крайне полезен в любых количествах, ха-ха!.. И последний конфликт между праведностью и настизмом был снят.
        Я сделал осторожный глоток, чашка большая, кофе остыть не успевает.
        - Интересное у вас понятие настизма… Прекрасный кофе!
        - Отборный, - ответил он любезно. - Правда, не помню, у кого на этот раз отобрали. В Ливане ведь кофе тоже растет?
        - Как и в Ираке, - сказал я понимающе. - Надеюсь, он без привкуса свежей… нефти.
        Он улыбнулся:
        - Кстати, государственный департамент рассматривает вопрос о предоставлении вам грин-карты.
        Я насторожился, он продолжал улыбаться, только чуть наклонил голову, не сводя с меня взгляда.
        - Насколько я знаю, - сказал я сдержанно, - это очень непросто. Я не вкладываю миллион долларов в штатовскую недвижимость и не открываю там свою фирму с большим числом сотрудников из местных…
        Он покачал головой:
        - Вам не понадобится коммерческая или инвестиционная виза.
        - А что, жениться на американке?
        - Нет, - ответил он мягко, - вид на жительство предоставляется беженцам и политическим эмигрантам…
        Я прервал твердо:
        - Я не собираюсь бежать из России!
        - И не надо, - согласился он. - Думаете, нам, местным, приятно жить среди тех, кто фактически предал свои страны ради получения грин-карты, оклеветав их так, как только можно придумать?.. Но в нашем законодательстве есть особый пункт, по которому Штаты предоставляют вид на жительство всем выдающимся людям, будь это ученые, медики, спортсмены, писатели, художники, актеры… Вы полностью подходите под эту категорию, Анатолий. Человек вы необыкновенный, а наша страна старается привлечь всех, чьи способности уже начинают проявляться.
        Я пробормотал:
        - Спасибо. Вряд ли воспользуюсь, но за возможность… гм… спасибо.
        - Вы человек идеи, - сказал он с пониманием. - Это становится редкостью во всем мире, а в России таких людей вообще с огнем не найти… А ведь когда-то вся страна у вас была… Вот у нас, американцев, есть национальная идея. Какая? Сделать весь мир демократически свободным. Да-да, у нас этим как бы живут даже самые тупые, хотя и не понимающие, что это, но эта идея вошла в кровь и плоть со времен Линкольна и расцвела во времена Рузвельта. У русских, что буквально вчера были сверхдержавой и спорили со Штатами за первенство, сверхидея была в том, как бы поскорее все человечество ввести в коммунизм и установить на всей планете царство всеобщей социальной справедливости!
        - Ну, - произнес я в затруднении, - неплохая идея…
        Он посмотрел на меня возбужденно блестящими глазами.
        - Вы понимаете, только у русских и американцев были сверхидеи насчет всего мира! Больше ни у кого и никогда. Даже Британия, что владела всеми морями и океанами, в землях которой никогда не заходило солнце, даже она всего лишь гребла и хапала по праву силы!.. Не говоря уже о Португалии, Испании и других, что время от времени захватывали исполинские территории по всему миру.
        Я возразил:
        - Но у евреев тоже есть своя сверхидея…
        Он отмахнулся с пренебрежением на лице.
        - У них идея только насчет себя, любимых, а Россия и Штаты спорили насчет того, как всех на свете сделать счастливыми!.. Сейчас русским пришлось распрощаться с такой мечтой. Это, скажу честно, очень болезненно. Скажу вам с глубоким сочувствием, без национальной идеи могут жить, скажем, шведы, датчане или какие-нибудь нидерландцы, если есть такая нация… Первые давно отказались от идеи играть ведущую роль в Европе, другие и не пытались, разумно полагая, что страна с небольшой территорией и малочисленным народом могла побуянить малость только в смутную эпоху викингов, а на землях третьих расположены после Второй мировой крупные военные базы США, так что о глобальных идеях пришлось забыть.
        - Надеюсь, - сказал я. - Не хотелось бы видеть японский десант на Курилах…
        Брякнул и сам устыдился привычного клише, какие Курилы, когда весь Дальний Восток японцы могут взять хоть сейчас, никто и не хрюкнет!
        Он сделал вид, что не заметил моего прокола, сказал с глубоким сочувствием:
        - Потому русские сейчас унижены, оскорблены, прячут глаза и не знают, куда себя деть. Маяковский с гордостью показывал за рубежом свой молоткастый и серпастый, ибо страна шла от победы к победе, но нынешние россияне стыдятся, что они русские. Это значит, что вслух и всему миру признаться в жесточайшем поражении и унижении, а этого не выносит ни один мужчина.
        - Власть виновата, - сказал я злобно.
        Он вздохнул:
        - Да-да, конечно… Но выход есть.
        - Какой?
        Он сказал с сочувствием:
        - Вы родились на этой планете, Анатолий!.. И заботиться обязаны о планете, а не о каком-то крохотном… или не крохотном, но все-таки уголке, не принимая во внимание все остальное. Только недалекие люди все еще называют себя по старинке русскими, немцами, американцами, шведами… Это все в прошлом! Как в прошлом бургундцы, вятичи, гасконцы, баварцы… Они еще тогда влились в человечество, а мы это делаем сейчас… Машенька, еще кофе! Вы подготовили список?
        Пока Машенька меняла пустые чашки на полные и с улыбкой придвигала ко мне вазочку с печеньем, он быстро просматривал распечатанные листки.
        - Та-а-ак… два грузовика… вы не указали, какие, но тут наши специалисты, назовем их механиками, сами подготовят что-то подходящее для российских дорог… та-ак… а это… ах да, ох уж этот молодежный сленг! Сам вроде не старый, а не успеваю…
        Я смотрел с напряженным вниманием, когда же начнет вычеркивать, мне все советовали запрашивать с запасом, дескать, обязательно сократят наполовину, так принято.
        Дудиков читал внимательно, иногда вскидывал брови, наконец, как я увидел по его взгляду, шеф культурного центра добрался до конца, еще раз взглянул в середину текста.
        - Так-так… пожалуй, все разумно.
        Я сказал с сильно бьющимся сердцем:
        - И все необходимо!
        - Согласен, - ответил он на удивление кротко. - В двух-трех пунктах мы не можем в силу ряда причин помочь так… как вы указали, зато в состоянии возместить в финансовом эквиваленте… даже несколько с запасом.
        - Чтобы мы сами? - спросил я.
        Он кивнул:
        - Да, конечно. Чтобы вы не тратили время на поиски, Москва не просто большая, а чудовищно огромная, сброшу вам по скайпу пару адресов. Там за плату вам предоставят все необходимое.
        Я выдохнул с облегчением.
        - Это будет… просто замечательно.
        Он улыбнулся:
        - Рад, что угодил. Хотя, сказать по правде, у вас запросы совсем крохотные. Мы в состоянии дать гораздо больше. Лишь бы с вашей стороны была готовность все это использовать.
        - Буду иметь в виду, - ответил я.
        Глава 9
        На обратном пути хотелось подпрыгивать вместе с машиной, сердце стучит ликующе, в черепе гул, словно там рой шершней бьется с муравьями.
        Дудиков сказал отчетливо, если народу наберем еще больше, то финансирование увеличится. Как на охват, так и на все остальное. А я знаю отчетливо, как набрать…
        Центр Москвы перекрыт под смехотворным предлогом, что там проводятся репетиции парада победы над Германией. Еще одно доказательство, что кремлевская власть живет в пещерах и питается постоянно подпитывающейся искусственной ненавистью.
        Вторая мировая отгремела в середине прошлого века. Сменилось несколько поколений, а наши лидеры все еще возводят памятники с угрозами: «Никто не забыт, ничто не забыто!» и с намеком смотрят то на Германию, то на всю Европу, что легла под Гитлера, то на Штаты, что тянули с открытием второго фронта, то на Японию, что пытается оккупировать Дальний Восток еще со времен Русско-японской войны при царе…
        Блин, да если бы в Европе вот так сводили счеты друг с другом? Германия нападала на Францию намного чаще и разбивала ее армии вдребезги, Франция тоже нападала на Германию, все нападали на Испанию, Испания дралась со всеми, Англия тоже дралась со всеми, Италию кто только не завоевывал, Австрия совсем недавно была империей, как и Англия…
        Но все драки, войны и обиды забыты, там Общая Европа, там общий рынок, практически нет границ, и только мы постоянно и постоянно напоминаем с угрозой, что все-все помним, у нас все записано и все когда-то припомним…
        И вот сейчас по улицам Москвы грохочут тяжелые танки, везут ракеты, что на самом деле давно под прицелом спутников-шпионов и будут сбиты еще на взлете, топают в ногу солдаты, отобранные из всей миллионной армии, все еще умеющие ходить в ногу и держать автомат сравнительно правильно и твердо хотя бы с виду.
        Ладно, когда закончат свой дурацкий парад, начнем свой мы. А наш таким веселеньким и праздничным не покажется!
        В субботу мы вышли уже второй раз в этом сезоне под собственными знаменами и лозунгами. В отличие от всех остальных групп оппозиции с нашей стороны никаких экономических требований, но на этот раз кроме привычных «Долой!» было и «Свободу “Срани Господней”!».
        Выдвинуть требования - это держать дверь открытой для переговоров, компромиссов, торговли, взаимных уступок, а это неизбежно вызовет подозрения всего населения, дескать, пошли на сговор, продали наши интересы в обмен на тайные счета в Швейцарии, виллы во Флориде и яхты в Средиземном.
        А вот простой и ясный лозунг «Долой!» все понимают и почти все принимают. Ну, за исключением старых пердунов, что смотрят с высоких балконов, а то и вовсе из-за чуть приоткрытых занавесок, но на улицы не выходят.
        Как я и требовал настойчиво, никаких стычек с полицией, никакого сопротивления, пока поодиночке не пробрались в центральную часть города.
        Трибуну на площади натренированно составили за несколько секунд, соединив заранее приготовленные трубки для строительных лесов. Пока ее придерживали, я торопливо взобрался на самый верх и прокричал в мегафон бешено:
        - Пришел наш час!.. Мы требуем отставки всей власти Кремля!.. Никаких переговоров, никаких компромиссов!
        Внизу Данил, Грекор, Гаврик и другие из наиболее подготовленных закричали дружно:
        - Долой власть!
        - Долой!
        - Пусть уходят, пока могут!
        - Пусть валят сейчас же!
        - На виселицу гадов!
        Со всех сторон радостно и так восторженно грозно заорали, что голоса моей дружины потонули в общем реве.
        - Они уже сомкнули ряды, - крикнул я и указал на приближающуюся стену из омоновских щитов, - так сомнем же и мы! И покажем, что любовь к свободе ценим выше огрызков со стола кремлевской власти!.. Ура!
        В ответ раздалось мощное звериное «Ура!», и вся масса, не дожидаясь, когда нас начнут вытеснять, двинулась навстречу.
        Я с волнением наблюдал сверху, власти снова недооценили нас, либо страшатся применять, как все это называют, чрезмерную силу.
        - Никакого гринда! - заорал я вдогонку. - Никакого фарма!.. Пропэкашим себе дорогу к свободе!.. За Люську и Маринку!
        Омоновцы, сдвинув щиты, надвигаются мощно и грозно. Возможно, они и чувствуют себя такими, здоровенные бугаи в бронежилетах и в тяжелом снаряжении, морды укрыты щитками, не разглядеть, только отблеск, как на металле, неспешно, но всего лишь сами не хотят нарываться, иначе могут и по хлебалу отхватить, как ни закрывай его шлемом с прозрачным забралом.
        - Вперед! - заорал я. - Нас больше! Мы - лучше!
        Парни опускали толстые края вязаных шапочек, скрученные колбасками, как раз закрыли лица, оставив дыры только для глаз и рта, теперь никакие камеры не отследят, кто и что будет делать.
        Омоновцы, как и власть, за зиму поуспокоились, разжирели, и когда толпа начала нажимать, сперва подались, потом начали отбиваться дубинками, однако наши парни, к изумлению омоновцев, двойную цепь прорвали, как гнилую тряпку.
        Некоторые остались месить этих тупарей и срывать с них каски, после чего один удар бейсбольной битой в голову любого отправляет в отключку, другие после прорыва понеслись с радостным ревом через площадь к ментам, перекуривающим у автобусов. Налетели, смяли, громко зазвенели и посыпались стекла автобусов.
        Ярко полыхнул зловеще-красным огонь, это кто-то ухитрился забросить в открытые двери бутылку с коктейлем Молотова.
        С другой стороны площади к полиции подоспело подкрепление, но толпа крепких ребят, забрасывая полицию булыжниками, кирпичами и бутылками с зажигательной смесью, дружно скандировала:
        - Убийцы!
        - Убийцы!
        - Убийцы!
        Снимали, правда, и залитые кровью лица омоновцев, но это, естественно, не для размещения в оппозиционной печати, а для собственного удовольствия. В печать пойдут снимки только с залитыми красным лицами женщин, а там не всяк различит, фотошоп, клюквенный сок или предменструальный синдром.
        По асфальту стремительно пробежала оранжевая змея с рыжим косматым гребнем, словно воспламенился ручеек бензина. То ли бутылку с коктейлем Молотова метнули так, что она покатилась, разбрызгивая струи, то ли самодельная бумажная ракета на дизельном топливе, если такие существуют…
        Примчались двое полицаев с ранцевыми огнетушителями. Красиво и слаженно направили с ходу пенные струи под большим давлением, сбивая огонь и обволакивая его собственными продуктами горения, как написано в инструкции. Наяву выглядит очень эффектно, но только с огнетушителями не поспеют везде, дураки, куда проникнут наши ребята с такими бутылками и зажигалками.
        Я с мегафоном в руке и в окружении крепких парней руководил перестроениями наших ударных отрядов. Трижды ко мне пытались проскочить какие-то молодцы, замаскированные под фанатов футбола, но их всякий раз перехватывали и так хренячили бейсбольными битами, что смотреть любо-дорого.
        Когда их по лужам крови свои же уволокли за руки-ноги, Данил сказал счастливо:
        - Когда наконец-то выпишут из больниц…
        - После сросшихся переломов, - уточнил Грекор, - на вторую попытку не пойдут точно.
        - Не пойдут, - подтвердил Данил. - И вообще, наверное, сами погоны снимут. И от премий за вредную работу откажутся.
        - Это не менты, - возразил Грекор.
        - А кто?
        - От системной оппозиции, - сказал он. - Мы у них с каждым днем перехватываем электорат.
        - Или от внесистемной, - сказал Зяма. - Многие завидуют нашему стремительному росту. Рынок, детка!.. Что скажешь, бугор?
        Я ответил, продолжая с возвышения смотреть поверх голов:
        - Главное, жалобы не настрочат. Иначе им бы пришлось раскрыть и свои имена. А то и звания.
        Попытка выстроить палаточный городок сорвалась в самом начале: полиция на этот раз была начеку, и едва прибыла первая машина с палатками, как сразу же ее задержали, погрузили на эвакуатор и отправили на штрафстоянку до выяснения.
        На обратном пути Грекор со своей группой сумел разгромить стройплощадку, сломать забор вокруг хоккейного поля во дворе, где летом играют в футбол и баскетбол, а еще вывернули с корнем обе вышки с баскетбольными кольцами, кроме того, подожгли мусор во всех баках микрорайона и устроили дымовую завесу из подожженных автомобильных покрышек, которыми перегородили улицу.
        Мы возвращались почти в полном составе комитета, я развивал идею, что пришла по дороге:
        - Нужно как-то исхитриться всех заключенных в тюрьмах и лагерях объявить узниками совести!
        Зяма спросил опасливо:
        - А если их посадили за кражи, изнасилования малолетних или убийства?
        - При справедливом строе не посадили бы, - отрезал я. - Они бы и не воровали и не грабили в благополучном обществе!.. Потому мы должны!
        Зяма оживился, глазки заблестели, сказал бодро:
        - А что, русская интеллигенция к этому внутренне готова!..
        - Судя по «Срани Господней», - подтвердил Валентин, - еще как готова. Ненависть к любой власти у них такая, что готовы поддержать кого угодно, только бы сражался с нею!
        С утра я велел послать телеграмму президенту Коко Гамесу, который экспроприировал все иностранные компании в стране. «Грабь награбленное!» - это самый привлекательный лозунг, ибо при нем можно не только грабить, но и ломать, крушить, бить и даже поджигать.
        Валентину, как самому сведущему, я поручил разработать программу движения за отмену авторских прав, что гнусно и дико ущемляют потребителя. А так как никто отменять авторские права не собирается, мы будем всячески поддерживать свободный обмен файлами, свободное копирование и распространение, что привлечет дополнительные симпатии огромного числа молодежи.
        Весь день с утра до вечера на всех каналах озвучиваются мнения всяких деятелей по поводу манифестаций и беспорядков, причем интервью берут с равным энтузиазмом у политика, экономиста, крупного ученого, а также Ани Межелайтис, чемпиона по боям без правил и порнозвезды Коко Куку, причисляя их тоже, как я понял, к гигантам мысли.
        Через неделю стало известно, что активистам оппозиционных движений грозят крупные штрафы, некоторые получили по десять суток ареста, двое - восемь, а один отделался тремя. Всех через пару дней выпустят из изоляторов.
        Зяма все чаще торчит в офисе, а когда я вошел, с энтузиазмом протирал очки, охал, хрюкал, вспикивал, ахал, приговаривал «Зохэн вэй», но это потому, что такое от него ждут, иначе тут же Данил или Грекор напомнят: «А где твой Зохэн Вэй гуляет?»
        У нас очень чуткий народ, умеет читать между строк и слышать то, что еще не сказано. К землетрясениям и стихийным бедствиям он чуток до чрезвычайности, как раз потому, что в России никаких землетрясений, ураганов и цунамей отродясь не было, что воспитало повышенную чувствительность.
        В общем, митинги протеста только начались, а сводки с фронта банковских услуг показали, что отток капитала за последнюю неделю превысил месячный в четыре раза!
        Более того, те научные работники, что колебались, принимать или нет предложение от западных фирм о новой работе, связанной с переездом в Западную Европу или Штаты, все-таки начали паковать чемоданы и гуськом потянулись в аэропорты.
        А готовность туристов выехать отдыхать за рубеж, как уже сказал, превысила все ожидаемые прогнозы. Все раскупают летние туры, все торопятся уехать из Москвы, Питера и других крупных городов куда угодно, хоть в охваченный еще большими беспорядками Египет или бунтующую Грецию, что все так же гордо отказывается работать, не прекращая требовать у немцев денег за то, что пришли к ним в Евросоюз.
        Данил, Валентин, Зяма и Грекор, как моя старая гвардия, на другой день после визита в культурный центр разъехались на несколько дней, делая закупки по моему списку, а также устанавливая новые связи и закрепляя старые.
        А я, отбирая видео для пропаганды нашего движения, отыскал очень удачный ролик из любительского, где полицейские избивают сбитого с ног человека дубинками и ногами.
        Хорошо видно его залитое кровью лицо и разбитые губы, он пытается подняться, но его отметелили коваными ботинками так, что уже не мог подняться, а потом ухватили за ноги и поволокли к полицейскому автобусу.
        Я снабдил соответствующим комментарием, сам кипел, когда заливал в ютюб, даже руки тряслись, но проверил, как смотрится, разослал всем линки.
        За сутки посмотрело двести семьдесят тысяч человек, и на другой день на мой призыв выйти на улицы и показать, что мы с таким произволом не смиримся, откликнулись согласием около ста тысяч человек.
        Не знаю, по всем прикидкам в таких случаях выходит меньше половины, но на этот раз получилось почти наоборот: на улицы выплеснулось чуть ли не сто пятьдесят тысяч, а еще несколько десятков тысяч явились с бейсбольными битами в руках, обрезками арматуры и коктейлями Молотова.
        То, что за это время сбили с ног и зверски избили несколько десятков полицейских, никого не задело, этим гадам так и надо, пусть отдохнут со сломанными ребрами и выбитыми зубами в больницах. Они за это жалованье получают, да и вообще ментов не жалко, как и всех, кто служит режиму…
        Руководство МВД заявило, что полицейские, виновные в избиении того человека, отстранены от должности и помещены под арест, проводится служебное расследование. Это мало удовлетворило протестующих, нас устроит разве что публичная казнь через четвертование с пытками на Лобном месте Красной площади, так что очень быстро протесты перешли в избиение государственных служащих, кое-где начались поджоги и даже грабежи.
        Полиция и ОМОН при таком количестве протестующих остались в меньшинстве и уже не пытаются вытеснять кого-либо, а группируются либо возле своих участков, либо правительственных учреждений, те надо охранять во что бы то ни стало.
        Парни забрасывают их булыжниками и асфальтовой плиткой, что всегда под рукой, а также бутылками с зажигательной смесью, а полиция отвечала редкими свето-шумовыми гранатами. Применяла бы чаще, но это штуки дорогие, завозят редко, а поднять с земли брошенные в них булыжники и швырнуть обратно - устав не позволяет.
        Дудиков позвонил, сказал с придыханием:
        - Это перелом!.. Анатолий, это перелом!
        - Вижу, - ответил я солидно.
        - Они уже не справляются с ситуацией, - сказал он быстро. - Полицейских и ОМОНа не хватает!..
        - Вызовут армию?
        Он так затряс головой, что мой скайп передал только смазанное изображение.
        - По нашим прикидкам… не решатся!
        - А что им мешает?
        - Отсутствие воли, - объяснил он. - И страх…
        - А чего бояться? - спросил я.
        - Суда, - пояснил он. - Страсбургского, Гаагского, еще какого…
        - Китайцы не испугались, - напомнил я.
        - Китайцы ничего не боятся, - сказал он, помрачнев, - у них там свой мир, а Россия все еще стремится быть Европой… любой ценой, любой ценой.
        - На чем ее и поймали, - ответил я. - Мы сейчас распланировали, как продолжать наши акции и ночью, не давая властям передышки. Но скоро, чувствую, все может выйти из-под контроля.
        Он сказал с нажимом:
        - Анатолий, ни в коем случае не препятствуйте взрыву народного негодования!
        - Я?
        - Не становитесь, - сказал он жарко, - защитником прогнившего режима власти. В некоторые случаях мягкость сыграет вашим противникам на руку!
        - Но если выйдет из-под контроля, - сказал я в сомнении, - нашим праведным гневом воспользуются всякие…
        - И пусть!
        Я уточнил:
        - Всякие любители пограбить.
        Он развел руками, лицо на экране чуть помрачнело, но взгляд оставался тверд.
        - Не без этого, - сказал он сухо, - но нас несколько оправдывает, что в России такая уникальная ситуация…
        Я сказал горько:
        - А что у нас не уникальное?
        Он вздохнул.
        - Верно. Здесь практически нет предпринимателей, что честно открыли свое дело. И на честно заработанные деньги! Эти все ювелирные магазины на центральных улицах… практически все из украденного у государства!
        - У народа, - уточнил я.
        Он сказал быстро:
        - Спасибо, очень верное уточнение. И «грабь награбленное», как ни осуждай, но имеет право на жизнь, если нет другого пути вернуть свое из рук грабителя обратно.
        - Согласен, - сказал я.
        - У вас нет олигархов, кто честно бы нажил свой капитал! Более того, даже магазины, открытые иностранными фирмами, практически все… на мафиозных деньгах, спрятанных за пределами своих стран! И пусть грабить их незаконно, однако… Бог видит, это незаконно по человеческим меркам, но все-таки справедливо!
        Я вздохнул, сказал с сомнением:
        - Да, это снимает чувство вины… Что ж, мы им самим устроим Варфоломеевскую ночь! И ночь длинных ножей.
        - России нужно пройти через это, - произнес он с глубоким сочувствием. - Слишком много грязи накопилось. Слишком много мусора. Слишком много несправедливости.
        Слишком много несправедливости, повторял я про себя. Это я чувствовал и чувствую все время, потому изнутри и жжет этот неистовый огонь, потому и стучит сердце, требуя отмщения…
        Глава 10
        Май прошел в митингах протеста, шествиях, демонстрациях, где власть постоянно применяет политику полукнута и полупряника, что лишь раздражает всех по обе стороны баррикад.
        Я теперь в офисе показывался редко, мотаюсь по Москве, инспектируя местные подразделения, обеспечивая бейсбольными битами, ящиками с уже готовыми бутылками с зажигательной смесью, поддерживая и подбадривая, скупо снабжая деньгами и туманно намекая, что скоро получим намного больше.
        Трудно вообразить, как острая заинтересованность может из самых анархиствующих и непослушных создать дисциплинированные и хорошо организованные отряды.
        Конечно, такое продлится недолго, к тому же каждый волен уйти, но раз уж пришел, то выполняет все с рвением и жаждой сделать больше, только прикажите!
        Эти отряды самообороны, как мы их называем, хотя вообще-то они для нападения, быстро и умело перемещаются по городу, с азартом вступают в стычки с полицией.
        Когда неповоротливые власти перебрасывают туда усиленные подразделения, те застают только горящие автомобильные покрышки посреди улицы и мусорные баки, а также усыпанные разбитым стеклом витрин тротуары.
        Я возвращался далеко за полночь, да и то не домой, а в офис, где и ночевал, а ребят из основной группы чаще всего заставал там, усталых, невыспавшихся, но вздрюченных и без амфетаминов, хотя у каждого в столе начатые блистеры с таблетками, а в запасе еще несколько коробок для раздачи на местах.
        Сегодня, когда припарковался недалеко от офиса, поспешил к дверям, оттуда вышли, поеживаясь от почти утреннего ветерка, Зяма и Валентин.
        Зяма сказал с хрипотцой:
        - Бугор? Никак опять ходил по бабам?
        - Он не ходит, - заступился Валентин. - Он теперь ездит.
        - А потом вообще возить будут, - сказал Зяма завидующе.
        Я покачал головой:
        - Как тебя отпускают из дому так надолго?
        - А я баракаобамлю, - ответил Зяма. Подумал, уточнил: - Барухоспинозю, вечно у этих жидов трудные имена!..
        Валентин пояснил:
        - Он взял карт-бланш… самостоятельно. Родители смирились, когда Зяма вдруг начал приносить деньги. Такая семья, сам понимаешь…
        - Все они такие, - ответил я, вспомнив мать. - Если что-то в дом, а не из дома, значит, наконец-то встал на ноги… Блин, это что, военное положение?
        С высоты темного небосклона донесся мерный рокот мотора. Я присмотрелся, там кружит над районом вертолет. Время от времени с высоты падает длинный тонкий луч ослепляюще-яркого света, по земле бежит почти горящий круг, земля там едва не плавится, из-за чего все это выглядит так, словно из ночи вышли чудовищно странные марсианские машины и все сжигают на своем пути.
        - Это полицейский, - объяснил Валентин.
        - Одиночный, - уточнил Зяма. - На большее бензина не дают.
        Я погрозил небу кулаком.
        - Ничего, скоро и до вас доберемся!
        Зяма спросил живо:
        - Как?
        - Захватим Кремль, - ответил я с угрозой. - А что?
        - Да ничо, - ответил он. - Так нам и дадут его захватить.
        Вместо меня уверенно ответил Валентин:
        - И не таких захватывали! Мало кто из диктаторов умер своей смертью. Обычно их вешают по приговору Гаагского трибунала. А планета у нас такая… нигде не спрячешься.
        Зяма фыркнул:
        - Что, уже и аэропорты наши?
        Валентин ответил с неохотой:
        - Пока нет, но туда зачем-то стянули чуть ли не бронетехнику…
        - Врешь, - сказал Зяма убежденно.
        - Сам читал в новостях!
        - Это я запустил, - объяснил Зяма скромно. - Сейчас можно запускать любые слухи. Если в конец света и то верят, то в бронетехнику - запросто!
        Я поинтересовался:
        - Зачем это?
        - А чтоб не разбегались, - гордо объяснил Зяма. - Перекрыть бы все границы, чтобы враги и предатели были на месте, когда пробьет грозный час! А то и судить некого будет!
        Валентин поморщился.
        - А что, у нас кто-то доживет до суда? Вот как с Каддафи расправились!..
        Зяма сказал, поморщившись:
        - А что, с Саддамом лучше?.. А тут вообще русский бунт, бессмысленный и беспощадный…
        С моим прибытием и они передумали разбредаться по домам, все трое вернулись в офис. Я проверил сводки, бегство капитала из страны в самом деле возросло в разы. Власти выступили с успокаивающим заявлением насчет сезонных колебаний, дескать, летом все забирают деньги, чтобы погулять в отпуск, а вот осенью снова ожидается приток долларов…
        Валентин чуть ли не впервые, не сдержавшись, заржал, как Данил:
        - Насмешили!.. Мультимиллионеры забирают вклады, потому что недостает денег на летний отпуск?
        - А у нас любую хрень глотают, - сказал Зяма авторитетно. - Главное, каким тоном сказано. Если уверенно и благодушно - верят любой херне. А если дрожащим голоском, то большинство просто отмахнется, мало ли о чем треплются…
        Валентин проговорил задумчиво:
        - Неужели в самом деле банки переводят деньги за рубеж…
        - А что тут удивительного? - спросил Зяма. - Их постоянно переводят туды-сюды. Следы заметают!
        Он повернулся ко мне, что-то долго молчу, я сказал вынужденно:
        - Валентин не совсем верит, что это из-за нас. Собственно, я тоже не очень… При всех наших запросах и желаниях, но вот так повлиять на всю страну…
        - Во-первых, - сказал Зяма авторитетно, - не на страну, а на Москву… что, правда, и есть страна, а все остальное - ветхие и удаленные пригороды. Во-вторых, мир настолько хрупок и неустойчив, особенно в последнее время, что если какая дурная бабочка пролетит мимо с ее брякальными крылышками…
        Валентин перевел изображение своего компа на широкий экран, там как раз омоновцы пинками разбрасывают горящие на асфальте тряпки и затаптывают тлеющие огоньки. Подошвы их сапог такие, что и взрыв мины выдержат, на миг показали крупным планом, стало жутковато от разных уровней хай-тека головы и жопы.
        Словно руководство МВД снаряжение покупает где дешевле: что-то в Германии, с которой традиционно дружим, что-то в хитром Израиле, а что-то и в Буркина-Фасо…
        Перебирая ролики, Валентин отыскал со вчерашним нашим участием, грохот фаеров, световые вспышки, а дымовые шашки летят, как мне показалось, с обеих сторон. То ли в самом деле все перемешалось, как в Бородинском сражении, когда в дыму не разберешь, кто свой, кто чужой, бей всех, отводи душу, то ли омоновцы втихаря, пока дым, отвечают нам тем же…
        Иногда белесый дым, похожий на туман, красиво и мощно расцвечивается празднично-розовым. Это значит, метнули туда еще и бутылку с зажигательной смесью.
        - Интересно живем, - сказал Зяма со вкусом. - А то все скрипочка, скрипочка…
        - Так у тебя ж виолончель? - спросил Валентин.
        Зяма отмахнулся.
        - Да разве поймете разницу? Для вас даже рояль - скрипка, только со стульчиком. Думаю, сейчас в столицу начинают стягивать подразделения ОМОНа из соседних городов.
        - Уже, - ответил я. - Стянули. Еще три дня тому прибыли первые батальоны из Орла и Тулы.
        - Из Твери один, - подсказал Зяма.
        - Из Твери один, - согласился я. - А сегодня ожидались два батальона из Калуги. Наверняка скоро подойдут.
        - Будем отступать? - спросил Валентин.
        - Активизируем борьбу на местах, - ответил я. - Когда в Туле и Орле начнется такое же, как и в Москве, сюда не пришлют больше ни одного полицейского.
        - По кофейку? - сказал Зяма бодро.
        Я посмотрел на него в упор.
        - А что это у тебя глазки блестят? И щечки, как у девочки-первокласницы?.. Валентин, кто ему дает амфетамины?
        - Шеф, - вскричал Зяма оскорбленно, - это простейший алертек, почему-то именуемый модафинилом… ну, это чтоб нас запутать!.. Ладно-ладно, малость кокса, но это ради дела, я горю на работе!
        - Тогда мне и бутерброд, - сказал я. - Готовимся, ребята. Послезавтра мы ударим со всей мощью!
        Валентин поинтересовался:
        - Разве мы не всегда так делаем?
        - Но наша мощь растет, - напомнил я.
        Наша мощь не просто растет, а растет стремительно. Мы провели три митинга, которые полиция даже не пыталась разогнать, а только забаррикадировалась в переулках, контролируя выходы с площади.
        Я сам видел, что это перелом, возможный только в России, когда баррикады для защиты строят не молодые бунтари, а сама полиция и сами омоновцы, а в Кремле идут бесконечные заседания, после чего выносятся мудрые и бескомпромиссные решения: надо бы что-то делать!
        Ночью по улицам, несмотря на комендантский час, бегает развеселая молодежь и размахивает флагами, почти всегда разными, хотя мне и кажется, что морды одни и те же, но, конечно, это не так, просто все бунтари похожи в своем благородном стремлении все порушить, сломать, разбить и растоптать.
        В России строгость законов компенсируется их неисполнением, как было замечено как-то в старину, но теперь и законы стали мягче мягкого, так что кто станет обращать внимание на какой-то там комендантский час, да пусть Кремль им подотрется!
        Редкие машины двигаются по шоссе медленно, чтобы не сбить разгуливающую по проезжей части молодежь. Некоторые проезжают свободно, другим достается ногами в дверки, иногда слышится треск лихо сбиваемого бейсбольной битой под одобрительный хохот друзей зеркала заднего вида.
        Водитель, каким бы крепышом ни выглядел, лишь пригибает голову и старается поскорее проскользнуть подальше от этого места. Удается уйти целыми немногим, у кого-то лихим ударом разбивают стекло, кому-то сминают крышу, чаще всего разбивают фары, как передние, так и задние.
        Некоторые из водил, самые сообразительные, чтобы их не били, высовываются и кричат те же лозунги, размахивают флагами, свистят, выказывают одобрения орущим и пляшущим бунтарям.
        Один автолюбитель открыл багажник, туда сели двое, свесив ноги, один с гитарой, вдвоем орали песни, пока автомобиль пробирался через толпу.
        Утром, когда я подошел к машине, там уже молча ждал Данил с двумя крепкими парнями из своей качалки.
        - Бугор, - сказал он почтительно, - вообще-то тебе полагается для охраны бронетранспортер, а то и танковая армия, ты же сердце и мозг этой красотищи!.. Но пока хотя бы вот так.
        Парни услужливо распахнули для меня заднюю дверцу, один сел за руль, второй опустился на правое кресло, а Данил, подтолкнув меня вовнутрь, сел рядом.
        - Осторожность не помешает, - шепнул он.
        Я буркнул:
        - Теперь это не остановить. Они должны понимать.
        - Мало ли чего должны, - ответил он резонно, - если бы все делали то, что должны, мы бы на Марсе яблоки воровали!.. А то и на Сириусе, или как его там, пучеглазиков ловили…
        Улицы заполнены молодыми парнями и девушками, такое ощущение, что никто из них не работает и не учится, хотя, кто знает, может быть, им за участие в таких мероприятиях в университетах по подсказке культурных центров ставят зачеты…
        В одном месте я велел притормозить, группа парней яростно бросается на двери и окна магазинчика, прикрытые стальными жалюзями, красивыми и ажурными, как кружева из цветного шелка, но, по-видимому, достаточно прочными к попыткам проникновения.
        С одного края их как-то удалось приподнять, хотя и недостаточно. Дверь все еще открыть не удается, хотя особо горячие хватаются за ручку и дергают на себя изо всей дури.
        Другие же, более сообразительные или просто жаждущие услышать звон разбитого стекла, бьют ногами в стеклянную дверь и в такие же стеклянные стены по обе ее стороны. Там пока ни трещины, стекла бронебойные, но парни тоже знают толк: подпрыгивают и бьют в середину. Стекло, способное выдержать удар крупнокалиберной пули, оказывается не в состоянии сопротивляться мощным таранным толчкам, начинает трескаться, расходиться белой сеточкой паутины, а парни звереют от успеха и бросаются все сильнее, бьют чуть ли не лбами.
        Когда раздался хрустящий треск и звон падающих осколков стекла, все с ревом бросились внутрь, как хищная стая, что растерзает любого, кого застанет.
        И растерзывали бы, пьянея от возможности кромсать человеческое тело и слышать крики боли и ужаса, но в таких магазинах обычно никого, зато прилавки заставлены товарами, еще больше их в подсобках.
        Как идет грабеж, я смотреть уже не стал, сказал водителю:
        - Давай на Садовое кольцо.
        По радио взволнованно радостным голосом передают, что бесчинствующие группки молодежи рассеиваются при появлении полиции, но тут же собираются за ее спиной или просто в соседнем микрорайоне, где продолжают грабежи и нападения.
        Я вытащил айпад, на экране замелькали кадры видеосъемок, трясущиеся и прыгающие, смотреть неприятно, зато как бы доказательство, что снимают с натуры, хоть и с зумом на пару километров.
        После общей панорамы города, где в трех местах поднимаются черные клубы дыма, что для огромной Москвы вообще-то пустячок, похоже на дым от горящих автомобильных покрышек, пошли кадры улиц и перекрестков, где все тихо, если не считать группки спорящих людей.
        Корреспондент, тыча огромный микрофон под нос то одному, то другому, начал выспрашивать, как они относятся к такому волнующему событию в истории великой России, как народные выступления против прогнившего режима.
        Крупный мужик со злым лицом и мощно сдвинутыми над переносицей мохнатыми бровями прорычал с таким видом, будто вот сейчас вцепится зубами в микрофон:
        - Это все тинейджеры! Они сидят на наркотиках, ради дозы пойдут на все, сволочи проклятые…
        Корреспондент сказал ласково:
        - Ну что же вы так о своих детях и друзьях своих детей? Это наше будущее, наша надежда!
        - Вешать такую надежду, - проревел мужик. - Им только разбить витрину и ворваться в магазин, откуда выволакивают все, что можно будет продать за одну-две дозы!
        - А кто бесчинствует? - спросил корреспондент. - Ну, я имею в виду, что в Англии основной массой мародеров были негры… ох, простите, афроанглоамериканцы, как чуть ранее во Франции - турки и арабы…
        Мужик рыкнул:
        - Какие у нас негры?
        - В России, - уточнил корреспондент, - сейчас засилье, как говорят скинхеды и прочие недостаточно интеллигентные люди, кавказцев и среднеазиатов. Какую роль, на ваш взгляд, они сыграли в нынешних беспорядках?
        Разозленный мужик сказал люто:
        - Мы требуем от властей выдать нам оружие! Мы сами сможем защитить свои квартиры!
        - Так что насчет кавказцев? - напомнил корреспондент.
        Мужик покачал головой:
        - Те твари наглые, когда все спокойно! Когда в Москве тихо, они выходят мелкими группками, чтобы отбирать мобильники, бить местных одиноких парней и насиловать девушек, но когда это вот началось, все забились в норы и не высовывают носа…
        - Почему?
        - Да их же и отметелят в первую очередь, - объяснил мужик.
        - За что?
        - А за все, - ответил мужик. - Приехали дикари с гор и начинают себя вести здесь, будто они завоеватели?.. А вот хрен им!
        - Но вроде бы уже подписано решение о строительстве в Бутове четырех мечетей?
        - Мы эти мечети разнесем по камням, - прорычал мужик, зверея на глазах. - И никакой ОМОН не остановит!.. Что-то церкви или костелы они в своем Чуркостане не строят!.. Блин, я всегда голосовал за власть, но если начнут в Бутове строить мечети, я в тот же день пойду не мечеть ломать, а Кремль, где засели эти сраные пидоры!
        Корреспондент повернулся к камере и прокричал с подъемом:
        - Рядовой русский избиратель заявляет, что ничего не имеет против строительства мечетей, зато готов присоединиться к демонстрации протеста против засилья коррумпированной власти в Кремле!
        Глава 11
        Машина замедлила ход, впереди пробка, я с неохотой оторвал взгляд от айпада. Дело не в застрявших автомобилях, просто по обе стороны бульвара идет мощный грабеж магазинов.
        Вчера здесь было тихо, я нарочно направлял все группы в другие районы, пока отсюда не вывели всех полицейских, и потому, когда началось вот это, здесь все действуют безнаказанно, и так будет еще несколько часов, пока власти поймут, насколько здесь серьезно, и начнут перебрасывать сюда серьезные силы.
        Все грабежи начинаются однотипно: крепкие парни, а за ними все остальные, врываются через разбитые витрины и хватают все самое ценное, а потом уже начинают складывать в тележки и торопливо увозить награбленное по улице, спеша успеть выгрузиться и вернуться еще.
        Другие подъезжают на потрепанных «Жигулях» и загружают их так, что машины оседают на диски. Камеры наблюдения работают исправно, однако обкуренным ребятам все по фиг, а те, что пришли в масках, время от времени спохватываются, что маска уже сползла на грудь, да и те, что без масок вообще, издеваются над трусами, так что лучше сбросить ее вовсе, чтобы не получить битой по голове от своих же.
        То, что не удалось вывезти, просто безжалостно и сладострастно разбивают в самих магазинах, крушат прилавки, кассовые аппараты, стойки с выставленными для продажи книгами и аптекарскими товарами, опрокидывают на ползала длинные и высокие полки, торопливо поджигают их…
        Данил рычал от восторга, дважды уговаривал меня рвануть туда и пограбить всласть.
        Я качал головой:
        - Данил, мы же борцы за идею!
        - Дык одно другому не мешает, - отрубил он, - это же такой кайф!
        - Потерпи, - ответил я. - Мы с тобой должны быть сверху… как эти самые.
        - Манагеры?
        - Вроде того, - согласился я. - Чингисханы.
        Он тяжело вздохнул.
        Этот день мы провели по большей части в автомобильных пробках, зато насмотрелись, как в каких районах действуют группы повстанцев, как мы назвали себя гордо, как власти ухитряются с большим трудом восстановить контроль в других и даже провести массовые аресты.
        Властям за сутки удалось арестовать более пятисот человек, всех за участие в грабежах и нападениях на полицейских, однако триста человек освободили напавшие на участки в ту же ночь, а остальных отбили ближе к утру, что вызвало необыкновенный прилив энтузиазма и уверило всех наших в собственной безнаказанности.
        А мы взобрались на крышу и оттуда наблюдали страшное и величественное зрелище, когда горят многоэтажные дома офисов, а пожарные машины не в состоянии пробиться через многотысячные толпы, мешающие проезду.
        Самая большая волна беспорядков, пользуясь удаленностью главных сил полиции, прошла по Южному Бутову. Били и поджигали автомобили, припаркованные на улице, витринам досталось меньше, здесь дома достаточно удалены от дороги, но все-таки мародерили мощно, пусть и не так, как в центральных районах Москвы, где нужно протискиваться между рядами дорогих припаркованных автомобилей и витринами во всю стену, за которыми сверкают драгоценности стоимостью в самолет или дорогую яхту размером с авианосец.
        Во Франции во время таких же беспорядков было сожжено пять тысяч автомобилей, но у нас не какая-то нищая Франция, за эту неделю сожгли двадцать тысяч авто, но уличные беспорядки только-только начинают переходить в гверилью, а тогда уже ни одного автомобиля не останется целого, если только он не принадлежит повстанцам.
        Во время пожаров, будь днем или глубокой ночью, улицы заполнены народом, из них наших совсем немного, основная же масса просто зеваки, высыпавшие отовсюду полюбоваться на величественное зрелище исполинского костра, когда языки багрового пламени размером с паруса корабля лижут стены здания в несколько этажей, там наверху со звоном лопаются от жара стекла, а толпа несколько отшатывается, когда вниз сыплется град осколков, способных убить, попав острым концов в голову или в шею.
        Черные клубы дыма поднимаются красиво и величественно-мощно, огонь торопливо пожирает все, до чего дотягивается, хмелеет от ощущения силы и рвется дальше, выше, во все стороны…
        Пожарные машины никак не могут пробиться через толпу, им мешают намеренно, эти гады возьмут и загасят такое красивое зрелище, а у нас в крови сидеть вокруг костра и смотреть в огонь, где поджаривается мясо мамонта, а здесь еще тот мамонт горит, сердце ликует и трепещет от восторга!
        Зяма сказал со вздохом:
        - Как будущий банковский магнат, скажу с печалью, что за последние дни из России, что почти что вся уже наша, утекло в загребущие лапы Запада около ста двадцати миллиардов долларов! И это только начало…
        Валентин буркнул:
        - Куда уж хуже?
        - Что деньги, - сказал Зяма, - я, как чистокровный россиянин, скажу, как и положено, не в деньгах счастье…
        - А в их количестве?
        Он покачал головой:
        - Люди уезжают, вот что самое важное.
        - На работу, - подсказал Валентин.
        - На работу, - согласился Зяма. - Яйцеголовые, что до этого отвергали приглашения иностранных фирм поработать в их странах, начали массово соглашаться. У меня один родственник обслуживает финансы аэропортов, он говорит, что у нас пустеют целые лаборатории! Некоторые самолеты оказываются почти полностью заполнены докторами наук и кандидатами!
        Я пробормотал:
        - Переждут да вернутся?
        Зяма посмотрел на меня, как будто я сморозил несусветную глупость.
        - Мы разве китайцы или японцы? Русские - птицы гордые, уехали так уехали. И никому не признаются там, что русские, стыдно.
        Валентин сказал осторожно:
        - Я слышал, на месяцы вперед распроданы все билеты не только на авиарейсы, но и на железнодорожный транспорт…
        - И на рейсы международных автобусов, - подтвердил Зяма. - А сколько выехало на личных автомобилях… никто и не сосчитает.
        Я сказал с надеждой:
        - Но как… без виз?
        - На границе обычно просят политического убежища, - пояснил Валентин. - И тут же их принимают, потому что из России люди бегут приличные, трезвые и на хороших автомобилях.
        Еще несколько дней во всех районах Москвы продолжались одинаковые по сути беспорядки, грабежи, мародерство, поджоги, столкновения с полицией. Днем в разных концах города поднимаются черные столбы дыма, туда с ревом устремляются пожарные машины, а следом, иногда опережая, санитарные, даже не дожидаясь вызова.
        Ночью дыма на темном небе не видно, разве что звезды тускнеют, зато отчетливее видно зловещее багровое зарево пожаров, что заставляют тревожно биться сердце.
        Вообще-то не только тревожно, что-то у меня во внутренностях вообще завязалось узлом, даже дыхнуть не могу глубоко. Не боль, а некий спазм, вот уж не думал, что я такой нервный и чувствительный.
        Несколько раз со мной на связь выходил Дудиков, в последний раз мягко попенял, что я действую в одиночку, а с его стороны можно бы получить существенную помощь.
        - Гордость, - сказал он одобрительно, - это прекрасно! Уважаю. Но в интересах дела лучше бы…
        - Засунуть ее в жопу? - спросил я. - Хорошо, давайте завтра? У меня есть вопросы.
        - Жду, - ответил он немедленно. - Позвоните, когда выедете из офиса.
        На дорогах, что удивительно, почти нет пробок, хотя при разрастающемся бардаке они должны быть на каждом шагу. Просто машин стало гораздо меньше: то ли народ уехал отсиживаться на дачи и в садовые домики, то ли вообще слинял куда угодно в дивную страну Замкадья, где все не как у людей, а люди, понятно, это москвичи.
        Я с удовольствием превысил скорость, гайцев почти не осталось, их ненавидят еще больше, чем простых полицейских, подчиняться им почти перестали, несколько раз избивали, а в южной части Симферопольки при въезде на МКАД недавно двух попросту застрелили из проезжающего мимо автомобиля.
        В одном месте, правда, пришлось притормозить и пробираться буквально на ощупь: площадь и перекресток заволокло светлым дымом, хотя это может быть и не дым, а слезоточивый газ, не знаю. Как сквозь туман мелькают человеческие фигурки, иногда кто-то кого-то хватает, тащит, но то ли свои оттаскивают раненого или слишком агрессивного напарника, то ли проклятые холуи режима арестовали отважного борца за свободу…
        Я осторожно проехал вдоль бровки, а когда видимость восстановилась, прибавил газ и погнал, наверстывая упущенные минуты.
        Резиновые пули у нас как-то не прижились в полиции, но когда сожгли три полицейских участка, а один из них - вместе с находившимися там служащими: девчонками, работающими на приеме и оформлении документов, то многие полицейские, как и ожидалось, сорвали погоны и бросили такую опасную работу, зато другие на безнаказанность погромщиков ответили прицельной стрельбой, уложив только на Кузнецком Мосту сразу пятерых насмерть, а двух тяжело ранив.
        Общественность сразу же потребовала немедленного увольнения всего состава руководства МВД, но там, хоть и струсили перед обнаглевшей вконец интеллигенцией, ответили вежливо о начале разбирательств после окончания беспорядков, а тогда все получат по заслугам.
        И хотя это была обычная отговорка, но эти творческие уловили в ней скрытую угрозу и сразу же бросились в аэропорты, где и так раскуплены все билеты за рубеж на месяцы вперед.
        На следующем перекрестке ожесточенная драка молодых бунтарей с водителями, те выскочили спасать дорогие авто, а парни уже пляшут и весело орут на их крышах, пока другие крушат битами стекла, крылья, выламывают дверцы и выдирают внутренности.
        Еще по дороге видел в сторонке около полусотни перевернутых и обгоревших автомобилей, там же рядом тлеют мусорные баки, тротуары усыпаны стеклами из разбитых витрин, а на стенах домов пламенеют кроваво-красные надписи: «Свободу “Срани Господней!”».
        Густой черный дым заволок впереди улицу, сердце стучит тревожно, почему-то чудится, что там дальше вообще нет ничего, будто земля обрывается, дальше пустота мертвого космоса…
        Тактика толпы достаточно выигрышная: забросать одно-два здания бутылками с коктейлем Молотова, а затем ринуться с ликованием грабить магазины, как буржуазную собственность, нажитую несправедливо и нечестно, ибо все богатые - сволочи уже потому, что богатые.
        Когда я преодолел полосу едкого черного дыма, увидел, как толпа подростков раскачивает огромный полицейский автобус, толстый, тяжелый, весь в броне.
        Не поверил своим глазам, когда он завалился набок, а затем общими силами его перевернули вверх колесами, и так остался, как гигантский жук в толстой броне, беспомощно выставив кверху лапы и не в состоянии перевернуться обратно.
        Разные районы подготовились по-разному, лучше всех полиция сработала в Северо-Западном. Состав омоновцев удвоили, движение общественного транспорта пустили в обход горячих точек, а машинам временно запретили въезд в места скопления молодежи, за исключением амбулаторий и пожарных.
        Естественно, полицейские автобусы, частью полупустые, подготовлены для арестованных. Примерно уже понятно, сколько задержат, а самим полицаям префект округа, бывший десантник и участник штурма дворца Амина, велел действовать предельно жестко, всю ответственность берет на себя, потому там после двух жестоких подавлений попыток погромов, когда переломали кости всем захваченным на горячем, беспорядки прекратились мгновенно.
        Дорога пошла слегка вверх, а там за близким горизонтом поднимается черный дым, слишком широкая стена, чтобы всего лишь от горящих шин.
        Я быстро спросил по мобильнику:
        - Валентин, сейчас въезжаю в твой район, там что-то горит?
        Голос раздался бодрый и такой отчетливый, словно аспирант сидит за спиной и говорит над ухом:
        - Шпане удалось разграбить, а потом поджечь огромный склад, где хранились достаточно ценные товары…
        - А для нас?
        - Ерунда, - ответил он, - там все обычное, начиная с компьютеров и всевозможной связанной с ними периферии, мобильников, смартфонов, планшетников.
        - В самом деле не жалко, - буркнул я.
        - А также мебели для квартир, - сказал он, - офисов и коттеджей. Но главное, там были запасы краски, автомобильных шин и всего-всего, что можно разместить в ангаре площадью в пять тысяч квадратных метров.
        - Тогда пусть горит, - разрешил я. - Как-нибудь задержу дыхание да проскочу.
        Когда машина вынырнула из стены черного дыма, я понял, что грабеж был, так сказать, стихийным, организаторы не допустили бы поджогов раньше, чем выгребли бы все дочиста, а так огонь вспыхнул, когда расхищение только-только приняло массовый характер.
        Я видел, как многие, спасаясь от волны огня и удушающего жара, выскакивают через выбитые витрины с пустыми руками, оставив по дороге нагруженные тележки, другие что-то выносят в руках, уже надсадно кашляя, дым распространяется ядовитый, желто-черный, а внутри слышно, как глухо взрываются бочки с красками.
        Я прибавил газку, мотор довольно взревел, и машина понеслась в центр.
        Вокруг здания культурного центра оазис тишины и чистоты, словно даже бунтари почему-то соблюдают правила неприкосновенности международных учреждений, но автомобилей прибавилось.
        Когда я парковался, увидел, как вышла, наклонив голову от возможных видеокамер и пряча лицо под огромными темными очками, Белогольцева, наиболее непримиримый лидер оппозиции, о которой вдруг пошли слухи, что она пытается договориться с властями о бескровной передаче власти.
        Я успел почувствовать ненавидящий взгляд, в следующее мгновение она скрылась в недрах своей машины.
        От нее несколько раз приходили к нам представители с предложениями влиться в ее движение и подчиняться их дисциплине, на что Данил по моей указке отвечал предельно грубо и объяснял, куда им всем идти.
        В помещениях центра чувствуется лихорадочная суматоха, то и дело проскакивают почти бегом такие люди, которые в обычное время могут только вышагивать.
        Дудиков почти сбежал по лестнице, подхватил меня под локоть и завел в крохотную комнатку, уже знакомую по прошлому разу.
        - Анатолий, - сказал он горячо, - это ужасно, но гнойную рану прижечь необходимо! Каленым железом… Маша, кофейку, да покрепче! Нам тут предстоит, предстоит…
        Мы сидели по обе стороны столика, а Маша, мягкая и домашняя, ставила перед нами чашки с кофе, затем поставила на середину столешницы большую сахарницу с печеньем и сказала тихо и ласково:
        - Мозгам нужно сладкое…
        Едва за нею закрылась тихо и бесшумно дверь, Дудиков сказал жарко:
        - Анатолий, произошло столько всего… и так быстро… что возможно только в России, где долго запрягают, но потом… я смотрю с болью, что творится в городе… и сердце мое обливается кровью… Больше всего хотел бы взять все население России и разом переместить в Штаты!.. К сожалению, это невозможно не только технически. Несмотря на то что мы, протестанты, крепки в вере и этике труда, нам трудно было бы переварить сто сорок миллионов человек, развращенных православием. Вся экономика рухнет, в нищете окажутся как местные, так и приехавшие…
        Левое веко у него слегка подергивается, а пальцы, как я заметил, подрагивают так сильно, что несколько крупинок сахара упали мимо чашки.
        - А просто, - сказал я, - присоединить Россию?
        - Увы, - сказал он с искренней жалостью в голосе, - это то же самое! Только и того, что приедут не сто сорок миллионов, а всего сорок, но их тоже переварить не сможем. Вы понимаете, почему.
        - Нет. Почему?
        Он вздохнул.
        - В странах третьего мира уверены, что в Штатах все богатые потому, что там золото рассыпано на дорогах. Но у нас самые короткие в мире отпуска, у нас все трудятся вдесятеро интенсивнее, чем в Европе, и в двадцать раз больше, чем в России!.. Не случайно прибывшие чаще всего пополняют криминальные банды. Вовсе не потому, что едут бандиты, но в Штатах работать приходится, как вы называете, каторжно, а не кое-как, как в России. Так что позволить присоединиться России - это резко, а то и катастрофически снизить весь наш уровень, как в производстве, так и в науке, спорте, искусстве…
        Я буркнул:
        - Ну да, мы же теперь только штатовские фильмы смотрим. И сериалы.
        - Присмотревшись, - сказал он негромко, - вы могли бы заметить в титрах множество русских фамилий. И не только в качестве операторов или гримеров. Вот только так можем переваривать приехавших, втыкая их по одному в уже сложившиеся коллективы! К счастью, у нас накоплен опыт и уже выработаны меры, как не дать одной паршивой овце испортить все стадо!
        Я криво улыбнулся:
        - А две-три уже испортят любой коллектив?
        - Вот-вот, - сказал он серьезно, - сами уловили этот момент. Потому грин-карта ежегодно раздается по лотерее пятидесяти тысячам человек по всему миру. Ограничений нет, будь то незнание английского, возраст, пол, семейный статус или финансовое положение. Конечно, нужно не иметь тяжелых инфекционных заболеваний, не быть наркоманом или ранее судимым бандитом, а все остальное нашим обществом переваривается легко. Россия, увы, обречена, с этим ничего не поделать. Сердце мое обливается кровью, очень уж не хочется мириться с жестокой логикой истории! Князь Владимир сделал слишком большую ошибку, приняв православие, хотя чуть раньше у него были послы от германского императора с уговорами принять западный вариант, а из его рук - корону короля Руси. Думаю, в том случае центром Европы стала бы не Германия, а Россия с ее несметным населением, ресурсами и возможностями.
        Я пробормотал:
        - Да понятно, что православие - вариант самый проигрышный. Даже ислам предпочтительнее. Однако менять уже поздно.
        - Поздно, - согласился он. - Машенька, принеси еще кофе… Я теперь не усну всю ночь, перед глазами эти картины, как озверевшие омоновцы бесчеловечно разгоняют безоружных демонстрантов. Господи, как они могли применять свои дикие приемы против подростков, хрупких девушек?
        Глава 12
        Я промолчал насчет недавно увиденной толстой бабищи, что протыкала шилом шины полицейского автобуса. Ее даже не тронули, просто оттеснили, как промолчал я и насчет подростков по сто пятьдесят килограммов тугого спортивного мяса, что раскидывали омоновцев, как детей, пока те не сообразили, что это не совсем дети, прибывшие с мороженым в руках поглазеть на мирную демонстрацию.
        - Это им отольется, - пообещал я. - Все снимается на видео, как вы заметили верно. И даже если не устрашатся…
        - Устрашатся, - заверил он.
        - В любом случае, - сказал я, - это уже не остановить.
        Он посмотрел на меня с живейшим интересом.
        - Я доверяю вашему чутью, Анатолий. Бывают люди, которые интуитивно чувствуют, куда катится мир… и понимают, как можно это остановить… или подтолкнуть. Вы как раз один из таких харизматических лидеров.
        Я буркнул:
        - Да какой я лидер…
        Он покачал головой:
        - А вы не замечаете, что когда вы вливаетесь в совершенно незнакомую компанию, которая, к примеру, идет посмотреть на лебедей в Москве-реке, то через несколько минут они сворачивают туда, куда идете вы? Это всегда озадачивало психологов, но они ничего не придумали лучше, чем назвать это туманным словом «харизма».
        Я подумал, сдвинул плечами.
        - Ну… такое бывало. Просто совпадение интересов.
        - Не только, - заметил он. - Простое совпадение интересов заставляет людей сбиваться в группы, общества, партии, но только врожденный лидер способен вести их. И обычно он ведет их по дорогам побед. Хотя, конечно, бывали в истории случаи, когда лидеры чересчур увлекались и приводили народы к катастрофе…
        - Вот-вот.
        - Но с вами этого не случится, - сказал он. - Полагаю, что уже в этом месяце… от силы через два-три, все наладится. Гнев не длится вечно.
        Я проговорил сквозь зубы:
        - А еще хотелось бы знать, что именно вы недоговариваете?
        Он ответил взгляд в сторону, вздохнул, затем проговорил, не глядя мне в глаза и с таким видом, словно бросается голым в прорубь:
        - Есть еще одна проблема… хотя она еще только нарывает, как чирей… В обозримом будущем предстоит сверхсхватка между двумя сверхдержавами за планету.
        - Штатами, - спросил я, - и Китаем?
        Он сказал с облегчением:
        - О, понимаете?.. Да, именно. Как вы догадываетесь, силы к тому времени будут примерно равны…
        Я поежился.
        - Жуть.
        - Совершенно с вами согласен, - ответил он быстро, - но у нас, ставших бесхребетной нацией, недостаточно жесткости и самоотверженности для войны, в то время как китайцы - люди идеи… Потому как раз от русских может зависеть исход: быть планете разноцветной или… китайской. Наши стратеги втайне проработали этот далекоидущий план вовлечения России… в наши ряды. В ряды западного мира.
        Я тяжело вздохнул:
        - Жестокий план.
        - Очень, - согласился он. - Но большая политика не обращает внимания на жизни отдельных людей. Она стремится улучшить жизнь большинства. Потому мы должны, просто обязаны стиснуть челюсти и постараться обеспечить будущую победу цивилизованному и демократическом миру!.. Ладно, Анатолий, давайте о частностях. У нас есть возможности снабдить вас… как бы это помягче сказать, оружием самообороны. Вам оно может понадобиться, когда станет слишком жарко…
        На другой день, выныривая из тревожного сна, я услышал из комнаты сводку новостей, где в начале глава МИД выступил с заявлением, что это США дестабилизировали обстановку в России, и пока в прессе шло бурное обсуждение, лидер оппозиции Белогольцева внимательно выслушала, согласилась, но добавила, что США во всех странах дестабилизируют, даже среди своих союзников, добиваясь своего усиления, но пусть попробуют дестабилизировать, к примеру, Данию или Норвегию! Даже Белоруссию пока не удается, а как стараются…
        В офисе, куда я примчался, к ужасу матери даже не позавтракав, Зяма, Валентин и Данил уже бурно спорят, я прислушался с порога и понял, что речь идет как раз о этом проклятом вмешательстве зарубежных стран, что только спят и видят, как нам испортить жизнь.
        Зяма оглянулся, помахал рукой.
        - Привет, бугор. Так вот, я и говорю, чего МИД достигнет таким заявлением? Люди перестанут бежать из страны? Уже уехали почти все бизнесмены, ученые, даже простых инженеров убежало тьма кромешная!.. Кто не смог в Англию, те на Украину и в Белоруссию. Остались только те, кто не отличит правую руку от левой… Вот с ними наработаем!
        Я молча прошел к своему столу, врубил комп, по экрану бежит лента новостей, но слышал спор членов моего высшего комитета спасения… или как его бы назвать, и время от времени поглядывал на них, ироничного Валентина и вовсе саркастичного Зяму.
        - Америку, - проговорил Валентин с достоинством, - всегда во всем обвиняли. Пусть даже справедливо, но разваливается то, что и так готово развалиться. Нет уж, все не так…
        Зяма спросил предельно наивно:
        - А как?
        Валентин отмахнулся.
        - Скрипочка, тебе не понять…
        Зяма обиделся:
        - Скажи еще коронное стариков: «Поживи с мое - умнее будешь!»
        Валентин замотал головой.
        - Ни за что!.. Молодежь не принимает никакие доводы, она признает пока одни эмоции. Насчет мудрости можно говорить только иносказательно или на далеких примерах. Или на их товарищах.
        - Например?
        - Ну, каждый из молодых считает, что все уже знает и ко всему готов. Но в отношении своих приятелей он так не думает. И вот тут-то и можно начинать осторожно с такого вот мотива: вот твоему другу Пете пятнадцать лет… Как ты думаешь, он в двадцать лет будет умнее? Да, ответит любой. А в тридцать?.. Еще умнее!.. А в сорок?.. Еще умнее!..
        Зяма скривился.
        - Думаешь, посмотрит на отца и подумает, что тому как раз сорок?
        - Может быть, - ответил Валентин, - а может, и нет. Но ему можно намекнуть, что это же относится и к нему, что в сорок лет будет умнее себя нынешнего. И указать, что сорокалетних на митингах почти нет, кроме вождей, что пытаются за их счет решить свои проблемы. Люди старшего возраста не участвуют в митингах и не ходят бить витрины и жечь автомобили. Понимают, к чему это приведет. А двадцатилетние еще не понимают. Но, к счастью, в России, повторяю, их мало. И подобные варианты разрушения России вроде бы пройти не должны… гм… не должны!
        Зяма буркнул:
        - Мало ли что не должны. Россия - страна вне всякой логики. А вариантов вообще-то масса. На Западе целые институты созданы, днями и ночами огромные коллективы работают над планами разрушения России.
        Валентин вздохнул:
        - То-то и оно…
        К их разговору прислушался Данил, спросил с интересом:
        - Валентин, что тебе не нравится? Ты же у нас западник вроде?
        Валентин поморщился:
        - Я же сказал, считаю США оплотом науки и даже культуры. И хотел бы, чтоб у нас президентом стал Билл Гейтс или этот, как его, который основал Линукс. Но, к сожалению, политика США в отношении России направляется тупым и пьяным американским футбольным фанатом, чей интеллект равняется скамейке, на которой сидит во время матчей. И тут я, будучи патриотом США, вынужден стать на защиту России.
        Я сказал саркастически:
        - Ну наконец-то!
        Он грустно усмехнулся:
        - Увы, это мало что дает. Скажу больше, будь я президентом Соединенных Штатов, это все равно ничего бы не дало. Дело в том, что при всем засилье в Штатах тупых фанатов бейсбола и толстых домохозяек… пока что именно Штаты являются бесспорным лидером в науке и разработке новых технологий. Только на них надежда, это в Штатах вот-вот откроют бессмертие, создадут источник бесплатной и неисчерпаемой энергии и решат все проблемы с голодом во всем мире…
        Я буркнул:
        - А при чем здесь Россия?
        Он вздохнул:
        - В засилье именно тупого большинства, которое рвется в правительство, и в бизнес, и даже в науку. Я говорю про Штаты. Есть признаки, что научная деятельность начинает затормаживаться, а это самое опасное!.. Из Африки постоянно прибывают беженцы, а через границу с Мексикой там уже половина Южной Америки… Потому Штатам срочно и остро нужны российские ученые, инженеры… вообще русские.
        - Почему?
        Он загнул палец.
        - Во-первых, именно из них получаются наибольшие патриоты. Вспомните, в Израиле местные устраивают гей-парады, а прибывшие из России сразу вливаются в самые ультраправые партии и становятся святее папы римского. Или кто там у израильтян вместо него… Второе, российские ученые, изголодавшиеся по работе, хватаются за любое дело, работают без выходных и отпусков, они горят на работе!.. Третье, русские - очень талантливый народ, если занимается наукой, а не пьянством. А четвертое… гм… это можно и не говорить, некорректно, однако в Штатах белая раса вот-вот станет меньшинством. А прибытие нескольких миллионов русских позволит выровнять пропорцию…
        Ребята зашумели, по голосам не видно, что все «за» или все «против», чуть ли не дискуссия постепенным переходом на личности и быстрым в мордобой.
        Данил сказал зло:
        - А ты хто, не патриот?
        - Да патриот я, - сказал Валентин, жутко морщась, - патриот… Но вы же понимаете, как дети века Интернета, сейчас мир един… с центром в Соединенных Штатах. Научным и культурным центром планеты! И всем нам, где бы мы ни были, в каких странах ни появились на свет, мы должны поддерживать Штаты, так как это единственный путь к техническому прогрессу, который обещает так многое.
        Я пробормотал:
        - И что… если несколько миллионов ученых, медиков, инженеров уедут? Что с оставшимися?
        Он вздохнул, развел руками.
        - Не бывает решений, устраивающих всех абсолютно. Когда на поле боя падают двое ранеными, медики должны как можно быстрее выяснить, у кого больше шансов выжить, и на том сосредоточить усилия. И вторым займутся, если успеют, потом… Вы же понимаете, что цвет российского народа переедет в Штаты и займет там достойное место… А кто останется? Пьяницы, бомжи, преступники…
        - Ну почему же, - возразил я, - а писатели, киношники, музыканты?
        Он отмахнулся.
        - Анатолий, ты сам российское кино смотришь?.. Включи новости за сегодняшнюю ночь! Вот это кино, всем кинам кино…
        Зарево пожара прекрасно и величественно, огромные здания вдали дрожат и колеблются, словно нарисованные на полотнище, колыхаемом ветром, небо кровавое, тучи снизу жутко подсвечены красным, это всего лишь отсвет того ада, что творится на земле, но наверху распространяется все шире, опережая пожар внизу, уже полнеба горит и плавится…
        Сорванный голос корреспондента уже не звучит радостной скороговоркой, на этот раз я отчетливо расслышал страх, усталость и некую безнадежность, словно впервые захотелось поговорить о цветочках, а их как раз больше и нет.
        Погромы, как он сообщил, распространившиеся из центральной части Москвы на окраины, уже потеряли идеологическую окраску смены власти, и теперь это простое мародерство.
        Измученные жители запираются в домах, неимоверно вырос спрос на стальные или хотя бы усиленные железом двери, в охотничьих магазинах скуплено все оружие.
        И тут же начала разворачиваться подпольная продажа сперва пистолетов устаревшего образца, охотничьих ружей, затем появились не просто новейшие «магнумы», но и пистолеты-пулеметы, начиная от «узи» и заканчивая последними разработками, что пока были только в руках спецслужб.
        По ночам в разных районах слышится стрельба, но полиция все чаще отказывалась туда выезжать, ссылаясь на случай в Жулебино, куда вот так точно выехали по ложному вызову, а там на них набросились в темноте, отняли личное оружие, машину сожгли, а их избили настолько зверски, что один полицейский умер на месте, а второй скончался по дороге в больницу.
        Население требует, чтобы власти, если не в состоянии обеспечить порядок силами полиции и ОМОНа, ввели в город войска.
        Стало известно, что президент отдал такой приказ, но министр обороны все еще согласовывает частности, так как армия создана для отражения внешних угроз, а здесь всего лишь распоясались хулиганы, пусть справляется полиция, а ОМОН вообще имеет право применять не только щиты и дубинки, но и личное оружие…
        Материальный ущерб нанесен более трем тысячам магазинов и полусотне банков.
        Глава 13
        Как и намекнул Дудиков, однажды к нам во двор въехал довольно потрепанный с виду грузовичок, но какой-то странно шустрый и мощный, почти припер нашу дверь потертым задом, где красуется свежая надпись: «Слава “Срани Господней!”».
        Шофер выпрыгнул, веселый белозубый парень атлетического сложения, сказал беспечно:
        - Ребята, я спешу. Быстренько забирайте свои ящики, а то я уже опаздываю.
        Зяма спроси живо:
        - А что там?
        Шофер кивнул в мою сторону:
        - Все вопросы к своему боссу.
        Ящиков оказалось всего три, один длинный и достаточно тяжелый, два полегче. Едва мы перенесли в офис, грузовичок тут же стартанул, как ракета, и унесся, что значит, за все уплачено.
        В первом ящике обнаружились аккуратно упакованные в пенопласт, как дорогая электроника, и зашитые в пластиковые пакеты два десятка углострелов или, говоря проще, автоматы и винтовки, способные вести прицельный огонь из-за угла.
        Данил высвободил один из упаковки, взвесил на руке.
        - Блин, какой легкий!.. Зяма, иди сюда!
        Зяма сказал гордо:
        - Я пацифист!
        - Да ты посмотри, - сказал Данил, - это же Corner Shot сорок, бьет сорокамиллиметровыми гранатами, как обычными, так и всякими специальными, начиная от дымовых и ослепляющих!
        - И что?
        - Это углострел, - пояснил Данил терпеливо. - Проще говоря, из группы оружия, способного стрелять из-за угла точно в цель, не подставляя под пули самого стрелка! Как раз по тебе.
        Зяма спросил с сомнением:
        - Серьезно?.. А ну покажи…
        Грекор сказал завистливо:
        - Данил, не давай ему. Он же пацифист!
        - И что? - удивился Зяма. - С таким углострелом я любого отпацифиджю! Кроме того, только полный дурак не меняется, а человек творческий меняет убеждения несколько раз за жизнь, а наиболее творческие, как вон святой Петр, даже трижды за одну ночь!
        Грекор спросил:
        - Откуда эти штуки?
        - Израильские, - пояснил Данил. - Евреи всегда мечтали стрелять из винтовок с кривым стволом, чтобы можно было из-за угла. Теперь эта вековая мечта сбылась.
        - Мы всегда добиваемся цели, - сказал Зяма гордо. - А патроны есть? Дайте еще, да побольше, побольше!.. Они дорогие?
        - Дорогие, - ответил Данил, - но все-таки противнику, если у того закончатся патроны, не продавай!
        Зяма вздохнул:
        - А если предложит много?
        Во втором ящике нас ждали армейские пистолеты последних модификаций, а в третьем мощные гранатометы, способные с одного выстрела прожечь лобовую броню современного танка.
        Парни едва не целовали все это богатство. Примчались Грекор, Василек, Гаврик, чуть позже приехали главари групп из других районов.
        Втайне раздуваясь от гордости и всемогущества, которое испытывает всякий, у кого в руках такое оружие, я распределил все мудро и справедливо, наказав действовать только против власти, попирающей наши свободы.
        Для себя и еще в запас Данил и Грекор, по подсказке знающего любое вооружение Дениса, отобрали пистолет-пулемет «Бушмен», чешский «Скорпион», что состоял также на вооружении ГРУ, Heckler & Koch, чудовищно навороченный Colt M4A1 SopMOD, а также заряжаемый сбоку 40-мм подствольный гранатомет AG36.
        Вообще-то у всех глаза разбежались, а руки тряслись от счастья, даже Зяма, который у нас с большой скрипочкой, именуемой виолончелью, сказал с восторгом:
        - Хай-тек!.. Куда до них айфонам…
        Денис сказал довольно:
        - По нашим каналам оружия завезено в Россию столько, что можно вооружить две армии!.. Но все-таки нужно будет овладеть и складами отечественного вооружения.
        - А зачем оно нам?
        - А чтоб противнику не досталось, - сказал находчивый Зяма.
        За последние дни уличные беспорядки начали перерастать в гверилью. Я заявил, что пора начинать разоружение прихвостней прогнившего режима, и в тот же день на одиноких и даже работающих в паре полицейских стали набрасываться большими группами, отбирать оружие, их самих носили на носках ботинок, не скоро захотят вернуться в строй, а потом и вообще собирались молодежные группы по несколько сот человек и нападали уже на укрепленные полицейские участки.
        Полицаи все еще не решаются применять оружие, нет приказа, хотя, на мой взгляд, эти не станут выполнять даже приказ: начальство всегда сумеет сказать, что никакого приказа стрелять в любимый народ оно не отдавало, это все отдельные несознательные элементы, затесавшиеся в замечательные ряды замечательной полиции…
        Мы возглавили нападение на центральные участки, они расположены в старинных домах с толстыми стенами, укреплены, как крепости, контингент туда подбирали обычно проверенный, стойкий, отслуживший не только в армии, но и в особых частях.
        После первого же выстрела из гранатомета из окна высунулась рука с белым платком и помахала им в разные стороны.
        Данил буркнул:
        - Перевелись герои…
        Зяма возразил с великим облегчением:
        - Демократия победила героев!.. Make love, not war!
        - Переведи, - сказал Данил с угрозой.
        Зяма сказал смущенно:
        - Да я уж и не помню… что-то про любовь…
        - Однополую? - рыкнул Данил.
        Зяма в испуге отступил.
        - Но ведь демократия же…
        Я молча пошел к участку, за мной заторопился Грекор и четверо боевиков его отряда.
        Дверь медленно распахнулась, вполглаза выглянул молоденький, но уже разжиревший лейтенант со щеками на плечах и подбородком на груди.
        - Мы переходим на сторону народа! - проговорил он лебезящим голосом.
        - Вовремя, - буркнул я. - Сдать все оружие!
        В первом же участке в наши руки попали десятки пистолетов и несколько автоматов, после чего мы с легкостью взяли еще два, на этот раз недвусмысленно показывая, что перестреляем всех кровавых псов Кремля, если кто хотя бы косо посмотрит в сторону демократически настроенной общественности, что вышла на демонтаж диктатуры.
        Этой ночью выстрелы звучали как-то иначе. Когда я сказал об этом Денису, он прислушался и сказал со странным удовлетворением, что в ход пошли крупнокалиберные пулеметы.
        Грекор спросил быстро:
        - Власти все-таки решились?
        - При чем тут власти? - спросил Денис с ленивой усмешкой.
        - А что… наши?
        - Конечно, - ответил Денис. - Слышишь, лупят вовсю, патроны только переводят. Власти все еще трусят, страшатся обвинений в чрезмерном применении силы.
        - Дострашатся, - буркнул Грекор.
        - Это точно, - сказал Денис довольно. - Мы постоянно опережаем этих трусов по всем позициям. Да, это не китайцы… Те нас здорово обломали в Тяньаньмэне. Во всей их Поднебесной до сих пор никто с того дня и не пискнет насчет демократии по западному образцу.
        По его тону чувствовалось, что уважает твердость китайского руководства.
        - А откуда у наших тяжелое вооружение? - спросил Грекор.
        - Достали, - ответил Денис с неясной улыбкой.
        - С армейских складов?
        Денис покачал головой:
        - Нет, пока контрабандное…
        - Ух ты!.. Как?
        - Есть связи, - ответил Денис туманно. - На разных… уровнях. Вы как получили? То-то. Но сейчас это не так важно. Уже не важно.
        Я спросил встревоженно:
        - Почему?
        - Не сегодня-завтра, - объяснил он, - вскроем и склады. Думаю, этим пора заняться нам.
        Я пробормотал:
        - Это я и хочу сказать. Мы давно готовы.
        Валентин добавил с масляной улыбочкой:
        - Тем самым наше движение сохранит лидирующее положение в центре активной оппозиции.
        Денис кивнул, но во взгляде у него было то же самое «Аркадий Аркадиевич…».
        - Да, - сказал он до жути трезвым голосом, - нельзя, чтобы у вас перехватили инициативу.
        - Другие партии? - спросил Зяма скептически. - Умоются.
        - Или власти, - ответил Денис. - У них работают лучшие политологи. И часть оппозиционных партий, как вы наверняка догадываетесь, спонсируется и управляется кремлевским режимом. Так что, ребята, вы основная опора и надежда демократии! Признайтесь, сами никогда бы о себе такого не подумали?.. В общем, я организовываю грузовики для перевозок, но все остальное - вы сами. Мы, культурный центр, против всяческого насилия, га-га-га!
        Я кивнул Грекору и Данилу.
        - Вернемся в офис. Придется собрать самых безбашенных.
        Несколько часов ожидания в офисе показались вечностью. Зяма, чтобы убить время, начал резаться, судя по бравурной музыке, в Мэджести-два. Донесся нравоучительный голос гнома: «Тяжелая работа - сама по себе награда!» Я эти миссии прошел с удовольствием в те годы, когда байма только вышла, но сейчас вот словно кто шилом ткнул: да это же и есть основная доктрина протестантской трудовой этики, что сделала протестантские страны самыми богатыми и развитыми!
        В православии принято считать, что Бог, изгоняя человека из рая, наказал его трудом, отсюда и пошло наше отношение к труду: «От труда будешь горбат», «Работа не волк» и тому подобные.
        А вот Лютер прочел Библию иначе, дескать, Бог выпустил подросших детей в самостоятельную жизнь, больше не вмешивался, но наблюдал за ними и косвенно помогал и наконец-то позволил самим трудиться… ну, как Том Сойер позволил мальчишкам красить забор.
        Высота культуры всегда стоит в прямой зависимости от любви к труду, но как мы любим труд, рассказывать не надо, особенно при детях. Нам больше нравятся такие высказывания: «Работа - последнее прибежище тех, кто ничего не умеет» или блестящие пустышки Бернарда Шоу: «Я люблю работу, она захватывает меня целиком. Я могу часами сидеть и смотреть, как другие работают».
        Это тоже срунство, сам Шоу вкалывал еще как, но для других старался играть роль гения, за которого пьесы пишут музы.
        Для протестанта аксиома, что труд приближает человека к Богу. Для православного с колыбели известно, что труд - наказание, его нужно избегать, а если совсем уж увильнуть невозможно, то сделать побыстрее и кое-как, чтобы поскорее освободиться и вздохнуть свободно.
        Потому да, Дудиков жестоко прав, русские ни при чем, у нас талантливейший народ, но этот менталитет и подобное отношение к труду должны быть уничтожены ради спасения самого народа. Увы, похоже, православное мышление настолько въелось даже в мировоззрение местных атеистов, что они все равно следуют этим принципам… и потому тоже должны быть… гм…
        Я вздрогнул, в комнату с шумом и грохотом ворвался Данил, заорал весело:
        - Всем на выход!.. Кареты поданы!
        Мы повскакивали словно ошпаренные. События разворачиваются настолько стремительно, что теперь ничего нельзя планировать заранее. Вчера никто бы и не подумал о дерзком выезде к армейским складам, а сейчас вот прем, словно под коксом или экстази.
        На улице уже ждут несколько легковушек, а на окраине города, как мне сообщили по мобильнику, три грузовика, среди них есть даже «КамАЗ».
        Перед самым выездом я получил по имейлу подробнейшую карту с расположением военных складов в Подмосковье. Конечно, не с артиллерийскими снарядами, что время от времени почему-то возгораются и неделями потом рвутся, засыпая окрестные села осколками, но стрелового оружия, как сообщили в сопроводительной записке, там полно всякого. Причем лучшего, в том числе и для снаряжения элитных отрядов бойцов особого назначения, это же Москва, не Урюпинск.
        Задачу я объяснял всем уже в дороге, когда мы пронеслись сперва к МКАДу, затем по нему десять минут, затем полчаса по Симферопольскому шоссе.
        Я постоянно держал на коленях листки с распечатками имен руководства складов, а также прочие весьма интересные сведения, нужно только уметь ими распорядиться…
        Когда на горизонте за проволочной оградой показались угрюмые сараи из ржавого листового железа, я сперва не поверил, что это и есть склады с оружием, но все еще сопровождающий нас Денис сказал негромко:
        - Они самые… Ну, действуйте, ребята, как договорились.
        - А ты?
        Он развел руками:
        - К сожалению, мне служебные инструкции не позволяют принимать непосредственное участие.
        Сбоку от решетчатых ворот будочка охранника, он не замечал нас в упор, хотя грузовики почти уперлись носами в ограду. Наконец Данил посигналил, после паузы охранник выглянул, хотел явно спросить, хто и чего надо, но три грузовика и вереница легковушек заставили выползти наружу, причем ежится так, будто мы на Таймыре, где свирепствует лютая пурга.
        - Кто такие?
        Я вылез из машины, приблизился, глядя на него тяжело и обрекающе. Он нехотя выпрямился, но на лице все то же выражение отвращения ко всему на свете и жизни тоже.
        - Парень, - сказал я властно, но дружески, как говорил бы бог с муравьем, если бы снизошел, - просто открой ворота, и тебе ничего не будет.
        Он насторожился, отступил на шаг, но повторил все так же тупо:
        - Кто такие? Чего надо?
        - Или открой ворота, - посоветовал я, - или шнелль-шнелль! - зови командира. Только шевелись, черепаха! Еще не понял, что власть поменялась?
        Он отступил еще на шаг, лицо все такое же тупое, а глаза, как у придонной рыбы, но повернулся и пошел к сараям, на ходу сильно размахивая руками, это, видимо, означает, что вообще бежит со всех ног в неистовом служебном рвении.
        Затем нам начало казаться, что он либо заснул там в коридоре, либо заблудился, там же недостаточно прямо. Данил предложил врезаться на грузовике в ворота, снесем запросто, Денис прошептал тихо:
        - Не стоит. В этом случае они имеют право открывать стрельбу…
        - А откроют?
        - Вряд ли, - ответил Денис, - но, кто знает, вдруг у кого-то очко не дрогнет? Проверять я бы не советовал.
        - Но этот гад…
        - Появится, - сказал Денис хладнокровно. - И караульную не оставит надолго, и вообще… Ждите! Это же российская армия, чего вы хотите?
        Грекор сказал за нашими спинами:
        - Я служил, знаю этот бардак. Сейчас появится.
        Мы ждали, стараясь не показывать друг другу страшного напряжения. Дверь распахнулась еще минуты через три-четыре, вышли тот солдатишка и лейтенант, утирающий рот настолько слишком характерным жестом, что в штатовскую армию его бы не взяли, несмотря на приказ президента принимать и нетрадиционных.
        Лейтенант подошел первым, солдат за его спиной, но не успели раскрыть рты, как я сказал в злом нетерпении:
        - Ребята, мы можем решить по-хорошему, а можем и по-плохому.
        Лейтенант спросил спесиво:
        - Кто такие? Сюда без пропусков нельзя!
        - Старые пропуска отменены, - отрезал я, - а новые выписываем себе сами. В Москве власть уже сменилась, не знал?.. Быстро открывай ворота, нам необходимо оружие.
        Лейтенант отпрыгнул, побелел, провизжал:
        - Что?.. Охрана!.. Охрана!
        Солдат ринулся искать охрану, я сказал решительно:
        - Тогда пеняй на себя!.. Ты, как преданный слуга прогнившего режима, будешь осужден и немедленно расстрелян здесь же у ворот по приговору революционного суда!.. Как твоя фамилия? Ах да, тут написано, лейтенант Иваненко, семья живет в Медведково, улица Качалова, дом семьдесят два, квартира триста восемнадцать… Ух ты, трое детей! Сам из Украины перебежал и семью перевез?
        Лейтенант вздрогнул, в глазах метнулась тревога.
        - В Москву переехал мой прадед, - ответил он невольно, - мы живем здесь четыре поколения… А при чем здесь моя семья?
        - Медведково, - напомнил я, - сейчас там ба-а-альшие беспорядки!.. Пока еще грабят магазины, но уже начинают врываться и в квартиры… ты все понял?
        Он побледнел, стиснул кулаки.
        - Не может быть!
        - Вам такое не говорят, - согласился я. - Но ты, если хороший муж и отец, должен быть сейчас с семьей, а не торчать здесь.
        Данил сказал мне громко:
        - Господин главнокомандующий, он сейчас откроет ворота!.. Это так, положено повозражать, он должен уступить только силе.
        Лейтенант взглянул на него с благодарностью, а мне пролепетал:
        - Но нам ничего не говорили… Власть в Кремле держится.
        - Это запоздалые сведения, - заверил я. - Нарочито дурачат. А когда население и армию не дурачили?
        Данил сказал ему дружески:
        - Давай открывай ворота.
        Лейтенант еще колебался, бедный и вздрагивающий, тогда Грекор махнул рукам в сторону грузовиков и прокричал:
        - На таран!.. Разнести эти ворота!..
        Лейтенант вскрикнул:
        - Нет-нет, это казенное имущество! Я сейчас открою…
        Мы старались не выказывать неимоверного облегчения, когда он снял замок с ворот и наши грузовики с грозным ревом вдвинулись на территорию военного склада.
        Немногочисленные охранники медленно и нерешительно появлялись из разных нор, похожих на шалаши индейцев, да и сами что-то вроде бомжей из района Амазонки.
        Наши боевики на всякий случай поигрывают автоматами в руках и свирепыми усмешками на лицах, и солдатики смирно линяют по сторонам, снова забиваясь в щели.
        Я сказал им вдогонку подчеркнуто дружески:
        - Сейчас идет грабеж ювелирных магазинов в центре города. А также… вот сейчас получил сообщение, ломают ворота склада, куда прибыло неделю тому два миллиона новейших айпадов и айфонов.
        Зяма сказал с чистосердечным вздохом:
        - Конечно, миллиарды долларов наши олигархи переводят в зарубежные банки по радио… слышали о таком?.. но золотые кольца, бриллиантовые серьги и прочие буржуазные роскошества сейчас еще на витринах.
        Грекор все понял, добавил с сожалением:
        - Жаль, до завтра, когда мы освободимся, не долежат.
        Глава 14
        Солдаты засуетились, и через десять минут, когда мы начали спешную погрузку ящиков с оружием в наши грузовики, из распахнутых ворот вроде бы охраняемой территории выметнулся старенький грузовичок, полный трясущихся от нетерпения и жадности, бледных от постоянного недоедания солдат.
        Погрузкой мы занимались четыре часа, а когда тяжело нагруженные машины выехали из распахнутых ворот, Данил попытался отыскать лейтенанта, чтобы тот закрыл, но на всей территории военных складов к этому моменту не осталось ни души.
        - Он по дороге к Медведково, - предположил Валентин.
        - Если и сам не заскочит на Манежную, - сказал Грекор, - пограбить для дома, для семьи…
        - Разве что погоны сорвет и спрячет…
        Когда вернулись к офису, там уже напротив расхаживают в нетерпении около трех сотен крепких ребят. Им раздали оружие, в том числе и скорострельное, остальным сообщили, где оставлены под охраной грузовики, оружие и патроны могут получить там. Спешите, а то некоторые несознательные граждане хапают больше, чем могут съесть…
        По новостному каналу США торжественно и важно выражают обеспокоенность событиями в России, это уже в третий раз. С некоторым опозданием среагировал пудель, пристегнутый к американскому бронетранспортеру: премьер Камерон тоже выразил обеспокоенность в связи. Еще позже прореагировали канцлер Германии, премьер Франции и руководители ряда европейских стран, все со скорбными минами на мордах, но, чувствую, расхохочутся, как только оператор подаст сигнал, что снято. И тут же пойдут в пляс.
        Но события в самом деле развиваются по экспоненте: Дальний Восток заявил, что переходит на самоуправление, следом об отделении от России объявил губернатор Ставропольского края. Отделилась Калининградская область, объявив себя Русским Кенигсбергом.
        Появились смутные слухи, что мусульмане, как наиболее организованная сила, готовятся ввести в своих областях закон шариата. Казаки узаконили свои дружины, а потом и войска, снабдив их сперва стрелковым, а затем тяжелым вооружением, включая и танки.
        Но все никак не происходило то, чего все боялись больше всего: США не вмешиваются, только снова и снова выражают беспокойство, даже глубокое беспокойство, Китай и Япония тоже не пытаются двинуть миллионные армии через фактически неохраняемые границы…
        Сейчас Россию могли бы захватить даже Сомали, но, похоже, и Сомали Россия не нужна, грабить нечего, а нефть добывать нужно будет в промерзлой Сибири с таких глубин, что пусть русские сами с нею долбаются.
        Я метался по городу с боевой группой, пытаясь уже остановить грабежи квартир, но происходило самое страшное: грабили уже не какие-то остервеневшие ублюдки, а соседи соседей, хорошо помня, кто из них богаче, кто чем бахвалился…
        США выступили с заявлением, что Евросоюз должен ввести войска, чтобы обеспечить безопасность трубопроводов. Евросоюз ответил, что вопрос сложный, надо обсудить. Американский президент выступил сразу по всем новостным каналам Штатов и заявил пафосно, что операцию по защите своих союзников готов взять на себя и высадить сто тысяч американских десантников на всем протяжении газопровода «Северный Поток», чтобы защитить интересы европейских союзников, но им напомнили, что «Северный Поток» проходит по дну Балтийского моря, и президента поспешно увели от микрофона.
        Российская армия, отказавшаяся участвовать в подавлении беспорядков в городах, заволновалась, в конце концов там произошла смена руководства: престарелого и полумаразматичного министра обороны Козлова сместил энергичный генерал Босенко, взяв в свои руки командование.
        Он тут же распространил заявление, что в стране вводился военное положение, аэропорты закрываются, как и все границы. Любое иностранное средство передвижения, пересекшее кордон, будет уничтожаться без предупреждения.
        Все боеголовки, и так нацеленные на США, приготовились к пуску, а на подлодках ввели режим стартовой подготовки, но теперь уже никто не верил, что хоть кто-то решится нажать на красную кнопку.
        На улицы вышли из подполья прекрасно организованные «отряды самообороны» этнических меньшинств, все вооружены современным стрелковым оружием, на крышах засели их снайперы, а под прикрытием стен домов расположились умельцы с гранатометами.
        Все они сперва взяли под охрану кварталы, где в большинстве проживают выходцы из их стран, но постепенно защиту начали расширять и на дома в других районах, где обитают их единоверцы.
        Одновременно началось быстрое выдавливание русских из районов, контролируемых этими группами под понятным предлогом того, что нужны квартиры для беженцев из других мест, где идут грабежи и убийства.
        В ответ на растерянное «а нам куда?» отвечали с сочувствием, что именно туда, где ваши ломают, жгут и грабят. Вас не тронут, вы же свои. И сами что-нибудь сопрете из разбитых магазинов, офисов и складов.
        Новый министр обороны генерал Босенко отдал приказ ввести в Москву и другие города, охваченные беспорядками, танки.
        На другой день верховный муфтий Абдулла Шер выступил по всероссийскому телевидению.
        - Ас-саляму алейкум уа рахматтулах уа баракатух! - провозгласил он. - Упреждая захват России проклятыми сионистскими силами американского империализма, мы вынужденно вводим на всей территории страны законы шариата. Все религии и национальности отныне будут под защитой Корана, а сорок миллионов мусульман России станут тем ядром и краеугольным камнем, вокруг которого сплотится новая обновленная Россия. Ашхаду ан ля иляха илля ллах ва ашхаду анна Мухаммадан расулю ллах!
        Я, не дожидаясь рассвета, выскочил во двор. В подворотне неумело, но с азартом четверо режут горло молодому парню, хмелея от самой возможности властвовать над другим человеком, когда двое запрокинули тому голову, а ты ножом по кадыку, еще не понимая, где тут у него главные жилы и что нужно перерезать в первую очередь.
        Я пробежал на улицу, на самом выходе трое зверски насилуют женщину, ее лицо в крови, глубокий порез, расширивший рот, один глаз выбит и висит на ниточке.
        Мой слух резанул ее дикий крик:
        - Мы не этого хотели!.. Не этого!
        По голосу я узнал Белогольцеву, лидера оппозиции, от которой я впервые услышал призыв оказать сопротивление власти.
        На улице припаркована моя машина, вроде бы цела, а когда я подбежал к ней, из тени поднялись двое с автоматами в руках.
        - Командир? Что-то стряслось?
        - Нет, - ответил я, - всего лишь поездка.
        Они, не говоря ни слова, сели на передние сиденья, мне пришлось занять место сзади, словно я в самом деле какой-то туз.
        Домчались мы достаточно быстро: парни высунули стволы автоматов в боковые окна, и никто не смел даже посмотреть косо в нашу сторону, а возле здания культурного центра я выскочил и бегом пронесся к двери.
        Охранник пропустил без слова, а служащие внутри моментально вызвали Дудикова, словно я ворвался сюда с бомбой.
        Он быстро ухватил меня под руку, завел в нашу переговорную комнату, плотно закрыл и сказал участливо:
        - Кофе?.. Валокордина?
        Я помотал головой:
        - Почему? Почему ни Штаты, ни Европа нам не помогают?
        Он вздохнул и ответил с мягким укором:
        - Как это не помогают?.. Штаты ежегодно, как я вам говорил, выделяют пятьдесят тысяч грин-карт, но неделю тому было объявлено, только для России выделен миллион… только подумайте!.. миллион карт.
        Я вскрикнул:
        - Да, миллион спасется, а остальные сто сорок миллионов?
        Он сказал ласково:
        - Позвольте вас усадить… Вот сюда, тут мягче. Хорошее кресло, из прошлого века, а как новое, верно?.. Миллион грин-карт - это не просто миллион! Это лучшие ученые России, изобретатели, философы, мыслители, художники и писатели, это спортсмены, менеджеры высшего звена… Согласитесь, ценность любого народа определяется теми звездами, которые в нем удалось вырастить. Да, это звучит нетолерантно, но мы не на трибуне, мы оба с вами политики… Неужели вы полагаете, что жизнь нобелевского лауреата и жизнь беспробудного алкоголика, убившего жену и отбывающего ссылку в сибирской тюрьме, в самом деле равны, как это провозглашается нашими свихнувшимися толерастами?..
        Я пробормотал:
        - Но… их же тоже надо спасать… Всех спасать!
        - Как? - спросил он в лоб. - Я уже говорил, ни Штаты, ни Европа не переварят сто сорок миллионов русских. Это камень, который любую страну и даже союз стран утащит на дно. Потому мы спасем только ту часть, которую спасти в состоянии.
        Я сказал зло:
        - Конечно же, сливки!
        - А как бы поступили вы?
        Я потряс головой:
        - Не знаю… Наверное, высадил бы десант. Под эгидой ООН или НАТО, неважно. Как сделали в Ливии.
        Он вздохнул.
        - В Ливии нефть, как вы понимаете.
        - В Сибири тоже нефть!
        - Крайне дорогая, - напомнил он. - И с примесями. Ее настолько дорого добывать, что… даже и не знаю. Это мы распускаем слухи в идеологической войне, что Россия сидит на нефтяной игле и кормится только нефтяными доходами, но нам не нужны такие мизерные при таких затратах… А кроме Ливии есть еще и Саудовская Аравии, всякие там эмираты… Думаете, до них очередь не дойдет? Когда придет их время?
        Я сказал с тоской:
        - Да понятно, что заграбастаете… А тем временем новые технологии придут раньше, чем выкачаете саудовскую нефть. И что… России капец?
        - Многим странам пришел капец, - возразил он. - Многие раздробились или, напротив, слились в нечто новое… Вам-то, как новому и прогрессивному человеку, что до такого Средневековья, как отдельные суверенные страны с их дикарскими законами и обычаями? Из этих земель создались современные страны. Вы же знаете, совсем недавно вся Европа была из сотен отчаянно враждующих государств, чьи названия сейчас забыты, а помним возникшие на их обломках Германию, Францию, Испанию, Нидерланды… Пока еще существующие, но это прошлое, быстро размываемое новым поколением!.. Ну кто вспомнит, что совсем недавно Московское княжество спорило за власть с Тверским, а Новгородскую республику царь завоевывал в тяжелых боях? Сейчас это одна страна, один народ… Для нынешнего молодого поколения одной страной станет планета, а родным народом - человечество!
        Я прошептал в отчаянии:
        - Но через такую кровь и боль…
        - Закат в крови, - ответил он, - закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь… Да, Блок как в этот день смотрел. Но, Анатолий, все, что ни делается по задумкам наших стратегов, делается к лучшему. Весь западный мир задыхается от наплыва людей, что жаждут только пользоваться благами нашего общества и не желают работать. Потому мы отчаянно нуждаемся в притоке лучших умов из России… Да, это война, Анатолий! Первая война нового типа! Война на уничтожение страны, но не людей.
        Я сказал с тоской:
        - Что, блин, даже Китаю не нужны наши земли?
        - Земли бы они взяли, - ответил он со вздохом, - но что с народом делать? Сейчас уже не вырезают всех начисто, как иудеи филистимлян, а кормить сто сорок миллионов… Сами понимаете, русские работать, как китайцы, не станут. А сто сорок миллионов и Китай развалят…
        - И что дальше?
        - А ничего, - ответил он с сочувствием. - На территорию России не ступит ни один американский солдат. И ни один японский или китайский. На территории России будут… так, территории. Называемые «Россия», но уже как географическое понятие. Анатолий, вы же видите, Россия последнюю сотню лет шла к пропасти! Православные страны не в состоянии справиться с ускорившимся прогрессом и… выжить. Грецию спасают всей Европой, уже даже всем миром! Но Россия слишком велика и тяжеловата, чтобы ее даже попытались спасать по греческому сценарию.
        - Пусть тонет?
        Он вздохнул:
        - Да никуда не утонет. Это не корабль, а под ней не вода. Все, что мы можем сделать для России, это ускорить процесс распада, чтобы наиболее талантливые не испытывали чудовищных тягот, выпавших на их долю только потому, что они здесь родились, это несправедливо! - а безболезненно влились в западный мир и растворились в нем, отдавая свои таланты обществу, что оценит их усилия адекватно.
        - Блин…
        - Страна с огромной армией, чьи солдаты лучше всего умеют строить дачи генералам, должна исчезнуть с карты планеты!
        - Блин, блин!
        - А вы, Анатолий, - сказал он с глубоким сочувствием, но крепнущим голосом, - тоже найдете свое место в новом стремительно развивающемся мире!.. Вы прирожденный руководитель. Вы можете повести людей хоть к пропасти, хоть на вершины процветания. Потому ваше место в высших эшелонах власти западных структур.
        Я сказал с отчаянием:
        - И что я за дурак, не раскусил ваши планы?
        Он сказал с сочувствием:
        - Подростки часто считают действия родителей враждебными, когда те запрещают идти на вечеринку, а заставляют садиться за учебники или идти работать… Анатолий, ради людей, что живут на этой территории, сама страна или государство Россия должны исчезнуть…
        - А мы, - сказал я горько, - своими руками…
        Он опустил мне ладонь на плечо и легонько сжал.
        - Мы победили, когда убедили ту гниль в России, претендующую на звание интеллигенции, называть свою страну сраной рашкой и быдлостаном, а себя позиционировать как нечто особое, России не принадлежащее. Как только они начали говорить «эта страна» и «надо валить отсюда», мы ощутили, что вот она, победа в современной войне, когда противник даже не понял, что против него ведется ожесточенная война и он сам подает нам патроны!.. Разумеется, сейчас мы открыли двери для всех ученых, научных работников всех специальностей и направлений, всех врачей… вообще всех умных, энергичных и талантливых людей. И плотно закрыли двери перед этой балаганной интеллигенцией, у которой запросы высокие… и ничего нет больше. Мы хотим сохранить себя от этой заразы.
        Он вытащил из ящика стола паспорт темно-синего цвета с рисунком орла, ухватившего что-то в каждую из лап, и надписью под этой птицей: United States of America.
        - Ваш, - сказал он торжественно. - Должен поздравить, заполучить такой нелегко, но вам за особые заслуги… Билет в Нью-Йорк или Лос-Анджелес можете заказать прямо сейчас. Вас увезут дипломатическим авиарейсом в первом классе. Приличный пансион уже назначен… Анатолий, встряхнитесь! Все должны думать, что вы знали все с самого начала. Это и в наших интересах. Мы не вмешивались, только поддерживали культурные связи. Вы все сделали сами!
        Что-то важное ломая в себе, я перевел дыхание, унял боль в сердце и расправил плечи.
        - Да, - ответил я хриплым голосом. - Пусть останется в истории… Россия принесла себя в жертву, но укрепила западный мир и… создала человечество!